Андрей Кокотюха Евгений Кушнарев: Под прицелом
Пролог МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Знаем мы вашу охоту…
Сделав глоток быстро остывающего эспрессо, он подошел к окну и начал вглядываться в темное январское утро.
Прекрасно зная историю, которая была одной из любимых им областей знаний, Евгений Кушнарев мог при желании доказать прямую зависимость между охотой и государственными делами. Именно на охоте, выражаясь современным криминально-политическим языком, всегда можно было «порешать вопросы».
Царская охота… Как много скрывается за этими словами. Прежде всего – это излюбленная забава августейших особ. На охоту собирались долго, выезжали громко, соблюдая все необходимые для подобных мероприятий ритуалы. Однако именно царская охота проходила в нарушение всяческих традиций охоты обычной. Цари со свитой не охотились, в прямом смысле не ждали часами на номерах, не испытывали азарта истинного охотника, выследившего зверя или птицу, да и не готовили себя подсознательно к тому, что можно и промахнуться.
В этом действе нет никакого спорта. Царскую дичь загоняют. Медведей, волков, лосей, кабанов долго прикармливают, чтобы потом пустить под выстрел августейшего охотника. Тетеревов и глухарей привязывают к веткам деревьев, да еще указывают раболепно: стреляйте, ваша светлость, во-он туда… Что охота: на рыбалке, которую жаловал Кушнарев, таким рыбакам цепляли крупную рыбу на крючки. Это не анекдот – реальный факт, особенно если вспомнить советский период истории.
Так что правители – не охотники. Вернее, не настоящие охотники. Они хотят только подстрелить дичь, а уж выслеживают ее пускай другие. За это, кстати, им деньги платят. Охота для хозяина любого уровня – будь он хозяин города, района, области, региона, даже государства – совмещение приятного с полезным. Где приятное – свежий воздух, шашлык с дымком под хороший коньячок, а полезное – решение любого, даже самого сложного вопроса.
А правитель любого уровня всегда занят решением вопросов только государственной важности. Так уж он себя настраивает.
Решение выкрасть из Италии неудобную княжну Тараканову царица Екатерина Вторая приняла во время охоты. Заядлый охотник Герман Геринг в своем замке, скромно именуемом охотничьим домиком, подписывал приказы бомбить с воздуха европейские города. А сколько решений, определявших внутреннюю и внешнюю политику Советского Союза, принималось на охоте в подмосковном Завидове Хрущевым, и особенно – Брежневым, метким стрелком и, говорят, охотником от Бога.
Горбачев, правда, к царским охотам был показательно равнодушен. Мол, перестройка, новое мышление, демократия… Кто знает, что было бы с Союзом, если бы Михаил Сергеевич уважал традиции предшественников и обсуждал перестройку у охотничьего костерка…
Кстати, это ведь со времен перестройки к охоте начали относиться как к одному из символов преступной власти. Сначала – партийно-номенклатурной, потом – коррумпированной. И все по тем же причинам: ведь власть предержащие даже на охоте нечестно играют. То ли дело рыбалка: вода, тишина, удочка. Даже если рыбы не наловил, то нервы точно успокоил.
Кушнарев всегда считал себя больше рыбаком, чем охотником. Футбол и рыбалка – вот два настоящих типично мужских увлечения. Кучма со свитой в бытность свою президентом охоту жаловал. Но Евгений Петрович не без удовольствия вспомнил, как удивились друзья и знакомые, узнав, что он, будучи главой президентской администрации, ни разу не выехал с Данилычем открывать охотничий сезон.
Охотниками действующие политики становились часто поневоле. И Кушнарев не считал себя исключением. Взять ружье в руки его фактически заставили. Хорошее ружье – дорогой и ценный подарок мужчине. Но получив к юбилею, без малого шесть лет назад, шикарный пятизарядный карабин Браунинга, Евгений Петрович просто не знал, что с ним делать. Обычно такой подарок обязывал владельца при случае опробовать его в деле. Кушнарев поступил иначе: поблагодарив, спрятал ненужный карабин в сейф. И только через одиннадцать месяцев, почти под самый Новый год, друзья едва ли не силком потащили его в Печенежское лесничество – пострелять, сезон закрыть.
За окном медленно светало. Кушнарев улыбнулся, вспомнив, как в тот первый день ему, новичку, повезло: он завалил из нового карабина кабана и оленя. С тех пор зимняя охота стала чем-то вроде ритуала.
И все равно он не считал себя охотником. Не каждый, у кого есть ружье, охотник. Да и в последний раз на зверя выезжал года два назад. Не до охоты было…
Прогулки с карабином на свежем воздухе Кушнарев иногда заменял поездкой в тир. Там тренировал руку, стреляя по мишеням. Некстати вспомнилось, как злые языки пустили слух: мол, после «оранжевых» событий он в тире расстреливает из пистолета апельсины…
Правы, оказывается, были те, кто советовал стрельбой по мишеням «стравливать пар». Его, этого пара, за последние годы накопилось много. Пока есть возможность, в стране и со страной надо что-то срочно решать. Силы в себе Кушнарев чувствовал, считал себя трудоголиком и мог работать сутки напролет. В кабинете на столе лежит вычитанная рукопись очередной книги, которую завтра уже ждут в издательстве. Он готовил текст, параллельно успевая делать еще несколько дел, буквально разрываясь между Киевом и родным, слишком родным Харьковом.
Он чувствовал в себе силы. Но также чувствовал: в последнее время использует их не в том направлении. Не по назначению. Вхолостую. Вернее, ему не дают их использовать. Когда деликатно, а когда и прямо – от человека зависит! – давая понять: есть вещи поважнее, надо трудиться на благо общего дела. Вот только в чем состояло оно, это общее дело, Евгений Петрович все чаще переставал понимать.
Возможно, сегодня он получит какие-то ответы. Охотничий сезон формально закрыт. Но как только Кушнарев узнал, кто будет на этой охоте, сразу понял – предстоит разговор. Охотники, ясное дело, постреляют. И скорее всего, не только для виду. Только когда выезжаешь в лес в такой компании, без «решения вопросов» не обойтись.
Так что знаем мы вашу охоту!
Кушнарев допил кофе. Посмотрел на часы. Скоро должна прийти машина.
Изюм—Харьков, 16–19 января 2007 года
«16 января во второй половине дня в Изюмском районе Харьковской области в результате случайного выстрела во время охоты был тяжело ранен народный депутат Украины Евгений Кушнарев. Близкие и родственники потерпевшего, а также его друзья, пожелавшие остаться неизвестными, указывают на то, что из Харькова Евгений Кушнарев выехал на охоту рано утром в сопровождении “четырех друзей и водителя”, в том числе народного депутата Дмитрия Шенцева, который позже этот факт отрицал.
Село Червоный Шахтар Изюмского района, в окрестностях которого собирались охотиться господин Кушнарев и его спутники, расположено приблизительно в 130 километрах от областного центра. Охотились на волков. Приблизительно около 14 часов, когда группа на машинах объезжала местное лесничество, дорогу им перебежал волк.
Остановившись, охотники выскочили из машин и начали стрельбу. После очередного выстрела Евгений Кушнарев упал недалеко от дороги, среди деревьев».
«Коммерсантъ-Украина»«Согласно другим источникам, ЧП произошло, когда он ехал в автомобиле. Машина резко остановилась, и произошел выстрел – из-за резкого торможения автомобиля. До конца не ясно, что же произошло. По некоторой информации, ружье депутата-харьковчанина Дмитрия Завального выстрелило в сторону Евгения Кушнарева».
«Газета по-украински»«Источники газеты в правоохранительных органах утверждают, что непроизвольный выстрел был произведен из карабина “Сайга”, якобы принадлежащего заместителю директора харьковского завода “Точприбор” Дмитрию Завальному. По некоторым неподтвержденным данным, именно ему принадлежат угодья, где проходила охота».
«Коммерсантъ-Украина»«Неизвестно, случайный это был выстрел или целенаправленный. Выводы должна сделать оперативно-следственная группа ГУВД во главе с заместителем начальника криминальной милиции Харьковской области Валерием Фесюниным, которая вылетела на место происшествия. Депутат Дмитрий Святаш, ссылаясь на слова своих сопартийцев, которые были с Кушнаревым на охоте, сказал, что «это был стопроцентный несчастный случай… Конечно, будет проводиться следствие. Но, думаю, никакого обвинения выдвинуто не будет», – отметил депутат. Он также добавил, что вместе с Кушнаревым на охоте было около 10 человек, некоторые из них – члены Партии регионов».
«Газета по-украински»«Кушнарев был ранен из винтовки типа “Сайга”. Он получил пулевое ранение в область печени. Также были задеты обе почки и кишечник. Депутат, истекающий кровью, был доставлен в Изюмскую районную больницу, где более трех часов продолжалась операция. Присутствующий на охоте парламентарий от Партии регионов Дмитрий Шенцев, находясь возле операционной в крайне подавленном состоянии, не смог рассказать о том, как произошел инцидент. Ранее он сообщил, что господин Кушнарев был ранен не одним, а несколькими выстрелами».
«Экономические известия»«В Изюмскую центральную районную больницу депутат был доставлен на автомобиле Toyota Land Cruiser два часа спустя – ближе к 16 часам. Врачи обнаружили у него сквозное ранение брюшной полости и констатировали большую потерю крови. Евгений Кушнарев находился в состоянии болевого шока. Пуля калибра 7,62 вошла в брюшную полость в области печени и вышла сзади, задев правую почку.
Милицией были опрошены пять участников происшествия. Все усилия следствия были направлены на поиск пули, ранившей депутата. Изюмская межрайонная прокуратура возбудила уголовное дело по факту огнестрельного ранения, квалифицировав его как несчастный случай».
«Коммерсантъ-Украина»«Состояние здоровья Кушнарева тяжелое, но стабильное. Из-за серьезной потери крови у депутата упало давление. Потому его невозможно транспортировать из Изюма. В помощь местным врачам из Харькова на вертолете уже вылетела группа врачей».
«Газета по-украински»«По словам министра здравоохранения Юрия Поляченко, который прибыл в Изюмскую районную больницу, в ходе операции у Кушнарева удалили одну почку и около 50 см кишечника. Поляченко отметил: положительным моментом является то, что удалось остановить кровотечение. В ходе операции, которая длилась пять часов, Кушнареву влили около 2 л плазмы, что позволило несколько стабилизировать ситуацию. Каждые полчаса проходят консилиумы, врачи по телефону консультируются со специалистами Академии медицинских наук. Ожидают специальную бригаду трансплантологов с оборудованием и медикаментами, которые приступят к следующему этапу операции».
«Украинская правда»«По словам министра здравоохранения, у Евгения Кушнарева травма, несовместимая с жизнью. Господин Поляченко констатировал, что депутат потерял около трех литров крови и ему была проведена гемотрансфузия – переливание цельной крови непосредственно от донора пациенту.
Вице-мэр Харькова, медик по образованию Игорь Шурма не верит, что Евгения Кушнарева ранили на охоте, и также оценивает его состояние как критическое. При этом он считает действия врачей Изюмской районной больницы профессиональными. “Если бы харьковские эскулапы не действовали так оперативно и профессионально, то сейчас мы бы не говорили о шансах Кушнарева”.
Идет сбор крови – у Евгения Петровича редкая четвертая группа, положительный резус. Желающих помочь немало. Кровь принимают в трех местах – на станции переливания крови, в «неотложке» (Харьков), а также непосредственно в Изюме».
«Главред»«В Харьковском аэропорту совершил посадку самолет с немецкими медиками на борту. Их ждут в Изюме через два часа».
«MIGnews»«В больнице города Изюма Харьковской области, не приходя в сознание, скончался народный депутат Украины Евгений Кушнарев. Его сердце остановилось, когда в Харьков на вертолете уже были доставлены врачи из Германии. Около получаса врачи боролись за его жизнь. За несколько часов до смерти специально прибывший в Харьковскую область консилиум врачей заявил, что ранение, полученное им, несовместимо с жизнью. Решением горсовета в Харькове на два дня объявлен траур. Комиссию по организации похорон возглавил мэр города Михаил Добкин».
«Экономические известия»«Центр общественных связей МВД Украины в Харьковской области сообщил, что в ходе расследования чрезвычайного происшествия, в результате которого был тяжело ранен народный депутат, один из лидеров Партии регионов Евгений Кушнарев, уже опрошены все 5 участников происшествия. Других подробностей происшествия в милиции пока не сообщают. Ведется следствие».
«MIGnews»«Причиной смерти Евгения Кушнарева стало убийство по неосторожности, утверждают представители правоохранительных органов. Виновного в совершении этого преступления пока не называют. Хотя, по неофициальной информации, это совладелец охотничьего угодья “Гай”, где охотились Кушнарев и его друзья. Бывший министр внутренних дел Юрий Луценко сказал: “Это была случайность”. Сергей Кивалов, представитель Партии регионов, категорически отверг слухи о том, что причиной смерти Кушнарева мог стать политический заказ. “Скорее всего, это небрежность в обращении с оружием”, – сказал депутат.
Глава пресс-службы МВД Константин Стогний подчеркнул: детальная информация будет оглашена после проведения баллистической и биологической экспертиз, а также следственного эксперимента. “Один видел одно, другой – другое”, – сказал господин Стогний».
«Экономические известия»«Следственный эксперимент показал, что выстрел, которым был ранен депутат, производился с расстояния не менее 5 метров. В результате эксперимента стало известно, что на момент выстрела господин Кушнарев стоял с правой стороны дороги по отношению к другим учасникам группы. Его якобы закрывал кустарник. Кроме того, было темно. Согласно еще одной версии, озвученной сотрудниками следствия, которые пожелали остаться неназванными, депутат просто неудачно обогнал товарищей и, таким образом, оказался на линии огня. В ходе следствия исключены версии беспорядочной стрельбы и нанесение ранения в автомобиле. Обе публиковались в прессе накануне.
Официально имя подозреваемого не разглашается. Однако в милицейских сводках прямо указано: ранение потерпевшему нанес житель Харькова Дмитрий Завальный (профессиональный стрелок, мастер спорта), который непроизвольно выстрелил из карабина своего отца. Оружие изъято.
Дмитрий Завальный сопровождал Евгения Кушнарева в больницу, некоторое время находился около него. По словам очевидцев, человек, похожий на Дмитрия Завального, выходил из больницы в сопровождении работников милиции.
После известия о смерти Евгения Кушнарева заместитель начальника областного управления МВД Валерий Фесюнин заявил, что следствие рассматривает три рабочие версии происшествия: убийство по неосторожности, нечастный случай и неумышленное убийство.
Уголовное дело переквалифицировано по статье 119 УК Украины (“убийство по неосторожности”), которая предусматривает наказание в виде ограничения или лишения свободы на срок от трех до пяти лет.
На сегодняшний день никто не задержан. В отношении Дмитрия Завального избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде. Остальные трое участников инцидента являются свидетелями».
«Коммерсантъ-Украина»«По показаниям свидетелей трагедии, именно Завальный ранил Кушнарева. “Я не видел, как это произошло. Но то, что Завальный стрелял случайно, – это точно, – сказал журналистам вскоре после случившегося народный депутат Дмитрий Шенцев. – Выстрел не был преднамеренным. Думаю, он просто не сориентировался. Что это было? Рикошет, наверное. Или подумали, что зверь побежал… Не знаю”».
«Факты»«Так сколько же было участников этой охоты? Первоначальная версия, которая появилась в прессе, – охотников было десятеро. В областном управлении МВД говорят: это вполне возможно, поскольку на охоту вообще ездят большими компаниями.
Но известно, что с Кушнаревым в машине ехало пять человек. Именно они и были допрошены как свидетели. Двое, по нашим данным, – Дмитрий Завальный и нардеп Дмитрий Шенцев. Фамилии остальных не разглашаются.
Дело передано на расследование следственному управлению УМВДУ в Харьковской области. Им занимаются сотрудники отдела по тяжким телесным повреждениям».
«Главред»«Правоохранителями уже практически установлено, что человеком, который выстрелил в Евгения Кушнарева, является Дмитрий Завальный – заместитель директора харьковского завода “Точприбор” Однако возникает целый ряд нюансов. В частности тот, что Кушнарева и его товарищей охотниками назвать очень сложно – честнее всего их было бы назвать браконьерами. Объясним несведущим людям: охота на кабана уже закончилась, охота на зайцев еще разрешена, но только по выходным дням. Таким образом, с точки зрения законов группа браконьеров, стрелявшая в животных, допустила… А вот тут уже начинаются версии: а) оплошность – и Завальный выстрелил случайно; б) между товарищами произошла ссора, в результате чего и произошел роковой выстрел. Кстати, такая версия почти невероятна, но, по некоторым данным, правоохранители ее тоже не исключают. Но это если допустить, что охотилось только пятеро и только – на одной машине. Харьковское издание “МедиаПорт” со ссылкой на источники отмечает, что перед ранением Евгений Кушнарев и его товарищи были рассредоточены на улице. Когда прозвучал выстрел, народный депутат находился за кустами. Товарищи подошли и увидели, что Евгений Кушнарев ранен, но кто стрелял, неизвестно. А между тем, сколько вместе с Евгением Кушнаревым было людей, сказать точно никто не может».
«MIGnews»СТРЕЛОК (версия первая) Изюм – Харьков, зима 2007 года
1
Машины появились в поле видимости, когда на часах еще не было двух.
Вскинув винтовку, Кирилл навел оптику на джип, шедший вторым. Головную машину по инструкции велели пропустить. Мишень, если все пойдет по плану, должна ехать следом. Что это за план и кто его разработал, Кирилл не имел представления. И знать не желал. Меньше знаешь – крепче спишь.
И дольше живешь.
Его задача – выйти на исходную, занять позицию, дождаться охотников и ждать команды. Машинально он поправил пальцами правой руки, на которой были кожаные перчатки с отрезанными пальцами, плоский наушник в ухе. Сейчас, как его предупреждали, из лесу пустят волка. Он пробежит перед головной машиной, и охотники – можешь не сомневаться! – затормозят. Оружие у всех наизготовку. Азарт заставит выскочить и завалить серого.
Скорее всего, говорили ему, за зверем побегут мужики из первой машины. Ружей там всего два, а хороший стрелок – один, спортсмен, мастер. Правда, этот мастер никогда не стрелял в человека. Так что прицельно палить при любом раскладе не будет. У него нет инстинкта убийцы. Из него никогда не хотели сделать убийцу.
Те, кто в джипе, тоже остановятся. Обязательно выйдут из него. Только за зверем не побегут – их первые оттеснят, смысла нет сафари устраивать. И едва они выйдут из машины, Кирилл должен ждать сигнала.
Самое паскудное во всем этом было то, что мишень ему должны были назвать за пару секунд до выстрела. А это значит – еще тогда оценил ситуацию Кирилл, – что заказчик или его человек тоже где-то здесь, рядышком. Затихарился, пасет в бинокль всю позицию и как только определит, где нужный человек, сразу даст знать.
Убивать нельзя. Это условие во всей истории устраивало Кирилла более всего. Сказано было: подстрелить. Желательно потяжелее, но не смертельно. Ну а если бедолага двинет кони в больнице – значит, судьба его такая.
Убийцей Кирилл Самохвалов быть не хотел. Ему были нужны деньги – обстоятельства сложные. Потому и подписался на стрелка.
Охотники между тем явно собирались устроить нечто вроде гонки по пересеченной местности. Джип периодически пытался поравняться с головной машиной, «крузаком». «Тойота» не давала себя обогнать, все время вырывалась вперед. Балуются мужики, понятное дело – с охоты возвращаются. И судя по всему, не пустые.
Волк!
Кирилл пропустил момент его появления.
Зверь выскочил из леса и стремительно, огромными прыжками понесся наперерез «крузеру». Водитель ударил по тормозам, идущий следом джип тоже резко затормозил. Его водила чуть не поцеловал «тойоту» в бампер, в последний момент вывернув руль и повернув машину, выходя из аварийной ситуации, созданной неожиданно появившимся животным.
Из «крузака» выскочили четверо. Наведя на них оптику, Кирилл с удивлением отметил: вооружены только двое. Тем не менее, именно они чуть замешкались, заряжая оружие. Остальные двое с гиканьем и улюлюканьем погнались за зверем, пытаясь, видимо, его загнать. Двое других быстро оценили ситуацию и присоединились к погоне, вскидывая ружья и паля на ходу по убегающему волку.
«На что они рассчитывают, придурки?» – мелькнуло в голове у Кирилла. Волк хоть и хищник, но на людей бежать не будет. Удирает со всех ног и явно движется быстрее человека. На бегу движущуюся мишень им не сбить, пусть даже кто-нибудь из них – потомок Вильгельма Телля или дальний родственник Робин Гуда. И хоть они это явно понимают, они все-таки преследуют волка. На шальную пулю надежды мало. Здесь больше куража, азарта, нежели здравого смысла.
Опять отвлекся, черт побери!
Из второй машины тем временем тоже выбежали люди. Трое или четверо – Кирилл сразу не разобрал. Они не рассредоточились, а наоборот – стали так, что перекрывали друг друга, а одного к тому же прикрывала машина. Если учесть, что он был низеньким, то над крышей джипа торчала только верхняя часть его простоволосой головы.
Счет пошел на секунды. Кирилл крепче прижал приклад винтовки к плечу, окуляр прицела лихорадочно метался от одной предполагаемой мишени к другой, от другой – к третьей, от третьей – к четвертой… Да, четвертой. Их тоже четверо. И все без оружия, охотнички. Стоят обсуждают чего-то…
Так кто же?!
Палец Кирилла снова нетерпеливо постучал по наушнику. Ничего, ни звука. Даже треск пропал, хотя десять минут назад потрескивало, он мог в этом поклясться.
Так кто? Кто?
Выстрел! Второй, третий!
И, слившись с четвертым выстрелом, раздался крик боли.
Подозревая неладное, в лучшем случае – форс-мажор, в худшем – сбой программы, Кирилл переместил оптику в сторону крика.
Трое охотников из головной машины, развернувшись и забыв о скрывшемся уже волке, спешили к кустарнику. Кирилл присмотрелся и увидел ногу, обутую в берц.
Кто?
У двоих из спешивших на помощь раненому оружия не было. Значит, под пулю каким-то непонятным образом попал один из вооруженных охотников. По давней, но не забытой армейской привычке Самохвалов оценил обстановку. Надо быть полным идиотом, чтобы выстрелить в товарища на глазах у кучи свидетелей. Видимо, выстрел грянул, когда тот скрылся в кустах. Кирилл со своей позиции его не видел, но все остальные видели достаточно хорошо. И самое интересное – этот охотник даже при всем желании не мог выйти на чужую линию огня.
Или это так – или он, Кирилл Самохвалов, чего-то не заметил, что-то просмотрел, что-то упустил.
Сердце бешено колотилось. Никаких команд не поступало, из наушника ощутимо веяло пустотой. Стрелку в какой-то миг даже показалось, что наушник обжигает его холодом. Нервным движением выковыряв средство связи из ушной раковины, Кирилл сунул его в карман камуфляжной куртки и продолжил наблюдение.
Увидел он нечто странное: раненый охотник непонятно как наткнулся на пулю и сейчас около него возились трое, а из машины уже трусил водитель с аптечкой. Но ведь четверо у второго джипа оставались на месте! Даже тот, низенький, без шапки, не вышел вперед. Создавалось впечатление, что вся эта компания заняла удобные места в зрительном зале. Как будто то, что случилось у них на глазах, происходило не с ними. И их не касалось.
И вдруг Кирилл осознал наконец главную странность всего случившегося.
Как ему показалось – а своей интуиции Самохвалов привык доверять еще с армейских времен, – в охотника стреляли не сбоку и не в упор. Выстрел, предназначенный ему, был сделан с другой позиции. Заранее выбранной. При желании ее можно определить, только желания у Кирилла не было. Потому что сам он также сидел в засаде. На заранее выбранной, даже обозначенной на крупномасштабной топографической карте лесничества позиции. Он собирался стрелять в одного из собравшихся здесь, только ждал команды.
Где гарантия, что напротив него, тоже на предварительно назначенной позиции, не сидит координатор с биноклем – такой же стрелок? Только с четким заданием: подстрелить одного из тех, кто выйдет из головной машины и погонится за волком.
Плохо, старший сержант Самохвалов. Очень плохо.
Он не знает о другом стрелке. Но не факт, что другой стрелок ничего не знает о нем.
Трое охотников волокли раненого к машине. Четверо зрителей не спеша направились к ним. Словно знали, что именно произошло и что именно это должно было случиться.
Вечности со времени появления волка не прошло. Мазнув взглядом по циферблату «командирских», Кирилл зафиксировал: эта возможная вечность на самом деле растянулась на неполные четыре минуты.
По инструкции Самохвалов должен был забрать винтовку с собой. Так он и сделал, хотя понимал: с этого момента оружие в руках не гарантирует ему личной безопасности. Теперь он не стрелок-исполнитель. Он – свидетель, причем опасный свидетель. Или, что, может быть, еще хуже, – главный подозреваемый.
Ладно. Думать некогда. Уходить надо.
Сжимая винтовку в опущенной руке, Кирилл поднялся и попятился. Стараясь двигаться бесшумно и надеясь при этом, что охотники сейчас не глазеют по сторонам, он поспешил к оставленной среди деревьев недалеко от грунтовой дороги машине.
2
Старенькие, но еще бодренькие «Жигули» резко рванули с места.
«Слишком резко», – решил Кирилл и сбавил скорость. Автомобиль, прыгающий по грунтовой дороге всего в нескольких километрах от места, где десять минут назад стреляли в человека, вполне может привлечь внимание. Хотя вокруг не было ни души, Самохвалов не обольщался: учитывая его подозрения о втором стрелке, можно было смело предположить, что окрестности нашпигованы засадами.
Правда, если это подстава, в чем Кирилл уже почти не сомневался, его наверняка караулят в окрестностях и не дадут добраться до Харькова, где он может потеряться. Теперь Самохвалов уже жалел, что на автомате выполнил инструкции и унес винтовку с места происшествия. Она лежит в багажнике, и обнаружат ее уже через пару минут после обыска. Как бы он ни отбивался, незаконное хранение огнестрельного оружия ранее судимому за тяжкое преступление наверняка пришьют. Дальше – дело техники, ментовские подходы ему известны. Начнут крутить, колоть, на пальцах докажут, что подозреваемый не просто был на месте происшествия, но и стрелял. Хотя тут как раз неувязочка: выстрелить он не успел, и…
Стоп!
От неожиданно пришедшей в голову мысли Кирилл даже нажал на тормоз. Машина резко остановилась, его бросило вперед, и он рефлекторно уперся в руль, чтобы не стукнуться лбом о стекло. Откинувшись на спинку сиденья, Самохвалов закрыл глаза. В памяти четко всплыли события сегодняшнего утра. Теперь он увидел их в новом свете.
Итак, утром, как и было условлено, неразговорчивый парень вручил ему ключи от «Жигулей» и старую зеленую дорожную сумку. Внутри, завернутая в кусок мешковины, лежала винтовка. Отдельно – патроны. Как определил Самохвалов, калибра 7,62. При посыльном он проверил оружие, дослал патрон в патронник, но и только. Рабочая машинка, сто процентов.
Понимая, что сейчас мешкать небезопасно, Кирилл, тем не менее, выскочил из машины, открыл багажник, достал винтовку, понюхал ствол. Так и есть, подозрения его были не напрасны. Никакой смазкой тут даже не пахло. Из этого ствола стреляли, причем не более суток назад. Самохвалов теперь даже готов был поверить, что из винтовки пальнули часа за два до того, как передать оружие стрелку-исполнителю.
Мозаика начала складываться. Еще не вся, но эта ее часть – точно.
Кирилл уже замахнулся, собираясь выбросить винтовку. Но что-то его удержало. Сейчас, когда дело принимало опасный для него оборот, он, вопреки логике, не мог позволить себе остаться без оружия. Он уже знает, что надо передвигаться осторожнее. А значит, не будет вести себя, как слепой котенок. Или ягненок, которого ведут на заклание, собираясь превратить в шашлык.
Подавитесь!
Закрыв багажник, Кирилл затолкал винтовку под переднее сиденье. Ничего. Далеко прятать не нужно. Чтобы обыскать машину, ее нужно остановить. А в свете последних событий останавливаться Самохвалов не собирался. Пускай дорогу хоть грузовиками перекрывают – не возьмут, прорвемся…
Теперь он знал свою программу-максимум. Она состояла всего из трех пунктов. Первый – добраться до Харькова. Второй – найти тех, кто его подставил. Третий – узнать зачем и определить тяжесть наказания в зависимости от услышанного.
Вот и трасса. Вырулив на асфальт, Кирилл прибавил скорость.
День сегодня выдался пасмурным. Сумерки в январе обычно наступали сразу после четырех, так что до них оставалось чуть меньше двух часов. Однако мрачная погода больше напоминала ранний вечер, нежели середину январского дня.
У первого же поворота Самохвалов засек темно-серый «бумер», прижавшийся к обочине. Машина просто стояла, казалось, ожидая кого-то. Если бы авария или какая другая дорожная неприятность, водитель ходил бы рядом, факт. Обострившееся чувство близкой опасности заставило Кирилла еще прибавить скорость – поворот он прошел, взвизгнув шинами.
Едва он отъехал от БМВ метров на двести, автомобиль двинулся с места и пристроился в хвост к его «Жигулям».
Самохвалов еще прибавил. Преследователь не отставал, но и обгонять не собирался. Хотя «бумер» легко мог «сделать» несчастный «жигуленок», он явно не собирался идти на обгон. «Похоже на психическую атаку», – подумал Кирилл и не сдержался, процедил вслух сквозь зубы слова артиста Бабочкина, вернее – того самого, с детства любимого Чапаева:
– Хрен с ней, давай психическую…
Проехав еще немного, Кирилл резко ударил по тормозам. Идущий сзади «бумер» тоже демонстративно остановился. Что и требовалось доказать. Они даже не скрывали своих намерений, не шифровались, не прятались от него. Движение на трассе сегодня было не особо оживленным, за все время в противоположную сторону, к лесничеству, проехало не больше десятка машин, а обогнали Самохвалова и того меньше. До их поединка никому не было дела.
Кирилл снова поехал вперед. БМВ двинулся следом. Километров десять – и опять завизжали тормоза. Преследователь тоже остановился. Скрипнув зубами, Кирилл вышел из машины, громко хлопнув дверцей.
– Ты! – Он ткнул указательным пальцем в сторону «бумера». – Слышь, ты, сволочь! Выходи! Иди сюда, мудак! Иди, поговорим! Чего надо? Чего тебе надо?!
Никакой реакции. Противник не принимал вызова. Он даже не собирался показывать лицо.
Поняв бесполезность своих действий, Самохвалов снова сел за руль, рванул с низкого старта. Стрелка спидометра уверенно полезла вверх, до отметки «100», так же уверенно пересекла ее, подбираясь к цифре «120». Покосившись в зеркальце заднего вида, Кирилл убедился – преследователь по-прежнему не отстает, хотя и соблюдает дистанцию.
Больше стрело́к не останавливался, уверенно двигаясь по направлению к Харькову.
Машину ГАИ впереди он увидел неожиданно.
Скорость сбрасывать не стал, гаишники стремительно приближались. Они топтались у машины, словно ожидая именно этого нарушителя – отморозка на «Жигулях» восьмой модели, который имеет наглость мчаться по трассе, будто здесь сейчас проходит автопробег, ралли среди любителей, гонки на приз никому не известного спонсора.
Они имеют право тормознуть его за превышение скорости. Попросить документы, обыскать машину, ссылаясь на какие-то свои ориентировки. Кирилл был почему-то уверен: эти двое даже готовы найти в салоне винтовку. И искренне надеются, что задержанный окажет сопротивление работникам милиции.
Тут ребята были правы.
Один из гаишников, театрально помахивая жезлом, сделал несколько шагов наперерез, приказывая остановиться. Второй тем временем поправил на плече автомат, укороченную версию «калаша». Засвисти еще, придурок…
По встречной спокойно ехала фура. Вот она поравнялась с гаишниками…
До боли прикусив губу, почувствовав на языке соленую кровь, Кирилл Самохвалов резко вывернул руль влево, вылетая на встречку и проскакивая просто перед фурой. Перепуганный водитель затормозил, машинально вывернувшись влево, чтобы принять возможный удар не прямо в лоб. «Жигули» обогнули фуру, на полной скорости съехали с трассы, нырнули под прикрытие грузового фургона и вылетели на трассу уже с другой стороны, оставив позади и гаишников, и «бумер», и фуру.
В зеркальце Кирилл увидел: из кабины фуры выскочил водитель, пытаясь что-то сказать гаишнику с жезлом. Но тот оттолкнул водилу – не до тебя, мол. БМВ остановился неподалеку, из машины по-прежнему никто не выходил. Другой гаишник рванул с плеча автомат и даже собрался послать вдогонку очередь, но напарник ударил по стволу, опуская его вниз, что-то крикнул, размахивая руками, и сунулся в салон служебной машины. Наверное, объявляет о нарушителе по радио или сообщает кому-то в частном порядке: «жигуль» остановить не удалось, за рулем – крепкий орешек.
Если погоня начнется, то через минуту, не раньше. Те, кто готовил капканы, не учли одного: дичь могла их просчитать. Не до конца, но достаточно для того, чтобы прорваться, получить фору и подумать, как быть дальше.
Кстати, старший сержант Самохвалов, вы ведь еще не вырвались. Оторвались – но не вырвались. Со стороны Харькова трассу очень быстро закупорят, машина у вас приметная, а о вашем норове преследователи теперь оповещены.
Отсюда вывод: «колеса» надо бросать.
Убедившись, что от преследователей он пока оторвался, Кирилл свернул с трассы и погнал к ближайшей лесополосе. Морозы зимой в последнее время редкость, грунтовая дорога превращалась под колесами в грязь, но, видно, теперь удача была на стороне Самохвалова. До посадки он добрался быстро, укрылся за деревьями, и вовремя: по трассе, ревя сиреной и угрожающе сверкая мигалками, пронесся в сторону города знакомый гаишный «опель». А еще минут через пять в ту же сторону проследовал фантомный «бумер».
Погоню нужно пропустить вперед. Действовать можно только минут через тридцать. Как действовать – Кирилл еще не решил. Нашел сигареты в кармане, закурил. Вспомнил о термосе с кофе, лежащем в бардачке. Достал, встряхнул сосуд – наполовину полный, плещется. Налив сладкого и крепкого кофе в крышечку, Самохвалов пригубил, поморщился: горячий напиток попал на прокушенную губу. Облизнув языком поврежденное место, Кирилл посмотрел на часы, закурил, сделал глубокую затяжку, откинулся на спинку сиденья.
Неделю назад в его жизни тоже не было праздника.
Только Кирилл Самохвалов и подумать не мог, что все обернется именно так… Оказывается, он не совсем понял, на что подписался…
3
В феврале 1989 года старший сержант ВДВ Кирилл Самохвалов вместе с другими советскими солдатами и офицерами по мосту через Амударью близ узбекского города Термез пересек границу между СССР и ДРА. Так называемый ограниченный контингент советских войск, оказывающий демократическому Афганистану интернациональную помощь, был выведен, а точнее – торжественно эвакуирован из страны песков, гор, перевалов и кишлаков-ловушек.
Официально дембель светил только через три месяца, в мае. Но держать «афганцев» до конца срока службы не рискнули. Многих увольняли тут же, в Узбекистане, в спешном порядке. Потому свои двадцать лет Самохвалов праздновал в родном Харькове.
Он читал в тогдашних газетах про «афганский синдром», пытался найти у себя его признаки, не находил, считая себя совершенно нормальным человеком. Из чего сделал вывод: если у кого-то из парней и едет крыша, то только у слабаков.
Кирилл решил: жить он будет так, как живут все люди вокруг. Когда он уходил в армию, в стране все становилось плохо. Вернувшись, он обнаружил – в стране лучше не стало. Изменилось только одно: о том, что вокруг бардак и разруха, до армии он слышал или на собственной кухне в коммуналке на Чернышевского, или в метро и трамваях. После армии об этом громко говорили, охотно писали и даже, как тогда показалось Самохвалову, всем этим беспределом гордились. Вот, дескать, какие мы бедные, несчастные, обворованные, неграмотные. Того у нас нет, этого не было, а этого и не будет никогда.
Внимание к своей персоне уволенный в запас старший сержант Самохвалов почувствовал уже через неделю после того, как отоспался и отъелся на дефицитных продуктах, которые непонятно где и непонятно как доставала мать. «Взвесьте килограмм еды». – «Хорошо, приносите», – разговор в магазине покупателя с продавцом, популярный анекдот того времени. Нельзя сказать, что Харьков совсем уж задыхался от нехватки той же самой колбасы. Но, тем не менее, все, кроме макаронных изделий, приходилось добывать с боем, выстаивая в огромных очередях или же вместо денег принимая подношения продуктами. Мать, хирургическая медсестра, не жаловалась на щедрых пациентов, балуя сына то сырокопченой колбаской, то шпротами.
Но неожиданно для себя Кирилл узнал: война, в которой он поучаствовал, стала одной из причин постепенного развала страны и кризиса всей системы. «За что вы там, в Афганистане, клали свои молодые жизни?» – вопрошали со страниц популярных еженедельных журналов умные товарищи. Они ни к кому конкретно не обращались. Им не нужен был ответ. Они уверенно заявляли: страна продала Кирилла Самохвалова дважды. Первый раз – когда послала воевать непонятно за что, защищая непонятно какие ценности. Вторично – когда, вернув на родину, отказалась от них, оставила на произвол судьбы, как многих и многих сограждан. «Афганцев» не спешили даже признавать ветеранами войны, хотя и откупались унизительными, по мнению грамотных и свободно мыслящих товарищей, льготами.
О Кирилле пытались написать несколько статей подобного содержания. Даже приглашали сняться в документальном фильме об «афганском синдроме», где просили сказать, как нехорошо обошлась с ними, воинами-интернационалистами, родная страна. Самохвалов газетчикам отказывал вежливо – насколько мог. Но, сорвавшись, нахалов с телевидения спустил с лестницы, чуть не разбив оператору дорогущую камеру. Отец потом на кухне наливал самогона – с водкой в стране еще до армии начались проблемы, которые так и не решились, – и успокаивал: ничего, мол, сын, сейчас болтунов развелось, всё с Москвы пример берем. Там отмашку дали, языки пораспустили, теперь и до Киева свобода с гласностью докатились, ну а Харьков, как передовой город, все подхватывает. Работать надо, тогда все и вернется, как было при Брежневе.
Кирилл был с ним полностью согласен. Конечно, надо работать. Вот он своим примером и докажет: тот, кто в Афгане на караван ходил, с головой дружит даже больше, чем всякие там сынки, папами за деньги отмазанные. Только сначала учиться надо. Чтобы, опять же, личным примером показать: не все умные люди могут разную пургу по телевизору гнать.
Ему полагались какие-то льготы при поступлении, и Самохвалов поступил в авиационный институт, не совсем, правда, представляя, чем он станет там заниматься. Его, в недавнем прошлом десантника, грело само слово «авиация». Однако, проучившись год, он вдруг поймал себя на том, что учеба, состоявшая из посещения лекций, семинаров и потрепанных учебников, не доставляла ему желаемого удовольствия. Преподаватели по-разному относились к нему и еще к нескольким «афганцам» на потоке: одни явно сочувствовали «преданным родиной», другие, наоборот, недобро косились: подумаешь…
Интерес к таким, как он, постоянно подогревали. Телевидение. Песня Розенбаума «Черный тюльпан», которую распевали под три гитарных аккорда пацаны в парках, дворах и скверах. Молодые инвалиды в камуфляже, просившие милостыню на базарах и вокзалах, газетные статьи, в которых этих инвалидов называли аферистами. Настоящие рядовые и сержанты в парадной форме, время от времени поющие на площадях афганские песни собственного и чужого сочинения. И снова статьи: о том, как «афганцы» вскакивают ночью, срываясь в атаку, как пьют и устраивают драки на дискотеках, гоняя рокеров и металлистов, как попадают в психушки. Ничего разрушительного за собой не замечая, Самохвалов все равно чувствовал необъяснимый, непонятный внутренний дискомфорт.
Поэтому, проучившись на автопилоте еще один семестр на втором курсе, Кирилл сначала перевелся на заочный, а вскоре и вообще завязал с институтом. Заодно вдребезги разругался с девушкой со своего курса, которая уже начала часто бывать у них дома, помогать матери на коммунальной кухне и была безоговорочно одобрена родителями в качестве невестки. Она пожалела его: я все понимаю, Кирюш, досталось тебе там…
И главное – с тех пор он принципиально старался не читать газет и журналов, делая исключение только для сборников кроссвордов и спортивных изданий, а по телевизору смотрел или комедии, или футбол, игнорируя выпуски новостей и прочие «Взгляды». Со временем принципиальная позиция стала привычкой, которую Кирилл не считал вредной. И даже поругивался с родителями, которые не мыслили себе и дня без того, чтобы не посмотреть или послушать последние известия или обсудить очередную разоблачительную публикацию. Такого добра появлялось с каждым днем все больше. Чтобы уследить за всем этим и отреагировать хотя бы на кухне, нужно было тратить уйму полезного времени. Это еще больше настраивало Кирилла против средств массовой информации.
Когда заговорили о «горячих точках» на карте некогда единой и могучей страны, Самохвалов начал узнавать, можно ли пойти туда добровольцем. Ничего не вышло, и он, поддавшись на авантюру приятеля, собрал на раз-два вещи в рюкзак и укатил во Владивосток наниматься матросом. С хождением за три моря тоже не сложилось, однако, не желая сдаваться, парни несколько месяцев терлись в порту, перебиваясь случайными заработками.
А потом Советского Союза не стало.
В новой стране, в которой Кирилл вместе со всеми зажил с конца августа девяносто первого года, «афганцы» неожиданно понадобились.
Частный бизнес развивался как на дрожжах. Большие и маленькие города бывшего Союза превращались в одни сплошные базары. Харьков, само собой, исключением не был. Наоборот: близость к России давала дополнительные возможности для торговли. А если где-то появляется торговый путь, обязательно возникают и разбойники с большой дороги. Милиция самоустранилась от охраны частного бизнеса, посчитав, что чем быстрее новые буржуи и новые бандиты перебьют друг друга, тем легче будет работать правоохранительным органам.
Боевой опыт «афганцев» пригодился бизнесменам. Частные охранные фирмы, куда набирали бойцов, умеющих обращаться с оружием и владеющих техникой рукопашного боя, выстраивали клиентов в очередь. Охрана рынков, магазинов, пунктов обмена валют, банков, сопровождение грузов – везде нужны были молодые здоровые мужчины, умеющие стрелять и драться.
Устроившись в одну из таких охранных структур, Кирилл через некоторое время понял: по сути, это те же бандиты, которые охраняют чужой бизнес от таких же бандитов. И в стане вероятного противника были не только вчерашние спортсмены, но и такие же, как и он сам, воины-интернационалисты. Честно говоря, Самохвалов очень быстро перестал понимать, кто прав, кто виноват, кто свой, кто чужой, чье дело правое, а кто – беспредельщик. Не раз и не два он вместе с другими бойцами по приказу босса просто налетал на территорию, охраняемую конкурентами, и перебивал «крышу». Иногда получалось, иногда – нет.
Уже года через полтора мелкие структуры объединились и слились в крупные боевые группы. Теперь те, кто им платил, делили не ларьки и базары – они делили Харьков и ближайшие окрестности, контролировали трассы на Киев и Белгород, разбирались с непокорными, карали неугодных. Приходилось в те лихие времена и пострелять, только Кирилла Самохвалова совесть никогда не мучила. Наоборот, он считал: если во время их боевых действий не страдает мирное население, то все нормально, а полегшие с обеих сторон бойцы сами выбрали свой путь и знали, на что шли.
В Афганистан его послали, не спросив, хочет ли он этого. Там обучили стрелять по живым мишеням и выживать в тяжелых условиях. Здесь же, в новой стране, которая жила по новым правилам, никто никого не заставлял. Каждый делал свой выбор добровольно. Кто-то из ветеранов спился или скололся, кто-то занимался общественной работой, кто-то регулярно говорил красивые слова по телевизору и на митингах, кто-то пел песни и работал в кооперативах, отбиваясь с разной степенью успеха от ментов и бандитов. Он же, старший сержант Кирилл Самохвалов, считал себя наемником. Только он воевал за деньги не в далекой «горячей точке» – горячей точкой стал его родной город.
Так, по крайней мере, Кирилл воспринимал все происходящее.
Его бандитствование продолжалось до 1995 года. В феврале, как раз в день Советской армии, их тогдашний босс получил заказ наехать на некоего банкира. Его похитили, держали за городом, в подвале частного дома, и прессовали больше недели. Кирилл с ребятами охранял пленника. Непонятно как, но УБОП вычислило, где держат банкира. Освобождать его поехала группа захвата, с которой охрана вступила в короткую и яростную схватку. В результате двоих бойцов застрелили на месте, со стороны спецназовцев один был тяжело ранен. Рэкет, похищение, вооруженное сопротивление – все в совокупности тянуло на очень серьезный срок. Заказчиков, разумеется, не взяли. Непосредственный босс охранников вовремя смылся, и его нашли через полтора года аж в Курске, где убили в перестрелке. Кто именно подстрелил бойца милицейского спецназа – так и не удалось выяснить, сами задержанные бойцы валили все на убитых, и Кирилл – в том числе. Чтобы покончить с этим громким делом, всей компании дали по десять лет и отправили в колонию строгого режима.
Странно, только Самохвалов даже немножко был рад такому повороту: он устал от так называемой мирной жизни и, в отличие от подельников, принял зону как длительную передышку. В том, что продержится десять лет, был уверен. Когда выйдет, ему будет всего-то тридцать пять. Ничего, жизнь продолжается. А родителям обещали помогать, за это Кирилл был спокоен.
Потянулись годы отсидки. Своей привычке игнорировать газеты и телевизор Самохвалов остался верен. Обязательному просмотру новостей в бытовой комнате, которую по привычке дразнили «красным уголком», он предпочитал штудирование книг из лагерной библиотеки. Читал все подряд, не перебирая, поскольку считал: в любой, даже самой плохой, книге скрыта некая мудрость.
На этой почве Кирилл и сошелся с Михаилом Буяновым, рецидивистом по кличке Буян, местным авторитетом, к тому же – земляком. Буян досиживал третий срок, на этот раз – «восьмерку». Он проникся к независимому и читающему молодому каторжанину труднообъяснимой симпатией, подолгу беседовал с ним «за жизнь», а когда уходил на волю – оставил свои координаты.
Тогда Кирилл не мог знать, что именно это знакомство приведет его январским днем 2007 года в Изюмское лесничество…
Когда до конца срока оставалось полгода, в стране что-то началось.
Даже за проволокой зоны поползли слухи о какой-то беспредельной политической заварушке, связанной с очередными президентскими выборами. За время отсидки осужденных один раз уже дружно водили голосовать сначала за коммуниста Симоненко, а потом, через короткое время – за кандидатуру Кучмы на второй президентский срок.
Но в этот раз зэки ощущали напряжение, которое буквально носилось в воздухе. Начальник оперчасти, а по-лагерному – кум, начал сдергивать сидельцев с зоны в индивидуальном порядке и проводить какие-то беседы. Не обошел он вниманием и Самохвалова. «Проголосуешь как надо – уйдешь на УДО. Пускай на полгода, зато – раньше. Документы подготовить – быстрое дело», – мягко стелил кум. «Я, начальник, политикой не занимаюсь, – спокойно отвечал Кирилл. – Что положено – досижу. Дольше меня держать по закону не положено».
Странно – угроз не было. Многозначительное «ну, сам решай» – и больше Самохвалова не трогали. Его потом даже на избирательный участок в бытовую комнату не водили. Использовали как-то его бюллетень – и все дела. А когда летом 2005 года Кирилл Самохвалов вернулся в Харьков, это снова была уже другая страна.
Родителей, как он уже к тому времени знал, какие-то «крутые» вместе с другими жильцами расселили из коммуналки, и теперь они жили в скромной двухкомнатной квартирке на Алексеевке – одной из городских окраин. Отец не изменил своей привычке быть в курсе политических событий и пытался рассказать сыну, как «оранжевые бандеровцы» силой захватили власть в стране и хотят продать Украину Америке, обрывая все исторические связи с Россией. Может, это и неправильно, только Кирилл воспринял все равнодушно. Пускай политики себе грызутся, ему-то какое дело?
Через неделю после своего возвращения он нашел Мишу Буяна. Тот на пальцах объяснил: с такой судимостью, как у Кирилла, нормальную работу найти трудно. А такого бандитского беспредела, какой был десять лет назад, уже нет. Разве придурки-наркоманы с обрезом на отделение банка нападут, и там же их повяжут. Так что придется пока пересидеть охранником на каких-то непонятных складах. «Будь спок, Кирюха, найдем применение», – хлопнул его тогда по плечу Буян. Он же помог с хатой – не тесниться же с родителями. Поселился Самохвалов в скромной хрущевке, расположенной в старом районе, который носил обманчивое название Новые дома, и большего от жизни не желал.
Прав Миша Буян. Надо переждать.
Так прошло чуть больше года.
А потом на Кирилла Самохвалова вышел человек. Назначил встречу в тихом кафе, сказал, что по рекомендации Буяна, и без предисловий изложил суть дела. Кириллу дадут винтовку, «чистую» машину и аванс – «троечку» зелени. В условленное время нужно приехать в указанное место, дождаться, когда там появятся люди, сделать выстрел – не смертельный – и уйти. После акции – еще семь тысяч, билет на самолет в любую точку земного шара и в Харькове не появляться месяц.
А еще лучше – два.
4
До Харькова Кирилл добрался, когда уже совсем стемнело.
Он сам не знал зачем, уезжая утром из дому, захватил с собой пятьсот долларов. Какое-то необъяснимое шестое чувство подсказало: пригодятся. Так и получилось. Бросив «Жигули» в лесополосе и подхватив сумку с винтовкой, Самохвалов благоразумно не вышел голосовать на трассу, а добрался пешком до ближайшего села. Там на небольшой центральной площади, у традиционного памятника Ленину, уже сворачивался небольшой базарчик. Пара-тройка фраз – и Кирилл уже договорился: за сотню долларов легко нашелся желающий отвезти его до Харькова.
При въезде в город Самохвалов отпустил обалдевшего от легких и, по его меркам, огромных денег владельца полуживого «Москвича» и пересел в такси. Назвал адрес, заговорил о цене и по дороге попросил тормознуть у обменника. Но таксист благодушно предложил:
– У тебя баксы? Давай поменяю по хорошему курсу.
– Лады, – согласился Кирилл, и когда машина тронулась, как бы невзначай спросил: – Слышь, а я тут ехал, слышал – кого-то важного подстрелили? Толком так и не понял, чего случилось.
– Так Кушнарева! – охотно поддержал тему таксист. – Час назад передавали – вроде бы, типа, по непроверенным данным. А вот только что объявили – да, его! В Изюм отвезли, в больницу. В Харьков бы лучше, так не довезут…
Эту фамилию Кирилл слышал. Но кто он и чем знаменит, к стыду своему, сказать не мог. Телевизор у него в квартире был, но по устоявшейся привычке Самохвалов смотрел только футбол, боевики и комедии на дисках, игнорируя горячие новости и не представляя, чем живет страна. Были в прошлом году какие-то громкие выборы, на которые он не пошел, а так – больше ничего. Однако совсем уж полным невеждой перед таксистом выглядеть не хотелось. Потому Самохвалов многозначительно протянул:
– Да-а, не повезло.
– Кому? – встрепенулся таксист. – Ты вообще откуда упал, брат? Вот помяни мое слово, зуб тебе даю, – он чиркнул ногтем большого пальца левой руки по передним зубам, – сейчас такое в городе начнется – мама, не горюй!
Слова и мнение таксистов всегда надо делить на два, если не на три. С другой стороны, именно таксисты по непонятной причине в большинстве случаев владеют наиболее полной информацией. Так, например, водители такси на девяносто процентов угадывают счет любого, даже самого спорного по прогнозам футбольного матча. Они могут прочитать лекцию на любую тему, высказать любое предположение, и даже самое невероятное будет очень близко к истинному положению вещей.
– И что начнется?
– Город делить будут, – уверенно заявил таксист, проигнорировав красный сигнал светофора и не притормозив на ближайшем повороте. – Харьков теперь станет слабый. Кто его раньше там защищал? – он ткнул указательным пальцем в крышу машины. – А кто его тут держал? Был, конечно, беспредел, я ничего не говорю. А где его нет? В Киеве долбаном, думаешь, его меньше? И потом, люди, брат, такие существа: никто никогда никому до конца не угодит. Тот же Кушнарев для кого-то хорошим был, а кто-то его посадить собирался. Да и чуть не убили как-то. Что, не помнишь, случай был? Рвануло на Сумской. Ну, той весной…
Как раз это Кирилл помнил. Еще удивился: говорили – новые времена, разборок со взрывами больше не будет, беспредел это и неправильно. А тут в марте прошлого года вечером грохнуло прямо в центре Харькова. И самое интересное, Самохвалов потом справки наводил, – с криминальными делами это не связано. Миша Буян сказал тогда: политики шалят. Потому Кирилл и потерял к истории всякий интерес.
Вот оно что! Тогда фамилия Кушнарева как вероятный объект покушения зацепила Самохвалова. Не заинтересовала – именно зацепила. В лихие девяностые растяжки ставили в подъездах и офисах конкурентов по бизнесу. Теперь у людей другие интересы. Он еще подумал тогда: вот жизнь, деньги уже ничего не решают…
– Передают, случайный выстрел, несчастный случай… – продолжал тем временем развивать тему таксист. – А я тебе сто пудов отвечаю – из столицы лапы растут! Там на курок нажимали!
– Стой-стой! Несчастный случай? – удивленно переспросил Кирилл.
– Ну да! Кушнарев под чужую пулю шагнул. Или другой стрелок не заметил, что человек на линии огня. Короче, пока хрен кто что разберет. Завтра совсем другое расскажут, вот увидишь. Во, уже приехали, тебе тут куда?
Проезд к дому Самохвалова загораживала какая-то машина. Район ночью освещался плохо, и она по своему цвету сливалась с пасмурным январским вечером. И все-таки Кирилл узнал марку – «бумер». В то, что неподалеку от его норы окопался давешний преследователь, верить не хотелось – слишком уж книжное совпадение. Но мысль о совпадении ушла сразу же.
Наоборот, так не только бывает – так и должно быть, если сложить все события сегодняшнего дня в логичную цепочку.
Расплатившись и взяв сдачу, Самохвалов подхватил сумку, быстро выбрался из машины и шагнул к стволу ольхи, разросшейся во дворе за полвека с дня основания этого массива. Заметил ли его появление водитель, сколько человек в машине, в конце концов – та ли это машина или у него точно появилась мания преследования, было не ясно. Пока таксист разворачивался в темноте, его маневры невольно должны были отвлечь внимание того, кто сидел за рулем БМВ.
Отойдя дальше, в глубь двора, Кирилл натолкнулся на лавочку и присел на нее.
Мысли уже не роились в голове беспорядочно, а выстроились в ряд.
Что у нас получается: тяжело ранен известный и, судя по всему, популярный политический деятель. В районе места происшествия ошивался ранее судимый за бандитизм ветеран войны в Афганистане Кирилл Самохвалов. У него находится винтовка, из которой стреляли. Когда стреляли – вопрос пятый. Самохвалов не имеет и не может иметь разрешения на ношение оружия. «Жигули», на которых он приехал, сто процентов – опыт подсказывал Кириллу, что так оно и есть, – числятся в угоне. За превышение скорости его должны были попытаться остановить на трассе. Нет гарантии, что такого опасного преступника довезли бы до милиции. Попытка к бегству, автоматная очередь, труп… И дело раскрыто. Такие дела надо раскрывать быстро. Был ли заказчик, либо у недавнего зэка крыша протекла – разбираться можно до новых веников. И в конце концов дело замять. Только что-то у ребят не срослось. Не дался им в руки старший сержант Самохвалов. Поэтому, пока его не поймали, про преднамеренное убийство говорить не станут.
Зачем спешить? Раз убийство – убийцу положено искать.
Разобравшись с этой задачей, Кирилл перешел к следующей: квартира засвечена. Не будь здесь сейчас этого серого «бумера», подобный вывод Самохвалов рано или поздно все равно бы сделал. И навострил бы лыжи… Куда?
Ладно, куда бы ни собрался – без документов и денег далеко не убежать. А документы и часть проклятого аванса, две с половиной тысячи долларов США, спрятаны дома, в тайнике. Значит, надо попасть в квартиру.
Решение пришло быстро.
Подхватив сумку, с содержимым которой он пока не хотел расставаться, Кирилл быстро, не особо таясь, подошел к БМВ со стороны водителя. Быстрота и натиск, только так. Бросил сумку возле заднего колеса, левой рукой рванул дверцу, правую – змеей выпрямил в машину. Если там не один человек, значит, он ошибся и придется платить за ошибку.
Не ошибся. На помощь водителю, которого Кирилл сначала ударил костяшками пальцев в скулу, а потом схватил за волосы и потянул из машины, никто не бросился.
Рывок – и водитель повалился набок, заскулив от боли. Отпустив его волосы, Кирилл чуть отступил, замахнулся ногой, ударил снизу вверх и попал, как и метил, по голове. Потом схватил противника уже двумя руками, выволок из салона, мешком бросил в грязь под колеса. Повернув лицом вверх, с размаху опустился коленями на грудь. Водитель крякнул.
– Тихо! – громким шепотом велел Кирилл. – Понял, кто я?
– П-п-по-оо… – Противник закашлялся.
– Сколько вас всего?
– Т-тр-р-р…
– Ладно, затыркал… Тыр-тыр-тыр… Трое?
Водитель, как уже успел рассмотреть Самохвалов, парень лет на семь его моложе, не мог говорить и попытался кивнуть.
– Друзья твои у меня в хате?
Снова кивок.
– Стволы есть?
Кивок.
– У тебя?
Кивок.
– Почему в руках не держишь, боец?
Ответа не было. Теперь до Кирилла дошла еще одна истина: оставлять этого молодца здесь нельзя. Убить? К этому Самохвалов не был готов. Противника он скрутил голыми руками, и стрелять в безоружного…
– Кто приказал? Кто меня пасет? Менты? Контора? Кто?
– Х-хозяин, – выдавил из себя водитель.
– Понятно, что хозяин. Звать как, где живет, на кого работает? Каждый хозяин на кого-то работает, ну?
– Честно… Не зна…ю… Я не…
Почему-то Кирилл поверил парню. Вряд ли он получал инструкции от самого хозяина. Тем более в таком деле, в котором каким-то боком замешана политика. Самохвалов видел массу боевиков и детективов на эту тему и был уверен: там показывают в принципе реальные схемы. Любой политический заказ передается по цепочке, через десятые руки, с максимальной зачисткой концов.
Разберемся.
Отвесив парню на всякий случай солидную оплеуху, Кирилл поднялся, сунулся в машину, пошарил под приборной доской, нырнул рукой в бардачок. Есть – он нащупал рукоятку пистолета. Вытащил, посмотрел – «макаров». Оружие, конечно, надежное и проверенное, только хороших исполнителей им не вооружают. У тех – ТТ или «стечкины»: с такими машинками чувствуешь себя более уверенно, настоящим профессионалом.
– Звать как? – снова склонился над водителем Кирилл.
– К-коля…
– Вот что, друг мой Колька. Вызывай своих из моей хаты. Скажи – проблемы, пусть оба идут. И быстрее, времени у меня мало. Только в себя приди, дыши глубже. Поднимайся, поднимайся!
Водитель Коля сел, оперся о машину, пошарил в кармане, вытащил мобилку. Руки у него тряслись, когда набирал номер, но, услышав голос в трубке, он заговорил уверенно:
– Короче, проблемы у меня. – В трубке закрякало. – Серьезные, говорю. Оба давайте, без вас не решим. – Снова закрякало. – Ладно, не кричи. Сами увидите. Быстро только, а то не продержусь.
Закончив разговор, вопросительно глянул на Кирилла.
– Молоток, – потрепал тот его по плечу.
– Так я сказал?
– А я откуда знаю, как говорят в таких случаях? – искренне удивился Самохвалов. – Выйдут оба – значит, все пучком. Сиди, воздух вдыхай. Только не дури, лады?
Коля кивнул. Протянув руку, Кирилл нажал на знакомую точку между шеей и ключицей парня. Тот обмяк. Полчаса так просидит, не меньше.
Обоих «гостей» Кирилл встретил в подъезде.
Между вторым и третьим этажом никогда, сколько он себя помнил, не было лампочки. Место для засады было самое удобное, и Самохвалов воспользовался им. Первый боец чуть опередил второго и с разбегу натолкнулся на рукоятку «макарова», которым Кирилл орудовал, как кастетом. Он бил прямо перед собой, стараясь попасть в лицо, и попал – услышал, как что-то хрустнуло, потом чвякнуло. Противник, высокий мужчина, со стоном осел Кириллу под ноги.
Идущий следом за ним оценил ситуацию мгновенно – остановился, отступил и выстрелил. Самохвалов услышал только хлопки и понял, что на стволе глушитель. Первая пуля впилась куда-то в стену, вторая – сбила штукатурку совсем рядом с его головой. Сняв пистолет с предохранителя, Кирилл хотел было стрелять в ответ, но вовремя остановился. Пока здесь такая возня – никто не пикнет. Но стоит пальнуть – все, шум, менты сбегутся. А сколько времени он сможет играть с противником в войну, неизвестно. Ему надо в квартиру прорваться, поставленную перед собой задачу выполнить.
После третьего хлопка сверху Кирилл застонал и упал на ступеньки.
Купится или не купится? Съест или не съест? Съел! Купился!
Боец осторожно спустился сверху, пытаясь угадать, совсем застрелил соперника или только ранил. Дождавшись, когда его ноги окажутся совсем близко над головой, Кирилл в отчаянном рывке бросил тело вперед, схватил ногу, дернул. Короткий вскрик, голова стукнулась о край ступеньки. Противник затих.
Осмотрев дело своих рук, Кирилл убедился: бойцы живые, но вырубились оба.
Время, темп!
Подняться в квартиру. Залезть в тайник под кроватью. Вытащить паспорт и деньги. Схватить из шкафа пару свитеров, джинсы, все это так, в охапку, и вынести к машине. Когда Кирилл шел обратно, осторожно переступал через тела.
Вещи кинул на заднее сиденье. Туда же упала сумка с винтовкой. Немного подумав, пистолет Самохвалов сначала решил не брать. Мало ли где он засвечен. На кого трудились ребята – непонятно. Прихватят его с «горячим» стволом – и все, приехали. Но потом передумал. Не найдут пистолета – подкинут, все равно ситуация не в его пользу. Так хоть не с пустыми руками. Поэтому он поставил пистолет на предохранитель, сунул за пояс штанов, за спину.
И колеса нужны. Без вариантов.
Ключи торчали в замке зажигания. Оттащив бесчувственного Колю под ольху, Самохвалов сел за руль, развернулся и выехал на шоссе. Долго на этом «бумере» не покатаешься, факт. Но отъехать побыстрее и подальше – можно.
5
Залечь на дно в Харькове и потеряться – не проблема для любого здравомыслящего человека.
Тем более для такого битого, как бывший харьковский разбойник Кирилл Самохвалов.
Газетные киоски еще не закрылись. Купив несколько газет с объявлениями о сдаче квартир и шариковую ручку, он засел в первом попавшемся кафе, выпил коньяку и быстро нашел несколько нужных ему номеров. Звонить хотел с мобильного, но в последний момент передумал. Заказчик звонил ему именно на трубку, а это значит – его номер может стоять на контроле. Поняв это, Кирилл вышел в туалет и выбросил мобильник в ящик для использованных бумажных полотенец.
Купив в том же газетном киоске телефонную карточку, Самохвалов устроился возле телефона-автомата, прозвонил несколько номеров и уже через двадцать минут нашел подходящую однокомнатную квартиру, которую посуточно сдавали в районе Павлова Поля. Согласился не торгуясь, поймал такси, назвал адрес. Немногочисленные вещи уже были упакованы в сумку, под ними по-прежнему покоилась винтовка.
Хозяйка, женщина среднего возраста, с вполне объяснимым подозрением посмотрела на мужчину в камуфляже и в берцах, с грязной сумкой через плечо. Но когда Кирилл протянул ей деньги за неделю вперед, успокоилась. Объяснила, что за звонки на мобильный и по межгороду нужно платить отдельно, показала, где белье, а где – полотенца, зачем-то пообещала наведываться, вручила ключи и удалилась.
В квартире был телевизор, и Кирилл, вопреки обыкновению, сразу стал искать новости. Случай с Кушнаревым, как и ожидалось, обсуждался везде и широко. Однако – и это по-прежнему удивляло Самохвалова – трагедию подавали как несчастный случай на охоте. Значит, других версий или нет, или их пока не разглашают.
Приняв душ и обернувшись полотенцем, Кирилл наконец занялся винтовкой. Выгрузив все из сумки, он расстелил на полу хозяйскую простыню, на нее положил оружие. Теперь, при более внимательном рассмотрении, он окончательно укрепился в своих подозрениях: ему дали не обычное оружие, а самопал – хорошо сделанную качественную самоделку. Ствол от одной винтовки, затвор и приклад – от другой. Если не всматриваться, отстрелять и сразу бросить, этого можно и не заметить. Неудивительно, что заказчик приказал действовать строго по инструкции. Которая, если ее старательно выполнять, не оставляла стрелку времени на детальное изучение оружия.
Более того – Самохвалов теперь был более чем уверен, что узнал руку мастера. Сам он после выхода из колонии по понятным причинам огнестрельного оружия сторонился. Однако, часто бывая на «Барабашке», как называют в народе рынок в районе станции метро «Академика Барабашова», он пересекался с теми, кто продавал и покупал пневматическое оружие, и знал, где из него можно сделать боевое и сколько это будет стоить. Кирилла местные дельцы считали своим, и как-то само собой в разговоре проскочила фамилия некоего Нечаева, бывшего армейского прапорщика, а теперь – подпольного оружейника. Между собой знающие люди называли его Кулибиным.
Несколько раз Самохвалову даже приходилось видеть образцы его работы. Миша Буян, показывая, нахваливал: «Вот, ствол реально из металлолома сделан. Убойная сила – слона повалит. И никогда не проследят – стволы ведь при желании можно менять, под любой калибр переделать. Так что это самый настоящий конструктор. Не детский только».
Слишком много следов, сделал вывод Кирилл, заворачивая винтовку в мешковину. По телику сказали: на охоте было пятеро, всех допрашивают. Но ведь он своими глазами видел и второй джип, и его пассажиров. Если бы ему показали фотографии, он мог бы даже попытаться их опознать.
Теперь – происхождение винтовки. Она приведет если не к Нечаеву-Кулибину, хотя Кирилл больше склонялся к этой фигуре, то к кому-то другому. Почему-то он был уверен: все подпольные оружейных дел мастера находятся на карандаше у ментов. Из мастера-изготовителя можно вытрясти имя-фамилию заказчика, и он их назовет, когда поймет, в каком деле будет фигурировать его изделие.
Наконец – Миша Буян. Он вывел на Самохвалова заказчика. Тем самым, сознательно или нет, подставил младшего лагерного товарища под удар. Значит, Буян тоже может дать важные показания. Если он, конечно, еще в Харькове и, главное, еще жив.
Сопоставив в спокойной обстановке все имеющиеся факты, Кирилл в очередной раз пришел к неутешительному выводу: его сегодня днем не собирались оставлять в живых. Ведь иначе, в самом деле, на многие вопросы можно было получить ответ.
И что теперь? Сидеть здесь безвылазно, пока кровавые деньги не закончатся?
Или сдаться, причем – громко, публично, официально. Чтобы перед телекамерами, фотовспышками и диктофонами журналистов. Тогда он успеет все рассказать и, возможно, даже останется в живых. Внезапная смерть такого важного свидетеля вызовет нежелательные разговоры. Привлечет к делу Кушнарева совсем уж ненужное внимание. Не то чтобы Самохвалову хотелось восстановить справедливость – он просто думал, как бы ему спасти свою жизнь.
Все бы ничего. Только было одно серьезное обстоятельство: Кириллу Самохвалову очень не хотелось возвращаться в тюрьму. Тем более – не за свое.
Растянувшись на кровати лицом вверх, он выключил свет и закрыл глаза. Сон не шел, тревожные мысли не уходили. Он представил, как ближайшие несколько суток вся харьковская милиция и даже местные чекисты будут стоять на ушах. Есть, кстати, и среди ментов нормальные люди. Взять того же опера, Рому Золотарева…
Конечно! Как он раньше не додумался! Кирилл даже вскочил, так понравилась ему неожиданно пришедшая идея.
В его бандитской молодости Роман Золотарев только начинал службу в УБОПе. Кстати, тоже застал Афган, был ровесником Кирилла, потому и выделил его тогда, в девяносто пятом, среди других задержанных бойцов. Они даже несколько раз успели поговорить по душам, пока шло предварительное следствие. А прошлой весной Самохвалов случайно встретил Золотарева на «Барабашово». Тот крутился там по каким-то своим делам. За то время, пока Кирилл сидел, Роман успел дослужиться до старшего опера, перевелся из УБОПа в УБЭП, занимался экономическими преступлениями.
Тогда старые знакомые выпили по сто пятьдесят водки в какой-то прибазарной забегаловке. Золотарев спросил, не тянет ли Самохвалова взяться за старое. Кирилл ответил Роману фразой, услышанной по какому-то радио: формат надо менять, сейчас не стреляют. Слово за слово – Роман Золотарев дал Кириллу Самохвалову визитку, написал на ней номер мобильного: «Звони, если что». – «Если что? – поинтересовался тогда Кирилл. – Под водочку в стукачи вербуешь?» – «Как ты там сказал: не тот формат? Вот и у меня формат чуть-чуть не тот, Кирюха. Давай, удачи».
Визитку Кирилл положил в кошелек, в специальное отделение. Остановят, проверят документы – всегда можно показать, с кем знаком. Показывать не пришлось ни разу. Кирилл даже позабыл о ней.
Сейчас кошелек лежал во внутреннем кармане куртки. И он вспомнил о визитке.
Логично рассудив, что мент калибра Романа Золотарева должен быть в курсе сегодняшних событий, Самохвалов решил сразу не звонить, а выйти на связь со старым знакомым завтра.
После чего совершенно спокойно заснул.
6
Утренние новости ситуации не прояснили.
Пострадавший Евгений Кушнарев в тяжелом состоянии. Ведется следствие. Основная версия на сегодняшний день – неосторожное обращение с огнестрельным оружием.
Добравшись до центра, Кирилл в первом попавшемся специализированном магазине купил новый мобильник. Стараясь на всякий случай не попадаться на глаза милицейским патрулям, он зашел в ближайший глухой дворик, прислонился к кирпичной стене и набрал нужный номер. Ответили после пятого гудка. Деловитый голос Романа:
– Слушаю.
– Привет, начальник. Узнал?
– Нет. Говорите быстро, я очень занят.
– Самохвалов. Помнишь еще такого?
– Привет, – тот же деловитый тон, ни тени удивления. – Какими судьбами? Важное что-то?
– В городе хипеж. Важного человека подстрелили вчера, правда?
Теперь собеседник выдержал короткую паузу.
– Ну? Зачем ты мне звонишь?
– Больше некому. Ты у меня один знакомый в вашем враждебном департаменте. Может, тебя все это и не касается…
– То, что вчера случилось, всего Харькова касается.
– Почему не всей страны?
– Я так широко не мыслю. Короче, зачем звонишь и почему такие вопросы задаешь?
– Надо бы встретиться. Мне консультация нужна. Так получилось, Ромыч, – я кое-чего знаю. А вот рассказывать кому попало не рискну. Я и с тобой сейчас трещу, а вот не знаю, засекают уже наш разговор по твоему сигналу или нет.
– Раз сразу такое недоверие – почему мы еще беседуем?
– Гражданин майор, или кто ты там…
– Майор, майор.
– Так вот, гражданин майор: у меня по-любому два выхода. Рвать когти из родного города непонятно куда, непонятно зачем и тем самым вызвать вполне обоснованные подозрения у твоих коллег или узнать у тебя, нормального мужика, как мне со всем этим дальше жить. А главное – долго ли.
– Добро. – По голосу собеседника Кирилл не мог понять, верит тот ему или нет. – Говори время и место. Только не сейчас, ближе к обеду. Встретимся, поговорим.
– Майор…
– Ну?
– Я могу тебе доверять?
– Сам решай. Это ведь тебе больше надо.
– Хорошо. Поверю. Не обмани, майор. Учти на всякий случай – смысла нет. Я и так собираюсь сам тебе не для протокола кое-что рассказать. Придется – и под протокол скажу. Только лишнего бы не наболтать.
– Загадочный ты, Самохвалов. Давай время и место.
– Час дня. Автовокзал, на Гагарина который. Я сам тебя найду. Годится?
– Что ж с тобой делать, партизан. До встречи.
…Убивать время Кирилл за десять лет в зоне научился. И сейчас выдался случай вспомнить арестантскую привычку. Но как раз от тех навыков Самохвалову хотелось избавиться в первую очередь. Поэтому, не теряя времени даром, он спустился в метро и поехал на «Барабашку».
Огромный рынок, казалось, жил сегодня только одной новостью: и продавцов, и покупателей интересовало состояние здоровья Евгения Кушнарева. Кто-то говорил, что раненый уже пришел в себя и даже может сказать, кто в него стрелял. Оптимистам возражали: не так все просто, не дадут Петровичу выкарабкаться. Там же мафия, вы что, не знаете…
Кирилл опасался встретить здесь знакомых, но в эти края ему все равно было нужно. Послонявшись около часа среди контейнеров и послушав сплетни, он наконец встретил того, кого искал, – Витю Пименова, который, среди прочего, «решал вопросы», если кому нужно было огнестрельное оружие.
– Про тебя тут Миша Буян спрашивал, – сразу же выдал Пименов.
– Сам спрашивал? – В эту фразу Кирилл постарался вложить как можно больше равнодушия.
– Ну, не сам, через людей.
– Надо чего?
– Просил, чтобы ты нашелся. Трубку чего-то не берешь.
– Так я и не терялся. Сам видишь. Короче, с Буяном я разберусь. Мне тут по одному вопросу этот нужен, как его… – Кирилл сделал вид, что лихорадочно роется в памяти: – Кулибин, знаешь…
Услышав знакомое имя, Пименов как-то по-птичьи втянул голову в узкие плечи. Высокий, худой, он сразу же стал похож на сложенный циркуль.
– А тебе по каким делам?
– Надо, значит. Его для чего все ищут?
– Нашли уже. – Пименов странно посмотрел на Самохвалова. – Ты не слышал разве?
– О чем?
– О том. – Пименов воровато оглянулся. – Забрали Кулибина сегодня ночью. Он же в частном доме жил, так в погребе целый арсенал нашли. Крупную партию. Там цинковали даже – для каких-то зэков он стволы под заказ готовил. Те собирались выйти, подсобрать арсенальчик и банковские отделения бомбить.
– Правда, что ли?
– Знаешь, как говорят: следствие покажет. Или, – Пименов глуповато улыбнулся, – вскрытие.
– Юмор такой, да? – Самохвалов глянул на него недобро, и Пименов убрал улыбочку с лица. – Тогда ты меня не видел, а я, как сам понимаешь, Кулибина не искал. Удачи, брат, береги себя.
Съев у киоска возле автовокзала булочку с сосиской и салатом, Кирилл запил обед пивом и выдвинулся на позицию.
Патрулей здесь всегда сновало больше, чем надо. Поэтому присутствие людей в милицейской форме в районе места его встречи с майором Золотаревым не выглядело подозрительным. Самохвалова больше интересовали мужчины в штатском, которые могли растворяться в толпе. Вычислять их он умел, даже время от времени развлекался, безошибочно угадывая филеров в людных местах.
Но за двадцать минут Кирилл не выцепил ни одного подозрительного лица и успокоился. Когда у входа появилась знакомая фигура в распахнутой дубленке – борец с экономической преступностью, ха-ха! – Самохвалов, сунув руки в карманы, обошел майора со спины. Хотел окликнуть неожиданно – не получилось. Словно почувствовав его затылком, Роман обернулся.
– Привет, – сказали они друг другу одновременно, не договариваясь, и не сдержали улыбок. Хотя создавшаяся для Кирилла ситуация к шуткам явно не располагала.
– Здесь поговорим? – перешел сразу к делу Золотарев.
– Поехали в тихое место.
– Тогда просто покатаемся.
– Бензина не жалко?
– Ничего. Зарплату не задерживают. А еще я бензином взятки беру, ты же знаешь. Все менты, которые ездят на личных автомобилях, берут с контингента взятки горюче-смазочными материалами.
Машину, подержанный «опель», Роман Золотарев оставил у бровки тротуара. Сев в нее, они поехали прямо по проспекту.
– Тебя пасти не могут? – поинтересовался Самохвалов.
– Кто?
– Не знаю. В принципе.
– В принципе все может быть. Давай, начинай сначала. Какое отношение ты имеешь к делу Кушнарева?
Кирилл думал – история получится долгой. Но когда начал рассказывать, вдруг понял, что уложился меньше чем в пять минут. Майор не перебивал, когда собеседник закончил – достал сигареты, закурил и только после первой затяжки заговорил:
– Если ты не врешь, а причин для этого я не вижу, то попал ты, Кирюха, капитально.
– Это я понял.
– Ни хрена ты не понял! – неожиданно резко выкрикнул Золотарев, даже стукнул ладонью по рулю, но быстро успокоился. – Попал ты не потому, что тебя под выстрел в Кушнарева подвели. У нас сейчас эта история всех касается, всей службы.
Работаем по всем направлениям, и к нашему управлению особое внимание. Дано указание связи по бизнесу отрабатывать, а там работы – устанешь разгребать.
– Слушай, я правда ничего ни про Кушнарева, ни про все, что с ним было связано, понятия не имею. Где я был, ты знаешь. Когда вышел, другие интересы появились. Хочешь считать меня темным человеком – считай…
– Я-то ладно, – отмахнулся Роман. – А вот ты прикинь на минуточку: выбрали болваном именно тебя, потому что ты – темный. Ведь как ты подумал: люди, мол, свои дела сегодня так решают. Подстрелить кого-то на охоте, припугнуть, еще как-то надавить – тебе без разницы. Главное – убивать никого не надо, работа не пыльная и бабки быстрые. Будь на твоем месте кто другой, увидел бы Кушнарева и кое-кого с ним, узнал бы и сразу бы все просчитал. Ты же только мечешься зайцем. Правильно, нет?
– Вообще-то да, – неохотно признал себя темным человеком Самохвалов. – Но главное, что меня сбило, – рекомендация Буяна. До этого времени Миша, старший зоновский товарищ, ни разу так не подставлял.
– Про Мишу твоего потом поговорим. – Опустив стекло, Роман выбросил окурок, сплюнул туда же густую, коричневую от табака слюну; стекло снова поехало вверх. – Послушай внимательно, я тебе объясню, как именно ты попал. Скольких человек ты видел вчера на охоте?
– Две машины было, – повторил Кирилл. – В каждой – по четыре пассажира, ну и по водителю, те не выходили. Значит, всего десять.
– А есть мнение считать иначе. Пятеро их было, с водилой вместе. Причем водила, говорят, не Кушнарева. «Крузер», в котором он сидел, вел другой человек. Об этом потом, пока только слухи. Давай к математике вернемся. Значит, информация про то, что вчера на охоте было десять человек, то есть девять свидетелей произошедшего, проскочила вчера. Сегодня ее уже фильтруют. Кто сидел в другой машине, непонятно. Более того, об этой второй машине даже заикаться запрещено! Информация с сегодняшнего для уходит в народ маленькими порциями. С которых пробу снимают опытные в таких делах повара. Можешь не сомневаться: водитель через пару дней будет чуть не слово в слово повторять показания тех троих, которых уже успели допросить. И никогда никому не скажет, зачем его оставили на хозяйстве. Остаешься ты – свидетель. Ты видел всю компанию, и если очень напряжешься, то и узнать кого-то из них сможешь. Так что, Кирюха, если и ловят тебя, то уже не для того, чтобы покушение на Евгения Кушнарева повесить. Не волнуйся, тебя теперь просто грохнут.
– Спасибо, майор, успокоил!
– Слушай дальше, не нервничай. Я с тобой пока своими личными соображениями делюсь. И то, что ты мне рассказал, кое-что по своим местам расставило. Когда, говоришь, все случилось? По времени.
– Не позже двух дня.
– Четырнадцать часов, значит. Плюс-минус пятнадцать минут. Эта цифра вчера тоже фигурировала. Но вот сегодня время подкорректировали, и в прессу прошло – около шестнадцати, темнело уже. Понимаешь? Ранние январские сумерки, целиться неудобно, вот один охотник и перекрыл другому сектор обстрела. А вот если согласиться, что все случилось двумя часами раньше, тогда надо ответить еще на один вопрос: какого хрена вся компашка делала с тяжелораненым почти полтора часа. О чем совещалась между собой и по каким проселочным дорогам раненого возили на джипе, что до изюмской больницы аж к четырем часам доехали. Опять же – ответа нет и не будет. Так что это еще одна причина ликвидировать тебя.
Золотарев закурил новую сигарету, протянул пачку Кириллу. Тот покачал головой:
– Бросаю.
– Согласен. Вредная привычка. Только вот жить тебе сейчас тоже вредно. Так что не отказывай себе в маленьких радостях.
«Бросаю» у Самохвалова означало очередную попытку прожить неделю без курева. После каждого такого эксперимента он начинал курить с утроенной силой, чтобы через два-три месяца повторить попытку. Махнув рукой, Кирилл тоже задымил.
– Раз ты такой умный, растолкуй: для чего вообще я на своей позиции нужен был? Не проще ли того стрелка, который там кроме меня был и реально в Кушнарева пальнул, также подставить? А там ведь сложная комбинация…
– Ну, это уж пускай тебя наниматели просвещают. Хочешь мое мнение – тот стрелок для организаторов всего этого важнее и ценнее тебя. Когда ты вдруг вырвался, ничего другого не осталось, кроме как обставляться под несчастный случай. Кстати! – Роман встрепенулся. – Я, кажется, понял, чем вся эта веселая компания там больше часа занималась! Они не просто совещались. Они сигнала ждали, что поймали тебя и при попытке к бегству застрелили! Не дождались, ну и в спешном порядке изменили легенду. Тогда все сходится.
Свернув на ближайшем повороте, Золотарев развернул машину и поехал обратно, в сторону города. Кирилл молчал, обдумывая услышанное.
– Значит, так, шурави, – подытожил майор. – Мне нужен твой замечательный ствол, из которого ты якобы стрелял в Кушнарева. Есть у меня знакомый эксперт, задам ему пару вопросов. А ты сиди, носа на улицу не высовывай. Прояснится что – сам найду. Где он у тебя?
Самохвалов назвал адрес. Остаток дороги мужчины проехали молча, думая каждый о своем и все равно – об одном и том же.
Винтовка, замотанная в мешковину, перекочевала к Золотареву. Весь остаток дня Кирилл пролежал перед телевизором, лихорадочно ловя в последних новостях информацию о состоянии Кушнарева и его деле. Ничего нового не говорили.
Проведя тревожную ночь почти без сна, под утро Самохвалов с большим трудом все же отключился. Проснувшись ближе к одиннадцати с тяжелой головой, он долго держал ее под струей холодной воды, потом заварил чаю, опустив в кипяток сразу три пакетика, и попытался дозвониться Золотареву. «Абонент не может принять ваш звонок». Кирилл улегся на диван и попытался сосредоточиться на телевизоре, который здесь принимал только десять каналов.
Ожидание неизвестно чего тянулось несколько часов.
А после обеда сообщили: Евгений Кушнарев скончался в изюмской больнице.
7
Золотарев сам отзвонился после семи вечера.
К тому времени Кирилл, так и не рискнув выходить из своего убежища, уже знал все новости. В Харькове объявлен траур. Следствие склоняется к версии убийства по неосторожности. Наказание – от трех до пяти лет. Надзор за следствием осуществляет областная прокуратура. Все правильно, город умывает руки: харьковчанина застрелили за его пределами.
По сравнению с «десяткой», которая осталась за спиной Самохвалова, «пятерка», которую еще могут и не дать, выглядела несерьезно. Поднаторевший за десять лет в тюремных университетах Кирилл склонялся к мысли: раз замешаны такие серьезные люди, дело, с одной стороны, станут гнать, а с другой, как ни парадоксально, начнут спускать на тормозах. Нужен виновный. Причем такой виновный, который физически не сможет отрицать свою вину. Которому не понадобятся прокуроры и адвокаты.
То есть – мертвый виновный. Им мог стать он, Кирилл Самохвалов. Живые подозреваемые в этой истории только мешают.
В общем, после многочасовых раздумий Самохвалов пришел к выводу: даже если по делу Кушнарева кого-то когда-то и осудят, виновный отделается условным сроком.
Майор Золотарев вышел на связь как раз тогда, когда Кирилл слушал по какому-то каналу краткую историю всех несчастных случаев на охоте, начиная еще с какого-то царя Архелая, правившего Македонией до нашей эры, и заканчивая американским адвокатом, которого почти год назад подстрелил американский вице-президент Дик Чейни. Уже кормят народ, отметил Кирилл. Уже готовят к тому, чтобы проглотили версию про случайный выстрел. И словно в ответ ему зазвонил телефон.
На дисплее высветился незнакомый номер. Но никому, кроме Романа, Самохвалов своего нового номера не давал. И почему-то он был уверен: майор его не сдаст. Просто звонит в целях конспирации с другого телефона.
– Ты? – коротко спросил Кирилл, ответив на звонок.
– Я, – отозвался на другой стороне майор. – Вчера возле твоей берлоги скверик приметил. Будь там через пятнадцать минут.
Быстро одевшись, Самохвалов на этот раз решил идти на встречу вооруженным. Сняв «макарова» с предохранителя, он опустил его в правый карман куртки. Так и пошел, держа обе руки в карманах и втянув голову в плечи. Дескать, холодно, дует…
Скверик Кирилл нашел быстро. По недавней городской традиции, он был освещен только слабым светом, идущим из окон расположенного неподалеку дома. Присев на влажную лавочку, Самохвалов поудобнее взялся за рукоятку пистолета и принялся ждать.
Золотарев появился откуда-то сзади, присел рядом, протянул руку. Кирилл машинально пожал ее, и майор тут же лапнул своей пятерней его карман, ощущая тяжесть оружия.
– Боишься?
– Опасаюсь, – уточнил Кирилл.
– Правильно делаешь. Только все равно не пригодится. Если что – не успеешь. Все серьезнее, чем я думал. Хотя, когда дело закручивается вокруг персоны такого масштаба, серьезнее просто некуда. Выходит, можно. Куришь? Или снова бросил?
Вместо ответа Кирилл протянул руку, вытащил сигарету из предложенной пачки, прикурил от зажигалки Золотарева.
– Короче, времени у меня мало, – начал Роман. – А у тебя его вообще нет. Пока всем нужен убийца. Тот фигурант, который пока имеется, кого-то не устраивает.
– Кого? Ты договаривай, фамилии называй, а то завел: «кого-то», «того-то»…
– Что тебе дадут реальные фамилии? Многие знания – многие печали, слышал истину? Я сам, если честно, знаю все очень и очень поверхностно. Мы – город, дело в области. После того как Кушнарев умер, бесконтрольно сливать информацию перестали. А в ее потоке было кое-что интересное. Например, место происшествия толком начали осматривать лишь вчера днем. Почему, как думаешь?
– Чтобы следы затоптали, – предположил Кирилл.
– Это лес, а не городская подворотня. Тем более охраняемая территория, – возразил майор. – Я тебе отвечу, как думаю. Позавчера, в темноте, ее осматривать толком не могли. А со вчерашним рассветом по месту должны были пройтись сначала те, кто должен был убрать оттуда все лишнее и подготовить территорию к осмотру оперативно-следственной группы. Спроси меня теперь, зачем и кому это нужно.
– Спрашиваю, – в тон ему проговорил Кирилл.
– Отвечаю. Кому нужно – ни ты, ни я не узнаем. А если я и узнаю, то тебе не скажу. Зачем – тут уже можно объяснять более конкретно. По своим каналам я выяснил: входное отверстие от пули, попавшей в Кушнарева, больше той дырки, из которой она вышла. Эксперт проболтался. Не мне, но сообщение ушло по цепочке. Сейчас ее оборвали. Информация закрыта, эксперт слова лишнего не скажет.
Кирилл честно попытался понять, что это значит. Ему не удалось, и он спросил:
– Ну?
– По новой версии, которая стала почти официальной, пуля срикошетила. Сначала, когда гражданам рассказывали про неосторожного Кушнарева, который вышел на чужую линию огня, говорили: стрелявший стоял в пяти метрах от него. Теперь признают: был рикошет, а стрелявший находился в сотне метров от потерпевшего. Или в полутора сотнях, пока прикидывают. Но уже никак не в пяти, понял?
– Нет, – честно признался Кирилл.
– Если палят с дальнего расстояния, рикошет исключается. У пули достаточно места, чтобы лететь с нормальным ускорением, не встречая помех на своем пути. Кстати, от чего срикошетила пуля, тоже неясно. От волка, которого никто не застрелил? Смешно и глупо. От дерева? Тогда она должна идти по касательной к стволу какого-нибудь дерева. А во время осмотра, насколько мне известно, никакого дерева, от которого могла отскочить пуля, не обнаружили. Может, найдут еще. Говорят, в связи с новой версией есть такие указания.
– Снова не понял, – вздохнул Самохвалов. – Получается, убийцу уже не ищут? Соглашаются с несчастным случаем?
– Ты или плохо слушаешь, или тебя на самом деле долго выбирали для подставы, – вздохнул майор. – Думать совершенно не умеешь. А ведь воевал же, с оружием дело имел.
– Хватит меня доставать! – вскипел Кирилл. – Говори толком – что там, у экспертов ваших, происходит?
– Ничего особенного. – Золотарев докурил. – Просто пока по всем раскладам получается: в Кушнарева таки стреляли из засады.
На несколько долгих минут разговор прервался.
Потом Самохвалов щелчком послал свой окурок в темноту и спросил, повернувшись к Роману и пытаясь угадать выражение его лица:
– Давай совсем коротко, чтобы такой, как я, понял. Тот, про которого говорят все… Завальный, кажется… Он, получается, не стрелял?
– Стрелял. Но в Кушнарева ли – вопрос. Во-первых, он опытный охотник. Во-вторых, спортсмен, мастер спорта по стрельбе. О случайном выстреле и речи быть не может. В-третьих, даже те свидетели, фамилии которых обнародованы, дружно показывают: Завальный, бывший в тот момент, как и Кушнарев, в движении, мог находиться от него в пяти, шести, пускай в десяти, но никак не в ста метрах. Тем более – в ста пятидесяти. На таком расстоянии расположился стрелок. И затаился он с противоположной стороны, в засаде, на позиции, выбранной с учетом направления ветра. Похоже на твою позицию?
Прикрыв глаза, Кирилл четко представил себе позавчерашний день, картину, которая до мельчайших подробностей отобразилась в его памяти.
– Где-то так, – наконец согласился он. – Я ловил на прицел всех по очереди из второго джипа. Там расстояние примерно такое. Про ветер не скажу, но позицию мне указали на подробной карте.
– Значит, мы с тобой вполне можем допустить: где-то рядом, на том же расстоянии, но только раньше, обосновался другой, настоящий стрелок. И если бы тебя тогда взяли, эти выводы экспертизы уже подшивались бы к делу. А так, – Золотарев развел руками, – говорят только о рикошете. В этом всем есть еще одна нестыковочка – оружие.
– Мое? – вырвалось у Самохвалова.
– И твое тоже, – кивнул майор. – Сначала говорили: стреляли из «Сайги». Такой охотничий карабин есть у каждого уважающего себя охотника-буржуя. Что-то вроде непременного красного пиджака или шестисотого «мерса» из старых анекдотов. Потом мнение изменилось. Теперь даже в газетах пишут – в Кушнарева стреляли из «Бенелли Арго». Итальянский карабин, мощный, убойный. Стреляет пулями калибра 7,62 миллиметра. Я даже справку видел: утяжеленные пули, которыми стреляет этот карабин, вылетают из ствола со скоростью, примерно в два раза большей, чем из классического охотничьего ружья. Той же «Сайги», кстати. А это значит, – Роман поднял указательный палец, – что при выстреле из «Бенелли» рикошет исключен. Пуля, повторю, летит слишком быстро, и выходящее отверстие у нее при попадании в цель действительно больше входящего. Из такой машинки, как «Бенелли», при желании, я читал, слона завалить можно. Ее так и прозвали – слонобой.
– У нас в лесах слонов нет, – неожиданно для себя сказал Кирилл.
– Правильно, – согласился майор. – Хоть и пишут разные умники, что Украина – родина слонов.
– Кто пишет? – не понял Самохвалов. – Серьезно, что ли?
– Фигурально, – отмахнулся Золотарев. – В Интернет зайди, там еще не таких глупостей начитаешься. Однако там и полезные вещи есть.
– Сам знаешь – я в этом не понимаю ни фига. На зоне нет Интернета.
– Без претензий. – Роман снова закурил, Кирилл последовал его примеру. – Тебе он, по большому счету, и не нужен. А мы здесь без него уже никуда. Короче, спросил я у Интернета про оружие подобного калибра. Знаешь, что он мне выдал? Сходные тактико-технические характеристики с «Бенелли» имеет автоматическая винтовка системы Мосина.
– Трехлинейка? – переспросил Кирилл.
– Так точно. Стояла на вооружении российской армии в начале прошлого века. Прошла Первую мировую, осталась на вооружении Красной армии. С ней бойцы начинали в сорок первом, против немецких автоматов и танков. Та самая винтовка, про которую нам в школе рассказывали, помнишь?
– Ага. Одна на трех добровольцев. Убили одного – следующий принимает оружие и продолжает бой.
– Такие винтовки до сих пор откапывают в лесах под Харьковом, на местах боев. Обычно они непригодны к стрельбе. Но если использовать ствол, переделать умелыми ручками ударноспусковой механизм… Смекаешь?
Самодельная винтовка, которую дали Кириллу.
Нечаев, он же Кулибин. Мастер, способный, по словам Миши Буяна, собрать оружие из металлолома.
Кулибин время от времени прохаживался по местам бывших боев, иногда находил какие-то старые пистолеты, винтовки, автоматы. Но чаще покупал их у «черных» археологов, опережающих в своих поисках энтузиастов из военно-исторических клубов.
Миша Буян. Он вывел неизвестного – пока! – заказчика на Кирилла. Он же – сто процентов! – подсказал, к кому обратиться за стволом. А вчера Кулибина вдруг забрали. Не трогали, не трогали – и вдруг разоблачили.
Торговля оружием, между прочим, компетенция чекистов.
Цепочка выстроилась так быстро, а мозаика сложилась так ловко, что Самохвалов от неожиданности даже перешел на шепот:
– Та винтовка…
– Да, – коротко ответил Золотарев. – Самодельная работа, делал мастер. Ствол от трехлинейки. Вообще очень похожа на упрощенный и модернизированный вариант исторической винтовки Мосина. Знакомый оружейник, к которому я с этим ходил, тут же прокачал ситуацию. Спросил, откуда она у меня. Ответа не дождался. Велел выкинуть подальше и больше его в такие истории не впутывать. Так что, Кирюха, – подвел итог майор, – я если уже где-то со всем этим не засветился, то в шаге от засветки. Ведь все оно – не в моей компетенции. Да и посторонний я во всей этой истории. Понял, куда можем зайти?
– Не дурак, – все так же, шепотом, ответил Самохвалов.
– Винтовку я выкину, – сказал майор. – Но помогать тебе больше не рискну. Под раздачу легко попасть. Сам видишь, на каком уровне все готовилось. Поэтому партизанщина моя здесь никому не нужна. Твоя – тем более.
Золотарев поднялся, протянул руку Самохвалову, продолжавшему с потерянным видом сидеть на холодной скамейке.
– Пока. Линяй отсюда шустрее, мой тебе совет. Сам видишь – информацией всех вокруг как нарочно запутывают. Никто ведь не ожидал, что стрелок – как колобок. И от бабушки, и от дедушки, и от внучки, и от Жучки…
Роман ушел в ночь. А Кирилл еще некоторое время сидел, втянув голову в плечи, всматриваясь в темноту и пытаясь понять, кого ему слушать: майора или себя самого, свой внутренний голос.
Который настраивал бывшего старшего сержанта совсем на другие действия.
8
Утром следующего дня шел мокрый снег, который потом перешел в унылый, совсем не январский дождь.
Такие дожди делали город Кирилла серым. Потому он не любил их. Тем более что сегодняшняя погода соответствовала его настроению: хоронили Евгения Кушнарева.
Самохвалов не мог объяснить себе, почему собрался, вышел из своего убежища и отправился к оперному театру, где, как было объявлено несколько раз, со вчерашнего вечера началась церемония прощания. Подозревая, что вокруг по периметру обязательно будут сновать чекисты в штатском, у которых – почему нет? – имеются его приметы, он не рискнул подходить близко. Покрутился в сквере у зеркальной струи, выкурил две сигареты, посмотрел на прибывающую толпу народа и пожалел, что не может себе позволить потолкаться там.
Приняв наконец решение, которое не давало ему покоя всю ночь, Кирилл вышел на Пушкинскую. Нашел там телефон-автомат. Звонить с мобильника в свете последних открытий было не менее рискованно, чем торговать лицом на похоронах. Потому он сунул в автомат карточку, по памяти набрал нужный номер.
– Привет, – поздоровался он, стараясь придавать своему голосу бодрую озабоченность. – Как там дела?
– «Там» – это где? – ответил мужской голос. – Куда ты затасовался? Трубку не берешь, и вообще…
– Куда я тасовался? Все тебе скажи… Личная жизнь, понял? Прошелся недавно по некоторым местам и слышу краем уха – Буян меня искал.
– Он тебя, шурави, даже очень искал. Нехорошо. Даже почтового адреса не оставил. Мы б тебе письма писали, телеграммы. Короче, когда сможешь быть?
– Да хоть когда! Что за пожар там?
– Дело срочное. Бери такси, через час – ты знаешь где.
– А через два не годится? Я ванну приму, причешусь, побреюсь.
– Здесь все есть. Ты ж знаешь – Крещение сегодня, банный день можно устроить. Если, конечно, в Лопани покупаться не хочешь, по обычаю.
– Пускай там враги купаются. Ладно, ждите.
Итак, Миша Буян действительно обыскался его. И ждет его сейчас в своей резиденции: совсем неприметном, хотя и добротном частном доме, потерянном в недрах Журавлевки – одного из районов Харькова.
Только на этот раз Кирилл не собирался идти к старшему зоновскому товарищу с парадного входа. После всего, что случилось, он имеет полное право идти через черный.
Таксист высадил Самохвалова недалеко от нужной ему улицы.
Отсюда, если идти прямо, можно было выйти так, чтобы в результате оказаться как раз с тыльной стороны дома Буяна.
Дом, расположенный напротив, отделенный от соседского старым садом, был несколько лет назад выкуплен через подставных лиц Мишиными людьми. И теперь здесь, за новым железным забором, обосновались его «пехотинцы». Такой же забор отделял двор внутри с двух сторон от соседей, превратив дом частично в склад, частично – в перевалочную базу, частично – в своеобразный офис Буяна.
Ни массивные ворота, ни тяжелая калитка с этой стороны никогда не открывались. Если в округе и жили любопытные, им оставалось только гадать, что же происходит внутри этой небольшой цитадели.
Брать ее приступом не имело смысла. Кирилл вполне мог с разбегу запрыгнуть на ограду. Даже в теплой камуфляжной куртке он не был скован в движениях. Вот только одна проблема: железо загремит. Отчасти на это и рассчитывали те, кто укреплял резиденцию Миши Буяна.
Подкоп под ограду тоже не сделать, хотя раздобыть лопату было бы парой пустяков: в любом хозяйственном или туристическом магазине всегда можно найти сейчас саперную лопатку. Однако это ни к чему: только ненормальный начнет, подобно кроту-неудачнику, возиться с лопатой у чужого забора прямо на улице.
Представляя себе, что его ожидает, Кирилл сразу исключил эти варианты. Особенно подкоп: на подобную возню у него просто нет времени. Идя сюда, он имел очень смутное представление о том, как незаметно и неслышно проникнуть за железный забор. И тем не менее, теоретически всегда существовал способ открыть любые ворота.
Пройдя до конца улицы по горбатому, кое-как положенному асфальту, Самохвалов достал телефон, набрал нужный номер и произнес несколько слов. Теперь оставалось только ждать.
Ожидать пришлось минут двадцать. В конце улицы появилась красная пожарная машина. Она ехала хоть и без сирен, но в нужном направлении. Отойдя в сторону и став у забора, прислонившись к нему спиной, Самохвалов пропустил машину, проводив ее взглядом, а когда она повернула налево и скрылась на параллельной улице, поспешил обратно к дому за железным забором.
Пожарные, остановившись у дома, но с другой стороны, на соседней улице, принялись колотить в ворота. Шуму они наделали достаточно, да и внимание опричников Буяна минут если не на десять, то на пять точно отвлекут. Сначала попытаются выяснить, где пожар, на который их срочно вызвали. Потом начнут препираться с парнями, пытаясь найти виновных в ложном вызове. И очень даже может быть, попробуют скачать с них штраф. Те, в свою очередь, упрутся рогом, пошлют пожарных подальше или, в лучшем случае, получат от Буяна приказ сказать, что вызов – чья-то глупая и неуместная шутка, даже, возможно, сунут пожарным немного денежных знаков за беспокойство.
Неважно, как они там решат проблему, которую им создал на ровном месте Кирилл. Главное – такая катавасия даст ему возможность все-таки форсировать забор и оказаться внутри.
Как и следовало ожидать, пошел разговор на повышенных тонах.
Громко хлопнула калитка.
Все-таки сбросив куртку для большей легкости передвижения, кинув ее под забор и проверив, крепко ли держится пистолет за поясом, Кирилл, быстро осмотревшись, разбежался, подпрыгнул и ухватился руками за холодный край ограды. Помогая себе ногами, он лег на нее животом и скинул тело на другую сторону, во двор.
Он не приземлился на ноги – упал на бок. Но сразу же вскочил, пригнулся и метнулся к стене дома. Прижавшись к ней спиной, перевел дыхание, достал пистолет, опустил предохранитель.
Судя по шуму, пожарные уже собирались уезжать, явно недовольные происходящим. Посчитав про себя до двадцати, Кирилл двинулся вперед. Чтобы добраться до резиденции Миши Буяна, надо марш-броском пересечь небольшой старый сад. И если никто не помешает…
Прямо на него из сарая вышел парень в кожаной куртке. Оружия у него не было, но в левой руке он сжимал небольшой топорик.
Что ему понадобилось в сарае, неважно. Парень явно не ожидал увидеть незваного гостя. Кирилл, хоть и знал большинство людей Буяна в лицо, этого молодца видел впервые. Взгляд Кожаной куртки опустился с лица Самохвалова на пистолет в его руке. Он ловко перебросил топорик в правую руку и замахнулся.
Стрелять пока рано. Чуть пригнувшись, Кирилл сделал обманное движение, якобы собираясь уходить влево. Сам же, как только корпус противника подался в правую сторону, нырнул ему под ноги. Упав и перекатившись, он подмял противника под себя. Рука с топориком неловко метнулась у него над головой. Успокаивая Кожаную куртку, Кирилл достал его рукояткой пистолета по скуле. Парень вскрикнул. Плохо, вряд ли теперь получится остаться незамеченным. И все-таки у Самохвалова оставалось преимущество внезапности. Пользоваться им надо было в полной мере.
Вырубив Кожаную куртку вторым, более сильным и точным ударом, Кирилл быстро вскочил на ноги и побежал к дому, уже не особо таясь.
Бойца, выскочившего ему навстречу из-за угла, он тоже не узнал. Какая разница – вскинул руку, пальнул на ходу. Громыхнуло, словно петарда в новогоднюю ночь. Хотя расстояние до нового противника было ничтожно маленьким, Кирилл даже не удивился, что пуля не достигла цели – в пылу слепой атаки очень легко промахнуться, даже если враг в нескольких шагах.
Странно – ответного выстрела не последовало. Боец неся прямо на него уверенно и стремительно. Чтобы следующий выстрел получился более прицельным, надо было остановиться. Но противник оказался на удивление профессиональным. Кирилл не помнил таких в окружении Буяна.
Удар ногой.
Пятка, обутая в теплую кроссовку, больно ударила по запястью. «Макаров» выпал из руки Самохвалова, отлетел на метр в сторону. Когда-то Кирилл тоже умел так ловко махать ногами. Только сейчас ему было не до спортивных финтов – на его стороне были злость и десятилетний опыт тюремных драк. Приняв еще один удар, он без всякой техники, наотмашь, зацедил бойцу кулаком прямо в центр физиономии. А когда тот пошатнулся – утопил кулак у него в животе. Согнув противника пополам, довершил дело третьим ударом, локтем по затылку.
Нагнувшись, Кирилл подобрал пистолет. Вперед, на абордаж!
Вбежав во двор дома Миши Буяна и не обнаружив там превосходящих сил противника, Самохвалов удивился. Но долго обдумывать ситуацию уже не было времени и желания. Адреналин играл у него в крови, даже, казалось, уже бродил и выпускал наружу энергию ненависти, копившуюся все эти несколько дней со времени выстрела в Изюмском лесничестве. Самохвалов был готов стрелять, бить руками, ногами, рвать зубами всех, кто станет сейчас на его пути и помешает объясниться с предателем Буяном.
Он вскочил на крыльцо. Ударом ноги распахнул дверь. Никто не стоит на пути.
Странно. Ведь только что здесь были люди. Не двое же парней объяснялись с обманутыми пожарными…
Держа пистолет перед собой в вытянутой руке, Кирилл Самохвалов прошел через небольшой коридор. Первая дверь направо. Толкнул – никого. Комната прямо, самая большая комната в доме, там Буян обычно беседовал с гостями в неформальной обстановке.
Ну наконец-то!
Хозяин дома сидел в кресле у камина, на своем любимом месте. О камине он часто мечтал на зоне. Сколько раз говорил Кириллу: «Выйду, шурави, и ничего мне не надо. Есть какой-никакой золотой запасец, на домик с камином хватит. Буду жить спокойно, греться по вечерам, на огонь смотреть».
Камин и сейчас горел. Миша Буян, крепкий, поджарый, в свитере домашней вязки, поднялся навстречу незваному гостю. В руке он держал кочергу, и оружием она не выглядела. Даже наоборот, как-то буднично…
Слишком буднично.
– Я тебя искал, – хрипло проговорил Буян.
Кирилл ничего не успел ответить.
Движение за спиной.
Он попробовал повернуться на звук – в затылок уперлось что-то твердое.
– Стой спокойно, Кирюха. Не надо. Брось ствол. Извини, ничего личного.
Самохвалов подчинился. Пистолет со стуком упал на ковер.
– Три шага вперед. Можешь повернуться.
Кирилл выполнил и этот приказ. Повернулся и увидел Романа Золотарева – еще одного предателя.
Сразу стало тесно от народу.
Майор опустил оружие и ничего больше не сказал. Только отступил, пропуская в комнату Кожаную куртку и другого бойца, который время от времени прикладывал руку к ушибленному затылку. Они подхватили Мишу Буяна под руки и молча вывели из комнаты. Тот шел на удивление покорно, а уже в дверях на миг задержался, обернулся через плечо на Кирилла. Или ему показалось, или во взгляде старого уголовника действительно мелькнули жалость и печаль.
Потом вошли еще трое в штатском. Под одинаковыми строгими плащами – костюмы и галстуки. У одного, помимо того, под пиджаком на рубашку был надет очень домашний и уютный синий джемпер. Знакомое лицо: когда он привозил Кириллу винтовку утром шестнадцатого января, одет был попроще.
Тип в джемпере ловко обыскал пленника, кинул на пол телефон, брезгливо посмотрел на смятую пачку купюр, но высыпал их на стол и зачем-то пересчитал. Когда он закончил, второй тип вытащил из кармана плаща наручники, показал Кириллу. Тот покорно вытянул руки.
Щелк – браслеты сковали запястья.
Все это время он не сводил глаз с Золотарева.
– Не надо так смотреть, Кирюха. Дырку проглядишь. – Бодрость майора выглядела явно показной, да он и не особо скрывал это. – Тебе сейчас все объяснят, не волнуйся.
– Господин Золотарев, вы нам больше не нужны, – послышался от дверей комнаты новый, очень знакомый голос.
Майор пожал плечами и отошел, пропуская на первый план худощавого светловолосого мужчину лет около сорока. Очки в тонкой оправе ему очень шли. Собственно, этого человека Кирилл Самохвалов и хотел увидеть.
Это был заказчик, вышедший на него по рекомендации Буяна.
Во время их встречи он тоже был одет проще. И представился просто: «Зовите меня Леонидом Ивановичем». Вряд ли это было настоящее имя.
– Вы свободны, господин майор, – повторил Леонид Иванович. – Вы отлично проделали свою работу. Вы занимаете не свое место, вам пора расти. Такой аналитический ум и всего-то – старший опер.
Ничего не сказав на это, Роман повернулся через левое плечо и чуть ли не строевым шагом вышел из комнаты. Не дожидаясь особого распоряжения, трое в плащах вышли за ним, прикрыв за собой дверь. Выдержав паузу, Леонид Иванович кивнул на диван за спиной Кирилла.
– Садитесь, старший сержант.
– Успею, – не сказал – выплюнул Самохвалов.
– Что? – не понял собеседник, и Кирилл поднял перед собой скованные руки. – Ах, это! Нет, вы не арестованы, даже не задержаны. Это для моей безопасности. Знаю я, как вы умеете орудовать голыми руками. Я вообще собрал о вас больше информации, чем вы можете предположить. Поэтому у наших ребят в машине оружие было заряжено холостыми.
Кирилл не выдержал – посмотрел на пистолет, валяющийся под ногами.
– Да-да. Убивать вас именно тогда не входило в наши планы. Уже не входило.
– А раньше? – вырвалось у Кирилла.
– Я сказал – уже не входило. Хватит с вас и этого. Думайте, что хотите. С самого начала все пошло наперекосяк. Буян о ваших умственных способностях ничего не сказал. Наоборот, рекомендовал вас как туповатого исполнителя, которого легко разменять. Я поверил, в чем искренне раскаиваюсь: надо было бы собрать о вас немножко больше сведений. В колонии подтвердили – обычный «бык», солдат, выполняющий приказы. А сегодня – остроумный трюк с пожарной машиной. Не ново, но всегда работает. За два прошедших дня мое мнение о вас, Самохвалов, изменилось в лучшую сторону.
– Чем это мне грозит?
– Ничем. Еще во вторник я понятия не имел, как с вами поступить. Собирался просто изолировать на время и ждать указаний. Но все решилось само собой. Вы залегли на дно и не особо мешали. Сама ситуация вокруг убийства Кушнарева изменилась. Собственно, его заказное убийство и, как результат, задержание подставленного киллера-стрелка уже не нужно. Если та информация, которую собрал и умело проанализировал майор Золотарев, и станет достоянием гласности, то не раньше чем через полгода. Когда она будет уже не опасна. Может, мы сами организуем слив. А может, и нет. Ваш покровитель, в смысле – майор, увлекся задаванием вопросов, получение ответов на которые не входит в его служебную компетенцию. И когда я сегодня встретился с ним, он понял свою ошибку, свернул игру в сыщиков и согласился нам помочь.
– Вы ждали меня именно здесь?
– Здесь. Там. В другом месте – неважно, куда вас вызвал бы Буян. С его публикой или этого вашего Кулибина намного проще. С вами – сложнее.
– Почему?
– Вы задаете правильные вопросы, Самохвалов. Их достаточно подержать под стражей. Оружейника этого – сколько за такие дела по закону полагается. Михаила Буянова – для профилактики. Потом возьмем его на короткий поводок, будем использовать в нужных целях. А вот вас после всего полагается ликвидировать.
Кирилл почувствовал: сейчас полагается как-то отреагировать. Но реагировать не хотелось. Он просто молчал и слушал.
– Вы даже молчите правильно, – отметил Леонид Иванович. – Раз все поменялось и ваш труп никому не нужен, то и у нас одной головной болью меньше. Зачистка – сильная головная боль, и вы должны это знать. Итак, официально Евгений Кушнарев трагически погиб по глупой случайности. Пуля срикошетила. На этой версии случившегося будет настаивать официальное следствие, ее и будет разрабатывать. Потерпевшая сторона, конечно, не согласится. Такой сценарий вполне нас устраивает. Это ведь предусмотрено, а значит – отвлечет общественность от других, более рискованных версий и предположений. Остаетесь вы, Самохвалов.
Леонид Петрович прошелся по комнате.
– Да, остаетесь вы. Кто вы такой? В недавнем прошлом – боевик известной криминальной группировки. Служили в Афганистане, а средства массовой информации, кино и литература тут постарались – таких, как вы, считают проблемными, психически нестабильными людьми. К тому же вы вряд ли начнете на каждом углу рассказывать, что сидели в засаде в Изюмском лесничестве и целились в кого-то из друзей Кушнарева. Помимо того, что это просто глупо, ваше благоразумное молчание – гарантия вашей безопасности. Золотарев прав: вам ничего не угрожает. Более того – в силе остаются наши договоренности. Вы получаете некую сумму денег и уезжаете из Харькова. Правда, с одним уточнением: не на время, а навсегда.
– В Америку? – не сдержался Кирилл.
– Зачем? Вам предложат местность на выбор. Харьковская область, Полтавская, Черниговская. Подскажут, где, в каком селе за эту сумму можно купить домик. Не нужен вам большой город. Живите, занимайтесь сельским хозяйством. Мужчины вашего возраста на селе нужны, так что спутницу жизни долго искать не будете. Конечно, вы останетесь в поле нашего зрения. Но если вы станете соблюдать свою часть договора, мы обещаем соблюсти свою.
– Кто – «мы»?
– Первый неправильный вопрос за все время нашего разговора, – Леонид Иванович подошел к Кириллу, достал из кармана ключик, отстегнул наручники. – Никогда не задавайте вопросов, на которые вам никто никогда не ответит. Например, кто убил Джона Кеннеди. Как я понимаю, вы согласны?
– Подумать… можно?
– Второй неудачный вопрос. Надеюсь, мы больше не увидимся. Технические детали с вами обсудят другие люди. Прямо сейчас.
Мужчина в очках вышел не оглядываясь.
СПИСОК СМЕРТНИКОВ (версия вторая) Харьков, апрель – май 2007 года
1
Меня не так часто вызывали к генеральному.
Точнее сказать – очень редко.
Ладно, чего уж там – меня вообще никогда не вызывали к генеральному за все то время, которое я работаю в этой телекомпании. А тружусь я, на минуточку, уже больше двух лет. Конкретнее: два года, три месяца и сколько-то там дней.
Считаю я так старательно не потому, что мне работа в тягость и приходится с трудом переживать каждый рабочий день. Потом возвращаться домой и ставить на дверном косяке зарубки, по примеру узников тюремных одиночек или необитаемых островов. Наоборот, своей работой я доволен и вкалываю практически без выходных, разве что летом позволяю себе на пару недель смотаться куда-нибудь к морю. Ну и, конечно, Рождество и Пасха – это святое.
Отсчет я веду не с первого рабочего дня, а с первого дня своей свободы. Так, видимо, карта легла: пасмурным январским утром 2005 года суд Червонозаводского района после, как говорится, тяжелых и изнурительных боев расторг мой брак с гражданкой Синельниковой Мариной Павловной, с которой я, Синельников Руслан Григорьевич, прожил четыре года. Из них три – под одной крышей и год – отдельно, кочуя по приятельским и съемным углам. Сразу же из зала суда, выкрикнув громко: «Спасибо!», я помчался на собеседование с телевизионным продюсером – несколько последних месяцев я маялся без постоянной работы и уцепился за поступившее предложение, как тот всем известный утопающий за соломинку.
Собеседование прошло быстро и успешно. Добро пожаловать в семью!
Через пару месяцев, когда дела мои окончательно пошли на лад и я позволил себе оглянуться назад, меня осенило: черная полоса напрямую была связана с Маринкой. Почти все время своей так называемой семейной жизни я не жил и не работал, а лихорадочно сводил концы с концами, вместо понимания и поддержки выслушивая лекции о том, кто такой неудачник и как с ним бороться. Бывали дни, когда от нежелания что-либо делать опускались руки: зачем, если даже минимальный позитивный результат в дом не принесешь – не оценят, станут требовать большего, приводить в пример мужей и приятелей своих подруг…
Расставшись с Маринкой и избавившись наконец от ее давления, я не просто почувствовал себя свободным – я ощутил прилив новых сил, которые легко нашли применение на новой работе. А может быть, дело в самой работе: неожиданно для себя я сделал открытие, что мне в кайф работать в политически ориентированном телевизионном проекте.
Возможно, кому-то не нравится чувствовать себя виртуальным героем компьютерной игры, задача которого – пройти один уровень и перейти на другой. Весь фокус в том, что от такого героя ничего не зависит. Его ведут к победе. Если человечек с мечом или пистолетом провалился в виртуальную яму, попал под струю пламени, которую изрыгнул из пасти виртуальный дракон, или же просто был застрелен виртуальным зомби, он в этом не виноват. Просто реальный человек, нажимающий клавиши компьютера, нажал одну из них неловко или не вовремя. Да и с самим героем ничего не случилось. Или он начинает игру сначала, ведомый игроком, или игра перезапускается.
Думаю, я популярно объяснил, по какому принципу работают любые политические проекты, особенно – медийные. Как бы наша программа ни освещала политические процессы, к какой бы политической силе ни благоволил генеральный продюсер, жизнь города и страны от этого не менялась. Одно уточнение: киевские коллеги рассказывали, что политики через лояльных к ним олигархов то и дело перекупают проекты и целые ресурсы под себя. У нас же, в Харькове, с этим сложнее. Сферы влияния в средствах массовой информации давно поделены, заниматься их переделом смысла нет. Но в результате – стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Я, например, точно знаю политическую ориентацию нашего генерального. И все коллеги тоже знают.
Поэтому лишнего никто из нас никогда не скажет и не покажет. Во-первых, не выпустят в эфир, а в следующий раз подобную работу доверят другому человеку, другой группе. Во-вторых, удар по собственному кошельку: каждый сюжет или каждая программа стоит денег, и если задание выполнено на «ять», все позже получают премии в белых конвертах. Ну и, конечно, самые денежные заказухи будут распределять среди тех, кто не порет косяков. Наконец, в-третьих – у меня лично нет никаких политических взглядов и убеждений. Большинству коллег тоже пофиг. Какая бы политическая сила на выборах или где там ни победила, вокруг ничего не изменится. Зачем, в таком случае, жить идеями, если тебе хорошо платят и будут платить дальше – на власть ты трудишься или на оппозицию.
Главное – работа стабильная. Делай, что говорят. Получай зарплату и премию. Расти и развивайся.
Приглашение на личную беседу к генеральному могло означать только одно: я, Руслан Синельников, журналист, к своим тридцати годам за два года, три месяца и сколько-то там дней работы в телекомпании вырос и начал развиваться.
2
Кабинет большого человека особым величием не отличался.
Я бы сказал – это был самый обычный кабинет. Ну, евроремонт. Ну, кондиционер. Ну, дорогая офисная мебель. Одна стена украшена дипломами и грамотами, полученными генеральным на этот момент. Другая – фотографиями под стеклом и в рамках из серии «смотрите, с кем знаком».
Вот генеральный, лет на пятнадцать моложе, с огромным микрофоном берет интервью у Леонида Кравчука. Рядом, ради шутки юмора, совсем новое фото, годичной где-то давности: генеральный на каком-то банкете с худосочным певцом El Кравчуком. Потом – серия фоток с Кучмой, Януковичем, Медведчуком, российским послом Черномырдиным. Вот он стоит между Пинчуком и его женой. А вот – между Кучмой и нашим Кушнаревым. Отдельно – генеральный с Кушнаревым на каком-то важном мероприятии. Судя по фону, кажется, это наш оперный театр. Они не позируют, просто оживленно беседуют.
Да, теперь это уже история. Евгений Кушнарев глупо погиб на охоте три месяца назад. Разное говорили про эту историю, но – только поначалу. Потом вроде появилась официальная версия, другие соображения перестали развивать и, как я слышал краем уха, даже отфильтровывать для прессы.
– Вы в правильную сторону смотрите, – сказал генеральный, и я спохватился: засмотрелся, как на картины в музее.
– Извините. – Я повернулся, показывая хозяину кабинета: весь внимание, превратился в слух, мой господин.
Вблизи большой человек не казался таким великим. Больше и масштабнее его делал дорогой, явно сшитый на заказ костюм. Генеральный был мужчиной чуть выше среднего роста, чуть погрузневшим под спудом времени, но, тем не менее, подтянутым и серьезным. Встретившись с ним взглядом, я почувствовал проблеск неформального интереса к собственной персоне. Продюсер нашего проекта «Навигатор» Сергей Костенко, который пришел вместе со мной, увлеченно размешивал сахар в чашке кофе, старательно делая вид, что предстоящая беседа с генеральным касается только нас двоих.
– Ничего, я сам, бывает, смотрю – не насмотрюсь, – успокоил хозяин кабинета. – История, никуда не денешься. Пускай всякие придурки кричат и пишут, что политики с нас хватит и пускай она сама себя поглотит, политические лидеры делают историю. Кстати, политические шестерки тоже. Тараса Черновила возьмите. – Генеральный откинулся на высокую спинку своего кресла, явно призывая всех присутствующих то ли соглашаться с ним, то ли полемизировать, но ни в коем случае не оставаться равнодушными. – Отец покойный за убеждения отсидел, за них и жизнь положил, говорят. Ну, говорят – пускай говорят, я про сына: этот на амбразуру не полезет. Нашел местечко, где безопаснее, и оттуда разные глупости вещает. Отец мог за собой вести, сын – типичная Моська из басни Крылова. Пузо отрастил, про коррупцию кричит, по каждому поводу свои пять копеек вставляет. Слов много – мысли ни одной. За Украину он, за независимую. Идеи отца поддерживает и развивает. Только за Украину без Ющенко. Это пасечник и его «люби друзи» страну профукали, теперь дымовую шашку кинули – перевыборы им подавай! Но на деле, господа, кто за Тарасом Вячеславовичем пойдет? А главное – куда? Вот за Петровичем бы люди пошли. Они за ним реально шли. Лидера потеряли, как ни крути. Согласны?
Спрашивал генеральный у всех. Но смотрел сейчас только на меня.
– Ну да, – охотно включился я в разговор. – Кушнарева сейчас не хватает. Позиции ослаблены.
– Чьи позиции? – Взгляд и вопрос генерального вдруг резко стали какими-то цепкими, я даже заерзал на своем стуле.
– Наши… Я так понимаю, – отвечать старался как можно увереннее.
– Правильно понимаете. Значит, с заданием справитесь.
3
Как раз на этих словах открылась дверь, и секретарша принесла еще кофе.
Хозяин кабинета никуда не звонил, ничего не просил. Видимо, вышколенная помощница знала привычки своего шефа. Подождав, пока она заберет пустые чашки и выйдет, генеральный продолжил:
– Тема очень простая: нужен фильм о Евгении Кушнареве. Биографический, но с политическим уклоном. Тут вам объяснять не надо, вы давно у нас работаете. Сюжеты ваши я видел, в целом ваша работа в «Навигаторе» нас более чем устраивает. Кто такой навигатор? Тот же лоцман: знает все мели, все опасные участки, ведет корабль из пункта А в пункт Б, умеет лавировать. Для кухни любого политического проекта это очень важно.
– Он сделает, – вставил Костенко.
– Я знаю, – отмахнулся генеральный. – Просто объясняю стратегическую задачу. Значит, нужен портрет политического лидера, который приложил бы максимум усилий и все свое влияние, чтобы удержать страну от хаоса, к которому она катится. Я буду загибать пальцы. – Выставив перед собой руку, он согнул указательный: – Парламент не работает, – рядом согнулся средний. – Конституция нарушается на каждом шагу, – согнулся безымянный. – «Оранжевые» хотят власти, которой пользоваться не умеют, и раскалывают страну, – мизинец. – Их перевыборы – блеф чистой воды и бред сивой кобылы, – наконец согнулся большой, все пальцы сжались. – Вот что им должны показать вменяемые люди.
Я покосился на его кулак.
– Так какая моя задача?
– Растолковать все это простыми словами. Через призму политической биографии Евгения Петровича Кушнарева. Нужно показать, каких именно лидеров не хватает сегодня стране. О партии, в которой он состоял, не особо распространяйся. Там, кстати, у него реальных союзников мало. Фильм будем крутить у нас в Харькове и еще в нескольких соседних регионах. На Донбассе, если конкретно. Общий настрой такой: покойный Кушнарев был бы против перевыборов, он всегда ратовал за стабильную политику.
Генеральный посмотрел на Костенко, и мой непосредственный начальник продолжил:
– Несколько важных моментов, Руслан. Информацией ты пользуешься из открытых источников. Ничего скандального, ничего двусмысленного. Что такое самоцензура, ты знаешь хорошо: чувствуешь, что информация сомнительная, в корзину ее. У нас должен получиться однозначный фильм. Хотя в стране бардак, но время у тебя есть именно поэтому: стабильность сомнительна, бардак вечен. Фильм-биографию мы официально готовим к определенной дате – полгода со дня гибели Кушнарева. Поработай с материалами, составь список действующих лиц, которые будут рассказывать о Евгении Петровиче на камеру. Члены семьи исключаются – только соратники по политической работе. И еще одно. – Костенко покосился на генерального. – Есть такая стратегическая задумка – делать фильм на украинском языке. Вот, посмотри, цитата тебе.
Продюсер достал из папки с фирменным логотипом листок, пододвинул ко мне через стол. Это была распечатка из Интернета, цитата из какого-то комментария Кушнарева: «Мое собственное убеждение в том, что государственный язык на Украине должен быть один – украинский».
– Понял? – спросил Костенко.
– Делаем фильм о государственном человеке, который выступал за украинский язык как государственный. Значит, надо делать фильм на украинском языке. Чтобы политические оппоненты из «оранжевого» лагеря, делающие всех вокруг украинофобами, заткнулись, – бойко ответил я.
– Не дурак, – отозвался генеральный. – Не ошиблись мы с тобой, Сергей Павлович. Деньги за проект отдельные. Не спешите, Руслан, времени у вас – до начала июня. Почти полтора месяца. Работайте.
4
Уже на следующий день у меня появилась своя группа.
Ее сформировали по специальному приказу, вывешенному у нас на доске объявлений. В один момент из хоть и успешного, но все-таки рядового журналиста я стал автором проекта, которому помогает линейный продюсер – Ксюха Шляпкина, рулящая бюджетом, две девочки-журналистки, которые будут мотаться и брать комментарии у нужных людей, и оператор – один на всех, но зато постоянно к нам прикрепленный. Даже машину выделили. Не бусик, конечно, но все равно – персональный транспорт с логотипами по бокам, который может быть в нашем распоряжении в любое время, и не надо специально заказывать транспорт, выезжать на съемки от сих до сих.
В общем, кто варился на телевизионной кухне – меня поймет.
Формально мы все подчинялись Костенко. Однако неформально наша маленькая группа ждала каких-то распоряжений от меня, понимая – за реализацию проекта в первую очередь отвечает автор. Сначала я проникся этим фактом, а когда осознал себя маленьким начальником – приступил к работе активно.
Девушки-журналистки засели за компьютеры, нырнули в Интернет и достали оттуда все, что касается биографии Евгения Кушнарева и его политической работы. Потом систематизировали информацию, подчеркнув то, что мне может понадобиться в первую очередь, и тут уже работать начал я, пытаясь выстроить хронологию событий, которая одновременно станет костяком сценария.
По национальности Евгений Кушнарев – русский. Дед родом из-под Курска, бабушка – потомственная оренбургская казачка. Отец – уроженец Смоленщины, мать родилась в русском селе в самой глубине Башкирии. После войны, которая всех раскидала и перемешала, родители познакомились в Харькове, где Евгений Кушнарев и родился 29 января 1951 года.
Так, сам Петрович вот что говорил по этому поводу: «Отец был юристом, мать – педагогом. У них всегда была четкая гражданская позиция. Это передалось мне». Хорошо, надо бы вынести в отдельную цитату.
Поехали дальше.
Лидерские качества начал проявлять, как говорят, еще со школы. Учился в Мелитополе, где работал его отец, и вот мне подчеркнули воспоминания одноклассников: хотел быть директором колхоза. С ним советовались и одноклассники, и ученики параллельных классов, и дворовые друзья. Интересный момент: ребята считались с мнением Кушнарева даже по поводу одежды.
Полезная информация, пригодится.
Окончил в 1973 году Харьковский инженерно-строительный институт. В студенческие годы увлекался твистом, затем немножко рок-н-роллом, любил авторскую песню, играл на гитаре, пел Окуджаву и Высоцкого, даже свои песни сочинял. Серьезно увлекался спортом.
Пригодится, нужна в этой истории какая-то человечинка. Нет, «человечинка» – дурацкое слово, его, кажется, Довлатов обыгрывал или кто-то еще, не помню. С тех пор как с головой влез в политические проекты, читать художественную литературу времени нет. А ведь когда-то и я почитывал, за что регулярно отгребал от Маринки: мол, ты книжечки читаешь, пока другие бабки заколачивают. Ладно, что-то я отвлекаюсь. Ближе к делу.
После института Кушнарев работал на заводе железобетонных конструкций. Там познакомился с будущей женой, женился, дети… С тридцати лет на партийной работе, мой возраст, кстати… Вступил в Компартию Украины, правильно, коммунист, разве тогда были другие партии? В самый разгар перестройки вступил в конфликт со старой партийной номенклатурой, стал одним из основателей демократической платформы КПУ Сказалось, наверное, увлечение рок-н-роллом, надо как-то привязать этот факт к демократическим убеждениям Кушнарева. Вот эту фразу тоже надо использовать: «Харьковчане еще долго будут помнить многотысячные митинги в защиту демократии, которые проходили на главной площади города».
Я помню, между прочим, хоть и пацаном тогда был. Честно сказать – мало что понимал.
В 1990 году Кушнарева избирают депутатом горсовета, выбирают его председателем. Потом – депутатом Верховной Рады первого созыва. Дружил с недавними диссидентами, в том числе – с Вячеславом Черновилом. Дальше – путч, ГКЧП, митинги протеста. Кушнарев отказывается выполнять приказы путчистов, подчиняться их решениям. Готовился к аресту, но демократические силы победили. Украина стала независимой.
Через три года Кушнарев уже мэр Харькова, еще несколько лет – и президент Ассоциации городов Украины. Еще одна хорошая цитата: ««Роль лидера, наверное, и есть привычное для меня состояние, в котором я наиболее полно себя реализую, хотя умею работать и в команде. Наверное, эти качества, да еще присущий мне боевой дух способствовали моему профессиональному успеху».
Факты биографии, как говорится, сами ведут за собой. Даже враги признают: Кушнарев был лидером по жизни. Не надо особо напрягаться, сюжетные ходы придумывать. Взял эту линию – держи ее, не ошибешься.
Ну, что там дальше?
Успешный карьерный рост.
Два года Кушнарев возглавляет администрацию Леонида Кучмы. И между строк накопанной моими помощницами информации проскакивает: тяготился Евгений Петрович вдали от родного города, чувствовал себя в столице не очень уютно. Не хозяин он там был, интриги кругом, политик политику – волк.
Он захотел вернуться в родной город – и вернулся через четыре года. В октябре 2000-го Евгений Кушнарев был назначен губернатором Харьковской области. Принялся активно развивать регион, даже на несколько лет отошел от политики, больше занимался хозяйственной деятельностью. Ну, эти времена я уже более-менее помню, сам тогда активно начал работать в муниципальной прессе, ездил с группой журналистов по области, сопровождая губернаторскую команду и потом освещая его работу.
Так, кстати, с Маринкой своей познакомился. Она как раз после юридической академии устроилась на какую-то перспективную должность в областную администрацию. Даже, кажется, не совсем по специальности – референтом какого-то чиновника, фамилию сейчас уже не вспомню. Ладно, я отвлекаюсь на слишком уж личное.
Самые неоднозначные факты биографии Кушнарева – с осени 2004-го по осень 2005-го. Сначала он руководит предвыборным штабом Януковича в Харькове, за что потом получит от «оранжевой» прессы как человек, лично ответственный за нарушения, обвинения в запугивании, даже избиении оппонентов на избирательных участках. Было, не было – не знаю, я тогда как раз бракоразводный процесс начал. Будете смеяться – мимо революции практически пролетел.
Зато Кушнарев не пролетел. Сначала знаменитое выступление на центральной городской площади о том, что в Харькове отныне не будет никаких – ни киевских, ни донецких. Только харьковские, только наша власть. Потом – съезд в Северодонецке, аукнувшийся Кушнареву через полгода уголовным делом, обвинением в сепаратизме, тюремным заключением и проблемами со здоровьем.
Вот интересное замечание, надо бы его обыграть: «В то время коэффициент предательства вокруг меня зашкаливал. Отвернулись попутчики, которым было выгодно, тепло и комфортно возле меня до тех пор, пока я был во власти. А когда рядом со мной стало неудобно, беспокойно и даже страшно, они побежали, обматываясь на ходу оранжевыми шарфиками, обливая меня грязью и восхваляя моих оппонентов. Думаю, я должен быть счастлив, что такая серость, такая грязь, которая меня окружала раньше, сегодня от меня гораздо дальше, чем это было вчера». Составить бы списочек этой самой «серости» и пройтись по ним строительным асфальтовым катком, да нельзя.
Мы ни с кем от имени Кушнарева счеты не сводим. Нам нужен политический портрет лидера, а не перечень мелких сошек.
Дойдя до этого места, я вдруг перестал бесстрастно изучать материалы и фиксировать для себя нужные для текста сценария моменты. Что-то меня зацепило. Какое-то странное несоответствие во всем, что пришлось Кушнареву пережить с начала политической карьеры.
Я потянулся сидя, с хрустом распрямляя суставы. Потом поднялся, прошелся по офису, делая на ходу простенькие гимнастические упражнения. Сейчас в нашей комнате сидела только продюсер Ксюха, но на мою разминку она не обращала никакого внимания – с головой ушла в паутину пасьянса «Паук». Я несколько раз присел, создавая видимость подвижного образа жизни, подхватил с рабочего стола распечатанные бумаги, плюхнулся в слегка потертое кожаное кресло, разложил пухленькую стопочку распечаток на коленях. Еще раз пробежав глазами заинтересовавшие меня тексты, я наконец понял, что происходит, что меня так насторожило и напрягло.
Демократия.
Не сам процесс, не слово, а политическая позиция Евгения Кушнарева. Я закрыл глаза, потом даже крепко зажмурил их, пытаясь упорядочить мысли и отогнать все лишнее.
Итак, карьеру политика Кушнарев начал в Коммунистической партии советской Украины.
Его не устраивает косность и, как потом начали говорить, застойность мышления своих однопартийцев и всей партийной верхушки. Короче говоря, Евгения Петровича не устраивает генеральная линия партии. И он создает демократическую платформу внутри этой самой партии. По сути, тот же коммунист, только настоящий, демократически ориентированный. Слово «оппозиция» придет в политический лексикон позже, но это ничего не меняет. Кушнарев, выражаясь современным языком, перешел в оппозицию к доминирующей политической силе, не выйдя при этом из партии. Такие были времена: коммунисты поделились на демократов и консерваторов за неимением другой партийной альтернативы.
Позже, уже в середине девяностых годов, Кушнарев возглавляет Народно-демократическое объединение «Новая Украина». Позже становится одним из основателей Народно-демократической партии. Снова «демократия» — ключевое слово. Именно как руководитель этой партии Кушнарев и поддержал Януковича.
Боясь потерять важную мысль, я даже напрягся, словно альпинист, удерживающий на весу трос, за другой конец которого ухватился сорвавшийся товарищ.
Когда в 2004 году «оранжевая» революция перешла из активной, площадно-митинговой стадии в залы политических заседаний, Евгений Кушнарев здесь, в Харькове, основал партию «Новая демократия». Его, по логике развития событий, избрали ее генеральным секретарем. А в ноябре 2005 года «Новая демократия» единогласно принимает решение о слиянии с Партией регионов. По сути, «регионалы» их поглотили, чему «новые демократы» не особо и сопротивлялись. Что позволяет мне сделать вывод: Кушнарев с самого начала создавал свою партию как временную, нацеленную на дальнейшее объединение с «бело-голубыми».
В задаче спрашивается: что общего имеет Партия регионов с демократией, столь милой сердцу Евгения Кушнарева?
Почти два десятка лет он считает себя убежденным демократом, даже гордится этим и всячески подчеркивает свои демократические принципы. И вдруг примыкает к политической силе, которая никогда – не только на моей памяти, но и вообще никогда – не позиционировала себя как демократическая.
Наоборот, «бело-голубые» скорее исповедовали консерватизм, если не авторитарный способ правления. Подчинение единому центру у «регионалов», насколько я понимаю, не носит такого фанатичного принципа, как у тех же «тимошенковцев», или «сердечных», как теперь их принято называть. Однако к «бело-голубым» начиная с 2005 года стали активно примыкать те, кто до осени 2004-го ходил «под Кучмой» и верными ему «эсдеками». То есть партия власти вчерашней перебегала к партии власти завтрашней.
В том, что Ринат Ахметов затачивал «регионы» под потенциальную партию власти, нет никаких сомнений.
Евгений Кушнарев работал с Кучмой, при этом не считая себя убежденным «кучмистом». Поддерживая на тех скандальных выборах Януковича, Кушнарев скорее показал свое неприятие кандидатуры Виктора Ющенко на высокий пост, нежели выразил доверие кандидату от власти.
И все-таки Кушнарев не просто влился в «бело-голубые» ряды рядовым штыком. Он вскоре стал членом Политсовета Партии регионов, а потом – заместителем руководителя фракции в Верховной Раде. А ко всему – еще и рупором этой партии. Хотя близких ему демократических идеалов эта политическая сила не исповедовала.
Сделав такое, казалось бы, очевидное открытие, я должен был ответить на вполне логичный вопрос: «Ну и что?» Кушнарев не менял своих убеждений, просто нашел союзников. Но я отдавал себе отчет: политические программы смотрят не только идиоты, которым кажется, что они таким образом принимают активное участие в руководстве страной. Среди политически озабоченных обывателей попадаются и грамотные люди. Которые сложат два и два, придут к тем же выводам, что и я, и начнут задавать ненужные вопросы.
А моя установка уже несколько раз была озвучена господином Костенко: никаких двусмысленных пассажей, никаких скользких тем.
Я мог бы сейчас собраться с мыслями, изложить их в нескольких предложениях, пойти к руководителю проекта и озадачить этой проблемой его. Но у меня нет гарантии, что я не высосал все это из пальца и не ищу ведьму в том лесу, где ее никогда не было. Очень может быть, что на этот вопрос есть простой ответ. И причина, по которой Евгений Кушнарев перешел от демократов к консерваторам, лежит на поверхности, объясняется одной фразой и поможет раскрыть какие-то дополнительные политические убеждения этого опытного политика.
Нужно посоветоваться.
Я взял корпоративный телефон и вышел в коридор – от лишних ушей подальше.
5
– У вас там, в Харькове, что, специалисты вымерли?
– Леш, не грузи, ладно? Вы там, в Киеве, в последнее время к Кушнареву гораздо ближе были. Чуть ли не под микроскопом его изучали. Эту тему кто-то из ваших может лучше растолковать.
С Лешей Горячих, киевским политологом, который сейчас подвизался в каком-то Центре политических прогнозов, я познакомился в прошлом году во время жарких парламентских выборов. Тогда он работал на карманную партию, перед которой стояла цель – оттянуть голоса избирателей от Юли или «Нашей Украины». По возможности – от обеих сил. Финансировали партию из Донецка, а значит, Лешка Горячих был близок к «бело-голубым». Он целый месяц трудился в одном из харьковских предвыборных штабов. Труд его сводился по большей части к поглощению пива в пресс-центре. На этой почве мы и познакомились. С тех пор время от времени созванивались, а иногда даже пересекались, когда Лешка наезжал по каким-то своим делам в Харьков.
– Ты для чего интересуешься? Официальный комментарий или для себя?
– Для моего внутреннего потребления, Леш. Хочу понять, как правильно акценты в этой ситуации расставить.
– Ну, Русик, твои акценты никуда не пойдут в таком случае, – на том конце трубки послышался странный утробный звук: Горячих что-то прихлебывал – пиво или кофе.
– Почему?
– По кочану! Ты знаешь, в чем главная политическая проблема вашего Кушнарева?
– Ну-ну…
– В том, Русик, что он – ваш. Был бы он губернатором не Харьковской области, а Донецкой, как Янек, лидером Партии регионов Ринат Леонидович Ахметов сделал бы его. И будь против Ющенко на президентских выборах не Виктор Федорович, а Евгений Петрович, еще неизвестно, состоялась ли бы вся эта революция. Хотя бы потому, что Кушнарев умный, умел разговаривать, не имел сомнительных фактов в биографии и имел реальный авторитет не среди пролетариев всех стран, а во второй столице.
– В первой, – автоматически поправил я.
– Чего – в первой?
– Харьков – первая столица Украины.
– Ладно, не цепляйся к словам. Когда-то первая, но сейчас ведь – реально вторая. По интеллектуальному и экономическому потенциалу. На Донбассе денег больше, но держат его несколько олигархов. А в Харькове – мозги, причем неплохие. Независимо от олигархов, понимаешь?
– Спасибо за комплимент, Леша. Только насчет того, что Кушнарев без пятен в биографии, я бы поспорил. Он же Кучминой администрацией руководил…
– Не смеши котов, Русик! – собеседник хохотнул в трубку. – Когда это было? И потом, Ющенко тоже под Кучмой ходил, а видишь ты – оппозиция, лидер революции! И темное прошлое его забыли. Нет, чувак, там все не так просто. В ноль четвертом году власть поставила не на ту фигуру. А все потому, что для Кушнарева Харьков всегда был важнее Киева. Так что, дорогой, цитируя классику, «маемо те, що маемо».
Я помолчал, переваривая информацию.
Теперь события трехлетней давности могли предстать в несколько ином свете. Любопытная тема: что было бы, если бы соперником Ющенко на тех президентских выборах был Кушнарев. Если ее развить и подкрепить аргументами, из этого может выйти действительно хороший материал.
– То есть ты намекаешь сейчас на то, что спонсоры Партии регионов исправили свою ошибку, пригласив Кушнарева в команду и даже сделав вторым человеком в партии?
– Я ни на что не намекаю, Русик. – Теперь голос Горячих как-то странно изменился. – Ты лучше подумай и скажи, был ли в этой партии первый человек. Я имею в виду не главного спонсора, а публичное лицо политической силы. Янукович? Его потихоньку задвинули. Богатырева? Сильная женщина, но осторожна в высказываниях. Кивалов, Колесников, Азаров? Кто их слушает, кому они интересны? Черновил и Герман? У нас тут есть ребята, которые их перлы собирают на отдельный сайт, может быть, запустят скоро. Нет, дорогой, Кушнарев совсем не был вторым человеком. Или же на вторых ролях. Его со временем могли вывести в лидеры, и тогда «оранжевым» сделалось бы по-настоящему плохо. Хотя мне, на самом деле, бим-бом, плохо им или хорошо. Лишь бы деньги платили за политический прогноз.
– Не платят?
– Мало. Жадные они. До сих пор думают, что живут в ноль четвертом году. Расклады поменялись, Русик. И они их сами поменяли. Кстати, о раскладах. Подумай вот о чем: Кушнарева продвигали в лидеры Партии регионов. Это нигде не озвучивалось, но если он был лицом и голосом партии, то, значит, со временем персону могли начать раскручивать на более серьезном уровне. Как минимум, готовить в партийные лидеры, как максимум – к президентским выборам. Как ты считаешь, такой расклад могли понимать в «регионах»?
– Могли – долго думать не надо.
– Тогда дальше думай: такой расклад устраивал всех или он мог кому-то не нравиться?
– Ясно, без трений не обойтись. Стоп-стоп, ты куда ведешь?
– Туда. Дальше задачку сам решай. Ты грамотный человек. И учти, ты сам сказал: наш разговор не для прессы.
Сказав дежурное «пока, до связи», я несколько долгих секунд смотрел на выключенный мобильник.
Что же получается: абсолютно невинный звонок другу, возникший на ровном месте вопрос, который надо было прояснить, проблема, по сути высосанная из пальца, привели к самым неожиданным выводам. От них уже не убежать. Казалось бы, не связанные между собой фрагменты политической жизни вдруг стали кусочками одной мозаики.
Евгений Кушнарев был достаточно сильным, независимым и самодостаточным политиком. Неоспоримым лидером.
В какой-то момент у него, сторонника демократии, возник конфликт с политической силой, покрасившей себя в оранжевый цвет. То, что они называли себя единственными демократами в стране, а любой другой режим – преступным, еще ничего не означало. Кушнарева не устраивала ни персона Ющенко, ни его риторика.
Политик уровня Кушнарева не может долго оставаться в стороне от политической борьбы. К новой власти у него возникла масса вопросов. Значит, не Партия регионов в качестве оппозиционной силы нужна была Евгению Кушнареву, а Евгений Кушнарев стал необходим резко сдавшим позиции «белоголубым». И его членство в недемократической партии было лишь ситуативным.
Но прошло немного времени, и стало ясно – Кушнарев не может быть только ведомым, только «говорящей головой». Возможно – только возможно! – спонсоры партии, ее серые кардиналы, начали подумывать о постепенной замене лидера. Такая ситуация могла создать, а скорее всего – на самом деле создавала неудобную ситуацию внутри партии.
Как ее решить?
Другого способа, кроме как устранить причину подобного неудобства, пока не придумали.
Учитывая это, гибель Евгения Кушнарева на охоте три месяца назад уже перестает выглядеть такой уж случайной.
6
Несколько следующих часов я озадачивал девушек-журналисток, составлял вместе с Ксюхой-продюсером планы ближайших съемок, пытался разыскать какие-то архивные материалы. Но мысли мои витали далеко от работы.
Когда наконец все разошлись по своим делам, я зачем-то заперся изнутри, устроился за компьютером и полез в Интернет. Как реагировали в Партии регионов на гибель Кушнарева? Ну вот, сразу же вышел в цвет!
«Народный депутат от Партии регионов Анна Герман заявляет, что случай с Евгением Кушнаревым – это чистая случайность. По ее словам, коллеги-депутаты “все его очень любили", и говорить сегодня о происшествии как о результате конфликта в связи с политической деятельностью Евгения Кушнарева нельзя. “Упаси Господи – это трагическая случайность”, – в очередной раз подчеркнула она. Анна Герман также опровергла слухи о войне личных интересов внутри фракции Партии регионов. “Это домыслы и спекуляции политических противников, которые сейчас пишут подобное в Интернете”, – подчеркнула она».
Итак, слухи о конфликтах внутри фракции категорически отрицаются. О чем это говорит? О том, что дыма без огня не бывает. Раз Герман и ее сопартийцы хором оправдываются, значит, почва для возникновения подобных слухов все-таки была.
А вот Тарас Черновил ловко съезжает с темы:
«Я пока что не хочу делать никаких предположений – давайте дождемся официальных данных, которые будут перепроверены», – заявил народный депутат, член Партии регионов Тарас Черновил в интервью корреспонденту MIGnews.com.ua, комментируя ЧП, в результате которого скончался его соратник Евгений Кушнарев. Он не сомневается, что в данном случае никто не сможет скрыть настоящую ситуацию. Вполне вероятно, что это могла быть случайность. В то же время Тарас Черновил напомнил: ««На Кушнарева были покушения. Однажды он чудом спасся, когда что-то там сбило с толку киллера, который нажимал на кнопку дистанционного управления взрывного устройства. Но фатум преследует человека. В любом случае Кушнарев был готов к любым последствиям своей деятельности».
Очень хорошо. «Готов к любым последствиям своей деятельности», – фраза, которую при желании можно истолковать и так: «Он знал, на что шел и к чему это приведет». На что шел Евгений Петрович? Правильно, на лидерство в партии. Да, на Кушнарева были покушения, я лично делал об этом инциденте в офисе на Сумской репортаж для новостей, а потом готовил для криминальной программы сюжет-расследование. Потом еще информация проскакивала: вроде, на Кушнарева снова покушались, но он или не поехал, куда собирался, или не в ту машину сел. В общем, пронесло.
На кого еще из политиков покушались? На Тараса Черновила? Кому он нужен! А вот с отцом его, погибшим в весьма странном ДТП, Кушнарев был в хороших отношениях, даже вместе демократию отстаивали в разгар перестройки. Это из биографии видно, надо только прочитать внимательно и не лениться выводы делать. Были времена, когда Вячеслав Черновил кому-то серьезно мешал. Теперь вот Евгений Кушнарев…
Ну, еще Юлю у нас регулярно кто-то хочет убить… Ющенко травили… В Януковича яйцом попали. Тоже покушение? Не смешно…
Даже если учесть, что покушение поднимает рейтинг политика, ни один из них не может похвастаться пристальным вниманием со стороны киллеров. И на минуточку не пытается ничего такого инсценировать. Следовательно, Евгений Кушнарев действительно кому-то реально мешал на своем месте, раз вокруг него начиная с 2005 года постоянно раскручиваются скандалы, каких он не переживал ни на посту мэра Харькова, ни руля администрацией Кучмы, ни будучи губернатором нашей области.
Наконец, если политика тут действительно ни при чем, непонятно, почему тогда ближайшие соратники погибшего, хотя бы тот же Янукович, очень быстро согласились с версией несчастного случая на охоте. И не давят на следственные органы силой своего авторитета и действительно реальной пока властью, требуя скорейшего завершения расследования.
Оно их просто перестало интересовать.
Вот так.
Порыскав еще с часок по разным сайтам, я поймал себя на неожиданной мысли: а не увлекаюсь ли я сейчас теорией заговора? Она ведь достаточно популярна в мире. Каждый год кто-то где-то говорит о возникновении очередного вселенского заговора, подкидывая работы мудрым аналитикам. У которых на каждое такое предостережение, подкрепленное обычно весьма прозрачными, хотя и убедительными аргументами, всегда есть свой, не менее обоснованный, отрицательный ответ.
Именно поэтому я окончательно отказался от мысли идти со своими внезапными открытиями, аргументированными выводами и четко обоснованными подозрениями к начальству. Даже тонко чувствующий политическую конъюнктуру Костенко может не просто послать меня с этим всем подальше, а даже отстранить от работы. Ищи, мол, Синельников, применение своей больной фантазии в другом месте.
С другой стороны, сейчас в стране неспокойно. Оппозиция требует перевыборов, власть упирается. И те и другие воюют при помощи митингов. Если для этих военных действий кому-то вдруг понадобится версия, что Кушнарев стал жертвой раскола внутри Партии регионов, мои выводы уже перестанут быть сомнительными. Тут важно, кому нужнее политическая составляющая в деле Кушнарева, следствие по которому, кстати, еще идет. «Оранжевым» во главе с неистовым Луценко, который тут же свяжет эту смерть со смертями Кравченко и Кирпы, или бизнес-крылу «бело-голубых», которое хочет радикально переформатировать нынешнюю «партию власти».
Так или иначе, мне следует пока молчать в тряпочку.
7
Первую ночь после разговора с Горячих я долго не мог уснуть.
Вертелся на кровати, сбивая простыню в неуютный комок, и мысленно нагромождал все новые и новые невероятные подробности сочиненной мною же самим истории. Где-то во втором часу ночи я уже снял серию забойных сюжетов, в каждом из которых раскрывал всю подноготную политических интриг и разоблачал верхушку Партии регионов в заговоре против наиболее яркого своего трибуна.
Уснуть удалось лишь под утро. Проснувшись с тяжелой головой, я выпил зеленого чаю, на скорую руку поджарил себе яичницу с колбасой – любимое блюдо холостяцкого завтрака – и отправился в офис.
Странное дело: текучка в этот день так затянула, что вчерашние рискованные идеи отошли куда-то на задний план. К вечеру я окончательно перегорел развивать теорию заговора. А выпив перед сном коньяку, быстро заснул: к воздействию алкоголя добавились последствия вчерашней почти бессонной ночи.
К утру следующего дня ненужные даже мне самому мысли окончательно улетучились. Из пятого угла, в который я сам себя загнал, нашелся элементарный выход – просто надо не заморачиваться и не углубляться в то, что ни мне, ни кому бы то ни было другому совершенно не нужно и только мешает думать и полноценно работать. В этом, кстати, я успел убедиться на собственном примере.
Меньше знаешь – крепче спишь. Много думаешь – плохо спишь. Многая знания – многая печали.
Я снова вошел в нормальный рабочий ритм, выполняя полученное задание и не отвлекаясь на ерунду. Я надеялся, что опасные и нежелательные мысли сами вылетят из головы. Почти так и случилось. «Почти» – потому что через три дня мне позвонили.
К телефону меня позвала Ксюха-продюсер.
– Кто? – спросил я, оторвавшись от компьютера.
Ксюха равнодушно пожала плечами.
– Вроде по поводу интервью. С кем кто договаривался – не знаю.
Поднявшись и хрустнув затекшими суставами, я подошел к телефону, кивнул Ксюхе в знак благодарности и взял трубку.
– Слушаю.
– Синельников – это вы? – Голос незнакомый.
– Допустим. Мы с вами договаривались?
– Я позвонил на коммутатор. Спросил, кого может заинтересовать информация, которая касается Евгения Кушнарева. Мне любезно объяснили: попросите Руслана Синельникова. И переключили на ваш офис.
Я перевел взгляд на Ксюху. Она сидела спиной ко мне, увлеченная очередным пасьянсом.
– Ладно. Мы готовим фильм, политическая биография Кушнарева. Если вы работали с ним и хотите поделиться воспоминаниями, скажите, кто вы и что хотите сказать. Мы подумаем, интересует ли нас ваш рассказ, потом с вами свяжутся наши журналисты и…
– Вы, наверное, не поняли, – перебил незнакомец. – Я не собираюсь давать интервью телевидению. Я думал, вы занимаетесь журналистскими расследованиями. Сейчас, когда в стране происходит черт знает что, нет никакой власти и политики не желают договариваться, моя информация может пригодиться. Она на самом деле не столько касается самого Кушнарева, сколько поможет отчасти объяснить причины всего происходящего.
Я почувствовал, как у меня вдруг вспотели ладони. Трубка стала неприятно скользкой, и я прижал ее плечом к уху, чтобы вытереть ладонь о джинсы.
– Вообще-то, меня… нас все интересует. Подходите, побеседуем.
– Не получится. Вы действительно хотите поговорить?
– Конечно.
– И действительно можете пустить информацию в эфир? Не обязательно сейчас, она от времени не портится. Наоборот, чем позже, тем лучше: ведь из клинча политики выйдут не скоро. Дай бог, к осени. Мне важен принцип. Я устал носить это в себе.
– Смотря что вы можете предложить. Так как насчет встречи?
– Вы на машине?
– Служебная.
– Отпадает. Сколько времени вам нужно, чтобы добраться на Пушкинскую, к Молодежному парку?
Я мигом подсчитал: до метро… метро… от метро…
– Минут сорок.
– Для страховки – час. Давайте через час в парке. Обойдемся без глупых паролей и игр в угадайку. Я знаю, какой вы из себя.
– А я вас знаю?
– Не думаю. Я – человек не публичный. До встречи.
8
Куда я пошел – никому не сказал.
Во-первых, выше меня в нашем маленьком коллективе только продюсер, он же – руководитель проекта. Так что докладывать о своих передвижениях по городу я никому не обязан. Во-вторых, недоговоренность почти что каждой фразы моего загадочного собеседника настраивала на конспиративный лад. В третьих, мне почему-то показалось, что открытия, которые я старательно пытался утопить в колодце собственной памяти, сейчас всплывут и даже получат какое-то развитие.
А об этих вещах посторонним тем более знать не нужно.
Ровно через час я прогуливался по Молодежному парку, обустроенному, кстати, на месте разрушенного кладбища. Возможно, потому именно здесь влезать в сомнительные истории меньше всего хотелось. Однако я мысленно высмеял себя за суеверия и посмотрел на часы. Уже две минуты жду…
– Добрый день. Руслан?
Обернувшись, я увидел мужчину средних лет, коротко стриженного, гладко выбритого, в дорогом кожаном пиджаке поверх светло-серого гольфа. Мои легкомысленные джинсы, футболка навыпуск и джинсовая курточка на фоне его официальной внешности превращали меня в пацана.
– Да. А вы…
– Каневский, – мужчина коротко и крепко пожал мне руку. – Отойдем или здесь поговорим? Может, кофе, чай, коньяк?
– Давайте. Прямо по улице есть неплохое место…
– Обычное место, – перебил Каневский. – Ни плохое, ни хорошее. Пойдемте, чтобы не отсвечивать.
До кафе мы дошли молча. Найдя в дальнем углу свободный столик, присев и заказав кофе с коньяком, мы еще какое-то время помолчали. Я не знал, с чего начать. А мой новый знакомый явно ожидал от меня инициативы. Наконец он не выдержал.
– Сразу о деле. Наверное, вас удивляет способ нашего знакомства и вообще все, что происходит. Поверьте мне: я и сам не знаю, как нужно себя вести в подобной ситуации.
– Подобной чему?
Нам принесли заказ. Не приглашая меня в компанию, Каневский сразу же жадно схватил бокал с коньяком, осушил его, сделал глоток кофе, пожевал губами.
– В общем, хватит уже тянуть. Все равно придется рассказывать. Я знаю, на кого вы работаете и чем сейчас занимаетесь. У меня есть информация, которую я хочу продать. Не заплатите вы – заплатят другие. Только носить в себе это я больше не могу.
– Слушайте, определимся сразу: денег у меня нет. За кофе с коньяком я могу расплатиться, только других представительских расходов не предусмотрено, и вообще…
– Не морочьте мне голову! – Манера Каневского перебивать начала меня раздражать. – Ваш генеральный продюсер вполне может заплатить нужную мне сумму. Хотя бы для того, чтобы похоронить эту информацию. Пока в стране не начался весь хаос, который мы с вами сейчас наблюдаем, я еще мог молчать. Но теперь, когда все может зайти слишком далеко, я не могу носить в себе такой груз. Мне нужны деньги. Поверьте, то, что я знаю, стоит немало. Ваш большой босс сможет предложить свою, гм, покупку на самом высоком политическом уровне. И опять же, с выгодой для себя.
Теперь пришла моя очередь пить коньяк.
– Вы все ходите кругами. Расскажите, что происходит, а я подумаю, чем вам помочь.
– Логично, – согласился Каневский. – Только в целях рекламы, наживка. Никаких фамилий, никаких должностей. Если договоримся, всех действующих лиц рассекречу после того, как получу половину суммы.
– Вперед.
– Значит, так, – Каневский сделал еще один глоток кофе. – После прошлогодних парламентских выборов я начал работать помощником одного депутата из фракции Партии регионов. К первым лицам он не относился, но и в последних не ходил. До того долго работал в выборных штабах, а вообще с командой сегодняшних «бело-голубых» я с 2003 года. С Евгением Кушнаревым близко знаком не был, но мы пересекались. Когда он оказался в нашей фракции, я понял – наконец-то что-то будет меняться к лучшему в стратегическом плане. «Регионалов», как вы поняли, я знаю давно. Там были и есть до сих пор неплохие администраторы. Бизнесменов много. Именно политиков, настоящих и опытных, там не было, тем более – такого уровня. Это не пафос, не ложная констатация. Это правда: не было и теперь снова нет. Он мог превратить слова в идеологию, а идеологию – в слова. Чего мой непосредственный начальник, к слову сказать, не умел абсолютно. Только карточкой голосовал, а прессы откровенно побаивался. А Кушнареву – не доверял.
– Почему?
– С некоторых пор ему перестали доверять многие в партии.
После этой фразы мой собеседник умолк.
И я решил его не торопить. Пускай соберется с мыслями и продолжит. Видя, что я жду, Каневский вздохнул и снова заговорил:
– Вы политический журналист и поймете, что я вам сейчас скажу. Дело в том, что как раз Кушнарев и был тем самым квалифицированным политиком, профессионалом. Как говорил Данилыч, крепким управленцем. Именно поэтому в Партии регионов он не был допущен до управления, не имел возможности влиять на разработку партийной стратегии. Даже слово «регионы» в названии – оно же во множественном числе. А основная масса членов партии – с Донбасса. Другие региональные элиты Востока и Юга Украины там были представлены слабенько. Потому и партия не могла трансформироваться во всеукраинскую. Кушнарев же мог стать фактически рупором региональных элит недонецкого происхождения. И это могло помочь Партии регионов перестать быть фактически партией одного региона. Поверьте, Евгений Петрович очень много сделал для того, чтобы «бело-голубые» из плохо структурированной, не совсем понимающей свои задачи группы начали постепенно превращаться в национальную силу. Живой пример: осенью 2004-го в Киев поддержать Януковича ехали только шахтеры, а сегодня Конституционный суд пикетируют даже из Житомирской области. Шахтерские же волонтеры только дискредитируют всю идею своими пьяными хулиганскими выходками в столице.
Каневский замолчал, допил остывший кофе, жестом подозвал девушку-официантку и попросил еще пятьдесят граммов коньяку.
– Все это интересно, – воспользовавшись этой паузой, проговорил я. – Только вы сейчас читаете лекцию. Все это было в газетах, звучало на телевидении. Да, Кушнарева некем заменить. Да, Партия регионов не очень охотно это признаёт.
Только такая информация – даже с фамилиями – ничего не стоит.
– А вы в курсе, Руслан, что Партия регионов готовила изменения в своем уставе? Что новым уставом предусматривалось введение в руководство человека, напрямую отвечающего за идеологию в партии?
– Не секрет.
– И что главным кандидатом на этот пост являлся Кушнарев, тоже знаете?
– Несложно просчитать.
Принесли коньяк. Каневский сделал паузу, чтобы выпить.
– Несложно. А что это многих не устраивало? Что на роль идеологов претендовали многие? И эти самые претенденты, как только в парламенте большинство сформировалось на основе «регионалов», чуть ли не в открытую стали называть Кушнарева «варягом», претендующим в скором времени на лидерство? И что, став лидером, он тут же начнет проводить ротацию кадров, заменяя менее профессиональных политиков на более профессиональных? Что смотрите? Я лишь озвучиваю вам слова своего бывшего шефа. Того самого народного депутата Икс, который обсуждал эту проблему с депутатами А, Бэ, Цэ… в общем, не хватит латинского алфавита для всех, кому Кушнарев в партии начинал создавать проблемы. А вы знаете, как в подобных случаях решаются проблемы?
Я промолчал.
Примерно то же самое, только другими словами, уже говорил мне Леша Горячих. Но он высказывал свое мнение, основанное на слухах и сплетнях, вяло и постоянно ходивших на политических кухнях, в которые он как политолог был вхож. Каневский же не передает слухи и сплетни в виде версий, а дает реальный расклад. Известный ему как лицу, приближенному к некоему народному депутату.
Выходит, действительно дыма без огня не бывает. А раз так, то…
– Что вы хотите этим сказать?
– Только одно: гибель политика такого масштаба была, конечно, выгодна его политическим противникам. Но еще более она могла бы быть выгодна его политическим соратникам. С одной стороны, они снова укрепят свои позиции. Ротации кадров уже не будет. С другой – при желании в смерти сильного политика всегда можно обвинить оппонентов.
– Кушнарева заказал кто-то из «оранжевых»? Бред! Извините – но это бред! Да у них просто нет кандидатуры того, кто взялся бы реализовывать подобную идею!
– Может быть, – не стал спорить Каневский. – Но больше я ничего рассказывать вам не собираюсь. Без денег, я хочу сказать. Но за определенную сумму я назову фамилии тех, кому непосредственно была выгодна гибель Евгения Кушнарева – только так эти люди могли удержаться и в партии, и при власти. Ну, вас это интересует?
– Все нужно проверить, – ответил я только для того, чтобы не молчать.
– Как вы собираетесь это сделать?
– Хорошо. Почему вы не пойдете с этим… не знаю… в СБУ например?
– А вы бы пошли с этим в Службу безопасности? Особенно сейчас, когда там, наверное, задыхаются от слива взаимного компромата, который организовывают практически все политические силы. Вас еще что-то интересует?
Я посмотрел на часы.
– Да, последний вопрос. Почему вы больше не работаете помощником депутата? И почему решили все это, как вы выражаетесь, слить?
– Это два вопроса, – Каневский показал два пальца. – На второй я вам ответил. А что касается первого… Здесь, в Харькове, мне предложили более выгодную работу, чем украинская политика. Свое место возле депутата, между прочим, я продал одному типу. За небольшие деньги, да. Но мне и они не помешают. И потом, – он поднялся, – не обо мне сейчас речь. Не факт, что подобное не повторится.
– Еще кто-то погибнет, вы хотите сказать?
– До свидания. Я с вами сам свяжусь. За кофе и коньяк заплачу.
9
Если кто-то думает, что я идиот, который гонится за сенсациями, как независимый журналюга из американского кино, – зря.
Меня вполне устраивает моя стабильная работа. Я хочу лет через пять уже руководить молодым пополнением, а к сорока годам бросить якорь референтом в какой-нибудь политической структуре. Желательно такой, которая всегда сможет или удержаться у власти, или вплотную подойти к ней. Для этого надо еще и дружить с бизнесом, а я как раз и собираюсь сделать кое-какие шаги в этом направлении.
И если я приехал на явно сомнительную встречу с каким-то зашифрованным мужиком, это еще не значит, что я ищу приключений на свою пятую точку. Меня заинтриговал необычный звонок. К тому же свой хлеб журналиста я ем вот уже восьмой год, так что могу считать себя профессионалом. А профессионалы в нашем деле не имеют права пропускать такие звонки и подобные ситуации мимо себя.
Но еще бо́льшая опасность – повестись на такую странную историю.
Имя на ней не сделаешь, а геморрой заработаешь еще тот. Самое поганое – проверить сказанное Каневским практически невозможно. Я даже не знал, как зовут моего нового знакомого: он не назвал имени, а я не спросил. Да если уж на то пошло – я не уверен, что он именно Каневский. Документы посмотреть надо было, но только вряд ли я имею право их у него требовать.
Чтобы обмозговать ситуацию, до офиса я решил пройтись пешком.
Так, что мы имеем с вами, господин Синельников? В течение одной недели от двух наверняка не знакомых между собой людей я узнаю, в принципе, несекретную информацию: Евгений Кушнарев как чуть ли не единственный крепкий профессионал в парламентской фракции Партии регионов мог вскоре стать ее лидером, и это не устраивало значительную часть его амбициозных однопартийцев. Которых, в свете сказанного, уже нельзя назвать соратниками. А человек, которого я видел сегодня впервые в жизни, развил тему, прозрачно намекая: единственный способ остановить продвижение Кушнарева в лидеры правящей партии – устранить его физически.
То есть убить.
Что я знаю о той смерти на охоте? То же, что и все, – ничего. Несчастный случай, ружье чуть ли не само выстрелило.
Что происходит сейчас с Партией регионов? Правящая партия увязла в политическом кризисе. Миллионеры с миллиардерами и их ставленники не смогли отразить атаку президента, полномочия которого за несколько месяцев прошлого года были значительно урезаны. Сейчас их подталкивают к перевыборам, и держатся они из последних сил не потому, что на самом деле такие сильные, а потому, что упертые. Им явно не хватает грамотного полководца. У «оранжевых» есть маленькая женщина, железная Юля Великомученица, и Луценко, у которого креативных идей хватит на десятерых и язык хорошо подвешен.
Я остановился.
Не вяжется. Получается, если Каневский в своих намеках прав и фигуру Кушнарева убрали с шахматной доски свои же – чтобы не мешал! – тогда чепуха выходит. «Бело-голубые» своими же руками устранили сильного соратника, опытного стратега и оратора, которого можно было выставить на передний фланг. Тем самым ослабив собственные позиции. Не вяжется.
Я снова двинулся вперед. Дойдя до конца улицы, отыскал небольшой скверик, присел на скамейку, достал телефон и по памяти набрал номер.
– Привет, Леш, как дела?
– У нас сейчас запары, Русик. Вот составили несколько вариантов политического прогноза – будут перевыборы или нет. Если же будут, то когда – в конце мая или в начале сентября. Сейчас ждем от заказчика ответа, что ему выгоднее озвучить: не будет до мая или будут, но ближе к осени. Когда электорат картошку выкопает.
– Ты сам как думаешь?
– Я не думаю, Русик. Я знаю: там, где надо, уже все решили. И кто дольше сейчас продержится, за того потом народ проголосует.
– Когда – потом?
– А когда бы ни было. Хоть через месяц, хоть через год. В политике все «потом», ты ж грамотный хлопец, знаешь. Вы за нас голосуйте сейчас, а мы вам обещанное – потом.
– У вас в офисе такие настроения?
– Кругом такие настроения. Ладно, ты просто потрещать или дело есть? А то нам тут пиццу принесли…
– Есть вопросик один. Ты такого Каневского знаешь?
– Артиста?
– Почему артиста?
– Артист такой есть. В сериале про советскую милицию майора Томина играл. Шурика.
– Подожди, какого Шурика? Шурика вроде другой артист играл, в очках…
Горячих вздохнул.
– Я на сколько тебя старше, Русик? Года на четыре?
– На шесть.
– Казалось бы, фигня, да? А получается – на целое поколение. Майора Томина, чувак, звали по фильму Шуриком. Его играл артист Каневский.
– Не, артист меня не интересует. Хотя этот тип тоже может быть артистом…
– Не топи Му-му, Синельников. Выражайся яснее.
– В том-то и дело, что пока ясности нет. Каневский. Как зовут – не знаю. Говорит, работал помощником у какого-то депутата-«регионала». Фамилии депутата тоже не знаю.
– Чего ж ты от меня хочешь? У одного депутата по штату может быть несколько помощников, он им платит из депутатского фонда. Есть еще помощники на общественных началах. Им документ главное и доступ к телу, такие дела важнее денег бывают, чувак. Еще советники есть… Короче, если бы я каждого знал, цены бы мне не было.
– Значит, не знаешь?
– Извини.
Пожелав Лешке Горячих приятного аппетита, я задумчиво проводил взглядом молодую маму, толкавшую перед собой коляску. Интересно, кто у нее там – мальчик или девочка? Нахлынули воспоминания… Сначала детей хотела Маринка, только я не мог позволить себе заводить ребенка в съемной квартире. Потом, когда появилась своя, жена с головой ушла в карьеру, и на коротком семейном совете мы решили повременить пару лет. Не продержались – серьезные проблемы начались у нас уже через год.
Ладно, лирика. Вернемся к нашим баранам.
Прав киевский политолог: вокруг депутатов много разного народу крутится. Допустим, Каневский – тот, за кого себя выдает. И что дальше? Он мог быть вхож в кабинеты и мог слышать всякие разговоры, из которых делать свои выводы. Ну? Теперь он хочет денег за свои фантазии. От депутата своего ушел, потому что, как крыса, почуял: корабль правящей партии начал давать тоненькую течь.
Когда он это почувствовал? Совсем недавно, зуб даю.
Гибель Евгения Кушнарева не локализовала кризис, а только усугубила его.
Значит, если допустить, что Каневский где-то прав, устранение главного рупора Партии регионов было не прямым указанием сверху, а приватной инициативой группы недовольных.
Уже легче: кто-то теперь пожинает плоды собственной глупости и недальновидности. Вопрос: кто?
И отсюда новый вопрос: хочу ли я это знать?
10
Никому о своей встрече я не рассказал.
Если Каневский снова позвонит, я скажу, что не договорился с генеральным. Мол, неохота ему покупать кота в мешке. Вообще – неохота. Мы не ищем скандалов, их без того навалом. В конце концов, если есть что сказать, не надо детского сада и партизанщины. Пускай приходит к нам сюда, я сведу его с Костенко. И умою руки. Никто не скажет мне, что я знал об интересной информации и молчал.
Определившись с происходящим, я с головой ушел в работу. Кое-что уже наснимали, надо отсмотреть видео, выбрать синхроны, посадить кого-то на расшифровку. Короче, без сомнительных типов обойдемся.
Назавтра была суббота, и я повалялся в кровати на часок дольше обычного. Принял душ, лениво позавтракал и запустил компьютер – узнать последние новости и проверить почту, с вечера вчера обломался.
Письмо с незнакомого мне адреса пришло как раз вчера, в двадцать два десять.
Чаще всего с незнакомых адресов мне присылали приглашения на какие-то мероприятия, на которые я обычно не ходил. Лично меня там видеть вряд ли хотели, приглашающих интересовало, приеду ли я туда со съемочной группой. Ничего, стоящего внимания телевизионщиков, в подавляющем большинстве случаев не происходило. Проще, когда заранее имеешь список мероприятий, куда надо обязательно попасть, и обычно ничем лишним я себя не загружал.
Только это было не приглашение. Не пресс-релиз. Не письмо от очередной девушки, которой я оставлял свой электронный адрес. Даже не дурацкие линки от приятелей.
Установив курсор на письме, я открыл его.
здравствуйте, руслан, меня зовут аня. не важно, как я получила ваш mail. важно то, что я хочу вам рассказать. вы занимаетесь биографией е. к. если вас интересуют причины, по которым он погиб, я готова встретиться и поговорить. я аналитик, кое-что знаю.
Вот так. Их как прорвало. Еще одна сенсационная догадка. Что ж вас, ребята, тянет ко мне, как мух на варенье? Пальцы забегали по клавишам, слова опережали мысли.
Мы знакомы? Кому и зачем все это нужно?
Отправить письмо. Так. И жду ответа, как соловей лета. Если эта самая Аня за ночь не передумала. Оказывается – нет. Ответ пришел минут через десять, словно она сидела возле компьютера и всю ночь ждала от меня весточки.
познакомимся, если вас заинтересовало мое предложение. кому это нужно – не знаю. я расскажу, а вам решать. Ну как?
А ведь не отстанет.
Вы в Харькове?
Теперь ответ пришел еще быстрее.
сегодня возвращаюсь в киев. столичный экспресс, который после обеда. где-то в центре, я плохо знаю город.
Я делал глупости – и не мог остановиться.
Ирландский паб. Это в районе метро «Университет», идти вверх по Сумской до улицы Петровского, повернуть направо и на первом перекрестке увидите его. В 12 вас устроит?
11
– И все-таки откройте страшную тайну: как вы узнали мой адрес?
Незнакомке на вид было лет двадцать пять, хотя она вполне могла оказаться и старше. Красивой я бы Аню не назвал. Черты лица слегка тяжеловатые, не совсем правильные. Слишком, как на мой вкус, короткая стрижка только подчеркивала их, а не сглаживала. Правда, фигура ничего. В смысле – ничего особенного, но и не такая уж плохая. Нельзя сказать, что Аня совсем не следила за собой. Она явно знала все свои достоинства и недостатки, однако выпячивать первое и прятать второе не собиралась.
– Тайна не такая уж и страшная. У меня тут приятельница работает, учились вместе. Когда я спросила, кто самый контактный и адекватный из журналистов, которые сидят на политике, она дала вашу визитку. А на ней – только рабочий телефон и адрес. Когда я наконец осталась одна со своим ноутбуком, я отослала вам mail. Звонить вам на работу не имело смысла.
– Правильно. Кому нужен прямой контакт, я пишу номер мобильного на обратной стороне визитки. Это такой стратегический ход.
– Нормальный ход. Значит, моей приятельнице не нужно было связываться с вами напрямую.
Принесли пиво. Аня заказала светлое, я предпочитаю темное.
– Где хоть работает ваша загадочная приятельница и где работаете вы?
– Мы, вообще-то, в одной организации. Только я в киевском офисе, центральном. А она – здесь, в региональном отделении. Я делаю аналитику для внутреннего пользования одной политической силы, близкой к «Нашей Украине». Не исключено, что на перевыборы мы пойдем в одном блоке. Хотя не факт.
Анна порылась в рюкзачке, достала прямоугольник визитки. Увидев логотип партии, я все понял. Когда-то, еще до октября 2004 года, они считались союзниками «регионов». После «оранжевой» революции партия, казалось, растворилась. Но на прошлогодних выборах возродилась и даже набрала в спайке с кем-то какое-то серьезное количество голосов. Недостаточное для проходного балла, но все же не катастрофически малое.
Я спрятал визитку в карман.
– Вы что-то хотели мне сказать.
– Да. Только не знаю, с чего начать. Все очень неточно, сомнительно, бездоказательно. Потому и подозрительно.
– Хорошо, я вам помогу. Я собираю материалы для документального фильма о Евгении Кушнареве. Акценты ставятся на его политической деятельности. На фоне политических баталий, прошедших и настоящих, мы покажем: от многих кликуш Кушнарев отличался последовательностью в действиях и убежденностью в принятии решений.
– Вы прямо готовыми пресс-релизами говорите!
– Так опыт же не пропьешь.
Я сделал большой глоток пива, Аня чуть пригубила свой бокал.
– Фильм не является секретным проектом и не будет использован в пропагандистских целях какой-либо партией. Так что выйти на меня не составляет труда. Однако из вашего сообщения я понял: у вас есть что добавить в наш фильм. Теперь, когда пролог закончен, давайте, удивляйте.
Аня откинулась на высокую спинку стула.
– Знаете, я так и не поняла, хочу я вас удивить или нет. И пригодится ли вам то, что я собираюсь сказать. Только все это очень странно. Вопросы, возникшие у меня, могут сняться в контексте того материала, который у вас уже есть. И тогда я просто посмеюсь над своим неожиданным увлечением политическими детективами.
Я постарался изо всех сил выглядеть успешным молодым человеком, расслабляющимся в компании девушки за бокалом субботнего пива. Моего внутреннего напряжения Аня почувствовать не должна.
– Вы уже так заинтриговали, что даже вроде как через край…
– Хорошо, – она вздохнула. – Примерно в середине ноября прошлого года мне дали задание составить список потенциальных лидеров Партии регионов, Соцпартии, отдельно – Блока Юлии Тимошенко. Сама Юля по умолчанию исключалась. Все фамилии в списке нужно было обосновать, подготовив на каждого человека небольшую аналитическую справку. Через некоторое время нас нагрузили тем же заданием, только теперь предстояло изучать «оранжевых». Мы уже тогда все больше сближались с «Нашей Украиной», поэтому я еще удивилась: получается, анализируем своих потенциальных союзников.
– Тут как раз странного ничего нет. Всегда полезно знать, с кем имеешь дело. Значит, вы собирали этакое досье…
– Как раз досье появилось потом. Куда уходили наши справки – понятия не имею. Но явно не задерживались в центральном партийном офисе. Ближе к декабрю я совершенно случайно узнала, что подобную работу проводили параллельно не только в нашем штабе, но и в аналитических службах дружественных нам партий. Через пару дней – новая заморочка: нашим службам раздали список из десяти фамилий. Каждая из них так или иначе фигурировала в подготовленных нами перечнях потенциальных лидеров. Только теперь нам предстояло подготовить по каждой кандидатуре более подробную справку, страниц на пять, не меньше. И если предыдущее задание мы могли выполнять не спеша, то теперь результат требовался через три дня. Работать мы начали в авральном порядке, один раз даже пришлось ночевать в офисе. Однако, несмотря на такую гонку, у меня было время подумать и проанализировать ситуацию. Перезвонив коллегам в другие службы, я окончательно убедилась: в список, который я окрестила для себя «списком десяти», вошли те, чьи фамилии наиболее часто повторялись в предыдущих, более пестрых и более полных перечнях кандидатов в лидеры. То есть если у кого-то по поводу некоего политика мысли сходились, он автоматически попадал в «список десяти».
Аня перевела дух, чтобы глотнуть из бокала. Я тут же воспользовался паузой.
– Хотите, угадаю? В том списке была фамилия Кушнарева.
– Причем на первых позициях, – кивнула девушка.
Я задумчиво побарабанил пальцами по краю стола.
Взялся за бокал, но пить не стал – покрутил его вокруг своей оси, снова поставил на картонную подставку с эмблемой «Туборга». Сказать мне было нечего. Анна между тем продолжала:
– Не знаю, кто и где нашу аналитику читал и с помощью чего обрабатывал информацию, но только уже через два дня мы получили третий, еще более короткий список. Там было пять фамилий. Все – бесспорные лидеры, сильные личности.
– Кушнарев?
– Номер первый.
– Кто еще? – быстро спросил я.
– Неважно.
– Почему?
– Хочу уберечь вас от поспешных выводов. Скажу только расклад: от Партии регионов был только Евгений Кушнарев. Социалистов выбраковали, о коммунистах даже речь не шла. Один деятель Руха, две особы, приближенные к Тимошенко, один «нашеукраинец». Такая вот пестрая компания.
– По чьему заказу составляли эти списки?
– Говорю же вам – не знаю. Но наши явно на кого-то работали.
– Вы говорите, сейчас ваш партийный босс тяготеет к «оранжевым». Может, они приложили к этому руку?
– Тогда зачем же, как я уже говорила, им анализировать себя? Что-то не стыкуется. Вообще-то, в политике много чего не стыкуется, я уже привыкла к этому. Вы, думаю, тем более. Но когда в январе погиб Евгений Кушнарев, номер первый из списка, я невольно задумалась: неужели скоро придет очередь номера второго?
– Хорошо. – Я придвинулся к девушке ближе. – Я – журналист, мое дело – собирать информацию и внятно излагать ее. Вы – аналитик, вы с этой информацией работаете совершенно по-другому. Значит, вам нужно было аргументированно доказать, что именно этот политик, а не другой, способен занимать лидирующие позиции в рейтингах. Правильно я понимаю?
– Абсолютно.
– В таком случае, все три, так сказать, подхода к списку потенциальных лидеров – не что иное, как выделить среди потенциальных абсолютных. Поэтому одну и ту же работу делали разные люди. Истина – в точках пересечения, в совпадении мнений. Да?
– Вы себя недооцениваете. Вы тоже умеете мыслить логически и анализировать информацию.
– Ситуационно, Анечка, все ситуационно. А создавшаяся ситуация того требует. Выходит, кому-то нужно было знать, кто из действующих политиков, представляющих различные политические силы, может стать… – Я на секунду задумался, подбирая выражения. – …стать либо опорой… либо угрозой… либо…
– Либо мишенью, – спокойно закончила мою мысль Анна. – Знаете, почему я искала здесь, в Харькове, кого-то вроде вас? Потому, что смерть Кушнарева ослабила не только позиции «бело-голубых», но и позиции харьковской группы в парламенте. Даже не группы, а групп: ведь харьковчане есть по обе стороны баррикад. Для одних Кушнарев был сильным союзником, для других – сильным противником, на фоне которого всегда можно засветиться и показать себя во всей политической красе. Теперь одним не на кого рассчитывать, другим не с кем бороться. Парализованы и те и другие.
Опять повисла пауза, необходимая девушке для передышки, мне – чтобы переварить очередную порцию информации и в который раз собраться с мыслями.
– Хорошо, – проговорил я наконец. – Я хочу, чтобы вы анализировали ситуацию дальше. Не хотите называть номера два, три, четыре и пять – ваше право. Но скажите: если нечто похожее произойдет с номером вторым, эффект будет тот же? Некая партия останется без харизматического лидера, а ее оппоненты лишаются фона, на котором можно выглядеть умнее и сильнее, чем они есть?
– Вы же сами делаете выводы не хуже.
– Тогда у меня еще один вопрос: вот эти люди… которые в списке… Они могли претендовать на то, чтобы в ближайшее время продвинуться в руководство своей партией?
– Два «бютовца» – исключено. Юлю никто никогда никуда не подвинет, Турчинов всегда будет вторым человеком в партии. Но если с теми, кто в списке, что-нибудь случится, это будет использовано по полной программе. Соратники начнут обвинять противников в политическом заказе, а те, в свою очередь, начнут орать: «Вы сами все подстроили!» Но что касается двух других, «нашиста» и «руховца», те вполне реально могут выйти в первые ряды своих партий. Потеснив при этом признанных авторитетов. Почему вы спрашиваете?
– Так. Есть некие мысли по этому поводу. Интересно, как все, что вы только что рассказали, может пригодиться мне для работы.
– Честно? – Аня впервые за все время нашего разговора улыбнулась, и улыбка, искренняя и открытая, вдруг как-то сразу изменила ее лицо. Теперь передо мной сидела не красавица, конечно, но довольно симпатичная девушка. – Вы и правда хотите, чтобы я вам все объяснила?
– Конечно. Это было бы логично.
– История со списком и неожиданной гибелью одного из тех, кто в нем был, не давала мне покоя. Когда я приехала сюда в командировку, то думала – для Харькова сегодняшнего тема еще актуальна. Но никого эта история больше не занимает. Другие хлопоты в штабах – кризис, парламент парализован, перевыборы. Вот я и нашла вас. – Анна поднялась, подхватила рюкзачок. – Душу облегчила. Пускай теперь у вас тут голова болит по этому поводу.
12
Аня ушла, а я остался.
Домой не хотелось. Желание рассказать кому-нибудь все, что я услышал за последнюю неделю, стало настолько сильным, что я собрался было звонить Лешке Горячих. Но вовремя спохватился: если уж и рассказывать, то ни в коем случае не по телефону.
И потом, чем может помочь в создавшейся ситуации Лешка, рядовой киевский политолог и политический синоптик, чьи прогнозы зависят преимущественно от желания заказчика? Если так, то кто может помочь? И потом – надо ли помогать? Помощь какого именно рода мне нужна?
Вырвав листочек из блокнота и вытащив из нагрудного кармана ручку с логотипом нашей телекомпании, я отодвинул в сторону недопитый бокал и начертил в центре листа прямоугольник. В него вписал «Е. К.», провел стрелочку вверх и вывел: «П. Р.».
На большее меня не хватило. Да, Кушнарев был связан с Партией регионов. Но было ли это убеждением или же необходимостью уйти в оппозицию к «оранжевым», чьей идеологии и чьих методов Евгений Петрович не одобрял? Проведя стрелочку вправо и написав «Н. У.», я начертил вокруг этой аббревиатуры еще один прямоугольник, поставил рядом знак вопроса, а потом крест-накрест перечеркнул стрелочку.
Сюда дорога закрыта. Своя партия? Не примыкать ни к кому в ситуации, сложившейся после победы «оранжевых», трудно. Значит, путь к «регионалам» Кушнареву был предопределен, если можно так сказать, свыше.
Но была ли эта связь «браком по любви»? И если нет, то с чьей стороны был расчет? И что могло произойти, когда стало ясно, что расчет себя не оправдывает и Кушнарев дает фору любому «регионалу»? Как минимум, могло возникнуть недовольство.
И оно возникло, если верить более чем загадочному Каневскому. Примем это за истину.
Однако существование разногласий внутри влиятельной политической партии еще ни о чем не говорит. Даже не факт, что соратники хотели избавиться от Кушнарева таким радикальным способом, как заказное убийство. Хорошее предположение – только из области фантастики. И я уже готов был забыть о Каневском и его информации.
Если бы не Анна.
Очертив аббревиатуру «П. Р.» кружком, я нарисовал рядом еще два таких же кружка. В один хотел снова вписать «Н. У», но передумал – здесь логичнее будет поставить БЮТ. Однако и эту мысль я откинул, чтобы не путать себя самого. Все они «оранжевые», вот пускай и будут «О-1» и «О-2». От этих кружков я тоже протянул линии-стрелочки к центральному прямоугольнику «Е. К.». Получилась этакая занимательная геометрия.
Итак, что я узнал от аналитика Ани? Штабы партий, близких к обеим политическим силам, дружно и независимо друг от друга составили некий список потенциальных лидеров. И враги и друзья во всех случаях поставили Кушнарева на первое место. Значит, его фигура каким-то образом волновала не только сторонников, но и противников. Все, спрятав подальше личные амбиции, признавали силу влияния этой фигуры.
Заняв первое место в неофициальном политическом рейтинге, Евгений Кушнарев трагически погибает на охоте.
Что происходит после этого? «Регионалы» не радуются – они явно растеряны. Хотя из комментариев, данных по горячим следам событий, видно: они опасаются, как бы не подумали на них и не списали всё на внутренние размолвки. Тем временем кризис власти зреет не по-зимнему быстро. Уже в марте проходят устрашающие милицейские учения на Майдане в Киеве, потом – никому не нужный обыск у Юрия Луценко, реанимация уголовных дел против Тимошенко. У «партии власти» вдруг исчезли и единая стратегия, и единая идеология. Она мечется.
Люди мечутся, когда наступает хаос.
Склонив голову набок, я еще раз посмотрел на свой примитивный чертеж. Потом сложил листок вдвое и разорвал его. Раз, еще раз, еще. Мелкие кусочки высыпал в пепельницу.
Воспользовавшись хаосом политических оппонентов, президент распускает парламент. «Оранжевые», которые еще недавно на повышенных тонах выясняли, кто из них более «оранжевый» и более предан идеалам Майдана, теперь снова делают совместные заявления и идут единым фронтом. Они сплочены, у них вновь единая идеология и одна цель – смена власти, возвращение ее себе.
Они уже были у власти. И не удержали ее.
«Бело-голубые» не могут удержать власть сейчас.
Чтобы внести смятение в «оранжевые» ряды, нужна смерть потенциального лидера. Сильного человека, опытного профессионала, который отвечает за стратегию, креатив и достиг в этом определенных успехов.
Интересно, кто там второй в списке?
13
– Привет.
Марина не скрывала удивления, и я ее понимал: бывший муж, с которым мало того что нехорошо рассталась, но и не поддерживала с тех пор отношений, вдруг звонит и без предисловий напрашивается в гости.
– Ты одна? – спросил я, все еще не решаясь переступить порог ее квартиры.
– Какое тебе дело? – резко ответила она.
– Никакого. Правда. Но если ты не одна, тогда разговаривать в присутствии посторонних не имеет смысла. Пошли куда-нибудь, где тихо.
– Почему, Синельников, я должна куда-то с тобой идти? Я у себя дома, у меня законный выходной, и я имею право проводить его как хочу, где хочу и с кем хочу.
– Упаси господь! – Я выставил руки вперед. – Твоя легендарная личная жизнь меня не касается!
– Не пошел бы ты, а?
– Слушай, давай серьезно: у меня проблемы.
– Сам решай.
– Конечно, сам. Но мне нужна консультация. Или совет, если хочешь. Ты – юрист, к тому же посторонний мне человек, совершенно не заинтересованный ни во мне, ни в моей работе, ни в моих проблемах.
Я верно угадал точки, на которые нужно нажимать: Марина оттаяла, сделала шаг в сторону, пропуская меня в квартиру.
– Заходи. Я одна.
– Что – совсем одна? – все-таки не сдержался я.
– В ближайшие два часа буду одна, – язвительно уточнила бывшая жена. – И не раскатывай губу, много времени я тебе уделить не смогу.
Войдя в комнату, я понял сразу: мужчина здесь бывает, но не живет. Пока, во всяком случае. Не знаю, чем это объяснить, – я чувствовал, и все. Кивнув мне на диван, хозяйка уселась в кресло, закинула ногу за ногу, взяла с журнального столика пачку сигарет.
– Ты же не курила, – удивился я.
– Тебе какое дело? – Марина прикурила от обычной пластмассовой одноразовой зажигалки, но сигареты, как я увидел, предпочитала при этом дорогие и по крепости совсем не женские – «Филипп Морис».
– И то правда.
Я не знал, как начать разговор, но бывшая жена, желавшая скорее решить все дела со мной, сама поторопила:
– Ладно, что там у тебя?
– Не то чтобы у меня… В стране в целом…
– Да, в стране бардак. Дальше что?
– В общем… Ну, короче… Гм… – Я замялся, до сих пор не будучи уверен, что делаю все правильно. – Значит, так. У меня есть куча материала. На основе этой самой кучи у меня появились кое-какие соображения. Ни одной фамилии я называть не собираюсь, тем более что как раз фамилий я и не знаю. Мне нужно узнать, будут ли у меня неприятности. С правовой точки зрения…
Марина выпустила в потолок тонкую струю сизого сигаретного дыма.
– Ты же никогда не гонялся за сенсациями, Синельников. Я и жить с тобой перестала только потому, что на поступок ты не способен. Что-то поменялось?
– Может, скрытые резервы появились, – попытался отшутиться я, хотя в принципе бывшая жена была права: до недавнего времени я не грешил разоблачительными и обвинительными материалами.
– Резервы?
– Я хочу разобраться, что происходит вокруг. Наверное, такая вот всеобщая неопределенность и подтолкнула к анализу ситуации.
– Ты боишься, что твои выводы кому-то не понравятся?
– Мариш, «не понравится» – это когда ты заявляешь на основании подтвержденных фактов, что директор некоего завода специально банкротит предприятие, чтобы не расплачиваться с кредиторами. У меня совсем другое. Я думаю, страна в двух шагах от государственного переворота.
Ну вот. Я это сказал.
14
Марина посмотрела на меня, как на идиота.
В чем-то она была права. Я сам чувствовал себя не совсем здоровым психически. И тем не менее, я повторил:
– Кто-то готовит государственный переворот.
– Кто-то насмотрелся американского кино про шпионов, – в тон мне проговорила Марина и положила окурок со следами губной помады на край хрустальной пепельницы. На ее дне уже лежало четыре таких окурка. Причем два – без следов помады.
– Значит, я, с точки зрения закона, не имею права делать такие выводы достоянием гласности?
– Если ты за этим пришел, то я тебе отвечу: как минимум, тебя вызовут в Службу безопасности. Где ты будешь несколько часов давать объяснения по поводу своих мыслей. И вызовут тебя не один раз. Одновременно тебя, Синельников, обязательно попросят с уютной работы. Никому не нужен сотрудник, которого регулярно вызывают в СБУ Наконец, тебе настоятельно порекомендуют пройти обследование у психиатра. Врач даст заключение, твои бывшие коллеги охотно предадут его гласности, и ты в ближайшем обозримом будущем будешь или собирать вторичное сырье, или сотрудничать с газетками вроде «Ваш друг Нострадамус». Где тебе поручат писать астрологические прогнозы на урожай картошки. Самое главное – все будут правы. Все справедливо.
– Вот так вот?
– Вот так вот.
– И выслушать меня ты не хочешь?
– Для того чтобы слушать таких, как ты, специальные люди заканчивают специальные медицинские учебные заведения.
– И все-таки послушай!
Я начал заводиться. Подобную реакцию я предвидел. Но именно потому, что сейчас надо мной измывалась бывшая супруга, мне до смерти захотелось познакомить с ходом своих мыслей не кого-нибудь, а именно ее.
– Не хочу. Иди отсюда, Синельников. Правда.
– А ты послушай! – Я встал с дивана, начал мерить шагами комнату. – В середине января этого года на охоте погибает известный политик Евгений Кушнарев. Обстоятельства его гибели ясны только на первый взгляд. На самом деле есть еще очень много вопросов, и они, думаю, еще долго останутся без ответа.
– При чем здесь Кушнарев?
Ей стало интересно. Во всяком случае, она больше не пыталась выгнать меня. И я продолжил:
– Его гибель внесла заметные смятения в ряды «регионалов». Несколько дней назад я встречался с человеком, который намекнул: со временем именно Кушнарев мог претендовать на роль ее лидера. Это многим не нравилось. Однако ключевое слово здесь – лидер.
– А еще яснее?
– Не спеши, слушай и думай. В конце прошлого года, когда «бело-голубые» уже уверенно стояли у власти, некая структура заказывает аналитическим службам, близким как к власти, так и к оппозиции, составить список потенциальных политических лидеров, без которых власть и оппозиция заметно ослабеют. Кандидатуры просеивали несколько раз, в результате сформировался список из пяти человек. Кушнарев занимал первую позицию. Примерно через месяц после этого он погибает. А еще через несколько месяцев президент распускает парламент. Власть шатается, оппозиция наступает. Но ты уверена, что, будь при власти «оранжевые», они работали бы так же эффективно и не допустили бы кризиса? Две эти политические силы не договорятся никогда, из принципа. Очевидные доказательства тому – ослабление позиций нынешней оппозиции. В ее рядах тоже нужно создать хаос. Понимаешь?
– Не совсем. – Марина говорила искренне.
– Нужна еще одна смерть. Столь же нелепая. А в списке подходящих кандидатур еще четыре человека. Чрезвычайное происшествие должно произойти ближе к концу мая. Не раньше – кризис должен углубиться и всем надоесть. Но и не позже: перевыборы нужны к осени. Знаешь, для чего?
Марина молча покачала головой. От ее иронии не осталось и следа.
– Я тебе отвечу: к тому времени появится третья сила. Кто ее возглавит – мы не знаем. Но лидер этой силы, кем бы он ни был, должен будет заявить: смотрите, мол, что происходит в Украине! Политики не способны договориться! Обвиняют друг друга в гибели лучших своих представителей! Если это называется демократией – в задницу такую демократию! В действие вступит какая-то новая политтехнология. И к осени мы будем иметь у руля явно авторитарную власть. Бескровным такой государственный переворот не назовешь. Он пройдет малой кровью.
Сделав полупоклон, как цирковой акробат, спрыгнувший с брусьев, я снова уселся на диван.
– Как тебе?
– Ты придурок.
– Ты можешь объяснить все это по-другому?
– Я никак не могу это объяснить. За советом пришел – получай: молчи в тряпочку. Пока, во всяком случае.
– Ждать следующей смерти?
– Запиши все, что сказал мне, именно в таком виде, как ты рассказал. Поставь дату, распишись. Спрячь подальше. И если ничего не случится, живи, как жил. Если что-то произойдет…
Марина замолкла.
– Ну? – поторопил я.
– Если что-то произойдет и это будет близко к тому, до чего ты додумался, я сама пойду вместе с тобой туда, куда нужно со всем этим идти. У меня остались кое-какие связи. Да и новые появились. Но пока…
– Что – «пока»?
– Пока – молчи. И будь осторожен. Серьезно.
15
Когда я вечером, наконец, возвращался домой, мне показалось: за мной следят.
Сначала я заподозрил парня в куртке стиля «милитари», который спустился за мной в метро, вошел в тот же вагон, стал в трех шагах и старательно делал вид, что не смотрит в мою сторону. Он вышел на той же станции, что и я, прошел за мной до остановки маршрутки, но не остановился – зашагал дальше своей дорогой.
Потом я принял за филеров двух мужиков, расположившихся с пивом на лавочке у моего подъезда. Они проводили меня взглядами, а один даже спросил, который час.
В дверь соседской квартиры как раз звонила какая-то девушка. Все время, пока я возился с дверным замком, она смотрела на меня. И когда я вошел в квартиру, ей еще не открывали. Или у меня шиза, или меня уже обложили…
Только запершись изнутри, я почувствовал себя спокойнее. Нет, ерунда все это. Никто за мной не следит. Никому я не нужен. Да и кто, кроме Марины, знает о моих выводах… Марина точно никому не скажет. Не потому, что ей меня жалко или что-то в этом роде. Просто она не захочет выглядеть посмешищем. Не любит она таких скользких ситуаций.
Интересно, кто ее приятель? Вообще-то, мне не должно быть до этого никакого дела. И все-таки – кто у нее сейчас?
Странно: задумавшись о личной жизни своей бывшей жены, я отвлекся от более неприятных мыслей. У меня даже по непонятной причине поднялось настроение. Не хотелось ничего делать, не хотелось ни о чем думать. Завалившись на диван, я включил телевизор.
Новости. Новости. Новости. Одно и то же: оппозиция обвиняет власть в бездеятельности, власть оппозицию – в популизме. Там митинги и концерты, здесь то же самое. Палаточные городки, группы поддержки… Можно подумать, страну больше ничего не должно волновать.
Мобильник отозвался часа через три, когда я полностью отупел от телевизора и даже начал дремать, убавив звук до фонового. Свесил руку с дивана, нащупал телефон на полу, глянул на дисплей. Леша Горячих.
– Алло.
– Ты спишь или пьяный?
– Какая разница?
– Абсолютно никакой. Так чего делаешь?
– В ящик втыкаю.
– Какой канал?
– А что?
– Ничего. Ты про какого-то Каневского спрашивал. Помнишь? Помощник депутата или что-то такое.
– И что? – Дремоту как рукой сняло, я даже поднялся и сел.
– Машина сбила. Каневского. Насмерть.
– Где?! – Я сам испугался своего крика.
– У нас. Дорогу переходил, вроде пьяный. В кармане нашли документы, портмоне, обратный билет до Харькова, на вечерний поезд, фирменный, скорый. Машиной его так ударило, что руку почти оторвало. Поэтому, кстати, все это и в новости попало.
– Откуда… – Я сглотнул. – …откуда ты знаешь, что это тот самый Каневский, который мне нужен?
– Я ничего не знаю. Фамилия показалась знакомой. Вспомнил, где и от кого я ее недавно слышал. Позвонил тебе.
– П-по… – я начал заикаться, – по к-какому к-каналу… п-показали?
– По пятому, вроде… Точно, по пятому. Я тебе помог, чувак?
– Очень. Спасибо. Пока.
Я отключил телефон – и тут же, сорвавшись с дивана, принялся лихорадочно искать визитку Ани. Нашел, не удержал в пальцах – она упала на пол. Нагнулся, поднял, набрал номер. Откликнулись после пятого гудка.
– Да, я слушаю…
Жива!!!
– Аня! Аня, это Руслан! Аня, слышите меня?
– Связь не очень. Пропадает. Кто это?
– Рус-лан! Синельников, мы с вами сегодня встречались!
– Да, Руслан, здрасьте. Что случилось?
Трагически погиб один из тех, кто по-новому видел причины гибели Евгения Кушнарева. А так – ничего особенного.
– У вас все нормально?
– У меня? Нормально. Еду в поезде. Смотрю «Двенадцать стульев» с Арчилом Гомиашвили. Смеюсь. Через час буду в Киеве.
Только теперь я обратил внимание, что за окном уже стемнело.
– Аня! Аня…
– Что, Руслан?
– Вы… В общем, когда будете дома, наберите меня и скажите, что добрались нормально. Ладно? Аня, давайте я буду каждый день вам звонить и спрашивать, как у вас дела. Вы не против, Аня?
– Интересно… Вы всегда такой активный?
– Вы не против, Аня?
– Хорошо. Если вам от этого легче. Вам же первому надоест.
– Не надоест, Аня! Не надоест! Знаете… Я приеду в Киев… К вам… Короче, через неделю… две… Аня, слушаете?
– Как же ваша работа?
– Закончу ее быстренько и приеду к вам. Договорились, Аня?
– Попробуйте. До свидания, Руслан.
Теперь – еще один звонок. Не хочется его делать, но другого выхода нет.
16
– Марина, здравствуй, снова я.
– Синельников, ты забываешь обо мне на два года, чтобы потом терроризировать по сто раз в день? – Тон бывшей жены был скорее устало-равнодушным, чем раздраженным.
– Слушай, я понимаю, что выгляжу глупо, но мне опять нужна твоя помощь. На этот раз не совет. Такая ситуация… Можно, я немного поживу на даче?
– Что? Ты совсем сдурел? С какой стати?
– Марин, там все равно никто не живет и жить не собирается. Я переночую там две ночи, ну, пусть три, потом придумаю что-нибудь другое.
Дача принадлежала родителям Марины. Они купили ее за сущие копейки, сначала обрадовались – природа, тишина и уют. Но дело было летом, их прельстили символические деньги, а когда разобрались, что и как, было поздно. Дело в том, что к дачному поселку не провели электричество и проводить пока не собирались: у поселковой администрации возникли неразрешимые финансовые проблемы. Не то чтобы жить – отдыхать в доме, где нет электричества и который нельзя элементарно отапливать, никто не хотел. Поэтому домик большей частью пустовал. Продать его за ту же цену было невозможно, а дешевле – все равно что отдать даром.
– Синельников… Руслан… Послушай… – Мне показалось, что Марина начала говорить со мной, как с маленьким ребенком. – Я не знаю, что с тобой сегодня происходит. Ты свалился как снег на голову, рассказал не то чтобы страшную, но уж точно – странную историю. А ближе к вечеру хочешь от кого-то спрятаться, я так понимаю?
– Понимай как хочешь. Только помоги.
– Подожди секунду, мне надо подумать. Лучше я перезвоню.
Не дожидаясь ответа, Марина прервала связь. Я подхватил телевизионный пульт и начал искать «5 канал», но там уже зарядили политическое ток-шоу. Новостей не дождаться. Раздался телефонный звонок – Марина, и пяти минут не прошло.
– Ты там живой?
– Не смешно!
– Согласна. Значит, так, Руслан: проблему твою я смогу решить. Но в последний раз и – временно. Учитывая необычные обстоятельства…
– Конечно, конечно!
– Приезжай ко мне. Хватай тачку, я жду прямо сейчас. Первое попавшееся не бери, пройди метров сто-двести, потом лови попутку, не ленись. Так надежнее.
– Лечу!
Банковскую карточку я сунул в боковой карман куртки, он на «молнии». Немного наличности в кошелек. Подумал – и выгреб из конверта-копилки все, что было. Денег мало не бывает. Что мне еще нужно? Пока ничего. Погнали!
Чтобы поймать «грача», надо было пройти дворами к проспекту.
Марина не зря намекнула на опасность, которая может исходить от такси. Пускай у меня даже развилась шпиономания: под видом таксиста тебя всегда может подхватить переодетый филер или бандит. Лучше уж случайная попутка.
Идти пешком вдоль трассы скоро надоело, и я поднял руку, голосуя. Три автомобиля проехали мимо. Потом показался огонек такси, я резко опустил руку. Такси было притормозило, но я демонстративно отвернулся, и машина убралась восвояси. Я прошел еще несколько метров вперед. Моросил дождь.
Впереди сверкнули фары. По встречной ехало авто. Машинально вскинул руку, и машина, мигнув фарами, плавно развернулась. Ничем не приметный «опель», за рулем – мужчина в джинсах, светлой рубашке и коричневом велюровом пиджаке с заплатами на рукавах.
– Помочь, мастер? Спешишь куда?
– Ага. На Алексеевку поедем?
– Садись. Все равно катаюсь.
– Сколько?
– Не парься. Договоримся.
Я сел, захлопнул дверцу.
– Что вы все хлопаете, – проворчал водитель, включая дворники. – Смотри, зараза, как сейчас припустит… не люблю дождь, вот не люблю – и все тут!
Я молчал. Желания поддерживать необязательный разговор со скучающим мужчиной не было совершенно. Видимо, он это понял, и некоторое время мы ехали молча.
– Куришь? – нарушил он молчание.
Я покачал головой.
– Ничего, если я покурю?
– Ради бога! Вы у себя дома… В смысле, ваша же машина…
Держа левую руку на руле, правой водитель достал из кармана пиджака сигареты. Ловко стукнув ногтем по дну пачки, вышиб одну, подхватил губами, кинул пачку на приборную доску.
Я проследил за его движением. Невольно задержал взгляд на пачке.
И прикипел к ней глазами. Сегодня я уже видел такие сигареты. Сегодня их уже курили при мне.
«Филипп Морис».
Из того же кармана водитель достал дорогую зажигалку – я не разбираюсь в них, но в кино только такие и показывают – «Зиппо», кажется. Прикурил, убрал зажигалку обратно. Покосился на меня, снова перевел взгляд на дорогу.
Совпадений не бывает.
– Начальник, тормозните-ка. – Я старался ничем не выдавать мандража.
– Мы ж не приехали еще вроде…
– Я передумал. Тут выйду, не все дела еще решил. В общем, не хочу уже туда ехать. Не ждет меня там никто.
Мужчина выпустил струю дыма в приоткрытое окно и спокойно продолжал ехать. Он и не собирался выполнять мою просьбу.
– Стойте, говорю! Рассчитаюсь, как за полную дорогу!
В ответ – тишина. В отчаянии я дернулся, пытаясь схватить руль. Но мужчина неожиданно перехватил мою руку, а потом резко двинул локтем, попав прямо под горло. Дышать вдруг стало нечем, я закашлялся и отодвинулся ближе к дверце. Когда рябь в глазах прошла, я схватился за ручку, собираясь выпасть на ходу, – и будь что будет.
Клац! Водитель заблокировал все дверцы.
– Сидите спокойно, Руслан. Не надо делать резких движений.
Теперь со мной говорил уже не скучающий мужик, а серьезный, знающий свое дело профессионал. Метаморфоза была такой неожиданной, что у меня на какое-то мгновение отняло дар речи. Ненадолго – меньше чем через минуту я смог выдавить из себя:
– Вы… кто?
– Марина просила привет передать. Не надо говорить сейчас, что никой Марины вы не знаете. Договоримся здесь или в другом месте?
17
– О чем договоримся и в каком другом месте?
Ко мне начала понемногу возвращаться уверенность.
Значит, вот он – новый приятель – любовник, муж или кто он ей там, – моей бывшей жены. Которая, не долго думая, продала меня неизвестно кому. И, в чем я абсолютно уверен, за просто так. По любви или из чувства долга – уже не разобраться. И надо ли…
– Надеюсь, до собеседования в другом месте не дойдет, – мужчина сделал очередную затяжку. – Познакомимся. Меня зовут Борис.
Он протянул руку, и я пожал ее.
– Борис – а дальше? Фамилия. Извините – звание, или…
– С вас достаточно знать только то, что я вам сказал и еще скажу. Вы сделали очень любопытные выводы, Руслан. Работу не хотите поменять?
– Мне моя пока нравится.
– Вот и славно! Приятно, когда человеку нравится то, на что он учился и чему он посвящает свое свободное от отдыха время. Вот и работайте. Растите. Поднимайтесь по служебной лестнице. Думаю, у вас хватило ума ни с кем больше не поделиться вашей личной теорией заговора? Вам очень повезло, что вас прорвало перед бывшей женой, а не перед тем, кого считали близким другом. У вас, кстати, друзья есть, Руслан? Вообще, как с личной жизнью?
– Все нормально. Все, что надо, у меня есть.
– Тогда совет: не хотите создавать вашим друзьям, товарищам, коллегам по работе, сексуальным партнершам дополнительных проблем – лучше не рассказывайте им, как вы вдруг раскрыли подготовку к государственному перевороту. С девушкой Аней тоже беседу проведут, – Борис посмотрел на часы. – О, в Киеве ее должны были встретить.
– Ей я как раз ничего не говорил.
– И не надо. Вообще-то нас она больше интересует. Это ведь девушка Аня может назвать другие фамилии из так называемого «списка смертников». А вы, Руслан, во всем раскладе вообще человек случайный. Не обижайтесь, так даже лучше. Не слишком глупый, умеющий складывать компоненты и получать нужный результат. Не достаточно умный, чтобы сразу бросить такую математику и бежать со всех ног от сомнительных знакомств. На своем месте вы, как нам удалось узнать…
– «Нам» – кому?
– Не имейте скверной привычки перебивать старших. «Нам» – это мне. На своем месте вы незаменимый человек. Вообще-то заменить любого можно… на вашем месте. Только зачем? Вот покойного Евгения Петровича заменить некем. И тех других, чьи фамилии очень скоро станут нам, – Борис сделал ударение на последнем слове, – известны, тоже, вероятно, не заменишь. Смертей больше не будет. В этом году, по крайней мере.
– А в следующем?
– И в следующем не будет. Хлопотное это дело – смерть политического лидера.
– Так я угадал? Я все правильно вычислил?
Борис щелчком послал окурок через окно в дождливую ночь.
– Вы подогнали задачку под ответ. Многим хочется верить, что все происходящее – часть одного большого заговора против Украины. Смерть Евгения Кушнарева останется несчастным случаем. Других несчастных случаев никто не допустит. Вы продолжаете делать свою нужную и важную для города работу.
С языка чуть не сорвался вопрос о Каневском, но в последний момент я сдержался.
– Пока все понятно? – поинтересовался Борис.
– Не все. Но вы ведь на своем, не знаю каком, месте только потому и держитесь, чтобы таким, как я, очень многое оставалось непонятным. Скажите хоть, куда едем. Мы ведь выяснили отношения, прояснили ситуацию. Уже можно высаживать пассажира.
Борис хмыкнул.
– Едем мы туда, куда и собирались, Руслан. К Марине. Мы приглашаем вас на поздний ужин.
ХАРЬКОВСКАЯ РЕСПУБЛИКА (версия третья) Крым – Киев – Харьков, осень 2007 года
1
Когда первый спецназовец врезался в толпу, рассекая ее пополам, крики на мгновение стихли.
До последнего момента люди, собравшиеся на Советской площади, не верили, что появится милицейское спецподразделение. В Симферополе уже привыкли к усиленным нарядам патрулей, которые появляются на каждом митинге. Милиция обычно редко вмешивалась, чаще всего просто стояла, демонстрируя соблюдение законности и, значит, делая невозможным факты ее прямого нарушения. Активизировались стражи порядка разве что с появлением украинских националистов в вышитых сорочках, которых, как считали коренные крымчане, здесь отродясь не носили. Те, у кого сорочек не было, подчеркивали свою национальную и политическую ориентацию, повязав вокруг шей или на рукавах оранжевые платки и ленточки.
«Оранжевых» в Крыму не очень любили. Можно даже сказать – совсем не любили. И сотрудники милиции исключением не были. Здесь скорее заступятся за татарина, к которому прицепились пьяные или обкуренные парни, называющие себя потомками русских царей, победивших Золотую Орду. Были такие случаи, еще газеты писали: крымские правоохранители ведут успешную борьбу с проявлениями расовой и национальной нетерпимости.
И хотя крымские татары создают определенную проблему для той части населения Крыма, которая считает эти земли исконно русскими, все-таки эти проблемы скорее не политические или там глобально-национальные, а бытовые. Так, во всяком случае, считало большинство славянского населения полуострова. На самом деле многие дружили с татарами, вели вместе бизнес и в какой-то момент переставали замечать, чем Тагир отличается от Коли.
Но когда речь заходила об «оранжевых» националистах, здесь проявлялось поразительное единодушие. Пресса, к примеру, чаще всего приписывала им разжигание межнациональной розни и попытки расколоть Украину. А когда они проводили свои митинги, милиция охотнее задерживала «оранжевых» активистов, нежели каких-либо других. Это потом, в Киеве, пускай кричат, пишут, обвиняют Крым в чем угодно. Главное – показать: проводить здесь, по сути, насильственную украинизацию никто не позволит.
Поэтому люди, пришедшие на самый обычный, отнюдь не «оранжевый» митинг, которых проводилось немало перед перевыборами, бывшими, по сути, теми же надоевшими очевидными выборами, очень удивились, увидев не только патрули, но и спецназовцев в бронежилетах, касках и с дубинками.
Они появились, как только мегафон оказался в руках у Ремизова.
Михаил Ремизов сначала крутился в Партии регионов. По партийным спискам он даже попал в горсовет. Но неожиданно для всех весной этого года, когда президент распустил парламент и началась очередная смута, Ремизов сначала заявил о своем выходе из «родной» партии, а вскоре – о создании собственной политической силы. Политически грамотные люди пытались понять, кто же его финансирует – ведь основать партию на зарплату депутата горсовета нельзя. Тем более что неожиданно для всех Ремизов сложил с себя и депутатские полномочия, заявив: он не желает прикрываться неприкосновенностью в борьбе за дело, которому собирается служить.
А вскоре, летом, Ремизова увидели в том самом деле.
Благодаря разбросанной по Интернету информации он собрал здесь же, на Советской площади, полторы сотни слушателей и заявил о своем намерении добиваться полной независимости Крыма. Мол, полуостров сам себя прокормит. Инвесторы станут приходить сюда быстрее, если Крым будет не зависимым от Киева. Хотя полуостров и имеет сейчас статус автономии, на самом деле это все на бумаге. Ведь в Крыму, говорил Ремизов, хозяйничают и качают права все, кому не лень.
Да, говорил Ремизов, Хрущев когда-то действительно подарил Крым Украине. Но стало ли от этого лучше Крыму? Ведь полуостров был подарен царственным жестом вроде четверки породистых лошадей или борзого щенка. Теперь на влияние в Крыму претендует Россия, а что такое российский протекторат, господа? Это, говорил Ремизов, в первую очередь Чечня. Пошлют воевать – и все, готовьте цинковый гробик, дорогие родители. Конечно, этого не будет в ближайшее время, но ведь настроения в Крыму таковы, что люди, сами того не понимая, тяготеют к Российской Федерации больше, чем к государству Украина.
Разложив по полочкам свои отношения к Украине и России, Михаил Ремизов взялся за внутренние проблемы полуострова: татар. Они вспоминают времена крымского хана, ушедшие безвозвратно. Но на этом многие из них спекулируют, и рано или поздно именно татары воткнут нож в спину Крыма. Так буквально и сказал. Потом фраза стала газетной цитатой и широко растиражировалась. После чего Михаил Ремизов тут же стал популярной личностью не только в Крыму, но и за его пределами.
Правда, популярность эта имела несколько неприятный оттенок. Однако Ремизов не слишком переживал, гнул свою линию, и уже через полтора месяца после того памятного выступления у него образовалось несколько тысяч поклонников и единомышленников.
Теперь уже было неважно, по какому поводу собрался митинг. Если его организовывал Михаил Ремизов и его политическое объединение «Свобода Крыма», определенное количество людей всегда обеспечивало массовку. До сегодняшнего сентябрьского дня милиция не трогала Ремизова. Многие считали его неопасным увлекающимся чудаком, и правоохранители, очевидно, не были исключением.
Однако сегодня они что-то знали.
– Я призываю Крым бойкотировать так называемые перевыборы в Верховную Раду Украины! – выкрикнул Ремизов в мегафон.
Люди начали аплодировать, крича слова поддержки.
И в этот момент спецназ рассек толпу надвое.
Бойцы пошли сдвоенными рядами, и в мертвой недоуменной тишине, зависшей над площадью, быстро образовали два плотных кольца.
Одно, внутреннее, окружило импровизированную трибуну, Ремизова с мегафоном и два десятка человек из группы его поддержки. Также внутрь этого кольца попала небольшая часть митингующих. Основную, большую часть народа, оттеснило внешнее кольцо спецназовцев, создав между «Свободой Крыма» и своими коллегами из оцепления плотную живую стену.
Все произошло очень быстро. Меньше чем за минуту. И когда тишину нарушил крик из толпы: «Провокация!», уже ничего нельзя было сделать. Наиболее активная часть митингующих попыталась было пробить стену спецназа, но бойцы ощетинились дубинками, и толпа отступила.
– Я призываю Крым показать зажравшимся политикам, что их политические разборки, их борьба за власть нас не касается! – продолжал тем временем Ремизов. – Вы видите, что сейчас происходит вокруг. Спросите у этих командос, откуда они приехали. Они вам не скажут, им приказано хранить молчание. А я вам скажу: у этих парней командировка из Киева! Они приехали на автобусах с киевскими номерами, которые сейчас стоят во внутреннем дворе нашего Управления внутренних дел! Я знаю, что у них приказ: дождаться провокаторов и разогнать наш митинг! Вот вам, господа, очевидная причина, почему в Крыму не должно быть никакой власти, кроме нашей! Мы, «Свобода Крыма», еще очень слабы. Но уже через год мы подготовим проект создания независимой Крымской республики и потребуем установления государственной границы с Украиной!
Толпа одобрительно загудела. Спецназовцы крепче сомкнули ряды.
– Да! – подбодренный поддержкой, закричал Ремизов. – Не Украина, не Ющенко или кто там будет президентом, а мы, Крым, будем получать от России деньги за аренду баз для размещения их Черноморского флота! Мы перестанем перечислять средства в бюджет, которым распоряжаются казнокрады! Мы, став независимыми, быстрее привлечем на полуостров иностранные инвестиции и сможем наконец жить достойно! Ведь Крым – праматерь цивилизации, и мы не должны этого забывать!
На противоположном конце площади как-то вдруг, словно из-под земли, появилась группа митингующих с красными флагами. Развернувшись по фронту, они растянули кумачовый транспарант с надписью: «Путин, помоги Крыму!» – и принялись скандировать:
– Рос-си-я и Крым! Рос-си-я и Крым!
С другой стороны уже трепетали на ветру сине-желтые флаги. Митингующих, которые пришли под ними, насчитывалось примерно столько же, сколько «красных». Дружный хор гаркнул:
– Гань-ба! Гань-ба! Гань-ба!
– Вы видите, как они все волнуются! – воодушевленный такой массовкой, закричал Ремизов. – Это значит, что мы, патриоты Крыма, на правильном пути.
Что-то хлопнуло. Кто-то вскрикнул. Громко взвизгнула женщина.
Спецназовцев из внешнего оцепления начал обволакивать сизый дым. Это бросили дымовую шашку.
– Провокация! – выкрикнул Ремизов и быстро спрыгнул со своей возвышенности.
Спецназовцы двинулись на толпу. Митингующие из внутреннего кольца оцепления попытались что-то сделать, как-то поучаствовать во всем этом, но бойцы, удерживавшие их, еще теснее сомкнули ряды. Дубинки применять не спешили.
Вокруг митинга уже сновали операторы, стараясь лавировать так, чтобы уберечь не столько себя, сколько телекамеры. На микрофонах журналистов были заметны логотипы не только местных и общеукраинских, но и российских телеканалов. Фотографы пытались сделать удачные снимки.
Крики разных групп митингующих слились в один, единый и взаимопоглощающий. Вдруг кто-то заорал, перекрикивая общий шум. Орал молодой парнишка в черной футболке и со стильными прорехами на джинсах: его волокли к милицейской «канарейке» через всю площадь.
Михаил Ремизов, еще раз оглянувшись на происходящее, сел в машину с тонированными стеклами. Автомобиль тронулся с места, патрули его пропустили. «Оранжевые» пытались задержать его, но милиция, как по команде, создала нечто похожее на живой коридор, и Ремизов без особых проблем покинул поле политической битвы.
2
– А сегодня гость нашей студии – Михаил Ремизов, известный политический деятель, лидер партии «Свобода Крыма». Здравствуйте, Михаил Иванович!
– Здравствуйте, Юля, и сразу же хочу исправить вашу ошибку.
Брови ведущей программы «Актуальный гость» Юлии Катаровой картинно подпрыгнули.
– Да, не одна вы ошибаетесь. Дело в том, что у нас пока не партия, а объединение граждан, считающих себя патриотами своей земли.
– Но ведь объединение политическое?
– Политическое, – согласился Ремизов, скосив взгляд на камеру. – Но мы пока еще не политическая сила. Нас регистрируют только как общественную организацию. А общественная организация не может принимать участия в выборах на равных с остальными условиях. Видите: даже действующие законы против нас. Это свидетельствует о том, что украинская власть все-таки опасается таких, как мы. Поэтому и подрезает нам крылья, образно говоря.
– Скажите, Михаил Иванович, а в чем проявляется вот эта самая боязнь?
– А вы не обращали внимания на последние события в Крыму? Вас это не наводит ни на какие размышления?
– Что вы имеете в виду?
– Давайте посмотрим сами, – Ремизов начал загибать пальцы. – Туристы – кормильцы Крыма, верно? Есть еще виноделие, но ведь этот бизнес можно легко убить. Двадцать лет назад Лигачев с Горбачевым приказали уничтожить виноградники и фактически загубили отрасль. А Россия совсем недавно отказалась от закупки грузинских вин, и грузины затянули пояса. Но это, в принципе, всегда поправимо. Вино пьют во всем мире, и виноделие всегда восстанет из любого пепла, подобно легендарной птице Феникс. Но если закрыть Крым для туристов или же создать им невыносимые условия, они поедут в другое место. И восстановить все это будет не так просто. Что происходит нынешним летом? В самый разгар курортного сезона, в июле – августе этого года, шел ремонт дорог. Их засыпали щебнем, поливали смолой, тем самым мешали продвижению транспорта и создавали пробки, особенно в направлении Южного берега. Согласен, наши дороги надо ремонтировать. Но почему именно сейчас? Да потому, господа, что в Крыму накануне выборов отдыхающие только мешают. Нужно максимально ограничить доступ сюда посторонних, создать напряженную обстановку для тех, кто все-таки доехал, и показать: в Крыму бардак. Поэтому за него и нужно браться с удвоенными силами. Кому это нужно, спросите вы?
Ремизов выдержал паузу, и ведущая машинально спросила:
– Кому это нужно?
– Руководству Украины, которое воспринимает Крым как стратегически важную площадку для решения политических вопросов и сталкивания лбами различных политических сил! – торжествующе произнес Ремизов. – В этой связи неудивительно, что в Севастополе именно в начале этого, последнего предвыборного месяца уволили двух журналисток местного телевидения якобы за пьянку. Вот вы, Юля, сама девушка. Вы представляете, как вас увольняют за пьянку?
Хотя Юлия Катарова, больше года ведя политическую программу, съела уже не одну собаку и в ее студии побывали многие известные люди, например, Наталья Витренко, она все же заметно смутилась.
– Мне кажется, Михаил Иванович, мы отвлекаемся от темы…
– Мы как раз в теме! – горячо возразил Ремизов. – Накануне выборов сменилось руководство и неугодных заблаговременно убрали. Мало ли что может прийти в голову свободным независимым журналистам, особенно в такой острый политический момент? Телевидение контролируется Партией регионов, а я своих бывших коллег очень хорошо знаю. Им нужен не просто контроль над средствами массовой информации, а абсолютный контроль. А ведь идеи «регионалов» нам, в Крыму, так же чужды, как и идеи «оранжевых».
– Значит, вы утверждаете, что политические силы сейчас начали борьбу за Крым? – уточнила ведущая.
– Не борьбу, а войну. Честная борьба как вид спорта предполагает наличие победителей. Вы видели когда-нибудь того, кто выиграл войну? – Не дождавшись ответа, Ремизов прищелкнул языком: – То-то же! Вот совсем недавно Виктор Ющенко своим распоряжением снял государственную охрану с высших должностных лиц Автономной Республики Крым – Председателя Верховной Рады АРК, Председателя Совета министров и Постоянного представителя Президента в Крыму. Это подано как борьба с депутатскими льготами. Но почему тогда других государственных лиц Украины продолжают охранять? В Крыму нужно посеять панику, чтобы люди, не понимая сути происходящего, были более управляемыми извне. Президент показывает свою власть: мол, захочу – лишу всех охраны, захочу – введу сюда войска. Разве нет?
– Думаю, до этого не дойдет, – осторожно возразила Юлия, тоже покосившись на камеру, потом – на часы. До конца прямого эфира оставалось десять минут.
– Мне тоже не хочется в это верить. Но киевский спецназ, разогнавший наш позавчерашний митинг, свидетельствует об обратном. И провокация с дымовой шашкой… Вы знаете, что того парня выпустили, как только машина отъехала за ближайший угол? Повторяю, – Ремизов повернулся к камере лицом, обращаясь теперь ко всем, кто сейчас смотрел телевизор, – сейчас в Крыму достаточно острая предвыборная ситуация, когда возможны любые провокации. В том числе и в отношении высших должностных лиц республики. Ведь подобные решения и подобные действия только усиливают в конечном итоге антипрезидентские настроения в Крыму. И, кстати, Тимошенко здесь тоже делать нечего. Вы слышали историю с Кашпировским?
– Конечно, – ведущая охотно ухватилась за знакомую ей тему. – Известный экстрасенс, как уже сообщалось в прессе, намерен подать в суд на главу крымского отделения Партии регионов Василия Киселева. Причина – распространение неправдивых сведений о «зомбировании» Кашпировским избирателей по заказу Юлии Тимошенко.
– Ну да! – подхватил Ремизов. – «Бело-голубые» и, как их называют, «сердечные» не нашли иного поля для битвы, кроме Крыма, и без того уязвимого. Вы подумайте, почему Кашпировского нужно было вызывать для зомбирования избирателей именно в Крым, а не в Донецк, допустим, где у Тимошенко электората еще меньше? Да потому, что Донбасс единый, а Крым разрывают на части. Он нестабильный, а следовательно, выгоден нечистоплотным политикам. Вот вам свежий пример: вчера пан Тягнибок, лидер объединения, которое по недоразумению тоже называется «Свобода», вообще предложил лишить Крым статуса автономии. Как вам это нравится? Он заявляет, что у нас здесь якобы рука Кремля, которую нужно отрубить одним махом. Дескать, политика у нас здесь проводится откровенно антиукраинская. И Москва, по его словам, стремится повторно реализовать в Крыму сценарий 1994 года. Тогда, дескать, Украина едва не потеряла Крым. Он, видимо, всерьез убежден, что Кремль нам поможет. Как же, разогнался, держи карман…
Ремизов заводился все больше, и теперь уже Юля жалела, что время в эфире неумолимо подходило к концу. Эмоции гостя – это то, что повышает рейтинг программы, а соответственно – и канала. Канал коммерческий, значит, инвесторы обрадуются и у нее, Юли Катаровой, зарплата останется стабильной.
– Вы сомневаетесь в том, что Москва заинтересована в Крыме?
– Если бы Кремлю мы были сильно нужны, в Крым уже шли бы российские деньги, – категорически заявил Ремизов. – Восточный Крым, например, уже давно ждет обещанных российских инвестиций в курортную сферу. Есть некий меморандум с московской стороной, договор о намерении вложения средств московским правительством. Но конкретики, к сожалению, не видно. Хотя мэр Москвы Юрий Лужков, правительство и коммерческие структуры столицы России готовы инвестировать в развитие Восточного Крыма порядка двух миллиардов долларов США. Но где эти доллары? А главное – когда они будут? Я вам скажу: когда Крым ляжет под Кремль! Из всего того, что я тут наговорил, вырисовывается достаточно цельная картина. Крым нужен Президенту Украины для каких-то своих целей, хоть для того же торга с Москвой за флот. Крым нужен «регионалам» – тогда они сдадут нас Кремлю. Крым нужен Тимошенко: если она будет у власти, Крым для нее важен стратегически, как электоральное поле. Наконец, Крым нужен России: и как бездонная яма, в которой можно хоронить миллионы и миллиарды российских нефтедолларов, и как свой островок в украинском тылу, и, в конце концов, как база для флота. Постоянная, а не до две тыщи семнадцатого года. Короче, каждый хочет использовать Крым в своих интересах, не учитывая интересов жителей полуострова. А объединение «Свобода Крыма» и намерено их отстаивать. Сначала мы нарастим мускулы и прорвемся в совет автономии. Потом…
– Простите, Михаил Иванович, что перебиваю, но у нас минута до конца эфира. – Юля профессионально использовала крохотную паузу в жарком монологе Ремизова и решительно прервала его. – Есть вопрос, который я должна вам задать, а наши телезрители – услышать. Правда ли, что прокуратура намерена возбудить против вас уголовное дело по обвинению в сепаратизме?
– На этой статье уже ломали зубы, – усмехнулся Ремизов. – Пусть попробуют. Проще всего обвинить неугодного властям человека в трех вещах: коррупции, изнасиловании и сепаратизме. В связи с этим вспомните историю покойного Евгения Кушнарева. Его ведь тоже не знали на чем прихватить, потому и пришили сепаратизм. Все равно не удалось, пришлось выпускать. Только здоровье подорвали. Кушнарева я лично не знал, хотя мы и были в одной партии. Он, конечно, приезжал в Крым по партийным делам, да и я в Киеве бывал. Только с личным знакомством не сложилось. Так что пускай пугают, ничего у них не выйдет. Я патриот своего края, и если каждого патриота называть сепаратистом…
– Тема сепаратизма, безусловно, очень интересна, но наше время истекло, – решительно прервала гостя ведущая. – Когда-нибудь мы обязательно к ней вернемся. А пока же я хочу поблагодарить вас и напомнить: актуальным гостем сегодня был Михаил Ремизов, лидер объединения «Свобода Крыма». До новых встреч, до свидания.
…Когда гость, наконец, ушел, Юля вздохнула с облегчением. Но не потому, что была закончена передача с очередным безумным политиком: просто был отработан еще один прямой эфир. А для Юлии это всегда было очень утомительно. Ситуация, когда на глазах у тысяч телезрителей нужно было контролировать себя, свои эмоции и при этом не выглядеть напряженной и испуганной, сильно выматывала ее. Конечно, это не означало, что Юля хотела уйти с телевидения или отказаться от прямых эфиров. Просто дикая усталость давала ей не только возможность, но и право немножко покапризничать.
Юля достала сигареты и закурила прямо в студии, что делать категорически запрещалось всем, кроме Катаровой, отработавшей прямой эфир. Администратор тут же принесла ей прямо сюда, в студию, кофе, и это тоже с некоторых пор стало Юлиной привилегией. А гримерша прямо здесь же, в студии, принялась поправлять ведущей макияж, подпорченный потом, появившимся от софитов в студии и от напряжения.
Следующие десять-пятнадцать минут после эфира полностью принадлежали ей, Юле Катаровой. И даже коллеги, с которыми она близко дружила, не имели права нарушать ее уединения. Правило нарушил Рифат Джамалов.
Редактор программы «Актуальный гость» даже не вбежал – влетел в студию и еще на бегу, вернее, как показалось Юле, на лету крикнул:
– Ты накаркала, подруга!
– Что? – раздраженно спросила Катарова.
– То! На выходе Ремизова приняли!
– Кто?
– Менты, я так понимаю! Взяли под руки и повели к машине! Если ему не пришьют сепаратизма или чего-нибудь вроде того, я свою банковскую карточку съем!
3
С утра зарядил дождь.
Отопление еще не включили и не скоро включат, а на обогревателях Лена решила сэкономить. Все равно даже самый мощный обогреватель не поможет, не нагреет воздух в офисе до температуры, которая ее устроит. С приходом осени, когда столбик термометра опускался ниже двадцати градусов, Лена начинала жутко мерзнуть. Спала она под двумя одеялами, обложившись двумя грелками. Но это, равно как и утепленные современные стеклопакеты, поставленные с первых же гонораров, не могли нагреть ее однокомнатную квартиру до нужной Лене температуры.
Лена Уварова мечтала жить в Африке.
Или хотя бы в родной Одессе – приморский климат вполне подходил ей. Только за Киев она теперь вынуждена была держаться руками, ногами, зубами и мерзнуть там, где другие чувствуют себя вполне уютно. Все очень просто: Елена Уварова, два года назад окончившая юридический факультет Киевского университета, не скоро смогла бы открыть в родном городе частную адвокатскую практику.
В университет Лена поступила достаточно поздно – в двадцать лет. До этого были две попытки, всякий раз заканчивавшиеся недобором баллов, работа секретарем в Симферопольском городском суде, куда ее устроила тетка, первое неудачное замужество. Хотя если вдуматься – не совсем неудачное. Супруг, старше ее на десять лет, имел отношение к гостиничному бизнесу. Это его деньги помогли Лене с третьей попытки поступить на юрфак.
А после первого семестра она подала на развод: муж вдруг понял, что молодая жена будет учиться стационарно, а значит – жить в столице. И не в общаге, а снимать жилье, как положено замужней женщине. Было требование перевестись на заочный, но Лена неожиданно для себя уперлась: после заочного труднее найти хорошую работу. Муж удивился. Он, оказывается, воспринял желание жены учиться как своего рода женскую прихоть. Одни хотят салоны или бутики открывать, другие – ресторанным бизнесом заниматься, третьи вообще арт-галереи пытаются содержать. А эта – здрасьте, пожалуйста! – всерьез решила получить юридическое образование и работать по специальности…
Скандал. Еще скандал. Третий скандал, уже по телефону. Быстрый развод, практически без отступного. Общага на киевской окраине. Мосты между Киевом и родной Одессой сожжены.
Капли дождя вертикально падали на подоконник, выбивая на нем мелкую дробь и усыпляя и без того не очень бодрую Лену. Она включила чайник, поискала пакетики с растворимым кофе. Закончились. Надо позвонить Оксане, пусть купит на обратном пути. Пока же придется согреваться и бодриться, заваривая чайные пакетики.
На четвертом курсе Лена Уварова увлеклась сокурсником, киевлянином из обеспеченной семьи. Когда через полгода они поженились, его родители подарили им однокомнатную квартиру на Оболони. Не в новом доме, понятное дело, но зато в хорошем месте, недалеко от метро. Развелись молодые юристы уже через год по той же причине: муж не хотел, чтобы жена делала профессиональную карьеру. Используя свои связи, он устроился в хорошую частную фирму и даже для старта имел неплохую зарплату. Потому он очень удивился, когда Лена отказалась работать секретарем на непыльном месте – в суде Печерского района.
Скандал. Еще скандал. Развод. Теперь уже разводились двое людей с юридическим образованием. Причем Лена, в отличие от мужа, закончила университет с красным дипломом. Потому ей не составило труда доказать, что квартира, подаренная уже в фактическом браке, является совместной собственностью и подлежит разделу. Никто однокомнатную квартиру, разумеется, распиливать не стал: муж благородно оставил ее Лене, потребовав, правда, выплаты трети рыночной стоимости. И согласился на то, чтобы выплата проходила частями – энная сумма раз в месяц.
Чайник закипел. Лена бросила в кружку два пакетика, залила кипятком, накрыла сверху блюдцем. Посмотрела на молчащий офисный телефон. С надеждой взглянула на мобильный. Никого. Вот уже третий день нет нужных звонков. Звонок – это клиент. Клиент – это деньги. Деньги – это свобода, независимость, зарплата помощнице Оксане и очередной ежемесячный взнос в пользу бывшего мужа.
Почувствовав себя неожиданно свободной в отдельной квартире, а потом, устроив там девичник по случаю освобождения от уз ненужного современной молодой женщине брака, наслушавшись своих продвинутых подружек, Елена Уварова решила не работать на дядю или, того хуже, на тетю, а открыть свое собственное дело. Частную адвокатскую практику. Приятельницы подкинули нескольких клиентов с кошельками, которыми просто не успевали заняться, Лена легко разрулила их проблемы и, подсчитав гонорары, решила: сможет, потянет.
Подружка из агентства по сдаче недвижимости внаем подсказала не очень удобное территориально, но сравнительно недорогое помещение под офис. Несколько этажей какого-то бывшего советского научного института сдавали частным предпринимателям, ютилось там и несколько мелких юридических контор. Лена заняла прямоугольную угловую комнату рядом с уборной, в которой лет пятнадцать не делали ремонта. Мебель здесь тоже была древней. Но зато это стоило по сравнению с полноценным офисом сущие копейки и вполне подходило для старта.
Проведя еще несколько дел, Лена Уварова обрадовалась первому успеху и через объявление в газете нашла помощницу. Оксана Логвиненко оказалась всего на год младше, молодые женщины быстро стали подругами, что, впрочем, не отражалось на рабочих отношениях. Оксана честно выполняла все положенные обязанности и с пониманием относилась к тому, что обещанная зарплата иногда задерживалась на несколько дней.
Лена осилила новый компьютер для офиса – до этого работала на своем ноутбуке. Потянула Интернет, копировальную технику, даже приобрела новый стол для себя и подержанный, однако вполне сносный диван для посетителей. Потом рискнула и с помощью Оксаны сделала косметический ремонт в офисе и освежила стены купленными на Андреевском спуске эстампами.
А потом пошла черная полоса.
То ли частных адвокатских контор расплодилось по Киеву слишком много, то ли кто-то сглазил, то ли летом люди предпочитают не судиться друг с другом. Так или иначе, но с июня адвокату Елене Уваровой удалось получить только пятерых клиентов, двое из которых до сих пор должны были деньги и не торопились платить на том основании, что адвокат проиграла дела. А Лена и без них понимала слабую перспективу этих дел. Однако взялась за работу скорее от отчаяния, нежели из разумных соображений. Вдруг да получится? Не получилось…
К середине сентября личный корабль Лены Уваровой терпел бедствие и мог затонуть в любой момент. Впервые за все время ей было нечем платить за аренду офиса. Со счетами за телефон и электроэнергию еще как-то можно было потянуть, но зарплату Оксане придется задержать на неопределенное время. Причем о своих прибылях Лена вообще не думала: удержать бы на плаву то, что удалось построить и спустить на воду.
Тут еще этот зонтик, черт бы его побрал!
С утра, выходя из дому, Лена забыла зонт, и пришлось за ним возвращаться. Будучи немного суеверной, она считала, что возвращаться – плохая примета. И если уж вернулась, то надо посмотреть в зеркало. Но именно в это утро она, вбежав в квартиру и схватив с вешалки зонт, в зеркало глянуть забыла. Результат сказался незамедлительно: сначала она с трудом втиснулась в маршрутку, потом поругалась с дородной теткой из-за того, что нечаянно задела ее своим сложенным влажным зонтом, и наконец благополучно забыла этот чертов зонтик в маршрутке – какой-то мужчина благородно уступил ей место, Лена уселась, расслабилась, чуть не пропустила свою остановку, подхватилась, выскочила под дождь и впопыхах упустила момент, когда он скатился с коленей под сиденье.
Чтобы Оксана не скучала и хоть как-то отвлеклась от мыслей о безработице, Лена, ворвавшись в офис, тут же нагрузила ее поисками своего зонтика. Для этого помощница должна была поехать на конечную остановку нужной маршрутки, ожидать желтые автобусы, подъезжающие один за другим, и спрашивать у водителей, не находили ли здесь женский зонтик, автоматический, голубого цвета. Зонт – не кошелек, их обычно возвращают. Главное – действовать по горячим следам.
Чай заварился, и Лена, подцепив ложечкой набухшие пакетики, отжала их о стенку кружки. На секунду задумалась: выбрасывать или все-таки оставить, чтобы заварить еще раз? Устыдившись таких недостойных перспективного и потенциально успешного адвоката мыслей, она решительно подошла к мусорной корзине, швырнула пакетики туда, но слишком резко – умудрилась не попасть. С неприятным звуком мокрые пакетики шлепнулись на старый линолеум пола.
Да что ж такое за день сегодня!
Лена, нагнувшись, подняла пакетики и на этот раз не промахнулась. Туда же через несколько минут полетели бумажные салфетки – Уварова вытерла слезы, непрошено навернувшиеся на глаза. Обычно она старалась избегать сладкого, борясь за фигуру, но сейчас решила сделать чай максимально сладким. Газеты пишут, что сладкий чай и вообще все сладкое благотворно влияет на нервную систему.
Лена взяла сахарницу с полки, где обычно держала кружки.
Сахарница была пуста.
Преодолев желание грохнуть ею о стену, Лена поставила бесполезную сахарницу обратно. Потом взяла кружку, сделала глоток чаю, попыталась успокоиться. Не может быть, чтобы все было так плохо. «Плохо» не продолжается долго, это она тоже читала в каких-то газетах, астрологи и психологи постоянно убеждают в этом народ. Если слишком долго длится черная полоса, значит, приближается приход белой. Которая будет в два раза шире предыдущей, черной.
И словно в ответ на такие мысли задребезжал мобильник.
На дисплее высветились незнакомые цифры. Номер своего мобильного, номер мобильного Оксаны, телефон офиса и свой домашний телефон Лена указывала во всех стандартных объявлениях, предназначенных для публикаций в газетах и Интернете.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, – мужской голос, кажется незнакомый, короткая пауза. – Вы… Я разговариваю с адвокатом?
– Да. Добрый день.
– Услуги адвоката, правильно? Я в газете прочитал…
– Правильно. Все правильно. Слушаю вас.
– У вас консультации платные?
– Бесплатные, – зачем-то ляпнула Лена.
Хотя обычно за консультацию она брала деньги, но как раз сейчас ей важнее было затащить потенциального клиента в офис. В вопросе она услышала надежду – вдруг бесплатно? И скажи она «нет», назови сумму, клиент может сорваться с крючка. А так более вероятно, что он придет, соблазнившись возможностью хотя бы получить на шару юридическую консультацию.
– Хорошо, – снова короткая пауза. – Когда и куда к вам можно подъехать?
4
С тех пор как Лена в очередной раз стала свободной женщиной, мужчин, даже случайных знакомых, она автоматически оценивала с точки зрения своего вкуса.
Понимая, что это неправильно, Лена, тем не менее, ничего не могла с собой поделать. Более того: если мужчина был не в ее вкусе, она старалась сократить свое общение с ним до минимума, даже если это был клиент, готовый заплатить деньги.
Правда, словно учитывая ее капризы, провидение – Уварова была в этом почти уверена – посылало ей в клиенты мужчин вполне симпатичных и достойных ее внимания. А с несколькими из них она даже позволяла себе отметить в ресторане успешное завершение дела. Отметить – не больше. Лена даже на «ты» с ними не переходила.
Мужчина, который вошел в ее офис этим пасмурным сентябрьским утром, был не в ее вкусе.
Лет около сорока – возраст вполне подходящий (с некоторых пор Лену перестали занимать одногодки). Но даже в таком возрасте мужчина обязан хоть немного за собой следить. А ее посетителю, судя по всему, на внешний вид было наплевать.
На нем был не то чтобы совсем старомодный, однако все же несколько устаревший серый костюм. Под пиджак он надел синюю рубашку, поверх которой повязал галстук самой немыслимой в мире расцветки. Лена просто и представить себе не могла, кому, какому производителю пришло в голову именно такое сочетание цветов и главное – зачем он так поиздевался над потенциальным покупателем. У нее даже мелькнула мысль, что этот галстук был изготовлен в единственном экземпляре в качестве какого-нибудь эксперимента и продан за ненормальные деньги на какой-нибудь выставке как эксклюзивный.
Под костюм с таким диким галстуком посетитель не нашел ничего лучшего, как надеть туфли с острыми носками, которые сами по себе выглядели вполне пристойно, но под эту одежду совершенно не подходили. Вдобавок в одной руке мужчина сжимал дорогущий кожаный портфель, а в другой – дешевый китайский зонтик. Наконец, даже для своего возраста посетитель был слегка грузноват, а мешки под глазами свидетельствовали либо о постоянном недосыпании, либо о чрезмерном увлечении алкоголем.
Нет, решила Лена. С такого не особо-то и поимеешь. Да и примчался он сюда только потому, что ему пообещали бесплатную консультацию. Только не выгонять же его прямо сейчас!
– У нас солнышко, а тут дождит, – начал оправдываться мужчина, перехватив взгляд Лены на китайский зонтик. – Это я на вокзале купил. Дрянь редкая. Одноразовый. Уже заедает.
– У вас – это где? – поинтересовалась она, чтобы как-то поддержать разговор.
– В Крыму. Бывали в Крыму?
– Обязательно. Куда же мы без Крыма. С родителями несколько раз ездила, потом сама парочку сезонов. Алушта в основном. Вы откуда именно?
– Симферополь. Я присяду?
Не дожидаясь разрешения, мужчина сел на стул напротив хозяйки кабинета, бросил зонтик под ноги, портфель поставил на колени.
– Меня зовут Михаил Ремизов.
– Очень приятно, – соврала Уварова. – Елена Андреевна.
– Прямо так и Андреевна?
– Прямо так. Предпочитаю официально-деловой стиль общения, даже если мы с вами ни о чем не договоримся.
– Замечательно. – Ремизов прищелкнул языком, и Лена поняла: хоть раньше при ней никто так не делал, эта привычка в людях ей не нравится. – Надеюсь, мы постараемся договориться. Ведь я ищу в Киеве человека, который готов представлять мои интересы в суде.
– С кем судитесь?
– С государством. Знаете, как в Америке: народ против такого-то. Здесь у нас как бы народ против Михаила Ремизова. Пока судебного иска как такового нет. Но я надеюсь, что уголовное дело обязательно заведут.
– Надеетесь? – переспросила Лена. – Первый раз вижу человека, который надеется, что против него возбудят уголовное дело.
– Это смотря по какой статье, – усмехнулся Ремизов. – Скажу вам всю правду, Елена Андреевна. Очень может быть, что меня сейчас разыскивает милиция. С меня взяли в Симферополе подписку о невыезде, а я взял и выехал. Уехал в Киев.
Лена внимательно посмотрела на посетителя.
– Скажите, вы ненормальный?
– Если хотите – я политический камикадзе.
– Знаете, – сухо ответила Лена, – политикой я не занимаюсь и даже не интересуюсь. Потому вынуждена отказать вам сразу и…
– Не спешите, – перебил ее Ремизов. – Вы ведь еще не знаете сути дела. Я понимаю, что сейчас у вас возникла масса вопросов даже при отсутствии желания иметь со мной дело. Правильно я понимаю?
– Правильно, – согласилась Лена. У нее действительно были вопросы к странному посетителю.
– Начну отвечать. Ведь я наперед знаю, о чем вы хотите спросить. Первое: почему я не могу найти адвоката в Крыму? Отвечаю: мне нужен совершенно посторонний человек, не имеющий отношения к тому, что происходит на полуострове и на которого невозможно надавить с помощью каких-то полумифических знакомств. Второе: почему я искал адвоката не по рекомендации, которую мне могут дать, а по газетным объявлениям? Ответ: так легче найти постороннего человека, который, если мы договоримся, будет работать не потому, что клиент пришел от некоего Ивана Ивановича, а исключительно по собственному желанию. Наконец, третье: не втяну ли я вас в неприятную историю? Отвечаю – ни боже мой. Наоборот, занявшись моим делом, адвокат в вашем положении, – тут Ремизов обвел многозначительным взглядом офис, – сможет поднять свой рейтинг на пустом месте. Потому что история моя уже получила огласку в Крыму и очень скоро о ней заговорят в Киеве. А значит, в масштабах Украины. Хотя меня преследуют по статье Уголовного кодекса, в убийстве или торговле наркотиками я не замешан. Наконец, вполне логичное: а есть ли у меня деньги? Я обратил внимание, как вы на меня посмотрели. Деньги есть. Не у меня, но гонорар я буду обсуждать, основываясь на гарантиях, которые дали мне мои финансовые партнеры.
– Партнеры?
– Я – лидер общественно-политического движения, – не без гордости признался Ремизов. – У каждой подобной организации обязательно есть спонсоры. Люди, которые финансируют меня, заинтересованы в том, чтобы история получила широкую огласку. Ведь по сути своей я ничего предосудительного не говорю и не делаю. Просто все происходящее вокруг меня поднимает мой рейтинг как политика, в той или иной форме озвучивает и ретранслирует мои идеи. Значит, спонсоры тратятся не зря.
– Понятно. Вы хотите меня использовать. Простите, но до свидания, – решительно сказала Уварова.
– Не спешите. Вы ведь еще не знаете сути вопроса.
– Вы нарушили подписку о невыезде, господин Ремизов. А это уже серьезный проступок с точки зрения закона, что бы вы там ни сделали.
– Я как раз ничего и не сделал. Просто призывал и призываю Крым отделиться от Украины, выйти из ее состава и дальше развиваться, поддерживая с Украиной, Россией и другими государствами исключительно партнерские отношения. Я даже не требую сейчас ввести визовый режим. Просто Крым должен стать независимым государством. Маленьким – но независимым. Где все вопросы развития полуострова будет решать не Верховная Рада и не российская Государственная Дума, а наш крымский парламент. Вот и все. Что здесь плохого? Я ведь не стремлюсь развязать войну. Не загоняю население Крыма в каменоломни, чтобы организовывать там партизанские отряды. Вообще, ни о каком сепаратизме, в котором меня обвиняют, и речи быть сейчас не может! Я всего лишь сторонник федерализации, вот и все.
Лена сжала виски руками.
– Вот вы сейчас говорите со мной на каком-то иностранном языке. Я слышала все эти термины – сепаратизм, федерализация и так далее. Но ничего в них не понимаю. Это вообще не моя специализация, если уж на то пошло. Так что вряд ли…
– Не спешите! – Ремизов жестом остановил ее. – Значение слов вы при желании найдете в словаре. А снять с меня обвинения в сепаратизме можно очень просто: поднимите несколько известных историй, аналогичных моей. Самая яркая – Евгений Кушнарев. Его пытались закрыть за сепаратизм, и надолго. Но тогда ни милиция, ни прокуратура ничего не добились, хотя выполняли, по моему глубокому убеждению, явный политический заказ. Там было еще несколько фигурантов, и всех их выпустили, сняв обвинения. Сейчас я в таком же положении, причем пошел на это сознательно. Я не депутат, у меня нет неприкосновенности. Я рискую, нарушив подписку о невыезде. Это значит, что я уверен в своей правоте. Елена Андреевна, – Ремизов наклонился к ней через стол, – мое дело очень простое. Вы изучите так называемое «дело Кушнарева» и сразу получите кучу шпаргалок и подсказок. И заодно – неплохой гонорар. Кстати, аванс для того, чтобы начать работу, у вас уже, считайте, есть.
Посетитель щелкнул замком портфеля.
И вынул из его недр белый продолговатый конверт.
5
Михаил Ремизов ушел час назад, а Елена Уварова и ее помощница Оксана Логвиненко, вернувшаяся к тому времени с благополучно найденным зонтиком, все еще не могли решить, как относиться к его визиту.
…Когда рука сама, помимо ее воли, потянулась к конверту, Лена не готова была себя осуждать. Не сдержавшись и быстро пересчитав сотенные купюры, она провела в уме несложные математические расчеты. Аренда офиса плюс четверть зарплаты Оксаны, получавшей деньги стабильно, а не в виде процента от каждого дела, проведенного ее работодательницей. Сумма, возможно, была меньшей, но зато оплата труда помощницы не зависела в данном случае от успешности самого адвоката. Конечно, можно выплатить ей и половину, но тогда Елене от аванса ничего не останется.
И потом, в случае успешного завершения дела Ремизов обещал еще дважды по столько же. А это означает – возможность заплатить бывшему мужу очередной взнос за квартиру и уверенно продержаться Лене и ее помощнице до следующего месяца. А за это время может случиться еще много хорошего.
Итак, адвокат Елена Уварова взяла деньги. И заключила с Михаилом Ремизовым официальный договор о сотрудничестве.
Теперь Лена не сомневалась: ее новый клиент искал именно такого человека, как она. Адвоката без громкого имени и совершенно без репутации, для которого небольшой, но стабильный заработок будет важнее профессиональных амбиций. К тому же незавидное положение, в котором сейчас находится адвокат Уварова и ее контора, отнюдь не значит, что она – плохой специалист.
Да и история эта настолько стремная, что более опытный юрист, дорожащий своим временем и репутацией, либо утроил бы сумму аванса, либо вообще отказался бы ввязываться в достаточно сомнительное предприятие. А у Лены времени достаточно, репутации же она пока не заработала никакой. И если ей удастся уладить дело Ремизова, она не только сможет поправить свои дела на некоторое время, но и приобрести хороший профессиональный опыт.
В общем, как ни крути, положение, в котором оказалась адвокат Уварова, не оставляло ей возможности перебирать харчами.
Обсудив условия задачи с Оксаной и поняв, что та придерживается такого же мнения, Уварова усадила помощницу за компьютер. Лена знала достаточно много о мире юристов, но к стыду своему, о мире шоу-бизнеса – немного, и уж вовсе мало – о расстановке сил на политическом олимпе.
– Что мы имеем? – начала Лена перед тем, как загрузить помощницу работой. – Давай сначала посмотрим условия задачи. Наш клиент – политический деятель местного масштаба. У него есть некие спонсоры, он имеет определенное влияние на какую-то группу людей, и у него есть какие-то убеждения. В частности, наш клиент – сторонник полной независимости Крыма, отделения его от Украины и при этом неприсоединения к России. Как это трактует Уголовный кодекс?
– Публичные призывы к нарушению территориальной целостности страны, как-то так. – Оксана уже успела найти нужную статью. – Называется сепаратизмом, за это предусмотрено наказание.
– Кого-то в нашей стране за это наказывали?
– Два года назад я даже не знала, если честно, что существует такая статья, – призналась Оксана. – А тем летом как прорвало: сразу нескольких человек, насколько я помню, посадили или пытались посадить.
– Наш клиент утверждает, что пытались, но не посадили. Но не посадили именно потому, что те же Евгений Кушнарев и Борис Колесников были личностями куда большего масштаба, чем Ремизов. Суть вот в чем: он боится не того, что его посадят, а того, что не отмажут. В конце концов, надо же кого-то посадить когда-нибудь в назидание остальным. Вот наш клиент и не хочет стать таким жертвенным ягненком.
– Однако ягненок не из пугливых, – заметила Оксана. – Будучи на подписке, просто так взять и уехать в другой город…
– С этим как раз намного легче разобраться, чем с сепаратизмом, – отмахнулась Лена. – Я вернусь через пару часов. Посмотрим, что ты найдешь к этому времени. Вот тогда и станем двигаться дальше.
Уехав на встречу по давно завершенному делу с клиентом, которому нужно было дооформить какие-то документы, Уварова вернулась не через пару часов, как планировала, а через три, попав по дороге в пробку. Оксана за это время не только нашла необходимую информацию, но даже подготовила ее начальнице в виде аналитической записки. Отпустив помощницу заниматься текущими делами, Лена устроилась за рабочим столом и погрузилась в чтение.
Итак, впервые тема сепаратизма возникла в начале апреля 2005 года, когда в Киеве был задержан председатель Донецкого облсовета Борис Колесников. Дело в том, что во время «оранжевой» революции Колесникова вместе с бывшим харьковским губернатором Евгением Кушнаревым и экс-главой Луганского облсовета Виктором Тихоновым тогдашняя оппозиция обвинила в сепаратизме за призывы создать Юго-Восточную автономию.
Утром 6 апреля Борис Колесников был снова приглашен в Генеральную прокуратуру для дачи показаний. Затем стало известно, что он задержан на 72 часа в Министерстве внутренних дел, якобы по другой статье – не о сепаратизме и федерализме. Узнав о задержании Колесникова, около 20 народных депутатов от фракции «Регионы Украины» приехали в Генпрокуратуру и пытались выяснить, что же все-таки стало поводом для ареста. Но официальных комментариев следствие не дало. Колесникова из тюрьмы так и не выпустили.
Через два месяца, в конце июня, аналогичные обвинения – посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины – Генеральная прокуратура предъявила экс-главе Харьковской областной госадминистрации Евгению Кушнареву. Такое решение было принято после допроса Кушнарева по делу о сепаратизме. Ему удалось избежать ареста – за него лично поручились пять народных депутатов Украины. Накануне Генпрокуратура предъявила обвинение в сепаратизме и действующему главе Луганского областного совета Виктору Тихонову.
И Колесников, и Тихонов, и Кушнарев обвинялись в том, что в разгар политического кризиса, связанного с выборами украинского президента осенью 2004 года, они приняли активное участие во Всеукраинском съезде органов местного самоуправления, который прошел в городе Северодонецке Луганской области. Среди гостей был и мэр Москвы Юрий Лужков. На этом съезде Кушнарев и Тихонов выступили с предложениями о референдуме. Назывались даже сроки его проведения, однако позже решение было отменено.
Затем на митинге в Харькове Кушнарев обещал, что в этом городе не будет ни донецкой, ни киевской власти, а только харьковская.
Уже меньше чем через месяц, 15 декабря 2004 года, после победы на выборах Виктора Ющенко, Евгений Кушнарев заявил о своей отставке с должности председателя Харьковской областной госадминистрации. Позже он сложил с себя и полномочия председателя Харьковского областного совета, назвав себя жертвой нового режима.
23 июня 2005 года Евгений Кушнарев, лидер партии «Новая демократия», был приглашен в Генпрокуратуру на допрос в качестве свидетеля. Но в итоге стал вторым политиком за последние два дня, которого официально обвинили в посягательстве на территориальную целостность и неприкосновенность Украины.
В Уголовном кодексе, кстати, предусмотрено наказание за посягательство представителя власти на территориальную целостность Украины. Статья сто десять, часть вторая, если кому интересно. Посадить могут на срок от трех до пяти лет. Не особо тяжкое преступление, хотя приятного мало…
Здесь Уварова отложила распечатанные листки, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза ладонью.
Даже имея очень слабое представление о политических раскладах и политической жизни вообще, можно сделать из прочитанного любопытный вывод. Почему из всех участников того, ставшего уже настолько одиозным, насколько же и легендарным, съезда в Северодонецке попытались посадить только бывшего донецкого губернатора Колесникова, экс-губернатора Луганщины Тихонова и сложившего с себя полномочия губернатора Харьковской области Кушнарева? Остальные что – не виноваты, виноваты меньше или не виноваты вообще?
Еще раз пробежав глазами основные тезисы «дела о сепаратизме», выделенные старательной Оксаной специально для нее жирным шрифтом, Уварова обратила внимание: по статье сто десять УК Украины преследуются преимущественно представители власти. Заглянула в кодекс, проверила – таки да, как говорят в Одессе. Если какой-то гражданин, допустим, слесарь нашего жэка, будет в нетрезвом состоянии агитировать за отделение Бородянки от Киева, ему ничего не сделают. Кстати, даже если такая агитация будет проводиться в трезвом виде – его тоже не накажут.
Получается, сделала вывод Лена, что в Северодонецке за создание Юго-Восточной автономии, кроме трех обвиняемых, голосовали одни «шестерки», не имеющие ни власти, ни влияния. Тогда этот съезд смело можно считать подставой: значит, он проводился именно для того, чтобы спровоцировать Колесникова, Тихонова и Кушнарева.
Абсурд? Полнейший. Абсурд и глупость.
Тогда почему же, если на этот съезд собрались люди, обладающие в тот момент реальной властью, уголовное преследование через полгода началось в отношении только трех?
Вернувшись к прочитанному, Лена поймала себя на мысли: все, что сообщается о той истории дальше, стало касаться теперь только Евгения Кушнарева. Похоже, забыли даже о Колесникове: всё дальнейшее напоминало поединок Кушнарева и Министерства внутренних дел.
Неожиданно Уварова пришла к однозначному выводу: сепаратизм здесь уже ни при чем. Удары наносятся целенаправленно против Кушнарева. И он с кем-то ведет свое личное сражение.
6
Когда Оксана вернулась, Лена встретила ее новостью: дело Михаила Ремизова можно решить достаточно легко.
– Он – известная в Крыму личность и достаточно одиозный политик, – начала она. – Только, несмотря на то что возглавляет целое объединение… как там его…
– «Свобода Крыма».
– …да, так вот: несмотря на это, наш клиент не обладает реальной властью. Определенное влияние на энное количество людей он имеет, но власти – никакой. Если тот же Кушнарев, говоря о харьковских реалиях, был при всем действующим губернатором Харьковской области, то наш Ремизов – реальный ноль, хоть и политическая единица. Значит, добиться того, чтобы с него сняли обвинения по статье сто десятой, несложно. Это или там, в Крыму, перемудрили, или…
– Или Ремизову такой процесс нужен для саморекламы: выборы на носу, – резюмировала Оксана. – Его, ясное дело, пока никто никуда не выбирает. Но шум поднимется, а это в политических играх хорошо.
– Вопрос мог решить крымский адвокат. Но нашему клиенту нужна именно киевская поддержка. – Шума больше, солидности и общественной значимости.
– Твой статус во как поднимается, – усмехнулась Оксана. – Значит, звонишь ему и быстренько все решаешь?
– Не будем спешить, – после короткой паузы ответила Уварова. – Я хочу разобраться во всем до конца. Понимаешь, с этим дурацким сепаратизмом все может оказаться намного сложнее. Чтобы вот так ловко закрыть тему, мне надо быть в материале.
– И что?
– Наиболее показательная история из всех, которые я прочитала, – история с Кушнаревым. Вот я и хочу разобраться, кто там прав, кто виноват и как вообще действовать в подобной ситуации.
– Не забывай, – заметила Оксана, – из всех, кого в две тысячи пятом обвинили в сепаратизме, Кушнарев единственный, кого нет в живых.
– Да, я что-то слышала. Кажется, несчастный случай этой зимой, на охоте.
Неожиданно Лена словно поперхнулась…
…В зале суда Кушнареву стало плохо. Его увезла «скорая». Писали, что держать его в следственном изоляторе дольше нельзя, иначе умрет…
Умрет…
Через полтора года он умер…
– Но что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, – спокойно ответила Оксана. – Просто, в отличие от тебя, я немножко интересуюсь тем, что происходит вокруг. Писали, что Кушнарев мог выжить после ранения. Вероятность была небольшой, но все-таки была. И если бы не здоровье, подорванное во время событий две тысячи пятого года, организм бы сдюжил. Тебе и дальше хочется в этом копаться?
– Да! – вырвалось у Лены неожиданно для нее самой.
Михаил Ремизов как-то отошел на второй план – Уварову все больше интересовало «дело Кушнарева».
Тогда оно очень занимало президента Ющенко. Еще до ареста Кушнарева он говорил: «Я высказал генеральному прокурору свои надежды, что это дело в ближайшее время будет закончено. Расследования СБУ и Генпрокуратуры будут переданы в суд». На что ему ответили в прессе: «В период предвыборной борьбы одним из главных лозунгов Ющенко был: “Бандитам – тюрьмы!”. В этом лозунге не хватает одного слова – всем. А без того, чтобы посадить не избранных бандитов, а всех, реализация лозунга кажется, мягко говоря, странной. Ведь если речь идет об обвинении в сепаратизме – это уже вопрос политический. Надо вести честную политическую борьбу, а не заниматься, пользуясь силой, государственными рычагами, всяческими шантажами, давлением, политическими преследованиями».
Лена, сама того не желая, стала все больше втягиваться в эту историю. Ее охватил какой-то непонятный азарт. Что там дальше по хронологии?
В принципе, оппоненты новой власти, они же – сторонники Кушнарева, не отрицали, что на съезде в Северодонецке действительно звучали сепаратистские высказывания. Во всяком случае, у некоторых журналистов, освещающих это событие, сложилось впечатление, что отдельные делегаты этого мероприятия просто озверели и стали прибегать к откровенному шантажу. Мол, если наш кандидат в президенты Украины не проходит, то мы будем отделяться. Этим мнением они поспешили поделиться с общественностью. Естественно, правоохранительные органы не могли пройти мимо этого факта не реагируя.
Однако власть, как пишут политологи, добилась обратного эффекта: создала «мученика оппозиции», «борца за правду», которого «она не любит». Получается, что тот или те, кто благословил «закрыть» сепаратистов, косвенно работает на развал Украины, чтобы вызвать на Востоке страны новую волну протестов.
От обилия непривычной, абсолютно новой для нее информации у Лены разболелась голова. Сжав виски двумя пальцами и помассировав их, как советовали в каком-то из женских журналов, минут через десять она привела себя в работоспособное состояние и продолжила анализировать.
Так. Евгений Кушнарев отвергает все обвинения в сепаратизме, выдвинутые против него Генпрокуратурой страны. По этому поводу он сделал специальное заявление, которое распространила пресс-служба партии «Новая демократия», возглавляемая им. Обвинения против себя Кушнарев называет абсурдными и смехотворными. По его словам, обвинение построено на свободной и искаженной трактовке событий на Украине в ноябре прошлого года, содержания и характера его участия в них. Еще он утверждает: власть не нашла других способов ограничить общественную деятельность его и главы Луганского областного совета Виктора Тихонова и встала на путь подготовки первого политического процесса в новейшей истории Украины. Знает Кушнарев, как видно из заявления, и заказчика: это Президент Украины, действующий глава государства, – ни больше ни меньше.
Эй, осторожно!
Лена одернула себя. Так можно зайти слишком далеко и дойти до психушки. Еще утром она не знала, как жить дальше и куда себя девать, а к концу рабочего дня, после появления неожиданного клиента, она уже раскрыла целый заговор против политика, несогласного с режимом.
Но мысль уже неслась вперед, подобно тройке резвых лошадок.
Оксана провела прямую связь между смертью Кушнарева и проблемами со здоровьем, которые возникли у него во время «дела о сепаратизме». Виктор Ющенко, со слов самого Кушнарева, отдал приказ показательно осудить – посадить? – хоть одного сепаратиста. И конечно, личность экс-губернатора Харьковской области была в тот момент наиболее яркой. Лена помнит, как его выступление на митинге в Харькове и заявление о том, что в городе теперь будет только харьковская власть, крутили в дни «оранжевой» революции по «5 каналу» примерно с такой же частотой, как и знаменитое выступление жены Виктора Януковича: то самое, в котором она раскрыла страшную тайну «наколотых апельсинов», к которым «рука тянется и тянется».
Значит, президент отдает приказ посадить Кушнарева как наиболее «засветившегося» сепаратиста. Тот объявляет голодовку протеста…
Ага, стоп-стоп, вот оно – и это уже интересно! Лена только сейчас дошла до этого пункта: оказывается, кроме сепаратизма, задержанному «шили» злоупотребления, связанные с введением в Харькове в эксплуатацию двух станций метро третьей очереди метрополитена. Получается, одновременно против него возбуждается сразу два уголовных дела? Не слишком ли пристальное внимание к одному человеку?
Лена слышала о таких вещах, хотя пока и не сталкивалась с ними. Не посадим по одной статье – закроем по второй. Неужели опаснее преступника, чем Кушнарев, после «оранжевой» революции в Украине не оказалось?
Понятно, что политик заявляет: возбуждение нового уголовного дела является незаконным, задержание его по этому делу ни на каком законе не основывается. Законность своего задержания вообще редко кто признает. Даже пьяный, которого привезут в участок, начинает орать о произволе властей – Лена сама это неоднократно слышала.
Что еще говорил тогда Кушнарев? Уварова нашла в подборке нужное. Он заявлял о том, что было проигнорировано его требование об участии в судебно-медицинской экспертизе его лечащих врачей из лечебного учреждения города Киева. Еще он подает письменное обращение к Генеральному прокурору Украины Святославу Пискуну с ходатайством о личном приеме. И только после этого Кушнарев заявил, что с момента задержания он объявляет голодовку.
Спустя некоторое время адвокат Кушнарева сообщает: его подзащитный чувствует себя плохо – у него высокое давление и третий за полтора месяца гипертонический криз: давление действительно очень высокое – 190 на 110. По словам адвоката, после проведения судебно-медицинской экспертизы господина Кушнарева госпитализировали в Центральный госпиталь МВД Украины, где врачам была поставлена единственная цель – сбить давление у задержанного. К утру давление у экс-губернатора упало, и его снова перевели в изолятор временного содержания. А в день задержания господин Кушнарев заявлял, что он уже длительное время находится на стационарном лечении в 8-й клинической больнице Харькова. «Ему очень плохо, но он продолжает голодать и пьет только воду, чтобы не было обезвоживания организма», – заявил адвокат.
Министр внутренних дел Юрий Луценко утверждает: Евгению Кушнареву вменяется в вину незаконное использование бюджетных средств на оплату процентов коммерческим банкам. О сепаратизме, выходит, как-то позабыли…
– Так, не отвлекаться, – произнесла вслух Лена.
Постепенно выстраивалась интересная и не совсем обычная цепочка: сначала Кушнарева задерживают по одному обвинению, которое всем, даже прокуратуре, кажется смешным. Сепаратизм – кого и когда по этой статье сажали? Потом возникает новое уголовное дело и новая статья. Кушнарев голодает несколько дней, чего ему делать категорически нельзя. Его, конечно, выпустили и даже, кажется, не довели до конца ни одно из дел. Однако здоровье его все равно подорвано. Тем более, как сказано дальше, Кушнарев включился в предвыборный процесс уже как член Партии регионов, а потом, когда стал депутатом и пришел во власть, продолжал работать на износ, практически не отдыхая.
Охота, тяжелое ранение, тут же дают о себе знать последствия гипертонических кризов – и Кушнарев не дождался врачей…
Если бы Лена писала политические детективы, она сейчас придумала бы такой финал: с весны 2005-го до зимы 2007 года – с небольшими перерывами – на Евгения Кушнарева шла системная охота. Кто-то пытался его достать, и этому неизвестному в конце концов это удалось.
Отодвинув к центру стола прочитанные распечатки, Уварова встала, скрестила на груди руки и начала медленно мерить шагами кабинет.
В общем-то, если вернуться к ее новому клиенту Михаилу Ремизову, его историю после всего того, что она узнала о статье сто десятой сегодня, можно считать законченной. Или Ремизов кому-то мешает и есть решение притормозить его чрезмерно активную деятельность, или там, в Крыму, накануне выборов, которые, кстати, пройдут в ближайшее воскресенье, милицейские и прокурорские начинают проявлять инициативу, которая, как в той поговорке, наказуема.
Попробовав предъявить Ремизову сепаратизм, они обломают себе зубы и только сделают его героем. За нарушение подписки о невыезде тоже предусмотрена ответственность, но и этот вопрос удастся спедалировать.
Сложность в другом: если увязать эту историю с «делом Кушнарева», вполне реально дать в руки Ремизова и тех, кто за ним стоит, хорошие козыри. Но в таком случае Елена Уварова должна быть не адвокатом, а креативным менеджером. Ведь доказать, что глава государства благословляет политические репрессии – как два года назад, так и сейчас, – может попытаться любой сумасшедший. Сдать эту тему, что ли, какому-нибудь сумасшедшему, пусть делает на этом имя и бабло?..
Лена почувствовала, что она сама начинает медленно сходить с ума.
Ведь действительно – только сумасшедший захочет серьезно разобраться: есть ли реальная связь между обвинением Евгения Кушнарева в сепаратизме и его внезапной гибелью на охоте.
Не сдержавшись, Лена набрала номер мобильного телефона Ремизова. Когда клиент ответил, она в трех словах описала ему ситуацию с его историей. Тот вдруг несказанно обрадовался, пообещал поговорить со своими партнерами и выработать стратегию дальнейших действий. Спасибо, до свидания.
Уже поздним вечером, когда Лена, завернувшись в плед, смотрела телевизор, Михаил Ремизов отозвался и сообщил ей приятную новость: если она изложит в течение завтрашнего дня на бумаге то, что сказала ему устно, бо́льшая часть работы будет считаться сделанной. И она получит обещанные деньги после того, как это прочитают в симферопольской прокуратуре. Если их это не убедит и они придумают другое дело, Ремизов и Лена продолжат сотрудничество уже за дополнительные деньги.
Уварова почему-то поверила клиенту. Из всего сказанного напрашивался вывод: деньги у нее в ближайшее время будут. А раз так, можно заняться делами, которые вряд ли принесут прибыль.
7
– Сашка, привет. Узнал? Лена Карпенко, которая Уварова.
– Бывшая Уварова. Привет, Ленчик.
– Уварова-то бывшая, а вот фамилия мужнина осталась. Я вижу, слухами земля полнится. Киев и в самом деле такой маленький город, как о нем говорят.
– Москва еще меньше, можешь мне поверить. Два дня как оттуда, по делам фирмы катались. Как твое ничего? Забыла совсем однокурсников…
– Закрутилась, завертелась. Слушай, Сань, меня, вообще-то, твоя фирма интересует.
– Купить хочешь? У тебя ж своя, вроде. Наслышан, наслышан, тут некоторые наши тобой гордятся. До своей практики пока не все доросли и дозрели.
– Может, и куплю когда-нибудь. Слушай, вы ведь с политиками в основном работаете, правда?
– В принципе наша контора ведет дела обеспеченных людей. Только среди банкиров и бизнесменов действительно стало очень много депутатов, а у них еще помощники есть, способные платить по нашим счетам. Так что где-то ты права. Ближе к делу. Случилось что?
Лена до сих пор не представляла себе, как повести нужный ей разговор.
– Давай встретимся. Пообедаем, например, или кофе попьем. Заодно и поговорим. Как, время есть?
– Ты сегодня хочешь?
– Желательно.
– Ладно. Подгребай… Так-так, что у нас со временем… Короче, подгребай в «Кофе Хаус», который возле планетария. Метро «Республиканский стадион», там рядышком, найдешь?
– Я знаю, где это. Во сколько, скажи хоть?
– Половина второго. А лучше – два. Нормально?
– Давай, до встречи.
Опаздывать – привилегия женщин.
Но Лена Уварова старалась по возможности никогда и никуда не опаздывать, не пользуясь своей гендерной привилегией в полной мере. Однокурсника Сашку Тенько, который очень быстро, практически сразу после окончания университета ввинтился в солидную адвокатскую фирму с серьезной репутацией на рынке юридических услуг, ей пришлось ждать пятнадцать минут. За это время она успела выпить чашку кофе и заказать себе травяной чай.
– Сорри, мэм! – выкрикнул Тенько, появившись откуда-то из-за ее спины. Он выглядел как менеджер среднего звена с картинки в глянцевом журнале. Или успешный молодой человек, рекламирующий бритвы и мобильные телефоны. Уваровой вдруг показалось, что на его фоне она почему-то выглядит несколько жалковато.
– У меня ведь тоже со временем напряг, – буркнула она.
– Слушай, мать, ты не карай строго, ты же адвокат! – зачастил Сашка. – Заказала уже? Кофе сделайте, и тортик у вас там был, типа суфле! – отдал он распоряжение подошедшей фирменной официантке. – У нас там, короче, переговоры важные, не мог ни слинять, ни позвонить. Хорошо, что тут рядом, недалеко. Слушай, мать, потрясно выглядишь! Отвечаю!
– Ладно, отец. – Лена налила себе из чайничка остывающего напитка. – Как я понимаю, времени у тебя в обрез.
– Для тебя – вагон, серьезно говорю. – Тенько прижал правую руку к сердцу. – Только поезд у этого вагончика может тронуться в любую минуту. Хуже будет, если вагон отцепят нафиг. Так что давай сразу к твоим баранам. Излагай.
Лена сделала глоток чаю.
– Ты лично кого-то из политиков наших знаешь?
– Многих знаю. Не то чтобы дружбанили, они народ с гонором. Но пара-тройка серьезных историй с ними была.
– Кому-то симпатизируешь?
– Ленчик, ну ты меня удивляешь! Как может адвокат симпатизировать клиенту? Тогда он сразу отказывается от дела, если он нормальный человек и грамотный юрист. Нам с тобой должно быть все равно – «оранжевые», «бело-голубые», «белокрасные», «зеленые» – их цвета меня абсолютно не колышут. Работаем со всеми, потому и стоим так капитально.
– О Кушнареве знаешь что-нибудь?
– Евгений Петрович? Он же зимой на охоте погиб. А вообще, я его лично не знал, но приходилось общаться и с друзьями, и с врагами. Что это ты вдруг интересуешься?
– Так, – односложно ответила Лена.
Она действительно не могла объяснить, почему ее так занимает «дело Кушнарева». Если Тенько нужен ответ, она готова что-нибудь придумать, но для этого потребуется время. Такая возможность появилась: Сашке принесли кофе с тортиком, и он тут же набросился на все это, будто не ел как минимум сутки. Когда половина куска была успешно съедена, Тенько, как ни в чем не бывало, проговорил:
– Ладно, не мое дело. Без причины интересоваться не станешь. Тем более что вокруг него сейчас уже ничего нет и быть не может, потому как нет человека. Спрашивай.
– Так просто?
– А на фига усложнять?
– И то правда. Скажи, он мешал кому-то… здесь?
– В Киеве? – уточнил Тенько. Лена кивнула, и он кивнул в ответ: – Конечно, мешал! Он на самом деле мужик был непростой и очень умный. В большой политике умных и слишком самостоятельных не любят, поверь мне.
– Таких нигде не любят, – сказала Уварова.
– Правильно. А в политике – особенно. Умный человек много чего понимает и знает больше остальных. У Кушнарева знаешь какая проблема была? Мне один тип оттуда, – Сашка кивнув куда-то вверх, – поведал. У него, собственно, не одна проблема была, а сразу несколько. Во-первых, ему с «регионами» скучно стало. Очень быстро. Деньги у них есть, только хозяева – люди не публичные. И вперед с идиотскими лозунгами не лезут. Политику надо не просто периодически рот открывать, как рыба, но еще что-то же говорить. Янукович как официальный лидер уже до такого договорился… Ты когда его слышала?
– Я, если честно, их и не слушаю.
– Ну вот, а я слушаю. И давненько Виктора Федоровича не слышно. Зато Кушнарев покойный, когда «бело-голубые» опять стали партией власти, начал говорить хорошо, грамотно и уверенно. Вот только ему с равными было бы интереснее. А те, кто не ровня, ему страшно завидовали, можешь мне поверить. Значит, это первое.
– Дальше что? – Уварова отодвинула чашку.
– Во-вторых – город Харьков.
– Что – город Харьков?
– Думаешь, Донецк или Днепропетровск – второй по значению город Украины? Или скажи еще – Львов… Харьков, если ты историю учила, не просто первая столица. Это город со своими интеллектуальными традициями. Не понимаешь? – Лена покачала головой. – Мозги в Харькове всегда были хорошие. И эти самые мозги Кушнарев не спешил из Харькова в Киев переводить. Донецкие – те поездами в столицу едут и здесь оседают. Львовских возьми, знаю я нескольких хлопцев: всё здесь ненавидят, москалями нас всех обзывают, но пасутся тут, как на заливных лугах. Сколько львовян в Киеве на якорь стали – «Коламбия пикчерз» не представляет! В общем, большинство кланов сначала посылают сюда своих представителей на разведку, а потом и сами здесь корни пускают. Так Кушнарев, чтоб ты знала, Ленчик, никогда к Киеву особо не дышал. Зачем, когда у него своя столица была – Харьков. Так называемых «харьковских», в отличие от тех же «донецких» или «днепропетровских», ты здесь не найдешь. В таком объеме, я имею в виду. А пробившись в парламент, Кушнарев начал активно лоббировать интересы своего города, чего практически никто из его коллег не делал и делать не собирается. Ты возьми хоть нашего президента: Сумы как-то поднялись? А ведь он и Нацбанком рулил, и премьером был, и вот теперь глава государства. В его родной Хоружевке что, клуб двухэтажный отгрохали, село асфальтом закатали? Ни хрена!
Одним глотком Тенько допил кофе, достал дорогие сигареты, закурил. Раньше он не курил, машинально отметила Лена и воспользовалась передышкой собеседника:
– Понятно теперь, откуда это знаменитое – «харьковская власть». Получается, Кушнареву за региональный патриотизм предъявляли обвинение в сепаратизме?
– Я тебя умоляю, Ленчик! – Сашка выпустил в потолок струю сизого дыма. – Не лезь ты туда, в чем ничего не понимаешь. Знаю я ту историю позапрошлогоднюю, не хорошо, но нормально. Там при желании можно было к чему угодно придраться. У нас на фирме специалисты говорили тогда: никаких оснований для возбуждения дела о сепаратизме нет. Возможно, речь шла в сильно эмоциональном тоне, но Кушнарев, на самом деле, реально говорил о форме самостоятельности восточных и юго-восточных регионов. Конечно же, в рамках Украины – только дать тому же Харькову больше самостоятельности и независимости.
– У меня сейчас клиент один, – решила проговориться Лена. – Его прокуратура в Крыму тоже сепаратистом обозвала.
– Чего хочет?
– Отделить Крым от Украины и объявить его самостоятельным государством.
– Автономии ему мало?
– Говорит – мало.
– Что прокуратура?
– Говорит – собирается посадить.
– Пусть расслабится, – махнул рукой Тенько. – Никто его не посадит. Не сепаратист он, а дурак, по-моему. Так ты из-за этого меня выдернула?
– Это я так, к слову, – Лене расхотелось говорить о деле Ремизова. – Так что там было с тем сепаратизмом?
– Зайди в Интернет, ну или словарь политических терминов купи, продается. Там почитаешь, что такое сепаратизм, а что есть федерализм, если уж тебе сейчас все эти «измы» интересны. Президент наш, например, особой разницы не видит. И смешивает понятия. На самом деле федерализм – не преступление. Есть у меня один знакомый, так тот вообще говорит: такие темы надо вслух обсуждать, от них стране польза большая. В мире, говорит, самые процветающие страны – как раз федерации. Это и США, и Германия, и Швейцария, примеров он много может привести. Кстати, твой клиент из Крыма, а Крым – автономная республика. Да, в составе Украины. Хотя у нас по Конституции государство унитарное, а крымская автономия есть! Но если кто-то призывает пересмотреть Конституцию, его за это не обязательно сажать. Были даже решения парламента, которые противоречили Конституции. И ничего, никто никого за это не привлекает к уголовной ответственности.
– Потому что парламентарии, принимающие решения, неприкосновенны, – в тон ему ответила Лена.
– Короче, – Сашка вытер салфеткой губы, – тут можно долго спорить. Только после смерти Кушнарева харьковское лобби из парламента исчезло совсем. Его региональный патриотизм кого-то не устраивал. Сильный мужик был. Добиваясь своего, мог дров наломать. На дурацком сепаратизме подставился, и никто не помог, когда совсем плохо стало. В общем, смотри сама: не знаю, куда ты хочешь влезть, но не думаю, что это полезно.
8
Даже приняв снотворное и запив его чаем, заваренным на натуральных листьях перечной мяты, Лена все равно долго не могла уснуть.
Если рассуждать здраво, Сашка Тенько был прав: она входит в область знаний, которая ей не просто чужда и недоступна – просто не нужна. Во всей этой казенной политической терминологии легко можно запутаться и утонуть. Однако, возразила себе Уварова, с тем же успехом можно было утонуть в интегралах, квадратных корнях и умножении каких-то результатов на число «пи», не говоря уже о решении биквадратных уравнений. Тем не менее, с точными науками, особенно с алгеброй, Лена в школе дружила. Именно хорошая математическая подготовка, как она поняла в дальнейшем, помогла ей освоить юридическую терминологию, которая для посторонних, а особенно – людей с творческим складом ума, казалась темным лесом и китайской грамотой.
Это к тому, что при желании в политической терминологии тоже можно разобраться и найти простые объяснения сложных вопросов. Вот только есть ли у нее такое желание?
Ценность того, что рассказал Тенько, казалась Лене весьма сомнительной – ведь сам он не политик, а только стоящий рядом с ними. Но с другой стороны, Сашка ценен тем, что простыми, доступными словами излагает свое видение проблемы.
Которая состоит, по его убеждению, в том, что Евгений Кушнарев в Партии регионов был человеком не то чтобы случайным, а скорее – не во всем согласным с идеологией данной политической силы. Тенько прав в одном: на том одиозном съезде в Северодонецке официальным цветом того, что потом назвали сепаратизмом и подвели под статью, был бело-голубой. Почему же тогда в преступники не занесли всех участников съезда, прямо так, списком? Перечень делегатов вряд ли был и остается засекреченным…
Выходит, Кушнарев действительно подставился как-то по-особенному. Ведь обвинение в попытке нарушить территориальную целостность Украины предъявили именно ему, хотя голосование на том съезде, как успела прочитать в Интернете Уварова, было единогласным. Получается, к Кушнареву проявляли особое внимание, и сепаратизм – лишь формальный повод.
Затем были обвинения в злоупотреблениях, которые, кстати, так никто и не доказал.
А потом Евгений Кушнарев трагически погибает. Не сразу, конечно, через полтора года. Но, если уподобиться стилю авторов зарубежных детективных романов, все выглядит так, словно с лета 2005 года жизнь Евгения Кушнарева вышла на свою финишную прямую.
Значит, решила Лена, вся эта история не дает ей покоя только потому, что главный ее участник… Как бы выразиться поточнее? Нет, другого слова не подберешь – убит. Именно убит, из ружья. Случайный ли был выстрел, преднамеренный ли – сейчас не так уж важно. Слово «убит» в данном случае имеет только одно, прямое значение.
Нащупав рукой выключатель над головой, Лена включила ночник, чтобы посмотреть на часы. Начало первого. Звонить клиенту вроде бы не очень прилично. Тем более что Ремизову Уварова собиралась звонить не по его делу, о котором она больше не волновалась, а по личному. Даже взяла мобильник, однако в последний момент передумала.
Пускай спит. Ей тоже нужно заснуть. Как только Лена сама себе объяснила свои подозрения, она почувствовала, что, может быть, ей удастся, наконец, уснуть.
– Где я вам найду за два дня до выборов свободного политика?
Именно так прозвучал вопрос Михаила Ремизова, которого Лена Уварова все-таки вызвонила в половине девятого следующего утра. У нее сразу же возникли совершенно неожиданные и неприличные ассоциации: в общем-то, свободный политик перед выборами – это все равно что свободная девушка в борделе порта, в который вошли сразу три корабля, пришедшие из далеких рейсов. Мысли свои она не озвучила, но просьбу повторила:
– Вы ведь хвастались своими киевскими связями…
– Ничем я не хвастался! – С утра клиент был немного раздражен. – Вообще я сегодня как раз собирался вам звонить – уезжаю в Симферополь. Там тоже сейчас не до меня, так что, думаю, недели две меня никто трогать не будет. В прокуратуре и без моего дела будет куча заявлений по фактам всяких там фальсификаций. Так что, думаю, с вами свяжемся уже ближе к середине октября, тогда же закроем окончательно финансовый вопрос. – Ремизов выдержал короткую паузу. – Ну, во всяком случае, постараемся закрыть.
– За это я не волнуюсь. – Лена несколько кривила душой и даже машинально скрутила фигу, как делают всегда, когда говорят заведомую неправду. – Мне нужно переговорить с человеком, не просто близким к политике, а с действующим политиком. Обязательно из тех, кто знал Евгения Кушнарева. – И, опасаясь, как бы ее не перебили, быстро проговорила: – Я хочу подробно выяснить, как обстояли дела с его обвинением, на чем строилась защита. Это поможет строить, если понадобится, и вашу защиту. Я пытаюсь отработать аванс, господин Ремизов.
– А почему бы вам не выйти на его адвокатов?
– Меня эта история интересует не только с юридической точки зрения. Если Кушнарева пытались посадить за политические убеждения, я должна хотя бы в общих чертах узнать о них. Думаю, – Лена решила добавить немного лести, – ваши убеждения в чем-то совпадают…
– Не совсем, конечно. – По голосу собеседника Уварова почувствовала, что маленькая лесть достигла цели. – Но вы правы, какие-то параллели можно провести. Хорошо, я перезвоню вам минут через тридцать.
Ремизов отозвался через пятьдесят минут, когда Лена уже сама собиралась набирать его, и порадовал:
– Есть человек, готовый пообщаться с вами. Помощник одного из «регионалов», кого – не важно. Учтите, он в случае чего нигде свидетелем выступать не будет.
– Свидетелем чего? – спросила Лена.
– Ничего! – отрезал клиент. – Он даст вам необходимую политическую консультацию. Записывайте номер, зовут его Леонид Дмитриевич…
Поблагодарив собеседника, Лена, выждав несколько минут, набрала продиктованный номер. Услышав в трубке резкое: «Слу шаю!», скороговоркой представилась, сослалась на Ремизова и попросила о встрече.
– Я очень занят, – констатировал незнакомец.
– Я в курсе. Много времени это не займет.
– Надеюсь. Хорошо, приезжайте ко мне в офис. Вы на машине или на метро?
– На машине. – Лена тут же решила брать такси.
– Тогда пишите. – Леонид Дмитриевич продиктовал адрес, объяснил, с какого двора лучше заехать, и предупредил: – Там охрана на входе. Скажете, что ко мне, я предупрежу.
Бывают люди без особых примет. То есть совсем невыразительные и ничем не примечательные.
Леонид Дмитриевич оказался именно таким – самым обычным. Одет в стандартный дорогой костюм. Стандартно подстрижен, гладко выбрит. Если бы Лене показали групповую фотографию, на которой среди прочих был бы и ее новый знакомый, она не смогла бы узнать его. Ну, по крайней мере сразу.
– У меня действительно мало времени, – сообщил хозяин кабинета, даже не предложив ей кофе. – Выборы, работы уйма. Сегодня и до конца буду здесь ночевать, – он кивнул на кожаный диван у стены. – Вы, кстати, за кого голосовать будете?
– Не решила еще, – неопределенно пожала плечами Лена. – Кто слаще обманет.
– Да, – кивнул Леонид Дмитриевич. – Так я и думал. Вот вы видите меня первый раз в жизни, пытаетесь, кажется, решить проблемы неугомонного Миши Ремизова и уже после пяти минут знакомства заявляете: я обманщик.
– Вас я совсем не имела в виду…
– А кого тогда? Вас Лена зовут?
– Елена Андреевна – официально так официально.
– Вот вы, Елена Андреевна, знаете, почему для атеистов Бога нет?
Такого поворота в беседе Уварова не ожидала и сочла за лучшее промолчать.
– Потому, уважаемая, что они в Бога не верят! – с некоторой долей торжественности заявил Леонид Дмитриевич. – Почему-то у верующих с Божьей помощью всегда все получается. Они перед тем, как что-то начать, любое дело, вплоть до зачатия ребенка, просят у Бога помощи и поддержки. Не обязательно в храм идти, понимаете? Попроси поддержки и не сиди сиднем, а начинай трудиться. А как мыслят неверующие? Попросили они у Бога, допустим, сто долларов. Наутро щупают карман – а денег-то и нет! Вывод: если нет денег – значит, нет чуда. А нет чуда – нет и Бога! Раз Бога нет – все позволено, но это уже другая тема. – Он не митинговал, ни к чему не призывал, излагал свои мысли спокойно, даже как-то монотонно. – Вы улавливаете мою мысль?
– Не совсем, – призналась Лена.
– Бог является помощником для тех, кто верит в него, но не перекладывает на Всевышнего скорейшее решение всех своих проблем. Не сидит в ожидании чуда, а занимается их решением сам. Так и политики: да, каждый обещает. Я лично оформляю эти политические обещания в брошюры и листовки, так как отвечаю за идеологическое обеспечение политического проекта. Но поддержки от людей нет! Они хотят все сегодня и сейчас! Не понимают одного: политик – такой же человек. Он производит власть, а власть должна быть одна, по всей территории страны. Если страна расколота, как это мы наблюдаем уже третий год, любые обещания, даже самые сладкие, выполнить невозможно по той простой причине, что люди не видят эффективности работы этой самой власти. И как следствие, перестают верить ее представителям. Это касается любой политической силы. В нашем случае получается так, что сил, называющих себя демократическими, много. И они спорят, кто из них больший демократ. Когда идут ссоры, можно ли говорить о конструктивной работе?
Лена поняла, что от нее ждут ответа.
– Мне кажется, вы сейчас говорите о диктатуре…
– Я говорю о ситуации, в которой представители различных политических сил в конечном итоге думают об одной стране. Украин же реально несколько. Вы вспомните: когда «оранжевые» сформировали свое временное правительство, они работать начали? Ничего подобного – начался интенсивный поиск виноватых. Кто виноват в газовых проблемах? Янукович и иже с ними! Кого нужно посадить? Кучму с Медведчуком! Кто криминальный авторитет? Я вам список могу показать, и в нем – активисты только нашей политической силы. Почему не коммунисты? Они не могут ничего! Уже давно не могут. А мы можем работать, но работа никому не нужна. В Украине, оказывается, не народ живет, а жертвы преступного режима Леонида Кучмы! Когда вас называют жертвой, причем долго и уверенно, вы уже не интересуетесь, почему там завод обанкротили и продали, там безработица, там наркомания, – вы требуете наказать виновных в вашем бедственном положении! Что можно пообещать в такой ситуации? Не «людям – достойную работу!», а «бандитам – тюрьмы!». Разве не так?
Лена снова промолчала. Леонид Дмитриевич посмотрел на часы.
– Да, мы о чем-то таком говорим… Я все к тому, что люди и конкретно вы, гражданка и потенциальный избиратель, должны не думать, врет политик или нет, а видеть перед собой цель и идти к ней. Самому что-то делать для себя и страны. Быть сильным. Тогда и нам будет легче: сильных и уверенных в себе людей легче убедить.
– Прямо политинформация какая-то, – заметила Уварова. – Хорошо, я поняла ваш намек. Меня на самом деле интересует Евгений Кушнарев и его жизненная позиция. Мне кажется, его в свое время пытались преследовать именно за нее. Не могли бы вы мне в нескольких словах объяснить, в чем там было дело?
Леонид Дмитриевич хмыкнул.
– А вы знаете – я ведь фактически все уже объяснил.
– В смысле? – не поняла Лена.
– В прямом. Понимаете, ситуация, в которую попал Кушнарев, просто не могла развиваться для него иначе в силу того, что с января позапрошлого года он стал для всех чужим человеком. Может, кофе?
9
Пока несли кофе, Леонид Дмитриевич, извинившись, перезвонил кому-то, попросил сдвинуть встречу минут на тридцать, после чего плотно закрыл за секретаршей дверь кабинета и начал:
– Что вы знаете о Кушнареве?
– Очень мало, – призналась Лена.
– Семь лет назад он руководил администрацией президента Кучмы. Его можно было бы назвать полноценным «серым кардиналом», если бы не одно обстоятельство: Евгений Петрович решал много вопросов для своего родного Харькова. Пока он рулил администрацией, не было никаких громких скандалов. Да, страна многое пережила, но именно Кушнарев приложил в то время максимум усилий для сохранения политической стабильности. Газеты называли его «кучмистом», тот период в нашей стране – маленьким застоем, но суть от этого не менялась. Украина оставалась политически единым государством. «Гражданин Украины» – это начало звучать. Да, были свои недостатки, но ведь на Кучму и для Кучмы работали бывшие «товарищи», старая компартийная номенклатура, по указанию свыше сменившая красные флаги на сине-желтые, заменившая портреты Ленина на портреты Шевченко и совершенно далекая от той сферы, которая называется «национальный культурный продукт». Теперь скажите – что изменилось? Власть стала моральнее? Ничего похожего! Нужна была новая идеология. Суть оставалась та же: номенклатура, табель о рангах, прочее. Но для того чтобы хоть чем-то отличаться от Кучмы, Ющенко занял позицию, более близкую западным регионам Украины и частично центру. Кучме, который стремительно начал терять популярность сразу же после того, как Кушнарев ушел с поста главы его администрации, ничего не оставалось, как благословить на место своего преемника Януковича, выразителя интересов Востока Украины. Это был ответ и одновременно – начало борьбы идеологий. Где в это время находился Кушнарев? В Харькове!
– Тут есть какой-то особый смысл? – осторожно спросила Лена.
– Конечно! Пока две группировки боролись за сферы влияния и делили Украину, как, помните, дети лейтенанта Шмидта у Ильфа и Петрова или как криминальные авторитеты в начале девяностых годов, Кушнарев работал на развитие родного города. Он так и давал понять: я в парламенте, чтобы решать вопросы для Харькова. А ведь такую позицию тогда мало кто понимал и приветствовал. Мол, как можно думать о чем-то еще, когда главные события происходят в Киеве? Он не мог, конечно, соблюдать полный политический нейтралитет. Но все равно оказался в ситуации, которую можно назвать в своем роде уникальной: и те, кто продвигал Януковича, и те, кто стоял за Ющенко, одинаково воспринимали его как «человека Кучмы». А люди Кучмы в борьбе, разгоревшейся к 2003 году, уже считались отработанным политическим материалом. И могу сказать вам с большой долей уверенности: Кушнарева такой расклад, в принципе, устраивал. Он сосредоточился на Харькове, поднял статус города и без величания его «экономическим чудом» начал укреплять местную власть, развивать регион.
– Кажется, я читала об этом, – вставила Лена. – Это называется «региональным патриотизмом»…
– Как хотите, так и называйте. Но факт остается фактом: его могли не любить, но не считаться с ним не могли. Вдруг получается: Харьков, едва ли не второй по значению город Украины, первая столица, бывший в свое время колыбелью украинской культуры и науки, простите за пафос, оппозиционные политики называют «русскоязычным регионом», и на этом основании принижают его статус. Справедливо?
– Нет. – Лена почувствовала, что собеседник ждет подобного ответа.
– Мы с Евгением Петровичем когда-то говорили об этом. Если бы не жесткая враждебная позиция тех, кто позже назвал себя «оранжевыми», он, вполне вероятно, со временем и примкнул бы к ним. Во всяком случае, не занимал бы такую радикальную позицию и, возможно, не возникла бы тема сепаратизма. Вы учтите: в свое время Кушнарев был в оппозиции к коммунистической партии, а это, я вам скажу… В общем, оппозиция всегда была ему по духу ближе. Но когда полноценность гражданина Украины и его преданность своей стране стали ставиться под сомнение только из-за того, что ему удобнее говорить на другом языке, Кушнарев автоматически стал сторонником «бело-голубых». Хотя они, – Леонид Дмитриевич тут же исправился, – в смысле мы долгое время не могли стать для него на сто процентов своими. Просто в его характере было желание в критической ситуации занять какую-то позицию, встать на чью-то сторону. При этом продолжая работать на Харьков и для Харькова, так как считал, что сильная власть на местах укрепит центр быстрее, чем отток сильных личностей в Киев.
– Почему?
– Не понимаете? В Киеве, да что там в Киеве, – в любой столице человек теряется. Он ведь без корней, понимаете? Ему нужно закрепиться, а для этого просто необходимо разорвать старые связи. А разорвав связь, вы ее теряете. Поэтому для своего региона человек, который однажды от него отказался, уже никогда ничего не сделает. Его просто не поддержат! Развитой во всех сферах регион – это как крепость. Опора любого государства. А теперь, Елена Андреевна, раз мы с вами так уже разговорились, – Леонид Дмитриевич наклонился к ней через стол, – я скажу вам одну очевидную вещь, которую не принято, тем не менее, обсуждать. Благодаря Кушнареву Харьков стал не просто сильным регионом, а чуть ли не единственным сильным регионом Украины. Не Донбасс с его деньгами. Не Галичина с ее национал-патриотизмом. Именно Харьков.
– А почему это не принято обсуждать?
– А потому, уважаемая Елена Андреевна, что Харьков многие пытались взять. Понимая, что Харьков – это Кушнарев, и он просто так свой город не сдаст. Потому, кстати, он стал единственным, кроме Киева, где на площади появился Майдан-два. И единственным, который дает самые непредсказуемые результаты по выборам. И наконец, главное: Харьковом давно и внимательно интересуется Россия. По той же самой причине: контролировать этот регион хотят не только политические противники внутри страны, но и, как говорится, наш самый главный политический противник – северный сосед.
– Но ведь, насколько я знаю, влияние России на Востоке Украины и без того достаточно велико?
– Скажите еще, что на Западе Украины большое влияние Польши или вообще – Америки. – Леонид Дмитриевич саркастически хмыкнул. – Я говорю не об экономическом взаимодействии. Нужно определенное политическое влияние, и здесь Харьков с его потенциалом для соседей намного ценнее, чем тот же Донбасс. Так, во всяком случае, считают наши аналитики.
Лена замялась.
– А… получается, вы – против? Вы же из «регионов»…
– И что? Мы хотим дружить с Россией, мы добиваемся, чтобы русскому языку придали статус второго государственного. Однако это не значит, что наша политическая сила собирается лежать под соседями, быть филиалом «Единой России» и тому подобное. Но мы отвлекаемся от главной темы: Евгений Кушнарев не хотел сдавать Харьков никому. Теперь город и регион несколько ослабли, хотя посторонним, не посвященным в политические расклады, это не заметно.
– «Теперь» – это после его…
– Договаривайте, договаривайте, – подхватил Леонид Дмитриевич. – После его смерти, вы хотите сказать, верно? Есть мнение, что гибель Кушнарева – это результат каких-то внутренних противоречий с партией. На самом деле противоречия – это нормально, ведь может быть разница во взглядах на какие-то вещи, и при этом мы остаемся единой командой. Чего не скажешь о наших оппонентах. Кушнарев кому-то мешал не как политик. Он был неудобен на своем месте – как фактический руководитель Харькова, как патриот своего города. Комментарии нужны?
10
Случилось то, что должно было случиться, – Лена подхватила какую-то инфекцию.
В субботу, ближе к вечеру у нее появилось подозрение, что головная боль – не результат переутомления; измерила температуру, увидела на ртутном столбике «38,5» и неожиданно для себя обрадовалась. У нее на выходные есть реальная причина побездельничать: болезнь. Оксана, которой Лена позвонила, чтобы предупредить, тут же хотела мчаться к ней с лекарствами, но та охладила пыл помощницы. Согласившись звонить каждые два часа с докладом, что еще жива, Лена нашла какие-то таблетки, сунула в плеер диск с «Властелином колец», тепло укуталась и на три часа выпала из жизни, отключив все телефоны. Когда хранители полезли в подземелье Мории, она заснула и впервые за долгие недели крепко проспала до утра.
Утром температура спала. Но Уварова усилием воли убедила себя, что еще больна и слаба, легко позавтракала и снова устроилась перед телевизором. На этот раз – следить за хроникой выборов. Или перевыборов – она уже окончательно запуталась. Дождавшись вечера, она заставила себя сходить на свой избирательный участок, проголосовать за демократов, хотя и чувствовала, что все это – мартышкин труд. Однако с чувством выполненного долга Лена вернулась домой и снова улеглась бездельничать.
Только в понедельник утром она вспомнила: вчера так и не включила телефоны. На мобильном оказалось десять непринятых звонков, восемь из которых – от Оксаны и два – от неизвестного абонента. Помощнице Лена отзвонилась в первую очередь, выслушала упреки, успокоила, сказала, что собирается в офис, а потом набрала незнакомый номер.
Тот, кто назвал понедельник, да еще и начало месяца, тяжелым днем, соврал. Начало недели и месяца знаменовало для адвоката Уваровой конец черной полосы. Оказывается, звонил перспективный клиент, по рекомендации достаточно известного и солидного человека, проблему которого Лене удалось решить еще в мае этого года. Из услышанного она поняла: это не просто предложение, от которого невозможно отказаться, а целый комплекс предложений. Ее фирме, а конкретно – ей, Елене Уваровой, предлагали провести несколько дел, перспективы удачного завершения которых были самые что ни на есть реальные. Договорившись о встрече в офисе клиента – слава богу, показывать свой офис Лене сейчас не пришлось! – она быстренько собралась и даже не выбежала, а вылетела из квартиры.
У подъезда ее окликнули.
Есть люди, которым очень идут очки. Мужчина лет тридцати пяти, шагнувший ей навстречу, принадлежал как раз к ним. Лена никогда прежде не встречала его, но едва увидела, сразу поняла: хоть он и в очках с элегантной тонкой оправой, но точно не из породы «ботаников» или «очкариков». В незнакомце чувствовалась какая-то сила, только не грубая – физическая, а придающая уверенность в себе и в своей правоте. Лена уже сталкивалась с такими мужчинами.
Таких можно убить выстрелом из-за угла, но в честном бою победить невозможно. Побить – может быть. Победить – никогда.
Таково было ее первое впечатление от незнакомого мужчины в очках, назвавшего ее по имени-отчеству. Лена всегда доверяла своему первому впечатлению. Оно никогда не было обманчивым. Однако осознание того, что с ней хочет о чем-то поговорить сильный и уверенный в себе мужчина, совсем не означало, что незнакомец – друг и желает ей добра и всего хорошего.
– Вы кто? – коротко спросила Уварова.
– Меня зовут Сергей. Фамилия моя Коновалов. Вы спешите?
– Очень спешу, господин Коновалов!
– Могу подвезти, – он указал на пепельный БМВ, припаркованный неподалеку.
– Мама учила меня не садиться в машину к незнакомым мужчинам. Тем более не разговаривать с ними на улице.
– Она была абсолютно права. Но я представился, я знаю, кто вы и как вас зовут. Так что, можно сказать, знакомство состоялось. Хотите еще более подробной информации, могу показать служебное удостоверение.
Лена почему-то так и подумала. И сама не знала почему. Может, интуиция и любимые шпионские истории? Ведь свое увлечение фильмами и книгами про секретных агентов она старательно от всех скрывала, понимая: это как-то не совсем подходит женщине, а тем более дипломированному адвокату. Но она ничего не могла с собой поделать и оставляла себе право на маленькую безобидную человеческую слабость.
– Милиция? – на всякий случай спросила она.
– Не совсем. Но тоже стою на страже закона. Так показать документы или на слово поверите?
– Пожалуй, поверю.
– И прокатитесь со мной до вашего офиса?
– Рискну прокатиться.
Сергей Коновалов открыл перед ней дверцу, пропуская в салон, потом сам сел с водительской стороны, и они выехали со двора.
Машина двинулась по направлению к центру.
– Я мог бы приехать к вам в офис. Или пригласить к себе в кабинет, – объяснил Коновалов. – И в том и в другом случае наша встреча носила бы какой-то формальный и где-то официальный характер. Разговор в машине по дороге от дома до работы – что может быть менее формальным? Тем не менее, отнеситесь к нашей встрече серьезно.
– Я готова, господин Коновалов…
– Сергей. Просто Сергей. Ведь нам еще не раз придется общаться, потому давайте максимально упростим способ общения, Елена Андреевна. Или Лена?
– Елена Андреевна, – сухо ответила Уварова.
– Хорошо, – покладисто кивнул Коновалов. – Итак, Елена Андреевна, ваш клиент – Михаил Ремизов.
– Вы и это знаете? – Лена поняла, что задала глупый вопрос.
– Наша служба зафиксировала его появление в вашем офисе. Как вы понимаете, через два часа подробная справка о вас лежала у меня на столе. А еще через три часа мы поняли: в той истории, в которую по глупости своей влип господин Ремизов, вы – человек случайный. Его мобильник на прослушке, так что мы в курсе всего, что вы собрались предпринимать для его защиты. Вы действуете совершенно правильно и грамотно. В отличие от господина Ремизова.
– Что с ним не так?
Коновалов притормозил на светофоре.
– Он не опасен. И никакой не сепаратист. Учитывая сложную обстановку, сложившуюся в регионе накануне прошедших вчера выборов, тамошние слуги закона решили на всякий случай немножко прижать его. Я, чтоб вы знали, по образованию историк…
– И что?
Загорелся зеленый, машина тронулась дальше.
– Как у вас с историей?
– Нормально.
– Тогда вы должны знать, кто такой Савва Морозов. Вернее, кем он был.
Лена наморщила лоб.
– Кажется, какой-то миллионер…
– Выражаясь современным языком – олигарх, который сто лет назад финансово поддержал большевиков, готовящих первую революцию. Один из спонсоров, как теперь говорят. Увидев, к чему приводит революция, Морозов покончил с собой. Но дело не в его печальной участи. Сегодня, через сто с небольшим лет, такие саввы морозовы еще появляются. Есть в Крыму два достаточно серьезных бизнесмена, которым идеи Михаила Ремизова кажутся интересными и перспективными. Вот они и финансируют его «Свободу Крыма». Не так чтоб очень, но Ремизову сотоварищи жить можно. Отрабатывать эти деньги он должен, оставаясь в информационном поле. Что Ремизов с успехом и делает. Его припугнули на всякий случай, он забеспокоился всерьез, погнал в Киев искать хоть какой-то защиты и заодно – наделать шуму, который лишним не бывает. Шум, Елена Андреевна, – это его отчет спонсорам. Следите за мыслью?
– Да, конечно. А куда мы едем? Почему через центр?
Чем ближе подъезжали они к центру Киева, тем труднее становилось ехать.
– Почему бы нет? – удивился Коновалов.
– Пробки же. Понедельник… Когда я вызываю такси, драйверы обычно петляют в объезд…
– Постоим в пробках – дольше поговорим, – ответил Коновалов, и Лена смирилась. – Так вот, эта история с сепаратизмом яйца выеденного не стоит. Наша контора держит Ремизова под наблюдением только потому, что его деятельность формально находится в сфере наших интересов и нашей же компетенции. Задерживать его и предъявлять обвинение – дополнительная реклама. Но раз он уже подключил киевского защитника, вы можете отработать свой гонорар – препятствий не будет. Так что на самом деле вы как контакт Ремизова нас не интересуете. За вами даже не следили. Тем большей неожиданностью для меня как куратора всей этой истории стал ваш неожиданный интерес к делу Кушнарева.
Лена замерла. Она не знала, как на это реагировать. Ее состояние не укрылось от Коновалова.
– Удивлены?
– Вы слушали мой телефон?
– Нет. Телефон Ремизова. А потом – вашу интересную беседу с неким политиком второго эшелона. Назвать фамилию?
– Я поняла, о ком вы.
Автомобиль медленно, но уверенно продвигался в потоке машин.
– Почему вас заинтересовало дело Кушнарева, Елена Андреевна? – спросил Коновалов.
– А такое дело вообще есть?
– Есть и будет. Пока судом не назван виновный. Хоть в умышленном, хоть в неумышленном убийстве. Существует несколько версий случившегося, каждая имеет право на существование. Там переплелись разные истории, и на той роковой охоте Кушнарев оказался в силу стечения абсолютно разных обстоятельств. Но сейчас не об этом. В чем ваш интерес, Елена Андреевна?
– Сама не знаю. Пока, – честно ответила Лена. – Но свои выводы я уже сделала.
– В том, о чем вы говорили с Леонидом Дмитриевичем, много нестыковок и личных предположений, основанных на субъективных выводах. Однако там проросло рациональное зерно. И если оно прорастает уже в таком ничего не значащем трепе, значит, очень скоро даст всходы. Если о том, о чем вы говорили за закрытыми дверьми, начнет говорить больше двух человек, опять будет создано ненужное напряжение в обществе. А оно, общество, и без того после событий с начала этого года накалено до предела.
Ехать понемногу становилось легче.
– Вы хотите, чтобы я забыла обо всем и больше не интересовалась той историей?
– С одной стороны – да, – признал Коновалов. – Только у нас сейчас не профилактическая беседа. Я ведь еще больше заинтриговал вас. Женское любопытство не запретишь никакой подпиской о неразглашении, верно?
Лена молча кивнула.
– Поэтому есть решение направить ваше любопытство в нужное русло.
– То есть?
– Чтобы понять мотивы Евгения Кушнарева, побудившие его сказать в конце ноября две тысячи четвертого года то, что он сказал, и сделать то, что сделал, нужно съездить в Харьков. И пообщаться с людьми, координаты которых я вам дам. Можете говорить с ними о чем угодно. Для нас важен не разговор, а сам факт вашей поездки и вступления в контакт с этими людьми. Когда вы вернетесь, мы дадим друг другу торжественное обещание забыть не только об этой истории, но и друг о друге.
Машина наконец выбралась из затора. Теперь до офиса оставалось ехать при хорошем раскладе минут пятнадцать.
– У меня вообще-то работа. Важная встреча сегодня, клиент… – заикнулась Лена. – Я отказаться могу?
– От чего? – Коновалов удивленно посмотрел на нее. – Прокатиться в славный город Харьков? Оплатить поездку мы вам не сможем, через бухгалтерию не проведем. Но зато на месте вас встретят, отвезут на скромную, но удобную квартиру, где, если возникнет необходимость, вы сможете переночевать. Найдете нужных людей, зададите какие угодно вопросы – от чего отказываться?
– Мне придется там ночевать? – переспросила Лена.
– До этого, может, и не дойдет, – успокоил ее Коновалов. – Я вас не тороплю. Вам хватит двух дней, чтобы решить свои вопросы с клиентами и договориться, что вас не будет в городе день-два?
Ей и в самом деле не оставляли выбора.
11
Елена Уварова не любила поездов.
Особенно приходящих из пункта А в пункт Б очень рано, как фирменный скорый до Харькова. В поездах она еще сильнее мерзла, даже если вагон отапливался, плохо спала и вообще чувствовала себя между небом и землей. Но ехать было надо, ничего не поделаешь. Она собиралась прокатиться туда и обратно, потому из всех вещей у нее была небольшая сумка, в которую влезла книжка, косметичка, зубная щетка в специальном футляре, зубная паста и другие мелочи, которые могли бы пригодиться женщине в дороге.
Наученная горьким опытом помощницы Оксаны, деньги, документы и мобильный телефон Лена никогда не клала в сумку. Оксана жила на Троещине, где одним из самых популярных уличных преступлений было вырывание сумок. Однажды зимним вечером ее толкнули сзади, а когда оно потеряла равновесие – выхватили сумочку из рук. Паспорт, к счастью, остался тогда дома, зато грабителям достались кошелек, в котором, по воле злого рока, лежала только что выданная Леной зарплата и новенький, подаренный бойфрендом мобильник.
Удивительно, но тот случай ничему Оксану не научил. Она по-прежнему продолжала носить деньги и телефон в сумке, и через три месяца ситуация повторилась. Правда, на этот раз денег оказалось меньше и телефон был старенький.
Так что паспорт и кошелек Уварова уложила во внутренний карман плаща. Телефон опустила во внешний. Перебросила через плечо сумку и поехала на вокзал.
Слежку за собой она заметила в метро.
Возможно, у нее разыгралось воображение, подогретое все теми же историями про шпионов. Даже в дорогу с собой она прихватила какую-то изданную-переизданную историю о борьбе разведок в послевоенной Европе.
Потому Лена и обратила внимание на невзрачного мужчину в кожаной куртке, который вошел вслед за ней внутрь станции. Причем обратила не сразу, а когда села в вагон подошедшего поезда. Кожаный, как Лена его окрестила, вошел за ней и встал в противоположном конце, смотря перед собой в темноту тоннеля подземки. Время от времени он как бы невзначай вертел головой, цепляя Лену равнодушным взглядом. Когда от станции «Оболонь» до станции «Тараса Шевченко» Кожаный сделал так в третий раз, она и отметила его знаки внимания. И тут же вспомнила, словно фотовспышка блеснула: мужчина не шел вслед за ней. Он поджидал ее у входа в метро, пропустил вперед, а потом двинулся следом. Да, так и было. Лена помнила это абсолютно точно.
Сергей Коновалов не давал ей специальных инструкций перед поездкой. Просто просил на всякий случай ничему не удивляться. Может, это как раз тот самый случай?
А если это – человек Коновалова?
Лена вытащила телефон, набрала его номер. «Абонент не может принять звонок». Попробовала еще раз. Тот же результат.
Черт! Черт! Черт!
Время до поезда еще было, и Лена не боялась опоздать. Поэтому, доехав до Контрактовой площади, она резко сорвалась с места и вышла на платформу. Краем глаза засекла – Кожаный пошел за ней. Но увидев, что Лена не идет на выход, а стоит на месте, с равнодушным видом отвернулся и прошел немного в глубь станции.
Уварова сделала вид, что лихорадочно ищет что-то в сумке. Потом, вытащив картонную папку и открыв ее, картинно с облегчением вздохнула – вот, все на месте, а я боялась, можно ехать дальше. Она не видела себя со стороны, но надеялась – Кожаный поверит.
Тут же в голову пришла другая мысль: а если как раз дать ему понять, что слежка раскрыта? Станет ли он преследовать «объект» дальше или поищет другой выход? Если начнет искать другие варианты, обязательно оставит ее хоть ненадолго в покое. Тогда можно выиграть немного времени.
Есть еще один выход: никуда не ехать. Но такой вариант Лена отбросила сразу же. Она едет в Харьков не просто в интересах клиента – она уже защищает свои интересы. Неужели Кожаный попрется за ней в поезд?
Подошла новая электричка. Лена запрыгнула в вагон. Кожаный последовал за ней.
Чего тут гадать? Уварова почему-то была на сто процентов уверена: соглядатай как-то связан с историей, ради которой она едет в Харьков. Другой причины появления слежки она не находила. Но почему? Ведь ничего страшного, серьезного и опасного вроде бы не происходит…
В переходе с майдана Независимости на станцию «Крещатик» Лена попыталась, как пишут в шпионских книжках, сбросить «хвост». У нее это не получилось: Кожаный вполне успешно ориентировался в толпе, и ему удалось не потерять «объект». До вокзала они тоже ехали в одном вагоне, а потом Кожаный, держась на разумном расстоянии сзади, но не упуская Лену из поля зрения, довел ее сначала до здания вокзала, а потом – до нужной платформы. Лене показалось, что он уже даже перестал особо шифроваться.
Отдав проводнику билет, Уварова, поднимаясь в вагон, поставила ногу на нижнюю ступеньку и оглянулась. Странно: только что соглядатай стоял сзади, а теперь его уже нет. Тем лучше.
Найдя свое купе и сказав соседям дежурное «добрый вечер», Лена сняла плащ, повесила его на плечики, поставила сумку на колени и, отодвинув занавеску, осторожно выглянула в окно.
Никого.
Через десять минут поезд отправился.
Проводник, строгий и тем не менее симпатичный парень в форменной тужурке, предложил чаю.
Пожилая женщина, у которой была нижняя полка, попросила просто теплой воды – ей нужно было запить таблетку. Мужчина средних лет и парень студенческого возраста от чая отказались. Лена тоже сначала решила последовать их примеру, но потом все же попросила принести чай. Ей не столько захотелось железнодорожного напитка, сколько возникла необходимость занять чем-то и свои руки, и себя саму.
Надо подумать и решить, чем слежка может грозить непосредственно ей. Лена выпила безвкусный чай, вжалась в стенку вагона и закрыла глаза. В голову ничего не приходило абсолютно, никаких мыслей.
Ладно, все равно утро вечера мудренее.
К одиннадцати вечера ее соседи по купе засобирались спать. Вернее, засобиралась пожилая женщина. Мужчина и парень занимались каждый своим делом: мужчина читал газету, парень слушал музыку через наушники. Видимо, они ждали, пока свои нижние полки займут женщины.
Лена только собралась постелить себе постель, как в приоткрытую дверь деликатно постучали, и в купе заглянул проводник. Быстро осмотрев пассажиров, он кивком пригласил парня выйти в коридор. Тот ткнул себя пальцем в грудь, уточняя: «я?» Проводник утвердительно кивнул. Парень пожал плечами и вышел, на ходу вынимая наушники из ушей. Дверь за ними закрылась.
Уварова поднялась, попросила мужчину помочь ей достать матрац, раскатала его по длине полки, разорвала запаянный целлофановый пакет с бельем.
Дверь снова открылась. В купе вернулся парень, снял с верхней полки свой рюкзак и снова вышел.
Лена расстелила простыню, подоткнула края под матрац.
За спиной снова послышался шум открываемой двери.
– Добрый вечер. Мы тут с парнем поменялись…
Обернувшись, Лена увидела Кожаного.
Их взгляды встретились. Он быстро отвел глаза, спросил мужчину с газетой:
– Не возражаете?
– Мне какое дело, – равнодушно ответил тот.
У нового пассажира не было при себе никаких вещей.
Лена, словно сомнамбула, уселась на свою полку. Она не могла отвести от Кожаного взгляд. Тот же старательно делал вид, будто ни на кого не обращает внимания.
– Вы… не могли бы выйти? – обратилась к нему Лена. – Мне… нужно переодеться…
Слова приходилось произносить с трудом, словно выдавливая клей из ссохшегося горлышка тюбика. Кожаный повернулся всем корпусом, дружелюбно глянул на нее.
– Конечно, пожалуйста.
Мужчина с газетой молча сложил свою газету, встал и покинул купе. Кожаный вышел за ним и даже прикрыл за собой дверь. Лена и пожилая соседка остались вдвоем. Та тут же сняла юбку, кофту, достала из сумки цветастый старомодный халат, облачилась в него и улеглась. Лена сидела не двигаясь.
И что теперь?
Нетрудно догадаться, как все произошло.
Ее пасли не просто так. Кожаный знал: Лена едет именно в Харьков. Как – вопрос второй. Ответ на него поищем позже. За двадцать минут билет на вокзале купить практически нереально, значит – у преследователя билет уже был. Вот только номер ее вагона он не знал. Теперь узнал, прошел, сунул проводнику деньги или, может быть, фальшивое милицейское удостоверение, потом попросил показать собранные билеты и выяснил, в каком купе и на каком месте едет пассажирка Уварова.
Да, скорее всего, так и было.
Потом проводник посмотрел, кто едет с ней в купе. Выбрал студента как наиболее слабое звено, вызвал в коридор. Как они поменялись местами? Снова остается только гадать. Возможно, Кожаный задавил его каким-то авторитетом – ну хоть тем же удостоверением. А возможно, просто сунул какие-то небольшие деньги и попросил поменяться: так, мол, надо. Студенту все равно: вещи забрал, наушники в уши – и вперед.
Зачем Кожаному этот финт?
И что ей, Лене Уваровой, делать дальше?
Звать на помощь? Но ее пока никто не обижает. И ей пока ничего не угрожает. В любом случае, Кожаный явно имеет больше возможностей и в прямом столкновении легко переиграет ее. Спросить в лоб: «Что надо?» Получит такой же ответ: «Ничего. Почему вы решили, что мне от вас чего-то нужно?» И снова она проиграет.
Отчаяние и невыносимая тоска охватили Лену.
Машинально сняв плащ, она накинула его на плечи, хотя в вагоне было достаточно тепло даже для нее, и вышла в коридор. Соседи стояли у окна. Мужчина по-прежнему читал газету, Кожаный пытался разглядеть что-то в пробегающей за окном ночной темноте.
– О, а вы не переоделись, – улыбнулся он, увидев ее в плаще. – Даже наоборот, я бы сказал.
– Да так, – неопределенно ответила она. – Проходите, располагайтесь. Я позже…
Мужчина с газетой вернулся в купе и уже через десять минут лежал на своей верхней полке. Кожаный не двинулся с места.
– Мы не могли раньше встречаться? – спросил он Лену.
– Нет, – отрезала она, отодвигаясь на шаг в сторону.
– У вас очень запоминающееся лицо, – он снова улыбнулся. – Ладно, пошел и я на свою жердочку.
Он удалился. Лена осталась стоять в коридоре.
Она не знала, как ей быть дальше. Бежать? Куда? Ехать со своим преследователем в одном купе она категорически отказывалась. Даже мысли такой не допускала. Более того: она не была уверена, что хочет сейчас вернуться в купе за сумкой. Если она, как есть, в плаще, захватит еще и вещи, Кожаный точно активизируется. И не ясно, чего можно от него ожидать.
Медленно потянулись минуты. Лена стояла, словно примерзнув к поручням напротив окна. Из купе никто не выходил, она даже не пыталась туда заглянуть. Лена закрывала глаза, потом снова открывала их. То и дело ощупывала карманы плаща, проверяя, на месте ли кошелек, паспорт и телефон.
Тянулось время.
Чтобы хоть чем-то себя занять, Лена пошла к проводнику, попросила чаю. Не торопясь выпила горячий напиток, прислонившись к перилам. Вернула стакан, попросила еще, хоть ей и не хотелось. Этот стакан Лена выпила уже через силу. Хорошо хоть проводнику не было до любительницы чая никакого дела.
Еще через полчаса Уварова решилась купить бутылку пива. Она не была его большой любительницей, просто у нее был другой расчет: пустая бутылка в случае чего сгодится как хоть какое-то средство самозащиты. Стекло все-таки, порезать может…
Так, за пивом, прошло еще около часа. Проводник ушел спать. Больше Лене нечем было себя занять. Осталось набраться терпения, стоять и ждать неизвестно чего.
Она потеряла счет времени, когда дверь ее купе медленно открылась и в коридор выдвинулся Кожаный. Без куртки, но полностью одетый, в джинсах, свитере и кроссовках. Прикрыв дверь, он повертел головой, убеждаясь, что в коридоре, кроме них, никого нет, и спросил уже без улыбки:
– А вы так и не спите?
– Не спится, – коротко ответила Лена.
– Ну так полежите. Чего здесь стоять-то?
– Нормально. Вам, вообще-то, что за дело?
– Тоже бессонница, – вполголоса ответил он. – Давайте не спать вместе, а?
– Я привыкла не спать одна, – коротко ответила Уварова.
Дольше она стоять рядом с ним не могла. Сделав несколько шагов в сторону туалета, она быстрым шагом направилась туда, не оглядываясь, дернула ручку вниз, вошла и закрыла за собой дверь. Прижалась к ней спиной.
Ничего умнее Лена придумать пока не могла.
Стучали колеса поезда. Было тихо, одиноко и страшно.
Снаружи послышалось какое-то движение. Потом в дверь постучали. Закусив нижнюю губу, Лена отшатнулась, но потом снова прижалась к двери спиной, словно так можно было сделать ее еще крепче.
Стук повторился. Еще раз. Еще – уже более настойчиво. Неужели Кожаный понял, что его раскусили, и теперь форсирует события? Зачем она нужна ему среди ночи…
Снова постучали. А потом ручка медленно опустилась вниз. Потом вверх – и снова вниз. Снаружи ее подергали. Нет, дверь закрыта плотно. Лена отодвинулась, замерла в неудобной позе.
Стук прекратился. Ручку тоже перестали дергать. Выждав некоторое время, Лена осторожно коснулась ручки рукой, будто она раскалена или может укусить. Неожиданно ноги подкосились, и она осела на стульчак, успев опустить черную крышку. Время для нее остановилось.
Сколько так просидела – Лена не могла вспомнить. Но неожиданно дверную ручку снаружи снова дернули, на этот раз – уверенно и сильно. Лена вскрикнула. В дверь решительно затарабанили.
– Вы там заснули, или как? Открывайте, Миргород, санитарная зона!
Проводник! Слава богу, это всего лишь проводник!
Вскочив, Лена открыла двери, что-то бросила удивленному проводнику и выбежала в коридор. Кожаного там не было. И проверять, куда он делся, у нее не было ни малейшего желания. Развернувшись, Уварова бросилась через тамбур в соседний вагон. Опомнилась, только пробежав еще несколько вагонов и остановившись в каком-то из нерабочих тамбуров. Переведя дыхание, Лена успокоилась.
Теперь она уже знала, что делать.
Как только поезд остановился в Миргороде и проводница вагона, в котором укрылась беглянка, открыла дверь, Елена Уварова быстро выпрыгнула наружу и, не разбирая дороги, ринулась к зданию вокзала. Промчав мимо памятника Гоголю, она влетела внутрь, пробежала через зал ожидания, выскочила на небольшую привокзальную площадь и остановилась возле первого попавшегося скучающего таксиста.
– Харьков! – выкрикнула на одном дыхании и, не дожидаясь ответа, влезла в салон. Теперь никто не вытащит ее из этой машины.
Водитель, усатый мужчина в старомодной куртке лет пятидесяти с небольшим, удивленно взглянув на Лену.
– Да вообще-то доедем. Только у вас, дама, денег хватит?
Вместо ответа она достала кошелек и вынула из него спрятанную на всякий пожарный случай стодолларовую купюру.
– Сто пятьдесят, – проговорил усач.
– Больше нету… Сейчас… Но если доедем, я достану, честно!
Водитель посмотрел на часы, потом зачем-то оглянулся, кивнул и завел мотор.
12
Лена не волновалась по поводу того, что она своим звонком разбудит Сергея Коновалова.
Несколько отчаянных попыток дозвониться из машины ни к чему не привели. Абонент по-прежнему был недоступен. Тогда она, что-то вспомнив, достала кошелек. Удача: прямоугольник визитки, на которой значилось только «Сергей Коновалов» и был указан номер мобильного телефона, она не сунула в специальную визитницу, как делала в большинстве случаев, а положила в одно из отделений кошелька. Так Лена поступала с бумажками, на которых записывала номера телефонов, крайне, по ее мнению, необходимых.
На оборотной стороне своей невзрачной визитки Коновалов написал номер мобильника своего коллеги, который должен был встретить ее в Харькове. Короткое ««Игорь», больше ничего. Если и у него телефон не отвечает…
На звонок ответили после шестого сигнала. Голос не был сонным.
– Да.
– Игорь?
– Да. Слушаю.
– Меня зовут Елена Уварова.
– Да, Елена Андреевна. Что-то случилось?
Она покосилась на таксиста.
– Я… отстала от поезда. Еду в Харьков на такси, из Миргорода. У меня в купе сумка осталась.
– Документы? – деловито спросил Игорь.
– С собой. Меня нужно встретить, и с вещами что-то решить…
– Ладно. Я так понял, вы не можете говорить, верно? Когда будете подъезжать к городу, наберите меня, я подскочу.
– Игорь, минутку еще…
– Что?
– С вашим… коллегой, Сергеем, связи нет.
– Не волнуйтесь. Все под контролем. До встречи.
На стареньких, однако бойких «Жигулях» до Харькова Лена Уварова добралась за три с половиной часа.
По телефону Игорь дал ей короткие инструкции, и водитель по ее просьбе остановил машину в районе метро «Холодная Гора». Лена приготовилась ждать, но уже через минуту к «Жигулям» подошел неброско одетый молодой мужчина, спросил, сколько она должна водителю, без комментариев сунул усачу несколько гривневых купюр и, взяв Лену под локоть, провел до своей машины – серебристой «вектры». Усевшись за руль, он тронулся с места и наконец сказал:
– Рассказывайте, что случилось.
– Вы – Игорь? – на всякий случай уточнила Лена, хотя по голосу узнала человека, с которым несколько раз за ночь общалась по телефону.
– Да. Игорь. Так что случилось?
– Нет! – Уварова взорвалась, срываясь на крик, близкий к истерическому. – Это вы мне сейчас расскажете, что случилось! За мной следил какой-то урод, потом пытался меня убить…
– Прямо-таки убить? – Игорь сохранял олимпийское спокойствие. – Чем он вам угрожал? Ножом, пистолетом? Яду в чай хотел подсыпать?
– Прекратите издеваться!
– А вы прекратите истерику, – тем же спокойным тоном произнес Игорь. – Давайте все по порядку.
Лена глубоко вдохнула и медленно выдохнула. В самом деле, кем бы ни были Коновалов и этот Игорь, слишком большой честью для них будет, если она покажет им свой собственный испуг да еще и опустится до истерики. Мысленно сосчитав до десяти, Лена начала говорить. Рассказ вышел коротким, путаным и сводился к тому, что она не понимает, что происходит и кто ее преследует. Игорь никак не прокомментировал услышанное, молча въезжал в осенний рассвет, и Лена, боясь, как бы он не счел ее слова бредом, тронула его за рукав.
– Я правду говорю. Вы не думайте, мне не показалось.
– А я ничего и не думаю, – ответил он. – Пока все идет по плану.
– По плану? – переспросила Лена, чувствуя, что снова закипает. – В мои планы не входила ни эта поездка, ни ночное бегство неизвестно от кого! Если все происходящее входит в какие-то ваши планы, я требую, чтобы меня в них посвятили!
– Всему свое время, – сказал Игорь. – Пока что все останется так, как есть.
– Меня и дальше будут использовать в каких-то планах?
– Елена Андреевна, – вздохнул Игорь, – сначала вы связываетесь с клиентом, в делах которого малокомпетентны. Я понимаю – деньги, необходимость зарабатывать на жизнь, все такое. Но если бы вы на этом остановились… А вы начинаете интересоваться историей, которая вас совершенно не касается. Встречаетесь с людьми, задаете вопросы. То, что с вами происходит, – результат только вашей не в меру активной деятельности. Теперь просто так остановить процесс мы уже не можем. Вы начали – вам и заканчивать.
– Мне?
– Ну, не совсем вам… Но без вашей помощи не обойтись. Поэтому мы с вами сейчас и едем по Харькову. На все вопросы я обязательно отвечу, только не сейчас. Кстати, раньше у нас бывали?
– Не приходилось.
– Тогда смотрите – это центр нашего города.
И Игорь, как заправский экскурсовод, принялся рассказывать гостье, где именно они сейчас проезжают и что именно она может наблюдать из окна.
Они остановились где-то в центре, Уварова не запомнила название улицы. Вместе они вышли из машины. Игорь набрал код на замке двери подъезда старого, по виду дореволюционного или, как минимум, сталинского дома – в архитектуре Лена не разбиралась. Пропустив гостью вперед, он снова запер дверь. Вместе они поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Игорь открыл мощную металлическую дверь, у которой не было номера. За ней оказался хорошо оборудованный трехкомнатный офис.
– У нас тут душ есть. Не хотите? – поинтересовался Игорь.
– Спасибо, – Лена хотела из вежливости сразу же отказаться, но у нее вырвалось: – Может, позже. Давайте сразу поговорим.
– Пока не о чем, – развел руками Игорь. – Вы приехали, вашу сумку в поезде найдут – кому надо, тот уже получил соответствующие инструкции. Днем вы, как и было задумано, встретитесь с несколькими людьми. Зададите вопросы, интересующие вас. Пока все. Проходите, располагайтесь. Кофе?
– Кофе, – вздохнув, согласилась Лена.
Кофе появился минут через десять. Игорь поставил чашки на стеклянный журнальный столик. Лена с неожиданной для себя жадностью сделала глоток и чуть не обожгла губы.
– Примите душ и можете несколько часов поспать, – посоветовал Игорь. – Я буду здесь, так что бояться вам нечего.
Лена не была уверена, что сможет заснуть, но предложение молодого человека решила принять. После душа ей стало легче. В самой маленькой комнате обнаружился достаточно удобный диван и был даже приготовлен плед. Сбросив туфли, Лена как была, в одежде, улеглась, укрылась пледом, свернулась калачиком, и сон пришел почти сразу.
Проснувшись и посмотрев на часы, она с удивлением обнаружила, что спала почти четыре часа и теперь совсем не чувствует усталости. Даже страхи куда-то подевались. К тому же она сразу увидела свою сумку. Вскочив и порывшись в ней, Уварова облегченно вздохнула: все вещи на месте. Достав расческу и косметичку, она быстро привела себя в человеческий вид, сунула ноги в туфли и вышла из комнаты.
Кроме Игоря, здесь по-прежнему никого не было.
Отвлекшись от компьютера, он кивнул Лене, словно старой знакомой.
– Отдохнули?
– Да, спасибо. И за сумку – тоже спасибо.
– Ничего сложного. Позавтракаете здесь? Есть пицца, можно разогреть в микроволновке…
– Спасибо. – Лена усмехнулась. – Пицца – это уже был бы совсем перебор. Если можно, еще кофе и какие-нибудь бутерброды.
– Кофе есть, а вот с бутербродами напряг, – ответил Игорь. – Тогда сделайте проще: мы в центре, тут приличных заведений полно. Назначьте встречу тем, кому нужно, с учетом того, что вам надо позавтракать.
В кошельке еще оставались какие-то деньги, но с сотней пришлось попрощаться, а говорить Игорю о том, что она ограничена в средствах, Уварова не решилась.
– Хорошо, я так и сделаю. А…
– Что?
– Вы меня вот так отпускаете? Никуда не проводите – в свете событий вчерашней ночи?
– Вам ничего не угрожает, – уверенно ответил Игорь. – Я буду на связи, если что – дайте знать.
– Может, все-таки хоть немножко объяснений я услышу?
– Пока нет, – отрезал Игорь. – Позже – обязательно.
13
Первый звонок Лена сделала из кафе.
Ответила ей женщина, подтвердила, что зовут ее Анна Павловна, удивилась причине звонка, но согласилась встретиться с киевским адвокатом и ответить на вопросы. Более того: собеседница, узнав, где именно сейчас находится Лена, попросила никуда не уходить, а подождать ее минут пятнадцать.
Женщины нашли друг друга сразу. Анне Павловне на вид было под сорок, и она не принадлежала к категории женщин, стремящихся обмануть возраст. Брючный костюм не молодил ее, но и не старил. Удачная короткая стрижка. Косметики – минимум, но то, что было, наносилось умелой рукой. Анна Павловна заказала себе зеленый чай и без ненужных вступлений перешла к делу.
– Что именно вас интересует?
– Я наводила справки, – издалека начала Лена. – Сейчас я веду одно дело… Вообще-то, оно никак не касается… Простите, не знаю, как правильно начать…
– Говорите, как думаете, само пойдет, – сказала Анна Павловна.
– Вы ведь работали с Евгением Кушнаревым?
– Когда он возглавил предвыборный штаб Януковича, мы перестали общаться. Меня как редактора газеты тогда интересовала городская жизнь, а не политика. Янукович – чужой. Ющенко, кстати, тоже чужой. Я до сих пор так и не поняла, почему Евгений Петрович активно поддержал кандидата в президенты от власти. Здесь, – Анна Павловна положила ладонь себе на лоб, – понимаю, конечно. Тут, – ладонь переместилась в область сердца, – нет.
– Конечно, конечно, я читала, – наугад забросила крючок Лена. – Харьковская власть, никого не будет…
– Это эмоции, – отрезала Анна Павловна. – Те, кто не знает всей подоплеки, никогда не расшифруют тот призыв. Им позже воспользовались политические противники, но и они так до конца ничего и не поняли.
Принесли чай. Анна Павловна налила его в чашку, проигнорировала сахар, пригубила. Лена молча смотрела на нее, ожидая продолжения.
– Видите ли, Елена, – вновь заговорила женщина. – Смерть Кушнарева – это не только потеря мощной политической фигуры. На уровне Харькова заменить его не могут в принципе. Допустим, без Евгения Кушнарева вся первая пятерка списка «регионалов» вкупе не смогла составить серьезную интеллектуальную конкуренцию одной-единственной Тимошенко. Она – женщина с подвешенным языком, но отбрить ее мог только Кушнарев. Хоть тот случай вспомните, когда после прошлогодних выборов Юля заявила: «Нет никаких перспектив для объединения нашего блока и Партии регионов. Никакого смешения политической крови быть не может». Ну, помните, нет?
Лена покачала головой.
– Кушнарев тогда прокомментировал прессе: «Это просто женское кокетство. Если так страшно – существует платоническая любовь и безопасный секс. Если долго женихами перебирать, можно и в старых девах остаться».
– Смешно, – вежливо согласилась Лена.
– Только все это – большая политика. А во времена, когда я плотно общалась с Кушнаревым-мэром и Кушнаревым-губернатором, ни о какой большой политике речи идти не могло. Он был известным человеком в регионе, но после работы в администрации Кучмы ему большего, поверьте мне, и не нужно было. Кушнарев очень хотел, чтобы большие политики оставили его в покое и дали возможность спокойно развивать свой регион. Когда еще в перестройку были митинги оппозиции, он, сам вчерашний коммунист, ходил с мегафоном, что называется, в народ и до каждого пытался достучаться. Потом говорил: «Меня люди любят». Я как-то возразила: «Это толпа, Евгений Петрович, не люди». Как он завелся, помню!
– Так его любили или нет?
– Он – власть, – резковато ответила Анна Павловна. – Ну, был властью. Власть хорошей не бывает, и все ее любить не могут. Но Харьков, Елена Андреевна, особенный регион. Первая столица, и у людей это в крови сидит. На это Кушнарев и давил, причем популизмом здесь и не пахло – он и правда так думал. Как, по-вашему, для чего именно он учредил Международный фонд памяти Чичибабина, Фонд поддержки молодых дарований? Для чего поддерживал прочие культурные инициативы? Кто еще из политиков так много читал?
– Понятия не имею, – призналась Лена.
– Вот. Поэтому он не хотел распыляться. Ему достаточно было контролировать Харьков и регион, в хорошем смысле этого слова, конечно. И международный уровень его интересовал только применительно к Харькову. Идеализм, конечно, но это так: Киев, как он говорил, не единственный город в Украине. Там люди без корней, им все равно: надо для элитной застройки кусок исторического ландшафта бульдозером оттяпать – пожалуйста! Надо по парку с бензопилой пройтись – нет проблем. Надо архитектурный памятник уничтожить – всегда будет разрешение. В Харькове он старался такого не допускать… Знаете, – Анна Павловна снова пригубила чай, – мне в какой-то момент показалось, что Кушнарев мечтает о чем-то вроде харьковской республики. На что-то похожее хотел свою власть и свое влияние использовать. Такая вот утопия. И если бы не политические технологии России с одной стороны, Америки – с другой, кто знает… – Она вздохнула. – Тогда, три года назад, нейтралитет, особенно политический, могли позволить себе соблюдать только избранные. Люди с психологией страуса… Или с жизненными взглядами хиппи. Кушнарев не был ни тем ни другим. Он сделал политический выбор, и выбор этот был не в пользу его любимого города. Позже Киев начал тянуть из него жилы, он физически не мог жить и работать в двух городах одновременно. Результат налицо. Вас еще что-то интересует, Елена?
Уварова была немного разочарована.
Хотя встретиться с Анной Павловной ее фактически заставили, во время разговора интерес к делу Кушнарева у Лены вновь проснулся. Только вот жительница Харькова ничего нового ей сообщить не смогла. Она лишь подтвердила то, что говорили в Киеве. И теперь у Лены сложилось абсолютно четкое мнение: если Евгений Кушнарев кому-то и мешал, то большая политика здесь вряд ли присутствует.
Кушнарев – неудобный политик, без которого непопулярная в стране партия окончательно становится безликой. Значит, коллегам приходилось его терпеть и даже беречь.
Кушнарев по определению не мог быть в команде Ющенко, тем более – Тимошенко. Но это совсем не значит, что «оранжевые» заинтересованы в его смерти: в противном случае должен был начаться отстрел всей «бело-голубой» верхушки. Максимум, что смогла сделать новая власть два года назад, – попытаться «приземлить» его. И в результате создали ему дополнительную рекламу, как в свое время произошло с арестом Тимошенко. Значит, политическим противникам тоже невыгодно представлять его мучеником.
Как ни крути, остается Харьков, интересы которого до последнего защищал Кушнарев. Убрав ключевую для региона фигуру, кто-то, пока не известный, фактически обезглавил город и область, чтобы в ближайшем будущем играть здесь свою партию и в конечном итоге выиграть.
На часах – начало первого, день в самом разгаре. Уварова набрала номер еще одного человека, с которым ей нужно было встретиться, уже не зная, о чем собирается с ним говорить. К счастью, на звонок никто не ответил. А когда Лена повторно набрала этот номер через десять минут, абонент оказался уже вне зоны досягаемости. Вот так.
Выйдя из кафе, Лена не спеша побрела прямо по какой-то улице. Названий она сейчас не запоминала. Знала только, что находится по-прежнему в центре. Звякнуть, что ли, Игорю, сказать, что выполнить второе поручение не может, и вернуться в уютный офис, снова улечься спать?
Рядом затормозила машина.
Машинально повернув голову на звук тормозов, Лена увидела, как из салона выбирается Кожаный, все в той же куртке. Их взгляды встретились. Кожаный шагнул к ней.
– Уйди! – выкрикнула Лена первое, что пришло в голову, и, замахнувшись, ударила его сумкой.
Кожаный рукой отмахнулся от сумки, как от надоедливой мухи.
Из машины, серого «мерседеса», тем временем вышли еще двое молодых парней. Настроены они были очень серьезно. Рассредоточившись так, чтобы зажать Лену в «клещи», они быстро начали сжимать их.
Люди проходили мимо. До происходящего им не было никакого дела.
– Помогите! – крикнула Лена.
– Вам ничего не угрожает, – сказал Кожаный. – Вы мне очень понравились в поезде. Только познакомиться хотел, а вы ноги сделали. Видите, я упрямый.
– Назад! – снова крикнула Лена и, сделав, наверное, самый отчаянный рывок в своей жизни, толкнула вытянутыми вперед руками одного из парней, подходившего слева.
Не ожидавший такого яростного сопротивления парень потерял равновесие и только чудом не упал. Воспользовавшись общим замешательством, Лена бросилась вперед, нацеливаясь на ближайшую подворотню.
Нырнув в нее, она стремительно пересекла какой-то двор и выбежала на параллельную улицу. Быстро оглянулась и погони за собой не обнаружила. Но расслабляться нельзя. Она повернула направо, сначала побежала, а потом быстро пошла по улице, на ходу вытаскивая телефон. Срочно звонить Игорю, пусть прекращает эти игры…
Знакомый «мерседес» появился в поле ее зрения внезапно, словно вырос из-под земли. Сунув телефон обратно в сумку, Лена снова бросилась бежать. Справа появился еще один двор-сквозняк, и оттуда наперерез ей выбежали те самые двое парней. Развернувшись, Лена отчаянно бросилась через дорогу – просто под колеса какой-то машины.
Скрипнули тормоза. Удара не было – просто сильный толчок, достаточный, однако, для того, чтобы Лена осела на проезжую часть. Разъяренный водитель уже спешил к ней, но между ними вырос Кожаный, выставив вперед руку:
– Извините! Простите! Это наша! Все нормально, ребята!
– Какое нормально, твою мать! – заорал водитель. – Сама под колеса прыгает, а мне потом сиди за нее, на хрен!
– Тут такое дело, брат… Семейное, я бы сказал…
Лена тем временем попыталась хотя бы отползти в сторону, но парни уже выросли с двух сторон, подхватили ее под руки.
– Пойдемте в машину, Елена Андреевна, – произнес один.
– Не надо шуметь, – добавил другой.
– Помогите… – Уварова не могла кричать – только слабо стонала.
– Помогаем, – кивнул Кожаный. – И поможем. Давайте, доктор ждет.
На глазах у десятков водителей и пешеходов Лену буквально поволокли к «мерседесу». Кожаный шел сзади, прихватив выпавшую из рук пленницы сумочку.
Когда они сели в машину, один из парней подсуетился, движением фокусника выудил откуда-то маленький баллончик, поднес к лицу Лены и выпустил короткую струю. Свет в глазах пленницы померк.
14
Во мраке она была чуть больше часа.
Во всяком случае, когда Лена открыла глаза, то увидела прямо перед собой овал настенных часов. Они показывали половину второго.
– Очухалась, – тут же услышала пленница над головой.
– Встать сможете? – На этот раз спрашивал Кожаный.
Лена медленно выпрямилась. Туман рассеялся окончательно.
Теперь она могла рассмотреть, где находится. В комнате, куда ее привезли, было только кресло, в котором она и полулежала. На стене висели часы, окно закрывали плотные шторы. Под потолком одинокой светящейся грушей висела на проводе лампочка. Напротив, расставив ноги на ширину плеч, стоял Кожаный. Сзади пристроился один из парней, другой, очевидно, стоял у нее за спиной, за креслом.
– Немедленно отпустите меня! – сказала Лена и тут же запоздало спросила: – Кто вы такие, что вам от меня надо, где я?
Кожаный и парень, стоявший у него за спиной, переглянулись. Потом Кожаный снова повернулся к пленнице, подошел на шаг ближе.
– Отвечаю на вопросы в порядке поступления, – начал он. – Отпустим мы вас хоть сейчас, если вы коротко и ясно ответите на мои вопросы. Кто мы такие, вам лучше не знать, иначе я не смогу отпустить вас. От вас нам нужны ответы на вопросы, это я уже сказал. Насчет того, где вы, – в Харькове. Это все, что вам нужно знать. Как только мы договоримся, мои помощники отвезут вас туда, куда вы скажете, и мы забудем друг о друге. Еще вопросы будут?
Лена не сдержалась – икнула. Кожаный подал сигнал, и парень, стоявший за креслом, протянул ей маленькую бутылочку минералки. Сделав несколько жадных глотков, Лена немного перевела дух, собираясь с мыслями.
– Я ничего не знаю, – проговорила она.
– Совсем ничего? – Кожаный наклонился к ней, упершись руками в колени. – Дважды два сколько будет?
– Пять! – отрезала пленница.
– Ну вот, кое-что знаете. И потом, что значит – ничего? Вы ведь даже не знаете, о чем я хочу вас спросить. Или знаете?
Лена покачала головой.
– Хорошо. – Кожаный выпрямился. – Сегодня, несколько часов назад, вы встречались с одной женщиной. По нашим данным, вы собирались встретиться в городе еще с одним человеком, мужчиной. Оба имеют отношение к средствам массовой информации. Что вы успели рассказать им о деле Кушнарева и откуда у вас информация, которой вы уже поделились?
Лена молчала. Не потому, что играла сейчас в шпионов или пионеров-героев. Она действительно не могла понять, что происходит. У нее просто не было нужных слов для оценки создавшейся ситуации.
– Молчать не в ваших интересах, Елена Андреевна, – сказал Кожаный. – Я собирался остановить вас еще в поезде, предостеречь от поспешных и глупых шагов. Но вы сбежали, и теперь ситуация еще более сложная. В любом случае, она складывается не в вашу пользу. Те, кому нужно, уже предупреждены, что вы встречались с женщиной по интересующему нас вопросу. Ваша сегодняшняя знакомая получит деликатное предупреждение. Она умный человек, она все поймет. Вторая встреча у вас не состоялась. Так что информации вашей уже грош цена. Потому с чистой совестью расскажите, что вы такого интересного привезли, облегчите душу, и обещаю – мы расстанемся мирно.
– Но я ничего не знаю! – повторила Лена.
– Глупо, – вздохнул Кожаный. – Очень глупо. Придется подстимулировать вашу память. А потом, увы, немножко подчистить ее. Не доводите до греха, Елена Андреевна.
«Сейчас он еще начнет спрашивать: “Кто с тобой работает?”, как в фильме “Мертвый сезон”», – пронеслось у Лены в голове. Черт, неужели такое может происходить не просто в жизни, а в ее жизни…
– Я ничего не знаю, – повторила она, говоря чистую правду.
– Нету времени, – напомнил парень, стоявший у нее за спиной.
– Ладно, работайте, – махнул рукой Кожаный.
Лена попыталась вскочить, но парень, стоявший рядом с Кожаным, сделал шаг вперед, сильно толкнул ее в грудь, послав толчком обратно в кресло. Тем временем второй быстро вышел из комнаты.
– Я ничего не знаю! – полным отчаяния голосом повторила Лена. – Правда, я не понимаю…
– Хватит! – резко оборвал ее Кожаный. – Мы все поймем через полчаса. Только тогда уже обратной дороги у вас, к сожалению, не будет.
За его спиной открылась дверь.
Ни Кожаный, ни стоявший рядом с ним парень не повернулись на звук открываемой двери, будучи уверены, что возвращается их помощник.
Только вместо него в комнату стремительно, как показывают только в кино, влетели мужчины в камуфляже, с черными масками на лицах и с автоматами в руках.
Лена не сдержалась – закричала. Ее враги не успели никак отреагировать: меньше чем за секунду оба лежали лицами вниз.
Голову Кожаного прижимал к полу берц спецназовца примерно сорок пятого размера.
Все закончилось даже раньше, чем Кожаный обещал.
Лена Уварова в этот день больше ничему не удивлялась.
Не особо удивилась своему счастливому освобождению. Не слишком удивилась, когда задержанных вывели через черный ход, чтобы никто не видел, а ее саму проводили к парадному, возле которого дожидался Игорь. И совсем почему-то не удивилась, увидев в офисе, куда Игорь снова привез ее, Сергея Коновалова.
– Спасибо, Елена Андреевна, – сказал он, протянув ей руку. – Для вас теперь действительно все закончилось.
– Что – «все»? – устало и опустошенно спросила Уварова. – Вы играете со мной в непонятные игры…
– К сожалению, это не игры. И вы успели в этом убедиться, – сказал Коновалов.
– А если и игры, то небезопасные, – заметил Игорь.
– Может, хватит уже кругами ходить, а? – Теперь в голосе Лены звучала мольба.
Сергей Коновалов снял очки, потер переносицу, снова водрузил их на нос.
– Начнем с того, Елена Андреевна, что есть версия, над которой уже несколько месяцев работает наша… гм… наше учреждение. А именно: Евгений Кушнарев на своем месте искреннего патриота родного города и борца за экономическую и по возможности – политическую независимость Харькова в какой-то момент стал мешать определенным политическим и экономическим кругам сопредельного государства. Это все, что вам можно знать. Вы, сами того не зная, ступили на чужую территорию.
Пока он говорил, Игорь вышел и вернулся с чашкой кофе. Протянул Лене, та машинально взяла. Между тем Коновалов продолжал:
– Если подобная информация уйдет дальше, нам станет сложнее работать. Заставить вас замолчать, припугнуть? Имело смысл, согласен. Но, – Коновалов поднял указательный палец к потолку, – имело еще больший смысл направить вашу активность в нужное нам русло. И с вашей помощью заставить людей, которые находятся у нас в разработке, активизировать действия.
– Вы сделали из меня подсадную утку… – Слова Лены прозвучали не как вопрос, а скорее как утверждение.
– Наша работа, – развел руками Коновалов. – По оперативным каналам от нас ушла информация: некая молодая женщина, адвокат Елена Уварова, от своего клиента Михаила Ремизова случайно узнала кое-что новое о деле Кушнарева. И собирается слить информацию за деньги в харьковские средства массовой информации. Свежая информация по этому делу здешней прессе нужна, да и следствие, которое еще не закончено, пойдет на новый виток. Каналы дезинформации у нас надежные, этой байке поверили.
– И меня чуть не убили! – огрызнулась Лена.
– Никто бы вас не убил, – успокоил ее Коновалов. – Вас вели от самого Киева, даже засекли соглядатая. Правда, мы не думали, что он проявит такую активность и пересядет к вам в купе. Здесь маленький прокол, согласен. Зато в Харькове каждый ваш шаг контролировался. Пока вы спали, в каблук вашей правой туфли поставили маячок. А в вашей сумке, которую нам вернул проводник, мы тоже нашли маячок: ваш преследователь, потеряв вас, не терял времени. Его надежда, что вы найдете сумку, оправдалась. Они следили за вами, а мы – за вами и за ними.
– Как только они увидели, что вы и правда встречаетесь с достаточно влиятельной харьковской медиа-дамой, то поняли: информация правдивая, не зря всполошились. Вот и решили активно помешать вам. Чего мы, собственно говоря, и ждали, – добавил Игорь.
– «Они» – кто? – вырвалось у Лены.
– Задержанные похитители на самом деле исполнители. След к их хозяевам может оборваться в любой момент. Кто заказчик – тоже, извините, говорить посторонним не имею права. Будем работать. Заниматься своим делом. А вам, Елена Андреевна, очень советую заняться своим. У вас, кажется, появился перспективный клиент. Может, немножко коньячку?
– Нет, спасибо.
– Тогда допивайте ваш кофе. Он совсем остыл.
ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК (версия четвертая) Харьков – Изюм, лето 2008 года
1
По последней информации, они перебрались на чердак.
Информатор, завербованный три дня назад именно для того, чтобы помочь провести эту разработку, непонятно почему имел кличку Татарин, хотя в его внешности скорее было что-то от китайца, корейца или, в крайнем случае, бурята. Похоже, когда-то беспутная мамаша Татарина, тоже, кстати, бывшая на оперативной связи с участковым, имела короткий и, вне всяких сомнений, бурный роман с каким-то интернационалистом, которых на том же «Барабашово» навалом. Сахно как-то в разговоре не выдержал, спросил Татарина, почему он Татарин и кто его папаша. На оба вопроса он получил короткий и емкий ответ: «Хрен его знает, командир», после чего перестал интересоваться родословной своего новоиспеченного агента.
Чтобы подойти к дому, расположенному в частном секторе за Московским проспектом, Сахно и еще двое оперов, тихо матерясь, должны были перебраться сначала через огромную лужу посреди дороги, обойти которую так просто было невозможно. Тем более проехать: оперативная машина не была предназначена для форсирования таких серьезных водных преград. Видно, здесь в очередной раз прорвало ливневую трубу – из-под земли бил настоящий гейзер.
Смирившись с тем, что придется намочить ноги, Сахно успокаивал себя мыслью, что в такую жару, которую дарило городу нынешнее високосное лето, это даже полезно. А вот гора мусора, наваленная неподалеку от места засады, под палящими солнечными лучами воняла и разлагалась. Впрочем, если верить информации Татарина, обитатели старого одноэтажного дома меньше всего обращали внимание на экологические проблемы.
Их вообще мало что волновало. Кроме одного – раздобудут ли они сегодня денег на очередную дозу или снова пойдут побираться, залезая в долги.
Другого, более комфортного, места для засады в окрестностях просто не оказалось. Потому опера расположились вблизи мусорной свалки, и каждый из них думал: скорее бы все закончилось. Милицейский спецназ Сахно решил не привлекать: история все-таки носила некий частный характер, потому и было задействовано в реализации минимальное количество человек, самых надежных. Тех, кто все понимает и никогда не продаст. Хотя ничего предосудительного, тем более незаконного, оперативники не делали. Наоборот: когда все закончится, то будет оформлено выявление наркопритона и успешная операция по задержанию промышлявших воровством, грабежами и даже иногда разнополой проституцией молодых наркоманов пойдет в актив районного угрозыска. А о разных дополнительных обстоятельствах на фоне общих успехов распространяться не обязательно.
Слева зашуршало. Сахно резко повернулся на звук, выставив перед собой руку с пистолетом, по сразу же опустил ее – крыса, жирная, серая, хвостатая и наглая. Вот так, среди бела дня, лазит по мусорной куче. У нее обед, наверное. Сахно не любил крыс, как и подавляющее большинство населения планеты. И в другое время да при других обстоятельствах обязательно из озорства пальнул бы в грызуна из табельного оружия. Но не сейчас. Пускай живет пока…
Сообщения от Татарина группа ожидала больше часа. Наконец он прислал эсэмэску на телефон Сахно, дав понять: лицо, интересующее сыщика, вместе с другим лицом или лицами переместилось из комнаты на чердак. Теперь в комнате вместе с Татарином осталось трое, и все очень нервные. Этого информатор в сообщении не написал, но опера и без него знали: в ожидании дозы наркоманы становятся крайне беспокойными.
И опасными. Даже особо опасными преступниками.
Суть операции была в следующем. Татарин, три дня назад прихваченный у ночного клуба, когда он сбывал таблетки, от продажи которых имел свой процент в виде тех же самых «колес», был вхож в эту компанию. Они общались со многими сбытчиками. И сегодня здесь, в доме, ждали Татарина, пообещавшего раздобыть товар если не за полцены, то хотя бы в долг. Долг можно отдать, получив заказ на партию бэушных, разумеется краденых, мобильных телефонов. Все было бы очень просто и не стоило того, чтобы напрягаться на специальную оперативную комбинацию. Но у Татарина, кроме прочего, было еще и особое, специальное задание.
Он должен был убедиться на сто процентов, что лицо, интересующее оперов, находится здесь, в доме. Получив подтверждение, они должны были действовать мгновенно – пока обманутые в своих ожиданиях наркоманы не начали бы вымещать злобу на обманщике. То есть на Татарине.
Посмотрев на часы, Сахно поискал взглядом ребят, подал условный сигнал. Один махнул рукой из кустарника: всегда готов. Второй, куривший на старой скамейке у калитки через два дома, подтвердил свою готовность кивком головы.
Сахно снял «макарова» с предохранителя. Пошли!
Опера выдвинулись к притону одновременно с трех сторон, образовав правильный равносторонний треугольник. Один преодолел шаткий забор, другой, пройдя в соседний двор и столкнувшись там с изумленной хозяйкой, показал ей на ходу удостоверение, а потом перелез через забор с ее стороны, зайдя, таким образом, с тыла и устроившись под окнами. Сахно же двинулся напролом, толкнул калитку ногой, сбив ржавую щеколду с первого раза, и одним марш-броском пересек двор.
Как и ожидалось, входная дверь была заперта. Сахно вскинул пистолет, всадил в замок три пули и, налетев на дверь плечом, ворвался внутрь.
Нужный эффект был достигнут – двое худосочных парней, увидев с шумом появившегося вооруженного мужика, просто обалдели и даже не подумали пытаться оказать сопротивление. Третий, Татарин, усилил эффект и бросился на пол лицом вниз с криком: «Не убивайте!» Сахно ничего не пришлось говорить: парочка дружно подняла дрожащие руки. Один безмолвно последовал примеру Татарина, другой просто опустился на колени.
С улицы прогремел еще один выстрел. Значит, тот, кто перебрался на чердак, все же попытался удрать. Ничего, ребята там его примут.
– Лежать! – приказал Сахно на всякий случай, повел стволом перед собой и поискал глазами ход на чердак. Видно, он вел из коридора. Опер стоял в дверном проеме. Лестница находилась слева от него.
За спиной появился один из напарников.
– Ну? – спросил Сахно, не оборачиваясь.
– Прямо с чердака сиганул, Бэтмен, блин, – ответил тот. – Глаза дурные, круглые, на что надеялся – хрен поймешь. Коля ему копыто прострелил. Не смертельно.
– Сопротивление оказал? – оживился Сахно.
– А как же! У него в руке палка с гвоздем была! Все по закону!
Именно так, понял Сахно, опера и напишут в рапортах, объясняя, почему пришлось применить оружие.
– Хоть живой?
– Говорю же – не смертельно. Хотя на длинные дистанции уже не побежит…
– Один был?
– Ага.
– Давай проверь чердак.
Напарник кивнул, подошел к лестнице и начал осторожно подниматься наверх. Вот в чердачном люке скрылась его голова, потом исчезли плечи, наконец он втянул туда свое тело полностью.
– Где ты там? – услышал Сахно. – Ага, вот ты где! Привет, Света!
Ему что-то ответили, Сахно не услышал, что именно, однако по реплике товарища понял, что его обругали.
– Ой, зайка, какие ты слова знаешь! – отозвался снова напарник. – Ладно, я еще и не такое слышал. Вставай, пошли, папа ждет. Или ты хочешь, чтобы он сам сюда, – на слове «сюда» он сделал ударение, – за тобой приехал?
Девушке Свете недавно исполнилось семнадцать.
Она была единственной дочерью местного предпринимателя Кочубея, семью которого можно было считать вполне благополучной. Он занимался строительными подрядами, дела в бизнесе шли успешно, однако, бросая все свои человеческие силы на фронт предпринимательства, со временем Кочубей совсем запустил тылы. Последние лет десять он дома только ночевал, да и то не всегда. Наконец жена не выдержала, забрала Свету и ушла. Кочубей, казалось, не обратил на это особого внимания.
Но бывшая жена, оставшись одна, принялась устраивать свою жизнь с не меньшим рвением, чем бывший муж: она стала заниматься бизнес-проектами. В результате оказалось, что до Светы нет никому никакого дела, и она поняла, что может пользоваться полной свободой, ни о чем не докладывая своим родителям.
Отец никогда не отказывал дочери в деньгах. Со стороны это могло выглядеть так, словно он сотнями долларов компенсирует недостачу, а вернее – полное отсутствие родительской любви. Девчонку затянула ночная жизнь Харькова, неизменной составляющей которой, как и в других больших и даже малых городах не только Украины, были наркотики разной тяжести.
Девушка быстро втянулась и, как следствие, дошла до последней черты, плотно подсев на иглу. Несколько раз она убегала из дому, каждый раз связываясь со все более опустившейся компанией. Наконец мать, словно только сейчас прозрев, пошла к Кочубею. Тот, видимо, тоже что-то понял, увидев, во что превратилась его девочка. Но дальше банальной профилактической беседы не пошел. Разумеется, на Свету это не подействовало: отец давно воспринимался ею как кошелек. А кошельки не могут быть авторитетами.
Когда Света исчезла в очередной раз и теперь – неизвестно куда и насколько, Кочубей наконец взялся за дело с присущей ему хваткой.
– Мне рекомендовали вас известные и уважаемые люди, капитан, – начал он без предисловий, позвонив Олегу Сахно на мобильник. – Они же дали ваш номер. Думаю, не надо называть имен, вы ведь понимаете, о ком речь.
– Может быть, – неопределенно ответил тогда Сахно.
Кочубей назначил встречу и коротко изложил суть своего предложения.
– Действовать нужно неофициально. Оперативные расходы оплачу. Будут проблемы с начальством – решу. Возникнут вопросы – отвечу. Я хочу, чтобы ты, капитан, нашел мою Светку. В любом состоянии, главное – живой. Я уже договорился в одной хорошей клинике. Вывезу ее из города, полежит там. Дальше – за границу. Минимум год ее не будет в Харькове и даже в стране. Вот сумма, – Кочубей вывел на квадратике стикера цифру с тремя нулями, потом разорвал бумажку, ссыпал обрывки в карман. – Сделаешь, капитан?
Не то чтобы Олег Сахно сильно колебался. Сделки с совестью здесь не было: милиция уже давно принимала неофициальные коммерческие «заказы». Самым неприятным было, если бизнесмены просили найти способ «закрыть» конкурентов хотя бы на несколько дней, с профилактической целью. Это было стремно вдвойне, потому что такие заказы обсуждались в кабинете начальника, часть гонорара оседала в его кармане, часть – оформлялась как спонсорская помощь, за которую обновлялся автопарк, делался ремонт в управлении и все такое прочее. А отрабатывали эти деньги простые опера, не имевшие с этого ничего и, главное, в пиковой ситуации принимавшие на себя всю ответственность за содеянное. Начальство в большинстве случаев просто сдавало их.
Предложение Кочубея звучало вполне законно. Однако в таких случаях опера действовали на свой страх и риск, ведь заказчики шли в обход милицейского начальства. Это означало: никаких особых полномочий, заниматься «заказом» не в свободное от работы время, которого реально нет, а параллельно с основной работой, которую тоже надо делать и о результатах которой надо ежедневно отчитываться. Просьба Кочубея, в принципе, была невинной. Но любая просьба бизнесмена стоила денег, на часть которых всегда претендовало упомянутое начальство.
Кочубей мог написать заявление. Официально. Только в его ситуации вопрос решался намного быстрее, если заявления не было.
Олегу уже удалось выполнить несколько приватных поручений, при этом не подставившись и не манкируя основными обязанностями. Другими словами, профилактика преступности, проводимая им в частном порядке за дополнительные деньги, не мешала борьбе с преступностью, которую капитан милиции Сахно вел с переменным успехом вот уже пятнадцать лет. Так он заработал определенную репутацию не кристально честного, однако все же порядочного мента, способного уладить некую проблему частного лица. Разумеется, с определенными финансовыми возможностями.
Олег Сахно не жадничал. В любом деле всегда надо было подключать коллег, и они получали денежное вознаграждение, которое тот выделял из своего гонорара. За это его уважали: не крысятничает…
В общем, Сахно согласился. Да, Кочубей – плохой отец, но сам-то он чем лучше? Сыну уделяет недостаточно внимания – работа в милиции редко делает мужчину хорошим семьянином. А в последнее время вообще проблема появилась: в школе пацана кто-то начал «ментенком» дразнить, тот не вытерпел, в драку полез, нос обидчику разбил. Только рта не заткнул. И сейчас пытается разобраться, почему его отца пацаны в школе и во дворе не уважают только потому, что он – офицер милиции, работает в уголовном розыске и ловит плохих парней.
В общем, Кочубей – папаша никудышный. Но он хоть пытается разобраться в себе, как-то исправиться. И потом, Олег Сахно испытывал к наркоманам личную неприязнь. Короче, он вписался в эту тему, за три дня разрулил ситуацию, и сейчас девушка Света уже начала проходить курс реабилитации. Ну а компашка ее бывшая сидит под следствием, потом суд будет.
А через пять дней Олегу снова позвонили.
2
– Здравствуйте.
В трубке – незнакомый женский голос.
– Да, слушаю. – Сахно как раз вчитывался в справку по одному безнадежному «висяку».
– Меня… Вы… Даже не знаю, с чего начать…
– Всегда начинайте сначала. – Сахно еще раз перечитал написанное с двумя грамматическими ошибками слово «гома сексуальный». – Кто, где, когда, кого, за что.
– В общем, мне вас рекомендовал Витя Кочубей. Вы недавно помогли ему…
Так, все ясно. Сахно, вздохнув, отложил бесполезную справку.
– Как я понимаю, у вас личный вопрос. Не по телефону, согласны?
– Да-да, конечно! – Олег явственно представил, как на том конце провода собеседница интенсивно закивала головой. – Где мы встретимся?
– Приезжайте ко мне.
– Разговор неофициальный…
– Я понял, понял. Но сейчас не могу отлучиться, и нам все равно никто не помешает. Лишних ушей в кабинете нет.
Капитан Сахно делил кабинет с капитаном Дудником, одним из тех, кого он подключил к решению проблемы Кочубея. Он задействовал Дудника и раньше, так что доверял ему и знал: любая информация, прозвучавшая даже случайно, здесь же и останется. Дудник придерживался правил корпоративной милицейской этики. Но сейчас он был на выезде, пьяный отставник от жары окончательно тронулся и пытался зарубить топориком для рубки мяса своего соседа, который сам же его и напоил, пытаясь подробнее узнать, как его сыну проще и дешевле закосить от армии. Ну ладно, детали…
– Так вы приедете?
– Да, конечно, – ответила собеседница после небольшой паузы и добавила: – Меня Альбина зовут… если что…
Она отключилась. Сахно пожал плечами. Альбина так Альбина.
…Через сорок минут в кабинет, постучав, вошла женщина, брюнетка, на вид чуть старше тридцати. Если бы не поистине адская жара, ее одежду Сахно назвал бы слишком легкомысленной. Платье скорее все открывало, чем наоборот, но так одевались сейчас практически все, кто выходил на улицу. Несмотря на свой смелый наряд, посетительница держалась достаточно уверенно. Опыт подсказал Олегу – брюнетка пришла в милицию впервые в жизни и не совсем понимала, как нужно себя вести. Однако она выглядела скорее встревоженной, нежели испуганной.
– Олег Николаевич – вы?
– Я. А вы, я так понимаю, Альбина. Присаживайтесь. Если курите – можете курить.
– Бросила. Год назад, – зачем-то уточнила она. – Но вы можете, ради бога, я ничего, нормально воспринимаю.
Сахно закурил, отодвинул в сторону папку с документами.
– Слушаю вас, Альбина… Как по отчеству?
– Просто Альбина, я вас умоляю. Мне посоветовали…
– Это я уже слышал. Чем я могу помочь?
Брюнетка повела плечами.
– Моя фамилия Синявская… Мой муж – председатель правления, скажем так, одного из банков. Банк не самый крупный, но на рынке банковских услуг нас знают.
– Вас? – уточнил Сахно.
– Нас. Я работаю вместе с мужем. Я не домохозяйка, у меня экономическое образование.
– Очень хорошо. – Олег не знал, что еще сказать. – Вашему мужу угрожают?
– Если бы это было так, я не пришла бы к вам сюда в частном порядке. Там все гораздо сложнее. Мне кажется, что в последнее время мой муж не в полной мере отдает отчет своим действиям.
– Неадекватен? Алкоголь, наркотики, любовница? Ничего, что я вот так, конкретно, сразу в лоб?
– Я пришла для конкретного разговора, – сказала Альбина Синявская. – Боюсь, что когда я изложу суть проблемы, у вас появится еще больше вопросов. В общем, – брюнетка закинула ногу за ногу, поудобнее устраиваясь на жестком стуле, – несколько последних месяцев, где-то примерно с апреля или даже с марта, мой муж начал совершать поступки, которые так или иначе негативно отражаются на его… нашем бизнесе.
– Например?
– Вы разбираетесь в банковском деле? Вообще – в экономических вопросах?
– Не совсем. – Сахно помолчал и уточнил: – Совсем нет, так будет правильно.
– Тогда подробный рассказ ясности не внесет. Постараюсь, насколько это возможно, объяснить ситуацию проще. Один раз муж принял решение инвестировать деньги в достаточно сомнительный проект. Первый же транш ушел на счет явно подставной фирмы, второй – тоже растворился неизвестно где, между тем заявленный проект существует только на бумаге и в воздухе. На экспертные заключения он не реагирует. Потом муж отказался вкладывать деньги в проект, который давал гарантию возвращения денег и даже прибыли если не через год, то через полтора – наверняка. Далее – с его подачи выдано несколько крупных кредитов с явным нарушением всех правил кредитования. То есть получатели кредитов в каждом случае не имели никаких гарантов. В одном случае деньги вообще выделили какому-то безработному. Вы считаете такое положение дел нормальным?
Пока Альбина говорила, Сахно докурил сигарету и расплющил окурок о дно давно не мытой стеклянной пепельницы.
– Я пока еще ничего не считаю. Дела совсем плохи?
– К тому идет, – призналась Синявская. – Конечно, временами муж становится таким, как прежде, и тогда бизнес развивается как положено. Я пытаюсь задать ему определенные вопросы, но он или отмахивается, или делает вид, что ничего не понимает. Если это войдет в систему, то банкротство не за горами.
– Получается, он своими руками рушит собственный бизнес? – переспросил Сахно. – Тогда, уважаемая, вам к психиатру надо. На Сабурову дачу, диагноз там ставят.
– Очень смешно. – Альбина поджала губы. – Главное – вовремя. Мне кажется, здесь другое. Я затем и пришла: Владимира Синявского кто-то использует в своих целях. Кто-то сознательно действует против него, но не так явно, как подобные вещи происходят в большинстве случаев. Здесь, как мне кажется, все тоньше и хитрее, – брюнетка выдержала театральную паузу. – На него влияют, господин милиционер. Воздействуют со стороны. Черная магия, если хотите.
Нет. Ничего подобного Олег Сахно не хотел.
3
Посетительница совсем не казалась сумасшедшей.
Наоборот: молодая женщина выглядела абсолютно вменяемой. Тем не менее, она еще раз озвучила свои подозрения: бизнес Владимира Синявского, как и самого Владимира Синявского, хотят уничтожить. Для этого предприняты некие шаги, в результате которых в окружении банкира появился человек или даже группа людей, способных тем или иным способом воздействовать на него и исподволь, незаметно, подталкивать к принятию совершенно невыгодных для него и даже вредных, противоречащих законам бизнеса решений.
Что заставило Альбину Синявскую так думать? Она и это объяснила.
Несколько лет назад ее муж вдруг стал очень суеверным. Когда они познакомились, Владимир Синявский равнодушно относился к религии, не верил ни в какие приметы и даже отказался венчаться – молодые люди просто зарегистрировались в загсе и отгуляли традиционную свадьбу в ресторане. Но внезапно все изменилось.
В том, что бизнесмен, которому вдруг поперло в его бизнесе, начал активно жертвовать на церковь, захотел пройти обряд крещения и обвенчаться с собственной женой, ничего удивительного не было. Бизнесмены – народ достаточно внушаемый. Учитывая специфику развития бизнеса в Украине, любой успех воспринимается не только как результат упорного труда, но и как награда, посланная свыше. То есть Бог все видит, Он вознаграждает и способствует. Поэтому оставаться равнодушным к религии уже нельзя. Нужно, как минимум, стараться не гневить Господа, а еще лучше – приблизиться к нему.
Результат – крупные пожертвования, благотворительность, которой за тем или иным предпринимателем раньше не замечалось, возводимые часовни и храмы, аккуратное, даже болезненное соблюдение всех постов и всенощное бдение по крупным церковным праздникам. Впрочем, оговорилась тут же Альбина, она не осуждает мужа и не видит в этом ничего, скажем так, фанатичного. Наоборот, на ее памяти ни один из новообращенных богачей еще не впал в крайность, пожертвовав, например, весь свой бизнес приходу или на благотворительные цели и уйдя после этого от суетного мира в монастырь. Однако дальше пошло хуже.
В офисе вдруг начали появляться какие-то сомнительные личности, внешне совершенно не похожие на потенциальных партнеров по бизнесу. Они тихо приходили и так же тихо уходили. Альбина спрашивала секретаршу мужа, что это за люди и что им здесь надо. Секретарша пожимала плечами, однажды не сдержалась – покрутила пальцем у виска, ну а совсем недавно в сердцах бросила: «А вы что, разве сами не видите? Не понимаете?»
Синявский же, которому жена не так давно могла задать любой вопрос и быть уверенной в искренности ответа, на эту тему говорить категорически отказывался. Более того: стоило Альбине дома только начать подобный разговор, он тут же менял тему или, чего никогда раньше не случалось, резко поворачивался, уходил в кабинет и запирался там изнутри. А на работе, ясное дело, она таких разговоров даже не пыталась затевать: боялась публичного всплеска негативных эмоций, скандалов, короче – того, чего руководители не должны себе позволять при подчиненных.
Но сидеть сложа руки и смотреть, как муж, по ее мнению, погибает, Альбина не могла – это было не в ее характере. И тогда она сделала то, чего никогда не позволила бы себе сделать при других обстоятельствах: через голову Синявского отдала несколько распоряжений начальнику службы безопасности банка. Сахно даже не сомневался в том, что на этой должности работает бывший офицер милиции.
Отставной майор Григоренко отнесся к просьбе супруги председателя правления с пониманием. Прежде всего, была установлена личность одного из наиболее частых визитеров. Им оказался активист одной из церквей, которые журналисты в своих публикациях традиционно называют «тоталитарными сектами», за что прихожане этих церквей в своих открытых письмах посылают на их неразумные головы всяческие бедствия, включая наводнения и цунами. Потом Григоренко велел сфотографировать его скрытой камерой, раздал фотографии своим подчиненным и приказал ни под каким видом этого типа в офис, то есть на «объект», не пускать.
Когда означенную личность в первый раз притормозили на входе, Григоренко ожидал скандала и проблем. Но все обошлось на удивление тихо. Спросив, почему его не пускают, хотя ему и назначена встреча, и получив короткий ответ, визитер покорно кивнул, повернулся, ушел – и больше его не видели.
– Мне кажется, произошло следующее, – предположила Альбина. – Люди подобного сорта привыкли считать, что все вокруг подчиняются старшим мира сего централизованно. Нечто подобное происходит в церковной иерархии: все замкнуто на одном человеке, настоятеле к примеру. А так называемых тоталитарных сект это тем более касается. У них там все процессы замкнуты на одном человеке. То есть сработал стереотип мышления: его не пустили по приказу Самого, Владимира Синявского. Значит, Сам почему-то не желает его больше видеть. И не было никаких звонков, никто не пытался понять, что происходит. Охрана Большого Босса указала ему на дверь. И без ведома Большого Босса этого случиться не могло. Может, я путано объясняю…
– Нет-нет, все в порядке, я вас понимаю, – ответил Сахно. – Но если я не ошибаюсь, та победа оказалась не полной?
– Очень маленькой победой, – грустно усмехнулась Альбина. – Покой продлился меньше месяца. Подозрительные граждане как-то сами собой растворились. Но потом…
Потом в офисе Синявского снова начали появляться странные люди. Однако на этот раз Альбина поняла: религией здесь уже и не пахнет, на смену ей пришла мистика. Ее муж, который никогда раньше не интересовался гороскопами, не верил в приметы и игнорировал все, что так или иначе было связано с эзотерикой, вдруг активно заинтересовался всем этим. Теперь свои нелогичные действия он объяснял какими-то знаками свыше, снами, откровениями и так далее.
Между тем бизнес от этого страдал. Банк поучаствовал в нескольких сомнительных операциях, которые стоили ему не столько денег, сколько репутации. К тому же Синявский принял решение финансировать ряд политических проектов регионального масштаба, которые явно не имели перспектив для успешного развития. Более того, Альбина как экономист подсчитала: участие в некоторых проектах рано или поздно привлечет к Синявскому внимание Управления по борьбе с экономическими преступлениями и налоговую службу. И при желании довольно легко можно будет предъявить банкиру Синявскому участие в отмыве денег и организации финансовых «откатов».
– Значит, вы подозреваете, что кто-то хочет уничтожить бизнес вашего мужа, и для этого применяет, скажем так, нестандартные методы? – подвел итог Сахно.
– Понимаю, это звучит глупо, – согласилась Альбина. – Но другого объяснения происходящему у меня просто нет. Вы рискнете в это ввязаться?
Сахно помолчал, достал еще одну сигарету, в задумчивости закурил.
– Помощь какого рода от меня требуется? Извините, но я не этот, как его… не экзорцист. Нечистую силу не изгоняю.
– Понимаю вашу иронию, – кивнула Альбина. – Но, как мне кажется, сделать в создавшейся ситуации можно следующее. – Она достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги, положила его на стол перед Олегом. – Вот.
– Что это?
– Список, – она печально усмехнулась. – Мой личный черный список. Я не хотела пока никого втягивать в эту странную историю. Поэтому проявила некоторую женскую хитрость, чтобы выяснить имена и фамилии людей, которых стали видеть в офисе моего мужа с тех пор, как начались проблемы, о которых я вам рассказывала. Кто из них злой гений, я не знаю. Там семеро мужчин и четыре женщины. Всех нужно, выражаясь вашим милицейским языком, пробить…
– А вы, я вижу, подкованы в наших делах!
– Общаюсь с вашим бывшим коллегой, – парировала Альбина. – Николай Петрович Григоренко говорит исключительно на профессиональном ментовском языке.
– Кстати, а почему бы вам действительно не воспользоваться его услугами? – поинтересовался Сахно. – Проверять подозрительных типов, бывающих в банке, входит в его прямые обязанности.
– Только если они – клиенты нашего банка, это раз. Второе – установить нужно не одну личность, как в случае с тем сектантом, а одиннадцать. Для этого нужно распоряжение Синявского, которому Григоренко подчиняется непосредственно. И потом, возможности вашего бывшего коллеги все-таки несколько ограничены. Мои финансовые возможности, кстати, тоже. Но я готова заплатить приличные, но, с другой стороны, разумные деньги за то, что сотрудники уголовного розыска вычислят среди одиннадцати человек, которые мне кажутся подозрительными, одного или двух, так или иначе связанных с оккультными науками. Даже самой тоненькой нити будет достаточно. Потом вы, действующий сотрудник уголовного розыска, прочищаете ему или им мозги. У вас это называется «прессовать», насколько я знаю. Этот человек или эти люди должны понять: в случае чего милиция обязательно найдет возможность их «закрыть» – еще одно словечко из вашего лексикона. Я понятно изложила свою просьбу или вам нужны дополнительные объяснения?
Установить личности. Вычислить потенциального врага. Попрессовать. Получить за это сумму, которая, положа руку на сердце, явно превышала реальную стоимость такой работы.
Ничего сложного Альбина Синявская не предлагала. Тем более ничего непривычного. Подобными вещами и Сахно, и его коллегам приходится заниматься достаточно регулярно. Конечно, если явный подонок просит попрессовать нормального человека, за такие дела нормальные менты не берутся никогда. Но Олег любил быть откровенным с самим собой: разве не приходилось ему за годы работы в милиции выполнять «заказы», поступавшие «сверху»? Разве не ходили к милицейскому руководству бизнесмены разного калибра, которые просили прижать хвосты или их конкурентам, или их кредиторам?
Здесь, конечно, случай был, можно сказать, уникальный. Ни на что не похожий. Но сложность во всем этом виделась пока только одна: найти установочные данные на одиннадцать человек. В одиночку Сахно, само собой, этого потянуть не мог.
Дождавшись к концу рабочего дня Дудника, он вызвал в кабинет старлея Мишку Иваницкого, которого тоже время от времени подключал к «коммерческим реализациям», и обсудил проблему с ними. Опера согласились – придется вписываться в не совсем привычную тему. Но, по выражению Иваницкого, в этом как раз главная тема и есть. Тем более что в ущерб основной работе ничего делать не придется. Вычислил, кого надо, велел привезти сюда, подержал до утра в душной камере, подсадив туда нужного человечка, и к утру получил обещание не приближаться к офису Владимира Синявского в радиусе трех километров.
Всего и делов-то.
Список опера поделили между собой. Сам Сахно на правах главного разработчика взял себе три фамилии, Дудник и Иваницкий – по четыре.
На установление «своей» троицы у Олега ушло два дня. Единственное, что можно было закинуть «клиентам», так это то, что женщина, попавшая в этот список, несколько лет назад по настоянию дочери лечилась от алкогольной зависимости, а один из двух мужчин, примерный муж и отец двоих детей, был несколько раз замечен в одном специфическом клубе, где знакомятся друг с другом педики.
Но реального вреда никто из них бизнесу Владимира Синявского причинять не собирался.
Дудник возился со своими примерно столько же и в результате доложил: по нулям. Не ангелы, конечно, но ничего такого, о чем говорила заказчица, никому из них пришить не получится.
Когда на стол Сахно легли данные, собранные Мишкой Иваницким, одна справка привлекла его внимание тем, что в ней мелькнула достаточно известная фамилия. Он даже не поверил, перечитал еще раз. И понял три вещи.
Первая: Иваницкий – хороший опер, хоть и молодой. Потому что только хороший опер может иметь источники, позволяющие добыть такую подробную информацию.
Вторая: он, наконец, вышел, что называется, «в цвет».
Третья: хорошо, что Иваницкий – молодой опер, которому такие совпадения именно в такой связи не кажутся слишком уж странными. Иначе он уже делал бы выводы, которые ему в его возрасте и положении делать нежелательно.
Четыре года назад одного из мужчин, указанных в списке Альбины Синявской, часто видели в офисе губернатора Харьковской области Кушнарева Евгения Петровича.
4
Мысленно похвалив своего младшего товарища Мишку Иваницкого, капитан Сахно так же мысленно отбросил ложную скромность и признался себе: старлей – опер перспективный, а он сам – опер состоявшийся.
Есть люди, которые рождаются с оперативным чутьем и оперативной хваткой. И только постоянная практика помогает развивать эти свойства и качества. Сахно принадлежал к такой категории и не без оснований считал себя опером, что называется, по жизни. Как следствие, Олег обычно видел дальше собственного носа. И делал выводы, которые только на первый взгляд казались глупыми и притянутыми за уши. На самом же деле, если копнуть глубже, такие выводы всегда имели под собой реальную почву и впоследствии помогали добиться нужных результатов в расследовании.
Сейчас капитан милиции Олег Сахно сделал именно такой вывод. Для подобных выводов он имел все основания.
Именно четыре года назад Кушнарев оказался в эпицентре событий, которые в результате стоили ему сначала карьеры, а потом – и жизни.
Простой оперативник уголовного розыска харьковского районного отдела милиции, конечно, не мог знать Кушнарева лично. В сферу интересов харьковских правоохранительных органов господин Кушнарев не мог попасть по определению. Ни в бытность свою градоначальником, ни когда он занимал пост губернатора. Однако в Харькове его, казалось, знали все. Как следствие этого, каждый харьковчанин считал, что о Кушнареве он тоже знает если не все, то многое. И если бы до осени две тысячи четвертого года, когда в стране начались события, которые позже получили название «оранжевая» революция, сам он или его имя хотя бы оказались рядом с каким-нибудь сомнительным действом или предприятием, об этом непременно стали бы судачить в городском транспорте.
Сахно еще раз прочел справку Иваницкого, хотя успел уже выучить ее наизусть. Потом сунул ее в барсетку, застегнул молнию, а затем, повинуясь необъяснимому порыву, расстегнул ее и проверил, там ли она, не растворилась ли.
Фамилия установленного человека Олегу тоже ни о чем не говорила. Для удобства, по оперативной привычке, он обозначил его для себя как Колдун – первое, что попросилось на язык.
– Итак, господин или как вас – товарищ Колдун, – негромко произнес опер, глядя на давно не беленную, и оттого серую стену кабинета, – вас начали замечать в офисе губернатора в конце лета ноль четвертого года. Что у нас тогда было в городе, может, подскажете?
Невидимый собеседник ничего не ответил. Ответ Сахно знал и без него: слишком напрягали в те месяцы милицию.
Той осенью начиналась президентская предвыборная кампания.
Милиции стало катастрофически не хватать, и на местах доходило до того, что сыщики, бросив все дела, отправлялись на охрану общественного порядка. Тогда любой гопник мог назваться сотрудником избирательного штаба, а свои откровенно хулиганские действия легко оправдывал агитационной работой. Мол, конкуренты вставляют палки в колеса, беспредельничают, как тут ответку не включать… Оружие в те дни могли изъять не только на частных квартирах или в притонах, но и в офисе какой-нибудь политической силы, поддерживающей того или иного кандидата.
Сахно прекрасно помнил снежный ноябрь того года, когда на центральной площади Харькова вырос второй и единственный после Киева палаточный городок, в котором окопалась сотня сторонников Ющенко. Напротив расположились более многочисленные сторонники Януковича с бело-голубой символикой. Где-то между ними грелись у раскаленных кострами бочек «зеленые», заявившие о себе как миротворцы. Милицию тогда четко предупредили: официально военного и осадного положения ни в стране, ни в городе не введено. Однако все работники органов должны вести себя так, как будто оно объявлено.
Олег тогда обсуждал создавшееся положение с коллегами. Мужики умеренно выпивали и сходились в едином мнении: что бы ни случилось, как бы ни развивалась ситуация в Киеве и регионах, за Харьков можно быть спокойным. Кушнарев не допустит беспорядков и сделает все возможное, чтобы удержать город в стабильности.
Таким – крепким – знали его в Харькове.
Тем большим было удивление, когда на знаменитом митинге, под мокрым снегом и объективами десятков телекамер, губернатор, простоволосый, в бело-голубом шарфе, повязанном вокруг воротника куртки, громко заявил о том, что отныне здесь не будет ни киевских, ни донецких, а будет только харьковская власть. После чего отправился на какой-то съезд в Донецкую область, который со временем вышел ему боком.
Что заставило Кушнарева, зачастую эмоционального, однако никогда не перегибающего палку, забыть об осторожности, не подумать о возможных последствиях, выйти на площадь и подставиться так, как не может подставиться даже самый зеленый политик?
Не ваше ли незаметное влияние, господин или как вас – товарищ Колдун?
Сахно не считал, что в своих рассуждениях заходит слишком далеко. Параллели напрашивались слишком явные: банкир Синявский тоже был успешным игроком банковского бизнеса до тех пор, пока на его горизонте не появился означенный человек. Прошло не очень много времени – и банкир, которого все считали адекватным и рассудительным, начал вдруг совершать поступки, несовместимые с логикой. Во всяком случае, так утверждает его жена. И Сахно, проанализировав ситуацию и наведя со своей стороны кое-какие справки о банкире, был склонен ей верить.
Знакомый чекист тогда еще рассказал Олегу как бы между прочим историю: Кушнарев начал получать письма с угрозами, на которые не особо реагировал. Во всяком случае, с официальным заявлением в СБУ губернатор не обращался. Тем не менее, информацию сообщили чекистам в неофициальном порядке. Сигнал проверили и вычислили анонима. Как сообщили потом журналистам, Кушнареву угрожал местный и, что более удивительно, мелкий предприниматель, который пытался получить в аренду охотничьи угодья в Изюмских лесах и ничего не получил. Вот и сорвал злобу. Анонима пригласили для профилактической беседы в один из кабинетов на Мироносицкой, он понял свою ошибку, осознал, раскаялся и, как нашкодивший школьник, пообещал больше так не делать.
Изюмские леса. Там через три года стреляли в Евгения Кушнарева, уже известного далеко за пределами родного Харькова публичного политика.
Олег Сахно считал себя убежденным материалистом. Но в свете последних открытий, а также учитывая специфику истории, в которую он вписался, не обратить внимания на мистическую составляющую всего этого невозможно. Более того, такое отношение к делу в принципе будет ошибкой.
Так, что у нас дальше. После «оранжевой» победы Евгений Кушнарев, в отличие от своих соратников, которым активно помогал на тех выборах и в поддержку интересов которых так неразумно выступил на митинге, ушел с поста губернатора раньше, чем непременно «ушла» бы его новая власть. И, в отличие опять же от своих соратников, стал чуть ли не единственным человеком такого масштаба, оказавшимся уязвимым практически для всех. Начали появляться уголовные дела, и Сахно, будучи далеким от политики, мог дать руку на отсечение: подобные дела одновременно возникли в отношении подавляющего большинства крупных региональных руководителей. Однако только о Кушнареве говорили громко, перемывали ему косточки по телевизору, самое меньшее, раз в неделю, а потом и вовсе упекли за решетку.
Олег скептически относился к разговорам по поводу болезни Кушнарева, обострившейся почему-то именно в зале суда. Бывший мэр и экс-губернатор активно занимался спортом, пил очень мало, за здоровьем следил и мог дать фору на футбольном поле многим своим толстым товарищам по партии. Но в то же время Сахно именно как работник милиции не раз и не два наблюдал ситуацию, когда внешне здоровые люди, попав неожиданно для себя за решетку, резко начинают сдавать. Видимо, сначала не выдерживают нервы. Все-таки уважаемому человеку оказаться в тюремной камере – всегда шок. Как известно, все болезни от нервов. Сдают нервы – сдает и весь организм. В первую очередь начинает прыгать давление.
Так что если Кушнарев спортсмен и мужчина отменного здоровья, это еще не значит, что в тюрьме или зале суда он должен чувствовать себя спокойно и хорошо.
Но теперь Олег Сахно допускал и другое объяснение. Если на человека влияют таким образом, как предполагает Альбина Синявская, даже самое крепкое здоровье вполне может оказаться подорванным. Защитные функции организма под воздействием таких влияний могут ослабнуть, а человек этого даже не заметит. И проявится эта слабость только в критической ситуации. Такой ситуацией для Евгения Кушнарева вполне могла быть – и однозначно стала! – тюрьма.
Не поленившись вернуться к началу своих рассуждений, Сахно выстроил в голове цепочку. Потом достал из ящика стола лист серой бумаги, которую он выдавал, чтобы свидетели писали свои показания, а подозреваемые – чистосердечные признания, и нарисовал квадратик. Значит, пускай это будет тот, кого он окрестил Колдуном. До его появления рядом с Кушнаревым у губернатора все шло нормально. Дальше – Олег провел от квадратика стрелочку и пририсовал к ней еще один квадратик – началась революция, и Кушнарев принял в ней активное участие. Даже слишком активное. В результате – стрелочка от этого квадратика перешла к следующему, третьему по счету, – он потерял свой пост, свое общественное положение, оказался под следствием. Дело его возникло как раз в результате того, что произошло… вот здесь: Сахно аккуратно заштриховал второй, «революционный», квадратик.
Все, что сейчас вырисовывалось, напоминало Олегу какую-то сложную оперативную комбинацию, которую спланировали, разработали и реализовали люди, определенно имеющие связь с некими мистическими силами. Ведь слишком уж невероятной выглядела логика произошедшего.
Выступление на митинге – тюрьма – резкие внезапные проблемы со здоровьем – гибель в Изюмском лесничестве, одной из причин которой стало общее ослабление организма. Все эти звенья слишком плотно цеплялись друг за друга.
Еще одна стрелочка. Еще один квадратик. Немного подумав, Сахно крест-накрест перечеркнул все, скомкал лист и бросил его в пластмассовую корзину для мусора.
5
– Запомни, Олежек: если есть загробная жизнь, то этот слишком уж високосный год нас к ней готовит, – изрек Никита, пожимая Сахно руку.
– С чего ты взял?
– Две тысячи восьмой год – генеральная репетиция или конца света, или пекла во всех его проявлениях. Что у нас только за последнюю неделю? Сорокаградусная жара, наводнение в Западной Украине и война в Грузии. Когда за такое короткое время случалось на шарике столько дерьма сразу?
– Не знаю, – пожал плечами Олег.
Он привык к тому, что его приятель из Службы безопасности изъясняется достаточно сложно, витиевато и многоступенчато. Ему, с отличием закончившему философский факультет Харьковского университета, это было простительно.
– А ты вспомни, что было в этом году плохого лично у тебя. Причем не просто плохого, книга жизни любого человека не состоит только из приятных страниц. И у господина Ахметова проблемы бывают, и Билл Гейтс тоже плачет. Но ведь было же что-то такого в этом году, чего ты для себя никак не мог ожидать, скажи?
Подумав, Сахно согласился. Вслух не высказался, просто кивнул.
Именно этим летом и именно в их микрорайоне водопроводная труба умудрилась так лопнуть, что воду отключили сначала на три дня, потом – еще на четыре, и вот уже почти месяц подают только с позднего вечера до раннего утра и только холодную. Лифт, который не ломался вообще, сколько Сахно помнил себя в этом доме, именно в это же время вышел из строя наглухо. Семья Сахно жила на восьмом этаже, а за стеной у них жили молодожены с маленьким ребенком. Воду в баллонах они таскали пешком по нескольку раз в день.
И это если в бытовом плане. А если брать глобально… Нет, лучше не брать.
– Ты к чему этот разговор завел?
– А к тому, что если хочешь пройти что-то вроде курса молодого бойца в пекле, пользуйся моментом. Этот год закончится, и больше такой возможности не представится.
– Жарко тебе – так и скажи. Рассказываешь тут мне свои теории, – отмахнулся Сахно, не любивший беспредметного трепа.
– Тут не в жаре дело. Хотя от нее мозги плавятся у тех, у кого они есть. Хорошо хоть здесь кондиционер. По кофейку?
Олег подозвал официантку, сделал заказ. Он специально выбрал не слишком приметное, но и не самое затрапезное заведение в центре. Существовала негласная и неписаная инструкция, ограничивающая контакты сотрудников милиции и СБУ, если того не требовала служебная необходимость. Совместные оперативные мероприятия, например. Офицеры обоих ведомств не питали друг к другу особых личных симпатий. Но это не значит, что не было исключений.
С Никитой Николаенко, которого Олег для себя обозначил Чекистом, опер пересекся лет пять назад. Тогда в СБУ обратился местный бизнесмен, который попал в любопытную историю: ему позвонил неизвестный, пригласил на встречу и сказал, что его наняли этого самого бизнесмена убить. Но он готов за более высокий гонорар сдать заказчика. Условие – хитрому киллеру дают уйти. Бизнесмен был не против раскошелиться, ему в данной ситуации важнее было знать своего врага. Не доверяя ментам, он пошел к чекистам. Которые все равно пришли с этой проблемой в милицию. Так Николаенко и Сахно пересеклись в первый раз. Комбинация, придуманная ими, сработала на все сто процентов, бизнесмена объявили убитым, а заказчика, оказавшегося не только его партнером по бизнесу, но и любовником жены, взяли во время передачи второй половины денег. Дальше им уже занималась милиция. История закончилась тем, что заказчика посадили. А жена бизнесмена, вставив новый зуб вместо выбитого, регулярно ездит к любовнику в зону на длительные свидания.
Отношения Никиты и Олега после той истории стали приятельскими и не прервались. Иногда они пропускали по коньячку в нерабочее время, но чаще Сахно обращался к Николаенко за неофициальной помощью в получении неофициальной информации, которую трудно было раздобыть по милицейской линии. Он не злоупотреблял, Чекист понимал это и ценил, потому и помогал товарищу из смежного ведомства информацией, а иногда и просто добрым советом, что в наше время ценится намного выше.
Сейчас Олегу Сахно нужен был именно добрый совет.
– Сколько у тебя времени? – спросил он.
– Как всегда – его нет. Здесь курят?
– Нет, блин.
– Слава богу, хоть не будешь меня травить своим отвратительным дымом. Ты хоть бы на другие сигареты перешел, ароматизированные, что ли…
– Бабские? Ага, щас!
Мужчинам принесли кофе. Николаенко бросил в чашку три маленьких сахарных кубика, Сахно предпочитал вообще без сахара.
– Давай, что там у тебя, – перешел к делу Никита.
– Кушнарев.
– Оп-па! Каким боком покойный Евгений Петрович заинтересовал ваше ведомство?
– Наше ведомство он, насколько я знаю, никогда не интересовал. Я – опер из районной управы, какое мне дело до того, что делалось или творится там? – Сахно многозначительно поднял глаза к потолку. – Если вокруг людей такого масштаба возникает какая-то нездоровая канитель, они начинают интересовать как раз вашу контору. Скажи мне, Никита, только честно: до революции Кушнарев попадал в поле зрения конторы?
– До какой революции? Девятьсот пятого года или одна тысяча девятьсот семнадцатого?
– Старик, не включай дурака, ладно? Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Не-а, – Николаенко покачал головой. – Не имею ни малейшего понятия, почему тебя, обычного, как ты сам говоришь, опера из районного управления вдруг заинтересовала личность покойного Кушнарева, да еще и в частном порядке.
Сахно почему-то был уверен: Никита со своим философским складом ума понял бы, о чем идет речь, если бы Олег рассказал ему о банкире Синявском и о человеке, которого он прозвал Колдуном. Но в таком случае их разговор, как подсказывало ему оперское чутье, сразу перестал бы носить приватный и доверительный характер.
– Давай так: когда созрею для такого разговора – обязательно тебе расскажу, лады? А пока я задам тебе несколько вопросов, ладно?
– Не ладно. Дело Кушнарева, между прочим, до сих пор не закрыто. И я не хочу, чтобы ты влез неизвестно куда и непонятно зачем. Скажу тебе по секрету: с января прошлого года таких любопытных, как ты, уже было несколько человек. Контора старается в таких случаях вмешиваться – для блага самих же не в меру любопытных.
– Хорошо, – вздохнул Сахно. – На самом деле меня интересует не сам Кушнарев, а один тип, который, как выяснилось совсем недавно, крутился в его окружении.
– Ближайшем? – уточнил Николаенко.
– Во всяком случае, по моей информации, он был вхож в рабочий кабинет тогда еще губернатора. Но к сотрудникам его аппарата не принадлежал. Потом он исчез, а сейчас всплыл в другом месте. – Олег решил немного приврать: – Тип скользкий, всегда крутится возле известных и влиятельных людей, и на него есть кое-какая оперативная информация.
– Засланный казачок?
– Возможно. Поэтому мне и нужно кое-что узнать о Кушнареве, чтобы сопоставить кое-какую информацию.
Никита Николаенко легонько постучал ложечкой по краю кофейной чашки.
– Ты что-то темнишь, старик. Из того, что ты сказал, я мало что понял. Ни одной фамилии, кроме Кушнарева, не назвал, а туману уже напустил. Узнать тебе нужно «кое-что», информация есть «кое-какая». Детский сад какой-то, согласен?
Сахно молчал. Чекист был совершенно прав, но сказать ему больше, чем уже сказано, Сахно не мог, открывать комитетчику, пускай и давнему приятелю, все свои карты он не собирался. Не получится разговора – и не надо.
– Извини… – Олег достал потрепанное портмоне. – Зря я тебя сдернул. Забудем этот разговор… Я расплачусь и…
– Подожди, – теперь в голосе Николаенко звякнул металл, – обиделся? Не надо. Я, кстати, уже рассказал тебе больше, чем операм из районного управления положено знать, понял меня?
– Не понял…
– Если у тебя есть что-то, пускай даже очень незначительное, по делу Кушнарева, лучше будет, если ты сейчас поделишься информацией со мной, чем когда тебя побеспокоят мои коллеги. А они, старичок, обязательно тебя побеспокоят.
– У меня нет дополнительной информации. – Сахно тоже сменил тон. Теперь в кафе беседовали не двое приятелей, а всего лишь сотрудники смежных ведомств, один из которых был явно сильнее и имел больше возможностей надавить на другого.
– Хорошо, – чуть ослабил нажим Никита. – Допустим, в окружении Кушнарева появился подозрительный человек. О том, что он подозрителен, ты догадался только сейчас. Поезд ушел, и если бы кто-то хотел что-то доказать, это было бы очень сложно. Практически невозможно. Ты понимаешь это?
Сахно молча кивнул.
– Ладно. Тогда зачем тебе сейчас заниматься данной историей?
– Лицо, о котором я тебе говорю, в данный момент находится в нашей оперативной разработке, – выдавил из себя Олег. – Большего, в том числе фамилию и имя, я тебе сказать не могу. Ты порядок знаешь: как только у нас поймут, что это дело и этот гражданин попадают под юрисдикцию вашей конторы, мое начальство связывается с вышестоящим руководством. А то руководство, в свою очередь, звонит твоему руководству. И очень может быть, что в дальнейшем все материалы придется передавать именно тебе. Так что давай пока соблюдать хотя бы некоторые правила игры.
Сейчас Сахно блефовал. Никакой оперативной разработки не существовало. Был только частный коммерческий заказ, который выполняется в обход руководства. Что само по себе уже не просто должностное преступление, а должностное преступление в квадрате. Только Олегу почему-то казалось: Никита не станет проверять его слова и удовлетворится сказанным.
– О’кей. – Чекист откинулся на спинку стула, и по выражению его лица опер понял: он выбрал верную линию поведения и пока действует правильно. – Согласен, пусть пока каждый занимается своим делом. Чем я могу, в таком случае, тебе помочь?
– Кушнарев, – повторил с легкой улыбкой Олег. – Я прокачал ситуацию и пришел вот к чему: с появлением рядом с ним некоего сомнительного типа Кушнарев начал совершать не совсем логичные поступки. Мы с тобой харьковчане и знаем его, во всяком случае – думаем, что знаем. Четыре года назад, в конце ноября, он вдруг подставляется под удар. Который ему наносят уже через полгода. Обвинения, уголовное преследование, освобождение. Потом он возвращается в политику, идет на очередные парламентские выборы с Партией регионов, что уже само по себе, как я узнавал, не очень хорошо для имиджа. Но ведь тогда черная полоса в его жизни не закончилась, верно? Говорили и писали о покушениях. Мимо вашей конторы вся эта информация пройти не могла. Она меня интересует. В общих чертах, конечно.
Сахно высказался и замолчал, ожидая реакции собеседника. Николаенко выдержал его взгляд, отбил дробь пальцами правой руки на поверхности стола.
– Ты считаешь, что все это – следствие какой-то деятельности человека, фамилию которого упорно не хочешь называть?
– Пока не знаю, – признался Олег. – До сих пор причинно-следственная связь складывалась в логичную цепочку. Хочу соединять звенья и дальше, если они, конечно, есть.
– Ладно, – согласился Чекист. – В принципе, ничего секретного я тебе не расскажу. Так или иначе, об этом писали газеты и говорили по телевизору. Просто ваше ведомство эту информацию не анализировало и не систематизировало. У меня есть еще двадцать минут, закажи еще кофе.
6
Евгению Кушнареву в течение две тысячи шестого года угрожали несколько раз.
– У нас были сигналы, – говорил Николаенко. – Правда, сам он никогда к нам не обращался. Во всяком случае, заявлений не было. Возможно, он не считал все это достаточно серьезным делом после той идиотской угрозы изюмского бизнесмена. Помнишь, я рассказывал? Ну так вот…
По данным Чекиста, звонки с угрозами поступали даже на домашний телефон, и Кушнаревы вынуждены были сменить номер. Однако в конце того года произошел странный случай. Евгений Кушнарев торопился в аэропорт, ехал на «мерседесе», и по дороге в машину врезалась какая-то «газель». Никто не пострадал, сработали подушки безопасности. Но виновника аварии так и не нашли.
В принципе, это все могло быть банальным ДТП, от которых не застрахованы многие известные люди. Например, в свое время в дорожную аварию попала машина Юлии Тимошенко. Произошло это в Киеве, на днепровской набережной, и после той истории заговорили о попытке покушения. Тимошенко среди украинских политиков вообще является лидером по количеству нереализованных, хотя и ожидаемых покушений.
– На эту тему, – отвлекся Чекист, – даже две художественные книжки есть. Одну Рогоза написал, ее тогдашний соратник по партии. «Убить Юлю» называется. Другую – парень один из Днепропетровска, Валетов его фамилия. «Прицельная дальность», кажется, или что-то в этом роде. На кого у нас еще были объявлены покушения? В Витренко гранату кидали, Литвин в аварию попадал, Ющенко, говорят, травили. И каждый раз такую историю сопровождает мощная поддержка со стороны средств массовой информации. С Кушнаревым же происходит все с точностью до наоборот: он всячески старался не раздувать вокруг таких случаев газетной шумихи. Хотя в свете событий, которые происходили с ним на протяжении года, он тоже имел все основания объявить себя потенциальной мишенью. Помнишь тот, самый показательный случай, когда офис на Сумской подорвали?
Сахно помнил. Николаенко решил остановиться на этой истории подробнее.
Итак, во вторник, 21 марта 2006 года, за несколько дней до выборов, около 20 часов вечера возле входа в офис областного штаба Партии регионов сработало взрывное устройство. Именно в тот момент из здания выходил руководитель избирательной кампании Партии регионов Евгений Кушнарев, направляясь на теледебаты. От взрыва никто серьезно не пострадал. Кушнарева слегка контузило, и он ушиб колено при падении.
Тогда МВД настаивало на том, что имело место банальное хулиганство. Из официального заявления, сделанного милицией для прессы, прозвучало: от взрыва в подъезде дома всего лишь осыпалась штукатурка со стен, даже оконные стекла не вылетели. Следовательно, взрыв был очень слабеньким.
Однако очевидцы происшествия утверждали другое, и часть этой информации была проверена коллегами Чекиста. Оказывается, никаких окон возле черного входа в здание просто не было. Нечему было и вылетать. А вот штукатурка действительно осыпалась. И не только штукатурка. Те разрушения, которые последовали в результате взрыва, просто не могли быть вызваны, как утверждалось официально, тремя связанными петардами.
Говорили, что от взрыва сотряслась стена и среагировала сигнализация машин во дворе. Все вокруг было в дыму. Взрывом выхвачен кусок двери, от сотрясения вылетела плитка. Если бы кто-то находился в момент взрыва в дверном проеме, то он бы сильно пострадал, утверждали очевидцы. А водитель Евгения Кушнарева, который в момент взрыва находился в машине во дворе, видел огонь, вырвавшийся из дверей. Говорили, что это было похоже на взрыв от очень большого взрывпакета армейского образца. Одного из охранников спасло то, что на нем был бронежилет. Сильный удар от летящего предмета он получил в область поясницы.
Судя по всему, взрывное устройство, которое называли «тремя петардами», было радиоуправляемым. По одной из версий, запустить его мог человек, находившийся несколькими этажами выше. Фотоматериалы, которые были сделаны на месте происшествия, доказывают: взрывное устройство было начинено мелкими предметами. На фотографиях видно, что дверь посечена, как будто бы в нее стреляли мелкой дробью. Сотрудники взрывотехнической службы обнаружили в подъезде следы взрывного устройства, микроплаты и частицы его. Из этого сделали предварительные выводы: это самодельное взрывное устройство, снабженное болтами и гайками.
– Но ваше ведомство все равно открыло дело только по факту хулиганства. Уже после того, как Кушнарев погиб, ту историю начали называть не иначе как имитацией покушения. И вскоре о ней вообще забыли, – сказал Никита. – Ты помнишь, кстати, какой была тогда реакция на всю эту канитель самого Кушнарева?
Сахно покачал головой.
– Такой же, как и всегда. Он никак не отреагировал. Не созвал пресс-конференцию, не кричал о сведении политических счетов, не изображал жертву. Я тебе даже могу приблизительно процитировать. – Николаенко чуть прикрыл глаза, вспоминая. – Значит, так. Никаких версий у него нет. Ему хочется верить, что это было все-таки не покушение на убийство, а скорее попытка напугать, психологически подавить. Он не знает, связано ли это с дебатами или с избирательной кампанией в целом, пусть выясняют те, кому положено. Фигурально выражаясь – мы с тобой, старичок. Журналисты тогда еще поддели его: мол, некоторые сайты иронизируют, что взорвали как-то неубедительно. А он им: «Слава богу, что неубедительно. Если бы взорвали «убедительно», я бы с вами не разговаривал».
– Что из этого следует? Что он не боялся, не учитывал сложности ситуации? В конце концов, – Сахно не выдержал, – он пытался уйти от рока, фатума, который его преследовал!
– Во-от ты как заговорил! – протянул Никита-Чекист. – Слушай, ты сам-то во всю эту мистическую хрень веришь?
– Слишком много совпадений. Пока у меня все дальше складывается, и…
– Вот и складывай, – перебил его Николаенко. – Мне уже пора. И тебе мой совет: держи меня, пожалуйста, в курсе всех своих выводов, какими бы дикими и абсурдными они ни были, лады? Надеюсь, мы поговорили о том, о чем ты хотел.
Сказав Никите, что цепочка продолжает складываться, Сахно покривил душой.
На самом деле он еще не совсем представлял, как уложить информацию о покушениях на Евгения Кушнарева в прокрустово ложе собственных смелых и необычных выводов. Из кафе приятели вышли вместе, снова окунулись в густую липкую жару, потом на углу разошлись, и Олег пешком прошел к парку имени Шевченко, чтобы под сенью деревьев покурить и попытаться сложить услышанное и то, что у него уже было, в некую общую кучу.
Свободных лавочек не было. Повертев головой, он выбрал одну, на которой расположилась молодая пара, и присел на краешек. Молодые люди, покосившись на помятого мужика, еще немного посидели, а потом поднялись и переместились в глубь парка. Подвинувшись к середине скамейки, Сахно закурил.
Когда человека хотят убить, его убивают.
На своей работе опер Сахно звезд с неба не хватал и не считался лучшим сыщиком не то что Харькова, но и даже своего управления. Однако у него имелся достаточный опыт оперативной работы, чтобы понять эту истину. Угроза еще не означает желания привести ее в действие. Тот, кто угрожает, чаще всего сам боится, поэтому громкой угрозой успокаивает себя.
Следовательно, угрозы, которые получал в свой адрес Евгений Кушнарев, вряд ли можно расценивать как некий тотальный заговор против него. Наоборот: потенциальная жертва не должна даже допускать мысли о том, что ее хотят убить, она должна жить себе спокойно и безмятежно. Получается, все попытки покушения трудно расценивать как серьезные намерения.
Но ведь они были! Отказаться от этого факта нельзя. Раз так, значит, нужно понять, почему они имели место.
Кушнарева хотели запугать? Маловероятно. Допустим, он действительно испугался, окружил себя тремя кольцами охраны, даже залег на дно. Кому и что это даст? Если принять версию о том, что любое покушение на политического деятеля такого масштаба может иметь только политический подтекст, в подобных акциях нет здравого смысла. Устранив политика, никто не остановит выборы как таковые. Более того: партия, к которой принадлежала жертва, мгновенно получит дополнительные очки и вырвется вперед в предвыборной гонке. Получается, политическое убийство теряет смысл.
В таком случае, можно ли рассуждать от противного: а если Кушнарев сам организовал покушение на себя? Так ведь тогда считали многие, и это подтвердил Никита-Чекист. Но на подобную акцию вполне мог решиться кто угодно, только не Евгений Кушнарев. К нему можно было относиться по-разному. Но в одном мнении сходились все: глупым человеком он не был. А ведь только глупец мог организовать покушение на себя в ситуации, когда это просчитывается на раз и все другие версии отметаются. Если допустить, что Кушнарев все-таки пошел на такой шаг, тогда второй шаг – пресс-конференции, пламенные заявления, обвинения в адрес политических оппонентов. Что автоматически понижает рейтинг самого политика и плохо отражается на его имидже. Кушнарев же этого не сделал, что Николаенко также подтвердил. Наоборот, он старался, чтобы к этому инциденту привлекалось как можно меньше внимания. Комментировал случай сдержанно, не увлекался, волю эмоциям не давал. И смеяться над ним в результате никто не рискнул. Были какие-то попытки, но и они быстро прекратились.
Сахно докурил и примерился пульнуть окурок в траву. Но рука замерла в воздухе.
Так-так, секундочку. Один момент, господа-товарищи, или как вас там… Только что в своих размышлизмах он за что-то зацепился. Быстро прокрутив цепочку рассуждений назад, Олег понял, что́ его так внезапно остановило. Повторим-ка еще раз.
Комментировал случай сдержанно. Не увлекался. Волю эмоциям не давал.
А если на этом и строился весь расчет? Как тогда, в ноябре 2004-го, когда губернатор, забыв об осторожности, заявлял, как потом оказалось, на весь мир, что в Харькове будет только харьковская власть. Потом он еще говорил, что до России от Харькова значительно ближе, чем до Киева, чем тоже очень раздразнил противников.
Что было бы, поведись Кушнарев не только на ту, мартовскую, но и на другие попытки запугать? Именно запугать: так не убивают. В Украине еще с советских времен наблюдается избыток специалистов по физической ликвидации. И если бы Кушнарев проявил несдержанность, если бы начал давать волю эмоциям и объявлять свою персональную охоту на ведьм, то очень быстро стал бы политическим трупом.
Сахно плохо разбирался в политике. Но сейчас других выводов и других слов просто не было.
Кушнарева, похоже, провоцировали. Только за год до гибели эти провокации выглядели слишком явными, как он теперь понимает. А за два с половиной года, в ноябре 2004-го, некто исподволь подтолкнул его к проявлению ненужных, даже вредных эмоций.
Заказчика, признал Сахно, вряд ли можно вычислить, сидя вот здесь, в парке, на скамейке. Щелчок – окурок все-таки полетел в траву, Олег хлопнул себя по коленям и поднялся. Заказчиком подобных дел, раз уж на то пошло, пускай контора Никиты Николаенко занимается. Прав он на сто процентов.
А вот исполнителя есть смысл выпотрошить. Тем более что господин Колдун, судя по всему, не имеет политических убеждений и просто выполняет подобные заказы.
7
Тем временем Дудник и Иваницкий тоже потрудились.
Опера разыскали и опросили тех, кто в период с лета по осень 2004 года постоянно работал в офисе губернатора. Тот, кого они обозвали Колдуном, ни от кого не прятался и вполне официально, с регистрацией, проживал в Харькове по указанному адресу. Опера даже сфотографировали его издалека. Более четкие фотографии начальник службы безопасности Синявского помог получить с камер слежения: они фиксировали его появление в офисе. Фото Колдуна оперативники предъявили своим собеседникам. Предупредили – разговор неофициальный. И получили взамен такую же неофициальную информацию, которая, пока во всяком случае, не могла быть подшита ни к какому делу.
Опуская ненужные подробности и отлущив лишнюю словесную шелуху, Дудник с Иваницким собрали от разных людей примерно одну и ту же информацию: с появлением человека, заснятого на фотографиях, атмосфера в офисе Кушнарева стала неожиданно тяжелой. Никто не мог объяснить своих ощущений, и это настораживало, а в дальнейшем – пугало еще больше. На рабочем столе губернатора начали замечать какие-то странные распечатки из Интернета с гороскопами, астрологическими прогнозами, прочей ерундой, на которую он раньше не обращал внимания. Там же появлялись амулеты, камешки непонятной формы и еще менее понятного предназначения. Внешне на линии поведения, манере общения и способе ведения дел губернатора это никак не отражалось.
Однако, когда ситуация перед вторым туром президентских выборов обострилась и накалилась до предела, присутствие Колдуна стало даже слишком заметным. Получилось так, что за короткое время к нему успели даже привыкнуть, но никто из сотрудников аппарата Кушнарева не мог объяснить толком, что это за человек и что он здесь делает.
Наконец, когда Евгений Кушнарев выступил на знаменитом теперь митинге, Колдун буквально на следующий день исчез. Правда, с января следующего года многие из тех, кого Кушнарев считал своими друзьями и соратниками, тоже начали понемногу исчезать из его окружения. Поэтому отход одного, к тому же малопонятного, человечка не был особо заметен и примечателен. По сути, на это обратили внимание только сейчас, когда Дудник с Иваницким начали задавать вопросы.
Непонятно, откуда он появился. Допустим, это можно объяснить: когда заваривается каша, подобная президентским выборам, в предвыборных штабах и вокруг них начинает возникать такое количество откровенно «левых» людей, что часто их путают даже по именам. Значит, Колдун воспользовался ситуацией.
Неясно, кто такой. Операм, которые уже установили его имя, фамилию и даже домашний адрес, до сих пор не был понятен род занятий объекта. Проживает один, в скромной двухкомнатной квартире. Соседи не отзываются о нем никак: Колдуна вообще не слышно и очень редко видно. Приводов в милицию не имел, судим не был, нигде по оперативным установкам не проходит. Звонок Альбине Синявской тоже ничего не дал: в свое время она пыталась выяснить у мужа, кто такой этот Колдун, но получила обтекаемый ответ: «Партнер и консультант».
– Слишком уж он круглый, – сделал вывод Мишка Иваницкий. – Как колобок. Не за что ухватиться.
– Ухватимся, – успокоил его Сахно. – Я тут вот о чем подумал, мужики. Вы в курсе вообще, что бывают такие агенты влияния?
– По телику передача есть, – отозвался Дудник. – Там иногда нашему брату менту фитиля вставляют за то, что плохо работаем.
– Провались он, твой телевизор! У тебя еще остается на него время. Я в последнее время смотрю только футбол, и то – когда «Металлист» играет, – проворчал Сахно. – Передача тут ни при чем. У меня есть знакомый, который просветил по этому вопросу. Короче, агент влияния по уму, в первоначальном значении – это сотрудник спецслужб одного государства, которого заслали в тыл врага.
– Разведчик? Штирлиц? – уточнил Иваницкий.
– Не спеши, – терпеливо продолжал Олег. – Бывают разные категории засланных агентов. Есть, к примеру, диверсанты. У этих одна цель – кого-то грохнуть и уйти. Или же – не уйти, его свои же в расход пускают. Есть просто шпионы, этим главное – собрать секретную информацию. Агент влияния – нечто другое. По большому счету, что надо было сделать Штирлицу? Сорвать сепаратные переговоры. Для этого так повернуть ситуацию, так повлиять на того же Бормана, чтобы он начал действовать против Гиммлера, но на пользу себе. Так что Штирлиц, если он только на самом деле был, вполне мог называться агентом влияния. Только, мужики, там деталька одна есть: настоящий агент влияния не топит одного противника на глазах другого. Ему выгодно, чтобы все оставались на своих местах, но проводили политику, выгодную его государству.
– Ты такой умный, Олежка, что мне аж страшно, – сделал круглые глаза Иваницкий.
– Это не я умный. Это товарищ у меня с высшим образованием, – объяснил Сахно. – Только к чему я вам, хлопцы, прочитал такую познавательную лекцию? А к тому, что наш Колдун вполне мог заниматься тем же, чем занимаются агенты влияния.
– То есть? – не понял Дудник.
– Его могли подвести к Синявскому. Очень аккуратно подвести. А еще раньше, много раньше, его могли подвести к Кушнареву. Видимо, наш Колдун не столько действительно колдун, сколько тонкий психолог. Умеющий психологически обрабатывать людей, чтобы в результате такой обработки был достигнут результат, нужный заказчикам. В нашем последнем случае – тому, кто пытается разрушить бизнес Синявского. Возможно, разорить его, чтобы потом по дешевке купить и в дальнейшем успешно развивать. Между прочим, иногда нормальные люди непонятно по какой причине руки на себя накладывают. Сколько раз за последний год кто-нибудь из нас на подобные случаи выезжал? Я лично три раза.
– Два эпизода, – поднял руку Иваницкий.
– Я тоже раз предпринимателя снимал с потолка, – вставил Дудник. – Вместо люстры себя подвесил. Суицид налицо, причины никто не знает.
– Ну вот, – подытожил Сахно. – Если разобраться, можно прийти к выводу: кто-то людей втихаря к такому шагу подталкивает.
– Думаешь, с нашим Колдуном та же ситуация?
– Уверен, – ответил Олег.
– Тогда при чем тут Кушнарев покойный?
– Мне кажется, – подумав, проговорил Сахно, – тогда кто-то поставил для себя задачу: подтолкнуть Кушнарева к действиям, последствия которых станут для него плачевными. И процесс будет необратимым.
О своих выводах по поводу покушений опер решил пока промолчать. Второй раз Кушнарев, похоже, решил подобных ошибок не допускать. Он выбрался, уголовное дело развалилось, на провокации вроде покушений и угроз он не поддался. Получается, такие методы влияния исчерпали себя.
И тогда…
Тогда он согласился поехать на охоту в Изюмское лесничество. На которую, как сегодня знал из газет каждый, кого эта история интересовала, Евгений Кушнарев не собирался. Наоборот, ему нужно было время, чтобы подготовить и сдать в издательство свою новую книжку. И вообще, он планировал кучу важных дел.
Охота изменила и сдвинула все его планы.
Что-то… или кто-то подтолкнул его согласиться на ту поездку.
Из которой он уже не вернулся.
– Мы что, будем предъявлять Колдуну Кушнарева? – деловито поинтересовался Мишка Иваницкий.
– А тебе что, так хочется сделать такую предъяву? – в тон ему ответил Сахно.
Тот не нашел что ответить, и Олег назидательно произнес:
– Не будем лезть, куда нас не просили. Наша задача сейчас – сделать все возможное, чтобы Колдун забыл дорогу в офис Синявского.
Трое оперов уже больше часа парились в старенькой «девятке» Дудника. По утрам температура была всего лишь на десять – двенадцать градусов ниже, чем днем. И прохладнее от этого не становилось: «ниже» нынешним летом означало плюс двадцать пять – двадцать шесть градусов.
Дудник принял «объект» поздно вечером, когда Колдун вернулся домой, и остался пасти его до утра. Все равно в такую жару он спать не мог, поэтому набрался терпения и всю ночь слушал музыку в машине. К утру, когда он сообщил, что Колдун никуда не выходил и, судя по всему, спит сном младенца, подтянулись остальные члены команды.
Практика показывала: если кого-то надо брать для того, чтобы в дальнейшем эффективно попрессовать, самое удобное время для процедуры – раннее утро. Часов шесть, а еще лучше – пять. «Клиент», которому менты-беспредельщики перебивают весь сон, да еще в такую жару, просто не имеет сил и возможности не то что сопротивляться – даже адекватно соображать. На этом команда Сахно и строила свой расчет. Пусть он хоть десять раз Колдун: попадет в милицейские тиски – не выберется.
Часы показывали половину шестого. Олег настоял, чтобы опера взяли с собой оружие и прошли к клиенту, держа его наизготовку. Лучше, конечно, поставить пистолеты на предохранители. Но если кто-нибудь случайно пальнет Колдуну под ноги, он не станет возражать. «Клиент» должен испугаться. Оружие наизготовку в руках сотрудников уголовного розыска, явившихся рано утром, всегда пугает.
Сахно поехал на лифте. Дудник с Иваницким пошли пешком. Троица встретилась перед дверью квартиры Колдуна. Ребята стали по обе ее стороны, а Сахно позвонил раз, потом еще один, а затем уже не снимал палец с кнопки звонка.
За дверью сначала не слышалось никакого движения. Потом внутри зашевелились, и мужской голос спросил:
– Кто?
– Милиция, – рявкнул Сахно.
– Документы покажите, – послышалось изнутри.
– Открывай – покажу!
– Я в глазок увижу! Назовите свою фамилию и номер телефона дежурной части. Я позвоню, узнаю, в самом ли деле вы из милиции, и только тогда сможем разговаривать не через дверь.
– Ты такой умный с утра, да?
– Не только с утра, – последовал ответ. – Или так, или попробуйте взломать дверь. А я тем временем сам милицию вызову. Как вам такое?
Опера переглянулись. Еще ничего не началось, а ситуация уже складывалась не в их пользу. На самом деле Колдун действовал совершенно правильно. И если бы обстоятельства их визита были другими, Сахно выполнил бы его просьбу. Но сейчас все работало против них.
Прежде чем он решил, как поступить, в игру вступил Мишка Иваницкий. Чуть подвинув плечом старшего по званию, он вытащил свое удостоверение, поднес его на вытянутой руке к глазку, назвал свое имя, фамилию, звание и громко продиктовал номер дежурной части.
– Только шевелись быстрей, уважаемый, у нас работы много! – поторопил он.
Шаги по ту сторону дверей удалились.
Дудник многозначительно покрутил пальцем у виска, а Сахно просто раздраженно спросил:
– И на фига ты так сделал?
– Надо было схавать его претензии, развернуться и уйти? – парировал Иваницкий. – Тогда уж лучше дождаться на улице, взять под микитки и отвезти куда надо. А так хоть попробуем на хапок вывинтить.
– Ну, винти, винти, – вздохнул Сахно, понимая, что Мишка, в общем-то, прав и в сложившейся ситуации приходится светиться.
Минут через пять за дверью снова угадалось движение.
– Эй, там? Господа? Мужчины?
– Проверил? – грубовато поинтересовался Иваницкий.
– Проверил. Только вы, старший лейтенант Иваницкий Михаил Иванович, служите не в нашем районном управлении. Как там у вас выражаются: вы не на своей земле…
– Мы в своем городе, понял, уважаемый? – вступил Сахно. – И делаем одно общее дело. Так что открывай…те, если больше никаких вопросов не возникает.
– Вопросов как раз хватает, и…
– Не через дверь же разговаривать! – прервал Сахно. – Соседей разбудим, лишнее внимание привлечем, впечатление испортим.
– Согласен, – последовал ответ, потом щелкнули, один за другим, два замка, и Колдун, одетый по случаю жары в одни купальные шорты с белыми полосками по бокам, впустил оперов в квартиру.
8
Они собирались действовать иначе.
Но, видимо, слишком дотошный хозяин не на шутку разозлил не только Иваницкого, но и Дудника. Много позднее Сахно пришел к выводу: напарники злились не только и не столько на Колдуна, сколько на себя. Подписавшись на участие в этой истории, они уже не могли сдать назад. Поэтому шли только вперед, не думая о возможных последствиях и даже не предполагая их.
Олег Сахно вошел в квартиру последним. Едва он прикрыл за собой дверь, как Иваницкий переложил пистолет в левую руку, а правую утопил в рыхлом животе хозяина. Охнув, Колдун согнулся пополам и присел. Подхватив инициативу, Дудник пнул его ногой, словно футбольный мяч, и тот упал на пол, скрючившись в позе эмбриона.
Сахно попытался было остановить свою команду, да только поздно. Опера знали, как и куда нужно бить, чтобы «клиенту» было больно, а следов при этом не оставалось. Правда, экзекуция была не долгой. Стукнув Колдуна по три раза, опера подхватили его под руки, подтащили к креслу и бросили в него, как большую тряпичную куклу. Колдун сразу же согнулся, опустив голову вниз. Сахно ничего не оставалось, кроме как принять участие в представлении.
Подойдя к сидящему, он рукой отстранил Иваницкого, взял Колдуна за подбородок, приподнял, посмотрел ему в лицо немигающим взглядом.
– Все понял?
– Н-нет, – процедил тот. – Ошибка…
– Чья ошибка и где ошибка. Быстро говори! – выкрикнул Олег.
– Ваша… Вы совершаете ошибку, ребята, очень серьезную… Кем бы вы ни были и на кого бы ни работали…
– Так-так, – Сахно сильнее сжал подбородок Колдуна. – Интересно. Скажи, будь так добр, кем ты нас пугаешь и в чем это мы, по-твоему, на хрен, ошибаемся. Или, – он оглянулся на напарников, словно призывая их в свидетели, – ты без своего адвоката говорить отказываешься? Такие старые песни о главном мы уже слышали. Так что, кому будешь звонить? А то давай я сам позвоню, пускай едет кто хочет. Пока соберутся, пока доедут, ты ведь все равно в нашей компании будешь отдыхать. Вот офицеров милиции ты своим поведением очень огорчил.
Они тебя немножко поспрашивают, если со мной разговаривать не желаешь.
– О чем… разговаривать?
– Вот, уже лучше. Уже идешь на контакт. – Сахно подмигнул Колдуну, отпустил подбородок. – Кому звоним?
– Никому… Пока… – ответил тот, выпрямившись.
– Молодец. Тогда надевай штаны и что там у тебя еще – с нами поедешь.
Дудник между тем уже прохаживался по комнате. Иваницкий заглянул в спальню, скрылся там, отозвался оттуда:
– Слышь, грамотный, у тебя наркота есть? Или оружие? Лучше сам выдай, добровольно.
– У меня в квартире нет ни оружия, ни наркотиков, – проговорил Колдун, глядя Олегу прямо в глаза. – Вы же разумный человек, я вижу. Я чувствую это. Вы – единственный разумный человек из всей вашей компании. У меня нет…
– А хочешь – найду? – Мишка выглянул из спальни, прислонился плечом к дверному косяку. – Если я начинаю искать, мужик, я всегда нахожу. Поискать, товарищ капитан?
Обратившись к Сахно по званию, он тем самым просил уточнить: продолжать ли раскручивать ситуацию и усугублять без того незавидное положение клиента, или надо остановиться, так как он уже достаточно напуган. Олег бросил быстрый взгляд на Дудника, прочитал в его глазах тот же немой вопрос. В другой ситуации он дал бы сигнал работать по полной программе. Но сейчас что-то сдерживало его.
– Давайте у него спросим, товарищ старший лейтенант. – Олег наклонился к сидящему, уперся рукам в его колени. – Я и правда не дурак. Ты тоже не будь дураком, послушай меня очень внимательно. Ребята мои искать умеют. И за пять минут найдут у тебя в хате все, что надо для того, чтобы закрыть тебя минимум на семьдесят два часа. Если ты выдержишь трое суток в камере, в которой по стечению обстоятельств окажутся не совсем адекватные соседи, я лично за это время найду способ приземлить тебя на дольше. Живешь ты один, где работаешь – неясно, скорее всего – вольный стрелок. Значит, тебя никто не хватится. Усек? И все это, на минуточку, без малейшего насилия с нашей стороны. Тебя больше пальцем никто не тронет, даю гарантию. Тебе и без воспитательных тумаков будет хорошо.
– Вы меня пугаете, – неуверенно сказал Колдун. – Такого не может быть…
– Почему? Я тебя не пугаю, я просто рассказываю, что тебя ждет в ближайшем обозримом будущем, если работники милиции отыщут у тебя в квартире, допустим, десять граммов белого порошка, который наши умные эксперты определят как наркотическое вещество героин. Но ведь можно оставить герыч тебе, верно?
– У меня… – Колдун сглотнул, – у меня никогда не было… этого… Такого не может быть… со мной…
Дудник не выдержал – хохотнул. Его поддержал Иваницкий. Сахно, напротив, даже не улыбнулся.
– Именно с тобой, мужчина, такое и может случиться. Прямо сейчас, ждать долго не надо. Скажи: ты мне веришь?
Колдун затравленно завертел головой, переводя взгляд по очереди на каждого из своих мучителей.
– Верю, – наконец произнес он. – Что вам нужно? Денег у меня нет…
– Тебе дадут денег, – пообещал Олег. – Не много, но достаточно для того, чтобы тебя несколько месяцев не было в Харькове. Где-то в октябре уже можешь вернуться. Но если на тебя еще раз пожалуются, второй раз денег уже не дадут. Придется не только выполнить те обещания, которые я тебе сейчас дал, но и опустить тебя еще в более глубокую задницу.
– Это пока мы с тобой по-хорошему, – вставил Иваницкий.
– Не понимаю… – пробормотал Колдун.
– Тебе и не надо. – Олег выпрямился. – Сунули в зубы пару штук зелени – вали из города, отсидись в какой-нибудь дыре и потом веди себя прилично. Что неясного-то?
Колдун не отвечал. Молча сидел, опустив глаза к полу. Сахно быстро перемигнулся с напарниками и перешел к следующему акту пьесы.
– Хотя… Есть другой вариант. Я тебе сделаю еще одно предложение, только уже без лишних ушей. Парни подождут в машине. Но если мы не договоримся – они вернутся. Все будет зависеть от того, как у нас с тобой дальше пойдет разговор. Только если не договоримся – мои коллеги вернутся сюда с понятыми, проведут обыск и выйдут отсюда только под руки с тобой. Как тебе предложение? Поговорим?
– Так мы и не молчим, – отозвался Колдун.
– Ладно, хлопцы, покурите пока, – сказал Сахно, и Дудник с Иваницким, как и было оговорено ранее, пожали плечами и вышли из квартиры, оставив Олега с хозяином наедине.
– Курите? – спросил Сахно, перейдя из стратегических соображений на «вы».
– Бросил. Лет десять назад.
– Спиртное в доме есть?
– Выпить хотите?
– Для вас. Сейчас не помешает.
Колдун встал с кресла, прошел на кухню. Сахно двинулся за ним. Открыв подвесной шкафчик, хозяин достал оттуда початую бутылку виски, щедро плеснул себе в чашку. Олег тут же отметил: на чашке стоит логотип банка Синявского. Видимо, она перекочевала из офиса.
Опорожнив посудину одним глотком, Колдун выдохнул, зажмурился, снова открыл глаза. Его бледные щеки быстро начали розоветь.
– Пришли в себя? – поинтересовался Сахно.
– Чувствую себя увереннее, – последовал ответ.
– Тогда вернемся в комнату. Или продолжим разговор здесь, мне все равно.
Колдун уселся на табурет, прижался спиной к стене. Чашку по-прежнему держал в руках, и Олегу это почему-то не понравилось: он забрал, буквально выдернул ее из пальцев хозяина, поставил в мойку, стал напротив Колдуна.
– То, что я пообещал вам раньше, реализовать вполне реально. Это вы, надеюсь, понимаете?
– Зачем по сто раз долбить одно и то же? – вздохнул Колдун. – Конечно, понимаю и не тешу себя иллюзиями по поводу собственного будущего в том случае, если я откажусь выполнить ваши требования.
– Да, – кивнул Сахно. – Но я из тех, кто привык повторять по сто раз и готов повторить в сто первый, только бы до человека дошло: здесь его не пугают. Если вы начнете играть со мной или торговаться, я вас из принципа приземлю. На свой личный страх и риск. Дело ваше мы так раскрутим, что нам еще начальство премию выпишет в размере месячного оклада.
– Хватит, – сказал Колдун. – Хватит уже, ладно? Я уже понял: закрыть меня в камеру не сложно. Что нужно сделать, чтобы этого избежать? Взять мифические деньги и уехать?
– Деньги не мифические, а вполне реальные. Один человек готов заплатить эту сумму, чтобы избавиться от вашего присутствия сначала на некоторое время, а в перспективе – навсегда.
Колдун пожевал губами, как кролик.
– Я могу задавать вам вопросы?
– Например?
– Например, почему человеку, который хочет услать меня из города и в перспективе больше никогда не видеть на своем пути, не проще обойтись в наших отношениях без посредников? Вы ведь посредник, верно? Вам тоже платят деньги. Лишние расходы: тот, кому я мешаю, мог бы предложить мне, так сказать, отступного и без вашей помощи…
– Но тогда бы ты, – Олег снова сменил манеру обращения и тон, – начал торговаться, выставлять свои условия, включать дурака, в конце концов. А так тебе показали силу и предложили небольшую компенсацию. Если ты откажешься…
– Хватит, говорю! – Колдун сорвался на истерику, но тут же снова взял себя в руки. – Напугали уже, страшно! Я беру деньги, исчезаю из Харькова и не задаю вопросов. Или меня без денег сажают в грязную камеру по обвинению в хранении и распространении наркотиков, подсаживают мерзких уголовников, и тот, кто вам платит, все равно добивается своего. Есть и третий путь, как я понимаю.
– Есть, – согласился Сахно. – Все ты правильно понял. Ты остаешься в городе и живешь, как жил. Денег тебе за это не дают, но и в камеру не приземляют. Ты прекращаешь всякие контакты с человеком, которого тебе назовут, иначе – сам понимаешь, смотри пункт первый. Но для этого тебе надо назвать того или тех, на кого ты работаешь.
– В смысле?
– В прямом. Ты назовешь не только тех, кто заказал тебе психологическую обработку банкира Синявского. Ты скажешь мне, лично мне, – Олег ткнул себя пальцем в грудь, – по чьему замыслу ты с лета по глубокую осень две тыщи четвертого года давал вредные советы тогдашнему губернатору Кушнареву. Ты рассказываешь все вот сюда, – Сахно вытащил из кармана джинсов маленький плоский цифровой диктофон. – Рассказываешь очень подробно. Так, чтобы в случае чего ты сам убегал от этих людей дальше, чем тебя посылают сейчас. И сразу после твоего рассказа страшный сон для тебя закончится.
В наступившей тишине тихонько тикали настенные часы, висевшие над кухонным столом.
– Я хочу еще выпить, – сказал наконец Колдун.
Сахно молча взял чашку, бутылку, налил виски, протянул чашку хозяину. Тот теперь не спешил, тянул напиток медленно, вроде бы даже смакуя. Наконец, допив, он поставил пустую чашку на стол, при этом громко стукнув дном по поверхности.
– Я должен был догадаться, – проговорил он.
– О чем?
– Я должен был, должен… Нет, с Альбиной Синявской все понятно. Ведь это верная и заботливая жена моего друга Володи наняла милицию за деньги для своих целей, верно? Больше некому, она давно уже страдает манией преследования. Синявский перестал быть адекватным, заработался, делает ошибку за ошибкой, так виноватых нужно искать на стороне…
– Видите, – улыбнулся Олег, снова перепрыгивая на «вы». – Значит, не зря дамочка беспокоилась. Вы ведь все прекрасно знаете и понимаете, партнер и консультант. Рассказать, как я вас вычислил?
– Не надо, – отмахнулся Колдун. – Синявский – уже отработанный материал. Даже если я прекращу с ним всякие контакты, его бизнес может спасти только чудо. В мире назревает финансовый кризис, он обязательно затронет Украину. Выстоят только крупные финансовые группы, Синявский со своим банком к ним не принадлежит. Если он уже сейчас не начнет продавать активы, к осени с треском лопнет.
– Значит, – Олег хлопнул в ладоши, словно подводя предварительный итог разговора, – вы признаетесь, что каким-то образом смогли повлиять на Синявского и подвести его к краю. У вас к нему что-то личное?
– Зря я назвал вас разумным человеком, – снова вздохнул Колдун. – Вы оказались даже глупее, чем подавляющее большинство ваших коллег.
9
Дудник с Иваницким ждали Сахно больше часа.
На улице уже раскочегарилось вовсю, и даже опущенные стекла машины не помогали: опера ощущали себя пирожками с мясом, оставленными томиться в духовке. Они вышли из машины, но ничего не изменилось. Холодная вода, даже частично превратившаяся в морозилке ларечного холодильника в кусочки льда, облегчила человеческие страдания только на несколько минут. Потом опера сразу же покрылись липким по́том, и стало еще хуже. Единственное, что оставалось, – по очереди прикладывать пока еще не нагревшуюся бутылку к затылку.
Сахно наконец вышел из подъезда, быстрым шагом подошел к машине, уселся на сиденье рядом с водителем, молча протянул руку к Иваницкому за бутылкой и, сделав несколько жадных глотков, опорожнил ее.
– Ух ты! – оценил Мишка. – Что клиент? Задал жару, видать? Как я понял, все нормально? Добазарились?
– Он все понял, – решил ограничиться таким ответом Сахно.
– Значит, тему закрываем?
– Закрываем. Я позвоню Синявской. Поехали к нам.
Дудник обратил внимание на несколько необычное состояние Сахно. Однако, во-первых, он был приучен не задавать лишних вопросов товарищам по работе. Достаточно того, что он задает такие вопросы каждый день, включая выходные, контингенту. А во-вторых, Дудник сам измотался не столько бессонной ночью, сколько жарой, и вполне логично предположил, что Олег испытывает те же проблемы. А значит, все пока идет по плану.
Между тем сам Сахно так не думал после откровенного, даже слишком откровенного разговора с Колдуном.
Если бы он тогда не включил диктофон… Собеседник настоятельно просил его этого не делать, Олег для вида согласился и убрал аппарат обратно в карман. Но в последний момент ухитрился нажать на нужную кнопку, и запись велась. Теперь у Сахно были неопровержимые доказательства того, что этот разговор действительно был и он, капитан милиции, не сошел с ума от жары.
Когда Дудник, напившись растворимого кофе, умчался по своим служебным делам, Сахно заперся в кабинете, отключил мобильник, снял трубку служебного стационарного, дискового еще, телефонного аппарата и прокрутил диск на одну цифру. Теперь ему никто не помешает думать. Нужно прослушать все еще раз и решить, как со всем этим быть дальше.
Сунув наушник в ухо, Олег положил диктофон перед собой на стол, закурил, отмотал запись на начало и запустил ее.
– …Вы оказались даже глупее, чем подавляющее большинство ваших коллег, – вновь зазвучал голос Колдуна, который уже к тому моменту неуловимо изменился. Оперу даже показалось тогда, что еще недавно взятый врасплох и перепуганный человек вдруг почувствовал себя хозяином положения.
– Почему, интересно, вы поменяли мнение?
– Потому, уважаемый… как вас, кстати?
– Олег.
– Да. Так потому, уважаемый Олег, что есть в нашем мире вещи, недоступные пониманию обычного человека. Пусть даже, извините, мента. Уверен – очень хорошего мента. Но с кем вы имеете дело по долгу службы?
Олег к тому времени отметил, и сейчас еще раз убедился: алкоголь определенно не только придал Колдуну уверенности в себе, но и развязал ему язык.
– Молчите? Я вам скажу. Гопники, наркоманы, проститутки, алкоголики, бытовые убийцы… Народ, как правило, простой, понятный и примитивный. Скажите, Олег, вам приходилось хоть раз в жизни раскрывать заказное убийство?
– Приходилось, – сейчас Сахно с раздражением услышал в собственном голосе неуверенность, хотя говорил он чистую правду.
– Расскажите мне об этом. Хоть в двух словах.
– Зачем?
– Расскажите, мне интересно. Если я услышу не то, что ожидаю услышать, я извинюсь перед вами.
– За что?
– Найдется за что. Хоть за то, что дураком вас назвал. Ну давайте, давайте. Что там за история была? Любовница заказала жену любовника или, наоборот, любовник нанял кого-то для убийства мужа дамы своего сердца?
Как во время разговора, так и сейчас Олегу вспомнилась та давняя история, когда он познакомился с Никитой Николаенко. Хотя… была еще одна…
– Полтора года назад застрелили директора сети мини-маркетов. Стреляли утром, поджидали возле офиса. Убийц вычислили через сутки. Заказчика – через двое: задержанные почти сутки держались.
– Убийц было двое?
– Ну, не совсем… Один стрелял, другой ждал в машине.
– Заказчиком оказался должник жертвы?
– А вы откуда знаете? В газетах читали?
– Уважаемый Олег, мне, – ударение на слове «мне» во время повторного прослушивания было еще более заметным, – не обязательно читать газеты. Я их не люблю, признаюсь вам честно. Телевизор смотрю очень редко. Понимаете, мне достаточно своих знаний, собственных. Вижу, вы хотите спросить – каких? Объяснить это сложно, и я не стану этого делать. Вернемся к той истории: заказчик убийства – должник жертвы, верно?
– Мы уже говорили…
– Сумма долга – тысяч десять долларов? Или пятнадцать?
– Двадцать семь… Кажется. – Сахно действительно не помнил.
– Немало. Но и не так уж много. Киллеры, готов поспорить, мальчишки по восемнадцать лет?
– Тому, кто стрелял, двадцать один. За рулем сидел восемнадцатилетний, – признал Сахно.
– Кто из них крепче сидел на игле? Думаю, тот, кто стрелял. А его приятель просто покуривал. Я прав?
Своего голоса Олег не услышал. Он тогда просто кивнул, неохотно признавая правоту Колдуна.
– Заказчик заплатил им на двоих, скажем… где-то… В общем, две или три тысячи баксов, не больше.
– Полторы, – уточнил Сахно. – Штуку взял стрелок, водителю за глаза пяти сотен хватило.
– И вы считаете, что это – полноценное заказное убийство? Чем оно отличается от бытовой заказухи, когда мужья, жены и обманутые любовники заказывают друг друга алкоголикам и наркоманам за две, три, пять, десять сотен долларов? А то и вообще за пухлую пачку сотенных гривень? Такие заказные убийства раскрываются прямо на месте преступления. Зато обкуренных мальчишек или вонючих бомжей громко именуют киллерами. Настоящие заказные убийства, те самые, о которых бойкие авторы с богатой фантазией пишут романы, а режиссеры-ремесленники снимают одноразовые фильмы, никто и никогда не раскроет. Знаете почему?
Снова длинная пауза – Олег молчал.
– Так вот, я вам скажу. Потому, что такое действо никогда не совершает человек. Вы можете поймать человека и в чем-то его обвинить, но убийство или другое деяние так и останется нераскрытым.
В этом месте Сахно выключил диктофон, чтобы сделать передышку.
Окна его кабинета выходили на унылый управленский дворик. Прямые солнечные лучи проникали сюда редко, но от нынешней жары это все равно не спасало. В тени, кажется, было еще жарче. По дворику лениво слонялись милиционеры в форме. Кто-то возился с машиной, кто-то просто болтал ни о чем. Погода не способствовала желанию совершать резкие движения.
Через форточку в кабинет влетела муха. С громким жужжанием описав под потолком круг почета, она потыкалась в углы и благополучно вылетела обратно. Сахно почему-то вдруг подумал: мухи в такую жару не ленятся летать. Откуда у них только сила берется…
Прежде чем снова начать слушать, Олег повертел диктофон двумя пальцами, словно решая, надо ему еще раз проходить через это или уже нет. Все, что он слышал дальше, в принципе давало оперу все основания считать Колдуна сумасшедшим. Или, как вариант, помешанным на некоем религиозном учении мистиком. Либо эзотериком, насмотревшимся по телевизору программ вроде «Параллельного мира» или «Битвы экстрасенсов» и вообразившим себя их действующим лицом.
Так или иначе, слова сказаны и записаны. Сахно снова нажал на «play».
– Что вы хотите этим сказать? – услышал он собственный голос.
– Не понимаете? – Колдун теперь явно торжествовал. – Поймать человека можно. Убийству помешать нельзя, как и любому другому событию в жизни каждого из нас. Вы заговорили о Владимире Синявском. А вы в курсе, что ему на роду написано разориться?
– Вы это сами прочитали? – Олег слышал, как старается добавить в свой вопрос иронии, но у него это очень плохо получается.
– Опять вы за свое! Уважаемый Олег, если и есть книги, в которых такие вещи можно прочитать, то вам и подавляющему большинству обычных людей они недоступны! Потому, что в привычном вам бумажном виде их просто не существует! Да, есть еще утверждение: «Каждый человек – хозяин своей судьбы». Согласен. Из того, что я узнал о Синявском, я понял – к нему это вполне применимо. Такой мужчина действительно способен многое сделать для того, чтобы переломить ход своей жизни. Изменить или хотя бы надолго отсрочить то, что ему написано на роду. А если я не согласен с тем, что люди хотят и могут так поступать?
– С чем вы не согласны? – переспросил Сахно.
– Падающего – толкни! – Теперь голос Колдуна звучал жестко и был совершенно трезвым. – Каждый должен жить так, как ему определено. Если такой человек, как любят писать краснобаи в своих пафосных книжонках, бросает вызов судьбе, то это – неправильно. Не по закону. К вашим законам, записанным в разных кодексах, эти законы никакого отношения не имеют. Они – высшие, понимаете?
– Я понимаю, – после паузы заговорил Олег, – что у вас в голове тараканы.
– Владимир Синявский нарушал привычный жизненный ход, – упрямо вел свое Колдун. – Он не должен был стоять на ногах так твердо. Ко мне обратились за советом те, кто в таких делах понимает больше, чем вы…
– И вам заказали применить все свои такие вот способности, чтобы повлиять на Синявского. Внушать ему разную дребедень, подводить к совершению нелогичных поступков, которые в результате приведут его к краху!
– Уважаемый Олег, – в который раз вздохнул Колдун. – Вы опять пытаетесь объяснить неподвластные вашему уму и пониманию процессы с точки зрения грубого материализма. Ладно, считайте, что так и было. Но вы же пришли не только для того, чтобы надавить на меня по просьбе любящей жены обреченного банкира? Вы упоминали всуе фамилию одного очень влиятельного, ныне – покойного господина. И уверены: его тоже, как вы выражаетесь, заказали мне. Мол, под моим и только моим влиянием Кушнарев однажды поддался эмоциям, чтобы после этого его жизнь круто изменилась в худшую сторону. И это, по вашей логике, нужно было неким силам, пытавшимся сдвинуть его фигуру с политической шахматной доски. Что ж, если вас устраивает такое объяснение, я спорить не буду.
– А у вас есть другое? – вырвалось у Сахно.
– Конечно. Хотим мы того или нет, но рано или поздно приходит время, когда рядом с каждым из нас появляется Черный Человек. Знаете, что это такое? Пользуясь понятной вам терминологией – злой гений, рок, фатум. Его никто не видит, но его многие чувствуют. Помните, как там?..
В этот момент Колдун выпрямил спину, оперся ладонями о колени, словно собирался медитировать, и начал декламировать:
Черный человек Глядит на меня в упор. И глаза покрываются Голубой блевотой, — Словно хочет сказать мне, Что я жулик и вор, Так бесстыдно и нагло Обокравший кого-то.Опять выдержав театральную паузу, Колдун продолжил уже с открытыми глазами:
Черный человек! Ты прескверный гость. Это слава давно Про тебя разносится. Я взбешен, разъярен, И летит моя трость Прямо к морде его, В переносицу…– Сами придумали? – Сахно не знал, что еще спросить.
– О чем мне с вами дальше говорить? – усмехнулся Колдун. – Это же Есенин, товарищ капитан милиции. Был такой русский поэт. Вам, конечно, больше понятна «Москва кабацкая»…
– При чем здесь Есенин? – не выдержав, выкрикнул Олег.
Теперь уже он был готов сорваться на истерику. Осознав,
что показывает свою слабость, быстро взял себя в руки. Но, прокручивая сейчас эту часть разговора, Сахно снова в который раз убедился: именно в тот момент он проиграл окончательно.
– Он тоже чувствовал приближение Черного Человека. За месяц до своей загадочной смерти в номере гостиницы «Англетер». А вот вам еще одно предчувствие встречи, хотите?
Теперь Колдун не закрывал глаз и не декламировал, просто выдал скороговоркой:
Мой черный человек в костюме сером!.. Он был министром, домуправом, офицером, Как злобный клоун, он менял личины. И бил под дых, внезапно, без причины.– А это кто?
– Высоцкий. За семь месяцев до смерти. Он тоже что-то чувствовал и подводил итоги:
Я от суда скрываться не намерен: Коль призовут – отвечу на вопрос. Я до секунд всю жизнь свою измерил И худо-бедно, но тащил свой воз.– И что? – Сахно по-прежнему говорил только для того, чтобы не молчать.
– Покойный Евгений Петрович, между прочим, очень любил творчество Высоцкого. Поэтому поверил в Черного Человека сразу, без разговоров.
– Вы ему внушили?
– Думайте, что хотите. Ваши мозги все равно не способны на серьезные мысли. Между тем Кушнарев, как я узнал, тоже что-то чувствовал такое… В общем, я свою, так сказать, миссию выполнил еще зимой 2004-го, после чего благополучно отошел от него. Мы как-то сразу перестали общаться, хотя я следил за всеми событиями, происходящими с ним и вокруг него два последующих года. Знаете, когда Кушнарев выкарабкался из той истории с арестом, я подумал: не поднимется, замолчит, уйдет в тень. Собственно, в этом и состояла моя тогдашняя задача. Но я все-таки недооценил его способности к выживанию: уже к осени Кушнарев снова крепко стоял на ногах.
– Тогда вас снова решили к нему подвести? – перебил Сахно.
– Два раза не вступишь в одну и ту же реку, – заметил Колдун. – Я так и сказал, и был понят. Кушнарева пытались снова выбить из колеи старым проверенным способом. Не удалось, он держался. Тогда…
– Кто? Кто пытался?
– Какая вам разница, уважаемый Олег? Больше знаешь – сильнее печалишься. Вы и так, кажется, уже жалеете, что в своем желании за деньги решить проблемы банкира Синявского зашли слишком далеко. Так далеко, куда вам лучше даже и не показывать носа. Так вот, тогда все, кому он мешал, а их, поверьте, очень много, и эти люди даже из разных лагерей и сообществ, решили в какой-то момент положиться на судьбу. То есть на Черного Человека, который уже к тому времени появился возле Кушнарева. Кто первый его заметил и первый, образно говоря, подтолкнул его поехать на ту охоту, кто первый позаботился о том, чтобы прогремел роковой выстрел, – в данном случае не так уж и важно. Обывателям, конечно, интересно. Только зачем потакать грубым обывательским вкусам? Между прочим, место для финала тогда выбрали очень удачное. Вы знаете, что Изюмские леса обладают некоей мистической силой?
– Бред! – вырвалось у Олега.
– Может быть. – Сахно вспомнил, как Колдун равнодушно пожал плечами. – Но я, вообще-то, отвлекся. Когда все случилось, газеты писали много разного. В том числе проскакивало кое-что любопытное. Например, за три дня до трагедии, на Старый Новый год, Кушнарев накрыл праздничный стол и пригласил гостей. Писали, что он был непривычно весел, жизнерадостен. Жену потом даже спрашивали: «Он что, прощался?» А потом она рассказала журналистам свой сон. В нем она спускается по ковровой дорожке, и, когда до конца остается две ступеньки, ей подает руку один из его друзей. Потом во сне была его машина, дорога и белая собака. Машина – та, на которой Евгений Петрович поехал на охоту, – останавливается, забирает собаку. Знаете, что значит увиденная во сне собака?
Теперь Сахно знал, но тогда покачал головой.
– Загляните хоть в Интернет, хоть в сонник Миллера, есть такой знаменитый сборник толкований. Так вот, собака – это друг, которого отнимают. А ступеньки – время, оставшееся у этого друга. Две ступеньки – два дня. Еще супруга говорила, что на Кушнарева пытались наводить порчу, даже находила в его карманах подтверждение этому. И предчувствовала беду. Только само понятие «порча» – объяснение для обычных людей, которые не желают видеть дальше и вникать в суть глубже. А суть такова: люди бывают приговорены самой жизнью. Черный Человек – вестник. Ну а люди вроде меня – скромные слуги его.
10
Там было еще продолжение, но оно уже не имело такого значения, как тот, главный разговор.
Сахно выключил диктофон. Он устал от Колдуна еще на его кухне. Устал и сейчас. Но даже если тот несет полный бред, всякие слова и действия при желании можно объяснить с точки зрения если не логики, то здравого смысла, на который опер Сахно всегда полагался в своей работе.
Что подсказывает ему здравый смысл?
Человек, которого Сахно в своем приватном расследовании называл Колдуном, действительно обладает определенным даром убеждения. Его познания в области мистики, эзотерики и всего остального, что так или иначе касается ирреальной стороны жизни, достаточно обширны. Колдун умеет загрузить и заболтать любого, используя в разговоре как простые слова, так и специальную терминологию. И если человек, которого он обрабатывает, не до конца уверен в себе, такой Колдун может ненавязчиво внушить ему нужные мысли, подтолкнуть к нужным ему действиям, причем внушаемый будет убежден: все решения он принимает сам.
Как это применимо к Евгению Кушнареву, который всегда был самостоятельным человеком, обладал несомненными лидерскими качествами и никому не позволял манипулировать собой? Да очень просто! Сейчас, прокручивая утренний разговор, Олег Сахно вдруг к месту вспомнил один давнишний разговор с Никитой Николаенко. Дело было как раз прошлой зимой, когда вокруг гибели Кушнарева в городе поднялась шумиха и всех, кто имел отношение к правоохранительным органам, эта история так или иначе затронула.
Так вот, именно тогда они попивали с Чекистом коньяк, и Никита обмолвился: мол, у Кушнарева еще в бытность его губернатором не было единой команды. Конечно, с ним работали люди, которым он доверял. Но как только Харьков попал в сферу политических интересов Киева, с одной стороны, и экономических интересов определенных российских кругов – с другой, губернатора стали буквально рвать на части. Сначала он оказался всем нужен. Но потом, когда эти самые «все» поняли, что укротить и прикормить Кушнарева не получится, он стал вдруг всем мешать. Конечно, атмосфера вокруг него была нездоровой, и часть тех, кто называл себя «его командой», начали играть каждый свою игру. Губернатор чувствовал это. Только других соратников, как когда-то Сталин сказал Горькому о советских писателях, у него не было.
Отсюда – первые проявления неуверенности. Ему нужно было опираться не только на собственные силы, но и еще на кого-то. Теперь, вспоминая вроде бы ничего не значащий разговор полуторагодичной давности, опер наложил те обстоятельства на информацию, полученную сегодня. И пришел к выводу: Колдун тогда появился как нельзя вовремя. Со своими теориями о фатуме, со своими способностями к внушению, со своим умением поворачивать жизненные обстоятельства против конкретного человека он оказался нужным тем силам и тем людям, которых Колдун отказался назвать.
– Я лучше, уважаемый Олег, скажу вам, кто пытается развалить бизнес Синявского, и все равно уеду из города. После нашей с вами слишком откровенной беседы это, согласитесь, не лишний шаг, – сказал он. – А Кушнаревым перестаньте интересоваться. Не вашего ума это дело, да и не моего, если честно. Вам тех людей все равно не достать, а ведь начнете – меня сразу просчитают. Мой Черный Человек за мной еще не пришел.
Итак, никакой мистики. Ничего сверхъестественного. Вокруг Евгения Кушнарева однажды сложилась нездоровая атмосфера, и этим не преминули воспользоваться. Результат налицо.
И обо всем лучше забыть…
Спрятав диктофон в карман, Сахно включил оба телефона. Позвонил Альбине Синявской.
– Могу вас обрадовать. Черного Человека рядом с вашим мужем больше не будет.
– Кого-кого, простите?
– Это я так, к слову. Стихов начитался.
– Вы читаете стихи?
– Представьте себе. Есенина. Сергея, как его там… Ладно, лирика. Нам нужно встретиться на нейтральной территории и закрыть наш вопрос. Понимаете, о чем я?
– Да, конечно. Вы мне дадите отчет? Ну, чтобы я знала, что и как…
– Только устно, госпожа Синявская… Альбина… Думаю, это вы тоже понимаете.
– Ладно. Где и когда?
Альбине он, разумеется, не рассказал всего.
Назвал имя их злого гения. Назвал имена тех, кто пытается опустить бизнес Синявского ниже плинтуса. Объяснил, как он вычислил мерзавцев и что предпринял. В случае чего обещал снова подключиться, хотя посоветовал не нанимать киллеров, чтобы свести счеты с нехорошими людьми.
В общем, Олег сказал ей многое, но не все. Например, умолчал о прогнозах Колдуна, неутешительных для бизнеса Синявского. Ничего не сказал об обреченности самого Синявского. Правда, намекнул: если банкир станет сам предпринимать какие-то неразумные шаги, он ничем помочь себе уже не сможет. Альбина эту часть разговора прослушала краем уха, сунула оперу конверт с обещанной второй частью гонорара и, попрощавшись, удалилась.
Только теперь опер понял, что оказался в глуповатом положении. При нем – конверт с долларами, который даже капитан милиции не рискнет оставить в машине. А куда-то его девать нужно: рабочий день еще не закончен, могут выдернуть к начальству, и вообще – каждый раз трудно сказать, когда сотрудник уголовного розыска вернется домой. Получается, надо брать конверт с собой и оставлять в сейфе, не завозить же его сейчас домой…
В конце концов Олег махнул рукой. События сегодняшнего утра дали понять: есть проблемы более серьезные и глобальные, чем вопрос, куда девать конверт с долларами. Сложив его вдвое, благо пачка была не такой уж и пухлой, Сахно сунул деньги в барсетку. Доехав до управления, прихватил барсетку с собой.
Поднявшись на второй этаж и направившись по коридору к своему кабинету, он мимоходом отметил: странно, в коридоре никого. Нельзя сказать, чтобы жизнь в это время здесь била ключом, но периодически опера ходили из кабинета в кабинет, перед дверями частенько ожидали вызванные свидетели, в общем, районное управление внутренних дел жило в том же ритме и режиме, что и большинство обычных государственных учреждений.
Сейчас здесь повисла какая-то странная, Сахно даже сказал бы – искусственная, чуть ли не мертвая тишина.
Пожав плечами, Олег отпер дверь кабинета, вошел, прикрыл ее за собой. Потом, подумав, заперся изнутри. Бросил барсетку на стол, вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Чем ближе к вечеру, тем сильнее донимала жара…
В дверь постучали. Уверенно, решительно, как стучат важные люди, знающие, что внутри кто-то есть. Сахно мгновенно оказался возле сейфа, на раз-два отпер его, на три-четыре швырнул внутрь барсетку, на пять-шесть повернул ключ в замке. За это время стук повторялся дважды. Когда постучали в третий раз, Олег уже открывал кабинет.
Вошедший заставил его невольно попятиться назад. Майор Симаков, управление собственной безопасности. От его визита никто никогда ничего хорошего не ждал. Его, как и все его управление, не любили. Потому минимум половина претензий, которые Симаков предъявлял сотрудникам милиции, снималась достаточно быстро. Сахно уже несколько раз имел удовольствие общаться с Симаковым, и всякий раз это заканчивалось толстой стопкой рапортов и объяснительных, на которые майор реагировал многозначительным: «Ну-ну, ладно, идите, работайте».
Вслед за Симаковым вошли еще двое, его подчиненные. Все борцы за чистоту милицейских рядов редко надевали форму, только типы вроде майора Симакова носили ее постоянно. Олегу даже казалось, что майор спит в ней.
– Капитан Сахно? – задал Симаков дежурный вопрос.
– Сами знаете, товарищ майор.
– Отвечайте на вопрос!
– Так точно. Капитан Сахно, Олег Николаевич.
– Вот постановление, – из папки, которую он сжимал в руке, Симаков вытащил лист бумаги. – Ознакомьтесь. В вашем кабинете будет проведен обыск.
– На каком основании, товарищ майор?
– Вряд ли, капитан, я должен именно сейчас вам это объяснять. Вы имеете что-либо для добровольной выдачи?
– А что я должен добровольно выдавать? Неучтенное оружие? Труп задержанного, спрятанный под столом?
– Юмор, – с каменным лицом произнес Симаков. – Оружие сдайте.
– Где оно у меня? – Олег развел руками. – В сейфе…
– Ключи от сейфа, – сначала майор кивнул на сейф, потом – на стол, куда эти ключи нужно положить.
Олег спокойно выполнил приказ. Сопротивляться и качать права в данный момент не имело смысла. Зато теперь понятно, почему никого не было в коридоре. Свой визит сотрудники управления собственной безопасности всегда готовили очень тщательно.
Пока один из них отпирал сейф, другой фиксировал процесс на портативную видеокамеру. На рабочий стол Сахно лег его табельный «макаров». Парень, доставший оружие, вынул обойму и положил ее рядом. Потом дошла очередь до барсетки.
В дверях уже топтались понятые – два сержанта из дежурки.
На их глазах из барсетки вытащили сложенный вдвое белый конверт и вскрыли его.
«Вот и за мной пришел Черный Человек», – подумал Сахно, глядя не на то, как изымают доллары, а на майора, по воле случая – смуглого брюнета.
11
Из управления Олег Сахно вышел поздно вечером, когда сумерки уже постепенно перешли в душную августовскую харьковскую ночь.
Его оружие и служебное удостоверение остались в сейфе у начальника управы. Откуда и от кого поступил сигнал, что капитан Сахно незаконно занимается заказным расследованием и получает за это деньги, ему, конечно же, не сообщили. Он и сам понимал, что теперь источник информации не имеет значения. У него нашли достаточно приличную как для опера сумму в американских долларах, происхождение которой капитан Сахно объяснить не мог. И не важно, что такие деньги миллиардер вроде Ахметова, очень может быть, носит в кармане на текущие расходы. У сотрудника уголовного розыска районного управления внутренних дел такой суммы, даже вдвое меньшей, в сейфе быть не должно.
Пока начальник управы и начальник розыска, его прямое начальство, иногда по очереди, а иногда и в два голоса бушевали, Сахно сидел и думал не о том, что по-глупому попался, а о том, что уже не выберется. Коготок увяз, как говорится, всей птичке пропасть. Дело ведь не в том, что опер взял левые деньги, а в том, что руководство не знало об этом и, значит, не дало санкцию. Такие дела, разумеется, согласовывают в неофициальной обстановке. Но через голову руководства их прокручивать запрещено субординацией, табелем о рангах, чем там еще…
Потому Олег больше молчал, понимая: его не только вычистят из органов за коррупцию, но и повесят на него все возможные злоупотребления, которые фиксировались за последнее время. Сахно был уверен, что не пропадет. В конце концов, Альбина Синявская сегодня была искренне благодарна ему, вот и есть у кого попросить совета или даже помощи в плане дальнейшего трудоустройства.
Жена нудить не будет. Она давно пилила Олега за то, что он топчет землю в органах, в то время как более дальновидные офицеры уже давно устроились в частных охранных структурах, решают благодаря своим связям различные вопросы для солидных людей и получают на порядок больше, чем в ментовке. Так что скандала дома Олег как раз и не боялся.
В конце концов, когда старшие офицеры выговорились, он согласился признать все, в чем его хотят обвинить. При условии, что больше никого по его делу таскать не будут. На том и порешили: управление собственной безопасности жаждет крови и хочет выявить как можно больше коррупционеров. Но руководству управы это как раз и невыгодно. Потому компромисс будет найден, а в конце разговора с начальством буря даже как-то переросла в укоризненное: «Что ж ты, Василич, такое наделал по глупой жадности своей… Нормальный же мужик, етить…»
Осталось только выяснить, с чьей же подачи Черный Человек так быстро появился рядом.
Да тут и думать долго не надо. Есть один знаток Черных Человеков. Он даже давал понять, что лично с ними знаком и умеет ими управлять. Сахно теперь пожалел, что не нашел способа забрать Колдуна с собой и подержать его где-то взаперти несколько дней. Только зачем, если свою часть сделки тот выполнил – нашел, кто заплатил ему за психологическую работу с банкиром Синявским. А что касается его более давнего греха, так об этом договора не было. И быть не могло: все, что касается Кушнарева, никто посторонний никогда не узнает.
А ну-ка, стоять!
Сахно резко притормозил. Если бы это произошло средь бела дня на оживленной улице, сзади его точно кто-то «поцеловал» бы. Но сейчас машин было очень мало.
Посторонний никогда не узнает.
Если бы их сегодняшняя встреча ограничилась решением проблемы банкира Синявского, Колдун мог бы признать свое поражение и отойти в сторону. Тем более что значительная часть работы уже проделана. Да и сам он больше чем уверен – Синявский и без него уже обречен на поражение, ему на роду написано проиграть, фатум. Значит, Колдун не пытался бы мстить Олегу, подставляя его. Получается, обеспокоила Колдуна всплывшая через несколько лет тема Евгения Кушнарева. Выходит, он хоть и вышел победителем из их утренней словесной дуэли, все равно решил сообщить кому надо о том, что этой историей снова интересуется какой-то неугомонный и нужно найти способ его прижать.
Способ найден. Сработано быстро и четко.
Но где гарантия, что самого Колдуна не прижмут после этого. А ведь он – важный свидетель, о котором, как минимум, должен узнать Никита-Чекист.
Развернувшись, Сахно помчался к дому Колдуна. Он боялся опоздать. Боялся, что время давно и безнадежно упущено.
И он опоздал. Почти.
Въехав во двор и осветив фарами площадку перед подъездом, Олег увидел, как в свете фар его машины копошатся какие-то люди. Кажется, они грузили что-то в багажник джипа. Сколько их, Сахно не считал – некогда. Чутье подсказывало ему: это те, за кем он сейчас охотится.
Скрипнув тормозами, Олег подхватил монтировку – первое, что попалось под руку, – и выскочил из машины.
– Стоять! Милиция! На землю всем!
У него не было оружия. Он блефовал. Только так лучше, чем прятаться и смотреть, что будет дальше.
Темная фигура, стоявшая к нему ближе всех, обернулась. Хлопок – и что-то свистнуло у левого уха. Сахно пригнулся, надеясь нырнуть в темноте под пули.
Хлопнуло еще два раза, и машина за его спиной ослепла. Стрелявший погасил фары. Но опер был уже рядом и с силой опустил монтировку на голову первого, кто бросился на него.
В пылу атаки Олег промахнулся. Монтировка лишь задела противнику плечо, а в следующий момент он получил сильный удар ногой в живот. Сахно устоял на ногах и снова пустил в ход монтировку. На этот раз ему удалось достать кого-то из противников серьезно – в темноте вскрикнули и выругались.
Две мужские фигуры почти одновременно выросли с двух сторон. Один перехватил руку с монтировкой, другой попытался ухватить и вывернуть вторую руку. Отчаянно рванувшись, Сахно освободился и заехал тому, что слева, в лицо.
Попал: снова крик боли.
Но противников было не меньше четырех.
Олег не увидел, а только лишь почувствовал движение у себя за спиной – и вдруг на голову ему что-то обрушилось, перед глазами засверкали разноцветные точечки, а после второго удара он провалился в глубокую темную пропасть.
Когда Сахно открыл глаза, вокруг было светло и очень жарко.
Сначала он не понял, где он. Голова еще кружилась и болела. Но ощущение было такое, словно он лежал на сухой земле. Пощупал руками – так и есть. Земля, трава, а когда в глазах перестало рябить, Олег увидел над собой кроны деревьев, чистое, без облаков, голубое небо.
И дым.
Клубы черного дыма все сильнее затягивали небо, а жара становилась все более нестерпимой. Черт побери, где это он?
Перевернувшись на живот, Сахно встал на четвереньки. В глазах снова потемнело, но теперь уже ненадолго. Когда темнота рассеялась, опер увидел вокруг себя лес. В лицо потянуло дымом, где-то спереди, не очень далеко, слышался странный треск, как будто горела огромная куча дров.
Дыма без огня не бывает. Дрова – лес, огонь – пожар.
Лесной пожар!
Сахно резко вскочил на ноги. Они подкосились, опер снова упал на четвереньки. Спокойно. Надо постоять вот так несколько минут и подумать. Попытаться вспомнить, что произошло и как он оказался в горящем лесу.
Ночную схватку Сахно вспомнил. Но ведь сейчас уже день. Значит, он провел где-то всю ночь и как минимум все утро. В худшем случае, половину дня. Подняв левую руку, чтобы посмотреть на часы, Сахно обнаружил, что их нет. У него украли время.
Голова жутко болела. Напрягая память, Олег выудил из ее глубин смутные воспоминания. Вот он где-то лежит и не может пошевелить руками, заведенными за спину… При этом двигается, значит, куда-то везут… Вот он сидит на полу, словно из-за толстого слоя ваты до него долетают обрывки фраз, которые, как он догадывался, надо понимать как вопросы… О чем спрашивают, кто спрашивает – все ушло в густой черный туман…
…Вспышка света…
…Тонкое острие иглы…
…Комариный укус в районе локтевого сгиба…
…Снова темнота, только на этот раз приятная, мягкая, в ней нет боли, только шум волн…
С трудом собрав все это в единое целое, Олег Сахно пришел к выводу: его сначала похитили, потом о чем-то спрашивали, потом чем-то накололи и зачем-то бросили в каком-то лесу. Который сейчас горит.
И тут как вспышка молнии – Колдун! Ведь вчера Олег собирался если не спасти его, то забрать из дому и спрятать понадежнее. Его грузили в машину. Скорее всего, их везли куда-то вместе. Если интуиция не подводит его, то Колдун сейчас должен быть где-то рядом.
Вновь поднявшись на ноги, Сахно повертел головой.
Дыму становилось все больше, сам он был еще гуще. Теперь дым почти полностью закрывал небо. Треск огня тоже приближался. Дым проник в легкие, Олег закашлялся, его чуть не стошнило, однако он сдержался. Его похищение вряд ли входило в планы тех, кто приехал за Колдуном. Но раз он появился и они подкорректировали одну часть плана, то, значит, должны были подкорректировать и все остальные части. Раз так, то Колдун где-то рядом.
Сахно повернулся спиной к огню и медленно двинулся вперед. Он не знал, куда идти. Сейчас ему важнее было уйти подальше от пожара. В голове упорно не прояснялось, но шум стих, звон в ушах постепенно прекратился. Сахно двигался вперед, и ему показалось, что идет он очень долго. На самом же деле опер не продвинулся даже на сотню метров.
Дым снова полез в легкие. Сахно закашлялся, не удержался на ногах, снова упал на колени у каких-то кустов. И увидел за ними человеческое тело.
Закричав, Олег на четвереньках бросился к лежащему, схватил его за ногу, потом, подобравшись ближе – за руку. Рука была холодной даже в этом пекле, лежащий не подавал признаков жизни.
Сверху их накрыл дым. Он уже был таким густым, что Сахно не мог разглядеть лица человека. Что-то подсказывало – это Колдун, но убедиться в правильности своих предположений опер пока не мог. Дым забивался в легкие, щипал и разъедал глаза, заполнял собою ноздри. Олег почувствовал, что задыхается. Знал – он ослаблен, может в любую минуту потерять сознание, а потом не прийти в себя и сгореть в раскаленном аду.
Нет!
Кое-как закрывая ладонью рот, опер медленно двинулся вперед, стараясь убежать от огня, который, казалось, уже через несколько минут лизнет его пятки своим красным безжалостным языком.
Над головой послышался странный шум. Олег поднял голову. Из клубов дыма выбралась большая стальная бабочка и зависла над ним.
Вертолет!
Отчаянный рывок – и Олег уже стоит на ногах. Из последних сил, разрывая легкие, он принялся кричать, помогая себе руками и стараясь подпрыгнуть. Он очень боялся, что из-за дыма его не будет видно. Но чудеса случаются: вертолет, который, казалось, вот-вот улетит, замер в воздухе, завис точно над ним, а потом начал медленно опускаться.
Последнее, что успел рассмотреть Олег Сахно перед тем, как потерял сознание, – буквы «МЧС» на борту.
Он пришел в чувство на больничной койке.
Рядом лежал какой-то небритый мужик. Он очень обрадовался, когда Олег очнулся. И от него Сахно узнал, что лежит в городской больнице города Изюма, что привезли его сюда спасатели, что нашли они его в здешнем лесу и еле успели вытащить – пожар быстро накрыл то место.
Все тот же сосед по палате сказал, что пожар в Изюмском лесничестве начался сегодня днем и его еще не потушили. В новостях передавали, говорил он с какой-то странной гордостью, что это – самый крупный лесной пожар в Харьковской области за последние десять лет. Его тушили с использованием не только машин, но и тракторов. Прислали два вертолета, один из которых спас Олега, и даже самолет из Нежина.
А утром, когда огонь уже удалось потушить, Сахно услышал и другие новости. Причиной пожара в Изюмском лесном хозяйстве, по предварительным данным, стал умышленный поджог леса в шести местах.
О том, что в лесу нашли полностью обгоревший труп, не упомянули. Это громким шепотом рассказал ему всезнайка-сосед, которого после обеда уже выписали.
Сахно отказался разговаривать со следователем, приехавшим к нему из Харькова. Сослался на плохое самочувствие, и следак пообещал прийти завтра с утра. Все равно ведь придется объяснять, как и почему бывший сотрудник милиции, в отношении которого возбуждено уголовное дело, оказался далеко от Харькова, в лесу, да еще чуть не сгорел во время пожара.
Самое любопытное: Олег Сахно сам не знал, как это можно объяснить.
И главное – нужны ли кому-нибудь его правдивые объяснения…
Эпилог Харьков, лето – осень 2008 года
«Депутаты областного совета на очередной сессии планируют принять решение о запрете охоты в Харьковской области на три года. Об этом заявил во время фестиваля “Печенежское поле” председатель областного совета Василий Салыгин. “Я смотрел сегодня на эту природу, на прекрасных аистов и уток, я решил – в понедельник подпишу распоряжение о созыве очередной сессии областного совета, на которой мы на три года запретим охоту. Пусть живет природа” – это заявление председателя областного совета зрители встретили бурными аплодисментами. Евгений Кушнарев, однопартиец Василия Салыгина и экс-губернатор Харьковщины, был убит на охоте в Харьковской области в январе 2007 года. Следствие по делу об убийстве популярного политика продолжается до сих пор».
«Объектив»«В прокуратуре Харьковской области считают: проведенная прокуратурой работа и полученные доказательства “являются достаточными для того вывода, который уже сделан”. Ранее утверждалось, что следователям известны не все участники охоты, во время которой был смертельно ранен Кушнарев. Выяснить это нужно, как утверждали некоторые, с помощью специальной экспертизы. Ведь сегодня техническая база позволяет из каждого квадрата фиксировать наличие телефонных номеров, которые присутствовали во время происшествия в этом квадрате. Адвокат, представляющий интересы семьи убитого нардепа, также сомневается в предоставленных суду обстоятельствах смерти Кушнарева. Напоминаем: сначала правоохранительными органами рассматривались три версии гибели депутата – несчастный случай, убийство по неосторожности и преднамеренное убийство. Генеральная прокуратура Украины переквалифицировала дело на “убийство по неосторожности”».
УНИАН«Тезис о монолитности Партии регионов вызывает только ехидные усмешки экспертов. Этой политической силе сегодня приходится изворачиваться, чтобы доказать свою адекватность статусу системной оппозиции. После смерти Евгения Кушнарева вакантно место партийного идеолога. Партия, в которой, согласно официальным данным, насчитывается больше миллиона членов, со стороны напоминает громоздкое и плохо управляемое подразделение финансово-промышленного холдинга».
УНИАН«Газета “Сегодня” попросила астрологов составить прогноз и для нового парламента. Они получили результат: Верховная Рада создаст себе проблемы своей чрезмерной активностью и агрессивностью. Самое большое невезение ожидает новую Раду во всем, что связано с личностью руководителей. “Ее деятельность будет полна вопросов, связанных с экстремальными ситуациями, смертью”, – говорит прогнозист. То есть нас ждут не только финансовые проблемы, но и шок – громкая смерть, типа гибели Кушнарева».
«Сегодня»Киев, 15.10.2008
От автора
Вы только что прочитали книгу, которая является художественным произведением.
Хотя в тексте встречаются упоминания о реальных событиях, автор воспользовался своим правом делать из них собственные выводы.
Может показаться, что эти выводы сводятся к тому, чтобы подвести вас к мысли: Евгений Кушнарев стал жертвой заказного убийства. Но на самом деле автор не предлагает готовых ответов, а лишь пытается подчеркнуть: остались вопросы, которые связаны с гибелью известного политического деятеля.
Жанр данного художественного произведения – все-таки детектив. А по законам жанра герой или герои должны расследовать именно убийство. Или же пытаться пролить свет на некие загадочные обстоятельства, которые, подчеркиваю, могли в конечном итоге стать причиной преднамеренного убийства.
В этом нет ничего оригинального. В своих романах «Горение» и «Тайна Кутузовского проспекта» признанный мастер советского еще детектива Юлиан Семенов выдвинул собственные авторские версии убийств царского премьера Петра Столыпина и призабытой актрисы, лауреата Сталинской премии Зои Федоровой, которая была репрессирована и отсидела срок в сталинских лагерях.
А сколько хороших и плохих детективов со времени убийства президента Кеннеди посвящено этой теме!
В 1995 году, через месяц после убийства популярного российского тележурналиста Владислава Листьева, уже была написана первая художественная книга в виде авторской версии.
Список можно продолжить, но вы спросите: применим ли подобный подход к трагедии, память о которой еще очень свежа и, главное, в расследовании которой еще не поставлена точка? Ведь названных выше людей и других, не названных, гибель которых стала поводом для написания художественных и документальных произведений, все-таки однозначно «заказали» и убили. Сомнений в этом нет ни у следствия, ни у историков, ни у современников. Тогда как гибель Евгения Петровича Кушнарева почти официально названа несчастным случаем. Этично ли автору применять свою фантазию к истории, в которой следствие и суд еще не поставили точку?
Мне кажется, каждая попытка разобраться в том, что произошло на самом деле, в любом случае более этична, чем сознательное или же несознательное затягивание расследования и оглашения вердикта. Именно это, как мне кажется, и происходит вокруг «дела Кушнарева». Чем дольше «дело» будет длиться, тем более противоречивыми станут слухи, возникающие в средствах массовой информации.
Можно перечислить как минимум десяток подобных противоречивых заявлений, не опровергнутых, но и не подтвержденных официальным следствием. Ограничусь одним – газеты и интернет-издания так и не получили точного ответа на вопрос: так сколько же людей на самом деле было на той злополучной охоте?
Герои этой книги, как вы, очевидно, заметили, старательно и подробно анализируют каждый подобный факт. И не приходят к конкретному выводу, а просто допускают возникновение той или иной ситуации. Между тем, а что действительно произошло в результате стечения самых разных обстоятельств, так никто до сих пор и не знает.
А обстоятельства следующие:
– Евгений Кушнарев всегда принимал самостоятельные решения, и все, кто работал с ним, отмечают его сдержанность и уверенность в себе. Чем объяснить его знаменитое выступление во время «оранжевой» революции на митинге в Харькове, после которого он и оказался в так называемой «точке невозврата»? Ни до ни после того случая ничего подобного за ним не замечалось. Кто-то спровоцировал?
– Евгений Кушнарев был яркой и независимой политической фигурой. Человеком, которому ситуация, создавшаяся в нашей стране во время президентских выборов 2004 года, не оставила выбора, и он примкнул к политической силе, убеждения которой не полностью отвечали его личным убеждениям. Потому политологи однозначно называли его «белой вороной» Партии регионов. Ярких личностей эта политическая сила не приемлет, что тоже отмечали политологи и журналисты.
– Евгений Кушнарев – патриот не только родного Харькова, но и регионального самоуправления. Он не собирался, по примеру многих и многих, «сдавать» свою вотчину в угоду политическим, экономическим и культурным интересам как Киева, так и Москвы. Несговорчивость именно в этом вопросе могла кого-то не устраивать.
Даже учитывая сложность и неоднозначность личности Кушнарева, эти три обстоятельства вряд ли вызовут серьезные сомнения и станут причиной для длительных дискуссий. Так или иначе, но в канун роковой для себя охоты он пребывал именно в таких обстоятельствах. И, чтобы переломить создавшуюся ситуацию, собирался принимать важные для себя решения, оказавшись и своим среди чужих, и чужим среди своих.
Разумеется, в силу всего этого гибель яркой личности не выглядит такой уж случайной и нелепой. Согласитесь: что именно произошло на той охоте и почему Кушнарев отправился на нее, никто до сих пор не знает и не понимает. Хотя, возможно, пытается.
А раз так, автор оставляет за собой право, используя только открытые источники информации (газеты, телевидение, Интернет), писать на основе прочитанного и осмысленного художественное произведение. События которого (кроме гибели Евгения Кушнарева) вымышленны, совпадения имен и фамилий действующих лиц с реальными людьми – случайно, и в качестве официального источника информации текст или его фрагменты использовать нельзя.
Эта история – для тех, кто пытается понять не только то, что случилось с яркой личностью и почему это произошло именно с ней, но и почему это случилось. А также – предложить свою версию событий. Ну и, конечно, для тех, кто хочет разобраться, что же происходит в стране после 2004 года.
Ведь герои этой книги живут, работают, думают, принимают решения и действуют не в вакууме, а рядом с нами.
А. К.
27.10.2008
Комментарии к книге «Евгений Кушнарев: под прицелом», Андрей Анатольевич Кокотюха
Всего 0 комментариев