Людмила Феррис Своя на чужой территории
© Феррис Л., 2018
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018
Глава 1
Планерка была в разгаре. За окном хмурилась поздняя осень, а настроения среди сотрудников редакции царили самые что ни на есть минорные. Причиной тому был спич бессменного главного редактора газеты Егора Петровича Заурского. Принципиального Егора Петровича возмущала нехватка в журналистских материалах глубины и анализа. Собственно, назвать речь главреда спичем в строгом смысле слова было нельзя, ибо классический спич есть застольная речь. Но в этом отчасти и заключалась причина невеселого настроения сотрудников: никаким застольем в редакции и не пахло. Не признавал Заурский редакционных сборищ, гульбищ и пьянок, как водилось в других творческих коллективах. В газете «Наш город» из напитков разрешались только чай и кофе.
– Голова у журналиста должна быть светлая, свободная от винных паров! По крайней мере, на работе! – не уставал повторять главред.
Хотя, может быть, именно благодаря этой суровой этике ответственный секретарь газеты Мила Сергеевна и именовала любое его выступление спичем – так ей казалось солидней.
– Где объективность? Где разные точки зрения на события? Где эксклюзивные материалы? – строго спрашивал главред.
Журналист Юлия Сорнева слушала Егора Петровича внимательно, но соглашаться со сказанным не спешила. Юлии слова главреда казались не вполне справедливыми. Конечно, рассуждая чисто теоретически, будущее газеты «в широте и глубине» – в широте охвата текущих событий и глубине взгляда на них же, на события то есть. Но, к сожалению, газета зачастую не выдерживает конкуренции с телевидением и Интернетом. В газете нет живой картинки, как на телеэкране, и, расписывая журналистское расследование, газетчику надо постараться, попотеть в поисках убедительных слов и ярких сравнений, чтобы читатель «увидел» события так, как будто сам был их очевидцем. Телевизионщику в этом смысле гораздо легче: включил камеру – и отдыхай. Непросто нынче газете выживать – тиражи колеблются, поэтому и нервничает Заурский, поэтому и взывает к коллегам, будто на митинге:
– Надо искать необычное в обыденном!
Юлька повернула голову и посмотрела в окно: она любила осень, яркое, колдовское буйство красок, когда янтарного цвета листья, плывущие по лужам, становятся похожими на сказочные корабли, отправляющиеся в дальнее плаванье. Девушка снова перевела взгляд на главреда, а потом на свои ноги. Ну почему не достались ей длинные и красивые ноги, как у моделей? Почему она какая-то «среднестатистическая», заурядная: ничего запоминающегося. Средний рост, тонкая кость, обычные светлые короткие волосы с модной асимметричной стрижкой и большие серые глаза. Таких девчонок сотни и сотни. Подруги говорят, что у нее замечательная, искрящаяся улыбка, как будто изнутри зажигается фонарик. Хотя ее коллега и друг Вадик утверждает, что в человеке важна не внешность, а харизма, которой у Юльки – хоть отбавляй. Мужчины реагируют на внутреннее состояние женщины, поэтому красивые ножки совсем не воронка для захвата их внимания. Юлька молча соглашалась, потому что все равно других ног у нее уже не будет. А так хотелось! Она бы и на работу тогда приходила не в джинсах и ботиночках, а исключительно в мини-юбке и на высоких каблуках. Хотя ее новые красные ботиночки тоже смотрятся обалденно.
Егор Петрович разошелся. Все его «спичи» были похожи, как апельсиновые дольки: сначала претензии к коллективу, затем шеф сформулирует свои предложения «в общем», а потом уже перейдет к постановке конкретных задач перед сотрудниками. Все это Юлия уже выучила наизусть. Да нормально все будет с газетой! Зря он так рвет душу! Хотя Заурский по-другому работать не умеет – только на износ, считая это благом для себя и окружающих. Вон в Америке ежедневно издается около двух тысяч газет и ничего капиталистам не делается, работают себе в удовольствие, учат читателей находить ответы на все вопросы в печатных изданиях, а от журналистов требуют писать покороче, но непременно подкрепляя сказанное графикой – карикатуры там всякие, комиксы по мотивам самых злободневных тем.
– Сорнева! Я, между прочим, и для тебя говорю, – не выдержал главред. – А ты где-то в облаках витаешь!
– Егор Петрович! Я вас внимательно слушаю! – начала оправдываться девушка.
– Она теперь у нас «гламурная» журналистка, – язвительно прошептал сидящий рядом журналист Вадик Тымчишин. – Ей слушать не обязательно…
Мила Сергеевна, конечно, услышала его шепот и поддакнула. Так же тихо.
– Точно-точно! Гламурная стала, звездная…
– А-а-а, завидуете? – отшутилась Сорнева.
Вот пристали! Теперь ей прохода не дают. А кто, спрашивается, виноват в том, что именно ей, Юлии Сорневой, пришла в голову такая красивая идея? Произошло это аккурат после «восьмимартовских» редакционных посиделок, когда Егор Петрович презентовал женской половине редакции огромный торт-красавец со словами:
– Пек лично всю ночь! Для вас, дорогие мои!
Все, конечно, понимали – торт испекла жена главреда, Виктория Александровна. Но хуже-то подарок от этого не становился. Торт оказался просто объедение: нежнейший бисквит, тающий шоколадный крем и восхитительные украшения – пышные белоснежные сливки в сочетании с затейливым шоколадным кружевом, а венчала все это великолепие цифра «восемь», сделанная из сахарно-розовой мастики. Редакционные девчонки от мала до велика, напрочь забыв про свои диеты, с аппетитом уплетали изысканный десерт. Даже Мила Сергеевна, которая худела, так сказать, хронически и была истовым адептом культа салата рукколы, тоже не выдержала.
– Я только совсем маленький кусочек… один малюсенький кусочек… – жалобно уговаривала она себя, отрезая при этом вполне приличный ломоть торта.
– Получайте удовольствие, Мила Сергеевна! Поедание травяной зеленки может ведь и сказаться на умственной деятельности, – подкалывал ее Вадик.
– Да ну тебя! – отмахнулась женщина.
Тогда, воспользовавшись хорошим настроением коллег и общей расслабленностью, неизбежно возникшими в процессе праздничного чаепития, дальновидный Егор Петрович завел разговор о приближающемся Дне дурака, первоапрельских веселых шутках и розыгрышах. Нет, мол, пока никаких подходящих идей для газетных публикаций. Просто никаких. И тут Юльку осенило. Осенило внезапно, словно в мозгу вспыхнула лампочка. Возможно, виной тому был кондитерский шедевр и ни с чем не сравнимое удовольствие от его поглощения. В любом случае на мгновение Юлька почувствовала себя гением. Хотя у творческих людей такое случается.
Накануне Юлька случайно посмотрела серию популярной «полицейской» кинодрамы. Назывался сериал «На темных улицах», а лицо одного из актеров – Михаила Оленина – показалось Юльке очень знакомым. И только сейчас, дожевывая кусок торта, она поняла: актер Оленин, он же персонаж лейтенант Олейников, как две капли воды похож на их мэра Андрея Бударгина. Ну просто близнецы-братья! Как это она раньше не заметила?! – У мужчин один и тот же удлиненный овал лица, узкий правильный нос, выраженные скулы, длинные пальцы и глаза, яркие, синие, словно в них плещется море и невозможно оторвать взгляд. Они оба чем-то напоминали римских аристократов времен Юлия Цезаря, то ли гордой посадкой головы, то ли манерой разговора, а может, присутствием той самой харизмы.
Есть! Есть идея, Егор Петрович! Как раз для первоапрельского выпуска. Смотрите сюда… – Она подскочила к компьютеру, набрала в строке поиска название сериала и вывела на экран фотографию актера. – Вот!
– Сорнева! Вот – это что? – не сразу понял Заурский. – Объясняйся понятней!
– Чтобы нам, дуракам, тоже было понятно, – съязвил Тымчишин, разглядывая фотографию.
– Егор Петрович! И вы, ребята, смотрите внимательно! Кого вам напоминает актер Михаил Оленин, он же отважный лейтенант Михаил Олейников?
– Не удосужились даже имя персонажу новое придумать! – возмутилась Мила Сергеевна. – Оленин-Олейников… Это почти одно и то же! Ну киношники, сплошные халтурщики!
– Он похож на нашего Бударгина, – вдруг оживился главред. – Так-так! Уже интересно!!! Лицо точно как под копирку. Почему я не увидел сходство раньше?!
– И мы дадим в первоапрельском номере статью: наш мэр и актер Оленин – двоюродные братья. Как вам? – Юлька начала развивать понравившуюся идею. – Сделаем на первой полосе коллаж из их фотографий – фамильное сходство налицо, так сказать. Придумаем историю про детство – как росли вместе, теперь общаются не так часто, как хотелось бы, поскольку оба занятые люди, и еще что-нибудь для привлечения читателей. Потом, конечно, опровержение дадим. Мэр у нас вроде человек понятливый, с чувством юмора… А Оленин или Олейников… Он никогда и не узнает о нашей публикации. Где мы, а где Москва? Ну, или Питер! А мы в Сибири!
– Ну умница, подруга! – опередил коллег Вадим Тымчишин. – Красава-идея! Лучше не бывает! Горжусь твоей головой! Умница! А похожи ведь! Может, будто их правда одна мать родила?
– Ага, или у них один отец. Индийское кино, серия первая, – парировала Юлька.
– Тогда в следующем номере напишем: это была первоапрельская шутка, спасибо, дорогие читатели, что оценили и посмеялись вместе с нами, – заключил Егор Петрович. – Ну молодца, Сорнева, молодца! Газета разойдется влет.
Юлькина идея пришлась как нельзя кстати. Первое апреля наступило, статья и правда получилась цепляющей. Но вот случившееся после публикации… Такого ни главред, ни Юлия не ожидали. Статья вызвала множество позитивных откликов, причем даже после появления шуточного опровержения некоторые читатели никак не желали верить в отсутствие родственных связей между мэром и известным актером. Самому мэру шутка тоже понравилась – его друзья и даже теща искренне радовались новому «родственнику» и спрашивали, почему мэр не рассказывал об этом раньше. В общем, обсуждали статью долго.
А потом Егора Петровича Заурского пригласили к Бударгину на аудиенцию. Естественно, все грешили на статью, и Юлька начала волноваться. Мало ли что! Люди у власти, они ведь ненадежные, особенно по отношению к журналистам. Сегодня могут симпатизировать, а завтра подвергнут жесткой обструкции. Однако вскоре выяснилось, что опасалась она напрасно – главред с аудиенции вернулся довольный и сразу пригласил Сорневу в свой кабинет.
– Ну, Юлька, с тобой не соскучишься! Давно так не смеялся!
– Егор Петрович, не томите! Я так за вас переживала…
– И зря! Мэр наш оказался большим оригиналом – ему твой материал очень понравился! Смеялись вместе. Теперь просит связаться с актером Михаилом Олениным и пригласить его к нам на День города. То-то народ порадуется!
– Нас просит? – удивилась Юлька. – У него же куча народу без дела болтается… Пресс-служба большая, отдел культуры, наконец. Вот пусть они актера и ищут. На каких условиях мы его приглашать будем?
– Не получится отвертеться, Юлечка, – вздохнул главред. – Я уже обещал.
– Ну вот здрасте, Егор Петрович! Идею придумай, статью напиши, а потом еще и сказку сделай былью сам! Так получается? Вы наказать меня за инициативу решили?
– Да нет же! – Егор Петрович продолжал оставаться в хорошем расположении духа. – Газета, в твоем лице, но с моей помощью, берется организовать встречу актера с жителями нашего города. Оплачивает все администрация. А мы еще и право на эксклюзивное интервью получаем: невозможное возможно, надо только уметь мечтать и так далее. Уж не откажите, госпожа Сорнева!
– А можно еще и билеты на творческую встречу среди читателей разыграть! – как настоящая журналистка, Юлия уже включилась в работу.
– Вот это дело! Надо еще подумать… из такой ситуации для нашей газеты можно много чего полезного выжать… Молодец ты, девочка! Ей-богу, молодец!
– Ой, Егор Петрович, умеете вы уговаривать! – польщенно засмеялась она.
И Юлия приступила к поискам актера Оленина. Поначалу казалось, выйти на след знаменитости будет легче легкого. Но на самом деле… Весь день Юлия «провисела» на телефоне. Первый звонок она сделала на телеканал, транслировавший сериал «На темных улицах». Там ей дали номер телефона, по которому никто не отвечал, потом еще один номер, а потом еще и еще. «Не на ту напали! Я все равно справлюсь!» – убеждала себя обескураженная Юлия. Несколько часов журналистка не расставалась с телефоном и бесконечно набирала одни и те же номера, после чего ей наконец повезло. Девушка, ответившая на звонок, представилась и, кажется, была готова поговорить с Юлией:
– Добрый день, вы разговариваете с Луизой Юнис. Я сопродюсер проекта «На темных улицах».
– Только не бросайте трубку! – жалобно попросила Юля. – Выслушайте меня, пожалуйста!
– Да пожалуйста… – охотно согласилась Луиза.
Юлька начала рассказывать про статью в их газете, про удивительное сходство мэра и актера Оленина, заикнулась и про приглашение на творческий вечер к ним на День города, но разволновалась, и вышло как-то не очень понятно. Сумбурно и скомканно.
– Девушка, теперь послушайте меня, – прервала ее обладательница затейливой фамилии Юнис. – Я ничего не поняла. Кто на кого похож, какой мэр и при чем тут Михаил Оленин? Впрочем, ладно. Мы сейчас как раз обсуждаем съемки на натуре… В одном из сибирских городов, недели на две-три. Если ваш мэр готов нас принять, можем приехать именно в ваш город. Проблем с творческой встречей не будет. Но, конечно, не бесплатно! Все расходы оплачивает принимающая сторона. Плюс гонорар Михаилу. Вы готовы? Если да, начнем обсуждать условия. А там разберемся, с кем встречаться и кто на кого похож.
– Готовы! Конечно, готовы! – Юлька аж запрыгала на стуле и закричала, обернувшись к Тымчишину: – Вадик! Я их нашла! Актера нашла, и они к нам приедут! Ура!!!
– Ну кто бы сомневался! Сумасшедшая ты наша! – в привычной манере отреагировал тот.
– А раньше говорил, я умница! – притворно обиделась Юля.
– А я не отрицаю! Ты и есть сумасшедшая умница! – «отбил подачу» Вадик.
Дальше действие разворачивалось как в кино – множеством событий на единицу времени. Юля познакомилась кое с кем в городской администрации, в трехстороннем порядке обсудили условия размещения звездных гостей – ничего из ряда вон выходящего, приверед в съемочной группе не оказалось, и вот наступил день «икс»: на солидном служебном минивэне они с Вадиком отправились в аэропорт встречать знаменитостей из Северной столицы.
Актеров Михаила Оленина, Алексея Погудина и Настю Капцову они узнали сразу. Еще в группе было два оператора и помощница-гример. Луиза Юнис оказалась миниатюрной яркой брюнеткой с синими глазами и сразу заговорила с Юлькой так, как будто они были знакомы тысячу лет.
– А мы все в ваш автобус уместимся? У нас два оператора, помощница и техника…
– Еще как уместитесь! – поспешила успокоить Луизу Юлька.
По дороге из аэропорта она наконец рассказала историю про то, кто на кого похож и почему актеры приглашены в гости именно в их сибирский город. Первоапрельская газетная «утка» про «близнецов-братьев» всех рассмешила, и в первую очередь, самого Михаила Оленина.
– Ну вы даете, ребята! Просто фантазеры. Классная, красивая идея! Вот мне бы и в голову такое не пришло.
Вообще, питерские знаменитости показались Юле очень приятными и интересными людьми. Никаких понтов, никакого выпендрежа! «Звездная болезнь» в легкой форме была только у Насти Капцовой – девушке все время хотелось выделиться и показать себя в лучшем свете, но ей это удивительно шло и никого не напрягало. Внешностью Настя однозначно выделялась, словно была с другой планеты: длинная коса и бледная кожа контрастировали с черными, как угольки, раскосыми глазами, будто «неизведанными озерами души».
Первый день высадки «творческого десанта» был посвящен общению с мэром, а на следующий запланировали встречу с горожанами в кинотеатре.
Как-то так само собой получилось, что Юля сопровождала артистов везде, словно была администратором их группы.
– Егор Петрович, я так с ними устаю, – пожаловалась она главреду.
– Юля, ну ты уже такое провернула… еще две недели пережить можно. Тем более ты не просто смотришь, как идут съемки, а материал готовишь.
Коллеги начали подтрунивать над Юлей, называя ее светской обозревательницей и расспрашивая, интересно ли ей освещать жизнь звезд телеэкрана.
– Ты только не зазнавайся, Сорнева, – ерничала Мила Сергеевна. – Сегодня мы, журналисты, пишем про звезд, а завтра опять про унитазы, лопнувшие трубы и другие коммунальные проблемы.
– Мила Сергеевна, некогда мне зазнаваться, у меня работы завал! Второй съемочный день. Завтра нужно с машинами договориться, в ущелье народ отвезти. Все необходимо делать в темпе, все успеть.
– А они тебе платят за помощь?
– Не смешите меня, Милочка Сергеевна! Но мне зато Егор Петрович усиленный гонорар обещал.
Поскольку шутки по поводу Юлькиной общественной нагрузки не прекращались, то она просто перестала обращать на шутников внимание. Вот и на сегодняшней планерке ехидное замечание Вадика предпочла пропустить мимо ушей. Только бы главред не заметил, что из-за всех этих хлопот она не может сосредоточиться на своих рутинных обязанностях. Главред тем временем продолжал мотивировать сотрудников:
– Материалы должны быть глубже и готовиться тщательней!
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ворвалась встревоженная секретарь Валентина:
– Юля! Сорнева! Тебя срочно к телефону!
– А позже нельзя? После планерки? Там «горит»? – Главред не любил неожиданностей, не любил, когда ход планерки прерывался вот так, незапланированным появлением сотрудников.
– Там что-то случилось, Егор Петрович! – Валентина страшилась гнева начальства, но дело было действительно важным.
Выйдя следом за Валентиной в приемную, Юля взяла трубку. Звонила Луиза Юнис и прямо-таки захлебывалась от крика:
– Юлька! Юлька! Срочно приезжай в гостиницу! У нас труп! Юля, ты меня слышишь?! Я не знаю, что делать! Представляешь, у нас труп?
Глава 2
Второй съемочный день начинался вполне обычно. Настроение у сопродюсера Луизы Юнис было великолепным, коль в своих предположениях она не ошиблась.
Дело в том, что сериал «На темных улицах» демонстрировался на телевизионных экранах уже несколько лет и начинал вызывать вопросы у инвесторов. В смысле, а не прикрыть ли надоевший проект, который становится убыточным? Когда сериал только стартовал, он одним из первых начал воспевать романтику профессии, а потому служил инструментом героизации полицейских и их работы. Логика была такая: бандиты, конечно, круты, но если полицейские их ловят и обезвреживают, значит, полицейские еще круче. Это Луиза прекрасно понимала. Но время шло, и появлялись десятки «клонов» – историй о хороших полицейских, воюющих со злом. И в каждом новом сериале сценаристы изощрялись все больше и больше, воплощая то самое «зло» во все новых и новых формах. Поэтому рейтинг «На темных улицах» стал снижаться, зрительский интерес угасал и проект оказался под угрозой закрытия. Собственно, как и множество других. Рейтинг, как известно, – один из самых важных критериев, по которому определяют, жить дальше фильму или не жить. Съемки некоторых киноисторий, стартовавших одновременно с «На темных улицах», уже прекратились.
Накануне звонка Юлии Сорневой продюсеры приняли решение: снять еще пять серий, а потом взять паузу и посмотреть, как отреагирует на это зритель. А зритель вполне мог и не заметить исчезновения «На темных улицах» с экрана, что означало… В общем, уже ясно, что бы это означало. Поэтому выезд на натуру, в красивый сибирский городок, где актеров почти с оркестром и красной дорожкой встречала местная администрация, оплачивая гостиницу, транспорт и питание, показался Луизе подарком судьбы.
Отвечая на звонок девчонки-журналистки из далекого сибирского городка, Луиза как-то сразу прониклась к ней доверием и симпатией. А заодно поняла, что это ее, Луизы Юнис, личный шанс. И таки уговорила руководство снимать последние пять серий именно в Сибири. Рассчитывая, само собой, на возрождение высоких рейтингов. Луиза схватила удачу, как голодная щука хватает наживку, и отпускать не собиралась. Из «топовых» фигур их продюсерского центра ехать в Сибирь не захотел никто. Поэтому Луизу отправили в командировку старшей творческой бригады, а режиссер как-то не очень убедительно пообещал вскоре «подлететь». Для Юнис это был фарт, чистое везение! А еще прибавьте к этому действительно феноменальное внешнее сходство актера Мишки Оленина с главой города! На таком необычном совпадении можно было неплохо заработать всей съемочной группе. Так чего гневить бога!
Луиза Юнис работала «в сериале» год, и только три месяца назад стала называться сопродюсером. И это была ее первая самостоятельная командировка. Она была настроена стараться изо всех сил и дать продюсерскому центру понять, что может приносить пользу и деньги.
На самом деле ничего особенного в должности сопродюсера не было. Луиза должна была помогать режиссеру и исполнительному продюсеру. Все другие продюсеры – линейный, административный, креативный, ассоциированный – считались куда главнее ее. Но это Луизу не смущало – она очень любила кино и мечтала о нем с детства.
У нее были замечательные папа и мама, которые преподавали экономику в престижном питерском университете. Казалось бы, единственная дочь была «обречена» стать экономистом, но неожиданно для родителей Луиза взбунтовалась:
– Я не хочу быть экономистом! Мне скучно с цифрами.
– Какая скука, Луиза?! Экономист сегодня – это востребованная и хорошо оплачиваемая профессия! – Папа действительно говорил правду.
Но дочку не так просто было сбить с толку.
– Папа, ты не на лекции! Услышь меня, пожалуйста! Я не хочу быть экономистом! Мне не нравится эта работа. Не нраа-вииит-сяяя!
– Хорошо, – папа считал себя демократом. – И кем ты хочешь быть?
– Я хочу сниматься в кино, быть актрисой.
– Ребенок, ты сошла с ума? Разве у тебя есть задатки для этой профессии? Да и какая это профессия? Будешь всю жизнь зависеть от прихотей режиссера! Конечно, будущая специальность – это твой выбор, твое решение. Но и мнение родителей нужно учесть.
Луиза понимала: никакого права на «собственное решение» у нее нет, придется «пробивать» его, как снегоочиститель пробивает дорогу после бурана. Еще девушка, как ни горько было в этом признаваться, осознавала и отсутствие у себя настоящего таланта. Тут папа прав, нет у нее задатков актрисы, а одного желания мало. Поэтому Луиза поступила на юридический факультет, закончила его и устроилась юрисконсультом к папе в университет.
Работать юрисконсультом оказалось неимоверно скучно. Каждый день как предыдущий – скука, серость, тотальная предопределенность и гнетущее понимание того, что и следующий день будет точно таким же. Поэтому, когда Луизе попалось в газете незамысловатое объявление «Для работы над телевизионным проектом требуется помощник администратора», она ни секунды не сомневалась и сразу же решила поехать по указанному адресу.
Продюсерский офис располагался в историческом центре. Угрюмый охранник молча показал на нужный кабинет пальцем. Луиза аккуратно постучала в дверь. За дверью обнаружилась полупустая комната с большим прямоугольным столом и компьютером. За компьютером на продавленном стуле сидел неопрятный и небритый мужчина в мешковатом свитере. Удивительно, но эта неряшливость, равно как и щетина, не раздражали, а казались стильными, делали мужчину особенным.
– Я по объявлению! Хочу устроиться помощником администратора в новый телевизионный проект, – бойко произнесла Луиза.
– Ну, скажем, не такой новый… Это в объявлении напутали. А что мы умеем? – поинтересовался мужчина. – У вас есть опыт работы в киноиндустрии?
– Нет! Но у меня есть высшее юридическое образование. И большое желание! Я вам пригожусь, – заверила его Луиза.
– Пригодишься?! – удивился собеседник. – А что же, адвокат из нас не получился? В кино тянет?
– Тянет, – согласилась девушка.
– Плохо дело, – подытожил бородач и вновь уставился на экран компьютера. – Кино – это сумасшедший дом, а в сумасшедшем доме долго находиться нельзя, сам сойдешь с ума. Соображаешь?
– Соображаю. Но все равно очень хочу.
Луиза замолчала. Аргументы закончились, что делать дальше, она не знала. Мужчина подтянул слишком длинные рукава свитера, почесал заросший подбородок и оторвался от монитора.
– Как звать?
– Луиза Юнис.
– Это псевдоним или настоящие ФИО?
– Настоящие. Юнис – такая фамилия и в паспорте.
– А я Матвей Усольцев. Будем знакомы. Ну что же, несостоявшийся адвокат Луиза! Возможность сломать шею об киношные препятствия у тебя появилась. Жду завтра к десяти, и не опаздывать!
– Спасибо! Матвей… как ваше отчество?
– У нас без отчеств. Матвей, и точка.
– Спасибо вам, товарищ Матвей!
Домой девушка не шла, а летела на крыльях счастья. Она будет работать в кино! Родителям было объявлено: она нашла более интересную работу и поэтому из их института увольняется.
– Претензии родителей не принимаются! Я уже большенькая, – расхрабрилась Луиза.
– Может, тебе еще раз все взвесить и хорошенько подумать? – Папа начал волноваться.
– Папа, прежде чем принять решение, я хорошо подумала! Не волнуйтесь. Ваша девочка не по годам разумна и рассудительна, но ей скучно работать юрисконсультом.
Тут папа вновь вспомнил о «самостоятельном решении», но Луиза уже хорошо знала, что последует за папиной фразой: ее будут убеждать еще подумать, а потом отказаться от того самого «самостоятельного решения». Поэтому, собрав волю в кулак, Луиза заявила:
– И вообще! Мне пора начинать самостоятельную жизнь, оторваться от вашей «пуповины», а то вы меня задушите своей любовью и опекой.
И вскоре съехала от родителей, сняв квартиру поближе к новой работе.
Мечта сбылась – нынче она принадлежала к миру тех волшебников, что «делают кино». Киновселенная открывалась для Луизы постепенно, шаг за шагом, пробуждая фантазию и вызывая бурю чувств и эмоций. Некоторые ожидания сразу оправдывались, а другие возникали в новом качестве, реальность словно меняла цвет, из серой становясь яркой, красочной, и это только подогревало воображение.
– Фильм – это жизнь, с которой вывели пятна скуки! – Матвей Усольцев частенько цитировал бессмертного Альфреда Хичкока.
С Усольцевым было невероятно интересно, и эта интересность возрастала каждый день, как скорость самолета при наборе высоты. Классический образ, возникающий в воображении почти каждого при упоминании слова «кинорежиссер» – человек, размахивающий руками и отдающий в рупор команды актерам, к Матвею не имел никакого отношения. Да, режиссером оказался именно Усольцев. Однако голоса на съемочной площадке он никогда не повышал. Матвей вообще был какой-то домашний, спокойный и рассудительный. Если бы Луиза не знала, что он режиссер популярного криминального сериала, то на улице запросто приняла бы за скромного инженера в ожидании аванса.
И хотя одевался Матвей странно – старые темные куртки на несколько размеров больше нужного, мятые беретики, растянутые свитера, это было не важно. Луиза поняла о нем главное: во-первых, он настоящий профессионал в своем деле и просто фонтанирует идеями, а во-вторых, очень добрый человек. Да и сериал «На темных улицах» оказался хорошо знакомым. Шел он уже не первый год, успел полюбиться многим, а уж просто узнавали отважных питерских полицейских буквально все телезрители.
Новая работа оказалась несложной и не требовала квалификации юриста. Она вообще ничего не требовала, кроме быстрых ног. Нужно было выполнять задания администратора – энергичной дамочки бальзаковского возраста, – но выполнять быстро и качественно. Звали дамочку просто Ольгой.
– А отчество? – Луиза совсем забыла о местных порядках, а женщине, по ее мнению, было уже «далеко за…».
– Меня можно без отчества. Ольга Шаповалова. Можно просто по фамилии. Я еще не старая.
Луиза пожала плечами. Да, среди юристов так обращаться к коллегам не принято. Но тут, как говорится, «со своим уставом в чужой монастырь…». Ольга, так Ольга! Тем более в этом «киномонастыре» девушке нравилось. Все было необычным и новым.
Раньше Луиза, как, впрочем, и любой телезритель, даже не догадывалась о тонкостях организации съемочного процесса. Например: откуда берется снег летом или где достать слона? А сейчас она сама отвечала за множество вещей – реквизит, костюмы, еда и вода для актеров и группы. Зачастую съемочный день переходил в съемочную ночь. Девушка иногда ощущала себя этакой «белкой в колесе», которая бежит из последних сил, прилагая максимум усилий для того, чтобы просто держать темп, но ей это не просто нравилось, а добавляло адреналина. Ведь она наконец оказалась на «территории кино», то есть в мире своей мечты, и за это еще платили деньги.
Актеры оказались славными ребятами. Веселыми, спокойными, с чувством юмора, но мгновенно преображавшимися при слове «Мотор!». Сериал снимался уже несколько лет, они научились без слов понимать друг друга и были одной командой. Луизу Юнис приняли в эту команду так, как море принимает попавшие в его бездну ракушки – вода быстро смыкается над головой, и ты уже там, на большой глубине, и живешь по ее законам, удивляясь красоте подводного мира.
Луизе сразу понравилась Настя Капцова. Девушки были ровесницами, общие темы для разговоров нашлись тут же. Анастасия, как человек творческий, всегда была влюблена – это было ее хроническим состоянием, необходимой подпиткой для нежного организма. Один роман плавно перетекал в другой, а в настоящий момент Капцова была влюблена в Алексея Погудина, игравшего в сериале старшего лейтенанта Прокудина. Настя страдала (а как же!), но делала это тихо, предпочитая в перерыве между съемками донимать вопросами Луизу, которую выбрала себе в наперсницы. Начинались все разговоры одинаково:
– Как ты думаешь, он ко мне неравнодушен?
– Думаю, да! – искренне отвечала Луиза. – Вы же сейчас в кадре так целовались!
– Да ну… Это же моя героиня влюбляется в коллегу… по сценарию. Тем более она быстро разочаруется. Я тебя про другое спрашиваю.
– Как же про другое? Он тебя так целовал! – удивлялась Луиза.
Вообще, между реальной жизнью и киношной было много общего.
Например, сценарист специально дал героям имена, относительно похожие на настоящие имена актеров: героиня Насти Капцовой звалась Анастасией Купцовой, Михаил Оленин «стал» Михаилом Олейниковым, а Алексей Погудин «превратился» в Алексея Прокудина. Складывалось ощущение, будто актеры играли сами себя. Правда, это не касалось эпизодических персонажей.
Поэтому Луиза ничуть не удивлялась Настиной влюбленности в Алексея – по сценарию ее героиня влюблена в его героя, есть постоянные совместные сцены с поцелуями, вполне логично, что киночувство переросло в реальную влюбленность.
А еще Луизе было очень приятно, когда и Матвей, и администратор Ольга Шаповалова отмечали ее рвение и желание влиться в коллектив.
– Правильно стараешься! У нас или надрываться надо, или совсем здесь не работать. А ты хороший юрист? – как-то обратился к ней Матвей.
– Никто не жаловался, – честно призналась Луиза.
– Молодец! Ты толковая, у тебя получается!
Луиза зарделась от похвалы, а на следующий день Матвей ее повысил – перевел на должность сопродюсера, и теперь она должна была помогать не администратору Ольге, а главному человеку на площадке – режиссеру Матвею Усольцеву. О таком ей и не грезилось! Теперь она тоже могла (раньше было не по статусу) вслух цитировать любимого Хичкока.
– Я знаю идеальный способ вылечить больное горло: перерезать его! – и весело смеялась вместе с Матвеем, когда кто-то фыркал, не оценив цитаты.
Теперь Луиза подавала заявки на монтаж, озвучивание и съемку, внедряясь в процесс кинопроизводства все сильнее и сильнее. И девушка прямо-таки замирала от счастья – теперь работа стала ее любимым делом!
Поездку в Сибирь она восприняла как шанс проявить себя и, в перспективе, подняться еще на одну ступеньку по карьерной лестнице. Она будет работать самостоятельно, все подготовит к съемкам, а через несколько дней прилетит Усольцев и останется доволен. Луиза верила в свои силы, и от этого было радостно.
Но идеальный план, как оно обычно и случается с идеальными планами, «приказал долго жить» уже на второй день. На утро была запланирована съемка в красивейшем ущелье недалеко от города. Однако, когда участники съемочной группы расселись по своим местам в автобусе, выяснилось – не хватает оператора Алика Царева.
– Забухал Царек… – предположил второй оператор Ким Васютин, – вчера весь вечер по гостинице с банкой пива мотылялся. Ким был худой, маленький и жилистый, и когда камера лежала на его плече, то казалось, что ноша слишком тяжела. А вот к Алику камера вписывалась: органично-крупный, с мощной шеей и налитыми мышцами, с кудрявой шевелюрой и будто бы мифическими зелеными глазами, которые цепляли и притягивали к себе. Вот такая броская киношная внешность, ему даже предлагали сняться в эпизоде, но Алик отшучивался, поясняя, что братья Люмьер, которые когда-то изобрели камеру, его не поймут.
Нужно было возвращаться в гостиницу (Луизе, а кому же еще?) и будить безответственного Царева. Каждый час на счету, откладывать съемки и пропускать съемочный день никак нельзя.
– Ждите, я скоро! – Девушка резво выскочила из автобуса.
На стук в дверь Царев не ответил. Луиза постучала сильнее, затем толкнула дверь, и та внезапно открылась. Оператор сериала «На темных аллеях» Алик Царев лежал на полу около кровати. Луиза как-то сразу поняла, что он мертв. Поняла, и все тут.
Глава 3
Юля Сорнева за свою «газетную» жизнь научилась чувствовать неприятности задолго до их появления. Так опытная хозяйка без труда узнает по запаху, какие блюда готовятся на кухне, не заглядывая туда. На судьбу, проблемы эти подкидывающую, Юля не обижалась. Глупо жить, надеясь, что желаемое преподнесут тебе на блюдечке с голубой каемочкой, а все беды достанутся другим. Каждое событие в жизни не случайно. Неприятности тоже. Главное – понять, зачем это случилось и какой урок ты можешь извлечь из случившегося. Главное-то главное, но как правильно прочесть знак судьбы? Прочесть и обойти неудобность в нужном направлении. Юлин коллега Вадик Тымчишин тоже видел в ударах судьбы пользу, соглашаясь с народной мудростью «за одного битого дают несколько небитых».
Но вот именно в этот раз Юля никаких неприятностей не чуяла. Казалось, все идет как надо, один сплошной позитив и единство творческих порывов. А потому, когда услышала в телефонной трубке плачущий голос Луизы Юнис, то сначала растерялась.
– Луиза! Какой труп?! Что случилось?!
– А-а-а-лик Царев. Умер! Прямо у себя в номере! Приезжай! – Девушка захлебывалась в рыданиях.
Юля сразу поняла – дело серьезное, с такими вещами не шутят, и пообещала немедленно приехать. Но сначала нужно было поставить в известность главреда.
Планерка еще не закончилась, коллеги смотрели на встревоженную Сорневу с любопытством.
– Егор Петрович, мне нужно срочно уехать! У актеров что-то случилось. Похоже, у них оператор умер.
– Умер? Этого еще не хватало! Ведь мы их пригласили… Конечно, поезжай!
– Я с тобой! – быстро сориентировался Вадик Тымчишин.
Когда они выходили из кабинета, Юля услышала язвительный комментарий Милы Сергеевны – не смогла ответственный секретарь удержаться от «шпильки»:
– Сорнева, умеешь ты притягивать неприятности! Все у тебя не слава богу!
Коллеги уселись в видавшую виды «Тойоту», и Вадик сорвался с места как заправский гонщик. Юлька только пискнула:
– Ремень! Ремнем не пристегнулась!
– Пристегивайся! Права Мила, вокруг тебя все время что-то случается.
– Я, между прочим, не просила тебя со мной ехать! – возмутилась Юлька.
– Молчи уже! Тебя одну отпускать нельзя!
Гостиница располагалась неподалеку, и сильно поссориться Юля с Вадиком не успели. Спустя десять минут журналисты уже поднимались на второй этаж в номер, где случилось пока неизвестное «страшное».
– Луиза «Скорую» вызвала? А полицию? Полиция на съемках сериала про полицию! Как тебе заголовок для сенсации? А снимать они дальше будут? – принялся болтать Тымчишин, видимо, здорово нервничая.
– Ну откуда же я знаю… – простонала Юля, – сейчас все и выясним.
– Юля, как хорошо! Ты приехала! – бросилась к ней заплаканная Луиза.
У приоткрытой двери в номер топтались, помимо сопродюсера, растерянная горничная в форменном платье и белом фартучке, крепкий мужчина с бейджем «Охрана» и блондинка средних лет с ярко-красными губами (директор гостиницы, как выяснилось впоследствии). Заглянув внутрь, Юля увидела мертвого оператора Алика Царева.
– Ты вызвала «Скорую»?
– Да! И «Скорую», и полицию уже вызвали! – Луиза кивнула на горничную.
– А что случилось? Вчера же было все нормально? – спросила Юля.
– Вчера – это было вчера, а сегодня – это сегодня, – философски, но совершенно не ко времени изрек Вадик.
– Что случилось? Что у вас тут? – появился врач «Скорой помощи».
Следом за врачом в номер Царева просочились и остальные.
– Я еще и полицию вызвала, – доверительно сообщила дамочка, оказавшаяся администратором.
– А вы кто? – поинтересовался Тымчишин у стоящей рядом женщины, словно был тут самым главным действующим лицом.
– Я, между прочим, директор гостиницы! – обиженно сообщила блондинка и пожевала губами. – А ваша Юля, – женщина показала пальцем на Сорневу, – у меня номера для актеров бронировала. А оно вот как получилось… – Директриса явно была возмущена безобразным поведением оператора, посмевшего умереть в ее гостинице.
– Ну, кто ж знал? – Вадик не давал своих в обиду. – Они же кино снимать приехали, а не помирать. Он же не специально! Он, может, и не хотел вовсе. Он, может, пожить еще хотел! И Юля тут совсем ни при чем.
Луиза Юнис продолжала плакать: ей и Алика было жалко, и себя саму.
Все летит в тартарары! Как снимать дальше с одним оператором? Весь съемочный процесс под угрозой. Ее не только не похвалят за организаторские способности, но могут и уволить, а для нее это катастрофа: она без кино, как без воздуха – не сможет дышать.
Но, конечно, Алика было жальче. Она-то жива… Девушка сразу поняла, как только увидела лежащее на полу тело, что оператор бесповоротно мертв. Она пыталась нащупать пульс, но рука была холодной и безжизненной.
Юлька, в свою очередь, думала о том, как хрупка грань между жизнью и смертью. Кошмар! Еще недавно оператор был живой: пил пиво, строил планы на будущее, и вот…
– Может, сердце? – решилась спросить она у врача.
– Нет, это убийство, – мрачно ответил тот. – Вашего коллегу убили.
В комнате повисла гнетущая тишина. Было слышно, как шуршат лежащие на карнизе за окном листья. Побледневшее лицо директора гостиницы цветом практически сравнялось с платиновой шевелюрой.
– Вот убийства нам не хватало! – воскликнула она.
Тут Юлька взяла себя в руки и вспомнила о профессиональном долге.
– Луиза, вспоминай, что вы делали вчера! – обратилась она к заплаканной девушке. Потом обошла вокруг лежащего тела несколько раз.
– Да я и не забывала… – обиделась Юнис. – Надо Усольцеву срочно звонить. Вот беда! Что же теперь будет?!
– Луиза, это важно! Расскажи про вчерашний день! – не отставала Юлька.
– Первый день съемок – это всегда раскачка. До обеда ты нам экскурсию по городу организовывала…
– Так это же всего на полтора часа, не больше.
– Мы в музее задержались: чай пили там, с какими-то ветеранами фотографировались…
– Не тяни, давай дальше! – Юля была нетерпелива: убийство кинооператора – это вам не рядовой скандал в шоу-бизнесе!
– Дальше работали. Съемки были на натуре, на поляне в парке, которую мы с тобой накануне смотрели.
– Царев был с вами?
– Конечно, он снимал. Еще гудел все время – света ему мало было. Теперь ничего не надо – ни света, ни кадра…
– В музее он тоже был?
– Был. Знаешь, я вспомнила! Алик же ваш, местный!
– Как наш? Ты ничего об этом не говорила.
– А ты не спрашивала, да я и сама не знала. Мы когда по городу в автобусе ехали, он со мной рядом сидел, в окно смотрел и как-то тихо сказал: «Вот там был мой дом, а рядом школа».
– Ты ничего не путаешь? – хором спросили Юля и Вадик.
– Да не путаю, не путаю. Нас потом экскурсовод отвлекла, и я про это забыла, а сейчас вспомнила. Точно, он про школу и про дом говорил, а потом я на другое переключилась.
Врач «Скорой помощи» тем временем закончил осмотр, снял перчатки и закрыл свой чемоданчик.
– Полицию дождемся. Здесь для них работа.
– Я старшая группы – Луиза Юнис. Скажите мне, что произошло, мне надо в продюсерский центр срочно докладывать.
– Успеете еще доложить. Я сначала с полицейскими переговорю. Впрочем, скрывать особо нечего. Смерть насильственная, наступила от удушения. Вашего коллегу сначала ударили по голове, оглушили, а потом задушили. На шее имеются кровоподтеки, переломы хрящей гортани. Все остальное только после вскрытия.
Луиза снова зарыдала. Она впервые видела труп так близко, и это было не киношное представление, а настоящая, реальная жизнь. Раньше смерть существовала где-то далеко от нее: на экранах телевизоров, на страницах газет, но чтобы вот так…
– Алик! Ну почему?!
– А вот и полиция, – врач обернулся к входящим в номер мужчинам.
Следственная группа состояла из пяти человек – вроде бы немало, но, войдя в помещение, они словно растворились в гостиничном номере, поскольку каждый немедленно занялся своим делом: один осматривал труп и проверял содержимое карманов, другой фотографировал, третий с помощью пинцета складывал в прозрачные пакетики предположительные улики вроде волос. Еще один о чем-то тихо говорил с врачом, держа в руках протокол. В это время эксперт обрабатывал ладони погибшего дактилоскопической пленкой, производил забор проб воздуха и упаковывал в пакеты стаканы, стоявшие на тумбочке.
– Следователь Сергей Уткин. А вы кто будете, молодые люди? – враждебно обратился к Юле и Вадику невысокий тщедушный мужчина.
Тымчишин, наблюдавший за работой следователей, ответил ему в тон:
– Мы те, кто вам всегда не нравится. Журналисты местной газеты.
Вадим своей неприязни к следакам не скрывал. Впрочем, неприязнь была взаимной. Каждая из сторон обвиняла противников, мол, только и делают, что «вставляют палки в колеса» и мешают работать.
– Очень интересное заключение, – раздраженно сказал следователь. – А здесь вы с какой целью? Сенсацию караулите?
Луиза поспешила снять напряжение.
– Меня зовут Луиза Юнис. Алик Царев… покойный… работал со мной. Это местные журналисты, наши друзья, я просила их приехать.
– Зачем вы просили? Могу я посмотреть их документы? Паспорт, например. И зачем нам тут журналисты? Я их не звал.
Пока Луиза объяснялась, Юля обдумывала свежую неожиданную информацию. Оказывается, Алик Царев был родом из ее родного города, но признаваться в этом не спешил. Или просто не считал нужным? Сорнева знала сколько угодно случаев, когда люди не хотят возвращаться в город своего детства. Причины бывают разными: и боязнь разочарований, и нежелание воскрешать в памяти события, ранящие душу до сих пор.
– Накаркали, дорогие коллеги, – тихо сказала она Тымчишину. – Кто там меня в гламурности нынче упрекал?
– Беру свои слова обратно.
– Теперь, похоже, к гладкому материальчику о кино надо добавлять убийство. Адская смесь.
– Знаешь, у нас в детстве такая загадка была пикантная: «В темной комнате на белой простыне…»
– Вадик, я тупая, ты мне сразу ответ скажи.
– Кино это, подруга. Самое обычное кино.
– Вадик, ты это к чему?
– Да ни к чему. Просто вспомнил. Ты же кино с ними снимала. Вот в кино всякое бывает. Чудеса происходят без причин, как и трагедии. Жалко парня. По пьянке так получилось, что ли? Кстати, а с кино у вас дальше как?
Луиза вытерла слезы.
– Завтра режиссер прилетает. Думаю, съемки продолжим без Алика. Добавим несколько съемочных дней, хотя это и плохо. Нам материал вовремя надо сдать, ведь условия проката нарушить нельзя. У нас договор жесткий и неустойки.
Тем временем следователь Уткин не успокаивался.
– А вы задержитесь, граждане журналисты. Расскажите мне, зачем приехали.
– Да мы, собственно, по звонку Луизы… – начала оправдываться Юля.
У нее была своя техника общения с представителями органов – прикинуться наивной дурочкой, впервые увидевшей сотрудника полиции «живьем». Этот журналистский прием Тычишин цинично называл «косить под милую девушку». Но простенький прием срабатывал, потому как в роль «милой девушки» Юлия Сорнева – журналистка, специализирующаяся на расследованиях убийств и прочих нехороших приключений, вживалась идеально. «Велись» даже самые опытные следователи. Вот и сейчас Юлия изо всех сил демонстрировала восторг и радость от слияния с миром того самого, которое «в темной комнате на белой простыне», и обязательно с красивыми героями и про любовь. Да, была у девушки мечта – написать о таком, а судьба-злодейка возьми и все переиначь.
– Вы знаете, я пишу про то, как в городе снимается кино! А здесь мы не видели ничего! Приехали, а он уже тут лежал. А у вас есть версии? – продолжала резвиться Юля. – А чем его задушили? А где орудие убийства?
– Девушка, какие версии?! Осмотр места происшествия идет полным ходом. Задушен оператор, а что и как, выясним. Это ведь не скоро делается, – тоном наставника объяснял Юле вмиг подобревший Уткин.
– А он один был или с гостями? Покойный, в смысле. В номере вроде чисто, прибрано, бутылок-стаканов нет.
– Я же вам говорю: обстоятельства изучаются.
– Конечно! Кто же у нас в городе преступление раскрывает по «горячим» следам! – не смог удержаться от едкого комментария Вадик.
– А вы, молодой человек, проедете со мной в отделение, – в отместку огорошил его следователь Уткин.
– Это вдруг почему? – Вадик был готов к бою.
– Для беседы. Может, и подписочку о невыезде с вас возьму.
– Ой, ну нет! Это же шофер наш просто. Он же меня из редакции подвозил. И совсем тут ни при чем! – пошла на попятный Юлька.
– А сказали, журналисты!
– Это я журналист. А он шофер, шофер, – затараторила девушка. – Мы вам свои координаты оставим, а нам в редакцию срочно надо, а то главный у нас суровый, знаете, как что, премии сразу лишает. – И говорила все быстрее и быстрее, по опыту зная, как не любят мужчины таких трещоток.
– Ладно, езжайте. Если понадобитесь, найдем, – сжалился следователь.
– Уходим! – Юлька схватила Вадика за руку. – Луиза, я на связи! Мы с Вадимом вниз спустимся, в холл.
Тымчишин был недоволен и брюзжал.
– Ну ты даешь! Шофером меня обозвала.
– А ты бы хотел сначала в «обезьяннике» посидеть, а потом перед Заурским оправдываться? Или мне оправдываться? Зачем ты начал нарываться?
– А он первый начал! – запальчиво сказал Вадик.
– Ага, Вадичек! Самое время выяснять, кто первый начал. Закон на его стороне. Раз видишь – не любит человек журналистов, то и отойди в сторонку. Да и за что нашего брата любить? Не за что. От нас только одни проблемы.
– От тебя, подруга, точно, – согласился неблагодарный Тымчишин.
А Юлька его, между прочим, только что спасла.
Глава 4
Телефон у Луизы просто разрывался от звонков. Она ведь совсем забыла об остальных членах съемочной группы, терпеливо ждавших ее в автобусе. А потому, увидев на пороге номера Настю Капцову, Луиза испуганно ойкнула.
– Ты что тут застряла? Народ уже в бешенстве! – начала было возмущаться Настя, но постепенно выражение ее лица изменилось. – Что случилось? С Аликом что-то?
– Ваш коллега мертв, – следователь Уткин опередил Луизу. – А вы, как я понимаю, актриса Анастасия Купцова?
– Нет, я по паспорту Капцова. Купцова – это моя «киношная» фамилия, – привычно ответила Настя. – Кто мне скажет, что произошло?
– Так вас как в протокол записать? – смешался следователь.
– Капцова Анастасия Михайловна. Куда меня записать? Зачем?
– Вы же знакомы с убитым? Вот и надо вас опросить.
– Убитым? О господи! – вырвалось у нее. – Алик! Как, его убили? Как? Не может быть!
– Может. Вот мы сейчас это и выясняем, – бесстрастно сказал Уткин.
На самом деле следователь Сергей Уткин был в растерянности. Он первый раз видел в жизни живую актрису. Уткин был поклонником известного сериала, а за приключениями красивого лейтенанта Купцовой наблюдал с особым удовольствием. Мужчина никак не ожидал встретить любимую актрису в своем городе, да еще при таких обстоятельствах.
– Давайте начнем сначала. С какой целью вы прибыли в наш город? – наконец справился с собой следователь. Ему очень хотелось, чтобы актриса обратила на него внимание.
– Мы тут серию очередную снимаем, – поспешила с ответом Луиза. – Я же вам рассказывала только что!
– Я не с вами сейчас разговариваю, а с… Анастасией, – замялся следователь, все же запутавшись в фамилиях свидетельницы. – Кстати, а почему съемки проходят именно у нас в городе? Более интересных городов не нашлось? Или как там у вас говорят? Натур?
– Не нашлось, – буркнула Луиза. – Ваш город нам подходит больше остальных, но, как оказалось, подходит не всем.
Если сейчас начать рассказывать про Юлькин звонок в продюсерский центр, про сходство Мишки Оленина с местным мэром, то следователь или ничего не поймет, запутается или, и это гораздо хуже, еще заподозрит кого-нибудь из актеров. Мало ли! Вроде как явились они в этот город не случайно, а по предварительному сговору. Не бывает ничего случайного, даже стечение обстоятельств закономерно. Например, Мастер и Маргарита в романе Булгакова тоже не случайно познакомились. При чем тут Мастер и Маргарита, Луиза объяснить не смогла бы даже самой себе. Может, потому, что в романе столько сверхъестественных событий, а она только от одного впала в ступор. Ну кому нужно было убивать Алика? Зачем?
– Нам натура именно сибирская необходима, вот и приехали, – Луиза решила держаться этой правдоподобной версии. – Извините, я сейчас спущусь к автобусу, а то ребята ждут, волнуются… – и вышла из гостиничного номера.
– Попросите своих коллег покинуть автобус и пройти в кабинет директора! – крикнул ей вслед Уткин. – Мне нужно с ними побеседовать.
Луиза машинально кивнула, хотя видеть ее следователь уже не мог.
Автобус стоял на прежнем месте. Дверь была открыта, шофер дремал, а оператор Ким Васютин травил байки.
– Только крупный план, мои дорогие ребята, только крупный план, чтобы можно было герою в глаза заглянуть… О! Девушка Луиза! Ну, наконец-то! – Ким оживился. – И сколько мы будем Царька ждать? Давай уже работать, а завтра с ним разберемся, съемочный день терять преступно.
– Сегодня работать не получится. – Луиза вздохнула. – Вам надо всем подняться в кабинет директора гостиницы. Понимаете… случилось такое… в общем, Алика Царева убили!
– Убили?! Да что за бред! Кино давно кончилось! – воскликнул Васютин.
– Кончилось, Ким! Алика действительно убили. Это нам всем не сулит ничего хорошего. Завтра должен Усольцев прилететь, тогда станет полегче.
– Не прилетит Усольцев, – вдруг произнес Оленин.
– Это почему? – удивилась Луиза.
– Да я с ним только что разговаривал, билет на самолет уже сдан.
– Как сдан? Не может быть. Как сдан, Миша?! Почему?
– У тебя слишком много вопросов. Сдан, и все. Молча. Ногу Матвей вчера вечером сломал. На лестнице споткнулся неудачно, как-то вот не по-геройски вышло, но факт остается фактом. Не прилетит он. Ну, ребята, вперед! Убийство оператора – это вам не стрельба холостыми в киношке, – и первым выскочил из автобуса. За Олениным неохотно потянулись остальные.
– Почему убили Алика? – гримерша Оксана Веселина не могла прийти в себя. Почему? Грабители?
– Пока непонятно. Говорят, задушили. Расследуют. Там полная комната полиции.
– Ой, как плохо для фильма! Очень плохо, – констатировал Васютин. – Ладно, пошли назад. «Кина» сегодня точно не будет. Кинщик, как оказалось, помер.
– Ким, не смешно, – оборвал оператора Оленин. – У нас у всех появились проблемы.
Актерско-творческая группа молча направилась в гостиницу. В голове колонны шла печальная Луиза Юнис. В холле она попросила:
– Ребята, посидите, пожалуйста, здесь несколько минут, я позову следователя.
Актер Алексей Погудин развалился в кресле и достал из сумки бутылку минералки.
– Н-н-да… Алик, преподнес всем сюрприз. Убили! Никогда бы не подумал. Мишань, зато сейчас посмотрим, как в жизни работает следственная бригада, которую мы старательно изображаем на экране уже несколько лет. Кстати, неплохо изображаем, судя по откликам зрителей.
– Ага! – подхватил Оленин. – А не кажется ли вам, дорогие коллеги… не слишком ли мы вжились в роли? В съемочной группе появился труп, а мы как-то спокойно к этому относимся, – не кричим и истерик не устраиваем? Парень-то еще вчера был жив-здоров и с нами работал.
– Ты за всех не говори! – возмутился Васютин. – Это вы просто циниками стали. Вообразили себя настоящими стражами закона, научились враз перевоплощаться. А мне Альку жалко.
– Ага, жалко! – не выдержав, съязвила Оксана. – То-то ты с ним последний год не общался и не здоровался даже.
– А это тебя не касается, – огрызнулся Ким, – просто прощелыга он…
– Ну вы что?! Самое время отношения выяснять! Эдак нас тут, в Сибири, надолго оставят… «до выяснения обстоятельств». Ты прав, Ким, мы стали циниками, – согласился Алексей. – Мы про что снимаем?! Про романтику работы простого полицейского. Создаем, так сказать, образ положительного стража закона. Такая русская фантастика или даже сказка: хорошие ребята воюют со злом и, что интересно, всегда побеждают. А в реальной жизни как? Зарплата маленькая, больше половины дел – висяки. Вот и улучшают многие собственное благосостояние не вполне законными методами. Например, мзду берут с «ночных бабочек» или других асоциальных элементов.
– Ну… этих-то девчонок я бы не стал причислять к антисоциальным… Или как там? Асоциальным элементам? Один черт! Они свой хлеб честно отрабатывают, – счел нужным вступиться за «ночных бабочек» Оленин. – Кстати! А у кого какие версии есть? За что Алика грохнули? Давайте, высказывайте, предполагайте… пока следователь не пришел. Сейчас ведь явится и начнет «чесать», как по сценарию: действие восемнадцатое, дубль пятый: где вы были вчера с двенадцати до двух часов ночи? Или с четырнадцати до восемнадцати дня, не суть.
– Алик был мужик скрытный. За ним много чего могло водиться… – многозначительно сказал Ким.
– Например? – в один голос спросили Михаил и Алексей.
– Без примеров… Это я так, предположил…
– Но ты ведь с ним и правда перестал общаться в последнее время? – насел Мишка. Что произошло?
– Да что вы ко мне привязались?! Погудин тоже с ним раньше выпивал, а потом перестал. Я Царька вчера вечером с банкой пива видел. Шатался по коридорам. Я его предупредил: «Завтра рабочий день, не пей, Алик». А он только отмахнулся, мол, без тебя знаю, и дальше пошел. Он же сам себе режиссер.
– Но за что-то ведь его убили? Задушили даже? – удрученно спросил Михаил. А потом добавил: – Вчера его грохнули, а завтра и нас могут по одному.
– А нас-то за что? – испугался Погудин.
– А Царька за что? – парировал Оленин. – Да еще так далеко от дома. Получается, человек сюда прилетел, чтобы смерть найти.
– У него всегда проблемы с женщинами были, – напомнил Васютин.
– И? – удивился Погудин. – У меня тоже проблемы с женщинами. С ними, с женщинами то есть, всегда так – не знаешь, найдешь или потеряешь.
– А помнишь, в пятой серии… где мы с тобой ночью на захват выезжаем… тоже в убийстве подозревали жену, а потом убийцей оказался ее брат, – нашел Михаил подходящий пример.
– Да, съемки захватывающие тогда получились, – ностальгически вспомнил Ким. – Я тогда с операторского крана такие кадры «схватил». Только вот у жены Алика брата нет. Это я точно знаю. Но зато у него есть теща.
– Одна теща всех родственников стоит! – Погудин знал, о чем говорил: он был женат два раза, и в каждом браке тещи давали свои идиотские советы дочерям.
Тут разговор был прерван внезапным появлением невысокого мужчины средних лет с залысинами. На его лице выделялись пухлые губы, которые придавали ему выражение обиженного ребенка. Костюм на мужчине сидел мешковато, словно был на размер больше. Следователь Уткин, а это был именно он, бесшумно приблизившись к членам съемочной группы, залебезил:
– Здравствуйте! Это вы и есть творческая группа сериала «На темных улицах»? – и сам себе ответил: – Да, знакомые все лица… Я, можно сказать, ваш преданный зритель… Сергей Александрович Уткин. Следователь. Никак не думал, что встретимся при таких странных обстоятельствах.
– А мы-то как не думали, товарищ Уткин! – сыронизировал Оленин.
– Да уж, такого кина мы точно не ждали. Просто «развесистая клюква»! – вырвалось у Васютина.
– Что, простите? – не понял Уткин. – Какая клюква?
– «Развесистая клюква» – означает нелепость ситуации. Да не берите в голову, – разозлился Оленин. – Не надо умничать, Ким! Не ко времени!
– Никто и не умничал… – пробормотал Ким.
– Прошу вас всех пройти в кабинет директора, там и побеседуем… – начал следователь, но неожиданно обернулся.
В холле появились два дюжих санитара с носилками. На носилках лежал большой черный мешок. Актеры невольно вздрогнули, поскольку о содержимом пластикового мешка догадались сразу. А вот следователь Уткин был подчеркнуто невозмутим и лишь кивнул спускавшимся следом коллегам. Один из членов следственной группы махнул рукой, и Уткин неожиданно заявил:
– Хотя нет, в кабинет директора нам ни к чему. Пройдемте-ка лучше в номер. Эксперты уже закончили. Побеседуем, так сказать, поближе к месту событий, – и с хитрецой посмотрел на членов съемочной группы.
Ким Васютин с ошалевшим видом открыл рот, но возражать все же не решился. И актеры унылой вереницей потянулись вслед за Уткиным.
Наблюдавшая эту сцену Луиза Юнис подумала, как кинематографично все выглядит – будто снимают очередную серию их сериала. Но, в отличие от съемок, в реальности все были растеряны и ошеломлены случившимся.
И никто так и не заметил, как один человек облегченно вздыхал, думая про себя: «Нет человека – нет проблемы! Слишком много он попортил мне крови, но нашлась и на него управа».
Глава 5
Юле Сорневой иногда казалось, что «чайный уголок» в редакции – это настоящая аномальная зона. Бермудский треугольник. Здесь всегда пропадали ложки, сколько бы их секретарь Валентина ни покупала. Складывалось впечатление, будто чайные ложечки собираются вместе, а потом исчезают в неизвестном направлении. И где-то есть такое место – «любимый ложкин уголок», в котором им лучше, чем в редакционных столах. По крайней мере, заливая кипятком растворимый кофе, приборов Юля вновь не обнаружила.
На работу Юля и Вадик Тымчишин вернулись, подчеркнуто игнорируя друг друга. Вадик был на Юлю обижен. И между прочим, совершенно напрасно: она же хотела как лучше, ограждала его от следователя. Потому и назвала шофером. А он надулся! Видите ли, у него болезненное самолюбие! Понижение социального статуса больно ранило его нежную журналистскую душу! А подписка о невыезде, замаячившая на горизонте, так это пустяки! Но обижаться подолгу Юля не умела.
– У тебя ложечки случайно нет? – обратилась она к Вадику, решив, что первым должен мириться тот, кто умнее.
– Нету, я ручкой кофе размешивал, – отозвался Тымчишин.
– Понятно. Шариковой ручкой я тоже могу. Но хочется ложечкой.
Вадик пододвинул Юле коробку с сахаром-рафинадом, и обе стороны поняли: перемирие состоялось. Тут «подтянулись» коллеги и немедленно начали любопытствовать.
– Ну, что там у твоих артистов случилось?! – жадно вопрошала Мила Сергеевна.
– Ничего хорошего. Убийство. Оператора убили в гостиничном номере. Алик Царев, Царьком его все звали. Пока не очень понятна картина. Там следственная бригада работает, – Юля пожала плечами.
– Хоть строк на пятьдесят – для первой полосы – ты насобирала?
Мила Сергеевна интересовалась не просто так: через несколько часов нужно сдавать макет номера главному редактору. Если Юля успеет написать об убийстве на съемочной площадке, а она, Мила Сергеевна, успеет вставить текст в номер, то успех обеспечен – тираж раскупят влет.
Впрочем, можно обойтись и «лидом» – яркой зацепкой, анонсом большой статьи в следующем номере. «Лид» должен сразу же бросаться в глаза – кегль (то есть размер шрифта) побольше, плашка (то есть заливка фона) поярче, плюс обещание настоящей сенсации. Разве плохо звучит: «Кто убил питерского оператора?» Хотя нет. Так слишком банально, шаблонно и слишком прямо. Убийства случаются часто, убивают персон и поважнее какого-то оператора. А нужно, чтобы «лид» моментально привлек внимание читателя, но почти ничего не сказал по существу. Чтобы читатель заинтересовался, но ничего не понял и обязательно купил газету. Вот еще вариант: «Драма на съемочной площадке известного сериала». И не важно, что драма случилась в гостинице, а вовсе не на съемочной площадке. Нужно заинтриговать читателя, создать сенсацию, возбудить интерес. Уж Мила Сергеевна, отдавшая профессии десятки лет, знала в этом толк. Ведь новость – это прежде всего эмоции!
– Конечно, Мила Сергеевна, я напишу… надеюсь, успею, – согласилась Юля.
И тут читатель может подумать: «Какая черствая, бессердечная женщина, эта Мила Сергеевна! Умер человек, а ей лишь бы успеть сдать статью в номер. Откуда это равнодушие?» Но будет не прав. Так уж устроены журналисты и сотрудники редакций. Назовите это, если хотите, профессиональной деформацией, но в любых условиях и любых ситуациях они сначала думают о том, пойдет ли та или иная информация в номер, а потом уже начинают сострадать и сопереживать.
– Только просьба, Сорнева: побольше напряжения, живописуй все так, чтобы читатель ахнул, – и отнюдь не бессердечная Мила Сергеевна умоляюще прижала руки к груди. – Ты можешь, если хочешь!
– И поменьше умничай, – наставительно добавил Тымчишин. – Кстати, Мила Сергеевна, к вам наши чайные ложечки в гости не заходили?
– Какие ложечки, Вадик! Я свою ложку в сейфе держу. Как оставлю на столе, так она пропадает.
– А-а-а… вот, оказывается, как надо… – протянул Вадик. – В сейфе! Но сейф в редакции только у вас и у Заурского. Юлька, а где мы будем хранить свои ложечки? Если найдем, конечно.
– Не мешай, я уже работаю! – отмахнулась девушка.
Через полчаса текст был готов и отправлен главреду. Егору Петровичу статья понравилась, однако не обошлось и без «подводных камней»: оказалось, об убийстве приезжего оператора Царева уже доложили мэру.
– Юля! – поморщившись, приступил к делу Заурский. – Понимаешь, ситуация выходит из-под контроля. Мэру все представили как конфликт на бытовой почве. Как дальше, непонятно. Но, кажется, материалы «про то, как в нашем городе снимается кино», потеряли актуальность.
– Егор Петрович, да как это «потеряли актуальность»! Убийство действительно произошло, я ничего не выдумала! Но сериал они все равно продолжат снимать. Не возвращаться же им назад несолоно хлебавши! – возмутилась Сорнева.
– Ты уверена? Точно продолжат?
Главный редактор сибирской газеты «Наш город» Егор Петрович Заурский никогда не давил на авторов. Наоборот, предпочитал обращаться выдержанно и даже ласково, выслушивал все аргументы, авторитетом без нужды не подавлял и, если с авторами бывал не согласен, всегда объяснял, почему не согласен и как нужно сделать, чтобы обрести консенсус, и поэтому еще раз повторил свой вопрос:
– Кино точно продолжат снимать?
– Да! Уверена, Егор Петрович. Мне кажется, Луиза Юнис – крепкая профи. Конечно, убийство оператора – это ЧП. Им придется менять планы, но у них еще чуть больше недели на все. Луиза справится, продолжит снимать. Хотя… еще ведь тело придется в Питер отправлять… Но, Егор Петрович! Я уже и название для материала придумала, и концепцию выстроила! Как же так!
– Ну, давай! – Заурский подумал, что «кино кином», а убийство убийством – две разные истории, глядишь, хоть с одной что-нибудь да выгорит.
– Помните песню «Снимается кино»? – воодушевилась Юля. – Там еще есть такая классная строчка: «Четвертым справа в кепке я лежал». Вот так я статью и назову. Луиза мне предложила сняться в эпизоде – в роли прохожей с собачкой, которая идет и все время оглядывается на героя. То есть я как раз испытаю на себе, как это быть «четвертым справа». Как вам?
– Идея мне нравится! – честно признался Заурский.
Юлю он считал хорошим журналистом – ведь почти каждая ее статья становилась «гвоздем номера», и в ее чутье на хороший материал верил.
– Значит, материал о съемках фильма я готовлю? На разворот?
– Хорошо, будем считать, договорились. Но у меня есть личная просьба.
– Какая? – Девушка почувствовала подвох.
– Давай на этот раз ты не будешь писать материал про убийство оператора съемочной группы. Я найду, кому это поручить. Раз ты с актерами уже начала творчески работать, надо и продолжать.
– То есть вы хотите перевести меня в светские хроникеры? В гламурные журналистки?
– Сорнева, что за мода засорять родной язык дурацкими искусственными словами! Что такое этот «гламур»? В переводе с английского «роскошь, блеск». А у нас уже как ругательство звучит. Тебе любые темы по плечу, у тебя талант, и не придумывай, никуда я тебя не перевожу.
– Угу, талант… Вадик Тымчишин прав – у меня талант влипать в разные истории. А еще инициатива наказуема: придумала интересное про актера и мэра, а вы сразу же: «Пиши, Юля, статью!» Написала, а тут мэр с этой творческой встречей. И кто все организовал? Снова Юля – чудом нашла и уговорила приехать. И что дальше? Опять все я: ищу для них машину, организую экскурсии, творческие встречи, вожу в музей. Мало того, кому Юнис позвонила, когда про убийство узнала? В полицию? Нет, Юле Сорневой. А вы хотите, чтобы я материал кому-то отдала?! Это разве справедливо?!
– Юля, услышь меня. Давай поступим так: статью с замечательным названием «Четвертый в кепке» пишешь сама, раз уж ты все это придумала. Это больше обсуждать не будем. А материал про убийство оператора я все-таки хочу поручить кому-то другому, либо Попову, либо Коростылевой. Мне кажется, ты начала «выгорать» на криминале и нужно взять паузу.
Юля насупилась и соглашаться не спешила.
– Нет, Егор Петрович, так не пойдет! Актеры «мои». Я их, если хотите, придумала, привезла, сопровождала и сопровождаю. Так нечестно! Не могу я убийство кому-то отдать. Не могу. Убийство не отдам. Буду писать сама.
– Не надорвешься?
– Егор Петрович! Это я только с виду нежная и беззащитная, а на самом деле очень даже сильная и выносливая!
– Ну смотри. Тогда, будем считать, договорились. Завтра с планом журналистского расследования ко мне, – и встал, намереваясь проводить Юлю. Про себя Заурский торжествовал: все-таки он сделал так, чтобы Юля сама согласилась писать обе статьи, не отдала интересную тему, ведь профессиональная жадность – это хорошее качество для журналиста. Пожалуй, Сорнева лучший журналист в газете, толковый. После него, конечно. И главред засмеялся, вполне довольный собой.
Глава 6
Актриса Настя Капцова делала все, чтобы не показать своего испуга постороннему. Она улыбалась и бойко отвечала на вопросы следователя Уткина, не забывая при этом контролировать свою мимику. Настя боялась, что следователь задаст ей провокационный вопрос, а у нее не окажется правильного ответа.
Следить за лицом Настя умела с детства. Мама – актриса Театра юного зрител – часто ей говорила: «Мимика может сыграть с тобой злую шутку, Настя. Ты все время хмуришься». Мама считала, что многое в жизни человека определяет именно выражение лица. Окружающие склонны считать человека таким, каким он выглядит. Чем мрачнее физиономия, тем хуже люди думают о ее обладателе, а значит, тем больше конфликтов и проблем возникнет в отношениях с ними. И на самого человека, даже если он ни с кем не общается, может влиять собственное обличье – смотришь в зеркало на свою унылую физиономию и становишься все хуже и хуже.
Мамины уроки пришлись как нельзя кстати. Настя научилась улыбаться по поводу и без, демонстрировать белоснежные зубки и произносить: «Очень рада вас видеть», так, как будто она действительно рада. Такие нехитрые приемчики срабатывали почти всегда – Настю считали приветливой и доброжелательной девушкой.
Настя всегда хотела стать актрисой, но не такой, как мама, играющая «репок» и «зайчиков», а известной, как Одри Хепберн или Софи Лорен, не меньше. Она верила в свою счастливую звезду, представляя, как поступит в театральный, сразу же получит яркую главную роль, которую сыграет так, что режиссер ахнет и будет всегда предлагать главные роли в своих фильмах только ей одной. Фильм с ее участием станет призером международных фестивалей, известные кутюрье наперебой будут предлагать ей лучшие платья для выхода на «красную дорожку». Зрители, конечно, станут рукоплескать и просить автографы, а журналистам придется побороться за право получить коротенькое интервью звезды Анастасии Капцовой.
В театральный вуз Настя действительно поступила с первого раза. Ну, подумаешь, папа – известный на весь Питер пластический хирург – обратился к ректору со скромной просьбой: помочь единственной дочери. К прихотям дочери он относился спокойно, потакал ей во всем, и если бы Настя захотела поступить в любой другой престижный вуз, расстарался бы и тут. Главное, считал папа, чтобы дочке было интересно, а работать по специальности вовсе не обязательно. Всегда можно хорошо выйти замуж.
Но зато мама была счастлива: «Ты – продолжатель династии! Твоя бабушка была кассиром в нашем театре, а мы с тобой уже актрисы. Будешь служить в нашем театре!» Старомодное слово «служить» применительно к Театру юного зрителя казалось Насте забавным, но она благоразумно молчала, не желая расстраивать маму. Хотя самой Насте было ясно – ее творческая деятельность будет совсем другой.
Училась Настя хорошо, поскольку ей было интересно, без проблем получила диплом, а вот дальше… Дальше возникли непредвиденные трудности. Ни в один театр Анастасию Капцову не пригласили. Для девушки это стало ударом. А еще обиднее было оттого, что другие студенты, которых Настя считала не столь талантливыми, получили места в хороших театрах.
Снова в дело вмешался папа – Настя снялась в кино, в маленьком эпизоде, надеясь, что ее заметят. Не случилось. Собственно, Настя сама себя почти не заметила – так, промелькнула в толпе ее фигура, а может, даже и не ее. Получалось, что талант актрисы – а Настя упорно продолжала считать себя обладательницей сего редкого дара, нуждается в папиной поддержке. Однако папа, к огромному Настиному удивлению, неожиданно заартачился.
– Понимаешь, дочка, в вашем творческом деле знакомства играют очень незначительную роль. Режиссерам нужны нестандартные актрисы, яркие, непохожие на других. Причем у каждого режиссера свой любимый типаж. Вот ты, например, в каком амплуа себя видишь (папа был подкован в театральном деле)? Я же должен понимать, к кому лучше обратиться, а то предложат что-нибудь такое… не такое…
– Пап, я, конечно, хочу «героиню» играть, но у меня же опыта нет…
– Тогда попробуй себя в мамином театре, пока не появится роль посерьезнее. Это очень достойный театр, – папа относился к маминому театру с должным уважением.
Настя Театр юного зрителя, где мама прослужила всю жизнь, тоже любила. Театр располагался в центре Санкт-Петербурга, рядом с Адмиралтейством, причем место это имело поистине богатую историю – на месте плаца Семеновского полка сначала был выстроен ипподром, во время войны располагалась зенитная часть, отражавшая налеты вражеских самолетов, и только в начале шестидесятых построили современное здание ТЮЗа. Девочкой она обожала бывать на спектаклях и от души смеялась, когда в ласковой собачке или свирепой кикиморе узнавала свою маму. Но любовь любовью, а посвящать свою жизнь юным зрителям Настя вовсе не планировала. Девушке хотелось большего, в мечтах она продолжала представлять себя на «красной дорожке».
– Хорошо, пап, я подумаю, – расстраивать отца любящая (и прагматичная) дочь вовсе не собиралась.
От участи репки, зайчика или кикиморы Настю спас случай. Девушка частенько захаживала в кафе Дома актеров, поскольку жила по соседству. Именно там ей и улыбнулась судьба, принявшая облик однокурсника Мишки Оленина. С Мишкой у Насти были своеобразные отношения: они вроде бы и дружили, причем частенько она делилась с ним тем, что и подругам не рассказывала; но при этом Михаил оказывал ей особые знаки внимания и любил повторять: «Мы с тобой одной крови, Настя, и если что…» В любом случае с ним было весело, и Настя знала, где Мишка, там всегда много света, жизни и воздуха.
Вот и сейчас, едва увидев ее, Оленин расплылся в улыбке, будто поймал солнечный зайчик.
– Насть, привет! Как дела? Слушай, я тут в одном простеньком сериале снимаюсь: оперативника играю.
Конечно, Оленин мог себе позволить назвать сериал простеньким, поскольку уже играл в постановке чеховской пьесы «Дядя Ваня» обедневшего помещика Илью Телегина.
– Молодец, Мишаня, горжусь тобой! Снимаешься в кино, играешь в театре, – отчасти искренне радуясь за друга, отчасти с завистью сказала Настя. – А мне похвастаться нечем. Скоро к маме в ТЮЗ начну проситься…
– Не, это пока рано! А давай ты к нам попробуешься на роль! – обрадованно предложил Мишка.
И начал рассказывать о том, что за проект такой. Оказалось, один известный продюсерский центр решил снять сериал «На темных улицах» – о нелегкой борьбе честных и храбрых полицейских с преступностью. В каждой серии свой отдельный сюжет, отдельное детективное расследование. Главные герои одни и те же. И вот, отсняв четыре серии, продюсеры и режиссер решили ввести в историю женский персонаж. Девушка с погонами, мол, увеличит зрительский интерес, а мужчинам на съемочной площадке будет поднимать настроение.
– Режиссер меня и спросил, нет ли кого на примете? А я как раз о тебе вспомнил. Я уже звонить хотел, а тут ты сама легка на помине. Приходи на пробы – у тебя получится. Да и девушка ты симпатичная, нашей мужской компании пригодишься.
– Ты серьезно? – обрадовалась Настя.
– Серьезней некуда.
– Ой, спасибо, Мишка! – восторженно закричала она.
В сериал Анастасию Капцову взяли. То ли протекция Оленина сыграла роль, то ли Настя понравилась режиссеру, а может, и в образ «попала» идеально, но теперь у нее была постоянная работа. Игра Анастасии давалась легко – отправляясь на поиски преступников, допрашивая подозреваемых, сочувствуя потерпевшим, – она словно была самой собой. А вскоре Настю стали узнавать на улицах, просить автограф, а число посетителей ее аккаунтов в социальных сетях выросло в несколько раз. Девушка была счастлива: да, сыграть Офелию ей, видимо, не суждено, но и в том, чтобы быть «лейтенантом Купцовой», имелись свои прелести и достоинства. И она ценила свой новый статус, была готова его оберегать.
Единственное «но» – Анастасии не везло в любви, отношения с мужчинами не складывались. Мишка Оленин смотрел преданным влюбленным взглядом, но продолжал оставаться в статусе друга. А Насте хотелось настоящих чувств! Безумств страсти в сочетании с абсолютной верностью.
Настя постоянно влюблялась и каждый раз искренне верила, что к ней пришла любовь всей ее жизни. Влюбленность была ее перманентным состоянием, поскольку дарила девушке крылья. Влюбившись, Настя все время находилась в отличном настроении и готова была играть целыми днями, без перерывов на сон и еду. Расстаться с возвышенным чувством она была не в состоянии, любовь становилась для девушки наркотиком.
И каждый раз все заканчивалось быстро и плохо. В любовных отношениях Анастасия наступала на одни и те же грабли, а потом, рыдая, никак не могла уразуметь, почему же ее бросил очередной возлюбленный. А объяснялось все очень просто: Настя была слишком податливой и мягкой, была готова бесконечно подстраиваться под каждого из своих мужчин. Мужчины это чувствовали, но, будучи по сути своей охотниками, не ценили «добычу, которая приходит сама». В женщине, которая достается «без боя», ценности так же мало, как в измученном перевозками из теплых стран заморском плоде авокадо. Нет в нем вкуса, так, преснота одна.
Роман с оператором Аликом Царевым начался внезапно и бурно. Однажды в перерыве Царев подошел к девушке и, улыбнувшись, спросил:
– Настя, ты хочешь посмотреть рабочие съемки? Мне кажется, тебе нужно меньше жестикулировать. Вот сама увидишь!
Настя сначала хотела Алика отшить: мол, его дело за камерой стоять, а играть она будет, как режиссер скажет, но потом передумала. И вовсе не из-за желания творческого самосовершенствования. Была в нем какая-то грубая мужская сила, одновременно отталкивающая и привлекающе-манящая.
– Правда? Ну, хорошо. Если ты так думаешь, давай посмотрим. – Девушка не вполне понимала, действительно ли проблема в ее жестах, или это предлог для встречи.
После съемочного дня они с Аликом задержались в павильоне и просмотрели весь рабочий материал. Настя была вынуждена согласиться – да, руками она иногда машет так, что заполняет весь кадр. Девушка была благодарна Цареву – мог ведь и промолчать, а ей, Насте, потом досталось бы от режиссера.
– Алик, спасибо! Ты такой молодец! И очень красиво мои глаза снял, и взгляд получился проникновенный!
В ответ Алик притянул ее к себе и поцеловал. Вполне по-хозяйски, как будто они давно живут вместе и конфетно-букетный период остался далеко позади. Они стали встречаться, благо у Насти была своя квартира (папин подарок) в историческом центре. Казалось, Алик заворожил ее, как факир с дудочкой завораживает кобру. Только, в отличие от кобры, Настя радостно и по собственной воле подчинялась своему повелителю, даже не помышляя о свободе.
Мишка Оленин по-прежнему тоскливо смотрел на девушку и время от времени вздыхал, но Настю это начало раздражать. Оленин казался ей человеком, неспособным на поступки. То ли дело Алик Царев! Одна шевелюра и глаза насыщенного бутылочного цвета чего стоят.
Роман на съемочной площадке скрыть нельзя. Настя чувствовала, что выдает сама себя, когда пытается любой эпизод сыграть лучше и ярче, чтобы Алик отметил и похвалил. Однажды гримерша Оксана, накладывая Капцовой пудру и румяна, как бы между прочим сказала:
– Настя, а ничего… у Царева вообще-то семья есть… жена в том числе…
– Он женат? – растерялась девушка.
– Ну вот… да. Разузнала бы, прежде чем роман крутить. Жена у него, кстати, ревнивая. Ты подумай хорошо. Оно тебе надо?
Настя еле дождалась конца съемочного дня, чтобы поговорить. В душе было противно, словно там поселились мерзкие и холодные лягушки. Как только девушка села в машину – Алик привычно ждал ее у входа, – откладывать объяснение не стала:
– Ты мне почему не сказал, что женат?
– А ты меня не спрашивала, – ничуть не смутившись ответил он. – Да и вообще, какая разница? Я разве обещал жениться?
Разница была, и существенная: Насте хотелось обрести мужчину своей мечты, а вовсе не чужого блудного мужа. Она никого не собиралась уводить от уютных домашних тапочек или выяснять отношения с чьей-то женой.
– Больше мы встречаться не будем! – отрезала Настя.
– Как скажешь, – легко согласился Царев и, определенно даже не расстроился. Он словно переступил через нее, как спешивший через ступеньку, и пошел дальше не оглядываясь.
Сейчас все эти эпизоды вихрем пронеслись в ее памяти. Настю беспокоило только одно – следователь может найти в телефоне Царева ее обнаженные фото. А вдруг несимпатичный Уткин уже обо всем знает? А Насте так хотелось поскорее забыть историю с оператором! Как она тогда будет оправдываться? И что скажет Алексею Погудину, на которого сейчас «ведет дамскую охоту»?
Глава 7
Утром у двери редакции Юля и Вадик обнаружили котенка. В этот день они, не сговариваясь, пришли на работу пораньше.
– Ой, какой симпатичный! – восхитилась Юля.
Котенок был маленький, темно-серый и доверчиво смотрел яркими голубыми, как васильки, глазами.
– Давай его в редакцию заберем, – предложила она.
– Вот у нас только кота и не хватало, – поморщился Тымчишин. – Хочешь, тащи. Мне, в общем, все равно. Я сегодня не в форме, голова болит. Мне не до кота.
У него действительно раскалывалась голова. Вчера вечером в гости зашли одноклассники, все закончилось коньяком и разговорами до утра. Ребята работали во вторую смену и могли спать до обеда, а вот Вадик утром еле собрался и пошагал на работу писать материал, надеясь потом отпроситься пораньше – домой, отлеживаться. Юля уловила запах перегара и не сдержалась:
– Тымчишин, ты вчера пьянствовал?
– Было немного, – согласился он.
– Понятно, почему у тебя голова болит и ты котенку не рад.
– Я, подруга, ничему не рад. Башка трещит невозможно. Хотел дома поработать, но флешка с материалом в редакции осталась, вот и притащился с утра пораньше. Буду кофеем отпаиваться.
– А я котенка покормлю.
– Сорнева, у тебя удивительная способность всех спасать – и людей и котов, – Вадик проглотил таблетку, налил кофе и прихлебывал «напиток бодрости» из большой кружки, чувствуя, как головная боль потихоньку уходит.
– Вы представляете! – громко возвестила о своем появлении корректор Надя Метеля. – Я зашла в хлебный: купила сосиску в тесте, чтобы съесть по дороге. Откусила, а там кусок пластмассы – чуть зуб не сломала. Вот о чем надо писать, как людей травят! – возмущалась девушка. – Прямо готовая тема для статьи!
Вскоре появилась и Мила Сергеевна. Ответственный секретарь с неудовольствием воззрилась на картину «Утро в редакции»: безответственный Тымчишин прихлебывал кофе и продолжал страдать, распространяя устойчивый запах перегара; сердобольная Сорнева стояла на коленях перед котенком, лакающим молоко (молоко Юля позаимствовала в общем редакционном холодильнике – некоторые сотрудники предпочитали пить кофе с молоком); а эмоциональная Метеля громко возмущалась беспринципностью изготовителей сосисок в тесте и размахивала руками, в одной из которых был зажат пресловутый кусок пластмассы.
Мила Сергеевна не удержалась и тоже всплеснула руками:
– И эти люди делают газету! Вы себя организовать не можете! Юля, зачем ты котенка притащила?
– Милочка Сергеевна, не ругайтесь! Я не притаскивала, он тут уже был – сидел под дверью, а мне просто стало его жалко. Я сегодня объявление на «кошачьем» форуме напишу, вдруг кто отзовется и себе заберет, – начала оправдываться Юля.
– Котов нам еще не хватало, – согласился с Милой Тымчишин.
– А ты, Вадик, просто боишься конкуренции с ним не выдержать, – отшутилась Юля, хотя настроение у нее было тревожное.
Впервые в своей журналистской практике она должна была написать два противоречивых материала. Да не просто противоречивых, а принципиально разных. Зря она пожадничала, пусть бы главный отдал материал про убийство оператора ее коллеге Коростылевой. Ан нет, вцепилась, как будто ей больше всех надо. Видимо, действительно так.
Получается, теперь именно Юля несет ответственность за то, как будут выглядеть киношники в глазах жителей их города. А она ведь симпатизирует Луизе Юнис и ребятам из съемочной группы. Поэтому выхода у нее нет: выложиться придется «на все сто», статья о том, как у них в городе снимается известный сериал, должна быть с яркими подробностями, киношными приколами, плюс с ее личной историей о съемках в эпизоде. А через номер уже будет другая – история-расследование об убийстве в гостиничном номере питерского оператора Алика Царева. И не факт, что обойдется без конфликта интересов: киношники ей дали шанс написать отличную статью о съемках, а она им удружила – написала про убийство.
– Ты как, подруга? Вся в сомнениях? Лучше бы Маринке Коростылевой материал отдала, а сама бы продолжала «гламурничать». Жаба задавила? Еще не поздно передумать… – Тымчишин будто читал Юлины мысли.
– Вадик, у меня часть проблем в жизни как раз из-за тебя!
– Из-за меня? Ну ты великая сказочница! – искренне удивился он.
– Конечно! Если бы ты вчера в гостинице «не нарвался» и следователя не разозлил, я могла там что-то узнать. А так пришлось тебя своим телом прикрывать и отходить на безопасные позиции.
– Наконец нашла виноватого? Я же шофер. По-твоему, с шофера какой спрос?!
– Может, уже начнете работать? Тебе, между прочим, Тымчишин, пора материал сдавать, – не выдержала Мила Сергеевна.
– А с пластмассой, которая в булке, что делать? – поинтересовалась Надежда Метеля.
– Выкинуть и больше в этом магазине ничего не покупать! – отрезала Мила Сергеевна.
– Ладно, Юлька, не обижайся! Я бы тоже свою тему никому не отдал. Мне нужен час, чтобы написать, а потом я готов тебя к Луизе отвезти, – пошел на мировую Вадик.
– Пиши, не отвлекайся. Я сначала сама попробую. Позвоню им, узнаю, как дела. Вчера же все съемки отменили, – и взялась за телефонную трубку.
Луиза ответила сразу же, но разговаривала слабым, едва слышным голосом:
– Юля? У меня голова болит невозможно.
– Вы сегодня все сговорились? – удивилась Сорнева.
– Кто – все? – не поняла Юнис. – У меня голова болит сама по себе.
– Да это у нас в редакции у некоторых товарищей тоже болит голова, – пояснила Юля. – Луиза, мне надо с тобой встретиться. Какие у тебя планы? Когда твое начальство приезжает?
– Не приезжает мое начальство, – печально ответила девушка. – Ногу оно сломало.
– Как?
– Да вот так. Оно же тоже живое, в смысле начальство. Бегает, крутится, прыгает. Вот и допрыгалось. Никто не приедет. Я тут одна, как тополь на Плющихе.
– Тополей, между прочим, на Плющихе было три. И два сейчас к тебе приедут. А что разгребать все тебе одной, так это знакомое дело. Кто везет, того и погоняют.
– Не рви мне душу, Юля. Ладно, приезжайте, «тополь» и «тополица». Или «тополиха»? И будет нас трое, как в кино. Я через полчаса буду в форме.
Юля нажала кнопку «отбой» и крикнула Тымчишину:
– Вадик, у тебя сорок минут, и потом мы едем!
– Услышал! Обязуюсь шедевр к этому времени закончить. А кормить будут?
Тут стоит упомянуть о том, что гостиница, в которую поселили питерских гостей, до уровня пятизвездочного отеля никак не дотягивала. Да и откуда бы взяться такому отелю в маленьком сибирском городке? Но здание было основательное, в стиле «сталинский ампир», с длинными неуютными коридорами и красными ковровыми дорожками. Мебель в номерах была скромно-дешевой, кондиционеры отсутствовали, а летом, конечно же, на месяц отключали горячую воду.
– Поскупилась наша мэрия на гостиницу, – заметил Вадим, когда они с Юлей поднимались в номер Юнис.
– Вадик, администрация полностью оплатила проживание. А дареному коню, сам знаешь, никуда не смотрят.
Когда Луиза открыла дверь, Вадик присвистнул. Лицо девушки напоминало яичную скорлупу – если вареное яичко покатать по столу, как раз так и будет выглядеть скорлупа – мятая и вся в мелких трещинках.
– Обалдеть! Сколько же ты вчера выпила, Луиза? Вроде бы тебя в нашей компании не было.
– Сам ты пьяница! Не доставай ее! – бросилась Юля на защиту. – Не обращай внимания – у Вадика вчера гости были, а сегодня он зол и мрачен. Думаю, ясно почему.
– Если бы напилась! – жалобно сказала Луиза. – Проревела весь вечер, вот и выгляжу на сто лет.
– На девяносто девять, – смилостивился Вадик.
– Давай на завтрак, мы тоже с тобой кофе выпьем, – скомандовала Сорнева. – Там и лицо в порядок придет.
В гостинице был «шведский стол». Однако все блюда на этом столе можно было пересчитать на пальцах одной руки: омлет, сосиски, хлопья, нарезки сыра и колбасы.
– Очень впечатляет! – пошутил Тымчишин. – Ладно, подруги, я угощаю!
– Аттракцион неслыханной щедрости, – съязвила Юля. – Придется объесть тебя на бутерброд с колбасой. Иди за кофе!
Юля с Вадимом сели за столик, следом подошла и Луиза с тарелкой омлета.
– Рассказывай! – нетерпеливо попросила Юля.
– Да что рассказывать… напилась вчера вся группа. Я ничего сделать не могла, никто меня не слушал. Всем Царька было жалко. Мы с Настей сидели с ними, сидели, а толку-то… Потом пошли в мой номер и плакали.
– Поня-я-я-я-тно… – Юлька смотрела с сочувствием.
– Погудин теперь может запить, да и Ким в этом смысле тоже ненадежный. А может, и не сорвутся. По плану съемки сегодня с часу дня, а пока не ясно, кто в состоянии будет работать. Начальство меня кинуло, пресса сейчас жрать с потрохами будет. Нескучная у меня нынче жизнь, товарищи журналисты. Вы поди тоже про убийство страшилку писать будете?
– Да не боись, продюсерша! Сорнева будет писать, – кивнул Вадик в сторону приятельницы. – Она просто вызвала огонь на себя: за материал в редакции буквально дрались. А Сорнева, как известно, своих не сдает. Верно, Юлька?
– Верно, товарищ защитник! – согласилась Юля. – Только ты, Луиза, должна мне помочь и рассказать все как есть. Давай прямо сейчас и начнем! Мне это очень важно, я понимаю, что на мне тоже лежит ответственность за вашу репутацию. Я ведь вас сюда заманила. Вопрос первый: кто желал смерти оператору Алику Цареву?
– Я Алика не убивала, я не знаю, – Юнис чуть не подавилась омлетом.
– Луиза! Надо вспомнить все, до мельчайших подробностей. За точку отсчета берем тот разговор, когда Алик признался, что он родом из нашего города.
Глава 8
Отец Алексея Погудина был известным актером. Еще в школе на мальчика показывали пальцем: «Смотри, вон сын „Строгого“ идет!»
«Корабль „Строгий“» – так назывался фильм, в котором Погудин-старший сыграл роль героического мичмана, спасшего корабль и команду. В конце фильма героя подло прикончили враги, и «Строгий» ушел на новое задание без него. Алексей смотрел фильм много раз и фактически знал его наизусть: в детстве плакал, когда папу убивали злодеи, а став подростком, начал гордится отцом и силой его актерской игры.
Погудин-старший дома бывал редко, большую часть времени проводя в разъездах: на съемках, репетициях и спектаклях. Из питерского театра его пригласили в Москву. Мать-домохозяйка боготворила своего «Лешечку», но в столице жить не хотела. В Санкт-Петербурге она была не только женой известного актера, но и дочерью известного академика. Правда, академик с супругой давно уже покоились на кладбище, да и брак дочери с молодым (и нищим) актером в свое время не очень приветствовали. Но, кто старое помянет… И терять нынешний статус ей вовсе не хотелось.
– Ну ее, Москву эту. Людей там толпы, дышать нечем, того и гляди, тебя затопчут.
– Только там и жизнь, Манечка! – смеялся Погудин-старший.
– Не называй меня этим колхозным именем! – сердилась она. Маму Алексея звали Марией, но грубой «Маше» она давно предпочитала изысканную «Мари». Романтично и элегантно! Положение жены известного актера обязывает, и надо соответствовать!
– Манечка ты! Как ни крути, Манечка – Маняша! – шутил отец.
Предложение известного московского театра отец все же принял. Собрался второпях и уехал, пообещав в ближайшее время вернуться и перевезти в столицу семью. А вскоре, случайно услышав разговор матери с подругой, Алексей понял, что в семье происходит неладное.
– Она там у них «прима» молодая… – шмыгала носом мама.
– Да… От всех молодаек мужа не убережешь! – сочувствовала подруга.
– Теперь он подал на развод. Хорошо, мой папа до этого не дожил!
– Вот как раз папа твой – академическим авторитетом и мог его удержать.
– Мог! – согласилась мама и начала плакать. – Что же мне делать?
Следующим утром, накрыв стол к завтраку, мама сообщила Алексею:
– Мы с папой разводимся. У него в Москве другая семья и скоро будет ребенок.
– Он нас бросил? – поинтересовался Алексей.
– Ты можешь с ним общаться. Я не буду возражать.
– А как же ты? А Москва?
– Школу закончишь здесь, а потом, если захочешь учиться в Москве, я не буду препятствовать.
Тогда Алексей не пошел в школу, а целый день прослонялся по городу. Обида душила, не давала свободно вздохнуть. Привычный мир, в котором было так хорошо и комфортно, рухнул в одну минуту. Мальчик твердо знал: все происходящее неправильно, так быть не должно.
– Тоже мне, взрослые, называются… Никакой ответственности! – рассерженно бубнил он. А потом решил, что должен совершить «нечто», чтобы заставить отца вернуться к ним с мамой. И поздним вечером, повинуясь некому неясному порыву или просто желая дать выход накопившимся отчаянию и гневу, сорвал шапку с прохожего и бросился бежать.
– Ты куда?! Ах ты, дрянь такая! – Мужчина догнал подростка и схватил его за ухо.
Домой Алексей Погудин-младший вернулся в сопровождении двух милиционеров. Мама пришла в ужас и вызвала из Москвы отца. Погудин-старший приехал на следующий день и был нервно-весел, словно прибыл на семейный праздник.
– Ты что же это, дружок, вытворяешь?! Так не годится!
– Это слова из твоей новой роли? – мрачно осведомился Алексей, поскольку ему было неприятно видеть отца.
– Не смей так разговаривать с отцом! – вмешалась мама. – Он приехал тебе помочь! Тебя могут посадить за грабеж!
– А пусть посадят! Пусть все узнают, какой у знаменитого артиста сын! Сын-преступник!
– Зачем ты так говоришь, Алексей? – возмутился отец. – Какой ты преступник?! Это у тебя сложный подростковый период. Мы вместе все преодолеем. Ты, я и мама.
– Нет никаких вместе! – заорал Алеша. – Нет! Ты нас предал! Видеть тебя не могу! Да лучше в тюрьму! В тюрьму, чем тут, с вами! Ненавижу вас! Ненавижу! – Он кричал так громко, что почти физически ощущал, как его ненависть приобретает форму вроде искрящихся электрических разрядов. Потом Алеша увидел, как эти искрящиеся шары сближаются и взрываются, полыхая белыми и голубыми огнями, дико вскрикнул и потерял сознание.
Следующий месяц он провел в Клинике неврозов. За это время отец уладил все проблемы, заплатил моральную компенсацию владельцу шапки и уехал обратно в Москву, к своей новой семье. К Алексею в больницу он приходил один раз, но разговора не получилось.
– Ты, сынок, если что… звони… я приеду… – заискивающе говорил отец.
Алексей молчал и рассматривал трещину на подоконнике. Трещина была большой и напоминала оскаленный рот. Когда его выписали из больницы, мать уже устроилась на работу в архив и из «Мари» превратилась просто в «Марию Ивановну». А еще Алексей решил стать актером, чтобы доказать отцу, насколько он умен, трудолюбив и талантлив. Пусть отец пожалеет о собственной низости и подлости, когда поймет, какого замечательного сына потерял!
Способности к лицедейству у Алексея Погудина-младшего оказались хорошими. А еще юноша рано понял, что талант актера заключается в умении вызывать эмоции не только у окружающих, но и внутри самого себя, по-настоящему «проживая» каждую роль. Про внешние данные и говорить не приходилось – заинтересованные женские взгляды Алексей ловил на себе постоянно.
Он легко поступил в театральный вуз и с блеском его закончил. На втором курсе Алексею предложили сняться в историческом фильме, и вот уже он выискивал в учебном графике «окна» для следующих съемок. Карьера складывалась успешно, но, как ни странно, Алексей не был счастлив. А все потому, что в титрах его фамилию писали как «Погудин-младший». То есть каждое появление Алексея на экране было свидетельством его успеха и одновременно напоминанием об отце. Отец к тому времени сошел со сцены и жил, или даже прозябал, где-то в Подмосковье. С одной стороны, это наполняло Алексея восторгом свершившейся мести, но с другой – словно оголяло все нервы и ни на секунду не давало забыть об отцовском предательстве. Получалось, Алексей так и не начал жить своей собственной жизнью, оставаясь в плену глупых детских обид.
– Может, отца повидаешь? – как-то спросила мать. – Он звонил, жаловался на болезни.
– Нет! И закрыли тему, мама! – Алексей был категоричен.
– Он порадуется твоим успехам.
– Вот пусть радуется в мое отсутствие. Я с ним встречаться не собираюсь.
Зачем-то Алексей два раза скоропалительно женился и так же быстро разводился. Браки казались ему глупейшей авантюрой, а жены голодными молодыми акулами, желавшими отхватить кусок покрупнее от его гонораров. Как его угораздило два раза наступить на одни и те же грабли, Алексей и сам не понимал. Привычка совершать дурацкие поступки назло отцу? Так отца уже давно нет в его жизни, и получалось, поступал Алексей назло самому себе. Или желание позлить судьбу, лишившую его счастливого детства? Но так Алексей лишь отрицал возможность счастливого настоящего.
В общем, Алексей Погудин прибывал в состоянии легкого личностного кризиса, когда подвернулось удачное предложение – контракт на съемки в многосерийном фильме «На темных улицах». Главная роль – старший лейтенант «убойного» отдела Алексей Прокудин (фамилию героя режиссер, не мудрствуя лукаво, решил лишь чуть-чуть подкорректировать).
Пилотные серии пользовались успехом, сериал быстро переместился в прайм-тайм, а спустя несколько сезонов смело мог претендовать на звание самого продолжительного полицейского сериала. В рамках отечественного проката, конечно же.
Актеры, помрежи, операторы, сценаристы, режиссеры, художники, администраторы, гримеры и прочие необходимые для киношной жизни люди чувствовали себя одной большой семьей. Отчасти потому, что работали бок о бок каждый день, отчасти из-за бушевавших по ту сторону экрана страстей – погони, задержания, разоблачения рождали чувство сопричастности к особому миру, а значит, и собственной исключительности. Частенько эта сладкая киношная жизнь-игра казалась более реальной, чем та, настоящая. В этой жизни были свои простые и понятные, но незыблемые правила, добро всегда побеждало зло, да и перепутать злодея и благородного героя было нельзя, а в жизни это, как известно, случается сплошь да рядом.
В мире кино даже «кровь» изготавливалась по рецепту: крахмал, красный пищевой краситель и шоколадный сироп. «Варила кровь» помреж Галочка, каждый раз «на глазок» добавляя ингредиенты.
– В прошлый раз кровь была слишком яркой! – ругался оператор Алик Царев. Давай побольше шоколадного сиропа, я замучился ее подсвечивать.
Иногда искусственная кровь сильно красилась, пачкая одежду, и тогда ругался уже Алексей: получив однажды по сценарию ранение в грудь, он весь перемазался липкой гадостью.
Собственно, именно «кровавый вопрос» и свел вместе Алексея Погудина и Алика Царева. После одного такого конфликта на съемочной площадке их «понесло»: напились в гостинице, дежурная по этажу помогла найти веселых, не обремененных излишней моралью девчонок, и компания куролесила до утра. На следующее утро помреж Галочка не смогла их добудиться и подтянула «тяжелую артиллерию» в лице режиссера Матвея Усольцова. Матвей сломал дверь в номер и долго ругался. Тогда провинившихся просто пожурили, но загулы становились все чаще, а потом случилась одна история, после которой Погудин общаться с оператором прекратил вовсе.
Когда убили Царька, Погудин вспомнил их последнюю размолвку и подумал, что жизнь – это тоже своего рода кино: каждый играет роль, которую выбирает сам. Вот Царев, похоже, выбрал не ту роль и не в том фильме. Видимо, попортил кровь не только Алексею, но и кому-то еще. И этот другой не выдержал и… таков печальный финал царьковской жизни.
Сейчас же, в маленьком сибирском городке, куда их забросила актерская судьба, Алексей чувствовал необычное умиротворение. Во-первых, здесь отчетливо ощущались тишина и спокойствие, осень была сухой, теплой и уютной, с алеющим шиповником и красным занавесом рябины. Словно тут действовали иные, не такие, как в туманном дождливом Питере, законы природы. Во-вторых, потому что «принимающая сторона», то есть веселая молодая журналистка по имени Юля, была такой светлой и нежной, но при этом энергичной, и казалось, в ней столько жизненной силы, что та просто плещется через край.
С женщинами у Погудина, после неудачных браков, не складывалось. Случайные знакомые сменяли в его постели почти незнакомых фанаток, да и коллеги по съемочной площадке на него заглядывались. Например, Настя Капцова. Интерес девушки Алексей ощутил давно и заранее начал подыскивать подходящие фразы, чтобы помягче объяснить, мол, отношения с ней не входят в его планы. Вот если бы так на него смотрела местная журналистка Юля, было бы куда радостнее.
Глава 9
Луиза нервничала и яростно ковыряла вилкой бледный гостиничный омлет.
– Усольцев не приедет, придется мне тело из морга забирать. Ну, если разрешат, конечно. Сказали: забирайте завтра. Господи, я так много ждала от этой поездки! А тут одни проблемы, и я виновата – за Аликом недосмотрела.
– Здравствуйте! Ты, пожалуйста, не придумывай. Тебя никто в смерти оператора обвинять не собирается. Ты должна была его «пасти»? Он взросленький мужичок! Выкини эти глупости из головы! – успокаивала девушку Юля.
– Спасибо на добром слове, товарищи журналисты! – Луиза подцепила кусочек истерзанного омлета и отправила в рот. – Большое спасибо за доверие! Только что теперь с этим делать?
– Зря ты ерничаешь! Я правда помочь хочу!
– Чем ты мне можешь помочь?! Ты меня еще больше «потопишь» со своей статьей. У нас же руководство отзывы на сериал в СМИ по всей стране собирает! Называется «пресс-клиппинг». А тут какие положительные упоминания! Только наоборот! Я и попадусь в сети, как глупый карась.
Луиза представила осуждающий взгляд Матвея Усольцева и всхлипнула.
– На глупого карася ты не тянешь, – уверил ее Тымчишин. – Послушай, ты Юлю напрасно недооцениваешь. Она не просто журналист – она умеет раскрывать преступления. Если возьмется писать материал про вашего оператора, то докопается до самой сути и убийцу найдет.
– Это правда? – Луиза перестала терзать остатки завтрака. – А полиция?
– Иногда журналист бывает проворнее полиции. Хотя и они не зря свой хлеб едят. – Юля пожала плечами. – Просто люди журналистам больше доверяют, на эмоциональном уровне, что ли. В общем, так получается. Но это не значит, что я справлюсь с этим делом.
– Вот ты заладила: иногда, иногда! Да не иногда, а всегда у тебя получается! – без тени сомнения заявил Вадик. – Ты же хороший журналист? Несомненно!
– Ой, Вадик! У меня не сегодня день рождения, ты меня так захвалишь!
– Я, подруга, всегда за правду! – комично приосанился Тымчишин.
– Луиза, мне надо знать все про этого Алика. Ты давно с ним работала? – Сорнева вновь попыталась направить Луизу на путь реконструкции событий последних дней. Даже достала из сумки блокнот и приготовилась записывать.
– Работала… – вяло согласилась Луиза. – Он хороший оператор. Был. Кадр чувствовал, ведь это профессия между техникой и искусством. Но человек гнилой. У него даже деньги никто не занимал.
– Давай-ка лучше по порядку.
– Ребята! – взмолилась Юнис. – Я сама еще года в сериале не работаю! И попала случайно, по объявлению. А по образованию я юрист.
– Юрист? – настала очередь журналистов удивляться.
– Да, но не в области уголовного права. И юристом я быть никогда не хотела. Всегда мечтала «в кино» попасть. Вот, свою мечту осуществила!
– Луиза! Тогда ты, как человек «пытливой» профессии, могла заметить больше остальных, – обрадовалась Юля.
– Да ты что! – возмутилась Юнис. – В том-то и дело! Когда мне по сторонам глазеть? У меня на площадке знаешь сколько дел!
– Давай все-таки сначала начнем, – упорствовала Сорнева.
– Так. Алик Царев. – Луиза прикрыла глаза. – В сериале почти с первых дней съемок, работает хорошо. Но иногда на площадку может прийти нетрезвым. За ним всегда какой-то шлейф негатива тянется. Он может обидеть просто так, если у самого плохое настроение. Живет где-то в центре, точного адреса не знаю. Женат, детей нет. Жену зовут Ангелина.
– Геля, значит! – прокомментировал Тымчишин.
– Ты мешаешь! – шикнула на него Юля.
– Работает Ангелина комендантом в общежитии. Из «наших» ее никто ни разу не видел. Алик говорил, старше его на несколько лет. Он вообще, если разговор заходил, как-то скептически о жене отзывался. Честно говоря, и за другими дамочками ухлестывал.
– Ты точно знаешь или предполагаешь? Извини, без «выноса сора из избы» не обойтись, – развела руками Юля.
– Сор будем выгребать мешками? – усомнился Вадик. – Сейчас из обычных «походов налево» вы сочините целую версию, девочки.
– Не обращай на него внимания, – отмахнулась Юля. – Это мужская солидарность. И что значит «шлейф негатива»?
– Мутный он какой-то. Глаза злые, все время намекает на что-то, будто он много знает плохого об актерах.
– О ваших актерах?
– Об актерах вообще. Рассказывал, как был в гостях у известной актрисы, сейчас она на пенсии, смеялся над ней. Мол, сверкала в свое время, а сейчас вынуждена делиться пикантными воспоминаниями за деньги, то есть бывших коллег «грязью поливать». Мерзко! А насчет дамочек – лип он ко всем, одни «велись», а другие сразу его посылали.
Луиза помолчала, словно решая, продолжать или нет.
– С Настей Капцовой у него небольшой романчик был. Но она, как про жену узнала, сразу отношения прекратила.
– С Настей? – удивилась Юлька.
– С Настей. Они встречались одно время. Настя потом обходила его за километр. Я, кстати, жене Царькова звонила о смерти мужа сообщить. Она, Ангелина в смысле, заплакала.
– Понятное дело! Известие не из приятных, – согласилась Юля.
– Юля! Ты же журналист! Нужно уметь выбирать слова! – притворно возмутился Тымчишин. – У нее муженька придушили, а ты кокетничаешь: «известие не из приятных». Да это конец жизни для многих! У меня вон соседка по подъезду мужа похоронила и сама через полгода умерла, от тоски.
– Понимаешь, Вадик… я горю человеческому сочувствую, но сейчас мне нужно абстрагироваться от эмоций… – и Сорнева посмотрела на Луизу. Продолжай. – Итак. Убили Царева здесь, а не в Питере. И он, оказывается, местный.
– Да господи! Я тебе это уже говорила!
– Надо начать сначала, то есть найти дом, в котором он жил. Где этот дом? О каком он говорил?
– Думаешь, я запомнила? – возмутилась Юнис.
– Дом и школу нужно найти! Как хочешь, но ты должна!
– Не помню я! – взмолилась девушка. – Он же показывал из автобуса во время экскурсии, так, между прочим, будто это совсем для него не важно.
Вадик поднял руку, словно спрашивая разрешения высказаться.
– Девушки! Слушать меня внимательно! Сейчас вы примете участие в съемках фильма «Джентльмены удачи по-сибирски». Рекогносцировка местности начинается!
– Нам не до шуток, Вадик! – хором ответили девушки. – Какие джентльмены?
– А я не шучу! Помните, как в фильме герои человека искали, а ориентирами были памятник и пальма в магазине. Ну: «Кто ж его посадит? Он же памятник» и «Дерево! Во!».
– Да, помним, – согласились заинтересовавшиеся Юля и Луиза. И что?!
– Какие вы непонятливые?! Можно подумать, что вы принимали вчера гостей, а не я. А раз вспомнили, садитесь мигом в машину, и поедем дом искать, – скомандовал Тымчишин, довольный произведенным впечатлением. – А ты, Юля, свяжись с музеем и спроси, по какому маршруту их возили.
На самом деле особых достопримечательностей в маленьком сибирском городке не было. Да и откуда им взяться? Это в Северной столице, колыбели русских революций, число архитектурных памятников на один квадратный метр просто зашкаливает. Правда, когда говорят «памятник», первым на ум приходит памятник Петру I, с легкой пушкинской руки именуемый чаще «Медным всадником». В сибирских городах то же самое применимо только к памятникам Ленину. Сонмы Владимиров Ильичей – неотъемлемая часть советской традиции монументального искусства. Здесь никогда не было и не будет Кунсткамеры, а местные музеи больше похожи на хранилища бабушкиных прялок, чугунков и плошек. Но все же! Кое-что общее у сибирского городка и великого города на Неве было: городок проектировали молодые ленинградские архитекторы, вложившие в свою работу душу, и это каким-то незримым образом ощущалось, питерские традиции сливались воедино с суровой сибирской природой.
– Ну, товарищ сопродюсер? – спросил Вадик, когда они сделали несколько кругов по городским кварталам. – Видишь что-то знакомое?
Луиза пристально вглядывалась в пейзаж за окном.
– У вас так все дома друг на друга похожи… – жалобно протянула она. – Просто мозги клеятся… Вспомнила! Там сосна росла прямо у дороги.
– Точно как в «Джентльменах удачи»! Сейчас все городские сосны пересмотрим и непременно отыщем ту, единственную! – засмеялся Вадик.
Они ездили недолго, минут двадцать, пока Юнис не закричала.
– Стой! Стой! Вот! Вот сосна, – в ее голосе сквозила радость открытия. – Точно, как в кино! А вон школа и дом. Ура! Нашла!
– Ура! – в унисон завопила довольная Юлька. Мы сделали это!!!
– Жалко, памятника нет для полного сходства! – хмыкнул Тымчишин и поинтересовался: – А где «спасибо» организатору мероприятия?! Неблагодарные девчонки!
Дом, уверенно опознанный сопродюсером Юнис в качестве родного гнезда оператора Алика Царева, оказался обычной сталинской пятиэтажкой.
– Точно, это тот самый дом. И школа рядом, – еще раз повторила Луиза. – Слушайте, а я сейчас вспомнила… Алик ведь ни словом ни обмолвился, откуда он родом. Мы же обсуждали, когда билеты брали… А он молчал, что это его родной город. И никаких эмоций. Я имею в виду… семья, родители, родственники…
– А не мог он просто пошутить? – Владику пришла в голову неожиданная мысль. – Выпил с утра пива со скуки, экскурсия тоже «не ахти», вот и решил тебя разыграть? А мы ищем… все сосны пересчитали! Он вообще как, в смысле вранья, был?
– Нет! – уверенно сказала Луиза. – Понимаешь, он сказал нехотя. Я бы даже сказала, у него случайно вырвалось. Как оговорка по Фрейду.
– А ты сможешь его личное дело запросить? У вас же в офисе должно быть. И посмотрим, откуда он родом. – Вадик «выдавал» одну ценную идею за другой.
– Могу, – согласилась Юнис. – Попробую! В связи с убийством, Усольцев даже не спросит, зачем мне нужно.
– Спросит, придумаешь что-нибудь. Молодцы мы! Дом нашли, школу нашли, теперь будем действовать! – Юля была довольна.
– Подруга! Я тебя умоляю! Только не поквартирный обход! Я не хочу! – взмолился Тымчишин.
– Вадичка! Как легко тебя напугать и как плохо ты меня знаешь! Никаких обходов, попрошу знакомых из городского отдела образования выяснить, учился ли Алик Царев в этой школе. Если да, наверняка есть учителя, которые его помнят, так что будем бить прицельно. Сначала учителя, потом одноклассники, друзья и так далее. Так-то!
– Ты гениальна, Сорнева! Я всегда это знал! – На похвалы ее друг Вадик никогда не скупился.
Глава 10
Несмотря на кажущуюся мягкость и даже некоторую бесхарактерность, Анастасия Капцова умела принимать решения. В трудных ситуациях она мобилизовалась, настраивалась и находила выход из самых, казалось бы, безвыходных житейских лабиринтов.
Нынешний ужас положения заключался в том, что Настя сама разрешила Алику фотографировать ее не только в неглиже, но и полностью обнаженной. Возлюбленный имел над ней прямо-таки гипнотическую власть – девушка забывала обо всем на свете и была готова на любые безумства. Какой уж тут стыд! Алик всегда хотел близости, даже в самых неподходящих условиях, где угодно: в трейлере на съемочной площадке, в укромном уголке в перерывах между съемками, в машине, стоящей в лесу, в подъезде. Завороженная Настя расценивала его желание и изобретательность как проявления любви и от этого чувствовала себя счастливой. И, не уставая ворковать: «Ты такой неуемный, Алик!», имела в виду: «Ты так меня любишь!». Ей не важно было, что в ответ не звучало нежных слов, было достаточно своего ощущения полета души, легкости тела, как будто качаешься на волнах и в животе щекочут водяные барашки. Творческие люди, а они с Аликом были таковыми, нуждаются в признании и любви, как никто другой. Их отношения тоже были творчеством – творчеством любви.
Когда Настя от гримерши узнала, что Алик женат, она растерялась. Девушка была готова ко всему. Царев мог пить «горькую», баловаться наркотой, зависать в ночных клубах, оказаться картежником или даже шулером. Но женатым! Нет, это Настю решительно не устраивало! Да и почему он ей не сказал? Единственным человеком, с которым девушка решилась поговорить о своих проблемах, стала Луиза Юнис.
– Насть, я не знала, честное слово! – божилась сопродюсер. – Если бы знала, то сказала бы тебе раньше. А ты сама не чувствовала?
– Нет! – огрызнулась Настя. – Он никогда мне про жену не говорил.
– А может, брак зарегистрирован, но они не живут вместе, – предположила добросердечная Луиза. – Я, как юрист, такие случаи знаю.
– Мне в голову не пришло проверять у него паспорт.
– Но ведь он тебя замуж не звал. Или звал?
– Мы вообще эту тему не обсуждали, и клятву он мне не давал.
– А почему?
– Потому что из Алика не получится хорошего мужа.
– Ну вот, приехали! Тогда зачем он тебе нужен?! Радуйся тогда! Как там говорится: баба с возу, кобыле легче? В данном случае с воза «скидывается» твой женатый Алик.
– Понимаешь, мне с ним так хорошо. Он прямо… как магнит…
– Ага! Тянет, манит, задурманит!
– Я вообще не знаю, как женщины живут одни, – доверчиво сообщила Настя. – Мне мужчина нужен всегда, как поддержка. Я с ними расцветаю.
– Со всеми подряд? – не удержалась от шпильки Луиза.
Сама она придерживалась другой точки зрения: пару-тройку лет будет заниматься своей карьерой, а личную жизнь устроит потом, и мужчина ей нужен стоящий, такой, чтобы была потребность быть всегда рядом. Такой, например, как Матвей Усольцев. Настоящий. От мысли, что она может и не выйти замуж, впадать в истерику Луиза не собиралась. Размениваться и растрачивать себя по пустякам она не будет.
Поэтому Настя и ее любовные истории девушку немного забавляли. В Настиных рассказах всегда была безумная любовь – всепоглощающая, неистовая, затмевающая все вокруг. Может, это такая особенность творческих людей? Состояние влюбленности им необходимо всегда, каждый день и каждый час. Тогда и работается легче? А у юристов, видимо, иная душевная организация. Реалисты они и прагматики до мозга костей. Не нужны им ежедневные взлеты, падения и потрясения. Потому что, даже переместившись в общество людей творческих, Луиза осталась собою прежней. Ей не хотелось «влюбиться вообще», а хотелось полюбить «своего» мужчину. Которого она, наверное, пока еще не встретила. А такие, прохиндеи, как Алик Царев, ей и даром не нужны.
Настя, решив расстаться с Аликом (внутренний голос шептал: сделать это нужно как можно скорее), сразу же приступила к поискам нового мужчины. Оглядевшись вокруг, девушка остановила взор на своем коллеге Алексее Погудине. Серьезные отношения и, в перспективе, замужество с тем, кто будет готов на ней жениться, – таковы были Настины новые цели. Скакать из одной постели в другую девушке уже надоело. А вот супруг-актер… Это открывало совсем иные горизонты: повышенное внимание прессы, творческий союз двух молодых талантов, совместная работа лишь подогревают страсть и все в том же духе. Это даже забавно!
Поэтому сценарий нового романа Настя продумала как настоящий режиссер: каждую мизансцену, правдоподобное появление героев на сцене, идеальные ракурсы и многозначительные реплики. Акт первый: она расстается с Аликом. Монолог «оскорбленной и обманутой девушки», а потом должна быть пауза. Небольшая, для осмысления, чтобы хватило времени задержать дыхание, когда покинутый мужчина горько жалеет о случившемся, а у другого появляется надежда. Действия и реплики остальных персонажей здесь не важны. Акт второй: меняются платья и костюмы, вспыхивает яркая и новая любовь, героиня и ее новый возлюбленный…
Впрочем, даже до кульминации первого акта не дошло, идеальный сценарий оказался несовместим с реальной жизнью. То есть с бывшим любовником Настя рассталась, а новым, в лице Алексея Погудина, так и не обзавелась. Алексей, к которому стремились ее душа и тело, реагировал как-то вяло, без любовного блеска в глазах. Все время мешался под ногами Оленин, который регулярно провожал до дому и вообще был хорошим парнем, открытым и чистым, но в Настин сценарий никак не вписывался. Хотя дружбу она ценила и повторяла: «Мишка, ты мне лучшая подружка!»
Все элементы спектакля не желали собираться в единое целое. Неожиданная поездка в Сибирь, убийство бывшего любовника, эротический «компромат»! Что делать с этими новыми и неизвестными обстоятельствами, Настя не знала, но чувствовала, как ритм задуманной ею постановки меняется, и остановить эти изменения ей не по силам.
Самым важным из привнесенных обстоятельств были фотографии в жанре ню. Настя приняла единственно правильное в таких условиях решение – отвлечь внимание следователя Уткина, то есть пустить в ход все свое обаяние и кокетничать напропалую, затем незаметно завладеть телефоном Царева, то есть покуситься на улику, и уничтожить все фотографии, то есть, вполне возможно, вещественные доказательства.
– Сергей Александрович, а можно я с вами еще побуду? У вас тут реальное дело, реальные эксперты, настоящее расследование. Теперь я понимаю, насколько все серьезнее, когда по-настоящему… Мне так не хватает этих впечатлений для роли! Ну пожалуйста!
– Ну что вы, Анастасия! – Уткин просто расплылся от удовольствия. Каково везение! Мог ли он еще пару часов назад думать, что не только так вот запросто будет болтать с любимой актрисой, но еще и в роли консультанта окажется. Чем черт не шутит? Может, и в титрах укажут!
– Вы мне расскажете, как дальше хотите действовать?
– Конечно! Вот протокол закончу и с радостью. Побудьте пока здесь!
– Ой, спасибо огромное! Громадное-прегромадное!
– Всегда пожалуйста! – Следователь, как говорится, «поплыл». Женщины вообще не обращали на него внимания – некрасив, мал ростом, зануден и тощ, да еще и ведет себя как закомплексованный подросток. А тут женщина-сказка, кинобогиня сошла со своего Олимпа и хочет побыть с ним, Сергеем Уткиным, рядом. Да еще и помощи просит.
Настя, поняв, что дело сделано и мыслить здраво Уткин просто не способен, начала подбираться к гипотетической улике – телефон лежал на тумбочке у кровати. Изящным движением опытного фокусника она смахнула аппаратик в карман и перевела дух.
– Ой, вы знаете… я вспомнила, мне же надо идти… наши, наверное, меня потеряли, – будто спо-хватилась девушка, глубоко опустив руку в карман и крепко сжимая телефон.
– Вы же хотели поприсутствовать? – обиделся Уткин. – Мы с вами еще встретимся? У меня могут возникнуть новые вопросы к вам, как к свидетелю!
– Я обязательно отвечу на все ваши вопросы, Сергей! – и маняще улыбнулась на прощание. Разве жалко?
От такой улыбки в сочетании с его именем, произнесенным нежным голоском, Уткина бросило в жар:
– Не уходите, Анастасия!
Но Анастасии уже и след простыл. А ему так хотелось показать питерской актрисе, как ловко он умеет вести диалоги со свидетелями! Впрочем, может, и хорошо, что ушла. Свидетели попались так себе: директор гостиницы вообще никакой не свидетель – убитого видела один раз издалека, охранник тоже ничего вразумительного сказать не мог – про актеров из Питера знал, но в десять часов вечера сдал смену и ушел домой.
На вопрос, почему в отеле нет круглосуточной охраны, директриса обиделась:
– А вы не скажете, где деньги брать на ночную охрану? У нас администратор есть дежурный. Если надо, полицию вызовет. Только пока таких случаев не было.
Пришлось отпустить и директора, и охранника. Горничная в белом фартучке казалась более перспективной свидетельницей, потому что заметно волновалась и смотрела на следователя испуганными оленьими глазами, теребя оборку натруженными руками.
– Горничные ведь очень наблюдательные люди, – начал Уткин издалека.
Женщина кивнула.
– И подмечают то, на что другие внимания не обратят.
– Да, вы правы. Я сегодня пораньше на работу пришла, чтобы ковер на первом этаже пропылесосить. Постояльцам шум не слышен, а спустятся к завтраку, все сияет чистотой.
– Ну и… – нетерпеливо продолжил Уткин.
– А потом на второй этаж поднялась – там у нас в подсобке моющие средства стоят. Ну и видела, как она зашла в его номер, а потом буквально через минуту выскочила.
– Кто она?! Из какого номера?
– Актриса эта сериальная. Анастасия Капцова! Рано утром она зашла и выбежала из этого номера, где мужик убитый жил.
– Вы ничего не путаете?
– Нет, не путаю! – неожиданно успокоилась женщина, перестав терзать передник.
Сергей Уткин сел на стул посередине комнаты. Похоже, у него появился шанс стать режиссером, и совсем скоро его пьеса приблизится к кульминации.
Глава 11
Осень в редакции ничем не отличается от других времен года, только вот нынче еще не включили отопление и все сотрудники облачились в теплые кофты и свитера.
Мила Сергеевна обсуждала с коллегами публикацию о новой акции зоопарка «У каждой клетки есть хозяин» – любая организация или просто неравнодушный человек могли взять шефство над одним из обитателей зоопарка, ежемесячно выплачивая определенную сумму на его содержание. А зоопарк обещал рядом с каждой клеткой установить табличку с названием фирмы или фамилией попечителя животного, проживающего в этой клетке.
– Может, мы редакцией тоже на кого-нибудь «подпишемся»? – интересовалась ответственный секретарь, – опять же статью об этом сделаем.
– Давайте возьмем павлина, – предложила Марина Коростылева. – Им в Сибири тяжело… А мы будем ходить смотреть, как он хвост свой распускает. Кстати, только самцы это делают.
– Ага, а павлин будет сидеть и тебя ждать, чтобы хвост распустить! Давайте лучше крокодила возьмем – он прикольный – или медведя. Мишка – символ России! Сорнева, а тебе какой зверь больше нравится?
– Никакой!
– Почему?
– Я котенка-найденыша не могу пристроить, а ты про медведя.
– Черствая у тебя душа, подруга! Медведя тебе не жалко.
– Не жалко, – согласилась она. – Его в зоопарке мясом кормят. Ты лучше бы котика помог пристроить.
– Ну, кого из зверья будем опекать? – не унималась Мила Сергеевна.
– Берите вы кого хотите! – отмахнулась Юлька. – Дел в редакции больше других нет, как медведя обихаживать.
Все сегодняшнее утро Юля Сорнева потратила на изучение прежней жизни Алика Царева. Если он действительно местный, то следы должны остаться, и она их обнаружит. Жил, в школе учился, друзья-приятели, родители опять же. А завтра Луизе Юнис пообещали скинуть на электронную почту скан-копию личного дела оператора, и это тоже пригодится. Еще девушка планировала встретиться со свидетелями из гостиницы: директрисой, охранником, горничной. Может быть, появилась новая информация.
Самой Юльке мужчина с камерой по фамилии Царев не понравился. У питерского оператора был наглый, бесцеремонный и липкий взгляд, словно он априори был уверен в том, что любая женщина готова немедленно пасть в его, неотразимого мачо, объятия. Таких Юля презирала.
Вчера, когда Луиза рассказала о романе Алика и Насти, даже Тымчишин отреагировал бурно:
– Во дает актриса! А сама за Погудиным бегает. Какое-то «переходящее красное знамя».
– Ты заметил? – удивилась Луиза.
– Я не слепой! Как у вас все просто – сегодня с одним, завтра с другим.
– Попрошу! Во-первых, без обобщений, а, во-вторых, без пошлостей. Что это еще за «вы»? «Мы», знаешь ли, тоже разные бываем. А актеры просто народ особенный, – заступилась за всех женщин в своем лице Юля.
– Это почему? – удивился Вадик. – Почему актеры, а не журналисты? Мы тоже не лыком шиты и любить умеем.
– Они же постоянно примеряют на себя чужую судьбу! А еще пробы! С ума можно сойти, как это бывает оскорбительно и унизительно.
– Ах, черт возьми! – воскликнул Вадик. – То-то ни в один театральный вуз и не попасть! Все хотят быть униженными и оскорбленными?
– Вадик, ну что ты к ней привязался?! – вступилась за Луизу Юлия.
– Нет, ты мне скажи! Почему у нас лицедеи стали «белой косточкой»?
– Вадик! Актер или журналист – это не важно, все зависит от человека. Кроме того, у нас вон Мила Сергеевна сколько раз замужем была? И как она своих мужей называет? «Муж номер Один», «номер Два» и «номер Три»! А Настя человек свободный, в активном поиске. Я, кстати, тоже, так что давай без гнусных комментариев.
Вчерашняя словесная перепалка уже забылась, а сегодня Вадик, не поймешь серьезно или шутя, предлагает стать опекуном медведя или крокодила.
Наконец раздался звонок, которого Юля так ждала.
– Сорнева! Ничем тебя пока не порадую! Хотя ты мне уже не одну бутылку задолжала за поиски!
– Конечно, Леночка, – это у Юлиной одноклассницы, а ныне инспектора городского управления образования Лены Назаревич, была такая присказка, а на самом деле она спиртного и в рот не брала.
– Номер школы, про которую ты спрашивала, сто пять. Но в нужный период никакой Алик Царев там не учился.
– Ты уверена?
– Уверена, но я договорилась о встрече с директором. У тебя фотографии предполагаемого ученика есть?
– Да, есть. – Юлька мысленно поблагодарила Луизу, скинувшую ей на телефон десяток фотографий оператора. Судя по всему, Цареву нравилось фотографироваться, и везде он нагло улыбался.
Школы Юлька любила. Не важно, была ли это ее альма-матер, или она приходила в чужую школу по рабочим делам, но в школьной атмосфере, независимо от времени года и погоды за окном, существовало удивительное тепло, которое наполняло душу, как холст красками.
Директор сто пятой школы – приятный молодой мужчина, кажется, искренне обрадовался появлению Сорневой.
– Здравствуйте! Приветствую вас в нашей школе! Я читаю ваши статьи, и они мне очень нравятся.
– Как приятно! – поблагодарила Юлька и подумала о Вадике Тымчишине: непременно ведь съязвил бы в духе «Слава находит героиню!».
– Чем я могу вам помочь?
Юля объяснила директору, кого она разыскивает.
– Вы знаете, у нас есть педагоги, которые работали в тот период времени. Сейчас звонок прозвенит на большую перемену, и я их приглашу.
Звонок действительно зазвенел, залился, оповещая о свободе после сорока пяти минут «заточения» в классе, и школьники горохом рассыпались по коридорам.
Фотографию на Юлькином телефоне три учительницы рассматривали долго и внимательно, переговариваясь между собой.
– Дети так меняются.
– Бывает, не узнаешь.
– Да еще и не здороваются. Считают, раз школу окончили, значит, и не надо здороваться.
Юлька смотрела на учительниц с тоской. Не вспомнят они ничегошеньки! Но одна из женщин вдруг предложила:
– А может, вам к медсестре сходить?
– К какой медсестре?
– К нашей, школьной. Кабинет на первом этаже. Она с самого основания школы здесь. У нее глаз-алмаз, все подмечает. Ей бы в ЧК работать.
– Ну, если в ЧК, тогда ладно… – рассмеялась девушка.
Медицинский кабинет Сорнева нашла быстро. Медсестра – веселая пожилая женщина – сразу же ухватила суть дела.
– Давайте ваши фото. Я сейчас двое очков надену, чтобы получше рассмотреть. Алик, говорите? Был у нас в то время один Алик, дрянь редкая, скажу вам.
– Наверное, это мой! – обрадовалась Юлька.
– Заматерел… раздался… – медсестра с интересом разглядывала фото. – Точно не скажу, но очень похож на Алика Царегородцева.
– Царегородцев? У моего фамилия Царев!
– Про Царева не знаю, а вот эта рожа, – она ткнула пальцем в фотографию, – Царегородцева отдаленно напоминает.
– А почему вы его дрянью назвали?
– Назвала, и все тут. Я вам посоветую с Ольгой Захаровной обязательно встретиться, она была у него классным руководителем. – И женщина как-то странно посмотрела на Юльку.
– Она вам сама расскажет, если захочет. Я адрес напишу – Ольга Захаровна давно на пенсии, и сотового телефона у нее нет. Такая вот аномалия.
Юлька от души поблагодарила хозяйку медкабинета, убрала заветный листочек и подумала, что в современном мире информационных технологий отсутствие у кого-то сотового действительно выглядит отклонением.
Тому, что Царев оказался совсем не Царевым, она не удивилась. Он мог и имя другое носить, быть Анатолием, Алексеем или вообще кем-то прочим. Творческие люди обычно берут псевдоним, имя вымышленное. Юля вспомнила, как в университетской библиотеке ей попался четырехтомный словарь, где было собрано свыше восьмидесяти тысяч псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Когда-то сочинительство, да еще и за деньги, считалось занятием недостойным, и приходилось маскироваться. Настоящее имя скрывал, например, Чехов, у которого было более сорока псевдонимов. Все-таки в творческой маске есть свой шарм! А сейчас что? В Интернете сплошные безликие «ники» вроде Лехи, Коляна, Бабаса и прочих глупостей.
На этом фоне Царегородцев, превратившийся в Царева, кажется прозой жизни. Молодец медсестра! И правда, ЧК! Только вот не захотела рассказать, почему назвала Царева редкой дрянью…
Глава 12
Михаила Оленина судьба любила, баловала и несла по течению. От него требовалось только одно – не сопротивляться и слушать ее подсказки. Он привык относиться к жизни легко, считал, что люди напрасно принимают все близко к сердцу, тревожатся по пустякам и усложняют себе жизнь. Ежедневная суета преграждает путь к спокойной и счастливой жизни.
Михаил вырос в семье, далекой от искусства. Родители были инженерами, но сына любили и мечтать о большой сцене не запрещали. Еще в детстве «заразившись» театром, Миша легко поступил в театральный вуз и почти сразу начал получать приглашения сниматься в эпизодах. Преподаватели восприняли это без восторга. «Съемки могут помешать учебному процессу», – хором говорили они.
Другой бы, может, и задумался, но не Миша Оленин. Роли, пусть крохотные, приходили сами, приносили деньги и другие роли. Он старался ничего не усложнять и не переживать, если вдруг ему не позвонили, все получалось само собой, шутя и запросто. Оленин сделал приличное портфолио: фото в полный рост, анфас и в профиль, художественные портреты, демонстрирующие разные амплуа актера. А когда видел на центральных каналах шоу типа «Танцев на льду», где успешные и знаменитые падали и разбивали коленки, то искренне удивлялся: «Ну что же вас на лед понесло! Вот звездные амбиции!»
Конечно, и у него были амбиции, но испытывать постоянный стресс в жесткой конкурентной борьбе за новые роли Михаил не желал. Оленин, как Емеля из сказки, не собирался «слезать с печи»: не он гнался за удачей, а удача находила его, многие события происходили словно без его воли, один успех влек за собой другой, и нужно было только не выпускать волшебного щучьего хвоста из рук.
Когда Оленину предложили сняться в рекламе, он согласился, не раздумывая. Казалось бы, пустяки, но был особый творческий драйв в том, чтобы выбегать из полуразрушенного сарая с новым телефоном и, весело улыбаясь, произносить: «Мы на связи при любых обстоятельствах!» Именно благодаря этому ролику Оленина пригласили в сериал «На темных улицах». Да, лейтенант полиции – не Гамлет, но тоже неплохо, а главное – интересно.
Мишка согласился и не пожалел. Работа в кино научила его многому, прежде всего слаженной работе в коллективе при плотном съемочном графике. Его герой – лейтенант Олейников – был чем-то похож на самого Михаила, но работа у Олейникова была серьезная, опасная – поиск преступников и расследование преступлений.
И только в отношениях с однокурсницей Настей Капцовой фортуна была не на Мишиной стороне. «Наклеив» однажды ярлык друга, девушка не могла принять Оленина в ином качестве. А он был готов, как в той песне, целовать песок, по которому ходила его любимая женщина. Михаил болезненно переживал все Настины увлечения, недоумевая, отчего девушка не замечает рядом с собой человека, в душе и сердце которого занимает особое место.
Именно Михаил упросил режиссера дать Насте шанс на съемочной площадке. Матвей Усольцев долго упирался, но потом наконец сказал:
– Веди свою однокурсницу, черт с тобой, посмотрю ее. Тем более женская линия все равно нужна.
Капцову в сериал взяли, но она так и не догадалась о Мишкиных усилиях.
После института Оленина приняли в хороший театр, и он дебютировал в роли Ильи Телегина в пьесе Чехова «Дядя Ваня». Бесспорно, это была одна из лучших чеховских пьес: тонкая, выразительная, сотканная из причудливого кружева человеческой психологии и юмора, сцены из провинциальной усадебной жизни конца девятнадцатого века. Его Телегин получился комической фигурой – персонажем-клоуном с гротескными повадками. Когда Оленин прочитал отзывы о своей игре в спектакле: «Молодой актер был неистов, и новое прочтение роли удалось», то принял очередную улыбку судьбы как само собой разумеющееся. Правда, именно в тот период судьба послала ему и испытание в лице гримерши Златы, с которой он сблизился случайно, но глубоко. Настолько глубоко, что вскоре Злата сообщила ему о своей беременности.
– Ого! Ну ты даешь! – только и смог сказать пораженный Михаил.
Девушка ему совсем не нравилась, и вообще, он любил Настю, но получилось так, что после премьеры оказался у Златы дома. Настя на премьеру не пришла, Оленин расстроился, а гримерша крутилась рядом и все время повторяла: «Мишка! Ты гений!» Хотя, как позже выяснилось, со «знанием материала» у девушки были проблемы: пьесы она не читала, а спектакль смотрела урывками. Мишке это показалось забавным, и он решил «просветить простой народ», пересказав чеховскую пьесу. Рассказал об Иване Петровиче Войницком, он же дядя Ваня, четверть века служившем, как ему казалось, умнейшему человеку – профессору Серебрякову. Но профессор оказался неблагодарным и жадным, а дяде Ване тяжело сознавать, что годы прошли в беззаветном служении гадкому чужому человеку.
– Вот сволочь! – возмутилась Злата. – Как моя мачеха!
– Кто? – не понял Мишка.
– Да профессор! Я, прежде чем сбежать, на свою мачеху горбатилась. В Калуге. А потом все бросила и села на поезд до Питера. Тетка помогла в общежитие устроиться и сюда на работу. Она всю жизнь у вас в театре кассиршей работала. Круто!
– Да, круче некуда, – согласился Оленин, и вспомнил Настину бабушку-билетершу. Вот вам и забавные совпадения!
Завершился банкет в комнате общежития, где жила Злата. Пахло котами и старыми вещами, но Михаил был так пьян, что ничего не помнил. Утром он сбежал от гримерши и начал сторониться ее в театре. Злата с глазами, раскрашенными, словно елочные игрушки, в его мире была невыносимо лишней – Оленину впервые в жизни стало жутко и тоскливо, а в душе словно поселилась гиря. Но девушка умела быть настойчивой.
– Я жду ребенка. Ты собираешься регистрироваться? – твердила гримерша.
– Может, тебе показалось? – глупо отнекивался Михаил.
В перерыве между съемками Оленин решил посоветоваться с Кимом Васютиным, слывшим человеком мудрым. Когда Мишка обрисовал положение, в которое он попал, Ким долго смеялся.
– Ну ты лох, штаны в горох!
– Что делать-то?
– А тебе зачем за нее волноваться? Решила рожать, пусть рожает. Ее выбор. У нас матерям-одиночкам государство помогает. Или у тебя любовь?
– Да какая, к черту, любовь? По пьянке в общагу заволокла, я утром «ноги сделал». Думал, и она не вспомнит. А оно вон как получилось.
– Такова мужская природа: распространять свой генофонд, – мудро заметил Ким, блюдя репутацию. – Главное, спокойно, без истерик: ребенок не мой и знать ничего не знаю.
– А если мой?
– Смотри сам. Сейчас по суду отцовство доказывают. Если подтвердят, заставят алименты платить, а жениться по суду не заставляют. Да забей ты! Мало ли! На всех, с кем секс был, жениться?
После разговора с Кимом легче не стало. А если об этой истории узнает Настя? Но решение все равно нужно было принимать, а Злата становилась все настойчивей.
– Оленин, я ведь тебе могу карьеру подпортить: дам интервью желтой прессе, расскажу, как ты от ребенка отказываешься.
– Хорошо, я готов помогать тебе и ребенку.
– А жениться? Ребенок должен расти в полной семье, с матерью и отцом.
Жениться на Злате Михаил не хотел, но однажды, вернувшись домой после спектакля, застал мать в слезах. В коридоре пахло сердечными каплями.
– Сынок! Как ты мог! Как ты мог!
– Мама, что случилось?!
Как оказалось, в гостях у родителей побывала Злата. Она плакала и просила о помощи. Разговор с родными был непростой.
– Михаил, будь мужчиной! Ты должен жениться! – настаивал отец.
– Папа, почему я ей должен?
– У нее нет родных, одна старая тетка. Злата живет в общежитии.
– Пап, я не хочу, чтобы она переехала к нам в квартиру. Я не собираюсь с ней жить!
Говорил с Мишей в основном отец. Мать всхлипывала и только повторяла:
– Как же так, сынок? Как же так? Вокруг столько хороших девушек.
– Он уже свой выбор сделал, – возражал отец.
– Вот вы тогда и живите со Златой! А я буду снимать квартиру, – разозлился Мишка.
Тут мать неожиданно поддержала сына:
– Я тоже не хочу жить со Златой.
– Это выбор Михаила, – повторял отец.
– Я люблю другую девушку! – вдруг выпалил сам Михаил.
– Здрасте – приехали! Любим одну, а ребенка ждем от другой, – удивился отец.
– Не дави на мальчика. – Мать решила окончательно встать на сторону сына.
Спор так ничем и не закончился, а на следующий день Оленин узнал о творческой экспедиции в Сибирь. А все потому, что он, актер Михаил Оленин, внешне похож на тамошнего мэра. Вот такое случайное совпадение, игра фортуны. Именно поэтому артистов обещали встретить как героев. Ну, и хорошие гонорары заплатить, плюс оплатить все расходы.
Сопродюсер Луиза Юнис так и сказала:
– Михаил, ты у нас оказался главным действующим лицом. Все зависит от тебя! Если ты в театре договоришься, мы рвем в Сибирь. Ты там будешь супергероем!
– А Настя едет? – поинтересовался Оленин.
– Конечно, едет! – удивилась Юнис. – А как иначе. – И Михаил не мог не принять подсказку судьбы.
Они поедут на съемки в Сибирь с Настей. Там у него будет время, чтобы подумать о том, как выйти из неприятной ситуации со Златой. А уж похож, не похож он на тамошнего мэра, с этим можно и на месте разобраться. Главное, Настя будет рядом с ним.
Глава 13
Нужный дом Юля нашла очень быстро. Краснокирпичная хрущевка внутри двора, домофон отсутствует, квартира на первом этаже.
Дверь открыла приятная пожилая женщина в аккуратном домашнем платье.
– Ты к кому? – строгим «учительским» тоном спросила она.
– Если вы Ольга Захаровна и преподавали в сто пятой школе, то к вам.
– А тебя как зовут? Что-то я не припомню. Ты когда школу заканчивала?
– Ольга Захаровна, я у вас не училась, но пришла как раз по поводу ваших бывших учеников. В школе сказали, вы помните всех «своих».
– Хорошо, тогда проходи, – согласилась хозяйка и пригласила ее.
Женщина излучала спокойствие и уверенность. Юля прошла в комнату, удобно устроилась в кресле и приступила к делу. «Легенду» она продумала заранее: газета решила опубликовать цикл статей, посвященных выпускникам местных школ, которые преуспели и состоялись в больших городах нашей необъятной страны и за ее пределами. И решила пока говорить об известном операторе Алике Царегородцеве, а там видно будет, совпадут ли истории, питерская и местная. Пока нужно определиться на местности. Ольга Захаровна слушала с любопытством и сразу же включилась в разговор:
– У меня очень много таких интересных ребят-выпускников, которые состоялись в профессии. Миша Симоняшин, например, в Америке живет и работает. Вирус свой открыл. А Ирочка Демина в Новой Зеландии, доктор биологических наук.
– Меня еще интересует Алик Царегородцев. Был у вас такой ученик. Помните? Он работает оператором на известной киностудии, лауреат всевозможных творческих премий.
Каких конкретно премий, Юля уточнять не стала, дабы не запутаться в собственном вранье и не оконфузиться. Ведь ее нынешние рассказы, эти маленькие мифы и легенды, помогали ей грамотно делать свою работу.
– Алик Царегородцев? Что-то не знаю, о ком ты. Ты ничего не путаешь?
Ольга Захаровна словно внутренне окаменела, а Юля почувствовала, что «взяла след».
– Не путаю. Вы помните такого?
– Девушка, я помню всех своих учеников! Алика тоже сейчас вспомнила… Но ты все равно ошибаешься.
– Давайте по порядку, – дружелюбно предложила Юля. – Вы знали Алика Царегородцева?
– Конечно, я вспомнила Алика Царегородцева. Я в своем уме. Но он никак не может быть известным оператором. Алик Царегородцев пропал без вести больше двадцати лет назад!
Ольга Захаровна смотрела на Юлю спокойными и ясными глазами, с внутренним напряжением женщина смогла справиться. Старая учительница была так уверена в своих словах, что Юлька даже растерялась.
– Ой, Ольга Захаровна! Я проверяю информацию и готовлю материал в газету, возможны и совпадения. Просто в мире кино точно есть такой персонаж. Если только с фамилией произошла путаница: Царегородцев или Царев. Могло же быть такое: в городе жили два Алика с похожими фамилиями, один оператор, а другой ваш, пропавший. Еще вариант – Царегородцев взял псевдоним, у творческих людей это в порядке вещей. Пожалуйста, расскажите мне о вашем ученике Алике, и фотографии хорошо бы посмотреть. Тогда я окончательно разберусь, кто есть кто. Так бывает, когда копаешь старые истории и оказывается, что речь идет совсем о другом человеке.
Сорнева и правда была смущена. Расследование приобретало неожиданный оборот. Или это Ольга Захаровна, женщина немолодая, все перепутала? Юлькина бабушка последние годы хорошо помнила только свою юность, а в настоящем времени ориентировалась неважно. Вот и учительница запамятовала? Как можно считать человека пропавшим без вести, если он преспокойно живет себе в Питере и работает в кино? Работал. И непохоже, чтобы при жизни уверенный и даже нагловатый Алик чего-то боялся.
– Хорошо, – пожала плечами Ольга Захаровна. – Я вам про нашего Алика расскажу, а вы уж как хотите. Его история тоже может журналистов заинтересовать, но никак не с героической точки зрения.
– А с какой? – поинтересовалась Юля.
– С жизненной. Такой лакей Яша из чеховского «Вишневого сада». Отрицательная харизма.
Юлька с удивлением посмотрела на женщину.
– Вы литературу преподавали?
– Литературу и русский язык, – и улыбнулась. – Вы думаете, люди в моем возрасте не знают выражений вроде «отрицательная харизма»?
– Ну что вы! Дело вовсе не в словах, да и преподавателя литературы всегда легко узнать. Может быть, вы фотографии поищете, и сразу определимся. А то зря отниму у вас время. Вдруг «ваш» Алик окажется совсем не «моим» Аликом.
Ольга Захаровна вышла из комнаты, а Юлька пеняла на себя: она совсем не помнила в произведении никакого Яшу, разве что только купца Лопахина, и то смутно. Вот если бы она знала, что нужно обязательно перед визитом заглянуть в пьесу по школьной программе, то держалась бы уверенней.
Женщина вернулась с большим альбомом.
– Вот, выпускной класс, – учительница любовно погладила общую фотографию. Очень хорошие ребята были. Такие умные, внимательные!
Алик Царегородцев на групповом снимке был едва узнаваем. Но, приглядевшись, Юлька вздохнула с облегчением: точно, он. Убиенный оператор Алик Царев. Сомнений не осталось. Нечто неуловимо знакомое было во взгляде юноши на фотографии, возможно, уверенность в себе и наглость.
– Ну, ваш это Алик?
– Ой, Ольга Захаровна, снимок такой старый, сразу даже и не скажешь! А вы не расскажете про вашего ученика? Для журналиста любая житейская история полезна и может пригодиться.
– Знаешь, мне совсем не хочется о нем вспоминать. Хотя история, конечно, странная, да и судьба у мальчика непростая.
– Почему непростая?
– Его родители работали в торговле: мать заведовала магазином, отец завскладом. Дом был, как говорят, полная чаша. Но потом и мать, и отца посадили за мошенничество. Дали каждому по три года, а Алик словно с цепи сорвался. Ему и раньше все будто мало было – мечтал клад найти и сказочно разбогатеть, а тут начал родителей идиотами честить, не научились, говорил, даже грамотно воровать.
– Это он, наверное, от обиды?
– Безусловно. Но и родители не стеснялись при нем обсуждать специфику своей деятельности, а он потом ребятам в классе рассказывал, как нужно разбавлять сметану или с замороженными продуктами мухлевать. Ему оставалось два года доучиться, он переехал к тетке, старшей сестре отца. Летом действительно ходил в тайгу какие-то клады искать, жил на заимке. Авантюрист, честное слово! Все искал «золотую рыбку», которая будет исполнять его желания. Кладоискатель! И весь класс взбудоражил.
– Клады?
– Юленька, ты же помнишь историю о золотом запасе Колчака? Наши места как раз между Омском и Иркутском, а Колчак, под натиском Красной армии, отступал из Омска с тридцатью вагонами казны, но до Иркутска золото не довезли, исчезло оно где-то после станции Тайга, а может, и где еще.
– И Алик искал эти сокровища? Это ведь легенда, миф! Уж сотню раз искали, да так никто и не нашел!
– Не знаю, как он это себе представлял, но ходил все время с какими-то планами, картами, с загадочным видом их разглядывал, намеки делал. Мать у него в тюрьме заболела и умерла, отец через два года вернулся, только он так с теткой и продолжал жить.
– Клады-то перестал искать?
Ольга Захаровна пожала плечами:
– Не знаю.
– Значит, не нашел. В газете же об этом не писали.
– Не было тогда еще вашей газеты.
– Ну, слухи ходили бы по городу.
Юля вспомнила статью Милы Сергеевны, напечатанную пару лет назад: при сносе старого дома в одном из пригородных поселков была найдена металлическая коробочка, замурованная в стене. В «кубышке» обнаружилось сто тысяч рублей, но не золотом, а ассигнациями, которые потом плавно перекочевали в экспонаты городского музея.
– Мы многого не знаем о наших благодатных местах.
– Соглашусь с вами, – быстро сказала Юля. – А дальше?
Ольга Захаровна будто не услышала и продолжала:
– А дальше как по Чехову: «Праздная жизнь не может быть чистою». А он все время хотел праздника. Между прочим, Чехов ехал через эти места на остров Сахалин.
Юльке не терпелось. Черт! Заговаривается она, что ли?! Ей же нужно узнать про Алика и, возможно, темные истории его прошлого, а тут лекция по русской литературе вкупе с лирическими воспоминаниями!
– Помните рассказ Антона Павловича «Из Сибири»? Я, когда перечитываю этот маленький шедевр, испытываю истинное наслаждение. Какой язык! А дух? Настоящий сибирский дух, правдой пронизан каждый абзац.
«Не хочу рассказ!» – взмолилась про себя Юля. Конечно, стыд и срам – журналистка Сорнева не читала чеховского рассказа, не восхищалась талантливым пером классика, как эта восторженная пожилая учительница. Но, вот честное слово, только не сейчас! Она понимала, что старая учительница одинока, любительница Чехова и надо о нем с кем-то поговорить. Выход один – терпеть.
– Прочитайте на досуге, Юленька, не поленитесь.
– Хорошо, Ольга Захаровна, обещаю! – приложила Юля руку к груди и поскорее заговорила о важном: – Ольга Захаровна, а почему тогда решили, будто Алик пропал без вести? Как так вышло? Он окончил школу, уехал в Питер, выучился на оператора. Просто знать о себе не дает, тем более здесь у него и не осталось по-настоящему родных людей.
– Зачем ему в Ленингр… прошу прощения, в Санкт-Петербург ехать?
Юля вспомнила о личном деле оператора, которое обещали прислать Луизе. Там-то она и отыщет ответ на данный вопрос, и у рассказа появится конец.
– И все-таки, как же так получилось? Почему он пропал без вести?
– Почему пропал, не знаю, – с достоинством ответила женщина, – но только его в судебном порядке признали умершим.
– Ого! – изумилась Юля. – Ольга Захаровна, как это?
– Жена заявление написала, когда пять лет прошло со дня его исчезновения, был суд, и вынесли специальное постановление.
– Алик был женат?
– Да, на своей однокласснице, Наташе. Только давно это было. Умерла она.
– Как умерла?
– Обычно, как умирают люди от онкологии.
– А зачем жене было нужно, чтобы его по суду признали умершим?
– Человек не может столько времени не давать о себе знать. Ей нужно было определиться, как жить дальше.
– Подождите, но ведь он мог быть жив все эти годы?
– Я не знаю, – вздохнула женщина, – но моего ученика Алика Царегородцева официально признали умершим и, значит, он для всех умер. Извини, мне больше нечего сказать.
Дома Юля первым делом достала с полки «Вишневый сад» и нашла место про Яшу. Оказалось, что по пьесе это молодой лакей. Он побывал за границей и теперь не прельщается Родиной и даже мать, пытающаяся с ним встретиться, уже не нужна ему. Его главная черта – высокомерие, он не уважает хозяев, у него нет привязанности ни к кому.
Да, пожалуй, Ольга Захаровна права: Алик тоже не был привязан к семье и бросил больную жену.
Глава 14
Настя Капцова захлопнула дверь своего номера и обессиленно привалилась к стене. Но не успела она перевести дух, как в дверь постучали. На пороге стоял мрачный Алексей Погудин.
– Насть, ты не в курсе, сколько нам еще ждать? Торчим, как идиоты, на первом этаже. Подробности знаешь какие-нибудь?
– Подробности? – Девушка никак не могла сосредоточиться.
– Ну да! Народ в шоке, а гримерша вообще забилась в номер и ревет. Говорят, завтра сворачиваемся и отчаливаем обратно в Питер.
– Про отъезд первый раз слышу. Пусть Луиза разруливает. Усольцев же собирался прилететь… – наконец пришла в себя Капцова и даже немного оживилась. А что, если настало время вернуться к ее сценарию? Как бы подольше задержать Алексея в своем номере? И тогда…
– Матвей не приедет, он ногу сломал, – ввел девушку в курс дела Погудин и зашел в номер.
– У тебя есть выпить? – Алексей плюхнулся на кресло. – А вообще, даже интересно. Как будто настоящий детектив снимаем: приехали в Сибирь, Алика убили, Уткин этот – явно отрицательный персонаж, и мы все в качестве подозреваемых.
И тут в Настином кармане зазвонил украденный телефон. Капцова растерялась – она не успела снять плащ, продолжая сжимать рукой проклятый аппарат. А хуже всего было то, что дурацкий рингтон – вой собаки под блатную песню – был отлично известен всей съемочной группе, поскольку всех невыносимо раздражал. У Погудина вытянулось лицо.
– Не понял? Это что сейчас было?
– Н-н-н-е знаю… – проблеяла Настя.
– Как не знаю? У тебя в кармане поет телефон Алика. Вытаскивай руки!
Настя почувствовала себя воровкой, пойманной с поличным.
– Это вовсе н-н-н-е… Алексей!
– Я еще ничего не подумал. Руки! Руки! Телефон на стол!
Настя обреченно вздохнула, вытащила руку из кармана и положила телефон убитого оператора на журнальный столик.
– Настя, откуда у тебя телефон Царева? Ты его грохнула?
Капцова представила, будто играет роль (воровки, пойманной с поличным), и вдохновенно начала:
– Алексей! Как ты можешь?! Зачем мне убивать Алика?! Я его телефон в коридоре нашла. Он же приметный, то есть я сразу поняла – Аликов, а не еще чей-то, и положила в карман. Машинально, а потом просто забыла.
Но и Погудин был не лыком шит – не зря столько лет играл лейтенанта полиции – и фальшь почувствовал мгновенно.
– А почему следователю не отдала? Зачем тебе этот головняк, Анастасия?!
– Я забочусь о репутации нашего сериала! – не собиралась сдаваться без боя Капцова. – Ты сам знаешь, какой Алик был! Он компромат на коллег собирал и продавал. На все ради «жареного» был готов! Мало ли, что могло остаться в телефоне. Знаешь, сколько на наших ребят может грязи вылиться? Алик ведь подлый был.
– Тебе лучше знать – ты с ним любовь крутила, – хмыкнул Алексей.
– Любовь? – Глаза девушки наполнились слезами. – С чего ты взял? Это так, минутное помрачение. Я еле отвязалась от него!
И тут она поняла, что наступил самый подходящий момент для объяснений с Алексеем. Но необходим был творческий подход: умолчать о большем, рассказать о меньшем, представить себя в выгодном свете, воспоминания не ворошить, на возможность новых отношений слишком явно не намекать. Все выводы Погудин сделает сам, но повлиять на его решение можно и нужно.
– У нас были очень короткие отношения. Алик – не герой моего романа.
– Да черт с твоим героем, – разозлился Алексей.
Ерунда какая-то! Вся съемочная группа с неудовольствием наблюдала за их отношениями. Вернее, за тем, как Анастасия бегала за этим подонком. Что только в этом Цареве женщины находили? Ему, Алексею, не понять. А вот про подлость оператора он знал наверняка. Может, хороший оператор, способный строго выверить композицию кадра, и не обязан быть порядочным человеком, но Погудину было противно. А телефон?! Хотя Настя права: Алик мог с помощью телефона копить компромат на коллег.
– У нас с Царевым давно все в прошлом, – вела свою игру Настя.
– Понятно, раз он убит! – с издевкой сказал Погудин. – Не ты его убила? Месть за муку разбитого сердца? Или «не доставайся же ты никому»? Как-то так?
– Я? Как ты можешь! Идиотские шутки! Расстались мы давно и по моей инициативе. И про телефон я тебе правду сказала. Могу прямо сейчас сдать следователю.
– Да ладно, Насть, не обижайся. А в личную жизнь коллег я не лезу, – примирительно сказал Алексей. И добавил про себя: «В отличие от остальных», под «остальными» подразумевая Алика Царева.
Тут он вспомнил, как Царев появился на съемочной площадке. В сериал Алика привел Ким Васютин. Усольцев не возражал, поскольку прежнего оператора переманили большим гонораром в другой проект, а снимать сериал на одну камеру – просто безумие. Алик Царев приглядывался к коллективу недолго и вскоре почувствовал себя главным. Васютин, не любивший конфликтов и выяснения отношений, сразу отошел на второй план, пытался быть незаметным. Алик начал диктовать операторскую политику на площадке. И делал иногда это бесцеремонно и нагло, будто он тут самый главный: это его кино, его идея, его женщины. Он совсем не деликатничал с актерами, если надо было хорошо снять сцену, запросто мог нахамить или грубо обругать: «Ах, мы устали! Тогда бросайте эту работу к чертовой матери и идите за прилавок, торговать. Там дублей делать не надо!» Съемки одной и той же сцены могли продолжаться практически бесконечно, пока Алик не решал, что снял тот самый – идеальный дубль.
Но с камерой Царек был на «ты». У него была особая творческая манера, свой взгляд на цветокоррекцию и освещение, он ловко схватывал характерные детали, и это, несомненно, помогало лучше увидеть сущность персонажей и придать глубокий смысл даже самым банальным сценам. В значительной степени именно благодаря Алику и его перфекционизму, сериал выгодно отличался от своих «мыльных» собратьев.
А вскоре выяснилось, что у Алика было еще одно «увлечение» – он собирал компромат на известных актеров, знакомых и незнакомых, и пристраивал по своим каналам в газеты и журналы. Имел с этого неплохой доход. Слушок невзначай пустил Ким Васютин, недовольный диктаторскими замашками Царька. Ким ничего не утверждал, но намекал, будто его знакомые видели, как Алик делал фотографии на закрытом кинопоказе и на артистической тусовке, а потом фото появились на первых полосах желтых изданий.
Слухов вокруг личной жизни любого актера предостаточно, особенно если сам актер не склонен к публичности. Но люди любят читать о своих кумирах, особенно об их разочарованиях и поражениях. Спрос на небылицы и скандалы существует всегда. В конкурентной индустрии шоу-бизнеса нужна постоянная подпитка интереса к творческим персонам. Иногда информация специально выдумывается, авторы «сенсаций» ссылаются на несуществующие источники, лишь бы привлечь внимание недалекого читателя. А уж если источник образовался настоящий и поставляемые им сведения (как в случае с Царевым) правдивы!.. Людям нравится информация скандально-легкомысленного толка, а беспринципная пишущая братия этому только рада – одурманивание духовно небогатого читателя приносит легкие деньги.
Впрочем, слух, запущенный Васютиным, так и остался слухом. Алик никогда не проявлял особого интереса к актерам сериала. Ну а многочисленные романы… так женскому сердцу не прикажешь, при виде мужчины с харизмой глаза у тружениц киноиндустрии так и загорались.
В последние полгода Алексей Погудин, неожиданно для себя самого, сблизился с Царевым. У Алика в операторской всегда был припрятан коньяк с хорошей закуской, а главное, он умел внимательно слушать собеседника, что для творческого человека большая редкость. Однажды, в конце трудного съемочного дня (позже Погудин понял, что Алик специально выбирал момент), оператор предложил поговорить. Алексей согласился, хотя разговаривать ему и не хотелось. Настроение было премерзкое, будто его окатили помоями, сегодняшний эпизод «не шел», сцена разваливалась – заученные слова, которых было совсем немного, звучали глупо, интонации не удавались, жесты были мертвыми, искусственными и вызывали в нем отвращение. Это чувствовал и режиссер, назвавший игру Алексея соплями.
Алексей не возражал, ибо Усольцев был прав во всем. Он так устал от своего персонажа – бравого лейтенанта Прокудина! Устал жить в двух реальностях, в каждой из которых у него были разные походка, темп шагов, жесты, мимика и выражение лица. Похожие, очень похожие, но все же разные. Погудину давно хотелось новых ролей, свежих впечатлений, творческого развития, в конце концов. Он слишком засиделся в этом проекте, стал заложником одной роли, и скоро режиссеры вообще перестанут видеть в нем кого-то еще, кроме отважного служителя закона. Однако предложение Царева заставило Алексея мигом забыть обо всех переживаниях.
– Слушай, у тебя ведь папаша известным актером был?
– Был да сплыл, – мрачно буркнул Погудин, упоминание об отце расстроило его еще больше.
– А раз так… он же общался с интересными людьми, многое может рассказать и про себя, и про других.
– Ты к чему клонишь?
– Уговорил бы папашу с журналистами встретиться, по душам поговорить.
– А-а-а-а, на «жареное» потянуло? Сплетнями интересуешься?
– Разве плохо? Про него вспомнят, кто забыл, опять же деньжонок старику подкинут.
– Сволочь ты, Царек! Сколько хочешь, чтобы моего отца оставили в покое?
– Пятьсот долларов. – Алика вопрос ничуть не смутил.
Алексей достал деньги, швырнул оператору в лицо и с тех пор предпочитал обходить его стороной.
Но рассказывать сейчас об этой истории Насте не хотелось. Еще подумает, что это он, Алексей, отправил на тот свет господина съемочной площадки Царька. Поэтому Погудин просто сказал: «Хорошо, Настя, ты права! Телефон нужно уничтожить!»
Глава 15
Юлия Сорнева была расстроена. Рассказанная Ольгой Захаровной история как-то не вязалась с ее собственными представлениями об операторе Алике Цареве. Да, не очень-то хорошо она знала Царева. Так, видела несколько раз, в автобусе да на съемочной площадке. Но все же, все же, все же… Интуиции своей Юля всецело доверяла, а потому немного подумала и вернулась в школу.
– Нашли, что искали? – поинтересовался директор.
– Почти, но мне опять нужны ваши учительницы!
На этот раз дела пошли веселей: педагоги кладоискателя Алика Царегородцева так и не вспомнили, но зато все они хорошо знали его одноклассницу Жанну, которая нынче работала терапевтом в районной поликлинике.
Юля на всякий случай записала фамилии еще нескольких одноклассников, но основные надежды возлагала именно на Жанну – найти женщину с таким именем будет легко, и события прошлого она наверняка помнит куда лучше старушек-учительниц.
Оставалась еще одна загадка: почему так непонятно и странно вела себя Ольга Захаровна? Юля спрашивала о пропавшем мальчике, а пожилая учительница предпочла говорить о Чехове, его рассказах и путешествии на Сахалин, словно пыталась сменить тему. При чем тут Чехов? Антон Павлович, конечно, проезжал по сибирскому тракту. Это документально подтвержденный факт, и отрицать его никак нельзя. И что? Все должны плакать от умиления? Но ведь персонаж Яша действительно чем-то напоминает ей Алика. Ох уж эти учителки литературы!
На Чехова Юлька отвлеклась, вспомнив, как Мила Сергеевна, в преддверии очередного юбилея, писала об этом путешествии. Сама она никак не могла понять, что могло заставить классика на перекладных тащиться на край света. Чехов ведь был врачом, организм которого подтачивала коварная чахотка, и должен был понимать опасность подобного мероприятия. Многие друзья считали поездку бессмысленной, а Чехов, человек замкнутый и не склонный к душевным излияниям, о причинах прямо никогда не говорил. Биографы утверждали, что поездку на Сахалин нельзя считать случайной, писатель тщательно готовился, штудировал трактаты о климате, геологии и этнографии. Результат – путевые записки «Остров Сахалин» – получился впечатляющим. Но какой ценой? И почему до сих пор в Сибири и на Сахалине ищут следы пребывания писателя?
«Так, стоп!» – приказала самой себе девушка, боясь совсем уж углубиться в литературоведческие дебри. Она ищет следы таинственно исчезнувшего Алика Царегородского, он же довольно долго здравствовавший, но позже все-таки убитый Алик Царев. Человек-призрак, сбежавший от жены, которой теперь тоже нет в живых, и официально признанный умершим. Интересно, сам Царев об этом знал?
Юлька вздохнула и поехала в редакцию. Особая творческая атмосфера редакции ее всегда успокаивала, как горячий шоколад на завтрак. Здесь легко восстанавливались силы благодаря избытку теплых слов и азарта, молодежного задора и опыта, серьезности и юмора. Как в луна-парке – каждый мог выбрать аттракцион себе по вкусу. А уж когда все сотрудники редакции одновременно садились за компьютеры! Щелканье клавиш для нее могло соперничать со звучанием целого симфонического оркестра.
Вадик Тымчишин писал субботнюю колонку.
– Подруга, кем ты была в прошлой жизни? – Предугадать, какой вопрос задаст неугомонный напарник в следующий раз, у Юли никогда не получалось. – Юль, как ты думаешь, мы были с тобой знакомы в другой реальности?
– Нет, Вадичка, мне с тобой в этой жизни хлопот хватает.
– Поэтому ты меня водителем и представила!
– Какой же ты злопамятный, Тымчишин! Я тебя от следователя спасала, а вместо «спасибо» одни укоры который день. Между прочим, у меня сегодня волнительное событие. Я в кино снимаюсь!
– Да ладно! – Он оторвался от клавиатуры. – Что за роль ты получила в сериале? Специально для тебя поменяли сценарий и в гости к российским ментам приедет Татьяна Ларина или Элен Курагина в твоем исполнении?
– Подкалываешь? А я думала, мы вместе поедем на съемки. Луиза сказала, ты тоже можешь сгодиться!
– Ладно, уговорила. Посмотрю на твои актерские способности.
– Вадик, а ты знаешь, что Чехов проезжал по нашим краям? Может, на ночлег останавливался где-то поблизости? – Мысль о путешествующем чахоточном классике почему-то никак не давала Юльке покоя.
– Да ну, скучно это. Исследователи чеховского творчества уже давно «истоптали» сибирский тракт и «пометили» все места, где он побывал. И при чем тут Чехов?! – практически дословно процитировал Вадик саму Юлю. – Зачем ты мне голову морочишь? Лучше про Царева расскажи. Узнала, что хотела?! Нашла сибирские следы убиенного Царька?
– Даже не знаю!
– Ты, и не можешь сформулировать? Это что-то новенькое!
– Вадичек, не дави на меня! Дай обмыслить услышанное и увиденное. Все расскажу, только попозже. А пока поехали к Луизе, друг мой.
– Вьешь ты из меня веревки, Юлька!
Съемки сериала проходили на окраине города. По сценарию, лейтенанты Анастасия Купцова и Алексей Прокудин прилетают из Питера в Сибирь, идя по следу опасного преступника. Поиски злодея приводят их к старой церкви. По дороге Купцова и Прокудин должны разминуться с прохожими – девушкой с собакой и одиноким мужчиной. Встречные, по сценарию, шли по своим делам и на сыщиков внимания не обращали. Одинокого мужчину уговорили сыграть местного водителя автобуса, сопровождавшего съемочную группу, а Юльке предложили изображать девушку с собакой. Собака была рыжая, похожая на терьера и проживала на станции юных натуралистов. Командовала на площадке Луиза Юнис.
– Ну, вопросы есть? Какие подробности нужны? – обратилась она к «актерам» эпизода.
– А вместо меня никто не сможет? Я камеры боюсь, я в кино никогда не снимался, – заволновался водитель.
– Здрасте – приехали. Мы же с вами обо всем договорились?!
– Давайте попробуем, но я все равно боюсь.
Казалось бы, что тут снимать? Все просто: обычное внутрикадровое движение, в одну сторону по дороге к церкви идут два сотрудника полиции, а им навстречу двое прохожих.
– Свет, камера, мотор! – скомандовала Луиза.
Юлька, держа в руке собачий поводок, смело зашагала, сопровождаемая оператором Кимом Васютиным. Через секунду рыжий терьер рванул куда-то на обочину. Девушка вскрикнула и чуть не упала, пытаясь удержать пса. Ким, понимая, что кадр не складывается, сосредоточился на мужчине, который топтался на месте, пыхтя и вытирая пот с растерянного лица.
– Не могу я! Уж поищите кого-то другого. Как паралич нападает. Не актер я!
– Стоп! Переснимаем! – крикнула Луиза.
– Собака с поводка рвется и меня за собой тянет, – оправдывалась Юля. – А без собаки нельзя?
– Нет, нельзя. Собака в раскадровке сценария. Переснимаем, – повторила Юнис. Еще дубль.
Но с водителем надо было что-то решать. Бедняга действительно чуть не в обморок падал, когда работала камера, а план нужен крупный. Взгляд девушки наткнулся на Вадика Тымчишина, с интересом наблюдавшего за съемками.
– Вадик, а давай ты попробуешь? Ты же от камеры шарахаться не будешь? Выручишь?
– Я бы с радостью сыграл! – весело ответил тот. – Актером я еще не был!
Когда замена была произведена, Юнис скомандовала снова. На сей раз терьер вел себя прилично и Юлька спокойно завершила проход в кадре. На удивление хорош оказался и Вадик. Не обращая внимания на оператора, он с первого дубля прошел по дороге как надо, степенно и неторопливо.
Простую сцену снимали больше часа. То оператору не хватало света, то выражение лиц прохожих казалось Луизе скучным и неинтересным. Романтика кино, о которой так много пишут и говорят, в реальных съемках отсутствовала напрочь, процесс оказался нудным и изматывающим.
– Все, снято! Перерыв десять минут! Кофе горячий! Следующая сцена в церкви. Приготовить свет!
Вадим был очень доволен полученной ролью.
– Ну, ребята, у вас и работка! Юлька, благодаря тебе остался в истории кино на века. Будет, о чем внукам и детям рассказать!
– Ты сначала жену заведи! – Уставшая Юля налила себе кофе и наставительно заметила: – Результат всегда получается после долгих трудов. Это и в журналистике так.
Хотя сейчас девушку больше занимало, как бы незаметно выманить Луизу Юнис с площадки и поинтересоваться, пришла ли копия личного дела Алика Царева. Но Луиза вспомнила сама:
– Юль, ты хотела с личным делом Царева познакомиться, но тут облом вышел. Я «кадры» запросила…
– Не дают личное дело? – предположила Сорнева.
– Нет, другое. Оказывается, он вообще не числился сотрудником продюсерского центра. Работал по договору, а договор был заключен с его женой, с Ангелиной.
– Вот как?! – удивилась Юля. – А так можно? Так бывает?
– Наверное. Когда предприятие хочет уйти от налогов, бывает всякое. Это я как юрист знаю. У нашего режиссера я спрашивать не стала, да это и не телефонный разговор.
Да! Это был не просто полный облом, а целый обломище! Получается, всю информацию о загадочном Алике-кто-знает-как-его-фамилия ей придется добывать самостоятельно.
– Луиза, тогда помоги мне в другом. Вот ты говорила, у Алика и Насти был роман… Вряд ли Настя мне честно ответит на все вопросы. Кто я ей? А ты не могла бы ее попросить со мной по душам поговорить? Мне ее ответы очень нужны!
– Ты думаешь так найти убийцу? Я уверена, Настя тут не при чём.
– Других вариантов просто нет. Да и не в Насте дело, но она может знать что-то важное. А еще я никак не могу понять, каким он был, этот ваш Царев, а Настя мне поможет «психологический портрет» составить.
– Хорошо, тогда давай в семь вечера у меня в гостинице. Я до этого времени что-нибудь придумаю.
– Я знаю, кем был в прошлой жизни! – вдруг закричал подкравшийся к девушкам Тымчишин. – Я был актером, у меня талант к этому делу!
Глава 16
Не давались сегодняшние съемки и Насте Капцовой. Всего-то и надо было, что дойти до церкви – по сценарию, герои рассчитывали отыскать там награбленное преступником добро и поддержать разговор с Алексеем. Но сосредоточиться на игре девушке мешали воспоминания о событиях прошедшего дня.
Алексей Погудин не только не захотел строить с ней отношения, все вообще рассыпалось, как старые гнилые дрова. Сначала Настя всеми силами пыталась отвлечь его внимание от телефона Алика, и ей это удалось. И в ее нелепую выдумку (случайно нашла в коридоре) Погудин поверил. Правда, больше потому, что сам был чем-то сильно озабочен. Это Настя чувствовала. Но из «телефонного конфликта» девушка вышла победительницей, и они разобрали аппарат на части, выкинув мелкие фрагменты в окно, а сим-карту она разрезала на кусочки маникюрными ножницами. «Так-то будет лучше, – подумала, закрывая раму. – Пусть теперь гадает следствие, куда делся телефон убитого».
Затем выпили бутылку вина, закусив обрезками сыра, случайно оставшимися с дороги. Но даже спиртное не помогло снять напряжение, поскольку в номере отчетливо ощущалось присутствие «третьего лишнего» – погибшего Алика Царева. О чем бы ни начинали говорить Настя и Алексей, разговор всегда возвращался к Цареву, а потому ни о какой легкости и беззаботности не могло быть и речи. Какая уж тут романтика! Да еще Настя слишком настойчиво пыталась внушить Алексею мысль о себе как невинной жертве женатого ловеласа Царева, достигнув тем самым обратного эффекта. Хотя жертвой она действительно была, и пусть лишь отчасти.
Настя хорошо помнила, как однокурсница пригласила их с Мишкой Олениным на премьеру нашумевшей мелодрамы, где играла главную роль. История, рассказанная в фильме, была стара как мир и на экране разыгрывалась сотню раз: он живет в Питере и у него красавица жена и дочь, она из Москвы и замужем, потом они случайно встречаются, завязывается интрижка, которая перерастает в большую любовь. Мишке фильм понравился, он назвал его романтичным и проникновенным. Насте хотелось возразить, мол, она сыграла бы главную героиню намного лучше, дополнила образ страстью, но подумала, что Мишка, на которого роли просто «валятся», сочтет ее завистницей. И она отделалась одним словом, которое вобрало в себя неосуществленную мечту и разочарование: «Неплохо». Но сам фильм Насте не понравился. Во-первых, она не верила в любовь, преодолевающую все преграды, а во-вторых, несмотря на то, что ей всегда нужен был мужчина рядом, «женатиков» актриса побаивалась.
А потом появился Алик Царев, взгляд которого буквально пробивал насквозь, вызывал поток эмоций, приводил в смятение. Вот и разбилась она, поддавшись чувствам, об «айсберг» по имени Алик. Настя, как женщина, всегда чувствовала, что у любимого есть «двойное дно», которое он тщательно скрывал. Но иногда вторая натура проявлялась выпукло и рельефно, как мышцы на теле, вены на руках. Царев хотел знать об актерах все и умело раскручивал Настю на разговоры. «Ты могла бы сыграть в этом фильме главную роль», – словно невзначай, нежно говорил он, задевая Настино самолюбие. И девушка поддавалась на провокацию, рассказывая все о знакомой актрисе.
Так было до тех пор, пока Настя случайно не увидела в желтой газете статью, где практически слово в слово повторялся ее рассказ о той самой актрисе. Со всеми нелицеприятными подробностями, на которые обиженная Настя не поскупилась. Сначала она не поняла, подумала, случайность. Но когда перечитала публикацию второй, а потом и третий раз, то пришла в ужас. Если станет известно, что она «сливает» в газеты информацию о тайной жизни своих знакомых, в творческих кругах ей, как говорится, «откажут в приеме». Приличные люди, а в тусовке все считают себя таковыми, установят хорошую дистанцию между собой и Настей. Одно дело, когда актеры сами придумывают скандалы и сплетни, чтобы о них не забывали, но если кто-то начинает «выносить из избы» настоящий «сор», этот кто-то немедленно становится изгоем. К счастью, именно тогда гримерша Оксана и рассказала девушке о наличии у Царева законной супруги. Новость Настя приняла за знак судьбы, объяснилась с Аликом и всю свою любовную энергию направила на Алексея Погудина.
А сейчас Настя, следуя своему сценарию, начала говорить о том, как трудно в жизни встретить любовь. Или как можно жить, не подозревая, что любовь совсем рядом, стоит только протянуть руку. Здесь девушка сделала паузу и протянула руку, дотронувшись до плеча Алексея, который сидел в кресле и пил вино. По задумке, далее предполагался поцелуй с продолжением. Но вместо этого Алексей как-то странно на нее посмотрел и произнес:
– Мне кажется, ты права. Любовь иногда накрывает в самом неподходящем месте.
Такой финал сцены совершенно не соответствовал духу пьесы, поскольку дурой Настя не была и поняла, что говорит Погудин вовсе не о ней. Девушка подержала паузу, обдумывая услышанное, и сделала «второй заход». Нужна была фраза, которая, с одной стороны, давала надежду, а с другой – позволяла при поражении «не потерять лицо». Слова нашлись:
– Мне очень хорошо с тобой, Алексей! Всегда можно тебе довериться, поделиться. Ты меня понимаешь!
– Спасибо, – и замолчал, сосредоточившись на бокале вина.
Дальше развивать действие и двигаться было нельзя. Никакого эмоционального отклика в единственном зрителе, ради которого и совершалось представление, не наблюдалось, Погудин не принял близко к сердцу ее текст, страдания. Так мужчину мечты легко спугнуть, а у Капцовой были далеко идущие планы. Алексей красив, Настя хочет за него замуж, а его предыдущие браки не имеют никакого значения. Но если это невозможно здесь и сейчас, значит, надо сделать шаг назад, чтобы потом уверенно идти вперед.
– Может, ты хочешь поговорить? Кто растопил лед в твоем сердце? Кого ты встретил в неподходящем месте?
Вдруг удастся разыграть вариант непредсказуемого финала – Погудин неожиданно начинает объясняться ей в любви, называя ее богиней, пленившей его сердце.
Но вместо этого Алексей набычился и резко сказал:
– Отстань от меня, Капцова! Своих дел нету, что ли?! Чего привязалась?
Мужчина быстро допил вино и ушел из номера, никак не обнадежив настойчивую и напористую Анастасию. Она потом долго злилась и недоумевала. Никаких новых девушек в окружении Алексея не наблюдалось. Откуда же взялась подлая разлучница?! Если это питерская история, Настя ее обязательно раскопает. Не может же быть разлучницей Луиза Юнис? Та, которой она доверяла свои тайны? Мысль была глупой, но, с другой стороны, сколько киносценариев держится на таком сюжете?
Потом в дверь постучали. Настя обрадованно открыла, ожидая увидеть Алексея, но за дверью оказался следователь Сергей Александрович Уткин. Выражение лица он имел суровое, так что девушка поняла – что-то произошло!
– Анастасия Михайловна! Открылись новые обстоятельства дела.
– Какого дела?
– Дела вашего убитого коллеги Царева.
– Я не понимаю…
– Вы все очень хорошо понимаете, – следователь словно стал другим человеком, ничем больше не напоминая жалкого мямлю, который восхищался ею и говорил глупые комплименты. – Горничная утверждает, вчера утром вы выходили из номера оператора Царева.
Настя побледнела. Все последующее показалось ей дурным сном.
Сегодня об этом не хотелось думать и вспоминать. Но за Юнис и Погудиным Настя все же решила понаблюдать.
– Настя! Ты как мертвая! Где заинтересованность в диалоге? Участие! – кричала Луиза. – Соберись!
– Хорошо, – автоматически отвечала Капцова и следовал очередной дубль.
Алексей работал отстраненно, как будто не было вчерашних посиделок и разговоров.
– Перерыв! – наконец объявила Юнис, и все пошли пить кофе.
Луиза торопливо рассказала коллегам о том, как ей позвонил следователь и разрешил забирать тело Царева. Завтра тело отправят в Питер на самолете, а сопровождать печальный груз будет гримерша, поскольку больше никто сорваться и уехать не может. Работы на натуре, то есть здесь, в Сибири, еще на четыре дня. Гримерша, конечно, негодует, но другого варианта нет, а на подмогу им администрация обещала прислать специалиста по гриму из местного драмтеатра.
– И Алика в последний путь мы не проводим? – уточнил единственный оператор Ким Васютин.
Настя дослушала и подобралась к Луизе поближе.
– Мне поговорить надо.
– Мне тоже, только лучше вечером, у меня в номере. Юля Сорнева еще приедет.
– Нет, мне надо именно с тобой, без Юли. – заупрямилась Настя.
– Что-нибудь случилось?
– Давай ты первая скажешь.
– Я? – Луиза замялась. Да просто есть обстоятельства, которые нужно обсудить.
– Хорошо, тогда я спрошу, – скажи честно, ты хотела поговорить про Алексея? У вас с ним отношения?
Луиза вытаращила глаза, став похожей на экзотическую рыбку-телескоп, а Настя с удовлетворением поняла – версия оказалась ложной.
Глава 17
Сергей Александрович Уткин не любил свою работу, но ему нравилась власть над людьми, которую давала принадлежность к правоохранительным органам. В детстве Сережа хотел стать водителем автобуса, как папа. Мама работала медсестрой в районной больнице, и семья жила трудно. Мальчиком Сережа Уткин был хилым и маленьким, на физкультуре всегда стоял в конце шеренги, и даже перепрыгнуть через козла у него не хватало сил. Девчонки Сережу дразнили, а особенно усердствовала рыжая соседка Нинка с конопушками по всему лицу.
– Доходяга, доходяга! – громко кричала маленькая дрянь, и ее крики, казалось, разрывали тщедушное тело на куски.
Каждый день мать поила Сережу рыбьим жиром, противный запах которого преследовал мальчика повсюду. Считалось, в нем много витаминов, а витамины нужны для роста. Но вовсе не вонючее «лекарство» сыграло решающую роль в судьбе Сережи Уткина, а боевик с гонконгским актером Джеки Чаном по прозвищу Азиатский ястреб. Посмотрев фильм, где актер выполнял все трюки сам, без каскадеров, потому что прекрасно владел несколькими видами восточных единоборств, Сережа принял эпохальное решение. Он записался в секцию карате. Отец выбор сына одобрил, а мать испугалась.
– Ты такой слабенький, сынок! Как ты справишься с нагрузками!
– Ничего, были бы кости, а мясо нарастет. Занимайся спортом, Серега!
Отец как раз поменял работу и стал личным водителем одного местного начальника. Среди шоферской братии «персональщики» занимали особое место, считались элитой и «белой костью». Выше была зарплата, да и маршрут каждый день выпадал новый, что, несомненно, интересней. Личный водитель – это надежный товарищ и правая рука «самого». Еще, правда, нянька его детей и безотказный помощник жены, но, как говорится, и на солнце бывают пятна.
– Наконец-то мы заживем как люди, – тихо радовалась мама, – и не будем считать копейки от зарплаты до зарплаты.
– Мам, а мы разве живем не как люди?!
– Мы живем как нищие, – утверждала мать, которая уже несколько лет ходила в старом пальто и мечтала о дубленке. – Папа сказал, к зиме можно рассчитывать на обновку.
Сергей папиному успеху тоже радовался. Пока не узнал, что работает тот личным водителем у отца противной веснушчатой Нинки. И теперь даже отвозит Нинку в школу по утрам. От такой несправедливости было горько и обидно. А гадкая девчонка продолжала доставать его своими глупостями.
– Ну, доходяга, теперь твой папаша нам продукты домой привозит!
– А вы инвалиды? Сами покупать не можете?! – пытался защищаться Сережа.
– У моих родителей на это времени нету. Для того и есть обслуга.
Сергей понимал: обслугой девчонка называет не только его отца, но и его самого, и не сдержался.
– Вы просто уроды и инвалиды.
Вероятно, Нинка нажаловалась взрослым, и вечером Сережу отчитал отец:
– Ты, мой друг, Нину не обижай. Она – девочка!
– Да она гадина! Она все время меня обзывает!
– Нет, Сережа! Ее отец мне зарплату платит, он мой работодатель. Еще раз услышу, мало не покажется!
Сергей обиделся на отца за то, что тот предпочел родному сыну противную рыжую Нинку. Получается, предал его. Обида затаилась в душе надолго, и даже спортивные успехи успокоили мальчика ненадолго. Отец скончался от сердечного приступа накануне его выпускного вечера, поэтому вместо праздника были похороны.
– Мы так и не пожили как люди, – сожалела мать, успевшая, впрочем, купить себе заветную дубленку.
Уткин ушел в армию сразу после получения аттестата, а когда вернулся домой, его ждал сюрприз. Мать вышла замуж за электрика из своей больницы. Муж был моложе ее на много лет. Женщина смотрела на сына тоскливыми и виноватыми глазами.
– Сынок, мне было тяжело одной, вот хороший человек попался.
– Ты бы могла мне написать об этом.
– Боялась, вдруг не примешь мой выбор.
– Я и не в восторге. Не боишься обвинений в растлении несовершеннолетних? Сколько лет твоему муженьку? Надеюсь, ты не прописала его в нашей квартире?
– Почему ты так? Да, я его прописала.
– Ты совсем рехнулась?! На сколько он тебя младше?
Мать потупила глаза.
– Разве это важно. Возраст – это всего лишь дата в паспорте.
– И все же? – Сергея дико раздражал ленивый молодой бугай. – Ты не имела права прописывать его без моего согласия. Это незаконно.
– Но ты же не будешь возражать, сынок?
– Еще как буду! В квартире другие жильцы регистрируются только с письменного согласия всех ее владельцев. Моя служба в армии не оправдание.
Мать начала плакать, а молодой супруг сопел и ворочался на диване.
Сергей Уткин не ограничился разговорами – «недавно приобретенного» мужа из квартиры выписали по суду. Сергей поступил на работу в полицию и на заочное отделение юридического. Дома он старался не появляться. Мать, не простив обиды, почти не разговаривала с ним, как и ее новоиспеченный муж.
– Почему ты к нему привязался? У нас любовь!
– Мать, живи, люби себе на здоровье, только пусть он будет прописан в своей общаге. Это больше не обсуждается. А лучший вариант для молодоженов: снимите квартиру, и пусть он ее оплачивает.
– Ты жестокий человек, Сережа! Как ты можешь!
Он с удивлением наблюдал за матерью, которая начала ярко краситься и нелепо прихорашивалась, стараясь угодить молодому мужу, и не выдерживал:
– Ты себя в зеркало видела? Ты похожа на расписное пасхальное яйцо. Какая, к черту, любовь?! Ему нужна квартира.
Когда через несколько дней после суда потерявший право на жилплощадь новоиспеченный муж исчез, женщина во всем обвинила Сергея:
– Это ты виноват! Это из-за тебя он меня бросил!
– Мать, еще немного, и я определю тебя в психиатрическую лечебницу.
Вскоре несостоявшийся «великий комбинатор» подал на развод. Мать переживала долго, пыталась выяснять отношения с электриком на работе, но он быстро нашел молодую санитарку с квартирой и перебрался на постой к ней. Теперь мать вечерами сидела на кухне и щелкала семечки. С сыном она перестала разговаривать вообще.
Уткин окунулся в работу, хотя расследования краж и грабежей казались ему скучным занятием. Люди будто специально провоцируют преступников – ходят с незакрытыми сумками, откуда достать кошелек не проблема, разгуливают вечером по темным подворотням. «Сами виноваты!» – ставил он диагноз почти каждому потерпевшему.
Но однажды в отдел прибежала та самая конопатая Нинка, в детстве дразнившая его доходягой. На нее напали грабители, сняли все украшения – кольца, цепочку, сережки, а заодно выпотрошили сумку. Нина превратилась в довольно крупную дамочку, хотя волосы и остались по-прежнему рыжими, как огонь. Уткин сначала и не понял, кто перед ним, а вот Нина узнала его сразу.
– Уткин?! Кто-то мне говорил, что ты ментом заделался. Давай подключайся, ты должен найти преступников!
Сергею хотелось сказать рыжей правду без прикрас, злорадно посоветовать не ходить по ночам одной с бриллиантами в ушах, но вслух он произнес совсем другое:
– Конечно, найду! Не сомневайся даже.
Потом они, как бывшие одноклассники, неожиданно сведенные судьбой, снимали стресс бутылкой виски у нее дома и предсказуемо оказались в одной постели. Утром проснувшаяся Нинка удивленно спросила:
– А что ты тут делаешь, Уткин?!
Он молча оделся и ушел, чувствуя себя триумфатором, пусть и на короткое время. Дело о краже Нинкиных драгоценностей по истечении времени плавно перекочевало в архив.
В отношениях с женщинами Сергею не везло. Даже коллеги посмеивались над его внешностью и ростом, а представительницы противоположного пола и вовсе обходили стороной. Это злило и раздражало. Но Уткин был уверен: рано или поздно случится «нечто» и вдруг появится «девушка его мечты».
И такое событие наконец случилось. Убийство оператора из Северной столицы, снимавшего в их городе настоящий полицейский сериал, а среди членов съемочной группы оказалась девушка, которая очень ему нравилась. Причем нравилась давно, с тех пор, как он посмотрел первую серию «киномыла». Тогда Уткин аж задохнулся, подумав, вот бы ему такую подругу, чтобы всегда была рядом, красивая и понимающая. Увидев Настю Капцову «живьем», он с трудом удержался – хотелось потрогать ее руками, удостовериться, настоящая ли. Пропажу сотового телефона убитого следователь Уткин просто не заметил. А вот показания горничной, видевшей, как Настя утром выскочила из номера убиенного, немедленно решил использовать в свою пользу. Может, это она, на вид хрупкая девушка, и задушила оператора ремешком? Все может быть, но если актриса убийца, то без помощи важного человека ей не обойтись.
Глава 18
Юля надеялась, что Луиза не подведет, организует встречу с Настей, а она уж обязательно сумеет актрису разговорить. Пока же девушку забавлял восторг Вадика Тымчишина, которому очень понравилось сниматься в кино. Сама Юлька спокойно отнеслась к этому событию. Подумаешь, маленький эпизод в длинном-длинном сериале. Но Тымчишин был на седьмом небе от счастья.
– Юлька! Я и не знал, как это круто! Сплошной драйв!
– Вадик, а не хочешь переквалифицироваться в актеры?
– Я подумаю!
Странно, почему раньше никто не замечал в Тымчишине дремлющего лицедея? Впрочем, это и хорошо – чем больше впечатлений и эмоций, тем лучше получится статья о съемках в сибирском городе популярного сериала, тем больше в статье будет правды, ничего выдумывать и не придется.
Врать журналист Сорнева вообще не любила, но иногда без выдумки было не обойтись. Как, например, иначе разговорить одноклассницу Алика – терапевта Жанну? Рассказывать правду не хотелось. Да и какую из правд? Немного подумав, Юля решила представиться журналисткой, которая собирает материал про заслуженную учительницу Ольгу Захаровну. Собственно, она даже могла написать такую статью и предложить главреду опубликовать интересный материал. А там уж как получится.
В вестибюле поликлиники пахло хлоркой, запах был колючий и едкий: рот и нос словно наполнились ржавой водой. Юлька нагнулась к регистрационному окошку.
– Мне очень нужна ваша помощь! – и объяснила, что ищет врача по имени Жанна.
– Вам, наверное, нужна Жанна Ивановна.
– Может быть! А еще Жанны у вас есть?
Из окошка на Юльку внимательно смотрели строгие карие глаза.
– Жанна Ивановна у нас одна. Это очень хороший доктор.
– Спасибо, девушка!
Юлька поднялась по лестнице и быстро нашла нужный кабинет. В коридоре никого не было, она постучала в двери с табличкой «Врач-терапевт».
– Можно? Я ищу Жанну Ивановну.
– Очередь не занимать, прием закончился.
– Я по личному вопросу.
– По личному? А мы с вами знакомы? – симпатичная молодая женщина в белом халате поправила светлые волосы.
– Если вы Жанна Ивановна Кременина, то мне очень нужно с вами познакомиться. Я из местной газеты, – Юлька изложила суть своей просьбы.
Доктор оживилась:
– Вы будете писать об Ольге Захаровне? Это правильно!
– Да, и я разыскиваю ее учеников. Вы мне расскажете о своем учителе?
– Конечно, расскажу! Ольга Захаровна педагог от бога, таких нынче поискать!
Юлька слушала рассказ и невольно любовалась Жанной. Одноклассница оператора Алика была красива – длинные волосы, голубые глаза, аккуратный носик, изящные запястья.
– Вы до сих пор поддерживаете отношения с Ольгой Захаровной?
– Она заходит ко мне, когда в поликлинике бывает, хоть лечиться и не любит.
– Ольга Захаровна была вашим классным руководителем. А когда вы встречаетесь с одноклассниками… у вас же бывают встречи с классом? Ее приглашаете?
– Ой, – махнула рукой Жанна. – Я уж не помню, когда мы последний раз собирались. Это только в первые два года после выпускного мы общались, а потом зачахла школьная дружба. У всех свои дела появились, всем стало не до школьных посиделок.
– Да, жизнь изменчива, – согласилась Юля. – Кого-то уже и просто нет в живых. Ольга Захаровна рассказывала про вашу одноклассницу Наташу, которая умерла от онкологии.
Жанна как-то странно посмотрела на Юльку, и журналистка прямо-таки физически почувствовала нарастающее напряжение.
– Я что-то напутала? – спросила Юлька. – Извините.
– Нет, вы ничего не напутали. Наташа действительно умерла. Она была моей школьной подругой.
– Ольга Захаровна говорила, Наташа очень переживала исчезновение мужа. Его, кажется, звали Алик. Странная такая история… – и сделала паузу.
– Да, Алик. Но разве есть сейчас смысл копаться журналисту в жизни других людей?
Красивые руки сжались в кулаки.
– Мне показалось, Ольга Захаровна приняла эту историю близко к сердцу, – немного слукавила Сорнева, ведь наверняка она не знала.
– Это было давно.
Юлька видела, как женщине не хочется говорить, она словно силой разлепляла губы, произнося слова.
– Мы втроем дружили – Наташа, я и Таня Бутова. Так везде и ходили вместе. А онкология у Наташи вследствие стресса возникла.
– Из-за исчезнувшего мужа?
– Возможно. Зона темных семейных тайн медиками не изучается. Алик Царегородцев был ярким. Его внутренний мир был расчерчен совсем иначе, чем у обычных людей, но он зачастую разрушал мир другого человека.
– Как это иначе? Что значит разрушал?
– Иначе – это по-другому. То он клад искал, то еще что-нибудь придумывал, изобретал, человек неуспокоенной души. Когда начинали с ним общаться, он всегда подавлял, подчинял себе.
– Такие в каждом классе есть, – понимающе согласилась Юлия.
– Нет! Таких, как Алик, в мире мало, – возразила Жанна. – Он один в своем роде.
– Хорошо! – Юльке показалось, женщина просто «забуксовала» в одной точке своих воспоминаний.
И Юля решила сказать правду – рассказать об убийстве Алика, иначе, чувствовала она, к тайнам особого внутреннего мира питерского оператора ей никак не подобраться. Девушка глубоко вздохнула и выпалила:
– Вы знаете, ваш одноклассник Алик, которого вы все считаете пропавшим без вести, был вчера убит в местной гостинице. – Слова прозвучали как выстрел и, похоже, попали в цель.
Лицо Жанны Ивановны побелело, на глазах выступили слезы.
– Этого не может быть! Как? Алик убит? Не может быть!
Чуткий «приборчик» в Юлькиной голове тут же отреагировал: а доктор-то Кременина не очень удивилась чудесному воскрешению одноклассника. Как же так? Неужто она знает больше всех?
– Жанна Ивановна, вы даже не удивились? Почему?
– Что вам надо?! Какое это имеет отношение к моей учительнице? При чем тут Алик? – Слезы в ее глазах мгновенно высохли. Почему его убили? Когда его хоронят?
– Завтра тело отвозят в Питер, к семье, – сказала Юля.
Жанна Ивановна молчала, и пауза затягивалась, висла, будто паутина между деревьями.
– Вы ничего не хотите мне рассказать? – нарушила молчание Сорнева.
– Думаю, Наташка уже встретила его на том свете. Алик всегда любил нестандартные ходы, – и неожиданно добавила: – Сын у них уже большой.
– Какой сын? – поразилась Юля.
– Тот, которого Наташка родила от него в выпускном классе.
Юлька почувствовала, как ситуация становится невозможно «киношной». Действие начинает жить своей собственной жизнью. А как же? Раз в сюжете откуда ни возьмись появился еще и ребенок! Странно, что Ольга Захаровна ни словом об этом не упомянула. Не могла же она не знать?
– Вы точно знаете про ребенка? – уточнила Юля.
– Пожалуйста, уходите! – решительно сказала Жанна. Я больше не могу.
Ну вот, опять ее выставляют. Что это за странная фигура Царев-Царегородцев? Почему о нем никто не хочет говорить? И где найти его сына?
Глава 19
Работы в связи с убийством у следователя Уткина было невпроворот. Осмотр места происшествия – это вам не съемки второсортного сериала! Это самый сложный и трудоемкий вид следственного осмотра, имеющий огромное значение для дальнейшего расследования преступления.
Для начала в протоколе отмечают, совпадают место убийства и место обнаружения трупа или нет. В случае убийства питерского оператора они совпадали. Затем требуется зафиксировать так называемые негативные обстоятельства: все мельчайшие подробности, посредством анализа которых можно получить ответы на вопросы «Как? Когда? Кто?». С ответами на первый и второй вопросы проблем не было. Как: оператор, скорее всего, сам открыл дверь убийце, тот вошел, ударил его по голове вазой (которую затем аккуратно поставил на журнальный столик), а затем, для верности, задушил. И вышел, не потрудившись запереть номер, следовательно, убийцу не заботило, как быстро найдут тело, или же он просто был уверен в том, что ночью Царева никто беспокоить не будет. Орудие убийства он унес с собой, на месте преступления ничего подходящего обнаружено не было. Из номера ничего не пропало, хотя коллеги покойного и не брались утверждать наверняка. Когда: время убийства определили примерно с одиннадцати до полуночи. С воссозданием картины случившегося особых проблем не было, а вот ответа на третий вопрос «Кто?» у Сергея Уткина пока не было. Ни мотива преступления, ни подозреваемых.
Да и вообще в этой истории для него было много непонятного. Почему для съемок выбрали ничем не примечательный сибирский город? Зачем тут крутятся журналисты? Как так все время они оказываются рядом с актерами? А может, убийство совершено с целью скрыть другое преступление?
Директор гостиницы «подливала масла в огонь», все время повторяя: «А еще актеры! А еще из Северной столицы!» Заботило блондинистую дамочку только одно – как бы половчее скрыть факт убийства одного из членов съемочной группы. Конечно, директриса рассчитывала получить отличную бесплатную рекламу – развесить по стенам фотографии знаменитых актеров, чтобы другие гости удивлялись и радовались, оказавшись в тех же номерах, что и герои любимого сериала (тогда и подушки будут казаться мягче, и одеяла нежнее), а получила в результате бесплатную криминальную драму.
И еще много вопросов было у следователя Уткина.
Например: почему гостиницу заказывала журналистка Сорнева, а оплачивает все местная администрация? Еще Уткину хотелось спросить Луизу Юнис, откуда у нее такая непонятная и странная фамилия, но Уткин сдержался. Луиза же чувствовала себя загнанной в угол. Правдивая история может не уложиться в привычное представление этого маленького, неказистого и унылого, как кухонная занавеска, человечка о жизни. Что ему сказать? Рассказать о феноменальном внешнем сходстве Мишки Оленина и местного мэра, ставшем причиной их творческой командировки в сибирский город, а также о желании подзаработать на встречах с населением? Это только внесет дополнительную путаницу. Как поступить, чтобы никому не навредить?
Луизу спасла Настя Капцова. Когда Уткин увидел актрису, настроение у него резко изменилось к лучшему. Анастасия по-прежнему казалась ему пришелицей из другого мира – манящего, невероятного и недостижимого, билеты в который таким, как он, не продают и за место в этом дивном мире нужно бороться, используя все возможные и невозможные методы, но теперь у Уткина были «козыри на руках».
– Мне очень нравится, как вы играете, – неловко попытался польстить Капцовой следователь.
– Спасибо, – скучно ответила девушка.
Такие банальные комплименты в свой адрес Настя слышала ежедневно и уже просто не обращала на них внимания. А у Уткина от столь явного безразличия кровь закипела в жилах. Ничего, сейчас у него есть реальная возможность показать свою власть, и он ею воспользуется! Даст понять этой милой столичной задаваке, что с настоящими сибирскими мужиками шутки плохи и даже девушке своей мечты он спуску не даст.
– Мне надо опросить вас отдельно, – отчеканил Сергей Александрович. Следователь чувствовал, как нервничает Капцова. Актрисы, они, понятно, впечатлительные. Одно дело играть полицейского, и совсем другое – быть им. Но в данном случае нервозность девушки объяснялась не только артистическим темпераментом, но и вполне реальными причинами. Спасибо наблюдательной горничной, благодаря показаниям которой для Уткина все изменилось как по волшебству.
Но следователь, хоть и не был актером, тоже умел держать паузу. Настя была ему интересна, но показывать это сейчас, в присутствии настойчивых журналистов, опасных и непредсказуемых, как стая обезьян, он не собирался. Писаки привыкли обвинять следствие в непрофессионализме и ничегонеделании, но с Сергеем Уткиным этот расклад не пройдет, Настю он планировал оставить «на десерт». А пока очередь других его «киношных» коллег. Начальство и так уже «висит на хвосте», подгоняя и подбадривая.
Члены съемочной группы ждали Уткина в холле гостиницы. Следователь беседовал с ними, как и положено, вызывая по одному, а сам все время думал о том, как правильней построить диалог с Капцовой. «Не уйдешь от меня, девочка!» – Предвкушение скорого триумфа захватывало все крепче и крепче.
Свидетели достались ему «плохонькие», ненаблюдательные и какие-то аморфные. Ну, видел оператор Васютин Алика Царева поздним вечером с банкой пива в руках. А куда тот шел и зачем, сказать не мог.
– Я случайно его увидел в коридоре, когда сам выходил в город.
– А зачем вы отлучались?
Этот простой вопрос Васютину отчего-то не понравился.
– А что, гостиницу покидать нельзя? – буркнул он.
Вот этого Уткин не любил: когда отвечают вопросом на вопрос.
– Может, вы чего не поняли… – начал он. – Ваш коллега Царев убит. Убит! И ваша съемочная группа вся под подозрением. Поэтому прошу отвечать на мои вопросы четко и внятно. Куда вы выходили и почему?
Уткину показалось, что оператор посмотрел на него снисходительно.
– Голос не повышайте. Я хорошо слышу. Выходил просто погулять. Воздухом подышать, городом полюбоваться.
– Полюбоваться? – удивился Уткин. – Может, к нам Лувр перенесли, а мы ничего об этом не знаем?
Но Васютин продолжал твердить о красотах сибирской природы, и, еще немного помучившись с несговорчивым свидетелем, Сергей Александрович его отпустил.
Следующим был Михаил Оленин, который сразу же с упоением начал говорить о том, как важно ему пообщаться с настоящим следователем, чтобы «черпать характер» для своего киношного героя у реального профессионала. Он буквально закидал Уткина вопросами, как будто Уткин был свидетелем, а не наоборот, особенно интересуясь тем, как будет квалифицировано убийство – при отягчающих обстоятельствах или без них. Сам же на вопросы отвечал сдержанно, об убитом говорил мало.
Красавец Алексей Погудин оказался особенно неразговорчивым. «Не знаю, не видел, не помню» – этой незатейливой комбинацией ответов он отделывался от любых вопросов Уткина.
– Алексей, а как же вы роли-то учите? – разозлился Сергей.
– При чем тут роли? – наигранно удивился Погудин.
Уткин решил, что актер как раз разыгрывает роль, и в этом спектакле следователю отводится роль кресла, которое просто никто не замечает. А если и замечает, то обходит стороной.
– То есть по существу вопроса вы ничего сообщить не можете?
– Не могу, – согласился Погудин.
– Или не хотите?
– Или не хочу.
Наконец, «киноколлег» сменила гримерша Оксана Веселина. Дамочку Уткин быстро «разъяснил»: Оксана считала себя самым важным человеком на съемочной площадке и тонким знатоком человеческой души. Ведь гример не только работает с лицом актера, изменяя ему внешность с помощью красок, наклеек и прочих ухищрений, он проникает еще и в его душу. Без этого невозможно создать образ, помогающий актеру полностью раскрыться в лицедействе, а зрителю понять сущность персонажа.
Уткину осталось лишь подтверждать уверенность Оксаны своими репликами. Гримерше даже вопросов не нужно было задавать, она управлялась с этим сама.
– Вы хотите знать, кто мог убить Алика? Не знаю. Но он гадость мог сделать любому. Почему? Такой он был человек. Если кому-то плохо, то ему хорошо.
С кем он дружил? Особо ни с кем. Выпить мог с любым. С кем у него были натянутые отношения? Я недавно слышала, как ему Погудин что-то резкое ответил. Я как раз Алексея гримировала и Царек зашел. Говорит, разговор есть. А Леша ответил, мол, не о чем нам с тобой разговаривать. Еще кто? С Кимом отношения были натянутые! Женщины? Так это постоянно. Совсем недавно у него был роман с Настей Капцовой.
Сергей Уткин почувствовал, как заколотилось его сердце. Ловушка захлопнулась наглухо! Чего-то в этом роде он и ждал, чтобы наверняка уж стать властителем души гордячки Анастасии Капцовой. Теперь Сергей Александрович точно знал, как себя вести.
Глава 20
Синюю Птицу счастья нужно ловить хотя бы за хвост, потому что неизвестно, прилетит она во второй раз или повезет кому-то более внимательному и быстрому. Обычный человек, охотясь на удачу, может и зазеваться, но хороший журналист всегда начеку, всегда готов ухватиться за крохотную информационную «ниточку» и по ней добраться до сенсации.
Для Юлии Сорневой такой ниточкой стала новость о сыне Алика Царева-Царегородцева. По этой ниточке Юля собиралась добраться до самых темных и сокровенных тайн убитого оператора. Пока, правда, приходилось все больше копаться в его грязном белье, и это было неприятно. Не хотелось и думать о том, почему Алик бросил на произвол судьбы собственного ребенка. Ладно, беспутная молодость, неудавшиеся отношения и боль, причиненная близким. Но как можно оставить ребенка?
Когда терапевт Жанна Ивановна попросила Юльку покинуть ее кабинет, девушка не обиделась. Понятно, что никому не понравится, когда журналист задает неприятные вопросы, но Сорнева решила настаивать.
– Да что ж он за человек такой? Этот ваш Алик? Никто не хочет о нем говорить и все меня выпроваживают, – не выдержала Юля. – Понимаете, произошло убийство!
– Я так понимаю, Ольга Захаровна на самом деле вам не интересна?
– Одно другому не мешает. Кто ж знал, как судьбы сплетутся.
– Хорошо, – Жанна успокоилась. – Что вы от меня хотите?
– Расскажите про Царегородцева, – твердо сказала Юля, всем своим видом показывая, что без информации отсюда не уйдет. Помогите мне.
– Хорошо. Не могу сразу решить, с чего лучше начать… Алик нравился всем девчонкам, без исключения. Учился он плохо, но был ярким, все время что-то придумывал, изобретал. Например, летом после восьмого класса Алик придумал пойти в поход с ночевкой – проверить себя на выносливость. Родителям наврали… сказали, с нами пойдет физрук, но на самом деле мы были одни. Я, как сейчас, помню нашу палатку у речки, разговоры у костра о смысле жизни. А на обратном пути его укусила змея. Девчонки перепугались, а он повел себя как взрослый – отсосал из ранки яд и перевязал ногу тугим бинтом. Слава богу, все обошлось, но мы смотрели на него как на героя!
– С ним скучать не приходилось?
– Да! С ним всегда было интересно. Еще он все время искал клады и рассказывал про белогвардейское золото, которое закопано где-то в наших лесах. Девчонки визжали от восторга, и все остальные мальчишки меркли на его фоне.
– И ему нравилась Наташа?
– Она тоже. Когда его родителей посадили, он не озлобился, но сразу стал взрослым и еще более самостоятельным. Переехал жить к тетке Глаше, сестре отца. Она хоть и угрюмая была, но Алика любила, своей семьи у нее не было, а он вроде как единственная надежда и опора. У нее свой дом был, и мы часто собирались там классом. Похоже, тетка не возражала, чтобы его родители находились в тюрьме подольше. Когда освободился его отец… Вы же знаете? У Алика мать умерла в тюрьме… Так вот, когда отец вышел, Алик все равно остался с теткой.
– А Наташа? – Юле не терпелось узнать историю юных влюбленных.
– Наташа первая влюбилась в Алика, бегала за ним, как собачонка. Она ведь совсем простенькая была, но училась хорошо. Мы с девчонками ее отговаривали, считали, это добром не кончится.
– И не кончилось?
– Конечно. Наташа все лето с ним не разлучалась. А в начале октября она исчезла, это был уже выпускной класс. Мы с Таней сразу поняли: что-то случилось. Алик молчал, как партизан, а все вокруг недоумевали. Потом сказали, будто видели ее в вечерней школе. Мы с Танькой туда, а она, оказывается, ждала ребенка. Беременная выпускница… сами понимаете, тогда с этим строго… Наташка была очень подавленная, хоть и говорила, что сразу после школы они с Аликом поженятся.
– А потом они поженились?
– Да, только ничего хорошего из этого не получилось. Жили они у тетки, Алик пошел работать грузчиком, а Наташка с сыном сидела дома. Жизнь он ей сломал.
– Как назвали сына?
– Роберт. Роберт Царегородцев. Как мальчика в ясли устроили, Наташка пошла в библиотеку работать и в техникум библиотечный поступила. Они с Таней вместе работали. То есть Таня до сих пор там и трудится.
– Танины координаты вы мне дадите?
– Конечно!
– А дальше?
– Дальше?… – Жанна замолчала, бессильно опустив руки.
Воспоминания причиняли настоящую боль. Жанна сама не понимала, зачем рассказывает все это настойчивой журналистке. Чтобы не вызвать лишних подозрений? Кому и что она хочет доказать?! Алика больше нет, он умер, и все слова бессмысленны и бесполезны. Жанне нет до него дела, пусть она и догадывается, кто мог лишить его жизни! Она не желает даже слышать об обстоятельствах смерти Царегородцева! И без того хочется кричать от боли, которая забылась на много-много лет и вернулась вдруг, остро и внезапно. Господи, как она любила Алика! Больше не любила так никого и никогда.
…В том походе они целовались всю ночь, Алик говорил обычные любовные глупости, запомнившиеся, однако, на всю жизнь.
– Жанка, ты самая лучшая!
– Ой, Алька, горазд ты врать!
– Я? Врать? Да я самый честный парень в мире!
Днем они делали вид, будто ничего не произошло, но весь день губы у Жанны горели от поцелуев. Они все время были вместе. Жанна любила приходить к нему в гости и помогать тетке Глаше по хозяйству, а иногда, когда ее мать работала в ночную смену, оставалась ночевать у Алика. Тогда она познавала вкус первой любви, нежный и сладкий, как персик. Это был первый шаг в неизведанное, заставлявший плакать от чувств, доселе незнакомых.
Но разве Жанна тогда знала, что Алика нельзя оставлять одного ни на единый день. Если бы знала, никогда бы не уехала с матерью в отпуск на все лето. Именно в это время в жизни Царегородцева появилась Наташа. Вернувшись, Жанна сразу же бросилась к любимому, но застала лишь тетку и свою лучшую подругу, мирно пьющих чай.
– Ой, ты приехала? – удивилась Наташа, сидя на ее стуле.
Жанка все сразу поняла, сердце заныло, и она подумала о том, какой была дурой, посвятив подругу во все свои тайны.
– А где Алик? – тихо спросила она.
Тетка Глаша как-то незаметно исчезла из комнаты.
– А он сейчас придет, – так же тихо ответила Наташа.
– И часто ты тут чай пьешь? – не выдержала Жанна.
– Часто, – и опустила глаза. – Ты уехала, а мы с Аликом встретились случайно и начали общаться. Не обижайся, Жанна, так получилось, ты ведь уехала.
– Я уехала не навсегда, – Жанна не знала, что говорить дальше. Хотелось только дождаться Алика.
Когда Алик пришел, скромница Наташа метнулась к двери и повисла на парне, подставляя губы для поцелуя. Жанна поняла, что потеряла сразу и любимого, и подругу. Это было очень больно, спазм перехватил горло, и стало тяжело дышать.
– Ну ладно, всем привет! – Девушка бросилась вон.
Слезы душили ее. Казалось, время остановилось. Почему она уехала? Зачем? Чтобы потерять все? Это было крушение иллюзий.
Таня клялась и божилась, что ничего не знала о новом романе Алика.
– Ты же знаешь! Наташка тихоня, все молчком, молчком и где-то пропадает. Если бы я могла подумать!
После, в школе, Царегородцев вел себя ровно и отстраненно. Жанне оставалось лишь плакать по ночам в подушку и научиться жить с болью в сердце, с занозой по имени Алик. Это Танька предложила поискать внезапно исчезнувшую Наташу. Сгорая от ненависти, Жанна тогда смотрела на ее оплывшую фигуру.
– Все будет хорошо, девочки, – Наташа бодрилась, но ее жалкий вид доказывал обратное.
Больше Жанне не хотелось встречаться с бывшей подругой. На выпускном Алик вдруг пригласил ее на танец.
– У меня сын родился. Роберт, – сказал нехотя он.
– Поздравляю, – онемевшими губами ответила она.
– Зря ты тогда уехала.
– Пошел ты! – Жанна вырвалась. Ее лицо пылало от гнева, и она зашептала: – Я тебе не вещь, захотел взял, захотел бросил! Подонок!
…– А сразу после выпускного вечера я улетела в Москву, поступать в медицинский институт.
– Вы виделись потом? – Вопрос журналистки оторвал ее от воспоминаний.
– С Аликом мы не виделись, нет. Уже здесь, когда я вернулась и работала врачом в нашей поликлинике, меня разыскала Таня. От нее я про исчезновение Алика и узнала. А Наташу видела, с лекарствами ей помогала. Извините, мне надо идти, у меня вызовы к больным…
И Сорнева поняла, что сейчас точно все – разговор окончен, доктор Жанна не намерена предаваться больше воспоминаниям, они для нее слишком тяжелы, как гири на ногах. Но почему?
Глава 21
Когда режиссер месяц назад объявил о творческой экспедиции в Сибирь, Алексей Погудин не обрадовался. Пять часов лететь на самолете, да и деньги не такие большие, чтобы неделю ломаться, изображая «звезду» и бесконечно общаясь с восторженными поклонниками.
Но с тех пор, как он увидел эту сероглазую девчонку, журналистку скромной провинциальной газеты, встречавшую их в аэропорту, что-то изменилось.
Сначала Алексей не придал этому значения. Девушки чередовались в его жизни, как «дамы» в колоде карт: беленькая – черненькая – снова черненькая, Алексей и имена не всегда запоминал, потому что какая разница… Еще раз связывать себя узами Гименея он точно не планировал. Да и как можно всерьез думать о женитьбе на глупышке, восторженно щебечущей: «Алексей, вы играли так проникновенно! Вы просто очаровали зрителей!» В ответ можно было только кивать и раздавать автографы. Таковы правила игры: если есть артист, должны быть и поклонницы. Девушки попадали в его постель легко, достаточно было иметь миленькую мордашку. Утром очередная пассия начинала сюсюкать: «Милый, как мне было хорошо!», Алексей, со своей стороны, будто бы жаждал «продлить чудо», после чего выпроваживал девушку. Удалял ее телефонный номер и никогда не возвращался к тем, кого забывал с легкостью.
Только сейчас, вдали от родного города, Алексей Погудин смог взглянуть на себя со стороны.
Две неудачные женитьбы. Женщины, которых он по глупости позвал в ЗАГС, а потом горько сожалел, конечно, ни в чем не виноваты. Подумаешь, обе оказались стервами! Давили на него, не без этого, но все равно сам виноват, мог бы и отказаться. Рохля, тюфяк со смазливой мордой!
Работа. Когда-то роли Алексею предлагали разные, перспективы открывались манящие. А сейчас? Надоевшая роль в надоевшем всем сериале, который просто его кормит? Он так вжился в образ, сросся с ним, что режиссеры перестали видеть его потенциал. И публика его стремительно забывает. А у него еще столько нерастраченной силы и энергии! Он еще может играть в театре, как Мишка Оленин, который задействован почти в каждом спектакле. Допустим, Мишке еще и везет, а у него самого не очень-то получается «продавать» свой талант. Но можно же что-то придумать, есть же у него хорошее резюме, и в театры его раньше звали.
«Надо будет после возвращения серьезно заняться театром», – думал Алексей Погудин, слегка уязвленный тем, что симпатичная сероглазая журналистка не попросила у него автограф и не сфотографировалась с ним.
Девушка, казалось, искренне рада видеть членов съемочной группы, но никакого подобострастия в ней не было. Она быстро подружилась с Луизой, а на Алексея не обращала внимания, хотя в первый день он и пытался произвести впечатление, рассказывая актерские байки. Журналистка Сорнева посмотрела изумленно, будто увидела впервые: «У вас какие-то анекдоты „с бородой“. Сочинили бы оригинальнее!» Погудин решил обидеться: другие радовались, сфотографироваться просили, не каждый день в их глухомань приезжают столичные (ну, почти) знаменитости, а эта ведет себя так, как будто Джонни Депп ее близкий родственник. Смешно, ей-богу!
А потом понял, что ему не нравится, как смотрит на девушку оператор Алик Царев – нагло, раздевая взглядом. В первый съемочный день Алексей старался держаться поближе к Юле. От этого на душе становилось тепло, словно не осень нынче, а самая, что ни на есть пробуждающая чувства весна.
Когда Царька убили, стало жутко. Алексея будто крутым кипятком окатили: жизнь, она, конечно, рано или поздно всегда заканчивается, но чтобы вот так, просто придушили человека в гостинице. Финал, достойный сожаления.
Мотивы неведомого душителя Погудин видел в «хобби» Алика Царева: шантаж и продажа компромата – вот и допрыгался Царек. Алик и с ним пытался играть в опасную игру. Но как бы сам Погудин ни относился к отцу, посторонним смеяться над стариком он не мог позволить. Интересно, кому помешал Алик? Кому-то здесь, в провинции? Или это питерский след? Может, действительно Настя Капцова оператора «того»? Не зря она прихватила телефон. За их романом наблюдала вся съемочная группа, а сам Царев однажды по пьянке сказал Алексею: «Да Наська у меня вот где!», и потряс сжатым кулаком. Или Царек закрутил с кем-то, помимо Насти? Алик не гнушался ничем и мог запросто шантажировать бывшую любовницу. Или любовниц. Или чьих-то чужих любовников и любовниц. Вариантов масса.
Неужели все-таки Настя? Тут Алексей укорил сам себя. Мол, раз уж столько лет играешь лейтенанта полиции, мог бы и сообразить – нужен мотив. Перед тем как начать играть в сериале, Алексей Погудин вместе с ребятами даже прослушал лекцию «Механизм преступлений». А какой мотив у Насти? Узнала, что Алик женат? Он и не скрывал. Месть за попранные чувства? Да после разрыва она не особо и переживала. Сразу же отыскала нового кандидата в возлюбленные. Его, Алексея. Вот только ему настойчивый интерес девушки и ее провокации были совершенно неинтересны. Во-первых, Алексею не нравилась сама Настя. Во-вторых, он не собирался жениться на актрисе, никогда и ни при каких обстоятельствах. А в-третьих, Погудин хотел любви, настоящей и яркой, как фейерверк, красивой «love story», чтобы на всю жизнь и умереть в один день. Как в киноклассике: «Хорошая жена, хороший дом…Что еще надо человеку, чтобы встретить старость?!» Да, Алексей хотел как в кино. Но он же актер, черт возьми!
Зато он точно знал, что никогда не бросил бы своего сына, как в свое время сделал его отец. И тут Алексея снова бросило в жар: он представил малыша, которого могла бы родить ему хорошенькая журналистка Юля Сорнева. А потом он понял, что совсем разучился ухаживать за девушками – в последнее время девушки ухаживали за ним, и не знает, как произвести впечатление на эту, так понравившуюся ему, девчонку.
Когда Юля с коллегой появились сегодня на съемочной площадке, Погудин просто растерялся.
– У нас новые актеры? – ляпнул он первое, что пришло в голову.
– Ты не видишь – это Юлька с Вадиком? – удивилась Луиза.
– Вижу! Кроме Вадика, никого не нашлось? – Алексей попытался скрыть неловкость за грубостью.
– Не поняла? Тебе какая разница, кто в кадре проходку сделает? – возмутилась Луиза. – Ребята нам помогают, сериалу польза. Хотя и у них свой интерес.
– А почему у них свой интерес? – не отставал Погудин.
– Какая тебя муха укусила? Юля будет статью в газету о съемках писать.
– Она еще и писать будет!
– Леша, ты чего вдруг разошелся? Юля журналист, журналисты пишут статьи в газеты. Им это свойственно, понимаешь? – разозлилась Юнис.
А потом у них с Капцовой не заладился простенький эпизод. Впрочем, незамысловатой сценка покажется потом, зрителям сериала. Актерам же нужно было потрудиться, поскольку предстояло снимать практически без репетиций так называемый «план-эпизод». Почти все время, отведенное под эту сцену, оператор использует только крупные и средние планы. То есть большую часть времени в кадре лишь лица актеров, ведущих диалог. Пусть диалоги обычно не бывают сложными и актеры перемещаются в ограниченном пространстве, что уменьшает возможность ошибки, но все время приходится играть «лицом». И вот с этим-то возникла проблема.
Диалог не клеился, Настя была вялой, заторможенной и высматривала кого-то по сторонам, а Погудин боковым взглядом наблюдал за Юлей Сорневой.
– Ты, пожалуйста, на меня обрати внимание! – злилась Капцова.
– Это ты на меня работай и не вертись по сторонам! – огрызался он.
– Ребята! Что сегодня с вами?! У нас световой день скоро закончится, а мы пустяшный кусок снять не можем! – все заметнее волновалась сопродюсер.
Когда наконец прозвучали заветные слова «Стоп! Снято!», вся съемочная группа вздохнула с облегчением.
Алексей полностью погрузился в свои мечты о сероглазой журналистке Юле. Сколько еще дней им осталось на работу в этом городе? Ему надо успеть поговорить с Юлей, окончательно удостовериться, готова ли его душа к новой любви, может ли он предать забвению тех девушек, которые обычно оказывались в его постели.
Глава 22
Михаилу Оленину в Сибири нравилось все, и особенно народная любовь, вызванная внешним сходством с местным мэром. Оленина встречали буквально как национального героя. Сам мэр оказался приятным веселым парнем. Правда, только увидев местного градоначальника, Михаил сообразил, что они не просто похожи, но еще и почти ровесники. Раньше как-то не приходило в голову. Это тоже было удивительно, ведь Оленину казалось, что во власти сидят сплошь пожилые скучные дядьки, а молодежь занимается какими-то другими делами. Но нет, мэр Андрей Бударгин самим фактом своего существования доказывал обратное.
– Это она все придумала! – Мэр широким жестом показывал на журналистку Юлю Сорневу. Происходящее и ему было по вкусу.
– Она теперь вам с Олениным как крестная мать, – пошутила Луиза Юнис.
– Нет уж, не хочу я быть им матерью. Пусть разбираются без меня, – возражала Юля.
Потом был обед с мэром, где все шутили и смеялись, а Мишка сидел рядом с Настей, и ему было хорошо. Он на время забыл о своих проблемах, о том, что на свете есть глупая и противная Злата. Оленин шептал Насте на ухо всякие милые глупости и чувствовал себя счастливым. Вдруг Капцова все-таки обратит на него внимание, поймет, какой человек, готовый предложить ей «руку и сердце», заботу и внимание, нежность и поддержку, давно находится рядом с ней, и тоже… воспылает. Но Настя нервничала, и он никак не мог понять почему. Михаилу все время хотелось ее рассмешить.
– Анастасия, вы пошто икрой не закусываете?
– Миш, настроения нет!
– А почему у принцессы Анастасии нет настроения? Смотри, какой нам устроили праздник!
– Не нам, Мишаня, тебе. А я тут пятая спица в колеснице.
– Настя, мне без тебя и праздник не праздник! – Он говорил серьезно, а потом увидел, как на Настю смотрит Алик.
Оленин разозлился. Ну почему он не может быть с полюбившейся ему девушкой! Он выстрадал ее за долгие годы! Подумаешь, оператор Царек! Он даже не по-настоящему творческая личность: так, хорошо знает свои сухие шаблонные схемы: отъезд, наезд. И все эти приемы необходимы только для того, чтобы показать, в каком окружении существует главный объект. А для Михаила главным объектом давно уже была Настя Капцова. И сейчас он жаждал, пользуясь киношным термином, развить смысловые линии повествования.
Когда в прошлом театральном сезоне ему досталась интересная роль второго плана, с несколькими любовными сценами, Оленин отлично с нею справился, представляя рядом с собой Настю. Он изображал, играл и проживал свою любовь, проходящую через испытания, драматические вибрации, как и вся жизненная человеческая конструкция.
– Хорошо! Молодец! – похвалил его тогда режиссер и добавил: – Не могу, когда чистая благость льется со сцены. Любовь не может существовать без конфликта. У тебя получилось!
Оленин тогда не очень понял смысла похвалы, но потом увидел игру известной театральной актрисы Инны Буриковой и прозрел. Мужская любовь – это всегда движение к цели, в том числе и через любовь, а женское чувство – всегда надлом, безумие, когда иллюзия любви крупнее, чем реальность. Чего только стоят женские мистификации в духе героини пьесы Кальмана «Летучая мышь», призванные освежить чувства и вернуть новизну браку?
Но сейчас Михаил никак не мог решить, как сыграть свою роль так, чтобы Анастасия обратила внимание на его чувства. Как привести в единство свое иллюзорное чувство и Настино реальное равнодушие? Почему все считают его везунчиком и баловнем судьбы??
Оленин приблизился к Настиному уху и зашептал:
– Настя! Хочешь, я Алика убью? Ради тебя я готов на все!
– Оленин! Ты икры переел? – Щеки девушки покраснели, и она схватила бокал шампанского.
– Ну и?… – задал себе горе-герой риторический вопрос.
Настя повернулась к Луизе Юнис и преувеличенно весело защебетала.
– Быстрей бы отработать – и домой, – расслышал он фразу, сказанную Аликом Царевым.
– Все только начинается!
– Только не только, а у меня дома, в Питере, дел невпроворот.
Мишка догадывался о том, что Царек промышляет нечистыми делишками, сливая за денежки компромат на коллег. Шел об этом слух. «Мерзко, гадко и низко копаться в чужой жизни, выискивая скандальные подробности, – подумал принципиальный Оленин, – а еще запросто можно перейти опасную грань, за которой будут бить».
– А зачем тогда сюда поехал? – спросил он Алика.
– Тебя не спросил, – огрызнулся тот. Царев и в самом деле всячески пытался отвертеться от поездки, но режиссер Усольцев велел ехать в приказном порядке, и Алик теперь злился.
Не хотел Царев ехать в этот город, никак не хотел и слово себе давал, что возвращаться не будет. Прошлое давно забылось, стерлись лица, имена, события, голоса, но здесь случилось невероятное, и призраки начали возвращаться, накрывать его волнами воспоминаний, царапать душу, как наждачная бумага, и нужно было что-то решать. Когда-то Алик хотел доказать всем, что он не ничтожество, и начал воевать со всем миром. Хотя, конечно, прежде всего с самим собой. Тогда его жалели и презирали, называли авантюристом. Ту войну он выиграл, но так и не смог остановиться. Гнев и обида на весь мир продолжали душить его.
Хотелось сделать кому-нибудь больно, и на сей раз подвернулся Оленин. Такие правильные мальчики, захваленные почитателями таланта актеришки, его всегда раздражали.
– На Настю претендуешь? – вдруг спросил Царев. – Так забирай! Она мне больше не нужна.
– А по роже тебе давно не давали?! – разозлился Мишка.
– Это ты мне по роже хочешь дать?
Мужчины, не сговариваясь, поставили бокалы и вышли из зала. Краем глаза Оленин поймал обеспокоенный взгляд Луизы Юнис, бросившейся следом.
– Чтобы я больше ничего не слышал в адрес Насти… – начал воспитанный в интеллигентной семье Михаил.
Но Алик молча развернулся и врезал ему по уху. Завязалась драка.
– Вы с ума сошли?! У нас обед с мэром! – кричала подоспевшая Луиза. – Вы обалдели? Кулаками больше негде махать? Немедленно прекратите!
Прибежала Настя, и девушкам удалось усмирить соперников.
– Ладно, закончили. Но ты меня понял! – Мишка сплюнул.
– Все нормально, – подтвердил Царев и, задев Настю плечом, пошел назад, к столам и закускам.
Луиза отправилась за ним, кидая злые взгляды на Оленина.
– Дерьмо твой Алик! – сказал Мишка.
– Он не мой, не мой! – возмутилась Настя. – У него жена есть.
– Ну, был твой!
– Да когда это было… вспомнил тоже… – обиделась Настя.
– А тогда скажи, что ты в нем нашла? Я же видел, как ты на него смотришь.
Настя усмехнулась. Говорить однокурснику правду ей не хотелось, дабы не выглядеть легкомысленной и доступной. Что она нашла в Цареве? Наверное, мужскую силу, которая покоряет женщину. Царев умел подчинять себе женщин, овладевал их разумом, воздействуя на инстинкты. Алик был мастером пространства женской интуиции, действуя через импульсы, влечения, запретные желания и фантазии. Женщина плохо поддается убеждению логическими аргументами, но если она почувствует взгляд, который пронизывает и гипнотизирует ее, то немедленно захочет подчиниться. Ей будет казаться, что кавалер смотрит прямо внутрь ее, видит насквозь и читает все ее мысли, словно открытую книгу. И Алик в этом искусстве достиг немалого мастерства, умея обольстить женщину вне зависимости от ее возраста, внешности и социального статуса. Настя знала это по себе.
А Мишка славный парень – добрый, умный, талантливый, но нет в нем той силы и энергетики, которые есть у Алика. Это либо есть от природы, либо нет.
– Давай вернемся назад, – попросила девушка. – Тебе больно? Из-за чего вы подрались? Как мальчишки, честное словно.
– Иди, Настя! – Оленину стало обидно.
Как же так? Он защищал ее честь и достоинство, пусть и глупо вышло, правда, как школьники подрались, а она опять ничего не поняла и хочет вернуться в зал, к своему любовнику, словно там медом намазано.
Вернуться Насте хотелось вовсе не из-за Алика Царева. Она рассчитывала пообщаться с Погудиным, но за него уже зацепилась какая-то блондинистая дамочка из администрации, непрерывно делавшая «селфи» и трещавшая как сорока. «Понятно, поклонницы у актера есть всегда, но как-то это чересчур», – подумала Капцова и решила, что когда она выйдет замуж за Алексея, то наведет порядок в его личной жизни и отвадит всех поклонниц.
– Я пойду, а ты как знаешь, – Настя направилась к дверям.
Оленин будто увидел финальные кадры фильма о несчастной любви, когда героиня отвергает героя и уходит от него в никуда.
– Я с тобой, Настя! – и бросился вдогонку.
Глава 23
Юлька посмотрела на часы: удивительно, как быстро летит время, когда собеседник и разговор тебе действительно интересны. С доктором Жанной они разговаривали довольно долго, но показалось, прошло всего мгновение. Сейчас ей нужно решить, куда отправиться в первую очередь: в библиотеку – искать третью подругу Татьяну – или к Луизе в гостиницу, чтобы при содействии Насти Капцовой попытаться воссоздать еще одну грань личности такого многогранного и загадочного Алика Царева.
– Да уж, гражданин Царев-Царегородцев! Почему же вы исчезли, оставив жену и ребенка?
Жанна явно о чем-то умалчивала. Оставалось ощущение недосказанности, недоговоренности, будто нарисовали на белом картоне белыми красками картину, и попробуй разберись, что хотел изобразить художник. Но Юля уже поняла, что второго такого ловеласа, как Царек, еще поискать. Да, мужчин, которые любят знакомиться и общаться с девушками, но в серьезные отношения не вступают, на свете предостаточно. Но Царев – это какой-то иной уровень влияния на нежные дамские сердца. Вон уж сколько «пострадавших» набралось! Просто роковой мужчина! Юльке такие пока не встречались, но представление о них она имела. И острый, как алмазный резец, взгляд Царева отлично помнила. Взгляд отпетого негодяя.
Юлька решила сходить сначала в библиотеку, отыскать третью подругу, Татьяну Юрьевну Бутову. Библиотеки, как и школы, она тоже любила и в детстве даже хотела стать библиотекарем. Чтобы ходить на работу и все время читать книги. Юля вспомнила, как они с бабушкой подклеивали разорванные страницы и рассыпающиеся корешки библиотечных книг и как находили между страниц забытую закладку или конфетную обертку. Что за прекрасное время это было!
Сейчас любую информацию можно найти в Интернете, но библиотеки до сих пор успешно функционируют и продолжают воспитывать юные души. Более того, в фойе библиотеки было полно народу – бабушки с внуками и без, курсанты, ученики, студенты.
– Сколько у вас народу! – удивленно сказала Сорнева охраннику.
– Да! – гордо ответил он. – А вы тоже за книжкой?
– Сегодня нет, но обязательно приду. А где мне найти Татьяну Юрьевну?
– Второй этаж, читальный зал или молодежный отдел.
– Молодежный, это по мне! – улыбнулась девушка.
В читальном зале Юля замерла, с удовольствием наслаждаясь хорошо знакомыми звуками – шуршали страницы, перешептывались посетители. Татьяну Юрьевну Бутову – приятную молодую женщину, сидевшую за каталожным ящиком, журналистка вычислила сразу.
– Я к вам, Татьяна Юрьевна, – шепотом сказала Юля.
– Знаю, мне Жанна звонила. Подождите минутку, и мы пойдем с вами в книгохранилище, – тихо откликнулась Бутова.
Юльке в библиотеке нравилось. В дни планшетов и «айфонов» здесь сохранилась особая атмосфера уюта. В книгохранилище они сели за маленький столик, на котором уместились чайник и пирамидка чашек.
– Может, кофе или чаю?
– Что нальете. Можно чай.
– Жанна звонила, только я не поняла, вы про Ольгу Захаровну будете писать или про Алика? Как он мог объявиться? Где он был столько лет? Жанна мне все так сумбурно рассказала.
– Понимаете, Татьяна Юрьевна, я хотела писать про вашу учительницу – она, несомненно, заслужила, но буквально несколько дней назад у нас в городе был убит ее ученик, ваш одноклассник, Алик Царегородцев, и сюжеты переплелись, как в кино.
– Господи! – библиотекарша всплеснула руками. – Жанна мне ничего не сказала. Вернее, она сказала, что Алик объявился. Убили? Как его могли убить? Если он без вести пропал много лет назад и все считали его мертвым? В голове такое не укладывается. Ничего не понимаю.
– Да, это действительно так. Его убили здесь, в гостинице.
Татьяна помолчала.
– А это точно Алик?
– Точно.
– Но я-то чем могу помочь? Столько времени прошло! Я Алика не видела много лет. Не понимаю!
Чай остывал, а Юльке не терпелось от ахов-охов поскорее перейти к делу.
– Наверное, у него были причины исчезнуть, а потом воскреснуть, жаль, он сам уже ничего не расскажет. Татьяна Юрьевна, какой неоднозначной личностью был Алик Царегородцев, я уже поняла. Я хочу побольше узнать о его прошлом. Про Наташу, его жену и вашу подругу, например.
– Зачем? Скажите, зачем сейчас ворошить прошлое? Пусть убийство расследуют те, кому положено.
– Я журналист! Я буду об этом писать!
– О чем? Глупости вы говорите! Наташа умерла, ее нет. Ей уже не будет так больно, как было при жизни, ей уже никак не будет. Кстати, а почему его убили? Хотя я догадываюсь!
– И почему?
– Алик умел создавать себе врагов на пустом месте. А если этому способствовали обстоятельства, то враги увеличивались в геометрической прогрессии. В нем, как бы это сказать, – библиотекарь на мгновение задумалась, – было очень много пены, и пена на поверхность выносила мусор. Вы меня поняли?
– Про мусор поняла. Но все-таки у них с Наташей была любовь… если девушка пошла на то, чтобы перейти в вечернюю школу, родить ребенка…Ее, наверное, все осуждали?
– Еще как осуждали. Ее саму осуждали, ее мать осуждали. Но не то чтобы это был ее осознанный выбор. Она и не сразу поняла, что ждет ребенка, а потом уже поздно было. Наташка была такой наивной! Бегала за этим Аликом!
– Но ведь они потом поженились, и все могло быть хорошо. Почему же не сложилось?
– Я вам говорю, пены слишком много, пузырей. Дело прошлое, но ведь у него сначала с Жанной был роман.
– С Кремениной? – теперь картина прояснялась.
– Да. Мы втроем дружили. Жанна, конечно, ярче Наташки была, она всех девчонок в классе затмевала. Жанка из нашей тройки вообще самая интересная была.
У Юльки в голове все встало на свои места, уклончивость доктора Жанны обрела смысл. Получается, женщина рассказывала о своем бывшем любимом и не хотела, чтобы Юля как-то связала ее с Аликом.
– С другой стороны, это так давно, как будто в другой жизни было. Жанка гордая очень, она ему измены не простила, да с Наташей перестала общаться. Потом, когда Наташа заболела, Жанна помогалакак могла. Тут уж все драмы забылись. Но, знаете… рак, он не выбирает, молод ты или стар… забирает человека, и все тут. У Жанны сейчас, между прочим, все неплохо: она уважаемый врач, с мужем, правда, развелась, но сын замечательный.
– Скажите, а какие версии были… почему Алик исчез?
– Я сразу поняла – он просто смылся! – твердо сказала Татьяна.
– Бросил семью и решил уехать?
– Да, тогда его тетка умерла, а с отцом он не общался практически. Вот Алик как раз после смерти тетки исчез. А Наташка так до конца жизни и не поверила, что он ее бросил. Наивная она была, да и он ей мозги задурил, первая любовь, понимаете. Хотя, поговаривали, ее мать тюрьмой грозила, Наташка же несовершеннолетняя была. Запугала, вот он и женился. А как только получил шанс сбежать, так и рванул подальше.
– Это я понимаю. А где Роберт, сын Алика и Наташи? Как мне его найти?
– Найти? Дома, наверное. Он в институте учится, курс второй, не иначе.
Татьяна улыбнулась про себя. Господи, да что понимает эта настойчивая милая девочка из газеты! Разве можно ей рассказать, разве можно поверить, что Альку любили все девчонки из класса. Просто одним он оказывал знаки внимания, а другим, как Тане, не доставалось ничего, кроме признаний подружек. Она была для них подушкой, жилеткой, плечом, и никто не замечал, как она сгорает от любви и ненависти одновременно.
…Татьяна сразу все поняла, когда Жанка и Алик начали встречаться. Видела, как подруга использует любой повод, чтобы остаться у него ночевать. Гордая была Жанна, независимая, думала, привязала к себе Алика навсегда! Не тут-то было!
Когда Жанна уехала с матерью в отпуск, Таня сказала Алику:
– Будет скучно, звони!
И он позвонил, и пришел к ней в гости, пил чай и балагурил.
– Пойдешь со мной в лес золото белогвардейское искать?!
С Аликом она готова была идти на край света, но родители вряд ли оценили бы романтический порыв, и Таня придумала им красивую историю про однодневный поход с одноклассниками. Однако мать, что-то интуитивно почувствовав, категорически заявила: «Папа пойдет с вами, вы еще дети, и без взрослого сопровождения в лесу вам делать нечего».
С родителями Таня никогда не спорила и искать золото с Аликом пошла тихоня Наташка. Потом у Татьяны на груди плакала другая подружка – красавица Жанна, проклиная коварную разлучницу, до поры до времени прикидывавшуюся «серой мышкой», а потом они вместе с Жанкой сочувствовали Наташе, и каждая думала: «На ее месте должна была оказаться я». О таком не рассказать, не выплеснуть застаревшую боль, которая копилась годами и сидела глубоко внутри, вновь и вновь давая о себе знать…
– Алик бросил ее, а мы с Жанкой помогали, как могли. А потом она долго-долго болела, измучилась вся. И умерла.
– А сын? Где мне искать их сына? Вы так и не сказали…
Татьяна Юрьевна покрутила в руке маленькую чашечку.
– А вы разве ничего не знаете?
– Слишком много противоречивой информации про вашего Алика. И вы все его так любили…
– Это правда. Теперь об этом можно рассказать.
Глава 24
Случайности не случайны, мир не стоит на месте, люди совершают глупые поступки, каются и повторяют их снова. Непредвиденности тоже встраиваются в сюжетную линию, будто подчиняясь сценарию талантливого режиссера.
И эти нехитрые истины во всей полноте постигла актриса Анастасия Капцова. Девушка начинала понимать, насколько она вляпалась. Глупо было надеяться, что никто так и не узнает о ее визите в номер Царева. Теперь важнее было выяснить: подозреваемая она или еще нет.
Тут некстати вспомнилась Шарлиз Терон, которой удалось встретить именитого агента в банковской очереди, скандаля из-за не обналиченного чека. А ей, Насте, все никак не попадались прогуливающиеся по улицам Никита Михалков или Тимур Бекмамбетов, которые бы кричали издалека: «Настя, ты будешь сниматься у меня в главной роли!» Поэтому-то у нее и появляются романы, о которых она потом жалеет. Если бы у нее были интересные роли, никакие мужчины не смогли бы с этим конкурировать.
Вот отчего у них с Погудиным не складывается? Почему трудно идет сценарий отношений и она продолжает чувствовать себя одинокой и непонятой, но продолжает питаться сладкими иллюзиями? Мужчинам мало ее любви, сексуальной совместимости, и поэтому процесс обретения мужчины, а точнее, обручения с ним, пока ей неподвластен. Но Настя не из тех, кто расписывается в собственном бессилии, и если с мужчинами нужно играть по мужским правилам, она будет делать это.
Когда Погудин никак не отозвался на Настино кокетство, а, наоборот, дал понять, что ему интересна какая-то другая женщина, она не на шутку разозлилась. Никакой другой женщины, так ей казалось, в видимом окружении не существовало. Или Настя не знала о ней? Конечно, у любого актера бывают поклонницы, соревнующиеся за его внимание. Но Настя не однажды наблюдала безразличный взгляд и недовольные гримасы Погудина, когда его окружали вздыхательницы и верещали: «Алексей! Вы так замечательно играли в последнем сериале!»
Ну что ж! Если ему нужно время, чтобы разглядеть в Насте любимую женщину, она подождет. Надежда на счастье – это смысл ее жизни. У нее словно зависимость от мужчин, зависимость от отношений. Может, ей обратиться к психологу или психиатру? Надо будет посоветоваться с папой по возвращении домой.
А сейчас Настя находилась в ожидании следователя Уткина. Сергей Александрович обещал прийти и задать ей, как он выразился, особенные вопросы. К встрече нужно было подготовиться, и с этим проблем у девушки не возникло. Встреча с новым человеком, даже по такому печальному поводу, представлялась Насте новой ролью. Главное, заранее определить, из какой это пьесы, и не сбиться потом. В данном случае Капцова надеялась справиться без особых проблем. Когда актеры готовятся к съемкам фильма, они обязательно примеряют на себя образ жизни героя и стараются узнать о нем как можно больше. Настя, после утверждения на роль в сериале «На темных улицах», почти месяц ходила в одно питерское РОВД, вжиться в роль лейтенанта Купцовой. Теперь девушке казалось, что она прекрасно понимает образ мыслей стражей порядка, да и стать «своей» сумеет запросто.
Неясно было только, с какими вопросами к ней придет Уткин. Но на всякий случай Настя решила играть одновременно и коллегу Уткина, и беззащитную пай-девочку.
Следователь постучал в дверь номера, когда Настя уже перестала ждать и задремала в кресле.
– Анастасия Михайловна! Это я!
Она узнала голос, но, когда открыла дверь, просто остолбенела. В руках у следователя Уткина был большой букет белых роз, бутылка шампанского и пакет с фруктами.
– Я решил совместить производственный и личный визит.
– Ну раз решили, то проходите.
Девушка мигом сообразила, что никаких «образов» не потребуется – Уткин пришел к ней, как поклонник к любимой актрисе, как мужчина к женщине, наконец, и это полностью меняло настроение вечера. Любая женщина может быть неотразимой. Если захочет.
– Располагайтесь, Сергей Александрович! Мы с какой части визита начнем: с рабочей или личной? – проворковала она.
– Мы начнем с шампанского, Анастасия. Если вы не возражаете…
Настя, скользнув глазами по маленькой, тощей фигурке следователя, игриво воскликнула:
– Таким мужчинам не отказывают!
Следователь тут же приободрился и начал наполнять пузырящимся сладким напитком хрустальные бокалы, отыскавшиеся в номере, а Настя, немного подумав, разложила фрукты на старом экземпляре сценария.
– Давайте за знакомство, Анастасия! – Уткин поднял фужер и залпом выпил.
Настя шампанское пригубила и попыталась оценить собственный моральный облик. Конечно, если бы не обстоятельства, она не посмотрела бы в сторону Уткина, однако сейчас вынуждена, как продажная девка, улыбаться во весть рот и тянуть холодящее игристое вино. Пережив столько романов, актриса прекрасно понимала, как дальше будут разворачиваться события. Основной вопрос: знает следователь о том, что она побывала утром в номере Алика, или нет. Если знает, ей придется пойти на уступки. Если нет, то финальная сцена близка: бутылка скоро закончится и она мягко выставит Уткина за дверь. Следователь, кажется, никуда не спешил, и Настя, будучи человеком нетерпеливым, решила сама перейти в наступление:
– Сергей Александрович! Вы, наверное, устали? А известно уже что-нибудь?
– Да уж, Настя. Не каждый день в нашем городе убивают питерского гостя. А известно или нет, сейчас и узнаем. Я же говорил, у меня к вам особенный вопрос есть. Есть свидетель, который утверждает, что вы утром выходили из номера убитого! – Он подцепил виноград вилкой. – Что скажете? Анастасия Михайловна! Вы в числе подозреваемых!
Похоже, это была кульминация. Настя собралась, раз уж знала, какая развязка нужна ей.
– Это правда, Сергей!
– Тогда вам нужно мне довериться. Рассказывайте!
Капцова видела, как Уткин доволен и счастлив. Еще бы! Оказался в центре таких событий! Запросто может прийти в номер к известной актрисе, усесться в кресло и, фигурально выражаясь, держать ее на прицеле. Запугивает бедняжку, известно на что рассчитывая.
– Алик вечером позвонил мне… предложил встретиться… – начала Анастасия, предварительно подпустив слезу в голос.
– Он сказал, зачем вас зовет?
Настя пожала плечами.
– Н-у-у… Наверное, обсудить работу. А потом, буквально через десять минут, перезвонил и встречу отменил. Я разозлилась. А утром решила просто узнать, как ему спалось.
– Понятно, – хмыкнул Уткин.
– Дверь была приоткрыта. Я вошла, а он там мертвый лежит. Я закричала и убежала к себе в номер. Почему не позвала никого? Не хотела, чтобы мне косточки перемывали. Сергей Александрович, вы же мне верите? Вы же понимаете, я Царева не убивала? Зачем мне?
Развязка была близка, и Настя это чувствовала.
Уткин молчал. Похоже, ловушка захлопнулась не так плотно, как он рассчитывал, и Анастасия говорит правду. Оператора убили до полуночи, а она забегала утром. Сон, видите ли, захотелось ей проверить!
– У вас был мотив ненавидеть оператора. – От волнения маленький следователь стал косноязычен.
– Это почему? Кстати, он был неплохим оператором и умел меня снимать.
– Он был женат.
– Мужчины иногда делают глупости. Но мы хорошо расстались, у наших отношений просто не было будущего. Понимаете, не было. А женат он или не женат, это дело двадцать пятое.
– Я имею право вас задержать до выяснения обстоятельств, – Уткин решил хорошенько спрятать протокол допроса горничной. До лучших времен. – Когда у вас съемки заканчиваются?
– Через неделю.
– Я подумаю. Возможно, появятся новые вопросы.
– А разве я не на все ответила?
Следователь разлил шампанское по бокалам и протянул один Насте.
– За понимание ситуации.
«Не отвяжется», – подумала девушка. А ведь следователь действительно может навредить ей – возьмет и арестует по подозрению, сериал ее ждать не будет, немедленно возьмут другую актрису. Конечно, Настю оправдают, раз к убийству она отношения не имеет, но кого это потом будет волновать. Она залпом выпила шампанское.
– За понимание.
Уткин подошел к девушке. Его макушка оказалась на уровне ее плеча.
– Ты мне нравишься.
– А ты только что хотел меня посадить. Ты определись просто, Сережа, или нравлюсь или посадить?
– Я определился. Теперь дело за тобой.
Настя подошла к выключателю и погасила свет. Не всегда ведь в жизни приходится играть роли, которые нравятся. И все из-за Алика. Негодяй достает ее и с того света. Кто же убил его? И как только не побоялся?
Глава 25
Разговор с библиотекаршей затянулся, и Юля поняла: если хочет успеть на встречу с Луизой Юнис, ей стоит поторопиться.
М-да, ничего не скажешь… Не Алик Царев, а какой-то коварный Амур с сибирской пропиской, хорошо изучивший свою добычу и без промаха мечущий в цель (то есть в отзывчивые женские сердца) свои ядовитые стрелы! Иначе с чего бы всем этим женщинам вздыхать по нему, как кошкам по валерьянке?
Самое важное Татьяна рассказала напоследок, и это принципиально изменило картину происшедшего. Сначала посомневалась, стоит ли говорить. Задумчиво вертела в руках маленькую чашечку. Юля, тщательно подбирая слова, которые могли бы убедить женщину, сказала:
– Татьяна Юрьевна, ваше право мне ничего не рассказывать. Прошлое у всех не безупречно, но оно может помешать жить в настоящем. С этим нельзя не считаться. Вашего одноклассника убили здесь, в его родном городе. Черт с вами! Любили вы этого Алика, причем все одновременно. Так тоже бывает, первая любовь, она особо не разбирается, накрывает с головой, и все, но прошло столько времени, и все изменилась давно. Ваша подруга умерла, но другие участники этих запутанных отношений живы и такие кружева из словес плетут, что просто ужас.
– Да я все понимаю… – Бутова, продолжая крутить чашечку, неожиданно спросила: – А вам Ольга Захаровна ничего не сказала?
– Нет! – удивилась Юля. – А что она должна была мне сказать? Хотя нет, рассказала про путешествие Чехова и золото Колчака, поисками которого бредил Алик Царегородцев.
– Да, она боготворит Чехова. Я о другом… – замялась Татьяна.
– О чем? Ну ладно, я вас пытать не собираюсь. Не хотите, не говорите, пусть убийство останется нераскрытым, – слегка припугнула «свидетельницу» Юля.
– Хорошо. Да и тайны никакой нет, просто все хотели бы забыть об этом. Наташа была дочерью Ольги Захаровны. Когда произошла вся эта история с беременностью, у Ольги Захаровны случился сердечный приступ. Ей было очень непросто вернуться в школу, где все смотрели вслед с укоризной, осуждали. Это сейчас беременной выпускницей никого не удивишь. Тогда нравы еще оставались строгими. Ольге Захаровне пришлось уволиться из школы, из любимой школы со скандалом. Она презирала Алика, но Наташка оказалась «крепким орешком», стояла насмерть за их любовь и наотрез отказалась избавиться от ребенка.
– Наташа – дочь Ольги Захаровны?! – изумленно воскликнула Сорнева.
Вот так поворот! Теперь некоторая холодность пожилой учительницы и ее нежелание говорить об Алике Царегородцеве становятся понятными. Юле даже стало немного неловко – пусть и без злого умысла, но влезла в такую чужую трагедию. Как же это тяжело для бедной женщины!
– Понимаете, Ольга Захаровна всегда была лучшим педагогом, пользовалась авторитетом и у учеников, и у коллег. К ней обращались за советами, ее побаивались, она была строгой, образцом для многих. И тут такое. Она не могла пережить, и, конечно, возненавидела Царегородцева, – продолжала Татьяна.
– Да в конце концов! Что за драма! Все живы и здоровы были! – не выдержала Юлька. – Ну, забеременела ее дочь, не смертельный же случай!
– Вы не знаете Ольгу Захаровну! – парировала библиотекарша. – Она бы посадила Алика, если бы не Натка. Там такое было! Она его вынудила жениться, заставила.
– Вы оправдываете Алика? – удивилась Юлька.
– Просто его загнали в угол! Все могло сложиться иначе!
– Он играл в любовь со всеми вашими подружками… но жалеют все его? – Юля искренне хотела, но никак не могла понять чувств этой женщины. – Чудные дела!
Это же какого масштаба нужно иметь мужское обаяние, чтобы все вот так вокруг тебя «водили хороводы», строили глазки, всячески пытались затащить в постель, а когда возникала очередная брошенная пассия, осуждали именно ее? И еще Юля подумала о непрочности женской дружбы, которая погибает при первом столкновении с конкуренцией, завистью и предательством. Женщинам всегда не хватает мудрости, чтобы выдержать все испытания, не совершать губительных ошибок, а если все же была ошибка, понять подругу и простить. Сначала кажется, что только подруга может бросить свои дела и примчаться, когда ты отчаянно рыдаешь в телефонную трубку. Но когда в женских отношениях появляется мужчина, законы дружбы не действуют. Они исчезают, как утренний туман.
– Хорошо. Татьяна Юрьевна! А где мне найти Роберта, сына Алика?
– Они с Ольгой Захаровной живут вместе, – еще раз огорошила журналистку Бутова.
Вот как?! А старая учительница об этом и словом не обмолвилась. Партизанка просто! Зато становится понятно, при чем тут Чехов. Путешествием классика она Юлино внимание отвлекала.
Получалось, Юле нужно опять идти к Ольге Захаровне. Только вот под каким предлогом? С порога спросить: «Зачем же вы мне врали, милая старушка?» А она выпроводит Юльку в два счета и будет права. Нет, к этому визиту сначала надо основательно подготовиться, а сейчас ее ждут Луиза и Настя Капцова. Вечерок предстоит веселый! Юля не сомневалась в том, что Настя, как бывшая возлюбленная оператора, добавит красок к его портрету. Сбор информации сродни наполнению медом пчелиных сот – в каждую ячейку идет своя закладка-загадка. И тут вся надежда на Луизу: она, в отличие от Капцовой, лишена непомерных актерских амбиций и понимает, как важно для Юлии провести расследование. А то ведь Настя вполне может «включить звезду» и выворачивать душу наизнанку откажется.
«Ну, Алик! Ну и покоритель женских сердец!» – подумала Юля и начала прощаться с библиотекаршей, которая не сумела скрыть своей радости. Видно, разбередила Юля ей душу вопросами про Царька.
Теперь предстоял поход в магазин. Как известно, женских посиделок без десертов и шампанского не бывает. Сорнева зашла в гастроном, купила большой торт и бутылку игристого вина. Подумав, добавила батон, колбасу и сыр. Не слишком изысканно, но очень хотелось есть, ведь в библиотеке девушку только чаем напоили.
В гостинице стояла тишина. Администратор говорила по телефону и не обратила внимания на тихонько прошмыгнувшую Юльку. Наверное, такое безмолвие – последствие оперативных мероприятий следователя Уткина. Хотя Юльке бы тоже не помешала информация, добытая плюгавеньким стражем порядка. Интересно, был ли в гостинице кто-то посторонний в тот трагический вечер?
Сопродюсер открыла дверь сразу же.
– Юлька! Я замучилась тебя ждать! Проходи.
– Луиза! Вот знаешь, о чем я думаю? В гостинице произошло убийство. Заметь, убивают тут не каждый день. И что же я вижу?
– Что? – испуганно спросила Луиза.
– А то! Никаких выводов никто не сделал! Администратор болтает по телефону, на меня внимания не обратила. Я захотела и прошла. Никто на меня даже не посмотрел.
– Да, взять с них (имея в виду провинциальную доверчивость и некоторую безалаберность сотрудников) совершенно нечего! – согласилась Луиза. – Вот в питерских гостиницах охрана круглосуточная, плюс камеры наблюдения, а здесь на это не тратятся.
– Хотя… – заговорщицки подмигнула Сорнева, – с некоторых из нас очень даже есть что взять! – и протянула Луизе свои «дары».
– Шампанское! – обрадовалась та. – Сгодится! Сейчас бутербродов наделаю. Ты голодная?
– Я просто умираю, так хочу есть! – призналась журналистка.
– Подожди, не умирай. Я буду тебя спасать, – засмеялась Луиза.
Сопродюсер ловко начала мастерить двойные бутерброды – и с колбасой, и с сыром, а пока работала ножом, поинтересовалась:
– Юль, а скажи, пожалуйста… ты зачем попросила Настю позвать?
– Поговорить про Алика, уж прости за журналистский цинизм. Я успела многое о нем выяснить, но чем больше информации, тем ярче восприятие. Мне это нужно, чтобы вычислить убийцу: поняв, каким человеком был Алик, я смогу понять, как и кому он мог навредить, а значит, кто хотел и мог его убить.
– А ты правда сможешь? Я, когда участвую в съемках, все время думаю: как расследуют преступления настоящие полицейские? У нас же все придумано, расследование идет как по линеечке, и в конце сценария обязательно есть сцена задержания преступника. В жизни не так! Я понимаю!
– Нет ничего невозможного! – Юлька запихивала бутерброд в рот. – Вкусно!
– А шампанское! Шампанское?! – спохватилась Юнис.
– Давай! И шампанское, и сразу торт!
– Юль, и вот еще… – немного сконфуженно пробормотала Луиза, вертя в руках бутылку. – Настя… понимаешь, она у нас такая девушка… любовно-зависимая. Честно говоря, не знаю, как она на твои вопросы отреагирует.
– Это как?!
– Она все время кого-то любит, кем-то увлечена, в ком-то растворяется. Не может она без этого. А так она хорошая девчонка.
– Знаю таких дамочек, – кивнула Юля, имея в виду ответственного секретаря Милу Сергеевну, периодически страдающую от любовной зависимости.
Самое любопытное, Миле Сергеевне было даже не важно, есть ли ответные чувства у предмета ее вздыханий. Ее увлекал сам процесс. Когда у Милы намечалось очередное романтическое увлечение, то как-то по-особенному загорались глаза, ей особенно хорошо работалось, и работа спорилась, тексты получались живые и пронзительные. А что же еще нужно для счастья творческому человеку!
– Так вот. Сейчас у Насти период влюбленности в Алексея Погудина. Она меня уж замучила своими вопросами: смотрит ли он в ее сторону или нет, а если смотрит, то как: со значением или без? А на съемках последнего эпизода она вообще меня к нему приревновала!
– Да ты что? Приревновала?
– Чуть не кинулась на меня. А я даже и не думала! Зачем он мне нужен?
– Значит, не складывается у нее нынче любовная картина мира… Не желает герой любить героиню… – задумчиво протянула Юлька.
И вспомнила, как несколько раз ловила на себе пристальный, внимательный взгляд Погудина. Красивый мужчина и актер хороший, но вид у него какой-то несчастный. Говорят, женат был много раз, но каждый раз неудачно. Юля вздохнула.
– Настя, она такая, у нее всегда семь пятниц на неделе, – продолжала Юнис, не заметившая Юлиной минутной задумчивости. – Все время удивлялась, как она роман с Царевым крутит, однако ж она по нему просто сохла. В общем, давай сначала шампанское допьем, а потом про Настю думать будем. С ней сейчас как на минном поле – не знаешь, где взорвется.
– Луиза, но только мне очень нужно с ней поговорить, – предупредила Юля.
– Поговорим, поговорим… – Луиза, видимо, слишком долго трясла бутылку, пробка вылетела с громким хлопком и ударилась в потолок.
– Ой! Ой! Ой! – хором закричали девушки.
Золотистая жидкость легко заполнила бокалы, разрываясь внутри маленькими пузырьками. Легкий опьяняющий эффект. Да, сейчас именно это и нужно!
«Странно, а почему Погудин не обращает внимания на Настю? – неожиданно для себя самой подумала Юля. – Интересно, какие девушки ему нравятся?»
Глава 26
Вечер во хмелю проводили не только Юля с Луизой. Мишка Оленин тоже решил хорошо напиться, и поводов для этого нашлось немало.
Во-первых, звонила мама. Жаловалась на Злату, которая снова приходила к ним домой. Мама всецело была на стороне сына и волновалась.
– Сынок, может, ты как-то решишь свои проблемы без нас? – Мама была, как всегда, тактична.
– А зачем она приходила?
– Она хочет, чтобы ты на ней женился, – мать вздохнула.
– Мам, я же говорил! Не собираюсь я жениться на Злате!
– Отец очень нервничает. Говорит, это не по-мужски.
– Мам, я разберусь сам. Я приеду и разберусь! – пообещал Оленин.
– Хорошо, я потерплю. Но если она так и будет приходить… Сынок! Приезжай поскорей!
Мама глубоко и тяжело вздыхала, а Мишка чувствовал себя виноватым. Жалко было и маму, и себя самого.
После разговора с матерью Оленин потерял терпение. Что за дурацкая женская манера, привлекать родителей для решения вопросов, которые никак их не касаются! Он вспомнил, как на репетиции кто-то из коллег жаловался на свою жену, тоже актрису:
– Задолбала! Чуть что, бежит к матери. Хоть домой не ходи!
– К своей матери?
– Почему к своей? К моей! Просит наставить сыночка на правильный путь. Боюсь, когда-нибудь сердце у матери не выдержит. Каждый раз узнает о любимом сыне что-то новое: и пьяница-то он, и развратник, и скупердяй.
Тогда Мишка пожалел парня, хоть и подумал, что тот сам распустил свою вертихвостку жену. Вот в его, Мишкиной, семье такого никогда не будет. Накаркал, сглазил! Даже хуже получилось – коллега про жену рассказывал, а у него какая-то Злата, посторонняя девушка с претензиями, с которой он случайно провел ночь.
Не хочет он на Злате жениться. Он любит Настю! И это второй повод выпить, залить тоску-печаль. Девушка никак не отзывается на его чувства, словно он элемент декорации – стоит, и ладно, лишь бы не мешал. Вот бы в жизни было как на сцене! Когда он в театре играл влюбленного, то легко «входил» в роль. Во время спектакля (но только во время спектакля) Оленин действительно любил своих партнерш, любовался ими, и зритель чувствовал эту любовь. А в жизни? А в жизни у него с любимой девушкой никак не складывалось. От таких мыслей желание выпить только усилилось. Михаил надел куртку, вышел из номера и наткнулся на оператора Кима Васютина.
– Ты далеко, Мишань? – поинтересовался тот.
– Напиться хочу, – буркнул Мишка.
– А ты один хочешь или с партнером? – уточнил Ким.
– Еще не решил.
– А давай я тебе составлю компанию, – предложил Васютин.
– Давай! Вдвоем напиваться веселей.
– Сценарий загула имеется?
– Я за водкой, а ты иди в гостиничное кафе за закуской.
– Идет. Место встречи? – уточнил Ким.
– Через двадцать минут у меня в номере.
– Гостиничное кафе как вариант рассматриваем? – Ким любил, чтобы не оставалось невыясненных вопросов.
– Нет, там можно посидеть, а не напиться. Встречаемся у меня в номере.
Ким не стал возражать, мол, напиться можно везде, и упрекать Оленина в излишней разборчивости. В назначенное время Васютин с пакетом продуктов появился в дверях номера.
– Партнер для пьянки прибыл! – отрапортовал он.
Если бы оператору Киму Васютину нужно было в этот момент производить съемку, то он бы выбрал панораму обозрения слева направо, потому что тогда создается динамический эффект и на экране тотчас бы задвигались, затанцевали, заторопились ноздреватые ломтики желтого сыра, ароматной колбасы с кусочками сала и колдовские бычки в томате.
– Какой кадр пропадает! – чуть не застонал Васютин. – Кулинарная передача!
Он вытащил из пакета снедь, купленную в кафе, но эти фабричные котлеты и красно-морковная рыба в маринаде не шли ни в какое сравнение с аппетитными закусками, разложенными на тарелках.
– Садись, Ким! – пригласил его Миша. – Настроение мерзкое…
– Точно, ничего хорошего! – поддержал Васютин. – Царька убили, завтра нам с Луизой тело домой отправлять. Снимаю, как идиот, один. Сегодня чуть ноги не протянул, когда Настю с Лешкой снимал. Оба какие-то тормозные были. Слушай, давай Алика помянем.
– Который день его поминаем… – предложение Михаилу не понравилось.
– Знаешь, Мишаня, такого оператора не грех и сто раз помянуть… Я сейчас не знаю, как тут без него выстою. У Луизы все по сценарию, видел же, сколько дублей делали. Наливай!
С тарелок потихоньку исчезали сыр и колбаса, и даже гостиничные котлеты оказались востребованными. Мишкина душа от водки теплела и размягчалась, разговор начал разворачиваться в конкретно-мужском направлении.
– Ким, ты ведь женат? – поинтересовался Михаил после третьей стопки. – А твоя жена ходит жаловаться на тебя к твоим родителям?
Васютин чуть не поперхнулся.
– К моим родителям? – уточнил он.
– Да!
– Ей это и в голову не придет. Мне не десять лет. – Ким догадался, какой смысл заложен в вопросе. – У тебя жены ведь нет?
– Нет, – покачал головой Оленин.
– А уже ходят жаловаться?
– Права качать, – уточнил актер.
Ким расхохотался.
– Та самая, которая объявила о беременности? Гони, гони в шею! И не вздумай на такой жениться. Замучает до печенок своими нравоучениями.
– Но она говорит… ждет ребенка и все такое…
– Она говорит или на самом деле ждет?
– Не знаю.
– Тогда не в шею гони, а выпроваживай аккуратно, за локоток, но настойчиво, с указанием верного направления к выходу.
Мишка молча кивнул и не выдержал:
– Я другую люблю, понимаешь?!
– Вот это как раз понимаю. И даже знаю, как ее зовут. Я же, Мишенька, кроме панорамы, в объективе камеры много чего вижу.
– И что скажешь? – напрягся Мишка.
Ким разлил водку в стопки.
– Зряшное это дело. Настя твоя все время косится в другую сторону. Понимаешь меня? Может, тебе на той, беременной, жениться?
– Ты с ума сошел? Никогда! – задохнулся Мишка, вспоминая недовольное лицо Златы и мамины вздохи.
Оленин не относился к числу любителей обсуждать свои любовные истории, тем более неприглядные. Трезвым он так никогда и не поступил бы. Но сейчас, в хмельной иллюзорности, ему очень хотелось поделиться.
– Не хочу я на ней жениться! Случайно получилось все, я бы на нее никогда внимания не обратил, она сама спровоцировала.
– Ничего, – понимающе сказал Ким. – Меня тоже спровоцировали много лет назад. Живем. Две дочки растут.
– Я Настю люблю.
Васютин задумался. А знает ли Мишка, как его дама сердца волочилась за Царьком? Наверное, знает. Он, конечно, парень романтически-наивный, но ведь не слепой. Настя еще та выдерга (Ким успел подцепить местное словечко). Ей мужика с выкрутасами подавай, а такие, как Мишка, что будут оберегать, любить, заботиться, даром не нужны. Вот если бы он крутил любовь со всеми представительницами женского пола на съемочной площадке, не ставил их чувства ни во что, тогда бы Настя клюнула. Как говаривал классик: «Чем меньше женщину мы любим…»
Получается, чтобы привлечь женщину, мужчина должен вести себя необычно, ломая привычный именно для этой женщины сценарий. Например, если дама привыкла в всеобщему вниманию, то нужно ее игнорировать. Ким вспомнил, как давно снимал для какого-то сериала сценку: очередной кандидат на престижную должность, один из тысячи, получив от усталого рекрутера визитку, порвал и съел ее. Этим запомнился и в итоге именно он получил должность.
Тут Васютина осенило:
– Нужно сделать что-то такое, чего ты не делал никогда в жизни. Тебе надо привлечь ее внимание.
– Спрыгнуть в холодную реку с моста?
– Давай думать. Ты же актер, играешь по чужим сценариям.
– И что теперь? – до пьяного Оленина смысл доходил с трудом.
– Надо написать свой сценарий развития ваших отношений. Прописать сюжетные линии.
– Это как?
– Я не понял? Кто из нас актер? – возмутился Ким.
– Актер – это я! Я точно помню.
– Например, ты можешь взять и продемонстрировать Капцовой, будто ты безумно влюблен в другую. Безумно! Надо сыграть любовь! Мишаня! Страстную любовь сыграть можешь?
– Могу! Только кого мне надо любить? А Настя что подумает?!
– Так в этом и весь смысл. Она привыкла к твоему обожанию, а тут увидит – у тебя начался неземной роман. И сразу пожалеет, потому что роман-то не с ней. Зависть сработает.
– Ким! Ты тогда точно скажи, кого мне надо полюбить, – Мишке начала нравиться идея.
– А давай «влюбись» в Луизу Юнис. Они с Настей подружки.
– А потом как я выпутаюсь? А если Луиза поверит? И тоже меня это самое? Полюбит в смысле? – Михаил снова с ужасом вспомнил Злату.
– Сейчас придумаем. Главное – ввязаться!
Мужчины увлеченно начали придумывать и обсуждать любовный сценарий для Оленина, причем последний вдруг понял, как чувствует себя мотылек, бездумно летящий на огонь.
Глава 27
Когда шампанское закончилось, Луиза решила позвонить Насте.
– Ты ведь не отстанешь, Юля!
– Не отстану, – согласилась та. – Ты войди в мое положение! Мне очень нужно с ней поговорить, а без тебя она говорить не будет.
– Это как знать! – Юнис вспомнила, как сегодня Настя коршуном налетела на нее на съемочной площадке.
Капцова ответила сразу же и согласилась прийти.
– Сегодня наш день! – удивилась Луиза. – Но учтите, госпожа журналистка! Анастасия актриса, она сможет сыграть тебе все, что захочет: радость, грусть, разочарование, любовь.
– Это ты к чему? – не поняла Юля.
– Держи ушки на макушке и не особо верь ее словам, – пояснила Юнис.
Юля немножко обиделась. Подумала, Луиза ее недооценивает, ведь журналист, как и актер, – тоже профессия творческая. Но журналист оперирует фактическим материалом, самостоятельно добытой информацией, чтобы донести до читателя объективную точку зрения. А актер показывает жизнь, которая «могла быть» или «должна быть», творит. Актерство – вымысел, причем вымысел чужой. Актер интерпретирует образ, придумывает свою трактовку, но играет придуманное другими. Хотя… И хороший актер, и хороший журналист – не тот, кто хорошо играет, а кто существует в образе. Если журналист, например, начнет задавать вопросы, которые заранее не продумал и не прочувствовал, то собеседник почувствует фальшь и ответов такой журналист не получит. И будет это уже не журналист, а плохой актер. И чем больше актерских способностей у мастера пера, тем хуже для профессии. Но зачем тогда утверждают, что весь мир театр и люди в нем актеры? Этого Юля не знала и решила потом поинтересоваться у главреда Заурского.
Пришла Настя. Актриса была в отличном настроении.
– Все! С меня сняты все обвинения, все подозрения!
– Господи, да никто не сомневался! Зачем бы тебе Алика убивать?
– Может, он жениться не хотел? – осторожно спросила Сорнева.
– Что ты несешь? – разозлилась Анастасия. – Алик ни одной юбки не пропускал. На фига мне такой муж?!
– А любовь?! – уточнила Юлька. – Любовь обычно не выбирает.
– Луиза, она специально меня злит? – Настя подчеркнуто обратилась к Юнис.
– Ну, девочки, не ссорьтесь! У меня еще есть бутылка вина. И коньяк.
– Давай коньяк, – скомандовала актриса. – У меня наконец душа успокоилась. Напряжение ушло.
Нашелся вопрос и у Луизы Юнис:
– И все-таки, какого черта ты поперлась к Алику с утра? Интуиция?
– Уже все знают?
– А ты как думаешь? Горничная рассказала директрисе гостиницы, директриса мне.
– Ну деревня! Понимаете, девчонки, он мне вечером позвонил, в гости позвал. Скука, говорит, в этой дыре, давай посидим по-человечески. Я и согласилась, а потом перезвонил, мол, не получается у него. Я и не спросила, почему…
– Ничего не понимаю, – замотала головой Луиза. – Ты же по Лешке Погудину вздыхаешь уже месяц! На меня, как на врага, кинулась. Если ты одного любишь, зачем к бывшему любовнику в гости собираться?
– А твой Лешка на меня внимания не обращает! Это как, по-человечески?!
– Да не мой он! Отвяжись!
– Девочки, я вам не мешаю? – съехидничала Сорнева.
– Да так не бывает. Любишь одного, а бегаешь к другому, – не отступала Луиза. – Где логика?
– Нету логики, – согласилась Настя. – Только здесь скука смертная, тоска зеленая, а они дамы алогичные.
– Это из какого спектакля? – хмыкнула Юля.
– Из личных архивов, – срезала журналистку Капцова.
Настя выпила. Ну что она им может объяснить! Свое состояние Настя могла объяснить только себе. Видимо, она может любить двоих мужчин одновременно. Так в ее природе заложено! Одного можно ценить за харизму и секс, другого за внешние данные и человеческие качества, а также за мечту. А почему невозможно? Где в жизни правда? Есть ли объективные критерии любви? Могла же Лиля Брик жить сразу с двумя мужчинами: своим мужем Осипом Бриком и поэтом Владимиром Маяковским. Конечно, эти отношения повергли в шок литературную среду тех лет, но ничего, все пережили. Три человека были счастливы вместе, а на табличке на двери их квартиры красовалась надпись «Брики. Маяковский».
Собственно, любовный треугольник – это не про Настю. Она чувствовала себя запертой внутри этого треугольника и никак не могла выбраться из западни. Но она не из тех, кто устраивает трагедии на ровном месте или видит во всем злой рок. Мужчина ее мечты совсем рядом, и она обязательно добьется своего.
– Ладно! Люби ты кого хочешь, – согласилась Луиза. – Это, в конце концов, твоя жизнь. Я тебе не указ. Только зачем ты убежала?
– Да испугалась я! Просто испугалась. Когда мы кино снимаем, там же все понарошку. А здесь по-настоящему. Вот я с испугу и рванула.
– А Царев тебе не сказал, почему отменяется ваша встреча? – спросила Юля.
– Он вообще не заморачивался никакими объяснениями. Он, например, даже не извинился, когда я узнала, что он женат.
– А ты и не догадывалась? – усмехнулась Юля.
– Нет, тут я Настю поддерживаю, – вступилась Луиза. – Творческий коллектив, он особенный. У нас практически никто не говорит на работе о личной жизни. Я вот, например, и не знаю, кто у нас из мужчин женат, а кто нет.
– А на съемках они все временно неженатые?! – Юле не хотелось отступать так сразу.
– Да, все неженатые. По крайней мере, так себя ведут, – хором подтвердили Капцова с Юнис.
– Очень интересные у вас в кино принципы, – поразилась Юля. – А кто тебе рассказал про Царева?
– Оксанка Веселина, гримерша. Она меня, между прочим, и следователю заложила, про наш с Аликом роман рассказала.
– А то никто не знал! – фыркнула Луиза.
– Знаешь, как со мной Уткин разговаривал? Как с убийцей!
– Да ну! Как с убийцей! Ты, Настя, никак из образа выйти не можешь, – отмахнулась Юнис.
– То есть ты не знаешь, с кем Царев тогда встречался? – не отставала Юля.
– Нет, не знаю. Может, и не приходил никто.
– А что Алик родом из этого города, ты знала?
– Первый раз слышу, – искренне удивилась актриса. – Ты ничего не путаешь?
– Не путаю. Я даже с его одноклассницами встречалась.
– И какие они? Его одноклассницы? – заинтересовалась Капцова.
– Обычные тетки, заняты работой и своими проблемами. Ничего особенного про него не рассказали. – Юля не собиралась вот так запросто делиться важной информацией с недалекой актрисой. Кстати, а ты не знаешь, он не говорил тебе, как давно обосновался в Питере?
– Нет, я знаю только, что он квартиру изначально дорогую купил и хвастался мне, рассказывая об этом, что выгодно продал кому-то автограф Чехова.
– Чехова? – Юля чуть не подпрыгнула. Антон Павлович словно преследует ее. Ты точно запомнила – автограф Чехова?
– Да точно, я еще подумала, что украл он его где-то, сейчас такие раритеты на счету. А тебе все это зачем? Ты сейчас как киножурнал «Хочу все знать», – не такой уж поверхностной была Настя Капцова.
– Я в газету материал собираю. У нас здесь не Северная столица и не каждый день убивают. Шуму вы очень много наделали: и съемками, и убийством. Написать можно много. Тем более Луиза меня на съемки пригласила.
Чехов, значит… Неожиданно. Лекцию про Чехова она уже слышала от Ольги Захаровны. Может быть, интерес к писателю – это у них семейное?
– Девчонки! Ну я точно Алика не убивала! – Настя перекрестилась.
– Настя! Конечно, не убивала! Мы знаем! – взмолилась Луиза.
– Нет, вы мне объясните… Почему сначала мужчина приглашает женщину в номер, потом «передумывает»? – не отставала от нее Юля. – Значит, что-то в его планах поменялось?!
– Наверное, поменялось, – согласилась Настя. – Но для Алика это было в порядке вещей.
И вспомнила, как однажды оператор шепнул ей в павильоне во время съемок: «Отснимаемся, я тебя забираю. Дождись меня в аппаратной». После этого играла она на одном дыхании, без дублей, а закончив, бегом бросилась в аппаратную. Алик за ней так и не зашел, не позвонил, а его телефон монотонно сообщал: «Абонент находится вне зоны доступа». Через час с Настей случилась истерика. В таком состоянии ее нашел Мишка Оленин и успокаивал как мог: «Да зачем же ты сырость развела, Анастасия Михайловна! Что случилось, моя хорошая?! Ты сегодня так хорошо играла, так вдохновенно!», причем нисколько не лукавил. Насте стыдно было рассказать правду – как Алик ее поманил и продинамил. Пусть Мишка продолжает считать ее женщиной, которую все время добиваются мужчины, а не наоборот. Не зря он так долго по ней вздыхает. Потом Оленин предложил поехать в кафе, утешал Настю и довез до дома. А Алик на следующий день просто пожал плечами. Ну, не получилось, мол, и нечего обижаться. Настя злилась, советовала Цареву найти себе другой объект для шуток, потом не разговаривала с ним несколько дней. Но когда оператор предложил подвезти ее домой, согласилась. Такая вот она противоречивая, когда речь идет о мужчинах, и этого никому не объяснить.
Коньяк «шел» плохо, впрочем, пила его только Настя. Юлька устала от напряжения: разговора не получилось, на все вопросы она получала какие-то дурацкие ответы, будто речь шла о нелепом любовном эксперименте, в котором Капцова принимала участие. И журналистке это совсем не нравилось, ведь к разгадке она не приблизилась ни на шаг. Господи, чем же их всех мог заинтересовать циничный питерский щеголь? И где он мог взять автограф Чехова?
Глава 28
Старший лейтенант полиции Михаил Олейников зашел в дом. Под ногами тревожно скрипели половицы. Привычным движением он снял пистолет с предохранителя.
– Здесь кто-нибудь есть? – Эхо в пустой комнате подхватило и умножило звуки.
Глаза полицейского потихоньку привыкали к темноте. На полу лежал мужчина с окровавленной головой. Михаил наклонился и проверил пульс на шее. Человек был мертв.
– Еще один труп!
Тишина стала зловещей, и нервы были натянуты до предела.
Затем яркий свет мгновенно залил комнату.
– Стоп, снято! – распорядилась Луиза. – Перерыв десять минут. Горячий кофе в машине.
– Ой, как кофе хочется! – простонал Михаил.
– Труп, ты тоже свободен!
Человек на полу не шевелился.
– Вадик, ты так в роль вошел, что выйти не можешь?! – поинтересовалась Юнис.
– Слушай! А это, между прочим, трудно. Труп изображать, – отозвался лежащий на полу Тымчишин, одновременно отлепляя от лица латексную бутафорскую кровь.
– Кровь сдай гримерше, – распорядилась Луиза.
– Да зачем мне ваша кровь! Даже если вы мне ее захотите подарить, я не возьму! – возмутился Вадик.
– Ну это ты зря! Кровь, между прочим, хорошая, качественная, – укорила его Юнис. – А дарить я ее никому не собираюсь. У нас не так много подобных экземпляров, а вот трупов по всем сериалам предостаточно.
Вчера вечером Луизе пришла в голову мысль доснять эпизод, сделать его поэффектнее. Хотелось продемонстрировать режиссеру Матвею Усольцеву творческую сторону своей натуры. Луиза сразу решила предложить роль трупа журналисту Тымчишину. Тот согласился без раздумий. И прав сейчас, когда говорит, что роль досталась непростая.
– Вадик, ты можешь идти к машине, там тебя твоя коллега дожидается. Наверное, интервью будет брать. Расскажешь, каково оно, в обличье мертвеца быть, – пошутила сопродюсер. – Мишань? Чего не уходишь? Ты же кофе хотел!
– А я тебя подожду и вместе кофеем уколемся.
– Хорошо, – удивилась Луиза. – Пошли. «Труп», не отставайте!
Луиза знала, как важно вовремя сделать перерыв. Утро не самое лучшее время для съемок. Актеры, как правило, лучше работают после обеда. Съемочной группе повезло – местная администрация не только выделила автобус, но и заботливо положила в машину две упаковки бутербродов.
– Хорошие люди у вас в администрации, внимательные, – удовлетворенно сказала Луиза, откусывая от бутерброда.
– Ой, Луиза! – рассмеялась Юля. – К нам же актеры питерские не каждый день приезжают. Вот они и расстарались. «Труп» твой вон как уплетает!
– Ну, подруга, от тебя не ожидал! – рассмеялся Тымчишин. – Луиза обзывается, и ты туда же?
– Не обижайся, Вадик. Я от восторга – ты так талантливо сыграл, – улыбнулась Юля. – Обязательно об этом в статье упомяну.
– Это другое дело. Это правильно! – вмиг подобрел Вадик. – Эдак мне понравится, я и дальше в эпизодах буду играть.
– Ну, пока ролей для тебя не предвидится, – засмеялась Луиза. – Но мертвяк ты был классный!
– За мертвяка – отдельное мерси. Эх, девчонки, не бережете вы мою творческую душу.
Юля Сорнева пила кофе и слегка нервничала. На съемочную площадку сегодня она пришла по просьбе Вадима, не могла отказать другу. У Тымчишина словно второе дыхание открылось, так ему понравилось сниматься в кино. Может, действительно он драйв от этого испытывает и готов поменять профессию?
Но у Юльки настроение было ниже плинтуса. Наступило какое-то профессиональное выгорание. Вчера она целый день моталась по встречам и занималась «живой импровизацией». И что толку? В «сухом остатке» ничего.
Понятно одно: Алик Царев был мужчиной с отрицательной харизмой и отрицательным обаянием, которые удивительным образом действовали на окружающих женщин. Возлюбленные, даже отчетливо осознавая, что никакого будущего у них с Аликом нет и все его чувства исключительно «со знаком минус», все равно его любили. Такого… Сорнева поискала подходящее слово и решила, что «подлец» будет в самый раз. Да, в кино и театре тоже ведь есть актеры с негативным обаянием – это уникальное качество, помогающее создать интересную «спорную» роль, когда героя нельзя назвать положительным, но он и не скверный, а как в жизни. Так вот Царев был таким человеком в реальном мире.
Хотя… насколько реальным? Личного дела в продюсерском центре не было. Директор гостиницы, охранник и горничная тоже не приблизили Юлю к разгадке, сказать им про Алика было нечего. От коллег по съемочной площадке ничего узнать тоже невозможно. Люди из прошлой жизни Царева рассказывали совсем уж фантастические, но, к сожалению, для Юльки совершенно бесполезные истории. Случай – пустышка. Ноль.
– Давай посмотрим съемку еще одной сцены и только потом в редакцию, – попросил девушку Тымчишин.
– Мне надо к одной учительнице еще зайти.
– Я с тобой?
– Нет, Вадик, спасибо. Справлюсь сама.
У Насти Капцовой в этот день тоже не было настроения. Она одновременно читала текст сценария и наблюдала за Погудиным. С гримершей Оксаной Веселиной актриса демонстративно не разговаривала.
– Настя, давай я тебе грим поправлю, – хлопотала Оксана.
– Мне ничего от тебя не нужно, – буркнула Настя.
– Ну как не нужно! Я вижу, надо подправить, – настаивала Оксана.
– Ты лучше язык себе подправь, чтобы лишнего не болтать следователю.
Гримерша на несколько секунд замерла, а потом пошла в наступление:
– Да что такого я сказала?! Ничего особенного. Подумаешь!
– Ты про свои романы лучше бы рассказала. Как за Погудиным бегала и за Васютиным. Свой список огласи полностью. Слабо?!
– Не слабо! Только я ни за кем не бегала, это ты придумываешь. Но мои кавалеры все живы и здоровы, а Царек задушен, и ты у него была. Все про это знают.
Бдительная Луиза прислушалась к разговору, поняла, что до скандала недалеко, и ринулась к «очагу возгорания».
– Дорогие мои! Хорошие! Не время сейчас ругаться! Сегодня после обеда тело Царева отправляем в Питер. Ну, пожалуйста!
– А стучать на своих, это как? – не успокаивалась Настя. – Отстань от меня со своим гримом! Обойдусь, – и, повернувшись к Алексею Погудину, ласково попросила: – Леш, поделись бутербродиком!
Погудин молча отдал свою пластиковую тарелку. Луиза, которая все еще внимательно наблюдала за актрисой, заметила, каким заинтересованным и долгим взглядом Алексей смотрит на Юлю Сорневу. «Вот еще не хватало!» – охнула она. Если Лешка на Сорневу запал и это почует Настя, съемки последних дней будут сорваны. На месте съемочной площадки останется выжженная земля.
Луизе осталось, как Мальчишу-Кибальчишу, только день простоять да ночь продержаться, а там и подмога придет. Они улетят в родной Питер и забудут провинциальные страсти. Вместо Алика выйдет на работу другой оператор, и все уляжется, успокоится. Мужика, конечно, жаль, но это жизнь, и она не виновата, что смерть застигла оператора там, где ей доверили руководить съемочным процессом.
– Хочешь бутер с языком? – К Луизе подошел Мишка Оленин.
– Давай! – Луиза протянула руку.
– Как настроение? Ты свой «труп» сегодня много раз хвалила, а мне ни слова не сказала. Как я играл?
Юнис чуть не поперхнулась.
– Мишаня, ты че? С каких пор ты на комплименты напрашиваешься?
– А мне всегда важно твое мнение.
– Да ты профи! Для тебя этот сериал так, развлечение! Тебе жалко своего героя оставлять – ты с ним сросся кожей, а так уже давно бы ушел.
– Может, ты и права! Кофе принести?
– Принеси, если хочешь!
– Хочу! Мне это приятно!
Да что это сегодня со всеми? Юнис видела краем глаза, как Погудин подошел к Юльке и что-то начал рассказывать. Девушка засмеялась, засмеялся и рядом стоящий Вадик. Ситуацию нужно было корректировать, отвлекать внимание Насти Капцовой.
– Настя, Настя! Иди сюда! – крикнула она. – Мне нужно по следующей сцене уточнить кое-что.
– Уточняй! – довольной Настя никак не выглядела.
– Луиза, тебе кофе! – Оленин выскочил, словно чертик из табакерки.
– Мишаня, спасибо! – Луиза пыталась сообразить, как лучше отвлечь Настю, но, как назло, никаких идей в голову не приходило.
– Луиза, а когда у нас сегодня съемки заканчиваются? – Мишка не отставал.
– Через пару часов, если погода не испортится.
– Давай потом погуляем по городу.
Луиза растерялась. Он белены объелся? Из какой пьесы текст? Если Оленин решил так пошутить, то явно переигрывал.
– Я вам не мешаю?! – Настя просто застыла рядом.
– Нет, – спокойно ответил Мишка. – У тебе ведь эпизод раньше заканчивается? Вот и вызови себе такси до гостиницы, а мы с Лешкой и Луизой еще работать будем.
Услышав слово «эпизод», Луиза сразу настроилась на производственную тему.
– Насть, я тебе хотела сказать! Там у тебя сцена, где ты рвешь документы… Так, может, тебе добавить отчаяния, покидать предметы со стола. Подумай! Нужен взрыв эмоций. Ты должна показать зрителям, что ты не только полицейский, но и отчаявшаяся женщина.
– Не волнуйся, Луиза! С ролью отчаявшейся женщины я хорошо справляюсь в жизни и сыграть это смогу, – Настя отвернулась и пошла в сторону Погудина.
– Я тебя сегодня не узнаю, Оленин! Ты обалдел? Ты реакцию Насти видел? – зашипела Юнис.
– Да! Я решил измениться. Сколько можно о ней вздыхать?
– Ты меня пугаешь!
– Девушка Луиза! Я не понял самого главного: мы гулять сегодня идем?
– Гулять? Нет уж, Оленин, гуляй один. Я хочу вернуться домой живой и здоровой. Мне и так нервотрепки хватает! – разозлилась Луиза.
Странный сегодня день. Жизнь, смерть, переживания, откровения, творческие флюиды будто смешались в одном флаконе, породив невиданную алхимическую субстанцию. Но Луиза отчетливо понимала: скоро все это содержимое станет магнитом для недоразумений, проблем и неприятностей.
Глава 29
Ольге Захаровне не спалось. Да и какой нормальный сон может быть в ее возрасте – то суставы ноют, то колени крутит. Она перевернулась с одного бока на другой, скинула с себя одеяло. Женщина недавно вычитала «рецепт» хорошего сна: засыпать непременно нужно в холоде, чтобы сначала как следует замерзнуть, а потом согреться под одеялом. И отличный сон гарантируется. Но отопление включили рано, в комнате было жарко, и пожилая учительница некстати вспомнила, как они с дочерью, давно, когда Наташка была еще совсем маленькой, отдыхали на пляже в Сочи.
Поездка была по необходимости, учительский профсоюз в кои-то веки выделил ей путевку в санаторий «Мать и дитя». Такая вот случилась роскошь. Ольга Захаровна воспитывала дочь одна. Муж Николай когда-то имелся в качестве законного, но так и не смог смириться с тем, что, выбирая между семьей и работой, Ольга выбрала работу.
Для педагога неудачный брак – это отпечаток профессии. В педагогических институтах учатся в основном девочки, которые в процессе учебы мало общаются с парнями. Учительницы часто выходят замуж за первого встречного. Ольга Захаровна вышла за брата своей подруги, которого-то и видела всего несколько раз. Ольге нравилась работа в школе, где она «сеяла разумное, доброе, вечное», и она наивно верила в нерушимую святость семейной жизни. Но в институте не было предмета «Как любить мужчину», и она перегибала палку: начала воспитывать мужа, оценивала его, как постоянно оценивала своих учеников.
Муж не выдержал опеки и сбежал к кому попроще. Ольга Захаровна потом видела его новую жену, обычную бухгалтершу, с белыми, свалявшимися, словно вата, кудряшками по всей голове. Николай ушел, когда Наташе было три года, когда оба поняли, что бесполезно склеивать разбитую чашку их совместной жизни.
– Я больше не могу, – сказал однажды муж. – Я устал получать от тебя двойки по поведению. Давай разведемся.
Ольга Захаровна не очень переживала. Почти все в их школе были разведены: от красавицы «географички» муж ушел к продавщице, от умниц «математички» и «русички» мужья просто сбежали. Поэтому, оставшись одна, она не впала в отчаяние и сконцентрировалась на воспитании дочки. С мужем удалось сохранить хорошие отношения.
Почему вдруг сейчас ей вспомнился плавящийся от солнца Сочи? Ответ был прост: после многих лет одиночества она встретила там мужчину, который ей понравился. Оказались рядом на пляже, случайно разговорились. Мужчина был совсем обычный, с глупыми привычками. Щелкал семечки, шелуха от которых разлеталась, как рыбья чешуя. Но с ним было спокойно и хорошо. Ольга не спрашивала, женат он или нет и почему приехал один из своей Костромы. Они просто были женщиной и мужчиной, понравившимися друг другу. Никаких дальнейших обязательств. Днем их тела разогревались на пляже, периодически охлаждаясь в море, а вечером и ночью существовали по другим законам. Когда дочка Наташа засыпала, они уходили гулять по набережной: сидели в кафе или на скамейке, разглядывая проходящих людей, и говорили, легко и непринужденно. Мужчина замечал все: сухопарую даму в красном мохнатом платье с блестящими сережками-подвесками, смешного официанта с круглыми, как у совенка, головой и глазами. Ольга давно так много не смеялась, а утром, когда она провожала мужчину до номера – чтобы Натка не видела, – они долго и самозабвенно целовались.
– Ну нашла, что вспоминать, – Ольга Захаровна натянула одеяло до подбородка.
Из этой истории, конечно, ничего не вышло. Мужчина попрощался и уехал. Обещал писать и звонить, но ничего такого не случилось. Ольга долго вспоминала его и ждала, ждала весточки, а потом перестала и всю свою энергию направила на воспитание дочери.
– Мамочка, ты у меня самая лучшая! А ты меня сегодня спросишь по литературе? Я выучила! – так часто говорила Натка. Она гордилась мамой, которая преподавала литературу и была классным руководителем.
Ольга Захаровна, всегда привыкшая сравнивать и оценивать, дочерью была довольна. Спокойная, покладистая, послушная девочка. «Свет в окошке», да и только! Но, погруженная в работу, не заметила классный руководитель и мама, как выросла девочка, попала под влияние одноклассника Алика Царегородцева и влюбилась, наивная дурочка.
– Дочка, что ты в нем нашла? От него опасностью на километр веет! Он слова доброго ни про кого не скажет. Родители в тюрьме сидят.
– Мама, мне с ним интересно.
– Приглядись внимательно – он с Жанной дружит, у них любовь.
– Любовь, мама, – это когда любят двое! А Жанна за ним просто бегает.
– А он, конечно, любит тебя?
– Да, он любит меня!
Ольга Захаровна тяжело вздохнула, и вздох растворился в темноте комнаты. Если бы она сразу поняла, насколько все серьезно и как далеко зайдет! Она бы «выжгла каленым железом» эту глупую любовь.
Алик был обаятельным подлецом. Она знала такой тип – такие способны с милой улыбкой угостить вас кофе со стрихнином. Надо было пойти к нему домой, устроить скандал, поговорить с теткой, запретить встречаться с дочерью. Наконец, перевести в другую школу. Но она опоздала. Когда Натка сказала ей о своей беременности, сказала просто и обыденно, будто ничего не произошло, стало поздно.
– Мама, я жду ребенка. Мы с Аликом скоро поженимся, а пока переведи меня в вечернюю школу.
Ольга Захаровна, не ожидавшая такого удара от любимой дочери-тихони, завыла от собственного бессилия.
– Как ты могла?! Как ты могла?! Все к черту! Институт, будущее. Что ты наделала! На меня в школе будут смотреть, как на изгоя! Глупая идиотка! Я бы придавила этого поганца своими руками. Давай делай аборт!
Наташка казалась спокойной.
– Мама, не говори ерунды!
Тогда Ольга Захаровна побежала к бывшему мужу. Благо отношения они продолжали поддерживать и с дочерью Николай общался.
– Коля, нужно что-то делать! – Женщина была в отчаянии. – Поговори с ней! Она себе перечеркнула будущее. Упертая, вся в тебя.
Отец встретился с Наташей, поговорил, но дочь не отступала, и отцу стало ее жаль.
– Ольга, не дави на нее! Ты как гусеничный трактор – где пройдешь, ничего живого не остается. Пожалей ее по-женски. Пойми, посочувствуй. Ты ведь сначала мать, а уже потом учительница и классный руководитель.
Николай обожал дочь, и она была для него самой лучшей, и все, что он делал, было для нее и ради нее. В отличие от отношений с матерью, Натка всегда знала, что у папы найдет любовь и поддержку, а на какие-то шероховатости, маленькие обиды он просто не обратит внимания. Слова Николая женщину немного успокоили. Может, он прав, когда говорит про трактор? Хотя и было очень обидно. Но она знала, что бывший муж всегда «режет правду», какой бы неприятной она ни была. Он умел быть и романтиком – рассказывать дочери про особенности мужского восприятия мира, словно заставляя ее смотреть на вселенную по-другому. Тогда впервые у Ольги, глядя на то, как они разговаривали, держась за руки, родилось мучительное сомнение: зря она в юности поспешила расстаться с мужем. Он и сейчас, как мужчина, интересен: высокий, стройный, поджарый, с красивыми руками и крупным носом, который его ничуть не портил. Впору на обложку любого журнала. Но дело было не во внешности, а в том, что Ольга Захаровна сама лишила дочь мужского внимания. А сейчас она никак не могла понять и принять выбор дочери. Не для такого человека, как сын вороватых торгашей Алик Царев, она лелеяла и берегла свою Наташеньку. Беременная Наташа перешла в вечернюю школу, переехала жить к Царегородцеву, в маленький теткин домик. Сам Алик спокойно доучился в выпускном классе. Ольга, не привыкшая ни лгать, ни притворяться, терпела изо всех сил и даже не возразила директору школы, когда услышала:
– Вам бы сейчас не высовываться, Ольга Захаровна. Вы, как мать и педагог, потерпели полное фиаско.
Когда родился Роберт, Николай и Ольга помогали «молодым» как могли. В этот период, как ни странно, Наташа сблизилась с отцом, а с матерью, наоборот, почти не общалась. Но именно Ольга Захаровна через своих бывших учеников устроила сначала зятя на работу, потом дочь в библиотеку, а внука в ясли.
Несчастья случились одновременно: умерла тетка Глаша и исчез Алик. Наташе с сыном пришлось вернуться к матери. Ольга узнавала и не узнавала дочь: от прежней живой, энергичной девушки осталась одна усталая, безучастная ко всему физическая оболочка.
– Алик не мог сбежать, мама! Значит, что-то случилось! – как заведенная твердила Наташа.
Ольга Захаровна, радуясь возвращению дочери и внука, кивала и соглашалась, внутренне твердо уверенная в том, что зять просто сбежал, устав от тягот брака и раннего отцовства. Она согласилась вместе с Наташей подать заявление на розыск, потом несколько раз ходила на прием к следователю, который разводил руками и советовал надеяться.
Бывший муж опекал дочь, Ольгу и не спускал с рук маленького внука. Он окружил их вниманием и заботой, словно стал твердой почвой под их ногами, но изменить судьбу дочери не смог.
Пять лет Наташа ждала и надеялась, что Алик отыщется, а потом слегла. Оказалось, неоперабельный рак. Чего только не предпринимали Ольга и Наташин отец, по каким только врачам ни водили Наташу, угасавшую просто на глазах. Сколько денег потратил Николай, подумать страшно, но до последнего верил, что дочь поправится.
Потом Наташа умерла.
– Не засну от таких мыслей, не засну. – Женщина продолжала ворочаться в мятой жаркой постели.
Пора бы уж перестать оглядываться и горевать о прошлом, каким бы тяжелым оно ни было. Мальчик у нее вырос замечательный – добрый, красивый, умный. Спасибо Николаю, подававшему хороший мужской пример внуку. Ольга Захаровна все чаще жалела, что семейная жизнь с Николаем не сложилась. Несмотря на разрыв, он все равно оставался рядом и очень много сделал для Роберта, в буквальном смысле заменил ему отца, чтобы мальчик не чувствовал пустоты и знал, что он – член семейного клана, где его всегда поймут и защитят. Он ни разу не пропустил первое сентября и всегда приходил с цветами для Ольги и подарками для внука, растрогался до слез на выпускном. Учил играть в шахматы. Николай никогда не говорил с ней об отце Роберта, но Ольга точно знала, что он ненавидел Алика уже за то, что его любимый и единственный внук растет без отца.
Кто бы ей подсказал раньше, что ангелов среди людей нет и того, кто рядом с тобой, просто нужно любить, не пытаясь учить, воспитывать и исправлять в меру своего разумения. Что проку в гордыне, ощущении превосходства над другими и собственной правоты? Для нее и Роберта ангелом-спасителем был дед Николай.
После истории с беременностью дочери Ольге Захаровне пришлось уйти из школы. Она не могла вытерпеть косых взглядов и гнусных комментариев. Брала учеников на дом, занималась с ними русским языком и литературой – учила писать сочинения, неплохо зарабатывала, и они с внуком не нуждались.
Но прошлое, о котором не хочется вспоминать, имеет обыкновение возвращаться. Вот и Царегородцев, оказывается, объявился в городе. Хотя она-то всегда знала: жив ее бывший зятек, жив.
Но от неожиданной новости Ольга Захаровна все равно разволновалась. И чтобы скрыть это, начала болтать про Чехова, золото Колчака и жизнь на заимке. От ее бывшего зятя ожидать можно было чего угодно, она бы ничему не удивилась. Он мог поменять фамилию, сделать пластическую операцию, стать известным оператором. Главное в другом: все эти годы Алик Царегородцев прекрасно существовал на белом свете, нисколько не переживая за брошенную жену и маленького сына. Наташа страдала, заболела, мальчик рос без отца, а потом и вовсе остался сиротой. Ольга Захаровна переживала только за дочь, но никак не за негодяя-зятя. Он ведь и женился только из-за страха. Ольга пригрозила, что посадит. И посадила бы, но Наташу было жалко. Да Николай уговорил посочувствовать дочери, понять, и она отступилась. Он давал Наташе ощущение безопасности этого мира и защищенности в нем, был тем самым большим и сильным папой, который всегда заступится. Не уберегли они бедную девочку.
С одной стороны, сейчас пожилой учительнице не хотелось ничего знать о бывшем зяте. Живой он или мертвый, ей все равно. Но при этом женщина гнала от себя ужасную мысль: вдруг Алик приехал, потому что захотел встретиться с сыном. Зачем ему мальчик после стольких лет забвения? Роберт не может иметь отношения к гибели поганца Алика. Если бы у нее была возможность, убила бы негодяя, задушила собственными руками, а мальчик на такое не способен. Но спрашивать, был ли он в гостинице у своего отца, Ольга Захаровна не хотела, боясь услышать утвердительный ответ.
Глава 30
Все-таки замечательно, когда есть такой друг, как Вадик Тымчишин. Он, конечно, бывает веселым балаболом, но как в журналистике без этого? Если слово – твой главный рабочий инструмент?
Вадик отвез Юльку сначала к дому Ольги Захаровны, а потом (учительницы дома не оказалось) в редакцию, болтая при этом без остановки, как радио в парке, которое за день ни разу не выключается.
– Юль, у меня теперь будет фото со своим трупом. Вставлю снимок в рамку и повешу в редакции.
– Фу! Глупости какие! Дурные у тебя пристрастия: один раз мертвяка сыграл, но зачем это тиражировать?
– А хочешь, тебе фотографию подарю?
– Нет, спасибо. Твой «труп» мне не нужен.
– Тогда я Миле Сергеевне подарок сделаю. Будешь завидовать, Сорнева, да поздно будет.
Юлька рассмеялась.
– Ты мне живой дороже, Тымчишин! Не скучно с тобой! Ты, как фокусник, все время вытаскиваешь из шляпы белых кроликов, и непонятно, когда они в твоей шляпе закончатся. Я, Вадичек, про твой мужественный поступок обязательно напишу в газете. Не каждый решится сыграть роль трупа. Пусть знают наших!
– Между прочим, могла бы записать со мной интервью! Мне славы хочется! Пусть пока и как актеру эпизода.
– И как назвать интервью? «Дорогие читатели, живой говорящий труп расскажет вам много интересного»? Ты ж лежал себе, полеживал с закрытыми глазами. О чем в интервью рассказывать?
– Сорнева! Сказывается твое пренебрежительное отношение к творческим людям и эпизодическим ролям. А сказать я могу многое. Пол был грязный, стоило помыть. Я, между прочим, в хорошем дорогом костюме лежал. И еще я теперь знаю, кто как пахнет. От Мишки Оленина разило рыбой. Чего его с утра на рыбу потянуло? А от Кима пахло пивом.
– Ой, Вадик! – Юля захохотала. – С тобой невозможно!
– Невозможно что? – подначил Тымчишин.
– Невозможно хорошо, – честно призналась девушка.
– Я тебя сегодня веселю, подруга, стараюсь. Ты какая-то поникшая. С материалом что-то не так?
– Который про съемки сериала… Тут все нормально, дополню деталями, в том числе про тебя, великого актера эпизода, и сдаю в следующий номер.
– А про убийство оператора?
– Пока сложно, не хватает информации. Разрозненные кусочки лежат по разным карманам у разных людей.
– Ты думаешь, по карманам шарить нехорошо?
– Если бы просто по карманам… Я пытаюсь проникнуть в душу.
– Да, подруга, я понимаю, о чем ты. Но ты же отлично умеешь заводить связи и знакомства.
В редакции, как всегда, было шумно. Когда одновременно несколько сотрудников работали за компьютерами, казалось, десяток маленьких барабанщиков не в такт стучат палочками по своим инструментам. Руководила «творческим оркестром» ответственный секретарь газеты Мила Сергеевна.
– Завтра последний срок сдачи материалов! Тебя, Тымчишин, это тоже касается.
– Про мои планы, Милочка Сергеевна, вы скоро будете узнавать из светской хроники.
Юлька прыснула.
– Скоро все газеты выйдут с заголовком «Известный актер Вадим Тымчишин был неотразим на красной дорожке».
– Ну, пока тебя на дорожку не пустили, материал сдай! – отрезала Мила. – Ни разу вовремя материал не сдал!
– И так всегда! Не понимают творческого человека… А я вам хотел свое фото подарить! Теперь не подарю!
Юлька улыбалась и думала о том, что слухи о неуправляемости журналистов и их недисциплинированности правдивы лишь отчасти. Творчество – удел отнюдь не ленивых или безвольных людей, даже если у них отсутствуют пунктуальность и дисциплина, а беспорядок на рабочем месте нормальное, обычное состояние. Журналисту, помня о сроках сдачи материала, всегда нужно работать, не останавливаясь на перекуры. И очень важно уметь преобразовывать творческую энергию в созидательную, как делает их главред Заурский.
Оттого и атмосфера в редакции всегда такая, что хочется творить. Материал, он как головастик в пруду, сначала неподвижно висит в воде, потом у него вырастают лапки, жабры, а потом появляется маленький лягушонок. Такое превращение называется метаморфозом, чудом живой природы. Рождение материала тоже чудо – результат акта творчества, работы души. И сейчас Юлька будет «выращивать» своего «головастика» из маленьких икринок информации.
Девушка включила компьютер и вставила флешку. Надо записать свои ощущения, так будет легче думать. Вадик прав: интервью – это неоценимая помощь в поиске информации. И еще необработанное, «сырое» интервью имеет даже большую ценность – это пока не художественный текст, а отражение человека таким, какой он есть, с индивидуальными особенностями и возможностью отыскать скрытый смысл в «живых» словах.
Итак, для начала журналистка Сорнева составила коллаж из своих представлений о «свидетельницах по делу» оператора Царева.
Ольга Захаровна.
Знала убитого Алика Царева-Царегородцева давно, со школьной скамьи.
Алик – ее бывший зять.
Фактически обвиняет его в смерти дочери.
Воспитывает сына Царева-Царегородцева по имени Роберт.
Ненавидела погибшего. Имеет все мотивы для убийства. Неискренна.
Учитывая возраст и физическое состояние, убить не могла. Или могла?
Жанна.
Знала убитого давно и хорошо, со школьной скамьи.
Ученица Ольги Захаровны.
Вероятно, любила Алика Царева-Царегородцева.
Потом возлюбленный изменил ей с ее лучшей подругой Наташей.
Помогала Наташе и ее сыну.
При этом Наташу так и не простила.
Эмоционально уравновешенная.
Знала, что Царев-Царегородцев не пропал без вести.
Об убийстве якобы не знала. Или знала?
Убить могла.
Татьяна.
Знала убитого давно и хорошо.
Вероятно, тоже была в него влюблена в школьные годы.
Ученица Ольги Захаровны.
Переживала за подругу Наташу.
Помогала Наташе и ее сыну.
Чью сторону приняла – Наташи или Жанны, – не вполне понятно.
Взвешенно-спокойная.
Убить могла. А мотив?
Анастасия Капцова.
Имела с убитым отношения.
Судя по всему, знала Алика плохо. И недолго.
В день убийства утром была в его номере, свидетель – лицо незаинтересованное.
Не знала, откуда Алик родом.
Убить могла. А мотив?
Вот как-то так. Юлька откинулась на спинку стула. Сколько у нее подозреваемых! Нарисованная картинка ей нравилась больше, чем сонм домыслов и догадок, роившихся в голове. К женским портретам просился мужской – сына Алика по имени Роберт. И она юношу найдет, даже если все бабушки мира будут против. Если сегодня вечером она не застанет учительницу и ее внука дома, то пойдет по соседям и так постарается выйти на след Роберта.
Юлькины размышления прервала Мила Сергеевна.
– Ты представляешь, Юля! У меня на следующей неделе, по гороскопу, сплошные неприятности. Я расстроилась!
– Мила Сергеевна, эту проблему легко можно исправить! Вы где гороскоп свой читали?
– В Интернете.
– Теперь скажите: у нас в каждом номере есть гороскоп?
– Да. Мы его тоже из Интернета сдергиваем.
– Кто же вам мешает откорректировать свой гороскоп? Возьмите и уберите плохой прогноз, вместо этого напишите побольше хорошего. С судьбой надо работать, убирать неприятности. А когда газета выйдет с новым гороскопом, где у вас будет уже другая история, то и «работать» будет она.
– Ой, какая ты, Сорнева, молодец! Точно! Сейчас напишу что-нибудь про приятные любовные приключения.
– Вот это правильно, Мила Сергеевна! – поддержала Юлька. – Любовные приключения женщине никогда не помешают. Особенно, если их у нее нет.
– Это ты про себя? – уточнила ответсек.
– Про себя, – согласилась Юля.
– Надо больше женских романов читать, чтобы мысли наполнить ожиданием любви, а они потом материализуются.
– Я последний раз интересовалась исключительно «Вишневым садом».
– Ну, Сорнева, ты даешь. Ладно я, материал о путешествии Чехова по нашим сибирским краям делала, так это ж для газеты… Скукотища одна.
– Мне пришлось. Учительница одна сравнила интересовавшего меня человека с героем пьесы, вероятно, поклонница Чехова, так мне долго про него рассказывала.
– С этими тетками беда, – согласилась Мила Сергеевна, – сидят на пенсии, поговорить не с кем. Мне одна ветеранка, когда я готовила статью о Чехове, тоже нагородила всякой ерунды, упомянула свою бабку, которая еще девчонкой рассказывала, правда, с чужих слов, историю о том, как Чехов путешествовал по нашим краям и у кого-то в избе на ночлег расположился. Но я сразу поняла, что это миф, народное сказанье, если хочешь. Доказательств у дамочки никаких, бабка ее давно померла. С виду бабушка – божий одуванчик. В смысле сенсации – это просто ноль. А тебе зачем Чехов? У тебя в плане материал про кино заявлен!
– А про автограф Чехова речи не было?
– Да что ты, откуда. Я бы сразу сориентировалась. Ладно, – сказала Мила Сергеевна. – Я пошла исправлять свой гороскоп.
– Сорнева, к тебе пришли! – растерянно улыбающаяся секретарь Валентина заглянула в помещение редакции.
– Да я вроде не жду никого, – пожала плечами Юля и обернулась.
На пороге редакции газеты «Наш город» стоял красавчик – актер Алексей Погудин. Из-за его плеча выглядывал Вадик Тымчишин и делал Юле странные знаки.
Глава 31
Роберт Царегородцев всегда знал, что для своей бабушки Ольги Захаровны и деда Николая Ивановича он, без всякого преувеличения, является центром вселенной. Мама давно умерла, а отца Роберт практически не помнил. Дед так заполнил пространство вокруг него любовью и заботой, что мальчик совсем не чувствовал себя без мужской поддержки. Когда мама, осторожно подбирая слова, рассказала мальчику о папином исчезновении, он удивился:
– Разве могут люди пропадать? Может, его забрали инопланетяне?
Мама неожиданно согласилась:
– Возможно. Да, забрали инопланетяне.
Роберту идея понравилась: похищенный инопланетянами папа делал его особенным, поднимал в собственных глазах. Его отец не какой-нибудь неизвестно куда сбежавший алкаш, как у Клавки из второго подъезда, а исследователь других галактик. Что это за «андромеды» такие и когда папа вернется, интересовало Роберта уже меньше. Главное, отец не просто оставил их с матерью, а занят важным государственным делом. Когда мальчик подрос и понял, что красивая легенда не выдерживает никакой критики, снова помогла мать, раскрыв неприятную истину, от которой все снова встало на свои места.
– Отца признали умершим.
– Как это «признали умершим»? А на самом деле?
– Понимаешь, Роби… – так его ласково звала мать. – Если человек не дает о себе знать несколько лет, его по суду признают умершим.
– А он может на самом деле быть живым?
– Не может. Если бы отец был жив, он бы обязательно дал о себе знать. Он умер.
Роберт тогда даже не заплакал. Отец, улетевший в другую галактику, и отец мертвый были практически равноценны в детском восприятии – в любом случае его не было рядом, а что такое смерть, мальчик до конца не понимал. Но зато был дед Коля, пусть и женатый не на бабушке, а на другой женщине – худенькой и беленькой молчунье, напоминавшей Роберту зайца-беляка. Дед Коля любил внука, был правильным, добрым и умным, знал много интересных историй и хотел, чтобы Роберт непременно занялся спортом: «Ты должен уметь постоять за себя и дать сдачи любому!»
Роберт с мамой давно жили у бабушки Оли, которая строго следила за тем, как учится внук. Бабушка давала дома уроки и считала русский язык и литературу главными предметами в школьной программе.
– Ты мало занимаешься, мало читаешь. Игры и «стрелялки» не заменят книгу, – часто укоряла бабушка Роберта. – Чтение расширяет кругозор, развивает культуру речи! Без литературы жить невозможно!
– Да я самый начитанный в классе! – возмущался он. – У меня уже мозги разжижаются от твоих книг. И мама книги все время носила из своей библиотеки. А дед, между прочим, говорит, что главное – это спорт!
– И чтение, и физические нагрузки одинаково нужны и важны для организма. – «Учительским» тоном продолжала бабушка. – Ты нам потом спасибо скажешь!
Когда Роберт рассказывал деду, тот хитро улыбался:
– С женщинами спорить не надо. Будем решать по-мужски, – и продолжал водить мальчика в спортивные секции.
А потом заболела мама. Роберт уже тогда понимал, что мама была романтической натурой, не приспособленной к жизни. Ей все время казалось, что жизнь не оправдывает ее «высоких» ожиданий. Мама перестала ходить на работу и лежала на диване тихо-тихо, как будто боялась кому-то помешать. Роберт слышал, как шептались на кухне бабушка и дед.
– Не поможет операция! Надо в Китай ехать! – уверял дед.
– Какой Китай, Коля! Врач сказал, у нее неоперабельный рак.
– Нечего докторишек всяких слушать! Что они понимают? Нельзя сидеть, сложа руки. Надо искать, кто возьмется лечить болезнь.
Дед уходил домой расстроенный, а бабушка долго и протяжно вздыхала: не знала, как поступить, и боялась принять решение.
Проведать маму приходили ее подружки тетя Жанна и тетя Таня. Жанна Ивановна, которая была врачом, ставила маме капельницы, и запах лекарств, как сигаретный дым, долго висел в комнате. «Потерпи!» – уговаривала Жанна маму, но терпеть-то мама как раз умела.
Мама умерла так же незаметно, как и жила: однажды утром просто не проснулась. Потом в квартире появилось много незнакомых людей, которые гладили его по голове и жалостливо твердили одну и ту же фразу: «Бедный мальчик! Как он теперь?» А Роберт неожиданно вспомнил турецкую сказку, давным-давно прочитанную ему бабушкой. В сказке говорилось о бедной вдове и ее сыне, о которых из жалости заботились соседи. Жалости Роберт не хотел, оттого на похоронах и поминках все время прижимался к деду, держал его за руку. Дедушка переживания внука понимал и подбадривал: «Ничего, внучок, у нас порода сильная, нас не сломаешь». Дед умел быть разным: он никогда не навязывал своих взглядов, он был другом, и этим все сказано. А если бывал строг и даже суров, то всегда по существу. Если бабушка часто и громко выплескивала эмоции, то дед никогда не повышал голоса и всегда говорил с внуком на равных.
После похорон жизнь пошла своим чередом. Только в этой жизни уже не было мамы, а пространство в душе, раньше заполненное ее любовью, заняли дед и бабушка. К их любви прилагались жесткая дисциплина и расписание, включающее учебу, чтение, спорт и репетитора по английскому. Роберту некогда было расслабляться, но в последних классах школы к нему начали приходить мысли об отце. Роберт видел его во сне – молодого, красивого и веселого, а потом снилось, как они вместе купаются, лазают по скалам или катаются с ледяных горок. Как-то вечером, после изнурительной тренировки в спортзале, он решился поговорить с дедом.
– Дедушка, – нерешительно начал Роберт, – я хотел спросить…Ты можешь рассказать мне про моего отца?
Дед опустил глаза. Так он делал всегда, когда терялся, не мог помочь внуку или чувствовал себя виноватым.
– Ты понимаешь… – промямлил Николай Иванович, – я его и видел-то раза два-три, не больше. Это бабушка твоя была у него классным руководителем. Она-то уж все про твоего отца знает, с самого детства.
– Бабушка не любит о нем говорить, – рассудительно заметил мальчик. – Но раз ты его помнишь, скажи хоть что-нибудь.
– Парень как парень. Две руки, две ноги. Веселый. Только вот исчез, жаль. Николай Иванович не мог сказать единственному внуку то, что он думает о его отце – предателе и подонке, сломавшем жизнь самым дорогим людям. Оправдания поступку зятя не было, это было зло, которое существовало и могло разрушить неокрепшую душу мальчика и что он, Николай Иванович, сделать такого не позволит.
– Мама думала… может, он память потерял. Не может ничего вспомнить и к нам вернуться. И раньше еще про инопланетян рассказывала, которые его похитили… – Сейчас Роберт сам удивлялся своей детской наивности.
– Ага! Или устроился служить в морскую пехоту США и колесит по миру, – съехидничал дед. – Ты уже большой мальчик, пора перестать верить в сказки.
Задавать те же вопросы бабушке, да еще и наобум, без подготовки, было бы ошибкой. Поэтому он сначала нашел мамин школьный альбом. С фотографий смотрели знакомые лица: мама, тетя Жанна, тетя Таня, бабушка. А еще решительный симпатичный мальчик Алик Царегородцев. Его отец. Роберт видел несомненное сходство – взгляд, посадка головы, уверенность в себе, а еще ощущал неуловимую связь, «зов крови», как пишут в книгах.
– У тебя что-то случилось? – Ольга Захаровна всегда чувствовала настроение внука.
Роберт решил, что время спрашивать подошло, и протянул бабушке альбом.
– Здесь на фотографии мой отец. Он мне стал сниться. Бабуль, может, пора уже рассказать мне о нем?
– Зачем? Это не тот случай, когда знания дороже богатства! – В любой ситуации Ольга Захаровна оставалась в первую очередь «литераторшей» и выражалась соответственно.
– Бабушка! Ольга Захаровна! – Роберт вышел из себя. – Хватит считать меня ребенком! Я хочу знать правду об отце: каким он был, почему исчез, что у них с мамой произошло. Дед молчит, как партизан, отделывается общими фразами. Ты же у отца и матери в школе классной была.
– Была, да сплыла. А дед тебе, да это ты знаешь, отца заменил.
Роберт протянул ей альбом.
– Я, между прочим, на него похож!
– Похож, я не возражаю, – бабушка медлила, разговаривать ей явно не хотелось.
– Послушай! Воспитывать меня на книжках, литературных образах – это, конечно, круто. А как же быть с реальной жизнью, бабуля?!
Ольга Захаровна взглянула на внука одобрительно.
– С бабкой ты дискутировать горазд! Понимаешь, мальчик… у меня слишком много ненависти к этому человеку… к твоему отцу, – спохватилась бабушка, – … я не смогу быть объективной, поэтому моя правда тебе не нужна.
– Мне нужна любая правда. Я сам разберусь!
– Споры о правде в пьесе Горького «На дне». Обитателей ночлежки волнует вопрос, что же такое правда и нужна ли она человеку.
– Бабуля! Мне правда нужна, а не очередной литературный пример! – не сдержался Роберт.
– Хорошо. – Бабушка откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и начала говорить.
Роберт потом как следует обдумал бабушкин рассказ, и ситуация вовсе не показалась ему ужасающей. В книжках, которые заставляла читать его бабуля, были коллизии посложнее и позапутаннее. Отец, конечно, не подарок, доставил в свое время хлопот учителям, да и семейная история с родителями-преступниками тоже пахло дурно. Но вот их с мамой школьный роман – вполне традиционная романтическая драма. Пресловутых Ромео и Джульетту не стоит и вспоминать. И это еще про гормоны не знали!
Только вот почему он исчез? Может, правда умер? Нет, отец жив! Роберт чувствовал это. Если бы бабушка или дед спросили, почему чувствует, он бы не нашел ответа. Как птицы ощущают приближение грозы и дождя, так и сын понимает и ощущает отца на расстоянии, словно у них одно энергетическое поле, колебания которого передаются от одного к другому.
– А как ты думаешь, почему он исчез?
– Наверно, испугался трудностей, – пожала плечами бабушка. – Банально, но, думаю, ближе всего к истине.
Ночью Роберту снова приснился отец: стоял в конце длинного коридора и громко звал его. Мальчик еще пытался задавать вопросы, надеясь узнать больше, но бабушка отмалчивалась, и он решил подождать, пока вырастет и тогда сам все выяснит. А пока отложил свои знания и представления об отце куда-то в самый дальний уголок души.
После школы Роберт поступил на факультет физической культуры и спорта местного педагогического института, чем порадовал деда и огорчил бабушку.
– Надо развивать мозги! – возмущалась Ольга Захаровна.
– Правильный выбор сделал внук! – возражал дед.
И так было до тех пор, пока в один из ничем не примечательных осенних дней (Роберт уже учился на втором курсе) не позвонила мамина подруга Жанна Кременина. Мамины подруги считались членами их маленькой семьи, и звонку Роберт ничуть не удивился. Жанна Ивановна просила приехать к ней на работу. Но потом Роберт почувствовал, как дрожит ее голос – доктор Жанна явно была взволнована, и у него тоже сильно застучало сердце.
– Что случилось? – осторожно спросил Роберт.
– Твой отец здесь, в городе. Он хочет с тобой встретиться, – сказала Жанна.
Роберт даже не удивился. Он всегда знал: рано или поздно это произойдет, отец за ним вернется.
Глава 32
Когда Юлия увидела Алексея Погудина, то растерялась. Актер всегда казался ей слишком красивым и высокомерным. Наверняка избалован женским вниманием и всегда уверен в своем превосходстве. Но сейчас Погудин смотрел на журналистку таким ласковым и обжигающе-нежным взглядом, что Юля невольно почувствовала укол в сердце. А если она заблуждается и он вовсе не высокомерный и не заносчивый? Может быть, это просто маска? А за ней скрывается ранимый и слишком чувствительный человек?
Тымчишин, выглядывая из-за плеча актера, с вызовом сказал:
– Если что… я тут, рядом… в соседнем кабинете, – и ретировался.
– Ваш коллега от всех невзгод вас так охраняет или только от мужского внимания? – поинтересовался немного удивленный Погудин.
– Вадик – мой друг, беспокоится за меня, – Юле не хотелось объясняться. – Что-нибудь случилось, Алексей?
– Случилось? Нет. Просто зашел посмотреть, как работают местные журналисты.
– Садитесь, пожалуйста. То есть садись, – удивленная Юля показала на стул у своего стола.
– А можно чаю? У меня сегодня роль была с большим текстом, в горле першит.
– Хорошо, сейчас сделаю. – Девушка направилась к «чайному уголку», где нетерпеливо ерзал на стуле Тымчишин.
– Зачем этот красавчик приперся? Чего ему надо?
– Еще не знаю. Говорит, в гости. Попросил чаю.
– Нескучно тебе, подруга! Актеры в гости приходят. – Вадик явно злился.
– А ты что нервничаешь? – еще больше удивилась Юлька. – Чаю на всех хватит.
– Ага, нужен ему твой чай! Ты ему понравилась, вот он и приперся! Я видел, как он на тебя смотрел! – совсем разошелся журналист.
– Ерунда какая! – возмутилась Юля. – У него целый клуб фанаток! Я не выдержу с ними конкуренции.
– Ты все выдержишь! Я тебя слишком хорошо знаю, – не сдавался Вадик.
– Вадичек, ты никак ревнуешь? – Юлю искреннее негодование коллеги начинало злить. – Мы уже эту тему обсуждали. Я для тебя «среднего рода», как и ты для меня. Поэтому мы и дружим.
– Я не ревную. Я переживаю, как бы ты опять в какую-нибудь историю не вляпалась! – на октаву повысил голос «благородный рыцарь».
– Я вляпалась? По-моему, это ты все время куда-то не туда наступаешь. И сейчас у тебя глаза, как у солдата перед атакой.
Спор был прерван появлением ответственного секретаря, которая «по своим каналам» узнала о визите известного актера Алексея Погудина.
– Юль, а он автограф для газеты даст? – поинтересовалась Мила Сергеевна.
– Милочка Сергеевна! У меня же целый разворот в следующий газетный номер идет, и там все автографы будут, – преувеличенное внимание коллег к актеру Погудину все больше выводило Юлю из себя.
– Тогда мне нужен автограф. Лично для меня, – потребовала женщина.
– Идите и сами спрашивайте! – возмутилась Юля. – Я вот чай ему несу – он чаю попросил. Может, не надо его беспокоить автографами?
– Ой, подумаешь! – ответственный секретарь сделала вид, будто обиделась.
Юля вернулась к столу и протянула актеру кружку:
– Вот, пожалуйста! Чай. И даже конфетка нашлась, что в редакции редкость.
Алексей взял кружку, а Юля невольно залюбовалась его руками – аристократически-изящные, но сильные кисти, неприлично красивые для мужчины. «А какие у него, наверное, рельефные мышцы… пресс там, и все такое… Фу! Атавизм какой-то! Прямо как в любовном романе! – невольно восхитилась Юля и сама себя одернула. – Лучше бы у него были короткие кривые пальцы. Но, с другой стороны, ум, светящий в глазах, и застенчивая улыбка тоже банальности из мира идеальных романтических героев…».
– Юля, ты пишешь про убийство Царева? – поинтересовался Погудин.
– Я пока собираю информацию. До готового материала далеко, – уклончиво ответила Юля.
– Я хотел сказать… – неуверенно начал Алексей, – …Настя Царька не убивала. Она слабая, крутила с ним роман, но не убивала. Но следователь ваш все время намекает, мол, из свидетеля легко и в подозреваемые перейти.
Вообще-то он не собирался ничего говорить про убийство, и тем более про Настю, но атмосфера тревожного ожидания заставила его сделать этот ход и начать объясняться. Как еще привлечь внимание журналистки Сорневой, а лучше девушки Юлии, Погудин не знал.
Юля поморщилась:
– Слушай, я иду своим путем. У меня индивидуальные, параллельные следствию действия. Я встречаюсь с людьми, которые рассказывают мне об Алике.
– А почему ты со мной не поговорила? – удивился актер. – С Аликом мы много общались, только в последний год разошлись. Такие сложились обстоятельства. И еще с Кимом поговори, у них тоже какие-то свои отношения с Царьком были.
– Алексей, я буду благодарна за любую информацию, – не растерялась девушка.
Юля, слушая рассказ Погудина, думала о том, как в жизни события иногда разворачиваются такие, что и никакого кино не надо. В реальности никто не заигрывает со зрителем, не придумывает спецэффектов и нарочито усложненных интриг, но получается зачастую интереснее, чем на экране. На «Оскар» никто не претендует, но оторваться от действа невозможно.
Рассказав симпатичной сероглазой журналистке историю о беспринципном операторе, торговавшем компроматом на коллег, Алексей успокоился. Он, конечно, закончил свой монолог ожидаемым «я его точно не убивал», но видел, что и без того девушка ему верит.
А Юльке почему-то стало жалко красавчика-актера. Но нельзя пока рассказывать о своих изысканиях: о том, как Алик пропал, как его лет пятнадцать назад объявили умершим, да и про покойную жену и двадцатилетнего сына тоже не стоит. К событиям прошлого, в которых и коренилась причина трагедии Алика Царегородцева-Царева (в этом журналистка была уверена), Погудин не имеет никакого отношения. Но рассказывать все равно не хотелось. Вот тут уж как в кино – один неверный шаг героев может решительно изменить все развитие сюжета.
– Спасибо, Алексей! Я с тобой полностью согласна, компромат никак не повод для убийства. – Юля решила утешить актера и погладила его по плечу.
Погудин, который нервничал оттого, что пришел в редакцию вот так, незваным гостем, окончательно успокоился. Похвалил сам себя за смелость и бросил на Юлю благодарный и заинтересованный мужской взгляд. Журналистка взгляд перехватила, а он снова забеспокоился, но уже по другой причине. Через два дня им возвращаться в Питер, а он, мямля мямлей, только ходит вокруг да около, не может ничего сказать понравившейся ему девушке. И это он! Актер Алексей Погудин – покоритель женских сердец! Что с ним такое? Действительно, как в кино: солнечный удар и полная утрата контроля над собой! Он уже и забыл, что такое возможно.
Тогда, утром, на съемках, Погудин исподтишка наблюдал за журналисткой, которая пила кофе, смешно вытягивая губы трубочкой, и время от времени одергивала своего излишне ретивого коллегу. Пытался понять, есть ли у них отношения или просто дружба. Есть роман или нет? А потом решил, что это не важно. Не могла же Юлия Сорнева всю жизнь ждать его одного, не вступая в другие связи. Собственно, он и сам был женат. Дважды. А потому нечего стоять просто так! Не известный актер Алексей Погудин, а конь Пржевальского какой-то! Замер, сопит, жует бутерброд, а подойти боится. Даже вариантов не придумал, как бы так поэффектнее приблизиться к провинциальной девчонке.
Помощь тогда неожиданно пришла от Луизы Юнис, которая спросила Юлю:
– Как твое расследование?
– Продвигается не так быстро, как хотелось бы… – ответила та.
Улучив момент, Алексей бросился к Луизе. Решил выяснить, что за расследование такое, какие секреты ищет Юлия Сорнева.
– Послушай! Я не понял: а чем занимается наша журналистка? Это она убийство Алика Царева расследует? Или еще кого грохнули?
– Очень остроумно, Погудин! – обиделась Юнис. – Да. Юля не только о съемках фильма нашего статью пишет, но и про убийство Царева тоже. И она решила покопаться в прошлом Алика, раз уж он из этого города родом. Мало ли…
Погудин вдруг разозлился:
– Она же не следователь! Тоже мне Агата Кристи вместе с Джессикой Флетчер! Это не кино! Алика убили по-настоящему! Зачем ей это надо?
– Алексей! В своем ли ты уме? Юля, говорят, хороший журналист, давно занимается криминальными расследованиями и добивается результатов. Это ее работа.
– Это кто так говорит? Мальчик-журналист Вадик – наш «труп» по совместительству? – бушевал Погудин.
– Да, Вадик говорил, когда мы вместе обедали, – спокойно ответила Луиза. – Я к ней вообще-то не лезу. У них своя работа, у нас своя. Расследование для статьи, значит, расследование. А ты, вместо того чтобы возмущаться, помог бы девушке. Ты ведь с Аликом тесно общался, а потом между вами кошка пробежала. Почему?
– Это мое дело! – рявкнул Погудин.
– Вот видишь! У каждого свое дело, и не надо туда, к журналистам, соваться, – поставила точку в разговоре Юнис.
Дальше начали снимать новые эпизоды, но Алексей продолжал обдумывать разговор. Девушка-журналистка Юля ему нравилась, но вот понять ее суть он пока не мог. Помнится, Алексею однажды предлагали роль знаменитого французского сыщика Эжена Франсуа Видока. Проект, правда, заморозили, и Видока Алексей так и не сыграл. Но помнил, какие крутые виражи были в судьбе сыщика: подростком тот случайно убил своего учителя фехтования, попал в банду, был пойман полицией и осужден, а потом предложил полиции свою помощь в ловле бандитов, собрал группу и успешно распутывал самые сложные преступления. Мемуары даже написал. Вот Видока Алексей понимал, а журналистку Сорневу нет. Ей-то зачем все эти интриги и расследования?
Пока шли съемки, Погудин окончательно успокоился, сам себе отсоветовал переживать, но все-таки решил навестить журналистку в редакции. Посмотреть на даму сердца в рабочей обстановке, так сказать.
Увиденное Алексею понравилось – Юля Сорнева была собранна, деловита и вполне уверена в себе. И ему сочувствовала, когда он про Алика рассказывал, гладила по плечу. Внезапно Алексей сказал:
– У меня, между прочим, в школе был привод в полицию. Я шапку с прохожего сорвал. Если бы не папа, меня могли посадить.
– Ну ты даешь! – удивилась она. – Никогда бы не подумала. Ты похож на пай-мальчика.
– Это оптический обман! – и наконец решился: – Послушай, Юля! Хочу тебя куда-нибудь пригласить. В кино, на прогулку, в ресторан. Выбирай сама.
Журналистка посмотрела насмешливо.
– Ты серьезно? Или это отрывок из какой роли?
– Это мой личный монолог! Кстати, почему твой Вадик так часто сюда заглядывает?
– Вадик переживает! Не каждый день к нам известные актеры на чай приходят.
– Юля! Ты не ответила… Так да или нет, Юля?
Глава 33
Второму оператору Киму Васютину первый оператор Алик Царегородцев приходился родственником. Дальним, но от этого лучше не становилось. Родню, конечно, не выбирают, однако некоторых родичей хотелось бы вычеркнуть из своей жизни раз и навсегда. Как только Царегородцев появился в действительности Кима Васютина, последнему пришлось значительно подкорректировать жизненную программу. Возможно, для кого-то родственники и становятся поддержкой и опорой, но только не для Кима Васютина. Его жизнь вновь обретенный родственник сделал невыносимой.
Когда на пороге питерской квартиры Васютина возник молодой небритый мужчина с баулом в руках, Ким не узнал дальнего родственника. Алика он последний раз видел лет десять назад и, недоумевая, спросил:
– Вы к кому?
– К тебе. Ты Ким Васютин? Тети Глаши двоюродный племянник? – и произнес название города, в котором жила двоюродная тетка Кима.
В гостях у этой тетки Васютин был один раз в жизни, да и то случайно, проездом. А брата Алика видел полчаса, не больше. Поэтому Ким равнодушно пожал плечами – нынче с близкими родственниками особо дел не имеешь, а тут «седьмая вода на киселе». Зачем приперся, спрашивается?
– Ну и?
– Мне бы перекантоваться несколько дней, – жалобно попросил родственник.
– А в гостиницу не пробовал? У меня, извини, ночевать негде, – Ким представил, как будет возмущаться жена.
Семье из четырех человек в «двушке» и без гостей места едва хватает. На кой ему этот родственник? Но потом память услужливо подсказала Васютину, что в ту командировку он заезжал к тетке Глаше не просто так, а занять денег. Которые по сию пору так не вернул. Может, тетка послала гонца за должком?
– Ты пока проходи на кухню. Я что-нибудь сейчас придумаю, – и осторожно поинтересовался: – Как там тетка?
– Умерла Глаша, – ответил гость.
– А-а-а-а… – протянул Ким.
Тетку было немного жалко, но зато про долг никто напоминать не будет.
– Я, как ее похоронил, так сразу и собрался в Питер. Хочу здесь осесть, – сообщил тети-Глашин племянник.
– Вон как! – цокнул языком Ким. – У тебя деньги на покупку квартиры есть? Работу денежную тебе тут предложили?
– Нет, но тетка перед смертью велела к тебе ехать и адрес дала, – сказал Алик.
Он почти не врал, так тетка Глаша и говорила, а вот адрес Кима он потом сам нашел в бумагах. Именно тетка помогла Алику понять, что надо делать дальше. После того разговора он решил: больше никому не позволит ломать себе жизнь.
Последние годы приходилось делать то, что хотели от него другие. На Наташке Алик никогда бы не женился, если бы не ее мать. По совместительству его классная руководительница. Уж как Ольга Захаровна «прессовала» его! Давила, как пустую картонную коробку.
– Я тебя, Царегородцев, посажу! Я отрежу тебе все места, которые у тебя лишние! Как ты посмел дотронуться до моей дочери? Ты школу не закончишь, в тюрьме сгинешь!
Алик молчал. Спорить с разгневанной женщиной, обвиняющей его в растлении дочери-школьницы, явно не стоило. Себя Алик виноватым не считал. Девчонки сами липнут к нему! И учительская дочка тоже. Алик никого не зазывает к себе домой, ложиться с ним в постель насильно не заставляет. Он просто не отказывает себе, а значит, и им, в удовлетворении желаний. Любовь? Может, наверное, у кого-нибудь другого, но только не у него. Когда отца и мать посадили, он перебрался жить к тетке Глаше. Женщина была угрюма, нелюдима, но племянника любила и наставляла:
– Не поддавайся женщине, не разрешай, чтобы она взяла верх, не привязывайся.
Девчонки действительно старались привязать его к себе, провоцируя ревностью и слезами, а он быстро начинал тяготиться этими отношениями. Исключением, пожалуй, была Жанка, обладательница роскошной фигуры и не по годам развитой груди. Но после незначительного «эпизода» с ее подругой Наташкой девушка с Аликом перестала общаться. По Жанке он даже немного тосковал – с ней было легко, она давала возможность выговориться и всегда поддерживала.
Как ни странно, именно застенчивая тихоня Наташка задержалась у него дольше всех. Смотрела с немым обожанием, а потом неожиданно забеременела. Девушка все время задавала дурацкие вопросы: любит ли он ее, да рад ли ее беременности, да хочет ли ребенка. Алик сначала хотел на Наташу наорать. Виданное ли дело, рожать, когда не окончена школа? Но, поймав укоризненный взгляд тетки, говорить ничего не стал.
Позже тетя Глаша ему объяснила:
– Тебе сейчас надо быть тише воды, ниже травы. Мать у нее больно энергичная. К тому же принципиальная и правильная, не зря учителка. Засадит тебя за совращение несовершеннолетней. Тем более родители твои уже сидят. Раз уж так получилось, пусть Наташка молит мать: просит зла вам не делать и тебя не трогать. А ты жениться должен.
– Ты спятила? – заорал Алик. – Не люблю я ее совсем! Какая женитьба?! Я после школы хотел…
– Про любовь вдруг заговорил! Раньше надо было думать, когда с девками в постель ложился. Послушай меня, старую, перетерпи и женись. Потом разведешься.
Как Натке удалось уговорить мать не поднимать скандал, Алик не спрашивал. Он уже ненавидел свою молодую жену и будущего ребенка, которые свяжут его по рукам и ногам. У Алика были большие планы, и семейные заботы в них вовсе не входили. Он слишком молод для этого. Семейная жизнь казалась невероятно скучной, тоскливой и примитивной. Быт и постоянная нехватка денег, бывает, уничтожают и самые сильные чувства. А у него чувств не было вовсе.
Алик устал от Наташи и ее жалоб с первого дня совместной жизни. Поделиться он мог только с теткой, а у той был один совет: «Терпи! Бог каждому дает столько испытаний, сколько человек может вынести». И только перед смертью сказала и кое-что другое, стоившее гораздо больше.
Когда в очередной раз Алик начал жаловаться:
– Да разве это жизнь! Денег вечно не хватает! Отец с матерью мне капиталов не оставили, Наташкины родители каждую копейку считают. Завтра же развелся бы и начал другую жизнь!
Тетка Глаша пожевала губами и сказала:
– Не торопись, Алик. Развестись тебе учительница не даст. Надо тебе исчезнуть, пропасть без вести.
– Это как? Искать начнут. Ольга Захаровна всю милицию на ноги поднимет, – не понял Алик.
– Слушай меня, я знаю, что говорю. Чувствую, недолго мне жить осталось, все тело изнутри болит. Сон видела. Как помру, так ты уезжай. Лучше в Питер. Там родня есть, племянник мой. Город большой, и спрятаться можно, и работу найти.
– Ага! С шишом в кармане ехать? Наследства мне никто не оставил.
– Я оставлю, – веско произнесла тетка.
– Свой дом, который набекрень стоит и вот-вот развалится? – хмыкнул Алик.
– Нет. У меня есть реликвия историческая. Дорогая, на сто таких домов хватит. Погоди-ка… – Тетка Глаша вышла из кухни.
Алик решил незаметно понаблюдать за ней, и увидел, как тетка прошла «в зал», отодвинула икону и вытащила тряпичный сверток, после чего бросился обратно к стулу.
– Вот, – Глаша протянула ему несколько листков старой бумаги, завернутых в тряпицу. – Как буду помирать, скажу, где взять. До конца жизни хватит.
– Это что такое? – Алик ничего не понимал.
– Сам Чехов написал! Рассказ и автографы его здесь.
– Да ну! Не может быть!!!
– Может, не может, а только точно знаю, что Чехов. Я тебе говорю. Моя прабабка девчонкой была, когда писатель у них в доме останавливался. Принимали его хорошо, вот он и написал рассказ-посвящение для нее и автограф оставил. Мне он по наследству достался. Помру, твоим будет.
Всю неделю Алик ходил как чумной, свыкаясь с мыслью о том, что может кардинально изменить свою жизнь. Он начал интересоваться и поболтал кое с кем – за годы «исторических изысканий» у него образовались интересные знакомства в разных сферах и получил парочку имен коллекционеров исторических документов. Суммы, что стоили артефакты, назывались немалые. Алик, пересилив себя, даже зашел в гости к Ольге Захаровне, обожавшей классика. Послушал, как тот путешествовал по Сибири, и понял, что родственница не врала.
Через неделю тетка Глаша умерла. Врачи констатировали сердечный приступ. После похорон Алик собрал вещи, вынул заветный сверток из-за иконы, нашел «заначку» и адрес питерских родственников. И, пока жена была на работе в своей библиотеке, уехал. Сбежал, чтобы никогда не возвращаться в город.
Ничего из этого он, конечно, Киму не рассказал. Сказал просто, мол, надоела скучная провинциальная жизнь, начнет жить заново в Северной столице. А Ким как раз сообразил, куда может пристроить родственника. Работал Васютин оператором на «Мосфильме», был на хорошем счету и легко мог определить Алика на постой в «киношное» общежитие.
Родственничек, правда, преподнес еще один сюрприз. Оказалось, потерял паспорт. Ну, тут уж Васютин был бессилен. Однако вопрос с паспортом решился неожиданно. Вселившись в общежитие, Алик уже через две недели переехал в квартиру комендантши по имени Ангелина Царева. Женщина предложила Алику достать новый паспорт по своим каналам, если он на ней женится. Алику нужна была опора в большом, незнакомом городе, и долго он не раздумывал. Если случай приходит в образе женщины, он отказываться не будет. Мужчина никогда не отказывается от женщин.
Фамилию Алик сменил с удовольствием. Ангелина, конечно, была не красавица, на несколько лет его старше, да и жизнь ее потрепала, но зато имела квартиру. Геля сбывала за вознаграждение компромат на известных лиц, и это очень заинтересовало ее молодого мужа.
Рассказ и автографы Чехова Алик продал за хорошие деньги, и они купили очень крутую квартиру в центре. Тетку вспоминал с благодарностью. А вот про жену и сына он забыл, стер их из своей памяти. У него была новая фамилия, новый паспорт, новая жена, а значит, и новая жизнь, которая ему очень нравилась.
Ким помог Цареву устроиться помощником оператора – таскать и настраивать свет, ассистировать при съемках. Впрочем, официально на работе числилась его жена, Ангелина. Береженого, как говорится, бог бережет, а Ольга Захаровна наверняка в розыск подала.
Потом Васютину предложили выгодный контракт на съемки сериала и попросили подыскать себе помощника. Ким позвал Царева.
О том, чем промышляют Алик с супругой, он узнал от коллег. Тут же позвонил родственнику и возмутился:
– Ты что, гаденыш, делаешь? Зачем в дерьмо людей втягиваешь и в грязном белье ковыряешься?
– Подумаешь… – удивился Алик. – Это мой бизнес.
– Твой бизнес дурно пахнет.
– А я надеялся на помощь дорогого родственника!
– Не надейся! Я не играю в подобные игры!
С тех пор родственные отношения сошли на нет. Мужчины только кивали друг другу и разговаривали на площадке на производственные темы. Ким успокоил себя тем, что родственный долг он выплатил полностью.
Глава 34
Удивительно, но Алексей Погудин оказался интересным собеседником. Всю дорогу, а они пошли Юлькиным обычным маршрутом – по мосту через маленькую речку Качу, а потом в парк, он рассказывал захватывающие киношные истории. Ей пригодится эта атмосфера для написания статьи. Да и вообще… Давно она не прогуливалась с симпатичными молодыми людьми по городским улицам. Главред Егор Петрович Заурский переживал за Юльку и отсутствие у нее личной жизни. Даже называл такую преданность работе аномалией.
– Ты между интервью иногда оглядывайся по сторонам. Вдруг какой молодой человек под руку попадется.
– Я оглядываюсь, Егор Петрович, оглядываюсь, но никого не вижу. Я замужем за газетой.
– Брось ты свои глупости, Сорнева! Вон Мила Сергеевна, работая в газете, аж три раза умудрилась замуж выйти.
– Ну, Мила Сергеевна! У нее особый талант выходить замуж.
Отшучиваться, когда коллеги или знакомые задавали ей вопрос о личной жизни, Юле Сорневой приходилось часто, потому что сказать было абсолютно нечего. Молодые люди, аки корабли в море-океане, проплывали мимо, и никто не бросал якорь рядом с ней.
– Ты слишком умная для сильного пола, подруга. Ты все время напрягаешь, – говорил Вадик Тымчишин.
С этим Юля была полностью согласна: большинство мужчин в качестве спутницы жизни хотят видеть менее умную, менее образованную и ориентированную на профессиональный успех женщину, чем они сами. Но зато с пятеркой по дисциплине «домашнее хозяйство». Поскольку Юля была очень и очень неглупа, то и мужчина ей был нужен особенный.
Когда она училась на журфаке, то познакомилась с одной любопытной дисциплиной под названием «философия». Разные духовные изыскания и социальные теории. Согласно одной из таких теорий человечество делится на глупых, неглупых, умных и очень умных. Легче всего в жизни адаптируются глупые – примеров тому множество. Означало ли это, что ей, Юле Сорневой, надо притворяться дурочкой? Наверняка она не знала, но очень не хотелось. Куда она денет свой женский, кипящий и фонтанирующий идеями ум?
– Как у вас красиво в Сибири! Как в сказочном краю! – Алексей остановился. – Парк просто обалденный, волшебный какой-то.
– Да, мы тут хранители сказок.
– Слушай, а можно я кое о чем тебя спрошу?
– Спрашивай!
– А ты почему одна, Юля? Или я ошибаюсь? У тебя кто-то есть? Ты была замужем?
Юлька внутренне сжалась. Кто он такой, чтобы лезть к ней в душу? Столичный франт, ищущий острых чувств в провинциальной деревне? Но, спасибо профессиональной выдержке, девушка не растерялась:
– Ты хочешь на мне жениться?
– Я? – Погудин не растерялся. – А если да?!
– Сегодня я не могу, сегодня у меня еще очень важная встреча. И платье еще не куплено.
Они оба рассмеялись.
– Юля, а я серьезно.
Алексей сам себе удивлялся. Девушка ему очень нравилась, поскольку была не похожа на всех знакомых ему фифочек – жеманных, фальшивых и неискренних. Юля была из другого мира – настоящая, умеющая переживать и радоваться, открытая, искренняя. До нее хотелось дотронуться, взять за руку и не отпускать. Но девушка подшучивала над ним. Почему? Не воспринимает его всерьез?
– Алексей, это ты сейчас роль репетировал? – Веселые бесята плясали в ее глазах.
– Отнюдь. Это я делал тебе предложение руки и сердца. И, похоже, неудачно.
– Почему?! – развеселилась Юля. – Я согласилась, но не сегодня. Ты же можешь немного подождать?
– Только немного. Съемки заканчиваются через несколько дней, и ты уезжаешь со мной.
– Алексей! Ты серьезно?
– У тебя нет выбора, журналистка Юлия Сорнева!
– Ну, не скажи… У меня есть несколько дней «на подумать». Алексей, а сейчас мне правда нужно идти на встречу.
– Интервью?
– Что-то типа этого. Старая учительница, с которой мне нужно поговорить.
– Юль, ты обещаешь подумать над моим предложением?!
– Ну, мы же договорились, – ласково улыбнулась девушка. – Я подумаю.
Погудин проводил ее до дома Ольги Захаровны.
– Мне тебя подождать?
– Вот это точно нет!
– Юля, я позвоню тебе! И надеюсь на твой положительный ответ. Другого я не приму. Я позвоню!
У Алексея было чудесное настроение. «Она очень упряма, эта журналистка, – говорил он себе, – но, странное дело, меня не раздражает сей факт, а, наоборот, умиляет. Как замечательно! Спасибо судьбе, закинувшей меня в далекую провинцию, где живет невыдуманная, искренняя девушка Юля». Он действительно хочет жениться, прожить с ней всю жизнь и умереть в один день. Более того, этот невероятный факт не пугает его, а, наоборот, наполняет нежностью и волнением.
Ольга Захаровна открыла дверь сразу же, словно кого-то ждала. Она выглядела заплаканной.
– Это ты? – в голосе сквозило разочарование. – Разве мы не обо всем поговорили?
– Нет, Ольга Захаровна, не обо всем. Мне можно пройти?
– Проходи. – Женщина безразлично махнула рукой.
– У вас что-то стряслось? Я могу помочь? – поинтересовалась Юля.
– Что ты хочешь? У меня с прошлого раза голова болит от твоих вопросов.
– Ольга Захаровна! – возмутилась Юля. – Вы не сказали самого главного, не рассказали ни про Наташу, ни про Роберта. И про то, что Алик – ваш зять, муж дочери.
– А я должна была рыдать у тебя на груди?
– Зачем вы так?!
– Потому что Роберт – самое главное в моей жизни! Самый дорогой человек! Все, что у меня осталось. Понимаешь?! И для меня он Наташин сын, а не этого мерзавца Алика! – По щекам пожилой учительницы потекли слезы.
– Мне очень нужна правда, – мягко сказала Юля. – Без правды никак, и мне нужно увидеться с вашим внуком.
– Зачем тебе беспокоить мальчика? Он не помнит своего отца. Нам и без отца хорошо. У Роберта есть любящие бабушка и дедушка. Дед стал для него настоящим отцом, каких только поискать.
– Мне кажется, Роберт сам может решить, хочет он со мной разговаривать или нет. Дайте мне хотя бы его номер телефона.
Учительница продолжала плакать.
– Недоступен его телефон. Уехал он, вроде на соревнования.
– А когда вернется?
– А когда вернется, не сказал!
Юльке вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся такой простой, что девушка даже удивилась, как это не подумала об этом раньше.
– Ольга Захаровна, а ваш внук не мог встретиться с отцом? Узнал случайно, что его отец находится здесь в командировке, живет в гостинице, и захотел его увидеть?!
Юлька поняла, что «попала в точку» – учительница заплакала еще горше. Тут в дверь позвонили и женщина бросилась вон из комнаты.
– Наконец-то! Я так волновалась! Мальчик не отвечает на звонки!
Человека, который зашел в квартиру, Юлия Сорнева уже видела раньше.
Глава 35
Луиза так и не поняла Мишкиного внезапного к ней интереса и очень удивилась. День, может, такой выдался? День странных мужских поступков? Вот и Погудин нервничает, все время оглядывается по сторонам и задает вопросы про Юлю Сорневу. А Михаил Оленин вдруг начал засыпать комплиментами ее и намекать на какое-то продолжение вечера.
– Нет уж! Никаких романов на площадке, и тем более с актерами, – сказала Юнис себе. – Знаем их! Вживутся в какой-нибудь киношный образ, да так и не могут остановиться, существуют в нем дальше.
Эти любовные приключения не для нее. Луиза насмотрелась на съемках на актерские страсти и эмоциональные срывы по любому поводу. Ей такого даром не надо, и связывать свою жизнь с актером она не собирается. Тем более всем известно, как давно и безнадежно Мишка любит Настю.
Актеры как дети, увлекаются придуманным сценарием и проживают одну и ту же роль до бесконечности, меняя декорации и обстоятельства. В ее прошлой профессиональной среде, юридической, все было проще и понятнее: каждый тезис необходимо подтверждать ссылкой на закон. А в новой жизни все строилось по законам режиссуры, как у Станиславского, – принцип жизненной правды, то есть к вымыслу на съемочной площадке нужно относиться как к правде. И вот этого сопродюсер Луиза Юнис никак не могла взять в толк. Режиссер Матвей Усольцев, которого Луиза считала настоящим профессионалом, посмеивался.
– Ты, Луиза, актеров всерьез не воспринимай. Дели каждую персону комедианта на сто, – и цитировал своего любимого Хичкока. – Лучший киноактер – это человек, который умеет делать ничего исключительно хорошо.
– Да как же вы так работаете?
– Вот так и работаем: они проживают жизни в чужих масках, а мы снимаем. Кстати, когда я работал над «Анной Карениной», там на съемках было такое колоссальное напряжение… – Усольцев больше всего любил вспоминать именно этот свой фильм. – Здесь, конечно, своя специфика: много динамики, погони, расследования, но такого «выгорания» нет. Там одну постельную сцену до седьмого пота снимали.
– А как вы считаете, постельные сцены – это измена? – Луизе нравилось подначивать Усольцева.
– Да брось ты, конечно, нет!
– А мне кажется, измена. Я бы от такой роли отказалась, если бы была замужем. Конечно, это измена.
– Ты глупая девчонка, а еще юрист, – смеялся Матвей.
Нет уж, Луиза ни на какие актерские провокации поддаваться не будет. Михаил в образе донжуана находится, а ей расхлебывай! У нее есть дело поважнее – сегодня они вместе с Кимом отправляют тело Алика Царева домой. Процедура не из приятных, но ее необходимо довести до конца, а там жена и коллеги встретят и сделают все, как подобает.
Убийство коллеги произвело на Луизу сильное впечатление. Одно дело, когда снимаешь кино и точно знаешь, что все тут бутафорское: кровь, раны и даже «труп» тебе знаком. В кино даже искусственной крови существует несколько видов. Вовсе не из томатного концентрата она делается (так Луиза думала раньше), а из совсем других веществ. Искусственная кровь хорошо подсыхает, надежно держится на коже, а если нужно изобразить свежий порез или рану, то существует кровь в форме пасты. Шрамы и коросты гримеры тоже делают лихо, склеивая складки кожи, а поверх наносят густую кровь. Только вот от одежды искусственная кровь отстирывается плохо, поэтому Луиза знает бюджетное правило Матвея Усольцева: на одежде кровавых пятен быть не должно, только на теле. И совсем другое дело, когда преступление случилось по-настоящему, с человеком, которого ты знала. Накануне этот человек смеялся, разговаривал с тобой, и вот его нет. Нет! И нельзя ничего изменить и вернуть.
Луиза допила кофе. Работа на сегодня закончилась, Ким собирал оборудование, но рядом болтался Оленин и периодически спрашивал:
– Ты скоро, Луиза?!
Куда-то исчез Погудин, и этого не могла не заметить Настя Капцова. Актриса все время оглядывалась, одновременно не упуская из виду и Михаила.
– Мишка, тебе что от меня нужно? – не выдержала Юнис.
– Я проводить тебя хочу, – Оленин посмотрел на нее влюбленными глазами.
– И давно хочешь? – Луиза не знала, смеяться ей или плакать.
– Луиза! Я же от души!
– Мишань, я тоже тебе говорю от всей души, отвали от меня, не испытывай терпение. Ты роль новую учишь? На мне не надо эксперименты проводить!
– Луиза, ты чего?
– Я-то как раз и ничего! Мне сегодня тело Царева отправлять. Извини, не до твоего спектакля.
Мишка растерялся.
– А мне что теперь делать?
– А ты переведи свой влюбленный взгляд в другую сторону, – она кивнула на Настю. – И не зли меня, пожалуйста, Мишаня!
Мишка взял с подноса последний пластмассовый стаканчик с кофе и направился к Насте. Такой план они вчера по пьянке с Кимом придумали, закачаешься! Но почему-то затея провалилась мгновенно. Полное фиаско!
– Анастасия! Не хочешь ли «уколоться кофе»?!
– Давай. – Девушка выпила темную жидкость несколькими глотками и, как показалось Оленину, даже не поняла, кофе она пила или кока-колу.
– Где же твое хорошее настроение? – спросил он.
– А откуда ему взяться?! То сначала я в подозреваемых, то в свидетелях. Сплошная нервотрепка. А ты не знаешь, куда Лешка делся?
– Нет, не знаю. Он сразу после съемок ушел. Насть, не переживай, осталось совсем немного, скоро домой.
– Ага, это тебе скоро. А меня могут и не выпустить.
Актриса с омерзением вспомнила липкие руки следователя Уткина и его слюнявые поцелуи. Да за что ей все это! Мужчины, как сговорившись, используют ее как хотят! И Царев был не подарок, а после его смерти только новые проблемы возникли!
– Не воспринимай ты все всерьез! Вспомни, как ты сотрудника полиции играешь: тоже занимаешься провокациями, берешь подписку о невыезде, угрожаешь. Но точно знаешь, что на этого человечка у тебя ничего нет. Мотив должен быть, а у тебя его нет. Может, ты, Капцова, хотела еще оператором на съемках подкалымить?!
– Очень смешно!
Оленин увидел в ее глазах слезы.
– Настя, ты чего?!
– Да ужасно все складывается! Плохо мне, Миша, плохо! На душе кошки скребут. Уткин ходит вокруг, как будто я раненая добыча.
– Капцова, что происходит?! Где твои аристократические спокойствие и холодность? Откуда истерики?
Настя уткнулась приятелю в плечо и разрыдалась. Ей нужно сейчас на кого-то положиться, опереться. Зря она по жизни игнорировала Оленина, он единственный, кому она интересна.
– Мне плохо… Я не знаю, что делать.
Мишка гладил Настю по голове и думал о том, как бы половчее и поскорее выйти из образа лучшего друга. Не дай бог эта роль пристанет к нему навечно! Есть два варианта: менять обстоятельства или вводить нового героя. Ну, нового героя он не допустит, а вот обстоятельства поменять можно запросто.
– В общем, так, Анастасия Михайловна! Надоела ты мне со своими слезами. Я беру над тобой решительное шефство. На оставшиеся дни переселяюсь в твой гостиничный номер. Охранять тебя буду от негативных эмоций! А по возвращении в Питер я перееду к тебе. На постоянное место жительства, так сказать.
– Ты серьезно, Мишаня? – Слезы в ее глазах высохли.
– А как с тобой иначе? Измором брать тебя не получается, ты на меня смотришь как на столб. Я даже за Луизой хотел ухаживать, чтобы ты на меня обратила внимание.
– Ты? За Луизой? – Настя растерялась.
– Капцова! Сколько лет меня можно за друга держать?! Все! Мое терпение кончилось, – Михаил взял девушку за руку. – Программа на вечер такая: ужинать, прогулка и отбой. Пошли есть, Анастасия, а то у меня от голода в животе урчит, а от кофе язва будет.
Он подумал о том, что историю со Златой обязательно расскажет Насте, но только позже. Начинать жизнь с вранья любимой женщине – последнее дело.
Луиза с Кимом видели, как Настя с Мишкой уходили с площадки, держась за руки.
– Дурак Мишаня! – сказал вдруг Васютин. – Погубит его Настька! Непременно погубит! Веревки вить из него будет.
– Может, ему это как раз и надо. Почему сразу погубит? – обиделась Луиза за коллег. – Да и Насте нужен мужчина, который будет ее оберегать, жалеть, любить, а не наоборот.
– У вас, у женщин, все как не у людей, – буркнул Ким и замолчал.
Глава 36
Днем Жанна никак не могла успокоиться, нигде не находила себе места, не могла уснуть. Ночь за ночью приходила бессонница, не помогали ни счет овец, ни лекарства. Жанна забывалась на короткое время, а потом все начиналось снова, и утром она вставала с «чугунной головой», чувствуя себя не отдохнувшей, а, наоборот, неимоверно уставшей.
В зеркале отражалась женщина с потухшим взглядом. Женщина эта ей решительно не нравилась – на такую ни один мужчина никогда не посмотрит. Собственно, на нее и так уже давно никто не смотрит и не собирается. Муж ушел несколько лет назад, утомившись от претензий «по поводу и без…». А тот, ради кого она готова была умереть, погиб. Убит, и осталась только боль, угнетающая и невыносимая. И в смерти этой виновата только она одна, потому что всегда откликалась на его просьбы.
Ей не в чем раскаиваться – она защищала свою любовь. Чувство, вспыхнувшее в школьном возрасте, оказалось таким живучим и упорно пробивалось, как росток через асфальт. Сколько бы Жанна ни пыталась от него избавиться, ничего не получалось. Она любила Алика сумасшедше, преданно и бескорыстно, но не простила того, что нельзя было простить. Когда Наташка ждала от него ребенка, Жанне не хотелось жить, она будто уже умерла, потому что без него невозможно было дышать.
Учеба превратилась в каторгу: в школе Жанна старалась не замечать Алика – не существует, мол, для нее такого человека, но все время ощущала на себе его взгляд, цепкий и пристальный.
– Жан, может, хватит дуться? – однажды спросил Алик. – Ну я не виноват! «Литераторша» приперла меня к стенке.
– Дуться? Ты серьезно так думаешь? Я просто дуюсь?! Просто так? – горько усмехнулась она. – Конечно, ты просто проходил мимо и Наташка тебя сама изнасиловала!
– Между прочим, она сама приперлась ко мне домой. Я ее не звал. Тебя очень долго не было, она и притащилась. Мне было скучно, без тебя скучно, – Алик был прирожденным манипулятором и знал, за какие ниточки надо дергать.
– А-а-а-а… Мне, значит, не с матерью отдыхать нужно было ехать, а тебя караулить все лето?!
– Да! Меня нельзя было оставлять одного. Мне надо было как-то заглушить тоску по тебе. Не надо было уезжать. – Хитрец всерьез надеялся разжалобить девушку.
– Очень интересное решение вопроса!
– Жанка! Да не обращай внимания на глупую женитьбу! Ребенок родится, я разведусь, – и Алик взял ее за руку.
– Ты думаешь, Ольга Захаровна это позволит?
– Наташка будет уже совершеннолетней, и пугать меня тюрьмой не получится.
– Ну-ну! Ты говоришь, а я как будто верю, – с неприступным видом сказала Жанна, но чувствовала она совсем другое.
Прикосновения Алика мучили как ожог, только не тело, а душу и сердце. Болело невыносимо, но и это чувство Жанна не променяла бы ни на какое другое. Она на время забывала обо всем: о его предательстве, о жизни с Наташкой, о ребенке, о том, что он чужой муж, а чужого брать нельзя. Но потом собралась с силами и заявила:
– Уеду, поступлю в институт, выйду замуж и забуду тебя совсем!
– Не, не получится меня забыть, – самодовольно ухмыльнулся Алик, – у нас с тобой особая энергетическая связь!
– Ну да, связь энергетическая у нас, а женился ты на другой. Жесть!
– Я ж не знал, что так получится… насчет ребенка. На фиг мне эти проблемы? Если бы не мамаша ее полоумная, сделала бы аборт, и никаких проблем. Погуляли малость, и прости-прощай. Жан, а я бы на тебе женился…
– Ладно! Проехали! Я действительно уезжаю поступать в медицинский и постараюсь тебя забыть. Я тебя ненавижу, Царегородцев, за подлость твою и предательство, ненавижу.
Когда Жанна уехала в другой город и начала учиться, поначалу она действительно почти забыла о первой любви. С удовольствием училась, а это было непросто, общалась с другими студентами-медиками, и жизнь, казалось, налаживается. Но стоило только вернуться домой на зимние каникулы, как мир снова сузился до одной точки – Алика Царегородцева.
– Да что ты в нем нашла! – кипятилась мать. – Молодая, красивая, умная девчонка! Женихи за тобой должны табунами бегать, а не ты сохнуть по чужому мужу!
– Мам, ну не доставай! Без тебя тошно! – вяло отругивалась Жанна.
– Да не могу я смотреть, как ты жизнь свою гробишь! Сама себя убиваешь!
Но стоило позвонить Алику, как все сомнения улетучивались, исчезали прочь, будто грозовые облака после дождя. Однажды, уже в конце каникул, за несколько дней до отъезда, Жанна увидела их – своего любимого и Наташку с сыном на руках – в магазине. Бывшая лучшая подруга обрадовалась встрече и кинулась обниматься.
– Жанка, милая, почему ты не пришла?!
– У меня каникулы… я всего на несколько дней приехала… – Девушке было мучительно неловко, думалось, что Наташка знает про их отношения с Аликом, словно у Жанны на лбу написано крупными буквами: «Я люблю твоего мужа».
– Все равно приходи обязательно! Я так по тебе соскучилась! – щебетала Наташка. – Алик, приглашай Жанну к нам!
– Приходи, Жанна, к нам в гости. Будем рады, – безразлично произнес Алик.
У Жанны словно земля ушла из-под ног. Вечером, когда Алик пришел к ней домой, девушка уже собирала вещи.
– Я уезжаю послезавтра. Ты больше не приходи, Алик.
– Ты будешь жалеть об этом, Жанка. Разве кто-то мешает нашей любви?
– Я так не могу больше… Все время осознавать – ты ее, Наташкин, муж, а не мой. Не могу! Я ее просто ненавижу! А она, дурочка, ничего не понимает, до сих пор считает меня настоящей подругой.
– А ты можешь не обращать на нее внимания?!
– Не могу! Да уходи ты!
Алик ушел. Вскоре Жанна уехала, и учеба в медицинском, где, кроме занятий, времени не оставалось ни на что, в полном смысле слова спасла ее от тоски и разочарований. Образ Алика тускнел, бледнел и размывался со временем, как размывается рисунок во время дождя. Жизнь начиналась заново.
Через несколько лет Жанна вернулась в город дипломированным специалистом и начала работать в поликлинике. У нее уже были муж и ребенок. Казалось, первая школьная любовь забыта навсегда. Но потом ее разыскала школьная подруга Татьяна Бутова. Она-то и поведала Жанне об исчезновении Алика и Наташкиной болезни. Сказала, требуется медицинская и человеческая помощь. Жанна сочувствовала Наташе, а история с исчезновением Алика потрясла ее до глубины души.
– Как исчез? Куда? Почему его не ищут? – забросала она вопросами подругу.
– Искали, но не нашли. Я не знаю подробностей. Думаю, он просто сбежал куда-то в теплые края, – пожимала плечами та.
– Почему в теплые края?
– Да не важно почему. Зачем тебе этот Алик? Наташку надо спасать!
Наташку не спасли. Не нашлось лекарства, способного вылечить запущенную онкологию. Потом Жанна помогала Ольге Захаровне и деду Коле с Робертом. Алик иногда приходил к ней во сне и манил за собой. Тогда она просыпалась среди ночи, и сердце неистово колотилось. «Он живой! – говорила Жанна себе. – Живой!»
И, как выяснилось, была права. Год назад Жанне посчастливилось попасть на курсы повышения врачебной квалификации не куда-нибудь, а в Санкт-Петербург. Там-то она и столкнулась с Аликом Царегородцевым в самой обычной аптеке в центре города и совсем не удивилась.
– Вот, значит, ты где! А я думала, в теплых краях осел. Ты знаешь, что тебя признали умершим?
Они проговорили около часа. Жанна оставила свой номер телефона и опять не удивилась, когда Алик позвонил ей через несколько дней. Ночь они провели вместе в ее гостиничном номере. Женщина понимала – рассказывать об этой встрече она никому не будет. Когда Алик позвонил несколько дней назад, Жанна сразу узнала его хриплый голос.
– Радость моя, выручай! Я приехал ненадолго в город и мне нужно увидеть сына. Если я просто позвоню или старая грымза трубку возьмет, то парень не станет со мной разговаривать. За столько-то лет бабка ему наговорила про меня всякого!
– И правильно!
– Жанка, ты меня будешь укорять за ошибки молодости?! Брось ты это бесполезное занятие! Я прошу тебя, поговори с ним и попроси прийти ко мне в гостиницу. Когда я еще выберусь в вашу дыру!
– А не пошел бы ты к черту, Царегородцев, со своими семейными делами?!
– Мне не к кому в этом городе обратиться, только к тебе… – Алик знал, как с ней разговаривать. Будто она его единственная надежда, правда, сильно постаревшая.
– Черт с тобой! Я сделаю, как ты просишь!
Жанна позвонила Роберту, попросила прийти к ней в поликлинику и рассказала юноше об отце, неожиданно вернувшемся в их город. Жанна заметила, как вспыхнуло лицо Роберта и нервно задвигался кадык.
– Жанна Ивановна! Он ведь умер?
– Он жив! Жил в другом городе. Такой уж он человек. Так бывает.
– Я обязательно должен идти к нему на встречу? Нельзя отказаться? Не хочу его видеть! Из-за него мама умерла!
Жанна вздохнула и начала подыскивать слова, способные убедить сына встретиться с отцом. Только разве ж она знала, как все закончится? Ну почему, почему это случилось?! Кому и зачем понадобилось убивать Алика?
Глава 37
У следователя Сергея Уткина было ощущение, что все свидетели играют роли. Причем каждый «работает» по своему сценарию и даже спектакли разные. Он же, Уткин, у которого есть билет на все представления, совсем не знает этих сюжетных линий и запутывается окончательно, как кот в клубках ниток.
Пока дело классифицировалось как убийство неустановленным лицом, у следователя и в мыслях не было считать актрису Анастасию Капцову подозреваемой. Он тоже играл – к каждому человеку нужен свой подход, к кому-то лучше с лаской, кому-то с самого начала стоит продемонстрировать силу и надавить как следует. Собственной увлеченности актрисой Уткин вовсе не отрицал. Он отлично помнил историю, приключившуюся с одной питерской дамочкой-следователем. Да не просто следователем, а по особо важным делам. И как эта дамочка, влюбившись в заключенного, совершила целую кучу должностных преступлений: составила подложное постановление об освобождении из-под стражи, подделав подписи высших должностных лиц, помогла «мужчине своей мечты» бежать из следственного изолятора, а потом целую неделю укрывала любимого на съемной квартире, причем этот рецидивист целую неделю свободно передвигался по городу, приобретал и употреблял наркотики. Потом – давая показания – дамочка объясняла, что действовала из романтических побуждений.
Некоторое количество романтических чувств вовсе не мешало Сергею Александровичу Уткину здраво оценить обстоятельства убийства и полную Настину невиновность. Да и информацию о романе актрисы с убитым Уткин вовсе не планировал отражать в деле. Впрочем, Насте об этом знать ни к чему. Пускай поволнуется как следует, сговорчивее будет. А сам он уж как-нибудь переживет ее прошлое. Женщины, они ведь такие – в вечном поиске альфа-самцов, непредсказуемых, брутальных и сильных. Находят, правда, чаще мерзавцев и подлецов. Но тяга к таким мужчинам проходит вместе с молодостью и неопытностью, ее заменяют желания обрести семью, создать домашний очаг. С мечтой о добром и ласковом муже в жизни женщины появляются совсем другие мужчины, готовые мечту сделать былью. Себя Сергей Александрович, безусловно, причислял к таким мужчинам.
– И таким, как я, отказать невозможно! Нельзя! Не посмеет! – со значительностью говорил сам себе следователь.
Уткин никогда не заблуждался относительно своей внешности и предполагал, что женщина, которая понравится ему, вряд ли обратит на него внимание. Но если судьба подкидывает ему шанс воспользоваться служебным положением при покорении Анастасии Капцовой – актрисы, от появления которой на экране щипало в горле, он отказываться не будет.
Когда Уткин пришел к актрисе в номер под предлогом беседы, то заранее знал, чем закончится эта встреча. Женщина, слабая по природе, предпочтет отношения, а не тюрьму. А своих чувств к актрисе он не скрывал. Актриса все поняла правильно, была покладистой, и ощущение своего превосходства ему понравилось.
Все случившееся имело для Сергея Александровича большое значение: он не просто хотел получить секс посредством шантажа, нет, он хотел именно эту женщину, и чтобы она в нем нуждалась. И на вопрос: «Тебе хорошо со мной?», Уткину очень хотелось услышать ответ «да». Пусть Настя промычала нечто невразумительное, Сергей Уткин все равно был счастлив. Он обладал самой желанной женщиной на земле и сам никак не мог в это поверить. Поэтому он периодически приподнимался на локте и рассматривал Настю, как рассматривают пойманных в капкан животных, придирчиво и пристально.
– Пожалуйста, уходи. Мне нужно отдохнуть, у меня завтра съемки, – обреченно произнесла актриса.
– Да-да, конечно! – Следователь засуетился, вскочил и начал одеваться.
– У меня завтра тяжелый день, – повторила девушка.
– Настя, я понимаю… мы знакомы недостаточно долго, но я все равно хочу предложить тебе… – и тут Уткин решился: – Настя! Будь моей женой! Выходи за меня замуж!
Сергей Александрович искренне считал актрису созданием душевно тонким, не приспособленным к реальной жизни, и намеревался понимать, поддерживать ее, разделять трудности профессии.
– Сережа! Мне на сегодня уже достаточно! Уходи, пожалуйста, мне нужно отдохнуть, – ответила Анастасия и отвернулась.
Уткин ушел, так и не услышав ответа. Впервые сделав женщине предложение руки и сердца, маленький следователь был удивлен и расстроен.
У Насти, когда Уткин закрыл за собой дверь, началась истерика. Она хохотала и рыдала одновременно, повторяя:
– Ты с ума сошла, Настенька! Докатилась! Убогий следователь из местной деревни. Ой, не могу!!! Замуж! Обхохотаться! Да он ростом мне едва до пояса! Надо было послать его к черту или куда подальше. А ты испугалась, мерзкая твоя душонка, заволновалась и легла с кем попало! Надо кончать с такими приключениями раз и навсегда. Господи, скорей бы домой! Хочется быстрей забыть и Алика Царева, и этого мелкого слюнявого следователя с мерзкими потными ручонками. Просто наизнанку выворачивает!
Всего на счету у следователя было пять раскрытых убийств. Правда, во всех пяти случаях картина преступления была ясна почти сразу – все убийства совершались на бытовой почве, после совместного неумеренного распития спиртного или выяснения неприязненных отношений. А убийца либо находился рядом с местом преступления, либо его задерживали «по горячим следам», либо сам приходил с повинной.
В этот раз подходящего подозреваемого никак не находилось. Актеры к делу явно были непричастны, да и стоило ли ехать в провинцию, сводить счеты у всех на виду, если в Северной столице следы замести куда как легче. Хотя все члены съемочной группы Уткину одинаково не нравились, раздражали своей ненавязчиво подчеркиваемой инаковостью. А еще следователь заметил, как жадно один из актеров смотрит на «его Настю», и возненавидел питерского хлыща еще больше. Даже начал раздумывать, не потрясти ли актеришек еще раз. Может, и будет толк.
Был, правда, еще ранее судимый за вымогательство гражданин Анатолий Носырев, который проживал в соседнем с Царевым номере, а в ночь убийства спешно выехал из гостиницы и домой пока не вернулся. Но вскоре Носырев отыскался в соседнем городе. Тамошние следователи с ним побеседовали и протокол допроса прислали Уткину по электронной почте. Прочитав письмо, Сергей Александрович разозлился. Носырев утверждал, что никогда не был знаком с оператором Царевым, из гостиницы не сбегал, а просто торопился на поезд – на три дня заезжал к матери. Домой вернулся только сейчас, билеты на поезд, косвенно подтверждающие его слова, готов предоставить хоть сейчас. «Врет подлец, врет! Не случайно он в нашем городе оказался!» – возмущался Уткин. Рецидивисту следователь не поверил и убедил коллег взять у того подписку о невыезде. Вот если бы удалось задержать бывшего уголовника здесь, в гостинице, был бы совсем другой разговор!
Уткин еще раз прошелся по обстоятельствам убийства: Царева прикончили в собственном номере, сначала ударили вазой по голове, а потом задушили ремнем, но следов борьбы не обнаружено. Время совершения преступления – полночь, плюс-минус час. Отпечатков пальцев эксперты, как ни старались, не нашли. Охранник и дежурная никого не видели: охранник ушел часов в десять вечера, а дежурная «сидела» на сайте знакомств, а потому могла и не заметить убийцу. Однако женщина утверждала, что никакого шума не слышала и посторонних в коридоре не видела – ни ночью, ни утром. Не пришельцы же явились к питерскому оператору?! А раз не они, то стоит еще раз проверить всех коллег покойного, решил следователь. И других постояльцев гостиницы тоже, раз уж других версий нет.
Уткин решил начать с Кима Васютина, работавшего с Царевым, так сказать, рука об руку, то есть камера в камеру.
– Скажите, Ким, – вкрадчиво начал следователь, – а не было ли у ваших коллег конфликтов с оператором Царевым? Мы, знаете ли, отрабатываем версию «убийца из своих»…
– Вот и отрабатывайте, – буркнул Ким.
– Получается, вы последний видели Царева в ночь убийства. В коридоре гостиницы.
– Я сам об этом и рассказал, – Киму такой поворот не понравился.
– И вы отказались пойти к нему в номер?
– Я что сделал? – удивленно спросил Васютин. – Это кто вам такое сказал? Царев звал меня в номер? Неправда! Не было такого.
– Успокойтесь, это лишь моя версия, – сообщил Уткин. – Оно так и должно было произойти, по логике. Только вы это от меня скрываете.
Ким внимательно посмотрел на Уткина и хмыкнул.
– Слушайте! Я детективы не первый год снимаю. Это «разводка» для детей младшего школьного возраста, честное слово. Меня на это не возьмешь.
– Я хочу услышать от вас правду! – повысил голос маленький следователь.
Уткин свято верил в методику «жесткого допроса» – если человеку есть что скрывать, его надо лишить душевного равновесия, тогда он обязательно себя выдаст и ответит на вопрос-провокацию.
– Я вас слушаю! Почему вы поссорились с Царевым? Чем вы задушили его? – а дальше и вовсе пошел «ва-банк»: – Говорите, чистосердечное признание – это всегда правильное решение.
– А вот это видел?! – Ким сунул Уткину под нос кукиш.
Фигура, сложенная из трех пальцев, была настолько красноречива, что у следователя перехватило дыхание.
– Я на тебя, сукин сын, такую жалобу в прокуратуру напишу! Будешь долго объясняться. Все! Бред твой слушать больше не намерен, так и запиши.
Ким тяжело поднялся со стула и вышел. Уткин обессиленно выдохнул. Наверное, дал он маху с этим мужиком. Вдруг действительно напишет жалобу: давление на свидетеля, принуждение к даче показаний, то да се, а ему проблемы с прокуратурой не нужны.
Глава 38
Юля не сразу узнала мужчину, появившегося в квартире Ольги Захаровны.
– Николай Иванович! А вы что тут делаете?!
Конечно! Это был охранник из гостиницы. Тот самый крепкий пожилой мужчина, дежуривший накануне происшествия с Аликом.
– Я по делам пришел, – пробормотал мужчина, и видно было, что в квартире учительницы он чувствует себя уверенно, бывает здесь часто.
– Это мой бывший муж, дедушка Роберта, – уточнила Ольга Захаровна, не почувствовав подвоха. – А что случилось? Коля, вы с Юлией знакомы?
– Николай Иванович! Не молчите! Расскажите, где мы с вами познакомились, – попросила Юля.
– Это никому не интересно, – буркнул тот.
Ольга Захаровна непонимающе переводила взгляд с бывшего супруга на журналистку. Учительница чувствовала возникшее в комнате напряжение, но причин понять не могла. Между Юлей и ее бывшим мужем существует нечто, и это грозит бедой.
– Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?! – не выдержала она.
Юля чувствовала себя немногим лучше. Душевное состояние ее как нельзя лучше отражал дурацкий детский стишок: «Стою на асфальте я, в лыжи обутый…» Факты сами собой складывались в немыслимой сложности конструкции, а потом тут же распадались на мелкие куски. Отгадка была невероятной, безумной, немыслимой…
– Значит, это вы были в тот вечер у Алика в номере? – задала Юля вопрос охраннику гостиницы и деду Роберта Царегородцева, единому в двух лицах.
Мужчина молчал.
– Коля! – охнула Ольга Захаровна. – Коля! Ну почему ты молчишь, Коля! А Роберт? Он тоже встречался с этим подонком?
Николай Иванович молча достал пачку сигарет и закурил прямо в комнате. Сизые колечки дыма ускользали в приоткрытое окно. Чего ждут эти женщины? Не зря так тревожно на него смотрят. Он мужчина, привык сам принимать решения и отвечать за них. Сына прохвост Алик не получит, это его, Николая, сын и внук одновременно, его, и больше ничей.
По молодости и по глупости не хватило у него терпения жить с Ольгой, которую любил, к которой прислушивался и которую уважал. Это сейчас причины их ежедневных ссор кажутся незначительными и нелепыми, но тогда обиды накапливались как снежный ком. Однажды Николай решил, что так больше жить нельзя. Не станет он терпеть постоянные придирки и недовольство. Дурак! Какой же он был дурак! О своих обидах, видите ли, думал! Ему бы поговорить с женой по душам, пожалеть, купить ей цветы, а дочке – куклу. Оля и Наташа – его семья. Значит, и в радости, и в горе, и в трудностях нужно терпеть, понимать, уступать. А он обиделся, хлопнул дверью и ушел.
Женщинам он нравился и быстро женился снова – не хотел быть один. Но быстро понял, что сердце у него так и болит о жене и дочери Наташке. С Ольгой, слава богу, сумел сохранить добрые отношения. Приходил к ним часто, помогал, общался с дочкой, но поговорить по душам с «бывшей», так и не получалось. А потом разговоры потеряли смысл, время ушло. Народная мудрость, гласящая: нельзя дважды войти в одну и ту же реку, права. Назад возврата не было, и вся жизнь без Ольги и Наташи казалась ему горькой, как этот сигаретный дым. Для него разлука с Ольгой и Наташей показала, как они нужны ему – как воздух и вода. Да и он им тоже был нужен, ведь жизнь врозь оказалась намного хуже.
Когда у Наташи случилась любовь, бывшая жена попросила его о помощи:
– Коля! Убеди ее избавиться от ребенка. Она не сможет дальше учиться в нашей школе. Позор какой! Беременная ученица – моя дочь. Катастрофа!
Николай сразу ринулся защищать Натку:
– Оля! А если это такая любовь, о которой мечтают всю жизнь?
– Господи! Да что ты несешь! Алик – негодяй! Родители у него в тюрьме сидят, он с теткой живет. Тетка ему потакает, разрешает приводить домой девочек. А он и рад. В их-то возрасте! Одни сплошные гормоны! Не уберегла я нашу девочку!
– Оленька, – он погладил бывшую жену по голове. – Может, все не так плохо? Да, рано. Да, наверное, не совсем правильно. Но, слава богу, все живы и здоровы. Мальчик этот – ее выбор. И разве плохо: мы станем бабушкой и дедушкой?
– Ты издеваешься надо мной? Мне надо будет уходить из школы.
– Да бог с ней, с твоей школой. Ты без работы не останешься, – Николаю хотелось покрепче ее обнять и прижать к себе, но вместо этого он сказал: – Хорошо. Пусть будет, как ты хочешь. Я поговорю с Наташей.
Разговор с дочерью его порадовал: девочка выросла не только красавицей, но и умницей. Дочь рассуждала хорошо и правильно, Николай с девочкой во всем согласился.
– Папа! Я все понимаю! Да, я не оправдала ваши надежды. Но я не могу убить своего ребенка. Пойми и ты меня. Прошу!
Говорили долго, он внимательно выслушал дочь, все понял и позвонил Ольге:
– Не коверкай дочери жизнь. Будем помогать ей вместе. Это только первое время будет трудно.
Помощь растянулась на долгие годы, но Николай ни разу не пожалел о принятом решении. А вот исчезновение зятя стало тяжелым ударом. Ольга Захаровна сразу сказала:
– Не ищите его, он сбежал. Я так и думала!
Но Наташа была убеждена в обратном, и отец ее поддержал. Они долго еще ходили к следователю, но розыском Алика никто не хотел заниматься. Наташа отказывалась соглашаться, придумывала разные версии и все время надеялась.
– На него могли напасть, ограбить, он потерял память… Он жив, я знаю. Он жив!
Но время шло, и Николай Иванович понимал: права, скорее всего, его бывшая жена, во всем права. Куда мог исчезнуть молодой здоровый парень? Уж если бы что-то нехорошее случилось, за столько лет вышло бы наружу. А тут ничего. Хотя это для Наташки-то и самое страшное.
Радовал внук, который рос активным, энергичным и любознательным. Николай Иванович с удовольствием возился с мальчиком, не обращая внимания на протесты дочери.
– Папа, ты его все время балуешь! А он должен вырасти мужчиной.
Когда Наташа заболела, мир словно окрасился в черный цвет. Николаю Ивановичу удалось не опустить руки, он поддерживал жену и много времени проводил с внуком. Закрылся проектный институт, в котором он проработал долгие годы, но он не унывал, трудился сначала грузчиком, потом развозил газеты, а позже устроился охранником в местную гостиницу. Все это, в конце концов, было не важно, лишь бы выздоровела Наташенька. Но чуда не случилось. Тогда Николай Иванович пообещал себе всю оставшуюся жизнь посвятить внуку. С Ольгой пришлось повозиться, он еле вытащил бывшую жену из тяжелой депрессии, ходил за ней, как за маленькой. Два немолодых человека справились с горем. Преодолели, казалось, невозможное – смерть собственного ребенка – и смогли жить дальше. И внук их только радовал – хороший вырос мальчишка, красавец, спортсмен. Казалось бы, радуйся, но Николаю Ивановичу было неспокойно. И не зря. Когда Роберт позвонил ему и рассказал про отца, который приехал в город, поселился в «дедовой» гостинице и хочет с ним, Робертом, встретиться, Николай Иванович растерялся.
– Дед, мне нужен твой совет, – сказал Роберт. – Я не знаю, хочу ли я его видеть. Какой он мне отец? Значит, раз он в Питере работает на киностудии, не пропал без вести, а бросил нас. Бабушка права – негодяй и подлец он.
Николай Иванович задумался. Так, значит, его беспринципный зятек приехал киношку снимать и ходит вон с той шумной толпою. Николай Иванович не признал его: видел-то несколько раз почти двадцать лет назад.
– Давай так, – сказал он внуку, – коль он тут, в нашей гостинице проживает, я все разузнаю и позвоню тебе завтра.
И услышал, как Роберт облегченно вздохнул. Видимо, не очень-то ему хотелось встречаться с посторонним человеком.
«Вычислил» Алика среди членов съемочной группы он просто. То, что у зятька оказалась другая фамилия, не удивило. Еще проще оказалось узнать, в каком тот живет номере. Николай незаметно взял дубликаты ключей от номера и двери «пожарного выхода». Ровно в десять часов охранник Иваныч попрощался с администратором, уткнувшейся в компьютер, а через час незаметно, через боковую дверь, вернулся в гостиницу. В коридоре не было ни души, где-то играла музыка, смеялись люди, а он ощущал удары сердца, волнуясь от предстоящей встречи. Ключ легко повернулся в замке, и Николай вошел в номер. В кресле сидел крепкий мужчина и смотрел телевизор.
– Какого черта? – спросил он.
– Если ты Алик Царегородцев, то я к тебе, – сказал Николай Иванович, уже понимая – это Алик. Постаревший, погрузневший, но Алик.
– Что надо?
Николай Иванович начал говорить и старался оставаться спокойным, постепенно эмоции овладевали им.
– Зачем тебе Роберт? Что ты хочешь от моего внука? Ты ему посторонний человек!
Всем своим видом Алик демонстрировал равнодушие и презрение.
– Не тебе решать, видеться мне с сыном или нет, – Алик грязно выругался и расхохотался. – Пошел вон отсюда! Мне надо, я увезу сына с собой! Это тебя не касается.
В голове у Николая Ивановича помутилось. Позже он и сам с трудом вспоминал, как схватил со столика вазу и ударил Алика по голове. Бывший зять потерял сознание и упал. Николай достал из шлевок ремень, сделал петлю и сдавил ею горло питерского гостя. Подержал несколько минут, проверил пульс, тщательно протер рукавом вазу и дверную ручку и вышел из номера. Ключи утром незаметно вернул на прежнее место, после чего позвонил внуку:
– Роберт, твой отец уже уехал назад, в Питер.
– Дед, спасибо! Ты снял камень с моей души, – обрадовался внук и добавил: – Я на месяц уезжаю на сборы в Сочи. Буду звонить. Вы с бабушкой не волнуйтесь.
– Роби! – попросил Николай Иванович. – Только ты бабушке ничего не говори про отца. У нее давление.
– Я и не собирался. Это наши мужские дела. Заметано, дед!
Глава 39
Николай Иванович затушил сигарету.
– Ну, милые дамы, хватит кудахтать! А вам, Юлия, я могу сказать следующее: о том, что некто Алик Царев… заметьте, не Царегородцев… проживал в нашей гостинице, я узнал утром. От администратора. Когда следователь появился, вопросы про убийство постояльца начал задавать.
– Коля! Какой Царев? Я ничего не понимаю! Ты видел Алика? – заволновалась Ольга Захаровна.
– Никого я не видел! А и видел бы, мимо прошел. Что мне у него спросить? Почему он бросил нашу дочь, своего сына и исчез?
– Коля!
– Я сказал – хватит, Олечка! Не начинай истерику. Наш зять того не стоит.
Николай Иванович, хоть и храбрился, но все же старался не встречаться взглядом с Юлей Сорневой. Девушка затихла. Наконец мужчина посмотрел ей в глаза и понял, что она ждет его вступления в разговор и объяснений. Тягостное молчание затянулось, и никто не решался его нарушить, будто произнесенные слова могли взорвать воздух. Наконец Юля вздохнула, потерла руками лицо и решительно поднялась с дивана.
– Ольга Захаровна, мне пора бежать на работу. Кстати, вам, как почитательнице Чехова, хочу сказать, что в Питере Алик хорошо продал автограф Чехова. Откуда он мог у него появиться?!
– Тетка, тетка Глаша!!! – всплеснула руками Ольга Захаровна. Ходили слухи про их семейку, что писатель у ее бабки останавливался, и я не раз пытала. А она в ответ: брешут люди. Значит, подлецу Алику отдала литературное мировое наследие. Тьфу!
– До свидания, – произнесла Юля, подхватила сумку и направилась в коридор.
Ольга Захаровна вздохнула облегченно.
– Надеюсь, больше вопросов нет? А Роберт будет только через месяц, он на сборах… – проговорила ей в спину учительница. – Он украл у русской литературы автограф, – продолжала сокрушаться она.
– Хорошо, хорошо. – Девушка вышла из квартиры.
Поиски Роберта лишились смысла. И без него все ясно. Как поступить в такой ситуации, Юля не знала, тем более и улик у нее нет никаких. Есть только молящий взгляд охранника гостиницы, который она прочитала так, как сумела. Она, конечно, расскажет обо всем главреду Егору Петровичу Заурскому. Но смысл? Николай Иванович ничего не скажет, он мужик-кремень.
– Подождите, девушка! Юля!
Журналистка обернулась – перед ней стоял запыхавшийся Николай Иванович.
– Вы, пожалуйста, ничего такого не думайте. Он с Робертом хотел увидеться, а внук спросил моего совета. Роби не хотел с ним встречаться. Кто этот Алик моему мальчику? Пустое место! Он мог увести нашего внука. Я хотел с ним просто поговорить! Я защищался.
– Поговорили?
Николай Иванович опустил голову.
– Я Роберту сказал, что он уехал из гостиницы.
– Роберт ничего не знает?
– Нет. И вы уж, пожалуйста, меня не подведите. Я защищался, и вы ничего не докажете.
Николай Иванович развернулся и пошел обратно. В его фигуре было столько достоинства и чего-то еще такого, щемяще-нежного, что на глаза навернулись слезы.
Черт возьми, она не судья! Как там по Библии? Не суди, да не судим будешь? Грехи тоже бывают разные, и не ей судить этих людей. Не ей определять, кто прав, а кто виноват. Правда может иметь слишком непредсказуемые последствия. Сомнения, конечно, оставались. Куда же без них? И Юля решила поскорее поговорить с главредом.
В редакции заканчивали подготовку макета следующего номера. Мила Сергеевна на все корки честила Вадика Тымчишина, припоминая ему прошлые ошибки.
– Я не посмотрю, что ты звезда сериала! Вкачу штраф!
– Правильно, Милочка Сергеевна! Если вкалывать, так пожалуйста, а если ошибку сделал, так никакой снисходительности.
– Ва-а-а-а-дик!!! – застонала ответственный секретарь газеты. – А счет нельзя было после матча уточнить? Журналист должен проверять информацию, а не писать разные глупости. Нам телефоны болельщики оборвали, требуют опровержения.
– И что делать? – Вадик и сам расстроился не на шутку.
– У меня предложение! – Юлька решила поддержать друга – не специально же он счет перепутал. – Пусть Вадик напишет материал о победителях, вскользь упомянув и о некорректной информации с итогами матча. Все останутся довольны. На старуху ведь тоже бывает проруха.
– Проруха у Тымчишина в голове. Зовется ленью и безответственностью. Но идея хорошая, перед болельщиками нужно оправдаться. Ладно, пиши двести строк в следующий номер, да не забудь гонораром с Сорневой поделиться. Кстати, твоего котенка, Юля, я решила забрать домой. Сколько ему можно на редакционных харчах сидеть.
Юлька обрадовалась:
– Вы самый человечный человек, Мила Сергеевна!
Один «камень» с души сброшен. Глядишь, и главред еще поможет, подумала Юля и отправилась в кабинет к начальству.
Заурский вычитывал номер и как раз добрался до ее статьи о съемках сериала. Материал удался, и Юля видела, как Егор Петрович довольно улыбается.
– Молодец! Схватила атмосферу, настроение, диалоги актерские великолепно передала и даже Вадика с его «трупной» ролью к месту вписала. Буду поощрять. – На похвалы главред никогда не скупился.
– Что случилось, девочка моя? – тут шеф заметил, как Юля расстроена.
Главреду Заурскому позволялось называть молодых сотрудников редакции девочками и мальчиками, потому что главред относился к молодежи как к своим детям – любил их, оберегал. Жена главреда, Виктория Александровна, к «пополнению в семействе» относилась с пониманием и исправно снабжала редакцию своими вкуснейшими фирменными пирожками, просто таявшими во рту.
– Меня позвали замуж, Егор Петрович, – Юля ляпнула первое, что пришло в голову.
– Так это замечательно! – обрадовался главред. – Будем соглашаться! Только ты предупреди своего избранника, что он не только на тебе женится, а берет в приданое весь редакционный коллектив.
– А почему вы не спрашиваете, кто он?
– Ну, я думаю, ты сама расскажешь. Не стоит гадать на кофейной гуще.
– Это питерский актер Алексей Погудин. Из сериала.
– Неожиданно, – только и смог сказать Заурский.
– Я выхожу за него замуж и уезжаю в Питер, – остановиться Юлька не могла и сама испугалась своих слов.
– Откуда эта грусть, Юля? Что случилось? Насколько я понимаю, еще несколько дней назад ты с этим актером даже знакома не была? А сегодня сразу замуж?
– Я его по телевизору видела, – огрызнулась Юлька.
– А сейчас на экране передача «Давай поженимся»? – отшутился главред. – Только я свахой у тебя не буду.
– Егор Петрович, миленький, как мне поступить? Я, как журналист, несостоятельна!
– Это у тебя нервная реакция на сбор материалов для журналистского расследования? Очень оригинально! Однако совсем не повод выходить замуж. То есть замуж ты, конечно, можешь выйти, но при чем тут твои профессиональные качества? Не получается материал? Давай отложим. Пусть вылежится, обрастет деталями, новыми фигурантами. Если нет у тебя версий, кто убийца и почему, можно ведь сделать из фактов другую, не менее интересную историю. До замужества успеешь статеечку написать? – подмигнул главред.
– Я знаю, кто убил Алика Царева! – брякнула Юля.
– Так! Уже горячо! Рассказывай.
– Но я не знаю, как с этим поступить! У меня нет доказательств. И я сочувствую этому человеку. Я не хочу наклеивать на него ярлык «убийца». Но понимаю, что существует закон и только он определяет, виноват человек или нет.
– Понятно! И поэтому ты решила выйти замуж и уехать в Питер?
– Да, поэтому.
– Давай договоримся так. Ты сейчас мне все рассказываешь, и мы с тобой будем думать, что делать дальше. Наша информация должна быть доказуема. Это первое и сразу второе. И последнее – мы не должны подменять следствие и не будем этого делать, даже если кто-то с тобой поделился важной информацией, доверился тебе.
– Да, именно доверился, – повторила Юля. – И я поступлю подло по отношению к нескольким людям, если расскажу об этом. Егор Петрович, у меня в голове все мысли неотчетливые и расплывчатые! Что делать?
– Вот об этом и поговорим.
Мила Сергеевна несколько раз пыталась зайти в кабинет к Заурскому, забрать подписанный в печать номер газеты, но секретарь Валентина все время ее останавливала:
– Не освободился Заурский еще! У него Сорнева. У них, похоже, серьезный разговор.
Мила Сергеевна, пока ждала, смотрела в окно, на кусочек осеннего неба, который на глазах менял цвет от серого до синего. Осень – время творческого полета не только для поэтов, но и для журналистов, не зря Юлька так долго торчит в кабинете у главного.
Глава 40
Съемочную группу домой, в Питер, провожали очень шумно, чуть ли не всем городом. Сказать добрые напутственные слова пришла целая делегация местных чиновников во главе с мэром Андреем Бударгиным.
– Спасибо, ребята! Ваша работа – это укрепление культурных связей между нашими городами! А для нас, наших жителей, быть в культурном пространстве страны очень важно, – ввернул мудреную фразу мэр, и все чиновники дружно зааплодировали. – Отдельное спасибо журналисту местной газеты Юлии Сорневой и главному редактору Егору Петровичу Заурскому! Именно благодаря им вы стали нашими гостями.
Окружающие снова захлопали в ладоши. Юлька шутливо раскланялась. Действительно, здорово все получилось! А с чего все началось? С особой журналистской наблюдательности, позволившей Юльке заметить феноменальное сходство Михаила Оленина – актера сериала «На темных улицах» – и их мэра Андрея Бударгина. А потом вмешался случай – съемочная группа как раз искала красивую «натуру», и вот результат: три недели работы пролетели, как один день, а питерские гости стали почти родными. Молодцы и актеры, и сопродюсер Луиза Юнис!
С Луизой Юля успела подружиться. Пусть происходящее и походило на летнюю лагерную дружбу, когда за короткий отрезок времени дружба схватывается как гипс и ты уже не мыслишь жизни без людей, вчера еще казавшихся совершенно чужими. Сегодня Юльке было грустно, ведь за короткое время питерские гости стали близкими людьми.
Легкие нотки печали празднику придавали нет-нет, да и возникавшие у членов съемочной группы мысли о покойном операторе Цареве. Но об этом предпочитали не говорить и не вспоминать.
Странным образом пребывание в провинции повлияло на судьбу многих членов съемочной группы.
Михаил Оленин и Настя Капцова стояли, держась за руки, и Юля слышала, как он говорит:
– Давай в театре нашем попробуешься! Я поговорю с режиссером! У тебя получится.
– Да не получается у меня! Я во многие театры поступить хотела!
– Со мной, Настенька, тебе будет везде «зеленый свет». Ты же знаешь, я везунчик!
У Насти было замечательное настроение, потому что она наконец поняла: ее счастье было совсем рядом и звалось «Мишка», а она зря потратила столько времени, чтобы его отыскать. С Олениным не нужно было играть никакой роли, он воспринимал ее такой, какая она есть, и понимать это было здорово. За годы дружбы Михаил узнал о ней многое, и его это не отталкивало.
Накануне отъезда имел место неприятный инцидент с Уткиным, про которого Настя старалась забыть. Сглупила она с ним, так сглупила! На звонки следователя девушка не отвечала, а когда злобный недомерок пришел к ней в номер, то застал там Оленина.
– Настя, это как все понимать? – нервно спросил следователь.
– А кому тут и что нужно объяснять? – Мишка готов был защищать свою даму сердца.
– Ну хотя бы мне! – набычился маленький Уткин, а Настя с Михаилом расхохотались, так это было забавно.
– Смешно вам? – разозлился представитель закона.
– Смешное тебе сейчас скажу я, – Оленин подошел к следователю на расстояние вытянутой руки. – Если я тебя когда-нибудь увижу рядом с Анастасией, то ты будешь разносить не подписки о невыезде, а заказывать надгробие.
– Это угроза лицу при исполнении?!
– Это последнее предупреждение. Больше не предупреждаю.
Мишка схватил Уткина за плечи и вытолкал из номера.
На торжественных проводах Настя иногда нервно оглядывалась, но следователь, к счастью, навсегда исчез из ее жизни.
К Юльке подошел Алексей Погудин и тихо прошептал:
– Юль, ты не передумала? Может, все-таки поедешь со мной в Питер?
Сорнева рассмеялась. Последние несколько дней они с Алексеем виделись часто: Юля приходила на съемки, наблюдала за игрой актеров, а потом он провожал ее домой, каждый раз убеждая сделать правильный выбор и уехать с ним в Северную столицу.
– Леша! У тебя прямо как в кино: в первом кадре герои встретились, во втором признаются в любви, а в третьем уже свадьба. Я так не могу! Дай мне подумать.
– Некогда думать, Юля! Я скоро уезжаю обратно в Питер!
– Это не основание принимать скоропалительное решение! Да у меня отец еще из командировки не приехал.
– При чем тут отец?! Ты же самостоятельная личность.
– Мой отец – это моя семья! Да и материал мне сдавать в следующий номер.
Алексей от такой принципиальности только поморщился. Юлька вздохнула: ничегошеньки она не понимает в личных и семейных отношениях. Ей нужна хорошая пауза, а для этого нужно поскорее сдать материал и скинуть с плеч эту ношу.
– Ну, дорогие друзья, давайте прощаться! – громко сказал мэр Андрей Бударгин и показал рукой на автобус, который повезет гостей в аэропорт.
Погудин еще немного подержал Юлю за руку, потом нехотя отпустил.
– Я буду тебе звонить! – Алексей неловко чмокнул девушку в щеку и смутился.
– Я тоже буду тебе звонить! – крикнула Луиза. – И Тымчишина обязательно вызову на озвучку эпизода.
– На какую озвучку? – заинтересовался Вадик. – Я буду говорящим трупом? Не забудь, ты обещала!
Члены съемочной группы уселись в автобус, Луиза еще раз помахала Юльке рукой, и двери захлопнулись. Закончился кусочек жизни.
Журналистка подумала, что киношная жизнь, метко названная Вадиком Тымчишиным «в темном зале, на белой простыне», быстро добралась до финала и стала прошлым. Ярким, непридуманным, пронзительным и запоминающимся. Но уже прошлым. А ей нужно жить сегодня, потому что еще очень много дел впереди.
– Слышала, подруга? Мой актерский талант замечен! – Вадик был счастлив и горд. – Юльк, ты в редакцию? Поехали вместе.
Юля вздохнула и решительно повернулась к Тымчишину. Материал об убийстве больше ждать не мог, нужно было возвращаться.
Наверное, многим читателям при слове «журналист» представляется авантюрист с диктофоном, который проводит вечера за чашечкой кофе и походя создает шедевры. Но это не так. Для хорошего журналиста рождение нового материала – это всегда душевные муки. Необходимо выˆносить материал, написать текст как бы внутри себя, а только потом выплеснуть наружу, на бумагу, на страницы газеты. Озарение и прочие штуки «сверху» приходят к журналисту только тогда, когда много работаешь, как в известной песне – трое суток прошагать и трое суток не спать, ради нескольких газетных строчек.
Юлькины метания и приступы неуверенности в себе обычно заканчивались в кабинете главреда Егора Петровича. Так и в этот раз, выслушав девушку, Заурский сразу расставил акценты. Юлька словно ждала именно этих слов.
– Давай начнем с профессионального подхода. Нам нужно избежать случайных ошибок. Информация должна быть точная, из различных источников, эмоции исключаются. Факты отделяются от мнений. Согласна?
Юля молча кивнула.
– Ты можешь выдвигать гипотезы, анализировать, но все это должно опираться на факты. Ты же понимаешь, журналисту не дозволено иметь собственного мнения, если он не может подкрепить его фактами. Мораль может регулировать твое поведение, но главное – факты! Подгонять факты под какую-то теорию тоже нельзя, как и выдавать желаемое за действительное. Если журналист придумывает свои истории, пусть пишет художественную литературу. Теперь давай выкладывай факты.
Юлька открыла блокнот:
– Есть свидетельство о рождении, справка об окончании сто пятой школы, справка из ЗАГСа о регистрации брака, справка из полиции – о возбуждении дела по заявлению жены, и последнее: копия решения суда о том, что его признали умершим. Откуда фамилия Царев, Луиза все-таки успела выяснить: это фамилия жены, Алик взял ее после заключения брака, чтобы лучше следы замести.
– Тебе хватит этих фактов для написания статьи? – уточнил главред.
– Да, Егор Петрович. Я напишу следующее: убийство Царева связано с его прошлым, он непорядочный человек, бросивший жену и сына, торговавший компроматом на коллег, а значит, способен и на любые другие подлости. Врагов у него могло быть предостаточно. Я не буду подменять полицию и не имею права на оперативно-разыскные мероприятия, моя задача проинформировать, рассказать. Пусть за дело берется прокуратура. Я не могу подставлять людей, которые сделали признание от отчаяния. Я не имею права подменять факты, но выводы я ведь могу сделать?
– Молодец! Все правильно, – одобрительно кивнул главред. – Мы друг друга поняли. Давай пиши. Суток хватит?
– Да конечно, мне бы только до компьютера дойти, и все будет готово. Я только переживаю, вдруг Роберт обо всем узнает?! Иногда я ненавижу свою работу, потому что делаю людям больно и разрушаю их судьбы.
– Не ты, а та информация, которая скрывалась годами. Информация – это наша работа. А скрывали ее сами люди. Теперь эти сведения, так сказать, в свободном доступе, и, конечно, многое поменяется. Кстати, ты действительно замуж собралась за питерского актера?
– Ой, Егор Петрович, если бы я точно знала!
– Ну, раз не знаешь, сегодня увольняться не будешь. На следующий номер я могу на тебя рассчитывать.
Юлька улыбнулась и побежала к своему компьютеру. Это ведь замечательно, что жизнь расставляет приоритеты и в ней еще так много интересного и важного, поважнее любого кино. Ее коллекция ярких впечатлений, что делают каждый день насыщенным и светлым, неустанно пополняется, и чем больше исполненных желаний, тем интересней жить.
Комментарии к книге «Своя на чужой территории», Людмила Феррис
Всего 0 комментариев