«Происшествие в замке Ферни: история вторая»

Происшествие в замке Ферни: история вторая (fb2) - Происшествие в замке Ферни: история вторая 956K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Владимировна Бэйс

Мэриэл Адамс Происшествие в замке Ферни

Новая серия мини-романов АМАДЕУС

Д.А.М.А.

Детективное Агентство Мэриэл Адамс

Записки частного детектива для тех, кто предпочитает интеллектуальный отдых

Первая рукопись Мэриэл Адамс поразила не только содержанием, но и обратным адресом. Государство Сент-Ривер со столицей в г. Сент-Ривер, где это? Да и о себе госпожа Адамс рассказала немного. Впрочем, так ли это важно? Ее истории расскажут о ней значительно больше, чем самая подробная автобиография.

Мэриэл Адамс — адвокат по профессии, хотя стаж ее адвокатской деятельности и невелик. Впрочем, у нее все еще впереди. Именно потому, что она очень любит читать классический детектив, Мэриэл однажды обнаружила, что пишут в этом жанре очень немногие. Во всяком случае, ей не удалось обнаружить на книжных полках магазинов ни одного классического детективного сюжета, который был бы ей еще не знаком. Не удалось ей найти и писателя, ее современника, который бы работал в этом жанре. Конечно, это вовсе не значит, что таких писателей нет, но это досадное событие стало фактом именно ее биографии. Вот так она и решилась попробовать себя в роли автора детективных историй.

Классический интеллектуальный детектив — в новом формате!

Мэриэл Адамс Происшествие в замке Ферни

Место происшествия

Некоторые люди притягивают к себе события. Дэвид утверждает, что я тоже обладаю этим неоднозначным свойством. Прав он или нет, не знаю. Чтобы об этом судить, нужна более внушительная статистика. Как говорится, поживем — увидим. Но история, которую я сейчас хочу рассказать, в какой-то мере подтверждает его слова.

Даже от самой интересной и любимой работы иногда хочется отдохнуть. Что значит отдохнуть? Прежде всего — сменить обстановку. Все мы иногда любим поиграть в другую, отличную от повседневной жизнь. Но игрушки у каждого свои. Кто-то просто берет с полки исторический или фантастический роман, кто-то погружается в виртуальный мир, кто-то крутит старые киноленты — а кто-то покупает старинный замок…

Конец недели был удивительно спокойным, и я решила уйти домой пораньше, полностью полагаясь на своего секретаря.

С секретарем мне очень повезло. Прекрасно знающий свое дело, этот молодой человек обладал еще и качеством, присущим крайне малому числу служащих. Он умел содержать все в образцовом порядке и при этом быть абсолютно незаметным, появляясь именно в те моменты, когда его присутствие оказывалось необходимым. Единственное, что меня в нем раздражало, — это его имя. Его звали Авриэль! Представляете?! Впрочем, после непродолжительных пререканий мы решили, что я в исключительном порядке могу называть его просто Ари.

Ну так вот… Я уже стояла у двери, когда телефонный звонок заставил меня вернуться. Но это был не клиент.

— Детективное агентство Мэриэл Адамс, — привычно отрапортовала я.

— Привет сыщикам и сыщицам! — жизнерадостно прозвучало в ответ.

— Привет прессе! — откликнулась я на голос Дэвида.

— Есть заманчивое предложение. Отказы не принимаются…

— Надеюсь, ты не осмелишься предложить мне работу… Я настроена…

— Нет, уверен, что мое предложение придется тебе по вкусу. Ты ведь слышала о замке Ферни?

— Знаю только, что его купил на аукционе какой-то денежный мешок: то ли Стоун, то ли Кроун…

— Верно! Роберт Кроун. Он отреставрировал эту груду камней, обустроил всеми современными удобствами и теперь, похоже, почувствовал себя истинным аристократом.

— Любопытно, но…

Я хотела объяснить своему другу, что прошлое меня вовсе не интересует, я бы лучше поговорила о чем-нибудь, относящемся к будущему, но Дэвид не дал мне развить эту мысль.

— Перехожу к сути, — перебил он меня чуть ли не на полуслове. — Свой торжественный переезд из нормального жилища в это древнее, хоть и отремонтированное, историческое сооружение он решил отметить в лучших аристократических традициях. Мне удалось попасть в число приглашенных, а ты, надеюсь, будешь меня сопровождать.

— У меня были другие планы, — слегка слукавила я, — но, чтобы не жалеть об упущенной возможности, пожалуй, не стану отказываться от твоего любезного предложения.

— Рад это слышать! — без всякого лукавства бодро воскликнул мой друг. — Я за тобой заеду завтра часов в шесть. Тебе хватит времени, чтобы стать неотразимой?

— Вполне.

Какая женщина не хочет быть прежде всего красивой? Можно долго рассуждать о душевных качествах и интеллектуальных способностях, но если среди комплиментов не будет ни слова о достоинствах нашей внешности, которые мы так стремились подчеркнуть одеждой, прической и макияжем, ваши слова пролетят мимо нашего слуха, господа представители сильного пола!

Итак, вечер и полдня я посвятила необременительным в силу своей приятности хлопотам. Глянув на себя в зеркало примерно за полчаса до прибытия Дэвида, поняла: время потрачено недаром!

Мой друг был, как всегда, пунктуален, и уже примерно в семь часов вечера мы въехали во внутренний двор величественного каменного сооружения под названием «замок Ферни». Для начала нас приятно удивил факт существования прекрасного и вполне современного подземного гаража. Это внушало надежду на то, что гостеприимные хозяева, играя в исторические игры, тем не менее не пренебрегли мелочами, которые обеспечивают комфортное существование в этих древних стенах.

Действующие лица

Так мы и оказались в достаточно странной компании. Честно говоря, я думала, что гостей будет значительно больше. Стоит подробнее рассказать о некоторых из них, поскольку они имели непосредственное отношение к тем событиям, ради которых я и затеяла свое повествование.

Я и сейчас легко представляю просторную комнату с неправдоподобно высоким сводом, с узкими, но тоже достаточно высокими окнами, защищенными кружевной вязью, которую просто язык не поворачивается назвать решетками. На стенах — живописные портреты каких-то не то далеких предков нынешних хозяев замка, не то его бывших владельцев, а может, вообще исторических знаменитостей. Знание истории не входит в число моих достоинств. Вдоль стен — удобные диванчики, обитые атласом очень приятной расцветки в голубых тонах, между ними расставлены забавные кривоногие столики. Почти весь пол закрыт огромным серо-голубым ковром. В такой обстановке вы и представьте себе участников и свидетелей этого странного происшествия.

Итак, список действующих лиц.

Роберт Кроун — хозяин замка. На вид ему не больше пятидесяти, худощав, подтянут, пожалуй, спортивен. Старается казаться этаким практичным циником, но… (впрочем, это уже мое собственное впечатление, не подкрепленное никакими фактами).

Мишель Кроун — молодая жена хозяина замка. Очень хороша. К мужу, несомненно, привязана, но возможно наличие и более сильного чувства. Дэвид, конечно, не посчитал бы это фактами, но я доверяю своей женской интуиции.

Марика Кроун — вдова племянника хозяина. Красива и умна. Говорят, редкое сочетание, но в этой небольшой компании таких уже две. Причем, как это ни странно, мы сразу испытали друг к другу несомненную симпатию. Даже тот факт, что Дэвид пялился на Марику почти весь вечер, не изменил моего отношения к ней.

Морис Парр — банкир, миллиардер, страстный коллекционер портретной живописи. Думаю, его пригласили, чтобы показать коллекцию замка, но, скорее всего, он уйдет разочарованным. Даже мне, хотя мои знания в данной области весьма поверхностны, совершенно ясно, что полотна, развешанные на стенах этого архитектурного памятника, если и имеют ценность, так только для историков.

Карл Тарни — преуспевающий врач. Ему лет тридцать пять. Очень мил и импозантен. Настойчиво ухаживает за молодой вдовой. Интересно, как к нему относится сама Марика? Красивая была бы пара.

Джим Сотти — этот явно не в своей тарелке. Любопытно, каким образом он попал в число приглашенных? Типичный провинциал. Даже, скорее, деревенский житель. Может быть, сын состоятельного фермера. Надо же! И этот не сводит глаз с Марики.

Вот главные участники событий, включая меня и Дэвида.

Морис Парр

Всего приглашенных было человек двадцать. Программа приема не отличалась ни оригинальностью, ни особым разнообразием. Нам показали несколько наиболее интересных и, главное, уже полностью отреставрированных комнат. Все они выглядели как павильоны для съемок исторических фильмов, впрочем, некоторый уют в них все же присутствовал. Затем мы прошли в парадную столовую, где всех нас усадили за длинный стол, уставленный различными блюдами. Ужин, конечно, был великолепен, я никогда еще не видела на одном столе такого количества разных деликатесов. Описать это изобилие ужасно сложно, ведь многие блюда я видела вообще впервые и не знала, как, впрочем, и сейчас не знаю их названия. Спасибо хозяйке, которая тактично и мило, с мягким юмором и едва заметной иронией объяснила нам, что мы можем найти и в какой посуде. По крайней мере, я усвоила, где тут рыба, где мясо, а где овощи. Но все, что решилась попробовать, было вкусно.

Десерт и вино были поданы в комнату, которую я описывала выше. Очевидно, предполагалось, что именно в это время гости будут приятно общаться и обмениваться мнениями. Но общий разговор возник только тогда, когда большинство гостей, что называется, откланялись. Остались только те, кого я назвала действующими лицами, ну, и мы с Дэвидом, разумеется. Причем мы задержались только потому, что Марика о чем-то спросила Дэвида, который просто не мог ограничиться лаконичным и точным ответом. Мне же пришлось слегка поморочить голову симпатичному доктору.

Начал разговор наш гостеприимный хозяин, считая, очевидно, что это его обязанность — развлекать гостей.

— Что вы скажете о портретной галерее замка? — спросил он Мориса Парра. — Эти картины мы приобрели вместе со стенами, на которых они висят.

— Стены произвели на меня гораздо большее впечатление, — чуть насмешливо ответил Парр.

— Неужели среди полотен нет ни одного достойного внимания? — продолжил тему Кроун.

— Ну, я не слишком внимательно осмотрел вашу коллекцию, однако, если бы здесь оказались портреты, написанные рукой мастера, я бы их уже опознал.

— Готов спорить, что по крайней мере один такой портрет есть, но вы, похоже, его не заметили, — неожиданно вступил в разговор Джим Сотти.

— И где же он? — Парр несколько картинно встал и осмотрелся.

— Не в этой комнате, хотя большая часть коллекции замка действительно находится здесь, — уточнил Джим.

— Но я не видел картин в других комнатах, я хотел сказать, портретов. В столовой действительно висит вполне сносно написанный пейзаж, но это вне сферы моих интересов.

Насколько я помню, к тому времени другие разговоры в этой комнате сошли на нет, и все, даже те, кто просто молчал, оказались невольными участниками начинавшейся дискуссии.

— Нет, я имею в виду именно портрет, — возразил молодой человек, — и утверждаю, что его писала именно рука мастера — и великого мастера!

— И где же вы приглядели этот, как я понимаю, шедевр? — язвительно поинтересовался коллекционер.

— Он висит в небольшом коридорчике, ведущем от лестницы к столовой, в которой мы недавно ужинали.

Морис Парр уже собрался было ответить. Судя по его мимике, спор мог разгореться нешуточный, но тут открылась дверь, и симпатичная девушка в строгом темно-синем платье и белом кружевном передничке вкатила столик, на котором внизу стояло несколько бутылок вина, а сверху — поднос с чистыми бокалами, хрустальная ваза с фруктами и конфетница с шоколадными фигурками.

— Это замечательное вино, мне доставили его из подвалов замка Азари, — гордо произнес Роберт Кроун, собственноручно разливая по бокалам густо-розовый напиток. Девушка в форме горничной, когда все бокалы были наполнены, обошла присутствующих, предлагая фрукты и конфеты.

— А давайте пойдем и посмотрим этот портрет, — неожиданно предложил Парр, вернувшись к прерванному спору.

Гости дружно поддержали предложение, поскольку спор между Джимом Сотти и владельцем одной из самых богатых в нашей стране коллекций портретной живописи заинтриговал почти всех. Я говорю «почти» так как, похоже, доктора Тарни сейчас одолевали совсем другие мысли и чувства. Я заметила, что он несколько раз доставал из кармана свой телефон и часто поглядывал на часы.

Теперь я должна упомянуть несколько деталей, важность которых станет вам вскоре вполне понятной. Как я уже сказала, только что было подано вино. Когда все отправились смотреть на портрет, у большинства в руках были бокалы. Исключение составили только сам Морис Парр и Роберт Кроун, они еще даже не прикоснулись к вину. Оба сидели у небольшого симпатичного столика, занимавшего пространство между двумя диванчиками.

Мы все встали со своих мест и отправились вслед за Джимом. Я уже не слишком хорошо помню, что представляла собой наша компания на тот момент. Если бы я знала тогда, что все это будет важно, возможно, была бы внимательней. Помню только, что мы с Дэвидом замыкали шествие — впрочем, нет, Морис Парр шел за нами. Очень жалею, что мне не пришло в голову оглянуться, когда мы покидали комнату.

Мы поднялись по широкой лестнице, свернули в маленький коридорчик, ведущий в парадную столовую. Стена, на которой висел тот самый портрет, была украшена еще парой картин, изображающих замок Ферни.

Попробую описать по памяти то, что мы тогда дружно рассматривали. Полотно было небольшим, мне показалось, что впечатление от него несколько ухудшала излишне массивная рама. Изображена была девушка. Язык едва ли повернулся бы назвать ее красивой. Чуть длинноватое лицо, бледное, с тонкими, словно плотно сжатыми, губами. Необычно смотрелись глаза. Я вдруг почувствовала, что юная аристократка едва сдерживает слезы. Как удалось художнику передать это?

Да, при ближайшем рассмотрении портрет действительно оказался довольно занятным, но лишь на мой непросвещенный взгляд. Что касается специалиста, а роль такового здесь, естественно, принадлежала владельцу одной из самых значительных и дорогих коллекций портретной живописи, то Парр был явно разочарован.

— Лет через двести, быть может, эта работа и будет представлять некоторый интерес, но только не сейчас, — так он отозвался об увиденном.

Джим попытался было затеять с ним полемику, но вскоре понял, что это бесполезно. Авторитет его оппонента был слишком значителен.

Когда мы все вернулись в гостиную, первым вознамерился уходить доктор, так как ему позвонил пациент. Он очень хотел подвезти Марику, но выяснилось, что она не собирается домой. Родственники пригласили ее погостить в замке, и она приняла это приглашение. Если честно, то мне это показалось странным. Причем странным было и то, что пригласили, и то, что согласилась. Вроде бы между Мишель Кроун и племянницей ее мужа отношения были не самыми дружескими. Стали прощаться и остальные, в том числе мы с Дэвидом. Все наперебой благодарили хозяев за прекрасный вечер, сыпали комплиментами и в адрес очаровательной хозяйки, и в адрес этого величественного дома, так замечательно возвращенного к новой жизни благодаря энергии и деньгам господина Кроуна.

Я точно помню, что Морис Парр взял свой бокал, а другой протянул хозяйку замка со словами:

— Похоже, только мы с вами не попробовали это прекрасное вино…

Происшествие

А дальше произошло невероятное. Парр залпом выпил вино, затем вдруг схватился за горло и с какими-то странными хрипами повалился на пол. Хорошо, что доктор Тарни еще не успел уйти, хотя его профессиональные навыки понадобились только для того, чтобы констатировать смерть.

Это случилось так быстро и так неожиданно, что все растерялись и не знали, как поступить. Первым опомнился Дэвид. Он позвонил в полицию и предупредил всех присутствующих, что для них же самих лучше не покидать дом до прибытия следственной бригады. Перспектива не слишком понравилась, прежде всего доктору.

— Видите ли, — обратился он к Дэвиду, видимо признав его главным на настоящий момент, — у меня очень тяжелый пациент, мне только что позвонили, что ему стало хуже…

— Я понимаю, доктор, — мягко возразил мой друг, — но неужели никто из ваших коллег не может вас выручить? Ведь, возможно, произошло убийство.

— Хорошо, — внезапно легко согласился Тарни, — позвоню, пожалуй, доктору Франку. Он живет неподалеку от больного. Да, вы правы…

Гости разбрелись по комнате в ожидании полиции. Разговаривать никому не хотелось, все были растеряны.

— Карл, — вдруг позвала Марика, и доктор Тарни мгновенно оказался возле нее. Она что-то тихо сказала ему, и он сел с ней рядом.

Джим Сотти подошел к нам с Дэвидом.

— Нехорошо, — как-то невпопад сказал он. — Просто нелепая ситуация.

— Да, что уж тут хорошего? — поддержал этот странный разговор Дэвид.

— Вы не понимаете! — с еле заметным раздражением произнес Джим. — Я ведь с ним спорил!

— Ну и что? — удивилась я.

— Ведь полиция будет выяснять…

— Вы что же, считаете, что там работают идиоты? — Его волнение мне казалось действительно странным. — А господин Кроун был недоволен оценкой своей коллекции, — тихо добавила я.

* * *

Полицейский комиссар, который приехал первым, был моим хорошим знакомым, а точнее, мы уже успели стать друзьями. Еще будучи адвокатом, я пару раз принимала участие в процессах по делам, блестяще завершенным следственной группой, возглавляемой им. Кроме того, мы иногда сотрудничали, если вдруг пересекались наши интересы. Да, это был Эрик Катлер. И он сразу же заметил меня:

— Вот уж не надеялся встретить вас здесь, Мэриэл. Вы тоже были в числе гостей или вас уже успели пригласить нам в помощь?

— Что вы, комиссар. Я здесь как частное лицо. В общем, рядовой свидетель…

— Нам повезло, что на месте происшествия оказался такой свидетель.

Спустя несколько минут приехала следственная бригада. До чего странно выглядело все это их суперсовременное оборудование на фоне почти музейных декораций.

После того, как видеокамера запечатлела место происшествия во всех подробностях, заглянув в каждый уголок замка, а прибывший медэксперт бегло осмотрел тело, покойника увезли для более тщательного изучения. Предварительное заключение исключало какие бы то ни было иные толкования — отравление.

Я исподволь поглядывала на всех невольных участников драмы, и почему-то думалось, что никто из присутствующих не испытывает никакого беспокойства, за исключением, быть может, доктора, который, скорее всего, если и беспокоится, то о своем пациенте.

Никто не расстроился по-настоящему, да оно и понятно: Морис Парр был мало знаком даже с хозяином дома, да и симпатичным человеком его трудно было назвать. Насколько мне известно, он был одинок, редко покидал свой дом, гостей у себя принимал еще реже. Интересно, кто наследует все его богатство?

— О чем задумались, коллега? — От неожиданности я вздрогнула. Катлер стоял рядом и так же, как и я, разглядывал расположившихся в разных концах комнаты гостей Кроуна. Сам хозяин замка в это время о чем-то разговаривал с молоденькой девушкой в форме горничной. Если я не ошибаюсь, она подавала нам роковое вино.

— Я вот о чем думаю, комиссар… Принято считать, что люди, невольно оказавшиеся в роли свидетелей преступления, как правило, нервничают, даже если не имеют никакого отношения к происшедшему…

— А вы уверены, что здесь имеет место именно преступление?

— Нет, не уверена, но все же умер человек. Даже если произошел несчастный случай, мне непонятно…

— И что же вам непонятно?

— Как бы это лучше сформулировать?.. Люди не то чтобы спокойны… Нет, каждый из них по-своему возбужден, но мне почему-то кажется, что ими, скорее, владеет любопытство. Их волнует причастность к чему-то необычному, ведь, к счастью, такие происшествия происходят не каждый день.

— Пожалуй, вы правы… Об этом стоит подумать.

Комиссар подошел к Роберту Кроуну.

— Скажите, а где находился господин Парр, когда подавали вино? — спросил он хозяина.

— Вот тут, — показал Кроун на столик, за которым еще совсем недавно сидел Морис Парр и рассуждал о портретной галерее замка.

Комиссар внимательно осмотрел столик и его окрестности. Он подозвал одного из сотрудников экспертной группы, и тот какое-то время собирал вокруг столика и на нем все, что можно было собрать. Я поняла, что комиссар ищет следы яда. Предстояло понять, как и кто мог отравить вино, которое выпил Парр. Впрочем, факт, что было отравлено именно вино, можно было считать лишь наиболее вероятным, но нужно было дождаться результатов анализов и вскрытия.

— Сейчас я хотел бы поговорить с каждым из присутствующих, — громко сказал Катлер, обращаясь сразу ко всем. — Я понимаю, что время позднее, поэтому постараюсь не задержать вас надолго. Я бы хотел сначала поговорить с вами, Мэриэл, — сказал он, и мы поднялись на второй этаж в кабинет Кроуна, который тот предоставил в распоряжение полицейского комиссара для проведения предварительного опроса свидетелей. Вместе с нами поднялся и Дэвид, против чего комиссар не возражал.

Следствие и первые факты

Я как можно доскональнее рассказала обо всем, что происходило в замке этим вечером, стараясь не упустить ни одной детали, Дэвид немногое мог добавить к моему рассказу. Теперь Эрику Катлеру, как он сам признал, было значительно легче говорить с остальными свидетелями. Поскольку комиссар настоял на нашем участии в этой процедуре, я могу рассказать о ней довольно подробно. Первым был доктор Тарни, поскольку он был единственным, кто по-настоящему спешил покинуть место происшествия.

— Насколько хорошо вы знали господина Парра? — спросил комиссар после всех необходимых формальностей.

— Мы ни разу не встречались до этого момента, — ответил доктор, но мне показалось, что он хотел что-то добавить.

Я не ошиблась. Тарни заговорил, не дожидаясь следующего вопроса.

— Я бы хотел вам кое-что сообщить, хотя это, конечно, нужно будет проверить. — Он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Да, я никогда не встречался с покойным раньше, но я знаком с его лечащим врачом и считаю, что у доктора Крафта есть для вас очень важная информация.

— А вы нам эту информацию сообщить отказываетесь? — на всякий случай спросил Эрик Катлер, хотя ответ был очевиден.

— Видите ли, я не могу вам ничего сообщить, не нарушая врачебной этики. Информацию я получил случайно, да могу и ошибиться. Я всего лишь высказал предположение, а доктор Крафт, думаю, не станет от вас ничего скрывать.

— Но факты, на основании которых вы сделали ваше предположение, разве вы не можете сообщить?

— Кое-что могу, но, поверьте мне, вам лучше поговорить с Крафтом.

— Ну, хорошо, спасибо вам, доктор. Вы можете быть свободны.

— Спасибо, но не могли бы вы разрешить и Марике Кроун покинуть замок? Я обещал отвезти ее домой.

— Тогда вам придется задержаться на несколько минут, пока мы зададим ей пару вопросов. Если вам не сложно, пригласите ее, пожалуйста, сюда.

Марика выглядела совершенно спокойной, и это не вызывало удивления. Неприятно, когда подобное происходит на твоих глазах, но вряд ли Марика была знакома со старым коллекционером, а смерть незнакомого старика не способна по-настоящему потрясти.

Катлер задал несколько обычных вопросов, включающих анкетные данные, а затем перешел к деловой части разговора:

— Были ли вы знакомы с покойным до встречи на этом приеме?

— Да, — неожиданно ответила Марика. — Господин Парр — мой довольно близкий родственник.

— Как часто вы с ним встречались и как складывались ваши отношения?

— Какие отношения, комиссар? Дядюшка Морис терпеть не мог всех своих родственников, не думаю, что я была исключением. Еще ребенком я, возможно, видела его на каких-нибудь родственных мероприятиях, но не помню. Я упомянула о наших родственных связях, только чтобы уклонение от ответа не вызвало подозрений. Вы ведь все равно бы об этом узнали, не так ли?

— Скорее всего, да. Значит, вы с ним не встречались и на наследство не рассчитываете?

— Ну, почему же, — усмехнулась Марика. — Если мне что-нибудь перепадет, не откажусь и буду весьма довольна.

— Я вижу, вы не слишком опечалены, — заметил Катлер.

— Не думаю, что кто-нибудь будет в этом случае по-настоящему горевать, хотя по-человечески всегда жаль, когда кто-то внезапно умирает, да еще вот так. Но я не собираюсь притворяться. К тому же если дядя Морис решил уйти из жизни, то это его право. — Марика пожала плечами и посмотрела на комиссара, как мне показалось, с некоторым вызовом.

— Так вы считаете, что это было самоубийство?

— А что же еще? Мы все пили это вино. Если яд оказался в бокале Мориса Парра, то кто его мог туда всыпать?

— Думаю, что ваши выводы несколько поспешны.

— Возможно, и так, я всего лишь предполагаю. Могу себе это позволить, поскольку не служу в полиции.

— Конечно, — согласился Эрик Катлер. — Что ж, спасибо за откровенность, вы можете покинуть замок, но просим не покидать города, не сообщив об этом нам, до окончания следствия.

— К счастью, никакие путешествия не входят в мои ближайшие планы. До свидания, господа. Всегда готова помочь, комиссар.

— Скажите, Марика, — вмешалась в разговор я, — вы ведь не хотели сегодня уезжать из замка?

— Да, Роберт предложил мне погостить у них несколько дней. Я хотела воспользоваться этим, чтобы сменить обстановку, и пожить в замке, — улыбнулась она. — Все мы любим немного поиграть в другую жизнь… Но я понимаю, что мое пребывание здесь после всего случившегося станет слишком тяжелым испытанием для Мишель. Она была не в восторге от этой идеи, а мне свойственно человеколюбие.

Марика удалилась. Комиссар задумался.

— В ее словах по поводу возможного самоубийства есть некое рациональное зерно, — вдруг заявил он. — Прежде чем мы продолжим опрос свидетелей, я бы хотел кое-что обсудить с вами. А точнее, давайте постараемся вспомнить все, что касается этого единственного бокала, в котором оказался яд.

— Замечательная мысль, комиссар, — поддержала я, — давайте.

— Итак, припомните все, что сможете, начиная с того момента, как появились бокалы и вино.

— Вино вкатила на двухъярусном столике девушка, вы могли ее видеть, комиссар, она была в той комнате, где все произошло, в тот момент, когда вы вошли. С ней тогда разговаривал Кроун.

— Да, я помню ее. Продолжайте.

— Сверху стояли пустые бокалы, ваза с фруктами и еще две с конфетами.

— Нет, — поправил меня Дэвид, — с конфетами была только одна вазочка.

— Не спорю, может быть. Внизу стояло несколько бутылок вина. Кроун взял одну из бутылок, открыл ее и разлил вино по бокалам.

— Как он открывал бутылку?

— Штопором. Штопор тоже, видимо, лежал наверху, рядом с бокалами, просто по степени его наклона трудно сказать, что он брал что-то с нижней полочки. Слегка склонился, чтобы взять бутылку за горлышко, и все.

— Да, я тоже так думаю, — поддержал меня Дэвид в ответ на взгляд комиссара в его сторону.

— Как присутствующие брали бокалы? Все ли пили это вино?

— Мне кажется, что вино пили все. Но никто не вставал, чтобы взять бокал, девушка подвезла столик с угощением к каждому из гостей. Комната не такая уж большая, это не заняло много времени. Все, кроме Кроуна и Парра, держали свои бокалы в руках, во всяком случае, когда мы отправились смотреть портрет.

— Значит, какое-то время бокал Парра оставался в комнате, на тот момент — в пустой комнате?

— Да, очевидно, так.

— Но ведь туда мог зайти кто угодно?

— Ну да…

— Это, пожалуй, усложняет дело. Придется опрашивать не только гостей, но и слуг Кроуна, всех, кто был в замке к моменту, когда вы пошли смотреть портрет.

— Вы правы, комиссар.

— Что ж, давайте пригласим этого молодого человека, — комиссар заглянул в свой блокнот, — Джима Сотти.

Несмотря на наш с ним разговор, чувствовалось, что Джим нервничает.

— Были ли вы знакомы с господином Парром до этого вечера?

— Нет, я его впервые увидел здесь и сразу скажу, что он мне не понравился.

— Только потому, что не разделил ваши взгляды на живопись?

— Да при чем тут живопись? Он слишком хорошо в ней разбирается, чтобы не увидеть очевидного!

— Вы не могли бы уточнить?

— Старик прекрасно видел, что перед ним подлинный Рамбье! Зачем он хотел всех убедить, что это дешевая подделка?

— А может, вы ошиблись?

— Пригласите специалиста, для вас это не проблема, и, если я ошибаюсь, готов год работать маляром на строительстве какого-нибудь храма.

— Что ж, если выяснится, что это имеет отношение к делу, специалиста мы пригласим, а пока давайте вернемся к событиям сегодняшнего вечера. Не заметили ли вы чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию?

— Не знаю, что вы имеете в виду, но я считаю самым странным именно то, о чем сейчас сказал.

— Что же, вы думаете, его за это отравили?

— Нет, конечно… Но все остальное было в пределах привычного.

Мне очень хотелось задать еще один вопрос, но я понимала, что он будет воспринят как бестактность, и решила не спрашивать, по крайней мере напрямую, Джима Сотти.

О Мишель Кроун, которая вошла в кабинет своего мужа после того, как оттуда вышел Сотти, можно было смело сказать, что она сейчас — просто комок нервов. У нее были чуть покрасневшие веки, нос тщательно припудрен, но именно это указывало на то, что еще несколько минут назад женщина плакала. Еще мне показалось, что она выглядит очень испуганной. Почему-то, глядя на нее, я вспомнила о служаночке, которая угощала нас тем самым вином. Мысль всего лишь мелькнула и исчезла, поскольку комиссар начал разговор с госпожой Кроун.

— Скажите, пожалуйста, — Эрик Катлер старался говорить как можно мягче, очевидно заметив состояние Мишель, — как давно вы познакомились с господином Парром?

— Его пригласил Роберт, я никогда раньше с ним не встречалась.

— Разве вы не обсуждали с ним список приглашенных?

— Конечно, обсуждали, но почему я должна была возражать против этого человека? Он известный коллекционер, а Роберту хотелось показать наши портреты такому специалисту…

— А как вы сами оценивали вашу коллекцию?

— Я в этом совсем ничего не смыслю, вот Джим, он говорил, что есть несколько приличных портретов и даже пара ценных.

— Скажите, Мишель, — вмешалась я, не удержавшись от того, чтобы задать вопрос, мучивший меня с того момента, как я появилась в этом замке и рассмотрела всех присутствовавших там, — а как на ваш прием попал Джим Сотти?

— Джим? Но… Джим — архитектор. Он руководил восстановительными работами, кроме того, он талантливый художник. Разве вы не знали об этом? Он, правда, не очень похож на художника, да и на архитектора…

— А Морис Парр знал, кто такой Джим? — опять подключился к разговору комиссар.

— Не знаю… Представления гостей сейчас как-то вышли из моды, люди умудряются перезнакомиться сами… Но Джим так всегда стесняется… Вот вы же не знали…

Собственно, дальнейший разговор не добавил нам никакой интересной информации.

Наконец в своем кабинете появился Роберт Кроун. Он был хмур, но относительно спокоен.

— Я думаю, что вы были знакомы с господином Парром до этого вечера, раз пригласили его. — Комиссар не столько спросил, сколько аргументировал свое утверждение.

— Я не был знаком со всеми, кого мы пригласили, это ведь дань традиции, если хотите, игра, у которой есть свои правила. Например, пригласить Дэвида Сомса мне посоветовал редактор «Интерньюс». Я, разумеется, не раз читал его репортажи и счел эту идею удачной. Правда, пользуясь случаем, мне бы хотелось попросить господина Сомса…

— Не волнуйтесь, я представляю приличную газету, — с достоинством отреагировал Дэвид.

— Да я, собственно, не сомневался… Так вот, с господином Парром мы в родстве, не знаю, сказала ли вам об этом Марика. Разумеется, Морис не самый приятный и общительный представитель нашего семейства… Был. Но я пригласил его не столько как родственника, сколько как специалиста. Джим мне кое-что объяснил, но мне не хотелось бы полагаться только на одно мнение. Я ведь не думал, что все так обернется. Мне казалось, что старику нужно иногда выбираться из своей дорогой берлоги, и, кроме того, мне известно, что он честолюбив… В общем, я надеялся и ему доставить удовольствие.

— Насколько мы выяснили, бокал с вином, который взял для себя покойный Морис Парр, некоторое время стоял в комнате, из которой вы все ушли рассматривать портрет, так?

— Да, точнее, там было два бокала: мой и Парра.

— Да, наш эксперт успел проверить ваш бокал, там было вино и больше ничего, но вы ведь из него не пили?

— Нет, так уж получилось.

— Вы понимаете, что за время вашего отсутствия в комнату мог зайти кто угодно?

— Конечно, но, кроме нас с женой и гостей, в замке в это время оставалось только трое слуг. Ведь наш прием, собственно, подходил к концу.

— Вы уверены, что на момент происшествия в замке никого больше не было, кроме названных вами людей?

— Я думаю, что это лучше уточнить у нашего дворецкого, Тома Снайка, он должен знать, кто и когда уходил.

— Что ж, давайте поговорим с ним и с теми вашими слугами, кто сейчас находится в замке. Кстати, вы не знаете, в какое время было разлито по бокалам вино?

— Ну, за минуты я не поручусь, но подать его в большую гостиную Луиза должна была ровно в девять часов тридцать минут. Несколько минут ушло на то, чтобы открыть бутылку, разлить вино по бокалам, подать его всем присутствующим…

— Значит, смотреть портрет вы отправились примерно около десяти часов.

— Может, минут за пять до этого времени.

— Ну, хорошо, давайте поговорим с вашим Томом…

— Снайком.

— Да.

Том оказался еще достаточно молодым мужчиной, внушительного телосложения, с добродушным круглым лицом. Волосы его были коротко подстрижены, и вообще он больше был похож на профессионального телохранителя, чем на дворецкого.

— Скажите, Том, — спросил его комиссар, покончив с формальностями, — можете ли вы точно сказать, кто из слуг находился в замке после половины десятого?

— Конечно. Остались только те, кто здесь постоянно живет: я, как вы видите, затем Луиза Барини — это наша новенькая горничная, она и за столом прислуживает, когда нужно, ну и постоянный официант Якоб Маккорди, но он приболел, поэтому вино уже подавала Луиза.

— Вы уверены, что никто не мог остаться или проникнуть в замок в это время?

— В это время открытой остается только парадная дверь. Всех, кто работал на кухне, и двух приходящих горничных я сам провожал и закрывал за ними двери. А проникнуть? Каким же, интересно, образом? Через окно? Или через подземный ход? Не знаю, что вам и сказать…

— Ну хорошо, будем считать, что все благополучно ушли и никто сюда не проникал. Мог ли кто-нибудь из тех троих, что остались в замке, незаметно пробраться в большую гостиную в промежутке между без пяти минут десять и четвертью одиннадцатого?

— Да кто угодно мог. Мы друг за другом не следили. Я был в каморке у парадной лестницы, но я там был один. Луиза крутилась по дому, но я ее не видел. А Якоб сидел в своей комнате в западном крыле, но вполне мог спуститься по боковой лестнице, и никто бы его не увидел. Только кому это нужно? Кто из нас мог знать этого старика? А уж тем более искать его смерти. Небось наследников среди нас нет.

— Ну, бывают и другие причины для убийства, — пробурчал комиссар, но без особой уверенности в голосе. — Будьте добры, пригласите сюда Луизу и узнайте, насколько сложно вашему Якобу прийти к нам. Если что, вам придется проводить нас к нему.

— Хорошо, господин комиссар.

Луиза была похожа на испуганного ребенка, который нашкодил и ждет неминуемого наказания. Возможно, я утрирую, но именно этот образ возник в моем сознании, как только девушка вошла в кабинет. Роста она была, можно сказать, среднего, да и худой ее нельзя было назвать, но почему-то она казалась маленькой и какой-то хрупкой. Вьющиеся рыжеватые волосы слегка растрепались, лицо ясно говорило о том, что Луиза только что плакала. Это заметил и Эрик Катлер.

— Не стоит так расстраиваться, — просто-таки по-отечески начал он разговор. — Мы понимаем, что это происшествие не из приятных, но такое иногда случается. Или у вас есть более серьезный повод так остро переживать случившееся?

— Я только устроилась на работу, комиссар, и недели еще не проработала, а тут такое… — неожиданно довольно низким голосом ответила Луиза.

— Я понимаю, но нам нужно задать вам несколько вопросов, так что постарайтесь успокоиться и вспомнить хорошенько все, что происходило сегодня вечером, все до самых незначительных мелочей.

— Я постараюсь.

— Вот и прекрасно. А как вы попали на эту должность?

— Я позвонила по объявлению, искала работу… Ну, меня сразу привлекло это объявление, интересно ведь, старинный замок, да и жалованье здесь приличное, мне и сейчас не хотелось бы потерять место.

— А почему вы должны его потерять? — удивился комиссар.

— Но ведь я подавала это вино…

— Ну и что? Или вы всыпали яд в бокал?

— Нет, что вы!

— Тогда и не о чем так переживать. Расскажите лучше, что вы делали после того, как подали вино и покинули большую гостиную.

— Я пошла в буфетную, навела там порядок. Вообще, это не моя работа, но Якоб же заболел, да и там почти нечего было делать. Затем я еще раз заглянула в гостиную. Я услышала шум голосов, и мне хотелось убедиться… ну, что мною все довольны.

— И что же там происходило?

— Я видела, что все встали и вышли, направились в сторону парадной лестницы. Там другая дверь, не та, в которую я заглянула.

— А больше вы не возвращались в комнату?

— Нет, пока не поднялся переполох.

— А от кого вы узнали о том, что случилось?

— Ко мне постучал Том, он сказал, что один из гостей хозяина отравился вином…

— Вы не были знакомы раньше ни с кем из присутствующих сейчас в замке?

— Я знакома с госпожой Кроун.

— Вы имеете в виду Марику? — уточнила я.

— Да, я работала у нее некоторое время, — ответила Луиза, и мне показалось, что она немного успокоилась.

— Когда это было? — спросил комиссар.

— Год назад… Но я всего лишь приходила к ней убирать квартиру два раза в неделю.

— Понятно.

Луиза ушла, и я подумала, что наш разговор несколько утихомирил ее воображение.

Якоб Маккорди все же вошел в кабинет хозяина, но выглядел он действительно неважно. Он, пожалуй, был самым старшим из всех присутствующих, если не считать покойника, впрочем, его-то уже увезли. Высокий и худой, с коротко стриженными абсолютно седыми волосами. Глаза очень темные, настолько, что трудно сказать, какого они на самом деле цвета. Густые темные брови, тонкие или плотно сжатые губы над чуть коротковатым подбородком, слегка длинноватый нос. В общем, не знаю, удалось ли мне передать впечатление, которое производил этот человек. Но о себе скажу, что я даже поежилась под его пристальным и настороженным взглядом.

— Извините нас, господин Маккорди, что пришлось поднять вас с постели, — начал комиссар.

— Не нужно извиняться, комиссар, — перебил Катлера Якоб, — я ведь понимаю, что это не праздные беседы. Спрашивайте.

— Хорошо, спасибо. Вы, как я понимаю, все интересующее нас время находились в своей комнате?

— О каком времени вы говорите?

— Примерно с половины десятого вечера.

— Да, в это время я уже ушел к себе, Луиза сама предложила мне… Хорошая она девочка, старательная, услужливая.

— Вы давно служите у Кроуна?

— Очень давно, комиссар, я еще его родителей помню, я единственный из слуг, кто переехал вместе с ними из городского дома, где они раньше обитали. — Едва заметная улыбка промелькнула на его лице.

— Были ли вы знакомы до этого дня с господином Парром? — продолжал спрашивать комиссар, хотя рассчитывать на сколько-нибудь существенную информацию, очевидно, не приходилось.

— Ну, как посмотреть. Я его, пожалуй, несколько раз видел, но сомневаюсь, что это можно назвать знакомством.

— Что ж, как я понимаю, вы вряд ли можете добавить к уже сказанному что-нибудь существенное.

— Если не сочтете за дерзость, господин комиссар, то, с вашего позволения, скажу… Я бы на вашем месте не искал убийцу. Есть ли смысл убивать тяжело больного старика, которому и так немного осталось?

— Откуда вы это знаете?

— Я прислуживал за столом и случайно видел, как господин Парр во время ужина выпил таблетку. Лекарство такое и мне знакомо, к сожалению. Это очень сильное обезболивающее…

— Вот оно что! Ну, спасибо, господин Маккорди. Извините, что побеспокоили, выздоравливайте.

Мотивы и возможности

— Что ж, сказал комиссар, когда мы остались в кабинете Кроуна втроем. — У меня пока появилась только одна разумная версия. А у вас, коллега?

— Догадываюсь, о чем вы подумали, но не кажется ли вам, что для самоубийства было выбрано слишком странное место, да и время… — возразила я.

— Это, конечно, так, но если мы начнем сейчас разбираться с мотивами и возможностями, то получится, как я подозреваю, не менее странная картина.

— И все же…

— У меня есть предложение: сегодня уже очень поздно, но завтра утром предлагаю встретиться у меня в кабинете — ведь вы, друзья мои, как ни крути, свидетели.

— Ну, только если свидетели, — усмехнулся Дэвид.

— Договорились, — улыбнулась я.

* * *

На следующее утро мы собрались в кабинете комиссара довольно рано. Это особенно сложно было для Дэвида. Он представляет собой классический образец совы. Но дело оказалось не столько моим или комиссара, сколько нашим общим, и это разбудило если не самого Дэвида, то уж его тщеславие точно. Одно дело — узнавать о следствии, когда оно уже закончено, другое — принимать в нем активное участие.

Когда мы, наконец, расположились возле большого комиссарского стола, Эрик Катлер, как и подразумевалось, заговорил первым:

— Думаю, что в этом деле самый сложный вопрос — мотив! Но и с возможностями все не так уж просто. Слишком много подозреваемых…

— Вот и нужно сейчас постараться вычислить, у кого совпали мотив и возможности, — продолжил мысль комиссара Дэвид.

— Боюсь, что для того, чтобы говорить о мотивах, нам не хватает информации. Например, мы не знаем, кто станет наследником Мориса Парра, — возразила я.

— Я уже успел поговорить с его адвокатом, вернее, с представителем адвокатской фирмы Портера, которая обслуживала его коллекцию. Похоже, именно коллекция портретной живописи являлась главной заботой и для него, и для фирмы. Но завещание находится именно у них и будет оглашено, как и положено, после похоронной церемонии. Однако я уже послал им запрос на копию, которую доставят нам в ближайшее время.

— Что ж, тогда можно пока поговорить о тех, кто имел возможность положить яд в бокал, — подвела я итог нашему предварительному обсуждению. — Мы уже выяснили, что это мог сделать кто-то из слуг, находящихся на тот момент в замке. Все трое фактически имели такую возможность, но зачем? Здесь мы опять спотыкаемся о проблему мотива. Поэтому я предлагаю для начала вспомнить, кто находился вблизи злополучного бокала после того, как стало ясно, кто из него будет пить.

— Да, тут вам с Дэвидом неплохо бы припомнить даже самые мелкие подробности этой части вчерашнего вечера, — поддержал мою мысль комиссар.

— Не возражаю, — согласился Дэвид.

— Что ж, — начала я. — Разливал вино Роберт Кроун, но он не знал, кто и какой бокал возьмет, маловероятно, чтобы он действовал наудачу.

— Да уж… — только и сказал на это мой друг.

— Затем подавала вино Луиза, в принципе, она могла отравить Парра, но попробуйте найти для этого хоть мало-мальски разумную причину. А вот дальше уже становится более интересно, поскольку бокал, наконец, обретает своего вполне конкретного хозяина. Бокал стоит на столике. Парр не спешит пробовать вино, он увлечен спором с Джимом Сотти, увлечен настолько, что, забыв о напитке, предлагает всем пойти на второй этаж и рассмотреть портрет, вокруг которого и разгорелась дискуссия. Никто не возражает, поскольку, по-моему, все чувствуют, что наступает самая интересная часть вечера. Вот теперь я попробую вспомнить, в каком порядке Кроуны и их гости покидали гостиную, у кого была хоть пара секунд для того, чтобы всыпать или влить яд. Сам Кроун сидел за одним столом со старым коллекционером, но он встал и подошел к двери первым, насколько я помню. — Я посмотрела на Дэвида.

— Я тоже помню, что как только Парр предложил отправиться на второй этаж, Кроун встал и подошел к двери, ведущей на нужную лестницу, — согласился со мной Дэвид.

Вслед за ним поднялась Мишель, да она и сидела далековато от Мориса Парра. Затем Марика. Вместе с ней поднялись со своих мест доктор и Джим, и что-то мне подсказывает, что их в этот момент не слишком интересовал не только господин Парр, но и предмет спора. Мы с Дэвидом вышли из гостиной вслед за этими тремя, а последним ее покинул Парр. Получается, что именно он и мог отравить вино в своем бокале незаметно для других.

— Интересно… — задумчиво проговорил Эрик Катлер.

В это время на его столе зазвонил телефон.

После того как комиссар положил трубку, он немного помолчал, словно переваривая только что полученную информацию, затем сообщил нам факт, который подтверждал, и удивительно точно, только что сделанный нами вывод.

— Звонили из лаборатории. В правом кармане пиджака Мориса Парра обнаружены очень мелкие осколки стекла. Это осколки медицинской ампулы, где мог находиться цианид, небольшое количество которого было выявлено на ткани того же кармана. Похоже, что Парр раздавил ампулу, вылив ее содержимое в свой бокал, после чего осколки от этой ампулы положил в карман, а по дороге где-то их выбросил. Они ведь, по идее, были совсем маленькими, потом их просто растащили на обуви, да и кто их искал вне комнаты? Кругом ковровые покрытия… Да еще и лестница… Но в его действиях просто отсутствует какая бы то ни было логика!

— Да уж, — поддержала я комиссара, — самоубийца, заметающий следы своего преступления…

— А если ампулу подложил в карман Парра настоящий убийца, чтобы запутать следствие и привести нас к мысли о самоубийстве? — предположил Дэвид.

— Можно было бы это допустить, если бы там отыскалась именно ампула или полный набор осколков, — возразила я. — А иначе как ты это представляешь? Парр обнаруживает у себя в кармане осколки ампулы и спокойненько их выбрасывает на ковер, даже не предпринимая попытку выяснить, что это за стекла и как они попали в его карман? Да и зачем вообще все это проделывать? Он что, под гипнозом был? А мы? Ну, чисто теоретически подобный план еще можно держать в голове, и все же мне это кажется маловероятным.

— Боюсь, что в предварительном слушании этого дела в суде версия самоубийства окажется самой убедительной, — вздохнул комиссар.

— Но почему именно в этом месте и именно в это время? — возмутилась я.

— Здесь слабое звено гипотезы о самоубийстве, но факты указывают на то, что возможность была только у самого Парра и слуг, однако у слуг не было мотива.

— А у Парра? У него есть причины для самоубийства?

— Ну, если подтвердится, что он был неизлечимо болен…

— А еще нет заключения патологоанатома?

— Должны вот-вот доставить, но по телефону доктор Вильсон мне сказал, что, скорее всего, подтвердится. Он точно сможет это сказать только после получения результатов лабораторных исследований.

— Ну, допустим, что он был тяжело болен и не хотел жить, боялся боли, не хотел пережить все стадии болезни — допустим. Но разве он не мог покончить с собой у себя дома, где его никто бы не увидел, где не нужно было все делать тайком? — продолжила я излагать аргументы в пользу своего несогласия с версией самоубийства. — И зачем тогда он затеял этот странный спор? Лично мне кажется, что Джим ничуть не хуже его разбирается в живописи. Я видела картины Рамбье в национальном музее, стиль, несомненно, тот же, хотя я, разумеется, не специалист.

— Да, мне кажется, что Сотти не зря так кипятился, а старик вел себя очень странно, — поддержал меня Дэвид.

В этот момент наш горячий спор прервал дежурный инспектор, который занес комиссару курьерскую почту.

Комиссар распечатал конверты, и мы получили, во-первых, подтверждение факта наличия у Мориса Парра неизлечимой болезни, из-за которой временами он мог страдать от сильных болей. Во-вторых — копию завещания. И тут был сюрприз: свои деньги он разделил поровну между оставшимися родственниками, которых даже не потрудился перечислить поименно, а свои картины завещал национальному музею. К завещанию прилагалась подробная опись полотен, входящих в эту коллекцию.

Да, работа адвокатам предстояла нешуточная. Странно, что им не удалось убедить своего клиента написать более внятный текст завещания. Впрочем, судя даже по моим впечатлениям, убедить в чем-то этого господина было весьма непросто, особенно если он что-то уже для себя решил. Данное завещание только подтвердило мое вначале довольно поверхностное мнение.

— Теперь мы знаем, что вчера в замке присутствовали, как минимум, двое их тех, кто получил от смерти старика некую выгоду, но очень сомнительно, что эти двое вчера об этом знали, — прокомментировал Дэвид полученные нами новые факты. — Боюсь, что все же версия самоубийства выглядит самой логичной.

— Но не кажется ли вам, что нелишне выяснить, откуда взялась ампула с цианидом? Ведь это, насколько я понимаю, своего рода редкость. В нашей стране таких ампул нет со времен Второй мировой войны, во всяком случае, в открытом медицинском обороте, — заметила я.

— Да, — поддержал меня Катлер, — я уже направил несколько запросов, чтобы прояснить ситуацию, но не надеюсь на ответы. Вернее, ответы будут, но они вряд ли нам помогут. Цианид в ампулах — это очень странно.

— А почему вы думаете, что яд содержался в ампуле? — спросил вдруг Дэвид. — А если это были осколки от ампулы, в которой находилось совершенно безобидное вещество, а цианид попал на ткань совсем по-другому?

— Теоретически и такое возможно, но уж больно странное совпадение, — высказал свое сомнение комиссар. — Думаю, что нужно действительно поговорить с лечащим врачом Парра. Может, он что-то прояснит. Он сегодня ведет прием в поликлинике, нам стоит наведаться туда к концу дня. Или вы не поедете со мной?

— Я, к сожалению, должен сейчас ехать в редакцию, но надеюсь узнать от вас все новости, — сказал Дэвид.

— А я, разумеется, с вами, — ответила я на взгляд комиссара.

Доктор Реджинальд Крафт

Мы появились в приемной доктора Крафта как раз тогда, когда его прием закончился, и он вполне мог уделить нам несколько минут. Светловолосый и белокожий, доктор выглядел явно моложе своих лет, впечатлению молодости способствовал и невысокий рост. Но, приглядевшись, я поняла, что ему наверняка уже больше пятидесяти, и еще, что он очень устал. Эрик Катлер предъявил свое служебное удостоверение и представил доктору меня, сказав, что я принимаю участие в данном расследовании по его просьбе. Впрочем, мне показалось, что доктор пропустил мимо своего сознания всю эту информацию.

— Так что же вы хотели узнать у меня, если, как я понимаю, вскрытие уже произведено, а значит, о болезни покойного вы знаете?

— Да, но мы также знаем, что он умер от отравления цианидом. У нас есть основание подозревать, что господин Парр ушел из жизни добровольно. Или вы считаете, что такое невозможно? — спросил комиссар, заметив, что доктор Крафт усмехнулся.

— Разрешите мне усомниться в этом. Пожалуй, я не думаю, что версия удачна, хотя бы потому, что место и время для самоубийства выбрано уж точно нестандартно. Но дело не только в этом. Морис очень страдал от своей болезни, боялся приступов боли, которые случались у него все чаще, но умирать он не хотел. Буквально несколько дней назад он интересовался у меня, сколько ему нужно протянуть до того момента, когда его болезнь благодаря открытиям современной медицины перестанет быть смертельной. Он читал медицинские журналы, следил за телепередачами, выискивал соответствующие новости в Сети. Нет, я не верю в его добровольный уход, да еще при таких обстоятельствах, если, конечно, все, что по этому поводу сообщили газеты, действительно правда.

— Более или менее, — подтвердил комиссар, очевидно имея в виду газетные публикации.

— А мог ли у него быть цианид, причем в ампуле? — спросила я.

— Не знаю… — Доктор задумался. — Не скрою, он просил меня достать ему яд на тот случай, если он вдруг поймет, что ему уже не светит выздоровление. А дожить до последней стадии своей болезни он очень боялся. Но цианид в ампуле… Впрочем, с его деньгами доступно многое.

— Значит, яд у него все же мог быть? — уточнил комиссар.

— Мог, но я не возьмусь утверждать, что был, — ответил доктор Крафт.

— Значит, вы ему эту услугу не оказали?

— Нет, комиссар, я не давал ему яд, если вы об этом.

— А что вы можете сказать о своем пациенте как о человеке? Насколько легко и приятно было с ним общаться?

— Морис Парр не был приятным собеседником, хоть и был прекрасно образован, много повидал, много знал и понимал. Но все, что он накопил в этой жизни: деньги, картины, знания, — все это было бесполезным хламом и для него, и для других. Не уверен, что правильно объяснил вам, но таково мое представление об усопшем…

— Ну почему же, из того, что я о нем узнал за последние сутки, пожалуй, складывается именно такое впечатление. Спасибо, доктор, что ответили на наши вопросы.

— Всегда к вашим услугам, комиссар, — он сделал небольшую паузу, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, — но не верьте, что Морис себя убил. Он мог бы убить, но только не себя. Во всяком случае, не сейчас.

Наследники

Похороны состоялись на следующий день. Скромная гражданская панихида — покойный был убежденным атеистом. Народу собралось довольно много, но собственно родственников оказалось всего пятеро. Именно их и пригласили в дом к усопшему для оглашения его последней воли. Присутствовали и мы с комиссаром. Перед самой процедурой нам удалось переговорить с нотариусом фирмы Портера, которому было поручено зачитать документ.

— Скажите, вы точно знаете, что сегодня сюда явились все родственники господина Парра, которые, как мы уже знаем, являются и его наследниками? — спросил комиссар Катлер.

Все, кого мы знали в этом качестве. Но текст завещания и имена наследников будут опубликованы в газетах. Если отыщутся еще претенденты, то у них на то, чтобы заявить свои права, есть полгода, — спокойно ответил адвокат.

Похоже, ему и его коллегам завещание клиента не казалось таким уж странным.

* * *

Но на присутствующих текст, который зачитал нотариус фирмы Портера, произвел вполне ожидаемое впечатление.

Марика Кроун не сдержала смеха, хотя сразу же извинилась перед присутствующими, впрочем, некоторым ее смех показался просто нервной реакцией.

Итак, любой человек, который докажет свое родство с усопшим Морисом Парром, может рассчитывать на получение наследства. На сегодня таких наследников имелось пятеро, и доля каждого из них была внушительной. Понятно, что они не могли сразу получить свои деньги, в завещании были дополнительные распоряжения, внесенные туда, как я понимаю, по настоянию адвоката, составлявшего этот нестандартный документ. На адвокатскую фирму возлагалась обязанность обратить в деньги всю недвижимость господина Парра, за исключением портретной коллекции, которая в течение недели должна быть передана национальному музею. На втором собрании наследников объявят окончательную сумму, которая подлежит разделу между всеми, кто получит право на наследство на тот момент. Каждый из наследников имеет право осуществить проверку всех действий адвокатской фирмы и подать иск в случае, если посчитает, что действия фирмы нанесли ущерб его интересам. На что предоставляется дополнительный срок — тридцать дней со дня оглашения суммы, полученной в результате выполнения всех пунктов дополнительных распоряжений.

Все это значило только одно: в течение некоторого времени вокруг миллиардов скончавшегося эксцентричного богача будет развиваться достаточно опасная интрига. Он задал такие правила игры, которые позволяли практически каждому его наследнику, или потенциальному наследнику, влиять на результат. У меня появилось предчувствие, что смерть Мориса Парра окажется не единственной загадкой, с которой нам предстоит разбираться. Предчувствие на редкость точно подтвердилось впоследствии.

Очень важно сейчас рассказать о пяти наследниках, которые были известны на момент оглашения завещания. Двое из них уже представлены вашему вниманию — это Роберт Кроун и Марика Кроун. Теперь об остальных.

Дженифер Парр — дочь двоюродного брата Мориса Парра. Дама лет под пятьдесят. Судя по всему, она была не так благополучна в плане стабильности своего финансового положения, как упомянутые раньше Кроуны. Она работала в рекламном агентстве секретарем, снимала квартиру на окраине Сент-Ривера и на работу ездила на автобусе.

Фредерик Санте — внучатый племянник Парра со стороны его сестры, умершей лет двадцать назад. Ее муж скончался пятью годами позднее. Родители этого молодого человека умерли еще тогда, когда он был школьником. Так что, похоже, на этой родственной ветви Санте оказался единственным сохранившимся росточком. Ему лет двадцать пять. Работает шофером такси, живет в Стренчфилде, в собственном доме, который остался ему в наследство от родителей.

Дэнис Зальцман — полковник в отставке, участник войны, троюродный брат покойного. Возраст по виду определить сложно, но, судя по биографии, он должен быть старше своего умершего кузена. Выглядит вполне обеспеченным, на похороны приехал в собственном автомобиле, за рулем которого сидел шофер с явно военной выправкой.

Эти люди были определены в качестве родственников завещателя на момент его похорон. Но список оставался пока открытым, что прекрасно понимали и мы с комиссаром, и представители адвокатской фирмы. Все вышеизложенные сведения мы получили от нотариуса. Но нам было желательно поближе познакомиться с установленными родственниками. Хотя тогда мы двигались в этом направлении скорее интуитивно, чем осознанно. Никто, кроме Кроунов, не мог быть прямо причастен к тому, что произошло в замке Ферни. Но не исключалась вероятность причастности кого-то из наследников к появлению у Мориса Парра ампулы с цианидом. Впрочем, я подумала о том, что будет очень сложно связать воедино эти события. Достать ампулу с ядом для смертельно больного престарелого родственника — это не то же самое, что влить яд в его бокал с вином. Конечно, если подтвердится версия о самоубийстве, можно будет говорить о некоторой моральной ответственности, но это, пожалуй, вопрос очень спорный.

В общем, с того грустного мероприятия мы ушли, не получив никакой ценной информации, а у меня в душе поселилась необъяснимая тревога, происхождение которой носило явно иррациональный характер.

— Да, коллега, — сказал комиссар, когда мы сели в его машину, — похоже, эта история становится все бессмысленней. Надо же! Оставить такое завещание!

— Да дядюшка Морис пошутил, — невесело усмехнулась я. — Только как бы его шутка не обернулась бедой.

Подробности от Дэвида

Мы решили отправиться пока в управление, куда вскоре обещал подъехать и Дэвид. По пути комиссар подбросил меня в мою контору. Туда я заскочила, чтобы убедиться, что не произошло ничего такого, что бы требовало моего срочного вмешательства. Ари сообщил мне, что назначил встречу двум потенциальным клиентам, но в их проблемах не просматривалось ничего срочного. Поэтому со спокойной совестью я поехала с комиссаром.

Дэвид, как оказалось, был уже на месте и ждал нас, общаясь с дежурным инспектором.

Мы поднялись на седьмой этаж, устроились в креслах вокруг комиссарского стола. Я приготовилась к тому, что Эрик Катлер сформулирует сейчас главную проблему, и мы начнем ее обсуждать, но вдруг заговорил Дэвид.

— У меня есть информация, которую не мешало бы обдумать, — неожиданно заявил он. — Вы знаете, что у Парра есть дочь?

— Дочь?! — воскликнули мы с комиссаром почти одновременно.

— Да, эта скандальная история произошла около трех десятков лет назад, если точно — двадцать восемь, когда Морис Парр еще не был ни старым, ни богатым. Не был он и столь известным коллекционером. В общем, я захотел выяснить, с чего началась его знаменитая коллекция, ну и стал копать в разных архивах. Редактор не возражал, ведь смерть миллиардера очень заинтересовала читающую публику. Оказалось, что самый известный в нашей стране собиратель портретной живописи сам в молодости пробовал свои силы как художник. Сейчас о нем много пишут, но о его занятиях живописью никто не упоминает. А он тем не менее учился в художественной академии и даже стал лауреатом одного из конкурсов юных дарований. Но не это главная сенсация. Он, собственно, особых успехов на этом поприще не достиг, а быть ремесленником не захотел. Коллекционировать портретную живопись он начал тогда, когда стал наследником Кристофера Парра, брата отца. Капитал, который ему достался от дяди, был не так уж значителен, но в наследство входил старый трехэтажный особняк в Мэрвике, а в нем оказалось несколько портретов известных мастеров, в том числе Рамбье и Ризотти. Ну, дальнейшую историю его процветания теперь знают все. А вот что я раскопал в старой подшивке своей любимой «Интерньюс». Юная манекенщица Стелла Роджерс, едва начавшая свою карьеру на подиуме, вынуждена была оставить работу, так как родила дочь от некоего Мориса Парра, студента художественной академии. Она возбудила дело о признании отцовства и взыскании некоторой суммы с отца ребенка на содержание дочери, а также о возмещении ущерба в связи с потерей работы. Суд признал Мориса отцом ребенка и принял решение в пользу истицы. Денег тогда у Парра не водилось, сумма была слишком велика для его тощего бюджета, ему грозили серьезные санкции, но Стелла вдруг отказалась от своих притязаний и исчезла, скорее всего, покинула страну. Появилось несколько легенд по этому поводу. Например, в одном дамском журнале прошла публикация, в которой говорилось о том, что Стелла Роджерс вышла замуж за принца одной восточной страны и он увез ее к себе на родину. Остальные заметки в той или иной степени перепевали эту байку.

— Значит, сейчас дочери Парра где-то около двадцати восьми, — произнес комиссар. О том же подумала и я.

— А как Стелла назвала девочку, нигде не упоминается? — спросил комиссар, опять совершенно в унисон с моими размышлениями.

— Упоминается в той же заметке, где говорится о восточном принце. Девочку назвали Луиза.

— Интересно, а есть где-нибудь фотографии Стеллы Роджерс? — поинтересовалась я.

— Есть, но на них лучше всего можно рассмотреть ее ноги, а лицо либо снято нечетко и в профиль, либо наполовину закрыто шляпой. Кое-где упоминается, что она была натуральной блондинкой, и ее волосы имели чуть рыжеватый оттенок.

— Что ж, комиссар, неплохо бы собрать материал об этой малышке Луизе, — заметила я.

— Вы какую из них имеете в виду? — спросил Эрик Катлер.

— Думаю, что хорошо бы все знать об обеих. Вдруг их биографии пересекутся?

История Стеллы Роджерс

Мы решили, что выяснить подробности биографии Луизы Барини проще комиссару. Дэвиду мы поручили собрать все материалы о Стелле Роджерс и Морисе Парре, какие он только сможет раскопать в старых газетах, журналах и в Сети. Я же займусь поисками настоящих фактов о жизни Стеллы Роджерс и ее дочери.

Для начала я отправилась в фирму «Стиль». Там Стелла начинала свою карьеру манекенщицы, впрочем, похоже, что продолжение этой карьеры так и не состоялось. Мне пришлось выехать в Мэрвик — именно там был офис фирмы.

Небольшое двухэтажное здание находилось совсем рядом с набережной, его легко было найти, поскольку поблизости располагались в основном маленькие уютные ресторанчики и кафе. День был жаркий, и я с удовольствием вошла в прохладный вестибюль. Там не было ни души. На первом этаже я увидела приоткрытую дверь и заглянула туда. В маленькой и чрезвычайно захламленной комнате вдоль стен высились стеллажи, забитые множеством картонных папок, а посредине стоял огромный и какой-то несуразный стол, тоже заваленный папками. За столом сидел симпатичный молодой человек, темноволосый и очень смуглый, в легкой белой рубашке из полупрозрачного материала. Он поднял голову и посмотрел на меня, как мне показалось, очень странным взглядом, словно прикидывал, во что меня можно одеть.

— Вы опоздали, — вдруг заявил он. — Приходите через неделю, но приходите непременно, у вас, несомненно, есть шанс.

— Спасибо, — сказала я, вдруг сообразив, что происходит, — но я не думаю, что мое дело может ждать целую неделю.

— Но… — хотел было возмутиться мой собеседник.

— Мое имя Мэриэл Адамс, — не дала я ему продолжить, — я частный детектив и нахожусь здесь по поручению центрального полицейского управления.

Комиссар Катлер позаботился о документе, подтверждающем мою миссию, но он не понадобился. Мне поверили без всяких бумажных доказательств.

— Извините, мое имя Рауль Раэс, я просто подумал… — Он смутился.

— Ничего, я понимаю, что детективы у вас бывают гораздо реже, чем барышни, желающие стать фотомоделями, — улыбнулась я.

— Так чем я могу быть полезен? — сразу успокоился Рауль.

— Я бы хотела навести справки о женщине, которая работала в фирме «Стиль»…

— Тогда вам лучше всего обратиться в отдел по подбору кадров, идемте, я вас провожу туда.

— Спасибо, но я не договорила. Эта женщина работала в фирме тридцать лет назад.

— О! Тогда, возможно, в архиве есть какие-то сведения, но сегодня, увы, там закрыто.

— Конечно, архив — тоже неплохо, но, возможно, среди ваших сотрудников есть кто-то, кто работал в фирме в те годы?

— Пожалуй, есть. Секундочку.

Он взял телефонную трубку и набрал номер, судя по количеству цифр, внутренний.

— Привет, Энжи, это Рауль, да, он самый. Тут из центрального управления полиции интересуются нашей сотрудницей, которая работала в фирме тридцать лет назад. Может, поможешь? Понятно, если вспомнишь… Ну, так мы сейчас нагрянем.

Вот так я и познакомилась с Анжелой Барт, или просто Энжи, как зовут ее те, кому посчастливилось с ней подружиться. Ее уютный кабинет полностью отражал стиль и характер хозяйки. Я и сейчас не знаю, сколько ей на самом деле лет, да это и не имеет никакого значения. Она всегда будет молодой и красивой. Высокая, стройная, грациозная… Да просто невозможно перечислить все достоинства этой удивительной женщины. Как я узнала потом, никакой официальной должности она уже не занимала, но без нее слово «Стиль» просто потеряло бы свое значение: она была и душой, и талисманом фирмы, и одной из ее создателей.

— Так вы и есть тот самый представитель столичной полиции, о котором говорил Рауль? — удивленно воскликнула она, увидев меня.

— Да, я представляю сейчас интересы центрального полицейского управления, — подтвердила я. — Мэриэл Адамс, частный детектив.

— А в детективных романах полиция и частные сыщики всегда соперничают, — улыбнулась Энжи.

— Возможно, так и было когда-то, а может, это придумали писатели. Ведь если существуют и те, и другие, значит, это кому-нибудь нужно, — ответила я улыбкой на ее улыбку.

— Хотите кофе? — спросила она и меня, и Рауля.

— Нет, спасибо, мне нужно бежать, пока меня не хватились начальники, — отказался Рауль и, попрощавшись с нами, ушел.

— Конечно, хочу, — ответила я.

Мы выпили по чашечке кофе, разговаривая о чем-то малозначительном, но беседа доставляла мне удовольствие. И только тогда, когда Энжи убрала со стола кофейные чашки, мы заговорили о деле.

— Так о ком вы хотели бы узнать?

— О манекенщице Стелле Роджерс, двадцать восемь лет назад она, по нашим сведениям, работала в вашей фирме, возможно, вы ее помните? — спросила я.

— Еще бы мне ее не помнить, — улыбнулась моя собеседница. — Мы были подругами. Но она давно уехала и живет где-то в Европе. Сначала она мне писала, потом присылала открытки, но вот лет пятнадцать, как я ничего о ней не знаю.

— Меня, собственно, интересует как раз ее прошлое, а именно то, что случилось с ней до отъезда.

— Вы, очевидно, имеете в виду историю с ее дочерью?

— Да.

— А могу я узнать, почему вдруг возник этот интерес?

— Разве вы не помните, как звали отца ее дочери? — удивилась я.

— Его звали Морис, а вот фамилию я уже, пожалуй, не вспомню.

— Морис Парр, о его смерти уже несколько дней пишут во всех газетах.

— Ах, вот оно что! Но какое отношение может иметь к его смерти история почти тридцатилетней давности?

— К смерти история, понятно, отношения не имеет, но господин Парр был очень богатым человеком, и он оставил весьма странное завещание…

Я интуитивно понимала, что лучше направить разговор именно в эту сторону. Как показали дальнейшие события, выбор оказался правильным. Я рассказала Энжи об условиях завещания, и она поняла, что для меня прежде всего важно найти дочь ее давней подруги.

— Дело в том, что девочку Стелла не взяла с собой, она оставила ребенка в приюте, тогда искренне считая, что временно. Давайте-ка я вам все расскажу по порядку, тогда, возможно, вы сами разберетесь, что может представлять для вас интерес.

— Да, это было бы самым лучшим вариантом, — согласилась я.

— Тридцать лет назад, — начала свой рассказ Анжела Барт, — я была молодой и нахальной особой. Денег у меня не имелось, зато имелось много амбиций, идей и, слава Богу, друзей. Мы с друзьями открыли небольшую рекламную фирму для сети магазинов одежды «Стиль», организовали для них пару удачных рекламных кампаний за такие деньги, за какие сейчас не возьмется работать даже начинающий дизайнер-одиночка. Но тогда этот рынок не был так забит. Мы уговорили владельцев сети в рекламных целях разработать собственную коллекцию одежды на ближайший сезон и, разумеется, провести шумный показ этих моделей. Вот тут нам и понадобились демонстраторы одежды. Понятно, что мы не стали тратить деньги на приглашение известных профессионалов, мы объявили набор молодых и жаждущих известности кандидатов в топ-модели, как это бы назвали сейчас. Среди них и была Стелла. Когда прошли первые показы, Стелла сразу привлекла к себе внимание. Не то чтобы она была очень красивой, дело не в этом. Она была обладательницей всего набора достоинств, которые необходимы, чтобы нравиться публике. Безупречная фигура — тогда еще это было востребовано, натуральные светлые волосы с рыжеватым отливом, большие выразительные глаза удивительного янтарного цвета. Кроме того, она была смелой и артистичной, обладала природной грацией и чувством меры — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Ее сразу заметили журналисты, но она не позволяла себя фотографировать для журналов, таковы были условия контракта с нашей фирмой. Кто знает, как бы сложилась ее жизнь и судьба, если бы она не влюбилась в этого негодяя Мориса. Он сумел подобраться к ней, предложил позировать для портрета. Ну, а потом, сами знаете, как это бывает. Мы с ней были почти ровесницами и сразу как-то сошлись характерами, подружились, понятно, что не только из-за совпадения в возрасте. Она пришла именно ко мне со своей проблемой, когда поняла, что беременна. Разумеется, она сообщила эту новость и будущему папаше, но тот заявил, что создание семьи и отцовство не входит в его ближайшие планы. Редкостный был мерзавец. Стелла это тоже поняла, и ее пылкая любовь очень скоро превратилась в не менее страстную ненависть. Среди моих друзей был молодой адвокат Алекс Эскин, ему и принадлежала идея обращения в суд. Он блестяще провел этот процесс, но за это время произошли два знаменательных события, изменившие наши первоначальные планы. Сначала о планах. По решению суда Стелла получила право вписать в свидетельство о рождении дочери имя ее настоящего отца. На Мориса легла ответственность за дальнейшую судьбу его дочери, он был обязан выплатить кругленькую сумму на содержание ребенка, да еще и содержать Стеллу до тех пор, пока она не сможет вернуться к своей работе. Стелле действительно пришлось трудно, в том числе и материально, но не деньги привлекли ее в нашем общем плане. Мы понимали, что таким решением суда ставим крест на его карьере художника. Морис не был богат, а чтобы заниматься живописью, нужно снимать помещение под мастерскую, покупать холсты, краски, да и платить за учебу в академии. Рассчитывать на стипендию он тогда не мог по двум причинам: во-первых, возраст, слишком поздно он поступил учиться, ему ведь тогда было уже под сорок, а во-вторых, при назначении стипендий в академии учитывали не только талант художника, но и его человеческие качества. Как вы понимаете, этот процесс показал не самые лучшие стороны характера Мориса Парра. Однако пока процесс длился, родилась Луиза, и Алекс предложил Стелле стать его женой. Она приняла его предложение, и теперь скандал им уже не требовался. Да и они считали, что обрели счастье, как ни странно, именно благодаря недостойному поведению Мориса, и уже за это можно оставить его в покое. Они решили уехать на родину Алекса и там начать новую жизнь. Что вскоре и сделали.

— Но почему Стелла не взяла с собой Луизу? — не могла не спросить я.

— Она не знала толком, куда они едут, что их там ждет, Европа тех лет не была так уж привлекательна в плане материального благополучия. Найти с ходу работу было непросто. В общем, они сочли за лучшее временно поместить девочку в приют. Но, как это бывает, все складывалось совсем не в соответствии с намеченными планами. Прошел год, прежде чем Алекс устроился на постоянную работу. А Луиза опять не могла работать, поскольку теперь уже ждала ребенка от мужа. Карьера Алекса складывалась вполне удачно, но жена родила ему двойню. Я предполагаю, что тут еще есть и причины психологические. Луиза не стала желанным ребенком для ее матери. Будучи беременной, Стелла переживала абсолютно не те эмоции, которые способствуют развитию материнских чувств. Так или иначе, прошло три года, а девочка все еще оставалась в приюте. А тут появилась семья, которая захотела удочерить малышку. Простые люди. Женщина работала поварихой в том самом приюте. Ее муж служил садовником. Своих детей у них не было, по какой-то причине они не могли произвести на свет собственного ребенка. А девочка была такая славная, я ведь ее навещала время от времени. Иногда всерьез жалею, что сама не решилась ее удочерить. Стелла дала согласие, и ее дочь обрела новую семью. Как часто бывает в таких случаях, семья продала свой дом и уехала куда-то в другое место, где никто не знал, что их дочь не их кровный ребенок.

— А вы не знаете фамилию пары, удочерившей Стеллу?

— Нет, у меня не было повода поинтересоваться, но я думаю, что для полиции не проблема все это выяснить. Адрес приюта я вам, конечно, сейчас запишу. Вообще факт усыновления, насколько я знаю, не разглашается из гуманных соображений. Но в данном случае… Надеюсь, Луиза не потеряла право на наследство своего родного отца?

— Нет, не потеряла, это ведь он от нее отказался, а не она от него. Ее права в таком случае полностью сохраняются. В силу малого возраста вопрос об удочерении решался без ее участия, следовательно, закон не предусматривает лишение ребенка прав наследования имущества его кровного отца, если в завещании это не было отдельно оговорено. Но Парр не оставил подобного распоряжения.

Здесь, собственно, полезная для дела часть нашего разговора и закончилась. Но нам было очень приятно пообщаться и просто так. Энжи рассказывала забавные случаи из жизни фирмы «Стиль» и из своей биографии, расспрашивала меня о моей необычной, по ее представлениям, работе. Советую читателю запомнить имя Энжи Барт, поскольку однажды ей тоже пришлось быть моей клиенткой. Но в тот день, когда мы с ней познакомились, кто мог это предполагать?

Трагедия в доме Дэниса Зальцмана

Домой я вернулась поздно вечером, но не удержалась и позвонила Дэвиду.

— Да, то, что мне удалось выловить в прессе и в Сети, немногое добавит к твоему рассказу, — заявил Дэвид, выслушав мой отчет о поездке в Мэрвик. — Все, что противоречит этим фактам, скорее всего — просто вымысел или досужие байки.

— А что выяснил комиссар? — спросила я. — Пару раз звонила ему, но он не смог со мной поговорить: то сидел на совещании у начальства, то был занят.

— Мне тоже не удалось его поймать, так, чтобы можно было нормально разговаривать. Боюсь, что нам придется потерпеть до завтра. Встретимся в управлении?

— Да, как и договаривались.

Но, едва я положила трубку и хотела пойти на кухню, чтобы выпить стакан сока, мой телефон зазвонил.

— Да, — коротко откликнулась я, будучи уверена, что услышу опять голос Дэвида, вспомнившего еще что-то, по его мнению, важное. Но это был Эрик Катлер.

— Приветствую вас, коллега, — начал он с привычной фразы. — Вижу, что вы уже вернулись, и надеюсь, что не с пустыми руками. Но беспокою я вас по другому поводу.

— Что-то случилось? — догадалась я.

— Да, я сейчас еду в дом полковника Зальцмана. Он убит. Поскольку мы с самого начала ведем это дело вместе, я подумал, что…

— Конечно, если вы согласны заехать за мной…

— Вы не очень устали?

— Комиссар, неужели вы думаете, что после вашего сообщения я смогу уснуть?

— Тогда через десять минут я заеду за вами. Да, кстати, Дэвид тоже обещал приехать.

* * *

Вот так мы все и оказались в доме отставного полковника Дэниса Зальцмана. Дом Зальцмана, нужно сказать, был таким же внушительным, как и его автомобиль, да и как он сам — при жизни, разумеется. Теперь это было просто тело пожилого человека, убитого выстрелом из огнестрельного оружия, предположительно из пистолета, как сказал встретивший нас на месте происшествия инспектор, который прибыл туда по вызову. В доме уже работала следственная бригада.

— Выстрел в голову, — стал докладывать инспектор комиссару, как только тот представился. — Рядом с правой рукой потерпевшего мы нашли пистолет, из него недавно стреляли. Сначала подумали было, что это самоубийство, но как только приехал эксперт, стало понятно, что — нет, всего лишь инсценировка. Выстрел был сделан с такого расстояния, что самоубийство полностью исключается.

— Кто первый увидел тело? Кто звонил в полицию? — спросил комиссар, рассеянно наблюдая за действиями экспертов.

— Его шофер Тим Солтинг. Он привез его пару часов назад из театра, старик очень любил балет. Затем Солтинг поставил машину в гараж и хотел, как обычно, занести хозяину ключи и идти к себе — парень живет здесь же, его комната на втором этаже. Тим увидел открытую дверь кабинета, в кабинете горел свет, он вошел, ну, а тут все это… Он говорит, что еще на лестнице почувствовал запах пороха.

— Он ни с кем не столкнулся, как я понимаю, — комиссар не спросил, а уточнил.

— Нет, он подумал о самоубийстве, поэтому даже не стал осматривать кабинет как следует, сразу позвонил в полицию, а выходя, закрыл кабинет на ключ.

— Где он сейчас?

— У себя в комнате. Вы хотите с ним поговорить?

— Да, похоже, он пока единственный свидетель. Пригласите его сюда, пожалуйста.

И опять мотивы?

Это был именно тот шофер, которого я уже видела за рулем автомобиля Дэниса Зальцмана. Помните? Он привозил полковника на похороны Парра.

— Извините нас, господин Солтинг, — начал комиссар разговор со свидетелем, — время, конечно, позднее, но я не стану вас долго задерживать.

— Какие могут быть извинения, комиссар, я не скоро смогу уснуть после того, что видел…

— Я вас понимаю. У меня к вам несколько вопросов.

— Спрашивайте, конечно, отвечу с полной откровенностью, сообщу все, что знаю.

— Вы давно работаете у Зальцмана?

— Я у него служил в части, потом вышел в отставку по состоянию здоровья. Сердце стало беспокоить, вот врачи и посоветовали перейти на гражданский образ жизни. Получил я небольшой пенсион, снял квартиру, не здесь, в Тотридже, славный городок, между прочим. Прожил там год. Все ничего, здоровье поправил, но я — человек одинокий, так уж получилось. Скучно без работы. Ну а полковник Зальцман приехал как-то в Тотридж отдохнуть, вот мы с ним там и встретились. Он ведь тоже вдовец, бездетный. Предложил поработать у него, пенсия у меня небольшая, да и, я же говорю, скучно мне было… В общем, согласился. Опять же, столица…

— Он нанял вас в качестве шофера?

— Не совсем. По договору я жил в его доме, присматривал за хозяйством. Но если было нужно, конечно, возил его на автомобиле.

— Что значит — присматривал за хозяйством?

— Ну, нанимал людей: механика, повара, садовника, женщин для уборки в доме и во дворе. Еще следил за их работой, ну, я не знаю, как назвать эту должность. Иногда он просил почитать ему газеты: у него была катаракта, а операции он боялся.

— Получается, что вся его жизнь с момента, как вы поступили к нему на службу, проходила у вас на глазах? — подвел итог услышанному Эрик Катлер.

— Можно сказать и так, — подтвердил Солтинг.

— Тогда, быть может, вы знаете человека, который мог желать смерти полковнику?

— Если бы я верил в то, что покойники могут возвращаться в мир живых, я бы сказал, что это дело рук Мориса Парра.

— У покойного господина Парра были причины для этого?

— Да не знаю, стоит ли об этом говорить, оба они уже в другом мире, где наше правосудие не сможет их достать…

— И все же?

— Дело в том, что у полковника была очень странная реликвия военного времени. Он ведь служил в контрразведке… Ну ладно, скажу. У него все послевоенные годы хранилась ампула с цианидом, которую он конфисковал при задержании какого-то знаменитого агента. Он этой реликвией очень гордился, но показывал ее не всем. Хотя, похоже, все, кто бывал в его доме, об этой ампуле знали. Недели три назад к нему приезжал Морис, а через два дня полковник вдруг обнаружил пропажу своей ампулы. Он очень расстроился. Я слышал, как он звонил Морису и говорил ему, что намерен обратиться в полицию, но я не думаю, что он сделал бы это. Ведь хранение таких вещей тоже может быть не совсем законным.

— Да, пожалуй, если бы Парр был жив, его можно было бы считать подозреваемым. Увы, сейчас эта версия отпадает. Но, возможно, у кого-то еще был мотив для убийства господина Зальцмана?

— Возможно, но он так мало встречался с людьми, ни с кем не ссорился, даже не знаю, кто бы это мог быть.

— А полковник составил завещание? — спросила я, так как это, пожалуй, было единственное направление, достойное исследования для поиска ответа на вопрос «зачем?».

— Об этом вам лучше спросить его адвоката, господина Фроста. Энтони Фроста. В прихожей над телефоном висит список номеров, там есть и номер телефона адвоката.

— Пожалуй, пока все, — подвел черту комиссар. — Не будем больше вас задерживать. Если вспомните что-то важное, позвоните мне или госпоже Адамс.

Эрик Катлер достал из своего бумажника мою визитную карточку и отдал ее Тиму Солтингу.

Луиза Барини

Только когда мы уже ехали в машине, я спросила у Эрика Катлера, узнал ли он что-нибудь о горничной Кроунов.

— Идея была хороша, но пока все мимо. Родители Луизы живут в Эрджине, у них там небольшой домик, который они превратили в нечто вроде пансионата. В сезон сдают комнаты отдыхающим. Доход небольшой, но они не бедствуют и не скучают. Луиза уехала из Эрджина в Сент-Ривер, как только окончила школу. Мечтала стать актрисой, но ничего из этой затеи у нее не получилось. До Кроунов работала в гостинице «Корона». По возрасту она тоже не подходит на роль дочери Стеллы Роджерс. Ей всего двадцать пять лет.

— Да, этих двух Луиз объединяет только имя. Остается проследить судьбу той Луизы, которая нам нужна, и сделать это можно через приют, — подвела я итог.

— Видимо, так, но для того, чтобы раскрыть тайну усыновления, нужно иметь решение суда. Завтра запрошу его, опираясь на обращение адвокатской фирмы Портера. А на сегодня, надеюсь, все.

* * *

На следующее утро мы опять собрались в кабинете комиссара. Нужно было проанализировать все собранные факты и выработать план дальнейшего расследования. Если вчера было ощущение, что тайна готова открыться, то сегодня так уже не казалось.

— По крайней мере, мы теперь знаем, откуда могла появиться ампула с ядом, — начал разговор Эрик Катлер, когда мы устроились в креслах вокруг его стола.

— Вот именно — могла, — тут же прокомментировал Дэвид.

— Ну, если пропажу ампулы с ядом, причем именно цианидом, у одного из наследников Парра считать простым совпадением с тем фактом, что сам Парр отравился тем же ядом, то я, пожалуй, сочту, что в этом деле слишком много совпадений, — возразила я.

— Однако если даже это была та самая ампула, то украсть ее мог только сам Морис Парр. Значит, опять всплывает версия самоубийства. А мотив? Ну не могу я представить, что ему вдруг пришло в голову уйти из жизни именно в замке и именно во время приема. Зачем? Почему? — продолжил свои скептические рассуждения Дэвид.

— Да, пока мы не поймем причины того, что произошло, нам не распутать клубок нелепых загадок, — заметил комиссар, у которого, судя по всему, тоже не наблюдалось особого оптимизма в оценке наших ближайших перспектив.

— Но, — решила я вернуть своих друзей в рабочее русло, — есть пара причин, по которым Морис Парр мог быть убит.

— Одна очевидна, — сразу включился в мои рассуждения Дэвид. — Это его наследство. Быть очень богатым во все времена опасно. Но что ты еще имеешь в виду?

— Как мы уже знаем, покойный был не слишком приятным, к тому же еще и не очень порядочным человеком. Такие люди способны возбуждать ненависть.

— Убийство из мести? — уточнил комиссар.

— А почему бы и нет? — продолжала я развивать свою мысль. — Причем в этом случае мы получаем чисто психологически некоторое представление о преступнике.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Дэвид.

— Я берусь со значительной долей вероятности утверждать, что убийца не принадлежал к ближайшему окружению Парра.

— Понимаю вашу мысль, — подхватил Катлер. — Этот человек, видимо, не знал о болезни Парра, иначе он либо совсем отказался бы от мысли о мести, считая, что тут уже достаточно потрудилась судьба, либо его план не включал бы такой легкий уход из жизни для столь ненавидимого врага.

— Вот именно!

— Тогда, возможно, вы согласитесь прокатиться в Эрджин, маленький, тихий курортный городок? — спросил меня комиссар. На его лице, наконец, появилась улыбка.

— Прекрасная идея, — тут же согласилась я.

— А я готов тебя отвезти, — предложил Дэвид.

— А твой шеф не потеряет ценного сотрудника?

— Нет, его очень заинтересовало это дело. Он понимает, что у нашей газеты здесь есть преимущество, поскольку репортер «Интерньюс» оказался в центре событий. Так что один звонок в редакцию — и я командирован в Эрджин.

— Ну, а мне придется писать кучу запросов, — вздохнул комиссар. — Нужно ведь собрать максимум информации обо всех, кто был в замке Ферни в тот злополучный день. Да и убийство Зальцмана требует определенных усилий, оно может иметь и свой собственный сюжет, хотя такое совпадение я бы посчитал очень странным.

— А вдруг кто-то решил убрать полковника именно сейчас, надеясь на то, что полиция сочтет это связанным с делом Парра и пойдет по ложному следу, предоставляя возможность настоящему преступнику скрыться или хотя бы замести следы?

— Хорошая мысль, коллега, — улыбнулся Катлер.

* * *

От Сент-Ривера до Эрджина, если мчаться по скоростной трассе, всего пара часов езды. В полдень мы с Дэвидом уже ехали по маленькому и уютному городку, где не было ни высотных зданий, ни автомобильных пробок. Пансионат с непритязательным названием «Тихий уголок» расположился в очень живописном и действительно тихом месте, если не считать шелеста набегавших на берег волн.

Госпожа Барини оказалась симпатичной моложавой полной брюнеткой, очень улыбчивой и наверняка разговорчивой. Ее мужа пока не было видно. По дороге мы с Дэвидом договорились, что снимем в этом пансионате на пару дней комнату. Я чувствовала, что прямой разговор не даст никакого результата. Люди этой среды, как правило, очень настороженно воспринимают вопросы о своих близких. Кроме того, мне почему-то казалось, что супруги владеют информацией, которую не захотят открыть нам добровольно. Ну не люблю я совпадений! Не верю в них!

— У меня как раз освободилась замечательная комната. Из окна такой вид — вы просто не захотите уезжать, — щебетала хозяйка пансионата, провожая нас в действительно очень симпатичную комнату на втором этаже.

Когда Эмилия Барини спросила нас о роде занятий, Дэвид сказал, что он репортер газеты «Интерньюс», но здесь совсем не по работе. Решили, мол, с подругой отдохнуть у моря пару дней. После этого в мою сторону никто уже и не смотрел, поскольку стало понятно, кто тут главный.

Когда мы с Дэвидом остались в комнате одни, я предложила подумать, как вызвать на откровенность нашу милую хозяйку.

— Знаешь, простые расспросы нам мало помогут. Нужно под каким-то углом преподнести ей историю Парра, его смерти и завещания. Все равно это уже не секрет, особенно если она читает газеты. Но если происшествие касается их дочери, она обязательно проговорится. Только нужно именно ее вынудить начать этот разговор, — предложила я.

— Все очень просто, — подхватил мою идею Дэвид. — Купи газету, где есть хоть что-то об этом происшествии, и начнем обсуждать публикации между собой за ужином, но так, чтобы она слышала.

— Не слишком ли явно? Ведь в газетах писали, что на том смертельном ужине присутствовал репортер «Интерньюс».

— Ну и что? — возразил мой друг. — Подозрительно тут будет выглядеть как раз наше молчание. Ведь следствие еще не закончено, газеты комментируют его ход. Понятно, что меня это должно интересовать в первую очередь. Мы ведь ни о чем ее не будем спрашивать.

— Может, ты и прав, — согласилась я. — Если она промолчит, это тоже знак: ведь ее дочь оказалась в какой-то мере причастна к этим событиям. Она не может ими не интересоваться. Я хочу, чтобы она узнала о завещании: о нем, по-моему, писали только вскользь.

— Вообще не писали по просьбе комиссара. Эта информация появится в газетах только через три дня.

— Но о странностях завещания могли рассказать журналистам, например, те, кто присутствовал на оглашении документа, — наивно предположила я.

— Зачем? Им что, нужна куча новых претендентов?

На ужин нас пригласили, когда мы уже прилично проголодались. Поэтому, прежде чем завести разговор о происшествии в замке, мы отдали должное кулинарным способностям нашей милой хозяйки.

За столом, кроме нас, никого не было. Очевидно, на этот момент мы были единственными постояльцами «Тихого уголка». Ужин оказался простым, но безумно вкусным. Вообще дома я заменяю ужин апельсиновым соком или нежирным йогуртом, но, находясь на чужой территории, даю себе поблажку. Я с огромным удовольствием поглотила изрядное количество жареного картофеля, румяного, с потрясающей хрустящей корочкой, нежнейшую отбивную, острый, но именно настолько, насколько я люблю, овощной салат. Говорить я была готова только тогда, когда перед нами появились чашки с великолепно сваренным кофе.

— Вы не подскажете, — обратился Дэвид к госпоже Барини, — где можно купить свежую вечернюю газету?

— Ты не мог бы хотя бы здесь обойтись без газет? — недовольно проворчала я.

— Но я должен узнать, как там продвигается следствие.

— Вот вернемся — и узнаешь, тебе-то уж точно все сообщат. Или ты тоже решил записаться в наследники?

— Я бы не против, но, увы, в моих жилах течет кровь Сомсов, и только Сомсов. Никаких Парров или там Кроунов в моем роду не встречалось.

— Теперь у бедного старика появится столько кровных родственников, что наследство растащат по мелочи.

— Ну, это еще как сказать! Ты думаешь, что всем будут верить на слово?

— А как можно проверить?

— Не волнуйся, проверят.

— Вы не об убийстве в замке говорите? — спросила Эмилия, присаживаясь с нами за стол и наливая себе чашку кофе.

— Да, мы ведь там тоже были в тот вечер, — подтвердил Дэвид.

— А у меня там дочь работает, у этих Кроунов, — тут же сообщила госпожа Барини.

— Это не рыженькая такая?

— Да, она у нас светловолосая.

— Симпатичная девчушка! Как вы ее отпускаете в такую даль? Она мне показалась совсем малышкой.

— Ей уже двадцать пять. Мы не можем ей ничего запрещать. Но у нее неплохая голова на плечах, и мы за нее спокойны, хоть и очень скучаем иногда. Но разве удержишь сейчас молодых возле дома? Она у нас в актрисы метила, да вот пока господам прислуживает. Впрочем, эти Кроуны хоть достойно платят. До этого она в гостинице работала, так совсем за гроши!

— А как же карьера актрисы? Она передумала?

— Слава Богу, что передумала. Мы с отцом этому только рады. Но и не в горничных же всю жизнь ходить, она ведь в школе хорошо училась, осенью пойдет в университет. Будет учительницей.

— И правильно, — подвел итог Дэвид.

— А что, за стариком большое наследство осталось? — вдруг спросила Эмилия.

— Да немалое…

— Я что-то не очень поняла, разве он, старик-то этот, что умер на банкете, завещание не написал?

— Написал, только очень странное. Он оставил свое состояние, все, кроме картин, своим родственникам, поровну. Но дело в том, что имена этих родственников он не указал. И теперь всякий, кто докажет свое кровное родство с усопшим, может получить часть наследства.

— Да уж, очень несерьезно. И много нашлось этих кровных родственников?

— Сначала было пять, но теперь на одного меньше.

— Фальшивый оказался, что ли?

— Нет, его убили вчера. Вот я и хотел газеты посмотреть, может, там уже прояснилось что-нибудь.

— Какой ужас! Кого убили-то? Что за человек? Молодой? Или…

— Да нет. Старше даже Мориса Парра. Отставной полковник, герой войны.

— Ну, земля ему пухом.

На этом наш разговор и закончился, так как в столовую зашел высокий седой мужчина. Это был Филипп Барини. Эмилия засуетилась вокруг мужа, а мы пошли к себе.

— Ну, что скажешь? — спросил Дэвид, входя вслед за мной в наше временное жилище и плотно закрывая за собой дверь.

— А что сказать? Вела она себя естественно…

— Да, я тоже ничего не заметил.

— Похоже, все мимо. Но есть все же некоторые детали…

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, крошка Луиза совсем не похожа на своих родителей. Они оба крепкие, со смуглой кожей. Эмилия темноволосая, да и муж ее, хоть сейчас и седой, вряд ли был блондином. А вот Стелла была блондинкой, и, заметь, волосы у нее тоже были рыжеватыми. Опять эти чертовы совпадения!

— Насколько я об этом слышал, светловолосый ребенок может родиться у любого относительно белого человека, а вот наоборот — только в случае соответствующей генетической цепочки…

— Ну, не знаю, в генетике я не разбираюсь, все равно мне это кажется подозрительным, хотя больше зацепиться не за что.

— У нас еще завтра есть день…

* * *

Вечером мы просто побродили у моря, даже не пытаясь ничего обсуждать. Комиссару не звонили, да и он молчал. Вообще мы чувствовали, что нам необходима пауза.

Вернулись мы с прогулки довольно поздно. Поднялись на второй этаж, ополоснулись по очереди в крошечной душевой, включили телевизор, чтобы посмотреть новости. Но и по телевизору тоже ничего интересного нам не поведали.

Когда мы уже мысленно смирились с бесполезно потраченным временем, кто-то тихо постучал в нашу дверь. Дэвид встал с кресла и пошел открывать.

— Извините, я услышала, что у вас еще работает телевизор, вот и решилась вас побеспокоить, — произнесла Эмилия Барини, входя к нам в комнату.

Дэвид предложил ей кресло, а сам сел на кровать.

— Я ведь вас сразу узнала, — неожиданно обратилась она ко мне. — Вы меня уже не помните, да это и понятно, со сколькими людьми вам приходиться говорить. Вы ведь однажды были по делу в нашем городе. В гостинице у Питера девушку искали, она потом дочкой этого знаменитого режиссера оказалась. Я в той гостинице работала.

— Да, то дело я хорошо помню.

— Ну а меня вы просто тогда и не заметили, ни к чему… Это мне было любопытно.

— А сейчас вы хотите что-то рассказать? — догадалась я.

— Да, хочу вам рассказать правду про нашу Луизу. Мы с мужем посоветовались и решили, что скрывать уже бессмысленно. Да и почему девочка должна быть обижена, если ей полагается какая-то часть денег ее родного отца?

— Значит, Луиза — дочь Стеллы Роджерс и Мориса Парра?

— Да.

— Но возраст? Фамилия — это понятно, вы ее удочерили и дали ей свою фамилию, но двадцать пять лет — это не двадцать восемь.

— Я вам сейчас все расскажу. Не только время управляет судьбой, иногда и наоборот бывает, — она вдруг задумалась. — Мы ее не торопили.

Затем Эмилия продолжила:

— Мы с Филиппом всегда жили душа в душу. Очень уж любили друг друга. Бывает в мире такая любовь. Я думаю, не каждому дано ее пережить, но за счастье судьба всегда плату берет. Не могли мы с ним родить ребенка. И он, и я — оба здоровы, но не могу я от него забеременеть. Врачи говорят, что это бывает не так часто, но так уж нам было суждено. Мы любили друг друга и смирились. Я устроилась работать в приют поварихой. Детей там было немного, я их всех до сих пор помню. Когда появилась Луиза, я сразу к ней привязалась. Директриса это заметила, вызвала меня к себе и сказала, что не может меня оставить на должности. Все работающие в приюте ко всем детям должны одинаково относиться, а моя любовь к девочке была уже слишком заметна даже для взрослых. Дети-то чувствуют куда лучше. Я даже заплакала. Не потому, что теряла работу. С моей профессией устроиться — не проблема, но расстаться с малышкой — это было для меня настоящим горем. Однако оказалось, что, не работая в приюте, как частное лицо я имела гораздо больше прав. Я стала навещать Луизу, покупать ей игрушки, сладости, она сама назвала меня мамой. Я не хотела думать о том, что меня могут разлучить с этим ребенком. Бог пожалел меня. Луизе было чуть меньше трех лет, когда ее родная мать дала согласие на удочерение. Мы очень быстро оформили все документы, и я все боялась, что какая-нибудь мелочь мне помешает или Стелла передумает. Мне казалось невероятным, что можно отказаться от такого ребенка: она была красивая, нежная, ласковая девочка. Но, к счастью, все получилось. Нам выдали ее новое свидетельство о рождении — это для девочки, и папку с документами, подтверждающими факт удочерения, — это для нас. Мы сразу уехали из Мэрвика, но я все равно не могла успокоиться. В свидетельстве о рождении Луизы, поскольку это разрешено законом, мы изменили дату рождения так, что она стала на год моложе. Она была такой маленькой и хрупкой… На новом месте мы прожили еще два года, но тревога не покидала меня, это стало похоже на болезнь. Я пошла к психоаналитику, и он посоветовал нам переехать еще раз, сменив фамилию. Так мы и сделали. При смене документов мы еще раз изменили дату рождения Луизы. Ей было пять лет, но выглядела она совсем крошкой, вот мы и записали ей еще на два года меньше. Только после этого я почувствовала себя спокойнее. Умом-то я понимала, что закон на нашей стороне, но мы — простые люди, а этот мир так несправедлив. Мы сделали все, чтобы нас было очень непросто отыскать. А сейчас наша девочка уже может узнать правду, мы знаем, что это не повлияет на ее отношение к нам.

— Вы хотите сказать, что Луиза и сейчас ничего еще не знает? — удивилась я.

— Конечно, пока не знает. И я хочу вас попросить позволить нам самим ей все сказать. Я звонила ей сегодня и просила приехать. Завтра мы ей все и скажем.

— Да, конечно, так действительно будет лучше. — Я не могла с этим не согласиться.

Тим Солтинг

На следующий день мы позвонили Эрику Катлеру. Он сказал, что у него есть новости, но лучше об этом поговорить в его кабинете. Мы тоже не стали выкладывать свою информацию по телефону. Любопытство подстегивало, поэтому в здание полицейского управления мы вошли в то время суток, которое еще можно было назвать утром.

Комиссар выглядел уставшим, но не растерянным — похоже, полученная им за время нашего отсутствия информация кое-что прояснила. Но он не захотел ничего рассказывать, пока не выслушал все наши новости.

— Наследников вновь стало пятеро, — сказал он, когда я закончила рассказ о нашей поездке, — но следствию это никак не помогает. Если девушка не знала о том, что она дочь Мориса Парра, то и говорить не о чем. Кроме того, где бы она достала такой яд? Единственное, что мне не нравится в этом наборе фактов, — это ее присутствие в доме фактических родственников. Странное совпадение.

— А может, это и не совпадение? — вопрос возник в моем сознании, и я мгновенно его озвучила, потому что именно в этот момент поняла, что мне нужно сделать.

— О чем вы сейчас подумали? — тут же спросил комиссар.

— Нам нужно еще раз поговорить с Робертом Кроуном, но не в его владениях, а, например, здесь, в вашем кабинете, — ответила я.

— Хорошо, так и сделаем, сегодня же позвоню ему. Думаю, что он не станет отказываться. Но этот разговор вполне может и подождать. А пока у меня есть новости, которые нужно обсудить прямо сейчас. Я вам говорил вечером перед вашей поездкой в Эрджин, что намерен собрать сведения обо всех, кто так или иначе оказался впутанным в это дело. На следующий день с утра я этим и занялся. Конечно, послал запрос на материалы, связанные с удочерением Луизы, но сейчас это уже не важно. Важно оказалось совсем другое. Среди прочего я запросил в военном ведомстве информацию о службе полковника Зальцмана и капитана Тимоти Солтинга. Да, я выяснил, что именно до этого звания он дослужился, прежде чем вышел в отставку по состоянию здоровья. Ничего особенного в сообщении об этих двух офицерах не было, кроме одного любопытного факта. Тим Солтинг действительно служил в той же части, что и Зальцман, но тогда, когда полковник уже вышел в отставку. Разминулись они всего на две недели. Конечно, мелочь, но мелочь, противоречащая рассказу Солтинга о том, как он поступил на работу к своему бывшему командиру.

— Ну, он мог просто неточно выразиться, или мы могли его неверно понять, — предположил Дэвид.

— Я тоже так подумал, поэтому и решил с ним еще раз поговорить, — согласился комиссар. — Но мне это не удалось. Тим Солтинг исчез. Его не оказалось в доме полковника, его мобильный телефон отключен. Его нет ни в одной из гостиниц Сент-Ривера, во всяком случае, под настоящим именем. Я получил разрешение суда на объявление в розыск свидетеля Тимоти Солтинга. Для того чтобы запустить этот процесс, мне понадобилась его фотография. В комнате Солтинга в доме полковника остались какие-то вещи, но ни документов, ни фотографий там не было. Тогда я подумал, что его фото должно быть в кадровом архиве той части, в которой он служил. И действительно, по моей просьбе мне выслали по факсу эту фотографию. А теперь посмотрите на его портрет и вы.

Если комиссар хотел нас удивить, то ему это вполне удалось. Мы увидели фотографию симпатичного человека в военной форме, но это был совсем не тот, с кем мы разговаривали в доме полковника.

— Боюсь, нам придется как следует поискать господина, которого мы узнали под именем Тима Солтинга, — сказала я.

— Это я понял еще вчера, — усмехнулся Эрик Катлер. — Вот и предлагаю сейчас подумать, как мы будем решать эту неожиданную загадку. Хотя она может оказаться и не связанной с происшествием в замке Ферни.

— Наверняка мы это утверждать пока не можем, да и загадка сама по себе весьма интересная, — тут же заявил Дэвид с нескрываемым удовольствием.

— Сложность еще и в том, что всю информацию о взаимоотношениях между лже-Солтингом и Дэнисом Зальцманом мы получили из, мягко говоря, не слишком надежного источника, — озвучила я то, что все уже поняли и без меня.

— Да, — согласился Катлер, — лучше сразу отбросить все, что он нам говорил, и для начала отобрать только те факты, которым мы можем верить.

— Но тогда и вопрос с ампулой остается открытым, — заметила я.

— То, что у полковника была такая реликвия со времен войны, подтвердил и Кроун, — ответил мне комиссар.

— Но был у него ли конфликт с Парром по этому поводу?

— Вот тут уже ничего нельзя утверждать. Сейчас нам неплохо бы понять, есть ли у нас вообще в этом деле надежные источники информации, — отметил весьма непростую проблему Эрик Катлер.

— Да, согласилась я, — полковник вел такой образ жизни, что найти людей, которые могли бы о нем хоть что-то рассказать, будет непросто. Что мы о нем сейчас достоверно знаем? Что он ветеран войны, служил в контрразведке, так?

— Да, после войны получил назначение в учебный полк для старших офицеров, там в основном читал лекции.

— Еще мы знаем, что он любил балет и регулярно посещал музыкальный театр, — добавил Дэвид. — Я думаю, что в этом самом театре нам могут рассказать очень много интересного. Наверняка там приметили такую колоритную фигуру. И еще, я уверен, что кто-то разделял его увлечение. С кем-то он обязательно должен был обсуждать спектакли и премьеры. Ведь на такие темы не заговоришь с первым встречным.

— А что, дельная мысль! — Я со смешанным чувством гордости и удивления посмотрела на своего друга.

— Что ж, друзья мои, — явно повеселел комиссар, — а не сходить ли вам сегодня в театр?

— Давненько я не видел хороший балетный спектакль, — улыбнулся Дэвид. — Но как быть с билетами? Впрочем, позвоню-ка я своему редактору.

Катарина Савельи

Два билета на вечерний спектакль в музыкальный театр удалось достать только благодаря усилиям главного редактора «Интерньюс». Честно говоря, даже если забыть о нашем расследовании, посещение театра, именно этого театра, было для меня очень приятным событием. Возможно, вы сочтете меня старомодной занудой, но я не слишком люблю современную музыку. Не то чтобы я ее напрочь отрицала, иногда под настроение я могу послушать и танцевальные мелодии или рок-композиции, но когда музыки просит моя душа, я предпочитаю слушать классику. Больше всего я, конечно, люблю оперу. Но от хорошего балетного спектакля тоже получаю огромное удовольствие.

Мы попали на замечательный балет Антона Крамера «Ночная элегия». Надеюсь, мой читатель способен меня понять. Погрузившись в звуки одной из самых красивых балетных увертюр, я забыла о том, что меня привело в этот зал, и вспомнила только тогда, когда упал занавес в конце первого акта.

Мы вышли в вестибюль. Здесь суетилась нарядная публика. Кто-то брел к буфетным стойкам и барам, кто-то вполголоса разговаривал со своим спутником или спутницей. В общем, царила атмосфера временного пространства для временного единства незнакомых или малознакомых людей. Удивительные вещи происходят в этих театральных «прихожих»: незнакомые люди здесь сближаются, а близкие отстраняются. Вроде все вместе, и в то же время каждый сам по себе. Рядом со мной стояла пожилая дама в элегантном вечернем платье. Не знаю, по каким приметам, но я почувствовала, что она бывает здесь достаточно часто, чтобы обратить внимание на пожилого отставного полковника, записного балетомана.

— Вы не подскажете, где продают программки? — спросила я ее.

— Вон там, у двери в ложи бельэтажа, видите, стоит женщина в униформе, — показала дама рукой в нужном направлении и приветливо улыбнулась.

— Огромное спасибо, — поблагодарила я ее, стараясь придумать еще какой-нибудь предлог для продолжения разговора.

— А вы впервые здесь? — неожиданно спросила она меня.

— Да не то чтобы впервые, но бываю нечасто, — ответила я.

— Да, у молодых нет времени. — Я поняла, что моей собеседнице приятно поговорить, и с удовольствием пошла ей навстречу:

— Времени, к сожалению, действительно не хватает. А вы здесь часто бываете?

— О, я хожу почти на все премьеры, а понравившиеся спектакли посещаю иногда по нескольку раз!

— Завидую вам.

— Значит, вы любите балет?

— Да, и балет тоже, но мое главное увлечение — опера! — Я сказала это совершенно искренне, и моя собеседница не могла меня не понять.

— А ваш молодой человек? — кивнула она в сторону подошедшего к нам с двумя чашечками кофе Дэвида. — Разделяет ваше увлечение?

Своим кофе Дэвид угостил нашу новую знакомую, впрочем, это его ничуть не огорчило.

— В какой-то мере, — улыбнулась я, — но он как раз предпочитает балет.

— Странно, но мужчины чаще предпочитают балет, чем женщины. Наша собеседница многозначительно усмехнулась. А не представиться ли нам друг другу?

— Мэриэл, — назвала я себя. — А это Дэвид. — Я посмотрела в сторону моего друга, и он неожиданно грациозно изобразил легкий поклон.

— Меня зовут Катарина, — с вполне уместной едва заметной кокетливостью представилась наша новая знакомая. — Я бы хотела во втором акте пригласить вас в свою ложу. Я всегда покупаю ее целиком, чтобы иметь возможность приглашать туда друзей.

— Спасибо, с удовольствием принимаем приглашение, — ответил Дэвид за нас двоих.

Нам достались неплохие места в партере, но смотреть балет из ложи было значительно приятнее. И дело даже не в том, что было лучше видно и впереди не маячили ничьи головы. В старинных креслах, обитых мягкой бархатистой тканью густо-вишневого цвета, сквозило что-то от другого времени и другого пространства. В общем, присутствовал привкус игры в романтику, которая тайно продолжает жить в наших душах даже тогда, когда мы становимся прагматичными представителями нынешнего века. Пока шел спектакль, мы не разговаривали. В антракте я, наконец, решилась направить разговор в нужную сторону:

— Скажите, Катарина, а среди ваших друзей не было полковника Зальцмана?

— Конечно, я была хорошо знакома с полковником, можно вполне назвать это даже дружбой. Но…

— Да, мы знаем, — ответила я на ее недосказанную мысль, отлично понимая, что есть люди, с которыми лучше не лукавить. — Его убили, и, как это ни грустно, именно поэтому мы оказались здесь.

— Значит, вы хотите расспросить меня о полковнике, чтобы раскрыть загадку его смерти?

— И найти преступника.

— Я постараюсь вам помочь, хотя все это весьма невесело.

— Милая Катарина, я потому и говорю с вами так откровенно, что вы мне нравитесь, и, кроме всего прочего, я получаю удовольствие от общения с вами.

— Вы очень милая девочка, Мэриэл. Так что именно вы хотели бы узнать?

— У меня есть предложение: досмотреть спектакль, получив от него положенное и всеми нами вполне заслуженное удовольствие, а затем Дэвид отвезет нас ко мне, я угощу вас кофе с бисквитами, и мы обо все поговорим.

— Отличное предложение, — улыбнулась Катарина.

После этого мы спокойно досмотрели замечательный балет Антона Крамера.

Орден черной луны

Всю дорогу от театра до моего дома мы посвятили впечатлениям от спектакля и разговорам о музыке. Дома я заварила кофе, нарезала лимон, открыла коробку с бисквитами, все поставила на чайный столик в гостиной. Мы разместились вокруг него в низких мягких креслах и только тогда приступили к деловому разговору.

— Так насколько хорошо вы знали покойного господина Зальцмана? — решилась я задать не очень корректный вопрос, но от него зависел дальнейший ход беседы. — Извините меня, Катарина, за бесцеремонность, но, поверьте, это не праздное любопытство.

— Я понимаю, моя дорогая, не смущайтесь. Если вам нужна моя откровенность, то она к вашим услугам… Я очень близко и давно знала полковника. Когда-то он был молодым лейтенантом, а я — балериной. Правда, мы не виделись много лет и здесь, в Сент-Ривере, встретились, можно сказать, случайно, но когда-то… Я не знаю, какая именно информация вас интересует, но готова рассказать все, мне это даже будет приятно: старые люди любят поговорить о прошлом.

— Так ваша любовь к балету — не просто увлечение?

— Не просто… Балет — это для зрителей красивое хобби. Для балерины же — судьба. Ради балета мы отказываемся от многого, не все, конечно, но не все и достигают таких вершин, какие удалось завоевать Екатерине Савельевой, которая превратилась сейчас в престарелую любительницу театральных зрелищ Катарину Савельи. — Так вы — Катя Савельи? — с таким восторгом воскликнул Дэвид, что это вызвало смущенную, но одновременно довольную улыбку Катарины.

— Да, так меня назвали здесь.

Поскольку я не репортер светской хроники и в отношении балета — обыкновенный зритель-дилетант, я лишь смутно помнила это имя, но общение с бывшей звездой балета доставляло немалое удовольствие. Мне она просто была очень симпатична, без всякой причины. Однако пришлось вернуться к прозе, то бишь вопросам, которые должны были пролить свет на некоторые неприятные события.

— Вы сказали, что знали Дэниса Зальцмана много лет, так?

— Да, и готова это подтвердить. Мы познакомились, пожалуй, лет сорок назад, точнее, даже ровно сорок один год. Он тогда был совсем молоденьким и очень симпатичным. Меня только пригласили оттанцевать сезон в пяти спектаклях музыкального театра Сент-Ривера. Для молодой русской балерины это очень неплохое начало карьеры. После первого же спектакля я проснулась знаменитой. Но с Дэнисом мы познакомились до моего триумфа. Мы жили в одной гостинице, несколько раз видели друг друга в ресторане, и он однажды решился ко мне подойти. Что мы тогда говорили друг другу, я не помню, но он очень обрадовался, когда узнал, что я балерина. Он ухаживал за мной очень красиво, но, мне кажется, не думал, что меня ждет слава, поэтому позволил себе влюбиться. Да, молодые люди, сейчас в это трудно поверить…

— Ничего подобного! — тут же воскликнул мой друг. И нужно сказать, что смотрел он на Катарину такими глазами, что трудно было усомниться в его искренности.

— Спасибо, милый Дэвид, но в те годы я была действительно хороша. — Катарина задумалась, словно мысленно вернулась в далекие времена, затем продолжила: — Наш роман длился недолго, точнее — до генеральной репетиции, на которую я пригласила Дэниса. Там я его видела в последний раз перед нашей многолетней разлукой. Дэнис Зальцман по-настоящему знал и понимал балетное искусство, в том числе и балерину Катю Савельи. Он понимал ее лучше, чем она понимала себя. Он ушел из моей судьбы, увидев и осознав, что ему не стоит соперничать с балетом в сердце танцовщицы. Тем самым, получается, он первым признал то, что потом подтвердила рукоплескавшая мне в течение многих сезонов публика. Но это Дэнис мне объяснил только через много лет.

— То есть тогда, когда вы встретились с ним совсем недавно? Не с молоденьким лейтенантом Дэнисом, а с отставным полковником, ветераном войны, господином Дэнисом Зальцманом?

— Именно так.

— Как грустно! И теперешние ваши отношения продлились не дольше, чем в юности.

— Это тогда было грустно. А сейчас мне встретился совсем другой человек. Тогда балет разлучил нас. Сейчас между нами не осталось ничего общего, кроме любви к балету.

— В тот день, когда его убили, он тоже вернулся из театра. Вы с ним виделись на спектакле?

— Да, была премьера очень неплохой современной постановки «Дон-Кихота».

— Скажите, а на спектакле он был вместе со своим шофером?

— Своим шофером?! У него не было никакого шофера…

— Но ведь его привез в театр и затем отвез домой Тим Солтинг, который назвался его шофером. Впрочем, и Тимом Солтингом он тоже именно что назвался.

— Да, с ним в театре был человек с таким именем, но Дэнис представил его мне как своего друга, однополчанина. Он гостил у Дэниса и действительно помогал ему последние пару недель, поскольку у полковника сильно ухудшилось зрение. Не настолько, чтобы отказаться от посещения театра, но водить машину уже было невозможно. Вы подозреваете, что этот человек и убил его?

— Похоже на то, но почему, зачем ему это было нужно?

— Кто знает… Дэнис служил в годы войны в таком ведомстве…

— Кстати, а он не показывал вам свою реликвию?

— Вы и об этом уже знаете? Нет, не показывал, но рассказал, покаялся… Я советовала ему отдать эту реликвию туда, где ей и надлежит быть, но он говорил, что боится. А мне кажется, что просто не хотел расстаться с такой вещью…

— Не хотел расстаться с ядом? — искренне удивилась я.

— С ядом? — теперь уже удивилась Катарина. — При чем здесь яд?

— Но я имела в виду ампулу с ядом, а вы что?

— Я — орден.

— Какой орден?

— Так вы об этом ничего не знаете? Ведь его квартиру наверняка внимательно обыскали, или нет?

— Конечно, там осмотрели каждый уголок. Но что за орден? И в чем полковник вам покаялся?

— Он все послевоенные годы хранил у себя знаменитый Орден черной луны.

— Орден черной луны?! — воскликнули мы с Дэвидом нестройным дуэтом.

— Вот вам и мотив! — подвела я итог только что услышанному. — Некто, назвавший себя Тимом Солтингом, охотился именно за этим орденом. Ну, о некоторых обстоятельствах я могу догадываться. Исходя из того, что продать такую вещь практически невозможно, он либо сумасшедший коллекционер, либо выполнял заказ такого сумасшедшего коллекционера. Он знакомится с полковником в Тотридже, представившись ему под именем офицера, служившего в том же полку, в котором проходил службу Зальцман в конце своей военной карьеры. Остается только гадать, как ему удалось настолько втереться в доверие к Дэнису Зальцману, что тот пригласил его погостить в своем столичном доме. Здесь он ждет благоприятного момента, чтобы выкрасть ценную реликвию, возможно, вначале он должен был ее еще найти. Допускаю, что убийство полковника не входило в его планы, но тут Зальцман неожиданно становится одним из претендентов на наследство Мориса Парра, и у Солтинга, вернее, лже-Солтинга появляется соблазн избавиться от Зальцмана и спокойно выкрасть ценность, о которой, кроме него, как он, видимо, думает, никто не узнает. Пока полиция будет искать убийцу Зальцмана среди претендентов на наследство миллиардера, Солтинг без помех вывезет орден из страны и доставит туда, куда ему нужно. А поскольку бывший обладатель ценной реликвии мертв, никто ее и не подумает искать у него. Что ж, теперь неплохо бы все же разыскать этого господина. Но мы о нем ничего не знаем, и фотографии никакой нет. Приметы — слабая зацепка, он легко избавится от всех примет, если захочет.

— Пожалуй, здесь я могу вам помочь, — неожиданно заявила Катарина. — Дело в том, что когда мы встретились с Дэнисом, он меня не сразу узнал, это и понятно, но я его узнала. Мне не хотелось открывать себя, во всяком случае, я не сразу на это решилась, и тогда… В общем, я его сфотографировала тайком. Должна признаться, что фотография — сейчас еще одно из моих увлечений. Так вот, в кадр попал и тот, кого вы называете Солтингом. Правда, снимок получился не очень четким, но ведь в полиции есть специалисты, которые его обработают до нужного состояния, не правда ли?

— Катарина, вы — просто гениальная женщина! — не сдержала я своего восторга.

Роберт Кроун

Мы не стали ждать следующего дня и позвонили комиссару еще до того, как Дэвид отвез домой Катарину.

Катлер был уже дома, но это не помешало ему сразу взяться за дело. Фото обработали и разослали по всем полицейским участкам. Секретным распоряжением была разослана и ориентировка на поиск национальной исторической реликвии — Ордена черной луны, как раньше считалось, безвозвратно утерянной в годы войны. А мы, наконец, могли вернуться к решению загадки таинственного отравления в замке Ферни.

Утром мы опять собрались в кабинете комиссара, куда приехал и Роберт Кроун. Он заметно нервничал. Впрочем, кто бы на его месте оставался спокойным?

— Я не знаю, комиссар, что еще вы можете из меня выжать, но обещаю ответить на все ваши вопросы с максимальной искренностью и правдивостью. Эта история совершенно не укладывается в моей голове. Я могу предложить только одно решение, но не представляю себе, зачем он сделал это в моем доме? Почему именно в присутствии стольких гостей? Ну, неужели вы всерьез способны подозревать меня? А ведь, кроме меня и самого Парра, кто мог подойти к этим чертовым бокалам?!

— Скажите, Роберт, — вклинилась я в его эмоциональную речь, — как среди ваших слуг оказалась Луиза Барини?

— Луиза пришла по объявлению…

— Это я знаю, но почему вы именно ее взяли? Вы платите ей как опытной горничной, а между тем… — Я очень многозначительно посмотрела на него.

— Хорошо, я объясню, но поверьте, это существует только на уровне неосознанных эмоций. Я не думал, что… Ладно, давайте я расскажу все с самого начала.

— Это будет наилучшим вариантом, — улыбнулась я.

— Дело в том, что Луиза очень похожа на одну женщину, так похожа, что я просто онемел, когда ее увидел.

— На Стеллу Роджерс?

— Да, вы, судя по всему, уже все знаете о прошлом Мориса.

— Ну, не все, — возразила я, — раз побеспокоили вас.

— Собственно, я не думаю, что это имеет отношение к делу, но вам виднее. Морис был старше меня, но и я уже не мальчик. А когда-то мы оба были и моложе, и… Тогда нам казалось, что наш главный порок — бедность. Морис мечтал о карьере художника, но обучение этому ремеслу весьма недешево. Он поступил в художественную академию, только когда ему уже значительно перевалило за тридцать. Да что там говорить, уже почти стукнуло сорок. Он свой возраст скрывал, но я-то знал правду. Это все мелочи, так… по ходу. Просто я хотел объяснить, как получилось, что мы обитали в одной компании. В Мэрвике я тогда поселился не случайно.

— Давайте определимся по времени — когда это было? — уточнила я.

— Ах, да! Тридцать лет миновало с тех дней. Мне тогда было почти двадцать, а вот моя жена еще даже не родилась, — улыбнулся Кроун. — В Мэрвик я приехал в поисках не слишком тяжелой, но доходной работы. Город курортный, праздничный… Там познакомился с очень энергичной девушкой, которая пыталась создать рекламное агентство. Тогда это было новинкой.

— Девушку звали Анжелой Барт?

— Да, именно так. Вы, я вижу, уже многое и сами знаете. Энжи была очень милой, но главное — она обладала сильным и независимым характером, вокруг нее все просто вертелось и кипело. Как ей это удавалось, бог знает, но она всегда могла найти нужную сумму под очередную свою идею, впрочем, только на идею и хватало. Тем не менее и нам перепадало от ее замыслов, поскольку она всегда давала подработать. Сейчас один из ее проектов известен как довольно процветающая рекламная фирма «Стиль». Несмотря на свою привлекательность, Энжи не заводила никаких романов, мне кажется, мужчин пугала ее внутренняя сила. Однако я какое-то время был в нее почти влюблен. Я не случайно упомянул «Стиль». Именно с этим замыслом неугомонной Энжи и связаны события, о которых я должен сейчас рассказать. Фирма обслуживала сеть магазинов одежды. Я до сих пор думаю, что это действительно хорошая идея — создать собственный демонстрационный комплекс. Когда эта идея стала воплощаться, Анжела начала приглашать к сотрудничеству молодых художников и девушек для показа образцов одежды, манекенщиц, как тогда называли. Я встретил Мориса на набережной. Он пожаловался, что совсем на мели, вот я и рассказал ему о задумке Анжелы Барт. Идея рисовать модели платьев и костюмов не вызвала у Мориса энтузиазма, но ему нужны были деньги, и он решил попробовать. Так он оказался на первом мероприятии Энжи, где и увидел Стеллу. Луиза — ее точная копия, если такое вообще возможно, но, как ни странно, она не производит столь сильного впечатления. Дело, видимо, не только в чертах лица. В Стелле было что-то такое, что заставляло вас не только видеть ее красоту, но и… В общем, она бы разбудила мужчину даже в евнухе. Мне кажется, что именно ее выход на подиум определил успех всего предприятия.

Но внешность, вернее, зрительные впечатления бывают иногда обманчивы… Кто бы мог подумать, что эта роковая женщина готова пожертвовать властью над толпой поклонников во имя тихого семейного счастья с одним-единственным человеком? Если бы я тогда мог хотя бы предположить нечто подобное, я бы сделал все, чтобы она стала именно моей женой. Впрочем, я был слишком молод, чтобы ее заинтересовать. Морис тоже не смог пройти мимо такой женщины. Он захотел написать ее портрет. Она отнеслась к нему с доверием, поскольку поначалу он ей показался просто стариком. Нет, он выглядел вполне прилично, но такой юной девочке и тридцатилетний мужчина мог почудиться старым. Он пустил ей пыль в глаза, внушив, что ее хочет увековечить великий художник, впрочем, скорее всего, он и сам в это верил.

— А он написал ее портрет? — неожиданно спросила я.

— Да, и неплохо его продал, что позволило ему продержаться на плаву и даже не пытаться работать на фирму «Стиль».

— Интересно, где сейчас этот портрет? — задумчиво проговорил Дэвид.

— В моем городском доме, — удивил нас Кроун. — Я выкупил его еще десять лет назад, увидев в доме случайного знакомого.

— Ну, историю отношений Стеллы и Парра мы теперь понимаем неплохо, — вступил в разговор комиссар. — Но пока это не объяснило, почему вы взяли на работу совсем неопытную девушку.

— Я же говорил вам, что все на уровне эмоций, — продолжил свое объяснение Роберт Кроун. — Я помню суд между Морисом и Стеллой. Я не забыл, какой она тогда выглядела растерянной и униженной. Когда Луиза пришла наниматься ко мне на работу, она понимала, что шансов у нее немного, но в ее взгляде было такое странное сочетание мольбы и отчаянной веры в чудо, что ее сходство со Стеллой стало просто невероятным. Я старый грешник, госпожа Адамс, мне было приятно сыграть роль доброго господина. — Он усмехнулся. — Я просто реализовал в какой-то мере то, чего не мог сделать почти тридцать лет назад.

— Вы догадались, что девушка — дочь Стеллы? — спросил Эрик Катлер.

— Такая мысль мелькала у меня, но я убедил себя, что этого просто не может быть. Да и возраст не совпадал.

— А нельзя ли нам взглянуть на портрет Стеллы? — спросил вдруг Дэвид.

— Почему нет? — согласился Кроун. — Да хоть прямо сейчас сядем в машину и через десять минут будем там.

— Тогда едем, — решительно заявил комиссар. Понятно, что и я не стала возражать.

Мотив для самоубийцы

Вскоре мы уже входили в двери внушительного трехэтажного особняка на тихой респектабельной улице в северном районе Сент-Ривера.

Хотя хозяева и переехали жить в свой замок, в доме не было ни малейшего ощущения заброшенности. Порядок поддерживали заботливые руки очень старательных слуг. Паркет был натерт до блеска. На ковровых покрытиях — ни намека на пыль. Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж, свернули направо, прошли по коридору и, наконец, вошли в просторную квадратную комнату, напоминающую небольшой музейный зал. Из мебели здесь имелись только небольшой старинный, или стилизованный под старину, квадратный столик на изогнутых, украшенных резьбой ножках и два мягких кресла с высокими спинками и деревянными резными подлокотниками.

Стены комнаты были увешаны картинами, расположенными, казалось, совершенно случайным образом. Я уже упоминала, что не являюсь знатоком живописи, поэтому не скажу об этой коллекции ничего: ни хорошего, ни плохого. Меня интересовал только один портрет, и я его сразу увидела. Он был совсем небольшим. Действительно ли Морис Парр обладал талантом, или так уж хороша была его модель, но впечатление портрет оставлял потрясающее. Описывать его — зря терять время. Слова бессильны передать прелесть этого образа и эмоции, которые он вызывал. Понятно, что можно написать набор привычных шаблонных фраз о золоте блестящих густых волос, пышным каскадом спадавших на обнаженные девичьи чуть угловатые плечи, об огромных сияющих глазах, о чувственных губах… Но это будет лишь небольшая часть образа, под воздействием которого мы находились пару минут.

— Действительно, Луиза очень похожа на мать, — сказал комиссар и задумался, причем надолго.

* * *

Заговорил Эрик Катлер только тогда, когда мы вернулись в управление и заняли свои места вокруг его стола.

— Кажется, я понимаю, что произошло в замке Ферни, — произнес он и посмотрел сначала на меня, затем на Дэвида.

— И что же? — осторожно полюбопытствовала я.

— С самого начала все было похоже на самоубийство: яд мог быть у Парра, в свой бокал только он мог что-то положить — напомню, частички цианида были у него в кармане. Но что нас смущало?

— Что? — подыграл комиссару Дэвид.

— Нас смущал вопрос, почему выбрано это место и именно этот момент? Так?

— Меня это и сейчас смущает, — заметила я, но комиссар меня, похоже, не услышал.

— Так вот, — продолжал он. — Парр действительно постоянно держал в своем кармане ампулу с цианидом, которую украл у своего кузена. Держал на случай, если его окончательно загонит в угол болезнь.

— Там, на приеме у своих родственников, он сначала не думал ни о болезни, ни о смерти. Он даже затеял спор о живописи с молодым художником. И если бы он ушел с этого приема чуть раньше, то сейчас был бы жив, так как не увидел бы Луизу. На ужине прислуживал ведь еще Якоб?

— Да, — подтвердила я.

— Когда он увидел девушку, у него произошел эмоциональный срыв. Я не думаю, что он узнал в ней дочь, — он узнал в ней саму женщину, которую когда-то любил!

— Отчего же он на ней не женился? — удивилась я.

— А разве мы знаем, что на самом деле между ними произошло? Мы выслушали только тех, кто отстаивал правоту Стеллы! Но почему мы решили, что это — единственная правда? Личность Стеллы, между прочим, тоже не однозначна! Оставить свою дочь в приюте и отказаться от нее через три года — это, я вам скажу, говорит многое о женщине. А если он все же ее любил? Если они поссорились, да еще по ее вине? Разве такого не могло быть?

— Все, конечно, могло быть, — пожала я плечами. — Но что вы хотите этим сказать?

— А вы представьте себе, что он мог почувствовать, когда увидел перед собой эту девушку?

— Пожалуй, мне это сложно будет представить, — серьезно заявил Дэвид.

— Ведь прошло тридцать лет, а его любимая не изменилась! Ну, подумайте! Ведь он старый, одинокий и смертельно больной, а она все такая же! А в кармане у него цианид, и так просто раз и навсегда избавиться от этой боли! Не только от физической, а и от душевной! Нет, как хотите, друзья мои, другого решения я не вижу.

У меня имелось много возражений, но другого решения действительно не было.

С тем мы и расстались в тот день. Дэвид отвез меня в мою контору, а сам поехал в редакцию.

Проблема

На меня навалилась чудовищная лень. Не только не хотелось заниматься никакими расследованиями, но и просто выйти из конторы стало для меня вдруг неразрешимой проблемой. Я не хотела ни думать над версией комиссара, ни искать собственный вариант интерпретации событий, связанных с замком Ферни и его обитателями.

Дельная мысль прорвалась в мой забастовавший мозг после того, как я за каких-то полтора часа заработала, как мне кажется, самый нелепый свой гонорар.

Я отправила Ари в банк оплачивать счета, а сама включила телевизор и глазела на экран. Там в это время всегда показывают бесконечные сериалы о таких запутанных отношениях между людьми, что если бы подобные коллизии имели место на самом деле, человечество давно уже перестало бы существовать.

Телефонный звонок вывел меня из полудремы. Я взяла трубку с твердым намерением избавиться от любого клиента, что бы он мне ни предложил. Счет мой находился в состоянии, которое вполне позволяло расслабиться и послать к черту работу, когда мною овладела элементарная лень.

— Детективное агентство Мэриэл Адамс, — привычно отрапортовала я.

— Вы должны немедленно приехать, — заявил кто-то мне в ухо властным, хорошо поставленным сопрано.

— Извините? — в моей короткой реплике четко прозвучал вопрос, но на мою собеседницу это не произвело никакого впечатления.

— Я пришлю за вами машину, — как ни в чем не бывало продолжала она. — Я заплачу вам втройне, но вы должны прибыть сюда немедленно, — в голосе послышались истерические нотки. Похоже, неизвестная дама была не в такой уж хорошей форме.

— Может быть, вы объясните мне, что, собственно, случилось? — Я еще не потеряла надежды избавиться от работы, несмотря на обещанный тройной гонорар.

— Вы должны это видеть!

— Что именно?

— Когда увидите, все сами поймете…

— Но, понимаете ли, как раз сейчас я очень занята…

— Откажитесь от того, чем вы заняты, я оплачу и вашу неустойку!

Разговор продлился еще минут десять, и я поняла, что от этой клиентки мне не отвертеться. Вскоре появился Ари и сообщил, что у порога меня ждет машина. Как мне не хотелось покидать свое кресло! Но пришлось — выбора мне просто не оставили. Автомобиль мягко заскользил по дороге, шелестя дорогими шинами. Мы Отправились опять в Северный район.

В этом районе Сент-Ривера я бываю не часто, хотя сегодня приехала сюда уже второй раз. Здесь живут весьма состоятельные люди, которые обслуживаются солидными адвокатскими фирмами. Пару раз, пожалуй, мне перепадали такие клиенты, но, как правило, они выходили на меня не случайно. А сейчас все было не так. Клиентка меня абсолютно не знала, скорее всего, нашла мой телефон по справочнику, да и заниматься ее делом мне почему-то не хотелось. Я, собственно, и не знала еще, что предстоит за работа, но желание увильнуть от нее меня не покидало.

Наконец мы подъехали к дому. Я вышла из машины и почти сразу столкнулась с высокой и стройной пожилой женщиной, облик которой совершенно не соответствовал портрету, созданному моим воображением по голосу, звучавшему в телефонной трубке.

— Идите сюда, вы должны их найти, это просто свинство! — услышала я тем не менее тот самый голос.

Мы стояли на пороге небольшого, но симпатичного коттеджа. Хозяйка сама открыла дверь, и мне ничего не оставалось, как только пройти вслед за ней внутрь. Вот это да! Дом был абсолютно пуст.

— Теперь вы понимаете, что произошло? Я приехала сегодня утром, открываю дверь и вижу то, что видите сейчас и вы… То есть ничего!

— Но почему вы не вызвали полицию? — Мне кажется, в моем вопросе было гораздо больше здравого смысла, чем во всей ситуации.

— Еще чего не хватало! — возмущенно заметила пострадавшая. — Да я не подпущу к своему дому ни одного остолопа из этого скопища бездельников, которые только и делают, что распускают сплетни про порядочных людей. Не хватало еще, чтобы они притащили сюда журналистов!

Мне сразу вспомнились мои друзья: полицейский комиссар Катлер, умница и великолепный профессионал, неисправимый романтик, а также журналист Дэвид Сомс, никогда не дающий в свою газету информацию, которую он не проверил самым тщательным образом. Но дама, которая навязала все-таки мне свою проблему, судя по всему, относилась к людям, которые не меняют своих взглядов даже под давлением очевидных фактов. Тем более было бы верхом наглости предположить, что на нее окажут влияние слова едва знакомой представительницы частного сыска. Я промолчала и, поскольку других вариантов не нашлось, стала обдумывать свои дальнейшие действия.

Для начала я вместе с хозяйкой обошла весь дом, убедившись, что одинаково пусто было везде. Остались только встроенные шкафы и кухонное оборудование — кухня вообще практически не пострадала от нашествия оригинальных грабителей. Сопровождая меня в экскурсии по своему дому, Сара Битнер — так звали мою клиентку — говорила без умолку, что абсолютно не давало сосредоточиться, а у меня появилось стойкое чувство, что решение этой проблемы где-то совсем рядом.

— Госпожа Битнер, — прервала я ее очередной монолог. — Вы ведь сказали, что открыли дом своим ключом? Значит, дверь не была взломана, так?

— Да, это верно, но замок, между прочим, поддался не сразу!

Конечно, замок я осмотрела, но для того, чтобы точно сказать, что он не был взломан, требовалась экспертиза. И все же моя интуиция подсказывала, как минимум, две мысли: во-первых, замок все же открывали и закрывали ключом, во-вторых, тот факт, что с ним было что-то не так, ведет к пониманию истины. Вот только какой истины? Некое смутное ощущение не давало мне покоя, что-то еще в этом доме было не так, как должно быть, даже с учетом странных обстоятельств этого явно несерийного ограбления. Я уже хотела было попробовать объяснить Саре Битнер, что без вмешательства полиции нам все равно не обойтись, а заодно рассказать ей о замечательном профессионале и чутком мудром человеке, Эрике Катлере, но вдруг меня осенило!

Вот какое ощущение не давало мне покоя! Запах! Ну, конечно! Здесь пахло совсем не так, как обычно пахнет в обжитом доме.

Господи, до чего же я глупа! Ведь это первое, о чем я должна была подумать!

— Скажите, Сара, а на сколько дней раньше вы вернулись из своего путешествия?

— Раньше?

— Ну, вы ведь планировали приехать через пару дней? Или я ошибаюсь?

— Ну, да, конечно, но я жду в гости сына! Поэтому и приехала сегодня, чтобы сделать ему сюрприз…

Она вдруг замолчала, взгляд ее замер, а лицо стало заливаться краской…

— Вы ведь не ставили машину в гараж?

— Нет, я так была удивлена и расстроена, что мне было не до того, а потом я позвонила Габриелю, и он поехал за вами…

— Где у вас ключ от гаража?

— Сейчас, он в сумке.

Мы вместе направились к гаражу. На замке, как я и предполагала, была пломба, точно такая, видимо, была и на входной двери, когда ее открывала моя клиентка. Сара заметила только то, что ключ не сразу провернулся, но, думаю, что если поискать на пороге, остатки пломбы можно обнаружить. В доме еще чувствовался запах свежей краски, он был едва уловим, так как ремонтные работы наверняка завершились еще несколько дней назад. Скорее всего, если бы госпожа Битнер приехала хотя бы на день позднее, все ее вещи, аккуратно упакованные и составленные в ее вместительный гараж, стояли бы уже на своих местах. А я спокойно закончила бы свой рабочий день без липших хлопот.

— Габриель отвезет вас домой, — каким-то совершенно новым голосом сказала Сара Битнер. — Сейчас я выпишу чек.

— Чек? О чем вы говорите? — искренне удивилась я.

— Что вы?! Вы даже не представляете, как вы мне помогли! Хороша бы я была, если бы обратилась в полицию!

* * *

Вечером я рассказывала эту забавную историю Дэвиду:

— Она хотела к приезду сына сделать ему сразу несколько сюрпризов, всякие приятные пустячки, но, кроме этого, решила сделать небольшой косметический ремонт. Сара оставила ключи фирме, которая взялась привести в порядок ее коттедж, и попросту об этом забыла.

— Очередная нелепая история из твоей практики, — подвел итог Дэвид.

— А ведь точно — нелепая, но очень поучительная! — В голове моей что-то щелкнуло, и все события выстроились в четкую логическую цепочку.

— Дэвид, ты ведь на машине? — спросила я.

— Ясное дело.

— Поехали!

— Куда, можно узнать? Или ты сама за руль сядешь?

— В замок Ферни, — оставила я без ответа иронию моего друга — было не до нее.

Последняя версия

Когда мы подъехали к замку, было уже довольно поздно, но еще не настолько, чтобы нельзя было побеспокоить его обитателей. Мы остановились перед закрытыми воротами. Я попросила Дэвида посигналить, и когда он это сделал, вышла из машины и подошла к небольшой боковой калитке, которая вскоре открылась. Я увидела перед собой крепкую фигуру Тома Снайка.

— Здравствуйте, Том, — начала я с приветствия, надеясь, что меня тут не совсем забыли.

— Здравствуйте, госпожа Адамс, — проявил чудеса сообразительности и памяти Снайк. — Вы к госпоже Кроун?

— Нет, я бы хотела поговорить с Луизой, если она еще в замке.

— Она покидает нас завтра, — заулыбался Том.

— Ну так проводите меня в ее комнату.

— Конечно, конечно, проходите.

Он посторонился, и я вошла во двор. Мы зашли в замок не с парадного входа, а через какую-то боковую дверь. Поднялись по лестнице на третий этаж, прошли по довольно мрачному коридору и остановились перед массивной дверью. Том постучал.

— Да, кто там? — услышали мы низкий, но сейчас как-то странно зазвеневший голос Луизы.

— Луиза, — мягко, я бы даже сказала, почти нежно заговорил Снайк, — с тобой хочет поговорить госпожа Адамс, она специально приехала сегодня, чтобы застать тебя в замке.

— Да, да, конечно, секундочку, — внутри послышались легкие шаги, и дверь открылась.

Луиза посторонилась, чтобы я могла войти. Я вошла и плотно закрыла за собой дверь. Затем огляделась. Комната была небольшой, но удобной и уютной. Чувствовалось, что девушке здесь нравилось. Вряд ли я могла бы объяснить, по каким приметам это определила, но я готова была отстаивать свою точку зрения. Впрочем, никто со мной и не спорил.

— Вы уезжаете? — вопрос не свидетельствовал о блеске ума вопрошавшей, но надо же было с чего-то начать.

— Да, господин Кроун сказал, что при сложившихся обстоятельствах мне неудобно находиться в замке в качестве… — Она смутилась.

— Вы поэтому плакали? — прямо спросила я.

— Я не… Нет, не поэтому… — Она замолчала, и я видела, что слезы уже снова заполнили ее глаза.

— Послушайте, Луиза, я, конечно, не священник, но могу принять вашу исповедь и даже гарантировать ее тайну. Вы ведь видели, как Морис Парр высыпал яд в бокал вашего хозяина, и сейчас мы уже знаем, что не только хозяина, но и родственника? — Девушка посмотрела на меня с восхищением и страхом (мне так показалось). — Вы поменяли бокалы местами. Почему?

— Я же не думала, что это яд! — Она на этот раз громко разрыдалась, и мне пришлось потрудиться, чтобы успокоить ее.

— Мне теперь все понятно. Вы действительно не представляли, что содержалось в этой ампуле, растерялись и не знали, как поступить…

— Ну да! Что, если бы я подняла шум, а это оказалось в худшем случае глупой шуткой? Возможно, господин Кроун бы и не очень рассердился, но вечер был бы испорчен, а виноватой считалась бы я! Ну, я и решила, что будет лучше на всякий случай переставить бокалы, пусть, мол, сам с собой шутит…

— Не расстраивайтесь, вы ведь спасли жизнь господину Кроуну.

— Но… — Она опять горько заплакала, и я прекрасно понимала, какая мысль скрыта за этим «но».

— Главное, что я вам верю. Возможно, вам следовало бы рассказать обо всем хозяину, а не принимать столь рискованное решение, но, может быть, вашими действиями руководил кто-то свыше. Во всяком случае, уже ничего не исправишь, и вам лучше ограничиться этой беседой и не посвящать в свои переживания больше никого. На меня можете полностью положиться.

* * *

Примерно через час, когда я, наконец, села в машину Дэвида, он встретил меня вопросом:

— Значит, это было не самоубийство?

— Если и самоубийство, то не преднамеренное…

— Это что-то новое!

— Видишь ли, Парр не собирался сам отправляться на тот свет, он ведь мог отравиться в любой другой момент. Нет, им владела страсть более сильная, чем страх перед болью или воспоминания о неземной любви. Комиссар — неисправимый романтик.

— Ты не можешь изъясняться попроще?

— Картина, на которую указал неугомонный Сотти, действительно ранее неизвестный портрет Рамбье!

— Откуда ты знаешь?

— Предполагаю, что Джимми разбирается в живописи ничуть не хуже умершего. А Парр, разумеется, понял, что перед ним подлинник, и захотел им завладеть. Но на следующий день хозяин мог бы пригласить специалиста и выяснить, чем он владеет. Тогда заполучить или выкупить портрет было бы проблематично, и дело не только в цене. Кто мог дать гарантию, что Кроун захочет продать единственное ценное полотно из своей небольшой коллекции?

— Да… Маловероятно. Так он что же, собирался потом проникнуть в замок и украсть картину?

— Тебе тоже нужно писать романы! Нет, Парр не собирался украсть картину, но отравление хозяина замка стало одним из пунктов его плана. Потом он мог просто прийти с соболезнованием к безутешной вдове, и ее вполне реально было бы уговорить продать полотно…

— Но он же понимал, что его могут заподозрить?

— Почему? Осколков ампулы ведь у него не нашли. Ты забыл этот факт? Крошки стекла и капельку цианида обнаружили эксперты только потому, что исследовали одежду, снятую с трупа. Ампулу тогда обнаружили бы у того, кого старик хотел сделать козлом отпущения. И он бы позаботился, чтобы улику обнаружили.

— Но почему никто не сказал, что ему подложили в карман осколки ампулы?

— А ты бы сказал? То-то же! Скорее всего, осколки обнаружил у себя Джим Сотти. Поэтому он так нервничал, а вовсе не из-за своего спора с покойным.

— Значит, яд Парр выпил по ошибке?

— Думаю, справедливость не пострадает, если все примут версию, сочиненную нашим милым комиссаром Катлером.

— А ты еще что-то выяснила?

— Я побеседовала с Луизой, которая, кстати, завтра покидает замок.

— Она замешана в убийстве?

— Сложный вопрос… Мне удалось добиться ее признания, но имеет ли смысл посвящать в это кого-нибудь еще? Она всего лишь думала о людях лучше, чем они того заслуживают.

— Но мне-то ты скажешь?

— Тебе скажу. Ты ведь ни за что не поставишь в неприятное положение такую хорошенькую женщину. Она работала у Кроунов совсем недавно и крайне дорожила этим местом, поэтому очень волновалась, все ли в порядке. Она заглянула в гостиную, чтобы убедиться, что ею все довольны, в тот самый момент, когда мы отправлялись смотреть на портрет. Она видела, как Парр что-то вылил в бокал ее хозяина!

— Но почему она не подняла шум?

— В том-то и фокус! Она не предполагала, что замышляется убийство, и решила, что чудной старик задумал какой-то глупый розыгрыш. Не зная, как поступить, девушка просто переставила бокалы. Когда же все произошло, она, естественно, испугалась. А теперь ты можешь представить, что она, бедная, чувствует.

— Да, ведь она узнала, что этот странный старик был ее отцом. Но как ты все же догадалась?

— Когда я разговаривала с Сарой Битнер, у меня возникла ассоциация с большой гостиной в замке Кроунов в момент, когда там работала следственная бригада. Меня там тоже все время мучило какое-то несоответствие! И вдруг я четко вспомнила именно Луизу. У нее были заплаканные глаза. Все вокруг были абсолютно спокойны, а она… Еще, правда, была Мишель с ее страхом…

— Ну, а Мишель? Она-то чего испугалась?

— Разве ты не заметил, что она боготворит своего мужа? Любящая женщина просто чувствовала, кому на самом деле грозила опасность.

Что было потом

Состоялось судебное разбирательство, и суд признал факт самоубийства. Правда, романтическую версию комиссара не внесли в постановление. Фальшивый Тимоти Солтинг был найден убитым в гостинице приграничного городка Сент-Базеля. Ордена при нем не оказалось, но в брючном кармане нашли скомканную квитанцию на отправленную бандероль. Полиции удалось отследить ее. И действительно, именно в этой бандероли находился уникальный орден. Теперь его можно увидеть в экспозиции национального музея. Впрочем, многие из вас историю возвращения ордена знают не только из моего повествования.

С Катариной мы до сих пор дружим, время от времени она приглашает нас в свою ложу. Она частенько бывает у меня в гостях и очень любит слушать мои рассказы.

* * *

Через год после описанных событий в газетах сообщалось о поминальном приеме в замке Ферни, что дало толчок нашим воспоминаниям. Тогда я и решила записать всю эту историю. Дэвид помог мне вспомнить некоторые детали.

— Но почему ты тогда не сказала правду комиссару? — опять спросил меня мой друг.

— Комиссар — лицо официальное, на подобное сообщение он просто обязан был бы отреагировать и провести тщательное расследование. А Луизе и без того было нелегко. Понятно, что ее бы все равно не осудили, но молва иногда бывает хуже приговора. Кому это принесло бы пользу?

— А вот сейчас ты напишешь свой роман и так или иначе выставишь участников на всеобщее обозрение, — никак не мог успокоиться Дэвид.

— Роман нужно не только написать, но еще и издать. А пока это произойдет, моя история никому уже не сможет повредить. Да и имена героев я изменю.

— Почему бы тебе хотя бы через год не рассказать все как есть нашему другу комиссару Катлеру? — не унимался Дэвид.

— Зачем?! Чтобы испортить Луизе жизнь, а Морису Парру — поминальный прием?.. — грустно усмехнулась я.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Место происшествия

Действующие лица

Морис Парр

Происшествие

Следствие и первые факты

Мотивы и возможности

Доктор Реджинальд Крафт

Наследники

Подробности от Дэвида

История Стеллы Роджерс

Трагедия в доме Дэниса Зальцмана

И опять мотивы?

Луиза Барини

Тим Солтинг

Катарина Савельи

Орден черной луны

Роберт Кроун

Мотив для самоубийцы

Проблема

Последняя версия

Что было потом Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg