«Фата пропавшей невесты»

Фата пропавшей невесты (fb2) - Фата пропавшей невесты (Частный детектив Татьяна Иванова) 806K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Серова

Марина Сергеевна Серова Фата пропавшей невесты

© Серова М. С., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Понедельник

Мне было холодно, сыро и голодно. Холодно и сыро потому, что испепеляющая жара, от которой изнемогал мой родной город Тарасов, две недели назад сменилась на постоянные дожди, интенсивность которых варьировала от мелкого моросящего до обвального ливня, и синоптики ничего хорошего не обещали. Солнце объявило забастовку, темные тучи мигом заняли оставленные противником позиции и висели над головой с неумолимостью дамоклова меча. Все нормальные, в смысле состоятельные люди (а других клиентов у меня уже давно не было) уехали за летом в теплые края, а оставшиеся или боролись с неприятностями собственными силами, или махнули на них рукой, решив, что как-нибудь само рассосется. А нет клиентов – нет и денег. Ну не давать же мне было, в самом деле, объявление: «Частный детектив Татьяна Александровна Иванова ищет работу»? Отложенная на отдых валюта, как ни экономно я ее расходовала, активно таяла, как снег по весне, потому и голодно. А накрывшая меня черная полоса неприятностей пробила в моем бюджете такую брешь, что как ни старайся, а не заткнешь – что уж тут об отдыхе говорить? Впрочем, лучше уж я по порядку.

В пятницу моя давняя подруга пригласила меня к себе на дачу: банька, что было мне совсем не лишним, чтобы хоть так согреться, шашлыки, вечер с бокалом вина перед горящим камином и прочие прелести отдыха на природе, но в цивилизованных условиях. Главное же – она дала мне честное слово, что не будет никаких посторонних мужчин, и я согласилась. Дело в том, что я не замужем и не собираюсь, вот все мои замужние подруги и задались целью непременно меня окольцевать, а то несправедливо получается: они мучаются, а я что, святая, что ли? Нет уж! Пусть и я похлебаю семейного счастья полной ложкой! Впрочем, пара разъяснительных бесед с ними, порой и с применением ненормативной лексики, сделали свое благое дело, и меня оставили в покое, но я не знала, надолго ли, вот на всякий случай и подстраховывалась.

Выходные прошли прекрасно! Даже вконец испортившаяся погода – сильнейший ливень, гроза и штормовой ветер, сломавший в саду несколько довольно толстых веток на деревьях и сваливший забор к соседям, не смогли испортить нам отдых. Непогода даже добавляла ему некоторую романтичность: разбушевавшаяся стихия бросала в стекла окон потоки воды, била в них ветками растущих рядом кустов сирени и жасмина, голодным волком завывала в трубе, а мы в тепле и уюте наблюдали ее тщетные попытки прорваться к нам.

Разъезжались мы утром в понедельник в самом радужном настроении. Небеса, видимо, изрядно поиздержались и отправились за новой порцией влаги в закрома, так что ливень сменился на моросящий мелкий дождичек. Воздух был чист и свеж, дорога в город – свободна, потому что нема дурных в грозу на даче оставаться. В общем, отдохнула я замечательно. И даже то, что мое место на стоянке возле дома было занято каким-то наглым внедорожником, не смогло испортить мне настроения – ну, пройду немного дальше, делов-то?

Романтика резко закончилась прямо на пороге подъезда моего дома: домофон не работал, лифт – тоже, света не было, а где-то наверху бушевал неслабый скандал. Пришлось подниматься по лестнице. По мере того как я приближалась к своему седьмому этажу, звуки яростной перебранки становились все громче и громче, и тут я услышала, как в самых причудливых сочетаниях с очень неприличными словами всуе произносится мое имя. Это добавило мне такое ускорение, что я взлетела наверх мухой и увидела возле своей двери нашего участкового, на удивление трезвого слесаря из ТСЖ и толпу донельзя возбужденных соседей, что в разгар рабочего дня выглядело довольно странно. При виде меня соседка с шестого этажа, обычно милая и интеллигентная женщина, находившаяся сейчас в буйно-неадекватном состоянии, бросилась на меня с каким-то утробным рычанием и попыталась вцепиться в волосы. Я вовремя уклонилась, и она встретилась со стеной, что только добавило ей ярости. Конечно, имея черный пояс по карате, я могла бы быстро и качественно ее утихомирить, но черт его знает, как у нее со здоровьем. А то ведь одно-единственное движение могло надолго развести нас в разные стороны: ее – в травматологическое отделение ближайшей больницы, а меня – в места гораздо более отдаленные от родного дома.

– Уберите от меня эту психическую и объясните, что вам нужно в моей квартире! – перекрывая общий ор, потребовала я.

– Ты весь стояк залила! – бесновалась в чьих-то руках соседка снизу, большое красное пятно на лбу которой грозило вскоре расцвести всеми красками, да так, что шпаклевать соскучишься, но я тут ни при чем, это она сама.

– Этого не может быть! – твердо заявила я. – Я уезжала на все выходные и перед уходом из дома все проверила. Можете сами убедиться.

Я отперла дверь своими ключами и первой шагнула в прихожую – на полу стояла вода высотой сантиметра два-три. Я бросилась в глубь квартиры – везде было то же самое. Ковер на полу напоминал только что вытащенную из воды губку, и, наступив на него, я услышала противное хлюпанье. Застыв от ужаса, я пыталась осмыслить размер катастрофы, но мозг отказывался это воспринимать. Не рискнувшие последовать за мной, соседи шумно обсуждали, сколько и кому я должна в качестве возмещения ущерба, нанесенного домашнему имуществу, слесарь же, побывав и в кухне, и в ванной с туалетом, вернулся к ним и развел руками:

– Нигде ничего не течет и все краны закрыты. – Соседи мигом заткнулись и уставились на него, как на заклятого врага. – Может, это…

Он посмотрел вверх, все, в том числе и я, воззрились туда же – на потолке, вдоль шва между плитами перекрытия шла широкая темная полоса, из которой равномерно и часто падали крупные капли, но в общем гвалте этого никто раньше не услышал. И в наступившей мертвой тишине громом небесным раздался чей-то растерянный вскрик:

– У-у-у-ё-ё-ё!

– Значит, это я вас залила? – Мгновенно очнувшись, я взвилась, как кобра на хвосте, был бы капюшон, и его раздула бы. – Извиниться никто не хочет?

Но меня уже никто не слушал. Толпа подхватила участкового и слесаря, как прибой щепки, и унесла их на восьмой этаж к квартире виновницы «торжества». Конечно же я пошла за ними, мне тоже было что ей сказать. Соседи бились о дверь искомой квартиры, как те же волны о берег, а та безмолвствовала. Наконец на шум вышел старичок-сосед и объяснил, что хозяйку квартиры еще в четверг вечером «Скорая» увезла в больницу с гипертоническим кризом.

– Ну, все правильно, – сказал слесарь. – Горячую-то воду я только в пятницу утром включил. А она, видать, кран горячей воды открыла, чтобы проверить, не дали ли, а закрыть забыла. А если у нее раковина мелкая, так брызги на пол и летели. Вот и набралось. Только квартиру вскрывать придется, а то я воду-то на дом перекрыл. Так если ее снова пустить, снова потоп начнется.

Какое там вскрывать? Соседи готовы были эту дверь голыми руками вместе с косяком вынести! К счастью, не пришлось, потому что у старичка-соседа оказались запасные ключи. Картина, открывшаяся нашему взору, превзошла наихудшие ожидания – мебель не плавала исключительно потому, что пол был дощатый, ничем не покрытый, вот вода в щели и уходила прямиком ко мне. И слесарь оказался частично прав: раковина в кухне действительно была мелкая, но хозяйка не только оставила рядом с ней тряпку, но и форточку забыла закрыть, вот ветром тряпку в раковину и сдуло, и она закупорила сток.

Попытка свалить на меня одну сбор воды с пола в этой квартире, на что явно рассчитывала моя соседка снизу, успехом не увенчалась.

– Мне есть где пожить, пока моя квартира высохнет, – небрежно сообщила я ей. – Исключительно в качестве акта доброй воли я могу помочь вам. Да и то, если вы извинитесь за то, что необоснованно обвинили меня черт-те в чем.

Ну и куда ей было деваться? Извинилась, как миленькая!

Пока мы собирали воду с пола, старичок стоял в дверях и наблюдал за нами, и, кажется, больше для того, чтобы полюбоваться на наши задницы, чем из опасений, что мы в этой квартире что-то украдем.

– А что с лифтом случилось? – спросила я. – Да и света нет. Опять на подстанции что-то сломалось?

– Ой, что тут было! – обрадовавшись, что тоже может как-то поучаствовать, затараторил он. – В тарелку… Ну, в антенну, что у нас на крыше стоит, молния шандарахнула! А еще… – Он замялся. – Ничего я в этом не понимаю, но, как сказал внук, туда, где магистральный электрокабель проходит, вода попала. На подстанции сработала защита, вот несколько домов без света и остались. Теперь надо ждать, пока починят.

Выжимаемая тряпка выпала из моих мгновенно ослабевших рук и, подняв тучу брызг, опустилась в ведро, а соседка удивленно на меня посмотрела. «Да что же я за кретинка такая! – я даже застонала сквозь намертво стиснутые зубы, чтобы не разразиться выражениями, категорически противоречащими этикету. – Ведь смотрела же я прогноз погоды и видела, что грозу обещали! Ведь говорили же мне умные люди, что в такую погоду телевизоры нужно не только от сети отключать, но и антенну выдергивать! Говорили же, что «грозовые» телевизоры починить практически невозможно. Или возможно, но за такие деньги, что проще новые купить. Все, Танька! Ты осталась без телевизоров! Причем надолго, потому что денег у тебя сейчас нет и неизвестно, когда появятся».

– А когда электричество отключилось? – слабым голосом поинтересовалась я.

– Так позапрошлой ночью и шандарахнуло, а вчера утром аварийка приезжала. Нашли они это место, посмотрели и сказали, чтобы мы свечку в церкви поставили на радостях, что не загорелось ничего. А ведь могло! Только что-то они чинить не торопятся.

– И это к лучшему, потому что лично у меня вода даже в лампочках люстры плещется! – сварливо заметила соседка с шестого этажа. – Теперь нужно ждать, когда все окончательно высохнет, и только потом включать. Причем это касается не только люстры! Розетками тоже нельзя пользоваться. У меня же и по стенам вода бежала!

– Ну да! Это здесь вода в щели уходила, а у меня же линолеум, вот вдоль стен и текло, – машинально объяснила я.

После того как мы собрали всю воду с пола, я лично проверила все краны в квартире и, возвращая старичку ключи, вкрадчиво произнесла:

– Если вы знаете телефон родственников хозяйки этой квартиры, позвоните им и скажите, что ее здесь очень ждут! Прямо ногами сучат от нетерпения! Если они не хотят, чтобы она вернулась в больницу, но уже с инфарктом, пусть собирают деньги на ремонт двух квартир.

– Трех, – поправила меня соседка с шестого этажа. – У людей, что подо мной живут, тоже найдется для нее пара слов!

– Значит, трех, – продолжила я. – А еще им придется возместить нам стоимость безвозвратно испорченного имущества.

– Так звонить некому, – пожал плечами старичок. – Одинокая она. Пенсионерка по инвалидности.

О боги! Чего мне стоило сдержаться и не высказаться по полной программе, знают только мои нервы! С тихой надеждой, что, может быть, не все так уж у меня дома и страшно, я пошла к себе, чтобы провести детальную инспекцию.

Ох, зря я на это понадеялась! Собирать воду с пола, когда на нем лежит насквозь пропитанный водой ковер, было бесполезно, и я первым делом позвонила в химчистку, чтобы они срочно приехали и забрали это чудовище. За транспортировку, естественно, пришлось платить мне, но после того, как гавкнулись оба моих телевизора, мне только и оставалось руководствоваться старым изречением: «Сгорел сарай, гори и хата!», потому что эти расходы меня уже не могли разорить. Дальнейшие изыскания доказали обратное, и стало ясно, что предстоящие мне расходы возросли в разы – диван был мокрый. Весь! Насквозь! Из кресла влага сочилась даже при легком на него нажатии. Книги я даже не стала смотреть, чтобы не расстраиваться. Хуже всего было то, что вода попала в компьютер, и теперь приходилось ждать, когда он высохнет, а уже потом разбираться, что с ним можно сделать. Будь в доме электричество, его можно было бы высушить феном, но на нет… И далее по тексту. Картина в кухне тоже не радовала, хотя, надо признать, ущерба было меньше. Главное, что холодильник еще не успел настолько разморозиться, чтобы полуфабрикаты в морозилке превратились в одно непривлекательное и несъедобное месиво.

Наконец приехали грузчики из химчистки. Даже вдвоем они не без труда вынесли из дома насквозь мокрый ковер, и я взялась за тряпку. Собрав воду с пола, я начала вытирать ее с мебели, но тут же поняла всю бесполезность этого занятия – с потолка продолжало интенсивно капать – между перекрытиями-то вода еще оставалась. Пришлось ограничиться тем, что я расставила в самых опасных местах все имевшиеся в доме тазики и кастрюли, собрала продукты в термопакет, в сумку – самые необходимые на первое время вещи и поехала в квартиру бабушки. Обычно я использовала ее в качестве конспиративной, когда нужно было спрятать клиента или спрятаться самой, а сейчас вот она пригодилась мне по прямому назначению. Конечно, там будет не так комфортно, как в моей собственной, но зато сухо! И телевизор есть, хоть и старый, но исправно работающий. Мысль о том, что я сейчас приму горячий душ, сварю себе кофе, и после всех трудовых подвигов буду наслаждаться заслуженным отдыхом, грела мне душу.

Первые подозрения в том, что мой долгожданный отдых накрылся медным тазом с громким звоном, зародились у меня еще на подъезде к дому, едва я увидела разрытую теплотрассу, возле которой вяло копошились несколько рабочих. С опаской преодолев наваленные и размокшие под дождем кучи земли, я припарковала машину и, забрав сумку и пакет, направилась к подъезду. Но на его двери меня встретило объявление, гласившее, что в связи с ремонтными работами в понедельник холодная и горячая вода будут отключены с девяти до восемнадцати часов, и просьба запастись водой. Помянув тихим незлым словом все на свете управляющие компании, я вернула вещи в машину и отправилась в ближайший супермаркет, где купила две пятилитровые пластиковые бутыли с водой из самых дешевых. Этикетка, гласившая, что это вода из чистейших горных источников, ничего кроме кривой усмешки у меня не вызвала – ага! Плавали! Знаем! В лучшем случае водопроводная! А разлита в подвале неподалеку. Лифт, к счастью, работал, и я совсем было решила, что лимит неприятностей на сегодняшний день исчерпан. Как же я ошиблась!

Едва я открыла дверь, как тут же увидела на полу ручеек воды, который явно брал начало возле окна в комнате, а судя по следам вдоль него, он уже начал подсыхать. Вырвавшийся из моей груди вопль заставил бы покраснеть от стыда всех индейцев Великих Равнин скопом и не мог не переполошить соседей – может, Третья мировая началась, а они и не знают! К счастью, дома оказалась только старушка, хорошо знавшая не только мою бабушку, но и меня. Она выглянула в коридор, увидела меня и осуждающе покачала головой.

– Извините, – промямлила я. – Так, мелкие неполадки в хозяйстве.

Она скрылась, а я, обследовав квартиру, только за голову схватилась. Дело в том, что в последний раз я была здесь еще во время жары. Наглухо закрытая квартира раскалилась настолько, что живо напоминала крематорий, и я распахнула все окна и балконную дверь, чтобы хотя бы призрак сквозняка гулял по комнатам. Потом мне позвонил… Не помню кто, да это и неважно. Но я срочно сорвалась, оставив все открытым – некогда было, видите ли, идиотке, и теперь я имела то, что имела: ливень был с ветром, и вода залила пол и в кухне, и в комнате. Счастье великое, что на полу был линолеум, а то соседи бы меня и здесь уже с кистенем дожидались. Но юмор заключался в том, что на полу лежал палас, в данный момент мокрый насквозь. Пришлось мне снова звонить в химчистку. Приехали все те же ребята и, увидев меня, озадаченно переглянулись. Услышав мои объяснения, один из них сочувственно пообещал:

– Ну, тогда мы вам сделаем скидку, как постоянному клиенту.

Что мне оставалось делать? Только мысленно взвыть!

Они увезли палас, а я приступила ко второй части Марлезонского балета, благо навык уже имелся. Вытерев полы, я вылила воду в унитаз и машинально нажала на спуск. То, какую глупость я совершила, я поняла, когда мини-водопад иссяк, а хорошо знакомого всем журчания наполнявшегося бачка не послышалось. До неприличия живописно выразившись по поводу своих умственных способностей, я кое-как вымыла руки над тазиком, чтобы хоть так воду собрать, и пошла варить себе пельмени – есть хотелось немилосердно. Дождавшись, когда вода закипит, я бросила их туда и переместилась в комнату, где застелила себе постель, чтобы потом с этим не возиться, включила телевизор и села в кресло перед ним. И тут меня срубило, словно свет выключили, – все-таки досталось мне сегодня изрядно.

Очнулась я оттого, что кто-то не только звонил, но и стучал в дверь. С мыслью, что это соседи снизу, которых теперь уже точно я залила, я понесла свою повинную голову в коридор, по дороге принюхиваясь – откуда-то сильно пахло горелым. Но это была все та же соседка, которая обеспокоенно спросила:

– Танюша, у тебя ничего не горит?

Я бросилась в кухню, а там… Хана пельменям! И кастрюльке тоже! Вся вода выкипела, и они не просто насмерть приклеились ко дну, но еще и почти обуглились. О том, как выглядела сама кастрюлька, я лучше умолчу. Я уже открыла было рот, чтобы от души высказаться насчет всех свалившихся за один день на мою голову неприятностей, и тут же закрыла его обратно, поняв, что даже в моем достаточно богатом лексиконе не найдется настолько неприличных слов, чтобы достойно описать ситуацию. Соседка снова укоризненно на меня посмотрела, выключила под бывшей кастрюлькой газ и молча ушла. А я осталась стоять в кухне дура дурой, и единственная мысль, которая пришла мне на ум, была: «А не сглазил ли меня кто-нибудь, потому что столько всего и сразу просто так не бывает». Решив с горя хоть кофе выпить, я уже полезла в сумку за туркой, когда зазвонил мой сотовый. Мне было категорически не до разговоров, но, увидев, что это Лада, я не могла не ответить.

Вообще-то, Клавдию Петровну Полянскую звали Ладой только самые близкие люди, в число которых с некоторых пор вошла и я, чем была необычайно горда, потому что искренне восхищалась этой сильной, умной, деловой и все еще очень красивой женщиной. Она вынесла за свою жизнь столько бед, что другая на ее месте давно сломалась бы. А она не просто выстояла, а всех своих врагов тонким слоем размазала (не без моей, правда, помощи) и теперь заслуженно наслаждалась покоем, счастьем и очень впечатляющим материальным благополучием. Официально она и ее семья являлись владельцами Центрального рынка, частной клиники и российско-германского совместного предприятия «Немецкий дом», но это была видимая часть айсберга, а вот что у нее еще имелось в активах, доподлинно не знал никто. Думаю, что очень немало: деньги Лада делать умела! И этот ее звонок не мог меня не обрадовать. Никаких праздников не предвиделось, настолько близкими подругами, чтобы просто поболтать со мной от нечего делать, мы не были, значит, что-то случилось. Причем не обязательно с ней – ее муж, полковник в отставке Дмитрий Дмитриевич Полянский, владел ЧОПом «Русичи» и любую ее проблему решил бы на раз. Скорее всего, моя помощь потребовалась кому-то из ее подруг, а платили что она, что они очень щедро. А для меня в моих обстоятельствах это было как нельзя более кстати.

– Таня, ты не могла бы срочно, – с нажимом произнесла Лада, – ко мне приехать?

Я была в таком виде, что показываться кому-то на глаза, особенно этой всегда очень ухоженной женщине, было невозможно, но когда пристав говорит: «Садись», как-то неудобно стоять, то есть мой отказ не предусматривался по определению. Что мне оставалось делать?

– Легко! Я как раз еще не успела свою метлу в гараж поставить, – с бесшабашной лихостью идущего на казнь ответила я. – Так что мухой примчусь!

– Ты о чем? – недоуменно спросила она.

– Увидите, – многообещающе заявила я. – У меня здесь некоторым образом форс-мажор.

Наученная горьким опытом, я самым тщательным образом проверила окна, воду и газ и только после этого поехала в коттеджный поселок «Волжанка». Кофе я не выпила, устала до чертиков, нервы на взводе, выглядела ужасно. Естественно, я была взбешена настолько, что могла бы при желании и кипятком плеваться, как закипевший чайник, но по дороге немного отвлеклась, успокоилась и добралась до места уже во вменяемом состоянии. На въезде в поселок охрана пропустила меня, даже не остановив и не поинтересовавшись, к кому я еду, – Лада явно их предупредила. Подъехав к воротам, я вышла, нажала кнопку видеодомофона и, когда раздался сигнал, вошла во двор. Ну, конечно же, меня там уже ждали две огромные бело-серые кавказские овчарки, которых я помнила еще развеселыми, любопытными щенками, а сейчас они по размеру больше напоминали медведей. При виде меня они от удивления сели и даже синхронно склонили головы набок – видимо, решили, что это огородное пугало с какого-нибудь деревенского огорода пошло погулять и, возвращаясь домой, ошиблось адресом. Тут я снова разозлилась и пригрозила собакам:

– Даже не подходите! Загрызть не смогу, но покусаю точно!

– Да не тронут они тебя. Проходи! – позвала меня с крыльца Надежда.

Эта бой-баба была самой близкой подругой Лады еще с ранней молодости и пережила вместе с ней все перипетии ее нелегкой судьбы, так что была ей больше чем подругой – членом ее семьи. Я никогда не интересовалась, кем она являлась в доме Полянских, но представить его без нее было невозможно. Когда я, не без опаски обойдя собак, подошла к ней поближе и она меня как следует рассмотрела, то только пожала плечами и философски заметила, явно имея в виду мой внешний вид:

– Бывает… Проходи в зал, Клава тебя там ждет. – Надежда была единственной из семьи, кто по-прежнему звал Полянскую ее настоящим именем. – А я пойду насчет кофе тебе распоряжусь. Знаю же, что ты без него жить не можешь.

Ну, дорога была мне знакома, и Лада меня действительно ждала, но вот при виде меня ее глаза округлились, а лицо приобрело выражение ребенка, впервые в жизни увидевшего в цирке клоуна. Я устрашающе поскрипела зубами, но это не произвело на нее ни малейшего впечатления – она еще и не такое видела.

– Таня! Что у тебя случилось? – удивленно спросила она.

– Долго рассказывать. Скажите лучше, что у вас, – подчеркнула я, садясь в кресло, – случилось.

– А я еще не знаю, случилось или нет, – медленно произнесла она. – Дима сейчас выясняет подробности, а потом приедет и расскажет. Но я на всякий случай решила подстраховаться и обратилась к тебе. Это может быть просто недоразумение, а может…

Продолжать она не стала, но я и так поняла, что встревожена она не на шутку. Тем временем появилась Надежда с бокалом кофе в руке – она изысканной сервировки не признавала. Поставив его передо мной, она устроилась на диване, сграбастав вольготно расположившегося там толстенного кота и положив его себе на колени, на что животинка никак не отреагировала – видать, привыкла, что ее, как игрушку, тискают.

– Пей кофе и рассказывай, что у тебя стряслось, – потребовала Лада. – Ты пойми, я не из любопытства спрашиваю. Если все так плохо, как я опасаюсь, то ты мне будешь нужна в нормальном, рабочем состоянии, а не в раздрызганном, как сейчас, – объяснила она и пообещала: – Если это в моих силах, то помогу.

На меня тут же навалились воспоминания о сегодняшнем безумном дне, и я, забыв о кофе, который даже не попробовала, начала свое эпическое повествование. Постепенно я увлеклась и встала с кресла. Расхаживая по комнате и яростно жестикулируя, я описывала свои приключения, а когда закончила, воздела руки к потолку и, глядя туда же, взмолилась:

– Господи! Ну неужели я так много прошу? Я всего лишь хочу, чтобы было тепло и сухо! Ладно! С «тепло» явный перебор, нельзя желать невозможного! Но хоть сухо-то может быть?

Разрядившись и успокоившись, я посмотрела на Полянскую и увидела, что она сидит, закрыв лицо руками, и ее плечи дрожат от смеха. Перевела взгляд на Надежду, а та, сотрясаясь всем телом, давилась беззвучным хохотом. Даже валявшийся кверху пузом кот, судя по выражению его морды, глумился надо мной самым наглым образом. Я обиженно хлюпнула носом и отвернулась к окну. Как оказалось, обе псины, привлеченные моим голосом, сидели напротив окна на газоне, все слышали и теперь откровенно веселились. Тут я разозлилась всерьез и, честное слово, ушла бы, несмотря ни на что, если бы меня не остановила Полянская:

– Ты, Таня, не обижайся! Мы же не со зла. Просто ты все это так забавно рассказывала, что невозможно было удержаться.

– Да-а-а, Таня! Это действительно перебор, – покачала головой Надежда и подвела итог: – Значит, ты у нас холодная, мокрая и голодная. Ну, последнее – самое простое. Пойду скажу, чтобы тебе пока бутерброды сделали, а как Димыч вернется, уже все вместе и поедим основательно. Хотя ты тут у нас человек не посторонний, могла бы и сама сказать, что есть хочешь. Знаешь же, что у нас здесь без церемоний.

– Ага! Вот прямо с порога и заявила бы: покормите, мол, меня, – все еще обиженно буркнула я.

– А почему нет? Это же я тебя срочно сорвала, – возразила Лада. – И неприятностями своими голову не забивай! С ремонтом, как все высохнет, я тебе помогу, компьютер Димины умельцы посмотрят, а насчет телевизоров, так к нам тут партия из Германии должна прийти. Grundig. Настоящие, фирменные. По закупочной цене тебе их отдам.

– У меня нет денег, – развела руками я. – А дорогие подарки я, сами знаете, не принимаю.

– Значит, должна будешь и потом отработаешь, – отмахнулась она и вздохнула: – Не дай бог, уже очень скоро. Эх, мне бы твои проблемы!

Бутерброды были под стать Надежде – такие же крупные, но привередничать не приходилось, и я стала их есть, запивая уже остывшим кофе. Вскоре у Лады зазвонил сотовый.

– Ну что, Дима? – Она явно говорила с мужем, потому что старшего сына, тоже Дмитрия, дома звали Митей. – Поняла. Приезжай. Я тут Таню Иванову пригласила. Будем думать, что делать.

Отключив телефон, она длинно и шумно выдохнула, помолчала, покачала головой, а потом очень серьезно произнесла:

– Значит, тебе все-таки придется поработать. – И попросила подругу: – Надя! Скажи там, чтобы Тане Ванькину комнату приготовили.

– Лада, я вам о своих неприятностях вовсе не для этого рассказала! – запротестовала я.

И тут впервые за все время нашего знакомства она рявкнула на меня:

– Мозги включи! Вся информация будет сюда поступать! Что же нам? В испорченный телефончик играть? Так, не знаю как ты, а я из детского возраста уже вышла! Ты ешь, а я пока пойду и кое-кому позвоню.

Она вышла из комнаты, а я, обалдевшая от такого обращения, осталась сидеть с надкусанным бутербродом в руке в компании с Надеждой, которая, окликнув меня, выразительно постучала себе костяшками пальцев по лбу:

– Ты бы думала, прежде чем рот открывать! Тут такое случилось, что… – Она обреченно махнула рукой и размашисто перекрестилась. – Господи! Не дай беды!

– Что-то с Иваном? – осторожно спросила я. – Раз его комната свободна…

– Да нет! – отмахнулась она. – Не с ним. Просто после Светкиной свадьбы он как с цепи сорвался.

– То есть она его не простила? А я так надеялась, что они помирятся.

– Да мы все надеялись, – вздохнула Надя. – А она сказала как отрезала: «Предавший единожды, кто поверит тебе?» Вот и все! И замуж вышла! Муж у нее серьезный парень. Он здесь в Тарасове какой-то московский филиал возглавлял, хорошо себя проявил, вот и пошел на повышение – его в Екатеринбург перевели. И она с ним уехала, беременная уже. А Ванька с горя в загул ушел. Ну, ты Клаву знаешь, у нее характер железобетонный. Потерпела она недельку – ждала, что он одумается, да зря! Вот она его с глаз долой в квартиру Тимофевны и отселила. И предупредила, что если его гулянки на работе скажутся, то она его уволит к чертовой матери, и пусть дальше живет как знает. Обиделся он страшно и с тех пор сюда ни ногой. А с месяц назад Клава не выдержала и якобы по делам «Немецкого дома» его в Германию отправила. А на самом деле, я так думаю, – к Ванде! Ванька же из-за нее Свету бросил, вот пусть теперь на ней и женится, пока не измотался вконец.

– И он уехал?

– Уехал! А толку? Нужен он Ванде! Ага! – язвительно хмыкнула она. – Это когда она голь перекатная была, так еще терпела его, а как богатой наследницей стала и кучей родни за границей обзавелась, так на хрен он ей сдался? Улетел он в Германию, а недели три назад… – Она что-то прикинула в уме и сказала: – Да, где-то так. В общем, неважно. Вернулся он оттуда! Ни с чем! Ну и пуще прежнего загулял! Клава у него даже машину отобрала – разобьется же по пьяному делу. А две недели назад он с матерью на работе так поскандалил, что она его из кабинета выгнала, да еще и кричала вслед: «Чтоб ноги твоей больше здесь не было!» Он ей тут же – заявление об увольнении по собственному желанию, а она его немедленно подписала! Это мне ее секретарша позвонила и по секрету рассказала. С тех пор Клава в первый раз Ванькино имя произнесла, когда велела тебе комнату приготовить, а так о нем в доме и разговора нет.

– А если он влипнет во что-нибудь? Или окрутит его какая-нибудь шалашовка?

– А пожиток с него какой? У него же ничего своего нет: ни квартиры, ни машины, ни работы. Он теперь парень бесперспективный. Ничего! Перебесится и к матери на поклон придет – куда ему еще деваться? У него же ни гроша за душой нет. Только учти, что я тебе ничего не говорила.

– Само собой, – заверила ее я и поинтересовалась: – Так с кем же беда случилась?

– А вот это пусть тебе Клава сама расскажет, – буркнула она.

– Ну что ж, подожду, – согласилась я.

Лады не было довольно долго, и мне ничего не оставалось, как доедать бутерброды. Наконец она появилась.

– Весь город на ноги подняла, – вздохнула она, садясь напротив меня, и попросила: – Надя, скажи, чтобы Татьяне еще кофе сделали, да и мне тоже.

Надежда вышла, а Лада внимательно посмотрела на меня и предупредила:

– Таня! Все, что я сейчас скажу, должно остаться в этой комнате навсегда!

– Вы меня уже не один год знаете, так что это излишне, – ответила я, ничуть не обидевшись: раз Лада подняла весь город на ноги, значит, дело было очень серьезное.

– Ну, слушай! Тебе такое имя – Большакова Ольга Николаевна— ничего не говорит?

– Сеть кафе «Фантазия» по всему городу, гостиничный комплекс «Волна» и многое другое, – ответила я.

– Правильно! Она из наших.

Развернутых пояснений мне не требовалось. «Наши», иначе именуемые «женсовет», было сообществом серьезных бизнес-леди и жен первых лиц области и города, которые из тени, через своих мужей, не привлекая к себе внимания, руководили жизнью региона, и получалось у них это очень даже неплохо. Во всяком случае, на фоне соседних наша область выглядела намного более привлекательной по всем показателям. Когда-то Лада и сама притворялась великосветской дурочкой, но в силу ряда весьма серьезных обстоятельств ей пришлось «явить себя миру». Мы с ней об этом никогда не говорили, но мне казалось, что именно она и является руководителем этого «женсовета», в чьих возможностях я убедилась, когда за ней, тяжелораненой, кто-то из ее подруг мигом отправил вертолет МЧС. Да и другие случаи были. В общем, это была очень серьезная сила.

– У нее пропала дочь Людмила. Сегодня. Из свадебного салона «Марьяж». Она поехала туда на примерку подвенечного и венчального платьев. По-хорошему, надо было бы их заказать у портнихи, но время поджимает, так что выбрали два самых лучших и их ей стали по фигуре подгонять. Люсю надо найти во что бы то ни стало! Срочно! И тихо! Скандала быть не должно! Иначе свадьба сорвется, а этого допустить нельзя!

– Лада! Я не Царевна-лягушка и лебедей из рукава выпускать не умею, но обещаю сделать все, что в моих силах. И давайте перейдем к делу. Если Люся исчезла незадолго до своей свадьбы, то это или побег из-под венца, или похищение. Если второе, то целей может быть три: требование выкупа, желание сорвать свадьбу или вызвать скандал, которого вы так стараетесь избежать. В любом случае мне нужно знать об этой семье все в мельчайших подробностях. И сразу первый вопрос: почему поисками Люси занимаетесь вы, а не Большакова?

– Ольга по очень серьезной причине не может, а Люся моя крестница. Кроме того, ее еще и охранял парень из «Русичей». Точнее, это водитель-охранник Ольги, а когда Люся приехала, он стал возить ее, – объяснила она. – А по поводу подробностей… Ну, слушай! Толька Назаров, это бывший Ольгин муж, служил после политеха в армии, в какой-то секретной части. Это в самом конце восьмидесятых было. И встретил там Ольгу – она после окончания кулинарного училища по распределению в столовой поварихой работала. Девчонка совсем. Красивая была необыкновенно. Влюбился он в нее, поженились они, и привез он ее сюда уже в качестве законной супруги. У него с матерью двушка была, то есть жить, в общем-то, было где, но свекровь Ольгу в штыки приняла: ее сын институт окончил, а у невестки училище за плечами и больше ничего. Вот и шпыняла ее. А тут новая напасть – нет детей, и все тут. И опять Ольга во всем виновата. А потом в стране бардак начался. Завод, где Толька и Ольга работали, закрыли, и Назаров запил с горя. Пенсию свекрови задерживали, вот Ольга одна на себе всю семью и тянула – наскребла денег и начала пирожные наполеон печь, а по вечерам, когда народ с работы шел, на остановке возле Центрального рынка их продавала. Необыкновенно вкусные они были, мигом их расхватывали, некоторые специально стояли и ждали, когда она их принесет. Да я и сама у нее покупала. Там-то мы с ней сначала познакомились, а потом и подружились. Поделилась она со мной своей бедой, что детей нет, и я ей хорошего врача посоветовала. Ну и оказалось, что она совершенно здорова, нужно мужу проверяться. Заикнулась она было об этом, а он такой скандал устроил, что она больше к этой теме не возвращалась – жизнь у нее и так тяжелая была, а тут еще и новые скандалы могли начаться.

– Но в результате бесплодным оказался он, – уверенно произнесла я.

– Да, только выяснилось это через много лет, – подтвердила она и продолжила: – Ну, дело у Ольги пошло, стала она только печь, а продавать – девчонку наняла. Потом прилавок уже на рынке арендовала, чтобы на улице не стоять. А неподалеку от нее мужик один торговал – тоже без работы остался, когда его НИИ закрыли. Вот он и пошел, куда взяли, чтобы семью прокормить. Умный, симпатичный, интеллигентный…

– Я уже поняла, – покивала я. – Ольга родила от него.

– Да! – кивнула Лада. – Девочку, как она и мечтала. Только мужик об этом до сих пор ничего не знает. Бабка в долгожданную внучку вцепилась, так что Ольга с дочерью хлопот не знала. Вкалывала как лошадь, благо появилось для кого, потому что отношения с Толькой разладились окончательно. И начала она потихоньку разворачиваться: сначала одна кондитерская, потом вторая… Ну и так далее.

– А Анатолий?

– Он скорбел по загубленной жизни и пил на заработанные женой деньги, а пойти хоть кем-нибудь работать, чтобы копейку в дом приносить, было ниже его достоинства. И мать его вовсю поддерживала – у него же высшее образование. Машина у них была старенькая, так Ольга скандалами заставила его хоть пирожные на точку возить, а он с похмелья в аварию попал, и вся продукция – в месиво! А машина – в хлам! Ну, когда она в люди вышла, квартиру отдельную большую купила, тут и он преобразился, такой холеный стал, хоть на обложку глянцевого журнала помещай, как образец успешного бизнесмена. Даже пить бросил. Зато начал налево ходить, но Ольге было на это плевать с самой высокой колокольни, потому что давно уже каждый жил своей жизнью. И тут, двенадцать лет назад – Люсе тогда десять лет было – Толька не просто очередную девку себе завел, а развестись захотел. И до того эта шалава ему голову задурила, что он решил тест ДНК сделать, чтобы проверить, а его ли дочь Люся. Естественно, выяснилось, что нет. И разбушевался этот подонок так, что с кулаками на Ольгу кинулся. Ну, она тоже не просто так на рынке столько лет провела, нашлось у нее, чем и как ему ответить. Люся к нему с криком «папа» бросилась, а он на нее матом, что не дочь она ему, что нагуляла ее мать неизвестно от кого. В общем, орал так, что Люся потом полгода заикалась. Свекровь тоже в стороне не осталась, свои три гроша подбросила, всю ее любовь к внучке как бабка отшептала.

– Развод и раздел совместно нажитого, к которому он не имел никакого отношения? – спросила я, хотя и так была уверена в ответе.

– Правильно поняла. Алиментов, естественно, никаких. Из Назаровых Ольга с Люсей Большаковыми стали, девочке школу пришлось сменить, потому что они в съемную квартиру подальше от Тольки в другой район переехали, да и как одноклассникам объяснишь, почему у тебя вдруг фамилия другая? Но это все ерунда. Главное – бизнес. А как Ольге было его делить, если она его потом и кровью создавала? Это же как по-живому резать. Ну, мы, конечно, подсуетились. Сумма получилась совсем не та, на которую Толька рассчитывал, но все равно весьма внушительная. Ольга ему еще и свою и дочкину доли в квартире отдала, машину, в долги влезла, банк, опять-таки, помог под минимальный процент…

– Тот, где муж Евгении работает? – уточнила я.

– Конечно, – кивнула Лада. – Ольга аж почернела вся. Но ничего, сообща помогли мы ей, выкарабкалась она, с долгами рассчиталась, новую квартиру купила. Расцвел у нее бизнес лучше прежнего.

– С Назаровым больше проблем не было?

– Ну, куда же без них? – невесело рассмеялась Лада. – Эта шалава за год из него все деньги до копейки вытянула. А еще она все твердила, что ребенка хочет, вот и заставила его обследоваться. Тут-то и выяснилось, что он не может иметь детей – последствие службы в армии. И подала она на развод, да еще и компенсацию за моральный ущерб захотела получить – она думала, что вышла замуж за полноценного мужчину, а он, оказывается, ущербный. В общем, вернулся он к своей мамаше гол как сокол. Попытался с Ольгой встретиться и получил от ворот поворот. Сунулся к Люсе, а она от него, как черт от ладана, шарахается. Ольгина охрана провела с ним разъяснительную работу, и больше он их до самой своей смерти не беспокоил – спился он начисто. Ну а мать его в этом, конечно же, Ольгу обвиняет: дескать, не пожалела она, стерва такая, раскаявшегося мужа. Не приняла обратно.

– Итак, у Ольги все замечательно…

– У нее все очень плохо! – перебив меня, с болью произнесла Лада. – Но я по порядку. Люся девочка домашняя и очень умная. Ну, языки и все прочее – само собой, но она ведь с золотой медалью физико-математический лицей окончила и на физфак поступила. Видимо, в своего родного отца пошла. Была какая-то международная олимпиада или что-то в этом духе по программированию, и она там первое место заняла. А там были представители американского Стэнфордского университета и ей выделили… или как там это называется? В общем, неважно. Короче, дали гранд на продолжение обучения там. Вот Люся четвертый курс закончила и уехала туда. Там и доучилась.

– И как только ее Ольга отпустила? – покачала головой я.

– Так Люся девочка самостоятельная, неглупая, ко всяким авантюрам не склонная. А тут… – Лада отвернулась и довольно долго молчала, а потом все-таки сказала: – Короче. Вскоре после того, как Люся в Штаты уехала, у Ольги обнаружили опухоль. Мы ей предлагали прооперироваться в Израиле или в Германии, а она отказалась. Она даже биопсию делать не стала, здесь лечилась. А опухоль-то растет!

– Почему она не захотела оперироваться? – удивилась я.

– У каждого из нас свои тараканы в голове. Вот и у Ольги они есть. Она считает, что у нее рак, и если тронуть опухоль, то потом уже ничего не поможет, начнется его ускоренное развитие и в результате – верная смерть. Она все время тянула, ждала, когда Люся из Штатов вернется, тогда и прооперируется. Боялась, что без нее умрет и даже попрощаться не сможет. И сообщать ей о своей болезни она не хотела – сорвется дочка в Тарасов, будущее себе сломает, а американский диплом, тем более такого университета, дорогого стоит. И за Люсю она очень боялась – их ведь всего двое на белом свете.

– А родители Ольги? – удивилась я.

– Они в Средней Азии жили. В девяностые там погибли – местные тогда русских целыми семьями вырезали, а женщин перед этим еще и насиловали. Даже совсем девочек. Если бы Ольга не уехала по распределению, а там осталась, то и она погибла бы. А все трупы тогда за город вывозили и в одну яму сваливали, так что и могилы не найти.

– Да-а-а, лихо ей пришлось, – только и могла сказать на это я. – Но давайте к делам сегодняшним вернемся. Как я поняла, Ольга решила выдать дочку замуж за надежного человека, который Люсю никогда не обидит. Так?

– Вот именно. Она, чтобы быть за дочку спокойной, решила выдать ее за Георгия Самойлова. Я и его, и его отца знаю как облупленных.

– А его отца зовут случайно не Виктор Александрович? – спросила я.

Лада в ответ кивнула, и я крепенько призадумалась. Дело в том, что указанный господин в девяностые был крупным криминальным авторитетом и пользовался в определенных кругах очень большим влиянием, к его мнению прислушивались, а в некоторых вопросах оно было решающим. Людей у него под началом было более чем достаточно, так что любые попытки «наезда» на него имели для инициаторов этой затеи весьма плачевный результат. То есть то, что таковые попытки были, знали все, что закончились они для Самойлова благополучно – тоже, но вот дальнейшую судьбу решившихся на них наглецов никому, в том числе и тогда еще милиции с прокуратурой, отследить не удалось. Исчезали, словно их никогда и в природе-то не существовало. На атомы расщепились, что ли? Сама я, естественно, те времена не застала, но слышала эти истории от людей, достойных всяческого доверия. Что касается Георгия, то яблоко от яблоньки недалеко упало. Дело в том, что пару лет назад ко мне обратились муж с женой, чья дочь, молодая красивая девушка, Наташа Куликова, покончила жизнь самоубийством, вот они и хотели выяснить, что ее до этого довело, потому что в прощальной записке ничего, кроме слов любви к родителям и просьбы простить ее, не было. Она только написала, что после того, что с ней сделали, не может больше жить. Вскрытие показало, что девственности она давно лишилась, но беременна не была.

И я все выяснила! Причиной самоубийства был Георгий, точнее, то, как он с ней обошелся. Он поспорил со своими дружками, такими же подонками, как он сам, что влюбит в себя любую девушку, на которую они укажут. И они выбрали ему жертву. И девушка-простушка из обычной семьи посчитала этого мерзавца принцем на белом коне – в сериалах по телевизору ведь постоянно показывают, как Золушки за таких замуж выходят. Влюбить в себя эту наивную девчонку для прожженного негодяя Георгия было легче легкого. Соблазняя ее, он клялся в вечной любви, обещал жениться, а когда наигрался, бросил ее, причем цинично и публично унизил ее человеческое достоинство, практически размазал, раздавил. Она не выдержала и, вернувшись домой, написала прощальное письмо родителям, а потом пошла на крышу, откуда и спрыгнула. А это был четырнадцатиэтажный дом. Выяснить-то я все выяснила и родителям девушки рассказала. Но не все, потому что не хотела подвергать их опасности. Предположим, эти простые люди пошли бы в полицию, а что дальше? Изнасилования же не было, все происходило по обоюдному согласию. То, что этот подонок ее на посмешище выставил и опозорил, неподсудно, а доведение до самоубийства доказать очень сложно. Даже если бы их заявление приняли в полиции, в чем я сильно сомневаюсь, адвокаты у Георгия были бы самые лучшие. Они бы его еще и не от такого отмазали, а вот сами родители могли бы пострадать, если бы вообще в живых остались – с Санычем, как звали в городе старшего Самойлова, никто не рисковал связываться.

Поэтому я не стала комментировать выбор такого жениха для Люси – успею еще, а стала расспрашивать Ладу дальше:

– То, что Ольга дочь больше жизни любит, я поняла, а вот как к ней Люся относится? Все-таки она из-за матери в детстве серьезную психологическую травму получила, раз полгода заикалась.

– Она ее любит и жалеет, и отношения у них доверительные. Когда Люся немного подросла, Ольга ей все рассказала, и девочка ее поняла. Они даже скорее подруги, а не мать и дочь, потому что подруг-сверстниц у Люси никогда не было. Ее интересовали книги и учеба, а не мальчики, прически и тряпки, как остальных девчонок. Я же тебе говорила, что она домашняя, самостоятельная и рассудительная девочка.

– То есть мать объяснила ей необходимость этого брака, и Люся согласилась выйти замуж без любви и даже без симпатии? Только исходя из здравого смысла? – уточнила я.

– Люся Юрку, как мы Георгия зовем, с детства знает, хоть он ее почти на десять лет старше. Дима по Ольгиной просьбе Юрку со всех сторон насквозь просветил и ничего порочащего его не нашел. Его отец тоже на четвертом десятке женился, когда нагулялся всласть. И взял он не пропитую и прокуренную прошмандовку, которая только и умеет, что по клубам и кабакам подолом трясти, а серьезную, скромную девушку. Я ее хорошо знаю, из нее и жена получилась замечательная, и хозяйка в доме отличная, и мать заботливая. А сам он стал таким мужем, что лучше и пожелать нельзя, и ни разу ей не изменил, потому что баб уже во всех видах видел, его удивить нечем.

– Может, просто хорошо конспирировался? – предположила я.

– Ну, мы бы это все равно узнали, – усмехнулась Лада. – Так что не сомневайся, не изменял он жене. Вот и сына своего он так воспитал. Юрка свое уже отгулял, так что хорошим мужем станет, налево не пойдет – чего он там не видел? Он экономическую академию окончил и сейчас отцу помогает. Со временем бизнес к нему перейдет, потому что старик дочерей уже отделил, приданое им солидное дал, а основное – это сыну, продолжателю дела и рода. В общем, со всех сторон очень достойный брак.

– А сейчас-то Люся знает о диагнозе матери?

– Да! Ольга ей в первый же вечер все объяснила. Девочка в рыд рыдала и все мать корила за то, что та ей сразу ничего не сообщила, она бы все бросила и домой вернулась. Ольга сейчас в моей клинике лежит, чтобы сил набраться и свадьбу нормально пережить.

– А если у Люси были свои планы? Может, у нее в Тарасове парень остался, который ее ждал, или она себе в Америке парня завела?

– По поводу Тарасова могу тебе точно сказать, что парня у нее не было. Да ты сама подумай, себя в ее годы вспомни, ты бы своего любимого человека на целый год без присмотра оставила?

– Правы вы, Лада, не рискнула бы, – честно ответила я.

– То-то же! А по поводу Америки, так Ольга постоянно по скайпу с ней общалась, и Люся ни разу ни о каком парне даже не заикнулась. Ты пойми, Люся девочка симпатичная, но своей внешностью никогда не занималась, у нее одна учеба на уме была. Вот и в Штатах она себя очень хорошо проявила, ей даже предложили остаться там работать, а она сказала, что подумает, с мамой посоветуется. А тут, как узнала об Ольгиной болезни, так все вопросы с работой в Америке мигом сами собой закрылись.

– А что собой представляет Георгий? Ну, кроме того, что он от души нагулялся. Да и нагулялся ли? – спросила я, чтобы узнать ее мнение об этой сволочи, потому что свое у меня уже было.

– Не сомневайся! Нагулялся! – уверенно заявила Лада. – Дима точно выяснил, что с тех пор, как Саныч и Ольга о свадьбе договорились, а было это еще до возвращения Люси, возле Юрки ни одной девчонки даже близко не появлялось. Он только со своими друзьями встречался.

– Опять-таки, мог конспирироваться, – заметила я. – Может, ему этот брак – как серпом по известному месту?

– Таня! Саныч человек непростой, но сына насильно женить не стал бы. Да! Это брак по здравому смыслу. Ольге нужно было устроить судьбу дочери, а Санычу – женить сына на нормальной девушке, а не на клубной потаскухе. Но раз Юрка с ним согласился, то понимал последствия того, что будет, если по его вине свадьба не состоится. Да Саныч за такой позор его просто кастрирует, в том числе и на голову. У него разговор короткий!

– И все-таки, что представляет собой Георгий? – снова спросила я.

– Ну, он красавчик, на пианино и гитаре играет, поет, язык подвешен. Танцует хорошо. Девки на нем всегда висли.

А вот тут она была права! Действительно висли, только заканчивалось для некоторых из них это трагически. Интересно, как же Дмитрий Георгия проверял и не нашел за ним ничего предосудительного? Не иначе как передоверил это кому-то, а тот и заморачиваться не стал. Но об этом я с Полянскими потом поговорю.

– Значит, у нас, с одной стороны, красавец-мужчина, а с другой – серая умная мышка. Знаете, Лада, как говорит Жванецкий, что-то мешает мне поверить в эту латынь, – с сомнением произнесла я. – Пусть даже они были знакомы, но из-за разницы в возрасте хорошо знать друг друга не могли. Потом они год не виделись…

– Подожди! Во-первых, Ольга с Люсей поговорила и все ей объяснила. Во-вторых, на следующий день она устроила прием в честь возвращения дочери, мы с Люсей еще ездили ей наряды покупать, потому что она такими вещами никогда не интересовалась. Джинсы с футболкой натянет, на ноги кроссовки, волосы в хвост соберет, и все. Ей так удобно, а то, что выглядит как девчонка с окраины, – ей без разницы. Так что приодели мы ее, я ее к своему мастеру отвела, волосы ей в порядок привели, и все в один голос сказали, что выглядела она очень достойно.

– Все – это кто? Ваш женсовет со чады и домочадцы?

– Наши, само собой, но и кое-кого со стороны пригласили. В общем, молодежи было много, так что Люсе было с кем поболтать, рассказать об Америке и так далее.

– То есть она не только с Юрием общалась? – уточнила я.

– Ну, естественно! Странно было бы, если еще ни коня, ни воза, а она бы уже в него вцепилась или он в нее. Это уже потом Люся и Юрка не раз встречались и через неделю устроили помолвку. А свадьбу назначили через месяц. Две недели из него уже прошли, остались две. А после свадьбы Ольга собиралась полететь в Израиль на операцию. Она уже обо всем договорилась, все оплатила и так далее. Главное, чтобы не поздно было. А теперь представь себе, что Ольга узнает об исчезновении Люси? Она же этого просто не переживет! Поэтому я и сказала, что девочку нужно срочно найти.

– А с Люсей не мог произойти какой-нибудь несчастный случай? Машина сбила, на гоп-стоп взяли, да тысячи причин могут быть!

– Таня! Больницы, морги и все остальное обзвонили в первую очередь. Нет ее нигде.

– Но как все произошло?

– Подробностей не знаю. Вот сейчас Дима приедет и все нам расскажет.

– Лада, если это похищение с целью выкупа, то с требованием денег будут звонить именно матери. Сегодня, может, не станут, чтобы нервы помотать, а вот завтра…

– Ну, ты других-то глупее себя не считай! – перебив меня, поморщилась она. – Я попросила глушить все сигналы в районе клиники, а людям объяснят, что на принимающей вышке какая-то неисправность и предложат пользоваться больничными стационарными телефонами. А вот все звонки на телефон Ольги будут отслеживаться. Не только на сотовый, но и на домашний с рабочими.

Да уж! Ничего не скажешь, Лада все предусмотрела.

– А о помолвке Люси и Юрия в городе знают? – поинтересовалась я.

– Кому надо, знают, а почему ты спрашиваешь?

– Потому что пойти против невесты сына Саныча, то есть против его семьи, мог только безумец или человек, равный ему по положению. Никто другой просто не рискнул бы. Это же все равно что войти в клетку с голодным тигром-людоедом и надеяться, что выйдешь живым.

Лада подумала и внесла поправку:

– Или человек, который не знает, с кем он связался, – времени-то сколько прошло. Сейчас Саныч уважаемый бизнесмен и спорные вопросы может мирно урегулировать.

– Думаю, у него и сейчас найдутся веские аргументы для решения возникших проблем, – заметила я. – Кстати, вы ему сообщили, что Люся пропала?

– Нет! – резко ответила она. – Что бы ни случилось, ее исчезновение он сочтет позором для своей семьи, и свадьбы не будет. Я это сделаю в том единственном случае, если нам, то есть тебе и Диме, не удастся быстро найти Люсю. Вот тогда я обращусь к нему за помощью. И уж он-то, будь уверена, ее точно найдет.

– Позор для семьи! – хмыкнула я и язвительно пробормотала себе под нос: – Недаром говорят, что все шлюхи к старости становятся очень богомольны.

Как ни тихо я это произнесла, Лада меня услышала и явно собралась ответить кое-что малоприятное, но, к счастью, тут раздался оглушительный собачий лай, и овчарки со всех ног бросились к воротам – ну все ясно! Хозяин приехал!

– Надя, скажи, чтобы накрывали, – попросила Лада и, когда та вышла, недовольным тоном обратилась ко мне: – Иди руки помой.

Я, конечно, вышла, хотя до этого ела бутерброды этими же самыми руками, и никто меня их вымыть не отправлял, но Ладе явно нужно было поговорить с мужем наедине, вот я и не стала возражать, поэтому не спешила и возвращаться. Когда я снова вошла в комнату, стол был уже накрыт и Дмитрий даже есть начал – видимо, раньше ему не до этого было, вот и проголодался, а Лада и Надежда ждали меня. Судя по выражению лица Полянской, новости были самые неутешительные.

– Садись, Таня, – пригласила меня Лада. – После ужина все обсудим.

Значит, я оказалась права: дело – швах, вот она и решила, что не стоит портить никому настроение и аппетит. Ужин прошел почти что в траурном молчании, а потом мы все перебрались в кабинет Дмитрия, причем и Надежда с нами со словами:

– Авось чего толковое присоветую.

Когда все расселись, Дмитрий начал:

– Докладываю. Водитель-охранник, как и велели, приехал к дому Большаковой в одиннадцать сорок, чтобы отвезти Люсю на примерку, которая была назначена на двенадцать часов. Салон «Марьяж» располагается на улице Московской, то есть это пешеходная зона. Но на этой же улице находится одно из Ольгиных кафе, поэтому автомобиль снабжен пропуском и может проезжать к кафе, но не стоять возле него. Водитель высадил Люсю возле салона и дождался, пока она войдет внутрь – там своя охрана. Затем он проехал к кафе и оставил машину там во дворе, после чего проследовал до салона и стал ждать Люсю в его холле. Ждал до пятнадцати часов, а потом забеспокоился, потому что хоть платьев и два, но до этого примерки так долго не проходили, и он решил поинтересоваться, не случилось ли чего. А ему ответили, что Люся извинилась, сказала, что очень плохо себя чувствует, и попросила перенести примерку на другой день, что и было сделано. Потом она прошла в туалет, а работницы салона занялись своими делами. Как она ушла, ни они, ни охранник возле двери не видели. Данные с камер видеонаблюдения салона и других находящихся вокруг него магазинов Люсю не зафиксировали. Таким образом, она могла выйти только через черный ход, который ведет во двор. Днем дверь прикрывается, но не запирается, потому что девушки выходят курить. А туалет находится как раз в коридоре, который к этому выходу и ведет. И камерой наружного наблюдения этот выход не оборудован.

– Минутку! – остановила его я. – Салон «Марьяж» – это старый жилфонд, дом какого-то там купца. Во дворе стояла деревянная халабуда, ее снесли и образовался «сквозняк» на Чапаева, можно пройти никем не замеченным.

– Это так! Мы там все обследовали и выяснили, что пройти можно, хотя и сложно, потому что строение сломали, но доски и все прочее не вывезли, все так и валяется. Но, к сожалению, на Чапаева нет ни одного дома, оборудованного наружным видеонаблюдением.

– А на выездах с Чапаева на Ленина и Первомайскую не смотрели? Там на углу Чапаева и Первомайской ювелирный магазин, камера обязательно должна быть.

– Таня, мы выяснили, во что Люся была одета, какой расцветки у нее был зонт – дождь же шел, но никого даже отдаленно напоминающего ее на записях нет, а мы просмотрели все, какие только возможно, и с Ленина, и с Первомайской. Пробили хозяев всех машин, которые попали на записи, и сейчас с ними беседуют, а еще изучают записи с видеорегистраторов.

– А с чем она ушла из дома?

– А вот здесь начинается самое интересное. Мы подумали, что она могла вернуться домой, и позвонили на квартиру, но никто не ответил.

– А что, домработницы у них нет? – удивилась я.

– Есть, но приходящая по вторникам и пятницам. Она приносит продукты, готовит и убирается, – объяснила Лада, а Дмитрий продолжил:

– Тогда мы поехали туда и поговорили с охранником. И оказалось, что Люся выходила из дома два раза. В первый раз она вышла, когда еще девяти не было. Одета была, как обычно, в джинсы, кроссовки и ветровку, которую из Америки привезла, у нее была с собой небольшая джинсовая сумка, которую она через плечо носит. Она вернулась в начале двенадцатого, опять-таки налегке. Во второй раз она вышла из дома уже при полном параде, в красивом костюме, с зонтом и дамской сумочкой и больше не возвращалась.

– Телефоны? – спросила я.

– Распечатки и с домашнего, и с ее смартфона уже есть, все звонки с самого момента ее возращения из Штатов, но ничего подозрительного в них нет. Сейчас ее телефон вне зоны и не пеленгуется.

– Я потом сама распечатки посмотрю, – пообещала я. – Хотя, если она с кем-то связывалась через вайбер или скайп, мы этого без ее смартфона узнать не сможем.

– Я же говорю, ничего подозрительного, – настойчиво повторил Дмитрий.

Ссориться с Полянским я не собиралась. Пока! Это дело будущего. Я ему еще выскажу все, что думаю по поводу его сыщицких способностей! А сейчас нужно было просто раз и навсегда поставить его на место. Деликатно, но твердо! И я сказала:

– Не обижайтесь на меня, Дмитрий, но вы военный, а я была следователем прокуратуры, причем неплохим, как утверждают совершенно не заинтересованные лица. Да и потом я себе на жизнь не уборкой подъездов зарабатывала. Если бы я оказалась никчемным частным детективом, то ваша жена вряд ли обратилась бы ко мне, причем уже не в первый раз.

Естественно, он обиделся, но для меня было главным, что Лада не вмешалась и не стала защищать мужа, а платит-то мне именно она. И я как ни в чем не бывало продолжила:

– А с тем охранником, который сегодня утром сменился, вы беседовали? Если Люся сегодня утром куда-то ездила, то в выходные вполне могло что-то случиться. Кстати, вы по камерам наблюдения не узнали, в какую сторону она хотя бы отправилась?

– В сторону троллейбусной остановки, – недовольно буркнул он. – Люди сейчас по всему маршруту записи с камер наблюдения просматривают. Как только появится информация, мне тут же сообщат.

– Значит, со вчерашним охранником вы не беседовали и в квартире Большаковых, естественно, не были, – даже не спросила, а констатировала я. – А побывать там надо, чтобы выяснить, взяла она с собой документы или нет. Если у нее с собой только общегражданский паспорт, это нормально, но вот если и загранпаспорта в квартире нет, то тогда это точно побег. Без вариантов.

– Куда?! – подскочила на месте Лада.

– В Штаты. Судите сами: Люсе предлагали остаться там работать. О том, что она отказалась, Лада знает только со слов Ольги. А если все было иначе? Девушка возвращалась домой через Москву, о болезни матери еще ничего не знала, она вполне могла подать в посольство документы, в том числе и загранпаспорт, на рабочую визу. Приехала домой, а здесь ей, как обухом по голове, – срочно выходи замуж, причем не за того, кого ты сама выберешь, а за того, кого тебе мать нашла. А ей этот брак, причем с практически незнакомым человеком, ни с какого бока не уперся! Люсе и мать жалко, но и себя – тоже, у нее ведь и свои планы на жизнь могли быть, о чем никто почему-то не подумал. А она не вещь! Не раба! Не собственность мамина, которую та, пусть даже из самых лучших побуждений, может по своему выбору кому угодно презентовать! Люся живой человек, и жить она хочет своей жизнью, а не той, которую ей навязали! Она год в Америке самостоятельно прожила и не пропала. Вот она и не стала возражать, а сама тем временем следила через Интернет, когда будет готова виза. Обычно она делается месяц, но поскольку Люся уже прожила в Америке год и ни в чем противозаконном замечена не была, ее могли сделать и быстрее. Итак, она узнает, что виза готова. Заказать билеты – дело нескольких минут, а с деньгами, я полагаю, у нее проблем нет. Из дома она ушла без вещей, чтобы внимание не привлекать, а смартфон в любую дамскую сумочку поместится. Из салона Люся ушла в двенадцать, а хватились ее только через три часа, так что на дневной рейс в Москву она вполне успевала. Да и в посольство тоже. Как бы она сейчас уже в самолете в Штаты не летела.

– Таня! Ты ее не знаешь, а мы знаем! Она не могла так с матерью поступить! – возмутилась Лада.

– А мать могла с ней так поступить – отдать замуж за практически чужого человека? – невинно поинтересовалась я. – И потом, может, там, в квартире на столе письмо лежит, в котором она все объяснила?

– У меня есть ключи от Ольгиной квартиры, поехали! – подхватилась Лада. – А ты, Дима, позвони и скажи, чтобы выяснили, не покупала ли Люся билеты на поезд или самолет. Да и на автобус тоже. Ну, если она только сбежала, я ее своими руками убью!

Полянский взялся за телефон, а я все-таки не выдержала и сказала:

– Лада! Я еще не забыла, как Иван в свое время Свету бросил и к Ванде переметнулся. Что же вы тогда не вмешались и не заставили его жениться на Свете, которой он чуть жизнь не сломал? Вместо этого вы терпеливо ждали, когда он сам определится, что для него в жизни важнее. И если бы Ванда его не отфутболила, он бы и сейчас в Германии торчал. Что же вы теперь на Люсю срываетесь?

– Здесь другая ситуация, – огрызнулась она. – Ольга тяжело больна.

– Другая? Ой ли? – воскликнула я. – А мне вам не напомнить, что вы, вообще-то, тоже в полушаге от смерти были и выжили чудом. Ну и где тогда был Иван? Рядом с вами? Нет! Он на ваши же деньги вокруг Ванды, как собачонка, бегал! А о родителях даже слышать не хотел!

– Тебе обязательно было мне сейчас об этом напоминать? – взорвалась она.

– Мне уехать? – невинно поинтересовалась я. – Конфиденциальность, как всегда, гарантирую. Хотя после того, как вы весь город на уши поставили, необходимость в ней, в общем-то, отпала.

Полянская явно боролась с желанием послать меня по широко известному адресу, а я мысленно проклинала себя на чем свет стоит – ну какого черта я тут изображала из себя борца за свободу угнетенных народов? Нужно было просто тихо действовать, чтобы спасти Люсю от этого брака, а не бить себя пяткой в грудь. Наконец Лада справилась с собой.

– Метлу можешь не заводить, мы на машине Дмитрия поедем, – как ни в чем не бывало сказала она. – Тебе же все равно сюда возвращаться.

– Лада, вы меня простите, пожалуйста, – произнесла я, стараясь, чтобы мой тон был максимально покаянным. – Просто количество свалившихся на меня за один день неприятностей зашкалило, вот нервы и не выдержали. Не мое это, конечно, дело, пусть Ольга и Люся сами между собой разбираются, кто прав, а кто – нет. А поеду я на своей машине – мне же надо домой заскочить и кое-какие вещи взять, потому что у меня с собой ничего нет.

– Завтра успеешь, а халат я тебе дам, косметику тоже, – отмахнулась она. – Нельзя нам сейчас время терять! Пойду переоденусь.

Она ушла, а я, словно ничего и не произошло, напомнила Дмитрию:

– Вы позвоните и скажите, чтобы выяснили адрес и телефон охранника из дома Большаковых, который сегодня утром сменился.

– Если бы ты не с Ладой собачилась, а меня слушала, то знала бы, что я уже распорядился, – сухо ответил он.

Дальше мы ждали Ладу молча, только Надежда вдруг почему-то оживилась – ей явно пришла на ум какая-то мысль, и когда Полянская вернулась, она впервые подала голос:

– Слышь, Клава, а может, у Люси с ориентацией чего не так?

Лада вытаращилась на нее во все глаза и собралась было соответствующе ответить, но Надежда ей не дала:

– Нет, ты погоди! В Тарасове у Люси парня не было, в Америке – тоже, а вдруг она себе там подружку завела?

– Ну ты сказала! – возмутилась Лада.

– А чего? – не сдавалась Надя. – У них теперь, что в Америке, что в Европе, мужиков считай что не осталось, сплошь пидоры. Ну и куда бабам деваться? Только, фигурально выражаясь, общаться между собой. Ты почему думаешь, эмигранты азиатские в Европе местных баб бьют и насилуют, а мужики за них не вступаются? Да потому, что мужикам-то этим теперь бабы без надобности. Это у нас русский мужик не допустит, чтобы черные к нашим девкам приставали. Да что я тебе говорю, вспомни, как индустрики черных метелили, если они к нам лезли? Одно удовольствие было посмотреть. Вот и в Америке тоже – нет мужиков. Люся вполне могла себе кого-то присмотреть из девчонок в университете. Юрка тут, может, к ней с поцелуями полез, а ей это противно, вот она к подружке в Америку и сбежала.

Полянская выразительно покрутили пальцем у виска:

– Ты, Надя, телевизор поменьше смотри, а то еще и не до такого додумаешься. – И уже нам скомандовала: – Поехали!

И под недовольное бурчание Надежды: «Есть мне когда этот телевизор смотреть, если я весь день по дому, как юла, кручусь», – мы наконец вышли из дома и сели во внедорожник Дмитрия.

Где-то на полдороге в город у него зазвонил сотовый. Выслушав собеседника, он, несмотря на то что вел машину, повернулся ко мне и выразительно произнес:

– Люся город не покидала, и никаких забронированных билетов на ее имя нет. Если вдруг появятся, мне тут же сообщат.

– Слава тебе, господи, – с облегчением вздохнула сидевшая впереди Лада.

– Ну, что ж, если ее загранпаспорт отыщется дома, значит, я окажусь не права, – согласилась я.

В квартиру Большаковых мы попали без всякой задержки – Ладу охранник хорошо знал. Она тут же бросилась искать загранпаспорт Люси, а я села к компьютеру, который, естественно, оказался запаролен, а поскольку девушка была в этих делах большим специалистом, то я даже не попыталась его взломать – пароль из пятнадцати знаков, тут и хакер запарится, что уж обо мне говорить? Встав, я стала осматриваться в этой огромной квартире: все было стильно, модно и безлико, никто и не пытался наводить здесь уют – больной Ольге было не до него, а у Люси, видимо, просто не нашлось для этого времени. Или желания.

Наконец раздался торжествующий вопль Полянской:

– Есть! Нашла! – А потом и она сама появилась с Люсиным загранпаспортом в руках. – Ну вот! А ты говорила, что она сбежала!

– А она и сбежала, – напомнила я. – Пусть не в Штаты, но сбежала ведь. А раз она город не покидала, то теперь придется повозиться, чтобы ее найти. Надо бы вам, Дмитрий, гостиницы, мотели, хостелы и все прочее проверить – вдруг она в одном из них?

– Сейчас распоряжусь, – заверил меня Полянский, доставая сотовый.

– Но вот что я подумала, – продолжила я. – Если, как вы, Лада, говорите, Люся так любит мать, то не могла она ее не предупредить. Понимала ведь, что шум поднимется, когда она исчезнет, может до матери дойти, а той сейчас только нервотрепки не хватало. Позвоните-ка вы Ольге и осторожно поинтересуйтесь насчет Люси. Только повод придумайте такой, чтобы она ничего не заподозрила.

Полянская посмотрела на часы – было уже довольно поздно, – покачала головой, но потом все-таки подошла к стационарному телефону, поставила его на громкую связь, позвонила в свою клинику и попросила пригласить к телефону Ольгу Николаевну из второго люкса. Через несколько минут в комнате раздался удивленный женский голос:

– Лада, ты чего так поздно? Я уже спать легла.

– Понимаешь, Олюшка, я сегодня несколько раз пыталась дозвониться тебе на сотовый, а ты все вне зоны и вне зоны. Волноваться начала. Сейчас вот не выдержала уже и так звоню, чтобы узнать, как ты?

– Лада! Не проси у бога, чтобы стало лучше, проси, чтобы хуже не было. Слава тебе, господи, мне хуже не стало, что может только радовать. А дозвониться ты не могла, потому что тут со связью что-то случилось.

– Ну и слава богу! Сейчас Люсе позвоню и скажу, что у тебя все в порядке, а то она, наверное, тоже волнуется, почему ты не отвечаешь.

– Не надо! Она мне сегодня позвонила, когда еще связь была. Сказала, что ее Герасимовы на несколько дней на дачу пригласили, а там прием плохой – вот она и предупредила меня, чтобы я не волновалась, если до нее дозвониться не смогу. Так что все в порядке, Лада. Ты извини, но я снотворное приняла, очень спать хочется.

Я потыкала себя пальцем в районе левого запястья, намекая на то, что нужно точно выяснить, во сколько Люся звонила, и Лада, покивав мне, поняла, мол, сказала:

– Это ты меня извини, что поздно побеспокоила. А во сколько тебе Люся звонила? Уже после примерки? Сказала, как там платья?

– Нет, где-то в полдвенадцатого. Они же сразу после примерки уехать должны были, – объяснила Большакова.

– Ладно, спрошу у нее, как вернется. Спокойной ночи, Олюшка! – Полянская отключила телефон и озадаченно посмотрела на меня. – Герасимовы, вообще-то, на Гоа отдыхают и раньше чем через неделю не прилетят. А связь в районе их загородного дома действительно работает с перебоями. Таня, ты что-нибудь понимаешь?

– Я понимаю, что вчера что-то произошло и это что-то заставило Люсю сбежать. Мать она предупредила, чтобы та не беспокоилась, а потом… Люси не было в Тарасове год. Подруг у нее, как вы говорите, нет. Парня тоже. Вопрос: к кому она должна была обратиться за помощью в трудную минуту? А только к вам, Лада, потому что вы ее крестная мать и ближайшая подруга Ольги. Больше просто не к кому.

– Но я ее сегодня… – И вдруг Полянская осеклась. – Черт! Меня же сегодня вообще на рынке не было. Нас утром собрали в правительстве, потом я там еще некоторые вопросы порешала, пообедала в их столовой, к Соловьеву заходила. Вышла уже после обеда, села в машину, тут мне Дима и позвонил сказать, что Люся пропала. Господи! – простонала она, хватаясь за свой сотовый. – Там же принято отключать телефоны! Я свой включила только после того, как в машину села!

– Проверяйте пропущенные звонки! – почти приказала ей я.

– Да-да! Конечно! – Ее руки дрожали так, что она никак не могла справиться со своим смартфоном. – Я никогда не перезваниваю на пропущенные звонки: те, кому я нужна, сами обычно снова звонят.

Поняв, что единоборство со смартфоном она проиграет вчистую, я отобрала его у нее и стала смотреть сама, спросив только:

– Как у вас в контактах Люся записана?

– Дочка, – тихо ответила она и обессиленно опустилась на диван.

Найдя то, что нужно, я сообщила ей:

– Люся звонила вам трижды, начиная с девяти, а последний раз в начале одиннадцатого.

– О, господи! – И Полянская, эта железная леди тарасовского бизнеса, заплакала. – Что же делать? Я ведь за Люсю не только перед Ольгой, но и перед богом отвечаю. Ей нужна была моя помощь, а я?..

Дмитрий присел к жене, обнял и, тихо что-то шепча и поглаживая по плечу, стал успокаивать. А я мерила шагами комнату и все пыталась представить себе, что же заставило девушку срочно сбежать и кто пришел ей на помощь. Наконец мне надоела идиллия на диване, и я грубо вмешалась:

– Лада! Дмитрий! Давайте отложим эмоции до лучших времен, сейчас нужно действовать. Где вчерашний охранник?

– Уже должен быть внизу, – неодобрительно взглянув на меня, ответил Полянский.

Я пошла к двери, бросив им на ходу:

– Тогда догоняйте!

Когда я спустилась в холл, оказалось, что вчерашний охранник действительно уже пришел. Это был дядька в возрасте, явно бывший военный, и он наотрез отказался отвечать на мои вопросы, еще и возмущался, что его с выходных дернули, но… Тут он, увидев Полянских, мигом присмирел и, только что не встав по стойке смирно, укоризненно шепнул мне:

– Что же вы, девушка, не сказали, что по поручению госпожи Полянской интересуетесь? Я бы вам сразу все и рассказал. – А потом громко отрапортовал, преданно глядя на Ладу: – За время моего вчерашнего дежурства никаких происшествий не было!

– Меня интересует все, что касается Людмилы Большаковой, – напомнила я. – Выходила ли она вчера? Если да, то когда и с кем?

– Нет, не выходила, – уверенно заявил охранник. – Совсем. Жених ее приезжал, господин Самойлов. Я ей по телефону сообщил, что он внизу, а она сказала, что сама к нему спустится. И действительно, через пару минут появилась, и они здесь, в холле, разговаривали. Ну, окошко-то у меня всегда открыто, и я все слышал. Он ей привез приглашения на свадьбу… Ну, типа открытки… Ну, образцы бланков, что ли…

– Я поняла, о чем вы, – кивнула я. – И что?

– Так, попросил выбрать, какое ей больше нравится, а она ему сухо так ответила, чтобы он сам выбирал. Он к ней опять: «Кто у тебя свидетельницей на свадьбе будет?» А она ему: «Я все равно никого не знаю, кого выберешь, та и будет». Он не отстает: «Ты решила, куда мы в свадебное путешествие поедем?» А Людмила в ответ: «Ты можешь ехать, куда хочешь, а у меня не те обстоятельства, чтобы веселиться». В общем, как с чужим с ним говорила.

– То есть впечатление влюбленной пары они не производят?

– Скажете тоже! – хмыкнул он. – Я помню, как моя дочка замуж выходила, так мы целый месяц ни сна, ни отдыха не знали, весь дом на ушах стоял. Жених у нас с утра до ночи торчал, потому что все время что-то обсуждали: кого приглашать, какое меню, где отмечать… А тут! – Он махнул рукой. – Да женщины с большей душой утюг выбирают!

– Значит, недолго он здесь пробыл?

– Ну, самое большее минут пятнадцать. Он еще попросил: «Может, ты меня чаем напоишь?» А она ему: «У меня чай кончился. Кофе тоже. И вообще, у меня голова болит». Повернулась и к себе ушла.

– А как он на все это реагировал?

– Улыбался. Только тигриный оскал поласковее будет. Не хотел бы я, чтобы моей дочери когда-нибудь муж так улыбался. Ну а как ушла она, так и он на выход пошел. Хорошо, что у нас дверь с доводкой, а то шарахнул бы так, что слетела бы. Так он на дверце машины отыгрался, хлопнул ею так, что его внедорожник аж подпрыгнул.

– Ну, это Людмила, наверное, все никак от счастья в себя прийти не может, – глядя на Ладу, проговорила я.

– Скажете тоже! От счастья! Да покойник краше выглядит! А ведь девочка-то какая хорошая! Домашняя, воспитанная, всегда поздоровается. Я же здесь давно работаю, помню, какая она светлая и веселая до Америки была. И вернулась тоже вся сияющая. А потом ее словно пришибло. И ведь даже мне, постороннему человеку, ясно, что свадьба эта ей хуже смерти, а мать что, ничего не видит? Ох, как бы девонька над собой чего не сотворила!

Услышав это, Лада сорвалась с места и буквально вылетела из подъезда, Дмитрий поспешил за ней, а охранник удивленно на меня посмотрел: чего это они? Я в ответ только пожала плечами – не знаю, мол, и спросила:

– А были вчера какие-то визитеры? Ну, там, доставка пиццы или цветов… В общем, в этом роде.

– Нет, – уверенно ответил он. – Мы всех посетителей, если они наверх поднимаются, в журнал заносим, причем данные списываем с паспортов. И то только после того, как жилец подтвердит, что к нему этого человека можно пропустить. Вчера воскресенье было, а жильцы в большинстве своем еще в пятницу вечером за город уехали. Они только вчера вечером возвращаться стали. Нет! – твердо заявил он. – Никого посторонних не было! А к Большаковым так вообще никто не ходит.

Сев в машину, я застала там удручающую картину: Лада рыдала чуть ли не в голос, а Дмитрий, явно исчерпавший все разумные аргументы, подавленно молчал. Молчала и я и ждала, когда же мы поедем. Наконец, немного успокоившись, Полянская упавшим голосом сказала:

– Если Люся с собой что-нибудь сделает, как мне дальше жить? То, что Ольга меня не простит, это понятно, но я же сама себя не прощу.

– Лада! Талейран в таких случаях говорил, что это хуже, чем преступление…

– Это ошибка, – закончила она.

– Да, затея с этим браком была большой ошибкой. Но я хочу вас успокоить: Люся с собой ничего делать не собирается. Будь иначе, она не стала бы возвращаться домой, чтобы переодеться и потом поехать на примерку. Она сбежала бы в чем была, да и вряд ли хоть что-то из вещей с собой прихватила. Нет! Она нашла человека, который ей помог, но ему нужно было все организовать, вот она вернулась домой, переоделась и на примерку поехала как ни в чем не бывало, чтобы потихоньку улизнуть оттуда, то есть потянуть время. И Ольгу она предупредила о том, что несколько дней будет недоступна по сотовому. Думаю, сейчас она где-то спряталась, точнее, ее спрятали. Но меня смущают эти «несколько дней». По всей видимости, она собирается что-то предпринять, но вот что именно? А главное, что послужило причиной ее побега? Явно не визит Георгия, а больше к ней никто не приходил. Но что-то же стало последней каплей? Думаю, ей кто-то позвонил и что-то сказал.

– Чем я могу вам помочь? – спросил Дмитрий, чем немало меня удивил: я-то думала, что он на меня обиделся.

– Я буду вычислять того, кто помог Люсе, потому что, выйдя на него, мы найдем и ее. И начну я со студентов из ее группы и ее одноклассников. Подруг у нее нет, но хотя бы приятельницы должны были быть, вдруг кто-то из них ее приютил? И еще мне нужно будет поговорить с их домработницей – вдруг она что-то заметила или даже точно знает.

– Прямо сейчас этим займусь, – пообещала Лада. – Будут тебе и списки, и имена куратора и классного руководителя. А Елена Васильевна, так домработницу зовут, будет ждать тебя завтра у Ольги дома, я ее предупрежу. На всякий случай – ее фамилия Титова. И учти, если потребуется город наизнанку вывернуть, я его выверну!

– А мне что делать? – снова спросил Полянский. – Может, тебе, Таня, силовое прикрытие обеспечить? Или еще что-нибудь?

– Спасибо, Дмитрий. Если мне потребуется ваша помощь, я тут же к вам обращусь. Просто будьте на связи – мало ли как обстоятельства сложатся, – ответила я, чтобы закрепить восстановившиеся добрые отношения.

Естественно, Надежда нас ждала – ну, как же она уснет, не узнав последние новости? У меня не было ни малейшего желания обсуждать все еще раз, наоборот, мне нужно было все обдумать и выработать план действий, потому что кое-какие наметки у меня появились. Попросив принести в отведенную мне комнату большой кофейник с крепким кофе и выяснив, где она находится, я обратилась к Дмитрию:

– Дайте мне, пожалуйста, распечатки с телефонов Люси, а еще мне нужна ее фотография из последних.

Он повел меня в кабинет, отдал распечатки и протянул несколько фотографий, взглянув на которые я покачала головой.

– Мне не нужна эта расфуфыренная Барби, мне нужен такой снимок, где она в своем обычном виде. Вы сказали, что она утром вышла из дома в джинсах и ветровке? – Полянский кивнул. – Вы запись скопировали? – Он снова кивнул. – Тогда дайте мне хоть распечатку с записи, что ли.

– Только снимок черно-белый будет, – предупредил Полянский, включая компьютер.

– Да и ладно! – отмахнулась я. – А какого цвета у нее ветровка?

– Серо-голубая. Впереди на груди слева эмблема университета типа печати, на которой дерево и надпись по кругу, а на спине такая же, но большая.

Пока он возился, я начала смотреть распечатки звонков с Люсиного сотового, но ничего интересного там не нашла – сплошь разговоры с матерью. Был, правда, один ее звонок вскоре после возвращения домой, судя по коду, в Штаты, но это, видимо, она сообщила, что работать там не будет. Входящие звонки от Георгия никакого интереса не представляли, а сама она ему ни разу не звонила. Звонки с домашнего телефона меня тоже не порадовали: их было мало. Большая часть, как входящих, так и исходящих, были сделаны явно Ольгой – ну, кто бы стал звонить Люсе из кафе и других принадлежащих Большаковой предприятий, да и ей самой там делать нечего. Титова меня тоже не интересовала – я с ней завтра увижусь, Полянская отпадала сама собой. Из салонов «Марьяж», цветочного, красоты и спа звонки были только входящие. И в результате в сухом остатке у меня оказался один-единственный входящий звонок из клуба «Глобус», который был сделан в двенадцатом часу этой ночью со стационарного телефона. Поскольку клуб работал до утра, то мне обязательно должен был кто-то ответить, и я набрала этот номер. Если это был звонок из бара, например, то это вполне мог быть и Георгий. Предположим, разозлившись на Люсю, а потом крепко выпив, он решил высказать ей все, что о ней думает. Но почему он звонил на домашний, а не на сотовый? Может быть, после его визита в воскресенье Люся почему-то на сотовом его номер в «черный» список внесла? Он не дозвонился по нему, вот и позвонил на домашний? Как бы там ни было, но это нужно было прояснить.

Вежливый мужской голос сообщил мне, что я попала в клуб «Глобус», и я удивленно произнесла:

– Клуб «Глобус»? Странно. Я тут на своем сотовом увидела пропущенный звонок с незнакомого номера, вот и перезваниваю – вдруг что-то срочное?

– Извините, я вам ничем не помогу. Аппарат установлен в комнате отдыха персонала, им все пользуются. Видимо, просто кто-то ошибся номером.

– Да, вы правы, скорее всего, так и было, – согласилась с ним я и отключила телефон.

Встретив удивленный взгляд Полянского, я повторила ему:

– Видимо, кто-то действительно ошибся номером, тем более что и разговор-то продолжался самое большее одну минуту или время разговора до нее округлили.

Забрав с собой на всякий случай распечатки – вдруг еще какая-нибудь светлая мысль меня посетит – и фотографии Люси в принаряженном и повседневном виде, я вышла из кабинета, чтобы отправиться в отведенную мне комнату на втором этаже. И вдруг в коридоре я услышала доносившийся из гостиной гневный голос Надежды:

– Я при Таньке молчала, а сейчас тебе прямо скажу: заигралась ты, Клавка! Да ты еще слезами умываться будешь за то, что эту свадьбу затеяла. Я тебе сразу сказала, что Юрка, эта сволочь распоследняя, Люсе уж никак не пара! А ты мне что ответила? Что девочку пристроить надо и он очень достойная партия. Да где ты слов таких нахваталась? Достойная! Лучше бы уж материлась, как привыкла! А то корону на башку напялила, а она тебе последние мозги отдавила!

– Оставь меня в покое! Мне подумать надо, а ты мешаешь, – огрызнулась Лада.

– Чем думать-то? – бушевала Надежда. – Или ты от великого ума Ваньку в Германию отправила? В командировку, твою мать! По делам «Немецкого дома»! На два месяца! Ты что, не понимала, что он там обязательно на Ванду то и дело натыкаться будет? Ему после Светкиной свадьбы и так хреново было, а стало еще хреновее, когда у него постоянно эта девка перед глазами мелькать стала, как напоминание о собственной дурости! Или ты специально решила его, как нагадившего котенка, мордой в собственное дерьмо потыкать, чтобы впредь умнее был? Довела парня до ручки! Из дома ты его сама выперла и с работы вынудила уйти!

– Между прочим, он в Германию не на свидание поехал, а дела делать! Он мой заместитель был! – заорала в ответ Полянская. – А он сбежал оттуда, потому что ему там, видите ли, было морально невыносимо находиться! Пусть учится держать удар, а не скисать, как кисейная барышня, от косого взгляда! У него жизнь впереди, не будет нас с Димой рядом, он что, при первой же неудаче топиться побежит? Ему слово поперек скажут, а он в обморок упадет? Вырастила слюнтяя! Не мужик, а тряпка!

– Да не из-за этого ты на него бесишься! А из-за того, что он Юрку подонком назвал! Уж как он тебя убеждал эту свадьбу расстроить! А ты уперлась, как корова, всеми рогами, и не сдвинешь тебя! Потому ты его и в Германию наладила, чтобы он тебе здесь не мешал! А он, между прочим, Юрку хорошо знает – в одних ведь клубах тусуются! А что Димыч мог узнать? Только что этот гад ментами не задерживался и к суду не привлекался! Да при таком папаше его менты за три версты обходят! А поглубже копнуть он не мог? Или не захотел? Или все-таки выяснил, какой это гад, но ты же у нас самая умная и непогрешимая и решила настоять на своем?

– Заткнись! Не твоего ума дело! – рявкнула на нее Лада.

– А кто тебе еще правду в глаза скажет? Димыч? Да он на тебя до сих пор, как на икону, молится! Вот и получается, что, кроме меня, некому. Ты радуйся, что Тимофевна в санатории после больницы долечивается и еще ничего не знает! А вот если до нее эта история дойдет, то мало тебе точно не покажется!

– Да замолчишь ты или нет? – взорвалась Полянская. – Что-то ты себе больно много воли взяла!

– Не нравится, когда против шерстки гладят? Так я к Митьке жить уйду! Вот вернутся они все с отдыха, только ты меня и увидишь! У него в доме место для меня всегда найдется! Он еще помнит, что у меня на руках вырос! А теперь я с его детьми возиться буду! Думаю, и Тимофевна к нам переберется, ей твои фанаберии уже тоже колом в горле стоят. А ты оставайся здесь и наслаждайся властью, сколько влезет!

– Скатертью дорога! – бросила ей Лада.

– Завтра же уйду! – окончательно озверела Надя. – И ноги моей больше в этом доме не будет!

Видимо, выходя из комнаты, она шарахнула дверью так, что дом содрогнулся, а ей вслед раздалась такая ядреная тирада, что я невольно восхитилась – редко такое можно услышать. А чему удивляться, если Лада, учась на вечернем, днем работала продавщицей в овощном ларьке и от ее мата грузчики мигом трезвели? Это потом она превратилась в бизнес-леди и светскую даму, только от прошлого никуда не денешься – это не рваные колготки, которые можно выбросить и забыть о них.

А Тимофевна, как звала Надя Ладину мать Зинаиду Тимофеевну, была еще покруче своей дочери. Да она даже сейчас, хотя ей под девяносто, и дочь и Надежду за пояс заткнет. Когда началась война, ей было всего одиннадцать. Их семья жила в Белоруссии, и они с отцом чудом уцелели, когда фашисты сожгли их деревню. Вот те, кто спасся, и пошли к партизанам. И она совсем девчонкой стала связной между партизанским отрядом и городским подпольем, а потом прошла вместе с отцом до самого конца войны. Уже после нее, когда он из председателей колхоза по состоянию здоровья ушел, она сама его возглавила и вывела в миллионеры, а для этого даже не железобетонный, а титановый характер нужен! Орден Трудового Красного Знамени, Герой Социалистического Труда! И это кроме ее боевых наград. Видела я на фотографии ее в парадном пиджаке, так все ордена и медали с трудом на груди умещаются. Если дойдет до горячего, то я Ладе не завидую, мать от нее мокрого места не оставит, недаром ее в колхозе за глаза «царицей» звали.

Да, я искренне восхищалась Ладой, по которой жизнь всеми колесами не раз проехала, но она сцепила зубы и, как танк, шла к своей цели, преодолевая все препятствия, а их на ее пути было великое множество. Да, она сделала себя сама: школа с золотой медалью, красный диплом экономического института, аспирантура в Плехановке и кандидатская диссертация, которую ей засчитали за докторскую. Да, она создала свою бизнес-империю, которой успешно руководила. Но сейчас она заварила такую крутую кашу, что и оглоблей не провернешь. И какой черт дернул ее связаться с Санычем? Даже если допустить, что он с годами покротчал и уже не тот, что прежде, хорошего от него ждать все равно не приходилось. И теперь мне предстояло найти Люсю, чтобы ее выдали замуж за подонка Георгия? Да меня от одной этой мысли с души воротило, но!.. Такими клиентами, как Лада и другие дамы из «женсовета», не разбрасываются. Значит, мне нужно будет проявить чудеса изворотливости, чтобы эта свадьба ни в коем случае не состоялась, но я сама осталась вне подозрений. Как бы там ни было, но для начала нужно найти девушку.

Комната Ивана оказалась довольно большой, и, главное, при ней имелся свой маленький санузел с душевой кабиной, а мне больше и не надо. Халат Лады оказался мне велик и короток, но я же не собиралась никуда из комнаты выходить, так что сойдет. Впервые за этот совершенно безумный день я с наслаждением приняла душ, причем довольно прохладный, чтобы взбодриться, потому что устала как собака. Потом я устроилась в кресле рядом с журнальным столиком, на котором стоял кофейник с уже остывшим кофе, что меня нимало не расстроило – я и такой люблю. И я принялась раскладывать сложившуюся ситуацию на составляющие, чтобы проанализировать каждую по отдельности, а потом попытаться сложить из них некое подобие единого целого, в котором каждой мелочи найдется разумное объяснение. Работа мне предстояла непростая, потому что все врали, как нанятые, или просто не говорили всей правды.

Итак, что можно считать точно установленными фактами? Люся приехала в Тарасов, не подозревая о том, что ей тут Лада и мать приготовили. И здесь ее ждало неожиданное известие о срочном замужестве, причем ей выбрали в мужья человека, с которым она была просто знакома. Ну а что сделает современная девушка, чтобы узнать подноготную парня? Да еще с учетом высокой квалификации Люси как программиста – иначе бы ей не предложили остаться в Америке работать? Естественно, полезет в социальные сети, куда люди выкладывают о себе даже то, что следовало бы держать в тайне. Пусть даже она не выяснила о Георгии столько, сколько знаю я, но и того, что увидела и прочитала, ей должно было с головушкой хватить, чтобы отбиваться от такого спутника жизни руками и ногами. Может, она и сопротивлялась, но ее заставили подчиниться. Чем ее взяли? Скандалами? Если Люся хотя бы немного пошла в свою мать, то с характером у нее должно быть все в порядке, могла и категорически отказаться. Если же она безвольное существо, то на нее цыкнули, и она тут же скукожилась. А вот если она хоть и с характером, но действительно сильно любит свою мать, то Ольга своими рыданиями, причитаниями и пророчествами разнесчастной доли неопытной, молодой, но при этом очень богатой девушки в нашем страшном мире могла уговорить ее согласиться.

Мне надоело сидеть, и я, отпив кофе, стала расхаживать по комнате: мне на ходу лучше думается.

Да, скорее всего, так и было, потому что для побега из дома неслабый характер нужен. Хотя ее на это мог уговорить тот, кто пришел ей на помощь, но в таком случае она должна ему абсолютно доверять, а со слов Лады и Нади такого человека в Тарасове у девушки нет. Вопрос: откуда он вдруг взялся? И так вовремя? А не может быть так, что она, узнав о нежелательном замужестве, связалась с кем-то по скайпу, например, и позвала на помощь? Но кого, если она последний год прожила в Америке? Хотя… За три недели американец вполне мог получить российскую визу. Кстати, там же и другие иностранцы учатся, так что это мог быть кто угодно: немец, француз, итальянец… Но чем иностранец мог бы ей здесь помочь? Вывезти из страны? Но ее загранпаспорт остался дома, так что это отпадает. А если там с ней учился парень из России? Он вполне мог бы за три недели до Тарасова добраться и вывезти ее отсюда на машине, вот вам и никаких следов в билетных кассах. Но могла ли Люся бросить мать в таком состоянии? Вряд ли. Да и почему я, собственно, так зациклилась на парне? Может быть, Надя не так уж не права была, когда говорила, что у Люси нетрадиционная ориентация?

Но тут возникает еще один вопрос: а действительно ли Люся такая белая и пушистая, как мне ее описали? Может, на этой девице пробу поставить некуда и Лада сочла этот брак достойным по принципу: два сапога – пара? В смысле, Георгий – мразь, но и невеста ничем не лучше? Я стала внимательно рассматривать фотографии девушки и не нашла на ее лице, старомодно выражаясь, печати порока, но внешность бывает ох как обманчива. Ладно, выяснить, что она за человек, будет нетрудно. Поговорю с одноклассницами, однокурсницами, классным руководителем, куратором… Да нет, от куратора толку не будет – мало кто из них стал бы в такие мелочи вникать, а вот классный руководитель – это да, он или она к ученикам ближе, чем преподаватель к студентам.

Но если предположить, что девушка – действительно ангел во плоти, то что толкнуло ее на побег? И побег ли это был? А вдруг я ошиблась? И она вовсе не сбежала, а ее заманили в ловушку? Как? По телефонам – исключено, нет среди звонков ничего подозрительного. По электронной почте? Но для начала надо ее адрес узнать. По скайпу или через вайбер? Тоже вряд ли. Для этого нужно Люсю найти, послать ей запрос, на который она может и не ответить, потому что он от незнакомого ей человека, но даже попав в число ее контактов, нужно еще уговорить ее встретиться, а она вполне может отказаться. Хотите со мной поговорить? Давайте. Встретиться где-то? Нет, мне и по скайпу удобно общаться. Я вас вижу и слышу, чего же больше?

Видимо, некто действовал самым простым способом: он отправил ей письмо! Обычное, не электронное! Мы как-то совсем забыли, что они еще существуют. Пришло ей по самой обыкновенной почте самое обыкновенное письмо. От кого? Ну здесь простор для фантазии большой: от любого человека, которому в силу каких-то причин нужно сорвать эту свадьбу. Например, это отвергнутый Люсин поклонник. Хотя нет, он отпадает в связи с его, поклонника, отсутствием. Правда, остается открытым вопрос с подругой. Но! Если бы Люся исчезла накануне свадьбы, это было бы объяснимо, а до нее еще две недели. Держать где-то девушку все это время, когда ее могут найти или она сама может сбежать, – верх глупости. Так что это не вариант.

И тут мне в голову пришла такая мысль, что я невольно остановилась и у меня дыхание перехватило: а что, если Люсю заманили в ловушку не для того, чтобы сорвать свадьбу, а для того, чтобы убить? Но кто выигрывает от ее смерти? Сейчас никто. А если подумать на перспективу? Ольга и так из последних сил за жизнь цепляется, и смерть дочери она не перенесет. А их только двое, других родственников нет. Официально нет. Но есть биологический отец девушки. Итак, Тарасов – это большая деревня, в которой ничего невозможно сохранить в тайне. Настоящий Люсин отец узнал, что Ольга не только развелась с мужем и вернула себе девичью фамилию, но и ее дочь тоже стала Большаковой, и это не могло его не заинтересовать – с чего бы вдруг такие перемены? Узнать, что Люся не дочь Назарова, думаю, тоже было несложно – этот подонок наверняка на всех углах трубил о том, что его жена дочь на стороне нагуляла. Этот мужчина вспомнил свой недолгий роман с Ольгой, сложил два и два и понял, что он отец Люси. Но у него своя семья и все остальное, так что он просто принял это к сведению. И тут он узнал, что Ольга тяжело больна, а Люся единственная наследница ее состояния. Вот в его голове и созрел этот план. А что? Он девочку никогда на руках не качал, сказки ей на ночь не рассказывал и в школу за ручку в первый класс не отводил, она совершенно чужой для него человек, а у его родных детей, может быть, ипотека или кредитов немерено набрано, вот он и решил им помочь. Или он им рассказал, что у них есть сестра и кто она, вот они сами и подсуетились. Хотя не буду торопиться. Надо освежить в памяти закон о наследовании, что там говорится о случаях, когда наследник, то есть Люся, умирает раньше наследодателя, то есть Ольги, и имеет ли право биологический Люсин отец ей наследовать.

Но есть и другой расклад: Ольга узнает, что ее дочь исчезла и, не вынеся этого известия, умирает, а Люся, которую держат в какой-нибудь заброшенной деревне, которых вокруг Тарасова великое множество, жива и здорова и появляется после смерти матери, чтобы заявить свои права на наследство. Естественно, под присмотром своих похитителей, да таком, что даже пикнуть не может, даже в сторону посмотреть боится. Конечно, потом этих похитителей ждет такая расплата, что ад содрогнется, но сейчас от этого не легче.

Ладно, с этим немного разобрались, а кому еще может быть выгодна Люсина смерть? Допустим, любовнице Георгия, которая лелеяла далеко идущие планы на замужество, а они сорвались. Вот она и решила, что, если не будет Люси, не будет и свадьбы и этот подонок вернется к ней. Есть еще мать Анатолия Назарова, но тут речь может идти исключительно о мести в чистом виде. И тут я подумала, а кто еще мог мстить, причем не Люсе, а через нее Ольге? Может быть, Большакова кого-то так сильно обидела, разорила или еще что-то, вот человек и задумал ей отомстить. Но месть – это блюдо, которое подают холодным, вот он и выжидал и выбрал самый удачный, с его точки зрения, момент, когда Ольге и так плохо, что хуже не бывает, и нанес ей сокрушительный удар, чтобы окончательно ее уничтожить. Но тогда он должен как-то сообщить Ольге о том, что это именно его рук дело, иначе какой смысл в этой мести, если она не будет знать, за что расплачивается. Кстати, похищение с целью выкупа тоже со счетов сбрасывать нельзя.

Достав блокнот, я села к журнальному столику и начала писать перечень требующих уточнения вопросов, чтобы Лада или Дмитрий немедленно этим занялись, потому что мне самой на это отвлекаться будет некогда. Без ложной скромности должна сказать, что поговорить с молодыми девушками и парнями у меня получится лучше, чем у мужиков из ЧОПа. Я писала, вставала, ходила по комнате, обдумывая очередную формулировку или пункт, когда услышала осторожный стук в дверь. Удивившись, я подошла, открыла ее и увидела Ладу в длинном шелковой халате и шлепанцах.

– Не спится, – тихо объяснила она, распространяя вокруг себя стойкий аромат коньяка, – видимо, приняла немало, но пьяной не была, потому что, когда нервы на взводе, пить бесполезно – не берет. – Услышала, как ты тут вышагиваешь, вот и решила узнать, додумалась ты до чего-нибудь или нет.

– Проходите, – шепотом пригласила я ее.

Она села к столику и поставила на него начатую бутылку конька, причем очень хорошего.

– Извините, но компанию я вам не составлю – мне завтра свежая голова нужна.

– Уже сегодня, – поправила меня она. – А вот мне надо! – И отхлебнула прямо из горлышка. – Ну, слушаю тебя.

– Лучше посмотрите, – сказала я, протягивая ей листок.

Лада прочитала и, вернув его мне, начала прямо по пунктам:

– Проверить, не приходило ли Большаковым в воскресенье какое-нибудь обычное письмо. Ну, это самое простое, мигом узнаем. Дальше у нас идет настоящий отец Люси. По поводу него я тебе так скажу: во-первых, он не знает, что у него на стороне есть дочь. Действительно не знает, поверь мне. А во-вторых…

– А Люся знает, кто ее настоящий отец? – перебила ее я.

– Нет, – покачала головой Полянская. – Мы с Олей ей никогда этого не говорили – зачем? Во-вторых, он давно уехал из России в Израиль – у него мать еврейка. Они бы, может, и раньше уехали, но отец-то у него русский, и он был категорически против эмиграции. А вот как он умер, они тут же и уехали. И я точно знаю, что с тех пор они ни разу в Тарасов не приезжали. Мать Тольки Назарова? Нет! Она умерла два года назад. Месть Ольге через дочь, – задумчиво сказала она и, немного помолчав, согласилась: – Возможно. Бизнес в белых перчатках не делается, хочешь не хочешь, а мозоли многим оттопчешь. Без врагов здесь не обходится. Но этим я сама займусь, потому что ни ты, ни Дима в бизнесе ничего не понимаете, а я полностью в курсе всех дел Ольги прямо с самого начала – сама же ее натаскивала. Похищение ради выкупа? Здесь остается только ждать. Все Ольгины телефоны на контроле, а люди в клинике предупреждены, и если кто-нибудь попытается к ней пройти, его задержат без соблюдения правил политеса. А насчет того, что Люсю похитили и где-то держат, чтобы потом она под присмотром в права наследства вступила, так это ерунда полная. Не буду посвящать тебя в подробности, просто знай, что у меня лучшие в городе юристы и Ольгино завещание составлено так, что Люся лишена возможности самостоятельно распоряжаться деньгами и имуществом. Причем ее муж ей не наследует, только ее ребенок по достижении им зрелого возраста. Если же Люся умрет бездетной, все отходит церкви. А теперь подумай, найдутся ли в Тарасове идиоты, которые рискнут нажить себе смертельных врагов в лице меня и Саныча, не убедившись предварительно, что овчинка стоит выделки. Это кроме того, что за похищение дают, вообще-то, до пятнадцати лет.

– А старший Самойлов знает содержание завещания Ольги?

– В общих чертах. Но деньги его интересуют в самую последнюю очередь, кроме того, они же все равно внуку достанутся, то есть никуда из семьи не денутся. Ему важно, чтобы снохой стала скромная, невинная девушка с незапятнанной репутацией, которая сможет здорового ребенка родить, а не шалава какая-нибудь после двадцать пятого аборта.

«Оказывается, и у хорошей репутации есть своя обратная сторона», – подумала я, а вслух сказала:

– Значит, я утром встречусь с Титовой, бог даст, узнаю что-нибудь полезное, а все остальное за вами и Дмитрием.

– Я же тем временем свяжусь кое с кем, чтобы тебя в университете уже ждали. С лицеем, думаю, будет проще.

– Но ведь до лицея Люся в школе училась, – напомнила я, а потом махнула рукой. – Ничего! В лицее узнаю.

– Ну, спокойной тебе ночи! – сказала Лада и, встав, пошла к двери, а я спросила, глядя ей в спину:

– А почему вы выбрали в мужья Люсе именно Георгия? Неужели никого другого не нашлось?

Она повернулась и посмотрела на меня с такой жалостью, что я невольно оторопела, а потом, ничего не сказав, вышла из комнаты.

Я легла в постель, но сна не было ни в одном глазу – здесь явно что-то было не так. И я начала рассуждать с самого начала, но подошла с другого конца.

Итак. С одной стороны, нет никаких сомнений в том, что Лада любит Люсю, иначе она не занесла бы ее в контакты как «дочку» и не билась бы в истерике от предположения, что девушка может с собой что-то сделать. С другой стороны, Полянская, у которой самый широкий круг знакомств, не может не знать, что Георгий – законченный подонок. И вместе с тем она не сделала ничего, чтобы отговорить Ольгу от заключения этого брака. Почему? Что ею двигало? И почему она с такой жалостью посмотрела на меня, когда я спросила ее, неужели Ольга не могла найти вместо Георгия кого-нибудь другого? Я сказала глупость? Но в чем она заключалась?

И тут я все поняла и даже застонала от осознания собственной тупости. Ну что я за идиотка? Да ничего Ольга не выбирала! Это старший Самойлов сам выбрал Люсю, а ее поставил перед фактом. А он такой человек, что возражать ему опасно. И решающим фактором для него стали даже не деньги, а то, что Люся – чистая скромная девушка вроде той, на которой в свое время женился он сам. Об Ольге я не знала ничего, но вот предположить, что Лада с ее железобетонным характером безропотно отдаст свою крестную дочь в лапы прожженного мерзавца, было невозможно. Нет, она с этим не смирится! Я была уверена, что она ведет какую-то свою игру, чтобы предотвратить Люсино замужество, а все предсвадебные хлопоты – исключительно для отвода глаз, чтобы Самойлов ничего не заподозрил. А зря потраченные деньги на платья и все прочее при доходах Ольги – такой мизер, что и упоминания не стоят. Но что это за игра? В чем она заключается? Ясно одно – она очень опасна, как и любое противостояние с Санычем. И как бы мне случайно в нее не влезть и не подставиться.

Мое восхищение Ладой возросла до такой степени, что я при всем желании не нашла бы слов, чтобы его выразить. Мужество этой женщины потрясло меня: одна против Саныча! Действительно одна, потому что Дмитрий живет в Тарасове относительно недавно и просто не может знать всех подковерных, закулисных и прочих интриг нашего города. И довериться в таком деликатном и опасном деле она никому не может, потому что предают, как правильно говорят французы, только свои. Чтобы обезопасить своих близких, она мать сначала в больницу положила, а потом в санаторий отправила, Митю с семьей куда-то на отдых отослала, Ивана на два месяца попыталась из города спровадить, а он, кретин, вернулся, и тогда она, устроив скандал, спровоцировала его уволиться с работы, чтобы хоть так от себя отдалить. Господи, как же она рискует! Ведь собственной жизнью рискует! Причем не ради своей семьи, а ради посторонней девушки, пусть и своей крестной дочери. А Надя, дура набитая, которая дальше своего носа не видит, ей еще нервы мотает! И я дала себе слово, что расшибусь, но помогу ей, чего бы мне это ни стоило. Только нужно будет точно выяснить, что именно мне можно делать, а что – нет.

И готовая к свершению трудовых подвигов во имя торжества справедливости я, наконец-то, уснула.

Вторник

Несмотря на то что легла я поздно, проснулась я аж в шесть часов утра – так мне не терпелось начать действовать. Судя по осторожным шагам в коридоре, не я одна оказалась ранней пташкой, а может, это уже прислуга суетилась по хозяйству? Быстро приведя себя в порядок – обещанной косметики я решила не дожидаться, дома накрашусь, потому что все равно переодеться надо, я собралась и отправилась на поиски кухни, чтобы хоть кофе пока выпить – ну, не откажут же мне в такой мелочи? Но оказалось, что все уже на ногах, и, судя по недовольному виду Лады, в доме что-то случилось.

– Надька, дурища, ночью свои вещи собрала, вызвала такси и уехала, – объяснила она в ответ на мой немой вопрос.

– Лада, я завтрака дожидаться не буду, только кофе быстро выпью, потом заеду домой и отправлюсь к Титовой, оттуда в университет…

– Прямо к декану физфака, его к этому времени уже предупредят, – добавила Полянская.

– Спасибо, – кивнула я. – Если там ничего не выясню, отправлюсь в лицей, ну и далее по тексту. Если появятся какие-то вводные, будем держать связь по телефону. И еще. Я тут хорошенько проанализировала ситуацию и хоть и с опозданием, но к правильному выводу пришла. В связи с этим у меня возник вопрос: чем еще, кроме поисков Люси, я могу вам помочь? – спросила я, многозначительно глядя на нее.

– Как хорошо, что ты меня не разочаровала, – усмехнулась она. – Хоть и с опозданием. А помочь мне ты можешь тем, что будешь заниматься только, – выделила она, – поисками Люси. – И, достав из кармана халата конверт, протянула мне: – Это на расходы. Нужно будет заплатить за информацию – плати не торгуясь. Кончатся деньги, еще дам. Люсю нужно найти срочно!

– Все поняла! Испаряюсь! – сказала я и собралась уйти, но она остановила меня:

– А кофе?

– Ничего страшного, дома выпью, – отмахнулась я.

Погода относительно наладилась, то есть небо хоть и хмурилось, но дождя не было, и уже одно это не могло не радовать. По дороге в Тарасов я решала, в какой из двух домов мне заехать сначала: у бабушки были турка и кофе, а в моей квартире – нормальная одежда, потому что заниматься делами в той, в которой я ездила на дачу, было бы верхом неприличия. А главное, в моей квартире остались забытые в спешке гадательные кости. Если я привыкла начинать каждое новое дело с того, чтобы узнать, чего ждать, то не следует изменять традициям. В результате я так и поступила: напилась кофе и якобы позавтракала в бабушкиной квартире, а потом поехала к себе. Старательно не глядя по сторонам, чтобы не расстраиваться, я переоделась и, наконец-то, бросила кости. Мне выпало: 5+20+27. Это значило, что грядут трудности, но я сумею овладеть ситуацией. «Ох как хотелось бы! Причем побыстрее!» – подумала я и поехала к Большаковым.

Елена Васильевна Титова мне активно не понравилась с первого же взгляда. Она оказалась сухощавой женщиной лет пятидесяти самого интеллигентного вида, и у меня мелькнула мысль, что относится она к своим хозяевам без особой симпатии. Явно ведь она в свое время была инженером, учителем или еще кем-то в этом духе, потому что высшее образование было у нее прямо-таки на лбу написано, а теперь вот вынуждена была прислуживать женщине, у которой за плечами кулинарное училище и торговля на рынке. Но если Большакова сумела приспособиться к новым условиям и преуспела в жизни, то она – нет, а это очень сильно раздражает. Вспомнить хоть покойного Ольгиного мужа, который носился со своим высшим образованием, как дурень с писаной торбой. Но мне нужна была информация, и я старательно не обращала внимания на ее поджатые губы и неприязненный взгляд.

– Елена Васильевна, вы давно у Большаковой работаете? – спросила я.

– Пять лет, с тех пор как Ольга Николаевна эту квартиру купила, – сухо ответила она.

– Значит, и Люсю вы знаете столько же. Меня интересует ваше мнение о ней.

– А мне его иметь не положено, – отрезала Титова. – Мое дело – дом в чистоте содержать, покупать продукты и готовить, а остальное меня не касается.

– Я пришла к вам не из любопытства. Я не журналистка в поисках жареных фактов. Я пришла по делу. Или вас не предупредили?

– Предупредили, – подтвердила домработница. – Только болтливая прислуга не задерживается в хорошем доме. Ольга Николаевна моей работой довольна, я таким работодателем – тоже.

– Одно слово госпожи Полянской своей подруге Большаковой, и вы это место мигом потеряете, – пригрозила я. – Если Клавдия Петровна сказала, чтобы вы были откровенны, значит, у нее есть для этого веские основания. Итак, что представляет собой Люся? С кем она дружит или дружила? Кто приходил к ней в гости? Куда ходила она сама? И давайте побыстрее, потому что у меня еще очень много дел, – потребовала я.

– Смените тон, – холодно попросила меня она. – И не надо мне угрожать. Хорошая прислуга сейчас в большой цене, так что я без работы не останусь.

– Не будьте столь уверены, – я еще старалась держаться в рамочках, но чувствовала, что надолго меня не хватит. – Вы вполне можете потерять не только это место, но и остальные – вы ведь не только у Большаковой работаете? Мы вам создадим такую рекламу, что рады будете уборщицей хоть куда-нибудь устроиться, чтобы до пенсии доработать. Поэтому давайте не будем обострять отношения еще больше. Я понимаю, что вы высоко цените свое высшее образование и ваше нынешнее занятие вам как нож острый. Но ведь может случиться так, что вы о нем через некоторое время с тоской и слезами вспоминать будете, как о лучшем периоде своей жизни.

Титова глядела на меня с такой ненавистью, что другой человек на моем месте уже заживо испепелился бы, но я давно уже огнеупорная, так что просто смотрела на нее в ожидании ответов на мои вопросы. Молчаливая дуэль закончилась моей победой, потому что домработница соизволила начать говорить:

– Люся – это вещь в себе, она очень замкнутая и неразговорчивая.

– И с матерью тоже? А мне сказали, что у них очень доверительные отношения.

– Не знаю. Я прихожу сюда, когда Ольга Николаевна уже уехала, а когда мой рабочий день заканчивается, она еще не возвращается из офиса. Я знаю только то, что она очень любит свою дочь, заботится о том, чтобы Люся была здорова, сыта, хорошо одета, но это все. Если они и ведут задушевные разговоры, то не при мне.

– Друзья? Подруги? – напомнила я.

– Здесь никого постороннего никогда не было, ни девушек, ни парней. Если она по вечерам или выходным куда-то и ходит, то я этого знать просто не могу.

Я внимательно смотрела на нее и видела, что в глубине души она злорадствует – ведь явно что-то знает и молчит. Ничего, подождем, очень не хотелось бы пускать в ход тяжелую артиллерию в виде Полянской, а то она окончательно во мне разочаруется.

– Елена Васильевна, вы противоречите сами себе: сначала говорите, что болтливая прислуга не задерживается в хорошем доме, а потом выясняется, что ничего компрометирующего в жизни Ольги Николаевны и Люси нет и скрывать просто нечего. Где логика? Давайте вы будете откровенны до конца, чтобы не пожалеть потом о собственном молчании, которое Большакова, уверяю вас, не оценит, потому что я сейчас действую исключительно в интересах этой семьи. Как вы понимаете, меня интересует Люся. Итак?

– А не ценит она любовь и заботу матери, – выдавила из себя Титова.

– И в чем же это выражается?

– Вещами разбрасывается. Мать ей самое модное и дорогое покупает, чтобы дочь прилично выглядела, а та это не ценит. Я ведь везде убираю, в том числе и в ее шкафу. А там то одной вещи нет, то другой. Причем все новые, с ярлыками еще. Некоторые еще в упаковке. В деньгах Люся не нуждается, так что сдавать вещи обратно в магазин ей не нужно, да и не возьмут без чека.

– А вот с этого места поподробнее, – попросила я. – Какие именно вещи? Я знаю, что Люся предпочитает ходить в джинсах, джемперах, футболках и кроссовках, а не в платьях и юбках. Почему? Может быть, у нее кривые ноги?

– У нее стройные, красивые ноги, – возразила Елена Васильевна. – Она такие вещи просто не любит, и вот они-то и исчезают. Дарит она их кому-то, а за что? За какие такие услуги? Вас это ни на какие мысли не наводит? – язвительно спросила она.

Наводило! Да еще как! «О, господи! Неужели Надежда оказалась права? – в ужасе подумала я. – Если так, то Полянскую ждет удар оттуда, откуда она никак не ожидала! – И я взмолилась: – Господи! Сделай так, чтобы Люся оказалась нормальной девушкой!»

Справившись с собой под злорадным взглядом Титовой, я спросила:

– И когда это началось? До отъезда в Америку или после?

– Задолго до!

– Вы, конечно, Ольге Николаевне об этом просигнализировали? – спросила я, хотя и так была уверена в ответе.

– Поставила в известность, – поправила она меня.

– И какой результат? – поинтересовалась я.

– Люся перестала дарить кому-то свои вещи, – с видом победительницы торжествующе произнесла Титова, – а потом она уехала в США. Вернувшись оттуда, она привезла много одежды – я же ее сумку разбирала. Причем не все себе, потому что потом в ее шкафу кое-чего не оказалось.

– Чего конкретно?

– Двух пар джинсов, футболок, бейсболок и кое-чего еще по мелочи.

– Две пары джинсов? – повторила я. – А вы не обратили внимания, джинсы были одинаковые или разные? И размер был один или нет? И у футболок тоже.

– Помню, что лейблы были одинаковые, а размер?.. – Елена Васильевна задумалась. – Наверное, разный, потому что одна упаковка была побольше и потолще другой, а футболки были в одинаковых упаковках.

– Значит, она привезла подарки двум разным людям, – сделала вывод я и стала расспрашивать дальше: – Вы что-нибудь можете сказать об отношении Люси к скорому замужеству? Две недели ведь осталось.

– Только то, что ее это, мягко говоря, не радует, я ее не раз утром с заплаканными глазами видела. А подробности со мной, естественно, никто не обсуждает.

– Покажите мне Люсино комнату и альбомы с фотографиями, – попросила я.

А что? Если уж у кого и прятаться девушке, то только у своей любовницы: Люся предпочитает джинсы, а ее вторая половина – платья, так что распределение ролей в этой паре видно невооруженным взглядом. И не может такого быть, чтобы у Люси не было фотографии ее пассии. Хотя все может быть с точностью до наоборот: Люся встречалась с парнем, которому и привезла джинсы, а вещи отдавала его сестре. Но в таком случае порядочностью эта парочка не отличается, тянет с Люси не деньги, так вещи. Но почему она его скрывает? Он сиделый или даже уголовник? Это предположение не показалось мне диким – всякого насмотрелась, бывали пары и чуднее.

К сожалению, ни осмотр комнаты, ни фотографии мне ничего не подсказали. Точнее, утвердили меня в мысли о том, что Люсе явно есть что скрывать. Ни в одном из альбомов не было ни единого снимка, на котором она была бы вдвоем с кем-нибудь кроме матери. Или в большой группе людей. А были там фотографии с самого голопузого детства до приема в честь ее возвращения из Америки. Фотографий Назарова и его матери там, естественно, не было, как и снимков кого бы то ни было из посторонних. Да уж, озадачила меня эта девица!

– Елена Васильевна, посмотрите, пожалуйста, на всякий случай, не пропало ли что-нибудь из квартиры, и сообщите мне, – попросила я, протягивая ей визитку. – Даже если это окажется какой-то мелочью.

– После того как здесь вчера кто-то что-то искал, это будет очень трудно определить, – язвительно произнесла она.

– Бросьте, – поморщилась я. – Вы прекрасно знаете, кто здесь был. И не такой уж беспорядок мы создали, чтобы в нем ничего нельзя было найти.

Буркнув мне в ответ что-то вроде согласия, она соизволила кивнуть. Распрощавшись с ней, я поехала в университет, на физфак, думая по дороге, что если у Ольги все обойдется благополучно, то лучше бы ей домработницу поменять, а то ведь это не человек, а настоящая змея, которая ядом дышит.

Декан факультета при виде меня в пляс не пустился, но встретил довольно доброжелательно. Узнав, что мне всего лишь нужен куратор группы, в которой до отъезда в Америку училась Людмила Большакова, он явно испытал большое облегчение – не иначе как думал, что я за кого-то просить буду. Мигом выяснив, где находится нужная мне Нина Ивановна Краснова, он направил меня в располагавшуюся недалеко от его кабинета аудиторию, и я обрадовалась, что куратор не на даче или где-то далеко на отдыхе, что во время отпуска было бы вполне естественно, а на работе, и мне не придется к ней никуда ехать. Особой надежды на успех у меня не было, но нужно было отработать все мелочи до последней.

Причину присутствия Красновой в университете я поняла, едва заглянув в аудиторию, где напротив Нины Ивановы с самым унылым видом сидели два студента и что-то писали – явно переэкзаменовка. Правда, вид самой Красновой был не менее унылым – ну кому же хочется в отпуск на работу приезжать. Я тихонько позвала ее и, когда она подошла, объяснила, что мне нужно, не забыв деликатно намекнуть, что декану будет очень неприятно, если мы почему-то не найдем общий язык. Мое замечание было воспринято с пониманием, и Краснова задумчиво протянула:

– Большако-о-ова? Не знаю даже, что о ней сказать. Очень способная девочка. Очень! – выделила она. – Впрочем, иначе бы ее не пригласили в Штаты. У нее большое будущее, не удивлюсь, если ей предложат там остаться, – американцы же со всего мира умную молодежь собирают.

– Так после своего возвращения оттуда она к вам не заходила? – уточнила я, услышав, что Нина Ивановна даже не знает о том, что Люсе уже предлагали остаться в Америке.

– Нет, – покачала головой она. – Видите ли, она совершенно не… – она задумалась, подбирая выражение поточнее.

– Сентиментальна? – подсказала ей я.

– И даже не это. Понимаете, в группе было всего три девочки. Естественно, что внимание со стороны мальчишек к ним было повышенное, а она старалась его избежать, косметикой не пользовалась, одевалась очень просто, с мальчишками не кокетничала… Нет, она не сторонилась одногруппников и однокурсников, не держалась особняком… – Краснова задумалась. – Она держала дистанцию. Вот! Это будет самое правильное определение. Сначала это воспринимали как застенчивость и подшучивали над ней, бывало, что и не очень по-доброму. А потом у нас тут один молодой аспирант начал с девочкой из группы встречаться, он-то ей и сказал, что якобы простые джинсы Большаковой на самом деле настоящие американские и стоят минимум пятьсот долларов, а ее джинсовая сумка – настоящая Италия и стоит если и меньше, чем джинсы, то ненамного. Да и остальные вещи из очень-очень недешевых. Тут-то и выяснилось, чья она дочь.

– И количество желающих привлечь ее внимание резко увеличилось, – покивала я. – Ну и как? Кто-то добился взаимности?

– Нет. Она вела себя по-прежнему.

– И все тут же решили, что она держится так отстраненно оттого, что считает их всех ниже себя? – спросила я.

– Увы, да! А один парень высказался ей в лицо в совершенно недопустимых выражениях. Остается только поражаться ее выдержке – она и глазом не моргнула. А на следующий день, вечером, его встретили и сильно избили.

– Это не может быть совпадением? Может, его просто на гоп-стоп решили взять? – спросила я, и она посмотрела на меня так, словно я произнесла что-то на языке племени тимбукту, и мне пришлось пояснить: – Я имею в виду разбой. Ну, грабеж.

– А-а-а! Нет, у него ничего не взяли, ничего не отбили и не сломали, но разукрасили так, что он потом очень долго в синяках ходил, а напоследок сказали: «Булгаков заповедовал, что хамить не надо». После этого с ней больше вообще никто не общался. Но знаете, она от этого совсем не страдала.

– Или делала вид, что не страдает, – заметила я, думая о том, что парень-то Люсин или брат ее интимной подруги пожалуй что действительно уголовник. – Это на каком курсе было?

– В начале четвертого. Потом была региональная олимпиада по программированию, затем всероссийская, а за ней международная. И на всех Люся заняла призовые места. Вместе с ней в группу от нашего университета на международную олимпиаду входил один очень способный мальчик, который ничем, кроме учебы, не интересовался, как сейчас говорят, «ботаник». Так вот, после того как грант выделили Люсе, а не ему, у него произошел нервный срыв, и он довольно долго болел. Он был настолько уверен, что получит его, что выбор спонсоров не в его пользу стал сокрушительным ударом по его психике. Нельзя сказать, чтобы в группе его все любили. Над ним подсмеивались, но после того, что случилось, его все стали жалеть, а Люсю просто возненавидели. Конечно, помня урок, который кое-кому преподали, больше с ней никто открыто не конфликтовал, но ненависть просто в воздухе витала. Ну а потом она уехала в Стэнфорд.

– И больше ее здесь никто не видел?

– Да. Не думаю, что она сохранила в душе светлые воспоминания об учебе в нашем университете.

– То есть искать здесь ее друзей или подруг бесполезно? – все-таки уточнила я.

– Абсолютно, – уверенно заявила куратор.

Поблагодарив Краснову, я закрыла дверь – мы беседовали, стоя в ее проеме, потому что говорила-то она мне, а смотрела при этом на студентов, следя, чтобы они не списывали. Неудача, постигшая меня в университете, нисколько меня не расстроила, но добавила уверенности в том, что с ориентацией у Люси явно что-то не то – уж из десятка молодых парней можно было выбрать себе кого-нибудь, а она от всех шарахалась, как черт от ладана.

Теперь мой путь лежал в физико-математический лицей, и в глубине души теплилась надежда, что вдруг хоть там отыщется какая-нибудь Люсина близкая подруга или хотя бы сплетница, которая все обо всех знает.

По сравнению с университетом лицей выглядел как настоящий дурдом на каникулах, хотя, в общем-то, каникулы и были. Но, как оказалось, не для всех: в коридоре возле кабинета директора толпились родители с детьми, родители без детей и дети без родителей. В общем, пробиться к директору без боя было невозможно. Пришлось мне звонить Полянской.

– Лада, а директор лицея предупрежден о моем визите?

– Ему должны были позвонить из Министерства образования, а что?

Я в красках описала ей ситуацию, и она велела:

– Стой и жди, сейчас он тебя сам позовет.

Ждать пришлось минут пять, а потом дверь приоткрылась и из щели раздался хорошо поставленный – ну, за много лет работы учителем другого и быть не может – мужской голос:

– Кто здесь Иванова? Войдите!

Кроме меня, людей с такой фамилией оказалось еще двое, причем один из них – мужчина, и мы все ломанули в дверь.

– Вы тоже Иванова? – устало спросил у мужчины успевший сесть за стол насмерть замотанный директор.

– Нет, я Иванов… – начал тот, но директор оборвал его:

– Выйдите! – И, видя, что тот остался на месте, рявкнул: – Выйдите из класса! – Но тут же поправился: – Из кабинета!

Мужчина, что-то недовольно бурча себе под нос, вышел, а директор посмотрел на нас, решая, которая Иванова ему нужна, и я поняла, что пора прийти ему на помощь:

– Это насчет меня вам сейчас звонили.

– Ясно. Вы останьтесь, а вас попрошу выйти, – обратился он ко второй женщине.

– Но вы же сами… – начала она, и тут он взорвался:

– Я плохо говорю по-русски? – Женщина вышла, и он, устало посмотрев на меня, спросил: – Ну, кого вы привели?

– Я сама по себе и много времени у вас не отниму. Ваш лицей пять лет назад окончила Людмила Большакова. Мне надо поговорить с ее классной руководительницей. Все!

– Большакова? – переспросил он. – Помню ее. Очень талантливая девочка. Как она?

– Недавно из Стэнфорда вернулась.

– Не удивлен. У нее врожденные математические способности и аналитический склад ума. Удивлен, что вернулась. Впрочем, с таким дипломом ее везде с руками оторвут. Так, значит, классный руководитель. Ну, это Семенова Зоя Филипповна. Она сейчас со своим классом территорию обустраивает, там ее и ищите.

Поблагодарив директора, я вышла в коридор, где была встречена всеми как личный враг – без очереди же прорвалась! Камни мне вслед не кидали за полным их отсутствием в помещении, но бурчали слова отнюдь не лестные. Выйдя из здания, я осмотрелась, но искомой Семеновой не обнаружила. Путем опроса местного населения, то есть снующих по двору школьников, я выяснила, что под территорией подразумевались близлежащие посадки, закрепленные за лицеем. Дальше пошло легче, и минут через десять я нашла страдальцев, иначе не назовешь. Какой гений придумал обустраивать территорию в такую погоду, я не знаю, но икалось ему неслабо, потому что поминали его имя тихим незлым словом все без исключения. Это же надо было придумать: красить мокрые скамейки и по колено в грязи собирать граблями с газонов якобы мусор, а на самом деле – траву, которая легко выдиралась из на несколько недель вперед пропитанной влагой земли. К счастью, почти все школьники были в резиновых сапогах, так что промочить ноги было невозможно, а те, кто был без них, шуровали кистями на асфальте. И еще неизвестно, что было хуже.

– Кто же эту диверсию придумал? – поинтересовалась я, подходя к довольно молодой женщине в резиновых сапогах, в которые были заправлены джинсы, довольно поношенном свитере и рабочих перчатках на руках. – Кто будет виноват, если простудятся все поголовно?

– Районо, которое сейчас переименовали, а по сути, как оно было «оно», так и осталось! Только «оно» никогда виновато не бывает! – сердито ответила Семенова. – Кто тут ваш, – она кивнула в сторону школьников, – а то я вас что-то не знаю.

– Моего тут нет, – успокоила я ее. – Меня к вам другое привело. Вы Людмилу Большакову помните?

– Конечно. Очень умная девочка. Училась блестяще. Впрочем, золотая медаль сама за себя говорит, а что?

– Меня интересует, с кем она в классе дружила, неважно, с девочкой или мальчиком. Все-таки она столько лет с ними провела.

– А почему вы интересуетесь? – насторожилась Зоя Филипповна.

– Не волнуйтесь, из самых добрых побуждений. Дело в том, что у Люси через две недели свадьба. В списке гостей сплошь известные в Тарасове люди – деловые партнеры ее матери и другие бизнесмены, а вот молодежи почти совсем нет. А Люся последний год провела в Стэнфорде, откуда только недавно вернулась. Сами понимаете…

– В Стэнфорде? – воскликнула Семенова и, забыв, что она в грязных рабочих перчатках, схватилась за щеки. – Подождите! Я, конечно, понимаю, что ей сейчас не до этого, но вы с ней поговорите, пожалуйста, не могла бы она прийти к нам первого сентября на день знаний? Мы бы организовали ее выступление перед учениками. Наши выпускники поступают в самые престижные вузы страны, но вот Стэнфорд! Таких высот еще никто не достигал. Если бы она рассказала о том, как добилась этого, что представляет собой этот университет, как там поставлен процесс обучения и какие перспективы открываются перед теми, кто его закончил, это был бы такой стимул учиться для наших балбесов!

– Я ей скажу, а она вам позвонит и сообщит о своем решении, – пообещала я. – Но я вернусь к тому, с чего начала. В общем, за этот год Люся растеряла все свои местные связи. Сами подумайте: разница во времени, напряженная учеба, новые знакомые. А здесь ей просто некогда было эти связи восстанавливать, как говорится: с корабля – на бал. Вот мы и решили выяснить, с кем она тут дружила, и пригласить этих молодых людей на свадьбу – ей и сюрприз будет, и пообщаться с кем, а то вокруг одни взрослые, у них другие интересы, а это все-таки такой торжественный день в ее жизни, не хотелось бы, чтобы она скучала.

– Понимаю, – покивала Зоя Филипповна. – Но, увы, ничем не помогу. Не было у нее здесь ни друзей, ни подруг.

– Может быть, ее дразнили из-за того, что она заикалась, вот отношения и не сложились? – подсказала я.

– Заикалась? – удивилась она. – Люся никогда не заикалась. А насчет того, чтобы дразнить, так я бы это мигом пресекла самым решительным образом. Люся общалась со всеми ровно, конфликтов не было, но и близких отношений – тоже. Да и некогда ей было – она же параллельно в музыкальной школе училась и дополнительно языками с репетиторами занималась. И у нас в лицее загруженность большая. К тому же молодежь сейчас предпочитает виртуальное общение реальному, уткнутся носом в свои гаджеты, и не дозовешься. Так что если у нее друзья и были, то не из наших.

– Жаль! – искренне вздохнула я. – А вы не помните, случайно, из какой школы к вам Люся пришла?

– Да вы что? Столько времени прошло! – воскликнула Семенова. – Это была какая-то совсем заурядная школа, – с некоторым пренебрежением сказала она. – Не здесь, не в центре. Я еще удивилась, что она там проучилась только полгода, а к нам в пятый класс пришла. Вертится что-то в голове. Вспомнила! – радостно воскликнула она. – Двенадцатая! Мы же до преобразования в лицей одиннадцатой были. Но я не думаю, что за полгода Люся могла обзавестись там близкими друзьями.

– И все-таки попробую, – вздохнула я и, попрощавшись с Семеновой, пошла к машине, а мне вслед раздалось:

– Пожалуйста, не забудьте поговорить с Люсей о ее выступлении в нашем лицее.

«Итак, двенадцатая школа. Да уж, престижной ее ни раньше, ни сейчас назвать нельзя. Что же Люся там полгода делала? Что там Полянская говорила? Что Люсе пришлось школу сменить, потому что Ольга, разведясь с мужем, снимала квартиру. Но хоть какая-то машина у нее должна была после развода остаться, не могло ее не быть при такой работе. Значит, ей несложно было отвозить дочь в школу. Тогда зачем же школу менять? Могла бы и помучиться полгода. Да-а-а! Вряд ли сейчас Люсю там кто-нибудь помнит. Ей было десять лет, значит… Предположим, в первом ей исполнилось восемь, во втором – девять, получается третий класс. Нет! Ничего не получается – в лицей-то она пришла в пятый. Хотя… Если она пошла в школу в шесть лет, то тогда десять лет ей исполнилось в четвертом классе. Проучилась она полгода, то есть третью и четвертую четверти, а потом перешла в лицей. Как можно о ней напомнить? Ну, во-первых, она заикалась, а во-вторых, скорее всего, пришла она туда Назаровой, а вот в лицей перевелась как Большакова, да еще и отчество у нее сменилось, так что могут и вспомнить». Путем нехитрых вычислений я определила год, когда это произошло, и уже в полной боевой готовности подъехала к школе.

Ничего похожего на ажиотаж, царивший в лицее, здесь не наблюдалось: тишина и пустота. Директора на месте не было, а пожилая зевавшая секретарша была только рада, что ее кто-то оторвал от бессмысленного разглядывания растущего за окном дерева неопознанной – я в них не разбираюсь – породы. Женщина внимательно выслушала ту же версию, что и Семенова, не поверила ни единому слову, и я поняла, что придется платить. К несчастью, я вовремя не заглянула в данный мне Полянской конверт, а там оказались только пятитысячные купюры. Решив, что для секретарши это слишком, я просто предложила:

– Давайте договоримся так. Мне нужно знать, из какой школы в вашу перешла Людмила Назарова, кто был ее классным руководителем, его адрес или телефон. Для справки: Люся заикалась, проучилась здесь только второе полугодие четвертого класса и ушла отсюда уже Большаковой. Вознаграждение гарантирую.

– Придется в архив лезть, – проинформировала меня она, ничуть не смутившись, и, набивая себе цену, предупредила: – Быстро не получится.

– Добавлю за срочность, – заверила ее я. – Я сейчас отъеду и вернусь через полчаса, успеете?

– Не беспокойтесь, успею, – заверила она меня.

Никаких дел у меня, естественно, не было, но нужно же мне было деньги разменять. В ближайшем супермаркете, купив пачку печенья, я под недовольное бурчание кассирши разменяла первую купюру, а потом в другом магазине, купив бутылку воды, вторую. Теперь, имея на руках мелкие по нынешним временам деньги, я готова была расплатиться с информатором.

К моему возвращению все было действительно готово и даже больше. Секретарша протянула мне листок, на котором было написано «65 школа», а потом, показав на сидевшую рядом с ней пожилую седую женщину, сказала:

– Это Александра Федоровна, она у Людмилы классным руководителем была.

Я внимательно посмотрела на учительницу и увидела, что она очень расстроена, но мало ли что у нее могло случиться. Отдав секретарше пятьсот рублей, которые она взяла, не дрогнув и не смутившись, я повернулась к Александре Федоровне и предложила:

– Нам бы поговорить где-нибудь.

– Пойдемте ко мне в класс, – ответила она.

Школа располагалась в здании еще дореволюционной постройки, и особым ремонтом там никто не озадачивался, так что выглядела она неприглядно, но мне же там не жить. В классе Александра Федоровна села по привычке за свой стол, а я, предварительно проверив на прочность стоявший возле доски стул, переставила его так, чтобы сидеть напротив.

– У Люси что-то случилось? – спросила она.

– Давайте не будем это обсуждать, скажу только, что я действую в ее интересах. Расскажите мне все, что вы о ней помните.

– Ну, появилась она у нас после зимних каникул. В дневнике – сплошь пятерки, а взгляд – как у затравленного зверька. Я ее расспрашивать начала, а она заикается. Ее мать… Имени не помню…

– Ольга Николаевна, – вставила я, и она, кивнув, продолжила:

– Так вот, она сказала, что это у девочки от перенесенной психологической травмы, но с ней работают логопед и психолог, так что речь выправится. Главное, что Люсе нужно только полгода у нас проучиться, а потом она в физико-математический лицей перейдет. Но школа-то у нас совсем не образцово-показательная, ребята в массе своей из рабочих семей, нравы самые простые, если не сказать грубые. Посмотрела я на Люсю и ее мать, а они одеты очень хорошо и дорого, у нас в школе никто так даже в старших классах не одевается. Про одежду я говорить не стала, а предупредила Ольгу Николаевну, что Люсе с ее пусть и временным дефектом речи у нас трудно будет. А еще поинтересовалась, почему девочка не могла доучиться в 65-й школе. А она мне ответила, что развелась с мужем, и сейчас они снимают квартиру практически напротив нашей школы, а водить ее в старую у нее нет возможности. Что же касается того, что у Люси сложности будут, так пусть к ним с детства привыкает, потому что жизнь – не клубника со сливками, мало ли что ее еще впереди ждет. Удивилась я такой постановке вопроса, но спорить не стала – поняла, что бесполезно.

– А сложности у Люси действительно были?

– Да, и много. Я, конечно, с другими учителями поговорила, объяснила, что Люсю лучше письменно опрашивать, чтобы у доски не мучить. Прислушались они ко мне, но ведь нельзя же ни разу ее не вызвать? А Люся, когда волновалась, еще больше заикаться начинала.

– Дразнили? – понятливо покивала я.

– Еще как! Я же говорила, что нравы у нас здесь самые незатейливые. А девчонки особенно изощрялись – им же завидно, у них-то таких вещей нет. Вот они ей то колготки порвут, то на кофточку или брюки чем-нибудь плеснут. А она не плакала никогда, только губы сожмет крепко-крепко, чтобы не было видно, как они дрожат, и молчит.

– Но вы матери-то ее об этом говорили?

– А вы как думаете? Конечно! Звонила я ей, и не раз! А она мне отвечала, что это временные трудности, которые Люсе нужно преодолеть, пусть закаляется.

– И бедный ребенок прожил в этом аду полгода? – в ужасе воскликнула я.

– Нет, только до марта. Окна у класса, как вы видите, во двор выходят. Вот я после уроков сидела здесь и тетради проверяла, чтобы домой не нести. И вдруг слышу шум, открыла окно, а там какой-то незнакомый парнишка… Ну, класс седьмой-восьмой, наверное, потому что рослый. Но не наш. А напротив него Минкин стоит. Он хоть и восьмиклассник был, но хулиган отъявленный, с ним и старшеклассники связываться боялись. Парнишка этот говорит: «Здесь мою сестру Люсю Назарову сильно обижают. И мне это очень не нравится. Говорят, что ты тут за всем присматриваешь. Вот и давай разбираться один на один. Мой верх – ее больше никто не тронет. Твой верх – пусть все остается как есть». А Люся в сторонке стоит, сжалась в комочек, как воробушек на морозе, и видно, что страшно ей, но не убегает. Дальше пошел обычный в таких случаях разговор: «А ты… А я…»

– И вы не вмешались? – удивилась я.

– Так у нас такое постоянно. Ну, прогнала бы я их, так они в другом месте драку бы устроили, а тут я в случае чего хоть «Скорую» вызову. А в другом месте вдруг парнишку на морозе бросят? И умрет он от переохлаждения.

– И такие случаи бывали?

– У нас тут все бывало! – вздохнула она и продолжила: – Договорились они, парнишка пальто снял и Люсе отдал. А одет?.. Сказать, что скромно, значит преувеличить. Минкин тоже своим куртку отдал. Ну и начали они драться. Минкину перед своими никак нельзя опозориться, а парнишка дрался… Знаете, он дрался, как за свое, родное. Вы понимаете меня?

– Вполне, – ответила я, решив, что наконец-то нашла долгожданную ниточку к Люсе. – И чем драка закончилась?

– Ничьей, но досталось обоим изрядно, оба в крови были. Парнишка этот сказал Минкину: «Будем считать, что договорились. Но если Люсю опять обижать будут, я вернусь. И уже не один». Надел пальто, взял Люсю за руку и на выход пошел, а она бежит рядом с ним и все в лицо ему заглядывает. А на следующий день я на урок иду, а Люся в коридоре у окна стоит – она всегда прямо перед учителем в класс заходила.

– Даже в класс заходить боялась! – с горечью произнесла я. – Затравили девчонку!

– Да ведь за всем не уследишь, – вздохнула учительница. – И потом, говори им не говори, а они даже не слушают. Ну, район такой! Так вот, зашла она в класс, я – следом, а там Минкин возле доски стоит. Увидел Люсю и спрашивает: «Это был твой брат?» Она в ответ покивала, а в глазах такая гордость, они аж светятся. Люся, вообще, если можно было не говорить, всегда кивком или жестом отвечала, чтобы над ее заиканием не смеялись. А Минкин ей: «Что ж ты раньше молчала? Брательник у тебя – пацан дерзкий. Уважаю! – А потом всему классу: – В общем, так! Если кто-нибудь Люсю еще хоть раз обидит, будет иметь дело со мной. Все слышали?»

– И стройный хор тихих голосов ответил: «Слышим, Каа!» – невесело усмехнулась я.

– Приблизительно так. И больше до самого последнего дня Люсю никто не дразнил и не обижал. В друзья тоже никто не набивался, но она только радовалась, что ее в покое оставили. Мне тогда странным показалось, что она-то одета хорошо, а брат – черт-те как. Вот я ее после урока и спросила, действительно ли этот мальчик ее брат. Она мне покивала, а потом тихо так попросила, чтобы я ни в коем случае ничего не говорила ее маме. Я тогда еще подумала, что, наверное, Ольга Николаевна с мужем при разводе детей поделили: дочку – ей, сына – ему. А муж, может, пьющий или зарабатывает мало, вот мальчик так плохо и одет. Только… – Она потупилась. – Подвела я Люсю.

– Вы проговорились Ольге Николаевне? – догадалась я.

– Да! Она в школу не ходила, даже на родительские собрания. А с другой стороны, чего ходить, если Люся по всем предметам отличница, а математик на нее надышаться не мог. А тут она где-то в середине мая пришла, разодетая такая, и принесла новое Люсино свидетельство о рождении на фамилию Большакова и новое отчество – Николаевна. Ну и спросила у меня, как у Люси дела. Я ей не только про учебу сказала, но и про то, что Люсю больше в школе никто не обижает после того, как ее брат вмешался. Ольга Николаевна очень удивилась: «Какой брат? У Люси нет брата». А потом, видимо, поняла, кто это был, ахнула и на дочь напустилась – Люся рядом стояла: «Я же тебе настрого запретила с ними общаться!» Знаете, Люся на меня только посмотрела, и я почувствовала себя распоследней дрянью.

– Да, действительно подвели вы ее, – покачала головой я. – И что дальше было?

– Скажите, вот вы знаете значение выражения «в упор не видеть»? – Я кивнула. – А на себе это когда-нибудь испытывали?

– Как-то не пришлось, а вы, видимо, да?

– Представьте себе! Все оставшиеся дни учебы Люся смотрела на меня прямо, взгляд не отводила и… Не видела! Это, знаете ли, очень неприятное ощущение, особенно когда понимаешь, что заслужила это.

– Наверное, ей здорово дома досталось. Но вы перед ней извинились? – спросила я и сама же ответила: – Хотя вряд ли. Не стали ронять авторитет учителя.

– Куда уж ниже ронять! – грустно усмехнулась она. – Но пересилить себя так и не смогла. Так Люся и ушла из нашей школы, не узнав, что я себя тогда начисто изгрызла – совесть-то у меня есть. Да и сейчас со стыдом об этом вспоминаю. Ну вот, наверное, и все, что я могу вам рассказать.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – поблагодарила ее я и, не скупясь, достала из конверта пять тысяч – зарплаты-то у учителей мизерные, а она эти деньги вполне заслужила.

– Не надо, – отказалась Александра Федоровна. – Лучше вместо этого, когда увидите Люсю, скажите ей, что я очень сожалею о том, что тогда не сдержала своего обещания, и прошу простить меня.

– Обязательно скажу, – твердо пообещала я. – Хотя, думаю, она вас уже и сама простила. Но одно не отменяет другого. – И я почти насильно положила учительнице в карман деньги. – Скоро заготовки начнутся, и они вам очень пригодятся.

Выйдя из школы, я посмотрела на часы и невольно присвистнула – время летело как сумасшедшее, и надежд на то, что в 65-й школе я хоть кого-нибудь застану, практически не было, но я понадеялась на удачу.

В пробку я, к счастью, не попала, но все равно плелась со скоростью старой больной черепахи, что настроение мне не улучшало. Неожиданно зазвонил мой сотовый, причем номер был незнакомый – это оказалась Титова, которая с ходу заявила:

– Была кража! Причем не у Большаковых, а у меня! Я тут тапочки, рабочий халат и резиновые перчатки держу, а еще был у меня плащик на случай неожиданного дождя. Темно-синий, из плотного полиэтилена. Самый простой, который через голову одевается. С капюшоном и рукавами. А сейчас его нет! Стоит он недорого, но важен сам факт!

– Да-да! Я поняла, – поспешно ответила я. – Спасибо за информацию. Ольга Николаевна вам его стоимость обязательно возместит. И моральный ущерб – тоже. Только вы уж не переживайте так.

Отделавшись от домработницы, я невольно рассмеялась, потому что поняла, почему ни на одной из записей с камер наружного видеонаблюдения не оказалось Люси – она надела этот дождевик поверх своей одежды, которую через него не разглядеть. Зонт ей больше не нужен был, но оставалась сумка, по которой ее могли бы узнать. Сумка была небольшая, зонт в нее не поместился бы, значит… А значит это, что она могла захватить из дома какой-нибудь полиэтиленовый пакет и положить в него и зонт и сумочку. Теперь предстояло решить вопрос, куда мне ехать: смотреть записи, чтобы узнать направление, в котором ушла от салона Люся, или в школу? И я решила, что записи от меня никуда не денутся, тем более что потом придется ведь еще и другие искать и просматривать, а школа в данный момент важнее.

Подъехав к ней, я оставила машину возле ведущих во двор ворот, которые были закрыты, хорошо, что не на замок, – значит, в здании кто-то был, поднялась по ступенькам, и тут оказалось, что дверь заперта, пришлось звонить, причем не один раз. Ждала я довольно долго и наконец-то увидела через стекла лицо пожилой женщины и ее плечи в рабочем сером халате – явно уборщица. Она молча, движением подбородка поинтересовалась, какого черта я в такое время приперлась? Мне было не до разборок с младшим обслуживающим персоналом, и я громко спросила:

– Скажите, пожалуйста, кто-нибудь из учителей есть на работе? – Она отрицательно покачала головой. – А кто-нибудь из работников вообще?

– Тебе чего надо? – соизволила спросить она, причем слышимость оказалась прекрасная, можно было и не орать.

– Имена учителей, которые в две тысячи первом году первые классы принимали. Если их нет на месте, то, может, хоть телефон или адрес дадите? – просительно произнесла я, по опыту зная, что чем меньше власти у человека, тем больше в нем стремление ее показать.

– Шестнадцать лет назад? – Она явно усомнилась в моем здравом уме.

– Ну а вдруг? – с надеждой попросила я.

– Библиотекарши сейчас учебники разбирают, но… – Она пожала плечами. – Хотя попробуй. Они тут лет по двадцать работают, могут знать. Только аккуратно мне! Я полы недавно вымыла!

– Не волнуйтесь, я бахилы надену, – успокоила ее я, благо они у меня всегда с собой в сумке были – клиенты разные попадаются.

Уборщица милостиво открыла дверь. Прежде чем переступить через порог, я надела бахилу на одну ногу и только потом ступила на священный пол школы, а потом, стоя на одной ноге, надела вторую. Успокоив этим поборницу стерильной чистоты и выяснив, куда идти, я поднялась на четвертый этаж. Библиотека оказалась большой, заставленной стеллажами, а прямо возле двери высилась впечатляющая гора картонных коробок с книгами. Какая-то девушка доставала их и стопками относила на стол, за которым две пожилые женщины ставили на них штампы и записывали что-то в журнал, в общем, работа кипела. Извинившись за то, что отвлекаю их, я объяснила, зачем пришла, и они, откровенно обрадовавшись передышке в работе, охотно согласились мне помочь. Я только успевала записывать имена учителей начальных классов, приходя в ужас от объема предстоящей мне работы, когда одна из библиотекарш вдруг поинтересовалась:

– А зачем вам это?

– Понимаете, я ищу Люсю Назарову, которая в две тысячи первом году в эту школу в первый класс пошла.

Тут женщина повернулась к девушке и воскликнула:

– Марина, так ты же сама тогда к нам в школу пришла? Я не путаю?

Девушка, до этого молча наблюдавшая за нами со стороны, ответила не сразу, а когда заговорила, то настороженно спросила:

– А зачем вам Люся?

– Ни в коем случае не затем, чтобы ей навредить, – стараясь быть максимально убедительной, ответила я и предложила: – Может быть, мы с вами выйдем в коридор и я вам все объясню?

Поколебавшись, она согласилась. В коридоре, стоя возле окна, я достала и показала ей свое удостоверение частного детектива.

– Понимаете, Марина, Люся пропала. Ушла вчера из дома и словно в воздухе растворилась. Ее мать лежит в больнице, ей очень плохо. Когда дочь ей не позвонила, как обычно, она испугалась и обратилась ко мне, чтобы я выяснила, что случилось.

– А что ж она в полицию не обратилась? – все еще недоверчиво спросила девушка.

– Трое суток. Только по истечении этого срока принимаются заявления, а до этого там никто и пальцем не пошевелит. Скажут, что она где-то с подругами или молодым человеком весело время проводит, – объяснила я.

– В общем-то, да, – вынуждена была согласиться Марина.

– Город она не покидала, больницы и морги я обзвонила – ее там нет, у меня есть знакомые в полиции, поэтому я точно выяснила, что жертвой преступления она не стала. Я не буду пускаться в подробности, но у меня появилось сильное подозрение, что Люся просто ушла из дома – причины для этого у нее были. Я не собираюсь возвращать ее туда насильно, я просто хочу убедиться, что с ней ничего плохого не произошло, и успокоить ее мать, а там пусть они сами разбираются.

– Зачем же вы сюда пришли? Решили, что она в школе прячется? – удивилась девушка.

– Нет, – покачала головой я. – Дело в том, что последний год Люся провела не в Тарасове, вернулась недавно и новых друзей за это время завести не могла. Значит, она могла обратиться только к тем, кого давно знает и кому верит. Я побывала уже в университете и во всех школах, где она училась, эта последняя. Нигде близких друзей у нее не было. Если окажется, что и здесь у нее не было верной подруги или друга, то буду отрабатывать версию ее похищения с целью дальнейшей продажи в публичный дом в России или за рубеж.

– Не дай бог! – воскликнула Марина.

– Вот поэтому я и прошу вас рассказать мне все, что знаете о Люсе, – вдруг появится какая-то зацепка?

– Ну, я с ней в одном классе училась. Она с шести лет пошла, но могла бы сразу во второй класс, потому что уже и читала, и писала, и считала лучше, чем мы. Ей в первом, в общем-то, и делать было нечего. Ее всегда бабушка в школу приводила и забирала, хотя жили они здесь совсем рядом. Бабушка прямо надышаться на нее не могла – внучку же в ее честь назвали.

– Люсю не дразнили из-за того, что бабушка ее так опекает?

– Попробовали бы! – усмехнулась девушка. – Машка на ее защиту как тигрица бросалась. Ну а если сама не справлялась, то в качестве засадного полка у нее Сашка выступал, он нас на два года старше.

– То есть подруга у нее была? – уточнила я.

– Да, с самого детства – они же не только в одном доме, а даже в одном подъезде и на одной лестничной площадке жили. А еще с Лариской она тогда дружила, та в соседнем подъезде жила. Бабушка Люси, правда, только Ларису привечала, она даже попросила, чтобы Машку от Люси отсадили, а вместо нее Ларису посадили. Она внучку старалась от Машки с Сашкой подальше держать – у них семья неблагополучная была.

– Даже так? – сделала вид, что удивилась, я, а на самом деле поняла, почему Большакова не хотела, чтобы ее дочь общалась со вступившимся за нее Сашкой, а это мог быть только он.

– У них родители заводские рабочие были, а время-то было трудное: зарплату задерживали, а потом и вовсе платить перестали. Завод обанкротился, все оказались на улице. Мать у них из сил выбивалась, чтобы хоть что-то заработать, а вот отец запил, да еще и бить их стал. Потом, уже позже, после того, как его в драке возле пивного ларька убили, им, казалось бы, должно было легче стать, да не стало – мать с горя запила. В общем, у них очень тяжелая жизнь была.

– А почему Люся из вашей школы в середине учебного года ушла? Мне сказали, что это из-за того, что ее родители развелись и мать с ней в другой район переехала.

– Это была очень мерзкая история, – покривившись, ответила Марина. – Родители Люси тогда уже в новую квартиру переехали, совсем недалеко, в соседнем квартале, но бабушка продолжала ее приводить и забирать, хотя мы уже в четвертом классе были. А тут вдруг Люся одна пришла, да такая, что не узнать: забитая какая-то, испуганная и заикается, причем сильно. Ну, смеяться над ней никто и не подумал: во-первых, ее в классе любили, во-вторых, у Машки ведь не застрянет за нее мигом кому угодно в лоб дать, а Сашка еще и добавит. Машка вокруг Люси суетится, расспрашивает, кто обидел, а та молчит. И тут Лариска приходит. И с торжествующим видом громко так заявляет Люсе: «Мне мама запретила с тобой дружить! Потому что твоя мама наблудила тебя на рынке с каким-то алкашом и мужу подсунула! Ты можешь быть ненормальная или заразная какая-нибудь!» Люся вскочила, хотела что-то сказать, да не получается, только звуки отрывистые раздаются, и все. Разрыдалась она и из класса выскочила. Только торжество Ларискино всего пару секунд продолжалось. Машка на нее прямо с места бросилась, на пол свалила и начала по лицу бить, да не ладонью, а кулаками. Лариса орет в голос, кровью заливается, а Машка бьет и бьет. И ругается при этом таким отборным матом, что, как потом наш физрук удивлялся, даже он такого никогда не слышал. Мы все визжим от страха, учительница наша Анна Евсеевна прибежала, попыталась оторвать Машку от Ларисы, да куда там! Тогда она в коридор выбежала, а там физрук оказался. Так он, здоровый мужчина, еле-еле Машку от Лариски оторвал. Ларису повели в медпункт, а Машка ей вслед кричит: «И на глаза мне не попадайся, а то еще добавлю! И Сашка тоже!» Машку, конечно, к директору отвели, так мне потом бабушка рассказала…

– Бабушка? – недоуменно спросила я.

– Бабушка моя здесь завучем была и русский язык с литературой преподавала. Она только в этом году на пенсию ушла, чтобы мне место освободить – я же весной наш филфак окончила. – Я покивала ей, показывая, что все поняла, а она продолжила: – Ругали там Машку страшно, а что делать? Исключить невозможно. Вызвать милицию? Так ей всего одиннадцать лет, а то, что семья неблагополучная, все и так знали. Ну, почему Машка на Лариску бросилась, Анна Евсеевна уже выяснила, то, что Лариса нехорошо поступила, они с директором признали, обещали с ней поговорить, чтобы она больше сплетни не распускала, но потребовали, чтобы Машка больше ее не трогала. Машка молчала-молчала, а потом пообещала: «В школе трогать не будем!»

– И после этого Лариса вернулась в школу? – удивилась я.

– Через неделю. И в параллельный класс. Машка ее действительно больше в школе не трогала, зато Сашка после уроков подловил, на снег свалил и стал лицом в собачье дерьмо тыкать, потому что у нас тут тогда ворота только для виду были, а так – заходи кто хочет, вот здесь люди с собаками и гуляли. А Сашка тычет и приговаривает: «Ты сама дерьмо, у тебя дерьмо даже изо рта прет, вот и жри его! Пополняй запас!» Я, конечно, его слова облагородила, потому что выражался он исключительно матом, но суть не исказила. Его, естественно, к директору вызвали, а он дерзко так ответил, что Лариску они только в школе пообещали не трогать, а это было уже за ее стенами. И что с ним делать? На учете в детской комнате милиции он и так стоял. Отругали, пригрозили, что в школу для трудных подростков переведут, и отпустили. Лариску после этого в другую школу перевели, а толку? Жили-то они все ровно в одном доме, так что легче ей не стало.

– А что с Люсей стало?

– Я ее после того дня никогда больше не видела. Она же, оказывается, себя не помня, в чем была, на улицу выскочила и домой побежала, а ключи-то от квартиры в сумке остались. Вот и пришлось ей на холодной лестничной площадке сидеть. Хорошо, что Машка, после того как от директора вышла и узнала, что Люся убежала, ее одежду и сумку взяла и за ней бросилась. Болела Люся сильно, Машка говорила, воспаление легких. А потом она уже в другую школу перешла. Но я слышала, сейчас у Люси все в порядке, она…

– От кого? – тут же уточнила я.

– От Машки, от кого же еще? Мы в мае собирались всем классом – пять лет после выпуска все-таки. Ну, разговорились, как у кого дела. Машка пришла в таком платье, что мы просто рты разинули, думали, она замуж за какого-нибудь крутого выскочила, а оказалось, что она всего лишь официанткой работает.

– Ну, это смотря где, – заметила я. – В хороших местах на чаевые можно неплохо жить.

– В клубе «Глобус», – ответила Марина. – Ее брат только-только из армии пришел, так она договорилась, чтобы его туда охранником взяли.

Мои ноги резко ослабели в коленях, и мне стоило большого труда не взвизгнуть от радости, а нейтральным тоном произнести:

– Знаю такой. Хлебное место.

– Представления не имею, я ни разу ни в одном клубе не была, и как-то не хочется. Если верить тому, что по телевизору показывают, то ходят туда больше для понта, чем для отдыха: музыка гремит, все толкаются, орут… Выпивка, наркотики…

– Не ожидала от себя, что такое скажу, но в этом случае телевизору верить можно, – заверила ее я. – Только что-то поздно Александра в армию призвали, если он только весной демобилизовался.

– Так он по контракту там остался, чтобы денег заработать – им же квартиру в порядок приводить надо. Пока он служил, их мать прошлой осенью умерла. Представляете себе, на что похожа квартира, где живет тяжело пьющий человек?

– Не представляю, просто знаю, и, к счастью, не на собственном опыте – по бывшей службе приходилось в таких бывать. А про Ларису Маша ничего не говорила?

– А как же! Мы же всех вспомнили, с кем в первом классе учиться начинали: и Люсю, и других, в том числе и эту дрянь. Оказывается, она на рынке работает и ребенка без мужа родила. А живет-то в том же доме! Вот Машка и рассказывала, что как встретит Лариску во дворе, так тут же интересуется: «Ну, выяснила, от кого ребенка наблудила?»

– Злопамятная она, однако, девушка, – покачала головой я.

– Да нет, она просто долгопомнящая. А за Люсю они с братом кого угодно на клочки порвут.

– Значит, они все эти годы продолжали дружить.

– Ну да! Люся и в армию Сашке писала, а с Машкой так они постоянно встречались. Позовешь Машку в кино на какую-нибудь картину, а она в ответ: «А мы с Люсей ее уже видели».

– Ну, в таком случае они могут знать, где сейчас Люся, а может, она вообще у них, – предположила я. – Как их фамилия и где они живут?

– Терентьевы, а живут они, – она повернулась к окну и показала: – Вон та хрущевка, вторая от угла. Но насчет подъезда и квартиры ничего не скажу – не была у них ни разу, да и никто не был. Какие могут быть гости, если у них дома ужас что творилось?

– Ничего, на месте разберусь, – пообещала я. – Спасибо вам большое, Марина! Вы даже не можете себе представить, как мне помогли! И извините, что оторвала вас от работы.

– Люсе, если увидите ее, привет передайте. Скажите, что мы все о ней с большим теплом вспоминаем.

Я покивала девушке на прощанье. Спускаясь по лестнице, я удивлялась собственной тупости – как только я услышала, что Маша работает официанткой в «Глобусе», надо было сразу сообразить, что это именно Терентьева. Я сталкивалась с ней два года назад, когда искала причину самоубийства Наташи Куликовой. Я еще тогда отметила, что девчонка эта – настоящая оторва, которой не то что палец в рот нельзя класть, а даже издалека его показывать, а то по плечо руку откусит.

Подъехав к дому Терентьевых, я вышла из машины и стала думать, как мне узнать номер их квартиры. Из-за пасмурной погоды старушек на лавочках во дворе не наблюдалось. Пришлось прибегнуть к самому примитивному, но действенному способу. Домофон был сломан, поэтому я без задержки вошла в подъезд, где на первом этаже позвонила в дверь, за которой раздавались звуки человеческой жизнедеятельности, в смысле кто-то спустил воду в сливном бачке – в хрущевках же туалет рядом с входной дверью и на лестнице все слышно. Дверь незнакомым людям сейчас не открывают даже слабоумные, и я очень удивилась, когда она даже без уточнения, а кого это черти принесли, гостеприимно распахнулась передо мной. Причина такого бесстрашия стояла рядом с хозяйкой и скалила зубы – это был здоровущий ротвейлер. Я объяснила, что забыла номер квартиры Терентьевых, и получила краткий совет тренировать память и ответ, что живут они, вообще-то, в соседнем подъезде, в двадцать седьмой квартире. Прочирикав благодарность, я ретировалась под неласковым взглядом пса. Между прочим, если бы у меня был такой, я бы тоже сразу дверь открывала.

Двадцать седьмая квартира находилась на втором этаже, дверь была стальная, но не из дорогих – видимо, на это денег не хватило. Я позвонила, и дверь мне опять-таки без уточняющих вопросов открыл такой парняга, с каким даже я не хотела бы встретиться в подворотне. Даже днем. Он был ростом не менее 190 сантиметров и представлял собой гору тренированных мышц. Именно тренированных, а не накачанных. Кубики на прессе очень хорошо смотрятся на страницах глянцевых журналов, но толку от них никакого, а у этого был не пресс, а броня из мускулов, о такую можно только руку отбить, не причинив парню ни малейшего вреда. Одет он был в обрезанные чуть выше колен штаны из камуфляжки, на ногах – вьетнамки, на шее – простая металлическая цепочка с крестом и солдатским жетоном, вот и все. Словно высеченное из камня лицо было бесстрастным, как у истукана, и столь же приветливым.

– Здравствуйте, мне нужна Маша. Она дома?

– Машка! К тебе! – произнес парень и ушел.

Появившаяся девушка, едва взглянув на меня, сказала:

– Я тебя узнала. Чего надо?

– Я тебя тоже. Я к тебе с разговором. Речь пойдет о Люсе Большаковой.

– Ты от ее матери, что ли? Так я с этой сукой даже через тебя дела иметь не хочу, – отрезала Мария и собралась закрыть дверь.

– Подожди! – попросила я. – Это важно прежде всего для Люси. Я знаю, что ты и твой брат ее большие друзья, я знаю почти все о ваших отношениях, знаю, как вы ее всегда защищали, так помогите ей и в этот раз.

Маша пару минут сверлила меня взглядом, а потом все-таки пригласила:

– Проходи в кухню, у нас только там курят – ремонт недавно сделали.

Идя за ней, я украдкой огляделась – да, ремонт был, о чем свидетельствовал побеленный потолок, свежие обои на стенах и еще не выветрившийся запах нового линолеума, а вот мебель, точнее ее остатки, была еще старая, можно даже сказать «убитая». Сев в кухне в угол, я сказала:

– Да, чистенько тут у вас.

– Ладно! Говори, зачем пришла, – плотно закрыв дверь кухни, потребовала хозяйка и, сев напротив меня, закурила.

– Давай договоримся сразу. Я тебе гарантирую, что все, о чем мы будем беседовать, останется здесь и дальше от меня никуда не пойдет. Ты можешь мне пообещать, что сохранишь все в тайне?

– Долго бы я прожила, если бы языком направо и налево трепала! – фыркнула она.

– И все-таки дай мне слово, – потребовала я. – А еще я могу дать любую клятву, что не причиню Люсе никакого вреда.

– Хорошо, даю слово, что тебя никому не сдам. Довольна?

– Будем надеяться, что ты его сдержишь, – вздохнула я. – Ладно! Давай к делу. Я знаю, что Люсю собрались выдать замуж за Георгия Самойлова, а и я и ты знаем, что он собой представляет. Люся приехала из Америки три недели назад, и тут ее огорошили этим известием. Выяснить заранее подноготную этого подонка она не могла, но на дух его не переносит. Значит, или она в социальных сетях сидела и информацию по крупицам собирала, или ты ее просветила. Скорее второе.

– Правильно поняла. Когда она мне сказала, за кого ее хотят выдать замуж, я чуть замертво не рухнула. А уж чего мне стоило Сашку удержать, когда он рвался пришибить Ольгу! Сама удивляюсь, как справилась! – нервно рассмеялась она.

– Да, я уже знаю, что вы за нее кого угодно на клочки порвете, – заметила я.

– Кто насплетничал? – беззлобно поинтересовалась она.

– А все! Я же и в университете была, и в лицее, и в обеих школах: двенадцатой и шестьдесят пятой. Вы везде, кроме лицея, отметились.

– Неправда, в университете побывал не Сашка, он тогда в армии был, – возразила Маша.

– Ясно. То-то я удивилась, что тот парень Булгакова цитировал. И кто же это был?

– Какая тебе разница? Есть кого попросить доброе дело сделать, – уклончиво ответила Маша. – А раз ты везде была, то должна была понять, что Люся святая. Таких, как она, вообще больше на свете нет.

– Маша, я знаю, что вы с детства дружите. Расскажи мне о ней, – попросила я.

– Дружим! – воскликнула Мария. – Да ее к нам бабка близко не подпускала! Украдкой встречались. Семейка-то у нас еще та была!

– Я слышала, – тихо заметила я.

– Одно дело слышать, а другое все это прожить. Ладно, чего о нас говорить? Наладилась у нас жизнь, и слава богу! А Люся… Ольга ее родила единственно, чтобы свекровь от нее отвязалась – уж больно той внуков хотелось. Она дочерью и не занималась никогда, да и некогда ей было – она деньги зарабатывала, на ней вся семья держалась. Тогда-то она еще нормальная была, хоть и тяжело ей приходилось. Это она потом скурвилась. Люсей дядя Толя и бабка занимались, любили они ее оба. Очень любили. Дядя Толя хоть и пил, но интеллигентно, дома. На улице, как наш, не валялся. Они ее учили читать, писать, считать, на музыку водили, играли с ней. И она их очень любила, гораздо больше матери – ту-то она мало видела, той все некогда было. Бабка ее редко одну гулять выпускала, но уж если так получалось, то бесились мы, как черти. Все сараи, заборы, чердаки – наши! Все деревья в округе облазили. Помню, был случай: Люся с забора прыгала, юбкой за доску зацепилась и повисла. Ревет от страха, а делать-то что? Ей пять, мне шесть, а Сашке восемь. Мы с ним ее оттуда сами не снимем. Убежал он, мужика какого-то нашел и привел, тот Люсю и снял. С тех пор она юбки носить избегает, в основном брюки или джинсы надевает. Редко когда ее заставят платье надеть. Да и то через скандал – она же никому не сказала про тот случай, потому что юбка не порвалась.

– А я все гадала, почему она платья и юбки тебе дарила, – покивала я. – А затем, чтобы ее их носить не заставляли. И джинсы тебе и Саше она в подарок из Америки привезла.

– Да! – довольным тоном подтвердила Мария. – Я свои еще только примерила – как влитые сидят, словно родилась в них. А Сашка пару раз надевал, но по очень торжественным случаям – фирма же! Бережет!

– И чем еще было славно ваше детство? – спросила я и с удивлением увидела, как закаменело Машино лицо.

– Чем славно наше детство? – каким-то враз севшим голосом переспросила она. – А я тебе расскажу! Ты знаешь, что такое, когда тебе постоянно хочется даже не есть, а жрать? Когда чувство сытости тебе вообще незнакомо? Отец бухал, как проклятый, вещи из дома тащил, мать на трех работах вкалывала, так он, сволочь, еще и колотил и ее и нас, если защитить ее пытались. Нам родня из деревни картошки на зиму передаст, так эта сволочь ведро картошки на бутылку водки менял. Другим этой картошки до нового урожая хватило бы, а у нас через пару месяцев погреб уже пустой был. Ты знаешь, с чего Ольга свой бизнес начала?

– Знаю, она дома наполеоны пекла.

– Так вот Люся, как только мать с коробкой за дверь, в маленькую кастрюльку остатки крема переложит, все крошки и обрезки ссыпет, перемешает, зимой – под пальто, а когда тепло, под кофту спрячет – и за дверь. А мы уже у окна караулили и, как только увидим, что Ольга ушла, тут же к двери бежим с ложками наготове. Люся из квартиры выйдет якобы свежим воздухом подышать, а на самом деле кастрюльку нам отдаст и во двор выходит, чтобы бабка ее ни в чем не заподозрила. А мы с Сашкой – на чердак. Сидим там, едим эту смесь, а она по вкусу получалась совсем как наполеон, и счастливы до соплей. Да я этот вкус до сих пор помню! А уж если у Ольги пирожные почему-то ломались, то это вообще был пир на весь мир! А в школе? Бабка ей два бутерброда с собой даст, так Люся один возьмет и мне говорит: «Съешь, пожалуйста, второй, а то для меня столько много. А если обратно домой принесу, бабушка ругаться будет». Неудобно мне страшно, а жрать-то хочется! А она уговаривает. Я возьму, половину съем, а половину Сашке оставлю – он ведь тоже есть хочет. Так она стала три бутерброда в школу брать! Чтобы всем поровну было. И ведь не с барского плеча бросала – нате вам, мол! А деликатно уговаривала помочь ей. Теперь ты понимаешь, какой человек Люся?

– Понимаю, – вздохнула я. – Только вот жизнь с ней несправедливо обошлась.

– Это ты про дядю Толю с бабкой? – спросила Мария, и я кивнула. – Это когда у Ольги бизнес в гору пошел, она такая важная стала, как королева по двору проходила. Дядя Толя пить бросил, холеный стал, машина у них новая появилась – старую-то он по пьянке разбил. Ну и куда им было оставаться в двухкомнатной хрущевке со смежными комнатами? Вон девятиэтажка стоит. – Она подбородком показала куда-то за окно. – Туда и переехали. Ольга специально квартиру рядом купила, чтобы бабка продолжала Люсей заниматься. Бабка Люсю в школу отведет, а потом у них там и приберет, и сготовит, и постирает, и погладит, и уроки с Люсей сделает.

– И все это закончилось в один день, – невесело сказала я.

– Да. Люся, даже тогда, когда уже снова нормально говорить стала, начинала заикаться, если об этом разговор заходил. Но бабка-то тут на весь двор разорялась, так что все соседи в курсе были, что Люся дяде Толе не дочь, что нагуляла ее Ольга, что сыночек ее Ольгу голую и босую из дома выгнал, а вот теперь он женится на порядочной девушке и у нее свои, родные внуки будут. На что уж мать пила, не просыхая, но и она ей сказала: «Людка! Если бы не Ольга, вы бы с голоду сдохли! А Толька твой спился не хуже моего мужа. Помяни мое слово, ты еще проклянешь тот день, когда твой дурак Ольгу выгнал». Да, Люсину бабку…

– Я знаю, ее звали Людмилой, Люсю в ее честь назвали. И, как мне сказали, блаженствовал Анатолий всего год.

– Где-то так. А потом очень тихо и незаметно вернулся к матери. И никакой холености в нем больше не было, пришибло его. Машины, кстати, тоже. Он через двор как пуля пролетал, чтобы никто не остановил и вопросы задавать не начал. Бабы наши сначала молча на это смотрели, а потом, когда поняли, что молодая жена его кинула, стали к бабке приставать: «Ну, когда долгожданные родные внуки у тебя появятся?» Она первое время отбрехивалась, потом плакаться начала, Ольгу добрым словом вспоминать, что та с ее сыном непутевым столько лет промаялась, а Люся у нее вообще с языка не сходила: уж и самая умная она была, и самая красивая, и самая добрая. А дома бабка дядю Толю пилила: иди, падай Ольге в ноги, вымаливай прощенье.

– Насколько мне известно, из этого ничего не вышло, – заметила я.

– Естественно! Ольга же еще довольно молодая баба была, симпатичная, да при деньгах! Она себе мигом мужика нашла, только, наученная горьким опытом, к себе жить не взяла и не расписалась. Дядя Толя через Люсю попытался к Ольге подъехать, тоже облом – она его до смерти бояться стала. Он сначала из дома нос не высовывал – видно, насмешек боялся, а потом пошел в магазин, что у нас тут по соседству, грузчиком работать. Пил постоянно, но только дома. А бабка все к нам с Сашкой приставала и выспрашивала, как там Люся. Жалко было дуру, ей и так хреново, вот и рассказывали ей, как Люся живет. Лет через пять дядя Толя от водки сгорел. Бабка нас попросила Люсе об этом сказать – вдруг захочет проститься, на похороны прийти.

– И Люся пришла? – удивилась я. – Она его простила?

– Я же тебе сказала, что она святая. Да, пришла. Бабка у нее в ногах валялась, прощение вымаливала. Ну и Люся ее простила – бабка же ее вырастила. Она потом раз в неделю обязательно к бабушке приезжала. Бабка счастливая была! Словами не описать! Опять у нее Люся с языка не сходила. «А моя Люсенька лицей с золотой медалью закончила! А моя Люсенька в университете учится!» А уж как она ее ждала! С утра в окне торчала! Она после смерти сына сильно сдала, трудно ей было, но обязательно что-нибудь вкусненькое к приходу Люси готовила. Она и квартиру свою хотела ей завещать, да не успела – инсульт. Так она государству и отошла.

– А какие отношения у Люси с матерью? Мне сказали, что самые доверительные, они очень любят друг друга.

– Слышь, подруга, а ты, вообще, как работаешь-то? Точнее, зарабатываешь? На хлеб хватает? Или тебя родители содержат, а ты просто понты кидаешь? – насмешливо глядя на меня, спросила Мария.

С трудом сдержавшись, чтобы не высказаться по полной программе, я с достоинством ответила:

– Представь себе, что зарабатываю неплохо и сама! И среди клиентов у меня не самые последние в городе люди.

– Знаешь, как-то не верится, – усмехнулась она. – Я смотрю, ты мучное очень любишь – у тебя лапша аж с ушей свисает. Смотри, не растолстей. А еще не позорься, не повторяй эту брехню. Доверительные! Надо же было такое сказать! Для Ольги главное, чтобы Люся ее своим внешним видом не позорила – она же не кто-нибудь, а дочь самой Большаковой! А что у Люси в душе творится, ей до самой далекой звезды. Я почти что беспризорницей росла, знаю, что это такое, поэтому свою дочь без присмотра на целый год одну никуда не отпустила бы. А Ольга отпустила! Ты Жорку Самойлова знаешь, тебе бы пришла в голову мысль пусть не дочь, а, например, младшую сестру за него замуж выдать?

– Зачем спрашиваешь, сама же понимаешь, что нет. Я бы раньше эту сволочь на составляющие разложила.

– А смогла бы? – хмыкнула Маша.

– Не сомневайся! У меня черный пояс по карате, – заверила ее я.

– Ну, от бандитов его папаши он тебя не спас бы, – совершенно справедливо заметила она. – Но мы вроде не об этом. Так вот, ты не выдала бы, а Ольге, видать, из каких-то своих соображений это надо, и плевать ей на дочь. Я Люсе выложила все, что про Самойлова знаю, в том числе и про Наташу Куликову, из-за которой ты тогда у нас ошивалась, делая вид, что просто развлекаешься. Ну, я тогда навела справки, и мне сказали, что ты частный детектив.

– Да-а-а, ты девушка жизнью наотмашь битая, тебя не проведешь, – польстила ей я. – Но почему же Люся не отказалась наотрез от такого замужества? Она пожалела мать из-за ее болезни?

– Да какой из тебя на хрен частный детектив, если ты в сказки веришь? – возмутилась Маша. – Скажешь тоже – больна! Да Ольга здорова, как бык!

– Это точно? – почти растерянно спросила я.

– Точнее не бывает! – отрезала она. – Я эту сказочку про Ольгину смертельную болезнь тоже слышала, только недоверчивой уродилась. Узнала у Люси, в какой больнице ее мать лежит, а потом пошукала среди знакомых и нашла человечка, который там работает. Ну, он мне медицинскую карту Ольги на сотовый переснял и прислал, а я ее Люсе показала! Была у Ольги опухоль, даже подозревали, что злокачественная, только ее успешно удалили, да и доброкачественная она оказалась. А сейчас она просто отлеживается в больнице, в отделении неврологии, чтобы заставить Люсю выйти замуж.

– То есть совсем ничем не больна? – никак не могла поверить в услышанное я.

– Ну почему же? Есть у нее одна нервная болезнь. Как увидит молодого, смазливого мужика, так мигом трусы мокрые становятся. Но при появлении ее лечащего врача, который к ней в больницу постоянно приезжает, эта болезнь тут же проходит. И лечит он ее так, что кровати ломаются. Может, массаж во весь рост делает, может, еще чего. Со свечкой не стояла.

Услышав это, я почувствовала, что мне сейчас станет дурно, как какой-нибудь изнеженной барышне надцатого века, и, хотя давно бросила курить, попросила:

– Маша, дай, пожалуйста, сигарету.

– Бери. – Она толкнула ко мне по столу пачку очень дорогих сигарет. – Водички дать?

– Лучше яду, – буркнула я, мысленно кроя Полянскую самыми последними словами, хотя могла бы и вслух – здесь этим я никого не шокировала бы. – Ну и как Люся на это отреагировала?

– Она давно уже плакать разучилась. Посидела молча, губы покусала и заявила, что свадьбы этой ни в коем случае не будет, а пока идет к ней подготовка, она что-нибудь придумает. Ну а я сказала, что мы ей всем, чем можем, поможем.

– Значит, ее исчезновение в понедельник – ваших рук дело? – воскликнула я.

– Нет! Мы здесь ни при чем! – твердо ответила она, честно глядя мне в глаза. Слишком честно.

– Верится с трудом, – покачала головой я. – Но пока эту тему отставим. Можешь не говорить мне, где она, не это сейчас главное. Мне важно знать, она в безопасности?

– Она сказала, что да! Но вот где именно находится, не уточнила.

– Вы с ней по скайпу связываетесь? – спросила я, и девушка кивнула. – Значит, не отследить.

– Ты вроде сказала, что тебя не интересует, где она, – недобрым голосом напомнила Мария.

– А я не о себе, потому что ее не только я ищу. Полянская весь город на уши поставила.

– Это та, у которой муж в ЧОПе?

– Она самая. Только он не в ЧОПе, он его владелец. Она-то меня и наняла, но вот тут ты права, сказку рассказала мне совсем другую. Маша, давай сначала, – попросила я, затушив одну сигарету и беря вторую: – Прости. Деньги за сигареты отдам.

– Да хоть обкурись! Я же их все равно с работы приношу, – отмахнулась она. – Какое тебе начало надо?

– Итак, Люся вернулась в Тарасов, узнала о нежеланном замужестве, услышала, что собой представляет жених, выяснила, что мать притворяется больной, и обещала что-то придумать, чтобы этой свадьбы не было. Однако никаких решительных действий она не предпринимала. В воскресенье к ней приезжал Самойлов, она с ним в холле поговорила несколько минут, и они разошлись: она – домой, он… Неизвестно куда, но предполагаю, что в клуб «Глобус», где обычно с друзьями тусуется. В половине двенадцатого ночи Люсе на домашний телефон был звонок из этого клуба продолжительностью около минуты. В понедельник утром Люся одна куда-то уходила, одетая, как обычно, и вернулась около одиннадцати. За это время она успела три раза позвонить Полянской, но та, в силу ряда обстоятельств, отключила телефон и о звонках узнала только вечером. Около двенадцати Люся уехала на примерку в салон «Марьяж», перенесла ее, сославшись на плохое самочувствие, и вышла из салона через черный выход, ведущий во двор. Далее ее следы теряются. Справочно сообщаю, что ее загранпаспорт остался дома. Город, как это точно установлено, она не покидала, во всяком случае, билетов никаких не покупала и не бронировала ни на самолет, ни на поезд с автобусом. Ты и твой брат оба работаете в клубе. Вывод: кто-то из вас позвонил ей и сказал нечто такое, что заставило ее искать защиты у своей крестной матери, и, не получив ее, она сбежала. Ты сказала, что, по ее утверждению, она в безопасности. Вопрос: что же случилось такого невероятного, что она поспешно сбежала налегке, с одной сумочкой? Вряд ли у нее изначально был такой план. Итак, что ты или твой брат ей сказали?

Маша не успела и рта открыть, потому что в дверях кухни появился Александр.

– Хреновый из тебя детектив, – с кривой усмешкой недобрым тоном произнес он. – Чем по школам гонять, ты бы лучше в Интернете пошарила, хоть на YouTube зашла и посмотрела. Да и на остальных эта очень любопытная запись есть. «ВКонтакте» и «Одноклассниках» точно. И смотрят ее с большим интересом! Тогда и вопросы задавать не пришлось бы. А теперь шагай отсюда – нам собираться надо. А еще учти: будешь много языком трепать, твой черный пояс по карате тебе не поможет. Ты меня услышала?

– Услышала и приняла к сведению, – заверила его я.

А что мне еще оставалось делать? Это в полумраке коридора я Александра хорошо рассмотреть не могла, а вот сейчас спецназовскую татуировку у него на предплечье увидела. Ну не спарринговать же было мне с ним в кухне?!

– Один последний вопрос, – попросила я. – Маша, почему у Люси никогда не было парня? Понимаешь, тут кое у кого возникли подозрения, что у нее нетрадиционная сексуальная ориентация.

– У Полянской что, крышу начисто снесло? – обалдело спросила девушка.

– Эта мысль появилась не у нее и не у меня. У другого человека, ты его не знаешь.

– Люся нормальная девчонка, – чуть ли не по складам, с нажимом ответила Мария. – Просто она с детства одного парня любит, а он ее никогда всерьез не воспринимал. Говорила я ей, что он дурак самовлюбленный и ничем не лучше Самойлова, так что нечего по нему страдать, но разве ее переубедишь?

Я невольно посмотрела на Александра, и тот, встретив мой взгляд, только молча постучал себя костяшками пальцев по лбу.

– И кто же это тогда? – поинтересовалась я без особой надежды на ответ и оказалась права, потому что Маша пожала плечами и небрежно ответила:

– А я знаю? Она никогда его имени не называла.

Ага! Так я ей и поверила! Но делать было нечего, и я ретировалась, поблагодарив Машу за сигареты и очень содержательную беседу. Выйдя от Терентьевых, я села в машину, достала из сумки планшет и стала искать, что же там такого интересного выложили в Интернет. И нашла! И с первых же кадров этой весьма впечатляющей записи у меня мороз по коже пошел. Отложив планшет, я схватила сотовый и позвонила Полянской. Потом я выскажу ей все, что думаю о ее способностях мифотворца, но это будет потом, потому что сейчас есть вещи намного более важные.

– Лада, вы еще на работе? – напористо спросила я, когда она мне ответила.

– Да, – раздраженно произнесла она. – Что еще случилось?

– Дождитесь меня! Обязательно! Я приеду так быстро, как только это возможно. И еще, вы можете пригласить к себе обоих Самойловых? Чтобы все сразу все узнали.

– Ты можешь хотя бы в двух словах сказать, в чем дело? – занервничала она, и ее можно было понять: приглашать к себе Саныча без очень веских на то оснований чревато. – У меня и так голова кругом, неприятности со всех сторон сыплются.

– Повод максимально серьезный! Скажите, что это в его же интересах. В случае чего вся ответственность на мне.

– Хорошо, попробую, – не очень уверенно ответила она.

Как всегда по вечерам, город стоял, машины двигались как сонные мухи, и мне пришлось добираться до рынка чуть ли не дворами. Объясняться с охранником и ждать, когда откроют шлагбаум, мне было некогда, и я, кое-как припарковав машину на улице, почти побежала в здание администрации. Попытавшемуся задержать меня в дверях охраннику я чуть было не крикнула: «Слово и дело государевы», но вовремя спохватилась и бросила на ходу:

– Мне к Полянской! Очень срочно! Я Татьяна Иванова. Она меня ждет.

Услышав это, взявшийся было за телефонную трубку охранник тут же махнул рукой – проходи, мол.

Я взбежала по лестнице и, мухой пролетев через приемную, в которой было неожиданно тесно от накачанных парней в хороших костюмах, ворвалась в кабинет Лады. Как я уже поняла по охране, Самойловы были там: Саныч и Полянская что-то обсуждали, а Георгий сидел с самым равнодушным и скучающим видом и озирался по сторонам. «Ничего! – злорадно подумала я. – Сейчас я тебя развеселю. А заодно и папашу твоего. До слез смеяться будете!» – а вслух сказала:

– Добрый вечер. Извините, что опоздала – пробки.

– Таня, что случилось? – нервно спросила Полянская.

– Случилось! Сейчас сами все увидите! – пообещала я, подходя к ее столу. – Лада, вы на YouTube зарегистрированы? Или «ВКонтакте»? На «Одноклассниках»?

– Чего? – удивилась она.

– Ясно, – вздохнула я и, достав свой планшет, включила его.

Конечно, можно было повозиться, повспоминать свой пароль, чтобы войти на YouTube с компьютера Полянской, но время было дорого, я и так удивлялась, что эту запись еще не удалили. И вот я, найдя нужное место, поставила планшет перед Самойловыми, заявив:

– Сейчас сами все поймете, ну а мы с Ладой будем просто слушать.

Старший Самойлов достал очки и с интересом уставился на экран, а вот Георгий заметно занервничал:

– Папа, не трать на это время. В Интернете одни сплетни, замешанные на вранье, ни слова правды. Поехали отсюда, зря нас Клавдия Петровна от дел оторвала.

– Нет, Юра! Петровна просто так ничего не дела… – Саныч внезапно замолчал, а потом воскликнул: – Так это же Тамарка Одинцова! Выходит, она из больницы уже вернулась, наркоманка чертова! Та-а-ак! А это уже ты! Я же тебе, сволочь, говорил, что раз ты себе жену уже выбрал, то остальных баб для тебя не существует! Или у тебя с памятью проблемы?

– Папа, это старая запись. – Георгий нервничал все сильнее. – Ее просто только сейчас выложили.

– Заткнись! Дай посмотреть! – приказал Саныч. – Сейчас я сам разберусь, что старое, а что новое. – Георгий покорно заткнулся и стал потихоньку подниматься со стула, что не осталось для его отца незамеченным, и он рявкнул: – Сядь!

А тем временем на записи немая сцена трогательной встречи уже закончилась, и пошел звук.

«– Сволочь ты, Жорка! Меня всего месяц не было, приезжаю, а мамахен заявляет, что ты женишься! И на ком?! На Люське Большаковой! Я фотографии с приема посмотрела и ржала как ненормальная! Это же не человек, а пугало огородное! Тряпки ей явно старухи покупали, потому что лохушка с окраины лучше одета, но она же и на рожу страшна, как черт! – бушевала Тамара.

– Тома! Успокойся! Это не женитьба – это бизнес-проект! – успокаивал ее Георгий. – Я тебе сейчас все объясню!

– Чё? Твой старый хрыч разорился? Он решил на Ольгины деньги свои дела поправить? Не смеши меня! Твой папахен награбил столько, что ему и Третья мировая не страшна! А может, ты вдруг безоглядно влюбился? Или на извращения потянуло? Потому что с такой уродиной ни один нормальный мужик в постель не ляжет!

– Ты дашь мне слово сказать или нет? Или ты только себя слушать умеешь? – заорал Георгий. – Это не его бизнес-проект! Это мой бизнес-проект!

Ответом ему был издевательский смех, больше действительно похожий на ржание, а потом, успокоившись, Тамара воскликнула:

– Ты и бизнес-проект! Ничего смешнее не слышала! Да тебе даже табачный ларек доверить нельзя, ты и его разоришь! Бизнесмен хренов! Ты можешь только деньги отцовские просаживать, как и все мы!

– Ну, не хочешь слушать – не надо! – обиделся он.

– Ладно! Рассказывай! Бизнесмен! – фыркнула она.

– Зря смеешься, сейчас сама поймешь, что я все заранее продумал. Ты знаешь о том, что у Большаковой рак?

– Слышала от матери, что она больна. Так даже по фотографии видно, что на ней два кило штукатурки. И что?

– Не догоняешь? А то, что Люська ее единственная наследница! Больше-то у нее никого нет. Я, как только про ее рак услышал, так сразу же понял, что вот он – мой шанс. Ну и пошел к отцу. Сказал, что нагулялся уже, перебесился, вот и решил жениться на хорошей скромной девушке, которая ему здоровых внуков родит. И девушка эта Люся Большакова. Старый дурак обрадовался – он же спит и видит, что у него внук родится! Продолжатель рода, блин!

– Ты и дети! – расхохоталась она. – Да весь город знает, что ты их ненавидишь! Даже собственных племянников.

– Ненавижу! Люто ненавижу! – подтвердил Георгий. – Когда сестры с детьми к нам приезжают, я этих сволочей своими руками задушить готов. Бегают, орут, везде лезут. Предки на них не надышатся, а мне от одного их вида дышать нечем! Но старый пень мне поверил! Бурную деятельность развил, с Большаковой связался – давай, мол, породнимся, детей поженим. А она не самоубийца, чтобы ему отказать. Вот все и завертелось. Только Люську пришлось ждать – она в Америке училась.

– Да мне мамахен этой Люськой уже плешь проела. «Вот с кого пример надо брать! – передразнивая мать, сказала Тамара. – Умница! Она с таким дипломом нигде не пропадет! И девочка скромная!..» Чья бы корова мычала!

– Ну, ты даешь! – восхитился Георгий».

Тут я насторожилась, потому что на записи произошло что-то непонятное: в комнату, где находились Георгий и Тамара, доносились негромкие звуки музыки из зала. Но одна мелодия не могла так резко, без малейшего перерыва перейти в другую, а именно это произошло между последними словами Тамары и началом новой реплики Георгия. И значило это только одно – из записи вырезали часть разговора. И над этим стоило серьезно подумать, но не сейчас – нужно же было дослушать все до конца.

«– Значит, на цырлах? – веселился Георгий.

– Ага! И оба друг от друга это скрывают! – хохотала Тамара. – Ладно! Черт с ними! Ну, так и что с Люськой?

– Сейчас умрешь от смеха! Мой старый дурак до того озаботился чистотой крови будущего внука, что созвонился с каким-то знакомым бандосом, что в Штаты в свое время слинял, и попросил его навести справки, как там Большакова в университете себя ведет? Не погуливает ли? Травку, случайно, не курит? Или еще что посерьезнее?

– И что выяснилось? Она непорочна, как Дева Мария?

– Это само собой – кто же на нее позарится? Оказывается, она там не только училась, но и подрабатывала! Причем не официанткой в баре, а переводами. Выяснилось, что эта Люда-страхолюда не только английский язык знает, но еще и французский с немецким!

– Так, может, Ольга ей мало денег давала, вот она и зарабатывала?

– Не знаю, мне на это плевать, но старый хрыч до того умилился, что даже сомневаться стал, а понравлюсь ли я такой хорошей и чистой девушке. Ну, я заверил его, что обаяю ее во что бы то ни стало.

– И получилось? Повисла на тебе, как все предыдущие? – ревниво поинтересовалась Тамара. – Ты же у нас и святую совратишь! Помнишь ту?.. Ну, мы с тобой на нее еще поспорили. Такая недотрога была! Я сказала, что у тебя ничего не получится, а ты утверждал, что она перед тобой не устоит. Как ее звали-то? Наташка, что ли?

– А-а-а! Вон ты о ком! Да, Наташка. Да, там ничего сложного не было! Дура наивная! В сказки верила, что принц на белом коне за ней примчится и увезет в свой замок. Ассоль недоделанная!

– Зато как мы потом оттянулись! – расхохоталась Тамара. – В этой же комнате, между прочим! Как ты ей тогда сказал? «Твое время вышло! Тряпки на мои деньги куплены, вот и снимай!» И ведь ты ее догола заставил раздеться, как она ни рыдала и ни умоляла тебя, потом голую через весь зал на выход погнал, а мы ей вслед улюлюкали! Хохма была! Что с ней потом стало, не слышал?

– А! Дурой была при жизни, дурой и померла! – с презрением произнес Георгий. – С крыши сиганула. Насмерть, конечно. А что, собственно говоря, произошло? Ничего! Ну, подумаешь, пробежалась голая по залу. Охрана же ее все равно в дверях тормознула и, чтобы репутацию заведения не ронять, старый поварской халат выдала – срам прикрыть. Ну, уехала бы из города – какая ей разница, где официанткой работать? Нет же, суициднуться решила!

– Эх, вот бы Люську так же по залу прогнать! – азартно предложила Тамара. – А слабо тебе?

– Ты дура, что ли? – обалдело спросил Георгий. – Да старухи меня на части порвут!

– Ничего! Старый козел своего козленка в обиду не даст! – небрежно ответила она.

– Старый козел меня первым насмерть забодает, – выразительно произнес он.

– Я смотрю, тебе Люську уже жалко? У вас взаимный лямур? – язвительно поинтересовалась Тамара.

– И опять ты дура! – вздохнул Юрка. – Какой на хрен лямур, если она меня видеть не может? На дух не переносит! Старухи отца испугались, вот ее пинками в ЗАГС и загоняют, а мне только того и надо.

– Так, я не поняла, что ты собираешься делать?

– Ты ушами слушала бы, тогда поняла бы.

– А у меня при виде тебя только один орган функционирует. А давай пошалим прямо здесь? Как раньше?

– Тома, ты с ума сошла? Вот поднимусь я к тебе ночью, тогда и покувыркаемся.

– И в снежки поиграем! Так что на двоих бери, – потребовала она.

– А тебе после лечения можно?

– Да пошли вы все! Я лучше знаю, что мне можно, а что нельзя, – огрызнулась она. – А ты, я смотрю, такой правильный стал, аж противно.

– Тома! Не злись! На двоих так на двоих. Ты пойми, за мной и старухи бдят, и отцовские псы. Живу, как под микроскопом.

– Бедненький страдалец! И все для того, чтобы на Люсеньке жениться! – начала издеваться она, а потом уже нормально сказала: – Только ты мне так и не объяснил, зачем тебе это?

– Твою мать! У тебя что, последние извилины в мозгу сгладились? Сама сообразить не можешь? Большакова из больницы уже больше месяца не выходит! Силы для свадьбы копит, чтобы доченьку любимую благословить! А потом она в Израиль на операцию улетает, но это выкинутые деньги! Хана ей! Мы с отцом ее в больнице навестили, а потом я с ее лечащим врачом поговорил, сказал ему, что мы, мол, с женой в свадебное путешествие собираемся, вот и хотим узнать, в каком моя будущая теща состоянии, чтобы потом в случае чего на похороны не пришлось с другого конца света лететь. И он мне, как будущему зятю больной, открытым текстом посоветовал далеко от нее не уезжать. Дошло до тебя?

– То есть Ольга скоро ласты склеит?

– Слава тебе, господи! Дошло! А потом с Люсей несчастный случай произойдет. А у нее тоже только один наследник будет – я! И будут у меня тогда свои деньги! Понимаешь? Свои! Мне бизнес Большаковой на хрен не нужен. Распродам все и свалю из этой гребаной страны куда-нибудь к теплому морю и чистому песку, над которым пальмы шумят. В ту же Испанию, например. И ты не представляешь себе, с каким наслаждением я на прощанье пошлю старого козла папашу на хрен! Теперь ты понимаешь, зачем мне Люся? Это мой пропуск в будущее!

– Жорка! А ты, оказывается, не дурак! – с восхищением произнесла Тамара. – Всех вокруг пальца обвел! Дерзай! Благословляю! А я к тебе в Испанию буду в гости приезжать.

– Само собой, – ответил Георгий, но особого энтузиазма в его голосе не слышалось. – А теперь давай разбегаться. Если до отца дойдет, что я в этой комнате с девицей уединился, он мне башку снесет. Для него брак – дело святое.

– Ну, давай разбегаться. Жду тебя ночью».

Текст на этом кончился, но на записи явно происходило еще какое-то действо, потому что Саныч продолжал смотреть и откинулся на спинку стула только через минуту. Некоторое время стояла гробовая тишина. Георгий сидел белее мела и дышал через раз, а в его глазах плескался такой ужас, что я от души позлорадствовала.

– Что ж ты, урод, в детстве-то не сдох! – сказал наконец Саныч. – И никаких проблем у меня сейчас не было бы.

– Папа… – робко проблеял Георгий. – Я…

– У тебя больше нет отца, а у меня нет сына, – отрезал Самойлов и обратился к Полянской: – Ты, Петровна, меня прости и Ольге мои извинения передай. Взбаламутил я вас, толком ни в чем не разобравшись, а из этого вон что вышло. Сама знаешь, я никогда в жизни никому не верил, потому и жив до сих пор. Но вот такого удара в спину от родного сына я никак не ожидал. Опозорил паскуда отца на старости лет. Подставил так, что дальше некуда. На посмешище выставил. Весь мой авторитет, что я десятилетиями зарабатывал, псу под хвост полетел. В глаза мне никто ничего не скажет – побоятся, но ведь за спиной шушукаться и хихикать точно будут. Скажи, Петровна, как теперь людям в глаза смотреть? – Вопрос был риторический, ответа не требовал, вот Лада и промолчала. – Никакой свадьбы, естественно, не будет. Вы с Ольгой подсчитайте, сколько уже на подготовку к ней потратили, я все возмещу. И не спорь! Сама знаешь, я не люблю быть кому-то должен.

– Да, Саныч, не ожила я такого поворота, – вздохнула Полянская.

– Запись эту надо убрать. Тебе есть кому позвонить, вот и сделай это. Тебе такая шумиха тоже ни к чему. А еще напряги людей, пусть узнают, кто это все снимал и в Интернет выложил. За то, что этот человек от ошибки нас всех уберег, спасибо ему, конечно, но лучше бы он с этой записью ко мне пришел, тогда и денег бы заработал, и неприятностей избежал.

– Я все сделаю, Саныч, – заверила его Лада и, увидев, что он собрался встать, попросила: – Подожди. Мне Юрию пару слов сказать надо, да и выяснить кое-что.

– Не надо, Петровна! Я с ним сам по душам поговорю. Он мне на все до единого вопросы ответит, – произнес Самойлов таким тоном, что даже мне жутко стало.

– Да нет, Саныч. Тут другое дело, – покачала головой Полянская и обратилась к Георгию: – Промахнулся ты со своими грандиозными планами! По завещанию Ольги весь ее бизнес переходит под мое управление, Люся должна будет получать ежемесячно определенную сумму, при рождении ребенка – сумма удваивается, а весь капитал перейдет только к Ольгиному внуку по достижении им тридцати лет. Если же Люся умрет бездетной, то все деньги пойдут на церковь, независимо от наличия или отсутствия мужа. Так что ты от смерти Ольги и Люси ничего бы не выиграл. И отец твой, пусть не в подробностях, но содержание завещания Ольги знал. А ты, выходит, нет. Нужно было предварительно справки навести, а потом уже о красивой жизни мечтать. А теперь скажи мне, у тебя давно отношения с Одинцовой?

– Давно, – глядя в пол, глухо ответил тот. – Только это не отношения. Так… Трахаемся иногда от скуки.

– И той ночью, с воскресенья на понедельник, ты к ней заходил? – продолжала Лада, и Георгий в ответ просто кивнул. – Ты, занимаясь с ней сексом, предохранялся? Ну, презерватив использовал?

Вопрос был настолько неожиданный, что мы, все трое, в изумлении уставились на нее.

– Петровна! А это тебе зачем? – удивился Самойлов.

– Пусть ответит! – настаивала она.

– Ну, говори! – велел отец сыну.

– Да нет. Зачем? – пожал плечами Георгий. – Тома таблетки какие-то пила, говорила, что этого ей хватит, чтобы не залететь.

– Плохо, Саныч! – выразительно произнесла Полянская.

– Петровна! Ну, хоть ты мне нервы не мотай! – рявкнул тот. – В чем дело?

– В том, что у Тамары был СПИД, – тихо объяснила Лада. – И уже давно. Ей жить оставалось совсем немного, да и то, если бы она бросила пить, курить и принимать наркотики, а она заявила, что напоследок возьмет от жизни все, что только можно. Она этот месяц не от наркомании лечилась, а очередной курс поддерживающей терапии в частной клинике проходила.

– СПИД? – в ужасе воскликнул Георгий. – Значит, я теперь…

– Скорее всего, уже тоже болен, – закончила за него Полянская.

– Погоди! Почему был СПИД? Он же не лечится?

– Потому что Тамару сегодня утром ее мать мертвой нашла. Врачи сказали, что умерла она от передоза больше суток назад, а точное время они сейчас устанавливают. Скажи, Юра, она при тебе умерла?

– Как умерла? – Белый аж до синевы Георгий был на грани обморока. – Когда я уходил, она живая была. Правда, «снег» у нее еще оставался, вот, наверное, она и…

Но его уже никто не слушал, Полянская с горестным вздохом сказала Самойлову:

– Ну, Саныч, мне тебе ничего рассказывать не надо. Сам знаешь, что дальше будет. Тамара вернулась в город в воскресенье днем, домработница Одинцовых к ее приезду квартиру убрала, так что там никаких отпечатков пальцев вообще не было. В гости Тамара никого пригласить не успела бы. Будут снимать отпечатки пальцев, кроме Тамариных, найдут только Юрины, и пошло-поехало. Начнут выяснять, где она была, и кто-то из завсегдатаев клуба скажет, что она с Юрием отношения выясняла. Одинцов не успокоится, пока точно не выяснит, что случилось.

– Знаешь, Петровна, если бы я Тоньку невинной девушкой не взял, решил бы, что она этого подонка от кого-то нагуляла. Всю жизнь от него одни неприятности, – зло процедил Самойлов.

Я слушала их разговор вполуха, а сама судорожно соображала, как бы мне вывести из-под удара Терентьевых, потому что эту запись точно сделал кто-то из них, о чем свидетельствовал тот короткий звонок на Люсин домашний номер. Понимал, чем рискует, но ради Люси сделал. И я нашла выход!

– Можно сказать? – спросила я – как-то не хотелось мне с Санычем отношения обострять, влезая со своей неорганизованной самодеятельностью.

– А ты кто вообще такая? – спросил он.

– Это частный детектив, я уже не первый раз к ее услугам прибегаю, когда нужно что-то выяснить, – объяснила Лада.

– И что ж такое ты в этот раз выясняла, что на эту запись наткнулась? Или подсказал кто? – прямо глядя на меня, спросил Саныч.

Не скажу, что я вертелась под его взглядом, как уж под вилами, но чувствовала себя очень неуютно. Однако я справилась-таки с собой и ответила:

– Давайте об этом чуть попозже, а сейчас я насчет смерти Тамары. Лада, а Тамарина мать вам не говорила, была ли предсмертная записка?

– Ничего не говорила, – покачала головой Полянская. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что я думаю, что это самоубийство. – Они удивленно переглянулись, а я предложила: – Давайте рассуждать вместе. Тамара знала, что давно больна СПИДом, что конец предрешен и близок, но продолжала вести обычный образ жизни. Надеюсь, мне не надо вам объяснять, что «снег» на жаргоне наркоманов означает кокаин. Она вернулась в Тарасов и узнала, что Георгий женится. Видимо, она его по-своему любила, вот и разозлилась. А разозлившись, решила отомстить. Но как? Очень просто: сорвать свадьбу. Зная, где Георгий проводит каждый вечер, она поехала туда. Я бывала в клубе «Глобус» и поэтому узнала комнату, в которой они разговаривали. А теперь вспомните, что она вошла в эту комнату первой. Она поставила свой смартфон или что там у нее было, на запись и поместила его так, чтобы он захватывал диван, на который она села. Потом зашел Георгий, и она своими вопросами и репликами переводила разговор в нужное для себя русло, подбивала его на откровенность. И он выложил ей все свои планы как на духу. Она предложила еще и сексом с ней заняться прямо там, чтобы еще и это на запись попало. Но он отказался и пообещал прийти к ней ночью. Я не знаю, что Тамара изначально хотела делать с этой записью. Может быть, собиралась показать ее матери, от которой все узнали бы вы, Лада. Или Ольге. Или вам, Виктор Александрович. Но тут произошло то, что ее еще больше разозлило: Георгий сказал, что уедет с деньгами из страны. То есть он будет наслаждаться жизнью в Испании, а вот для нее все в этой жизни уже кончено. И она решила подставить его по полной. А кто у нас Одинцов? Заместитель начальника областного управления внутренних дел. То есть Тамара дочь полицейского, она выросла в доме, где постоянно велись разговоры о работе, так что была в теме. И вот она, предварительно подкорректировав, выложила эту запись на YouTube. Думаю, что и на других видеохостингах она тоже есть.

– С чего ты взяла, что она ее корректировала? – чуть не в один голос спросили Полянская и Самойлов-старший.

– Сейчас я покажу вам кое-что на записи, и вы сами все поймете. – Я взяла планшет, нашла нужное место и сказала: – Слушайте внимательно. Сейчас будет момент, когда одна мелодия без перерыва сменится другой, а так не бывает.

Все, исключая Георгия, послушали и потом уставились на меня.

– Слышали? Тамара сказала: «Чья бы корова мычала!» на фоне одной мелодии, а слова Георгия «Ну ты даешь!» прозвучали уже на фоне другой. Понимаете, между этими двумя фразами был еще какой-то разговор. Судя по контексту, Тамара что-то говорила о своих родителях, причем нелестное. Потом она решила, что не стоит их позорить, и убрала этот кусок из записи.

– Ну? – Самойлов повернулся к сыну. – Что она говорила?

– Что у отца вторая семья на стороне, а мать с его водителем трахается. Вот она и держит их в руках, и каждый ей всячески угождает, чтобы она другому не проболталась, – тихо произнес Георгий.

– Ну и сука! Не тем будь помянута, – помотал головой Саныч. – Если уж у тебя в семье такие проблемы, то что ж ты о них чужим людям треплешь? – И сказал уже мне: – Ну, продолжай!

– Выкладывая запись в Интернет, Тамара ясно понимала, какие будут последствия: свадьба сорвется, то есть Георгий останется с ней, пусть и ненадолго. Она могла предполагать, что рано или поздно выяснится, чьих рук это дело, узнаете об этом и вы, Виктор Александрович. Но, во-первых, она считала, что положение отца защитит ее от вас, а во-вторых… Терять-то ей было уже нечего – ну чего бояться смертельно больному, можно сказать, умирающему человеку? Но если она покончила с собой, не оставив предсмертной записки, значит, решила подставить Георгия еще и под свое убийство. А сделать это она могла, только если разозлилась на него еще больше. Скажите, Георгий, вы с ней случайно не поругались той ночью? Или вы ее, может, чем-то обидели?

Тот молчал, уставившись в пол, и меня, казалось, даже не услышал.

– Отвечай, сволочь, ты с Тамаркой не ругался, когда к ней приходил? – рявкнул на него отец.

Георгий поднял на него ничего не выражающие, пустые глаза, и Санычу пришлось повторить вопрос.

– Нет, – вяло ответил тот. – Просто сказал ей, что она какая-то вялая стала. Раньше до нее только дотронешься, и она как спичка вспыхивала, а в этот раз… В общем, неинтересно нам было. И ей, и мне.

– Это и стало последней каплей! Тамара поняла, что уже даже как женщина Георгию не нужна, и у нее произошло полное крушение всего, чего только возможно. Героиновый наркоман сделал бы себе в таком случае «золотой укол», а она после ухода Георгия так нанюхалась кокаина, что организм не выдержал. Хотя не исключено, что она приняла его внутрь, но это вскрытие покажет. Что будет дальше? Будет следствие по всей форме. Отдел «К» в областном УВД работает исправно, то есть эту запись полицейские уже видели. Выяснить, с кем разговаривала Тамара и кого на ночь в гости пригласила, для них не проблема – Георгий в городе человек известный. Кто у него отец – тоже не тайна. В результате Георгия начнут вызывать на допросы, проводить очные ставки и все прочее. Но это полбеды, могут ведь и задержать, а там и арестовать. Посадить, кстати, тоже могут. В общем, Тамара, как и собиралась, отомстила Георгию. Вот к таким выводам я пришла, а следствие покажет, в чем я оказалась права, а в чем ошиблась.

– Ты из ментовских, что ли? – без особого интереса спросил Самойлов.

– Из прокурорских, но это в прошлом.

– Ну и что же ты такое выясняла, если на эту запись наткнулась? – Саныч вернулся к тому, с чего начал, – он мужик тертый, его так легко с мысли не собьешь.

Мы с Ладой переглянулись, и она, вздохнув, сказала:

– Понимаешь, Саныч, Ольга же в больнице, ей ни до чего, а вот Люся, похоже, эту запись видела. Она в понедельник пыталась меня найти, а у меня, как назло, телефон был отключен. Я только вечером увидела, что она мне звонила. В общем, Люся сбежала из дома, мы ее сейчас ищем.

– Это ты ее в Интернете искала? – насмешливо спросил меня Самойлов. – Странное место, чтобы спрятаться!

– Я ее искала везде, где только возможно, вот ее одноклассница и сказала мне, что если бы ее собирались убить, она бы тоже сбежала. А когда я удивилась: что это за убийство такое, сказала мне про эту запись. Я только начало посмотрела и тут же Ладе позвонила, попросила вас с сыном пригласить и сама сюда рванула.

– Да, я бы сам от такого позора тоже сбежал, если бы только мог, – выразительно произнес Саныч. – А я вот не могу! Дела не дадут! Бизнес не даст! Эх, девочка-то какая хорошая! А эти двое сволочей ее такой грязью облили! Конечно, она ото всех спряталась, чтобы ее не донимали! Помощь в поисках нужна? А то мне людей поднять нетрудно.

– Спасибо, Саныч, мы сами. Ну а если уж у нас ничего не получится, тогда к тебе обратимся, – пообещала Лада.

– Да-а-а, как мне теперь с таким позором жить, представления не имею, – вздохнул, вставая, Самойлов. – Ладно! Бог милостив, в беде не оставит. Ну ты, Петровна, звони, если что, – и со словами: – Пшел, сволочь! – сдернул сына со стула.

Они вышли, и мы обе, стараясь сделать это незаметно друг от друга, перевели дух – все-таки этот старый бандит очень гнетуще действовал на психику. Потом Лада поднялась, достала из бара бутылку коньяка, два бокала и, наплескав в оба щедрой рукой, взяла один, а мне кивнула на второй.

– Спасибо, понимаю, что надо, но я за рулем, – отказалась я.

– Брось! Свою машину здесь оставишь, а домой на моей поедем.

Рассудив так, что мне с Ладой все равно нужно поговорить, я решила присоединиться к ней. Коньяк был отменный, но я буквально только губы смочила.

– Ты чего сачкуешь? – удивилась она, махом выпив все, что себе налила, и уже наливая снова.

– Лада, я за целый день ни крошки не съела и ни глотка не выпила. Вы не поверите, но я, для того чтобы деньги разменять, купила пачку печенья и бутылку воды, так ни то ни другое даже не открыла. Меня же сейчас развезет.

– Не проблема! – отмахнулась она и пошутила: – Грузчики есть, в машину отнесут, – а потом с чувством величайшего облегчения выдохнула: – Господи! Какое счастье, что эта свадьба сорвалась! Причем не по нашей вине. Ты даже не можешь себе представить, какой камень свалился с моей души!

– Лада! – предостерегающе сказала я, сделав круговой жест рукой – а вдруг прослушивают?

А она на это усмехнулась и, подняв со стола несколько скрепленных степлером листков бумаги, кивнула на лежавшую под ними включенную «глушилку».

– Жизнь заставит, жизнь научит! – выразительно произнесла она. – Это самое безопасное место.

– А дома? – удивилась я.

– А там прислуга! А человек слаб! Он пусть даже не из злого умысла, а по глупости ляпнет что-то не то, а у тебя потом неприятности.

– Ну, тогда давайте здесь поговорим, – предложила я и на всякий случай выглянула в приемную, а там даже секретарши уже не было – рабочий день закончился. – У вас ведь был свой план, как не допустить эту свадьбу. Причем план рискованный, иначе не стали бы вы всех родных от себя подальше отсылать: Митю с семьей – на отдых, маму – в санаторий, а Ивана – в Германию. Да и Надежда со своим скандалом тоже на публику играла, чтобы потом был повод из вашего дома уйти. Я права?

– Частично, потому что Надя действительно ушла и сейчас в Митином доме живет. Я ей свою жизнь доверю без сомнений и раздумий, но вот чужую? А она человек простой, может, не просчитав последствий, сказать лишнее. Да помиримся! В первый раз, что ли, скандалили?

– И все-таки, Лада, ваш план имел шанс на успех? – не отставала от нее я.

– Если бы не эта запись, то до конца недели свадьба бы расстроилась, – уверенно сказала Полянская. – Но это не значит, что я не доведу его до конца.

– Но хоть в общих чертах вы мне можете сказать, что придумали?

– Вот ведь пристала! – рассмеялась она. – Вот когда мой план будет реализован, тогда и расскажу, а сейчас промолчу, чтобы не сглазить. Да и нечего тебе сейчас лишней информацией голову забивать. Скажи лучше, что ты еще узнала. Есть у тебя хоть какая-то идея, где Люся может быть?

– Буду думать. Во всех мыслимых местах я ее уже искала, теперь буду в немыслимых, – ответила я, хотя у меня появилась идея, как можно обойтись без беготни, но не факт, что она сработает.

– Бог нам всем в помощь, – с надеждой в голосе произнесла Лада и позвонила мужу: – Дима! Свадьбы не будет!.. Сама свечку поставлю, и не одну, а еще службу закажу! Теперь по делу. В Интернете на нескольких, как их?.. – Она повернулась ко мне.

– Видеохостингах, – нагнувшись к ней, громко сказала я.

– Слышал? – спросила она и, видимо, получив утвердительный ответ, продолжила: – Там разместили видео, где Георгий с Тамарой Одинцовой о Люсе всякие гадости гово… Уже видел? Вот пусть твои умельцы уберут это отовсюду к чертовой матери! Чтобы и следа не осталось!.. Чего сделали?.. Репостили?.. А это что такое?.. Тогда пусть следят, чтобы снова не появилось!… И пусть как хотят, так и выясняют, кто и откуда эту гадость в эту помойку выложил!.. Мы с Таней едем домой. Я устала как собака, а про нервы вообще молчу… Хорошо, обсудим. Вот поужинаем, а на сытый желудок и думается лучше.

Вообще-то, я собиралась поехать к себе, потому что у меня опять с собой ничего не было, а с другой стороны, надо было прояснить некоторые моменты, потому что нестыковок в рассказах Лады и остальных, с кем я разговаривала сегодня, набралась слишком много. Уличать Полянскую во лжи я, конечно, не собиралась – клиенты частенько о чем-то умалчивают или недоговаривают, но надо же мне было взять поправку на ветер и получить хотя бы приблизительное представление об истинном положении дел. Вот я и согласилась.

Загнав машину на охраняемую стоянку администрации рынка, я села в автомобиль Полянской, и мы поехали. Разговаривать о деле я и не подумала – если уж Лада даже от прислуги в доме шифруется, то и здесь откровенничать не будет. И по дороге мне пришла в голову такая простая мысль, что я с трудом удержалась, чтобы не выругаться, причем в свой адрес. А ведь все на поверхности лежало!

Итак, мыло-мочало, начинай сначала! Элитный клуб «Глобус», куда простые смертные допускаются только в качестве прислуги, а среди посетителей – сплошь «золотая» молодежь, которая эту самую прислугу за людей не считает и, соответственно, ее не стесняется. Александр работает там недавно, а вот Мария уже два года назад была в клубе «старослужащей». Ни за что не поверю, что такая оторва не изучила его за это время до последней щели. У Георгия и Тамары уже давно были интимные отношения, которые они не скрывали. В воскресенье вечером Георгий пришел в клуб взбешенный, не исключено, что поделился с кем-то из своих друзей крайне негативным мнением о невесте – у Марии, естественно, ушки на макушке. Потом пришла разъяренная Тамара. Выяснять отношения они наверняка начали еще в зале. Георгия, который опасался отца и «женсовета», это напрягало. Кто-то из них, скорее всего, Георгий, которому совсем не нужен был публичный скандал, предложил перенести встречу в эту комнату, чтобы поговорить без свидетелей. Мария, как крайне заинтересованное лицо, не могла упустить это из виду. Как она записала эту встречу? Успела войти в комнату раньше Тамары и поместила где-то свой поставленный на запись сотовый? Черт! Я даже не знаю, какой он у нее! Будем надеяться, что пусть не самой последней модели, но современный, а не кнопочный конца прошлого века. Эх, надо было у нее номер взять, но Александр очень не вовремя появился. А почему я, собственно, решила, что Мария сделала запись? А может, все, что происходит в этой комнате, специально пишется администрацией клуба для каких-то своих целей, а Маша просто имеет доступ к записям? Ладно! Сейчас неважно, потом выясню. Факт остается фактом – запись есть!

Дальше. Мария девчонка ушлая, она прекрасно понимает, что после обнародования этой записи будет страшный скандал. Самойлов-старший и администрация начнут искать того, кто ее сделал или скопировал, значит, стрелки надо на кого-то перевести. И самая лучшая кандидатура – это Тамара, которую при таком отце никто не тронет. А сделать для этого надо самую малость – убрать ту часть беседы, где она говорит о своих родителях. Тогда Георгий, а за ним и все остальные точно подумают на нее. Только опыта в таких делах у Марии нет, вот она и сработала довольно халтурно. Продвинутый пользователь подчистил бы все гораздо аккуратнее.

Так, теперь звонок. Получив запись, Мария решила немедленно отправить ее Люсе, может быть, в ее первозданном виде. Звонить со своего номера она побоялась – вдруг, когда начнется скандал и будут искать виновного, проверят звонки персонала с сотовых. Вот она и позвонила со служебного на домашний. Почему на домашний? Время было полдвенадцатого, Люся могла, например, на ночь отключать звук у своего смартфона, и Маша об этом знала. Телефон мог разрядиться. Она могла звонок не услышать – телевизор смотрела или в наушниках возле компьютера сидела. А могла и в туалете быть. Да множество причин есть тому, что она звонок не услышала. Разговор продолжался одну минуту. А больше-то, в общем, и не надо. Просто сказать: «Я тебе на почту скинула одну запись, посмотри немедленно. Это очень важно. Потом все обсудим». Да, где-то так. Подчищенную запись Мария тут же выложила в Интернет, а потом наверняка удалила со своего сотового. И счастье великое, что она сделала это, когда Тамара была еще жива, а то я бы на нее не смогла все свалить.

Так, с этим разобрались. Люся посмотрела запись, пришла в ужас и бросилась за защитой к Полянской. Она была в такой панике, что ей и в голову не пришло сначала позвонить и договориться о встрече, а уже потом ехать. С другой стороны, она не могла не знать, что та уже в восемь часов утра на работе и проводит планерку. Люся вышла из дома до девяти и пошла в сторону остановки, а там ведь останавливается не только троллейбус, но и маршрутки, на одной из которых можно доехать как раз до рынка. Люся приехала, а Лады нет. А раз хозяйка в офисе отсутствует, то охранник ее и не пропустил. Может быть, даже первый, который на въезде возле шлагбаума дежурит. Но даже если он ее не задержал, то второй, на дверях, обязательно остановил бы. И тогда Люся позвонила своей крестной матери на сотовый. Все правильно, первый звонок был в начале десятого, и ей никто не ответил. Она стала ждать Ладу, а та все не приезжала. Она позвонила еще два раза, а потом… Охранник мог поинтересоваться у секретарши, когда приедет хозяйка, а то ее здесь ждут, и та сказала ему, что Полянская на совещании в правительстве и неизвестно, когда будет. И Люся ушла. Она больше никому не звонила, значит, кого-то встретила. А потом произошло то, что произошло.

Итак, мои действия. Если не получится обойтись малой кровью, то есть обычным телефонным звонком, то в среду мне предстоит поговорить с дежурившими в понедельник утром охранниками и выяснить, в какую сторону ушла Люся, а потом изучать записи камер наружного наблюдения в этом направлении. Можно, конечно, поручить это чоповцам, но уж очень не хочется отдавать им честно заслуженный лавровый венок – раз они сами проморгали такую версию, так им и надо! А затем мне нужно будет просмотреть уже наличествующие записи, чтобы найти на них Люсю и проследить ее дальнейший путь. А вот прямо сейчас мне нужно прояснить все нестыковки, чтобы отделить зерна от плевел.

– Ты чего притихла? – нарушила мои размышления Полянская.

– Обдумываю завтрашний день, а еще хочу попросить вас об аудиенции сегодня вечером. Дождь прекратился, небо даже посветлело, поэтому предлагаю совершить после ужина вечерний моцион по пляжу.

– Ты что, слышала, как Надя меня королевой назвала? – рассмеялась Лада.

– Трудно было не услышать, она так орала, – усмехнулась я.

– Ладно, погуляем, свежим воздухом подышим, – согласилась она.

В доме Полянских все было по-простому. Нет, посуда, конечно, была дорогая и красивая, не фаянс, которым при желании и убить можно, а фарфор, но вот еда самая обычная, правда, необыкновенно вкусная. Да и накладывали ее на тарелки столько, что приходилось всеми лапами упираться, чтобы съесть. Но сейчас у меня это без труда получилось – целый день ведь голодная гоняла по городу. Несколько осоловев от столь обильного ужина, я выпила кофе, чтобы взбодриться, и вопрошающе посмотрела на Ладу.

– Помню, – кивнула она. – Ну пошли, погуляем по пляжу, заодно и черти побесятся. – Чертями в доме называли собак еще с их щенячьего возраста, когда они хулиганили напропалую.

Дом Полянских стоял на первой линии от Волги, так что нам нужно было просто выйти через заднюю калитку – и вот он берег. Собаки радостно гавкали и гонялись друг за другом, а мы медленно брели – после такого ужина мне даже быстро идти было тяжело.

– Ну, в чем дело? – спросила Лада.

– Понимаете, я сегодня весь день разговаривала с самыми разными людьми о Люсе, но и об Ольге очень много узнала. И эта информация кардинально отличается от той, что мне дали вы. А мне нужно знать правду. И, как вы понимаете, не из любопытства, а для того, чтобы найти девушку.

– Ты меня заинтриговала. Спрашивай, – предложила Полянская.

– Только не задавайте мне вопросы, я потом сама вам все подробно расскажу, – предупредила я и спросила: – Вы давно дружите с Ольгой, знаете о ней практически все, скажите, у нее когда-нибудь была какая-нибудь операция?

– Нет, – уверенно ответила она.

– Тогда другой вопрос. Вы сказали, что она тяжело больна, Георгий это повторил, даже сослался на ее лечащего врача, который посоветовал не уезжать в свадебное путешествие далеко от нее. А мне сегодня сказали, что она совершенно здорова и, притворяясь больной, лежит в больнице только для того, чтобы вынудить Люсю выйти замуж за Георгия.

– Я не знаю, какой идиот тебе это сказал, но я искренне желаю ему быть таким же здоровым, как Оля, – раздраженно произнесла Лада.

– А в каком отделении она лежит?

– В терапии, а что?

«О черт! – подумала я. – А ведь Мария сказала, что Ольга лежит в неврологии».

– Лада, а вы не могли бы узнать, нет ли в неврологии Ольгиной однофамилицы. Я понимаю, что на такое совпадение надеяться глупо, но все же.

– Таня, мне категорически перестали нравиться твои вопросы, – настороженно проговорила Полянская. – Что происходит?

– Все потом, а пока просто ответьте, – попросила я.

– Мимо меня в мою клинику никто попасть не может, так что узнавать мне ничего не надо. В неврологии лежала вдова Троицкого. Он лет пять назад прямо в кабинете от инфаркта умер. Знаешь, кто это был? – спросила Лада, и я кивнула. – Лелька делами не занимается – это не ее, она просто получает дивиденды. А тут она ехала в машине, хорошо, что на заднем сиденье, и на них какой-то пьяный лихач из переулка выскочил. Ее водителя потом по частям собирали, с ней, слава богу, ничего страшного не случилось, но она вся его кровью была залита, так что шок, психологическая травма и все остальное, вот она и легла ко мне, чтобы нервы подлечить.

– Но она же Троицкая, – напомнила я.

– Это она для газет и телевидения Троицкая, а на самом деле Большакова, потому что, выходя замуж, фамилию менять не стала, осталась при девичьей, но знают об этом немногие.

– Она тоже Ольга? – невольно воскликнула я.

– Да, Ольга Никифоровна, а что?

– О боже! – невольно воскликнула я. – И все-таки еще один вопрос. У нее есть любовник? Он ее в больнице навещает?

– Есть! И навещает! – уже раздраженно сказала Полянская и даже остановилась. – Но какое это имеет отношение?..

– Самое прямое, – горестно вздохнула я. – А операция у нее относительно недавно была?

– Да! Весной у меня же оперировалась! И кончай мотать мне нервы! В чем дело?

– Понимаете, кто-то перепутал двух Большаковых и сфотографировал медицинскую карту Троицкой, а еще выяснил, что к ней мужчина постоянно приходит и они занимаются сексом. Потом Люсе показали эти фотографии и рассказали, что ее мать весело проводит время в больнице, и вовсе она ничем не больна, а операцию ей уже сделали, и опухоль оказалась доброкачественной.

– Их не могли перепутать! – в голос заорала разъяренная Полянская. – Ольга лежит у меня под фамилией Назарова! Специально, чтобы слухи по городу не поползли! Она же человек известный!

– Но ведь все равно…

– Да! О ее болезни знают! Но очень узкий круг людей! – продолжала бушевать она.

– Уже не узкий! – Я тоже повысила голос. – После того видео в Интернете необходимость в конспирации отпала!

– Ну, найду я ту сволочь, которая медкарту сфотографировала, и, клянусь, устрою так, что ее даже в психушку полы мыть не возьмут! Она у меня из города пулей вылетит! – Полянская была взбешена так, что собаки подбежали к нам и очень недобро уставились на меня – не я ли их хозяйку обидела? – Гулять! – махнула им Лада.

Овчарки отбежали, но недалеко и постоянно посматривали на меня, что бодрости мне не прибавило. Некоторое время мы шли молча, а потом Лада, немного успокоившись, спросила:

– Откуда ты об этом узнала?

– Давайте пока не будем это обсуждать, – попросила я. – Я дала слово, что не сдам человека, и именно поэтому он был со мной таким откровенным. А слово свое я привыкла держать. Но если я выясню, что он причастен к Люсиному побегу, хотя утверждал обратное, а я это обязательно выясню, тогда разговор у меня с ним будет совсем другой.

– Не у тебя, а у меня, – жестко поправила меня Полянская. – А еще я клинику на уши поставлю, но узнаю, кто эта крыса. И пусть тогда пощады не ждет! Но как Люся могла в это поверить? Я не понимаю!

– Видите ли, Лада, я сегодня побывала во всех школах, где училась Люся, и узнала, что Ольга вела себя по отношению к ней довольно жестоко, а это с большой любовью матери к дочери как-то не стыкуется.

– Ох, Таня! Не дай тебе бог прожить такую жизнь, какую Ольга прожила! – вздохнула Полянская. – Ей пять лет было, когда ее мать умерла, а отец через два месяца новую жену привел. И получила она мачеху! Да не добрую, как в кино, а злую, которой Ольга была совсем не нужна! Пока мать была жива, отец с Ольги пылинки сдувал, а при новой жене замечать перестал. Сама знаешь, ночная кукушка дневную всегда перекукует. А мачеха родила подряд двоих детей, и Ольга стала при них нянькой! Ольга ведь очень умная, на лету все схватывает, иначе не создала бы такой бизнес, а пришлось ей, вместо того чтобы учиться, сопли малышам вытирать и горшки таскать. Не от хорошей жизни она после восьмого класса в кулинарное училище уехала – жили-то они в поселке. А потом распределение взяла подальше от родного дома, который давно перестал быть для нее родным. Она за Тольку Назарова почему замуж вышла? Ей семьи хотелось! Нормальной! Где ее любить будут! А что получила? Свекровь, которая вечно всем недовольна была! А она ишачила на эту семью как проклятая! И самый большой страх у нее был после того, как она Люсю родила, что случится с ней что-то, и дочка с мачехой расти будет. Она этого меда полной ложкой нахлебалась и дочери такого не желала! Она эту семью Назаровых из дерьма вытянула, хотя семьи-то, как таковой, уже и не было. А как после всего этого Толька с матерью с ней обошлись?

– И все-таки по отношению к дочери она была чересчур сурова, – заметила я.

– Ольга до пяти лет в любви и ласке росла, а потом раз – и нет больше ничего! Падчерица нелюбимая – и этим все сказано! Да еще прислуга бесплатная, которую шпыняй, как угодно, ведь деваться ей некуда, будет терпеть! А она выстояла, несмотря ни на что! На нее столько всего свалилось, что другая сломалась бы, а она вон чего в жизни добилась! И Люся, к сожалению, ее судьбу повторила: до десяти лет мазаная-лизаная росла, а потом в один день все рухнуло. Вот Ольга и хотела, чтобы дочь закалилась, поняла, что жизнь – штука суровая, и нужно уметь за себя постоять или хотя бы стойко переносить все невзгоды. А Люся и внешностью, и характером в отца пошла, такая же мягкая и интеллигентная. Не боец, одним словом. А их на свете только двое! Случись что с Ольгой, тут уже даже не мачехой пахнет, а детдомом! Вот и готовила ее Ольга для самостоятельной жизни.

– Люся могла сломаться. Я была в двенадцатой школе, мне рассказали, как ее там гнобили. И если бы кое-кто за нее не вступился, все могло бы закончиться очень печально.

– Да знаю я, кто это был, – резко ответила Лада.

– Тем лучше. Я понимаю, что семейка у этих людей была та еще, но они ведь всегда защищали Люсю. А умение найти себе защитников – это тоже умение жить в обществе. И я не понимаю, почему родные Люси были всегда так резко настроены против них.

– У тебя нет детей, тебе не понять, что чувствуют родители, когда их милая интеллигентная девочка начинает вдруг непринужденно ругаться матом. Причем таким, что и грузчик покраснеет. Она значения этих слов не понимала, она наслушалась их от своих так называемых друзей, запомнила и начала повторять. Да мы все в ужасе были! Хорошо, что она тогда еще в школу не ходила, только дома это говорила. А представь себе, если бы она на уроке что-то такое произнесла? Еле-еле ее от этого отучили!

– Но все равно было жестоко лишать ее единственных друзей, – возразила я.

– Вот Ольга и постаралась занять свою дочь так, чтобы у нее свободного времени не было. Она в то время была в долгах как в шелках, а на Люсю денег не жалела. А ты знаешь, сколько стоит выучить ребенка трем иностранным языкам? Да чтобы не через пень-колоду, а свободное владение? А музыке? Ольга все ей дала, что только могла! К взрослой, самостоятельной жизни подготовила, чтобы не пропала она, чтобы всегда себе на кусок хлеба могла заработать! А одежда эксклюзивная? Это же не ширпотреб с рынка за копейки! А Люся ее раздавала! Ты слышала, какое завещание Ольга составила, а почему? Да потому что Люся бизнес матери может только профукать! Не те у нее мозги! Деловой хватки нет! Да Ольга каждую секунду своей жизни только о ней и думала! Как ее обезопасить! А что неласковая она, так нет у нее опыта отношений матери и дочери, есть горький опыт жизни с мачехой, к которой не подойдешь, не прижмешься, ласкового слова не дождешься. Потому она и замуж второй раз не вышла, что отчима дочери не хотела!

– У нее был мужчина? – осторожно спросила я, потому что Лада была в такой ярости, что становилось страшно.

– Вот именно, что был! И замуж ее звал неоднократно. И состоятельный он, дети уже взрослые, отдельно живут, а она отказывала. Даже в дом его ни разу не привела.

– И ему это надоело, – покивала я.

– Да нет, – отмахнулась она. – К сожалению, со всеми нашими болячками мы нужны только нашим матерям, а мужики здоровых баб любят. Когда у Ольги эта история с опухолью началась, он очень деликатно свел их отношения на нет. А это для нее был серьезный удар – она-то думала, что рядом крепкое плечо есть, а оно ватным оказалось. Если она узнает, что Люся сбежала, это вообще крахом для нее будет – зачем тогда за жизнь цепляться?

– Ну, Люсю можно понять, – заметила я.

– Люсю нельзя, – крикнула она мне в лицо, – понять! Предположим, она видела эту запись. Но устроить ей несчастный случай Георгий собирался после свадьбы и смерти Ольги, а до свадьбы еще две недели! Да и Ольга жива! Ну, не дозвонилась она мне, так могла позвонить попозже, могла сюда приехать, где ей всегда рады, и здесь подождать. Так нет же! Сбежала!

– Не судите ее строго. Я думаю, на это ее подбил человек, которого она встретила, – начала я.

– Кто это? – требовательно спросила Лада.

– Пока не знаю, но уверена, что завтра выясню. Есть у меня кое-какие мысли.

– Что тебе для этого надо? Людей? Технику? Денег?

– Да нет, сама справлюсь. В случае чего Дмитрию позвоню.

– Держи меня в курсе постоянно – мало ли что? – устало сказала Полянская и предложила: – Давай возвращаться. Господи! Да что за день сегодня такой выдался! Ну, будем надеяться, что завтрашний будет поспокойнее.

Мы повернулись и пошли обратно к дому, причем собаки – с большой неохотой, а вот я – так с радостью, потому что устала за день, как они обе, вместе взятые. В зале перед телевизором сидел Дмитрий, и я, помня, что им с Ладой нужно что-то обсудить, не стала задерживаться внизу, но перед этим попросила Полянского:

– Дмитрий, мне надо поговорить с теми охранниками, которые работали в понедельник в Ладином офисе: один – на въезде, а второй – на дверях. А потом мне может понадобиться просмотреть те записи, что вы скопировали в понедельник с камер наружного видеонаблюдения.

– Значит, охранники в восемь будут на месте, – заверил он меня. – А записи все в офисе, где он находится, ты знаешь, приезжай в любое время. Я распоряжусь, и тебе все покажут.

– Таня, учти, что тебя в шесть разбудят, чтобы мы вовремя на рынок приехали, – предупредила меня Лада.

– Тогда я пошла к себе – надо же отдохнуть. Спокойной всем ночи, – пожелала я и ушла.

У себя в комнате я достала сотовый и позвонила в клуб «Глобус», благо номер телефона комнаты для персонала был в моем мобильнике среди последних, а график работы официантов в клубе я еще не забыла и поэтому знала, что Мария там. Ждать, пока мне ответят, пришлось довольно долго, но я набралась терпения, понимая, что в рабочее время вряд ли кто-то валяет дурака и сидит там, играя в стрелялки-догонялки. Наконец я услышала молодой женский голос и попросила к телефону Машу Терентьеву.

– Девушка! Милая! Она мне только на два слова нужна. Это очень важно, а ее сотовый не отвечает.

– И не может ответить – мы же телефоны во время работы отключаем, – объяснили мне. – Сейчас посмотрю, но вам придется подождать.

И я заверила девушку, что буду ждать столько, сколько понадобится. Марию я услышала только минут через пять, причем голос у нее был крайне раздраженный.

– Маша, слушай меня и не перебивай, – быстро сказала я. – Я сегодня у тебя была, и мы говорили о Люсе. Так вот, сначала приятное: передай ей, что свадьбы не будет. Самойлов-старший посмотрел видео, которое вы сняли, и решил это окончательно и бесповоротно.

– Мы не… – начала она, но я не дала ей продолжить.

– Не перебивай! Я тебя с братом не сдала, перевела стрелки на другого человека. Теперь неприятное. Люся сама смотрела снимки с медкарты или поверила тебе на слово?

– Тебя не поймешь! То молчи, то отвечай, – возмутилась Мария. – Какая тебе разница?

– Очень большая! И тебе лучше ответить мне, чем кое-кому другому, – выразительно произнесла я.

– Я ей дала свой смартфон, чтобы она посмотрела, но она не стала. Устраивает тебя такой ответ?

– Вполне. А теперь слушай меня. Ее мать лежит в те-ра-пи-и, – выделила я, – причем под фамилией Назарова, а ты мне говорила про неврологию. Там действительно лежит женщина с фамилией Большакова. И зовут ее тоже Ольга. Но вот отчество у нее Никифоровна, а у Люсиной мамы – Николаевна! Ты понимаешь теперь, что твой человек не ту карту переснял? Если бы Люся сама посмотрела эти снимки, то тут же поняла бы, что речь идет о другой женщине, но она поверила тебе на слово. А мать Люси на самом деле очень больна. И нечего мне было заливать, что она совершенно здорова! Ты же запись слышала! Там же Георгий Тамаре говорил, что он с отцом был в больнице, они Ольгу навещали, и лично ему ее лечащий врач сказал, что состояние у нее плохое. Ты какого черта, не разобравшись, мать с дочерью рассорила? Как ты теперь перед Люсей оправдываться будешь? Впрочем, это не мое дело. А теперь главное! Как хочешь, так и связывайся с Люсей и скажи ей, что бояться больше нечего и она может выходить из подполья. Если она до утра не позвонит Полянской, то завтра в бой вступит тяжелая артиллерия. Ты сама понимаешь, какие у Клавдии Петровны возможности, так что мало никому не покажется. Скажу больше, если у нас завтра не получится найти Люсю, то с четверга ее будут искать люди Саныча, который из-за сына попал в идиотское положение. Надеюсь, мне не надо объяснять тебе, что эти люди в методах стесняться не будут?

– Не надо, – буркнула Маша. – Только связи с Люсей у меня действительно нет.

– Ну, нет так нет, – не стала спорить я. – Я тебя предупредила и считаю, что свое слово сдержала. Дальше дело за тобой и твоим братом. И помните, что времени у вас до утра. Бог в помощь!

Я с чистой совестью отключила телефон: если Люся позвонит, все утром и закончится, если не позвонит, то придется потрудиться, но когда у тебя есть четкий план действий, который обязательно приведет к успеху, то чего ж не побегать, тем более за очень приличные деньги? Чтобы узнать, чего мне ждать завтра, я бросила свои гадательные кости, и выпало: 4+36+17, а это значило, что, несмотря на трудности, мои дела пойдут так, как надо. И, полная самых оптимистичных ожиданий, я легла спать.

Среда

Проснулась я даже раньше шести часов – так мне не терпелось узнать, сработала моя угроза или нет, поэтому негромкий стук в дверь застал меня за рассматриванием тверди небесной. Выглянув в окно, я с радостью увидела, что небо было совсем чистым и день обещал быть солнечным и теплым. Слава богу, а то постоянный холод и сырость надоели уже до чертиков. А еще я сочла такую благоприятную смену погоды хорошим предзнаменованием – значит, у меня все получится.

Я быстро привела себя в порядок и даже не расстроилась из-за того, что обещанной косметики в комнате не оказалось, но не идти же мне было за ней в супружескую спальню Полянских? К тому же в солнечный день я могла просто надеть темные очки, и мои ненакрашенные глаза никто не увидит. А если Люся уже позвонила, то до дома я могу в любом виде доехать. «Интересно, а сочтет ли Лада Люсин звонок завершением моей работы? – думала я. – Если так, то меня ждет приличный гонорар и можно будет заняться приведением квартиры в порядок. Об отдыхе, конечно, придется забыть, потому что все на ремонт уйдет. Но, как знать, вдруг еще какой-нибудь денежный клиент обратится за помощью, тогда, может, и удастся хоть на недельку куда-нибудь выбраться». Я уже начала намечать для себя, что нужно купить для ремонта, но тут в дверь постучала горничная и сообщила, что завтрак подан.

Когда я спустилась, Полянские были уже за столом, и я внимательно посмотрела на Ладу – есть ли следы долгожданной радости или нет? Увы! Ее лицо было настолько напряженным, что я спросила:

– Что-то случилось?

– Вчера вечером Георгий разбился на машине. Насмерть! – кратко ответила она.

Понимая, что ее муж полностью в курсе событий, я предположила:

– А не может быть так, что Саныч, чтобы поддержать свою репутацию крутого человека, спровадил сына подальше, а в его машине труп из морга сгорел?

– Пожара не было! Труп опознан. Многочисленные переломы и другие повреждения, но это точно он, – сухо произнесла Лада.

«Да уж! – подумала я. – Недаром она сказала, что если свадьба сорвется по вине Георгия, то отец его кастрирует, причем и на голову тоже. А Лада Саныча давно знает, не ошиблась, выходит!»

– Ну что ж? Как говорится, награда нашла героя, чему я очень рада. Георгий все-таки ответил за смерть Наташи Куликовой, причем свою принял от рук отца, которого опозорил, – удовлетворенно заметила я и осторожно поинтересовалась, видя, что Полянская очень сильно не в духе: – Больше ничего?

– Ничего особенного! – буркнула она. – Санычу ночью стало плохо с сердцем, вызвали «Скорую», оказалось – инфаркт, до больницы не довезли. Ну и что мне теперь делать?

Значит, чтобы поддержать свой авторитет, старый бандит родного сына убил, а вот сердце взяло и не выдержало – родной ведь все-таки! Только я не поняла, почему смерть Саныча ее так сильно расстроила, но предпочла промолчать – ей явно было не до меня. И так ясно, что Люся не позвонила, иначе радость оттого, что с ней ничего не случилось, перекрыла бы все неприятности. Дальше завтрак продолжался в гробовом молчании, и только встав из-за стола, Лада сказала:

– Таня, тебя на рынок Дима отвезет, а я сейчас в клинику и уже оттуда в офис.

– Саныча повезли к вам? – самым нейтральным из всех возможных на свете тонов спросила я.

– Куда же еще? Они все ко мне едут! – криво усмехнулась она. – Да и другие дела у меня там найдутся.

«Ну, кажется, сегодня что клинику, что рынок будет трясти, как в Паркинсоне, – подумала я. – Как бы и мне под эту раздачу не попасть».

К нашему приезду на рынок оба работавших в понедельник охранника были уже на месте и не без трепета душевного, который явственно отражался на их лицах, ждали начальство, то есть Полянского, гадая, чем они могли настолько провиниться, что их с выходных вызвали. Дмитрий, как и его жена, тоже сегодня был немногословен, он просто кивком указал мне на мужчин и встал рядом. Я достала из сумки фотографию Люси в ветровке и, показав ее охранникам, сказала:

– Эта девушка приходила сюда в понедельник утром. Расскажите все, что об этом знаете.

Мужчины внимательно посмотрели на снимок, и один из них отрицательно покачал головой:

– Я на дверях дежурил и ее не видел. Внутрь она точно не проходила.

Зато второй, который дежурил возле въезда, подтвердил:

– Да, была такая. Хотела пройти к Клавдии Петровне, а хозяйки на месте не было, вот я ее и не пропустил. Я ее спрашивал, по какому она вопросу – вдруг насчет аренды места или с жалобой какой, так я бы ее в соответствующий отдел и направил. А она сказала, что по личному делу именно к Клавдии Петровне. А раз хозяйки нет, то как же мне было ее пропустить? Мало ли что она внутри сделать могла!

– И куда она отсюда пошла? – поинтересовалась я.

– Да в сторону отошла, стояла под деревом – дождь ведь был, и все звонила кому-то. Может, и хозяйке. Где-то с час стояла, если не больше, а потом в сторону остановки пошла. Вон туда, – показал он рукой.

Я посмотрела в том же направлении и с трудом удержалась, чтобы не чертыхнуться: да, там тоже была остановка, но с нее ни один транспорт до Люсиного дома не шел, но оттуда можно было доехать до Терентьевых. Более того, по пути к остановке с одной стороны была ограда рынка, а с другой – длинный многоподъездный дом, причем входы в него были со двора, то есть камер наблюдения не было. Оставалась единственная надежда на аптеку, которую устроили прямо в доме, выкупив квартиру на первом этаже. Будем надеяться, что наружная камера наблюдения у нее есть и работает, а то ведь бывает так, что камеру или ее муляж повесят, но в целях экономии не подключают.

– Дмитрий, я узнала все, что хотела. Сейчас съезжу кое-куда, а потом к вам в офис записи смотреть.

– Хорошо, Таня. Я еще вчера по телефону распорядился, так что тебе все покажут.

Сев в свою машину, я доехала до аптеки и с облегчением увидела, что камера есть, теперь главное – чтобы она работала. Я вошла внутрь и увидела, что аптека большая, современная, то есть со стоящими прямо в зале стеллажами, и охранник, мужчина лет сорока с приличным животиком, наличествует.

– Камера работает или для красоты висит? – спросила я у него.

– Если собралась грабить, то учти, что внутри камера тоже есть, – хмыкнул он.

– Пишущая или только для наблюдения? – уточнила я.

– Откуда столько профессиональных вопросов у такой красивой женщины? – удивился он.

– Мне бы записи за утро понедельника посмотреть, – объяснила я. – А то ушла девица из дома, а до работы не дошла. И телефон не отвечает. В больницах и моргах ее нет, а в полиции заявление только через трое суток принимают.

– В понедельник? – переспросил он. – А как девчонка выглядит?

– Ветровка у нее приметная: серо-голубая, на спине в круге большое дерево, и слева впереди такое же, но поменьше.

– Понял я, о ком ты говоришь, – покивал он. – Ой, дурная девка! Я как раз на крылечке стоял и курил. Она по нашей стороне шла, а тут ее с другой позвали. Ее случайно не Люся зовут?

– Именно так, – напряженно ответила я.

– Вот! Кто-то так и крикнул. Она повернулась на голос, а потом, не обращая внимания на машины, прямо туда и ломанула. А дорога-то мокрая, враз не затормозишь! Покрышки визжат, как поросята ошпаренные, водители ее вслед матом кроют, вот они и убежали, пока им не накостыляли.

– Они – это кто? Кто ее позвал?

– Да парень какой-то. Высокий, стройный, ветровка на нем была, а вот цвет не скажу, потому что мокрая совсем. Выглядела-то черной, а на самом деле могла быть и темно-синей, и темно-зеленой, и темно-серой, и темно-коричневой.

– Вы его лица не разглядели? – затаив дыхание, спросила я.

– Так дождь ведь шел, – удивляясь моей тупости, повторил он. – У него капюшон был чуть не до носа натянут.

– Вот вы сказали «стройный». У него случайно не были такие широкие плечи, а сам он весь не такой массивный, накачанный?

– Да нет! – отмахнулся охранник. – Он, конечно, не буздылина, но со спортом точно не дружит.

– Простите, а что такое буздылина? – удивилась я.

– Ну, что-то вроде прута, тростинки, чего-то в этом роде. У нас в деревне так говорили.

– Понятно, но запись-то посмотреть можно? – Он только поглядел на меня и я, все поняв, вздохнула. – Ясно. Можете не продолжать. Или не работает, или не подключена. – Охранник, вздохнув в ответ, развел руками. – Ну хоть в какую сторону они побежали?

– А в сторону трамвая.

– Спасибо вам большое, пойду туда работающие камеры искать.

Выйдя из аптеки, я села в машину и задумалась. То, что это был явно не Александр, понятно, но кто тогда? Чтобы спокойная, рассудительная Люся вот так рванула чуть ли не под машину?.. Это мог быть только человек, даже малейшим вниманием которого она дорожила. Она знала, что он не будет ее ждать, а пойдет дальше, вот чтобы пообщаться с ним, она и побежала. И не исключено, что рассказала ему о той записи, а может, он ее и посмотрел. И это он ей предложил помощь. И это он организовал ее побег, потому-то она и принарядилась, что не на примерку шла, а к нему, к тому, кого любит. Но кто это? Я вспоминала все, что мне сказала о нем Мария, и вдруг меня осенило! Я поняла, кто это! Но нужно было убедиться, и я отправилась в офис ЧОПа «Русичи», который находился неподалеку. Теперь, когда я знала, кого мне искать, поиски не должны были занять много времени.

Я сидела, просматривала записи и нельзя сказать что вдруг, потому что я этого ждала, увидела фигуру в темно-синем полиэтиленовом дождевике с пластиковым пакетом в руках, которая вышла из арки того же дома, где располагался салон «Марьяж», и неторопливо направилась в сторону Первомайской. Да, узнать в этой фигуре Люсю было бы невозможно, если бы не туфли – они же остались прежними. Все! Делать в ЧОПе мне было больше нечего, и я поехала на Московскую.

Машину мне пришлось оставить за два квартала на стоянке возле супермаркета, но ближе было не припарковаться. Поскольку Московская – это центральная улица города, магазинов, торгующих очень дорогими вещами, на ней было много. Оставалось только выбрать один из тех, что стояли прямо на перекрестке – если Люся перешла Первомайскую, пойду за ней дальше, если свернула, я опять-таки буду знать куда. И в очередной раз возблагодарив небеса за то, что не приходится мокнуть под дождем, я отправилась искать Люсины следы.

Но для начала я зашла в ювелирный магазин «Алмаз». Его хозяин, Баринов, был мне кое-чем обязан: я в свое время выяснила, кто у него из выручки понемногу, но постоянно деньги ворует. Все обошлось без шума, скандала не произошло, за что он был очень благодарен. Теперь же мне надо было заручиться согласием на использование его имени в своих целях. Владельцы магазинов и салонов на Московской, которые уже много лет работают бок о бок, хорошо знают друг друга и не отказывают в помощи – сегодня я тебя выручил, а завтра – ты меня. Баринов радушно встретил меня, собрался напоить кофе, который у него, между прочим, был великолепен, но я отказалась – время было дорого. Не называя, естественно, ничьих имен и не пускаясь в подробности, я объяснила, что мне нужно посмотреть записи с камер наблюдения в ближайших магазинах, так не согласится ли он, чтобы я ссылалась на него – мол, по его заданию работаю. Конечно же он согласился – мало ли что может случиться! Вдруг ему опять моя помощь потребуется? Вот и пошла я дальше уже почти на законных основаниях.

На перекрестке, на всех четырех углах, находились крупные магазины. Для начала я вошла в спортивный и, поговорив с охранником, направилась к директору. Показала свое удостоверение частного детектива, сказала, что работаю на Баринова, и получила доступ к записям. К сожалению, камера этого магазина Люсю не зафиксировала. Следом были «Меха Кавказа», где история повторилась буквально в деталях, с той лишь разницей, что его хозяйка попыталась выведать у меня, а что же такое у Баринова случилось. А вот в третьем магазине, книжном, мне повезло. На записи я увидела, как Люся села на заднее сиденье в такси, которое до этого уже минут десять стояло за переходом, причем из него никто не вышел, чтобы открыть ей дверь, а приоткрыл ее изнутри – значит, девушку в машине кто-то ждал.

Фирм такси у нас в городе развелось видимо-невидимо. Были солидные, с новыми одинаковыми машинами, рекламой на боку, навигаторами, видеорегистраторами, хорошо отлаженной диспетчерской службой, словом – все, как у взрослых. Но за все хорошее надо платить, так что обходились поездки в них дороговато. А были фирмочки, набиравшие водителей на своих машинах, отличие которых от обычных заключалось только в съемных шашечках на крыше, на которых имелось также название фирмы, а то и без оных. Тут уже ни о каком комфорте и речи не было. Потрепанные автомобили, грязные, что изнутри, что снаружи, и водили их люди или желавшие подработать в свободное от основного занятия время, или те, кто, оставшись не у дел, «бомбил» на таких вот полулегальных условиях. Поездки в таких машинах обходились значительно дешевле, а сами такси именовались «социальными». На мой взгляд – насмешка, но на вкус и цвет… Ну и так далее. Такси, в которое села Люся, относилось как раз ко второй категории и работало в фирме «Молния», владелец которой, судя по названию, явно обладал очень своеобразным чувством юмора. Теперь дело было за малым – добраться до водителя.

Выйдя из книжного магазина, я присела на лавочку, достала планшет и нашла в Интернете телефон диспетчера фирмы «Молния», одновременно обдумывая, как мне выманить шофера на встречу, а потом взяла сотовый и позвонила. Когда мне ответили, я просительно-заискивающим старческим голосом заныла:

– Дочка! Милая! Спаси меня, пожалуйста!

– Бабушка, это служба такси, – начала девушка, но я ее перебила.

– Знаю, милая! Знаю! Последняя надежда у меня на вас осталась! Пенсионерка я, курьером подрабатываю. Мне в понедельник документы дали, в арбитраж отвезти, а ведь дождь был. А у меня суставы в такую погоду страх как болят. Вот я машину и поймала, а то ведь не добралась бы. Села я на заднее сиденье, а пакет с папками поставила рядом. По дороге он соскользнул на пол и папки вывалились. Я их собрала, доехала до места, расплатилась, вышла… О господи! А в суде-то оказалось, что одной папки нет. Еле уговорила их подождать, пока я ее привезу, а сроки-то поджимают!

– Может, вы ее на работе забыли? – сочувственно подсказала девушка.

– Да я уже везде посмотрела! – со слезой в голосе ответила я. – Нет ее нигде! Моя последняя надежда на эту машину. Если там нет, придется к хозяину с повинной идти, а он у нас человек строгий. Если фирма деньги из-за меня потеряет, он ведь мало что выгонит, так с меня же их и потребует! А где мне их взять-то? Не от хорошей жизни, как савраска, по городу мотаюсь!

– Бабушка, машина-то какая была? Вы помните? – горя желанием помочь, спросила диспетчер.

– Где мне помнить-то? Я охраннику в магазине, возле которого машину поймала, поплакалась. Он в компутере посмотрел и сказал, что это была серебристая «Приора» номер триста пятьдесят восемь. Помоги, дочка! А то ведь дачу продавать придется, а она меня только и спасает – в магазине-то не накупишься. А я уж водителя-то отблагодарю!

– Есть такая, – подтвердила девушка. – Водителя Андреем зовут. Куда ему подъехать?

– Ой, неудобно-то как! Может, я сама, куда надо, доберусь?

– Ему это будет сделать проще, говорите адрес.

– Да «Фрегат», что на углу Чехова и Горького. Там у нас контора.

– Сейчас я ему позвоню, узнаю, где он, и скажу, когда он к вам подъедет, – пообещала диспетчер и через пару минут сообщила: – Он сказал, что где-то через полчаса будет. Только он утверждает, что никакой папки в машине не находил.

– О господи! А может, кто после меня ехал, ее подобрал? Решил, что там что-то важное, и взял. Может, вспомнит Андрюшенька, кого после меня вез.

– Ждите, бабушка. И не расстраивайтесь заранее. Бог даст, отыщется ваша папка.

– Ой, спасибо, милая! Дай бог тебе мужа непьющего и деток здоровых, – зачастила я, но она уже отключила телефон.

Я тоже отключила сотовый и быстрым шагом направилась к своей машине – мне же еще до «Фрегата» добраться надо. А выбрала я этот бизнес-центр не только потому, что он был ближайшим, но и потому, что охрану там несли ребята из ЧОПа Полянского – мало ли, как карта ляжет, может, помощь потребуется. Доехала я быстро и, войдя внутрь, встала в холле возле окна. Когда появилось и остановилось возле входа нужное мне такси, я вышла на улицу и, подойдя к машине, открыла переднюю пассажирскую дверь.

– Занят, – не глядя на меня, бросил водитель, парень лет двадцати пяти.

На обращая внимания на его слова, я села, и он, повернувшись ко мне, раздраженно сказал:

– Занят я! Чего непонятного?

– Бабульку ждешь, чтобы папку поискать? Так это я, – невозмутимо ответила я.

Он вытаращился на меня так, словно перед ним инопланетянин появился, а потом расхохотался:

– Блин! Вот это разводка! Ты актриса, что ли?

– Приходится и ей бывать, – уклончиво ответила я и, достав из конверта тысячу рублей, предложила: – Давай, Андрей, перейдем к делу. Ты в понедельник взял клиента, подъехал с ним на угол Московской и Первомайской, постоял там немного, а потом к твоему пассажиру на заднее сиденье села девушка в темно-синем полиэтиленовом дождевике, и вы уехали. Вопрос первый: где ты взял клиента, вопрос второй: куда ты их отвез. Слушаю!

Парень отвернулся, и я поняла, что придется добавить, но и еще одна тысяча рублей нужного эффекта не произвела.

– Это был твой выбор, – спокойно пожала плечами я, убрав деньги обратно. Затем достала сотовый, позвонила Полянскому, предварительно поставив телефон на громкую связь: – Дмитрий! Я возле бизнес-центра «Фрегат» сижу в серебристой «Приоре» номер триста пятьдесят восемь. Пытаюсь беседовать со свидетелем, который знает, где наша пропажа, а он отказывается сотрудничать. Вы не подошлете мне пару своих ребят, чтобы он стал поразговорчивее?

– Таня! Они будут у тебя меньше, чем через минуту, я тоже выезжаю, – быстро ответил он.

Водитель смотрел на меня ошалелым взглядом, а потом заорал:

– Э-э-э! Ты чё творишь?

– Ты, Андрюшенька, сам напросился, – вздохнула я, выдергивая ключ из замка зажигания. – Ты даже не представляешь себе, во что ты вляпался, как муха, всеми лапами. Я же тебя по-хорошему спросила, вознаграждение предложила, а ты отвечать отказался. Вот теперь и расхлебывай! И не пытайся бежать – только себе же хуже сделаешь.

Конечно, я справилась бы и своими силами, вытянула бы из водителя все, что мне надо, но!.. Было одно но! Если я все правильно просчитала, то мне придется иметь дело не только с Люсей, но и с ее любимым человеком, а тут возможны варианты. Вариант первый. Если Люся до утра Полянской не позвонила, значит, ее вполне устраивает сложившаяся ситуация и она не хочет ничего менять. Вариант второй. Мария действительно не имеет с ней связи и поэтому не смогла ничего ей сообщить, но этот вариант сейчас не рассматривается. В первом случае, если любящие сердца не хотят разлучаться, то парень вполне может не от великого ума броситься на меня. Вырубить его несложно, но ведь Люся тоже в стороне не останется. Что ж мне, ее тоже вырубать, если она, защищая его, на меня кинется? Нет, для меня это не проблема, но объясняться потом с Ладой по поводу двух избитых придурков мне категорически не хотелось, вот и нужны были свидетели. Если же Люсю держат где-то против ее воли, то придется очень жестко разбираться с ее похитителем, а потом, опять-таки, объясняться с Полянской.

А из бизнес-центра уже выскочили двое крепких мужиков и подбежали к машине.

– Вы Таня? – спросил один из них, заглядывая в открытое окно с моей стороны, второй в это время контролировал дверь водителя.

– Она самая. Комната охраны в здании есть? – поинтересовалась я.

– Само собой, – подтвердил охранник.

– Тогда оттащите туда этого несговорчивого парня, – попросила я. – Гуманизм в данном случае излишен: по-хорошему он не понимает.

– Вы чё, охренели? – завопил водитель. – Да я и здесь все вам расскажу!

– А чего раньше молчал? – поинтересовалась я.

– Решил бабок еще срубить, – буркнул он, отведя глаза в сторону.

– Просчитался, – посочувствовала ему я. – Забыл ты великую мудрость, что жадность фраера сгубила.

– Не надо! Только не бейте! Я все расскажу! – надрывался водитель.

– Постойте в сторонке, – попросила я охранников и, когда они отошли, обратилась к нему: – Ну, излагай!

– Был заказ по телефону на Советскую, шесть. Я подъехал. Вышел парень, сел, сказал, что нужно подобрать человека с угла Первомайской и Московской, а потом вернуться обратно. Я уточнил, с какого угла, он сказал, что от «Магнита». Доехали, встали, к нам села девчонка, я их отвез обратно. Все!

– Ты много пассажиров видел, какое впечатление они на тебя произвели?

– Парень только понты кидать умеет, а денег нет – стал бы иначе он нам звонить. Будь у него бабки на кармане, он бы в «Тройку» обратился, там тачки будь-будь! С шиком бы за девушкой своей подъехал.

– Ясно. А она как тебе показалась?

– Да ничего особенного. Только испуганная она очень была. И растерянная. Она все спрашивала: «Ты уверен, что мы все правильно делаем?», а он ей покровительственно так: «Все будет в порядке».

– Но они как-то друг к другу обращались?

– Конечно, – кивнул парень и сказал, как именно.

Я оказалась права, но радости мне это не доставило. Я горестно помотала головой и обратилась к водителю:

– Езжай себе с богом, Андрей. Если ты мне наврал, то найти тебя будет нетрудно, и тогда не обессудь.

– Честное слово, истинную правду говорил. – Парень чуть рубаху на груди не рвал.

– Хочу верить, что ты себе не враг. А еще запомни на будущее: никогда не связывайся с незнакомыми тетями. Страшные они существа, я их и сама боюсь.

Бросив ему на колени ключ зажигания, я вышла из машины, а Андрей стартанул с места так, что только покрышки взвизгнули. Охранники смотрели на меня явно в ожидании новых указаний, но я только покачала головой – ничего, мол, не надо. Тогда один из них сказал:

– Командир сейчас подъедет, просил вас дождаться его. Может, чаю или кофе хотите?

– Сигарету дайте, если есть, – попросила я.

– Только у меня самые дешевые, – протягивая мне пачку, извиняющимся тоном сказал охранник.

– Ничего! Мне просто чтобы нервы отпустило, – объяснила я.

Я прикурила сигарету, и мужики ушли. А я стояла, курила, и на душе было до того погано, что никакими словами не описать. Мне вспомнился мой прокурор Парамонов, к которому я пришла после юридического института. Старый, опытный. Зубр от юриспруденции, можно сказать. Была я у него в помощниках не одна, но он почему-то очень скоро начал меня выделять, причем мне от этого было только хуже: гонял он меня, как вшивого по бане, пользуясь образным выражением нашего президента. К каждому делу меня хоть как-нибудь, но пристегивал. С меня уже юбка сваливалась, и китель болтался, как флаг на ветру, когда я не выдержала и спросила: за что он меня так? Вот он мне тогда и сказал: «У тебя, Таня, чуйка есть! Вещь в нашем деле редкая. Вот и хочу я, пока служу, натаскать тебя так, чтобы ты потом в любом деле разобраться могла и ошибок не наделала». Лестно мне, молодой девчонке, было, конечно, это услышать. Поняв, что он мне только добра желает, обижаться на него я перестала, вкалывала как проклятая, и когда слышала от него «Сойдет!», что означало наивысшую степень похвалы, радовалась как ребенок. Потом Парамонов ушел на пенсию, на его место пришел чей-то родственничек, отношения у меня с ним не сложились, хотя он добивался как раз обратного, но в горизонтальной плоскости, и я подала рапорт. Уже потом от одного из своих бывших сослуживцев я узнала, что Парамонов, придя в прокуратуру на торжественное собрание по случаю профессионального праздника, узнал о том, что я ушла. И сказал он тогда: «Эх, вы! Какого прокурора потеряли! У нее ведь чуйка была!» И вот сейчас эта самая чуйка подсказала мне, что развивалась эта история отнюдь не по канонам рыцарского романа, так что ожидать можно было любых пакостей.

Подъехавший Полянский выскочил из машины, как чертик из коробочки, и бросился ко мне со словами:

– Ну? Ты что-нибудь узнала? Где Люся?

– Дмитрий, вам что-нибудь говорит адрес: улица Советская, дом шесть? – спросила я вместо ответа, и он ошеломленно уставился на меня. – Люся там, – объяснила я. – И мне кажется, что нам с вами лучше вызвать Ладу.

Он застыл на месте, словно натолкнувшись на стену, а потом тихо сказал:

– Да-да, конечно! – и отошел позвонить.

А я, докурив сигарету, выбросила окурок в стоявшую неподалеку урну и очень пожалела, что взяла у охранника только одну сигарету – на душе кошки скребли.

Дело в том, что по этому адресу располагалась роскошная четырехэтажная сталинка, выстроенная когда-то специально для высшего руководства обкома партии. Дом был трехподъездный, на каждом этаже всего по две квартиры: одна трехкомнатная, одна четырехкомнатная, а на первом, с улицы, был большой гастроном, где «слуги народа» и отоваривались, но бывало, что и в общий зал кое-что перепадало. Я те времена, конечно, не помню, от мамы слышала. После того как партия перестала рулить и большие начальники остались не у дел, хозяева квартир начали постепенно меняться, и к концу 90-х большинство квартир оказались скуплены «новыми русскими» – тогда жить в сталинке считалось престижным. Это сейчас на фоне современных домов они уже так высоко не котируются. А второй муж Зинаиды Тимофеевны, матери Лады, был секретарем обкома партии по сельскому хозяйству. А Надя сказала, что Лада отселила Ивана в квартиру матери. А то, что, скорее всего, именно в Ивана была с детства влюблена Люся, я поняла после разговора с Марией. Она сказала: с детства, а одноклассники отпадают. Александр? Так он не позволил бы ей через проезжую часть сломя голову мчаться, да и фигура не подходит. А с кем она могла быть знакома с детства, как не с сыном своей крестной матери, тем более что Ольга и Лада близкие подруги. А еще Маша сказала, что этот человек ничем не лучше Георгия. Тут уместно вспомнить, что после свадьбы Светланы Иван начал кобелировать напропалую. Была у меня крошечная надежда, что это все-таки не Иван, потому что влезать между матерью и сыном чревато самыми непредсказуемыми последствиями, но сейчас она рухнула.

Семью Лады я знала довольно давно, еще с тех пор, как Лада была замужем за Андреевым, якобы отцом Ивана, а на самом деле отцом Ивана, как и Мити, был Полянский. И Иван с самого начала мне не понравился, хотя он тогда еще только на первом курсе в меде учился – это он потом в экономический поступил. Инфантильный, избалованный, привыкший, что ему все позволено, что мама с папой за все заплатят и все решат. В общем, с гнильцой был парень. Единственное достоинство, что очень симпатичный, но это не его заслуга, а Лады и Дмитрия. И вот теперь, когда мать оставила его без всего, у меня появились очень веские опасения насчет Люсиного будущего – невеста-то она богатая. А самое страшное то, что она его без памяти любит. Света уже долюбилась его до того, что он ей чуть жизнь не сломал, но она девушка с характером, сумела переломить ситуацию, а вот Люся, после всего что с ней произошло, такой крах иллюзий вряд ли перенесет. Ей и так лихо досталось, а тут еще любовь всей жизни рухнет, и что ей тогда делать?

Мои размышления прервал подошедший Полянский:

– Лада туда уже выехала, у нее есть ключи от квартиры, так что внутрь попадем. Поехали и мы.

Мы добрались до места раньше Лады. Ворота, ведущие во двор дома, были заперты и снабжены видеодомофоном, на котором вместе с кнопками квартир была и еще одна – «консьерж». Но «новые русские», которые в свое время имели самую тесную связь с криминалом, привыкли на своей безопасности не экономить, поэтому кроме видеодомофона имелась еще и камера видеонаблюдения. И, как мне рассказал Дмитрий, пока мы ждали Ладу, камерами были оборудованы не только входы в подъезд и автомобильная стоянка, но и лестничные площадки.

– Элегантно выражаясь, консьерж, а по простому сторож, тут на постоянной основе уже два года работает, так что сменщиков у него нет, – объяснял мне Полянский. – У него дочка незапланированного третьего родила, стало уже совсем тесно, вот он и согласился с женой сюда перейти, благо служебное жилье дали. Оно, конечно, не в самом доме, а в основательно переоборудованных двух соединенных бывших гаражах, но места там достаточно, окна в стенах проделали, утеплили, провели газ, отопление и канализацию, а электричество и так было, так что живут они вполне удобно. А еще Матвеич двор убирает, может за отдельные деньги машину помыть, ну и все прочее. У него в домике на дисплей со всех камер изображение идет плюс тревожная кнопка в ближайший райотдел полиции. Что бы здесь ни произошло в понедельник, он обо всем знает лучше всех. Может, эти молодые придурки уже не здесь, а сбежали куда-нибудь еще. Тогда придется уже двоих искать.

– Откуда вы все так подробно про сторожа знаете? – удивилась я.

– Да, когда Ваньку сюда отселяли, я с ним познакомился и поговорил. Из наших он. Отставник. Звание небольшое, вот и пенсия такая же получилась.

– Но вы же могли его попросить, чтобы он вам регулярно сообщал о том, что ваш сын делает, – удивилась я.

– Так и было, только изо дня в день одно и то же: с работы придет, переоденется и в клуб уезжает, а возвращается или поздно ночью пьяный с шалавой какой-нибудь, или опять же пьяный под утро, но тогда один. Вот я и попросил Матвеича, чтобы он мне звонил, только если что-то из ряда вон случится. А что будет теперь, когда он с рынка ушел, я даже представить себе боюсь – он же с понедельника уже не работает.

«Значит, вот зачем он на рынок шел – расчет получить, потому что денег-то нет. Ну и трудовую книжку забрать», – поняла я и уточнила:

– Но в понедельник сторож вам звонил?

– В том-то и дело, что нет, значит, ничего особенного не произошло, – с надеждой в голосе, но довольно неуверенно предположил Дмитрий.

Тут подъехала машина Лады. Полянская выскочила из нее с таким разъяренным видом, что все фурии скопом на ее фоне стадом кротких овечек показались бы. Видно было, что нервы у нее на пределе. Она открыла дверь в воротах своим ключом и собралась было рвануть к подъезду, но муж ее удержал.

– Подожди, давай сначала выясним, что тут в понедельник было, а то ты сейчас разбушуешься, а может, ничего страшного и нет.

Она нехотя согласилась, и мы пошли к сторожу, а он, увидев посетителей, уже сам вышел нам навстречу. Мужчины поздоровались, и Дмитрий спросил:

– Матвеич, тут Ванька в понедельник ничего не учудил?

– А вот это, Митрич, я тебе не скажу. Я машину на СТО гонял. Мне сказали, что поломка ерундовая, быстро сделают, а застрял я там на полдня. Здесь вместо меня Катерина за всем следила. Потом она позвонила и велела срочно возвращаться, потому что ей немедленно уйти надо. Я машину там оставил и мухой сюда. Но она мне ничего не рассказывала. Хотя… Нет, лучше я вам ее позову.

Сторож позвал жену, и к нам вышла немолодая, по-домашнему одетая женщина.

– Катя, это родители Ивана из девятой квартиры. С ним в понедельник никаких происшествий не было? – Женщина замялась, и он прикрикнул: – Катя! Что случилось?

– Да, было, – глядя в сторону, ответила она.

– Что ж ты мне ничего не сказала? – возмутился Матвеич.

– А когда? Мелкий же заболел! Я тебя еле дождалась и тут же к дочке поехала! – объяснила она.

– Точно! – воскликнул сторож. – Она же еще и ночевала там две ночи. Только сегодня утром вернулась, когда у малыша температура спала.

– Так, что случилось? Что натворил мой сын? – уже с трудом сдерживаясь, спросила Лада каким-то больше похожим на рычание голосом.

Услышав его, сторож с женой мигом поняли, что лучше не мучить кота, и женщина начала быстро рассказывать:

– Понимаете, когда кто-то из жильцов своим ключом дверь или ворота открывает, у нас звонок раздается. Но все равно положено посмотреть, свои ли это, а то ведь ключи и украсть могут. Это где-то в половине первого было. Приехал Иван с девушкой. Я еще удивилась, что днем. Обычно он девушек ночью с собой приводит. Вот из-за этого я и рассмотрела ее как следует. А на ней темно-синий дождевик был, пакет в руках, а на ногах не копыта эти на платформе и шпильке, а такие очень симпатичные туфельки. Ну я и решила посмотреть, а к нему ли она, потому что на его обычных шалав совсем не похожа. Посмотрела и увидела, что в его квартиру они вошли. Причем он ее еще с таким шутливым поклоном вперед пропустил, а она в последний миг словно идти передумала, так он ее под руку и внутрь завел. Не скажу, чтобы силой, но… Ну, вы понимаете.

– Она сейчас там? – подхватилась Лада.

– Нет! Убежала она от него. Где-то через час, наверное. Я котлеты жарила, вот дверь и приоткрыла, чтобы дом проветрить, потому и услышала, как какой-то парень во все горло орет: «Сука! Поймаю – убью! Тварь!» Выскочила я из дома и увидела, что какая-то девушка через двор к воротам бежит. Босая, костюмчик у нее такой симпатичный, только на пиджачке ни одной пуговки нет, нараспашку он у нее. А дождь, как назло, вовсю хлещет. Посмотрела я на это, и сердце зашлось – у нас ведь дочка! А ну как негодяй какой с ней так же поступил бы? Пусть не сейчас, а в молодости? Выскочила я ей наперерез, схватила, к нам в дом хочу отвести, а она вырывается и все к воротам рвется. И трясет ее всю, и от холода, и нервное, видать. Аж зубы стучали. Тащу я ее сюда, а сама приговариваю: «Не бойся ничего! Никому я тебя в обиду не дам! Никого я сюда не пущу!» Успокоилась она немного. Завернула я ее в одеяло, хорошо, что чайник недавно вскипел, так я ей чаю горячего налила. Попила она, согрелась, успокоилась немного и спросила, нельзя ли от нас позвонить, чтобы за ней приехали, а деньги она отдаст. Я только руками замахала – какие деньги? Телефон-то служебный. Позвонила она кому-то, начала говорить, и снова ее трясти начало. Так я трубку у нее отобрала и девушке какой-то все и описала, и адрес сказала. А еще добавила, чтобы сухую одежду и обувь привезли. Положила я трубку, смотрю, а она сидит, съежившись, в уголочке, а у меня сердце кровью обливается – это надо же было, чтобы с такой хорошей девочкой и такое случилось. С расспросами я к ней не приставала – видела, что ей и так плохо. Предложила ей телевизор включить, а она только головой помотала.

– Так кто же за ней приехал? – спросила я, потому что и Лада и Дмитрий были в шоке и слова произнести не могли.

– Да, где-то минут через двадцать парень с девушкой на машине приехали. Девка-то, видать, ох и оторва! Только посмотришь на нее и другого слова не подберешь! А парняга ох и здоровый! А уж взгляд у него был – аж меня до дрожи проняло! Девка-то вокруг девчонки крутится, одежду сухую достает, обувь какую-то, а та как каменная. Я парню сказала, чтобы вышел, а то девочке переодеться надо, покивал он и спросил, где ее вещи. Ну я и сказала, что, видать, в девятой квартире остались, а она в среднем подъезде находится. Он мне опять покивал и пошел. Тут я сообразила, что дверь в подъезд, опять-таки, с домофоном! Как же он внутрь попадет? Выскочила я за ним, гляжу, а он дверь подъезда так рванул, что она без всякого ключа открылась. Бросилась я к экрану, чтобы посмотреть, откроет ему Иван дверь или нет. И ведь открыл! Недолго там парень пробыл, минут пятнадцать, а потом вышел. А в руках у него пакет был и туфельки. Ну и прямиком сюда. А девочка-то к тому времени уже переоделась, вот они втроем и ушли – машина-то их все это время ждала. Хотя какое ушли? Парень же ее на руках нес. Ой, как я за девочку разволновалась, даже корвалол выпила, а тут дочка позвонила! Сказала, что малыш заболел! Ну, мне после этого уже ни до чего стало. Позвонила я мужу, чтобы срочно возвращался, и, как только он пришел, тут же уехала, потому и рассказать ничего не успела.

– Вы Ивана вчера или сегодня видели? – спросила я, потому что потрясенные Полянские продолжали безмолвствовать.

Переглянувшись, сторож с женой одновременно покачали головами, и сердце у меня ухнуло куда-то в пятки – если уж Александр, а это мог быть только он, еще мальчишкой сопливым из-за простых обид дрался за Люсю до крови, то что он сделал с человеком, который попытался ее изнасиловать? Убил, конечно. И тут, к моему и, думаю, не только моему величайшему облегчению, Матвеич сказал:

– Не видел, но в понедельник вечером к нему парень с большим пакетом приходил. Судя по виду, бутылки там были. Так Иван его впустил. А ушел этот парень только во вторник утром. Пили всю ночь, наверное.

Я посмотрела на Полянских и увидела, что их отпустило – жив их ненаглядный сыночек. Меня тоже отпустило, потому что Александр этого подонка Ивана не убил, значит, и отвечать ему не за что.

– Пойдемте, – предложила я. – Пора узнать, что случилось.

– Подожди, – попросила Лада и повернулась к мужу. – Дима, дай сигарету.

Они закурили, чтобы окончательно успокоиться, ну и я с ними за компанию. А потом Полянская сказала:

– Всего, чего угодно от этого недоумка ждала, но чтобы такое!.. Ну пошли! Будем разбор полетов устраивать!

Мне приходилось бывать в аналогичных квартирах, поэтому я сразу поняла, что эта – четырехкомнатная. Очень красивая и рассчитанная на века массивная полированная мебель из натурального дерева, естественно, была импортная. Толстые пушистые ковры на стенах и полу тоже были не отечественного производства, а чешские хрустальные люстры под потолком довершали картину жизни очень небедной семьи советских времен. Но как же все было загажено! Окурки торчали из дорогущих ваз, а на мебели и под ней скопились такие комки пыли, что их и за мышь можно было принять, если не всматриваться, по размеру, во всяком случае, подходили. И вонь! Точнее, смрад – смесь табачного дыма и марихуаны – ковры и стены очень хорошо запах впитывают. В квартире гремел телевизор, и мы пошли на звук.

Открывшееся нашему взору зрелище в дальней комнате лично мне порадовало душу, не знаю, как Полянским. Но поскольку криков ужаса и слез сострадания у них не появилось, остается надеяться, что они, как и я, испытывали справедливое чувство глубокого морального удовлетворения. Короче! На сидевшем в кресле напротив телевизора только в трусах Иване не было живого места. Один сплошной синяк! Но это тело, а вот лицо было разбито так, что только щелочки глаз можно было различить и выглядевшие как два багровых разбухших пельменя губы, остальное же представляло собой неправильной формы блин. Оставалось только восхищаться мастерством Александра, который затратил на это минут десять, потому что остальное время у него пошло на то, чтобы найти сумочку и туфли Люси. Лада прошла к телевизору, выключила его и, повернувшись к сыну, безжалостно заявила:

– Да! Живописно! Видна рука мастера! Хотела бы я еще добавить, но, увы, некуда!

– Ну, я пару мест для себя присмотрел, если хочешь, могу поделиться, – в тон ей сказал Дмитрий.

– Да пошли вы все! – с трудом шевеля разбитыми губами, выговорил сидевший в кресле Иван, взял со стоявшего рядом журнального столика бутылку виски и отпил прямо из горла.

Это было настолько неожиданно, что я просто остолбенела – никогда раньше парень с матерью так не разговаривал, а потому у меня появилась мысль, что он не совсем адекватен, короче, под кайфом.

– Ты как с матерью разговариваешь? – мгновенно вскипел Полянский и рванул к нему, но Лада жестом его остановила.

– Не твое дело, папаша! Как хочу, так и разговариваю, – буркнул парень. Затянувшаяся было трещина на его губе снова разошлась и начала кровоточить, но зато слова стали более отчетливыми.

– На какие деньги шикуешь? – поинтересовалась Лада.

– Не твое дело, – не глядя на нее, тем же тоном ответил парень.

– Я квартиру мельком осмотрела – все на месте, да и нет здесь ничего настолько ценного, чтобы дорого продать. Остаются твои часы. Где они?

– Мои часы, что хочу, то с ними и делаю. В Волгу выкинул.

– Значит, их и продал, – поняла она. – Ладно, черт с ними. Ты мне скажи лучше, урод, как в твою дурную башку пришла мысль Люсю изнасиловать? – стараясь оставаться спокойной, спросила Лада.

– А мы с ней во вторник расписаться должны были, – расхохотался Иван. – Так какая разница, когда ее трахнуть?

Мне оставалось только поражаться Ладиной выдержке, потому что у нее и бровь не дрогнула, и она прежним тоном уточнила:

– Что значит расписаться?

– Пожениться! – крикнул Иван. – Ее подруга все устроила. Только из-за дуры Люськи все сорвалось! Выкобениваться начала! И ведь влюблена в меня всю жизнь, как кошка. Вечно смотрела, как на икону, а у самой ни кожи ни рожи! Мы со Светкой над ней в голос ржали! Конечно, она обрадовалась, когда я ей пожениться предложил, чтобы от свадьбы с Жоркой спасти. А потом вдруг испугалась! «Давай после свадьбы!» – тонким голосом передразнил он Люсю.

– Ну ты, как я понял, церемониться не стал? – хрипло спросил Дмитрий.

– Еще чего! Если согласилась ко мне прийти, так раздвигай ноги! Завалил ее на диван, а она начала как бешеная отбиваться. И ведь вырвалась же! Врезала мне по яйцам, смартфон свой схватила и в ванной заперлась. Ну я дверь и выломал, пока она тебе или матери не позвонила. Вырвал у нее смартфон, об ванну разбил, а эта сука мне в глаза моим же парфюмом брызнула – и ходу. Глаза режет, я их отмывать начал, только и слышал, как дверь хлопнула. Эх, не догадался я ее на ключ запереть, тогда бы она от меня никуда не делась. Крикнул я ей потом из окна, что сука она последняя, хоть душу отвел. Но кто же знал, что она ненормальная?

– Она-то как раз нормальная, это у тебя мозги сгнили, – сухо заметила Лада. – Значит, в тебе благородство взыграло, и ты, хотя ее не любишь, решил жениться, чтобы от нежеланного брака спасти?

– Да на хрена она мне сдалась? Мне свои деньги нужны, не вечно же у тебя подачки клянчить! А она бы мне после Ольгиной смерти сама все с радостью отдала!

– Да что вы все Ольгу хороните? – возмутилась Лада. – Она еще вас переживет! Одного уже пережила! – и уточнила: – То есть когда ты мне кричал, что Юрка подонок и Люсе не пара, ты хотел расстроить их свадьбу, чтобы жениться на ней самому?

– Естественно! Светка меня бортанула! Ванда бортанула! Что мне еще оставалось? Жениться на этой влюбленной дуре с деньгами! – с трудом отлепившись от кресла, Иван встал и пошел из комнаты.

– А это ничего, что Люся моя крестная дочь? – спросила ему вслед Лада. – Вас бы ни один священник венчать не стал – вы же духовные брат и сестра. Ты об этом не подумал?

– Ах ты, батюшки, какая у меня мать святоша стала! – Иван повернулся и расхохотался ей в лицо. – А ты не забыла, что Митьку без мужа родила, а меня хоть и в законном браке, но не от законного мужа?

Не знаю, как Дмитрий, но я не успела и глазом моргнуть, а Лада уже оказалась прямо перед сыном. А дальше последовало такое, что мне оставалось только рот открыть. Удар изо всех сил в солнечное сплетение, отчего Иван, охнув, согнулся вдвое, но навстречу его носу уже двигалась коленка Полянской, и встреча радостной быть не могла по определению, потом она добавила ему сцепленными в замок руками по затылку, а когда он упал, врезала еще пару раз ногой по ребрам. Повернулась она к нам с совершенно спокойным лицом и как ни в чем не бывало попросила мужа:

– Дима, вызови сюда парочку ребят из ЧОПа, пусть эту сволочь к Володе в деревню отвезут, как есть, без вещей, я их лучше в церковь для неимущих отдам. И скажи племяннику, чтобы спуску этой твари не давал, пусть вкалывает от зари до зари. А начнет эта мразь права качать, так у него руки развязаны. Надо Ваньке морду набить, чтобы в чувство привести, пусть бьет. Надо кнутом отходить, пусть сил не жалеет. Претензий не будет.

Тем временем Иван зашевелился и даже попытался сесть, а Лада, глядя на него, с горечью произнесла:

– Правильно говорят, что не тот отец, кто родил, а тот, кто воспитал. Как я ни старалась тебя от Андреева оградить, а стал ты его копией. Такое же животное, как и он. Нет у тебя больше матери с отцом! И видеть тебя в Тарасове я больше не хочу!

– Права не имеете, – пробормотал Иван.

– Ты, парень, даже не дурак! Ты кретин! Случай клинический и лечению не поддается! – впервые подала голос я. – Неужели ты еще не понял, что едва ты за порог выйдешь, как тебя убьют. Ты думал, что за Люсю кроме Лады и Ольги заступиться некому? Ты ошибся! Есть! А не убили тебя в понедельник только по одной причине – человек на себя статью вешать не хотел. Если бы после его визита в этот дом твой труп обнаружили, убийцу и искать не надо было бы, вот он! А теперь ты даже побои доказать не сможешь – ты же их немедленно не снял! «Скорую» не вызвал! Ты вместо этого своему другу позвонил, и он тебе выпивку и кокаин привез. Теперь на него стрелки перевести, как нечего делать. Кстати, ты и сейчас под кайфом, потому себя и не контролируешь, вот и раскололся до самой задницы! В общем, так! Хочешь стать трупом – оставайся в городе. Хочешь хоть как-нибудь жить – вали отсюда и обратно не возвращайся. Если понял, кивни.

До Ивана, видимо, что-то дошло, потому что он покивал.

– Куда разбитый смартфон дел? – спросила я.

– Там и валяется, – буркнул он.

– Дима, вызови сюда девочек из дома, пусть квартиру приберут, а то в свинарнике чище. И не забудь позвонить Володе. Ну а мы с Таней за Люсей поедем, я знаю, где она.

– Лада, я сейчас поняла, почему вчера Александр был в таком бешенстве. Поверьте, я не из трусливых, но нам лучше бы вызвать подкрепление.

Вместо ответа она взяла со столика свою сумочку, которую бросила туда перед тем, как поучить уму-разуму сына, открыла ее, и я увидела «ПМ».

– Разрешение есть, обращаться обучена. И водитель с оружием. Еще вопросы?

– Александр спецназовец, этим его не испугать, – предупредила ее я. – Да и Мария не в институте благородных девиц выросла.

– Я, как ты видела, тоже, – сухо заметила она.

– Лада! Если только Люся все еще у них и откажется с нами разговаривать, а мы будем настаивать, то ведь можем и посредством окна из квартиры выйти. Между прочим, у них второй этаж. Насмерть не разобьемся, но сломать себе что-нибудь вполне реально.

– Хватит, Таня! – оборвала меня Полянская. – К чему ты ведешь?

– К тому, что я пойду к ним одна. Люся считает, что вы с Ольгой ее предали, а тут еще Иван со своим изнасилованием добавил. А меня она не знает, у меня получится с ней поговорить. Тем более что я вчера предприняла кое-какие шаги и вправе рассчитывать как минимум на нейтралитет Марии.

– Мы идем вдвоем – и это не обсуждается, – отрезала Лада. – У меня тоже найдется, что сказать и напомнить Люсе. Пошли!

– Ну в туалет-то хоть на дорогу можно сходить? – возмутилась я.

– Тьфу, глупость спросила! Иди, конечно, – буркнула она. – Он направо по коридору в торце.

Проходя мимо Дмитрия, я значительно посмотрела ему в глаза, и он, судя по всему, меня понял. В туалете я кроме основного занятия сначала нашла сломанный Люсин смартфон, который этот придурок просто запихнул под раковину, и убрала его в сумку, а потом написала на листке из блокнота адрес Терентьевых и, скрутив его трубочкой, засунула в середину рулона туалетной бумаги. Ничего! Если постарается, найдет, а на видном месте оставить нельзя – вдруг следом за мной и Полянская решит посетить сие заведение? Так и оказалось, она побывала там следом за мной, но поскольку после ее выхода оттуда никаких репрессий не последовало, значит, она ничего не нашла.

– Ну, езжайте с богом, – напутствовал нас Дмитрий. – А я пока с Иваном по-мужски поговорю. Давно пора было это сделать, но лучше поздно, чем никогда. – И в ответ на взгляд жены заверил ее: – Да не убью я его, хотя ничего другого он не заслуживает – неохота за эту сволочь в тюрьме сидеть.

Мы с Ладой вышли из дома, расселись по машинам и каждая на своей поехали к Терентьевым.

Дождавшись теплого, солнечного дня, старушки из дома Терентьевых высыпали на улицу и оккупировали все имеющиеся скамейки, а некоторые и свои стульчики из дома принесли. Новостей у них накопилось за ненастные дни много, вот они и болтали без умолку. Все места для машин во дворе были заняты, поэтому нам пришлось оставить свои автомобили довольно далеко от подъезда и дальше идти пешком. Проходя мимо старушек, я поздоровалась и спросила:

– Вы не в курсе, Терентьевы дома?

– Машка-то точно дома – видела я, как она на балкон выходила, а вот Сашку я сегодня не видела, – сказала одна из них.

Убедившись, что по крайней мере один из членов этого буйного тандема на месте, мы поднялись к ней. То ли девушка нас в окно видела, то ли ничего на свете не боялась, но дверь она открыла, не спросив, кто пришел. Взглянув на нее, я с трудом удержала смех – у нее было полтора лица, то есть правая половина была нормальной, а вот левая увеличилась вдвое.

– Вижу, что справедливое возмездие настигло тебя своей карающей дланью, – заметила я – это явно брат дал ей пощечину, когда узнал, как она прокололась с медицинской картой, да вот только силу не рассчитал.

– Позубоскаль мне еще! Сейчас сама словишь! – огрызнулась Маша.

– Где Люся? – с ходу спросила Лада.

– Здесь ее нет, можете сами убедиться, – девушка шагнула в сторону, пропуская нас.

Если она думала, что мы поверим ей на слово, то ошиблась – мы облазили все и убедились, что Люси действительно нет.

– Но когда я приходила во вторник, она же была у вас? – спросила я, хотя и так понимала, что больше ей было быть просто негде.

– Тогда была, сейчас – нет, – спокойно ответила Маша.

– Где она? – надвигаясь на нее, требовательно спросила Полянская.

– Коней попридержи! Не дома ты и не на рынке! Там командовать будешь! – бесстрашно отрезала девушка.

– Ты лучше не нарывайся! – угрожающе заявила Лада. – Я сегодня кое-кому уже ребра посчитала, вошла во вкус, так что сейчас и тебе обломится!

– А что? Ванечка все еще поперек кровати лежит? Уж не болезный ли ребеночек уродился? Например, на головку скорбный? – язвительно поинтересовалась Мария, намекая на то, что ребенка надо воспитывать, пока он лежит поперек кровати, а вот когда вдоль – уже поздно.

– Прикуси язык! – рявкнула на нее Полянская. – Не с подругой лясы точишь! Не забывай, с кем разговариваешь!

– А вот я и говорю: объяснила б ты Ивану, чтобы он Люсю десятой дорогой обходил. А то ведь убьет его Сашка. И что тогда? Тебе – сыночку на могилку цветочки носить, а мне – передачки брату в тюрьму? Оно нам это надо?

– Не волнуйся! Иван сегодня уедет из города. Надолго. Может быть, навсегда.

– А вот за это спасибо, хотя сделанного и не воротишь.

– Но ты так и не сказала, где Люся, – напомнила Лада.

– Вы чего от меня хотите? Вам Люся нужна? – стала напирать на нас Маша. – Увидите вы ее сегодня, но попозже!

– Так, с тобой разговор не получается, – резюмировала Лада. – Где твой брат?

– Да привезет он ее скоро, успокойтесь уже! – окончательно разозлилась девушка.

Я видела, что Полянская в бешенстве и пора вмешиваться, а то мы ничего не добьемся.

– Лада, подождите, – попросила я и обратилась к девушке: – Маша! Ты сама-то понимаешь, что виновата? Ты влезла со своей неорганизованной самодеятельностью и, в общем-то, спровоцировала все дальнейшее. Поэтому укроти свой нрав и давай поговорим спокойно.

– Может, мне вас еще и чаем напоить? – язвительно поинтересовалась та.

– А не помешало бы! – с нажимом произнесла я. – Сядем рядком и поговорим ладком. А там и Саша Люсю привезет.

– Ну, пошли в кухню, гости незваные! – буркнула она.

Пока она занималась чаем, я укоризненно посмотрела на Полянскую, и она, поджав губы, отвернулась. Ну, будем надеяться, что на некоторое время она притихла. И вот мы все уже сидели за столом, чай был разлит по самым простым бокалам, на столе стояло блюдо с сушками и овсяным печеньем, а разговор как-то не клеился. Но, как в том старом анекдоте про драку на свадьбе, должен же кто-то начать. И я спросила:

– Маша, я свалила все на Тамару Одинцову, что это она и запись сделала, и отредактировала ее, и в Интернет выложила. Оба Самойловых это съели, не поперхнувшись, а как на самом деле было? Бояться тебе нечего – они, все трое, мертвы: Тамара умерла от передоза, Георгий разбился на машине, а его отец – скончался от инфаркта.

– Только Генка жив! – буркнула она.

– Геннадий Иванович Фролов? Хозяин клуба? А что это ты о нем так фамильярно? – удивилась я, но, встретив ее взгляд, который словно сказал мне: «Ну ты и дура!», все поняла. – Ясно! Отношения более чем дружеские!

– Как и со всеми остальными, – добавила Маша. – Он мужчина внимательный, никого не пропустил, а тех, кто это не оценил, попросил на выход.

– Ты же знаешь, что от меня ничего никуда не уйдет, – напомнила я.

– А я, если надо будет, еще и помогу, – добавила Лада.

Мария внимательно посмотрела на нас, подумала, а потом, махнув рукой, сказала:

– Ладно! – И начала рассказывать: – В той комнате окон нет, зато есть камера, и работает она от сети. Она включается одновременно с включением света и так же выключается. У Генки таких записей много, и кого на них только нет.

– Так вот почему он так спокойно себя чувствует! – воскликнула я. – В клубе чуть не в открытую наркотой торгуют, а его не трогают. А это потому, что он через молодых придурков их родителей в руках держит.

– Правильно поняла! – кивнула Маша.

– Но ты-то об этом как узнала? – удивилась я.

– Генка по пьянке проболтался. Он вдрабадан был, вот его на откровенность и потянуло. Где камера установлена, я не знаю, но запись идет на его компьютер, причем каждая отдельно, а не все подряд. Он при мне его включил и стал показывать, кто и что в этой комнате вытворяет, ну а я и пароль запомнила, и в какой папке это хранится. На следующий день он, видно, вспомнил что-то, стал меня расспрашивать, а я в ответ – глаза по пять копеек: «А я помню? Я же никакая была!» Но я только притворяюсь пьяной – меня перепить трудно. В воскресенье Жорка, как обычно, с друзьями завис, а тут Тамарка появилась – давно ее не было. И с ходу к нему, и чуть в глаза ему не вцепилась, а еще орет дурным голосом, почему, мол, он, гад, не сообщил ей, что жениться на большаковской дочке собрался. Он перепугался, по сторонам озирается, а потом сказал ей что-то тихонько, и она прямиком в ту комнату отправилась, а он, чуть погодя, небрежной походкой – за ней. Я в зале работала, Сашка – на входе, подслушать, о чем там разговор идет, не могли, хотя и так ясно было, что о Люсе. Первым Жорка вышел и обратно к друзьям подсел, а потом Тамарка, и сразу же уехала. А я все думаю, как бы мне до этой записи добраться? Пришлось Генке глазки строить. Пока он спал…

– А он точно спал? – перебила ее я.

– Виски с клофелином и слона свалит, – хмыкнула она.

– Ну ты даешь! – только и смогла сказать я.

– А при чем здесь я? – удивилась она. – У нас там девка одна была, она и клофелинила. А когда ее в этом заподозрили и обыскивать начали, она успела пузырек скинуть. А я заметила куда и подобрала на всякий случай. Вот он и пригодился. Только я не знала, сколько именно его класть надо, страшно боялась, что Генка загнется. Но обошлось. Так вот, пока он спал, я запись эту на свой смартфон перегнала – Wi-Fi у нас бесплатный, и обратно в зал вернулась якобы дорабатывать.

– Ну ты мастер! – покрутила головой я. – Не наследила?

– Так нас с Сашкой Люся учила на компьютере работать, а она очень доступно умеет объяснять, тут и идиот все с первого раза поймет. Да там дел-то было на пять минут, – махнула рукой она. – Потом я Сашку позвала вроде как покурить, все ему рассказала и свой смартфон отдала.

– То есть ты эту запись даже не видела? – уточнила я.

– Тогда – только начало. Да она последняя была, перепутать сложно, но я все равно проверила, потому и видела. А потом мне было некогда смотреть – я же по залу как электрический веник ношусь! А вот Сашка видел и тут же ее на Люсину почту отправил, а потом позвонил ей с городского на городской, чтобы не светиться, и сказал, чтобы она ее посмотрела.

– Кто же ее отредактировал и в Интернет выложил? – не отставала от нее я.

– Да Сашка же! – с сердцем ответила она. – Сказал, что у него живот прихватило, заперся в кабинке туалета и все, что Тамаркиных родителей касалось, убрал, чтобы на нее подумали. Только торопился он, вот немного коряво и получилось. А потом отправил новую запись куда только возможно.

– Отчаянные вы ребята, – даже с каким-то восхищением произнесла Лада.

– Так ради Люси же, – просто объяснила Мария. – Стали бы мы из-за кого-нибудь другого так подставляться! И, как я понимаю, сработало! Не будет свадьбы!

– Скажу тебе по секрету, ее и так не было бы, – усмехнулась Полянская.

– То есть мы зря старались? – возмутилась Мария.

– Нет! Честь вам и хвала за то, что вы сделали! Я очень рада, что у Люси есть такие верные друзья. Но представь себе, что Тамара с Юркой не встретилась бы? Вот тут и сработал бы мой план.

– И какой? – с интересом спросила девушка.

– Ты продолжай, раз уж начала, а я потом, может быть, расскажу, – ответила Полянская.

– А чего тут рассказывать? Вернулись мы с Сашкой утром домой, тут-то я запись и посмотрела. Попадись мне в тот момент Жорка, убила бы своими руками и не задумалась! Ну и тут же Люсю по скайпу вызвала – у нее ноутбук постоянно включен. Стали думать, что делать. Она сказала, что с этой записью к вам пойдет.

– Да знаю я уже! Только меня в тот день на рынке вообще не было, я с утра в областном правительстве на совещании была, а там телефоны принято отключать. Я обо всем узнала, когда уже на улицу вышла и в машину села, – раздраженно объяснила Лада.

– Ну тут я немного добавлю, – встряла я и рассказала, как выяснила, кто увел от рынка Люсю и куда отвез. – Если бы Иван в понедельник не пошел на рынок, чтобы забрать расчет и трудовую книжку, они бы не встретились и ничего бы не случилось. Ну, поговорила бы Люся со своей крестной вечером или во вторник.

– А она вот его встретила, чтоб ему!.. – процедила сквозь зубы Маша. – Показала ему запись, а он к ней со всем сочувствием, что спасу я тебя, мол. Если ты будешь уже замужем, то никакой другой свадьбы не будет. А Люся-то в него с детства влюблена! – выразительно произнесла она, глядя на Ладу.

– Я знаю, – просто ответила та. – Это невозможно было не заметить. Она на него такими влюбленными глазами смотрела! И если он к ней вдруг обращался, краснела, бледнела, смущалась. Только он еще со школы со Светкой хороводился, мы с Женей думали, что они прямо в восемнадцать лет поженятся, а тут…

– Да знаю я от Люси обо всех его метаниях от одной бабы к другой, – отмахнулась Мария. – И то, что он не у дел остался. Так ведь Люся его еще и жалела, что глупая Ванда не оценила его. А я так думаю, что у той девчонки с головой все в порядке или к мнению родителей прислушалась, вот и послала его. А тут он к нам в клуб зачастил и куролесил так, что даже рассказывать противно. Тот же Жорка, только моложе. И говорила я об этом Люсе, только слова мои у нее мимо ушей свистели – он же для нее был ангел во плоти! Конечно, она на седьмом небе от счастья была, когда он ее замуж позвал! Сбылась мечта всей ее жизни! Тьфу!

– Это ты их брак собиралась устроить? – спросила я.

– Кто же еще? – хмыкнула девушка. – Люся, как домой вернулась, мне тут же позвонила и попросила помочь. Посмотрела я на нее, и даже страшно стало – прямо ополоумела она. Ни о чем, кроме женитьбы, говорить не могла и умоляла меня что-нибудь сделать, чтобы их прямо завтра расписали, а то вдруг ее Ванечка передумает. Просила так, что не могла я отказать, а потом подумала: пусть хлебнет этого счастья, поймет тогда, что не тому богу всю жизнь молилась, дойдет до нее, какую ошибку она совершила, и разведется. Зато после к словам опытных людей, которые ей добра желают, прислушиваться будет. Потому что на чужих ошибках еще никто ничему не научился, все должны свои собственные шишки набить, чтобы поумнеть. Вот я прямо при ней позвонила знакомой и договорилась, узнала, сколько это будет стоить, и все Люсе передала.

– Ну, чем это закончилось, я знаю, – вздохнула Полянская.

– Да нет! Не знаешь! – сорвалась на нее Мария. – Люся все свои тряпки на кровать вывалила, все обсуждала со мной, что ей надеть, чтобы Ванечке понравилось. Она же как на крыльях к нему летела! Он же ее на первое в жизни свидание пригласил! Она же никогда ни с одним парнем не встречалась! Даже в Америке. А там ведь не как у нас! Это мы без косметики как голые! А они только по торжественным случаям красятся, а днем ходят в своем естественном виде. Ну или самый минимум. Так что Люся там ничем от других девчонок не отличалась. И были там парни, которые с ней встречаться хотели, только она никого не замечала, все ждала, вдруг Ванечка внимание на нее обратит! Для него себя берегла! А он с ней даже не как с последней шлюхой обошелся, а еще хуже! Счастье великое, что она мои уроки не забыла! Вспомнила вовремя, чему я ее учила! А если бы сын твой ее все-таки изнасиловал, она бы после этого жить не смогла! Ты это понимаешь?

– Да, все я понимаю, – тихо сказала Лада.

Мария закурила очередную сигарету, отпила холодный чай и, немного успокоившись, стала рассказывать дальше:

– Хорошо, что я после смены спать не легла, как сердце беду чуяло. Сашка-то лег, чего ему? Он же не знал ничего. Сижу я здесь и все никак не могу решить, позвонить ей или нет, чтобы узнать, как дела. И тут звонок! Я, как услышала, что Люся и говорить-то не может, заорала так, что Сашка прибежал – думал, пожар случился или еще чего. А потом мне женщина та все и рассказала, а я Сашке не успела толком ничего объяснить, сказала только, что Ванька Люсю изнасиловал. Как собиралась – не помню, что из вещей из шкафа схватила – тоже. Сашка-то мигом оделся – не забыл еще армейскую службу, и меня в голос материл, что я копаюсь. Выскочили мы из дома, дверь, как потом оказалось, даже на замок не заперли, захлопнули только. Сашка на улице чуть под колеса не бросился, но первую же машину тормознул. Ну, по дороге я ему и сказала, что, похоже, изнасиловать ее Ванька все-таки не смог, но пытался. Водила, как меня услышал, так сам предложил нас подождать, чтобы потом обратно отвезти. Ну приехали мы, а Люся как каменная! Пока я ее переодевала, Сашка сходил с подонком твоим разобраться, вижу, что не убил, иначе ты себя так не вела бы.

– К счастью, не убил. Для твоего брата к счастью. А то пришлось бы ему за эту сволочь отвечать, – с горечью сказала Полянская.

– Привезли мы Люсю сюда. Я попыталась ее осторожно расспросить, что случилось, а она молчит. Я в нее граммов триста коньяка влила, и только тогда ей нервы отпустило и она разрыдалась. Да я же ее с детства плачущей не видела! – Мария шарахнула кулаком по столу так, что даже чай из чашек выплеснулся. – А тут рыдает и остановиться не может! Уложила я ее на свою кровать, сама рядом легла, обняла. Шепчу что-то – не помню что, затихла она, а потом и уснула. А Сашка всю ночь на кухне просидел, все курил и курил. А утром Люся сказала: «Никому я здесь оказалась не нужна, уеду я». Тихо так сказала, но твердо. Да мы ее и не отговаривали. Поела она… Да воробей больше склюет, и снова легла. Уснула. Так мы и дышать боялись, чтобы ее не разбудить. А тут ты появилась, – девушка повернулась ко мне. – А Люсе же собраться надо, вот Сашка тебя отсюда и наладил. Ну а потом мы ее проводили.

– Куда? – вскинулась Полянская. – Где Люся? Откуда ее Александр привезти должен?

– В Самару. У Сашки друг армейский, Кирюха, оттуда родом, дальнобойщиком сейчас работает, часто в Тарасов приезжает: здесь разгрузится, новый товар возьмет и обратно. И каждый раз к нам заходит. Вот с ним-то мы ее и отправили.

– Господи! Да что ей там делать? – удивилась Лада. – У Ольги ни родственников, ни знакомых там нет.

– Зато оттуда по четвергам есть прямой рейс в Тель-Авив, – объяснила Маша. – Люся хотела в свадебное путешествие туда поехать. С мужем любимым! – ернически выговорила она. – И уже оттуда матери позвонить и сказать, что улетела. Два билета забронировала. А вышло так, что одной лететь пришлось. А переночевать она должна была у Кирюхи, но там все нормально: жена, ребенок, так что волноваться не о чем было. Он же должен был ее и на самолет посадить.

– При чем тут Израиль? Почему именно туда она собралась? Есть же еще Кипр, да и другие места, куда виза не нужна, – продолжала недоумевать Полянская. – К тому же загранпаспорт Люсин дома остался. Как она полетела бы?

– Почему в Израиль? – повторила Мария. – Потому что отец там родной, к нему она собралась.

– Мишка? – невольно воскликнула Лада и растерянно спросила: – Но как?..

– Да, нашли мы Михаила Михайловича Лаврова, – усмехнулась девушка. – Кандидата физико-математических наук, бывшего ведущего научного сотрудника НИИ «Рубин». Пошустрить, правда, пришлось на рынке неслабо – лет-то сколько прошло! Но уж очень Люсе хотелось знать, кто ее настоящий отец, а мать ей о нем ничего не рассказывала. А уже потом Люся сама через Интернет его отыскала.

– Да нужна она ему! У него мать, жена, две дочки. Как Люся себе это представляла? Приехала не званная-нежданная в чужую семью…

– Почему же в чужую? В свою, – поправила ее Мария. – Люся, это еще в лицее было, ему для начала написала, рассказала свою историю. Он ей ответил, что помнит ее мать, и отношения у них были, но она ему о своей беременности ничего не говорила. Люся с отцом стали переписываться, по скайпу общаться. А живет он только с матерью, потому что жена его с ним ехать отказалась, объяснила тем, что девочкам там в армии служить придется, а она этого не хочет. Вот он вдвоем с матерью и уехал. Только он теперь не Лавров, а Ройзман – девичью фамилию матери взял, да и она сама ее поменяла. И работает он в институте Вейцмана. Люся не хотела, чтобы ее мать знала, что она отца нашла и общается с ним, поэтому, хотя он ее и звал постоянно, в первый раз к нему только из Штатов полетела. Еще прошлой осенью, как только время выкроить смогла. Сделали они генетический анализ, и подтвердилось, что она его дочь. Потом они в суд обратились, и он вынес решение, что Люся еврейка. С тех пор она постоянно к нему летала. И с бабушкой у нее отношения замечательные, оказывается, она на нее очень похожа.

– Ладно! Хорошо! – покивала ошеломленная Полянская. – Еврейка так еврейка! Хотя как в этом случае с ее крещением быть, я не знаю. Может, она в иудаизм перешла? – Она посмотрела на Марию, и та в ответ только пожала плечами. – Потом разберемся, – отмахнулась Лада. – Что с родным отцом Люся отношения наладила, вообще замечательно, пусть у нее еще один родной человек на свете будет. Но как она вылететь собиралась?

– А у нее даркон, – произнесла Маша.

– Чего? – не поняла Лада, и я объяснила:

– Это загранпаспорт Израиля. Он дает право посещать без виз… Не помню точно, но где-то около ста сорока стран мира, а в другие облегчает получение визы. Но лично у меня возникает вопрос: как она смогла бы покинуть Россию по израильскому паспорту, если она сюда по нему официально не въезжала?

– А кто тебе это сказал? – сделала вид, что удивилась, Мария. – У нее теперь два паспорта. Она, когда даркон получила, по нему из Израиля в Штаты вылетела, а потом по нему же – в Россию.

– Подожди! – воскликнула Полянская и стала что-то искать в своей сумке. – Вот! – Она наконец нашла и показала нам Люсин загранпаспорт. – Я его тогда специально забрала. На всякий случай.

Мы с ней стали его смотреть, и я только вздохнула:

– Эх, раньше надо было это сделать! Смотрите, Лада! У Люси здесь нет отметки о выезде из Штатов и въезде в Россию. По этому паспорту она там до сих пор находится. Причем с просроченной студенческой визой. Только я не пойму, Люся что, с израильским паспортом на свидание к Ивану пошла? Или она постоянно его с собой носила?

– Она его у нас держала, потому что домработница их за ней шпионит, вещи обыскивает и вообще везде свой нос сует, а потом Ольге доносит. Если бы она этот паспорт увидела, тут же Ольге сообщила бы, а Люся не хотела мать расстраивать.

– Да, Титова змея та еще, – согласилась я.

– Вообще-то, я могу позвонить, чтобы Люсю с рейса сняли, – предложила Лада.

– И кого же ты снимать собралась? Большакову? – насмешливо спросила Маша. – Так израильский паспорт у нее на Ройзман. Это во-первых. А во-вторых, я же тебе сказала, что они уже обратно возвращаются.

– Объясни толком, – попросила я.

Маша поморщилась, осторожно дотронулась до распухшей щеки, но стала рассказывать:

– Ну, проводили мы Люсю. Поехала она, а мы в клуб пошли – предупредили заранее, что позже будем. Новый телефон Люся себе купить не успела, так мы договорились, что Кирюхе звонить будем. Ну, работаем. А тут ты звонишь. Я тебя выслушала и сразу же к Сашке бросилась. То, что свадьбы Люсе бояться больше не надо, он нормально воспринял, но когда я сказала, что Ольга действительно больна, а человек ошибся и не ту медкарту переснял, он в такое бешенство пришел, что даже я испугалась. Врезал мне от души, – вздохнула она. – Да что тут говорить, сами видите. А ведь он меня никогда раньше пальцем не трогал. Ну, кроме совсем уж детства. И потом такого наговорил… А! – Она махнула рукой. – Ну, рожу мне тут же разнесло. Администратор меня увидел, обматерил и домой отправил – чего посетителей пугать? Хорошо, что будний день, людей в клубе немного, но он все равно оштрафовать обещал. А Сашка сам отпросился, побежал к другу, машину его взял и вслед за Кирюхой бросился. Даже переодеваться не стал. А времени-то уже много прошло. А у Кирюхи график, он же ни назад повернуть не может, ни остановиться где-то. Я, как домой пришла, на Кирюхин телефон позвонила и попросила его Люсе отдать, чтобы новости ей сообщить, а оказывается, Сашка уже сам с дороги им позвонил. Люся, как узнала, что мать не притворялась, а действительно больна, тут же вернуться согласилась. Я, конечно, не спала, все думала: догнал он их или нет. Позвонил мне потом Сашка, под утро уже, сказал, что догнал и Люсю забрал. А еще, что в мотеле по дороге они на несколько часов остановятся – надо же ему хоть немного поспать? Он же ту ночь совсем не ложился, а эту – за рулем провел. Потом он мне еще звонил и обещал, как в Тарасов въедут, позвонить, чтобы узнать, как обстановка и куда Люсю везти. Вот я и сидела, ждала, а тут вы пришли.

– Господи! Только бы все обошлось! – взмолилась Полянская и спросила у Маши: – На какой машине они едут? Ты номер знаешь?

– Откуда? – удивилась та. – Я и фамилию-то Сашкиного друга не знаю. Зовут Костей, и все.

– Но у Александра, как я поняла, доверенности на машину нет. Если их гибэдэдэшники задержат, то ведь и в полицию забрать могут, – всполошилась Лада.

– Чего раньше времени с ума сходить? Если задержат, то дадут позвонить, тогда ты и подключишься, – успокоила ее Мария. – Скажи лучше, что за план у тебя был? Хоть отвлечешься немного, а то на тебе лица нет.

Я присмотрелась к Полянской и поняла, что сегодняшний день отнял у нее лет десять жизни, не меньше, – выглядела она неважно.

– План, говоришь? – устало переспросила она. – Да был такой. Дело в том, что я Саныча знаю столько, сколько бизнесом занимаюсь. А бизнес в девяностые с криминалом не то чтобы рука об руку шел, но граница между ними была тонкая и зыбкая. И человека страшнее Саныча я в жизни не встречала. Его враги и конкуренты долго не жили, так что в конце концов все смирились с тем, что его слово – закон. Но сам он никогда ничего не делал, только чужими руками. Был у него штатный киллер, Валерка Шубин, кличка Шуба. Глаза холодные и пустые, как у дохлой рыбы, да и сам не косая сажень в плечах, и ростом не вышел, и силушкой бог обидел, но вот стрелок был классный. С одного выстрела человека убирал и работал только с «ТТ», говорил, что это самый надежный пистолет. Но он был у Саныча для, так сказать, «показательных выступлений», а были еще люди, которые его врагов тихо убирали. Кто такие, до сих пор не знаю. Трупов на Шубе – не счесть, но взяли его наконец, причем с поличным. Потом другие эпизоды доказали, но на смертную казнь уже мораторий был, так что светило ему пожизненное. Адвокат у него был самый лучший на тот момент в Тарасове, но отмазать его было невозможно. И тут Шуба вдруг взял на себя еще одно убийство, но совсем не в своем стиле. Был в Тарасове такой уважаемый уголовник-рецидивист Кравчук. И команда, в смысле группировка, у него была серьезная. И были у него с Санычем, как теперь принято говорить, серьезные «терки». Вот его-то в девяносто четвертом и убили, причем выпустили в него всю обойму «ПМ». Подняли дело, стали проверять, а не самооговор ли? А Шуба отвечает так, что придраться не к чему. А по поводу пистолета сказал, что в Волгу его выкинул. Менты обрадовались, что старый «глухарь» раскрыли, и этот эпизод ему до кучи присоединили. Осудили Шубу и отправили в «Вологодский пятак».

– Но как это все к Люсе относится? – не выдержала Маша.

– Имей терпение, – слабо улыбнулась Лада. – Когда Саныч пришел к Ольге с разговором о свадьбе детей, она ему, конечно, не отказала – это было бы самоубийством, потому что он значения слова «нет» не понимает. Она со мной встретилась, и стали мы думать, что делать. У Саныча, конечно, до сих пор сила большая, но и врагов значительно прибавилось, и есть среди них люди при власти и при деньгах. А мы с Ольгой знаем человека, который ненавидит Саныча лютой ненавистью, но открыто сделать ничего не может, хотя возможности у него очень большие. Мы втроем посидели, подумали, а некоторое время у нас в запасе было – Люся еще в Америке училась. И придумали, но знали об этом в городе только три человека: я, Ольга и наш друг. Именно с подачи этого человека стали дела в архивах города проверять – якобы жалобы в Москву поступают на то, что они теряются, крысы их едят, канализация заливает и все такое. А на самом деле доверенный человек нашего друга, причем не из Тарасова, а присланный из Москвы, отбирал дела, хоть как-то связанные с Санычем, и изучал их досконально, потому что в девяностые бардак со всем сопутствующим был и в милиции тоже. Вот так он на дело Шубина и наткнулся. И все нестыковки вылезли. А главная, что Шуба только с «ТТ» работал и стрелял один раз, а тут «ПМ» и вся обойма. Навели справки, и оказалось, что мать и сестра Шубина – он женат не был – все годы после его посадки жили и горя не мыкали. Когда мать умерла, то и похороны были достойные, и памятник недешевый. И сейчас сестра не бедствует. Стали выяснять, откуда деньги…

– Саныч! – уверенно произнесла я.

– Да! – кивнула Полянская. – А надо сказать, что Саныч мужик прижимистый. Первое время мог бы еще платить в благодарность за то, что Шуба на себя чужое убийство взял, но чтобы столько лет?

– Значит, у Шубина что-то на Саныча есть.

– Правильно. И отправили мы в Вологду человека со всеми возможными официальными полномочиями для допроса заключенного Шубина по давнему делу, по которому вскрылись новые обстоятельства, только вот номер дела указали липовый. А у Шубина туберкулез, последняя стадия, каверна на каверне, кровью харкает, жить осталось всего ничего. Объяснили ему, что от него надо, и он свои условия поставил: этапировать его в Тарасов в связи с расследованием этого дела, содержать не в СИЗО, а в тубдиспансере до его смерти и потом похоронить рядом с матерью. Взамен он сдает нам Саныча с неубиенной уликой. Оказывается, тогда на встречу с Кравчуком Саныч должен был идти один, как они и договорились, а он Шубу с собой взял, и тот его со стороны страховал. Кравчук был вором авторитетным, заслуженным уголовником еще со времен Союза, считал, что на него никто руку поднять не рискнет, вот и стал он над Санычем издеваться, насмехался над ним, а у того нервы не выдержали, и он его расстрелял, Шубе даже вмешиваться не пришлось. Саныч пистолет скинул, а Шуба запомнил куда и потом его подобрал да и припрятал на всякий случай. И когда его взяли, это через адвоката Санычу передал.

– И тот обязался содержать его мать с сестрой до конца его жизни, – поняла я.

– Да, – кивнула Полянская. – И еще адвоката оплатил. Сейчас Шубин уже в Тарасове, показания под протокол дал, пистолет из его тайника забрали, экспертизы на отпечатки пальцев и совпадение этого пистолета с орудием убийства Кравчука провели. Совпадение стопроцентное. Сегодня Саныча должны были задержать, потому что убийство…

– Срока давности не имеет, – закончила я. – Теперь я понимаю, почему вы, после того как о смерти Саныча сказали, горестно вздохнули: «Ну и что мне теперь делать?» А действительно, что с Шубиным делать-то? Саныч сам по себе помер, его уже не задержишь, обвинение не предъявишь.

– Шубин свои условия договора выполнил полностью, будем и мы свои выполнять, мы же все ему слово дали, – просто объяснила Полянская.

– Мне страшно представить, какую работу вы проделали, и все оказалось напрасно, – с восхищением сказала я.

– Если бы ты представила себе, сколько Ольга и я на это денег потратили, тебе бы стало еще страшнее, – хмыкнула Лада.

– А не проще было Саныча заказать? – недоуменно спросила Маша. – Ей-богу, дешевле бы обошлось.

Услышав это, Полянская тихо рассмеялась:

– Девочка! Я сама в такие игры никогда не играла и не собираюсь начинать. Это во-первых. А во-вторых, я точно знаю, что были люди, которые так и поступали. Именно были! – подчеркнула она. – Потому что их потом возле Астрахани вылавливали. Тех, которые всплыли, конечно.

– Но если бы Люся знала, что свадьбы не будет… – начала девушка.

– А она знала, – перебила ее Лада и, вдоволь насладившись нашим с Марией обалделым видом, объяснила: – После того как ты ей рассказала, что собой представляет Юрка, она приехала ко мне. Даже не буду говорить, в каком ужасе она была, сами можете представить. И я, чтобы успокоить ее, вынуждена была поклясться жизнью своих детей и внуков, что свадьбы ни в коем случае не будет и ей нужно только немного потерпеть и подождать. И предупредила, что если она хоть одной живой душе об этом скажет, то у меня и ее мамы будут очень большие неприятности. И она пообещала молчать.

– Вы очень деликатно выразились, – усмехнулась я. – Если бы Люся кому-нибудь проболталась и до Саныча дошло, что вы под него копаете, то ваших с Ольгой трупов точно не нашли бы.

– Но она ведь молчала! – воскликнула Маша. – Даже нам с Сашкой ни словечком не обмолвилась.

– А потом ты сказала ей, что Ольга не больна, а только притворяется, – продолжила Лада. – И Люся решила, что если мать ее обманывает, то и я тоже. Тут еще эта запись добавилась, и Ванька не вовремя подвернулся. Она решила с ним в Израиль улететь, о счастье размечталась. Она думала, он ее спаситель, благородный рыцарь на белом коне, а он подонком оказался. Вот у нее нервы и не выдержали, – вздохнула она. – Ну теперь ей бояться уже некого и нечего. Будем надеяться, что все обойдется.

– Дай-то бог! – вздохнула Мария. – Ну что? Пока ждем, давайте хоть поедим? Разносолов у нас нет, но картошки с лучком поджарить могу. А под нее по пятьдесят граммов принять за успешное окончание этой истории сам бог велел!

– От картошки не откажусь, а вот пить пока не буду, – сказала Полянская. – Вот как увижу Люсю живую и здоровую, тогда на радостях и выпью.

– А я за рулем, – добавила я.

– Ну я одна тоже не буду, – поддержала нас девушка.

Достав картошку, она начала сноровисто ее чистить, и тут зазвонил ее телефон – судя по разговору, это был Александр.

– Куда везти? К нам, конечно! Тут… – начала она, но Лада покачала головой, и Маша мигом нашлась: – К вашему приезду уже жареная картошка готова будет. – И, отключив телефон, спросила у нее: – Ты чего?

– А вдруг она меня видеть не захочет? Или испугается? – объяснила Полянская.

– Испугается? При нас с Сашкой? – рассмеялась девушка. – Ну ты сказала!

Она продолжила свое нехитрое занятие, и тут уже Лада ее спросила:

– Что насчет новой работы думаешь, «Глобус»-то мы прикроем. Еще в какой-нибудь клуб пойдешь или ресторан? Не надоело еще с подносом бегать?

– А что я еще умею? – пожала плечами Мария. – Только ты дай нам время хоть новую работу найти, а потом закрывай, иначе ведь без копейки останемся.

– Послушай меня, Маша, – начала Полянская. – Мне на рынок администратор павильона «Овощи-фрукты» нужен. Человек там сейчас есть, но очень просит его с этого места убрать – сам понимает, что не справляется, а получать от меня регулярные разгоны, причем за дело, ему надоело. Предупреждаю сразу, работа сволочная. Среди торговцев большинство кавказцы и азиаты. Уборщицы частенько халтурят, грузчики выпивают, в общем, не подарок. Что скажешь?

– И сколько платят за эту каторгу? – с интересом спросила Мария.

– Для начала – тридцатку. Если сможешь навести порядок и в ежовых рукавицах всех держать, еще десятку надбавлю. Ну, и премии, само собой.

Даже не раздумывая, девушка решительно заявила:

– Пойду! Да я за месяц там всех так построю, что дышать только по команде будут.

И я почему-то сразу поверила, что она это сможет.

– Тогда предупреждаю: взяток не брать, подарков – тоже, романы, особенно с нерусскими, не крутить, а то тебя там никто уважать не будет, а уж слушаться – тем более, строго придерживаться раз и навсегда установленного распределения мест в павильоне, чтобы наших дачников приезжие не обижали.

– А вот о последнем меня можно было не предупреждать, – повернувшись к ней, хищно улыбнулась Маша, уже ссыпавшая в это время нарезанный картофель на сковороду – у нее в руках все горело.

– Есть там еще кое-какие тонкости, о которых ты потом узнаешь, и, главное, ко мне обращаться по имени-отчеству и на «вы», – небрежно сказала Полянская.

– Клавдия Петровна! Ну, простите меня, что я в нервях вам лишнего наговорила! – Чертова девчонка молитвенно сложила руки на груди. – Честное слово, больше не повторится! Субординацию буду блюсти, как в армии! Ать-два! Ать-два!

– Смотри! А то у меня тоже, как молодежь выражается, «не застрянет», – предупредила ее Лада. – И дай мне водички, а то в горле пересохло.

– Сей секунд, – с готовностью ответила Маша и налила своей будущей начальнице воды.

Но, как оказалось, не в горле у Полянской пересохло, а ей нужно было таблетку запить. Мы с девушкой переглянулись, но говорить ничего не стали, зато начали внимательно наблюдать за ней – неудивительно, что ей плохо стало, она же третий день на одних нервах живет, а на нее со всех сторон неприятности все валятся и валятся. Мы с Машей ели необыкновенно вкусную картошку с солеными огурчиками и помидорами, но Лада ее только попробовала, похвалила, а до соленого даже не дотронулась – правильно, при больном сердце это не рекомендуется. Лада и я сидели спиной к окну, а вот Мария – лицом, она первая брата с Люсей и увидела.

– Идут, наконец-то! – воскликнула она.

Полянская тут же вскочила на ноги, резко повернулась к окну, успела только сказать:

– Слава тебе, господи! – и начала падать.

Вскочив так, что стул опрокинулся, я успела ее подхватить. Подоспевшая Мария уцепила ее с другой стороны, и мы посадили Ладу на стул.

– Давай ее поднимем вместе со стулом и перенесем в зал, а там на Сашкин диван положим, – скомандовала девушка. – Три-четыре!

Полянская была довольно стройной женщиной, но все-таки! А мы-то с Марией не тяжелоатлеты! Хотя и не без труда мы ее бережно оттащили в зал и совместными усилиями уложили.

– Сейчас отпустит, – прошептала через пару минут белая как мел Полянская и попыталась встать.

– Ага! Потом догонит и еще добавит! – скандальным тоном заявила Маша и рявкнула: – Лежать! – А потом, подняв лицо к потолку, возмутилась: – Господи! Ты там наверху адрес не перепутал? Ты чего мне столько маленького еврейского счастья навалял? Я же его не прожую! Нет, ну чё ты творишь? Только-только я нашла себе работу и денежную, и по душе! И начальница такая заботливая, словно мать родная! А тут ты со своими подарками – и она помирать собралась! Только кто бы ей дал! А ты у меня смотри, я ведь и в бороду вцепиться могу!

– Не богохульствуй! – прошептала Лада.

– Ничего! Стерпит! Заслужил! – отмахнулась Мария и напустилась на меня: – А ты чего стоишь? «Скорую» вызывай!

– Диме позвони, – слабым голосом сказала Лада. – Он все организует.

Естественно, я тут же ему позвонила и первое, что я услышала, было:

– Что вы там застряли? Люся живая и здоровая…

– Зато Лада не здоровая! – перебила его я. – Ей, видимо, с сердцем плохо. Она сказала, чтобы вы все организовали. Как я понимаю, ее нужно в клинику отвезти.

Ответа я не услышала, зато буквально через минуту на лестнице раздался мат-перемат и гневный голос Александра:

– Ты куда лезешь?

Потом звук удара, чье-то падение, дверь просто вырвали без малейшего применения какой-либо техники, и раздался крик Дмитрия:

– Лада! Где ты?

– Она здесь, – отозвалась я.

В комнату влетел Полянский, а за ним еще два человека – значит, трудовой подвиг по вырыванию двери он совершил не один. Дмитрий тут же бросился к жене:

– Сейчас, родная. Сейчас! – И осторожно поднял ее на руки. – Сиденье в машине уже разложили, и поедем мы с ветерком кататься, – направляясь на выход, говорил он ей, словно маленькому ребенку. – Какая же ты у меня непослушная, тебе ночью было с сердцем плохо, а ты рвешься все сама делать. Ничего, теперь ты у нас подлечишься, а потом мы с тобой отдыхать поедем.

Он вышел с Ладой на руках, и только тут я посмотрела на Александра и Люсю. У парня на скуле алело внушительное пятно, которое со временем превратится во впечатляющий синяк, и я поняла, что в этот раз победа оказалась на стороне возраста и опыта. Люся же… Я видела ее только на фотографиях и от восхищения не ахнула, но она и в жизни оказалась ничуть не лучше, она была никакая. Конечно, если ее причесать и накрасить, то будет получше, но на красавицу все равно не потянет. Умом я понимала, что горячего в жизни она нахлебалась до слез, но вот никакого сочувствия к ней я не испытывала, наверное, из-за Лады, которую она своими выходками до сердечных приступов довела. Люся стояла испуганная, ничего не понимающая и только глазами хлопала.

– Маша! Сама ей все расскажи, – попросила я и, не выдержав, обратилась к Люсе: – Если бы ты только знала, как тебя любят мать и Клавдия Петровна, ты бы верила в первую очередь им.

Не получив ответа, я прошла в кухню, взяла сумки, мою и Лады, и собралась уходить, но, спохватившись, достала из сумки Полянской Люсин российский загранпаспорт и, заглянув в комнату, бросила его на стул. Потом из своей достала ее сломанный смартфон и бросила туда же. Выйдя на улицу, я огляделась и увидела, что кроме моей машины там других нет, значит, уже уехали, а у меня же Ладина сумка, мало ли что ей в ней может понадобиться? Конечно, мне очень хотелось поехать домой, в смысле, в бабушкину квартиру, напиться от души кофе, сесть перед телевизором и расслабиться – работа-то закончена. Но делать нечего, надо ехать в клинику, благо мне приходилось там бывать раньше. Торопиться мне было уже некуда и незачем, вот я и ехала не спеша, размышляя по дороге о том, сколько всего произошло за три неполных дня, и пыталась хотя бы приблизительно представить себе сумму гонорара. От этих размышлений мои мысли плавно перетекли к ремонту, на который уйдет большая его часть, необходимости покупки обоев и всего остального, мечтаний о новой мебели. Словом, частного детектива я в себе уже выключила и вернулась к нормальной жизни.

Видимо, Лада дала на мой счет какие-то указания, потому что, выслушав мои объяснения, кто я и зачем к ней иду, меня снарядили, то есть выдали халат и бахилы, и отправили в терапию. «Так, – поняла я. – Видимо, Лада решила совместить приятное и полезное, то есть и лечиться, и общаться с подругой – наверняка ведь она во втором люксе лежит». И я оказалась права. Сказать, что они весело проводили время, было нельзя, но то, что общих тем для разговора у них много, было заметно сразу. Обе лежали под капельницами на соседних кроватях и что-то обсуждали, а Дмитрий сидел недалеко от них с самым скучающим, причем непритворным, видом, какой обычно бывает у мужчин, вынужденных присутствовать при женской беседе. Лада выглядела уже получше, щеки, во всяком случае, порозовели, а вот Ольгу не назвал бы здоровой и самый отъявленный оптимист. Увидев меня, Полянская сразу насторожилась:

– Таня? Что-то случилось? – Вместо ответа я показала оставленную ею у Терентьевых сумку, и она с облегчением рассмеялась. – И из-за этого ты ехала в такую даль? Позвонила бы Диме, и он ее у тебя забрал бы.

– А я еще насчет ремонта хотела напомнить – погода, кажется, собирается улучшиться, скоро все высохнет.

– А ты думаешь, я забыла? – укоризненно спросила она и попросила: – Достань из сумки мой телефон.

Получив его, она позвонила кому-то, объяснила, что надо сделать, и продиктовала номер моего сотового, а затем, отключив свой, сказала мне:

– Пиши номер! Этого человека зовут Борис. Он азербайджанец, прораб. – Я все послушно записала. – Он тебе предварительно позвонит, придет, все посмотрит и сообщит, когда сможет начать работу. Насчет всего остального – мебели, техники и так далее – он тебе тоже поможет. Отведет, куда надо, и все организует. Ну а телевизоры будут попозже. Но если тебе невтерпеж, возьми японские.

– У вас что-то случилось? – неожиданно спросила у меня Большакова.

– У нее случилось такое, что нарочно не придумаешь, – объяснила Лада. – Если бы я подобное в книге прочитала, решила бы, что это автор нафантазировал. Таня, расскажи, – и, повернувшись к подруге, добавила: – Таня изумительный рассказчик, мы с Надеждой плакали от смеха.

В ином случае я под благовидным предлогом отказалась бы – что я им, артистка, что ли? Или клоун? Но Ольге катастрофически не хватало положительных эмоций: это же ужасно – столько времени пролежать в больнице и постоянно думать: а у меня рак или нет? И я решила рассказать. Так смешно, как в первый раз, уже вряд ли получится, но я постараюсь. По мере того, как я рассказывала, пришло вдохновение, и смеялись все, даже Дмитрий.

– Действительно, нарочно не придумаешь, – согласилась развеселившаяся Ольга.

– А я что говорила? – сказала Лада и позвала: – Дима! – И когда тот подошел, показала ему, чтобы он наклонился, а потом что-то прошептала ему на ухо – явно по поводу суммы моего гонорара, но я сделала вид, что ни о чем не догадываюсь. – И вообще, ехал бы ты домой! – уже громче сказала она. – Ладно я, но Оле же неудобно, что в палате посторонний мужчина находится.

– Да-да! – язвительно хмыкнул он. – Я за порог, а ты вскочишь на ноги и ринешься руководить! Нет уж! Я домой только ночевать поеду, а завтра с самого раннего утра снова приду. А что Оле неудобно, так нужно было тебе в другую палату ложиться. Если надо выйти, я выйду, но тебя без присмотра не оставлю.

– Ты меня еще к кровати привяжи, – проворчала Полянская.

– Надо будет – привяжу! – совершенно серьезно ответил ей муж.

– Ну, выздоравливайте все, я пойду, – стала прощаться я.

– Я тебя провожу, – поднялся со стула Дмитрий и, когда мы вышли в коридор, спросил: – Тебе на карту перечислить или наличными?

– Лучше наличными, потому что с карты деньги быстрее уходят – в руках-то их не держишь, вот и улетают со свистом.

– Тогда давай договоримся так. Адрес твой у меня есть, я завтра утром по дороге сюда сделаю крюк и подъеду к твоему дому. Позвоню снизу, ты спустишься и заберешь.

– Дмитрий, я же сейчас живу не дома, – напомнила я и объяснила, где буду его ждать после звонка, а потом спросила: – Ивана отправили?

– Да! – раздраженно буркнул он. – Это надо же: два родных брата, а такие разные! Один вырос нормальным человеком, а второй… – Он горестно махнул рукой. – Вот и верь после этого в наследственность.

– Дмитрий, мне Лада пообещала, что ваши специалисты мой компьютер посмотрят, а то его залило.

– Ладно, – кивнул он. – Пришлю я кого-нибудь завтра, чтобы его к нам забрали.

Полянский вернулся в палату, а я с легкой душой поехала к бабушке, предвкушая заслуженный отдых. Я поела, а потом устроилась с кофе перед телевизором и решила узнать, что меня ждет дальше. Бросила кости, и выпало 33+20+6. Это значило, что я успешно завершу крайне утомительную работу, результатами которой будут для меня почет и уважение.

– И деньги! – мечтательно добавила я, но тут же насторожилась: – Что значит «завершу»? Это что же получается? Что работа еще не закончена? Да что же я пропустила?

Но, как я ни ломала себе голову, так и не смогла понять, что я недоделала. Решив, что утро вечера мудренее, я пошла спать.

Четверг и потом

Знакомое всем работающим людям удовольствие поваляться утром с радостной мыслью, что торопиться некуда и незачем, было прервано звонком Полянского. Я глянула на часы и ахнула – это был уже перебор. Быстро натянув джинсы и футболку, я на ощупь причесалась и, не дождавшись лифта, побежала вниз по лестнице, хорошо хоть ключи не забыла захватить. Дмитрий уже ждал меня в машине, но даже выходить из нее не стал, а просто протянул мне пакет и уехал. Я не стала на улице смотреть, что в нем, – от этой вредной привычки я и сама давно отвыкла, и клиентам своим постоянно повторяю, что привлекать к себе внимание таким неразумным поведением – чревато. Зато дома я не только посмотрела, но и подсчитала, а потом долго сидела и переваривала сумму – она была та-ка-а-ая! В общем, если не заказывать из Италии мебель в стиле ампир или рококо, то мне еще и на очень приличный отдых хватит.

Я позавтракала и теперь пила кофе и мечтала, как будет выглядеть моя квартира после ремонта, и тут раздался еще один звонок. Номер показался мне знакомым, и наконец я сообразила, что сама же накануне его записывала – это же Борис. Довольно молодой голос с характерным кавказским акцентом поинтересовался, когда он мог бы посмотреть объект, и я радостно заверила его, что в любой удобный для него момент. И оказалось, что именно этот момент является для него удобным, в результате я, не допив кофе, сорвалась с места и помчалась в свою квартиру.

Борис уже ждал меня возле моего подъезда. На вид этому высокому стройному мужчине было лет тридцать, но держался он солидно – прораб все-таки, не простой рабочий. Пока мы шли в мою квартиру, я начала объяснять, что случилось.

– Понимаете, Борис, меня затопила соседка сверху, и последствия этого весьма плачевные.

– Ай, уважаемая! – воскликнул он. – После пожара квартиры вы не видели! Вот там действительно последствия!

Вообще-то, квартир после пожаров, происшедших и по техническим причинам, и из-за умышленных поджогов, я в свое время навидалась, но не вести же мне с ним задушевные беседы? Борис обошел мою квартиру, все осмотрел, а потом начал уточнять:

– Уважаемая, что конкретно вы хотите?

– Я хочу такой ремонт, чтобы мне потом очень долго не пришлось о нем думать. Стихийные бедствия не в счет.

– У нас по-другому не бывает, – заверил он меня. – Какой потолок будем делать?

– Плитку! – быстро ответила я. – Это на тот случай, если соседка сверху меня опять зальет. А то придется снова ремонт делать.

– Значит, на пол линолеум, – понял он. – Сантехнику менять будем? Кафель? Может, душевую кабину вместо ванны?

– Нет-нет! Оставим ванну, – сказала я.

А вот насчет всего остального я, как та ворона, призадумалась – последний ремонт в квартире был уже давно, сейчас уже и плитка другая, и все остальное стало более современным и стильным. Конечно, хотелось бы поменять, но сколько это будет стоить? А с другой стороны, ремонт на один год не делается, может быть, имеет смысл вложиться в него сейчас, чтобы потом хлопот не знать?

– Как вы думаете, в какую сумму мне это обойдется? – осторожно спросила я.

– Уважаемая! Все зависит от материала. Почему-то принято считать, что самый дорогой будет смотреться наиболее красиво, но уверяю вас, что и с материалами средней цены можно, умеючи, сделать прекрасный ремонт. Так что же вы собираетесь менять?

– Хотелось бы все, кроме окон, батарей и входной двери, но все упирается в сумму. Вы мне хотя бы приблизительно не назовете?

Борис сказал, и я чуть было не воскликнула: «И всего?», а потом поинтересовалась:

– Это только за работу или за работу с материалами?

– За работу со стройматериалами, а все остальное вы сами выбирать будете.

– Я согласна, – быстро ответила я. – Когда вы можете начать и сколько ремонт продлится?

– Если вы за сегодняшний день заберете из квартиры все нужное, то завтра. А хлам, который вы здесь оставите, мы сами вывезем. Нам бы лучше завтра начать, потому что большой заказ от хозяйки ждем, павильон одежды ремонтировать будем. А продлится? – Он еще раз окинул взглядом комнату. – Да за неделю уложимся.

– Неделю? – недоверчиво переспросила я, и он кивнул. – А вы успеете?

– Уважаемая! – укоризненно произнес Борис. – Бригада работать будет! Не один человек! Но вы за качество не волнуйтесь! Хозяйка сказала, чтобы мы вам как для нее сделали!

– Хорошо! Договорились, – согласилась я.

– Тогда дайте мне сразу, пожалуйста, запасные ключи от вашей квартиры, и очень вас прошу, не приезжайте сюда, когда ремонт начнется. Вы же не удержитесь, станете говорить рабочим, что и как делать надо. Ну зачем людей нервировать?

– Случаи были? – поинтересовалась я.

В ответ он только вздохнул, значит, был, и не один, и предложил:

– Раз договорились, поехали обои и все остальное выбирать. Для нашей бригады хозяйка хорошую скидку делает.

– Хорошо, но только мне за деньгами заехать надо, – предупредила я.

– Не надо! – покачал головой Борис. – Вы будете показывать мне, что выбрали, я все запишу и потом буду брать по мере необходимости, а то квартира у вас маленькая, где все хранить будем? А оплатите вы потом все сразу.

И мы поехали, естественно, на Центральный рынок, причем Борис – на новеньком «Рено». Но пошли мы не в павильон, а на склад «Немецкого дома». И тут глаза у меня разбежались! К тому моменту, когда мы оттуда вышли, в руках у Бориса был не один, а несколько листков, на которых он конспектировал перечень моих покупок, где было все, начиная с мебели и сантехники и заканчивая розетками с выключателями – гулять так гулять! По моим скромным прикидкам, сумму гонорара я не превысила, но потратилась изрядно.

– Нет! Женщинам деньги в руки давать нельзя! – со вздохом сказала я.

– Поэтому у нас на базар ходят только мужчины, – назидательно произнес он и попросил: – Вы мне позвоните, когда освободите квартиру.

– Сегодня же все сделаю, так что завтра утром можете приступать, – заверила его я.

Приехав домой и оглядев фронт работ, я поняла, что погорячилась – тут было вывозить и вывозить! И я развила бурную деятельность. Выклянчав в ближайшем супермаркете использованные картонные коробки, я стала складывать в них все, что собиралась взять в отремонтированную квартиру. Начала с книг, как с самого тяжелого, следом пошла посуда, и, наконец, дошло до тряпочек. Число заполненных коробок возле входной двери росло, пустых – соответственно, уменьшалось, а вот количество вещей, казалось, оставалось прежним. Пришлось делать второй заход в супермаркет. Господи! Сколько же ненужного барахла скопилось в доме! Я безжалостно отбрасывала в сторону то, что мне явно уже не могло когда-нибудь пригодиться, но помогало это слабо. Наконец, когда все, кроме компьютера, за которым должны были приехать из ЧОПа, было упаковано, я решила сделать первую ездку к бабушке, чтобы отвезти часть коробок – все сразу они в мою машину не поместились бы.

О том, как я загружала коробки в лифт, можно было бы написать отдельный юмористический рассказ. Это если бы кто-то смотрел со стороны, а вот мне было не до смеха. Сначала нужно было оттащить все коробки к лифту, потом вызвать его, дождаться и, поставив одну коробку с книгами на ребро, чтобы и двери не закрылись, и содержимое коробок не пострадало, заносить в кабину остальные коробки в промежутках между съездами-разъездами дверей. Если бы меня за этим занятием застал кто-нибудь из активно-скандальных жильцов, крику было бы! Лифт же от этого сломаться может! К счастью, меня никто не видел! Вниз я съезжала, стоя, как цапля, на одной ноге, и внизу процедура повторилась. Но в этот раз меня, как ту тетушку Лайзы Дулитл в зеленой шляпке, застукали! Причем сразу двое – пожилая супружеская пара с пятого этажа. Под их дружные гневные и совершенно справедливые вопли о том, что некоторые несознательные жильцы портят общественное имущество, я и вытаскивала коробки. Мужик до того распалился, что вознамерился пнуть одну из коробок, но тут раздался уже до боли знакомый голос Марии:

– Я те, придурку, сейчас ногу вырву и в пасть засуну. Так ее домой и понесешь! На другой ноге прыгая!

Мужик замер, его жена заметно побледнела, а мне даже поворачиваться не надо было, чтобы понять: рядом с Машей стоял ее брат. Мария, конечно, оторва еще та, но такого ужаса на людей нагнать не смогла бы. И эта чета быстро ретировалась, сочтя за благо подниматься домой пешком по лестнице.

– Я не поняла, ты вносишь или выносишь? – спросила у моей спины девушка.

– Выношу, – отдуваясь, объяснила я.

– Куда нести? – уточнил Александр.

– Там во дворе красный «Ситроен», к нему. – Со стоном разогнувшись, я, наконец, повернулась к ним.

Мария была в самом боевом настрое, асимметрия лица несколько сгладилась, но левая половина была все еще заметно больше правой. Ее брат и так производил на окружающих пугающее впечатление, но, словно этого было мало, на его левой скуле сейчас расцветал чудный синяк – рука у Полянского была по-прежнему верной и твердой! Так что эта парочка одним своим видом могла легко разогнать не то что двух пенсионеров, но и областную сборную по вольной борьбе. Маша быстро накидала в каждую руку брата по две коробки с книгами, и он легко сбежал вниз, бросив мне:

– Стой и карауль. – Маша взяла две коробки сразу и пошла за ним.

Потом она осталась возле машины сторожить ту поклажу, что уже вынесли, я сторожила возле лифта, Саша таскал коробки, а потом он же загрузил их в машину.

– Я не поняла: ты переезжаешь? – спросила Маша, когда мы собрались возле машины.

– Я квартиру к ремонту готовлю, – объяснила я. – Мне велели вывезти все нужное, а все ненужное оставить – рабочие сами выбросят. А вы чего приехали и как адрес узнали?

– Ну, узнать – не проблема, а приехали, потому что у нас она как раз и возникла. Был бы у меня твой номер, я бы сначала позвонила, но его-то и нет, – начала девушка.

– Стоп, Маша! У меня сейчас одна проблема – освободить квартиру, потому что я пообещала рабочим, что завтра утром они могут приступить. Поэтому думать я ни о чем больше не могу.

– Да поможем мы тебе, – отмахнулась она.

– Вот тогда и поговорим, – пообещала я.

– Ладно! – вздохнула Маша и кивнула на заваленное коробками заднее сиденье: – Это последняя партия?

– Это первая! Остальные еще ждут своей очереди.

– Ясно! Сашка! Езжай с Татьяной, поможешь там, – скомандовала брату девушка.

Он послушно сел впереди на пассажирское сиденье, то есть моего согласия никто и не спросил, но я не стала заострять на этом внимание: мысль о том, что мне опять придется заниматься процессом погрузки-выгрузки коробок в лифт и из лифта, сделала меня на удивление сговорчивой. Даже то, что мне придется «засветить» бабушкину квартиру, меня не остановило: время поджимало, и без помощи этой парочки мне было не справиться.

– А ты мне ключи давай, – потребовала у меня Маша. – Пока вы там будете, я остальное к лифту перетаскаю.

– Только коробки от входной двери, – предупредила ее я.

То, что отняло бы у меня кучу времени и сил, у Александра заняло не больше двадцати минут. Вторая поездка прошла так же быстро, и вот мы, втроем, уже стоим в моей квартире, и я оглядываюсь в поисках чего-нибудь забытого.

– А компьютер чего не взяла? – спросила Маша.

– За ним должны приехать и в ремонт забрать, – объяснила я.

– А мебель? Телевизоры? Стиральная машина? Холодильник? Карнизы со шторами тоже в ремонт? – язвительно поинтересовалась она и, будучи человеком хозяйственным, предупредила: – Учти, за время ремонта все заляпают! Это-то ты когда вывозить собралась?

– Все новое будет, а это рабочие куда-нибудь выбросят, – ответила я.

– То есть все это ты кому-нибудь из знакомых на дачу отдавать не собираешься? – уточнила девушка.

– Нет! – покачала головой я, и тут до меня дошло. – Ты хочешь все это себе взять? – Она кивнула. – Да бога ради, забирай, только с телевизорами не связывайся – они оба в грозу сгорели. Но вывозите сами. И предупреждаю, что у меня здесь был потоп, лило, как из душа, вся мебель была мокрая насквозь, да она и сейчас еще не высохла.

– А то по потолку и стенам не видно! – всплеснула руками девушка и успокоила меня: – Это наши проблемы! – А потом скомандовала брату: – Сашка, звони ребятам, чтобы на грузовике приехали.

Пока он звонил, она побывала и в кухне, и в туалете с ванной, а вернувшись, спросила:

– Сантехнику тоже можно забрать? А газовую плиту?

– Да! – подтвердила я, но тут же всполошилась: – Э-э-э! Только отключайте очень осторожно! Моя соседка снизу второй потоп не переживет! И с газом поаккуратнее – только пожара здесь не хватало!

– Не волнуйся, все отключим и перекроем, – успокоил меня Саша. – Пойду ребят встречать.

Он ушел, и Мария тут же приступила к делу.

– Таня, тут вот какая история. – Она вздохнула и отвернулась к окну. – Мы с Сашкой вчера Люсе рассказали все, как было на самом деле. Она у нас ночевала и утром сразу же к матери и Полянской в больницу поехала, а они… Нет, ну их тоже можно понять, но чтобы вот так! Короче, они с ней разговаривать не хотят. Она там внизу сказала, к кому пришла, медсестра в палату позвонила, а оттуда ответили, чтобы ее не пропускали. Она стала на сотовые звонить, а они звонки сбрасывают, причем и Ольга тоже – видно, Полянская ей все рассказала. Поговорила бы ты с ними, а? Ну, нельзя же так с Люсей! Ей и так досталось выше крыши, а тут еще и они. Переживает она сильно, ревет, когда я не вижу, но глаза-то потом все равно красные.

Тут я призадумалась. Терпеть не могу влезать в чужие семейные дела, но первая злость – из-за Лады – у меня на Люсю уже прошла, мне стало жалко дуру, которая так с Иваном вляпалась, и я согласилась.

– С Полянской могу, а вот с Большаковой я не знакома, в первый раз ее видела вчера и то недолго.

– Как Ольга? – быстро спросила Маша. – Она же Люсе запретила к ней в клинику приезжать, я думала, потому…

– Ты не только подумала, ты и сделала, – жестко напомнила ей я, и она виновато потупилась. – Я так думаю, что Ольга так велела, чтобы дочь ее больную не видела – не будет же она в больнице макияж накладывать? А выглядит она, мягко говоря, неважно. И настроение у нее тоскливое, видать, только о своем раке и думает. Но сначала я с Люсей поговорю, объясню ей кое-что, а то, я боюсь, она до сих пор уверена, что матери она на фиг не нужна. А вот потом уже побеседую Ладой.

– Куда скажешь, туда Люсю и привезу! – с готовностью заверила меня Маша. – Да я бы сама у них в ногах повалялась, только чтобы они Люсю простили. Не убыло бы от меня! Но они же меня не то что слушать не будут, а на порог не пустят.

– Да уж, сначала с вашей легкой руки, точнее, легкого языка Люся начала матом ругаться, а потом ты с этими снимками влезла.

– Не сыпь соль, – поморщилась она. – Я больше всего боюсь, что не помирится Ольга с Люсей, и тогда Люся навсегда в Израиль уедет, – вздохнула девушка.

– Ну, будете к ней в гости туда ездить, – удивилась я.

– Можно, конечно, но это все равно будет уже не то. Я-то переживу…

Закончить она не успела, потому что я услышала, как открылась входная дверь, которую Александр за собой не закрыл – а чего закрывать, если в доме ничего ценного не осталось? – и в комнате появился незнакомый мне мужчина. Он удивленно посмотрел на нас и спросил:

– А кто из вас Татьяна Александровна? – Я отозвалась, и он объяснил: – Дмитрий Дмитриевич меня за компьютером прислал.

– Слава тебе, господи! Наконец-то! – обрадовалась я. – Только вы, пожалуйста, и монитор с колонками и камерой заберите, потому что мне все это держать негде, а у вас целее будет.

– Эх, не догадался я какую-нибудь сумку взять, – почесал в затылке мужчина. – Я же думал, только один процессор.

– На выкидку? – спросила Маша, показывая на кучу вещей в углу.

– Да, – сказала я, и она тут же начала в них копаться. – Но там вряд ли найдется что-то подходящее.

– Мы, голь, на выдумки ох и способная, – не поворачиваясь, ответила она.

Я смотрела на ее торчащую над кучей барахла пятую точку, а сама думала о том, кто же не переживет отъезд Люси в Израиль, и поняла. В общем-то, некоторые соображения на этот счет у меня уже давно были, только додумать их до конца времени не было. А вот сейчас, когда время появилось, я решила кое-что в этом направлении предпринять.

– Сейчас упакуем, – произнесла Маша и вынырнула из кучи со старой скатертью в руках.

И действительно! Она как-то очень ловко сумела сложить в нее все части компьютера, так что получилось всего два «места», как говорят носильщики. Мужчина ушел, и буквально тут же появился Александр в компании с такими же, как он сам, четырьмя «шкафами», которые начали осматриваться по сторонам.

– Мужики! Чего мух ловим? Вперед! – рявкнула на них Маша.

На то, как они выносили мебель, я смотрела почти что со священным ужасом – они же ее не разбирали, а выносили целиком и чуть ли не бегом, потому что, как мне на ходу объяснил Саша, грузовик только на два часа дали. Наконец в квартире остались только стены, окна и батареи, потому что даже все светильники были сняты. Я еле-еле отстояла смесители, на которые положила глаз Мария, объяснив, что нечего рабочим жизнь осложнять.

– Все! Давайте разбегаться, – предложила я. – А то я сегодня наломалась так, что еле живая.

– Ну, так я тебе позвоню? Ну, сама понимаешь, по какому поводу? – напомнила Маша.

– Только не завтра, – предупредила ее я. – Дай хоть дух перевести.

Приехав к бабушке, я уныло посмотрела на наваленные коробки – мне же предстояло в этом кавардаке неделю жить, но успокоила себя тем, что всего неделю, зато потом… А вот на то, чтобы представить себе, что будет потом, у меня сил уже не хватило. Мелькнувшую у меня было мысль налить себе ванну, чтобы понежиться, я тут же прогнала – еще усну в ней, чего доброго! Ограничившись душем, я переместилась в кухню, чтобы сварить себе пельмени. Наученная горьким опытом, я стояла над кастрюлькой и караулила их, а потом, поужинав, переползла – иначе мой способ передвижения назвать было нельзя – с кофе в комнату. По телевизору показывали, как всегда, какую-то чушь, а кабельного телевидения у бабушки не было, вот мне ничего и не оставалось, как лечь спать, причем уснула я, еще не коснувшись головой подушки.

Как только я проснулась в пятницу утром, причем поздним, в мою голову даже не пришла, а нагло и бесцеремонно ворвалась мысль: «Надо начать ходить на фитнес», потому что все тело болело так, словно меня пропустили через камнедробилку. Правильно говорили древние: «В колеснице прошлого далеко не уедешь», а если по-простому: нечего хвалиться былыми спортивными достижениями, если ты после не самой трудной домашней работы чувствуешь себя как старая больная кляча. Но фитнес – это дело будущего, а сейчас я отскребла себя от постели и, как хрустальную вазу, понесла в кухню – малейшее движение отдавалось болью во всем теле.

Напившись кофе, я стала думать, чем заняться, но оказалось, что кроме телевизора и нечем, потому что найти какую-нибудь из коробок с книгами я еще могла, а вот копаться в ней, чтобы выбрать что-то интересное почитать, уже нет – не мазохистка же я, в конце концов, чтобы так над собой издеваться. В результате я весь день провела напротив телевизора, смотрела всякую муть и дремала.

Утром в субботу мне, естественно, позвонила Мария и сообщила, что Люся дозрела до откровенного разговора. Но откровенничать в общественном месте не станет даже идиот, это только в современных детективных сериалах доблестные, но не очень умные работники всех без исключения правоохранительных органов на улице обсуждают показания свидетелей и делятся планами, кого и где они будут задерживать. Значит, говорить мне с Люсей придется в бабушкиной квартире – с тем, что я ее засветила, я уже смирилась. Можно было еще у Терентьевых, но эта буйная парочка обязательно будет подслушивать, пусть не Саша, но Мария – точно, а мне предстояло сказать Люсе кое-что, для их ушей не предназначенное. Вот я и передала Маше, чтобы Люся приехала по тому адресу, куда позавчера вещи отвозили. Наводить порядок к приходу гостьи я и не подумала – сил не было еще раз все эти коробки ворочать, да и в кухне места было достаточно, уж вдвоем как-нибудь поместимся.

Естественно, Маша приехала вместе с Люсей.

– Это Татьяна… – начала она.

– Александровна, – добавила я.

– Ну да, Александровна. Ты можешь обсудить с ней все, потому что она и так в курсе. Если Полянская к кому и прислушается, то только к ней, а потом и маму твою убедит.

– Люся, здесь беспорядок, проходи в кухню, там относительно нормально, – пригласила я. – Сейчас мы с тобой кофе выпьем и поговорим по душам.

– А я? – возмутилась Мария.

– А ты пойдешь гулять, – решительно заявила я. – Я детей не ем и даже не кусаю, так что ничего с твоей подругой не случится.

Ворча себе под нос что-то гневное, Маша ушла. Оставшись одна, Люся заметно занервничала, но я не стала ее успокаивать – зачем? Ей же предстоит узнать столько нового и неожиданного, что потом все равно волноваться будет. Я сварила кофе, и когда мы уже сидели друг напротив друга, спросила:

– Люся, ты знаешь, что родная мать Ольги Николаевны, то есть твоя родная бабушка, умерла, когда Ольге было пять лет? – Девушка растерянно посмотрела на меня и покачала головой. – Странно, конечно, что именно мне приходится рассказывать тебе о жизни твоей мамы, но пора тебе уже знать правду. А зная ее, ты поймешь, почему она вела себя именно так, а не иначе. Так вот, после смерти мамы Ольги Николаевны ее отец очень скоро привел в дом новую жену, мачеху для своей маленькой дочери. И мачеха эта оказалась злой.

Собственно говоря, я могла ей рассказать только те факты, которые узнала от Полянской, но вот комментировала и интерпретировала их я уже с позиций старшего по возрасту и более опытного в жизненном плане человека. Люся слушала меня, широко открыв глаза, и видно было, что ничегошеньки она о своей маме не знала, и все сказанное стало для нее шокирующим открытием. В особо трагичных местах она плотно сжимала губы, как когда-то в детстве, чтобы не заплакать, но в целом держалась хорошо.

– Ну вот! Теперь ты все знаешь. Твоя мама любит тебя без памяти! Она прожила очень тяжелую жизнь и ни в коем случае не хочет, чтобы ты повторила ее судьбу. Она старалась дать тебе самое разностороннее образование, чтобы ты в любых условиях смогла заработать себе на жизнь, чтобы не пришлось тебе, как ей когда-то, с утра до вечера возле плиты стоять и пирожные печь. А еще она хотела, чтобы ты с детства закалилась, научилась жить среди людей, многие из которых совсем не будут желать тебе добра, скорее наоборот. Чтобы житейские невзгоды не сломили тебя, росшую до десяти лет в любви и ласке. Она очень хорошо помнит, как в пять лет в один день закончилось ее счастливое детство и началась совсем другая, уже несчастливая жизнь.

– Мама мне никогда ничего не рассказывала, – потрясенно прошептала Люся. – Мы и виделись-то только по вечерам, даже в выходные.

– Она работала, причем не для себя, не для того, чтобы содержать молодого любовника или мужа, не на собственные прихоти и капризы она деньги зарабатывала, а чтобы обеспечить тебя, твое будущее. И вот эти деньги сыграли в твоей истории очень плохую роль.

– Я смотрела ту запись. Я знаю, что Георгию были нужны только они.

– И не только ему! Ивану тоже нужны были только твои деньги. Он об этом прямо заявил и родителям и мне. Но Георгий и Иван не знали содержания завещания твоей мамы, а оно таково, что деньги им не достались бы. Ты была бы обеспечена до конца своих дней, а основной капитал получил бы только твой ребенок, и то через много лет. Ольга даже после своей смерти хотела обезопасить тебя от охотников за деньгами. А ты думала, что мама тебя не любит! Да она каждую секунду своей жизни думает только о тебе!

– Значит, Иван тоже только из-за денег? – в ужасе воскликнула Люся.

– Да уж не от великой любви к тебе! Точнее, от великой любви, но только к деньгам твоей мамы, потому что сам он зарабатывать не хочет. Видимо, считает, что это ниже его достоинства. Зато он хочет жить в свое удовольствие, пить, нюхать кокаин, заниматься сексом со случайными девицами из клуба, которых, как и его, эти отношения ни к чему не обязывают. А тут все разом сложилось: болезнь Ольги Николаевны, то, что он знал о твоей к нему любви, то, что его бросили Света и Ванда, то, что он потерял работу и у него не было денег, – он даже часы продал, и многое другое. Если бы он тебя тогда возле рынка не окликнул, ты все же дозвонилась бы Полянской, показала ей запись и свадьбу отменили бы в тот же день. Но ты рассказала обо всем Ивану. Он очень подлый человек, поверь мне. Хотя, думаю, ты уже и сама в этом убедилась. Он сразу понял, какой ему представился шанс, и использовал его. Он предложил тебе выйти за него замуж, чтобы избежать свадьбы с Георгием, и тут же уехать из страны. И ты радостно согласилась, полагая, что он спасает тебя, а он думал только о себе и деньгах, которые ты ему после смерти матери сама отдашь, ведь ты же его любишь. А что из этого вышло, ты знаешь лучше меня.

– Я очень хотела бы это забыть, но не получается, – прошептала Люся.

– Я сейчас скажу неожиданную для тебя вещь, но это к лучшему, что все так получилось. Теперь ты знаешь истинную цену Ивану, розовые очки разбились вдребезги, и ты можешь уже трезво оценить окружающих тебя людей. Из-за своей слепой любви к Ивану ты не замечала, что есть человек, который тебя давно, беззаветно и безответно любит. Может быть, теперь ты обратишь на него внимание?

– Кто? – растерялась Люся. – У меня же никого нет, кроме Мани и… – Она обалдело уставилась на меня, а потом почему-то шепотом спросила: – Это Шурик?

В этот момент я в полной мере поняла значение слова «зависнуть», потому что именно это со мной и произошло. Я не без труда вернула на место упавшую челюсть и пробормотала:

– Хорошо, что у тебя льва нет, а то ты его Мурзиком назвала бы. Да, это Александр, – уже громче сказала я. – Человек, который всю жизнь защищает тебя от всех житейских невзгод, который еще в детстве сражался за тебя, который чуть с ума не сошел, узнав, что тебя пытались изнасиловать.

– Но я же всегда считала его своим братом, – все еще растерянно возразила она. – Я видела, как мальчишки ухаживают за девочками, которые им нравятся. С его стороны ничего подобного не было.

– Люся, а почему ты никогда не признавалась Ивану в любви? – спросила я и сама же ответила: – Можешь не говорить, я и так знаю. Ты считала его настолько выше себя, что не дотянуться, как ни старайся. Он божество, а ты далеко внизу и между вами пропасть. Вот и Александр прекрасно понимает, какая пропасть вас разделяет: кто он и кто ты. Потому он и молчит, что боится: скажет он тебе о своей любви, а ты испугаешься, потому что ответить тебе на его чувство нечем, и исчезнешь из его жизни навсегда. А ты приглядись к нему получше. Да, у него нет ничего, кроме любви к тебе, но ради этой любви он и языки выучит, и образование получит. А самое главное, ему не нужны твои деньги, ему нужна ты! Именно ты, человек Люся Большакова! Ты посиди, подумай, повспоминай ваши отношения с самого детства и убедишься, что я права.

– Хорошо! – неуверенно и все еще недоверчиво пообещала она.

– Только знаешь что, до революции было такое очень хорошее выражение: «Не чувствую себя в состоянии составить ваше счастье». Вот если ты поймешь, что Александр все-таки не твой человек, не давай ему надежду, чтобы потом ее разрушить. Это будет жестоко и несправедливо по отношению к нему, он это не заслужил.

Люся, подумав, покивала и спросила:

– А с мамой-то мне как помириться?

– Напиши ей письмо, а я передам и прослежу, чтобы она его прочитала. Только не на компьютере, а от руки – не бухгалтерский же это отчет. Напиши, как ты ее любишь, что просишь прощения, что, к счастью, теперь поняла, почему у вас были именно такие отношения, что очень ценишь ее заботу о себе, что сожалеешь о том, что так поздно узнала правду. В общем, напиши все, что ты чувствуешь. – Люся понятливо покивала. – А еще… Я не знаю, насколько это реально… Но не мог бы твой отец в Тарасов прилететь?

– А он уже здесь, – неожиданно ответила она. – Я же его предупредила, что прилечу, а не прилетела. И номер мой не отвечал. Он там с ума сходил от беспокойства, вот и прилетел. Он в гостинице живет, потому что я его к нам домой вести побоялась – там же Титова.

– Тогда давай сделаем так. Ты напишешь письмо, и мы, все втроем, поедем к твоей маме. Я отдам ей письмо, а когда она его прочитает, тебя с твоим папой позову. Я думаю, вам найдется что обсудить.

– Ой, спасибо большое! – обрадовалась Люся. – Папа знает, что мама будет в Израиле оперироваться, он там уже и справки навел, и знакомых нашел, в общем, позаботился о том, чтобы все было на самом высоком уровне.

– Все! Беги! И постарайся, чтобы письмо было от души написано, а не для проформы.

Покивав мне, девушка убежала, а я по-стариковски вздохнула: ну вот! Мне еще и семейным психологом пришлось стать.

Я мыла чашки после кофе, когда зазвонил мой сотовый. Номер был незнакомый, и сердце мигом ухнуло в пятки – а вдруг это у рабочих что-то случилось? Трубу повредили и опять соседке снизу стихийный водопад устроили? Но это оказалась какая-то женщина, которая, даже не поздоровавшись, начала скандалить:

– Где тебя черти носят? Я к тебе домой сунулась, а там полный разгром! Рабочие какие-то мне даже заглянуть не дали!

Не без труда я узнала в этой скандалистке Надежду и, дождавшись паузы между двумя гневными тирадами, спросила:

– Надежда, у вас-то что случилось?

– У меня-то ничего! – снова напустилась на меня она. – Только мне девочки из дома позвонили и сказали, что Клава в больнице лежит!

– Да, это так, – подтвердила я.

– Что с ней? – требовательно спросила она.

– Надя, я не понимаю, почему это вас волнует. Вы же сами после скандала в понедельник от нее ушли.

– Много ты понимаешь! Ну ушла! А сердце-то за нее, дуреху, болит. И ведь не говорит никто, что с ней. Я к Димычу сунулась, а он меня матюками. Я Тимофевне позвонила, а она и не знает ничего. Обещала у Димыча все выяснить и мне перезвонить. Так оказалось, что он и с ней не особо церемонился. Она на него напирать стала – она это умеет, а он на нее так рявкнул «Молчать!», что у нее, как она сказала, ноги подкосились. А еще добавил: «Вы отдыхаете, вот и отдыхайте! Машина за вами вовремя придет!» Тут я решила у тебя узнать, что случилось, а тебя дома нет. Хорошо, что вспомнила, у кого твой номер есть, вот и звоню.

– Надежда, я не знаю теперь, имею я право вам что-нибудь рассказывать или нет – вы же с Ладой поругались. Давайте сделаем так: я ей сейчас позвоню и спрошу, а потом перезвоню вам. Если она разрешит, все расскажу, ничего не утаю. А если нет, то извините! Моя клиентка все-таки она.

– Ладно! – вздохнула она. – Звони! Я подожду!

Я тут же позвонила Полянской, объяснила, что произошло, и спросила, что мне делать.

– Да расскажи ты ей все! – разрешила Лада. – Она ведь там с ума от беспокойства сходит! Куда же мы с ней друг от друга, если почти всю жизнь вместе? Только расскажи так, чтобы она прочувствовала, что из-за дури своей меня в трудную минуту одну бросила.

– Не сомневайтесь! – рассмеялась я. – Проймет ее аж до печенок!

Услышав, что Лада разрешила мне все ей рассказать, Надежда тут же спросила:

– Куда приезжать? – И, узнав адрес, сделал неожиданный вывод: – Голодная небось сидишь. Не бойся! Накормлю!

Несколько озадаченная таким обещанием, я, ожидая ее, стала разбирать завал из коробок – она все-таки не газель длинноногая, ей эти баррикады не перелезть. В результате у меня получилось нечто вроде тропинки. Надежда появилась довольно быстро – наверное, такси взяла, а может, кто из соседей до города подвез, потому что в этом коттеджном поселке, именуемом в народе «Графские развалины», все всех знали много лет. У нее в руках были два увесистых пакета, и она, добравшись до кухни, стала выставлять на стол многочисленные банки, баночки и контейнеры, судя по запаху, с очень вкусным содержимым, завершив картину этого пиршества литровой бутылкой хорошей водки. И я поняла, в чем дело: Митя с семьей явно еще не вернулся, и ей было одной очень скучно в большом доме. Это раньше, когда там жили Лада с первым мужем и Иваном, он был полон прислуги, а у Мити положение не то, чтобы прислугу содержать, вот Надежда одна там и жила, и готовила от нечего делать всякие вкусности.

В четыре руки мы быстро накрыли на стол, Надежда разлила водку и уверенно заявила:

– Ну, раз ты ремонтом занялась, значит, Люсю нашла. Вот и давай за благополучное окончание этой истории. – Она выпила, я только чуть отпила – не люблю я возлияния, тем более водку, и Надежда потребовала: – Ты закусывай давай и рассказывай.

Ну, под вкусную еду и рассказывать легче. И я начала.

Надежда сначала выпивала, закусывала и слушала, потом выпивала и слушала, а под конец только слушала, временами комментируя события в свойственной ей категорически нецензурной манере. Когда я закончила, а произошло это нескоро, потому что я не упустила ни одной детали, ни одной подробности из выпавших на нашу с Люсей и Ладой долю перипетий, она жахнула от души водки и тоскливо сказала:

– Ох, знала я, что Клавка дура, но чтобы така-а-ая! Одна против Саныча! И ведь хоть бы словом, хоть бы звуком намекнула, что затеяла! Да, пронюхай он об этом, не сносить бы ей головы!

– Ну, во-первых, не одна, а с Ольгой и еще каким-то мужчиной. А во-вторых, потому и молчала. Потому и из дома всех отослала, чтобы в случае чего никто, кроме нее, не пострадал.

– А я-то, дубина стоеросовая, еще на нее и орала! – чуть не причитала Надежда. – Да где ж мои глаза были? Совсем я к старости плохая стала, если перед собственным носом ничего не вижу! А Ванька-то! Ванька каков! А ведь я его всегда защищала! А его пороть надо было как сидорову козу, ведь Семка из него вырос! Натуральный Семка! – Она имела в виду первого Ладиного мужа – Андреева. – Все! Поехала я к Клавке виниться! Авось простит по старой дружбе! – решительно заявила она и начала подниматься.

– Ну куда вы сейчас поедете? – вскочила я. – Вы на часы посмотрите! Пока до клиники доберетесь, уже ночь будет. Вас же никто не пустит. Давайте я вам такси вызову, и вы на «Развалины» вернетесь, а завтра утром поедете к Ладе извиняться, – уговаривала я ее, решив, что она выпила лишнего и сейчас не ведает, что творит.

Надежда посмотрела на часы и, сев обратно на стул, согласилась:

– Права ты, Таня. Действительно поздно уже. А раз Клава в одной палате с Ольгой, то и нечего их будить, пусть спят. Ну вызывай такси. – Она снова налила себе от души, а встретив мой обеспокоенный взгляд, рассмеялась: – Господи! Да неужели ты думаешь, что меня этим можно с ног свалить? Попробовала бы ты в овощной палатке, всеми ветрами продуваемой, зимой поработать, соленые огурцы и помидоры из ледяного рассола доставать, с капусты мерзлой листы обдирать. Стоишь на деревянном настиле, на ногах валенки с галошами, внизу – штаны ватные, сверху – ватник, а под ним, как та же капуста, закутана. На голове платок пуховый, на руках перчатки с пальцами обрезанными и, словно в насмешку, фартук на тебе болоньевый. А обогреватели-то не современные были, да и толку от него никакого. Если только верхом сесть. А так забросишь внутрь граммов пятьдесят, на некоторое время теплее становится. Замерзнешь снова – вторую порцию. А ты хочешь, чтобы меня от этой малости да под хорошую закуску развезло? – И она лихо выпила.

С такси у нас ничего не вышло. Нет, заказ готовы были принять, но за таки-и-ие деньги, что меня оторопь взяла. А Надежда аж взвилась!

– Нет, я понимаю, что ехать далеко и ночной тариф, но они совсем уже оборзели! Лучше уж я на вокзале ночь пересижу!

– И я не могу вас отвезти, потому что хоть немного, но выпила. Но сидеть вам нигде не придется, – успокоила ее я. – Я сейчас кресло-кровать разложу, и вы чудно переночуете.

– А не помешаю? Ты не стесняйся! Скажи!

Я только отмахнулась и пошла в комнату. И тут я поняла, что погорячилась – я как-то забыла про коробки. Пришлось нам с Надеждой в четыре руки их перетаскивать, чтобы освободить немного места. Но, как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным – Надежда храпела так, что уснуть не было никакой возможности.

Я задремала только под утро и была разбужена звонком моего сотового, который почему-то мигом заткнулся, зато из кухни раздался гневный, хотя и приглушенный голос Надежды, распекавшей кого-то за то, что звонит так рано. Я глянула на часы и удивилась: ничего себе рано! Да уже двенадцатый час! Я переместилась в кухню, и Надежда, глянув на мой невыспавшийся и помятый вид, смущенно спросила:

– Я храпела, да?

– Не то слово! – выразительно произнесла я. – Вы бы предупредили, я бы хоть ватой уши заткнула.

– Ну прости, – пробурчала она. – Забыла. Все же знают, вот я и не подумала, что ты не знаешь. Ты себя в порядок приводи, а я пока завтрак накрою.

– Кто звонил-то? – поинтересовалась я, направляясь в ванную.

– Да Люся! Сказала, что попозже перезвонит.

– Я сейчас душ приму и сама ей перезвоню. Значит, она все написала, вот мы все вместе в клинику и поедем.

– А что написала? – встрепенулась любопытная Надежда.

– А увидите! – интригующе пообещала я.

– Да что ты мне все «выкаешь»? – возмутилась она. – Обращайся, как все, на «ты».

– Ну если ты настаиваешь! – рассмеялась я.

Прохладный душ меня несколько подбодрил, и я уже не чувствовала себя такой сонной. Позвонив Люсе, я узнала, что она уже все написала и сейчас они с отцом стоят на низком старте в ожидании момента, когда можно будет ехать в клинику. Я предложила им для начала приехать ко мне, а уже потом всем вместе отправиться дальше. Чашка крепкого кофе окончательно привела меня в рабочее состояние, и даже плотный завтрак, почти насильно впихнутый в меня Надеждой, не нарушил этого состояния. Я предложила не затеваться с посудой, а сразу спуститься вниз, чтобы там подождать остальных, но разве она могла оставить ее невымытой?

Наконец, мы оказались внизу, а вскоре и Люся с отцом подъехали. Если кто-то думал, что Маша отпустила их одних, то он сильно ошибался! Она тоже там присутствовала, то ли в качестве почетного караула, то ли в качестве охраны. Может, она решила, что пропадут они без нее? А что? С нее станется. Люсин отец оказался совсем не похож на еврея – видимо, не в мать пошел. Это был довольно высокий, представительный мужчина в очках самого профессорского вида. Присмотревшись к нему, Надежда воскликнула:

– Мишка! Это ты, что ли?

– Я, Надя, – улыбнулся он. – А ты совсем не изменилась.

– А вот по тебе не скажешь, – покачала головой она. – Был тощий, как оглобля, а теперь настоящий барин.

– Положение обязывает, – просто объяснил он.

– Люся, давай мне письмо, – попросила я и, убирая его в сумку, спросила: – Ты его в одном экземпляре написала?

Но ответить она не успела, потому что встряла вездесущая Маша:

– Я заставила две ксерокопии сделать. Если Ольга Николаевна письмо порвет, то они в запасе будут.

– Давай обе мне, – попросила я и убрала их тоже, а потом предложила: – Дамы и господа! Занимайте места и поехали уже, наконец.

Впереди села, само собой, Надежда, как самая крупная из пассажиров, а девушки и Люсин отец сзади, и мы поехали.

То ли в клинике внизу дежурили медсестры, не получившие распоряжения хватать и не пускать, то ли при виде решительно настроенных Надежды и Марии, чье лицо еще носило некоторые признаки рукоприкладства, они решили не рисковать, но в терапию нам с боем прорываться не пришлось. Оставив остальных в коридоре, мы с Надеждой вошли в палату – Дмитрий был, естественно, там. Он грозно поднялся нам навстречу, чтобы выпроводить обратно, но я остановила его:

– Мы по делу!

Он смирился и снова сел на стул, но глаз с нас не спускал. Несмотря на его присутствие, я чувствовала себя свободно, а вот Надежда выглядела справедливо побитой старой собакой.

– Клава, ну ты как? – виновато спросила она, но та приняла неприступный вид и не ответила. – Что ж ты мне сразу-то не сказала? Да я же, как Таню послушала, так потом всю ночь не спала! До утра вертелась и все думала, как же я тебя подвела!

Кто бы знал, чего мне стоило не расхохотаться – она не спала! А кто же тогда храпел? Холодильник? Но мне было не до их выяснения отношений. Я подошла к Большаковой, придвинула к ее кровати стул и села. Она внимательно и настороженно смотрела на меня, не понимая, что происходит.

– Ольга Николаевна, – тихонько начала я. – Мы вчера долго разговаривали с Люсей, и она поняла, как глубоко заблуждалась насчет вашего истинного к ней отношения – она же всегда считала, что вы ее не любите. Я объяснила Люсе, что все ваши поступки были продиктованы единственно заботой о ней и желанием вырастить ее сильным и независимым человеком, который ни при каких условиях не пропадет. В последнее время на ее долю выпало много горя, она многое пережила, но и многое поняла. Ей очень хотелось поговорить с вами и объясниться, но ее к вам не пустили, а на ее звонки вы с Ладой не отвечали. Она написала письмо и попросила меня его вам передать. Пожалуйста, прочитайте его, не рвите! Впрочем, можете порвать, если хотите, но предупреждаю, что у меня есть ксерокопия, и тогда я сама прочитаю его вам вслух.

Едва я начала говорить, как Большакова отвернулась, так она и дослушала меня. Я ждала ее ответа, а она молчала. Наконец я не выдержала и спросила:

– Ольга Николаевна! Неужели вы не хотите узнать, что она вам написала? Даже подсудимому дают последнее слово, а она ваша дочь.

– У меня больше нет дочери! – повернувшись ко мне, отрезала она.

– Как скажете. Тогда она уедет из России и никогда больше сюда не вернется. Вас это не пугает? – Ответа я не получила и сказала: – Ну раз так, то и письмо ничего не исправит.

Я достала из сумки письмо и одну ксерокопию и стала их рвать. Большакова с ужасом смотрела на то, что я делаю, а я старалась, как могла, и разорвала все на мелкие кусочки.

– Где у вас тут туалет? Пойду брошу в унитаз и смою, чтобы и следа от этого письма не осталось.

– Что вы наделали? – наконец, воскликнула Ольга Николаевна.

– А вы думали, я шучу? – удивилась я. – Напрасно! Лада может подтвердить вам, что я человек очень серьезный.

– Дайте сюда! – с какой-то даже истеричностью в голосе потребовала Ольга. – Я попытаюсь склеить.

– Не трудитесь. Есть еще одна ксерокопия, но она последняя, – предупредила я и достала ее из сумки.

Большакова прямо-таки выхватила ее у меня из рук и стала читать. Постепенно ее лицо смягчилось, глаза повлажнели, а губы задрожали. Она дочитала до конца, потом перечитала письмо еще раз и только после этого бережно сложила и убрала в ящик тумбочки.

– Ну что, Ольга Николаевна? У вас есть дочь? – Она мне мелко покивала. – Будете с ней разговаривать?

– Да, пусть позвонит. – Она со всхлипом вздохнула.

– А лично увидеть не хотите? А то она здесь, – предложила я.

– Так зовите ее скорее, – почти крикнула она.

– Только она не одна, – предупредила я и, увидев, как она насторожилась, успокоила ее. – Не волнуйтесь, это будет очень приятный сюрприз.

Я подошла к двери, открыла ее и поманила Люсю и ее отца. Едва переступив порог, девушка бросилась к Большаковой с криком:

– Мама! Мамочка! Прости меня! Я была такой дурой! Я так тебя люблю! Я тебя очень-очень люблю!

Когда первый взрыв страстей у Ольги Николаевны и Люси прошел, Большакова наконец обратила внимание на стоявшего возле кровати Михаила Михайловича, и тот с укоризной произнес:

– Оля, почему ты мне не сказала, что у нас есть дочь? Я бы забрал вас с собой в Израиль.

– Ну, во-первых, я тогда была замужем…

– Ой, вей! – поморщился он. – А то я не знаю, как ты была с ним счастлива!

– А ты женат и при двух дочках, – продолжила она. – Кто же знал, что они не захотят с тобой ехать? А во-вторых, что бы я там делала?

– Если бы ты тогда не разорвала наши отношения, то узнала бы, что я развелся и только потом уехал.

– Я разорвала наши отношения, чтобы ты не узнал о моей беременности, – объяснила Большакова. – Тебе к твоим проблемам еще только этого не хватало!

– У нас не принято бросать своих детей! – веско заметил он. – Что касается того, что бы ты там делала, так я скажу! При твоем характере и организаторских способностях ты бы сейчас была хозяйкой нескольких кондитерских не в Тарасове, а в Реховоте! Кстати, я до сих пор помню твои наполеоны, они у тебя получались даже лучше, чем у моей мамы.

– Надеюсь, ты ей об этом не сказал? – встревожилась Большакова.

– Конечно, нет! Но я-то об этом знаю!

«Ну, все! – подумала я. – Они нашли друг друга. Чем бы все ни закончилось, как минимум друзьями они останутся». И я переместилась к Ладе и Надежде, которые уже помирились и теперь что-то живо обсуждали.

– Лада, я вам сейчас выскажу одну мысль, только пообещайте, что не примете ее сразу в штыки, а сначала обдумаете, – начала я. – Люся и Саша Терентьев.

– Ты с ума сошла? – с нехорошей вкрадчивостью поинтересовалась она.

– А давайте подойдем к этому вопросу с другой точки зрения, – предложила я. – Он любит Люсю с самого детства. Так как она сама была влюблена в Ивана, других мальчишек для нее не существовало. Он любит ее беззаветно и преданно, что всей своей жизнью доказал. И любит молча, понимая, какая между ними огромная разница. Но! Ему никогда не были нужны ее деньги! Ему нужна только она сама! Да, он не подарок в том смысле, что с образованием и культурой неважно, но это дело наживное. Да, семья у них с Машей была та еще, но преступниками же они не стали! Работают, не пьют, наркотики не употребляют! И это при том, что в клубе этого добра навалом. Подумайте о том, что я сказала, и если Ольга об этом заговорит, не рубите с плеча сами и ей не давайте. Деньги – это прекрасно, образование и высокое социальное положение – просто замечательно, но без любви все это не стоит и ломаного гроша. Потому что настоящая любовь намного дороже и денег, и всего остального. Пойду я, а то что-то устала чужие семейные проблемы разгребать. Найти Люсю, ей-богу, было куда легче.

Я вышла в коридор и присела рядом с Марией, которая тут же поинтересовалась:

– Ну что там?

– Вроде все урегулировала. Все со всеми помирились, все друг друга любят. В общем, мир во всем мире.

– Ну и слава богу, что все успешно завершилось, – произнесла она.

Услышав это, я замерла:

– Что ты сказала?

– Что все успешно завершилось, – повторила она.

И тут я вспомнила предсказание гадательных костей. Ну конечно же! Там тогда выпало, что я успешно завершу крайне утомительную работу, и я тогда еще гадала, что же я недоделала. Теперь понятно, что кости имели в виду – что я разрешу еще и эти проблемы. Нет, честное слово, пора брать лицензию еще и частного семейного психотерапевта!

– Маша, вы без меня в город вернетесь? – старательно скрывая зевок, спросила я.

– Я смотрю, у тебя глаза красные, – приглядевшись, сказала она. – Ночью не спала, что ли?

– Да! Надежда так храпела, что люстра качалась. – Я все-таки не удержалась и зевнула, в последний момент успев прикрыть рот рукой.

– Езжай! – махнула рукой она. – Мы такси вызовем! У тебя когда ремонт заканчивается?

– Если они действительно все сделают за одну неделю, то, раз начали в пятницу, должны закончить в четверг, а что?

– Так надо же будет мужиков собрать, чтобы они тебя за один раз обратно перевезли, – объяснила она. – И езжай давай, а то ты прямо здесь заснешь.

В город я возвращалась на автопилоте и только в последний миг вспомнила, что мне надо не домой, а в бабушкину квартиру. Точно так же на автопилоте я припарковалась, поднялась к себе и легла спать в чисто автоматическом режиме.

Следующие три дня я даже нос на улицу не высовывала – отдыхала от этого сумасшедшего дела. Да мне и незачем было выходить – того, что мне принесла Надежда, с лихвой хватало на завтрак, обед и ужин, да я вообще человек в еде неприхотливый.

Но вот настал четверг, последний день ремонта, и я с утра была как на иголках, гадая: успели они закончить или нет. Они успели! Вечером мне позвонил Борис и поинтересовался, в какое время мне удобно в пятницу принять работу. Я сгорала от нетерпения и сказала, что утром, на том и договорились.

Я ехала в свою отремонтированную квартиру с таким настроением, с каким дети идут на новогоднюю елку, то есть с ожиданием чуда. И оно свершилось! Я не узнала свою квартиру! Несмотря на мое счастливо-глупое выражение лица, Борис поинтересовался, все ли меня устраивает, и меня хватило только на то, чтобы покивать. Я с ним расплатилась, причем сумма оказалась даже меньше, чем я рассчитывала, и он уехал, а я бродила по квартире и не могла поверить своему счастью. Из этого блаженного состояния меня грубо вырвал звонок сотового, и Мария поинтересовалась, как там мой ремонт.

– Это чудо! – только и смогла ответить я.

– Э-э-э! Таня! Ты из своей нирваны вынырни! Вещи-то перевозить будешь? Я с ребятами договорилась.

– Буду, но мне так не хочется отсюда выходить!

– Дуй к себе, мы сейчас подъедем.

Тяжело вздохнув, я поехала в квартиру бабушки. В этот раз переезд прошел так легко и просто, словно коробки сами собой телепортировались. Парни уехали, а Саша и Маша остались, чтобы мне помочь. Но если парень бодро потрошил коробки, то Мария не хуже меня ходила по квартире, открыв рот, пока он не цыкнул на нее и она тоже не занялась делом. Но вот все было закончено, и они ушли.

В воскресенье я собрала подруг и, после того как они, словно стая обезьянок, все облазили, все попробовали и все потрогали, с нескрываемым удовольствием слушала их восторженные вопли по поводу моей обновленной квартиры.

В понедельник я вызвала мастера из фирмы «Бастион», которая устанавливала мне в свое время дверь, и он заменил мне личинку замка – в слишком многих руках за последнее время побывали ключи от моей квартиры, а береженого, как известно, и бог бережет.

Потом я купила горящую путевку и улетела в Таиланд, чтобы отдохнуть от этой безумной истории. Вернувшись, я позвонила Ладе, чтобы узнать последние новости, которых оказалось довольно много. Клуб «Глобус» закрыли и тех его работников, кто был замешан в торговле наркотиками, посадили, в том числе и Фролова – видимо, сделанные им записи кто-то изъял, и он больше не мог ими никого шантажировать. Саша пошел работать к Полянскому в ЧОП «Русичи», а Мария быстро навела во вверенном ей павильоне такой порядок, что Лада не могла нарадоваться. Ольга летала на операцию в Израиль с Люсей и Михаилом, и все прошло очень удачно, опухоль оказалась хоть и большой, но доброкачественной. Похоже, что скоро у Люси будет полная семья, потому что Большакова поговаривает о том, чтобы свернуть бизнес в России, видимо, решила выйти замуж за Михаила и уехать к нему. Мне очень хотелось узнать, как дела у Люси и Саши, но я решила, что, раз Полянская ничего об этом не сказала, значит, ничего у них и не получилось. Видимо, Люся, хорошенько все обдумав, поняла, что Шурик все-таки не ее человек. Наверное, она вместе с матерью к отцу в Израиль уедет, а Саша успокоится, найдет себе девушку, женится и будет счастлив.

Каково же было мое удивление, когда теплым солнечным сентябрьским днем ко мне вдруг приехали Саша и Люся. Я смотрела на них и не узнавала! Господи! Да Люся же настоящая красавица! Веселая, глаза сияют, щеки горят, улыбается радостно, чего раньше никогда не было! И ведь одета не в брюки! А Саша? Его обычно хмурое лицо совершенно преобразилось, и он словно по мановению волшебной палочки превратился в очень симпатичного парня. А уж счастлив-то как! Тоже улыбается от уха до уха!

– Татьяна Александровна, мы вам привезли приглашение на нашу свадьбу, – протягивая мне конверт, говорила Люся, а сама все время посматривала на Сашу.

– Да, приходите, пожалуйста, – поддержал ее он. – Мы ведь знаем, что это вы уговорили Клавдию Петровну, чтобы она поговорила с Ольгой Николаевной. Если бы не вы, то ничего не было бы.

– Вы придете, да? Придете? – спрашивала меня девушка.

– Конечно, приду, – улыбнулась им я.

– Мы вас будем очень ждать, – заверила меня Люся, и они ушли.

А я вышла на балкон и смотрела им вслед. Саша шел спокойно, а вот крошечная по сравнению с ним Люся все время вертелась вокруг него, поддевала ногой опавшие листья и что-то, смеясь, говорила. Тут и Саша не выдержал, подхватил ее на руки, закружил, а потом поднял над собой, и она стала сбивать с веток листья, которые золотым ливнем хлынули на них. Как же они оба смеялись! Они вели себя как два больших ребенка, которые наконец-то получили возможность насладиться своим счастливым, пусть и сильно запоздавшим детством.

– Будьте счастливы, дети! – прошептала я. – Бог мне свидетель, вы сполна это заслужили. Да пребудет с вами во веки веков любовь! Та самая, что движет солнце и светила! Как ни выспренно это звучит, но ничего дороже ее на свете нет! Берегите ее!

Но судьба, рок, фатум, называйте это как хотите, не позволила мне долго пребывать в расслабленно-лирическом настроении, потому что зазвонил телефон. Это был клиент. У него были казавшиеся ему неразрешимыми проблемы. Меня ждало очередное дело, которое требовалось расследовать. И все вернулось на круги своя.

Оглавление

Понедельник

Вторник

Среда

Четверг и потом Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg