«Шепот»

Шепот (fb2) - Шепот [litres][Whisper] (пер. Мария Чайковская) (Шепот - 1) 1533K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Линетт Нони

Линетт Нони Шепот Роман

Lynette Noni

Whisper

Copyright © 2018 by Lynette Noni.

© Макет, оформление, перевод. ООО «РОСМЭН», 2018

Посвящается Виктории. Песок не солгал.

Пролог

Они зовут меня Джейн Доу[1].

Из-за того что я не захотела называть свое настоящее имя, им пришлось присвоить мне стандартное кодовое. В этом есть некоторая ирония, ведь «стандартной» меня точно не назовешь.

Но они об этом не знают.

Они могли бы дать мне любое имя, но не случайно выбрали именно «Джейн Доу». Я слышу, о чем они шепчутся. И знаю, что для них я не более чем неопознанный ходячий труп. Именно так со мной и обращаются. В меня тычут иголками и пальцами, меня трогают, меня щиплют. Пытаются добиться от меня хоть какой-то реакции. Но все их попытки бесполезны.

Два года, шесть месяцев, четырнадцать дней, одиннадцать часов и шестнадцать минут. Все это время я отрезана от внешнего мира. Все это время обо мне собирают информацию. Все это время надо мной ставят опыты – час за часом, день за днем, неделя за неделей.

Мне почти ничего не рассказывают. Все строго конфиденциально и засекречено. Они провели для меня разве что краткий инструктаж, как только я оказалась здесь. Они здорово приукрасили информацию, потому что описывали дивную фантазию, а вовсе не тот кошмар, в котором я в итоге очутилась. Их слова звучали весьма убедительно, и они внушили мне мнимое чувство безопасности. Но все это оказалось ложью.

– «Ленгард» – секретный правительственный объект для необычных людей, – говорили они. – Для таких, как ты.

И я поверила им. В этом была моя ошибка.

Я была глупой.

Доверчивой.

Я на что-то надеялась.

Теперь я знаю, что в целом мире нет никого похожего на меня.

Я – другая.

Я – аномалия.

Я – чудовище.

Мое имя вовсе не Джейн Доу. Но именно ею я стала. И я останусь ею. Потому что так будет безопаснее.

Для всех.

Глава 1

«Объект Шесть-Восемь-Четыре, поднимите руки и повернитесь лицом к стене».

Этот потрескивающий голос вырывается из интеркома рядом с дверью в моей камере. Я знаю, что у меня есть всего десять секунд, чтобы сделать, как он велит, прежде чем в камеру ворвутся охранники и силой заставят меня подчиниться. После сегодняшнего сеанса с Ваником мое тело уже не выдержит боли, так что я быстро поднимаюсь и выполняю приказ.

«Мы заходим. Любое резкое движение с вашей стороны будет немедленно пресечено».

Я не обращаю внимания на эти слова. В предостережении нет никакой нужды: я запомнила, какие тут порядки. Меня могут ударить электрошокером даже за слишком громкое дыхание – такое уже бывало.

Охранники в «Ленгарде», тайном правительственном объекте, ныне моем доме, спрятанном глубоко под землей, серьезно относятся к своей работе. Меня классифицировали как угрозу Пятого Уровня. Они понятия не имеют, что это значит, и поэтому боятся меня. Они лишь знают, что я опасна. Но это ложь.

И в то же время – чистая правда.

Дверь отъезжает в сторону, и порыв холодного воздуха хлещет меня по голым икрам. Форменная одежда здесь – что-то вроде наволочки ниже колен с прорезями для головы и рук. В ней не очень удобно, она не может защитить и ни капельки не согревает. Но она прочная и универсальная. Вечное напоминание о том, что роскоши больше нет места в моей жизни. Что удобства не для таких, как я.

– Объект Шесть-Восемь-Четыре, вы идете с нами. Оставайтесь на месте, пока на вас не наденут наручники.

Я все еще стою лицом к стене, поэтому они не видят, как я озадаченно сдвигаю брови.

Жизнь в «Ленгарде» подчинена строгому, неизменному распорядку. Каждый новый день – точная копия предыдущего. По утрам меня будят плошкой безвкусной, насыщенной клетчаткой и белком каши. Ее просовывают в окошко в двери. У меня есть десять минут, чтобы съесть кашу, прежде чем меня отконвоируют в ванную комнату – всего на пять минут. Оттуда меня ведут прямиком к доктору Мэннингу для ежедневной оценки психологического состояния. Она длится два часа, после чего меня доставляют к Энцо. Он тестирует мои физические способности – эта тренировка длится еще три часа. После меня на пятнадцать минут отправляют в душ и разрешают сменить сорочку, а потом снова отправляют в камеру на целый час, в течение которого я получаю еще одну миску протеиновой каши. После обеда меня ждут два часа ада, который официально называется «экспериментальной терапией», – ею занимается Ваник. Если я покидаю его лабораторию в сознании, меня будут еще долго таскать с теста на тест, пока не решат, что на сегодня хватит. Это может длиться от двух до шести часов. После мне дают специальный коктейль из витаминов и питательных веществ, который поддерживает мое состояние на оптимальном уровне. Пять минут в ванной, и меня снова заталкивают в камеру – спать.

Этот распорядок никогда не менялся. Ни разу.

До этого момента.

Мой день уже подошел к концу. Наступила ночь. Я проглотила коктейль и в последний раз за сегодня побывала в уборной. Меня должны запереть до утра, пока все не начнется сначала. Понятия не имею, почему они нарушают режим, но все же стою и не двигаюсь. Охранник подходит ко мне со спины, хватает за руки, рывком опускает их вниз и сковывает наручниками.

Меня разворачивают, и я сталкиваюсь с двумя амбалами – каждый вдвое больше меня. В наручниках нет никакого смысла. Я не представляю для них угрозы, во всяком случае физической. А от той, другой, их и наручники не спасут. Ничто не спасет.

– Следуйте за нами и храните молчание, – говорит тот, что стоит слева. Охранники постоянно повторяют эти слова, когда выводят меня из камеры.

Он хватает меня за плечо, и я едва заметно вздрагиваю – такая крепкая у него хватка, – но мое лицо остается совершенно неподвижным. Я не киваю, даже не моргаю. Молча смотрю перед собой и послушно переставляю ноги, позволяя им вывести меня из камеры.

В коридоре горит яркий свет. Он обжигает мне сетчатку – стараюсь не дергаться. Опускаю голову и закрываюсь от этого света волосами. Пытаюсь сфокусировать все внимание на черно-белой плитке, по которой мы идем. Я не осмеливаюсь спросить куда. Я ведь слышала приказ – нужно хранить молчание. Правда, даже если бы я его проигнорировала, то все равно не стала бы задавать вопросы. Но об этом они не знают. И я им ничего не скажу.

Охранники ведут меня по коридорам, заводят в какие-то двери. Некоторые из этих маршрутов я уже знаю, некоторые мне не знакомы. «Ленгард» похож на большой подземный лабиринт. Стерильный, ультрасовременный лабиринт в стиле хай-тек. Только сотрудники с высшим уровнем допуска знают, где что находится и как туда попасть. Я же двигаюсь по этим коридорам, как слепая, целиком полагаясь на тех, кто меня по ним водит.

В этот раз мы заходим намного дальше обычного. Плитка здесь все такая же черно-белая, а свет по-прежнему ослепляет, но воздух намного теплее. А еще… Это очень сложно объяснить, ведь это скорее ощущение, а не нечто конкретное, но здесь все не кажется таким стерильным и строгим.

Мы проходим мимо десятков дверей. На некоторых есть таблички, но я не читаю, что там написано. Опустив голову, неподвижно смотрю на свои голые ступни. Поднимаю взгляд, только когда мы достигаем конца коридора и останавливаемся перед очередной дверью. Она ничем не отличается от остальных – простая белая дверь. Таблички на ней никакой нет. И я понятия не имею, куда она ведет и что за ней находится.

Не выпуская мою руку, которая уже онемела от его хватки, охранник подступает к панели у входа и подносит к сенсорному экрану свой пропуск. Потом он наклоняется, чтобы просканировать сетчатку глаза, а затем прижимает к экрану палец – для укола на образец крови. Я настораживаюсь еще сильнее. За все время, которое я провела в «Ленгарде», меня ни разу не приводили в место с такими строгими мерами безопасности.

Раздается короткое бип, и дверь бесшумно отъезжает в сторону. Я уже и не думаю опускать голову, потому что во мне проснулось любопытство. Но в итоге мы просто выходим в точно такой же коридор – с черно-белой плиткой и неприметными дверями. Мне хочется спросить, где мы находимся, к чему такая секретность и что вообще такого особенного в этом коридоре. Он выглядит так же, как и все остальные, но должна же быть причина, по которой на входе в него установили такой уровень охраны. В «Ленгарде» хранится немало секретов – об этом я уже знаю.

Я никогда не видела, чтобы по коридорам ходили люди, не считая охраны. Все остальные, если они вообще есть, сидят под замком. Как и я.

– Шагай.

Охранник, который держит мою руку, толкает меня вперед. Похоже, я все это время стояла как вкопанная. Он толкает меня слишком грубо, и я спотыкаюсь от неожиданности, но быстро восстанавливаю шаг и послушно иду вперед.

Мы проходим примерно половину коридора, и вдруг происходит нечто неожиданное. Дверь в нескольких футах от нас распахивается, и наружу вырывается звук, который я не слышала два с половиной года.

Смех.

Охранник рывком заставляет меня остановиться, потому что в коридор внезапно выбегают дети – двое хохочущих златовласых мальчишек. Один сжимает в руках тряпичную куклу и машет ею над головой. За ними стрелой вылетает маленькая девочка с мелкими темными кудряшками. Она кричит со слезами в голосе:

– Отдай, Итан! Айзек, скажи, чтоб отдал! Это мое!

– А ты отбери, Эбби! – дразнит мальчишка и специально поднимает куклу повыше, когда девочка подпрыгивает.

– Ей же больно! – кричит Эбби и прыгает на мальчишку, пытаясь дотянуться до куклы. Когда другой мальчик отталкивает ее, она издает пронзительный вопль:

– МАМА!

Я стою на месте и не могу оторвать от них взгляда. Они так малы. Так беззаботны. Я очень давно не видела, чтобы люди общались так… естественно.

– Эбби, господи, что случилось?

Из этой же двери спешно выходит женщина, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем. Она обводит взглядом сцену и упирает руки в бока.

– Итан, Айзек, вам что, нечем заняться? Обязательно воровать у сестры игрушки? Быстро отдайте куклу и извинитесь.

Мальчики не торопятся слушаться. Женщина подступает ближе и повторяет, но уже тише:

– Отдайте. Живо.

Айзек тут же извиняется, Итан тоже бормочет что-то и возвращает куклу. Малышка Эбби обхватывает куклу ручонками, подбегает к матери и прячется за ее ногами.

– Дети, быстро в дом! – командует женщина. – Вы же знаете, что в коридорах играть нельзя. О чем вы вообще думали?

Она отворачивается, чтобы загнать ребятишек обратно в комнату, и тут они наконец замечают меня. Детям просто интересно, кто я такая, но реакция их матери намного серьезнее. Мне знакомо это выражение. Чистый, неподдельный страх.

Она буквально заталкивает детей внутрь и захлопывает за собой дверь. У меня же такое чувство, будто мой бесцветный, мрачный мир на секунду озарила радуга. Когда я увидела людей – обычных, нормальных людей, – во мне что-то вспыхнуло, какая-то искра. Воспоминания. Чувства. Отзвук давным-давно позабытой жизни. И вот она снова ускользнула от меня, скрылась за очередной дверью.

– Пошли, – ворчит охранник, сжимающий мою руку.

И все, как будто и не было всей этой красоты.

Мы идем еще несколько минут, пока не упираемся в очередной конец коридора, но на этот раз видим открытую дверь. Второй охранник стучится, затем командует: «Заходим!» – и манит нас за собой.

Мы заходим в какой-то кабинет. Никаких украшений на стенах, никаких дипломов в рамках или фотографий. Даже книжного шкафа нет. Комната очень функциональная, но совершенно безликая. В центре на самом видном месте стоит гигантский стол из красного дерева, но даже на нем не хватает привычного для таких столов беспорядка. Никаких раскиданных бумаг, раскатившихся во все стороны ручек, даже кофейной кружки нет. Единственное, что нарушает безмятежную древесную гладь, – это сенсорный планшет, источающий мягкий свет.

Меня охватывают мрачные предчувствия. Я отворачиваюсь от планшета и тут же встречаюсь взглядом с человеком, который сидит за столом.

– Джейн Доу.

Голос у него такой же холодный, как и волосы, слегка тронутые сединой. Оценивающий взгляд скользит по моей растрепанной прическе и голым ногам. Он слегка наклоняет голову, и у него на скулах вздуваются желваки. Он ждет от меня ответной реакции. Но я не знаю, был ли это вопрос или утверждение. Так или иначе, я не вижу смысла отвечать ему. Он ведь ошибается. И в то же время нет.

Он смотрит на меня в пульсирующей тишине. Я не отвожу взгляда, хотя и хочется. Что-то подсказывает мне: это очень важно – выдержать его взгляд.

В конце концов он кивает и поворачивается к моим охранникам:

– Отпустите ее. И оставьте нас.

Охранник, который держит меня за руку, ужасно удивлен. Он сомневается.

– Но, сэр…

– Это приказ.

Хватка тут же ослабевает. Второй охранник снимает с меня наручники.

Я прижимаю руки к груди и потираю запястья. Охранники отступают назад и закрывают за собой дверь. Только после этого пепельный человек поднимается и медленно подходит ко мне.

Он выше, чем я думала, и, несмотря на цвет волос, морщинок на его лице почти нет, а значит, он намного моложе, чем мне показалось вначале. На нем безупречный деловой костюм, под пиджаком виднеется сапфирового цвета рубашка, застегнутая под самый подбородок. Галстука на нем нет, но все равно странно, что он не носит стандартную униформу «Ленгарда». Я не единственный человек здесь, который обязан соблюдать строгий дресскод. Одежда у тех сотрудников, с которыми я обычно пересекаюсь, четко разграничена по цвету в соответствии с их должностями. Охранники носят серое. Врачи, ученые и прочие специалисты носят девственно-белое. Тренеры по физической подготовке – коричнево-бежевое. В этих стенах не живут яркие краски и приятные оттенки. Но эта сапфировая рубашка… она просто завораживает меня.

Хотя лучше бы я смотрела не на его одежду, а на него самого. Не успеваю я и глазом моргнуть, как этот человек уже стоит прямо передо мной.

– Джейн Доу, – повторяет он.

Я все так же молчу.

– Я ждал этой встречи.

Очень хочется спросить, почему он ее ждал. Но я продолжаю хранить молчание.

– Я так понимаю, настоящее имя ты мне не скажешь?

Судорожный вздох – мой единственный ответ. Мне так давно не задавали этот вопрос, так давно не пытались узнать, кто же я на самом деле.

– Нет? Так ничего и не скажешь?

Он ждет. Ему не нравится, что я молчу, но единственное, что выдает это недовольство, – легкое напряжение, сковавшее черты его лица.

– Что же, полагаю, в таком случае мне придется называть тебя «Джейн». Пока что. Меня зовут Рик Фэлон.

Он протягивает мне ладонь. Я смотрю на нее с трепетом.

Рик Фэлон. Я слышала, как охранники упоминали это имя. Да, я знаю, кто он такой.

Маверик Фэлон.

Директор Фэлон.

Глава «Ленгарда».

– Я понимаю, что ты уже давно здесь, но нормы человеческого общения не сильно изменились за это время, – говорит Фэлон, многозначительно поиграв в воздухе пальцами.

Я совершенно сбита с толку. Медленно протягиваю руку и вкладываю в капкан его ладони для неожиданно крепкого рукопожатия.

– Вот так. Приятно видеть, что ты не забыла о том, как должен вести себя нормальный человек. Судя по отчетам Ваника, это не так, но я знаю, что он любит все драматизировать.

Понятия не имею, что ответить на это.

– Присаживайся, Джейн. – Фэлон жестом указывает мне на одно из кресел, стоящих у стола, и возвращается на свое место. – Нам с тобой нужно многое обсудить.

Не хочу, чтобы он заметил мое замешательство, поэтому быстро подчиняюсь. Кресло сливовое, флисовое, мягкое. Да, я напряжена, но мое тело все равно моментально утопает в нем.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Фэлон наблюдает за мной с довольным выражением лица. Как будто чувствует, что это кресло чудесным образом смягчило мое напряжение.

– Объект Шесть-Восемь-Четыре. – Фэлон приподнимает светящийся планшет. – Кодовое имя: Джейн Доу. Дата рождения: неизвестно. Текущая оценка возраста: восемнадцать. Родители: нет. Прочие отношения: неизвестно. Статус вербовки… – Он поднимает на меня глаза: – Переход.

Фэлон опускает планшет, но не взгляд.

– Я заинтригован, Джейн. Судя по нашим записям, тебя перевели в «Ленгард» после обследования в психиатрической клинике.

Мой желудок делает сальто. Одно слово – и на меня накатывает волна воспоминаний. Я изо всех сил стараюсь не захлебнуться.

– Наши агенты обнаружили тебя там через три недели после начала лечения. Как только они выяснили твой потенциал, сразу же доставили в наше учреждение – место куда более безопасное, чем камера в лечебнице для неуравновешенных молодых людей. Поэтому я и заинтригован, Джейн. Судя по тому, что я прочитал о тебе, с момента твоего прибытия ты демонстрировала удивительную несговорчивость. – Его глаза по-прежнему устремлены прямо на меня. – И мне бы очень хотелось знать – почему?

Я не издаю ни единого звука.

– Предварительное тестирование внушило нам надежду, что ты внесешь особый вклад в нашу программу.

Я мучительно стараюсь сохранять неподвижное выражение лица, потому что понятия не имею, о каком тестировании и какой программе он говорит.

– Однако с тех пор ты никак не доказала, что имеешь хоть какую-то ценность. – Фэлон наконец опускает взгляд на экран планшета. – Доктор Мэннинг клянется, что проще выдавить воду из камня, чем дать тебе психологическую оценку. О том, к каким выводам пришел доктор Ваник, я уже упоминал, и многие другие испытатели согласны с его мнением. Только лейтенант Энцо смог дать мне более-менее обнадеживающую информацию – он очень доволен твоей физической формой. Его весьма впечатляет то, каких результатов на тренировках ты добилась за время, проведенное в «Ленгарде».

У меня в груди теплится крошечный огонек. Энцо – единственный человек здесь, который хорошо ко мне относится. Он знает, что все считают меня опасной, но он единственный ни капли меня не боится. И я уважаю его за это. Я делаю все, что он велит, и на каждой тренировке выжимаю из своих сил и тела по максимуму. Мне это нравится, мне нравится бегать, драться, нравится все, чего он от меня требует. Я стала сильнее, чем когда-либо. Быстрее. Крепче. Мысль об этом поддерживает меня в те минуты, когда я чувствую себя смертельно слабой.

– Доклад Энцо – единственная положительная нота в этом шквале негатива, – говорит Фэлон. – Ты ко всему безразлична и совсем не желаешь сотрудничать. Мы уже давно должны были исключить тебя из «Ленгарда». Да, конечно, доктор Ваник считает, что химические процессы в твоем мозгу… – он пытается подыскать подходящее слово, – уникальны, но есть и другие объекты, которые могли бы пригодиться ему в исследованиях. Так почему же ты до сих пор здесь, Джейн?

Я так понимаю, это риторический вопрос. Я не знаю, что он хочет от меня услышать, да и вряд ли он ждет ответа. И понятия не имею, почему они держат меня здесь, почему он захотел меня увидеть или почему меня день за днем подвергают различным тестам, а в случае Ваника – пыткам.

«Ленгард» – это тайное правительственное учреждение.

Вот и все, что мне известно.

Но почему оно тайное, я не знаю. Я даже не понимаю, почему я здесь. Мне никогда ничего не объясняли.

А я никогда не спрашивала.

Я просто не могла.

Поэтому все это время я надеялась, что кто-нибудь сам мне все расскажет. Но этого так и не произошло.

Фэлон не солгал: меня и правда нашли в психушке. Но здесь я такая же пленница, как и там.

Однако там я, по крайней мере, понимала, что происходит. В той психушке я заперлась добровольно, чтоб защитить остальных. Я знала, какие там правила. А здесь я провела уже два года, шесть месяцев, четырнадцать дней и до сих пор не знаю, какую игру мы ведем и какие у нее правила. Я будто стеклянная пешка в черно-белом шахматном наборе – до странности неуместная и невероятно хрупкая.

Фэлон вздыхает и потирает лицо ладонью. Интересно, он правда так устал или просто играет на публику? Возможно, пытается втереться в доверие, хочет, чтобы я ему посочувствовала. Хотя я не понимаю, зачем ему манипулировать мной. Я вообще ничего не знаю об этом человеке.

– Я решил, что нам нужно попробовать кое-что новое, Джейн. В качестве эксперимента. До сих пор ты не хотела нам помогать. Если ты и дальше будешь сопротивляться намерениям «Ленгарда», у меня не останется выбора. Придется исключить тебя из программы. Ты понимаешь, что это значит?

Хоть я и не знаю ничего об этой программе, я всегда понимала, что во внешний мир уже никогда не вернусь. В самом начале мне сказали, что о «Ленгарде» нельзя рассказывать обычным людям. И что правительство сделает все, чтобы гарантировать сохранность этой тайны. Поскольку я понимала, что на свободу мне все равно не выйти, эта угроза никогда меня не тревожила. А теперь… «Ленгард» избавится от меня, и никто об этом даже не узнает.

Фэлон ждет моей реакции. На этот раз я действительно должна ответить. Я коротко киваю, и его глаза одобрительно вспыхивают. Возможно, он считает меня сумасшедшей. Ведь именно это, скорее всего, и указал в своем отчете Ваник. Возможно, он думает, что я лишь пустая оболочка и не понимаю, о чем он говорит, что его слова не имеют для меня значения. Откуда ему знать, что только они и имеют значение. Каждый час, каждую минуту я перебираю слова. Слова – это все, что у меня есть. Слова – это жизнь. Слова – это смерть. Они заполняют пустоту.

– Хорошо, – говорит Фэлон. – Тогда, начиная с завтрашнего дня, ты будешь работать еще и с Вардом. Твое привычное расписание останется неизменным. Сеансы с доктором Мэннингом, лейтенантом Энцо и Ваником – тоже. Но вечером тебя уже не будут перекидывать туда-сюда. Все это время ты будешь проводить с Вардом. Делай, что он велит, что бы он ни велел. И если через месяц я не увижу никаких положительных сдвигов, буду вынужден исключить тебя из программы. Тебя устраивают эти условия?

Я снова киваю, потому что именно этого он и ждет. Интересно, кто такой Вард и что он сделает, когда увидит, какая я безразличная. Месяц – это достаточно долгий срок, но, что бы он ни делал со мной, вряд ли это хуже пыток Ваника. По крайней мере, теперь у меня есть какой-то дедлайн. Мой персональный срок годности.

Это даже к лучшему. И все же… теперь, когда впереди забрезжил конец, я уже не могу игнорировать тревожный шепот в темном уголке моего сознания. А вдруг… вдруг месяца окажется недостаточно?

– Тогда, думаю, мы закончили. – Фэлон поднимается из кресла.

Я встаю следом и подавляю в себе желание бросить последний тоскливый взгляд на мягкое кресло.

– Я искренне надеюсь, что ты проявишь максимум старания на занятиях с Вардом, – добавляет Фэлон, а затем вызывает охрану, чтобы они проводили меня обратно в камеру.

– Мало кому выпадает такая уникальная возможность – позаниматься с ним один на один. Так что не упусти ее. Быть может, другой у тебя уже не будет.

Так точно, директор, мысленно отвечаю я. А потом меня снова заковывают в цепи, как животное, и ведут обратно в клетку.

Глава 2

Фэлон не солгал. Следующий день начался как обычно. По меркам «Ленгарда», по крайней мере. Доктор Мэннинг, как обычно, анализировал мое молчание и пытался заставить меня заговорить. Энцо – выжать из меня остатки слабости, а Ваник – самосознания. Никто из них не преуспел, за исключением разве что Энцо. Наверное, потому, что его тренировки для меня что-то вроде терапии. Он не пытается разговаривать со мной, как Мэннинг, и выдавливать из меня слова. Или залезть мне в мозг, как Ваник, и выдергивать нервы один за другим. Энцо хочет лишь натренировать мое тело до нужного уровня. И требует только силы и выносливости. Этого у меня хватает. Это мне даже нравится.

Я наслаждаюсь временем, которое провожу под его бдительным надзором. Мышцы горят, глаза застилает пот, сердце выпрыгивает из груди… и я чувствую себя живой.

Единственная проблема – за тренировками неизменно следуют сеансы с Ваником. Энцо возвращает меня к жизни, а Ваник убивает – и так по кругу.

Я никогда не понимала, зачем он меня мучает. Хотя один раз я услышала, как он выдохнул: «Невероятно!», когда тестировал работу моих мозговых волн. Сразу за этим словом последовал новый разряд, такой мучительный, что я отключилась прямо в кресле и проснулась уже в своей камере несколько часов спустя. Понятия не имею, что он ищет в моей голове и почему так уверен, что непременно найдет. Фэлон сказал, что меня есть кем заменить, но не думаю, что Ваник с ним согласится. Я нужна ему. И это – единственная причина, по которой он не рискует подвергать меня испытаниям, которые могут окончательно сжечь мне мозг.

По крайней мере, пока.

Сегодняшний сеанс не похож на все остальные. Каким-то образом мне удалось остаться в сознании после его бесконечных уколов, тычков и попыток разобрать мое сознание на кусочки. И вот теперь меня ведут по очередному черно-белому коридору. Мне предстоит знакомство с новым испытателем. Совсем скоро я узнаю, что он будет со мной делать. Мои конвоиры – их снова двое, но это не те охранники, которые вели меня прошлой ночью, – останавливаются у запертой двери без опознавательных знаков. Один снимает с меня наручники, а второй прижимает ладонь к сканеру, и дверь отъезжает в сторону.

Я невольно распахиваю глаза. И это единственная эмоция, которую я себе позволяю.

Мы пришли в библиотеку. Здесь сотни, нет, даже тысячи книг. Или еще больше. Все полки этой небольшой комнаты забиты фолиантами. Никогда прежде я не видела такого прекрасного зрелища. Здесь так много слов. И так много чудес.

– Оставьте нас. Я позову вас, когда она решит уйти.

Я вздрагиваю. Не только потому, что мне только что сказали, будто я сама могу решить, когда уйти. Я так увлеклась книгами, что не заметила присутствия в этой комнате еще одного человека. Он сидит на диване, который кажется еще мягче и уютнее, чем кресло в кабинете Фэлона. Я хочу немедленно погрузиться в эти подушки, но не осмеливаюсь. Я вообще не двигаюсь, даже после того, как охранники покидают комнату и дверь за ними закрывается. Вся моя сила воли до капли уходит на то, чтобы казаться равнодушной и молча изучать сидящего передо мной человека.

Это не может быть Вард.

Я думала, что он окажется взрослым, как Фэлон, Ваник или Мэннинг. Но на вид он всего на пару лет старше меня, как Энцо. В случае с ним это объяснимо – его работа предполагает, что он должен быть в хорошей физической форме, и возраст тут не имеет значения. Но Вард…

Может, для его работы, какой бы она ни была, вовсе не обязательно быть мудрым, образованным и иметь за плечами многолетний опыт.

– Не хочешь присесть?

Он кивает на свободное место на диване рядом с собой. И это не приказ. Он спрашивает меня, дает мне выбор.

Не помню, когда мне в последний раз давали выбор.

Наверное, это было еще до «Ленгарда».

– Я не кусаюсь, – добавляет он.

Он приподнимает уголок рта, заметив мою нерешительность, и на его смуглой щеке появляется ямочка. Но, как бы она ни привлекала внимание, я все равно не могу оторвать взгляда от его глаз. Никогда не видела такого насыщенного зеленого цвета. В сравнении с ними сапфировая рубашка Фэлона – скука смертная.

Я все еще стою на месте, как приклеенная, и он сам поднимается. Изо всех сил стараюсь не пялиться. У него золотистые волосы. А еще широкие плечи, узкие бедра и стройные ноги. Все его тело внушает пугающее ощущение силы и твердости духа. Но выражение его лица остается мягким, теплым и приветливым. Мне одновременно хочется и подойти к нему, и убежать подальше.

Он едва сказал мне пару слов, а уже навел беспорядок в моей голове.

Пусть это и нерационально, но я виню во всем его одежду. На нем джинсы – джинсы! – и черная футболка, которая выгодно подчеркивает каждый дюйм его тела. Я скучаю по джинсам. И по футболкам. Скучаю по голубому и черному, да и вообще по всем цветам. Как и Фэлон, этот парень не носит униформу, но я не знаю почему. Это обезоруживает. Как и он сам.

– Серьезно. – Вард протягивает руку. – Пожалуйста, присядь. Мне немного не по себе, что ты стоишь на пороге.

Я лишь моргаю в ответ. Меня не смутило, что ему не по себе: я привыкла, что люди нервничают в моем присутствии. А вот его манеры застали меня врасплох. Я уже и забыла, как приятно слышать слово «пожалуйста». И я невольно подчиняюсь – сажусь в самый дальний уголок дивана и тут же проваливаюсь в мягкие подушки.

Я оказалась права – этот диван намного удобнее, чем кресло в кабинете Фэлона. Но мне нельзя расслабляться. Я сижу на самом краешке и в напряжении жду, что будет дальше.

– Спасибо, – говорит Вард, опускаясь обратно на свое место. – Мне всегда как-то неуютно, когда я сижу, а кто-то передо мной стоит.

Почему он так себя ведет? Мой статус «опасной» вечно внушает людям страх, я думала, так будет и с ним. Но похоже, что нет.

Интересно, что ему известно обо мне? Он бы наверняка не улыбался, если бы прочел мои файлы.

– Меня зовут Лэндон Вард. Для большинства – просто Вард. Но ты можешь звать меня Лэндоном.

Вот уж чего я точно делать не стану.

– А ты…

Вард оглядывает меня с головы до ног. Его глаза отчего-то вспыхивают. Он опускает взгляд и сжимает губы, стараясь подавить усмешку.

– Ты точно не Джейн Доу.

Тысяча и еще сто лет. Вот сколько времени проходит, прежде чем я снова делаю вдох.

Как мне реагировать? Хоть бы щеки не покраснели. Я борюсь с желанием заправить прядь за ухо. Мне хочется двинуть руками, скрестить ноги, прикусить губу. Но нельзя показывать ему, что я волнуюсь. Пусть не думает, будто имеет на меня влияние.

– Определенно не Джейн Доу, – почти мечтательно повторяет Вард. – Но мне сказали, что ты отказываешься называть свое настоящее имя. Так как же мне тебя называть?

Если он ждет, что я что-то ему отвечу, тогда он точно не читал мои файлы.

– Можем придумать прозвище, которое подойдет к твоей внешности. У тебя такие темные волосы, такие яркие глаза… – Он слегка наклоняет голову. – Нужно что-то… броское и неожиданное. Может… «Пацанка»? Как тебе?

Как он вообще мог такое сказать? Впервые за два с половиной года мои губы щекочет нечто похожее на улыбку.

– Понятно, «Пацанка» тебе не нравится. Не лучше, чем Джейн Доу, правда? – Не понимаю почему, но его это, кажется, забавляет. – Как насчет цветка? «Цветочек», например?

Я морщу нос – просто не успеваю спохватиться. Тут же быстро напускаю на себя безразличный вид, но первая трещина уже проложена.

На щеке Варда снова появляется ямочка.

– И это не очень, да? Тогда никаких цветов. Обещаю. – Он барабанит пальцами по обтянутому джинсами бедру. – Ничего, ты можешь мне довериться. В конце концов я придумаю что-нибудь такое, что непременно тебе понравится.

Да кто вообще такой этот парень?

– Отлично!

Он громко хлопает в ладоши и вскакивает на ноги. Я легонько вздрагиваю от неожиданности и очень надеюсь, что он этого не заметил.

– Приступим к делу. У нас осталось… – Вард бросает взгляд на часы. – Примерно пять часов. Знаешь, говорят, когда тебе хорошо, время бежит быстрее.

Пять часов? У меня бывают длинные сеансы по вечерам, но обычно время распределяют между несколькими тестировщиками. Я уже много лет не проводила так много времени с кем-то наедине.

– Думаю, дело пойдет как по маслу, когда мы чуть ближе узнаем друг друга, – говорит Вард, прохаживаясь вдоль одного из книжных стеллажей. – Тебя это устраивает?

Нет. Совсем не устраивает. Я понятия не имею, что для него значит «как по маслу». И зачем нам «узнавать друг друга поближе»?

– К тому же, – добавляет он, просматривая корешки книг, – мне все еще нехорошо после вчерашнего, так что я не хочу особо напрягаться. Вчера моей сестре исполнилось восемнадцать, а она умеет отмечать праздники, уж поверь. Я же старше ее всего на год, но рядом с ней чувствую себя старпером.

Что происходит? Я ничего не понимаю. Почему он разговаривает со мной так, словно мы знакомы уже тысячу лет? Почему не пытается облепить мою голову электродами, побить электрошокером и не требует, чтобы я следовала жестким инструкциям? В его поведении просто нет никакого смысла!

– Лови!

Я ловлю книгу, которую он бросил мне, примерно за секунду до того, как она угодила бы мне в лоб.

– Неплохая реакция. – Он впечатлен. – Энцо не зря так распинается о твоих успехах на тренировках.

Легонько ерзаю на краешке дивана. Ну вот, теперь мне интересно, что ему рассказал обо мне Энцо. И вообще, почему они с Вардом говорили обо мне?

– Да усядься же поудобней. Это не дело – читать классику, вытянувшись в струнку. – Если бы он перестал пялиться на полки, увидел бы, в каком я шоке. Но пока он занят, я робко опускаю взгляд и читаю название книги. Хм. Никогда не слышала о такой.

– Ну ладно-ладно, я соврал. Формально это не классика. – Вард возвращается к диванчику с еще одной книгой в руках – для себя. – И напрасно. Ты поймешь, о чем я, когда дочитаешь, поверь мне.

Не верю я ему. Ни капли. Но меня все равно смущает, когда он преспокойно усаживается на мягкие подушки, вытягивает руку по спинке дивана у меня за спиной – прямо-таки пугающе близко – и просто погружается в чтение. Проходит одна минута. Затем еще одна. Три минуты спустя я все так же сижу, смотрю перед собой и жду. Но Вард читает, и только. Я вижу, как его взгляд перебегает со строки на строку, со страницы на страницу, впитывая слова, которые видны только ему одному.

Проходит пять минут, он прижимает палец к строчке, на которой остановился, поворачивается ко мне и перехватывает мой недоуменный взгляд.

– Если ты немедленно не успокоишься и не начнешь читать, мне придется читать тебе вслух. Но предупреждаю: я буду менять голоса. И акценты.

Он резко и драматично кашляет, а затем опускает взгляд в свою книгу и произносит с густым шотландским акцентом:

– «Та не хóчу я чаю, слышь, – сказал МакНэлли старой вдове. – Я Кормака хочу повидать, слышь! – А я сказала те, что Кормак тя видеть не хочет. Придется те подождать, пока не…»

Я рывком распахиваю свою книгу, и Вард прекращает издеваться над этим чудесным акцентом.

– Видела бы ты свое лицо, – усмехается он. – Да ладно, вышло не так уж и плохо.

Да неужели? У меня чуть кровь из ушей не пошла.

– Можешь залезть с ногами и устроиться поудобнее. У нас весь вечер впереди.

Он прав. Мне нечего терять. Если окажется, что все это какая-то жестокая шутка или очередной психологический эксперимент, я буду очень разочарована. Но если у меня действительно есть возможность просто почитать пару часов, то лучше я и правда устроюсь поудобнее.

Я прижимаюсь спиной к подушкам и забиваюсь в самый дальний уголок дивана. Поджимаю под себя голые ступни. На Варда я не смотрю, но чувствую его одобрение. Всячески игнорирую его и погружаюсь в прекрасную глубину слов.

Глава 3

– Динь? Эй, Динь? Проснись. Нам уже пора.

Кто-то осторожно трясет меня за плечо, пока приглушенные слова наконец не проникают в мой спящий мозг. Я вскакиваю так резко, что только чудом не сталкиваюсь лбом с Вардом.

– Полегче, Динь. Если ты не против, давай пока не будем ломать мне нос.

Я наверняка по-дурацки таращусь на него, но спросонья меня заботит лишь одно: почему он так близко?

Мы с Вардом занимаемся уже две недели. Каждая наша встреча ничем не отличается от предыдущей. Он очень добр ко мне, и я тоже невольно оттаиваю, хоть и продолжаю держать оборону. Он откуда-то знает, что я люблю читать, и именно этим мы и занимаемся во время каждой нашей встречи. Я ничего не понимаю. Но в то же время мне это нравится. До знакомства с Вардом я два с половиной года не держала в руках книгу. А за последние две недели я от корки до корки прочитала целых пять. Тридцать месяцев я была безвылазно заперта в одиночестве в собственной голове, а теперь ее заполнила толпа героев. И все они требуют моего внимания. Это похоже на глоток свежего воздуха и здорово успокаивает.

Это… потрясающе!

– Мне очень льстит то, что моя компания так тебя вдохновляет.

Слова Варда заставляют меня шире открыть глаза.

– Или это чтение тебя так взбодрило?

Смотрю на книгу, по-прежнему лежащую у меня на коленях. Это моя любимая, я читала ее много раз, еще до «Ленгарда». Так что нет, я отключилась не из-за нее. Но я никак не могу признаться Варду, почему на самом деле проспала целых – смотрю на циферблат на стене – три часа!

Он наблюдает за мной, так что я пытаюсь скрыть удивление. Не пойму, почему он позволил мне проспать столько времени. Почему он вообще позволил мне спать. Но я все равно ни о чем не спрошу. Иначе он захочет узнать, почему я отключилась. А я не хочу, чтобы он знал. Это не его дело.

Просто в последнее время, а точнее, за последние две недели, эксперименты Ваника стали еще более мучительными. Сегодня было особенно тяжело. Такое чувство, будто он пропустил мой мозг через блендер, а потом кучей вывалил обратно в черепную коробку. Мой рассудок напоминает разобранный пазл – и Ваник даже не попытался собрать его воедино. Просто слепил как попало в надежде, что он сохранил работоспособность.

Какими бы ни были его цели, для Ваника все равно очень важно, чтобы мой уникальный мозг оставался здоров и работал на оптимальном уровне, необходимом для его исследований. Да, Ваник никогда не делает ничего, что могло бы окончательно его уничтожить, но не гнушается делать мне больно. Эта боль не оставляет реальных шрамов. Но все равно черто…

– Серьезно, Динь, что с тобой сегодня такое?

Сжимаю губы и отвожу взгляд, делаю вид, что разглядываю комнату. Терпеть не могу это имечко, которое он для меня выбрал, – Динь. А ненавижу я его, потому что мне оно страшно нравится.

– Я решил называть тебя Динь, – сообщил он мне в конце нашей самой первой встречи и добавил с широкой улыбкой: – Потому что каждый раз, когда я буду его произносить, мне будет казаться, что я легонько скалываю с тебя кусочек льда: динь, динь, динь. Однажды вся твоя оболочка растает, и я смогу увидеть тебя настоящую. Думаю, ради этого можно и потерпеть.

Не могу выкинуть эти слова из головы. И ведь и правда, всякий раз, когда он называет меня этим тупым, ужасным, отвратительным… прекрасным прозвищем, я чувствую, как потихоньку таю.

– Ты мне все равно ничего не скажешь, да? – Вард нервно проводит ладонью по волосам. – Ну ладно. Но вчера ты была совсем разбита, а сегодня дела еще хуже. Давай-ка ты как следует выспишься, потому что я не хочу завтра опять увидеть живой труп. Договорились?

Кивок кажется мне наиболее уместным ответом, так что я киваю. Вард не знает, что я отлично сплю по ночам. Убивают меня именно в течение дня.

– Тогда мы закончили, – говорит Вард. – Пойдем, отведу тебя в комнату, пока ты опять не отключилась.

Он встает, а затем внезапно хватает меня за руку и поднимает на ноги. Мои пальцы сжимаются в спазме, когда я чувствую его прикосновение. Испуганно глотаю воздух. Меня уже давно никто не касался так… нежно. Рукопожатие с Фэлоном едва ли считается. Еще бывают спарринги с Энцо, конечно, но во время этих занятий я всегда в перчатках. Я уже и забыла, каким теплым может быть другой человек, особенно если учесть, что последние два года я ощущала лишь холод. Или даже дольше. С тех самых пор, как…

Силой отгоняю воспоминания. Нужно сосредоточиться на этом ощущении. Пусть оно длится всего ничего – мне все равно больше не холодно. По крайней мере моей ладони. Но затем я все-таки отдергиваю руку.

Моя реакция, похоже, удивляет его. Он мирно приподнимает ладони и вопросительно заглядывает мне в глаза. Но я все равно не буду отвечать.

Впрочем, Вард не настаивает и просто ведет меня к двери. Обычно в этот момент он зовет внутрь моих охранников, но сегодня сам выходит со мной в коридор и ведет к камере.

Я еще никогда не гуляла по «Ленгарду» без охранников и наручников. Как приятно чувствовать себя такой свободной!

Мы молча идем по коридорам. Интересно, сильно ли его задело то, что я отдернула руку? Хотя почему меня вообще это волнует?

– Это твоя, верно? – спрашивает он, когда мы подходим к двери с номерным знаком.

Да, все правильно. Объект Шесть-Восемь-Четыре.

Я киваю, и Вард прижимает ладонь к сенсорной панели на стене у входа. Дверь отъезжает в сторону. Интересно, что он будет делать дальше? Я не удивляюсь, но слегка напрягаюсь, когда он заходит в камеру первым.

– Так, значит, это твоя комната? – снова спрашивает он, разглядывая тесное пространство.

Я пытаюсь взглянуть на свою камеру со стороны. Четыре ослепительно-белых стены. Тоненький пенопластовый матрас на полу в углу. Комковатая подушка. Рваное, выцветшее одеяло. Да, не пять звезд, но тут есть все, что нужно для жизни. Однако лицо Варда почему-то каменеет. Его зеленые, просто невероятно зеленые глаза загораются, а руки сжимаются в кулаки так, словно он борется с желанием что-то ударить. Или кого-то.

Я нервно отступаю, и он тут же поворачивается ко мне. Окидывает меня взглядом – мои босые ноги, спецодежду, похожую на наволочку от подушки, и измученное лицо. Похоже, он впервые наконец-то видит и понимает, кто я и что я на самом деле. Он пытался подружиться со мной целых две недели, хотя и непонятно зачем. Возможно, до этого момента он не осознавал, что в стенах «Ленгарда» я не человек, а узница.

Он долго-долго смотрит на меня. Я очень хочу отвернуться, но в то же время чувствую, что должна выдержать этот взгляд. Пусть он увидит: я поняла, что он все осознал. Скоро его фасад потрескается, и он превратится в бездушного тестировщика, каким и должен был быть с самого начала.

Я жду, жду и жду, но ничего не происходит.

– Поверить не могу, – тихо произносит он.

Такое ощущение, будто он говорит не со мной.

– Что за игру они затеяли?

Он покачивает головой и поворачивается ко мне, но в этот раз, впервые с нашего знакомства, не встречается со мной взглядом. Просто смотрит сквозь меня и бросает:

– Ложись спать, Динь. До завтра.

Он выходит за дверь. Та закрывается, и я остаюсь одна, а в моей голове роятся и множатся вопросы.

Глава 4

После восьмичасового сна я чувствую себя заново родившейся. Я иду к кабинету доктора Мэннинга по белоснежным коридорам, и мне кажется, будто пол у меня под ногами легонько пружинит. Терапевт подмечает мое жизнерадостное настроение, коротко улыбается и жестом приглашает меня сесть.

– Ты такая веселая сегодня, Джейн, – говорит Мэннинг.

Блестящие черные глаза неотрывно следят за мной.

– Не расскажешь почему?

Он уже знает ответ на этот вопрос. Он оставался неизменным в течение последних двух с половиной лет – молчание.

Мэннинг старается как может, этого не отнять. Но о некоторых вещах лучше не говорить. Хотя в моем случае – обо всех вещах. Поэтому едва ли можно назвать терапией те два часа, которые я каждое утро провожу в его кабинете с первого дня в «Ленгарде». Не знаю, почему Мэннинг терпит это и почему в «Ленгарде» так настойчиво хотят продолжать наши сеансы, ведь я просто трачу его время. Все, чего он со мной добьется, – это преждевременная лысина. Мне-то все равно больше нечем заняться. А вот Мэннингу… Наверняка в этих стенах есть те, кому его внимание нужнее.

Так или иначе, все в «Ленгарде» с самого начала были очень озабочены моим психическим здоровьем. И вот поэтому я до сих пор прихожу к Мэннингу каждый божий день и сижу с ним в уютной тишине.

Иногда Мэннинг задает вопросы. Например, какой у меня любимый цвет? Нравится ли мне вкус коктейлей, которыми меня тут поят? Уважительно ли относятся ко мне охранники? Думаю ли я, что время, проведенное в «Ленгарде», как-то повлияло на мое мировоззрение?

Когда он впервые задал последний вопрос, я чуть не расхохоталась. Но мне удалось сдержаться, как и всегда.

Сегодня все идет как обычно. Мэннинг начинает со стандартных вопросов и терпеливо ждет ответа. Я молчу, и тогда он откидывается на спинку кресла и просто смотрит на меня.

Вначале меня это нервировало. А потом я поняла, чего он добивается: наверное, думает, что это доведет меня до ручки, я сорвусь и заговорю.

Но теперь и я знаю правила этой игры. Когда наше время подходит к концу, он спокойно отпускает меня, не показывая, что разочарован отсутствием успеха. Как и положено хорошему психотерапевту, он ловко скрывает чувства за непроницаемым выражением лица.

– Увидимся завтра, Джейн, – говорит Мэннинг, когда охранники уводят меня из кабинета. Он прощается со мной так каждый день, как будто мы с ним проделали огромную работу и ему не терпится вернуться к ней вновь.

В такие минуты я спрашиваю себя: уж не спятил ли он часом? И вместе с тем понимаю: он просто очень упрямый. Однако я такая же. Ему не пробиться сквозь мои стены, они крепче камня.

Я иду по коридору и думаю о том, что произошло прошлой ночью, когда Вард привел меня в камеру. Мы с ним не увидимся до самого вечера, поэтому я здорово удивляюсь, когда прихожу на тренировку и вижу, как он собственной персоной стоит там и разговаривает о чем-то с Энцо.

– Доброе утро, Джей Ди, – приветствует меня Энцо, после того как охранники снимают с меня наручники и выходят из спортзала.

Мне нравится Энцо. Например, потому, что он не называет меня «объект Шесть-Восемь-Четыре» или даже «Джейн Доу». Как и Вард, он дал мне прозвище, пусть в его основу и легли инициалы моего кодового имени. Хотя предательский внутренний голос все равно нашептывает, что Динь – лучше.

– Ты знаешь, что делать, – говорит Энцо. – Вещи в шкафчике. У тебя три минуты, и живо назад. Давай шевелись!

Мне не нужно напоминать, что делать, но он все равно каждое утро дает мне инструкции. Я, как обычно, киваю и иду в раздевалку. Прохожу мимо Варда. Зачем он пришел? Надеюсь, когда я вернусь, его уже не будет. Одна из причин, по которым я люблю тренировки, – мне наконец можно снять с себя дурацкую униформу. Даже в «Ленгарде» признают, что в этой наволочке невозможно тренироваться. Каждый день я целых три часа наслаждаюсь тем, что ношу короткие серые шорты и белую обтягивающую майку. В этой одежде так удобно двигаться. Мне до сих пор не позволяют носить обувь – не знаю почему. Но уже привыкла обходиться без нее.

Не считая Энцо, который собственными глазами видел, как я превратилась из угловатого подростка в сильную молодую женщину, никто еще не видел меня в обтягивающей спортивной одежде. И теперь, зная о том, что в соседней комнате находится Вард, я думаю о том, как выгляжу в ней. Какой меня увидит он.

В последний раз я смотрелась в зеркало еще до того, как оказалась в «Ленгарде». Но здесь нет зеркал. По крайней мере, я еще ни разу не видела. Все, что мне остается, – сделать глубокий вдох, напустить на себя равнодушный вид и вернуться в зал.

– Шевели булками, Джей Ди. – Энцо стоит, скрестив руки на груди. Его темная кожа блестит в свете галогеновых ламп. Он небрежно кивает в сторону Варда: – Лэндона ты уже знаешь.

Странно слышать, как Варда называют по имени. Это делает его более… простым и близким.

– Сегодня ты выглядишь намного лучше, Динь.

Тяжело игнорировать это замечание. Видимо, он о том, что я больше не бледная как смерть. Но, может, он заметил, что мне идет спортивная форма?… Не могу на него смотреть.

– Динь? – переспрашивает Энцо.

Вард пожимает плечами.

– Ей понравились конфеты «Динь-Динь», Энц.

Какая-то дурацкая ложь, но Энцо этого не замечает.

– Я не знал, что тебе разрешают углеводы, – хмурится Энцо. – Тогда я бы тоже включил допкалории в твой спортивный рацион.

Вард хлопает его по плечу.

– Опоздал, Энц. Да и потом, она и так выглядит… неплохо.

Я чувствую, как его взгляд скользит по моей коже, оставляя почти ощутимый горячий след. Не буду реагировать. Не буду. Не…

– Ладно, за работу.

Спасибо, Энцо.

– Увидимся за ланчем, Лэндо. Тебе лучше убраться отсюда, пока Джей Ди не лопнула. Если она покраснеет еще немного, растопит всю Арктику.

Было бы неплохо прямо сейчас провалиться под землю. Но, как и в случае с большинством моих желаний, этого не происходит. Вместо этого Вард коротко усмехается, и мое непослушное сердце пропускает удар.

– Я не шучу, Лэндо, – добавляет Энцо. – Если Джей Ди где-то налопалась углеводов, моя задача – их растрясти. Я тебя сейчас отсюда пинками вытурю.

– Только попробуй. Или ты забыл, что было в прошлый раз?

– Все, проваливай. – Энцо толкает его в плечо, причем достаточно сильно.

– Ладно-ладно, я ухожу. – Голос Варда искрится смехом. Он отворачивается и бросает напоследок: – Увидимся через пару часов, Динь. Приходи прямо в этих шортиках.

Нужно положить этому конец, до того как ситуация выйдет из-под контроля.

Может, здесь, в «Ленгарде», у меня и нет власти, но остатки самоуважения все-таки остались. Энцо перехватывает мой взгляд и намерения.

– А знаешь что, я передумал, – неожиданно говорит он и вытягивает руку, чтобы остановить Варда. – Почему бы тебе и правда не остаться? Посмотришь на Джей Ди «в этих шортиках» в деле. Ты разминайся. – Энцо тыкает в мою сторону пальцем, а затем снова поворачивается к Варду: – А ты свали в сторону – нам нужно больше места.

Вард молча подчиняется и отходит, не отводя от меня взгляда. Мне жутко не по себе от этого, но я стараюсь сосредоточить все мысли на Энцо – он ушел за нашими боксерскими перчатками. Я разминаюсь. К тому моменту, когда Энцо возвращается с перчатками, я уже полна решимости показать Варду все, на что способна. Не позволю ему издеваться надо мной. По крайней мере вот так, демонстративно. Энцо передает мне перчатки. Я смотрю на их ядовито-розовую кожу и стараюсь подавить улыбку. Я никогда не общалась ни с кем в «Ленгарде», если не считать охранников и экспертов. И так было всегда, за исключением одного случая. Через несколько недель, после того как я приехала сюда, белые стены «Ленгарда» начали давить на меня. Я чувствовала себя, как в ловушке, и понимала, что не вернусь во внешний мир до конца жизни, какой бы короткой она ни была.

Это был ужасный день. Сначала Энцо вырубил меня прямо во время тренировки, а затем еще и Ваник провел надо мной один из самых неприятных своих опытов. Я лежала на матрасе в камере, свернувшись в клубочек. Голова раскалывалась от боли. А потом дверь отъехала в сторону, и в мою камеру пробрался Энцо. Прижал к губам палец, присел и положил рядом со мной бумажный пакет.

– Дальше будет легче, Джей Ди. Ты выдержишь, – прошептал он и нервно оглянулся на дверь. – Помни об этом каждый раз, когда будешь их надевать. Договорились? Только не сдавайся.

Я открыла пакет и увидела внутри пару ядовито-розовых перчаток – я впервые за много недель увидела такой яркий цвет. Некий проблеск надежды на более яркое и красочное будущее. Не считая того случая, я никогда не встречалась с Энцо за пределами спортзала. Но этот его поступок значил для меня очень много, даже несмотря на то, что в тот раз ему пришлось забрать перчатки с собой, иначе бы их у меня отобрали. Теперь каждый раз, когда он бросает их мне перед тренировкой, те слова вспыхивают у меня в памяти.

Только.

Не.

Сдавайся.

Эти три слова помогали мне столько раз, что и не сосчитать. Они спасали меня во время долгих часов тишины и изоляции, помогали справляться с воспоминаниями и ночными кошмарами. Благодаря им я держалась во время тестов и пыток. И никто не мог их у меня отобрать – ни Ваник, ни Мэннинг… ни даже я сама.

– Готова?

Вопрос Энцо возвращает меня в настоящее. Я затягиваю застежки на перчатках, вскидываю кулаки и пружинисто перепрыгиваю с места на место, разминаясь. Энцо усмехается Варду.

– Советую тебе все конспектировать, Лэндо. Ты, может, и надрал мне зад один раз, но это было очень давно, и с тех пор мы с тобой не дрались. Сейчас ты увидишь, как ошибался.

Ответ Варда я уже не слушаю, просто бросаюсь вперед и бью Энцо в пресс обоими кулаками, а затем наношу еще серию ударов, достаточно сильных, чтобы он отлетел на несколько шагов.

Почему он не защищается? Обычно он начеку. Но все же Энцо быстро включается и атакует меня в ответ.

Помимо силовых тренировок и тренировок на выносливость, от которых мышцы горят огнем, мои занятия с Энцо включают в себя все виды боевых искусств – от тхэквондо до айкидо и джиу-джитсу, – а также охватывают различные виды бокса, борьбы и кикбоксинга. Если бы я училась всему этому сто тысяч лет, мне бы все равно было чему научиться, но после тренировок с Энцо я уже вполне могу дать ему бой по крайней мере в течение пары минут.

Я никогда не могла до конца понять, зачем в мое расписание включили эти тренировки. Перед самой первой Энцо начал было говорить о том, что это поможет мне лучше себя контролировать, но затем спохватился и просто сказал, что физическое и психическое здоровье тесно связаны.

– В здоровом теле – здоровый дух.

Вот что он мне тогда сказал. И тогда я все поняла. В «Ленгарде» хотели, чтобы мое тело всегда было в тонусе, на пике возможностей, чтобы рассудок выдерживал все тесты и испытания, которые они придумают.

Что бы ими ни двигало, против тренировок я ничего не имею. Ведь они – это единственное, что радует меня в «Ленгарде».

Мы двигаемся по кругу и наносим легкие проверочные удары по воздуху, оценивая боевую готовность друг друга. Я перехватываю взгляд Энцо и вижу, что ему это нравится. А еще ему нравится то, что за нами наблюдает Вард. Не знаю почему. Да и наплевать. Главное, чтобы Вард кое-что понял. Увидел, что я вовсе не изнеженный домашний цветок в обтягивающих шортиках. Я – нечто большее. Настолько большее, что ему и не снилось.

Энцо прекрасно знает, на что я способна. Странно, что он позволяет мне нападать. Апперкот, удар ногой, несколько быстрых и четких ударов в промежутке. Да, он отвечает на удары, пока мы кружим, но я ведь точно знаю, что не настолько хороша, насколько он пытается показать. Бросаю взгляд на Варда – он изумлен. Но я не хочу, чтобы его впечатляла эта игра в поддавки.

Моего терпения хватает еще минуты на три.

Я уклоняюсь от очередного выпада Энцо и наношу стремительную серию ударов ему под ребра. Стальные мышцы спасают его от внутренних повреждений, но удары все равно достаточно сильные, чтобы все его тело импульсивно сжалось. Я не даю Энцо времени на ответный удар и впечатываю правый кулак прямо ему в челюсть. Вообще-то у нас с ним есть негласное правило – не бить по голове, но я хочу, чтобы эта пародия на бой поскорее закончилась. Я не гнушаюсь дешевыми приемчиками, и даже если на губах Энцо и промелькнула одобрительная улыбка, он делает вид, что ему наплевать.

Я же вижу, что он даже не старается, так что пора заканчивать этот фарс. Я преодолеваю дистанцию между нами, цепляю его ногой под коленом и одновременно наношу сокрушительный удар обоими кулаками в грудь. Прыгать на него, когда он уже на полу, смысла нет: и так ясно, что бой окончен.

Энцо поднимается на ноги. У него хватает наглости ухмыльнуться. Он обнимает меня за плечи – это что еще за нежности! – и ведет обратно к Варду.

– И как ты собирался надрать мне задницу, если тебя только что побила девчонка? – спрашивает тот. Его глаза так и брызжут весельем.

– Называй меня мистером Мияги[2], – отвечает Энцо. – Ведь это я научил эту попрыгунью всему, что она знает. И да, если эта девочка смогла мою задницу надрать, просто представь, что она сделает с твоей, Лэндо.

Все, с меня хватит. Я сбрасываю с себя руку Энцо и ухожу от них к беговой дорожке. В этом раунде не выиграл никто – ни я, ни Энцо, ни Вард. Надеюсь, они хотя бы поняли, что я могу за себя постоять. И у меня тоже есть чувство собственного достоинства. Я пробегаю пять километров, прежде чем набираюсь смелости замедлиться и оглянуться через плечо. Варда нигде не видно. Я схожу с беговой дорожки и подхожу к Энцо.

– Не смотри на меня так, – говорит он довольным тоном. – Я этого не планировал. Но потом скажешь мне спасибо.

Вот уж дудки. Этого я делать точно не буду. Я раздраженно выдыхаю и встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этого чувства. Хорошая тренировка – вот что поможет мне сбросить напряжение. К счастью, Энцо настроен на то же самое. Когда наш спарринг подходит к концу, я задыхаюсь и обливаюсь потом, а в моей крови бурлят эндорфины. Увы, этого ощущения хватает лишь на душ и обед, потому что, едва я переступаю порог лаборатории Ваника, мрак и уныние тяжко наваливаются мне на плечи.

– Садись, Шесть-Восемь-Четыре, – говорит Ваник, как только охранники выходят за дверь. – У нас сегодня много дел.

Я подхожу к потрепанному виниловому стулу. Меня пронизывает страх, но лицо остается непроницаемым. Я уже давно заметила, что Ваник испытывает какое-то нездоровое наслаждение, когда видит мои мучения. А у меня нет желания доставлять ему это удовольствие.

Он приглаживает мои волосы и по одному подключает провода к моей коже. Начинает с головы и спускается все ниже и ниже.

Как же несуразно он выглядит! На нем белоснежный халат и начищенные до зеркального блеска туфли – воплощение безупречной чистоты. Однако о нем самом этого точно не скажешь: лицо блестит от жира, под глубоко посаженными глазами и острыми скулами лежат тени, делая его лицо похожим на черепушку. Но хуже всего его волосы: маслянистые, длинные, свисающие с присыпанного перхотью скальпа. Если он действительно такой гений, каким его все считают, почему он до сих пор не догадался купить себе шампунь?

– Сегодня попробуем кое-что новенькое, Шесть-Восемь-Четыре, – шепчет Ваник, после того как подключает провода к различным машинам. Когда я не знала, зачем они нужны, эти штуковины здорово меня пугали. И, как оказалось, не напрасно.

– Мне тут нашептали, что ты, возможно, скоро нас покинешь, так что я решил немного ускориться. – Похоже, Ванику не по душе такие перемены. – Во время наших последних занятий я пошел на риск – допустимый, конечно. Но сегодня мы с тобой зайдем еще немного дальше. Нет, мы не собираемся наносить тебе… непоправимый вред, так что не волнуйся, Шесть-Восемь-Четыре. Скоро все закончится.

Эти слова должны меня утешить?

Сидеть неподвижно уже не выходит, потому что Ваник приступает к пыткам. Сначала ток колет меня, потом бьет… И так по кругу. Я разрываюсь от крика, но никто его не слышит, потому что я кричу безмолвно, про себя, а с губ не срывается ни звука. Больно, господи, как же мне больно – и не только физически. Ваник методично уничтожает мою личность. От крупиц самоуважения, которые появились после тренировки с Энцо, не осталось и следа.

Я не более чем шепот, призрак той девушки, которая всего несколько минут назад надирала взрослому мужику зад. Если бы Вард или Энцо, да кто угодно… Если бы они видели меня сейчас, то разглядели бы на моем месте лишь пустую оболочку. Я молюсь, чтобы эта боль прекратилась. Но Ваник не останавливается до тех пор, пока наш сеанс не подходит к концу.

– Ну что ж, на сегодня хватит, – говорит он, снимая ремни, которыми связывает меня всякий раз, когда мое тело начинает конвульсивно дергаться и извиваться. – Завтра продолжим с того, на чем остановились.

Мне хочется завизжать, наорать на него, но едва ли он стоит такой чести. В кабинет заходят охранники. Если они почувствуют угрозу с моей стороны, вырубят без колебаний, а я сегодня уже больше не выдержу. Смирно убираю трясущиеся руки за спину и жду, когда на меня наденут наручники. Не могу ничего с собой поделать и дергаюсь, когда ледяной металл прикасается к моей нежной коже. Меня ведут к Варду. Нужно держаться прямо. Кожа вся влажная от пота, каждый нерв пылает, и в то же время меня трясет от холода. Голову разрывает на куски боль такой силы, что я невольно задумываюсь, уж не вскрыл ли мне Ваник череп мимоходом? Хотя нет, вряд ли он настолько отчаялся. Мы подходим к двери в библиотеку, охранники снимают с меня наручники и ждут, когда я войду внутрь. Вард всего за пару дней дал моим сопровождающим понять, что не желает видеть их на своей территории. Они получили приказ оставлять меня у двери, и я входила в библиотеку одна. Вот только сегодня я бы не отказалась от их поддержки. Как только с меня снимают наручники и я делаю шаг вперед, ноги подкашиваются, я спотыкаюсь, врезаюсь в дверь, вваливаюсь в комнату и ничком падаю на ковер. Вард кидается ко мне и что-то кричит, но у меня нет сил ему ответить. Он выкрикивает мое имя, раз за разом, все громче и громче – наверное, он уже совсем рядом с моим неподвижным телом. Вард засыпает меня вопросами, переворачивает на спину, убирает волосы с лица, заправляет их мне за уши. Я с трудом нахожу в себе силы приоткрыть глаза и вижу его перепуганное лицо в паре дюймов от моего собственного.

– Скажи хоть что-нибудь, Динь. – Он прижимает ладонь к моей щеке и прерывисто вдыхает. – Да ты ледяная! Черт возьми, что они с тобой сделали?

Меня жутко трясет. Я не могу ничего ответить и просто смотрю на него. Затем мои глаза закатываются, и меня окутывает блаженная тьма.

Глава 5

Не знаю, как долго я была без сознания, но прихожу я в себя не в своей камере. И не в лазарете «Ленгарда» – там я была уже миллион раз. В нос не бьет запах больницы, глаза не разъедает белизна стен. Это само по себе вызывает у меня тревогу, потому что стен другого цвета в «Ленгарде» я еще не видела. Сейчас вокруг меня – темно-серые. Я переворачиваюсь в удобной мягкой кровати и оглядываюсь по сторонам. Не комната, а коктейль из оттенков белого и серого, начиная с одеяла и прикроватной тумбочки и заканчивая гигантской абстрактной картиной на стене. У меня нет ни малейшего представления о том, где я. Но есть догадка. И от этой догадки у меня мгновенно пересыхает в горле, а сердце ухает вниз. Я сбрасываю одеяло, подползаю к краю кровати и спускаю ноги. Вот это да. Надо мной что, поколдовали какие-то эльфы, пока я спала? Все это какая-то магия. Точно не реальность. Моя привычная форма-наволочка куда-то исчезла, а ей на смену пришли толстовка с флисовой подкладкой и утепленные хлопковые штаны. На ногах – пара вязаных носков. Они кажутся роскошью, так что какое-то время я просто сижу и с благоговейным трепетом шевелю пальцами ног. Впервые за много лет я чувствую, как меня окутывает уют, и стараюсь не пугаться этого, а наслаждаться. Но затем открывается дверь, и от иллюзии не остается и следа.

– Наконец-то проснулась. – В комнату заходит Вард, и я тут же вскакиваю. – Тише, Динь, тише. Не думаю, что тебе уже можно вставать.

Он осторожно, но крепко сжимает мою руку и снова усаживает на кровать.

– Ну как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

Я не понимаю, почему он так беспокоится обо мне. Он не должен. Он – один из них, мой тестировщик. Хоть я и понятия не имею, что он оценивает во время наших библиотечных посиделок, но точно знаю, что у него, как и у всех остальных, есть некое задание. Я для него не более чем подопытный кролик. Объект Шесть-Восемь-Четыре. Джейн Доу. Не…

– Динь?

Нет.

Он не должен относиться ко мне, как к Динь. Он вообще никак не должен ко мне относиться. Так почему же он, вопреки здравому смыслу, склонился над моей постелью, почему так нежно гладит мой подбородок и вопросительно смотрит на меня своими потрясающими зелеными глазами? Мне хочется волосы рвать на голове от непонимания и отчаяния, потому что даже спустя две недели я по-прежнему не представляю, какова цель наших с ним «занятий» и почему им отводят столько времени каждый день.

В этом.

Просто.

Нет.

Смысла.

У всех остальных тестировщиков цели прописаны очень четко: Энцо тренирует мое тело, Ваник ковыряется у меня в мозгу, а Мэннинг пытается залезть мне в душу. Каждый умело играет свою роль, пусть я и никогда не узнаю, почему и зачем.

Мне долгое время удавалось держаться. Они просто выполняли свою работу, а я, хоть и не шла навстречу, все же не сопротивлялась. Эти отношения похожи на мои отношения с утренней кашей: я просто проглатываю ее, не чувствуя вкуса. Я такая же пресная и полезная. Делаю, что нужно, и только. Выживаю, а не живу. И я сама выбрала этот путь. Так я буду в безопасности – как и окружающие. По крайней мере, именно так все и было, пока не появился Вард. Рядом с ним я таю и ничего не могу с этим поделать. Две недели – и от меня начали откалываться кусочки льда, как он и обещал.

– Ну ответь же, Динь, – шепчет Вард и проводит кончиками пальцев по моей щеке. Мои ресницы вздрагивают от этого прикосновения, и я не отстраняюсь, хотя все внутри просто кричит, что именно это и нужно сделать. – Просто скажи, что ты в порядке.

Я глубоко вздыхаю и встречаюсь с ним взглядом. Едва заметно киваю, и этот кивок заменяет все, что я не могу сказать вслух: «Да, в порядке. Нет, объяснять я ничего не буду. Пожалуйста, не спрашивай, я не отвечу».

Он тоже вздыхает – с облегчением. Есть ли в этом хоть капля искренности? Если он и правда хороший тестировщик, то ни за что не стал бы так откровенно демонстрировать какую-либо привязанность. Он должен ясно понимать, что мне осталось совсем недолго. Он сам не что иное, как петля, которую набросил на мою шею Фэлон.

– Ты проспала почти девять часов, – говорит он. – Уже почти полночь.

Мои глаза распахиваются. Я еще никогда не была за пределами камеры в такое позднее время.

– Это мои личные апартаменты, – продолжает Вард, поднимаясь на ноги. – Я не знал, что с тобой делать. Тебе нужно было в тепло, так что я перенес тебя сюда.

Он сцепляет пальцы за спиной, и мне становится очень непросто смотреть ему в глаза: так и хочется опустить взгляд на туго обтянувшую его тело футболку.

– Моя тетя – главный врач «Ленгарда», и я уговорил ее прийти и внеурочно осмотреть тебя. Осмотр был поверхностный, но она сказала, что ты пережила тяжелейший шок. – Он бегло оглядывает меня. – Это она тебя переодела, если тебе интересно.

Не так круто, как волшебные эльфы, но тоже неплохо.

– Ты, наверное, голодна. Я принес тебе кое-что перекусить, но потом тебе снова нужно будет поспать. Эстер, моя тетя, говорит, что для тебя сон – лучшее лекарство. Ты и обычно бледная, но это уже ни в какие рамки.

В его голосе слышна злость, и я во второй раз за двадцать четыре часа думаю о том, что хотела бы взглянуть на свое отражение в зеркале.

А затем Вард говорит не терпящим возражений тоном:

– Ты останешься здесь на всю ночь. И никаких возражений. В таком состоянии ты просто не дойдешь до своей… – Он сбивается, потому что не может подыскать нужное слово, и стискивает зубы. – До своего жилья. Я тебя больше никуда не понесу. Ты и здесь отлично выспишься.

Не могу ни о чем думать – ни о том, какой у него был взгляд, когда он упомянул о моей камере, ни о том, что он носил меня на руках. Я думаю только о том, что не хочу опять спать в его комнате. Ни за что. Это уже чересчур, это выходит за рамки дозволенного, даже если его самого здесь не будет. Он – мой тестировщик. И никогда, никогда не станет кем-то большим.

– И не спорь, Динь. Это дохлый номер, только силы потратишь.

С этими словами он разворачивается и выходит из комнаты.

Меня выбивает из колеи этот внезапный демарш, мысли путаются. Мне хочется спорить и протестовать, хочется избавиться от его общества и странного, бесконтрольного чувства, которое он во мне будит. Но он прав – у меня голова кружится просто оттого, что я сижу. Тем не менее, пользуясь его отсутствием, я снова встаю – по крайней мере, пытаюсь. Но колени сразу же подкашиваются, и я падаю обратно на кровать за несколько мгновений до того, как Вард снова возвращается в комнату.

– Держи, – говорит он и протягивает мне миску дымящегося ароматного супа.

Несмотря на бунтующий желудок, у меня сразу же текут слюнки. Как он пахнет! Не помню, когда я ела что-то еще, кроме местной баланды по расписанию. Этот суп кажется мне сказочным яством.

– Давай. Нужно восстановить силы.

Да. Я не хочу принимать от него помощь, но в то же время не настолько я гордая, чтобы воротить нос от такой еды. Особенно, если это – моя последняя трапеза. Я зачерпываю полную ложку и дую, прежде чем поднести ко рту. Закрываю глаза, уж лучше так – не хочу, чтобы он увидел, какая я счастливая. Ведь суп просто дивный. Огромные куски курятины в сливочном бульоне с овощами. Наконец-то натуральные овощи! Моя привычная каша и протеиновые коктейли и рядом не валялись с этим супом.

– Нравится, да? – спрашивает Вард.

Я неохотно открываю глаза и понимаю, что все это время он наблюдал за мной.

– Эстер на кухне, как рыба в воде. Она и меня пыталась научить. У меня, кстати, тоже неплохо получается, но она просто кулинарный ниндзя. К счастью для меня, а сегодня и для тебя, Эстер следит за тем, чтобы мой холодильник всегда был набит до отказа. Там еще полно этого супа, так что ешь сколько влезет.

Мне бы очень хотелось, чтобы Вард снова куда-нибудь ушел, но он не уходит. Вместо этого он просто стоит и ждет, когда я доем. Я изо всех сил стараюсь казаться равнодушной, даже несмотря на то, что его присутствие портит мне самый вкусный обед за последние годы. Когда я доедаю последние капли, Вард спрашивает, не хочу ли я еще. Я согрета и вполне сыта. Заманчивое предложение, конечно, но лучше отказаться. Последнее, чего я хочу, так это выблевать этот замечательный суп на его замечательный пушистый белый ковер. Я молчу. Вард вздыхает, на этот раз раздраженно, говорит, что скоро вернется, и уходит из комнаты с пустой миской в руках. Я с тревогой слежу за ним, когда он снова входит в комнату. Вард протягивает ко мне руку, и я машинально отодвигаюсь назад. Всему виной отточенный за эти годы инстинкт самосохранения. Глаза Варда слегка сужаются, а на щеке вздрагивает мышца, но злится он не на меня.

– Я тебя не обижу, Динь. Ты мне веришь?

Отворачиваюсь от него – таков мой ответ. Пусть думает что хочет.

– Слушай, ты ведь наверняка хочешь в туалет. И сама ты не дойдешь, это же очевидно. Поправь меня, если я ошибаюсь, но тебе все равно понадобится моя помощь. Или моя, или моей тетушки, я могу ее позвать. Как сама решишь.

Вот черт, он прав. Мне действительно нужно в туалет. И тетка Варда тоже права – мне не помешает отдых. Вот только хотелось бы, чтобы меня не заставляли спать здесь, ходить тут в туалет и вообще принимать помощь от Варда. Я была бы рада, если бы мне помогла его тетка, но не хочу больше отнимать у нее ни времени, ни внимания.

Стискиваю зубы и протягиваю к нему дрожащую руку – надеюсь, он понял.

Вард молча переплетает наши пальцы и поднимает меня на ноги. Я спотыкаюсь, он отпускает мою руку и обхватывает за талию, притягивая к себе. Мне хватает сил, чтобы разозлиться на это, но поделать я ничего не могу. Мне тяжело устоять на ногах, и в итоге я просто валюсь на него.

– Держу! – говорит он. Как будто это не очевидно. – Давай-ка быстренько покончим с этим и вернем тебя в кровать.

«Быстренько» – это сейчас точно не ко мне, но я все равно киваю и позволяю ему отвести меня по коротенькому коридору в ванную комнату.

– Хочешь, чтобы я остался?

Я недоверчиво смотрю ему в глаза. Он серьезен на сто один процент и ни капли не смущен. От одной мысли, что он останется здесь, пока я буду делать свои дела, мои щеки загораются огнем. Я трясу головой – нет, я хочу остаться одна. Ему хватает наглости коротко усмехнуться.

– Ладно. – Он подводит меня к стене, чтобы я могла опереться. – Постучи, когда закончишь, я помогу тебе дойти обратно. Учти, если тебя долго не будет, я войду и проверю, как ты тут.

Как только он уходит, я торопливо перебираю руками по стене и спешно подбираюсь к унитазу. Закончив все дела, переползаю к ванне и усаживаюсь на край. Пока мою руки, поднимаю взгляд и подпрыгиваю на месте. Прямо на меня смотрит какая-то девушка. У нее чересчур большие голубые глаза и чересчур спутанные темные волосы. Ее щеки заливает румянец, но она все равно выглядит истощенной и измученной. Под глазами у нее лежат глубокие тени, ярко контрастирующие с бледной кожей. Протягиваю дрожащую руку и касаюсь холодной поверхности зеркала. Поверить не могу, что это и правда я.

Я разглядываю себя и вдруг вижу своих родителей. Их лица вспыхивают у меня перед глазами, а потом все разъедает яркая вспышка.

Я не могу дышать. Просто не могу протолкнуть воздух в слипшееся горло. Я задыхаюсь, когда на меня накатывает осознание того, что случилось, что происходит сейчас и… чего уже никогда не повторится.

– Время вышло, Динь, я вхожу!

Услышав Варда, я отрываю ладонь от зеркала, но все равно не могу заставить себя вдохнуть или хотя бы вспомнить, как это делается. Я вижу в зеркале, как он заходит в комнату и перехватывает мой переполненный ужасом взгляд. Вард тихо ругается, стремительно пересекает комнату, а затем силой отворачивает от зеркала и прижимает к себе.

– Прости, прости меня, я совсем забыл про зеркало.

Вспышка уже не кажется такой яркой, но я вижу темные и светлые всполохи. Вижу их. И себя.

Их и себя, себя и их, их и себя…

– Динь, послушай меня, ладно? Сделай глубокий вдох. Давай вместе, хорошо? Давай, вдох – вы-ыдох. Вот так. Давай, Динь. Слушай, как я дышу. Вдох…

Его строгий, непреклонный тон размывает липкий туман воспоминаний. Я пытаюсь сосредоточиться на его указаниях и отогнать призраки прошлого. С трудом делаю глоточек воздуха.

– Вот так, молодец! – подбадривает меня Вард. – И выдыхаем.

Я делаю, как он велит.

– Умница, Динь. И еще разок. Вдох… и выдох. Опять – вдох… и выдох. Вот так.

Картинка перед глазами начинает проясняться, и я осознаю, что Вард опять прижимает меня к себе, почти удерживает на руках. Прошла уже целая вечность с тех пор, как у меня в последний раз была паническая атака, но такой мощной не было никогда. Представить себе не могу, что бы произошло, если бы…

– Ты отлично справляешься! – Вард обнимает меня еще крепче. – А теперь давай-ка вернемся в постель, хорошо?

Моего согласия он и не ждет, просто обхватывает поудобнее и резко поднимает на руки. Я невольно издаю короткий удивленный писк, и его руки тут же каменеют. Удивленные глаза встречаются с моими, я тут же сжимаю губы, закусываю щеку и отворачиваюсь. Проходит целая жизнь, прежде чем Вард разворачивается и несет меня обратно в спальню. Там он осторожно укладывает меня на постель, укрывает и подтыкает одеяло. Я опять не могу дышать, хотя теперь дело вовсе не в панической атаке. Это волнение другого рода, из разряда: «Вот-я-дура-о-чем-я-думала-он-хоть-понимает-что-могло-произойти?»

А еще я точно знаю, что он слышал, как я пискнула. И теперь наверняка думает: «Раз она может говорить, то почему молчит?»

В моей голове проносится целая тысяча различных сценариев: вот он садится на край постели, а вот продолжает просто стоять надо мной; или нет, звонит директору Фэлону, а может, сразу Ванику. И в каждом из них Вард задает целую кучу вопросов. Понятия не имею, как мне теперь выкрутиться и не отвечать на них, особенно после того, что он слышал мой голос. Чего уж я точно не ждала, так это того, что он просто потрет шею и расслабленно вздохнет.

А после скажет тихим, теплым голосом:

– Поспи, Динь. Директора сейчас нет на месте, но я связался с ним, и он согласился дать тебе выходной. Отдыхай сколько захочешь. Увидимся утром.

А потом он просто уходит, оставляя меня в полном недоумении. А как же допрос? Почему он меня не допытывает, ничего не требует? Может, в конце концов он вернется сюда с Ваником. Или охранниками. Или – нет. Я и сама в это не верю. Потому что я видела его глаза, слышала, как он говорил со мной. Сегодня не будет никаких вопросов – ну, кроме разве что тех, которые я видела в его взгляде. По какой-то необъяснимой причине он решил дать мне отдохнуть от них.

Ничего не понимаю. Но я благодарна ему. И попытаюсь выжать максимум из его молчания – по крайней мере, пока это будет возможно.

Мне отведено всего шестнадцать дней. После этого уже не придется переживать насчет каких-то допросов. Вообще никогда. Эта мысль оставляет гадкий привкус у меня во рту, а потом на меня накатывает ужас.

Я никогда не хотела покончить с собой. Да, у меня была причина, по которой я решила закрыться от внешнего мира, но я совсем не хочу умирать. Иногда приходится напоминать себе об этом, особенно поздними ночами, когда я сижу в одиночестве в своей холодной камере. Но сейчас, когда я окружена комфортом и лежу в теплой мягкой постели Варда, легко вспомнить о давнишних мечтах, о будущем, которое я себе рисовала когда-то… о своей прежней жизни.

О том, что я потеряла за считаные секунды.

Былого не вернуть. Я это знаю. И напоминаю себе об этом каждый день.

Сегодня Вард своими глазами видел, как я провалилась в колодец воспоминаний. Он и сам заглянул в него. А потом вытащил меня и отнес в безопасное место. И не стал задавать вопросов, хотя я видела, что очень хочет. И теперь я не могу избавиться от мысли, что никакой он не тестировщик. Но кто же он тогда? Кто? Что значит для меня? Единственное, в чем я твердо уверена, – сейчас я лежу у него в спальне и никуда не уйду. И можно насладиться всей этой роскошью, пусть всего одну ночь. Потому что завтра я вернусь в свою камеру. И снова воцарится тишина.

Глава 6

Проснувшись, я чувствую себя значительно лучше. Поразительно, что может сделать с человеческим телом удобная кровать и до смешного долгий сон. Даже голова перестала болеть. Я разминаю шею и плечи, и мне так хорошо, что я тут же принимаюсь проверять, как там все остальные мышцы – даже пальцы кажутся мягче обычного. В глубине души я осознаю неизбежное: как только я выберусь из кровати, снова встречусь с Вардом. Но прятаться бессмысленно, так что я сбрасываю одеяло и заставляю себя выбраться из постели. Я почти не шатаюсь – это хорошая новость. Но до двери все равно добираюсь не сразу. С каждым шагом моя уверенность крепнет. Когда я добираюсь до коридора, понимаю, что уже вполне готова и к встрече с ним, и ко всему, что последует за ней. Вот только на кухне я сталкиваюсь совсем не с Вардом.

Я резко останавливаюсь. В холодильнике роется какая-то девушка. Может, если я быстро уйду, она меня не заметит? Но тут она оборачивается.

– Ой! – Она испуганно прижимает ладонь к груди. – Я не знала, что ты уже проснулась. Хотела приготовить тебе поесть.

Я сдвигаю брови. Она выглядит слишком молодо, чтобы быть тетушкой Варда.

– Я Ками, сестра Лэндона, – говорит она, делая шаг ко мне. – Он сказал, что я могу называть тебя Динь, но, как по мне, на Динь ты совсем не похожа. – Она слегка наклоняет голову, и ее золотистые локоны рассыпаются по плечу. – Я знаю, что на самом деле ты не Джейн, но пока что буду называть тебя так. Ты не против?

Почему она меня об этом спрашивает? Я ведь даже не знаю, почему она здесь. И Варда нигде не видно. Может, он поручил ей следить за мной, чтобы я не сбежала? Но я понятия не имею, как добраться отсюда до моей камеры. В любом случае на вид Ками совсем не охранник. У нее ангельская улыбка, а сама она похожа на маленькое солнышко и будто светится изнутри всеми цветами, которых лишен «Ленгард».

– Надеюсь, ты любишь блинчики. – Ками жестом манит меня к себе и возвращается к холодильнику. – Я мало что умею готовить, но блинчики у меня получаются – отпад!

Она достает молоко, яйца, масло и целую банку клубники, водружает все это на стол и лезет в кухонный шкаф за мукой, сиропом, экстрактом ванили и… неужели это шоколадные хлопья? Я миллион лет не ела шоколад.

– Ты бы видела свое лицо! – смеется Ками. – Вот, держи. – Она протягивает мне пакет с хлопьями – Попробуй.

Я стою в нерешительности, а она подначивает:

– Давай. Судя по тому, что я слышала, тебя здесь не очень-то баловали. Надо бы наверстать.

Без каких-либо дальнейших уговоров я разрываю пакет, вынимаю целую пригоршню шоколадных чипсов, запихиваю их в рот и закрываю глаза, наслаждаясь насыщенным вкусом. Ками хихикает. Я знаю, что выгляжу глупо, но ничего не могу с этим поделать. Шоколад не зря считают лучшим другом любой девушки. С ним ничто не сравнится. Я беру еще горсточку и заставляю себя положить упаковку на стол.

Ками вручает мне миску.

– Взбей, пожалуйста, смесь, пока она не станет легкой и воздушной.

В последний раз я готовила еще в детстве, но хорошо, что для меня нашлось задание. Теперь не придется неловко топтаться на месте и не знать, куда себя деть. Или думать о том, как бы мне удрать, пока Вард не вернулся. Кроме того, это значит, что Ками мне доверяет и не будет за мной следить. А то от этой мысли у меня прямо мурашки по коже бегут. Я не хочу ее разочаровать. Мне почему-то не наплевать на то, что она обо мне подумает. Давно забытое чувство.

Мысли путаются. Попытаюсь сосредоточиться на своем задании. Ками порхает по маленькой кухне, включает плиту и плавит масло в кастрюльке. Не уверена, что значит «легкая и воздушная», но, когда мне кажется, что я достаточно взбила смесь, показываю ей миску. Глаза Ками довольно поблескивают. Они тоже зеленые, как и у Варда, но их оттенок куда темнее и богаче. И в нем меньше… опыта.

– В самый раз! – Она забирает у меня миску, насыпает туда хлопья и подходит к плите. Пока она печет блинчики, я нарезаю клубнику. Заканчиваю как раз к первой партии. Мы достаем тарелки, столовые приборы, карамель и расставляем все это на столе.

– Попробуй-ка, – говорит Ками и выкладывает на мою тарелку идеально круглые золотистые блинчики, а потом поливает их карамелью и посыпает клубникой.

Зубы наверняка заболят, но оно того стоит.

– Налетай! – приглашает Ками.

Один кусочек – и я понимаю, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. И не потому, что это просто потрясающе, невероятно вкусный блинчик. А потому, что я по неосторожности застонала…

Как раз тогда, когда вошел Вард.

Он стоит столбом и изумленно смотрит на меня. Ну вот, теперь он точно понял, что вчерашний писк ему не померещился.

Блинчик тает у меня во рту.

Ками хихикает:

– Кажется, ей нравится моя стряпня, да, Лэндон?

Мы с Вардом не отрываем друг от друга взгляд.

– Судя по звукам – да.

– Присаживайся, братишка. Эта партия удалась. А еще Джейн мне помогала, так что не забудь и ее похвалить.

Вард медленно подходит к нам и опускается на стул. Ками передает ему тарелку, и он наконец переводит взгляд. В этот момент дверь на кухню снова открывается.

– Надеюсь, мне оставили? – Энцо плюхается на соседний стул с таким видом, как будто мы уже тысячу лет завтракаем вместе.

Ками выкладывает блинчиковую гору на его тарелку и, пританцовывая, отправляется готовить новую партию. Я остаюсь за столом. Напротив меня – Вард, рядом – Энцо. Тишина давит на меня. Но в конце концов Энцо решает ее нарушить:

– Вот так наряд, Джей Ди! – говорит он, уплетая блины. – Тебе очень идет.

– Энц, – одергивает его Вард.

– Чего? Правда же идет. Почаще носи его вещички, вот о чем я.

Я испытываю настоящее облегчение, когда в комнату возвращается Ками с очередной тарелкой горячих блинов. Она кладет верхний на мою тарелку, а остальные ставит посередине стола. Вард и Энцо едят с такой скоростью, что мне почти больно на них смотреть. Я перехватываю веселый взгляд Ками и чувствую, что губы норовят изогнуться в улыбке. Эта улыбка – наша с ней маленькая тайна.

Но тут я вижу, что Вард наблюдает за мной.

– Никогда не видел, чтобы ты улыбалась, – говорит Энцо.

На меня будто вылили ведро холодной воды.

– Ни разу за два с половиной года. Что ж, ожидание того стоило.

Я со звоном роняю вилку на тарелку и резко отодвигаю ее от себя, потому что моментально теряю аппетит. Может, Энцо именно этого и добивался? Вряд ли ему нравится, что я ем такую калорийную пищу.

Никто не произносит ни звука. А затем…

– Я же просил тебя не приходить сегодня, Энц, – говорит Вард.

А затем пододвигает мою тарелку к себе и преспокойно начинает доедать за мной. Я стараюсь никак не реагировать, хотя такое панибратство меня просто поражает.

– И отказаться от блинчиков Ками? – спрашивает Энцо с набитым ртом. – К тому же тут еще и Джей Ди. С ней просто обхохочешься, правда? Такая болтушка!

Ками фыркает, бросив взгляд на мое каменное лицо. Энцо усмехается, и даже Вард приподнимает уголки губ.

– Ты прав, Энц, – говорит Ками. – Мы тоже рады, что Джейн сегодня здесь, с нами.

– «Джейн», значит? – повторяет Энцо. – Не «Джей Ди»? – Он бросает взгляд на Варда. – Пусть это и не настоящее ее имя, но получше, чем «Динь».

Я не буду смотреть на Варда. Не буду. Не… черт возьми, нет, все-таки смотрю. И, что хуже всего, он тоже смотрит на меня. Это прозвище – наш общий секрет, и, несмотря ни на что, оно мне нравится.

Мне неожиданно очень хочется сбежать. Эти ребята – слишком нормальные для меня. Слишком настоящие. Яркие и… цветные. Я привыкла быть блеклой и максимально незаметной. Привыкла к форме-наволочке, регулированному питанию и неизменному ежедневному режиму. А все это не по мне. Мягкие кровати, теплая одежда, горячий суп, зеркала, шоколадные хлопья и смеющиеся ангелочки вроде Ками. Это не моя жизнь. Такой жизни у меня никогда больше не будет.

Мне тепло, даже слишком тепло, поэтому я закатываю рукава толстовки Варда до локтей. Пытаюсь придумать, как мне сбежать обратно в свою тихую, спокойную и бесцветную камеру, и вдруг Ками громко ахает, хватает меня за руку и вытягивает ее над столом, чтобы увидели все.

– Это еще что?!

Я опускаю взгляд и вижу, что у меня все запястья в синяках. И прежде чем я успеваю хоть что-то сделать, Вард и Энцо дружно наклоняются вперед, чтобы получше рассмотреть.

– Наручники, конечно, штука неудобная, но синяков от них не остается, – говорит Энцо.

Ну, положим, это не так, но сейчас Энцо прав.

– Вчера их не было, – натянуто говорит Вард. А затем поворачивается к Энцо: – Я прав?

Энцо мотает головой.

– Нет, не было. Что бы там ни случилось, произошло это уже после нашей тренировки.

И тут до них обоих доходит. Энцо цедит сквозь зубы:

– Ваник.

– Ваник? – ошарашенно повторяет Ками. – Вы не говорили, что с ней работает Ваник!

– Нам нельзя выкладывать тебе все, ты же знаешь, – мягко говорит Вард. – Здесь… существуют определенные правила, Ками. Они распространяются даже на меня.

– Мы знаем, как ты к нему относишься, Кэм, – вставляет Энцо точно таким же тоном. – И у тебя, как и у Варда, есть полное на это право.

Как и у Варда? Во мне просыпается любопытство, но Энцо замолкает.

Ками не выпускает мои руки.

– Да ты понятия не имеешь о том, как я к нему отношусь! – восклицает она.

– Он тебе не нравится, мы поняли, – говорит Энцо.

– «Не нравится»?! – Ками издает такой смешок, что у меня мурашки бегут по коже. – Нет, Энцо, не так. Я его ненавижу. Хоть бы он сдох!

Четыре слова – и все вокруг замирает. Эти слова снова и снова звучат у меня в голове.

Хоть бы он сдох.

Хоть бы он сдох.

– Джейн?

Ненавижу тебя. Вас обоих. Хоть бы вы сдохли.

– Динь?

Я с вами больше не разговариваю.

– Джей Ди, все путем?

Для меня вы умерли.

Я слышу оглушительный вопль, и тут кто-то начинает трясти меня за плечи. Я прихожу в себя, жадно глотаю воздух и понимаю, что меня бьет дрожь.

– Ты чего, Джей Ди?

Энцо встряхивает меня еще раз, хотя на этот раз не так сильно. Ками и Вард вскочили с мест и с тревогой вглядываются мне в лицо. Я быстро отворачиваюсь и встречаюсь глазами с Энцо – он внимательно смотрит на меня, словно пытается понять, в себе ли я.

Я вскакиваю со стула. Спотыкаясь, отступаю на несколько шагов – ноги слушаются плохо. А затем я просто срываюсь с места и, не оглядываясь, выбегаю в коридор. Добегаю до ванной комнаты, с грохотом захлопываю за собой дверь и обеими руками хватаюсь за раковину. Отчаянно пытаюсь вспомнить интонацию и голос Варда. Вот что мне нужно…

Вдох… и выдох. Вдох… и выдох. Вот так.

Я долго-долго стою, уставившись на свои руки, и стараюсь восстановить дыхание. В конце концов успокаиваюсь, поднимаю голову и встречаюсь взглядом со своим отражением. Кожа у меня бледная до голубизны. Зрачки огромные, губы дрожат. Мышцы натянуты, как струны. Нет, больше не могу смотреть. Чем дольше смотрю, тем яснее вижу их.

Я как можно дальше отступаю от зеркала, забиваюсь в самый дальний угол ванной комнаты, сползаю вниз по стене и сжимаюсь в комочек.

Ками осторожно приоткрывает дверь и заглядывает внутрь.

– Джейн?

Сижу с закрытыми глазами, обхватив колени руками. Я в безопасности.

Я чувствую, что Ками колеблется. Но затем она все-таки подходит ближе и усаживается рядом. Обнимает меня за плечи. Я вздрагиваю и пытаюсь отодвинуться, но хватка у нее неожиданно крепкая.

– Все хорошо, – шепчет она. – Все будет хорошо.

Она ошибается. «Хорошо» не будет. Я точно знаю. Но ее тон почему-то успокаивает меня.

Меня уже много лет никто не обнимал, если не считать Варда. Да, мы сидим на холодном, твердом полу, а я тону в жутких воспоминаниях, но в объятиях Ками я чувствую себя в безопасности, и неважно, что это иллюзия. Ками и не подозревает, как сильно мне нужно было тепло. И я тоже.

Она напевает себе под нос и перебирает мои волосы. Мое сердце затихает и перестает выпрыгивать из груди, дыхание выравнивается, дрожь утихает, и даже мысли почти приходят в норму. Не знаю, долго ли мы так сидим, но в конце концов Ками замолкает и спрашивает:

– Лучше?

Я киваю, не поднимая головы.

– Как думаешь, ты готова вернуться?

На этот раз я не отвечаю, потому что после своего позорного бегства боюсь смотреть в глаза Варду и Энцо.

– Мальчики уже ушли. – Ками словно читает мои мысли. – У тебя, может, и выходной, но у них нет. Остались только мы с тобой.

Видимо, она поняла, что я уже не так напряжена, потому что выпускает меня, поднимается на ноги и протягивает мне руку. Я заглядываю в ее чистое, открытое, переполненное заботой лицо и принимаю решение. Я не понимаю ее брата и не доверяю ему, потому что не знаю его мотивов, но Ками – не одна из моих тестировщиков. Она вовсе не должна хорошо ко мне относиться, и тем не менее она мила со мной. Даже если это лишь часть плана Варда, я все равно ей верю. У меня просто нет сил не верить. Поэтому я без лишних раздумий беру ее за руку. Она поднимает меня на ноги и выводит из ванной.

Глава 7

Мне уже очень давно не было так хорошо ни на воле, ни тем более в «Ленгарде».

Ками не оставляет меня ни на секунду. Может, это Вард ее попросил, а может, ей больше заняться нечем, но в любом случае я совсем не против ее компании. Она очень разговорчивая и активная. Вокруг нее пульсирует невидимая энергия, которая не только не утомляет, но и наполняет новыми силами. Я уже много лет так часто не улыбалась. И, в отличие от Варда или Энцо, ее не удивляет моя улыбка.

Я не знаю, который час, но, видимо, день почти подошел к концу. Мы с Ками поздно пообедали, и она снова попросила меня помочь на кухне, пусть в этот раз мы готовили всего лишь сэндвичи. Они показались мне просто идеальными, потому что я совсем от них отвыкла. Мне снова и снова напоминают о том, какими чудесными могут быть привычные вещи. После обеда мы расположились на диване в комнате Варда и не сползали с него ни на минуту, в основном потому, что Ками притащила целую кучу фильмов, и мы смотрели их один за другим на большой плазме несколько часов кряду. Я давно не смотрела кино, так что наслаждалась каждой секундой захватывающего действа. Особенно если учесть, что Ками приготовила целое ведро масляного попкорна, – уверена, из-за него Энцо заставит меня попыхтеть на тренировках.

Мы досматриваем уже третий фильм, по экрану бегут титры, и тут дверь в комнату открывается. С Ками я совершенно расслабилась – лежу, поджав под себя ноги и положив голову на подушку у подлокотника. Но когда в комнату входит Вард с большим бумажным пакетом в руках, я машинально подскакиваю и сажусь прямо.

– Привет, Лэндо! – говорит Ками. Ее голова покоится у меня на коленях. И она упрямо не желает вставать, даже когда я многозначительно приподнимаю ногу.

Вард неподвижно стоит в дверном проеме и глядит на нас с подозрением. И я его не виню. Он ведь раньше не видел меня в такой непринужденной обстановке.

Вард откашливается:

– Тетушка Эстер приглашает нас на ужин. – Его взгляд снова перебегает на меня. – Она хочет убедиться, что ты в порядке, Динь.

Он подходит ближе и вручает мне пакет.

– Это тебе.

Ками наконец поднимается, садится и, как только я открыла пакет, моментально засовывает туда нос.

– О-о-о, весьма миленько! – одобряюще говорит она, достает из пакета какую-то одежду и прикладывает ее к моему оцепеневшему телу. – Хороший выбор, Лэндон. Это ее цвет. Но где ты его достал? Если ты сегодня выбирался наверх, то мог бы и нас с собой взять, особенно на шоппинг!

Вард пропускает ее слова мимо ушей.

– Эстер ждет нас к десяти, так что начинайте собираться. С Энцо встретимся на месте.

Кажется, последняя фраза – это предупреждение. Только вот я уже и так в панике, в основном из-за платья. Мне даже не нужно надевать его: и без того ясно, что я уже много лет не носила ничего красивее.

Я закрываюсь в ванной, натягиваю платье, смотрю в зеркало… и вижу в нем совершенно незнакомого человека.

– Джейн, ты готова? – Ками сначала легонько стучит в дверь, а затем заглядывает внутрь и присвистывает: – Ты только посмотри на себя!

Смотрю. И не могу оторвать от себя взгляда. Мне невероятно идет это легкое платье, и как бы я ни всматривалась в свое отражение, я совсем не вижу их. Не понимаю, огорчает ли это меня или наоборот.

– Так, давай-ка сделаем тебе прическу.

Замираю и наблюдаю за тем, как Ками собирает мои растрепанные локоны в небрежный пучок.

– Отлично!

Она улыбается мне в зеркало, а затем хватает меня за руку и тянет обратно в комнату.

– Нам пора!

По пути в гостиную Варда я разглядываю свои ноги и раздумываю над тем, стоит ли мне снять шерстяные носки. Затем Ками стискивает мою руку, я поднимаю на нее вопросительный взгляд и замечаю выражение лица Варда. Мои щеки снова вспыхивают. Как бы мне хотелось, чтобы они перестали так пялиться! Это ведь не я решила надеть такое красивое платье. Я просто ненавижу свою форму-наволочку, но с радостью проносила бы ее еще тысячу лет, лишь бы не чувствовать себя так неуютно.

– Разве нам не пора? – нарушает затянувшуюся паузу Ками. Спасибо ей за это.

Вард качает головой, словно пытается вытряхнуть из нее все лишнее.

– Да. Действительно пора.

Он без лишних слов устремляется к выходу, и Ками с ухмылочкой следует за ним. У двери она оборачивается и протягивает мне пару шлепанцев, чтобы я надела их вместо носков. Они мне как раз.

– Мне показалось, что у нас с тобой один размер, – говорит Ками, кивая на мои ноги. – Я бы подарила их тебе, но, согласно нашим дурацким правилам, тебе нельзя носить обувь, пока тебя не впишут в программу. Понимаешь, да?

То, что она упоминает эту загадочную «программу», разжигает мой интерес даже больше, чем местные правила по ношению обуви. Вот бы узнать у нее какие-нибудь подробности… Но тут Вард зовет нас с дальнего конца коридора, и возможность ускользает.

– Вы идете или нет?

– А он сегодня какой-то… напряженный, – тихонько хихикает Ками и ведет меня за собой. – И мне это нравится. С тобой не соскучишься, Джейн.

Не уверена, что мне когда-либо говорили подобное. Даже тогда, когда я старалась нравиться людям. Я пытаюсь сориентироваться на ходу, но на самом деле понятия не имею, в какой части этого учреждения мы находимся. Двери слева и справа все одинаковые, а бесконечные белоснежные стены, тянущиеся во все стороны, тоже ни капли не проясняют ситуацию.

Я озадаченно хмурюсь, когда мы останавливаемся у одной из дверей, потому что это место отчего-то кажется мне знакомым. Но вспомнить, с чем это связано, я не успеваю, потому что Вард поднимает руку и стучит, а затем открывает дверь и приглашает нас внутрь. Ками все еще держит меня за руку, так что, когда она входит вслед за братом, я следую за ней.

И замираю на пороге.

– Мам! Они пришли!

Ками выпускает мою руку и кидается обнимать двух златовласых мальчишек, которые выбегают ей навстречу.

Она стискивает их так крепко, что дети с хохотом умоляют ее отпустить их.

Воздух прорезает высокий, радостный визг, а за ним следует:

– Лэнди, Лэнди! Мамочка, Лэнди пришел!

Я во все глаза наблюдаю за тем, как Вард опускается на колени, и в этот же миг в его объятия влетает маленькое кудрявое облачко.

– Милашка Эбигейл, ты, как всегда, великолепна!

Он берет девочку на руки, и та обвивает его ножками. Вард подбрасывает малышку, и она восторженно пищит:

– Еще, еще!

– Все что угодно для моей любимицы! – говорит он, сияя почти такой же яркой улыбкой, что и она.

У меня невольно отвисает челюсть. Он – мой тестировщик. Мой тестировщик. Тестировщик. А я все равно не могу отвести от них взгляда. А потом…

– Эй! Я тебя знаю!

Я оборачиваюсь к мальчику, который это сказал. Он немного старше тех двоих.

– Итан, это Джейн, – говорит Ками, сжимая его плечо. – Джейн, познакомься, это Итан и Айзек.

Старший, Итан, окидывает меня серьезным взглядом, Айзек расплывается в улыбке и легонько взмахивает ручкой.

– Я – Эбби! – выкрикивает девочка, сидящая у Варда на руках, а потом сползает на пол и бежит ко мне.

У меня не остается другого выхода, кроме как подхватить ее на руки. Я машинально прижимаю ее к себе, и она безо всяких колебаний обнимает меня за шею.

– У нас с тобой одинаковые волосы! Смотри! – Она вытягивает длинную прядь из моего пушистого пучка и прикладывает к своей голове. – Мы близняшки!

Я не могу сдержать улыбку. Она просто очаровашка. Ну и конечно, именно в этот момент в комнату входит Энцо в компании светловолосой женщины, с которой я уже сталкивалась раньше. В тот раз меня сопровождали охранники, но сейчас она смотрит на меня без капли страха, пусть и с некоторой опаской.

– Черт подери, и опять она улыбается! – усмехается Энцо и скрещивает руки на груди. – Кто ты, на хрен, такая и что ты сделала с Джей Ди?

Трудно, точнее, просто невозможно перестать улыбаться. Как сдержаться, когда малышка Эбби сплетает наши волосы вместе? Получается один огромный клубок из волос, но ее это не останавливает.

– Энцо! Выбирай выражения, – одергивает его блондинка.

И тут я понимаю, что это, должно быть, и есть Эстер. Энцо подмигивает мне.

– Прости, Эс. Виноват.

– Нам нельзя говорить слова на «х», – сообщает мне Эбби, перебирая маленькими пальчиками мои волосы. – И на «ч».

– На прошлой неделе Итан сказал папе слово на «ч», и его посадили в угол на целых десять минут! – говорит Айзек, робко подступая ко мне.

Он осторожно дергает меня за подол платья, и я опускаюсь на корточки, умудряясь сохранить баланс даже с крошкой Эбби на руках. Малыш наклоняется ко мне так, словно хочет поведать какой-то большой секрет, и шепчет:

– Ты очень красивая.

Три слова, и этот малыш совершил невозможное – заставил меня рассмеяться. Не знаю, кого это шокировало больше, – меня саму или окружающих. Одно дело – улыбка, но смех… это неслыханно! По многим причинам.

Энцо таращится на меня во все глаза. Вард тоже смотрит в мою сторону, склонив голову набок, а на щеке у него вновь появилась ямочка. Ками, кажется, готова разреветься от радости. Эстер все еще выглядит слегка встревоженной, но смотрит на меня намного теплее. Единственные люди в этой комнате, которые не осознают всю значимость случившегося, – это трое малышей. Их интересует лишь один вопрос: когда будут готовы вкусняшки?

Эстер кашляет и велит детям бежать мыть руки. Я отпускаю Эбби, и она убегает вслед за братьями.

– Меня зовут Эстер, я – тетя Лэндона и Ками, – наконец говорит хозяйка и протягивает мне руку.

Я колеблюсь всего секунду, а затем пожимаю ее.

– Сегодня ты выглядишь намного лучше. Похоже, тебе давно нужен был выходной. – Она поворачивается к Варду: – У вас все хорошо?

Он бросает на меня взгляд. Интересно, скажет ли он о моей панической атаке? Но нет, Вард переводит взгляд на тетушку и качает головой:

– Все отлично. Только осмотри ее руки, пожалуйста.

Я уже и забыла о синяках, которые на мне оставили ремни Ваника. И не сопротивляюсь, когда Эстер мягко приподнимает мои руки и осматривает запястья с обеих сторон.

– Вчера я этого не видела. Синяки не сразу появляются. – Она мрачнеет, а затем поднимает на меня вопросительный взгляд.

Энцо произносит всего одно слово:

– Ваник.

Дымчатые глаза Эстер темнеют.

– Я поищу что-нибудь в аптечке. Мы скоро вернемся.

Я бросаю на Ками умоляющий взгляд, но та лишь ободряюще улыбается и машет мне.

– Не беспокойся, много времени это не займет, – говорит Эстер, открывая дверь в ванную комнату.

Она намного больше, чем та, что в квартире Варда. Эстер усаживает меня на край ванны, в которой валяются разноцветные игрушки, просит немного подождать и начинает рыться в шкафчике. Затем она поворачивается ко мне с каким-то тюбиком, опускается передо мной на колени и начинает осторожно смазывать лекарством мои запястья.

– Мы уже виделись. Тебя вели по коридору охранники, – говорит она. – Я сразу поняла, кто ты такая, как только увидела.

Раз она – глава медицинского департамента, то ее наверняка проинформировали о том, насколько я опасна, и уже успели внушить ей страх по отношению ко мне. Я напрягаюсь, как перед ударом.

– И я хочу, чтобы ты поняла: я бы ни за что не пустила тебя на порог своего дома, если бы думала, что ты можешь причинить нам вред.

Я вздрагиваю от изумления. Почти незаметно, но она все равно видит и одобряюще улыбается.

– Тогда у меня были причины испугаться, – продолжает она. – И даже когда Лэндон позвонил мне и попросил помочь тебе… Признаюсь честно, я хотела отказаться.

Эстер рисует пальцами успокаивающие круги у меня на запястьях, и синяки бледнеют прямо на глазах. Вот это да! Никогда еще не видела такого быстрого эффекта.

– Я стала врачом несколько лет назад. До этого жила в жуткой нужде, и рядом не было никого, кто мог бы помочь, – говорит она. – Мы с малышом Итаном едва не погибли, но нам удалось выжить. И я поклялась, что никогда не допущу, чтобы люди страдали, если в моих силах как-то им помочь.

Наши глаза встречаются.

– Так что я рада, что Лэндон позвонил мне прошлой ночью. Не только потому, что я помогла тебе. Просто… когда я наблюдала за тобой сегодня, видела, как ты общаешься с детьми…

Она делает паузу и улыбается. Ее слова текут по моим венам, как жидкий солнечный свет. Но когда они достигают сердца, тепло сменяется холодом, таким глубоким и страшным, что на меня накатывает дрожь. Я ведь не заслуживаю нежности и признания ни с ее стороны, ни стороны ее детей. Я не заслуживаю заботы Ками, Варда или Энцо. Я ведь могу причинить им боль. Им всем. Я допустила промашку там, в комнате. И это – огромное счастье, что я всего лишь рассмеялась. Но если я дам слабину, то катастрофа неминуема. Я не могу позволить еще одну оплошность, как тогда…

– Признаюсь честно, я не знаю, как мне тебя называть.

Задумчивый голос Эстер вклинивается в мои тревожные мысли.

– Всем известно, что Джейн Доу – это не твое настоящее имя. И Динь тебя называет только один человек. – Ее глаза мягко светятся, прямо как две луны в окружении звезд. – Так что нам ничего не остается, кроме как называть тебя Джейн. Пока не подберем что-нибудь получше. Будь осторожна, а то такими темпами у тебя может случиться раздвоение личности.

Она шутит, но я с ней совершенно согласна.

– Так, мы закончили. – Эстер закручивает крышку и ставит тюбик на место.

Синяки почти полностью пропали. Что же это за чудесная мазь? От Эстер не укрывается мое удивление.

– Это секретный рецепт, – говорит она. – Он идеально подходит для лечения маленьких ссадин, и поверь мне, это очень полезно, когда в доме трое маленьких детей.

Жаль, что работает мазь только на мелких ссадинах. Думаю, во всем мире не найдется лекарства, которое смогло бы исцелить всю ту боль, которую причинил мне Ваник.

– Ты любишь лазанью? – спрашивает Эстер по пути в комнату. – Я знаю, у тебя довольно скромный рацион, но, думаю, вреда от небольшой перемены не будет.

Лазанья? У меня уже слюнки текут. Раньше мне очень нравилась итальянская кухня. Когда я была маленькой, мы ели итальянскую еду каждую пятницу. Пицца, паста, чесночный хлеб, даже джелато[3] на десерт. Обычно папа готовил, а я…

Нет.

Стоп.

Стопстопстопстоп.

– Джейн? Все хорошо?

Я так напряженно пялилась на собственные ступни, стараясь отогнать воспоминания подальше, что даже не заметила, как Эстер привела меня обратно в столовую. Вопрос Ками снова выдернул меня под софиты всеобщего внимания.

– У тебя животик болит? – Эбби хватает меня за руку, переплетая наши пальцы, и тянет за собой к столу.

Я сажусь, и она тут же взбирается ко мне на колени.

– Когда у меня болит, мама поет мне песенку. Хочешь, мы тебе тоже споем?

– Эбби, милая, давай не будем сильно доставать Динь, – говорит Вард. Он пристально наблюдает за нами и ловит каждое движение.

Эбби хмурится и становится от этого еще более миленькой.

– Динь? Кто такая Динь?

– Так он называет Джейн, – говорит ей Ками.

Малышка морщит нос:

– Глупое имя!

– В десятку, – ворчит Энцо.

Я слушаю их и чувствую, как тугой узел у меня в груди потихоньку развязывается и воспоминания волнами отступают назад. Я с благодарностью обнимаю Эбби.

– Животик прошел? (А она очень наблюдательна.) Но мы ведь не успели тебе спеть. Мы тебя достали?

– Все в порядке, малышка. Ну-ка иди сюда!

Вард неожиданно выхватывает девочку прямо у меня из рук и начинает ее щекотать. Эбби заливается хохотом. Он усаживает ее в детское кресло, стоящее на взрослом стуле. Итан и Айзек садятся по бокам, напротив Энцо и Ками. Вард опять окидывает меня долгим вопросительным взглядом, как будто хочет поинтересоваться, в порядке ли я. В ответ я слегка приподнимаю подбородок. Его взгляд теплеет – вот черт, я опять инстинктивно отзываюсь на это тепло, – и он уходит на кухню. А уже через несколько секунд они с Эстер возвращаются с потрясающей едой.

Когда первый кусочек лазаньи оказывается у меня во рту, я с трудом сдерживаю стон. Но второй раз я такой промашки себе не позволю. Вместо этого я просто торопливо поглощаю ужин, заедая его превосходно запеченными овощами.

Так много чудесных вкусов и умопомрачительных ароматов… Очередное напоминание о том, что реальный, настоящий мир не делится на палитру из скучных, серых оттенков. После всего того, что я испытала сегодня, как я смогу вернуться к прежней монотонной жизни? Я ведь была так… ну, не счастлива, положим, но мне все это нравилось.

– Как твое продвижение по программе, Ками? – спрашивает Эстер, и во мне вновь загорается любопытство.

Ками болтала о том и о сем целый день, но так и не сказала ничего по существу. А я до сих пор не имею ни малейшего понятия, чем она занимается целыми днями. О «программе» она упомянула только перед самым уходом к Эстер.

– О, ты знаешь, все очень даже ничего! – говорит Ками, взмахивая в воздухе вилкой. На долю секунды она смотрит на меня, а потом снова переводит взгляд на тетку.

– Как ваши тренировки, ребята? Вы делаете успехи? – спрашивает Эстер.

Я стараюсь не хмуриться. Ничего не понимаю. Ками тоже тренируется с Энцо? Мне нужно больше подробностей. Почему они не могут перестать так… осторожничать? Глаза Ками снова обращаются ко мне. По какой-то непостижимой причине она начинает нервничать.

– Я продвигаюсь довольно медленно. – Она явно уходит от ответа. – Но в то же время кое-какие… успехи видно.

– Ты теперь не думаешь, что Джейн…

Вард кашляет, и Эстер бросает на него озадаченный взгляд. Сжимает губы и снова опускает взгляд в тарелку.

– Надо в следующий раз больше чеснока добавить, – говорит она. – Будет острее.

Не знаю, чего мне хочется больше: опять рассмеяться или окончательно расстроиться? Или, быть может, швырнуть в Варда остатками своей лазаньи?

Вместо всего этого я втыкаю вилку в запеченную картошку и подношу ко рту, но откусить и дожевать мне не судьба. Раздается шорох, и дверь в квартиру открывается. А затем в столовую заходит человек. Очень знакомый человек. В комнате повисает тишина.

Я в шоке пялюсь на вошедшего к нам директора Фэлона. Его взгляд обегает стол и останавливается на мне. У меня полное ощущение, что в эту минуту остановилась и вся планета. А затем развернулась и завертелась в обратную сторону сразу после того, как комнату огласил счастливый детский крик:

– Папочка!

Эбби спрыгивает со своего креслица и бросается через всю комнату прямиком в объятия директора Фэлона. Итан и Айзек срываются следом за ней, Эстер встает и идет за ними.

– Рик, милый, я думала, ты не вернешься до конца недели?

– Планы изменились, – отвечает Фэлон глубоким, мрачным голосом, а затем наклоняется и целует Эстер в щеку. Треплет Айзека по волосам, коротко пожимает плечо Итана и поднимает Эбби на руки.

Между тем я стараюсь ровно дышать, чтобы не выблевать лазанью Эстер прямо на эту прекрасную скатерть.

Фэлон – отец Эбби, Итана и Айзека. Он муж Эстер. А значит…

– Привет, дядя Рик, – нервно говорит Ками. Когда она бросает на меня робкий взгляд, мне становится совершенно ясно, чего она боится. Но я в этот момент смотрю не на нее, а на Варда.

Варда, моего тестировщика.

Племянника директора Фэлона.

Глава 8

– Ну что, Лэндон? Я вижу, вы с Джейн достигли кое-каких успехов?

Эти слова плавно стекают с губ Фэлона. Как бы сделать так, чтобы вилка не дрожала у меня в руке. Не знаю, что он имеет в виду, если только не подразумевает под «успехами» обморок, ночь в постели Варда и то, что я целый день просто валялась на диване.

– Вы занимаетесь уже две недели, – продолжает он, прожевав и проглотив порцию лазаньи. Не знаю, к кому конкретно он обращается в этот момент – к нему, ко мне или к нам обоим. – Кроме того, что я вижу сам, вам есть чем меня порадовать?

Понятия не имею, зачем он поднял эту тему за семейным ужином, особенно если учесть, что он пытается подвести некие итоги. Возможно, итоги моей жизни. Слава богу, здесь, кроме нас, присутствуют еще его жена и дети.

– Ты читал мои отчеты? – спрашивает Вард. (Его дядя кивает.) – Тогда ты уже знаешь все, о чем я мог бы тебе рассказать.

Мне трудно поверить, что Варду было о чем написать про меня в своих отчетах. Все, что мы делали, – просто сидели и читали. Реакция Фэлона почти незаметна, но я все равно увидела, как черты его лица стали чуточку жестче. Его взгляд рассеянно обегает стол, а затем он спрашивает у присутствующих:

– Кстати, может, кто-нибудь объяснит мне, что Джейн делает за нашим столом? – Его глаза так и впиваются в меня. – Не пойми меня неправильно, Джейн. Я рад, что ты сегодня с нами. Просто… удивлен.

Я сдвигаю брови. Как это ни странно, звучит вполне искренне.

– Ты же сказал Лэндону, что можно дать ей выходной, – вставляет Ками. – Когда тетя Эстер пригласила нас на ужин, мы решили взять Джейн с собой.

Фэлон скептически поджимает губы. Я его понимаю.

– Что же, в любом случае всегда приятно встретить за ужином нового интересного собеседника.

Энцо фыркает в стакан и тут же кашляет, подавившись водой.

– Глупый папуля, – хихикает Эбби. – Джейн не может говорить. Лэнди нам сказал. Нам не разрешили ее спрашивать, потому что она не сможет ответить. А мы не хотим, чтобы ей было некоморфно.

– Некомфортно, Эбби, – тихо поправляет ее Эстер.

Малышка повторяет это слово, но у меня такое чувство, что сидит она не за этим же столом, а где-то далеко-далеко. Мои мысли вертятся вокруг того, что она только что сказала.

Вард не хотел, чтобы мне задавали вопросы? Боится, что мне будет неудобно? Зачем ему это? Какое ему дело? Я поднимаю взгляд – он наблюдает за мной. Как бы мне хотелось остановить время и разгадать все, что таится в его глазах.

– Почему Джейн не может говорить? – спрашивает Итан. – Лэнди, ты не рассказывал.

– Итан…

– Мне и самому хотелось бы знать. – Директор прерывает жену и откидывается на спинку стула. Его рот трогает кривая и совершенно фальшивая улыбка.

– Мне нравится, что Джейн не разговаривает, – встревает Эбби. Она никак не может усидеть в своем креслице. – Она похожа на куклу. Они с Принцессой Искоркой стали бы лучшими друзьями, я это точно знаю.

Никто не знает, что на это ответить, но вмешательство Эбби не дает им вернуться к прежней теме. Вместо этого над столом постепенно воцаряется обычный семейный разговор. Итан и Айзек рассказывают отцу о последней видеоигре, в которую играли, Эстер и Вард тихо обсуждают ближайшую поездку по магазинам, Ками и Энцо ведут бой за последний кусок лазаньи, а Эбби размазывает еду по тарелке.

Удивительно, в какой нормальной и обычной обстановке я оказалась. Я давно не ощущала ничего подобного. Воспоминания опять пытаются затопить мне голову, и мне физически больно от этого. Надо держаться за настоящее и просто наслаждаться моментом.

– Уже поздно, – говорит Фэлон, как только со стола исчезают последние крошки.

Я понимаю, что это значит, и поднимаюсь из-за стола, а вместе со мной – Ками, Энцо и Вард. Директор Фэлон – живое напоминание о том, что мое время подходит к концу, но мне все равно ужасно не хочется уходить. Сегодня во мне что-то изменилось. Мне напомнили о том, что было у меня когда-то давно и что мне предстоит потерять. Вновь.

Но я не готова.

Пока еще нет.

Но…

Пятнадцать дней.

Это все, что у меня осталось.

И мне нельзя об этом забывать.

Я себе этого не позволю.

– Папочка, а можно я почитаю Джейн перед сном? – Нижняя губка Эбби вздрагивает. – Пожалуйста, я уже хорошо читаю!

– Я знаю, милая, – говорит Фэлон с неподдельной любовью в голосе. – Но лучше в другой раз.

Ее глаза наполняются слезами.

– Ну пожалуйста? Мы недолго. О-обещаю!

Похоже, именно это милое заикание и перевесило чашу весов в ее пользу, потому что уже через несколько минут я захожу в ярко-розовую детскую Эбби. Она усаживает меня на кровать, а сама пристраивается рядом.

Проходит всего несколько секунд, и в дверь просачиваются ее братья, Итан и Айзек, и заползают на кровать.

Эти дети ничего обо мне не знают, но все равно жмутся ко мне и искренне обнимают. Как это ни странно, но я внезапно осознаю, что мы с ними и правда похожи.

Эбби не успевает дочитать мне сказку – на последних страницах ее накрывает сон. Мальчишки уснули еще раньше. Я очутилась в западне из ручек и ножек.

Пока я думаю, как мне выбраться, в комнату заглядывает Вард. Разглядывает клубочек, в который я угодила, и в его взгляде появляется теплое выражение, от которого у меня опять перехватывает дыхание.

– Тебе, кажется, нужна помощь, – шепчет он и улыбается краешком рта.

Он осторожно пробирается по полу, заваленному игрушками, добирается до кроватки и осторожно перекладывает сначала Айзека, затем Итана. Когда он забирает у меня Эбби, то случайно дотрагивается и до меня. Мой желудок делает сальто. Эбби всхлипывает во сне и тут же успокаивается.

После того как он меня освободил, я наконец могу выбраться из кровати. Поднимаюсь на ноги и оглядываюсь на спящих детей. Мне кажется, что их ручки до сих пор обнимают меня. Глаза наполняются слезами.

– Уже поздно, Динь, – шепотом говорит Вард. – Нам пора.

Я быстро вытираю глаза и отворачиваюсь в надежде, что он ничего не заметил. Когда Вард берет меня за руку и ободряюще сжимает мои пальцы, я понимаю, что он все видел. Руку я не отнимаю, хотя следовало бы. Вместо этого я позволяю ему увести себя из детской. Наши пальцы переплетаются.

– Давай вернемся в твою комнату, – говорит он.

Интересно, что он решил назвать мою камеру комнатой. Но затем я понимаю, что мы идем совсем не в камеру, он снова ведет меня к себе. Мои ноги наливаются свинцом, и я врастаю в землю. Он останавливается, оборачивается и уже открывает было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает и молча смотрит на меня. Осознание вспыхивает в его глазах, как молния, и он тут же опускает глаза.

– Это не то, о чем ты подумала.

Не могу понять: он смеется или смущен?

– Мы не станем возвращаться ко мне. Не волнуйся.

Я сжимаю губы. Все-таки смеется.

– Доверься мне.

Это я уже слышала. Но, как и в прошлый раз, не могу. И не буду. И все-таки послушно иду за ним туда, куда он хочет. У меня и выбора в общем-то нет. Мы проходим по очередному незнакомому коридору и останавливаемся у какой-то двери. Перед тем как выпустить мою ладонь, Вард коротко сжимает ее, а затем прикладывает к биосенсору, вмонтированному в стену. Дверь отъезжает в сторону. Он касается моей спины и легонько подталкивает вперед.

– Добро пожаловать в твой новый дом, Динь!

Семь слов. Семь слов, и я смотрю на него во все глаза.

Должно быть, я просто ослышалась.

– Тебя только за смертью посылать!

Я резко оборачиваюсь – по коротенькому коридору проносится Ками и подбегает прямо к нам. На ней пижамные штаны на шнурке и майка, лицо – гладкое и блестящее, без капли макияжа.

Я не могу скрыть замешательство и теряюсь еще сильнее, когда она начинает радостно скакать вокруг:

– Ох, мы с тобой так повеселимся! Я всегда хотела, чтобы у меня была соседка.

Меня бросает в жар.

Быть того не может.

Я, наверное, сплю, заснула прямо там, в детской, с Эбби и мальчиками. Это же не может быть правдой.

– Полегче с эмоциями, Джейн. – Ками издает суховатый смешок. – Еще немного, и я поверю, что ты обрадовалась.

Я моргаю один раз, другой, третий, а затем, по возможности, незаметно щипаю себя за чувствительную внутреннюю часть руки. Незаметно, но максимально больно, чтобы наверняка.

– Джейн, ты не спишь, все по-настоящему, – улыбается Ками. – Но, пожалуйста, щипайся, если тебе так хочется.

– Кэм, – вмешивается Вард. – Ты не оставишь нас на минутку?

Ками бросает на брата короткий взгляд, а затем поворачивается ко мне и опять расплывается в улыбке, еще более широкой и сияющей.

– Я пойду… зубы почищу. Никто не против?

И она уходит обратно, откуда пришла. Мы с Вардом остаемся наедине. Он разворачивает меня к себе и ждет, когда я наконец посмотрю на него.

– Ты не должна была жить в той клетке. Никогда.

В его глазах полыхает злость, но он делает глубокий вдох и пытается переменить тему.

– Ками, она… ее бывает многовато, так что, если тебе будет тяжело ужиться с ней, дай мне знать. Мы сможем подобрать для тебя другую комнату. Может, не сразу, но со временем…

У меня голова идет кругом. Каждое его слово – это подарок, который я определенно не заслуживаю. Я не могу… я не… я так…

Вард подходит ближе, так близко, что мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Поднимает руку и осторожно проводит пальцами по моей щеке. У меня в глазах целый океан удивления, но, прежде чем я пытаюсь решить, что мне лучше сделать – потянуться ему навстречу или отступить, – он отступает сам. Запускает пятерню себе в волосы, и они становятся похожи на разворошенную солому.

– Тебя уже сто лет назад должны были перевести в такое жилье. Но прошлое не изменишь, только будущее. – Его голос звучит жестче, чем обычно, и я не уверена, что в этот момент он говорит со мной. Скорее, сам с собой. – Ками все тебе покажет, – продолжает Вард. – Твое расписание останется прежним, но с этого дня охранники будут приходить за тобой сюда.

Он замолкает на секунду, как будто не может решить, продолжать ему или нет, а затем коротко вздыхает и говорит:

– Еще один вопрос я пока не решил… но я пытаюсь добиться, чтобы они отменили наручники.

Земля сдвигается и раскачивается у меня под ногами. Все ясно. Я определенно в какой-то момент провалилась в параллельную вселенную. Ту самую, в которой замкнутых, молчаливых девушек спасают рыцари в доспехах, где живут счастливые дети-непоседы. В которой можно легко провалиться в мечты, живые и реальные, способные пропитать бесцветные стены и наполнить бледно-серую палитру всеми цветами радуги, яркими, звенящими в воздухе. Я хлопаю ртом, как рыба на берегу. Больше всего мне сейчас хочется что-нибудь ему сказать. Хочется озвучить то, как я ему благодарна. Я и не думаю доверять Варду, но он сделал мне бесценный подарок, и я хочу, чтобы он понимал, как много это для меня значит. Поэтому я осторожно, очень-очень осторожно поднимаю руку и сжимаю его предплечье – всего на долю секунды. Для нормальных людей этот жест ничего бы не значил. Но для меня это так же громко, как крик. И, судя по выражению лица Варда, он услышал все невысказанное.

– Динь…

К нам неожиданно возвращается Ками.

– По-моему, пора прощаться и говорить «спокойной ночки» и все такое, Лэндон.

Вард проглатывает недосказанное, молча отворачивается и кивает.

– Снов, Кэм. – Он целует ее в лоб. – Позвони, если что-нибудь понадобится.

– Ага-ага, давай. – Она с улыбкой выталкивает его, машет рукой. – И не переживай, у нас все будет отлично.

– Увидимся завтра, Динь, – говорит мне Вард. Последний взгляд, и он уходит.

Ками закрывает за ним дверь. А потом берет меня за руку, водит по дому и все показывает. Я брожу за ней, как в тумане. Эта квартира – копия квартиры Варда, только более яркая и с еще одной спальней. Ками говорит без умолку, но в моих мыслях снова и снова повторяется та сцена с ее братом в коридоре. Только когда мы добираемся до моей комнаты, мое сознание возвращается в настоящее. Я стою на пороге и в который раз за этот вечер борюсь с подступившими слезами. Эта комнатка – моя комнатка – тоже чем-то похожа на сон наяву.

Так как мы находимся под землей, здесь нет окон, но на бледно-желтой стене висит огромная картина маслом: пляж, ведущий к бескрайнему голубому океану. С этим видом не сравнился бы вид из окна, но эта картина и близко не так прекрасна, как кровать, – такая же роскошная, как кровать Варда. Ками танцующей походкой приближается к шкафу и распахивает дверцы – огромный выбор одежды, и вся она – для меня. Я не знаю, смеяться мне или плакать. Просто бездумно провожу рукой по водопаду из тканей.

– Больше никакой наволочки! – радостно сообщает мне Ками. Заметив мое выражение лица, она тихо спрашивает: – Слишком много нового сразу?

Я киваю, и она обвивает меня рукой, прижимая к себе.

– Не волнуйся, Джейн. Мы быстро вернем тебя в норму, и ты снова почувствуешь себя человеком. И вскоре все это будет казаться тебе совершенно нормальным, как и должно.

Возможно, она права, но как долго продлится это чувство? У меня всего пятнадцать дней, чтобы как-то оправдать свое дальнейшее присутствие в «Ленгарде». Все эти перемены, по сути, ничего не изменят, я не буду, не буду отвечать на их вопросы. Я просто не могу. А значит, мое время подходит к концу, и секундная стрелка тикает все громче, как будто это не часы, а детонатор. Все, что мне остается, – просто наслаждаться оставшимся временем и своим последним подарком, хотя я и подумать не могла, что когда-нибудь получу нечто подобное. И эта комната, и кровать, и одежда, и общество Ками – все это идеально. Впервые за два с половиной года я не чувствую себя одинокой, замерзшей или испуганной. Теперь мне будет удобно. И я очень хочу продлить это внезапное чувство свободы настолько, насколько смогу.

Точнее, насколько у меня это получится.

Глава 9

Прошло двенадцать дней, а Вард ни словом не обмолвился о том, что время подходит к концу. Каждый вечер я прихожу к нему, как всегда. Он вручает мне книгу, и я читаю. Иногда он говорит о чем-нибудь незначительном. Бывает, он что-то записывает, читает или просто сидит и смотрит в одну точку. Или на меня. Из-за последнего я все время чувствую себя не в своей тарелке. В такие минуты я нарочно отворачиваюсь, но все равно чувствую на себе его взгляд. От этого моя кожа покрывается льдом и полыхает одновременно.

Прошло уже двадцать шесть дней с нашей первой встречи, а я до сих пор почти ничего не знаю про Лэндона Варда. Что я знаю наверняка – все изменилось после того, как я провела ночь в его комнате. Не только Вард стал вести себя иначе, но и Энцо. Они оба стали усиленно заботиться обо мне. Например, на следующий день после ужина с семьей Фэлона Энцо вызвался проводить меня до комнаты и отослал охранников. Он ждал меня, пока я была в душе; а так как теперь у меня появилась личная ванная, я могла плескаться там сколько угодно. Это было просто божественно! После он пообедал вместе со мной, и на этот раз мне досталась не привычная баланда с протеинами, а остатки лазаньи и запеченных овощей, которые Эстер занесла нам с Ками тем же утром. Потом он просто валялся на нашем диване, а когда пришло время, лично отвел в лабораторию к Ванику. К тому же в тот раз не было ни охранников, ни наручников. И на этом он не остановился – в течение всего сеанса стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, и наблюдал за ученым с таким зверским выражением лица, что даже у меня волосы встали дыбом.

– Вы с Вардом уже поговорили? – спросил он у Ваника, и тот недовольно кивнул в ответ. – Не думайте, что он просто шутил. Я останусь здесь и удостоверюсь, что вы его правильно поняли.

Ваник громко сглотнул.

Я наблюдала за ними, повторяла про себя слова Энцо и не могла понять, что такого Вард сказал моему мучителю. Прозвучало это так, словно Вард ему угрожал. Но с чего бы ему это делать да еще и ради меня?

Так или иначе, разговор с Вардом и присутствие Энцо сделали свое дело – в тот день я впервые за время в «Ленгарде» вышла из лаборатории Ваника без малейшей головной боли. Весь сеанс он обращался со мной, как с тряпичной куколкой, и то и дело нервно поглядывал на Энцо, который все два часа сеанса хмурился и поигрывал мускулами.

Когда я выходила из лаборатории, у меня на губах снова играла улыбка, и я не могла ее сдержать. Она не сходила у меня с губ и по дороге к Варду, к которому меня опять-таки вел Энцо. Да, я даже не пыталась как-то обуздать свои эмоции, но мне было все равно. Я просто была рада, что в тот раз никто не пытался опять разворошить мне мозг. Я была так благодарна Энцо и Варду, но дать им это понять могла только улыбкой. Она заменяла все слова, которые я не могла произнести вслух. И они это понимали.

С того дня в силу вступило мое новое расписание, согласно которому Энцо обедал со мной, тусовался в нашей с Ками квартирке и присутствовал на всех занятиях с Ваником. Последнего это жутко раздражало, и он с трудом себя сдерживал. Судя по опыту последних дней, он был уже на грани, но все равно придерживался сценария «тряпичной куклы» и обращался со мной предельно корректно. Не помню, когда мне в последний раз было так комфортно, но точно не в «Ленгарде». И за это нужно благодарить Варда и Энцо.

С Ками мы виделись нечасто, только во время завтрака в начале дня и после читательских марафонов с ее братом – в конце. Но все равно то время, которое мы проводили вместе, озаряло последние двенадцать дней. Я еще никогда не встречала никого, настолько переполненного жизненной силой и готового делиться ею с другими. Понятия не имею, как нам удалось завязать такие крепкие отношения за такой короткий срок, но тем не менее это случилось. И я понимаю, что это очень опасно.

– Думаю, пришло время слегка изменить наши планы. – Голос Варда вырывает меня из моих мыслей и возвращает обратно в библиотеку. – Сегодня мы посвятим остаток дня кое-чему другому.

Я закрываю книгу и поднимаю любопытный взгляд. Наши с ним занятия никогда не менялись, даже после того, как все изменилось. Мне интересно и немного тревожно: что же он скажет?

– Хорошо, что на тебе нормальная одежда, потому что иначе ты бы там сильно выделялась из толпы.

Я хлопаю ресницами, глядя на него, а про себя повторяю: «Там? Где – там?»

– Пойдем, Эстер уже ждет.

Вард открывает дверь и жестом зовет за собой. Я не просто насторожена, мне очень не по себе. С Эстер мы виделись в последний раз за тем ужином, а с ее детьми тогда, когда они все уснули на мне. Я не в восторге от перспективы встретиться и с ее мужем; только не теперь, когда осталось всего три дня до окончания срока. Но, похоже, выбора у меня нет. В этом отношении ничего не изменилось.

– Давай, Динь, время не ждет.

Вард как будто прочитал мои мысли. Бесшумно вздыхаю и выхожу следом за ним в коридор.

Эстер встречает нас очень тепло. Нам навстречу выбегают дети – сияющие лица, улыбки во весь рот. Когда я вижу их, мгновенно успокаиваюсь. И Фэлона нигде не видно.

– Вы готовы? – спрашивает Вард. – Все обулись? Оделись?

Эстер перехватывает мой растерянный взгляд и приподнимает бровь.

– Ты ей не сказал? – спрашивает она Варда.

Он пожимает плечами и улыбается.

– Я подумал, что будет лучше, если это будет сюрприз.

– Ты просто невозможен, – говорит Эстер. – Хватит терзать бедную девочку, расскажи ей все, а я пока одену ребят.

Она уводит малышей, раздавая указания на ходу. Я все еще жду, когда кто-нибудь наконец объяснит мне, что я здесь делаю, и нетерпеливо постукиваю ногой по полу. Надеюсь, Вард понимает, что мое терпение на пределе. Его улыбка почему-то становится все шире. Хотя мой намек он понял.

– Моя позиция в «Ленгарде» позволяет мне время от времени выбираться наружу, – говорит он. – Ты пробыла здесь уже слишком долго, так что я подумал, что ты будешь рада выбраться наверх. Ненадолго вырваться из рутины.

Он выглядит так, словно ему и самому не по себе от собственной гиперопеки. Или, возможно, это просто реакция на мой шок. Но я ничего не могу с этим поделать. С таким же успехом он мог бы во всеуслышание объявить, что пасхальный кролик реален.

Наверх.

Наружу.

Я не была снаружи девятьсот пятьдесят один день, восемь часов и пятьдесят четыре минуты. Не видела неба, не чувствовала свежего дыхания ветра и теплого прикосновения солнечного света. Мое сердце бешено колотится, мне тяжело дышать. Не знаю, что сильнее: восторг или ужас от мысли, что я покину эти безопасные стены и выберусь из своего заточения.

– Дети не так часто выбираются за пределы «Ленгарда», так что я пообещал Эстер взять их с собой, – продолжает Вард, потирая шею. – Я… я надеюсь, ты не против, все нормально?

Нормально? Едва ли. Все это пугает меня до чертиков. И в то же время… Похоже, это будет просто идеальный день. Ведь у меня их осталось всего три. И все. Возможность выбраться наружу – это наилучший подарок из всех возможных. Благодаря Варду я смогу попрощаться с миром. Кажется, он тоже это понимает, поэтому и прячет глаза. Он тоже знает, что ждет меня впереди.

– Вот, Джейн, возьми. – Эстер возвращается к нам с черной курткой в руках. – До заката еще далеко, но там все равно прохладно. Осень, ветер и все такое.

Я натягиваю куртку, радуясь, что после тренировки надела джинсы и простую белую футболку. Когда я в последний раз была наверху, такая одежда считалась вполне нормальной. Эстер разглядывает меня, слегка наклонив голову.

– А знаешь что, оставь ее себе. Тебе она очень идет.

Я широко распахиваю глаза и мотаю головой. У меня есть масса причин отказаться, и главная – мне осталось не так уж много, и я не смогу ее носить. Эстер протягивает руку и снимает невидимую соринку с моего плеча.

– Я настаиваю. Считай, что это – плата за то, что ты сегодня присмотришь за моими детьми.

Хотелось бы мне сказать ей, что я очень давно не была снаружи и это ее дети, скорее всего, будут присматривать за мной.

– А еще тебе понадобится это. – Эстер вручает мне пару черных ботинок.

Я принимаю их с огромной благодарностью. Несмотря на обилие одежды в моем новом гардеробе, обувь мне почему-то по-прежнему не разрешают носить.

– Мы готовы, Лэнди! Мы готовы! – Эбби скачет вокруг нас. Итан и Айзек делают то же самое, пусть и не с такой скоростью, но их лица все равно светятся от радости.

– Не отходите от Лэндона и Джейн и слушайтесь их во всем, – говорит Эстер, одергивая на детях пальтишки и по очереди целуя их в лоб. – И ведите себя как следует, понятно?

Наши уши накрывает хор детских голосов: «Да, мамочка!» и «О’кей, мам!» Эстер удовлетворенно кивает.

– Присмотри за ними, Лэндон, – тихо говорит она Варду. Быстро взглядывает на меня и добавляет: – За всеми.

Ее слова согревают меня – трудно не понять, что именно она имела в виду. Я мягко и с благодарностью улыбаюсь ей, а она внезапно наклоняется ко мне и целует в лоб, точно так же, как целовала своих детей. Я часто-часто моргаю. Не помню, когда кто-либо проявлял ко мне такую нежность. У меня были причины закопать некоторые воспоминания как можно глубже, но все равно трудно отрицать их существование. Нежность материнского прикосновения способна пробиться даже сквозь самую укрепленную и непробиваемую защиту в памяти. Вдох, другой, третий – и я в порядке.

– Мы идем? – нетерпеливо спрашивает Итан.

– Идем, старина, – отзывается Вард, хотя сам не спускает с меня глаз. – Можете подождать в коридоре? Мы с Динь уже идем.

Дети выбегают в коридор, Эстер тихо прощается с нами и исчезает в соседней комнате. Как только мы остаемся наедине, я вопросительно смотрю на Варда: почему он отправил детей вперед? Он мнется, ему явно не по себе, и я не понимаю, в чем дело.

– Прости, Динь, мне очень жаль, но дядя согласился отпустить тебя наверх, только при условии, что ты наденешь это…

Он достает из-за спины наручники, и я печально вздыхаю. Как было бы здорово погулять там в последний раз и не чувствовать себя ни в чем ограниченной, но я понимаю, почему Фэлон принял такое решение, особенно если учесть, эм-м, все. Но я же все равно увижу солнце. Наручники не смогут его у меня отнять.

Я смыкаю руки и вытягиваю их перед собой, кивком показывая Варду – делай то, что должен. Он берет меня за левое запястье и застегивает вокруг него стальное кольцо, а второе почему-то пристегивает к своей правой руке.

– А я вот не хотел, чтобы ты их надевала, – продолжает Вард как ни в чем не бывало. – Так что я предложил компромисс.

Он встряхивает нашими сцепленными звенящими руками. Я молча пялюсь на него, потому что мне трудно понять, что в этот момент происходит у него в голове. Я и представить себе не могла, что между нами когда-нибудь будет такая связь. Но теперь…

– Мы пройдем это вместе, Динь. Неважно, скованные или свободные.

Я закрываю глаза, и его слова накрывают меня. Как же тяжело! Неужели он не понимает, что от этого мне только сложнее? Каждое доброе слово, прикосновение, любое проявление заботы – все это лишь больше и больше подчеркивает то, что вскоре все закончится и я все потеряю. Мои ресницы вздрагивают, а дыхание перехватывает, когда он переплетает пальцы наших скованных рук. Он увлекает меня за собой и мягко напоминает мне одернуть рукав, чтобы прикрыть наручники и не привлекать внимание. Эбби подбегает к нам и хватает меня за свободную руку – новый мучительный укол прямо в сердце.

– Мы отправляемся в плюключение! – радостно восклицает она, примерно в триста раз громче, чем следовало бы.

– Приключение, Эбб, – поправляет ее Итан, – прик-лю-че-ни-е.

– Я так и сказала! – Мы идем по коридору, и она раскачивает наши руки. – Плюключение!

Прежде чем они успевают поспорить, вклинивается Вард:

– Ребята, а вы помните три главных правила о том, как вести себя снаружи?

– Не говорить с чужими, – тут же выдает Эбби.

– Никуда не убегать, – добавляет Айзек.

– А последнее? – спрашивает Вард.

– Если что-нибудь случится и мы вдруг разделимся, идти прямо к башне и ждать, пока мы не найдемся, – послушно вспоминает Итан.

Я на секунду выныриваю из потока неприятных мыслей и с любопытством смотрю на старшего сына Эстер. Интересно, о какой башне речь?

– Хорошо, – говорит Вард.

Мы останавливаемся возле еще одной простенькой двери. Мне не терпится покинуть этот бункер не только из-за того, что ждет нас по ту сторону, но еще и потому, что, когда меня впервые привезли сюда, я была до такой степени накачана лекарствами, что не помнила вообще ничего, кроме бесцветных стен. Потом была пустота, а затем я просто очнулась в своей камере. Вот и все. Но теперь… Я наконец увижу, что там, за стенами.

В последний раз.

– Прости, Динь. – Вард достает из кармана длинную черную повязку. – Это тоже приказ директора.

Я не успеваю осмыслить эти слова, как он уже разворачивает меня спиной к себе и поднимает руки; моя левая тоже взлетает вверх. Он завязывает мне глаза быстро и мягко, но я все равно пребываю в состоянии легкого шока – и как я не догадалась, что они потребуют чего-то в этом духе? Конечно же никто не позволит мне увидеть, как можно выбраться из «Ленгарда». Я опасна. И должна была предугадать этот жест. Но это не значит, что я не злюсь.

– Мы будем играть в прятки, Лэнди? – спрашивает Эбби. – Я думала, мы пойдем гулять!

– Нет, не в прятки, малышка, – отвечает Вард, а затем откровенно врет: – Динь играет в свою любимую игру.

– Кажется, ей не нравится, – замечает Эбби. – Надо купить ей мороженое. С мороженым все становится хорошо.

– Хм, это просто великолепная идея, – говорит Вард. – Мы всем купим по мороженому, как вам такое?

Я вздыхаю, пытаясь подавить свое раздражение, чтобы все не испортить.

– Все готовы? – спрашивает Вард, и дети отвечают ему дружным, одобрительным воплем. – Тогда пошли отсюда!

Тихое бип, а затем дверь мягко отъезжает в сторону. Меня тянут за собой, и я ступаю вперед. Но мне удается сделать всего пару шагов. Почему мы остановились? Неожиданно пол у меня под ногами слегка трясется, – должно быть, мы зашли в лифт. Мы поднимаемся так быстро, что у меня дух захватывает.

Я пытаюсь сосчитать, сколько секунд мы поднимаемся, но это трудно сделать, когда рядом без умолку болтают дети. Кажется, проходит целая минута, прежде чем лифт наконец останавливается. Вард и Эбби легонько подталкивают меня вперед.

– Я как раз думал, когда вы снова соберетесь, – приглушенный мужской голос. – Директор сказал, что у вас разрешение на сегодня, но уже темнеет, и я решил, что вы передумали.

Пытаюсь вспомнить, где слышала этот голос. Должно быть, это один из многочисленных охранников.

– Фэлон говорил, что Шесть-Восемь-Четыре идет с вами. Вот дела, а? О чем он думает? Хотя, надо признать, одета по-человечески и выглядит, как человек. – Охранник оценивающе посвистывает, и я невольно напрягаюсь.

– Еще одно слово – и твоя карьера в «Ленгарде» закончится, – коротко говорит Вард. Повисает тяжелая тишина. Зато все предельно понятно.

– Я не хотел никого оскорбить, сэр, – говорит охранник совершенно другим тоном, осторожным и взвешенным.

Сэр? Когда я впервые встретила Фэлона, он упоминал о том, что далеко не всем так везет – заниматься с Вардом один на один. Но при чем тут охранник? Он так быстро пошел на попятную… Что за должность занимает здесь Вард? И почему он не носит форму? Почему проводит со мной так много времени и почему мы все время читаем? И почему Фэлон сказал, чтобы я попыталась выжать максимум полезного из этой возможности?

Нет конца и края вопросам и сомнениям.

– Надеюсь, это больше не повторится, – сухо говорит Вард.

– Да, сэр. Конечно.

– Хорошо. Мы уходим до девятнадцати ноль-ноль. Я дам знать, если наши планы изменятся.

– Но… эм-м, сэр…

– Охрана нам сегодня не потребуется. Я уверен, директор прояснил этот момент.

– Ну да, но…

– Тогда выполняйте приказ. Дайте нам пройти.

Секунда тишины – колебание, – а затем я слышу шипение очередной отъезжающей в сторону двери.

– Спасибо, – коротко отвечает Вард. – Мы закончили.

– Но…

– Вольно, рядовой.

– Какой-то противный дядька, – ворчит Итан, когда шаги охранника удаляются.

– Ага, – тут же подхватывает Айзек.

Эбби в их разговоре не участвует, идет себе и мурлычет под нос песенку. Я диву даюсь на эту малышку – что за волшебная способность у маленьких девочек нырять с головой в свою страну чудес и не обращать внимания на бурлящее вокруг напряжение.

– Сюда, – говорит Вард и снова тянет меня вперед.

Слепота дезориентирует. Мне не нравится, что приходится на слово верить Варду, что он предупреждает о ступеньке или какой-нибудь преграде впереди. Я уже на грани того, чтобы просто сорвать с глаз эту повязку. Но маленькая ручка Эбби по-прежнему сжимает мою, как и рука Варда. Так что все, что мне остается, – стискивать зубы и от души надеяться, что наше путешествие не закончится пропущенной ступенькой и сломанной лодыжкой.

Вскоре мы заходим в очередной лифт. Мягкий голос у нас над головами требует ввести пароль подтверждения безопасности. Вслух Вард ничего не произносит – скорее всего, просто прикладывает ладонь к сенсору в качестве подтверждения. Этот лифт тоже несется наверх. Как же глубоко находится «Ленгард»?

От нетерпения я вся в гусиной коже. Мы, должно быть, уже очень близко к поверхности. Раздается тихое динь, двери открываются, и нас затапливает шум. Это голоса. Множество голосов.

Эбби издает счастливый писк и крепко сжимает мою ладонь. Она дергает меня за собой с такой силой, что я спотыкаюсь и попадаю носком ботинка в щель между лифтом и этажом. Я понимаю, что вот-вот рухну на землю и вырываю руку из пальцев Эбби, чтобы и она тоже не упала, но от Варда так легко отцепиться не могу. Однако, прежде чем я сталкиваюсь с неизбежным и падаю, он подхватывает меня и удерживает, прижав к своему сильному телу.

– Держу, – шепчет Вард мне на ухо.

Это правда. Он держит меня во всех смыслах. И не отпускает, хотя мне бы очень этого хотелось. Или… или я просто пытаюсь себя в этом убедить. Пытаюсь вывернуться из его крепких объятий. Он разжимает руки – как будто через тысячу лет.

Как только Вард отпускает меня, я делаю шаг назад и тут же наступаю на Итана.

– Ой!

И опять-таки именно Вард не дает мне упасть во второй раз, причем меньше чем за минуту.

– Если бы я не знал тебя, Динь, то подумал бы, что ты просто хочешь обнимашек.

Хотелось бы провалиться сквозь землю, но я бы все равно не успела, потому что на этот раз он выпрямляет меня почти сразу же, разжимает руки и снимает с меня повязку. Я часто моргаю, пытаясь постичь открывшуюся мне сцену. Толпа людей вокруг не оставляет ни единого сомнения, я сразу поняла, где мы, вот только понятия не имею, как мы очутились именно здесь.

Это же невозможно. Я верчусь на месте, пытаясь разыскать лифт, из которого мы вышли. Тону в вопросах без ответов и устремляю ошеломленный, полный недоверия взгляд на Варда. А он всего лишь улыбается мне знакомой кривой улыбочкой. Мои глаза сужаются, и Вард смеется. Эбби тут же подхватывает и хихикает, но Итан и Айзек ничего не понимают – отлично, нас уже трое таких. Из всех вопросов, которые заполняют мою голову, можно выделить один, самый главный: как может «Ленгард», тайное правительственное учреждение, располагаться прямо под Сиднейской телебашней, в самом центре Сиднея?!

Еще один важный вопрос: как я вообще попала в Сидней? Психиатрическая клиника, где я отбывала добровольное заключение, располагается в другом конце страны. Насколько сильно меня накачали, прежде чем доставили в «Ленгард»?

Мне жутко хочется узнать ответы на эти вопросы, но все, что я могу сейчас, – сделать глубокий вдох и просто успокоиться. У меня осталось не так много времени, нет смысла добавлять новые вопросы в список того, чего я не знаю и никогда не узнаю.

Когда я поворачиваюсь к Варду, его веселость уже слегка поугасла, но улыбка осталась. Он легонько тянет меня в нужную сторону, и мы идем за ним. Эбби и мальчики вприпрыжку бегут чуть впереди нас. Вард напоминает им, чтобы держались поближе. Они неохотно замедляются.

– Они не так часто выбираются наружу, – говорит Вард, когда мы идем к выходу из торгового центра, расположенного под башней. – Трудно держать объект в тайне, когда люди снуют туда-сюда.

– Мороженое, мороженое, мороженое! – скандирует Эбби, прыгая вокруг нас.

Я улыбаюсь, наблюдая за ее активностью. Мы выходим из тени башни на Маркет-стрит, и я застываю, ошеломленно глядя по сторонам.

Здесь есть звуки – шум, толпа, машины. Цвета – голубое небо, солнце, одежда окружающих. Все это просто потрясает. Никаких белоснежных стен, никакой тишины или разбитых мечтаний, никаких футуристичных кошмаров. Вместо всего этого – жизнь, как она есть.

Я протягиваю перед собой дрожащую руку – как же дивно шепчет солнечный свет, касаясь губами моей бледной кожи. Не помню, когда в последний раз я ощущала тепло настолько же прекрасное. Или когда ветер в последний раз запускал пальцы мне в волосы и щекотал тело. Когда я в последний раз чувствовала себя настолько живой.

Но похоже, что я испытываю все это в последний раз.

Три дня – это слишком мало.

Но это все, что у меня есть, так что нужно выжать из них максимум.

– Ну что, детвора, мы хотим в парк или к воде?

Я слышу голос Варда, отрываю взгляд от пушистых комочков белых облаков у нас над головой и снова возвращаюсь на землю.

– В парк!

– К воде!

– В парк!

– К воде!

Начинаются жаркие дебаты, но Вард быстро пресекает их, напоминая детям о том, что если мы пойдем в бухту Дарлинг, то с мороженым придется подождать, в то время как до Хайд-парка всего пара минут. И спор моментально прекращается.

Это просто чудесный вечер… Мы прогуливаемся по Маркет-стрит, покупаем по пути мороженое, приходим в парк и наслаждаемся сладостями у фонтана Арчибальда. Судя по моим подсчетам, через месяц ударят морозы, так что это не самое подходящее время для мороженого. Хотя нет, Эбби права, для мороженого не бывает неподходящего времени. Так что я наслаждаюсь им и их компанией, несмотря на ветер и брызги фонтана.

Детям здесь очень нравится, как и мне. Они прыгают, носятся, попискивают от восторга. Когда им надоедает в парке, мы идем в бухту, пересекая мост Пирмонт-бридж над заливом Кокл-бэй, а затем прогуливаемся по вьющейся набережной. Проходим мимо группы уличных артистов – их акробатические трюки ненадолго привлекают наше внимание, а затем мы встречаем фокусников – уличное волшебство вызывает у детей такой восторг, что нам приходится буквально оттаскивать их. Но у нас это не особо получается, потому что Эбби начинает рассказывать всем вокруг:

– Мамочка делает волшебные картинки, когда думает, что я не вижу.

Я не единственная умиленно улыбаюсь этому заявлению. Впрочем, темнеет довольно рано, поэтому после выступления мы не задерживаемся.

Когда солнце касается горизонта и дневной свет начинает таять, в голову начинает закрадываться мысль, что и наша вылазка тоже подходит к концу. Я так не хочу возвращаться, особенно после фонтана чудес, в которых я искупалась сегодня вечером. Я почти не замечала, что наши с Вардом руки скованы, – дети занимали все мое внимание. Но когда подходит время возвращаться домой, их энергия тоже начинает таять. Словно прочитав мои мысли, Вард говорит:

– Думаю, нам пора возвращаться.

Я согласно киваю. Он сочувственно улыбается – понимает, что я просто стараюсь не думать о том, что это моя последняя встреча с реальным миром. Да, впереди еще три дня. И возможно, он попытается вывести меня сюда еще раз. Я держусь за эту мысль по пути к башне, и только она не дает мне развалиться на куски прямо по дороге.

Детям не хочется, чтобы день заканчивался, хоть они и устали. Но после парочки реплик Варда и напоминания о вкусном домашнем ужине их недовольное ворчание сменяется согласием. Они шаркают подошвами ботиночек, хотя прекрасно знают, что все равно еще вернутся сюда. У меня же нет такой уверенности.

Особенно если учесть, что произойдет с нами через пару минут.

Глава 10

Мы уже почти прошли Маркет-стрит. Почти вернулись к башне. Именно там это и происходит. Только что дети шли рядом с нами и щебетали о шоу фокусников, а в следующую секунду Эбби издает пронзительный крик:

– ЛОШАДКА!

Я вздрагиваю, поднимаю взгляд: на противоположной стороне улицы – конный полицейский. А затем мой мир слетает с оси, потому что Эбби срывается с места и несется к лошади – вылетает прямо на оживленную дорогу.

– ЭББИ, НАЗАД! – кричит Вард и бросается за ней, дергая меня следом за собой и не обращая внимания на проносящиеся мимо машины.

Эбби останавливается прямо посреди дороги, отворачивается от заворожившей ее лошади и оглядывается на гигантский автобус, несущийся прямо на нее. Визг тормозов.

Я вскидываю свободную руку, делаю глубокий вдох. У меня ужасно хриплый голос – ведь я так давно молчала, – но я все равно кричу, вырываю это слово из самого больного места:

– СТОП!

И мир замирает по моей команде.

Люди застывают прямо посреди разговора. Птицы, летящие на ночь к гнездам, зависают в воздухе. Все звуки стихают. Воцаряется жуткая, ужасающая тишина. Автобус тоже застывает, увязает в застывшем времени – в одном мгновении от Эбби.

Мое сердце колотится, дыхание застряло на полпути. Я заставляю себя выдохнуть, но облегчения это мне не приносит. Теперь мне уже ничто не поможет. Что же я натворила?! Я поступила инстинктивно, да, я спасла Эбби жизнь, но это был глупый поступок. Такой глупый! Я спасла ее жизнь и заморозила весь мир. А что, если навсегда?!

– Значит, это правда.

Я чуть не выпрыгиваю от удивления из штанов. Стремительно оборачиваюсь и вижу Варда, он смотрит прямо на меня. Что?…

У меня отвисает челюсть. Он не застыл. Как так вышло, что весь мир застыл, а он – нет? Спросить бы его, да слова не идут. Я так давно не говорила вслух. И у меня были причины этого не делать. Потому что, когда я говорю, мир слушает меня. Точнее, слушается. Например, я крикнула: «Стоп!» – и вот он просто взял и замер.

– Ты – Вещая, – говорит Вард, а затем отворачивается и разглядывает застывший пейзаж. – И ведь не просто Вещая, да? Ты Творец. Ваник был прав.

Понятия не имею, о чем он говорит, но мой пульс учащается, когда он упоминает Ваника.

– Нам нужно уходить, – говорит он. – Нужно поскорее отвести тебя обратно.

Он снова поворачивается ко мне. Что бы он там ни заметил, его напряженное лицо заметно смягчается.

– Спасибо, что спасла Эбби. Правда, спасибо. Но ты должна была раньше рассказать о своем таланте. Тогда я бы смог тебе помочь.

В ответ я лишь судорожно ловлю ртом воздух. Он ошибается. Мне никто не может помочь. Он видит, что я все равно не намерена отвечать, сжимает губы, встряхивает головой и выходит на дорогу. Я все еще прикована к нему, так что вынуждена следовать. Вард подходит к неподвижному телу Эбби и уносит ее подальше от опасности. Она похожа на маленький манекен.

Как только мы возвращаемся на тротуар, Вард опускает ее на землю и поворачивается ко мне.

Я жду, что он скажет что-нибудь, сделает, объяснит, но на самом деле единственное, что по-настоящему меня волнует в эту минуту: почему, почему, почему он может свободно передвигаться, а все остальные – нет?

Как и во многих других случаях, Варду каким-то образом удается противостоять сокрушительной силе, живущей у меня внутри. Я не могу этого понять.

– Говори, когда будешь готова, – произносит он. И я понятия не имею, о чем он. Чего он от меня ждет? Вард перехватывает мой взгляд и поднимает брови: – Ты не знаешь, как все вернуть?

Я качаю головой, от души надеясь, что он меня поймет. Я не только не знаю, как все вернуть. Я вообще не уверена, что это возможно. Я понятия не имею, как это все устроено. Знаю только, что мои слова уже не в первый раз меняют мир – по крайней мере, мой мир.

Вард потрясен.

– Тебе никто не объяснил, как работает Вещание? А как же… – Он обрывает себя на полуслове, видимо, пытается понять, как лучше спросить.

Если бы я хотела еще сильнее ухудшить ситуацию, попросила бы его продолжить, помочь мне разобраться во всем. Ясно же, что он знает намного больше, чем говорит. Но вместо этого я лишь снова качаю головой.

– Ого, – выдыхает он. – Ну ладно. Эм-м. М-да уж.

У него вырывается смешок, но совсем невеселый. Он как будто не совсем верит мне.

– Но это многое объясняет.

Вард ошеломлен и явно не знает, что ему лучше сказать или сделать. Впрочем, это к нам обоим относится.

– Мне всегда было интересно, почему дядя попросил меня позаниматься с тобой, – задумчиво говорит он. – Я просто понятия не имел, что… ты и сама не имеешь понятия. Я думал, ты молчишь просто из упрямства. Хотя это… немного все усложняет.

Кто будет молчать целых два с половиной года из чистого упрямства?

Хотя формально он прав. Я молчала именно из упрямства, потому что единственная осознавала, какими могут быть последствия.

– Нам нужно многое обсудить – тем более, если ты ничего об этом не знаешь. Я узнаю у Фэлона, что, блин, происходит, а потом мы с тобой поговорим. Но сначала нужно исправить все это. – Он жестом обводит застывший мир. – И вернуться в «Ленгард».

Мы ведь и так туда шли, разве нет? Должно быть, Вард все еще в шоке и просто не пришел в себя.

– Сейчас ты должна сосредоточиться, – говорит Вард, пристально глядя мне в глаза. – Ты – Творец, а значит, в твоих словах заложена сила творения. Буквально. Ты – Вещая, и все, что ты произносишь, воплощается в жизнь.

К сожалению, это я и так знаю.

– Ты должна использовать свое воображение и сосредоточиться на том, чего ты хочешь. Просто представь, как ты снова «запускаешь» мир. Подумай о жизни, о том, как она течет. Как люди ходят, разговаривают, занимаются своими обычными делами. Закрой глаза и представь себе все это.

Я смотрю на него с огромным сомнением, но он жестом приглашает меня попробовать. Следуя его инструкциям, я закрываю глаза и пытаюсь визуализировать перед собой мир, живущий обычной жизнью.

– А теперь Вещай.

Вард говорит очень тихо, чтобы не нарушить картину перед моим внутренним взором.

– Скажи первое, что придет на ум. Слова не так важны, как сам посыл. Просто… расслабься и доверься чувствам.

Расслабиться? Довериться чувствам? Он что, серьезно?

Хоть мне и страшно оттого, что я не смогу все исправить, я все равно пытаюсь сделать или, по крайней мере, попытаться сделать то, чего он хочет. Крепко ухватившись за картину у меня в мыслях, я размыкаю губы и говорю – второй раз за два с половиной года. Этот звук больше похож на шепот, но сила, лежащая в нем, не имеет границ.

– Старт.

Не знаю, почему я выбрала именно это слово. Может, потому что Вард сказал, что само слово не имеет значения, а может, потому что «Старт» – это антоним слова «Стоп». Наверное, было бы странно, если бы я сказала, например, «буррито».

Так или иначе, у меня получилось.

На нас снова обрушиваются звуки. Раздается оглушительный сигнал автобуса. Я вижу сквозь лобовое стекло лицо водителя – такое же белое, как чайки, снова парящие у нас над головами. Но в панике больше нет нужды. Автобус все еще тормозит, но Эбби уже на тротуаре.

У меня голова идет кругом. Да, Варду каким-то образом удалось показать мне, что сделать, чтобы все исправить, и это само по себе чудо, но полностью последствий избежать не удалось. Водитель автобуса задыхается от шока, повсюду озадаченные зеваки, а рядом с нами – маленькая перепуганная девочка.

– Лэнди? – Эбби смотрит на Варда, ее бьет крупная дрожь.

Он тут же подхватывает ее на руки.

– Все в порядке, малышка. – Он прижимает девочку к себе и поворачивается ко мне: – Заставь их обо всем забыть. Желательно до того, как до нас доберутся копы.

Он кивает в сторону конного полицейского, который уже направляется в нашу сторону. Прохожие удивленно качают головами, будто пытаются убедить себя, что им все померещилось, – ну еще бы: только что посреди дороги стояла маленькая девочка, а теперь пропала и переместилась бог весть куда. Но вот полицейский не подумает, что все ему только привиделось. Он точно начнет задавать вопросы. Он ведь наверняка слышал восторженный возглас «ЛОШАДКА!» и тоже с падающим сердцем наблюдал за тем, как ребенок несется по оживленному шоссе. Тому, что случилось после, нет никаких объяснений.

Но… я все равно не понимаю, чего от меня хочет Вард. Или как я должна это сделать.

– Серьезно, у тебя всего пара секунд, иначе нас арестуют и начнут допрашивать. А у меня нет никакого желания сидеть в камере.

Он прав.

– Сделай то же самое, что и в тот раз, – быстро говорит Вард. – Сконцентрируйся на том, чего хочешь. На людях вокруг – на полицейском, водителе, свидетелях. Не нужно представлять в подробностях каждого из них. Просто сосредоточь все мысли на Эбби и пожелай, чтобы эти люди забыли о том, что видели. А затем Вещай.

Он требует невозможного. Но я уже знаю, что в моем случае возможно все. И в то же время я вполне могу все испортить. Что, если они забудут вообще обо всем? Исправить такое наверняка не удастся.

Должно быть, Вард заметил, что я напугана, потому что пытается поймать мой бегающий взгляд. Сам он полон решимости.

– Ты пока еще не поймешь, о чем я, но я защищаю людей от силы слов, которые произносят Вещие вроде тебя. Я могу помочь тебе научиться контролировать свои силы.

Я прерывисто вдыхаю – его слова повторяются у меня в голове: Вещие вроде тебя.

Вещие вроде тебя.

Вещие вроде тебя.

Значит ли это, что в мире есть и другие люди, которые умеют делать то же, что умею я?

Другие… Вещие?

Мне нужны ответы, но конный полицейский уже совсем близко, и я пытаюсь сосредоточиться на нем.

– Доверься мне, – говорит Вард. – Я смогу их защитить. И тебя тоже.

Эти слова – всего лишь шепот, но, черт возьми, я ему верю. Поэтому я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться, как никогда. От души надеюсь, что я не совершаю очередную ошибку. И выдыхаю одно-единственное слово:

– Забудьте.

На втором слоге я открываю глаза и вижу, как Вард тоже шепчет что-то, но слишком тихо, мне не слышно. А затем происходит нечто невероятное. Вокруг меня вспыхивает мягкий свет, как и вокруг Варда. Пучки света сливаются воедино и заливают сначала глазки Эбби, затем Айзека, Итана, полисмена и всех остальных вокруг нас. Этот свет отражается на дне их глаз, словно вспышка фотокамеры. А затем они коротко встряхивают головами и дальше ведут себя так, словно ничего и не произошло.

– Лэнди, я кушать хочу. Когда мы вернемся домой? – спрашивает Айзек.

Я не могу поверить своим глазам.

Сработало. Действительно сработало!

– И я тоже, – подхватывает Эбби и выкручивается у Варда из рук. – Я хочу, чтобы мамочка… ЛОШАДКА!

Я подпрыгиваю, вновь услышав этот вопль. На этот раз он еще более радостный и громкий, потому что сейчас лошадь с всадником в униформе всего в полуметре от нас.

– Добрый вечер, офицер! – приветствует его Вард. (Полисмен выглядит здорово озадаченным – явно не может понять, зачем он пересек улицу.) – Вы не могли бы нам подсказать, как добраться до ближайшей станции метро?

Полицейский хмурится, но в итоге лишь пожимает плечами и отвечает Варду. Затем он желает нам доброй ночи, тянет лошадь за поводья и отходит в другую сторону. Я с облегчением выдыхаю.

– Еще бы немного… – бормочет Вард и опускает Эбби на землю.

– Я хочу есть! – повторяет Айзек. – Еще не пора ужинать?

Вард улыбается двоюродному братику. Правда, на этот раз – никакой ямочки на щеке. Он здорово напряжен, и особенно это чувствуется, когда он смотрит на меня и быстро отводит взгляд. Ну что же, теперь он знает правду. Знает, что я чудовище.

– Да, приятель. Через пару минут будем дома, там и поедим.

– Ура! – восклицает Эбби. – А я смогу почитать для Джейн после ужина?

Она делает шажок в мою сторону, но Вард неожиданно перехватывает ее свободной рукой и привлекает к себе. Хотелось бы мне сказать, что этот крошечный жест ни капли меня не задел, но это не так. Мне больно. Он не хочет, чтобы она приближалась ко мне. Хотя я его не виню.

– Не сегодня, милая. У Джейн будут дела, ей нужно будет кое-куда сходить, после того как она зайдет к нам в гости.

Я прямо чувствую, как кровь отливает от моего лица. Что за ужасы ждут меня впереди? Мне ведь обещали три дня. А теперь я вообще ничего не понимаю. Вард услышал, как я Вещаю. Что теперь будет? Насколько это все изменит? И хочу ли я, чтобы что-то менялось? Мы идем в сторону торгового центра под башней, и я чувствую, как на меня накатывают страх и неуверенность. Мы останавливаемся у лифта.

– Правила есть правила, – говорит Вард, избегая смотреть мне в глаза. Сначала я не понимаю, о чем речь, а затем он, Вард, опускает Эбби и достает из кармана повязку.

Мое перепуганное сердце падает, когда он повязывает ее мне на глаза. Чувство западни только усиливается, когда я вхожу в лифт и мы спускаемся вниз. Теперь Вард знает, что я – монстр. Вскоре об этом узнает и Фэлон, а вместе с ним и весь остальной «Ленгард». Что они со мной сделают? Или сделают мне? Судя по тому, через что я уже прошла, пока хранила молчание, дела мои плохи. Я ведь не хотела, чтобы кто-то из них об этом узнал.

Я старалась – я так старалась – сохранить все в тайне. И забрать эту тайну с собой в могилу. Но… я не жалею о том, что сделала, потому что Эбби здесь, стоит рядом и тихонько мурлычет себе под нос какую-то песенку.

Хотя, если бы не Вард, если бы он не помог мне все исправить, страшно представить, что могло бы случиться.

Я так погрузилась в тревоги, что и не заметила, как мы вышли из второго лифта и Вард снял с моих глаз повязку. Бескрайние стены окружают нас со всех сторон, я чувствую, как у меня внутри все сворачивается и леденеет.

Скоро, даже слишком скоро мы приходим в апартаменты Фэлона. Эстер видит сонных, вымотанных детей и прикрывает ладонью улыбку. А потом смотрит на нас с Вардом, и от улыбки не остается и следа. Я не знаю, что можно понять по моему лицу, и не смею взглянуть на Варда, так что мне интересно, о чем она думает.

Правда, долго гадать не приходится – Вард очень быстро извиняется и уводит меня, потому что не хочет, чтобы я слишком долго оставалась рядом с его близкими.

Я проглатываю ком, и мы выходим за дверь. Снова бесцветные коридоры, снова давящая тишина и тяжелые, невысказанные слова. Я трясусь от макушки до пяток, и Вард наверняка чувствует это, ведь мы по-прежнему в наручниках. Мы впервые идем по этим коридорам вместе, и впервые он держит меня в наручниках. Пожалуй, нетрудно догадаться, что ждет меня впереди.

Глава 11

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я сижу в удобном кресле в кабинете директора Фэлона. Чувствую странное родство с секундной стрелкой в настенных часах передо мной. Сколько бы шагов она ни сделала, все равно движется к концу, туда, откуда все началось. Шестьдесят секунд – и все обнулится, вся работа коту под хвост.

Два года, семь месяцев и одиннадцать дней – все перечеркнуло одно-единственное слово. Я обнулилась. И всему виной четыре буквы:

С

Т

О

П

Я не знаю, где Вард. Он привел меня к Фэлону, постучал, сразу открыл дверь и втянул меня внутрь. Когда мы вошли, директор разговаривал по телефону. Один взгляд на лицо Варда, и он сказал:

– Я перезвоню.

А потом сразу же положил трубку. Поднялся на ноги, велел мне сесть, а сам вышел из комнаты вместе с Вардом.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Могли бы пройти часы, дни, месяцы, даже годы, а я бы все смотрела на секундную стрелку. Она всегда куда-то идет, но так и не может дойти.

Неожиданно дверь распахивается, прерывая мои мысли, и в кабинет входит Фэлон. Варда с ним нет. Директор не спешит возвращаться в свое кресло. Просто останавливается и стоит, склонив голову набок, – разглядывает меня. Я чувствую, как мои ладони начинают потеть, а нервы натягиваются и звенят – мне нужно что-то сделать. Хоть что-то. Нужно бороться. Бороться! Не знаю, с чем или с кем. Но я не борюсь, все так же сижу как приклеенная и боюсь отпустить его взгляд, слушаю, как недостижимо далеко от меня тикают часы.

Проходит как будто целая вечность, прежде чем Фэлон наконец сам отводит взгляд и неожиданно говорит:

– Идем, Джейн. Мне нужно тебе кое-что показать.

Я моргаю. Еще раз. А затем заставляю себя подняться из кресла и иду к выходу. Фэлон качает головой и прижимает ладонь к сенсорному экрану рядом с дверью, а затем наклоняется к сканеру сетчатки глаза. Секунду спустя раздается негромкое шипение, и левая стена кабинета отъезжает, открывая потайной проход.

– Сюда, пожалуйста. – Он жестом предлагает мне войти первой.

Я заинтригована. И немного напугана. Судя по моему опыту, меня там ждет какая-то пыточная камера, не иначе. Но, когда я вхожу туда, вижу лишь очередной пустой коридор.

Фэлон заходит следом, и стена закрывается, отрезая нас от кабинета.

Я сжимаю руки в кулаки и прячу их за спиной, чтобы Фэлон не увидел, как я трясусь. Впрочем, от пристального взгляда Фэлона это не ускользает, и он окончательно добивает меня – пытается успокаивающе улыбнуться мне. Он слегка наклоняет голову, указывая направление, и первым делает шаг вперед.

В отличие от всех остальных коридоров «Ленгарда», по которым мне доводилось ходить, этот не ровный, а под наклоном. Цвет стен по мере продвижения тоже меняется, – такого я еще не видела. Градиент меняется от белого к светло-серому, а затем этот серый темнеет все сильнее и сильнее. Когда мы подходим к лифту, стены вокруг нас уже угольно-черные, как будто хотят предупредить – что-то не так. Внимание. Опасность. Будьте осторожны.

Мы ступаем в тесное пространство лифта, еще один сканер, еще одна проверка, а затем двери смыкаются, и железная коробка срывается с места. К такой скорости я была не готова, потому что понятия не имела, что можно спуститься еще глубже. Но мы не просто спускаемся, мы падаем, как огромный кусок свинца, устремляясь к самому сердцу Земли. Когда останавливаемся, у меня уже напрочь заложены уши, а еще меня жутко тошнит.

– К этому трудно привыкнуть, – говорит Фэлон, заметив мое позеленевшее лицо. – Мы укрепили стены, чтобы компенсировать биометрическое давление на такой глубине, но нужно немного пообвыкнуться. Здесь также действует особая система фильтрации воздуха.

Мне понемногу становится лучше, по крайней мере физически. Морально я совершенно разбита.

– Мы почти пришли, – говорит Фэлон, и мы заходим в очередной совершенно черный коридор.

Флуоресцентные лампы отбрасывают жуткие тени на нашем пути, и, хоть я и не большой поклонник выбеленных стен на верхних этажах, эта жуткая чернота намного хуже. Вскоре мы достигаем конца коридора. Фэлон поднимает руку и касается стены. Невидимый сенсор сканирует его ладонь, и стена открывается. Фэлон заходит в комнату и манит меня за собой.

Я захожу следом, и…

У меня отвисает челюсть, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ахнуть. Мы стоим на входе в гигантский зал, размером с футбольное поле. Потолок подпирают толстые каменные колонны. Но шокируют не его размеры, нет.

Здесь люди.

Здесь повсюду люди. Они разбиты на группки по двое, трое и четверо. Они тренируются. Здесь очень светло и ярко, на стенах и колоннах – белые и голубые лампы и фонари. Выглядит это место, как декорация из какой-то научной фантастики. В основном, наверное, из-за того, что делают все эти люди.

Они… Вещают.

Они называют действие, и это происходит.

За каждым словом следует реакция.

Я вспомнила, как Вард помог мне заставить людей на Маркет-стрит забыть о случившемся, – люди здесь источают такой же свет.

Какая-то девушка слева от меня выкрикивает: «Пари!», из нее вырывается пучок света и вливается в человека, старше ее раза в два, даже больше – в три. Я его знаю, он был одним из моих многочисленных временных тестировщиков еще до Варда. Он тоже постоянно мучал меня, безуспешно пытаясь добиться от меня хоть какой-то реакции. Несмотря на его размеры, как только произнесенное слово… касается его, тело мужчины отрывается от земли и зависает в воздухе. Мужчина смеется и скрещивает руки и ноги, делая вид, что он – джинн. Его глаза так и брызжут весельем.

– Икай! – парирует он.

Девчонка протестует, но, как только ее касается ответный пучок света, недовольный стон сменяется икотой.

Я наблюдаю за этой игрой и совершенно не могу понять, что чувствую. Изумление, по большей части, и недоверие, пожалуй. Неожиданное открытие породило и крошечный лучик надежды: я не одинока!

А еще я чувствую легкую обиду: меня два с половиной года держали в заточении и даже не подумали сказать о том, что здесь, в глубинах «Ленгарда», есть и другие Вещие. Эти люди… такие же, как я…

…Почему мне никто не сказал?

С колотящимся сердцем я оглядываюсь по сторонам. Мое внимание привлекает еще одна группа. Их шестеро, все примерно моего возраста. Они делают вид, что сжимают в руках оружие. Трое носят зеленые повязки на руках, еще трое – синие. Все они носятся по залу, приседают и прячутся от соперников из команды противника. Они ныряют за колонны и за спины других людей, но по большей части стреляют друг в друга из воображаемого оружия.

– Бах! – выкрикивает девчонка с зеленой повязкой, выскочив из-за колонны прямо на мальчика с синей повязкой. Он захвачен врасплох, пучок света бьет его прямо в живот, и он охает от неожиданности. Я отшатываюсь в изумлении, когда у него по футболке расплывается огромное зеленое пятно. Мальчишка тут же вскидывает свое «оружие», прицеливается в девчонку и кричит:

– Ба-бах!

Девчонка с зеленой повязкой скрывается за колонной, и как раз вовремя – вылетают сразу два пучка света и шлепаются в азиатку с синей повязкой. Та подпрыгивает, спотыкается и разглядывает два пятна голубой краски, один – на груди, второй на бедре.

– Эй! Я вообще-то в твоей команде, засранец! – кричит она.

Мальчик поднимает в воздух обе руки, в одной из которых якобы по-прежнему сжимает свой невидимый «пистолет».

– Прости, Кида! Я тебя не заметил!

– Ну конечно, я ведь такая невидимая! – Девчонка недовольно пытается стряхнуть с себя краску, но вместо этого еще сильнее ее размазывает.

Девочка с зеленой повязкой тем временем выбегает из укрытия и набрасывается на очередного «синего» соперника, но уже в другом месте.

– Это были последние пули, – говорит мальчик и встряхивает у уха невидимую банку с патронами. – Мне нужно пополнить запасы, прикрой меня!

Кида кивает и убегает за ним. Они врываются в сражение с «зелеными» противниками и исчезают в толпе.

Я не знаю, что меня удивляет больше: люди, которые используют несуществующие пистолеты для игры в пейнтбол и заряжающие их словами, или то, что Кида и тот другой «синий» мальчик могут нормально общаться между собой вслух безо всяких последствий. Если бы я сказала те два слова, которые сказала Кида – «я невидимая», – то меня больше никто и никогда бы не увидел. А о том, что случилось бы, если бы я сказала «засранец», и подумать страшно. Так каким образом…

– Джейн?

Я оборачиваюсь, и мое сердце опять делает кувырок – ко мне бежит Ками, не менее удивленная моим присутствием здесь, чем я сама.

Ками здесь. В этом месте. Моя кровь прямо-таки вскипает от такого предательства.

Почему

Она

Мне

Не сказала?!

Ее взгляд перебегает с меня на Фэлона и обратно.

– Что… эм-м, что вы здесь делаете, дядя Рик? – Она жутко нервничает и ничего не понимает. Как и я.

– Лэндон сказал, что сегодня у Джейн случился прорыв. Она спасла Эбби жизнь, – говорит Фэлон.

И это – единственное проявление благодарности за мой поступок. Но мое сердце все равно сжимается от тревоги, особенно после того, как он добавляет:

– Похоже, она наконец готова стать частью программы в «Ленгарде».

Программа. Опять эта программа, о которой все вспоминают, но ничегошеньки не объясняют. Хотя теперь я начинаю понимать. Но господи, от этого у меня только еще больше вопросов!

У меня был месяц, чтобы доказать «Ленгарду», что есть смысл оставить меня в живых. Похоже, единственное доказательство, которого они хотели, – чтобы я наконец открыла рот и заговорила.

Может, именно этого они все это время и ждали. Чтобы я «посвятила себя» их программе. Чтобы доказала – что? Что я одна из них? Но теперь, когда они и так все знают, разве у меня есть другой выход?

– Какой прорыв? – спрашивает Ками. – Эбби в порядке?

– Если тебе нужны подробности – расспроси своего брата, Камелот, – Фэлон небрежно машет рукой. – Нам с Джейн нужно многое обсудить, так что извини нас.

Он жестом зовет меня за собой. Я спотыкаюсь и бегу за ним, но не могу заставить себя обернуться и посмотреть на Ками – боюсь того выражения, которое может быть у нее на лице в этот момент. А еще я боюсь собственных чувств. Она ведь знала о моих способностях и ничего мне не говорила.

– Сюда, Джейн, – зовет меня Фэлон. Он остановился у двери в боковой стене этого гигантского зала.

Я вхожу и оказываюсь в прямоугольной комнате с глянцевыми черными стенами. Пол и потолок тоже черные, испещренные паутиной перламутровых вен. Комнату заливает мягкий голубой свет, как и тренировочный зал снаружи. Здесь абсолютно пусто. Ни мебели, ни книг, ничего. Кроме двери, в которую мы и вошли.

Дверь закрывается за нами и с шипением впечатывается в стену. Мы с Фэлоном остаемся одни. Меньше месяца назад он был готов списать меня со счетов. Теперь же я понятия не имею, что он собирается делать.

– Я никогда не был на все сто процентов уверен в тебе, – говорит Фэлон. Он просто стоит и спокойно изучает меня взглядом. – А вот Ваник – был, причем с самого начала. Когда ты зарегистрировалась в той психушке и твой файл попал в систему, Ваник нашел сканы твоих документов, прочитал все показания и сказал, что мы просто обязаны тебя найти. Но прошло так много времени, а ты не издала ни звука… – Он пожимает плечами, как будто извиняется за свои сомнения, и продолжает: – Ваник был твердо уверен, что ты – Вещая. И к тому же очень сильная. Но Лэндон сказал, что ты не только Вещая. Ты знаешь, как редко удается найти Творца, Джейн? – Фэлон опускает голову и приподнимает уголки губ. – Ты и понятия не имеешь, о чем я, не так ли?

Бум. Бум. Бум. Кровь громко стучит у меня в ушах. Пожалуйста, говори, говори скорее, я хочу все узнать. И в то же время хочу сбежать куда-нибудь и не слышать всего этого. Не уверена, чего мне хочется больше, но, так как я боюсь пошевелиться и стою как приклеенная, он делает этот выбор за меня.

– Что ты знаешь о ксанафане?

Молча смотрю на него и пытаюсь унять шум в ушах, чтобы ничего не пропустить. Фэлон наклоняет голову набок.

– Прости. Я перефразирую свой вопрос – ты когда-нибудь слышала о ксанафане? Судя по тому, что ты ничего не знаешь о Вещих, ты и об этом лекарстве ничего не знаешь.

Логично.

– Ксанафан создала группа австралийских биохимиков и фармакологов. Сорок лет назад этот препарат разрешили испытывать на людях. К счастью или к несчастью, это уж как посмотреть, большого количества добровольцев не было. Тогда это было в лучшем случае просто «экспериментальным лекарством» и испытания проводились на небольшой группе женщин. Они лечились от бесплодия, и лишь некоторым из них хватило смелости – или отчаяния, – чтобы пойти на это, несмотря на все побочные эффекты лекарства.

Тут он пристально заглянул мне в глаза и продолжил:

– А эти эффекты оказались куда более серьезными, чем все думали. Девяноста процентам женщин удалось забеременеть, и почти все они умерли во время родов. Выжила примерно половина рожденных ими детей. Потеря была просто катастрофической, и препарат списали с производства, а опыты на людях прекратили. Примерно двадцать пять лет назад это лекарство синтезировали еще раз. Его снова начали испытывать на людях. В тот раз все прошло намного успешнее, однако многим испытуемым понадобилось больше времени, чтобы зачать, некоторым – до десяти лет после приема лекарства. И осложнений во время родов практически не было. Вывод был однозначным: это лекарство помогло им естественным путем зачать и выносить полноценных детей. И вот, – продолжает Фэлон, – новая группа женщин решила пройти курс ксанафана. Тем временем дети, рожденные от предыдущего эксперимента, достигли периода полового созревания. К этому моменту с ними начали происходить странные вещи.

От этих слов по моей коже бегут мурашки.

– Так вот, странные вещи… непонятные. Неестественные. Исследования показали, что в мозгу детей, матери которых забеременели после курса ксанафана, начали происходить неврологические аномалии. И эти аномалии расцвели, так сказать, именно в пубертатный период. Как гром среди ясного неба, без каких-либо предпосылок.

Я слышу эхо у себя в голове. Мой собственный голос, шепот, струится в памяти и превращается в омерзительный крик, страшные, непростительные слова. Но я отказываюсь их впускать и стараюсь отогнать подальше.

– Они описывают это так: щелчок в голове, а после, что бы они ни сказали, все начинает воплощаться в жизнь. Или наоборот… – Взгляд у Фэлона стекленеет, он смотрит на меня, но не видит. Как будто находится в этот момент очень далеко отсюда. Наконец директор встряхивает головой и продолжает: – Как только исследователи поняли, что происходит с этими детьми, то сразу же прекратили испытание лекарства на людях. На этот раз навсегда. Но было слишком поздно, потому что вторая группа женщин уже прошла курс. Ученым ничего не оставалось, кроме как наблюдать и ждать, проявится ли эта аномалия у новой группы детей. Тем временем первую группу подростков ангажировала тайная правительственная организация. Их изолировали, поместив в высококвалифицированную военную лабораторию для особых исследований – «Ленгард».

Ну наконец-то хоть какие-то ответы. Хотя они опять-таки порождают еще больше вопросов. Моя мама тоже принимала то лекарство? Поэтому я… такая? Неужели никто не сказал ей, что сделает со мной то лекарство? Знала ли она, кем я стану?

Как бы мне хотелось спросить ее об этом…

Лицо Фэлона каменеет, и он отворачивается от меня и снова смотрит куда-то невидящим взглядом.

– Исследования, которым подверглась первая группа детей, были… не самыми приятными. Правительство столкнулось с силой, которую наука до сих пор не может истолковать и приравнивает к сверхъестественным способностям. Именно поэтому многие тесты, которые проводили над детьми, были… нестандартными. Точнее, неэтичными. Но эти подростки были угрозой для всего остального мира, и правительство должно было убедиться, что они не станут террористами, которые всего лишь при помощи пары слов развяжут хаос и насилие.

Если бы я не знала, насколько это правдиво, наверное, рассмеялась бы и подумала, что он делает из мухи слона. Но ведь я и сама легко могу стать таким террористом. Достаточно просто открыть рот.

– Да, возможно, эти тесты были слишком жестокими, так как не все подростки прошли их целыми и невредимыми, – говорит Фэлон. – Многие их не пережили. Некоторые наложили на себя руки. Другие пытались сбежать, но их почти сразу поймали. Однако те, кто все же справился и выжил, стали не угрозой, а воинами. Слова стали их оружием.

Что же это за программа такая? Какая цель у правительства – создать армию суперсолдат? Людей, которым будет достаточно всего лишь открыть рот, чтобы остановить войну? Или начать?

Не этому ли все они себя посвящают?

– После формат испытаний изменился, – говорит Фэлон. – Этих детей стали меньше испытывать и больше воспитывать. Помогать им найти границы своих возможностей, определить масштабы способностей и глубину слабостей. Они стали частью проекта «Генезис» и начали тренировки, которые позволили бы им войти в первую группу секретного правительственного оружия. Их уникальные способности планировалось использовать конечно же ради общего блага.

Фэлон встряхивает головой, как будто ему самому трудно поверить в это. Мне верится довольно легко, особенно если учесть, что я только что видела своими глазами. Все эти ребята из зала за дверью, Вещие, прошли тот же путь, что и я. И несмотря на злость за то, что меня все это время держали в неведении, я чувствую облегчение. Я столько лет прожила в изоляции, а теперь… теперь я не одна.

– Но вот прошло время, – говорит Фэлон, и я снова перевожу на него взгляд. – Первая группа прошла тренировки «Генезиса». Эти дети выросли. Большую часть времени они учились контролировать свои способности и по сей день тренируют самодисциплину и оттачивают навыки, как ты сама только что видела. – Он кивает в сторону тренировочного зала. – С течением времени стало очевидно, что на вторую группу рожденных детей ксанафан оказал точно такой же эффект, – продолжает Фэлон, хотя это я и так уже знаю. – Так как после провала эксперимента все записи уничтожили, трудно было отслеживать все семьи. Нам оставалось лишь ждать, когда эти сверхспособности сами себя проявят. Когда это происходило, мы отправляли агентов «Генезиса», чтобы найти Вещих, привезти их сюда и сделать частью нового проекта под названием «Исход». Это – «ребенок» «Генезиса», на этот раз такой, каким он должен был быть с самого начала. Детей «Исхода» не подвергают пыткам, которые прошли Вещие «Генезиса». Они просто тренируются, учатся контролировать себя и совершенствовать навыки. Мы заметили, что они намного крепче и сильнее своих предшественников. И это потрясающе.

В мире не найдется слов, чтобы описать, через какие мучения я прошла из-за этого проклятого ксанафана. Но «потрясающе» – точно не одно из них. Мне ужасно хочется задать Фэлону вопросы, на которые я пока так и не получила ответ. Но я не могу. Не могу открыть рот, потому что… потому что я, в отличие от всех остальных, не знаю, как контролировать все это. Пусть я не одна такая, все равно я монстр. И всегда буду монстром. И никто меня в этом не переубедит.

– Теперь ты тоже часть проекта «Исход», Джейн, – веско говорит Фэлон. – Ты не только спасла жизнь Эбби сегодня. Ты показала нам, на что ты способна. Ты доказала, что достойна стать частью этой программы. И теперь настало время начать настоящие тренировки.

Глава 12

Я не успеваю обдумать слова Фэлона, потому что в этот момент дверь с шипением отъезжает в сторону и в комнату заходит Вард. Он коротко кивает директору, даже не глядя на меня, как будто меня здесь и нет. В его лице – ни капли тепла, и меня удивляет такой холодный прием. Хотя вообще-то это мне положено так себя вести, особенно после всего, что я только что узнала. Он должен был рассказать мне обо всем еще в прошлом месяце.

– Ты как нельзя вовремя, Лэндон. Наш урок истории как раз подошел к концу. – Фэлон поворачивается ко мне: – Вовлечь Лэндона было моей самой лучшей, можно даже сказать гениальной, идеей. Я видел, что ты не реагируешь на старания остальных экспертов и на все их испытания, так что почти утратил надежду. Но потом я подумал: а почему бы не попробовать нечто совершенно иное? В конце концов, ты и так слишком долго находилась в изоляции. Тебе был нужен компаньон. Или даже друг. Тот, кому ты начнешь доверять, кто сможет… растопить лед.

Вздрагиваю. Эти слова задевают меня намного сильнее, чем все остальное, вместе взятое. Вард тоже делает какое-то странное, резкое движение, но тут же снова застывает, как будто останавливает себя.

Я не смотрю в его сторону, потому что Фэлон еще не закончил.

– Словом, любого, кто сможет вытащить тебя из зоны комфорта, чтобы ты раскрылась. И, должен признать, Джейн, Лэндон просто превосходно справился со своей ролью. Ты согласна?

Мне так больно, как будто мне с размаху врезали кулаком в живот. Так все это было игрой? Все, через что мы прошли вместе за этот месяц? Фэлон на это намекает?

– Надо отдать ему должное, в самом начале, после первой встречи с тобой, Лэндон не хотел мне помогать. Но наступит день, когда он возглавит «Ленгард», так что Лэндон понимает, что эта работа требует полной отдачи, – говорит Фалон. – Он выслушал все, что мне было известно о тебе, и понял, что мне нужно: чтобы он подобрался максимально близко и выяснил, что ты скрываешь. Он должен был понравиться тебе, Джейн. Его задачей было вызвать твое доверие, и он справился намного лучше, чем я ожидал.

Я смотрю в стену. Нет. Нет, нет, нет. Он ошибается. Я никогда не доверяла Варду. Просто не позволила бы себе этого. Все это время я была очень осторожна. Но теперь понимаю, что где-то оступилась. Если бы это было не так, мне бы не было сейчас так больно. И я бы не чувствовала себя так жестоко преданной.

– Я вижу, что ты расстроена, но ты должна понять: Лэндон просто выполнял приказ, Джейн. У нас у всех есть своя роль. Проект «Исход» слишком важен для нас, и мы не можем отказываться от таких талантов, как ты. В конце концов ты поймешь, что все это к лучшему и цель оправдывает средства.

Цель оправдывает средства. Я не верю. Но понимаю, что это правда, – ведь когда я все-таки заставляю себя взглянуть на Варда, то вижу холодное, безжизненное лицо совсем незнакомого человека.

Он все это время был марионеткой Фэлона.

– А хорошая новость – да, есть и хорошая – в том, Джейн, что у вас с Лэндоном возникла связь, взаимопонимание. И как только ты поймешь, что его действия были необходимы, тебе будет легче привыкнуть к новым тренировкам. Он будет обучать тебя всему, что нужно знать о Вещании. И чем скорее ты поймешь, что он может тебе помочь, тем лучше будет для тебя самой.

От одной только мысли, что теперь, когда я знаю правду, мне придется еще больше времени проводить с Вардом, у меня внутри все обрывается. Фэлон продолжает, не обращая внимания на мое смятение, и его голос звучит мягко, почти ласково:

– Мне не терпится увидеть, как ты огранишь свой талант, Джейн, особенно теперь, когда твое пребывание здесь растягивается на неопределенный срок.

Будь у меня альтернатива, я бы предпочла покинуть это место через три дня, как и полагалось. И все же, несмотря на то, что все это время мной манипулировали, в глубине души я все же рада надежде на лучшее будущее.

Фэлон напоследок окидывает меня оценивающим взглядом, приподнимает уголок рта и поворачивается к Варду:

– Она твоя, Лэндон. Остальные на подходе, верно?

Я все равно не могу смотреть на него, но краем глаза вижу, как он кивает.

– Как раз заканчивают дневную тренировку. Осталось недолго.

Фэлон одобряющие хмыкает:

– В таком случае я откланиваюсь. Доложи мне, когда закончишь.

Он выходит из комнаты, не дожидаясь согласия Варда. Дверь закрывается у него за спиной, и в комнате воцаряется тяжелая тишина. Я украдкой кошусь на Варда. Каждая его мышцы напряжена, будто он не знает, чего от меня ожидать.

Я не могу прийти в себя. Раз за разом проигрываю в голове слова Фэлона. Вард играл со мной. Пытался заставить меня открыться ему, чтобы я ослабила оборону и пустила его в свой мир. Каждый обеспокоенный взгляд, каждая ямочка на щеке, каждое нежное прикосновение и пожатие руки были частью грандиозной манипуляции. Да, я опасна, но, похоже, я не единственный монстр в этой комнате.

Вард шумно вздыхает. А затем его взгляд, некогда такой теплый, вонзается в меня, как ледяной кинжал. Когда он решает заговорить, я не узнаю этот голос:

– Я кое о чем должен тебе сказать до того, как придут остальные.

Он говорит строгим, деловым тоном. Я понимаю почему. Он не собирается оправдываться после того, что рассказал Фэлон. Потому что все это – правда. Теперь мы будем обсуждать только сухие факты – и ничего более. Теперь ему уже незачем играть со мной в дружбу.

– Думаю, Фэлон рассказал тебе о ксанафане, но, скорее всего, поверхностно.

Я киваю, хоть это и не вопрос. Просто радуюсь, что мне удалось подавить свои эмоции. Я не позволю ему заметить, как сильно я расстроена. Никогда не покажу, что мне больно. С этого момента он всего лишь один из моих тестировщиков – и не более. Мой тренер.

Он слегка сужает глаза и кивает.

– Здесь ты можешь говорить совершенно свободно. Комната звукоизолирована. Более того, черные скалы вокруг нас… – он обводит рукой глянцевые поверхности, – это уголь. Он блокирует силу Вещих. Что бы ты ни сказала, эффект твоих слов не распространится за пределы этих стен. Да и в этих стенах Вещать будет нелегко, так что ты не потеряешь контроль над своей силой.

Я так хочу ему верить. Я правда хочу. Одна лишь мысль о том, что я могу говорить свободно, – сама по себе огромный соблазн. Но я слишком давно веду себя очень осторожно и не хочу совершить очередную ошибку. Например, довериться этим холодным, незнакомым стенам.

Я скрещиваю руки на груди и вскидываю подбородок. Если вздрогнувшая у него на скуле мышца может о чем-то свидетельствовать, значит, он верно истолковал мое выражение лица.

– Рано или поздно тебе придется заговорить. Если ты откажешься, тебя вышвырнут из программы. Ты выиграла немного времени, продемонстрировав сегодня свои способности, Шесть-Восемь-Четыре, но не стоит заблуждаться: в «Ленгарде» нет места для лишних, неподготовленных солдат.

У меня такое чувство, что мне дали пощечину. И дело даже не в угрозах, хотя это тоже не сахар. Он назвал меня Шесть-Восемь-Четыре. Не Динь, даже не Джейн Доу, безвестный живой труп.

Я ничто и никто. Просто подопытный кролик, недостойный даже имени.

Закусываю щеку, чтобы не выдать свои чувства.

Вард напрягается, приняв мою реакцию за равнодушие.

– С этого момента ты будешь проводить здесь каждый день. Твоя цель – стать полноправным участником проекта «Исход». Встречи с доктором Мэннингом, тренировки с Энцо и сеансы у Ваника будут приостановлены на неопределенный срок…

Мое лицо светлеет, правда всего на секунду.

– Но если мы увидим, что ты отказываешься сотрудничать, Ваник поможет… мотивировать тебя.

Про себя я осыпаю его всеми ругательствами, которые только могут прийти на ум. Что случилось с тем Вардом, который так пекся обо мне? Который обнимал меня в ванной, за которого я цеплялась так же, как за саму жизнь? Который поддразнивал меня, вел меня за руку, вытащил из клетушки и подарил мне настоящий дом? Кто этот незнакомец, который решил пугать меня, причем из всех зол выбрал именно Ваника? Будь я храбрее, спросила бы, правда ли все то, что я узнала. Но я все еще боюсь открывать рот, даже в этой звукоизолированной, надежно защищенной комнате. Его обещания для меня – пустой звук. И уже никогда не станут снова чем-то большим.

Прежде чем Вард успевает еще что-то сказать, дверь отъезжает в сторону, и в комнату заходят еще четыре человека. Двоих из них я уже знаю.

– Что это с тобой, Джей Ди? – Энцо подмигивает и расплывается в улыбке. – Пришло время влиться в наши ряды? Я уж думал, ты никогда не начнешь Вещать.

Земля уходит у меня из-под ног. Все знали? Все держали это в секрете?

– Ты в порядке, Джейн? – тихо спрашивает Ками и кладет ладонь мне на плечо. Я отступаю и избегаю ее взгляда. Но все же успеваю заметить, как ее лицо исказилось от боли.

Не хочу сейчас находиться рядом с ней. Или с Энцо. Не могу смириться с тем, что они тоже были лишь частью одного большого спектакля. Играли свои роли, прямо как Вард.

Я оглядываюсь на двух незнакомцев. Девушку я видела на пейнтболе, ее зовут Кида. Одежда у нее на груди все еще измазана краской, как и темная коса, лежащая на плече. Рядом с ней стоит какой-то парень, но его имени я не знаю. У него черные волосы, голова выбрита по бокам, ирокез выкрашен в красный цвет. В брови и губе – пирсинг, уши усыпаны таким количеством сережек, что их самих толком и не видно.

– Ребята, это Джей Ди, – говорит Энцо. – Джей Ди, познакомься с Кидой. – Он показывает на девушку с косой, и та приподнимает перепачканную краской ладонь. – А это Крюк. – Энцо подходит к Ирокезу, который не мигая смотрит на меня. – Хамелеон тоже где-то здесь шастает, но он стесняется показаться, особенно при девчонках. Он сам появится, когда будет готов.

Я понятия не имею, что он имеет в виду.

– Ей больше нравится Джейн, – говорит Ками. Ее голос звучит мягко, и я понимаю, что она все еще расстроена из-за того, как я себя повела.

– Джей Ди, Джейн, какая разница?

– Ни то ни другое, – сухо говорит Вард. – Ее должны называть настоящим именем, но если она откажется его произнести, обращайтесь к ней как к Шесть-Восемь-Четыре.

Все оборачиваются на меня, и я чувствую, как мой рот наполняется слюной. Сглатываю ее и крепче сжимаю губы. Мне все равно, можно говорить в этой комнате или нет, но настоящую меня они никогда не получат. Мне даже удается убедить саму себя в том, что мне наплевать, если все будут звать меня Шесть-Восемь-Четыре. Это просто имя, я не буду из-за него расстраиваться. Потому что мое настоящее имя, моя личность – это единственное, что у меня осталось. Единственное, что принадлежит мне, и только мне. И они этого не получат.

– Давайте пока остановимся на Джейн, – говорит Энцо, когда становится ясно, что мы с Вардом не сдвинемся с мертвой точки. – Я уверен, что Джей Ди скажет нам, как ее зовут, когда мы познакомимся поближе.

Держи карман шире, Энцо! Но я все равно смотрю на него с благодарностью. Не знаю, какая у него роль во всем этом, но почему-то кажется, что он на моей стороне.

Кида вмешивается в разговор, прежде чем Вард успевает возразить.

– Зачем мы вообще здесь, Лэндон? – Она вызывающе скрещивает руки на груди. – Ты сказал, что мы должны что-то ей показать.

– Джейн, – с подчеркнутой едкостью говорит он, – ничего не знает о мире Вещих. Она не знает, кто мы такие, что мы умеем и как мы это делаем. Вы – одни из самых сильных новобранцев «Исхода». Директор Фэлон уверен, что небольшая демонстрация будет намного эффективнее, чем лекции.

Крюк приподнимает проколотую бровь.

– Она ничего не знает? С луны свалилась, что ли?

– Что-то вроде того, – говорит Вард. – Похоже, она знает, на что способна сама, но понятия не имеет об умениях других Вещих. И о границах этих умений.

– О каких границах ты говоришь? – спрашивает Кида.

– Это сейчас неважно, – говорит Вард ровным голосом. – Я не за этим вас позвал. Лучше покажите ей, на что вы способны.

– Может, сначала попытаться объяснить? – спрашивает Ками.

Ее голос звучит твердо, в нем больше нет боли. Она сменилась тихой яростью. Лишь спустя некоторое время я осознаю, что сердится она не на меня. А на Варда.

– Может, это давным-давно нужно было сделать? Например, когда она только прибыла в «Ленгард»? – продолжает она. – Возможно, это более здравая мысль, чем запирать ее в клетке на несколько лет. Не думаете?

– Прекрати, Ками, – предупреждает Вард.

Она вскидывает руки.

– Нет, Лэндон. И не собираюсь. Если она прошла хотя бы через половину того, о чем вы рассказывали, я никогда не прекращу.

– Ты закончила? – Вард смотрит на нее, сузив глаза.

Ками бросает на меня взгляд, и мы все ждем, что будет дальше. Я – больше всех. Но Вард ничего не говорит, и тогда она раздраженно вздыхает, разворачивается на каблуках и вылетает из комнаты.

Глава 13

После неожиданного побега Ками в комнате повисает тишина.

А затем Энцо прокашливается и говорит:

– Ну что ж. Давай познакомим тебя с основами, Джей Ди. То есть Джейн. Объясним все вкратце.

Он игнорирует сверкнувшего глазами Варда и тут же приступает к делу.

– Непонятно почему, но не все Вещие одинаково владеют словом. Их силы можно условно разбить на три основные категории: физическая, ментальная и эмоциональная. Например, Крюк. Он – физический Вещий. Хотя мы не даем Вещим кличек, ведь навыков у нас много и они все разные, но мы все равно ласково называем его «Резак».

Проигнорировав мой пристальный взгляд, Энцо поворачивается к Ирокезу.

– Давай, Крюк, на мне. Ками потом подлатает. Только сделай одолжение, легонько.

Я не понимаю, о чем он говорит. А потом Крюк ухмыляется мне и неожиданно щелкает пальцами.

– Разрез, – говорит он.

Вспыхивает пучок света, врывается в Энцо и вспарывает ему кожу на предплечье. Я шумно втягиваю в себя воздух. На нем майка без рукавов, так что рану на его темной коже хорошо видно, и я точно знаю, что это не плод моего воображения.

Энцо ругается сквозь зубы, отрывает кусок ткани от майки и обматывает руку.

– Черт подери, это, по-твоему, легонько?

Крюк пожимает плечами.

– Сам сказал: Ками потом подлатает. Не будь слюнтяем.

Энцо бросает в его адрес нелестное словечко и туго затягивает полоску ткани на предплечье. Даже несмотря на то, что он перетянул рану, кровь быстро впитывается в ткань, и у меня внутри все обмирает. Не только от вида крови и способности Крюка, но и от того, какой восторг они у него вызывают.

– Некоторые Вещие совершенно не уважают людей. – Энцо бросает взгляд на Крюка и снова поворачивается ко мне. – Им ничего не стоит причинить людям боль – физическую, ментальную или эмоциональную, в зависимости от способностей.

Теперь я понимаю. У правительства есть основания побаиваться таких людей, как Крюк. Или использовать их в своих целях. Он был бы идеальным солдатом и мог бы косить своих врагов, как траву, еще до того, как они поднимут свои винтовки.

– Но у Вещих есть немало других физических талантов, которые не делают никому зла. Например, у Ками, Хамелеона и еще у парочки местных Вещих. Я уверен, скоро ты увидишь много примеров.

Мне любопытно, я хочу узнать как можно больше, в том числе и об этом Хамелеоне, которого Энцо упоминает уже во второй раз. Но тут Вард откашливается, и я понимаю, что его терпение явно на пределе.

Энцо хмурится и поворачивается к Варду:

– Бро, ты же сам сказал: Фэлон хочет, чтобы мы показали ей свои способности. Это не займет много времени, так что расслабь булки и не будь таким мудилой, ага?

Мне бы никогда не хватило мужества на такой выпад. Я давлюсь воздухом. Не знаю, чего мне хочется больше – засмеяться или съежиться.

Энцо усмехается над молчаливым ответом Варда и обращает на меня темные глаза.

– Еще у нас есть менталы, – говорит он. – Например, Лэндон. Мы называем его «Защитником», потому что он обладает чрезвычайно редкой способностью защищать и контролировать силу и намерение, которые скрываются в словах Вещих. Он как будто… видит эти слова, может придать им нужную форму, направить их, обезвредить. Короче, защищает тех, кого они могут затронуть. Иногда он защищает Вещих даже от самих себя.

Я вспоминаю о том, как Вард помог мне пробудить застывший мир, а затем заставить людей на Маркет-стрит забыть о том, что случилось с Эбби. Да, похоже, я понимаю, о чем говорит Энцо.

Я бросаю заинтригованный взгляд на Варда, но одного его выражения достаточно, чтобы я быстро повернулась обратно к Энцо.

– Бывают и другие ментальные способности: кто-то может создавать иллюзии, влиять на сны или оживлять истории, – продолжает Энцо. Он несколько напрягается и добавляет: – А у кого-то более опасные умения, например, заставлять людей делать что-то против их воли или влиять на мыслительный процесс.

У меня по спине бегут мурашки от одной только мысли о такой власти.

– Еще есть такие менталы, как Кида. Ее слова могут гипнотизировать.

Энцо поворачивается к перемазанной в краске девушке и приподнимает брови.

– Кид?

Кида смотрит мне прямо в глаза и говорит:

– Ты устала. Ты очень сильно устала.

Огонек вырывается из нее и вливается в меня. В эту же секунду на меня наваливается такая дикая усталость, что, кажется, еще чуть-чуть – и я рухну прямо на месте. Я зеваю, мои веки тяжелеют, а затем я слышу голос, доносящийся до меня как будто из густого тумана:

– Ясность!

Вижу вспышку и по щелчку снова возвращаюсь в нормальное состояние.

Кида все еще смотрит мне в глаза, и я быстро отвожу взгляд – не хочу знать, каким еще образом она может попытаться испытать на мне свою силу. Что, если она заставит меня говорить? Похоже, мое выражение лица – просто открытая книга, в которой большими буквами написано беспокойство. И правда, «синяя» девочка тут же качает головой, как будто прочитала мои мысли.

– Мы не можем заставить Вещих говорить против их воли, даже самые обычные слова. Это – один из самых главных запретов, – говорит Кида. – Требуется невероятная сила, чтобы прорваться сквозь естественные защитные механизмы другого Вещего. – Она снова качает головой. – Я не знала никого ни в проекте «Генезис», ни в проекте «Исход», кто умел бы такое.

Ну хоть какое-то облегчение.

– Ты все еще переживаешь, – замечает Кида, и я снова бросаю на нее взгляд. Это я зря. Она тут же наклоняет голову набок и велит мне: – Скажи нам свое настоящее имя.

Я вижу вспышку и чувствую, как меня накрывает волна гипноза. Я знаю, что должна открыть рот и ответить, но что-то меня останавливает. Какой-то голос у меня в голове нашептывает, что я вовсе не обязана подчиняться, что я могу просто проигнорировать вопрос. Все в моей власти. И я прислушиваюсь к этим словам, потому что благодаря им чувствую себя в безопасности. Когда звучит тихое «Ясность» и вспыхивает новый огонек, я часто моргаю и обращаю изумленные глаза на Киду.

– Поняла, о чем я говорила? – Та улыбается краешком рта. – Естественные защитные механизмы в действии.

Я тоже улыбаюсь Киде. Надеюсь, она поняла, что я благодарна ей, ведь Кида смогла немного меня успокоить.

Энцо продолжает рассказ, и я снова переключаю внимание на него:

– Последняя категория – это Вещие с даром воздействовать на эмоции. Они могут манипулировать чувствами других людей, делать их счастливыми, грустными, злыми, смущенными и так далее. Некоторые могут сделать комплимент и польстить так тонко, что ты уже никогда больше не будешь сомневаться в себе. А могут и наоборот.

Я не в восторге от мысли, что кто-то может так легко влиять на мои чувства, но я не успеваю дать волю мрачным мыслям, потому что Энцо продолжает:

– Я как раз из таких. Я умею поощрять других людей, мотивировать их и вдохновлять.

Его глаза поблескивают, и я чувствую внезапную тяжесть в груди. Готовлюсь к тому, что он скажет дальше.

– Не думаю, что тут нужна демонстрация, потому что с первого дня нашей встречи я только и делал, что Вещал, – признается Энцо без капли смущения. – Я побуждал тебя любить тренировки сильнее, чем ты полюбила бы их в обычном состоянии.

Вот оно что.

Я думала, что они нравятся мне, потому что позволяют хотя бы чуточку контролировать мою ограниченную жизнь. А теперь оказывается, что и эти чувства были ненастоящими.

Он меня побуждал.

Вот ведь гов…

– Эй, ну сработало же! – врывается в мои мысли Энцо, очевидно, заметив, что я рассердилась. – Ты стройнее Чудо-Женщины, да и дерешься будь здоров. Потом еще спасибо мне скажешь.

Он только что лишил меня последней отдушины. Какое уж тут спасибо?…

Вард снова покашливает, и Энцо понимает, что пора поторапливаться.

– Такие дела. – Он зажимает рану рукой, и я невольно смягчаюсь, но совсем чуть-чуть. – Вот мы какие. Мы, конечно, чуваки талантливые, но есть немало других Вещих. – Он указывает на стену, за которой скрывается гигантский зал. – Эти ребята могут заставить тебя поверить в самую несусветную брехню, могут управлять животными, убедить тебя в том, что ты – главный герой выдуманной истории, и много чего еще. И это – лишь часть тех способностей, которые мы видели.

Я даже не знаю, как переварить сказанное. Может, я не такая, как они? Потому что… я не попадаю ни под одну из перечисленных Энцо категорий. Физическая, ментальная, эмоциональная… а есть какие-нибудь другие категории?

– В рамках каждой категории у Вещих есть сильные и слабые стороны. Но так или иначе все мы ограничены в употреблении слов, – продолжает Энцо. – Есть только один вид Вещих, сила которых безгранична. Их называют…

– Творцами, – вмешивается Вард, пристально глядя на меня. Меня пробирает холодок. – Творцы сильнее всех, и у них нет никаких слабостей.

Энцо кивает.

– Они не попадают ни под одну из категорий, потому что могут буквально все. Единственные Вещие, которые могут сравниться с ними по силе, – это Разрушители, но их уже не осталось. Но даже им не под силу одолеть Творцов, потому что те могут делать что угодно с любыми словами. Могут создавать невообразимые вещи, делать невозможное возможным. Творцы – универсальное оружие.

Универсальное оружие. Универсальный монстр. Точнее не скажешь.

– А еще они – шизики, одержимые властью, – усмехается Крюк.

В глубине души я слегка удивляюсь, что Резак, пугающий, утыканный железяками парень, способный причинять неизмеримую боль другому при помощи одного слова, имеет наглость называть кого-то психом.

– Может, да, а может, и нет, – говорит Энцо, пощипывая свою повязку. – В наших архивах есть записи только об одном Творце, но он умер десять лет назад, так что теперь это все уже неважно.

– Да и после всего случившегося… – Кида непритворно вздрагивает. – Неважно, универсальное оружие, не универсальное, такая мощь… – Она трясет головой, пытаясь избавиться от какого-то неприятного воспоминания. – Без них лучше.

Я все еще чувствую на себе взгляд Варда, но не хочу смотреть на него. Просто жду, когда он сам заговорит.

Скажет им, кто я. Они даже представить себе не могут, что среди них есть Творец. Наверняка их охватит ужас.

Я хочу узнать о том, что произошло десять лет назад. Хочу знать, что за воспоминание мучает Киду и почему Крюк называет Творцов «одержимыми властью шизиками».

А главное: почему время идет, а Вард все молчит? Я поддаюсь искушению и все-таки обращаю на него взгляд. И тут же попадаю в малахитовую ловушку его глаз. Все вокруг замирает. Он слегка приподнимает брови, самую малость, чтобы заметила я, но не заметили все остальные. Похоже на вызов – давай заговори сама. Выдай им свой самый темный, самый страшный секрет. Расскажи им, что ты – тот самый монстр, которого они так боятся.

– Ну, в курс дела мы тебя ввели, – говорит Энцо, и я заставляю себя отвести взгляд от Варда. – Лэндо, тебе еще что-то надо от нас? Или мы можем оставить вас и пойти перекусить?

Они решили оставить меня наедине с Вардом? Пытаюсь сделать вид, что сердце не выпрыгивает из груди.

Бесполезно.

– Можете идти, – говорит Вард, и я безропотно опускаю плечи. – Крюк, ты завтра с утра свободен? Зайди ко мне после завтрака, поможешь мне на уроке намерений. Энцо, побудешь его грушей?

Энцо издает безрадостный звук.

– Только если этот псих будет держать своего внутреннего маньячину под контролем. – Он кивает в сторону Крюка. – И если Ками будет неподалеку. Вдруг какой-нибудь «несчастный случай» приключится. – Он изобразил пальцами кавычки.

Вард кивает, и все направляются к двери. Кида слегка улыбается мне напоследок и машет рукой, Крюк выходит не оборачиваясь.

Энцо, похоже, не хочет оставлять нас наедине. По крайней мере, мне так кажется, пока он не спрашивает:

– Хамелеон, старина, ты идешь?

Я чуть не выпрыгиваю из штанов, когда чей-то мягкий, бестелесный голос отвечает из ниоткуда:

– Да, Энц. Но сначала я хочу с ней познакомиться.

И тут я уже и правда подпрыгиваю: менее чем в футе от меня из воздуха материализуется полупрозрачный мальчик. Я отшатываюсь, спотыкаюсь и падаю, но Вард хватает меня за локоть и удерживает. Я выдергиваю руку из его пальцев и отступаю в сторону. Не знаю, от кого мне хочется оказаться подальше – от него или от мальчика-призрака.

– Привет, – говорит тот и робко машет мне.

Судя по тому, какой он весь угловатый и нескладный, ему около четырнадцати лет. У него лохматые каштановые волосы, похожие на птичье гнездо. Он застенчиво опускает взгляд в пол под моим взглядом, поправляет пальцем очки в проволочной оправе и неловко переступает с ноги на ногу.

– Прости, не хотел напугать, – бормочет он и, кажется, вот-вот снова растворится в воздухе.

– Это Хамелеон, – говорит Энцо и хлопает полупрозрачного мальчишку по плечу. – Когда он Вещает, то сливается с окружающим миром, а иногда и полностью исчезает.

– Я все еще учусь контролировать свои способности, – говорит мне Хамелеон, и по его щекам растекается пятнами лихорадочный румянец. – С тех пор как я начал Вещать, не могу вернуть свой обычный вид. – Он указывает на свое тело. – Это максимум, на что я способен.

– Не волнуйся, чувак, у тебя получится, – говорит Энцо. – Все с чего-то начинают.

Хамелеон кивает и робко улыбается Энцо, снова поправляя очки.

– Как думаешь, сегодня в столовой будет шоколадный пудинг?

Столовая? Разве не все живут в своих номерах, как Вард и Ками? Как многого я еще не знаю о «Ленгарде». Энцо смеется и обхватывает мальчика здоровой рукой за шею.

– А давай прогуляемся и заодно узнаем. До встречи, Лэндо. Пока, Джей Ди. Увидимся утром.

Непонятно, то ли он забыл приказ Варда о моем имени, то ли намеренно решил проигнорировать его, как и многие другие приказы. Я посылаю ему тень улыбки. Тот смело улыбается во весь рот, а затем выводит призрачного мальчика за дверь.

В ту секунду, когда она закрывается за ними, мне резко становится дискомфортно. Пауза затягивается. В конце концов я набираюсь мужества и поднимаю взгляд на Варда. Оказывается, он все это время наблюдал за мной. Я не опускаю взгляд, чтобы он отчетливо увидел смесь смущения, разочарования и изумления, которая в этот момент бурлит у меня внутри.

Как это вообще возможно? И чего они ждут от меня? Будут обучать меня, делать из меня одного из своих… солдат? Творец с безграничными возможностями… Неудивительно, что они так долго держали меня взаперти и ждали, что я в конце концов смогу как-то подтвердить свою ценность. Да, может, у моих способностей и нет границ, но я ведь могу причинить столько вреда. Обязательно причиню.

И уже причинила.

– Ты должна неукоснительно соблюдать два простых правила, – говорит Вард без какого-либо предисловия. – Во-первых, никому не говори, что ты – Творец. Ты видела, как они реагируют на упоминание о том, кого нет в живых уже десять лет. Твоя ситуация… сложная, поэтому лучше, если все остальные не узнают правду. Ты поняла?

Я стискиваю зубы и киваю. Да, я, может, и монстр, но это не значит, что я хочу, чтобы люди меня боялись.

– Во-вторых, ты обязуешься стать частью проекта «Исход». Это значит, что ты должна будешь пройти обучение. А обучение на проекте – это уже участие. Тебе придется Вещать. Я не смогу научить тебя держать под контролем твои способности, если ты будешь молчать.

Я бросаю на него острый взгляд. Держать под контролем? Монстра нельзя держать под контролем. Только в клетке. Вард перехватывает мой взгляд.

– Я тебе не лгу. Ты можешь научиться контролировать их. Просто нужно попрактиковаться. Если ты согласишься на тренировки, то сможешь включать и выключать свою силу так же, как и мы все. Сможешь разговаривать, как любой нормальный человек. Разве ты этого не хочешь?

Память тут же уносит меня далеко-далеко, в то время, когда слова наполняли жизнь, как пузырьки газировку, когда болтовня не утихала, а фразы срывались с моих губ и таяли в безобидном забвении. Эти воспоминания были похожи на мечты. Невозможные мечты о далеком прошлом.

– Вижу, что хочешь, – говорит он, тонко подмечая мое настроение. – Я видел тебя с Энцо и Ками. Видел с Эстер и детьми. Ты пытаешься не привязываться, но очень хочешь, чтобы в твоей жизни были люди. Это желание естественно. Дядя был прав. Чем ближе ты подпускала к себе людей, в том числе и меня, тем быстрее рушились твои стены.

Приходится отвернуться, чтобы он не увидел, как мне больно от его слов.

– Я видел, как ты изо всех сил старалась не говорить, – продолжает он. – Видел, как ты иногда машинально открывала рот и тут же закрывала. Только представь, какой ты станешь свободной, когда снова сможешь говорить о чем угодно, когда угодно, не думая о последствиях. Ни за что не поверю, что ты этого не хочешь.

Ненавижу его.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Он все-таки поймал меня и прекрасно это понимает!

– Так или иначе, теперь ты станешь частью проекта «Исход». Другого выхода у тебя нет. Фэлон этого не допустит. «Ленгард» не допустит. Вопрос лишь в том, собираешься ли ты сама сотрудничать с нами? Готова ли ты посвятить себя обучению и научиться контролировать свою силу?

Он делает эффектную паузу, а затем добавляет:

– Скажешь что-нибудь?

Я знаю, что ему нужно. Я не хочу отвечать, но мне нужно узнать, возможно ли то, о чем он говорит. Правда ли это? Потому что я готова на все, чтобы снова стать нормальным человеком, пусть даже тенью того человека, которым я была когда-то. Прежней жизни мне все равно не вернуть.

Я не солдат. И никогда им не стану. Но я буду полной идиоткой, если откажусь от возможности, которую мне предлагают. Даже если есть самая слабая, самая призрачная вероятность того, что он прав. Поэтому я дам ему то, чего он хочет. Надеюсь, о возможностях этих черных глянцевых стен он не солгал, и они смогут защитить весь остальной мир от того, что могут ему причинить оброненные здесь слова.

– Да. Я согласна.

Я слишком долго молчала, и голос стал слабым и хрупким, но глаза Варда все равно торжествующе загораются: добровольно или нет, я все-таки заговорила. Однако он не выглядит самодовольным, что удивляет меня. На секунду его черты согревает эхо того тепла, которое наполняло их раньше, как будто он просто рад за меня. И даже чувствует облегчение.

Я вспоминаю, что это искусная игра. И больше не позволю себе забыть об этом.

– Славно, – говорит он. – С этого и начнем завтра, прямо с утра. Как мне теперь тебя называть?

Я пожимаю плечами:

– Как хочешь.

Я произнесла всего несколько слов, а на сердце у меня уже намного легче. Стоя здесь, в этой тесной и темной комнатке, я чувствую себя свободнее, чем когда бы то ни было. А потом…

– Я хочу звать тебя твоим настоящим именем.

Я качаю головой и выдыхаю:

– Не бывать этому.

– Мне напомнить тебе о том, что ты только что согласилась сотрудничать? – спрашивает Вард пугающе низким, тихим голосом.

В горле – колючий комок, но я все равно говорю:

– И я буду сотрудничать. Я пойду на любые тренировки, которые ты назначишь. Но больше я ни на что не соглашалась, так что зови меня Джейн Доу.

И, прежде чем он успевает возразить, я добавляю:

– И вот еще что, Лэндон.

Я впервые назвала его по имени. Однажды он уже просил меня называть его именно так, но даже про себя я могла называть его только Вардом. И я чувствую мстительное удовольствие, когда вижу, как он вздрагивает от моей интонации.

– Однажды ты сказал мне, что я не такая. Что я не Джейн Доу. Но, как и все, что ты говорил и делал в последний месяц, это тоже было ложью.

Эти слова задевают его так же, как и первые. И этой реакции вполне достаточно, чтобы незаживающая рана у меня внутри опять открылась. Сглатываю.

– Ты заслужил награду за свою игру. Я почти поверила в то, что тебе есть до меня дело.

Я замолкаю. Такое чувство, что мои связки сожгло до мяса, но я игнорирую это ощущение. У меня не должно быть боли – ни физической, ни эмоциональной. Этого он от меня тоже не дождется.

Мне нельзя опускать взгляд. На его лице на долю секунды появляется неясное выражение. Готова поклясться, что это было раскаяние. Но это невозможно – ведь все это время он был марионеткой Фэлона. А я – просто дурой.

И что хуже всего, я догадывалась об этом с самого начала.

– Ты сказал, что завтра мы начнем тренировки, – говорю я, когда становится очевидно, что он не собирается отвечать. – Значит, на сегодня мы закончили.

Его лицо снова становится бесстрастным, он кивает.

– Я отведу тебя в твой номер.

Он поворачивается, и я иду следом, украдкой с облегчением вздохнув.

– Не забудь, что за пределами этой комнаты тебе нельзя говорить, – напоминает Вард, останавливаясь перед выходом. – Пока ты не научишься контролировать свои силы, нужно быть осторожнее.

Как будто меня нужно предупреждать о таких вещах. Даже если случится чудо и я таки научусь контролировать свои силы, все равно буду соблюдать осторожность. Слова слишком ценный материал, чтобы так просто ими разбрасываться. Не нужно обладать суперсилой, чтобы это понять. Я видела доказательство собственными глазами. К словам нужно относиться с пиететом. Они прекрасны и ужасны. Это дар и проклятие. И я никогда не забуду, на что они способны.

И что однажды они дорогого мне стоили.

Глава 14

– Прости, что я вот так ушла.

Именно этими словами встретила меня Ками, после того как Вард довел меня до моего номера. Ками сидит на диване, сжавшись в комочек.

– Я не… я не могла. – Она делает глубокий вдох. – Мне так жаль, Джейн.

Склоняю голову набок. Интересно, чего именно ей жаль? Вариантов так много.

– Кто-то должен был тебе обо всем рассказать. Я должна была.

По крайней мере, раз уж она решила извиниться, то пусть хотя бы не ходит вокруг да около.

– Присядь, пожалуйста. Я хочу все объяснить. Обещаю, я расскажу все, что знаю.

Я стою в дверном проходе, напряженная, как каменная стена.

Но умоляющие нотки в ее голосе вынуждают меня сделать шаг вперед. Когда я вижу ее глаза, красные и припухшие, то чувствую укол совести. Изо всех сил сопротивляюсь внезапному порыву обнять и утешить ее. Я ведь до сих пор не знаю, была ли она с самого начала заодно с Вардом, или нет. Может, все это тоже очередной спектакль.

– Помнишь, как мы с тобой познакомились? – тихо спрашивает Ками. – Мы делали блинчики и целый день провели вместе. Ты была такой недоверчивой, Джейн. Такой осторожной. Сколько же боли тебе причинили… И эта боль не проходит. – Последние слова она произносит шепотом, и они тают в воздухе. – Проклятый «Ленгард»! Как же здесь отвратительно!

Она потирает ладонью лицо, размазывая слезы.

– Хотя в тренировочном зале неплохо, еще увидишь. А вот все, что наверху, – как будто прямиком из какого-то кошмарного сна.

Она делает прерывистый вдох и продолжает:

– Здесь первые проверки называют «посвящением», хотя, по мне, это какое-то издевательство. Потенциальных Вещих привозят в «Ленгард», создают для них стрессовую ситуацию и наблюдают, как те адаптируются. Вещих всячески испытывают, пока они не сломаются. Обычно это происходит в течение нескольких дней, реже – недель. Самый долгий срок был четыре месяца. Пока не появилась ты. Ты… особенная.

Особенная. Весьма подходящее слово.

– Я слышала о тебе еще до того, как мы встретились, – говорит Ками. – Все дети в «Исходе» слышали про девушку, которая отказывается говорить. Ты молчала так долго, что мы решили, будто ты попросту немая. Когда я узнала о том, что к тебе прикрепили Лэндона, то захотела с тобой встретиться. Я хотела понять, как ты сумела выжить. Как ты пережила сеансы с Ваником.

Когда она произносит его имя, я снова задумываюсь о том, что за темная история их связывает. Мне хочется узнать, что произошло, но я и так могу представить, что он сделал. Интересно, как долго продержалась Ками до того, как он ее «сломал»?

– Ты оказалась… не такой, как я думаю, – продолжает Ками все тем же потерянным далеким голосом. – Я думала, ты либо боишься меня, либо очень зла. Ты ведь считалась опасной. Даже жестокой. Но ничего из этого я в тебе не заметила. Тебя привел в восторг пакет шоколадных хлопьев. Ты помогала мне размешивать тесто для блинчиков. Сидела с нами за столом и наедалась до отвала. Позволила мне успокоить тебя, когда закрылась в ванной. И мы были вместе весь день, вели себя, как обычные подружки. – Ками тянется ко мне и берет меня за руки. Я не сжимаю ее ладони, но и не вырываюсь. – Это все было по-настоящему, Джейн. Просто поверь мне, пожалуйста.

Я ей не отвечаю, потому что не могу. Мои слова сейчас опасны. Тем более я все равно не знаю, что сказать. Мне хочется ей верить. Правда хочется.

– Вчера вечером, когда мы с тобой разошлись, я поговорила с дядей Риком, – тихо произнесла Ками. – Он рассказал мне все про Лэндона. Клянусь, я ничего не знала о его приказе. То есть да, я знала, что вы с братом проводите время вместе. По просьбе дяди Рика. Но я не догадывалась, что все это было…

Ложью. Игрой.

– Я знаю, ты наверняка думаешь, что и я принимала в этом участие, – говорит она. – Но, честное слово, нет. Я просто хотела с тобой подружиться. И сейчас хочу. Если ты не против, конечно.

Я не могу говорить, но мне, как никогда, хочется ответить ей. Поэтому я решаюсь сделать то, что не решалась делать за все время, проведенное в «Ленгарде»: я боялась, что вред могут нанести вообще любые мои слова, не только произнесенные вслух. Я высвобождаю руки и беру блокнот, лежащий на кофейном столике. Впервые за долгие годы вожу ручкой по бумаге – приятно, что мои пальцы еще помнят, каково это. У меня получается нацарапать более-менее читаемый текст. А еще я рада, что, оказывается, могу писать, но ничего плохого не происходит.

«Почему ты мне не сказала?»

Я вижу, как ее взгляд пробегает по строчке сначала один раз, потом еще. Она поднимает глаза, и на ее лбу залегает морщинка.

– Почему не сказала? – спрашивает она. – О том, что ты, скорее всего, Вещая?

Я киваю, и она запускает пальцы в волосы.

– Знаю, это дурацкая отговорка, но мне не разрешали, – отвечает она. – Это против правил. Те, кто уже участвует в проекте «Исход», не должны общаться с потенциальными Вещими, пока они не проявят свои таланты. Энцо – исключение, он мотивирует и вдохновляет новичков, чтобы те чувствовали себя более уверенно и спокойно и могли раскрыть силы. Но твоя ситуация несколько изменилась после того, как с тобой начал работать Лэндон. Если бы Ваник в тот день не нанес тебе серьезную травму, мы бы не встретились на следующее утро. И единственная причина, по которой тебе разрешили переехать ко мне, я поклялась, что ничего тебе не скажу.

Я недовольно морщусь.

– Пожалуйста, поверь мне, Джейн. Я обязана была следовать протоколу. Но знай, я пыталась переубедить дядю Рика. Я была с ним не согласна, я говорила, ты заслуживаешь знать правду. – Она качает головой. – Но уже поздно. Прошлое не вернешь, Джейн. Я лишь надеюсь, что ты позволишь мне наверстать упущенное.

Несмотря на свои страхи, я все же верю ей. У нее нет причин мне лгать. Я ведь уже согласилась сотрудничать с ними. Именно это и вселяет в меня уверенность. Я крепко сжимаю ладонь Ками, и ее глаза наполняются слезами, а дрожащие губы трогает слабая улыбка.

– Обещаю, я больше ничего не буду от тебя скрывать, – клянется она. – Я люблю своего дядю, люблю брата, но они ужасно поступили с тобой. Никто такого не заслуживает.

Это правда. Но чтобы выдержать тренировки с Вардом, мне нужно справиться с болью. Если он смог так быстро вычеркнуть из памяти все хорошее, что между нами было, значит, и я смогу. Или притворюсь, что смогла. Теперь он для меня ничего не значит. Он нужен мне лишь для того, чтобы научиться контролировать свои пугающие силы. Я больше не хочу причинять людям боль.

И себе в том числе.

* * *

Мы с Ками не спим допоздна. Уютно устраиваемся на диване, без конца едим вкусняшки, а потом засыпаем прямо у телевизора.

Утром раздается неожиданный стук в дверь. Я резко просыпаюсь, неловко скатываюсь с дивана и случайно тащу за собой Ками. Мы падаем на пол вместе с подушками и одеялами и застреваем между диваном и журнальным столиком. Не знаю, кто засмеялся первой, но через несколько секунд мы обе заливаемся смехом. Не помню, когда в последний раз я смеялась так легко, свободно и от души. Я и забыла, как это приятно. Мы с Ками все еще на полу, у меня болят скулы, по щекам текут слезы. Именно в таком виде нас и застает Энцо. Он решил войти сам, раз уж никто не удосужился открыть ему дверь.

– Может, скажете, что здесь происходит? – спрашивает он, приподняв бровь. – Или я могу пофантазировать?

– «Нет» на оба вопроса, – со смехом выдыхает Ками. – Что ты здесь делаешь, Энц?

– Просто заскочил убедиться, что Джей Ди вовремя явится на тренировку. Лэндо готов рвать и метать, и, если она опоздает, достанется всем.

– А что не так? – Улыбка Ками угасает.

– Он ведет себя, как последний…

– Уверен, что хочешь договорить?

Услышав этот голос, я вскакиваю, больно бьюсь коленкой о журнальный столик и тут же принимаюсь растирать место ушиба. В комнату по-хозяйски входит Вард. Даже Энцо слегка растерялся, и на его лице появляется странное выражение – нечто среднее между опасением и предвкушением.

– Я думала, мы увидимся внизу, – говорит Ками своему брату уже без следа улыбки на лице.

– Планы изменились, – просто отвечает Вард. – У Крюка дела после завтрака, так что, если мы хотим, чтобы он принял участие в первом уроке, нужно двигаться прямо сейчас.

Я разглядываю свою мятую пижаму. Интересно, что Вард имел в виду под «прямо сейчас»?

– Время, Джейн. Шевелись.

В глубине души я почему-то радуюсь, что он назвал меня Джейн, а не Шесть-Восемь-Четыре, хотя это, скорее, пощечина. Я пытаюсь не показывать свои чувства и лишь бросаю на него скептический взгляд, но Вард его не замечает – просто разворачивается и уходит. Смотрю на Энцо, он слегка щурит глаза, стараясь скрыть прыгающие в них веселые искорки.

– Ты слышала босса, Джей Ди? – говорит он и скалится. – Двигай булками.

Я стою на месте и не двигаюсь. Ками становится рядом в точно такую же позу.

– И ты тоже, Кэм, – добавляет Энцо. – Подлатаешь меня, когда закончим, ладно?

– Мы никуда не пойдем, пока не переоденемся, – говорит Ками. – Я ни за что не выйду в коридор в таком виде.

Вард снова заглядывает в комнату и хмурится, увидев, что никто за ним не пошел.

– Я же сказал: «Прямо сейчас». До вас не дошло?

– Да они тут себя принцессами возомнили, – паясничает Энцо. – Похоже, девочкам нужна пара минуточек, чтобы нарядиться в платьица и припудрить носики.

Если бы я стояла хоть чуточку ближе, врезала бы ему пяткой по ноге.

Вард раздраженно фыркает:

– У нас нет на это времени! – В четыре широких шага он преодолевает расстояние между нами, крепко хватает меня за запястье и тащит за собой.

Я издаю жалобный писк, но громко протестовать не решаюсь. Упираться ногами и тянуть его назад бесполезно: он намного сильнее.

– Кэм, у тебя есть десять минут. Жду тебя внизу, – бросает Вард через плечо.

– Стой! Лэндон, стой! – кричит нам вслед Ками. – Хотя бы куртку ей дай!

Вард останавливается, хмуро смотрит на сестру, а потом переводит взгляд на меня. До него наконец доходит, что я еще в пижаме. Хоть он рассматривает меня совершенно бесстрастно, я все равно чувствую крошечные уколы тепла в тех местах, где меня касается его взгляд. И все же мне хочется прикрыться.

Внезапно он резко выпускает мою руку.

– Две минуты, Джейн, – говорит он, глядя куда-то сквозь меня. – Одевайся. Энцо отведет тебя вниз.

С этими словами он разворачивается и снова исчезает за дверью.

Я быстро переодеваюсь в джинсы, свитер и ботинки, которые мне подарила Эстер. Вслед за Энцо захожу в лифт, в котором мы с Вардом ехали прошлой ночью, когда он провожал меня до квартиры. Этот лифт совсем не такой, как в кабинете Фэлона. Меня внезапно охватывает паника. Если Вард вчера сказал правду, значит, он сможет помочь мне. Я научусь контролировать монстра, живущего у меня внутри. Я два с половиной года не смела и надеяться на это. Но теперь… теперь это и правда может случиться!

– О чем задумалась? – спрашивает Энцо.

Я просто качаю головой, потому что не смогу описать свои чувства.

Энцо не отступает:

– Постарайся не думать о Лэндоне. Он только лает, но не кусается. По крайней мере, когда дело касается тебя.

О чем это он вообще?

– Ты связала его по рукам и ногам, Джей Ди, – продолжает Энцо, не обращая внимания на мое замешательство. – Ну ничего, пусть сам теперь разбирается.

Я моргаю, но, прежде чем успеваю сформулировать хотя бы один из миллиарда беспокоящих меня вопросов, дверь лифта открывается.

– Ладно, хватит с нас этих высоких материй, – говорит Энцо, выходя в коридор. – Посмотрим, какая ты в деле.

Он ведет меня по темному коридору, ведущему в ту гигантскую тренировочную комнату, в которой я побывала вчера. Сегодня там непривычно тихо: все новобранцы либо спят, либо готовятся к дневным занятиям. Вчера между фильмами Ками рассказала мне, что здесь живут около тридцати Вещих старшего поколения «Генезиса», а также около пятидесяти Вещих младшего поколения «Исхода», при этом часто привозят новеньких. Те новобранцы проекта «Исход», которые прошли через посвящение, то есть пережили тесты Ваника и психологические оценки Мэннинга, заселяются в общежития, прежде чем доказать свою пригодность для участия в программе. Вещие из «Генезиса» вместе с семьями живут в частных помещениях. Как и мы с Ками. И Вард. И семья Фэлона.

Как мне сказала Ками, Фэлон не просто директор «Ленгарда». Он сам Вещий. Как и Эстер. Она тоже была одним из участников «Генезиса».

Пока Ками говорила, я обнаруживала все новые и новые сюрпризы. Оказалось, изменения происходят не только из-за ксанафана. Они случаются, и когда у двух Вещих рождаются дети. А значит, в один прекрасный день у детей Фэлона и Эстер тоже проявятся способности.

Все это Ками рассказала мне совершенно спокойно, а еще призналась и в том, что они с Вардом не кровные родственники Фэлона. Директор и Эстер взяли их к себе, когда их родители – Вещие – погибли в результате несчастного случая в лаборатории «Ленгарда» десять лет назад.

Об этом Ками особо распространяться не стала, и я не могла винить ее за отсутствие деталей. В то время ей было всего восемь лет, слишком маленький возраст для такой потери. Не имея возможности, а может, и желания задерживаться на этой теме, Ками рассказала о том, что они с Вардом не единственные дети «Исхода», ставшие Вещими. Кида и Хамелеон обрели свои способности без ксанафана, их родители также погибли в той аварии. В итоге Ками, Варда, Кида и Хамелеон, а также небольшая горстка других детей выросли здесь и уже в детстве знали, кто они и на что способны.

После таких новостей тяжело было им не завидовать. Но сейчас, когда мы с Энцо идем по этой огромной комнате, я понимаю, что мне нужно забыть о прошлом, чтобы целиком сосредоточиться на ожидающем меня будущем.

Когда мы заходим в отделанную углем комнату, я чувствую облегчение – хоть немного передохну от гудящих в голове вопросов. Правда, почти сразу же чувствую на себе холодный взгляд Варда. Рядом с ним стоит маниакальный Крюк.

– Где Ками? – спрашивает Вард у Энцо, когда за нами закрывается дверь.

– Дай ей десять минут, она скоро будет здесь.

Вард кивает и поворачивается ко мне:

– Я уже говорил, но повторюсь: в Вещании важны не сами слова, а стоящие за ними намерения.

Я выпрямляю спину – похоже, началась лекция, лучше сосредоточиться. Хотела бы я перед этим позавтракать или хотя бы просто перекусить. Даже один из тех противных питательных коктейлей и то помог бы мне сосредоточиться на его словах и не слушать собственный урчащий желудок.

– Сегодня я попросил Крюка помочь нам. Именно его способности лучше всего проиллюстрируют, что я имею в виду. Надеюсь, ты как можно быстрее усвоишь урок, особенно если не хочешь, чтобы Энцо страдал.

– Не волнуйся обо мне, Джей Ди, – говорит Энцо. – Пара царапин – это ерунда.

Крюк ухмыляется:

– Разве?

Энцо не успевает ответить: Вард жестом призывает ребят к тишине. Видимо, взаимные перепалки тут в порядке вещей.

– Если не можете сказать ничего полезного, захлопните рты. – Губы Варда сжимаются в тонкую линию. – Я думаю, мы можем начать без Ками, она все исправит, когда придет. Согласен?

Энцо кивает.

– Хорошо. – Вард снова поворачивается ко мне: – Ты уже видела, на что способен Крюк. Он может наносить людям физические раны. Вчера он использовал слово «Разрез» для демонстрации. Сегодня я хочу, чтобы он показал нечто другое. Крюк?

По указу Варда Крюк слегка дергает подбородком в сторону и фокусируется на Энцо.

– Лавина, – говорит Крюк.

И щеку Энцо пронзает луч света. Щека набухает, становится в два раза больше, а затем лопается. Кровь хлещет ему на подбородок и капает на пол.

– Чувак, только не лицо! – кричит Энцо, закрывая ладонью рану.

Крюк просто улыбается в ответ.

– Мне никто не говорил, что есть ограничения. К тому же я выучил кое-что новенькое.

Они вступают в перепалку, но я ничего не слышу, потому что смотрю только на Варда.

– Как ты только что слышала, – говорит Вард, – Крюк не использовал никаких привязанных к действию слов, чтобы Вещание сработало. «Лавина» не имеет ничего общего с «ударом в челюсть», например. То есть не само слово причинило ущерб, а намерение. Случилось то, что он представлял. И он воплотил слово в жизнь, фокусируясь на этом намерении, удержав силу под четким контролем.

Я киваю в знак того, что понимаю. По крайней мере, в теории. Как контролировать свой дар на практике, я еще не знаю.

Вард напоминает:

– Не забывай, здесь ты можешь говорить.

Как ни странно, я и правда забыла. Честно говоря, мне все еще не по себе от этой мысли. Да и потом, уголь защищает от воздействия моих слов лишь внешний мир, а как же сам Вард? Как же Крюк и Энцо? Они ведь здесь, в этой комнате, а не за ее пределами.

Я бездумно подхожу поближе к нему, и он напрягается, но сейчас я даже не думаю о расстоянии между нами. Я приподнимаюсь на цыпочках и шепчу ему на ухо, как будто надеюсь, что если меня почти не слышно, то ничего не случится.

– А что насчет вас, ребята? – Я наклоняюсь еще ближе, потому что говорю почти беззвучно. – Вы ведь здесь, а не там. Что, если я скажу что-то и уже ничего нельзя будет исправить? – Секунда колебания. – Такое… такое уже бывало.

Положив руки мне на талию, он осторожно отстраняется и заглядывает мне в глаза.

– Я здесь как раз для этого, – тихо, но твердо говорит он. – Пока я здесь, ничего плохого не случится.

Похоже, он заметил мой недоверчивый взгляд, потому что его ладони на моей талии – я уверена, он до конца не осознает, что они все еще там, хотя я сама более чем осознаю – и успокаивающе стискивают ее.

– Считай, что я – некий фильтр, – говорит он. – Ты этого не видишь, но я контролирую силу каждого слога, который вы издаете. И я бы не просил тебя говорить, если бы думал, что ты можешь нанести непоправимый ущерб. Ты должна мне верить.

Я смотрю ему в глаза довольно долго. Но в конце концов киваю и выдыхаю:

– Хорошо.

Если мое обучение покатится к черту и захватит с собой несколько невинных жертв, это будет на его совести.

– Хорошо, – повторяет он. Наконец осознав, что все еще держит меня, Вард отступает и возвращается к уроку.

– Как я и говорил, сами слова, которые мы используем, напрямую ни на что не влияют, но в случае с такими Вещими, как ты, которые только-только учатся контролю, они помогают сфокусировать силу. Например, если бы ты сказала «лавина», учитывая сферу твоих возможностей, готов поспорить, результат сильно отличался бы от того, что получилось у Крюка.

Я смотрю на него с тревогой: он же чуть не выдал мой секрет! Но Вард кивает в сторону Энцо и Крюка, которые продолжают цапаться, не обращая на нас никакого внимания.

– Когда мы говорим, языковые центры в нашем мозгу вызывают визуальные образы, – поясняет Вард. – Например, я говорю «слон», и ты автоматически представляешь себе слона. Ты не видишь космический корабль или скатерть, ты видишь неуклюжего серого гиганта с длинным хоботом и большими ушами. Именно так запрограммирован наш ум – сопоставлять то, о чем мы говорим, с тем, что мы себе представляем. Именно поэтому, несмотря на то, что именно намерение имеет решающее значение, слова приходят на ум автоматически, подтягивая прикрепленную к ним силу. Ты слушаешь?

Слушаю ли я? Да я хватаюсь за каждое слово. Несмотря на это, я стараюсь скрыть свое отчаяние и грубовато отвечаю:

– Говорим «слон» – представляем слона. Понятно. – И прежде чем он успевает сделать мне замечание, я добавляю: – Это не такая уж сложная наука, Вард, и я не дура. Давай дальше.

Он слегка темнеет лицом, но не успевает ничего сказать, потому что в комнату заглядывает Ками.

– Похоже, я вовремя, – говорит она и идет прямо к Энцо. Прижимает ладонь к его щеке и шепчет что-то, но слишком тихо, чтобы я расслышала. Ее пальцы наполняются мягким светом, и когда она отнимает ладонь, я вижу, что лицо Энцо полностью зажило.

Я в шоке смотрю на них, и многое неожиданно становится на свои места. Но в то же время порождает еще больше вопросов. Ками замечает мое изумление и говорит:

– Я могу исцелять физические травмы. А иногда и умственные.

Я вдруг вспоминаю то утро, когда мы встретились. После того как мне стало плохо и я убежала в ванную, она обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Я помню, как думала, что она ошибается, но все равно почувствовала, как ее мягкий голос успокаивает меня, как на меня накатывает почти неестественное чувство покоя.

– Ты применяла свои способности на мне, – говорю я.

Ками широко улыбается:

– Приятно наконец-то услышать твой голос.

Я коротко улыбаюсь в ответ и добавляю:

– Только больше не копайся у меня в голове без разрешения, ладно?

Она подступает ко мне и неожиданно обнимает.

– Обещать не буду.

– Очень трогательно, но, может, мы продолжим наш урок? – прерывает нас Вард.

– Вечно ты все портишь, – едва слышно ворчит Ками и отступает от меня.

– От меня еще что-то нужно? – спрашивает Варда Крюк.

Тот задумывается на мгновение и говорит:

– С тобой все. Джейн говорит, что она не дура; предположим, что она будет схватывать на лету.

Я сжимаю губы, Крюк расплывается в мрачноватой улыбке.

– Как хочешь. Ты знаешь, где меня найти.

И с этими словами он выходит из комнаты.

Энцо выглядит озадаченным.

– Что ж, это было просто. Я думал, ты заставишь его покромсать меня на куски, чтобы доказать свою точку зрения.

Вард отвечает ему, пожав плечами:

– Не стоит тратить…

Если Энцо и понимает, о чем он, то виду не подает. Вместо это он спрашивает:

– Значит, время завтракать?

– Вы двое идите, – говорит Вард, кивая на Ками с Энцо. – Джейн нужно закрепить усвоенное.

Ками сочувственно улыбается мне и говорит, что оставит мне что-нибудь поесть.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но после слов Варда мой желудок захватывает буря. Что он задумал?

– Увидимся позже, Джей Ди, – говорит Энцо и треплет меня по волосам, проходя мимо, а затем выходит из комнаты и вытягивает за собой Ками.

Я поворачиваюсь к Варду:

– И что теперь?

Он проницательно смотрит на меня.

– Слышала поговорку: «Практика – путь к совершенству»?

Я киваю.

– Считай, что это твоя новая личная мантра, – говорит он.

Я не пытаюсь скрыть свои опасения.

– Не совсем понимаю, о чем ты.

Он хищно улыбается:

– Еще поймешь.

Глава 15

– Мы уже знаем, что ты сильная, – говорит Вард, выходя на середину комнаты и жестом призывает меня следовать за собой. – Но это место не самое подходящее, чтобы проверить пределы твоих возможностей. К тому же тебе нужно научиться контролировать себя, прежде чем мы приступим.

Если то, что я узнала о Вещих, правда, значит, пределов нет вообще. И меня пробирает дрожь от одной мысли об этом.

– И именно над этим нам и предстоит поработать сегодня, – продолжает Вард. – Контроль.

– И как мы будем работать?

– Начнем с укрепления разума. – Он стучит пальцем по лбу. – Тебе нужно научиться контролировать свои мысли, чтобы ты могла решать, наполнять ли слова силой.

Я энергично киваю, так как именно этого я и хочу.

– Но как этому научиться?

– Ты – уникальный случай, – говорит он. – Так что будем действовать методом проб и ошибок, пока не выясним, что работает лучше всего. Будешь повторять до тех пор, пока контролировать речь для тебя не станет так же легко, как дышать.

Я хмурюсь. Звучит не очень-то уверенно.

– Я думала, ты знаешь, что делаешь.

Он насмешливо приподнимает одну бровь.

– Я-то знаю. Но ты – темная лошадка. Теперь все зависит от того, насколько старательно ты будешь придерживаться указаний.

Захотелось скорчить рожицу, но я просто сжимаю зубы. Потом говорю:

– Давай просто начнем.

Он неторопливо переступает с места на место, как будто балансирует. В этот момент мне почему-то кажется, что это дело займет у нас очень много времени.

– Начнем с того, что попытаемся закрепить на практике то, что ты сегодня узнала. Подумай о кошке.

Я захвачена врасплох.

– Что-что?

– О кошке, – повторяет он. – Закрой глаза и представь кошку.

Я стою и смотрю на него.

– Какую кошку? Которая мяукает?

Он бросает на меня язвительный взгляд.

– А какие еще бывают кошки?

Я сжимаю зубы, закрываю глаза и делаю, как он велит.

– Представь серо-белую полосатую домашнюю кошку. Четыре ноги, пушистый хвост, мягкая шерсть. Видишь ее?

– Хм-м, – мычу я, пытаясь нарисовать описанное у себя в голове.

– Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты начала Вещать и материализовала ее. Ты уже знаешь как. Сконцентрируйся на картинке у себя в голове и призови ее. В угольных стенах это будет сложнее: уголь будет подавлять твои способности. Тебе покажется, что меду в рот набрала. Но нужно преодолеть это и сосредоточиться. Это нетрудно.

Он говорит об этом так легко, словно мы опять на Маркет-стрит. И действительно, все оказалось невероятно просто. Достаточно отбросить мысли о трудностях, которые блокируют мои способности, открыть рот и произнести:

– Кошка.

Я сразу понимаю, что имел в виду Вард, когда говорил про мед. Странное ощущение во рту: что-то липкое и вязкое, будто мне набили за щеки ваты. Как будто что-то заталкивает слово обратно и мешает ему вырваться наружу. Ничего не происходит. Я в замешательстве оглядываюсь на Варда, и он говорит:

– Ты должна протолкнуть это слово как бы сквозь уголь. Считай, что ты дрессируешь слова, заставляешь их подчиняться.

– Раньше мне этого делать не приходилось, – говорю я, с беспокойством поглядывая на блестящие черные стены. – Обычно я просто открываю рот, и все происходит само собой. Быстро. Даже слишком.

– И поэтому мы здесь, – говорит он, обводя рукой окружающий нас уголь.

Так бывает, когда во время тренировки цепляешь новые блины на штангу. Я киваю, закрываю глаза и думаю обо всем, что сказал мне Вард. Пытаюсь сосредоточиться на кошке, которую он мне описал, пока она полностью не формируется в моем сознании, и наконец произношу слово, вложив в него всю силу:

– Кошка.

Я открываю глаза и вижу, как из меня вырывается пучок света и на полу прямо передо мной материализуется пушистое животное.

Я смотрю на кошку, кошка смотрит на меня, мы обе в шоке и понятия не имеем, что делать. Когда она открывает пасть и мяукает, я вздрагиваю от неожиданности.

– Хорошо, – говорит Вард.

Я снова вздрагиваю и гляжу на него огромными, полными неверия глазами. Да, я знала, на что способна, но это… это… совсем другое. Что-то невероятное.

– Теперь давай еще. На этот раз представь длинношерстную белую кошку.

Подавив шок, я делаю, как он велит – проталкиваю слово через уголь, – и к полосатой домашней кошке присоединяется белая персидская с приплюснутым носом. Следуя приказам Варда, я создаю еще трех кошек, пока на меня не смотрит целых пять пар удивленных кошачьих глаз.

– Разве в этом смысл? – спрашиваю я.

На этот раз слова даются мне легко и просто, так как я не пытаюсь воплотить их в жизнь. На смену изумлению приходит нетерпение, я хочу двигаться дальше и поскорее покончить с этими кошачьими упражнениями. Или по крайней мере узнать, почему Вард заставляет меня делать это. Мое внимание привлекает маленький прелестный черно-белый котенок, он вдруг начинает тереться о мою ногу. С этим котенком я позволила себе немного повольничать и сделала его меньше остальных – хотела проверить себя. Похоже, зря, я уже почти влюблена в этого малыша. Я беру его на руки, и он начинает довольно мурчать, трогая меня лапкой в благодарность за внимание.

– О, а ты миленький… – воркую я, чудесным образом забыв, что задала Варду вопрос.

Когда я поднимаю взгляд, замечаю, какими ласковыми глазами он смотрит на меня, правда, он тут же пытается скрыть это, как только замечает, что я смотрю на него.

– Конечно, в этом есть смысл, – недовольно говорит он. – Сделай еще одну кошку.

Я закусываю губу, чтобы не огрызнуться на него, и Вещаю еще одну кошку. Потом еще. И еще.

– Меня так скоро начнут называть сумасшедшей кошатницей, – ворчу я, рассеянно поглаживая котенка.

Уже собираюсь Вещать девятого, но Вард останавливает меня:

– Хватит кошек. Теперь попробуй собаку.

– Особые указания будут? – дерзко спрашиваю я. Все это просто смешно.

– Немецкую овчарку.

Я представляю себе величественную собаку, на этот раз даже не закрывая глаза, и говорю:

– Собака.

– Хорошо. Теперь золотистого ретривера.

Я делаю, как он велит, а затем создаю по его просьбе еще и колли. Меня немного беспокоит, что в одной комнате собралось слишком много кошек и собак, но они, похоже, слишком заняты изучением незнакомого места, чтобы бросаться друг на друга.

– Теперь попробуй пони. Небольшого, а то тут места маловато.

Я смотрю на него, выпучив глаза.

– Ты хочешь, чтобы я создала лошадь?

– Пони, – поправляет он. И, видя мое изумление, добавляет: – Всем управляет твое воображение, помнишь? Ты можешь сделать его и большим, и маленьким – каким захочешь.

Закусываю губу и концентрируюсь, представляю себе шетлендского пони – он чуть больше немецкой овчарки. Я говорю: «Пони». И он появляется, как и все остальные животные. После этого Вард приказывает мне создать трех козлят, полдюжины цыплят и ламу.

– Какой-то контактный зоопарк!.. – говорю я, стараясь перекричать животных. – Я надеюсь, ты как-нибудь сможешь их всех убрать.

Уголки его губ слегка приподнимаются.

– Убрать?

Я обвожу комнату рукой.

– Рано или поздно придется ведь!

Прежде чем он успевает ответить, дверь открывается, и в комнату заходят Энцо и Ками. Оба застывают на месте и с удивлением оглядываются.

– Пожалуйста, скажи, что ты видишь то же, что и я, – говорит Ками и потирает глаза, словно надеясь, что животные исчезнут. Ее можно понять: пока ее не было, комната битком набилась всяким зверьем, а этого она предвидеть точно не могла.

– Хотел бы я сказать, что нет, – говорит Энцо, опасливо поглядывая на приближающуюся к нему ламу.

Мохнатое белое животное останавливается прямо перед ним и тянется губами к коричневому бумажному пакету у него в руках.

– Убери ее от меня, – говорит Энцо, свободной рукой отталкивая голову ламы.

Но животное упрямо пытается вырвать пакет у него из рук. Ками хихикает, и я присоединяюсь к ней, глядя на выражение лица Энцо, который старается отогнать от себя ламу. Но один взгляд на скрещенные руки Варда – и закипающее во мне веселье мгновенно остывает.

– Джей Ди, лови! – почти с отчаянием кричит Энцо и бросает мне свой пакет.

Я ловлю его одной рукой – осторожно, чтобы не уронить котенка, спящего на другой руке, как в люльке. Если Энцо надеялся таким образом переключить внимание ламы на меня, то у него ничего не вышло, потому что животное, кажется, влюбилось в него, тыкается ему в грудь головой и трется о руку. Когда Энцо пытается оттолкнуть ее, она переступает с ноги на ногу, а потом опять тянется к нему. Я уже не могу сдерживать смех. Ками покатывается, у нее по лицу текут слезы.

Энцо ругается.

– Может, кто-нибудь… – рычит он, – наконец… – спотыкается, отступает назад, – уберет ее… – отталкивает ламу, но та не двигается с места, – от меня!

Теперь уже слезы текут по моим щекам.

И тут раздается резкий голос Варда:

– Джейн!

Меня словно окатили холодной водой. Мой смех тут же обрывается. Я смотрю на него. Он указывает на ламу.

– Сделай что-нибудь!

Теперь моя очередь удивляться.

– Что?

– Убери ее. – Он обводит рукой комнату. – Всех их убери.

Легко сказать. Я же Творец, а не Разрушитель. Я даже не знаю, возможно ли это. Но потом я вспоминаю, что Творец может не только создавать, он ведь может вообразить что угодно. О чем вчера говорил Энцо? Они делают все, что захотят, при помощи слов.

Пришло время испытать это на практике. Вот только… есть одна проблема. Как мне избавиться от животных, не избавившись от всех остальных?

Я обращаюсь к Варду в надежде, что он поймет, что я имею в виду. Он поворачивается ко мне, и я подхожу поближе.

– А как же ты, Энцо, Ками? Как сделать так, чтобы и вы не исчезли?

Похоже, он понял.

– Просто не направляй воображение в эту сторону.

Я издаю сдавленный смешок, но тут же сожалею об этом: звук собственного голоса больно обжигает мне горло.

– Я новичок, Вард. Занимаюсь этим меньше часа, и все, что я сумела, – собрать тут маленький зоопарк. Объясни же, как избавиться от зверей, не зацепив заодно и вас.

– Ты сможешь, – отвечает Вард. – А если не получится, я помогу.

И правда. Он ведь может обезвредить мои слова. Хотя я до сих пор не знаю, как именно он это делает.

– Закрой глаза, Джейн.

Я бросаю на него последний встревоженный взгляд, но делаю, как он говорит.

– Представь себе животных, представь себе, как они исчезают одно за другим, как дым. Цыплята, пони, козы, собаки, кошки, лама…

– А почему лама в последнюю очередь? – ворчит Энцо, но Вард шикает на него.

– Видишь? Они исчезают?

Я вижу, но удерживать эту сцену в голове очень трудно.

– Как только увидишь, можешь Вещать.

Я делаю глубокий вдох и скрещиваю пальцы. Надеюсь, Вард знает, что делает.

– Исчезните.

Я понимаю, что это сработало, еще до того, как открываю глаза, потому что шум вдруг стих. Никакого мяуканья, лая, щебетания или блеяния. Умолк беспокойный стук копыт и шорох когтей, царапающих по полу. В комнате повисает тишина. Я осторожно приоткрываю сначала один глаз, потом другой, а потом шумно выдыхаю. Вард, Ками и Энцо никуда не исчезли, стоят, где стояли.

– Это я сделала или ты? – спрашиваю я Варда. Интересно, он использовал свою силу, чтобы спасти и остальных, или нет?

– Не считая того, что ты пыталась отправить меня куда подальше вместе с ламой и остальными, да, это все ты, – отвечает он с легким оттенком гордости в голосе и без капли злости. – Но, похоже, ты кое-кого оставила.

Я смотрю на спящего котенка, которого по-прежнему прижимаю к груди, и пытаюсь изобразить раскаяние.

– Ой…

Вард качает головой, но мне почему-то кажется, что его это забавляет. Настолько, насколько он себе это позволяет.

– Если снова велю тебе избавиться от него, ты же все равно улучишь момент и вернешь его, да?

– Думаю, я назову его Шредингер, – говорю я вместо ответа. – Коротко Дингер.

Впервые с тех пор как Вард превратился в ледяную глыбу, на его щеки возвращается ямочка, и он смеется.

– Шредингер? Очень подходит.

Учитывая сомнительное происхождение котенка, я не могу с ним не согласиться.

Продолжая улыбаться, Вард поворачивается к Ками и Энцо, и его улыбка быстро тает. Он тихонько чертыхается. Я ничего не понимаю, пока не замечаю, как Энцо и Ками смотрят на меня. Уже собираюсь спросить, в чем проблема, а потом до меня доходит: во мне, конечно. Они не должны были узнать, на что я способна и какой обладаю силой. Не должны были узнать, что я – Творец. По крайней мере, пока.

Может, еще можно это исправить? Может, есть какой-нибудь вид Вещих, которые могут призывать животных и так же заставлять их исчезнуть? Я с надеждой смотрю на Варда – вдруг он что-нибудь придумает? Однако он просто говорит:

– Про это лучше помалкивать, пока она не научится контролировать себя, чтобы не слишком волновать остальных. Понятно?

Энцо смотрит на меня с крайним изумлением:

– Она что, Творец?

– Да, – кивает Вард.

Его, похоже, не беспокоит, что Ками и Энцо узнали правду. Видимо, его правила не распространяются на эту парочку.

– И мы не знали? – снова спрашивает Энцо.

– Как видишь.

Тот качает головой:

– Невозможно. Мы должны были знать!

– Ну и как бы мы об этом узнали? – вмешивается Ками.

Она не так недоверчива, как Энцо, и, оправившись от шока, выглядит совершенно спокойной.

– Она не говорила ни с кем больше двух с половиной лет. Вообще не давала понять, что у нее есть дар Вещания, тем более самый редкий из всех.

– Это безумие… – говорит Энцо. – Я в это не верю.

Мне больно от этого. Как будто у него ко мне какая-то личная неприязнь. Несмотря на то, что он всегда держал дистанцию, как и положено тестировщику, я относилась к нему достаточно хорошо, даже считала другом.

– Прости, – шепчу я, не в силах встретиться с ним взглядом. – Я ведь ничего не могу с этим поделать. Но обещаю, что научусь контролировать это. Тебе не нужно меня бояться.

– Джейн, совсем не обязательно… – начинает Ками.

– Ты правда Творец? – прерывает Ками Энцо. Что-то в его голосе заставляет меня поднять взгляд.

И я чувствую себя окончательно сбитой с толку, потому что по его лицу расплывается широченная улыбка.

– Черт побери, поверить не могу!

Теперь я понимаю, что он вовсе не зол на меня.

– Да это лучшая новость в моей жизни! Черт, это слишком хорошо, чтобы быть правдой! – Он качает головой и посмеивается: – Малышка Джей Ди – Творец! Да я бы в жизни не поверил!

В пять больших шагов он пересекает комнату, неловко хватает меня, перепуганную, обеими руками и отрывает от земли. От удивления у меня глаза на лоб лезут, и я тут же вскрикиваю от боли: крошечные коготочки котенка что есть мочи впиваются мне в руку. Похоже, мистер Шредингер не хочет, чтобы его превратили в лепешку.

Энцо опускает меня на пол. Он сияет, и я усмехаюсь в ответ. Мне хочется немного поимпровизировать, тем более после утренней практики мне кажется, у меня получится. Смотрю на котенка и представляю себе то, что мне хочется сделать. Посылаю быстрый предупреждающий взгляд Варду – будь начеку! – и говорю:

– Шредингер спит на моей кровати.

Котенок тут же исчезает из моих рук и материализуется у меня в комнате, как я себе и представляла. Чуть позже я выясню, сработало ли это, но, по крайней мере, сейчас я больше не хочу, чтобы он царапал мне руки. Заметив ранки, Ками танцующей походкой подходит ко мне и кладет ладонь мне на руку.

– Излечись, – тихо говорит она, и моя кожа восстанавливается в мгновение ока.

– Спасибо, Кэм, – с благодарностью отзываюсь я. Удивительно, но горло тоже больше не болит, когда я говорю.

– У Творцов есть одна забавная особенность, – продолжает Ками, мягко улыбаясь. – Ваши способности почти безграничны, но вы не можете исцелять самих себя. Никто не знает почему. То же самое и со мной: я могу вылечить любого, кроме себя.

– Наверное, это слишком, – говорю я. – Если бы мы могли исцелять сами себя, то, наверное, жили бы вечно.

Она согласно кивает:

– Да, думаю, ты права.

– Зачем вы двое вообще пришли? – прерывает нас Вард.

– Принесли печенье для Джей Ди, – отвечает Энцо, встряхнув коричневым пакетом. – Она же не успела позавтракать. И хотя эти штуки не такие уж и питательные, есть-то все равно надо.

М-м… печеньки. Мой желудок урчит в предвкушении. Я открываю пакет – внутри куча липкого шоколадного печенья.

– Только что из духовки, привет от тети Эстер, – говорит Ками. Она вытаскивает из пакета печенье и сует в рот. – К счастью для меня, ты очень щедрая и умеешь делиться.

Закатив глаза, я отдаю пакет Энцо, а затем и Варду. Когда все берут, внутри остается еще немного.

– Наберись сил, Динь. У нас сегодня еще много дел.

Моя рука с печеньем застывает на полпути ко рту, но Вард, похоже, не замечает этого – наверное, он даже не понял, что сказал. Я глубоко вздыхаю и вгрызаюсь в печенье. Лучше вести себя так, словно ничего не слышала.

Глава 16

Прошло два дня с тех пор, как я узнала, кто я такая, и начала учиться контролировать свою силу под присмотром Варда. Такое чувство, что он говорит со мной на иностранном языке. Я понимаю, чего он от меня хочет. Все, что он говорит о намерениях, имеет смысл, а вот на практике у меня ничего не получается. Моя надежда на успех выросла после трюка с животными, и я подумала, что, быть может, все это будет не так уж и сложно. И, словно почувствовав мою уверенность, Вард нашел способ шмякнуть меня о реальность, причем сегодня – с особой жестокостью.

– Нужно стараться перешагнуть через себя, Джейн, – ворчит он, когда я прошу сделать перерыв.

Я стою, упершись ладонями в колени, и смотрю на него сквозь занавес волос, с трудом переводя дыхание.

– Я стараюсь! – говорю я.

Понятия не имею, почему мои попытки Вещать так тяжело сказываются на физическом самочувствии. Наверное, частично в этом виноват уголь. Так или иначе, в итоге я лишь говорю, а не Вещаю.

– Значит, недостаточно стараешься! – отвечает он.

Мне удается выпрямиться, я поднимаю взгляд.

– Было бы неплохо, если б ты объяснил, что делать, а не просто говорил: «Возьми и сделай, Джейн».

– Возьми и сделай, Джейн! – огрызается он.

Я беспомощно оглядываюсь по сторонам в поисках подтверждений моих многочисленных неудачных попыток. Проблема в том, что я пока так ничего и не смогла достигнуть. Кроме нас с Вардом, в черной комнате ничего нет. А все потому, что Вард пытался заставить меня призвать вещи из прошлого. Важные предметы, вызывающие у меня ностальгию.

– Тебе что, так трудно создать свою любую детскую книжку? – спрашивает он. – Любую пару обуви, плюшевого мишку или бусы? Ты должна их помнить, это ведь просто, Джейн!

Он прав и не прав. Я действительно все это помню, но вот то, о чем он просит, совсем не просто.

Я ясно вижу свой старый томик «Алисы в Стране чудес»: потрепанную обложку, выпадающие страницы, мятые от бесконечных перечитываний с папой.

Ясно вижу балетные пуанты и розовую пачку в идеальном состоянии – мы с мамой всего раз сходили на балет, и я сразу поняла, что мне больше нравится смотреть на других балерин, а не танцевать.

Вижу розового плюшевого мишку, которого мне подарил папа, когда я лежала в больнице: после поездки на пляж в моих волосах запуталась стайка маленьких медузок.

Вижу мамино бриллиантовое кольцо. Она его никогда не снимала. Даже когда…

Я крепко жмурюсь и медленно, осторожно вздыхаю. Вард прав. Мне легко представить все то, что он просит создать. Но представить и воплотить в жизнь – это разные вещи. Я едва могу справиться с воспоминаниями и знаю, что физические доказательства меня добьют, а снова сломаться в его присутствии я себе не позволю. Варда, который обнимал меня в ванной, больше нет. Новый Вард скорее ударит меня, а не обнимет. А давать ему такую возможность я не хочу.

– Может, я не помню, – говорю я. – Слишком долго сидела в клетке, может, я просто забыла. Дай мне другое задание.

– Тогда наше упражнение потеряет весь смысл, – упрямо говорит Вард. – Тебе нужно создать по памяти объект, наполненный личным смыслом.

Я поднимаю бровь, когда до меня доходит весь смысл его слов.

– Не мог сразу сказать?

Я сразу же создаю одну за другой три вещи: книгу, которую Вард бросил мне во время нашей первой встречи, шерстяные носки, которые были на мне, когда я проснулась в его постели. И мороженое, которое он купил мне во время нашей вылазки наверх.

Книгу и носки я передаю ему, не глядя в глаза. Мороженое я оставляю себе – меня все еще поражает, что это съедобно. Я облизываю шоколадный шарик, горлу приятно от прохлады.

Вард разглядывает книгу и носки безо всяких эмоций, но в его взгляде все же проскальзывает нечто неуловимое; правда, тут же тает, и его лицо снова становится бесстрастным.

Он приподнимает созданные мною вещи.

– Это не то, о чем я тебя просил.

– Я создала объекты по памяти, – говорю я. – Прямо как ты и просил.

– В них должно быть заложено что-то личное.

Я готова расхохотаться ему прямо в лицо. Конечно же он знает, что в них, черт подери, еще какой личный смысл заложен.

Он замечает мое выражение и рявкает:

– Для тебя личное, Джейн, не для меня!

Я машинально отшатываюсь, но, прежде чем у меня получается понять, что значили эти слова, дверь в комнату открывается, и заходит доктор Мэннинг.

Я не видела его уже три дня – с тех пор как Фэлон отменил наши сеансы терапии, которые все это время были просто уловкой.

– Кажется, пора поздравить тебя, Джейн, – говорит Мэннинг. Его лысина так и блестит в ярком свете ламп.

– Поздравить или посочувствовать, это уж как решите, – отвечаю я, и мне абсолютно наплевать, что первые слова, которые он от меня когда-либо услышал, наполнены раздражением. Он тоже должен был сказать мне правду еще пару лет назад.

– Мы еще работаем, – говорит Мэннингу Вард.

– Директор попросил меня зайти к вам, – отвечает Мэннинг. – Джейн уже не нужно регулярно навещать мой кабинет. Но Фэлон хочет, чтобы мы провели сеанс теперь, когда она… общается открыто.

Я стараюсь не фыркнуть. Вот как они это называют!

– Вы вообще настоящий психотерапевт? – спрашиваю я. – Или просто один из Вещих «Генезиса», которому было поручено заставить меня раскрыть мои способности?

– И то, и то, – без лукавства заявляет он. Надо признать, меня удивляет такая искренность. Может быть, не все здесь такие лгуны.

Мэннинг поворачивается к Варду:

– Фэлон хочет, чтобы ты к нему зашел, пока мы будем беседовать с Джейн. Я провожу ее, когда мы закончим.

Вард качает головой:

– Она не готова говорить без моей страховки.

Он прав, я тренировалась всего два дня. Мысль о его отсутствии в такой момент наполняет меня тревогой.

Мэннинг одергивает белый халат.

– Не уверен, что она будет чувствовать себя комфортно, если ты будешь в комнате.

– Это ты не будешь чувствовать себя комфортно, если меня здесь не будет, – парирует Вард.

Я ежусь – он конечно же прав.

– А как насчет угля? – предлагаю я как компромисс и напоминание не только для них, но и для себя. – Пока мы здесь, я сознательно не буду вкладывать силу в слова.

Брови Мэннинга взлетают, и я бы сказала, что он со мной согласился, если бы не выглядел таким озадаченным. Я жду, что скажет Вард. Он поворачивает ко мне голову:

– Уверена, что угля хватит, чтобы тебе помешать?

Если учесть, как болит моя спина после многочисленных попыток, ответ очевиден:

– Да, здесь гораздо проще нормально разговаривать, а не использовать способности.

Вард стискивает книгу и носки и резко кивает:

– Доктор Мэннинг достаточно опытен. Он справится, если ты допустишь промашку. И знаешь, несмотря ни на что, – он приподнимает книгу и носки, – уголь тебя особо не сдержит. Так что будь очень осторожна со словами и намерениями.

Мэннинг все еще кажется сбитым с толку, но затем он оглядывает стены, и его лицо бледнеет под давлением запоздалого осознания моих способностей Творца и того, насколько я опасна без окружающего меня угля.

– Хочу уточнить, – говорю я. – Можно превратить моего терапевта в выдру?

Вард не отвечает, хотя в его взгляде снова вспыхивает знакомая веселая искра. Правда, всего на секунду, а потом его губы снова сжимаются в линию и он крепко стискивает зубы. А затем выходит из комнаты.

– Итак, Джейн, как ты себя чувствуешь? – спрашивает меня Мэннинг.

«Как ты себя чувствуешь?» Четыре слова, вопрос, который он задавал мне каждое утро и на который я никогда не отвечала. Теперь, в безопасной угольной комнате, я могу на него ответить. Правда, понятия не имею, как это сформулировать. Как я себя чувствую? Слишком сложный вопрос.

– Хорошо. Спасибо, – говорю я, как будто вежливо говорю с незнакомцем, которым я, наверное, для него и являюсь. – А вы?

Его черные глаза слегка сужаются.

– Возможно, нам стоит присесть.

Мы с Вардом простояли несколько часов, так что я только рада скрестить ноги и присесть прямо на пол. Мэннинг смотрит на меня, приподняв бровь.

– Может, сотворишь для нас стулья?

Моя первая реакция – это смущение оттого, что я сама об этом не подумала, но я тут же собираюсь и говорю:

– Вы же слышали Варда. Мне нужно быть осторожнее с намерениями. По крайней мере, если вы не готовы сами случайно стать стулом, я предлагаю вам обходиться тем, что у нас есть.

Сама не знаю, почему я так дерзко с ним разговариваю. Может, потому, что я несколько лет сидела перед ним, и он ни разу не сказал, что есть и другие вроде меня. И что он тоже Вещий. Протокол тут не имеет значения; как мой врач он должен был понимать, насколько это для меня важно.

Мэннинг опускается на пол и говорит:

– Ты, кажется, сильно переживаешь.

– Да что вы говорите!

– Ты ничего не хочешь обсудить?

Типичный терапевт.

Нет, доктор Мэннинг. Не хочу.

– Знаете, что я действительно хочу обсудить? – спрашиваю я и сама же отвечаю, не дожидаясь его ответа: – То, что происходит в «Ленгарде».

– Что ты хочешь узнать? – искренне спрашивает Мэннинг.

Я не решалась задать эти вопросы Варду или кому-либо еще. Но из Мэннинга, одного из первых Вещих проекта «Генезис», я вытяну все, что смогу.

И он удивительно разговорчив. Благодаря ему я узнаю, что этот подземный бункер живет за счет Вещих, владеющих телекинезом. Их способности похожи на мои, но ограничений намного больше, и они куда более строгие. Они могут призвать еду, одежду, деньги – что угодно из местного хранилища – и доставить в «Ленгард» по заказу.

Еще я узнаю, что, как только обнаруживают новых потенциальных Вещих, наверх отправляется специальная команда. Она доставляет их сюда, и здесь их обучают контролировать собственную силу. Их всех первое время содержат в специальной клетке, как тестовый образец. Так было и со мной, но процесс инициации, как рассказала мне Ками, длится недолго, в отличие от меня. И как только их Вещание прорывается наружу, их переселяют в общежитие и они подписываются на программу.

Их обучение почти полностью осуществляется Вещими «Генезиса», которые не занимаются поиском новых рекрутов. Эти Вещие, которые до появления Варда занимались различными видами тестирования, призваны обучать новобранцев контролю так же, как Вард обучает меня.

Я узнаю, что мы тренируемся для того, чтобы в будущем выполнять разные военные задания – от международных политических переговоров до урегулирования конфликтов и восстановления мира во время войны. Все, что говорит Мэннинг, совпадает со словами Фэлона об универсальном идеальном оружии. Когда есть мы, нет необходимости в боеприпасах, одно-два острых слова от Вещего с нужной способностью – и мир на коленях.

То, что Мэннинг добровольно делится со мной всем этим – просто невероятно. Но лучшее он оставляет напоследок.

Мы говорим почти час, а потом он внезапно рассказывает, что есть и другие Вещие – группа изгоев, которые когда-то жили в «Ленгарде». Но все изменилось.

– Они называют себя «Отщепенцами», – говорит Мэннинг и презрительно фыркает. – Состоят в основном из бывших рекрутов «Генезиса» и их детей, которые уже научились контролировать свои силы, но решили не оставаться в «Ленгарде».

Мэннинг почему-то избегает смотреть мне в глаза, и от этого мне, наоборот, хочется встретиться с ним взглядом.

– Им… разрешили уйти? Так просто?

– «Отщепенцы» – бунтовщики, – прямо говорит он. – Террористы, которые не согласны с ценностями и идеологией «Ленгарда».

Видимо, он о том, что «Отщепенцы» не захотели становиться государственными суперсолдатами.

– Первые «Отщепенцы» смогли сбежать десять лет назад, забрав с собой свои семьи. Их немного, но они растут, так как тоже активно ищут новых подростков-Вещих и убеждают их, что «Ленгард» – зло, внушают им страх перед ним. – Мэннинг грустно качает головой. – Один из четырех найденных нами Вещих попадет к «Отщепенцам» до того, как мы успеваем его забрать. Там их обманывают, внушают, что они часть чего-то важного, и выращивают из них террористов с промытыми мозгами.

Сколько же информации! Даже не знаю, какой вопрос задать первым.

Я замечаю, что он слишком часто повторяет слово «террорист».

– Эти Вещие, «Отщепенцы», они опасны?

Мэннинг поднимает на меня глаза.

– Куда опаснее, чем может показаться.

По моей спине пробегает дрожь.

– Директор уже рассказывал тебе о ранних экспериментах военных над Вещими «Генезиса», через что прошло мое поколение во время первых испытаний, – продолжает он, правда без какого-либо намека на боль, которую тогда испытал.

– Фэлон говорил, что эти тесты были неприятными, – осторожно говорю я. – И что не все их… пережили.

– Они были неприятными, – кивает Мэннинг, снова без какого-либо намека на случившуюся беду. – Но в то же время – эффективными, и мы сами убедились в этом спустя какое-то время. Какими бы ни были методы, мы научились контролировать свои способности, а это было важнее всего. Однако, – он пересаживается в более удобную позу на твердом полу, – даже после того как все изменилось и нам стали помогать укреплять свои силы, некоторые из моих одногруппников не оценили, на что пошли военные ради достижения цели.

– И так сформировалась группа повстанцев.

Лицо у Мэннинга остается очень серьезным.

– Они ждали возможности много лет. Шептались по углам, скрупулезно разжигая рознь, говорили, что, прежде чем бежать, нужно отомстить. – Он все еще не спускает с меня глаз. – «Отщепенцы» угрожают всему, чего мы пытаемся достичь. Я боюсь, что, как только их станет достаточно много, они откроются миру, причем так, что никто и никогда этого не забудет. – Он делает паузу. – И никогда уже от этого не оправится.

* * *

Ночью я не могу уснуть, смотрю в потолок и размышляю над тем, что узнала сегодня.

Мэннинг не пытался играть со мной в психотерапевта, после того как открылось, кто он такой. Он был вполне доволен тем, что я «открыто общалась» с ним в течение всего нашего разговора. Или, возможно, просто заметил, каким пепельно-серым стало мое лицо после упоминания о мошеннической группе Вещих с коварными намерениями. Я ведь, как никто другой, знаю, насколько опасны наши силы. Так что даже одна мысль о том, что где-то действует повстанческая террористическая группировка, уже заставляет меня здорово нервничать. Думаю, нет смысла говорить, что аппетита у меня не стало и после традиционного просмотра фильма с Ками, который конечно же прошел мимо меня, я молча извинилась и отправилась спать.

И вот прошло уже несколько часов, а я все еще ворочаюсь и не могу уснуть. Мне что-то мешает, я точно знаю, что завтра Вард опять спустит на меня всех собак, и мне нужно хорошо выспаться перед нашей очередной «битвой».

С разочарованным вздохом я сбрасываю с себя одеяло и поднимаюсь на ноги. В детстве я выпивала стакан горячего молока перед сном. Возможно, сегодня это тоже сработает.

Однако, когда я добираюсь до кухни и включаю свет, тут же в ужасе подпрыгиваю, потому что на диване в гостиной кто-то сидит. Моя рука взлетает к груди, я издаю испуганный писк, прежде чем успеваю себя одернуть, чтобы с моих губ не сорвалось нечто более катастрофическое.

– Всего лишь я, – говорит Вард. (Тоже мне «всего лишь»!) – Прости, если напугал.

Дерзкая часть меня хочет выпалить ему прямо в лицо, что дудки, ничего он меня не напугал, но, даже если бы я готова была так рискнуть, мы оба знаем, что это – вопиющая ложь. Мое сердце все еще колотится, как сумасшедшее, после того как я увидела его тень. Уверена, по мне заметно, как я напугана.

Вард не двигается и говорит:

– Я только что вернулся.

Наверное, он говорит о встрече с Фэлоном. Странно… Ведь он оставил нас с Мэннингом несколько часов назад. Я подступаю чуть ближе и вижу, что его волосы взлохмачены, а на щеках полыхает румянец, быть может, Фэлон заставил его искать нового подростка.

Вард устало потирает лицо. Он очень напряжен и избегает смотреть мне в глаза.

– Хотел проверить, как тут Ками, прежде чем лечь спать, – говорит он, когда пауза затягивается. – Я не думал, что уже так поздно.

Я просто стою и смотрю на него, подняв брови. Не понимаю, почему он вообще со мной об этом говорит. И почему, узнав, что так поздно, он не пошел к себе, а остался сидеть на диване. Словно услышав мои немые вопросы, Вард поднимается на ноги, коротко кивает мне и быстро направляется к двери. Учитывая его странное поведение, я жду, что он просто уйдет, не сказав даже «спокойной ночи», но этого он не делает. Прямо перед тем как уйти, он оглядывается на меня, и в этот момент его лицо не пустое и холодное, которое я видела последние несколько дней. Он выглядит… выглядит… я даже не могу это описать. Как будто его мучает что-то неопределенное и в то же время весьма определенное.

– У тебя все получится, – шепотом говорит он, так тихо, что мне приходится напрячься, чтобы услышать его. – Просто знай это.

А потом он уходит.

Я огромными глазами смотрю на пустой дверной проем, и в голове у меня всего лишь один вопрос: что, черт возьми, это было?

Глава 17

Прошло три недели.

Я падаю на колени, не в силах больше стоять ровно. Мои глаза переполнены слезами, в горле пересохло, но я стараюсь не обращать на это внимания – Вард не должен заметить, что я испытываю боль, и неважно, умственную или физическую.

Обычно это не так трудно. Я Вещаю уже двадцать четыре дня, вполне достаточно, чтобы мой голос полностью восстановился, но сегодняшние задачи сложнее обычного. Требования Варда не меняются несколько часов.

– Вставай, Джейн! – рявкает он. – Еще раз!

Я еле-еле поднимаюсь на ноги, сражаясь с влиянием угля.

– Мне нужно отдохнуть, – огрызаюсь я. – Поесть, попить. Просто передохнуть хотя бы минуту!

– Еще три раза – и передохнёшь до завтра!

Я качаю головой, мне хочется поспорить, но в то же время я не хочу болтать впустую.

– Мне нужен перерыв, – повторяю я. Точнее, скулю. Стыдно.

– Еще три раза, – непоколебимо повторяет он.

– Кошка!

После всех этих дней я действую уже на автопилоте. Но все это время Вард дрессировал меня, чтобы я, открывая рот и повторяя это слово, создавала что-то другое. В этом случае, в микросекунду между звуками, мое измученное воображение встает на дыбы, и у себя в голове я вижу гигантскую кровать в комплекте с пуховым одеялом и пушистыми подушками. И вот, когда это слово таки слетает с моих губ, появляется не четвероногий питомец, а самая удобная кровать на свете.

Вард бросает на меня скептический взгляд:

– Джейн. Я понимаю, что ты устала, но… Ты серьезно?

Я пожимаю плечами. Просто потому, что слишком устала, чтобы что-то отвечать. После моего фиаско с предметами ностальгии Вард решил вернуться к животным, и мы сразу приступили к обучению тому, как отделять слова от мыслей. Только когда он решил, что я учусь слишком медленно, выбрал новый способ меня мотивировать – и я начала призывать всяких смертоносных тварей. После близкого знакомства с морским крокодилом, белым медведем и бешеным волком мне наконец-то удалось произнести «лев» и материализовать пушистого белого зайчика. В тот момент в глазах Варда промелькнуло одобрение правда, длилось оно не больше секунды.

Теперь мы уже закончили с животными. И то только потому, что на прошлой неделе Вард выкрикнул: «Соты!», а я нафантазировала рой пчел. Нас обоих здорово покусали, и когда я сказала Варду, что он сам виноват, что не обезвредил мои слова, он так мне ответил, что я чуть было не вернула пчел. К счастью, прямо в разгар нашего спора явилась Ками, отсмеялась, глядя на наши опухшие, покусанные лица, но потом все-таки использовала свой дар и излечила нас. С тех пор я стараюсь быть очень осторожной и создаю только неодушевленные предметы. Да, я уже добилась определенного прогресса, но все еще опасна для себя и окружающих – это стало ясно в тот день, когда Вард решил проверить мои границы. По крайней мере, ему хватило рассудительности провести эксперимент, когда все остальные Вещие ушли на обед и огромный тренировочный зал опустел. Катастрофа случилась в тот момент, когда я ляпнула: «Тут жарко, как в аду». Зал тут же с ревом захлестнуло адское пламя. Мои мозги отключились от страха, поэтому лучшее, что мне удалось придумать, – это вода, и в итоге в пещеру хлынул поток воды, как будто над нами был океан. Секунду назад мы могли сгореть заживо, а в итоге чуть не утонули. Ситуация чуточку улучшилась, когда я, вынырнув на поверхность, смогла крикнуть: «Замри!» Улучшилась, потому что вода действительно перестала прибывать, она просто-напросто смерзлась в гигантскую глыбу.

Хоть мы и замерзли, одного взгляда на Варда хватило, чтобы снова разжечь огонь.

– Я просто запаниковала, ясно? – сказала я тогда в качестве извинения.

К счастью, эти слова я уже полностью контролировала, так что они ничего не вызвали. Вард просто стиснул челюсти, разочарованно глядя на меня, и продиктовал краткую инструкцию, как вытащить нас из затруднительного положения. Затем мне пришлось стереть все следы стихийных бедствий, чтобы другие новобранцы после возвращения в учебную комнату не заметили, что тут произошло.

В свою защиту могу сказать: я предупреждала Варда, что не готова к тестированию. Не моя вина, что он не стал меня слушать и не обезвредил мои слова.

Не считая стихийных бедствий, последние три недели Вард вкручивал в мое сознание контроль с утра и до вечера. И, судя по королевских размеров кровати у меня перед носом, я пока еще совершенно не стабильна. Иногда мне удается удержать мысленные образы и намерения, но в других случаях я отвлекаюсь и не могу контролировать свои мысли. Из-за этого я все еще не могу говорить свободно, как нормальные люди или другие новобранцы, которые могут спокойно болтать между собой.

У них противоположная проблема: они изо всех сил пытаются наполнить слова силой, чтобы заставить их работать. И маленькая угольная комната – единственное место, где я могу говорить, если рядом нет Варда. Но он избегает меня, особенно после того дня, когда я нашла его в темной гостиной нашей с Ками квартирки, поэтому я провожу много времени в тишине, тоскуя по тому дню, когда мне не придется бояться открывать рот.

– Еще две попытки, Джейн, – говорит Вард, возвращая меня в настоящее. – И закончим. Подушка.

Я громко вздыхаю и стараюсь преодолеть свое истощение.

– Подушка! – выкрикиваю я.

На пол прямо передо мной с грохотом падает булыжник размером с баскетбольный мяч.

– Хорошо, – говорит Вард. – И последнее. Шоколад.

Жестоко. Теперь мне хочется именно шоколада. Поэтому трудно представить что-то другое. Но, если я сейчас облажаюсь, он опять в меня вцепится и заставит работать дальше. Вдох, я морщу лоб и представляю себе пианино – а почему бы и нет? Я призываю это изображение и говорю:

– Шоколад!

Делаю все это за микросекунды, едва укладываюсь, чтобы Вард опять не начал ворчать, что я трачу слишком много времени, как он делал уже миллион раз во время наших тренировок.

– Детская мечта? – Вард смотрит на меня одновременно весело и недоверчиво. – Высокие стремления, Джейн. Умеешь играть?

Я качаю головой, чтобы лишний раз не напрягать горло.

– Интересно, – говорит Вард. – Ну, кто знает. Может, когда-нибудь научишься.

Вард стал вести себя странно. Каждый раз под конец тренировки наружу то и дело проглядывает его прежнее «я». Оно немного приятнее, разговорчивее и дружелюбнее, чем новое. Я не понимаю, почему это происходит. Но в такие дни, как сегодня, у меня нет ни малейшего желания терпеть его перепады настроения. Особенно в тот момент, когда все, чего я хочу, – вернуться в свой номер, принять горячий душ и попросить Ками исцелить меня и облегчить мои страдания. Я просто рвусь выйти отсюда, так что, когда открывается дверь и заходят Крюк, Кида, Энцо и Ками, я издаю мучительный стон. Судя по небольшим колебаниям в воздухе, с ними еще и Хамелеон.

За последние три недели Крюк и Кида наведывались сюда почти так же часто, как Энцо и Ками. Все хотят узнать, чем мы с Вардом тут занимаемся изо дня в день. Они не знают, что я – Творец, этот секрет удалось сберечь ото всех, кроме Энцо и Ками, но они, похоже, спокойно хранят это в тайне. Я даже готова назвать эту компанию своими друзьями: резкого, грубого Крюка, язвительную Киду и застенчивого Хамелеона.

– Что случилось, Джей Ди? – спрашивает Энцо, направляясь ко мне.

Я коротко улыбаюсь в ответ – хочу хоть немного помолчать и поберечь связки. Один умоляющий взгляд на Ками, и она уже порхает в мою сторону, обхватывает прохладными ладонями шею и шепчет:

– Исцелись.

И все, мое горло как новенькое.

– Прости, что не пришла раньше, – виновато говорит она. – Они устроили битву «Генезиса» против «Исхода», и некоторые из Вещих, – тут она бросает раздраженный взгляд в сторону Крюка, – немного перестарались.

– Эти чуваки из «Генезиса» все там кровью залили, – говорит Энцо, разминая руки. – Чертовщина, ей-богу.

– Или не чертовщина, а просто у Крюка снесло кукушечку чуть больше обыкновенного, – говорит Кида, громко чавкая жевательной резинкой. – Он ведь бил точно по артериям.

– Нет боли – нет смысла, – говорит Крюк. – Нам сказали победить любой ценой. Я просто выполнял приказ. – И добавляет едва слышно: – Как и положено послушной марионетке.

А вот это уже интересно. Но, прежде чем я успеваю подумать об этом, вмешивается Ками:

– Может, и так, но именно мне пришлось убирать за тобой весь бардак. – Она передергивает плечами. – Я по пальцам обеих рук не смогу пересчитать, сколько травм исцелила сегодня. В основном нанесенных тобой. Это было мерзко. Люди мерзкие.

– Господи, как хорошо, что Ками никогда не будет врачом! Манеры у нее те еще.

– Я так понимаю, вы закончили на сегодня? – спрашивает Вард и подходит ко мне.

– Все сделано, – подтверждает Энцо. – Мы просто заглянули убедиться, что Джей Ди все еще жива. Хотя теперь нам кажется, что надо было оставить вас наедине.

Я хмурюсь. О чем это он? А потом я перехватываю его взгляд и вижу, что он смотрит на гигантскую кровать.

– Я просто училась. – Я тут же понимаю, что это можно истолковать и по-другому, и добавляю еще сердитее: – Училась контролю. Держать язык под контролем. Как и всегда!

Когда не только Энцо, но и все остальные начинают посмеиваться, я срываюсь и кричу:

– Это кошка!

Ками хватается за сердце.

– Ты что, превратила Шредингера в кровать?!

Ясное дело, моя соседка моментально влюбилась в тот пушистый комочек, так что неудивительно, что она пришла в ужас от мысли, что я превратила его в мебель.

– Нет! Я имею в виду, что это должна была быть кошка. Но это не… это кровать. И это хорошо! Она вообще не должна была быть кошкой.

Мгновение в комнате царит тишина, а потом Кида спрашивает:

– Ты ей мозг случайно не задела, когда лечила, Кэм? Там явно что-то сломалось.

Вполне понятный вопрос, особенно если учесть, какую околесицу я только что несла.

– Неважно, – бормочу я. – Это не имеет значения.

– Дпфг, – отзывается Кида, надувая из жвачки пузырь, такой большой, что он лопается с громким хлопком. – Мы все равно понятия не имеем, чем вы двое занимаетесь тут целый день, и я бы с радостью не хотела об этом узнать. – Она бросает еще один взгляд на кровать, затем на Варда и выходит, хитро подмигнув ему напоследок.

– Удобная кровать, – раздается робкий голос Хамелеона, а затем я слышу шорох, и пушистое одеяло на кровати заметно сминается. – Эй, Вард, а я могу переночевать здесь сегодня? Это лучше, чем слушать храп Крюка.

Крюк бросает на смятое покрывало такой острый взгляд, что даже мне хочется немного отступить назад. И в то же время хочется выпрыгнуть вперед и отвлечь внимание этого маньяка от невинного мальчишки.

– А у меня были проблемы с носовой перегородкой в детстве, – говорю я. – Так что папа шутил, что я храплю, как жирный моржик.

Как только эти слова слетают с моих уст, я тут же хочу затолкать их обратно в горло. Но, несмотря на мои безграничные возможности, есть вещи, на которые я все же неспособна. Все, что идет вразрез с естественным положением вещей, мне неподвластно. Например, я не могу вернуть людей к жизни или создать нечто несуществующее, например дракона. А еще я не могу повернуть время вспять, и очень жаль – ведь я бы с радостью вернулась на пару минут назад и захлопнула себе рот. Но ни Вещание, ни силы Творца не могут мне этого позволить.

Я стараюсь не смотреть никому в глаза и очень надеюсь, что они оставят мое замечание без внимания. Я не так много времени провела в компании Крюка, Киды и Хамелеона, чтобы они поняли, как важно то, о чем я только что рассказала, но Вард, Ками и Энцо уже знают, что есть вещи, о которых я не распространяюсь. Например, о своем прошлом. Или о родителях.

Повисает долгая пауза, а затем Хамелеон – спасибо ему большое – говорит:

– Вообще-то это очень мерзкое сравнение.

Я выдыхаю смешок, и все неожиданно встает на свои места. Вард все еще внимательно наблюдает за мной, но Ками и Энцо решили не терзать. За это я их обоих и люблю. Они, может, и не знают, почему я не желаю говорить о том, что было до «Ленгарда», но в то же время ни разу не мучали расспросами. Даже Вард не расспрашивал меня о моем прошлом, и за это я ему благодарна.

– Может, кто-нибудь наконец скажет, зачем вы приперлись? – спрашивает Вард, возвращая разговор к тому, с чего он начался. Если бы мне не хотелось придушить его за то, как он меня мучал все это время, я и за это была бы ему благодарна.

– Тетя Эстер заходила, – говорит Ками. – Она записала детвору на какое-то сафари в зоопарке вечером, но забыла, что у них с дядей Риком планы на вечер, так что попросила нас их сводить. А эти, – она кивает в сторону Энцо, Крюка, Киды и невидимого Хамелеона, – увязались за мной, так что я подумала, что будет весело, если мы все пойдем. Тренировки Джейн проходят успешно, так что она заслужила небольшую награду.

Опять наверх! Как же я завидую свободе, которой пользуются эти Вещие. И в то же время меня радует возможность хотя бы еще один раз покинуть стены «Ленгарда».

А потом Вард говорит:

– Исключено.

– Почему это? – сдвигает брови Ками.

– Потому что у меня уже есть планы. Группа «Генезиса» вписала меня в миссию по привлечению новых рекрутов «Исхода».

– А при чем тут Джейн?

Вард слегка наклоняется вперед:

– Если я не иду, то и она не идет.

Это заявление меня не удивляет, нет, просто разрывает мне сердце.

– Это идиотизм! – закипает Ками. – Зачем ты ей нужен в этой вылазке?

– Сама знаешь зачем. – Он взглядом напоминает Ками о том, что ни упоминать, ни забывать о моих способностях не стоит. И вот опять, дружба дружбой, а между собой они все равно считают меня монстром.

Ками не отступает:

– Ты сам сказал мне вчера, что она учится быстрее, чем ты ожидал!

Вот это новости!

– Но, даже если бы это было не так, она ни слова не произносит за пределами этой комнаты. Потому что прекрасно осознает риск. Правда же, Джейн? Если мы возьмем тебя с собой, ты обещаешь, что будешь тише воды, ниже травы?

Я быстро киваю.

– К тому же мы все там будем, Лэндо, – говорит Энцо.

Его голос такой воодушевляющий, что я невольно задумываюсь, не использует ли он Вещание и не внушает ему это?

– Не случится ничего такого, с чем мы бы не справились, – добавляет он. – С нами она будет в безопасности.

– Я беспокоюсь не о ней, – ворчит Вард слишком тихо, чтобы его расслышал кто-то, кроме меня.

– Можешь опять надеть на меня наручники, – говорю я, хотя меня тошнит от одной мысли о них – ведь меня не заковывали с тех пор, как взяли в проект. – Можешь и кляп выдать, если от этого тебе станет легче. И отдай приказ: если я как-нибудь неправильно чихну, пусть Крюк тут же уложит меня на месте.

Вард выглядит таким затравленным, что я невольно чувствую жалость.

– Серьезно, Лэндо, – говорит Энцо. – Мы проследим, все будет в порядке.

Мягкая волна света, исходящая от него, подсказывает, что он и правда Вещает Варду.

Тот вздыхает и потирает виски, словно пытается выжать из себя слова Энцо.

– Дайте минутку, – говорит он и уводит меня в другой конец комнаты.

Когда мы отходим достаточно далеко, чтобы нас не услышали, он тихо спрашивает:

– Ты уверена, что без меня не повторятся события на Маркет-стрит?

Я в шоке от того, что он спрашивает меня и готов выслушать мое мнение, – кажется, он доверяет мне. Нужно сказать ему правду.

– Не совсем уверена. То есть я хочу верить, что все будет хорошо. Но не уверена в этом.

Он долго смотрит мне в глаза, а потом кивает:

– Хорошо. Иди. Но, пожалуйста, постарайся держать рот на замке. Помни, ты все еще новичок.

– Стой… Я могу пойти?

Он снова кивает, и я спрашиваю:

– Почему ты передумал?

– Потому что ты сомневаешься. А значит, будешь очень осторожна. Если бы ты не сомневалась в своем самоконтроле, то наверняка захотела бы его испытать. А я не хочу, чтобы ты делала это без меня. Давай не будем забывать о катастрофе с огнем, водой и льдом, хорошо?

Когда же наступит день, когда он перестанет мне об этом напоминать? Когда мы возвращаемся и говорим остальным, что я смогу пойти, они неловко радуются в ответ. Я чувствую себя ребенком, которого впервые отпустили к друзьям с ночевкой.

– Не волнуйся, Вард. Мы о ней позаботимся, – тихо обещает Хамелеон, сейчас заметный намного лучше, чем обычно.

Вард бросает на него взгляд и слегка смягчается.

– Прости, приятель, но ты не можешь пойти с ними, ты же знаешь.

Хамелеон тут же меняется в лице.

– Что плохого в том, что пацан пойдет с нами? – спрашивает Крюк, поглаживая свой красный ирокез. – Вряд ли его вообще кто-то заметит, особенно если он запустит свой призрометр на максималку.

– Даже будучи невидимым, он может толкнуть кого-нибудь в толпе, – говорит Вард. – Он не сможет общаться с Эбби, Итаном и Айзеком или с кем-то из вас. Представьте себе, что будет, если кто-то услышит его голос, но не увидит тело?

Я только недавно узнала, что, несмотря на то, что дети Фэлона рано или поздно тоже откроют в себе способности, они все равно еще слишком малы, чтобы понять, что происходит в «Ленгарде». Никто, кроме настоящих новобранцев, высших военных и охранников в серой форме, которые когда-то водили меня по коридорам, не знает правду о нас и нашей подготовке здесь, под землей. Вот почему Эстер работает здесь медиком, несмотря на то, что Ками может исцелять одним словом. Такой персонал, как врачи и полиция, должны быть максимально ординарными, без капли сверхъестественного.

– Но Вард…

– Прости, Хамелеон, – непререкаемым тоном прерывает его Вард. – К тому же, пока их не будет, мне понадобится твоя помощь в одном важном деле. Ты окажешь мне огромную услугу, если поможешь.

Хамелеон опускает голову и переминается с ноги на ногу, избегая смотреть ему прямо в глаза.

– Да, конечно, – отзывается он.

– Вот и молодец! – Вард хлопает его по полупрозрачному плечу. – Мы поговорим, когда все уйдут.

– Так ты же должен впустить нас в лифт наверх, Лэндо, – говорит Энцо. – Наши с Ками пропуска не позволяют выходить так поздно.

Я вопросительно смотрю на них, а затем на всех остальных.

– Просто мы здесь никто и нам не доверяют, – информирует меня Кида, надувая очередной пузырь. – Кэм и Энц могут подниматься наверх в течение дня, но всем остальным нельзя выходить без няньки из «Генезиса».

– А потом они еще и удивляются, почему мы так любим это место, – мрачно добавляет Крюк.

И снова эта горечь в голосе. И мне опять интересно, откуда она берется. Я думала, новобранцы «Исхода» тренируются и учатся контролировать свои способности целыми днями как раз для того, чтобы вернуться наверх и использовать их для высшего блага. Концепция правительственного солдата меня до сих пор не греет, но отрицать ее достоинства я все равно не могу. Но поведение Крюка… Что-то тут не так.

– Полегче, приятель, – говорит Энцо. – Получить пропуск наверх не так и сложно. Когда тебе отказывали?

– Не в этом дело, – ворчит Крюк, но Энцо больше не возвращается к этой теме.

Он прав. Но, в защиту «Ленгарда» и его целей, выпустить любого Вещего во внешний мир, учитывая все непредвиденные обстоятельства, было бы в лучшем случае рискованно, а в худшем – просто катастрофично. Конечно, я понимаю, что Крюку не нравится сидеть тут, как в клетке, но не могу сказать, что недовольна мерами безопасности на этом объекте. Однако у меня все же есть один вопрос.

– Опять завяжешь мне глаза?

Кида поднимает брови и смотрит сначала на Варда, а потом на меня.

– Извращенцы, – бормочет она, и я бросаю на нее сердитый взгляд.

– Думаю, в этом уже нет необходимости, – отвечает Вард. – Ты уже знаешь, что такое «Ленгард» и какова твоя роль здесь. Время, когда мы удерживали тебя силой, уже позади.

Серьезно? С каких пор? То есть если я захочу уйти, то они просто возьмут и отпустят меня? Но мне ведь некуда больше идти. Я хочу спросить об этом, но молчу.

И буду молчать до конца вечера.

Глава 18

Из города в зоопарк Таронга можно попасть двумя путями: по дороге или по воде. Поскольку паромы на Серкулар Куэй находятся в паре минут ходьбы от выхода из «Ленгарда» в телебашне, именно туда мы и идем, прыгаем в лодку и как раз успеваем на переправу через гавань. Когда паром доставляет нас к выходу из зоопарка, уже сгущаются сумерки, так что мы направляемся прямиком к «Воздушному сафари», канатной дороге, с которой открывается вид на весь парк с высоты птичьего полета. Она отвозит нас ко входу.

На улице холодно. Я потираю руки, пока остальные решают, с чего бы нам начать. Зима начнется только через неделю, но пока я стою и жду, к чему они придут, кажется, что она уже наступила. Дети, однако, счастливы, словно всю жизнь только этого и ждали, и наслаждаются каждой секундой нашей вечерней вылазки, несмотря на ледяной ветер. Когда маршрут окончательно согласован, Ками поворачивается к ним и спрашивает:

– Мы готовы?

Дети энергично кивают, и она говорит:

– Тогда идем веселиться!

Мы спускаемся по тропинке, следуя указаниям Киды, которой сегодня выпала роль штурмана. Я с головой погружаюсь в свои ощущения. Слушаю перекличку птиц, которые возвращаются в гнезда и готовятся ко сну; далекие крики обезьян и громкий рев, от которого прямо-таки волосы дыбом встают.

– Вы слышали это? – удивленно спрашивает Эбби.

Энцо сажает ее себе на плечо.

– Конечно, малышка. Похоже, львы проголодались.

Я испытываю то же благоговение, что и Эбби. Много лет назад, когда мне было примерно столько же, сколько и ей сейчас, родители привели меня сюда.

Мы тогда жили в Сиднее, это было еще до того, как они решили переехать на другой конец страны. Я помню, как меня впечатлили животные и в какую истерику я впала, когда настало время уходить. Родителям удалось уговорить меня, только когда они пообещали, что мы непременно когда-нибудь вернемся сюда. Но этого так и не случилось. И вот я здесь. Исполняю их обещание. Сама.

Здесь так же красиво, как и в моих воспоминаниях. Зоопарк тает в сумерках. Но сегодня никаких тяжелых мыслей. Важно лишь то, что я здесь. Даже несмотря на то, что их здесь нет.

Во главе с Кидой наша группа идет к вольеру с рептилиями. Дети приходят в восторг, когда смотритель позволяет им потрогать гигантского бриллиантового питона. Как только мы выходим, Эбби и мальчики выбегают вперед с криками:

– Быстрее, а то всех интересных звездят пропустим!

Я с трудом подавляю смех, когда слышу многострадальный вздох Итана:

– Зверят, Эбби, не звездят! Зверят!

– Я так и сказала, Итан! – топает ножкой Эбби. – Звездят!

Мне приходится отойти от них подальше, чтобы не расхохотаться. И я не единственная, даже в глазах мрачного Крюка, топающего рядом, плещется смех.

В течение двух последующих часов мы только это и делаем: наблюдаем, как слоны распыляют воду хоботами, дразним сурикатов, стоящих на задних лапках, смотрим, как нас пытаются развлечь обезьяны-пауки, кормим жирафов и обнимаемся с коалами. Когда опускается сумрак, звери начинают жить совсем другой жизнью, как будто никто не держит их в плену за стеклянными окнами и крепкими стенами.

И они потрясающие.

И вот, когда мы наблюдаем за тем, как шимпанзе укладываются спать, происходит нечто странное. Внимание остальных занято шаловливыми животными, и я единственная неожиданно слышу странный шепот и вижу мягкую вспышку света. А в следующую секунду что-то врезается в меня сбоку. Я невольно отступаю на несколько шагов, а когда восстанавливаю равновесие и оглядываюсь…

Что происходит?

Я вижу саму себя.

Вижу точную копию самой себя прямо там, где я только что стояла.

Я в шоке машу рукой, чтобы привлечь внимание всех остальных, чтобы они посмотрели на эту сцену из «Сумеречной зоны» своими глазами, и в ужасе втягиваю воздух – я не вижу собственную руку. Смотрю вниз и понимаю, что я абсолютно невидима.

Я в панике открываю рот – Вард точно сказал бы, что это «абсолютно ни к чему». Но прежде чем я успеваю издать хотя бы один звук, еще одна невидимая рука захлопывает мне рот, а другая обхватывает тело со спины. Я в страхе пытаюсь освободиться, но все, чему учил меня Энцо, вылетает у меня из головы, в то время как мой неизвестный похититель держит меня, как в капкане, и тащит назад.

Он бесшумно протаскивает меня мимо клетки с жирафом до пустого ресторана, и тут я наконец исхитряюсь лягнуть его пяткой в ногу и вонзить зубы в ладонь, закрывающую мне рот. Ему больно, и меня это радует, но затем его вторая рука вокруг моей талии сжимается так, что я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Перестань! – требует мужской голос. – Я просто хочу поговорить!

Слабое утешение. Но я также понимаю, что, несмотря на мои многочасовые спарринги, я не смогу подраться с ним или ослабить его хватку. Поэтому я позволяю себе расслабиться – не пинаю его и не царапаю, чтобы освободиться. Моя неожиданная податливость воодушевляет его, и он тащит меня дальше. Лучше и правда не сопротивляться, силы мне еще понадобятся.

Но когда он тащит меня к вольеру с малайскими медведями, а затем и с тиграми, я опять начинаю лягаться. В конце концов он уволакивает меня с главной дороги и затаскивает на тропинку за скалой, отделяющей больших хищников. Рука, обхватывающая меня за талию, исчезает на секунду, и я пытаюсь вырваться, но недостаточно быстро, и он опять хватает меня, выжимая из меня весь воздух до капли.

– Даже не думай, принцесса, – шипит он мне на ухо. – Джет, ты не могла бы…

– Держу, – отвечает другой голос – юный, женский.

Я не могу пошевелиться. Интересно, сколько еще невидимых людей вокруг? Но в эту же секунду мое внимание переключается, потому что часть каменной стены внезапно отъезжает в сторону, и за ней обнаруживается потайной проход. Он ведет к ветхой шахте и старому лифту. На ум сразу приходят шахтеры, умершие от удушья в капкане земли.

Я страшно хриплю, но рядом нет спасителей, которые могли бы услышать мой крик и помешать этим людям затолкать меня в лифт. Я один на один с похитителями. И полностью в их власти.

Глава 19

Лифт опускается все ниже и ниже, он скрипит и стонет, трясется почти так же, как и я. А затем резко и с грохотом останавливается. Ржавая решетка отодвигается, мы в длинном, освещенном пламенем тоннеле. Каждая моя клеточка наполняется паникой, и я снова пытаюсь вырваться, хватаю своего похитителя за руки, пытаюсь вывернуться из его объятий и сбежать.

– Прекрати… – шипит он и крепко встряхивает меня. – Прекрати, я сказал!

Я не слушаюсь. Бьюсь еще сильнее, потому что не хочу знать, куда ведет этот тоннель. Но он сжимает хватку, и я опять не могу дышать. Приходится успокоиться.

– Будешь упираться всю дорогу до катакомб, я вырублю тебя и понесу на плече, как мешок! – угрожает он. – Решать тебе.

Катакомбы? Под зоопарком? Несмотря на жуткий страх, мне становится любопытно. И почему сразу меня не нокаутировал? Его голос звучит странно, как будто он вовсе не хочет причинять мне боль и предоставляет мне выбор.

Знаю одно: если я буду без сознания, точно не смогу сбежать. Поэтому я делаю единственное, что могу: перестаю сопротивляться и заставляю себя расслабиться.

– Хороший выбор.

Я стискиваю зубы, но стараюсь слушаться.

– Джет, можешь перестать прятать нас.

И тут происходят сразу две вещи. Во-первых, я снова становлюсь видимой, как и рука, зажимающая мне рот. Во-вторых, передо мной возникает девушка. Она совсем юна, ей не больше тринадцати. У нее огромные глаза, как у совы. Все ее лицо усыпано веснушками. Она смотрит на меня с нескрываемым любопытством.

– Похоже, ей здесь не очень нравится, – говорит девочка – видимо, Джет.

Она кажется такой милой. Не могу понять, что связывает ее с моим тюремщиком.

– Понравится, когда все узнает и поймет, – отвечает он.

Что я должна понять? И почему они пошли на такие меры, чтобы привлечь мое внимание? Рука похитителя исчезает – она видима, просто пропала и освободила меня. Он по-прежнему обхватывает меня за талию, но теперь я по крайней мере могу открыть рот. Не медля ни секунды, я делаю то, что должна – наполняю свои слова силой, начисто забыв про контроль.

– Отпустите меня! – велю я, и ничего, абсолютно ничего не происходит.

– Прости, принцесса, но нет, пока не буду уверен, что ты не наделаешь глупостей.

Я хватаю его за руки, делаю глубокий вдох и внятно говорю:

– Отпусти меня!

Несмотря на то, что я чувствую в своих словах силу и вполне конкретное намерение, рука моего похитителя остается на месте.

– Мне ее жалко, – говорит Джет, хотя, несмотря на эти слова, у нее на лице расползается широкая, озорная улыбка. – Представляю, в каком она шоке. Круто.

Я почти не слышу ее из-за шума мыслей в собственной голове. Почему я не могу Вещать здесь? Я же Творец, я могу словами разрушать и заново воссоздавать мир. И уж конечно, я могу избавиться от чьей-то лапы у себя на поясе. Но здесь что-то не так. Что-то… блокирует меня.

– Я тебя отпущу, если ты пообещаешь не убегать, – говорит мой похититель, подталкивая меня вперед. – Но ты должна дать мне слово. Ты лучше всех знаешь, какая в нем кроется сила. Мы, Вещие, должны быть очень осторожны со своими обещаниями.

«Мы, Вещие»…

Теперь я точно знаю, с кем имею дело. Мои уши наполняет надломленный голос Мэннинга:

Они называют себя «Отщепенцами», это террористическая группировка… куда более опасная, чем может показаться.

Похоже, дело хуже, чем я думала. И все же инстинкт выживания подсказывает, что лучше выполнять их приказы и просто дождаться возможности сбежать. И я делаю очевидный выбор.

– Обещаю не убегать, – говорю я и мысленно добавляю «пока что».

Пару секунд он еще держит меня, а затем его рука медленно разжимается.

Я тут же отступаю подальше и оборачиваюсь, чтобы увидеть его лицо. И мои глаза широко распахиваются, прежде чем я успеваю себя одернуть.

Не хочется признавать, но этот тип, который взял меня в плен, и сам по себе очень… ну… пленителен. У него волосы цвета воронова крыла и непроглядно темные глаза. Этот опасный парень бесспорно хорош собой.

– Кто вы такие? – хриплю я, глядя, как свет факелов пляшет у него на лице. – Куда вы меня ведете?

– Вот дойдем, и ты сама узнаешь.

Он проходит мимо. Девчонка бежит за ним по пятам. Я понимаю, что они ждут, что я просто пойду за ними безо всяких вопросов.

По пути я оглядываюсь на лифт. Интересно, я смогу самостоятельно его вызвать? Он такой древний, я не знаю, что с ним делать. Сомневаюсь, что успею хотя бы решетку задвинуть, прежде чем мой похититель исполнит свою угрозу, вырубит меня и закинет на плечо.

Я плетусь за ним.

– Хотя бы назови свое имя.

Его шаги не замедляются, но он, к моему огромному удивлению, отвечает:

– Кайл. Меня зовут Кайл.

Я надеюсь, что он скажет еще что-нибудь, но он молчит. Мой страх уступает место разочарованию.

– Может, скажешь, зачем я здесь?

Молчание.

– Ну же! Скажи мне хоть что-нибудь!

Хотелось бы мне знать, почему мои слова не производят никакого эффекта. Здесь я могу нормально говорить, прямо как в угольной комнате. Но в этом коридоре нет ни капли глянцевого черного угля. Должно быть, что-то другое блокирует мою силу.

– Джет, может, ты пробежишься вперед, проверишь, ждут ли нас остальные? – предлагает Кайл.

Девчонка улыбается мне, оглянувшись через плечо.

– Скоро увидимся! – говорит она и убегает по темному коридору.

Когда она пробегает мимо Кайла, он лохматит ей волосы, а она притворно хмурится в ответ. Меня удивляют их теплые отношения. Не похоже, чтобы так вели себя террористы. Но возможно, они просто хотят, чтобы я так думала. Они, очевидно, что-то обо мне знают и не просто так инсценировали мое похищение. Если они действительно террористы, то им нужна моя сила. Именно с этой тревожной мыслью я и продолжаю идти за Кайлом по тихому коридору. Я уже поняла, что он не собирается ничего мне отвечать, пока не будет готов. Я разведываю, ищу выход, но вокруг лишь каменные стены, и только. Потом мы доходим до развилки. Впереди три коридора. Кайл сворачивает налево. Меня интересуют два других, особенно тот, что посередине, окутанный тьмой. Я спрашиваю, куда они ведут, но в ответ опять тишина.

Мы идем еще несколько минут и заходим в пустую пещеру, очень похожую на наш главный тренировочный зал. И в то же время… нет. Теперь понятно, почему Кайл говорил про катакомбы – это идеальное определение для этого места. Эта пещера, озаренная светом факелов, ассоциируется с древними цивилизациями, захороненными глубоко под землей. Как будто я ступила в другой мир, другое время, другую жизнь. Хоть все мои вопросы и остаются без ответа, я все равно не могу удержаться и спрашиваю:

– Где мы?

– Только не говори, что Кайл снова забыл о хороших манерах.

Услышав новый мягкий голос, я оборачиваюсь и вижу темнокожего парня с короткими дредами. Он примерно того же возраста, что и Кайл, – должно быть, на пару лет старше меня.

– Мои манеры на месте, – говорит Кайл. Он хлопает парня по плечу и спрашивает: – Где остальные, Данте? Я думал, мы здесь собираемся.

Данте пожимает плечами.

– Лиана что-то увидела. Нужно заскочить к ней, чтобы все… узнать. Остальные ждут нас в диспетчерской.

Кайл, похоже, хочет еще о чем-то спросить, но Данте коротко качает головой. Я все равно замечаю. Интересно, о чем это они? Но у меня нет времени на раздумья, потому что они поворачиваются и идут обратно в тот тоннель, из которого мы только что пришли.

– Времени мало, – говорит Кайл Данте. – У нас меньше часа, а потом нужно будет вернуть ее наверх и обменять на Шаю, иначе они притащат в «Ленгард» не ту девчонку.

От осознания, что это похищение временное, меня накрывает облегчение. Также приходит уверенность. Надо попробовать расспросить их еще раз, когда мы вернемся к развилке. На этот раз Кайл поворачивает направо. В отличие от первого тоннеля, у этого есть несколько ответвлений, он похож на огромный подземный лабиринт. И с каждым новым поворотом моя надежда на спасение тает. Правда, слова Кайла о том, что они все-таки вернут меня наверх, позволяют сохранять спокойствие, даже несмотря на то, что я до сих пор не знаю, почему меня похитили. Парни останавливаются перед закрытой дверью, встроенной в каменную стену. Кайл стучится, а затем хватает меня за руку и втаскивает внутрь. В комнате темно, мои глаза не сразу привыкают к этой темноте, особенно когда Данте заходит следом и закрывает дверь. Пространство освещает одинокая свеча в руках женщины среднего возраста со светящимися белыми волосами, такими длинными, что они достигают ее бедер. Она приподнимает свечу, свет падает ей на лицо, и я невольно делаю вдох. Ее глаза почти такие же бесцветные, как и ее волосы. Зрачки такие огромные, что кажется, будто она одержима.

– Я – Лиана, – говорит она. Голос у нее одновременно глубокий и высокий. – Твое будущее – тени и песни. Судьба переполнена эхом.

По моей спине пробегает дрожь. Я понятия не имею, что означают эти слова, но замечаю мягкий свет, который она испускает, когда произносит их. Оглядываюсь назад. Данте выглядит невозмутимым, но Кайл настороже, даже больше чем раньше.

– Теперь чувствуешь?

Странный вопрос.

Кайл слабо кивает, его взгляд блуждает по темной комнате. Не знаю, как он умудряется что-то рассмотреть, потому что я не могу. Свет свечи выхватывает из мрака кровать и очертания еще какой-то крупной мебели. Но все остальное скрыто от глаз. Данте подвигается к двери. Якобы случайный жест, но я понимаю, что это не так.

– До этого он держался на расстоянии, – говорит он. – Но тут не так много места, чтобы спрятаться. К тому же мне кажется, что его сила рушится, слишком долго он пытался держать ее под контролем.

Не в силах сдержать свое раздражение, я требую:

– Объясните, что происходит.

Глаза Кайла сужаются, он смотрит куда-то слева от меня.

– Мы здесь не одни.

Как только он это произносит, Лиана задувает свечу и комната погружается во мрак.

Глава 20

Меня толкают, я ударяюсь о стену. Слышу возню в темноте, она длится всего несколько секунд, а затем пламя снова вспыхивает. То, что я вижу, заставляет меня широко открыть глаза. Сердце падает.

– Хамелеон?

Данте держит его в крепком захвате, тот выглядит здорово испуганным. Мне жаль его, правда, очень жаль, но еще больше мне интересно, почему я его вижу. Он не невидимый. Даже не полупрозрачный. Он абсолютно плотный и четкий, хотя я ведь знаю, что он не способен контролировать это. Как и в случае с моей силой, что-то его блокирует. Или, быть может, кто-то.

Я оборачиваюсь к Кайлу:

– Это ты делаешь?

Он не отводит взгляда от белого как мел Хамелеона.

– Не могла бы ты выразиться поконкретнее, принцесса?

Я хмурюсь.

– Хватит так меня называть. Отвечай на вопрос.

– Задашь свои вопросы чуть позже. – Кайл подступает на шаг ближе к Хамелеону: – Что ты здесь забыл, пацан?

Я тоже подступаю ближе, готовая в любой момент выпрыгнуть вперед, если будет нужно.

– Его зовут Хамелеон, а не «пацан»!

Я тут же осознаю, как нелепо это звучит. Конечно же его настоящее имя не Хамелеон.

– Да мне плевать, как его зовут, главное, что он теперь знает, как зовут меня. Правда, парень?

Я стискиваю челюсть, но на этот раз молчу.

– Ты – Кайл Роскейв, – говорит Хамелеон перепуганным, едва слышным голосом. – Все знают, кто ты.

Все?

– Да, это я, – подтверждает Кайл. – И я хочу знать, что ты здесь делаешь?

Даже отсюда мне видно, что Хамелеона бьет крупная дрожь. Мне инстинктивно хочется подойти ближе и потребовать, чтобы его отпустили. Но здесь у меня нет власти – это более чем ясно.

– Я не… – Хамелеон делает глубокий вдох и немного выпрямляется. – Я не обязан ничего тебе рассказывать.

Кайл наклоняет голову набок.

– Ты прав. Не обязан. – А потом он поворачивается к Данте: – Ты что-нибудь узнал?

Только сейчас я понимаю, что губы Данте все это время двигались, будто он тихо молился, и вся его фигура мягко светилась. Его взгляд расфокусирован, но голос Кайла вырывает его из мыслей.

– Вард послал его следить за ней, – говорит Данте, жестом указывая на меня. – Притворился, что пацан должен остаться, но он следил за ней с того момента, как они покинули «Ленгард».

Я делаю резкий вдох – это единственное свидетельство того, как сильно эта новость меня пугает. Хамелеон следил за мной? Шпионил? Но… в этом нет смысла. Вард ведь сам сказал Хамелеону, что ему нельзя с нами. Он единственный, кто…

…мне понадобится твоя помощь в одном важном деле. Ты окажешь мне огромную услугу, если поможешь…

Я прикрыла глаза, вспомнив о том, что Вард сказал этому мальчику. Он и не собирался беречь его, просто не хотел, чтобы кто-то из нас знал о слежке.

Не хотел, чтобы я знала.

Это ранит меня больнее, чем хотелось бы. Больнее, чем должно было.

Свернув шею, чтобы получше рассмотреть того, кто держал его, Хамелеон выдыхает:

– Ты – Данте Оберон.

– Умный мальчик, – говорит Данте. Не уверена, сарказм это или нет.

– Подождите секунду. – Я приподнимаю руку. – Откуда ты знаешь, что он следил за мной?

Данте пожимает плечами.

– Мой дар Вещания – читать других людей.

– В плане… мысли читать?

Он опять пожимает плечами. Я вновь закрываю глаза и думаю: может ли этот день стать еще хуже? Чтец мыслей? Я бы ни за что не поверила, если бы не увидела это только что своими глазами. Мягкое прикосновение к руке заставляет меня подпрыгнуть. Рядом со мной стоит Лиана и смотрит на меня прямым, жутким взглядом.

– Твое будущее окутано тенями и песнями. Твоя судьба – эхо, – повторяет она тем же пугающим голосом, что и раньше, но на этот раз свет не вспыхивает. – Никто не знает, что ждет нас впереди. Но твой путь загадочнее всех, что я видела.

Как и в первый раз, сила, наполняющая ее слова, вызывает у меня мурашки.

– Что…

– Лиана обладает редким даром, – вставляет Данте. – Она Вещает о будущем и настоящем, предупреждает нас о том, что может произойти.

Я снова смотрю на Лиану. Сначала телепаты, теперь предсказатели. Что дальше?

– Она – причина, по который мы знали, что наткнемся здесь на твоего… телохранителя, – продолжает Данте. – Не говоря уже о том, что она спасла жизнь этому парню, когда увидела, что он запаниковал и собирается сбежать. Он бы заблудился и никогда не нашел бы обратной дороги. Такое уже бывало.

Хамелеон сглатывает.

– Ты имеешь в виду…

Данте скалится, глядя на него сверху вниз.

– Лучше потусуйся с нами, пацан. Сам ты отсюда никогда не выберешься.

Хамелеон широко распахнул глаза. Я вижу, как ему страшно. Несмотря на то что его послали шпионить за мной, я чувствую, что должна защитить его.

– Что вы собираетесь с ним сделать? – спрашиваю я, ни к кому конкретно не обращаясь. – И со мной?

– У нас нет времени что-то с ним делать, так что мы просто возьмем его с собой, – говорит Кайл. – Выясним все по дороге.

Он подходит ко мне, я инстинктивно отступаю, но он хватает меня за запястье.

– Мы уже потратили слишком много времени, – говорит он и тащит меня к двери, ведущей в тоннель. – Мы привели тебя сюда не просто так. Теперь тебе нужно все узнать.

Ну наконец-то. Но я чувствую не только облегчение, но и тревогу. Потому что если мои похитители так опасны, как говорил Мэннинг…

– До этого вы мне не отвечали, так что я спрошу прямо, – говорю я, пока Кайл тащит меня за собой. – Вы – «Отщепенцы», не так ли?

Я оглядываюсь через плечо – за нами идут Лиана, Данте и Хамелеон.

– Повстанцы, Вещие, которые откололись от «Ленгарда». Террористы.

– Нас называют разными именами, и каждое что-то значит, – отвечает Лиана.

– Отступники, беглецы, дезертиры, – перечисляет Данте. – Повстанцы, революционеры, анархисты.

Хватка Кайла становится крепче.

– Выжившие, – добавляет он.

– Но вот кем мы точно не являемся, так это террористами, – говорит Данте, когда мы выходим из тоннеля на выступ, который ведет в очередную катакомбу-пещеру. Она еще больше, чем первая.

Я врастаю в землю, когда моим глазам открывается новая картина. Мне кажется, что я только что наткнулась на очередное древнее археологическое чудо. Но дело не только в просторной пещере, факельном пламени, освещающем каменные стены, арочных проходах и лабиринтах. Причина в людях. Здесь столько людей! Они разговаривают, ходят, сидят, едят, читают, смеются.

…Живут.

Они все живут здесь, внизу?

Неужели это их дом?

– Выживающий вид. Вот кем мы стали.

Голос Кайла долетает до меня как будто издалека, пока я смотрю на море людей под нами.

– Потому что настоящие террористы угнездились именно в «Ленгарде», а не здесь. И очень скоро, Алиса Скотт, ты поймешь почему.

Два слова.

Два слова, и мое сердце замирает, и стены захлопываются вокруг меня.

Глава 21

– Откуда ты знаешь это имя? – шепчу я.

– Всему свое время, принцесса, – говорит Кайл.

Откуда он знает? Я боюсь услышать ответ, поэтому не спрашиваю снова. Я держу губы сомкнутыми и пытаюсь успокоить бушующие мысли, готовясь к тому, что последует дальше. Мы спускаемся по спиральной лестнице и выходим в центр пещеры. Некоторые люди оглядываются на нас, когда мы проходим мимо. Они все разного возраста, пола и происхождения, как и жители Сиднея наверху.

– Сюда, – говорит Кайл и уводит меня в арку, ведущую вниз, в очередной тоннель. В конце – дверь, он толкает ее свободной рукой и ногой одновременно.

– Ну наконец-то! – кричит Джет – Вас только за смертью посылать!

Я оглядываюсь, вижу огромный полукруглый стол, развернутый к многочисленным экранам, транслирующим новости в прямом эфире. Они вмонтированы прямо в каменные стены. На других экранах – видео с камер наблюдения зоопарка. Я сразу же замечаю Эбби, она сидит на коленях у моей копии и смотрит вечернее шоу. Мне хочется заорать самозванке, чтобы она убрала свои лапы от ребенка, но я понимаю, что в этом нет никакого смысла. Даже если бы я могла Вещать, она бы все равно меня не услышала.

– Джет права, – говорит новый женский голос. – Я уже начала сомневаться, что вам удалось ее подменить, хотя она меня убеждала.

Говорит девушка на несколько лет старше меня – правда, росту в ней едва ли пять футов. В ее волосах, заплетенных в косички, ярко выделяются фиолетовые пряди. Лицо у нее асимметричное, с маленьким носом и слишком большими глазами, что делает ее похожей на ребенка.

– Как дела, Творец? – спрашивает она с ухмылочкой. – Я – Пандора. Вовремя ты к нам в гости заскочила.

Страх холодком ползет по моей спине. Она назвала меня Творцом, значит, они знают, кто я и на что способна. Похоже, никто из них меня не боится, но Хамелеон издает приглушенный звук, когда слышит эту новость.

– Как будто у меня был выбор, – говорю я Пандоре и стараюсь не обращать внимания на реакцию Хамелеона. Если Вард не хотел, чтобы в «Ленгарде» узнали обо мне, тогда не нужно было посылать за мной шпиона. Я киваю в сторону экранов: – Кажется, у вас тут все в порядке с электричеством, зачем тогда вы возитесь с факелами?

– Не хотим, чтобы нас засек «Ленгард», – отвечает Пандора таким тоном, как будто это было очевидно. – Это место подключено к электроснабжению зоопарка, и разводка достаточно низко, чтобы ее засек радар. Но если мы электрифицируем все катакомбы… кто-то наверняка засечет.

В этом есть смысл. И в то же время это печально, я была бы совсем не против, если бы «Ленгард» прямо сейчас нагрянул и вытащил меня отсюда. Да, Данте и Кайл говорят, что они не террористы, но я все равно им не верю. Мэннинг говорил, что именно эти байки повстанцы и рассказывают новым Вещим – мол, они тут хорошие парни, а «Ленгард» – плохие.

– Присаживайся, принцесса, – говорит Кайл и в итоге силой усаживает меня в кресло. – Судя по выражению твоего лица, тебе нужно срочно заполнить парочку образовательных пробелов.

Лиана, Джет и Пандора расходятся по комнате, и мое кресло оказывается в центре. Данте удерживает Хамелеона.

– Не буду ходить вокруг да около. – Кайл разворачивает стул и усаживается, скрестив руки на спинке. – В «Ленгарде» тебе врали.

Поднимаю брови и едва не фыркаю вслух.

– Это секретная правительственная организация. Секретная, понимаешь. И правительственная. Конечно, они лгут, даже несмотря на то, что я не знаю, в чем именно.

Он качает головой.

– Никакой это не правительственный объект – секретный или не секретный.

– Конечно, правительственный, – говорю я, непонимающе глядя на него.

– Уверен, Фэлон тоже наплел тебе про то, что как только у первой группы детей, рожденных от ксанафана, начали проявляться сверхъестественные способности, правительство тут же собрало их и заперло, чтобы провести тесты.

Я киваю.

– Эта часть – правда, – признает он.

– Тогда почему?…

– А вот все остальное – ложь.

Я готова выслушать его, если это единственный способ узнать, как тут промывают мозги.

– Дальше. Давай раскидай мне все, как есть.

Он никак не реагирует на мой тон и просто продолжает говорить.

– Военные проводили испытания на Вещих первого поколения. Это тестирование было пробным и ошибочным, так как сверхъестественные способности были и остаются за пределами человеческого понимания. Эксперименты оказались мучительными, нарушающими законы и не раз приводили к летальному исходу.

– Я все это знаю, – говорю я. – Фэлон мне рассказал. И Мэннинг тоже.

– Когда электрошок и утопления поднадоели этой группе, – тут я вздрагиваю, вспомнив, как сама проходили через все это во время сеансов Ваника, – и всем надоело оплакивать друзей и думать о том, кто умрет следующим, они решили объединиться под руководством Вещего по имени Иеремия и спланировали государственный переворот. Им удалось сломить охрану «Ленгарда» и взять его под свой контроль.

– Иеремия! – Хамелеон неожиданно вырывается вперед, лицо у него пепельно-серое. – Иеремия! Он…

Его рот тут же закрывает крепкая ладонь Данте.

– Перебивать некрасиво, парень.

– Иеремия был обаятелен. – Я снова поворачиваюсь к Кайлу: – Он умел влиять на людей, но более того, у него была сила, такая, о какой большинство Вещих не могли и мечтать. Он мог воплотить в жизнь все, что порождал его разум. Он был универсальным оружием.

В моей голове раздается эхо воспоминаний: они могут сотворить невообразимое, сделать невозможное возможным. Они – универсальное оружие.

От осознания у меня перехватывает дыхание.

– Иеремия был Творцом? Тем самым Творцом-психопатом, которого все боятся?

Кайл слегка мрачнеет.

– Я так понимаю, ты о нем слышала.

– И да и нет, – отвечаю я. У меня голова идет кругом. – Все, что я знаю, он натворил достаточно, чтобы все вокруг запаниковали, узнав, что я тоже Творец. – Я оглядываю людей, собравшихся в комнате. – По крайней мере, обитателей «Ленгарда». Вы, похоже, исключение.

– А может, это мы нормальные ребята, а люди в «Ленгарде» – исключение? – предполагает Пандора, накручивая на палец косичку. – Ну так, мало ли…

– Переворот освободил Вещих из заточения, – продолжает Кайл. – Но они все равно были обычными потерявшимися детьми, против которых выступала сила австралийской армии. Дети поняли, что они в ловушке. И это подтолкнуло их на… отчаянные действия. Среди Вещих «Генезиса» было двое, с которыми был особенно близок Иеремия, – Маверик Фэлон и Кендалл Ваник.

Знакомые имена задевают меня.

– Дар Фэлона заключался в том, что он был сверхъестественно мудр и мог внятно объяснять, продумывать стратегию. Он помогал во время принятий сложных решений и рассуждений. Что касается Ваника, то он умел читать мысли, как Данте, но при этом был просто феноменально силен. Его считали гением, и ему удалось убедить Иеремию выступить против военных, не дать им захватить «Ленгард» и его жителей.

Его версия истории потихоньку проникает в мою голову, и четкая граница между хорошим и плохим начинает размываться.

– Ваник сказал Иеремиии, что единственный способ, который обеспечит им безопасность, – заставить людей забыть о существовании Вещих. Забыть все, даже самый тихий шепот. Стереть память.

Мое сознание опять наполняет голос Варда, приказывающий мне: сосредоточься на Эбби, представь людей, которые наблюдают за тем, что произошло, представь, как они забывают об этом. И Вещай.

Я хорошо знаю, о какой силе говорит Кайл. Я сама ее испытала.

– Иеремия последовал совету Ваника, – говорит Кайл. – В считаные секунды все здание «Ленгарда», все его обитатели просто стерлись из памяти тех, кто не обладал даром Вещания. Иеремия и все остальные оказались свободны.

Я понимаю, что в какой-то момент сдвинулась на самый край кресла, и опять откидываюсь назад.

– Чувствую какой-то подвох, какое-то «но», которое должно последовать за всем этим.

Кайл кивает.

– Это «но» заключалось в том, что первые опыты военных над Ваником сделали из него психопата. Клинического безумца.

Это вот совсем не новость.

– Его состояние с годами только ухудшалось, и беспокойство Фэлона и Иеремии росло, пока не достигло точки невозврата около десяти лет назад, – говорит Кайл. Его взгляд расфокусируется и устремляется в прошлое. – В то время вторая группа ксанафановых детей вступила в период полового созревания и в них проснулось Вещание. А значит, оставалось совсем недолго до того, как правительство должно было сцапать их и повторить свои опыты. Иеремия, Фэлон и Ваник даже в здравом уме не позволили бы этому случиться. И вот они придумали, как отсеять этих подростков и безопасно доставить их в «Ленгард» до того, как до них доберутся военные. Но Ваник решил действовать отдельно от них. По-своему. Он решил, что если бы у всех людей возник этот дар, то военным стало бы наплевать на горстку сверхъестественных существ, живущих под городом. Их будут считать такими же, как и все. Поэтому он решил наделить этим даром всех.

Кайл больше ничего не говорит, то скрещивает, то размыкает ноги и пристально смотрит на меня.

Когда я уже не могу больше ждать, спрашиваю:

– И как он планировал это сделать? Разве они не избавились от всех исследований ксанафана? И разве Иеремия не стер воспоминания людей об этом?

– Да, и то, и то верно, – подтверждает Кайл.

– Но Ваник не собирался воссоздать ксанафан и вернуть его в массовое употребление…

– Безумный или нет, он все равно был гением, – прерывает меня Кайл. – Он много лет читал мысли всех, кто был рядом, и получил больше информации, чем можно представить. Информацию о сложных, экспериментальных медицинских практиках и опасных, рискованных процедурах.

Я все еще не понимаю, о чем он, и просто жду, когда он все объяснит.

– Когда Ваник пропал на две недели, Фэлон и Иеремия решили навестить его в лаборатории, – говорит Кайл. – То, что они увидели… – Он качает головой и продолжает: – Лаборатория была разделена на две части. В одной на столах лежали Вещие, в другой – охранники, которых захватили в ходе переворота. Тогда им стерли память и гарантировали безопасность. Каждое из тел находилось на разной стадии… тестирования.

Я щурюсь:

– Тестирования?

У Кайла странное выражение на лице – смесь отвращения, ужаса и возмущения.

– Они были его лабораторными крысами. Что бы ты себе ни представила сейчас, в реальности это было намного хуже. Неважно, мертвым человек был, или живым, тесты…

Он не может договорить. Как будто и правда просто… не может.

А потом Кайл сглатывает и просто говорит:

– Эти тесты пережили не все. Но те, которые пережили, мечтали поскорее умереть.

Мое богатое воображение тут же заполняет все загадочные пробелы в рассказе Кайла и восполняет детали, которыми он отказывается делиться, и я четко представляю себе все ужасы, которые наполняли лабораторию Ваника.

– Когда Ваник поделился своими планами «одарить» мир Вещанием, Иеремия и Фэлон пришли в ужас. Он сказал, что пытался клонировать стволовые клетки – вот как он собирался это сделать. Но он не знал досконально, где именно в ДНК укоренилась аномалия, поэтому экспериментировал со всеми доступными образцами тканей, пока не выяснил это. Он утверждал, что все это во имя высшего блага. В своих больных фантазиях он был героем. Спасителем, несущим свободу.

Потрясенная, я качаю головой, но моему любопытству все еще мало.

– И что сделал Иеремия?

– Единственное, что мог, – отвечает Кайл, в его голосе почти что слышно сожаление.

Я распахиваю глаза:

– Он пытался его убить?

– Нет, конечно. – Кайл дергается от удивления. – Но было бы лучше, если бы он это сделал.

В этот момент Хамелеон срывает со своего рта руку Данте.

– Лучше бы он сделал всем одолжение и сам себя убил!

Я не понимаю, почему Хамелеон так настроен против Иеремии, когда очевидно же, что именно Ваник – главный злодей в этой истории.

– Ну-ка помолчи, приятель, – говорит Данте и предупреждающе встряхивает Хамелеона. – Ты не знаешь, о чем говоришь.

Выражение на лице Кайла поражает меня – его как будто ударили. Но он тут же стряхивает это и продолжает:

– Иеремия был глубоко травмирован тем, что увидел. Он начал Вещать… и потерял контроль.

Я крепко сжимаю кулаки, лишь бы не дать собственным воспоминаниям затопить меня.

– Он пытался спасти их – и Вещих, и охранников. Но вместо того чтобы исцелить их, ему каким-то образом удалось излечить от безумия Ваника. Но в то же время он отобрал у Ваника дар Вещания.

Я прерывисто вздыхаю. Не знала, что такое возможно.

– Это правда, – подтверждает Кайл. – Ваник уже десять лет не может Вещать.

Не могу в это поверить. Я и не думала, что когда-нибудь смогу избавиться от своих способностей. Интересно.

– Могу представить, о чем ты сейчас думаешь, принцесса. Но не беспокойся. Творец не может сделать это сам с собой. По крайней мере, не таким образом.

Ками уже говорила мне это. Но я так хотела, чтобы это оказалось неправдой. Потому что, не считая спасения Эбби, мои способности ровным счетом ничего не стоят.

– И что было дальше? – спрашиваю я, восхищаясь тем, как точно Кайл угадал, о чем я думаю.

– Иеремия понял, что что-то пошло не так, и они с Фэлоном сделали все возможное, чтобы спасти людей, – говорит Кайл. – Но единственный Вещий Целитель «Ленгарда» лежал на одном из лабораторных столов без сознания. И Иеремия отказался использовать свои силы, чтобы не нанести еще больший ущерб. Ваник, уже будучи в здравом уме, кричал им, что нужно сделать, но был уверен, что милосерднее будет просто избавить их от страданий. И Иеремия ему поверил. Однако прежде чем признать свое поражение, он попытался совершить последнее чудо и попросил помощи у дочери Целителя.

Все мое тело напрягается в ожидании имени. Следующие слова Кайла вышибают из меня дух.

– У девочки по имени Камелот Вард.

Глава 22

– Иногда в детях, рожденных от Вещих, проявляются способности их родителей, – говорит Кайл, слегка задыхаясь и пытаясь побороть это. – И Иеремия понадеялся, что и девочка унаследовала исцеляющую способность своей матери. Вот только Камелот было всего восемь лет, дар в ней еще не пробудился, и все, что она могла сделать, – просто прятаться у Фэлона на руках и наблюдать за тем, как жизнь угасает в ее родителях. Все это время Ваник возился над их телами безжалостно и холодно, а потом ускорил их смерть. Для этой маленькой девочки он стал кошмаром, и в одно мгновение фактически разрушил ее жизнь.

Теперь я понимаю, почему моя подруга так ненавидит Ваника, и мое сердце разрывается от сострадания.

– Иеремия умолял ее молчать об этом, но Камелот с криками выбежала из лаборатории. Новость распространилась по всему «Ленгарду», но, как это и бывает с новостями, в искаженном виде. Все узнали, что Иеремия, их благородный лидер, санкционировал эксперименты и позволил всем известному психопату их провести. Мало того – всемогущий Иеремия не использовал свои силы, чтобы спасти людей, нет, он всего лишь помог их добить.

Теперь я понимаю, почему Кида, Крюк и Хамелеон считают Иеремию одержимым своей силой безумцем. Их реакция на одно упоминание о нем начинает обретать смысл.

– Иеремия не стал опровергать выдвинутые против него обвинения. Он и сам считал, что виновен. Как руководитель и лидер Вещих он был в ответе за Ваника. А значит, что все действия Ваника и все смерти, которые они за собой повлекли, стали бременем Иеремии. Кроме того, он не смог взять под контроль свою силу Творца, а значит, больше не мог защищать своих людей. Это слишком большая вина для одного, с моей точки зрения, все было не так, это же не Иеремия довел этих людей до смерти. Это был Ваник! – Кайл вскакивает, отпихнув стул. (Я вздрагиваю.) Он начинает мерять пещеру шагами, как разгневанная пантера. – Одна половина «Генезиса» боялась его, а другая просто не знала, во что верить. Иеремия понимал, что «Ленгард» должен сменить руководителя, и позволил Фэлону занять этот пост и взять на себя ответственность. Он подготовил к этому свою семью и при помощи Фэлона им удалось исчезнуть…

Кайл стискивает кулаки, вышагивая из стороны в сторону.

– Образ безумного Творца быстро разошелся по миру Вещих и породил панику. Фэлон нашел Вещего с силой внушения, которому мог доверять, и заставил его убедить всех в том, что Иеремии каким-то образом передалось безумие Ваника и он случайно оборвал свою жизнь нечаянным словом. Как и жизни своих жены и детей. – В голосе Кайла слышится горечь. – Все поверили в эту ложь. Более того, даже отпраздновали это. Ведь «Ленгард» снова был в безопасности, в руках нового лидера, и все были довольны тем, что живут в своей маленькой подземной утопии.

– Я чувствую еще одно «но», – тихо и неловко говорю я. – Ты можешь опять сесть? Меня это напрягает.

Кайл останавливается посреди комнаты. Он почему-то удивлен. А затем происходит невероятное – клянусь, его взгляд чуточку светлеет, а уголок рта приподнимается.

– Как пожелаешь, принцесса, – шутливо говорит он. (Я раздраженно вздыхаю.) – Ты права насчет «но». И это «но» – опять Ваник.

Ну конечно.

– После того что случилось в лаборатории, Вещие простили Ваника – ведь их гнев вовремя перенаправили на Иеремию. На фоне всего этого Ваник не сразу понял, что его дар пропал не на время, а навсегда. И тогда он даже больше, чем прежде, исполнился решимости вычислить генетическую аномалию и вернуть себе свой дар. Он возобновил свои эксперименты и каждую свободную минуту проводил в своей лаборатории.

Я вспоминаю о тех экспериментах, которые Ваник провел на мне, и меня передергивает. Ни один из них не был настолько жестоким, как, наверное, думает Кайл. Насколько мне известно, никаких… образцов тканей он у меня не брал. Опять, словно прочитав мои мысли, Кайл говорит:

– На этот раз он должен был вести себя очень осторожно, чтобы никто не узнал о том, что он делает, не оставлял внешних следов и старался избегать серьезных жертв. Но в течение последующих нескольких лет он обзавелся несколькими Вещими, которые поставляли ему медицинское оборудование и все, что было нужно для проведения генетических тестов. На первый взгляд эти тесты были весьма разумными, и в итоге их вписали в стандартный протокол процедур для всех новоприбывших Вещих. Они стали частью инициации. – Он выдерживает небольшую паузу, а затем уточняет: – Они называют это «посвящением».

У меня в голове эхом отдается голос Ками. У потенциальных Вещих испытывают умственные и физические способности, пока они не сломаются.

Я сглатываю, вспоминая два собственных года «посвящения», но, прежде чем я умудряюсь сформулировать вопрос, слышу голос Хамелеона:

– Мне тогда было четыре года.

Его голос обрывается, у него в глазах появляются слезы. Данте снова делает шаг к нему, намереваясь закрыть ему рот, но Кайл качает головой, позволяя Хамелеону говорить.

– Четыре, – шепотом повторяет он. – Но я помню все. Я помню, как Ками бегала по коридорам, звала на помощь, она была так напугана… я еще никогда такого не видел. Не думал, что кто-то может так бояться.

Его голос едва слышен. Он повторяет:

– Мне было четыре года. Ками было восемь. Лэндону девять. А Киде семь. – Выражение его лица просто разрывает мне сердце. – Мы все потеряли родителей в тот день. Мы, четверо, в одно мгновение стали сиротами.

Я внезапно все понимаю, и меня поражает это осознание – вот что за катастрофа произошла в лаборатории десять лет назад, в которой погибли все родители моих друзей. Теперь я знаю, что все это из-за Ваника, что это он убил всех этих людей. И не по ошибке, не случайно.

– Мы потеряли родителей, – снова говорит Хамелеон. Затем его голос крепнет и переполненные слезами глаза сужаются. Он смотрит на Кайла. – И во всем виноват твой отец.

У меня такое чувство, будто я что-то пропустила, но, похоже, никого больше не удивило обвинение Хамелеона.

– Значит, ты не зря показался мне знакомым, парень, – говорит ему Кайл. – Ты и правда тогда был очень мелким. Сын Сильвии и Пьера, верно?

Хамелеон коротко кивает, и Кайл мягко говорит:

– Мне они нравились. Прости.

– Не смей! – вопит Хамелеон.

Его ярость вперемешку со слезами меня пугает. Я вижу, что он с трудом держит себя в руках, шепчу «Хамелеон!», но понятия не имею, что еще добавить.

Он бросает яростный взгляд на меня.

– Я пытался сказать тебе раньше, Джейн! – говорит он, отчаянно пытаясь высказать как можно больше, прежде чем его снова заставят замолчать. Но Данте у него за спиной не двигается. – Иеремия – это Иеремия Роскейв, отец Кайла.

Мне кажется, что эта новость должна была шокировать меня, но она несколько блекнет в сравнении со всем остальным, что я узнала сегодня. А потом они скажут мне, что, так как именно Иеремия был Творцом, скорее всего его сила генетически передалась мне, потому что я – его незаконнорожденная дочь, а Кайл – мой брат. Любопытно, конечно, но мы не похожи. Кроме того, моя семья…

Стоп.

Нельзя.

Вместо этого я снова пытаюсь сосредоточиться на Хамелеоне и его резких обвинениях.

– Я не понимаю, – говорю я, – почему вы обвиняете Иеремию, хотя знаете, что виноват во всем был Ваник?

– Потому что Ваник тогда был чокнутым, а Иеремия нет! – выдыхает Хамелеон. – Иеремия должен был догадаться, должен был его остановить! А если и не мог, должен был исцелить их! У него была сила, но он ею не воспользовался! Он мог спасти их!

Ах вот оно что! Трудно спорить с точкой зрения четырехлетнего ребенка. Но я лучше, чем кто бы то ни было, знаю, что обладать силой и уметь контролировать ее – это разные вещи. Я не могу винить Иеремию в том, что произошло или не произошло в той лаборатории или себя в том, что…

НЕТ.

ОСТАНОВИСЬ.

Я тяжело дышу, пытаясь обуздать охватившую меня панику, и тщетно игнорирую заинтригованные взгляды всех остальных в комнате – они явно заметили, что меня трясет. Интересно, как работает сила Данте? Должен ли он прикоснуться ко мне, чтобы прочитать мои мысли? Или Лиана. Интересно, видела ли она, какое будущее ждет меня в ближайшие несколько минут? Переживу ли я их?

– Дайте нам минутку, ребята, – говорит Кайл.

Не считая Хамелеона, который опять пытается вырваться из хватки Данте, все остальные покидают комнату без возражений.

– Ты в порядке? – спрашивает Кайл, когда все уходят.

Я не в настроении делиться, особенно с ним. Вместо этого я говорю:

– Все в порядке.

И поднимаюсь на ноги. Нужно дать выход беспокойной энергии.

– Хорошо, – говорит он, хотя я ясно вижу, что он мне все равно не верит. – Потому что, прежде чем мы закончим, тебе нужно будет узнать еще кое-что.

У меня в висках стучит кровь. Я издаю короткий стон. Не знаю, сколько еще информации я смогу выдержать. Но все равно говорю:

– Валяй.

– Тогда тебе, наверное, лучше присесть, – предлагает Кайл. Я игнорирую его предложение, и он добавляет: – Тогда не говори, что я тебя не предупреждал.

Я глубоко вдыхаю и снова опускаюсь на свое место.

– Осмелюсь предположить, что ты и сама знаешь, что Ваник часто раздвигает границы своих экспериментов, верно?

Это еще мягко сказано. Но я все равно киваю.

– Но то, о чем ты не можешь знать – а, быть может, не только ты, но и Фэлон, – заключается в том, что Ваник никогда не прекращал свои садистские эксперименты. Просто научился хорошо прятаться.

Глава 23

Я не до конца понимаю, о чем говорит Кайл, и поэтому спрашиваю:

– О чем ты?

– Ваник все еще экспериментирует на Вещих так же, как и десять лет назад, – отвечает он. – Вот только теперь он ведет себя осторожнее. Старательно прикрывает свои фокусы, чтобы никто не узнал.

Я вопросительно сужаю глаза:

– Тогда откуда ты знаешь?

Свои последующие слова Кайл подбирает очень осторожно:

– Я признаю, большинство из моих сведений – это просто догадки. У нас есть несколько человек в «Ленгарде», но даже они не могут подобраться к нему достаточно близко, чтобы получить доказательства.

– Тогда откуда…

– Я видел его «неудачные эксперименты», – перебивает мою попытку заговорить Кайл. – Я видел результаты его пыток на не Вещих детях. И то, что потом с ними стало. Видел последствия его экспериментов на «подопытных» Вещих. И то, что происходило, когда его эксперимент срывался в последний момент.

– О чем ты…

– Эбола. Две тысячи четырнадцатый, – опять перебивает меня он. – Слыхала о таком?

Он разворачивается на стуле, быстро набирает что-то на клавиатуре, и экраны тут же наполняются медиками в защитных костюмах и новостями о растущем количестве умерших.

– Это не было естественной эпидемией. Много десятков лет Эбола локализировалась в маленьких регионах Центральной Африки, но совершенно неожиданно она выплеснулась за границы штатов и даже страны. А причиной всему стал один из охранников «Ленгарда» по имени Квентин. Он не был Вещим, но Ваник был убежден, что вживил ему дар Исцеления. Он думал, что глухая деревня на западе Африки, где бушует худшее из мыслимых инфекционных заболеваний, станет отличным тренировочным полигоном для Квентина, где он мог бы испытать свои новые силы, но ошибся. ДНК Квентина действительно впитала частицу силы Вещих, но этого было недостаточно, чтобы она пробудилась в нем, как во всех. Вместо этого в его генах запустился процесс мутации, причем он развивался с чудовищной скоростью. Спустя несколько дней в изолированной деревушке он стал Вещать. И сказал не то, что нужно, в совершенно неподходящий момент и с ошибочным намерением. Это вызвало пандемию, которая повергла мир в панику. Квентин тоже заразился и скончался мучительной смертью до того, как Ваник успел экстрадировать его в безопасные стены «Ленгарда».

Я уверена, что лицо у меня перекошенное от ужаса, но ничего не могу с этим поделать. То, о чем он рассказывает…

– Это – всего лишь один пример многочисленных провалов Ваника в попытке клонировать гены Вещих, но это не сравнится с его более-менее успешными результатами, – говорит Кайл. В ответ на мой озадаченный взгляд он объясняет: – В итоге ему все-таки удалось извлечь и реплицировать ген Вещих. Он смог наделить обычных людей даром, но дар этот оказался временным. Но, даже несмотря на это, он вовсю использовал способности этих людей, пока не истекал срок. И последствия были ужасными.

Еще несколько ударов по кнопкам, и на экранах замелькали новости о без вести пропавших самолетах, поездах, сошедших с рельсов, сбоях ядерных ракет, цунами, вулканах, сверхъячейках ураганов. Все события произошли как раз за те несколько лет, которые я провела в изоляции. И всюду одно и то же: пропал без вести, пропала без вести, пропал, пропала, пропали…

– Многим охранникам «Ленгарда» промыли мозги, – тихо говорит Кайл, наблюдая за моим пронзенным ужасом лицом. – Ванику ведь нужен постоянный приток свежего мяса… а еще возможность тестировать своих генномодифицированных Вещих. Двух зайцев одним ударом, так сказать. Его искусственные временные Вещие вызывают катастрофы, а всех выживших Ваник загребает себе, чтобы опять… обработать.

Не думала, что когда-нибудь смогу ненавидеть Ваника еще больше, но тем не менее.

– Это… это… я просто не знаю, что сказать.

– Такова правда, – говорит Кайл низким голосом. – Но это еще не все плохие новости. Нам удалось наладить работу, мы отслеживаем всех новых Вещих, перехватываем их и доставляем сюда, до того как Ваник наложит на них лапы. Ну и освобождаем всех, кого можем, из его лабораторий. Эти катакомбы – наша земля обетованная, мы вольны приходить и уходить, когда захотим. Это – наше убежище. И даже больше. Здесь мы готовим сопротивление «Ленгарду».

После его рассказа у меня возникла целая куча вопросов, но среди них есть один, главный.

– Иеремия, твой отец… он тоже здесь?

Мне сказали, что он умер десять лет назад, но я уже не знаю, во что верить, а во что нет.

Кайл коротко встряхивает головой и отвечает:

– Главное, что он больше не с нами.

– Мне жаль, – говорю я тихо и совершенно искренне.

Мне хорошо известно, каково это – потерять отца. Никому бы такого не пожелала. Но моя грусть связана еще и с тем, что нас с Иеремией связывает нечто большее, чем всех остальных Вещих. Будучи Творцом, он, как никто другой, мог бы понять, что за буря бушует у меня внутри. Как тяжело вести постоянную, неутихающую борьбу с собственными мыслями и контролировать их. И как трудно не иметь возможности говорить так же свободно, как все нормальные…

– Погоди… – Я оглядываюсь по сторонам, но не вижу и следа угля. – Я знаю, есть вещи и поважнее, но… я говорю здесь! Почему я просто говорю, как все, и ничего не происходит?

– А… – Кайл откидывается на спинку стула. – Это все я.

Я поднимаю брови. Он смотрит на меня со странным самодовольным выражением на лице.

– Ты, может, и Творец, принцесса, но я… я – Разрушитель.

У меня в памяти всплывает голос Энцо: Творцы всесильны, у них нет слабостей, и единственные Вещие, которые могут сравниться с ними по силе, – это Разрушители. Но их больше не осталось.

Похоже, он ошибался.

– И что же это значит? – спрашиваю я.

Кайл окидывает меня долгим взглядом.

– Я отвечу. Но только потому, что тебя и так приволокли сюда силой. Немного доверия не помешает, правда?

Я скептически смотрю на него: мол, по-твоему, это поможет? Но все же жду, когда он заговорит.

– Я могу разрушать слова Вещих, – говорит Кайл. – Могу вовремя обнулить все сказанное Творцом до того, как его слова как-то повлияют на мир. Что я, собственно, и делаю сейчас.

Вот это новости! Выходит, я, как Творец, могу абсолютно все, Вард может держать сказанное мной под контролем, а Кайл просто… растворит в небытии сказанное, лишая слова силы.

– Но есть еще кое-что, о чем большинство людей просто не знает, – добавляет он. – Я могу разрушить не только слова, но и изменить скрытое в них намерение.

Я силюсь осмыслить сказанное и разобраться наконец, кто и что умеет.

– Вспомни своего друга Крюка, – говорит Кайл, поняв, что я совсем запуталась. – Он может словом разрезать чье-то колено. Но я могу изменить его намерение в последний момент и вместо пореза на колене сломать кому-нибудь руку. Единственная слабость в том, что я ограничен способностями Вещего. Я не могу изменить намерения Крюка, чтобы кого-нибудь исцелить, так же как не могу изменить намерение Ками, чтобы кого-нибудь ранить.

– Это просто безумие, – шепчу я, ошеломленная его возможностями. А затем до меня неожиданно доходит, зачем я здесь. У меня резко перехватывает дыхание, я срываюсь со стула и отступаю назад.

Он смотрит на меня, слегка приподняв бровь.

– Что это с тобой?

– Я – Творец. Моя сила безгранична, – говорю я, хотя это он и так знает. – И ты можешь сделать с ней что угодно. И со мной тоже.

Он поднимается и подступает ко мне, подходит все ближе и ближе, пока я не вжимаюсь спиной в стену.

– Могу, – шепотом признает он. – А еще могу не делать этого. Чтобы ты мне доверяла.

Он наклоняется еще ближе, хотя, казалось бы, это невозможно, и его дыхание опаляет мое лицо.

– Не забывай, кто мой отец, принцесса. Я видел, что с ним происходит, как он каждый день борется с собой, пытается контролировать каждую свою мысль. Он не принимал помощь, но я надеюсь, ты так не поступишь. Ты должна увидеть весь спектр своих возможностей. И я могу тебе в этом помочь. Но взамен ты должна помочь мне остановить Ваника и не дать ему причинить вред кому-нибудь еще.

Тишина сгущается, я пытаюсь собраться с мыслями и сформулировать ответ. Но не могу. Я просто не знаю, с чего начать. Мне так хочется, чтобы все это было неправдой, но оливковая ветвь, протянутая Кайлом, кажется такой соблазнительной. Вард ложью втянул меня в эту игру, украл мое доверие и потом плюнул им мне в лицо. Кайл самым буквальным образом похитил меня, и ему я должна доверять в последнюю очередь, но, насколько можно судить, он ни разу не солгал мне. И именно поэтому я могу ему доверять.

Однако, прежде чем мне удается привести мысли в порядок и ответить, Кайл снова заговаривает:

– Тебе есть о чем подумать. Думаю, на сегодня с тебя хватит. А еще я не сомневаюсь, что как только ты выйдешь отсюда и увидишь лица своих ленгардских друзей, их улыбки, то начнешь сомневаться в каждом моем слове. Так что я больше ничего не скажу. Тебе пора убедиться во всем лично.

Он опять наклоняется ко мне слишком близко, и моя грудь сжимается, потому что я не могу дышать. Однако он всего лишь стучит в дверь у меня за спиной. А потом притягивает меня к себе, когда она открывается, чтобы не ударило. Остальные члены его команды возвращаются в комнату.

– Дора, теперь ты, – говорит Кайл Пандоре явно о чем-то известном.

– Хм-м, – отзывается она, выплывая в центр комнаты. – Пора заглянуть в мой волшебный ящик.

– Ну сколько можно? – стонет Данте. – Сколько еще раз надо пошутить про ящик, чтобы это наконец стало смешно?

– Она эту шутку еще не слышала. – Пандора указывает на меня. – Дайте воспользоваться случаем.

– Дора, время, – говорит Кайл, напоминая, в том числе и мне, что пора возвращаться наверх.

– Ну ла-адно, – ворчит Пандора и достает коробку, спрятанную под полукруглой скамейкой. Порывшись в ней, она передает мне какие-то предметы.

– Это перчатка? – Я перебираю тряпичные пальчики.

– В десятку, юный гений, – хихикает она.

– Почему ты дала мне перчатку? И только одну?

Пандора резко поворачивается к Кайлу, и фиолетовые косички бьют ее по плечам.

– Ты что, ей ничего не сказал?

– Я сказал достаточно.

– Ну-ну, – насмешливо фыркает Данте.

– В этом вся соль, Лис, – говорит Пандора, и мне дико не нравится это дурацкое прозвище. – Мой дар позволяет мне наполнять или переправлять материю. Например, я могу скопировать ДНК или отпечатки пальцев какого-нибудь директора при помощи перчатки. Вроде той, которая у тебя в руках.

До меня доходит: она только что передала мне универсальный ключ к «Ленгарду». Ко всем замкам, за исключением…

– А еще тебе понадобится вот это, – добавляет Пандора и вручает мне пару безвкусных фиолетово-розовых очков. – Надень их, и они помогут тебе обмануть сканер сетчатки глаза. Слепок материи продержится всего три дня, но за это время ты сможешь побывать везде, где захочешь, и тебя никто не поймает.

– Но где…

– У Фэлона в кабинете есть потайная дверь, – говорит Кайл. – Ты знаешь о ней?

Я киваю, перебирая предметы у себя в руках.

– Когда он впервые отвел меня в тренировочный зал и рассказал о Вещих, мы заходили в ту дверь. Она вела в коридор, а затем – в лифт.

– Да, это именно то место, – говорит Кайл. – Тебе нужно проникнуть в его кабинет, а затем и в лифт, но не спуститься на нем, а подняться. Он доставит тебя в скрытую лабораторию Ваника. Там ты найдешь доказательства того, что в этой истории плохие парни и террористы – вовсе не мы. А еще убедишься в том, что в будущем сможешь нам доверять.

– Ты говорил, что Фэлон ничего не знает про дела Ваника, – говорю я, нарочно игнорируя его слова о доверии.

Какие бы доказательства я там ни нашла, этого еще недостаточно, чтобы им поверить. – Как это возможно, если ему достаточно просто подняться на лифте на один этаж выше и все увидеть своими глазами?

– Я не говорил, что Фэлон не знает. – Кайл встряхивает головой. – Я сказал, что он не осознает.

– Нам кажется, что на Ваника работает Вещий, который может модифицировать воспоминания, – поясняет Пандора в ответ на мое недоумение. – Охрана на случай… непрошеных гостей.

– Мы считаем, что именно так ему удавалось столько лет замыливать Фэлону глаза, – вставляет Данте. – Да, у директора немало грешков за душой, но он бы никогда не позволял Ванику продолжать эти эксперименты, если бы знал, как далеко тот готов зайти.

Я жду, когда кто-нибудь из них скажет еще что-нибудь, но они молчат.

– Простите, конечно, но, если у Ваника сидит на поводке такой Вещий, что помешает ему отнять все эти воспоминания и у меня?

Пандора громко фыркает:

– Ты же Творец. Прояви капельку фантазии.

Судя по тому, с каким ожиданием на меня смотрят все эти люди, они верят в мои способности куда больше, чем следовало бы.

– Может, я и Творец… – медленно говорю я, – но с самоконтролем у меня не очень, и я не смогу сразиться с другим Вещим. Мне может не хватить фантазии, чтобы мы оба остались целыми и невредимыми.

– Не будь дурочкой, – говорит Пандора. – Кайл, скажи ей.

Я поворачиваюсь к Кайлу, ища поддержки. Он ведь уже помог мне, уничтожив все, что я здесь наговорила с самой первой минуты.

– Дора права, все будет в порядке, – говорит он.

Я открываю рот – слишком быстро и легко он согласился.

– Нет, серьезно, – говорит он. – Я почти не касался твоих слов, ты и сама со всем прекрасно справляешься. Пока ты осторожна с намерениями, за самоконтроль можно не волноваться.

Я сжимаю в руках перчатку и очки.

– Но что, если я все-таки столкнусь с этим Вещим?

Пандора усмехается:

– Ну тогда преврати его в лягушку. Будут знать.

Она не воспринимает меня всерьез. Никто из них не воспринимает! Никто до конца не понимает, на что я способна. Если бы это было не так, они не вели бы себя так беспечно в моем присутствии. Даже несмотря на Кайла, который держит все под контролем.

– Ой, да ладно тебе! – смеется Пандора. – Выше нос, Лис.

Я так жутко нервничаю из-за всего этого – ожиданий, перепутанного доверия, шуток о лягушках, что в моем случае, кстати, совсем не шутка, – что не могу сдержаться и вскидываюсь:

– Хватит меня так называть! То Лис, то принцесса! Что это вообще за имя такое?!

Пандора выглядит удивленной, даже немного обиженной.

– Эм-м… твое имя? Не принцесса, конечно, это Кайл придумал, и да, это странновато, но Лис…

Я оступаюсь и крепко жмурюсь. Как бы мне хотелось сбежать, сбежать отсюда, из этой комнаты, от всего, что я узнала за последний час.

И все же я набираюсь мужества:

– Откуда вы знаете мое имя?

На этот раз мне отвечает не Пандора, а Кайл:

– Мы наблюдали за тобой годами, Алиса Скотт.

У меня внутри все холодеет от одного лишь звука имени, которое я слышала всего два раза за два с половиной года, и оба раза его произнес Кайл. Он еще не договорил, но я уже знаю, что его последующие слова разотрут меня в порошок, уничтожат.

– Мы наблюдали за тобой задолго до того, как ты убила своих родителей.

Глава 24

Мне нужен воздух. Воздуха, скорее! Не осознавая, что я делаю, я разворачиваюсь и выбегаю из комнаты, прежде чем кто-то успевает меня остановить. Слышу крики тревоги у себя за спиной, но все равно не могу остановиться – не остановлюсь – не могу – не буду! Я бегу и бегу по озаренным пламенем коридорам подземного лабиринта, не думая о том, что могу потеряться или что кто-нибудь сейчас выскочит из-за угла и поймает меня. Мне просто нужно сбежать, сбежать!

– Алиса, остановись!

Я не могу остановиться.

Я не остановлюсь.

Не буду!

– Лис! Ты можешь остановиться хоть на секунду?!

Легкие горят. Икру сводит судорогой, в боку колет так, словно меня ударили ножом. Но все это – ничто по сравнению с болью, которая просто рвет меня на куски изнутри. Так что я просто слепо бегу, петляю по коридорам бесконечных тоннелей, углубляясь все дальше и дальше в подземный лабиринт.

– Алиса! Хватит!

Руки появляются прямо из темноты и обхватывают меня стальным обручем. Из моей груди вырывается воздух, только теперь я понимаю, как быстро и рвано дышала все это время и с какой скоростью у меня колотится сердце.

Я не могу контролировать эти приступы. Все, что я знаю, – мне нужно вырваться и сбежать. Сбежать отсюда. Поэтому я извиваюсь и нападаю, как загнанный зверь, вырывая, выцарапывая себе путь к свободе. Но стальные руки только крепче стискивают меня и намертво прижимают к такой же стальной, неподвижной и теплой груди. Я не могу шевелиться, не то что вырваться. Но несмотря на это, я не сдаюсь. Я борюсь с ним. Борюсь! И только когда мои силы начинают сдавать от усталости, я слышу глубокий, успокаивающий голос, долетающий до меня как будто издалека. Слышу обрывок истории, которую он рассказывал все это время:

– …а потом, когда мне было четырнадцать, я врезался на своем велосипеде в припаркованную машину – не спрашивай как, – и опять разбил ее! Я чувствовал себя таким идиотом, что боялся рассказывать об этом несколько дней. Я ждал так долго, что им пришлось залепить дырку в черепе железной пластиной, чтобы все срослось, как надо. Напомни мне показать тебе шрам в следующий раз, но только, пожалуйста, до того, как опять попытаешься содрать с меня лицо!

Вспышка проходит, я поднимаю взгляд, вижу Кайла, и мой разум проясняется.

– П-п-п-прост-т-ти… – заикаясь, говорю я.

Не знаю, то ли я просто замерзла, то ли это нервная реакция на случившееся.

– Я н-не хот… хот…

– Забей, принцесса. – Он все еще обнимает меня. – Ну что, о следующей хочешь услышать?

– След…следующей?

– О моей следующей поездке в отделение неотложки.

Так вот о чем он рассказывал!

– Зач-чем ты рассказываешь м-мне о том, как ездил в больницу?

Я почти горжусь собой за то, что умудрилась проговорить целое предложение, практически не запинаясь. Сердце успокаивается, дыхание тоже почти выровнялось. Я чувствую, как Кайл пожимает плечами.

– У тебя была паническая атака. Раньше и с папой бывало подобное. Единственное, что ему помогало, – отвлечься на что-то. Послушать кого-нибудь.

Я снова напрягаюсь, но Кайл сжимает меня и говорит:

– В этом нет ничего постыдного. И у сильнейших из нас есть свои слабости.

Я отталкиваю его. У меня трясутся коленки, но я могу устоять и без его помощи.

– Готова поспорить, с тобой такого не бывало, – говорю я, избегая его взгляда.

– Но это не значит, что я от этого застрахован, – говорит он, не осуждая, но и не жалея меня. – Обсудим случившееся?

– Нет, – быстро отрезаю я. Даже слишком быстро.

– О’кей, я перефразирую, – твердо говорит он. – Мы обсудим случившееся. Я видел панические атаки и раньше, но это… это было слишком. Мне не хочется тебя пугать, но ты орала: «Я не могу остановиться! Не буду!» Снова и снова. С намерением. Оно было очень сильным. Если бы я не побежал за тобой и не разрушил его, ты бы загнала себя до смерти.

Я поджимаю плечи. Он прав. Более того, в приступе паники я могла выкрикнуть что угодно. Если бы он не пошел за мной…

Не хочу думать о том, что еще я могла бы наговорить. Или наделать.

– Прости, – тихо говорю я. – Я не знаю, что произошло…

– Конечно, знаешь, – отзывается он. – Ты потеряла контроль, потому что я упомянул о твоих родителях.

Я вздрагиваю.

– Это случилось много лет назад, но ты до сих пор это не пережила, – продолжает он, то ли не замечая, то ли намеренно не обращая внимания на то, что каждое его слово режет меня, как лезвие. – Ты все еще чувствуешь вину. Но ты должна избавиться от этого чувства до того, как оно тебя уничтожит.

– Я не могу, – выдавливаю я. – Я не знаю… как…

– Придется узнать, – отрезает Кайл. – Потому что в следующий раз, когда произойдет нечто подобное, все может закончиться плохо и для тебя, и для всех остальных.

Он снова прав. Снова! Мне нужно научиться контролировать мысли. Может, тогда мне будет легче управлять своим даром. Возможно, это связано. Но черта с два я дам Варду это понять во время тренировок. Он ни в коем случае не должен узнать о моем прошлом и о том, что я сделала. Я ведь так до сих пор и не назвала ему своего имени, не говоря уже обо всем остальном.

– Откуда ты узнал? – спрашиваю я. – Откуда ты узнал обо мне, моих родителях, вообще обо всем?

Я подступаю ближе.

– Ты сказал, что вы наблюдали за мной задолго до… задолго до того, как это случилось. Но как? И зачем?

Прежде чем Кайл успевает ответить, его смартфон издает неприятный звук. Он смотрит на экран и чертыхается.

– Время вышло, принцесса, – говорит он и показывает на экран.

Я и не думала, что уже так поздно. Вечерние мероприятия, которые проводят в зоопарке после закрытия, закончатся через несколько минут, и всех запоздалых посетителей выпроводят за ворота.

Кайл мягко сжимает мое предплечье и ведет меня обратно, вверх по тоннелю.

– Нам нужно вернуть тебя наверх до того, как ленгардцы уйдут, – говорит он, шагая вперед, и на каждый его шаг приходится по два моих. – А так как ты забежала черт знает куда, нужно поторапливаться.

– Ты мне не ответил, – говорю я, торопливо следуя за ним. – Откуда вы обо мне узнали?

Кайл молчит, и я резко останавливаюсь, дергая и его за собой.

– Кайл! Ответь мне!

Каждая мышца на его теле напрягается.

– У нас нет…

– У нас нет времени, я знаю, знаю! – перебиваю я. – Но тебе придется найти пару минут! Ты должен объяснить, откуда ты знаешь обо мне и о том, что я сделала. Никто об этом не знает!

Он издает удивленный смешок:

– Ты шутишь, что ли?

Я не шучу, просто сбита с толку! И Кайл, похоже, заметил это, потому что его улыбка сменяется недоверием.

– Ты действительно не знаешь? – Он качает головой. – Черт, меня злит, что именно я должен тебе об этом рассказывать, но… почти все в «Ленгарде» знают о том, кто ты, Лис. По крайней мере поколение «Генезиса» знает. И всегда знали.

Мне вдруг становится очень трудно дышать.

– Что? – выдыхаю я.

– В истории «Ленгарда» очень мало упоминаний о Вещих «Генезиса», которым удалось навсегда покинуть объект. Но двум семьям это все-таки удалось без помощи извне. Этими семьями были Роскейвы… и Скотты.

Он делает небольшую паузу, чтобы эта новость улеглась у меня в голове, но ее все равно перекрывает звон в ушах. А потом продолжает:

– Ты была совсем маленькой, когда твои родители забрали тебя оттуда и сбежали, но с тех пор и Фэлон, и Ваник присматривали за вами. За тобой наблюдали всю твою жизнь. Даже дольше, чем мы. Как, по-твоему, им удалось отыскать тебя в какой-то богом забытой психушке?

Меня начинает тошнить.

– Фэлон сказал, что меня нашла разведка «Ленгарда», – говорю я. – Отследили в базе МРТ моего мозга, которое сделали после того, как я зарегистрировалась. Или вроде того. Результаты МРТ совпали с их требованиями к кандидатам, и поэтому они меня забрали.

– И ты правда поверила в это?

Действительно, звучит надуманно.

– Но, если мои родители жили в «Ленгарде», значит…

– Они тоже были Вещими? Да. Ты стала такой не из-за ксанафана, принцесса.

Я ошеломлена и расстроена. Так много всего, о чем он не говорит, чего не объясняет.

– Да хватит уже меня так называть, – бормочу я.

Он потирает шею и нетерпеливо вздыхает.

– Слушай, я действительно многого еще не рассказал, включая и то, как Лиане удавалось следить за тобой все эти годы. Но я не шучу, Лис, еще немного поболтаем, потешим твое любопытство – и помашешь парому ручкой.

Я открываю рот, потому что хочу спорить и дальше, но тут он прижимает палец к моим губам.

– Обещаю, скоро мы снова увидимся, и я все тебе расскажу. Даю слово.

По какой-то неведомой причине я верю ему. К тому же я не хочу, чтобы мой двойник вернулся в «Ленгард» вместо меня и этот фарс продолжился. Поэтому я просто киваю и иду за ним. Он отпускает мою ладонь, коротко усмехается и идет обратно по тоннелю. Идет так быстро, что мне приходится бежать за ним трусцой, чтобы не отстать.

Глава 25

Наверх удается вернуться на удивление легко.

После того как я нашла и спрятала в карман пальто перчатки и очки, которые выронила перед тем, как сбежала, я прощаюсь с Пандорой и Лианой. Они остаются, а мы с Кайлом, Джет, Данте и Хамелеоном, которого по-прежнему держат под охраной, спешим к старому лифту. Джет снова набрасывает на нас маскировку, когда мы выбираемся из катакомб и ныряем в тропики зоопарка, но теперь это не так пугает, теперь я понимаю, почему внезапно стала прозрачной. Странно – да. Но не страшно. Под покровом невидимости мы спешим к терминалу. Пандора написала, что мои друзья из «Ленгарда» стоят в очереди на паром к набережной Серкулар.

Мы уже почти на причале, и тут Кайл неожиданно стаскивает меня с тропинки в окутанную тьмой рощу деревьев. Слабый лунный свет едва-едва пробивается сквозь плотные ветви.

– Джет… – шепчет Кайл.

Непонятно, кто из них снял маскировку, но мы снова становимся видимыми. Впрочем, света здесь немного, и я вижу лишь затененные контуры их тел.

– Не нужно мне напоминать, – говорю я, решив, что именно поэтому мы и остановились. – Я помню, что у меня есть всего три дня, чтобы использовать перчатки и очки и узнать, правы ли вы насчет секретной лаборатории Ваника. Я не забыла!

– Дело не в этом, – говорит Данте и слегка подталкивает Хамелеона вперед, ближе ко мне.

Он явно сделал это не просто так, но я все равно не могу понять почему.

А потом Кайл объясняет:

– Ты должна подправить ему память, Лис. Он не может вернуться в «Ленгард» после всего, что услышал и увидел сегодня ночью.

Меня пугают эти слова, хотя в глубине души я понимаю, что он прав. Но я не могу издать ни звука – ни согласиться, ни отказаться. А потом Хамелеон вдруг начинает вырываться.

– Нет! – кричит он. – Не слушай их, Джейн! Я не… Ты не можешь… пожалуйста, не надо!..

– Спокойнее, парень. – Данте прерывает его, усилив хватку. – Она не сделает тебе больно. Ты даже не поймешь, что что-то изменилось.

Лицо Хамелеона кажется призрачным в лунном свете.

– Она не умеет себя контролировать, она может сделать со мной что угодно!

Он, конечно, прав, но мне все равно больно от его слов.

От Кайла не ускользает мое выражение лица. Даже в тусклом свете я вижу, с какой злостью он смотрит на Хамелеона и как прищуривает глаза.

Я касаюсь его руки.

– Нет. Он прав. Я стирала воспоминания всего один раз, и то под присмотром Варда.

– А сейчас я могу тебе помочь! – напоминает Кайл. – Хотя я не думаю, что тебе нужна моя помощь.

– Ты слишком веришь в мои силы, – ворчу я.

– Просто я верю в них чуть больше, чем ты, – отвечает он. – А теперь поспеши, или вам обоим придется заночевать прямо здесь.

Все еще неуверенная, я уточняю:

– Что именно я должна стереть?

– Верни его к клетке с шимпанзе, а все остальное стирай, – говорит Данте. Его рука лежит у Хамелеона на лбу, их окружает мягкий, матовый свет. – Убеди его в том, что он сильно проголодался и решил, что ничего не случится, если он ненадолго отлучится и купит еды. Убеди, что он заблудился, а потом набрел на вашу группу на шоу тюленей. И убедись, что у него не осталось подозрений, что все прошло нормально, и ты все время была с остальной группой.

– Нет! Нет, Джейн, не делай этого, ну пожалуйста! – умоляет Хамелеон.

Он в ужасе. От меня.

Смотрю на Кайла, и он кивает еще раз.

– Только осторожно, – предупреждает он. – Взвешивай свои слова, взвешивай намерения. И доверяй себе. Ты сможешь.

– А если нет?

– Тогда, как я и сказал, я тебя подстрахую, принцесса. С пацаном в любом случае все будет хорошо, – говорит он. – А теперь за дело. Быстро. Как только ты закончишь, я перестану его блокировать, и он снова станет невидимым. Джет сразу же набросит маскировку, чтобы он нас не заметил. У тебя будет небольшая фора, пока он будет сбит с толку, и тебе нужно будет успеть убраться отсюда. Не переживай, мы направим его куда нужно, пересечетесь у парома.

Его уверенность понемногу начинает передаваться и мне, и план яснее прорисовывается в сознании.

– Шая, твой двойник, будет ждать тебя в женской уборной. Там поменяетесь местами, – заканчивает Кайл. – А теперь поспеши, судя по звукам, они уже вот-вот отчалят.

Вся эта ситуация страшно давит на меня, но в то же время я понимаю, как важно сейчас сосредоточиться. Поэтому я делаю глубокий вдох, стараюсь не слушать жалобные крики Хамелеона, а покрепче ухватиться за обещание Кайла и сконцентрироваться на главном намерении.

– Забудь, – шепчу я, представляя себе все именно так, как предложил Данте.

Мне не нужно видеть мягкую вспышку света или слышать шепот Кайла «Отличная работа, принцесса», чтобы понять, что у меня получилось. Причем я справилась совершенно самостоятельно. Я ощущаю прилив гордости. Мы снова становимся невидимками, я выбираюсь из-под укрытия ветвей и спешу к палубе, бегу по трапу и запрыгиваю на паром. Джет должна точно знать, когда я войду в уборную, потому что, как только я это сделаю, снова стану видимой.

– Слава богу! Я думал, ты уже никогда не придешь!

Я резко останавливаюсь, увидев впереди себя. Я в таком шоке, что могу лишь безмолвно наблюдать за тем, как мой двойник говорит что-то тихим голосом, а затем озаряется вспышкой света и выступает из нее парнем в строгом, деловом костюме.

После этого она, точнее, он, хватает меня за руку – я все еще стою, открыв рот, – и подталкивает вперед.

– Чего ждешь? Давай, Лис, вперед, вперед!

И только потом, когда я сижу на скамейке парома со спящей Эбби на руках и слушаю о том, как мои друзья из «Ленгарда» спорят о том, кто был круче, пингвины или крокодилы, пытаюсь немного собраться с мыслями. Слова Кайла все еще слишком свежи в моей памяти. Мне нужно время, чтобы все улеглось, чтобы я смогла лично убедиться в том, что он говорил правду. И решить, что же мне делать дальше.

Но, по крайней мере, оставшуюся часть сегодняшнего вечера я просто не буду думать ни о лаборатории Ваника, ни о том, что в «Ленгарде» знают, кто я такая. Не буду думать о том, что мои родители были Вещими, о том, почему они покинули «Ленгард» и почему никогда не рассказывали мне о своих способностях. Или не предупреждали о моих.

Вместо этого я просто закрываю глаза, откидываю голову на сиденье и пытаюсь выбросить все из головы.

Все это может подождать и до завтра, говорю я самой себе. Завтра я со всем этим разберусь.

Глава 26

В свое оправдание хочу сказать: мои намерения были самыми честными. Я действительно планировала с утра первым же делом заняться проверкой информации. Но, прежде чем я успела что-либо сделать, на меня свалилась неожиданная ранняя тренировка с Вардом. Через несколько часов у меня уже все плыло перед глазами, а голову наполняла боль, граничащая с мигренью. И при всем при этом мне все равно нужно было сосредоточиться на уроке.

И мне ни капли не помогало то, что Вард сегодня зверствовал куда больше, чем обычно. Прошлым вечером после возвращения из зоопарка он зашел в наш номер. Мне было тяжело находиться с ним в одной комнате. Я все время задавалась вопросом: знает ли он правду о Ванике? И обо мне.

…А еще совсем немного переживала о том, каков его вклад в то, что, быть может, на самом деле происходит в «Ленгарде».

Наше утреннее занятие не пролило свет на то, о чем он может знать. Единственная возможность сосредоточиться на его заданиях: максимально абстрагироваться от того, что рассказал мне Кайл. Только так я смогу слушать Варда, смотреть на Варда, быть рядом с Вардом.

– Джейн, где ты сегодня витаешь? – спрашивает Вард, и я поднимаю на него глаза.

Он стоит передо мной в центре угольной комнаты. Его джинсы и белая футболка ярко выделяются на фоне черного камня. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз видела его улыбку. Но, как только эта мысль возникает у меня в голове, я тут же отмахиваюсь от нее.

Я не хочу видеть, как Вард улыбается.

Не хочу.

И уж точно не хочу видеть, как он улыбается мне. Да еще вот так просто.

Он манипулировал мной. Он предал меня. И вполне возможно, это – меньшее из его грешков. Особенно если представить, что даже малая часть того, о чем мне рассказывал про Ваника Кайл, – правда. И что Вард, глава тренировочного центра, мог принимать во всем этом участие.

– Не выспалась, – бормочу я в свое оправдание и стараюсь не смотреть на него, не замечать того, как смягчилось его лицо. – И еще голова болит.

– Тебя что-то тревожит?

Ничего себе вопрос – я чуть не расхохоталась. Но, быть может…

– Я могу тебя кое о чем спросить?

Он меняется за секунду, прямо у меня на глазах. На его лицо опускается непроницаемая маска, тело каменеет. Мне ужасно хочется чем-нибудь бросить в него.

Но, к моему удивлению, он все-таки отвечает:

– Конечно.

Я напоминаю себе о том, что однажды он уже солгал мне. И не постесняется сделать это снова. Но я все равно не хочу упускать эту возможность.

– Почему целых два с половиной года?

– О чем ты?

Дальше нужно ступать очень осторожно.

– Ками и Мэннинг рассказали мне, что, когда в «Ленгард» прибывают новые кандидаты, они тоже проходят через период инициации, но длится он недолго, а потом они переезжают в этот отсек и приступают к учебе.

Вард кивает, настороженно наблюдая за мной, но я вижу, что он слегка приподнял свою маску.

– Почему в моем случае Фэлон растянул это на два с половиной года? Зачем ждать так долго, а потом еще и угрожать убить меня, если я откажусь сотрудничать?

Вард выпрямляется.

– Фэлон никогда не угрожал убить тебя.

Я скрещиваю руки на груди.

– Смысл был именно такой. Сам подумай, Вард. Что бы он сделал по истечении того месяца? Позволил бы мне идти куда глаза глядят?

– Он не собирался тебя убивать, – твердо говорит Вард. – Да, о моем дяде много чего можно сказать, но он не убийца. Это не так работает. Не здесь.

Поразительно, как он может говорить мне об этом с таким спокойным лицом после всего, что случилось с его родителями. Хамелеон подтвердил эту историю, так что у меня есть по крайней мере одно доказательство того, что хотя бы часть истории Кайла – правда.

– Объясни тогда, почему меня держали под замком, как в клетке, заставляли каждый день делать одно и то же, пока не пришел ты и мне не решили дать пожить еще месяц?

У него на челюсти вздуваются желваки.

– Я уже сказал тебе, Джейн. Ты что-то не так поняла.

– Все остальное я тоже не так поняла? – Я вскидываю брови. – Или просто нафантазировала те годы, в течение которых меня постоянно били током, не говоря уже о многом другом? Или пытать новичков – это в порядке вещей в «Ленгарде»?

Наш разговор достиг той точки, после которой Варду становится слишком сложно смотреть мне прямо в глаза.

– В твоем случае Ваник вышел за рамки дозволенного, позволил себе вольность, – признает он. – И получил выговор за свои действия.

– Сомневаюсь, что этот выговор помешает ему сделать это еще раз, – едко отмечаю я.

– Именно из-за него к тебе прикрепили Энцо.

– В смысле? – хмурюсь я.

– Рекрутам «Исхода» запрещено общаться с кандидатами, – напоминает мне Вард. – Но Энцо был рядом с тобой с самого начала, чтобы следить за твоим самочувствием и иметь возможность удостовериться, что ты здорова и душевно и физически.

В моей памяти всплывает пара ядовито-розовых перчаток. Единственный всплеск цвета в моем унылом, бесцветном существовании. И слова Энцо, сказанные шепотом однажды ночью: «Ты выдержишь… Только не сдавайся».

Выходит, и он тоже играл со мной? Прямо как Вард?

И снова я слышу у себя в голове голос Энцо, вспоминаю, как он сказал: «Пришло время влиться в наши ряды? Я уж думал, ты никогда не начнешь Вещать».

Я закрываю глаза и отворачиваюсь от Варда, чтобы он не прочитал немой вопрос у меня в глазах. Уверена, он смог бы. Я хотела узнать, в курсе ли все они, кто я такая на самом деле. Знают ли они причину, по которой я молчала так долго. Знают ли они мое имя… Знают ли, что я убила своих родителей.

По крайней мере, я уверена, что Ками не знает. Она бы точно сказала мне. В этом я не сомневаюсь. Вера в подругу немного притупляет неприятное чувство в груди.

– И между прочим, это дядя поручил Энцо присматривать за тобой, – говорит Вард, и я снова обращаю на него глаза. – Энцо рос в семье военных, его родители оба – высокопоставленные офицеры с кучей наград. За несколько лет до того, как он открыл в себе Вещание, его доставили сюда, в «Ленгард», где обучили всем видам физической подготовки. Это сделало его идеальным надсмотрщиком для тебя.

Я обдумываю его слова.

– Зачем Энцо нужно было следить за тем, как я переношу процесс инициации, если не предполагалось, что Ваник зайдет в своих экспериментах слишком далеко?

– Учитывая твое прошлое, дядя решил, что лучше перестраховаться и жить в безопасности, а не в страхе.

– Прошлое? – тоненьким голосом переспрашиваю я, затаив дыхание.

Это он? Тот самый момент, когда я пойму, что его предательство зашло еще дальше?

– Ты добровольно заперлась в психиатрической клинике, – напоминает Вард.

Это немного утешает.

– И никто из нас не знал, как ты отреагируешь на «Ленгард». И ты так долго не начинала Вещать…

Он прерывает себя, слегка пожав плечами, и я заканчиваю за него:

– Когда я молчала, они решили просто набраться терпения и посмотреть, прорвет ли меня.

– Да, – подтверждает он. – Важно было, чтобы ты добровольно раскрыла свои способности и не чувствовала, что мы втянули тебя силой.

Тут я уже не могу сдержать недоверчивый смешок.

– А двух с половиной лет было недостаточно, чтобы отказаться от этой идеи, да?

– Никто не заставлял тебя Вещать, Джейн, – жестко говорит Вард. – Ты сделала это по собственной воле.

– Если бы я этого не сделала, Эбби была бы мертва!

Ему хватает совести хотя бы вздрогнуть. Правда очень рассерженно.

– Слушай, в этом споре нет смысла, – говорит он, проводя ладонью по волосам.

– Мы и не спорим!

Ладно, вышло неубедительно.

– Мы просто обсуждаем справедливость или несправедливость моего заточения.

Сейчас не имеет значения, что я действительно хотела максимально изолировать себя от внешнего мира. Не стоит об этом упоминать.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, Джейн? Что я должен сказать? Ты хочешь, чтобы я признался, что понятия не имею, почему тебя так долго держали в той камере? Или чтобы я подтвердил, что то, что с тобой сделал Ваник – непростительно? Что он должен понести наказание за свои действия и пройти через те же пытки, которым подвергал тебя? Хочешь, чтобы я сказал, что хотел бы, чтобы дядя раньше приставил меня к тебе? Ты этого хочешь?

Я стараюсь сохранить равнодушное выражение лица, но внутри у меня все клокочет. С тех пор как он превратился в ледяную глыбу, я не видела с его стороны такой бури эмоций. От прежней глыбы не осталось и следа. Глаза горят, руки сжаты в кулаки, каждая его черточка звенит от напряжения.

Не знаю, кто я, трусишка или ангел во плоти, но у меня пропадает желание продолжать этот разговор. По крайней мере не сейчас. После этого спора у меня еще больше разболелась голова, и кровь так сильно колотится в висках, что удивительно, как еще на ногах стою.

Я пытаюсь убедить себя, что именно по этой причине у меня внезапно наворачиваются слезы. А вовсе не потому, что я снова мельком увиделась с тем Вардом, которого я помню. И по которому скучаю.

– Мы не можем просто… – Наружу вырывается такой хрип, что я тут же кашляю. – Давай просто вернемся к уроку.

Он заметно расслабляется и холодно кивает в ответ. Изменения налицо – все эмоции испаряются, забрало захлопывается. Может, я вообще нафантазировала себе эту вспышку? Додумала то, чего не было? Может, она тоже была всего лишь игрой, как и все, что он делал раньше?

Я со вздохом опускаю взгляд и пытаюсь сконцентрироваться на создании стога сена, которым занималась до этого. Дискуссию в сторону – я решила направить все свои силы на то, чтобы золотистые соломинки ложились ровно в ряд, повинуясь моим приказам и воображению.

Закончив, я поворачиваюсь к Варду и вижу ту же непроницаемую маску, по которой трудно что-то понять. Неудивительно. Мне кажется, я больше никогда под нее не загляну.

Он смотрит на меня и ничего не говорит. Я машу обеими руками, и он вздрагивает, – кажется, и не осознавал, что все это время просто стоял и пялился на меня.

– Хорошая работа, – говорит он, разглядывая стог сена, которому я придала форму немного неряшливой Эйфелевой башни.

У меня глаза слипаются, хочется просто опуститься на пол и выключить свет.

– Еще одно дело, и на сегодня закончим.

Я роняю плечи, но вслух сопротивляться не осмеливаюсь. Даже не могу хлопнуть себя по лбу, хотя очень хочется.

– Ты неплохо справлялась в последнее время, так что я подумал: а почему бы не попробовать сегодня кое-что новенькое в главном зале? – Вард подходит ко мне.

Я без подсказки с его стороны стираю башню с лица земли и просто иду за ним, исполненная тревоги и в то же время любопытства: что же он там приготовил?

Глава 27

Вард просит меня вытянуть руку. Я делаю это с некоторой опаской, и он кладет какой-то предмет на мою ладонь. Он не тяжелый и не легкий. Сам предмет я не вижу. Буквально.

Вард сжимает мои пальцы в кулак, и я чувствую, как по коже бегут мурашки. Он сжимает мои пальцы, пока не убеждается, что я держу крепко и не уроню.

– Эм-м, – мычу я, когда он показательно отступает назад на три шага. – Может, объяснишь?

Я машу невидимым предметом, который, несмотря на это, чувствую очень хорошо.

– В тот день, когда ты впервые спустилась сюда, здесь проходило пейнтбольное соревнование.

Я помню. Эта картинка прочно въелась мне в голову.

Словно прочитав мои мысли, Вард добавляет:

– Прямо сейчас ты держишь в руках незаряженный пистолет для пейнтбола.

– Он невидимый.

Увы, именно это я говорю вслух, именно поэтому очень благодарна Варду за его великодушный ответ:

– Весьма проницательно, Джейн.

Я прямо слышу, как в воздухе повисло невысказанное в конце «тупица».

– Оружие у тебя в руках скрыто Вещим, который сделал его невидимым.

Я машинально вспоминаю о Джет и ее силе. Интересно, есть ли в «Ленгарде» Вещий с аналогичным даром?

– Оружие, которым будут пользоваться твои соперники, тоже невидимое, но оно запрограммировано наполняться и стрелять патронами с краской по команде «Бах!», сказанной Вещим.

Он говорит «наполняться», и я вспоминаю теперь уже о Пандоре и о том, как она наполнила силой перчатки и очки, которые я теперь прячу у себя в шкафу. Три дня. У меня еще есть время.

– Мои соперники?

– Перестрелку нельзя вести с самим собой, Джейн.

Сухой ответ Варда здорово раздражает, но, думаю, он мне все равно объяснит.

– Если мой пистолет не заряжен, как у них, как я кого-нибудь подстрелю?

Он пялится на меня несколько долгих мгновений, а затем делает успокаивающий вздох и запрокидывает голову, как будто надеется отыскать где-нибудь на потолке недостающее терпение.

– Ты – Творец, Джейн. Используй воображение.

Ой! Точно же.

Вард качает головой и лезет в карман. Достает голубую ленту и бросает мне. Я ловлю ее свободной рукой.

– Задание простое, – говорит он.

Пока он рассказывает, я зажимаю невидимое оружие между коленей и повязываю ленту на левый бицепс. Когда начинаю терять равновесие, Вард опять горестно вздыхает и сам повязывает ее как надо.

– Я слушаю, – говорю я, когда он опять отступает. Снова беру свой пистолет в руки и задумываюсь, правильно ли теперь его держу? А вдруг я себе в лицо выстрелю?

– И мне все равно, победит или проиграет твоя команда, главное, чтобы ты все время держала свои способности под контролем. Все, что тебе нужно сделать, – создавать пульки из краски при помощи того же самого слова «бах», но чтобы никто не понял, что твой пистолет не такой, как у них. Как думаешь, справишься?

– Я так понимаю, что, если нет, ты их защитишь?

– Дело не в этом, – упирается он.

– Как раз-таки в этом! – говорю я. Он слегка щурится, и я закатываю глаза. – Да, Вард, да, я думаю, что мне под силу создать маленький пузырек с краской. Но я просто хочу быть уверена, что…

Не хочу упускать возможность, которую он мне предоставил, так что кладу палец на, надеюсь, спусковой крючок. Хотя это и неважно – ведь пистолет все равно не заряжен. И говорю:

– Бах!

Вспышка света, и мне приходится захлопнуть рот левой ладонью, чтобы не расхохотаться при виде результата.

– Ты, эм-м, не думал, что тебе следовало бы как-то защититься? – спрашиваю я Варда, и мой голос пузырится от смеха, когда я смотрю на его грудь, по которой растекается разноцветное пятно.

Я была почти уверена, что он сейчас наорет на меня, но, к моему удивлению, его взгляд проясняется, а губы трогает усмешка. Правда, он тут же сгоняет с лица все эмоции.

– Контроль ты не теряла, а значит, и вмешиваться не было причин, – отвечает он. – К тому же теперь ты сможешь более взвешенно использовать фантазию, которую вкладываешь в намерение. Я бы посоветовал тебе использовать немного меньше краски в следующий раз. – Его губы коротко вздрагивают. – И без блесток тоже можно обойтись.

Да, похоже, я немного разошлась. Но его радость того стоила. Я так давно не…

Я торможу поезд воспоминаний, пока он не зашел слишком далеко.

– И не забывай, ты в Синей команде, а это значит…

Я вскидываю пистолет и подстреливаю его еще раз, на этот раз краска разлетается чисто-синими брызгами.

– Значит, только синяя краска. И никаких блесток. Я поняла.

– И просто для справки: когда стреляешь с близкого расстояния – это больно, и неважно, воображаемая это краска или нет, – говорит Вард, потирая грудь и размазывая краску. – Я знаю, что намерения у тебя были благие, раз уж ребра у меня целые, но впредь будь добра так не делать.

Я ему не сочувствую и не горжусь этим, но… я и правда хотела его подстрелить. И увидеть, как он весь вымажется в разноцветных блестках. Это стоило пары крошечных синяков, которые Ками по его просьбе все равно потом уберет. Однако, прежде чем мне удается ответить ему и изобразить раскаяние, дверь открывается и к нам заваливается Энцо.

– Мы все готовы. Ждем только вас двоих, – говорит он.

– Спасибо, Энц! – Вард поворачивается к нему. – Сейчас будем.

Энцо разглядывает перепачканного Варда, а затем переводит взгляд на меня.

– Практикуешься?

– Осуждаешь? – спрашиваю я, а затем шепотом счищаю всю краску с груди Варда до того, как эти радужные блестки вызовут вопросы еще у кого-нибудь.

– Рад, что ты в моей команде, Джей Ди. – Энцо издает лающий смешок. – Ты принесешь нам пользу.

Ками, Кида и Крюк уже ждут нас за пределами угольной комнаты. Судя по ряби в воздухе, и Хамелеон тоже. Учитывая Варда и Энцо, нас семеро. У троих – синие повязки: у Энцо, Крюка и меня. У Варда, Ками, Хамелеона и Киды – зеленые. Я оглядываюсь им вслед, когда они отходят, чтобы обсудить стратегию. На меня накатывает осознание, что я вписалась в ужасную игру, которая может сделать их всех сиротами.

– Йоу, Джей Ди, есть что добавить?

Вопрос Энцо заставляет меня снова сосредоточиться на моей команде. Трое против четверых – это не совсем честно, но все же я – Творец, Энцо – тренированный военный, а Крюк просто… агрессивный. Можно сказать, наши шансы равны, ведь, я уверена, ни Ками, ни Хамелеон не будут проявлять особую жестокость. Кида, однако, не мямля, и я думаю, что именно ее и Варда нам следует опасаться больше всего.

Очень осторожно взвешивая и выбирая слова, я делюсь своими соображениями с Энцо и Крюком, опустив, конечно же, то, что я – Творец. В конце Энцо одобрительно кивает.

– Неплохое дедуктивное мышление, – хвалит меня он.

Даже наш местный пессимист Крюк и тот приподнимает свои брови в пирсинге и говорит:

– Будем надеяться, на поле ты будешь так же хороша.

– Хочешь узнать об этом лично? – с вызовом спрашиваю я, передернув воображаемый затвор.

Мрачное выражение лица Крюка превращается в ухмылку. И я понимаю почему, когда Энцо замечает мне:

– На пейнтбольных пистолетах нет затвора.

Мои щеки опаляет румянец, но от необходимости как-то реагировать на это меня избавляет вернувшаяся зеленая команда.

– Закончили обсуждать, как именно будете зализывать раны после того, как мы вас вздрючим? – интересуется Кида.

– Мы тут подумали, что куда важнее быть реалистами, – парирует Крюк.

– Завали, маньяк, – отбивает она. – Твоей команде все равно крышка.

Словно по волшебству, прямо после этих слов мы все срываемся с мест – я первая! – и разбегаемся в поисках укрытия за огромными колоннами.

Примерно три удара сердца спустя я понимаю, что меня ждет неминуемая расплата за то, что до этого дважды подстрелила Варда. Понимаю, потому что он же меня и подстреливает. Дважды.

И это больно. Настолько, что все во мне немедленно жаждет мести.

Огласив комнату воинственным кличем, потонувшем в криках моих союзников и врагов, я бросаюсь в самую гущу сражения, стреляя во все стороны.

И промазываю. Частично оттого, что зеленая команда играла уже миллион раз, так что они с легкостью уворачиваются от моих пуль. Но в основном потому, что я слишком сосредоточена на своих намерениях. Вслух я говорю всего лишь слово «Бах!», но мысленно должна сконцентрироваться минимум на четырех факторах: должна представить, как стреляю гранулой с краской из дула воображаемого пистолета, заставляю эту гранулу лопнуть и выплеснуть синюю краску, как и пульки всех остальных членов команды, стараюсь отрегулировать давление, чтобы мои выстрелы не отличались по своей мощности от выстрелов всех остальных, и еще должна прицелиться в конкретную цель.

Перестрелка – сама по себе сложная штука и без всех этих мелочей, не говоря уже о том, что я должна делать все это, не потеряв контроль над намерением. Здесь нет угля, ничто не сдерживает мои силы, так что приходится туго натягивать вожжи, а у меня и в лучшие времена не всегда это удается.

Пять минут спустя я прихожу к выводу, что мне нужен новый план. Я не подстрелила никого, зато все мое тело, руки и ноги уже испятнаны зеленой краской. Моя команда тоже начала понимать, что от меня мало толку, в то время как Вард, Ками, Кида и Хамелеон работают слаженно, как единый механизм. Я задумываюсь о том, сколько раз они играли в пейнтбол за все эти годы. А потом внезапно осознаю, что их тесная дружба – это еще одно командное преимущество, которое я раньше не учитывала.

И когда я наблюдаю за тем, как именно они осуществляют свои атаки, у меня появляется еще одна идея.

Я была так поглощена созданием пулек из краски и самой техникой стрельбы, что не подумала о главном: обычные для них правила ко мне не применяются. Все остальные игроки ограничены физически реальными патронами, которые производят их пистолеты. Но я создаю краску сама, она не поступает из пистолета. Я радуюсь собственной догадливости и жду, пока на линию огня не выскакивает Кида, ведущая бой с Крюком. Я вскидываю свой пистолет, целюсь прямо в нее и выкрикиваю:

– Бах!

И неважно, насколько отлажено оружие у меня в руках. Важна лишь цель и намерение. Я могла бы прицелиться в потолок, и краска все равно попала бы ей в бедро, потому что именно этого я и хотела. Это – результат, которого я добивалась, суть в нем, а не в сложном процессе, ведущем к нему.

И тут же я слышу, как у меня в голове что-то со щелчком встает на место.

Все это время, пока мы с Вардом тренировались, я была сосредоточена на том, как заставить мои силы работать. Меня занимало множество маленьких деталей, которые помогали мне сконцентрироваться на моем намерении. Но на самом деле все оказалось намного проще. Не нужно знать как. Достаточно знать что. Представлять себе результат. Прямо как во время своего первого урока, когда я сказала «кошка» и кошка появилась. Я понятия не имею, откуда взялся Шредингер – был ли он чьим-то питомцем, или бродячим котом, или его вообще не существовало, пока я его не создала. Все, что я сделала, – просто позвала его. И он пришел.

Улыбка расплывается по моему лицу. Я поднимаю взгляд и внезапно понимаю, что я и правда могу. Я могу это сделать! Могу сохранять контроль, потому что мне нужно сосредоточиться лишь на одном. Вовсе не на намерении, не на создании патронов и даже не на давлении внутри оружия… Только на своих мишенях. Я с новым настроением выскакиваю из укрытия и снова начинаю стрелять во все стороны.

В этот раз я попадаю в Ками, Киду и Хамелеона – в одного за другим. Синяя краска плещется, пульки разбиваются об одежду. Я бегу, пригнувшись, и прячусь от их ответного огня. Не могу устоять перед искушением, когда вижу вдалеке Варда, схлестнувшегося в схватке с Энцо. Да, для нормального пистолета он слишком далеко, не прицелиться. Но не в моем случае. Поэтому я тихонько шепчу: «Бах!», когда он прячется за колонной. В него никто не целится, даже я. Однако он все равно подскакивает, когда в него попадает моя синяя пулька. Вард озадаченно оглядывается, но вокруг нет врагов, и только потом до него доходит, и он вглядывается вглубь зала.

Я весело машу ему. Он ведь не говорил, что мне нельзя жульничать, а только что я должна держать себя под контролем.

Но сейчас я, как никогда, держу себя под контролем. Это волнует. Потрясает. Освобождает и… пьянит.

Но, к сожалению, длится недолго.

По мере того как проходит время, пока мы бегаем, смеемся и стреляем друг в друга, я понимаю, что начинаю уставать. Не только физически, но и морально. Мне становится все труднее оставаться сосредоточенной, мое намерение все чаще размывается и сбивается или у меня вообще не получается создать краску. Свет вспыхивает через раз, и результаты рассеиваются до такой степени, что я снова превращаюсь для своей команды в обузу, а не преимущество.

Я всерьез начинаю беспокоиться об этом, когда Вард неожиданно приказывает остановить бой.

Объявляет ничью, к обоюдному возмущению обеих команд, и все расходятся отчищать краску. Мы с Вардом остаемся наедине. Опять. Я следую за ним в угольную комнату и без колебаний спрашиваю, что я сделала не так, и объясняю, почему у меня сначала все шло так хорошо, а потом внезапно… нет.

Его ответ меня удивляет.

– Ты устала, Джейн. Вот и все. Все становится труднее, когда ты устал. И Вещать в том числе.

Мне прямо-таки хочется рассмеяться. Как это здорово – иметь слабость, такую же, как и у всех нормальных людей.

– Это не хорошая новость, если что, – говорит Вард, правильно считав мое настроение.

Я пожимаю плечами – да, наверное, он прав. Но мне все равно приятно.

– Будь серьезнее, – говорит он. – Усталость заставляет тебя терять концентрацию, а значит, в такие минуты ты становишься опаснее, чем обычно. Иногда, как это было сегодня, твоя сила перестанет работать последовательно. Но может наступить тот момент, когда твое намерение собьется и приведет к нежелательным и потенциально катастрофическим результатам. Вспомни все признаки такой усталости и запомни на будущее. – Он пристально смотрит мне в глаза. – Это то же самое, что водить автомобиль в пьяном виде. Следи за своим состоянием, ты должна понять, когда нужно прекратить.

Я киваю, ведь именно этого он от меня и ждет.

– Хорошо, – говорит он. – Тогда на этой ноте мы и закончим на сегодня. Ты отлично справилась. Даже несмотря на то, что сжульничала.

Хотелось бы мне, чтобы от этих слов у меня внутри не растекалось такое тепло, но ничего не выходит.

– Ты считаешь, что я сжульничала. А я считаю, что просто включила фантазию.

Глава 28

Вард провожает меня до двери комнаты, и возвращается предательская головная боль. Даже целительные слова Ками не помогают справиться с усталостью, так что я заваливаюсь спать, даже не пообедав.

Следующий день проходит точно так же, правда, уже без перестрелок, но зато со страхами и волнением. Я все время думаю, как и когда лучше проверить историю Кайла да и вообще стоит ли мне это делать? Не то чтобы я не верила ему. Его история была такой сложной и продуманной. Я уверена, что хотя бы какая-то ее часть – правда. А волнуюсь я в основном потому, что точно знаю: если я найду хоть какое-то подтверждение его истории, пути назад уже не будет. И что мне тогда делать? Тюрьма «Ленгард» или убежище – неважно: здесь теперь мой дом. А если Кайл окажется прав, все изменится.

Чтобы не планировать, как и когда мне влезть в кабинет Фэлона, я снова тренируюсь до упора, а потом просто падаю на диван смотреть кино с Ками. Входит Кида с двумя пакетами с вредной вкусной едой, и мы встречаем ее с распростертыми объятиями. Мы смеемся и болтаем, точнее, они болтают, потому что вдали от Варда и угольных стен я все еще опасаюсь разговаривать. В общем, мы прекрасно проводим вечер.

А главное – я отдыхаю от ответственности.

Но следующий день будет сложнее. Потому что завтра сила перчаток и очков Пандоры иссякнет, так что надо будет сделать выбор.

На самом деле выбор несложный.

Действовать… или бездействовать.

Провести расследование… или плюнуть на все.

Набраться мужества… или поддаться страху.

В тренировочной комнате я пытаюсь сотворить небольшой пейзаж с окаймленной лесами речкой и заснеженными горами вполовину моего роста, но я отвлекаюсь. Мне удается создать свежий снежок, падающий из невидимых облачков, но уложить его на вершины крохотных Альп у меня не выходит. Варда это зрелище, правда, не впечатляет, так что я рассеиваю снежинки и начинаю творить маленькую горнолыжную деревушку у основания горы, включая подъемник. Все это время в голове у меня вертятся одни и те же мысли.

Идти или не идти?

Сделать это или нет?

Идти или не идти?

Сделать это или нет?

Я возвращаюсь в свою комнату и понимаю: сейчас или никогда. Но все равно не могу решиться. Просто неподвижно лежу на кровати, со свернувшимся в клубок Шредингером под боком. Я знаю, что на самом деле выбора у меня нет, если я действительно хочу знать правду. Но все же…

Я

Не

Знаю

Что

Мне

Делать.

Я не знаю, как собраться с силами, чтобы просто встать и пойти. И вдруг мои мысли прерывает голос того, кого я ожидала услышать меньше всего:

– Ну и чего ты ждешь, принцесса?

Я подскакиваю и вижу Кайла. Он стоит прямо передо мной, в моей спальне.

Может, это я случайно его сотворила? Но, видя, как он взволнован, я понимаю, что не могла сама создать такое правдоподобное лицо – недовольное, требующее объяснений. Тем не менее я сижу не шелохнувшись – из-за закрытой двери доносятся голоса: Ками вернулась. Судя по шуму, не одна.

Кайл снова пытается что-то сказать, но я подлетаю к нему и прикрываю ему рот ладонью, чтобы никто не услышал.

Причем довольно неуклюже, потому что кидаюсь на него всем весом. Но не врезаюсь, а просто пролетаю сквозь него и врезаюсь в стоящий позади шкаф.

Ай-яй-яй, мысленно скулю я, но потом слышу спешные шаги и пытаюсь выпутаться из-под одежды, лежащей на дне шкафа.

У меня это получается как раз в тот момент, когда дверь распахивается и в комнату врывается Вард, а за ним Энцо с Ками. У меня считаные секунды, чтобы объяснить присутствие Кайла в комнате и свой растрепанный вид. Но, когда я замечаю, что смотрят они только на меня, то оборачиваюсь и вижу, что Кайла и след простыл.

– Что случилось? – спрашивает Вард, с подозрением разглядывая меня.

Ками помогает мне выпутаться из одежды и подняться на ноги.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает она.

– Можешь говорить, – быстро вставляет Вард. – Я страхую.

Что-то в этих его словах задевает меня. После всех тренировок, включая и пейнтбол за пределами угольной комнаты, он все еще не доверяет мне и не позволяет говорить без страховки. Зачем вообще обучать меня самоконтролю, если он все равно без конца следит за моей речью? Неудивительно, что я сама в себя не верю, если ясно как день, что и он не верит.

– Я, эм-м, сама не знаю, что произошло, – говорю я Ками, потирая ушибленное плечо. – Просто… споткнулась.

Энцо смеется:

– Какая неуклюжая! Вот что бывает, если променять тренировки со мной на занятия с этим типом.

Он поддевает Варда локтем, но тот лишь слегка щурится в ответ.

– Спасибо, что зашли проведать, – говорю я, смущенная и жутко растерянная. Куда же подевался Кайл?

– Без проблем, Джейн. Рада, что ты в порядке, – говорит Ками. Она касается моего плеча ладонью и с улыбкой убирает боль, а затем выходит из комнаты вместе с Вардом и Энцо.

Я закрываю за ними дверь, а затем прижимаюсь к ней лбом.

– Я схожу с ума, – шепчу я, стараясь сконцентрироваться на намерении, так как это – первые слова, которые я произнесла за пределами угольной комнаты и без надлежащего надзора. Но если когда-нибудь и должен был наступить подходящий момент говорить свободно, то это определенно он.

– Надеюсь, что нет. Свихнувшийся Творец – последнее, что нам сейчас нужно.

Я поворачиваюсь на звук голоса и вижу Кайла, он склонился над кроватью и играет с котенком. Черно-белые лапки Шредингера пытаются ухватить Кайла за бестелесную ладонь. А еще он урчит, как маленький трактор. Вот предатель.

– Похоже, я нравлюсь твоему котику, принцесса.

Не знаю, что меня удивляет больше – то, что Кайл каким-то волшебным образом очутился у меня в спальне и говорит со мной, хотя в то же время сам явно находится где-то в другом месте, или то, что он, при всей своей брутальности, только что сказал слово «котик».

– Дингер просто плохо разбирается в людях, – говорю я, тщательно взвешивая каждое слово и стараясь говорить очень тихо, чтобы опять не привлечь внимание остальных.

– Дингер? – Кайл оставляет котенка в покое и поднимается на ноги. – Что за кличка такая?

– Сокращенно от «Шредингер», – объясняю я, хотя и сама не понимаю зачем. Он же не…

– Шредингер?

Кайл тихо смеется. Впервые вижу, чтобы он смеялся. Он кажется совсем другим человеком.

– Отличное имя для кота, которого ты сотворила сама.

– Ты не мог бы говорить потише? – прошу я, подступая поближе к нему и нервно оглядываясь на дверь. – Не то остальные опять припрутся.

– Ах да! – Он кивает на шкаф. – Это было очень изящно.

Интересно, если я чем-нибудь в него брошу и предмет пролетит насквозь, почувствует ли он силу удара? Мне бы от этого стало значительно легче.

– Как ты здесь оказался, Кайл? – говорю я, стиснув зубы. – И… где ты на самом деле?

– Опусти заглушки на стену, и я все объясню, – говорит он, а в ответ на мой недоумевающий взгляд поясняет: – Ты же Творец! Просто представь вокруг комнаты какой-нибудь звукоизолирующий пузырь или вроде того, чтобы никто там, – он жестом указывает на дверь, – ничего не услышал.

– Но… – я закусываю губу, дергая за нитку, свисающую с моей рубашки, – хоть ты и здесь – как бы – я так понимаю, разрушать мои слова ты не можешь? Я очень осторожна и слова направо и налево не разбрасываю, но если я стану сейчас Вещать, весь мир может оглохнуть и что тогда?

Кайл бросает на меня предельно скептический взгляд.

– Немного веры в себя не помешает, Лис. Ничего с тобой не случится, все будет хорошо.

Меня удивляет его быстрая реакция и то, как сильно он отличается от Варда. Удивляет и в то же время льстит.

Я делаю глубокий вдох и, доверившись его словам, шепчу:

– Блок.

Наверное, я слишком сконцентрировалась на буквальном образе пузыря, потому что, когда из меня вырывается пучок света, он и в самом деле обретает форму разноцветного пузыря. Он заполняет собой всю комнату и поглощает нас с Кайлом.

Тот реагирует даже слишком весело.

– Никому не позволяй говорить, что у тебя отсутствует фантазия.

Он говорит довольно громко, и я, убедившись, что не наделю слово силой, говорю:

– Говори все-таки потише… А что, если не сработает?

Он бросает на меня хитрый взгляд, а затем внезапно срывается и орет так громко, что и мертвого бы из могилы поднял:

– ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ! НА ПО-О-ОМОЩЬ!

Я подпрыгиваю и оглядываюсь, ожидая, что Вард, Энцо и Ками снова ворвутся в комнату. Но этого не происходит.

– Убедилась? – самодовольно спрашивает Кайл. – Говорил же тебе, что все получится.

Меня просто до ручки доводит то, как он верит в меня и мой самоконтроль. Но ведь и правда ничего страшного не произошло. Я действительно сильная. Я чувствую в себе силу. И в то же время чувствую, что контролирую ее, будто мои способности просто… ждут моей команды. Как будто я могу воспользоваться ими в любой момент, как только захочу, но это будет мой осознанный выбор, а не катастрофическая ошибка с не менее катастрофическими последствиями. Поэтому я решила довериться или по крайней мере понадеяться на что-то и заговорить с Кайлом. Это будет моей первой совершенно незастрахованной беседой с того момента, как проснулись мои способности. Глубоко вздохнув, я осторожно спрашиваю у него, что он делает в моей комнате и как вообще оказался здесь.

– Среди «Отщепенцев» есть один парень, Смит, он может проектировать изображение или, скажем, человека и его сознание в какое-нибудь другое место, – отвечает Кайл. – Мне нужно было поговорить с тобой, и это был самый простой способ.

– Невероятно! – бормочу я, забыв, что вообще-то должна злиться на него за то, что он свалился неизвестно откуда и перепугал меня до смерти.

– А то! – подтверждает Кайл. – Но что по-настоящему вероятно – у тебя осталось всего несколько часов до того, как чары Пандоры рассеются, а ты так до сих пор и не сходила в лабораторию.

Я слышу в его голосе хорошо скрытый вопрос, и во мне мгновенно просыпается желание встать в оборону и обвинить его в том, что он явился как раз в тот момент, когда я собиралась уходить. Но вместо этого я подхожу к кровати и падаю на нее, не заботясь о том, насколько это неуклюже выглядит. Я признаю очевидное:

– Мне не хочется туда идти.

– Конечно, не хочется, – тут же отзывается Кайл, к моему большому удивлению. – Ни один нормальный человек не захотел бы увидеть то, что ты можешь увидеть там. Но вопрос вот в чем: как ты будешь жить, зная, что ты осознанно решила туда не ходить? Сожаление – горькая штука, особенно когда она рождается из страха. И помни, принцесса: правда все равно всплывет, примешь ты в этом участие или нет.

– Тоже мне Шекспир!

Кайл смеется:

– Я так понимаю, ты его не любишь?

– Не мне судить великих.

– У тебя есть право на собственное мнение. У всех оно есть.

– Ладно, вот мое мнение: я не хочу тащиться в эту лабораторию. – Я с усилием встаю с кровати. – Но в то же время я понимаю, что ты прав. Я загрызу себя до смерти, если не пойду, просто потому, что мне страшно от того, что я могу там найти.

Судя по его лицу, Кайл одобряет. Почти гордится.

– Я уверен, что Фэлона не будет в кабинете в ближайшие десять минут, так что советую тебе поторапливаться.

– Уверен? – переспрашиваю я с сомнением.

– Да, я абсолютно уверен в том, что кое-кто сделал кое-что и вынудил его отлучиться. Все ради тебя.

– У вас в лаборатории есть свои люди? – озаряет меня.

– Понятия не имею, о чем ты, – говорит он, прикинувшись невинной овечкой.

Мои губы сами собой вздрагивают в усмешке, и что-то во взгляде Кайла меняется, когда он смотрит на меня.

– Вот оно.

Я вопросительно поднимаю брови.

– Хочешь узнать, почему я называю тебя принцессой?

– Эм, да, конечно. То есть я думала, ты просто хотел позлить меня. Но вообще-то да, я хочу узнать.

– Одно из моих самых ранних воспоминаний – это тот день, когда я впервые увидел мир за стенами «Ленгарда». Это был мой седьмой день рождения, – говорит он.

Ну и к чему это?

– Родители взяли меня в океанариум. Я думал, мы просто будем праздновать, но оказалось, что, кроме этого, они хотят повидаться со старыми друзьями. Друзьями-Вещими.

Кажется, я знаю, что будет дальше, и пытаюсь взять себя в руки.

– Ты меня не помнишь, – тихо говорит он. – Ты была с другой группой людей, вы тоже что-то отмечали, но твоим родителям удалось ненадолго отлучиться и поговорить с моими. Но ты меня не замечала. А я тебя заметил.

Я слушаю, затаив дыхание, потому что на самом деле я помню тот день, о котором он говорит. Я помню океанариум, это был шестой день рождения моей подруги. Она захотела, чтоб мы все нарядились феями, и мы пришли в костюмах.

– Я в тот день была принцессой, – шепчу я, ярко вспомнив блестящее платье, которое для меня сшила мама, и бриллиантовую корону, которую я отказывалась снять даже перед сном.

– Я видел тебя всего секунду, – продолжает Кайл. – Ты бегала по залу, у тебя развевались волосы, и ты смеялась, смеялась так, словно ничто в целом мире не могло тебя встревожить. Мне было семь, и я был уверен, что ты родилась на свет, чтобы быть принцессой. И сейчас, когда ты улыбалась… ты была так похожа на ту девочку.

Честно говоря, я просто не знаю, что сказать. Но Кайл, должно быть, что-то понял по моему выражению лица, потому что неожиданно рассмеялся:

– Не обольщайся! Это просто констатация факта, я не пытаюсь к тебе подкатить.

Я снова улыбаюсь, на этот раз широко и открыто.

– Я и не думала, – честно признаю я. – Но ты меня удивил. Я уже и забыла про тот день.

– Я видел тебя еще несколько раз в течение нескольких лет, пока твоя семья не переехала, – говорит он. – Наши мамы были лучшими подругами – можешь ты в это поверить? Но когда мы покинули «Ленгард», именно твоя мама навещала мою, и никак иначе.

Я качаю головой. Вот это да, еще одна новость. И опять-таки я задумываюсь: почему мои родители никогда не говорили мне о мире Вещих? Почему, если наши родители были так близки, я никогда не встречала родителей Кайла и даже не помню их? Или… быть может… они все от меня скрывали?

– Ты всегда улыбалась, всегда выглядела счастливой, – продолжает Кайл, снова привлекая мое внимание. – Тем не менее я больше никогда не видел тебя в том странном платье. До сих пор не могу понять, как ты умудрялась в нем ходить.

Я смеюсь, и его глаза триумфально вспыхивают.

– В конце того дня папа нес меня домой на руках, – говорю я, позволив воспоминаниям нахлынуть. Но в этот раз я почему-то не чувствую обычной боли или ослепляющей паники, которые всегда сопровождают мои воспоминания о родителях. Сейчас я чувствую лишь грусть. – Наверное, выглядело оно красиво… но все эти юбки были ужасно тяжелыми.

– Не сомневаюсь, – с улыбкой говорит Кайл. – У меня дома тоже такое есть, если что.

– Ну само собой. – Я снова смеюсь.

Поразительно, как спокойно я чувствую себя в компании человека, который всего несколько дней назад похитил меня и держал взаперти, а потом вдруг свалился нежданно-негаданно неизвестно откуда, да еще и позабыл где-то собственное тело. Но правда в том, что сейчас я действительно чувствую себя намного увереннее, чем за все прошедшие годы. И даже смогла спокойно поговорить о родителях – людях, о которых я не могла даже просто подумать без мощной панической атаки. Кайлу каким-то образом удалось невозможное. А также позволить мне активно участвовать в нашем разговоре. И не случилось ничего плохого. Я говорю, но не Вещаю. И это замечательно.

– Спасибо, – вырывается у меня.

К счастью, мне не нужно объяснять, за что именно: Кайл, похоже, все понимает.

– На здоровье, принцесса, – многозначительно говорит он и смотрит на часы. – Наши десять минут почти истекли. Ты готова?

– Нет, – говорю я. Но все равно подхожу к шкафу и ищу перчатки с очками. – Но, мне кажется, сейчас это неважно. Ты не мог бы отвернуться?

Он не двигается.

– Либо ты отворачиваешься и даешь мне переодеться, либо проецируешь себя обратно в свою маленькую пещерку. Никаких представлений сегодня.

– Только сегодня?

Он поворачивается ко мне спиной, но напоследок успевает послать мне хитрую ухмылку.

– Осторожнее, Лис, – бросает он. – Или я начну думать, что теперь ты подкатываешь ко мне.

Я комкаю носки и кидаю ему в голову. Даже несмотря на то, что комок просто пролетает сквозь него и попадает в стену, мне это все равно доставляет удовольствие.

Игнорируя его смех и следя за его спиной, я быстро переодеваюсь в одежду, более подходящую для моей миссии. Закончив, я говорю:

– Теперь можешь повернуться.

Кайл оборачивается и окидывает взглядом мой наряд.

– Что, и никакой балаклавы?

Я осматриваю свои джинсы, черную курточку и ботинки Эстер, которые я так до сих пор и не вернула. Эта одежда скрывает меня с головы до пят.

– Это же тайная миссия, правда? – Я указываю на черную одежду. – Не хочу, чтобы меня заметили.

– Тогда ты провалилась. С треском, – смеется Кайл.

Я не знаю, как реагировать на это замечание, поэтому просто завязываю волосы в хвост.

– Будет лучше, если ты просто постараешься не попадаться никому на глаза, – добавляет он, избавляя меня от необходимости отвечать.

– Таков мой план, – соглашаюсь я.

– Тогда вперед, тигрица, – говорит Кайл, подгоняя меня к двери. – Я попрошу Смита вернуть меня сюда через час, чтобы узнать, как все прошло.

Почему-то эти слова немного ослабили напряжение у меня в груди. Мысль о том, что после всего этого я снова встречусь с Кайлом, успокаивает.

Меня все еще пугает то, что я могу выяснить сегодня, но, как я говорила раньше, так или иначе мне нужно узнать правду. И я намерена довести дело до конца и найти ответы, которые все время ускользали от меня. Раскрыть самые страшные тайны «Ленгарда».

Хотя больше всего мне, конечно же, хотелось бы, чтобы их там не оказалось. Потому что какая-то часть меня все еще надеется, что Кайл ошибается и я ничего не найду.

Но я никогда об этом не узнаю, пока не пойду и не увижу все своими глазами. Поэтому я машу Кайлу на прощание и выхожу из звуконепроницаемого пузыря, а затем – из своей комнаты. Навстречу будущему и тому, что оно может скрывать.

Глава 29

Хорошая новость: за пределами моей комнаты нет ни Ками, ни Варда, ни Энцо. Так что мне не придется придумывать оправдания своим поздним прогулкам и странному обмундированию. Дверь в комнату Ками открыта, но, когда я прохожу мимо, вижу, что там никого нет. Я невольно задумываюсь, куда она подевалась, но тут же прихожу к выводу, что у меня нет на это времени. Вместо этого я выскальзываю в коридор и понимаю, что на фоне его обесцвеченных стен так же незаметна, как бегемот в купальнике. Но все равно иду прямиком к кабинету Фэлона.

Я тихонько стучу в дверь, но никто не отвечает. Как и обещал поверенный Кайла. Вороватый взгляд через плечо – и я прикладываю зачарованную перчатку к сканеру. Короткий щелчок замка – и дверь открывается. Кровь стучит у меня в ушах. Я быстро проскальзываю внутрь, закрываю за собой дверь и подкрадываюсь к внутреннему сенсору.

Вытаскиваю жуткие фиолетово-розовые очки из кармана куртки и использую их в паре с перчаткой. Это занимает у меня всего секунду, а зачем фальшивая стена, скрывающая потайной ход, с шипением отодвигается в сторону, и я ныряю внутрь.

Вот теперь я действительно нервничаю. Я легкой трусцой преодолеваю расстояние до лифта. Стены стремительно темнеют по пути и превращаются в уголь, когда я достигаю цели. Теперь, по крайней мере, мой наряд не так выделяется на их фоне.

Металлические двери смыкаются у меня за спиной. Очутившись в стальной коробке, я пытаюсь собрать мужество в кулак. Так далеко я еще не заходила. С этого момента я не только сама по себе, но еще и понятия не имею, куда иду и что должна там найти. Что, если я и правда нос к носу столкнусь с Вещим, который умеет изменять память? Что, если мне и правда придется послушаться Пандору и пустить в ход все свое воображение, чтобы не позволить этому Вещему украсть мои воспоминания?

Мой страх переходит в панику. В конце концов я говорю себе: хватит. Я выбрала путь и пройду его до конца во что бы то ни стало. Я решительно наклоняюсь вперед, и сканер касается моих очков, а затем быстро провожу перчаткой по панели. Как только индикатор доступа распознает Фэлона, я нажимаю кнопку «вверх».

Как и во время моей первой поездки на лифте, он срывается так, что к моему горлу подкатывает тошнота. А потом так же резко останавливается, и мне приходится схватиться за стену, чтобы не вывалиться из открывшихся дверей. Восстанавливаю равновесие и осторожно выглядываю в коридор.

Ноздри начинают гореть от запаха, похожего на отбеливатель и напоминающего о моем недолгом пребывании в психушке. Я двигаюсь вдоль стены по длинному коридору – сплошные повороты и углы, целая сотня углов. Я пытаюсь ступать беззвучно, но мои каблуки все равно цокают по линолеуму, так что приходится идти на цыпочках, пока я не дохожу до двери в конце коридора.

Меньше всего на свете мне хочется открыть ее и заглянуть внутрь. От одной мысли, что может ждать меня по ту сторону, мое сердце начинает стучать, как отбойный молоток. Но ведь я уже здесь. И не могу просто взять и уйти, не убедившись и не увидев правду своими глазами. Так что долой очки и перчатку – я касаюсь двери голой ладонью.

В тот момент, когда я касаюсь кожей покрытия двери, срабатывает еще один датчик. Запирающий механизм сразу же отключается, и дверь с тихим звуком отъезжает в сторону. Передо мной распахивается огромное пространство, и укрыться мне негде, так что я просто неподвижно стою и хлопаю глазами, стараясь не привлекать к себе внимания. Потом смотрю по сторонам, убеждаюсь, что в комнате никого нет, и прохожу вглубь комнаты. Я иду и иду до тех пор, пока не сталкиваюсь с охраной.

– Вы… кто-то из вас слышит меня? – шепотом спрашиваю я, очень осторожно, ведь адреналин, кипящий сейчас в моих венах, – верный залог того, что я могу натворить бед.

Никто не отвечает, я подхожу к ближайшему ко мне охраннику – женщине – и кладу ладонь ей на плечо. Она никак не реагирует, даже когда я отваживаюсь слегка потрясти ее.

– Жуть… – шепчу я, чтобы хоть как-то заполнить эту кошмарную тишину.

Я отворачиваюсь от этой троицы и оглядываю комнату, – пожалуй, стоило сделать это до того, как я сюда вошла. Мой взгляд скользит по залу, выхватывает все новые и новые детали, типичные для медицинской лаборатории, я чувствую, как по моей коже бегут мурашки, и я начинаю дрожать. Я привыкла к лаборатории Ваника внизу, в которой я бывала каждый день во время своей инициации. Я думала, ее вполне предостаточно, чтобы превратить мою жизнь в кошмар наяву. Но, судя по всему, с этой она не сравнится. Я понятия не имею, для чего нужна половина всего этого оборудования, но абсолютно точно уверена, что не для благого дела.

Дальше – хуже, потому что, в отличие от внешних помещений, стены здесь покрыты черным блеском.

Уголь.

Вся лаборатория покрыта нейтрализующим минералом. Любые слова, сказанные в ее стенах, потребуют куда больших усилий и будут держать меня в узде. И это препятствие – совсем не то, что мне нужно, особенно если учесть то, с чем я могу здесь столкнуться.

Я возвращаюсь к троице зомби-охранников. Лучше не думать о том, зачем они здесь и что привело их в такое состояние.

– Если вы слышите меня, – говорю я. – Приказываю вам убраться отсюда. Немедленно.

Но, прежде чем я успеваю придумать, как именно можно это сделать, слышу стук каблуков и приближающиеся из коридора голоса. Инстинкт самосохранения толкает меня за ближайший медицинский аппарат, – кажется, это МРТ. И как раз в этот момент дверь отъезжает в сторону и голоса становятся гораздо громче.

– …не говорю о том, что я не разберусь с этим в ближайшее время, но дело пойдет быстрее, если вы позволите мне…

– Я уже высказывал свою точку зрения относительно этого дела, – Ваника прерывает Фэлон, и мое сердце замирает. Похоже, Кайл ошибался насчет безвольной марионетки.

– И как я уже говорил раньше, – гнусавым голосом отвечает Ваник, – вам следует всерьез подумать над тем, чтобы поменять эту точку зрения. Вы ведь знаете, как она важна для успеха нашего проекта.

Я выглядываю из-за аппарата МРТ как раз в тот момент, когда Ваник жестом указывает на зомби-охранников.

– Если вы вернете ее мне, ни один из них мне больше не понадобится!

Почему-то от этих слов моя дрожь усиливается.

– Алиса Скотт под запретом, – отвечает ему Фэлон.

Я закрываю глаза. Вот и доказательство того, что Кайл говорил правду. Они знали о том, кто я такая с самого начала.

Так много лжи.

Так много секретов.

– Но, Маверик, – спорит Ваник, – просто представь, чего я смог бы достичь, если бы снова работал с ней. Особенно если ты позволил бы мне провести настоящие тесты, а не те детские шалости, которыми ограничил меня во время ее инициации.

Детские шалости? Даже представлять себе не хочу, о каких настоящих тестах он говорит.

– Ты мог нанести ей непоправимый вред! – говорит Фэлон, и я невольно вздрагиваю. – Если память мне не изменяет, один раз это чуть было и не произошло. Если бы Лэндон не вмешался…

Ваник раздраженно фыркает:

– Вард слишком нянчится с ней. Не нужно было тебе втягивать его в это.

– Но ты ведь так ничего с ней не добился, – не соглашается Фэлон. – Целых два с половиной года ни ты, ни кто-либо другой так и не добились хоть какого-нибудь прогресса. Никому из вас не удалось вытянуть из нее ни слова, пока Лэндон ее не сломал.

Боль от этого предательства и сегодня такая же свежая, как в тот день, когда я узнала о нем впервые.

– И неважно, «нянчится» он или нет, – продолжает Фэлон, – но даже ты должен признать, что он сумел добиться результата. И я не позволю тебе рисковать этими результатами. По крайней мере сейчас.

– Маверик…

– Я сказал: «Нет», Кендалл! – твердо говорит Фэлон. – Возможно, все изменится, когда она лучше научится контролировать свою силу. Но до тех пор она скорее разнесет весь «Ленгард», чем направит силу в нужное русло и поможет тебе в экспериментах.

– Для моих экспериментов ей совсем ни к чему контролировать себя, – отвечает Ваник. – Мои эксперименты биологические, а не психологические.

– Довольно, Кендалл. Я все сказал.

Я слышу удаляющиеся шаги, а затем снова – голос Фэлона, но уже издалека.

– Уже поздно, а мне еще нужно узнать, как мои дети провели время в запретной зоне. Прошу меня извинить.

Я не показываюсь из своего укрытия, когда дверь закрывается за ним, и почти жалею, что он ушел. Учитывая, сколько раз Ваник слетал с катушек, вряд ли приказ Фэлона держаться от меня подальше его усмирит. Если меня поймают…

Мне нужно выбираться из этой угольной лаборатории. И немедленно.

Но именно в тот момент, когда я решаюсь рвануть к двери, та снова открывается, и я слышу шаги.

– Как раз вовремя, мои хорошие, – подает голос Ваник.

От его ласкового голоса у меня внутри все сжимается.

– Заходите, заходите, милые мои. Устраивайтесь поудобнее, – продолжает он. – Проблем не было, Альвин?

– Только с Камелот, как и всегда. Она противится все упорнее. Но, впрочем, ничего такого, с чем бы я не справился.

Мне знаком этот голос. Он принадлежит доктору Мэннингу. Но куда больше меня встревожило его упоминание о Ками.

Крайне осторожно я подбираюсь ближе, выглядываю и едва не вскрикиваю. Ками здесь, и она смотрит перед собой тем же невидящим взглядом, что и зомби-охранники, и не замечает ничего вокруг. Но здесь не только она. Крюк и полупрозрачный Хамелеон – они тоже здесь в компании с другими Вещими, но ни они, ни остальные, похоже, не понимают, где они находятся и что вообще происходит. Выглядят как лунатики.

– Ну хорошо, мои милые, – говорит Ваник. – Давайте начнем.

Глава 30

Все, чего мне сейчас хочется, – сжаться в комок и закричать, но я не могу рисковать, не могу выдать себя. Даже когда я наблюдаю за тем, как новобранцы «Исхода» добровольно, один за другим, ложатся на экзаменационные столы. Я заставляю себя смотреть столько, сколько могу, но это сложно. Ваник выкачивает кровь. Много крови. А затем берет другие шприцы и высасывает ими другую жидкость – розоватую из тазобедренных суставов, прозрачную, как вода, из ямок между позвонками, из середины спины. До «Ленгарда» я часто смотрела сериалы про медиков и сразу поняла, что это костный мозг и спинномозговая жидкость.

Желчь подступает к горлу, мне приходится ее глотать. То, что я вижу, само по себе пугает, но куда больше меня ужасает то, что ни один из подопытных не произносит ни звука. Ни боли, ни страданий, ни сопротивления. Такие процедуры должны проводиться под сильной анестезией, но новобранцы не спят, они просто смотрят перед собой в пустоту, а Ваник ставит над ними опыты, как над крысами. В отличие от меня, они даже не вздрагивают, когда он вводит в их тела длинные, длинные иглы.

Я уверена, это все из-за Мэннинга. Из-за того, что он делает. Я уверена, потому что…

– Давай следующего, Альвин, – говорит Ваник, вставив несколько пробирок в центрифугу и запустив ее.

– Ты. Иди сюда, – говорит Мэннинг.

Мое сердце начинает бешено колотиться, когда его огонек касается Хамелеона. До этого он экспериментировал на незнакомых мне новобранцах. Но когда мальчик делает шаг вперед, мне становится особенно трудно оставаться в тени, не выдавать себя и не бросаться на помощь.

– Ложись, не шевелись и ни звука. Ты ничего не почувствуешь, – велит Мэннинг.

Даже из своего укрытия я чувствую силу его Слов. Даже несмотря на то, что направлена она не на меня.

Я не знаю, в чем именно заключаются способности терапевта, но абсолютно уверена, что именно они делают людей похожими на зомби. Поэтому никто из них не пытается освободиться. Поэтому Ваник делает с их телами все, что ему вздумается.

Это просто ужасно.

А еще меня пугает то, насколько, должно быть, силен Мэннинг, раз может делать такое, даже будучи окруженным блокирующими стенами из угля. Это – единственная причина, по которой я не покинула свое укрытие и не попыталась спастись отсюда и вытащить своих друзей. Я никак не смогу противостоять силе Мэннинга, точно не здесь. Да уж, я тот еще Творец.

– Те образцы, которые я взял во время нашей последней встречи, помогли мне выяснить кое-что очень интересное, – говорит Ваник полупрозрачному Хамелеону, натягивая пару резиновых перчаток и подступая к безвольному мальчику. – Думаю, сегодня мы попробуем кое-что… новое. Образец ткани – вот что мне нужно.

Ваник берет в руки поднос, полный иголок и скальпелей. Интересно, упаду ли я в обморок?

– Альвин, передай мне ту дрель.

Все мое тело сжимается, когда я слышу эти слова и провожаю взглядом дрель, которую Мэннинг передает Ванику и которую тот подносит к черепу Хамелеона.

Когда палец Ваника тянется к кнопке на дрели, я все-таки издаю перепуганный писк. Время я выбрала самое неудачное, потому что даже мой вздох в этом месте может повесить на меня мишень. Я сижу, скорчившись, за аппаратом МРТ и от души надеюсь, что они меня не услышали, но, судя по тому, что дрель молчит, а вместе с ней и вся лаборатория, что-то все-таки не так. Я собираю остатки мужества, чтобы выглянуть, но ни Ваника, ни Мэннинга нигде нет.

Теперь я точно знаю, что пора убираться. Я больше ни секунды не выдержу в этой угольной лаборатории, наблюдая за тем, как моих друзей истязает психопат.

Но как только я решаюсь бежать, предпринять хоть какие-то действия, чтобы выбраться из угольного зала и начать Вещать, чтобы спасти нас всех, вспышка света опаляет мою кожу, и я резко оборачиваюсь. Но все равно, слишком медленно, чтобы опередить Ваника. Дрель обрушивается на мою голову.

Моя голова взрывается болью, и я мешком падаю ему под ноги, потеряв сознание еще до того, как соприкасаюсь с полом.

Проснись, Лис. Надо проснуться.

Я сплю. Я уверена в этом, потому что стою на облаке, окруженном струящейся, сверкающей на солнце радугой. Но дело не только в этом. Я знаю, что это сон, потому рядом со мной Кайл.

Меня отправил сюда Смит, говорит он. У нас мало времени.

Какая-то часть меня удивляется – поразительно, что Смит может спроектировать его в мой отключенный разум, но у другой части просто нет сил чему-то удивляться.

Лис, тебе нужно проснуться, снова говорит мне Кайл.

Но я не хочу, отвечаю я. Мне хочется остаться здесь. Здесь так спокойно. А я так устала.

Я знаю, принцесса, говорит он, подступает ко мне, кладет ладони мне на плечи и мягко сжимает. Помощь уже спешит к тебе, но тебе нужно проснуться, во что бы то ни стало нужно оставаться в сознании. Это очень, очень важно.

Я трясу головой, и радуга вокруг меня размывается.

Не знаю, смогу ли.

Ты сможешь, говорит он, и я проваливаюсь в его полуночные глаза. Ты можешь, ты должна. Мы вытащим тебя, но ты должна нам помочь. Просто не засыпай.

Но у меня все болит, Кайл.

Я знаю, шепчет он. Потерпи еще совсем чуть-чуть, принцесса. Но прямо сейчас тебе нужно ПРОСНУТЬСЯ!

* * *

Я резко вздрагиваю и со стоном прихожу в сознание. Боль, которую я почувствовала, когда потеряла сознание, кажется лишь тенью той агонии, которая сейчас сжигает мое тело. Я пытаюсь открыть глаза, но получается у меня это не сразу. Еще никогда прежде я не чувствовала себя такой уставшей. Как это странно! Я не могу понять, в чем дело, но потом все-таки открываю глаза и вижу причину.

Кровь.

Вокруг меня – пакеты с кровью.

Вся эта кровь – моя. И тоненькие трубочки все еще высасывают ее из моих вен. Меня опаляет ужас, я пытаюсь сесть, но что-то крепко удерживает меня на месте. Шея, запястья и лодыжки прикованы к лабораторному столу. Паника нарастает, и усталость исчезает от прилива адреналина. Я начинаю биться, пытаясь вырваться, и в этот же миг мою спину пронзает страшная боль. Меня пробирает холодный пот. Я знаю, что это значит: Ваник уже завершил все свои кошмарные процедуры и взял у меня все образцы. Меня тошнит от возмущения так, что ужин подкатывает к горлу, и мне приходится сглотнуть его обратно. А потом, игнорируя боль, я снова пытаюсь освободиться.

Я так напугана, что до меня не сразу доходит – это бесполезно. Нужно найти другой способ выбраться.

Мои глаза переполняются слезами от страха и измождения, я пытаюсь сосредоточиться – так, как никогда прежде. И кричу не своим голосом:

– ОТПУСТИ МЕНЯ!

Ничего. Ни единой вспышки света. И ремни по-прежнему на месте.

– Отпусти! – снова кричу я. – Отпусти меня! Освободи! – Я икаю, подавившись рыданиями, и добавляю дрожащим шепотом: – Пожалуйста, отпусти.

Бесполезно. Меня окружает уголь – Вещай не Вещай, без толку.

– Я бы на твоем месте этого не делал, – говорит мне голос Ваника, и я дергаюсь подальше от него, когда он появляется в поле моего зрения. – Тебе не хватит сил, чтобы Вещать. Попытаешься доказать, что я не прав – только сильнее себя утомишь.

Трудно представить, что я могу стать еще слабее, но в его словах есть доля правды: я чувствую, что сил в моем теле все меньше и меньше с потерей крови и после травмы головы. Мне сейчас намного, намного хуже, чем после пейнтбола. Мне и думается-то с трудом, не говоря уже о концентрации, необходимой для Вещания. Даже не будь тут угольных стен, проблем бы едва ли стало меньше. Но пусть я не могу использовать свои способности, силы перевернуться у меня еще есть.

– Ты больной уб…

– Осторожнее, Шесть-Восемь-Четыре, – прерывает меня Ваник. – А то у меня рука… дрогнет.

У меня с губ срывается прерывистый вздох, когда я вижу у него в одной руке скальпель, а в другой – бритву.

– Как жаль! У тебя такие красивые волосы. Очень не хочется их отрезать, но они будут нам мешать, – бормочет он, выкладывая инструменты на металлический поднос. – Мне нужен свободный доступ к нужной точке, ведь малейшая ошибка может обернуться катастрофой. Но не переживай, если будешь лежать смирненько, риск будет минимальным.

Я вся дрожу. Не знаю, что значит «минимальный риск», но я уверена, все намного хуже, чем говорит Ваник.

Он наклоняется ко мне, и я чувствую смрадный запах у него изо рта.

– Ты не представляешь, как долго я ждал этого дня, Алиса Скотт. С тех самых пор, как ты приехала в «Ленгард». Но тебя держали подальше от меня. Тебя оберегали, – с издевкой говорит он.

– Ты пытал меня, – шепчу я, в ужасе от того, какой слабый у меня голос.

– Электрошоковую терапию едва ли можно назвать пыткой, – пренебрежительно отвечает он. – К тому же пусть мне и не разрешали исследовать физические образцы, я значительно продвинулся в изучении химических процессов у тебя в мозгу. Но нет, тебе захотелось поплакаться Лэндону Варду. Он даже имел наглость угрожать мне. Почему он не мог понять, что я просто пытался помочь тебе? Это все, чего я хотел. Помочь тебе, помочь всем вам. Спасти всех Вещих по всему миру.

Не знаю, что хуже – то, что он говорит, или то, что он сам в это верит.

– Хотя теперь все это неважно, – нараспев добавляет он. – Потому что с твоей помощью я смогу изменить сам мир, и он уже никогда не будет прежним.

Я морщусь, когда он вытаскивает иглу капельницы из моей вены и останавливает кровь, чтобы поменять пакеты. Когда он вешает новые, я не могу сдержаться и тихонько хныкаю. Интересно, насколько меня хватит, прежде чем я снова потеряю сознание?

– Кто-то украл у меня мою способность Вещать, – доносится до меня его голос.

– Иеремия спас тебя, – шепчу я: на большее моих сил не хватает. – Он излечил твой рассудок, ты был не в себе.

– Иеремия меня уничтожил, – выплевывает Ваник. – Он отобрал у меня все самое лучшее, что было во мне, и бросил на произвол судьбы! А затем явился Фэлон со своими правилами и велел мне ставить опыты только на добровольцах! А их не было, конечно, откуда им взяться тогда! Но, к счастью, у меня сохранилось несколько образцов от моих первых опытов на Вещих.

– Ты убил этих людей.

– Их смерть была трагедией. – Ваник снова берет в руки скальпель и подносит к свету, словно хочет проверить, хорошо ли наточено лезвие. Убедившись в этом, он кладет его на место. – Но иначе было нельзя.

– И все ради того, чтобы ты вернул себе способность Вещать? – хриплю я. – Как ты можешь оправдывать все эти смерти, Эболу, падения самолетов и остальные трагедии… своим желанием читать мысли?

Ваник приподнимает сальные брови.

– А ты немало разнюхала, да? – Он издает сухой смешок. – Ты права и в то же время нет. Я не хотел вернуть себе способности.

Мне так трудно сосредоточиться. Так много боли и страха в моем истощенном теле.

– Ну конечно хотел…

– Не хотел, – упрямо спорит он. А затем снова наклоняется ко мне – даже слишком близко – и говорит:

– Не свою силу я хотел получить, а твою. А раз ты сама пришла ко мне сегодня, я наконец смогу определить твою генетическую аномалию. И когда я сделаю это, Шесть-Восемь-Четыре, мне останется всего ничего, чтобы стать Творцом.

Глава 31

После слов Ваника у меня в ушах звенит. Я не могу понять смысл его слов.

– И как только я стану Творцом, смогу управлять собственной армией генетически усовершенствованных Вещих, – говорит Ваник, вмешиваясь в ураган моих мыслей. – Их усилиями я поставлю весь мир на колени.

Шум нарастает. Мало того, что я наконец поняла, что все это значит, – я начинаю паниковать. Но мне нельзя. Я не могу позволить себе это, только не сейчас, когда я так уязвима. Нужно собраться. Нужно побороть это. Побороть себя.

Я ведь намного сильнее.

Я больше не позволю страху управлять собой.

Нужно сосредоточиться на чем-то. Но все, что у меня есть, – это шепот воспоминаний у меня в голове. Я хватаюсь за одно из них. Я держусь очень крепко.

Сделай глубокий вдох. Давай вместе, хорошо? Давай, вдох – вы-ыдох. Вот так. Давай, Динь. Слушай, как я дышу.

Прозрачный, чистый голос Варда больно ранит меня, но зато прочищает голову. Я глубоко дышу, и шум у меня в ушах стихает. Это позволяет мне снова сосредоточиться на Ванике. Он в этот момент неторопливо лепит электроды к моему черепу в тех местах, где пульсирует кровь.

Дыши.

Вдох…

…и выдох.

– Много лет назад я искренне хотел поделиться даром Вещания со всем миром, – сообщает мне Ваник. – Но мои планы изменились. Теперь же я одарю лишь избранных, выбранных лично мной. Я подарю этому миру то, что одобрил бы сам Чарльз Дарвин – эволюцию в чистом виде.

Голова у меня немного прочистилась, но мысли все равно похожи на швейцарский сыр – сплошные дырки, в которые то и дело проваливается суть того, о чем он говорит.

– Дарвин говорил о естественном отборе, – говорю я все тем же скрипучим голосом. – Когда ты сам отбираешь людей и превращаешь их в Вещих, то действуешь против его теории.

– Важно лишь то, что новый человеческий вид будет развиваться благодаря мне, а как – это не имеет значения! – говорит Ваник. Покончив с электродами, он отходит от меня и тут же возвращается, волоча за собой какой-то сканер. – Изучив твои особенности, я смогу обнулить, обновить человеческую расу, и начнется она с моей армии Вещих. Я стану их лидером, они будут прислушиваться ко мне и подчиняться моей воле.

Просто дыши.

Вдох…

… и выдох.

Теперь я понимаю, что ему действительно нужно, чего он добивается. Все, что Мэннинг говорил об «Отщепенцах» тогда – ложь. Все это время именно Ваник хотел отомстить правительству. Но теперь это желание отмщения трансформировалось в нечто иное, теперь он хочет захватить весь мир.

– У тебя поехала крыша от власти, – говорю я и коротко дергаю головой настолько, насколько могу, но комната тут же смазывается и превращается в размытое пятно, а голова начинает кружиться. Настолько, что я боюсь, что меня вот-вот вырвет, но потом я успокаиваюсь и продолжаю: – Тебя нашли, когда ты был подростком, у тебя отобрали силу, и теперь ты хочешь ее вернуть. Более того, ты хочешь отомстить, хочешь, чтобы все вокруг почувствовали себя такими же беспомощными, каким был ты.

Он не отвечает – похоже, я права.

Кайл был прав. Прав насчет всего.

Кровь начинает стучать у меня в ушах – бух-бух-бух, но я продолжаю дышать.

Вдох…

… выдох.

Я снова пытаюсь выпутаться из ремней, но они такие же крепкие, а я даже слабее, чем в самом начале, когда только проснулась. Пугающе слабее. Даже если я смогу каким-то чудом сорвать ремни, все равно не смогу выйти из этой лаборатории без посторонней помощи. Все, что я могу, – это попытаться как-то отвлечь Ваника и потянуть время. Остается надеяться, что Кайл в моем видении говорил правду и помощь действительно уже спешит ко мне.

– Ты прямо оживший случай из учебника по психологии, – говорю я. Мысли у меня слишком вялые, чтобы придумать тактику получше, так что я выступаю напрямую: – Советую тебе записаться к доктору Мэннингу. Вы неплохо сработаетесь.

Лицо Ваника темнеет, но я уже ничего не боюсь. И не дам страху снова завладеть мной.

Я дышу.

Вдох…

… и выдох.

Но глаза Ваника тут же меняются, когда дверь, ведущая в лабораторию, отъезжает в сторону. Словно призванный моими словами, в лабораторию возвращается и сам доктор Мэннинг.

– Вот и помяни черта! – радостно восклицает Ваник.

Через несколько секунд Мэннинг уже склоняется надо мной, вглядывается в меня блестящими глазами-бусинками с абсолютно бесстрастным выражением на лице.

– Вы мне лгали, – шепчу я. – «Отщепенцы» не террористы. Настоящие террористы – вы.

Мэннинг лишь пожимает плечами, похоже, мое обвинение ни капельки не задевает его.

– Военные отобрали у нас жизнь. Они бросили нас в этот застенок, пытали нас, превратили в послушных овец. Пусть остальным представителям нашего поколения и наплевать, но я не позволю им снова найти нас и закончить начатое. В этот раз мы нанесем удар первыми.

Я чуть было снова не замотала головой, но вовремя сдержалась – не хочу, чтобы меня опять затошнило, как пару секунд назад.

– Правительство не угрожает нам, как вы говорите. Я встречалась с другими Вещими, которые живут очень далеко от «Ленгарда». И прекрасно себя чувствуют. И мои родители… – Я сглатываю. – Они смогли выжить за стенами «Ленгарда», прожили много лет, и никто их не трогал, пока… пока… – Я снова сглатываю. – И в их гибели не были виновны военные или правительство.

– Нет, конечно, ведь это ты была виновна в их гибели, – бессердечно замечает Ваник.

Эти слова ранят, но мне удается сохранить здравый рассудок. Я слишком далеко зашла, чтобы поддаться панике. На этот раз я посмотрю правде в глаза и пойду дальше.

Главное – продолжать дышать.

Вдох…

… и выдох.

– Да. Да, я, – признаю я. Голос у меня слабый, но каждое слово налито силой. – Это я их убила. Но до того как это произошло, мы были счастливы и жили далеко от «Ленгарда». Я никогда не слышала ни о Вещих, ни о военных. Мы жили нормальной жизнью.

– А затем ты их убила, – бессмысленно повторяет Ваник.

– Да, – так же бессмысленно повторяю я. – И я…

Продолжай.

Дышать.

Повисает пауза, как будто время остановилась и Земля замерла на полпути вокруг Солнца. А затем Ваник неожиданно покатывается со смеху.

Его смех – громкий и хриплый, и я невольно вжимаюсь в подстилку, на которой лежу, не обращая внимания на боль в поврежденных участках. Мне просто хочется оказаться как можно дальше от него.

– Потрясающе, что ты и сама веришь в это! – стонет он сквозь смех. – Нет, просто потрясающе!

Я морщу лоб.

– О чем ты?

– Ты – Творец, Шесть-Восемь-Четыре, – говорит Ваник, его смех иссякает, но глаза все еще горят. – Творцы по определению «творят». Ты творишь жизнь, а не смерть. Твои способности ограничены воображением, но в этом случае само твое воображение также ограничено. Ты не способна убить намеренно, ни умственно, ни эмоционально, не говоря уже о том уровне контроля, который для этого нужен!

Я бы хотела, чтобы вы умерли… Вы для меня мертвы… Вы оба.

Я пытаюсь отбросить это воспоминание, но у меня ничего не выходит.

– Ты не могла убить своих родителей при помощи Вещания, – говорит Ваник. – Никак!

Я вас ненавижу… Я никогда больше с вами не заговорю… Вы для меня умерли!

– Ошибаешься, – упрямо говорю я, отгоняя голоса у себя в голове. – Это я их убила!

Он снова смеется и трясет головой. Я пытаюсь заглушить его смех и выжать из себя все признание до капли, раз уж зашла так далеко. Мне это нужно.

– Я сказала им, что желаю им смерти, – говорю я, выдавливая из себя слова, на которые была неспособна раньше. – Я сказала им, что для меня они умерли!

Кажется, он ждет продолжения.

– И все?

– А этого недостаточно? Я не контролировала себя, и после этих слов все и произошло! После той истерики я побежала наверх, а когда вернулась, они лежали на полу мертвые!

Я закрываю глаза, и воспоминания разыгрываются у меня в голове. Я вижу маму – на ней ее любимое воскресное платье, желтое с белыми ромашками. Отец в узких брюках и накрахмаленной рубашке без единой складочки. Оба смотрят в потолок, глаза у них стеклянные, пустые.

На этот раз Ваник смеется горько.

– Ты и правда ничего не знаешь, Шесть-Восемь-Четыре!

Я резко открываю глаза и смотрю на него.

– Я знаю, что я это сделала. И буду жить с этим всю оставшуюся жизнь.

– Очень ошибаешься!

Уверенность в голосе Ваника поражает меня в самое сердце.

– Ты все лжешь, – выдавливаю я.

– Нет, не лгу.

Его прямой, твердый взгляд встречается с моим. Этого вполне достаточно, чтобы посеять во мне семя сомнения. И оно расцветает пышным цветом, когда он добавляет:

– Любопытно, Шесть-Восемь-Четыре. Учитывая все то, что ты уже знаешь о Вещих, ты никогда не задавалась вопросом, какими способностями обладали твои родители?

Мое сердце замирает.

– Жаль, что ты никогда этого не узнаешь, потому что никогда не выйдешь отсюда, – продолжает он и в его глазах загорается маниакальный огонь при виде моего перепуганного лица. – А ведь я сказал тебе вполне достаточно, чтобы ты смогла узнать, что с ними произошло на самом деле, – он делает небольшую паузу, – или даже найти их.

Глава 32

Я делаю глубокий болезненный вдох. На что он намекает? Я не могу. Я не верю ему. Не могу позволить себе надеяться. Сейчас не время удивляться. Что мне действительно нужно – так это план, как выбраться отсюда. Не уверена, что смогу задержать его надолго. Я не уверена даже в том, что сама еще долго пробуду в сознании.

– Ну что ж, время историй подошло к концу, – говорит Ваник и проверяет мои ремни – крепко ли они меня держат. – Альвин, подготовь остальных новобранцев, пусть уходят. Кроме Камелот. Она может нам понадобиться… так, на всякий случай.

На случай, если у него и правда дрогнет рука и ему будет нужно, чтобы кто-нибудь в срочном порядке излечил его драгоценного маленького Творца и не дал ему истечь кровью. Хотя если он высосет из меня еще хоть немного, то и Ками ничем не сможет помочь.

Я слушаю, как Мэннинг начинает указывать безвольным, послушным рекрутам «Исхода» забыть события этой ночи, и постепенно прихожу к выводу, что у Ваника на самом деле нет Вещего, который мог бы управлять сознанием, есть только Мэннинг, который может убедить людей в чем угодно, даже забыть опыты над ними. Мне отсюда не очень хорошо видно, но, кажется, рекрутеры чувствуют себя хорошо, наверное, Мэннинг убедил Ками подлечить их.

– Мы проведем еще очень много времени вместе, Шесть-Восемь-Четыре, – говорит Ваник, снова привлекая мое внимание. – Способности Альвина не распространяются на Лэндона, как, похоже, и на тебя. Так что придется тебе остаться здесь на неопределенный срок, чтобы я знал, что ты не убежишь.

Моя кожа холодная и липкая, лоб усеян бисеринками пота. Не знаю, из-за чего – из-за его слов или потому, что я уже на пределе. Глаза Ваника сужаются, по мере того как он разглядывает мое лицо – лихорадочно блестящую кожу и расфокусированный взгляд.

– Думаю, пока что с тебя хватит.

Я издаю звук, похожий на шипение, когда он выдергивает иглу капельницы из моей руки. Закрываю глаза – голова кружится, когда я вижу кровь, бьющую из вены на сгибе локтя. Я знаю, что это иррационально, ведь надо мной висят пакеты с такой же кровью, но видеть ее, чувствовать боль в месте надреза – это совсем другое.

– Мне жаль, что ты потеряла так много крови, – говорит Ваник, хотя в его голосе нет ни капли вины. – Какую-то часть я использую, но в основном мне пришлось пойти на это, чтобы ослабить тебя.

Он протягивает руку и ласково щелкает меня пальцем по носу.

– Мы ведь не хотим, чтобы ты тут наговорила лишнего, верно?

Я пытаюсь укусить его за палец, но он лишь смеется.

Это усилие стоит мне последних сил – лаборатория неожиданно исчезает во мраке, и мне приходится напрячься изо всех сил, чтобы не потерять сознание.

– Не буду лгать, Шесть-Восемь-Четыре, это будет больно, – говорит Ваник. – Я привык, что мои пациенты слушаются Альвина и ничего не чувствуют, поэтому обычно не держу под рукой анестетик. Похоже, нам придется импровизировать. Ну-ка открой, да пошире!

– Что…

Мой голос тонет в куске ваты, которую Ваник заталкивает мне в рот.

– А то еще откусишь себе язык, – говорит он, а потом берет скальпель и бритву. – Кричи сколько хочешь, если от этого будет легче.

Кардиомонитор захлебывается моим пульсом, удары ускоряются, по мере того как ухудшается мое положение. Мой страх становится почти осязаемым, но я все равно стараюсь держать дыхание под контролем. Я же чудовище. А чудовища никого и ничего не боятся.

Вот только… я теперь не уверена, что я – чудовище.

Я не знаю, кто я.

Хотя нет, это неправда.

Я – Алиса Скотт.

Девушка, которая выживала в «Ленгарде» в течение двух лет, восьми месяцев и семи дней.

Я не чудовище.

Я – боец.

И я справлюсь с этим.

Новый всплеск адреналина, порожденный ужасом и отчаянием, понуждает меня с новыми силами начать вырываться из ремней. Я дергаюсь, пинаюсь, сражаюсь, выталкиваю свое тело со стола, пытаясь сорвать с него ремни. Вспоминаю все, чему научилась на тренировках с Энцо. Но все бесполезно. Хотя, пока я дергаюсь, Ваник не рискует подносить скальпель к моей коже – боится нанести непоправимый ущерб. Значит, буду продолжать в том же духе.

– Да прекратишь ты или нет?! – выкрикивает Ваник, пытаясь унять меня. – Альвин, оставь рекрутов, возьми ее, держи крепко. Приведи Камелот, пусть поможет.

Нет. Нет, нет, нет.

Пара секунд, и уже Мэннинг наваливается на мои ноги всем весом, а Ками, повинуясь его команде, прижимает руки. Я смотрю на нее, и у меня бегут слезы – она совсем рядом и в то же время так бесконечно далеко от меня. Ее глаза – чужие. Она даже не видит меня.

– Ками, – пытаюсь прошептать я, но из-за кляпа во рту получается лишь бессвязное мычание. Она даже не моргает, и я понимаю, что все без толку.

Я возобновляю борьбу. Это все, что мне остается. Мое тело парализовано, но я дергаю головой так сильно, как только позволяет ремень у меня на шее. У меня болит каждая клеточка. Кажется, еще немного – и меня вырвет, но я все равно не останавливаюсь. В конце концов Ваник шипит проклятие и туго затягивает ремень у меня на шее. Так туго, что я едва могу дышать. Из моей груди вырывается хрип, перед глазами пляшут черные точки. Теперь я совсем не могу двигаться. Я в ловушке. Совершенно беззащитна. Отдана на милость Ваника, хотя и знаю, что милости от него точно не дождешься.

«Кайл, ты мне нужен!» – мысленно кричу я. Уж он-то наверняка понял бы, как выбраться из такой ситуации.

А затем я вспоминаю еще кое о ком. Он тоже сумел бы выбраться. «Вард, ты ведь обещал защищать меня. Где же ты?»

Защитник и Разрушитель. Такие разные. И ни одному из них я не должна доверять и в то же время я бы отдала все свои Вещие силы до капли, лишь бы она были сейчас здесь, со мной. Но я одна. Никого нет.

Кроме одного. Я обращаю свой взгляд на Ками и пытаюсь успокоиться, глядя на ее лицо, почерпнуть в нем немного сил, хотя и знаю, что это не моя подруга, что она сейчас очень далеко отсюда.

Ваник прижимает лезвие бритвы к моей голове, и в этот самый момент дверь в лабораторию открывается, и я слышу торопливый стук шагов.

Ваник вскидывает голову.

– Тебе сюда нель…

– Ты не сделаешь ей больно. Ты не хочешь этого.

Я моментально узнаю голос Киды и гипнотическую власть, наполнявшую ее слова. Вижу, как вспышка света бьет Ваника в грудь.

Его лицо тут же становится пустым, как бумажный лист, руки опускаются, и он монотонно повторяет вслед за Кидой:

– Я не сделаю ей больно. Я этого не хочу.

– Нет, Кендалл, нет! – рычит Мэннинг, отпуская меня и бросаясь к Ванику. – Не слу…

Но, прежде чем мой терапевт успевает договорить, к нему подлетает Кида.

Отсюда мне не видно, что происходит. Но, похоже, мой спаситель решил не тратить силы. Вместо слов я слышу звуки борьбы, а затем глухой удар и стон, а затем вижу, как Мэннинг мешком валится на пол.

Драка выигрывает Ванику немного времени, чтобы стряхнуть с себя транс.

– Какого чер… – говорит было он, но закончить не успевает.

Я слышу шум, звон металла, поднос с инструментами падает на пол. Ваник изрыгает ругательства, я слышу удар, а затем – тишина.

Ками бесцеремонно отталкивают от меня, и я вижу бледное лицо Киды и ее решительный взгляд. Она быстро расстегивает ремни, освобождая мои руки, сначала одну, затем другую. Затем перемещается к шее и срывает с нее ремень. Я тут же выдергиваю изо рта кляп и делаю глубокий вдох.

– Как…

– Ноги! Быстрее! – командует Кида, и я послушно наклоняюсь вперед, пытаясь высвободить левую ногу. От резкого подъема у меня кружится голова и спину обжигает боль, но я стараюсь не обращать на это внимание.

– Ты вовремя не вернулась в свою комнату, и Кайл забил тревогу, – поясняет Кида, освобождая мою правую ногу. – Я говорила ему, что глупо посылать тебя сюда, но меня ж никогда никто не слушает.

– Так ты и есть тот информатор «Отщепенцев»? – выдыхаю я, проигнорировав ее саркастический тон. Запутанный клубок у меня в голове постепенно распутывается.

– Один из них. И только я смогла бы вытащить тебя отсюда, потому что способности Мэннинга на меня не действуют.

Она не объясняет, откуда у нее иммунитет, вместо этого помогает мне встать и свесить ноги со стола.

– Надо поторапливаться и поскорее убираться отсюда. Я им не очень крепко врезала, скоро очнутся.

Теперь я вижу Мэннинга и Ваника, они оба лежат распластанные на полу, без сознания. Но мне не удается надолго задержать на них взгляд – Кида стаскивает меня со стола и помогает встать на ноги. Ну, или по крайней мере пытается. Боль с новой силой обжигает мне спину, я так слаба, что тут же валюсь на нее и мы чуть не падаем.

– Для такой малявки ты что-то уж слишком тяжелая, – пыхтит Кида, пытаясь удержать меня, так как самостоятельно стоять я не в состоянии.

Она обхватывает меня за пояс, как раз в том месте, откуда Ваник брал пункцию, и от боли картинка у меня перед глазами взрывается разноцветными пятнами. Я закусываю щеку до крови, но не прошу ее отпустить меня. Я готова вытерпеть еще любую боль, лишь бы поскорее выбраться из этого кошмара.

– Мне плевать, сейчас важнее не потерять опять сознание, – бормочу я. – Просто вытащи нас отсюда.

Я делаю всего пару шагов, как вдруг меня осеняет еще кое-что, и я замираю.

– Подожди! – говорю я. – Ками! И остальные!

– Нет! – отрезает Кида и силой тащит меня за собой. – Моя задача – вытащить тебя! Только тебя!

Мой рассудок плавает в тумане, но я все равно понимаю, что так нельзя. Я не собираюсь никого оставлять здесь. Чувствуя мое сопротивление, Кида говорит:

– Ты даже идти не можешь! Если мы им поможем, то у нас не будет шансов выбраться отсюда!

Я открываю рот, но она прерывает меня до того, как я успеваю что-либо сказать.

– Они и мои друзья тоже!

То, как она это говорит, мешает мне продолжить спор, и я понимаю, на какие она идет жертвы, спасая меня. Вижу, как напряглись все ее черты, какая печаль затаилась у нее в глазах. Поэтому лишь понимающе киваю. И мы идем к выходу.

– Странно как-то, – задыхается под моей тяжестью Кида. – Кайл сказал, что ты – Творец, ты могла бы размазать их всех по полу.

Я с трудом поднимаю голову и киваю на угольные стены в надежде, что она поймет, что они сами по себе крепко подавляют мои способности, а учитывая то, в каком я сейчас состоянии, просто лишают способности Вещать.

– Ни одна каменюка на это не способна, – отдувается она.

Я цепляюсь за собственную ногу, и мы чуть не падаем.

– Сила угля… Это все сказки, Джейн. Или Лис, или как там тебя, – рычит она и практически тащит меня на себе. – Вард должен был сказать тебе после первой недели тренировок. Все ограничения, которые он накладывает, только у тебя в голове. Это просто инструмент обучения, который помогает новичкам научиться контролировать себя и управлять силой. Ты решаешь, что не можешь что-то сделать, а так как ты Вещая, сила воображения делает это решение реальным.

Меня переполняет недоверие. Я чувствую себя сбитой с толку.

– Я не… я не понимаю.

– Человеческим сознанием легко манипулировать, – говорит она, и ее дыхание становится еще тяжелее. – Если ты веришь, что уголь подавляет твою силу, ты автоматически сама подавляешь ее в себе. Что бы ты ни чувствовала в окружении угольных стен – это все было лишь плодом твоего воображения.

– Я не… Я… подожди, но, если все было не настоящим, что же это тогда? – Я поднимаю свободную руку и указываю на стены. Высоко поднять мне ее не удается, но она поняла, на что я указываю.

Она пожимает плечами и чуть не роняет меня.

– Просто какой-то минерал. Может, оникс.

– Так ты говоришь…

– Я знаю, что тебе очень плохо, – признает она. – Но прямо сейчас ты сама блокируешь свои способности, а вовсе не какой-то там волшебный камень.

Я не могу в это поверить. Но в этом больше смысла, чем в силе, в которую я верила так безусловно и ни разу не подвергала сомнению.

Тяжело вздохнув, Кида добавляет:

– А тебе лучше собраться с силами, потому что…

Она оглядывается через плечо и тихо чертыхается, а затем торопливо договаривает:

– Потому что, если ты прямо сейчас не воспользуешься своими способностями, нам обеим крышка.

Глава 33

Мне в спину несется резкий, гортанный крик:

– Держите их!

От того, какая сила наполняет голос Мэннинга и его слова, у меня волосы встают дыбом. Кида рывком разворачивает нас обеих – и как раз вовремя. К нам бегут новобранцы. Точнее, за нами. Кида грубо отталкивает меня и бесстрашно бросается им навстречу. Я ужасно слаба и сначала еще кое-как балансирую, а потом падаю, и мне остается лишь наблюдать, как Кида дерется с Вещими, атакуя их руками, ногами и гипнотическими заговорами, не давая добраться до меня. Но это – десять против одного, двенадцать, если считать Ваника и Мэннинга. Мэннинг в этот момент пытается привести в чувство Ваника, но вскоре они оба включатся в драку.

Лаборатория наполняется какофонией голосов, взмахами кулаков и вспышками света, которые Вещие швыряют друг в друга, как дротики в тире. Я не знаю, на что все они способны, но тут вижу, как Крюк пытается достать Киду своими словами-лезвиями и попутно ранит всех окружающих, и решаю собраться с силами. Я подтягиваю ноги и кое-как поднимаюсь.

Я пытаюсь придумать что-нибудь, чтобы помочь ей, но мысли у меня рассеянные и разрозненные, мне с трудом удается собрать их хоть в какой-то образ, не говоря уже о том, чтобы воплотить его в жизнь. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить то, чему научилась во время тренировок с Вардом, что могло бы пригодиться в этой ситуации. Стога сена, альпийские горнолыжные деревушки, пейнтбольные пульки и зоопарки – все это никак не может помочь.

Я могла бы создать какое-нибудь свирепое животное, но оно, скорее всего, ранит Киду, и меня, и всех остальных, а ведь, несмотря ни на что, новобранцы ни в чем не виноваты. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них пострадал из-за меня.

От меня никакого толку, и я просто стою и в ужасе наблюдаю за тем, как они дерутся. Пандора говорила проявить фантазию, если я окажусь в беде. Вард тоже неоднократно упоминал про «использовать воображение». Должно же быть хоть что-нибудь, что я могу сделать.

Я прижимаю ладонь ко лбу и велю своим мыслям прочиститься и сформироваться в прочную идею. Или просто какую-нибудь идею.

– Попалась! – кричит кто-то у меня из-за спины, а затем полупрозрачные руки обхватывают меня за пояс.

Я вскрикиваю от боли, когда они сдавливают раны у меня на спине.

– Я поймал ее! – кричит Хамелеон. Его почти не видно, вероятно, он сумел проскользнуть мимо Киды, и да – он действительно поймал меня. Но это ненадолго. Угольного воздействия нет, а для того, чтобы побороть Хамелеона, мне сил хватит.

– Отпусти! – велю я, и, хотя мой голос – всего лишь шепот, рожденный адской болью, мне удается наполнить команду силой. Вспыхивает свет, и руки Хамелеона разжимаются. Я оборачиваюсь так быстро, как могу, учитывая, что ноги у меня подкашиваются, и приказываю ему: – Уходи. Немедленно.

И только когда его полупрозрачное тело отступает от меня и исчезает, я понимаю, что мне стоило попросить его позвать на помощь. Но, прежде чем я успеваю его окликнуть, Ками отделяется от группы Вещих, окружающих Киду.

– Кэм, нет, не делай этого, – умоляю ее я, отступая. Она не успевает меня перехватить, но ноги мои тут же подкашиваются, и я падаю.

Ками склоняется надо мной, глаза у нее такие же пустые, как в тот момент, когда она держала меня на операционном столе. Мне больно видеть ее такой. Я помню слова Киды о том, что мы не сможем выбраться, если будем помогать остальным, но сейчас я совсем не уверена в том, что мы в принципе сможем отсюда уйти. А после того как Ваник у меня на глазах превратил Ками в свою безвольную пешку… я просто не могу оставить ее здесь, на милость Мэннинга. Ни за что, если в моих силах сделать иначе.

Я собираю в кучу последние крупицы концентрации и пытаюсь вспомнить Ками, такую, какой я ее знаю. Блинчики, ее улыбки и дружбу, которую она подарила мне, не требуя ничего взамен, даже простого общения. Ее чувство юмора, ее любовь и умение сострадать. Я держусь за все это, смотрю ей в глаза, представляю себе узел, который стянул вокруг нее Мэннинг, а затем мысленно разрываю его и говорю срывающимся голосом:

– Освободись.

Из меня вырывается огонек и врезается ей в грудь. Она шумно втягивает в себя воздух и отшатывается, схватившись за голову так, словно ей больно.

– Ками? – слабо шепчу я, вложив в это слово все свои страхи, всю неуверенность и надежду.

И когда Ками снова открывает глаза, живые, настоящие, и встречается взглядом со мной, они тут же наполняются слезами.

– Что… Джейн, что происходит? – Она тяжело дышит, оглядывая лабораторию и бурную перестрелку неподалеку. Но по ее бледному лицу видно, что она уже все поняла. Мэннинг не успел заставить ее забыть.

Я поднимаюсь на трясущихся ногах, но успокоить Ками не успеваю, потому что в этот момент Кида орет нам через всю лабораторию:

– Может, поможете мне уже? – Ее голос дрожит от возмущения, потому что ей приходится одной сдерживать целую толпу Вещих. – Не стесняйтесь!

Я использовала все свои ресурсы, чтобы спасти Ками. Но потом я вижу, как Крюк атакует Киду, как она кричит от боли, и понимаю, что она больше не сможет сражаться с ними в одиночку.

– Мы должны что-то сделать, – настаивает Ками. – Мы…

– Джейн! – вопит Кида, пытаясь выпутаться из бесчисленного количества рук, хватающих ее.

Я делаю неуверенный шаг к ним, поддерживаемая Ками, и тут понимаю, что в нынешнем состоянии я могу сделать лишь одно-единственное, на что я способна. Единственное, что сможет помочь.

Мне нужно отпустить себя.

Выпустить на свободу чудовище, которым я когда-то была.

Поэтому я кричу. Всего одно слово.

Но мир тут же застывает.

Прямо как в тот день на Маркет-стрит, когда, спасая Эбби, я выкрикнула «СТОП!», и все застыло. Вещие замирают посреди драки. Мэннинг склоняется над Ваником. Тот уже очнулся и почти поднялся на ноги. Это пугает, но есть и более серьезная проблема: я слишком слаба, чтобы этот эффект продлился долго. Результат нестабилен. Мир застывает всего на секунду, а в следующую снова оживает. Застывает – оживает. Застывает – оживает. Я как будто наблюдаю за тем, как лаборатория исполняет танец роботов.

– Замри! – снова пытаюсь я, но мне просто не хватает сил, чтобы удержать всех на месте, а значит, приказывай не приказывай снова – не сработает. Как только я это понимаю, стискиваю зубы, оставляю застывшую Ками и с трудом бреду к месиву впереди. Собрав остатки сил в кулак, я обхватываю безвольное тело Киды, выпутываю его из клубка рук и ног и тащу за собой.

Она повисает на мне мертвым грузом. Спотыкаясь, я тащу ее через всю лабораторию, но на полпути к выходу и в паре футов от Ками мои силы иссякают, и я больше не могу держать всех в застывшем состоянии.

– Что за… – дезориентированная Кида врезается в меня, но мы каким-то чудом все же не падаем.

– Вперед!

К счастью, она реагирует быстрее, чем я. Быстро хватает меня за руку, забрасывает ее себе на плечи и теперь уже сама тащит меня к двери. Ками без колебаний быстро догоняет нас и подхватывает меня под вторую руку.

– Давай еще раз! – просит Ками, пока они вдвоем с трудом пытаются удержать меня на ногах.

– Плюсую! – задыхается Кида, зажимая ладонью кровоточащую рану на боку.

– Не могу! – выдыхаю я. – Не получается.

Мне даже связное, законченное предложение не осилить.

Мы уже почти у выхода, когда новобранцы «Исхода» замечают, что мы сбежали.

– За ними! – кричит Ваник. Значит, он уже пришел в себя. – Не дайте им уйти!

Мэннинг повторяет его приказ, и этих слов достаточно, чтобы Вещие сорвались и рванули следом – мгновенно, как бешеные. Ками его приказ не трогает, но это слабое утешение. Я вскрикиваю от боли. Невидимое лезвие вспарывает кожу у меня на руке – от плеча до локтя. Кровь бежит, но медленно и слабо, даже слишком медленно, видимо, потому, что во мне ее не так уж много осталось.

– Держись! – кричит Кида, и мы врезаемся в дверь.

Мне ничего другого и не остается, потому что теперь эти двое буквально держат меня на руках. Моя кровь сбегает по спине Ками, но я не могу просить ее залечить мою рану, она и так спасает нас, я не должна ее отвлекать.

– Давай шевелись! – кричит Кида.

В первую секунду мне кажется, что она говорит со мной, но потом я чувствую резкую встряску – это она врезается свободным плечом в дверь, пытаясь выбить ее. Когда входишь, достаточно просто коснуться ее, чтобы она открылась, но на выходе, похоже, требуется дополнительное сканирование. У нас нет времени выяснять, так что…

– Откройся! – велю я, хотя язык меня почти не слушается.

Дверь отъезжает в сторону. Учитывая то, какой бардак у меня сейчас в голове, я в шоке, что у меня действительно получилось. Хотя мне бы больше хотелось закрыть дверь раз и навсегда.

Кида и Ками времени зря не теряют и вытаскивают меня в коридор. Интересно, каков теперь план? Хоть в этом коридоре полно поворотов, он узкий, а значит, мы превратимся для Вещих в ходячие мишени. К тому же к моменту, когда мы доберемся до лифта, я уже не смогу повторить свой трюк с дверью. Но лучше пока не говорить им об этом, нам еще до лифта дойти нужно.

Мы бежим по коридору, похожему на лабиринт, и я спотыкаюсь каждые несколько футов. Вещие нагоняют, я слышу, как Крюк бросает в нас свои слова-кинжалы. Меня немного пугает то, что боль в руке и спине переходит в онемение, а онемение расползается по всему телу. Я замерзла, дрожу с головы до ног и очень-очень устала.

Ты должна оставаться в сознании во что бы то ни стало. Это очень, очень важно. На этот раз нет Кайла, который мог бы прийти ко мне во сне, но его слова эхом отзываются у меня в памяти, и я не закрываю глаза только потому, что у меня еще есть сила воли.

…А затем мы заворачиваем за угол и нос к носу сталкиваемся с Вардом.

– Лэндон! – удивленно восклицает Ками и резко останавливается.

Я же по инерции шлепаю еще несколько шагов вперед, точно деревянная кукла. Мои руки соскальзывают с плеч девочек, и я снова падаю.

– Я держу тебя, Динь, – выдыхает Вард.

Один звук этого имени разливает каплю тепла по моему онемевшему телу. Он поднимает меня на руки.

– Бежать можете? – спрашивает он Ками и Киду.

Они кивают, и он срывается с места. Мы бежим куда быстрее, чем до этого. Я заглядываю ему за плечо – преследователи настигают нас.

– Ты назвал меня Динь, – шепчу я, мои мысли похожи на воду.

– Сейчас не самое подходящее время, Алиса, – отвечает он.

Он назвал меня по имени. И капля тепла испарилась.

Так.

Много.

Лжи.

– Ты не против, если сейчас я займусь тем, что спасу тебя от Вещих, которых вообще-то должен был спасти от тебя?

– Ты их блокировал? – поразительно, что мне удалось нанизать мысли на нить и сложить в цельное предложение. – Почему… почему ты нам помогаешь?

Он ничего не отвечает и просто бежит по коридору, провонявшему антисептиком. Вард бежит очень быстро, даже несмотря на то, что несет на руках меня. Кида не отстает, несмотря на рану, как и Ками. Мы сумели оторваться от остальных Вещих, пусть и немного. Когда мы наконец добегаем до лифта, Вард снова заговаривает, но уже не со мной.

– Кайл и остальные ждут наверху, так что вам нужно лишь передать им Лис. Он отвезет вас в безопасное место.

Он хлопает ладонью по сканеру лифта. Двери со звоном открываются, он опускает меня на ноги, но продолжает удерживать за талию.

– Я загрузил твои данные в сканеры, Кида, и убедился, что Фэлона и охранников отвлекут, – продолжает Вард. – Вы сможете выбраться незамеченными, но только если пойдете прямо сейчас. Я задержу их и так долго, как только смогу.

– Что? Нет! – выкрикивает Ками и бросается к брату: – Мы не оставим тебя здесь, Лэндон, ни за что!

Мир у меня перед глазами – размытое стекло, но я все равно ловлю многозначительный взгляд Варда Киде. Но вот то, что происходит после, от меня не ускользает. Кида кивает ему, поворачивается к Ками и говорит ей, как однажды мне:

– Ты очень сильно устала.

Свет, усиленный Вардом, касается Ками, Кида подхватывает мою сомлевшую соседку и затягивает за собой в лифт.

– Ты… ты… – в шоке задыхаюсь я.

– Но Кэм права, – говорит Кида Варду, перебивая меня. – Они поймут, что ты знаешь больше, чем нужно. Ты должен пойти с нами.

– Ты должна закончить миссию и вытащить Алису отсюда, – говорит ей Вард. – И Ками тоже. Это – единственное, что имеет значение.

Разум у меня встрепанный, но даже в таком состоянии ему совсем не нравится то, что происходит.

– Вард…

– Я не брошу здесь остальных новобранцев. Они все под моей ответственностью, я их не оставлю. – Взгляд его зеленых, как листья, глаз встречается с моим. – Но, кроме того, я не позволю ему сделать тебе еще больнее, Динь, я ведь дал тебе обещание. И я сдержу свое слово.

Я не отпускаю его взгляд, и в моей памяти всплывают далекие-далекие слова, сказанные шепотом: «Поверь мне. Я смогу защитить их. Я смогу защитить тебя».

– Вард… – выдыхаю я, но это все, потому что в следующий миг он обнимает мое лицо ладонью и прижимается своим лбом к моему. Он нежен, так нежен, словно я создана из осколков, словно он боится разбить меня еще больше.

– Я просто хотел защитить тебя, – шепчет он. Я делаю испуганный вздох. Его глаза, я вижу, что он не лжет. – Неважно, что говорил Фэлон, неважно, что я делал после того, как ты начала Вещать. Каждую секунду, каждый миг, который я провел с тобой до этого, – все было правдой. И никогда не сомневайся в этом, Динь.

И прежде чем мой ошеломленный, изможденный рассудок формулирует ответ, прежде чем мы с Кидой придумываем еще хоть какой-то аргумент, чтобы он остался, Вард отступает от меня и заталкивает нас обеих в лифт вслед за Ками, а затем хлопает рукой по внешней панели. Двери закрываются, и последнее, что я вижу в просвет, – толпу зомбированных Вещих во главе с Ваником и Мэннингом. Разъяренный взгляд Ваника выхватывает меня. Я точно знаю, что он хочет сказать.

Это не конец, Шесть-Восемь-Четыре. Это только начало.

Глава 34

Измученная, напуганная и истощенная сверх всякой меры. Должно быть, я отключилась в тот момент, когда оказалась в лифте и когда Кида разбудила Ками, а вместе с ней разбудила панику и шок. Но я ничего этого не помню. Когда я прихожу в сознание, обнаруживаю себя в каменной, тускло освещенной комнате. И я здесь не одна.

– Кайл? – шепотом спрашиваю я, увидев его рядом с моей кроватью. У меня такой скрипучий голос, как будто в моем горле возится колония огненных муравьев. И по ощущениям тоже.

– Вот. – Он протягивает мне стакан воды и подносит соломинку к моим губам. – Пей.

Я втягиваю в себя холодную, свежую воду так, словно это – чистый воздух. И прерываюсь, только когда он отнимает у меня стакан.

– Я еще не закончила, – возражаю я, к счастью, более крепким голосом.

– Ты жутко обезвожена, но все равно лучше попридержать коней, – говорит он и ставит стакан на прикроватную тумбочку. – Если не выдашь все назад, скоро получишь еще.

– Мне снился такой странный сон. И ты там был, – говорю ему я в полусне. – Мы стояли на радужном облаке.

Кайл издает смешок. Глубокий, приятный звук.

– Это был не сон, принцесса.

В этот миг воспоминания обрушиваются на меня, и все становится на свои места. Я подскакиваю, и голова тут же наполняется болью, но я не обращаю внимания. Где я? В нескольких футах от меня стоит еще одна кровать, на ней лежит Ками под грудой одеял. Она спит. Непонятно, как, но Шредингер тоже с нами – сопит, свернувшись клубочком, у моих ног.

Мой взгляд скользит по помещению. Оно похоже на ту комнату в катакомбах, в которой я повстречалась с Лианой. Похоже, мы под землей. Но как мы здесь очутились? Я понятия не имею.

– Как я попала сюда, Кайл? И Дингер? Я ничего не помню, после того как Вард помог нам бежать… – Я перебираю воспоминания о том, что случилось и тут же теряюсь. Я даже не могу обдумать слова Варда и что они означают. – Я не… я не понимаю, почему он помогал нам.

– Ответ на первый вопрос, – говорит Кайл, наклоняясь вперед и сцепляя пальцы под подбородком. – Ты отключилась в лифте. После того как Кида убедила Ками оставить Варда и бежать, пока была возможность. Они вдвоем вытащили тебя из «Ленгарда». Мы привезли тебя сюда, где ты и провела без сознания последние три дня. Перед уходом ты сама каким-то образом призвала к себе Дингера, он появился и больше не отходил от тебя.

Словно поняв, что Кайл говорит о нем, котенок открывает глаза, тихонько мяукает, вскарабкивается на меня и ложится мне на грудь. Я рассеянно глажу его, а сама пытаюсь осознать слова Кайла. Как можно столько спать? Особенно когда ты так несчастен? Я борюсь с сонливостью и пытаюсь держать глаза открытыми во время нашей беседы.

– Ты потеряла много крови, Лис. И не только из-за Ваника. – Кайл приподнимает мою руку, перевязанную чистой белой повязкой. – Ками не могла исцелить тебя, пока ты была без сознания, а в себя ты приходила совсем ненадолго, так что, как и этот котяра, она тебя не покидала, ждала, когда ты проснешься. – Кайл кивает на мою спящую подругу. – Могу ее разбудить, если…

– Нет, пусть поспит, – говорю я. – Ей пришлось бросить брата, а это тяжело. Пусть отдохнет, мои раны могут и подождать.

– Прошло уже много времени. – Кайл бросает на меня виноватый взгляд. – Теперь она сможет исцелить тебя. Отделаешься гигантским стремным шрамом, принцесса.

Это – меньшее из всех возможных бед. Я пытаюсь выразить это взглядом, и его глаза светлеют в ответ. Но затем он опять мрачнеет.

– Насчет Варда… Он все это время был одним из нас.

Это шокировало бы меня куда сильнее, если бы я не видела своими глазами, как Вард помогал нам бежать. Хотя я до сих пор не понимаю.

– Мы с ним вместе выросли в «Ленгарде». Мы были очень близки, по крайней мере до того, как мы с семьей покинули это место десять лет назад, – продолжает Кайл. – Насколько я знал, он был до мозга костей предан «Ленгарду». По крайней мере я так думал. А затем, несколько недель назад, он сам связался с нами. Сказал, что все дело в девушке. В девушке, к которой ему велели подобраться поближе, внушить ей доверие. Очень важной во всех смыслах девушке. Но вышло так, что эта девушка оказала на него эффект, которого он не мог предугадать.

Кайл смотрит на меня, и я выдерживаю этот взгляд, несмотря на запутанный клубок из эмоций и чувств, которые вызывают во мне эти слова.

– Он выполнил приказ, – продолжает Кайл. – Но, когда ты наконец стала Вещать и он увидел, на что ты способна и при этом ничего не знаешь о своем прошлом, то осознал: что-то не так. Несколько дней он тайно разыскивал нас, чтобы выяснить, знаем ли мы что-то. И мы рассказали ему правду о тебе, правду о «Ленгарде».

Я вспоминаю ту ночь, когда внезапно столкнулась с Вардом прямо у себя в номере. Он тогда был растрепанным, словно много времени провел на ветру, и я решила, что он искал нового Вещего. Но теперь мне интересно… должно быть, именно в тот день он впервые пошел к Кайлу.

– Бьюсь об заклад, это был очень увлекательный разговор, – с трудом говорю я.

Кайл смеется:

– Он держался… мужественно. Но у Варда есть и свои источники внутри «Ленгарда», так что он довольно быстро проверил нашу версию. И с тех пор работает на нас.

– И теперь его, скорее всего, из-за этого бросят за решетку, – говорю я, хотя и сама не могу понять, что чувствую по этому поводу.

Я все еще не могу избавиться от гадкого ощущения, которое преследовало меня с тех пор, как я узнала о том, что Вард предал меня. Но теперь все так перепуталось. Особенно если учесть его последние слова, сказанные мне. И это я не говорю о том, что он предал «Ленгард», к тому же из-за меня, если верить Кайлу.

Я не могу думать об этом сейчас. Слишком много всего. Я пытаюсь переключиться и спрашиваю:

– А Ками и Кида говорили тебе…

– Кида рассказала нам обо всем, что произошло, после того как она пришла в лабораторию, – говорит Кайл. И взвешенным тоном добавляет: – Ками мало что рассказала, поэтому пробелы мы заполнили сами.

Мое сердце ноет, я смотрю на подругу, но понимаю, что, пока она не проснется, я никак не смогу успокоить и утешить ее. У нас будет на это время.

Сейчас я хочу восстановить в памяти цепочку событий и начинаю с того момента, когда я вышла из комнаты, одну за другой нанизываю подробности, все, которые могу припомнить. Я благодарна Кайлу за то, что он не перебивает меня и не задает лишних вопросов. Когда я заканчиваю, он качает головой и говорит:

– Я, конечно, знал, что Ваник – псих, но «выживает сильнейший» и попытка натравить Вещих на обычных людей? Я просто не могу в это поверить. Я думал, мой отец излечил его от этого безумия.

– Он не безумен, – говорю я. – Хотя было бы лучше, если бы так и было. Он совершенно в себе, но зациклен на мести так, что сам не осознает, насколько невыполним его план. Он хочет стать Творцом, ты можешь в это поверить?

– Хуже того, что теперь у него есть для этого все возможности.

Слова Кайла вызывают фантомную боль у меня в позвоночнике.

– Может, и нет, – говорю я, пытаясь сохранить позитив и прикрываю раненой рукой зевок. Дингер переползает обратно к моим ногам и сворачивается там в клубочек. – Если ему не удастся обнаружить в тех образцах ген Творца, ему понадобятся новые, чтобы реплицировать мои способности или клонировать ДНК. А я не планирую дать ему их. Халява закрыта.

– Кстати о ДНК, – низким голосом говорит Кайл, наблюдая за мной. – Ты быстро съехала с этой темы, Лис, но я слышал, что ты говорила о своих родителях. И о том, что говорил о них Ваник. Что все могло быть совсем не так, как мы думаем.

Я делаю глубокий вдох, и слова Ваника эхом отдаются у меня в голове:

Ты не могла убить родителей при помощи Вещания. Никак! Я сказал тебе достаточно, чтобы ты смогла узнать, что с ними произошло на самом деле… или даже найти их.

– Я не знаю, во что мне верить, – шепотом говорю я. – Я была уверена, абсолютно уверена, что убила их. Но Ваник сказал, что мой разум не способен сотворить намерение, которое могло бы привести к такому… Это… возможно?

Кайл молчит очень долго, а когда заговаривает, тщательно взвешивает слова.

– Мы знаем о том, что произошло благодаря Лиане. У нее было видение – как ты кричишь на родителей и бежишь вверх по лестнице, а позже спускаешься и видишь их тела. Как и ты, мы просто сложили два и два. Но Лис… я не хочу внушать тебе ложную надежду. Да, есть вероятность того, что мы, и ты тоже, просто неверно истолковали ситуацию. Твои родители были очень сильными Вещими. И если они хотели, чтобы весь мир поверил в то, что они мертвы, им было совсем нетрудно внушить ему это. Так же поступил и мой отец с нашей семьей.

Я сглатываю и выдавливаю из себя вопрос:

– И какими силами они обладали?

– Твоя мать обладала самым сильным даром Внушения из всех мне известных.

Встретив мой озадаченный взгляд, он поясняет:

– Мэннинг может заставить людей делать что-то, но это всегда действия по принуждению, не по свободной воле. Они лишь марионетки в его руках. Но твоя мама… Твоя мама могла внушить идею, которая потом пускала корни и закреплялась у человека в сознании, заставляла его поверить в то, что она родилась у него сама по себе, пока он ее не осуществлял. Ее дар был похож на микс из сил Принуждения Мэннинга, Мотивации Энцо и Гипноза Киды. Этакий «три в одном». Мне жаль, Лис, но именно твоя мать заставила тебя поверить, что они мертвы и что именно ты их убила. И ты никак бы не смогла осознать, что эту идею тебе внушили.

Я и не догадывалась, что мои руки сжаты в кулаки, пока он не протянул к ним свою и не разжал.

– А что до твоего отца, – продолжает он, и я не перебиваю, хотя и не уверена, что хочу знать. – Никто не помнит, какой был у него дар. А если и помнят, то не скажут. Именно поэтому я делаю вывод, что он тоже был очень силен. Они не просто так покинули «Ленгард», а позже и Сидней. И никто не может вспомнить почему. Или просто не хотят делиться.

– Давай еще раз, – тихо говорю я. – Два с половиной года я считала себя убийцей родителей, хотя они все это время, скорее всего, были живы. И они хотели, чтобы я считала себя их убийцей?

Кайл пожимает плечами:

– Честно говоря, я не знаю. Но обещаю, мы это выясним.

Я откидываюсь на подушку, измученная до невозможности.

– Ненавижу, – шепчу я, закрыв глаза. – Ненавижу все это. Я не знала о Ванике, не знала о родителях. Меня бесит то, что я ничего не понимаю. И то, что мои друзья, новобранцы «Исхода», застряли в «Ленгарде» с этим психом.

Энцо, Хамелеон, Крюк – они ведь все еще там. И Вард. Я не могу выкинуть это из головы. Не могу не думать о том, что сейчас с ними происходит. Я хочу сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя такой беспомощной и бесполезной, поэтому откидываю одеяло и спускаю ноги с кровати. Мое движение будит Шредингера, он вскидывает голову, недовольно смотрит на меня, а затем снова опускает мордочку на лапы и закрывает глаза.

– Стоп-стоп-стоп, и что это ты делаешь? – Кайл вскакивает со своего места. Ками шевелится от его громкого голоса. Мы оглядываемся на нее, но она не просыпается.

– А на что похоже? – Я резко поднимаюсь, но тут же пошатываюсь, и Кайл подскакивает ко мне, чтобы удержать.

– Не думаю, что тебе уже можно вставать.

– Мне нужно как-то собраться. – Я пытаюсь оттолкнуть его, и меня покидают последние силы. Кажется, я сейчас упаду в обморок, но все равно упрямо говорю: – Я же не могу просто валяться в постели, пока Ваник пытается захватить мир, мои родители живы где-то, а Варда держат взаперти в его же собственном доме. Я не могу просто лежать и ничего не делать, Кайл!

– И все же прямо сейчас ты ничего не можешь сделать, Лис, – говорит Кайл, отодвинувшись так, чтобы заглянуть мне в лицо. – Ваник подождет. Твои родители подождут. А что касается Варда, он слишком важен для Ваника, чтобы тот ему навредил. Тем более сейчас Фэлон будет переворачивать все вверх дном, чтобы выяснить, куда все пропали. Так что у Варда есть немного времени, Лис. А значит, и у тебя.

Слова Кайла немного меня успокаивают. Но я все равно говорю:

– Мы должны спасти его, Кайл. Мы должны спасти их всех.

– И спасем, – говорит он. – Как только ты сможешь встать.

– Я уже могу, – говорю я, и, заметив его скептический взгляд, добавляю: – Правда!

Кайл крепче сжимает мою талию.

– Таскать тебя на себе во время спасательной миссии по всему «Ленгарду» не самое лучшее решение.

Я понимаю, что он прав, к тому же замечаю, как комната начинает потихоньку расплываться, поэтому сдаюсь.

– Ладно. Наверное, мы можем подождать пару дней.

Даже несмотря на головокружение, я замечаю, как он усмехается.

– Ну, если ты настаиваешь.

И, не сказав больше ни слова о надвигающейся спасательной миссии, он снова помогает мне лечь в постель. Точнее, укладывает силой. Только когда он подтыкает под меня одеяло и направляется к двери, я шепотом спрашиваю у него:

– Что с ними будет?

Его полуночные глаза смотрят на меня очень долго. Как будто он хочет передать мне свои силы и успокоить этим взглядом.

– Ничего такого, чего с ними уже не происходило, – тихо говорит он внушающим доверие тоном. – Постарайся поспать, Лис. У тебя будет возможность спасти мир, но после того как проснешься.

Я наконец сдаюсь усталости. Мои веки наливаются тяжестью, и я позволяю им закрыться, но напоследок говорю:

– Ловлю тебя на слове.

– Не сомневайся, – отвечает он с тихой усмешкой. – А теперь баиньки, принцесса. Здесь тебе ничто не угрожает.

Это слово, сказанное шепотом, наполняет меня теплом, я чувствую, как меня потихоньку накрывает дрема. Но прямо перед тем, как я погружаюсь в сон, у меня в голове вспыхивает еще одна мысль, и я открываю глаза.

– Кайл?

– Да? – тихо спрашивает он с другого конца комнаты.

– Ты ведь не разрушал то, что я говорила сейчас, правда?

Секунда тишины. Один удар сердца.

– Нет, Лис. В этом не было необходимости.

Я резко выдыхаю, осознав, что это означает.

– Судя по тому, что я слышал, тебе удалось неплохо научиться самоконтролю. – Кайл бросает на меня насмешливый взгляд. – Так, по крайней мере, сказал Вард, когда я в последний раз говорил с ним. Он еще упомянул какие-то… радужные блестки.

Я втягиваю в себя воздух. Вот это да!

Заметив мою реакцию, Кайл снова усмехается:

– Он играл свою роль, принцесса. Его вынудили. Ему пришлось быть засранцем, чтобы он мог оставаться поблизости и наблюдать за тобой безо всяких подозрений. Но я абсолютно уверен, что именно Вард верил в тебя больше всех с самого начала. Можешь мне поверить.

Мои глаза начинает пощипывать, и я отчаянно моргаю, пытаясь побороть это внезапное жжение. Кайл явно чувствует, что я не хочу, чтобы он еще что-нибудь сказал про Варда, и продолжает:

– Ты такая же нормальная, как и любой другой Вещий. А значит, должна мощно наполнять слова намерением, если хочешь, чтобы что-то случилось. В другое время ничего не произойдет.

Я тяжело сглатываю и шепчу:

– Значит… гипотетически… я ничего не сделаю… если не захочу?

Пару мгновений Кайл молчит, а затем медленно возвращается к моей кровати и наклоняется, окидывая меня мягким взглядом.

– Принцесса. Ты можешь делать все, что захочешь.

А затем он наклоняется еще ниже, касается моего лба едва ощутимым поцелуем, нежно улыбается и выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.

Проходит несколько минут, прежде чем я снова могу дышать, не говоря уже о том, чтобы сдержать слезы, которые то и дело обжигают глаза.

Я свободна.

Теперь выбор за мной.

Я больше не рабыня своей силы. И не должна бояться того, что могу случайно навредить кому-то или даже убить.

Хотя нет. Я все еще не свободна. Пока что нет.

Мне нужно сделать еще две вещи.

Спасти друзей. Других Вещих. Нормальных людей.

И Варда. Я не знаю, как отношусь к нему и тому, что он сделал, но ведь он помог мне, спас меня, и я намерена вернуть ему долг. Я освобожу его. Приложу все силы, сделаю все возможное, но спасу его, спасу их всех. Это – мой выбор. Мой путь. И я пройду его до конца.

Эпилог

Мое имя – не Джейн Доу. Я больше не буду неопознанным живым трупом. Больше нет Джейн Доу, Джей Ди, объекта Шесть-Восемь-Четыре или даже Динь. Да, меня будут знать под этими именами, но это уже не я. Я – та, кем и была все это время. Просто слишком боялась принять это. Принять саму себя.

Мое имя – не Джейн Доу, и я больше не буду бояться того, кто я и на что способна. Я не чудовище. Я – Творец. Я могу создавать невообразимые вещи. Но самое главное – я могу это контролировать. И я буду готова к тому, что будет дальше. Точнее, я уже готова.

Потому что я – Алиса Скотт.

И я больше не боюсь быть самой собой.

Теперь я свободна.

Линетт Нони

Линетт Нони – известная писательница, автор бестселлеров «Хроники Медорана» и «Шепот».

Линетт выросла на ферме в австралийской глубинке, а после переехала в Саншайн-Кост. Она очень любит общаться со своими читателями, так что вы можете связаться с ней онлайн:

Facebook.com/Lynette.Noni

Twitter.com/LynetteNoni

Instagram.com/LynetteNoni

Примечания

1

Джейн Доу – псевдоним, которым в США обозначают неопознанное женское тело.

(обратно)

2

Мистер Мияги – мастер боевых искусств из фильма «Парень-каратист» (1984).

(обратно)

3

Джелато, или желато (итал. gelato, от лат. gelātus – замороженный), – популярный итальянский замороженный десерт из свежего коровьего молока, сливок и сахара с добавлением ягод, орехов, шоколада и свежих фруктов.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Эпилог

Линетт Нони Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg