«Прощальный поцелуй Греты Гарбо»

Прощальный поцелуй Греты Гарбо (fb2) - Прощальный поцелуй Греты Гарбо (Лионелла Баландовская. Светский детектив - 1) 1352K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Князева

Анна Князева Прощальный поцелуй Греты Гарбо

© Князева А., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

Пролог

Официант поставил на стол бутылку минеральной воды и три бокала с вином:

– Прошу…

Выждав несколько мгновений и не получив никакой реакции, он удалился.

– Продолжим нашу игру! – Мужчина в смокинге оглядел публику банкетного зала. – Зарядка для ума… Что может быть увлекательнее! Напоминаю наши правила: вы – команда, я задаю вопрос, и, если вы зайдете в тупик, я помогаю подсказкой. Чей теперь черед? – Он подошел к столику, за которым сидели три дамы в вечерних платьях. – Что за красавицы… Я шармирован, обескуражен и буквально готов на крайности!

– Ловлю на слове, – заметила яркая брюнетка в розовом шифоновом платье.

– Бесценная Марго, – мужчина склонился и поцеловал даме ручку, – для вас – особые преференции. Какой вопрос пожелаете? Сложный? Или все-таки в поддавки?

– Средний.

– Вам не откажешь в практичности.

– Благодарю… – Марго качнула головой.

– Прошу выбрать эпоху или, по крайней мере, столетие.

– Прошлый век… Предположим, пятидесятые годы.

– Область?

– Искусство.

– Точнее, пожалуйста. – Мужчина изысканно взмахнул кистью руки.

Марго уточнила:

– Кино.

– Ну, предположим… – задумавшись, он обхватил себя руками. – Голливудская киноактриса, по рождению – немка, Марлен Дитрих имела колоссальный успех в кино, не забывая скандализировать общество. В Париже ее могли арестовать за то, что она носила мужской костюм. В Монте-Карло ей было запрещено посещать казино. В Лондоне, из-за того, что Марлен Дитрих не скрывала своих лесбийских предпочтений, ей часто приходилось менять отели.

– Но где же вопрос?

– Вопрос заключается в следующем: на своих выступлениях между песнями Марлен Дитрих по обыкновению уходила за кулисы и делала пару глотков коньяка. Однажды, не рассчитав своих сил и, вероятно, выпив больше обычного, Марлен Дитрих споткнулась и упала в оркестровую яму. Вернувшись на сцену, она допела программу, после чего организаторы вызвали доктора, и тот диагностировал перелом плеча. В ответ на его удивление и вопрос, как же она смогла допеть концерт, Марлен Дитрих сказала… – Мужчина в смокинге заговорил несколько громче: – Так что же сказала Марлен Дитрих?

– Она сказала, что спиртное притупляет боль, – предположила сухая блондинка в голубом декольтированном платье, соседка Марго по столу.

– Близко, но не в точку, любезная Катерина.

– Да ну же, Григорий! Дайте подсказку.

– Хорошо… – Мужчина, названный Григорием, поправил очки и заговорил, обращаясь одновременно ко всем трем дамам, сидевшим за столом: – Как вы знаете, речь идет о середине прошлого столетия. И, если припомнить самое заметное событие того времени…

– Юрий Гагарин – полет в космос!

– Умоляю вас, дорогая… Не думаете же вы, что падение в оркестровую яму Марлен Дитрих сравнила с полетом на Луну?

– Почему бы нет… – Катерина пожала обнаженным плечиком и сморщила нос.

– Должен заметить, что Юрий Алексеевич Гагарин полетел в космос несколько позже. – Ответив на явный вздор, Григорий не утратил любезности. – Уверен, вы знаете, что это произошло в апреле тысяча девятьсот шестьдесят первого года. И вот вам еще одна подсказка. Прославленный писатель Ремарк, боготворивший Марлен Дитрих, назвал ее стальной орхидеей – ведь ей пришлось многое пережить… Так как же Марлен Дитрих прокомментировала свою травму, полученную в результате падения? – Он обратился к третьей сидевшей за столом даме: – Лионелла, вам ли не знать?

Переведя на него скучающий взгляд, дама заметила:

– Это вызов?

– Я спросил для проформы. Не бойтесь ошибаться, неправильный ответ приблизит вас к правильному.

– С него и начну, – проронила она.

– Неужели? – преувеличенно удивленно осведомился Григорий. – Я весь нетерпение.

Лионелла тронула пальцами перламутровый фермуар своей сумочки, исполнив беззвучное арпеджио:

– Марлен Дитрих сказала: «Я пережила две мировых войны, так неужели меня остановит какой-то перелом?»

– Браво! – Григорий захлопал в ладоши, призывая остальных присоединиться. – Браво! Безоговорочная победа и лавры победителя трем изумительным красавицам. Но, боже мой, – он вновь заговорил с Лионеллой, – вы абсолютно точно воспроизвели слова Марлен Дитрих. Все выглядит так, как будто вы подготовились.

– Это случайность, – чуть слышно проговорила та и спросила: – Не перебраться ли нам всем на открытую веранду? Жара спала, и там теперь хорошо.

– Не смею возражать. Что касается меня, то я удаляюсь. – Григорий обращался ко всем присутствующим – дюжине хорошо одетых людей. – Игра окончена, и весь этот вечер мне было совершенно замечательно с вами. Я буду по вам скучать!

Одновременно с тем, как он договорил последнюю фразу, задвигались стулья, и участники игры начали перетекать на открытую веранду ресторана.

Несколько человек обступили Григория.

– Это было незабываемо, – сказала дама неопределенного возраста со следами подтяжек на когда-то красивом лице. Ее сухую жилистую шею отягощало массивное ожерелье марки «Картье» из розового золота с бриллиантами. – Планируете еще одну встречу?

– Мой драгоценный друг, знайте, что я всецело принадлежу вам! – Григорий изъяснялся несколько экзальтированно, однако по его внимательному, холодному взгляду было понятно, что это всего лишь галантность.

– И все-таки?

– Лишь только найду свободное время, и мои помощники тотчас вас известят. – Он вытащил оранжевый платок с вышитым вензелем и вытер вспотевший лоб. – Весьма печально, что не все собрались…

– Вы про Ольшанского?

– Кажется, он должен был сидеть за вторым столом.

– Я видела его.

– Неужели?

– Он говорил с портье.

Григорий поднял брови и заинтересованно склонил голову набок:

– В нашей гостинице?

– Да-да, это было в фойе.

– Отчего же он не пришел на игру?

– Откуда мне знать… – сказала дама в «Картье».

Тем временем на открытую веранду переместилась большая часть участников игры. Катерина, Марго и Лионелла расположились в плетеных креслах и, потягивая сухое вино, делились впечатлениями.

– Вы заметили? За вторым столиком были двое: Милена, жена Полторацкого, и Калмыкова с Первого канала, – сказала та, что была в голубом – ее звали Катерина.

– Третий – Кира Ольшанский, – ответила Лионелла. – Но он не пришел.

В разговор вмешалась Марго:

– Слышала, в последнее время Кирилл много пьет.

– Ольшанский всем должен денег. Как говорит мой муж: это – плохая тенденция. – Катерина расправила шлейф плиссированной юбки. – Уму непостижимо, как можно было промотать такое наследство.

Лионелла расщелкнула сумочку, достала янтарный мундштук и вставила в него длинную сигаретку. Ее тонкие пальцы двигались чуть замедленно, движения были вычурными и одновременно простыми. Она закурила и проговорила между затяжками:

– Все дело в том… Что наследство досталось ему слишком легко.

– Сколько Ольшанскому лет? – поинтересовалась Марго.

– Около сорока, – ответила Лионелла.

– Нужно заметить, что он – красавчик. То есть я хотела сказать – стильный мужик.

– На любителя, – поморщилась Катерина и, проводив взглядом какую-то пару, заметила: – Не понимаю, для чего богатые мужики женятся на страшненьких.

– Чтобы родилась такая же страшная дочь, и кто-то женится на ней по расчету, – сказала Лионелла и нехотя обронила: – Полнейший вздор… Зачем искать изъяны там, где их нет?

– Ты про Кирилла?

– Нет. Я про тебя. Никто не виноват, дорогая, что твой муж так нехорош собой.

– Ты… ты… – Катерина нервно задышала и подняла глаза к небу, пытаясь унять подступившие слезы.

– У тебя сейчас тушь потечет… – сказала Марго.

Лионелла потушила сигарету и спрятала мундштук в сумочку.

– Не терплю глупость. Это выводит меня из себя. – Она встала с кресла. – Хочешь быть стервой – учись. В противном случае лучше сменить амплуа. Приятной вам ночи. Я, пожалуй, пойду к себе в номер.

Лифт был занят, и Лионелла поднялась на третий этаж по лестнице. Была полночь, и коридор, устланный ковровой дорожкой, был пуст.

Она бесшумно дошагала до двери, отомкнула ее ключом и вошла в номер. Включив свет, повела носом, уловила незнакомый запах, склонилась, чтобы расстегнуть ремешки туфель, но вместо этого подобрала с ковра зеленую стеклярусную трубочку.

В нескольких сантиметрах от первой лежала вторая, чуть дальше – третья. Последнюю стекляшку Лионелла обнаружила у двери смежного номера. Немного помедлив, она прошла в спальню, открыла шкаф и передернула вешалки, на которых висела одежда. Не обнаружив того, что искала, Лионелла повторила все в обратном порядке, но результат оказался тем же: гипюрового платья, расшитого зеленым стеклярусом, в шкафу не было. Конечно, она могла бы забыть его дома, в Москве, если бы не купила только вчера, когда приехала в Питер.

Лионелла подошла к телефону, взяла трубку и дождалась, когда ответит портье. Но, когда тот ответил, в голову пришла идея получше, не реализовать которую она не могла из-за врожденного любопытства.

– Простите, – сказала Лионелла и нажала отбой.

Спустя мгновение она уже стояла у двери, ведущей в соседний номер, взялась за ручку, и дверь вдруг распахнулась. Радость подтвердившейся догадки испортило удивление: несколько часов назад, уходя на игру, она торкнулась в эту дверь, и та была заперта.

На этот раз Лионелле было что рассказать портье. Она позвонила на ресепшен:

– Прошу зайти в триста двенадцатый.

– У вас что-то случилось? – поинтересовался портье.

– Когда придете – увидите, – ответила Лионелла.

Решив сначала дождаться портье, она все же не выдержала и вторглась в соседний номер. Смириться с банальным воровством в дорогом отеле она не могла.

В прихожей Лионелла услышала звук льющейся воды, доносившийся из ванной. Потом увидела на полу зеленый стеклярус. Следуя от фрагмента к фрагменту, добралась до двери спальни и приоткрыла ее. Там, в разобранной постели, лежал молодой мужчина, одетый в ее зеленое платье…

– Черт бы вас побрал! – воскликнула Лионелла, но тут же услышала за спиной:

– Извольте объясниться! Зачем вы пришли?

Обернувшись, она увидела Григория, который в чем мать родила стоял посреди гостиной.

– Это лучше вам объяснить, зачем ваш приятель украл у меня платье.

– Да вы рехнулись, голубушка… Или употребили наркотик?

В комнату заглянул портье:

– Дверь была открыта, я услышал громкие голоса. Что здесь случилось?

Лионелла вытянула руку и указала на голого Григория, потом на дверь спальни:

– Его друг стащил из моего номера платье!

Портье вежливо отвел глаза от Григория.

– Думаю, вам лучше одеться.

– Спасибо, что нашли время зайти… – Григорий прикрылся полотенцем, отвесил полупоклон и метнул в Лионеллу остро заточенный, внимательный взгляд: – Простите, что не в цилиндре. Поскольку я в своем номере и намеревался пойти спать, смею поинтересоваться: о каком друге вы говорите?

– Не будем терять время. – Не утруждаясь ответом, Лионелла толкнула дверь и первой вошла в спальню.

За ней в комнату проследовал Григорий, последним – портье.

– Надеюсь, платье – только предлог, чтобы попасть ко мне в номер, – начал Григорий, но, заметив в своей постели одетого в платье мужчину, осекся.

– Кто это? – растерянно произнес он.

Портье приблизился к незнакомцу и тронул за руку, затем повернул его голову, и все увидели круглое отверстие на лбу и кровавое пятно на подушке.

– Мертв…

– Да нет же… – Григорий приблизился к трупу. – Когда я уходил, его здесь не было!

– Не будем терять время, – повторила Лионелла и приказала портье: – Немедленно вызывайте полицию.

Глава 1 Полуправда

Григорий Шмельцов не находил себе места. Физически он сидел в кресле, но его руки переживали свою, отдельную жизнь. На письменном столе управляющего не осталось ни одного предмета, не побывавшего в руках Шмельцова.

– Незачем вам так волноваться, – сказал толстошеий следователь без возраста, какими бывают крупные мужчины с резкими чертами лица. Особенный, упрямый постав головы придавал ему решительный вид.

– Не трудитесь… – Шмельцов с тоской оглядел кабинет. – Мне хорошо известно: что бы я ни сказал, вы все пересобачите по-своему.

– Как вы сказали? – спросил толстошеий.

– Пересобачите.

– Ну, это как вам будет угодно…

– Что?

– Думайте, говорю, как хотите. – Следователь забрал из рук Шмельцова тяжелое пресс-папье. – Оставьте его в покое. Мы здесь в гостях. Управляющий отеля на время предоставил нам свой кабинет.

– Я все понимаю. Слава богу, не дурак… – обиженно проговорил Шмельцов.

Следователь придвинул к нему заполненный бланк протокола:

– Ознакомьтесь и распишитесь.

– У вас нет очков?

– Нет.

– Черт знает что!

– Это претензия? – следователь недовольно повел головой. – Свои нужно иметь.

– Я не рассчитывал, что этой ночью мне придется подписывать протокол.

– Кто-нибудь! – зычно рявкнул толстошеий. – Очки принесите!

В кабинет заглянул полицейский:

– У криминалистов есть лупа.

– Давайте!

Шмельцову подали лупу, и он стал придирчиво изучать протокол. Прочитав, постучал ногтем по бумаге:

– Вот здесь…

– Что?

– Я сказал, что, вернувшись в номер, сразу прошел в ванную.

– Ну? – склонив голову, следователь исподлобья глядел на Шмельцова.

– А вы написали: «почти сразу».

– По-вашему, это меняет дело?

– В моем положении важна каждая мелочь.

Следователь вычеркнул слово «почти».

– Подписывайте.

– Надеюсь, вы понимаете, что не я убил того человека. Я даже не знал его, боже мой!

– Тогда как он оказался в вашей постели?

– Опять двадцать пять! Я не зна-а-аю! – Шмельцов нервически схватил подставку для ручек, но толстошеий отобрал ее и установил на противоположный край письменного стола.

– Давайте заканчивать.

– Но что будет со мной?

– Пока оставайтесь в отеле.

– В этом же номере? – Шмельцов вскинул руки, как будто ощутил внутренний толчок, готовый превратиться в истерику: – Нет уж, избавьте!

– Можете переехать в другой номер. Я разрешаю. Пишите, – чтобы подтолкнуть допрос к завершению, следователь стал диктовать: – «С моих слов записано верно, мною прочитано…»

Чуть помедлив, Шмельцов начертал стандартную фразу, поставил роспись и устало откинулся в кресле.

– Теперь могу удалиться?

– Можете, – кивнул следователь. – Не забывайте, что вы под подпиской и должны оставаться здесь.

– Не нужно десять раз повторять. – Шмельцов встал и направился к выходу.

Однако когда он приблизился к двери, та распахнулась и на пороге появилась Лионелла.

– За мной прислали полицейского.

– Баландовская? Из триста двенадцатого? – Следователь сдвинул манжету и взглянул на часы: – Уже три… – Затем поднял глаза и помахал Шмельцову рукой: – А вы ступайте, ступайте…

Лионелла чуть отстранилась, чтобы пропустить Шмельцова, и тот, проходя, тихо заметил:

– Свежа, как утренняя роза…

Но уже через мгновение следователь предъявил ей реальность:

– Садитесь, Баландовская!

Она опустилась в кресло, где только что сидел Шмельцов.

Глядя на Лионеллу, такую невозмутимую и холеную, невозможно было представить, что, собираясь, она долго выбирала подходящий наряд. Остановившись на строгой юбке, надела белую блузку с массивным кружевом «ришелье». Приколола под воротник бриллиантовую брошь, но тут же сняла, решив, что с брошью ее образ не будет соответствовать заявленным обстоятельствам.

Она – свидетель преступления, а значит – ничего лишнего. Волосы заколола в строгий, но элегантный пучок, помаду выбрала бледную, телесного цвета. Что еще?.. Ах да! Тонкие колготки (не идти же к следователю с голыми ногами). Туфли-лодочки – пудрового модного цвета на небольшом каблуке.

Лионелла не терпела дурновкусия и женской несобранности.

Следователь вытащил из папки незаполненный бланк, бросил его на стол и припечатал тяжелой волосатой рукой.

– Приступим… – Он взял ручку и сделал несколько пробных штрихов. – Не пишет!

– Думаю, управляющий отеля не будет в претензии, если вы позаимствуете одну из его ручек, – подсказала Лионелла.

– Так и сделаем, – толстошеий взял хозяйскую ручку. – Ваше полное имя…

– Лионелла Павловна Баландовская.

– О как!

– Вас что-то смутило? – она шевельнула бровью, и следователь почувствовал опасное напряжение.

– Нет, ничего. Что касается меня, все значительно проще: Фирсов Егор Петрович, следователь по особо важным делам Следственного управления по городу Санкт-Петербургу. – Представившись, Фирсов записал ее имя и снова спросил: – Где проживаете?

– В деревне, но прописана в городе. – Лионелла ни на минуту не теряла осанки и, говоря, чуть-чуть наклоняла голову, отдавая должное статусу собеседника.

Тот спросил:

– Адрес?

– Москва, Мансуровский переулок…

Он снова записал и уточнил:

– Фактический адрес проживания, говорите, в деревне?

– Деревня Барвиха, сто тридцать шесть.

– Улица?

– Без улицы. У наших домов – только номера.

– Скупо, но время экономит… Образование?

– Как у всех – высшее.

Фирсов наморщил лоб:

– Не понял. Что значит, как у всех?

– Как у всех нормальных людей.

– Значит, у кого не высшее, тот ненормальный?

– Не нужно утрировать. – Намереваясь поправить прическу, Лионелла вдруг замерла в неловкой, насильственной позе. – Я не это имела в виду.

– Не важно. – Фирсов записал «высшее» и продолжил: – Идем дальше… Кто вы по профессии?

– Я – богатая женщина.

– Хорошая профессия… Пишем – домохозяйка.

– Это – остроумно, – она улыбнулась.

– Теперь расскажите все, что видели этой ночью.

– С какого момента?

– С того, как возвратились в свой номер.

– Была полночь, – начала Лионелла. – Или около того… Лифт был занят, и я поднялась на этаж по лестнице…

– Встретили кого-нибудь?

– Нет, никого.

– Дальше…

– Вошла в номер – и меня охватило странное чувство… – Она исподтишка взглянула на следователя. – Как бы вам объяснить…

– Так-так… – следователь чуть заметно подался вперед. – Причина?

– Запах.

– Странный? Неприятный?.. – он пробовал угадать.

– Несвойственный.

– Для чего?

– Для гостиничного номера такого уровня.

– Не понимаю. Тогда скажите, какие запахи для вас привычны в гостиничных номерах.

– Запах – пылесоса после уборки, дорогих химических средств и дезодорантов. Обычно к ним примешивается парфюм постояльца. Когда я вернулась в свой номер, почувствовала нечто постороннее, не свойственное номеру и уж тем более мне.

– Охарактеризуйте хотя бы примерно.

– Пахло чужим, приторным, возможно, недорогим одеколоном… Немного сигаретным дымом и еще чем-то специфическим. Такой запах приносят в волосах или в складках одежды.

– Да вы – нюхачка.

– Простите, что? – Лионелла прищурилась. – Как вы сказали?

– У вас хорошее обоняние.

– Не просто хорошее. Ассоциативное, – педантично уточнила она. – Меня всегда увлекала связь между словами, звуками и запахами. И, знаете, тот запах, что я уловила, вернувшись в номер, едва не обернулся воспоминанием.

По лицу следователя было заметно, что он не доверяет подобным субстанциям.

– Что же вы вспомнили? – Фирсов спросил насмешливо, но все же по-доброму.

– Ничего.

– Но, позвольте, вы только что сказали…

– Я сказала, что запах едва не обернулся воспоминанием. – Она повторила: – Едва не обернулся.

– Боже мой, как с вами сложно… – следователь тяжело опустил голову. – Теперь давайте по существу. Зачем вы отправились в смежный номер?

– Не думаете же вы, что в поисках приключений? – Лионелла Баландовская расщелкнула сумочку, достала мундштук и портсигар.

– Здесь не курят, – заметил Фирсов, и она в сердцах закинула все назад. Он повторил вопрос: – Зачем вы пошли в смежный номер?

– На ковре я увидела стеклярус от своего нового платья.

– Не улавливаю связь.

– Он был рассыпан у самой двери.

– Теперь понимаю.

– Сначала я проверила шкаф, и когда поняла, что платье исчезло…

– Заподозрили в краже Шмельцова и отправились в его номер.

– Понятия не имела, кто мой сосед!

– Но вы же знакомы?

– Конечно.

– Давно? – следователь на ходу что-то записывал.

– Целую вечность.

– Это не ответ.

– Точнее не припомню.

– Теперь поясните, почему дверь, соединяющая ваши два номера, была открыта?

– Откуда мне знать? – Лионелла равнодушно пожала плечами. – К слову сказать, когда я уходила, дверь была заперта.

– Из чего следует…

– Что ее отомкнули в мое отсутствие.

– Зачем?

– Это я у вас должна об этом спросить. Вы же полицейский?

– Я – следователь.

– Не вижу существенной разницы.

– Послушайте, – Фирсов всерьез завелся, – у меня складывается впечатление, что вы не говорите всей правды.

– Вот глупость!

– Полуправда мне ни к чему. Или давайте начистоту…

– Или? – Забежав вперед, Лионелла Баландовская проявила редкую наглость, которая была сродни провокации.

Теперь один бог знал, чем все это закончится, но Егор Петрович Фирсов сумел отличить вздорность женского характера от преступного умысла.

– Не будем пикироваться, – сказал он. – Вернемся к началу нашего разговора. Вы заметили стеклярус, проверили платье и отправились в номер Григория Шмельцова.

Лионелла оценила благоразумие следователя и продолжила как ни в чем не бывало:

– Григорий был в ванной.

– Как вы узнали?

– Слышала шум воды.

– Ну, предположим.

– Я прошла по следам стекляруса, заглянула в спальню и увидела там мужчину.

– Вы сразу поняли, что он мертв?

– Нет, – ответила Лионелла, и, кажется, ее ответ не устроил Фирсова.

– Странно…

– На нем было мое платье! – воскликнула она. – О чем еще, кроме этого, я должна была думать?

– И что же вы сделали?

– Ничего. В ту самую минуту из ванной вышел Шмельцов и спросил, что я делаю в его номере. Затем появился портье.

– Этот откуда взялся? – озадачился Фирсов.

– Я сама его вызвала, как только поняла, что меня обокрали.

– Кто первым сообразил, что лежавший в спальне мужчина мертв?

– Портье. Он заметил дырку от выстрела в его голове. И мы все увидели кровь на подушке.

– Из чего следует, что убийство произошло в номере Шмельцова.

– Вам лучше знать. – Собравшись с мыслями, Баландовская задала конкретный вопрос: – Как вы думаете, зачем этот человек надел мое платье?

– Не знаю, – ответил ей Фирсов. – Только не говорите, что я следователь и обязан все знать. Все знает только господь бог. А я, как вы понимаете, не он.

– Ясно… – на ее лице появилось разочарование. – Вам нужно очень стараться, иначе все пойдет прахом.

– Что именно? – спросил Фирсов.

– Следствие развалится.

– Об этом не беспокойтесь. С этим мы справимся. Скажите, украденное у вас платье дорого стоит?

– Оно не дешевое.

– Тогда не понимаю, почему так просто отвалился стеклярус.

– Платье было тесно этому человеку. Он – мужчина, а у меня стандартная эмка.

– Размер вашей одежды?

– Да, эквивалентный сорок шестому. Что касается платья, могу подсказать…

– Избавьте меня от ваших подсказок! Ответ по существу заданного вопроса – вот что мне нужно.

Однако Лионелла, словно бронебойная самоходка, шла напролом:

– Я долго слушала вас. Теперь послушайте вы. Платье было надето в моем номере, и только потом этот мужчина попал в спальню Шмельцова.

– Получается, вам все было известно? – Фирсов подозрительно сузил глаза.

– Не говорите глупости! – одернула его Лионелла. – Стеклярус начал осыпаться сразу, как только ткань растянулась.

– Ах, вот оно что. – Следователь замолчал и в течение нескольких минут заполнял протокол. Затем сказал: – Вернемся к Шмельцову. Вас что-то связывает?

– На что вы намекаете? – Лионелла небрежно бросила на стол свою сумочку. – Я – замужем.

– Прошу объяснить характер ваших взаимоотношений.

– Можете записать: с помощью Григория Шмельцова я убиваю время.

– Боюсь, что это никак не прояснит ситуацию.

– Григорий – известный светский персонаж. Кажется, заслуженный деятель каких-то искусств, кажется, когда-то снимал кино или имел к нему отношение. Несколько лет назад у Шмельцова появилась новая фишка – он придумал собирать богатых людей для участия в интеллектуальной игре, которую назвал «Зарядка для ума». Как видите, ему удалось воплотить в жизнь эту идею.

– Почему игра проходила у нас в Питере? Насколько я знаю, вы с ним москвичи.

– Не только мы с Шмельцовым, – ответила Лионелла. – Все, кто участвовал во вчерашней игре, приехали из Москвы.

– Зачем?

– Новая игра – новое место. В прошлый раз мы были на «Роза Хуторе».

– В Сочи?

– На лыжном курорте недалеко от него.

– Тогда объясните. – Фирсов старательно расправил завернувшийся уголок протокола. – Что с составом участников?

– Их примерно пятьдесят человек.

– В общей сложности?

– Да. Но в каждой игре – не больше пятнадцати. Пять столиков по три человека.

– И все же не понимаю. – Следователь почесал нос кончиком ручки. – Что это за игра? В чем она заключается?

– Один столик – одна команда. Шмельцов задает вопрос, на который невозможно сразу ответить, после чего начинает давать подсказки. Так, путем правильных вопросов и подсказок, находится верный ответ.

– Это как-то оплачивается?

– За участие в игре все мы платим Шмельцову.

– Много? – Затронув этот вопрос, Фирсов поразился тому, как переменилось лицо Баландовской, и понял, что прошелся по краю.

– Этого я вам не скажу, – ответила она сдержанно. – Вопрос денег не обсуждается.

– Ну, хорошо. Сколько вас было на вчерашней игре?

– Немного. Всего – одиннадцать человек.

– Одиннадцать… – повторил следователь и наморщил лоб. – Но позвольте… Вы сказали: один столик – три человека.

– Один столик – одна команда, – уточнила она.

– И все-таки одиннадцать на три не делится.

– Ах, это! Один человек не пришел.

– Кто? – Фирсов был собран, упруг и спокоен. – Имя этого человека?

– Кира Ольшанский. – Лионелла Баландовская поправила волосы, но вдруг осеклась: – Да нет… Не думаете же вы, что Ольшанский мог убить человека?

– Вернемся к игре…

– Нет, вы скажите. Киру в чем-то подозревают?

– Оставим эту тему. Вопрос следственных действий не обсуждается.

– Что ж, – сказала она. – Счет один – один. Можно сказать – ничья.

– Как вы сказали? – Фирсов оторвался от протокола и поднял глаза. – Баландовская… Баландовская… Не та ли это Баландовская?.. Вы не артистка?

– Все в прошлом, – сдержанно ответила Лионелла.

– Я видел ваш фильм. Там была фраза: «счет один – один, можно сказать – ничья». Надо же! Баландовская! Да, вы были звездой.

– Я больше не снимаюсь. Теперь, как вы справедливо заметили, я – домохозяйка.

В кабинет снова заглянул полицейский:

– Разрешите?

– Что еще? – спросил Фирсов.

– Ольшанского привели.

– Что значит – привели? – обеспокоенно вскинулась Лионелла.

– Подписывайте, – следователь ткнул пальцем в конец протокола. – Читайте и подписывайте: «С моих слов записано верно, мною прочитано…»

Глава 2 Заклятые друзья

Лионелла не смогла заснуть даже под утро. Она легла в постель, погасила светильник, но остаток ночи провела в тревоге. То и дело подходила к двери и прислушивалась, нет ли в номере Шмельцова каких-нибудь звуков. Проверив, возвращалась в постель, но уже через минуту, облизывая сухим шершавым языком губы и небо, шлепала босыми ногами к бару. Всю ночь до утра ее мучили тревога и жажда. Виной тому была в том числе духота. Лионелла не включила кондиционер, опасаясь простуды, как будто можно было простудиться при такой-то жаре.

В пять утра, когда лучи солнца вломились в ее комнату, пришлось встать и задернуть шторы. После этого Лионелла наконец-то заснула.

В семь часов раздался громкий стук в дверь. Еще не проснувшись, Лионелла почувствовала, как оборвалось в груди сердце и потом снова заколотилось, но уже у самого горла.

Она прокралась к двери, заглянула в глазок и сразу открыла. В номер ворвалась Катерина и с рыданиями бросилась на грудь Лионелле. Не зная, как реагировать, та сдержанно спросила:

– Что случилось?

– Муж…

Лионелла решила, что уместнее всего обнять Катерину, и обняла ее, уточнив:

– Надеюсь, он жив?

Прорыдавшись, Катерина ответила:

– Жив… Скотина!

Теперь для выяснения обстоятельств ее следовало проводить в гостиную и усадить на диван. Лионелла Баландовская все так и сделала. Принесла бутылку виски и два стакана со льдом. Настало время узнать, чем вызван столь ранний визит.

Катерина залпом выпила четверть стакана и заговорила с бешеной, навязчивой доверительностью, как будто до этого они с Лионеллой только и делали, что выкладывали друг другу свои секреты:

– Он бросил меня! Так и сказал: я развожусь. Животное! У него есть другая баба. Не понимаю, кому еще нужен этот урод. Если бы не его деньги… Стремно рассказывать, но, когда он лежит со мной рядом в постели, меня буквально выворачивает от омерзения. Видела бы ты его голым: слоистый волосатый червяк…

– Послушай, – прервала ее Лионелла. – Ты уверена?

– В чем? – Катерина впала в кратковременный ступор.

– В том, что Мишель тебя бросил.

– Он сам так сказал.

– Когда?

– Этим утром.

Баландовская взглянула на часы:

– Семь ноль пять. Когда вы успели поговорить?

– Четверть часа назад.

– Он сам тебе позвонил?

– Нет. Я ему позвонила.

– Глупо звонить мужчине так рано, он может быть не один.

– Все так и было, – всхлипнула Катерина.

– Значит, ты сама нарвалась. Кстати, насчет его денег… – Лионелла взяла со стола мундштук и достала из портсигара сигарету. Прикурив ее, выдохнула вместе с дымом: – Тебе стоит позвонить адвокату.

Начав разговор сумбурно, Катерина продолжила его весьма прагматично:

– В десять часов позвоню.

– Много отсудить вряд ли получится. У вас, как я слышала, брачный контракт?

– Пусть не думает, что бросил никчемную дуру, которая только и знает, что плакать от горя. Не велика потеря! Лучше найдем!

– Прежде чем искать лучше, – рассудительно заметила Лионелла, – стоит отсудить то, что возможно.

– Дом, квартиру в Москве и пару миллионов. Большего взять не смогу.

– Долларов, надеюсь? – Лионелла медленно затянулась и выпустила из губ голубоватую струйку дыма.

– А кто говорит про рубли? – Катерина пришла в себя, по ней было видно, что она уже торит свой жизненный путь в предвкушении грядущих свершений.

Вскоре Катерина ушла. Мысленно поблагодарив ее за уход, Лионелла начала одеваться к завтраку. Сборы омрачились тем, что она не нашла свой телефон. Их было три, и особой трагедии не случилось, если не принимать во внимание, что это был золотой Vertu в стразах Сваровски.

Еще ночью, когда в ее номере были криминалисты, Лионелла попыталась найти мобильник, но внимание отвлекла занятная процедура забора проб воздуха. Следователь Фирсов потребовал сделать исследование подобного рода, и криминалисты приволокли странный агрегат с двумя стеклянными колбами, установив его на треногу в гостиной. В течение получаса он шумно втягивал воздух и, кажется, был неисправен. На вопрос Лионеллы, когда будет результат, человек, который принес, а потом унес газоанализатор, незаинтересованно хмыкнул:

– Этого я вам сказать не могу.

И было неясно: то ли он сам не может сказать, то ли ему запрещено говорить.

Несмотря на все перипетии прошедшей ночи, Лионелла ощущала странное безразличие. Ей меньше всего хотелось копаться в самой себе и в сложившейся ситуации. Надев пестрое шифоновое платье и красные босоножки, она приказала себе быть счастливой.

В ресторанном зале для завтрака к этому часу присутствовало всего несколько человек, трое из которых были официантами. Лионелла села за столик и подозвала одного:

– Кофе. Черный. Без сахара.

– Что-нибудь еще? – Это был тот самый парень, что обслуживал их столик вчера во время игры.

Она дружелюбно кивнула:

– Круассан с грушевым вареньем.

С круассаном был перебор, и Лионелла пообещала себе, что, когда все закончится, она пойдет в спортивный зал или, по крайней мере, в бассейн.

Под словом «все» подразумевалась история с убийством в номере Шмельцова. Убитый был в ее платье, значит, она – участник событий и должна сыграть свою роль.

Когда официант принес кофе, в зале появились Марго с Катериной. Последняя уже трансформировалась, к ней вернулись привычные горделивость и самолюбование. Сущая безделица – развод с мужем к завтраку был освоен и определен по шкале важности где-то между чисткой зубов и звонком адвокату.

Они сели за стол к Лионелле, но заговорить не успели, потому что в тот самый момент на завтрак пришел Григорий Шмельцов. Он был отрешен, элегантен и, судя по тоске в припухших глазах, старался избежать ненужных контактов. Оглядев зал, Григорий выбрал самую безлюдную часть и, не удостоив взглядом ни одного из присутствующих, ограничился одним общим кивком.

Все, что происходило тем утром в ресторане отеля, было занимательным. Следующим в ряду событий стало появление красивого мужчины лет сорока, одетого с небрежной, но продуманной светскостью. Вел себя он в этом же стиле: всех видел, многих знал, однако никого не выделял для общения. Рассеянно оглядевшись, сел за свободный столик и уткнулся взглядом в окно.

Те, кто знал Кирилла Ольшанского (а это был он), с интересом наблюдали за ним. Особенно женщины, они всегда выделяли его, где бы он ни был.

Быстрые официанты сновали по залу, Шмельцов ел молочную кашу, Ольшанскому принесли кофе и сок.

– Интересно, чем все это закончится, – пригнувшись к столу, доверительно пробормотала Марго. – Я имею в виду убийство.

– Шмельцов давно притягивал к себе неприятности, – заметила Катерина и, взглянув на Баландовскую с обидой, сказала: – Ты не рассказала мне об убийстве.

– Тебе было не до того, – ответила Лионелла.

– Видела труп?

– Следователь попросил не слишком распространяться об этом, – сказав так, Лионелла покривила душой, ни о чем таком он ее не просил.

Но едва вспомнив о следователе, она увидела его самого.

– Прошу прощения… – Фирсов повернул мощную шею, оглядел сидевших за столиком дам и остановился на Лионелле: – Нужно поговорить.

– Сейчас? – удивилась она.

– Жду вас в баре. Приходите туда, как только позавтракаете.

Фирсов удалился. Теперь стало заметно, какой сокрушительный эффект произвело его появление. В зале сделалось тихо, и все взгляды были обращены на Лионеллу.

Она же думала лишь о том, что допустила непростительную промашку с платьем, которое не вписывалось в текущую мизансцену и ситуацию в целом. Прервав завтрак, Лионелла поднялась к себе в номер и переоделась в другое платье – приятного серого цвета в белый горошек.

Когда она вошла в бар, сразу увидела следователя, поскольку не заметить его большую фигуру не представлялось возможным. Он сидел на высоком табурете за стойкой и пил кофе, судя по размерам мизерной чашки – эспрессо.

– К счастью – отель маленький, – сказал Фирсов тихо, но внятно.

Лионелла услышала его издали и подошла ближе:

– Вы это к чему?

– В баре никого нет кроме нас и бармена. Сок или кофе?

– Стакан минералки.

Бармен поставил перед ней стакан минералки, после чего удалился.

– А я вот с чашечкой кофе… Спать еще не ложился. – Фирсов нехотя улыбнулся, показывая всем своим видом, что с ним можно держаться откровенно и просто. – Надеюсь, вы поняли, это не допрос…

– Что вам нужно?

– Информацию об одном человеке.

– С чего вы решили, что она у меня есть? – сдержанно поинтересовалась Баландовская, испытав при этом чувство, похожее на досаду. – Мне кажется, в вашем ведомстве можно отыскать информацию на любого из нас.

– Вы дружны с Кириллом Ольшанским?

– Настолько, что на завтраке он даже не поздоровался.

– У него есть все основания для подобной забывчивости. Мы с ним попрощались сорок минут назад.

– О чем говорили? – спросила Лионелла.

– Ждете, что все вам расскажу?

– Нет.

– Тогда зачем спрашивать?

– Что ж, давайте эту тему оставим… – Лионелла дала понять, что готова принять любое его решение, если оно продиктовано интересами следствия.

Следователь задал новый вопрос:

– Ольшанский – это псевдоним? Ведь он, кажется, художник?..

– Это настоящая фамилия Киры.

– Киры? – Фирсов склонил голову набок, словно прислушиваясь.

– Кирилл… Кира… Друзья зовут его так.

– Режиссер Ефим Ольшанский никем ему не приходится?

– Кирилл – его внук, – сказала Лионелла.

– Вот оно как!

– Мир тесен.

– Не терплю бессмысленных фраз.

– Еще их называют крылатыми, – усмехнулась она. – Иногда банальные фразы звучат откровением.

– Вернемся к затронутой теме. Ефим Ольшанский был заметной фигурой в советском кинематографе и, кажется, состоятельным человеком. Отпрыски таких людей рождаются с золотой ложкой во рту.

– Отец Кирилла погиб молодым. Так что наследство дед оставил ему.

– Деньги?

– Не только. Кроме денег – три московские квартиры, дача с двумя гектарами земли и прочие ценности.

Оживившись, Фирсов полюбопытствовал:

– Что подразумевается под прочими ценностями?

– Во-первых, драгоценности Инессы Ольшанской.

– Она была великой актрисой.

– Великой актрисой и второй женой великого режиссера. Кирилл, кстати, не ее внук.

– Вы сказали – во-первых… – следователь говорил отчетливым, ясным голосом.

– Что? – не поняла Лионелла.

– Драгоценности жены – это во-первых.

– Мутная история. Большая часть ювелирных украшений исчезла еще до смерти Ольшанской. Между тем она владела редкими сокровищами.

– Что во-вторых?

– Бесчисленное множество предметов искусства. Как вы понимаете, Кирилл стал художником не на пустом месте.

– Что-то я не видел его картин.

– Думаете, их видел кто-то другой? – Лионелла пожала плечами. – Просто все привыкли считать Кирилла художником. Кстати, он окончил Академию художеств здесь, в Санкт-Петербурге.

– Вернемся к предметам искусства, – напомнил ей Фирсов.

– Это бессмысленно. Кирилл все промотал. К примеру, глиняная тарелка, расписанная Пабло Пикассо, ушла за бутылку вина.

– Подвержен?

– В каком смысле?

– Пьет?

– Не больше других. Как вы знаете, выпивка в среде художников – обычное дело. Кирилл Ольшанский – безалаберный человек. Пришли друзья, денег нет, снял со стены тарелку – и вуаля! К слову, о бессмысленных фразах: то, что легко досталось, не очень ценится.

– В этой фразе – глубокий смысл, – сказал Фирсов, и Лионелла улыбнулась:

– Наконец-то вы хоть в чем-то согласились со мной.

Егор Петрович замолчал, и было ясно, что он ищет нужный вопрос. В конце концов вопрос прозвучал:

– Ольшанский нуждается в средствах?

– Об этом все знают. Он – на мели.

– Что не помешало потратить приличную сумму за участие во вчерашней игре.

– Не знаю, что взбрело ему в голову. «Зарядка для ума» подходит для скучающих дам и вышедших в тираж стариков. Но, как вы знаете, Кирилл на игру не пришел.

– Мне это известно.

Лионелла Баландовская отстранилась, чтобы оглядеть собеседника. В ее голосе послышалась напряженность:

– Вы хотите обвинить Киру в убийстве?

– С чего вы это взяли?

– Тогда к чему такие вопросы?

– Кажется, ясно: ведутся следственные действия.

– Тогда вот вам крылатая фраза: бедность не порок. Помните, как у Островского? Если человек не имеет средств, это не вина его, а беда. Ольшанский тут ни при чем.

– Откуда такое категоричное суждение?

– Я слишком хорошо его знаю.

– Тогда вопрос в тему: какой характер носят ваши с ним отношения?

– Этот же вопрос вы задавали мне про Шмельцова. – Лионелла царственным жестом взяла стакан с минералкой и, не торопясь, отпила. – Не думаете же вы, что я сплю с каждым своим знакомым?

Фирсов повинился:

– Не хотел вас обидеть. Из всего сказанного делаю вывод: вы с Ольшанским – друзья.

– С этого мы и начали, – благосклонно отозвалась Лионелла.

– Что еще можете рассказать?

– О Кире?

– Ну, раз уж мы о нем говорим… На какие средства он существует?

– Меня это никогда не интересовало. Возможно, продает картины.

– Которых никто не видел? – вопрос следователя прозвучал с долей иронии. – Вы сами рассказали, что все ценности, доставшиеся Кириллу от деда, были им спущены…

– Не все… – заметила Лионелла.

– Значит, что-то у него все же осталось?

– Несколько любимых картин и коллекция цветного стекла, которую собрала его мать. То, что я знаю… Возможно, осталось что-то еще.

– Где все это хранится?

– На даче.

– Ага… – Фирсов отставил чашку. – Значит, дача все еще в его собственности. Где она, кстати, находится?

– В Барвихе.

– Насколько я помню, вы проживаете в той же деревне.

– Если вас интересуют подробности – мы с Ольшанским соседи, – ответила Лионелла.

– Насколько?

– Ближе некуда. Нас разделяет только забор.

Фирсов несколько оживился:

– В таком случае вы многое о нем знаете.

Она вскинула брови, слегка повела головой и отпила немного воды.

– Забор очень высокий.

– Послушайте… – Фирсов отвел разочарованный взгляд и уставился в стену. – Еще вчера я сказал вам, что мне не нужна полуправда. Не желаете говорить – скатертью дорога. Я вас не задерживаю.

Такой поворот событий не входил в планы Лионеллы. Все теряло смысл: скромное платье в горошек и белый кружевной воротник. Созданный образ рассыпался, и Лионелла решила прекратить всякое резонерство. Если она не свидетель, тогда кто она? Лишиться такого развлечения было бы глупо.

– Кирилл – своеобразный человек, – заговорила Лионелла более доверительно. – Не терпит никаких обязательств.

– Значит, у него нет долгов?

– Вовсе нет. К долгам он относится очень терпимо. Я бы сказала, легкомысленно.

– Многим задолжал?

– Слышала – да.

– У вас брал взаймы?

Она решительно покачала головой:

– Никогда!

Тогда Фирсов сказал:

– А мне всегда казалось, что к друзьям за помощью идут в первую очередь.

– Не в нашем случае, – промолвила Лионелла, и то, как сдержанно она поправила волосы, озадачило следователя.

– Объясните, – сказал он отрывисто.

– Ну, хорошо… В юности мы с Кирой встречались.

– Ага… – проронив только одно слово, Фирсов дал понять, что ждет продолжения.

– Нам было по семнадцать, и мы хотели пожениться.

– Не вышло?

– Как видите – нет. Обстоятельства сложились так, что нам пришлось расстаться. – Лионелла холодно взглянула на следователя. – Впрочем, к убийству это не имеет никакого отношения.

– Пока – никакого.

– Мне кажется или вы запугиваете меня? – поинтересовалась она.

– Напоминаю: вы можете встать и уйти.

И даже после этих слов Лионелла Баландовская осталась сидеть.

– Вот видите, вам этот разговор нужен не меньше, чем мне, – сказал Фирсов. – Значит, вы с Ольшанским знакомы давно?

– С детства. Дачи наших родителей были рядом.

– Это я уяснил.

– В те времена все было проще: и люди, и отношения, и привычки. Заборы были не такими высокими.

– Вы знали его деда?

Прищурившись, Лионелла спросила:

– Это любопытство?

– Чистейшей воды, – признался ей Фирсов. – Так знали или нет?

– Знала. И очень хорошо.

– Инессу Ольшанскую – тоже?

– Она жила обособленно, и, когда бывала на даче, к ним никого не пускали. Когда же они с Ефимом Аркадьевичем уезжали на съемки или на какой-нибудь кинофестиваль, мы с Кириллом бегали по всему дому. Я знаю каждый его уголок, картины и предметы искусства.

– Ольшанский оставался с родителями?

– С ним оставалась нянька Матрена. Она была доброй старухой. К тому времени Кира стал сиротой. Он сильно любил свою покойную мать. Однажды я разбила фигурку из ее стеклянной коллекции… – Лионелла грустно улыбнулась. – Кирилл чуть меня не убил.

Услышав телефонный звонок, она достала из сумочки трубку:

– Простите. – И, чуть отвернувшись, поднесла к уху мобильник: – Слушаю, Лев…

– Как дела? – Муж говорил в обычной своей манере, так, словно они расстались этим же утром.

На самом деле супруги не виделись больше месяца. Сначала он уехал по неотложным делам в Швейцарию. Потом она – в Ниццу. По возвращении в Москву Лионелла и Лев разминулись на пару часов: он улетел в Германию, она – в Санкт-Петербург на игру.

– Здравствуй, милый. У меня все хорошо.

– Кажется, ты планировала сегодня вернуться?

– Я задержусь.

– Надолго? – в его голосе не было недовольства. Казалось, он с равным одобрением принимает любое ее решение.

– Несколько дней, – проговорила она.

– В таком случае увидимся через неделю, после того как я вернусь из Пекина.

– Когда уезжаешь?

– Самолет – через три часа.

– Счастливо долететь. Целую тебя. – Спрятав мобильник, Лионелла удивленно посмотрела на следователя: – В чем дело?

Тот спросил:

– Вы не сказали ему?

– О чем?

– Об убийстве.

– Зачем?

– Зная возможности вашего мужа, я предполагал, что сегодня из Москвы вылетит взвод адвокатов.

– Глупости… – сказала Лионелла. – Адвокаты мне не нужны. Что касается мужа, он – человек занятой, ему хватает своих забот. Лучше объясните, к чему все эти расспросы? Зачем вам Ольшанский? Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.

– У меня такое же чувство, – заметил следователь.

– Вам удалось что-нибудь выяснить? Например, установить личность убитого?

Фирсов посмотрел на часы:

– Начало девятого…

– Я поняла, – сказала Лионелла. – С момента убийства прошло слишком мало времени. Но, возможно, вы нашли отпечатки пальцев или следы?

– Это – да, – устало заметил следователь.

– И, конечно, улики?

– Благодарю вас за то, что нашли время.

Лионелла не собиралась просто так отступать:

– Вы хотите сказать…

– Что наш разговор окончен, – крякнув, следователь сполз с высокого табурета и энергично подрыгал мускулистой ногой, расправляя смятую брючину.

Лионелла тоже спустилась на пол, встала напротив и, глядя на него снизу вверх, спросила:

– Кто вам сказал, что мы с Ольшанским знакомы?

– Ни за что не догадаетесь… – Фирсов глумливо прищурился, но Лионелла Баландовская повторила на тон выше:

– Кто?!

– У каждого из нас есть заклятые друзья.

– И подруги… – чуть слышно проронила она.

Глава 3 Петров день

Лионелла была уверена – всего пару минут назад она видела Кирилла Ольшанского. Он заглянул в бар и мгновенно исчез.

Она вышла в холл, Ольшанского там не было. К ней подошла жена колбасного короля Полторацкого. В этот утренний час ее тощую шею овивало широкое жемчужное ожерелье. Как говорили, под украшениями она прятала шрам от операции на щитовидке.

Милена Полторацкая чмокнула Лионеллу около уха:

– Сочувствую тебе, дорогая. Все только и говорят про это убийство. Многие из наших съехали из отеля. Как говорится, подальше от неприятностей. Остались только Марго, Катерина и Жанна Калмыкова.

– Из «Светской хроники»? – спросила Лионелла.

– Руку даю на отсечение, Калмыкова сегодня же явится к тебе с расспросами, того и гляди, с камерой. Ты знаешь, какими ужасными бывают эти телевизионщики. – Заметив, что Лионелла кого-то ищет глазами, Милена предположила: – Тебе нужен Шмельцов? Можешь не искать. Он, словно зачумленный, сидит в своем номере. То есть номер он, конечно, сменил. Никто не захочет жить там, где был убит человек. Сегодня на завтраке мы все увидели его буквально другими глазами. На нем всегда стояла печать порока. И как только раньше не разглядели. Одного жаль: без него игры больше не будет.

– Ты думаешь, убийца – Шмельцов?

– Кто же еще? – удивилась Милена. – Что тебе рассказал следователь?

– Сказал, что идет расследование.

– Да ну же! Наверняка ты что-то скрываешь! – Перейдя на полушепот, Милена чистосердечно заверила: – Ты ведь знаешь, я – никому…

Вполуха слушая Полторацкую, Лионелла тем временем искала глазами Ольшанского. Но в большом, со вкусом декорированном холле, кроме них и портье, был только один человек. Он сидел в огромном старинном кресле. На нем были холщовые брюки и русская косоворотка с вышитым краем. Простецкая одежда никак не сочеталась с окружающей роскошью.

Перехватив взгляд Лионеллы, Милена взяла ее под руку и подвела к сидящему человеку:

– Знакомься, Лина. Мой наставник, старец Порфирий.

Это был семидесятилетний мужчина крестьянского типа, с простым широким лицом и стянутым вниз, плоским носом. На его некрасивых натруженных пальцах были два перстня с черными, как уголь, камнями. Выглядели они чужеродно, и Лионелле подумалось: это должно что-то значить.

– Сегодня Петров день, – сказал Порфирий и отвернулся.

«Что в этом такого? – подумала Лионелла. – И почему это прозвучало так значительно?»

– Порфирий – славянский колдун. Я с большим трудом отвоевала его у банкирши Трифоновой. К счастью, она вовремя привезла себе из Бурятии забайкальского шамана.

– Зачем он тебе? – спросила Лионелла.

– Сейчас увидишь… – Милена тронула Порфирия за руку: – Скажи, старец, рабе грешной Лионелле.

Тот повернулся и тихо обронил:

– Марии скажу.

– Очнись, батюшка, за Лионеллу прошу, – заговорщическим шепотом проговорила Милена, но Баландовская остановила ее:

– Пусть скажет Марии.

Воспользовавшись легким замешательством, какое обычно предшествует чему-то особенно важному, Лионелла оттеснила Милену и склонилась к Порфирию.

– Скажи…

– Не думаешь о плохом. Это – зря.

Лионелла опустилась на корточки, заглянула ему в лицо и вдруг прониклась доверием к этому терпеливому, тихому человеку:

– Объясни…

– Остерегаться тебе нужно, голубка.

– Чего?

– Хватит… – Милена потянула ее, заставив подняться на ноги. – Большего он не скажет.

– Чего остерегаться? – растерянно переспросила Лионелла.

– Петров день сегодня. – Произнося эти слова, старец посмотрел на нее зелеными молодыми глазами.

Тем временем от входной двери к ним шагал невысокий, плотный мужчина в костюме. В его руках были цветы.

– Лионелла Баландовская! – приблизившись, он приложился губами к ее руке. – Честь! Огромная честь. – Вспомнив про цветы, мужчина протянул Лионелле букет.

– Кто вы? – поинтересовалась она.

– Разрешите представиться, Терсков, хозяин этого отеля. Как только узнал, что вы у меня в гостях, сразу – сюда!

– Зачем?

– Являюсь почитателем вашей игры. Хотелось бы знать, когда выйдет следующий фильм с вашим участием?

– Я больше не снимаюсь. – Лионелла опустила глаза и обернулась на кресло, в котором только что сидел старец Порфирий. Там никого не было.

– Могу пригласить вас на ужин? – поинтересовался Терсков и добавил, предупреждая отказ: – Окажите мне честь.

– Вряд ли я задержусь здесь до вечера.

– Ах, как жаль!

Помедлив, Лионелла все же сказала:

– Хотя подождите… Как вас зовут?

– Петр. – От чрезмерной любезности на его лице выступил пот.

– Я согласна. Давайте встретимся в семь.

Он кивнул, и ни один волосок не дрогнул на его голове, из чего следовало, что прическу тщательно уложили и побрызгали лаком. Лионелла ни разу не встречалась с мужчинами, которые используют лак. Артисты были не в счет.

– Счастлив… – выдавил из себя Терсков, и Лионелле показалось, что в его глазах блеснула слеза умиления.

– Мне нужно идти, – сказала она и отошла к Полторацкой. – Куда делся Порфирий?

Та ответила:

– У него – время молитвы.

– Где он живет?

– На верхнем этаже, рядом со мной.

– Мне нужно его увидеть.

– Ничего не выйдет, – проговорила Милена. – По крайней мере, до завтра. Послушай, что за Мария? О ком говорил старец?

– Я пойду. – Не заботясь о том, что скажет Полторацкая, Лионелла направилась к лестнице.

Терсков проводил ее взглядом.

– Какая женщина, – тихо прошептал он и вытер вспотевшую ладонь о пиджак.

Поднявшись на этаж и не дойдя до двери всего несколько метров, Лионелла краем глаза увидела Катерину и притворилась, что не заметила, но та окликнула ее и подошла ближе:

– Слышала новость?

– Нет, – сказав первое, что пришло в голову, Лионелла застыла. Следующая ее фраза была обращена в пустоту: – Что еще случилось в этом отеле?

– Ольшанский…

Лионелла чуть напряглась, но тут же совладала с собой:

– Что с ним?

– Он был в номере у Шмельцова.

– Ну и что? Они знают друг друга.

– Дело в том, что это случилось вчера.

– В котором часу?

– Перед самым убийством. – Катерина сделала большие глаза. – Или в то же самое время.

– Будь это правдой, Шмельцов бы рассказал следователю.

– Может, и сказал.

– Тебе откуда это известно?

– Шепнул на ушко знающий человек.

Лионелла вцепилась в локоть Катерины и зло улыбнулась:

– У тебя развод на носу, а ты слухи по отелю разносишь. Собирай вещи и дуй в Москву. Знаешь, чем занят твой слоистый червяк? Мишель Петухов прячет активы, чтобы тебе при разводе достался кукиш без масла.

– С этим я разберусь сама, – огрызнулась Катерина и, развернувшись на каблуках, направилась прочь.

Войдя в свой номер, Лионелла прошла в гостиную, взяла телефон и хлопнулась на диван, чтобы отыскать в Интернете что-нибудь про Петров день. Новейший телефон с огромным дисплеем подходил для этой цели как нельзя лучше. Однако, вспомнив про потерянный Vertu, она испытала чувство легкой досады.

Первая информация оказалась такой: Петров день по народному календарю славян – день окончания «купальских праздников», которые, в свою очередь, являлись продолжением дня Ивана Купалы. В ночь на Ивана Купалу славяне выбирали суженых, в знак любви обменивались цветочными венками и, взявшись за руки, прыгали через костер. Совершали также особый, магический обряд – поиск цветущего папоротника, растения бога Перуна – громовержца, подателя дождя и покровителя русского воинства.

Обновив поиск, она выяснила, что Петра называли ключником, хранителем ключей от небесного царства. Согласно поверьям, в этот день из рек уходили все русалки, обитавшие там с праздника Троицы.

Лионелла перевернулась на спину. Исход сказочных персонажей показался ей вполне романтичным, как и факт ночных поисков цветущего папоротника.

Развлечения ради она представила себя русалкой и, вытянув носки, пошевелила воображаемым хвостом, как вдруг увидела, что дверь, ведущая в смежный номер, тихо открылась.

За долю секунды Лионелла скатилась на пол и спряталась за диван. Послышались шаги, и кто-то сказал:

– Лионелла… Не ребячьтесь.

Услышав свое имя, она зажала рукой рот и припала к стене.

Через мгновение перед ней возникли дорогие мужские ботинки из перфорированной кожи с острыми мысками.

– Я знаю, что вы здесь.

Она подняла голову и увидела Григория Шмельцова.

– Как вы смеете?! Прошу выйти вон! – выбросив перед собой руку, Лионелла указала на дверь, но сама почувствовала, как неубедительно это выглядело.

Шмельцов сел на диван и положил ногу на ногу.

– Идите сюда, здесь вам будет удобнее.

Лионелла поднялась на ноги, но рядом со Шмельцовым не села.

– Что это значит?

– То же самое я хотел спросить у вас. Я зашел в свой бывший номер забрать свои вещи и вдруг обнаружил, что дверь между номерами снова открыта. Естественное желание порядочного человека – убедиться, все ли у вас в порядке.

– Врете. Я слышала, как вы открывали ключом замок. – Лионелла сказала так, хотя ничего такого не слышала.

Шмельцов сдался слишком легко:

– Вас не провести…

– Зачем вы пришли?

– Нам нужно поговорить без свидетелей, – он выпрямил спину и заглянул ей в глаза. – Я должен вас предупредить…

– Постойте… Сначала вы должны сказать, откуда у вас ключ?

– Он лежал в номере.

– То есть вчера вечером ключ был у вас?

– Нет, – Шмельцов обеспокоенно покачал головой. – Я нашел его десять минут назад, после чего решился на это вторжение. Причина заключается в следующем: никто не должен знать, что мы говорили.

– Не понимаю, как вы посмели…

– Должен заметить, у вас крепкие нервы. Любая другая женщина не осталась бы здесь на ночь после того, что случилось.

– Я позвоню Фирсову!

– И что вы ему скажете?

– Что вы ведете какую-то игру.

– Недоказуемо. Вот вам совет: поскорее уезжайте в Москву.

– А сами что же?

– Я не могу.

– Почему?

– Я – под подпиской. Меня, вероятно, подозревают в убийстве.

– В таком случае вам нужен адвокат.

– Даже два, – он посмотрел на часы. – С минуты на минуту они будут здесь.

– Значит, вы ввалились в мой номер лишь для того, чтобы отправить меня в Москву?

– Нет, не только. У меня есть важное сообщение. Это касается вашего зеленого платья… – Вдруг Шмельцов замолчал и с тревогой спросил: – Вы ничего не слышали?

– Я? – Лионелла чуть напряглась. – Нет, ничего.

– Кажется, у вашей двери кто-то стоит.

– С чего вы решили? – Она встала и приблизилась к двери. Не глядя в глазок, спросила: – Кто там?

Из коридора послышалось:

– Открой, Маша.

Шмельцов подскочил с дивана и бросился в смежный номер, обронив на ходу:

– Я должен откланяться.

Проводив его взглядом, Лионелла открыла дверь и увидела на пороге Ольшанского.

– Входи, Кира. – Она впустила его в номер и закрыла дверь на ключ.

Глава 4 Бинго

Лионелла всей своей кожей чувствовала, что каждое сказанное слово сейчас будет ложью или бестактностью. Всего четверть часа назад она говорила о Кирилле со следователем, а теперь стоит лицом к лицу с ним самим.

И все же нужные слова отыскались.

– Выпить хочешь? – спросила она.

– Виски, пожалуйста.

Отвернувшись, Лионелла испытала временное облегчение, по крайней мере так не нужно было ничего говорить. Она достала из буфета бокалы, из холодильника – лед, и пока наливала виски, перед ее глазами пронеслась жизненная лента событий, связанных с Кириллом Ольшанским.

В последние годы они виделись редко, и всегда – на людях. Здоровались, конечно, иногда говорили, только наедине – никогда.

Как тут не сказать: странная штука жизнь. Живут два юных человека, любят друг друга, и кажется, впереди у них – счастливое завтра. Но завтра так и не наступило – жизнь обманула их.

В те давние времена ее звали Марией. Киношный псевдоним «Лионелла Баландовская» придумала помощник режиссера на съемках первого фильма, объяснив это тем, что с иностранным именем артист продается лучше.

Еще в юности Мария-Лионелла знала, чего хочет от жизни: во-первых, стать кинозвездой, во-вторых, выйти замуж за Киру. Но если бы тогда, больше двадцати лет назад, кто-нибудь сказал ей, что ни того, ни другого с ней не случится, она бы свела счеты с жизнью, в большей степени из-за Кирилла.

Детская дружба со временем переросла в страстное, почти звериное чувство. К семнадцати годам Лионелла и Кирилл так «сплавились», слились воедино, что буквально пропитались друг другом. Близкие люди предостерегали: небезопасно так отдаваться любви, ничем хорошим это не кончится. Так и случилось…

Родители Марии-Лионеллы ничего не имели против брака с внуком Ольшанского. Сам Ефим Аркадьевич не интересовался выбором Кирилла и не замечал ничего, что не относилось бы к съемкам кино.

Чего нельзя было сказать о его молодой жене. Впрочем, молодой Инессу Ольшанскую можно было назвать в сравнении с мужем. Ефиму Аркадьевичу в ту пору было за восемьдесят, ей – почти пятьдесят. Сказать, что Инесса не любила соседскую девочку, было бы неправильно. Лет до пятнадцати она не замечала ее. Но когда Маша оформилась в прекрасную девушку, Инесса Ольшанская возненавидела ее со всей зрелой мощью стареющей женщины и актрисы.

Тот проливной дождь и тот вечер Лионелла запомнила на всю оставшуюся жизнь. Она прибежала на дачу к Ольшанским, чтобы увидеть Кирилла.

Вопреки обыкновению, дверь открыла сама Инесса. Маша стояла на пороге дома несчастная, испуганная, с выбившимися из-под шляпки мокрыми волосами.

– Мне нужен Кирилл.

– Его нет, – сказала Ольшанская.

– Я знаю, что он дома. – Похожая на мокрую раненую птичку, она рвалась навстречу любимому, страшась его потерять.

– Тебе лучше уйти.

– Кирилл! – крикнула Маша.

И вдруг знаменитая актриса Ольшанская заорала скандальным бабьим голосом:

– Пошла вон! Дешевка подзаборная!

Когда захлопнулась дверь, у Маши отнялись ноги, и она упала там, на крыльце. Домой ее, мокрую и больную, принес на руках отец.

…Лионелла взяла стаканы с виски и чуть задержалась. Бессмысленность всяких слов и в то же время невозможность молчать заводили ее в тупик.

Преодолев себя, она обернулась:

– Виски, – ее голос прозвучал ниже обычного, в каком-то грудном, чувственном регистре.

Кирилл взял стакан, выпил и подошел к окну, как будто его что-то заинтересовало на улице. Вероятно, ему тоже было не по себе.

Лионелла посмотрела в окно и спросила, безотносительно к тому, что увидела:

– У тебя что-то случилось?

– Почему ты задаешь этот вопрос? – поинтересовался Кирилл.

– Иначе бы ты не пришел.

– Всегда знал, что ты – ведьма. Поэтому на тебе не женился. – Он усмехнулся. – Сама посуди, как бы я тебе изменял?

– Мне ты бы не изменял, – сказала Лионелла. – Что тебе нужно?

– Откуда такая категоричность?

– Предпочитаю короткие дороги и простые решения. От пункта «А» до пункта «Б» – по прямой.

– Ты сильно изменилась. Ну, хорошо… – Кирилл Ольшанский выпил остаток виски и отставил стакан. – Мне нужна твоя помощь.

– Деньги? – В глубине души у Лионеллы шевельнулось разочарование, тембр голоса сделался глуше и уже не звучал так чувственно-томно. – Сколько тебе нужно?

– Дура ты, Машка, хоть и Лионелла. Была дурой, дурой осталась. – Сказав эти слова, Кирилл направился к выходу.

– Стой, Кира! Стой! – Она догнала его, забежала вперед и схватила за лацканы пиджака, словно собиралась выяснить отношения. – Прости.

– Мне от тебя ничего не надо, – раздельно сказал он, глядя куда-то в сторону.

– Минуту назад было нужно, а теперь уже нет? – Лионелла напрасно ловила взгляд Кирилла. Он был неуловим.

– Теперь не хочу, – зло проронил Ольшанский.

Она решилась на крайность:

– В конце концов, мы не чужие!

Безжизненная невыразительная фраза переломила ситуацию. Кирилл сел на диван, облокотился на колени и запустил в волосы пальцы.

– Не знаю, что делать, Машка.

– Рассказывай, – она села рядом.

– Сегодня утром я говорил со следователем.

– Он сказал, чего от тебя хочет?

– Нет. Все – вокруг да около. Но я-то понимаю, к чему дело идет.

Лионелла призналась:

– У меня был с ним разговор.

– Обо мне?

– О тебе.

– Вот видишь…

– Что?

– Меня подозревают в убийстве.

– У Фирсова есть основания?

– Есть. – Кирилл опустил голову.

– Можешь не говорить. Ты был в номере у Шмельцова?

– Я ждал его после игры.

– Зачем? – удивилась Лионелла.

– Хотел обсудить одно дело.

– Какое?

– Не важно.

– Чего ж не пришел на игру?

– Ты знаешь, это не для меня. К тому же я опоздал.

– И что? Не дождался?

– Если бы…

– Послушай… – Лионеллу посетила догадка: – Григорий – голубой? Даже если так… Ты здесь при чем? Или я чего-то не знаю?

– Думай, что говоришь, – обозлился Кирилл.

Она безэмоционально заметила:

– Жизнь меняется. И люди, увы, тоже.

– Не до такой степени.

– Радостно… Вы поговорили?

– Нет.

– Почему?

– Шмельцов заперся в ванной.

– Зачем?

– Попробуй догадаться, – Кирилл язвительно усмехнулся. – За несколько минут несколько раз сработал сливной бачок.

Лионелла не обратила никакого внимания на его интонацию.

– Ну, хорошо… А потом?

– Я ушел, – язвительность Кирилла перешла в раздражение. – Во всей этой ситуации была какая-то двусмысленность. Мне стало неловко.

– Фирсов об этом знает?

– Шмельцов ему рассказал.

– О чем он тебя спрашивал?

– Деталей не помню, но поделюсь ощущениями – я видел рядом с собой акулий плавник.

– Испугался?

– Фирсов думает, что я причастен к убийству. Приехал, но играть не пришел. Спрашивается, зачем приезжал? Как объяснить ему, что я ни при чем? Ты должна мне помочь.

– Знаю, к чему ты клонишь, – догадалась Лионелла.

– Неужели? – он посмотрел на нее с вызовом.

– Я должна сказать Фирсову, что в Питер ты приехал ко мне?

– Бинго, – Кирилл с облегчением отвалился на спинку дивана.

– Планируешь использовать меня? Если помнишь – я замужем.

– Иначе мне не спастись, денег на адвокатов нет.

– Куда они делись? – поинтересовалась Лионелла.

Кирилл опустил голову, покачал ею и внятно сказал:

– Можешь считать, что все деньги я отдал в приют для сирот и брошенных жен.

– Очень смешно…

– Давай так: да или нет. По счастливой случайности твой номер – рядом с номером Шмельцова. Клянусь, вчера я об этом не знал.

– Случайности… совпадения… – Лионелла задумчиво посмотрела в окно. – Не верю я в совпадения.

– Повторяю: об этом я узнал только сегодня.

– Кто сказал?

– Катерина.

– Похоже, ей известно все, что происходит в этом отеле.

– Она была у тебя?

– Утром забегала, чтобы сообщить, что Мишель Петухов ее бросил.

Кирилл замолчал, потом коротко заметил:

– Она уже в поиске. Только что видел – Катерина жестко охмуряет владельца отеля.

– С нее станется…

– И все-таки, – он перешел к делу, – ты мне поможешь?

Лионелла отрицательно покачала головой.

– В данной ситуации могу лишь навредить, – сказала она.

– Это отговорка? – Кирилл резко встал. – Могла бы честно сказать: не хочу.

– Если сядешь, я все объясню.

Он сел, и Лионелла продолжила:

– Ты не знаешь подробностей вчерашней истории.

– Откуда мне знать…

– Дело в том, что убийцы и убитый попали к Шмельцову через мой номер.

– Не понимаю…

– Я тоже не понимаю, но все говорит об этом.

– Зачем? Не проще ли было…

– Не нам судить, как проще убивать человека. Вероятно, у них был свой продуманный план.

– Боже мой! – Кирилл вскочил и нервно заходил по комнате. – Боже мой! Как хорошо, что я не сказал Фирсову! – Он бросился к Лионелле: – Машка! Ты – мой ангел-хранитель!

– Ангел или ведьма? – уточнила она.

– Не цепляйся за слова! – Кирилл обнял ее. – Как ты знаешь, от ненависти до любви – и обратно…

– Двадцать лет жизни, – грустно проронила она.

Из-за коридорной послышался настойчивый женский голос:

– Лионелла! Вы здесь?

Высвободившись из объятий Кирилла, Лионелла открыла дверь и увидела съемочную группу с аппаратурой. Впереди стояла телеведущая Жанна Калмыкова, длинноволосая блондинка с глазами навыкат.

– Мы стучали, – заговорила она. – Но вы не слышали. Всего несколько слов для передачи «Светская жизнь».

– Мне сейчас некогда, – сказала Лионелла. – Давайте в другой раз.

Судя по незаинтересованному виду оператора и по тому, как неподвижно он держит камеру, Лионелла сообразила: ее снимают. Она безотчетно обернулась, увидела Кирилла и поняла, что он попал в кадр.

Глава 5 Хочется – перехочется

– Я – Лионелла Баландовская, живу в триста двенадцатом. Скажите, в какой номер переехал мой сосед Григорий Шмельцов?

Вопрос был задан портье, но оформлявшийся у ресепшена постоялец вмешался:

– Прошу меня извинить… Вы правда та Баландовская?

– Что значит – та? – недоуменно бросила Лионелла и снова обратилась к портье: – Повторяю, мой сосед Григорий Шмельцов сменил номер. Он жил в триста десятом, а теперь…

– …живет в триста третьем, – услужливо подсказал портье.

Не отрывая глаз от Лионеллы, постоялец сказал:

– Боже мой, сама Баландовская…

Лионелла приняла эффектную позу. В облегающем брючном костюме, со стянутыми в хвост волосами, она была похожа на Лару Крофт[1].

– Очень приятно, что вы узнали меня.

– Я вырос на ваших фильмах! – Не заметив перемены в ее лице, молодой человек задал ненавистный вопрос: – Когда выйдет ваш новый фильм?

Лионелла ответила холодно, но все же любезно:

– Я больше не снимаюсь.

Она отправилась к лифту, вошла в кабину и едва дождалась, пока закроется дверь. Там выдохнула и зло проронила:

– Сопляк.

Дверь триста третьего номера открыл незнакомый мужчина в черном костюме.

– Что вам нужно?

– Здесь живет Григорий Шмельцов?

– Чего вы хотите?

Лионелла властно повысила голос:

– Позовите его!

– Это исключено.

– Почему?

– Всего хорошего… – мужчина стал закрывать дверь.

– Минуточку, – так же как Лара Крофт, она сунула в щель ногу.

– Что вы делаете?! – возмутился незнакомый мужчина.

– Мне нужен Шмельцов. Или я увижу его, или сейчас же вызову полицию. В конце концов, кто вы такой?

– Я – адвокат Григория Дмитриевича.

– Что здесь происходит? – из-за его спины показался еще один человек в черном костюме. Увидев Лионеллу, он громко сказал: – Никаких встреч и разговоров не будет!

Она убрала ногу, и дверь тут же захлопнулась.

Было досадно от того, что Кирилл не пришел в ее номер позже. Тогда ей бы не пришлось разыскивать Шмельцова и выведывать, о чем он хотел сказать. Речь шла о платье. О ее зеленом, расшитом стеклярусом платье, в котором она сама себе казалась русалкой и которое потом натянули на мертвого мужика.

– Сама себе казалась русалкой, – повторила она вслух и подумала, что за сегодняшний день уже второй раз речь идет о русалках. Утром – в интернетной статье про Петров день, теперь – в связи с ее платьем.

Но что делать, если у нее такие зеленые глаза, а расшитое стеклярусом платье гладко облегало фигуру. Еще этот шлейф, похожий на русалочий хвост…

Пришло время обеда. Лионелла не хотела ехать в другое место, а решила пообедать в отеле. Ей казалось, что все самое интересное сосредоточилось здесь. Никогда в жизни она бы не отказалась от этой захватывающей и опасной игры.

Вернувшись в номер, Лионелла переоделась в светло-серое платье на тонких бретелях из прошлогодней коллекции Роберто Кавалли. Платье было не новое, и, по-хорошему, его место было в шкафу-отстойнике барвихинского дома, но она любила его за невесомость. В нем Лионелла чувствовала себя легкой и молодой.

К платью подобрались желтые туфли на чуть заметной платформе и шелковый палантин – на плечи. Лионелла не переносила кондиционеров и едва попадала в зону их действия – тут же простужалась.

Небольшое путешествие – дорога до ресторана через коридор, холл и оранжерею – заняло пять минут. Невозможно было представить, что посреди пыльного, плотно застроенного города существовал такой оазис роскоши, комфорта и зелени.

В обеденном зале ресторана Лионелла увидела Егора Петровича Фирсова. Он пил эспрессо, был свеж и выбрит.

– Прошу вас, присаживайтесь… – следователь встал из-за стола и выдвинул стул.

Еще минуту назад Лионелла ни с кем не собиралась делить свой обед, но тем не менее села.

– Выглядите лучше, чем утром, – обронила она.

Взявшись за подбородок, будто проверяя себя на небритость, Фирсов улыбнулся:

– Мне удалось поспать. Два часа оказалось достаточно.

– Какой у вас вес? – спросила Лионелла.

Поперхнувшись, следователь недовольно повел головой:

– Зачем это вам?

– Мужчине с вашим ростом и весом нужно следить за режимом сна и питания.

– Знаете, если бы я говорил с вами впервые, то подумал бы, что вы полная дура. – Потеряв над собой контроль, Фирсов взбесился. – О каком режиме вы говорите? Я – следователь. Вчера здесь убили человека, и между прочим, не без вашего косвенного участия!

– Обращаю ваше внимание, что я поучаствовала в убийстве своим платьем. – Лионелла ответила ему с той же взбешенностью. – Оно, кстати, немалых денег стоит! Еще у меня пропал телефон. Так что переводите меня в категорию потерпевших. Я пострадала.

– Платье пожалели… А человека не жалко?

– Жалко. Но, к счастью, я не была с ним знакома. Кстати, вы установили личность убитого?

– Да, мне уже доложили.

Непонимание и злость вмиг улетучились, Лионелла придвинулась к столу и с любопытством спросила:

– Кто такой?

– Мальчик по вызову. И это – с большой натяжкой.

– Не понимаю.

– Ему было тридцать два года. Какой из него мальчик?

– По-вашему, это старость? – Лионелла почувствовала себя уязвленной. – Вам самому сколько лет?

– Сорок восемь. Рост – метр девяносто пять. Вес – сто двенадцать килограммов. Удовлетворены?

– Вполне. – Ограничившись лаконичным ответом, Лионелла надеялась что-нибудь разузнать, но в этот момент подошел официант, и ей пришлось сделать заказ.

Еду им принесли одновременно. Ведь, как известно, дорогой ресторан отличается от прочих не столько интерьером и кухней, сколько лоском и вниманием к мелочам.

– А позвольте вопросец?.. – спросил Фирсов.

Лионелла оторвалась от еды:

– Какой?

– Сколько вам лет?

Она опустила голову:

– У вас есть протокол допроса. Там наверху, в шапочке, стоит мой год рождения.

– Как вы сказали? – Фирсова буквально перекосило от смеха.

– В шапочке… Что в этом смешного?

– Все!

– И как, по-вашему, называется то, о чем я сказала? – она не решилась повторить слово «шапочка».

– То, о чем вы говорите, называется общей информацией. Можно назвать шапкой, но уж никак не шапочкой.

– В следующий раз, когда кого-нибудь убьют и мне придется давать показания, я это учту.

– Типун вам на язык. Так как насчет моего вопроса?

– Все – в протоколе.

– Было бы смешно, если бы я сейчас вывалил на стол все бумаги.

– Сорок два…

– Что?

– Мне сорок два года… – повторила она.

– В самом деле? – Фирсов откровенно ее разглядывал. – Мне казалось – намного меньше.

– Это комплимент?

– Только не считайте, что я с вами заигрываю.

– Вовсе нет. Насколько я понимаю, все в интересах следствия.

– Ну… Где-то так.

Уловив неуверенность в его ответе, Лионелла не преминула этим воспользоваться:

– На месте преступления нашли улики?

– Вы будете удивлены – пистолет.

– Как неожиданно…

– И не только для вас.

– О чем это говорит?

– В каком смысле? – серьезно спросил Фирсов.

– Знаете, как обычно в детективах: «почерк дилетанта» или «опытные преступники не допускают глупых промашек». Как там еще…

– К вечеру будет установлена его родословная. Если, конечно, он есть в следотеке.

– Боже мой, как интересно! – Лионелла сняла с плеч палантин и повесила его на спинку соседнего стула, отдавая себе отчет в том, что, во-первых, она может простудиться, во-вторых, ее оголенные плечи будут замечены.

Провокация возымела обратный эффект. Фирсов уткнулся в тарелку и стал размеренно есть. Тогда Лионелла спросила:

– А если пистолета нет в следотеке?

– Тогда будем искать.

– Только и всего?

Он поднял глаза:

– Знаете, что мне в вас нравится? Вы не строите из себя перепуганного зайчонка. Вы – взрослая, уверенная в себе женщина. Вы – волчица.

– Даже не понимаю, стоит ли на вас обижаться…

– Не стоит, – заверил ее следователь.

Она заглянула в его тарелку и, не сдержавшись, заметила:

– Как можно есть мясо с картошкой…

К счастью, Фирсову в этот момент позвонили, он спешно доел и, попрощавшись, ушел.

Пересекая оранжерею, Лионелла чуть не угодила в объятия Полторацкой, когда та неожиданно вынырнула из зарослей теплолюбивых растений.

– Очень кстати, – Лионелла задержалась, чтобы перекинуться парой вопросов. – Милена, устрой мне встречу с Порфирием.

– Чего это вдруг? – с деланым удивлением спросила Полторацкая. – Еще утром ты удивлялась, зачем он мне нужен.

– Не вредничай, Милена, я в долгу не останусь.

– Ладно, поговорю. А там уж как он сам решит.

– Только не затягивай. Я скоро уеду.

– Мы тоже здесь не задержимся, – заверила ее Полторацкая.

На выходе из оранжереи Лионеллу подстерегла Катерина:

– Ты говорила с ней?

– С кем именно?

– С Полторацкой.

– Ну, говорила.

– Устрой мне встречу со старцем!

– Боюсь, это не в моих силах. Она чрезмерно опекает его. По крайней мере, мне отказала.

– Давай предложим ей денег!

– Полторацкой? – Лионелла с улыбкой взглянула на Катерину. – У нас столько нет. Не стоит забывать, кто у нее муж.

– Что же мне делать?

– Очень хочется? – осведомилась Лионелла.

– Очень!

– От этого есть одно верное средство. В детстве мы говорили: хочется – перехочется. И ты знаешь, нам всегда помогало.

– Какая ты язва! Я к тебе по дружбе за помощью, а ты…

– Что-то я не помню, чтобы мы с тобой когда-то дружили.

– Ты не язва… Ты – гадина! – Катерина отправилась прочь, оглядываясь и все еще огрызаясь.

Глава 6 Смоки айс

Макияж в стиле «смоки айс» не делал ее моложе, но эффектнее – да. Лионелла была довольна: зеленые глаза в серой дымке, укладка в стиле тридцатых, красная помада. Осталось выбрать наряд. Это утомительное, но благодарное дело являлось завершающей нотой в симфонии сияния ее красоты (глупая, напыщенная фраза, но она как никакая другая держала ее в тонусе и не позволяла халтурить).

Лионелла добросовестно примеряла платья, пока в девятнадцать ноль пять ей не позвонил хозяин отеля Терсков:

– Добрый вечер, как и договорились, жду вас внизу. – По телефону голос Терскова был хорош – баритон с мягкими переливами. И, если бы Лионелла не видела его, воображение нарисовало бы ей бог знает кого.

Она бодро ответила:

– Буду через десять минут.

По счастью, в тот момент на ней было черное кружевное платье с плиссированной шифоновой юбкой. Взглянув на себя в зеркало, Лионелла решила остаться в нем. Красиво декольтированная спина компенсировала пуритански закрытую грудь. Полупрозрачная юбка показывала красивые ноги. Еще пять минут, и были выбраны туфли – черные, с открытым носком и камнями цвета рубина.

В семь тридцать она спустилась в лифте на первый этаж. Измученный Терсков ждал ее в холле. Увидев Лионеллу, он оживился:

– Я очарован!

– Прошу прощения, Петр, я такая копуша.

– Готов был ждать до утра.

– До утра – не надо, – уверенно заключила она. – Куда поедем?

– В одно хорошее место, – загадочно проронил Терсков.

Швейцар широко распахнул перед ними дверь. Выйдя на улицу, Лионелла тут же столкнулась с Жанной Калмыковой, за которой в полной готовности стояла вся ее группа.

– А мы как раз снимаем общие планы. Пожалуйста, несколько слов для «Светской жизни». Вы, как я слышала, первой обнаружили труп? – Жанна протянула микрофон и выжидательно замолчала.

Лионелла встала полубоком, чтобы на записи казаться стройнее. Кто-кто, а она знала, что телевидение прибавляет пару размеров. Потом опустила голову – такой ракурс был оптимальным для ее типа лица.

– К сожалению, ничего не могу сказать, милая Жанна. В настоящий момент проводятся следственные действия, и у меня нет никакой информации.

Жанна профессионально отдернула от нее микрофон и посмотрела в камеру:

– Надеюсь, телезрители узнали популярную актрису кино Лионеллу Баландовскую. Мы знаем ее по фильмам «Останься, если любишь», «Вверх по течению», «Красивая девочка» и… – припоминая названия, Жанна замолчала.

Лионелла прервала повисшую паузу:

– На самом деле их было не много.

– Скажите, Лионелла, вам известно имя убийцы?

– Нет, его пока не нашли.

– Вас уже допрашивали?

– Я дала показания.

– Вас в чем-то обвиняют?

– Что за дичь? С чего вы взяли? – Лионелла Баландовская улыбнулась белоснежной улыбкой.

– Есть сведения, что в деле замешан внук кинорежиссера Ефима Ольшанского.

У Лионеллы резко испортилось настроение:

– Это неправда. Прощайте, мы уезжаем.

Терсков забежал вперед и открыл перед ней дверцу. Она проскользнула на заднее сиденье, он устроился рядом, и водитель тронул машину.

Оглянувшись, Лионелла заметила, что оператор все еще снимает их на камеру.

– Вот ведь проныры, – вздохнул Терсков. – Велел не пускать их в холл, так они караулят на улице.

– Жанна, кстати, приехала на игру к Шмельцову и живет на втором этаже.

– С этим ничего не поделать. – сокрушенно вздохнул Терсков. – Надеюсь, вы понимаете, как это убийство может повлиять на репутацию моего отеля.

– Мне очень жаль… – После этих слов Лионелла замолчала надолго.

Ресторан, в который они приехали, располагался за городом и был похож на резиденцию небедного человека. Лионелла сразу поняла, что Терсков здесь хозяин.

– Мой новый проект, – сказал он, когда они уселись за стол.

– Поздравляю. Здесь очень мило.

– Заранее заказал все самое лучшее. Кому, как не мне, это знать.

Официант принес и установил на стол огромный букет.

– Вам! – сказал Петр, однако Лионелла сразу решила для себя, что не станет брать эту махину в отель.

– Интересный у вас бизнес, – ей надо было поддержать разговор.

– Пришлось начинать с азов.

– Как и в любом деле…

Похоже, разговор заходил в тупик, но именно в этот момент Лионелле пришла счастливая мысль:

– В отеле есть видеонаблюдение?

Терсков покачал головой:

– Это нарушает нашу концепцию: домашняя гостиница для близких людей. Вы же не станете устанавливать камеры в собственном доме и наблюдать за мужем или детьми?

– Отчего – нет, – сказала Лионелла. – Иногда это полезно.

– Неужели практикуете? – удивился Терсков.

– У нас нет детей, но камеры в доме стоят, как и в московской квартире. А в вашей концепции есть опасные бреши.

– Какие, например? – с обидой спросил Терсков.

– Будь у вас камеры наблюдения, убийцу бы тотчас нашли.

– Не думаю, – он покачал головой. – Убийства происходят повсюду, в том числе там, где есть видеокамеры. Умный преступник не оставляет следов.

– Хочу вас порадовать, на этот раз все же оставил, – сказав это, Лионелла прикусила язык, поскольку не была уверена, может ли об этом рассказывать.

– Неужели? – заинтересовался Терсков.

– Вам как владельцу отеля должно быть все известно.

– К моему большому сожалению, это не так. Хотелось бы уточнить насчет следов, которые оставил убийца.

Лионелла взялась за бокал:

– А я бы не отказалась выпить вина…

Он подозвал метрдотеля:

– Пусть принесут вина, и поторопи там на кухне.

Вскоре их стол уставили разнообразной едой. Лионелла подошла к заказу избирательно, поскольку у нее всегда были свои предпочтения. Взглянув на целиковую тушку курицы, Лионелла поморщилась.

Терсков прокомментировал:

– Запеченная в печи с черносливом и яблоками с панировкой из грецких орехов.

– С детства не переношу куриное мясо. Бабушка заставляла есть куриную лапшу. С тех пор даже запах вызывает у меня тошноту.

Терсков подозвал официанта и велел унести блюдо с курицей. Взглянув на Лионеллу, встревоженно спросил:

– Что такое?

Она сосредоточенно принюхивалась.

– Я не понимаю. – Терсков поднялся со стула и заботливо склонился над ней. – Вам плохо?

– Нет-нет… У меня обостренное восприятие. Постоянно возникают ассоциации, связанные с запахами, цветами, словами… Короче, все очень сложно, и мне трудно вам объяснить.

– Вы – удивительная! – восхитился Терсков. – Умная, талантливая, настоящая женщина. – Немного помолчав, он прошептал ей на ухо: – Взрослая, опытная и страстная.

Она проронила:

– А вот это вы напрасно сказали.

– Простите. Дал волю фантазии, – он ретировался и сел на свой стул.

– Но по большому счету вы правы, – проговорила она.

– Ух, ты…

– Только не рассчитывайте, что сможете это проверить.

– Чувствую себя мальчишкой. Вы – властная и немного жестокая. У вас русалочий взгляд. О такой женщине, как вы, мечтает каждый мужчина.

– Хотите, чтобы я сказала вам, что вы – плохой мальчик?

Терсков мгновенно вспотел и отвел глаза в сторону:

– Я – очень плохой.

– Мне этого не узнать. – Сказав так, Лионелла на корню пресекла дальнейшие попытки перевести разговор в сексуальное русло. Поманила бедного Петю, поманежила и щелкнула по носу.

Тактика была ей знакома.

По окончании ужина, когда Лионеллу привезли к отелю, Терсков вышел из машины и холодно сказал:

– Спасибо за вечер.

Она провокационно заметила:

– Вы забыли сказать – приятный.

– Если хотите… – не договорив, он вытащил телефон и, вслушавшись, крикнул: – Что?! Когда?!

Не простившись и не объяснив, что случилось, Терсков забежал в отель и скрылся в глубине холла.

Когда туда вошла Лионелла, к ней бросилась Катерина. Забыв обиды и недавнюю ссору, она быстро заговорила:

– Что здесь творится… Ужас! Я завтра уезжаю.

Лионелла сказала:

– Пожалуйста, объясни.

– Шмельцов…

– Что?

– Шмельцов хотел убежать.

– Зачем ему это? Он под подпиской. С ним – его адвокаты.

– Бежал! И, главное, как!

– Да говори же ты, Катерина!

– Как Джеймс Бонд, вылез через окошко на крышу.

– Ты говоришь про Шмельцова?

– Про кого же еще!

– Ему почти шестьдесят.

– В том-то и дело!

– Жив?

Катерина кивнула:

– Ему сильно повезло: когда падал, зацепился за балкон второго этажа. Я вышла посмотреть. До него метра четыре, не больше. В результате – перелом правой ноги.

– Где он сейчас?

– Его увезли на «Скорой».

– В больницу?

– Думаю – да. – Прислушавшись, Катерина спросила: – Твой или мой?

– Что? – не поняла Лионелла.

– Телефон.

Раскрыв сумочку и взглянув на дисплей, Лионелла Баландовская сказала:

– Это – мой Лев, – и отключила телефонный звонок.

Глава 7 Под подпиской

Лионелла перезвонила мужу только наутро:

– Прости, что не ответила.

– Спала? – спросил Лев.

– Нет. Просто поздно вернулась. Не было сил.

– У тебя все хорошо?

– Да, вполне.

– В Москву когда собираешься?

– Пока не определилась.

– Ну, если что – звони.

– Ты – как? – запоздало поинтересовалась она, но Лев уже положил трубку.

Из ванной Лионеллу вытащил громкий стук в дверь. Она была готова поклясться, что стучат кулаком или ногой.

В бешенстве распахнув дверь, она даже не вспомнила, что на ней только футболка.

Тому, кто ворвался в номер, тоже было плевать.

– Дайте ваш телефон! – Фирсов не удостоил Лионеллу приветствием.

– Ценю вашу любезность. – Она взяла портсигар, достала сигарету и воткнула ее в мундштук, но Фирсов выхватил и то и другое:

– Не выношу табачного дыма!

– В таком случае, – Лионелла подарила ему самую издевательскую улыбку из своего арсенала, – крылатое выражение: вот бог, а вот – порог. Впрочем, любопытно узнать, чего еще вы не выносите?

– Вруш и врунов! – яростно ответил он. – Садитесь и слушайте! Тот самый мальчик по вызову был вызван женщиной с вашего телефона. Его специализация – женщины в возрасте. Он шел в триста двенадцатый.

– Это мой номер… На что вы намекаете? – возмутилась Лионелла.

– Я не намекаю, а спрашиваю: где ваш телефон?

Лионелла прошла в спальню и вскоре вернулась оттуда, не забыв надеть шорты.

– Вот! – она протянула два аппарата.

Поочередно позвонив с каждого из них на свой телефон, Фирсов швырнул мобильники на диван:

– Это не те!

– Третий я потеряла. – В голосе Лионеллы не было прежней уверенности. – Не исключаю, что он был украден.

– Не врите мне! – Фирсов покачал головой и сузил глаза. – Не советую.

– Прекратите меня запугивать!

– Когда вы видели свой телефон в последний раз?

– В день, когда состоялась игра.

– Время?!

– Да не орите же вы! Неужели не видите, что мне уже страшно?

Услышав ее слова, Фирсов чуть успокоился:

– Давайте по порядку…

– Давайте, – она взяла один из своих телефонов и стала звонить.

– Супругу? – издевательски поинтересовался следователь.

– Перестаньте паясничать… Звоню на свой телефон.

Фирсов обескураженно замер:

– А вы до сих пор не звонили?

– Нет.

– Но вы же его искали?

– Искала…

– И не звонили?

– Нет.

– Почему? – Было видно, что Фирсов не верит своим ушам.

– Почему-почему! Забыла!

Растерев рукой мощную шею, он покачал головой:

– Дурдом на воскресном выезде.

– Вне зоны… – сказала Лионелла.

– Что? – казалось, Фирсов потерял всякий интерес к выяснению обстоятельств.

– Телефон отключен.

– Знаю. Первое, что я сделал, позвонил.

– В таком случае вы намного умнее, – огрызнулась Лионелла и, взорвавшись, воскликнула: – В конце концов, может человек что-то забыть!

– Если этот человек – женщина, может.

– Вы женоненавистник? – поинтересовалась она.

– Некогда мне с вами… – Фирсов повторил вопрос: – Когда вы пользовались своим телефоном в последний раз?

– В день игры.

– До или после нее?

– До.

– Ну, предположим. В таком случае меня интересует, где вы находились в девятнадцать часов.

– В день игры?

– Именно так.

– Я была на игре. За моим столом сидели еще двое: Катерина Петухова и Марго Никодимцева.

– Куда-нибудь выходили?

– Кажется, в туалет.

– Это было в одиннадцать десять.

– Вам и это известно?

– А как вы хотели?

– В таком случае Катерина вам сообщила, что около семи я выходила на улицу.

– Зачем?

– Покурить и подышать свежим воздухом.

– Вас кто-то сопровождал?

– Да.

– Кто? – следователь вытащил ручку и щелкнул ею, собираясь что-то записывать.

– До двери меня проводил швейцар.

– Издеваетесь… – он опустил голову. – Тогда вот что я вам скажу: я не верю ни единому вашему слову и подозреваю вас в соучастии. – Он с вызовом посмотрел ей в глаза: – Как вам такой расклад?

– Бред сивой кобылы, – она больше не стеснялась в выражениях. – Я заказала мужчину по вызову, чтобы нарядить в свое новое платье, а потом пристрелить в смежном номере?

– Не исключаю, что у вас были сообщники. Убийство произошло ближе к полуночи. В тот момент вы сидели с подругами на веранде.

– С заклятыми подругами, – добавила она. – Принимая во внимание тот объем информации, который вы от них получили.

– Скажи мне, кто твой друг…

– И я скажу, что ты такая же сволочь, – продолжила Лионелла. – Тема – неубиваема.

– О чем это вы?

– К слову о крылатых, но бессмысленных фразах.

– Дались вам они!

– Значит, вы считаете, что телефон после звонка был мною выброшен?

– Я предполагаю.

– А как вы оцените тот факт, что это был золотой Vertu?

– Его цвет мне ни о чем не говорит.

– Тогда поговорим о цене.

– Ну, и?..

– Тридцать пять тысяч.

– Рублей?

– Долларов.

– Та-ак… – Фирсов замолчал.

– Из трех имеющихся телефонов для вызова альфонса я выбрала тот, что дороже, чтобы потом его выбросить?

– Я так не думаю, – он упрямо набычился и высказал мысль, которую Лионелла никак не ожидала услышать: – Конечно, я не верю, что вы соучастница. Но вы должны доказать… обосновать… что не вызывали альфонса.

– Ка-а-ак именно?! – Лионелла взвыла от возмущения.

– Я не знаю! – Фирсов направился к двери, но, не доходя до нее, обернулся: – С этой минуты вам запрещено выходить из отеля.

– Я под подпиской о невыезде?

– Считайте, что так.

Когда за Фирсовым захлопнулась дверь, Лионелла растерянно прошлась по номеру, прикидывая, стоит ли плакать. В результате она завила кудри, накрасилась, выбрала креп-жоржетовое платье салатового цвета, дополнив свой наряд кружевными балетками.

В таком летнем, курортном виде она вышла к завтраку. Катерина прошла мимо ее столика и села поодаль. То ли от гордости, то ли от разочарования, Лионелла заказала капучино с двойным сахаром. Однако в этот момент к ней подсел Кира Ольшанский.

– Завтра я уезжаю…

– В Москву? – она подняла глаза и посмотрела на него задумчивым взглядом.

– Что-то не так? – Ольшанский, как и прежде, чувствовал ее, как никто другой.

– Убитого мужика вызвали с моего телефона.

– Бред какой-то…

– Так что лучше бы тебе со мной не говорить. Нас могут принять за сообщников…

– Бред.

– Я под подпиской.

– В таком случае мне лучше остаться.

– Нет, лучше уезжай. Ты знаешь, что случилось с Григорием? Не понимаю, зачем он бежал…

– Думаю, испугался. – Ольшанский подозвал официанта: – Сок апельсиновый принесите!

– Испугался? – Лионелла медленно обвела взглядом зал. – Но кого?

– Откуда мне знать. Но уж точно не полицейских. Я, кстати, был сегодня в участке…

– Зачем?

– Сдавал отпечатки, или, как они говорят, пальчики. Унизительная процедура, не думал, что когда-нибудь придется через это пройти.

– В номере Шмельцова нашли пистолет.

– Что? – Кирилл Ольшанский застыл в неудобной позе.

– Пистолет, из которого застрелили того человека.

– Это доказано?

– Следователь не сказал.

Когда принесли сок, Лионелла улыбнулась знакомому официанту и перевела взгляд на Кирилла. Его лицо застыло в гримасе отчаяния.

Лионелла спросила:

– Что такое?

– Мне нужно идти. – Он встал и едва ли не бегом вышел из зала.

Глава 8 Большая черная птица

К вечеру Лионелла поняла и присвоила резоны Шмельцова – ей тоже захотелось сбежать. Когда чего-то нельзя, срабатывает безусловный инстинкт – стремление человека к свободе.

В конце концов, чем она рискует? В лучшем случае своей репутацией. Ну, поговорят, ну, осудят. Вызовут в какой-нибудь кабинет. Но это будет в Москве. Москва – это дом, а в родном доме и стены помогают. Так думала Лионелла, убеждая себя в необходимости отъезда в Москву.

Если бы она могла видеть себя со стороны, она бы искренне удивилась. Все ее мысли и действия были вызовом и не подчинялись никаким аргументам.

Сначала Лионелла прохаживалась по номеру, перекладывала вещи с места на место. Потом достала чемодан, вытерла с него пыль и закинула внутрь туфельки. Ими не ограничилась: сняла с вешалки вечернее платье и тоже положила туда.

С этого момента скорость подачи увеличилась и зафиксировалась на максимально возможной. Очень скоро под загрузку встали еще два чемодана и средних размеров кофр.

Когда вся гвардия чемоданов выстроилась цепью у выхода, Лионелла сообразила, что сбежать вряд ли получится. Придется вызвать коридорного, и, кто знает, не получил ли он от Фирсова каких-нибудь наставлений.

Выход был только один – удрать налегке. А за вещами приедет водитель.

Она еще раз перетрясла все чемоданы, забрав из них самое нужное. Из нужного выбрала самое-самое, но и его набралось на небольшой чемодан.

На улице стемнело, когда она полностью собралась. На Лионелле было вискозное черно-белое платье с рисунком «pied-de-poule»[2], красные перчатки, на голове – такого же цвета платок и затемненные очки Dolce & Gabbana.

Стронув чемодан с места, Лионелла почувствовала, что выбор туфель не самый удачный. Высокий тонкий каблук не обеспечивал полноценный упор, чтобы катить чемодан за собой. Однако и после этого услуги коридорного были отринуты. Она убегала втайне и не хотела рисковать своим предприятием.

Спуск по лестнице стоил ей сломанного ногтя и вспотевших подмышек. Выйдя в холл, она прицелилась на стеклянную входную дверь, за которой уже стоял нанятый автомобиль, и на хорошей скорости помчалась туда.

На полпути Лионеллу кто-то схватил за локоть:

– Стойте! Куда это вы собрались?

Она сдвинула очки, оглянулась и перевела взгляд наверх. На нее в упор смотрел сердитый Фирсов:

– И вы тоже? Сбегаете, как Шмельцов?

– Я?.. – Лионелла посмотрела на свой чемодан, словно впервые увидела. – Вы ошибаетесь.

– Не врите! – грубо сказал Фирсов.

– Ваше поведение… – возмутилась она, но на середине фразы обмякла, – …небезукоризненно.

– Ступайте к себе в номер! И я запрещаю вам покидать пределы отеля.

– Не имеете права! Вы! Тупоголовый чурбан!

С этого момента поведение Фирсова сделалось еще небезукоризненнее:

– В шпионов играете? Цирк устроили? Платочек на голову, темные очки – на нос. Артистка из погорелого театра. Быстро – в номер! И чтобы я вас больше не видел.

– Перестаньте декламировать, – проговорила она. – Это бездарно. Впрочем, даже это у вас получается лучше, чем искать преступников.

– В номер! – взревел Фирсов, и портье за ресепшеном сделался ниже ростом.

Лионелла сорвала с головы платок и схватила свой чемодан. К ней тут же подбежал коридорный. Она скупо процедила:

– Триста двенадцатый, – и, бодро чеканя шаг, направилась к лифту.

Между тем из-за двери бара появился хозяин отеля Терсков и сказал, подойдя к следователю:

– Спесивая дама.

– С характером, – подтвердил Фирсов.

– Но что-то в ней все же есть…

– В ней есть все.

Мысль позвонить мужу возникла, но тут же была похоронена. Привычка решать все самой взяла верх над страхом. Взвешивая все «за» и «против», изучая и перетряхивая риски, Лионелла пришла к выводу, что, пока не дала подписку о невыезде, у Фирсова не было оснований держать ее здесь.

Однако что такое подписка? В любой момент он может появиться на пороге ее номера с документами, и она не сможет их не подписать. И снова в голове Лионеллы появилась мысль вызвонить Льва и попросить у него адвокатов.

– Завтра… – сказала она себе. – Об этом я подумаю завтра.

Впереди была ночь, и Лионелле предстояло пройти через эту бессонную мглу, противопоставляя ей и всем прочим напастям непоколебимую веру в то, что наступит утро.

Поворочавшись в постели, она вышла в гостиную. Включила телевизор, потом выключила его, да так и осталась сидеть на диване, глядя перед собой.

Ей вспомнился Кирилл, их разговор на завтраке. Прислушиваясь к себе, Лионелла хотела понять, испытывает ли еще что-то к нему. До сих пор в этом нужды не было, как не было встреч и близких контактов. Но вот они встретились, и в душе шевельнулось забытое чувство.

Кирилл сказал, что уезжает в Москву. Может, оно и к лучшему. Лионелла вспомнила очередную крылатую фразу: не буди лихо, пока оно тихо. Но беда была в том, что она его уже разбудила…

Когда много лет назад Лионелла убивала свою любовь к Кириллу Ольшанскому, она придумала такую игру: Маша и Лионелла – два разных человека. Маша больше жизни любит Кирилла. Лионелла – женщина, для которой карьера в кино прежде всего. Перейдя в иную реальность, она все чаще чувствовала себя Лионеллой и все реже – страдающей Машей. Прошел год. Потом еще два убитых работой года. Когда Лионелла встретила Льва и бросила сниматься в кино, она сделалась равнодушной. Так ей легче жилось.

…Услышав телефонный звонок, Лионелла решила, что звонит муж, и вскочила с дивана. Но вдруг сообразила, что это внутренний телефон отеля, и подняла трубку аппарата:

– Слушаю.

– Лина…

– Кто это? – спросила она.

– Петухова.

– Катерина? Знаешь, сколько сейчас времени?

– Мне одиноко… У тебя есть что-нибудь выпить?

– Есть. Приходи.

Звонок оказался кстати. Выбор между бессонницей и выпивкой был очевиден, даже если собутыльницей была Катерина. Она, кстати, явилась в изрядном подпитии, притащив с собой пакет с чипсами.

– О, да ты уже хороша. – Лионелла высыпала чипсы в салатник и поставила бокалы на стол.

– Жизнь – говно, – глубокомысленно изрекла Катерина.

– Спорить не буду.

– Вот, живешь… живешь…

– И – бац! – после двух бокалов вина Лионелла понимала ее как никто другой.

Однако для самой Катерины второй бокал оказался решающим. Она рухнула на диван и засопела.

Лионелла накрыла ее пледом, налила себе немного вина и подошла к окну. Глядя на безлюдную улицу, услышала тихий стук. Не поверив себе, притихла и вдруг снова услышала. Кто-то стучал в дверь. Она подошла ближе и спросила:

– Кто там?

Из-за двери послышался голос:

– Порфирий…

Услышав это имя, Лионелла распахнула дверь и увидела старца.

– Идем-ка… – он поманил ее рукой и мелкими шагами направился к лестнице.

Она засеменила за ним, не смея обгонять. В холле на первом этаже решилась спросить:

– Куда мы идем?

– Иди-иди…

Они оба прошли мимо швейцара. Тот открыл дверь и проводил взглядом странную парочку, потом перевел его на часы – было без четверти три.

Порфирий уверенно прошел вдоль здания отеля и вышел на улицу, куда выходили окна Лионеллы. По дороге мимо них проезжали редкие автомобили, людей поблизости не было.

– Погодь… – старец остановился и поднял руку.

Лионелла замерла, однако, увидев его лицо в свете фонаря, испугалась. Оно было мертвенно-белым. Полуоткрытые глаза не выражали ни чувств, ни эмоций.

– Я не понимаю.

Он поднял лицо к небу:

– Слушай…

Лионелла тоже посмотрела наверх и увидела большую черную птицу. По крайней мере, ей так показалось. Птица приближалась и скоро превратилась в черное нечто, которое влепилось в асфальт с противным хряснувшим звуком.

Она подошла ближе и увидела белую руку, царапавшую ногтями асфальт.

Сквозь неприятные хлюпающие звуки Лионелла услышала хриплый шепот:

– Жизнь – это говно…

Глава 9 Похмелье

Следователь Фирсов смотрел на нее воспаленными от недосыпания глазами:

– Вы слышите меня?

Лионелла сидела на кровати в своем номере и прислушивалась к тому, что происходило в гостиной, где работали криминалисты.

– Слышите?! – окликнул следователь.

Она вздрогнула:

– Что?

– Зачем вы пошли на улицу?

– Меня позвал старец Порфирий.

– С ним – все ясно. Он с придурью. Но вы-то зачем пошли? – Фирсов наклонился к ней и принюхался: – Пили?

– Вам-то что? – дернулась Лионелла.

– Должен понимать, насколько вы адекватны.

– Вполне отдаю отчет своим действиям.

– Вы хоть понимаете, что погибла ваша подруга?

– Мы с Катериной никогда не дружили.

– Насколько мне известно, на игре вы были в одной команде.

– Это ни о чем не говорит.

– А то, что Петухова оказалась в вашем номере ночью, а потом выпала из окна, – это как объяснить?

– Она позвонила мне и сказала, что хочет выпить.

– Во сколько это было?

– Около часа…

– Вы не спали?

– Нет. Мне не спалось…

– Почему?

– Не улавливаете? – спросила Лионелла.

Фирсов усмехнулся:

– Намекаете на вашу ранимость?

– Намекаю на ту сцену в холле. Между прочим, я не подписывала никаких документов, и вы не имели права…

– Имел. Теперь это уже не важно.

– Почему?

– У меня есть все основания задержать вас до выяснения обстоятельств дела.

– Вы не сделаете этого, – уверенно заявила она.

– Почему?

– Я не нарушала закон, и вы это знаете.

– Не будем препираться.

– Я не причастна к ее смерти.

– Считаете, что Петухова сама свела счеты с жизнью?

– Катерина не смогла бы сама подняться с дивана. Не говоря о том, чтобы дойти до окна.

– Настолько была пьяна?

– Пришла в сильном подпитии, – Лионелла осторожно подбирала слова. – Со мной тоже выпила.

– Много?

– Два бокала вина. После чего отключилась.

– Значит, когда Петухова была в отключке, вы покинули номер?

– Ко мне пришел старец Порфирий.

Следователь Фирсов по-лошадиному фыркнул и помотал головой:

– И вы отправились за ним полуодетая неизвестно куда?

– Я была в красивой пижаме. Он сказал: пойдем-ка, я и пошла. Откуда мне было знать, что мы выйдем на улицу.

– Дверь за собой закрыли?

– Да, – она вытащила ключ из кармана брюк и показала следователю.

– Портье сказал, что дверь была нараспашку.

– Не знаю, что вам сказать.

– Заметили что-нибудь необычное?

– Когда шла за Порфирием? Нет, ничего.

– Кого-нибудь встретили?

– Портье и швейцара.

– О них могли бы не говорить, – сердито заметил Фирсов.

– Я уже не знаю, о чем говорить, о чем – нет… – Лионелла потерла пальцами виски. – Простите… Голова раскалывается.

– Похмелье?

– Вы – нетактичный человек. Похоже, мне нужен адвокат, – устало проговорила она.

Но Фирсов неожиданно сказал:

– Вам нужно в Москву.

– Что? – она удивленно подняла глаза. – Вы же сами запретили мне уезжать.

– Теперь разрешаю.

Лионелла вскочила с кровати и стала быстро сгребать вещи, потом замерла и посмотрела на Фирсова:

– Вы что-то знаете?

Тот отвернулся, помолчал и повторил:

– Уезжайте.

Она села на кровать и твердо сказала:

– Никуда не уеду, пока не узнаю, в чем дело.

– В таком случае мне придется посадить вас в следственный изолятор. Лучше поезжайте домой. Там, за высоким забором, вы, по крайней мере, будете в безопасности.

– Кажется, понимаю… – тяжело проронила Лионелла. – Старец Порфирий… Он заодно с убийцей?

– Таких сведений у меня нет.

– Знаете, кто убил Катерину?

– Я не говорил, что Петухова убита.

– Но это – так?

– Многого сказать не могу. – Фирсову определенно хотелось поделиться с ней информацией. – Идите сюда! – он прошел к лампе. – Ваше?

Лионелла осторожно приблизилась, словно страшась увидеть что-то в его ладони. Там, на платке, лежали осколки стекла желтого цвета.

Она покачала головой:

– Нет, не мое. Может быть, принесла Катерина?

– Вряд ли…

– Тогда я не знаю.

– Между тем они лежали на полу возле дивана.

– Что это было?

– Теперь – неизвестно. Ясно лишь то, что предмет был небольшим и его разбили.

– Наступили, – предположила она. – Например, не разглядев в темноте.

– Когда вы уходили, что-нибудь похожее было?

– Нет. Ничего.

– Значит, это появилось после вашего ухода. Теперь все факты сложились.

Лионелла прокомментировала:

– Только у вас в голове.

– Хотите, чтобы я все объяснил? – Фирсов свернул платок и спрятал его в карман.

– Как я понимаю: кто-то проник в мой номер?

– К этому добавлю: к окну Петухову волокли по ковру. Эксперт определил это по следу на ворсе.

– Не понимаю… Почему в моем номере? Ее могли убить и в своем.

– Могу дать подсказку. Совсем как в вашей игре. Как ее?.. Ага! – припомнив, Фирсов обрадовался: – Зарядка для ума!

– Давайте вашу подсказку.

– В номере было полутемно.

Лионелла нетерпеливо скривилась:

– Ну и что?

– Вы с Петуховой похожи: тот же рост и комплекция. У вас ведь стандартная эмка?

– И вы думаете…

Он перебил:

– Старик спас вам жизнь.

– Старец Порфирий…

– Убивать пришли не Петухову, а вас.

– Откуда вы знаете?

– Пока не скажу.

– За что? – сдавленным голосом спросила Лионелла.

– Не знаю.

– Вы полицейский, вы должны знать.

– Я уже отвечал вам на этот вопрос: я следователь, а не господь бог. Утверждать могу только одно: между убийством альфонса и покушением на вас есть определенная связь. Завтра уезжайте.

– Нет, подождите… Я – свидетель. Как же без меня?

– Мертвой вы мне не нужны. На досуге предлагаю подумать о том, что видели или слышали… – движением руки Фирсов размял мощную шею. – Я оттого путано говорю, что сам не знаю о чем.

– Кажется, я знаю, о чем вы, – сказала Лионелла.

– Так-так… – следователь заинтересованно придвинулся. – Говорите!

– Позавчера ко мне приходил Григорий Шмельцов.

– Когда точно по времени?

– После завтрака, вернее, после нашего разговора в баре. Он проник в мой номер из соседнего через ту самую дверь. Без разрешения…

– Дверь была закрыта?

– Шмельцов отомкнул ее.

– Чего он хотел?

– Вы невнимательны. – Лионелла уточнила: – Ключевое слово «без разрешения».

– Вы в это время где были?

– В гостиной на диване.

– Как и Петухова…

– Он меня напугал.

Фирсов спросил:

– Как Шмельцов объяснил свой визит?

– Хотел о чем-то попросить, но не успел. В дверь постучали, – избрав неопределенно-множественную форму глагола, Лионелла хотела скрыть, кто это был.

По счастью, следователь не почуял никакого подвоха:

– Как на это отреагировал Шмельцов?

– Сбежал в смежный номер, откуда, как он объяснил, пришел забрать свои вещи.

– Позвольте спросить… – Фирсов замолчал, что-то похожее на любопытство мелькнуло в его глазах. – Почему вы не съехали отсюда после убийства? Любой другой бы уехал. Неужели вам никогда не было страшно?

Лионелла тряхнула головой:

– Было.

– Так что же?

– В отеле нет номеров такой же комфортности.

– Только и всего?.. Значит, лучше жить в страхе, чем в номере меньшей комфортности?

– Думайте как хотите.

– Ну хорошо… Шмельцов пришел, потом к вам постучали…

– Он не договорил.

– Но что-то успел сказать?

– Посоветовал уехать в Москву.

– Объяснил почему?

– Нет. Но упомянул мое зеленое платье.

Фирсов удивленно вскинул брови и слегка наклонился:

– К чему бы это?

– Оно было на убитом, – напомнила Лионелла.

– Я понял.

– Знаете, – полушепотом заговорила она, – если бы Шмельцов не был в больнице, я бы подумала…

Егор Петрович с удивлением вскинул глаза:

– А кто сказал, что он сейчас там?

– Катерина…

– Шмельцов вернулся в отель.

– Но ведь у него перелом.

– Ушиб. Только и всего. Живуч, как дворовая кошка.

– Значит, все это время он был в отеле?

– Я же сказал.

– Не хочется наговаривать на человека, но он мог прийти сюда еще раз.

– Дайте время, и мы во всем разберемся.

В дверь заглянул полицейский:

– Егор Петрович, вы нам нужны.

– Минуту… – ответив ему, Фирсов обернулся к Лионелле: – Когда едете в Москву?

– Вечером.

– Лучше с утра.

– Это исключено.

– Почему? – спросил следователь.

– В Санкт-Петербург и обратно я езжу только «Гранд Экспрессом».

Фирсов с грустью вгляделся в ее лицо и вновь заговорил после недолгой паузы:

– Ведь вы же наверняка из простой советской семьи. Ходили с мамой на каток. В школе на переменке бегали в ближайшую кулинарию за пирожками. Макулатуру собирали с ребятами. Что должно случиться с человеком, чтобы он не мог поселиться в номере обычной комфортности или поехать в простом купе?

Задав эти вопросы, Егор Петрович не стал ждать ответа и перед тем, как выйти из комнаты, вручил ей свою карточку:

– Свяжитесь со мной, когда будете дома.

Глава 10 Все забыто

Рано утром Лионелла собрала свои вещи, вызвала машину и переехала в дом подруги, где сразу заснула и спала до самого вечера.

Ее разбудил звонок помощника мужа. Он сообщил, что купе в поезде «Гранд Экспресс» оплачено и электронный билет отправлен на ее почту. Успев только умыться и выпить кофе, она попрощалась с подругой и уехала на Московский вокзал.

Экспресс уже стоял на посадке, и Лионелла едва успела к отходу. Процедура проверки билета не затянулась, достаточно было показать его в телефоне. Правда, перед тем как заскочить в свой вагон, она любезно подняла с перрона упавшую куклу и подала ее плачущей девочке.

Комфортабельный вагон вмещал четыре купе: два двухместных и два одноместных. Она всегда брала тот, что просторнее, – на двоих, но ездила в нем одна.

Лионелла села к окну. На дальний путь прибыла электричка, пантографы-параллелепипеды сложились и улеглись на ее крышах словно коты.

Через минуту вагон дернулся, и платформа тихо поплыла прочь. Глядя сквозь стекло на городские огни, она чувствовала себя героиней снятого, но не вышедшего в прокат кинофильма. Лионелла уезжала в Москву с легким сердцем. Все, что казалось таким увлекательным, теперь не стоило ни гроша. Она больше не хотела ни интересоваться, ни думать об этом.

Она распаковала косметику и унесла ее в ванную. Потом пришел проводник, и они обсудили меню завтрака.

Примерно через час Лионелла вышла в коридор, огляделась – и ее лицо застыло в мучительном удивлении. У окна стоял Григорий Шмельцов.

Он обернулся:

– Приятная неожиданность.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

Шмельцов любезно ответил:

– Еду в Москву так же, как вы. К чему этот вопрос?

– Вы под подпиской.

– Из-за полученной травмы, – он показал трость, – не без участия моих адвокатов милейший Егор Петрович отозвал свои требования.

– Милейший? – Лионелла недоуменно заметила: – Похоже, мы с вами имеем дело с двумя разными следователями.

– В иронии вам не откажешь, – сказал Шмельцов. – Как и в предприимчивости. К вам, я слышал, тоже много вопросов?

– Вы о своем визите в мой номер?

– Ничуть не сомневаюсь, что Фирсов об этом уже знает. Не ждите от меня благодарности.

– Я не приглашала вас к себе и не обещала хранить тайну. Вы сами пришли. Скажите зачем?

– Вопросик симпатический… Но забудем о нем. – Шмельцов зябко поежился. – Не кажется ли вам, что здесь слишком холодно?

– Не нужно уходить от ответа, – сказала она.

– Я не ухожу.

– Тогда отвечайте.

Шмельцов с улыбкой развел руками:

– Меня за это могут в угол поставить.

– Кто?

– Мои адвокаты. Однако в ответ на ваше неудовлетворенное любопытство могу сказать только одно: сами виноваты.

– Значит, не скажете?

– Простите, дорогая. Знать – не судьба. – Шмельцов закончил разговор и снова поежился. – И все-таки нужно сказать проводнику, чтобы он отрегулировал кондиционер.

Дверь крайнего купе отъехала в сторону, и оттуда показалась Марго.

– Услышала знакомые голоса.

– Ты тоже здесь? – опешила Лионелла.

– В отеле стало небезопасно, – Марго вышла в коридор.

Шмельцов отставил трость и поцеловал ее руку:

– Рад видеть вас, прекрасная Маргарита.

– Вы не поверите… – Она чуть наклонилась и прошелестела загадочным шепотом: – Кажется, тело Катерины везут этим же поездом.

– Вряд ли, – с улыбкой возразил Шмельцов. – В его составе нет багажных вагонов.

– А-а-а-а, – протянула Марго. – Просто я заметила на перроне Мишеля…

– Возможно, он едет в соседнем вагоне, хорошо бы его увидеть и выразить соболезнование, – с постным выражением лица проговорил Григорий Шмельцов.

Лионелла взглянула на него с подозрением, но в этот момент раздался мужской голос:

– И снова Лионелла Баландовская…

Она обернулась и увидела молодого человека, с которым говорила в отеле возле ресепшена.

– Какая неожиданность, – проговорила Лионелла так, как она обычно общалась с поклонниками, – вежливым, но не допускавшим фамильярности тоном.

В самом деле, что в этом такого: жили в одном отеле, обменялись парочкой фраз. Знакомством это не назовешь. Она даже не знала его имени.

– Петр, – молодой человек исправил этот пробел.

– Очень приятно, – неискренне сказала Баландовская.

– Всю жизнь мечтал узнать вас поближе, и вдруг за несколько дней сразу две встречи.

– Рада, что доставила вам удовольствие, – Лионелла непринужденно попятилась и взялась за ручку двери. – Прошу прощения, но мне нужно идти. Через восемь часов прибудем в Москву, мне нужно выспаться.

– Послушайте. – Петр сделал шаг, отгородив ее от Марго и Шмельцова, и прошептал: – Дайте мне ваш телефон.

Она ответила не задумываясь:

– Нет.

– Почему?

– Потому что мы не знакомы.

– Кажется, я вам представился. Что в этом плохого, если мы где-нибудь встретимся и выпьем по бокалу вина?

Решив ответить прямо и грубо, Лионелла уловила носом запах трубочного табака и дорогого парфюма. Это сочетание внушило ей неосознанное доверие к этому человеку.

– Ну хорошо… – она продиктовала номер, вернулась в купе и задвинула дверь.

Ночь, проведенная в вагонном купе, ничем особенным не запомнилась. Утром, когда «Экспресс» прибыл на Ленинградский вокзал, Лионелла намеренно задержалась, чтобы избежать встречи с Марго и Шмельцовым. Ей было неловко оттого, что, поддавшись минутной слабости, она дала незнакомцу свой номер, да еще в их присутствии.

Заметив водителя, она помахала рукой и после того, как он вынес ее вещи из вагона, направилась следом за ним.

На перроне Лионелла лицом к лицу столкнулась с Мишелем Петуховым. Это был некрупный светловолосый мужчина с поредевшей макушкой, яйцеобразным животом и вторым подбородком, что в целом было несимпатичным. Лионелла придала лицу скорбное выражение, мысленно одобрив свой выбор – темное платье в неяркий мелкий рисунок.

– Соболезную, Мишель. Мне очень жаль.

– Спасибо, Лина, – трагически вздохнул Петухов.

– Когда будет прощание?

– Я сам тебя извещу…

Они простились с взаимным облегчением, и Мишель отошел к встречающей его группе поддержки.

Лионелла двинулась дальше. У входа в вокзал она вдруг услышала:

– Маша…

Голос Ольшанского Лионелла отличала от миллиона других.

– Кира?

– Тебя встречают? – спросил он.

– Да.

– Муж?

– Водитель, Лев уехал в Пекин… – Она ненадолго задумалась. – Да, кажется, в Пекин. Впрочем, возможно, я ошибаюсь.

– Ты – в Барвиху?

– Если хочешь, едем со мной, – предложила Лионелла.

Ольшанский согласился, они проследовали через вокзал и вышли на стоянку.

Водитель поместил вещи в багажник, все сели, и автомобиль выехал на Третье транспортное кольцо.

– Ты ехал «Гранд Экспрессом»? – спросила Лионелла.

– У меня нет таких денег, – ответил Кирилл. – Я ехал на «Красной стреле», вместе с Петуховым.

– Он-то почему… – начав, она осеклась.

– У него денег хватает, – сказал Кирилл. – Он вез тело жены.

– Я понимаю…

Они молчали до шестьдесят первого километра МКАДа, где на повороте в область автомобиль намертво встал в пробку. На Рублевку пропускали чей-то кортеж.

Кирилл зло сказал:

– Надоело…

– Так было всегда, – Лионелла отвернулась в окно.

– Когда мы с дедом ездили на его «Волге», такого не было.

– Тогда было другое время. – Лионелла перевела на него взгляд. – И заборы не были такими высокими.

Они встретились глазами, и ее пронзило воспоминание об их прошедшей любви. Мужчина ее жизни сидел в полуметре и глядел на нее светлыми спокойными глазами. Ничто в его взгляде не выдавало тех прежних чувств.

Над крышами машин мелькнули проблесковые маячки. Кортеж из двух десятков машин пронесся с бешеной скоростью. Но и после этого пришлось ждать еще полчаса.

Проезд открыли, и через десять минут пути, за Покровской церковью, их автомобиль повернул налево. У ворот дома Ольшанских стояли несколько машин и автобус.

– В чем дело? – с тревогой спросила Лионелла.

– Ничего особенного, – ответил Кирилл. – Сдал дом съемочной группе.

– Надолго?

– Всего на пару недель.

– Что снимают? – в глазах Лионеллы возник интерес.

– Ничего особенного – клип для безголосой певички. Папа дал денег. Навезли хорошей аппаратуры, наняли первоклассных актеров. Те приехали – в глаза друг другу не смотрят. Знаешь, как в детстве: сделаешь что-нибудь постыдное и думаешь, что никто не узнает.

– Здесь не прокатит. Папа заплатит, и страна узнает героев.

– Надоело… – снова сказал Кирилл.

– Пока снимают, где ты живешь?

– Здесь же, на втором этаже. Снимают максимум до шести вечера. Потом – уезжают. Хочешь посмотреть?

Прекрасно понимая, что ей не стоит этого делать, Лионелла все же решилась и приказала водителю:

– Скажите прислуге, чтобы занесли чемоданы в мою комнату.

Они с Кириллом вылезли из машины и пошли к его дому. На площадке возле крыльца был накрыт раскладной стол. Рядом стояли несколько человек из съемочной группы и ели с пластиковых тарелок.

– Приветствую! – к ним бросился шустрый очкарик.

– Знакомьтесь, Андрон – директор съемочной группы, Лионелла – моя соседка. – Представив их друг другу, Кирилл Ольшанский спросил: – Как проходят съемки? – Он был светским человеком и умел казаться учтивым.

– Ваш дом пропитан творческой энергией! – с восхищением воскликнул Андрон.

– Имеете в виду моего деда? – скупо поинтересовался Кирилл.

– Не только. Мне сказали, что вы – художник.

– Ага… – согласился Ольшанский.

– Выставляетесь?

– Редко. – Помолчав, Кирилл добавил: – Впрочем, лучше сказать – никогда.

– Простите, я не хотел, – очкарик несколько стушевался.

– Когда заканчиваете?

– Осталось три съемочных дня.

– Это хорошо. Пойдем! – Последнее Кирилл сказал Лионелле.

Они направились в дом, но очкарик громко сказал:

– К вам приходил сосед!

– Кто? – Кирилл обернулся.

– Он представился, но я не запомнил.

– Чего хотел?

– Пришел посмотреть, как снимают кино. Я разрешил.

– Ваше дело. Меня это не касается.

Дверь была распахнута настежь из-за пучка кабелей, протянутых в дом. В прихожей стояли режиссерский пульт и звуковая установка, возле которой сидел седой мужчина в наушниках.

Лионелла бросилась к нему:

– Здравствуй, Володечка!

Тот вздрогнул, но, когда узнал Лионеллу, расцеловал ее в обе щеки. Она обернулась, и Кирилл увидел ее сияющее лицо.

– Володя Черенцов работал звукооператором на моем первом фильме.

Ольшанский пожал его руку:

– Здравствуйте.

– И, кстати, молодой человек, – обратился к Кириллу Черенцов, – я знал ваших родителей. С дедом вашим работал на двух его лентах.

– Неужели?

– В том числе на «Русалках».

Кирилл дернул плечом:

– Тот фильм не вышел.

– Знаю, – сказал Черенцов. – Мне очень жаль…

– Как ваши дела? На каких площадках работаете? – спросила Лионелла.

– С большим кино не сложилось. – Володечка с грустью оглядел оборудование.

– Понимаю… – сказала она.

Лионелле сделалось грустно, она подумала, что жизнь переехала Черенцова так же, как и ее. Но он все же работал, а она вышла замуж, то есть – в тираж.

Володечку отвлекла «хлопушечница»[3], Лионелла поднялась вместе с Кириллом по лестнице. На втором этаже увидела свалку старых бумаг, фотографий и почтовых конвертов, которая занимала пространство от окна до самой двери.

– Что это? – спросила она и перевела взгляд на Кирилла.

– Архив моего деда.

– Почему валяется здесь?

– Перетащил с первого этажа, перед приездом съемочной группы.

– Но почему все находится в таком беспорядке?

– Некому разбирать.

– Это неправильно.

Она присела на корточки и выбрала несколько фотографий Инессы Ольшанской. Все были сделаны в разное время, но она словно застыла в расцвете своей красоты, не поддаваясь влиянию времени.

Из кучи бумаг Лионелла достала фотографию в рамочке и радостно обернулась:

– Она всегда стояла на камине в большой гостиной!

– Грета Гарбо, – улыбнулся Кирилл. – Там есть отпечаток ее помады – прощальный поцелуй, адресованный деду.

– У них были отношения?

– Дед старался лишний раз не рассказывать. Инесса была ревнивая и только из-за тщеславия выставляла эту фотографию на всеобщее обозрение.

– Здесь есть надпись: «Ефиму с любовью».

– Как я думаю, все произошло, когда он ездил в Америку. В тридцатых дед снимал кино для «Парамаунт». Когда я спрашивал его о Грете Гарбо, он говорил: «Мы были дружны», но, как мне казалось, намекал на что-то большее.

Лионелла вытащила из кучи небольшую тетрадку, раскрыла наугад и прочитала первую попавшуюся фразу: «Весь день провели с Чаплином, который минуты не сидел на одном месте. Вскакивал, показывал разные движения, рассказывал о том, как на съемках фильма «Десять заповедей» служили молебен, а он в это время за декорациями ублажал какую-то актрисульку».

– Один из дневников моего деда, – заметил Кирилл. – Есть дата?

– Тысяча девятьсот тридцатый год. США… – Лионелла вздохнула. – Вот так, походя, он пишет про великого Чаплина. Представляю, сколько интересного можно отыскать в его дневниках.

– Я не возражаю – ищи.

– Тебя это не волнует?

– Меня волнует другое – где достать денег.

Лионелла встала на ноги и прошла к столу. Поставила на него фотографию Греты Гарбо.

– Если хочешь, я поговорю с мужем.

– Нет, не хочу.

– Тогда – что-нибудь продай.

– Все уже продано.

Она подошла к серванту, где хранились фигурки из цветного стекла.

– Помню этих собачек… – Лионелла открыла створку и провела пальцем по полке. – Пыль… – Потом заметила: – Раньше их было семь. Красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя и фиолетовая – по цветам радуги. Теперь только шесть.

– Муранское стекло. Их привез дед, из Венеции, когда они с Инессой ездили на Венецианский фестиваль. Желтая собачка стоит на тумбочке в спальне. Она у меня вроде талисмана. – Кирилл прошел в спальню и через минуту вернулся.

Взглянув на его лицо, Лионелла забеспокоилась:

– Что-нибудь случилось?

– Она исчезла. Желтой собачки нет.

Сообразив, что это значит, Лионелла тоже прошла в спальню.

– Где она стояла?

– На тумбочке.

– След только остался. Здесь тоже пыль.

Кирилл начинал заводиться:

– Я предупреждал их: на второй этаж – ни ногой!

– Ты про киношников?

– Мой дед был киношником. А эти – шарлатаны!

– Подожди, – Лионелла тронула его за руку. – Нужно успокоиться.

– Я сейчас пойду и набью ему морду.

– Кому?

– Директору группы.

– Он тут при чем?

Одумавшись, Кирилл сел на кровать.

– Ты права. Фигурку мог взять кто угодно. – Но потом снова взорвался: – Он должен за все отвечать! Если украли собачку, почему не унесли всю коллекцию?

– Кажется, я знаю, о чем идет речь…

– Сейчас пойду и набью ему морду!

Лионелла обиженно проронила:

– Вот, всегда ты так…

– Как? – он вскинул голову, между его бровями возникла суровая морщинка.

– Не разобравшись, рубишь сплеча.

– Лучше не надо!

– Нет уж, позволь…

– Об этом говорить не хочу! – Кирилл вскочил и вышел из спальни.

– Почему ты поверил ей, а не мне?! – крикнула вслед Лионелла.

Из гостиной донесся голос Кирилла:

– Все забыто!

Раздался телефонный звонок, порывшись в сумке, Лионелла достала мобильник:

– Слушаю!

В ответ услышала голос Фирсова:

– Что это значит?!

– В каком смысле? – вопросом на вопрос ответила Лионелла.

Следователь буквально взревел:

– Вы говорите по своему телефону!

Отняв от уха, Лионелла перевела взгляд на свой телефон.

В руке был ее Vertu со стразами Сваровски…

Глава 11 1936 год Калвер-Сити, США

Ефим Ольшанский злился на себя за то, что не успел проскочить через ворота с группой актеров. Замешкавшись, он увидел перед собой полисмена, и тот заступил ему путь:

– Стойте! Ваш пропуск.

– Я – режиссер, – с достоинством произнес Ольшанский, но, решив, что даже на английском это звучит слишком рискованно, уточнил: – Ассистент режиссера. У меня контракт с «Парамаунт».

– Вы ошиблись. Здесь – служебный вход студии «Метро-Голдвин-Майер». – Полисмен поднял палец и указал на огромные белые буквы над входом.

– А мне как раз и нужно сюда.

– У вас есть пропуск?

Ефим похлопал себя по карманам, но при этом сказал:

– Его оформляют.

– Тогда идите к главному входу. – Полисмен вышел за ворота и вытянул руку: – Вам – туда!

Ольшанский вышел из проходной и отправился в направлении, которое указал полисмен. До главного входа было не меньше трех сотен шагов. Там, во избежание неприятностей, он сразу обратился к охраннику:

– Мне нужен сценарист Питер Зелинский.

– Есть пропуск? – спросил охранник.

– Не думаю.

– Тогда вам не пройти.

– Но мне нужен Питер Зелинский из отдела сценариев… У нас важная встреча.

Охранник развел руками:

– Ничем не могу помочь.

– А если ему позвонить?

– Телефон не предназначен для частных звонков. О пропуске нужно было позаботиться заранее.

Ольшанский вышел на улицу, немного постоял и побрел вдоль длинного забора. Свернув за угол и пройдя еще несколько сот метров, он оказался у ворот, за которыми располагалась открытая съемочная площадка с декорациями. Через них впускали и выпускали экскурсионные группы. К воротам подъехал двухцветный, бежево-коричневый автобус с надписью «Hollywood Wonderland Tours», из него высыпало два десятка туристов. Ефим понял, что это его шанс, и, внедрившись в группу, вскоре оказался на территории студии.

Направляясь к съемочным павильонам, он миновал средневековый замок и корабельный нос с деревянной женской фигурой. Прошел по улочке ковбойского города, мимо крепко сколоченных фанерных домов. Заглянув, ради любопытства, в ковбойский салун, Ефим не обнаружил там ничего, кроме сбитых для прочности наструганных досок. На съемках в России он много раз видел такое. Здесь, в Америке, все имело иные масштабы, но принцип был тем же.

Еще у входа на территорию студии Ольшанскому показалось, что до съемочных павильонов – рукой подать. Но дорога шла в гору, уклон был хоть небольшим, но постоянным. Солнце пекло спину, под ногами от жары плавился асфальт. Пройденная миля далась ему нелегко.

Сотрудник студии, у которого он спросил о сценарном отделе, указал верную дорогу к старому зданию с перилами и балконами-лоджиями.

Кабинет Зелинского помещался на втором этаже. Поднявшись по лестнице и открыв дверь, Ольшанский увидел его самого. Питер стоял возле машинистки, держа в руках растрепанную пачку бумаг.

– Вставка… Сцена сто восемнадцать «А»… – сказал Зелинский, и барышня резво застрекотала на пишущей машинке. Он продолжил: – Интерьер – парадная спальня графа Ульриха. Сцена сто восемнадцать «Б». В кадре – трое: графиня, ее любовник и граф Ульрих. Граф Ульрих: «Измена! Нож в любящее сердце!»

– Петя… – негромко позвал Ефим.

– Графиня: «Пощадите…»

– Петя!

Зелинский обернулся:

– Ольшанский?! Какими судьбами?

Ефим кинулся к нему и, обняв, похлопал по спине.

– У меня контракт с «Парамаунт».

– Не может быть! – Зелинский пораженно отстранился. – Шутишь?

– Они пригласили Веденского. Он взял меня и оператора Зильбера. Разрешения на поездку ждали два с половиной года. Официальная версия поездки такая: приехали перенимать опыт американского кинопроизводства. На самом деле – снимать фильм для «Парамаунт».

– О чем будет фильм?

– О первых днях калифорнийской золотой лихорадки.

– Чей сценарий?

– Его написал Веденский.

– Когда запускаетесь?

Ефим покачал головой:

– Пока не знаю.

– Давно прибыл?

– Несколько дней назад. Дорога была долгой: сначала – Берлин, потом – Париж, Сен-Назер, Жижон, Сантандер, Мыс-ла-Коронь. Оттуда – на корабле через Атлантику. Восемнадцать дней ползли по воде, как мухи по зеркалу. Дальше, Гавана, Вера-Круз, Мехико, и вот наконец – Лос-Анджелес.

– С приездом в Голливуд! – Теперь Зелинский крепко обнял Ольшанского, потом обернулся к машинистке: – На сегодня закончили. До завтра, мисс Элис.

Девушка встала, взяла свою сумочку и, попрощавшись, ушла. Зелинский выдвинул ящик стола, вытащил оттуда полпинты виски, скрутил крышку и сделал внушительный глоток, потом протянул бутылку Ефиму:

– За встречу!

Ольшанский глотнул виски и вскинул руку в римском приветствии:

– Да здравствует Голливуд!

Глава 12 Мы так любили друг друга

Опутанная сонмом догадок, Лионелла никак не могла отыскать ту единственную, которая выведет ее на правильный путь. Безумная ситуация была похожа на триллер.

Кто подкинул телефон? И когда?

Она была готова поклясться, что еще вчера Vertu в ее сумке не было. Лионелла, как и Фирсов, звонила на этот номер, но он был недоступен. Отчего же теперь мобильник ответил на вызов Фирсова?

Предположим, что трубка разрядилась и все это время лежала в сумке. В таком случае она бы продолжала лежать до тех пор, пока Лионелла случайно на нее не наткнулась.

Но Фирсов позвонил, и Лионелла ответила. Схватила трубку, не разобравшись, какую из трех. Они говорили с Кирой, и ей было все равно.

Если телефон разрядился, кто его зарядил?

И, если он отключился, кто его снова включил?

Пребывая в тяжких раздумьях, Лионелла понимала – ей не найти ответ, не вспомнив каждое мгновение, начиная со вчерашнего дня.

Предположим, телефон подбросили ночью, когда Лионелла ушла со старцем Порфирием. Но все дело в том, что утром, перед отъездом к подруге, она перетрясла сумку, и телефона там не было.

Подруга – не в счет, Лионелла могла к ней и не приехать.

Теперь – Московский вокзал. Там могло случиться все, что угодно. И снова – «если бы не». Она бежала к уходящему поезду. Чтобы подкинуть телефон, преступник бежал бы рядом.

Следующий эпизод – вагонное купе, в котором лежала сумка, пока она говорила с Марго и Шмельцовым в коридоре. Ах да! Еще этот Петр.

– Петр, да не тот, – проговорила Лионелла первую пришедшую на ум фразу.

Но и в тот момент дверь купе была плотно задвинута. Если бы туда кто-то заглянул, она бы точно увидела.

Утром следующего дня ее встретил водитель. Лионелла прошла по перрону, встретила Мишеля, потом Кирилла Ольшанского…

Не думает же она, что это он подбросил ей телефон?

Справедливости ради стоит заметить, что у Кирилла был удобный момент. В автомобиле они сидели рядом. Однако и здесь есть нестыковка – сумка была застегнута и находилась справа от нее, тогда как Кирилл сидел слева.

И тут Лионеллу пронзила внезапная мысль: единственным бесконтрольным периодом была ночь, проведенная в поезде. От страшной догадки похолодел позвоночник. Значит, пока она спала, кто-то побывал в ее купе? Уживаясь с этой догадкой, Лионелла успокаивала себя: она осталась жива, и значит, все хорошо.

В дверь спальни постучали, послышался голос горничной:

– Лионелла Павловна, к вам пришли.

Она спросила усталым голосом:

– Кто?

– Владимир Черенцов, он ждет в гостиной.

Лионелла спустила ноги с кровати и нащупала шлепанцы:

– Скажи, что сейчас спущусь. Приготовь для нас чай.

Володечка был одним из немногих, чьей дружбой она дорожила. Они не виделись по нескольку лет, но, встретившись, искренне радовались и потом расставались еще на несколько лет.

Пройдя в гардеробную, Лионелла выбрала любимое платье – белое в розах. Подняла и закрепила заколками волосы, надела ободок, искусно украшенный такими же, как на платье, цветами.

Когда она спустилась в гостиную, Черенцов сидел на диване. Перед ним стоял серебряный поднос, сервированный к чаю.

– Линочка, – он встал. – Прости, что побеспокоил. Я бы не пришел, если бы не узнал, что ты живешь рядом.

– Поверь, я искренне рада. Ты как нельзя кстати, – она села в кресло напротив. – Бывают в жизни моменты, когда разговор с другом можно приравнять к встрече с психологом.

– У тебя что-то случилось?

– Случилось и продолжает случаться. Но мне бы не хотелось об этом. Просто расскажи, как ты живешь. Сколько времени прошло с нашей последней встречи?

– Лет пять.

– Да-да… Я помню, мы встретились на похоронах Лавленцова.

– Отличный был режиссер. – Черенцов грустно вздохнул. – Мы с ним работали на трех фильмах: «Белая пустыня», «Останься, если любишь»…

– Мой самый первый, – заметила Лионелла.

– И – на «Русалках». Он был вторым режиссером у Ефима Ольшанского.

– Кстати, – Лионелла придвинулась. – Ты сказал, что этот фильм не был закончен.

– Из ста съемочных дней группа отработала всего восемнадцать.

– Почему остановили работу?

– Кирилл тебе не рассказывал?

– Нет. Никогда.

– И я его понимаю…

– В чем было дело?

– А дело сразу не пошло… – Володечка пошарил в кармане, и Лионелла придвинула сигареты. Он закурил. – Когда группа приехала на место, Ольшанскому не понравилась натура, и он велел выбрать другую локацию.

– Почему?

– Большая часть съемок должна была пройти на воде. А там – глубина чуть выше пояса. Снимали фильм-притчу про морскую русалку – была нужна глубина. Администратор по локациям соблазнилась красивым видом и упустила главное требование. Три дня группа бездействовала. Администратор, оператор и сам Ольшанский ездили по берегу, мерили глубину и наконец отыскали подходящую для съемок площадку.

– Где?

– Там же, Крыму.

– А если точнее?

– Поселок Новый Свет. Там, где снимали «Три плюс два» с Фатеевой и Кустинской.

– Люблю этот фильм.

– Перевезли туда аппаратуру, светобазу с генератором, костюмеров…

– Кто из актеров снимался?

– Например, Инесса Ольшанская.

– Это ясно. Муж – режиссер.

– Она к тому времени уже постарела – играла злую колдунью.

– Кто исполнял главную роль?

– Русалочку? – Черенцов затушил сигарету. – Не помню ее фамилии… Глазастая такая девчушка, пловчиха лет двадцати… Она больше не снималась.

Лионелла взяла мундштук и вставила в него сигарету, но закурить не спешила.

– Съемки начались, и что было дальше?

– Снимали на воде. Вся группа – на плоту. Одновременно велись подводные съемки. Из Москвы прилетел оператор со спецоборудованием. С турбазы вызвали дайверов для страховки. И тут выяснилось, что нужен еще один человек. Вызвалась мать Кирилла…

– Она была там?

– Вместе с мужем, Олегом Ольшанским, решили провести отпуск в Крыму. Так получилось, что оба оказались на съемочной площадке, а у Лены была специальная подготовка. Она умела нырять.

– Что было дальше?

– Четыре дайвера прыгнули в воду, а поднялись на плот только трое. Лена не вернулась.

– Утонула?

– Как потом выяснилось, ее позиция была возле рифа. Там – сильное течение. Лена испугалась, потратила слишком много сил на то, чтобы грести и удержать нейтральную плавучесть. Ну, и не заметила, что воздушный баллон опустел.

– Техники должны были рассчитать время пребывания под водой.

– Теоретически – да. Но практически у нас повсюду бардак, – грустно вздохнул Черенцов. – Никто так и не понял, почему у Лены так быстро закончился воздух.

– Какое несчастье…

– Тогда несчастья лишь начались. Лену искали три дня, тело утащило течением. На третий день не вернулся Олег, сын Ольшанского.

– С ним что случилось?

– Та же история. Их тела нашли рядом, в расщелине между двумя большими камнями. Как сейчас помню, это было сразу после Ивана Купалы.

– На Петров день? – предположила она.

– Этого сказать не могу.

– Страшная история.

– Кажется, Кириллу в то время было лет семь.

– Этого я не помню. Мы познакомились будучи школьниками. И он уже был сиротой.

– Ну, а ты? – Володечка обвел взглядом комнату. – Вижу, что живешь хорошо.

– Не жалуюсь. – Лионелла наконец прикурила.

– Сниматься не хочется?

Помолчав, она опустила глаза:

– Хочется. Но мое время ушло.

– Неправда… – Черенцов хотел еще что-то сказать, но Лионелла попросила:

– Не надо…

И Черенцов замолчал.

– Как проходят съемки вашего клипа? – другим, ровным голосом спросила она.

– С таким баблом и техникой грех не снимать.

– Нравится?

– Нет.

– Тогда уходи.

– На полный метр не зовут. Там теперь другие работают: моложе и лучше нас.

– Лучше тебя – нет.

– Спасибо, деточка…

На этой светлой ноте они расстались.

Весь день Лионелла ждала звонка от Фирсова, чтобы прояснить свои перспективы. Но он не звонил.

Мысленно сканируя последний, утренний разговор, она искала прорехи в своей оборонительной позиции.

– Я не знаю, как телефон оказался в моей сумке! – сказала она следователю.

– Сумка ваша? – спросил он.

– Моя.

– Ну, так что же?

– Я уверена, что телефон был подброшен!

– Кем? – Фирсов спрашивал жестко и требовательно, как будто заранее знал все ответы.

– Откуда я знаю! – в ее же голосе звучало отчаяние.

Разговор вышел сумбурным. Он был зол и не исключал обмана с ее стороны. Она была честна и растеряна. От этого на душе делалось тошно.

Что будет дальше? Хотелось бы ей знать.

К вечеру Лионелла была готова звонить мужу и просить у него помощи. Ее останавливало лишь то, что в истории был замешан Кира Ольшанский. Лев знал, что Кира – ее первый мужчина, но не догадывался, что он – любовь всей ее жизни.

Помощь была нужна, но Лионелла опасалась, что это может выйти ей боком. Лев Новицкий, ее муж, был гордым и могущественным человеком. Рисковать она не могла, и вопрос разговора с мужем отпал сам собой.

В комнату заглянула горничная:

– Лионелла Павловна, звонил охранник.

– И что?

– Говорит, что к воротам подъехала машина.

– Кто в ней?

– Какой-то Петухов.

Лионелла прошла в спальню, проверила мобильники и обнаружила два пропущенных звонка от Мишеля. Подошла к зеркалу, припудрилась и накрасила губы. Вернувшись в гостиную, сказала:

– Пусть заезжают.

Сдвинув штору, Лионелла посмотрела во двор. Ворота открылись, въехал «Мерседес» и припарковался у клумбы. Из машины вылез Мишель и направился к дому.

Водитель открыл переднюю дверцу, выставил ногу. Коренастый, плотный, коротко стриженный малый – все говорило, что он, скорее, охранник. Прямой лоб с характерной линией роста волос и резкий профиль выдали в нем кавказца.

Лионелла встретила Мишеля в прихожей и легонько обняла, выказав сочувствие и поддержку.

– Еще раз прими мои соболезнования.

Мишель сдержанно кивнул и опустил глаза.

– Прошу меня извинить. Я дважды звонил, но ты не ответила. Был рядом, поэтому решился заехать.

– Всегда тебе рада.

Петухов протянул карточку с траурной лентой:

– Здесь – вся информация, когда и где состоится прощание.

– Благодарю за то, что сообщил. Непременно приду. – Лионелла забрала у него карточку, взглянула на Мишеля и сообразила, что он вовсе не настроен на короткий визит.

– Может быть, пройдешь?

Он ждал приглашения и охотно прошел в гостиную.

– Налить что-нибудь? – спросила Лионелла.

– Водки. – Мишель опустился в кресло.

– Со льдом?

– Давай просто так.

Она налила водки и протянула Мишелю. Он выпил и, резко выдохнув, сказал безо всякой паузы:

– Ты последней видела Катерину.

– Она пришла ко мне в номер. Прости, Мишель, если бы я тогда не ушла…

– Ты ни в чем не виновата. Хотелось бы знать, о чем вы говорили.

Теперь Лионелла сообразила, зачем он приехал. Мишель хотел знать, насколько широко разошлись слухи о несостоявшемся разводе. В его планах было оставаться безутешным вдовцом.

– Конкретно ни о чем, – Лионелла говорила с грустной улыбкой. – О том о сем поболтали. Катерина сказала, что вы собрались в Доминикану. – Она соврала, дав ему шанс на легенду, и он заглотил крючок:

– Мы давно планировали эту поездку. Хотелось побыть вдвоем, вдали от московской суеты. – Мишель опустил голову. – Только я и Катерина. Не сбылось! – Решив, что больше не о чем беспокоиться, он встал: – Прости за неожиданный визит.

– Ну что ты…

– Мне пора. Еще столько дел.

– Понимаю.

Прощаясь на крыльце, он посчитал нужным заметить:

– Мы так любили друг друга…

И Лионелла сочувственно похлопала его по руке.

– Я знаю.

Глава 13 Глупости

Прошла ночь, и наступило новое завтра. Лионелла решила все поменять: вызвала парикмахера и сделала новую стрижку. Почувствовав себя обновленной, заплатила итальянцу больше, чем обычно.

Из магазина привезли красное сатиновое платье, и она сделала до неприличия насыщенный макияж.

В таком виде Лионелла вышла к обеду. Подали суп-пюре из брокколи и куриную грудку, что вызвало у нее рвотный рефлекс.

– Кто это приготовил? – спросила она у горничной.

– У нас новый повар, – ответила та. – Лев Ефремович в курсе.

– Я не ем куриное мясо. Разве вы не знаете, Виолетта?

– Знаю.

– Тогда почему не сказали об этом повару?

Девушка опустила глаза:

– Простите…

– Уберите от меня эту гадость. – Лионелла зажала нос и отвернулась.

Прикрыв глаза, вдруг вспомнила вечер, когда после игры вернулась в свой номер. Воспоминания было такими яркими, что сделалось тошно.

– Унесите! – нервно повторила она.

Виолетта взяла тарелку и вышла из комнаты, но тут же вернулась:

– Сосед пришел.

– Кто?

– Тот, что живет слева…

Лионелла сдернула салфетку и вышла в прихожую. Кирилл обернулся:

– Ух ты!

– Что? – удивилась она.

– Прическу поменяла? На ирокез? Верная рука – друг индейцев.

Она провела рукой по волосам:

– Прошу без острот.

– Можно?

– Проходи… – Лионелла провела Кирилла в комнату.

Они сели друг против друга. Она спросила:

– Тебе что-то нужно?

– Купи у меня дом.

Ей показалось, она ослышалась:

– Что?

– Купи мой дом и землю. Недорого. Снесете забор, участок увеличится вдвое.

– Нам хватает. – Лионелла все еще не понимала, что ему надо.

– Ну, хорошо… – Кирилл посерьезнел. – Нужны деньги на адвокатов. А их у меня нет. Единственное, что осталось кроме московской квартиры, – этот дом. Хочу продать его, но не абы кому. Деньги нужны сейчас.

– Не знаю, как быть… – проговорила она. – Неужели у тебя совсем ничего не осталось?

– Ничего.

– У Инессы были бриллианты… Как ты мог все промотать?

– После нее осталась сущая мелочь – то, что припрятала нянька. Остальное – пропало. Ты это знаешь. Поговори с мужем. – Кирилл опустил голову и добавил сдавленным голосом: – Очень прошу тебя…

– Может быть – взаймы?

– Не унижай меня. Просто так денег я у тебя не возьму. Тем более у твоего мужа.

– Ну хорошо, – Лионелла чувствовала себя без вины виноватой. – Когда приедет Лев, я с ним поговорю.

– Он в отъезде? – Кирилл поднял голову.

– Да.

– Когда вернется?

– Через несколько дней.

– Черт! – вырвалось у него.

– Можешь объяснить, что стряслось?

– Сегодня утром мне позвонил следователь.

Она уточнила:

– Фирсов?

– Он самый, Егор Петрович.

– Что сказал?

– Что на пистолете, из которого застрелили альфонса, нашли мои отпечатки. – Кирилл говорил, чеканя слова и глядя в глаза Лионелле.

– Это правда? – тихо спросила она.

– Правда.

– Я спрашиваю: ты правда его убил?

Вскинув руки, Ольшанский поднялся с кресла:

– Как ты могла! Столько лет меня знаешь.

– Я уже говорила тебе: люди меняются.

– А я тебе отвечал: не до такой степени.

– Значит, не ты. – Ей очень хотелось верить, но она все же спросила: – Тогда объясни, как на пистолете оказались твои отпечатки.

– Не знаю, как рассказать…

– И все-таки.

Кирилл помолчал, потом снова сел в кресло и стал говорить:

– В тот вечер Шмельцов должен был дать мне денег. Я специально приехал за ними.

– Взаймы?

– Да.

– Ты просил у него?

– Нет, он сам позвонил мне и сказал, что у него есть свободная сумма под небольшие проценты. Деньги были нужны срочно. Я не стал ждать, пока он вернется в Москву, и сам отправился в Питер.

– Значит, ты не собирался участвовать в игре?

– Определенно – нет. Я приехал в отель незадолго до ее окончания. Забрал ключ…

– Снял себе номер?

– У меня не было денег на это. Григорий оставил для меня ключ от своего номера на ресепшене.

– Значит, ты ждал Шмельцова в его номере?..

– Что в этом такого? Забрав деньги, я хотел тут же вернуться в Москву.

– Шмельцов рассказал об этом следователю?

– Конечно. Мне тоже пришлось давать объяснения.

– Ну хорошо… Ты поднялся в его номер. Дальше что?

– Мы договорились, что, пока его нет, я напишу расписку. В ящике стола была приготовлена бумага и ручка.

– Ну…

– Я открыл ящик стола.

– И что?

– Там поверх бумаги лежал пистолет.

– Только не говори…

– Я взял его… покрутил в руках. Прицелился в зеркало.

– Ты с ума сошел!

– Кто мог знать, что из него убили человека?

– Убьют… – проронила она.

– Не понял.

– Я сказала – убьют.

– Почему?

– Думаю, что трупа там еще не было.

– Потом я положил пистолет на место и написал расписку. Когда Шмельцов вернулся с игры, он сунул мне деньги, забрал расписку и убежал в туалет.

– А ты?

– Я остался в комнате.

– Зачем?

– Он попросил подождать. Минут через десять я решился уйти. Было неловко сидеть в трех метрах от двери в туалет. У Шмельцова определенно было расстройство желудка. Сначала я хотел уехать в Москву, потом снял номер и отправился спать. Под утро меня разбудили и потащили на допрос к нашему другу.

– Ты рассказывал Фирсову про пистолет?

– Они же его нашли.

– Про то, как ты схватился за него?

– Нет, не сказал.

– Нужно рассказать, и это без вариантов.

– Мне нужен адвокат…

– Постой! – прервала его Лионелла, закинула назад голову и крикнула: – Виолетта! Возьми городской!

Однако и после этого в прихожей продолжали раздаваться звонки.

– Я – сейчас. – Она встала и прошла к телефону: – Слушаю!

– Лионелла Баландовская?

Не узнав голос, она чуть-чуть напряглась:

– Кто это?

– Следователь Фирсов.

– Что вам нужно?

– Завтра я прилетаю в Москву.

– Для чего? – спросила она.

Фирсов проигнорировал вопрос, сказав только:

– Нам нужно поговорить.

– Допрос?

– На завтра попрошу ничего не планировать. Я позвоню вам, назначу время и место. И вот еще что: передайте вашему другу…

Она ревностно уточнила:

– Какому именно?

– Кириллу Ольшанскому. Скажите, чтобы он не наделал глупостей.

Пока Лионелла думала, что ответить, Фирсов отключился, и она возвратилась в комнату.

Кирилл нервно спросил:

– Что?

– Фирсов звонил.

– Что хотел?

– Он едет в Москву.

– Зачем?

– Я задала тот же вопрос, но он на него не ответил. Просил передать, чтобы ты не наделал глупостей.

– Не понимаю, что он имел в виду…

– Вероятно, что ты ударишься в бега.

– Не дождется, – зло процедил Кирилл. – Пообещай, что поговоришь с мужем.

– Обещаю: через несколько дней, когда он вернется.

– Это долго…

– Раньше не выйдет.

– Есть у тебя выпить? – Кирилл огляделся и, заметив на буфете бутылки, встал и сам налил себе виски.

Наблюдая за тем, как он пьет, Лионелла ощутила щемящую, почти материнскую жалость. Когда Ольшанский вернулся и сел рядом, она протянула руку и погладила его. Поддавшись минутному чувству, Кирилл дернулся, схватил ее за плечи и жадно поцеловал, как будто не было долгой разлуки и они всегда были вместе. Он целовал ее в прохладные полные губы, и она отвечала ему, нисколько не сожалея об этом.

– Лионелла! Ты дома? – послышался голос мужа.

Они пружинисто отскочили друг от друга, и Лионелла обронила:

– Лев…

– Ты дома?

Лионелла поднялась и вышла из комнаты. Встретив Льва, поцеловала его теми же губами, которые только что целовал Кирилл.

– Не ждала тебя, милый.

– Вырвался раньше. – Он подошел к зеркалу и старательно причесал волосы.

– У нас – гость.

– Кто? – спросив, Лев сразу направился в комнату.

– Ольшанский Кирилл, – поспешила сказать Лионелла.

– Неужели? – в голосе Льва послышалось удивление. Увидев Кирилла, он подошел и пожал ему руку. – Сколько лет живем рядом, а в гости – впервые.

– Я по делу, – Кирилл опустил глаза.

– Ко мне? – спросил Лев.

– Можно сказать и так.

Лев перевел взгляд на жену, и та все объяснила:

– Кирилл хочет продать нам свой дом.

– Что так?

– Ему нужны деньги.

– Сейчас! – вставил Ольшанский.

Немного помолчав, Лев сказал:

– Ну что ж… Я его покупаю.

Никто кроме самого Льва не знал, почему он принял такое скоропалительное решение. Даже не поинтересовавшись ценой.

Между тем причина была серьезной. Он очень хотел, чтобы Ольшанский уехал.

Минуту назад Лев Новицкий стоял в дверях гостиной и смотрел на то, как его жена целует Кирилла.

Глава 14 Чувство вины

Лионелла испытывала чувство вины, однако хранила спокойствие и благодарила бога за то, что он не допустил ей зайти слишком далеко.

Трезво оценив ситуацию, она сделала вывод: нужно быть осмотрительнее. Того, что было, не вернуть, а то, что есть, потерять очень легко.

С этими мыслями Лионелла уснула, с ними же проснулась утром следующего дня. Лев посапывал рядом, и от этого на душе было спокойно. В их отношениях все было взвешенно, определенно и не оставалось недосказанностей. По крайней мере, до ее поездки в Санкт-Петербург.

Пришло время рассказать обо всем мужу.

– Ты спишь? – спросила Лионелла.

– М-м-м… Уже нет.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать.

– Что ж, давай, говори… – Лев потянулся. – Как хорошо просыпаться дома.

– Катерину Петухову убили.

– Мне говорили.

Это был пробный камень, и Лионелла пошла дальше:

– Моя поездка в Питер была ужасной…

– По мне, вся эта затея с игрой – ерунда.

– Я не закончила…

– Не мучайся. – Лев развернулся и пристально посмотрел ей в глаза. – Я знаю про убийство в номере Шмельцова. Тебе нужно было сразу вернуться в Москву.

– Постой… Ты что же… За мной кто-то следил?

– Не выдумывай. Просто позвонил старый знакомый из Питерской прокуратуры.

– И ты ничего не сказал мне?

– Ну вот, говорю. Ты не позвонила мне, я решил не вмешиваться. Теперь спрашиваю: тебе нужна моя помощь?

– Все зависит от того, что я услышу сегодня, – ответила Лионелла.

– Что это значит?

– В Москву приезжает следователь, который ведет дело.

– Фирсов? – Лев встал с постели и направился в ванную. – Он уже здесь.

Сообразив, что муж владеет всей информацией, она решила не расспрашивать его, а принимать это как данность.

– Сегодня я должна встретиться с Фирсовым! – сказала она громко, чтобы Лев мог услышать.

Он высунулся из-за двери:

– Что ж, должна, значит, должна. Не пропусти нужный момент, вовремя подключай адвокатов.

– Как только почувствую, сразу скажу тебе, – заверила Лионелла.

– Кстати, – Лев вышел из ванной, вытирая полотенцем лицо, – я поручил юристам связаться с Ольшанским и приступить к оформлению сделки по дому.

Лионелла удивленно посмотрела на мужа:

– У меня такое чувство, словно тебе хочется купить этот дом больше, чем Кириллу – продать.

– В корень зришь. – Он подошел к окну. – Хочу к чертовой матери снести этот забор.

– Подожди. – Лионелла взяла с тумбочки трубку и ответила на звонок: – Слушаю.

– Доброе утро, – сказал приятный мужской голос. – Это Петр.

– Кто, простите? – Она не сразу сообразила, кто такой Петр. На ум пришел владелец питерского отеля Терсков.

– Мы с вами ехали в одном вагоне.

– Доброе утро… – Лионелла покосилась на мужа и поняла, что он напряженно слушает.

– Как у вас сегодня со временем? Может быть, вместе поужинаем?

– Нет, я не могу.

– Тогда пообедаем.

– У меня сегодня дела.

– Ну хорошо. Я позвоню завтра. – Он дал отбой.

Лионелла была уверена, что Лев не спросит, кто ей звонил. И Лев не спросил.

А ей так хотелось сказать, что это был не Кирилл.

Фирсов позвонил после обеда и сообщил, что ждет Лионеллу в Пресненском РОВД.

На улицу Литвина-Седого она приехала к назначенному времени и сразу отпустила водителя искать парковку поблизости.

Войдя в вестибюль, сказала дежурному офицеру:

– Меня вызвал следователь Фирсов.

– Лионелла! – На лестнице показался сам Егор Петрович. – Идите сюда! Поднимайтесь!

Они поднялись на третий этаж, прошли в обшарпанный кабинет со старой мебелью и допотопным компьютером.

– Присаживайтесь.

– И как только здесь работают… – брезгливо обронила она и подобрала подол белого платья, выбирая, где бы ей сесть. – Почему вы приехали? – спросила Лионелла, наконец устроившись на стуле в углу.

– Кто кого допрашивает? Вы меня или я – вас? – Следователь достал из стола документы.

– Вы сказали, это – беседа.

– Я не говорил.

– Ну хорошо. Значит – допрос?

– Назовем это информационным обменом, – сдержанно произнес Фирсов.

– С чего это вдруг? Вы больше не подозреваете меня в убийстве?

– Нет.

– С каких пор?

– Есть официальное заключение: ваш голос не опознан.

– Кем?

– Диспетчером, принявшим вызов по телефону.

– Вы и его нашли?

– Это было нетрудно.

– Но как он мог опознать… – не договорив, Лионелла догадалась: – Вы писали наш разговор на диктофон?

– Самую малость.

– По закону вы должны были поставить меня в известность!

– Считайте, что поставил. – Фирсов с вызовом взглянул ей в глаза. – Повторяю: ваш голос не опознан. Тембр – ниже, и произношение четче. Звонившая женщина имела высокий голос и дефект речи.

Лионелла удовлетворенно вздохнула:

– Не зря ВГИК окончила. Ко всем минусам актерской профессии прибавился мизерный плюс. И все-таки, зачем вы приехали?

– Есть дело. – Фирсов прищурился. – А почему вы об этом спрашиваете. Какая вам разница?

– Хочу знать, чем это мне грозит. – Лионелла достала Vertu и положила на стол: – Вот этот негодяй.

– Ну и что?

– Вы должны его осмотреть.

– Это – без надобности.

– Со всей ответственностью берусь утверждать – его мне подбросили.

– Даже если подбросили, следов не найти. Тот, кто все провернул, наверняка об этом позаботился.

– И что же? Вы не станете ни в чем разбираться?

Фирсов вдруг оживился:

– Послушайте! Откуда вы поехали на Московский вокзал?

– Из дома своей подруги.

– Вот я и спрашиваю: где этот дом?

– В поселке Лисий Нос.

– Значит, вы двигались в направлении юго-восток – юг…

– Могу только предположить, – проговорила она.

– Дело в том, что ваш «негодяй» в это время двигался в противоположном направлении, со стороны Колпина. Он появился в сети за полчаса до отхода поезда.

– Вот видите! – воскликнула Лионелла.

– Вижу.

– Я вообще не понимаю, как оказалась втянутой в этот кошмар.

– Поменьше играйте в игры…

– Вы про Шмельцова?

– Трактуйте несколько шире.

– Тогда объясните, с чего вы решили, что там, в Питере, убить хотели меня, а не Катерину?

– В любом деле есть свои правила и круг участников… Вы ведь актриса? Вам известно, что в сценарии или пьесе есть список героев…

– Действующих лиц, – уточнила она.

– Вот и представьте: на сцене играют пьесу, актеры стреляют друг в друга… А умирает кто-то из зала.

– Зритель?

– Случайный, не занятый в спектакле человек.

Лионелла задумалась. По ней было видно, что у нее есть и другие варианты.

– А если предположить, что в зале рядом с погибшим сидел убийца?

– Это маловероятно! – вздыбился Фирсов.

– Не знаю, как у вас, в моей жизни маловероятное случается чаще обыденного.

– Весело живете.

– Это очевидно.

– Виделись с Кириллом Ольшанским?

– Хотите арестовать?

– А вам его жалко…

– Как и любого другого.

Егор Петрович делано вздохнул:

– Просил ведь, расскажите, что он за человек.

– Я рассказала. Но вам нужно еще раз поговорить с Кириллом.

– Для этого я и приехал.

– Узнаете много нового.

– А что мешает вам самой сейчас рассказать?

– Привычка быть порядочным человеком, – сдержанно проговорила она.

– Срезали! – крякнул Егор Петрович. – А я, значит, не порядочный?

Лионелла перевела взгляд на дверь, потом на окно. В конце концов опустила глаза:

– Я так не сказала.

– У меня действительно есть вопросы к Ольшанскому.

– Верьте ему.

– Речь идет не о том, верить или не верить. Моя обязанность – собрать доказательную базу.

– Кирилл – не преступник.

– Ну, знаете, хватит! Все имеет разумный предел. Вы не его мама, а я не свояк. Хочу сказать вам одну вещь… Вернее, ознакомить с результатами экспертизы. На оружии, из которого стреляли в отеле, есть пальчики вашего протеже. Как вам такой расклад?

– Кирилл все объяснит.

– Надеюсь. Но не слишком на это рассчитываю.

– Тогда и у меня есть вопрос.

– Задавайте.

– Тот агрегат… Я имею в виду забор пробы воздуха. – Лионелла покосилась на свое отражение в стекле шкафа и вытянула шею, чтобы исключить второй подбородок. – Есть результаты?

– На это не рассчитывайте. Здесь – дело долгое и, я бы сказал, ненадежное. Сами-то вспомнили, чем пахло в номере?

– Я уже говорила – куревом, дешевым парфюмом и еще чем-то противным.

– Хотелось бы знать – чем. – Фирсов насмешливо улыбнулся: – Выходит, ассоциации вас подвели.

– Мне кажется, что и вы не слишком продвинулись в расследовании. Между тем у вас два убийства.

– Во-первых, не только у нас, но и у вас. Во-вторых, я не собираюсь разглашать итоги расследования. Можете – помогите. Не можете – в сторону.

– Чем же я могу вам помочь?

– Осколки стекла, которые валялись на полу вашего номера в ночь гибели Петуховой…

– Желтые такие? – Лионелла притихла.

– Есть результат экспертизы. По составу – это муранское стекло. По характеру оставшихся фрагментов – фигурка животного.

– Если намекаете на Ольшанского, у него есть коллекция цветного стекла. Я вам говорила.

– Надеюсь, вам понятен ход моих мыслей?

Лионелла покачала головой:

– Простите, не понимаю… – На самом деле она поняла, но еще не знала, как этим распорядиться.

– Если выяснится, что разбитая фигурка из дома Ольшанского, тогда дело – труба. Прибавьте к этому его отпечатки на оружии…

– Что?

– Я говорю: хана вашему соседу.

– У Кирилла будут адвокаты…

Не дослушав, Фирсов прервал:

– Дом продает?

– Откуда вы знаете?

– Что еще можно продать, если ничего не осталось? Кстати, я узнал, у Инессы Ольшанской была солидная коллекция драгоценностей.

Лионелла покачала опущенной головой:

– У меня такое чувство, что вы взяли след, но бежите в противоположную сторону. Добром это не кончится.

– Что ж, поживем – увидим.

– Вы арестуете Кирилла?

– Все зависит от того, насколько убедительно Ольшанский докажет свою непричастность.

– А вам не приходила такая мысль… – Начав говорить, Лионелла замолчала, словно решила додумать конец фразы.

– Слушаю, – Фирсов напомнил ей о себе.

– Вам не показалось, что все сошлось на Ольшанском как по заказу? Следы пальцев на оружии, фигурка из коллекции, наверняка с его отпечатками…

– Слишком много движений. К тому же: зачем было разбивать то, что было уликой?

– А кто вам сказал, что ее разбили специально?

– Вы предполагаете…

– Что-то пошло не так.

– И ее разбили случайно?

– Фигурка упала, и на нее наступили. Трактуйте обстоятельства шире. Вот вам аналогия того же порядка: если кинорежиссер зациклен на мелочах, фильм не получится. Режиссер не видит общей картины. Другая точка обзора.

Фирсов взглянул на часы, и Лионелла спросила:

– Встреча с Ольшанским?

– Через пятнадцать минут, – сказал он.

Глава 15 Жулик

Тема развивалась сама по себе, почти без участия самой Лионеллы. Все из-за того, что она сказала Фирсову: «Все сошлось на Ольшанском словно по чьему-то заказу».

Она рассуждала так: если на оружии нашли отпечатки Кирилла, это его глупость, но не вина. А вот с фигуркой из муранского стекла оставалось много вопросов.

Намеренно избегая встречи с Ольшанским, Лионелла окружным путем добралась до машины, которая ждала ее на Красногвардейском бульваре.

План дальнейших действий возник сам собой. Пока Кирилл давал показания, Лионелла должна побывать в его доме.

Запрыгнув в автомобиль, она приказала водителю:

– В Барвиху, и побыстрее!

Войдя в распахнутую дверь, Лионелла перешагнула через скрученный пучок толстых кабелей и огляделась. В прихожей не было ни души.

На втором этаже, куда она поднялась, царил все тот же первозданный хаос. Лионелла прошла в спальню и склонилась над пыльной тумбочкой. Потрогала пальцем след, оставленный фигуркой собачки. По тонкому слою пыли прикинула время исчезновения – несколько дней назад, что совпало со временем пребывания Кирилла в отеле Санкт-Петербурга. Отсюда следовал вывод: ее взял кто-то другой.

Теперь осталась завершающая фаза ее миссии: встреча с Андроном, директором съемочной группы. Лионелла направилась к лестнице, чтобы спуститься вниз, но не смогла преодолеть себя и пройти мимо кучи бумаг из архива Ефима Ольшанского. Они притягивали ее непостижимым, влекущим импульсом.

Присев на корточки, Лионелла взяла в руки дневник Ольшанского, оставленный днем раньше на полу у основания кучи, но тут же отложила его и выбрала другую тетрадь, чуть поновее.

– Что вы здесь делаете?

Услышав голос, она вздрогнула и сунула тетрадь в свою сумку. Поднявшись на ноги, обернулась:

– Добрый день!

Навстречу ей шагнул директор съемочной группы:

– Кирилла Олеговича нет.

– Как жаль… – огорчилась Лионелла. – Мы договорились. Наверное, он забыл.

– Я узнал вас. Вчера вы с ним приходили.

– Покажете, как снимаются клипы?

– У нас сегодня общие планы. Снимаем в саду, вам будет неинтересно.

– А где Черенцов?

– Его сегодня не будет, – ответил Андрон. И спросил: – Если не секрет, откуда вы его знаете?

– Работали на картине.

– Вы гримерша?

– Вовсе нет.

– Костюмер?

– Я – актриса. – Лионелла потупилась. – В прошлом, конечно.

– Ваше имя? – поинтересовался Андрон.

– Лионелла.

Он хлопнул себя по лбу:

– Вот я дурак! «Останься, если любишь», «Вверх по течению», «Красивая девочка»! Лионелла Баландовская! Как я мог вас не узнать!

Лионелла отвела глаза в сторону:

– Мне, право, неудобно.

– Какая честь для меня! – воскликнул Андрон.

– Не стоит преувеличивать. Я давно не снимаюсь.

– Не верю!

– Это правда.

– Но почему?! Вы же – талантище.

– К сожалению, не все так считают.

– Я понял, – Андрон скроил грустную мину. – Мы все зависим от случая. Что касается актрис, для них лучший выход – муж режиссер.

– Мне с этим не повезло, – налаживая контакт, она улыбнулась и только потом спросила: – В прошлый раз вы сказали, что к Кириллу приходил какой-то сосед.

– Да-да, приходил.

– И он все время наблюдал за вашими съемками?

– С уверенностью сказать не могу. Возможно, какое-то время.

– А потом?

– Я за ним не следил.

– Он объяснил причину визита?

– Исключительно своим интересом к съемкам клипа.

– Значит, про Кирилла не спрашивал? – спросила она.

– Спрашивал, но скорее ради приличия.

Лионелла Баландовская перешла к главному этапу расследования:

– Этот человек мог незаметно пройти сюда?

– На второй этаж? Мог, – уверенно ответил Андрон. – Вы же прошли. Здесь что-то пропало?

– Если пропало, об этом вам скажет Кирилл Олегович. Я же попрошу ответить мне на вопрос.

– Если смогу.

– Пожалуйста, опишите внешность соседа.

– Того, что приходил?

– Именно.

– Смотрели сериал «Агентство «Лунный свет»?

– Конечно.

– Так вот он – вылитый Брюс Уиллис в молодости.

– Неужели?

– Один в один.

– Простите… – Услышав телефонный звонок, Лионелла достала трубку: – Это Кирилл… Слушаю.

По первым звукам его голоса она поняла, что все очень плохо.

– Передай мужу, что в ближайшие дни я не смогу заняться переоформлением дома. Меня задержали.

– Постой… Как же так?

– Через минуту меня увезут.

– Это все Фирсов? – Лионелла почувствовала внутри себя злую тоску.

– Нет смысла обсуждать. Звоню, чтобы хоть кто-то об этом узнал.

– Я – не хоть кто-то! Я во всем разберусь!

Кирилл отключился, и Лионелла швырнула свой телефон в сумку.

– Что случилось? – поинтересовался Андрон.

– Когда закончите съемку?

– Примерно через неделю.

– Срок окончания договора аренды?

– Дня через три.

– Вы – директор, должны знать точную дату.

– Ну хорошо. Срок закончится завтра.

Лишившись в одночасье милых любезностей, разговор перешел в деловую плоскость.

– Завтра я приду, чтобы забрать ключи от дома. Кирилл Олегович в отъезде. Он просил меня за всем проследить.

– Нам необходимо три дня… – Андрон явно растерялся от такого напора.

– Мне это не интересно. Договор есть договор, – сказала Лионелла и направилась к лестнице.

– Вы же сами актриса… Вы знаете… – Он поплелся за ней. – Съемочный процесс трудно уложить в строгие рамки.

– А вы постарайтесь. У вас есть один день. – На этой фразе Лионелла вышла из дома и зашагала к воротам.

Анализируя свое поведение, она отметила безусловное влияние Льва. В ней все меньше оставалось актрисы и все больше – расчетливой женщины. Впрочем, имея такого мужа, невозможно было не измениться. Лев был игроком. Он мощно входил в ситуацию и перекраивал действительность под себя.

Решив, что это не так уж плохо, она вышла за ворота и направилась к своему дому.

Во дворе стоял автомобиль мужа. Заметив его, Лионелла испытала чувство досады: обычно в это время Льва дома не было.

Найдя его в столовой, Лионелла сказала:

– Кирилла арестовали.

– Правильно сделали. – Лев бросил вилку. – Его место – в кутузке.

– Почему? – от удивления она села на стул рядом с мужем.

– Твой Кирилл – жулик.

– Послушай, Лев… – начала говорить Лионелла.

– Нет, это ты послушай. – Он встал и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. – Внесем ясность. Ты знала?

– О чем?

– Не нужно ломать комедию, терпеть этого не могу.

– Постой, Лев. Ты должен все объяснить.

– Ну хорошо, – немного успокоившись, он снова сел. – Ты знала, что дом Кирилла уже не его дом?

– Я не понимаю…

– Вот тебе другой вариант: у дома – другой хозяин.

– С каких пор?

– Два месяца назад Кирилл Ольшанский продал его вместе с землей гражданке Регине Криволуцкой. Знаешь такую?

– Нет, – она покачала головой.

Лев продолжил:

– Слава богу. А то я подумал, что вы заодно.

Наконец она поняла:

– Ты решил, что Кирилл хотел дважды продать дом?

– Технически это невозможно. Однако не исключаю, что по дружбе он рассчитывал на задаток.

– О какой дружбе идет речь? – спросила Лионелла, и ее голос сделался суше.

– О вашей с ним.

– Чушь. Мы уже давно не друзья.

– Не будем оскорблять друг друга враньем. Найди в Интернете вчерашний выпуск «Светской жизни» с Жанной Калмыковой. Увидишь много интересного.

– Например?! – Вопрос Лионеллы был сродни вызову.

– Например, Ольшанского в своем питерском номере. Он был там, когда ты говорила с Калмыковой на камеру. – Обронив несвойственный ему дробный смешок, Лев заключил: – Тебе нечем крыть, моя дорогая.

С трудом пересилив себя, Лионелла проговорила:

– Больше не хочу говорить.

– А больше не надо. Позволь только добавить: я видел, как вы целовались.

– Когда? – спросила Лионелла так тихо, что сама себя еле услышала.

– Вчера, в этой комнате. Только не говори, что я не так понял. Это не прокатит. И это – пошло.

Она ждала, что за этим последует, но Лев встал, поцеловал ее в голову и перед тем, как уйти, сказал:

– Мне нужно ехать.

Глава 16 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Был теплый вечер, Зелинский и Ефим шагали по студийной улице, вдоль которой высились павильоны, похожие на невыразительные авиационные ангары. Мимо проезжали автомобили, студийные служащие перекатывали стойки с одеждой, у закусочной сидели загримированные статисты в персидских костюмах. На коленях у одного из них сидела обезьянка в камзоле.

Из съемочного павильона вынесли ударную установку. Когда подъехал фургон, грузчик попятился и уронил медные тарелки. Они с чудовищным звоном запрыгали и раскатились по асфальту. Обезьянка заметалась и кинулась прочь. Хозяин бросился за ней, вопя во все горло:

– Стой, Зу-Зу! Стой!

Испуганной мартышке было не до него, преодолев метров сто, она юркнула в проход между павильонами.

Петр сказал:

– Теперь ее не найти. Здесь множество закоулков.

– Рано или поздно сама выйдет к людям. Есть захочет и выйдет. – Ефим Ольшанский восторженно огляделся: – Америка – страна колоссальных возможностей!

– Не будь дураком, Фима. Не все мечты сбываются в Голливуде. Когда я бежал из России, у меня тоже были надежды. Но они превратились в пшик. Теперь меня нанимают для переделки чужих сценариев за пятьдесят баксов в неделю. «Шлифую» всякую дрянь. – Зелинский остановился у высоких дверей павильона.

– Что здесь? – поинтересовался Ольшанский.

– Сегодня здесь снимает Джордж Кьюкор. Фильм по сценарию Зои Эйкинс.

– Зайдем?

Они собрались войти, однако их остановил студийный охранник:

– Сюда вход запрещен.

– Почему? – возмутился Зелинский. – Я – сотрудник сценарного отдела.

– Режиссер фильма не терпит посетителей. Идут комбинированные съемки. Мало ли что…

Ефим чуть слышно спросил:

– О чем это он?

– Понимешь… – Зелинский понизил голос. – В комбинированных съемках применяются всякие технические штуки. Они составляют предмет соперничества между студиями. Здесь все боятся шпионов и конкурентов.

– Питер! Зелински! – Из павильона вышел невысокий плотный мужчина в очках и протянул руку Петру: – Как поживаешь?

Ответив рукопожатием, Зелинский иронично ответил:

– Жизнь – дерьмо.

– Ну-ну, дружище… – очкарик похлопал Петра по плечу и широко улыбнулся: – Побольше оптимизма!

– Знакомься: режиссер из России – Ольшанский.

Ефим уточнил:

– Ассистент режиссера. Приглашен для работы в «Парамаунт» с группой Веденского.

– Патрик Смит, администратор съемочной группы. – Пожав руку Ефиму, Смит проронил: – Великий Нестор Веденский… В его фильмах присутствует оригинальная трактовка событий.

– Я работал с ним на двух лентах, – похвалился Ольшанский.

– Поздравляю! С ним войдете в историю мирового кинематографа.

– Послушай, – Зелинский взял Патрика за пуговицу пиджака, – не можешь провести нас на съемочную площадку?

Тот уверенно кивнул и поманил их рукой.

Патрик Смит протащил их на съемочную площадку через неприметную боковую дверь для технического персонала и тут же простился.

С первой минуты пребывания в студии Ефим был околдован мягким, волшебным светом, который заливал съемочную площадку, ничем не уступая калифорнийскому солнцу.

Перед задником, на который проецировалась поездка по городу, стояла коляска без лошадей. Ее, пригнувшись, покачивал человек. В коляске сидели две женщины. Одну из них, молодую и красивую, Ефим сразу узнал:

– Неужели Грета Гарбо?.. – чуть слышно спросил он.

– Да, это она, – ответил Петр.

Грета Гарбо была одета в длинный жакет из голубой тафты с собольей оторочкой по вороту и широким, колоколообразным рукавам. В руках она держала букет белых маргариток. Сидевшая рядом с ней пожилая дама была одета по моде столетней давности, но по ней было видно, она вовсе не леди.

– Ничего не слышно… – Ефим потряс головой. – Почему ничего не слышно?..

– Идем ближе… – Зелинский подтолкнул его, и они приблизились к стрекочущей кинокамере.

– Довольно тебе шиковать, Маргарита, – промолвила пожилая дама. – Скоро и молодость пройдет. Самое время призадуматься, как устроить жизнь. А я тебе такого мужчину присмотрела…

– Да?.. – чуть слышно проронила Гарбо низким чувственным голосом.

– Да-да, – подтвердила «не леди». – Ты что? Даже не спросишь, кто он?

– И кто же? – Гарбо с интересом придвинулась.

– Барон де Варвиль, самый богатый, самый элегантный мужчина во всем Париже!

Грета Гарбо без интереса перевела взгляд на цветы.

– И, конечно, одной ногой в могиле…

– Представь себе – нет! Как раз напротив. Он молод и красив. Моя продавщица слышала от слуги, что как раз сегодня он будет в театре. Вот зачем я тебя так принарядила.

Грета Гарбо обнажила зубы в улыбке, и ее огромные синие глаза томно прикрыли веки. Высокий лоб сиял чистотой, овал бледного лица заканчивался прелестной ямочкой на подбородке.

– Рассказывают, что, когда Гарбо впервые появилась в Голливуде и ей сделали фотопробы, – чуть слышно прошептал Зелинский, – специалисты заметили, что пропорции ее лица уникальны: высота лба равняется расстоянию между глазами, а также – расстоянию между подбородком и кончиком носа. Такие пропорции встречаются лишь у античных статуй.

– Божественно красива, – выдохнул Ольшанский.

На них стали оборачиваться. Кто-то из членов съемочной группы замахал руками, беззвучно артикулируя:

– Пошли вон…

Однако этот небольшой инцидент поглотил всеобщий хаос, возникший сразу после того, как в студии появилась группа мужчин в черных костюмах.

– Эл-Би! – Зелинский потащил Ольшанского за руку, и они укрылись за ближайшими декорациями.

– Кто такой? – спросил Ольшанский, глядя сквозь фанерную щель на главного персонажа – лысеющего мужчину в очках.

– Луис Майер – хозяин и основатель студии эм-джи-эм. Родился, кстати, тоже в Российской империи.

– В Москве?

– В городе Минске. Потом вместе с родителями эмигрировал в Америку.

– Неплохо преуспел.

– Эл-Би уехал из России в двухлетнем возрасте. Мы с тобой несколько припозднились. В этом все дело.

Сцена закончилась, затих стрекот камеры, экран позади коляски угас. Рабочий, что раскачивал ее на рессорах, помог Грете Гарбо спуститься на землю.

Эл-Би вышел вперед и пожал Гарбо руку, потом, не выпуская ее руки из своей, о чем-то заговорил.

– Не понимаю, отчего по ней все сходят с ума… Холодная как треска. Из фильма в фильм – полуприкрытые глаза и голос как у коровы: низкий и глухой, словно из бочки.

– Посмотри на ее фигуру…

– Широкие плечи и узкие бедра, как у мальчишки. К тому же она сутулится.

– Эта женщина умеет шармировать. Но как она смотрит на этого толстяка… Еще немного, и заглотит его с потрохами…

– Вместе со студией и деньгами.

– Гарбо – любовница Эл-Би? – поинтересовался Ефим.

– Об этом не слышал.

– У нее кто-нибудь есть?

Зелинский удивленно отстранился:

– На что ты рассчитываешь?

– Пока ни на что.

– Но я же вижу, ты что-то задумал.

– Не говори чепухи… Кто такая она, и кто такой я.

– Твой разум смущен… Однако я должен тебе сообщить, что это лицо обманчиво. За внешностью аристократки скрывается обычная служанка из Швеции. Всем известно, Грету Гарбо интересуют лишь деньги, собственное здоровье, пища и сон. Да! И еще – секс.

– Боже мой… Она уходит… Уходит!

– Ты идиот, – Зелинский пожал плечами.

– Смогу ли я увидеть ее?

– Еще раз?

– Умоляю!

– Можем посмотреть расписание съемок. Это в конце павильона, на доске возле ее бунгало.

– Что такое бунгало?

– В Голливуде так называют гримерки. И, конечно, они есть только у звезд. Таких, как Марлен Дитрих, Джоан Кроуфорд, Джуди Гарленд, Кларк Гейбл…

Не дослушав весь перечень, Ефим потянул друга за рукав:

– Идем смотреть расписание!

Задами, за декорациями, они пробрались к белоснежному бунгало Греты Гарбо. Дверь с круглым застекленным окошком распахнулась, и на пороге появилась сухопарая женщина с перманентом[4]. Проводив их взглядом, она приложила ладонь к глазам и вгляделась в съемочную площадку.

– Не вижу, кто там приехал?

– Эл-Би, – сказал ей Зелинский и чуть тише – Ольшанскому: – Тилда – костюмерша Греты Гарбо, старая дева.

Спустя минуту, поводив пальцем по расписанию, Петр сообщил:

– Завтра у Гарбо съемка сцены в будуаре Маргариты с Робертом Тейлором.

– Во сколько?

– В шесть утра.

– Роберт Тейлор… Никогда не слышал о нем, – сказал Ольшанский.

– Это его первая лента. Других может не быть. Голливуд – кладбище надежд.

– Это я уже слышал. – Ефим взял друга за грудки и неоправданно сильно тряхнул: – Закажи мне пропуск.

– Ну, хорошо…

– На завтра!

Петр взглянул на часы и покачал головой:

– Уже не успею.

– Пожалуйста!

– Если только ближе к обеду.

– Мне нужно с утра!

– Да ты обезумел.

Ольшанский отпустил Зелинского и засунул руки в карманы брюк:

– Тогда я останусь здесь до утра!

Глава 17 Возврат к старому

Похороны Катерины Петуховой были назначены на четверг.

С утра Лионелла перебирала свой гардероб в поисках подходящего платья. С туфлями было все просто – выбор пал на черные лодочки. Однако совместить сорокаградусную жару с черной одеждой было не под силу даже Лионелле Баландовской.

Прежде она старалась не думать о смерти, избегала похорон и не ходила на кладбища. Для нее была интересна только жизнь, и даже мысль о смерти была неприятна. Идея о перерождении или иных формах бытия нисколько не увлекала ее, так же как теория информационного эфира или всеобщего растворения в природе. Она считала, что смерть – конец жизни, и этим все сказано.

Однако на этот раз Лионелла была косвенной соучастницей смерти Катерины. Так что не поехать на ее похороны она не могла.

Платье, как ни странно, отыскалось: шифоновое черное, в мелкую крапинку. К нему подобралась шляпка-таблетка с вуалью. Нитка жемчуга немного оживила наряд, но ровно настолько, чтобы не диссонировать с глобальной печалью.

В машине Лионелла думала о Кирилле, мысли были невеселыми, но все лучше, чем похоронные.

«Какое удивительное и коварное существо – человек, – думала Лионелла. – Еще вчера днем я верила в его невиновность, а сегодня сомневаюсь».

Стоило Льву сказать, что Кирилл продает уже проданный дом, и ее уверенность рухнула.

«Регина Криволуцкая… – Лионелла никогда не слышала этого имени, но по этому поводу у нее были свои соображения: – Уж лучше бы он продал дом мужику…»

Она велела притормозить у цветочного магазина, чтобы забрать заказанные цветы. Водитель ушел и возвратился с букетом, который, как и планировалось, не был сугубо траурным. Цветочный гуру добавил в композицию свежую нотку: розовую ветку дендробиума. Это было стильно, изысканно и вполне в духе Лионеллы Баландовской.

Автомобиль подъехал к ритуальному залу за десять минут до окончания церемонии. Мишель Петухов заканчивал прощальную речь у гроба жены:

– И как сказал классик: если безутешно плакать до тех пор, пока не иссякнут все слезы, то рано или поздно на вас опустится скорбный покой и вы почувствуете, что отныне с вами уже ничего не может случиться, ни хорошего, ни плохого…

Лионелла вспомнила, что встречала эту цитату на форумах в Интернете, и, возлагая цветы, старалась не смотреть на лежавшую в гробу Катерину.

Она встала поодаль и только после этого оглядела присутствующих.

У гроба сидели незнакомые ей женщины. Старшая, вероятно, мать Катерины. Ее лицо выражало неподдельное горе. Остальные, по внешнему виду – провинциалки, просто глазели по сторонам.

Недалеко от гроба, в черном декольтированном платье длиной выше колен, стояла Марго Никодимцева. Заметив Лионеллу, она сделала приветственный жест. Рядом с ней Лионелла заметила Терскова. Объяснить его присутствие было непросто. Она выбрала очевидность: Терсков приехал, чтобы отдать долг памяти женщине, погибшей в его отеле. Чем не версия? Другой просто не было.

Среди пришедших проститься с Катериной была и Милена Полторацкая, как всегда безвкусно одетая, с тяжелым ожерельем на шее. Рядом с ней был старец Порфирий. По его отрешенному виду было ясно, что он молится.

– Разрешите… – оттеснив кого-то плечом, рядом с Лионеллой возник Шмельцов. – Не выношу подобных мероприятий, но не прийти не мог.

– Аналогично, – сдержанно заметила Лионелла.

– Когда вынос тела?

– Через несколько минут.

Шмельцов взглянул на часы:

– Удивительно зловещее изобретение… Не находите?

– Похороны?

– Я про часы. Ни на минуту не позволяют забыть, что жизнь – конечна.

– Это грустно.

– Вам особенно идет эта шляпка. Страдал без вас все эти дни.

– Любезник, – тихо проронила она.

– Чаровница, – сказал он.

– Не лучше ли вам выйти? – спросила дама с лошадиным лицом.

– Прелестная идея. Вы позволите? – Шмельцов проворно склонился и поцеловал даме ручку, после чего вывел Лионеллу на улицу. – Какое облегчение!

– Вы хромаете, – сказала Лионелла.

– К счастью, мой полет не был фатальным.

– Вы правы, Катерине повезло меньше вашего. – Лионелла достала мундштук и, не отводя взгляда от своего отражения в стекле, закурила. – Действительно странно…

– Что именно?

– В одном отеле с одного этажа с разницей в двадцать четыре часа падают два человека.

– Прошу заметить: характер наших полетов диаметрально различен. Кому это знать, как не мне. Я – участник.

– В таком случае поделитесь: как вы решились?

– Крепко выпил, и мне показалось, что крыша не настолько крута. Припоминаю то волшебное чувство: смесь протеста, жажды свободы и безграничной смелости.

– Врете… – сказала Лионелла, затянулась сигаретой и выпустила дым изо рта. – Все, что вы сейчас рассказали, – вранье.

– У вас нет оснований не верить мне.

– Вы бы не решились на это. Вы – расчетливый человек.

– Я был пьян.

– Это ничего не меняет. Вы слишком дорожите собой. Не знаю, что на самом деле заставило вас лезть на крышу, но причина была куда как серьезнее.

– Повторяю: это был протест, жажда свободы и безграничная смелость. – Шмельцов взглянул на Лионеллу, и в его глазах запрыгали чертики.

– С вами невозможно говорить. Вы – профессиональный лжец.

– Всегда говорю правду.

– Снова – ложь.

– Ну хорошо, – он улыбнулся. – Скажем так: по возможности я бываю правдив.

– Один неглупый человек сказал мне: поменьше играйте в игры. – Лионелла царственно взмахнула рукой. – Дарю эту фразу вам.

– Игра – вся моя жизнь.

– Послушайте, Григорий. – Лионелла затушила сигарету, сунула янтарный мундштук в футляр и спрятала его в сумочку. – Ответьте мне на вопрос…

– Всегда к вашим услугам.

– Для чего Ольшанский ждал вас после игры?

– По-моему, ответ очевиден.

– Итак…

– Чтобы встретиться и поговорить.

– О чем?

– Я дал слово хранить тайну. К тому же я не только не помог, но усугубил его положение. Ольшанский, кажется, арестован?

– Кирилл мне все рассказал…

– Неужели? – Шмельцов пораженно отстранился.

– Вы пообещали ему денег.

– Не только пообещал, но и дал.

– С чего это вдруг? Ему давно никто не дает. А вы сами позвонили и предложили.

– У меня появились свободные средства. Впрочем, почему я должен это обсуждать? Мои деньги, что хочу, то и делаю.

– И все же не понимаю. Почему это совпало по времени с вашим пребыванием в Питере. Не проще ли было подождать, когда вернетесь в Москву? Зачем было вызывать его туда?

– Он сам не хотел ждать. Есть такое слово – приспичило.

– Есть, – Лионелла, не меняя осанки, чуть заметно кивнула. – Только мне кажется, приспичило не ему.

– Кому же? – Шмельцов любезно заглянул ей в лицо.

– Вам.

– Что за чушь!

– У вас была какая-то цель. И, кстати, пистолет, из которого застрелили альфонса, лежал в ящике вашего стола.

– У меня никогда не было оружия.

– Тогда скажите, как он там оказался?

– Вы это у меня спрашиваете?! – Шмельцов возмущенно огляделся. – Я был в душе. Откуда я знаю, что там случилось! И, кстати, когда я вышел из ванной, я встретил вас.

Помолчав, он добавил:

– Он угрожал мне.

– Что?!

– Повторяю: Кирилл Ольшанский угрожал мне и требовал сохранить визит и факт займа денег в тайне. Но к тому времени я все рассказал Фирсову.

– То, что угрожал, тоже сказали?

– Безусловно. Как я мог это скрывать?

– Вы сдали Кирилла, чтобы спастись самому?..

– Что за жаргон. Вы в чем-то подозреваете меня?

– Теперь – да.

– В чем же?

– Вы оболгали его и намеренно ввели Фирсова в заблуждение.

– Я обескуражен. Вы не понимаете, о чем говорите.

– Теперь я уверена, что, когда Кирилл явился в номер, труп уже лежал в вашей спальне. Все было подстроено.

– Я тут ни при чем! Сколько раз повторять!

– Одного понять не могу, зачем вы спрятались в ванной? Вам нужно было пройти в спальню, увидеть труп и вызвать полицию. Только и всего.

– У меня был понос! – вскричал Шмельцов. – Простите за подробности, но вы меня вынуждаете.

В тот момент Лионеллу посетила догадка:

– Пистолет специально подложили. Редкий мужчина не возьмет в руки оружие. Все было рассчитано.

– Вы – сумасшедшая. Простите, Лионелла, я всегда считал вас взвешенным человеком. Сейчас не знаю, что думать.

– Думайте что угодно. Только вот что… Не сомневайтесь – я буду рыть землю и докопаюсь до истины…

– Копайте, дорогая, копайте.

Из ритуального зала стали выходить первые люди, Шмельцов галантно попрощался, после чего куда-то исчез.

Из двери вышла Полторацкая, они расцеловались, и Милена сказала:

– Как хорошо, что ты здесь. Нам так будет ее не хватать.

– Где Порфирий?

– У него время молитвы. Прощание закончилось, а он все стоит. Выглядит крайне неприлично.

– Странный человек.

Милена затрясла головой:

– Знаю, дорогая… Той ночью он явился в твой номер. Но я все объяснила следователю и тебе сейчас говорю: Порфирий страдает сомнамбулизмом. Диагноз подтвержден консилиумом известных врачей – его способности в свое время изучались в профильном институте.

– Порфирий – лунатик?

– Представь себе – да. Однажды ночью я застала его за стиркой одежды. При этом он спал. Утром – никаких воспоминаний. Память – как чистый лист.

К ним подошла Марго:

– Нам будет так ее не хватать…

– Да что же это такое… – поморщилась Лионелла. – Ни одного человеческого слова. Неужели трудно сказать: Катерина была не самым хорошим человеком, но нам ее жаль!

На них стали оглядываться. Марго и Милена мгновенно растворились в черной толпе. Участники церемонии постепенно расселись по машинам, и траурный кортеж выехал за ворота. Все закончилось.

Лионелла испытала физическое облегчение и не собиралась ехать ни на кладбище, ни на прощальный обед, который устраивал Мишель Петухов.

– Полегчало, миленькая?

Лионелла обернулась и увидела перед собой старца Порфирия.

– Что?

– Легче стало тебе, говорю…

Она невпопад кивнула.

– Играете… все играете… – чуть слышно сказал старец.

Лионелла решилась на вопрос:

– Зачем приходили той ночью?

Порфирий смиренно опустил глаза:

– Бог привел. Под богом ходим. Кто же еще?

– Вы что-нибудь помните?

– Зачем это? – Старец поднял глаза и посмотрел на небо: – Его промысел. Ему – знать. А ты, голубка, к старому возвращайся…

– Не понимаю.

– Как не понять? – Порфирий посмотрел на Лионеллу, и взгляд его ожил. – Ясно сказал.

Из подъехавшей машины выглянула Милена:

– Едем, Порфирий.

Старец кротко вздохнул, перекрестился и забрался в автомобиль Полторацкой.

Глава 18 Снято

Володечка Черенцов позвонил в тот момент, когда Лионелла подъехала к дому.

– Можем поговорить? – спросил он.

– Конечно, – ответила Лионелла.

– Не по телефону.

– Где и когда?

Кто-то постучал пальцем в боковое стекло. Лионелла посмотрела в окно и увидела Черенцова.

– Ждал меня? – Она вылезла из машины.

– Ждал.

– Ну что ж, давай говорить. – Лионелла помахала рукой водителю, дескать, въезжай во двор.

– Просьба у меня от всей нашей группы… – Володечка говорил через силу. По-видимому, его попросили и он не смог отказать. – Деньги есть. Андрон слезно просит продлить договор аренды.

Лионелла уткнулась лбом в его грудь:

– Ну, хватит… Не мучайся. Передай Андрону, что у него есть неделя. С Кириллом я все улажу.

Сказав так, она вдруг подумала, что утрясать, скорее всего, придется с Региной Криволуцкой. Однако мысленно успокоила себя: нет человека, нет проблем. По крайней мере, до тех пор пока новая хозяйка дома не явит себя миру.

Следующий аргумент Володечки буквально сбил ее с ног:

– Наш режиссер предлагает тебе роль.

– Роль? – у Лионеллы перехватило дыхание.

– Думаю, для того чтобы продлить срок аренды, – ответ Черенцова был честным, но обидным.

– Я понимаю, – растерянно проронила она.

– Но тебе нужно соглашаться.

– Что за роль?

– Мать героини.

– У вас – музыкальный клип, – сказала Лионелла.

– По сюжету много действующих лиц.

– Я не уверена, что справлюсь.

– Смеешься? – Володечка привел нужные аргументы: – Ты – профессионал. Пусть жизнь сложилась не так. Никогда не поздно ее исправить.

– Когда мне прийти?

– Сейчас. – Он посмотрел на часы. – Через полтора часа начинаем.

И уже через тридцать минут Лионелла сидела у зеркала в чужом платье, и гример накладывал на ее лицо тон. В соседнем кресле устроился Черенцов.

– Как в старые добрые времена.

Лионелла сказала:

– Что-то я волнуюсь…

– Все будет хорошо. Верь мне, деточка.

Гримерша сдернула салфетку:

– Закончили…

– Идем покурим, – Черенцов достал сигареты.

Они вышли на улицу и уселись на скамейку под яблонями.

– Знаешь, Володечка, меня с этим домом многое связывает.

– Слышал. У тебя был роман с внуком Ольшанского. Об этом говорили.

– У нас был не просто роман. Любовь. Мы были неразлучны.

– Большая любовь без следа не проходит, – смиренно изрек Черенцов.

После этой его фразы они просто сидели на скамье и курили, пока Лионелла не сказала:

– Хочу спросить у тебя насчет съемок в Крыму…

– Что?

– После гибели родителей Кирилла в группе что о них говорили?

– Съемки быстро свернули. Ефим Аркадьевич лег в больницу. Пока искали режиссера на замену, натура ушла. Осень наступила, отснятый материал положили на полку.

– Их смерть наверняка обсуждалась, я в этом уверена.

– Не хочется об этом… Как говорится, о мертвых или хорошо, или ничего. – Черенцов отвел глаза в сторону.

– Говори, – приказала ему Лионелла.

– Ходили сплетни, что вроде бы у Лены, матери Кирилла, были отношения с одним из спасателей. Якобы кто-то видел их вместе.

– Ну и что?

– Говорили, что муж ее ревновал. Хотя лично я ничего такого не замечал. Мне казалось, у них была гармоничная пара и они любили друг друга.

– Ефим Аркадьевич как к этому относился?

– К сплетням? Никак. Ты же знаешь, его ничто не интересовало кроме кино. Инесса Ольшанская бесилась и, как мне казалось, ненавидела Лену. В лице менялась, когда та мимо проходила.

– Почему?

– За пасынка обижалась.

– Ну хорошо… А что же милиция?

– Приходили два следователя, но дело быстро закрыли. Оба случая признали несчастными. В смерти Лены подозревали Олега, но к тому времени он тоже погиб.

– То есть Олега Ольшанского подозревали в убийстве жены?

– Как будто он что-то сделал с ее аквалангом. Воздух, что ли, спустил. Но это не было доказано.

Лионелла тяжело проронила:

– Дикая гадость…

– Я бы не стал рассказывать об этом Кириллу.

– Ясное дело.

– Вы готовы? – К ним подошла женщина, помощник режиссера. – Мы начинаем. Ждут только вас.

Лионелла с Черенцовым отправились в дом. На лестнице и в прихожей уже установили осветительные приборы. Стоящие на треногах и снабженные шторками, они давали мягкий рассеянный свет. Те, что у потолка, – резкие тени.

Из-за режиссерского пульта поднялся мужчина в кепке:

– Будем знакомы. Макс.

– Лионелла…

– Знаете, что нужно делать?

– Мы репетировали.

– Входите в кадр, поднимаетесь по лестнице ровно на четыре ступеньки, оборачиваетесь и смотрите в камеру долгим страдающим взглядом.

– Меня лучше не снимать с нижнего ракурса.

– Это еще почему? – спросил режиссер. – Мне лучше знать, как вас снимать. Внимание! – Он сел на свое место и стал смотреть в монитор.

К лестнице подскочила хлопушечница и щелкнула нумератором. Тележка с оператором двинулась, но Лионелла продолжала стоять у двери.

– Стоп! – Режиссер обратился к ней: – В чем дело? Вы не поняли, что нужно делать? Повторяю: входите в кадр, поднимаетесь на четвертую ступень, оборачиваетесь и смотрите в камеру долгим страдающим взглядом. Что вам не ясно?

Лионелла кивнула:

– Все ясно.

– Так что же вы? Из-за вас мы теряем время. Тишина! Начали!

Хлопушечница щелкнула нумератором, и Лионелла тронулась с места, в полной тишине вошла в кадр, чуть задержалась у лестницы, потом медленно поднялась и, остановившись на четвертой ступени, обернулась. За несколько секунд Лионелла вспомнила все: ту ночь, проливной дождь и себя, промокшую и несчастную на пороге этого дома. Давно забытая боль стиснула сердце.

Ее взгляд, обращенный к камере, исполнился такой болью, что у присутствующих поползли по спинам мурашки.

– Стоп! Снято! – Режиссер вскочил с места, подошел к лестнице и поцеловал Лионелле руку. – Гениально! Благодарю вас. – Он обернулся и объявил: – На сегодня закончили.

Лионелла прошла в гримерную, сняла грим и переоделась в свою одежду. В коридоре ее ждал Черенцов.

– Душу вывернула, так посмотрела… – Володечка вытер слезу. – Всегда говорил, что ты актриса от бога. – Он взял ее под руку. – Идем, провожу.

Выйдя на улицу, они, не сговариваясь, прошли мимо ее ворот и свернули в проулок. Вечерело, день шел к концу, и воздух был напоен терпкими ароматами подмосковного леса.

– Если бы ты знал, как тяжело, – проронила наконец Лионелла.

– Ведь мы говорим про Кирилла? Из-за чего вы расстались?

– Он бросил меня из-за того, что я ему изменила.

– Не верю.

– Да-да, так и было…

Черенцов остановился:

– Как он узнал?

– Ему сказала Инесса.

– Мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь.

– У нас во ВГИКе был один преподаватель, ты его знаешь – Сергей Павлович Фугенфиров. Он преподавал сценическую речь и любил молоденьких девочек. И вот этот сластолюбец привязался ко мне. Я – молодая, доверчивая… Он – заслуженный артист, прекрасный актер. На очень короткое время я увлеклась.

– Кирилл уже был?

– Он был всегда.

– Это нехорошо…

– Сергей Павлович настоял на индивидуальных занятиях…

– А вы с ним еще не встречались?

– У нас ничего не было. Мы даже не целовались.

– Но ты сказала… – напомнил ей Черенцов.

Лионелла перебила его:

– Дослушай… Я пришла на занятие. Он полез целоваться, и я влепила ему пощечину. На следующий день в институте все говорили о том, что я сделала аборт от Фугенфирова.

– Кто распустил эти сплетни?

– Я не знаю.

– Но как узнала Инесса?

– Она вела у нас курс. – Опустив голову, Лионелла умолкла.

– Не плачь! – Черенцов остановился, развернул к себе Лионеллу и вытер ей слезы. – Все прошло – и слава богу. Выходит, Кирилл бросил тебя потому, что поверил Инессе?

Лионелла кивнула:

– Он ей поверил.

– Но измены-то не было.

– Фактически – нет.

– Почему же ты не объяснила ему?

– Я хотела.

– И что?

– Меня выгнали из их дома.

– Кто?

– Инесса Ольшанская.

– Вот стерва! На этом – все?

– Да.

– Знаешь, деточка… Все, что ни делается, все к лучшему. Меня эта фраза выручала бесчисленное множество раз. Кто знает, что бы вышло у вас с Кириллом, не будь этой сплетни.

– Никто не знает. – Она вытерла слезы. – Спасибо тебе, Володечка. Сейчас мне нужно домой, в девять мы со Львом идем в ресторан.

Глава 19 Давний роман

Вечером позвонил Лев и сообщил, что улетает в Стокгольм:

– Всего на один день.

– Сегодня вечером мы собирались поужинать, – напомнила ему Лионелла.

– Пойди одна или позови кого-нибудь из подруг.

Подруг у Лионеллы не было, она позвонила Марго. Встретились они на «Веранде», в жуковском ресторане, где можно было увидеть кого угодно: политиков, мультимиллионеров, артистов.

Именно поэтому за дальним столиком ресторана всегда сидели юные красавицы – охотницы за деньгами. Их стол обычно был пуст, в лучшем случае – по напитку, поскольку приходили они сюда не для того, чтобы тратить деньги, а для того, чтобы их зарабатывать.

К прибытию Лионеллы Марго уже сидела за столиком. Они расцеловались, и Лионелла заняла место напротив.

Пришел официант и принял заказ.

– Спасибо, что согласилась, иначе бы пришлось есть одной, – сказала Лионелла. – Лев снова уехал.

– Знакомая ситуация. Чуть что – дежурная отговорка: я зарабатываю деньги, а ты их тратишь. Мерзавцы…

– Вы с Сержем поссорились? – догадалась Лионелла.

– Мы разводимся. – Марго расправила салфетку. – И заметь, не он меня бросает, а я – его.

– По большому счету – без разницы.

– Когда бросаешь ты, это приятнее.

– Неужели? – Лионелла сдержала раздражение и спросила вполне нейтрально: – С чем останешься?

– Об этом не беспокойся.

– Понимаю. Замена уже найдена.

Марго покраснела от удовольствия, но все же заметила:

– Пока не скажу – кто.

– Можешь не стараться. Два-три дня, и об этом будут говорить на каждом перекрестке Рублево-Успенского шоссе.

– Слышала про Шмельцова?

– Что еще? – напряглась Лионелла.

– Назначил новую игру.

– Не понимаю, зачем это ему сейчас. Еле-еле ползает с тростью. Когда она состоится?

– В начале следующей недели… И ты будешь удивлена – снова в Питере.

– Что? – Лионелла не поверила тому, что услышала. – Второй раз подряд?

– Шмельцов так захотел. Он решил посвятить игру памяти Катерины.

– Бред какой-то… Получится вроде панихиды.

– Ты поедешь?

– Нет! Никогда.

К ним подвезли сервировочную тележку. Официант переставил блюда на стол, откупорил бутылку, разлил вино по бокалам.

– Выпьем за новую счастливую жизнь, – провозгласила Марго.

– Где ж ее взять, – пробормотала Лионелла и выпила. – С прежней бы разобраться.

В конце ужина Марго позвонили, и, судя по тому, как заалели ее щеки, сделалось ясно, кто ей звонил.

– Он?.. – чуть слышно спросила Лионелла.

Марго утвердительно моргнула глазами и, окончив разговор, схватилась за сумочку:

– Приехал. Я побежала.

– Беги, я рассчитаюсь.

Марго скрылась из виду, и Лионелла стала искать глазами официанта, чтобы попросить у него счет. В тот момент в ресторане появился Шмельцов. Заметив Лионеллу, он отшатнулся, однако светское воспитание не позволило ему выйти, не поздоровавшись.

– Добрый вечер… Позволите? – Он сел на место Марго и снял плетеную шляпу. – Девушка скучает?

– Только что говорили о вас.

– Вот как? – Шмельцов прислонил трость к соседнему стулу. – Дайте-ка угадаю с кем…

– С Марго.

– Я видел ее. – Шмельцов поднял руку и, когда к нему подошел официант, попросил: – Пожалуйста, бокал белого холодного вина. Я умираю от жажды.

– Вы назначили игру? – спросила Лионелла.

– Хочу посвятить ее памяти Катерины. Сегодня объявил об этом на прощальном обеде. Мы все так любили ее.

– Опять та же песня… Лицемерие – в чистом виде.

– Пусть так. Но мы должны соблюдать этикет. Поедете с нами в Питер?

– Нет. С меня хватит.

– Бросаете?

– Пока не могу сказать. Пройдет немного времени – будет видно.

Шмельцову принесли запотевший бокал, и он с наслаждением выпил вино.

– Благословенная минута…

– Как мало вам нужно, – обронила она.

– В моем возрасте, любезная Лионелла, и этого хватит. Напрасно вы с нами не едете. Есть договоренность с Терсковым.

– Хотите проводить игру в том же отеле?

– Чем не идея?

– Да ну вас! – Лионелла в сердцах махнула рукой. – С ума вы сошли!

– Информирую вас: участие подтвердили тринадцать человек.

– Оставшихся двоих вы точно найдете.

– Ничуть не сомневаюсь, – заметил Шмельцов и спросил с дружелюбной улыбкой: – Как поживает наш друг Кирилл?

– И вы смеете спрашивать? – Лионелла взяла телефон, словно собираясь звонить, потом нервно отложила его.

– Почему – нет?

– Вы подставили его. Не удивлюсь, что раздавленная собачка тоже ваших рук дело.

Григорий Шмельцов потерял выдержку:

– Я не имею никакого отношения к убийству животных!

– Дело не в этом. – Она опустила глаза и машинально передвинула телефон.

– Тогда выражайтесь яснее!

– Признайтесь, Кирилл не угрожал вам…

– Ну, предположим…

– Тогда почему вы соврали следователю?

Шмельцов наконец сдался:

– Я должен защищаться. Меня чуть не приняли за преступника! На оружии нашли его отпечатки. К чему теперь эти разговоры?

– Значит, Кирилл не угрожал вам?

– Нет, не угрожал.

– Не запугивал?

– Да что вы заладили… – Шмельцов швырнул на стол деньги, схватил шляпу и забрал свою трость. – Мне пора! – Однако, сделав несколько шагов, обернулся: – И вы не спросите, с кем уехала Марго Никодимцева?

– С кем? – Лионелла задала вопрос безо всякого интереса.

– С Мишелем Петуховым.

– Да бросьте… – От удивления у нее вытянулось лицо.

– Можете поверить, у них – давний роман.

Глава 20 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Укрывшись за декорациями, Ефим дождался, пока со съемочной площадки уйдет последний человек. Дверь закрылась, и где-то со стуком опустился электрический рубильник.

Павильон погрузился в абсолютную темноту. Впрочем, уже через минуту Ольшанский убедился в том, что ничего абсолютного не бывает. Скудные лучики света из коридора, пробившиеся через неплотно прикрытую дверь, позволили ему найти декорации, в которых стоял диван. Улегшись на него, Ефим остался один на один с бессонницей.

Всю ночь Ольшанский грезил о Гарбо. Бессонница перемещала в его мозгу мириады мыслей и неоформленных образов. Он видел дивное лицо Гарбо так ясно, что мог разглядеть огромные синие глаза, нежный рот с изогнутой, словно лук Купидона, верхней губой. Ее божественное тело тревожило и порождало желания.

«Мой разум видит реальность…»

«Девочка-служанка из Швеции, с лицом, которого с любовью коснулся творец…»

«Ее лицо очень обманчиво…»

Куцые, оборванные мысли к утру оформились в истину:

«Чтобы побыстрее увидеть ее, нужно заснуть».

Кто-то крикнул по-английски:

– Включай!

Ольшанский проснулся и сел на диване. В глаза ударил яркий свет, и тот же голос прокричал:

– Тишина! Снимаем! Мотор!

Почувствовав себя тараканом, на которого прицелились тапкой, Ефим скатился на пол и заполз за китайскую ширму. Оказавшись там, услышал характерный стрекот камер и понял, что идет съемка. Достал из жилетного кармана часы, взглянул на них и прошептал:

– Ну, я идиот…

Сказав эти слова, он каким-то животным инстинктом почувствовал, что за ширмой кроме него еще кто-то есть. Резко обернувшись, Ефим увидел обезьянку, одетую в камзол и серебристые шаровары. Она склонила голову набок и вдруг испуганно закричала.

– Стоп! – завопил тот же голос. – Черт бы вас всех побрал! Тишина! Кто за этим следит?!

Ефим Ольшанский в ужасе зажмурился, и, когда вновь открыл глаза, обезьянки за ширмой уже не было.

– Ловите ее! Ловите! – Послышались топот ног, чей-то хохот и вопли животного.

Ольшанский выглянул из-за ширмы и понял, что съемка велась в соседних декорациях, которые стояли бок о бок. Однако сбежать он не успел – на площадке появилась женщина-декоратор и стала выставлять на стол перед зеркалом цветные флаконы. На помощь ей пришел бутафор.

Вскоре вся площадка, где Ефим провел ночь, заполнилась какими-то людьми. Одни чистили ковер, другие расправляли тюль и переносили кадки с цветами. Наблюдая за ними сквозь щель из-за ширмы, Ефим с ужасом ждал, когда его обнаружат. Но его не замечали, все были заняты делом.

Это несколько успокоило его, и он решил как ни в чем не бывало выйти из-за ширмы и смешаться с толпой. Однако, по иронии судьбы, в этот момент к декорациям съехались камеры и включились софиты.

– Сцена сто двадцать пять, будуар Маргариты!

Откуда-то из темноты послышался голос помощника режиссера:

– Всем приготовиться. Где мисс Гарбо?!

Услышав шорох шелковых юбок, Ефим почувствовал, как угасает его сознание.

– Я готова… – произнес низкий чувственный голос.

– Тишина! Мотор! Начали!

Шлепнула хлопушка, раздались тяжелые мужские шаги.

– Вы? – спросил все тот же чувственный голос, который, без сомнения, принадлежал самой Грете Гарбо. – Что случилось? У вас тоже больной вид.

Мужской голос ответил:

– Не могу видеть ваши страдания.

– Пустяки… Устала немного.

– Вы убиваете себя.

– Даже если так, это заметно лишь вам. Ступайте лучше танцевать с хорошенькими девушками. – Она рассмеялась: – Идемте, я тоже выйду. Вы как ребенок.

Послышался шорох платья.

– У вас руки горят, – сказал мужчина.

– Полагаете, их можно остудить слезами?

– Маргарита, я ничего не значу для вас и даже не надеюсь. Но вам нужна забота. Позвольте мне заботиться о вас…

– Это вы от вина так расчувствовались, – проговорила Гарбо.

– По-вашему, все эти месяцы я был пьян, когда ходил под вашими окнами?

– Нет, навряд ли.

И вновь зашуршали шелковые юбки.

– Так вы готовы обо мне заботиться? Целыми днями?

– О да! С утра до ночи!

Гарбо хрипло рассмеялась:

– Не понимаю, на что вам такая обуза. Со мной трудно, у меня капризный характер.

Преодолев оцепенение, Ольшанский повернул голову и вдруг увидел ее… В белом платье с приколотой на груди камелией, Грета Гарбо сидела у туалетного столика. За ее спиной, в зеркале, отражался огонь камина.

– Вы мне очень дороги, – перед ней опустился на колени юный красавец.

Она встала и направилась к ширме. Сердце Ефима замерло.

– Что же мне теперь с вами делать… – Гарбо остановилась.

Красавец приблизился и стиснул руками ее плечи:

– Вас никто и никогда не любил, как я!

– Вполне возможно, но к чему это?

Молодой человек сделал попытку сорвать с ее губ поцелуй, но она отвернулась:

– Лучше вам уйти и больше не думать обо мне.

Он молча отстранился.

– Только без обид, – с улыбкой сказала Гарбо. – Посмейтесь над собой, как я смеюсь, и заходите время от времени, по-приятельски.

– Вы не верите в любовь, Маргарита?

Она села на диван, перевела взгляд на ширму, но, заметив Ефима, округлила глаза и дальше говорила так, словно обращалась к нему:

– Я не знаю, что это такое…

Ольшанского пробил пот, он уже не мог ни спрятаться, ни просто сдвинуться с места.

– Благодарю вас… – сказал юный красавец.

Гарбо перевела удивленный взгляд на партнера:

– За что?

– За то, что никого не любили.

Вернувшись к роли, она тихо рассмеялась:

– Простите…

– Смейтесь, смейтесь… Только это и может меня отрезвить, – обидчиво сказал молодой человек.

– Надеюсь, что вы все же искренни. – Положив голову на подлокотник дивана, Грета Гарбо перевела взгляд на Ефима. – Все равно жить осталось недолго. Отчего не помечтать?

Ефим тяжело сглотнул.

Партнер склонился над Гарбо, и она закинула голову назад едва ли не под прямым углом к позвоночнику.

В ту же минуту Ольшанский почувствовал, как дернулось его сердце и забилось в новом, прерывистом ритме. Он знал, что последует за этим движением головы, в своих фильмах Гарбо частенько использовала этот прием. Она взяла лицо партнера руками и стала целовать его так, как будто пила с его губ сладкий нектар.

Ефим опустил глаза и неосознанно отступил на полшага назад. Ткнувшись в ширму, почувствовал, как та покачнулась, и внутренне сжался. Ширма грохнулась на пол, и когда Ольшанский открыл глаза, то увидел лишь пыль, которая кружилась в потоке яркого света.

– Стоп! Проклятие! Откуда он взялся?! Загубить такую сцену!

Ефим прикрыл ладонью глаза и понял, что глядит прямо в огромную черную линзу кинокамеры.

– Я не хотел…

– Кто-нибудь! Где охрана?!

Он обошел лежащую ширму:

– Сейчас я все объясню…

– Полицию сюда! Вызывайте полицию!

Ольшанского схватили и заломили за спину руки, но в этот момент прозвучал божественный грудной голос Гарбо:

– Стойте! Оставьте в покое голубоглазого великана. Он – мой друг. Штраф за испорченную пленку вычтете из моего гонорара.

Глава 21 Братья Карамазовы

Следователь Фирсов с каменным выражением лица и смотрел на телефон Баландовской, который лежал перед ним. Из телефона доносился голос Шмельцова:

«Я должен был защищаться. Меня чуть не приняли за преступника! На оружии нашли его отпечатки. К чему теперь эти разговоры?

– Значит, Кирилл не угрожал вам? – прозвучал голос Лионеллы.

И снова Шмельцов:

– Нет, не угрожал.

– Не запугивал?

– Да что вы заладили…»

– Это все? – спросил Егор Петрович.

– А разве недостаточно?

– Быстро вы обучаетесь… – он неодобрительно покачал головой.

– Не велика наука. В каждом телефоне есть диктофон. Сложность лишь в том, чтобы включить его в нужный момент.

– Вы – беспринципная особа.

– Кто бы говорил.

– Зря старались. – Фирсов усмехнулся.

– Почему?

– То, что Шмельцов врет, я знал и без вас.

– Тогда почему Кирилл за решеткой?

– Какая вы быстрая. А как, по-вашему, быть с его отпечатками на оружии?

– Он же все объяснил.

– Слишком по-детски… Увидел пистолет, схватил, поиграл.

– А вы бы на его месте не взяли пистолет в руки? – прищурилась Лионелла.

– Зависит от обстоятельств… – Помолчав, Егор Петрович признался: – Возможно, и взял бы.

– Вот видите, в каждом мужчине живет пацан.

Фирсов усмехнулся:

– В этом вы правы…

Заметив в нем признаки беспокойства, Лионелла осведомилась:

– Что-то не так?

– Есть хочу. – Следователь поднялся со стула. – Вы обедали?

– Еще нет.

– Здесь неподалеку есть одна забегаловка – «Братья Карамазовы» называется.

– Караваевы, – хихикнула Лионелла.

– Жизнь в командировке – жуткая вещь. Всегда хочется есть. – Он взял папку, прошел к двери кабинета и распахнул ее: – Пойдете со мной?

Заведение «Братья Караваевы» было чем-то средним между кафе и кулинарией, но перекусить там можно было неплохо.

Фирсов взял мясо с картошкой.

– Не понимаю, как это можно есть… – Лионелла отвела глаза от его тарелки.

– У меня от вас несварение, – сказал Фирсов. – Или молчите, или пересаживайтесь за другой столик.

– Я потерплю.

– Послушайте… – Егор Петрович взялся за вилку. – Помнится, вы говорили про мутную историю…

– Их было много.

– Касательно драгоценностей Инессы Ольшанской.

– Я об этом знаю лишь понаслышке, – сказала Лионелла. – К тому времени мы с Кирой были уже порознь и я не бывала в их доме.

– Давайте понаслышке. Лучше, чем ничего.

– Вам нужно выпить мезим. Здесь рядом аптека…

– Неймется вам. Прекратите! – Фирсов придвинул к себе тарелку и заработал вилкой. – Давайте про драгоценности.

– Когда Ефим Аркадьевич умер, Инессу перестали снимать в кино, и это сильно пошатнуло ее здоровье.

– Заболела? – спросил следователь.

– Она всегда была нервной, а тут все обострилось. К себе подпускала только Марфушу.

– Кто такая Марфуша?

– Нянька Кирилла и впоследствии сиделка Инессы. Ирония судьбы заключалась в том, что они были ровесницами. Но Марфуша. в отличие от Ольшанской, была доброй старухой.

– Та-а-ак…

– Инесса ненамного пережила своего мужа, хотя и была моложе. Марфуша по-соседски рассказывала моей матери, что драгоценности Инесса хранила под кроватью в коробке, а потом стала прятать и перепрятывать. Чтобы не забыть, куда спрятала, записывала.

– А где в то время был Кирилл Ольшанский?

– Он после смерти деда уехал учиться в Питер.

– Ваша мать дружила с Марфушей?

– Исключительно по-соседски. Знаете, как в деревне? Соли попросить, чаю зайти попить.

– Она была деревенской?

– Марфуша? Даже помню, откуда родом: деревня Качалки Калужской области. Старуха часто рассказывала нам про свою деревню. Там жила ее дочь…

– Вернемся к драгоценностям и к мутной истории.

– Когда Инесса взялась умирать, в доме собралась толпа ее родственников.

– Дом делить?

– Нет. Этот вопрос к тому времени был уже решен. Ефим Аркадьевич при жизни переписал его на Кирилла.

– Значит…

– В тот самый момент исчезла большая часть драгоценностей.

– Странно, что не все.

– Какую-то часть припрятала Марфуша и потом отдала Кириллу.

– Честная старуха, – сказал Фирсов.

– И преданная.

– Что с ней стало после смерти хозяйки?

– Вернулась к себе в деревню. Слышала, что родственники Инессы в поисках ценностей вспороли ее матрас и диваны.

– Надеюсь, после ее смерти?

– Этого не знаю. Все, что они нашли, – фотографию в рамке, которая лежала под ее подушкой.

– Чью?

– Греты Гарбо. До этого фотография стояла на камине в гостиной. Ума не приложу, на что она ей сдалась. Инесса всю жизнь ревновала мужа, и в том числе к Грете Гарбо.

– Ефим Ольшанский был с ней знаком?

– По всей вероятности, у них была связь во время его работы на «Парамаунт». Так сказал Кирилл. Позавчера я снова видела это фото.

– Где?

– В его доме.

– Вы и там побывали?

– Не только побывала.

– Страшно подумать, что еще.

– Снялась в клипе.

– Поздравляю, но мне это неинтересно.

– А что вам интересно? – с вызовом спросила Лионелла.

– Например, знаете ли вы Регину Криволуцкую.

– В какой связи спрашиваете?

– В связи с продажей дома Ольшанского.

– Ах, вот оно что… Вам и это известно?

– Как видите.

– Еще вчера вы не знали.

– Вчера не знал, а сегодня все стало известно. Думаете, я приехал в Москву просто так?

– Нет, не думаю.

– Знаете или не знаете?

– Криволуцкую? – Лионелла задумалась. – Нет… не припомню.

– Опять дурака валяете. По вам видно, что вы слышали это имя.

Решив больше не хитрить, она согласилась:

– Мне говорил о ней муж.

– Значит, он хотел купить дом Ольшанских?

– К этому времени дом был уже продан.

– К вопросу о мутных историях…

– Что это значит? – уточнила она.

– Мутная история, говорю.

– Что-то не так?

– Все – не так.

– К этому причастен Кирилл?

– Пока не известно.

– Когда вы его выпустите? – Лионелла шла напролом.

– Не знаю.

– Вы – непробиваемы.

– Если бы все говорили правду, преступник бы уже сидел за решеткой.

– Имеете в виду кого-то конкретного?

– Вас имею в виду, дорогая Лионелла Павловна. Вы снова недоговариваете.

Лионелла Баландовская с легкостью согласилась:

– Вы правы. Я давно хотела сказать, что подозреваю Шмельцова.

– В чем?

– Глупый вопрос. – Она прекратила есть и с недоумением взглянула на следователя.

Однако он повторил:

– В чем вы его подозреваете?

– В убийстве альфонса и, может быть, Катерины.

– Эко вы замахнулись…

– По крайней мере – в соучастии или в подготовке.

– Подготовке чего?

– Шмельцов все подстроил нарочно.

– Не понимаю.

– Что же тут непонятного. Он все сделал так, чтобы в убийстве обвинили Кирилла.

– Если так, зачем ему это нужно? – Егор Петрович сдвинул тарелку и довольно отвалился на стуле.

– Вам нужен мезим…

– Что?

– Нужно что-нибудь выпить, чтобы переварить все эти жиры. Здесь рядом аптека.

– Хватит! – он стукнул рукой по столу. – Я спросил, для чего Шмельцову обвинять в убийстве Ольшанского.

– Этого я не знаю.

– Если хочешь найти виновника преступления – ищи, кому это выгодно. В чем выгода Шмельцова? Дать взаймы? Это не выгода. Скорее наоборот – учитывая то, сколько у Ольшанского долгов, он не вернет деньги.

– То-то и оно, – сказала Лионелла. – В альтруизме Григорий Шмельцов не был замечен. Зачем давал деньги, если знал, что не получит назад? Зачем сам позвонил? Зачем позвал в Питер? В конце концов, зачем положил пистолет в ящик стола? Ведь знал, что Кирилл полезет туда, чтобы написать расписку.

– Это не доказано…

– Что?

– Пистолет в ящик мог положить кто-то другой.

– А как, по-вашему, объяснить то, что дверь между нашими номерами была открыта? Как объяснить, что взяли мое платье?

– История с платьем и меня заводит в тупик, – признался Егор Петрович. – Равно как и вызов альфонса. Есть в этом что-то нелогичное. И знаете что?.. – Он поднялся. – Я бы чего-нибудь съел…

Фирсов отправился к прилавку и через минуту вернулся с тарелкой, на которой лежал кусок жареной курицы.

– Только не это! – Лионелла вскочила, но тут же села на место.

Взглянув на ее лицо, Егор Петрович сказал:

– Если про мезим, лучше не надо!

И Лионелла чуть слышно сказала:

– Я все поняла…

– А что, если без актерских эффектов?

– Теперь я знаю, чем пахло в номере… Это был запах жареной курицы. – Она словно прислушалась и спросила: – Что у вас за парфюм?

– Не понимаю, зачем это вам?

– Чем вы сегодня душились? – настаивала она.

– Какая-то ерунда после бритья.

– Вы понимаете? Все дело в сочетании запахов. Сначала потянуло куревом, потом – ваш парфюм, и недостающий компонент – запах жареной курицы. Все сложилось!

– Но как этот запах мог появиться в гостиничном номере?

– Не знаю. Вы и разбирайтесь.

Фирсов покачал головой:

– Весь аппетит перебили.

– Это нереально… – многозначительно обронила она.

Однако следователь не стал отвечать на ее колкость. Он спросил:

– Вы едете в Питер?

– Зачем?

– Ну, как же… Там состоится очередная игра.

– Я считаю это плохой идеей.

– Так едете или нет?

– Нет, не еду.

– А если я вас попрошу?

– Не понимаю зачем, – Лионелла с недоумением взглянула на Фирсова.

Но тот скупо обронил:

– Подумайте. Я все объясню вам. Потом…

Глава 22 Картельный сговор

Все утро Лионелла думала о том, стоит ли ей поехать в Санкт-Петербург. Мысленно простившись с прошлым еще в поезде, она не хотела вновь заходить на порочный круг.

Однако у нее были и другие резоны. Ведь, судя по всему, Фирсов уготовил ей какую-то роль, и она, как настоящая актриса, могла бы ее сыграть. Лионелла спрашивала себя: неужели она откажется от опасного приключения? И сама себе отвечала: нет, никогда.

Окончательно решив, что поедет, она занялась тем, что стала подбирать гардероб для поездки. К обеду на ее огромной кровати лежала груда одежды. На полу штабелем стояли картонные коробки с обувью.

Методика поэтапного отбора была отработана. Сначала Лионелла брала все, что хотелось, потом исключала то, без чего могла обойтись. И в конце концов оставалось то, что соответствовало ее настроению, погоде и обстоятельствам.

Но был еще один, конечный и очень неприятный этап, продиктованный вместимостью чемоданов. На этот раз Лионелла решила взять два кофра, четыре чемодана, саквояж с косметикой и несессером и три круглые картонки со шляпками.

За этим занятием ее застал муж:

– Уезжаешь?

Она обернулась:

– Ты меня напугал.

Лев подошел ближе и поцеловал ее:

– Прости. Не подумал, что ты сейчас нервная.

– Что значит нервная?

– Учитывая обстоятельства…

– Ты про Кирилла?

– Даже не думал. Он еще за решеткой?

– Не говори о нем так, словно быть за решеткой для него обычное дело.

– Вовсе нет.

– Вижу, что ты настроен против него.

– С чего вдруг ты стала такой воинственной?

– Это не воинственность.

– Что тогда?

– Протест.

– Я здесь при чем?

Вспомнив свой поцелуй с Кириллом, Лионелла опустила глаза:

– Прости меня. Ты – ни при чем.

Лев сдвинул манжету и посмотрел на часы:

– Без четверти два…

– Скажу, чтобы подавали обед, – она сорвалась с места, скорее для того, чтобы прекратить неприятный разговор, но муж удержал ее за руку:

– Не надо. Давай пообедаем где-нибудь в другом месте.

– Отчего же не дома?

– Мы должны выходить на люди. Кстати, с кем ты ужинала, когда я улетел в Стокгольм?

– С одним своим знакомым.

– Надеюсь, он тебе соответствовал?

– Вполне.

– Молод и красив? – в ироничном и доброжелательном тоне Льва прозвучала ревнивая нотка.

И, как назло, в этот момент зазвонил ее телефон. Это был Петр из поезда.

– Решил попытать счастья…

– Что на этот раз? – спросила Лионелла и посмотрела на мужа.

– Все то же самое. Ужин и, если мне повезет, прогулка по вечерней Москве.

– Простите, сегодня не смогу.

– Завтра?

– У меня все распланировано. Ближайшие несколько дней вряд ли получится.

– Значит, у меня есть надежда?

– Надежда есть всегда.

– Если не возражаете, я позвоню.

Увидев, как переменилось лицо мужа, Лионелла категорично заявила:

– Возражаю. Больше не звоните, – и отключилась.

– Не тот ли это красавчик, с которым ты ужинала? – иронично спросил Лев.

Лионелла обвила руками его шею и заглянула в глаза:

– Позавчера я ужинала с Марго. Мы были на «Веранде».

Он высвободился из ее объятий и снял пиджак.

– Почему бы не пообедать именно там?

– На «Веранде»? – уточнила она.

– Есть возражения?

Лионелла пожала плечами:

– Нет. Никаких.

– В таком случае одевайся, а я пойду в душ. Только что с самолета…

Ближе к обеду в ресторане «Веранда» значительно многолюднело. Красавиц за дальним столиком тоже прибавилось. Они были в полной боеготовности, однако претендентов на их внимание пока не нашлось.

Метрдотель проводил Льва и Лионеллу к заказанному столику, им принесли меню.

– Давненько здесь не был, – сказал Лев и углубился в перечень блюд. – Посмотрим, что изменилось.

– Ничего, – проронила Лионелла и огляделась. Все то же и те же. – Привет! – Она помахала рукой Милене Полторацкой, которая сидела в нескольких столиках от них. Рядом был ее неизменный спутник – Порфирий.

– Что за чмырь рядом с ней? – спросил Лев, не оборачиваясь.

Лионелла удивилась:

– У тебя глаза на затылке?

– Совсем не обязательно. Полторацкую я заметил, когда вошел в зал. Кто рядом с ней?

– Ее наставник, старец Порфирий.

– Экстрасенс или ряженый? – Лев разочарованно отбросил меню. – Впрочем, это одно и то же.

– Ни то, ни другое. Простой верующий человек, который знает больше других.

– Что?

– Я не поняла…

– Что такое он знает о жизни, чего не знаем, например, мы с тобой.

– Мне трудно ответить на этот вопрос.

– Обычный шарлатан, которому нужны деньги этой дурехи.

– Если бы не он, не сидеть бы мне сейчас рядом с тобой. – Лионелла приготовилась озвучить версию следователя, но Лев перебил:

– Всерьез полагаешь, что на месте Петуховой могла оказаться ты?

– Постой… Откуда ты знаешь?

– Я уже говорил…

– Старый знакомый из Питерской прокуратуры?

– В том числе – да.

– Не хочешь выдавать информаторов?

– Не хочу.

– Послушай, – Лионелла покачала головой, – у меня непреходящее чувство, что за мной кто-то следит.

– Женская мнительность, – бросил Лев и обратился к подошедшему официанту: – У вас есть свежая речная рыба?

Как только он сделал заказ, пришел черед Лионеллы. Когда официант удалился на кухню, она сказала:

– До сих пор первой всегда заказывала я.

– Это так важно?

– Нет. Просто пришлось к слову.

– Хотел у тебя спросить. Этот Петр… – начал Лев.

– Что?

– Мужчина из поезда. Он тебе досаждает?

– Ну, хватит… – Она встала.

– Что такое? – Лев поднял на нее глаза. – Опять паранойя? Я все могу объяснить.

– Да, уж постарайся. – Лионелла села на место и напустила на себя высокомерный, слегка отстраненный вид. Спина ее при этом была прямой, как никогда.

– Как только ты дала ему свой телефон, добрейшая Марго сразу мне позвонила.

– И ты не послал ее к черту?

– Нет.

– Почему?

– Для нее этот звонок был чем-то вроде глотка чистого воздуха. Зачем было портить женщине удовольствие?

– Что за мразь, – Лионелла сморщила нос.

– Надеюсь, ты понимаешь, таких, как она, бесконечное множество.

– Сама, кстати, небезгрешна, – по-женски ревностно заметила Лионелла.

– Ты про ее роман с Петуховым?

– Меня поражает твоя информированность. – Лионелла расстроилась, но любопытство пересилило обиду: – У них и вправду серьезные отношения?

– Кажется, да, хоть и скрывают. Теперь, в свете новых обстоятельств, я имею в виду насильственную смерть Катерины, им приходится быть осторожными.

– Мне кажется, они не слишком стараются. Не далее как позавчера Мишель забрал ее от «Веранды».

– Скажу тебе больше… – Лев явно смаковал информацию. – Когда вы все были в Питере, Мишель тоже был там.

– Я не видела его.

– Он жил в соседнем отеле.

– Значит, когда Катерина позвонила ему утром, он и Марго находились на расстоянии двух кварталов?

– Думаю, ближе. Мишель не любит обременять себя неудобствами. И, если он приехал к Марго, она должна быть под рукой.

– Змеиный клубок, по-иному не скажешь.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что у тебя за подруги.

– Плевать… – чтобы не показывать мужу огорчения, Лионелла перевела взгляд на дверь, ведущую в кухню. – Когда наконец принесут…

– Ты только взгляни, – чуть слышно воскликнул Лев.

– Что такое?

– Терсков Петр Леонидович собственной персоной. Интересно, какого ляда ему здесь надо?

Лионелла обернулась и в самом деле увидела Терскова.

– Ты его знаешь?

– Мы знакомы, но клянусь тебе, он сделает все, чтобы не заметить меня.

– Почему?

– Два года назад у нас вышел спор.

– Какого рода?

– Долго объяснять. Не будем портить обед.

– И все-таки, – Лионелла неотрывно наблюдала за Терсковым.

Было очевидно, что он их заметил, но пытался найти способ незаметно уйти. Метрдотель хотел препроводить его в обеденный зал, однако Терсков вывернулся, и входная дверь захлопнулась за ним быстрее, чем это было обычно.

– Я же говорил… – Лев налил Лионелле вина. – Давай выпьем за нас.

Она выпила и тут же спросила:

– Что за спор вышел с Терсковым?

– Тебе будет неинтересно.

– Расскажешь?

– Ну хорошо. Чтобы понять, тебе нужно владеть специальной терминологией.

– Сказал свысока, – констатировала Лионелла. – Будь уверен, если не пойму – спрошу не стесняясь.

– Тебе ясен смысл картельного сговора?[5]

– В общих чертах.

– Два года назад я участвовал в аукционах на поставку медицинского оборудования. Их было пятнадцать, и речь шла о шестистах миллионах рублей. Не бог весть какие деньги, но, как говорится, лишним не будет. Торги проводились в рамках госзаказа, и, конечно, организовался картельный сговор.

– Ты принимал участие?

– По-другому не бывает: ты – или в лодке, или за бортом.

– Терсков – тоже?

– Черт знает, откуда он взялся.

– Чем все закончилось?

– Подожди. – Лев чуть отклонился, давая официанту поставить блюда на стол, и продолжил только после того, как тот отошел: – В ходе торгов все участники сговора обменивались информацией, действовали согласованно и в интересах друг друга.

– Не совсем понимаю… Какова конечная цель?

– Отсутствие конкурентной борьбы и поддержание цены на торгах.

– Теперь ясно – продать государству медицинское оборудование как можно дороже.

– Ну, что-то вроде того…

– И что сделал Терсков?

– Заключил соглашение с Федеральной антимонопольной службой. Предоставил им переписки, записи разговоров и прочую информацию.

– В том числе о тебе?

Лев сдержанно кивнул:

– В том числе.

– Много потерял?

– Упущенная выгода плюс оборотный штраф. В общей сложности – сто пятьдесят миллионов.

– Приличная сумма…

– Не в этом дело.

– А в чем?

– В принципах. Никому не позволено ломать установленный порядок.

– Терскову удалось избежать финансовых потерь?

– В тот момент – да, поскольку он способствовал раскрытию сговора.

– Ты сказал: в тот момент. Значит, было потом?

– Для него? Конечно! Он заплатил за то, что сдал партнеров по бизнесу.

– Вы его наказали?

– Но как! – Лев выпил вина и прищурился – то ли от его вкуса, то ли от приятных воспоминаний. – Терсков потерял все… Или почти.

– У него остался отель.

– Он заложен.

– Еще загородный ресторан.

– В который вы ездили? Терсков отдаст его за долги.

Лионелла замолчала, решая, стоит ли реагировать на информированность мужа о вечере, проведенном с Терсковым. Решив, что не стоит, она резюмировала:

– Раздели бедного Петю.

Лев самодовольно кивнул:

– Обобрали до исподнего.

– Жестко, – она покачала головой.

– Но справедливо. Ты смотри-ка… – Лев указал глазами: – Ваш стрекулист.

– Кто? – Лионелла обернулась и увидела Григория Шмельцова. По обыкновению он был элегантен: в светлой сетчатой шляпе, шикарном льняном костюме и модных туфлях. В его руках была трость с золотым набалдашником.

– Меня должны ждать, – сказал он громко, обращаясь к метрдотелю. – Я заказывал столик. – Однако в этот момент зазвонил его телефон, и он взял трубку. – В чем дело, Петр? – Немного помедлив, Шмельцов стал шарить глазами по залу. Наткнувшись взглядом на Лионеллу, нервно кивнул.

– Сорвали мы с тобой встречу. – Лев невозмутимо разрезал ножом антрекот. – Сейчас он уйдет.

И Шмельцов действительно вышел, так и не решившись подойти к Лионелле.

Она была удостоена только его кивка.

Глава 23 Информационный обмен

На этот раз они встретились на Красногвардейских прудах. Поджидая Лионеллу, Фирсов кормил уток – кидал в воду куски булки.

– Я не опоздала? – запыхавшись, спросила она. – Дело в том, что парковаться пришлось далеко.

– Прелести платной парковки. У вас в Москве с ума посходили. Во всем мире платят иногородние, а у вас своих обдирают.

Лионелла Баландовская не была склонна к пространным разговорам и перешла к делу:

– Вам известно, что связывает Шмельцова с Терсковым?

– Вы предполагаете, их что-то связывает?

– Оставьте эти ваши приемы. Просто скажите: да или нет.

– Совершенно очевидно, их связывает бизнес. Шмельцов проводит в отеле Терскова игры и за это ему платит. Кстати, вы едете в Питер?

– Сначала объясните зачем.

– Вы же понимаете, все не просто так, – заметил Егор Петрович.

– К чему отнести вашу фразу? Вы сами-то поняли?

– У вас есть шанс помочь следствию. Я это говорю применительно к вашей совести.

– А если у меня ее нет?

Фирсов усмехнулся и, бросив в воду последний кусок, обернулся к Лионелле:

– Упустите возможности сыграть в казаков-разбойников? Не думаю. За это время я изучил вас.

При всей насмешливости словесного обмена между ними существовал взаимный интерес. В некотором роде один для другого был загадкой.

– Заблуждаетесь, – Лионелла холодно улыбнулась.

– Значит, не поедете?

– Я так не сказала.

– Чего же вам надо?

– Однажды вы хорошо выразились, сказав: назовем это информационным обменом. Давайте поторгуемся.

Егор Петрович в восхищении замер:

– С такой наглостью сталкиваюсь впервые.

– Когда-то все бывает впервые.

– Ну, предположим, я соглашусь.

– Превосходно. – Улыбка Лионеллы значительно потеплела. – В таком случае мне хотелось бы знать о результатах анализа воздуха.

– Только и всего? Пожалуйста: результат нулевой. Отныне я полагаюсь только на ваш нос. Дешевый парфюм, курево и запах жареной курицы.

– Адская смесь. – Лионелла не отрывала глаз от плавающих уток. – И вот вам ответная информация: Марго Никодимцева – любовница Петухова. Он был в Питере…

– …и они встречались с Марго в соседнем отеле. – Фирсов насмешливо хмыкнул. – И вы хотели этим удивить?

– По крайней мере, пыталась. Тогда скажите, что это значит?

– В рамках нашего дела? Ровным счетом ничего. Тысячи мужчин изменяют своим женам.

– Но не у каждого выкидывают жену из окна, – заметила Лионелла.

– Хотите приплести Петухова?

– У меня нет доказательств. Только догадки.

– Считайте, я принял их к сведению.

– Значит, зачет?

– Счет один – один, можно сказать – ничья.

– Цитата из моего фильма, – улыбнулась она. – Я оценила. Вы уже знаете, как альфонс оказался в моем номере?

– Как ни странно, его никто не заметил. Доподлинно известно лишь то, что «мальчик по вызову» подъехал на служебной машине. Его запечатлела камера наблюдения пункта обмена. Он располагается в доме напротив.

– В котором часу это было? – спросила Лионелла.

– В половине девятого.

– Что потом?

– Его следы потерялись. Есть предположение, что он проник в отель через подсобные помещения.

– Например, через кухню, – подсказала она.

– Вы правы. Будем считать – обмен равноценный. Вам – зачет. – Следователь с азартом включился в игру.

Заметив это, Лионелла пошла еще дальше. Ироничный, надменный и азартный следователь провоцировал ее на вопросы.

– Как вы думаете, когда убили альфонса? До или после того, как в номер Шмельцова пришел Кирилл?

– А кто вам сказал, что Ольшанский исключен из числа подозреваемых?

– Вы сами ясно дали понять…

– Когда?

– В прошлый наш разговор.

– Это неправда.

– Вы ненадежный человек, – разочарованно поморщилась Лионелла.

– И здесь мы с вами взаимны.

– Вот уж не думала, что… – Помолчав, она продолжила несколько другим, язвительным голосом: – …когда играют в жизни – это интереснее.

– Чем что?

– Интереснее вялых потуг профессиональных актеров. Скажите, зачем вы это делаете?

– Сами предложили.

– Что?

– Торговаться.

– Ну хорошо. Возможно, вам покажется занимательной еще одна информация.

– Говорите – посмотрим.

– Когда я возвращалась в номер после игры, в кабине лифта кто-то спускался. Мне пришлось подняться по лестнице.

– Что в этом удивительного?

– К тому времени все разошлись. На террасе отеля оставались только Марго и Катерина.

– Насколько я знаю, с лестничного марша легко разглядеть, кто в кабине.

– Я помню только одежду.

– Имеется в виду фасон?

– Конечно же, нет. Ее цвет.

– Ну?

– Он был белым.

– В тот вечер на ужине или на игре присутствовали дамы в белом?

– Мне трудно вспомнить.

– Это не ответ.

– Кажется, нет.

– Мужчины?

– Все были в смокингах.

– Даже если мы не добрались до разгадки, информация интересная. С ней нужно работать.

– Не понимаю, как раньше не вспомнила. И знаете, о чем я подумала? Ведь я могла встретить убийцу.

– В лифте?

– В своем номере!

– Вряд ли. Его там давно уже не было.

Лионелла усмехнулась:

– Вот вы и прокололись…

– Не понимаю.

– Вы знаете, что альфонса застрелили до прихода Кирилла.

– Даже если так, это ничего не меняет. – Егор Петрович взял ее под руку. – Давайте пройдемся.

Они пошли по дорожке вдоль берега пруда. Столетние деревья упирались вершинами в небо, накрывая их тенью и даруя прохладу.

– Кстати, ваша версия насчет кухни имеет особый смысл, при упоминании о запахе жареной курицы. Альфонс мог принести этот запах в складках одежды. Однако не ясно, как он попал в номер в ваше отсутствие. Вы никому не давали свой ключ?

– Я похожа на сумасшедшую?

– Господи упаси.

– Не мне вам говорить – ключи есть у портье и у горничных.

– Вы правы, здесь существует множество вариантов.

– Знаете, что странно… – Лионелла остановилась.

Фирсов внимательно взглянул на нее и спросил:

– Что?

– После окончания игры я случайно услышала разговор Григория Шмельцова с Миленой.

– Той, что со старцем?

– Ее фамилия – Полторацкая.

– О чем они говорили? – заинтересовался следователь.

– Шмельцов посетовал на то, что не все пришли на игру.

– Вероятно, речь шла об Ольшанском.

– Но дело в том, что ему было известно – Кирилл не придет. Его поезд прибыл незадолго до окончания игры.

– Все верно. В своих показаниях Шмельцов сообщил, что ему было известно время приезда Ольшанского и он оставил для него ключ на ресепшене.

– Тем не менее он страшно удивился, когда Полторацкая сказала, что встретила в холле Кирилла. Шмельцов так и спросил: почему же тот не пришел на игру? По всей вероятности, он хотел скрыть, что Кирилл в тот момент ждал в его номере.

– Это очевидно, – согласился Егор Петрович.

– Я даже подумала: не той ли он ориентации…

– Грехи наши тяжкие… – вздохнул Фирсов.

– Вы здесь при чем? – удивилась Лионелла.

– Я не о том!

– Тогда что имели в виду?

– Грехи наши тяжкие, – повторил он.

– Что конкретно?

– К примеру – наркоманию.

– Вы про Кирилла?

– Сначала дайте мне честное слово, что эта информация останется между нами, – проговорил Фирсов очень серьезно, и у Лионеллы не повернулся язык сказать что-то, кроме одного:

– Даю вам честное слово.

– Надеюсь на вашу порядочность.

– Говорите.

– Шмельцов…

– Подождите-подождите… – наконец до нее дошло: – История падения с крыши?

– В больнице, куда привезли Шмельцова, подтвердили наличие наркотических веществ в его крови. Он – конченый наркоман.

Лионелла чувствовала, что должна дать этому какую-то оценку, но сказала ничего не значащую фразу:

– Он очень хорошо это скрывал.

– Как вы понимаете, конфиденциальность – это вопрос его заработков и репутации.

– Выходит, что на крышу его загнали наркотики?

– Такое часто случается. – Фирсов решил подвести черту их разговору: – Информационный обмен окончен. Вы едете в Питер?

– Вам осталось рассказать, что от меня требуется.

– Хотите задание?

– Мне нужно подготовиться. – Лионелла представила себя в сексуальном костюме Маты Хари, что заставило ее подтянуть живот и выпрямить спину.

– Задания не будет, – Фирсов беспощадно развеял ее фантазии.

– Тогда зачем туда ехать?

– Даю установку: что бы ни увидели, вы ничему не должны удивляться. Поступайте так, как подсказывают обстоятельства и, конечно, женская интуиция.

– В чем же интрига?

– Ни в чем.

– Не понимаю, что за резон.

– А если просто довериться?

– Вам?

– Мне, – с готовностью сказал Фирсов и услышал однозначный ответ:

– Вам – никогда!

– Вы едете в Питер? – устало спросил он.

И Лионелла ответила:

– Конечно же, да!

Глава 24 В дороге

«Гранд Экспресс» уходил с Ленинградского вокзала в Санкт-Петербург в двадцать три часа сорок минут.

– Не хочешь, чтобы я поехал с тобой? – спросил Лев Новицкий. Он вызвался провожать жену и сам сел за руль. Теперь стоял рядом с Лионеллой в купе. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут. – Я еще успею купить билет.

Она положила руку ему на грудь и спокойно сказала:

– Поезжай домой и не волнуйся. Не первая игра. Не о чем волноваться.

– У меня плохие предчувствия.

– Для них нет оснований, – сказала Лионелла. – Дня через три вернусь.

– Почему так долго?

– Ты же знаешь: я люблю Питер.

– Ну что же… Тогда счастливого пути, и больше не делай глупостей. – Лев улыбнулся и поцеловал жену в щеку. – Не смей давать свой телефон незнакомым мужчинам.

Лионелла тоже улыбнулась:

– Нет. Ни за что.

После этих слов Лев вышел из вагона и вскоре помахал ей с перрона.

– Не жди, – сказала Лионелла и, понимая, что он не слышит, махнула рукой: – Поезжай домой!

Поймав себя на мысли, что Марго сказала бы – «ехай», она улыбнулась. Неистребимое московское слово брало верх над традиционным «поезжай». Ей самой хотелось иногда так сказать.

Истина – не к ночи будет помянуто – сработала безошибочно: в ее дверь постучали.

– Кто? – спросила Лионелла.

– Это я, Марго.

Она сдвинула дверь:

– Тоже на игру?

– Нетрудно догадаться. Ты тоже?

– Представь себе – да.

– Помнится, ты не хотела.

– Когда? – Лионелла зевнула, прикрыв рот рукой.

– На «Веранде», когда мы с тобой ужинали.

– Неужели? Я действительно так сказала?

Теперь засомневалась Марго:

– Возможно, я что-то спутала. – Она улыбнулась. – У меня в последнее время голова в облаках.

– Любовь… – сказала Лионелла. – Надеюсь, она взаимна.

– Как же иначе? – В голосе Марго прозвучали вздорные нотки.

– Поверь мне, по-другому тоже бывает.

– Тебе виднее… – улыбнулась Марго. – Можно войти?

– Прости, я очень устала и хочу спать.

– Всего несколько минут – поболтать.

Лионелла сообразила, что это удобный случай для удовлетворения любопытства.

– Проходи. – Она отступила.

– Твое купе больше, – оглядевшись, проговорила Марго.

– Двухместное, – скупо обронила Лионелла, спросив: – Ты едешь одна?

– С кем же еще?

– Но где же Мишель?

Смутившись, Марго быстро привела себя в чувство:

– Откуда ты знаешь?

– Не будь такой наивной. Об этом все говорят.

– Нам с Мишелем не хотелось огласки. Нужно соблюсти хоть какие-то приличия.

– Не вышло.

– Со дня смерти Катерины прошло чуть больше недели.

– Тебя это волнует? – спросила Лионелла и снова зевнула.

– В общем-то нет.

– Когда у вас все началось?

– Имеешь в виду отношения? – Марго хотелось поговорить, но она еще осторожничала. – Давно.

– Год? Два? Полтора?

– Чуть больше года.

– Катерина догадывалась?

– Представь себе – нет. Мы так удачно водили ее за нос.

– В то утро, когда Мишель сказал про развод, ты была с ним?

– Лежали в одной постели. Когда он с ней говорил, мне так и хотелось крикнуть Катерине: разуй глаза, дура!

– Как это вульгарно… – Сдерживая гнев, Лионелла опустила глаза. – И подло. Мне всегда казалось, что вы с ней подруги.

Теперь самой Марго захотелось уйти. Разговор не доставлял ей ни малейшего удовольствия.

– Пойду лягу спать.

– Спокойной ночи, – простилась Лионелла и с облегчением задвинула дверь.

Слова Марго Никодимцевой задели ее за живое. «Тебе виднее», – сказала та, когда речь зашла о взаимности. Кого она имела в виду? Льва? Но Лев ее любит. Любит ли она Льва? Сложный вопрос, как и само это чувство. Сколько в нем слагаемых? Влечение, благодарность, привычка, чувство долга и, в конце концов, лень или нежелание что-то менять. Чего больше в их отношениях? Скорее – привычки.

Лионелла нутром почувствовала, что Марго имела в виду Кирилла, и ей захотелось осмыслить, охватить взглядом каждый день их жизни. При этом в ней не было уже обиды брошенной женщины. Она перебирала событие за событием, ничему не удивляясь и не противясь вязкому эфиру утекающей мысли. Лионелла оказалась между явью и навью. Последней мыслью перед тем, как заснуть, была мысль о том, что по-настоящему она любила только Кирилла. Но эта любовь выжгла ее изнутри.

Под утро в каком-то больном полусне Лионелле приснилась зеленоглазая русалка. Она сидела на камне, смотрела на воду и расчесывала гребнем длинные волосы. Взмахнув хвостом, русалка дробно постучала им по воде и проговорила вежливым голосом:

– Просыпайтесь, поезд прибыл в Санкт-Петербург.

Первым, кого встретила Лионелла, ступив на питерскую землю, был Петр Терсков. На этот раз он был любезен:

– Вас подвезти?

– Спасибо, – сдержанно проговорила она. – Меня уже встречают.

Чуть поодаль ее поджидали водитель и носильщик с груженной ее багажом тележкой.

Эта встреча была не единственной – среди прибывших «Гранд Экспрессом» Лионелла заметила сразу несколько участников игры. Самой неожиданной была встреча с Мишелем Петуховым. Завидев ее, он поспешил объясниться:

– Не мог проигнорировать. Игра посвящена Катерине.

– Я понимаю, – проговорила она и отчего-то расстроилась. Все самые мрачные ожидания воплощались в действительность: ей предстояло участвовать в игре-панихиде, что нисколько не отличалось от визита на кладбище.

В здании вокзала к ней подошли две старушки:

– Лионелла Баландовская! Мы ваши поклонницы.

– Как приятно, что вы узнали меня… – Она изобразила на лице одну из своих улыбок, подумав, что и эти жалкие минуты былой славы скоро закончатся. Еще пара лет – и старые динозавры вымрут, а новый зритель ее не знает.

В машине пессимизм Лионеллы достиг полного апогея. Она подумала, не вернуться ли ей обратно в Москву. Внутри укоренилось предчувствие, что ничем хорошим путешествие не закончится. Затем последовала мигрень: у нее утяжелился затылок и виски стиснуло болезненным обручем.

«Могло быть хуже, да некуда», – думала Лионелла, заселяясь в гостиницу. Она поднялась на этаж, вышла из лифтовой кабины, и в тот же момент какая-то неведомая сила отбросила ее назад, к лифту.

Навстречу, по ковровой дорожке коридора, шагал Кира Ольшанский. Увидев ее, он поздоровался и как ни в чем не бывало прошел мимо. Лионелла оглянулась и посмотрела назад. Но его уже не было.

Кабина лифта заскользила вниз на первый этаж.

Глава 25 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Режиссер назначил пересъемку испорченного дубля на послеобеденное время, после чего все разошлись. От съемочной площадки до своего бунгало Грета Гарбо вела Ольшанского за руку.

– Как ты сюда попал?

– Зайцем.

– Как? – Она остановилась и удивленно взглянула на Ефима. – Зайцем?

Он объяснил:

– Это значит – без пропуска.

– Ты не американец и не англичанин, – кивнула Гарбо и повела его дальше.

– Я – русский.

– Правильно говорить: «to crash the gate»[6].

– Спасибо, – сказал Ольшанский.

– Мне тоже пришлось учить английский язык, но я в этом преуспела намного больше тебя. И у меня почти нет акцента.

Они подошли к бунгало. Их встретила в дверях все та же сухопарая женщина с перманентом.

– Приготовить вам ванну, мисс Гарбо?

– Нет, не надо. – Она приподняла широкую юбку бального платья и, преобразовав ее в эллипс, впихнула в узкую дверь. – Принеси джентльмену выпить, потом поможешь мне снять это платье.

Поднявшись вслед за ней на пару ступеней, Ольшанский оказался в маленькой белой комнате с зеркальными шкафами.

Гарбо скрылась за дверью. Вручив ему стакан со спиртным, туда же ушла костюмерша.

Ефим прикрыл глаза и сделал глоток из бокала. Пришло время осознать, что он сейчас находится в гримерке Греты Гарбо. Для того чтобы ощутить реальность момента, впору было себя ущипнуть. Прислушиваясь к звукам за дверью, Ольшанский представлял себе, как падают на пол туфли с ее божественных ног, как расшнуровывает корсет ее костюмерша… От этих фантазий голова пошла кругом, он выпил виски и приложил стакан со льдом к воспаленному лбу.

– Прошу вас, – из смежной комнаты вышла костюмерша и замерла у распахнутой двери. Как только он вошел, дверь за ним беззвучно закрылась.

Завернутая в белоснежный махровый халат, Грета Гарбо царственно лежала на диване с бокалом виски. Она указала на стул:

– Садись.

Он сел.

– Как тебя зовут?

Едва ворочая языком, он прошептал:

– Ефим…

– Фил?

– Е-фим, – чуть громче произнес Ольшанский.

Она повторила:

– Эфим…

– Простите меня, пожалуйста.

– За что? – кажется, она удивилась.

– За то, что сорвал этот дубль.

Гарбо закинула голову назад и хрипло рассмеялась.

– Да я просто благодарна тебе за это, – проговорила она.

– Вот как? – теперь удивился он. – Почему же?

– Не тот угол съемки. Ни одного крупного плана. Зритель ходит в кино не для того, чтобы любоваться средними планами со спины. Что в них толку? С таким же успехом режиссер может снять вместо меня дублершу.

– Вам нужно сказать об этом, – несмело начал Ольшанский.

– Кому? – Глядя ему в глаза, Грета Гарбо медленно поднесла бокал ко рту и сделала долгий глоток.

– Режиссеру.

– Мне за это не платят. Впрочем, во всем Голливуде нет ни одного режиссера, на которого можно во всем положиться.

Ее прямолинейность обескуражила Ефима Ольшанского, однако он был далек от разочарования.

– Я видел все ваши фильмы.

– И как?

– Вы – удивительная.

– Злые люди говорят, что я задавака, что я «оголливудилась» и презираю остальную киношную братию. Но это неправда. Единственная причина, почему я предпочитаю уединение, заключается в том, что мне необходимо восстанавливать силы после напряженной работы. Иначе я не смогу больше сниматься. Моим друзьям известно, что я лучше почитаю интересную книгу, чем впустую потрачу время на вечеринке. Я всегда стремлюсь к внутренней гармонии. – Гарбо взглянула на стакан и выпила виски. – Знаете, ведь и у звезд бывают проблемы, пусть даже не материальные. Но разве у нас, как и у всех, нет души?

– Вы – мистическая. Вы – неземная женщина.

– Не нужно мне льстить. Вы же не хотите, чтобы вся прелесть нашей случайной встречи пошла насмарку?

Ефим замотал головой:

– Нет! Не хочу.

– К сожалению, я не совсем здорова…

– Что с вами?

– Легкая простуда. Эти съемки совсем меня вымотали. Знаете, сколько весит платье, в котором я сегодня снималась?

– Мне трудно предположить…

– Оно очень тяжелое. Да еще этот корсет…

Упоминание о корсете ввергло Ольшанского в ступор. Предположив, что Гарбо сейчас без корсета, Ефим вытер лоб.

– Что с вами? Вы тоже больны? – Она медленно подняла голову, и ее большие глаза влажно блеснули.

– Нет-нет, я здоров.

Гарбо откинулась на подушку и смежила веки. Когда через мгновение она открыла глаза, Ольшанскому показалось, что ее длинные ресницы цепляются друг за друга и он слышит их шорох.

Она спросила:

– Давно в Голливуде?

– Всего неделю.

– Есть работа?

Он с гордостью сообщил:

– У меня заключен контракт с «Парамаунт».

– Вот бы не подумала! Такой молодой! – воскликнула она и с интересом спросила: – Вы режиссер?

– Всего лишь ассистент. В Голливуд приехал с Веденским.

– Что-то о нем слышала…

– Многие считают его великим.

– Меня не интересует мнение многих. – Она пошевелилась, пола ее халата съехала, и Ефим увидел ноги Гарбо. Ее кожа имела легкий золотистый оттенок. Нежнейшие волоски тоже были золотистыми.

– Еще виски? – спросила она.

– Нет, спасибо!

– Недавно я побывала в Стокгольме. Вам известно, что я шведка?

– Да, конечно!

– Это было изумительно. Давно не испытывала подобного удовольствия. Как-то вечером я пошла на собрание, организованное «Армией спасения». Моя мечта – сыграть в картине девушку из «Армии спасения». Есть много тем, из которых хороший сценарист может сделать конфетку. Вы так не думаете?

– Вы абсолютно правы, – Ефим старался не смотреть на ее ноги. – Ваша нынешняя роль… Она вам нравится?

– Не могу сказать, что моя героиня вызывает у меня особые симпатии. Вы только задумайтесь, какую профессию она себе избрала…

– Какую?

– Она – куртизанка. Не читали Дюма?

– Конечно же, читал.

Грета Гарбо отняла голову от подушки, посмотрела на него снизу вверх синими прозрачными глазами и медленно поцеловала в губы. Ее сильная рука легла на его затылок, и в следующий момент они бесшумно рухнули на диван.

Глава 26 Никто не спасется без смирения

Лионелла Баландовская собиралась на обед с тем же тщанием, с каким прима столичного театра собирается на свой бенефис.

Перебрав все свои платья, она не нашла того, что ей нужно. С ужасом вспомнила, что в самый последний момент вытащила его из чемодана и повесила в шкаф.

«Все кончено», – думала Лионелла. Кирилл здесь, а я, словно прачка, пойду в чем попало. Схватив телефон, она позвонила в знакомый магазин дорогой одежды, но там не приняли заказ с доставкой в течение получаса.

– Минимум два часа, – ответил ей менеджер.

Она потребовала старшего менеджера, пообещав заплатить вдвое больше. Но все было тщетно.

Осталось только два варианта: или не ходить на обед, или выйти в том, что имелось.

С тяжелым сердцем Лионелла выбрала подходящее платье цвета «hot pink», которое удачно облегало фигуру, сплетенные из ремешков перламутрового цвета туфли. Взглянув на себя в зеркало, осталась недовольна и даже всплакнула. Умылась и снова нанесла макияж. Потом размочила челку и уложила ее по-новому, ругая себя за то, что подстриглась.

Вконец измучившись, решила, что пора прекратить мучения, и, как партизанка из лесу, вышла из номера. Она была готова лицом к лицу встретить любую опасность, равно как и Кирилла.

Спустившись в кабине лифта на первый этаж, она пересекла холл. Заметив боковым зрением Терскова, не удостоила его взглядом.

Обед был в самом разгаре, и свободных мест оставалось немного. Пришлось сесть за столик, где уже обедала Марго Никодимцева.

– Как настроение? – это был формальный вопрос, но Лионелла решила ответить:

– Мерзейшее.

– Как спалось?

– Как никогда плохо.

– Что так? – Марго подняла на Лионеллу красивые карие глаза, которые выражали явное превосходство. Так же она смотрела вчера, когда заговорили про любовь без взаимности.

Лионелле до дрожи в коленях захотелось влепить Марго пощечину, но она с улыбкой ответила:

– Одеяло было кусачим.

– В «Гранд Экспрессе»? – Марго округлила глаза, но тут же рассмеялась: – Это как в мультике. Увидела Маша собаку Тявку и пожаловалась ей: «Кровать у меня неудобная, подушка – душная, одеяло – кусачее, никак не уснуть!» – Марго вдруг замолчала, сообразив, что в сложившейся ситуации она выступает в роли собаки Тявки, а Лионелла – девочки Маши. Ощущение превосходства вмиг испарилось, а с ним – хорошее настроение. Она проронила: – Как видишь, здесь много наших.

– Где сам Шмельцов?

– Пока не видела. Возможно, готовится к игре.

– Насколько я его знаю, к игре он всегда готов.

Марго с пониманием кивнула:

– Иносказание?

Лионелла согласилась:

– Можно сказать и так.

Между тем ее преследовала и мучила мысль: почему Кирилл равнодушно прошел мимо? Казалось, после того, что испытал, он должен был броситься к ней или, по крайней мере, остановиться и все обсудить. Объяснить, как он оказался на свободе и что с ним теперь происходит. С мстительным чувством Лионелла вспомнила Фирсова. Он-то знал, что они с Кириллом встретятся в Питере. Но не предупредил, сказав только, чтобы Лионелла ничему не удивлялась. Женская интуиция, о которой говорил Фирсов, подсказывала Лионелле только одно – встретить следователя и задать ему хорошую трепку. Или, по крайней мере, попробовать это сделать.

– Видела бы ты себя сейчас, – проговорила Марго.

– Что такое?

– Официант ждет, а ты не реагируешь. Что с тобой?

– Погоди. – Лионелла заказала чашечку кофе и круассан с грушевым вареньем.

– О фигуре не думаешь… У тебя стандартная элька?

Лионелла не раздумывая выпалила:

– Эмка!

– Да ну… – Было очевидно, что Марго хотела реванша за собаку Тявку.

– У меня такой же размер, как и у тебя.

– У меня – эска, потому что я не ем круассанов.

– Это зря, – заметила Лионелла. – Читай прессу: сладкое улучшает характер. Толстые люди добрее худых.

– То-то я и вижу. – Марго сдержанно хрюкнула.

Ни та, ни другая не видели, как к ним подошел Порфирий. Заметив его, Марго вздрогнула:

– Господи!

Старец сел и, опустив глаза, тихо сказал:

– Никто не спасется без смирения…

– О чем это он? – Марго перевела взгляд на Лионеллу, но та промолчала.

– Чем тут гордиться, если ежедневно грешишь и ближнего обижаешь, – продолжил Порфирий. – До конца жизни будешь гневаться, лгать и блудить…

– Уберите его… – испуганно проговорила Марго.

Но старец напомнил:

– Сама встречи искала. Я и пришел.

– Теперь не ищу!

– Упомни, голубица, грешных страстей никогда не удовлетворишь. Чем больше их кормишь, тем больше им нужно пищи. Не тот пьяница, кто раз напился, а тот, кто всегда пьет, и не тот блудник, кто раз соблудил, а тот, кто всегда блудит.

– Он что? Проповеди мне будет читать? – Марго огляделась, ища глазами Полторацкую.

– Терпи все злострадания, клевету, но больше всего бойся отчаяния – это самый тяжелый грех, – на этот раз Порфирий обратился к Лионелле.

– Порфирий! – К ним подошла Полторацкая. Кивнув Лионелле и Марго, она взяла старца за руку и заставила подняться со стула. – Идем, нам пора.

– Подождите, – попросила Лионелла, но Милена сказала:

– Мы уезжаем.

– Куда?

– Обратно в Москву.

– Разве ты не пойдешь на игру?

– Старец сказал, что нужно уехать.

– Почему? – Лионелла взглянула на старца и переадресовала ему вопрос: – Почему?

– В Евангелии говорится: «Вера твоя спасет тебя», – сказал старец Порфирий.

– Не понимаю, – внутри у Лионеллы всколыхнулась тревога.

– Иные люди ищут любви к себе, но правильно, когда любишь сам. Только так наполняется душа.

– Что мне делать? – взмолилась Лионелла, не обращая внимания ни на кого кроме старца.

Но тот вдруг сказал:

– Поменьше играть в игры.

– Что? – Она растерянно огляделась.

– Идем, старец, идем! – Милена потащила Порфирия к выходу.

– Чертов проходимец… – Марго одернула платье и восстановила осанку.

– Заткнись! – Лионелла не понимала, откуда у нее взялось это слово. Оно было не из ее лексикона.

В ответ на это Марго встала и быстрыми шагами вышла из зала.

После ее ухода у Лионеллы были разные мысли. Ее удивила последняя фраза старца, которая не соответствовала ему так же, как ей слово «заткнись». Он в точности воспроизвел слова Фирсова. На мгновение ей показалось, что они со старцем знакомы. Она тут же отказалась от этой идеи, списав ее на совпадение или случайность. В конце концов, все они собрались здесь, чтобы играть в игры.

Однако в душу запали слова старца Порфирия: правильно, когда любишь сам. А кого любит Лионелла? Льва или Кирилла? Или, может быть, кого-то еще? Ответ пришел сам: она любит только себя и, поигрывая в любовь, желает усидеть одновременно на двух стульях. Но так не бывает, пришла пора разобраться в себе и найти ответы на больные вопросы. Она закрыла глаза и повторила про себя: «Прошлого не вернешь, а то, что имеешь, легко потерять». Но когда она их снова открыла, то увидела Кирилла, который сидел напротив.

– Привет…

Она проронила:

– Виделись.

– Как ты?

– Хорошо. А ты?

– Послушай, – он взял ее за руку. – Спасибо, Фирсов мне все рассказал.

– Я не смогла помочь.

– По крайней мере, пыталась.

– Как тебе удалось выйти из СИЗО? – спросила Лионелла.

– Это все Фирсов.

– Что ему надо?

– Точно не знаю. Просто велел приехать сюда и действовать по обстановке.

– Так же как мне… – Она опустила глаза. – Будешь играть?

– Придется.

– Фирсов просил?

– Действую по обстановке. Если я здесь – что же еще?

– Послушай, – Лионелла решилась на вопрос, – кто такая Криволуцкая?

Кирилл покачал головой:

– Не знаю.

– Фирсов тебе сказал?

– Сказал, – он кивнул.

– Что-то я не пойму… Ты продал дом. Тогда зачем…

Кирилл остановил ее жестом:

– Чтобы ты не зашла слишком далеко, скажу лишь одно: мой дом продан, но об этом я узнал позднее тебя и твоего мужа.

– Значит, ты ни при чем?

Он снова покачал головой:

– Повторяю тебе – я не знал.

– Послушай, надо же что-то делать! Нанять юристов, оспорить сделку, отсудить дом.

– У меня нет таких денег. Придется действовать самому. Подозреваю, что дом переоформили по липовым документам или по фальшивой доверенности.

– В прокуратуру писал?

– Нет.

– Ну, так что же ты?

– Послушай, – Кирилл в упор смотрел на нее. – Еще вчера я был в камере следственного изолятора. Вечером меня выпустили, я заехал в московскую квартиру, переоделся – и сразу на поезд.

– Ты говоришь, что у тебя нет денег на юристов?

– Ну…

– Где те, что тебе дал Шмельцов?

– Их уже нет.

– Долги?

– Что же еще? Приют для брошенных жен – шутка.

– Уму непостижимо, промотать такое наследство! – воскликнула Лионелла.

– Вылитая бабка Марфуша! Все те же слова. Повторяю: никаких особых ценностей не было. Все это сказки. Когда после смерти Инессы я вернулся в Москву, нянька отдала мне два кольца – одно с сапфиром, другое с рубинами, три цепочки и брошь с аквамарином. Пока я учился, все ушло в скупку. Какие там деньги…

– Вспомни… Когда Инесса и Ефим Аркадьевич уезжали на съемки, мы перебирали ее драгоценности. Теперь даже странно – она хранила их в обычной шкатулке.

– Время было другое.

– Помнишь колье с изумрудами? Два яруса с бриллиантовым замочком.

– Дед спустил на него всю Ленинскую премию, – заметил Кирилл. – А еще была диадема – ее привезли с фестиваля из Южной Америки. Какой-то миллионер подарил Инессе после показа.

– Кольцо с голубым бриллиантом, жемчужный воротник и браслет из сапфиров. – Лионелла мечтательно улыбнулась. – Но особенно мне нравился ее гарнитур из бриллиантовых серег и кольца…

– Надевая его на палец, Инесса говорила: двадцать два карата – это не шутка. Как будто не было других слов. Ну, сказала бы: красиво, нравится, горжусь… Странной она была…

– И все это досталось ее родственникам. Скажи, почему не тебе?

Кирилл равнодушно пожал плечами:

– Возможно, потому, что тогда мне было на это плевать.

– А теперь?

– Я не думал.

– Послушай… – заговорила Лионелла, и ее голос сорвался на шепот. – Почему ты поверил ей, а не мне?

– Вечный вопрос, – Кирилл усмехнулся.

– Скажи.

– Не хочу об этом говорить.

– Ты не представляешь, как было больно…

– Если не замолчишь, я уйду.

– Ну хорошо, – Лионелла опустила глаза. – Чем я могу помочь?

– Не приставай с глупыми разговорами. Это – уже помощь.

– Нет, я серьезно.

– Если серьезно, не знаю.

– В каком номере ты живешь?

Кирилл показал брелок:

– В двести втором.

– Я – в двести четвертом. Соседи.

Услышав телефонный звонок, Лионелла взглянула на экран телефона и сделала предупреждающий знак Кириллу:

– Это Фирсов. – Затем встала и вышла из-за стола. Отойдя в сторону, зло прошептала: – Что это значит?

– Что именно вы имеете в виду? – голос следователя звучал на редкость доброжелательно.

– Здесь Кирилл Ольшанский.

– Вы сами этого хотели.

– Но почему не предупредили заранее?

– А разве я должен?

Ей нечего было ответить, и она задала вопрос, который пришел в голову:

– Что мне делать?

– А почему шепотом?

– Разве? – Она заговорила в полный голос: – Не заметила.

Наконец следователь догадался:

– Он рядом?

– Он? – Лионелла оглянулась, Кирилла за столиком не было. – Уже нет.

– О чем вы говорили?

– О том, что ему нужен юрист, чтобы вернуть дом. Надеюсь, вы уже в курсе, что его обокрали. И, кстати, вы нашли Криволуцкую?

– Кое-какие соображения на этот счет есть.

– Кое-какие? Чем же вы занимаетесь?

– Жду вас.

– Где? – Лионелла стала оглядываться. – Я вас не вижу.

– Для этого нужно выйти из отеля, свернуть направо, пройти два квартала и снова – направо. Там есть кафе-бистро…

– Послушайте, это слишком. Не могу больше видеть, что вы едите… Это какое-то безумие. Как в фильме «Большая жратва».

– Там не про это.

– В американском варианте. А вы посмотрите итальянский, где играет Марчелло Мастроянни, Филипп Нуаре и Уго Тоньяцци.

– Если можно – краткое содержание.

– Четверо друзей собираются вместе, чтобы нажраться до смерти…

– Дальше не надо.

– Советую посмотреть.

– Итак, вы придете?

– Сейчас?

– Чего нам тянуть. Вы уже пообедали?

– Да.

– Жаль. Тогда только кофе.

– Ну хорошо, ждите, я выхожу.

Сказав так, Лионелла поднялась к себе в номер и переоделась. Выбрала темно-синее платье с закрытой грудью и светлый жакет. Строгий, почти деловой стиль. Если не афишировать торговую марку, в таком наряде легко смешаться с толпой.

Обувшись в белые туфли, она включила кондиционер, чтобы в свое отсутствие выстудить комнату, вышла из номера, спустилась в лифте и покинула пределы отеля.

Егор Петрович объяснил, куда ей идти. В полном соответствии с его объяснениями, она свернула направо – в какой-то извилистый переулок со старыми домами, глубокими подворотнями и парадными входами. Еще один поворот, и она вышла на улицу, типичную для старого Питера. На другой ее стороне Лионелла увидела скромную вывеску «Бистро» и уже собралась перейти дорогу, как вдруг замерла. Недалеко от нее, через три припаркованные машины, разговаривали двое мужчин. Она узнала обоих. Один из них был водителем Петухова. Чеченец спортивного телосложения, он приезжал к ней домой. Вторым был Петр – молодой человек, который досаждал ей звонками.

Лионелла инстинктивно пригнулась и спряталась за машину. О том, чтобы перейти сейчас улицу, не могло быть и речи.

Чуть выглянув, она сделала открытие: малознакомый Петр до ужаса походил на молодого Брюса Уиллиса – та же быковатость, те же постав головы, залысины и нахальный, короткий нос. Вспомнился рассказ директора съемочной группы, и пришла неизбежная догадка – это он, выдав себя за соседа, проник в дом Кирилла.

Высунув руку, Лионелла сделала несколько снимков на телефон. Проверила и, убедившись, что на одном из них виден Петр, немедленно позвонила Черенцову:

– Где ты, Володечка?

– На съемках.

– Андрон рядом с тобой?

– Да, он здесь.

– У меня одна просьба… – начав говорить, Лионелла осведомилась: – У тебя есть Вайбер?

– Чего ты хочешь?

– Есть или нет?

– Ну, есть.

– Сейчас перешлю фото. Покажешь его Андрону.

– И все?

– Потом сразу звони мне и передай, что он скажет.

Володечка, конечно, не понял, о чем идет речь, но Лионелла была уверена, он все сделает так, как она просила.

Между тем охранник Петухова и Петр сели в машину и уехали. Лионелла пересекла улицу и вошла в дверь бистро.

– Сюда! – следователь Фирсов сидел у барной стойки и махал ей рукой.

Она подошла.

– Что с вашим лицом? – Егор Петрович посерьезнел. – Что-то случилось?

Лионелла сосредоточенно кивнула:

– Случилось.

– Что? – Он резко встал на ноги, но Лионелла его успокоила:

– Подождите. Всего несколько минут, и мы будем знать.

– Да объясните же! – громко сказал следователь, но она в это время уже отвечала на звонок: – Слушаю!

– Андрон сказал, что один из них представился соседом Кирилла.

– Который из двух?

– Русский.

– Значит, это он приходил в дом?

– Да.

– Спасибо, – Лионелла дала отбой и тут же протянула свой телефон Фирсову: – Вот!

– Что?

– Там фотография.

– Чья? – Фирсов взял телефон и стал рассматривать снимок. – Кто это?

– Тот, кто побывал в доме Кирилла, соврав, что сосед. Я говорила, что Ольшанский сдал дом киношникам?

– С какой целью он приходил?

Она сузила глаза и процедила:

– Издеваетесь?

– Нет, – честно признался следователь. – Просто хочу, чтобы вы озвучили версию.

– Этот человек приходил в дом Кирилла, чтобы стащить что-нибудь с его отпечатками.

– И вы думаете, что это была собачка из цветного стекла?

– Все сходится на том.

– Возможно, вы правы… – Фирсов задумался, потом быстро спросил: – Насколько я понял, его уже опознали?

– Директор съемочной группы.

– Это хорошо… Сами его знаете?

– Директора?

– Да нет же… Парня, что взял из дома собачку.

– Мы познакомились в отеле в прошлый приезд. Он представился Петром и сказал, что мой поклонник. Потом мы ехали в одном вагоне, когда возвращались в Москву, и я дала ему свой телефон.

– Зачем? – в голосе следователя послышалось скрытое недовольство.

Пожав плечами, Лионелла ответила:

– Минутная слабость. Поддалась его обаянию. Не находите, он чем-то похож на молодого Брюса Уиллиса?

Фирсов вгляделся в снимок:

– Нет. Ничего общего.

– Вы это сказали из вредности?

– Нет.

– Но это же очевидно.

– Он вам звонил?

– Да, несколько раз.

– Чего хотел?

– Встретиться.

– Что еще?

– Поужинать и погулять по вечерней Москве.

– Вы отказали?

– Конечно.

– Хвалю. Надеюсь, вы понимаете, чем могла обернуться для вас такая прогулка?

– Чем?

– Давайте проследим по цепочке: украденная собачка, отель, смерть Петуховой, осколки на полу, знакомство с вами и настойчивые звонки в Москве. Ничего не приходит на ум?

– Думаете, это он убил Катерину? Однако я не сказала главного… – она постучала пальцем по телефону. – Тот второй – водитель Петухова. Я его знаю.

– Что вы говорите… – Фирсов снова вгляделся в фотографию. – Если не ошибаюсь… Ну, конечно! Снимок сделан где-то рядом?

– Десять минут назад на той стороне улицы.

– И вы до сих пор молчали?

– Да я, как только пришла, сразу сказала, – обиделась Лионелла.

– Где они сейчас?

– Уехали.

– Номер машины? – Он опустил голову. – Конечно, вы не запомнили…

И здесь наступил звездный час Лионеллы: неспешно поправив челку, она проронила:

– Записывайте, – и продиктовала номер автомобиля со всеми цифрами, буквами и кодами.

– Феноменально! – Фирсов записал и тут же начал звонить по телефону.

Минут через пять, когда все распоряжения были им отданы, он снова обратился Лионелле:

– Позвольте выразить благодарность.

– Не стоит. – Между делом она сказала бармену: – Американо без сахара. – И снова Фирсову: – Зачем вы меня позвали?

– Сегодня в семь будет игра.

– Это я знаю.

– Как мы договорились, вы будете сидеть за столом. Знаете с кем?

– Пока нет.

– Тогда я вам сообщу: за вашим столиком будут сидеть Марго Никодимцева и Милена Полторацкая.

– Милена сегодня уехала.

Егор Петрович озадаченно крякнул:

– Хм… Это для меня новость. С чем связан отъезд?

– Старец Порфирий посоветовал вернуться в Москву.

– Только и всего? А как насчет того, чтобы по Невскому – голышом? Простите великодушно… Бред какой-то, ей-богу!

– Тем не менее она сегодня уехала.

– Ну хорошо, будем ориентироваться по ходу событий.

– Что происходит? Вы сами будете в отеле?

– Ни под каким видом.

– Что это значит?

– Все события должны происходить бесконтрольно. – Сказав так, он исправился: – Без видимого контроля с чьей-либо стороны.

– Из всего вышесказанного могу сделать вывод: сегодня вечером что-то случится, – сказала Лионелла.

– Совсем необязательно. Однако прошу вас быть осмотрительной.

– Я всегда осмотрительна. Мне что-то грозит?

– Не думаю.

– А если серьезно? – Нельзя сказать, что Лионелла волновалась, скорее испытывала крайнее любопытство.

– Мы позаботимся, чтобы с вами ничего не случилось.

– Но вас там не будет.

– Не верите мне? – Фирсов посмотрел на Лионеллу очень серьезно.

Она опустила взгляд:

– Верю.

– Тогда договоримся. Как только заметите что-нибудь необычное или тревожное, сразу звоните мне. У вас ведь есть мой телефон?

– Мы с вами только что…

– Да-да, я забыл.

Глядя на Фирсова, Лионелла сообразила, что он волнуется.

– Все будет хорошо… – проговорила она.

– Что? – он вскинул голову.

– Я сказала, что все будет хорошо.

– Тогда с богом.

Глава 27 Игра

Лионелла помнила, что, отправляясь на встречу с Фирсовым, включила кондиционер на полную мощность. Отчего же теперь, вернувшись в номер, она окунулась в жуткую духоту?

Щелкнув выключателем и убедившись, что кондиционер в полной исправности, она прошла в ванную. Брошенное утром полотенце валялось на полу, а значит, горничной не было. Решив позвонить портье, Лионелла передумала и уже собралась набрать номер Фирсова. Но внутренне обвинив себя в мнительности, решила не обращать на это никакого внимания. В конце концов, есть окно, и она могла проветрить комнату, не прибегая к кондиционированию.

Однако, открыв окно, Лионелла сразу его закрыла. На улице было еще душнее, чем в комнате. Осталось только одно: включить кондиционер и на это время выйти из номера. Она так и сделала.

Гуляя по коридору, Лионелла замедлила шаг и остановилась возле двести второго номера, где жил Ольшанский, и уже занесла руку, чтобы постучать, как вдруг дверь открылась и оттуда выкатилась груженая тележка горничной. Отступив, Лионелла пропустила тележку, потом и саму горничную. Заглянув в номер, с удивлением заметила распахнутую дверь туалета.

– Там никого нет, – голос женщины напоминал скрежет ножа по стеклу.

– Не видели здешнего постояльца?

– Пгошу пгощения, я только номера убигаю, – она еще и картавила.

Спускаясь по лестнице, Лионелла подумала, что никогда не видела, чтобы горничная привозила в номер тележку. Обычно ее оставляют в коридоре. Но в каждом отеле свои правила, и она не стала на этом зацикливаться.

В холле было полно народу. Центром людского водоворота был Григорий Шмельцов. Заметив Лионеллу, он любезно раскланялся. Позади него с непроницаемыми лицами стояли двое в темных костюмах.

Лионелла решила для себя, что эти двое могут быть адвокатами или охранниками. Подумав так, она вдруг сообразила, что ей самой не помешал бы охранник. Прогнав досужие мысли, Лионелла удалилась в оранжерею. В глубине зарослей теплолюбивых растений стояла чудо-скамейка, образец изысканной резьбы по белоснежному мрамору. Усевшись на скамью, Лионелла почувствовала каменный холод, который полз от ног и ягодиц вверх по спине.

По зеленому коридору за ее спиной то и дело пробегали официанты и девушки-флористы с охапками свежих цветов. И те и другие готовили банкетный зал к предстоящей игре.

Холод камня дошел до верхней части спины. Сидеть на каменной скамье в легком платье было опасно, и Лионелла хотела встать, но тут же услышала тихий мужской голос:

– Сделано?

Второй голос ответил:

– Все готово.

По вкрадчивой интонации их разговора она угадала опасность и замерла в недоумении и беспокойстве. Но, сообразив, что сквозь заросли ее могут увидеть, резко пригнулась, успев заметить бледное востроносое лицо и белую поварскую куртку.

Услышав, как затихли шаги, Лионелла вскочила со скамьи и бросилась к залу ресторана, оттуда – в банкетный зал.

Метрдотель с вежливой улыбкой преградил ей путь:

– Сюда нельзя. Забронировано. Прошу меня извинить.

Не зная, что предпринять, она решила вернуться в свой номер и позвонить Фирсову. Однако, вернувшись и взглянув на часы, выключила кондиционер и стала одеваться к игре…

На этот раз Лионелла была в светло-зеленом платье с шелковой вышивкой по всему лифу. Туфли – того же цвета и тоже с вышивкой, на небольшом каблуке. Она сама уложила волосы, создав изысканный беспорядок. Макияж был естественным, почти незаметным.

Участники игры уже собрались, в воздухе банкетного зала висел невесомый шорох голосов и тихой музыки. За дальним столиком сидели те двое в темных костюмах, что были со Шмельцовым в холле отеля. Их стол был пуст. Остальные были уставлены напитками и украшены цветочными композициями благородных тонов. На дамах были преимущественно темные платья, и лишь одна Лионелла блистала свежестью цвета.

Найдя табличку с собственным именем, она села за стол. Марго тоже села. Ожидая, кто будет третьим взамен Полторацкой, Лионелла заметила молодую женщину, которая ни по одежде, ни по выражению лица не принадлежала к их кругу. Она бойко говорила с Кириллом и симпатично смеялась. Уже через минуту эта особа приблизилась к их столику и опустилась на стул:

– Добрый вечер… Я – новенькая и никого здесь не знаю.

– Марго, – представилась Никодимцева.

– Регина…

– Как, простите? – Лионелла вся подалась вперед, едва не выпрыгнув из плотного лифа.

– Регина. Вы не расслышали?

С соседнего стола донеслось:

– Тихо… Начинаем.

Одновременно с этим приглушили свет и зазвучала тихая музыка. Шмельцов прошелся по залу, здороваясь с теми, кого не видел, и остановился в центре.

– Мы снова вместе, и я, обожающий вас Григорий Шмельцов, начинаю. – Он поднял руку и чуть наклонил голову. – Сегодняшняя игра – дань памяти нашему другу, достопочтимой Катерине, которую мы любим и помним. – Шмельцов отвесил полупоклон в сторону, где сидел Мишель Петухов. – Самое лучшее, чем можно ответить на эту чудовищную несправедливость, унесшую столь юную жизнь, – продолжить нашу игру. И начнем мы с ее любимейшей темы. – Он выдержал паузу, отчего все сказанное далее прозвучало значительнее: – Середина прошлого века… Искусство… Кино.

– Боже мой… – Марго припала к столику и скоро прошептала: – Он не помнит. Это же я на прошлой игре задала такие ориентиры. Катерина – ни сном ни духом…

– Какая разница, – ответила Лионелла. – Пусть говорит.

Шмельцов тем временем поубавил патетики и начал приходить в свое обычное состояние.

– Чей теперь черед? Кто начинает? – Он подошел к столику, за которым сидел Кирилл. – С вас и начнем. – Шмельцов опустил руку на его предплечье. – Наш молодой друг снова с нами. Кирилл Ольшанский… Страшно подумать, но он больше известен как внук великого режиссера Ефима Ольшанского. Ефим Аркадьевич знавал многих великих из мира кино. С одним… Или, вернее, с одной из них мы и начнем… Грета Гарбо, величайшая актриса Голливуда, пик карьеры которой пришелся на оговоренный нами период. Имя Гарбо значило любовь, страдания и приобщало зрителя к миру высоких страстей. Вершиной ее творчества стал фильм «Дама с камелиями». Сама актриса в период съемок очень болела и в перерывах между съемками отлеживалась в своей гримерной. Партнером Гарбо по съемкам был застенчивый молодой человек, впоследствии – известный голливудский актер Роберт Тейлор. Чтобы как-то облегчить страдания Гарбо, он приходил к ней в гримерку и приносил… Внимание, вот мой вопрос! Что приносил Роберт Тейлор, чтобы облегчить страдания Греты Гарбо?

– Наркотики? – предположила женщина, сидевшая справа от Кирилла.

– Да что вы говорите! Как вы меня удивили! – Шмельцов изменился в лице. – Есть еще версии?

– Лекарства…

– Мимо… Мимо, любезная Ольга.

В их разговор вмешалась третья участница:

– Конфеты или еду.

– Ну хорошо. Давайте я наведу вас на верный ответ. Вы – о материальном, но артисты люди духовные.

– Цветы?

– Это уже теплее.

– Драгоценности?

– Снова – о материальном. – Шмельцов обратился к Ольшанскому: – Возможно, вы, Кирилл, читали дневники своего деда. Вам ли не знать нравы и привычки голливудских актеров?

– Я не читал, – коротко ответил Кирилл.

– Тогда давайте подумаем. И вот вам подсказка. Это нечто нематериальное, но воспроизводимое на материальных предметах. Конец тридцатых годов, люди танцуют фокстрот, чарльстон, что там еще…

– Они танцевали? – несмело предположила соседка Кирилла.

– Очень близко, но – не то! – Шмельцов разочарованно улыбнулся. – Ну же! Давайте!

– Музыка? – спросил у него Кирилл.

– Ну же, ну! Нечто нематериальное, но воспроизводимое на материальных предметах. Что приносил Роберт Тейлор в гримерку, чтобы облегчить страдания Гарбо? Конец тридцатых…

– Пластинки?

– Есть! – Шмельцов щелкнул пальцами. – Пластинки и…

– Патефон.

– Браво! Бис! Молодцы.

Лионелла невнимательно следила за игрой. Вопрос следовал за вопросом, ее же неотступно преследовала мысль: кто эта женщина, сидящая рядом с ней за одним столом? Интриговало имя, еще больше – внешность. И уж совсем было интересно, о чем они говорили с Кириллом и какое отношение имеют друг к другу.

Между тем Шмельцов подошел к их столу:

– Особенно приятно представить всем новую участницу нашего клуба – Регину Криволуцкую…

Лионелла с удивлением увидела, как исказилось лицо Кирилла. Ее лицо в этот момент было не лучше. Шмельцов продолжал:

– Следующий мой вопрос адресован трем очаровательным дамам, сидящим за этим столом. – Он сделал паузу. – Начало Второй мировой войны. Париж. Марлен Дитрих и Жан Габен любят друг друга. Габен уходит на фронт. Чуть позже за ним с концертной бригадой следует Дитрих. Какими-то неимоверными усилиями ей удается пробраться к Габену, и они встречаются буквально на поле боя.

Шмельцов огляделся, призывая присутствующих к вниманию:

– Какими словами Жан Габен встретил свою возлюбленную?

– Послал ее к черту, – сказала Лионелла и зло посмотрела на Криволуцкую.

– Я сказал – вопросом, – уточнил Шмельцов.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросила Лионелла, глядя в глаза Регине.

– И это правильный ответ! Послушайте, Лионелла, вы меня удивляете! Как вам удается? Скажите нам наконец.

– Чисто интуитивно.

– И на этот раз интуиция не подвела. Поздравляю вас, дорогая.

Игра закончилась, и участники разбрелись кто куда. Побродив по отелю, Лионелла не нашла ни Кирилла, ни Криволуцкой. В холле она столкнулась с Терсковым. На этот раз он сам не захотел ее замечать, целенаправленно устремившись к выходу.

Лионелла крикнула:

– Петр!

Но он только убыстрил шаг, словно убегая от какой-то опасности.

Решив, что здесь все заодно и что Кирилл с Региной водят всех за нос, она в крайнем раздражении поднялась к себе в номер.

Встав у окна, вытащила из сумочки мундштук и закурила. После чего набрала на телефоне номер Фирсова.

– Лионелла? – Кажется, он ждал, когда она позвонит.

– Добрый вечер. – Лионелла чуть помолчала. – Хотя, если поразмыслить, не такой уж он добрый.

– Что такое?

– Знаете, кто сегодня сидел на игре рядом со мной?

– Неужели Криволуцкая?

Немного поразмыслив, Лионелла спросила:

– Вы издеваетесь?

– Нисколько.

– Вы все знали и не сказали? Выходит, вы все заодно?! – Она постепенно заводила себя, набирая обороты и повышая градус накала. В конце концов она закричала: – Что это значит?!

– Если успокоитесь, я все объясню. – Говоря с ней, Фирсов благоразумно сохранял выдержку.

– Настоятельно попрошу это сделать.

– Происходит внедрение Регины Криволуцкой в клуб игроков. Так сказать, попытка легализации. Бьюсь об заклад, что она болтала с Ольшанским.

– Значит, и они – заодно… – проговорила Лионелла глухим безжизненным голосом. – Не понимаю, зачем нужна вся эта комедия.

– Не нужно спешить с выводами, – строго заметил следователь.

– Я устала…

– В таком случае ложитесь спать.

– Я больше не нужна?

– Если вам нечего больше рассказать.

– Постойте…

– Что такое?

– Сегодня в оранжерее я слышала один разговор.

– Так-так… Кто с кем говорил?

– Двое. Судя по одежде, один из них был повар. Белесый такой, востроносый.

– Кажется, я видел его на кухне. О чем говорили?

– Один спросил: «Сделано?»

– А другой?

– Другой ответил: «Все готово».

– И все?

– Все.

– Ну, вы меня озадачили.

– Чем?

– Вы же понимаете, что этот диалог можно толковать как угодно?

– Да я просто кожей почувствовала. Вы что, не доверяете женской интуиции?

– Интуиции – нет. Кто бы это ни был, мужчина или женщина. Только – фактам. – Он усмехнулся в трубку. – Представьте такую ситуацию: подходит повар к помощнику и спрашивает: «Сделали?», имея в виду какой-нибудь форшмак. Тот отвечает: «Да, все готово».

Голос Лионеллы перешел на высокую ноту:

– Вы еврей?

– При чем тут национальность?

– А при чем тут форшмак?

– Я только привел пример.

– К черту примеры! Я хочу уехать домой.

– Сегодня?

– Чем раньше, тем лучше.

– Но первый поезд идет на Москву только утром. К тому же вы привыкли ездить только на «Гранд Экспрессе».

– Сейчас я готова ехать на чем угодно. Даже на палочке верхом.

– Становитесь человеком… Что, кстати, с вашим голосом?

– Не знаю. А что с ним не так?

– Говорите как-то замедленно и немного сипловато, – сказал Фирсов. – Вам нужно успокоиться. Ложитесь-ка лучше спать. Наступит утро, и все покажется вам не таким мрачным.

– Мне стра-а-ашно, – прошептала она.

– Посмотрите в окно…

– Что?

– Окно четвертого этажа в доме напротив.

Лионелла сдвинула штору и пригляделась. Увидев в противоположном окне плотную мужскую фигуру, удивленно спросила:

– Это вы?

– Я помахал вам рукой.

– Видела.

– Теперь помашите вы.

Она помахала.

– А сейчас идите спать и ни о чем не волнуйтесь.

– Спокойной ночи, – сказала Лионелла, задернула штору и отправилась в спальню. Там, не раздеваясь, рухнула в кровать и мгновенно заснула.

Из первого, самого сладкого сна ее вырвал звонок мужа.

– Ле-е-ев? – спросила Лионелла протяжно.

– Что с твоим голосом?

– Ни-и-ичего… Просто хочу спа-а-ать.

– Ты пила?

– Только один бока-а-ал.

– Все нормально?

– Да. Все хоро… шо.

– Послушай, Лионелла…

На этих словах Льва телефон упал на покрывало, и она не сделала попытки поднять его и договорить с мужем.

Второй ее сон был сродни забытью. Она то засыпала, то просыпалась от того, что видит собственное распластанное тело с высоты нескольких метров. Сумбурные образы вызревали в ее голове и с зубодробильной жесткостью вызывали в памяти события, которых она не знала.

Самым повторяющимся образом была мокрая русалка с осклизлым хвостом. Она была настырной и наглой. Взяв за руку, заводила ее в море до тех пор, пока голова не ушла под воду. Выскочив на поверхность, Лионелла хватала ртом воздух и, задыхаясь, погружалась обратно в воду. В конце концов ей нечем стало дышать, и сердце забилось в ненормальном, страшном режиме…

Лионелла очнулась.

Сначала ей и вправду показалось, что она находится под водой. Потом Лионелла поняла, что это – едкий, жгущий гортань дым.

– Помогите… – голос прозвучал так тихо, что Лионелла сама себя не услышала.

Ей захотелось вскочить с кровати, но тело не слушалось, и она упала, а потом поползла по ковру, хрипя и задыхаясь.

Когда Лионелла поняла, что длинное платье мешает ползти, она каким-то чудом задрала его до талии, но оно все равно мешало, а она все равно ползла.

– Помогите…

В полной темноте, дыму было неясно, где находится дверь, и не было никакой уверенности, что, добравшись, у нее, Лионеллы, хватит сил выбраться в коридор. Что было там, Лионелла пока не знала.

Едкий дым проникал в легкие, причиняя невыносимую боль. Обожженная гортань горела огнем.

Срывая ногти, Лионелла ползла и ползла дальше…

Вдруг – грохот и яркая вспышка. Кто-то неведомый подхватил ее и, приподняв, выдернул вверх.

На этом сознание Лионеллы Баландовской угасло.

Глава 28 Некачественное оказание услуг

– Где моя жена?! – Пинком открыв дверь кабинета, Лев остановился на пороге.

– Здравствуйте, – следователь Фирсов поднял голову и внимательно посмотрел на вошедшего. – Если не ошибаюсь, Лев Ефремович Новицкий. Рад познакомиться.

– Оставь свою радость себе. Мне она ни к чему. Где Лионелла?

– Сбавь обороты…

– Что?!

– Как я понимаю, мы перешли на «ты».

– Где Лионелла?! – взревел Лев.

– В больнице.

– Что с ней?

– Ожог дыхательных путей и легкое отравление угарным газом.

– Ты… – Лев сжал кулаки и двинулся к следователю. Однако, вспомнив, где он находится, сказал: – Я переломаю тебе ноги.

– Попробуй, – Фирсов поднялся из-за стола во весь свой могучий рост и, чуть подождав, спросил: – Слабо?

– Для чего ты морочил ей голову?

Следователь придвинул стул и жестом указал:

– Садись.

Лев сел, и они встретились взглядами.

– Как я понимаю, ты ждешь от меня объяснений?

– По меньшей мере.

– Лионелла попала в переплет по твоей вине.

– Вы… Как ты смеешь?!

– Ты или вы?

– Плевать!

– Терсков. Знаешь такого?

– Знаю.

– Ты его ободрал?

Лев испытующе взглянул на следователя:

– При чем здесь это?

– После того как ты и твои компаньоны ободрали Терскова как липку, он затаил обиду. Такие мстительные особи умеют выждать момент.

– Что за ересь… Только сегодня я был на месте отеля. От него остались одни головешки. Не хочешь же ты сказать, что Терсков сжег свой отель назло мне?

– Ну, во-первых, отель заложен и перезаложен. Во-вторых, застрахован на кругленькую сумму, в том числе на случай пожара. При возмещении страхового случая часть суммы осела бы в карманах Терскова.

– Не понимаю… При чем здесь Лионелла?

– По большому счету это случайность. Ей просто не повезло. С одной стороны – Кирилл Ольшанский. С другой – ты.

– Думай, что говоришь, – зло прорычал Лев.

– Прости, – Фирсов поднял обе руки, показав ладони. – Не хотел обидеть. Хотел сказать, что преступный план был придуман для устранения Кирилла Ольшанского.

– Кому помешал этот бездельник?

– Терскову. – Следователь Фирсов встал со стула и посмотрел на Новицкого. – Едем?

– Ты не ответил.

– Едем к Лионелле. Там все расскажу. Но, как мужик мужику, повинюсь. Зря позвал ее на игру. – Он опустил голову. – Виноват.

Они поднялись по лестнице, остро пахнущей лекарствами, прошли по коридору и оказались в палате, где на кровати лежала бледная Лионелла. Увидев Льва, она приподнялась и потянулась к нему. Он кинулся целовать ее руки.

Фирсов отвернулся, ожидая, пока кто-то из них хоть что-нибудь скажет.

– Я знаю, кто это сделал, – первой заговорила Лионелла.

– Кто? – он подошел ближе.

– Терсков… Видели бы вы его лицо, когда перед пожаром он бежал к двери. Я уже тогда все поняла, но мне что-то помешало сделать верные выводы.

– Могу объяснить, – Фирсов присел на стул рядом с кроватью. – Лечащий врач сказал, что в вашей крови были обнаружены барбитураты. Во время игры в ваш бокал что-то подсыпали.

– Регина Криволуцкая… Я так и знала.

– Не факт.

– Тогда кто?

– Вы сами рассказывали про востроносого с кухни… К слову сказать, в этом отеле работали довольно опасные люди.

– Терсков… Что с ним?

– Он сбежал.

Сидящий в ногах у жены Лев возмутился:

– Как ты мог его упустить?!

– В тот вечер все прошло не так, как хотелось. В том числе у Терскова. Как говорят, хотел одного, а получил что-то другое. Во многом это моя вина. В остальном – в силу обстоятельств.

– Не понимаю, что может помешать человеку сделать то, что он должен.

– Теория сильно отличается от практики. Не находишь?

– Нет, – буркнул Лев.

– А разве в бизнесе другие законы? – Фирсов не уступал.

– Мы сейчас не про бизнес.

– Но как вы поняли? – чуть слышно произнесла Лионелла.

Чтобы лучше слышать, Фирсов чуть наклонился:

– Что?

– Как вы поняли, что во всем виноват Терсков?

– С вашей подачи.

– Я и сама не знала, до того как увидела его убегающим. – Теперь не поняла Лионелла.

– Помните, вы рассказывали мне про няньку Марфушу?

– Конечно.

– Название деревни, где жила ее дочь?

– Качалки Калужской области.

– Вы будете очень удивлены, когда узнаете, откуда родом Петр Терсков.

– Неужели?..

– Деревня Качалки Калужской области.

– Значит, он…

– Внук той самой Марфуши.

– Невероятно. – Лионелла погладила рукой одеяло. – Что за совпадение.

– Верите?

– Что?

– Я говорю: неужели вы до сих пор верите в совпадения?

– Тогда объясните, в чем же тут дело.

Фирсов озадаченно поскреб ногтями в затылке:

– Признаться, я и сам не все понимаю. Возможно, это зависть к благополучию высших по положению или желание быть первым… Не знаю, как объяснить историю с домом.

– Ольшанский сам его продал, – вмешался Лев.

– Не-е-ет, – протянул следователь. – Здесь все не так просто.

– Тогда объясните.

– Доподлинно известно, что дом продан безо всякого участия Кирилла Ольшанского по липовым документам и подложной доверенности. По этому делу уже заведено уголовное дело.

– Не за этим ли вы приезжали в Москву? – спросила Лионелла.

– В том числе. Но не только. Об этом чуть позже. Сейчас объясню вчерашнее пришествие Регины Криволуцкой.

– Вы говорили.

– Да-да… Ее главной задачей было покрутиться вокруг Кирилла Ольшанского, сделать вид, что они давно и плотно знакомы. Чтобы после его смерти ни у кого не возникало подозрений в подлоге документов и законности продажи его дома.

– Что? – вскрикнула Лионелла. – Кирилл мертв?

– Я так не сказал.

– Отвечайте на мой вопрос!

– Жив. И, кстати, госпитализирован в этот ожоговый центр. Когда он вытаскивал вас из огня…

– Подождите, – сказал Лев Новицкий. – Кирилл Ольшанский вытащил мою жену из горящего номера?

– Из горящего здания. Очаг возгорания был зафиксирован экспертами в нескольких местах. В том числе в номере у Ольшанского. К счастью, его в то время в номере не было.

– Где же он был?

– Как объяснил Ольшанский, он искал Криволуцкую. Но она к тому времени уже испарилась.

– Но как он оказался в номере Лионеллы?

– Когда пожар стал разрастаться и началась тотальная эвакуация постояльцев, Кирилл понял, что твоя жена осталась в номере, и буквально ломанулся в огонь.

– Но как ему удалось выбраться, да еще с Лионеллой на руках? – Задав этот вопрос, Лев словно обмяк.

– Через окно в коридоре. Пожарные подняли лестницу и забрали у него Лионеллу. Пока ее эвакуировали, он сам остался в огне.

Лионелла тихо спросила:

– Обгорел?

– Да.

– Сильно?

– Не до такой степени, чтобы вам так расстраиваться, – заверил ее Фирсов.

– И все-таки, – Лев Новицкий намеренно вернул разговор в прежнее русло. – Целью преступников было… – он стал загибать пальцы, – раз – Ольшанский, два – отель, ради страховки…

– И три – Лионелла. Терсков хотел совместить приятное с полезным. Убрать собственника дома, который для чего-то был ему нужен, и досадить лично тебе, Льву Новицкому.

– Потерю любимой жены нельзя соотнести с досадным происшествием, – сказал ему Лев.

– Согласен. Однако бывает и по-другому…

– Что?! – Лев был готов к тому, чтобы взорваться.

– Не о тебе речь, – остановил его Фирсов.

– Следователь имеет в виду Петухова, – сказала Лионелла и обратилась к Фирсову: – Вы арестовали тех двоих?

– Брюса Уиллиса и чеченца? – Он ухмыльнулся. – За что же их арестовывать… Участие в убийстве Катерины Петуховой пока не доказано.

– Значит, им всем сойдет с рук…

– Не сойдет: их задержали до выяснения обстоятельств. Ребята-оперативники нашли, к чему придраться. По крайней мере, три дня у нас есть. А там будет видно. Должен признаться: версия, что хотели убить вас, а не Петухову, была ошибочной.

– Одного не понимаю… – озадаченно произнесла Лионелла. – Если барбитурат подсыпали мне, почему бы его не подсыпать Кириллу? Тогда с изрядной долей вероятности можно было спрогнозировать, что во время пожара он бы сгорел или задохнулся в своем номере.

– Принимаю ваше замечание, – подумав, сказал Фирсов. – Готов предположить, что попытка отравить его была предпринята, но в тот вечер Ольшанский ничего не стал пить. Это зафиксировано в его показаниях.

– Вы собираетесь искать Терскова? – требовательным тоном спросила Лионелла.

– Конечно. Его уже ищут.

– Вы обязаны его задержать.

– Уважаемая Лионелла Павловна, я уже говорил вашему мужу, что теория от практики, как правило, отличается. И преимущество не всегда на стороне практики. Попросту говоря – легко сказать, но трудно сделать.

– Криволуцкую тоже упустили?

– Валите все на меня, – усмехнулся Фирсов. – Только сдается мне, что они сейчас вместе. Знать бы где… Не улавливаю логику их действий.

– Сами говорили – им нужен дом Ольшанских, – напомнила Лионелла.

– В сложившихся обстоятельствах сейчас они вряд ли там появятся. Думаю, и Терсков, и Криволуцкая уже за границей.

– Это еще не точно?

– Сейчас проверяем.

– А что Шмельцов? – вспомнила Лионелла.

– Дает показания.

– Надо же… – улыбнулась она. – Забыли о самом главном человеке в этой истории.

– По совету адвокатов после пожара он явился с повинной, – сказал Фирсов. – Решил опередить события и что-нибудь отыграть.

– Зачем ему это? – спросил Новицкий.

– Сие пока не известно. Дождемся результатов. Пока идет жесткая торговля. Адвокаты у него – настоящие звери. Ни пяди не уступают. Как только сторгуемся, возможно, что-то прояснится. Пока он признает только одно: некачественное оказание услуг. Дело в том, что его бухгалтер тщательно вела всю отчетность. Проплаты игроков за игру – проведены. Закупка цветов, аренда отеля, все счета и платежки – на месте. Я весьма бегло просмотрел отчетность…

– Что-то нашли? – заинтересованно спросила Лионелла.

– Странное несоответствие… Однако это – не преступление. Не знаю, как к этому относиться.

– Что именно? Возможно, я смогу чем-то помочь, – сказал Лев.

– Дело в том, что счет за отель вдвое завышен.

– Здесь очень просто. Это или шантаж, или взятка.

– Шантаж с чьей стороны?

– Со стороны того, кто выставил счет.

– Отель принадлежал Терскову, ты это знаешь.

– В таком случае Шмельцов от него зависим.

– Трудно предположить, чем именно.

Лев усмехнулся:

– В бизнесе такое явление очень распространено. А поскольку бизнес – это и есть жизнь, ищите слабое место Шмельцова, и вы во всем разберетесь.

– Наркотики.

– Ну-у-у, за эту нитку тянуть и тянуть. Этот ваш Шмельцов просто марионетка в чьих-то руках. Им управляют как хотят.

– Но, к сожалению, у него хорошие адвокаты.

– Значит, тебе не повезло. В жизни как в бизнесе – кто сильнее, тот прав.

– Закон джунглей, – вздохнула Лионелла.

По ершистому виду следователя было заметно, что он не готов отступать.

– Разберемся.

– Значит, неизвестно, кто и за что убил несчастного альфонса? – спросила она.

– Я уже говорил и повторяю вам снова: с Кирилла Ольшанского никто не снимал подозрений.

– Даже после того, как он…

Следователь Фирсов перебил Лионеллу:

– Для него ничто не изменилось. Афера с домом не улучшила его положения. – Фирсов поднялся со стула. – Не буду вас утомлять, Лионелла Павловна, вам нужно восстанавливать силы. Лев… – он протянул руку, и Новицкий крепко пожал ее.

Уже выходя, Фирсов обернулся:

– Да… Чуть не забыл. Вы будете удивлены – номер, из которого съехала Полторацкая, выгорел первым. У нее не было шансов остаться в живых, если бы она не возвратилась в Москву.

Глава 29 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Ефим Ольшанский смотрел на прекрасное лицо Греты Гарбо, и ему не верилось, что еще недавно он его целовал.

Она встала с дивана и прошла к бару. Обернувшись, спросила:

– Налить виски?

Ольшанский понял, что тоже должен подняться. Встал, забрал у нее бутылку и налил в оба бокала, потом положил лед. Они приветственно подняли бокалы и, глядя друг другу в глаза, выпили.

– Приятно, когда между съемками есть время на отдых. – Гарбо подошла к двери и распахнула ее: – Тилда! – Немного подождав, оглянулась: – Куда делась эта корова? Ее и вправду нужно побить. Займусь этим лично.

– Надеюсь, что это шутка. – Ефим улыбнулся. – Вы же не станете этого делать?

– Не стану, – Гарбо отставила бокал. – Просто уволю.

– Это жестоко.

– Жизнь жестока, мой друг, – она потрепала его по волосам. – И скучна. Боже мой, как скучна эта жизнь…

– Есть много способов сделать жизнь интереснее, – сказал Ольшанский, не зная, как еще поддержать разговор.

– Неужели? – В глазах Гарбо загорелся злой огонек. – Ну, так предложите мне хоть один?

– Работа…

– Она не приносит мне удовольствия.

– Развлечения.

– Об этом мы уже говорили.

Оказавшись в тупике, он, неожиданно для себя, обозлился:

– Тогда выходите замуж.

– Ни о каком замужестве не может быть речи, – холодно заметила Гарбо. – По крайней мере, в ближайшие годы из-за контракта с Голливудом и моих творческих планов. После того как все это закончится и я снова стану обыкновенной женщиной, в частной жизни буду вольна делать все, что угодно. Надеюсь, что к тому времени обо мне позабудут и репортеры наконец-то перестанут меня беспокоить.

– В таком случае вы абсолютно правы. Жизнь скучна, – согласился Ольшанский. У него не оставалось других вариантов.

– Мне нужно отдохнуть, милый Эфим. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу предстать перед камерой, если я перед этим хорошенько не высплюсь. Вообще, сниматься – ужасно суматошное дело: ведь ты уже не принадлежишь самому себе. Приходится играть перед посторонними людьми, электриками, осветителями… – Она снова крикнула: – Тилда!

В тот же миг в дверь бунгало постучали.

– Явилась наконец. – Гарбо вышла из комнаты и распахнула дверь, однако, вопреки ожиданиям, на пороге бунгало стоял юный красавец, ее партнер по съемкам. В его руках был патефон.

– Простите, что беспокою, мисс Гарбо…

Она схватила его за рукав и затащила внутрь помещения.

– Вы кстати, – сказала Гарбо и, обернувшись к Ольшанскому, представила его: – Ефим – режиссер из России.

– Роберт Тейлор, – актер поставил патефон на стол с косметикой и протянул руку. Скрепив знакомство рукопожатием, он обернулся к Гарбо: – Как ваше самочувствие?

– Теперь значительно лучше. – Она указала глазами на патефон: – Пластинки тоже есть?

– Их две.

– Что за музыка?

– Бенни Гудман.

– Композиция?

– «Голубое небо».

– Немедленно поставьте пластинку!

– Туже пояс, детка! Включаем музыку! – Тейлор начал крутить ручку и после того, как завел механизм, установил рычаг звукоснимателя на вращающуюся пластинку. Из патефонной трубы вырвался стройный джаз в ритме «фокстрот».

Покачивая в такт музыке головой, Гарбо потуже затянула пояс халата и ритмично переступила с ноги на ногу и обратно.

К ней подскочил Тейлор:

– Потанцуем? – Одной рукой он взял ее за руку, другой обхватил за талию.

Они покачнулись в ритме фокстрота и, не обращая внимания на Ольшанского, начали танцевать. Лицо Греты Гарбо зарумянилось, она закинула голову назад едва ли не под прямым углом к позвоночнику…

Почувствовав приступ тошноты, Ольшанский вышел из бунгало.

Глава 30 Все пропало

К ужину Лионелла пришла в себя и полностью преобразилась. Из магазина ей привезли чемодан одежды и несколько пар обуви. Для этого она предусмотрительно взяла у Льва кредитную карту.

Кроме обуви и одежды, Лионелла заказала себе новый телефон, фен и косметику. Все привезли к пяти вечера. В семь она уже сидела в постели с прической и макияжем, одетая в красивую пижаму. Первым человеком, кому позвонила, был ее муж.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

– Все в полном порядке. После обеда ставили капельницу, теперь значительно легче.

– Что с остальным лечением?

– Уколы.

– Таблетки дают?

– Мне нельзя. Все только жидкое или протертое. Ужасная мерзость. Но даже в этом есть свои плюсы.

– Какие? – Лев усмехнулся.

– Возможно, я похудею до эски.

– Что это значит?

– Сорок четвертый размер одежды.

– Это не надо.

– Почему?

– Я тебя такую люблю.

– Со стандартной эской будешь любить сильнее.

– Это вряд ли. Сильнее уже нельзя. – Вероятно, после этих слов Лев почувствовал излишнее умиление и сменил тему разговора: – Я задержусь в Питере на день.

– Это хорошо.

– Забыл тебе рассказать. Сегодня мне звонил некто Черенцов.

– Как он тебя нашел?

– Объяснил, что он когда-то работал с тобой на фильме. Забавный такой мужик.

– Как он тебя нашел? – повторила Лионелла.

– Пришел к воротам и попросил охранника позвонить мне или тебе. Поскольку все твои телефоны сгорели, охранник позвонил мне. Я разрешил дать ему свой номер.

– Что он сказал?

– Что ключ от дома оставил у нашего охранника.

– Ключ от дома Кирилла?

– Да. Еще спросил, где ты и почему не отвечаешь на звонки. Судя по всему, ему нужно передать тебе что-то важное.

– Я не помню его телефона, – огорчилась Лионелла.

– Перешлю эсэмэской.

– Жду.

Не чая минуты, когда наконец придет эсэмэска от мужа, Лионелла не стала есть овощное пюре, которое ей принесла санитарка. Когда сообщение пришло, она тут же позвонила Черенцову:

– Здравствуй, Володечка!

– Хотел сказать, что ключи от дома Андрон передал через меня. И, поскольку ты представляешь интересы хозяина, я оставил их вашему охраннику.

– Спасибо, мой дорогой. Ты звонил только за этим?

– Не только…

– Что еще? – спросила она с надеждой.

– Помнишь наш последний разговор?

– Как не помнить.

– Насчет тех сплетен про тебя и Фугенфирова.

– Прости, об этом я не люблю вспоминать.

– Если не хочешь…

– Говори.

– Вчера я встретил одного человека, актрису. Она окончила ВГИК, училась на курсе у Ольшанской. Она мне рассказала, кто распускал эти сплетни.

– Кто?

– Сама Инесса Ольшанская.

– Я догадывалась, но не хотела в это верить.

– Теперь знаешь наверняка.

– Спасибо.

– Возможно, тебе стоит рассказать об этом Кириллу.

– Какой в этом смысл…

– Во всяком случае я обязан был предложить. Прости меня, деточка.

– Милый мой Володечка, ты здесь при чем?

– Когда слышишь такие истории…

– Какие? – спросила Лионелла.

– Истории о человеческой подлости. Ты ей во внучки годилась. А она сводила с тобой счеты.

– О чем ты?

– Та же актриса рассказала, что Инесса патологически ненавидела красивых женщин. Она ревновала студентов-мальчишек к однокурсницам-девочкам.

– Хочешь сказать, она ревновала меня к Кириллу?

– Пойми, деточка, Инесса была примадонной. Первой. Понимаешь? Первой и единственной, и значит, лучшей. По крайней мере, она так считала. У стареющих актрис такое часто бывает. Они стареют, сдают позиции, а тут – молодые и красивые приходят на смену. И все. Конец.

– Теперь, в своем возрасте, я понимаю, что это очень похоже на правду. И знаешь, Володечка, мне жаль ее.

– Не изливай свою жалость на недостойный объект. Инесса была дрянью.

– Бог с ней. Забудем.

– Нет, не забудем. Днем раньше я специально позвонил знакомому оператору. Когда-то он работал вторым на «Русалках» у Ефима Ольшанского. Мы с ним повспоминали о былом, и он мне сказал, что доподлинно знает: историю измены Лены Ольшанской со спасателем придумала Инесса. Господи, прости меня, грешного, хороших слов на ум не приходит. Грязные мысли, грязные слова – все это про великую Инессу Ольшанскую.

– Мы ей прощаем, и бог простит. Спасибо тебе, Володечка.

– Расскажешь об этом Кириллу?

– Ему не до того.

– Верю, и как говорится, на сим прощаюсь.

Звонок Черенцова всколыхнул в Лионелле прежние чувства, но в них не было уже той остроты, от которой еще недавно было так больно. Как видно, решила Лионелла, большие потрясения ставят мозги на место.

Она с отвращением взглянула на овощное пюре.

Однако ей не было суждено его попробовать, в палату вошла дежурная медсестра и, указав рукой на Лионеллу, сказала:

– Да вот же она.

Лионелла увидела в дверях Марго Никодимцеву. Та в слезах бросилась к ней:

– У меня все пропало!

– И у меня тоже, – сказала Лионелла. – Ничего, еще наживем.

– Я не про вещи. – Марго подняла заплаканное лицо. – Он меня бросил!

– Кто?

– Мишель Петухов.

Лионелле ничего не осталось, как только спросить:

– Почему?

– Сказал, что больше не любит. Как видно, нашел помоло-о-оже-е-е.

– Не реви. Пошли его к черту. Знаешь, как его называла Катерина?

– Не-е-е-ет.

– Слоистым волосатым червяком.

– Так и есть.

– Чего ж тогда плакать?

– Я все рассказала мужу, и он подал на развод.

– С этим ты явно поторопилась.

– Что делать, Лионелла, что делать?!

– Просто забыть. Кривая куда-нибудь вывезет.

– Не вывезет. Ты просто не знаешь всего.

Лионелла взглянула на Марго с подозрением:

– Постой… Ты о чем?

Но та с испугом отвела глаза в сторону:

– Я осталась без копейки… Все вещи сгорели.

– Но ведь ты сейчас не о том?

Марго зажмурилась и с силой помотала головой. Лионелла приказала:

– Рассказывай!

– Это я придумала украсть какой-нибудь предмет из дома Кирилла с его отпечатками.

– Зачем?

– Чтобы его обвинили в убийстве…

– Зачем?! – на тон выше спросила Лионелла.

– Чтобы все подумали, что Катерину убил тоже он. Но этот дурак не нашел ничего лучше, чем схватить какую-то стекляшку, а потом раздавить ее своим башмаком.

– Ты про Петра?

– Он такой же Петр, как я – Василий, – сквозь слезы усмехнулась Марго. – Теперь он арестован, и я попаду за решетку. Помоги мне, Лионелла! Ты умная, и у вас с мужем есть деньги! Мне некому помочь кроме вас!

– Кто это придумал?

– Что?

– Убить Катерину.

– Мы просто говорили… Смеялись… А что, если вдруг…

– Ты и Петухов?

– Все вышло само собой. Когда Шмельцов упал с крыши, Мишелю пришло в голову, что это хороший способ. – Марго спохватилась: – Но я ему говорила: не надо!

– Так он тебя и послушал. Мишель – упертый. Если что задумал, уже не отступит. Не понимаю, чего ты хочешь от меня?

– Совета и денег. Мне нужен адвокат. Я просто чувствую, как эти двое уже дают против меня показания.

– Петр и чеченец?

– Их арестовали. Ты уже знаешь?

– Следователь мне рассказал.

После этих слов Марго просто взвыла:

– Помоги мне-е-е-е!

– Ну, предположим, найму тебе адвоката…

– А я тебе все расскажу!

– Тогда скажи, зачем он мне звонил?

– Петр?

– Или как его там…

– Он сказал, что ты видела его в коридоре, когда он поджидал Катерину.

– То есть, когда я ушла с Порфирием, он был рядом?

– Ты не видела его?

– Нет.

– Вот болван!

– И он, значит, хотел убрать меня как свидетеля? Иными словами, убить?

Марго отвела глаза:

– Выходит, что так…

– Знаешь что, – Лионелла взяла телефон. – Не буду я тебе помогать.

– Почему?

– Меня хотели убить, а ты молчала. Чем не причина?

– Прости-и-и-и меня!

– Тебе лучше оформить явку с повинной. Глядишь, годок сбросят.

Марго снова зажмурилась и что было сил замотала головой:

– Нет. Никогда.

– Это лучше, чем под руки – в воронок.

– Ну, хорошо…

Лионелла показала ей телефон:

– Звоню?

– Кому?

– Следователю Фирсову.

Схватившись за лицо, Марго молча кивнула.

Глава 31 Эфемерные драгоценности великой Инессы

Утром следующего дня Лионелла вышла в коридор и остановила первую попавшуюся медсестру:

– Простите, в какой палате лежит Ольшанский?

– Красавчик? – Она улыбнулась. – Вы не первая. У нас все пациентки бегали на него смотреть. И даже врачихи.

– В какой он палате?

– В четырнадцатой.

Поправив волосы и заглянув в пудреницу, Лионелла пошла в указанном направлении. Зайдя в палату, остановилась.

Кирилл лежал поверх одеяла. Одна его рука была забинтована до плеча. Обожженная щека – покрыта какой-то мазью. Увидев Лионеллу, он сразу прикрыл ее здоровой рукой.

– Спасибо тебе. – Она прошла и села на кровать у него в ногах.

Он нехотя ответил:

– На моем месте каждый бы так поступил.

– Да ну тебя! – Она улыбнулась.

– А как ты хотела? Чтобы я тебя бросил? Нет, Машка, живи. Мучайся.

– Хочу тебе рассказать…

– Ну.

– Терсков, хозяин отеля, – внук нашей Марфуши.

– Знаю.

– Откуда?

– Фирсов заходил. Все рассказал.

– И про Марго?

Он кивнул:

– Она всегда была тварью. Жалко бедную Катерину. Эти двое ловко ушатали ее.

– Мишель Петухов бросил Марго.

– Никуда они друг от друга не денутся. Сидеть будут в соседних камерах.

– Теперь нужно думать, как тебя из всей этой истории вытащить.

– С чего это вдруг ты заговорила об этом?

– До тех пор пока убийца не найден, тебя будут подозревать.

– Отобьемся.

– Я и говорю: отбиваться будем вместе с тобой.

– Тебе нечего делать, Машка? Займись своим мужем.

– А я и не думала о нем забывать. Я люблю своего Льва.

– Знаешь… – Он помолчал. – Звучит странно, но я рад. Хоть у тебя задалось.

– О чем ты?

– О том, что очень перед тобой виноват.

Они оба замолчали. Первой молчание нарушила Лионелла. Ее вопрос упал веско, словно тяжелое яблоко на рыхлую землю:

– В чем твоя вина?

– Ты и сама знаешь.

– Скажи.

– В том, что я поверил ей, а не тебе. Знаю, все было неправдой.

Лионелла пораженно застыла:

– Когда ты узнал?

– Уже после того, как ты вышла замуж.

– Кто рассказал?

– Какая теперь разница.

– Никакой. – Она грустно кивнула. – Я уже давно простила тебя, Кирилл.

– Я сам себя не простил. С тем и живу.

Лионелла взяла его за здоровую руку, но Кирилл отдернул ее:

– Не нужно меня жалеть. Я – подлец.

– Ты меня спас.

– Я уже сказал: любой бы на моем месте…

– Перестань! Ты все переводишь в шутку. А мы говорим о серьезном.

– Ну, если о серьезном, хочу поделиться с тобой одной мыслью.

– Что такое?

– Ты же хорошо помнишь Марфушу?

– Еще бы.

– Она была доброй, незатейливой старухой. Когда умерла Инесса, я говорил – оставайся, но она вернулась в свою деревню. Представь себе такую ситуацию…

– Ну?

– Вот сидят они вечером. Марфуша, ее дочь и этот урод.

– Терсков?

– Ведь он ее внук.

– И что?

– Вот и рассказывает им Марфуша, как жила в доме у знаменитого режиссера Ефима Ольшанского. Что ели, пили, куда выезжали…

– Что было в доме, – Лионелла начинала догадываться, к чему он ведет.

– Могла Марфуша рассказать про драгоценности Инессы? – спросил у нее Кирилл.

– Могла и приврать.

– Она ведь доброй старухой была, иначе не отдала бы мне то, что осталось от Инессы.

– А что, если Марфуша рассказала про то, что Инесса перед смертью прятала и перепрятывала свои украшения?

– Во-о-о-от… – Кирилл закивал головой. – И этот урод, иначе не назовешь, решил, что драгоценности Инессы Ольшанской до сих пор спрятаны в доме.

– Но ведь считается, что их украли ее родственники.

– Это официальная версия. Но кто знает, как было на самом деле?

– Никто.

– А еще Марфуша рассказывала, что Инесса записывала, куда прячет шкатулку, чтобы потом не забыть. Думаю, ее дочь и внук знают.

– Ты сам никогда не думал об этом?

– Думал. Но все как-то лениво. Толчка, что ли, не было.

– А теперь есть?

– Теперь есть.

– Значит, ты считаешь…

Кирилл продолжил за нее:

– Терсков решил завладеть домом, чтобы отыскать драгоценности Инессы Ольшанской. Дом втихаря переоформили, а меня, как ненужный атрибут, решили устранить.

– И я понимаю зачем, – сказала Лионелла.

– Скажи.

– Из тюрьмы сделок не оспаривают. В тюрьме сидят тихо.

– Да нет… – Кирилл грустно усмехнулся. – Я имел в виду более радикальный метод устранения – убийство. Фирсов же сказал…

– Но если смотреть шире… – Лионелла ненадолго задумалась и снова продолжила: – Мне кажется, вся эта кутерьма с убийством альфонса была специально подстроена, чтобы засадить тебя в тюрьму. Уверена, что Терсков подговорил Шмельцова…

– Что ты несешь! Как можно подговорить человека на такие дела?

– Ну, не подговорил, пусть – шантажировал.

– Чем?

– Я не знаю.

– Вот видишь.

Лионелла не хотела соглашаться с Кириллом и гнула свою линию:

– Когда не получилось с тюрьмой, тебя решили убить. Все для того, чтобы заполучить твой дом.

– И все из-за эфемерных драгоценностей великой Инессы.

– А может, все так и есть.

Кирилл удивленно поднял голову, потом сел на кровати:

– Что ты имеешь в виду?

– Может быть, они существуют.

– Блеф, – он снова лег. – Не будешь же ты перекапывать все двадцать соток. И, кстати, в те времена участок был значительно больше.

– Я далека от мысли, что старая и больная женщина станет рыть котлован, чтобы спрятать свою шкатулку.

– В любом случае ее не найти. Прошло столько лет.

– В отличие от тебя, Терсков не отчаивается. Ты только представь, сколько он предпринял усилий.

– Все – ерунда. Сказка для таких идиотов, как он.

– В конце концов, Инесса записывала…

– И где эти записи?

– Возможно, в архиве.

– Ты видела эту гору? – Кирилл рассмеялся, потом спросил: – Не знаешь, киношники съехали?

– Ключ от дома хранится у нашего охранника.

– За это – спасибо. Завтра уезжаю домой.

– Тебе нужно лечиться.

– Дома долечусь. Дома и стены помогают.

В палату вошла юная медсестра, зыркнула любопытным взглядом и начала устанавливать капельницу.

Лионелла встала:

– Приду позже.

– Приходи, – сказал ей Кирилл и стал закатывать рукав пижамы на здоровой руке.

Глава 32 Бизнес-джет

Лев позвонил, когда Лионелла дремала перед обедом. Горло продолжало саднить, и ей вкололи какое-то лекарство, от которого захотелось спать.

– Я улетаю, – сказал Лев.

– Регулярным рейсом? – у нее еле-еле ворочался язык.

– Что с тобой?

– Сплю…

– Прости, я перезвоню позже.

– Нет-нет, говори, – Лионелла сделала усилие, чтобы казаться бодрее.

– Хотел спросить. Со мной полетишь? Дома долечишься.

– Дома и стены помогают… – пробормотала она, засыпая.

– Летишь или нет?

– Регулярным рейсом? – снова спросила Лионелла.

– Бизнес-джетом[7], – ответил Лев.

– Лечу…

– Машину присылать?

– Присылай.

– Послушай, тебе нужно передать Ольшанскому…

– Что? – встрепенулась Лионелла.

– Мне позвонил охранник. Он видел на соседнем участке каких-то людей. Насколько я понял из того, что сказал твой Черенцов, съемки клипа закончились.

– Да-да, – она села на кровати.

– Тогда непонятно, кто там шарахается. Спроси у Кирилла, может, сказать охраннику, чтобы он сходил и проверил?

– Нет! – вскричала Лионелла. – Ни в коем случае! Пусть даже носа туда не сует!

– Ну, хорошо. – Было ясно, Лев не понимает, что вдруг случилось. – Я пришлю за тобой машину.

– Присылай, но мне что-то подсказывает, что мы полетим не одни.

После разговора с мужем Лионелла заявилась к Ольшанскому с одним только вопросом:

– Ты давал кому-нибудь ключи от своего дома?

Он ответил:

– Только киношникам.

– Значит, кроме тебя и них на территории дома никого быть не может?

– Нет. Никого. – Кирилл обеспокоенно поднялся с кровати. – В чем дело? Что случилось?

– В твоем доме кто-то есть.

– Откуда ты знаешь?

– Наш охранник их видел.

Кирилл предположил:

– Может, киношники?

– Я тебе говорила: они уже съехали.

– Тогда – кто?

– Не догадываешься?

– Терсков? – Кирилл нащупал ногами больничные тапочки. – Мне нужно ехать!

– Лететь…

– Что? – он обернулся.

– Тебе нужно лететь. Собирайся, за нами едет машина. Мы полетим на бизнес-джете со Львом. Там во всем разберемся.

Он огляделся:

– Дело в том, что одежда вся обгорела.

– Полетишь в больничной пижаме. Сейчас лето.

– Ну нет, нужно заехать и купить что-нибудь из одежды.

– Некогда. Если хочешь, я тоже полечу в пижаме.

– Дура ты, Машка…

Но Лионелла уже была в коридоре и набирала номер Фирсова:

– Здравствуйте!

– Лионелла?

– Я.

– Прошу меня извинить, сейчас говорить не могу, – заявил он.

– Что такое?

– Потом расскажу.

– Что с Марго?

– Допрошена и отпущена под подписку.

– Петухов?

– Он арестован. Брюс Уиллис и чеченец дают признательные показания, – Фирсов говорил очень скоро, не вникая в ее вопросы. – Чего вам еще?

– Нам нужно лететь в Москву.

– Вот и летите.

– Я сказала – нам.

– Слышал… – сделав паузу, Фирсов наконец вник в суть ее слов и спросил: – Кому это нам?

– Вам, мне и Кириллу. Вылетаем бизнес-джетом из аэропорта Пулково-три.

– Вздор! С чего вы взяли, что я полечу с вами?

– После того, что услышите, не сможете не полететь.

– Да знаете ли вы, чем я сейчас занимаюсь? – с вызовом в голосе спросил у нее Фирсов.

– Чем?

– Смотрю записи с камер наблюдения. И здесь, между прочим, есть вы.

– Что-то криминальное?

– Нет, ничего.

– Тогда что в этом срочного?

– Дело в том, что это записи с камер наблюдения – из отеля Терскова.

– Там не было камер, – возразила она.

– Да-да… – следователь хитро усмехнулся. – Милый семейный отель для своих… – И, сделав недолгую паузу, продолжил другим, жестким голосом: – В котором даже в туалетах было установлено наблюдение!

– Неужели?! – ужаснулась Лионелла. – И у меня?

– И у вас, – подтвердил следователь.

– Надеюсь, вы сейчас смотрите не одну из этих… интимных записей? – поинтересовалась она.

– За кого вы меня принимаете?

– За глупого сыщика…

– Что-о-о-о?! – взревел Фирсов. Но взревел не сразу, потому что две секунды не мог поверить своим ушам. – Как вы смеете… Кто вам позволил…

– Что еще сказать о следователе, который отказывается взять преступника с поличным?

– Что это значит?

– Это значит, что, пока мы с вами говорим, Петр Терсков хозяйничает в доме Ольшанского.

– Кто сказал?

– Я.

– Это понятно. Откуда вы узнали об этом?

– Ночью наш охранник видел каких-то людей возле дома Кирилла.

– Это может быть кто угодно.

– Не может.

– Вы говорили с Ольшанским?

– Только что. Он летит с нами.

– Что, по-вашему, Терсков делает в доме?

– Ищет эфемерные драгоценности.

– Что?!

Лионелла повторила, четко выговаривая каждое слово:

– Он ищет драгоценности Инессы Ольшанской.

– Но вы говорили, что их растащили родственники после ее смерти.

– Может быть. Но возможно, и нет.

– Вы говорите загадками. И после этого рассчитываете, что я приму всерьез всю эту чушь.

– А что еще вам останется?

– Бросьте! У вас есть более или менее весомые аргументы?

– Думаю, что нянька Марфуша рассказала Терскову про то, что Инесса прятала свои драгоценности в разных местах.

– Помню. А потом куда-то записывала.

– Вот видите.

– Ничего не вижу. Вы мешаете мне работать.

Пришел черед последнего аргумента, и Лионелла спросила:

– Как вы думаете, для чего Терскову был нужен именно этот дом? Ради чего он решился на преступление?

– У меня записи наблюдений… – Сопротивление Фирсова было почти сломлено.

– Они в ноутбуке?

– Да.

– Ну так возьмите его с собой.

В Пулково-3 прибыли практически одновременно. Лев – на «Роллс-Ройсе» приятеля, Лионелла и Кирилл на арендованном «Мерседесе», Егор Петрович – на такси.

Перед посадкой в бизнес-джет Фирсов позвонил московским коллегам и вызвал к дому Ольшанского оперативную группу, с условием, что оперативники дождутся его.

Когда самолет взлетел, Лионелла спросила у Фирсова:

– Что там за история? Расскажите.

Недоверчиво покосившись на Кирилла, он все же сказал:

– В рамках следственных мероприятий по факту пожара в гостинице Терскова были проведены задержания и обыски у ответственных лиц, в частности у специалиста по обеспечению пожарной безопасности.

– Его задержали?

– Обязательно. Как говорится, до выяснения обстоятельств. Тем более что сам Терсков сбежал. Однако дело совсем не в том.

– В чем же? – заинтересованно спросил Лев.

– Этот самый специалист…

– По обеспечению пожарной безопасности, – нетерпеливо подсказала Лионелла.

– Он по совместительству был айтишником. – Для ясности Фирсов пояснил: – Сигнализация, Интернет, компьютеры и, как выяснилось, тотальная система наблюдения за постояльцами.

– Это недоказуемо, – сказал Кирилл. – Все сгорело.

– Не скажите, – Фирсов намеренно интриговал и тянул с подачей самой ценной, на его взгляд, информации. – Представьте себе, коробки с накопителями хранились у этого перца дома. Компромат на сотни людей, когда-либо проживавших в отеле Терскова.

– Может быть, просто записи? – спросила Лионелла.

– Компромат, – сказал будто обрубил Фирсов. – Айтишник дал показания. Терсков сам отсматривал материалы, выбирая самое ценное. И тратил на это по многу часов в день.

– Теперь ясно, как в его лапах очутился этот бедняга, – сказал, усмехнувшись, Лев.

– Кто? – уточнил Фирсов.

– Ваш игрун, этот Шмельцов. Петр Терсков – профессиональный шантажист и, судя по всему, в совершенстве владеет своим ремеслом.

– Вот здесь, – Фирсов показал информационный накопитель, – здесь заключены ответы на все наши вопросы. – Он перевел взгляд на Ольшанского, который расположился в кресле напротив. – А также ваша, Кирилл, судьба.

В течение всего полета Фирсов изучал записи камер наблюдения на своем ноутбуке. И когда самолет приземлился в московском аэропорту, ему позвонили из Питера. Он долго разговаривал. Остальные буквально сверлили его взглядами.

Закончив разговор, Фирсов сказал:

– Звонил второй следователь. Шмельцов узнал об изъятии записей и прибыл в управление с двумя адвокатами. Дал первые показания. Речь идет о сделке со следствием.

– В чем его обвиняют? – спросила Лионелла.

– В соучастии.

– Виновен в смерти альфонса?

– Терсков использовал его как пособника. Шмельцову поручили вызвать Ольшанского в Санкт-Петербург, получить его отпечатки на оружии и, при обнаружении трупа, вызвать полицию. Но все изначально пошло не так.

И едва только Фирсов закончил последнюю фразу, послышалось трехголосое:

– Что?

Он усмехнулся:

– С таким изысканным джентльменом случилась прозаическая и нелепая вещь. На ужин он съел мидий, и у него началось расстройство желудка. Всю игру Шмельцов промучился и, как только появилась возможность, рванул в свой номер. Но там на пути к туалету возник Ольшанский. Шмельцов по-быстрому передал обещанные деньги и, вместо того чтобы пройти в спальню, увидеть мертвеца и вызвать полицию, сиганул в туалет.

– Что было потом? – спросил Лев Новицкий.

– Наш друг ушел, – Фирсов благосклонно посмотрел на Кирилла. – И вместо него в номере оказалась твоя жена.

– Что было неожиданностью для самого Шмельцова, – дополнила Лионелла.

– Для него это был настоящий удар.

В разговор вмешался Кирилл:

– Когда я уходил, я предупредил Шмельцова.

– Но как?

– Через дверь. Он в это время был в туалете, я – в коридоре.

Фирсов покачал головой:

– Не знаю, как именно он планировал выправить ситуацию, – следователь перевел взгляд на Лионеллу. – Но вас точно не рассчитывал встретить в своем номере.

Лионелла спросила:

– Тогда объясните, для чего на этого беднягу надели мое платье?

– Точного объяснения нет. Могу только догадываться.

– И все же.

– Вероятнее всего, чтобы скомпрометировать вас и вашего мужа. Так сказать, примотать к этому делу. Вы же знаете, что между ними был спор?

– Лев рассказывал.

– Это платье – отголосок конфликта. Теперь перейдем к главному вопросу…

Лев подсказал:

– Кто убийца.

– Совершенно верно.

– Так кто же? – спросила Лионелла.

– Вы его видели.

– Да ну же… Не пугайте меня.

– Тот самый востроносый повар из оранжереи. И видели вы его дважды.

– Когда во второй раз?

– В кабине лифта, когда он спускался, а вы поднимались на свой этаж в ночь после игры. Одежда белого цвета. Помните? Вот вам ответ – поварская куртка.

– И запах жареной курицы, – пробормотала она.

– Теперь про ваш украденный телефон…

– Об этом тоже известно?

– Его украла горничная, подружка нашего повара. Это мы выяснили значительно раньше.

– Оба подручные Терскова?

– Эти двое – точно. Они же выкрали ключ и открыли смежную дверь между номерами. Но в деле много фигурантов, и не все еще установлены.

– Но кто подбросил мне телефон? Хотя постойте… Я видела эту женщину в номере Кирилла и, помнится, подумала, что где-то еще. На вокзале! Да, на Московском вокзале, когда уезжала. Она стояла у вагона с ребенком, и девочка уронила игрушку. Я наклонилась…

– В этот момент к вам в сумку залетел ваш Vertu со стразами Сваровски.

– Осталось только выяснить, зачем ко мне в номер являлся Шмельцов.

– Думаю, он скоро об этом расскажет.

– Может быть, предупредить об опасности?

– Может быть, – благодушно согласился следователь.

– Или не предупредить.

– И это возможно. – Фирсов встал с кресла. – Немного терпения, и мы все узнаем.

В салон заглянула стюардесса:

– Трап подан!

Глава 33 Гарантированное законом наследство

В Барвиху прибыли, когда начинало темнеть. Автомобиль въехал на территорию дома Лионеллы, где их уже поджидала группа оперативников.

– Есть движение? – спросил Фирсов.

Старший скупо ответил:

– В доме, на втором этаже.

– Есть информация?

– Мало.

– Кто?

– Их двое – мужчина и женщина.

– Откуда вели наблюдение?

– С третьего этажа здания.

– Просматривается?

– Только местами.

Кирилл, Лионелла и Лев Новицкий тем временем стояли рядом и внимательно слушали. Лев протянул руку:

– Вот ключи. Я забрал их у охранника.

Старший взял, но при этом сказал:

– Это без надобности.

– Каков план действий? – снова спросил Фирсов.

– Мухой через забор, там по обстоятельствам…

– Будете ломать дверь? – обеспокоилась Лионелла.

– Вы – хозяйка?

– Нет, – она покачала головой.

– Чего ж тогда беспокоитесь?

– Хозяин вот он, – Лионелла показала рукой на Кирилла.

Смерив взглядом одетого в пижаму Ольшанского, старший ухмыльнулся:

– Из дурки сбежал? – Потом, посерьезнев, спросил у Фирсова: – У них есть оружие?

Тот покачал головой:

– Не знаю.

– Когда начинаем?

В этот момент встряла Лионелла:

– Можно мы с вами?

Старший на мгновение задумался и выдал однозначный ответ:

– Нет.

– Почему?

– Не задавайте глупых вопросов. – Его взгляд снова устремился на Фирсова: – Когда начинаем?

Тот огляделся:

– Когда стемнеет.

Никто так и не зашел в дом. Все остались во дворе. И даже когда несколько человек черными тенями один за другим перемахнули через забор на участок Ольшанского, никто не шелохнулся.

Десять минут абсолютной тишины и невероятного напряжения нервов были невыносимы. Не выдержав, Лионелла прокралась к забору и приложила к нему ухо.

В тот же момент у Фирсова зазвонил телефон. Его резкий звук буквально вспорол тишину. Отчетливо слышимый голос произнес:

– Готово. Можете заходить.

Все трое бросились к воротам Ольшанского. Там в распахнутой калитке их ждал оперативник.

– Все нормально? – спросил у него Фирсов и машинально пригнул голову, чтобы не стукнуться о перекрытие калитки.

Тот ответил:

– Все чики-пуки.

– Ну молодцы, – похвалил следователь. – Где они?

– На втором этаже.

– Сопротивлялись?

– Да нет… Когда мы ворвались, они рылись в бумагах. Там их хренова туча.

– Архив Ефима Ольшанского… – заметила Лионелла. – Я говорила: они ищут информацию.

– А я говорил, что искать будут год, – заметил Кирилл. – И все равно не найдут.

Лионелла огрызнулась:

– Фома неверующий.

– А ты – прожектерка.

Все четверо, включая оперативника, направились к дому, где уже повсюду горел свет. Войдя внутрь, Кирилл чертыхнулся:

– Твою же мать…

Стенные панели в прихожей и гостиной были вывернуты, пол вскрыт. Кирилл бросился на второй этаж. Лионелла поспешила за ним и, взбежав по лестнице, увидела сидящего на диване Терскова. Он был в трусах, его руки сковали наручники. Рядом сидела Криволуцкая. Она зло посмотрела на Лионеллу, собрала слюну и что было сил плюнула.

Та с нервным смехом ответила:

– Мимо!

– Артистка из погорелого театра!

– Мошенница!

Их остановил Фирсов:

– Не ругайтесь! – Он подошел к Терскову: – Ну что? Будем рассказывать?

Тот проронил:

– Что?

– Не что, а о чем.

– Сейчас, что ли? – Терсков недовольно повел головой.

– А чего тянуть-то?

– Ну, спрашивайте.

– Что ищем?

– Кто сказал, ищем? – он сделал вид, что крайне удивлен.

– Так ведь… – Фирсов сделал красноречивый жест рукой и обвел взглядом разворошенную архивную кучу: – Вон как набезобразничали.

– Здесь все так и было.

– Нет, не так! – разгневанно воскликнула Лионелла. – Все лежало аккуратненько, одно к одному. – Заметив валявшуюся на полу фотографию Греты Гарбо, она подняла ее. – Чертовы вандалы…

– По какому праву вы сюда ворвались?! – крикнул Терсков, и всем вдруг показалось, что все это время он набирался сил, чтобы выкрикнуть эту фразу. Но за первой последовала вторая: – По документам дом принадлежит ей! – он кивнул на Криволуцкую.

Но та не отреагировала на его подачу, а вновь набрала слюну и, не особо прицеливаясь, плюнула в Лионеллу:

– Шалава…

Та ловко отскочила и с издевкой спросила:

– Это ревность?

– Ты с моим Петей…

– Только ресторан. – Что за дуреха, она огляделась.

Ни в ком не найдя поддержки, Лионелла отошла на безопасное расстояние и стала крутить в руках рамку с фотографией Греты Гарбо.

– И ты рассчитывал найти здесь сокровища? – Кирилл Ольшанский презрительно сощурил глаза.

– Кто сказал? – Терсков нервно сглотнул.

– Здесь всем известно, что нянька Марфуша – твоя бабка.

Терсков опустил голову, и когда он снова ее поднял, в его глазах была ненависть:

– Вместо того чтобы нянчить своих внуков, она вам, толстопузым, задницы подтирала.

Вперед выступила Лионелла:

– У Кирилла родители умерли. Как вы можете?

– Заткнись! Зачем вообще ты в это дело залезла?! – Терсков перевел взгляд на Новицкого: – Ле-е-е-ев… Царь зверей. Не-на-ви-жу.

– Стукач, – тихо сказал Новицкий и добавил: – Убийца.

– Ну хватит! – Фирсов прошел к дивану и остановился напротив Терскова.

– Что-нибудь нашли?

Тот сплюнул:

– Да что тут найдешь…

– Ну, что ж… Тогда сообщаю, что по обвинению в убийстве, поджоге и шантаже вы, гражданин Терсков, арестованы. – Фирсов почесал в затылке. – Да, чуть не забыл самое главное – за некачественное оказание услуг.

– Постойте…

Все обернулись на Лионеллу.

– Что такое? – спросил Фирсов.

Лионелла молча показала фотографию Греты Гарбо. Только теперь она была без своей рамки.

– Что вы молчите? – взглянув на фотографию, Фирсов перевел надпись с английского: – Ефиму – с любовью… И что?

Она перевернула снимок и показала оборот. К ней кинулся Кирилл:

– Дай! – Он забрал фотографию и спустя мгновенье сказал: – Это план!

– Так-так… – Фирсов приблизился.

– Вот – дом, – Кирилл возил пальцем по рисунку. – Изображено весьма схематично и, я бы сказал, приблизительно…

– Это что? – ткнул пальцем Фирсов.

– Где? – Кирилл приблизил снимок к глазам. – Кажется, крест.

– Вы не поняли. На вашем участке что здесь находится?

– Сарай.

– Используется?

– В каком смысле?

– В прямом!

– В нем садовый инвентарь… Но, как вы успели заметить, сад не ухожен…

– На черта мне сдался ваш сад! – крикнул ему Фирсов. – Сарай заперт?

– Сейчас поищу ключи. – В больничной пижаме и шлепанцах Кирилл выглядел немного комично.

– Давайте быстрее! – напутствовал его Фирсов и, когда Кирилл уже спускался по лестнице, направился вслед за ним.

Не сговариваясь, все тоже сошли на первый этаж. Опасаясь пропустить самое интересное, оперативники прихватили с собой Терскова и Криволуцкую. Было видно, с каким болезненным любопытством те ожидали развязки.

– Вот! – Кирилл вышел из кладовки, держа в руках ржавый ключ.

– Идемте! – скомандовал Фирсов и первым вышел из дома.

Кирилл включил во дворе свет и через заросший, густой сад повел многочисленную группу в глубь участка.

Там, у забора, стояла замшелая, покосившаяся халупа.

– Этот? – строго спросил Фирсов.

– Он, – ответил Кирилл.

– Открывайте!

Немного повозившись с замком, Кирилл попросил:

– Кто-нибудь, посветите!

К нему подошел старший оперативник и включил фонарь телефона.

– Никак…

– Дай-ка я. – Оперативник оттеснил Кирилла плечом и с силой налег на дверь.

Та хряснула и ввалилась внутрь сарая вместе с косяком и замком.

Фирсов первым вошел внутрь, за ним втиснулся Кирилл. Сарай был небольшим. Двоим крупным мужчинам в нем было тесно. Тем не менее они сноровисто начали выкидывать из него метлы, грабли, лопаты и прочий садовый инвентарь.

После метел и лопат из сарая полетели дощатые ящики для хранения овощей, пустые канистры и сломанные зонты. Когда все стихло, в дверном проеме показался Кирилл. В его руках была запыленная палехская шкатулка. Ее огромный размер вызывал такие же большие надежды.

– Господи… – вырвалось у Лионеллы. Она подступила ближе и откинула крышку.

Старший оперативник снова включил фонарь. В шкатулке, поверх внушительной горки драгоценностей, покоилась бриллиантовая диадема.

– А-а-а-а!! – Терсков разбежался и врезался головой в Кирилла.

Тот начал падать, но Лионелла успела перехватить шкатулку.

– Уведите его в дом! – приказал Фирсов.

Терскова увели. У сарая, кроме Льва, Кирилла, Лионеллы и Фирсова, остался только руководитель оперативников.

Кирилл поднялся с земли, и Лионелла вернула ему шкатулку.

– Нужно сдавать… – сказал оперативник.

– Что? – удивился Фирсов.

– Клад.

В ответ на это Фирсов обнял Кирилла и выразительно посмотрел на оперативника:

– Это, дружище, не клад.

– А что же?

– Это гарантированное законом наследство!

– Идем домой, – шепнул Лев, обнял жену, и они пошли через сад к воротам.

Глава 34 1936 год Брентвуд, Лос-Анджелес, США

– Все красивые девушки так рвутся в артистки, – сообщила Ефиму соседка по сиденью, пятидесятилетняя домохозяйка из Техаса. – Не находите, что это глупо?

Ольшанский пожал плечами:

– Иногда кому-то везет.

– Таких смазливых девчонок в Голливуде пруд пруди.

– Статисты на съемочной площадке тоже нужны, – заметил Ефим.

Из динамика донесся громкий голос экскурсовода:

– Слева на холме находится особняк великой кинозвезды Джоан Кроуфорд!

Двухцветный экскурсионный автобус с надписью на фоне Голливудской горы «See the homes of the stars»[8]уже второй час колесил по престижным районам Лос-Анджелеса.

По стечению обстоятельств район Брентвуд был в списке последним.

– Что за лужайка перед ее домом! – воскликнула соседка. – Все это так дорого стоит. Впрочем, дом Джоан Кроуфорд так же совершенен, как и она сама.

Шофер направил автобус в гору, потом последовал спуск и снова подъем на холм.

– Правда, это очень умно придумано?

– Что? – Ефим вышел из задумчивости.

– Я говорю: как хорошо, что существуют такие экскурсии, – повторила домохозяйка из Техаса.

Он кивнул:

– Да-да… Очень хорошо.

– Как еще мы смогли бы увидеть дома звезд Голливуда.

Ольшанский покачал головой:

– Никак.

Автобус ехал по широко раскинувшемуся Лос-Анджелесу и теперь направлялся в район Брентвуд. Холм, на котором стоял дом следующей звезды, излучал такое же великолепие, как и все предыдущие.

– Справа от вас находится особняк самой загадочной, мистической звезды Голливуда – Греты Гарбо!

Ольшанский поднялся с сиденья и направился к двери:

– Пожалуйста, откройте мне дверь!

– Экскурсия не закончена.

– Я выхожу!

Дверь все же открыли, и Ефим сошел на дорогу. Автобус тронулся, последнее, что он заметил, был удивленный взгляд домохозяйки из Техаса.

Ольшанский огляделся, достал расческу и причесался. После этого одернул пиджак и поправил галстук, словно оттягивая решающий момент. Наконец он подошел к воротам особняка и вдавил кнопку звонка.

В течение нескольких минут ему никто не ответил. По ту сторону ворот никого не было. Он повторил попытку, однако результат оказался тем же.

Ефим опустил голову и уже собрался уйти, как вдруг к воротам подкатил шикарный кабриолет. На водительском сиденье сидела Грета Гарбо. Заметив Ольшанского, она недоуменно спросила:

– Эфим? Что вы здесь делаете?

Он подошел ближе:

– Здравствуйте, мисс Гарбо. Пришел с вами проститься.

– Уезжаете? – спросила Гарбо.

В белом джемпере и темно-синих матросских брюках она была необычайно красива. Волнистые волосы волнами ниспадали на плечи, на голове у нее был надет белый теннисный козырек. Тонкие чувственные руки крепко держали руль.

– Уезжаете? – нетерпеливо повторила она.

– Да-да… – быстро сказал Ефим.

– Ну, что с вами делать, – Гарбо указала глазами на сиденье рядом с собой: – Прыгайте!

Он сел, ворота открылись, и они поехали к дому по ровной прямой дорожке, обсаженной густыми кустарниками.

Войдя в дом, Гарбо провела его в большую гостиную и плюхнулась на лощеную кожу дивана.

– Сколько же мы с вами не виделись?

– Больше трех месяцев.

– Значит, вы уезжаете.

Он сел рядом с ней.

– Да, завтра утром.

– А как же ваш контракт с «Парамаунт»?

– Он расторгнут.

– Так быстро? Что им не понравилось? Ваш сценарий?

– Я – ассистент режиссера.

– Простите.

– Возможно, им не понравился сценарий. Впрочем, не только это. В сценарии не было никакой пропаганды. То, что Веденский, я и наш оператор Зильбер приехали из Советской России, вдруг напугало «Парамаунт», и руководство студии отказалось от этой затеи.

– Вы – коммунисты?

– Я бы так не сказал.

– Что ж, мой дорогой… Все решают те, кто платит нам деньги. – Она поднялась с дивана и направилась к небольшому бюро. Ее нежные, загорелые стопы мягко прошлись по ковру.

Склонившись над бюро, Гарбо что-то быстро написала, а потом вернулась к Ольшанскому:

– Моя фотография с автографом. – Перед тем как ее отдать, она прикоснулась к снимку губами, оставив на нем след от помады. – Вряд ли мы с вами когда-то увидимся. Прощайте!

Эпилог

Лионелла Баландовская лежала в постели и читала тетрадку, которую по случаю прихватила в доме Кирилла. Это был дневник режиссера Ефима Ольшанского:

«Моя жена содеяла смерть. Как я могу простить ей гибель Олега и Лены? Осталось только умереть самому. Умереть как можно быстрее и незаметнее».

Лионелла захлопнула тетрадь. Тяжелый выбор стоял перед ней: показывать ли запись Кириллу?

Так и не решив, она услышала звонок телефона и подняла трубку:

– Слушаю!

– С кем я говорю?

– Лионелла Баландовская!

– Вы мне и нужны.

– Кто это? – спросила она.

– Виктор Комиссаров.

Услышав имя всемирно известного режиссера, Лионелла оцепенела. Но голос из трубки вернул ее к жизни:

– Вы здесь?..

– Здесь!

– Вчера случайно видел съемочный материал нового клипа. Вы стоите на лестнице, и у вас такой взгляд… Короче, хочу пригласить на пробы.

– Меня?.. – спросила Лионелла.

– Вас.

– Я согласна.

– Пробы будут проходить на «Мосфильме» в павильоне номер четыре. Запомнили?

– Да, я запомнила…

– Пропуск будет заказан.

– Да-да…

Почувствовав недосказанность, Комиссаров поинтересовался:

– Что-то еще?

– Когда? – спросила Лионелла.

– А я разве не сказал? Завтра в четыре.

– Послушайте… Почему именно я? Ведь я давно не снимаюсь.

– Вы мне подходите, – сказал он.

Спустя минуту после разговора в комнату заглянул Лев:

– У меня есть два с половиной часа. Съездим, пообедаем?

Лионелла перевела на него взволнованный взгляд:

– Да… Я только оденусь. – Она не спеша подошла к гардеробной.

Проводив ее взглядом, Лев опустил голову и расслабил узел на галстуке.

– Думаю, мне еще удастся вздремнуть…

Екатерина Барсова. Главы из романа «Проклятие Титаника»

Пролог Сквозь время

Посмотрите подольше на море, когда оно капризничает или бушует, посмотрите, каким оно бывает прекрасным и жутким, и у вас будут все истории, какие только захотите. О любви и опасностях, обо всем, что жизнь может принести в вашу сеть. А то, что порой не ваша рука управляет штурвалом и вам остается только верить, так это хорошо.

Джоджо Мойес. «Серебристая бухта»

Все было как обычно, и тем не менее он почувствовал странное беспокойство. Это беспокойство не исчезало, и он не знал, что с ним делать.

Капитан «Титаника» Эдвард Джон Смит был опытным моряком и знал, что поддаваться панике на море – последнее дело. Капитан должен внушать чувство уверенности, спокойствие, потому что в его руках не только корабль, в его руках судьбы людей, вверенные ему на время. Но сам себе он не хотел признаваться, что с утра его мучает головная боль и боль эта не проходит. Он был несуеверным человеком, но почему-то ему хотелось поскорее закончить этот рейс, несмотря на то что он обещал быть самым громким и знаменитым за всю историю мореплавания. «Титаник» подавлял своим великолепием, ошеломлял тем, что он, казалось, бросает вызов океану, дерзкой стихии. На нем было все, что можно только пожелать, – никогда еще людям не предлагалось путешествовать с таким комфортом и в такой роскоши.

Корабль был непотопляемым, капитан слышал это со всех сторон, что настораживало. Здесь крылся какой-то подвох. Какая-то неправильность. В море нельзя быть ни в чем уверенным. Это стихия, неподвластная людям.

Но рейс закончится через несколько дней, и если он постарается, то получит «Голубую ленту Атлантики» – приз за быстрое судоходство. И плавание на «Титанике» останется позади, станет еще одной вехой в его биографии, о которой Смит станет вспоминать, когда выйдет на пенсию. Он был самым известным капитаном в Северной Атлантике. Триумфальное плавание на «Титанике» должно было завершить его карьеру и стать последним рейсом.

На корабле был один груз, о котором он старался не думать. Мумия в деревянном ящике около капитанского мостика. Сначала он не понял, в чем дело, а потом ему объяснили, что ее нельзя везти в трюме, как обычный груз. Она слишком ценная. Капитан поморщился, но сделал так, как его просили. Он был обязан выполнять пожелания пассажиров «Титаника». На судне плыли самые богатые и знаменитые люди мира, чье слово являлось законом, и он должен был делать то, о чем его попросят.

Смит старался не думать о том, что находится в ящике, ведь когда он думал об этом, на него нападало странное оцепенение, а перед глазами возникал легкий туман.

14 апреля в девять часов вечера, стоя на капитанском мостике, Смит обсудил со вторым помощником погоду. Сильно похолодало. Радиограммы передавали о скоплении льдов на их пути. Ситуация была рискованной, но корабль казался надежным, а риск – постоянный спутник моряков. Капитан хотел поскорее уйти в каюту и забыться сном. Никогда у него не было рейса, когда бы его так мучили головные боли и внезапно нападала слабость, которую он был вынужден от всех скрывать.

В этот день слабость появилась с самого утра. Как во сне он смотрел на телеграммы, предупреждавшие о льдах. Нужно было снизить скорость, но все внутри противилось этому. Он не узнавал сам себя…

Он уснул… И во время сна перенесся на мостик. И с ужасом почувствовал дрожь и вибрацию, исходящую от ящика. Он понял, что сейчас произойдет нечто ужасное, хотел крикнуть, проснуться, предупредить вахтенного, но не мог. Он видел безлунное небо с яркими звездами, темную маслянистую воду, айсберг, выросший на пути корабля внезапно, словно ниоткуда, который шел прямо на корабль… Язык Смита был скован, он зашелся в немом крике, и вскоре резкий толчок сотряс лайнер.

Он открыл глаза: «Какой ужасный сон».

Но ему требовалось подтверждение, что весь этот кошмар – всего лишь сон.

Капитан быстро выбежал из каюты на мостик.

– Что это было?

И услышал в ответ:

– Айсберг, сэр.

Катастрофа длиной в сто лет

Бог не играет в кости со Вселенной.

Альберт Эйнштейн

– Мы уезжаем отдыхать. Только подумай, в нашем распоряжении шикарный лайнер «Астория», – сказал Ульяне бойфренд и выжидательно посмотрел на нее.

Отдых – это здорово. Тем более – неожиданный. Димка сюрпризами ее нечасто баловал, и вдруг – расщедрился. Ульяна с улыбкой посмотрела на него и вскинула руки вверх:

– Ура!

– Ура! – подтвердил он. – Если честно, я и сам не верю. Роскошный лайнер, каюта – первый класс. Премировала родная редакция меня таким способом впервые за все время, что я пахал на нее. Наконец-то оценили мои труды по достоинству.

– Вот видишь, а ты говорил, что тебя затирают.

– Затирают, затирают, только поняли, что меру нужно знать, иначе восходящая звезда российской и международной журналистики Дмитрий Дронов уйдет в свободное плаванье. А за честь иметь его публикации на своих страницах будут драться «Фигаро», «Таймс».

– Надеюсь дожить до этого времени, – поддела его Ульяна.

– Доживешь, доживешь, куда ты денешься. – Дмитрий говорил на ходу, засовывая бутерброд в рот и отпивая кофе из кружки.

– Я рада, – сказала Ульяна. – А то ты совсем скис…

Но он, похоже, ее уже не слышал…

Дмитрий был доволен, таким Ульяна его не видела давно. Когда они познакомились год назад, Дмитрий произвел на нее впечатление вечного нытика. Нет, он был в меру обаятелен, имел чувство юмора – было видно, что он старается изо всех сил произвести на нее впечатление.

Они познакомились на вечеринке, организованной рекламной компанией, где работала Ульяна. А Дмитрий был журналистом в газете «Глас города» – издании, которое бесплатно рассовывали по почтовым ящикам, его обожали читать пенсионеры. Там было все про город: как он расцветает и хорошеет на глазах; какие здания и дороги собираются строить и ремонтировать, как градоначальник денно и нощно заботится о горожанах и как повезло им, что они в нем живут. Как сказал Дмитрий, когда их представили друг другу: мы «распространяем сплошной позитив в эпоху всеобщего уныния. Кстати, милая девушка, это самый востребованный товар на сегодняшнем рынке. Позитива, вот чего нам всем не хватает». Свой позитив молодой человек подкреплял спиртным, лившимся на халяву, а также канапе с красной икрой, которые регулярно исчезали у него во рту.

Коллега Ульяны Зоя Владимировна, рыжая стерва, разведенка с десятилетним стажем, бросала на нее взгляды, полные ненависти. Очевидно, она строила планы на Дмитрия, а Ульяна невольно разрушила их.

– Слушайте, – прошептал Дмитрий, наклонившись к ней, – эта рыжая так на меня смотрит, я ее боюсь. Давайте удерем с вечеринки, здесь уже все приелось, хочется на свежий воздух.

Ульяна обвела взглядом небольшой зальчик, который был арендован ее начальником Виктором Степановичем для привлечения журналистской братии с целью «установления полезных и взаимовыгодных контактов», как было написано в пресс-релизе, и решила, что уже можно и на воздух.

Стоял апрель. На улице была приятная весенняя прохлада.

Дмитрий шел и молчал. Спустя три месяца он признался Ульяне, что боялся ляпнуть что-то невпопад или выглядеть в ее глазах тупым и неловким. Они дошли до метро, и тут он предложил Ульяне прогуляться еще. Она подумала: соглашаться или нет, и неожиданно для себя сказала: «да». Они прошли пешком до Александровского сада, и здесь Дмитрия словно прорвало. Он вдруг стал необычайно красноречивым и остроумным. Он сыпал анекдотами и разными журналистскими байками. Судя по его рассказам, выходило, что он чуть ли не главный редактор, хотя его роль в газете была намного скромнее. Но это выяснилось значительно позже и мимоходом. Ульяна скептически улыбалась: она была девушкой разумной, и вешать лапшу ей на уши не стоило. Но этот застенчивый молодой человек, изо всех сил старающийся выглядеть храбрым львом, чем-то ей понравился. Он напоминал нахохлившегося птенца, который трясется перед крадущейся кошкой, но изо всех сил старается выглядеть отчаянным смельчаком. Да и потом, ей наскучило собственное одиночество. После смерти родителей она жила одна. Отец умер от инфаркта три года назад. Через год умерла мать.

Тот мир, в котором она жила и который казался ей незыблемым, постоянным и устойчивым, вмиг разбился как хрупкая фарфоровая статуэтка, по неосторожности уроненная на пол. Ульяна хороша помнила день, когда умер отец.

Это был декабрь, выпал первый снег – робкий, неуверенный. Он таял и выпадал снова. Папа должен был прийти с работы, он приходил всегда в одно и то же время – в половине седьмого. А в тот раз не появился. Мама спохватилась в половине девятого.

– Папы до сих пор нет, – сказала она с беспокойством. – Звоню ему на сотовый – он не отвечает. Что случилось, не пойму, он обычно сразу берет трубку, а сейчас – «абонент недоступен». Пойду посмотрю.

– Куда? – спросила Ульяна. – Может быть, он на работе…

Отец работал в Гуманитарном институте, располагавшемся в старинном здании в центре Москвы. Что было потом, Ульяна смогла восстановить спустя некоторое время со слов матери: по ее сбивчивым объяснениям.

…В институте отца не оказалось, вахтерша тетя Люся пояснила, что Константин Николаевич ушел вовремя, как всегда, не задерживаясь и пожелав ей хорошего вечера. «Правда, в последнее время он был слишком задумчивый, – после недолгой паузы сказала тетя Люся, – но я приписывала это возрасту». – «Ах, какой возраст, – отмахнулась мама. – Шестьдесят четыре года всего лишь… Разве это много?»

По наитию мать стала кружить вокруг института, она заходила во дворы, улочки и все время звонила… Но абонент по-прежнему был «недоступен». И вдруг ей пришла мысль позвонить по старому телефону. У отца был еще один мобильный, со старым он не расстался, брал его с собой. Родители вообще неохотно расставались со старыми вещами, они называли их реликвиями с «историей» и говорили, что в каждой такой вещи живет душа владельца…

Уже темнело. Крупными хлопьями валил снег, на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно, и вдруг мать услышала тонкую мелодию – Шопен. Звук был приглушенным, но слышным. Едва-едва. И она пошла наугад на эту мелодию. Из-за снега, валившего отвесной стеной, звук пробивался с трудом, то появляясь, то исчезая. Ульяна представила, как мать раздвигает руками летящие хлопья, пытаясь уловить мелодию, звучавшую то глухо, то отчетливо… Это была смертельная игра в прятки… Звук становился все слышней, и мама поняла, что идет правильно. Она нырнула под арку и остановилась во дворе. Сквозь пелену снега тускло светились окна в домах, они расплывались у нее перед глазами. От колкого снега мать боялась задохнуться, кружилась голова, взмахнув руками, она чуть не упала, и в этот миг ее рука нащупала что-то твердое. Это был ствол дерева, росшего во дворе. Мелодия уже раздавалась почти рядом и вдруг заглохла. Видимо, садился заряд батареи старого мобильного. «И меня охватил страх, – рассказывала мать, – я поняла, что могу потерять Костю в любой момент, а он где-то рядом. И тут я ударилась коленкой о доску». Справа что-то смутно чернело… Она сначала увидела рукав пальто, и теплая волна прилила к сердцу. Костя! «Это был твой отец, Уля, понимаешь». Она смотрела на дочь потемневшими глазами, вспоминая, как радость сменилась робкой надеждой, а потом – отчаянием.

«Я тронула его за рукав, – вспоминала мать, – но он даже не шевельнулся. И меня посетила глупая мысль, что он просто замерз, я взяла его руку и поднесла к губам, он накренился ко мне, и я поняла, что случилось непоправимое, ужасное, только все еще отказывалась в это верить.

И тут я закричала… собственный крик отдавался у меня в ушах, а я все кричала, пока ко мне не подошли люди… Дальнейшее не помню. Приехала «Скорая».

Мать говорила, спешно проглатывая слова, самое главное она сказала, остальное было неважно…

Ульяна помнила, как приехала мама с двумя незнакомыми людьми – они согласились помочь ей доехать, как она легла ничком на кровать, отвернувшись к стене, не сказав ни слова, а эти незнакомые Ульяне люди наконец рассказали, что случилось…

Ульяна не верила их словам, ей казалось, что произошла чудовищная ошибка и сказанное относится не к ее отцу, а к другому человеку. И папа жив и сейчас позвонит в дверь и пробасит:

– Долго же ты мне не открывала, Уля!.. Закопалась, барышня, чем занималась?

Мама немного отошла только к концу недели. Словно в тумане прошли похороны, поминки, справили девять дней.

Дома все оставалось в том виде, как при жизни отца, мать не трогала ни его вещи, ни письменный стол.

«Сердечная недостаточность», – вынесли свой вердикт доктора. «Он раньше никогда не жаловался на сердце, – задумчиво сказала мать, когда после поминок они сидели на кухне и пили чай. – Хотя, может быть, терпел боль и не говорил мне об этом. Он с молодых лет был стойким и терпеливым. Почему он умер на скамейке? Что он делал в том дворе? Как туда попал?»

Документы были при отце, но мобильный пропал. Старый сотовый просто не заметили, оказывается, он провалился в подкладку кармана. «Кто-то успел ограбить его, – сказала мать, – до чего низко пали люди, они даже не вызвали «Скорую». Может быть, его можно было еще спасти». – «Он мог выронить мобильный и потерять его на дороге». – «Вряд ли, твой отец был аккуратным человеком, ты это знаешь, и потерять телефон… – мама покачала головой, – на него это не очень похоже… Хотя твой отец в последнее время несколько изменился. Стал каким-то… странным. Часто уходил в себя. Но я приписывала это тому, что в институте собирались проводить очередное сокращение. Он очень переживал по этому поводу. Не хотел остаться без работы. Он, историк, любил свое дело… – Ульяна услышала легкий вздох. Неожиданно мать тряхнула волосами. – Я хочу разобрать его вещи».

Она решительно прошла в комнату и потянула ящик письменного стола. Бумаги мать разбирала молча, сосредоточенно, когда Ульяна предложила свою помощь – отказалась. «Не надо, – сказала она, откидывая со лба светлую прядь, – я сама».

Отец был выше среднего роста, седые волосы, аккуратная щеточка седых усов, а мать – легкая, стремительная, тонкая кость, светлые волосы, которые всегда развевались вокруг лица подобно легкому облачку. «Мой одуванчик», – ласково называл отец жену.

«Жаль, что я не в мать, – часто думала Ульяна. – Высокая, крупная кость… – вся в отца. Правда, глаза у меня мамины – светлые. А характер взяла от обоих. Упрямство мамы и деликатность, мягкость папы. От него же привычка резать правду-матку, невзирая ни на что, и никак мне от этой привычки не избавиться…»

Ульяна сидела на кухне и пила чай, пойти спать, когда мама разбирает бумаги папы, ей казалось кощунственным. Она может понадобиться ей в любую минуту… Та позвала ее примерно через полчаса:

– Уля! Смотри, что это?

Ульяна выросла в дверях. Мать сидела на диване в домашнем халате и смотрела на нее ввалившимися от бессонницы и переживаний глазами.

– Вот, – она махала в воздухе двумя билетами. – Билеты в Тверь. Он ездил туда дважды и ничего мне об этом не сказал. Только подумать, у твоего отца были от меня секреты, и это после стольких лет, что мы прожили вместе. – Она закусила губу. – Уля! – Слезы брызнули из ее глаз. – Да что же это такое! Может, у него появилась женщина, он хотел от меня уйти, ездил к ней тайком в Тверь, не знал, как мне все это объяснить, и поэтому его сердце в конце концов не выдержало.

Ульяна подошла, села рядом с ней и погладила ее по голове. Только сейчас она обратила внимание, как высохла и похудела ее мама за это время, в волосах блестела седина, которую раньше она регулярно подкрашивала, а теперь стало незачем. И руки стали похожими на тоненькие веточки. Ульяна обняла и прижала маму к себе.

– Ну что ты, какая женщина. Папа тебя любил…

– Я знаю. – Мама вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Я знаю, но откуда эти билеты, – он же никогда ничего от меня не скрывал.

Ульяна кивнула. Ее родители были на редкость дружной парой, никогда не ссорились, все делали вместе и не имели секретов друг от друга… по крайней мере до последнего дня.

– Это какое-то недоразумение…

– Нет. Два билета. И еще… – она запнулась… – я только сейчас вспомнила: последнее время он стал уходить в себя, не откликался на мои вопросы, несколько раз я входила сюда, когда он работал, и Костя торопливо прикрывал листы журналом. Я тогда еще удивилась, подумала: он что, занимается какой-то сверхсекретной работой? А он, наверное, переписывался с той женщиной.

– Ма! Ну, о чем ты? Выброси это из головы. Папа любил только тебя.

Мать крепко сжала губы и ничего не ответила.

– Сейчас я бы из него всю душу вытрясла, – сказала она сердито. Она словно негодовала на отца, что он умер вместе с какой-то тайной, которую так и не открыл ей, что у него было нечто, чем он не захотел делиться с ней…

После смерти отца мама утратила волю к жизни. Раньше Ульяна думала, что слова «воля к жизни» – пустой звук, но оказалось, что воля – это нечто вполне осязаемое. Вроде железного каркаса, который скрепляет все, нет воли, и человек рассыпается на глазах. Мама все делала по инерции, она жила, повинуясь привычному ритму, но мыслями была где-то далеко, там, где обитал ее обожаемый Костя… Однажды Ульяна зашла в кухню и увидела, как мама чему-то смеется, покачивая головой.

– Мам! Ты что? – спросила Ульяна, подходя к ней ближе.

Та посмотрела на нее, и ее взгляд стал пустым.

– Ничего, – ответила она. – Вот Костя сказал… – и осеклась.

Мать умерла осенью. Щедрой солнечной осенью, когда густым золотисто-багряным ковром были усыпаны все тротуары в городе, и дворники только успевали сметать с дорожек листья.

Она ушла во сне ночью. Утром Ульяна подошла к кровати и увидела, что она умерла легко, ей даже показалось, что мама сейчас откроет глаза, улыбнется и скажет:

– Улечка! Приготовь, пожалуйста, завтрак. И мой любимый кофе с молоком. Только молока налей погорячее и побольше, как я люблю…

После смерти родителей Ульяна впала в оцепенение. Она работала в маленькой конторе, где платили сущие гроши, денег не хватало, перспектив никаких, знакомые и подруги все незаметно рассосались. Она погрязала в трясине, откуда не могла выбраться.

И вот однажды, спустя полгода после смерти матери, весной Ульяна подошла к зеркалу, как она всегда делала перед выходом на улицу, и поразилась своему виду. На нее смотрел абсолютно старый человек, с тусклым взглядом, сутулой спиной и бледным лицом. Она смотрела на себя будто со стороны, как на чужую. И поняла: то, что она видит в зеркале, ей категорически не нравится. У нее были длинные волосы, которые она любила распускать по плечам. Но сейчас, глядя на себя в зеркало, она поняла, что ей нужно сделать.

Она взяла ножницы и отрезала волосы, а потом засела в Интернете на целый день и нашла себе работу. То ли постарался ее ангел-хранитель, то ли было счастливое расположение звезд, но место она нашла на удивление быстро, в хорошем офисе и с приличной зарплатой. А главное – работа оказалась творческая, то, что нравилось Ульяне. Она участвовала в создании рекламы. Заказчики попадались разные, но к каждому Ульяна старалась найти подход, пыталась увидеть нечто интересное – даже в самом безнадежном проекте. Ульянина реклама нравилась и заказчикам, и ее начальнику. Обычно она допоздна засиживалась в офисе, когда уже все рассасывались по домам. Она просто не могла признаться себе в том, что в пустой дом идти не хочется.

Так прошло полгода. Ульяна не притрагивалась к вещам родителей, но в начале марта решила разобрать их. Одежду родителей она рассортировала на две стопки. Одну собиралась отдать в благотворительный фонд, другую – оставить на память.

В старой папиной кожаной куртке она нашла пропуск в Тверскую историческую библиотеку, выписанный на его имя. Опять Тверь, подумала Ульяна и нахмурилась. Может быть, у отца действительно появилась женщина в Твери и она работает в библиотеке? Пропуск был датирован октябрем прошлого года. Это было за два месяца до смерти отца.

Ульяна повертела пропуск в руке, она хотела разорвать его в клочья и выбросить в мусорное ведро, но почему-то не сделала этого. Она аккуратно разгладила пропуск и положила его в одно из отделений своего кошелька. Надо бы, когда станет тепло, съездить в Тверь и зайти в эту библиотеку. Может быть, я узнаю, что папе понадобилось там. Или все-таки лучше не ворошить прошлое? Пусть папа останется без малейшего пятнышка. А вдруг здесь дело не в женщине, а в чем-то другом?..

Жизнь шла по накатанной колее: дом – работа – дом, когда она встретила Дмитрия…

И вот они идут по ночной Москве и молчат.

– В-вас проводить? – Когда Дмитрий сильно волновался, он начинал слегка заикаться. – Наверное, родные уже волнуются.

– У меня нет родных. Все умерли.

Наступило молчание.

– П-простите.

– Ничего.

Несмотря на возражения Ульяны, Дмитрий все-таки проводил ее до дома, а на следующий день позвонил и предложил сходить в кино. Фильм, на который они пошли, был совершенно дурацким американским боевиком, из тех, где все вокруг стреляют, мутузят друг друга, а роковые красотки занимаются сексом при каждом удобном случае.

После кино они отправились в буфет. Дмитрий принес Ульяне кофе и воздушное безе, и только она откусила от него кусочек, как он предложил ей жить вместе.

– Так будет лучше, – убеждал ее он. – Вы совсем одна, вам нужен уход.

– Я еще не старая. – Ульяна не знала, плакать ей от этого предложения или смеяться.

– Но присматривать-то за вами надо.

– Я не породистый кот и не рыбка в аквариуме.

– Ерунда! – солидно ответил Дмитрий – Вы девушка легкомысленная и можете наломать дров.

– Откуда вы знаете?

– Все девушки такие, – отмахнулся он.

Ульяна хотела возразить, что она жила как-то без него все эти годы, проживет и дальше, но вместо этого она встала и выпалила:

– Не трудитесь меня провожать. Всего хорошего.

Но Дмитрий был настойчив, он звонил по нескольку раз в день, несмотря на то что она вешала трубку, наконец подкараулил ее около работы с букетом цветов, извинился и протянул два билета в театр.

– Надеюсь, в буфете между антрактами вы не будете делать мне никаких предложений? – спросила Ульяна.

Дмитрий завоевывал ее постепенно: шаг за шагом – медленно, но неуклонно. Осада крепости велась по всем правилам. Ульяна постепенно привыкла к нему, и через два месяца он переехал к ней со всеми своими нехитрыми пожитками. Дронов был из Рязани и снимал квартиру где-то в Гольянове, ездить на работу ему было страшно неудобно, а на жилье получше не хватало денег. Вопреки «распространяемому позитиву» платили в газете мало, считая, что хватит и этого. Но все это Ульяна узнала позже. Дмитрий сразу поразил ее своей прагматичностью. Он тушил свет и не давал зря жечь электроэнергию, воду в кране закручивал до упора, из продуктов никогда ничего не выбрасывал, потом собирал остатки еды, заливал их майонезом и получался «дроновский салат», так он называл это «блюдо». Порвавшиеся носки не выбрасывал, а аккуратно штопал, одежду покупал практичную и неяркую. Машиной не обзавелся, потому что считал, что автомобили жрут слишком много бензина, а метро и другим общественным транспортом зачастую добираться удобнее. Ульяна зарабатывала больше Дмитрия, что было тяжелым ударом по его самолюбию. Он ворчал и говорил, что творческим людям всегда живется труднее, а сейчас рулят «эффективные манагеры». Время такое…

Ульяна чувствовала, что она незаметно превращается в тихую серую домохозяйку, которая на всем экономит и боится лишних трат. На Новый год все в Ульяниной конторе уехали отдыхать: кто в Альпы кататься на зимних лыжах, кто – в Турцию или Таиланд.

Дима же приехал в десять часов вечера после корпоративной вечеринки с елкой.

Ульяна подозревала, что елка была подобрана на елочном базаре или выброшена кем-то за ненадобностью. Один ее бок был ощипан, а макушка – срублена.

– Живое дерево, – топтался в коридоре Дмитрий. – И пахнет хвоей. Хвоя и мандарины – приметы Нового года. Кстати, я успел забежать в магазин и купить килограмм мандаринов.

– А шампанское?

– Уже не было. Купил красного вина. А чем это пахнет? – спросил он, поводя носом.

– Гусем с яблоками.

Ульяна вспомнила свой прошлый Новый год, который отмечала с девчонками. Они уехали в Суздаль, сняли там небольшой коттедж в лесу и оторвались на славу. Когда ударили куранты, они, не сговариваясь, выбежали на улицу и стали что-то кричать, хохотать, петь песни. Ульяна помнила, как Маринка выписывала немыслимые акробатические па вокруг елки, а потом упала в снег и расхохоталась:

– Ой, девчонки, как же здорово!

Их компания вскоре распалась. Маринка через месяц познакомилась с чехом, они поженились, и она уехала к нему в Прагу, а Татьяна ухаживала за парализованной капризной бабкой, и ей стало ни до чего.

Но несмотря ни на что, Ульяна себе все-таки признавалась, что привыкла к Дмитрию, и, пожалуй, с ним все-таки лучше, чем одной. Хотя иногда она задумывалась, неужели ей суждено прожить с Дроновым всю жизнь? По ее мнению, они были слишком разными людьми…

* * *

В самолете Ульяне досталось место у иллюминатора, она смотрела, не отрываясь, на пенистые облака, проплывавшие мимо.

Она с трудом оторвалась от неба и открыла рекламный буклет. «Круизное судно «Астория» (Astoria) было построено на верфях Финкантьери в Сестре-Поненте (Генуя, Италия). Сразу после спуска на воду оно заняло 8-е место в десятке самых больших круизных судов в мире. Строительство лайнера обошлось заказчику в 450 миллионов евро.

После окончания строительства корабля в европейских СМИ о нем писали: «Спущен на воду новый флагманский пассажирский лайнер итальянского туристического флота «Астория» – самый большой круизный корабль Европы. Водоизмещением 112 000 тонн, принимающий на борт 3780 человек, лайнер стал самым крупным пассажирским судном, когда-либо ходившим под итальянским флагом».

Длина 12-палубной «Астории» составляет 290 метров, на судне имеется 1500 кают, 5 ресторанов, 13 баров, 4 бассейна. Свои услуги туристам предоставляют оздоровительный центр, концертные залы, магазины и парикмахерские. Команда лайнера и обслуживающий персонал составляет около 1020 человек.

Вас ждет незабываемое путешествие… Добро пожаловать на лайнер «Астория».

– Ну как? – спросил Дмитрий, отрываясь от своего ноутбука. – Впечатляет?

– Здорово!

– Я так и думал, что это нечто грандиозное, – пробормотал он, снова утыкаясь в какой-то журналистский материал.

Каюта была уютной и комфортабельной.

Они не стали распаковывать вещи, переоделись и вышли на палубу. Публика, как заметила Ульяна, была интернациональная. Англичане, французы, итальянцы. Также слышалась и русская речь.

Было тепло, но с моря дул легкий ветер, и она вернулась в каюту, чтобы взять теплый длинный шарф, в который можно было завернуться и согреться.

Когда она вышла на палубу, Дмитрий стоял, облокотившись о борт, и смотрел направо. Проследив за его взглядом, Ульяна заметила, что он смотрит на невысокого мужчину, который шествовал под руку с блондинкой, девушка чему-то смеялась, демонстрируя безупречные зубы, и прижималась к своему спутнику.

– Это твои знакомые? – спросила Ульяна, подходя ближе. Ей показалось, что Дмитрий смутился.

– Ты что? Я просто засмотрелся, пока ждал тебя, что-то ты долго ходила. Это, Уля, только начало нашей новой жизни. Скоро все изменится.

– Тебе поручили новую колонку?

– Вот что. – Дмитрий отстранился от нее и принял серьезный вид. – Мои дела – это журналистские секреты. И раньше времени обнародовать их не стоит. Сама понимаешь, конкуренты не дремлют. Я человек суеверный, поэтому заранее о своих новых планах говорить не хочу. Когда наступит время – все скажу. А пока извини – молчок.

Раньше вроде никакой секретности и конкурентности не было. Но может, и правда на горизонте ее бойфренда замаячило что-то денежное. Журналисты – народ, который зависит от многих факторов. От удачи, умения оказаться в нужное время в нужном месте, от расположения сильных мира сего, от быстроты реакции, важности темы… Отсюда и суеверие, чтобы не сглазили и не обошли.

«В конце концов, вывез же он меня в это замечательное путешествие. И на том спасибо». Ульяна поежилась и прижалась к Димке.

– Что-то холодновато.

– Ничего! Терпи, мне нужно сейчас один материал обработать. Ты подожди меня, погуляй пока одна по палубе. Я скоро.

Народу на палубе прибывало. То там, то здесь раздавался смех.

Ульяна облокотилась о перила и посмотрела на воду. А потом вверх. Красивый закат: яркие хвосты разметались по небу: золотистые, оранжевые, ярко-красные, бирюзовые. Эти всполохи отражались в море, и блестящие струйки вспенивали воду. Красота! Почему она раньше не ездила в круизы? И вообще почти никуда до встречи с Димкой не ездила, только один раз в Турцию, и все.

Ей надоело стоять на палубе, и она решила спуститься вниз, познакомиться с кораблем. В коридоре Ульяна наткнулась на человека, показавшегося ей знакомым. Тут она вспомнила, что это мужчина, на которого смотрел Дмитрий, когда она подошла к нему на палубе. Ничем не примечательное лицо, средних лет, сухощавый, на лице – загар.

Он шел от рубки капитана, дверь в которую была приоткрыта, у Ульяны возникло искушение заглянуть туда. Капитан представлялся ей человеком с окладистой седой бородой, как в фильме про «Титаника» – мужественный и подтянутый. Настоящий морской волк.

Ульяна снова поднялась наверх, погуляла по палубе, потом позвонила Дмитрию, он сказал, что скоро все закончит и присоединится к ней. Через пятнадцать минут Дима показался в ее поле зрения нахмуренный и чем-то озабоченный. По его словам, у него жутко разболелась голова, чувствует он себя неважно и поэтому быть галантным кавалером при всем желании не может, пусть Ульяна на него не сердится. Несмотря на ее попытки как-то растормошить Димку, он по-прежнему оставался насупленным и на ее вопросы отделывался краткими междометьями.

Потом Димка внезапно сказал, что хочет пораньше лечь спать, так как он устал: день был суматошным – перелет, то, се… Ульяна может оставаться на палубе и гулять, сколько ей вздумается. Но оставаться одной в шумной веселой толпе Ульяне не хотелось, и она спустилась вместе со своим бойфрендом в каюту.

Раздевшись, она уснула, между тем как Дмитрий что-то строчил на компе, несмотря на то что десятью минутами раньше уверял ее в том, что буквально спит на ходу.

Они с Дмитрием позавтракали, кроме них за столиком сидели пожилая англичанка, которую звали Мэри, и мужчина, представившийся как Герберт. Хорошее знание английского позволяло Ульяне общаться со своими соседями. Выяснилось, что Мэри уже много раз плавала по Средиземному морю, а мужчина как-то неопределенно мотнул головой, и Ульяна решила к нему ни с какими вопросами не приставать. Может, у человека голова болит или он вообще немногословен.

Дмитрий же сидел и вертел головой в разные стороны.

Случайно перехватив его взгляд, Ульяна с удивлением обнаружила, что он пялится все на того же мужчину, что и в прошлый раз. Тот был не один, с той же молодой девушкой-блондинкой, она заразительно смеялась, а он накрыл своей рукой ее ладонь. «Поймала папика», – подумала Ульяна. Сейчас это в порядке вещей, молодые девушки ловят богачей и живут за их счет. Мужчина выглядел как человек с солидным достатком. Часы «Rolex Daytona» стоили немало. Ульяна это знала, совсем недавно ее компания участвовала в их рекламе. Так что подлинная стоимость «ходиков» ей известна.

Но что Димка в нем нашел? Может, и вправду он его знает? Он – журналист, у него куча знакомых, с которыми он мимолетно сталкивается, пересекается на разных фуршетах-банкетах, пресс-конференциях и съездах… Его синяя записная книжка вспухла от телефонов и адресов. Контакты и связи журналиста – его золотая жила, которую нужно неустанно разрабатывать, любил говаривать Дмитрий.

После завтрака Ульяна фланировала по палубе, вид на побережье был красоты сказочной: скалы, городки, прилепившиеся к ним, разноцветные домики…

Остановились они в городе Савона, откуда планировалась экскурсия в Геную.

Еще до поездки Ульяна обзавелась путеводителем, чтобы при удобном случае можно было заглянуть в него и почерпнуть информацию.

Оставаться в Савоне предполагалось пять часов, а потом снова в путь. Курс на Марсель! В программе значилось посещение замка Иф, куда Александр Дюма поместил своего знаменитого персонажа – графа Монте-Кристо. Ульяна представляла, какие красочные она сделает фотки и как потом будут ахать-охать ее подружки.

Правда, Маринка сейчас в Чехии, а Татьяна ухаживает за парализованной бабкой, с грустью подумала Ульяна. Ну ничего, Маринке она пошлет снимки по электронной почте, а с Татьяной встретится в кафе, угостит ее кофе со сливками и пирожными. Надо же отвлечь подругу от мрачных мыслей.

Когда они сошли на берег, экскурсовод бойко провела их по основным достопримечательностям Генуи. Они осмотрели старинные дворцы и церкви – дворец Сан-Джорджио на площади Карикаменто, дворец Мелограно на Пьяцца Кампетто, кафедральный собор Сан-Лоренцо, Палаццо Дукале и церковь Джесус.

Генуя была городом света и тени, резкий переход от светлых, залитых солнцем площадей к темным улицам – узким, наполненным прохладным полумраком, поражал контрастом. Город карабкался на скалы, на улицу выходили лифты, которые поднимали людей вверх. Здесь царил дух древности, печали и покоя. Вечная соперница Венеции когда-то выиграла у нее пальму первенства, но теперь Генуя находилась вдали от основных туристических троп.

А потом у них появилось свободное время, и Ульяна потянула Дмитрия в сторону старого города, но он схватил ее за локоть и потащил за собой, ничего не объясняя.

– Куда мы?

– Все – потом. Не задавай лишних вопросов. Я тебя умоляю.

Они едва не бежали, впереди шла нестройная кучка туристов, среди них Ульяна, к своему удивлению, опять увидела того самого мужчину, за которым Дмитрий, казалось, наблюдал уже не в первый раз.

– Дим! – устало сказала она. – Ты не мог бы мне объяснить: почему…

– Быстрее! – подстегнул ее жених, и они рванули почти со спринтерской скоростью.

– Так мы ничего не увидим… – посетовала Ульяна. – Мне кажется, что старые города в таком темпе не осматривают, это напрасная трата времени.

От того, что она бежала, из нее в бодром темпе выдавливалось: «го-ро-да-не-ос-мат-ри-ва-ют».

Дмитрий вдруг неожиданно резко потянул ее за руку и втащил в какой-то магазин.

– Тише! – прошипел он.

Это был магазин сувениров, но, похоже, Дмитрия подарки не интересовали. Он подошел к витрине и уставился на улицу. Проследив за его взглядом, Ульяна увидела в магазине на противоположной стороне улицы все тех же мужчину с блондинкой. Они делали покупки.

– Дим… – начала Ульяна, но он сердито посмотрел на нее.

– Все – потом.

Когда мужчина со своей спутницей вышли на улицу, Дмитрий потянул ее за руку, и они снова понеслись галопом по генуэзским улицам.

На площади Дмитрий встал неподалеку от преследуемых и сделал вид, что его интересуют сувениры. Хлынувшие туристы на какое-то время закрыли мужчину с его спутницей. Когда же туристы рассосались, Дмитрий напрасно вертел головой: его «подопечные» исчезли.

Спустя десять минут они сидели в кафе и ели пиццу, и Дмитрий сердито объяснил Ульяне, что у него «редакционное задание». Мол, этот мужик связан с наркотрафиком, и его, как журналиста, попросили «попасти его». Задание секретное, и распространяться о нем он не имеет права.

Ульяна, уткнувшись в пиццу, делала вид, что поверила. Хотя ей казалось, что здесь что-то не так. Но по Димкиному виду она поняла, что к нему с расспросами лучше не подступать.

Вернувшись на лайнер, Ульяна почувствовала усталость и осталась в каюте.

Дмитрий какое-то время был с ней, но потом сказал, что хочет выйти и подышать свежим воздухом.

– Иди! – бросила она.

Оставшись одна, Ульяна подумала, что отдых, о котором она мечтала, превращается в нечто скучное и непонятное из-за странного поведения Дмитрия. «Не может он обойтись без своих «редакционных заданий», – злилась она, – ну и ехал бы один. При чем здесь я?»

Лежать в каюте ей надоело, и Ульяна решила найти Димку. На палубе его не оказалось, она спустилась вниз, дошла до конца коридора и повернула обратно. Дверь рубки капитана была приоткрыта, оттуда слышался женский голос. Говорили, кажется, на итальянском языке. Раздался игривый смешок. Наверное, какая-то не в меру ретивая пассажирка решила заглянуть к капитану и разговорилась с ним. Но это не ее, Ульяны, дело…

Она дошла до конца коридора и обернулась. К ее удивлению, из рубки капитана вышла та самая блондинка, спутница мужчины, за которым следил Дмитрий. Ульяна быстро отвернулась, чтобы блондинка не заметила, что она за ней наблюдает.

Ульяна поднялась на палубу, кругом царило непринужденное веселье, слышались громкие голоса.

Она спустилась в каюту, но долго там находиться не смогла и снова вышла на палубу.

На мостике стоял капитан, веселый, улыбающийся. Наверное, на него так благотворно подействовало общение с блондинкой, отметила Ульяна. Все-таки итальянец, темпераментный мужчина. «Мачо, – с иронией подумала она. – Но девица-то какова, крутит с двумя мужиками. Приехала с одним и не стесняется откровенно флиртовать с другим».

Тем временем капитан решил подойти ближе к берегу, чтобы поприветствовать своих друзей…

Он стоял, чуть расставив ноги, и самолично отдавал приказы рулевому, было видно, что он в хорошем настроении. Но тот выполнял приказы с замедленной реакцией, что бросалось в глаза.

Корабль шел прямым ходом к острову…

Справа и слева выросли небольшие рифы.

Нехорошее предчувствие кольнуло Ульяну. Она увидела верхушку скалы, выступающую перед кораблем, и в ту же минуту сильный удар сотряс лайнер. Над водой разнеслись аварийные сигналы. Корабль накренился, но спустя минуту выправился.

Ульяне показалось, что все выдохнули с облегчением, увидев, что опасность миновала. Корабль теперь держал курс в море. Неожиданно он стал крениться на другой борт, и судно понесло обратно к острову. Ульяна стояла, оцепенев, не в силах двигаться. Раздался толчок, она дернулась вперед и чуть не упала. «Астория» села на мель.

Кто-то рванул Ульяну за руку, и она очнулась. Толпа бежала в каюты.

Когда она очутилась в коридоре – погас свет, пришлось включить мобильный, люди вокруг чертыхались и ломились вперед.

Ульяна распахнула дверь каюты. Было темно, Дмитрий посветил мобильным ей в глаза, и она вскинула руку, заслоняясь от света.

– Что-то случилось? Я уже хотел бежать к тебе…

Она не успела ничего ответить, по громкой связи объявили:

«Из-за отказа электрической системы свет временно отключен. Наши техники работают над устранением проблемы. Ситуация под контролем. Сохраняйте спокойствие. Не волнуйтесь и не паникуйте».

– Похоже, это авария, – коротко бросила Ульяна, садясь рядом с Дмитрием. – Мы сели на мель.

– Повезло, – сказал Димка, захлопывая ноутбук. – Разрекламированное чудо техники, и на тебе. Прямо «Титаник-2».

– Не говори так, – передернула плечами Ульяна. Ей стало холодно, и она обхватила себя руками, пытаясь согреться. Вместо того чтобы утешать ее, Дмитрий нагоняет панику… – Интересно, скоро все закончится?

– Что именно? – осведомился Дмитрий. – Наше пребывание на корабле или что-то другое?

Ульяна пересела на свою койку. Глупая ситуация: сидеть в темноте и ждать непонятно чего. Как бы не случилось серьезной аварии – тогда вообще непонятно, что будет с ними со всеми…

Дмитрий нажимал на кнопки сотового, пытаясь установить с кем-то связь.

По рации раздался голос капитана: «Корабль не затонет, я скину якорь, потребуется буксир. Дамы и господа, у нас небольшие проблемы с генератором питания, оставайтесь на своих местах, все под контролем». Затем в динамиках раздался женский голос: «Мы скоро починим электрогенератор. Все будет в порядке. Я прошу вас вернуться в свои каюты…»

Ульяна перевела Дмитрию спич капитана.

– Мы и сидим в каютах, к чему нас призывают-то? Кстати, наверное, лучше выйти на палубу и посмотреть, в чем там дело. А то мы сидим здесь как кролики, – мрачно сказал ее жених.

Они замолчали, Димка то открывал ноутбук, то хватался за сотовый.

– Все работаешь? – пыталась подколоть его Ульяна.

Он бросил на нее раздраженный взгляд, и она опять замолкла. Сидеть в темноте было не очень-то уютно. Похоже, починка корабля затянулась… В голову лезли тревожные мысли. Почему-то в памяти возник любимый фильм «Титаник»… Но она сразу одернула себя: они, слава богу, не в ледяном Атлантическом океане, да и берег близко… А Димка мог бы найти какие-нибудь слова утешения. А то сидит, уткнувшись в свои гаджеты с мрачным видом, и на нее не обращает никакого внимания. Нет, все-таки они очень разные люди.

– Ты спишь? – не поднимая головы, спросил он.

– С открытыми глазами.

– Я бы на твоем месте попробовал соснуть. А то обстановка нервирует. Глядишь, пока дрыхнешь, все отремонтируют. Проснешься, а мы плывем…

Снаружи раздались крики, и Дмитрий выдохнул:

– Кажется, все намного серьезней, чем нас пытается уверить капитан-кретин.

– Дим! Давай выйдем на палубу, – предложила Ульяна.

– Ладно, пошли, – буркнул он, захватив с собой комп. Ульяна кинула свои вещи в большую сумку.

Дальнейшее напоминало сон… Некоторые пассажиры надели спасательные жилеты и стояли на сборных пунктах. Ульяна и Дмитрий искали взглядом капитана, но его не было. Краем сознания Ульяна отметила, что нигде не видно и мужчины, за которым следил Дмитрий, нет и его спутницы-блондинки. Интересно, куда они подевались, задавала себе вопрос Ульяна. Сидят в каюте? Ждут, что ситуация разрешится сама собой? Или они решили вообще не обращать внимания на аварию? Она для них вроде мелкой поломки автомобиля, которую непременно отремонтируют спешно вызванные механики?

– Может быть, нам тоже надеть спасательные жилеты? – предложила Ульяна.

Но Димка ничего не ответил.

– Ты хорошо плаваешь?

– Не-пло-хо, – отчеканила Ульяна.

Паника усиливалась. Стюарды-азиаты, одетые в жилеты, пробежали мимо них и спешно, отпихнув женщин и детей, плюхнулись в спасательные шлюпки. Ульяна истерично рассмеялась.

Корабль накренило в другую сторону, и она уцепилась за рукав Дмитрия…

Примечания

1

Вымышленный персонаж, героиня фильма и компьютерных игр.

(обратно)

2

Куриная лапка (фр.).

(обратно)

3

Второй ассистент оператора.

(обратно)

4

Завивка волос, которая держится несколько месяцев.

(обратно)

5

Неформальное соглашение участников рыночной отрасли продавать или покупать товары или услуги по определенной цене.

(обратно)

6

взломать ворота (анг.).

(обратно)

7

Административный самолет для перевозки официальных лиц и представителей коммерческих организаций.

(обратно)

8

Увидеть дома звезд (анг.).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1 Полуправда

Глава 2 Заклятые друзья

Глава 3 Петров день

Глава 4 Бинго

Глава 5 Хочется – перехочется

Глава 6 Смоки айс

Глава 7 Под подпиской

Глава 8 Большая черная птица

Глава 9 Похмелье

Глава 10 Все забыто

Глава 11 1936 год Калвер-Сити, США

Глава 12 Мы так любили друг друга

Глава 13 Глупости

Глава 14 Чувство вины

Глава 15 Жулик

Глава 16 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Глава 17 Возврат к старому

Глава 18 Снято

Глава 19 Давний роман

Глава 20 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Глава 21 Братья Карамазовы

Глава 22 Картельный сговор

Глава 23 Информационный обмен

Глава 24 В дороге

Глава 25 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Глава 26 Никто не спасется без смирения

Глава 27 Игра

Глава 28 Некачественное оказание услуг

Глава 29 1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США

Глава 30 Все пропало

Глава 31 Эфемерные драгоценности великой Инессы

Глава 32 Бизнес-джет

Глава 33 Гарантированное законом наследство

Глава 34 1936 год Брентвуд, Лос-Анджелес, США

Эпилог

Екатерина Барсова. Главы из романа «Проклятие Титаника»

  Пролог Сквозь время

  Катастрофа длиной в сто лет Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg