«Дочь киллера»

Дочь киллера (fb2) - Дочь киллера (Телохранитель Евгения Охотникова) 834K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Серова

Марина Сергеевна Серова Дочь киллера

© Серова М.С., 2018

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018

Глава 1

Дело было вечером, делать было нечего. Именно от нечего делать я начала просматривать сайты с предложениями туристических фирм. А что? Я только что закончила очередную работу по охране дочери денежного туза. Признаться, работа была не из легких. Вот не понимаю я этих олигархов. Как можно кидать понты, когда к нежному горлышку единственной дочурки приставлено лезвие ножа? Понтоваться можно в любом другом случае, но проявлять принципиальность, когда речь идет о жизни и смерти твоего ребенка, – это, по меньшей мере, неумно. Хорошо, что все закончилось хорошо, и я сдала с рук на руки «любящему» папочке его лапочку-дочку и теперь имею полное право и желание отдохнуть где-нибудь в… Впрочем, пока я и сама не знаю, где именно. Надеюсь, что в Интернете найду что-нибудь подходящее.

Я щелкнула мышкой и попала на сайт, который предлагал отдых на Бали. Оказывается, здесь семнадцать тысяч островов – «от крошечных райских уголков вроде Гили до Суматры площадью с Испанию». Турфирма рекомендует «не пропустить Боробудур и вулкан Бромо на Яве», побывать на озере Тоба и сходить в трек по джунглям на Борнео. Заманчиво!

А вот реклама пляжного отдых в Турции, и, судя по тексту, не только пляжного. «Этому варианту очень часто отдают предпочтение, если интересует недорогой отдых за границей. Некоторые скажут, что это примитивно, и здесь можно лишь либо валяться на пляже, либо отсиживаться в отеле. Но это не так. Это стереотип, который очень легко развеять. В Турции, кроме пляжного отдыха, можно насладиться еще многими местами. Удивительные горы, прекраснейшие водопады и древние города – все это можно увидеть именно здесь, и это оставит просто незабываемые впечатления об этой стране и отдыхе в целом». Хм, у меня впечатления об этой стране, как бы это поделикатнее сказать… несколько иные, опять же, в силу специфики моей работы. Как-то раз пришлось мне оказаться в Турции, сопровождая одного очень важного клиента, за которым охотилась русская мафия. Да…

А куда еще можно отправиться? Вот, Таиланд. «Эта азиатская страна хорошо известна туристам всего мира своими прекрасными пляжами, экзотической природой и архитектурой, бурной ночной жизнью, тайским массажем. Одни из самых популярных мест отдыха в этой стране – курорты Пхукета и Краби, незасыпающий, древний и современный Бангкок». В принципе, можно посетить и Таиланд. Однако нужно просмотреть все варианты. Что там еще?

Греция. «Нет человека, который бы не слышал о мифах и легендах этой страны, не видел бы фотографий ее исторических памятников и античных скульптур и отказался бы увидеть их в реальности». Туры в Грецию предполагают посещение ее островов и материковой части. Да, в Греции, как известно, все есть. Посмотрим, посмотрим.

Я прокрутила колесико мышки. «Израиль, святая земля для трех мировых религий, будет интересен любому человеку. Вы увидите места, которые описаны в литературных шедеврах, сняты во многих фильмах, а для людей верующих это настоящее паломничество. Впрочем, Израиль предлагает и возможность насладиться пляжным отдыхом, укрепить здоровье на побережье Мертвого моря, которое полюбили также поклонники водных видов спорта». Может быть, махнуть? В Израиле я еще не была.

Тут мой взгляд опустился на строчку ниже, и я прочитала, что «можно неплохо отдохнуть в североафриканской стране – Тунисе и воспользоваться восстанавливающими возможностями талассотерапии, которую предлагают многие местные курорты. Любители экстрима могут отправиться на экскурсию в Сахару, а любители древностей – на развалины легендарного Карфагена». Вот куда я уж точно не отправлюсь, так это в Африку. С этим континентом у меня связаны очень уж неприятные воспоминания. Мне довелось побывать в составе спецотряда «Сигма», в который я попала после окончания Ворошиловки, в одном весьма экзотическом местечке и на своей шкуре испытать все местные «прелести». Начиная от несусветной жары и невыносимой влажности и кончая риском попасть в руки тамошних аборигенов, имеющих каннибальские пристрастия. Правда, это было в Восточной Африке, на границе Кении и Танзании. А Тунис находится на севере континента, где есть какая-никакая цивилизация. Но все равно – нет.

Так и не решив, куда же именно мне податься, я потянулась и встала из-за стола. В это время раздался телефонный звонок.

– Алло, – сказала я, сняв трубку.

– Будьте добры Евгению Максимовну, – взволнованно произнес мужчина.

– Я вас слушаю, – ответила я.

– Евгения Максимовна, меня зовут Владислав Семенович Перегудников. Мне рекомендовали вас как опытного и надежного телохранителя. Мне нужна ваша помощь.

– Вам угрожают? – спросила я.

– Н-нет, – с едва заметной запинкой ответил Перегудников.

– На вас была попытка совершить покушение? – продолжала допытываться я.

– Тоже нет.

– Тогда что же? – задала я следующий вопрос.

– Евгения Максимовна, я не могу сейчас обстоятельно ответить на ваши вопросы, к тому же это не телефонный разговор. Я бы предпочел личную встречу.

– Хорошо, – согласилась я, – как срочно вам нужна охрана? Мне приехать прямо сейчас?

– Думаю, что в особой срочности необходимости нет, – ответил Владислав Семенович.

– Вы уверены в этом? – на всякий случай спросила я.

– Да, пожалуй. Сейчас уже вечер, а завтра с утра я вас жду.

– Диктуйте адрес, – сказала я.

– Пишите: коттеджный поселок «Тарасовский изумруд», улица Жасминная, дом номер пять.

– Ладно, Владислав Семенович, – произнесла я, – завтра в… Во сколько вам удобно, чтобы я приехала?

– Думаю, что в девять часов будет в самый раз, – ответил Перегудников.

– Договорились, – сказала я. – До завтра.

Я положила трубку. Ну вот, вопрос с отдыхом решился сам собой. В самое ближайшее время Греция, Израиль, а также Таиланд мне не грозят.

– Женя, – раздался из кухни голос тетушки Милы, – иди ужинать.

– Иду, тетя Мила, – отозвалась я и направилась на кухню.

Еще проходя по коридору, я почувствовала, как рот наполняется слюной, настолько ароматные запахи доносились с кухни.

– Чем порадуешь, тетя Мила? – спросила я.

– Сегодня у нас на ужин «гнездышки» из мясного фарша с пшеном и шампиньонами, – торжественным тоном проговорила тетушка, – а на десерт – яблочно-грушевая шарлотка.

– Тетя Мила, ты меня раскормишь, – удрученно заметила я, – хотя устоять перед твоими кулинарными шедеврами просто невозможно.

От моей похвалы тетушка расцвела, как розовый куст.

– Женечка, – сказала она нежно, – уж что-что, а ожирение тебе не грозит. Ты ведь каждый день изводишь себя тренировками.

– Тетя Мила, – с набитым ртом отозвалась я, – но ведь тренировки – необходимая часть моей работы, ты ведь знаешь.

– Знаю, конечно, знаю я твою работу, – тетушка неодобрительно покачала головой. – Ох, помяни мое слово, Женя, она до добра тебя не доведет. Где это видано, чтобы молодая девушка день и ночь стреляла, дралась и гоняла на машине? А когда же замуж выходить? Детей рожать?

«Ну вот, тетушка села на своего любимого конька, – подумала я. – Ее хлебом не корми, только дай возможность лишний раз провести со мной воспитательную беседу на тему, как важна для женщины семья».

– А, потом, – я махнула рукой, – когда-нибудь.

– Потом будет поздно! – настаивала на своем тетушка.

– Тетя Мила, вот именно сейчас я никак не могу выйти замуж и рожать, – с серьезным видом произнесла я, хотя меня и разбирал смех.

– Женя, – тетушка сделала трагическое лицо, – когда-нибудь ты вспомнишь мои слова, но будет уже поздно!

– Тетя Мила, пожалуйста, не начинай, – взмолилась я, – твой ужин сегодня удался на славу. Не знаю, когда мне еще придется вкусить такой же.

– А что случилось, Женя? – встревоженно спросила тетушка.

– Завтра я отправляюсь к некоему Перегудникову Владиславу Семеновичу. Охранять его, – пояснила я, увидев ее недоуменный взгляд.

– Владислав Перегудников? – переспросила тетушка.

– Ты его знаешь? – поинтересовалась я.

– Ну, если речь идет о психотерапевте Перегудникове, то, пожалуй, да, знаю. Мы с его супругой Альбиной Георгиевной одно время работали вместе. Я даже несколько раз была у них дома. Альбина была очень хлебосольной хозяйкой.

– Почему ты говоришь, что «была»? – спросила я. – Ее что, уже нет в живых?

– Вот этого я не знаю, – сказала Мила, – мы ведь очень давно не виделись. Да нет, должно быть, с ней все в порядке. Она примерно моего возраста, с чего бы ей умирать? Хотя… пути господни неисповедимы…

– Тетя Мила, давай не будем о грустном, – попросила я. – Ты лучше расскажи о Перегудникове все, что помнишь. Как-никак с завтрашнего дня он – мой охраняемый объект.

А ведь я понятия не имею, тот ли это Перегудников, которого знала тетушка, или нет. Ладно, завтра узнаю. С другой стороны, маловероятно такое полное совпадение имени, отчества и фамилии.

– Ну что я могу сказать? – произнесла тетушка. – Владислав Семенович – врач-психотерапевт, нарколог, психиатр. В общем, насколько я поняла, у него довольно-таки обширная специализация и вследствие этого широкий круг пациентов.

– Ты хочешь сказать, что у Перегудникова – большая частная практика? – спросила я.

– Женя, об этом можно только догадываться, но весь образ жизни этой семьи говорит в пользу данной версии, – ответила тетушка.

– То есть…

– То есть они жили, то есть живут, – поправилась тетушка, – в шикарной трехкомнатной квартире в сталинском доме на улице Советской, дом – полная чаша.

– Странно, а мне Перегудников дал адрес в коттеджном поселке «Тарасовский изумруд», – сказала я.

– Возможно, сейчас они живут за городом, – заметила тетушка, – повторяю, что я уже много лет не встречалась ни с ним, ни с его женой. Сколько воды утекло! – философски добавила она.

– Действительно, мало ли что могло произойти, – согласилась я с ней. – Ну, а что еще ты можешь сказать по этому поводу? Есть ли у них дети?

– Детей, насколько мне известно, у них нет. Вот у сестры Владислава есть две дочки-близняшки. Тогда это были очень милые малышки. Естественно, что бездетные Перегудниковы души не чаяли в своих племянницах. А саму сестру Владислава, если не ошибаюсь, зовут Тамара. Да, домашние звали ее Томочкой. Ну, вот, собственно, и все, что я могу сказать, – закончила Мила.

– Спасибо, тетя Мила, за информацию и за ужин, конечно, тоже, – поблагодарила я тетушку.

Вскоре мы разошлись по своим комнатам. Тетушка сказала, что еще немного почитает на сон грядущий. Почитает она, естественно, что-нибудь из детективного жанра: Мила обожает запутанные истории.

Я легла спать, но сон почему-то не шел. Когда я наконец уснула, мне приснилось, что по горной дороге поднимается колонна военной техники. Вдруг откуда-то сбоку на нее обрушился шквальный огонь. Тут же темное небо располосовали реактивные трассы. Вдали дымился сгоревший танк. Потом батальная картина сменилась полевым лазаретом, в котором страдали раненые. Почему мне приснился этот сон?

Так и не найдя ответа на свой вопрос, я встала с постели и посмотрела на часы. Времени до визита к Перегудникову было достаточно для того, чтобы совершить мою традиционную пробежку, которой я не пренебрегала даже в самую отвратительную погоду. Телохранитель просто обязан поддерживать себя в надлежащей форме. Кроме пробежек, я несколько раз в неделю посещала тренажерный зал и стреляла в тире. Сейчас, когда у меня появилась новая работа, с залом и тиром, скорее всего, придется повременить. Но ничего страшного, вчера я «качалась» в фитнес-клубе, а позавчера стреляла. Так что несколько дней передышки мне не помешают. А побегать я побегаю.

Осторожно, чтобы не разбудить тетушку, я вышла из дома. Сегодня я решила, что моя пробежка состоится в Городском парке – давно я там не была. Обычно я меняю свой утренний маршрут, что связано с привычкой проявлять особую осторожность, учитывая специфику моей работы.

В Горпарке в этот ранний час было безлюдно. Я пробежала по центральной аллее, потом свернула в сторону, миновала мостик, затем пруд с лебедями, снова вышла на главную парковую «улицу». Когда я вернулась домой, тетушка уже хлопотала на кухне.

– Женя, ты и сегодня решила не изменять своим правилам? – спросила она меня. – Я имею в виду твой бег по кругу.

– Во-первых, я не всегда бегаю по кругу, а во-вторых…

– Да, что во-вторых?

– Тетя Мила, ну как ты успела приготовить все это?

Я показала на кухонный стол, уже заставленный тарелками и тарелочками. Посередине красовался круглый пирог, а рядом с ним – огромное блюдо с блинчиками, сложенными «конвертиками».

– Насколько я разбираюсь в кулинарии, испечь пирог за такое короткое время – это надо быть кулинаром экстракласса.

– Ты мне льстишь, Женечка, – смущенным и вместе с тем довольным тоном сказала тетушка. – Но это не пирог, а творожная запеканка с изюмом и курагой. А блинчики я сегодня решила начинить маком. Вот, садись и ешь.

Блинчики с маковой начинкой – это что-то новенькое. Еще ни разу я не пробовала такой вариант. Но как и все, что готовит моя тетя, они были безупречны. Я попросила ее почаще готовить именно маковые блинчики, на что тетушка с радостью ответила согласием.

Я прошла в свою комнату и начала собираться. Собственно, сумка с необходимым снаряжением у меня всегда была наготове: ведь никогда не знаешь, насколько срочно могут понадобиться мои услуги. Поэтому, чтобы не терять времени, боевую экипировку я всегда собирала заранее. Теперь осталось причесаться и нанести дневной макияж.

Я надела джинсы, футболку, взяла в руки сумку и ветровку и, чмокнув тетушку в щеку, вышла из квартиры. Спустившись по лестнице, я вышла из подъезда. Бабье лето было в самом разгаре. Уже с неделю стояла довольно жаркая погода, но не летняя изнуряющая жара, а вполне комфортная. Листья на деревьях уже пожелтели, а кое-где и облетели. Но совсем скоро деревья полностью обнажатся, и, как сказал поэт, наступит «унылая пора, очей очарованье».

Я села в свой «Фольксваген» и поехала к Перегудникову.

Подъехав к дому номер пять по улице Жасминной, я поняла, что что-то случилось, потому что у ворот стояла полицейская машина, а около нее – мой знакомый оперативник Артур Кононенко, молодой парень примерно моего возраста, невысокий, но крепкий брюнет с серыми глазами.

– Артур, – позвала я его, – что здесь происходит? Или уже произошло?

– Уже произошло, – мрачно ответил он. – Совершено нападение на хозяина коттеджа.

– Вот как? Он вчера звонил мне и просил о помощи.

– Он объяснил, в чем конкретно заключается причина его обращения к тебе, Женя? – спросил Кононенко.

– Нет, по существу, он ничего не сказал, хотя я и спрашивала его насчет угроз и попытки совершения покушения. Он только сказал, что это – не телефонный разговор и что он все объяснит при встрече. А встреча эта была назначена на сегодняшнее утро. Артур, а что все-таки случилось?

– Домработница Владислава Семеновича Перегудникова – владельца этого коттеджа – сегодня, придя утром в дом, обнаружила его лежащим без сознания в гостиной на первом этаже. Она сразу же вызвала «Скорую». А…

– Что сказали врачи? – перебила я Кононенко. – В каком состоянии Перегудников?

– В довольно тяжелом. У него сотрясение мозга, резаная рана, многочисленные ушибы.

– Чем была нанесена рана? Орудие нашли? Нож?

– Нет, не нашли, видимо, преступник забрал его с собой.

– А что сказали врачи? – спросила я.

– Пока ничего определенного. Они уже увезли его в больницу, сказали, что необходима срочная операция.

– Значит, без сознания… Стало быть, он ничего не мог рассказать: что и как, кто на него напал, – задумчиво произнесла я. – Какие у тебя есть версии? Ограбление?

– Возможно. В его кабинете, примыкающем к гостиной, находится сейф. Так вот, он был открыт.

– И конечно, пустой?

– Ну, естественно. Иначе зачем его было открывать? Чтобы все оставить?

– У Перегудникова есть родственники? – спросила я.

– Да, – ответил Кононенко, – родная сестра. Она уже здесь, ее вызвала домработница. Мы попросили сестру посмотреть, все ли на месте.

– Ну и как?

– Из дорогих вещей все осталось на своих местах. Ну, ювелирные украшения покойной супруги, столовое серебро, довольно обширная коллекция редких почтовых марок. Оказывается, Перегудников, по словам сестры, является страстным филателистом.

– А где находились все эти ценные вещи? – поинтересовалась я.

– Ювелирка – в старинном футляре-шкатулке в спальне. В кабинете, в отдельной секции, лежали марки. Столовое серебро, как водится, на кухне. Ну вот, собственно, и все.

– А что могло находиться в сейфе? Выяснили у сестры? Как, кстати, ее зовут?

– Зовут ее Тамара Семеновна Алешечкина, а что было в сейфе – она не знает.

«Значит, это тот самый Перегудников, о котором говорила тетушка, – подумала я. – Сходится и имя, и, соответственно, отчество. Ну, это и понятно, ведь они родные брат и сестра».

– Артур, а как преступник проник в дом? – спросила я.

– Элементарно, Женя: вскрыл замок отмычкой, причем отмычкой отменного качества, как показала экспертиза.

– Странно, что из дома ничего не исчезло, – сказала я. – Что же тогда преступнику было нужно?

– Ну, кое-что исчезло, – отметил Кононенко.

Я вопросительно посмотрела на него.

– В доме не оказалось ни ноутбука, ни мобильника, – ответил Артур на мой невысказанный вопрос.

– Может быть, просто не нашли? – предположила я.

– Женя, но ведь эти вещи – не иголка в стоге сена, – возразил он. – Зачем их прятать? Нет, их явно забрал преступник.

– Ладно, а что с охраной коттеджей? – спросила я.

– В поселке находятся тридцать четыре коттеджа. Поселок огорожен каменным забором высотой так, – Артур прикинул, – метра два с половиной.

– Камеры видеонаблюдения есть? – спросила я.

– А как же!

– То есть запись ведется.

Кононенко утвердительно кивнул.

– В поселок имеется только один въезд, – продолжал оперативник, – в будке круглосуточно находится охранник. Он утверждает, что посторонних на территории поселка за последние двое суток не было. Да и за ограждением никто подозрительный замечен не был.

– Интересно, как это охранник мог определить, есть кто за забором или нет? Надо бы проверить видеозапись, – сказала я.

– Уже проверили, – ответил Артур. – Правда, по-быстрому посмотрели, но охранник не соврал.

– Что же тогда выходит? Если здесь настолько крутая охрана, что через забор не перемахнешь, а если и получится, то сразу на мониторах засветишься, значит, преступник из числа местных? То есть, надо полагать, что это житель поселка?

– Не исключено, – ответил Артур.

– А какие отношения были у Перегудникова с соседями? – спросила я.

– Ну, Женя, мы здесь всего-то несколько часов, а ты хочешь, чтобы уже был готов опрос соседей. Так не бывает, – резонно заметил Артур, – хотя Михаил уже этим занялся. Соседи, которые проживают непосредственно рядом с Перегудниковым, были опрошены в первую очередь – они заявили, что ничего экстраординарного не заметили. Это касается как коттеджа потерпевшего, так и поселка в целом.

– Артур, можно тебя? – спросил подошедший блондинистый парень.

– Ну что, Олег? Что-нибудь прояснилось? – спросил его Кононенко.

– Отпечатки сняли, – парень пожал плечами, – теперь их пробивают по базе, в общем, действовали как всегда.

– А следы обуви?

– С этим сложнее, давай отойдем, – Олег покосился на меня.

– Женя, извини, – сказал Артур и пошел за Олегом.

Я решила пройти в дом и поговорить с сестрой Перегудникова: надо было выяснить, как быть дальше. В смысле, необходимости моих услуг. Перед тем как войти внутрь, я окинула взглядом дом и участок в целом. Участок был ухоженный, с разросшимися плодовыми деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками. Дорожки, посыпанные гравием, вели к большой клумбе с цветами, находившейся в центре перед домом. Сам коттедж представлял собой одноэтажное каменное строение, но с застекленной верандой. Еще одной отличительной деталью были «французские» окна от пола до потолка, закругленные вверху. Неподалеку от дома находился гараж.

Я вошла в дом и еще от порога услышала женские голоса.

– Ой, Тамарочка Семеновна, – всхлипывала одна из говоривших, – ой, что же теперь будет с Владиславом Семеновичем?

– Успокойтесь, пожалуйста, Зинаида Александровна. – Интонации другой женщины были довольно спокойные и уверенные. – Его увезли в больницу, там сделают все, что надо. Я вам сейчас воды принесу.

Послышались шаги, видимо, Тамара Семеновна направлялась на кухню. Дверь из комнаты, в которой находились женщины, раскрылась, и на пороге показалась средних лет темноволосая худощавая женщина.

– Здравствуйте, – сказала я, – вчера Владислав Семенович звонил мне, и мы договорились, что сегодня утром я к нему приеду. Я – телохранитель, – пояснила я, – меня зовут Евгения Охотникова.

– А его увезли в больницу, – расстроенно сообщила Алешечкина, – я – сестра Владислава Семеновича, Тамара Семеновна. Кто-то ночью на него напал. Видите, как все получилось.

– Мне очень жаль, – произнесла я, – возможно, если бы я приехала вчера вечером, то ничего бы не случилось. Однако Владислав Семенович был уверен, что на ночь глядя мне приезжать не стоит. В какой-то степени я чувствую ответственность за то, что произошло. Наверное, мне нужно было все-таки приехать. Он вам ничего не говорил по поводу того, зачем ему требовался телохранитель? По телефону он не хотел обсуждать этот вопрос. Но может быть, он кого-то или чего-то опасался?

Алешечкина немного прошла по коридору и открыла дверь на кухню:

– Проходите, Евгения. Не знаю даже, как и сказать, – проговорила она, наливая в стакан воду из кувшина, – вроде бы ничего такого не было. Ну, писем с угрозами, телефонных звонков. Но я чувствовала, что в воздухе что-то витает. Тревога, напряжение какое-то. Да, действительно, как будто что-то должно было случиться. Вы знаете, у нас с братом довольно значительная разница в возрасте, он все время меня опекал, еще с детских лет. Ну а потом, когда я вышла замуж и родились дочки-близняшки, Владислав радовался безмерно. У них-то с женой своих детей не было. Это я все к тому говорю, что у нас с братом очень тесная эмоциональная связь. Конечно, я ощущала какое-то неблагополучие, но Владислав по натуре очень скрытный человек. Сколько я его ни расспрашивала, он все отнекивался и ничего, по существу, не говорил. Наверное, не хотел меня расстраивать.

– Да, – как будто что-то вспомнив, сказала Тамара Семеновна, – не так давно Владислав обронил такую фразу: «Не надо было делать добра, тогда не получил бы зла».

– А что это могло обозначать? – спросила я. – Вы не уточнили?

– Владислав не захотел продолжать этот разговор, он был расстроен, даже подавлен. А я не стала настаивать, потому что знала, что если брат не захочет говорить, то ничто и никто его не заставит. Просто это было так не похоже на него: он всегда отличался добротой и отзывчивостью. – Тут голос Алешечкиной несколько дрогнул. – Мои девочки недавно приезжали из Канады, они там работают по контракту, – пояснила она, – они там хорошо устроились, Владислав помог, у него знакомый оказался в клинике в Торонто.

Она помолчала.

– Тамара Семеновна, – сказала я, прервав паузу, – тогда я, пожалуй, пойду. Как я понимаю, пока Владислав Семенович находится в больнице, ему ничто не угрожает. Так что…

– Евгения, подождите, не уходите, – взволнованно проговорила Алешечкина, – ведь проблема так и осталась нерешенной. Я имею в виду, что тот, кто напал на брата, может повторить попытку. Вы – телохранитель, я понимаю, но… Не могли бы вы найти того, кто это сделал?

Она умоляюще посмотрела на меня. Вообще-то она была права: преступник наверняка попытается довести свое черное дело до конца. Возможно, что в этот раз кто-то или что-то помешало ему исполнить свой замысел, тогда новая попытка – это только дело времени. Обычно я, приступая к обязанностям телохранителя, выясняю все детали, которые заставили моих клиентов прибегнуть к моей помощи. Тогда, вычислив злоумышленника, я одновременно и ликвидирую опасность, которая угрожает объекту охраны.

– Евгения, – снова обратилась ко мне сестра Перегудникова, – я вам заплачу, сколько скажете. У меня есть деньги, да и брат постоянно помогает. Ведь у него, кроме нас, никого больше нет. Жена Владислава, Альбина, умерла несколько лет назад. Владислав вышел на пенсию, но занимается частной практикой.

«Психиатр на пенсии имеет, надо полагать, обширную частную практику. А это что означает? А то, что он пользует алкоголиков и наркоманов. А это такой контингент, который тесно примыкает к криминалу. Возможно, что доктор стал обладателем какой-то информации, которая не предназначалась для его ушей. Это – как вариант. Хотя этих вариантов может быть не один и не два».

– Хорошо, Тамара Семеновна, я согласна, – кивнула я. – Скажите, в доме была крупная сумма денег? Это я к тому, что злоумышленник мог знать об этом и заявиться сюда. А Владислав Семенович попался на его пути в самый неподходящий момент.

– В сейфе было восемь тысяч долларов, – ответила Алешечкина.

– И они исчезли, – констатировала я.

– Ну да, вместе с документами, – подтвердила Тамара Семеновна.

– А кто мог знать о деньгах? – спросила я.

– Да я не знаю, – растерянно произнесла женщина. – Вы хотите сказать, что кто-то навел преступника?

– Не обязательно. Если злоумышленник дружит с головой, ему достаточно и намека, чтобы сделать выводы и определить, в какой дом стоит залезть, чтобы уж наверняка чем-то поживиться.

– Но, Женя… простите, Евгения… – начала она.

– Ничего, можно просто Женя.

– Так вот. В поселке живут далеко не бедные люди. Сами понимаете, содержать такие коттеджи, да еще и круглосуточную охрану – это недешевое удовольствие.

– Понимаю, Тамара Семеновна, – сказала я. – Только ведь и богатые люди тоже разнятся между собой. У вашего брата такая актуальная профессия, что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что деньги у человека имеются. И немалые. С вами могли затеять совершенно безобидный разговор и между делом получить всю интересующую информацию.

– Но я ничего…

– Ладно, предположим, с вами все понятно. А вот могла ли проговориться насчет финансового состояния Владислава Семеновича домработница?

– Зинаида?! Да вы что, Женя! Она верой и правдой служит уже лет двадцать. Еще с тех пор, как Ростислав с Альбиной жили в городской квартире.

– Я и не утверждаю, что она все выболтала сама. Но ведь у нее могли спросить, сколько ей платит ваш брат. Она не усмотрела в этом вопросе ничего подозрительного и сообщила. А тот, кто спрашивал, сделал свои выводы. Кстати, это ведь она обнаружила вашего брата лежащим без сознания?

– Да, она. Ах, я ведь ей воды собралась отнести. Пойдемте, Женя, в гостиную.

В гостиной царил беспорядок. Красивая, цвета морской волны штора из тюля, которая удачно гармонировала с обоями, была разорвана и свисала с карниза. Рядом валялась опрокинутая напольная ваза. Из книжного шкафа были выброшены почти все книги и свалены в кучу перед диваном, на котором, обхватив руками голову и раскачиваясь, сидела пожилая женщина с заплаканным лицом.

– Зинаида Александровна, – обратилась к ней Алешечкина, – вот, выпейте воды.

Она подала ей стакан. Домработница оторвала руки от головы, взяла стакан и начала пить маленькими глотками.

– Спасибо, Тамара Семеновна, – сказала она, возвращая стакан. – Ой, как подумаю, что, приди я хоть чуточку пораньше, Владислав Семенович так не пострадал бы…

– Так ведь и вам тогда досталось бы, – произнесла я.

Домработница внимательно посмотрела на меня.

– А я, милая девушка, с радостью согласилась бы поменяться местами с Владиславом Семеновичем. За все добро, которое он сделал нашей семье. Шутка ли сказать, сына моего от наркомании вылечил, вернул к нормальной жизни. Да, – она махнула рукой, – чего там говорить… Тамара Семеновна, я могу начать здесь убираться?

– Думаю, что можете, – ответила ей Алешечкина, – отпечатки уже сняли, так что…

Домработница кивнула:

– Пойду за тряпкой и ведром.

Она вышла из гостиной, закрыв за собой дверь.

– Тамара Семеновна, ваш брат водит машину? – спросила я Алешечкину.

– Нет, у Владислава есть водитель, Владимир Канареечников, – ответила она.

В это время дверь открылась и в комнату вошел мужчина лет сорока с небольшим. Он отличался военной выправкой и высоким ростом.

– А вот и он, – сказала сестра Перегудникова. – Это Владимир, шофер Владислава.

– Тамара Семеновна, – возбужденным тоном начал Владимир, – что произошло? Мне позвонила Зинаида, но толком ничего не объяснила, только сплошные слезы, охи и ахи. Говорит, что Владислава Семеновича зарезали! Она что, умом тронулась?

Он обвел взглядом гостиную.

– А это еще что такое? – с недоумением спросил он.

– Проходи, Володя, – сказала Алешечкина. – Сегодня рано утром на Владислава Семеновича было совершено покушение, сейчас он в больнице. Преступник вскрыл сейф, забрал деньги, документы, а также ноутбук и мобильник.

– Ничего себе… – ошарашенно проговорил Владимир.

– Володя, это Евгения, – представила она меня. – Владислав Семенович накануне пригласил Женю в качестве телохранителя. Я же, в связи с новыми обстоятельствами, попросила ее заняться поисками преступника: ведь не исключено, что подобное может повториться.

– Да я… Да я сам могу быть телохранителем для Владислава Семеновича! – воскликнул Владимир и окинул меня недовольным взглядом, словно хотел сказать: «Это она-то телохранитель?!»

Но я уже привыкла к таким взглядам, особенно мужским. Почему-то считается, что молодая привлекательная девушка годится лишь для эскорта, но уж никак не в качестве телохранителя.

– Владимир, возможно, Евгении необходимо будет уточнить у тебя какие-то моменты, связанные с Владиславом. Пожалуйста, расскажи ей все, что тебе известно, – вежливо, но твердо попросила Алешечкина.

– Как скажете, – корректно ответил водитель.

По тону его голоса было понятно, как ему не понравилась эта идея.

– Владимир, где мы можем поговорить? – Я решила сразу же, не теряя времени, брать быка за рога.

– Проходите в кабинет, – предложила Тамара Семеновна. – Правда, там тоже беспорядок.

– Как скажете, – вновь повторил мужчина.

Кабинет был небольшой, но уютный, хотя и здесь преступник непонятно зачем вытащил из книжного шкафа почти все книги и разбросал их по полу. Еще здесь стоял письменный стол, два кресла и мягкий кожаный диван, а перед ним – пушистый ковер. Я села на диван, Владимир устроился в кресле.

– Скажите, Владимир, Владиславу Семеновичу кто-нибудь угрожал?

Водитель промолчал. Он смотрел в какую-то точку на стене.

– Я уже говорила на эту тему с Тамарой Семеновной, она ничего определенного на этот счет сказать не могла, но отметила, что в последнее время ее брат был чем-то встревожен, – продолжала я. – Вчера по телефону я тоже задала Владиславу Семеновичу этот вопрос, но он попросил отложить разговор до нашей встречи. Но видите, что получилось… Поэтому я и спрашиваю: чего мог опасаться Перегудников?

Владимир тяжело вздохнул.

– Будь мне это известно, на Владислава Семеновича никто бы не напал, – ответил он и наконец посмотрел мне в глаза.

– Но, судя по его поведению, вы могли предположить что-то?

– Ну что я мог предположить? – пожал плечами мужчина. – Владислав Семенович в последнее время действительно ходил сам не свой, был не то чтобы встревожен, как вы сказали, а больше озабочен. Я, конечно, расспрашивал его, что случилось.

– А он?

– А он только отмалчивался. Потом сказал, что это касается только его лично и что он не хочет впутывать в это дело кого-то еще. Спустя некоторое время я снова стал его расспрашивать, но он окончательно замкнулся и больше не проронил ни слова на эту тему.

– Понятно, – кивнула я. – Скажите, а как давно вы знаете Перегудникова?

– Да почти всю жизнь! – воскликнул Владимир. – Мы с родителями жили в соседнем доме. До шести лет я рос, как все. Играл, гулял во дворе, помогал маме мыть посуду, накрывал на стол. Отец научил меня чистить картошку, так что и я принимал посильное участие в приготовлении обеда. Все было нормально. А потом… Я пережил настоящее потрясение. Это произошло, когда у нас поселились родственники: сестра отца с сыном. Он был старше меня на пять лет. Мама сказала мне, что тетя Наташа и Леня вынуждены были уйти от своего очень злого папы, что жить им, кроме как у нас, больше негде. Так они у нас и остались. Я хотя и был у родителей единственным ребенком, но эгоистом меня нельзя было назвать. Мама с папой приучили меня делиться, поэтому, если кто-то во дворе угощал меня чем-то вкусным, я обязательно хоть по кусочку оставлял родителям. А с приездом родственников все изменилось. Я понимал, почему мама отдала свой костюм тете Наташе, а папа купил Лёне новый школьный рюкзак (а я донашивал старый), они ведь были бедные, как объяснила мама. Тетя Наташа немного помогала маме с уборкой в свободное от работы время. Но она никогда не готовила обеды и ужины на всех: только для себя и Лени. Вот это обстоятельство вызывало у меня ощущение чего-то неправильного, чувство семьи, уюта как будто куда-то испарилось. А однажды я увидел, как Леня полез в хозяйственную сумку, которая лежала на тумбочке на кухне, и, вытащив оттуда конфету, съел ее. Я тогда тоже подошел к сумке и достал конфетку. Леня увидел и начал кричать: «Ты чего это по чужим сумкам лазиешь?» Он отобрал у меня конфету, схватил сумку и начал ею хлестать меня по лицу. А потом еще и моей маме сообщил, что надавал мне по морде, потому что я залез в сумку, в которой его мама держит конфеты и печенье специально для него. Представляете? А моя мама как-то растерялась и ничего не сказала. Не сказала, что это неправильно. А я даже не заплакал, хотя до сих пор меня никто не бил по-настоящему, так, были легкие шлепки. А чтобы по лицу… И я перестал что-либо понимать, кроме того, что Ленька ест конфеты и печенье сам, а его мама держит сладости только для него одного. Все мои прежние представления перевернулись вверх дном. С тех пор меня как будто подменили.

Владимир замолчал. Я не торопила его, хотя до главного – того, о чем я хотела его спросить, – мы еще не добрались. По нему было видно, насколько глубока была детская травма.

– Владислав Семенович тогда работал в больнице, – продолжил Владимир, – а к ним в гости приходили дочки Тамары Семеновны, и мы все вместе играли во дворе. Так вот, он заметил, что со мной что-то творится. Я ведь вел себя все хуже и хуже, совсем от рук отбился, родители уже и не знали, что со мной делать. Как будто тормоза отказали, я стал тем, кого называют трудным ребенком. Мне все время надо было куда-то залезть, что-то потрогать и обязательно испортить. Помню, я порвал мамин шелковый шарф, порезал красивые открытки. Мама так плакала, а я стоял как бесчувственный. Когда в школу пошел, то тоже продолжал делать пакости, а зачем, и сам не понимал. Мать водила меня к психологам, но все бестолку. А вот Владислав Семенович мне помог. Постепенно вылечил мою психологическую травму. Как будто бы я долго спал, видел плохой сон, а потом проснулся. А ведь страшно представить, что было бы со мной, если бы не Владислав Семенович. Я ведь и воровать уже начал, брал все, что плохо лежит. Мама билась со мной как рыба об лед, а мне было хоть бы что… Даже не хочу и думать, до чего бы я дошел, если бы не Владислав Семенович.

– Я вас поняла, Владимир, – сказала я, выслушав его исповедь, – но давайте теперь подумаем о мотивах, которые возникли у преступника. Полагаю, что Перегудников помимо стационара занимался и частной практикой. Это позволило ему оказывать материальную помощь сестре и племянницам, купить коттедж. Тамара Семеновна сказала, что ее брат как опытный врач и профессионал очень высокого класса и сейчас ведет частных пациентов.

– Да, это так, – подтвердил Владимир.

– Так вот о чем я подумала в первую очередь: Владислава Семеновича приглашает на дом состоятельный пациент для того, чтобы он помог ему или его родственникам выйти, предположим, из запоя или преодолеть наркотическую ломку. Заметьте, приглашает на дом, а не обращается в больницу. Зачем? Для того, чтобы сохранить все в тайне. И вдруг возникает такая ситуация, что объявляется шантажист и начинает вымогать деньги, иначе, говорит, о пристрастии к наркотикам или алкоголю узнают все. Тогда пациент начинает думать, что шантажист – именно Владислав Семенович. Ведь кто, кроме него, мог еще знать о пагубной привычке?

– Да вы что?! – вскричал Канареечников, – Что вы такое говорите-то? Да Владислав Семенович – честнейший человек! Он сроду никого не закладывал! Как вы могли так подумать?

– Успокойтесь, Владимир, – сказала я. – Просто вы знаете Перегудникова с детства, поэтому у вас и не возникает никаких сомнений относительно его честности. А богатый пациент получил телефон доктора, возможно, от какого-то своего знакомого, он ведь Перегудникова и знать не знает. И когда начинаются телефонные звонки с требованием платы за молчание, на кого в первую очередь подумает пациент? Кроме того, еще один красноречивый факт в пользу этой версии: преступник забрал ноутбук и мобильник, то есть устройства, на которые записывается информация.

– Но Владислав Семенович не имел обыкновения делать записи своих сеансов с пациентами, – возразил Владимир.

– Никто, кроме вас, об этом его принципе не знает.

– Когда Владислав Семенович занимается больными у себя на дому, вот здесь, – Владимир обвел рукой кабинет, – то сопровождающие находятся в гостиной. И они могут услышать все разговоры, которые ведутся в кабинете.

– Разве содержание сеанса не является конфиденциальной информацией? – усомнилась я.

– Ну, иногда родственники настаивают на этом. Не все, правда. А Владиславу Семеновичу нечего скрывать! – с некоторым вызовом добавил он.

– Хорошо, но ведь тот факт, что преступник взял ноутбук и сотовый, говорит о том, что он-то как раз и не знал, как проводятся сеансы. Он, скорее всего, основывался на том предположении, что доктор записывает свои беседы с пациентами на диктофон или на мобильник. Возможно, что в сейфе он искал флешки. А попутно прихватил и доллары.

– В ноутбуке нет никакой секретной информации, – устало произнес Канареечников. – Владислав Семенович использовал его в основном для ознакомления с новинками по психотерапии.

– Повторяю, такие подробности известны только вам, Владимир. Откуда их знать преступнику? – гнула я свою линию.

Канареечников ничего не ответил, мне показалось, что он о чем-то размышляет. Как будто бы хочет что-то мне сказать, но не решается.

– Ладно, – вдруг произнес водитель Перегудникова, – скажу вам. Я поставил в доме скрытые камеры наблюдения. Я подумал так: не хочет Владислав Семенович говорить о том, что происходит, – не надо. Я и сам могу все выяснить. Ну, так вот, купил я три камеры. Одну камеру поставил здесь, в кабинете, другую – в гостиной, ну а третью – в холле, при входе.

– Давайте посмотрим, – предложила я. – У вас есть какие-нибудь предположения насчет того, кто мог напасть на доктора?

Канареечников отрицательно покачал головой.

– А я вот думаю, что преступник был из местных, ну, из числа жителей поселка, – поделилась я с ним своими соображениями. – Ведь поселок круглосуточно охраняется. Около единственного въезда дежурит охранник, и, по его словам, никого из посторонних на территории поселка за последние двое суток не было. Видеозапись подтвердила его слова.

Владимир скептически поджал губы:

– Если это был местный, то зачем ему было устраивать за нами слежку в городе?

– А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста, – попросила я. – Кто за вами следил, когда это было?

– Ну, а что подробно-то? За машиной следили, это точно. Как минимум раза три я видел, как поодаль следует черный «Ниссан». Я запомнил номер, а потом попросил знакомого пробить по базе в ГИБДД.

– Ну и что?

– Да фигня какая-то получилась: номера такого не существует!

– Фальшивый, значит.

– Выходит, что так.

– А Владиславу Семеновичу вы сообщили, что за вами следят? – спросила я.

– Конечно. Сразу же, как только первый раз хвост засек.

– А как он отреагировал на это известие?

– Да никак.

– Что, совсем никак? – удивилась я.

– Он просто промолчал. Во всяком случае, своего мнения не высказал. Мне показалось даже, что он и не удивился тому, что за ним следят.

– Вот как?

– Да. Он даже не выглядел испуганным. А вот расстроенным – это да.

– Значит, он наверняка знал того или тех, кто за ним следит. А Тамаре Семеновне он тоже ничего не сказал?

– Насколько мне известно – нет, не сказал. Я же говорю, он решил, что не будет посвящать в это дело близких.

– Если остановиться на версии, что преступник – один из жителей поселка, то единственное объяснение слежки в городе – это то, что он хотел удостовериться, что доктор пошел в банк за деньгами или за содержимым банковской ячейки. Но подобное возможно лишь в том случае, если у преступника имелся только денежный интерес, а не информационный. Что вы думаете по этому поводу, Владимир?

– Владислав Семенович не имел никаких дел с банками, – уверенно проговорил Канареечников. – Когда была жива его супруга Альбина Георгиевна, всеми финансовыми вопросами занималась она, сейчас покупкой продуктов, а также оплатой счетов ведает Зинаида. Деньги хранятся здесь, дома.

– Ну вот, видите. То, что вы рассказали, говорит в пользу версии о том, что преступник искал информацию.

– Как это? – недоуменно спросил Владимир.

– Смотрите. Преступник очистил сейф, но ведь в коттедже было много других ценных вещей. А он их оставил. Почему? Потому что драгоценности его не интересовали. Точнее, интересовали, но не в первую очередь. Тогда на первый план снова выступает опасная для кого-то информация, которая, возможно, случайно или не случайно стала известна Перегудникову. И попала она в руки доктору, надо полагать, не так давно. Вы когда заметили слежку?

– Наверное, дней десять назад, самое большее – две недели. Да, пожалуй, не так давно, – согласился Канареечников.

– Вот видите. Значит, кто-то желал проследить за всеми контактами Владислава Семеновича: с кем он разговаривал, с кем встречался в городе. Возможно, преступник счел необходимым лично побеседовать с доктором и пришел сюда… Я вот еще о чем подумала. Пусть Владислав Семенович и не хотел беспокоить родных своими проблемами, а собирался их решить сам, но ведь он не мог не понимать, что существует серьезная опасность и что для страховки на всякий случай необходимо оставить какую-нибудь записку на этот счет. Должны же, в конце концов, родственники узнать, в чем, собственно, дело.

– Но ведь в сейфе ничего такого не было, – растерянно произнес Владимир.

– Так он и не стал бы оставлять письмо или записку в сейфе. Он ведь понимал, что преступник первым делом полезет туда. Скажите, в коттедже есть другие места, кроме сейфа, куда можно что-то спрятать? Тайники, я имею в виду.

– Какие тайники? – Владимир непонимающе посмотрел на меня.

– Ну, ведь не у всех же в домах имеются сейфы! А люди постоянно что-то прячут: то от детей – в основном это сладости, – то друг от друга. Муж, например, от жены прячет заначку, – пояснила я.

– А-а, вот вы о чем, – протянул Канареечников. – Ну, у Перегудниковых таких ситуаций не наблюдалось. Детей у них не было, а от Альбины Георгиевны Владислав Семенович никогда ничего не заныкивал. Хотя… постойте, кажется, я понимаю, о каком потайном месте идет речь. Дело в том, что у Перегудниковых имеется старинный туалетный столик из орехового дерева. Этот столик принадлежал бабушке Альбины Георгиевны. Так вот, в нем было двойное дно: просто выдвигалась крышка и образовывался небольшой ящик, куда можно было положить все что угодно. Альбина Георгиевна как-то раз рассказала мне, что в этом тайнике ее бабушка хранила письма от своего жениха, который потом стал ее мужем. Да! Я вспомнил, что когда племянницы Владислава Семеновича, ну, дочки его сестры Тамары Семеновны, приезжали к Перегудниковым погостить, то действительно от них в этот ящичек прятали сладкое. В детстве они были такими сладкоежками, что в считаные минуты могли умять все конфеты.

– Этот столик сохранился? – спросила я.

– Да, как семейная реликвия, – ответил Канареечников.

– Где он сейчас находится?

– В спальне. Туда его определила Альбина Георгиевна, когда они стали здесь жить. Ну, а после ее смерти Владислав Семенович ничего не стал менять.

– Давайте пойдем и посмотрим, – предложила я. – Ведь если Владислав Семенович воспринимал ящичек столика как тайник, то он мог оставить там что-то, что пролило бы свет на его проблемы. Ну, если и не подробное письмо, то, по крайней мере, хотя бы записку.

– Пойдемте, – согласился со мной водитель Перегудникова.

Мы прошли в спальню. Столик, о котором говорил Владимир, стоял у стены, напротив окна, немного поодаль от большой двуспальной кровати. Канареечников выдвинул ящичек и, вытащив оттуда сверток, перевязанный розовой атласной ленточкой, передал его мне.

– Ну что же, – сказала я, – давайте поглядим.

Я аккуратно развязала ленточку и развернула пожелтевший плотный лист бумаги. Там была стопка писем, тоже желтых от времени. Это, как и предполагал Владимир, были романтические письма жениха невесте. Я мельком взглянула на некоторые из них. В русский текст, по моде того времени, вклинивались французские слова. Но того, на что я так надеялась – письменного объяснения Перегудникова, – в тайнике не оказалось. Я аккуратно сложила письма и так же перевязала их ленточкой.

– Что ж, остается посмотреть запись, – произнесла я и передала Владимиру сверток с письмами.

Он положил его на место, и мы вернулись в гостиную.

Сначала на мониторе появились кадры повседневной жизни Владислава Семеновича. Ничего особенного. Потом наконец дошла очередь до того момента, когда атлетически сложенный мужчина в темном костюме, перчатках и балаклаве открыл дверь и прошел в гостиную. Обследовав комнату, он направился в спальню.

К сожалению, звукозапись подкачала, поэтому разобрать практически ничего было невозможно. Был слышен только едва различимый шепот. Но вот мужчина отошел от Перегудникова, который остался лежать неподвижно, потому что преступник основательно несколько раз приложил его головой о стену, а напоследок ткнул ножом и снова возвратился в гостиную. Здесь он и учинил весь тот разгром, который я увидела, когда вошла.

Дальше камера запечатлела преступника, когда он из гостиной перешел в кабинет и открыл сейф. Вот он вынул оттуда пачки денег, швырнул их в заранее приготовленную сумку, а затем опустил в нее же ноутбук и мобильник. Потом он начал выхватывать из шкафа книги и кидать их на пол. Сделав свое дело, он покинул коттедж.

– Вот черт! – Владимир с досадой стукнул кулаком по столу. – Ничего не удалось услышать.

– Я думаю, специалисты из оперативного отдела смогут что-нибудь сделать со звуком, – сказала я.

– Вы так думаете? – с сомнением спросил Канареечников.

– Во всяком случае, надо попытаться. А вдруг удастся услышать хоть что-то, что даст ключ к разгадке всей этой истории?

Канареечников только покачал головой. В это время в гостиную вошла Тамара Семеновна.

– Я вас оставлю, а сама поеду в больницу к Владиславу, – сообщила она.

– Я с вами, Тамара Семеновна, – сказала я и поднялась с кресла.

– В какую больницу увезли Владислава Семеновича? – спросил Владимир.

– В железнодорожную, – ответила Алешечкина.

– Я только отвезу видеозапись и тоже подъеду к нему, – пообещал водитель Перегудникова.

– Владимир, у меня к вам просьба. Напишите, пожалуйста, как зовут ближайших соседей Владислава Семеновича. Вообще-то мне желательно иметь о них как можно более подробные сведения: какого они возраста, чем занимаются в настоящее время или чем занимались, ну, и тому подобное. Я хочу побеседовать с каждым, вдруг обнаружится какая-нибудь зацепка, – объяснила я свою просьбу…

– Хорошо, я напишу, – пообещал Владимир.

Мы с Тамарой Семеновной вышли из коттеджа и сели в мой «Фольксваген». По дороге в больницу я стала «раскладывать по полочкам» то, что я сегодня услышала и увидела в коттедже. Получается, что преступник ждал того момента, когда в доме не будет ни домработницы, ни водителя. Когда Перегудников останется совсем один, чтобы можно было проникнуть в коттедж. Это во-первых. Во-вторых, если предположить, что преступник является жителем поселка, то получается, что он – один из соседей Перегудникова. Ну, может быть, и не ближайший, но сосед. Хотя те, кто проживает в поселке, так или иначе приходятся друг другу соседями. Теперь дальше. Какие отношения с соседями были у Перегудникова? Если следовать характеристике, которую дала своему брату Тамара Семеновна – добрый, отзывчивый, – то отношения должны быть добрососедские. О доброте доктора также говорила и его домработница Зинаида. Да и по словам Канареечникова, доктор – честный и порядочный человек.

Но ведь и у такого идеального человека могли возникнуть какие-никакие трения с соседями. Возможно, что он и не ссорился с ними в открытую. Или же с одними соседями он ладил, а с другими имела место напряженка. Тогда, если предположить, что нападение является делом рук такого соседа, то… Ведь дверь в коттедж открыта профессиональной отмычкой, опять же, надо уметь ею пользоваться. Хотя добыть сейчас отмычки, даже и профессиональные, – это не проблема.

Далее вызывает вопрос ножевое ранение. Оно не роковое, то есть не смертельное. А ведь преступник – высокий, сильный и далеко не пенсионного возраста – запросто мог бы расправиться с Перегудниковым. Почему доктора оставили в живых? Только потому, что преступник взял из сейфа то, что искал? Но ведь он наверняка этого не знал: он же ничего не просматривал, только покидал все в сумку и ушел. Не хотел идти на мокрое дело? Вряд ли он обладал огромным запасом человеколюбия.

Преступник взял ноутбук, мобильник, валюту, возможно, еще какие-то документы. Можно это квалифицировать как ограбление? До известной степени – да, это ограбление. Но ограбление какое-то непонятное. Почему преступник ограничился только ноутбуком, мобильником и документами, которые находились в сейфе? Ведь на самом, можно сказать, виду лежали ценные вещи: ювелирные украшения, столовое серебро, редкая коллекция марок. Ладно, пусть марки не в счет: преступника, если он не является филателистом и ничего в них не понимает, марки могли и не заинтересовать.

С другой стороны, ювелирные украшения не так-то просто сбыть с рук, запросто можно на этом погореть. С деньгами же все очень просто, они, помимо того что не пахнут, еще и примет особых не имеют, если, конечно, немеченые. Кроме того, не исключено, что и в ноутбуке, и в мобильнике находились ПИН-коды банковских счетов. Ведь, надо полагать, те деньги, которые лежали в сейфе, были далеко не последними.

Скорее всего, преступнику прежде всего нужны были все-таки деньги. К тому же он явно не был опытным преступником, потому что оставил доктора в живых, хотя и действовал ножом. Закоренелый урка точно бы знал, куда надо нанести удар, чтобы уж наверняка. Так вот, преступник вынудил Перегудникова сообщить ему код сейфа, затем пырнул его ножом – ведь доктор мог попытаться помешать ему осуществить задуманное, – а потом, опустошив сейф, устроил беспорядок и ушел.

Кстати, а зачем ему потребовалось выбрасывать книги из шкафов, рвать штору, сбивать вазу? Наверное, таким образом он хотел замести следы. В самом деле, когда все вещи находятся на своих местах – это одно, а когда кругом беспорядок, то гораздо труднее отыскать отпечатки пальцев, даже если преступник их и оставил. Он явно весьма не глуп, хотя может и не быть профессионалом. Но то, что действовал он не с бухты-барахты, а как минимум все просчитал и хорошо подготовился, – это факт.

Время для совершения преступления – раннее утро – тоже, как мне представляется, выбрано не случайно. Преступник знал, что домработницы и водителя в коттедже еще нет, стало быть, Перегудников находится дома один. Этот факт является еще одним доводом в пользу версии о том, что преступник живет в поселке. Или… В принципе, им мог быть и не житель поселка, но тот, кто был вхож туда. Например, кто-то из гостей проживающих здесь людей. Этот гость заранее прикрепил скрытую камеру наблюдения – наподобие той, которую установил Владимир Канареечников в коттедже Перегудникова. Сам же преступник спрятался где-нибудь в укромном местечке и поджидал того момента, когда коттедж покинут домработница и водитель и доктор останется совсем один. Да, но каким же образом ему удалось проникнуть на территорию поселка?

Я так и не нашла ответа на этот вопрос. Но мы уже почти подъехали к железнодорожной клинической больнице.

К справочному окну хирургического отделения выстроилась очередь из четырех человек. Но дежурная – толстая женщина неопределенного возраста с вытравленными волосами, забранными в конский хвост, – не обращая внимания на стоявших перед ней людей, самозабвенно говорила по телефону.

– Да ты что? – удивленно восклицала она. – Неужели не знаешь? Ну, как же так? Ты что же, совсем за ним не следишь, что ли? Бросила на произвол судьбы! Ага! Так я тебе и поверила! Не знаешь, какой консистенции у него стул, ну вообще! Ах, у него совсем нет стула? А с аппетитом как? Никак? Тоже нет? То есть он совсем, что ли, у тебя ничего не ест? И даже «Вискас» не ест? И от «Китикета» нос воротит?

Стоявшая перед самым окном женщина лет пятидесяти несколько раз кашлянула, наверное, для того, чтобы таким деликатным способом дать понять дежурной, что той наконец пора вспомнить о своих должностных обязанностях.

Дежурная зверем посмотрела на нее и неприязненно выдала:

– Вы что, не видите, что я занята? Не можете подождать, что ли? Это я не тебе, – сказала она своей собеседнице.

Очередь возмущенно зароптала. Дежурная демонстративно отвернулась и как ни в чем не бывало продолжила болтовню:

– Кому, спрашиваешь? Да вот некоторым тут очень не терпится! Так ты говоришь, что он и сырой фарш не хочет есть? А ты пробовала давать, да? Понимаю. Слушай, а ты попробуй дать тресковое филе. Уже? Ну, это уже вообще… Так что же ты сидишь сложа руки? Как – что? Срочно вези к ветеринару! Ну, ладно, я сейчас не могу говорить. Потом тебе позвоню. Когда народ рассосется. Да. Нет, лучше ты мне. Расскажешь, что ветеринар сказал. Ну, все. Пока. Целую. И тебе тоже. И ты передавай. Ага. Жду.

Закончив прощаться, дежурная положила трубку и повернулась к очереди передом:

– Ну?

Стоявшая перед окном женщина, та, которая кашлем пыталась привлечь к себе внимание дежурной, немного замешкалась. Тогда дежурная издевательским тоном произнесла:

– Вы же так спешили! А теперь что? Язык проглотили? Чего молчите-то? Спрашивайте, что вам нужно!

– Я хотела… мне нужно узнать, в какой палате лежит мужчина… – Она замялась.

– Ну? – снова прокурорским тоном спросила дежурная. – Вы что, не знаете его фамилию?

– Да нет, знаю, конечно. Ларионов его фамилия, – почти шепотом сообщила женщина и смущенно затеребила край простенькой косынки, наброшенной поверх скромного трикотажного костюма. – Ларионов Матвей Ярославович, – добавила она.

Дежурная начала листать журнал.

– Уже и на пенсию скоро, – пробормотала она, переворачивая страницы, – а все туда же: мужчинами, видите ли, интересуются!

– Слушайте, что вы хамите? – возмущенно спросила стоявшая позади женщина примерно такого же возраста. – Ваша-то какая печаль? Вы дать справку обязаны, вот и давайте!

Не обращая никакого внимания на ее слова, наглая тетка продолжала листать журнал:

– Ларионов, Ларионов… Что-то не вижу здесь такого. Он по «Скорой», что ли?

– Что, простите, вы спросили? – задала вопрос женщина в трикотажном костюме.

– Его «Скорая» привезла?

– Да, да, ему на улице плохо стало.

– Так бы сразу и сказали, что на «Скорой». – Дежурная отложила в сторону журнал и взяла другой.

– Вот, нашла, – сообщила она. – Больной Ларионов, вторая хирургия, десятая палата. Но сейчас вас к нему не пустят.

– Почему? – спросила женщина.

– А потому что к нему нет постоянного пропуска, так что после пяти часов приходите. А сейчас вас все равно не пустят, – повторила она.

– Скажите тогда, в каком он состоянии, – попросила женщина.

Дежурная с досадой посмотрела на нее и нехотя процедила:

– Состояние у вашего знакомого средней тяжести. Следующий!

Следующими по очереди были мы с Тамарой Семеновной. В это время у дежурной снова зазвонил телефон. Она радостно схватила трубку:

– Ой, это ты! Сколько лет… А что у тебя случилось?

Я было подумала, что речь снова пойдет о каком-то несчастном заболевшем животном, но на этот раз была другая тема:

– Ну, я же всегда говорила, что он у тебя – козел! А ты все не верила! Ну что? Теперь убедилась? Мой тоже козел! Да все они козлы! А ты вот что сделай: перестань ему готовить! Ага, он сразу станет как шелковый! Уже проверено. А…

Тут тетка замолчала, потому что я придвинулась к самому окошку и стала в упор смотреть на дежурную. Еще в Ворошиловке преподаватели отмечали мои способности к гипнозу, поэтому результат не замедлил сказаться. Тетка отвела трубку от уха и нервно спросила:

– Девушка, вам чего?

– Хочу получить справку, – невинным тоном произнесла я. – Ведь это справочная, не так ли?

– А вы что, не можете подождать? Я разговариваю, вы что, не видите?

– Подождать я не могу, к сожалению, не захватила с собой теплых вещей, – все так же спокойно ответила я. – А ваш разговор как раз может до самой зимы затянуться.

– Какие все умные стали, – буркнула дежурная.

– Не все стали умными, – возразила я ей, – в этом-то и проблема.

– Клаша, я тебе перезвоню попозже, – сказала дежурная в трубку, – тут одна шибко умная заявилась. Ну? – произнесла она свое ключевое слово.

– Больной Перегудников Владислав Семенович, поступил сегодня утром по «Скорой», – проговорила я на одном дыхании.

Дежурная снова начала листать журнал.

– Вам в первую хирургию, – наконец ответила она.

– А номер палаты? – спросила я.

– Он не в палате, а в реанимации. Восьмой этаж. Следующий!

– Идемте, Тамара Семеновна, – сказала я Алешечкиной, и мы направились к лифту.

Я нажала кнопку вызова, но ждать прибытия лифта пришлось довольно долго. Он то громыхал где-то на верхних этажах, то останавливался и снова приходил в движение, но до нас почему-то так и доходил. Можно было, конечно, подняться и пешком, но я была не одна. Наконец лифт спустился вниз, и его двери открылись. Из лифта вышли четыре человека, мы с Тамарой Семеновной вошли внутрь, а следом за нами в лифт втиснулись двое мужчин, судя по одежде, пациенты.

– Нам на восьмой этаж, – сказала я и уже собиралась нажать кнопку, как один из больных сообщил, что лифт поднимается только до шестого этажа.

– А как же подняться выше? – спросила Тамара Семеновна.

– Вам надо будет подняться до пятого этажа, потом пройти направо по коридору, там вы увидите еще один лифт, и вот он-то вас уже и доставит до восьмого этажа, – объяснил худощавый мужчина в домашней пижаме. – Только на шестой этаж не поднимайтесь, потому что там коридора нет.

– Да что же так все сложно-то? – спросила Алешечкина.

– А потому что проект такой! – ответил больной в пижаме.

– Бардак, натуральный бардак, а не проект, – выдал свою характеристику лифтовому хозяйству больницы другой пациент – хмурый толстяк с перевязанной правой рукой.

Тут лифт как раз доехал до пятого этажа, и мы с Тамарой Семеновной вышли. Не прошло и пятнадцати минут, как мы, преодолев все сложности со следующим лифтом, добрались до первой хирургии.

– Где здесь находится реанимация? – спросила я у проходившей мимо девушки в медицинской униформе.

– А туда посторонним нельзя, – авторитетно заявила она.

– Мы не посторонние, – возразила ей Алешечкина. – Я – сестра больного.

– Все равно нельзя, это же реанимационная палата, там только обслуживающий персонал находится.

– Скажите, у кого можно узнать о состоянии больного? – вступила я в разговор.

– Пройдите в ординаторскую, там вам все скажут. Прямо по коридору, – добавила она, увидев, что мы стоим на месте.

– Идемте, Тамара Семеновна, – сказала я Алешечкиной.

В ординаторской находился один-единственный молодой врач.

– Мы по поводу Перегудникова Владислава Семеновича, – произнесла Алешечкина, – хотим узнать о его состоянии.

– Его только что прооперировали, – сообщил врач, – я сам ассистировал.

– Ну как он, доктор? – взволнованно спросила Тамара Семеновна.

– Он сейчас под наркозом, – ответил врач, – состояние средней тяжести.

– Нам сказали, что к нему нельзя, – заметила Алешечкина.

– Естественно, в реанимации родственникам не место. Вот переведут его в общую палату, тогда – пожалуйста.

– Доктор, а когда его переведут из реанимации? – вновь задала вопрос Тамара Семеновна.

– Ну, кто же вам сможет ответить? – пожал плечами врач. – Все будет зависеть от его состояния.

– Сестра пострадавшего беспокоится о его безопасности, – пояснила я, – ведь на Перегудникова было совершено покушение.

– Вы напрасно беспокоитесь, у нас посторонние тут не ходят, – заверил врач.

– Я останусь и буду стоять у дверей реанимационной палаты, – раздался голос Владимира Канареечникова, который, видимо, стоял за дверью и мог слышать наш разговор.

Владимир открыл дверь и вошел в ординаторскую.

– Ну, вообще-то телохранитель Владислава Семеновича – это я, – возразила я водителю.

Врач с интересом посмотрел на меня.

– Я же говорю: в охране пациента нет никакой необходимости, – сказал он.

– Но я же могу стоять у входа в реанимацию? – упрямо спросил Канареечников.

– Можете, конечно, – ответил врач, – но…

– Спасибо вам за информацию, мы разберемся между собой, – произнесла я и, подхватив под руки Алешечкину и Владимира, повела их к выходу.

– Евгения, я вам тут составил список соседей Владислава Семеновича, как вы и просили, – когда мы вышли в коридор, проговорил Канареечников и сунул мне в руку лист бумаги. – Вы найдите того, кто все это сделал, а я тут подежурю.

Я подумала, что в его словах есть резон: чем быстрее я найду преступника, тем быстрее ликвидирую опасность, нависшую над Перегудниковым.

Глава 2

Из железнодорожной больницы мы с Тамарой Семеновной вернулись в коттеджный поселок. Я решила пойти к соседям Перегудникова, раз список, составленный Владимиром, был уже у меня в руках. Но сначала я занялась обследованием местности вдоль забора, который опоясывал поселок по периметру. Мне не давал покоя вопрос: как же преступник мог выбраться за пределы поселка? Поэтому для меня была важна всякая мелочь вроде поломанных веток или вмятин от ножек лестницы, если таковые имелись. Пригодились бы и окурки от сигарет, и пустые бутылки или банки. Все это могло бы пролить свет на то, каким образом преступнику удалось проникнуть на территорию поселка и выбраться из него.

Я, внимательно всматриваясь, пошла по дороге вдоль забора. Сначала ничего необычного не наблюдалось. Но вот мое внимание привлек небольшой участок рядом с кустарником. На первый взгляд это была как будто бы просевшая земля, забросанная ветками. Я подобрала валявшуюся рядом сучковатую палку и поворошила ветви. Так и есть! Кто-то сделал в этом месте подкоп.

Я, как гончая, которая взяла след, быстро вышла за пределы поселка и подошла к месту подкопа с внешней стороны. А здесь трава была примята, как будто бы на ней валялись. Или же что-то по ней волочили. Я тщательно обследовала участок и обнаружила небольшой кусок полиэтилена. Он был явно выдран из пакета. Нетрудно догадаться, что было в пакете: ноутбук, мобильник и документы из сейфа. Но теперь в картину преступления следовало внести коррективы: преступник был не один, у него имелся сообщник. Тот тип, который орудовал в коттедже Перегудникова, закончив свое дело, добрался до места подкопа, который был сделан заранее. С другой стороны уже находился второй преступник. Номер первый привязал конец веревки, или бечевки, или, наконец, лески к пакету, затем подергал веревку – ведь оставшийся моток тоже загодя был протянут через подкоп, – и номер второй, дождавшись условного знака, благополучно вытащил пакет наружу. А что он сделал дальше? Невдалеке я заметила следы от шин внедорожника, предположительно джипа. Значит, сообщник, забрав пакет, благополучно отбыл в неизвестном направлении. А вот куда делся тот, кто напал на Перегудникова? Это пока остается загадкой.

Я еще раз обошла предполагаемое место, где подельник дожидался преступника. Увы, никаких окурков, огрызков и пустых банок или бутылок я не нашла. Ну, разумеется, преступники ведь не олухи царя небесного, а очень даже профессионалы. Но кое-какой след я все-таки обнаружила. Это был отпечаток ботинка военного образца примерно сорок пятого размера. Я стала осматривать ветки росшего рядом дерева. На самой нижней из них висела нитка, да не простая, а тоже армейская. Ошибиться я не могла. Уж у меня-то, как ни у кого другого, на эти дела глаз был наметан. Скорее всего, преступник зацепился за ветку одеждой.

Я снова вернулась в поселок. Но на этот раз я выбрала не основную улицу, а тропинку, которая шла параллельно ей. У меня мелькнула мысль, что преступник, чтобы не засветиться, мог решить пойти в обход, или, как говорят в народе, пробираться огородами. Я тоже нашла неприметную на первый взгляд тропинку, которая и привела меня от самого подкопа к коттеджу доктора. Кроме того, в одном месте, где земля была наиболее рыхлая, я обнаружила и второй след от армейского ботинка.

Я развернула лист со списком соседей Перегудникова, который составил Владимир. Ближайшими соседями в нем значились супруги Шерстобитовы, Капитолина Николаевна и Георгий Прокопьевич. Я подошла к калитке и позвонила. Вскоре дверь открыла женщина лет шестидесяти.

– Здравствуйте, – сказала я, – я расследую нападение на Владислава Семеновича Перегудникова, вашего соседа, меня зовут Евгения.

Женщина понимающе кивнула.

– А я – Капитолина Николаевна, проходите в дом, – пригласила она.

Коттедж Шерстобитовых тоже был одноэтажный, как и у доктора. Пока я шла по поселку, я обратила внимание на то, что таких коттеджей было больше, чем навороченных, двух– или трехэтажных, с башенками, балконами, балюстрадами и прочими изысками.

Капитолина Николаевна провела меня в гостиную и предложила чай. Пока она его готовила, я рассматривала комнату. Она была выдержана в деревенском стиле, с полотняными дорожками, деревянной мебелью и другими элементами подобного декора. Еще в прихожей я обратила внимание на подставку для зонтов, выполненную из березового полена. Потолок в гостиной был беленый, а стены оклеены бумажными обоями коричневато-зеленого оттенка с рисунком из небольших листочков. Шторы были подобраны в тон обоям. Очень эффектно смотрелся ажурный тюль, доходящий до середины окна, на подоконнике которого стояли горшки с геранью.

Мебель в гостиной стояла самая обычная: диван, посудный шкаф, журнальный столик и два кресла, все из дерева. Диван и кресла были застелены накидками, напоминающими домотканое полотно, столик покрывала вязаная кружевная салфетка.

В посудном шкафу стояли белые тарелки с нарисованными цветами, птичками и листьями, а также пара пузатых кувшинов, украшенных ярким орнаментом. На центральной полке шкафа находилась явно дизайнерская «штучка» – чашка в виде половинки яблока.

Капитолина Николаевна вскоре вернулась, неся расписной поднос, уставленный заварочным чайником, чашками из тонкого фарфора, а также розетками с вареньем и вазочками с печеньем и конфетами. За чашкой вкусного, ароматного травяного чая я завела разговор на интересующую меня тему.

– Скажите, Капитолина Николаевна, вы что-нибудь необычное слышали или видели сегодня утром? – спросила я.

Женщина помолчала, потом ответила:

– Нет, ничего такого не было.

– А домашние животные у вас есть? Ну, кошка, собака? Может быть, они вели себя не так, как всегда?

Капитолина Николаевна горестно вздохнула:

– Когда мы только переехали в новый коттеджный поселок – не сюда, этот дом у нас уже второй по счету, все начиналось хорошо и радостно: стройка, ремонт, знакомства, новые перспективы и преимущества. Мы завели кошечку, о которой мечтали, еще когда жили в городе. Но нашим соседям мы почему-то не понравились. А наша кошечка – так тем более. Выяснилось это случайно: я была дома, соседка, думая, что никого нет, бросила в мою кошечку камнем. На мое замечание, что можно шугнуть кошку, а не камнями бросать, она начала вопить, что у нее на огороде все сохнет. В чем связь, я так и не поняла. Там, где мы раньше жили, была глинистая кислая почва, естественно, что ничего не росло, ведь чернозем или перегной соседи не завозили, потому что экономили. Хотя на показуху у них времени, сил и денег хватило: и лужаечку перед домом засеяли, и гараж быстро построили, и забор глухой поставили. Потом я поняла, что эта ситуация была просто поводом, спусковым крючком. Со злости соседка решила нашу кошку отравить, но отравила только соседскую собаку. Когда мы переехали сюда, мы уже не стали заводить ни кошку, ни собаку: уж очень печальные воспоминания у нас остались.

– Понятно, – произнесла я, – а что вы можете сказать о своих здешних ближайших соседях?

– Ну что я могу сказать? Здесь живут люди интеллигентные, не в пример моей тамошней соседке. Я вообще была в шоке, когда увидела, как эти странные соседи – по старому поселку – сливали канализационные воды в русло ручья, который находился рядом с нашим забором. Это же все попадает в грунтовые воды, которые мы все пьем (у нас своя скважина). Мы стали следить за ней, но поймать ее за руку все никак не получалось. Мы с мужем тогда написали на них заявление. Приехали представители из администрации, мы им все показали, они сказали, что примут меры. Но соседи как сливали все это, так и продолжали сливать, а мы для них стали врагами. Нашли на чем сэкономить! – возмущенно проговорила Капитолина Николаевна. – Они явно люди не бедные, самые первые из всех жителей поставили гараж и баню. Пенсия у них очень даже приличная, да и зарабатывают ремонтом неплохо.

– Хорошо, давайте теперь поговорим о тех людях, которые живут здесь, в поселке «Тарасовский Изумруд», – попыталась я направить беседу в нужное русло.

– Ну, а что они? Я же говорю: порядочные люди. Вот взять хотя бы Владислава Семеновича. Добрейшей души человек, великодушный, отзывчивый. Скольким он помог! Кого от запоя вылечил, кого от наркомании. Я уж вам по секрету скажу, – тут Шерстобитова понизила голос, – у моей внучки было ночное недержание мочи, энурез по-научному называется. Уж сколько времени родители с ней мучились. По каким врачам только не ходили, ничего не помогало. А Владислав Семенович провел несколько сеансов, и все прошло. Как рукой сняло! И у какого мерзавца рука на него поднялась! Вот если бы это произошло там, где мы раньше жили, я бы ничему не удивилась. Мои тамошние соседи, кроме всего прочего, еще и нечисты на руку были, воровали всё, даже шланг для слива. Поначалу воровали даже перегной у нас, который мы купили, но развезти не успели, причем тележками таскали, не стесняясь. Муж это увидел случайно, когда неожиданно в обед заехал домой по делам. Странные люди, как так можно? – Капитолина Николаевна пожала плечами. – Есть ли у них совесть? Впору было хоть забор сплошной, высокий ставить, чего мы не планировали. А как иначе? Никак. Мне внучатая племянница так и сказала: «Тетя Капа, есть компромисс. С теми соседями, чьи взгляды на жизнь не совпадают с твоими, – три метра бетона стены, с другими – сеточка, цветочки и общая калиточка. Я б от таких соседей не то что забором – рвом с крокодилами отгородилась бы». Но мне, Евгения, никогда не хотелось жить с трехметровым забором. Вот за границей любо-дорого смотреть на лужайки возле домов, а любой шум соседей наказывается полицией.

«Видно, проживание в прежнем коттеджном поселке Капитолине Николаевне далось очень нелегко, – подумала я, – поскольку она и сейчас вспоминает все перипетии той жизни. Но если она и дальше будет говорить о своем, то я ни на шаг не приближусь к цели своего визита».

– …дома из поколения в поколение переходят, – продолжала Шерстобитова, – все друг друга знают и помогают друг другу. Я думаю, немаловажно, что в этой нашей «старой» части поселка не понты, как сейчас выражается молодежь, и башенки важны. Хотя есть и очень обеспеченные люди, и очень красивые дома. Я помню, когда мы вырвались из хрущёвки в центре города в свой дом, то вздохнули наконец свободно. А на городской квартире, представляете, Евгения, были постоянные разговоры с соседями о том, что вы «двигали табуретками в час ночи на кухне» или «почему вы дома носите обувь на каблуках?», и многое прочее, что вроде бы ерунда. Но феном в квартире я пользовалась до двадцати трех часов, чтобы, не дай бог, не разбудить соседку через стенку. Вот так! – Капитолина Николаевна перевела дух и отхлебнула уже успевший остыть чай.

– Ой, чай совсем остыл, пойду заварю новый, – сказала она и направилась на кухню.

Вскоре она вновь появилась с заварочным чайником в руках.

– Давайте, Женя, я и вам налью. Да, вы вот спрашивали про собак и кошек, не вели ли себя они как-то необычно? Так вот, у моей ближайшей соседки, Регины Васильевны Ширшовой, есть и пес и кот, Тимур и Барс. Ну, естественно, живут они как кошка с собакой. Как только бедная Региночка выдерживает весь этот кильдим, ума не приложу. Говорит, что не может расстаться ни с одним из них. Хотя это еще что! Вот у моей соседки по городской квартире было целых три кошки, представляете!

– Капитолина Николаевна, так что там с животными Регины Васильевны приключилось? – вернула я Шерстобитову в тему.

– Так вот, – продолжила словоохотливая женщина, – рано утром сегодня – сколько было времени, не скажу, не знаю, потому что на часы не смотрела, – проснулась я от жуткого собачьего лая. Ну, думаю, это Тимур надрывается, только с чего бы это? Может, это он на Барса ополчился в очередной раз, чего-то они там не поделили? В общем, побрехал он, побрехал и вдруг неожиданно заткнулся.

«Значит, в это время здесь находился преступник, – подумала я, – ведь неспроста же залаял этот Тимур. И время – раннее утро – совпадает».

– Капитолина Николаевна, а к вашему дому можно пройти обходным путем? – спросила я.

– Нет, – ответила Шерстобитова, – к нам – только по главной улице.

– А к кому из жителей поселка тоже нельзя пройти окольными путями?

– К Масловаровым нельзя. Это муж с женой, они тоже пенсионеры, их дочка руководит строительной организацией, такая деловая, хотя и молодая совсем, еще и тридцати нет, но хватка – ой-ей-ей! – похвалила женщина преуспевающую бизнес-леди. – Так вот, они живут в поселке не круглый год, а с мая по ноябрь, а потом уезжают в город.

– Получается, что у них здесь что-то вроде дачи? – уточнила я.

– Нет, это жилой дом, в нем можно жить и зимой, но зимой он пустует. А летом сюда приезжают внуки Масловаровых, потому что дочка с зятем занимаются бизнесом, и им, сами понимаете, не до детей. Хотя я не понимаю, как можно отодвигать воспитание детей на второй план? – Шерстобитова неодобрительно покачала головой.

– Капитолина Николаевна, вы говорили, что Масловаровы – не единственные, к кому нельзя пройти окольным путем, – напомнила я.

– А, ну да, конечно, еще семья Найденовых. Они музыканты: муж, жена и их дочь. Знаете, так интересно получилось: сначала они жили в Тарасове. Супруги преподавали в консерватории, она – фортепиано, он играл на каком-то духовом инструменте, кажется, на флейте. Ну а дочка тогда училась, тоже, естественно, в консерватории. А потом они уехали в Москву, там обосновались. А сюда приезжают во время отпуска.

«Накладно, наверное, иметь коттедж только для того, чтобы заезжать сюда в отпускное время, – подумала я, – ведь его содержание стоит немалых средств».

– Да и то сказать, расположен их коттедж не очень удачно, как, впрочем, и у Марии Григорьевны Афониной. К ней тоже вход только со стороны дороги.

– А почему неудачно? – спросила я.

Кажется, Шерстобитова перестала отвлекаться на побочные темы и стала говорить по делу:

– Ну, судите, Женя, сами. Поселок наш сам по себе хороший, сосны, речка близко, ходят маршрутки. Первоначально он числился в черте города, там в свое время начали строиться «новые русские». А знаете, какое название он имел поначалу? Его закономерно назвали Кулацким. Ну да, Кулацкий поселок. Единственный недостаток этого поселка – теснота. Участки слишком маленькие. Ну, построил ты себе коттедж, хоть трехэтажный, хоть с балконом, хоть без него. Так какой смысл в этом коттедже, если он окнами на точно такой же коттедж смотрит? Никакой даже тебе иллюзии уединения. А земля все ж таки дорогая, не всем даже обеспеченным по карману, поэтому изначально люди на участках экономили, брали понемножку. Ну, и вот результат: улица с прилепившимися друг к дружке вплотную разнокалиберными домами. И ладно, если с соседями повезло и можно по утрам перемигиваться из окошка в окошко. А если не повезло, как мне?

Я почувствовала, что Капитолина Николаевна тихо, но верно сползает к теме «Я и мои непорядочные соседи», и задала упреждающий вопрос:

– Капитолина Николаевна, а что же с Марией Григорьевной?

– А что с ней? С ней все нормально. Она раньше работала главврачом медсанчасти, да и покойный ее супруг был генералом. Теперь вот живет здесь, а в городе у нее остались дочь, тоже врач, и внук, естественно, тоже врач, только будущий, сейчас учится в медицинском университете.

– Дочь с внуком давно навещали Марию Григорьевну? – спросила я.

– Давно, – ответила Шерстобитова. – Дочь и внук находятся сейчас за границей на курорте. Ну да Мария Григорьевна – женщина еще крепкая, опять же, домработница у нее имеется, так что с покупкой продуктов никаких проблем нет. А вот в соседях у нее, – Капитолина Николаевна понизила голос, – сектанты!

– Неужели? – удивилась я. – Как же так получилось? Ведь сектантов к «новым русским» никак не отнесешь.

– Мария Григорьевна построила себе маленький, хотя и двухэтажный, коттедж, но без всяких там фонтанов и прочих наворотов. Участок ее сейчас вполне благоустроен, а когда-то был весь завален строительным хламом. Я почему это знаю, потому что на наших глазах строительство шло. Ну, так вот, а напротив ее будущего коттеджа стоял массивный особняк, его построил сосед – какой-то бывший криминальный авторитет лет под пятьдесят. Приезжал он редко – этот дом был его летней резиденцией, а жил он в основном в городе. А потом, примерно через пару лет, он развелся с женой и насовсем переехал в этот свой «летний» дом. Он только на словах был «летней» резиденцией, а так – вполне жилой дом, кирпичный, добротный, с хорошей котельной, водопроводом и прочими удобствами. Отдельно располагалась основательная баня размером практически с сам дом. Все было бы ничего, но, разведясь, этот сосед-авторитет принялся безудержно пить. Иногда один, иногда с шумными компаниями, по несколько дней, с огромными колонками, вытащенными на улицу, с помывками в бане в компании женщин легкого поведения, пением под гитару и фейерверками до утра, пару раз был даже живой оркестр. Никакие доводы про маленьких детей не работали. Соседу было наплевать на все вообще и на маленьких детей в частности. У него неделями был совершенно бессмысленный вид – то ли алкоголь, то ли наркотики, то ли и то и другое сразу. Пару раз у него случался пожар. Напившись, он мог валяться в огороде всю ночь, а наутро вызывал такси, чтобы ему привезли новую партию выпивки. Несколько раз по ночам настойчиво напрашивался к нам в гости, когда было не с кем выпить! Представляете, Женя? «Ты меня уважаешь?» – орет и все такое. Кроме безудержного пьянства, он еще любил пострелять. Выйдет из бани, обвязанный полотенцем, поставит на соседский забор банки и бутылки и начинает стрелять по ним из двустволки, а потом и из пистолета. Бедная Мария Григорьевна! Милицию она вызывала раза четыре, еще несколько раз с соседом по-хорошему говорили знакомые внука, не боявшиеся криминальных авторитетов. А ему – хоть бы хны! Все разводили руками: ну вот такой он придурок, что с него взять, пальцем у виска крутили. Посадить – никак. Отнять оружие – тоже никак. Кончилось все тем, что он прострелил своему приятелю во время пьянки то ли ногу, то ли руку и с тех пор со стрельбой завязал.

Я слушала всю эту сагу про соседа-авторитета только потому, что у меня возникло предположение о причастности пьяницы и дебошира к нападению на Перегудникова. Оказалось, что в этой истории произошел неожиданный поворот.

– Наконец этот авторитет допился до белой горячки и скончался, – сообщила Капитолина Николаевна. – И вот через полгода после его смерти в этот дом заселился главарь какой-то секты. Мы все были в шоке, любая секта – неприятное соседство само по себе, даже если не учитывать того, что периодически туда наезжали кавалькады из разномастных машин, среди которых преобладали дорогие внедорожники. Все машины полностью на участке не помещались, их оставляли снаружи, перегораживая подъезд к дому Марии Григорьевны. На попытку сделать замечание ей ответили довольно грубо: заткнитесь и быстро-быстро идите отсюда и больше не отсвечивайте, тогда мы, так и быть, вас не тронем. Все правоохранительные органы, кстати, были в курсе и благожелательно относились к проживанию сектантов, их времяпровождению и вообще любой деятельности. Секта функционировала еще несколько лет, даже после официального закрытия. Там постоянно происходили какие-то события. Сходки, хоровые пения, массовые забеги по снегу босиком. Молебны с кострами до неба. Пару раз этих сектантов пыталась взять штурмом какая-то группа лиц без опознавательных знаков. Несколько раз случался массовый приезд полиции. Сейчас там тихо, дом уже пару-тройку лет стоит нежилой, но время от времени туда приезжают какие-то люди и по несколько дней там тихонько живут. Потом уезжают – и опять несколько месяцев тишина и покой.

– А сейчас там кто-нибудь живет? – спросила я, еле дождавшись окончания всей этой истории.

– Нет, слава богу. Вот уже с месяц никого там нет, – ответила Шерстобитова, – во всяком случае, никого не видно и не слышно.

«Ну, то, что никого не видно и ничего не слышно, – это еще ни о чем не говорит. Преступник узнал, что в доме никто в данный момент не живет, – рассуждала я. – Он мог заранее там обосноваться, проследить за домом Перегудникова, дождаться, пока доктор останется один, и, сделав свое дело, снова вернуться к сектантам, чтобы там временно отсидеться. Надо будет наведаться в этот дом с такой богатой историей».

– Ах, Женя, – между тем продолжала Капитолина Николаевна, – я вот вспоминаю то время, когда здесь были пустующие участки, пока не началось бурное строительство. А уж как началось, то все – прощай, спокойная жизнь! Особенно рьяно кипела стройка у Ларисы Сергеевны, соседки через два дома, – практически круглые сутки. Строители – восточной внешности молодые мужчины числом около десятка – жили там же, в вагончике. Шумели своими бетономешалками, гоготали, подначивали Ларочкиных гостей. А в соседях у Ларисы была молодая мама с трехлетней дочкой, Наташа ее зовут. Я однажды была свидетелем того, как эти строители, когда Наташа со своими подружками загорала у себя на участке, начали делать через решетку забора различные соблазнительные, ну, естественно, с их точки зрения, предложения, один даже сделал попытку перелезть через забор. Прямо по рабице, как обезьяна. Наташа и ее приятельницы тогда от греха подальше ушли в дом, загорание было испорчено, да и черт бы с ним, ультрафиолет вообще вреден. Но ведь эти труженики стройки заговаривали с Наташиной дочкой, просовывая через ячейки забора то конфетку, то кусочек шашлыка. Наташа не выдержала и в конце концов поставила трехметровый забор, но стройка к тому времени уже была завершена.

– А… – Я попыталась остановить Капитолину Николаевну, потому что меня больше интересовал сегодняшний день, точнее сказать, сегодняшнее утро, а не дела минувших дней, но Шерстобитова, не сбиваясь, продолжала на одном дыхании:

– А после окончания стройки в огромный дом въехал какой-то большой полицейский чин. Вообще непонятно, зачем Лариса затевала всю эту стройку, если сама, как выяснилось, не собиралась там жить. Ну да ладно. Казалось бы, все неприятности должны были закончиться, и на самом деле там воцарилась тишина на довольно долгое время. Но потом этот чин начал доставать бедную Наташу: то у нее слишком долго гости на веранде сидят, то чересчур громко скрипят ворота в гараже, то собака гавкает… А потом и жена этого чина, поджав губки, выговаривала Наташе за то, что ее дочка громко кричит и смеется, когда играет. На собственном участке ведь играет ребенок, заметьте, Женя. В общем, соседи – они всегда такие соседи. Хоть в пятиэтажной хрущевке, хоть в коттеджном поселке. – Капитолина Николаевна, сделав сей неутешительный вывод, махнула рукой. – А еще в ближайших соседях у Владислава Семеновича находится писательница Мариэтта Рассказова, – вдруг разом покончив с воспоминаниями, сообщила Шерстобитова. – Женщина она в годах, в основном сидит дома и строчит свои романы, лишь изредка выезжает на бежевых «Жигулях». И наконец, еще одна соседка – Куриганова Валерия Михайловна. Вернее, это семья: муж с женой. Но муж ее почти здесь и не бывает, все время в длительных командировках. У них значительная разница в возрасте, ей на вид можно дать не больше тридцати, а ему уже под пятьдесят. И кстати, Валерия у него вторая жена. Очень хорошо устроилась, надо сказать, – с осуждением произнесла Капитолина Николаевна. – Работать – не работает, а зачем ей? Муж обеспечивает, потому и увела его из семьи. Когда ее муж в командировку отправляется, то по утрам она выезжает в город, весь день неизвестно где проводит, а под вечер обратно приезжает. Бывает, что и не возвращается, где-то у любовников ночует. А что? Скажете, хранит верность мужу? – задала она риторический вопрос. – Как же! Заведет свой «мерин» и была такова!

– А сейчас ее муж дома? – спросила я.

– Нет, сейчас он как раз в командировке, – ответила Шерстобитова. – Ах, Женя, как все переменилось, как переменилось! Ну разве наше поколение могло вот так в открытую крутить шашни на стороне? И вот еще один момент: в наше время была только одна форма брака – законный, то есть зарегистрированный в загсе. А все остальное – просто сожительство. А что сейчас? Столько их развелось, этих браков, что и не упомнить, какой как называется. И пробный брак, и гостевой, и гражданский, и бог знает еще какой. А на самом деле никакого брака и нет, есть сожительство. Или вот еще: по паспорту – муж и жена, все чин чинарем, а живут раздельно, у него своя квартира, у нее своя. Ну и как это все можно назвать? Да, Женя, хочу вас предупредить. Если надумаете покупать коттедж, обходите стороной поселок «Волжская отрада», – Капитолина Николаевна вновь резко поменяла тему. – Даже врагу не пожелаешь там поселиться! Представляете, в самом центре располагается большая конюшня, три или четыре цыганских дома, в свое время известных тем, что все их обитатели приторговывали наркотиками – правда, не знаю, как сейчас, да все так же, наверное, – и один большой питомник алабаев. Это такие среднеазиатские собаки, овчарки ростом с теленка, злющие, как дьяволы. Кстати, у нас тоже один тут завел себе алабая, это когда из-за его пьянства жена его бросила. Ну, а алабаю-то все равно, он только зубы свои показывает размером с акульи и рычит так, что земля дрожит. Но вот однажды он чуть не разорвал одного смельчака, который тоже спьяну полез на его хозяина. Ну, знаете, как это водится: сидят, выпивают, душа в душу, все хорошо, все замечательно, потом одному собутыльнику что-то там такое не понравится, и все! Прощай, дружба! Так вот этот смельчак только успел замахнуться, а алабай как вцепится ему в глотку, едва не загрыз, да! Хорошо еще, что хозяин собаки не успел упиться до потери пульса, а крикнул алабаю, что там обычно кричат в таких случаях, а то бы все, конец! Так вот, Женя, я все же докончу про «Волжскую отраду». Зимой там сугробы по уши, воет ветер, ни одного магазина, и даже на собственной машине не всегда можно выехать. Врачи туда не ездят, а приглашают к себе на прием в поликлинику. Весной и летом там каждый год горят торфяники вдоль реки, летом и осенью достает комарье со страшной силой, и мне вообще неясно, почему там одна сотка земли стоит, как благоустроенная двушка в городе?

Мне тоже было непонятно, как это Капитолина Николаевна умудряется соединять в своем рассказе совершенно не относящиеся друг к другу темы, однако из беседы с ней я выяснила две важные вещи. Во-первых, есть пустующий коттедж, в котором проживали сектанты. И есть «соломенная вдова» Валерия Михайловна Куриганова, которая от скуки рассекает на «Мерседесе» и вполне может привезти в поселок любовника. А он, возможно, и есть тот самый преступник.

– Спасибо вам, Капитолина Николаевна, за чай и разговор, – поблагодарила я Шерстобитову и встала из-за стола. – А как вы считаете, мог кто-нибудь из жителей поселка совершить нападение на Владислава Семеновича?

– Нет, Женя, – заверила меня Капитолина Николаевна, – мы уже с Георгием Прокофьевичем – это мой муж – всех наших обсудили и пришли к выводу, что никто из постоянно здесь живущих не мог совершить такое зло. Георгий Прокофьевич перебрал всех мужчин поселка, ну не подходит ни один из них! Если только пришлый какой…

Я вышла от Шерстобитовой. Уже стемнело, и я подумала, что сейчас самое время наведаться в пустующий дом бывшего сектанта. А вдруг преступник именно там и прятался? Тогда в доме должны обязательно остаться следы его пребывания, возможно, даже улики, которые смогут дать дополнительные подсказки, как его найти.

Я вошла на территорию этого участка, вынув пару досок из довольно расшатанного забора. Участок был неухоженным, а точнее, просто заброшенным. Видно было, что постоянно здесь никто не живет, а наезжает от случая к случаю. Сам дом снаружи производил довольно мрачное впечатление: массивная дубовая дверь парадного входа, выкрашенная синей краской крыша, давно не мытые окна. Пробираясь сквозь заросли крапивы и шиповника, я обошла дом по периметру и обнаружила, что здесь имеется еще одна дверь, своего рода «черный ход».

Я решила зайти в дом с тыльной стороны. Вытащив из сумки свои универсальные отмычки, я открыла ими дверь и вошла внутрь. Длинный коридор вел в комнату с распахнутыми дверями, наверное, это была гостиная. Но сначала я открыла дверь, которая находилась недалеко от входа. Это оказалась ванная комната. Выглядела она неприглядно: плитка местами обвалилась, на стене над старой полуразбитой раковиной висело треснувшее зеркало. Оно было измазано чем-то красным. Сначала я подумала, что это кровь, но потом поняла, что ошиблась: это была краска. В углу стоял разбитый, давно не чищенный унитаз.

Затем я вновь вышла в коридор, прошла его и оказалась в большой комнате, которая, очевидно, служила хозяевам гостиной. Она была просторной, середину ее занимал огромный деревянный стол прямоугольной формы, а под потолком висела большая люстра, тоже деревянная. Такую люстру я видела впервые. Стены гостиной были увешаны картинами, изображавшими кресты, лебедей, корабли, еще, кажется, Китежград или что-то в этом роде. Я вышла из гостиной и прошлась по остальным комнатам. Их было пять. Меблировка была старая и довольно аскетичная: узкие кровати, по одному стулу в каждой из комнат, комод. В комнатах, да и в гостиной тоже у стен стопками лежала литература на религиозные темы. Но никаких следов недавнего пребывания кого-либо в доме я не заметила. На втором этаже было три комнаты с такой же обстановкой, как и на первом этаже, без излишеств. Необследованным остался только подвал. В него я решила заглянуть напоследок. Может быть, именно в нем скрываются какие-нибудь интересные вещи?

Спустившись по ступенькам вниз, я открыла дверь и посветила фонариком. Вообще-то на стене я увидела коробку с рубильником, но не стала рисковать, включая свет, мне вполне было достаточно света фонарика. Подвальное помещение было завалено какими-то станками, похожими на типографские. А может быть, это и есть типография? Сектантская, разумеется. Ведь видела же я в доме гору книг подобного содержания.

Я прошла в глубь подвального помещения. В бетонном полу я увидела небольшие канавки, которые напоминали отверстия для водостоков. В стене тоже находились отверстия, но забранные решетками. Я остановилась и, присев, наклонилась над водостоками. Приглядевшись, я увидела, что в некоторых местах их стенки были покрыты каким-то налетом, он был темный и напоминал ржавчину. То ли краска, то ли… Кровь? А что, вполне возможно, если речь идет о сектантском жилище.

Я выпрямилась и тут заметила еще одну дверь, стальную, без ручки, в ней имелась только замочная скважина. Интересно, что в ней находится? Может быть, это комната, где складируются ритуальные жертвы? Как ни странно, но мои универсальные отмычки в данном случае оказались бессильны. Внимательно все осмотрев, я поняла, в чем дело: замочная скважина была намертво чем-то залита. Скорее всего, помещением, которое находилось за этой дверью, перестали пользоваться. Ну и ладно. Главное, что в подвале ничего подозрительного не оказалось: нет никаких следов проникновения в дом преступника. Все замки на месте, двери и окна целые.

Я вышла с территории сектантской обители и направилась в коттедж Перегудникова.

– Тамара Семеновна, – обратилась я к сестре доктора, которая вместе с домработницей хлопотала на кухне, – что вы можете сказать о пациентах Владислава Семеновича?

Алешечкина вытерла руки о полотенце и сняла фартук.

– Пойдемте в комнату, Женя, – сказала она.

– Пациенты у Владислава были разные, – начала женщина, – были и дети, и взрослые. И диагнозы тоже были разные. Например, брат лечил одну девочку от энуреза. Другой ребенок, мальчик, страдал заиканием, стеснялся посещать школу, родители совсем отчаялись. Ну, а взрослые… Тоже разные случаи были. Вот одна девушка хотела покончить с собой из-за несчастной любви, каким-то чудом удалось ее снять с крыши буквально в считаных сантиметрах от края. Мужчина едва не сбил пешехода, так после этого не мог сесть за руль. К брату обращались и люди, которые пытались бросить курить, но самостоятельно у них это не получалось. Еще были случаи алкоголизма, наркомании и даже клептомании.

– А сколько таких пациентов вел Владислав Семенович? – спросила я. – Двадцать, тридцать?

– Думаю, с десяток наберется, – ответила Алешечкина и, увидев на моем лице удивление, пояснила: – Понимаете, Женя, работа психиатра требует помимо душевных еще и временных затрат. Недаром же в клиниках на прием одного больного отводится времени почти в два раза больше, чем у врачей остальных профилей. Психотерапевту, чтобы понять причину болезни, необходимо поговорить с пациентом не пять минут, а гораздо больше.

– Ну, хорошо, а кто конкретно был у Владислава Семеновича в пациентах? Фамилии можете назвать?

– Извините, нет. Я думаю, и сам брат не стал бы этого делать. Ведь проблемы у пациентов Владислава очень деликатные.

– Я вот о чем подумала, Тамара Семеновна, ведь наверняка у вашего брата имелась записная книжка, где были записаны фамилии пациентов, а также их адреса.

Алешечкина отрицательно покачала головой:

– Нет, Женя, Владислав соблюдал полную конфиденциальность по отношению к своим пациентам, поэтому никаких записей он не делал.

– Но не мог же он все держать в голове, – недоумевала я.

– Обычно он записывал данные пациента на отдельном листке бумаги, там были фамилия, имя, отчество и адрес. Этот листок он брал с собой, когда выезжал на дом, а потом уничтожал.

– А когда нужно было ехать повторно, он снова все записывал? – спросила я.

– Совершенно верно, – подтвердила Тамара Семеновна. – Владислав считал, что так надежнее всего.

Я подумала, что если спрошу о пациентах Перегудникова его водителя, Владимира, то и от него не дождусь ответа. Но, поразмыслив, я подумала, что вряд ли знание конкретных фамилий приблизит меня к разгадке нападения на Перегудникова. В самом деле, ну, получила бы я список фамилий пациентов доктора, и что? Напасть на него мог и кто-то из тех, кого он лечил совсем недавно, а возможно, что и кто-то из больных, проходивших лечение много лет назад. Можно только гадать о причине нападения да перебирать варианты до скончания века. Здесь надо было искать другой путь.

Гораздо более перспективным мне виделся вариант с работой Перегудникова в психоневрологическом диспансере. Возможно такое, что нападение на доктора имеет связь с его пребыванием в этом лечебном заведении на посту одного из членов комиссии (а может быть, и председателя), которая проводит судебно-психиатрические экспертизы? Вполне возможно. Предположим, что некто совершил тяжкое преступление и психиатры признали его невменяемым. Последствием такого заключения стало принудительное лечение в психиатрической больнице. А там, как известно, условия мало чем отличаются от колонии строго режима, кроме того, там еще и накачивают нейролептиками.

Но одно дело, если этот некто действительно совершил преступление. А если произошла ошибка? Если обвинили человека, который был совершенно непричастен к этому преступлению? Допустим, ему каким-то образом удалось выйти из психбольницы или он сбежал. И вот он принял решение поквитаться с теми, кто способствовал его заточению, по сути дела, в ту же тюрьму.

Ведь он забрал из сейфа документы, а также мобильник и ноутбук. Зачем он это сделал? Может быть, он хотел узнать о пациентах доктора? Однако ему не было известно о том, что Перегудников все данные записывает на листках, а потом рвет их. А возможно, что у преступника имелись какие-то иные мотивы, предполагать которые весьма и весьма затруднительно. Потому что если моя версия верна, и нападение совершил бывший психиатрический больной, то логики в его действиях ждать не приходится.

Значит, решено, завтра с утра еду в психоневрологический диспансер. А сейчас отправлюсь-ка домой. Я уже встала со стула, как зазвонил телефон. Тамара Семеновна сняла трубку:

– Алло, да, я слушаю. Это вы? Вы ничего не знаете? На Владислава Семеновича сегодня утром было совершено покушение… Нет, он остался жив, его прооперировали… Да. Хорошо, приезжайте. – Она положила трубку.

– Женя, сейчас звонил один из пациентов Владислава, вернее, отец пациентки, Тузулайкин Виктор Павлович. Владислав сегодня должен был проводить сеанс лечения его дочери, вот он и интересуется, что произошло. Он находится недалеко от поселка, так что скоро подъедет. Подождете его? – спросила Алешечкина и, не дожидаясь ответа, предложила: – Давайте пока пообедаем, Зинаида Александровна приготовила очень вкусный борщ.

Борщ действительно был просто объедение: наваристый, ароматный, густой. Мы только-только все втроем его доели, как появился Тузулайкин – высокий широкоплечий мужчина лет шестидесяти или около того, с седыми волосами, подстриженными под «ежик». Алешечкина представила ему меня как частного сыщика. Я не возражала, ведь я действительно в данный момент выполняла функции частного детектива. Мы разговорились. Оказалось, что Виктор Павлович воевал в Афганистане, а теперь он – крупный тарасовский предприниматель и глава «Промышленного союза» Тарасова.

– Евгения, вы обязательно найдите того, кто совершил это гнусное дело, – попросил Тузулайкин, когда узнал подробности произошедшего, – я ведь Владиславу Семеновичу жизнью обязан. После Афгана вернулся я домой и – не поверите – жить не захотел! В той мясорубке уцелел, а к нормальной жизни никак не мог привыкнуть. Все время у меня перед глазами стояла жуткая картина: как мы под непрерывным пулеметным огнем душманов пробиваемся в ущелье, чтобы помочь нашим, попавшим в засаду. Только через день мы смогли добраться до этого места. А как добрались… Трое суток мы выносили трупы, раненых практически не было. Никогда больше я не видел вокруг столько крови, как в том бою. Со всех сторон свистят пули, живые бойцы прикрываются мертвыми телами товарищей, а рядом лежат еще убитые, и нет им числа. После того боя я впервые заметил седину в своих волосах. Это в двадцать-то с небольшим лет! А теперь вот снова стал жить, и все благодаря Владиславу Семеновичу. Владислав Семенович – поистине золотой доктор, он не только мне помог, но и многим таким же, как я, которые вернулись на родину, а как жить дальше – не знали. Сейчас вот Владислав Семенович лечит мою дочку.

– А с ней что случилось? – спросила я.

– Клептомания, – коротко ответил бывший афганец. – Тащит из супермаркетов, торговых центров и бутиков все, что под руку попадется, и ничего не может с собой поделать. Но когда доктор стал проводить свои сеансы, все потихоньку стало налаживаться, она уже может держать под контролем свои импульсы. Сегодня должен был состояться очередной сеанс, а Владислав Семенович вдруг не приехал. Это так на него не похоже, уж если он назначит время, то точно будет в срок. Я и решил узнать, что произошло. Ведь несколько дней тому назад, когда Владислав Семенович приезжал к нам домой на очередной сеанс, он выглядел… ну как-то не так, как обычно.

– Что вы имеете в виду, Виктор Павлович? – спросила я.

– Владислав Семенович явно был чем-то озабочен, расстроен, я бы сказал. И вот еще что: он по окончании сеанса попросил разрешения позвонить от нас.

– А вы не в курсе, кому Владислав Семенович позвонил?

– Нет, конечно, да я сам только услышал эту его просьбу, потому что уже выходил из дома. Возможно, моя супруга может сказать что-то определенное. Евгения, скажите, какая помощь вам нужна? Может быть, какие-нибудь технические приспособления для поимки преступника, ну, например, подслушивающие устройства или что-то в этом роде? Материальная помощь? Не стесняйтесь, говорите прямо. Могу отрядить свою охрану – парни проверенные, не подведут.

– Пожалуй, последнее предложение, Виктор Павлович, – подумав, произнесла я. – Сейчас у дверей реанимационной палаты, где находится после операции Владислав Семенович, дежурит его водитель, Владимир. Но ему, как вы сами понимаете, нужна смена.

– Без вопросов, – ответил Тузулайкин, – сейчас я все организую. В общем, Евгения, если вам понадобится еще что-то, звоните мне немедленно, вот моя визитка.

– Договорились, – ответила я.

Я попрощалась с ним и с Тамарой Семеновной и, сев в свой «Фольксваген», выехала из ворот. На самом выезде из поселка меня обогнал «Мерседес» с коротко стриженной блондинкой за рулем. Уж не Валерия ли Куриганова это? Та женщина, которая замужем за вечно командировочным и весьма состоятельным мужчиной? Я решила проследить за ней и слегка прибавила скорость.

Следуя за Куригановой, я продолжала думать над тем, каким же образом преступник мог попасть на территорию поселка? Что касается того, как он добрался до коттеджа Перегудникова, то здесь ответ был достаточно простым: он шел по основной дороге, потом дошел до пустующего дома сектантов, а оттуда – прямиком к доктору. Так, значит, шел он по главной улице и на него никто не обратил никакого внимания? Ну да что же в этом странного? Вот если бы он вел себя как-то необычно, настороженно, скованно, например, поминутно оглядывался, то тогда бы он точно привлек к себе внимание. Наверняка одет он был неброско, одежда была незапоминающейся, ничего такого особенно выдающегося в его облике не было. Хотя кто мог находиться на улице в такое раннее время? Только случайный прохожий. Получается, что преступнику особенно и маскироваться-то не надо было. Он просто зашел на участок, принадлежащий секте, надел сверху какую-то темную одежду и отправился к Перегудникову, благо его участок находился совсем рядом. А потом, сделав свое дело, так же снял с себя ранее надетое сверху, затолкал все это в пакет с документами, мобильником и ноутбуком и отправился к подкопу, где его уже ждал сообщник.

Но все же каким образом преступник пробрался на территорию поселка? На охраняемую, между прочим, круглосуточно. И никто из охраны этого не заметил? Тут может быть два варианта. Во-первых, преступник является местным жителем, и его наняли для совершения нападения на Перегудникова. Тогда становится понятным, почему охрана утверждает, что посторонних на территории не было. Он действительно не посторонний, он тут живет. Тогда он должен был как минимум служить в армии, ведь след, который я обнаружила, был от армейского ботинка. Наверное, мне следует разузнать, кто из проживающих в поселке проходил воинскую службу. Возможно, эта информация сыграет не последнюю роль в поиске преступника. Я вспомнила видеозапись, на которой был запечатлен мужчина в доме Перегудникова. Да, он явно служил в армии, это заметно по его выправке и манере держаться. Более того, скорее всего, он прошел специальную подготовку, возможно, что воевал в «горячих точках», может быть, в Чечне.

Афганистан, Чечня… И там, и здесь воевали совсем молодые ребята, практически мальчишки. Что они могли знать о войне? Только то, что видели в кино или на экранах телевизоров. А когда им довелось лично испытать все ужасы той бойни, то психика у многих не выдержала. То есть из вполне нормальных людей они превратились в жестоких убийц, для которых лишить жизни человека ничего не стоит. И куда им было податься? Прямая дорога в криминальные группировки, ведь для мирной жизни они стали практически непригодны. И ведь не всем повезло так, как Тузулайкину, не всем довелось встретить на своем жизненном пути такого специалиста, как Перегудников. Так что если напавший на доктора – местный, то есть смысл заняться поиском тех, кто имеет отношение к воинской службе.

Второй вариант: преступник не является местным жителем, он просто приехал с кем-то из них. Тогда события могли разворачиваться следующим образом. Преступник должен был хорошо подготовиться, чтобы пробраться на территорию поселка. Для этого ему надо было познакомиться с живущей здесь женщиной. Допустим, он познакомился с Валерией Куригановой, за которой я сейчас следую. Если муж Куригановой находится в отъезде, то Валерия могла тайно – она ведь замужем, ей ни к чему светиться – привезти его к себе в дом. А находясь в поселке, преступник имел возможность досконально изучить все, включая привычки местных жителей, а также их распорядок дня.

Вполне возможно, что Валерия и знать не знала о том, что за штучка ее поклонник. Она просто привезла его в поселок, а потом также благополучно и вывезла. Естественно, что в настоящий момент ее воздыхатель – если только он завязал с ней знакомство, лишь чтобы незамеченным проникнуть в поселок, – находится далеко за пределами «Изумруда». Как говорится, «мавр сделал свое дело, мавр может удалиться». Вероятнее всего, что после того, как Валерия уже стала ему не нужна, он отделался от нее, специально доведя отношения до разрыва. В таком случае, чувствуя себя оскорбленной и униженной, она будет искать, кому можно поплакать в жилетку.

Кто подойдет на роль жилетки? Мама, сестра, подруга? Вряд ли. Еще неизвестно, в каких она отношениях с родственниками и есть ли они в принципе. Если в хороших, то да, к ним она, пожалуй, обратится в первую очередь. А если с мамой натянутые отношения или их вообще нет – не виделись несколько лет, например, – вряд ли женщина решит нагрянуть к родительнице. То же самое и с сестрой. Некоторые соперничают еще с раннего детства – за внимание родителей, учителей, да мало ли еще кого, – то есть родные сестры могут вести себя друг с другом как заклятые враги. Ну а уж подруга, это вообще – классика жанра, что называется. Недаром же считается, что женская дружба в принципе невозможна, потому что женщины всегда остаются соперницами. И совсем нередки случаи, когда, рассказав своей лучшей подруге все самое сокровенное о себе, о своем мужчине или о работе, в результате возникшей зависти получаешь удар в спину.

Валерия Куриганова, надо полагать, знает цену женской дружбе. Разговориться о бросившем ее любовнике – опять же, если все это имело место, – она сможет, пожалуй, только со случайной собеседницей. Это как попутчики в купе поезда: поговорили и сошли каждый на своей станции, пребывая в уверенности, что больше они не встретятся.

Еще у таких женщин, как Валерия, наверняка имеются визажисты, стилисты, имиджмейкеры, не говоря уже о парикмахершах, маникюршах и педикюршах. Но с ними она откровенничать не станет, это уж стопроцентно.

Продолжая развивать тему «Валерия и ее поклонник-преступник», я подумала, что познакомиться они могли… ну, скажем, в каком-нибудь фитнес-центре. Некоторые дамы настолько явно приходят туда знакомиться, что благоухают, как парфюмерный бутик, и накрашены, как куклы. Подергают один тренажер, потом сидят пять минут и смотрят на мужиков. Совершивший нападение на Перегудникова прекрасно знает, что некоторые дамы в тренажерке не прочь закрутить роман.

Кроме того, в фитнес-центр зачастую ходят не только для того, чтобы добиться результатов в совершенствовании тела, но и чтобы устроить личную жизнь, покрасоваться, продемонстрировать новую одежду известных брендов и сделать селфи, чтобы все знали, что они в тренде и ведут здоровый образ жизни. Да что говорить! Некоторые «атлеты» и «атлетки», тренируясь в центре, не добиваются результатов, потому что приходят нагулять аппетит, поплавать в бассейне, погреться в бане и потрындеть.

Я продолжала незаметно ехать за «Мерседесом» Валерии. Та наконец остановилась… у фитнес-клуба «Колизей». Я предусмотрительно отстала от нее примерно на полквартала. Из моего «Фольксвагена» мне хорошо было видно, как Куриганова быстро вышла из машины, уронив при этом что-то на асфальт, и направилась в клуб.

Я стремительно выскочила из своего автомобиля и подошла к «Мерседесу» Валерии, когда та уже скрылась за входной дверью. Предмет, который уронила женщина, оказался клубной картой. Я прочитала фамилию на пластиковом прямоугольнике: Куриганова Валерия. Значит, это и впрямь та самая особа, о которой говорила Капитолина Николаевна.

Я открыла входную дверь. Валерия стояла перед охранником – высоким плечистым парнем – и на повышенных тонах вела с ним разговор:

– Я же уже сто раз объяснила, что забыла карту дома! Неужели непонятно? – Она досадливо повела плечом.

– Но без карты нельзя, – бубнил свое охранник.

– Вот… – тут Валерия запнулась, – вы что, первый раз меня видите, что ли?

– Да нет, конечно, можно, конечно, в порядке исключения, но мы уже никого не пускаем – время.

– Что?! Какое еще время? – Куриганова буквально задохнулась от гнева.

– Да, вот так: клуб на выход сейчас работает, – объяснил парень.

– Да вы что тут, все с ума посходили, что ли? Времени только… – Она взглянула на свои швейцарские люксовые часы «Морис Лакруа». – У меня есть еще час до закрытия.

– У нас в правилах указано время, когда можно зайти, – возразил охранник. – На вход закрываемся за час до закрытия.

– Мне всего-то надо каких-нибудь полчасика поплавать, – продолжала стоять на своем Валерия.

– Поплавать полчасика? – Охранник, кажется, уже собрался покрутить пальцем у виска. – Каких полчасика? Да вы ни за что не уложитесь.

– Уложусь! – перебила его Куриганова и начала перечислять: – Пара минут на переодевание, поплавала, потом в душе помылась, высушилась и переоделась.

В это время в холле появилась уборщица – женщина лет сорока, худощавая, невысокого роста, в темных очках, скрывавших ее лицо почти наполовину.

Очевидно, она уже давно прислушивалась к спору Валерии с охранником.

– Послушайте, девушка, – начала уборщица, – вам не хватит и часа, потому что даже если только в душе помыться, то пока дойдете до раздевалки, разденетесь-разуетесь, помоетесь, оденетесь, уже с полчаса запросто набежит.

– Я быстро раздеваюсь, – ответила Валерия.

– Если что, то я наблюдаю копуш в раздевалках каждый день, они трусы по пятнадцать минут надевают, поэтому не надо мне тут рассказывать о скоростных переодеваниях теток.

– Ну, наверно, я все-таки не такая уж и тетка, и переодеваюсь я моментально, – презрительно глядя на уборщицу, ответила Куриганова. – Что, долго юбку, что ли, снять?

Охранник негромко хмыкнул. Валерия уничтожающе взглянула на него.

– А вы что, только в одной юбке ходите, – спросила уборщица, – и больше на вас ничего нет? А в бассейн вы полезете в чем мать родила? Как бы быстро вы ни переодевались, вы полезете в бассейн, не помывшись либо помывшись, но плохо. Понятно, что многие так делают даже при наличии времени, но если у человека в запасе всего час, то шансов на полноценные гигиенические процедуры совсем мало. Господи, неужели людям до того делать нечего, что они весь день мотаются по бассейнам? И это – смысл жизни?

– А вы, наверное, из соседнего дома, где целый день гладят, стирают, готовят и полы намывают? – с пренебрежением спросила Валерия.

– Нет, я не из соседнего дома. Хотя там люди хоть делом занимаются, а не целыми днями по тренировкам мотаются, – с достоинством ответила женщина.

– У меня интересная и насыщенная жизнь, в которой есть место разным увлечениям, – глядя в сторону, произнесла Куриганова.

– Да о чем вообще тут говорить! – воскликнула уборщица. – Мне надо еще все проверить, чтобы не запереть кого-нибудь случайно, прежде чем приступать к уборке-помывке после закрытия. Да и Аллочке на ресепшен надо посчитаться-отчитаться. Неужели вы думаете, что мы будем ждать всех, кому взбредет в голову поплавать десять минут?

Куриганова от ярости вся побелела. Я поняла, что необходимо вмешаться, и подошла поближе к Валерии.

– Простите, девушка, – обратилась я к Куригановой, протягивая ей клубную карту, – это не вы потеряли пропуск в фитнес-центр?

Валерия повернулась ко мне:

– Точно, это моя! Спасибо вам большое!

Куриганова взяла карту и, смяв ее, швырнула прямо уборщице под ноги:

– Чтоб я еще когда-нибудь пришла в ваш паршивый клуб?! Да ни за что! Подавитесь!

Она стремительно выбежала из «Колизея». Я поспешила за ней.

– Представляете, меня сейчас не пустили! – сказала Валерия. – Там сегодня дежурит такой… Впрочем, не буду говорить, а то настроение испортится окончательно. Знаете что? Вас как зовут? Меня – Валерией.

– А я Евгения, – ответила я.

– Евгения, давайте пойдем… Тут недалеко есть очень уютное кафе, посидим там, домой мне совершенно не хочется. Да меня там никто и не ждет: муж – в очередной командировке, так что…

Я согласилась, более того, это было мне на руку: в неформальной обстановке разузнать все, что меня интересовало, о предполагаемой связи Валерии и напавшего на Перегудникова.

Кафе «Золотая роза» действительно было очень уютным: небольшое помещение, мягкий, приглушенный свет, тихая, приятная музыка, деревянные столики с придвинутыми к ним мягкими диванчиками.

В ожидании заказа мы с Валерией разговорились. Она рассказала мне о том, как безобразно поставлено обслуживание в этом фитнес-центре.

– Вот, Женя, послушай, что там творится, и держись от «Колизея» подальше. Купила я на свою голову абонемент, заключила договор, выдали мне клубную карту, которая является еще и ключом от шкафчика в раздевалке. Однажды во время тренировки я обнаружила, что карточка исчезла с того места, где я ее оставила. Скорее всего, кто-то по ошибке забрал. Обошла я весь зал, осмотрела все тренажеры, в раздевалке тоже все проверила и не нашла. Тогда я обратилась на ресепшен, и мне сказали, что в течение двух недель я должна заплатить штраф за перевыпуск карты, если не найду свою. Я резонно заметила, что потеряла я ее в зале, а не на улице, и попросила как-то посодействовать в поиске, например повесить объявление. Назвала администратору номер карты, чтобы она могла ее обнаружить, если кто-то перепутал и вместо своей взял мою. Ведь эта карта является еще и пропуском, который прикладывается к считывателю на входе. И что ты думаешь, Женя? Администратор отказалась помочь, объяснив это тем, что я не одна такая. В договоре прописано, что за перевыпуск карты взимается оплата по действующему на данный момент времени тарифу. Сам тариф не указан. И вот у меня вопрос: является ли такая цена за перевыпуск карты адекватной? Ведь при такой цене и таком потоке потерь карт им выгодно «не находить» мою карту, даже если на самом деле ее отыщет кто-то из персонала или из клиентов и принесет на ресепшен. Нет, я не обеднею, если заплачу за перевыпуск карты, просто это дело принципа.

Я незаметно перевела разговор в русло семейно-брачных отношений. Валерия сразу помрачнела и, вынув из брендовой сумки от Валентино пачку «Капри», закурила.

– Представь себе, Женя: вот ты заполучила миллионера, ну, не миллионера, но очень обеспеченного мужчину. Вот он, в твоих руках. Светится, как приз, переливается бриллиантами, как в перстне или мобильном телефоне. Салон его машины отделан нереально дорогой белой кожей. Он оставляет чаевые, равные зарплате среднестатистического россиянина, и заваливает тебя подарками. Ты в раю, в сказке, в своей фантазии? Вовсе нет. Это реальность, которую ты жаждала, к которой стремилась всеми силами. Пожалуй, у идеальной девушки должно быть все это. Но почему же ты готова бежать на край света? – задала риторический вопрос Валерия, пуская дым колечками. – Все дело в том, что большинству женщин больше не нужны прекрасные принцы на белых конях или в каретах или романтики, которые готовы отправиться за ними куда угодно. Теперь им подавай белые «Лексус» и «Мерседес-Бенц» в придачу с поездками на Мальдивы и Канары. Женщины выставляют для себя минимальный уровень дохода мужа-партнера. На сайтах знакомств, в дорогих кафе и ресторанах они высматривают богатых женихов и даже не замечают влюбленных в них, но бедных. Их в поисках второй половинки пропускают дальше по конвейеру.

– Довольно циничная позиция. И меркантильная, – заметила я.

– Согласна, – ответила Валерия. – Но такова сегодняшняя реальность. А вопрос: будет ли счастье с богатым? – приходит гораздо позже. Ведь женщины уходят от миллионеров. И причиной тому особенности жизни с ними.

– Особенность номер один, – подала я голос и вопросительно взглянула на Валерию.

– Итак, особенность номер один, – повторила она. – Он дарит роскошные подарки: и имиджевую дорогую машину, и бриллиантовые перстни, и походы по бутикам. Он готов за все платить, и, что самое приятное, он к этому привык. Он покупает все, включая и тебя. А ты не знала, что являешься его вещью, собственностью, которую он приобрел за определенные деньги? Ты можешь согласиться с этим, сказав, что он сильный мужчина и ему можно. Ты сама захотела таких отношений. Но вот в определенный момент он может захотеть новую игрушку. А куда деваться тебе? При большинстве знакомств с богатыми мужчинами инициаторами выступают яркие женщины, хищницы. Они общительны, сговорчивы и, безусловно, красивы. В определенный момент твой муж может клюнуть на другую блестящую игрушку, то есть променять тебя на другую женщину.

– Се ля ви, как говорят французы, – пожала я плечами, – что ж, такова жизнь.

– Идем дальше, – кивнула Куриганова, – особенность номер два. Твой муж – это Мужчина с большой буквы. Он напорист и добивается любой цели. Может пойти по головам. Жесткий характер и агрессивность – его основные качества, это следствие тяжелой работы, он привык подавлять и подчинять себе людей. Не боишься, что это отразится на семье? Ведь все мы – заложники своих профессий, потому что они откладывают неизгладимый отпечаток. В семье военных зачастую все ходят по струночке и ждут приказа, в семье психолога – стараются докопаться до внутренних мотивов каждого члена семьи, искренне стараясь ему помочь. Вполне возможно, что свою кровожадность и беспощадность в работе миллионер будет проявлять и дома. Он привык манипулировать и будет властвовать и над своей женой. А при неудачных завершениях сделок он будет на ней еще и срываться. Жена – своеобразная кукла для битья, хотя на людях, в гостях их отношения смотрятся идеальными. Вот почему многие жены миллионеров рано или поздно обращаются к психологам и психоаналитикам. Они страдают неврозами и депрессиями, которые со временем, как говорят врачи, выливаются в соматические болезни желудка, сердца, головы и так далее. Теперь – дальше. У богатого человека всегда есть враги и те люди, которые хотят приобщиться к его деньгам. Это значит, что вопрос безопасности стоит на первом месте, и жена, как уязвимое место мужчины, будет ограничена в общении. Богатство действительно запирает в четырех стенах, ведь муженек содержит тебя, за все платит, соответственно, он же является и цербером, который ограничивает твою свободу. Он не только выбирает, с какими людьми тебе общаться, а с какими нет, но и не всегда готов впускать тебя в круг своих интересов: у мужа своя компания и своя жизнь, в которую ты не вписываешься. Далеко за примером ходить не надо: он перед тобой. Да, да, сколько раз я просила мужа взять меня хотя бы в одну из своих бесчисленных поездок! Нет, ни в какую.

– Это даже как-то странно, если не сказать – подозрительно, – заметила я.

– Я уже просто вся извелась. Да и немудрено. В такой атмосфере запросто зачахнешь и засохнешь, – продолжала Валерия. – А уж сколько в нем упрямства! Это качество в сочетании с настойчивостью хорошо в бизнесе, но никак не в семейной жизни. А переубедить его почти невозможно, ведь в любой ситуации он будет стоять на своем до конца. А ведь он не провидец. Он рискует и выигрывает, но ведь может и проиграть. Из миллионера можно превратиться в бедняка в один миг.

– Из принца в нищего? Легко! – согласилась я с Куригановой.

– А еще, Женя, знаешь, что обидно? Часто, выходя замуж, женщина думает, что деньги богатого человека – это и ее деньги. Но на деле все происходит совершенно иначе. Засыпая розами и оплачивая каждодневные походы в ресторан, тебя еще раз попросту покупают. А после он считает, что ты всецело его. Он просто знает, сколько и когда надо тратиться, чтобы потом все окупилось. А после регистрации брака жене может выдаваться совсем небольшое количество денег. Женщина вроде бы и одета хорошо и по моде, и обута в дорогие бренды. Однако все это – воля супруга. Вот и получается, что она так сильно стремилась показать своим подружкам, завистницам, какого богача отхватила, а в итоге выпрашивает у мужа каждую тряпку. Многие мои покупки муж считает прихотью. А как он переменился по отношению ко мне, когда мы поженились! Я понимаю, что он выкладывается на работе и порой не хочет развлекаться после нее. Но ведь можно же сказать комплимент, поухаживать, повосхищаться так же, как и раньше. Ой, Женя, извини за интимную подробность, но… – Валерия посмотрела по сторонам, словно нас мог кто-то подслушать, и сказала, понизив голос: – Он стал таким грубым в постели, что…

Она не договорила и отвернулась.

– Он что, поднимал на тебя руку? – спросила я.

– Нет, но… – Куриганова закусила губу, – он совершенно искренне недоумевает, ему просто непонятно, чем я недовольна, ведь он за все платит, у меня пара машин и шикарный коттедж, и я всем должна быть довольна. Но тебе бы такое понравилось, скажи?

– Нет, разумеется, – ответила я, – да и кому это может нравиться?

– Вот и я о том же. Я чувствую, что он управляет мной, создает кучу комплексов. С такими мужьями трудно чувствовать себя женщиной. От этого и случаются любовные романы с шоферами и поварами, подчиненными мужа. Они-то млеют, делают кучу комплиментов и боготворят супругу хозяина.

Я внимательно посмотрела на Валерию. Что означает это ее последнее высказывание относительно мужчин ниже ее по статусу?

– Мне кажется, что ты, Валерия, не из тех женщин, которые способны завести интрижку с мужчиной не своего круга, – пустила я пробный шар.

– Ну, разумеется, я не опущусь до такого, – подтвердила она мое предположение. – Ты не думай, я не страдаю снобизмом, но мне и в голову не придет завязать знакомство с мужчиной ниже меня по социальному положению.

Я поняла, что Куриганова говорит вполне искренне. Так что вариант со знакомством с напавшим на Перегудникова отпадает.

Мы еще немного посидели в кафе, а потом поехали каждая в свою сторону. Домой я возвратилась поздно. Свет в комнате тети Милы не горел, скорее всего, она уже легла спать после того, как по привычке почитала что-то из детективного жанра. Я заглянула на кухню и обнаружила там свежеиспеченный пирог с яблоками и персиками. И хотя в «Золотой розе» я съела приличную порцию десерта, я никак не могла удержаться, чтобы не попробовать тетушкин пирог. Когда на тарелке остались одни крошки и я собиралась ее помыть, на кухню, прикрывая ладонью зевок, вошла тетушка.

– Тетя Мила, ты что, разве еще не спишь? – спросила я.

– Уже засыпала, но услышала, как ты пришла. А почему ты вернулась? И кстати, Перегудников – это тот самый, о котором я тебе говорила, или другой человек?

– Да, тетя Мила, это тот самый Перегудников. Все сходится: и имя, и отчество. И то, что у него есть родная сестра Тамара Семеновна, а у нее – дочки-близняшки, которые сейчас живут и работают в Канаде. А вернулась я потому, что Владислав Семенович сейчас находится в больнице.

– А что с ним случилось? – с тревогой спросила тетушка.

– Рано утром на Перегудникова напал неизвестный и нанес ему ножевое ранение, – объяснила я. – Его уже прооперировали.

– Может быть, тебе, Женя, надо было поторопиться? Тогда, глядишь, все и обошлось бы.

– Ну, тетя Мила… Может быть, и надо было бы. Но я не опоздала, а приехала вовремя, как и договаривалась с Перегудниковым. Только у преступника были свои планы.

– Стало быть, надобность в твоих услугах отпала? – спросила тетушка.

– Нет, как раз наоборот. Тамара Семеновна наняла меня в качестве детектива, чтобы найти того, кто напал на ее брата.

– Ты считаешь, что Перегудникову по-прежнему грозит опасность? – произнесла тетя Мила.

– А ты как думаешь? Ведь доктор остался жив, так что и тот, кто заказал его, и тот, кто напал, своей цели не достигли. А она у них определено была, иначе зачем же совершать нападение? Да сейчас до Владислава Семеновича добраться им будет затруднительно, потому что он находится в реанимации, да его еще и дополнительно охраняют. Но свои попытки они не оставят, они явно не из тех, кто может махнуть на все рукой. К тому же я предполагаю, что причины у них были очень веские. Да, тетя Мила, у тебя пирог получился просто нереально вкусный, – похвалила я, – особенно это нежное суфле сверху.

– Я рада, что тебе он понравился, – тетушка радостно улыбнулась. – Я просто добавила сверху взбитый с сахаром яичный белок, и вот, пожалуйста, – новый вкус. Ну, спокойной ночи, я пойду спать.

– Приятных сновидений, – пожелала я ей и тоже отправилась спать.

Глава 3

Я встала в шесть часов. Отправилась на пробежку в Городской парк. Вернувшись домой, я приняла душ, позавтракала и направилась в психоневрологический диспансер. Он был огорожен каменным забором и занимал сравнительно небольшую территорию. Там находились «Центр психологической поддержки», «Кризисный центр», «Приемный покой» и административное здание, кстати, нуждающееся в ремонте. Хотя косметический ремонт был показан всем постройкам без исключения, до того неприглядно смотрелась облупившаяся краска. Здания были двух– и одноэтажные. Я рассудила, что идти мне надо непосредственно в здание, где размещалась администрация диспансера. Скорее всего, именно там и находится вся документация, из которой будет ясно, принимал ли участие Владислав Семенович в судебно-психиатрических экспертизах или нет.

Открыв входную дверь, я сразу же попала в длинный и узкий коридор. Почти рядом с входом стоял старый диван с порванной обивкой, на котором сидели три женщины. Две из них оживленно беседовали, а третья сидела молча и казалась отрешенной от всего. Я встала напротив дивана и стала думать, какую придумать легенду, чтобы получить необходимые мне сведения о Перегудникове. Конечно, я понимала, что вот так запросто мне никто ничего не расскажет. Так какой же мне придумать повод?

Вдруг входная дверь открылась, и в здание вошла высокая статная женщина. Это была Любовь Викторовна Решетникова – известный тарасовский психотерапевт, психиатр и нарколог. Мне несколько раз в своих расследованиях доводилось обращаться к ней за консультативной помощью. Я знала, что Любовь Викторовна не только в психоневрологическом диспансере работает и ведет кризисных пациентов, но и преподает в Медицинском университете. Как она умудрялась все успевать, оставалось загадкой.

– Любовь Викторовна, здравствуйте, – сказала я, подойдя к Решетниковой, – как же кстати я вас встретила! Мне нужна ваша помощь.

– Здравствуйте, Женя, – улыбнулась Любовь Викторовна. – Какая проблема привела вас сюда?

– Мы можем где-нибудь поговорить? – спросила я, оглядываясь.

– Давайте пройдем в нашу комнату отдыха, сейчас там никого нет, – предложила Решетникова.

В небольшой комнате действительно было пусто. Мы сели за стол.

– Так какой у вас, Женя, вопрос? – снова спросила она.

– Любовь Викторовна, вы знаете такого психиатра – Перегудникова Владислава Семеновича? – спросила я.

– Ну конечно, столько лет с ним проработала, – ответила Решетникова. – А почему вы о нем спрашиваете? С ним что-то случилось?

– На Владислава Семеновича вчера было совершено нападение в его загородном коттедже. Ему нанесли ножевое ранение, преступник скрылся.

– Ох… – растерянно произнесла Решетникова, – но как его состояние сейчас?

– Его прооперировали, сказали, что состояние средней тяжести, так что… Я пришла сюда, Любовь Викторовна, чтобы выяснить, не является ли нападение на доктора местью какого-нибудь пациента. Проще говоря, меня интересует, имел ли Владислав Семенович какое-нибудь отношение к комиссии по судебно-психиатрической экспертизе?

– Нет, никогда, – уверенно ответила Решетникова. – Даже больше вам скажу: Владислав Семенович и научной работой не занимался. То есть, конечно же, он всегда интересовался научными достижениями в этой области, но сам ни диссертаций, ни научных статей не писал. На руководящие должности, кстати, тоже не выдвигался. Он был простым врачом высшей квалификации.

– Значит, моя версия насчет мести ошибочна, – сказала я.

– Получается, что так.

– Любовь Викторовна, расскажите мне, пожалуйста, о Владиславе Семеновиче, – попросила я Решетникову. – Может быть, мне станут понятны мотивы, которые были у преступника.

– О Владиславе Семеновиче я могу сказать только все самое хорошее. Вернее, даже так: все в превосходной степени. Это – превосходный врач-профессионал самого высокого класса, с богатейшим опытом, с интеллигентными манерами, с большой душевной теплотой. И очень скромный. С его знаниями он мог уже давно академиком стать, но… в этом деле пробивные качества нужны, а у Владислава Семеновича все душевные силы уходили на больных. Они ему отвечали тем же, даже самые отпетые. Владислав Семенович никогда не злоупотреблял даже таблетками и уколами, я уж не говорю о шоковой терапии, а ведь сейчас что творится? Молодые врачи не утруждают себя, чтобы лишний раз поговорить с пациентом, понять причину возникновения болезни – сразу назначают тяжелую артиллерию. А Владислав Семенович очень трепетно относился к каждому своему пациенту, и особенно – к его психике. Он всегда говорил, что необходимо к каждому больному подобрать свой ключик, то есть найти свой подход и только потом начинать лечить. Знать симптоматику болезни – это одно, но необходимо еще и правильное назначение сделать, такое, какое подходит именно данному пациенту.

– Скажите, Любовь Викторовна, а у Владислава Семеновича была частная практика, когда он работал в диспансере? – спросила я.

– Да, была, – ответила Решетникова, – но знаете, Женя, Владислав Семенович специально не искал пациентов, наоборот, это они его находили. Перегудников был востребован, как никто другой. Возможно, все дело было в том времени – расцвет частного предпринимательства, когда у «новых русских» появились психологические проблемы, начиная от алкоголизма и кончая наркоманией. Да, многие его пациенты были из таких вот крутых. Да, Владислав Семенович зарабатывал большие деньги, и многие из его коллег завидовали ему. Но ведь Перегудников рисковал, когда выезжал на вызов к криминальным авторитетам, вернее, это за ним приезжали на шикарных машинах. Хотя прежде всего он видел в них пациентов, которым необходимо было помочь. А когда началась война в Чечне, Владислав Семенович бесплатно лечил привозимых с фронта парней, совсем еще мальчишек. У них ведь помимо телесных ранений и психика была вся изранена. Это, кстати, было тогда, когда Перегудников уже вышел на пенсию и мог спокойно себе отдыхать. А он ходил в госпиталь каждый день, как на работу. Скольким он помог к нормальной жизни вернуться – не сосчитать.

– Любовь Викторовна, я вот слушаю вас и все думаю: кто же мог совершить нападение на Владислава Семеновича? А если это кто-то из числа его бывших больных? Тот, чьи психологические проблемы так и остались нерешенными?

– Да что вы, Женя! – воскликнула Решетникова. – Чтобы Владислав Семенович да не справился с патологией? Этого просто не может быть, уж поверьте мне. Перегудников брался за самых, казалось, безнадежных больных, от которых другие специалисты уже отказались, и вылечивал, представьте себе!

Да я уже и не сомневалась в этом, настолько убедительно говорила Решетникова. У меня было мелькнула мысль, что все же неплохо бы получить списки пациентов, которых лечил Перегудников, но потом я подумала, что это – нереально. Даже если подключить полицию в лице моего знакомого Артура Кононенко, то вся работа займет не один месяц.

– Знаете что, Женя, – вдруг начала говорить Решетникова, – не знаю, правда, поможет вам это или нет…

– Да, Любовь Викторовна, я вас слушаю.

– Я вот что вспомнила. А ведь был один случай, когда Владислав Семенович в составе одной комиссии выезжал в Петищево. Хотя это и комиссией не назовешь, скорее неофициальная делегация по линии общественности. Дело в том, что около Петищево находится военный учебно-тренировочный лагерь, называется, кажется, «Воин», или «Путь воина», или что-то еще в этом роде. Так вот, туда отправились председатель Комитета солдатских матерей, кто-то из прокуратуры или Следственного комитета и Владислав Семенович.

– А по какому поводу они туда направились? – спросила я.

– Поступил сигнал, что там произошел конфликт между курсантами этого лагеря с применением оружия. Как будто бы были большие человеческие жертвы, шли разговоры о жестоких, бесчеловечных отношениях, царивших в лагере.

– Теперь понятно, почему в составе этой делегации, которая поехала разбираться в Петищево, находился Владислав Семенович, – сказала я. – Ведь ему, как психиатру, наверняка было интересно понять подоплеку возникшего конфликта.

– К сожалению, Женя, это все, что мне известно об этой истории, – произнесла Решетникова. – Это случилось незадолго до того, как Владислав Семенович ушел на пенсию. К тому же я в то время сама находилась в продолжительной командировке, поэтому обсудить все подробности с Перегудниковым у меня не было возможности. Но как знать, а вдруг отголоски той истории каким-то образом связаны с нападением на доктора?

– Да, вы правы, Любовь Викторовна, – кивнула я, – такое вполне возможно. Спасибо вам за эту информацию.

Я попрощалась с Решетниковой и вышла из диспансера. Теперь надо было решить, что делать с теми сведениями, которые мне только что сообщила Любовь Викторовна. То, что в нападении участвовал военный, сомнению не подлежит. Но вот откуда он? А если как раз из того самого лагеря «Воин»? Чтобы прояснить это, мне придется отправиться туда.

Учебно-тренировочный военный лагерь «Путь воина» находился недалеко от районного города Петищево. Проезжая через город, я увидела некоторые местные достопримечательности. В частности, хорошо сохранившийся барский дом, в котором сейчас расположился краеведческий музей. Сама усадьба с парковыми скульптурами, прудами, гротами и беседками чем-то напоминала петергофский ансамбль. Не хватало разве что каскада фонтанов. Ну и самого дворца, конечно.

Я подъехала к высокому забору из кирпича. По его периметру располагались камеры видеонаблюдения. У стальных ворот стояли двое дежурных с автоматами.

– Мне необходимо попасть к начальнику лагеря, – сказала я.

– Фамилия, имя, отчество, – спросил один из них.

– Охотникова Евгения Максимовна, – ответила я.

– По какому вопросу? – спросил дежурный.

– По личному.

– Товарищ полковник сегодня принимать не будет. Он проводит естественный отбор.

«Что еще за естественный отбор? – подумала я. – Прямо как у Чарльза Дарвина. Ладно, посмотрим».

– Я тогда на этот… отбор, – сказала я дежурному. – Я и забыла, что мне и на него тоже надо.

– Направо, в первый корпус, – коротко ответил тот.

Несколько удивленная тем, что меня так легко пропустили, я прошла на территорию. Лагерь представлял собой деревянные постройки жилого типа и обширный полигон с различными полосами препятствий. Я подошла к первому одноэтажному домику. Около него стояли две девушки лет двадцати, не больше.

– Скажите, где можно найти начальника лагеря? – спросила я.

– Сергей Захарович сейчас будет проводить кастинг, – объяснила одна из девушек со светлыми выгоревшими волосами и короткой стрижкой.

– Кастинг? – Я подумала, что ослышалась. – Здесь же не киностудия, при чем тут кастинг? – спросила я.

– Ну, не кастинг, так отбор, если тебе так больше нравится, – объяснила вторая девушка, тоже коротко стриженная, только с рыжими волосами. – Меня Настасьей зовут, а тебя как? – спросила она.

– Евгенией, – ответила я.

– А меня – Полиной, – сказала блондинка. – Идемте, переодеваться надо, скоро начнется. Женя, ты идешь?

Не вполне понимая, зачем мне переодеваться, если мне нужен не кастинг, а начальник лагеря, я все-таки пошла вслед за девушками в домик. Разберусь на месте, решила я.

В домике лежало несколько комплектов камуфляжного обмундирования.

– Ух ты! – восхищенно воскликнула Настасья. – Вот к чему я стремилась!

Она быстро натянула на себя пестрый комбинезон.

– Нет, девчонки, все-таки форма определенным образом влияет на состояние и настроение, – с чувством заявила девушка. – В институте я ходила, как все, и чувствовала такую тоску зеленую! А здесь – это что-то! Уже сам костюм придает такой кайф!

– Настасья, а ты в институте учишься? – спросила я.

– Да. Но я надеюсь, что пройду отбор в эту группу, и с серой тоскливой обыденностью будет покончено.

– Я тоже сюда за этим пришла, – сказала до сих пор молчавшая Полина. – Ведь «Путь воина» – единственный военный лагерь, куда принимают и девушек.

«Все ясно, – подумала я, – девчонкам захотелось романтики. В институте им, видите ли, скучно. Ну-ну. Посмотрим, как вы запоете после „естественного отбора“ в этот лагерь. Кажется, я уже начинаю понимать, что он будет из себя представлять».

– Жень, а ты чего не переодеваешься? – спросила Полина. – Сейчас нас позовут.

Я и в самом деле все еще раздумывала, как мне лучше поступить. В принципе, можно было отсидеться где-нибудь и дождаться окончания «кастинга», как его окрестили девчонки, ведь я уже попала на территорию лагеря «Путь воина». Но потом я подумала: а почему бы и нет? Посмотрю на все изнутри. Ведь Перегудников, надо полагать, приезжал сюда с определенной целью: выяснить, что могло разжечь конфликт, переросший в массовую драку с пострадавшими. И я быстро натянула на себя армейскую форму.

Вскоре нас собрали в актовом зале двухэтажного административного здания. Из девушек нас было только трое, все остальные – парни, человек пятнадцать. На сцену поднялись четверо мужчин. Один из них – высокий, крепко сбитый мужчина лет сорока с волевым подбородком руководителя – кратко поприветствовал нас и представился:

– Меня зовут Сергей Захарович Привлекалов, я – начальник лагеря «Путь воина». А это инструкторы, – он показал рукой в сторону остальных мужчин. – Сначала всем вам предстоит пройти отборочный тур. Те, кого наши специалисты сочтут годными к прохождению учебы, станут курсантами лагеря. Забегая вперед, могу сказать, что уровень подготовки у нас самый высокий, график занятий очень насыщенный, поэтому свободного времени будет в обрез. На территории лагеря расположены десять площадок для проведения практических занятий и семинаров по различным военным дисциплинам. Кроме того, предусмотрено изучение и криминалистики, и иностранных языков, и самых передовых технических средств. Я должен со всей ответственностью вас предупредить, что дисциплина в лагере самая наистрожайшая: никакого алкоголя и психотропных препаратов. Отлучаться из лагеря без разрешения недопустимо. А теперь передаю слово Василию Павловичу.

Вперед вышел один из тех троих мужчин, что сопровождали Привлекалова, тоже высокий, поджарый, состоявший как будто бы из одних мышц.

– Я инструктор по рукопашному бою, – представился он. – Сейчас вам предстоит пробежать небольшой и не очень сложный разминочный кросс. А после него соберемся в спортивном зале. А теперь… – он сделал паузу и уже совсем другим голосом скомандовал: – Вста-ать! Построиться!

То, что Василий Павлович назвал кроссом, было самым настоящим преодолением препятствий. Мы бежали по размякшей земле, можно сказать, по грязи. Не иначе как вчера прошел настоящий ливень и хорошо размыл специальную полосу. После того, как мы отмахали не один десяток километров, впереди блеснула водная гладь. Речка была неширокая, но ее надо было форсировать по узкому, как в цирке, бревну. Несколько соискателей, не удержав равновесия, соскочили в воду. Оставив позади водное препятствие, мы устремились к лесу. Но для того, чтобы преодолеть этот путь, было необходимо карабкаться на довольно высокие пни, торчавшие то здесь, то там. Некоторые изобретательные головы наловчились перепрыгивать с одного пня на другой. Настасья и Полина сильно устали, но держались. Мы миновали лесополосу, но вдали показался белый кирпичный забор высотой не меньше двух с половиной метров.

– Ой, девчонки, – выдохнула Полина, – я, наверное, не заберусь на него.

– Да ладно тебе, – сказала Настасья, – разбежишься, и все дела!

Собственно, у нее так и получилось. А вот Полина действительно совершала одну попытку за другой, но только сползала на землю.

– Давай я подброшу тебя вверх, а там уж ты сама, – предложила я девушке.

– А у меня получится? – с сомнением произнесла Полина.

– Поменьше задавай таких вопросов, и все будет хорошо, – ответила я.

Я подсадила девушку наверх, а дальше она действовала уже сама. Потом я отошла на шаг назад, разбежалась и ухватилась за верх забора. Подтянувшись на руках, я оказалась вскоре по другую его сторону. А приземляться пришлось в довольно глубокий овраг, который начинался сразу же у забора. Вскарабкавшись по скользкому склону, мы продолжили кросс.

– Господи! Ну сколько же еще бежать? – взмолилась Полина. – Я уже больше не могу.

Настасья, кстати, тоже уже начала сдавать. Понятное дело, девушки не имели такой подготовки, которая позволила бы им спокойно, не на пределе сил, преодолевать подобные препятствия. Но главный сюрприз нас ожидал впереди. Нам предстояло переправиться через импровизированную, однако достаточно широкую пропасть. Причем никакого моста через нее не было и в помине. Все, что было в наличии, – это два, правда, крепких на вид и толстых каната.

– Ну, все, я пас, – сказала Полина, – мне еще жить не надоело!

Мы с Настасьей не стали ее уговаривать: время поджимало, да и, в конце концов, каждый делает свой выбор в соответствии со своими возможностями. У нас в Ворошиловке подобные задания выполнялись очень часто, поэтому то, что мне сейчас предстояло, было не в диковинку.

– А можно страховать? – спросила я инструктора Василия Павловича, который уже стоял около начала переправы и выжидательно смотрел на нас.

– Нужно! – ответил он.

– Настасья, держи страховочную веревку, – я кинула девушке моток веревки, а сама стала разматывать другой его конец. Потом я начала наблюдать за тем, как Настасья довольно ловко заскользила по канату. Да, определенные навыки у девушки были. Было видно, что подобное упражнение она уже не раз выполняла. Правда, к концу маршрута девушка стала уставать и двигалась уже не так быстро, как вначале. Но все равно молодец!

Я дождалась, пока Настасья закончила переправляться на другую сторону. Обессиленная, она на несколько секунд прислонилась к большому камню, но потом, освободившись от страховочной веревки, продолжила кросс. Я тем временем передала свою веревку следующему за мной парню и начала свой путь. Благополучно проскользнув над «бездной» и натерев обязательные при такой переправе мозоли, я бросилась на землю, потому что следующим этапом было преодоление колючей проволоки. Потом на нашем пути попались ограждения из металлических прутьев, так что привычный бег сменился движением по-пластунски. Но кульминацией этого «небольшого» и «несложного разминочного», по словам Василия Павловича, кросса стало горящее здание. Пришлось с ходу броситься в огонь, потому что по опыту я уже знала, что чем дольше раздумываешь, тем хуже. Я только плотно закрыла лицо рукам, задержала дыхание и ринулась вперед. К счастью, площадь этого строения была маленькая, его можно было проскочить за считаные секунды, что я и сделала. На ходу откашлявшись, я с ходу попала на следующее препятствие. Это снова была водная стихия, но на этот раз, видно, для разнообразия с уклоном в болото. Примерно на середине пути я заметила Настасью. Девушку, похоже, стало засасывать, но она из последних сил продолжала бороться с болотом. Я быстро добралась до нее, и снова в ход пошла страховочная веревка. Один ее конец я прикрепила к поясу Настасьи, а второй, размахнувшись, забросила на берег. Я точно попала в возвышающееся на нем дерево. Настасья, держась за веревку, поплыла вперед. Я двинулась вслед за ней. Вскоре мы выбрались на берег.

Сил оставалось все меньше и меньше. Но вот, наконец, изматывающий кросс закончился. В душевой я с наслаждением подставила тело под упругие и прохладные струи воды. Потом до красноты растерлась жестким махровым полотенцем, надела новый комбинезон и, спустившись по лестнице, прошла в спортзал. Парни уже были здесь, а вот Настасьи я не увидела. Наверное, тоже сошла с дистанции, как и Полина. Спортзал был просторным и оснащенным обычными матами и татами. В зале уже находились Сергей Захарович, Василий Павлович и еще один мужчина, имени которого я не знала. Он отделился от руководителя лагеря и инструктора и, выйдя на середину зала, сказал:

– Меня зовут Валерий Васильевич, но в данный момент я не инструктор по рукопашному бою, а ваш противник, враг. Ваша задача – обезвредить меня. Понятно?

Все нестройно ответили, что задача понятна.

– Тогда действуйте, – произнес Валерий Васильевич и вопросительно посмотрел на стоявших перед ним парней.

– Не стесняйтесь, нападайте, – еще раз повторил инструктор. – Кто первый?

Первым вышел вперед высокий крепкий парень с рельефными, словно налитыми, мышцами. Расправив мощные плечи, он начал идти на инструктора. Было заметно, что он ищет, куда бы ударить. Сначала он попробовал зайти слева, но Валерий Васильевич моментально закрылся. Тогда парень ринулся в противоположную сторону, но тут же нарвался на неожиданную атаку и получил такой удар под ребро, что, перегнувшись пополам, стал, как выброшенная на берег рыба, судорожно хватать воздух ртом. Правда, он быстро пришел в себя и снова приготовился к атаке, но не смог предугадать следующий удар инструктора и свалился на пол. Поднявшись, он отошел, уступая место другому. Этот парень был несколько ниже предыдущего, но, на мой взгляд, в нем чувствовалась скрытая сила. Вот он пошел на Валерия Васильевича чуть боком, выставив вперед плечо. При этом он пристально следил за своим противником и, не отводя взгляда, неожиданным резким движением почти достал колено инструктора. Однако Валерий Васильевич моментально отскочил, и удар не достиг цели. Парня это не смутило, и он снова пошел в атаку. Но, видимо, он решил на этот раз не примериваться к противнику, а взять его нахрапом. В этом была его ошибка: он тут же попал в «клещи» инструктора. Как ни пытался парень вырваться из захвата, у него ничего не получилось. Он бешено работал ногами, но Валерий Васильевич стоял как скала. Но и парень попался упрямый и самолюбивый: сопротивлялся он до последнего, не давая инструктору возможности уложить себя. Кажется, он уже начал терять сознание. Тогда Валерий Васильевич отпустил его, похлопав по плечу:

– Молодец! Держался до последнего, уважаю таких!

Потом на ковер стали выходить остальные парни. Но никто из них не смог продержаться так долго, как этот, заслуживший похвалу инструктора. Я наблюдала за ходом этих поединков. Помню, как в Ворошиловке наш инструктор по рукопашке Викентий Сергеевич говорил:

– Чтобы выиграть бой, вам необходимо на время ощутить себя тем, кто на вас в данный момент нападает, стать им, чтобы изучить все его слабые стороны. Как, впрочем, и сильные. Самое главное здесь – обнаружить его болевую точку. Это девяносто девять процентов успеха.

Поэтому я наблюдала за сражающимися, стараясь не пропустить ни одного движения ни с той, ни с другой стороны. А Валерий Васильевич был, судя по всему, весьма опытным инструктором. Он легко и непринужденно, можно даже сказать, элегантно проводил удар за ударом из самых неожиданных положений. Он молниеносно отражал атаки и тут же сам переходил в наступление. Даже в моменты потери равновесия он продолжал активно работать руками и ногами. Инструктор был подвижен как ртуть, и я едва успевала следить за его перемещениями. Пожалуй, он ни в чем не уступал нашему Викентию Сергеевичу, а он в Ворошиловке считался одним из самых опытных наставников по рукопашному бою.

И вот настал мой черед. С самого начала я поняла, что мне поблажки, учитывая мой пол, не будет. И я пошла на инструктора. Успев уклониться от его удара кулаком, я откинулась назад и предприняла атаку ногой. Валерий Васильевич играючи снял мой удар. Потом мы с ним обменялись серией ударов. Я большую часть времени провела в обороне, но потом решила, что пора атаковать. Мне удалось достать бедро инструктора коленом. Но потом мне снова пришлось уйти в защиту, потому что инструктор настигал меня везде, филигранно демонстрируя сложные приемы и взвинтив темп до предела. Один раз мне все-таки удалось все это прервать, и Валерий Васильевич оказался на полу. Однако он тут же юрким движением ящерицы скользнул в сторону, после чего, откатившись назад, быстро вскочил на ноги и снова был готов к бою. А вот мои силы были уже на исходе. Я-то ведь в отличие от него бежала перед этим кросс. Но тут вмешался Привлекалов.

– Довольно, – сказал он и позвал следующего кандидата в курсанты.

После окончания тренировочного боя нам дали возможность пообедать в столовой лагеря и отдохнуть, а затем последовало приглашение по одному отправиться в кабинет Привлекалова.

– Поздравляю вас, Евгения Максимовна, – сказал начальник лагеря, когда я вошла в его кабинет и села на стул. – Вы показали впечатляющие результаты, вы нам подходите.

– Сергей Захарович, – произнесла я, – а я к вам пришла совсем по другому поводу.

Он недоуменно посмотрел на меня.

– Я пришла по поводу Перегудникова Владислава Семеновича, – пояснила я. – Помните такого? Не так давно он в составе комиссии приехал к вам разбираться в конфликте курсантов.

– А что такого с ним произошло? – Привлекалов удивленно посмотрел на меня.

– Вчера на него было совершено покушение. В его загородном доме неизвестный нанес ножевое ранение и скрылся.

– Понятно, – сказал Привлекалов. – То есть непонятно, – поправился он. – Непонятно, почему вы приехали именно сюда искать того, кто это сделал.

– Видите ли, Сергей Захарович, я проверяю все версии случившегося. Узнав о том, что Владислав Семенович приезжал к вам разбирать конфликт, я подумала, что, возможно, были задеты чьи-то интересы. И человек решил таким образом отомстить.

– Нет, – решительно ответил Привлекалов, – этого просто не могло быть. Все началось с того, что в лагере действительно – не буду этого отрицать – произошел, нет, не конфликт, а бытовая ссора. Но один журналист местной газеты раздул из этого целую историю и представил дело так, будто бы имел место межнациональный конфликт. Более того, он расписал так, что пьяные курсанты полезли «стенка на стенку», что в ход пошло холодное и огнестрельное оружие, что многие получили серьезные ранения. В общем, получилась у него кровавая резня в лучших традициях Голливуда.

– А из-за чего же произошла ссора? – спросила я.

– Да на пустом, можно сказать, месте. Один курсант попросил другого убрать свои вещи, точнее, переставить их. Ну, а тот почему-то не отреагировал на его просьбу.

– И никто не стрелял? – спросила я. – Никто не получил никаких увечий?

– Абсолютно никто. Была обычная драка. Правда, некоторые из тех, кто взялся разнимать дерущихся, все же получили небольшие ссадины. К нам приезжали представитель Комитета солдатских матерей Степанова Ольга Васильевна, юрист Митрофанов Геннадий Иванович и психиатр Перегудников Владислав Семенович. Каждый из них имел индивидуальный разговор с участниками конфликта. В ходе беседы выяснилось, что никто ни к кому никаких претензий не имеет. Более того, доктор отметил хороший психологический климат среди курсантов. У нас была и еще одна проверка, из прокуратуры. Вот, могу дать вам почитать ее материалы.

Начальник лагеря вынул из одного из ящиков стола папку и передал ее мне. Я пробежала глазами заключение, под которым в числе прочих стояла и подпись доктора Перегудникова. Ну что же, действительно никто ни к кому никаких претензий не имел. Да я и сама смогла убедиться, что атмосфера в лагере доброжелательная, наставники относятся к курсантам уважительно.

Я попрощалась с Привлекаловым и вышла из его кабинета. Значит, моя версия не подтвердилась. Придется искать другое объяснение случившемуся. Я возвращалась в Тарасов и по пути снова анализировала ситуацию.

То, что Решетникова охарактеризовала доктора как честного и порядочного человека, несомненно, было важной информацией. Ведь если допустить, что произошла ситуация, при которой Владислав Семенович случайно или не случайно узнал нечто, что представляло опасность для определенного круга лиц, то, в силу своей порядочности, он, конечно же, не стал предавать ее гласности. Но преступники-то об этом не знали. Вот почему они начали следить за машиной Перегудникова. Может быть, они считали, что доктор обратится в полицию. Во всяком случае, они, видимо, так и не узнали того, что представляло для них интерес, вернее, они не были уверены в том, что информация, которая, как они предполагали, находится у доктора, не передана в полицию.

И вот тогда-то они решили забрать компрометирующие их сведения у доктора. С этой целью они залезли в коттедж Перегудникова, когда в доме оставался один доктор. Поскольку преступники не знали, где именно находится нужная им информация, то один из них – тот, который проник в коттедж, – начал выпытывать эти сведения у доктора. Тот назвал код сейфа, после чего преступник ударил Перегудникова ножом, потом открыл сейф, забрал оттуда деньги и документы, а затем, прихватив ноутбук и мобильник, направился к заранее сделанному подкопу и передал похищенное своему сообщнику. После этого он каким-то непостижимым образом исчез из поселка.

Еще непонятно, почему преступники решили напасть на Перегудникова ранним утром, а не поздней ночью. Ведь ночью действовать-злодействовать не в пример легче: народ в основном спит, в то время как утром может быть больше свидетелей. Итак, преступников было двое. Тот, который дожидался снаружи, носит армейские ботинки сорок пятого размера и водит внедорожник. Еще он определенно имеет отношение к армии: об этом свидетельствует зацепившаяся за ветку выдернутая из одежды нитка. Одежда, стало быть, тоже военного образца. Только вот зачем, идя на «дело», он обрядился в армейскую форму? Это ведь особая примета, по которой вполне можно отыскать ее обладателя.

Теперь относительно того, почему преступник, похитив документы из сейфа доктора, тут же передал их своему сообщнику. Скорее всего, у него не было возможности с ними ознакомиться. Тогда получается, что тот, кто ждал снаружи, является заказчиком? Может быть. Но вполне возможно, что и тот, и другой были лишь исполнителями, а заказчик находился в это время совсем в другом месте. Что же касается личности напавшего на Перегудникова, то, судя по видеозаписи, это был профессионал, проходивший специальную подготовку и, возможно, побывавший в «горячих точках». Он высокий, атлетически сложенный мужчина в возрасте не более сорока лет. Но где его теперь искать? Капитолина Николаевна Шерстобитова, с которой я так продуктивно побеседовала на самые разнообразные темы, утверждает, что ни у кого из жителей «Тарасовского изумруда» не могла подняться рука на доктора, сделавшего так много добра жителям поселка.

Если преступник в поселке не живет, то самый простой вариант его проникновения на территорию – это в компании с кем-то из живущих в поселке. Я отработала только одну такую возможность: с Валерией Куригановой. А мог у преступника, напавшего на доктора, быть сообщник-мужчина из числа жителей поселка? Теоретически да, мог. Но привлекать еще одного человека – это довольно рискованное дело: чем больше задействованных в преступлении людей, тем больше вероятность провала.

А если преступник был из числа бывших пациентов Перегудникова? Возможно, даже из тех, кого доктор возвращал к нормальной человеческой жизни после прохождения службы в местах локальных конфликтов. Тогда получается, что доктор, несмотря на заверения Любови Викторовны в том, что ему подвластны даже самые тяжелые случаи, так и не смог вылечить мужчину. Мне в момент просмотра видео даже показалось, что они – Перегудников и преступник – знакомы, хотя лицо напавшего было скрыто балаклавой. Возможно, доктор узнал его по голосу. Хорошо бы поговорить с Перегудниковым. Но пока к нему не пускают, значит, надо искать какие-то другие пути.

Главное, от чего следует отталкиваться в поисках преступника, – это та информация, обладателем которой Перегудников стал. Его потому и попытались убить, что, судя по всему, она представляла серьезную опасность для преступников. Они не могли допустить, чтобы доктор каким-то образом ею воспользовался. В настоящее время Перегудникова охраняют в больнице. Но это ведь не будет продолжаться вечно. Когда доктора выпишут, преступники обязательно начнут предпринимать новые попытки его убрать. И кто знает, возможно, они и добьются успеха. Правда, непонятно, что помешало преступнику в первый раз. Ведь такому профессионалу не составило бы труда убить доктора. Перегудников – пенсионер, а преступник – полный сил мужчина. Такое впечатление, что преступник и не собирался его убивать, а только хотел ранить. Но это дела не меняет. Как знать, возможно, в дальнейшем планы преступников кардинально поменяются, и тогда Перегудникову нанесут смертельную рану.

Значит, необходимо выяснить, какую опасность несут в себе сведения, которые стали известны доктору. Кто об этом может знать? Ну, в первую очередь, самое близкое окружение Владислава Семеновича. То есть сестра, водитель и домработница. С Тамарой Семеновной я уже говорила на эту тему. Но ей, похоже, неизвестны такие подробности. Как она сказала мне вчера? Брат на вопрос, что его беспокоит в последнее время, не отвечая прямо, заметил, что не надо ему было делать добра, тогда бы не получил и зла. Довольно-таки туманно. Есть такая народная поговорка. Но что это может означать?

Доктор лечил больных, то есть делал доброе дело. А кто-то из пациентов отплатил ему за это злом. В чем именно оно заключалось? Ведь тогда на него никто еще не нападал. А что же тогда имел в виду Перегудников? Возможно, что кто-то совершил что-то, что напрямую не имело отношения к нему самому, но сводило на нет все то, что он сделал для этого человека. «Что-то», «кто-то»… Да… Все равно такая догадка слишком расплывчата, чтобы можно было понять, что имел в виду Перегудников. Значит, мне необходимо снова встретиться с Алешечкиной и расспросить ее. Возможно, она вспомнит еще что-нибудь, какие-то подробности, относящиеся к делу. Вчера она находилась в расстроенных чувствах, а сегодня, возможно, уже успокоилась, ведь ее брат остался жив и его успешно прооперировали.

Я взяла сотовый и набрала Алешечкину:

– Алло, Тамара Семеновна, это Евгения. Мне необходимо с вами встретиться и поговорить.

– Хорошо, Женя, приезжайте. Я сейчас в поселке.

– Тамара Семеновна, – начала я, когда мы с сестрой доктора расположились в гостиной, – вот вчера вы мне сказали, что вы в последнее время ощущали какое-то неблагополучие, тревогу, напряжение, как будто что-то должно было случиться. Хотя Владиславу Семеновичу никто не угрожал ни в письмах, ни по телефону.

– Да, Женя, я не могу это объяснить, но что-то вроде предчувствия, что все это добром не кончится, у меня было.

– Кстати, по поводу «добра». Владислав Семенович, вы упомянули, сказал, что лучше бы он не делал добра, тогда бы не получил и зла.

– Было такое, – ответила Алешечкина.

– Тамара Семеновна, а что могла означать эта фраза?

– Ох, Женя, даже и не знаю, – покачала головой Алешечкина. – Я, конечно, сразу же уцепилась за эту фразу, но ничего конкретного Владислав мне не сказал. Что, в общем-то, и следовало ожидать, ведь брат всегда отличался скрытностью. Но в данном случае я все же думаю, что он просто не хотел меня расстраивать. Он начал отнекиваться, сразу перевел разговор в другую плоскость, и я так ничего и не узнала.

– И больше вы к этому разговору не возвращались?

– Нет. Я поняла, что брат ничего мне не скажет, сколько бы я ни настаивала. В таких случаях, если он что-то решил для себя, никто и ничто не заставит его отступиться от своего решения. Одно было, конечно, несомненно: Владислав был очень расстроен и подавлен.

– А могло это его состояние быть каким-то образом связано с одним из его пациентов? Ну, возможно, заболевание, которое трудно поддается лечению, или что-то в этом роде?

– Не думаю, – поразмышляв, ответила Тамара Семеновна, – хотя… кто знает.

В это время в гостиную вошла Зинаида Александровна.

– Я вам приготовила чай, – сообщила она, ставя на стол поднос с чашками, заварочным чайничком и тарелкой с бутербродами и печеньем.

Я решила поговорить и с домработницей тоже. Как знать, может быть, ей-то как раз и известны те подробности, в которые Перегудников не захотел посвящать сестру.

– Зинаида Александровна, – обратилась я к ней, – скажите, вы ничего необычного не замечали за Владиславом Семеновичем в последнее время?

– Как не замечать? Замечала, конечно. – Домработница присела на диван. – Он был такой печальный, я давно его таким не видела. Все больше молчал, только по кабинету ходил. Я как-то раз зашла к нему, кофе приготовила. Так он меня сначала-то и не заметил, все продолжал ходить. А когда к окну подошел, то сказал вполголоса: «Невероятно, как такое может быть. Вернул их к нормальной жизни, а они лишают ее других людей».

– Прямо так и сказал? – спросила я.

– Слово в слово, – уверила меня женщина. – Я еще спросила его: «Вы, Владислав Семенович, о чем-то спросили меня?» А он отвечает: «Нет, Зинаида Александровна, это были просто мысли вслух». И так горестно вздохнул.

– А больше вы ничего не слышали от Владислава Семеновича? Ну, может быть, он потом назвал имена и фамилии?

– Нет, он только поблагодарил меня за кофе, сказал, что он у меня всегда получается необыкновенно вкусным.

«Вот это фраза! Какие варианты здесь вообще могут быть? Однозначно, речь шла о преступниках-убийцах, которые лишают жизни других людей. И они, безусловно, в прошлом являлись пациентами доктора. Как же могли разворачиваться события в этом случае? Например, Перегудников повстречал своего бывшего больного, а тот ему и рассказал о „них“. А этот гипотетический пациент, получается, тоже связан с убийцами? Или он просто рассказал то, что ему было известно?»

– Вернул их к нормальной жизни, а они лишают ее других? – повторила Тамара Семеновна. – Женя, пойдемте со мной в кабинет, я вам кое-что покажу.

В кабинете Алешечкина достала из письменного стола ежедневник и вынула оттуда лист бумаги.

– Вот, взгляните, – она протянула его мне. – Вчера, когда я наводила здесь порядок, мне на глаза попался этот листок. Это почерк Владислава, – добавила она.

Я начала читать: «Объективная сторона состоит в заранее не обещанном укрывательстве особо тяжкого преступления, то есть сокрытии преступника, орудий и средств совершения преступления, следов преступления, предметов, полученных преступным путем. Формой рассматриваемого противоправного деяния может выступать недоносительство, если оно совершено лицом, обязанным сообщать об обнаруженных признаках преступления. Например, врач не сообщил о пациенте с огнестрельным ранением. Укрывательство наказуемо лишь в случае, если оно осуществлено, когда речь идет об особо тяжких преступлениях».

Перегудников подчеркнул красным карандашом строчку, в которой говорилось о недоносительстве, о совершении особо тяжких преступлений и о несообщении о пациенте с огнестрельным ранением.

Я продолжила чтение: «Укрывательство преступления, а также приобретение или сбыт предметов, добытых заведомо преступным путем, могут быть признаны соучастием и тогда, когда исполнитель по другим причинам, например в силу систематического их совершения, заранее, то есть до начала преступления, рассчитывал на подобное содействие. В некоторых случаях укрывательство может быть сопряжено с использованием должностным лицом своего служебного положения, с незаконным хранением огнестрельного оружия и т. д. Указанные случаи содержат признаки нескольких преступлений, поэтому виновные должны отвечать за совокупность преступлений».

И в этом фрагменте доктор подчеркнул «использование должностным лицом своего служебного положения». А чуть ниже следовала приписка: «Добиться от главного согласия на явку с повинной, в противном случае пригрозить». Это последнее слово было зачеркнуто, а взамен него написано: «Пообещать, что я сам сделаю это». Видимо, интеллигентность не позволила доктору употребить слово «пригрозить» даже на бумаге.

Но ведь это означает, что Перегудникову стали известны факты о совершении убийства или убийств! А что еще может скрываться за словами об особо тяжких преступлениях? И сообщил ему об этом его бывший пациент. Который мог быть сам замешан в этом преступлении, а мог и не иметь к нему непосредственного отношения. А Владислав Семенович чувствовал себя ответственным за все, что происходит с его пациентами, пусть даже и бывшими. Недаром же им было подчеркнуто, что врач, не сообщивший об огнестрельном ранении, тоже подпадает под статью о недоносительстве. Хотя в данном случае никакого огнестрельного ранения не было, а было, если так можно выразиться, ранение душевное.

Теперь стало многое проясняться. Можно было с известной степенью уверенности говорить о том, что некоторые бывшие больные Перегудникова стали наемными убийцами, а попросту говоря – киллерами. Хотя определение «киллер» в данном случае не совсем подходит, потому что киллер всегда действует в одиночку, а тут имеется группа, ведь не зря же доктор сказал: «они», то есть «они лишают жизни других». Но как бы то ни было, у него произошла встреча с одним из тех, кто замешан в совершаемых убийствах. Почему, по каким причинам он решил рассказать об этом Перегудникову? Неизвестно. Однако совершенно ясно, что доктор решил, что в его силах положить этому конец, и с этой целью он попробовал добиться от преступников явки с повинной. Точнее, от руководителя этой группы, ведь он написал: «добиться от главного». Получается, что Перегудников знает этого самого «главного»? Выходит, так. И вполне возможно, что доктор тоже его в свое время лечил.

Теперь надо выяснить, когда у Перегудникова вдруг резко изменилось настроение. Ну вот был он, как всегда, спокойный, уравновешенный, а потом стал подавленным. Когда это произошло и с каким предположительно событием могло быть связано?

– Тамара Семеновна, а вы можете сказать, когда у вашего брата впервые проявилась подавленность? А главное, с чем это было связано? Может быть, произошло что-то в поселке? Ну, например, кто-то родился или, наоборот, умер. У кого-то из жителей поселка шумно праздновался день рождения, или кто-то нешуточно подрался. Словом, какие-нибудь подобные события. Я не утверждаю, что именно они привели Владислава Семеновича в расстроенные чувства, просто это будет ориентиром для того, чтобы понять, в какой именно день в настроении вашего брата произошла такая перемена. Понятно, что истинная причина такого вот состояния вашего брата кроется в том, что до него дошла неприятная информация о его бывших пациентах. Да что говорить «неприятная». Это были просто убийственные сведения. Но если мы выясним день, то можем определить и то место, где именно это произошло. А уже потом выявить, с кем тогда встречался Владислав Семенович. И наконец, выяснить, кто же сообщил ему эти шокирующие сведения.

– Нет, Женя, – подумав, ответила Алешечкина, – ничего такого, что бы можно было связать с состоянием Владислава, я припомнить не могу. Дело в том, что я же здесь постоянно не живу, а бываю только наездами. Поэтому и в событиях поселка ориентируюсь не очень хорошо. Лучше всего спросить об этом Зинаиду Александровну.

– Давайте так и сделаем, – согласилась я.

Мы вернулись в гостиную.

– Зинаида Александровна, припомните, пожалуйста, когда в первый раз вы заметили, что Владислав Семенович выглядит расстроенным? Можете назвать день? Чтобы вам легче было ответить на этот вопрос, припомните, что в тот день происходило в поселке? Какие такие запоминающиеся события? Может быть, играли свадьбу? Кто-то машину купил или разбил? Или повздорил кто-то с кем-то и очень бурно выяснял отношения? Или еще что-то в этом роде?

– Надо подумать, – сказала домработница.

– Конечно, подумайте.

После некоторого молчания Зинаида Александровна начала рассказывать:

– Ну, мордобоя у нас точно не было, люди все порядочные, привыкли на словах отношения выяснять, а не на кулаках. Машины тоже никто не разбивал, лихачей, которые носятся как угорелые, тоже нет. Вот свадьба… Свадьбы вообще-то не было еще, но помолвка была. Точно, Агафоновы отмечали помолвку старшей дочери. Она вообще-то разведена, сын есть от первого брака. Но вот как-то, будучи в туристической поездке, она познакомилась с одним немцем. И в прошлом году в октябре он приехал в Россию, чтобы познакомиться с родителями Ольги. Потом она поехала к нему в ноябре. После рассказывала, что все было просто прекрасно. Ну, а дальше, на Рождество и Новый год, он пригласил ее приехать с сыном. Оля все боялась, что Кирилл будет чувствовать себя не очень уверенно у него дома и вообще в Германии. Но оказалось, что напрасно она так переживала, потому что их сыновья, Кирилл и двое мальчиков немца от первого брака, прекрасно поладили, хотя Кирилл совсем не знает немецкий язык. Но мальчишки понимали друг друга, общались кое-как на английском. Да, я почему так все подробно рассказываю. Потому что Владислав Семенович тоже принимал участие во всей этой истории. Ведь это к нему поначалу пришла Ольга со своими сомнениями и насчет Кирилла, и насчет себя. Ну, а Владислав Семенович поговорил с ней, наверное, успокоил, и все наладилось. Так вот, когда они решили устроить помолвку…

– Да, кстати, какого числа это произошло? – спросила я.

– Так, сегодня у нас… Это было неделю назад. Точно, в прошлое воскресение. Так вот, все было очень торжественно, цветы, шампанское, еду из ресторана заказали, гостей пригласили. Немец подарил Ольге помолвочное кольцо, очень красивое. А в этот день Владислав Семенович ездил в город к какому-то больному, наверное, а может быть, и не к больному. И когда вернулся сюда, я и заметила, что он какой-то не такой, как всегда. Сначала подумала, что он устал, говорю: «Отдохните, а потом к Агафоновым пойдите, они вас ждут, уже спрашивали, когда вы из города вернетесь». А он и отвечает: «Нет, я не смогу к ним прийти». Я спрашиваю: «Как же так? Вы для них не посторонний человек, у людей радость такая, как же не прийти? Может, – спрашиваю, – вы заболели?» – «Со мной все в порядке, – отвечает, – здоров я». – «Тогда надо будет пойти», – говорю. Ну, а вскоре и Ольга явилась и увела Владислава Семеновича. Побыл он у них какое-то время, правда очень недолго, потом вернулся. Смотрю я на него: такой же расстроенный. Что уж у него в городе приключилось, что его так расстроило?

«Об этом может рассказать Владимир, – подумала я, – ведь он же возит доктора к его пациентам. Надо расспросить водителя».

– Зинаида Александровна, а Владимир сейчас где?

– В гараже он, с машиной возится, – ответила женщина.

Я вышла из коттеджа и отправилась в гараж. Металлические двери гаража были открыты, и я вошла внутрь. Владимира нигде не было видно.

– Владимир, – позвала я, – это Евгения, мне необходимо с вами поговорить. Вы здесь?

– Да, да, я тут, сейчас, подождите, я вылезу, – послышалось из дальнего угла гаража.

Только теперь я обратила внимание, что из-под «Лады Гранта» красного цвета торчат чьи-то ноги. Владимир вылез из-под машины, отряхнулся и вытер руки о кусок материи.

– Да, я вас слушаю, – сказал он. – О чем вы хотели со мной поговорить?

– Прежде всего я хотела бы узнать: вам удалось что-нибудь выяснить по поводу видеозаписи нападения на Владислава Семеновича? Помните, там было почти невозможно разобрать слова. Вы сказали, что передадите запись своему знакомому, чтобы тот попытался что-то с этим сделать. Ему это удалось?

– Да, но, собственно, разговор весь сводился к тому, что этот бандит требовал, чтобы Владислав Семенович назвал код сейфа. Когда тот назвал цифры, преступник сразу же пошел в кабинет.

– И все? – спросила я. – Больше никаких вопросов к Владиславу Семеновичу у него не было?

– Похоже, что не было, – ответил Владимир.

– Может быть, надо было отнести запись в полицию? Все-таки у них этим занимаются специалисты, да и технические возможности, скорее всего, лучше, чем у вашего знакомого.

– Так Борис сам работает в полиции, как раз в техническом отделе, я потому его и попросил, – объяснил Владимир.

– Ну, тогда другое дело, – сказала и перешла на интересующую меня тему: – Владимир, сейчас я выясняю, кто мог напасть на Владислава Семеновича. Зинаида Александровна вспомнила, что его настроение ухудшилось в прошлое воскресение, когда у соседей была помолвка, в тот день доктор вернулся из города не в себе. Ведь это только вы возите Владислава Семеновича, больше никто?

– Ну да, он ездит только со мной, – подтвердил Владимир.

– Вы, Владимир, пожалуйста, вспомните, куда именно вы ездили с доктором в прошлое воскресение. Вспомните детально, ничего не пропускайте, это очень важно, – подчеркнула я.

– Хорошо, попробую, – ответил Канареечников. – Значит, так. Сначала мы поехали к Тороповым. Там Владислав Семенович проводил сеанс Алине. У нее была жуткая анорексия. Какой-то идиот или идиотка внушили ей, что она жирная бомба, что у нее зад, как кузов у «КамАЗа». Родители обегали кучу врачей, запичкали ее таблетками. В доме постоянные истерики, вопли, крики: «Хочу быть анорексиком!» Ничего не помогало, тогда, когда уже совсем плохо стало, попросили Владислава Семеновича помочь. Ну, вот…

– Скажите, Владимир, – перебила я его, – после лечебного сеанса Владислав Семенович был расстроен, угнетен?

– Нет, ничего такого не было. Наоборот, он был даже доволен, сказал, что эффект наступил даже быстрее, чем он ожидал. Все очень быстро нормализовалось.

– Хорошо, продолжайте. Куда вы поехали дальше?

– А дальше Владислав Семенович попросил заехать в «Аврору», ну, это торговый центр на Чапаева, там мы с ним поднялись на четвертый этаж в «Читай-город». Владислав Семенович сказал, что давно не был в книжных магазинах, а за это время появилось много книжных новинок, вот, говорит, надо исправить это упущение. Так вот, приехали мы в книжный. Я тоже решил подняться вместе с Владиславом Семеновичем, хотел что-нибудь по технике приобрести. Он пошел сразу к разделу «Медицина», долго что-то рассматривал, потом наконец выбрал книгу и пошел к кассе. Я-то сразу выбрал себе, что хотел, и ждал его на выходе. И вот когда мы уже почти выходили из «Читай-города», в магазин вошел мужчина лет сорока – сорока трех. Он сказал: «Владислав Семенович! Какая встреча! Сколько лет, сколько зим!»

– А что доктор? – спросила я.

– Владислав Семенович его сначала не узнал, – ответил Владимир. – Он сперва как-то недоуменно на него посмотрел и ничего не сказал. И только уже потом улыбнулся и произнес: «Костя! Это ты?»

– Они о чем-то разговаривали?

– Да, конечно, они даже отошли в сторону от прохода, но еще оставались на территории магазина.

– А вы где в это время находились?

– Я сначала тоже отошел, чтобы им не мешать, а потом спустился вниз по лестнице и закурил.

– То есть о чем говорили Владислав Семенович и этот мужчина, вы не слышали?

– Нет, – ответил Канареечников.

– Ладно, расскажите тогда, как выглядел этот знакомый доктора, Костя, как он его назвал. Внешность: цвет волос, особенности лица, телосложение, одежда, может быть, еще что-то запоминающееся, – попросила я.

– Блондин, роста он выше среднего, телосложение атлетическое, – начал перечислять Владимир, – лицо особо ничем не выделяющееся, разве что близко посаженные глаза, а так – невыразительное лицо. Вот одет он был очень хорошо, можно даже сказать, роскошно. Судите сами: стильный кожаный пиджак, ботинки явно из кожи крокодила, ну и аксессуары, как вы сказали, тоже не из дешевых. У него на руке были швейцарские часы «Ролекс Субмарина», известные как часы Джеймса Бонда. А из-под пиджака выглядывали запонки с бриллиантами. А по поводу особых примет… Была одна такая. В общем, он был или обкуренный, или обколотый.

– Как вы это определили? – с удивлением спросила я.

– А по глазам, – ответил Владимир, – и по манере поведения. Он слишком возбужденно говорил, размахивал руками, на них даже стали обращать внимание посетители магазина, ну, кто туда входил или выходил. А я хотя и на лестнице стоял, курил, но сквозь стеклянную дверь мне все было видно.

«Ну, раз далекий от медицины водитель сумел определить, что мужчина, которого они с доктором встретили в книжном магазине, употребляет наркотики, то Перегудников понял это молниеносно», – подумала я.

– Владислав Семенович сразу напрягся, я это даже с лестницы увидел, – продолжал рассказывать Канарейчиков. – Вся первоначальная радость от встречи сразу исчезла. Он как-то так настороженно стал смотреть на этого мужчину.

– А этот знакомый доктора как себя вел? – спросила я.

– А он вроде бы и не замечал, как переменился Владислав Семенович, – ответил Владимир, – как ни в чем не бывало продолжал что-то ему рассказывать, пару раз громко засмеялся.

– И чем же закончилась эта встреча? – спросила я.

– В общем, Владислав Семенович еще немного его послушал, а потом о чем-то спросил. И этот Костя сразу умолк, как будто на полуслове, потом что-то ответил. Но Владислав Семенович уже не стал его слушать, а начал спускаться по лестнице и все качал головой. А я еще раз взглянул на этого Костю и увидел, что он очень зло смотрит на доктора. Потом Костя, наверное, хотел что-то еще сказать Владиславу Семеновичу, потому что тоже поначалу стал спускаться.

– Но он так и не спустился вслед за доктором? – спросила я.

– Да, скорее всего, он передумал, потому что потом махнул рукой и снова поднялся наверх. А я решил еще немного задержаться на лестнице, чтобы докурить, и увидел, как этот Костя вошел в «Читай-город» и направился к какой-то девушке, наверно, сотруднице, потому что на блузке у нее был прикреплен бейджик. Она сразу же бросилась к нему, прямо повисла. А он довольно резко отстранил ее от себя, что-то коротко ей бросил и пошел на выход.

– Девушка – брюнетка или блондинка? – задала вопрос я.

– Блондинка, – ответил Владимир, – волнистые волосы до плеч, такая вся из себя фигуристая. Ну, я докурил, тут и Владислав Семенович дошел до лестничного пролета, на котором я стоял, и мы с ним вместе спустились к выходу. А потом, когда я уже приготовился отъезжать, увидел, как этот Костя садится в темно-синий «Порше Кайен» и уезжает со стоянки.

– Значит, этот Костя уезжает со стоянки, – подхватила я, – а вы с Владиславом Семеновичем…

– А мы с Владиславом Семеновичем тоже поехали. Домой. И вот тут-то я заметил, что он не такой, как всегда. Сосредоточенный, что ли, нет, пожалуй, удрученный. Да, это слово больше подходит. Обычно, если он покупает книгу, сразу же начинает ее читать, даже в салоне машины. Ну, или хотя бы листать. А в тот раз он даже к ней не притронулся. Сидел на заднем сиденье и молчал. Я его спросил, все ли с ним в порядке, а он сказал, чтобы я не беспокоился.

– Хорошо. Вот приехали вы в поселок, а что было дальше? Владислав Семенович был все такой же удрученный? Он кому-нибудь звонил, ходил к кому-то из соседей?

– Звонить он не звонил, и к соседям тоже не собирался. Но вот Агафоновы устроили помолвку и пригласили Владислава Семеновича. Он очень не хотел идти, но соседи так настаивали, да и Зинаида Александровна тоже, что пришлось ему пойти. Правда, пробыл он у них недолго, поздравил, ну, поговорил, наверное, немного и все такое, а потом вернулся. Дома тоже был молчаливый, задумчивый. Да, а книга, которую он купил в «Читай-городе», так до сих пор на столе в кабинете и лежит. Не похоже, чтобы Владислав Семенович ее открывал. Раньше он такую литературу сразу же начинал читать.

– А что это за книга? – поинтересовалась я.

– По психиатрии, – ответил Канареечников, – то ли справочник, то ли… В общем, не знаю, там слово какое-то мудреное.

– Ладно. Значит, эта встреча произошла в прошлое воскресение, а до субботы, то есть до нападения, прошла почти неделя. Вы куда-нибудь еще ездили с ним? – спросила я.

– Только на лечебные сеансы к его пациентам, – ответил Канареечников. – Да, вот еще что. Когда мы были у Тузулайкиных, Владислав Семенович позвонил от них кому-то.

– А вы слышали, кому звонил доктор? – спросила я.

– Нет, этого я не знаю, просто слышал, как Владислав Семенович попросил у Виктора Павловича разрешения позвонить, – произнес Владимир.

– А кто у них был дома в это время?

– Ну, хозяин-то уже уходить собирался, в холле стоял, а в гостиной находилась его жена, домработница – она там уборку делала – и… все. Дочь, которую лечит Владислав Семенович, в это время еще из кабинета не вышла после сеанса.

«Что же из всего этого следует? – самой себе задала я вопрос. – В „Читай-городе“ Перегудников повстречал некоего Костю, поговорил с ним. И если сначала он обрадовался встрече, то под конец разговора сильно расстроился. Стало быть, сведения, которые сообщил доктору этот самый Костя, были довольно серьезные, причем можно с известной долей уверенности сказать, что речь шла об убийстве или убийствах. Теперь-то мне известно, что Владислав Семенович делал выписки из статьи Уголовного кодекса как раз на эту тему. А для чего он попросил разрешения у Тузулайкина позвонить от них? Почему не сделал звонок из дома? Или с мобильника? Наверное, сведения, которые он получил, были настолько небезопасные, что доктор не хотел подвергать опасности своих близких: сестру, домработницу, водителя. Ага, а Тузулайкина ему не было жаль? Так, что ли? Нет, не так. Виктор Павлович – бывший афганец, сейчас известный предприниматель, наверняка у него имеется служба безопасности, а может быть, даже и личный охранник».

– Владимир, скажите, а у Тузулайкина есть охранник? – спросила я Канареечникова.

– Лично у него нет, а в доме есть. То есть Виктор Павлович нанял его для жены и дочери.

– А что, была необходимость?

– Да, как-то раз что-то там у них произошло, – туманно объяснил Владимир, – вот с тех пор охранник там и дежурит.

– Ну хорошо, расскажите, что происходило в последующие дни.

– Да ничего особенного не происходило, – пожал плечами водитель. – Мы, как и обычно, выезжали в город к пациентам. Больше никаких встреч ни с кем не было.

– А вот вчера вы рассказали, что за вами была слежка, – заметила я.

– Да, было такое, – подтвердил Владимир.

– Теперь еще раз расскажите, только поподробнее, как все это происходило.

– Ладно. Когда мы выехали отсюда, как обычно, в город, то я заметил, что за нами следует серая «Вольво». Мне это сразу показалось подозрительным, даже сам не знаю почему. Интуиция, наверное. И я не ошибся, потому что, когда мы в Тарасов въехали, и тачка эта тоже вместе с нами. Сначала мы приехали к Зерновым. Когда от них вышли, то «Вольво» еще стояла неподалеку. А как поехали к следующему пациенту, то и «Вольво» за нами тоже двинулась. Ну, тут и ежу понятно, что за нами следят.

– А вы сказали об этом доктору? – спросила я.

– Конечно! – воскликнул Владимир. – А как же?

– А как отреагировал Владислав Семенович? Он был удивлен? Или испуган?

– Ни то ни другое. Он довольно спокойно отреагировал на мои слова, как будто бы так и должно было быть. Мне даже показалось, что он кивнул, когда я ему об этом сказал. Владислав Семенович только спросил меня, на самом ли деле это так. Ну, я ему и показал эту «Вольво». Он ничего не сказал, и мы поехали дальше. Приехали к Волынкиным, «Вольво» рядышком припарковалась. Потом сеанс закончился, спустились мы во двор, этой тачки уже нет, зато стоит вишневая «Ауди». Получается, что она заняла место «Вольво», потому что ехала за нами почти до самого поселка. Я даже остановился около супермаркета, типа, сбегать за пачкой сигарет, а сам решил понаблюдать за «Ауди». Подумал, что мне уже мерещиться начало, ну, всякие там хвосты. Оказалось, что нет. Правда, из тачки никто не вылез, просто подождали, когда я снова за руль сяду, и поехали следом. Я уж и на обходную дорогу свернул, есть тут такая, о ней мало кто знает и уж тем более ездит. Считай, единицы. Ну, и вот, «Ауди» эта за нами двинула. Так почти до самого дома и проводила. Почетный эскорт называется, – Владимир невесело усмехнулся.

– Да, а больше вы ни к кому из пациентов не ездили? – задала я вопрос.

– Ездили, – ответил Канареечников, – но пациентами их в прямом смысле не назовешь, хотя когда-то они ими были.

– То есть это бывшие больные, которых лечил Владислав Семенович?

– Да. Дело в том, что в нашем охранном агентстве работает много парней, которые когда-то побывали в «горячих точках». Им в свое время психологическая помощь требовалась, чтобы войти в привычный ритм. Кстати, агентство основал один бывший военный, которого тоже Владислав Семенович лечил. Он долго не мог от войны отойти. И вот, когда у Владислава Семеновича выдается свободное время, мы с ним едем в их офис. Владислав Семенович заранее звонит хозяину этого агентства – зовут его Седлаковский Валентин Михайлович, – а тот обзванивает всех, у кого выходной, и они приходят в офис.

– Владислав Семенович, что же, с каждым из них беседует? – спросила я.

– А как же? Как же не беседовать? – удивился Владимир. – В этом и заключается работа психотерапевта, а для Владислава Семеновича разговор является самым главным в лечении, главнее всяких лекарств.

– Вы долго пробыли в офисе? – спросила я.

– Долго, почти до самого вечера, – ответил Канареечников.

– А когда вы ездили в агентство, за вами слежка велась?

– Нет, вот тогда хвоста точно не было.

– Владимир, надо будет поехать в отделение, чтобы с ваших слов составить фоторобот этого Кости, – сказала я.

– А зачем фоторобот? Я могу нарисовать его, – ответил Канареечников.

– Да? Вы умеете рисовать?

– Умею. Мне всегда нравилось это дело, а потом я поступил в художественную школу. Говорят, что у меня неплохо получается, особенно шаржи.

– Ну что же. Давайте попробуем, – кивнула я. – Только, пожалуйста, без шаржирования, – предупредила, – дело серьезное, и необходимо, чтобы рисунок получился как можно более достоверным.

– Разве ж я не понимаю? Нарисую как портрет, – пообещал Канареечников.

– Тогда давайте пойдем в коттедж, – предложила я.

Мы вышли из гаража и направились в дом. Там, в кабинете Перегудникова, Владимир взял лист бумаги и начал рисовать. Рисунок получился четким, особенно глаза, которые, по словам Канареечникова, у этого Кости были глубоко посажены.

– Ну что же, – сказала я, взяв в руки листок, – теперь нужно размножить и объявить в розыск. Но этим уже займутся в отделении. Спасибо вам, Владимир.

В это время за дверями кабинета послышались голоса, два женских и один детский. Я уловила слова: «да, она здесь», «вот ведь чертенок», «бабушка, ну ты вечно». Дверь в кабинет открылась, и на пороге я увидела Тамару Семеновну, Капитолину Николаевну и высокого нескладного подростка лет тринадцати. Мальчишка чуть не плакал, а Капитолина Николаевна, грозно глядя на него, проговорила:

– Ишь, чего удумал! Курить тайком уже начал! Я тебе покажу!

– Бабуль, ну чего ты, – заныл подросток.

– Не хнычь, о сигаретах разговор еще впереди, – строго прикрикнула на него Шерстобитова. – Ты расскажи, кого ты видел вчера рано утром на участке сектантов. Видите ли, Евгения, мой драгоценный внук решил тайком покурить и вышел из дома ни свет ни заря, а там… Давай, рассказывай все как было, все, что ты видел, – приказала она внуку.

– Ну, а чё я видел, – шмыгнул носом мальчик и замолчал.

– Подожди, – сказала я, – тебя как зовут?

– Алексей, – ответил внук Капитолины Николаевны и снова шмыгнул.

– Леша, ты уже, наверное, знаешь, что на вашего соседа Владислава Семеновича вчера утром было совершено нападение?

Он молча кивнул.

– Так вот, – продолжила я, – для следствия очень важны все подробности того, что происходило вокруг дома Владислава Семеновича. Так что ты, пожалуйста, вспомни все, что видел, и расскажи.

– Ну, а чё вспоминать-то? – недоуменно спросил Алексей. – Я и так все помню, вчера ж все было. Ну так вот, вышел я из дома, достал сигареты и закурил.

Капитолина Николаевна при этих словах страдальчески вздохнула.

– Ну, чё ты, баб, опять? У нас в классе все пацаны курят, а я, что ли, белая ворона, да?

– Алексей, не отвлекайся, – прикрикнула я на него, – рассказывай, что видел.

– Ну так вот, вышел я, закурил, смотрю, по улице дяденька идет.

– Что за дяденька? Ты его знаешь? Раньше когда-нибудь видел? – стала спрашивать я.

– Не-а, не видел раньше и не знаю, – ответил Алексей. – Ну вот, идет он, по сторонам оглядывается. А потом зашел на участок, где живут сектанты, там он надел на себя черную куртку, на одежду, которую носит охрана.

– Охрана? – переспросила я. – Ты уверен, что в такой форме ходят охранники?

– Так на спине у них написано: «Охранное агентство „Илья Муромец“»! Я ж умею читать!

Я вопросительно взглянула на Владимира и Капитолину Николаевну.

– Да, наш поселок охраняет это самое агентство, «Илья Муромец», – подтвердил Канареечников, – все правильно.

– Леша, а как выглядел этот мужчина? – спросила я.

– Ну как… Высокий такой, выше меня, сильный, мускулистый, что еще…

– Цвет волос запомнил?

– Волосы у него светлые, – ответил мальчик. – Да вот же он! – воскликнул Алексей и кивнул на лист бумаги, на котором Владимир нарисовал Костю.

– Ты уверен, что это он? – почти в один голос вскричали мы с Владимиром.

– Ну да, уверен. А чё? У него еще глаза были такие… глубокие, как будто их вдавили внутрь.

– Ладно, что потом делал этот… охранник? – спросила я.

– А ничего, черную куртку он сложил в пакет, снова вернулся на дорогу и пошел к их будке, ну, где они обычно сидят, – ответил Алексей.

– Хорошо, спасибо тебе, – сказала я. – Да, а он тебя не видел?

– Не-а, я за деревом стоял, там густые ветки, ничего не разглядеть.

– Ну ладно, Леша, иди домой. И слушайся бабушку, – произнесла я на прощание.

Мальчишка кивнул, шмыгнул носом и пулей вылетел из кабинета.

– Куда? – кинулась за ним Капитолина Николаевна. – У нас с тобой еще серьезный разговор будет!

– Так это что же получается? – спросил Владимир. – Выходит, преступник находится среди сотрудников охранного агентства? Вот ни… себе! – он покрутил головой.

– Подождите, Владимир, все еще надо проверить, – сказала я, а про себя подумала, что такое вполне возможно. Значит, предположительно дело было так. Седлаковский Валентин Михайлович организовал охранное агентство и набрал туда бывших воинов-интернационалистов, которые ранее служили в «горячих точках». Может быть, сначала они действительно только охраной и занимались. Но вот потом хозяину «Ильи Муромца» пришла в голову идея организовать еще и агентство по заказным убийствам. Параллельно, так сказать. Это, кстати, довольно умно. Где еще можно надежно спрятать наемного убийцу? Охранное агентство для этого – самое идеальное место. В самом деле, что стоит открыть агентство по оказанию охранных услуг какому-нибудь частному лицу или, скажем, предприятию? А в данном случае – целому коттеджному поселку. Ведь люди хотят жить в безопасности. А если предоставлять услуги личной охраны, то вообще не подкопаешься. Под видом телохранителя наемный убийца спокойно себе отправляется туда, куда ему нужно. Опять же, оружие можно носить вполне легально – лицензия на его ношение ведь имеется.

Стало быть, организатором заказных убийств является Валентин Седлаковский, он же владелец охранного агентства «Илья Муромец». А как же иначе? Не может же быть такого, что он занимается только охраной, а о том, что в его агентстве под видом сотрудников охраны работают киллеры, он знать не знает. Или существует другой человек, который ведает только заказными убийствами, который принимает заказы, обеспечивает убийц оружием, дает им задания. Может быть. Однако, как бы то ни было, официальный владелец «Ильи Муромца» – Седлаковский, с него и весь спрос. И где сейчас этот Валентин Михайлович? Скорее всего, узнав о несостоявшемся убийстве Перегудникова, он сейчас элементарно прячется.

Теперь этот Костя. С большой долей вероятности можно утверждать, что в «Илье Муромце» он числится только формально. Вряд ли он появился там хоть раз. В пользу этого свидетельствует тот факт, что Перегудников, который появляется в офисе агентства довольно часто, по словам Владимира, ни разу его не видел. Если бы это было не так, то при встрече с Костей в «Читай-городе» доктор сразу бы его узнал. Но Канареечников сказал, что Перегудников сначала недоуменно посмотрел на него, как смотрят на незнакомого человека. А этот Костя, приняв наркотик и будучи под «кайфом», видимо, начал хвастаться и рассказал доктору такое, что Владислав Семенович, приехав домой, стал изучать соответствующую статью Уголовного кодекса. Но потом до Кости дошло, что он натворил. Не зря же он сначала начал спускаться вслед за доктором, но потом передумал и пошел в торговый зал. А поскольку он работал не в одиночку и был связан с другими наемными убийцами, то был вынужден рассказать о случившемся как минимум хозяину, то есть Седлаковскому. Нападение на Перегудникова Костя организовал не один, потому что был сделан подкоп и за периметром поселка его ждал подельник.

Когда Владислав Семенович услышал от своего бывшего пациента, которого, как ему казалось, он избавил от последствий войны, шокирующие сведения, то взялся изучать соответствующую статью Уголовного кодекса. Видимо, доктор отказывался верить в то, что ему рассказал Костя, считая это наркотической эйфорией. Может быть, думал, что он приврал, сочинил, нафантазировал. Но потом Перегудников принял решение проверить эту информацию. С этой целью он стал звонить, скорее всего, своим знакомым, которые смогли бы подтвердить или опровергнуть полученные доктором сведения.

Точно известно, что Владислав Семенович один раз звонил от Тузулайкина – тот сам об этом рассказал, когда приезжал вчера в поселок узнать, что случилось с доктором. Но возможно, Перегудников звонил не только от него, но и от других своих пациентов. Просто выяснить сейчас этот факт не представляется возможным. Владимир ведь не всегда сопровождал доктора к его пациентам, когда-то он ждал его в машине. Но, как бы то ни было, Перегудников путем телефонных переговоров сумел выяснить, что сказанное Костей, увы, не выдумка наркомана, а самая что ни на есть правда. И вот тогда-то Перегудников и решил «добиться от главного согласия на явку с повинной, в противном случае пригрозить». Точнее, пообещать, что он сам сделает это, то есть сообщит в полицию. Так он записал на листке, на котором делал выписки из Уголовного кодекса.

Теперь стало ясно, каким образом преступник попал в поселок и как из него выбрался. Ему совершенно ни к чему было где-то прятаться, он находился в «Тарасовском изумруде» в качестве охранника. Я-то думала, что он будет искать обходные пути, чтобы пробраться в коттедж Перегудникова, но он, ни от кого не прячась, шел по улице, ведь был уверен в том, что как охранник он не привлечет к себе внимания, и только для того, чтобы снять черную куртку, зашел на соседний участок.

Я решила поговорить с тем охранником, который сейчас находился на дежурстве на въезде в поселок. Конечно, я понимала, что рискую, ведь неизвестно, кто прячется под личиной сотрудника охранного агентства. Маловероятно, конечно, что тот, кто сейчас на вахте, тоже по совместительству работает киллером. Скорее всего, дежурство в поселке несут люди, даже не подозревающие о том, что творится у них за спиной. Но, с другой стороны, существовала опасность, что после нашего разговора охранник сообщит о нем главарю и тот предпримет соответствующие меры, скроется, например. Хотя, по идее, он уже должен был это сделать.

Я попрощалась с Тамарой Семеновной, Владимиром и Зинаидой Александровной и вышла из коттеджа.

Глава 4

Я выехала с участка Перегудникова. У будки охраны я остановилась. За окном сидел шатен с заметной сединой в когда-то пышной, а сейчас довольно сильно поредевшей шевелюре и разгадывал сканворд.

– Здравствуйте, – сказала я, – хочу с вами поговорить.

Шатен отложил в сторону сканворд и вопросительно посмотрел на меня.

– Меня зовут Евгения, и я в данный момент выясняю обстоятельства нападения на жителя этого поселка Перегудникова Владислава Семеновича. Вот договор на оказание услуг по расследованию, составленный по просьбе сестры доктора, Алешечкиной Тамары Семеновны. А теперь взгляните сюда, – не давая ему опомниться, я сунула ему под нос рисунок Владимира. – Вам знаком этот человек?

– Так это же Константин! – воскликнул он, но тут же смешался и тихо спросил: – Откуда это у вас?

– Что за Константин? – не отвечая на его вопрос, задала я свой. – Вы его знаете? Назовите его отчество и фамилию. Кто он?

– Разлейников Константин Вадимович, охранник, – все так же тихо ответил шатен. – А что случилось? Почему он вас интересует?

– Вас как зовут? – спросила я, по-прежнему игнорируя его вопросы.

– Валерий, Майоров Валерий, – произнес он с прежним недоуменным видом.

– Скажите, Валерий, кто вчера дежурил на въезде в поселок?

Майоров взял лежащий на столе толстый журнал, полистал его и, найдя нужную строчку, сказал:

– Вчера дежурил Юрий Горбачев.

– Он один дежурил, без напарника? – уточнила я.

Майоров замялся.

– Нет, не один, – наконец нехотя ответил он, – с ним дежурил как раз Константин.

– Значит, дежурит обычно по два охранника?

– Да, нас всегда двое, – подтвердил Валерий.

– Почему вы сейчас один? Где находится второй?

– А он должен скоро… подъехать, – снова замявшись, ответил Майоров.

Я поняла, что он темнит и что-то тут не так.

– Вот что, – сказала я решительным тоном, – или вы мне сейчас рассказываете все, что у вас здесь происходит, – только все честно, без утайки, или я вызываю полицию, и вас забирают в отделение для дачи показаний.

– Так ведь я же вчера не дежурил, – начал оправдываться Валерий, – что я могу рассказать?

– Расскажите все, что вам известно о Константине Разлейникове, – я снова сунула Майорову под нос лист с изображением Константина.

– Да я его почти не знаю, видел только несколько раз, когда он в мою смену дежурил. Вы лучше спросите других охранников.

– Это что же получается? Выходит, все дежурят сутки через… – я вопросительно взглянула на Валерия.

– …через двое, – закончил он.

– А этот Разлейников дежурит бессменно? Он что, супермен? Ему отдых не нужен?

– Понимаете, тут такая история, – начал наконец рассказывать Майоров, – у этого Константина проблемы в семье, ну, вроде он с женой крупно поссорился и решил, что лучше будет, если он какое-то время поживет один. А так как жить ему негде, то он пошел к Валентину Михайловичу – это наш шеф, и тот направил Константина сюда, в «Тарасовский изумруд».

– Стоп! – остановила его я. – А раньше где работал этот Разлейников?

– Ну, не знаю, где, может, еще что-нибудь охранял, нашими услугами пользуются и другие объекты, не только этот поселок.

– Понятно, продолжайте дальше. Почему ваш шеф направил Разлейникова именно сюда? Здесь что, отель имеется?

– Нет, ну какой еще отель. Просто здесь имеется небольшой дом, можно сказать, домик. Там есть где поспать. Ну вот, Константин, наверное, поэтому и согласился. Только шеф поставил ему условие, что дежурить он будет каждый день, а не по графику, как другие.

– И Разлейников согласился? – спросила я.

– А куда ему деваться было? Конечно, согласился, не ночевать же ему на улице. Здесь все-таки какая-никакая крыша над головой.

«Определенно этот Константин наврал про нелады в семье, чтобы попасть сюда, – подумала я. – Хотя… эта сказочка была придумана специально для Майорова и его сменщиков. А внедрил его сюда Седлаковский Валентин Михайлович, шеф охранного агентства „Илья Муромец“».

– А вообще не повезло ему, Константину то есть, по всем статьям, – сказал Валерий.

– В чем же ему так не повезло? – поинтересовалась я.

– Да не успел он в первый раз на вахту заступить, как подвернул ногу. Поэтому ему пришлось почти все время находиться в доме охраны, – объяснил Майоров.

«Что же, как раз то, что нужно. Разлейников сидел себе внутри. Наружу не высовывался, чтобы не столкнуться с Перегудниковым. Наверняка это ему Седлаковский велел притвориться, что у него болит нога. Стало быть, хозяин „Ильи Муромца“ сам занимается разработкой сценариев заказных убийств. Получается, Константин рассказал ему о том, что проболтался доктору при встрече в книжном, и хозяин принял решение его устранить. Нет, не так. Сначала Владислав Семенович, проверив сведения, лично, надо полагать, поговорил с Седлаковским и потребовал, чтобы тот пошел в полицию с повинной. Наверное, дал ему срок. Но у хозяина „Ильи Муромца“ оказалась своя точка зрения на этот счет. Надо бы взять за жабры этого Валентина Михайловича. Но что ему можно предъявить? Пока ничего, потому что это только мои предположения, не подкрепленные доказательствами».

– Так что вы говорите по поводу больной ноги Константина? – спросила я.

– Я и говорю, что из-за нее он в основном сидел перед монитором и вел наблюдение за наружной территорией поселка. Фиксировал также въезжающие машины и записывал их номера в журнал.

– Так он, получается, совсем не выходил на территорию поселка? Так и сидел безвылазно в помещении? – спросила я.

– Ну, в мое дежурство он делал обход рано утром, а как было в другие дни, я не знаю, – ответил Валерий.

– А почему рано утром?

– Ну, пока все спят. Сами подумайте, если кто-то из жителей увидит, что охранник хромает, то пожалуется хозяину, и, возможно, даже дело дойдет до расторжения договора. Кому же это понравится, чтобы поселок охранял больной? Кроме того, Разлейников подвел бы Валентина Михайловича, а ведь тот помог ему с проживанием.

«Нет, все задумано очень умно. И объяснение, с какой целью Константин Разлейников рано утром вышел якобы на обход, – чтобы никто не увидел, как он хромает, – придумано вполне правдоподобное».

– А что делал напарник Константина? – спросила я.

– А он делал обход днем и вечером, а кроме того, в его обязанности входило открывать и закрывать въездные ворота.

– Понятно, – сказала я.

Теперь все более-менее разъяснилось. Когда Перегудников поставил перед Седлаковским вопрос ребром – или тот идет с повинной в полицию, или доктор сделает это сам, – то хозяин «Ильи Муромца» направил в «Тарасовский изумруд» Константина Разлейникова. Дескать, ты натворил дел, вот и разгребай теперь сам, нечего было болтать языком. Для остальных охранников Константин был несчастным человеком, который настолько остро переживал разлад с женой, что даже решил с ней временно разъехаться. А так как жить ему было негде, то добрый шеф разрешил ночевать в домике охраны. Вот такая вот легенда. Поначалу Константин прятался там, чтобы Перегудников его не увидел. А потом дождался, когда Владислав Семенович останется дома один, и дал знать об этом подельнику, чтобы тот ждал его за периметром поселка. Сам же он на принадлежащем сектантам участке надел черную куртку, проник в коттедж доктора, ударил его ножом, забрал ноутбук, мобильник и документы и, снова зайдя на соседний участок, снял с себя куртку. Оставшись в одежде охранника, он открыто пошел по дороге, дошел до подкопа, передал похищенное сообщнику и затем вернулся в домик охраны.

Надо ехать в отделение к Артуру Кононенко, пусть размножит рисунок Владимира и объявит Константина Разлейникова в розыск. Определенно он где-то скрывается. Я решила обойтись без предварительного звонка Артуру, рассудив, что даже если он сейчас и отсутствует, то сделать ксерокопию с рисунка Владимира я могу и без него.

Артура у него в кабинете не оказалось. Я поинтересовалась, где он находится, у Федора – молодого парня, сидевшего за соседним столом.

– Король Артур сейчас у Пирожка, – сообщил он.

– Король Артур? – переспросила я. – А ты, значит, один из рыцарей Круглого стола?

Федор усмехнулся. Я уже была в курсе многих особенностей жизни этого отдела и, в частности, знала, что Пирожок – это старший следователь следственного отдела Яков Гаврилович Афанасьев. За глаза сотрудники называли его Пирожком из-за пристрастия к пирожкам, которые пекла его старшая сестра и которыми он угощал весь отдел. Надо сказать, что пирожки были отменные, мне однажды довелось их попробовать, потому что Артур, насытившись, больше не мог не то что съесть еще хотя бы один, но и просто посмотреть в сторону тарелки.

Яков Гаврилович, несмотря на предпенсионный возраст, не утратил юношескую веру в романтическую подоплеку расследуемых преступлений. Особенно его расстраивало то, что мотивами их являлась по большей части заурядная бытовуха. Никаких серьезных и ярких чувств: любовь там, месть, зависть, принципиальность. Все глупо и пошло. У преступников в голове одна извилина, интеллектом там и не пахнет. В отделении над Афанасьевым частенько посмеивались и советовали смотреть на жизнь проще, а не искать загадки, где их нет и быть не может.

Еще одной отличительной особенностью Якова Гавриловича было его пристрастие чаевничать строго по однажды заведенному распорядку. Он заключался в том, что перед едой он непременно долго мыл руки своим личным, принесенным из дома в мыльнице мылом, после чего насухо вытирал их своим же небольшим махровым полотенцем. После этого он вынимал из тумбочки большую фарфоровую чашку и тарелку, аккуратно раскладывал на нее пирожки и заливал кипяток в чашку с заранее положенной в нее заваркой. Афанасьев предпочитал черный краснодарский чай всем другим сортам, но напиток обязательно должен был быть крепким и сладким. Иногда в фарфоровую чашку отправлялись сливки. Размешивая в чашке сахар, Яков Гаврилович имел обыкновение негромко напевать какой-нибудь проникновенный романс или оперную арию. Для сослуживцев доносящийся из кабинета следователя густой баритон служил сигналом, оповещающим о начале трапезы. Любой сотрудник мог зайти в это время к Якову Гавриловичу просто так и обязательно попробовать фирменную домашнюю выпечку.

После еды Афанасьев всегда полоскал рот, не доверяя всяким зубочисткам и уж тем более жевательным резинкам типа «Орбит». Заключительным штрихом служило аккуратное стряхивание крошек с салфетки.

Несмотря на еще некоторые подобные особенности, Афанасьев отличался большим опытом и профессионализмом. Мне он напоминал следователя Порфирия Петровича, мастерски выписанного Федором Михайловичем Достоевским. Был Яков Гаврилович невысокого роста, несколько полноват и круглощек, со слегка выпирающим животиком.

Я спросила Федора, давно ли Артур находится в кабинете Афанасьева.

– Яков Гаврилович уже спел арию князя Игоря, – ответил оперативник.

Ага, значит, чаепитие началось. Я подошла к двери кабинета Афанасьева. Она была чуть приоткрыта. Артур и Яков Гаврилович сидели за столом друг напротив друга и пили чай: Афанасьев держал в руках свою фарфоровую чашку, а Артур отпивал чай из стакана.

– Две дырки в голове, Яков Гаврилович, – сказал Артур и поставил стакан на стол. – Следов нет, профессиональная работа.

Афанасьев ничего не ответил. Он допил свой чай, тоже поставил чашку на стол и только после того, как с едой было покончено – Яков Гаврилович не признавал никакие разговоры во время поглощения пищи, – изрек:

– Ничего, совместными усилиями распутаем. Распутаем вместе, – подчеркнул он.

– Значит, связи отрабатываем, знакомства там, мотив преступления ищем. – Артур вопросительно взглянул на Афанасьева.

Тот кивнул:

– Знакомства, связи, все как всегда. – Афанасьев над чем-то сосредоточенно думал.

Потом Яков Гаврилович достал блокнот, полистал его и добавил:

– Да, надо еще подключить ОБЭП, пусть их проверят.

– Только, Яков Гаврилович, надо без пыли и шума, – заметил Артур, – а то, сами понимаете, во что все это может вылиться.

– Все будет тихо, – заверил Афанасьев.

– Ну, так я пошел, Яков Гаврилович?

– Иди, иди. Да, вот захвати ребятам, поешьте там.

Он аккуратно завернул несколько пирожков в салфетку и вручил их Артуру.

– Уф, – выдохнул тот, выйдя из кабинета Афанасьева и закрыв за собой дверь. И почти столкнулся со мной.

– Женя, привет, – сказал Кононенко, – ты ко мне?

Я кивнула:

– К тебе, Артур. Я практически знаю, кто напал на Перегудникова.

– Точно? – кажется, не поверил он.

– На девяносто девять и девять десятых процента, – ответила я и вынула из сумки рисунок с изображением Константина Разлейникова, сделанный Владимиром. – Это – охранник агентства «Илья Муромец» Константин Вадимович Разлейников. Агентство это занимается охраной поселка «Тарасовский изумруд», в котором проживает доктор, подвергшийся нападению. Но это еще не все. Я с большой долей вероятности могу утверждать, что нападение на Перегудникова совершено из-за того, что Разлейников – бывший пациент доктора, кстати, – выболтал при встрече с ним, что занимается заказными убийствами, а доктор, проверив эту информацию, поставил перед владельцем агентства Седлаковским условие: или он идет в полицию с повинной, или доктор сделает это сам.

Артур во все глаза смотрел на меня.

– Во как! – только и мог сказать он. – Женя, но ведь это только твои предположения. А доказательствами ты располагаешь или как?

– Некоторые доказательства, в основном косвенные, имеются. В частности, Перегудников оставил лист бумаги, на который выписывал фрагменты из статьи Уголовного кодекса о недонесении. На этом же листке есть его приписка со словами: «Добиться от главного явки с повинной, в случае отказа пообещать это сделать самому».

– А главный – это кто? – спросил Артур.

– Главный – это владелец охранного агентства Валентин Михайлович Седлаковский, – ответила я. – Тут, понимаешь, какая история получается. Агентство это помимо охраны объектов, таких, как поселок, скажем, занимается еще и организацией и проведением заказных убийств. То есть хозяин «Ильи Муромца» спрятал своих киллеров среди обычных охранников.

– Доказательства, Женя, доказательства. Где они?

– Будут, – сказала я, – мне нужно время и… определенная помощь от тебя.

– Говори, что надо, – произнес Артур, – что могу – сделаю.

– Для начала мне нужно распечатать портрет предполагаемого преступника, этого Разлейникова. И выяснить его место жительства.

– Сейчас, – кивнул Артур и, взяв у меня лист, исчез за одной из дверей в коридоре.

Вскоре он вернулся с ксерокопиями и адресом Разлейникова.

– Желаю удачи, – сказал он.

– И тебе тоже, – ответила я.

– Ага, – согласился он, – не помешало бы. А то за сутки три трупа, изнасилование с отягчающими, два разбойных нападения, а также угнанные тачки, карманные кражи, – он махнул рукой. – Работенки достаточно, а? Как ты считаешь?

– Вполне, – проговорила я.

Я вышла на улицу и решила поехать в «Читай-город», чтобы встретиться с девушкой Разлейникова. Припарковавшись на Советской, я поднялась по лестнице – эскалатор почему-то не работал – на четвертый этаж и прошла в отдел. У кассы собралась очередь, и слышался какой-то шум. Подойдя поближе, я увидела пожилого мужчину, по виду пенсионера, который на повышенных тонах выяснял отношения с кассиром.

– Вы не имеете права отказывать мне в приобретении книги со скидкой в тридцать процентов! – почти кричал мужчина. – У меня есть специальная карта.

– Ваша карта уже недействительна, – ответила ему кассир – девушка с короткой стрижкой и ярко накрашенными губами, – она устарела.

– Когда это она успела устареть? И с какой стати?

– Ну, я же вам объясняю: мы отменили накопленные скидки, ввели специальные баллы.

– Так у меня есть эти ваши баллы взамен отобранных скидок или нет?! – кричал пенсионер.

– Есть у вас эти баллы, – ответила девушка, – не переживайте.

– Тогда почему я должен платить полную стоимость?

– Ну, как же вы не понимаете, я же вам только что объяснила: баллы начинают действовать не сразу после покупки, а спустя неделю, – спокойно сказала девушка.

Рядом со мной у стеллажа с детективами стояли два парня лет по восемнадцать-двадцать.

– Прикинь, Миха, эти гоблины отменили накопленные скидки, ввели долбаные баллы, и даже они начинают действовать не сразу после покупки, а спустя неделю! Люди покупали, и я, кстати, тоже, копили скидочный процент, а эти дефективные менеджеры решили все отменить!

– Ну, а чё. Торгаши часто дают карты на скидку. Хранишь карту, потом через годок приходишь, а тебе говорят – накось, выкуси, у нас теперь другие карты, и ваша карта, типа, уже ни о чем. Тогда вопрос – на фиг даете? Обычный заманушный лохотрон! – ответил ему Миха. – Я вот чё подумал: а на хрена ваще скандалить? Купи планшет и читай все, что хошь, за бесплатно.

– Точняк, деду надо перейти на электронные книги и послать на… все эти «Читайгорода» со своими скидками. Я теперь не буду копить баллы.

– А может, дед патриот бумажных книг? Запах, шелест и все такое… – высказал предположение Миха.

– Ну, так можно купить одну толстую книгу, неважно какую, и шелестеть ею и нюхать ее, а читать электронные книги.

– А может, деду в кайф поскандалить? – не унимался Миха. – Есть такая категория людей. И неважно, где скандал устроить, в поликлинике, в магазине или трамвае, где полно свободных мест, а ему надо сесть там, где сидит какой-нибудь чувачок.

– Или чувишка, – подмигнул парень, – лет так пятнадцати-шестнадцати.

– Вообще обнаглели, – подала голос стоящая у противоположного стеллажа с любовными романами женщина бальзаковского возраста, – в отделе никого нет, консультанта днем с огнем не найдешь! Где они все таскаются? Бездельники, только бы от работы улизнуть!

– Простите, но вы не правы, – вмешалась в ее монолог подошедшая пожилая женщина, – люди работают, и им очень нелегко. Вот моя внучка работала в этой системе, так она надорвалась, так как приходилось носить тяжелые коробки с книгами. А сколько ей давали непонятных заданий: сначала расставить ручки на витрине в одном порядке, а на следующий день расположить их так, как было. Для чего, спрашивается? – Она пожала плечами: – Непонятно. Или вот еще что: на глобусы нужно было наклеить один ценник на другой. Зачем? К мягким игрушкам прямо на мех требовали цеплять железку, которая пищит при краже, а она липучая. И бедные дети, когда покупают мягкую игрушку и отрывают эту «антикражу», получают игрушку с голой попой. Так что работа здесь – не сахар, – резюмировала дама.

– Как и везде, – ответила любительница любовных романов.

Кажется, конфликт с пенсионером уже завершился, по крайней мере, перепалка у кассы прекратилась. Я рассматривала детективы, прикидывая, какой бы купить для тетушки Милы, и время от времени обозревала торговый зал на предмет появления в нем фигуристой блондинки с волнистыми волосами до плеч. Примерно так должна была выглядеть девушка, к которой после разговора с Владиславом Семеновичем, по словам Владимира, направился Константин Разлейников.

Время шло, но никакой блондинистой сотрудницы с бейджиком магазина все не было. Я выбрала наконец детектив для тетушки и направилась к кассе. В это время из подсобного помещения вышла невысокая полная женщина средних лет с бейджиком «Марианна». Я сменила направление и пошла ей навстречу.

– Скажите, у вас в магазине появлялся этот мужчина? – спросила я, вынув из сумки фоторобот Константина Разлейникова.

– Так это же Катюшин поклонник! – воскликнула она. – Конечно, он не раз приходил к нам, то есть к ней, – поправилась Марианна.

– А когда последний раз вы его здесь видели? – спросила я.

– Ну, примерно с неделю назад, – ответила Марианна. – А что случилось?

– А можно увидеть саму Екатерину?

– Конечно, да вот же она, – Марианна указала на блондинку, которая в глубине торгового зала переставляла книги на стеллаже.

– Катюша, к тебе пришли, – громко сказала она.

Екатерина оторвалась от своего занятия и подошла к нам.

– Екатерина, вам знаком этот мужчина? – задала я ей тот же вопрос, что и минутой раньше Марианне.

– Да, то есть нет, то есть… – испуганно пролепетала она и, вконец запутавшись, замолчала.

– Как же незнаком, Катя, – удивилась Марианна, – ведь это же твой жених?

– Мы поссорились, – придя в себя, уже твердо произнесла девушка.

– Надо же, – в голосе Марианны появились сочувствующие интонации, – а я-то уже думала, что не за горами свадьба.

– Вечно вы все не то думаете, Марианна Сергеевна! – вспыхнув, выпалила Екатерина и метнулась в подсобку, из которой ранее вышла Марианна.

– Переживает из-за разрыва, вот и нервничает, – прокомментировала Марианна.

Я подошла к кассе, заплатила за книгу и направилась к выходу. По-хорошему, надо было бы дождаться, пока Екатерина выйдет из магазина, и проследить за ней. Не исключено, что она в курсе, где в данный момент находится Константин. Но кто знает, когда она закончит работу. Я решила, что сейчас мне важнее наведаться в налоговую инспекцию. Там работает одна моя знакомая. От нее я рассчитывала узнать, что же из себя представляет это охранное агентство под названием «Илья Муромец» в целом, ну и, конечно же, получить сведения о доходах охранника Константина Вадимовича Разлейникова. Что-то уж очень сомнительно, чтобы на зарплату охранника, пусть даже и коттеджного поселка, можно было приобрести дорогой «Порше Кайен». Посмотрим, посмотрим.

Я вышла из торгового центра «Аврора», на четвертом этаже которого находился «Читай-город», дошла до места парковки, села в «Фольксваген» и поехала на Рабочую улицу, где находилась налоговая инспекция. Чтобы добраться до нее, надо было пройти через двор, что я и сделала. Потом поднялась по ступенькам и вошла в вестибюль. Отстояв приличную очередь к окну, где выдавали пропуска, я получила ламинированный прямоугольник и прошла через турникет. Лифт поднял меня на четвертый этаж.

Около кабинета, где работала моя знакомая, сидели две женщины и, дожидаясь своей очереди, обсуждали работу налоговой инспекции, ну и, разумеется, ее сотрудников.

Незаметно за разговорами подошла моя очередь. Я попросила свою знакомую Марию дать мне просмотреть документы по охранному агентству «Илья Муромец». Да, действительно, в списке фамилий сотрудников числился Разлейников Константин Вадимович. Увидела я и сумму зарплаты, которую тот получал в качестве охранника. Увы и ах, но на нее никак не приобретешь дорогущий автомобиль, даже если не есть и не пить, а только копить. Но этим аргументом никак не припрешь к стене Константина Вадимовича. В самом деле, а если я, скажет он, получил большое наследство от заграничного дядюшки-миллионера? Могу я его потратить на голубую мечту моего детства – «Порше Кайен Турбо»?

Ну, и что тут скажешь? Конечно, Константин Вадимович, еще как можете! М-да…

Я еще раз прошлась по списку сотрудников «Ильи Муромца». Среди них значился и Майоров Валерий Георгиевич – охранник, с которым я разговаривала, и Горбачев Юрий Владимирович – охранник, с которым, по словам Майорова, дежурил Разлейников. Список охранного агентства возглавлял его владелец – Седлаковский Валентин Михайлович, дальше – главный бухгалтер, Виктория Игоревна Сотникова.

Поеду-ка я в гости к этому самому Константину. Без приглашения, конечно, что ж поделаешь. Может быть, если повезет, и самого хозяина застану дома. Хотя это вряд ли, он сейчас наверняка в бегах, скрывается где-то. Ну, хотя бы посмотрю, что там к чему.

Я вынула из сумки листок с адресом Разлейникова, который я получила от Артура. Константин проживал по улице Тариханова. Где это, интересно? Я поискала эту улицу на электронной карте города и обнаружила ее аж в Фестивальном поселке. А путь к нему лежал через еще один поселок. Далековато, прямо скажем. Но ничего.

Поездка по практически сельской местности заняла у меня немногим больше полутора часов. Дом номер сто четыре располагался в близком соседстве с двумя такими же десятиэтажными многоподъездными домами. Было видно, что дома эти заселены совсем недавно: дворовое пространство не приведено в порядок, детская площадка не функционировала, да и зеленых насаждений было совсем мало. Кроме того, совсем отсутствовали лавочки около подъезда, и во дворе было пустынно.

Я отыскала нужный мне подъезд и стала думать, как лучше попасть внутрь. Думы мои на эту тему были прерваны гудком открывающего дверь домофона. Из подъезда вышла целующаяся парочка, никого и ничего не замечающая, в том числе и меня. Я воспользовалась ситуацией и вошла в подъезд. Потом вызвала лифт и, пока его ждала, рассматривала лестничную площадку, на которой у самого окна стояли две развесистые пальмы в деревянных кадках, подоконник был уставлен изящными декоративными горшками с цветущими растениями. Не иначе как на первом этаже поселилась любительница флоры.

Я поднялась на лифте на пятый этаж, вышла и подошла к квартире номер двадцать пять. Надо позвонить на всякий случай. Разлейникова здесь сейчас, конечно, нет, но мало ли… Вдруг он поселил у себя каких-нибудь родственников, или друга, или… подругу? Хм… Я вспомнила, как взвилась Екатерина, с которой у Константина, по словам Марианны Сергеевны, намечалась свадьба. А охранник Валерий Майоров утверждал, что Константин поссорился с женой, и так как ему негде жить, шеф разрешил ему поселиться в домике охраны. Кто кому мозги припудривает, а потом их промывает?

На мой звонок ответа не последовало. Приближающихся шагов я не услышала, других звуков – тоже. За дверью царила тишина. Получается, что в квартире в данный момент никого нет. Замечательно. Надо теперь еще немного подождать, чтобы убедиться в этом уже окончательно.

Прежде чем проникнуть в квартиру Разлейникова, я бросила внимательный взгляд на дверь квартиры его соседей. Оттуда тоже не доносилось ни звука. Значит, можно начинать. Я открыла сумку и достала свои универсальные отмычки. Готово! Я беззвучно открыла дверь и вошла внутрь. В прихожей было темно. На ощупь я нашла выключатель, щелкнула им, и прихожая озарилась приглушенным розоватым светом.

Оказывается, это была не прихожая даже, а холл. Правда, он был не очень большой, но с оригинальной отделкой. Все стены были закрыты зеркалами, в углу стоял зеркальный же столик-консоль, рядом – мягкий пуф и тумба, а дальше разместился встроенный шкаф-купе. Ворсистый ковер приятного шоколадного цвета почти полностью покрывал пол холла, оставляя лишь небольшой участок светлого, уложенного «елочкой» паркета. Подвесной потолок «Армстронг» цвета сливок мерцал вкрапленными в него точечными светильниками. По обе стороны от входной двери располагались два хрустальных бра. Я вынула из сумки перчатки, надела их и раскрыла дверки шкафа-купе. Он был заполнен дорогой мужской верхней одеждой: дубленка, две кожаные куртки, одна черная, другая коричневая, несколько костюмов, потом шли ряды вешалок с рубашками.

Из холла я попала сразу в гостиную. Это была просторная, светлая комната. Два больших окна были наполовину закрыты шелковыми шторами бежевого оттенка. На подоконнике стояли два керамических горшка с разросшимися денежными деревьями. Гостиная не была перегружена мебелью, зато в ней присутствовали притягивающие взгляд аксессуары: высокая напольная ваза на небольшом постаменте, две необычные скульптуры, изображающие льва и тигра, и пара светильников извилистой формы на подставках. Зона отдыха состояла из длинного кожаного белого дивана, кресла и низенького пуфа. В их ансамбль гармонично вписался деревянный столик с поверхностью из черного камня. Гостиная привлекала еще и своеобразной архитектурой стен: полукруглой аркой, а также лепниной и молдингом на стене с большим плазменным телевизором. Получился очень красивый рельеф. В левом дальнем углу я заметила еще и домашний кинотеатр, а справа стояла низкая «горка» с коллекцией чайных и кофейных пар. Светлый паркет, тоже в «елочку», как и в холле, был покрыт темно-серым, с синими разводами, ковром.

Смежная с гостиной комната, в которую я прошла, осмотрев гостиную, скорее всего, выполняла функцию спальни. Широкая кровать с резной спинкой в изголовье и мягкой скамейкой в изножье. На стене, к которой примыкала кровать, висела картина с летящими журавлями. На тумбочках по обе стороны от кровати находились светильники в виде спирали. Еще в спальне стоял комод из орехового дерева. Ну и, конечно, шторы. Богато, можно даже сказать, роскошно выглядевшие, они были сшиты из темно-синей парчи с золотым орнаментом.

Я потрогала мохнатое светло-коричневое покрывало, которым была застелена кровать. А что, интересно, находится в комоде? Я подошла к нему и открыла верхний ящик. Здесь лежали комплекты постельного белья, еще даже не распакованные. Два нижних отделения были заполнены мужским нижним бельем: плавки, носки, майки. Тоже все новое, неношенное. Что, Константин не утруждает себя стиркой? Поносил, выбросил грязное и купил новое? Похоже на то.

Из спальни я направилась в кухню. Через стеклянные двери была видна эффектная люстра с плафонами, формой напоминающими свечи. Посередине кухни располагался обеденный стол из темного дерева и голубые стулья. Необычное сочетание, но очень оживляет интерьер. Остальная кухонная мебель была традиционной: встроенный шкаф, разделочный столик и примыкавший к нему огромный холодильник цвета металлик. Я открыла сначала дверцу морозильной камеры. Она вся была заполнена брусками замороженных продуктов. Затем я открыла основную камеру. Чего здесь только не было! В основном это были деликатесы: банки с красной и черной икрой, нарезка из семги, балык, несколько видов сыров, палки сырокопченой колбасы. Ну и всякие там соки, нектары, а также несколько бутылок водки. Провизии хватило бы на целый полк. Господин Разлейников затарился продуктами основательно.

Я решила посмотреть содержимое кухонных ящиков и с этой целью начала поочередно их выдвигать. Ага, банки кофе элитных сортов, дальше шли крупы в расписных металлических банках, потом соль, сахар, специи. Стоп! Что-то мне не понравилась последняя маленькая баночка. Я открыла крышку. Да, так и есть: крошечные целлофановые пакетики. Я осторожно надорвала один из них и высыпала чуть-чуть порошка себе на ладонь. Потом аккуратно понюхала: определенно наркотик. Этот пакетик я положила между остальными и поставила баночку на место. Значит, Константин как минимум приобретает «зелье». В самом нижнем ящике он устроил нечто вроде бара: здесь находились бутылки с коллекционными винами. Неплохо, очень даже неплохо!

Посмотрим теперь, что находится в санузле. Он располагался рядом с кухней и был совмещенный, но очень просторный, с большой ванной и душевой кабиной. Ну и, конечно, отделан был по последнему слову дизайна. А это еще что такое? Мой взгляд наткнулся на едва заметную дверцу рядом со стиральной машиной. Я слегка отодвинула машину в сторону и потрогала дверцу. Она немного поддалась. Вскрыть ее было делом двух секунд. Так и есть! Целый арсенал оружия. А рядом – пачки долларовых купюр. Я не стала разбирать оружие, просто закрыла дверцу и пододвинула стиральную машину на свое место. Ну вот, теперь все прояснилось, для меня по крайней мере.

Я решила, что больше здесь мне делать нечего. Надо потихоньку выходить. Но потихоньку не получилось, потому что за соседской стенкой начался какой-то шум.

– Ах, он в Москву уезжает! – донеслось до моих ушей. – Посмотрите вы на него! А я, идиотка, думала, что этого просто не может быть! – Женский голос становился все громче и громче. – Ведь говорили мне, а я все не верила! Мама тоже говорила. А я и ей не верила!

– Да чё ты напридумывала, елки-палки, – раздался мужской голос.

– Ах, я напридумывала! Да? Испортил мне всю жизнь, забрал всю мою молодость, а я теперь уже и не гожусь, значит? Тебе, значит, теперь молоденьких подавай? Теперь ты таким героем-любовником, значит, стал!

«Ну, все ясно. Супруга застукала муженька и теперь изливает праведный гнев», – подумала я.

– Я покажу тебе Москву, козел! В Москву он собрался! Разгонять тоску! Привык шляться по бабам, потаскун поганый, а сын сиротой растет, отца не видит. Хотя лучше бы такого отца и не иметь вообще! Ты чего молчишь? Ах ты, скотина! Паразит, он тут коньяк лакает! Поставь на место бутылку! Кому говорю?

– Отдай мне бутылку! – хрипло приказал мужчина. – Отдай, я тебе говорю!

– А вот это ты видел?! – взвизгнула женщина.

Наверное, она показала ему фигу.

– Дай сюда бутылку, – стоял на своем мужик. – Кому я сказал, ну?

– Ах, он сказал-приказал! – с издевкой произнесла женщина. – Я тебе сейчас дам! Сейчас, сейчас… вот, на тебе! И еще, и еще! Смотри на себя! Боже мой, позор-то какой! Стыда не оберешься! Я этого не переживу!

Она громко зарыдала.

– Да ты чего, дура, ревешь? – спросил мужчина.

– Ты издеваешься, да-а? Прикидываешься-я! – продолжала она рыдать.

– А чё это? – недоуменно спросил он.

– Да есть у тебя совесть или нет? – в отчаянии выкрикнула женщина. – Чего притворяешься? Или не хватает смелости признаться?

– Да в чем я должен признаваться-то?

– Господи, люди добрые, да что же это делается-то!

– Елки-палки… – проговорил мужчина.

– Ну, что теперь скажешь? Узнал наконец себя на этих фотках или как? Что-то ты побледнел! Нехорошо стало? – с презрением в голосе спросила женщина.

– Где ты это взяла? – глухо произнес мужчина.

– А я детектива наняла, – злорадно сообщила женщина. – Надо же было наконец вывести тебя на чистую воду! Вот гляди, здесь ты с этой шлюхой, и здесь тоже ты, и здесь, и здесь! И как вы в постели кувыркаетесь, тоже есть! Чего отворачиваешься, смотри, смотри! Где ты эту шлюху подцепил? Говори! Я еще и сыну эти фотки покажу, чтобы он тоже знал, какой у него папаша!

– Не смей впутывать сюда сына! – вдруг рявкнул мужик.

– Ой, посмотрите вы на него, он мне еще и приказывает! Это все пойдет в суд, чтоб ты знал! А сейчас давай, выметайся отсюда! Давай, давай, катись колбаской по Малой Спасской! Ты в Москву собрался? Вот и давай, дуй в Белокаменную!

– Ладно, ладно, уйду я, – раздалось бормотанье, – только вещи свои соберу.

– Обойдешься и без вещей! – отрезала женщина. – Тебе их твоя шлюха купит. Давай, проваливай, кому говорю? Сгинь с моих глаз! Чтоб я больше тебя не видела!

– Да подожди ты! – повысил голос мужик. – Ты чего так взъелась-то? Это не то, что ты думаешь!

– У тебя совесть есть или нет?! – закричала женщина. – Ты чего из меня идиотку делаешь? Я что, слепая? Не вижу, что ты с ней в постели выделываешь? Фотки отличного качества, детектив постарался!

– Это все не так, – твердил свое мужик, – это…

– Это называется: ты попался! И теперь стараешься отмазаться! Но у тебя ничего не выйдет! Тебя поймали с поличным! Убирайся из моей квартиры, потаскун чертов! Чтоб духу твоего здесь больше не было! Иди к своим шлюхам и живи у них, у каждой по очереди! А сюда дорогу забудь. Понял?!

– Да чё ты несешь-то? А-а, я все понял! Понял, почему выгоняешь! Чтоб тебе самой было удобно шляться к соседу нашему, вот оно чё! – торжествующе воскликнул мужчина.

– Да ты… – растерянно произнесла женщина, очевидно, не ожидавшая такого поворота событий.

А я при этих словах мужчины вся обратилась в слух. Ну-ка, ну-ка, послушаем, может быть, услышим что-то интересное.

– Точно, – продолжал мужчина, – я и раньше догадывался, что ты к нему неровно дышишь. Только учти, он скоро сядет, причем с конфискацией. Так что губу-то не очень раскатывай!

– Э-эх! Чего ты мелешь, сморчок поганый? Вляпался по самое не хочу, а теперь с больной головы да на здоровую переваливаешь? Чего это он сядет? С какого такого перепугу?

– Это у тебя-то голова здоровая? Ха! Расскажите моей бабушке! А сядет он потому, что он бандюган, вот! Мокрушник он, понятно?

– Да пошел ты!

– А ты тоже пошла! – не остался в долгу мужчина.

«Интересно, – подумала я, – почему это мужчина решил, что Константин – мокрушник? Это ведь очень серьезное обвинение. Наверняка сосед Разлейникова что-то знает. Или, по меньшей мере, догадывается. Надо бы с ним поговорить на эту тему».

Вопли и проклятия за стеной наконец прекратились. Кажется, соседи закончили выяснять отношения. Потом послышался звук хлопнувшей двери. Наверное, супруга собрала пожитки проштрафившегося мужа и он отбыл восвояси. Значит, и мне можно выходить. Как хорошо! Теперь мне надо перехватить этого мужчину, чтобы выяснить, что конкретно он имел в виду, когда назвал Константина мокрушником.

Но я опять рано обрадовалась. Краем уха я уловила звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Это еще кто? Сам хозяин – Константин Разлейников – прибыл? Я спряталась в ванной комнате и стала наблюдать сквозь щелку в двери, которую оставила специально.

Как интересно! А она что здесь делает? Ведь совсем недавно Екатерина клялась и божилась, что с Разлейниковым они рассорились и свадьбе не бывать. А сама сейчас нарисовалась в его квартире!

Я вышла из ванной комнаты. Екатерина оторопело посмотрела на меня.

– А вы… что здесь делаете? – спросила она.

– То же самое я хотела спросить и у вас, – вместо ответа сказала я. – Вы ведь поссорились с Константином, не так ли?

– А вам какое дело? Вы вообще как сюда попали? А-а, понимаю, вы специально вынюхивали, разузнавали, когда в квартире никого не будет, чтобы собрать все самое ценное и унести. Я сейчас вызову полицию! – перешла она в наступление.

– Остыньте, милая, – произнесла я. – Если сюда прибудут полицейские, они в первую очередь зададут вам вопрос: как вы сюда попали? И что вы им ответите?

– Я… я… – замялась она, явно не готовая к такому повороту событий. – Я, пожалуй, пойду, – и она стремительно пересекла холл. Я моментально догнала ее и схватила за рукав.

– Нет уж, придется вам задержаться здесь еще ненадолго, – сказала я и отвела ее в гостиную. – Давайте-ка, Екатерина, расскажите мне все о ваших отношениях с Константином Разлейниковым. Да, и не беспокойтесь насчет полиции, считайте, что она уже здесь. Итак, откуда у вас ключи от квартиры Разлейникова? Он вам их собственноручно вручил?

Екатерина немного помолчала, потом нехотя проговорила:

– Я втайне от него сделала слепки, а потом пошла к мастеру и заказала себе дубликаты. А что? – с вызовом спросила она. – Эта скотина помимо меня встречался еще с несколькими! – Она всхлипнула. – Ну, я и решила подловить одну из них и выдрать ей патлы!

– Зачем вам это надо, Екатерина?

– Как зачем? – искренне удивилась она. – Я же собралась за него замуж! Я и дизайнера ему нашла классного, чтобы он все тут привел в порядок, и мебель заказала по эскизам. Я все продумала.

– Видимо, не все, если Константин развлекался на стороне, – заметила я.

– А-а, – Екатерина махнула рукой, – все это было до свадьбы, вот после марша Мендельсона я бы ему показала!

– Но если он вас не любит, то вы никак не сможете заставить его жить с вами, – возразила я.

– Еще как смогу! – самонадеянно заявила Екатерина. – Моя прабабушка мне говорила: мужа необходимо удержать любой ценой, любыми средствами. Стой перед ним на коленях, умоляй, угрожай, скажи, что покончишь жизнь самоубийством, укради его документы, которые ему жизненно необходимы! Я запомнила все ее наставления, – с гордостью сказала она.

– Боевая у вас прабабушка, – заметила я с иронией.

– А как же? Она меня учила никогда не сдаваться просто так, без боя. А вообще, говорила она, любовь и брак – это разные вещи. Если мужчина женится на девушке, он обязуется поддерживать ее в жизни. И никого не касается, чем он занимается на стороне. Для развлечений существуют женщины легкого поведения. Но жену он обязан содержать, то есть обеспечить ей достойную жизнь. А если он не способен на это, значит, он…

– …не мужчина, – закончила я за нее. – Не так ли?

Екатерина промолчала, только кивнула.

– А почему вы решили выйти замуж именно за Константина Разлейникова? – спросила я.

– Как почему? Потому что он богатый!

– Ладно, скажите, Екатерина, когда вы в последний раз виделись с Разлейниковым?

Она задумалась.

– Это было… дня два или три назад, – ответила она, – но мы с ним только по телефону разговаривали. А потом он его отключил. Я вчера сюда приезжала, дома его не было.

– Екатерина, вы знаете, чем Константин зарабатывает на жизнь? – произнесла я.

– Нет, – ответила она, – а зачем мне это знать? Я только знаю, что на работе его часто посылают в командировки. Ну и что? С криминалом он не связан, а это главное.

– А вы уверены, что Константин не связан с криминалом? – спросила я.

– А что… – проговорила она растерянно, – вы хотите сказать, что…

– Я же не случайно показала в «Читай-городе» его фоторобот, – объяснила я. – Если не верите мне, зайдите в отделение: он объявлен в розыск за нападение и покушение на убийство.

– Мамочки! – сдавленно пискнула она и кинулась из квартиры своего будущего мужа.

Я подождала еще минут десять и решила, что и мне пора отсюда уходить. Я снова осторожно приоткрыла входную дверь, посмотрела по сторонам и, убедившись, что вокруг все спокойно, вышла из квартиры Разлейникова и тихо закрыла за собой дверь. Спустившись на лифте на первый этаж, я вышла из подъезда, села в «Фольксваген» и поехала домой.

Я уже отъехала от дома, где жил Константин Разлейников, на приличное расстояние, когда вдруг заметила, что за мной следует «Вольво» стального цвета. Неужели та самая машина, которая следила за Перегудниковым? Чтобы удостовериться в том, что это действительно хвост, я немного сбавила скорость. «Вольво» тоже чуть поотстала. Потом я, наоборот, резко рванула вперед. Машина преследователей помчалась за мной.

Когда я ехала по этой дороге к Разлейникову, то заметила, что в одном месте шоссе делает петлю. Сейчас я как раз приближалась к ней. Я резко вывернула руль, и «Фольксваген» обдало клубами проселочной пыли. Кажется, мои преследователи пропустили этот поворот и двинули напрямик. Какое-то время я ехала в гордом одиночестве, никто не висел у меня на хвосте. Я проехала неглубокую балку, благополучно миновав шаткий деревянный мостик с журчащим под ним ручьем. Дальше начинался пригорок со множеством кочек. «Фольксваген» запрыгал по ним на манер горного козла. Вдали показался мост через какую-то неширокую местную речку.

В это время из-за поворота на большой скорости выметнулась «Вольво». На какой-то момент она притормозила, но затем прибавила газу, как будто собиралась меня таранить. Я уже въехала на мост и тут увидела, как в открытое окно «Вольво» высовывается почти до пояса человек в черной маске. В руке у него был автомат.

Я выхватила свой «макаров», рывком распахнула дверцу и вывалилась на доски настила еще на ходу. Тишину вспорола автоматная очередь, и «Фольксваген» уткнулся бампером в перила моста. Лобовое стекло осыпалось на капот сверкающими брызгами.

Я перекатилась за «Фольксваген». Мои преследователи немного замешкались, и я, воспользовавшись их замешательством, успела выпустить две пули в «Вольво» со стороны водителя. Я его зацепила, а может быть, сделала кое-что и похуже, потому что машина, вильнув, резко затормозила. Потом она медленно притерлась к перилам моста. Однако автомат продолжал бить, не переставая, короткими очередями. Я еще плотнее вжалась в настил и продолжала лежать, выжидая.

Собственно, ничего другого мне не оставалось делать. Ведь я была у них как на ладони. Стоило мне шевельнуться, и все, пиши пропало. А выжидала я только одного: когда у автоматчика закончатся наконец патроны и бандит станет менять магазин. И вот наступил долгожданный тайм-аут. Гулкая трескотня очередей смолкла. Эта пауза хлестнула меня словно кнутом. Магазин у него был пуст, я в этом не сомневалась ни секунды, недаром же я прошла суровую боевую выучку. Это была спасительная передышка, которую я ощущала кожей. Это был шанс, пожалуй, единственный шанс, чтобы выжить, и его никак нельзя было упускать.

Я приняла решение выкатиться на середину моста, чтобы достать автоматчика. Это был очень рискованный шаг, но по-другому было просто нельзя. Рывком вывалившись из своего укрытия, я начала палить из «макарова». Послышался вскрик, потом я увидела, как те, кто сидел в «Вольво», высыпались из салона и спрятались за свою машину. Их, кажется, было четверо. И одного из них я, по-видимому, все же зацепила. Правда, насколько серьезно, было неизвестно. В это время снова раздалась автоматная очередь, и я вновь перекатилась назад, укрываясь за «Фольксвагеном».

Потом вновь наступило затишье. Мне оно показалось подозрительным: неспроста все это. Я очень осторожно выглянула из своего укрытия. Так и есть! Эти гады все-таки нашли выход из положения: они начали толкать «Вольво» сзади, используя ее как укрытие, и машина принялась медленно двигаться в мою сторону. Признаться, такого поворота в сюжете я не ожидала. От злости я наобум пальнула в их сторону, но в ответ получила неизменную автоматную очередь. Пришлось мне снова уткнуться головой в колесо «Фольксвагена».

Надо было на что-то решаться. С каждой упущенной секундой мое положение, и так, скажем прямо, незавидное, ухудшалось все больше и больше. Я уже слышала, как тяжело дышат преступники, как шуршат колеса «Вольво».

И тут во мне будто бы сработала какая-то пружина. Я резко оттолкнулась от шершавого настила, вскочила на ноги и выпустила в бандита с автоматом несколько патронов подряд, а затем тут же головой вниз ринулась через перила моста в речку. На секунду автоматчик промедлил, а потом снова начались автоматные очереди, но я уже скрылась под водой.

А речка-то оказалась неожиданно глубокой: до дна я не достала. Хорошо еще, что течение было несильным. Еще находясь на берегу – лежа в укрытии под колесом «Фольксвагена», – я заприметила нечто напоминающее бакен. И вот теперь я плыла к нему под водой, чтобы спрятаться.

До меня доносились матерные крики бандитов, когда они делали попытки рассмотреть меня, бегая по мосту. Однако я сидела ниже травы тише воды – вот уж точное выражение, как нельзя лучше подходящее к данной ситуации. Но суетились бандиты не очень долго. Скорее всего, им неохота было спускаться вниз, под мост, чтобы там меня поискать. По крайней мере, так я предполагала.

– Да пошла она на хрен! – услышала я чей-то хриплый голос. – Искать тут ее еще. Я ее завалил, точно. Пора когти рвать отсюда.

– На чем ты их будешь рвать? – спросил еще какой-то бандит. – Эта сука прострелила нам колесо.

В это время до моего слуха донесся шум мотора: не иначе как к мосту приближалась какая-то машина.

– Тачка! – закричал кто-то из преступников. – Нам надо смываться, пока никто не засек!

– Ты дебил, в натуре! – отозвался кто-то из банды. – В тачке только водила сидит, это то, что нам надо. Тачка, считай, наша.

Что они там сделали с водителем, мне было неизвестно: может быть, выкинули в реку или на мост, а возможно, что и связали и повезли с собой. Но то, что машину они захватили, так это совершенно точно. Шум мотора постепенно стал удаляться и вскоре совсем перестал быть слышен.

Я выждала после этого еще какое-то время, а потом выбралась на берег. К счастью, колеса моего «Фольксвагена» были целыми. Я сняла с себя мокрое белье, переоделась – для таких вот случаев или подобных им у меня в машине всегда имелась запасная одежда. Потом, приведя себя в относительный порядок, я поехала в город. По пути я заехала в ремонтную мастерскую, где мне на скорую руку устранили изъяны, нанесенные недавней войнушкой. Домой я приехала уже довольно поздно и сразу же полезла под душ, а потом, быстро поужинав, легла спать.

Глава 5

Утром я встала, как обычно, в шесть часов. Как они нашли меня, эти бандиты? По дороге к Разлейникову никакой слежки за мной не было, это точно. Значит, они, скорее всего, караулили во дворе. Но кого? Меня? В принципе, такое возможно. Ведь я же разговаривала с Валерием Майоровым, охранником. Он вполне мог доложить об этом Седлаковскому, а тот послал своих «шестерок» к дому Разлейникова, возможно, просто так, на всякий случай. А тут я объявилась. Или другой вариант. Разлейников после нападения на Перегудникова где-то скрывается от своих же. Ведь задание-то он не выполнил: Владислав Семенович остался в живых. А такие проколы не прощают. Поэтому Седлаковский объявил Константина в розыск и прислал к его дому своих боевиков: вдруг Разлейников объявится у себя. Но вместо Константина под раздачу попала я. Ну да ладно, мне не привыкать, еще и не в таких переделках бывала.

– Женя, ты уже проснулась?

Тетушка Мила, постучав, осторожно заглянула ко мне в комнату.

– Да, тетя Мила, я уже не сплю, – ответила я, потягиваясь.

– Я твое белье повесила сушить, – сообщила тетушка, – сейчас буду печь оладьи.

– Спасибо за белье, я как-то… позабыла про него, – сказала я, вставая с постели.

Я действительно забыла про мокрую одежду, кое-как побросав ее в ванной комнате. Ладно, вчерашнее, скажем так, приключение уже в прошлом. Надо думать о настоящем. А в настоящем меня ждала встреча с Тузулайкиным Виктором Павловичем, отцом девушки-клептоманки, которую лечил Перегудников.

Я вынула из сумки его визитную карточку и набрала номер.

– Алло, вас слушают, – почти тут же отозвался в трубке мужской голос.

– Виктор Павлович? Здравствуйте.

– Доброе утро, – ответил он на приветствие.

– Это Евгения, несостоявшийся телохранитель Владислава Семеновича. Вы были позавчера в поселке и сказали, что если будут просьбы, то можно к вам обращаться, – напомнила я.

– Конечно, окажу всемерную помощь. Кстати, у палаты Владислава Семеновича по моему распоряжению уже выставлена круглосуточная охрана, – сообщил он.

– Это очень хорошо, Виктор Павлович, – произнесла я. – Но я хотела бы приехать к вам домой. Вы сказали, что, когда Владислав Семенович проводил последний перед нападением на него сеанс с вашей дочерью, он попросил разрешения позвонить от вас по телефону.

– Да, его сотовый разрядился, так он объяснил. Разумеется, я разрешил, какие могут быть вопросы? Правда, я при этом разговоре не присутствовал, сразу уехал.

– Я бы хотела побеседовать с вашими домочадцами. Вдруг кто-нибудь из них случайно проходил мимо в то время, как доктор с кем-то разговаривал, и слышал хотя бы обрывки этого разговора. Видите ли, сейчас мне очень важно знать, кому звонил Владислав Семенович, чтобы докопаться до причины нападения на него. Может быть, он просил своего собеседника что-то выяснить, называл какие-то имена или фамилии. Исходя из этого, можно делать дальнейшие предположения относительно мотива нападения. В общем, пригодятся любые сведения.

– Конечно, Евгения, приезжайте, а я предупрежу своих о вашем визите. Пишите адрес.

Он продиктовал адрес. Я наскоро позавтракала и стала собираться к Тузулайкиным.

– Женя, ты хотя бы кофе допила! – закричала мне вдогонку тетушка, когда я уже одетая стояла в прихожей и заканчивала причесываться. – И к оладьям почти не притронулась, – огорченно сказал она, – не понравились, наверное.

– Тетя Мила, оладьи обалденные, особенно с медом. Но я сейчас очень тороплюсь, поэтому все наверстаю, когда вернусь. Так что жди, без меня не доедай! – отдала я шутливый приказ.

– Да я еще напеку! – обрадованно воскликнула тетушка.

Я спустилась к своему потрепанному во вчерашней схватке с бандитами «Фольксвагену» и поехала к Тузулайкину.

Меня встретила супруга Виктора Павловича – Нонна Сергеевна, миловидная женщина лет немногим больше сорока. Она пригласила меня в гостиную и усадила в глубокое мягкое кресло, а сама села в такое же напротив.

– Виктор рассказал мне о том, что на Владислава Семеновича напали. Причем в его же собственном доме. Вот ужас-то! – Нонна Сергеевна закатила голубые глаза. – Сейчас никак нельзя быть уверенным в собственной безопасности, – продолжала она. – Даже если ты живешь в охраняемом поселке, вот как доктор. Нет, когда мы с Виктором кочевали по гарнизонам, по местам его службы, там чувство защищенности было. Ну а как же, все-таки воинская часть. Но, с другой стороны, Евгения, что мне пришлось пережить за все эти годы скитаний, словами не передать!

Тут Нонна Сергеевна театрально заломила руки и пустилась в воспоминания о той своей прошлой жизни. Она что же, думает, что я пришла к ней со светским визитом? Ведь наверняка Тузулайкин предупредил ее, кто я такая и что мне нужно узнать.

– …в общей сложности больше десяти квартир поменяли, – продолжала Нонна Сергеевна. – Когда въезжаешь, то с такой любовью все покупаешь, выбираешь шторы, ковры, мебель, посуду, и так не хочется расставаться с привычными вещами. Только тюль повешу, наведу уют, и уже снова надо переезжать! Обычно я продавала за полцены мебель и забирала только одежду и некоторые личные вещи, которые мне дороги как память о моем доме. Да, вот так…

– Нонна Сергеевна, – воспользовавшись паузой, начала я, – видите ли, я хотела бы узнать, не присутствовали ли вы случайно в тот момент, когда Владислав Семенович звонил от вас по домашнему телефону?

– Ах да. Виктор говорил мне, что вы расследуете, кто напал на этого прекрасного человека, этого великолепного доктора, да… Ой, что же это я ничего вам не предложила! – вдруг спохватилась она. – Вам чай? Или, может быть, кофе? Я варю потрясающий кофе!

– Пожалуй, кофе, – покорно согласилась я.

– Сейчас, сейчас! – Она легко выбралась из глубокого кресла и молниеносно исчезла из гостиной. В этот момент открылась дверь смежной с гостиной комнаты. На пороге показалась молодая девушка лет восемнадцати-девятнадцати, фигурой и чертами лица похожая на Нонну Сергеевну. Она прошлась по гостиной, как будто бы не замечая меня. Подойдя к зеркальному журнальному столику овальной формы, на котором стояла большая конфетница, доверху наполненная шоколадными конфетами в блестящих обертках, девушка запустила в нее руку и, достав приличную горсть, положила конфеты в карман своего широкого шелкового халата, напоминающего кимоно. Потом, постояв немного на месте, она взяла из вазы, стоявшей тут же, крупное румяное яблоко и сунула его в другой карман. Все это происходило буквально у меня перед носом.

«Это, наверное, и есть дочка-клептоманка Тузулайкина, – подумала я. – Видимо, психотерапевтические сеансы помогают наполовину: в общественных местах девушка, как он сказал, умеет сдерживать свои импульсы, а вот дома отрывается на полную катушку. Не надо было мне оставлять в холле свою сумку, ведь в ней находятся всякие боевые предметы типа нунчаков и тому подобных штучек. Вдруг ей взбредет в голову ее обследовать?»

– Мама вам ничего не расскажет о том, куда звонил Владислав Семенович, – сообщила девушка, по-прежнему не глядя на меня.

– Почему? – поинтересовалась я.

– А потому, что она тогда ушла на кухню, вот как сейчас. Меня Анжеликой зовут.

– А я – Евгения. А вы, Анжелика, слышали, о чем по телефону говорил Владислав Семенович?

– Да, слышала, я же ждала, когда он уйдет, чтобы взять конфеты, – сказала девушка.

– Расскажите, что вы слышали, – попросила я.

Анжелика села в кресло, в котором только что сидела Нонна Сергеевна.

– Владислав Семенович набрал какого-то Николая, вот, потом он начал говорить ему, что Василий и Константин влипли в какую-то лабуду. То есть доктор, конечно, такие слова не говорил, это же не из их поколения, верно? А сказал он… точно не могу сказать. Ну, что-то в смысле того, что попали они в какую-то скверную историю. Или их туда кто-то втянул. Вот, точно, в скверную историю они попали, так Владислав Семенович и сказал.

– И это все? – спросила я. – Больше Владислав Семенович ни о чем с этим Николаем не говорил?

– Он еще попросил Николая узнать, что же на самом деле с ними произошло, а потом сказал, что перезвонит.

– Анжелика, а больше Владислав Семенович к вам не приезжал?

– Приезжал, – ответила девушка, внимательно рассматривая свои наманикюренные ногти. – На другой день он тоже приехал и после того, как со мной поговорил, снова позвонил Николаю и спросил, узнал ли он что-нибудь о Константине и Василии. Он выслушал, а потом произнес: «Неужели это правда? Офигеть!» Ой, опять не так. «Офигеть» – такого Владислав Семенович точно не говорил.

– Хорошо, я поняла, Анжелика. И больше он ни о чем не говорил с этим Николаем?

– С Николаем он ни о чем больше не говорил. Он тут же отключился. А потом он стал звонить какой-то Татьяне Владимировне Сиротининой. Хотя нет. Он не лично ей звонил, а попросил пригласить ее к телефону. А сначала он спросил: «Это госпиталь?» Ну и вот. Подождал он, пока ее пригласят, а потом они начали говорить все о том же Константине, только уже без Василия. О Василии они не говорили.

– И о чем же доктор беседовал с этой женщиной?

– Ну, Владислав Семенович опять, как и Николаю, начал говорить, что недавно повстречал Константина, что он как-то был на себя не похож, весь из себя странный такой, рассказывал какие-то страшилки и ужастики. В общем, Владислав Семенович спросил ее, не знает ли она, что с ним случилось. Она что-то ответила, а доктор спросил, давно ли они расстались и где он сейчас живет.

– И все?

– Да, на этом они закончили разговаривать. Да, под конец Владислав Семенович спросил: «Неужели все это из-за его новой работы?» Потом он положил трубку, попрощался и ушел.

– Понятно, – сказала я.

В это время в гостиную возвратилась Нонна Сергеевна с подносом в руках. Анжелика вскочила с кресла, при этом у нее из карманов выпали яблоко и несколько конфет.

– Анжелочка! – вскричала Нонна Сергеевна. – Девочка моя! Ну зачем ты снова тащишь конфеты? У тебя в комнате уже целый склад!

Я сразу вспомнила ее театральное заламывание рук и подумала, что сейчас она всплеснет руками и поднос со всем содержимым грохнется на пол. Но нет, все обошлось. Нонна Сергеевна спокойно поставила его на столик и начала расставлять кофейные чашечки, кофейник, сахарницу и вазочки с печеньем. Анжелика, не говоря ни слова, ушла в свою комнату. Для приличия я сделала несколько глотков кофе, который, кстати, действительно оказался, как и обещала Нонна Сергеевна, потрясающим.

– Евгения, я, к сожалению, не присутствовала, когда Владислав Семенович звонил от нас, – произнесла Нонна Сергеевна.

– Как жаль, – сказала я.

На прощание Нонна Сергеевна выразила надежду, что доктор скоро поправится, а этого подонка, который напал на Перегудникова, поймают и он получит по заслугам.

Я вышла от Тузулайкиных. Сейчас самое время отправиться в госпиталь. Разыщу эту самую Татьяну Владимировну. Может быть, она знает что-нибудь о Константине, ведь если Анжелика слышала, что Перегудников спрашивал Татьяну, как давно они расстались, значит, Разлейников ей не чужой человек. Во всяком случае, какие-то определенные сведения о Константине, надеюсь, я от нее получу.

Я припарковалась почти рядом с госпиталем, благо было свободное место, и направилась к воротам. Почти одновременно со мной к ним подошла невысокая, слегка полная женщина с русыми волосами до плеч. На вид ей можно было дать лет сорок пять – сорок восемь.

В это время какой-то подросток сильно толкнул женщину в бок, она охнула, шагнула назад и упала. Щуплый, но проворный мальчишка с силой рванул сумку, которую женщина держала в руке, и побежал. Прохожие заохали и заахали, кто-то закричал:

– Хватай его, хватай! Ведь убежит!

– Что делается-то!

Женщина стала подниматься с земли, кто-то стал ей помогать встать на ноги. Я видела все это краем глаза, потому что бросилась вдогонку за уличным воришкой. Он уже завернул за угол и едва успел проскочить перед двинувшимся от остановки троллейбусом. Толпа зевак собралась и здесь. Кто-то истошно закричал:

– Ой! Задавили мальчишку! Сбили насмерть! «Скорую» вызывайте!

Тоже мне эксперты, с ходу и на расстоянии определили, что насмерть, а зачем тогда «Скорая» нужна? Непонятно. Я уже догоняла мальчишку, который теперь мчался по скверу, толкая зазевавшихся прохожих, которые попадались ему на пути. Я схватила его за руку, когда он уже приближался к трамвайной линии. Воришка пытался вырваться, извиваясь всем своим худеньким телом. Потом он понял, что это ему не удастся, и начал хныкать:

– Тетенька, отпустите, чё вы меня схватили, чё я вам сделал…

Пока мы с ним шли через сквер – вернее, я его тащила за собой, – прохожие, которые наблюдали весь процесс погони, были на некотором расстоянии от нас и обменивались репликами:

– Гляди-ка, она его все-таки догнала!

«А ты сомневался? – подумала я. – Уж такого-то „чемпиона“ по бегу только ленивый не догонит».

– Никогда раньше не видала, как ловят грабителей!

– Это еще неизвестно, грабитель он или нет! Разобраться надо!

– А чего тут разбираться, когда все видели, как он сумку у тетки вырвал и дал деру.

Мы с мальчишкой подошли к женщине. Она уже встала и, опершись о фонарный столб, отрешенно смотрела перед собой.

– Возьмите сумку, – сказала я ей.

– А… она где? – растерянно спросила женщина.

– Вот она, тетенька, у меня ваша сумка, берите ее, да берите же вы ее скорее, – зачастил мальчишка. – Нужна она мне как прошлогодний снег. Это я на спор с Лехой, он меня все подначивал.

Мальчишка бросил сумку на землю под ноги женщине.

– А ну-ка подними, – приказала я ему, – сию секунду подними.

Мальчишка нагнулся, искоса глядя на меня, и поднял сумку.

– А теперь верни украденную сумку, как полагается. Ну? Чего стоишь как истукан? – грозно спросила я.

– Я не виноват, тетенька, чесслово! – заныл он, протягивая женщине сумку. – Леха сказал, что мне слабо сумку сорвать, вот я и… Тетенька, отпустите меня, – обратился он ко мне, потому что я все еще придерживала его за локоть. – Я болен этой, как ее… шизой. Я на учете состою в психушке. Меня все равно нельзя посадить, четырнадцати еще нет, отпустите.

– Во дает, пацан! – громко произнес кто-то из толпы, которая постепенно расходилась. – Все приплел: и другана Леху, и шизу, и возраст!

– Никакой он мне не друган! – выкрикнул мальчишка и снова принялся за свое: – Тетенька, ну отпустите…

– Значит, слушай меня внимательно, – строго сказала я мальчишке, – я живу в этом городе. И если такое еще раз повторится, то я…

– Не надо, тетенька, я все понял, понял я, больше никогда не буду, чесслово, – забормотал мальчишка.

– Тогда брысь отсюда! – я отпустила его локоть.

Мальчишка опрометью бросился бежать.

– Чегой-то тама случилось? – спросила подошедшая старушка.

– Эх, бабка, пропустила ты самое интересное, – ответил ей какой-то мужчина. – Вон у той тетки сумку срезали!

Старушка пошамкала беззубым ртом и неожиданно изрекла:

– А сама и виновата! Чего рот-то разевала?

Я повернулась к женщине, которая все также безучастно стояла рядом:

– Вы в госпиталь?

Она молча кивнула.

– Давайте, я вас провожу, мне тоже туда.

Я взяла ее под руку, и мы, поднявшись по ступенькам, вошли в вестибюль госпиталя.

– Мне сюда, – сказала женщина и показала рукой направо. – А вам? Господи, – вдруг опомнившись, горячо заговорила она: – Я же вас и не поблагодарила даже! Огромное вам спасибо! Вы и не представляете себе, как вы мне помогли! Ведь в сумке было все: паспорт, сотовый, деньги, удостоверение, кредитки, ключи, ну все! Деньги – ладно, но паспорт и другие документы! И ключи, ведь пришлось бы дверь менять. Сколько бы я сил и времени потратила!

– Ну-ну, успокойтесь. Ведь все уже позади. Да, вы не подскажете, где мне найти Татьяну Владимировну Сиротинину?

– Татьяна Владимировна Сиротинина – это я, – ответила женщина.

Надо же, как все получилось. Сиротинина пригласила меня в кабинет массажа, где она работала массажисткой.

– Я приготовлю нам чай, – сказала Татьяна Владимировна. – Все еще никак не могу прийти в себя.

За чашкой горячего крепкого чая с лимоном я рассказала Сиротининой, как я на нее вышла и что я хочу узнать.

– Я имела неосторожность рассказать Владиславу Семеновичу все, что знала о Косте. Так вы, Евгения, говорите, что на доктора было совершено нападение? Не надо было мне сообщать Владиславу Семеновичу такие шокирующие вещи. Кажется, он не до конца поверил, что такое возможно. Ведь он этих ребят вернул к нормальной человеческой жизни!

– А как вы познакомились с Перегудниковым? – спросила я.

– Так ведь Владислав Семенович одно время работал здесь, у нас, в госпитале. Занимался психологической реабилитацией военных, вернувшихся из «горячих точек».

Я вынула из сумки фоторобот Константина Разлейникова и показала Татьяне Владимировне.

– Вы узнаете этого человека? – спросила я ее.

– Да, конечно, это и есть Константин. Разлейников Константин Вадимович.

– А кого вы еще знаете из друзей Константина? Ну, может быть, и не друзей, а приятелей, знакомых? Есть такие, с кем он встречался?

– Когда мы с ним жили вместе, то к нам в гости приходили Василий Гаврилов и Николай Клименюк. Хотя сначала приходил Николай. Василий позже появился, когда Константин устроился на новую работу.

– Татьяна Владимировна, расскажите, пожалуйста, все по порядку, – попросила я Сиротинину.

– Хорошо, – кивнула она. – Константин не местный, не тарасовский. Родился он, кажется, в Тамбове. Оттуда и в армию пошел служить, а затем его отправили в Чечню. Вроде бы он потом стал контрактником, я уж точно не скажу.

– Ну, это и не столь важно, – заметила я. – Что было дальше?

– А дальше он попал сюда, в наш госпиталь. Была какая-то войсковая операция, во время нее его и контузило, и ранение тяжелое он получил. Вот тут мы с ним и познакомились. Он стал ухаживать за мной. А когда поправился, то мы решили жить вместе.

– То есть он не захотел возвращаться на родину? – спросила я.

– Он сказал, что родных у него никого не осталось, к кому ехать-то? Ну вот, стали мы жить вместе. Поначалу все было очень даже неплохо. Он такой заботливый был, пока я на работе, все хозяйственные дела переделает, встретит, спросит, не устала ли я, ужином накормит, который заранее приготовил. В общем, идиллия, да и только.

– А дальше?

– А дальше встал вопрос о работе. Сколько же можно, говорит, бездельничать. Устроился он сначала менеджером в салон сотовой связи, проработал там примерно с год, потом уволился, не понравилось. Дальше стал работать экспедитором в одной организации. Тоже долго не продержался, не устроило, что в командировки без конца посылают и денег мало платят. Уволился и оттуда. После этого еще где-то работал, не помню уже, где именно, но недолго. А потом встретил он своего однополчанина Николая, и тот помог ему с работой. Сам Николай работает в охранном агентстве «Содружество». Вот и Костя стал там работать. Эта работа его, кажется, устроила. И зарплата была неплохая, и график удобный: сутки дежурит, трое – дома. И отношения между нами наладились, ничего плохого не могу сказать. Примерно года полтора так все и продолжалось. А потом… Почувствовала я, что у него другая женщина появилась. Но я долго не хотела в это поверить, отгоняла от себя все мысли об измене. Да и он все держал в строгом секрете, но ведь, как говорится, шила в мешке не утаишь. Отношения у нас стали портиться. Даже не то чтобы портиться, а появилось какое-то отчуждение. Мы стали отдаляться друг от друга, да и доброжелатели нашлись, которые решили мне открыть глаза на измену Константина. А я как раз не хотела ничего знать и ничего выяснять. Но тут вдруг он объявляет мне, что увольняется из «Содружества» и переходит на работу в другое охранное агентство, «Илья Муромец» называется. Я спрашиваю, а в чем причина? Он отвечает, что зарплата там намного больше. А я чувствовала, что дело не только в зарплате, но не решалась откровенно обо всем поговорить. Да, зарплата там действительно оказалась в разы больше той, что ему платили в «Содружестве». Но и условия работы изменились. Начались постоянные командировки, не успеет из одной домой возвратиться, так его снова отправляют.

– Татьяна Владимировна, а вы не знаете, куда именно ездил Константин? – спросила я.

– Нет, я после его перехода в «Илью Муромца» вообще о его работе речь не заводила, – ответила Сиротинина.

– Но ведь это странно, согласитесь, если охранник постоянно разъезжает, вместо того чтобы дежурить на объекте, – заметила я.

– Это я только потом поняла, а поначалу я даже успокоилась. Мы как-то снова сблизились, я уж было подумала, что он расстался с той женщиной. Да и в материальном плане все очень хорошо стало. Если раньше денег было впритык, только на самое необходимое, то с переходом на новую работу мы уже могли многое себе позволить из покупок. А потом получилось так, что, однажды придя домой, я застала у нас в гостях Николая. Они с Константином сильно ругались. Я даже испугалась, думала, что вот-вот драться начнут. Когда Николай увидел меня, то сразу замолчал, только крикнул Константину: «Смотри не подавись этими деньгами!» И тут же ушел. А Константин ему вслед кричит: «Голодранцем был, голодранцем и останешься!»

– А вы не поинтересовались, из-за чего они поругались? – спросила я.

– Как же, конечно, я спросила Константина. А он отвечает, что у них случились расхождения во взглядах на жизнь.

– Какое-то очень расплывчатое объяснение, – заметила я.

– Да, тут можно подумать все что угодно, – согласилась со мной Татьяна Владимировна. – Но я больше не заводила разговор на эту тему.

– Татьяна Владимировна, скажите, а вы когда-нибудь приходили на новую работу Константина? Я имею в виду охранное агентство «Илья Муромец», – пояснила я.

– Нет, никогда. Константин запретил. Он сказал, что владелец этого агентства очень строгий, что он не терпит, когда в офисе находятся посторонние. Вроде они отвлекают от работы.

– А Николай к вам еще заходил домой после той ссоры с Константином?

– Нет, больше его у нас не было. Зато появился Василий Гаврилов, он работал вместе с Константином в «Илье Муромце», – объяснила Гаврилова. – А спустя месяцев пять или шесть Константин сообщил мне, что уходит.

– К той женщине, с которой до этого встречался?

– Нет, он просто сказал, что уходит. А что к другой женщине, так это я уже не от него узнала, а от других людей. Оказалось, что он еще раньше, когда работал в «Содружестве», начал встречаться с одной медсестрой. Виктория ее зовут.

– А фамилия этой Виктории, случайно, не Сотникова? – спросила я.

– Да, Сотникова, – ответила Татьяна Владимировна. – А вы что, ее знаете?

– Лично нет, просто я просматривала документы, в которых она упоминается, – обтекаемо ответила я.

– Вы знаете, Евгения, мне так обидно стало, – на глаза Сиротининой навернулись слезы. – Эта Виктория работала здесь же, в госпитале, медсестрой, а потом уволилась.

– А где она сейчас работает? – спросила я.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. И знать не хочу! – с чувством произнесла Сиротинина. – У нее подруга Эльвира есть, она работает в парикмахерской «Леда», это здесь неподалеку. Она, возможно, и знает. А мне зачем? С меня хватит и того, что я уже пережила. А кроме того, Константин меня очень обидел. И даже не тем, что променял на более молодую и красивую. Просто он обошелся со мной, как с использованной вещью: за ненадобностью взял и выбросил. Ну да ладно. Дело прошлое. Как ушел тогда Константин, так больше мы с ним и не встречались. Я даже забыла о нем. Но вот Владислав Семенович позвонил, спросил меня, где можно найти Константина. Пришлось ему рассказать о нас.

– Скажите, Татьяна Владимировна, а тот новый друг Константина, Василий, он – тарасовский?

– Кажется, он из… Вот не помню, но точно он не здешний. Как и Константин.

– Он что-нибудь рассказывал о себе?

– При мне они все больше молчали. Иногда я слышала обрывки их разговоров, но это относилось к военной теме.

– Понятно, – сказала я, вставая. – Большое вам спасибо, Татьяна Владимировна.

– Вам тоже спасибо, Евгения. За сумку. Если бы не вы, пришлось бы мне побегать, восстанавливая документы.

– Да, Татьяна Владимировна, а вы не подскажете, как мне найти Николая?

– Конечно. Он хороший человек, и мы с ним даже после того, как они поругались с Константином, связь не потеряли, перезваниваемся время от времени. Сейчас я вам дам его координаты. Он живет на Артиллеристской улице, дом сто четыре, квартира пятнадцать. А телефон его… – Она вынула из сумки записную книжку и, пролистав ее, продиктовала номер.

– Еще раз огромное вам спасибо, Татьяна Владимировна, – поблагодарила я, – до свидания.

Я вышла из госпиталя и поехала к Николаю. Дом номер сто четыре по Артиллеристской улице представлял собой обычную хрущевскую пятиэтажку. Подъезд, в котором находилась квартира Клименюка, был открыт, и я беспрепятственно вошла внутрь. Поднявшись на пятый этаж, я позвонила в пятнадцатую квартиру. Дверь открыл сам хозяин – невысокий коренастый мужчина с залысиной на лбу и шрамами на лице.

– Могу я видеть Николая? – спросила я.

– Можете, – ответил мужчина, – он перед вами.

– Николай, я расследую нападение на Владислава Семеновича Перегудникова, зовут меня Евгения. Где мы можем поговорить?

– Проходите, – сказал Николай и посторонился, пропуская меня.

Из тесной прихожей, заставленной двумя шкафами и детским велосипедом, я прошла в небольшую комнату. Обстановка ее разительно отличалась от того, что я увидела в квартире Константина Разлейникова. Голодранцем Николая назвать было нельзя – все было чисто, аккуратно, хотя и очень скромно. Я села в кресло с немного потертой обивкой, а Николай устроился на диване еще, кажется, советских времен.

– Николай, простите, не знаю вашего отчества, – начала я.

– Геннадьевич, но можно просто по имени, – ответил Клименюк.

– Хорошо. Николай, скажите, вам известно, что на днях на Владислава Семеновича Перегудникова было совершено нападение?

Николай тяжело вздохнул и утвердительно кивнул.

– Николай, расскажите мне, о чем был ваш с ним последний разговор.

– Да так, – неопределенно произнес Клименюк, – поговорили о том о сем.

– Николай, не надо мне лапшу на уши вешать, – резко сказала я. – Владислав Семенович звонил вам и просил узнать, что произошло с Константином и Василием. Затем он пришел к Седлаковскому – руководителю охранного агентства «Илья Муромец», где работают Константин и Василий, и потребовал, чтобы тот пошел в полицию с повинной. А потом на Перегудникова было совершено нападение. И вы мне еще будете говорить, что вели с Владиславом Семеновичем светскую беседу? Ведь вы прямо сказали доктору, что его бывшие пациенты стали киллерами!

– Я такого не говорил, – ответил Николай. – Слово «киллеры» я вообще не произносил.

– Ну, может быть, я и не дословно передала ваш разговор, но смысл-то остается прежним: Константин и Василий занимаются в настоящее время заказными убийствами.

– Послушайте… Евгения, у меня семья, жена и ребенок, – начал Николай.

– Понимаю вас, Николай. Но я веду неофициальное расследование по просьбе сестры доктора. Владислав Семенович сейчас находится в реанимационной палате с круглосуточной охраной. Но вечно его охранять никто не будет. А опасность повторного покушения остается. К тому же практически доподлинно известно, что напал на доктора именно Константин.

Николай при этих словах вскочил с дивана и стал нервно ходить по комнате. На щеках у него заиграли желваки.

– Поймите, Николай, – продолжала я, – мне необходимо знать, что вам рассказал Константин, когда вы с ним разругались. Он что, предлагал и вам стать киллером? Почему вы ему сказали: «Смотри не подавись этими деньгами!»

Николай молчал, только продолжал ходить взад-вперед по комнате.

– Николай, я даю вам слово, что все, что вы мне расскажете про Разлейникова, за пределы вашей квартиры не выйдет, это будет конфиденциальный разговор. Но мне просто необходимо знать, как получилось так, что Разлейников стал убийцей? И кто его посылал убивать? Глава охранного агентства «Илья Муромец» Седлаковский?

– Ладно, вам я расскажу, но письменных показаний я никому давать не буду, я не собираюсь рисковать семьей, – согласился наконец Клименюк и снова сел на диван.

– Я вас слушаю, Николай.

– Так вот… – Он потер руками лицо. – Черт! Никогда бы не подумал, что Костюха сможет руку на доктора поднять. Ведь Владислав Семенович его сдвинутые мозги на место поставил, они у него капитально поехали, когда он вернулся сюда. Там, где он воевал, такое крошево было! Адская рубка! Он на нервной почве так сильно заикаться стал, что двух слов связать не мог. Владислав Семенович его и от заикания избавил.

– А где вы познакомились с Константином? – спросила я.

– Здесь, в Тарасове, в госпитале, – ответил Николай. – Я тоже тут лечился. Так вот, когда Костюха выписался из госпиталя, они сошлись с Татьяной. Но к ней у него не было чувств. Знаете, как говорят: один любит, а другой позволяет себя любить. Так и у них с Таней было. Она его, можно сказать, выходила, столько возилась, когда и уколы надо было ставить, и массаж делать. Ничего не жалела, всю себя отдавала. А он… – Николай махнул рукой. – Да… так вот. Устроил я его в охранное агентство «Содружество», я там работаю. Ходил к руководству, просил принять на работу, характеризовал его положительно со всех сторон. Ну ладно, взяли его. Поначалу все шло вроде бы хорошо. А потом мне стали выговаривать за него. Ты, мол, поручился за человека, а он прогуливает! Ну, я его и вызвал для объяснений. Ты что же, говорю, меня подводишь? Говорят, что ты халтуришь, к своим обязанностям халатно относишься. Тогда он признался, что замутил с одной бабой, медсестрой из госпиталя. Викторией ее зовут. А это такая марамойка, прости господи! Ой, извините…

– Ничего, продолжайте, – произнесла я.

– Я ему тогда сказал, что таких шлюх, как эта Виктория, хоть пруд пруди. Как можно заводить с ней шашни, если у него есть такая душевная женщина, как Татьяна? Ну, а потом эта Вика уволилась из госпиталя, нашла себе мужика и устроилась к нему на фирму. А Костюха тогда вроде одумался, стал нормально работать. И вдруг начальник мне сообщает, что мой протеже, то есть Костька, уволился и перешел на работу в «Илью Муромца». Я подумал, что у него опять с мозгами завихрение началось, ведь наше агентство не в пример «Муромцу» будет. И зарплата «белая», и соцпакет, и отпуска, и больничные, все как положено. Кто же с такого места уходит в здравом уме? Я тогда звякнул ему и сказал пару ласковых слов.

– А он что? – спросила я.

– А что он? Посмеялся только! Сказал, что нашел классное место, что он друзей не забывает и что при случае замолвит за меня словечко. Ну, я его послал куда подальше, сказал, что меня и моя теперешняя работа вполне устраивает. А потом спустя несколько месяцев он мне звонит и в гости к себе приглашает. Я как-то уже и позабыл о том нашем телефонном разговоре, остыл немного. Прихожу к нему, вижу в квартире много дорогих вещей, стол накрыт по высшему разряду: коньяк «Хеннесси», закуска из осетровых рыб, икра, еще какая-то заграничная фигня. Я спрашиваю его: ты наследство, что ли, получил? А он: да, наследство, только не от дяди, а от себя самого. Я говорю: не понял. А он: а ты посмотри на себя, со своим боевым опытом и выучкой ты прозябаешь на каких-то жалких грошах. А ты? – спрашиваю. А я, отвечает он, использую их для собственной пользы. Я обалдел сначала и только потом до меня дошло, чем они там в своем «Муромце» занимаются. Тогда я прямо его спросил: так ты что, киллером, что ли, стал? А он с улыбочкой отвечает, что ни в коем разе, просто разруливает проблемы обеспеченных людей, помогает им, типа. И добавил, что жизнь ему и так задолжала и что теперь он возьмет все сполна, что недополучил в свое время. Да, он всегда хотел красиво жить. А тут он еще стал надо мной насмехаться, что я уродуюсь в своем «Содружестве» и прогибаюсь перед начальством. Я этого, конечно, не стерпел и высказал все, что о нем думаю. Так скандал и разгорелся. А тут и Татьяна домой вернулась. Я скорей за дверь и с тех пор с ним не встречался больше.

– Скажите, Николай, что именно просил вас разузнать Владислав Семенович? – спросила я.

– Когда Владислав Семенович мне позвонил, то сначала сообщил, что Константин Разлейников и Василий Гаврилов оказались втянутыми в очень скверную историю. Но возможно, сказал доктор, он не так все понял. Поэтому он попросил меня узнать, на самом ли деле они работают в «Муромце» и какого рода работу там выполняют. Потому что он часто там бывает, но ни разу не видел ни Константина, ни Василия. Я обещал ему, что все узнаю. Я уже было подумал, что они, может быть, все-таки одумались и уволились оттуда. Я зашел в наш отдел кадров: решил спросить у начальника, кто в последнее время устраивался к нам на работу из «Муромца». Свой интерес я объяснил так, что, дескать, был у меня друг, с которым вместе воевали, а потом рассорились крупно, на всю, можно сказать, жизнь. Уже несколько лет не виделись, а до этого он работал в «Муромце». Вот, говорю, хочу узнать, как он там, как вообще живется ему. Начальник кадров рассказал мне, что не так давно к нам в «Содружество» устроился на работу один полковник, вот он как раз в «Муромце» работал. А ушел оттуда вроде как по состоянию здоровья, не выдержал конкуренции со стороны молодых ребят. Я попросил начальника черкнуть мне адресок этого полковника. Сначала позвонил ему, узнал, что у него выходной, и в гости напросился. Я, как положено, бутылку с собой захватил, закуску и приехал. За столом я ему ту же историю рассказал, что и кадровику. Полковник послушал меня и сказал, что я определенно что-то напутал, потому что он там работал чуть ли не с самого начала, когда «Муромец» только открылся, и что Константин Разлейников у них никогда не работал. Я тогда спросил про Василия Гаврилова. И этого, говорит, тоже у них никогда не было. Я упираюсь, говорю, что должны там работать. Тогда полковник подумал и говорит, что сейчас там такое творится, что сам черт голову сломит. Короче, никто толком ничего не знает: кто работает, где, когда, какую работу выполняет. А весь этот бардак образовался после того, как хозяин «Муромца», Седлаковский, бросил свою жену и женился на молодухе. А она мало того что все к рукам прибрала – и кадры, и бухгалтерию, – так еще и хозяином вертит, как ей вздумается. Этот полковник не раз говорил с Седлаковским о том, что у них в агентстве происходит, а тот и слушать ничего не хочет. Вот поэтому полковник и ушел из «Муромца». А ведь с самого начала в «Муромце» порядок был образцовый, хозяин-то, который основал это агентство, – бывший военный, порядочный человек.

– А молодуха эта, ради которой Седлаковский бросил свою жену, случайно, не Виктория Сотникова? – спросила я.

– Да, это она, – подтвердил Николай. – А откуда вы знаете?

– Да пришлось изучать некоторые документы, вот это имя и всплыло, – объяснила я ему примерно в тех же выражениях, что и Татьяне Владимировне Сиротининой. – И вы, Николай, рассказали Владиславу Семеновичу все, что узнали?

– Да, я выполнил его просьбу, – ответил Николай и вдруг громко застонал.

– Что с вами? – Я встала с кресла.

– Ничего, – через силу проговорил Николай, – сейчас пройдет, сейчас я… Извините.

Он засучил правую брючину и отстегнул протез. Господи, а я и не знала, что у него нет правой ноги почти по колено. Татьяна Владимировна мне ничего не сказала. А может быть, она и сама не знала?

– Николай, вам помочь? – спросила я.

– Нет, спасибо, – ответил он. – Просто надо было раньше снять, но…

– Но вы не решались из-за нашего разговора, – закончила я за него. – Надо было сразу сказать и дать культе отдохнуть. Где вы потеряли ногу?

– В чеченском плену, – ответил Клименюк.

– Вы были в плену?

– Да, – просто ответил он.

– Вас выкупили?

– Ну что вы, это только в книжках пишут, а на деле все обстоит совсем не так. Я убежал.

– Как же вам удалось? – с удивлением спросила я.

– А-а! – Николай прислонил протез к спинке дивана. – Вы лучше спросите, как я в плен попал. По неосторожности, по беспечности. Наш отряд прибыл в Чечню вечером. Ну, вышли мы из транспортного самолета, осмотрелись. Горы уже были в тени. Как сейчас помню, отливали они всеми оттенками синего, от бледного до насыщенного, почти черного, и выглядели необычно, словно низкие грозовые тучи. Наш командир переговорил с подполковником, который нас встречал, сказал, что завтра получим необходимые распоряжения, а сейчас – на боковую. Но мне не спалось. Я долго ворочался с боку на бок, просто лежал на спине с открытыми глазами, потом оделся и вышел на улицу. Дежурному я сказал, что выйду ненадолго, только перекурю. А перед тем как нам отправиться в Чечню, у меня с будущей женой ссора произошла. Вот я все и думал о ней и не заметил, как оказался в незнакомом месте, хотя командир и предупреждал, что далеко отходить от казармы опасно. Но я слишком поздно услышал шорох и заметил едва уловимое движение. На меня накинули мешок, связали и куда-то повезли. Я услышал незнакомую гортанную речь и понял, что попал в плен. Мы ехали довольно долго, но вот, наконец, остановились. Меня выволокли из машины, подхватили под руки, а сзади еще и толкать прикладом автомата стали. Лицо у меня по-прежнему было закрыто, мешок сняли лишь тогда, когда мы оказались в помещении. Я не видел, куда меня везли, и подумал, что раз мне закрыли лицо, то это – добрый знак. Ведь если бы от меня не стали скрывать маршрут движения, это могло означать, что в живых меня не оставят. А так была хоть какая-то надежда. И знаете, я подумал, что вот только теперь районы Чечни – Веденский, Шалинский, Ножай-Юртовский, которые постоянно мелькали в сводках новостей и казались чем-то далеким и абстрактным, для меня лично стали приобретать реальные очертания. Я все гадал, в какой из них меня привезли?

Николай помолчал немного, потом продолжил:

– Так вот, меня привели в помещение и сняли с головы мешок. Я на несколько секунд зажмурился от яркого света и открыл глаза. Я находился в просторной комнате, по-восточному убранной коврами и оружием. За столом восседал представительный бородатый чечен, видимо, главный, во всяком случае, меня подвели именно к нему. Остальные боевики – пять человек – расположились вдоль стен.

– Если будешь говорить правду – будешь жить, – сказал чечен, у него практически отсутствовал акцент. – Будешь молчать или врать…

Тут он красноречиво замолчал, а потом спросил мое имя, фамилию и звание. Я ответил. Потом спросил, откуда я прибыл. Я назвал. Затем последовал вопрос о целях и задачах моей группы. Я сказал, что не знаю.

Тогда главарь кивнул своим подручным, и ко мне подбежали двое. Сильный удар сбил меня с ног, а затем началось методичное избиение. Удары наносили со знанием дела, по самым чувствительным местам. Наконец, бородатый сделал знак боевикам, и они, рывком подняв меня с пола, вновь поставили перед своим командиром.

– Ну что? – спросил он меня. – Теперь у тебя появились знания?

Я отрицательно замотал головой, сплюнул на пол кровавую слюну и прохрипел: «Нет». Тогда чечен приказал меня увести. Меня снова поволокли во двор и бросили в какой-то сарай, который находился в глубине двора, рядом с будкой с большим и злобным псом. На мое появление там он отреагировал глухим рычанием. Утих он только тогда, когда боевики бросили ему кусок мяса. А вскоре я обнаружил, что в сарае не один. Я услышал, как что-то зашевелилось в углу, и спросил, кто здесь. Оказалось, что это был еще один пленный. Спрашиваю его, давно ли он здесь. Отвечает, что, наверное, полгода, а может, и больше, он уже потерял счет времени. Тогда я его спросил, а как в плен-то он попал. Оказалось, что их группу высадили около перевала, командование поставило задачу освободить его от боевиков и дожидаться основных сил. Ну, перевал-то они очистили, а подкрепление задержалось. Тут еще одна банда нагрянула, почти всех положили, а кто в живых остался – того в плен. Меня, говорит он, Серегой зовут, а тебя, спрашивает, как? Я ответил и, в свою очередь, рассказал, как сам попал в плен.

Бандиты всю ночь жарили шашлыки и пьяно орали свои песни. Их веселье закончилось лишь к утру, и я ненадолго задремал. На рассвете нас растолкали, принесли воду и кусок лепешки на двоих. После такого чисто символического завтрака нас с Сергеем пинками выгнали из сарая во двор. Там уже собрались боевики, в руках у одного из них была кинокамера. Главарь, стоявший чуть поодаль, сделал повелительный жест в мою сторону, типа, подойди. Два боевика подвели меня к нему.

– Сейчас ты его убьешь, – сказал главарь и кивнул на Сергея, а потом протянул мне пистолет, – тогда я сохраню тебе жизнь. От него, – он снова кивнул на Сергея, – все равно нет никакого толка. Выкуп за него не шлют, для обмена не годится.

Я ошалело смотрел на протянутый мне пистолет. Очень велико было искушение застрелить чечена, но чего бы я этим добился? Спас бы я себя и Сергея? Нет! Я так и сказал чечену. Тогда он перебросил пистолет в правую руку, достал из-за пояса кинжал и, подойдя к Сергею, молниеносным движением отрезал ему голову. Я ошеломленно смотрел, как она покатилась по направлению к сараю. До сих пор мне доводилось лишь слышать о зверствах чеченцев и видеть казни на трофейных кассетах. Теперь я своими глазами наблюдал подобное.

– Сейчас умрешь и ты, – сказал мне бандит, а потом стал переводить взгляд с пистолета на кинжал, как будто решая, какое оружие пустить в ход.

«Это конец, – подумал я. – Все! Амба! Теперь уже спасения нет и не будет». Я мысленно попрощался с жизнью. Но помощь пришла неожиданно и совсем не с той стороны, откуда ее можно было ожидать. К чечену подошел хозяин усадьбы, такой небольшого роста пожилой мужчина, он стал что-то говорить ему, жестикулируя в мою сторону. Бандит выслушал его, похлопал по плечу и утвердительно кивнул. А мне он сказал:

– Повезло тебе, не могу я отобрать у моего друга сразу двоих работников. Живи пока.

– То есть в живых вас оставили просто волею случая, – произнесла я.

– Да. Скоро банда убралась, а я стал практически рабом в хозяйстве этого Вахида Куртаева. И я с первых дней начала думать о побеге. Но первый раз он закончился неудачно. Просто чудо, что мне удалось однажды сбежать и несколько часов наслаждаться свободой! Я, хотя и не знал толком местность, все же рассчитывал добраться до своих через перевал, куда из села вела всего одна тропа. Как сейчас помню, был теплый солнечный день, на небе ни облачка, ласково обдувал легкий ветерок. Вскоре показалась развилка: от основной тропы отходила едва заметная тропинка. Я пошел по ней, и в этом была моя ошибка, потому что вскоре я вышел на небольшую каменистую площадку с редкими кустиками, с трех сторон окруженную горами. Это был тупик. Тут меня и схватили многочисленные родственники Куртаева, которые бросились за мной в погоню. Меня привели обратно и ужесточили надзор. Кроме того, теперь малейшая провинность каралась еще строже, к тому же и объем работы значительно увеличился, соответственно, сократилось время на отдых. Я начал строить планы нового побега. Был еще один вариант: возможность обмена. Я как-то подслушал разговор Вахида с одним из боевиков, у которого один головорез попал в плен. А если обмен не произойдет, я твердо решил предпринять еще одну попытку побега.

Ко второму побегу я подготовился более основательно. На этот раз я решил убежать ночью, надеялся, что в темноте меня искать не будут, а вот утром надо мне будет приготовиться к погоне. Но за ночь можно уйти достаточно далеко от усадьбы, и я очень рассчитывал на этот выигрыш во времени. Но вот наступил рассвет, и я не мог поверить своим глазам: невдалеке по-прежнему маячил хозяйский дом. Выходит, что ночью я просто-напросто нарезал круги, отдаляясь от своей тюрьмы лишь на незначительное расстояние. Это было для меня крушением всех надежд! К тому же преследователи не заставили себя долго ждать: сначала я услышал яростный лай собак, а затем из-за пригорка показались чеченцы. Они крикнули мне, чтобы я, если хочу остаться в живых, остановился. Но я прекрасно понимал, что второй раз мне побег не простят. Единственным спасением был зеленый массив, расположенный неподалеку, и я из последних сил побежал к нему. Но расстояние между мной и погоней стремительно сокращалось, и я понял, что не успею скрыться в «зеленке». Тогда меня либо настигнет пуля, либо разорвут свирепые псы, они уже подобрались совсем близко. Но тут мне снова повезло. Помощь пришла в самый последний момент: сначала я увидел, что псы, заскулив и задергав лапами, упали на землю, затем рухнули и чеченцы. Ко мне подошли четверо обросших, разукрашенных для маскировки краской бойцов. Я стоял и никак не мог поверить в свое освобождение, пока один из этой четверки не дотронулся до меня.

– Это был спецназ? – спросила я.

– Да, я встретился со спецназовцами, которые, на мое счастье, оказались поблизости и спасли меня от верной смерти. Я все им рассказал, они взяли меня с собой. Но наша группа то и дело натыкалась на засаду боевиков. И вот как-то раз мы с одним бойцом из того отряда вдвоем углубились в лес по естественной надобности. Вскоре послышался гул вертолета, потом страшный грохот. Мой спутник упал, перекатился, увлек за собой и меня. Когда мы вернулись на место стоянки группы, то увидели нечто обгоревшее, практически не напоминавшее людей. Но нам с Кириллом – так звали того бойца – все-таки удалось, правда с большим трудом, добраться до миссии Красного Креста.

– Хорошо, что на этом закончились ваши беды, – сказала я.

– Что вы, они только начинались, – возразил Николай. – До счастливого окончания всей этой эпопеи было еще далеко. Во время обстрела в госпитале возник пожар, и я сильно обгорел. Затем начались пересадки кожи на пораженные участки, пластические операции. Хирурги буквально совершили чудо, спасая мне жизнь. Ведь я обгорел наполовину. Вот ногу спасти не удалось… Потом меня долгое время мучили кошмары. До сих пор снятся жуткие сны. Сегодня снилось, что я иду в очередную атаку, а прямо на меня бежит бородатый боевик. Я в него стреляю, вижу, как пули разрывают его одежду, как из ран брызжет кровь, а он бежит все быстрее и быстрее как ни в чем не бывало. Он лишь злобно ухмыляется и подбирается ко мне все ближе и ближе. И хотя я выпустил в него почти весь боекомплект, он подбегает ко мне и вцепляется мне в горло своими заскорузлыми пальцами, которые вдруг превращаются в извивающихся змей. Я пытаюсь отодрать его пальцы от своего горла, кричу и задыхаюсь. Воздух там такой сухой и горячий, что обжигает легкие и рвет их на части, а еще пыль, а еще пороховой дым. И невыносимо хочется кашлять, но нельзя, иначе я собью прицел, и тогда нам всем конец. Наш раненый командир лежит за камнями и стонет, а бандиты окружают высотку, которую мы пытаемся удержать изо всех сил. И я продолжаю стрелять…

Он замолчал.

– Вы мужественный человек, Николай, – сказала я на прощание, – столько всего пережить! Такого, что довелось испытать вам, на несколько жизней хватит!

Я вышла от Клименюка и стала размышлять, что мне делать дальше. Визит к Седлаковскому решила пока отложить. После беседы с Николаем я пришла к выводу, что вряд ли он играет во всей этой истории с киллерами центральную роль. Ведь по словам того полковника, что перешел из «Муромца» в «Содружество», до женитьбы на этой «марамойке» Виктории Седлаковский держал свое охранное агентство в строгости и порядке. Значит, это она сумела поставить все с ног на голову. Возможно, что Седлаковский и не в курсе, что его предприятие превратилось в преступную группировку. Кто знает, как эта Виктория сумела обставить там все дела. Поэтому сначала мне следует добраться до нее.

Татьяна Владимировна Сиротинина сказала, что подруга Виктории Сотниковой – Эльвира – работает в парикмахерской «Леда», расположенной недалеко от госпиталя. Поэтому поеду-ка я сейчас в это заведение и попытаюсь разузнать, где можно найти эту самую Викторию.

В парикмахерской была небольшая очередь. Я выяснила, что Эльвира как раз сейчас находится на работе, и спросила, кто к ней. Мне ответила худенькая светловолосая девушка с веснушками на лице и принялась со своей соседкой – жгучей брюнеткой – обсуждать особенности профессиональной окраски волос. Я присела на диванчик рядом с ними.

Девушки перебрали все варианты и пришли к выводу, что лучше всего краситься все-таки в салоне.

– А я вот как-то раз решила покраситься в салоне, так мне седину даже не закрасили, – вступила в разговор дама в возрасте, сидевшая в кресле напротив нас. – А в другой раз мне вообще волосы сожгли.

– Ни разу не слышала, чтобы в приличном салоне жгли волосы, – возразила ей брюнетка.

Потом разговор плавно перешел к обсуждению внешности Ким Кардашьян.

– Я наконец-то увидела ее в Инстаграме без накладных прядей, со своим естественным цветом. Я вообще не понимаю, зачем ей этот блонд? Он ей идет как корове седло, – безапелляционно заявила брюнетка.

В это время дверь из помещения, в котором работают парикмахеры, стремительно распахнулась и оттуда выбежала молодая женщина, вся в слезах:

– Девочки! Ну что же это такое?! Я ведь все подробно ей рассказала, когда села в кресло: сказала, подстригите мне ровно волосы до середины лопаток, профилируйте, чтобы концы были потоньше. И все! А она меня обкорнала по полной!

Все сидевшие принялись утешать и успокаивать расстроенную женщину. Наконец подошла моя очередь, и я прошла в салон.

Эльвира – молодая женщина приятной полноты с асимметрично подстриженными каштановыми волосами – накинула на меня пелерину и спросила:

– Краситься, стричься?

– Эльвира, подровняйте мне волосы, но только подровняйте, стричь не надо, – предупредила я ее, помня недавнюю историю с молодой женщиной. – И… расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете о Виктории Сотниковой.

Эльвира моментально сдернула с меня пелерину.

– Уходите! – чуть ли не крикнула она.

– Не надо так волноваться, – спокойно сказала я, – мне всего лишь необходимо получить некоторые сведения о вашей подруге, я из правоохранительных органов.

– Никакая я ей не подруга, и вообще… А то, что Витка вызывает интерес у полиции, так это в порядке вещей.

– Почему? – спросила я.

– Так она же сидела! – выкрикнула Эльвира, и соседняя парикмахерша с интересом посмотрела в нашу сторону.

– Вот что, Эльвира, давайте выйдем и поговорим, – предложила я. – Я вам компенсирую потраченное время.

В вестибюле парикмахерской Эльвира закурила и сказала безо всяких предисловий:

– Витка участвовала в драке с применением холодного оружия.

– Расскажите, как это произошло.

– Ну а чего тут рассказывать? – Эльвира пожала плечами. – Просто однажды мы с Виткой и еще с двумя девчонками из нашей компании пошли на дискотеку. Это было в Поливановке. Познакомились там с местными парнями, стали танцевать, веселиться. Потом я посмотрела в сторону, вижу, около стены отираются какие-то две жуткого вида девицы. Одна своими спутанными нечесаными волосами с колтунами напоминала болонку, у другой щеки, как у хомяка, торчали так, что были видны из-за спины. Расписаны девицы были, как матрешки, по три килограмма косметики, не меньше. Они разглядывали нас в упор и с угрозой. Я сказала Витке, что надо бы уйти, но та ответила: еще чего! Сколько захочу, столько и буду танцевать, и никто мне не указ!

– И вы остались? – спросила я.

– А куда мне было деваться? Витка не терпит, чтобы кто-то ей противоречил. Да никто из нашей компании и не решался на это. В общем, мы остались до конца дискотеки. А дело было зимой. Стоял сильный мороз, на улице уже темно было. Мы вышли, а нас там поджидали.

– Эти девицы?

– Да, и не только они. К ним прибыло подкрепление – еще несколько таких же размалеванных лохудр. Это я потом только поняла, что они прицепились к нам из-за того, что мы отплясывали с их парнями. Ну и вообще… Не наша же территория, мы там чужие.

– И что произошло дальше?

– Эта девка с толстыми щеками – я ее про себя Хомячихой окрестила – подскочила к Витке и цапнула ее за заколку. «Что за идиотская у тебя заколка, – говорит она и нагло смотрит ей в глаза, – прям отстой полный!» Короче, она содрала с нее эту заколку вместе с клочком волос, да еще и выматерилась. Ну, а Витка тоже в долгу не осталась. Эта девица не знала, с кем связалась. В нашей компании Витка верховодила по-серьезному, ее даже парни боялись и подчинялись. Ну, не все, конечно… Так вот, Витка схватила Хомячиху за жирные щеки и принялась колотить головой об стенку. На двух наших девчонок накинулись товарки Хомячихи. А дрались они не по-девчоночьи: не царапались ногтями, не хватали за волосы. Они били кулаками и ногами, причем со знанием дела, в самые уязвимые и больные места. Даже сквозь зимнюю одежду было очень чувствительно. А ко мне другая девица двинулась, та самая, что на болонку похожа, с нечесаными кудрями. Она сбила меня с ног, а я не смогла подняться, поэтому вцепилась в нее и потащила за собой, чтобы она не затоптала меня сапогами – сапоги у нее были на шпильках. Ну вот, девка эта упала, и мы уже на снегу вцепились друг в друга. Она откуда-то вытащила нож и замахнулась им на меня, но ударить не успела. Ее кто-то отшвырнул от меня так, что она перевернулась, а потом на нее навалились, и она исчезла из моего поля зрения. Я вскочила, воспользовавшись тем, что эту девку оттащили от меня, и побежала куда глаза глядят. Даже и не помню, как добралась домой. Родители учинили самый настоящий допрос с пристрастием: где была, с кем, что случилось-приключилось, что в первом часу ночи домой заявилась. Предупредили, чтобы о дискотеках забыла раз и навсегда. Я их слушала вполуха, машинально кивала, пила горячий чай и все думала, чем же закончилось то побоище, как там наши девчонки. О Витке я особенно не переживала: она тертый калач, еще и не из таких переделок выпутывалась.

– И чем же все закончилось? – спросила я.

– Утром предки мои ушли на работу, и я решилась позвонить Витке. Но вместо нее к телефону подошла ее мать. Она и рассказала, что кто-то вызвал полицейских и те положили конец этой драке. Двух девчонок из нашей компании сильно избили, у одной было сотрясение мозга и перелом ребра, ее сразу забрали в больницу. Местные девицы успели разбежаться, но некоторых все-таки задержали и привезли в отделение.

– А с Викторией что было? – спросила я.

– А ее тоже забрали в полицию. В драке она практически не пострадала, так только, синяки да мелкие царапины. Но самым страшным было то, что у нее нашли нож, весь в крови. А одну из дравшихся девиц привезли в больницу с тяжелым ранением, после которого она вскоре умерла. Я подумала, что это все-таки Витка подобрала нож и добралась до кого-то из той компании.

– Был суд? – спросила я.

– А как же? Конечно, – ответила Эльвира. – Оказалось, что та девица успела рассказать, кто пырнул ее ножом. Она зажала Виткину заколку в руке и так в больницу с ней и попала. Ну, а следователю не составило большого труда выяснить, кому принадлежала эта заколка, и восстановить весь ход драки. Стало быть, Витка нанесла смертельное ранение той самой Хомячихе.

– А вас вызывали в полицию?

– Ну конечно, нас всех вызывали. Я сказала, что не мы инициировали эту драку, что эти девицы начали к нам приставать тогда, когда дискотека уже почти закончилась. Что мы не знали, зачем они к нам цепляются. Может, они просто накурились «травки» или хлебнули чего-нибудь такого, от чего мозги съезжают, вот и полезли в драку, захотелось им размяться. Очень агрессивно вели себя, толкались. Мы хотели от них убежать, но не удалось… А потом был суд, и Витку осудили, кажется… на пять лет или на четыре года. Не помню уже, я на суде сидела в прострации. Но Витку освободили досрочно, кажется, кто-то нашел хорошего адвоката, и он помог скостить срок.

– Вы виделись с Викторией после того, как она освободилась? – спросила я.

– Да, несколько раз, – ответила Эльвира. – Но сама я с ней встреч не искала. Я вообще после той драки… ну, как будто бы заново родилась, что ли. Выучилась на парикмахера, замуж вышла, ребенка родила.

– А Виктория?

– А что она? – пожала плечами Эльвира. – Тоже неплохо устроилась. Хотя нет, «неплохо» – это не то слово, шикарно она устроилась. Показывала мне свой новый дом, который она купила. Пришла сюда и говорит: поехали ко мне, новоселье хочу отметить.

– А где находится этот дом? – спросила я.

– Новоастраханское шоссе, дом двенадцать, – ответила Эльвира. – Такой дом! – с завистью сказала она. – С колоннами, с камином! Извините, мне работать надо. Дело это прошлое, подругами нас теперь не назовешь. Да мы и раньше ими не были, только в одной компании тусовались. Просто Витка иногда приходит к нам сюда постричься и покраситься, да и я пару раз обращалась к ней в госпиталь, когда она еще там работала.

– А где сейчас работает Виктория? – спросила я.

– Кажется, у своего мужа. Когда мы с ней отмечали новоселье, она сказала, что бросила к черту эту медицину и занялась настоящим делом.

– А каким именно, не сказала?

– Нет, но я думаю, каким-то прибыльным бизнесом.

– Еще один вопрос: где живут родители Виктории?

– Отца у нее нет, а мать живет на Пролетарской улице, дом семнадцать, квартира двадцать пять.

Я вышла из парикмахерской. Поеду-ка я сейчас к Виктории, в ее новый дом. Включила навигатор, он проложил мне виртуальный путь, и я, ориентируясь по нему, поехала.

Я выехала за черту города, дорога была свободна от пробок, пейзаж составляли видневшаяся вдалеке лесополоса и, чуть ближе, крыши загородных особняков, стоящих друг от друга на приличном расстоянии. Сами дома скрывались за высокими решетками, виднелись лишь альпийские горки, ухоженные газоны и дорожки, засыпанные гравием. На территории одной усадьбы я увидела теннисный корт.

Наконец показался дом под номером двенадцать. Попасть во двор особняка можно было, преодолев двустворчатые ворота, изготовленные из металлических прутьев, выкрашенных в кофейно-коричневый цвет. Я отогнала свой «Фольксваген» под разросшееся дерево, чьи ветви почти касались земли, а потом вновь вернулась к дому Виктории Сотниковой.

Похоже, что в усадьбе никого не было. Я немного постояла перед ограждением, прикидывая, как мне попасть внутрь. Нет, все-таки зря я отогнала машину, так просто мне на территорию усадьбы не пробраться. Я вернулась к месту парковки «Фольксвагена», завела мотор и подъехала вплотную, но не к самим воротам, а чуть дальше. Потом я вышла из машины, встала на багажник. Теперь можно было ухватиться за верхний край забора и подтянуться. Я окинула взглядом открывшееся пространство. Окна двухэтажного кирпичного дома были наглухо закрыты жалюзи. Нигде никакого движения, такое впечатление, что дом пуст. Это было как нельзя кстати. Сейчас проверю свое предположение. Я спрыгнула на мягкий газон. Рядом с особняком располагалось несколько клумб с декоративными растениями и невысокими деревцами. Значительная часть территории двора была занята живописными зелеными лужайками.

Главный вход в особняк находился в самом центре фасада, между двумя колоннами, которые стояли на небольших пьедесталах. По обе стороны от них были еще две колонны. Площадка перед домом была устлана тротуарной плиткой различного размера и разного цвета – от бежевого до коричневого. Я подошла к массивной деревянной двери. Мои универсальные отмычки выручили меня и на этот раз. Из просторного холла я попала сначала в гостиную. Мебели в ней почти не было – помимо мягкого кожаного дивана цвета топленого молока стояли еще два удобных кресла вытянутой формы. С высокого беленого потолка свисала огромная люстра. Посередине гостиной находился камин, он был сделан, кажется, из речного камня. На обшитых деревом стенах висело нечто, напоминающее рыцарские доспехи. Я прошла в соседнюю комнату, выполнявшую функцию, скорее всего, столовой, а может быть, и еще одной гостиной.

Интерьер этой комнаты был полностью выдержан в коричневатых тонах. В центральной части размещался небольшой круглый столик и четыре мягких кресла, обитых тканью перламутрово-кофейного цвета. Вдоль одной из стен комнаты располагался открытый деревянный шкаф, наверное, предназначенный для книг. Но их здесь не наблюдалось. Вместо них стояли фарфоровые статуэтки, впрочем, довольно изящные. Пространство другой стены было занято низким элегантным сервантом-баром, изготовленным из того же самого дерева, покрытого темным лаком. Пол в этой комнате был паркетный, и его устилал мягкий желто-коричневый палас с невысоким ворсом. Здесь, как и в предыдущей комнате, в центре висела впечатляющих размеров люстра. Кроме нее тут также имелись дополнительные источники света – небольшие светильники круглой формы.

По витой лестнице я поднялась наверх. На втором этаже находились спальни. Их интерьер был выполнен в пастельных тонах. Все опочивальни – а их было три – имели стандартный набор мебели и аксессуаров: просторную кровать с высокой спинкой, пару кресел или маленький диванчик, журнальные столики, стильные прикроватные тумбочки, а также комоды или небольшие шкафчики, ну и, конечно же, настольные лампы и бра. Честно говоря, обстановка второго этажа напоминала мне гостиницу: довольно безлико, хотя и комфортабельно.

Я спустилась на первый этаж и прошла на кухню. Роль освещения в этом помещении играли три небольшие люстры и маленькие точечные светильники на потолке и по периметру кухни. Дизайнеры предусмотрели достаточно мест для хранения посуды, всевозможной кухонной утвари и бытовых приборов. В центре кухни стоял обеденный стол с табуретками кремового цвета. Здесь также располагались два узких длинных стола с удобными столешницами, каждый из которых выполнял свою функцию. Столы были оборудованы выдвижными ящичками и полочками, что давало возможность разместить все, что может потребоваться кулинару. Только вряд ли Викторию Сотникову интересовала кулинария. Сдается мне, что она, как сказала ее бывшая подруга-тусовщица Эльвира, занялась «настоящим» делом, которое, увы, подпадало под статью Уголовного кодекса.

Я выбралась на улицу тем же путем, каким и проникла в усадьбу. У меня сложилось впечатление, что этот особняк Виктория приобрела не для проживания, а чтобы просто вложить деньги. Надо же было куда-то деть грязные деньги. Сдается мне, что этот дворец с колоннами у Сотниковой не единственный. А кроме того, наверняка имеются и драгоценности, и счета в банке.

Возможно, что она, прихватив деньги и драгоценности, сделает ноги. Ведь после прокола, который допустил Константин Разлейников, весь ее бизнес накрылся медным тазом. Константин неизвестно где находится. Василий Гаврилов, скорее всего, ждал Разлейникова за периметром поселка. Где он сейчас? Получается, что у Виктории не так уж и много боевиков. Если не считать тех бандитов, которые напали на меня, когда я ехала от Константина. Но еще неизвестно, были ли они на самом деле киллерами. Возможно, они только выполняли поручения, подобные вчерашнему, а на заказные убийства Сотникова отправляла Разлейникова и Гаврилова. Ну, может быть, еще кто-то третий у нее имелся в запасе, на подхвате, так сказать. Посвящать кого-то еще в этот кровавый бизнес было бы просто опасно. И Виктория это прекрасно понимала.

А Константин уже вышел в тираж. Ну как он может выполнять подобную работу, если подсел на наркотики? Может быть, Виктория еще не знала об этом? Но когда-нибудь это все равно выплыло бы наружу. К тому же мне показалось, что Константин – не совсем конченый тип. Ведь, судя по рассказу Владимира Канарейчикова, когда Костя встретил Владислава Семеновича, он искренне обрадовался встрече. И тут надо же такому случиться: будучи под влиянием наркотиков, он выболтал о своей деятельности доктору. И тогда глава преступной группировки Виктория Сотникова приказала ему избавиться от Перегудникова. Именно Виктория, а не хозяин «Ильи Муромца» Валентин Седлаковский.

Раньше, пока у меня не было сведений об этой даме, я считала, что руководит всем Седлаковский. То есть он и заказы набирает, и обеспечивает оружием, и посылает на устранение заказанных. Но теперь мое мнение изменилось. Конечно, Седлаковский не мог быть совсем уж не в курсе того, что творится в его заведении. Но факт остается фактом: первую скрипку там играет Сотникова. Она завлекла Константина в группу наемных убийц, соблазнив большими деньгами. Разлейников ведь всегда хотел красиво жить, как сказал Николай Клименюк. Но все-таки что-то человеческое в нем еще осталось. Я вспомнила видеозапись, которую сделал Владимир втайне от доктора. Его друг расшифровал текст, и оказалось, что Разлейников спрашивал у Владислава Семеновича только код сейфа. Почему он не спросил у доктора, кому он успел рассказать о том, что знает о преступной группировке? Или, может быть, Перегудников оставил записку, которая в случае его смерти окажется в полиции? Ведь для киллера это самые важные вопросы. Но Разлейникова все это не интересовало. Ему нужно было лишь формально выполнить приказ Виктории. Вот он и вытащил из сейфа документы, ноутбук и сотовый. Все это он передал Сотниковой через подельника.

Теперь стало понятно, почему Константин оставил Перегудникова в живых. Он просто не мог убить того, кто вернул его к нормальной жизни. Разлейников нанес доктору не смертельный удар ножом, и время для нападения он выбрал утреннее тоже не случайно. Он знал, что скоро должна прийти домработница. Ведь если бы все это произошло ночью, то шансов спасти доктора от ножевого ранения могло бы и не быть.

Что же касается Виктории Сотниковой, то… А ведь она могла, пожалуй, убить и своего мужа Валентина Седлаковского. Почему-то эта мысль пришла мне в голову только сейчас. В самом деле, ведь Владислав Семенович пришел к хозяину «Ильи Муромца» и поставил его перед выбором: или тот идет в полицию с повинной, или доктор сделает это сам. Правда, неизвестно, успел ли Перегудников поговорить с Седлаковским. Но если успел, то у Валентина Михайловича не могли не возникнуть весьма неприятные вопросы к своей супруге. А что она на них могла ответить? Я больше чем уверена, что Виктория отдавала приказы якобы от имени Седлаковского. Она им элементарно прикрывалась. Ведь в противном случае никто из наемных убийц не стал бы ей подчиняться. Действительно, кто из профессиональных военных потерпит, чтобы ими командовала, по сути дела, шлюха. Для постельных дел она еще годится, а для роли командира – это уже из области фантастики.

Нет, Виктория Сотникова отнюдь не глупа. Она понимает, что без прикрытия мужа она – никто и ничто. И если уж она решится – как я предполагаю – устранить своего мужа, потому что ей нечего сказать в свое оправдание, то ей придется тогда сворачивать свой преступный бизнес. Не сможет она официально возглавлять «Муромца». Ведь обязательно начнется проверка всех дел, а при такой тотальной разборке как раз и выплывут факты, свидетельствующие о преступной деятельности. Значит, Виктории ничего не остается делать, как спрятать концы в воду и исчезнуть. И возможно, она уже это сделала. Поэтому мне необходимо, не теряя зря времени, отправиться к матери Сотниковой. Вдруг Виктория временно скрывается у нее?

Мать Виктории Сотниковой жила в пятиэтажном доме на четвертом этаже. Я позвонила в обитую черным дерматином дверь. За дверью послышались шаги, но открывать никто не спешил. Я снова позвонила.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Откройте, пожалуйста, я насчет Виктории, – ответила я.

– Она здесь давно не живет, – резко ответила женщина.

– Почему ты не открываешь Викуле и не пускаешь ее? – вдруг раздался старческий дребезжащий голос.

– Мама, не вмешивайся, иди лучше в комнату, – раздраженно ответила ей женщина.

– Пусти, я сама открою Викуше, – вновь настойчиво задребезжала старуха.

Послышался звук отпираемых замков, дверь наконец открылась, и на пороге показалась пожилая женщина в длинном байковом халате симпатичной расцветки с ромашками и листиками. Позади нее стояла женщина лет пятидесяти или около того в розовом махровом халате. Наверное, она вышла после душа или ванны, потому что у нее на голове было полотенце.

– Вы привели Викулю? – спросила меня пожилая женщина. – Где моя внучка?

«Хороший вопрос, – подумала я. – Хотела бы и я знать, где она сейчас находится. Стало быть, здесь Виктории нет».

– Мама! Пожалуйста, не упрямься, иди к себе, – повторила женщина. – Девушка, – обратилась она ко мне, – Виктория здесь уже давно не проживает.

– А где она проживает? – спросила я.

– Понятия не имею, – отрезала женщина.

– Вот-вот, ты не имеешь понятия, потому что ты выгнала бедную девочку! – повысив голос, произнесла старуха. – Ты отвратительная мать, Раиса, я тебя проклинаю!

– Мама! – в отчаянии воскликнула женщина. – Ну что ты говоришь?! Да еще и при постороннем человеке! Иди в комнату! А вы, – она посмотрела на меня, – пройдите… ну, на кухню, что ли. Сейчас я маме дам лекарство и выйду к вам.

– А я никакого лекарства принимать не буду, – твердо сказала старуха, – хватит меня травить этими таблетками! Все ждешь моей смерти! Не дождешься! А после того как я умру, ты тоже умрешь вслед за мной! Так и знай! Ты и дня не проживешь! – грозила женщина, подталкиваемая дочерью в комнату.

Я прошла на маленькую, но уютную и чистую кухню и села за круглый стол. Из соседней комнаты до меня доносились обрывки разговора Раисы и ее матери.

– Мама, пожалуйста, выпей водичку, – просила мать Раиса.

– И не подумаю! Чем ты меня поишь? Одной отравой!

– Ну что ты, мама! Это же микстура от кашля! Это никакие не таблетки, а приятная водичка, пей.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Потом старуха опять начала отчитывать дочь:

– Ты почему опять не вытащила кости из рыбы? Хочешь, чтобы я подавилась и умерла?

– Мам, ну что ты такое говоришь?! – воскликнула Раиса.

– То, что есть на самом деле! Я для тебя как кость в горле, и ты хочешь поскорее от меня избавиться, как уже избавилась от Викуши! Ты – мерзкая дочь! Ты вообще мне не дочь! Уходи отсюда!

– Хорошо, мама, я сейчас уйду, а ты ложись, отдохни.

– Без тебя знаю, что мне делать, – отрезала старуха. – Иди, не мешай мне спать.

Через несколько минут на кухню пришла Раиса.

– Извините за эту безобразную сцену, – сказала она, садясь рядом со мной за стол. – У мамы психика не в порядке. Вот она и перевернула все с ног на голову. Хорошо еще, что она согласилась выпить воду, в которую я накапала нейролептик. А вы почему интересуетесь Викторией? – спросила она.

– Я занимаюсь расследованием нападения с покушением на убийство. Виктория подозревается в организации этого преступления, – ответила я.

– Господи! Опять! – простонала женщина.

– Раиса… Простите, как ваше отчество? – спросила я.

– Ильинична, – произнесла она.

– Раиса Ильинична, скажите, а где сейчас может находиться ваша дочь?

– Да кто же ее знает, где она может находиться? Может быть, у себя. Мы ведь уже много лет не видимся. И не общаемся, даже по телефону.

– И как давно Виктория здесь не проживает? – поинтересовалась я.

– Да много лет уже, я точно и не помню. Может быть, это прозвучит и жестоко, но я о Вике ничего не знаю. Да и знать не хочу, если честно. Я совершила ошибку, когда связалась с ее отцом, но я была в него безумно влюблена. Мы с подругой поехали отдыхать в Туапсе и как-то раз пошли в ресторан. Там к нашему столику вскоре подсели два грузина. «Вот то, что нам надо, Райка», – шепнула мне Вера и начала с ними кокетничать. Мне вообще грузины не нравились, я ей так прямо и сказала. Верка прямо вся взвилась: «Ты – дура! Они – нормальные мужики! Тебе что, принцы нужны?» В общем, она пошла с ними танцевать, а я осталась сидеть за столиком. Краем глаза я видела, что недалеко от нас за столиком расположился молодой светловолосый мужчина, он бросал на меня заинтересованные взгляды, но почему-то не подходил. Мне он тоже сразу понравился. Вскоре появилась Верка со своими грузинами и объявила: «Все, Рай, уходим, продолжение банкета будет у Гиви», – и она кивнула на низкорослого и лысоватого мужика с кривыми ногами, кривизну которых не могли скрыть даже мешковатые брюки. Я сказал, что никуда не пойду, вернее, пойду, но только к себе, на съемную квартиру, и первая вышла из ресторана. Верка с кавалерами двинулась за мной. У дверей ресторана я пошла было в сторону, но тут ко мне подскочили эти грузины – Гиви и его друг, Отар, кажется, – и, коверкая русские слова, начали уговаривать поехать с ними, составить компанию. Особенно старался Гиви: «Э-э, зачэм гаварищ нэт? Падруга зовет – идти нэ хочэш? На руках тэбя понэсу, да…» И он сгреб меня в охапку. Мне тогда удалось освободиться от него. Но тут ему на помощь пришел Отар, и они уже вдвоем потащили меня к машине. Я что-то сказала им, когда они меня тащили, вроде того, что если они меня не отпустят, то я начну кричать. Верка на меня цыкнула: «Замолчи, дура, не устраивай скандал». И тут к машине подошел тот парень, который смотрел на меня в ресторане. Он очень спокойно велел им: «Отпустите ее, вам и одной хватит». Те даже и внимания никакого не обратили на его слова. Гиви на секунду выпустил меня, чтобы открыть дверцу машины. Я воспользовалась этим и спряталась за спину этого мужчины. «Садись», – сказал Гиви и повернулся в мою сторону, но мужчина твердо произнес: «Она останется, а вы поедете». Гиви замахнулся на него, но уже секунду спустя лежал на земле и корчился от боли. Я и сама не заметила, как этот парень его опрокинул. Отар начал угрожать, что сейчас его зарежет, но мужчина выхватил откуда-то пистолет и, целясь прямо ему в живот, снова очень спокойно сказал, что пуля нарушит ему весь процесс пищеварения. Отар тогда сразу как-то отрезвел, понял, наверное, что парень не из тех, кто шутит, и что он и в самом деле может остаться с дыркой в животе. Он только процедил сквозь зубы, что они еще с ним встретятся, потом, подхватив лежащего на земле Гиви, затащил его на заднее сиденье. И они вместе с Веркой уехали. А этот парень повернулся ко мне и сказал: «Меня Игорем зовут, а тебя как?» Я ответила. Тогда он спросил: «Тебе в какую сторону идти?» Я показала, и мы пошли вместе. А потом я сообразила, что Верка ведь могла привести грузин в нашу съемную квартиру, и остановилась. Игорь тоже остановился и спросил, что случилось. Я объяснила. «Тогда, – говорит он, – пойдем ко мне, я здесь недалеко квартиру снимаю». Еще сказал, что он сотрудник какой-то там службы безопасности и что сейчас отдыхает после опасного задания. Это он выдал в ответ на мой вопрос, откуда у него пистолет. И… я пошла с ним. Я тогда была готова идти за ним хоть на край света, только чтобы быть рядом. И это наваждение продолжалось две недели.

– А потом? – спросила я.

– А потом все закончилось, – тяжело вздохнув, ответила Раиса. – Как-то вечером, когда мы лежали в постели, кто-то постучал в дверь. Игорь вскочил, выхватил пистолет, подошел к двери и, прижимаясь к стене спиной, спросил, кто там. За дверью ответили, но я не услышала. Игорь сразу помрачнел, крикнул мне, чтобы я оделась, а сам стал открывать дверь. В комнату вошел высокий и крепкий мужчина и, взглянув на меня, хмуро бросил Игорю: «Выйди, поговорить надо, дело есть. И спрячь пушку». Игорь беспрекословно выполнил все его приказания, и они вышли на кухню. Я, сама не знаю почему, подскочила к двери и стала слушать. Этот незнакомец сначала говорил, что Игорь хорошо устроился, отхватив такую красотку, а потом сказал, что его вызывает босс и что через час отправляется его поезд. Куда ему надо было ехать, я не расслышала. Игорь вернулся в комнату, посмотрел на меня, и я все поняла. Он сунул мне на прощание две пачки банкнот, сказал, что приедет ко мне, как только сможет, и что мы поженимся. А потом я узнала, что он был киллером и что его ликвидировали свои же. Так рассеялось мое наваждение, но делать аборт было уже поздно. Да и мама сказала, что вырастим ребенка. Вырастить-то вырастили, но кого! Самую настоящую бандитку!

«Ну что же, – подумала я, – генетику еще никто не отменял. Как там гласит народная мудрость? От осинки не родятся апельсинки».

– А потом я вышла замуж за Максима, Виктории тогда было четыре года. Я побоялась рассказать ему, кто ее отец, и напрасно. Может быть, если бы он знал, чья кровь течет в ее жилах, то никакой свадьбы и не было бы. А может быть, и не побоялся бы взять меня в жены с ребенком с такой наследственностью, кто знает. Но правда все равно выплыла наружу, и мне пришлось ему все открыть.

– А что случилось? – спросила я.

– Да в детстве Виктория была более-менее нормальным ребенком. Но это пока она была маленькая. А потом, как подросла, лет в тринадцать от рук совсем отбилась. Стала грубить, курить, материться, начались скандалы, пьяные оргии в подвалах с сомнительными компаниями, из дома исчезала на несколько дней. Максим и говорил с ней, что такая жизнь до добра не доведет, и убеждал по-всякому, но все было бесполезно. Однажды он не выдержал, толкнул ее в комнату и запер там, чтобы она опять не сорвалась на очередную гулянку. Так потом на него напали на улице ребята из этой компании и жестоко избили. После этого он собрал свои вещи и ушел.

– Это каким-то образом повлияло на Викторию? – спросила я.

– Ну, немного она попритихла, – сказала Раиса, – но не надолго. Потом снова взялась за старое, да так, что угодила в тюрьму за драку с применением холодного оружия. Пока она отбывала срок, я собрала все ее вещи и отвезла на квартиру, где жила мама. А мамины вещи перевезла сюда. И вот когда Виктория вышла из колонии и пришла домой, я дала ей ключ и сообщила, где она теперь будет жить.

– А ваша мама, похоже, относится к внучке вполне лояльно, – заметила я.

– Ну, во-первых, как я уже сказала, у нее сейчас с головой плохо, старческая деменция, – объяснила Раиса. – А во-вторых, да, она всегда защищала Викторию, говорила, что я ее неправильно воспитываю. А то, что из-за этой паршивки я лишилась мужа и личной жизни… – Раиса смахнула слезы. – А сколько я провела бессонных ночей, все ждала, что ее компания нагрянет в квартиру и прикончит меня! У меня на нервной почве сотни болячек появились! Я стала настоящей развалиной! Я и так терпела слишком долго. Но до наступления ее совершеннолетия я не могла выставить ее из дома, я бы тогда и дня не прожила, со мной бы расправились в два счета.

– Так, значит, Виктория сейчас живет в квартире вашей мамы?

– По крайней мере, я дала ей от нее ключи. А что уж она дальше сделала с квартирой – сама ли в ней живет, или сдает, или продала, – этого я не знаю. Вообще-то это частный дом, небольшой правда.

– А сама Виктория неужели не пыталась наладить с вами отношения? – спросила я.

– Что вы! Она была очень рада тому, что теперь-то наконец будет жить одна, – ответила Раиса.

– Ладно, – сказала я, вставая со стула, – где находится этот дом?

– На Огородной улице, дом одиннадцать, – произнесла мать Виктории.

Выйдя на улицу, я сначала решила поехать в офис «Ильи Муромца», к Валентину Седлаковскому, но потом подумала, что сейчас важнее всего захватить Викторию.

Дом на Огородной улице стоял за невысоким, покосившимся от времени деревянным забором. Прямо перед калиткой на улице были припаркованы красная «Шкода Фабия» и черный «Опель». Я подошла к калитке, она была не заперта. Я толкнула ее и вошла во двор. Там никого не было. Я, крадучись, осторожно дошла до одноэтажного деревянного дома и, прислонившись к дверному косяку, прислушалась. Заглядывать в окно было рискованно: меня могли обнаружить. До меня донеслись два голоса, мужской и женский.

Совсем как у соседей Константина Разлейникова, подумала я, вспомнив подслушанную мной поневоле разборку супругов.

Однако здесь разговор шел отнюдь не о супружеской измене.

– Ты, Витка, совсем сбрендила! – громко сказал мужской баритон. – Ты чего? Ты чего, я тебя спрашиваю, замочила Ваську и Костьку?

– Эти придурки решили пойти в полицию и признаться, – спокойно ответила женщина, – их, видите ли, совесть замучила!

– Куда теперь трупы девать, идиотка?

– Вывезем, – уверенно произнесла Виктория.

– Вот и вывози! А я в этом не собираюсь участвовать! – отрезал мужчина.

– Ты, Валька, дурак. Куда ты денешься?

– У меня выход теперь только один: писать чистосердечное.

– Так я тебе и позволю это сделать!

– А кто будет спрашивать твоего разрешения? Ты чего это? Убери пушку! Не дури!

Я поняла, что мне пора вмешаться, пока не появился еще один труп. Я вытащила пистолет, рывком рванула на себя дверь и заорала:

– Стоять на своих местах! Полиция! Вы арестованы! Ни с места, я сказала!

Эффектная блондинка лет тридцати с небольшим, в элегантном черном кожаном пиджаке, растерялась только на секунду. Потом она вскинула «ТТ» и выстрелила в Седлаковского – грузного высокого мужчину значительно старше ее. Он схватился за правый бок и начал оседать на пол.

– Виктория! Бросьте оружие! Руки за голову! И не двигаться! – вновь скомандовала я.

Виктория теперь навела пистолет на меня, но я в прыжке выбила «ТТ» из ее руки. Конечно, я не рассчитывала, что Сотникова сдастся просто так, не сопротивляясь. Но то, что она сделала в следующую секунду, стало для меня неожиданностью. Она не попыталась прорваться к входной двери, вместо этого Виктория вдруг оттолкнулась от стола, развернулась и спиной вышибла хлипкую оконную раму, после чего вывалилась во двор. Я кинулась за ней, крикнув Седлаковскому, что вызову ему «Скорую».

Виктория в несколько секунд пересекла двор и кинулась к «Шкоде». Я прицелилась и выстрелила ей в ноги. Выстрел взбудоражил местных собак. Послышался оглушительный лай. Виктория споткнулась, было такое впечатление, что она с размаху на что-то наткнулась. Но она тут же, сильно хромая, побежала дальше. Вот она добежала до своей машины. Взревел мотор, и «Шкода», зашуршав шинами по гравию, стала набирать скорость. А я помчалась к своему «Фольку», я ведь оставила его на приличном расстоянии от дома. Заведя мотор, я погналась за Сотниковой. Ее машина уже скрылась за поворотом. И вдруг я услышала грохот и скрежет. Преодолев оставшиеся метры, я увидела жуткую картину. Слева на обочине стоял асфальтоукладчик. «Фабия» левым боком впечаталась в его большое стальное колесо. Я остановилась, выбежала из «Фольксвагена» и помчалась к машине Виктории. Водительскую дверь «Фабии» заклинило, но открывать ее уже не было никакого смысла: от удара Сотникову выбросило вперед через лобовое стекло. Пролетев несколько метров, Виктория врезалась прямо в нож бульдозера. Дочь киллера была мертва.

Я вызвала «Скорую» для Валентина Седлаковского, а потом позвонила Артуру Кононенко и дала координаты ДТП, пообещав в самое ближайшее время сообщить все подробности. Заехать с отчетом к Тамаре Семеновне я решила завтра, сегодня уже просто не было сил. Я только позвонила Алешечкиной и спросила, каково состояние здоровья Владислава Семеновича. Оказалось, что его уже перевели из реанимационной палаты в обычную, он идет на поправку. Ну и слава богу. Завтра сообщу Тузулайкину, что необходимости в охране доктора уже нет. Скоро, надеюсь, Перегудников окончательно выздоровеет и возвратится к своим пациентам. А я, пожалуй, все-таки поеду в отпуск… Куда именно, решу завтра.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg