«Сладкое холодное блюдо»

Сладкое холодное блюдо (fb2) - Сладкое холодное блюдо 840K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Галина Голицына

Галина Голицына Сладкое холодное блюдо

Аккуратно подрулив к особняку, я остановилась на противоположной стороне дороги, заглушила мотор и опустила уставшие руки на колени.

Вот он – дом моего детства. Двухэтажный особняк; вокруг двора – кованая ограда, состоящая из затейливых завитушек; небольшой сад; за деревьями – гостевой домик, с другой стороны дома – беседка. Чисто выметенные дорожки, аккуратные газоны. Вроде бы всё на месте, и в то же время – не так, как я запомнила. Деревья тогда были не такими могучими, а вдоль дорожек радовали глаз яркие клумбы. Теперь же здесь – строгий английский газон. Пожалуй, так даже лучше.

В поле моего зрения возник незнакомый человек в рабочей одежде. Он включил систему полива, осмотрелся вокруг, без интереса мазнул взглядом по моему автомобилю. Потом наклонился, опустил руки к земле. Проверяет уровень влаги в почве. После этого человек удалился за дом. Ясно, садовник. Раньше этим занимался мой отец.

Строго говоря, дом моего детства – это не величественный особняк, а гостевой домик в глубине сада. В особняке жили богатые люди – семейство Соболевых. Собственно, «семейство» – это громко сказано. Состояло оно из трех человек: отец, мать и сын. Я тогда была маленькая, и меня всегда удивляло: зачем им на троих целых два этажа? Ведь у нас в гостевом домике – полторы комнаты, и даже это жилье казалось мне хоромами. Но мама сказала, что у богатых – свои причуды, и я ей поверила.

Отец семейства, Валерий Петрович, был когда-то партийным чиновником, в годы «перестройки» он очень быстро «перестроился» на новый лад, после распада Союза укрепил позиции и очень быстро стал самым богатым человеком нашего города. Жена его, Яна Васильевна, была «профессиональной красавицей». Нет, о профессии фотомодели тогда еще и не слыхали, да и возраст у нее был неподходящий. Но она действительно была очень красивой женщиной с прекрасными манерами, и поговаривали, что именно ей муж был обязан своими успехами в партийной карьере. Сам-то он был мужчиной весьма средней внешности: среднего роста, средней комплекции. Лицо не то чтобы неприятное, а какое-то маловыразительное. Но это его не портило, поскольку аура власти окружала его плотно. Сын Игорь внешне удался в материнскую породу: высокий, гибкий, красивый невероятно. Однако манера держаться не оставляла сомнений, что он – достойный сынок своего властного папаши.

Моя семья на их фоне была полным контрастом: всегда нетрезвый отец, замученная жизнью мать и я – пигалица, входящая в возраст «гадкого утенка».

Родители мои – детдомовские. Они вместе выросли, потом поженились. Родили меня. Мама изо всех сил старалась «выбиться в люди», а отец очень быстро стал сдавать позиции: зачем стараться, когда можно накатить стопку и отбыть в мир сладких грёз… Сколько себя помню, мы вечно скитались по съемным квартирам, чужим углам, семейным общежитиям. Я даже не успевала на новом месте друзей заводить. Но когда мне исполнилось одиннадцать лет, маме несказанно повезло: она нашла работу в богатом доме. Здесь, у Соболевых.

Это и в самом деле было настоящее везение: хозяева положили хорошую зарплату маме, согласились взять также отца, закрыли глаза на то, что с ними – ребенок. Впрочем, теперь я не думаю, что «закрыли глаза». Наоборот, понимали, что лишняя пара рук будет работать на них бесплатно. А богатым людям всегда приятно получить что-то даром.

Мама выполняла в доме всю работу по хозяйству, и я, вернувшись из школы, тоже включалась в эту работу. Только без всякой оплаты. Но мы же тогда не думали о том, что мой труд тоже должен быть оплачен! Просто я помогала маме, вот и всё. Отец занимался садом, ухаживал за клумбами, подметал двор, выполнял всю черновую работу: краны починить, пробки электрические заменить, шторы снять или повесить, на чердаке убрать, что-то подбелить-подкрасить. Ему я тоже помогала.

По улице пронеслась ватага подростков на скейтбордах и роликах. Я проводила их взглядом и вздохнула. Если подумать, я в их возрасте была так загружена работой, что любой уполномоченный по правам ребенка просто обрыдался бы! С утра – школа, после обеда – хозяйственные работы в особняке и по двору, еще и свой домик надо убрать, а вечером успеть сделать уроки. Но я не жаловалась. Теперь ведь у нас есть свой дом! Я тогда искренне считала гостевой домик в саду (а по сути – сторожку) настоящим домом. Тем более мама то и дело радостно повторяла, что здесь у нас – двойное везение: мало того, что на работу взяли нас в полном составе, так еще и за жилье платить не надо!

Отложив на время воспоминания, я завела мотор и немножко сдала назад, к соседнему особняку, чтобы получше его рассмотреть. Теперь мой дом будет здесь, рядом с домом Соболевых. Кто бы мог подумать об этом много лет назад.

Этот дом был меньше, но красивее. Первая владелица не поскупилась на хорошего архитектора, честь ей и хвала. Теперь хозяйкой здесь буду я. Пора вселяться. Но сначала – пообедать. Ведь на сытый желудок въезжать в новое жилище будет веселее!

И я покатила в центр, где было много кафе, ресторанов и прочих заведений общепита.

Здесь меня ждал сюрприз. Центральная улица преобразилась настолько, что ее было не узнать. Если бы я не знала точно, где нахожусь, – подумала бы, что это незнакомый город. В моей памяти это место осталось довольно неприглядным: серые одинаковые дома, пыльная чахлая зелень, старые убогие лавочки с облупившейся краской. Теперь же фасады сияли огромными окнами-витринами, где были выставлены товары ведущих мировых производителей: бытовая техника, ноутбуки, косметика, даже автомобильный салон. На месте популярной некогда пельменной теперь был ресторан с роскошным входом. Назывался он почему-то «Парус». Почему именно «Парус»?.. Вокруг города на сотни километров вокруг никаких морей не наблюдалось. Речка, правда, была, но настолько мелкая, что парусники по ней отродясь не ходили. Прогулочные лодочки разве что. Ладно, «Парус» – так «Парус», лишь бы кормили пристойно.

Припарковавшись, я вышла, постояла пару секунд, восстанавливая кровообращение после нескольких часов за рулем, и двинулась к роскошному заведению. Швейцар предусмотрительно распахнул дверь. Внутри была приятная прохлада, тонированные стекла ограждали этот маленький мирок от внешнего зноя, и настроение мое улучшилось. Девушка-метрдотель, прошелестев что-то о том, как они мне рады, провела меня в зал. Я попросила столик у окна, чтобы наблюдать за машиной. Повезло, свободный столик у окна нашелся.

Игоря Соболева я увидела сразу, хотя он сидел ко мне спиной. Не знаю, по каким признакам я поняла, что это именно он. Просто сердце ёкнуло. Я была еще не готова встретиться с ним, но что поделаешь, раз уж вмешалось провидение… Официантка подала меню, и я стала внимательно изучать его, прикрываясь этой папкой от остальных посетителей. Впрочем, вру: прикрывалась я именно от Соболева. До остальных посетителей мне не было никакого дела.

Выбрала я овощной салат, люля-кебаб из баранины и томатный сок.

– Прекрасный выбор, – улыбнулась официантка и ушла выполнять заказ.

Интересно, а если бы я заказала свиную отбивную или цыпленка табака, она бы мой выбор не одобрила?

В ожидании еды я смотрела в окно. Не на машину, конечно, – что ей сделается? Просто это место оказалось отличным наблюдательным пунктом. Поскольку стекла были тонированные, в них отражался обеденный зал. И можно было в этом почти что зеркале спокойно разглядывать посетителей, а они об этом даже не догадывались.

Разумеется, меня интересовал столик, за которым обедал Соболев в компании двух солидных дядек. В руках они крутили свои телефоны, постоянно тыкая в них пальцами. Я поняла, что они все что-то увлеченно подсчитывают. Свою прибыль, конечно. Никак не насытятся…

«Чем займемся, состоятельные кроты?» – «А что, если нам посчитать?»

Остальные люди, похоже, просто обедали. Никто ничего не считал, не суетился. Зашли поесть и отдохнуть в тишине и прохладе.

Соболев, оторвавшись от подсчетов, зачем-то обвел глазами зал. С чего вдруг? Неужто тоже сердце ёкнуло? Я не удивилась, когда его взгляд остановился на моей персоне. В этом полусонном зале я выглядела экзотическим цветком: черные блестящие волосы, белоснежная блузка с воротником-апаш, алая помада, на шее – яркий рубин на тонкой цепочке.

Он стал меня рассматривать, но я не подала виду, что заметила это. Конечно, я совсем не боялась, что он меня узнает. Как можно узнать в яркой строгой красавице маленькую девочку-замарашку, дочку домашней прислуги?

Соболев встал, прошелся по залу в сторону бара. Мимо меня, конечно. Я никак не отреагировала. Потом вернулся назад, – естественно, снова мимо моего столика. Кто бы сомневался. Я продолжала его игнорировать. Вернувшись за свой стол, он стал откровенно буравить меня взглядом. Я же увлеченно разглядывала пейзаж за окном. По всему было видно, что к такому невниманию он не привык. Ничего, дорогой, потерпи. Я удостою вниманием твою персону, только тебя это вряд ли обрадует. Месть – это блюдо, которое подают холодным. И как же сладка будет эта месть.

Мне принесли заказ. Отпив из стакана пару глотков сока, я принялась за еду. Присутствие в зале моего давнего врага аппетит не отбило. Он продолжал откровенно пялиться на меня, а я спокойно ела люля-кебаб. В конце концов, я же пришла сюда именно с этой целью! Меня не интересуют посетители, меня интересует обед.

Отодвинув опустевшую тарелку, я стала допивать сок. Подошла официантка, спросила, желаю ли я что-нибудь еще. Я заказала травяной чай.

Увидев, что я покончила с едой, он решился. Встал и вальяжной походкой направился к моему столику. Взявшись двумя руками за спинку пустого стула, он пригнулся, заглядывая мне в лицо, и спросил:

– Вы позволите присесть?

Я подняла глаза и без всякого интереса спросила:

– Зачем?

– Хочу с вами познакомиться, поговорить.

– Я здесь обедаю, а не разговариваю.

– А где вы разговариваете?

Я вздохнула с большим томлением, давая понять, как мне неприятно его общество. Но все же ответила:

– Разговариваю я обычно в комнатах для переговоров.

– Прекрасно! – обрадовался он. – Поехали!

– Куда?.. - опешила я.

– У меня неподалеку офис. Там есть очень уютная переговорная комната.

– Знаете, мне и здесь достаточно уютно. А вот и чай мой несут!

Официантка поставила передо мной заварной чайник, чашку, и заискивающе улыбнулась Соболеву, который все-таки сел напротив меня. Потом спросила:

– Принести вторую чашку – для гостя?

– Да, – кивнул он.

– Нет, – сказала я.

– Так «да» или «нет»?.. - растерялась официантка.

Я улыбнулась:

– Нет, спасибо. Мой гость уже уходит, – сделала я упор на слове «гость».

– Нет-нет, я еще посижу, – вальяжно улыбнулся он.

Нахал, однако.

Я налила себе чай и стала пить его мелкими глоточками, разглядывая Соболева равнодушным взглядом. Тут он сообразил:

– Разрешите представиться: Игорь Соболев, предводитель здешнего дворянства.

– Полагаю, скромность – не самая сильная сторона вашей натуры.

– А чего скромничать, если так и есть? Весь город – у меня в руках. А вы, я вижу, у нас впервые. В командировке?

– Не совсем. Наследство здесь получила. Может, и жить останусь. Если понравится. Пока что не очень нравится.

Он пропустил колкость мимо ушей.

Я спокойно пила чай. А вот он чувствовал себя неспокойно. На него, хозяина города, какая-то заезжая мадам не обращает никакого внимания. И он ничего не может с этим поделать.

Снова подошла официантка, виновато улыбнулась:

– Еще что-нибудь желаете?

– Шампанского! – улыбнулся «предводитель дворянства».

Девушка радостно заулыбалась.

– Счет, пожалуйста, – сказала я спокойно.

Девушка сникла и удалилась. Я полезла в сумочку.

Увидев это, Соболев сказал:

– Позвольте мне заплатить.

– С чего вдруг? – подняла я брови.

– Мне это будет приятно.

– А мне – нет.

Вернулась официантка, положила передо мной маленькую папочку. Соболев вынул пачку денег, взглянул на счет и положил в папку пару купюр. Я подвинула папку к себе, выложила его деньги и вложила свои. После этого встала, с улыбкой поблагодарила официантку, взяла сумочку и направилась к выходу. С Соболевым не только не попрощалась, а даже не взглянула на него. Неспешно прошла через зал, вышла в фойе.

Там задержалась у зеркала. Поправила волосы и колье. Не то чтобы это было необходимо. Просто надо же дать человеку время. Потом медленно пошла к выходу, подошла к своей машине. Уже усаживаясь за руль, увидела, как из дверей выскочил Соболев и метнулся к своему автомобилю. «Мерседес», конечно. Хотя мог бы разориться на что-то более дорогое и заметное. А может, у него в «конюшне» много разных машин, кто знает?

Я аккуратно вырулила со стоянки, а он пристроился за мной. Желает, значит, проводить и увидеть, где я обретаюсь. Это мне и надо.

Доехав до своего дома, я поставила автомобиль у ворот, вышла и стала искать в сумочке ключи. Соболев проехал на пять метров дальше, выскочил из авто и расплылся в улыбке:

– Так вы здесь живете?

– Собираюсь, по крайней мере. Вас это не устраивает?

– Наоборот, очень устраивает! А я живу здесь, – указал он на свой особняк. – Нравится вам это или не нравится, но мы – соседи.

– Скорее, второй вариант, – пробормотала я, отпирая резную калитку. Вошла и демонстративно закрыла ее перед его носом.

– Как вас зовут, неприветливая соседка?

– Екатерина.

– А фамилия?

– Николаева.

Я сказала правду. Он все равно скоро узнает все мои данные, так чего скрывать? К тому же «именные» фамилии – самые незапоминающиеся. Мало ли у нас Николаевых, Петровых, Федоровых? Да и вряд ли он знал в те далекие годы фамилию моих родителей. Зачем ему?..

Он наконец-то угомонился и уехал. Уверен: теперь-то я от него никуда не денусь. Я пошла к дому. Если бы не Соболев, у меня бы, наверное, ноги подкашивались. Но он меня разозлил, и я шагала твердо.

Дом встретил меня нормально. Я огляделась в просторной прихожей, прошлась по комнатам. Дом не лучился радостью, но и не выталкивал меня. Уже хорошо. Самая большая комната оказалась каминным залом. Над камином, как водится, висел портрет хозяйки дома. То есть бывшей хозяйки. Вот, значит, как она выглядела. Интересная женщина. Хотя на портрете ей сильно за сорок, но дама, что называется, «со следами былой красоты». В детстве я видела ее нечасто, да и то издали. К нашим хозяевам в гости она не ходила. Даже в своем доме появлялась редко. Говорили, что ей больше нравится жить за границей. Ну, с ее-то деньгами.

Поскольку Соболев уже уехал, я вернулась к своей машине, достала из багажника огромные баулы, втащила их в дом и стала потихоньку обживаться. Собственно, мне нужно было только разложить свои вещи в шкафу. Слава богу, полки были пустые. Всё хозяйское барахло из шкафов было вывезено, дом был полностью готов к моему приезду. А остальное всё имелось: и мебель, и посуда, и бытовая техника. Я пошла проверять их состояние. Сантехника работала, кондиционер тоже. Надо думать, что и стиральная машина, и посудомоечная тоже в полной исправности. Ладно, со временем узнаем. Включила холодильник. Он уютно загудел. Хорошо. Теперь надо загрузить его продуктами. Переодевшись в джинсы и футболку, я отправилась на поиски ближайшего супермаркета.

Подходящий магазин нашелся на параллельной улице. Толкая перед собой тележку, я ходила по торговому залу и прикидывала, что мне надо купить прямо сразу, а что подождет до завтра-послезавтра. Но поскольку кухонные шкафы радовали своей пустотой, мне пришлось покупать не только йогурт, колбасу и фрукты, как я поначалу думала, но и крупы, и консервы, и сахар, и даже соль. Приходится наполнять «закрома родины», что поделать.

Изрядно нагрузив телегу, я подъехала к кассе – и опешила. Там восседала Ирка Рыкина, моя бывшая одноклассница. Она мало изменилась: поправилась только, да взгляд стал какой-то потухший. Волосы все так же затянуты в хвост, челка все так же падает на один глаз, и она ее то и дело привычно сдувает. Не понимаю – что мешает подстричь ее покороче?..

Конечно, я не ожидала, что она с радостным воплем бросится мне на шею. Но в ее глазах не было даже проблеска узнавания. Да и с чего бы? Я в их классе проучилась всего-то два года, ничем не выделяясь. И выглядела я тогда совершенно иначе. У меня были волосы средне-русого оттенка, который в народе называют «мышиный». И волосы эти я заплетала в косичку, из которой вечно торчали выбившиеся прядки. Теперь у меня была модная стрижка-каре средней длины, волосы черные. Ирка, как и Соболев, не могла провести параллель между той девочкой-тихоней и этой уверенной в себе, яркой молодой женщиной. Что ж, это даже к лучшему.

Дома я разложила припасы: что-то в шкаф, что-то в холодильник. Попутно нашла маленькую медную кофеварочку. Что ж, сварю себе кофейку. Хорошо, что и чай, и кофе купила сразу, не откладывая на завтра.

С чашечкой дымящегося кофе я вышла на террасу. Там был вполне удобный диванчик с массой подушечек. Предыдущая хозяйка была женщина практичная. Террасу застеклила, поэтому дождя можно было не бояться. В хорошую погоду, как сейчас, окна открывались настежь, и было полное ощущение «улицы». В непогоду окна плотно закрывались, так что дивану, креслам и подушечкам ничто не угрожало.

Показался знакомый автомобиль. Ну конечно, давно не виделись.

Узрев меня на террасе, Соболев припарковался у своего дома, вышел из машины, вытащил из салона сумку и пошел к моим воротам.

Подойдя, крикнул:

– Хозяйка, гостей впускаете?

– Не заперто.

Он прошел на террасу, ослепительно улыбнулся и в несколько приемов вынул из сумки «джентльменский набор»: бутылку виски, бутылку вина, пластиковые стаканчики, коробку конфет и краснобокие яблоки. Я вопросительно подняла бровь.

– Знакомиться будем, – объяснил он. – А то как-то не по-человечески. Живем-то теперь через забор. А с соседями дружить надо.

– Разве? А с прежней соседкой вы дружили?

Он стушевался:

– Ну не то чтобы очень. Здоровались разве что.

– Предлагаю не менять эту добрую традицию.

Он в досаде хлопнул себя рукой по коленке:

– Катенька, ну что ты куксишься?! Что я тебе такого сделал?

Подчеркнуто вежливо я объяснила:

– Вы, Игорь, ворвались в мою жизнь, хоть я того и не просила. И сейчас не прошу.

Он махнул рукой:

– Ладно! Сейчас выпьем, и ты подобреешь.

– Вряд ли. Отношения с алкоголем у меня весьма прохладные: я не люблю его, он не любит меня.

– Я и это предусмотрел.

С этими словами он вытащил из сумки бутылку газированного напитка. Прочитав на этикетке название, я прыснула:

– «Буратино»! Надо же. Как в детстве. Я думала, его уж давно не выпускают.

– Наш заводик безалкогольных напитков выпускает. Спрос большой. – Тут он улыбнулся «со значением»: – Кстати, Катенька, тон занудной училки – неверный тон. Со мной лучше дружить.

– Это кому как.

– Да что ж такое?! Или я подрастерял свои гусарские качества?

Я пожала плечами, а он решил сменить тему:

– А кто вы по профессии?

– Дизайнер интерьеров.

Нахмурившись, он спросил с некоторой опаской:

– Так вы что, та самая Екатерина Николаева?..

– Видимо, да. Другой я не знаю.

Он рассмеялся:

– И как я сразу не сообразил? Как увидел – сразу понял: дамочка высокого полета. Но как же нам повезло!

Я снова подняла одну бровь:

– В чем же везение?

– Ну как же! У вас же очередь заказчиков расписана на год вперед!

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Наши людишки к вам пытались записаться, но вы их отбрили. А теперь вы будете жить у нас!

– Это ничего не значит. Я сама выбираю заказы, и не факт, что здешние мне приглянутся.

– А вы впервые в нашем городе?

– Нет. Я выросла тут. Однако уже давно живу в соседней области. Так сложились обстоятельства. Но родилась я здесь.

Он заинтересовался:

– Серьезно? А жили где? В каком районе?

– Да тут, неподалеку.

– А где именно?

– Вот здесь, – махнула я рукой в сторону его двора.

Он засмеялся:

– Ошибочка, мадам. В этом доме всегда жила наша семья.

– Я не в барском доме жила, а в гостевом. В саду.

– Когда это?.. - опешил он.

– Давно. Я тогда еще маленькая была. С одиннадцати до тринадцати лет.

Он прищурился, вглядываясь в меня. Потом поднял глаза к небу, вспоминая. А вспомнив, недоверчиво протянул тоном государственного обвинителя:

– Катюха?..

Я молча кивнула. Что ж, сик транзит глория мунди. Так проходит мирская слава. От «Катеньки» и «той самой Екатерины Николаевой» я молниеносно скатилась до «Катюхи».

Он растерянно хлопал глазами.

Я вложила в улыбку максимум сарказма:

– Облом, да?

Он горестно кивнул:

– Да уж, сюрпрайз. Ой, прости, я вдруг вспомнил: мне сейчас позвонить должны по важному делу.

– А мобильного у тебя нет?

– Мне на домашний позвонят.

Он встал, засобирался. Я не двинулась с места, сказала только:

– Спиртное забери.

Он кивнул, забрал виски и вино, оставив мне «Буратино», яблоки и конфеты. Ну, будет с чем вечером чаю попить.

От моего дома до своего он шел медленно, ссутулившись. Так идут дети, неся в портфеле двойку. Да уж, ему будет сегодня о чем подумать. Представляю его состояние: распушил хвост, и перед кем? Перед бывшей прислугой. Это ж надо так вляпаться!

Что ж, господин Соболев, игра началась. И я сделала первый ход. Ваша очередь!

Остаток дня я провела в доме, привыкая к нему. Очень хорошо, что окна комнат и кухни выходят либо на фасад, либо на задний двор. По крайней мере, Соболев не сможет наблюдать за мной в бинокль. А в сторону его дома выходят лишь окошки коридорчиков и подсобок.

К вечеру я соорудила себе грандиозный бутерброд с бужениной, заварила чай и, прихватив подаренные конфеты, снова вышла на террасу. Свет зажигать не стала, чтобы не чувствовать себя аквариумной рыбкой. Еду я мимо рта не пронесу и в сумерках, а вот жевать и думать, что за тобой пристально наблюдают, мне не нравилось. К тому же зажглись огни над дорогой, так что темнота не была кромешной.

На соседнем участке снова возился дядька-садовник, хотя время было уже позднее. Хозяина дома не было. Машины его тоже не видно. Уехал, должно быть. Вот и славно, трам-пам-пам! Пускай зализывает душевные раны подальше от меня.

Я открыто, не таясь, рассматривала соседний участок и прислушивалась к своим чувствам. Особой сентиментальности в себе не обнаружила. Да, когда-то там был мой дом. Да, я радовалась удаче, что повезло жить в таком замечательном месте. Но потом всё пошло кувырком, и жизнь придавила меня так, что я уверена: было бы много лучше, если бы мы никогда не знали семейку Соболевых.

Сначала я очень стеснялась хозяев и старалась не попадаться им на глаза. И мама так велела: не высовывайся! Поэтому помогала я ей в основном на кухне, а в комнаты заходила, когда никого дома не было. Да и заходила-то не просто поглазеть, а сделать конкретную работу: постели поменять, пыль смахнуть, цветы полить. А как только кто-то из хозяев подъезжал к дому, я пулей мчалась в кухню. Туда мадам Соболева практически не заглядывала. Даже указания насчет обеда и ужина отдавала у себя в комнатах.

Дамой она была видной: высокая, статная, с волнистыми светлыми волосами, которые укладывала каждый день по-новому. Я, малышка, мечтала: вот вырасту – и стану тоже красавицей. Не такой, конечно, как Яна Васильевна, но все равно – красавицей. А почему нет? Мама смеялась, слушая меня, и говорила, что надо учиться хорошо и профессию себе выбрать достойную, а не о красоте мечтать. Больше всего мама боялась, что мне, как и ей, придется горе мыкать по чужим людям. А вот образование, профессия – это надежно. Я запомнила.

Валерий Петрович никакого интереса у меня не вызывал. Возвращался с работы поздно, тут же включал телевизор и под его аккомпанемент без конца говорил по телефону, а иногда даже кричал.

Самым интересным персонажем в семье был Игорь. Золотоволосый и зеленоглазый, ну просто сказочный принц! Мне было одиннадцать лет, а ему уже двадцать. Разница в возрасте огромная. Не думаю, что я в него влюбилась. Возраст мой еще не подошел. Но любовалась им всегда. Приходили к нему не только друзья, но и девушки. И я не ревновала. С чего бы? Наоборот, радовалась, что не я одна его красоту ценю. Конечно же, принцу нужна свита! И в этой свите, понятно, состояли все сынки и дочки местной элиты. Я искренне была уверена, что «свита» ценит его за ум и красоту, за то, что он такой классный! Мне ведь было невдомек, что тут ключевую роль играли деньги и связи его папаши. Отца уже тогда за глаза называли «хозяином города». А теперь, значит, сынок титул унаследовал. Вместе с деньгами, связями и прочими атрибутами.

Родители разрешали сыну приводить в дом шумные компании. Умные родители. Пусть молодежь шумит, зато – в поле зрения. А то думай, где там твое чадо бродит, чем занимается. Однажды я сидела в сумерках на камешке за кустами роз, воздухом дышала, звезды считала. А Игорь вышел на крыльцо вместе с девушкой. Сначала они негромко о чем-то говорили, потом она стала тихо смеяться. Мне так понравился ее мелодичный смех, что я невольно стала прислушиваться. Лучше бы я этого не делала… Цветистая речь Игоря свелась, по сути, к одному: чего время терять, пойдем на полчасика в укромное местечко. Слушать это не хотелось, но уйти я не могла, чтобы не обнаружить себя. Девушка еще немножко позвенела своим хрустальным смехом, и они все-таки куда-то удалились. Думаю, в беседку. Только после этого я перевела дыхание и тихонько прошмыгнула к себе в дом, радуясь, что осталась незамеченной.

Потом я в такие ситуации попадала еще не раз. Например, однажды осталась одна в кухне, мыла посуду. Из коридора вдруг послышался неясный шум. Я закрыла воду, прислушалась. Идентифицировать шум я не смогла и очень испугалась: не воры ли сюда влезли? Взрослые хозяева в отъезде, дома только сын с какой-то девушкой. Испугавшись, я юркнула в нишу между шкафом и холодильником. Может, не найдут меня?.. Потом оказалось, что это Игорь целовал свою подругу, а заодно и раздевал. По дороге в кухню. Что им в комнатах-то не сиделось? Оказывается, пришли за выпивкой. Выпустив из рук полураздетую подругу, он полез в холодильник, достал две банки пива – и тут увидел меня. Я растерялась, он тоже. Потом приложил палец к губам – тихо! – и подмигнул. Подхватил пиво, подругу, и ушел к себе. Я опять еле-еле перевела дыхание. Испугалась, что нагоняй от него получу. За то, что подсматриваю. Хотя я не подсматривала, а просто посуду мыла.

Так бы и шла жизнь своим чередом, но вдруг в их семье что-то случилось. Я бы даже сказала – сломалось. Мать все чаще стала закатывать истерики без всякого повода, отец то бубнил что-то невразумительное, то просто отмалчивался, а Игорь старался поменьше бывать дома. Моя мама только горестно качала головой: нехорошо стало в доме. Она боялась, что ей откажут от места, и куда мы денемся? Снова ищи жилье, ищи работу.

Потом Яна Васильевна стала вести себя и вовсе странно: то уходила из дома и громко объявляла, что до вечера ее не будет, а через полчаса возвращалась, как ни в чем не бывало. То вдруг стала изводить маму мелочными придирками и все шипела ей в лицо, что она ничего подобного в своем доме не потерпит. То среди ночи врывалась в гостевой домик и, пересчитав нас по головам и убедившись, что мы все на месте, успокаивалась и уходила. Валерий Петрович стал совсем серым и больным, лежал в своей комнате, и мы его почти не видели.

А потом случилось страшное. Однажды Яна Васильевна вернулась с маникюра домой – и обнаружила Валерия Петровича в кровати мертвым. Она подняла такой крик, что сбежалась вся улица. Но соседи стояли за забором, во двор не заходили. Как же можно без приглашения войти к царю?..

А Яна Васильевна разбушевалась не на шутку. С криками: «Где эта мерзавка? Я сейчас из нее кишки выпущу!» – она схватила большой разделочный нож и ринулась к нам в домик. Дело было зимой, мама подхватила сильный грипп и два дня лежала с высокой температурой, не вставала. Поэтому я не пошла в школу. Надо было за мамой ухаживать, да и в барском доме прибраться.

Вбежав к нам, хозяйка кинулась к маме, занесла нож и стала ее колоть, резать, прямо кромсать на куски. Я закричала, стала хватать ее руку с ножом, но она так меня оттолкнула, что я отлетела в угол комнаты и больно ударилась головой о край стола. Настолько сильно, что потеряла сознание. А когда пришла в себя, увидела в нашем домике много людей. Одна незнакомая бабушка брызгала мне в лицо водой и хлопала по щекам. Я открыла глаза и с удивлением смотрела на толпу. Как все они здесь поместились?

– Очнулась, девонька? – сказала сердобольная старушка. – Вот и ладненько. А то мы уж боялись, что она и тебя порешила.

Посреди комнаты сидела какая-то лохматая ведьма с перекошенным лицом и растрепанными волосами. Только по волосам я и опознала хозяйку. Яна Васильевна из красивой женщины превратилась в злобную фурию, плюющуюся ядом. У нее шла пена изо рта, она дико вращала глазами и что-то мычала. А на улице завывали сирены.

«Скорая» и милиция приехали одновременно. Врачи забрали связанную фурию, предварительно вколов ей что-то, а милиционеры остались составлять протокол. Папа был тут же, но какой-то поникший.

Я бросилась к нему:

– Папа, она на маму – с ножом! Я так испугалась!.. Ее теперь в тюрьму посадят? А маме больно?

Я все порывалась бежать к маминой кровати, но меня не пускали. И мама почему-то была укрыта одеялом с головой.

Я заплакала:

– Откройте маме лицо! Ей же дышать нечем!

Отец сжал меня, удерживая, сказал тихо:

– Нет больше мамы.

И заплакал. А я снова, оказывается, потеряла сознание.

Ночь мы с папой провели почти без сна. Я в страхе жалась к нему, он рассеянно гладил меня по голове и по плечу, но мыслями был где-то далеко. Странно, но он не прикоснулся к спиртному.

Последующие дни превратились в один непрекращающийся кошмар. В хозяйском доме распоряжались какие-то люди. Игоря я видела лишь изредка, мельком. Он был мрачным и потухшим, и даже глаза из зеленых превратились в серые. Отца его похоронили с большими почестями, но отпевание и поминки проходили где-то в другом месте. В дом гроб не приносили. А еще через два дня, после судебной экспертизы, нам разрешили похоронить маму. На далеком кладбище за городом. Потому что в черте города земля была очень дорогая. На похоронах были только мы с отцом да семейная пара. Они с моими родителями выросли в одном детдоме и до сих пор поддерживали связь. Когда вернулись с кладбища, обнаружили, что все наши пожитки упакованы и стоят за воротами.

Из дома вышел Игорь и сказал:

– Всё. Убирайтесь. Видеть вас не могу.

Отец мой только охнул:

– Куда же мы уберемся? Нам некуда. Да и зима на улице.

– Не мои проблемы. Из-за вас я лишился семьи. Если бы не боялся тюрьмы – убил бы собственноручно. Но гнить в тюрьме из-за пакостников вроде вас. В общем, катитесь!

Он ушел в дом, а мы так и остались стоять у ворот, не смея зайти во двор. Я ничего не могла понять. Отец, кажется, тоже. Его друзья всё поняли быстро и правильно. Подхватив наши вещи, они сказали, что мы сейчас едем к ним домой, а дальше видно будет.

Разместили нас с отцом кое-как: отцу постелили на диване, для меня разложили кресло-кровать. Меня накормили на скорую руку и уложили спать, а сами пошли в кухню – поминать маму. Спать я, конечно, не могла, а к столу меня не звали. Я подкралась к кухне и стала подслушивать через закрытую дверь. Понимала, что будут говорить о маме, поэтому мне хотелось хоть таким образом к ней еще раз прикоснуться. Хотя бы мысленно.

Отец рассказывал, что же произошло. К этому времени картина стала ясной. Оказывается, у Яны Васильевны на почве климакса произошел, как выразился папа, «сдвиг по фазе». У нее все чаще случались то истерики, то приступы немотивированной агрессии. Но показать ее врачам Валерий Петрович не решался. Это же скандал на весь город, пятно на репутацию семьи! Всё надеялся, что само пройдет. Сам Валерий Петрович чувствовал себя тоже неважно. Сердечные приступы случались все чаще, но он не придавал им особого значения: нитроглицерин примет, оно и отпустит. Но Яна Васильевна вдруг обнаружила, что муж не уделяет ей должного внимания. Как так? Она же – первая красавица королевства, и вдруг – такая холодность со стороны мужа! О том, что муж серьезно болен, она почему-то не вспоминала. Сначала подозревала его многочисленных сотрудниц. Но поскольку муж все больше времени проводил дома, а холодность между ними все нарастала, она решила, что соперницу искать надо именно в доме. А здесь – одна только мама. Значит, она и есть главная подозреваемая! Ревнивая жена ходила тенью то за мужем, то за домработницей, все надеялась их «застать». Не получилось. Тогда она стала открыто обвинять маму, что та «водит шашни» со своим работодателем. Сколько бы мама не отнекивалась, не объясняла, что это невозможно уже хотя бы потому, что бдительная супруга от него ни на шаг не отходит, – до Яны это просто не доходило. А уж когда она обнаружила супруга мертвым в постели, она набросилась на маму с ножом, крича, что это она его «заездила»! Тот факт, что мама уже два дня лежит с высокой температурой и фактически без чувств, до ее сознания просто не дошел. Она искромсала маму буквально на лохмотья, рыча и хохоча. Когда люди ворвались и скрутили ее, она уже была полностью за гранью здравого смысла. Убив человека, окончательно сошла с ума. Ее определили в психдиспансер закрытого типа, то есть в сумасшедший дом. Игорь практически в одночасье лишился обоих родителей. Кого винить? Некого. А обвинить кого-то очень хочется. И выбор пал на нас с папой. А на кого ж еще?

На другой день папа пошел искать работу. Но не нашел. И на следующий день – тоже. А нам ведь еще и с жильем предстояло как-то определяться. Не век же у добрых людей жить. Они, кстати, подсказали ему, что Игорь должен выплатить нам какую-то компенсацию, поскольку именно его мать убила нашу. Папа пошел с ним поговорить. Вернулся довольно скоро, совсем растерянный.

Стоя в прихожей, снимал куртку, разувался и рассказывал:

– Даже говорить со мной не стал. Сказал: какая еще компенсация? Убирайся с глаз, пока я тебя не пристрелил. Мне ничего не будет. Мы – хозяева города, а вы – шваль.

– Так надо же добиваться! – теребил его друг детства. – Законы ведь есть!

– Не для нас. – заплакал папа.

Потом как-то не то ойкнул, не то вскрикнул, широко открыл глаза и упал на спину. Супруги вызвали «скорую», которая лишь констатировала смерть от обширного инфаркта. Так его и забрала труповозка: с открытыми глазами и в одном ботинке, который он так и не успел снять.

Так я, вслед за Игорем, лишилась обоих родителей. Стала круглой сиротой. Мною занялись органы опеки и очень скоро определили в детский дом. Круг замкнулся.

Родители вырвались оттуда, пытались построить нормальную жизнь для себя и для меня, но не слишком преуспели. Из-за одной полоумной дамы я повторила их жизненный путь: попала в приют.

Я оглядела стол. Чай был выпит, бутерброд съеден, а конфет не хотелось. Собрав посуду, я пошла в дом. Устраиваясь на широченной кровати, всё думала: что день грядущий мне готовит? Как теперь поведет себя Соболев? И как я дальше буду выполнять миссию, которую сама на себя возложила? А впрочем, чего зря гадать. Наступит завтра – и покажет, что и как. Ладно, как там говорят? На новом месте – приснись жених невесте.

Я выключила ночник и практически сразу уснула.

Проснувшись, я не могла вспомнить, снилось ли мне вообще что-нибудь. Может, и снилось, да я позабыла. Ладно. Пора начинать день.

Приняв душ, я сварила себе кофе. Тут же позвонил Вадим.

– Ну что, как дела?

– По-моему, неплохо.

– Как там наш мальчик? Еще не виделась с ним?

– Виделась. И у нас даже произошел первый контакт.

– Что значит «контакт»? – всполошился он. – Ты уже рухнула в его объятия?

– Вадик, фу. – скривилась я. – Он ринулся меня обхаживать, но я изображала из себя айсберг. Холодный и неприступный.

– С ума сошла? Ты же отпугнешь его! Что тогда делать?

– Тебе не угодишь. Не волнуйтесь, шеф. У меня всё под контролем.

– А для чего тогда «айсберг»?

Я вздохнула:

– Вадик, солнце, ты совсем не знаешь мужиков. Ну для чего мне сразу же бросаться ему на шею? Чтобы он, пресытившись, бросил меня через неделю и выдавил из своего королевства? Пусть помучается, добиваясь моей благосклонности. Тогда этот приз покажется ему олимпийской медалью.

– Смотри, Мата Хари, не пережми, – хмыкнул он и отключился.

Глядя на погасший экран телефона, я пробурчала:

– Поучи бабу щи варить.

И тут же вспомнила! Мне снился сегодня Игорь. Юный, золотоволосый, улыбчивый. И мама снилась. Улыбалась мне. Видимо, это под впечатлением моих вчерашних воспоминаний о недолгом счастливом детстве.

Я снова натянула джинсы и решила сегодня осмотреть участок. Вдруг мне захочется огород разбить. Или цветник. Надо же знать, на что рассчитывать!

Обходя владения, я обнаружила за домом дачные качели под тентом. Надо же, а из окна их не видно. Правда, я и не приглядывалась.

Выруливая из-за дома, я обнаружила у своего крыльца Игоря.

– Ты для меня калитку открыла? – вместо приветствия спросил он.

– Черт, забыла запереть на ночь. Издержки городской жизни на этажах. Для меня калитка – вещь непривычная. Ладно, постепенно привыкну.

– Какие планы на сегодня?

Я пожала плечами:

– Да никаких особых планов нет. Осматриваюсь, обживаюсь.

– Ты уже завтракала?

– Нет еще. Кофе только выпила.

– Приглашаю тебя на пикник.

– Во как? – удивилась я. – А разве тебя не ждет работа?

– Подождет. В лес не убежит. А вот мы как раз можем убежать в лес. Или на речку. Тебе где больше нравится?

– Дома.

Он скривился:

– Тоже мне, радость великая. Никуда твой дом не денется. Кстати, а тебя саму работа не ждет?

– Я в отпуске. Могу себе позволить побездельничать.

– Тогда захвати на всякий случай купальник. Вода в речке уже прогрелась.

– Правда, что ли, пойти?.. - сказала я задумчиво.

– Идем! Обещаю: не пожалеешь! Сбор у калитки через пять минут.

Он пошел к себе, а я вернулась в дом. Пикник – так пикник. И правда, немного солнца и свежего воздуха мне не помешает. Собравшись в рекордные сроки, я вышла даже не через пять минут, а через три. Но все равно опоздала. Соболев уже стоял у моей калитки, пританцовывая. В руках у него была классическая корзина для пикника. Сделав приглашающий жест, он направился к своей машине. А я потопала к своей.

– Чего ты? – удивился он. – Мне не нравятся маленькие дамские машинки. Давай лучше на моей поедем. Она куда удобнее!

– Не сомневаюсь. Но давай-ка лучше поедем каждый на своей.

Он пожал плечами в полном недоумении, но спорить не стал. Понял, что это бесполезно. Так мы и поехали – кавалькадой. Я даже не спросила, куда именно мы направляемся. Просто ехала вслед за «мерсом», успевая поглядывать по сторонам. Многое мне было знакомо, но и много нового увидела. Конечно, я же не была здесь столько лет! Так всё изменилось.

Приехали мы, конечно, на речку, на городской пляж. Время было раннее, день – рабочий, поэтому на пляже было довольно пустынно. Игорь вынул из багажника мягкий плед, постелил его в кружевной тени раскидистого дерева. Поставил корзинку.

– Прошу вас, принцесса.

Я милостиво приняла приглашение и села на плед. Стащила маечку, потому что купальник надела еще дома. Подставила лицо солнцу и блаженно улыбнулась. Игорь постелил большую полотняную салфетку и стал деловито выкладывать на нее провизию. Я покосилась в ту сторону. Мама дорогая. Чего там только не было! И малюсенькие румяные пирожочки; и молодая картошка с укропом в небольшой кастрюльке, а к ней – малосольные огурчики; и черные глянцевые черешни невероятного размера; и салат с креветками и крабовым мясом; и нарезанная прозрачными ломтиками сырокопченая колбаса. Молодец, подготовился.

Оглядев дело рук своих, он сказал:

– Ну вот, прошу к столу!

– Может, сначала поплаваем?

– Как хочешь.

– Ужасно хочу! – засмеялась я. – Ни разу в этом году не окуналась никуда, кроме собственной ванны.

Сбросив синхронно джинсы, мы побежали к воде. Песок под ногами уже ощутимо нагрелся, но еще не раскалился, и бежать по нему было приятно. А вот вода меня разочаровала. Она была гораздо холоднее, чем мне бы хотелось. Я с разбегу плюхнулась в речку – и от неожиданности завизжала.

– Холодно! Ты обещал, что вода будет теплая!

В сердцах я направила в его сторону сноп брызг:

– Получай!

– Ах, ты так? Ну, я ж тебя сейчас поймаю!

Он ринулся за мной, я – от него. Плаваю я отлично, но чисто по-женски. Конечно, он настиг меня буквально в три гребка, схватил на руки и закружил в воде, устроив «карусель» совсем по-детски. Мы смеялись и радовались именно как дети, но холодная вода быстро привела нас в чувство.

Посмотрев мне в лицо, Игорь сказал:

– У тебя уже подбородок дрожит. Давай бегом на берег! – и побежал первым.

Я поковыляла за ним, дрожа всем телом. Мне и вправду стало очень холодно, а до пледа было далековато. На половине дороги он встретил меня с пляжным полотенцем. Полотенце было большое, с веселым дельфином, красивое, но главное – сухое и теплое. Я завернулась в него и почувствовала себя намного лучше. Как приятно, когда о тебе заботятся! Вот бы раньше так.

Дойдя до пледа, я без сил рухнула на него, закрыла глаза и сказала:

– Обманщик. Затащил доверчивую девушку в Ледовитый океан.

– Ничего, сейчас согреемся. У меня в термосе – горячий чай.

Я открыла один глаз. Мой кавалер, оказывается, чай уже налил и протягивал мне стаканчик. Я выпила его одним махом, и дрожь прошла. Усевшись по-турецки, я выбрала себе самый румяный пирожок, взяла контейнер с крабовым салатом и стала есть с большим аппетитом, не ломаясь и не строя из себя великосветскую барышню. Соболев смотрел на меня и улыбался.

Я подняла на него глаза и сказала с набитым ртом:

– Спрашивай.

– Что спрашивать? – не понял он.

– Что собирался. Ты же для чего-то затеял этот пикник. Значит, хочешь что-то узнать. Полагаю, что твои вопросы будут касаться моей жизни – с тринадцати лет и до сегодняшнего дня.

– Ох, какая же ты умная! – притворно восхитился он.

– А ты надеялся, что дура непробиваемая?

– Честное слово, даже не надеялся. Хотя было бы неплохо.

– Хам.

– Что есть, то есть. Иногда со мной случается.

Взяв пирожок, он стал неспешно его жевать, запивая чаем и глядя задумчиво в сторону речки. Потом спросил:

– Что с тобой стало после. того инцидента?

– Ты имеешь в виду, после того, как ты нас выгнал? – уточнила я.

Он скривился:

– Ну, в общем, да.

– У меня всё сложилось нерадостно. Сначала твоя мать убила мою. – Он снова недовольно поморщился. – Потом ты выставил нас с вещами за дверь – если помнишь, прямо в день похорон моей мамы. Как будто нам одного этого горя было мало. Потом, через пару дней, мой отец пошел к тебе за помощью, потому что нам было негде жить и буквально нечего есть. Ты очень грубо вытолкал его за дверь, обозвав «швалью», и приказал больше на глаза ему не попадаться. Отец вернулся совсем разбитый, и в тот же день умер от обширного инфаркта. Я осталась совсем одна на белом свете, поэтому попала в детский дом. Это если вкратце. Могу с жуткими подробностями, но тебе это совсем не понравится.

Он посмотрел на меня такими круглыми глазами, что стало понятно: его проняло.

– Врешь. – выдохнул он.

– Почему ты так думаешь?

– Ка. какой детский дом? С чего вдруг?..

– Говорю же: я осталась круглой сиротой. Стараниями семейки Соболевых. Ты не захотел позаботиться о маленькой осиротевшей девочке, а государство вот позаботилось.

Конечно, приют – далеко не санаторий, но там я хотя бы выжила. А на улице, да без родителей. Сам понимаешь, шансов не было никаких.

Он закрыл глаза и сжал голову руками. Я терпеливо ждала, доедая салат. Когда его глаза наконец открылись, в них плескался неподдельный ужас.

– Это я такое натворил?..

– Не только ты. Твоя мама тоже внесла посильную лепту.

– Катя, я не знал!!!

Он схватил меня за руки, и контейнер с салатом вылетел, описал дугу и приземлился на песок. Хорошо, что к тому времени он был уже пуст.

– Не знал или не хотел знать? – уточнила я.

Он понурился:

– Да просто не думал об этом. К тому же моя мать обвиняла твою в распутстве, а я откуда знал – правда? неправда? Поэтому на всякий случай решил вас выставить за дверь. И не стал мучиться угрызениями совести. Сама понимаешь – закрутился, на меня как-то всё разом навалилось: отец умер, мать сошла с ума. Я буквально в один день повзрослел!

Я покивала:

– Понятное дело, где там о нас думать, тебе же надо было империю спасать! Спас?

– Как видишь.

– Кстати, мать жива еще?

– Давно нет. Умерла через два года после тех событий.

Я не смотрела на него. Ела черешни и разглядывала пейзаж на другом берегу.

– Все время думаю: чего она на мою маму так взъелась? С чего вдруг пришла фантазия обвинить ее в постельных шашнях? Сама не без греха была? И решила, что все такие?

С этими словами я повернулась к Игорю. На его красивом лице катнулись желваки, и металлическим глухим голосом он сказал:

– Что бы там ни было, нельзя так говорить о моей матери.

– А о моей, значит, можно?..

Он опять покатал по лицу желваки, но промолчал.

Чтобы прервать тягостную сцену, я поднялась:

– Ладно, хватит. Пора собираться. Вот и купальник уже высох.

Я стала одеваться. Игорь смотрел с недоумением:

– Чего так рано? Только приехали.

– Поплавали, позагорали, поели, поговорили. План выполнен, пора сматываться.

Он молча стал укладывать остатки пиршества в корзину. Я помогать не захотела. Прошли те времена, когда я прислуживала ему. Теперь пусть сам побудет в моей шкуре. Долг платежом красен.

Собрав вещи, пошли к машинам.

– И куда теперь? Домой? – недовольно спросил он.

Я пожала плечами:

– Ты – куда хочешь. А я по городу покатаюсь, освежу память. Да, убедительная просьба: не виси у меня на хвосте. Не отравляй радость встречи с городом детства.

Картинно помахав ему ручкой, я укатила с пляжа. Слава богу, у него хватило ума не бросаться за мной в погоню.

Доехав до центра, я оставила машину на платной стоянке и пошла бродить по улицам детства, которые теперь узнавала с трудом. Когда ноги устали, я в милом скверике села на лавочку и набрала Вадима, который в моем телефоне значился под именем Валюшка – на случай, если Соболеву придет фантазия тайно проверить список моих абонентов.

Он снял трубку, но молчал. Мы так условились, чтобы от имени Валюшки не отвечал мужской голос.

– Это я. Докладываю. Всё идет по плану.

– Клиент заглотил наживку?

– Фи, Вадик, из каких старых фильмов ты набрался этих пошлых фраз? Да, заглотил. Еще не слишком крепко, но ведь я здесь сегодня всего-то второй день, а уже пообщалась с ним три раза. Похвали.

– Хвалю.

– Ценные указания будут?

– Нет. Ты сама знаешь, что делать.

И дал отбой. Занят, видимо. Я тут же подумала о Соболеве: он не дал мне номер своего мобильного. А просить неудобно. Я же демонстрирую холодность и незаинтересованность. Черт, как же быть?.. Конечно, и я, и Вадик давно знали все его номера, но он-то не в курсе! Придется ждать. Кстати, хорошо, что уехала на весь день.

Вот пусть помучается, не зная, где меня искать!

Мне пришла в голову мысль сходить в кино. Но вторая мысль была еще лучше: театр! Помнится, здешний областной драматический театр славился хорошей труппой и прекрасным репертуаром. Нас туда водили классом, мне очень нравилось. Интересно, а как теперь?

Я двинула в сторону театра, благо идти было недалеко. Купила билет на сегодня. Давали пьесу Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным». Что ж, комедия – это как раз то, что надо. Трагедий мне и в жизни хватает.

В этот раз для обеда я выбрала другой ресторан, не такой шикарный, как «Парус». И подальше от центра, чтобы не было опасности столкнуться с Соболевым. Потом до вечера еще поболталась по городу, с интересом присматриваясь к новшествам, что появились за время моего долгого отсутствия.

Театр оправдал мои ожидания. Постановка была отличная, костюмы – отпад, игра актеров – выше всяких похвал. Вообще-то такой прекрасный литературный материал трудно испортить, конечно. Эта пьеса даже в исполнении школьного театра непременно срывает аплодисменты.

Когда вернулась домой, давно уже стемнело. Боялась, что у меня под дверью дежурит сосед, но обошлось. Я прошла в дом, включила везде свет, заварила чай с мелиссой – чтобы спалось крепче. С чашкой чая вышла на террасу. А тут и сосед пожаловал. Калитку я, конечно, снова не заперла.

Он вошел, глянул на меня неприветливо:

– Это что же можно было делать до самой ночи?

– В театре была.

– Правда, что ли? – не поверил он.

– Честное слово. Хочешь, спектакль перескажу?

– Обойдусь. А что, мне сказать не могла? Вместе бы пошли.

– С тобой?.. - поразилась я. – Как можно. Ты же – царь, царевич, король, королевич – в одном лице. А я кто? Никто. Бывшая прислуга.

Он поморщился:

– Кать, ну хватит, а? Сколько можно напоминать? Уже переигрываешь. А я извелся весь, тебя дожидаючись!

– Что так? – удивилась я.

– Ну пропала – и где искать? Я же даже мобильного твоего не знаю! Кстати, продиктуй, запишу.

Вооот. Это мне и надо было!

Он достал свой телефон, я продиктовала номер. Он набрал, позвонил, чтобы убедиться, и у меня остался отпечаток его номера. Вуаля!

– Игорь, ты не обидишься, если я сейчас спать пойду? Столько впечатлений! И ноги гудят. И голова.

Он пошел к выходу, сказав на ходу:

– Калитку не забудь запереть на ночь.

– А смысл? Захотят – и через забор перемахнут, он невысокий. Да уж ладно, ладно, запру!

Мелисса не помогла. Я полночи крутилась в постели. Не спалось. Конечно, крутилась я не просто так. Завтрашний день планировала. Но одно дело – планировать, другое – воплотить планы в жизнь. В этом основная трудность. Ладно, как пойдет.

Утро порадовало безоблачным небом. Я вышла на крылечко, сладко потянулась, улыбаясь солнышку и хорошей погоде. Однако улыбка моя погасла, когда я увидела, что машины Соболева нет на месте. Улизнул, гад! Вот тебе и напланировала. А с другой стороны – ему же надо когда-то и делами заниматься! Ладно, ничего страшного. В конце концов, я здесь только третий день. Когда мы с Вадимом планировали операцию, то считали большой удачей, если мне удастся в течение недели просто познакомиться с Соболевым. Так что нет причины для печали. Я и так иду с опережением графика. С большим опережением!

Хорошее настроение вернулось. Я прошла на кухню, включила радио и стала готовить себе немудрёный завтрак, подпевая Крису Ри. Наши с ним голоса звучали на удивление слаженно, гармонично. Запросто могла бы работать у него бэк-вокалисткой! Жаль, не получила музыкального образования.

Ближе к полудню объявился сосед. Не приехал, но позвонил:

– Скучаешь?

– Я бы подобрала другое слово. Отдыхаю.

– Есть хочешь?

– Вообще-то да. Опять будет пикник? Предупредил бы заранее, я бы себе энцефалитную прививку сделала. Лоно природы – вещь опасная.

– Точно! Поэтому предлагаю пообедать в приличном месте.

– А у вас тут есть приличные? – притворно удивилась я.

– Сколько угодно. Как насчет «Паруса»?

– Повторяетесь, сударь. – скривилась я.

– Ну, еще куда-нибудь завалимся. Я через полчасика за тобой заеду. Собирайся.

Я пересмотрела свой гардероб. Бог его знает, куда мы поедем и какой там дресс-код. Долго выбирала между цветастым сарафанчиком, однотонным платьем и строгим костюмом. Первым получил отставку сарафанчик. Он, конечно, хорош для жаркой погоды, но не в ресторане и не в моем возрасте. Мне уже давно не семнадцать лет. За ним последовал костюм: слишком вычурно для простого обеда. Вот платье – это действительно вещь-победитель! В меру открытое, благородного стального цвета, прекрасно на мне сидит. К нему подобрала серебряные украшения: серьги и браслет. Достаточно. Хотелось еще и колечек, и цепочек, и подвесок. Но не хотелось превращаться в рождественскую елку. В конце концов, я же – известный дизайнер, я должна демонстрировать безупречный вкус и элегантность. Вздохнув, отложила кольца в сторону.

Когда Соболев приехал, оказалось, что на нем рубашка практически того же тона, что и мое платье.

– Ты смотри, как похоже мы оделись! – восхитился он. – Даже не сговариваясь!

– Это судьба. – томно проговорила я и нырнула в его машину.

Мы поехали в сторону центра, но тут ему позвонили. Он поговорил, чертыхнулся и обернулся ко мне:

– Не возражаешь, если мы чуток задержимся? В офис надо подъехать. Дело срочное.

Я пожала плечами:

– Надо – так подъедем. Я никуда не спешу.

– Вот и славно.

Мы подъехали к его офису.

– Мне в машине ждать или пойти с тобой?

– Как хочешь.

Я хотела с ним. Он не возражал.

На входе нас приветствовал охранник:

– Вы вовремя, Игорь Валерьевич! А то ваш заместитель волнуется шибко.

Мне он улыбнулся и подмигнул. Я выронила солнечные очки. Охранник нагнулся за ними, бурча:

– Что ж вы, дамочка, так неаккуратно.

Пока он нагибался и разгибался, я одним точным движением опустила ему в карман зажигалку. Он ничего не почувствовал.

Мы прошли в просторный холл. Игорь попросил меня подождать. В холле были удобные кресла, я села и стала оглядываться. Ничего, уютно. Приготовилась к долгому ожиданию, но он вернулся неожиданно быстро.

– Там делов-то было на полминуты. Поехали.

Мы пошли к машине. Охранник проводил нас к выходу, решив заодно покурить. И когда мы уже стали отъезжать, грохнул небольшой взрыв, охранник упал. Игорь рывком уронил мою голову к себе на колени, сам упал сверху. И затих.

– Что случилось? – пискнула я.

– Сам не понял. Выстрел, что ли? Охранника застрелили, похоже.

Тут на крыльцо высыпали прочие охранники и «офисный планктон».

Открыв дверь, Соболев крикнул им:

– Все – внутрь! Живо!

Но народ не отреагировал. Кто-то подозвал его жестом. Приказав мне сидеть в машине, он побежал в толпу. Потолкался там какое-то время. Очень быстро подъехала «скорая». Медики поколдовали над убиенным охранником. Тут и полиция подоспела.

Соболев подошел к машине, открыл мою дверь и вздохнул:

– Обед отменяется. Извини. Сама видишь.

– А кто его застрелил? – проявила я любопытство. – Вдруг и нас застрелят?

– Никто в него не стрелял. У него зажигалка в руках взорвалась.

– И убила? – не поверила я. – Не может быть. Это же не граната!

– Нет, зажигалка бы не убила. Врач сказал, он умер от разрыва сердца. Испугался очень.

Я смотрела недоверчиво:

– Зажигалка бахнула – и разрыв сердца? Что же это за охранник?.. Тебе кто персонал подбирает?

Тут его позвали полицейские, и он сказал:

– Давай-ка домой. Я сейчас тебе такси вызову.

– Не надо. Пешком прогуляюсь.

Он кивнул и пошел снова в толпу.

Я отправилась домой, по пути зашла на рынок и купила хорошего мяса, овощей, зелени разной, а еще бутылку изумительного домашнего вина. Теперь уж пришлось брать такси.

Дома я мясо разделала, обжарила с луком и поставила тушиться в духовку, плеснув вина и положив много душистых трав. Оно томилось потихоньку, а я ждала развития событий.

События не заставили себя ждать. Позвонил Вадим:

– Одна?

– Пока что да. Но думаю, ненадолго.

– Знаешь, что случилось?

– Как не знать. Самолично была там.

– Уже и в офисе успела засветиться? Ты прямо огонь-девка! Он погиб у тебя на глазах?

– Да. Мы с Соболевым в машине были.

– Значит, ты была прямо рядом?

– Можно сказать – в центре событий.

– Плохо, очень плохо. Будь предельно осторожна!

– Уж как получится.

Вадим отключился, зато приехал Игорь.

– Ну как ты? Сильно испугалась?

– Не успела.

– А чем так вкусно пахнет? – потянул он носом.

– Мясо по-бургундски. Иди мыть руки, сейчас обедать будем.

Я показала ему, где гостевая ванная, а сама пошла доделывать салат. Потом накрыла на стол, и мы сели кушать.

– Ой, у меня же еще полбутылки вина осталось! Не всё в мясо вылила.

Я выставила вино на стол, достала одну рюмку.

– А ты?

– Я же тебе говорила: алкоголь не пью. У меня наследственность плохая. Помнишь моего папу?

– Помню.

– А трезвым его помнишь?

– Вроде бы нет.

– Я тоже не помню. Вот и не пью. На всякий случай.

– А я выпью. Мне стресс снять надо. Да и Вовика помянем.

– Кто такой Вовик? Охранник убиенный?

– Да. Неплохой парень был. И такая нелепая смерть.

– Кстати, мне понравилось у тебя в офисе. Правда, я видела только холл.

– Кстати! – просиял он. – А не хотела бы ты взяться за дизайн моего офиса?

– Игорь, стесняюсь напомнить: я в отпуске.

– Да я же не говорю, что прямо сегодня. Просто предлагаю подумать над предложением.

– Сам же знаешь: у меня очередь – на месяцы вперед.

– А мне можно без очереди?

– С какой стати?

– Терпеть не могу, когда ты так презрительно поднимаешь одну бровь. Ладно, не надо думать над предложением.

– Ладно, я подумаю.

Он отсалютовал мне полной рюмкой, как бы приветствуя мои слова, и стал есть, нахваливая мою стряпню. Я милостиво улыбалась его комплиментам, а сама рассеянно думала: вот и повод появился бывать в его офисе почаще, не придумывая для этого разные причины. Надо же, как удачно всё складывается! Настолько удачно, что даже как-то тревожно.

Насытившись, гость откинулся на спинку стула и сказал мне:

– Давай поговорим?

– А разве тебе не надо на работу?

Он качнул головой:

– Не поеду. Настроения нет. Какая уж тут работа. Вовку жалко. Представляешь, у него в кармане, оказывается, было две зажигалки зачем-то. Наверное, основная и запасная.

– Смотри-ка, запасливый.

– Ага. И одна из них рванула.

– Бывает. Кстати, ты знаешь, мне все-таки пришлось взять такси, – увела я разговор в сторону от опасной темы. – Когда с базара ехала с полными сумками. Вот поэтому я предпочитаю всегда пользоваться своим транспортом.

– Логично, – согласился он.

– Так о чем ты поговорить хотел?

– О том, что ты мне врешь.

Сердце мое ухнуло куда-то в район желудка, и желудок возмущенно скукожился. Вот знала же, что всё как-то слишком гладко получается! Где же я прокололась?..

Взглянув на собеседника максимально честным взглядом, я проблеяла:

– И в чем же я наврала?

– Сказала, что получила дом в наследство. А на другой день грустным голосом поведала, что никого у тебя из родни нет, одна ты на всем белом свете. То есть я думаю, что дом этот ты купила. Почему именно этот? Чтобы быть поближе ко мне, что ли? Так зачем было строить из себя недотрогу? И зачем было врать о наследстве?

Сердце мое, вынырнув из недр желудка, вернулось на место и застучало гораздо ровнее. Я расправила плечи:

– А ты поручи своим сотрудникам проверить мои слова.

Он кивнул:

– Уже проверяют.

Тут же, как по заказу, зазвонил его мобильник. Он послушал, и лицо его вытянулось:

– Говорят, что и впрямь получила в наследство. Как же тебе удалось? Охмурила старушку? Или завещание подделала?

Я возмутилась:

– Игорь! Ты соображаешь, что говоришь?! С какой стати ты меня обвиняешь?

– Да я просто понять хочу. Ведь сама видишь: несостыковочка.

Я вздохнула:

– Ладно, расскажу. Лариса Дмитриевна, которая жила в этом доме, оказывается, была родной теткой моей мамы. Но мама о ней ничего не знала. Не догадывалась даже, что у нее есть родня. Ведь в детский дом она попала в двухлетнем возрасте. Думаю, еще даже разговаривать не умела. Ее мать погибла. Машина сбила. А про отца вообще сведений нет. Так что девочку определили в приют. Думаю, эта самая тетка и определила, но о ней в мамином личном деле ничего не было. Я когда узнала, что мы с ней два года жили буквально через забор, сразу подумала: а не она ли поспособствовала тому, чтобы твои родители взяли на работу моих? Ну, чтобы мы на глазах были. Или это просто такое удивительное стечение обстоятельств. Ты не знаешь?

– Без понятия. – покачал он головой.

Я опять вздохнула:

– А теперь уж и не спросишь. Не у кого.

– А может, она и не знала, что по соседству с ней обитает ее племянница?

– Думаю, что знала. Просто открываться не захотела. Зачем мы ей? Голодранцы.

Боялась, что придется на нас потратиться.

– Почему ты думаешь, что она знала?

– Так ведь наследство же мне оставила! Больше некому было. Была бы жива мама – ей бы отписала. Получается, она всегда следила за ней издали. А потом уж – и за мной. Господи, как подумаю. Мама столько натерпелась в детстве, потом буквально жилы рвала, чтобы семью прокормить, а эта мадам по заграничным курортам раскатывала, проматывая деньги покойного мужа, ни в чем себе не отказывая!

– Вот мразь! – помрачнел Соболев.

– Да уж, дрянь редкая. И когда я сиротой осталась, чужие люди больше участия приняли в моей судьбе, чем эта – кто она мне? – двоюродная бабушка. Так, кажется. Я там горе мыкала на всем казенном, а она тут барствовала. И ведь нам от нее ничего не надо было! Просто для мамы было бы важно знать, что у нее есть родная душа. Так и не узнала.

Неожиданно для себя я заплакала. Надо же, ведь сколько лет не плакала! Думала, разучилась давно.

Игорь растерялся, пересел ко мне поближе, обнял за плечи, уткнулся носом мне в затылок, повторяя тихонько:

– Ну, будет, будет. Теперь-то уж что плакать? Катя, хватит, я тебя прошу.

Смотри-ка, а он – неплохой парень. Вполне душевный. Конечно, можно было бы и перестать. Всплакнула – и хватит. Но слёзы лились и лились. Еще бы, их столько скопилось за все мои безрадостные годы.

Игорь встал, налил мне воды, упрашивал выпить. Но я даже этого не смогла. Зубы выбивали чечетку по краю стакана, вода расплескивалась. Он забрал у меня стакан, а что делать дальше – не знал. Потом вспомнил:

– У тебя валерьянка есть?

– От. тт. куда? – с трудом выговорила я. – Нет, конечно.

– Так, может, я сгоняю в аптеку? – с готовностью вскочил он.

– Нне. надо. Я. уже. в норме, – выговорила я сквозь всхлипы.

– Я вижу. Какое там «в норме», если ты даже говорить не можешь?

– Это с непривычки. Много лет не позволяла себе этого. А оно накопилось. Знаешь, я, пожалуй, прилягу. Не возражаешь?

– Конечно-конечно! Давай доведу до места.

В спальню я не пошла. Решила прилечь в каминном зале на диване. Пусть ненавистная двоюродная бабка с портрета посмотрит, до чего меня довела!

Укрыв меня пледом, Игорь примостился прямо на полу, поглаживая меня по плечу.

– Посидеть с тобой?

– Не знаю. Как хочешь. Только кажется мне, что я сейчас спать буду. Так что нет смысла.

– Я все-таки еще здесь побуду.

Вот спасибо-то! Теперь главное, чтобы Вадим не позвонил.

Я отключила телефон, пояснив:

– Чтобы не будили звонками.

– А кто может позвонить?

Я услышала в его голосе ревность и внутренне улыбнулась: не волнуйся, сейчас ты для меня – самый главный. Телефон я на всякий случай сунула под подушку. Там не доберется. Не рискнет. А то я – спать, а он – мой телефон исследовать? Не бывать этому!

Шмыгнув носом, я тихо проговорила:

– Знаешь, ты сейчас уходи. Наедине с собой я быстрее приду в чувство. А завтра, если хочешь, я посмотрю твой офис. Оценю фронт работ. Не возражаешь?

Он просиял:

– Душевно рад! А как же отпуск?..

Я только рукой махнула:

– Да какой там отпуск. Меня только работа на свете держит. Хочу срочно себя чем-то занять, чтобы дурные мысли в голову не лезли. Когда плохое настроение или что-то не ладится, я всегда работой спасаюсь.

– Ладно, договорились. Завтра утречком со мной поедешь. А теперь спи.

Уходя, он поцеловал меня в лобик, как маленькую, погладил по волосам. Чем, кстати, сильно меня удивил.

Утром я была на ногах уже с рассветом. Позвонила Вадиму. Разбудила, должно быть, потому что голос был недовольный:

– Что тебе неймется в такую рань?

– И тебе доброго утречка! Докладываю: сегодня иду внедряться в осиное гнездо.

– Поясни.

– Соболев уговорил заняться его офисом. Хочет шикарный ремонт. Точнее, он хочет меня. В смысле – чтобы все время рядом обреталась. Я не стала отказываться.

– Прекрасно! Что-нибудь еще?

– Нет. Спи дальше. А работать – мой удел.

– Язва.

– Я тоже тебя обожаю!

Чуть позже позвонил Соболев:

– Катя, собирайся. Через полчаса выезжаем.

– Давно готова. Увижу тебя – выйду. Кстати, я хотела тебя попросить: на людях мы – просто деловые партнеры. Наши совместные воспоминания никого, кроме нас, не касаются. Ладно? Захотелось перемен, и ты пригласил хорошего дизайнера, который кардинально преобразит твой офис. Общаться там будем исключительно по делу. Я хочу, чтобы люди воспринимали меня как человека, который пришел туда делать конкретную работу.

– Ладно, как скажешь. Да ты ведь и будешь заниматься конкретным делом! Кстати, я тебе заплачу за работу, сколько скажешь. Сама назначь цену. И не стесняйся!

Богатенький Буратино. Надо же, какой широкий жест!

– Да ладно, обойдусь. Подарю тебе свой труд в память о нашей нежной детской дружбе. Ничего страшного. Я всегда на вашу семью пахала задаром.

– Катя!..

– Нет, серьезно. Можешь не платить. Мне злая бабушка оставила в наследство не только дом, но и денежек немножко. Не миллионы, конечно, но с голоду не помру. Кстати, я уже вышла. А тебя не вижу.

– Иду.

Оделся он строго: серый костюм, светлая рубашка. Интересно, это он для меня старается? Или его сегодня ждут великие дела?

Я тоже не подкачала: надела костюм цвета какао с молоком и блузку оттенка «пепел розы». Неброско, но элегантно. По мнению обывателей, примерно так и должна выглядеть серьезная бизнес-леди. Люди не склонны особо доверять дизайнеру, одетому в рваные джинсы и рубаху, завязанную узлом на животе. Кстати, напрасно.

Я снова настояла, что поеду на своей машине, – чтобы сохранить свободу передвижения.

На входе был незнакомый охранник: вчера его здесь не было. Мы прошли в здание. Я думала, Соболев сразу уйдет по делам. Но он, как радушный хозяин, провел для меня небольшую экскурсию по всему помещению. Ну правильно, надо же мне оценить фронт работ.

– Игорь, а что бы ты хотел получить в итоге?

– Понятия не имею.

– Но хоть какие-то пожелания есть? Мне же надо от чего-то отталкиваться! Знать, в каком направлении мыслить.

– Катюш, давай-ка на свое усмотрение! Мне, если честно, вообще все равно.

– Вдохновляет, ничего не скажешь. Ладно, я поразмыслю на досуге, что здесь можно придумать.

В конце коридора появилась женщина средних лет с тонкой кожаной папкой. Увидев Соболева, она радостно бросилась к нему:

– Игорь Валерьевич, очень хорошо, что вы уже здесь! Вот тут срочно подписать.

Сунув ему папку с документами, она незаметно – как ей казалось – оглядела меня. Я же, мимолетно ей улыбнувшись, демонстративно оглядывала стены и потолок.

Соболев, просматривая документы, сказал:

– Вероника Анатольевна, познакомьтесь: это Екатерина Николаева, очень известный дизайнер. Вот, уговорил заняться нашим офисом. Сто лет уж ремонта не было, давно пора! Катя, Вероника Анатольевна – мой главный экономист. И просто очень хороший и надежный человек. Вероника Анатольевна, могу я поручить Катерину вашим заботам? Думаю, у нее по ходу дела будут появляться вопросы, а я же редко здесь бываю.

– Конечно-конечно, – с готовностью закивала главный экономист. – Чем сможем – поможем. Только. Нам что, из кабинетов выселяться? Прямо сегодня?.. – Ее глаза округлились от ужаса.

– Нет, не нужно никуда выселяться, – поспешила я ее успокоить. – Я здесь пока что с ознакомительным визитом. Осмотрюсь на месте, потом набросаю эскизы. После мы с господином Соболевым все обсудим, и уж тогда можно будет приступать. Это на словах всё просто. А на деле – непросто и не очень быстро.

Она благодарно улыбнулась:

– Утешили. А то ведь мы не были готовы к ремонту. Да и переезжать из комнаты в комнату – дело хлопотное. К тому же у нас и так сейчас рабочих рук мало: лето, люди в отпусках.

Пока мы так мило беседовали, Соболев просмотрел и подписал документы. Отдавая папку, сказал:

– Вероника Анатольевна, возьмите шефство над Екатериной, пожалуйста. Я очень занят, сейчас уеду по делам. Вы уж не сочтите за труд, помогите, чем можете.

– Не волнуйтесь, Игорь Валерьевич. Не обижу девушку. Помогу, конечно.

Соболев ушел, а мы остались посреди коридора. Обе чувствовали себя как-то неловко.

– Екатерина. А отчество ваше?

– Зовите меня Катей. Без отчества. Мне так удобнее.

Из кабинета неподалеку от того места, где мы стояли, вышел благообразный старичок и направился к нам. Точнее, нужна ему была Вероника Анатольевна, потому что в руках у него были бумаги. Увидев меня, он удивленно поднял брови.

Я поспешила объяснить:

– Я дизайнер, Екатерина. Буду по-новому отделывать помещение. Господин Соболев запланировал здесь небольшую реконструкцию. Вероника Анатольевна взяла надо мной шефство.

Старичок по-старомодному склонил голову в почтительном полупоклоне, потом обратился к ней:

– Вероника Анатольевна, голубушка, как освободитесь, не сочтите за труд заглянуть ко мне. Есть вопросы.

– Да, конечно, Николай Иванович, скоро зайду! Вот только с Катей договорю.

Он вернулся в свой кабинет, а Вероника, провожая его долгим взглядом, сказала мне с придыханием:

– Николай Иванович – наш главный бухгалтер. Очень достойный человек.

По блеску ее глаз и зарумянившимся щекам я поняла, что между ними явно Амур пролетел. Чтобы проверить эту мысль, я спросила самым невинным тоном:

– Что, пользуется авторитетом?

– Ну что вы, не то слово! – с жаром ответила она. – Он очень хороший специалист и прекрасный человек. Да на нем, можно сказать, всё держится!

– Так уж и всё?.. - засомневалась я. – Разве не на Соболеве? Да и вы здесь – не последний человек, как я поняла.

– Это так, но без Николая Ивановича всё было бы намного сложнее! Он – виртуоз! От стольких неприятностей нас спасает!

В глазах ее светилась неприкрытая влюбленность. Надо же, как ее разбирает. Кто бы мог подумать, что женщина весьма зрелых лет способна на такие эмоции?

Я задумчиво посмотрела на закрытую дверь главбуха:

– Я видела его недавно в ресторане. Он там был с очаровательной молодой леди. Так мило за ней ухаживал.

Она побледнела:

– Не может быть. Наверняка вы обознались!

– Нет-нет, это точно был он! Его ни с кем не спутаешь. Такой колоритный персонаж. Теперь таких и не встретишь, разве что в старинных фильмах. Он обнимал барышню за плечи, что-то ей шептал на ушко, а она хихикала. Впрочем, может быть, это была его внучка, а я просто неправильно поняла мизансцену?

– Нет у него никаких внучек. – прошептала она побелевшими губами. – Он – абсолютно одинокий человек.

– Ну, значит, решил на склоне лет обзавестись молоденькой женой. Что ж, в старину многие так делали. Да и сейчас тоже. Знаете что, я, пожалуй, тут осмотрюсь, промеряю помещения, прикину пока, что к чему. Если будут вопросы, я к вам вернусь.

Вынув из сумочки лазерную рулетку, я оставила посреди коридора помертвевшего главного экономиста и пошла заниматься своими делами. Какое-то время петляла по незнакомым коридорам, делала замеры, записывала. Потом решила, что на сегодня хватит. А то слишком быстро моя работа будет продвигаться. У меня же здесь на самом деле – совсем другая задача. Хотя творческий зуд уже заявил о себе достаточно громко! Чего доброго, увлекусь и поломаю всю игру и Вадику, и себе. Нет уж, надо взять себя в руки. Креатив буду проявлять не в дизайне, а совсем в другой области.

Вспомнив о своей главной цели, я спрятала рулетку и записную книжку и пошла к выходу. К Веронике заходить не стала, а Соболев уехал. Так что ничто не помешало мне уйти из офиса по-английски. Направилась я в магазин канцелярских принадлежностей, потому что неожиданно для себя ввязалась в работу, а ничего из нужных предметов я сюда не захватила.

Вернувшись домой, я сделала себе крепкий чай и села за стол в каминном зале. Обложилась листами бумаги и картона, карандашами. Ну, типа, «я работаю». Это на случай, если Соболев заглянет на огонек. А в том, что он заглянет, у меня даже сомнений не было. Что-то он зачастил, а это не входило в мои планы. Но я придумала способ, как его отвадить. Скажу, что полностью погрузилась в работу, а его визиты меня отвлекают. Может быть, станет реже заходить. Для этого я устроила на столе нагромождение из листов картона, фломастеров, карандашей, ластиков. Даже готовальню раскрыла, любуясь сверкающими циркулями. И на ноутбуке открыла чертежную программу AutoCAD.

Делала я все это, чтобы пустить пыль в глаза Соболеву, но в процессе манипуляций настроение улучшилось настолько, что я даже стала напевать. Дело в том, что среди этого «художественного беспорядка» я почувствовала себя в своей стихии, и это неожиданно привнесло в мою душу состояние покоя и гармонии.

Усевшись за стол, я стала обдумывать ситуацию. Когда мы с Вадиком планировали эту акцию, у нас были совсем другие исходные данные. Теперь же тщательно выстроенная схема рушится на глазах, поскольку каждый день появляются новые данные. И далеко не все сюрпризы – из числа приятных. И мне приходится, что называется, «переобуваться в прыжке». Вадьке хорошо, он далеко, и у него всех забот – контролировать мои действия. А совершать эти действия приходится мне, и ничего с этим не поделаешь.

Тряхнув головой, чтобы оторваться от грустных мыслей, я с удивлением обнаружила, что за это время уже набросала эскиз. Конечно, поверхностный, схематичный, но все-таки. Надо же, сама не заметила! То есть я реально включилась в работу, о которой пару дней назад даже не помышляла! И зачем мне это? Кто бы мне по рукам надавал?..

Хлопнула входная дверь.

– Ты когда-нибудь научишься запираться?

Я обернулась. На пороге зала возник Соболев, нагруженный пакетами, из которых разило общепитом.

Я посмотрела на них с ужасом:

– Что это?

– Китайская еда. Ты ж наверняка еще не обедала?

– Не обедала. За работой я забываю о еде.

Он подошел, глянул на стол, присвистнул:

– Вот это да. Ты прямо как зайчик на батарейках – из рекламы. Работаешь без остановки. Где у тебя кнопка выключения?

– Не поняла. Ты же сам хотел, чтобы я.

– Ну да, хотел. Но не ожидал, что ты так рьяно возьмешься за работу.

– А я никогда не трачу время попусту. Иначе не достигла бы успеха. Если я берусь – я делаю. Быстро и хорошо. А не хочу делать – так и не берусь. Всё просто.

– А перерыв на обед тебе полагается?

– Вообще-то – да. Можем пообедать.

Обедать мы пошли на веранду. Соболев стал выкладывать на стол картонные коробочки и судочки. Еда была еще горячая.

Я сходила в кухню за ложками и вилками. Объяснила:

– Терпеть не могу есть палочками. Никак не научусь. И меня это бесит.

– Любое умение достигается упражнением.

Я фыркнула:

– Умный какой! А зачем мне упражнения с палочками? Я умею пользоваться ножом и вилкой. Обычно этого бывает достаточно.

– Не скажи. Колорит не тот.

– Ой, ладно тебе! Колорит ему не тот. Рис всегда останется рисом, а мясо – мясом, хоть палочками ешь, хоть вилкой, хоть руками.

– А я как-то быстро научился. Хочешь, тебя научу?

– Спасибо, обойдусь. У меня есть собственная гордость. Китайцы просто не додумались до вилок. До сих пор едят, как дикари. А я – цивилизованный человек.

– А суши и сашими ты тоже ешь вилкой? От избытка цивилизованности? – подколол он.

– Нет. Суши и сашими я ем руками. Как древние японцы. Кстати, рекомендую и тебе так попробовать. Совершенно особенный колорит! – не осталась я в долгу.

Вот за такой высокоинтеллектуальной беседой мы и скоротали обеденное время. Потом Соболев уехал по делам, а я вернулась к своим эскизам.

Ближе к вечеру позвонил Вадик:

– Как дела, Мата Хари?

– Нормально. Впряглась в работу. Рисую эскизы.

– Ты была сегодня в офисе?

– Угу.

– Главбух умер.

– Иди ты. Правда, что ли?

– Правда, правда. Потому и звоню.

– Но я видела его днем! Он был бодр и свеж.

– Теперь уже нет. Тебя видели рядом с ним?

– Да.

– Плохо, всё плохо. Могут заподозрить.

– Меня? С какой стати? Я с ним только два слова сказала. От этого не умирают.

– Ладно. Будь осторожна вдвойне.

Вадик отключился, а я набрала Соболева:

– Что? – отрывисто сказал он в трубку.

– Чай вечером пить придешь?

– Нет. У меня неприятности.

И отключился. Да, господин Соболев, у вас большиенеприятности. И вы даже не представляете, насколько большие! То ли еще будет.

Утром я поехала в офис как ни в чем не бывало. О смерти почтенного Николая Ивановича Соболев мне не сообщил, так что я как бы не в курсе. Поэтому решила работать в обычном режиме. Перед работой мне захотелось выпить кофе и обдумать спокойно план действий. Рядом с офисом было небольшое кафе. Даже, скорее, забегаловка. Еды там не было, только чай, кофе, газировка и печеньки с чипсами. К торговому залу вел полутемный коридорчик, куда выходили две двери. На одной был нарисован джентльмен в цилиндре, на другой – дама в кринолине. Из-за этой двери ясно слышались сдавленные всхлипы. Я – девушка отзывчивая. Натерпевшись в детстве, не могу спокойно пройти мимо чужого горя. А там кто-то страдает. Надо утешить. Или хотя бы попытаться.

Толкнув дверь, я остолбенела: на низком подоконнике сидела собственной персоной главный экономист Игоря Соболева и ревела в три ручья. Больше в туалете никого не было. Она подняла на меня глаза – и замерла на полувсхлипе.

– Вероника Анатольевна, голубушка, что с вами? – подлетела я к ней.

Она досадливо поморщилась:

– Ах, Катя, никак не ожидала увидеть вас тут.

– Да и я не была готова. Зашла вот кофе попить. Почему вы здесь?

– Ушла поплакать без свидетелей. Чтобы сотрудникам на глаза не попадаться в таком расклеенном виде.

– А что случилось-то? – Я присела рядом с ней на подоконник.

– Вы не знаете. Вчера Николай Иванович умер от сердечного приступа.

– Да что вы говорите? – ахнула я. – Надо же, а держался бодрячком! Как мне показалось. Ну не убивайтесь так, я вас прошу! Ничего же не поправишь. Или вас беспокоят денежные дела? Так наверняка назначат нового главного бухгалтера, не хуже, чем был!

Она сунула в сумочку насквозь вымокший батистовый носовой платок, достала из пачки бумажный, промокнула мокрые глаза, деликатно высморкалась и посмотрела на меня несчастным взглядом:

– Дело не в этом, Катенька.

– А в чем же тогда? – распахнула я глаза, приготовившись выслушать историю о том, что она лишилась любви всей жизни.

– А в том, что это я его убииилаааа. – залилась она пуще прежнего.

Я даже поперхнулась:

– То есть как – вы убили?.. Сами же сказали, что у него сердце. Вы что, напугали его чем-то до смерти?

Она горестно покачала головой:

– Не напугала. Иначе. Вы не знаете всего, Катя. Да и откуда бы?.. Вы – человек новый, чужой. А мы с Николаем Ивановичем уже много лет работаем бок о бок. И я постепенно прониклась к нему. ну. как бы это сказать.

– Любовью? – подсказала я.

– Можно сказать и так, – вздохнула Вероника. – Ну а что тут удивительного? Он – человек одинокий, так что я семью не разбивала. И моя судьба не очень устроена. Да что там «не очень»! У меня кроме работы и нет ничего. А он – такой умный, приятный, обходительный. Я надеялась, что тоже понравлюсь ему. Съехались бы, жили вместе. Что плохого?

– Ничего плохого, – с готовностью согласилась я. – А что помешало? Он не ответил взаимностью?

– Он оказывал мне знаки внимания, но как-то неактивно. Да и «знаки внимания» – громко сказано. То комплимент сделает, то зачем-то конфеты подарит, то зайдет ко мне в перерыв чаю попить. Ничего больше. Я не торопила события. Думала, что в таком немолодом возрасте мужчина и не должен молодым козленком скакать. Думала – всё будет, но постепенно, со временем. Это уже давно продолжалось. Я мечтала выйти за него замуж, устроить свою судьбу, скрасить его старость. А он, оказывается. – Она горестно всхлипнула.

– И что – он? Изменщик коварный?

– Что-то вроде того. Вот вы вчера рассказали, что он девицу какую-то в ресторане обхаживал. Да и раньше мне намекали, что он не прочь за молодушками приударить. Я-то думала, что тоже молода для него. Ему шестьдесят лет, мне – пятьдесят. Десять лет разницы – это немало. То есть надеялась, что в его глазах не выгляжу очень пожилой. А вот он, оказывается, так не думал. Рассказывал мне, что мечтает уйти на покой и уехать жить к теплому морю. Я надеялась, что меня с собой позовет. Честно, надеялась! Глупо, да?

Она посмотрела на меня с такой мольбой! Ожидала, что стану разуверять.

И я не подвела:

– Ну что вы, Вероника Анатольевна! Ничего не глупо. Вы, как любая нормальная женщина, хотели свить гнездо – и для себя, и для него.

Она с готовностью закивала:

– Вот именно: гнездо! Уютное, теплое, чтобы нас обоим было в нем хорошо. А он, паразит, взялся девиц обхаживать! И они не отказывались! Ну, с его-то деньгами.

Мне надоели эти стенания, и я легонько подтолкнула ее в нужное русло:

– Так в чем вы себя вините? Что-то я никак не пойму.

Она сделала «страшные глаза» и произнесла трагическим шепотом:

– Катя, я его отравила.

Настала моя очередь сделать «страшные глаза»:

– Да ладно вам на себя наговаривать. Вы что, Лукреция Борджиа? Носите в перстне яд? Она горестно покачала головой:

– Яд не понадобился. Хватило просто моей злости. Потеряла контроль над собой. Я же знала, что у него сердце слабое. Он пришел ко мне, как обычно, чай попить. А я предложила кофе. Он отнекивался, говорил, что ему врач запретил кофе совсем. А я убедила, что от одной чашечки вреда не будет.

– Экая вы коварная женщина. – подняла я брови. – Считаете, что чашка кофе оказалась фатальной? А может, и не в кофе было дело?

– Вот именно, что не в кофе, – жарко зашептала она мне на ухо. – Я в кофе налила много сердечных капель. На основе ландыша, кажется. Их принимают по счету: десять капель, не больше. А я в чашку целый флакончик вылила! Для того и предложила кофе, чтобы вкус замаскировать. Так что запретный кофе, да еще и с лошадиной дозой лекарства.

Вот вам и результат.

Я сидела с ошалелым видом и только ресницами хлопала. Молча. Вероника тоже надолго замолчала, искала в сумочке следующий бумажный платок. Молчание затягивалось. Надо было что-то сказать.

– Однако, Вероника, Анатольевна. Не думала, что вы так просто сможете человека убить.

Она горестно стукнула кулаком себя в грудь:

– Да не собиралась я убивать! Понимала, что у него случится сердечный приступ. Надеялась, что попадет он в больницу. А я бы рядом была, ухаживала за ним. Ведь ни одна девица не будет сидеть у постели старика с больным сердцем! А я бы сидела. Стала бы для него незаменимой. Чтобы он убедился, что на меня можно надеяться. И предложил бы мне остаться с ним. А оно вон как вышло.

Чудные дела твои, Господи! Такие страсти, и где? В доме престарелых. И как же мне реагировать на ее неожиданные откровения?..

Она больше не плакала. Выплакала всё. Сидела, тупо уставившись в одну точку на кафельном полу. Наверное, рассказав мне свою страшную тайну, она успокоилась. Как брадобрей Мидаса, который, узнав о том, что у царя ослиные уши, и рассказать об этом не смел, и хранить тайну в себе больше не мог. Он выкопал в земле ямку, прошептал туда свой секрет и успокоился. Для главного экономиста такой «ямкой» послужила я. Теперь, как в старом одесском анекдоте, она будет спать спокойно, а не спать предстоит мне. Вот спасибо-то.

Вздохнув, я взяла ее за руку:

– Вероника Анатольевна, вы кому-нибудь еще об этом рассказывали?

Она помотала головой с самым разнесчастным видом:

– Никому. Только вам.

– Вот и хорошо. И не говорите. И сами об этом забудьте. Не было этого ничего.

– Но. как же не было? – слабо запротестовала она. – Выходит ведь, что я убийца! Меня теперь в тюрьму посадят?

– Не посадят. Если никому не скажете. Да и зачем вам рассказывать? Николай Иванович все равно не воскреснет, а вот у вас действительно могут быть большие неприятности. Если кто-то узнает.

– Так вы же знаете!

– Это не в счет. Я действительно человек новый, чужой. Мне ваши местные страсти-мордасти вообще ни к чему. Полиция, конечно, может заинтересоваться. Так не давайте им повода! Рассказали мне – и хватит. Просто забудьте, как будто вы ничего не делали. А я вашу тайну не выдам.

– Спасибо вам, Катюша! Вы мне так помогли.

– Главное – не проговоритесь. Тогда никто не заподозрит, что смерть была не случайной и вы имеете к этому отношение. А сейчас давайте уже пойдем кофе пить.

Она кивнула и стала зачем-то рыться в сумке. Потом встала, умылась и долго смотрела на себя в зеркало:

– Глаза опухли, нос красный. Как в таком виде людям на глаза показаться?..

– А мы здесь посидим и подождем, пока ваше лицо придет в норму. Или позвоните Соболеву и скажите, что внезапно разболелись и ушли домой.

Она воззрилась на меня с ужасом:

– Что вы, никак нельзя! Такие дела в офисе. Еще и я уйду? Нет, мне надо быть сегодня на работе! Вы правы, пересижу здесь недолго.

Мы пошли в зал, взяли себе по чашке кофе и сели за столик подальше от барной стойки. Она тихонько рассказывала мне небольшие подробности своего «романа» с главбухом. Насколько я поняла из ее сбивчивой речи, на самом деле там никакого романа не было. Николай Иванович изредка заходил к ней почаевничать, чтобы не скучать в одиночестве.

С кем попало он бы чаи не распивал, но главный экономист – вполне подходящая компания для главного бухгалтера. Тем более и по работе они связаны – теснее некуда. А эта милая одинокая женщина нафантазировала себе большую любовь на ровном месте.

Чтобы окончательно ее успокоить, я сказала:

– Перестаньте себя корить. Ведь если бы я не рассказала вам о той девице, ничего бы и не произошло. То есть на самом деле можно считать, что Николай Иванович погиб по моей вине. Вот бы он удивился, если бы узнал. Но он не узнает. И никто другой узнать не должен. Это только наша с вами тайна. И мы должны похоронить ее в своих сердцах.

Связав ее «общей страшной тайной», я немного успокоилась. Она ведь разумная женщина. Скоро угомонится и поймет, что незачем ей делать ненужные признания.

Мы посидели в кафе до тех пор, пока ее лицо и нервы не пришли в порядок окончательно. И только тогда пошли в офис.

В офисе я пробыла недолго. Соболева там не было, а немногочисленные сотрудники, что попались мне на глаза, ходили с потерянным видом. Настроение у людей было тревожное. Сделав для проформы кое-какие замеры, я поспешила убраться восвояси. Вадик же велел там не отсвечивать. Да мне и самой не очень-то хотелось.

По дороге домой я заехала за продуктами в супермаркет. На кассе опять сидела Ирка Рыкина. И опять меня не узнала. Да оно и к лучшему.

Соболев не звонил и не появлялся. Я не знала, чем он занят, и мне это не нравилось. Но трогать его сейчас – себе дороже.

Промаявшись целый день в неведении, я к вечеру рискнула его набрать:

– Чем занимаешься?

– В чужом компьютере шарю.

– Ты что – хакер?

– А ты звонишь по делу? Или поболтать? – переключил он разговор.

– Приходи ко мне чай пить. Я пирожные купила. И сыр швейцарский.

Помолчав, он буркнул:

– Сейчас приду. У тебя, как всегда, открыто?

– Как всегда.

Дав отбой, я понеслась на кухню – сооружать бутерброды и красиво укладывать их на расписную тарелку. Конечно, одним сыром не обошлось. В ход пошли также оливки, колбаса, майонез, листья салата. Не знаю, как Соболев, а я серьезно проголодалась. Надеюсь, он тоже.

Через пять минут мы сидели за столом. Он молча наминал бутерброды. Я тоже. Решила не надоедать ему разговорами, пока не насытится. Из голодного мужчины собеседник никудышный.

Когда перешли к пирожным, я спросила:

– Так ты что, правда хакер? Зачем шуровал в чужом компе?

– У нас ЧП: скоропостижно скончался главбух.

Я на это никак не отреагировала. Я же не знала – рассказала ему Вероника о том, что виделась со мной, или нет. Просто осторожно спросила:

– А при чем здесь чужой компьютер?

– Это его компьютер.

– Тебе разрешили его забрать?

– А кто мне должен был разрешать?

– Полиция. Разве нет?

Он удивился:

– Катя, при чем здесь полиция? Смерть не криминальная, человек умер от сердечного приступа.

– И ты сразу полез в его компьютер? Или не ты? Кто там перехватил бразды управления бухгалтерией?

– Я говорю не о рабочем компе, а о домашнем ноутбуке. Мы сегодня пошли к нему на квартиру – осмотреться, вещи взять для похорон. Он один жил. И я прихватил его ноут с собой. Сам не знаю – зачем.

А вот и врешь, милый. Прекрасно знаешь. Знал, что главбух за тобой «хвосты подчищает», поэтому нельзя было допустить, чтобы этот ноутбук попал в чужие руки.

Но вслух я этого, конечно, не сказала. Вслух я спросила беспечно:

– Нашел там что-то интересное?

– Нашел. Очень интересное.

Я улыбнулась:

– Неужто такой почтенный человек хранил там порнуху?

– Хуже, Катя. Человек этот оказался не таким уж почтенным. Он был двойным агентом. Я ему доверял, как себе. А он, подлец, работал на врагов.

– Как-то ты нехорошо говоришь о новопреставленном.

– Он другого не заслуживает. Сливал им всю информацию, получал за это деньги немалые. Да еще и меня, оказывается, обворовывал самым бессовестным образом.

– Как ты это узнал? Умеешь взламывать пароли?

– А не было никаких паролей. Все файлы открываются просто.

– Не может быть! – не поверила я. – Если он вел двойную игру, так должен был на семь замков запирать такие сведения.

– А он не боялся никого. Говорю же: один жил. Квартира на сигнализации. Никто его ни в чем не подозревал. Никогда в жизни. Он еще на отца моего работал, так что мне достался по наследству. Я бы в жизни не подумал, что Николай Иванович способен на такую низость. Даже и теперь не верится.

– А может, кто-то хочет его подставить? – осторожно предположила я.

– Зачем? Кому может понадобиться подставлять умершего человека?

Я пожала плечами:

– Твои люди, ты и разбирайся. Что, много наворовал?

Соболев потер лицо руками:

– Я еще не до конца просмотрел. Но и то, что уже нарыл, повергло меня в шок. Николай Иванович говорил, что хочет купить домик у моря. У Средиземного, конечно. Но того, что я уже отследил, хватит на три роскошные виллы! И это я еще не все документы перелистал.

– А на кого он работал, ты понял?

– Догадываюсь. У меня, конечно, немало врагов и завистников. В бизнесе всегда так бывает. Но чтобы перекупить главбуха. Человека, который, можно сказать, тридцать лет назад держал меня, маленького, на коленях. Который верой и правдой так долго служил нашей семье! То есть – я думал, что верой и правдой.

Вконец расстроившись, он прикрыл глаза рукой, переваривая эту мысль. Да уж, не позавидуешь парню.

Я предложила:

– Накапать валерьянки? У меня есть, я купила сегодня. Как знала.

Он скривился:

– Еще чего. Лучше бы коньяка.

– Ты же знаешь – спиртного в доме не держу.

– Тогда еще чаю завари.

Я поплелась заваривать чай, страшно завидуя Веронике Анатольевне: как здорово она провернула трюк с сердечными каплями! У меня не получилось. То есть валерьянкой, конечно, отравить невозможно, но если бы у меня даже были такие же сильные капли, как у нее, мне бы все равно не удалось.

Прихлебывая чай, Соболев продолжал сетовать:

– Как подумаю, сколько моих денег осело на его счетах! Он был одиноким человеком, наследников нет, так и сгинут эти деньги в банках, невостребованные. И сделать ничего нельзя.

Я удивилась:

– Почему же нельзя? Не знаю насчет швейцарских банков, но в наших охрана так себе. Каждый день по телику показывают, что хакнули очередной банк. Так найми смышленого паренька, он быстренько переведет деньги со счетов Николая Ивановича на твои. Как бы от имени самого Николая Ивановича. Пока неизвестно о смерти клиента, сделать это будет достаточно просто.

Он нахмурился, посмотрел на меня недоверчиво и спросил:

– Тебе никто не говорил, что ты – гений?

– Бывает, говорят. – пожала я плечами как можно изящнее.

Но этот изящный жест оценить было некому, потому что Соболев уже умчался к себе.

Пока Соболев был занят похоронами и перекачиванием украденных у него денег, меня он не беспокоил. А я всерьез увлеклась оформлением его офиса. Чертила и рисовала, как будто не было в мире ничего интереснее. Иногда, правда, выходила прогуляться. Даже прошла как-то мимо своей бывшей школы, но внутрь не зашла. Меня там никто не узнает и не вспомнит. К тому же сейчас каникулы, школа пустует. Не буду же я бродить по пустым коридорам, как привидение. Но мне хватило эмоций и так. Долго стояла, смотрела на здание, вспоминала то время, когда была нормальным домашним ребенком, родители были живы и дальнейшая жизнь рисовалась мне радужными красками.

Слава богу, Вадик меня не торопил. Понимал, что Соболев и так выбит из колеи, это уже хорошо. И меня уговаривал пока что не попадаться ему на глаза. И особо не усердствовать в своих изысканиях, чтобы не навлечь на себя подозрения.

Кстати, совсем без подозрений не обошлось. В редкие мои визиты на меня как-то нехорошо посматривал начальник охраны. Звали его Константин Андреевич, был он уже немолодым человеком, полковником полиции в отставке, как сказала мне моя невольная подруга Вероника Анатольевна.

В очередной мой визит на фирму он пригласил меня в свой кабинет для конфиденциального разговора, причём начал с места в карьер:

– Екатерина.

– Можно просто Катя.

– Хорошо. Но не в этом дело.

– А в чём?

– А в том, что я хочу у вас спросить: что вы здесь забыли?

Прямолинейный дяденька, ничего не скажешь. А впрочем, так даже лучше.

Я удивленно приподняла брови:

– Что значит «забыла»? Господин Соболев сделал заказ на оформление офиса. По-вашему, следовало отказать ему? Но это – моя работа!

– Никто вам никаких заказов не делал, я проверял. Ваша работа никем не оформлена.

Хм, даже так? Он и отчетность проверил? Серьезный дядечка.

Я улыбнулась:

– А вы что – налоговая? Иначе с чего вам такими документами интересоваться? Или просто вы – та самая любопытная Варвара, которой, как известно. Ну так я вас успокою: я еще не приняла окончательного решения, берусь ли я за эту работу. Но если решу, что берусь, тогда и оформим договор как следует. А сейчас я просто присматриваюсь, изучаю состояние здания, оцениваю фронт работ, делаю первые прикидки. А что вас беспокоит?

– А беспокоит меня, милая барышня, то, что с вашим появлением стали происходить неприятные вещи.

Ха, ну еще бы! Для того я и приехала. Только вот не думала, что мое появление так быстро свяжут с «неприятными вещами». На это мы с Вадиком не закладывались.

Я приняла вид оскорбленной добродетели:

– О каких вещах вы говорите и как это может быть связано со мной?

Константин Андреевич почесал карандашом за ухом и сказал, пристально глядя мне в глаза:

– При первом вашем появлении погиб охранник. После второго – умер главный бухгалтер. А вот как это связано с вами – пока не знаю. Но узнаю обязательно.

Я покивала с самым серьезным видом:

– Бог в помощь! Ищите и обрящете. Да, я слышала об этих неприятных случаях, но при чем здесь я? Какое мне дело до ваших сотрудников? Мне нет дела до людей, моя забота – стены, балки, перекрытия, напольное покрытие, покраска-побелка. И еще мне надо придумать концепт. Потому что шеф ваш сам не знает, чего хочет. Задачу мне поставил прямо-таки сказочную: «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». А моя задача – догадаться, что именно это должно быть и как оно должно выглядеть. Может, вы мне поможете? Что вы можете сказать о вкусах вашего шефа? Что ему больше по душе – хай-тек или классика, постмодернизм или неоренессанс?

Константин Андреевич, который во время моего монолога крутил в руках карандаш, снова почесал им за ухом и, глядя на меня вприщур, протянул:

– А вы не так просты. Умело увели разговор в нужное вам русло.

– И в чем проблема? – пожала я плечами. – Вы говорите о том, что интересно вам, а я – о том, что интересно мне.

– Ладно, можете идти. Только постарайтесь, чтобы после ваших визитов никто больше не умирал. Даже случайно. Всё, свободны!

– Пропуск на выход подпишете, гражданин начальник? Или все-таки задержите – до выяснения?..

Юмор он не оценил. Только зло цыкнул и сделал движение ладонью: выметайся, дескать!

Я послушно вымелась, причем не только из его кабинета, но и вообще из здания. Мне надо было подумать. Отойдя подальше, набрала Вадика и пересказала разговор, чем сильно испортила ему настроение.

– Вот гад! Еще Пинкертона этого не хватало! Ты-то как держалась?

– Как партизан на допросе. Не проговорилась. Не волнуйся, он вряд ли подозревает меня всерьез. Припугнул просто так, для острастки. И чтобы преданность свою показать начальству.

– Ты уж поосторожнее там впредь. Не высовывайся без надобности. Ты же помнишь, что на кону стоит?

– Как не помнить! Иначе зачем бы мне соваться в тыл врага?

Поболтавшись какое-то время по городу, я вернулась домой. Сидела на террасе, пила чай, думала.

Тут как раз позвонил Соболев:

– Какие планы на вечер?

– Вообще никаких.

– Чудесно! Я заеду за тобой часов в семь. Где-нибудь поужинаем.

На секунду замявшись, я сказала:

– Давай не «где-нибудь», а у меня дома.

– А что так?

– Не хочу с тобой отсвечивать в людных местах. Пойдут сплетни, разговоры всякие. Зачем это мне? Да и тебе тоже.

Теперь уже он замялся, но потом согласился:

– Может, ты и права. Только почему мы все время у тебя собираемся? Давай сегодня у меня – для разнообразия.

– Нет, Игорь, не могу у тебя. Воспоминания тягостные, сам понимаешь. Не хочу. Лучше ты приходи ко мне. Заодно посмотришь эскизы. Что приготовить?

– Да ничего не надо! Я привезу что-нибудь из ресторана. Ты какую кухню предпочитаешь – итальянскую, французскую, японскую?

– Если честно, то русскую. А вообще-то мне всё равно, лишь бы пища была съедобная. Мы, детдомовские, в плане еды неразбалованные. Что привезешь, то и хорошо будет.

– Договорились.

Так. Вопрос с ужином решен, а главное – будет возможность пообщаться вдали от посторонних глаз и ушей.

Я снова засела за эскизы, потому что за работой мне лучше всего думается, мысли упорядочиваются.

Вечером ввалился Игорь с обещанным ужином:

– Вот здесь – русская кухня, как ты и просила: осетровая уха, рыбные расстегаи. Еще у них были самолепные пельмени и вареники с картошкой. На всякий случай взял и то, и то. Я же не знаю, что ты больше любишь.

Ах, какой внимательный и заботливый! Прямо плакать хочется благодарными слезами.

Я улыбнулась:

– Говорю же: я неприхотливая. Меня бы и каша обычная устроила. Но за уху с расстегаями – отдельное спасибо! Я оценила, Соболев!

Он обрадовался, подобрел.

После ужина я заварила чай, достала из шкафа варенье. Конечно, не домашнее, покупное. Но мне показалось, что варенье сейчас было более уместно, чем конфеты в коробке. После русского ужина – русское чаепитие с вареньем.

За чаем мы разговорились.

Игорь удивленно – однако с изрядной долей сарказма – сказал:

– Совместные домашние трапезы уже стали у нас доброй традицией, надо же! Эх, Катюшка, сидим мы с тобой, словно супруги с многолетним стажем, как будто так и надо.

– А что такого? Мы с тобой как-то неожиданно стали друзьями, а друзья часто ужинают или обедают вместе.

Но Соболева было не так-то легко сбить с мысли:

– Знаешь, что я думаю? Если бы ты всё время обреталась где-то поблизости, не исключен вариант, что я бы на тебе женился еще лет десять назад.

– С какой такой радости?..

– Ну там, любовь-морковь, всякое такое.

Нет, вы только посмотрите на этого негодника! Искалечил мне жизнь, а теперь про любовь-морковь рассказывает! Ну погоди у меня.

Я качнула головой:

– Нет, такой вариант полностью исключен.

– Почему, интересно?

– Потому что у нас с тобой «любовь» обоюдная и глубокая. Ты для меня – исчадие ада, виновник всех моих бед. Я для тебя – вечное напоминание о твоей непорядочности.

Он посмурнел, опустил глаза и пробормотал себе в чашку:

– Я же говорю: если бы обстоятельства сложились иначе.

– Как иначе? Если бы твоя мать не убила мою и мы бы так и продолжали всей семьей на вас батрачить, ты бы вдруг решил жениться на замухрышке из запечка? С этим предложением – не ко мне. С этой идеей тебе лучше обратиться на какую-нибудь мексиканскую киностудию. Там такие сериалы снимают без остановки, им всегда нужны свежие идеи. Хотя твоя идея свежестью не потрясает.

У него настроение упало окончательно.

Я решила сменить тему:

– Игорь, я поговорить с тобой хотела. По делу.

Он поднял на меня взгляд извечного страдальца и скривился так, будто у него заболели все зубы разом:

– Опять про эскизы? Кать, ну не понимаю я ничего в этих делах! Делай то, что сама считаешь нужным. Я заранее на всё согласен.

– Нет, я не об этом. Сегодня я говорила с твоим начальником охраны, отставным полканом. Вернее, это он со мной говорил. И не говорил даже, а прямо-таки наезжал! А я отбивалась. Это ты его на меня натравил?

По распахнувшимся глазам я поняла, что «хозяин города» вообще не в курсе, что творят подчиненные за его спиной.

– Что значит «наезжал»?! Что значит «отбивалась»?!

Я вздохнула и пересказала вкратце разговор. Удивлению Игоря не было предела:

– То есть этот старый маразматик решил, что обе смерти – твоих рук дело?!.

Я горестно покивала:

– Представляешь?.. Для него не имеет значения, что охранника убила бракованная зажигалка, а я в это время вообще сидела с тобой в машине. Да и какие претензии у меня могли быть к охраннику или прочему персоналу? А главбуха вашего я вообще в глаза не видела. И умер он, как я поняла, от естественных причин. – Я надеялась, что Вероника Анатольевна не стала посвящать шефа в наш разговор в коридоре, так что главбуха я как бы действительно не видела. – Но всё это для бывшего мента роли не играет. Ему важно найти – или назначить! – виноватого, а проще всего повесить вину на человека нового. Из новых – только я. Вот он меня и назначил овцой на заклание.

Соболев скрипнул зубами:

– Ну я его поучу основам розыскной деятельности.

Я положила свою руку на его сжавшийся кулак:

– Не надо, прошу! Человек старается делать свою работу как можно лучше. Неужто запретишь ему выполнять должностные обязанности?

– Но на тебя-то зачем наезжать? – вздохнул Игорь, но руку не отнял.

Я просунула пальцы в его раскрывшийся кулак:

– Он же понятия не имеет о нашем давнем знакомстве и внезапной дружбе. Я для него – посторонний человек, который совсем недавно появился в офисе с непонятной целью, а там, как назло, два человека скончались. Ты бы что подумал на его месте? – Он только неопределенно пожал плечами, сосредоточившись на моих пальцах в его кулаке. – Думаю, мне просто надо пореже бывать в офисе. Или вообще отказаться от идеи ремонта.

– Почему это? Ты уже вон половину работы сделала! – мотнул он головой в сторону стола, заваленного эскизами.

– Это не страшно. Я же обещала с тебя в любом случае денег не брать. А то, что работу лишнюю сделала. так для меня работа – самое главное удовольствие в жизни. Будем считать, что я просто развлеклась во время отпуска. Можешь нанять другого дизайнера, я передам ему свои эскизы. Правда, вряд ли они пригодятся, потому что у другого специалиста будет другой взгляд и другие предложения, скорее всего.

Тут он взвился:

– Вот зачем ты дурочку валяешь? Мы же оба знаем, что не ремонт мне нужен!

Чтобы не развивать дальше опасную тему, я встала и начала собирать посуду, бормоча тихо, но так, чтобы он расслышал:

– Прав был отставной мент: и что я забыла здесь? Разве что по неприятностям соскучилась. Завтра же домой уеду. К чертям собачьим такой отпуск! Домой, домой, – в покой и безопасность.

Он испугался:

– Катька, ты что? Какое «домой»? Ты мне здесь нужна!

– Для чего?

Забыв о посуде, я снова уселась напротив Соболева, сложила руки, как отличница, и спокойно посмотрела ему в глаза. Он не выдержал, отвел взгляд, пошарил им по стенам. Так и не придумал, что ответить. Но я настойчивая, так просто не отступаю.

– Игорь, зачем мне здесь оставаться? Мне нравится моя квартира, к которой я привыкла. А этот свалившийся на меня дом не нравится совсем. Особенно не нравится соседство, которое навевает самые грустные воспоминания. Хотела отвлечься работой – и это невозможно: меня обвинили в каких-то немыслимых вещах и порекомендовали на фирме больше не появляться. Других дел у меня здесь нет. Не сделав ничего плохого, я уже нажила себе врагов. По крайней мере, одного: твоего начальника безопасности. Никакой ностальгии по городу детства я не ощущаю, да и никогда не ощущала. И город в долгу не остается: выдавливает меня отсюда. В отместку, наверное. Внимание, вопрос: есть ли хоть какой-то смысл в моем пребывании здесь?

Молча выслушав мою тираду, Соболев спросил потухшим голосом:

– С домом что делать думаешь?

– Еще не думала. Не знаю пока. Может, оставлю себе для отпусков. Или сдам в аренду. А может, продам. Тебе, например. Хочешь? Сразу увеличишь свои владения вдвое. А потом всю улицу выкупишь и поставишь на въезде пограничные столбики. Чтобы все знали точно: сюда вход заказан, здесь живет хозяин города. – Я воодушевлялась все больше. – Слушай, а правда, купи у меня дом!

Таким же потухшим голосом, не глядя мне в глаза, он спросил:

– Тебе деньги нужны? Я дам. Скажи, сколько надо, и я дам. Просто так. А дом оставь себе.

Аттракцион невиданной щедрости, ну надо же! Ага, ты дашь. Я сама возьму! Причем столько, сколько захочу, а ты и не пикнешь!

Но вслух я сказала другое:

– Спасибо вам, барин, за щедрость вашу и доброту. Облагодетельствовали. Боженька наградит вас за это. А мне ничего от Соболевых не нужно. Все равно впрок не пойдет. Привыкла на свои силы рассчитывать.

Он покивал, встал и ушел. Молча. Так и не взглянув мне в глаза. Я даже опомниться не успела. Только взглядом провела. Потом догадалась запереть калитку и входную дверь.

Ушла в спальню, залезла с ногами на кровать и набрала Вадима:

– Вадик, аларм! Имеем проблему.

– Рассказывай.

– Соболев, похоже, в меня влюбился. Сначала думала – показалось. Ан нет! Сегодня за ужином докатился до туманных разговоров о семейной жизни.

– Что, предложение сделал? – восхитился Вадим. – Так это вообще класс! И как быстро ты его охмурила, надо же. Ты молодец, Мата Хари!

– Нет, до официального предложения дело пока не дошло, – остудила я его пыл. – Пока только почву прощупывает. Начал плести что-то насчет того, что жаль потерянных лет, он бы женился на мне еще давно, ля-ля-тополя.

– А ты что?

– А я его отшила. Причем сказала, что вообще уеду назад. А дом продам.

– С ума сошла? – испугался он.

– С чего вдруг такие мысли? Просто умело веду игру.

– Смотри, не пережми, подруга, – снова напомнил он. – С огнем играешь.

– А ты, когда засылал меня сюда, про огонь не знал разве?

– Я-то знал. И ты знала. Главное – чтобы теперь не забыла.

Мы попрощались, не вполне довольные друг другом.

Два дня после этого Соболев не показывался и даже не звонил. Переживал поражение. Я не знала, чем себя занять. К нему в офис решила пока что не ходить, чтобы не дразнить гусей в погонах. Если отставной полковник не желает больше меня видеть, так сама я хочу этого еще меньше. Напугал он меня, если честно. Не думала я, что он окажется таким смышлёным. Фактов у него, конечно, нет никаких, зато интуиция – будь здоров!

Как бы игру мне не поломал.

Потихоньку правила эскизы, но уже машинально, без огонька. Кому они теперь нужны?.. Да и не в эскизах дело, а в Соболеве. Вот куда он пропал? И почему? Обиделся, что не ответила взаимностью? Нет, ну а как он хотел. Чтобы я простила ему свою загубленную жизнь, всё забыла и кинулась на шею? Ну уж нет, дорогой. Мы хоть и детдомовские, а гордость имеем. К тому же это у него взыграло ретивое. У него, а не у меня. Я же вовсе не смотрю на него влюблёнными глазами. Рисунок моей роли выстроен иначе.

В первый день его отсутствия я действительно занималась эскизами. На второй день решила просто прогуляться. Снова ходила по улицам своего детства. Вспоминала, как было раньше, и сравнивала с тем, что стало сейчас. До неузнаваемости изменилась только центральная улица. Чем дальше от центра, тем изменений меньше. Всё те же серые панельные пяти- и девятиэтажки, только теперь их украшали аляповатые вывески вдруг возникших парикмахерских, мини-маркетов, прочей ерунды. И детей во дворах почти нет. Это как раз понятно: все сидят по домам, играют не в футбол и дочки-матери, как мы когда-то, а в сетевые игры на компьютерах и телефонах.

Когда уже подходила к своему кварталу, решила зайти в супермаркет. Но там на кассе снова была Ирка Рыкина, и я, развернувшись прямо на пороге, вышла, даже не заходя в торговый зал. А ну как Ирка меня все-таки узнает? На фиг надо. Ладно, в «закромах родины» есть кое-какие продукты, не пропаду. Гречки сварю, тушенку открою. А за продуктами пойду завтра, когда Ирки не будет. Она через день работает, я это уже просчитала.

Отсутствие в моей жизни Соболева плохо на меня влияло. Пропал объект приложения усилий, и я чувствовала себя потерянной и ненужной. Настроение было на нуле. Что делать дальше? Выглядывать его у дома? Позвонить? А что сказать?.. Оставалось только ждать, пока сам прорежется. А ждать и догонять, как известно, – хуже всего. Но куда деваться? Ладно, время есть. И так ведь иду с большим опережением графика, даже Вадик впечатлился.

Решила сократить путь, пройти дворами. Тут мне известна каждая подворотня, ничего не изменилось. Нужно было пройти через длинную арку, пустынный дворик, там еще одна арка – и дальше уже выход на мою улицу.

Никаких плохих предчувствий у меня не было. Я спокойно вошла в арку. Она была длинная, как тоннель, и потому достаточно темная. И вдруг на меня напали. Кто-то набросился сзади, прижал мои руки к туловищу, взял в захват. Я даже испугаться не успела, просто опешила. Сразу вспомнила все полезные советы: отдавайте сумку, кошелек, телефон, потому что жизнь дороже. Постаралась также вспомнить, сколько у меня при себе денег и жалко ли расстаться с такой суммой. Но не успела. Напавший развернул меня лицом к себе и прижал спиной к стене тоннеля. И тут у меня в буквальном смысле отвалилась челюсть. Напал на меня. Игорь Соболев! Вот те раз. Я стояла, хлопала глазами и просто не знала, что сказать. Он тоже молчал. Так мы и стояли: молча, глядя друг другу в глаза.

Он первым нарушил молчание:

– Долго ты еще будешь надо мной издеваться?

– В смысле?.. - проблеяла я.

– Долго будешь за собой водить?

Осознав, что он сказал, я снова выпала в осадок. Он что же, всё это время ходил за мной?! Похлопав ресницами еще секунд пять, я собралась с мыслями и озвучила этот вопрос:

– А давно ты за мной ходишь?

– От самого дома.

– Зачем?..

– Хотел узнать, куда ты идешь. Точнее – к кому.

– Ни к кому. Просто гуляла. А что, это запрещено?

– Эх, Катька, всю душу ты мне вымотала! Я думал, что у тебя здесь зазноба есть. Хотел выследить.

И тут я расхохоталась. Звонко, от души. И даже со всхлипами. Представить вальяжного Игоря Соболева в роли ревнивого Отелло было невозможно, а вот поди ж ты.

Я смеялась и не могла остановиться. Похоже, у меня истерика. Смех выскакивал из меня веселыми горошинами, хотя на самом деле мне было не так чтобы очень смешно. Постепенно веселые горошинки перешли в регистр всхлипов. Точно, истерика. Говорят, в такой момент сильно помогает хорошая пощечина. Вот интересно, сможет ли мне Соболев отвесить оплеуху? В медицинских целях, конечно.

Но он поступил иначе. Просто начал меня целовать. Его поцелуи были не томные и нежные, а отчаянные, даже злые. Похожие на скандал без слов. Мне было больно, но я не жаловалась. И истерику как рукой сняло. Я поняла: если мужчина так целует, значит, дошел уже до крайней точки. Вот это да.

И вдруг меня тоже стало разбирать не по-детски. Сначала я вцепилась ему в плечи так, будто нас хотят разлучить, а я не могу этого позволить. Потом опустила руки к поясу его джинсов, вытащила из них футболку, залезла под нее руками и вцепилась уже в спину, ладонями чувствуя, какая она горячая. Температура у него поднялась, что ли? Потом скользнула руками вперед, стала гладить живот. Тут он зарычал, напрягся, и я почувствовала под ладонями пресловутые «кубики» пресса. Но целовать не переставал. Истерзал мои губы так, что было уже реально больно, но я от него не отрывалась. И чтобы он сам не вздумал оторваться, положила одну руку ему на шею, как бы припечатала к себе. Вот здесь твое место, дорогой! И не вздумай рыпаться!

Но он таки вздумал. И рыпнулся. То есть – оторвал свои губы от моих. Выдохнул:

– Как подростки, честное слово.

Я молчала. В самом деле не знала, что сказать. Только смотрела в глаза и восстанавливала дыхание. Он тоже.

Потом сказал низким, рокочущим голосом:

– Нет, это невозможно выдержать. Я тебя сейчас изнасилую прямо здесь!

– Дома будет удобнее, – прошептала я.

Не сговариваясь, мы взялись за руки и побежали в сторону дома. Там нас приветливо встретила вечно незапертая калитка. Входную дверь, правда, я заперла, уходя. Но один поворот ключа быстро устранил проблему.

К дивану мы пробирались, раздевая по дороге друг друга. Думаю, со стороны это выглядело, как в дешевом порнофильме, но мне было все равно. Я знала, просто чувствовала, что всё делаю правильно, что сейчас именно так и надо. Потом спиной ощутила обивку дивана. Значит, мы уже на месте.

А потом началось что-то невообразимое, какая-то смесь акробатического этюда с балетным па-де-де, приправленная его рыком и моими всхлипами. Его руки были одновременно везде. Как такое возможно? Он осьминог, что ли? И губы его тоже были везде. А это как может быть?..

Правда, и я не отставала. Мои руки тоже всё успевали: погладить, прижать, ущипнуть, царапнуть, снова погладить, потом вцепиться, потом отпустить. И себя я чувствовала тоже осьминожкой. Кстати, а как у них происходит этот процесс? Видать, затейливо.

Никто из нас не произнес ни слова. Они были просто не нужны. Этот древнейший акт не заточен под слова. Он заточен под действия. Точнее, под одно конкретное действие. Умопомрачительное. Крышесносное. Мозговыносящее.

Соболев был на высоте. Если честно, я не предполагала в нем такого темперамента. На всех моих струнах разом он играл очень виртуозно. И я тоже не подкачала: попала в такт, и наш дуэт заиграл очень слаженно. Настолько слаженно и гармонично, как будто мы долго репетировали. А ведь это был экспромт.

Могла ли я час назад предположить, что окажусь на своем диване вместе с самым великолепным самцом биологического вида «гомо сапиенс»? Впрочем, насчет «сапиенс» я погорячилась. Сейчас нами руководил не разум, а древнейший инстинкт. Не знаю, как Соболев, а я свой мозг отключила напрочь. В отгул отправила. Пусть отдохнет. Не до него сейчас.

Качаясь в жарких волнах чувственного наслаждения, я понимала: как же хорошо, когда мозг в отключке! Можно не думать, а просто чувствовать, ощущать. Улетать. Потом, ухнув в пропасть, снова взлетать и парить. И чувствовать на своем теле только его руки и губы. А под своими руками и губами обнаруживать его тело. Это был головокружительный полет, космос, портал в иное измерение. Хотелось навсегда остаться жить там, за гранью, и никогда больше не возвращаться в привычный мир, где всё так непросто.

Отдышавшись, я обвела глазами комнату, стараясь не смотреть на своего «несапиенса». А тут и мозг вернулся из отгула и надавал мне пинков. Поздно, уважаемый. Раньше надо было. Теперь-то уж чего?..

Потом собралась с духом и отважилась взглянуть на Отелло. Он лежал с закрытыми глазами. Потом медленно приподнял веки и взглянул на меня затуманенным взором. Я молчала. Он тоже. Не придумав ничего лучше, я медленно склонилась к нему и нежно поцеловала в шею.

Он зарылся лицом в мои волосы и глухо пробормотал:

– Ну и кто ты после этого?.. Водила меня, как рыбу на леске. Долго ещё динамить собиралась?

Я не нашлась, что ответить. А что тут ответишь?..

Но Соболев снова молча смотрел на меня, то есть ждал ответа. И я не подвела, ответила:

– Никакого «динамо» не было. Я ничего не планировала. Даже не была готова к такому повороту. Вообще не думала оказаться в постели с врагом.

Он прищурил один глаз, улыбнулся уголком рта и скептически качнул головой: дескать – давай, давай, заливай.

Я возмутилась:

– Игорь, ты с ума сошел? Еще в «динамистки» меня записал. Поставь себя на мое место! Если бы это не ты мне, а я тебе жизнь искалечила, – ты бы мечтал уложить меня в постель?

– Я бы – мечтал. – сказал он хрипло, и я осеклась.

Ну да, у мужиков мозги устроены совсем иначе. Порой кажется, что ни о чем другом они думать вообще не способны. Разозлившись, я метнула в него диванную подушечку, вышитую атласными лентами. Он поймал ее на лету, отбросил, сгреб меня в охапку, прижал к груди, где я и затихла. Ну ладно. Пускай сейчас будет так.

Немножко отдохнув на мощной груди, я спросила тихо:

– Останешься на ночь?

Он протяжно вздохнул и сказал с сожалением:

– Не могу, котенок.

Причем прозвучало это как «кАтенок», то есть такая вот уменьшительно-ласкательная форма имени Катя. Мне понравилось. И тут я решилась задать ему непростой вопрос.

– Скажи, а почему ты до сих пор не женился?

– Тебя ждал.

Я скривилась:

– Ну я же серьезно спрашиваю! А ты мне штампами отвечаешь.

– Я правду говорю. Не хочешь верить – имеешь право. Только я не вру. Никто мне в душу не запал так, как ты.

– И даже постоянной подруги нет?

– Постоянной – нет. Так, однодневки. С одной барышней больше двух-трех раз не встречаюсь.

– Почему?

– Неинтересно потому что. Это во-первых. Во-вторых – опасно. Девушка обычно начинает строить далеко идущие планы, и это напрягает.

Я хихикнула:

– То есть мы можем повторить эксперимент еще раз. Максимум – два. Но я предлагаю больше не повторять. Пусть этот момент останется в памяти – прекрасным и волнующим.

Он прижал меня к себе еще крепче и затих. Надолго. Ладно, пусть молчит. Ему ведь тоже подумать надо.

Молчание затянулось, и я отважилась его нарушить:

– Почему не хочешь остаться? Давай переместимся в спальню. Там хорошая кровать: широкая, удобная. Выспишься на славу. Ты будешь спать, а я буду на тебя смотреть и решать: люблю я тебя или ненавижу.

Он обалдел:

– Кать, ты признаешься мне в любви? Вот так запросто? Да еще и первая?..

Я качнула головой:

– Пока что нет. Говорю же: решать буду. Вопрос серьезный, сам понимаешь.

Он рассмеялся:

– Вас, девчонок, не поймешь: то влюбляетесь очертя голову, поперек здравого смысла. То вдруг очевидный факт требует долгого и серьезного обдумывания. Похоже, с головой вы дружите не так чтобы часто.

– Ты еще про женскую логику напомни!

– Так ведь уже напомнил. О ней и говорю. Ладно, котенок, мне уходить пора. А твоя задача – думать и решать. Кстати, так даже лучше. Когда меня, такого прекрасного и замечательного, не будет перед глазами, ты сможешь думать более связно. И решение твое будет объективным. А если я буду перед глазами, то какая уж тут объективность, – подмигнул он.

– Нахал!

– Совсем чуть-чуть.

– Я все-таки не поняла: почему не хочешь остаться?

– Я завтра уеду на пару дней. По делам. – Он говорил будничным тоном, попутно одеваясь. – Мне еще собраться надо: отчеты просмотреть, кое-какие документы подготовить. Ты будешь по мне скучать?

– Буду, – кивнула я. – И беспокоиться о тебе буду.

– Даже так?.. А чего обо мне беспокоиться?

– Ну как же. Дорога дальняя, дела серьезные, мало ли что. А я буду сидеть у окна, как верная Пенелопа, и ждать своего Одиссея. А может, и не буду. Говорят же: с глаз долой – из сердца вон!

– Но-но!

Погрозив пальцем, он снова рассмеялся, чмокнул меня в нос и ушел со словами:

– Смотри, Пенелопа, веди себя хорошо, не балуйся. Вернусь – продолжим разговор.

После его ухода я еще долго сидела в гостиной, думу думала. Тут позвонил Вадим:

– Куда ты пропала? Не звонишь, не пишешь. Я волнуюсь.

– Правильно делаешь. Появился повод для волнения.

– Иди ты! – вскинулся он. – Так что ж ты отмалчиваешься? Рассказывай. Ты проникла в святую святых? Тебя застукали? Это связано с его бизнесом?

– Нет, Вадик, дело в другом. У нас состоялся интимный контакт.

Он крякнул, помолчал, потом спросил:

– И когда же?

– Сегодня. Буквально только что. Он недавно ушел. Говорила же тебе: я знаю, что делаю. А ты еще пытался меня жизни учить!

Он нервно хихикнул:

– И как тебе этот контакт? Не разочаровал?

– Наоборот, очаровал. Кажется, я влюбилась. Вот беда-то. Как дальше работать? Ума не приложу.

– Эй, девочка, вернись на землю! – всполошился он. – Ты перепутала роли. Твоя задача – его влюбить, а не самой влюбиться. Всё дело испортишь!

– Поздно, Вадик, – сказала я трагическим тоном. – Это уже случилось.

– Поздравляю. И что будем делать дальше?

– Пока не знаю. Вот сижу, анализирую.

Он разозлился:

– Катька, ты в чувство-то приди! Это что же за месть такая получается? Наша задача – забрать у него всё. А ты мало того, что не заберешь, так еще и себя на блюдечке преподнесешь, что ли?

– Не исключено.

– Совсем рехнулась! Давай так: ты сейчас остынь, поспи. Утро вечера мудренее. Завтра у тебя любовный шок пройдет, посмотришь на Соболева другими глазами.

– Не получится посмотреть. Он завтра утром уедет на несколько дней. По делам.

– По делам? А вот это уже интересно. Чего с ним не едешь?

– Он не звал.

– Понятное дело. Так сама бы напросилась! Особенно после контакта. Сказала бы: люблю, не могу расстаться даже на миг, желаю тебя сопровождать повсюду. Учить тебя, что ли?

– Он бы удивился. Еще полдня назад мы были как бы врагами, откуда вдруг такое рвение? Заподозрил бы неладное.

– Он бы не заподозрил, он бы обрадовался! Любому мужику нравится быть победителем и покорителем. Ахнул бабу, и вот она уже прилипла так, что не отдерешь никакими силами!

– Так и есть, кстати.

– Вот дура, прости господи. Может, не поздно еще? Позвони, предложи поехать с ним. Он будет млеть от осознания собственной неотразимости, а ты посмотришь, что за дела у него такие. Вряд ли он станет от тебя таиться. Малюет девушка картинки, занимается дизайном, – чего ее бояться? Наоборот, еще и порисоваться захочет, показать тебе, какой он крутой и деловой, впечатление произвести. А ты вопросов не задавай, просто молча болтайся рядом. Вникнешь, насколько возможно. Потом обсудим, как можно это использовать.

– Не могу я, Вадик. Нечестно это.

Он офигел:

– Ты глянь, какая сознательная вдруг стала! А когда ввязывалась в дело, считала это честным?! Хотя тут, конечно, как посмотреть. С одной стороны – да, мы готовим ему крутую подставу. Но с другой стороны – он должен понести наказание. Суровое и справедливое. Разве нет?

Я раздумывала:

– Но если мы поженимся, всё и так станет моим.

– Не станет. Он так и останется хозяином положения, а тебе будет выдавать копейки на шпильки-булавки. Тебя это устраивает?

– Нет, конечно. А может, и устраивает. Не решила еще.

Тут он совсем психанул:

– Катя, хватит портить мне настроение! Приходи в чувство и не ломай игру. Завтра созвонимся.

И дал отбой.

Я посмотрела на умолкший телефон, вздохнула и пошла в спальню. В самом деле, утро вечера мудренее. Вполне может быть, что завтра я посмотрю на ситуацию иначе.

Быстро уснуть не получилось. Крутилась в постели и думала: вот незадача, как всё запуталось! И как теперь этот клубок распутывать? Надо придумать что-то такое, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. А как это сделать? Было бы замечательно, если бы в конце пути были счастливы все: и я, и Вадик, и Игорь. Но такого быть не может, потому что это вещи взаимоисключающие. Вадим не будет счастлив, если всё сложится удачно для Игоря. Игорь не будет счастлив, если Вадик достигнет своей цели. А мне выпало самое сложное: решить, на чьей я стороне. Потому что своей собственной стороны у меня теперь нет. Я – разменная монета, просто фигура на шахматной доске. Ключевая фигура, да. Но не самостоятельный игрок. Игроки – Вадим с Игорем. Только Вадим об этом знает, а Игорь – нет, он играет вслепую. Точнее, даже еще не в курсе, что уже в игре.

Соболев уехал, как и говорил, и моя жизнь снова опустела. Продвигаться к намеченной цели не было никакой возможности, потому что сам объект приложения усилий отсутствовал, а в его офис вход мне был заказан. Эскизы я забросила, потому что не видела в них никакого смысла. Вышла снова на прогулку, но было как-то не очень интересно: пропало ощущение новизны, город детства уже не так манил, как в первые дни.

Оставалось только копаться в собственных мыслях, что я и делала.

А Соболев таки сумел меня удивить! И по многим пунктам. Первое – то, что он не изображал из себя влюбленного, а увлекся мною всерьез. Вообще-то мы с Вадиком так и планировали. Точнее – мечтали, а получится или нет – кто же мог знать заранее.

Второе – то, что внезапная любовь разбудила в нем ревность. На это мы, конечно, не закладывались, но что поделаешь.

Третье – его вчерашнее поведение. Это же надо было додуматься: устроить за мной настоящую слежку! Но я тоже хороша: не почувствовала, не заметила, даже подумать не могла о таком! Расслабилась, в общем, а зря. Жизнь порой подкидывает сюрпризы, которые приятными не назовешь.

И главное – самолично следил! Не поручил кому-то из свиты, хотя наверняка там профессионалов много. А с другой стороны – разве такое можно поручать? Пожалуй, такое задание могло бы напрочь разрушить его имидж. Значит, имидж рушить не захотел. Или впрямь собирался узнать, увидеть мою «тайную зазнобу». А зачем, интересно? Ну увидел бы, и что бы сделал – морду бы ему набил? А за что?..

Посоветоваться было не с кем. Даже Вадик не звонил. Понимал, что новостей у меня быть не может, ибо неоткуда им взяться.

Очень хотелось тайком посетить барский дом, осмотреться там, при случае поставить прослушку, а лучше бы – камеру видеонаблюдения с большим углом обзора. Но не было никакой возможности: там – садовник, прочая обслуга, да и сигнализация наверняка есть. Так что мечтать об этом можно, но воплотить в жизнь – нет.

В общем, пару дней мне пришлось откровенно поскучать. Потом Соболев вернулся, позвонил и напросился в гости.

– Как ты, Пенелопа? Твой Одиссей вернулся.

– Со щитом или на щите?

– Кать, ты чего? Я ж не на войну ездил, а так, по делам просто.

Да, тебе на войну ездить не надо, ты и так на ней находишься, просто не знаешь этого.

– Приходи тогда вечером чай пить. Я пирог испеку.

– Что, вот так прям возьмешь и сама испечешь?.. - не поверил он.

– А что такого? Мы, цари, – народ простой. Корону сниму, отложу в сторону, пирогом займусь. Как закончу – снова надену.

Он посмеялся и сказал:

– Раз такое дело – приду, конечно, но поздно, потому что дел много накопилось. Если ты не уснешь к тому времени.

– Не усну. Пока тебя не было, я выспалась на три жизни вперед.

На том и порешили. Он дал отбой, а я пошла заниматься обещанным пирогом. Правда, пирог – это громко сказано. Обычная шарлотка, потому что ничего другого я печь не умею. Вообще-то для шарлотки лучше всего подходят яблоки, но с этим не сложилось. Прошлогодние яблоки в начале лета выглядят жалко, а нового урожая еще нет. Зато сейчас – сезон черешни. Я сгоняла на угол, купила у бабушек и черную черешню, и желтую, и розовую. Решила, что пирог должен быть не только вкусным, но и красивым в разрезе. Профессиональная деформация личности, что поделать. Как-никак, я – дизайнер.

Соболев явился с большой упаковкой горячего шашлыка и печеными на гриле овощами. Дух по дому поплыл такой, что у меня даже голова закружилась.

Я удивилась:

– Зачем это? Я же на пирог приглашала!

– А что, мне надо было с пустыми руками прийти? К тому же пирог – это десерт, а до десерта хорошо бы поесть по-человечески.

Так мы и сделали. Шашлыка я съела всего два кусочка, хотя он был очень вкусный. Но в основном налегала на печеные баклажаны, потому что люблю их до самозабвения. Да и негоже наедаться до отвала мясом на ночь. Но Соболев себя ни в чем не ограничивал, то есть реально «поел по-человечески», как и говорил.

Потом я подала чай с пирогом. Он мои старания оценил, особенно восхитился мозаичной красотой пирога в разрезе. В общем, как я и планировала.

За чаем мы наконец-то разговорились. Мне же надо было выяснить, что за дела у него такие важные. Сам он на эту тему не распространялся, поэтому пришлось задавать наводящие вопросы.

– Игорь, ты всё решил, что собирался?

Он глянул на меня непонимающе.

– Просто успокой меня, что у тебя всё в порядке. Я, конечно, в твоём бизнесе не шарю, в смысле – не понимаю ничего, но не могу не волноваться. Вживаюсь в роль верной подруги. Кто-то же должен о тебе беспокоиться! Или тебе достаточно твоего начальника охраны? Как там его. Константин Андреевич, если я правильно запомнила.

Он кивнул:

– Андреич – мужик правильный. Не знаю, чего вдруг он на тебя взъелся. Раньше он меня не огорчал, я ему всегда доверял, как себе.

– И на старуху бывает проруха, – успокоила я. – Не обращай внимания, я не в обиде. Ты о себе рассказывай. Если хочешь, конечно. Даже если я мало что пойму. Зато ты, озвучив проблемы, сам их рассмотришь еще раз и разберешься. Конечно, если проблемы есть.

– Есть. Как не быть? Не в сказке живем.

– Итак, больной, что вас беспокоит? Только цифрами меня не грузи, они мне без надобности. Просто обрисуй в общих чертах, а я скажу свое мнение. Говорят же, что со стороны виднее.

– Говорят. Кать, а может, в спальню пойдем? Ну на фига тебе эти игры взрослых мальчиков?

Ну уж нет, дорогой. Так просто ты не отвертишься!

– Игорь, меня интересует только один конкретный мальчик. Ты. И если у тебя проблемы, я хочу быть хоть в чем-то полезной. Тем более мне скучно здесь. Идея с обустройством твоего офиса, похоже, заглохла на корню. Заниматься этим дальше не имеет смысла. Хотела уехать – ты расстроился. Ну надо же мне чем-то себя занять! И вообще: какой толк в нашем сближении? Ты отвёл мне роль «постельной девочки»?

Я надула губки и стала грустно смотреть в темное окно.

Он смутился:

– Ну что ты, котенок. Зачем так упрощать? Просто я не хочу тебя грузить ненужными подробностями.

Ага, «ненужными». Как раз очень нужными!

– Да и проблем особых нет. Просто ряд рабочих моментов. Конечно, дела идут не всегда хорошо, но это неудивительно, потому что конкуренты не дремлют.

Я оживилась:

– Значит, происки конкурентов? Кого-то конкретно подозреваешь? Или даже точно знаешь?

– Ну смотри. Есть три человека: Лобов, Назаров и Кузьменко. Наш город граничит с тремя соседними, а эти люди – «хозяева» тех городов. И они время от времени разевают рот на мой бизнес. Но это нормально, в нашем мире всегда так. Либо ты съешь конкурента, либо он тебя. Бизнес всегда подразумевает жестокие игры. Тут надо обладать предвидением, тяжелой рукой и фантастической точностью удара. Отец мой был в этом деле профи. Мне до него далеко.

Я скептически улыбнулась:

– Ой ли?.. Зачем ты преуменьшаешь свои способности? Если бы ты не был профи, ты бы не был сейчас хозяином положения.

– Так-то оно так, но и соседи мои тоже не дремлют.

– Ну, на то и щука в речке, чтобы карась не дремал. Ты тоже заришься на их бизнес?

– Не поверишь, но – нет. Что бы ты обо мне не думала, а я – человек миролюбивый.

Просто хочу оградить свой бизнес от посягательств. А чужого мне не надо.

– Смотри-ка. Мать Тереза, я не узнала вас в гриме! То есть ты только защищаешься?

– Ну да.

– Могу тебе напомнить избитую истину: лучшая защита – нападение. С этим как быть? Может, это они правы, а не ты?

– Катя, я не хочу войны. Прошли уже лихие времена с бесконечными перестрелками и перераспределением «кормовой базы». Пусть у каждого будет своё королевство, своя латифундия. Вот у себя дома надо делать то, что считаешь правильным: вкладывать средства, развивать производство, получать прибыли. А не стараться урвать у соседа.

– Ах, какой ты правильный! Но тогда тебя самого съедят – рано или поздно.

– Подавятся!

– Пока что не подавились, как я понимаю.

– Так ведь и не съели! Вот поэтому я и езжу тушить пожары. Вроде удается.

– То есть ты хочешь, чтобы каждый копошился исключительно на своем участке?

– Нет, я согласен, что иногда надо объединять усилия, но это должно быть сотрудничество, а не война. Всегда надо стараться быть на шаг впереди конкурентов, но это должна быть честная конкуренция, а не подковерные войны с грабежами и перестрелками. Чтобы быть впереди, надо самому становиться лучше и сильнее, а не просто топить противника всеми силами. Катюш, да ну их, эти дела! Давай уже пойдем в спальню?

Он сложил ладони в молитвенном жесте, и мне оставалось только согласиться.

Кровать оказалась куда удобнее дивана, и время мы провели очень приятно. Опять был космос, открывший портал в другое измерение. И мне опять хотелось навеки остаться там, где нет места жестоким правилам, диктату Вадика, моей вендетте и прочим неприятным вещам.

Потом Соболев задремал, а я задумалась. Прогоняла в памяти его откровения и удивлялась: неужто он и впрямь такой наивный и доверчивый? А не водит ли он меня за нос? Допустим, хочет показать, какой он честный и порядочный, поэтому не рассказывает всей правды. Да и с чего бы ему посвящать меня во все тонкости. А может, просто разгадал мою игру?! Ой, это плохо, очень плохо. Или, допустим, не разгадал, а просто что-то заподозрил? Не исключено, что с подачи отставного полковника, начальника службы безопасности. Думай, Катя, думай! Эх, жалко, Вадику нельзя позвонить, посоветоваться. Вот вам издержки совместной ночевки!

Проснулся он в предрассветный час, когда непроглядная ночная тьма стала понемногу разбавляться серой краской. Тихонько откатился на край кровати, встал. Двигался бесшумно, чтобы меня не разбудить. Но я не спала. Кажется, я вообще всю ночь провела без сна. А может, и подремала немного, но сама этого не заметила.

– Игорь, я не сплю. Нет надобности ходить на цыпочках.

Он наклонился, чмокнул меня в нос и сказал шепотом:

– Мне домой бежать надо.

– Именно «бежать»? Со всех ног?

– Конечно! Душ принять, переодеться, позавтракать, документы просмотреть.

– Душ у меня есть, ты же знаешь. Что позавтракать – тоже найдем. И шашлык с вечера остался, и половина пирога.

– Котенок, не в этом дело. Я тут – на чужой территории. У меня здесь даже расчески своей нет.

– Так принеси.

Он хмыкнул, растрепал мне волосы и ушел.

Я тоже встала. Приняла душ, послонялась по дому, поклевала что-то на завтрак, причем абсолютно без аппетита. Просто потому что по утрам принято завтракать. Сварила кофе, но прилива бодрости не почувствовала. Потом решила позвонить Вадиму. С его стороны просто свинство – спать, когда я тут так маюсь!

– Алло, Вадик, подъем!

– Привет, Мата Хари. Случилось что?

– Случилось. Соболев вчера вернулся из поездки.

– Со щитом или на щите?

– Блин, Вадик, ты говоришь моими словами! Я задала ему тот же вопрос, а он ответил, что не воевать ездил, а дела утрясать. Не знает человек, что мы ему войну объявили. Я, конечно, не стала его просвещать. Говорит, что старается все дела решать миром. Но проблем у него – выше крыши.

– Что конкретно? Удалось его разговорить?

– Да так себе. Особой конкретики в разговоре избегал. Оно и понятно. Но сказал, что есть люди, которые все время вставляют ему палки в колеса. И назвал три фамилии:

Лобов, Назаров, Кузьменко.

Вадим радостно хмыкнул:

– Вот пусть и блуждает среди этих трех сосен, главное – чтобы тебя не заподозрил. Смотри, Катька, не спугни клиента!

– Учи, учи, а то ж я сама ничегошеньки не соображаю. Ты дельное что-то посоветуй, а не жонглируй общими фразами!

– Что ж я могу посоветовать издали? Это ты в центре событий, а не я.

– То-то и оно! Привык моими руками жар загребать. Гад такой!

– Я тоже тебя обожаю, – резюмировал он и отключился.

Посоветовались, называется.

Однако через полминуты телефон снова ожил, на экране высветилось «Валюшка». Это у меня так Вадик записан – для конспирации.

– Ну?..

– Кать, я чуть не забыл сказать тебе самое важное. Не проснулся толком. Я затеял многоходовочку с акциями швейной фабрики. Подрядил одного человечка выкупить их по максимуму, сколько сможет. Фамилия его Колыванов, запомни хорошо.

– Мне надо с ним встретиться?

– Нет, вот как раз встречаться с ним не надо. Твоя задача – убедить Соболева продать ему акции.

– И как я это сделаю? Я же типа не в курсе его бизнес-дел.

– Наведи разговор на эту тему.

– Как ты себе это представляешь, Вадим? Соболев приходит ко мне пить чай, а я ему такая: «Милый, есть некто Колыванов. Я сама его ни разу в глаза не видела, но продай-ка ты ему акции швейной фабрики». Так, что ли?

– Ну ты не строй из себя дурочку из переулочка. Просто поощряй его желание делиться с тобой новостями, тогда и нужная тема быстро всплывет. И вот тут уж вступай со своим соло!

– Угу. Хорошо тебе умничать из «прекрасного далека».

– Кать, я не понял. Ты там что, совсем рассиропилась со своей внезапной любовью?

– Нет. Еще не совсем, но уже близко. Дурак ты, Вадька! У меня есть цель, и я к ней иду. А внезапная любовь – не помеха, а приятный бонус.

– Ну, смотри сама, тебе на месте виднее.

Теперь уже я первая дала отбой и задумалась о новом повороте.

Швейная фабрика здесь – одно из основных производств. Хорошее, крепко стоящее на ногах промышленное предприятие, которое обшивает не только свою область, но и соседние, и даже отгружает продукцию на экспорт. Основную прибыль приносит спецодежда, но и платья-костюмы-шторы-простыни здесь тоже шьют. Работа есть всегда, сотрудники без зарплаты не остаются, предприятие прибыльное. Это я знала давно, потому что мы с Вадимом хорошо изучили бизнес Соболева. А теперь хитрый Вадик вводит в игру какого-то Колыванова. Зачем нужна эта новая многоходовка? И кого я в ней еще обнаружу? Вот паразит, нет бы по-человечески объяснить! Темнила хренов. Ладно, уважаемый Вадим, будет вам и белка, будет и свисток. И швейную фабрику выцарапаю. Уже даже придумала, на какой козе к Соболеву подъехать.

Не откладывая в долгий ящик, я поехала на центральную улицу, походила по новым магазинам со сверкающими витринами, выбрала элегантное летнее платье из натурального шелка. Денег оно стоило немерено, но я все-таки купила. Во-первых, оно мне действительно понравилось; во-вторых, для дела надо.

Потом написала сообщение Соболеву: «У меня новое платье. Надо срочно его „выгулять“. Где будем обедать?».

Думала, что ответ придет молниеносно, да не тут-то было. Занят, видимо, мой Одиссей. Может, совещание. Я прогуливалась по центральной улице в ожидании ответа, рассматривала витрины. Было скучно. Похоже, Соболев меня игнорит. Вот еще новости. Наконец-то через сорок минут телефон тенькнул. Я глянула на экран. «Был занят, только сейчас увидел. Заказал столик в „Парусе“. Подруливай туда через полчаса».

Еще полчаса?! Я с ума сойду! Ну ладно, что поделать.

«Парус» был в пяти минутах ходьбы от меня. Я не стала отсвечивать прямо у входа, выбрала лавочку, откуда ресторан хорошо просматривался, и затихла там в ожидании. Любит он этот ресторан, похоже. Тут мы встретились в день моего приезда. И чувствовалось, что он часто здесь бывает. Скорее всего, это тоже его собственность. Хотя владельцем числится другой человек, но не исключено, что только на бумаге. Ладно, чего зря голову сушить, мне по ресторану заданий не было.

Наконец ко входу подрулил знакомый «мерседес», и Соболев вошел внутрь. Я посидела еще пару минут, чтобы он там освоился и всё проконтролировал, потом тоже двинулась туда. Тут снова в моей руке запел мобильный:

– Катюш, ну ты где?

– Подхожу к ресторану, – ответила я, потому что это была правда.

Внутри меня ждал накрытый стол. Соболев вышел из-за стола мне навстречу. Я же картинно крутанулась, демонстрируя новое платье.

– Ну как тебе?

– Во всех ты, душенька, нарядах хороша! Давно купила?

– Да только что! Чек еще даже не выбросила.

– Жалко, что меня не подождала. Вместе бы купили.

– Зачем это? Я и сама управилась.

– Мне нравится делать тебе подарки. Кать, а давай я дам тебе карточку? Безлимитную.

Я от удивления даже брови подняла и ресницами хлопнула:

– С какой стати? Игорь, может, ты привык раздавать безлимитные карточки своим. ну. содержанкам, но не надо путать меня с ними!

– Катюшка, ты что?! При чем здесь содержанки? Просто меня же нет рядом каждую минуту, а тебе вот вещь приглянулась. Заплатила бы с моей карты, мне было бы приятно: как будто я сам тебе подарок сделал, но не наобум, а именно то, что ты хотела.

– Игорь, давай оставим эту тему. Просто оставим.

– Предлагай тогда другую тему.

– И предложу!

– Слушаю внимательно.

– Смотри, я вот сейчас по бутикам ходила, одёжки модные рассматривала. В основном дизайнерские. Цены огромадные, а вид – так себе. Если не знать, что это вещь из дорогого бутика, так запросто можно подумать, что куплена на вещевом рынке. Ну разве что носить платье ценником наружу, чтобы люди видели количество нулей. Но и тогда возникнет вопрос: за что плачены такие деньги?

– Не понял. Ты хочешь, чтобы я ввёл фиксированные цены на одежду? Но это не в моей компетенции, дорогая.

– Нет. Я хочу попробовать свои силы в дизайне одежды. Никогда об этом не думала, а сейчас вот заинтересовалась.

– Бог в помощь! Развлекайся, кто же против.

– Бог – это хорошо. Но и ты мне помоги.

Он округлил глаза:

– Это каким же образом? Ты хочешь, чтобы я с тобой вместе чертил выкройки?..

Я же свои глаза закатила:

– Игорь, я же не собираюсь сшить дома одно платье. Я хочу заняться дизайном одежды в промышленных масштабах. На здешней швейной фабрике. Можешь это устроить?

– Могу, наверное, – пожал он плечами. – Директор «швейки» – Сергей Зайцев, мой давний корешок. Думаю, проблем не будет.

Прикусив губу, я притихла, ковыряя вилкой в тарелке. Потом сказала, как бы раздумывая:

– Просто так туда прийти, потому что ты попросил, – это не то. Я вот подумала: а не уступишь ли ты мне немножко своих акций? Процентов пять, мне больше не надо. Зато я стану тоже акционером, и относиться ко мне будут иначе. Думаю, на пять процентов акций у меня денег хватит? Не хватит – куплю три процента. Или даже два. Тут важен сам принцип. Что я там не чужой человек, не просто зашла с улицы и попросила работу.

Откинувшись на спинку стула, Соболев смотрел на меня удивленно секунд десять, потом покачал головой:

– Прямо как сговорились.

Я подобралась, сузив глаза:

– Неужто еще кто-то желает стать главным дизайнером?

Он отложил вилку, промокнул губы салфеткой и хмыкнул:

– Нет, не дизайнером. Акционером. Катя, еще неделю назад я бы тебе с радостью эти пять процентов просто подарил. Но сейчас возник человек, который хочет купить аж целых двадцать процентов акций «швейки», причем по хорошей цене.

– И что?.. - насторожилась я.

– Да я вот раздумываю.

– Не хочешь – не продавай.

– Так деньги хорошие предлагает! А живые деньги всегда нужны! Всегда же есть, куда их вложить.

– Тогда чего раздумываешь? Продавай.

– Не знаю. Во-первых – жалко, во-вторых – боязно. Я не очень хорошо знаю этого человека. Старший брат Виктории, жены Зайцева. Некто Борис Колыванов. Мы же с Виткой и Серегой с младых ногтей дружим. А Борис намного старше сестры, лет на десять. Мы еще детьми были, а он уже вырос и уехал из дома. Сначала – учиться, потом – работать. Долго жил на Севере, там и деньги хорошие заработал. Теперь вот решил в родные пенаты вернуться. Ищет, куда бы деньги вложить, – повыгоднее да понадежнее. К фабрике стал присматриваться. Колыванова понять можно: предприятие крепкое, прибыльное, перспективное. Руководит им зять, не чужой человек. То есть рисков – никаких.

– И что тебя смущает?

– Да как тебе сказать. Вот смотри. Сейчас доли распределены так: у меня и у Зайцева – по сорок процентов акций. Это получается восемьдесят. Остальные двадцать процентов – у миноритарных акционеров. Это работники завода, у них там совсем понемножку у каждого, но работников много, и вместе набирается двадцать процентов. Конечно, они ничего не решают, просто получают свои копеечные прибыли. Серега предложил, чтобы мы с ним по десять процентов своих акций скинули этому родственнику. Борису Колыванову. Но тогда получится, что у нас с Зайцевым останется всего по тридцать процентов, а у Колыванова будет двадцать. Тревожно мне становится. Как бы фабрику у нас не перехватил.

– С двадцатью процентами? – удивилась я. – Разве такое возможно?

– Катя, ты забыла про те двадцать процентов, что у людей на руках. Если он скупит их акции, у него будет уже сорок! То есть больше, чем у меня. Вот я и нервничаю. Не знаю, что делать. Ты бы вот что сделала на моем месте?

Я покрутила в пальцах ножку бокала, потом десертную ложечку. Изображала напряженный мыслительный процесс. Потом стала говорить медленно, как бы раздумывая:

– Ну тут надо просто прикинуть варианты, наверное. Даже если он скупит, как ты говоришь, акции у работников, у него будет сорок процентов. Но зато у вас с Зайцевым на двоих останется шестьдесят процентов, то есть вы – главные! Или в Зайцеве ты тоже сомневаешься?

Он мотнул головой:

– Нет, Сереге я доверяю полностью! Мы же сто лет друг друга знаем!

– А если жена попросит Серегу уступить свои акции ее брату? – постаралась я отвести Соболева от края пропасти.

Он удивился:

– С какой стати? Ничего себе. Во-первых, эти акции их семью кормят, причем неплохо. Во-вторых, Зайцев же там директорствует. Швейная фабрика – смысл его жизни. Не будет же он пилить этот золотоносный сук. С чего бы ему?..

Я сдалась:

– Тогда, получается, и думать нечего.

– Ну да. Соглашусь, пожалуй. К тому же «швейка» для меня – не главная статья доходов. И правда, чего я так встревожился? Ты правильно говоришь: мы с Серегой всё равно решать всё будем сами. А этот Колыванов, кстати, ничего в швейном деле не смыслит, так что вряд ли станет влезать и умничать. Просто будет получать прибыль от акций, как он и хотел. Ну что, познакомить тебя с Зайцевым? Не передумала заниматься швейным дизайном?

Скривив рот полумесяцем рожками вниз, я покачала головой:

– Что-то расхотелось.

После обеда Соболев поехал в офис, а я вернулась домой и позвонила Вадику:

– Докладываю: задание выполнила. Клиент обработан и оболванен. Проникся. Сейчас поехал продавать акции Колыванову.

Довольный голос зажурчал ручейком:

– Я и не сомневался в тебе, Мата Хари!

– Какие будут дальнейшие указания?

– Особо – никаких. Продолжай охмурять Соболева. Раз он так на тебя запал, как ты сама это рассказываешь, так чего он тянет? Пусть предложение делает и женится, как порядочный человек!

– А если он пока не созрел?

– Сама тогда сделай предложение!

– Вадь, ты совсем с дуба рухнул, что ли?

– Кать, а чего тянуть? Пока что дела складываются отлично! Но удача может в любой момент отвернуться. Помни это! Не упусти свой счастливый случай!

– Совсем дурак.

Я дала отбой и в сердцах швырнула трубку на диван. А, собственно, я на кого злюсь-то? На Вадика? Или на себя?..

Посидев в тишине, я постепенно привела в порядок дыхание и нервы. Поразмыслив, решила позвонить Веронике Анатольевне, главному экономисту. Надо бы с ней поддерживать связь. Это будет полезно в плане новостей. Раз уж мне туда вход заказан.

Она отозвалась сразу, буквально на первом же звонке. Наверное, телефон как раз в руках держала.

– Здравствуйте, Вероника Анатольевна! Это Катя, дизайнер. Помните такую?

– Конечно, Катенька! Вы как-то пропали из поля зрения. Думала, вы уехали от нас.

– Нет, никуда я не уехала. Здесь пока что. Решила вот вам позвонить, потому что соскучилась. Может, пересечемся сегодня? Кофе попьем, а то и пообедаем. Как вы на это смотрите?

Она замешкалась с ответом:

– Да, хорошо бы. Только не сегодня. Меня Игорь Валерьевич загрузил работой, надо срочно сделать. Давайте завтра? Я буду не так занята, с удовольствием увижусь с с вами.

– Хорошо, – легко согласилась я. – Завтра – так завтра. Созвонимся тогда, договоримся.

– Обязательно!

Я дала отбой и задумалась. Соболев загрузил ее работой. Интересно, какой? Уж не связано ли ее задание с продажей акций швейной фабрики? Вот завтра и узнаю!

На следующий день мы действительно созвонились и уговорились встретиться в том самом кафе, что и в прошлый раз. Ей идти недалеко, два шага от офиса. А мне любая прогулка не в тягость, потому что занять себя все равно нечем.

Правда, встреча наша прошла не совсем так, как я планировала. Моя задача была выведать, что там творится с бизнесом Соболева вообще и со швейной фабрикой в частности. Она же о делах говорить категорически не желала. А может, не имела права. И боялась, что если заговорит об этом, я «настучу» на нее Соболеву. Или ей эти деловые разговоры так надоели на службе, что вне стен офиса она даже думать о них не хотела. Зато очень хотела поговорить о незабвенном Николае Ивановиче. Вот только этого мне не хватало.

Однако же пришлось сидеть и слушать ее стенания. Что поделать, сама же на беседу напросилась. А то, что Вероника перевела разговор на покойного главбуха, было вполне объяснимо. Он же был самым главным человеком в ее жизни, только никто об этом не знал, даже сам Николай Иванович. Работники офиса – тем более. Получается, ей даже не с кем было поговорить на эту больную для нее тему. А поговорить женщине всегда хочется, тем более о любимом человеке, тем более ушедшем в мир иной, тем более если он прокручивал за ее спиной шашни с молоденькими девушками. Но кому она могла довериться? Только мне, конечно. Так что пришлось мне слушать все ее мысли, предположения, догадки.

Постепенно, конечно, дошло и до приступа самобичевания. Она снова убивалась, что своей же рукой подлила ему в чашку те злополучные капли. Получается, виновата в его смерти.

Устав от ее слез, которые она то и дело промокала платочком, я сделала «страшные глаза»:

– Вероника Анатольевна, голубушка, ну мы же договаривались! Никаких капель не было, просто сердечник со стажем умер от очередного приступа, а вы совершенно ни при чем! И даже не заикайтесь об этом, а то выдадите себя сами, кого тогда винить?

Она мелко-мелко закивала, соглашаясь:

– Да-да, конечно, Катенька, вы правы! Не буду об этом говорить больше. Только себя-то не обманешь.

Всхлипнув, она снова поднесла к лицу кружевной платочек. Мне ее всхлипы уже порядком надоели. Раз не удается вывести ее на разговор о бизнесе Соболева, придется сворачивать эту бесплодную встречу.

Я выразительно посмотрела на часы. Вероника Анатольевна поняла всё быстро и правильно. Зашарила рукой по соседнему стулу, нащупала сумочку, открыла, бросила туда свой кружевной платочек.

– Задержала я вас, Катя. Уж простите меня. Я могу говорить бесконечно, меня надо останавливать.

Я мило улыбнулась:

– Не задержали, что вы! Я же сама вас пригласила. Только у меня еще дело одно есть. Не хочу опаздывать.

– Кстати, Катенька, почему вы больше к нам не заходите?

Почему-почему. Потому! Не могу же я ей сказать, что верный и хорошо обученный сторожевой пёс по кличке Константин Андреевич еще не совсем нюх потерял. Милицейская ищейка взяла след, а мне это совсем не на руку.

Поэтому я, сделав неопределенный жест, сказала с улыбкой:

– Надобности нет заходить. Ваш патрон пока что не определился со стилем.

Потом наклонилась к ней поближе и прошептала доверительно:

– И вообще мне кажется, что он даже не уверен, хочет ли вообще затевать весь этот ремонт, перемену стиля и так далее.

Она посмотрела на меня озадаченно и медленно кивнула:

– Похоже, вы правы. Игорь Валерьевич больше об этом вообще не заговаривает. Да и ремонт у нас был не так давно. Я удивилась еще: зачем он привел дизайнера? Но, похоже, этой идеей он больше не горит. Остыл.

– Вот именно. Остыл. Поэтому я и не прихожу больше к нему в офис. Но с вами мне захотелось увидеться. Приободрить, поддержать, что ли. Заодно вот и с ремонтом разобрались. Точнее, с остывшим к этой идее Соболевым. Что ж, хозяин – барин. Не нужны ему мои услуги – пусть. Я не навязываюсь. А понадоблюсь – пригласит снова. Тогда мы с вами опять свидимся.

На этой мажорной ноте мы распрощались. Как говорил Штирлиц, запоминается последняя фраза. Теперь наивная и доверчивая Вероника Анатольевна будет уверена, что мы встретились исключительно для того, чтобы поговорить о несостоявшемся ремонте офиса. Прекрасно.

Распрощавшись с главным экономистом, я в хорошем настроении двинулась в сторону дома. Шла по тротуару, радовалась солнцу и даже напевала в уме детскую песню про солнечный круг и небо вокруг. Вдруг из припаркованной на тихой улочке машины выскочили два небритых типа и затолкали меня в салон. Всё произошло настолько неожиданно и настолько быстро, что я даже понять ничего не успела. Соображать начала только тогда, когда машина уже мчалась в неизвестном направлении.

Голосить и визжать я не стала, спросила нормальным тоном:

– А что происходит?

Ответить мне не пожелали.

Меня что, похитили, что ли? Серьёзно?.. Кому и зачем это нужно, интересно.

Похитителей было двое. Один вел машину, второй сидел рядом со мной на заднем сиденье. Вел себя спокойно. Наверное, потому, что я тоже была спокойна: не брыкалась, не орала и не пыталась выпрыгнуть на ходу. Я еще раз задал вопрос. Ответа снова не последовало. А машина продолжала мчаться в неведомую даль. Так. И что же мне делать?..

То, что в конце маршрута меня не ждет ничего хорошего, было понятно. Схватили, везут, ничего не объясняют. Как быть? Кто бы мне подсказал.

На перекрестке зажегся красный свет, и мы притормозили. Я решила попытать счастья. Двери были, конечно, заблокированы, но я все же дернула ручку. Не помогло. Тогда я, извернувшись в немыслимом пируэте, ударила в стекло подошвами. Каблуками точно стекло бы выбила! По крайней мере, внимание бы привлекла к нашей машине. А то, может, и выскочить бы удалось. Но сегодня, как назло, я обулась в балетки. Собиралась же прогуляться всласть, но какие же прогулки на каблуках? А плоская подошва в сложной ситуации мне никак не помогла.

Водитель даже головы не повернул. Только глянул в зеркало. А второй похититель, который сидел со мной рядом, молниеносным движением выхватил микроскопический шприц и всадил мне его в плечо.

Возмущенно обернувшись, я хотела было заорать, но не смогла. Мой речевой аппарат меня больше не слушался. И руки тоже. И голова. Глаза закрылись сами собой.

А открылись они, видимо, долгое время спустя. Я полежала, приходя в себя и пытаясь сообразить, где я и что со мной. Это было непросто. Сознание то наплывало, то уплывало. Пить хотелось нестерпимо. Но еще больше хотелось понять, что произошло. Постепенно вспомнила и похищение, и свою попытку сбежать, и укол, который обрушил меня практически в кому.

Когда сознание несколько прояснилось, я обвела глазами помещение. Нечто невразумительное. Не то сарай, не то гараж, не то заброшенный дом. Абсолютно пустая комната, только в одном углу брошено сено. Вот на сене я и лежала. «Надо же, сено откуда-то взялось.» – подумала я как-то отстраненно, совсем без эмоций. И правда, откуда в городе сено? Неоткуда ему там взяться. А что это значит? То, что меня вывезли куда-то за город.

В голове было как-то неуютно. Вязкие мысли вроде бы цеплялись друг за друга, но в то же время ускользали. Непросто было их поймать.

Очень медленно и осторожно, помогая себе руками, я приподнялась и села. Голова кружилась. Но это не так страшно. Даже если снова потеряю сознание, то падать недалеко и не больно: охапка сена смягчит падение. Однако же лучше остаться в сидячем положении. Поэтому я оперлась спиной о стену, закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Медленный вдох. Медленный выдох. Получилось. Так, теперь еще раз: медленный вдох, медленный выдох. Уже лучше. Голова вроде уже не так кружится. Эх, если бы попить удалось.

Открыв глаза, я обвела взглядом помещение. Ни воды, ни еды не наблюдалось. Вообще ничего не было. Я прислушалась. Звуков тоже не было. Тут я призадумалась. Что лучше: покричать, чтобы пришли люди и что-то разъяснили, или затаиться и сделать вид, что я до сих пор в отключке? Вот попала так попала.

Звать я никого не стала. Решила, что сначала приду в себя окончательно, а потом уже решу, что делать дальше. Но жажда была такой сильной, что через какое-то время я все-таки решила заявить о себе.

– Эй, кто-нибудь!

В ответ – тишина. Но это и неудивительно. Я хотела покричать, а получилось только прошелестеть. Больше, чем на шепот, сил моих не хватило. Тогда я стала бить ладонью по полу, чтобы мои предполагаемые тюремщики меня услышали. Но они не услышали. Ну конечно, дверь же закрыта. Надо попробовать ее открыть.

Встать на ноги я не рискнула, потому что головокружение не отступало. Поэтому до двери я добиралась ползком. Хорошо, хоть не привязали меня. Собственно, привязывать было не к чему. Здесь не было ни стола, ни батареи, – ничего, одни голые стены.

Доползла до двери, дернула ручку. Заперто. Ну конечно, зачем же меня привязывать. Куда ж я денусь с подводной лодки?

Я стала барабанить по двери. Уж теперь-то меня точно услышат! Но не тут-то было. Мой стук никого не заинтересовал. Вообще. Из чего я сделала вывод, что за дверью просто никого нет. Значит, меня приволокли сюда в бессознательном состоянии, заперли и ушли. И как прикажете это понимать?..

Узнать бы, который час. Или число? Неизвестно, сколько я была в отключке. Может, полчаса, а может, и сутки. Я стала оглядываться в поисках сумки. Но сумки не было. А были только голые стены, ворох сена и я. Значит, сумку у меня отняли. Вряд ли именно сумка была предметом охоты. Там не было ничего примечательного. Зато там был телефон. Значит, сумку отняли, чтобы лишить меня средства связи. Часов на руке, кстати, тоже не было. То есть мне не положено знать время, число и местоположение. И главное – нельзя ни с кем связаться.

Да что происходит, черт возьми?!

В стене было зарешеченное окошко. Но оно было высоко, где-то на уровне моих глаз, если бы я стояла. С пола ничего разглядеть невозможно, только небо. Значит, хочешь – не хочешь, а надо вставать.

Кряхтя и матерясь в душе, я доползла до стены с окошком. Потом аккуратно, держась за стену, попробовала встать на ноги. Удивительно, но у меня получилось с первой же попытки. На такую удачу я не рассчитывала, поэтому как-то сразу воспрянула духом. Но рано обрадовалась. Голова снова закружилась, и чтобы не грохнуться с высоты своего роста, я тихонько сползла по стеночке вниз. Ничего, не всё сразу. Главное – стоять я могу, значит, смогу и остальное.

Эх, сумки нет. Телефон. Кстати, телефон!!!

В повседневной жизни я пользовалась обычным смартфоном-«лопатой». Но у меня был еще один маленький допотопный кнопочный телефончик – для экстренной связи. Там были номера телефонов нужных людей, которых я не хотела «светить». Я давно завела его. Бывали такие моменты, что требовалось срочно позвонить, не вызывая подозрений.

То есть я могла выйти из помещения, демонстративно оставив «лопату» на столе. И никто не крался за мной в надежде подслушать разговор. Ведь телефон-то мой остался в комнате! А я в это время уходила в укромное место и быстро делала срочные звонки. Очень удобно!

Трясущимися руками я ощупала грудь. Вот он, миленький маленький аппаратик, уютно прикорнул в моем лифчике, как всегда. Спаситель мой!

Вытащив серебристый телефончик-раскладушку, я на радостях даже поцеловала его. Не догадались похитители, что я такая предусмотрительная. Думали – забрали сумку со смартфоном, и всё? Ага, как бы не так! Нас голыми руками не возьмешь.

Откинула крышечку. Миниатюрный экранчик приветливо засветился. Отлично. С телефоном ничего не произошло. И связь, кстати, есть. Значит, не такая уж тут тьмутаракань.

Я задумалась. Куда звонить – в полицию? Вадику? Игорю? Ладно, с полицией пока повременим. Их лучше не вмешивать. Ну, разве что в самом крайнем случае. Значит, позвоню своим мужчинам. То есть основным игрокам. Посмотрим, как они будут реагировать.

Реагировали они, конечно, по-разному.

Вадик выслушал меня внимательно и задал единственный вопрос:

– Я не понял: откуда ты звонишь? Если сумку с телефоном отобрали.

– Я нашла здесь бесхозный телефон. В сене валялся. Наверное, кто-то из похитителей выронил, когда меня тащил сюда. Или кто-то другой обронил, раньше еще. Хорошо, что я твой номер могу набрать по памяти. Вадик, что делать?

Он вздохнул:

– Ну, раз уж ты раздобыла телефон. Я далеко, сама понимаешь, не могу прилететь к тебе за две минуты. Так что звони своей большой любви. Соболеву то есть. Кстати, подозреваю, что это его рук дело.

Я не согласилась:

– Зачем ему это? Будет меня пытать в надежде выведать военную тайну? Так это удобнее было сделать в городе. Зачем меня тащить в какой-то коровник?

– А ты не поняла, да? Он же прискачет на белом коне и спасет тебя от злых драконов. И ты навсегда отдашь ему душу и сердце. Кать, отвали, а? Я занят сейчас очень.

Я возмутилась настолько сильно, насколько позволяло мое все еще спутанное сознание:

– Вадим, ты в своем уме?! Меня реально похитили, накачали какой-то дрянью, бросили здесь одну, без связи, в запертом доме. Я вообще не знаю, где нахожусь. А ты, видите ли, «занят»?!! То есть тебе все равно, выживу я или сдохну? Ты что, не собираешься меня отсюда вытаскивать?

Он устало вздохнул мне в ухо:

– Откуда «отсюда»? Если ты не знаешь, где находишься, как мне тебя найти?

– Ну я не знаю. Может, по сигналу мобильника.

– Ага, прям щас побегу в МЧС звонить! Ты принца своего вызывай. Пускай он тебя спасает. Это, в конце концов, его обязанность, если я правильно помню сказки. И город этот его, он быстрее сориентируется, где тебя искать.

Он отключился, а я от обиды поджала губы и только головой покачала: не ценишь ты меня, Вадюша! А напрасно.

Соболев же отреагировал совсем иначе. Сразу завопил:

– Катька, где ты?! У меня сейчас инфаркт будет!!!

– С чего бы?..

– Потом расскажу. Говори, где ты, я еду за тобой!

– Проблема в том, что я не знаю. Заперта в каком-то доме. Одна. Больше никого нет. И спросить адрес не у кого.

– Окно там есть?

– Есть.

– Выгляни и расскажи, что видишь. А я сориентируюсь.

– Ладно. Сейчас. Жди.

Я снова, держась за стену, медленно поднялась и стала обозревать окрестности.

– Ой, Игорь, я вижу вдалеке старую водонапорную башню! Она далеко от меня, но теперь я поняла примерно, где нахожусь!

– Я тоже понял, – отрывисто бросил он, – уже в машине, еду!

Что ж, мне оставалось только ждать. Я снова съехала по стеночке на пол, уселась в сено и задумалась. Один вопрос – кто меня похитил? Второй вопрос – зачем? Третий – почему это удалось так легко сделать? Ведь о нашей встрече в Вероникой Анатольевной знали только мы с ней. Но машина похитителей ждала меня именно на пути из кафе. Такое похищение случайным быть не может. Случайно могут отобрать сумку и убежать. А чтобы сунуть человека в машину, по пути ширнуть его какой-то гадостью, привезти сюда, запереть, лишить телефона. Нет, никакой случайности быть не может. Это хорошо спланированная акция, даже вот дом приготовили. Но не Вероника же меня похитила! Зачем бы это ей?..

А что, если она хотела меня устранить как человека, который знает о ее причастности к смерти главбуха?

Нет, глупости. Сначала она практически убивает с помощью капель Николая Ивановича, теперь хочет убить меня, чтобы я никому не разболтала ее тайну? Она что – ненормальная? Так она постепенно полгорода уничтожит. Да и не тянет она на атаманшу, которая может задумать и провернуть с помощью подручных такую блестящую операцию.

А вдруг Вадим прав? Вдруг это Соболев рвется показать свой героизм и желание меня защищать? Сам приказал похитить, сам же теперь и спасет. А Вероника ему помогла, рассказав, что идет на встречу со мной. Ну, как вариант.

Или дело не в Соболеве? Допустим, меня действительно планируют убить. Но с чего вдруг?.. И кто?

Нет, тут что-то не так. Хотели бы убить – давно бы уже убили. Прямо по дороге. И труп мой хладный выбросили бы в ближайшем лесочке, да там бы и прикопали. Хотели бы добиться от меня каких-то сведений – уже бы давно вытаскивали из меня информацию клещами. Хотели бы припугнуть – давно бы припугнули да отпустили. А здесь вообще хрень какая-то получается. И не спрашивали ничего, и не убили, и не отпустили.

Ладно. Остается ждать и смотреть, что будет дальше.

Ах да, кстати! Чуть не забыла в суматохе.

Откинув крышечку серебристого телефончика, я снова набрала Соболева:

– Игорь, чуть не забыла: привези воды, и побольше. Пить так хочу – умираю прямо! Можешь купить в любом киоске, я непритязательная. Но привези обязательно, а то напьюсь из ближайшей лужи. И стану козленочком.

– Незачем на киоски время тратить. У меня всегда в машине есть запас воды. Мне главное – добраться до тебя быстрее, чем эти похитители. Так что жди, скоро буду.

Ну да, конечно. Если только это странное «похищение» – не твоих рук дело.

Но даже если всё это придумал и организовал Соболев, мне об этом никогда не узнать, разумеется. Не станет же он так подставляться, в самом деле. Даже если будет совсем бездарно играть встревоженного рыцаря-освободителя, мне придется как бы поверить и принять его игру. А что поделать?..

За дверью послышался шум подъехавшей машины, топот ног.

Голос Соболева за дверью:

– Катя, ты здесь?

– Да, здесь. Ты быстро приехал.

Даже подозрительно быстро.

– Ты возле двери? Отойди подальше. Ромчик, давай!

И тут же кто-то – видимо, неизвестный Ромчик – ударом ноги вышиб дверь. В помещение тут же влетел Соболев, кинулся ко мне:

– Цела? Всё в порядке? Ничего не сломано?

Он меня ощупывал, заглядывал в лицо, а я морщилась:

– Воду принес?

– В машине. Идти можешь?

– Не уверена. Голова сильно кружится. И ноги дрожат.

– Ясно. Тогда держись за меня крепче, не выскользни.

Он подхватил меня на руки и понес к машине. Ну конечно, эта трогательная сцена обязательна для всех сериалов и дамских романов. Героиня – в ловушке у злодеев, а герой ее спасает, причем обязательно тащит на руках. Ну ладно. И это переживем.

В машине я наконец-то смогла напиться. Полбутылки выхлестала в один присест. Потом отдышалась и выпила остальное. Бутылка, правда, была всего лишь полулитровая, но мне хватило.

– Кать, может, в больницу? – Я затрясла головой, отказываясь. – А вдруг у тебя сломано что-то? Или внутренние повреждения. Томограмму пусть сделают.

– Игорь, я же не идиотка. Если бы что-то было сломано, мне было бы очень больно. Но я нормально двигаюсь, и ничего у меня не болит. И томограмма ни к чему. Меня не били по голове, просто вкололи что-то снотворное. Но уже прошло. Домой хочу.

Соболев кивнул своему качку-водителю, способному, как оказалось, одним ударом ноги выбить дверь. Тот сел за руль, и мы поехали.

Из машины я вышла уже на своих ногах. Еще не хватало, чтобы хозяин города Соболев на потеху всей улице носил на руках эту заезжую девицу, которая вообще неизвестно откуда здесь появилась! Нет уж, не дадим соседям такой радости и повода для сплетен.

Попав домой, я тут же устроилась на диване, укрылась пледом и затихла в позе эмбриона.

– Как ты себя чувствуешь?

Он смотрел на меня участливо, но в его искренность я так до конца и не поверила. Пожала плечами:

– Спать вроде бы хочется. Попробую уснуть.

– Хорошо, спи. И ничего не бойся. Ты уже дома. Я буду рядом.

Он ушел на крыльцо. Было слышно, что разговаривает по телефону. А я и правда задремала.

Проснулась, глянула на часы. Ого! Почти два часа дрыхла. Но сон пошел на пользу. Теперь я чувствовала себя совсем хорошо. Спустила ноги на пол, осторожно встала, держась за спинку дивана. Ноги не подкашивались, голова не кружилась. Значит, буду жить дальше. Долго и счастливо.

Обошла первый этаж. Никого. Выглянула на улицу. Соболев сидел на крыльце, строчил кому-то сообщения. Увидев меня, поднялся навстречу:

– Ну как ты?

– Да нормально. Как будто ничего и не было. Даже самой не верится. Я в душ пойду.

– Уверена, что не рухнешь там? – Я кивнула. – Хорошо, иди, только дверь не запирай. На всякий случай. Я пока здесь побуду. Мне еще надо пару звонков сделать.

Ну конечно, работа – на первом месте.

Я поплелась в душ.

Вечер мы провели тихо-мирно. После ужина, который нам доставил из ресторана водитель Рома, мы засиделись за чаем.

Соболев сказал:

– Как хорошо, что ты позвонила! Я реально чуть инфаркт не словил! Уже не знал, что и думать.

Вот как, значит? Я еще в себя не пришла, ничего понять не успела, а ты уже был в предынфарктном состоянии? Стал, значит, волноваться раньше, чем я дала знать о происшествии. Какой досадный прокол, Соболев! Неужто Вадик угадал?

Невинно хлопнув глазами, я спросила:

– А чего ты волновался? Откуда знал, что со мной случилась беда? Сердцем почуял, что ли?

– Нет. Просто мне позвонили с неопределенного номера и сказали, что тебя украли и вернут только за весьма конкретную сумму.

– Да ну?..

Нежданчик. Этого я предвидеть не могла. Если он не врет, то дело обстоит куда серьезнее, чем я могла подумать.

– И в какую же сумму меня оценили?

– Катя, забей! Ты жива, невредима, уже дома. Всё позади.

– Нет, погоди. Мне страшно любопытно, по какой цене я котируюсь на рынке киднеппинга? Не продешевили хоть похитители? Много попросили?

– Миллион.

– Миллион чего?

– Долларов, разумеется.

– Вот придурки. Кто за меня столько даст?

Он посмотрел на меня с удивлением и спокойно сказал:

– Я бы дал.

Я хмыкнула:

– Брось, Соболев! Ни один человек не стоит таких денег. Тем более я. И вообще: с какой стати меня похищать. Я что, наследная принцесса? Или глава огромной корпорации? Я – никто, ничто и звать никак. Так что не ври. Ничего бы ты не заплатил. Но что спас – спасибо, конечно.

– Катя, я бы заплатил, поверь.

– Хм. От большой любви, что ли?

– Не только. Они сказали: если буду долго тянуть с выкупом, станут присылать тебя по частям. И я реально испугался.

В этот момент я тоже испугалась. И тоже реально. Как-то сразу очень живо представила, что от меня отрезают по кусочку: то палец, то ухо. Бррр.

Видимо, это отразилось на моем лице, потому что Соболев положил свою руку поверх моей:

– Я же сказал: забей. Не было этого. Считай, что тебе просто приснился кошмар. Но ты проснулась, и теперь всё в порядке.

– Тебе легко говорить.

– Нелегко, поверь.

И я поверила.

Видимо, чтобы отвлечь меня от пугающих перспектив, он направил разговор в другое русло:

– Давно хотел тебя спросить: как получилось, что девочка-сиротка из детдома стала именитым дизайнером? Вообще-то детдомовским нечасто удается выбиться в люди.

Я кивнула:

– Да, правда. Обычно из них получаются ткачихи-поварихи да токари-слесари. А еще – дворники, уборщицы.

– Как же тебе удалось?

– Случайно. Когда со мной приключились те страшные события и я осталась одна на свете, меня, как ты знаешь, тут же отправили в детский дом. Я была так растеряна и напугана, что перестала говорить. Совсем. У меня просто не получалось. Что-то сломалось во мне, наверное. Не то чтобы я упрямилась, мне просто не удавалось что-то сказать. Если меня о чем-то спрашивали, я могла только покачать головой – «нет», или покивать – «да». Если требовался развернутый ответ, мне давали бумагу и ручку, и я писала. То есть соображала я нормально, а говорить не могла.

– Ух ты, надо же. Это, наверное, нервное?

– Конечно. Меня консультировали у психиатра, он так и сказал. Когда пройдет шоковое состояние, я заговорю. И всё. На этом консультация закончилась. Меня даже на учет не поставили, насколько я помню. Да кто бы стал возиться с детдомовской сиротой? За мое лечение никто платить не собирался, поэтому меня предоставили самой себе. Но мне повезло. В нашем детдоме, помимо воспитателей и нянечек, в штате числился психолог. Очень добрая женщина, которая реально любила детей. Она стала со мной заниматься, чтобы, по ее выражению, «снять зажим». Что она только не придумывала для меня! То сказки рассказывала и просила меня заканчивать фразы. Самые известные, из «Колобка», «Курочки Рябы», «Краденого солнца». Но я молчала. Потом она решила, что если не получается говорить, то надо попробовать петь. Но я молчала. Тогда она стала давать мне альбом и карандаши. Просила нарисовать что угодно, а потом рассказать, что на рисунке. Я рисовала. Причем исключительно черным карандашом. Она смотрела на эти рисунки и хмурилась. Теперь я знаю, что черный цвет детского рисунка означает глубочайшую депрессию. Но тогда я этого знать не могла. Видела, что психологу не нравятся мои рисунки, и очень расстраивалась: я же так старалась! И уходила в себя еще глубже.

Соболев горестно покачал головой. Ясно: винит себя. Но я не стала заострять на этом внимание, просто продолжила:

– В какой-то момент в моих рисунках появился цвет. Хотя «цвет» – это громко сказано. Сначала я стала рисовать стволы деревьев не черным карандашом, а коричневым. А домики – темно-серым. Психолог – Лидия Васильевна – так обрадовалась! Правда, остальное продолжало оставаться черным: листья, люди, даже солнце. Потом я как-то солнышко нарисовала, как и положено, желтым карандашом. Она обрадовалась еще сильнее! Мне было приятно, что она больше не хмурится. Я поняла, что радуется она цвету. И стала потихоньку пользоваться другими карандашами из коробки. Просто чтобы сделать ей приятное. Когда с засильем черного цвета было покончено, Лидия Васильевна обратила внимание, как хороши мои рисунки. Она решила, что у меня есть способности к рисованию.

– А эти способности у тебя были раньше? Или проявились только после. стресса?

– Всегда были. Но я не придавала этому значения, родители тоже. Считалось, что главное – это математика и прочие предметы. А рисование. Дети всегда же что-то рисуют. Никто это всерьез не воспринимает. Так и у меня было. Мама следила, чтобы я хорошо делала домашние задания, а потом, если оставалось время, разрешала мне порисовать. Как бонус.

– Неужели твои родители не видели, что у тебя есть художественный талант? Почему не отвели тебя, скажем, в изостудию?

Я прыснула:

– Соболев, ты сам-то понял, какую глупость сморозил? Где я – и где изостудия? Да мои родители и слова такого не знали! Вообще не обращали на это внимания. Один ребенок лепит, другой рисует, третий вышивает, четвертый вечно что-то напевает. И что? Если бы я, допустим, шила своим куклам платья, так меня надо было сразу отдавать в обучение самому Диору?

Он засмеялся и покивал, соглашаясь.

– А вот в детском доме изостудия как раз была, что удивительно. Вел занятия старичок, причем, кажется, на общественных началах. Павел Андреевич его звали. Это был настоящий подвижник, как я теперь понимаю. Он не просто заботился о нас, одиноких детях, он еще прививал нам чувство прекрасного, развивал нас духовно. И на его занятиях мы уносились мыслями в другой мир – мир живописи, скульптуры, графики, прекрасных музейных коллекций. Конечно, видеть всё это мы могли только в виде репродукций, но для нас это было таким счастьем! Причем он не отказывал даже детям, напрочь лишенным художественных способностей. Такие тоже к нему ходили. Рисовать у них не особо получалось, зато они могли слушать его интересные рассказы и любоваться картинами. В художественных альбомах, разумеется. Или в виде настенных плакатов.

Соболев удивленно поднял брови:

– В твоем изложении это выглядит как прекрасная, добрая сказка. Прямо рай, а не детский дом. Я-то думал, что там плохо.

– Правильно думал, – кивнула я. – Там очень плохо.

– Разве? А как же тонко чувствующий психолог Лидия Васильевна, подвижник Павел Андреевич, лекции по искусству?

Я рассердилась:

– Зря ёрничаешь. Я тебе рассказываю то, что сама люблю вспоминать. Могу рассказать и другое. Как все дети люто ненавидели друг друга. Даже девчонки дрались до крови. О мальчишках и говорить нечего. Как воровали друг у друга буквально всё, до чего могли дотянуться. Как устраивали друг другу «тёмную», лупили до синяков. А кто жаловался воспитателям, тому вообще устраивали невозможную жизнь, отравляли каждую секунду существования.

– Тебя тоже лупили? Или это ты всех лупила?

– Ни то, ни другое. Я же попала туда абсолютно немой. Не могла огрызаться на их дразнилки, сама никого не дразнила, воспитателям не жаловалась. В их драках участия не принимала. Просто находила укромный уголок и сидела там тихонько до самого отбоя. Маму вспоминала, жизнь нашу, ваш дом. А когда ложилась спать, накрывалась одеялом с головой. И никак не реагировала на подначки и переругивания других девчонок. Меня перестали трогать очень скоро. Неинтересно третировать того, кто не отвечает и даже никак не реагирует. Это всё равно что дразнить стол или ругаться со стенкой. Меня снабдили ярлыком «чокнутая» и оставили в покое. Можно сказать – повезло.

– Да уж.

Он снова помрачнел. Вспомнил, наверное, почему я оказалась в таком ужасном месте. Вот-вот, вспоминай, не забывай!

– Павел Андреевич разглядел во мне определенный потенциал и стал уделять мне больше внимания, чем я заслуживала. Живопись мне удавалась не особенно, а вот с графикой я как-то сразу подружилась. И стала проводить в изостудии всё свободное время. Там не надо было разговаривать. Всё можно было выразить на холсте или картоне.

Он спохватился:

– Кстати! А как же обычная учеба?..

Я кивнула:

– Поняла. Да, я не говорила. Но это не очень мешало. На все вопросы учителей я отвечала письменно. Вот разве что стихи декламировать не могла, но мне это прощали. И оценки у меня были хорошие. Не потому что меня жалели, а потому что учеба особых трудностей мне не доставляла. О золотой медали речь, конечно, не шла, но троек не было, двоек – и подавно.

– А когда к тебе вернулся голос?

– Нескоро. Где-то через год или около того. Я уже вполне освоилась там. Наверное, успокоилась. Как-то к нам на территорию забрел приблудный котенок с порванным ухом. Я обнаружила его в кустах, где сама пряталась от жизни. И так мне его жалко стало! Взяла на руки, погладила. Он пригрелся, замурчал. Я просидела так долго. Пора было идти на полдник. Я оставила котенка, пошла в столовую. В тот раз нам давали молоко с хлебом. Еда у нас, как ты понимаешь, была не слишком изысканной, но мы не голодали, а это главное. И я тогда, отпив из чашки половину, прихватила в карман два куска хлеба. Чашку спрятала под расстегнутую кофту. Мне удалось без осложнений выскользнуть из столовой. Котенок был на том же месте. То ли меня ждал, то ли просто не знал, куда идти. Я набросала в молоко хлебный мякиш и накормила его. Он был очень голодный. Съел всё, что я принесла. К сожалению, больше ничего у меня не было. Но зато голодная смерть ему уже не грозила. И вдруг я поймала себя на том, что приговариваю: «Кушай, маленький, кушай.». Я сначала даже не поверила. Попробовала сказать еще пару слов – у меня получилось! Уж не знаю, котенок ли на меня так подействовал. или я могла говорить уже давно, просто не пробовала. Но в тот знаменательный день я узнала, что больше не немая. Вечером я принесла ему половинку котлеты, что давали на ужин. А утром его уже не было. Ушел. Как будто и приходил затем только, чтобы вернуть мне способность говорить.

– И как на тебя подействовало это обстоятельство? То, что ты снова обрела возможность говорить.

– Никак. Я решила это не афишировать. Все уже привыкли, что я не говорю. И мне так было легче. Я продолжала отвечать на уроках письменно. С девчонками тоже не разговаривала. Как и раньше, забивалась в угол и запоем читала библиотечные книжки. Понемножку только стала говорить с Павлом Андреевичем. Когда никто не слышал. Он всё понимал и не выдавал меня. Потом, конечно, пришлось открыться Лидии Васильевне, которая меня наблюдала всё это время. От нее узнали воспитатели, от воспитателей – дети. Но странным образом на жизнь мою это никак не повлияло. Я всегда держалась особняком, и тот факт, что я снова могу говорить, никого особо не заинтересовал. Я продолжала существовать как бы в своем собственном аквариуме. И делала всё большие успехи в изостудии. А когда мой возраст стал приближаться к пятнадцати годам, Павел Андреевич стал готовить меня к поступлению в строительный колледж. Там было дизайнерское отделение, вот туда он меня и готовил. Конечно, я поступила. Иначе и быть не могло. Сиротам в этом плане легче, потому что все законы – на их стороне. Даже со слабыми троечками принимают. Но у меня были хорошие оценки по всем предметам, а специальность я сдала вообще на отлично! Переехала в общежитие. Там были нормальные девчонки, домашние. И отношения были нормальные. Не «закон джунглей», как в приюте, а просто кто-то с кем-то дружил, кто-то не дружил. Но не было драк и воровства. Учиться мне было интересно. После колледжа я пошла в строительный институт. Конечно, тоже на дизайнерское отделение. Так постепенно и выбилась в люди. Вот так. Я удовлетворила твое любопытство?

– Вполне, – кивнул он.

– Теперь ты удовлетвори моё. Кто мог меня похитить?

– Это именно то, что и сам я хочу узнать, причем как можно скорее. Но нет, как назло, никаких зацепок. Даже ту машину нашли, пока ты спала, но это ничего не дало. Конечно, она была угнана. И конечно, ее бросили на пустыре и подожгли. Похитители твои лиц не прятали, а это значит, что они «залётные». И в городе их, скорее всего, давно нет.

– Но кто-то же собирался получить выкуп!

– Собирался. Конечно, в момент передачи денег можно было бы кого-то схватить, но это был бы тоже простой исполнитель, скорее всего, который своего нанимателя даже в глаза не видел. Исполнителей ловить бессмысленно. Надо понять, кто их хозяин. А как понять? Не представляю. Поскольку ты уже на свободе, мне больше не позвонят, это ясно. Но вопрос остается открытым. Поэтому я решил приставить к тебе Ромчика. Он будет твоим водителем-телохранителем.

Я удивилась:

– Как это?

– Будет повсюду тебя сопровождать. Береженого бог бережет.

– И долго он будет меня охранять?

– Пока не вычислим злодея.

Я спохватилась:

– Ты же говорил, что у тебя есть три главных врага: Лобов, Назаров. и Кузьменко, кажется? Если я правильно запомнила.

– Правильно, – кивнул он. – Только не они это. Та троица – люди серьезные, солидные. Такими глупостями точно не занимаются.

– Откуда ты знаешь?

– Да как-то мелко для них.

Я хмыкнула:

– Это как сказать. Миллион зеленых денег – не так уж мелко!

– Брось, Катя! Я знаю этих людей. У них другой уровень. Да, они могут «отжать» бизнес, перехватить выгодную сделку. Но украсть человека и обещать прислать его по частям – это попахивает Чикаго тридцатых годов. Так что сработали здесь птички другого полета, пониже. Просто кто-то узнал о нашей нежной дружбе и решил меня раскрутить на приличные деньги. Права ты была, когда говорила, что не надо нам афишировать свои близкие отношения.

– Если бы ты еще меня слушал.

Он горестно покивал, потом вздохнул:

– Я дал команду всем силовым структурам. Они носом землю пашут, но думаю, так никого и не найдут. Ладно, давай спать. Середина ночи уже.

– Знаешь, Игорь, я сегодня столько спала, что теперь сна нет ни в одном глазу. Ты иди к себе, спи.

– Что значит «к себе»? С ума сошла, что ли? Я у тебя ночую!

– Хорошо, у меня, – не стала я спорить. – Тогда иди ложись, а я еще посижу.

– Я тебе «посижу»! – пригрозил он. – Ты должна быть от меня на расстоянии вытянутой руки! Завтра переселяешься с вещами ко мне в дом. Там надежнее будет.

– Ага, и дадим заинтересованным лицам повод думать, что они – на верном пути. И на меня снова откроют охоту.

– Охота на тебя уже открыта, и вряд ли теперь ее закроют. Мой дом – настоящая крепость. А у тебя тут что? Домик Ниф-Нифа? Ветер подует – он и рухнет. Даже вон калитка вечно нараспашку!

Это правда. Калитку закрывать я, похоже, никогда не научусь. Хотя какой в этом смысл? Забор-то невысокий, одним прыжком перемахнуть можно. Совсем не обязательно с калиткой связываться. Открыта она или закрыта – значения не имеет. Никакого. Но после слов Соболева мне и впрямь стало тревожно. Самый страшный враг – невидимый. Не знаешь, откуда нападет, поэтому не можешь ничего предпринять. Это как радиация. Ее не видно и не слышно, но убивает она быстро.

Неужто и впрямь придется переселяться к Соболеву? Вот уж некстати. И с Вадиком не поговоришь, когда необходимость возникнет. И вообще я в чужом доме буду чувствовать себя неуютно. Еще недавно я мечтала понатыкать там видеокамер. А вдруг они там уже есть, и в большом количестве? Тогда я сама буду как на ладони.

Нет, это что же получается? В доме я буду под неусыпным присмотром Соболева и его прислуги, а на улице моей тенью будет телохранитель Ромчик. Замечательно! При таком раскладе у меня не останется ни личного пространства, ни личного времени. А если откажусь от телохранителя и не переселюсь в особняк Соболева, то очень скоро и с жизнью попрощаюсь.

Получается, вариантов у меня не так много, всего-то два, и оба никуда не годятся. Но альтернативы нет, придется выбирать из этих двух.

От этой мысли мне захотелось взять веревку и где-нибудь за сараем тихо повеситься.

А тут еще Вадик наседает! Ему тоже придется как-то объяснить ситуацию, потом как-то изворачиваться, чтобы общаться. Черт бы побрал этих похитителей! Вот уж подсунули мне проблему!

Пока я размышляла, Соболев принимал душ. Потом он пойдет спать, а мне придется быть рядом. Он же заботится о моей безопасности! Как удобно: напуганную до полусмерти Красную Шапочку страшный серый волк в овечьей шкуре намеревается держать под контролем круглосуточно. Очень удобно. Браво, волк! Ну, конечно, это если Вадик прав и всё это Соболев сам подстроил. Но как узнать?..

Думай, Катя, думай! В конце концов, это твоя жизнь, тебе с ней и разбираться.

Утром я стала собираться: одеваться, краситься. Соболев удивился:

– Куда это ты?

– Мой телефон погиб смертью храбрых. Пройдусь по салонам, присмотрю себе новый. Кстати, какой присоветуешь?

Он только головой покачал:

– Ну ты даешь. Никаких «пройдусь», дома сиди! Телефон тебе принесут прямо сюда, я распоряжусь.

Вот, значит, как. Дом покидать нельзя, на улицу – ни шагу, телефон принесут на дом. Видимо, со встроенной системой слежения. Конечно, всё делается исключительно для моего блага, ага.

Дома Соболев оставался до тех пор, пока не прибыл мой телохранитель Ромчик с новым телефоном. Пока хозяин давал ему во дворе наставления, я видела их из окна второго этажа и знала, что меня никто не подслушает. Поэтому достала свой «аварийный» телефончик-раскладушку и набрала Вадика.

– Вадим, у меня ровно полминуты, поэтому давай в темпе!

– Ты уже на свободе?

– Да, со вчерашнего дня. Соболев спас меня из ловушки, в буквальном смысле вынес оттуда на руках. Как ты и говорил.

– Да кто бы сомневался! – хмыкнул он. – Когда свадьба?

– Вадька, не паясничай! – разозлилась я. – Он взял меня под неусыпную опеку. Приставил телохранителя. Не разрешает даже шагу сделать за порог. И требует, чтобы я переехала к нему.

– И в чем проблема? Всё же идёт по плану. Даже лучше!

– Не совсем так. Мы же не закладывались ни на какие похищения. И моего заточения в его доме тоже не планировали. Что происходит, Вадь, как ты думаешь? Он меня на самом деле в чем-то подозревает?

– Кать, ты вот это сейчас у меня спрашиваешь серьезно? И что я должен сделать, по-твоему? Позвонить Соболеву и спросить?

– Ты просто скажи, что мне делать дальше! Я растерялась, запуталась, ничего не понимаю!

– Прекрати истерику! Это во-первых. И действуй по обстоятельствам. Это во-вторых. И со свадьбой не затягивай. Подталкивай его к этому. Ты же знаешь, там еще будут заморочки с документами, это тоже потребует времени. И хватит уже таять от любви! Тебе мало того, что он в детстве тебе жизнь сломал? Сейчас вот устраивает вокруг тебя танцы с бубнами, изображает из себя рыцаря в сияющих доспехах. А сам просто взял тебя под контроль. И не исключено, что, проведя изыскания, он таки докопается до истины. И вот тогда я за твою жизнь не поручусь. Так что не тяни со свадьбой. Ты должна стать законной супругой и наследницей. Ты это заслужила, помни!

– Как мы с тобой общаться будем? Боюсь, что новый телефон, который мне сегодня приволокли, уже на прослушке. В моем доме телохранитель будет постоянно рядом крутиться. А в доме Соболева, думаю, тоже шпионской аппаратуры немерено.

– Да, это проблема, – призадумался он.

– Попробуем вот что. Вот этот телефончик я припрячу понадежнее, с него и буду тебе звонить. А с нового не буду, конечно, зачем же подставляться. А ты мне шли смс-ки. Я буду проверять время от времени и по возможности на них реагировать.

– Договорились.

– Ну всё, идёт мой телохранитель. Отключаюсь.

С телохранителем Ромой мы договорились быстро. Я объяснила, что мне не нужно его общество каждую минуту. Он тоже не горел желанием постоянно находиться рядом. Поэтому мы решили так: он сидит внизу, я – на втором этаже. Парень не производил впечатления человека начитанного, и о чем говорить с ним – я не знала. Он же включил телевизор, нашел спортивный канал и затих в гостиной.

Я перетащила наверх ноутбук, залезла в Интернет, нашла список романтических комедий и решила смотреть их одну за другой. Надо же как-то время убить.

В середине дня позвонил Соболев:

– Ну как ты там?

– Кино смотрю. Смешное.

– Вещи собрала уже?

– Какие вещи?

– Что значит «какие»? Ты же ко мне переезжаешь! Если собрала – пусть Ромчик тащит их ко мне.

– Игорь, я еще ничего не решила. Точнее – решила. Я остаюсь у себя.

Он шумно выдохнул в трубку:

– Кать, я вот сейчас не понял: ты намеренно злишь меня?

– Нет. Просто как-то не привыкла, что кто-то что-то решает за меня. Привыкла сама распоряжаться своей жизнью.

– Вчера уже распорядилась.

– Ну, знаешь ли! Я что, специально, что ли?..

И дала отбой. Мне надо было подумать. Вчерашнее происшествие не давало мне покоя. Когда я сама планировала пакости в адрес Соболева, это было что-то одно. Но теперь вокруг меня начались, как сказал Вадик, «танцы с бубнами», а вот это уже – совсем другое дело.

Кто – и с какой стати? – мог заинтересоваться моей скромной персоной? И не просто заинтересоваться, а выследить по полной программе: узнать, что я встречаюсь с Вероникой Анатольевной, просчитать мой маршрут, угадать, где именно можно похитить меня по-тихому, отвезти в заранее подготовленное место.

Конечно, спонтанно такие вещи не делаются. То есть имеем два варианта: либо Соболев умнее, осторожнее и хитрее, чем я о нем думаю, либо он ни при чем, а кто-то просто воспользовался ситуацией, чтобы действительно «срубить» с него денег. Мне не нравятся оба варианта, но у меня никто не спрашивает.

Но переезжать в его дом нельзя. Опасно. Там ловушка захлопнется, и меня не спасет ни Вадик, ни полиция, которая и так в кулаке у Соболева. На то он и «хозяин города».

Неужто отставной полковник, глава службы безопасности, так хорош в своем деле? Сразу же меня заподозрил, потом что-то разузнал. Да нет, что он там мог разузнать? Чем его могла заинтересовать скромная девушка Катя, специалист по ремонтам и дизайну?

Правда, две смерти подряд случились в одно время с моим появлением, но почему он решил подозревать меня? И как они меня вчера выследили? Вероника Анатольевна настучала? Получается, она тоже «в деле»?..

Господи, никому нельзя доверять! Вероника Анатольевна, которая так рыдала по убиенному ею же Николаю Ивановичу, сдала меня отставному менту? Но это уже вообще что-то из области малонаучной фантастики! А с другой стороны – как бы еще меня поймали?..

Еще одна проблема – Вадим. Он злит меня всё больше. Закинул в тыл врага – и умыл руки. Ты там, Катенька, воюй, причем сама-сама-сама, а вот военные трофеи мы поделим. Нашел дурочку-исполнительницу – и радуется в предвкушении, руки потирает. И то правда: чего ж не радоваться? Ведь сам-то он находится в безопасном далеке от театра военных действий, ему самому ничего не грозит. Это же не его похитили и собирались отправлять по кусочкам в посылках.

Еще и заставляет переселяться в дом к Соболеву! Уверен, что так дело пойдет быстрее, я свою миссию выполню блестяще. Ага, щас. Я в том доме буду чувствовать себя, как муха в паутине. Сколько ни бейся – назад не вылетишь. Нет уж, фигушки! Здесь останусь!

Так я и сказала Соболеву, когда он позвонил ближе к вечеру.

Похоже, он рассердился всерьез, даже голос повысил:

– Катя, что ты творишь?! Ты же режешь меня без ножа! Я не смогу сегодня быть у тебя, дела так складываются. Намечаются серьезные переговоры, допоздна затянутся. Но я хотел бы знать, что ты – в безопасности.

– Я и так в безопасности. Двери запру, калитку тоже. Ничего со мной не случится. Никто больше не позарится на такое счастье. Тем более враги твои уже догадались, что охрану ты усилил, что меня теперь не так-то просто достать. И вообще, я думаю, какое-то время будут сидеть тихо, не высовываясь. Или придумают для тебя какую-то новую пакость, никак не связанную со мной.

Он сдался:

– Ладно, оставайся, раз уж ты упертая такая! Ромку пока что с дежурства снимать не буду. Мне так спокойнее. Кстати, вы нашли с ним общий язык?

– Вполне. Он смотрит телик в гостиной, а я прочно обосновалась на втором этаже. Если он останется дежурить, спать будет на диване. Диван у меня вполне удобный, если ты помнишь.

Он хмыкнул:

– Очень хорошо помню! Ладно, ты подумай до завтра и прими правильное решение.

И отключился.

Меня задело, что он сделал логическое ударение на слове «правильное». Тебе сейчас, Катя, сказали, что ты – дура редкостная, поэтому и решения у тебя неправильные. Но у тебя есть возможность подумать до завтра и принять то решение, которое устроит хозяина города господина Соболева.

Ну да, разбежалась и прыгнула.

Поужинали мы с Ромой, чем бог послал. Точнее, господин Соболев, но это одно и тоже в местных реалиях. Заказывать пиццу или китайскую еду он нам не разрешил, поскольку боялся, что вместо риса с морепродуктами в коробочках окажется взрывчатка. Потому распорядился, чтобы нам привезли из ресторана ужин его проверенные курьеры.

После ужина Ромчик опять засел смотреть любимый спортивный канал, а я сказала, что уже буду ложиться спать. Он кивнул, не отрывая глаз от экрана.

Спать мне не особенно хотелось, если честно. Я бы лучше прогулялась перед сном, подышала свежим воздухом, привела бы мысли в порядок. Но об этом оставалось только мечтать, поскольку из дому выходить мне запретили даже днем. О темном времени суток даже речи быть не могло. Оставалось только лечь в постель и приводить мысли в порядок прямо здесь, в кровати.

Часа через два в дверь поскреблись:

– Кать, ты спишь?

Я открыла, не включая свет. На пороге стоял Рома, и вид у него был встревоженный.

– Что такое? На нас напали?

Он помотал головой:

– Нет, никто не напал, всё спокойно. Просто мне сейчас позвонили из больницы. У отца сердечный приступ, я волнуюсь очень. Его «скорая» забрала, сейчас он в палате интенсивной терапии. Медсестра сказала, что он хочет меня увидеть, потому что прогноз плохой, до утра может не дожить.

– Печально. Что от меня требуется?

– От тебя – ничего. Просто не знаю, как мне быть. Шеф велел от тебя не отходить. А мне в больницу надо срочно. Что делать?

– Вот у шефа и спрашивай.

– Пытался. Но у него телефон – вне зоны доступа. А отец ждет. Вдруг я не приеду, а он умрет за это время?

– Ладно, поезжай, раз такое дело. Мы не скажем Соболеву, это будет наша маленькая тайна. Не бойся, я тебя не выдам.

– Нет, я завтра сам ему скажу. Но сейчас мне бежать надо. Просто ты будь осторожнее. Запрись на все замки, если что – вызывай полицию. Я постараюсь за час обернуться туда-назад.

– Беги, беги, не трать время! Ничего со мной не случится.

Он убежал, а я обрадовалась. Быстро влезла в темный спортивный костюм и тихонько ушла из дома через заднюю калитку, которая выходила на другую улицу, параллельную. Не могу сказать, что мне это было так уж необходимо. Просто в условиях тотальной слежки за моей персоной хотелось, что называется, вдохнуть воздух свободы. Через основную дверь я решила не выходить из осторожности: вдруг бдительный Соболев оставил еще и наружное наблюдение. С него станется.

Куда идти, я так и не придумала. Просто послонялась по другой улице, по окрестностям, и решила вернуться. Только забыла, что вернуться тоже надо незаметно. К дому подходила как обычно, с парадной стороны. И вдруг встала, как вкопанная. Все мои окна были темные, я же хотела сделать видимость, что давно и спокойно сплю. Они и сейчас были темные, только в прихожей вдруг заметался огонек. Но это был не фонарик, а что-то другое. То ли зажигалкой, то ли спичкой себе кто-то дорогу освещал, то ли свечу зажгли.

С улицы было не разобрать. Но Рома не стал бы так себя вести. Неужто в дом и впрямь проник кто-то чужой?

Я затаилась. Потом догадалась перейти на другую сторону улицы. Там вокруг соседского дома рос густой декоративный кустарник, за ним я и спряталась. Хотелось рассмотреть незваного гостя. Что он делает в моем доме? Ворует столовое серебро? Или планирует украсть меня? Да что ж такое, достали уже эти похищения!

Огонек горел ровным светом, из чего я заключила, что это все-таки свеча. Кстати, у меня нет в прихожей свечек. С собой принес, получается. Как-то плохо подготовился грабитель. Фонарика у него нет, что ли? Но теперь на всех телефонах есть фонарики, зачем эти заморочки со свечкой?

Пока я так рассуждала, из моего дома выскользнула темная фигура, явно мужская. Человек, одетый в темный спортивный костюм (прямо как я!) быстро пошел вдоль по улице. Ну да, я его увидела, и что? Говорил же мне Рома: звони в полицию, если что. А теперь грабителя я упустила.

Хотя – почему упустила? Я же могу проследить за ним!

Выскользнув из-за кустов, я пошла в ту сторону, что и он. Кроссовки ступают бесшумно, он не должен меня услышать. Вот только бы на машине не уехал. Тогда не догнать. А если будет идти пешком – вполне могу увидеть и даже разглядеть, если подвернется яркий фонарь. Хотя бы описать смогу для фоторобота, если что.

На этом стройный ход моих мыслей оборвался, потому что всю округу потряс взрыв. Это было настолько неожиданно, что я втянула голову в плечи и впала в ступор. Тут же сработала сигнализация на всех припаркованных машинах. Шумно стало так, что я зажала уши руками, потом догадалась оглянуться.

Предчувствия меня не обманули. Взорвался и горел именно мой дом. То есть этот незнакомый человек в темной неприметной одежде туда взрывчатку закладывал? Вот это номер. Хорошо, что Ромы там не было. И если бы не мое упрямство, не желание прогуляться без надзора, меня бы уже сейчас ангелы встречали в раю.

Люди выскакивали из своих домов, в чем были: в тапочках, в домашних халатах, даже в ночных рубашках. Время-то уже достаточно позднее. Все сначала бежали к пожару, но потом останавливались и смотрели издали. А ну как снова рванет?..

Я опять пряталась за какими-то кустами, на меня никто не обращал внимания. Я стояла и размышляла о том, что это уже не шутки. Одно дело – инсценировать похищение, другое дело – подложить взрывчатку в дом, где есть люди. И зачем эти манипуляции со свечой?

И тут меня как обухом по голове ударило: это не взрывчатка. Газ! Кто-то проник в дом, открыл газ на полную мощность и ушел, оставив горящую свечу. Газ быстро заполнил помещение, и свечка послужила детонатором. Лихо!..

С завываниями стали подъезжать пожарные машины. Они все были разные. На одних были лестницы и шланги, на других – цистерны, еще в одной приехал пожарный расчет. Две машины «скорой помощи» тоже не заставили себя ждать. Ну еще бы: это же элитный микрорайон, здесь живут люди непростые, потому спасать их полагается быстро и правильно.

Что делать мне, я просто не знала. Просто стояла и смотрела, как горит мой дом, как волнуются мои соседи. Ни с кем из них я так и не успела познакомиться. Может, и к лучшему. Сейчас, в этой шумной толпе, освещаемой всполохами, меня никто и не узнает. Скромная девушка в спортивном костюме, с волосами, собранными в непритязательный хвостик, ни у кого не ассоциируется с яркой Катей в дорогих костюмах и на высоченных шпильках.

Осознав это, я рискнула подойти поближе. Люди говорили о разных вещах. Самые здравомыслящие рассуждали о том, есть ли в доме люди и можно ли хоть кого-то спасти. Но лезть для этого в огонь желающих не было. Одна женщина, дергая за рукав мужчину, тараторила о том, что если дом не застрахован, то всё пропало. На что мужчина ответил ей, что всё и так пропало. Даже если страховка и была, то получать ее все равно будет некому. Кто-то – видимо, из случайных зевак – засмеялся и сказал, что так этим жирным котам и надо. И выразил желание, чтобы сгорела вся улица.

Истошно голося клаксоном, через толпу прорвался знакомый «мерседес». Оттуда выскочил Соболев, ринулся к пожарным, которые как раз очень быстро раскатывали брезентовые рукава, собираясь бороться с огнем.

– Там люди! – кричал он. – Надо их оттуда вывести! Чего стоите, как нарисованные?!

Командир пожарного расчета, усталый человек лет сорока, только печально посмотрел на него, а потом на дом. Я тоже туда посмотрела. Всё и так было ясно. Дом хоть и каменный, но внутри горел сильно. Ну конечно, там же сразу полыхнули шторы-гардины, ковры, мебель. А веранда вообще была деревянная и потому горела очень ярко. Словом, к дому было не подступиться.

К Соболеву подошел какой-то незнакомый мне человек и сказал вполголоса:

– Игорь Валерьевич, давно горит. Да и взрыв был сильный. Нет уже там живых.

Соболев еще секунд пять смотрел на беснующийся огонь, потом отошел к тем кустам, за которыми пряталась я. Он меня не видел. И вообще думал, что никто его не видит.

Потому что сначала прижал кулак ко рту, потом схватился обеими руками за виски, потом закрыл ладонями глаза. В общем, совсем не был похож на человека, который сам заказал это шоу.

Мне нужно было срочно решить, как себя вести. Если в похищении я еще могла заподозрить его, то в ситуации с домом подозревать Соболева было невозможно. Даже если бы, допустим, он хотел меня убить, то зачем это делать столь затейливо? Взрывать дом по соседству со своим собственным – очень рискованное предприятие. Силу взрыва рассчитать невозможно, то есть мог пострадать и его особняк. Да и пожар туда мог бы перекинуться. Кстати, сам он выглядел сейчас не как могущественный хозяин города, а как человек, переживающий большое личное горе.

Справившись с эмоциями, Соболев вернулся к пожарным. Я же по противоположной стороне улицы добежала до его дома. Тамошний садовник вышел тоже посмотреть на пожар, оставив за спиной открытую калитку. Вокруг было очень шумно и очень ярко, мелких шумов было не разобрать. Воспользовавшись этим, я проскользнула в открытую калитку. Никто этого не заметил, все глаза были устремлены понятно куда.

Во дворе кое-что изменилось, я это отметила еще в первый день, как приехала. Но все равно ориентировалась я здесь неплохо. Прошмыгнула в беседку и затаилась. Никто за мной не гнался, никто не выгонял. Тогда я вытащила телефон и отправила Соболеву сообщение: «Я у тебя во дворе. В беседке. Постарайся прийти, не привлекая внимания к себе и ко мне».

Отправила сообщение и стала считать. Досчитала до двадцати семи. Он появился тихо. Я подалась навстречу. Он сгреб меня в охапку, чуть не раздавив. Долго стоял так – молча, уткнувшись носом мне в макушку. Сердце у него бухало так, что можно было оглохнуть. Когда дышать стало совсем невозможно, я тихонько пискнула, высвобождаясь из стальных тисков.

Он сообразил, опустил руки:

– Прости. Не подумал.

– Чуть не раздавил!

– Это я от радости. Ромчик погиб? Что вообще произошло?

– Давай сядем. Расскажу.

Мы уселись, и прямо в беседке я ему всё рассказала подробно. По горячим следам.

Когда дошла до своей вылазки на улицу, он взвился:

– Тебя что, цепями приковывать?! Сказано же было: за периметр не выходить! Ты нарушила инструкцию!

Я тихо напомнила:

– Если бы не нарушила, меня бы уже просто не было.

И стала рассказывать дальше. Больше всего его заинтересовал звонок Роману:

– Почему он не поставил в известность меня?!

– Он хотел. Но ты был вне зоны доступа.

– Да, точно, я выключал телефон. Мы вообще их оставили в другой комнате. Таковы были условия переговоров.

– Что за переговоры глубокой ночью? – пожала я плечами. – В общем, Ромки тоже там не было. А могло быть так, что этим звонком Рому специально выманили и отправили подальше, чтобы я осталась без охраны?

Он посмотрел на меня задумчиво и медленно кивнул:

– Вполне.

Дальше я рассказала про огонек в окне. Уходящего человека в темном. Оставленную свечу. И потом взрыв.

– Понимаешь, именно свеча навела меня на мысль о том, что рванула не взрывчатка, а газ. То есть это как бы не теракт и покушение, а просто бытовая трагедия. То есть даже виновных искать незачем. Дурёха-хозяйка не умела обращаться с газом, вот он и рванул. Типа – сама виновата.

– Катя, то, что ты рассказала, – для меня просто как ушат холодной воды на голову. Мне надо для начала это осмыслить. Шутки закончились. Похоже, началась война. Я еще не знаю, кто мне её объявил. Но думаю – скоро пойму.

Я сжалась. А если и правда поймёт? Конечно, я сама себя не похищала и не взрывала. Но делала ведь кое-что другое. И планировала сделать еще больше. А теперь как быть?..

– Давай-ка вот что. Я отведу тебя в дом. Сам пойду на пожар, узнаю, что там и как. Потом вернусь, и мы еще раз поговорим. Более обстоятельно.

– Игорь, а давай мы пока не будем никому говорить, что я жива осталась? А то меня опять вздумают либо похищать, либо взрывать. Я боюсь!

– А что, предлагаешь объявить, что ты сгорела вместе с домом? Но судмедэксперты должны для этого найти твои кости и определить, где ты находилась в момент смерти, не была ли твоя смерть насильственной.

Я разозлилась:

– Нет, конечно, это я сама всё устроила, точно!

– Ты не поняла. Иногда пожаром пытаются замаскировать другое преступление. Человека могут зарезать или застрелить, а потом устроить пожар, чтобы труп там сгорел.

– Ну и пусть ищут мои кости. Даже если бы они там были, вряд ли бы нашли. Ты посмотри, что творится: там же настоящий крематорий! Пепел один останется, это и так ясно. А потом, когда ты всё выяснишь и всех победишь, я снова возникну из небытия. Допустим, я уезжала из города по делам. Могло же быть такое?

Он вздохнул, встал и потянул меня за руку:

– Пойдем в дом. Примешь ванну, успокоишься. Потом поговорим.

– Ромке позвони. Если он еще не в курсе. Не дай бог решит, что я там сгорела, так ведь побоится тебе на глаза показаться. Сбежит. Пусть не бегает. И языком пусть не треплет, что я жива осталась.

– Точно. Сейчас же позвоню.

Отвел меня в дом и ушел звонить моему незадачливому телохранителю и утрясать проблемы с пожаром.

Оставшись в одиночестве, я обошла дом, воскрешая воспоминания детства. Да, многое здесь поменялось с тех пор, очень многое. И мебель, и обои, и бытовая техника. Но планировка осталась та же, поэтому мне не нужны были провожатые. Я помнила все закоулки и укромные местечки.

Поздоровавшись таким образом с домом, я выбрала для себя гостевую спальню. Набрала ванну. С блаженным вздохом погрузилась в теплую пенистую воду. Это помогло: я начала потихоньку расслабляться и думать более-менее связно. И вот как раз в этот момент меня накрыло понимание: я – бомж! По крайней мере – в этом городе. У меня теперь нет крыши над головой. Нет места, где я могла бы ощущать себя «в норке». Конечно, Соболев любезно предоставил свой дом в мое распоряжение. Но я ведь не хотела находиться здесь постоянно! А тогда где же мне быть? Можно, конечно, поселиться в отеле. Но смысл?..

Что мне делать в отеле? Зачем там оставаться? У меня есть своя квартира. Правда, в другом городе. Здравый смысл подсказывает, что туда и надо возвращаться. Но я же еще не выполнила свою миссию, не закончила начатое. Бросить всё? Жалко. Уже ведь так хорошо продвинулась! Даже Вадик в восторге от моего темпа. Да и сама я довольна.

Выход один: воспользоваться гостеприимством Соболева и остаться здесь на правах гостьи. А куда деваться?..

После ванны клонило в сон. Еще и понервничала так. В общем, я задремала.

Проснулась, как от толчка. Сама не поняла – чего вдруг. Оказалось – на меня смотрит Соболев. Он стоял в нерешительности.

– Что? – вскинулась я.

– Да поговорить хотел, но будить жалко.

Я по-детски потерла глаза:

– Теперь не жалко. Проснулась уже. Давай поговорим.

Он присел на край кровати, взял мою руку. Я не противилась. Он молчал. Я тоже.

Где-то через полминуты я вздохнула:

– Вот и поговорили.

Он тоже вздохнул:

– Даже не знаю, что сказать. Я понял, что мне объявили войну. Только пока не знаю – кто. Но узнаю, конечно. Вопрос в другом: почему именно ты уже два раза подряд оказываешься в гуще событий?

– Игорь, ну в какой там «гуще»? События происходят исключительно вокруг моей персоны. А больше нигде ничего не случается. Только я тоже не могу понять – почему я? Может, я чего-то о себе не знаю? Вдруг мне светит еще одно наследство, а кто-то не хочет, чтобы я его получила. Как думаешь, такое возможно?

Он пожал плечами:

– Насчет наследства ничего знать не могу, но вот что думаю: нападения на тебя связаны не с мифическим наследством, а со мной.

– В смысле?.. Если хотят воевать с тобой, то почему нападают на меня?..

Он снова тяжело вздохнул:

– Только одно на ум приходит: убрав тебя, надеются сломить меня морально.

– Как ты изящно высказался: «убрав». Говори уж прямо: «убив».

– Вот поэтому я хочу, чтобы ты все время была под защитой, а лучше – у меня на глазах. Теперь ты поняла, почему я настаивал, чтобы ты сюда переехала?

– Поняла. Надо было утром переезжать. А теперь мне даже перевозить нечего. Из вещей – только спортивный костюм да вот этот банный халат. Причем халат – твой. Ни дома, ни одежды. Эскизы сгорели. Не видать твоему офису стильного ремонта!

– О чем ты думаешь. – поморщился он. – При чем здесь эскизы? Ты осталась жива по чистой случайности, и это уже – чудо великое! Эскизы ей жалко. Кстати, насчет одежды. Я завтра оставлю тебе кредитку и наличные. Закажи по Интернету всё, что тебе нужно. Только сама посылки не принимай. Ладно, я распоряжусь.

Утром, уходя, он напомнил еще раз:

– Очень тебя прошу: не выходи за пределы дома. И даже к окнам близко не подходи. Похитители уже были, подрывник был, осталось только снайперов ждать.

Я молча кивнула, соглашаясь.

Он ушел, а я села за ноутбук, который мне тоже любезно предоставил Соболев. Пролистала сайты интернет-магазинов и решила ни в чем себе не отказывать. Если уж жить мне осталось недолго, так хоть поживу на всю катушку!

Через пару часов стали прибывать посыльные. Их встречали садовник и верный Ромчик. От босса они получили такую установку: заставлять посыльных лично вскрывать посылки. Чтобы если уж рванет, так пострадал тот, кто принес. Но ничего нигде не рвануло. В посылках были именно те вещи, что я заказывала. И никаких бомб.

Я спросила у Ромы, как здоровье его отца. Он, насупившись, процедил, что отец дома, в порядке, никакого приступа не было. И звонили не из больницы, а вообще неизвестно кто.

Что и требовалось доказать. В присутствии Ромы подрывник не смог бы даже проникнуть в дом, не то что выполнить свою миссию. Вот и возникла идея с сердечным приступом. Так, с этим разобрались. Живем дальше.

Для меня это был необычный день. Такого удовольствия от жизни я не получала не то что давно, а вообще никогда! С такой детской радостью разбирала посылки! Платья и костюмы, кружевное белье и тапочки с пушистыми помпонами, косметика и духи, сумки и пояса. Голова шла кругом! В конце концов, я это заслужила. Столько нервов потрачено, и еще неизвестно, что будет завтра.

Может, никакого «завтра» для меня не будет. А если будет, так очень хорошо, что накупила столько всего! Новые вещи, новый дом. Новая жизнь, в конце концов!

И вдруг на душе у меня стало так легко и радостно, что я, напевая, закружилась по комнате. Правда, сделав всего пару пируэтов, успокоилась. Вспомнила, что меня может «пасти» снайпер, а я тут танцую перед окном! Поэтому отошла вглубь комнаты и там затаилась, перебирая свои новоприобретенные сокровища.

Что удивительно, за весь день Соболев позвонил мне только один раз. И еще раз – ближе к вечеру. Предупредил, что задержится. Хм. Будто у нас была предварительная договоренность или он каждый день является домой к назначенному часу. Даже если вообще не явится ночевать, я не буду биться в истерике. Это его дом и его жизнь; когда захочет, тогда и явится.

Явился он поздно, было уже около десяти вечера. Слегка навеселе. Объяснил, что был в гостях.

– У Вики Зайцевой, Серёгиной жены, день рождения сегодня. Они по кабакам ходить не любят, всегда дома празднуют. Народу много бывает, но это не проблема: дом у них большой, участок прекрасный, прямо как знаменитая лужайка перед Белым домом. У меня настроение сейчас совсем не праздничное, но пришлось там отметиться. Если бы не заехал и не поздравил, могли подумать, что я нос задираю. Все-таки Вика и Серёга – друзья детства, а теперь еще и деловые партнеры.

Я удивилась:

– Зачем ты так подробно отчитываешься? Как будто я претензии предъявляю.

Он улыбнулся:

– Знаешь, у меня сейчас такое чувство, что я вернулся домой, где меня ждет любимая жена. Вот и рассказываю, где я был и что делал.

– Ну ладно. Отчитался, молодец. Выглядишь так, как будто проехал пару кругов на эскалаторе. Или в мясорубке прокрутился. Тебе отдых нужен. Поэтому прямо сейчас ложись и спи! Телефон отключи. Иначе спать не дадут.

Он кивнул, пошел в душ и через полчаса уже спал.

А я сидела в гостевой спальне и рассуждала. Как расценивать его слова об ощущении, что вернулся домой, к любимой жене? Это что, завуалированное предложение руки и сердца? То-то Вадик обрадуется. Или никакое не предложение, а просто Соболев для себя всё уже решил и моего согласия даже не требуется? Или просто так сказал, без всякой подоплёки? Поди пойми.

Спать мне не хотелось, поэтому я сидела в Интернете, сёрфила по сайтам. Где-то после двенадцати ночи на первом этаже кто-то взметался, затопал, дверями захлопал. Господи, и здесь мне покоя не будет, что ли?!

Отложив в досаде ноутбук, я вышла узнать, в чем дело. На лестнице столкнулась с Ромчиком. Лицо у него было встревоженное.

– Куда? – преградила я дорогу. – Спит твой хозяин. Будить не позволю.

– Катя, срочное дело! Придется разбудить. Деваться некуда.

Я посторонилась. Ромчик в три прыжка преодолел лестницу и метнулся к хозяйской спальне. Я пошла следом, но заходить не стала. Решила послушать из-за двери.

Рома говорил вполголоса:

– Беда, Игорь Валерьевич! Просыпайтесь! Вам срочно ехать надо.

Глухой, заспанный голос Соболева:

– Куда ехать, зачем? Только-только уснул.

– Говорю же: беда случилась, несчастье!

– Что за беда?

– Дом Зайцевых взорвали.

– Чтооо?!!

Тут я предусмотрительно отошла от двери и скрылась в своей гостевой спаленке. Правда, дверь оставила приоткрытой, чтобы ничего не пропустить. Слышала, как Соболев в своей спальне двигался, отдавал распоряжения Роме, говорил по телефону. Правда, говорил вполголоса, так что разобрать не удалось. Зато собрался быстро.

Пробегая мимо моей комнаты, заглянул:

– Не спишь?

– Нет, не ложилась еще. А тут Рома с такими вестями. Теперь уж до утра не усну.

– Лучше бы уснула. Похоже, ночь предстоит веселая, а день завтра будет еще веселее. Просто голова кругом. Ладно, я побежал. А ты будь хорошей девочкой: за порог – ни шагу. Здесь хоть охрана надежная.

С этими словами он убежал. А я поняла, что надо это обсудить с Вадимом. Позвонить не решилась: вдруг здесь прослушка? Поэтому достала свой «аварийный» телефончик, ушла в ванную. Даже свет включать не стала. В телефоне же есть подсветка. Настрочила Вадику смс-ку: «Взорвали дом Зайцева. С. умчался туда. Я осталась в его доме. Что делать дальше? Присылай инструкции. Жду». Посидела с телефоном в руках еще минут десять, но Вадик не откликнулся. Спит, наверное. Утром только увидит мое послание. Ну ладно, я тоже спать пойду. Все равно ничего другого не остается.

Вернулся домой Соболев только в середине дня. Одновременно и злой, как черт, и растерянный, и убитый горем.

– Дом разворотило взрывом. И тоже напоминает взрыв бытового газа. Та же картина, что и у тебя. Пожарные и криминалисты не нашли следов взрывчатки. Очень похоже на трагическую случайность. По крайней мере, такая картина складывается на первый взгляд. Я бы и сам в это поверил, если бы не позавчерашнее происшествие. В твоем доме тоже всё выглядело как трагическая случайность. Но два «случайных» взрыва подряд по одной и той же схеме кого хочешь заставят задуматься!

– Да уж. Цепь случайностей рождает закономерность. Что с хозяевами?

– Оба погибли. Хорошо, что гости к тому времени уже разошлись. Иначе жертв было бы больше.

– Наоборот. Если бы гости еще были, подрывник бы туда не полез.

– Это да. Однако он бы просто затаился. Дождался бы, пока все разойдутся. Собственно, он так и сделал. А часом раньше, часом позже.

– Игорь, ты прав. Это война. Неужто вернулись «лихие девяностые»? Поверить не могу.

– Да что удивляться? На войне все средства хороши. У Зайцевых сын есть, Андрюшка. Девять лет пацану. Сиротой остался.

Я даже рот открыла от удивления:

– Как же он жив остался? Или его в доме не было?

– Не было, конечно. Колыванов, брат Вики, побыл немножко и уехал. Андрюшку с собой забрал, чтобы мальчик под ногами не путался у взрослых и пьяных гостей. Это спасло жизнь мальчишке.

Я подняла брови:

– Кстати, я своим разгильдяйством тоже спасла жизнь тебе. Если бы ты не спешил домой, ко мне, вполне мог бы остаться у них ночевать. Друзья детства, то да сё.

– Да чего бы мне у них ночевать? Хотя.

– А с мальчиком что теперь будет?

– Из близких родственников у него только Колыванов.

Тут мы с Соболевым посмотрели в глаза друг другу и горестно покивали. Синхронно. Всё и так было ясно.

Я отважилась спросить:

– Ты думаешь, это дело рук Колыванова?

– Доказательств нет. Но исключить такой вариант я не могу.

– Неужто всё дело в акциях? Из-за какой-то несчастной швейной фабрики – сестру родную не пожалеть? Еще и в день рождения.

– Катя, ты не всё знаешь. Виктории и Серёге принадлежал также основной пакет акций деревообрабатывающего комбината. У меня там тоже есть акции, но мало: всего двадцать процентов. Так что, убрав Зайцевых, Колыванов одним махом всех побивахом: оформляет опеку над Андрюшкой, сам распоряжается его акциями, становится главным акционером двух основных, самых прибыльных предприятий города. Думаю, малый и средний бизнес он подомнет под себя просто по ходу дела. А меня даже убивать не придется. Я просто отовсюду повылетаю. У меня во всех прибыльных предприятиях, конечно, есть акции. Но Колыванов, оказывается, уже какое-то время тайно скупает все акции розничных акционеров, то есть мелких. А я узнал об этом только сегодня. То есть он тихо, но уверенно прибирает к рукам город. А поскольку я везде остаюсь миноритарным акционером, то здесь уже наши не пляшут. Финита ля комедия.

Я потерла виски:

– То есть Колыванов буквально из рук выхватил у тебя два крупнейших предприятия, а для этого пошел на убийство, причем не кого-то, а родной сестры и зятя. Интересная картина. Знать бы, как долго он это планировал? И почему именно тебя решил свалить? Городов ему мало, что ли?

– Вряд ли он планировал это в одиночку, да еще издалека. За ним наверняка кто-то стоит. Но кто? Вот это – главный вопрос. И второй вопрос: как мне удержать в руках эти предприятия и прочие активы?

Я пожала плечами:

– По-моему, единственный способ – не позволить ему оформить опеку над Андрюшей. Тогда он останется простым мелким акционером, и тебе ничего грозить не будет. Слушай, Игорь, а не можешь ли ты сам взять Андрюшку под своё крыло?

Он покачал головой:

– Никак невозможно. Я мальчику – никто, чужой человек. А Колыванов ему – родной дядя. То есть у него на руках все козыри, у меня же – никаких.

– Игорь, на тебя невозможно смотреть без слез. Пойдем вниз. Я видела у тебя и мяту, и мелиссу в пакетиках. Заварю тебе травяной чай. Хоть немножко успокоишься.

Мы переместились в кухню. Пока я суетилась, кипятила воду, заваривала травы, Соболев сидел молча. Молчал он тяжело, угрюмо. Можно было только предполагать, какие мысли теснятся в его кипящем мозгу. В моей голове тоже мысли громоздились одна на другую. Кто такой этот Колыванов на самом деле? Самостоятельный игрок – или просто «темная лошадка», орудие в руках другого игрока, более опытного и умного?

Впервые я услышала о нем от Вадима. Но что их связывает?.. Вадим ли ввёл в игру Колыванова, прописав ему роль? Или всё наоборот – хитрый, расчётливый Борис Колыванов вошёл в сговор с Вадимом, потому что цели их были схожие? И кто в итоге станет фактическим хозяином города – Вадик или Борис? А вот участь Соболева, похоже, уже решена. Его списали со счетов. Остались только технические моменты.

Кстати, Вадик что-то исчез с моих радаров. Не звонит, не шлет сообщений. Инструкций от него я так и не получила, хоть и просила об этом. Может, у него тоже возникли непредвиденные затруднения? Или он начал новую игру, не поставив меня в известность? Даже не знаю, что и думать.

Чай заварился. Я разлила его по чашкам. По кухне поплыл одуряющий запах мяты. Подвинула Соболеву вазочку с печеньем. Он, скривившись, только головой качнул: не хочу, дескать. Но к чашке припал с удовольствием.

Чаёвничали мы в полном молчании. Потом он сказал:

– Завтра похороны. Мои люди занимаются этим, но мне самому надо всё контролировать.

И с этими словами умчался. А я осталась разбираться в своих мыслях, догадках и предположениях.

Весь следующий день у Соболева был занят похоронами и поминками. Я же сидела дома, под охраной, как мне и было предписано. Он вернулся только поздно вечером. Лицо было серое, под глазами залегли фиолетовые тени. Что ж, вполне объяснимо. Потерять друзей детства, деловых партнеров, при этом самому лишиться финансовой почвы под ногами, – тут не то что посереешь, а даже позеленеешь от переживаний.

Я молча налила ему ванну с расслабляющей пеной, буквально за плечи отвела туда. Не беспокоила, пока сам не вышел. Он лег в кровать, я села на свободную половину, скрестив ноги по-турецки.

– Хочешь поговорить?

Он вздохнул:

– О чем говорить, Катя?.. Всё очень плохо.

– Что с мальчиком?

– Его решили на похороны не брать. Ему и так очень плохо. Зачем лишние нервы?

Остался под присмотром своей бывшей няни, у нее дома. Пока что поживет там. Но Боря Колыванов уже стал собирать пакет документов. Хочет побыстрее «приватизировать» племянника. Точнее, его активы.

– Активы серьезные?

– Более чем. Контрольный пакет акций двух крупных предприятий, еще несколько предприятий помельче плюс банковские счета родителей. А родители у него были людьми богатыми. Андрюшка – единственный наследник первой линии, а значит, всё это теперь переходит к нему. Но до совершеннолетия ему ещё ехать и ехать, почти десять лет. И родной дядя собирается все предстоящие годы владеть этим безраздельно и пользоваться по своему усмотрению. Поэтому и спешит оформить опекунство.

Я вздохнула:

– Не думаю, что его интересует именно опекунство.

– Не понял.

– Боюсь, что он планирует мальчика усыновить.

– Да какая разница.

– Есть разница. Усыновить надежнее.

– Да зачем ему?.. Он еще не старый, может и своих детей родить. Для них будет копить деньги. Чтобы в наследство оставить. Похоже, он мужик оборотистый: у него и сейчас уже много денег, а со временем будет еще больше. А зачем же наследство делить еще и на неродного?

– Игорь, ты что, правда не понимаешь? Как раз из-за наследства всё и затевается! Только в этом случае наследство будет идти по принципу «обратной тяги». Не от старого к молодому, а наоборот: от молодого к старому. Не думаю, что мальчик долго проживет. С балкона может упасть или под машину попасть. Случайно, конечно. А убитый горем Колыванов унаследует всё состояние Андрюши: и акции, и банковские счета, где у родителей, как ты говоришь, – большие деньги. Но это возможно только в случае усыновления. Опека такого права не дает. Впрочем, консультируйся со своими юристами. У меня в этом вопросе знания поверхностные, просто иногда такие разговоры велись в детском доме, я кое-что помню.

Он уставился на меня квадратными глазами:

– Катя, ты гений!

– Не исключено. – скромно потупилась я. – Ты мне уже не первый раз это говоришь. А есть ли способ помешать дяде Боре усыновить несчастного племянника? Наверняка у мальчика есть и другие родственники.

– Есть, как не быть. На похороны приехала двоюродная сестра Серёги, Ольга. С мужем Михаилом. Я разговаривал с ними. Они как раз мальчика очень любят и мечтают забрать к себе, потому что бездетные. Это был бы вообще идеальный вариант.

– Ну вот!

– Что «вот»? Шансов у них нет. Ольга мальчику всего лишь двоюродная тётя, а Боря – родной дядя. Тем более Ольга с Михаилом живут очень скромно, а Боря – богатый человек, то есть теоретически сможет обеспечить мальчику более счастливое детство и хорошую перспективу в будущем.

– Вот именно – теоретически. Он сейчас расскажет, что отправит мальчика учиться в Оксфорд, а на деле потратится разве что на красивое надгробье. Говорю же: у Андрюшки нет шансов на долгую и счастливую жизнь. Колыванов не допустит. Если он сестру родную не пожалел, так что там ему племянник, которого он даже толком узнать не успел? Досадная помеха, которую так легко убрать!

– Ты права, сто раз права! Но что поделать в этой ситуации? Не убивать же Колыванова?

– Кстати, было бы неплохо. Но это будет слишком явно. Остается одно: оспорить право Колыванова на опеку, тянуть подольше, а за это время попытаться доказать его причастность к убийству сестры.

Соболев задумался надолго. Я тоже. Скорее всего, мы думали об одном и том же: как нейтрализовать Колыванова? Доказательств нет никаких, к тому же и сам он непрост, и еще неизвестно, кто за ним стоит.

– Может, наркотики ему подбросить? – предложила я нерешительно. – Даже если сумеет выкрутиться, – время потеряет. И вообще окажется в списке неблагонадежных. А такому человеку нельзя доверить даже опеку, не то что усыновление.

– Кать, ну что ты такое говоришь?! Подбросить наркотики – дело пяти секунд, но всё же будет шито белыми нитками! Тут ведь и дураку понятно, что речь идет не о мальчике как таковом, а о наследстве мальчика. А кому выгодно не допустить опеки и усыновления? Только мне, поскольку иначе все предприятия уплывают у меня из рук, и власть в городе переходит в руки Колыванова. Значит, я и есть главный подозреваемый! Вот оно мне надо?..

– Да, ты прав. Тебе сейчас молиться надо, чтобы с Колывановым ничего плохого не случилось. Как говорил Воланд? «Человек смертен, но это еще полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен!» Как-то так. И если ему случайно кирпич на голову упадет, ты никогда не отмоешься от подозрений.

– О чём и речь! А главное – неизвестно, из каких кустов выпрыгнул на мою голову этот Колыванов и кто за ним стоит.

Несколько дней прошли как-то не очень понятно для меня. Соболев дома почти не бывал: только спать приходил, и то не всегда. Развернул серьезную борьбу за сохранение своей власти в городе. Вадик совсем пропал из эфира, и я всерьез забеспокоилась: что с ним случилось? Жив ли он вообще? По своим тайным каналам, через десятые руки, я узнавала, что вроде жив, но перешел на нелегальное положение. Интернетом я пользоваться для этих целей боялась. Может, все мои сообщения читаются тайным администратором. Поэтому доверяла я только своему «аварийному» телефончику. Мне позволялось выходить в сад, подышать свежим воздухом. Там я, скрывшись за деревьями, по-быстрому звонила или отсылала сообщения.

А потом события закрутились, как в калейдоскопе. Соболеву удалось добиться, чтобы дело об усыновлении застопорилось. Через верных людей он узнал о криминальном прошлом Колыванова. Приехали следователи из центра. Колыванова хотели взять под домашний арест, но он попытался сбежать, и его посадили в СИЗО. Правда, ненадолго. Оказалось, что за ним тянется хвост уголовных дел, причем настолько серьезных, что его этапировали в столицу.

Пока мелькали эти события, Соболев в спешном порядке помогал утрясать дело об опеке. Ольга с Михаилом оказались прекрасными людьми, и Андрюшка был рад, что попадет именно к ним, а не к дяде Боре, которого он так и не полюбил. Соболев объяснил им положение с активами мальчика и взял на себя обязательства вести дела Андрюши Зайцева так, чтобы у них сейчас были деньги на безбедное существование, а к совершеннолетию мальчика на его счетах накопилась значительная сумма денег. Ольга с Михаилом сказали, что в бизнесе они ничего не понимают, поэтому доверяют Соболеву, и лезть в дела деревообрабатывающей и швейной фабрик не собираются. И согласились официально передать ему все активы в доверительное управление. То есть контроль и над этими большими предприятиями, и над десятком предприятий поменьше, что были у Зайцевых, остался за Соболевым. В результате этой объявленной неизвестно кем войны он не только ничего не потерял, но еще и выиграл.

Я чувствовала себя лишней и в доме Соболева, и вообще в городе. К тому же Вадик упорно не выходил на связь, а без его «руководящей и направляющей роли» я чувствовала себя как турист без компаса. Не знала, куда идти, блуждала в трёх соснах.

Решила, что неплохо бы мне съездить к себе домой и узнать, что там с Вадимом и какие перспективы у меня на будущее. Поэтому как-то сказала Соболеву за завтраком:

– Всё жду, когда ты скажешь: «Дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева»?

Он нахмурился:

– Не понял юмора.

– Что тут понимать. Загостилась я у тебя! Пора и честь знать. Спасибо, хозяин, за хлеб-соль, за гостеприимство. Домой вернусь. Пора уже.

В его взгляде было неподдельное изумление:

– Катя, но твой дом сгорел.

– Это здесь. А я говорю о том, что возвращаюсь назад, в свой город, где у меня есть и квартира, и целое дизайнерское бюро. Отпуск мой закончен. Провела я его бурно, на что никак не закладывалась. Зато, как говорится, будет что вспомнить.

Он пригорюнился:

– А я и забыл, что ты можешь вернуться назад. Думал, что ты решила насовсем остаться здесь.

– Где «здесь»? В твоем доме?

– Да хотя бы.

– Вообще-то у меня свой дом есть. И там спокойно: не взрывают, не убивают, не похищают.

Тут он спохватился:

– Кстати! Раз уж на тебя начали охотиться, то тебе нельзя быть такой беспечной!

– Так никто вроде больше не охотится.

– Это пока ты здесь, в моем доме, в неприступной крепости! А уедешь к себе – кто тебя там защитит? Нет, Катюшка, не могу тебя отпустить. Слишком велик риск. Давай-ка ты еще какое-то время поживешь здесь. Пока я с делами разберусь и пойму, откуда исходит опасность и как её устранить.

– А как же моя работа?

– Но ты же – свободный художник! Сама себе график устанавливаешь. А работать можно и по Интернету. Сейчас все так делают.

Крыть было нечем. Пришлось остаться. Тем более никакая работа меня не ждала, потому что новых заказов я не брала.

Наконец-то прорезался Вадим. Я даже удивилась:

– Ты разве не умер?

– А должен был? – опешил он.

– Нет, не должен, конечно. Но ты пропал так надолго, что я стала подозревать именно это.

– Да ну тебя! Скажешь тоже.

Чтобы поговорить с ним, я вышла в сад. Вроде никто за мной не шпионил, поэтому говорила я вполне свободно, хотя и вполголоса. Он спросил, какова обстановка у нас на поле боя. Я же спросила о его планах и моей роли. Обменялись новостями и мыслями. Теперь в моей жизни снова появился вектор. Что ж, работаем дальше.

Соболев день ото дня мрачнел всё больше. Наши жаркие «ночи любви» ушли в далекое прошлое. Не до того было. Новостями он делился мало, поскольку считал, что это его зона ответственности, и нечего меня, прекрасную даму, грузить мужскими войнами.

Но иногда мне удавалось его разговорить. Чаще всего – за ужином.

– Как дела продвигаются? Ты уже вычислил своего тайного недоброжелателя?

– Кать, ну зачем тебе это? – морщился он. – Дай мне хотя бы дома отдохнуть от войны.

– Ничего себе!.. – удивлялась я. – Ты отдыхаешь, но враг-то не дремлет!

– Тебе-то что до этого?

Тут уже моему возмущению не было предела:

– Игорь, ты вообще понимаешь, что говоришь? Я живу у тебя в доме; из-за нашей близости меня два раза чуть не убили; мой дом сожгли; я не уверена не то что в завтрашнем дне, а даже в следующем часе своей жизни! Ты не разрешил мне уехать, запер в этой цитадели без права покидать периметр. Я живу как на пороховой бочке, каждую секунду жду нападения на меня или на тебя. И ты спрашиваешь, какое мне дело до ваших бизнес-войн?!!

– Да, ты права. Тебе тоже не позавидуешь. Но что изменится от того, что я тебе буду рассказывать подробности? Только изнервничаешься.

– От неизвестности я изнервничаюсь еще больше! И да, подробности можешь опускать, но обрисовывай хотя бы основные вехи. Я имею право знать, потому что эта война коснулась меня, да еще как коснулась! Лишилась наследства, а могла вообще лишиться жизни, если ты помнишь.

Он кивнул:

– Хорошо, я тебе обрисую в общих чертах. Если тебя это успокоит. Помнишь, я говорил, что свергнуть меня с пьедестала хотят три человека: Лобов, Назаров и Кузьменко. Не то чтобы прямо «хотят», просто это вытекает из логики вещей. Других претендентов я так и не нашел, хотя в последние дни буквально носом землю рыл. То ли этот тайный враг хорошо законспирирован, то ли его нет в природе. Получается, кроме этой троицы – некому. Вопрос: это кто-то один? Или двое из них объединились, чтобы съесть третьего и меня – четвертого? Или они все втроем объединились против меня?

– А такое может быть?

– Ну разве что в теории. На практике – вряд ли. Потому что как они потом между собой будут делить мои активы?

– Да, правда. Ну уж поделят как-нибудь.

– Вот сразу видно, насколько ты далека от бизнеса и от политики. «Как-нибудь» – это не вариант. Думаешь, они смогут поделить это полюбовно? И кто тогда будет «держать» наш город – все втроём? Нет, так не бывает. Да они даже по кандидатуре мэра не смогут договориться! По всем остальным вопросам – тем более.

– Значит, схарчив тебя, они будут продолжать грызню?

– Да. Но для этого им надо еще сильно постараться, чтобы меня «схарчить», как ты изящно выразилась. А вот это – дудки! Мечтать свалить Соболева может кто угодно, но сделать это – кишка тонка!

– Надеюсь. Игорь, мне очень надо, чтобы ты вышел победителем! Тогда и у меня есть шанс остаться живой.

– Не дрейфь, котёнок, выживем! Ещё всем нос утрём!

– Хорошо бы.

Еще через пару дней он сообщил мне новость:

– Получил анонимное сообщение, что Назаров готовится меня убрать. Не фигурально, а физически.

Я ахнула:

– Вот, значит, кто твой враг!

– Не факт. Это вполне может быть для отвода глаз. Я сосредоточусь на Назарове, а в это время то ли Кузьменко, то ли Лобов, то ли оба вместе возьмут меня тёпленьким.

Информацию я принял к сведению, но слишком доверять не буду. Подожду развития событий.

События не заставили себя ждать. Еще через день Соболев поведал мне, что Назаров связался с ним и предложил встретиться «для поговорить».

– Я не знаю предмета беседы. Но наверняка это будет разговор о переделе сфер влияния. Он пригласил меня к себе.

– Ты согласился?

– На разговор – да. Надо же в конце концов выяснить, что к чему. Но сказал, что общаться будем на моей территории.

– А он что?

– Деваться ему было некуда. Согласился, конечно. Хоть и был недоволен.

– Ты правильно сделал, я считаю. Не ты же к нему на разговор напрашиваешься, а он сам! Пускай сюда приезжает. Дома, как известно, и стены помогают. Только бойцов возьми побольше. Надежных ребят.

– Кать, ты с ума сошла? Это ж не бандитская «стрелка» из лихих девяностых! Это просто разговор двух уважаемых людей. Так сказать, «предварительные ласки». Прощупаем друг друга. Кто чем дышит, кто на что рассчитывает.

– Когда это будет?

– Завтра. Встречаемся как бы на нейтральной территории. То есть фактически у нас, но на выезде из города. Придорожное кафе «Ветерок».

– Хозяин надежный? Не будет подыгрывать Назарову?

– Как можно в таком деле «подыгрывать»? К тому же это кафе моё. Я хозяин.

– Надеюсь, вы не ночью встречаться будете?

– При свете дня. Не волнуйся. Где-то с двенадцати до часу.

– Что так расплывчато?

– Точнее сказать не могу. У меня утром большое совещание. Ни отменить, ни перенести не могу. Да и с какой стати? Из-за разговора с утырком Назаровым? Много чести ему. Подождет, не облезет. А не дождется меня – пускай уматывает к себе. Это он хочет от меня чего-то добиться. А мне от него ничего не надо.

Ночью я долго лежала без сна в гостевой спальне. Прикидывала в уме разные варианты событий. Интересно, Соболев всегда такой бесшабашный? Или просто передо мной рисуется, мачо из себя изображает? Вот придурок. Его убивать собираются, а он совещания проводит. Нет, нельзя пускать дело на самотёк. Придется вмешиваться. Но как это сделать? У меня же тут – золотая клетка, башня из слоновой кости. Не выбраться. Но выбраться надо обязательно! И я уже даже придумала, как именно.

Утром Соболев был свеж, подтянут, скорее даже – натянут, как струна. Но изображал полное равнодушие. Все мои попытки поговорить на тему предстоящей «стрелки двух авторитетов» пресекал мягко, но неуклонно.

– Катя, я тебя прошу: не нагнетай обстановку. Всё нормально. В моей жизни много было таких «стрелок». И еще больше будет.

– Если выживешь. Тебе же сообщили, что Назаров планирует тебя убить!

– Мало ли кто что напишет, да еще и анонимно! Письмо пришло с неизвестного почтового ящика. Думаю, меня просто запугивают. Но не на того нарвались!

– Можно поехать с тобой?

Недоумение в его взгляде было неподдельным:

– С какой стати? Когда взрослые дяденьки беседуют на повышенных тонах, хрупким барышням лучше сидеть дома. Для их же безопасности. Ну всё. Я поехал, а ты будь умницей. Закажи по Интернету новое вечернее платье. Вечером пойдем в ресторан праздновать победу над Назаровым.

– Закажу, – уныло кивнула я.

Он уехал, а я стала готовиться к спектаклю. Послонялась по дому с кислым выражением лица. Мой вечный страж Ромчик осторожно поинтересовался, что случилось. Я ответила, что у меня ноет что-то под ребром. Причем с самой ночи. Он сочувственно покачал головой и посоветовал мне прилечь. Я действительно прилегла на диван в гостиной. Покрутилась для виду, картинно поохала. Опять встала и давай нарезать круги по дому. Ромчик не на шутку встревожился.

И тогда я решилась:

– Ром, вызывай «скорую». Похоже, у меня аппендицит.

Ромка кивнул:

– Ладно. Только шефу позвоню.

– Зачем это? – опешила я. Такое в мои планы не входило.

– Как зачем? – удивился страж. – Без его санкции нельзя.

– Что нельзя? – взревела я. – Мне нужна срочная операция! Кто мне ее сделает – ты, прямо здесь, столовым ножом, что ли? А шефа отвлекать незачем: у него сегодня две сверхважные встречи, причем одна за другой. Он что, из-за меня их отменять должен? Примчится, и зря. Это я предполагаю, что аппендицит. А может, просто съела что-то не то. Или вообще болит на нервной почве. Не выдумывай! И не тяни уже! А то умру прямо здесь. То-то радость будет.

«Скорую» он вызвал. Приехала она очень быстро. Из медперсонала там оказался только пожилой фельдшер бомжеватого вида. Но дело своё знал. Я пожаловалась, что болит давно, и боль нарастает. Внимательно выслушал симптомы, потыкал мой живот и сказал, что действительно очень похоже на аппендицит, поэтому лучше не тянуть время и ехать в больницу. Ну еще бы! Я же тщательно готовилась, изучила все признаки и симптомы, так что фельдшера обмануть – не проблема. Меня забрали в машину, чтобы везти в стационар. Ромчик увязался следом. Я стала выпихивать его из машины, но не преуспела в этом. Он все-таки проник внутрь, бормоча, что шеф ему голову оторвёт, если он отойдёт от меня хоть на шаг. Мой тщательно выстроенный сценарий начинал рушиться на глазах. Что было делать? Пришлось смириться с его присутствием и вносить в сценарий коррективы по ходу дела.

Фельдшер сел рядом с водителем, что было мне на руку. Склонившись к Ромчику, я вполголоса ввела его в курс дела. Объяснила, что никакого аппендицита у меня нет, а на самом деле я собираюсь спасать его шефа. Он похлопал глазами и не очень поверил. Я сказала, что всё равно выполню намеченное, а со мной он будет или нет – мне без разницы. Он ответил, что со мной он будет в любом случае, даже если я задумаю прыгать с крыши или с моста в реку. У него просто нет другого выхода. Поскольку головы ему всё равно не сносить, уж лучше сигануть с крыши, чем ждать, пока шеф ему эту голову оторвёт.

Я кивнула:

– Поняла. Отделаться от тебя не получится. Тогда давай так: я командую, а ты выполняешь. Беспрекословно. Тогда есть вероятность уберечь жизнь твоего драгоценного шефа. Усёк?

– Усёк. – обреченно вздохнул он. Вид у него был сильно озадаченный.

Я смотрела в окно. Когда показались знакомые дома, я постучала в разделительное окошко и сказала водителю:

– Здесь тормозните, плиз! Мы выходим.

– То есть как «выходим»? – не понял фельдшер.

– У меня всё прошло. Совсем прошло. Я дальше не еду.

– Я так не могу! – запротестовал он. – Я же принял вызов, сообщил в ургентную больницу, что везу аппендицит!

– Ничего страшного. Скажете, что у пациентки была проблема не с животом, а с головой. Она была не в себе и сбежала.

Для убедительности я сунула ему крупную купюру. Он сразу успокоился. Мы с Ромчиком выскочили, и «скорая» уехала на следующий вызов. А мы пошли туда, куда я и намеревалась попасть с самого начала, для чего и затеяла эти игры с вызовом «скорой». Мне надо было взять в аренду автомобиль. Если бы я знала, что Ромчик за мной увяжется, так я бы сразу с ним поехала на одной из машин Соболева. Да что теперь говорить. Как получилось, так и получилось.

Мы взяли в аренду машину. Я хотела сама сесть за руль, но страж не позволил:

– Это моя обязанность.

Тратить время на пререкания было жалко. Вздохнув, я сдалась:

– Дуй к южному выезду из города.

Он посмотрел на меня с испугом:

– Все-таки сбегаешь?

– Рома, не задавай лишних вопросов. Я же тебе доверилась! Доверься и ты мне. Мы едем в кафе «Ветерок».

Он снова удивился:

– Так это же кафе Соболева! Не боишься, что тебя там увидят и донесут?

– Не увидят. Езжай, чего стоишь?

До «Ветерка» мы доехали быстро, а главное – молча.

Рот он открыл только в конце дороги:

– «Ветерок» за тем поворотом.

– Притормози. И скажи, где нам лучше спрятать машину?

Он почухал репу и сказал:

– Можно за теми вон кустами. Только они скроют с одной стороны, а с другой она же видна будет всё равно. А можно проехать чуть дальше. Там есть стоянка. На стоянке прятать надежнее. Там машин много, а наша – неприметная. Номера обычные, их никто не знает.

Я восхитилась:

– Рома, ты чудесный напарник! Давай на стоянку.

Оставив там машину, мы пошли осмотреть окрестности. Я взяла стража под руку, чтобы выглядели мы обычной парочкой, склонила к нему голову и по пути объяснила:

– Нам надо найти место, где мы могли бы спрятаться. Чтобы местность мы просматривать могли, а нас при этом не видел никто. Ты знаешь подходящие кусты?

Страж хмыкнул:

– Зачем кусты? Есть заброшенная трансформаторная будка. Подойдёт?

– Ещё как подойдёт! Веди, Сусанин!

Кафе мы обошли по большой дуге, чтобы не мозолить людям глаза, и достаточно быстро пришли к полуразрушенному домику. Окошки были забраны проржавевшими железными полосками, и дверь была закрыта плотно.

– Как же мы попадём внутрь? – расстроилась я.

– Не проблема.

Он поколдовал с замком, и дверь открылась.

– Ромчик, ты напарник не просто чудесный, а вообще бесценный!

Вошли внутрь. Ну конечно, разруха полная. Но это не беда. Ромчик, войдя, притянул дверь, и она села на место, как влитая. А значит, мы спрятались хорошо.

Я припала к зарешеченному окошку. Место оказалось идеальным. Хорошо просматривалось и кафе, и подъездная дорога, причём далеко.

Страж подал голос:

– Теперь что?

– Теперь ждём гостей.

– Кого конкретно?

– Ром, не поверишь: мне тоже это интересно. Варианты могут быть разные. Наша с тобой задача – быстро сориентироваться на месте и в случае чего предупредить Соболева. Может, конечно, я зря паникую, но лучше перестраховаться.

– Точно, – кивнул он. – Лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Умный мальчик. Я тебя прям зауважала.

– А раньше что?..

– Раньше – тоже. Но сейчас зауважала сильнее.

Глянула на часы. Время перевалило за одиннадцать. Соболев сказал, что с двенадцати до часу. Значит, ждать еще долго. Черт, и присесть тут негде. Придется целый час выстоять на ногах. Что поделать.

Но долго ждать не пришлось. На горизонте показалась кавалькада из трех машин. Дорога в этом месте делала небольшую петлю, и мы с Ромкой видели, как они появились. Потом две машины съехали с трассы в лесок. Там из них высыпали вооруженные люди, рассредоточились на местности и затаились. Головная машина поехала к кафе. Из нее вышел хорошо одетый господин с двумя телохранителями.

– Это Назаров, – шепнул Ромчик.

Я кивнула. Глянула на часы. Половина двенадцатого. Ну что, пора спасать Соболева.

Наплевав на конспирацию, я набрала его прямо со своего нового смартфона. Уже не до игр.

– Да, Катюш, слушаю!

– Где ты, Игорь?

– Еду на встречу с Назаровым. Кафе «Ветерок», я тебе говорил.

– Остановись. Просто притормози и выслушай. Оченьважно!

Мне удалось сказать это так, что он послушался.

– Ну вот, остановился. Что произошло, говори! У тебя всё в порядке?

– У меня – да, а вот у тебя – нет. Ты скольких бойцов с собой везешь?

– Никого не везу. Катя, у тебя паранойя. Ничего не случится. Обычный разговор. К тому же в кафе мои люди, зачем мне еще охрана?

– Паранойя у тебя. Ты так уверовал в свою неуязвимость, что даже удивительно. Включил «режим бога»? Но это не компьютерная игра!

– Кать, меня Назаров ждёт. – В его голосе сквозило нетерпение.

– Да, ждёт. Но не один. Он привёз с собой две машины вооруженных бойцов, которые очень профессионально спрятались в лесочке. Игорь, тебя действительно будут убивать!

– Откуда сведения? – спросил он глухо.

– Я здесь, возле «Ветерка». Уже полчаса. Специально приехала пораньше, и оказалось – не зря.

Он взревел:

– Как это возле «Ветерка»? А Ромка где? Он не мог от тебя отойти! Ты убила его, что ли?

– Ромка рядом со мной. Я его не убила. И мы оба хотим, чтобы не убили тебя. Ромчик, подай голос.

Я сунула ему трубку, и он быстро заговорил:

– Игорь Валерьевич, их десять человек, все вооружены. Прячутся в лесочке. И еще двое прошли с Назаровым в кафе. У них тоже пушки, конечно. Что? А, нет, я не потакал. Она сама вырвалась, я просто пошел следом, как было велено. Длинная история. Понял. Понял.

Соболев трубил раненым слоном, даже мне была слышна вся та нецензурщина, что сейчас неслась Роме в ухо.

Я выхватила трубку и приглушенно закричала:

– Соболев, хватить пугать Ромку и воспитывать меня! О себе думай! Точнее, я за тебя уже подумала. Откладывать встречу смысла нет. Всё равно достанут – днём раньше, днём позже. Хочешь выжить – вызывай ОМОН, СОБР, что там ещё. Тогда это будет не бандитская разборка, а обеспечение правопорядка. И помни: их тринадцать человек! Потому что Назарова нельзя сбрасывать со счетов, он наверняка тоже «упакован». А ты – один и без оружия. Думаю, они расстреляют тебя еще на подъезде. И сразу уедут. И никто никого никогда не найдёт. Так что вызывай всех силовиков и оцепляй лесочек. Но сам не светись. Я тебя умоляю, не геройствуй! Хочу в конце дня видеть тебя живым.

Отключившись, я стала ждать, не отходя от окошка. Ромка тоже затаился и даже не дышал. Долгое время ничего не происходило. Светило ласковое летнее солнышко, щебетали птички. Даже не верилось, что такую гармонию можно нарушить. Я глянула на часы: время еще есть. Соболев же предупредил Назарова, что может подъехать только к часу дня. Да в любом случае тот не уедет, не дождавшись Игоря. Так готовился человек!

Время шло. Мы с Ромкой изнывали от вынужденного безделья, а ещё больше от неизвестности. Как поведет себя Соболев в такой неоднозначной ситуации? Что уже решил? Что дальше сделает?..

Наконец в лесочке произошло движение. Мы впились взглядом, не веря: люди, похожие на робокопов, тащили боевика, взяв его в захват. Потом второго, третьего. Откуда они появились? На дороге ведь никого не было! Значит, подкрались с другой стороны. Умно. Ну, на то они и профессионалы!

В лесочке прозвучал выстрел, почти сразу – второй. У кого-то нервы не выдержали. То ли у силовиков, то ли у бандитов Назарова.

Я метнулась взглядом к двери «Ветерка». Конечно, на крыльцо выскочили оба телохранителя. Увидев, что «наших бьют», один из них сгоряча стал стрелять в сторону лесочка. Тут из-за его спины вынырнул Назаров собственной персоной, ударил по руке с пушкой, что-то крича. В это время один из силовиков развернулся в их сторону и дал очередь по крыльцу. Оба телохранителя рухнули. Назаров же ринулся в сторону густого кустарника. Не знаю, почему он побежал в сторону трансформаторной будки. То ли разглядел ее и решил там спрятаться, то ли ему было просто всё равно, в какую сторону бежать.

Я следила за его продвижением не шевелясь, а Ромчик взволновался:

– Чёрт, у меня при себе нет оружия! Охранник называется.

– Не пыли, Ром. Ты ж меня в больницу вёз, зачем же оружие? Но Назаров сейчас не особо опасен: гляди, весь в крови. Ранен, значит.

Он действительно шел нетвердо, прижимая руки к животу. И рубашка, и руки были перепачканы кровью.

– Ромчик, ты сейчас отойди подальше, спрячься в угол. Я сама разберусь.

Он вскинулся:

– Кать, ты что?!

– В угол забейся!!! И не высовывайся! – рявкнула я.

Он отпрыгнул в тень, а я приоткрыла дверь и поманила Назарова.

Увидев это, он обрадовался:

– Ты пришла меня спасти?

– Не тебя, Вадик. Я Соболева спасаю.

Буквально за шиворот затащила его внутрь, где он и рухнул на пол, привалившись спиной к стенке.

– Кать, ты на машине? Давай быстро уедем. Пока они там со всеми бойцами разберутся, мы успеем.

– Никуда мы не успеем. Потому что никуда не поедем.

– С ума сошла?! Мне в больницу срочно, я же ранен!

– Поделом тебе.

– Ты что, окончательно мозгами двинулась на почве любви? – не то завыл, не то заскулил Вадим.

Дышал он прерывисто, голос звучал глухо. Видно, ранили его серьезно.

– Не дам я тебе сбежать. Ответишь за всё.

– Тю. Правдоискательница. «Скорую» хоть вызови! Я же кровью истеку. Подохну на хрен.

– Истекай. Подыхай. Собаке – собачья смерть.

Скривившись от боли, он посмотрел на меня:

– Что с тобой случилось? Ладно, ты отказалась от мести Соболеву. Но меня зачем сейчас гробишь?

Я вздохнула:

– Вадим, помнишь, как ты меня настраивал: месть – это блюдо, которое подают холодным. Так вот теперь я добавлю от себя: месть – это ещё и очень сладкая вещь. Сладкое холодное блюдо, уместное в конце пиршества. А твоё пиршество. В общем, твоя жизнь подошла к финалу.

Боль донимала его так, что он даже глаза зажмурил:

– Хватит философии. Спасай меня.

– Зачем? Чтобы ты потом меня убил? Вадик, ты меня всегда недооценивал, а зря. Я просчитала тебя насквозь, только ты этого не понял. Хотел использовать втёмную, как обычную дурочку, и пустить в расход. Только всё вышло иначе, как видишь. Ты думал, что я воюю с Соболевым, а я воевала с тобой. И победила. А победитель получает всё. Вадик, слышишь – ВСЁ. Ты понял меня.

Он уже ничего не говорил. И даже не смотрел в мою сторону. Зажимал руками рану. Тяжело дышал. Потом снова закрыл глаза. То ли от боли, то ли видеть меня не хотел. Он терял кровь, а с ней вместе – силы.

Я кивнула Роме, и мы вместе выскользнули из домика. Не знаю, увидел ли это Вадим. Вполне может быть, что нет. Ему было не до того.

Ромка отважился спросить:

– Ты знала Назарова раньше?

– Даже лучше, чем ты можешь себе представить. Только чур – молчок! Это касается только меня, Назарова и Соболева. Теперь, похоже, только меня и Соболева. Остальных не касается. И ты забудь. Не болтай об этом.

Пока разговаривали, вышли к «Ветерку». Там толпились силовики-робокопы, среди них был и Соболев. Увидев нас, метнулся в нашу сторону:

– Слава богу, оба живы! Катя, я звоню и тебе, и Ромке, а вы не отвечаете!

– Мы же прятались, поэтому телефоны перевели в беззвучный режим. Да, кстати, в старой трансформаторной будке Назаров сейчас истекает кровью. Если это кому интересно.

По кивку Соболева туда побежали три человека в бронежилетах.

Схватив меня за плечи, он тряхнул так, что у меня чуть голова не отлетела:

– Как ты вырвалась из дому?!

– На «скорой помощи». А сюда приехала на арендованной машине. Потом расскажу. Давай сейчас уладим официальную часть, если это нужно. И поедем домой. Устала очень.

Силы у меня и правда закончились. Еще полчаса назад я готова была горы свернуть, а сейчас превратилась в какую-то вялую тряпочку. Как будто из воздушного шарика выпустили воздух.

Рома ушел на стоянку, чтобы вернуть машину в пункт аренды. А меня Соболев усадил в свой джип, пообещав скоро вернуться. Я скукожилась на заднем сиденье, а потом даже прилегла. И задремала. Да, такая нервная встряска не проходит даром. Сквозь сон слышала, как хлопнула дверца. Голос Соболева что-то говорил, но ответить я не могла. Потом тряхнуло на колдобине. Значит, уже едем. В следующий раз моё сознание слегка включилось, но ненадолго, когда он аккуратно доставал меня из машины. Ага, приехали.

Окончательно придя в себя, я огляделась. Лежу на диване в гостиной, заботливо укрытая пледом. Рядом – никого. Все меня бросили. Вот и помогай после этого людям.

Как будто специально для того, чтобы я не обижалась, из соседней комнаты донесся приглушенный голос Соболева. Он говорил по телефону. Жив-здоров, значит. Уже хорошо.

Я села, потерла лицо руками, сладко потянулась. Тут меня и накрыла мысль: нам предстоит серьезный разговор. Очень серьезный. И долгий. И непростой.

Ну, чему быть, тому не миновать.

Закончив разговор, он заглянул в гостиную. Я помахала ему рукой. Он подошел, сел рядом со мной, обнял за плечи. Потом поцеловал в макушку и пробормотал мне в волосы:

– Поговорим?..

Я вздохнула:

– Придётся. Только дай мне в себя прийти. Что там с Назаровым?

– Умер ещё до приезда «скорой».

Я кивнула и ушла в ванную комнату. Умылась, причесалась. Долго смотрела на себя в зеркало, раздумывая: может, макияжик набросать по-быстрому? Хотя бы ресницы накрасить. А потом махнула рукой: я сейчас вывалю на Соболева столько информации, да такой неожиданной, после которой мои ресницы его вряд ли впечатлят. Так что незачем на это время тратить.

Вернулась в гостиную. Он всё так же сидел на диване.

Я села рядом и обреченно вздохнула:

– Ругаться будешь?

Он кивнул:

– Ты снова нарушила инструкцию.

– И снова правильно сделала. В прошлый раз не выжила бы я, в этот раз – ты. Он собирался тебя убить: якобы в спонтанной бандитской перестрелке в тебя попала случайная пуля. Кто выпустил – неясно. Главное – тебя больше нет. Что после этого было бы со мной – это отдельная тема. Я смешала все карты, он не был готов к ОМОНу. И не был готов, что ты уйдешь со встречи живым, а сам он попадется. Вместе со своими бойцами. Они бы тебя расстреляли прямо на дороге и уехали. А Назаров в это время сидел бы в кафе, культурно пил чай. Он как бы ни при чём.

Он смотрел на меня задумчиво, и мне этот взгляд сильно не нравился.

– Катя, откуда у тебя столько сведений?

Ничего не ответив, я пожала плечами и опустила голову.

– Кать, не темни. Врачу, адвокату и мне лучше говорить всё начистоту. Так будет и лучше, и быстрее.

Я снова вздохнула:

– Спрашивай.

– Спрашиваю. Как тебе удалось так удачно оказаться в нужном месте в нужное время? Да еще и Ромку на хвосте притащила! Что ты там делала?

– Тебя спасала.

– Ну это я уже понял, не дурак. Но я же собирался просто поговорить с Назаровым. Как ты догадалась, что это будет не просто разговор?

– Я не догадалась. Мне Назаров сказал.

– ???..

– Да. Велел проследить, чтобы ты не «спрыгнул» с этой встречи. Он же так готовился!

– А с какой стати он решил вовлечь в эти разборки тебя?

Собравшись с духом, я отважилась поднять глаза:

– Игорь, я здесь появилась не просто так. Я прибыла сюда по заданию Назарова.

Желваки катнулись по скулам туда-сюда:

– Поясни.

– Удачно подвернувшееся бабкино наследство в виде дома он решил использовать в своих интересах. Если вкратце, план был таков. Я должна была тебя обольстить, обаять, влюбить в себя.

–. тебе удалось.

– Не перебивай! Так вот. Сначала влюбить, потом сделаться вдруг холодной и неприступной. Типа – я приличная женщина, настроена только на брачные отношения, а не просто на ночку-другую. И держать тебя на расстоянии, но при этом умело подогревать твои чувства. Чтобы ты сам захотел жениться, причем как можно быстрее.

Слушая, он мрачнел всё больше. Мне было жалко его и страшно за себя. Узнав весь план, он вполне может меня пришибить, причём насмерть. А что? В состоянии аффекта и не такое люди делают!

Глотнув воздуха, как ныряльщик перед погружением, я продолжила:

– Тебе не нравится, я понимаю. Но дальше план был еще хуже. Став твоей законной супругой, я сразу становилась законной наследницей. Понимаешь теперь?

Посмотрев мне в глаза, он медленно кивнул.

Я тоже кивнула:

– Да, именно так. Назаров разрешил бы тебе после свадьбы пожить еще какое-то время. А потом бы с тобой что-нибудь случилось. И все твои активы автоматически стали бы моими. Я бы отдала всё ему, и он таким образом получил бы в безраздельное владение еще и твой город. В дополнение к своему. Когда я была уже здесь, он руководил моими действиями по телефону. Расписывал каждый мой шаг. Диктовал. И я выполняла. Правда, до поры до времени.

– Кать, вот тут я не понял. Он диктовал, ты выполняла. Прямо как зомби. Даже получив моё наследство, ты бы отдала всё ему. С какой стати ты так его слушалась? Должна была много денег? Или он знал о тебе что-то, что не должно было выйти наружу?

Шантажировал, что ли? Или ты его так любила? Или боялась? Может, он владеет гипнозом? Вообще – кто он тебе?

– Муж.

– Му. К. кто?!! – Он даже поперхнулся.

– Да, муж. Официальный, законный. Причём давно.

Это срубило Соболева окончательно.

– Подожди. Дальше не рассказывай. Мне надо сначала это переварить.

Он встал, прошел к бару, долго и придирчиво перебирал бутылки. Выбрал виски, потом передумал, поставил назад. Я сидела молча, не шевелясь. Он еще поперебирал бутылки, потом, махнув рукой, распечатал водку. Налил четверть стакана, выпил одним глотком. Обернулся ко мне:

– Будешь?

Я только головой покачала. У меня и без алкогольных вливаний сейчас был бледный вид. К тому же требовалось сохранять ясность ума. Это Соболеву срочно надо было снять напряжение. Я же хотела себя чувствовать предельно собранной.

Несколько раз обойдя огромную гостиную по кругу, он немножко пришел в себя и снова сел на диван. Правда, не очень близко ко мне. Ну еще бы. Я же предательница, к тому же – законная жена его врага, которая обманом пробралась в дом, стала для хозяина смыслом жизни, но делала всё это не по собственной воле, а по указанию врага. Самсон и Далила, классический сюжет. Только не учёл, что библейская Далила лишила Самсона силы и сдала врагам. Я же своего Самсона спасла, причём ценой жизни законного супруга! Но такая мелочь, кажется, ускользнула от него. Ну и ладно. Ключевое слово – «спасла», а уж за ценой мы не постоим.

Помолчав какое-то время, он передернул плечами:

– Вообще ничего не понимаю. Вы вместе разрабатываете план, ты приезжаешь сюда, чтобы воплотить его в жизнь. Потом поворачиваешь дело так, что вместо меня погибает Назаров. Тебе вообще зачем это всё?..

– Долгая история.

– Расскажи. Времени у нас навалом. Можешь хоть до утра изображать Шехерезаду, я готов слушать.

– Ну слушай тогда, мой Шахрияр. Сказки моей хватит до самого утра. Хорошо, кстати, что я выспалась! Про моё безрадостное детдомовское детство ты уже вкратце знаешь. – Он кивнул. – Потом я поступила в институт. А Вадим уже учился там. На последнем курсе. А я только пришла. Да, самое главное: Вадик же тоже наш! Мы росли в одном детском доме. Только у нас была приличная разница в возрасте. Мы тогда не общались. Я видела его на занятиях в изостудии, и только. С легкой руки Павла Андреевича, руководителя изостудии, он тоже пошел в строительный, и тоже на дизайнерское отделение. И уже заканчивал, а я только поступила. Павел Андреевич сказал ему об этом и попросил присмотреть за мной, чтобы не обижали меня, чтобы я не чувствовала себя совсем одинокой. Вадик нашел меня и типа взял под опеку и защиту. Но защита была не особо нужна, меня не так-то легко было обидеть! Да и желающих не было. Но мы с ним стали держаться вместе, поскольку вылетели из одного гнезда. Вадька уже тогда проявлял чудеса смекалки и незаурядный организаторский талант. На последнем курсе создал дизайнерскую студию, стал находить заказчиков. Люди с удовольствием платили деньги, еще и знакомых своих приводили. Заказов было много, потому что собрал Вадик команду из лучших студентов, самых талантливых. Меня тоже взял туда. Сначала я была на подсобных работах, типа подай-прими, а потом стала работать наравне с остальными. Деньги мы получали нормальные, работа нам нравилась, и жизнь в целом казалась замечательной!

Только я погрузилась в воспоминания, как Соболев решил поинтересоваться:

– А он чего в приют попал? Тоже осиротел? Родители пьющие? Или отказались от него?

– Нет, даже отказной на него не было. И никаких родителей. Его просто под дверь подкинули. В картонной коробке. Так что он, в отличие от меня, ни одного дня не жил в семье. Даже не представлял, что это такое. Но всегда очень хотел семью, как все детдомовские. Наверное, поэтому как-то очень быстро предложил мне пожениться. У нас даже не было романтической стадии. Сначала он меня нашел и стал вроде как опекать. Потом дал работу. А потом взял замуж.

– То есть ты его не любила совсем? А зачем замуж шла?

– Тебе не понять. Мне ведь тоже хотелось иметь семью! Но я была не слишком общительной, к тому же с клеймом «детдомовская». Женихи вокруг меня толпой не толпились. Никому я не была нужна. А Вадик хоть что-то для меня делал. И по-своему заботился. И я была ему за это очень благодарна! Даже убедила себя, что он и есть моя судьба. В общем, после второго курса я уже вышла за него замуж. Он как раз тогда свой дом строил. Мы его вместе благоустраивали, отделывали, придумывали какие-то приятные мелочи. Это сплотило нас еще больше! Тебе даже трудно себе представить, что значит для приютских детей свой собственный дом, да еще и построенный своими руками! Мне, конечно, как сироте, выдали жильё: комнату в коммуналке. Но там жили такие люди неприятные. Семья алкашей – раз. Девица легкого поведения – два. Она принимала клиентов круглосуточно, прямо проходной двор устроила! И полоумная бабушка – три. Та вечно выходила на улицу и жаловалась каждому встречному, что дочка ее обижает, бьет. А у нее никакой дочки-то и не было никогда! И еще из ее комнаты такой запах шел по всей квартире – ужас. Она забывала выбрасывать пропавшие продукты. Из-за этого в квартиру заходить не хотелось. Так что я в основном обреталась в общежитии, а комнату свою просто закрыла. А уж когда мы достроили дом и вселились в него, я была уверена, что наконец-то для меня наступило счастье!

– А оно и впрямь наступило?

– В тот момент – да. Правда, продлилось недолго. Вадик стал погуливать, причём с размахом! Мог неделями дома не появляться. Потом приезжал – загорелый, весёлый. Оказывается, с очередной пассией то в Крым смотался, то в Сочи слетал.

– Тебя это обижало?

Я задумалась:

– Не то чтобы обижало. Скорее – задевало. Мог бы и меня в Крым свозить! Но я не ревновала его, если ты именно это имеешь в виду. Я же говорю тебе: между нами не было не то что любви, а даже влюблённости мимолётной. Скорее, это были братско-сестринские отношения. Просто мы старались держаться вместе. Так что я с головой уходила в работу, и постепенно он стал перекладывать на меня все обязанности в нашем дизайнерском бюро. Он развлекался, а я работала без выходных. Но не роптала. Вся моя жизнь заключалась в работе, которую я всегда любила. Это же счастье – делать то, что нравится! Потом Вадик, нагулявшись, стал интересоваться бизнесом. Я же говорила, организаторский талант у него был, чуйка тоже – будь здоров! И дела у него как-то очень быстро пошли в гору. На него поначалу никто особо внимания не обращал. Ну вот примерно как ты – на Колыванова. Похожая ситуация. А он постепенно прибрал к рукам город. Я не буду грузить тебя подробностями. Просто ему удалось. Позже я узнала, что он и заказными убийствами не брезговал, но ни разу не попался. В политику никогда не лез, предпочитал оставаться в тени. Хватка у него оказалась бульдожья. Точнее – волчья. Ведь из приюта редко выходят с нормальной психикой. Это либо полностью раздавленные личности, либо зубастые волчата. Вот Вадик – второй вариант.

– А ты?

Я снова задумалась:

– Даже не знаю. Я же всегда была сама по себе. Даже ни с кем не общалась. Ну, я же рассказывала. – Он кивнул. – Так что мне удалось остаться каким-то средним вариантом, но все-таки с «волчьим» уклоном. Мне ведь тоже приходилось самостоятельно прогрызать дорогу в жизни. А здесь без острых зубов – никак.

– Как же вы с ним уживались?

– А никак. Мы просто негласно поделили дом. У него были свои комнаты, у меня – свои. Но поскольку каждый из нас жил в своём графике, это было не очень удобно. Поэтому я от него съехала. Комнату в неблагополучной коммуналке продала за бесценок каким-то гастарбайтерам. И купила себе нормальную квартиру.

– Не понял. За копейки от комнаты в коммуналке?

Я рассмеялась:

– Ну что ты! Я к тому времени была уже вполне состоятельной дамой. Дизайнерское бюро к тому времени полностью перешло ко мне, потому что Вадика оно больше не интересовало. Зарабатывала неплохо, но не в этом дело. Вадик часть своих предприятий записывал на меня. Ему так было удобнее. Я не возражала. Его придворные нотариусы оформляли всё быстро и правильно. Все эти вновь приобретаемые предприятия. Юридически владелицей была я, фактически – Назаров. Я в эти дела не влезала, мне было всё равно. Но деньги у меня были всегда, и немалые. Да Вадик и не позволил бы мне прозябать в нищете. Не думай, что он меня гнобил, нет! У нас были нормальные, ровные отношения. Где-то – чисто деловые, где-то – дружеские. Конечно, семьей мы оставались только на бумаге. Я ему пару раз намекала, что нам уже пора развестись. Но он отказывался. Говорил, что нас связывает общее несчастливое детство, общие воспоминания, то да сё. Но я думаю, что дело было в другом. Ему было удобно оставаться женатым человеком, пусть и номинально. Чтобы на него не разевали рот охотницы за большими деньгами. К тому же развод обычно влечет за собой раздел имущества, а Вадим об этом даже помыслить не мог! Я с его легкой руки уже владела большими активами, и что, оставлять их мне? Не для того он их приобретал! Я бы и так согласилась переписать всё это на него. Но он не хотел этого. В принципе, я тоже замуж не собиралась, поэтому перестала настаивать на разводе. О том, что мы с ним женаты, знало не так много людей. Только те, с кем мы начинали. Но прошло много лет, люди эти где-то растворились. Кто и помнил, думали, что мы давно развелись. Потому что мы нигде не появлялись вместе и даже жили в разных районах. Какой-то давний студенческий брак, подумаешь.

Тут Соболев спохватился:

– Как же он собирался выдать тебя замуж за меня? При живом-то муже?!

– Легко! Мы бы с ним по-тихому оформили развод, я бы вышла замуж за тебя. Правда, у меня и сейчас паспорт чистый, без штампа. Вадик настоял. Но все равно законы уважать надо, поэтому нас бы развели, чтобы мой брак с тобой не признали потом недействительным. Оставшись вдовой, я бы вступила в наследство, и потом снова вышла бы замуж за Назарова, принеся с собой огромное приданое. Таков был первоначальный план.

– Первоначальный? А что, был еще и план «Б»?

– Не было. Но случилось непредвиденное. Я сама в тебя влюбилась. Сказала об этом Вадику. И он занервничал. Тут надо кое-что пояснить. Когда на меня неожиданно свалилось наследство двоюродной бабки, которую я никогда не знала, да еще и оказалось, что ее дом находится по соседству с твоим, у Вадима молниеносно созрел план. Говорю же: он смекалистый был до невозможности! Если бы не это, мы бы и дальше жили по накатанной. Но тут подвернулась такая возможность! И он стал меня обрабатывать. Каждый день напоминал, что именно ты сломал мою жизнь. И должен за это ответить.

Что я теперь могу отомстить и за себя, и за родителей. Имею полное право. Я отнекивалась, говорила, что всё это уже быльём поросло, что я про те времена даже не вспоминаю. А он говорил, что месть – это блюдо, которое подают холодным, когда страсти уже улеглись. Да, прошло много времени. Ты ни за что меня не узнаешь, поэтому не насторожишься. А моя задача – втереться к тебе в доверие и женить на себе. Говорил, что всё остальное – это уже его забота. Он уберёт тебя чисто, ко мне не будет никаких претензий, мне останется только играть роль безутешной вдовы. Таким образом я и отомщу тебе, и получу материальную компенсацию. Да ещё какую!

Улыбнувшись одной половиной лица, Соболев хмыкнул:

– И как же ты могла влюбиться в меня, своего заклятого врага?

– Сама не знаю, – развела я руками. – Так получилось. Когда я ехала сюда, подогреваемая Вадькиными науськиваниями, действительно думала, что ты заслуживаешь наказания. А когда познакомилась с тобой, вдруг призадумалась. Ты оказался не монстром огнедышащим, а нормальным человеком. Добрым. Даже в чем-то благородным. И с принципами. С правильной жизненной установкой. В отличие, кстати, от Назарова. Ты по-настоящему обо мне заботился. Вадик бросил меня на амбразуру, а ты защищал и спасал. Помнишь историю с похищением? Вадим всё спланировал. Он так злился на меня, что действительно мог убить. Но мог и продать тебе за выкуп, как собирался. Потому что миллион долларов – это даже для него деньги серьезные. Хорошо, что первым я позвонила тебе. Интуитивно. Но не сказала об этом Вадиму. Потому что если бы понадеялась на его помощь – не знаю, где бы я была сейчас. А ты примчался и спас меня. Успел. Чем больше я тебя узнавала, тем больше ты мне нравился. И я как-то внутренне заметалась. Не понимала, что мне теперь делать.

– Ты меня простила, что ли?..

Я кивнула:

– Полностью. Да, ты сломал мне жизнь, лишил нормального детства. Но ведь не со зла! Маму мою ведь не ты убил. Ты тогда сам попал в ужасную ситуацию: отец умер, мать сошла с ума, предварительно убив человека! Тебе тоже надо было что-то делать со своей жизнью, спасать дело отца. Сколько тебе лет было тогда – двадцать с небольшим? Сам был еще фактически подростком, а тут такое навалилось! Судьба какой-то там прислуги – последнее, что могло тебя интересовать. К тому же ты отправил меня не одну, а с отцом.

А то, что он почти сразу умер, знать не мог. Ты забыл о нас сразу, как только выставил за порог.

Он грустно покивал:

– Так и было. Но как я мог вас оставить здесь? Вы были бы вечным напоминанием. К тому же отец твой – взрослый человек, вполне мог найти другую работу и позаботиться о единственной дочери.

– Не успел, как видишь. В общем, в той дикой ситуации пострадавшими оказались сразу две семьи. Сначала. Но очень быстро и семей как таковых не осталось. И пострадавшими в итоге оказались дети этих семей: ты и я. Я это поняла и перестала на тебя злиться. Но это не устраивало Вадима. Когда он сообразил, что его блестящий план провалился, он запаниковал. И тогда стал вести игру за моей спиной. Стал придумывать другие комбинации. Я об этом узнала и стала ломать его игру, но он об этом не должен был узнать.

– Как же ты узнала?

– Когда я была уже здесь, «в тылу врага», мне люди из окружения Назарова, которым я доверяла, передали дословно его фразу: «Ничего, что половина моего имущества на ней. Скоро оно станет моим официально». Люди думали, что мы полюбовно разойдёмся. Я же поняла другое: Вадик подписал мне приговор. Кстати, я и раньше это подозревала. И давно хотела избавиться от его диктата раньше, чем он бы избавился от меня. Когда он засылал меня сюда, я чувствовала: мне он говорит одно, а в уме держит другое. Сумела просчитать его коварный замысел. Схема была простая: сначала я выхожу замуж за тебя, становлюсь вдовой и наследую всё твоё имущество. Ведь у тебя нет особо близких родственников, так что жена – единственная наследница первой линии, которой по закону достаётся всё. Потом я выхожу замуж снова за Назарова, через какое-то время погибаю, и тогда уже он становится официальным наследником всего: и тех активов, что были на мне раньше, и тех, что я приобрела в недолгом браке с тобой. И тогда я решила его переиграть. И сразу стала играть на твоей стороне. Просто чтобы выжить. Делала, что могла.

Помнишь охранника, который погиб от взорвавшейся зажигалки? Так вот, это был человек Назарова, который шпионил для него и вредил тебе, как мог. Я его устранила. Благообразный старичок Николай Иванович тоже работал на Назарова. Ты сам это понял, но, к сожалению, только после его смерти. А я знала это раньше. И тоже его убрала. Правда, чужими руками. Не спрашивай, как именно, это не только моя тайна. Важен результат. Так что твой начальник охраны был прав, связав две эти смерти с моим появлением, только доказательств найти не мог. Вадим, конечно, не знал о моем коварстве, но, лишившись своих доверенных людей в твоем окружении, сильно занервничал. А тут еще я отказалась играть роль подсадной утки! Влюбилась, видишь ли. Он меня увещевал, конечно, и я делала вид, что колеблюсь. Но он вовремя подсуетился и нашел Колыванова. Велел мне уговорить тебя продать ему акции. Я-то подумала, что двадцать процентов особой погоды не сделают, и решила, что ничего страшного. Разве могла я предвидеть, что Колыванов убьет родную сестру и зятя, чтобы через усыновление племянника завладеть всем на свете? Но ты – с моей подачи, кстати! – вывел убийцу на чистую воду, его забрали по этапу, мальчик попал в нормальную, любящую семью, а его акции оказались у тебя в доверительном управлении. И опять у Вадима всё сорвалось! Тут уж он разозлился не на шутку. И потому решился на крайние меры. Он был так зол на тебя, что уже не понимал, что творит. После долгого молчания позвонил мне и сказал, что сам с тобой встретится. Моя задача – проследить, чтобы ты от этой встречи не отказался, в случае чего – уговорить тебя. Еще и велел мне ехать с тобой в одной машине, подлец! То есть решил избавиться сразу и от тебя, и от меня.

Соболев нахмурился:

– Но он же не мог сказать тебе, что машину должны расстрелять! Иначе бы ты не поехала.

Я кивнула:

– Уж конечно, не поехала бы! Я и тебя не хотела пускать, но ты же не слушал меня! А о готовящемся побоище мне шепнули те самые доверенные лица из его окружения. И вот тут уже занервничала я. Сильно занервничала. Послала тебе на почту то самое анонимное сообщение, которому ты не очень поверил. Еще рассказывал мне, что это неправда, тебя либо за нос водят, либо запугивают. А я же не могла тебе тогда всего сказать. Поэтому вырвалась из твоей цитадели и помчалась тебя спасать.

Он хохотнул:

– Мне Ромка рассказал о твоём коварстве! Ты – великая артистка, тебе на сцене выступать нужно!

– Ладно, я подумаю над этим. Но меня насторожило вот ещё что. Оказывается, я написала завещание, в котором единственным наследником указала Вадима Назарова.

– Так вроде он и так твой единственный наследник?

Я подняла палец:

– Вот именно! К чему же это поддельное завещание, о котором мне даже знать не полагалось? То, что Вадик меня приговорил, я и так поняла. Тогда я стала думу думать.

Да, он бы и так унаследовал всё. Но – моё. Ему этого было мало. К тому же он настаивал, чтобы я на встречу ехала вместе с тобой, а значит, и погибли бы мы вместе. Какой вывод?

– Какой же? – не понял он.

– Игорь, это же очевидно! У тебя, кстати, завещание есть?

– Нет. Некому пока что завещать. Если бы обзавёлся женой и детьми, если бы у меня были братья, сёстры, – тогда другое дело. А так. Даже не задумывался об этом.

– В том-то и дело! Значит, Вадька и это узнал. И придумал очередной коварный план. Думаю, после нашей с тобой совместной гибели обнаружились бы интересные подробности. Например, что мы с тобой успели тайно пожениться. То есть ты – мой наследник, а я – твой. Поскольку ты завещания на других лиц не писал, всё переходит ко мне. Но я тоже погибла, однако завещание якобы оставила. На Вадима. То есть всё имущество – и моё, и твоё – переходит к нему.

Соболев нахмурился:

– Катюш, как-то это всё. слишком витиевато.

– Он и не такие дела проворачивал со своими подручными! Думаешь, как он завладел половиной предприятий города? Их прежние владельцы дарили ему, что ли? Нет, по документам, конечно, дарили. Только эти «дарственные» всплывали уже после их внезапной смерти. Так же точно «обнаружился» бы наш с тобой тайный брак. Вот только в реестр завещаний влезть непросто, поэтому тут он подсуетился заранее. Уверен был, что я не узнаю. А добавить запись в книгу регистрации браков не так трудно, я думаю. И наш с ним развод он бы тоже оформил задним числом.

– Когда бы он всё это успел?

– Так ведь на заявление наследственных прав отводится целых полгода! А он бы за три дня всё провернул, я же его знаю! Я, конечно, не юрист и не знаю всех тонкостей. Но уверена: я угадала точно. Иначе зачем бы он так сильно рисковал, расстреливая машину?

Покачав головой, Соболев провел рукой по горлу:

– Что-то пить захотелось. Может, чайку заварим?

Мы переместились в кухню, приготовили чай и продолжили разговор.

– Игорь, я думаю, у Вадика было еще много сюрпризов припасено, только теперь уж не узнать. Но самое главное – мы выжили и победили! А вот ему не повезло.

– Сильно не повезло, согласен. И что теперь? Я как-то не могу сообразить.

– Теперь мировое зло в лице Вадима Назарова наказано, справедливость восторжествовала. Мы теперь – вольные птицы! Тебе больше ничего не грозит, подумай только!

– Тебе тоже.

– Да. Так я еще и в бонусе. На меня же теперь такое наследство обрушится! Что там сгоревший дом? Чепуха. Получается, у моего города больше нет хозяина, а есть хозяйка! Я теперь стала безутешной вдовой и одновременно – богатой невестой. Так что если ты не передумал на мне жениться – засылай сватов.

– Издеваешься? Сватов засылай. Тебя теперь надо бояться. Я и так каждый день восхищался твоим умом и сообразительностью. Провести меня, влюбленного идиота, было несложно. Но тебе удалось обвести вокруг пальца самого Вадьку Назарова!!! Что в итоге? Я – у твоих ног, сразу и навсегда. Вадька вообще выбыл из игры, и тоже – сразу и навсегда. В твоих руках – весь соседний город, который покрупнее моего будет. По всем статьям ты – королева, а я и на роль простого пажа, кажется, кастинг не пройду. Я теперь даже не знаю, на какой козе к тебе подъехать.

– Теперь, похоже, ты издеваешься. Мы и так с тобой уже давно срослись душами.

Осталась формальность: закрепить это официально. И я даже придумала уже для тебя свадебный подарок, – подмигнула я ему, улыбнувшись.

Он засмеялся:

– Дай угадаю. Запонки, что ли? Только прошу: не золотые! Терпеть не могу этот шик-блеск.

Я надула губки:

– Шутите, парниша? Запонки. Раз уж тебя угораздило полюбить королеву, так и подарок тебе будет королевский. Я подарю тебе всё своё имущество. И то, что сейчас на мне записано, и то, что унаследую от Назарова. То есть тебе, королю этого королевства, я подарю ещё и своё. Владей, распоряжайся! Хочешь – сразу все активы на тебя перепишу. Но могу остаться номинальной владелицей, а распоряжаться ими будешь ты. Если тебе так удобнее. Выбирай.

Он распахнул глаза:

– Кать. это подарок. даже не царский, не королевский. Прямо божественный! Ты серьезно, не шутишь?

– Не шучу. Мечтал об этом подлец Назаров, а получишь это ты. Считаю, ты вполне достоин такого подарка.

Он недоверчиво прищурился:

– Допустим. Но твоя выгода в чём?

Я пожала плечами:

– Хочу жить с любимым человеком. И ещё надеюсь на красивое обручальное кольцо. Соскользнув со стула, он бухнулся на колени и сжал мои руки:

– Катюш. Для меня самое большое счастье в том, что ты сама хочешь быть со мной! Не в Вадькиных активах дело, а в тебе! Если ты будешь со мной, я любые горы сверну, клянусь! Лучшей жены мне найти. Не зря я так долго в холостяках ходил. Помнишь, я говорил, что тебя ждал. И дождался! Обещаю: в твоём обручальном кольце будет самый большой бриллиант, который я только смогу достать! Это будет достойное тебя кольцо, то есть – королевское!

Я в ответ расхохоталась:

– Надеюсь!!!

All rights reserved. This book or any portion thereof may not be reproduced or used in any manner whatsoever without the express written permission of the publisher except for the use of brief quotations in a book review.

«Strelbytskyy Multimedia Publishing»

Saksaganskogo sir., 58, office 8 Kiev, Ukraine, 01033

tel.+38044 331-06-20 e-mail: ds@strelbooks.com

Bсe права защищены. Эта книга или любая ее часть не может быть воспроизведена или использована любым другим способом без письменного разрешения издателя исключая использование цитат из книг или иного способа предусмотренного законодательством.

«Мультимедийное издательство Стрельбицкого»

ул. Саксаганского, 58, оф.8 Киев, Украина, 01033

тел. +38044 331-06-20 e-mail: ds@strelbooks.com

Электронная книга издана

«Мультимедийным издательством Стрельбицкого»

С нашими изданиями электронных книг вы можете ознакомиться на сайтах:

twrw.andronuin.comwwxv.stielbooks.com

Желаем приятного чтения!

Свои замечания и предложения направляйте на e-mail: dmytro.strcIb@gmail.com

Эта книга охраняется авторским правом Copyright © 2017 «Мультимедийное издательство Стрельбицкого»

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg