«Молния в рукаве»

Молния в рукаве (fb2) - Молния в рукаве (Тимофей Страхов - 4) 858K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Васильевич Самаров

Сергей Самаров Молния в рукаве

© Самаров С., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Пролог

Женщина в возрасте с копной рыжих волос, похожей на гнездо «новой русской вороны», как минимум трехэтажное, встретилась мне в коридоре детективно-правового агентства. Ее спутник не был рыжим, поскольку волосы, в отличие от нее, почему-то не красил. В грубоватом лице этого высокого сухопарого парня легко отыскивалось некое фамильное сходство с женщиной. Догадаться было нетрудно – это мать с сыном. Они стояли у двери моего кабинета.

Я вежливо поздоровался с ними и вытащил из кармана ключ, чтобы открыть дверь.

Тут женщина шагнула ко мне и спросила:

– Это вы будете Страхов?

– Так точно, – по-военному четко ответил я.

В принципе, мне нетрудно было понять, что это мои потенциальные клиенты. Это меркантильное соображение заставило меня не слишком смущаться, глядя на трехэтажное сооружение, громоздившееся на голове этой милой женщины.

Напрягался я только потому, что был назван по фамилии. Я вообще далек от мысли переоценивать свои способности в сыске и твердо знаю, что пока еще не приобрел на этом поприще такую популярность, что клиенты желали бы использовать только меня и никого другого. Хотя в глубине души я и надеялся на подобную «звездность» в будущем. Есть же известные адвокаты. Почему бы мне не стать таким же сыскарем?

– Тогда мы к вам.

– По какому поводу?

– Мы желали бы нанять вас для проведения расследования.

Предчувствие меня не обмануло. Подвела только скромность.

– Могу этому только порадоваться, но, к сожалению, сам я заказы не принимаю. Вам следует первоначально договориться с нашим генеральным директором. Если вы найдете общий язык, он отправит вас в бухгалтерию. Там есть финансово-договорной отдел. После оформления заказа я буду рад вас принять.

– А где кабинет вашего генерального директора?

– В торце коридора. Босс обычно приходит на работу первым. Предполагаю, что он уже в кабинете. Идите прямо. У нас заблудиться сложно.

Конечно, я слегка растерялся. Поэтому даже не спросил, кто направил клиентов именно ко мне.

Отправив посетителей, я открыл кабинет, сел за стол и стал с умилением дожидаться возможности рассмотреть «воронье гнездо» попристальнее. Я просто транслировал в мировой эфир свое желание получить новое задание, и не зря старался.

Скоро мне позвонил Петр Васильевич Новиков, наш генеральный директор:

– Тим Сергеевич, забеги ко мне. Срочно.

Петя только-только начал со мной на «ты» разговаривать. Он все еще заметно стеснялся этого, стремительно произносил слова и глотал окончания.

– Иду.

Посетителей у директора уже не было. Значит, договорились быстро и Новиков отправил их в финансово-договорной отдел бухгалтерии.

– Работа пришла. Персонально для тебя.

– Я уже в курсе. Только задумался о выборе детектива. Почему именно меня затребовали?

– Парень этот, который с мамой пришел, раньше на Расинского работал, был уверен, что тот непотопляем и сам способен любого завалить. Расинский действительно многих угробил, пока на тебя не нарвался. Парень уверен, что ты не краснеешь перед авторитетами. Еще он считает, что полиция найдет какого-нибудь козла отпущения. Поэтому он и маменька его просят, чтобы ты нашел настоящего убийцу. Мне, бывшему менту, такая постановка вопроса не по душе. Тем не менее я лучше других знаю, сколько правды в подобных утверждениях.

– Значит, убийство?

– Да, серьезное дело. Я не в курсе всех подробностей. Ты сможешь ознакомиться с ними у капитана Сани. От уголовного розыска дело ведет она. С Радимовой ты сработаешься. Боюсь только, что такое серьезное дело могут забрать в область. А тамошние хмыри запросто тебя отошьют. К ним подобраться без взятки даже частному сыщику сложно. Короче говоря, возвращайся в кабинет и жди клиентов. Можешь сразу приступать. Финансовая сторона их мало волнует. Если будут дополнительные расходы, нарисуем еще один счет. С этим пунктом договора они согласились без претензий. Даже ввести лимит не потребовали. Выслушай их и отправляйся в горотдел. Я сейчас позвоню туда, предупрежу о твоем официальном участии. Хотя тебя, думаю, и без моего звонка примут, даже чай заварят.

– Лучше позвони, – попросил я, проявляя скромность, хотя сам понимал, что с капитаном Саней мне легче работается, чем даже с нашим генеральным директором.

Разговор с заказчиками был недолгим и много сведений не принес.

Была убита бизнес-леди Алевтина Николаевна Соколянская. После себя она оставила не только дело, но и большие деньги, которыми до совершеннолетия сына распоряжаться будет, видимо, бабушка с трехэтажным гнездом на голове. Хотя опекунство еще должен оформить суд. Брат убитой женщины брал на себя управление ее бизнесом.

В головах моих заказчиков сидело прочное и непоколебимое мнение о работе полиции. Составлено оно было в основном по материалам интернет-изданий и различных сплетен. Хотя и сами они с полицией сталкивались.

Однажды у Артура Николаевича, это брат убитой женщины, угнали машину. Она до сих пор в розыске, и никаких следов не обнаружено.

В тот же год какие-то ухари обокрали один из магазинов Алевтины Николаевны. Розыск тоже результатов не дал.

Против такого мнения я высказываться не стал. Именно оно обеспечивало заработком не только меня, но и Новикова, весьма довольного своей львиной долей.

Но и поддерживать эту тему я тоже не пытался, потому что это было бы с моей стороны не честно. У меня с городским уголовным розыском сложились хорошие связи, а с офицерами – товарищеские, если не сказать больше, отношения. Они помогали мне, я, по мере своих скромных сил, содействовал им.

Глава первая

– Это неопровержимый закон сыска. Убийцу женщины следует искать среди людей, так или иначе связанных с ней. Чаще всего – среди мужчин, способных к интимным отношениям, близким по возрасту, чуть старшим и хотя бы слегка привлекательным. – Капитан Саня на полном серьезе излагала мне основополагающие принципы сыска.

До этого у меня кое-что получалось и без знания таковых, но я все равно не отказывался от помощи такого учителя.

– Большая часть убийств женщин совершается на бытовой почве. Потом идут сексуальные и деловые мотивы. Исходить всегда следует из самых вероятных вариантов. То есть бытовых. Хотя в данном конкретном случае это нам не подходит. Женщина одинокая, а бытовые убийства – это семейные ссоры или, чаще, разборки между сожителями.

Радимова сидела за компьютером и набирала текст, сначала написанный ею же на листе бумаги. Мне, честно говоря, казалось, что она вколачивает его туда как гвозди. Но свои оценки я придерживал при себе.

Я вежливый человек, не стремлюсь никого обидеть, даже если кто-то настоятельно просит угостить его кулаком. Мне не в лом даже съездить за молотком домой по просьбе капитана Сани. Этим инструментом гвозди забивать, на мой взгляд, легче, чем пальцем.

Капитан Саня никак не могла привыкнуть сразу вкладывать свои мысли в компьютерные файлы. Поэтому она дважды выполняла одну и ту же работу. Сначала писала текст, потом набирала и исправляла его, после этого сохраняла на сайте своей конторы.

В городском управлении внутренних дел недавно появился новый заместитель начальника. Ему отвели сферу деятельности, которая никак не хотела укореняться в ментовской среде, – компьютеризацию рабочих процессов. Сотрудники управления, конечно, научились пользоваться компьютером, хотя и в разной степени. А вот вести с помощью этого агрегата делопроизводство с тем же мастерством, с каким они играли в детские стрелялки, у них никак не получалось. Это считалось ненужным и необязательным.

Несколько десятков приказов, изданных новым заместителем начальника управления в первые же дни работы, начали делать свое дело. Пару человек наказали, кажется, даже финансово, остальные включились в работу рьяно и суетливо.

В том числе и капитан Саня. Но между делом, осваивая компьютер, она и меня учила теоретическим премудростям сыска. Я же почему-то не конспектировал ее лекции. Наверное, по собственной великой лени.

При этом капитан Саня помнила о том, что я однажды уже выяснил ее пароль для входа в систему сервера городского управления МВД. Она не понимала, как я это сделал, но на всякий случай сменила свой пароль.

Новый я уже, честно говоря, уловил, наблюдая за ее пальцами, и запомнил, но показывать этого не пожелал. Пусть считает, что я остался в неведении. Без этого она опять будет менять пароли или просто перестанет при мне пользоваться компьютером. Я буду виноват в том, что начальство накажет ее.

Мне иногда требуется войти в ментовскую картотеку и вообще посмотреть данные по некоторым делам и обстоятельствам, а нового пароля я знать не буду. Это беда.

– А если убивают мужчину? – задал я естественный вопрос, не показывая, что внимательно слежу за ее работой. – Женщина, скажем, лишает его жизни. Бывает же такое!

– Случается. Но не часто. Намного реже, чем наоборот. – Капитан Саня поморщилась. Я, кажется, своим вопросом сбил ее с мысли, заставил думать в другом направлении.

Но все же ответила она спокойно, без импульсивной реактивности, свойственной большинству женщин:

– С мужчинами всегда сложнее. Там много факторов, которые приходится анализировать. Тем не менее среди общего числа убийц почему-то девяносто четыре и семь десятых процента мужчин. Так статистика говорит. Это данные по стране, а не только по нашему городу. Правда, не помню, за какой год. Но, видимо, это средняя величина. Такие показатели, конечно же, не случайны. Мужчине, как я понимаю, свойственна агрессивность в поведении, желание разрешить спор с помощью собственной силы. Тестостерон в организме работает. Я слышала, что именно из-за него у человека повышается склонность к кардинальному решению любых вопросов. Чтобы раз и навсегда. Категорично. А у женщины сильно развиты материнские инстинкты. Вот я, например, когда вижу в подземном переходе бомжа, валяющегося в луже мочи, всегда думаю о том, что он ведь чей-то сын, был когда-то чьим-то любимым ребенком, маленьким, нежным, беззащитным. Но я не слышала, чтобы мужчины так размышляли. Видимо, не мужской это способ мышления. Само направление мысли изначально не такое, если вообще не прямо противоположное. Вот ты что думаешь, когда через такого бомжа перешагиваешь?

– Я не перешагиваю. Я стороной обхожу и думаю, как в его лужу ногой не влезть, – ответил я вполне серьезно.

Да, я считаю, что мужчина обязан брать на себя решение всех вопросов, в том числе и тех, которые напрямую касаются его собственной жизни и состояния.

– Вот-вот, мы совершенно по-разному мыслим.

Но я легко нашел прокол в ее высказывании. Если уж не сквозную дыру, то хотя бы слабое место.

– Значит, должна быть разница в способах работы двух следователей, мужчины и женщины, не так ли? – осведомился я. Разная методология…

– Ты опять переводишь все в утилитарную плоскость! – сказала она и смешно, по-кошачьи, фыркнула.

Когда ей нечего возразить, Радимова часто отвечает восклицаниями-обвинениями, считая их аргументами.

Но я предпочел возразить ей, уже с собственной точки зрения, куда более аргументированно:

– Нет. Просто я однажды ехал в поезде, но в одном купе с пожилой женщиной, профессором, социальным психологом. Она много чего рассказала мне о своей работе. Их лаборатория ставила опыты на школьниках. Простейшие. Например, они приносили в класс мешок с котом и предупреждали, что в нем. Давали мешок и девочкам, и мальчикам, просили запомнить первые мысли, которые появятся в голове при виде мешка. Так вот, большинство девочек начинали думать, какого цвета котенок, пушистый ли он, игривый ли, кот это или кошечка. А мальчики сразу начинали соображать, как развязать узел, которым мешок завязан. Совершенно разное мышление, восприятие окружающего мира. Поэтому социальные психологи настаивают на раздельном обучении в школе мальчиков и девочек, как это было в царской России. Я думаю, законодатели напрасно их не слушают. Среди них тоже много женщин. Они чувствуют себя оскорбленными таким подходом. Говорят, что так скоро и в Государственную думу женщин избирать запретят.

– И в уголовном розыске служить не позволят, – завершила за меня капитан Саня.

– Но это все выводится из твоих соображений о разных способах мышления мужчин и женщин. Они не могут понять модель поведения друг друга.

– Заболтал ты меня совсем. Сама уже запуталась. Значит, они должны расследовать преступления, совершенные лицами их пола? Так, наверное, получается, исходя из твоих соображений? А что, в чем-то ты, может быть, и прав. Я не всегда могу понять преступника-мужчину, а женщину обычно нюхом ощущаю. Как собака.

– Я вот к чему это говорю. Надо учиться разделять способы преступления, чтобы найти убийцу, мужчину или женщину. Характерные особенности мышления и, соответственно, поведения. Значит, и методология совершения преступления разная.

Нам с ней опять пришлось работать по одному делу. Параллельно, не в тандеме. Но при этом мы, как обычно, старались помочь друг другу.

Была убита Алевтина Николаевна Соколянская, относительно молодая самостоятельная и эмансипированная женщина, бизнес-леди, как сейчас таких называют. Владелица частной галереи арт-искусства и трех бутиков современной одежды для молодежи. Зарабатывала неплохо для своих двадцати шести лет, содержала не только себя с сыном, но и мать с неженатым младшим братом.

Капитану Радимовой расследовать это дело выпало по долгу службы. Меня же наняли мать и брат убитой, уверенные в том, что уголовный розыск не сможет найти преступника. «Как всегда» – прозвучала в разговоре такая фраза!

Артур Николаевич, младший брат убитой, некоторое время работал, не знаю уж, кем именно, у Валерия Павловича Расинского, мафиозного заместителя председателя законодательного собрания области, которого только совсем недавно удалось осудить и отправить по этапу на длительный срок. Артур Николаевич когда-то считал Расинского непотопляемым авианосцем и был очень впечатлен тем, что мне удалось справиться с ним и с его окружением. Он и уговорил свою мать, Юлию Юрьевну Соколянскую, обратиться ко мне, чтобы я искал убийцу параллельно с уголовным розыском.

Капитан Саня против совместной работы не возражала. Раньше у нее был напарником капитан Взбучкин. Но он был осужден вместе с Расинским и уже уволен из уголовного розыска. Нового сотрудника на работу пока не приняли, и потому Радимова рассчитывала на мою помощь.

Тем более что я при этом выполнял бы и свою собственную работу, причем очень даже неплохо оплаченную. Юлия Юрьевна Соколянская и ее сын Артур Николаевич финансовых затруднений, как я понял, не испытывали. Они должны были благодарить за это дочь и сестру, ныне, увы, покойную.

– У тебя была фора в день. Я заказ получил позже, чем ты начала работать. Можешь порадовать меня информацией?

– Возьми в верхнем ящике стола, – предложила Саня, продолжая набор другого документа. – Там все в тоненькой папочке. Больше начальники мне пока ничего не добавили.

Это значило, что она набирала на компьютере что-то, относящееся к другому делу. Но наличие папочки в ящике стола меня в заблуждение не ввело. Материалы каждого уголовного дела, согласно новому приказу, должны дублироваться, сохраняться как в электронном варианте, так и в бумажном.

– Коротко пересказать не можешь? Мне читать лень. Да и почерк у тебя – пособие для урока криптографии.

– Если только через часок. Когда освобожусь.

Да, для работы в качестве секретарши капитан Радимова явно не годилась. Такая барышня не продержалась бы на этой должности и до обеда. Набор она делала одним пальцем. У нас в армии про таких спецов говорили – «клопа давит».

Тратить час с лишним на небольшой документ – непозволительная роскошь для следователя городского уголовного розыска. У него в работе одновременно, как правило, находится от трех до пяти уголовных дел, если не больше. За каждое из них с бедолаги строго спрашивают.

И без этого набора капитан Радимова каждый день засиживается в кабинете дотемна. Я даже не отвожу ее домой, потому что она не может сказать, когда освободится. Я только каждое утро доставляю ее к месту службы.

Из подобного положения есть несколько выходов. Первый – нанять наборщика. Например, меня. Я печатаю достаточно быстро, хотя, без всякого стеснения признаюсь, и не профессио-нально. Допускаю много опечаток. Второй – сменить работу. Третий – научиться печатать хотя бы двумя пальцами, как это делаю я.

Вообще-то при желании я мог бы научиться работать и всеми пальцами, хотя тут имеется физиологическая сложность. Беда в том, что у меня все пальцы на руках переломаны. Не одновременно, тем не менее полноценно. С нужной скоростью они не работают, хотя в кулак сжимаются всегда вовремя. Но городское управление внутренних дел, скорее всего, не пожелает оплачивать работу такого наборщика текстов.

Значит, первый вариант отпадает сам собой. Второй не устроит капитана Радимову, поскольку она свою работу любит до самопожертвования. Остается третий.

Наверное, она сама его выбрала и сейчас только начала процесс обучения. Одним пальцем люди обычно печатают тогда, когда плохо знают клавиатуру. Познакомится с ней лучше, начнет двумя работать. Но я здесь ей не наставник, сам пока еще ученик.

Но ждать целый час, пока капитан Саня завершит набор, я не стал. Жутко скучно молча сидеть столько времени. А молчать придется, иначе она завершит набор только к вечеру. Поэтому я пару раз вздохнул для приличия, вытащил из верхнего ящика стола скоросшиватель и начал читать, как полагается, с последней страницы.

Алевтина Николаевна Соколянская жила с двенадцатилетним сыном Вениамином в просторной трехкомнатной квартире, расположенной в элитном доме. Двор сего строения, как и полагается, был огорожен трубчатым парапетом. Взрослый человек запросто перешагнет через него, а ребенок поднырнет под нижнюю трубу.

Во дворе имелась стоянка для автомобилей жильцов и их гостей, охраняемая, крытая, огороженная профнастилом и, разумеется, платная. Алевтина Николаевна каждый месяц отстегивала денежку за три места, хотя имела только одну машину. Два предназначались для гостей, которые в ее доме бывали часто. Причем не по два человека, а сразу большими компаниями. Почти все они оставляли свои машины на улице, поскольку во двор их не пускала охрана. Не полагалось.

Автомобиль убитой женщины по сей день находился там же, на стоянке. Месяц только начался, и все три места были оплачены заранее.

Все эти данные я почерпнул из описания осмотра места происшествия. За ним следовали протоколы допросов свидетелей – охранников стоянки, двора и консьержки, работающей одновременно на оба подъезда, существующих в доме.

Я начал с охранников. В тот вечер дежурили три парня. Все они приехали из деревень, работали в городе вахтовым методом по месяцу, потом столько же времени отдыхали дома.

Ребята, как один, заявляли, что видели, как Алевтина Николаевна выезжала со двора, отвозила сына к матери. Ее они знали хорошо, как и других владельцев стояночных мест. Им даже было известно, что сына к матери она отвозила тогда, когда у нее ожидались гости.

Сама Алевтина Николаевна была человеком общительным, время от времени беседовала со всеми охранниками.

Один из них даже как-то занимал у нее деньги. При этом парень сразу начал клясться, что отдал их, хотя никто у него об этом не спрашивал.

Сей факт мог значить, что парень не вернул долг. Или же он боялся, что его заподозрят в убийстве из-за нежелания отдавать деньги.

Но сумма была небольшой – пять тысяч руб-лей. Из-за таких денег обычно не убивают. Разве что когда грабят незнакомых людей, надеясь на большее.

Был зарегистрирован в журнале охраны и момент возвращения Алевтины Николаевны, то есть время, когда она поставила машину на стоянку. Однако оттуда имеются два выхода. Один ведет во двор, в сторону дома, второй – на улицу.

Все три охранника, допрос которых проводился по отдельности, обратили внимание на то, что Алевтина Николаевна покинула стоянку через второй выход, то есть пошла домой не сразу, сначала направилась на улицу. Ждал ли ее там кто-то – этого парни не знали. Следить за улицей – не их обязанность, а излишним любопытством никто из них, похоже, не страдал.

Две камеры засняли передвижение Соколянской по стоянке. Видеозаписи прилагались к материалам дела. Я имел возможность просмотреть их, если бы у меня возникли какие-то вопросы.

Еще пара камер стояла около дворовых ворот. Одна из них смотрела в сторону подъезда, вторая – на калитку и совсем небольшой участок улицы.

Обе они были расположены не особенно умно, но Алевтину Николаевну засняли. Первая – когда она входила с каким-то мужчиной во двор. Вторая зафиксировала, как Соколянская с этим мужчиной прошла в свой подъезд. Как он выходил, ни одна камера не зарегистрировала. Ни ночью, ни утром, ни позже.

Не видела этого и консьержка – стандартный «божий одуванчик», всегда занятая, как все бабушки ее возраста, вязанием носков внукам. Она сказала, что не обратила внимания на парня, с которым Алевтина Николаевна входила в дом.

Дежурная комната располагалась на первом этаже, между входами в подъезды, окошки из нее смотрели в каждый из них. Старушка вполне могла совсем кого-то не заметить или взглянуть на него лишь мельком. Именно этим объяснялся тот факт, что она не сумела описать парня, не могла даже сказать, во что он был одет.

А выйти незамеченным, по мнению следственной бригады, было проще простого. Наверное, парень не пользовался лифтом при спуске с этажа. Он мог без звука пройти по лестнице, потом – вдоль стены до окна консьержки, там присесть, на четвереньках пробраться под ним и выйти.

Однако это не исключало попадания его в поле зрения видеокамеры наружного наблюдения. А этого не случилось.

Камеры наблюдения были недорогие, черно-белые, без инфракрасной матрицы ночного наблюдения. Они показывали только человека в темной одежде, которого трудно было идентифицировать.

Короче говоря, в протоколах было зарегистрировано, что мужчина, подозреваемый в убийстве, прошел вместе со своей жертвой в ее квартиру. Но дом он вроде бы не покидал.

Резонно было бы предположить, что мужчина остался в подъезде. Он является здешним жильцом или имеет тут друзей, у которых остался переночевать. Но никто из соседей не опознал этого человека по фотографии, выведенной с записи видеокамеры наружного наблюдения.

Хотя менты тоже не зря свой хлеб едят. Они ползали по подъезду чуть не на четвереньках и обнаружили слабый кровавый отпечаток на подоконнике между первым и вторым этажами, что навело их на мысль о пути, которым преступник мог бы покинуть дом. Это окно выходило на другую сторону дома и не попадало в сектор обзора камер.

На подоконнике отпечатался окровавленный палец, но в обыкновенной рабочей перчатке. Значит, установить личность преступника по этому факту было никак нельзя.

Пластиковое окно оказалось закрыто изнутри. На первый взгляд это исключало использование его в качестве выхода из подъезда, хотя под ним находился бетонный козырек. Он нависал над служебной дверью, через которую рабочие по необходимости чистили мусоропровод.

Но менты – народ дотошный. Они внимательно осмотрели задвижку и обнаружили на ней следы отвертки. Эту штуку кто-то недавно снимал. Зачем – стало понятно тогда, когда один из оперов уголовного розыска открыл окно, а потом убрал с задвижки руку. Она медленно, неторопливо закрылась.

Видимо, убийца открутил задвижку, отрегулировал замок и поставил железку обратно. Потом он выбрался на козырек, захлопнул окно, и задвижка закрыла его.

Мне подумалось, что такой выход преступник должен был подготовить для себя заранее. Может быть, он даже уносил задвижку домой, чтобы довести ее до нужной кондиции. В таком случае этот умник обязательно должен был чем-то подпереть окно, чтобы оно не раскрылось, пока он не поставит задвижку назад.

Все это требовало от преступника хорошего знания местных условий. Если он не живет в этом доме, то хотя бы один раз приходил сюда, чтобы провести рекогносцировку. Значит, следует хорошо просмотреть все старые записи видеокамер.

Капитан Саня как раз отвлеклась от клавиатуры и ответила на телефонный звонок.

Поэтому я не побоялся оторвать ее от умных мыслей и сообщил:

– Убийца наверняка бывал у Соколянской раньше и хорошо изучил пути отхода, чтобы не попасть под наблюдение видеокамер. Нужно просмотреть записи хотя бы за весь предыдущий месяц. Где-то он обязательно мелькнет.

– Ты начинаешь приобретать опыт. – Капитан Саня одобрительно улыбнулась. – Но забываешь, что у нас он давно уже есть. Такой вариант мы, естественно, просчитали. Ты не посмотрел, что за диски прилагаются к делу?

– Нет. Они, как я понял, в конверте?

– Да. Мини-диски CD-RW, то есть с возможностью перезаписи. Каждый полностью заполняется в течение тридцати шести часов. Потом начинается новая запись, которая накладывается на предыдущую, стирает ее. Эта мелочная экономия расходных материалов нам дорого обходится. Приходится тратить средства и время на поиск, которого, возможно, не было бы, имей мы записи за более длительный период. Но мне нравится ход твоих мыслей. Читай дальше, может, еще что-то дельное подскажешь.

С пола на потолок я от ее слов не упал. По крайней мере не ушибся. Капитан Саня свое дело знала и могла бы быть моим учителем в сыскном деле. А я-то самонадеянно думал, будто нашел то, что полиция упустила. Но это вовсе не значило, что у меня опустились руки. Я стал только больше уважать уголовный розыск и продолжил изучение документов. Вернее, вернулся к первой странице, чтобы заново прочитать протокол осмотра места происшествия.

План квартиры был выполнен рукой кого-то из оперов уголовного розыска. Ему явно было лень взять в руки линейку, чтобы провести прямые линии и хотя бы минимально соблюдать масштаб. Но она показалась мне достаточно просторной для двух человек.

Впрочем, я не завидовал. Мне было просторно даже в моей однокомнатной квартире, где имелся только необходимый минимум мебели и никак не помещался тренажер, который я надумал себе купить.

Здесь же, в квартире убитой женщины, судя по плану, мебели было больше, чем свободного пространства. Мне такое не нравится.

Из того опера, который делал план квартиры, не получился не только архитектор, но и художник. Женское тело, нарисованное рядом с обеденным столом в большой комнате, больше походило на очертания инопланетянина из созвездия Кассиопеи, чем на человеческие.

Словесное описание тела говорило несравненно больше, чем рисунок. А максимум информации давали фотографии. В деле присутствовали снимки из квартиры, где произошло убийство, и из морга.

Имелось и заключение патологоанатома, производившего вскрытие. Смерть наступила в результате обширного кровоизлияния в мозг, ставшего последствием удара по голове каким-то тяжелым тупым предметом, имеющим несколько шиповидных ребер-выступов. Скорее всего, это был кастет.

После удара женщина, наверное, упала головой на стол и разбила нос. Из него на скатерть стекло много крови.

Обильные следы ее на теле и одежде стали следствием многочисленных неглубоких резано-колотых ран, нанесенных неизвестным острым оружием или предметом, используемым как таковое. В четырех местах эти ранения носили парный характер, в двух – тройственный. В четырех случаях расстояние от одной раны до другой равнялось четырем сантиметрам и восьми миллиметрам. В двух, когда ранения носили тройственный характер, оно было равно трем сантиметрам и восьми миллиметрам.

Эти удары наносились уже по мертвому телу. Кровотечение из ран обуславливалось только тем, что тело еще не успело остыть.

Этот факт слегка смущал меня. Какой смысл колоть мертвое тело? Истерика? Психопатия?

Я отложил в сторону папку с материалами уголовного дела.

Капитан Саня почувствовала мои движения, прекратила набор, посмотрела на меня через плечо и осведомилась:

– Есть вопросы?

– Есть.

– Слушаю.

– Патологоанатом ничего не пишет об изнасиловании. Его не было?

– Если не пишет, значит, не было.

– Выходит, что мы можем подозревать и женщину?

– Возможно, – согласилась капитан Саня. – А основания для таких мыслей есть?

– Есть. Женская психопатия.

– Еще один аргумент, и я соглашусь.

– Поищем и аргумент.

Глава вторая

Да, я сам высказал это предположение, но оно было лишь продолжением нашего с Радимовой разговора о преступлениях, совершаемых людьми разного пола. Признаться, мне было странно слышать, что одна женщина убила другую единственным ударом, пусть даже с применением кастета.

Кастет, конечно, оружие серьезное. Женщина в состоянии оглушить им мужчину, особенно со слабой челюстью и вообще головой. Они ведь по-разному принимают удары. Некоторые мужские черепа женский удар кастетом выдержат без проблем.

Убить одним ударом, тем более в затылочную часть головы, весьма сложно. Его результатом может стать нарушение координации движений, даже паралич конечностей, но смерть – это вряд ли. Роковой удар должен быть очень мощным.

Я знавал немало женщин, умеющих качественно бить рукой и ногой, даже профессиональных боксеров и милых дам, занимающихся боями по смешанным правилам. Но ни у одной из них не было такого убийственного удара. Чтобы лишить человека жизни, в атаке должны идеально совмещаться вес тела и резкость, профессиональная постановка удара и отработанная точность.

Вообще-то удар по затылку в состоянии проломить голову. Этот только рассек кожу. Данный факт уже сам по себе говорил о том, что у Алевтины Николаевны был крепкий череп, но, видимо, слабый к физическим влияниям мозг. После удара произошло кровоизлияние с моментальным смертельным исходом.

Конечно, я допускал, что атака была очень резкой. Этим можно объяснить, что череп не проломлен, а только рассечена кожа. Чтобы удар в заднюю часть головы был смертельным, следует бить не по затылку, а под основание черепа. Там легко откалывается отросток кости. Он может повредить базальтные отделы мозга, черепные и цервикальные нервы. Иногда при получении такого удара происходит прорыв твердой оболочки мозга.

Перелом основания черепа причисляется к ряду открытых черепно-мозговых травм. Этот удар может оказаться роковым, даже если он наносится без кастета. Даже мягкими частями руки, например основанием ладони.

Я выложил все это капитану Радимовой и сам согласился с тем, что знание таких тонкостей нам ничего не дает, не считая прояснения одного вопроса. Убийца не знает, как устроено человеческое тело. Не врач то есть и вообще не медик.

– Теперь о ранениях, нанесенных Алевтине Николаевне уже после ее смерти. Закрой дверь на ключ, – попросил я.

– Ты будешь раздеваться?

– Да.

– Совсем?

– Нет. Только частично. Зайдут, могут не то подумать.

– А уткнутся в дверь, закрытую на ключ, обязательно подумают не то. И так уже по управлению разговоры ходят.

– Все равно запри. Я стеснительный.

Она послушно встала и закрыла дверь на ключ из своей связки.

Я снял камуфлированную куртку, потом рубашку, спустил на колени штаны и показал Сане два места, где у меня были парные шрамы. На груди и на бедре.

Она начала фотографировать их на телефон и спросила:

– Что это? Очень похожи на те, которые на фотографии. Только почти заросли. Вопрос времени…

Тут по закону подлости, согласно которому бутерброд всегда падает маслом вниз, в дверь кто-то громко постучал.

– Минутку, – ответила капитан Саня.

Я стал торопливо одеваться. Радимова открыла дверь, когда я застегивал рубашку на груди.

Пришел, оказывается, не какой-то посетитель, а начальник уголовного розыска города подполковник Котов.

– Чем вы тут занимаетесь? – спросил он, удивленно глянув на нас.

Я как раз ухватился за замок-молнию на камуфлированных штанах, а он заедал и никак не хотел застегиваться.

– Мы тут, Василий Андреевич, изучаем шрамы, – ответила Радимова. – Капитан частного сыска показал мне повреждения на своем теле, идентичные тем, которые были нанесены Алевтине Соколянской. – Она пододвинула своему начальнику материалы уголовного дела.

Тот посмотрел на фотографии, в которые капитан Саня ткнула пальцем, и буркнул:

– Ну и?..

– Раздевайся! – потребовала Радимова. – А не то начальник нас поймет неправильно.

– Дверь закрой.

Она послушно повернула ключ в замке.

Мне пришлось снова раздеться и показать Саниному шефу свои честно заработанные бое-вые шрамы.

– На ноге уже почти полностью затянулись. На груди были глубже. Но получены в одно время, с интервалом в десять секунд.

– Что за оружие? – поинтересовался Котов.

– Самодельные сякены. Их еще сюрикенами зовут.

– Это звездочки ниндзя, что ли?

– Да. Банду мы в ущелье зажали. Пытались живьем несколько человек взять, чтобы допросить, поэтому сильно не стреляли. Пошли врукопашку. Один из бандитов и начал швырять эти штуки. Две в меня попали.

– Ты хочешь сказать…

– Что в Соколянскую бросали сякены? – вставила свои пять копеек Радимова.

– Да. Почти с уверенностью. Но нужно, чтобы патологоанатом мои шрамы посмотрел и сравнил. Расстояние между лезвиями, количество и заточка таковых может быть разным. Но главное – принцип поражения. Я ему объясню, какими сякены бывают, как бросаются, что за раны могут нанести.

– Думаешь, она оказывала сопротивление?

– Женщина погибла от удара кастетом по затылку. До того как он начал бросать.

– Тогда зачем этот тип кидал железки?

– Чтобы тело изуродовать, – подсказала начальнику капитан Саня.

– Вот-вот, точно. – Я начал одеваться. – От нелюбви ли к женщине, от зависти ли. Психопатическое проявление ненависти.

– Но такая постановка вопроса снова не несет нам даже прояснения пола убийцы, – констатировала капитан Саня. – Изнасилования нет. А Соколянская выглядела достаточно эффектно, должна была нравиться мужчинам, вызывать страсть. Сексуальная женщина. Да и одевалась соответствующим образом. Чтобы мужчин привлечь.

– Шлюха! – попросту и по-ментовски кратко охарактеризовал ее Котов.

– Можно и так сказать, хотя таких особ называют женщинами без комплексов. Но изнасилования не было. Значит ли это, что убийца – женщина? Имеем мы право так утверждать?

– Утверждать не можем, – ответил подполковник. – Но рассматривать такую постановку вопроса как версию допустимо.

– Но вот капитан частного сыска уверяет, что не встречал женщину, которая может убить человека одним ударом. Даже с помощью кастета. Хотя я лично слышала о таких дамочках. Как-то читала даже, что в Иране подготовили целое подразделение женского спецназа. Каждая из них может без проблем голыми руками уничтожить пару мужчин, не имеющих специальной подготовки.

– Это все пропаганда, – возразил я. – Природа или господь – не берусь утверждать категорично – умышленно не дали женщине тех возможностей, которые получили мужчины. Женщины должны быть хранительницами домашнего очага, но никак не воинами. Это априори. По той же причине у женщины и мужчины различная психика. Это как раз то, что мы недавно обсуждали. Природа не случайно не допустила длительного существования племен амазонок.

– Значит, убийца – мужчина? – Капитан Саня спрашивала так, словно я был готов дать категоричный ответ.

Но тут мне пришлось промолчать.

– А теперь еще использование сякенов, броски по трупу. Сделать это может как мужчина, так и женщина, – заявила Радимова. – Разница в результате вроде бы должна быть очевидна. Но мы так и не знаем, с кем имеем дело. Соперница? Однако камера наружного наблюдения показывала нам, что Соколянская пришла с мужчиной. Хотя мы не имеем оснований утверждать, что это был именно тот самый убийца. Может быть, преступление совершил кто-то другой?

– Ответы на эти вопросы мы обязательно получим. Специфичность оружия может дать конкретный след, – заметил начальник уголовного розыска и встрепенулся, словно что-то сообразил: – Александра Валерьевна, сделай-ка запрос по аналогичным преступлениям во всероссийскую картотеку.

– Я вообще-то допускаю, что она пришла с какой-то крепкой женщиной, – заметил я. – Кадры видеосъемки, как говорит запись в протоколе, такого качества, что сказать об этом однозначно никак нельзя. У женщины, особенно спортсменки, атлетическая фигура вполне возможна.

Капитан Саня только плечами пожала.

– Вот и разбирайтесь, – сердито бросил Василий Андреевич, голос которого после назначения на должность начальника уголовного розыска быстро приобрел командные нотки. – Саня, запрос сделай и мне на подпись принеси. Да побыстрее!

Начальник уголовного розыска вышел, забыв, зачем он вообще приходил в этот кабинет. Но это было не страшно. Вспомнит, снова зайдет или позвонит. Я же постараюсь, если обстоятельства позволят, больше перед его приходом не раздеваться.

Капитан Радимова негромко застонала в унисон своим мыслям и села за компьютер.

– Чего страдаешь? – спросил я.

– Опять пальцы ломать!..

– Не напрягай их, расслабленно печатай. Ладно уж, давай помогу. Может, если с работы выгонят, возьмешь к себе секретаршей. Освободи место и диктуй. Я быстро наберу.

Печатать с чужого голоса оказалось не так удобно, как под диктовку собственных мыслей. Тем не менее я справился быстро.

На компьютер начальника уголовного розыска капитан Саня отправляла файл уже сама. Без набора она с этой техникой справлялась вполне терпимо.

Через минуту Котов позвонил и сообщил, что запрос получил, распечатал и передал секретарше для отправки.

– Бюрократия у вас. – Я покачал головой. – В основном там, где не нужно.

– Есть такая беда. А компьютеризация скоро вообще работать не даст, – посетовала Радимова. – А еще говорят, что хотят нам удобство обеспечить. Раньше напишешь от руки, передашь секретарше, а дальше уже все само собой идет. Только забежит она пару раз, чтобы непонятные слова разобрать. Ладно. Я сейчас главному судмедэксперту города позвоню. Съезди к нему, покажи свои шрамы. Пусть сравнит. Это все же след. Один из немногих. Хорошо бы сякены продемонстрировать. У тебя нет в наличии?

– Никогда ими не пользовался. Но найти, думаю, смогу. Только для демонстрации, с возвратом. Возьму на время в разведуправлении округа. В диверсионном отделе должны быть как образцы. Надеюсь, не пожадничают.

– Поезжай. – Капитан Саня сняла трубку и стала накручивать диск старого стационарного телефона.

Городское управление внутренних дел никак не могло сподобиться на покупку новых, хотя бы кнопочных. В соседних кабинетах я видел такие, но мне сказали, что офицеры приносили их из дома.

– Я поехать с тобой не могу. У меня через полчаса допрос матери убитой Соколянской, а потом – ее брата. О результатах я тебе расскажу. Алло! Здравствуйте, это капитан Радимова из уголовного розыска…

Я вытащил мобильник, позвонил в разведуправление округа и попросил начальника диверсионного отдела полковника Быковского выдать мне на некоторое время несколько разновидностей сякенов. Мол, срочно нужно для судебно-медицинской экспертизы. Просто показать, не больше. Полковник пообещал выделить эти штуки из своего сейфа, разрешил приехать прямо сейчас, сказал, что закажет пропуск.

С капитаном Саней я прощаться не стал, просто поднял руку, словно пообещал вскоре вернуться и сразу ушел. Она все еще разговаривала по телефону с главным судмедэкспертом города, диктовала ему мои фамилию-имя-отчество для получения пропуска. Я однажды уже возил туда Радимову, но сам в здание не заходил.

– Ко мне вопросы или просьбы есть? – Полковник Быковский вручил мне пакет с сякенами.

Он был занят, о чем говорило присутствие в его кабинете нескольких офицеров, в том числе и двух из моей бывшей бригады. Они рвались со мной поговорить, но не решались прервать работу. Приставной стол, заваленный картами, тоже не говорил о том, что полковник развлекается.

– Мне бы к начальнику шифровального отделения попасть с просьбой, – неуверенно попросил я, тоже не решаясь мешать Быковскому.

Но он и сам, как мне показалось, был рад ненадолго оторваться от дел, махнул офицерам рукой, дескать, продолжайте работать, а сам набрал номер по внутреннему телефону:

– Виктор Иванович, Быковский беспокоит. Тут к тебе сейчас заглянет с просьбой наш капитан в отставке. Ныне частный сыщик. Помоги ему, чем можешь, уважь. – Положив трубку, Василий Игоревич мотнул головой, показывая мне направление. – Где шифровальщики сидят, знаешь?

– Последний кабинет по правой стене.

– Точно так. Иди. Там звонок. Нажми кнопку, Виктор Иванович выйдет в тамбур.

Я еще по службе в бригаде знал, что вход к шифровальщикам разрешен только командиру соединения и его первому заместителю. При этом кабинете обязательно должен быть тамбур, где шифровальщики принимают посетителей, у которых возникла в них надобность. Я добрался туда, нажал кнопку звонка. Вышел подполковник Федулов.

Мы были с ним слегка знакомы. Он когда-то проверял режим соблюдения секретности у нас в бригаде, посещал мою роту и даже сделал, помнится, какое-то замечание в акте проверки.

Если мне память не изменяет, у нас в казарме в открытом виде висело расписание занятий, в котором фигурировали такие дисциплины, как блокирование радиопеленгаторной станции противника и ликвидация его поста наблюдения. Как оказалось, такие данные должны храниться в сейфе и в голове командира. Отсюда и запись в акт с требованием устранить нарушение.

Я сделал это прямо при подполковнике, не снял расписание с доски объявлений, но замазал темным фломастером строки, которые вызвали у него возражение. Я вообще всегда был человеком покладистым, и в должности командира роты тоже.

– Здравствуй, капитан! – Подполковник крепко пожал мне руку. – Или как к тебе сейчас обращаться?

– Вообще-то меня иногда дразнят капитаном частного сыска, – с усмешкой проговорил я.

– Красивое прозвище, – заметил Федулов. – Чем могу быть полезен?

– Набор на компьютере пытаюсь освоить, товарищ подполковник, – объяснил я, слегка смущаясь своим неумелым враньем. – С этим у меня проблемы. Нет ли у вас каких-то методических пособий для тренировки?

– Есть. Я тебе дам пособие по слепому методу. Обучение для работы всеми пальцами. Сначала двумя указательными, потом по одному на каждую руку будешь добавлять. Научишься, если постараешься. Тебе скорость, как у моих солдат, не нужна.

– А у них она, извините, какая?

– Лучший показывает двадцать одну тысячу шестьсот знаков в час. Это получается шесть в секунду. Быстро работает. Остальные чуть помедленнее. Но тебе это будет лишнее. Выделю, учись. Дело необходимое. Сейчас без компьютера никуда. – Подполковник ушел в кабинет, вернулся через двадцать секунд и вручил мне тоненькую книжечку.

Почти торжественно. Как награду за будущие заслуги.

– Осваивай. Первые две страницы – рекомендации по занятиям. Потом методические таблицы. Бессмысленный набор знаков. Если по полчаса каждый день заниматься, то быстро освоишь. Методичка не секретная. Можешь не возвращать.

Я поблагодарил его и удалился.

Мне опять пришлось ехать через весь город. Это меня сильно не расстраивало, поскольку к своей относительно новой машине я уже привык, а за рулем всегда себя чувствую увереннее, чем тогда, когда являюсь хроническим пешеходом, опирающимся на реабилитационную палочку.

Хотя тут я чуть утрирую ситуацию. Металлические детали в правой ноге давно уже перестали мне мешать, и палочку я с собой не ношу. Даже ту, которую выписал через Интернет. Внутри у нее кроется стилет.

Честно говоря, протезы мне, может быть, прежде и мешали, но я так старательно убеждал себя в том, будто этого не происходит, что порой забывал про них напрочь. Но я отдавал себе полный отчет в том, что могу не выдержать стандартный пятидесятикилометровый марш-бросок. Просто одна нога у меня была значительно тяжелее другой, поскольку кость и металл имеют различный удельный вес. Где-то к середине дистанции я начал бы заметно хромать. Это портило бы строй моей роты. Командиру несолидно первому выпадать в осадок. Потому я и не рвался на перекомиссию.

По пути я заехал в почтовое отделение, где за минимальную плату мне сделали ксерокопию методического пособия. Я хотел оставить ее себе, а оригинал презентовать капитану Сане.

На городских дорогах я чувствовал себя уверенно, даже в безопасности, хотя знал, как ездят в наше время многие из тех, кто только что получил или купил права. Меня многократно спасала от аварий отработанная реакция боевого офицера спецназа. Однако я не расслаблялся, не терял внимания. Самоуверенность как раз и приводит к невнимательности.

Капитан Саня не стала объяснять мне, где искать судебно-медицинскую экспертизу, поскольку всего-то около двух месяцев назад я отвозил ее туда. Она знала, что я запоминаю такие вещи, нисколько не утруждая себя, и не ошиблась в моих скромных способностях. Я не блуждал в поисках и сразу приехал точно, даже не прибегая к помощи навигатора.

За дверью стоял полицейский сержант с дубинкой в руках. Настолько тощий, что мне захотелось пальцем его проткнуть, чтобы услышать характерный треск рвущейся бумаги. Я с большим трудом удержался от этой невинной шалости. Я молча, не выпуская из рук, показал ему свое удостоверение частного сыщика. Сержант нашел пропуск, выписанный на меня, и показал на лестницу, ведущую в подвал.

Я молча двинулся на запах, типичный, присущий, наверное, всем моргам мира. Тонкий, изысканный аромат формалина непобедим.

Уходя от ментовского сержанта, я по звуку за спиной догадался, что тот снимает трубку телефона и набирает номер. Хотелось надеяться, что он не вызывает для меня расстрельную команду. Оказалось, дежурный предупредил патологоанатома.

Навстречу мне из какого-то кабинета вышел кучерявый худощавый блондин неопределенного возраста в темно-синем халате из плотной байковой ткани. Наверное, постоянно работать в этом холодном подвале без такой одежды – это значит обречь себя на хронический насморк.

– Страхов? – спросил человек.

– Он самый.

– Мне Александра Валерьевна звонила. Я Владимир Владимирович. – Он протянул руку.

Я вынужден был назвать свое имя-отчество, поскольку не видел смысла скрывать эти данные:

– Тимофей Сергеевич.

– Заходите ко мне в кабинет. Там не так прохладно.

Я шагнул туда вслед за ним, удержался и не сказал, что не заметил разницы в температурном режиме между кабинетом патологоанатома и коридором морга. Однако запах формалина здесь был сильнее.

– Вы мне что-то принесли?

Я положил на стол пакет с сякенами, которые сам еще и не рассмотрел. Владимир Владимирович вытащил эти штуковины и принялся их разглядывать. Потом он достал линейку из ящика стола и измерил расстояние между зубцами.

– Можно этого не делать, – объяснил я. – Расстояние произвольное. Одинаковых сякенов не бывает. Разве что где-нибудь на базаре китайские игрушки продают. Боевые же делаются каждым, кто их применяет, самостоятельно, из подручного материала. Обычно используются диски от циркулярной пилы малого диаметра. Надо просто отрезать «болгаркой» лишнее, а оставшееся заточить. Кто имеет возможность, заказывает кузнецу. Такие предпочтительнее. Особенно те, которые выкованы из опасных бритв. Там металл мягче и тяжелее, хотя сами сякены чаще всего мельче. Еще они прекрасно затачиваются.

Из пяти разных сякенов, выделенных мне полковником Быковским, я пальцем отодвинул в сторону три, именно кованые. Тоже, конечно, самоделки, но для моей руки они всегда были удобнее.

– Вы таким оружием часто пользовались? – поинтересовался Владимир Владимирович.

– Нет, только обучался броскам.

– Продемонстрировать можете?

– Повесьте на дверь мишень.

Владимир Владимирович нарисовал фломастером несколько кругов, наложил на них жирный крест и кнопкой прикрепил лист к деревянной двери.

Он еще отойти не успел, только-только руку от мишени убрал, как я взял четырехконечный сякен и с разворотом через плечо бросил его в цель. Одно лезвие вошло точно в перекрестье мишени. Инерция вращения, созданная во время полета, провернула оружие, и второе острие тоже воткнулось в дверь. Только чуть выше.

Патологоанатом вытащил сякен из двери и сразу сунул в отверстие выпрямленную канцелярскую скрепку. Он измерил глубину проникновения, стремительно вернулся к столу и приложил к проволочке линейку.

– Ваш сякен проник в дверь на три миллиметра глубже, чем раны на теле убитой женщины. А дерево крепче, чем тело человека.

Его, видите ли, совершенно не заинтересовала точность моего броска! Надо же! А вот меня самого она весьма впечатлила. Не каждый раз так получается. Я вообще никогда не отличался умением метать сякены точно в цель, хотя и проходил обучение, тренировался упорно.

Такой бросок можно было отнести к случайности. Но Владимир Владимирович этого знать не мог. Любой человек на его месте высказал бы хоть какую-то оценку моим действиям. А он заинтересовался только глубиной проникновения лезвия в дерево. Этот человек явно не мог понять, что такое работа спецназа.

– Тут есть несколько факторов, – попытался я объяснить. – Первый из них таков. Когда вы производили замеры проникновения лезвий в тело, раны уже частично заросли. На живом организме они затянулись бы сильнее, но и на мертвом, пока кровь не остыла, это обязательно происходит.

– Вы меня учить пришли, молодой человек? – спросил он, и по его мутным глазам я понял, что этот человек намного старше, чем показался мне вначале.

Но Владимир Владимирович все же объяснил мне, хотя и с большим недовольством в голосе:

– Я делал поперечный разрез раны, чтобы определить глубину проникновения. Это дало бы точный результат даже в том случае, если женщина дожила бы до утра.

– Я не учу вас, просто высказываю свою точку зрения. Следующий фактор – сами сякены. Они, как я уже сказал, бывают разные – колющие, рубящие, рассекающие ткани тела, – говоря это, я пальцем показывал на острые железки, предоставленные мне Василием Игоревичем Быковским. – Каждый человек затачивает их на свой манер. С одной стороны, с двух, вручную или на станке. Одни могут проникнуть в тело глубже, другие нанесут только поверхностное повреждение. Но сякен в любом случае не смертельное оружие. Он только наносит раны, которые могут помешать человеку вести рукопашный бой. Летальный исход может последовать, если только сякен удачно попадет в горло. Но хорошие специалисты бросают, например, так, чтобы перерубить у противника сухожилия на вооруженной руке. Этого может оказаться достаточно для захвата противника без жертв со своей стороны. Наконец, третий фактор. Человек, который вооружен сякенами. Боксеры наносят удар с разной силой, резкостью, мощностью и точностью. Точно так же с сякенами. Боец сам выбирает их для своей руки – колющий, рубящий или рассекающий. Каждый, кто пользуется таким оружием, знает, что у него получается лучше. Это как талант. Один писатель создает громадные эпопеи, другой, не менее мастеровитый, предпочитает короткие рассказы.

– В ваших словах есть доля правды, но вариант с сякенами вызывает у меня большое сомнение. – Владимир Владимирович, кажется, вообще не желал считаться с моим мнением. – Я не знаю, какое оружие применял убийца, и соглашусь с тем, что оно должно быть экзотическим. Но мне все же кажется, что это не такие вот, как вы говорите, сякены.

Глава третья

Я уехал из судебно-медицинской экспертизы, даже не продемонстрировав Владимиру Владимировичу шрамы от своих застаревших ранений. В этом не было смысла.

Человек захотел, чтобы я оказался неправым, поскольку ему не понравился. Или у него были какие-то другие причины, по которым он и стал упираться.

Это, по большому счету, вопрос не личных отношений, а профессиональной компетенции. Эксперт не имеет права опираться на собственные эмоции. Это мое категоричное мнение. Да, возможно, я проявил некоторую бестактность, когда начал что-то объяснять ему про вскрытие ран. Конечно, он в этом понимает несравненно больше меня. Тем не менее прислушаться к моим словам ему все же следовало. Я это мнение не с потолка в морге по-латыни читал. Оно на опыте базируется, а шрамы от ранений на моем теле написаны кровью.

Все эти соображения я и высказал капитану Сане, когда вернулся в городское управление внутренних дел.

На это конкретное дело уголовный розыск меня не нанимал, но временный пропуск, выписанный при расследовании предыдущего, у меня не изъяли. Я мог спокойно проходить в уголовный розыск и покидать его. Более того, ко мне в этом здании уже привыкли все дежурные и даже пропуск не спрашивали. А в коридорах со мной здоровались за руку менты, которых я разве что в лицо видел, но никогда с ними не знакомился. Не думаю, что у меня возникли бы проблемы при посещении управления вообще без всякого пропуска.

– Я забыла тебя сразу предупредить, что у Владимира Владимировича сложный характер, – посетовала Радимова. – Ему никогда нельзя возражать и уж тем более давать советы. Он любит, когда к нему за помощью обращаются. Предпочитает, чтобы на него снизу вверх смотрели, хотя сам роста невысокого. Если есть возможность, я всегда стараюсь свой совет обратить в просьбу о помощи. Такой своеобразный у Владимира Владимировича комплекс.

– Это не комплекс, а обыкновенный непрофессионализм.

– Не знаю. Он считается классным специалистом. С другим мнением я не встречалась. Однако не буду спорить. Но у меня тоже есть вопрос относительно твоей версии. Для метания сякенов нужна физическая сила?

– Нет, специальная подготовка. Сила и резкость броска отрабатываются длительной и весьма утомительной тренировкой. До состояния, когда рука больше не поднимается. Без этого невозможно бросить сякен так, чтобы он нанес тяжелое ранение. Хотя у Соколянской и не нашлось серьезных повреждений от них. Поэтому я не буду утверждать, что эти железки бросал специально обученный мужчина. – Я выложил перед ней на стол пакет с оружием ниндзя, предоставленным мне полковником Быковским.

Капитан Саня с интересом разглядывала непривычные штучки.

– Могу повесить на дверь мишень. Поупражняйся. Вдруг когда-нибудь сгодится.

– Если только ради эксперимента.

Дверь в ее кабинете тоже была деревянная, как и в морге. Я нарисовал на листе бумаги мишень, попросил у Сани канцелярскую кнопку и прикрепил свое произведение к двери. Потом я резко отошел в сторону, опасаясь, что капитан Радимова произведет бросок на мой манер, когда моя рука только-только оторвалась от мишени.

Но для этого требовались умение и уверенность в себе. У капитана Сани не было ни одного из этих качеств. Она встала, неумело, по-женски, размахнулась над плечом, а не из-за него, как это делают мужчины, и швырнула сякен.

Он ударился в дверь и упал на пол. Не пожелал воткнуться в дерево, хотя лезвия имел такие, что Радимовой требовалось очень постараться, чтобы добиться подобного результата.

– Да, здесь нужна тренированность, – согласилась она. – Покажи, как правильно бросать.

Я показал. Она швырнула один за другим два сякена. Второй воткнулся в дверь. Правда, рядом с мишенью. Но и это уже было достижением. Да и сам бросок уже выглядел почти мужским. Движение руки капитана Сани после моего показа изменилось, и это придало ее действию определенную мощь. Она начала вкладывать в замах вес своего тела.

Я подобрал упавшие сякены и положил на стол перед Радимовой. Она подняла руку для следующего броска.

В это время в дверь коротко постучали. Потом она раскрылась без приглашения, и к нам снова вошел подполковник Котов.

Я едва успел перехватить руку капитана Сани, уже начавшую движение.

– Покушение на начальника? Чем не угодил? – спросил подполковник, оглянулся и хмыкнул. – Ремонт двери за счет капитана частного сыска или уголовного розыска? Хорошо хоть, что одетыми меня встречаете. И на том спасибо. А то я человек от природы строго семейный и жутко стеснительный. Я даже из комнаты выхожу, когда по телевизору какие-то фривольные фильмы идут. – Он положил на стол несколько листов принтерной распечатки. – Вот, пришел ответ на запрос. Я уже ознакомился. Как и с мнением Владимира Владимировича. Позвонил он мне. Чем-то ему капитан частного сыска не угодил. Патологоанатом просил больше его не присылать, сильно возмутился по поводу знания анатомии. Обойдемся, Тим Сергеич?

Я только слегка скривился и спросил:

– Он признал свой непрофессионализм?

– Владимир Владимирович – лучший в области патологоанатом. У меня нет оснований не доверять столь авторитетному мнению.

– Мне остается только пожалеть область.

– Не будем его судить. Он просто очень не любит, когда его начинают учить непрофессионалы. Отсюда и претензии к вам.

– Я забуду и переживу их. Обидно только, что дело страдает.

– Если только это действительно так, – заметила капитан Саня.

На сей раз она не высказалась за меня, хотя раньше всегда старалась поддерживать. Должно быть, посчитала, что я своими высказываниями честь их мундира пачкаю, хотя судмедэксперты и не менты.

Саня начала читать листы принтерной распечатки, принесенные Василием Андреевичем, и пододвинула один из них мне. На нем была отпечатана фотография человеческого тела со сдвоенными ранами, внешне слегка похожими на те, которые остались на теле Соколянской.

– Шесть лет назад на кухне в своей квартире в Краснодаре была убита женщина. Вилкой для разделки мяса. – Радимова пододвинула мне еще один лист распечатки, где размещалась фотография большой вилки с двумя длинными, острыми зубьями, широкими, как лезвия ножа. – Убийство предположительно было совершено женщиной, приятельницей жертвы – Надеждой Ивановной Тропининой, задержать которую не удалось ни по горячим следам, ни позже. Она до сих пор находится в бегах, и ее местопребывание неизвестно. Объявлена в международный розыск, но результатов пока нет. Было нанесено восемь ударов в разные части тела, хотя смертельным, судя по заключению судмедэкспертизы, был первый из них, угодивший в горло. Остальные удары производились, видимо, в ярости, в припадке. Предполагаемая убийца состояла на учете в психоневрологическом диспансере, но до этого случая не считалась социально опасной. Очевидная ошибка. Против врача тоже было заведено уголовное дело, которое завершилось ничем, поскольку и сама Тропинина пока еще не попала под суд. Нет решения о виновности убийцы, невозможно наказать и врача. Если судить по фотографиям ранений в Краснодаре и у нас, они носят схожий характер.

– Еще похоже, что у нас удары тоже наносились в ярости по мертвому телу, поскольку первый из них уже оказался смертельным, – насмешливо сказал я. – Да, похоже на типичный случай психопатии. Оглашением такой версии ты обвиняешь своего Владимира Владимировича в еще большем непрофессионализме, чем я.

– То есть?.. – хмуро спросил Василий Андреевич.

– Ваш хваленый судмедэксперт, который патологоанатом, заявил, что раны на теле Соколянской на три миллиметра короче, чем те щели, которые остались на двери его кабинета. А я тогда сякен с силой бросал. Значит, такие повреждения вообще никогда не смогли бы привести к смерти Соколянской. А вилка способна убить. Спросите Владимира Владимировича, могли эти раны быть результатом ударов вилкой, и настаивайте на своем. Он сильно, думается, возмутится. Кроме того, куда делась сама вилка?

– А сякен вообще может убить? – спросил Котов.

– Только при попадании в горло и поражении сонной артерии. Все другие ранения, по большому счету, могут быть только незначительными, вопреки всем этим фильмам про ниндзя. Они даже не остановят физически развитого человека. Как куст шиповника или малины – неприятно, но передвигаться можно. Так же и сякен. По крайней мере, мне не помешало даже попадание нескольких таких вот штучек. От третьей я вовремя увернулся – в лицо летела.

Капитан Саня вздохнула, отодвинула от себя листы распечатки и сказала:

– В этом ты, наверное, прав.

– Ты дальше прочитай, – строго сказал подполковник Котов. – Там очень интересные сведения. Погляди, не ленись.

Она снова стала читать.

– Да, это интересно, – заявила Радимова и мрачно посмотрела в мою сторону, но словно сквозь меня.

Я уже замечал, что она глядит так, когда сосредоточенно о чем-то думает, соображает или строит планы.

Я не спрашивал, что там такого интересного передали в ответе на запрос. Сама скажет, как обычно.

Она так и сделала, медленно выговаривая слова, словно добавляя этим ясность и привлекая мое внимание:

– По данным краснодарских сыскарей, На-дежда Ивановна Тропинина может скрываться в нашем городе. Здесь проживал или даже сейчас обретается ее бывший муж Тропинин Илья Константинович. Он развелся с ней как раз по причине ее психической болезни, уехал из Краснодара сначала в Челябинск и увез с собой их единственного сына. Кстати, без решения суда. Тропинина не может обратиться туда по причине того, что находится в розыске. Из Челябинска он три года назад перебрался к нам. Мужа Надежды Ивановны проверяли, когда он еще в Челябинске жил. Специально ради этого туда приезжала бригада краснодарских сыскарей, но Тропинин сказал им, что ничего про свою бывшую жену не знает, не виделся с ней с момента расставания. Однако у сыщиков сложилось впечатление, что он говорил неправду – вел себя очень странно, на некоторые вопросы вообще не отвечал или говорил уклончиво, несколько раз обманул следователей. Сына, по словам Ильи Константиновича, тогда в городе не было. Он якобы гостил тогда у бабушки, матери Надежды Ивановны, которая как раз и проживала в Краснодарском крае, в какой-то станице. Сыскари без труда проверили это. Внук к ней не приезжал. Была, правда, еще одна бабушка, мачеха самого Ильи Константиновича, которая на старости лет, сразу после смерти отца Тропинина, снова вышла замуж. Но Илья Константинович с ней отношений почти не поддерживал.

– Да. Но что могло связывать с Тропинину с Соколянской, если убийцей была она? – спросил неизвестно кого начальник уголовного розыска. – Соколянская не связана ни с Краснодаром, ни с Челябинском. Надо искать, что общего могло быть у этих женщин.

Капитан Саня не стала размышлять вслух, как ее прямой начальник, и строить умозрительные догадки. Она просто набрала номер и пригласила к телефону Юлию Юрьевну, мать убитой. Эта самая дама с трехэтажным «вороньим гнездом» на голове утром нанимала меня на работу и должна была совсем недавно побывать в этом кабинете на допросе. По крайней мере, так мне говорила сама капитан Саня, когда я отправлялся к судмедэксперту. Сюда же обязан был зайти и ее сын – Артур Николаевич, младший брат убитой и тоже мой работодатель.

– Юлия Юрьевна, извините, что опять вас беспокою. Это Радимова из уголовного розыска. Когда вы сегодня у меня были, я еще не имела этих данных, а теперь у нас новые вопросы появились. Нет, приезжать не надо. Можно по телефону. Может быть, вы в курсе. У вашей дочери не было такого знакомого – Тропинина Ильи Константиновича? Так-так. Очень хорошо. Интересно. Спасибо. Мы найдем его. Нет, на подозрении не он, а его бывшая жена. Она уже несколько лет находится в международном розыске за аналогичное убийство в Краснодаре. Извините еще раз. – Радимова положила трубку и посмотрела не на Котова, который ждал ее слов, а куда-то в стену, между шкафами.

Я уже давно заметил, что капитан Саня делает так, когда думает о чем-то важном и никак не укладывающемся в стандартные рамки.

– Прямой след. Только куда он нас приведет?

– Рассказывай! – строго проговорил подполковник.

Я бы на его месте заявил «докладывай». Разный все же в армии и в полиции лексикон.

– Илья Константинович Тропинин работает директором в бутике женского нижнего белья. Он принадлежал убитой Соколянской. Сейчас Илья Константинович лично и с немалым энтузиазмом – так Юлия Юрьевна охарактеризовала его энергию – занимается организацией похорон Алевтины Николаевны. Они пройдут послезавтра. Но, по словам Юлии Юрьевны, у Ильи Константиновича были сложные отношения с хозяйкой бутика, хотя он человек не агрессивный и не злопамятный. Алевтина Николаевна еще в прошлом году собиралась уволить его, но почему-то не стала. Недавно снова хотела прогнать. Ее, видимо, не устраивали результаты работы бутика. Заняться организацией похорон Тропинина попросил Артур Николаевич. Тот – единственный мужчина из всех директоров. Двумя другими бутиками и галереей заправляют женщины. Эти светские львицы ничего иного не умеют, кроме как представлять себя обществу. А похоронные хлопоты – мужское занятие.

– Вот оно! – воскликнул подполковник Котов. – Носом чую, что это след. Упускать его никак нельзя.

– У меня то же мнение, – мрачно и решительно заявила капитан Саня.

Она согласилась, как я понял, вовсе не потому, что не желала идти против мнения начальника. Похоже, Радимова и сама так думала.

– Посмотрим, – сказал я. – Не будем торопиться. У нас же нет никаких улик против кого бы то ни было. Все подозрения – только из головы. Или из носа.

Не знаю, что на меня нашло. Оба они, капитан и подполковник, были опытными сыскарями, у которых мне еще учиться и учиться. Но я где-то внутри себя чувствовал, что это след, который только уводит в сторону.

Так бывает, когда ты идешь по тропе, преследуешь противника и чувствуешь необъяснимую тревогу. В итоге оказывается, что ты шагаешь по следу, оставленному мирными жителями, прогнавшими здесь отару на пастбище. Те, кого следовало бы догнать, вовремя свернули. Возможно, они дышат тебе в спину, готовятся атаковать.

Мне показалось, что мой взгляд не обидел подполковника. Он, наверное, с детства привык, что его дразнят котом Васькой.

– Там еще кое-что есть. – Василий Андреевич кивнул на листы распечатки, которые не стал забирать со стола Радимовой. – Можешь потом посмотреть. Мне все это кажется бесперспективным, но вдруг тоже к делу относится? Проверять требуется, копать, искать. – Он вышел.

Я взглядом попросил у капитана Сани разрешения, взял распечатку со стола и посмотрел. Там было описание трех убийств женщин, совершенных три года назад в Челябинске и безуспешно расследуемых до сих пор.

Наличие похожих преступлений говорило о том, что работает маньяк. Хотя в материалах дела это определение не присутствовало. Все три трагедии походили на случай с Соколянской уже тем, что убиты были состоятельные женщины. На их телах имелись аналогичные повреждения, нанесенные уже после смерти. В первом случае использовался, скорее всего, острый и узкий нож, который на месте преступления обнаружен не был.

Уже тогда опера пришли к мнению, что эти удары были нанесены ради того, чтобы обезо-бразить тела. Хотя они допускали и возможность умышленного сталкивания следствия со следа. В первом случае у женщины имелись порезы даже на лице.

Эти данные наводили меня на определенные подозрения, но капитан Саня прочитала сообщение равнодушно. Она уже полностью ушла мыслями в образ преступницы – Надежды Ивановны Тропининой.

Я по своему опыту знал, как трудно бывает отказаться от назойливой мысли, но не верил в эту версию и подлил масла в огонь:

– Не исключено, что Тропинина в это время как раз и была в Челябинске. Да и ее муж…

Капитан Саня встрепенулась, как от звонка в дверь, и схватила листы распечатки, чтобы перечитать их снова.

Мнения у нас с Радимовой были не схожие. Но пообщаться с Тропининым, поговорить на разные темы мы поехали вместе. Правда, я понимал, что в данном случае получил приглашение и использовался исключительно в качестве водителя транспортного средства, не более. Капитан Саня просто проявила ко мне благосклонность, позволила присутствовать при беседе.

Я вел себя соответственно, не стал говорить с Радимовой о своем недоверии к новой версии. Она ведет свое следствие, я – собственное. Саня уже определилась с тем, во что надо верить.

При всем моем уважении к Радимовой я не представлял себе женщину, способную ударом кастета убить другую. В моем понимании это вообще-то даже не каждому мужчине доступно.

Я наблюдал недавно из окна своей машины, как дрались два молодых парня. Что один, что другой задирали подбородки, закрывали испуганные глаза и пытались даже не ударить, а толкнуть противника кулаком в лицо.

Удар – это хорошо поставленное действие, в которое вкладывается не только рука, но и все тело, прокачивающее волной энергию от пальцев ноги до сжатого кулака. Каждое движение тела, любое сокращение мышц тоже должно производиться в определенной последовательности. Это доступно далеко не всем мужчинам, не прошедшим специального обучения.

А уж женщин сама природа избавила от таких способностей. Не дано им бить по-мужски. Допустим, они сумеют отработать правильную координацию своих движений, синхронизируют усилия ноги и тела, выливающиеся потом в кулак. Все равно женщина может даже кастетом только лишить соперницу сознания, не более. Разве что проломит висок, и это станет причиной смерти.

Но в нашем случае удар был нанесен по затылку. Он должен был бы обеспечить сотрясение мозга и рассечение кожи, но оставить Соколянскую в живых.

Исходя их этих соображений, созревал мой скепсис относительно действий полиции. Наверное, он имелся не только у меня, потому что утром, к началу рабочего дня, к нам в детективно-правовое агентство пришли Юлия Юрьевна Соколянская с Артуром Николаевичем. Они опять потребовали от нашего генерального директора, чтобы это дело расследовал именно я, потому что не верили в способность полиции найти преступника.

Петр Васильевич Новиков, сам в прошлом офицер уголовного розыска, к бывшим сослуживцам относился с уважением. Но он помнил о своей ответственности за заработки всего агентства, отказаться от выгодного заказа не пожелал и согласился с требованием клиентов.

Мы поехали в магазин без предупреждения, поскольку не знали номер телефона Ильи Константиновича. Капитан Радимова не сообразила поинтересоваться им у Юлии Юрьевны. Но у нее в материалах уголовного дела были адреса всех трех бутиков и галереи. Все эти заведения имели, естественно, свои названия. Определить по ним бутик нижнего женского белья оказалось возможно.

Я согласился с тем, что «Лолита» – единственное из трех названий, которое подошло бы ему. Даже вспомнил, что, проезжая мимо, обратил на него как-то внимание. Не на сам бутик, а на название, выведенное над дверью и окном светящимися неоновыми трубками.

Когда-то давным-давно я был в этом помещении. Там, помнится, в те времена находился книжный магазин. Проезжая мимо, я подумал, что он просто сменил название. Теперь он именуется по самому известному, наверное, роману Владимира Набокова, единственному его произведению, которое я некогда читал.

Жена тогда пыталась заставить меня осилить еще что-то, кажется, про шахматиста Алехина. Но я поступил, как тот матрос, который попытался дезертировать с подводной лодки посреди океана, – просто настоял, чтобы меня включили в состав очередного отряда, уезжающего на Северный Кавказ. В результате попал сначала в госпиталь, потом на инвалидность.

В дополнение ко всему я остался без жены. Сбежал от этой дамы, ее книг и хотел надеяться, что навсегда. Она, конечно, считала, что сама от меня ушла. В действительности же мы покинули друг друга, поскольку были чужими людьми и мыслили не в унисон. Книга, которая нравилась ей, у меня вызывала тошноту.

Чтение, признаюсь, мне всегда давалось с куда большим трудом, чем пятидесятикилометровый марш-бросок. Я понимал, что Набоков – писатель хороший, но сама тема романа «Лолита» меня от такого автора отвратила. Я видел там откровенное прославление педофилии, хотя и допускал, что книжный магазин может быть так назван.

Но, судя по адресу, записанному в материалах уголовного дела, это был совсем не книжный магазин, а бутик нижнего женского белья. Для него это название тоже вполне подходило.

Честно говоря, я никогда не бывал в таких заведениях. Даже жене за всю совместную жизнь нижнее белье не покупал, предоставлял выбор ей самой. Я считал, что не мужское это занятие, копаться в женских тряпках, тем более в интимных. Поэтому, посещая бутик даже вместе с капитаном Саней, я чувствовал себя там неуютно. Ассортимент в этом заведении и в самом деле был такой, что вводил меня в смущение.

– В зале подождешь или со мной к директору пойдешь? – с садистским наслаждением спросила Радимова, заметив мое смущение.

– Ты сегодня не в настроении? – осведомился я в ответ.

– Почему ты так решил? – не поняла капитан Саня.

– Говорят, если женщина не в настроении, то потому, что у нее проблемы. В действительности все обстоит иначе. Если вы общаетесь с женщиной, которая не в настроении, то проблемы скоро появятся у вас. У меня своих заморочек хватает, не взваливай на мои плечи еще и чужие. В этом зале я чувствую себя моральным уродом. Мне хочется впасть в то старое доброе детство, когда я был еще вполне целомудренным мальчиком.

– Жизнь летит непозволительно быстро, – ответила Радимова. – Детские неразвитые понятия не успели выветриться из головы, а уже наступает старческий маразм.

– Я же говорю, что ты не в настроении. Уже начинаешь меня маразматиком называть.

– Не будем ругаться, молодой человек, – сказала она неожиданно миролюбиво, как прощения попросила. – Спроси у продавщиц, где директор.

Я спросил.

– За венками в похоронную контору уехал. – Барышня посмотрела на часы. – Будет минут через пять. А вы что хотели? По какому делу?

– Мы из уголовного розыска, – шепнул я, не желая объяснять, что такое детективно-правовое агентство человеку, которому это вообще-то без разницы.

А шепнул тихонько потому, что не хотел объяснять капитану Сане, по какому праву я себя в менты записал. К счастью, она этого не услышала, рассматривала какой-то манекен, весь в прозрачных и призрачных кружевах. Иначе, при ее сегодняшнем настроении, могла бы сказать и что-то колкое, неприятное.

Рассматривание манекена закончилось, как и было обещано, примерно через пять минут. Капитан Саня шагнула ко мне, когда зазвенел колокольчик на входе, раскрылась дверь и вошел высокий темноволосый человек, весь в черном и с несколькими венками в руках.

Мы с Радимовой дружно двинулись навстречу ему, но тут продавщица за моей спиной спросила:

– А Илья Константинович где?

– В машине еще. Сейчас придет.

– Его тут ждут.

Илья Константинович вошел. Это оказался лысоватый человечек небольшого роста, тощий, с изможденным лицом, слегка за сорок. Если исходить из этих параметров и проводить параллель, то жена его должна была быть еще ниже и худощавей.

Хотя это вовсе не обязательно. Достаточно часто встречаются мелкие мужчины, имеющие чрезвычайно солидных жен. В прошлом расследовании нам с Радимовой пришлось столкнуться именно с таким вариантом.

– Вы ко мне? – спросил Тропинин, заметив, что мы выдвинулись в его сторону. – Полиция, как я понимаю?

А он был человеком внимательным. Сразу заметил, что на капитане Радимовой юбка от полицейского мундира.

– К вам, Илья Константинович. – Продавщица говорила с директором почти подобострастно.

Из этого факта несложно было сделать вывод, что Тропинин был суровым человеком, может быть, не особо сдержанным с подчиненными. Впрочем, всегда найдутся такие персонажи, которые с любым начальством, даже с тем, от которого никак не зависят, говорят с придыханием. Это уже черта характера человека, а не следствие отношений, сложившихся в коллективе.

Но вообще в директоре чувствовалось некое внутреннее напряжение, готовое в какой-то момент прорваться. Вопрос только в том, насколько истерично. Я слышал где-то, что нервные, особо чувствительные люди, находящиеся рядом с клиентами психиатров, потом часто сами обращаются к этим врачам.

Мы не знали, сколько прожил Илья Константинович с психически больной женой, но если они успели завести сына, то это должны быть годы. За такой срок способны расшататься даже вполне устойчивые нервы. Винить в этом самого Тропинина не стоило.

– Попрошу ко мне в кабинет. – Он сделал жест, характерный для многих памятников Ленину, и сам стремительно засеменил в сторону двери, ведущей в служебные помещения. – Попробуем там поместиться.

Дверь Илья Константинович открыл ключом, который долго искал по разным карманам, но нашел его в своей левой руке.

Сам кабинет был настолько тесным, что кроме директорского стола с креслом там помещалась только скамья, заменяющая массивные стулья. Нам с капитаном Саней пришлось бы слишком тесно прижаться друг к другу. Я проявил офицерскую совестливость и пододвинул скамейку Радимовой.

– А ты?

– Постою.

Она села, вытащила из сумки листы бумаги и ручку, приготовилась вести протокол допроса.

– У меня здесь слегка тесновато, – оценил директор магазина такие вот удобства. – Но приходится мириться – перестраивать помещение не разрешают. Дом считается каким-то архитектурным памятником. Не на складе же мне сидеть.

Мне подумалось, что так он оправдывает свое нежелание пустить капитана Саню на свое место, за стол, где писать, конечно, удобнее. Надеется, что в таком положении она быстрее устанет и закончит допрос. Бедный директор магазина, видимо, мало имел дело с ментами и не сталкивался с их профессиональным упрямством.

– Ничего, мы и здесь поговорим, – сказала капитан Саня, ничуть не стесняясь тесноты, и внимательно посмотрела на меня.

Она явно беспокоилась о моей правой ноге, имеющей титановую вставку в кость бедра и коленную чашечку из высоколегированной нержавеющей стали. Но я держался спокойно и невозмутимо. Не объяснять же ей при Тропинине, что металл по своей выносливости превосходит любую кость.

– Вас интересует все, что связано с Алевтиной, да? Правильно я понимаю суть разговора?

– Да, и с Алевтиной Николаевной тоже, – согласилась моя напарница.

Илья Константинович слушал только себя или сделал вид, что не понял фразу. Он не переспросил, кто еще нас интересует.

– А что я могу сказать про нее? Взбалмошный человек. Предпочитала жить не так, как нормальные люди, а по своему норову. Самое странное, что у нее это получалось. У всех нас есть какие-то мечты или просто желания, которые, как мы прекрасно знаем, не осуществятся никогда, ни при каких обстоятельствах. Мы просто порой думаем о них, и все. А вот она всегда добивалась своего.

– А за что она хотела вас уволить? – задал я вопрос, который Илье Константиновичу, судя по его сердитому взгляду, не понравился. – Не за то же, что у вас не получалось…

– Это давняя история. В позапрошлом году был случай. Она прислала ко мне в магазин какого-то своего друга, который заявил, что скоро будет здесь хозяином. Видимо, очередного жениха хотела поддержать. Этот фрукт, не знаю уж, кем он ей приходился, начал меня учить, как и чем надо торговать. Но я позволил себе остаться при своем мнении. У меня уже больше двадцати лет опыта. Я так понял, что он собрался на Алевтине жениться не ради ее прелестей, а из-за денег. Я разве мог возразить, пусть их, она мне не подруга. Только зачем меня обижать, даже оскорблять? Лишь потому, что он был большим, а я рядом с ним казался совсем маленьким? Вот я и выставил его за дверь. С синяком под каждым глазом. Ремонт потом, кстати, на свои деньги делал. Он лбом стекло выбил. А Алевтина за друга обиделась и предложила мне уволиться по-хорошему, как она сказала. Я уже и место себе новое подыскал. А она с кавалером своим разругалась и сама его выставила. Он тогда за ее подругой приударить попытался. Ошибочно признал себя неотразимым. Вот Алевтина Николаевна его и прогнала. С помощью той же подруги. Почти так же, как я. Насчет синяков гарантии дать не могу, не наблюдал лично. Но дверь в комнате он тоже, как мне рассказали, лбом вышиб. Она же бешеная иногда была. Могла, чего доброго, и покалечить.

Глава четвертая

– Вот и новый штрих в портрете Алевтины Николаевны, – заявила капитан Саня. – Раньше мы о ней слышали только как об утонченной гламурной женщине, поклоннице искусств.

– Вам не рассказывали, как она, когда строили ее галерею, целую бригаду избила? Там три женщины было и один мужчина. Когда против нее дело возбудили, Алевтина от всех откупилась.

Мы с капитаном Саней переглянулись. Открывались новые черты характера Соколянской. Такая женщина вряд ли позволила бы просто так себя убить.

– Понятно, – сказала Радимова Саня. – А по какому поводу она хотела вас недавно уволить?

– О чем это вы? – Илья Константинович откровенно удивился. – Понятия не имею. У нас с ней в последнее время конфликтов не было, кроме, разве что, небольшого недоразумения. Она как-то на днях в обед заехала к нам и спросила у меня, что такое физалис. Я сказал, что это то ли орех какой-то, то ли ягода. Это все, что я знал. Тогда Алевтина приказала мне срочно добыть для нее две баночки варенья из физалиса. Я отказался, поскольку это совершенно не мой профиль. Я даже не знаю, где такое можно купить. Она вообще не привыкла, чтобы ей отказывали в чем-то, наорала на меня.

– А вы ее головой дверь открыли? – не удержался я от ехидства.

Тропинин не выглядел человеком, который может открыть дверь чьей-либо головой. Поэтому меня слегка смешили его рассказы.

– Нет. Я просто сидел и улыбался. Это ее жутко злило. Потом она шла к машине и продолжала материться. А на следующий день приехала как ни в чем не бывало. Забыла уже про свое варенье. Я только за день до ее смерти спросил, нашла ли она его. Алевтина сказала, что через Интернет выписала. Оно уже пришло. Только получить на почте не успела. Хотела от нас за вареньем отправиться. Я же говорю, чего желала, того и добивалась. Любыми способами, всеми правдами и неправдами.

Я вспомнил протокол осмотра места происшествия, где описывалось все, что стояло на столе в день смерти Соколянской. Среди прочего там значилась банка с вареньем. Вполне возможно, что оно было именно из физалиса.

– Значит, об увольнении разговора не заводилось? – пожелала уточнить капитан Радимова.

– Нет. Она вообще часто ругалась в таком же стиле. Увольнять меня после каждой сцены замучилась бы.

– Хорошо, – сказала капитан Саня. – Тогда перейдем к другому вопросу. Когда вы в последний раз виделись со своей бывшей женой Надеждой Ивановной Тропининой?

Лицо Ильи Константиновича вытянулось так, что челюсть чуть не отвалилась.

– А она-то какое может иметь отношение к смерти Алевтины?

– А кто вам обещал, что мы будем говорить только о Соколянской? – вопросом на вопрос ответила капитан Радимова и выдержала паузу, чтобы дать возможность Тропинину прийти в себя. – Итак, когда вы в последний раз виделись с Надеждой Ивановной?

– Я не записывал число. Надо в паспорте посмотреть дату развода. Через двое суток после этого она уехала к матери. На следующий день я отправился туда, чтобы забрать сына. Тогда в последний раз и виделись. Вы естественно, понимаете, что это было на Кубани. Она там и осталась, а я уехал сначала на Урал, потом сюда.

– Куда именно на Урал? – спросил я, памятуя, что в материалах по запросу фигурирует тройное убийство в Челябинске и что именно туда уехал Тропинин с сыном, а потом к ним приезжали следователи из Краснодара.

Мне хотелось узнать, будет ли Илья Константинович скрывать это обстоятельство.

– В Челябинск, – ответил он.

– Понятно, – сразу ухватилась за тему капитан Саня. – А Надежда Ивановна к вам в Челябинск не приезжала?

– Нет. К нам – нет, хотя в городе могла и быть. Звонила многократно. Надоедала. Помню, вторая половина этих вызовов была не такая, как при междугородней связи. Словно бы внутригородской звонок. Я в Краснодаре нескольких друзей и учеников оставил. Позванивал им, общались, рассказывали друг другу о житье-бытье. Кто-то из них, видимо, и дал ей мой номер. Да она вообще всегда была хитрой. Если ей нужно было что-то узнать, могла у мертвого выпытать, даже не прикладывая горячий утюг к носу. Очень хотела с сыном встретиться. Потому я из Челябинска переехал сюда. Не знаю уж как, но она и новый номер нашла, хотя я его друзьям умышленно не сообщал. Но не можем же мы с Александром постоянно прятаться. Уезжать мы уже не стали, хотя подумывали сначала даже куда-нибудь за границу перебраться. Например, в Прибалтику. Потом решили, что для нас это слишком дорого.

– Сын относится к Надежде Ивановне так же, как вы?

– А как еще? Сначала, конечно, скучал. Потом привык и уже не рвался встретиться с ней. Наверное, до сих пор помнит ее приступы психопатии. Они могли вообще без причины начаться. Помню, прихожу с работы, дома чистота, Надежда только что уборку закончила. Устала. Сидит, руки опустив. Я сдуру возьми да похвали ее. Этого хватило, чтобы она рассвирепела. Ей показалось, будто я обругал ее за то, что обычно у нас бывает грязно, хотя за порядком она всегда следила даже навязчиво. Александру тоже частенько абсолютно ни за что доставалось. А теперь он уже большой, скоро четырнадцать стукнет. Через неделю. Парень уже вполне готов отвечать за свои поступки. Мать оценивает по-взрослому. Детская память цепкая. Мы вчерашнее забываем, а они помнят даже то, что тогда еще не понимали.

– У вас фотографии Надежды Ивановны не осталось?

– Кажется, у сына есть старая. Когда еще в Краснодаре жили. Семь или восемь лет назад мы втроем сфотографировались. Но он этот снимок от меня прячет. Если хотите посмотреть, сами его попросите. Я дома после шести буду. Вечером и приезжайте. Я на кухню уйду, а вас с ним оставлю. Вам он фотографию покажет, если надо. Я его даже попрошу об этом. Но лучше не говорить, что она в розыске за убийство. Я от него это скрываю. Зачем мальчика травмировать?

– Спасибо. Мы обязательно заедем, – пообещал я. – Адрес подскажите.

Он назвал его дважды, ожидая, что мы будем записывать. Но я такие вещи запоминаю.

– Спасибо. Мы заедем.

– Если, конечно, сможем, – сказала вдруг капитан Саня. – У нас на вечер серьезное мероприятие намечается. Так что можем и не успеть. Вы когда ложитесь?

– Всегда поздно. Я вообще мало сплю. Но сына укладываю около десяти вечера. Молодому организму необходимо высыпаться.

– Хорошо. Если не сможем сразу после восемнадцати, то постараемся успеть до двадцати одного часа. Не приедем в это время, не ждите нас.

– Договорились. – Это было сказано так мрачно, словно Илья Константинович лично пообещал нам не позволить приехать к нему домой вообще.

Не понимая, что задумала Радимова, я не возразил и тем самым подыграл ей.

Покинув магазин, мы с капитаном Саней подошли к моему «Джимни», там многозначительно переглянулись и поняли друг друга.

– Едем к Александру?

– Да. Без отца он будет откровеннее.

Адрес я запомнил. Навигатор привел нас к солидному дому сталинской постройки. Я поставил машину во дворе, и мы подошли к подъезду.

На звонок домофона ответил низкий и, как мне сначала показалось, недетский голос:

– Кто там?

– Я бы хотела поговорить с Александром Тропининым.

– А вы кто?

– Капитан полиции Радимова, городской уголовный розыск.

– А что от меня надо?

– Мне об этом следует на весь двор кричать? Или вас повесткой вызвать в полицию?

– Так по какому поводу разговор-то, сказать можете?

Александр, кажется, упорно не желал нас впускать.

– По поводу вашей мамы.

– Заходите.

Щелкнул дверной замок.

Я открыл дверь, посмотрел на количество квартир на лестничной площадке.

– Похоже, четвертый этаж.

Капитан Саня уже нажала кнопку вызова лифта. Послышались скрип троса на блоках и звук электродвигателя.

Но мне показалось, что там, куда мы стремились, заскрипела дверь. Потом послышались легкие шаги человека, спускающегося по лестнице.

Я предоставил капитану уголовного розыска право воспользоваться благами цивилизации и подняться в кабине лифта, а сам двинулся вверх по лестнице. Честно говоря, я не думал, что Александр выпустил из квартиры мать, предполагал, что он вышел сам.

Наверное, это был и не отец, обогнавший нас в дороге. Тот мог просто позвонить и предупредить сына, о чем можно разговаривать с полицией. Ни к чему ему было ездить.

Но я ошибался. Этот тринадцатилетний подросток оказался чрезвычайно ранним. Навстречу мне спускалась девочка примерно того же возраста или даже младше, в сильно измятой, криво надетой юбке. Она упорно смотрела на лестницу, лицо ее раскраснелось.

До двери я добрался раньше лифта и по скрипу половиц за дверью понял, что Александр наблюдает за лестничной площадкой в дверной глазок. Но в квартиру не спешил, предоставлял капитану Сане возможность первой переступить порог. Поиски Надежды Ивановны Тропининой – это ее инициатива.

Я считал, что в этом деле замешан мужчина, хотя и не представлял еще, кого и где надо искать. Но на своем мнении я не настаивал, помалкивал, пока меня не спросили.

Честно говоря, мне не нравилось, что опытные сыскари относились ко мне свысока, как к дилетанту. Я признавал, что таков и есть, но не настолько, чтобы пренебрегать мной и моим мнением. Казалось бы, люди из уголовного розыска уже могли убедиться, что мои соображения по поводу преступления всегда имеют под собой твердую основу. Но профессиональные следаки и опера почему-то думали иначе.

Что мне оставалось делать в такой ситуации? Только заниматься своим делом и, когда меня просят, продолжать блуждания в дебрях преступного и всякого иного мира. Из отставного военного разведчика тоже может получиться вполне качественный Иван Сусанин.

Лифт наконец-то доставил капитана Саню на четвертый этаж в целости и сохранности. Даже трос не оборвался. Номер квартиры она запомнила, сразу шагнула к нужной двери и нажала кнопку звонка.

Замок щелкнул сразу, и я еще раз убедился в том, что за мной наблюдали в дверной глазок. Никто не успел бы подойти на звонок из комнаты. Да и скрип двери был тем же самым. Я его услышал, когда Александр выпускал подружку.

– Вы из полиции? – спросил Александр, приоткрыв дверь, но не снимая цепочку.

Лица его в темноте прихожей видно не было, голос звучал низко и колоритно.

Капитан Саня вытащила свое служебное удостоверение и подержала несколько секунд перед щелью, давая возможность Александру прочитать хоть что-то в полумраке лестничной площадки. С таким же успехом она могла бы показать и абонемент в баню. Мальчик разглядел бы там то же самое, то есть ничего.

Но когда нам показывают удостоверение, мы привычно верим ему. Александр прикрыл дверь, снял цепочку, потом полностью распахнул створку и пригласил нас войти и зажег в прихожей свет.

Рядом с дверью, справа от нее, стояла толстая доска, привинченная к стене саморезами. На ней были контурно нарисованы человеческое лицо и шея. В них торчали две железяки, глубоко ушедшие в древесину. Они не были похожи друг на друга, но обе однозначно являлись самодельными сякенами.

Снизу доска не была привинчена к стене. Там ее обхватывали какие-то сложные зажимы с мощными болтами, в которых имелось гнездо для установки второй доски. Она ставилась параллельно первой, но отдалялась от нее сантиметров на десять.

Сейчас второй доски я не увидел, но хорошо знал такое приспособление. Вторая доска в верхней своей части обычно обматывается толстой веревкой. У меня в ротной казарме стоял такой же снаряд, чтобы солдаты, проходя мимо, просто так, хотя бы из баловства, наносили по нему удар рукой или ногой.

Эта штука называется макивара. Она предназначена для отработки техники ударов руками и ногами, набивки бьющих поверхностей, укрепления суставов и связок. Без такой тренировки при первом же ударе, нанесенном, например, подъемом стопы, ломается лодыжка, состоящая из множества костей. Результат – поражение в поединке или реальной драке.

Солдаты хорошо это знали. Поэтому в казарме макивара никогда не простаивала без дела.

Видимо, в квартире Тропининых дело обстояло так же.

– Тренируетесь? – уважительно спросил я мальчишку и сразу отметил, что он одет в темно-коричневое кимоно.

Александр с юношеским максимализмом решил, что я к нему на «вы» обращаюсь, хотя я просто имел в виду и его, и отца, может быть, даже и мать.

– Это не я, а папа.

Эти слова были произнесены скромно, но с гордостью. Я предположил, что директор бутика не хвастался, когда рассказывал, как он, мелкий и вроде не сильный, выпроваживал из заведения крупного и крепкого мужчину. Хорошо тренированный человек в состоянии позволить себе такое баловство, как открывание дверей чужой головой. А уж про синяки под глазами и говорить нечего.

Я тоже человек не крупный, а был не только командиром роты, но и инструктором по рукопашному бою. Следовательно, тоже имею некоторую возможность открывать дверь чужой головой, при этом сообщать нежелательным персонам поступательное движение. Ведь сами они порой бывают не в состоянии увидеть эту дверь из-за синяков под глазами.

– Илья Константинович постоянно тренируется? – спросил я.

Александр был высоким для своего возраста и слегка сутулым. Но при вопросе об отце он даже плечи растянул и спину расправил. Должно быть, от гордости.

Признаться, мне это импонировало. Если сын гордится своим отцом, значит, тот стоит. Исключения составляют дети «денежных мешков» и бандитов. Им стоило бы стыдиться своих папаш, но их никогда, к сожалению, не приучали к этому. А слова Александра Тропинина вызывали уважение.

– Он – дзёнин, то есть руководитель школы ниндзюцу. У него утренняя зарядка по интенсивности и нагрузке превосходит все тамошние тренировки. Папа говорит, что иначе нельзя. Не может же дзёнин заниматься на глазах гэнинов, то есть простых учеников. А другой школы в городе нет. Значит, папе тренироваться негде. Правда, он иногда ходит в клуб карате, но уже редко, возраст не тот.

– Какой стиль карате? – поинтересовался я.

– Киокусинкай. – Мальчик сыпал терминами, не путаясь в них.

Надо учитывать, что он на этом воспитывался с раннего детства. Такие слова могут смутить только человека, далекого от восточных единоборств.

Естественно, капитан Саня ничего не поняла в этих японских терминах, хотя тоже обратила внимание на сякены и посмотрела на меня с вопросом в глазах. Мне пришлось объяснить ей в двух словах, что такое школа ниндзюцу, кто такие дзёнин и гэнины.

Тут глаза у капитана уголовного розыска загорелись, и она задала мальчишке тот самый вопрос, который я и ожидал услышать в этой ситуации:

– А Надежда Ивановна тоже ниндзя?

– Она когда-то и учила папу тому, что умела. Первые уроки ему давала. Конечно, он давно во всем ее превзошел, потому что упорный. Но дело даже не в этом. Женщины-ниндзя совсем другие, чем мужчины. У них иные приоритеты. Они должны побеждать не силой, а своими женскими качествами. Поэтому женская школа ниндзюцу скорее напоминает салон красоты, чем спортивный зал. Там изучают манеры хорошего поведения и психологию воздействия на каждого отдельного человека.

Это говорил не тринадцатилетний мальчик, а взрослый мужчина, причем уверенно, со знанием дела. Отдельные нотки в его интонациях отчетливо показывали, что Александр повторял слова, когда-то сказанные отцом. Это тоже говорило об уважении к родителю.

Возражать против такого мне нисколько не хотелось. Я тоже уважал когда-то своего отца, офицера-десантника, и считал, что такое чувство должно жить в любом мальчишке. Мне это откровенно нравилось.

– А что, каждому ниндзя обязательно нужно кого-то побеждать? Это что, вид спорта такой? Я не очень понимаю, – продолжала задавать вопросы Радимова.

– Нет. Даже почти наоборот. Ниндзя должен стремиться победить не противника, а сложившуюся ситуацию. Что касается спорта – то я бы сказал, что это скорее физическая культура. Да вы проходите в мою комнату. – Александр наконец-то сообразил, что в прихожей принимать гостей не совсем удобно. – Вот сюда. – Он прошагал через большой зал и открыл боковую дверь, скрытую шторой.

Мы вошли в небольшую, даже тесную комнату с минимумом мебели. Юноша, похоже, предпочитал вести спартанский образ жизни. Здесь не было даже кровати в обычном понимании этого слова. Вплотную одна к другой стояли две широкие скамьи, на которых была уложена постель, слегка помятая с краю.

Там словно сидели два человека. Мне сразу вспомнилась девчушка, перед нашим приходом покинувшая Александра. Было кому постель помять. По возрасту вроде бы рановато, но сейчас дети пошли ранние, испорченные Интернетом и телевидением, поэтому от них всего можно ожидать.

– Вот здесь я живу. Присаживайтесь.

Под окном стоял письменный стол с обязательным, по современным меркам, компьютером, занимающим большую часть столешницы. Он был включен, слегка шумел кулер, но монитор находился в спящем режиме.

– Вы хотели что-то сказать мне о маме? – В голосе Александра была надежда.

Это совсем не походило на то представление, которое хотел создать о сыне Илья Константинович.

– Не сказать, а спросить, – поправила мальчика капитан Саня.

– Спрашивайте. – Его голос слегка потух.

В нем уже не слышалось какой-то надежды на чудо, которую я, как мне показалось, изначально уловил.

– Ты когда в последний раз с матерью виделся?

– Давно уже. – Эта фраза прозвучала настолько неуверенно, что голос подростка сразу сорвался с баска на фальцет.

Но это говорило скорее о волнении Александра, чем о том, что он сказал неправду. Впрочем, одно не исключало другого.

– Она к нам приезжала, когда мы в Челябинске жили. Кажется, сама собиралась там устроиться. Но они тогда с папой поругались. Мы с ним квартиру срочно продали, сюда уехали и больше не виделись. Хотя она часто звонит. Почти каждую неделю. Когда папа на работе.

Отец не успел подсказать сыну ответы на такие вопросы. Илья Константинович сообщил нам, что не видел бывшую жену с Краснодара. Александр уверял, что Надежда Ивановна приезжала к ним в Челябинск.

– Она где сейчас живет? – спросил я как о чем-то незначительном. – По междугородке звонит или на сотовый?

– Когда как. Она, кажется, теперь в Краснодаре. Вернулась туда, когда мы из Челябинска уехали.

– Твоя мама – хороший человек? – неожиданно мягким голосом спросила Радимова.

– Она добрая. Только очень нервная. Да и папа тоже. Поэтому они друг с другом плохо уживаются. Соперничают. – Он опять мыслил и говорил взрослыми категориями.

Похоже, слышал это от кого-то и теперь повторял.

– А ты сам выбрал, с кем жить? – спросил я.

– Нет. Меня никто не спрашивал. Я бы, конечно, хотел, чтобы они вместе были. Но это, наверное, уже невозможно.

– Почему?

– Я же говорю… как два скорпиона в одной банке. Они с папой друг друга долго вынести не могут. Даже по телефону больше пары слов не говорят. Что это за семья такая получится?!

Капитан Саня, как мне казалось, жалела мальчишку.

– Ради ребенка могли бы, наверное, друг друга потерпеть, – сказала она.

– А зачем им быть несчастными? Я уже скоро вырасту. У меня своя жизнь начнется. А им до конца друг друга терпеть, что ли? Пусть лучше как-нибудь сами устроятся.

Дети обычно так не размышляют. Они по природе своей эгоисты. А этот мальчишка таковым однозначно не был. Может быть, он и вправду повторял слова отца, но ведь соглашался с ними. Это значило, что Илья Константинович воспитал хорошего сына.

А Радимова продолжала свои расспросы. Я не сразу понял, как она может совмещать участливость с профессионализмом, но капитан Саня делала это умело.

– А что, у Ильи Константиновича и Надежды Ивановны есть какая-то возможность наладить личную жизнь? Конечно, твоему отцу проще, как и всякому мужчине. Он может найти себе подругу, если только не захочет посвятить жизнь сыну, то есть тебе. А вот маме – это я как женщина смело могу утверждать – тут гораздо труднее.

– Мама красивая, – с какой-то затаенной и глубоко упрятанной любовью сказал Александр.

Он был полностью уверен в своей правоте. Ему, конечно, трудно было сообразить, что такие слова слегка бестактны, да это его и не сильно волновало. По большому счету, парень словно сравнивал свою мать и капитана Саню и откровенно отдавал преимущество первой из них. Это было естественным проявлением сыновней любви. Но такие слова ставили Радимову в неловкое положение.

Она поступила чисто по-женски, среагировала так, как и должна была.

– А я, по-твоему, жуткая уродина? – осведомилась капитан уголовного розыска.

– Я этого не говорил. Только про маму сказал. Она красивая.

– У тебя есть ее фотография?

Вот в этой-то фразе и проявился профессионализм капитана Радимовой. Она не спрашивала про фотографию прямо, подошла к этой теме незаметно и естественно, подкралась со спины и заглянула через плечо.

Я не мог понять, нравится мне такое ее поведение или нет. С точки зрения военного разведчика, такой мягкий и целенаправленный подход я назвал бы прокачкой и одобрил бы его. Но с общечеловеческой позиции манера капитана Радимовой забираться мальчишке под кожу с тем, чтобы добыть сведения, была мне не совсем приятна. Я не понимал, где Саня была настоящая и чего в ней больше – женщины или капитана уголовного розыска.

Глава пятая

Александр молча встал, протянул руку и пошевелил мышью, возвращая компьютер в рабочий режим. Монитор засветился.

– Есть фотография. Только давняя. Сейчас мама старше, но выглядит почти так же. Слегка поправилась с годами. Чуть-чуть округлилась, что ли.

Он по-мальчишески проговорился. Не специально, конечно, но это могло стать отправной точкой в действиях Радимовой. Если сын утверждает, что мать мало изменилась, только слегка поправилась с годами, значит, он виделся с ней не так давно.

Мы с капитаном Саней переглянулись, моргнули друг другу, но не стали заострять внимание на этом промахе мальчишки. Если он принципиальный, упертый, к тому же любит свою мать, то его не удастся расколоть на допросе. Парень просто замкнется и вообще не будет ни на что отвечать.

Занятия восточными философическими единоборствами, которыми мальчик, судя по кимоно, увлекается, только способствуют этому. Они требуют фанатизма и сами вырабатывают его в человеке. Допрашивать такого типа – дело бесперспективное.

Мы с капитаном Саней понимали это и оба подумали, что проще будет искать Надежду Ивановну другими способами. Если мы начнем оказывать давление на ее сына, то спугнем женщину своими не самыми умными действиями.

Судя по тому, что поиск фотографии занял пару минут, если не больше, Александр нечасто рассматривал ее. Это могло означать, например, то, что он не сильно интересуется матерью. Но был и другой вариант. Сын часто видит ее воочию, и ему ни к чему смотреть на старую фотографию. Или, скажем, у него есть свежие снимки, которые он показывать не желает, чтобы не выдать свои недавние свидания с Надеждой Ивановной. Ведь на многих снимках в автоматическом режиме проставляется число и время съемки.

Но делать какие-то конкретные выводы было еще рано. У нас не имелось фактов для правдоподобных выводов. Только подозрения.

Фотография наконец-то нашлась. Она оказалась цветной. Александр вывел ее на весь монитор.

На ней были изображены он сам, его отец Илья Константинович и Надежда Ивановна. Все в одинаковых темно-коричневых кимоно и в боевых стойках.

– А я почему-то считала, что ниндзя всегда носят черные одежды, – сказала капитан Саня. – Наверное, я не права, да?

– Настоящие ниндзя никогда не носят черные одежды, – категорично заявил мальчик. – Так делают актеры Голливуда, когда играют их. Оттуда пришло и это мнение. Черная одежда заметна в темноте. А ниндзя считаются воинами ночи.

– Как и спецназ ГРУ, – заметил я, пытаясь заинтересовать парня и втянуть его в разговор.

Я давно знал, как к спецназу ГРУ относятся практически все люди, которые интересуются боевыми единоборствами. Да и не только они. Спецназ ГРУ многие годы был очень закрытым видом войск. Даже наши солдаты часто считали, что служат в ВДВ, поскольку носили такую форму.

Только после войны в Афгане о спецназе стали говорить открыто. Причем так часто и много, что в этих словах с трудом можно было найти правду. На экраны стали один за другим выходить сериалы, режиссеры и сценаристы которых понятия не имели, о чем они рассказывали. А уж мальчишки-то от одних слов «спецназ ГРУ» рты разевали.

Но не все. Этот не отреагировал. Для него ниндзя был, наверное, вершиной боевого совершенства. Так случается, когда человек знает лишь то, что хочет.

Зато он просто и без затей объяснил капитану уголовного розыска очевидную вещь:

– В ночи плохо заметны темно-серые и коричневые одежды. Потому ниндзя носят такие кимоно.

– Армейский камуфляж тоже хорошо приспособлен к ночи, – заметил я, стараясь поддержать свой авторитет хотя бы перед самим собой. – Могу сообщить официальное мнение ученых по этому вопросу. Они хлеб зря не едят, даже проводят кое-какие исследования. Согласно их выводам, в ночи заметен не цвет одежды, а перемещение объектов. Человек, пребывающий на одном месте, большей частью остается незаметным, если, конечно, не пользоваться современными приборами, например тепловизором. Но как только начинается движение, человек становится видимым и уязвимым, будь на нем кимоно любого оттенка или армейский камуфляж. Если человек обучен передвигаться незаметно и неслышно, то он, конечно, имеет больше шансов, чем тот, который не умеет этого делать. В системе подготовки ниндзя много времени уделяется скрытному передвижению.

Я неназойливо и не нарочито выдал комплимент любимцам этого мальчишки. Старая тактика проведения допросов носит название «горячо-холодно». После комплимента следует сказать какую-то гадость, потом чередовать их.

– Я в своей армейской практике несколько раз встречал ниндзя среди бандитов Северного Кавказа. Серьезной опасности они не представляли. Так, больше понтов и визга.

– А вы где служили? – чуть свысока спросил подросток. – В каких войсках?

– Спецназ военной разведки.

Александр благоразумно ничего не сказал.

Я же продолжил:

– Техника скрытного передвижения ниндзя достаточно интересна. Она используется в армейских обучающих программах. Однажды мне в руки попал интересный документ. В нем описывался единственный официально зафиксированный случай соприкосновения русских казаков и японского ниндзя. Дело было в конце девятнадцатого века…

– Расцвет ниндзя в Японии, – констатировал Александр.

– Да. Но я вернусь к документу. Музейный, кстати, экспонат. Это был рапорт казачьего сотника о том, как его людей поставили в заднюю линию охранения. Поэтому им разрешено было варить кашу и стирать одежду. Потом вдруг из кустов выскочил какой-то человек в кимоно, начал шипеть, размахивать руками и ногами. Переводчик-японец, который служил при сотне, испугался и заявил, что это ниндзя, который сейчас всех убьет. Есаулу надоело смотреть на кривляния японца, он ударил его в ухо, и тот «тут же дух испустил».

– Написать можно все, что угодно, – сказал Александр вполне по-взрослому. – Только если всему верить, голова развалится, как от удара в ухо.

– Да ладно вам спорить, – проговорила капитан Саня. – А ты мне, Александр, не можешь на диск сбросить эту фотографию?

– А зачем она вам?

– Мне очень нужно с Надеждой Ивановной поговорить. – Радимова не стала распространяться о причине своей заинтересованности. – Это очень серьезно. Фотография тоже важна. На твою маму пало подозрение, по-моему, безосновательное. Снимок сможет подтвердить мое мнение. Сбрось на диск, прошу. Есть чистый?

– Нет.

Я вытащил свой смартфон. Кабель от него у меня всегда в кармане. Иногда требуется в машине подзарядить.

– USB-порт у тебя, вижу, есть. Перебрось мне.

Теперь Александру нечем было отговориться, он вздохнул и подсоединил смартфон к компьютеру. Вся операция по переброске файла с фотографией заняла несколько секунд.

Мы с капитаном Саней дружно встали. Дело было сделано. Скоро должен был появиться Илья Константинович. Нам не хотелось, чтобы он застал нас в своей квартире. Тропинин-старший наверняка желал бы, чтобы сын беседовал с нами если уж не в его присутствии, то после инструктажа. Но без этого наш разговор получился куда более продуктивным.

В прихожей горел свет. Когда мы вышли туда, я увидел на тумбочке под зеркалом еще один сякен, наполовину прикрытый мужской шляпой с короткими полями.

Я взял сякен в руки, посмотрел на Александра. В ответ он лишь усмехнулся. Моя рука сама по себе совершила замах. Сякен воткнулся в доску-мишень вплотную с тем, который уже торчал там.

– Профессиональный бросок, – оценила капитан Саня.

– Профессионалы таким оружием не пользуются, – скромно ответил я, но подумал, что сам высказываю неуважение к себе, и исправился: – Но они неплохо умеют обращаться с чем угодно.

– Папа сказал бы, что довольно неплохой бросок, – сдержанно оценил руку капитана частного сыска Александр.

Наверное, в его устах это была высокая оценка. Но я за похвалами со стороны не гонюсь.

Я шагнул к двери, легко открыл незнакомый замок, пропустил вперед Радимову, обернулся к Александру и спросил, сам не знаю зачем:

– Тебе нравится варенье из физалиса?

– А я ни разу в жизни не пробовал. Что вам всем это варенье далось?

– Кому это – всем?

– Папа просил, чтобы я ему в Интернете нашел. Теперь вот вы.

– Ты нашел в Интернете?

– Как варить. А где купить – нет. Нашел только сырой физалис. Продают поштучно. Дорогое варенье получится. Нам с папой не по карману.

– Что ты на все это скажешь? – спросила капитан Саня, когда мы сели в «Джимни».

Я вытащил из одного кармана ключи от машины, из другого – смартфон, открыл фотографию и увеличил лицо Надежды Ивановны Тропининой. Потом посмотрел на капитана Саню, сравнивая этих женщин.

– У мальчика определенно играет сыновья привязанность. Его маму трудно назвать красавицей. Хотя это все дело вкуса. У нее в лице есть что-то восточное. Может, такая кровь и заставляет ее интересоваться ниндзюцу. Но ты, на мой взгляд, привлекательнее.

Я слегка уменьшил изображение, чтобы видеть Илью Константиновича рядом с бывшей женой и сыном, тогда еще совсем малолетним. Он был невысок для мужчины.

По фотографии судить было трудно, но мне показалось, что Надежда Ивановна одинакового с ним роста, если даже не слегка выше. Оба были худощавыми, жилистыми.

Определяя ее боевые возможности, я сразу предположил, что Тропининой просто не хватит веса тела для мощного, убийственного удара кастетом. Да, женщина ее телосложения в состоянии убить мужчину многими способами. Ударами по болевым точкам, пальцами в горло с пробиванием сонной артерии.

Но удар кастетом – это совсем другое. Там недостаточно одной резкости, нужна еще и мощь. А таковой в ее теле видно не было.

Смерть наступила в результате обширного кровоизлияния в мозг. Для этого нужен был не просто резкий удар, на который женщина способна, но и мощный, с использованием веса тела и силы мышц. Я по-прежнему был уверен в том, что убийство совершено мужчиной.

Когда мы приехали в управление внутренних дел, капитан Саня изъяла у меня мой смартфон и пошла к компьютерщику, которому дала задание. Тот сразу вернул телефон, но на выполнение работы попросил хотя бы минут сорок.

За это время я успел съездить на заправку. Потом заскочил в компьютерный салон, купил себе хороший ноутбук, с самыми популярными программами, несколько чистых дисков для записи каких-то необходимых данных. Вслед за этим я посетил салон связи и приобрел USB-модем с СИМ-картой, поскольку в мою квартиру не был подведен проводной Интернет.

Дальше, чтобы не выписывать пропуск в разведуправление округа, я позвонил подполковнику Быковскому. Он выслал на выход помощника дежурного по управлению, которому я и передал пакет с сякенами.

Вернувшись в уголовный розыск, я застал капитана Саню рассматривающей лист с принтера. Компьютерщик в «фотошопе» вырезал только одну Надежду Ивановну, сохранил эту часть снимка отдельным файлом и распечатал с увеличением. Он в той же программе добавил резкости, и поэтому изображение не расплылось. Тропинина получилась узнаваемой.

– Тим, свози меня в дом, где Соколянская жила.

– А что ты хочешь? – спросил я, вовремя вспомнил и положил на стол перед Радимовой методическое пособие по обучению компьютерному набору слепым методом.

Она сразу поняла, что это, улыбнулась и сказала:

– Спасибо. Просто хочу, чтобы ты меня свозил.

– Тогда поехали.

Дом находился в центре города, сравнительно недалеко от управления полиции, и доехали мы быстро. На месте преступления я не был, но адрес запомнил из материалов дела, которые Радимова дала мне прочитать.

Я остановился на улице, метров за пятьдесят до входа во двор, рядом со знаком «Остановка запрещена», хотя и вне зоны его действия. В данном конкретном случае я обслуживал интересы полиции, но все же ДПС могла ко мне придраться. А я систематически забываю платить штрафы. Наверное, это дурная черта моего характера, хотя ссылаюсь я всегда только на память.

– Пешком пойдем? – спросил я.

Капитан Саня посмотрела на знак и понимающе кивнула.

– Если ты не захромаешь.

– Мои протезы отличаются повышенной износостойкостью.

Мы вышли из машины и двинулись в сторону небольшого строения, где сидела охрана. Я совсем не хромал. Капитан Саня вошла в калитку и постучала в дверь помещения охраны.

Тем временем я прикидывал взглядом зону охвата камер видеонаблюдения. Вообще-то они днем должны контролировать и двор с обратной стороны дома. Если кто-то выбрался днем через окно в подъезде, то попал в поле зрения камеры.

Светает сейчас рано. В четыре утра уже можно что-то рассмотреть даже вдали. Значит, это время тоже следует отбросить.

Человек, вылезающий из окна, был бы замечен. Пусть не охраной, которая могла зазеваться, но операми уголовного розыска. Они просматривали записи за всю ночь, вплоть до одиннадцати утра.

В это время Юлия Юрьевна Соколянская, обеспокоенная отсутствием связи с дочерью, приехала к ней домой. Она обнаружила дверь квартиры незакрытой, а дочь – убитой.

В вечернее время в квартирах, конечно, горит свет. Сказать точно я не мог, но предполагал, что эти окна должны освещать и заднюю часть двора. Человек тоже должен был бы стать заметным взгляду видеокамеры, даже если бы он передвигался бегом.

Время, когда в задней части двора наступает темнота, определить точно я не мог. Для этого нужно специально вести наблюдение хотя бы неделю.

Но видеозаписи могли подсказать мне точные данные на конкретный вечер. Значит, мне стоило посмотреть их. Теперь, имея ноутбук, я мог себе это позволить, переписав диски прямо в кабинете Радимовой.

Капитан Саня тем временем вошла в помещение охраны. Я поспешил за ней следом. Входил уже без стука, поскольку теперь дверь была не закрыта.

Там находились два охранника. Один – высокий и толстый, другой – низкорослый крепыш с руками такими же объемными, как у меня ноги. Они рассматривали фотографию, привезенную капитаном Саней.

– Нет, не знаю такой, – сказал высокий тип. – Я до баб человек слабый, на такую сразу обратил бы внимание. Она в моем вкусе. – Он оценивающе осмотрел капитана Саню, не выдержал моего убийственного взгляда и скромно уставился в пол.

– Подожди-ка, – не согласился крепыш. – Есть, кажись, во втором подъезде женщина похожая. Но она постарше, мне кажется, и как-то посолиднее выглядит, объемнее. Вы на автостоянку загляните. Она там машину держит, мимо нас изредка проходит. На стоянке должны лучше запомнить. Сегодня на ней ваш брат, бывший мент, дежурит. У него память на лица хорошая, сам хвастался.

Мы поблагодарили его и перешли в соседнее здание, такое же небольшое. Нам навстречу вышел седой благообразный мужчина в ментовских брюках. Капитан Саня показала ему свое удостоверение.

– Чем могу помочь? – прозвучало коротко и конкретно.

– Говорят, что у вас знаменитая память. Посмотрите на фотографию. – Радимова вытащила из-за спины лист распечатки. – Вам эта женщина знакома?

– Надежда, – без сомнений сказал бывший мент. – Так ее зовут. Отчества не знаю, фамилию не помню, но могу посмотреть данные в журнале регистрации. Живет в этом доме во втором подъезде. Ездит на «Ниссане»… – Отставной мент без проблем вспомнил номер.

– Давно ее знаете?

– Около года. Как дом сдали. Она одной из первых здесь поселилась. Я тогда только на пенсию вышел. Сразу сюда на работу устроился. При мне она в дом и въезжала. Как раз в мое дежурство было. Попросила даже, помню, помочь вещи в квартиру поднять, но я отказался, поскольку по инструкции не имею права пост оставлять.

– Посмотрите в журнале регистрации, ее машина сейчас здесь? На стоянке? – попросила капитан Саня.

– Около часа назад куда-то уехала. Видимо, на тренировку, поскольку сама была в спортивном костюме и с сумкой. Она три раза в неделю занимается, кажется, в каком-то фитнес-центре. Фигуру пытается сохранить. Помнит себя, наверное, такой, как на вашей фотографии, но уже сильно расплылась и пухнет все больше. Никакой фитнес ей не помогает. За тот год, что я ее наблюдаю, заметно изменилась. Я вообще слышал, что все эти занятия – ерунда. Просто жрать надо меньше, вот и все.

– Одна женщина повесила себе на холодильнике надпись: «С завтрашнего дня бросаю есть после семи». Теперь она каждый день радуется, что не сегодня, – заметил я.

Улыбнулась только капитан Саня. Пожилой отставной мент то ли не расслышал, то ли не понял. Он вообще был человек серьезный. Наверняка сержантом служил.

Охранник сел за письменный стол, вытащил из ящика журнал регистрации, открыл на первых страницах, начал водить пальцем по строчкам и не сразу, но все-таки вытащил очки. Это сильно ускорило поиски.

– Вот! – Он перевернул журнал так, чтобы мы могли прочитать.

– Надежда Ивановна Яковлева, – проговорила капитан Саня. – Квартира семьдесят восемь. Стояночное место номер восемьдесят девять. Это все, что имеет к ней отношение?

– Все, товарищ капитан.

Судя по тому, как пожилой человек произносил звание, он точно служил сержантом.

– А какой она посещает фитнес-центр?

– Этого я знать не могу. Мы с ней иногда обмениваемся парой слов, не больше.

– Еще что-то о ней знаете? Семейное положение, например?

– Здесь живет одна в двухкомнатной квартире. Когда переезжала сюда, разгружали вещи ей грузчики, им помогали мужчина с мальчиком. Я подумал, что это родственники. Может, брат с сыном. Или еще кто-то.

– Мальчик не называл ее мамой?

– Нет. Я не слышал, но рядом не был, им не помогал. Я свой пост не покидал, издали наблюдал. К нам ожидался приезд начальства, и я предпочел не терять работу. Новую найти в моем возрасте весьма сложно.

– Хорошо. На вас, на бывшего полицейского, положиться можно?

– Без сомнений. Я никому ни слова. Что еще от меня нужно?

– Позвонить, как только Надежда Ивановна вернется. Мы приедем.

– Без проблем. Какой номер?

Капитан Саня положила на стол свою визитную карточку.

Только в машине Радимова, о чем-то задумавшаяся, убрала фотографию в сумку.

– Дело практически раскрыто, – сказала она, кажется, сама в это веря.

– Какое? – не понял я. – Краснодарское?

– Краснодарское раскрыто до нас и без нашего участия. Только преступник оказался не пойманным. До встречи с нами. Надеюсь, от нас ей уйти не удастся. Жалко, дежурный на стоянке не знает, в какой фитнес-центр она ездит. Там бы мы ее и повязали. А у тебя что, есть сомнения в том, что она убийца?

Видимо, до Радимовой только-только дошел смысл сказанного мною.

– Не просто сомнения. Есть уверенность, что она – не убийца. Там был чисто мужской удар. Никто меня не разубедит в этом.

– Что же ты тогда весь день со мной мотаешься, ищешь эту Тропинину?

– Ты ищешь. Я только помогаю, стою сбоку и думаю о том, кто убийца.

– Спасибо за помощь. Значит, на задержание не поедешь?

– Думаю, вы и без меня справитесь. Ты предполагаешь, что дело придется иметь с женщиной. Это вообще не мой профиль.

– Справимся. Да, тебе лучше не ездить. Хотя мне стыдно для задержания женщины вызывать группу захвата СОБРа. Но у нас сейчас с этим строго. Самостоятельные действия допускаются только в форс-мажорных обстоятельствах, когда есть возможность упустить преступника. Но ты знаешь, почему мне не хочется с СОБРом связываться.

Да, я хорошо знал, что бывший муж капитана Сани возглавляет городской СОБР. Майор Радимов в управлении внутренних дел говорит очень много не самых лестных слов о своей бывшей жене и обо мне.

Я готов был выслушать эти слова и даже ответить на них. Но высказывать их мне майор Радимов упорно не желал. При каждой встрече он отводил глаза или просто старался не замечать меня. Официально мы с ним не знакомились, хотя полковник Быковский и задерживал этого майора в моей квартире.

– Если ты не будешь возражать, я нынешним вечером посещу школу ниндзюцу, которую возглавляет Илья Константинович Тропинин. Посмотрю, чем там люди занимаются. Ты ко мне присоединишься?

– Нет. Моя женская психика всегда отрицательно относится к тренировке насилия. Хотя ты и обучаешь меня чему-то. Но только для самозащиты и как рабочий инструмент. Я считаю, что это лучше, чем пуля из табельного пистолета. А Тропинин, как я понимаю, – это твоя конкретная линия в следствии?

– Одна из возможных. Посещение школы ниндзюцу – это только ход конем, рекогносцировка окружающего пространства, не более.

– Ну-ну. Работай по своей линии. А я пока… – Она набрала номер и затребовала все возможные данные на Надежду Ивановну Яковлеву, проживающую по такому-то адресу.

Капитан Саня, может быть, в глубине души и не считала, что так вот запросто поймает преступника, тем не менее обязана проверить все варианты. Так она и делала. Тщательность в ее работе – обязательная составляющая.

Глава шестая

Сотовый телефон Ильи Константиновича не отвечал. Равнодушный механический женский голос сообщил, что абонент отключен или находится вне зоны досягаемости. Поэтому я позвонил на домашний.

Ответил Александр, которого я без проблем узнал по голосу:

– Слушаю. Алло!

– Отец дома?

– Сейчас.

Илья Константинович взял трубку сразу. Видимо, подошел к аппарату одновременно с сыном и ждал.

– Слушаю вас.

Судя по тону, который легко определялся даже по этой короткой фразе, Тропинин-старший был сильно чем-то огорчен. Догадаться было нетрудно. Он расстроен нашим приходом в его отсутствие. Опасался, должно быть, что сын что-то лишнее сказал.

– Это вас Страхов беспокоит. Мы сегодня к вам в магазин приезжали с капитаном Радимовой. Разговаривали об убийстве Соколянской.

Там, в магазине, я не представлялся частным сыщиком. Меня, по идее, должны были принять за офицера уголовного розыска, хотя сам я к этому не стремился, считал, что капитан спецназа ГРУ, пусть и отставной, на социальной лестнице стоит выше какого-нибудь мента.

– Да. Я помню. Узнал.

– Я вот почему звоню. Мы уже не приедем. Сразу после встречи с вами, пока время позволяло, заехали и побеседовали с Александром.

– Я уже знаю. У сына нет от меня секретов.

Мне осталось только удивиться самонадеянности отца и вспомнить девчонку, которая попалась мне на лестнице. Я сильно сомневался, что Александр рассказывал отцу и об этом визите в их квартиру.

– Мне хотелось бы заглянуть в вашу школу ниндзюцу. У меня есть некоторый опыт рукопашного боя. Потому мой интерес понятен.

– Александр сказал мне, что вы раньше служили в спецназе ГРУ и умеете бросать сякен. – Илья Константинович оживился: – Срочную там проходили?

– Нет, я был командиром роты.

– Ушли? Разонравилась служба?

– Уволен по состоянию здоровья после ранения.

– Выглядите вы не больным.

– Восстанавливаюсь. Тянет посмотреть на таких людей, каким был я когда-то. Можно вашу школу посетить?

– Она открытая. Отказать кому-то мы не имеем права. Прошу завтра в девятнадцать часов. У нас занятия по ударным техникам. Адрес запишите. Найти нас несложно. Мы арендуем спортивный зал в колледже.

– Говорите. Я запомню.

Капитан Саня позвонила мне в половине одиннадцатого вечера. В этот вечер она, как иной раз случалось, не пришла на занятия по рукопашному бою. Я проводил их персонально для нее в своей квартире, утром и вечером, каждый день, исключая воскресенье, когда давал женскому организму, отнюдь не самому сильному, возможность восстановиться. Но в этот день я не щадил себя, наматывал дополнительные километры пробежки, проводил многочисленные раунды с боксерским мешком.

Утром Радимова почти обязательно выходила со мной на пробежку. После этого мы отрабатывали удары, доступные для женщины. Они не требуют природной мощи, основаны на аккуратности и точности, присущей представительницам прекрасного пола.

В основном эти занятия посвящались правильной координации действий всего тела – от пальцев ноги до кулака. Я поставил себе задачу связать воедино все движения капитана Сани, чтобы они выливались в удар. Вечерами я обычно занимался с ней отработкой отдельных поражающих ударов, наносимых в особо уязвимые зоны.

Радимова иногда пропускала занятия из-за загруженности работой. Она поздно возвращалась домой, утром трудно поднималась. Не зря говорят, что если женщина не выспалась, то проблемы будут у мужчины.

Поэтому в этот вечер я оставил без внимания ее недисциплинированность, даже звонить не стал.

Она сама это сделала. Но не по поводу занятий.

– Тим, у нас неприятности…

– Надеюсь, что Надежда Ивановна Яковлева не перебила вашу группу захвата? А то она ведь запросто могла закидать бойцов с балкона сякенами.

– Не кривляйся. Дело не шуточное.

– Все. Внял твоим словам и кривляться перестал. Что с Яковлевой?

– Задержали. Это действительно Надежда Ивановна Яковлева, а не Тропинина. Родом из Читы, где имела неприятности с законом по поводу создания финансовой пирамиды. После этого с деньгами убежала оттуда. Но там у нее были сильные покровители, и во всероссийский розыск ее не объявили. Видимо, с кем-то поделилась, как это обычно бывает. Но она точно находилась в Чите в то время, когда Тропинина совершала убийство в Краснодаре.

– Если она его совершала.

– Ты и в это не веришь?

– Не очень. Я больше верю Александру, который уважает свою мать. Думаю, интуиция ребенка надежнее, чем протоколы полиции.

Капитан Саня, судя по тону, слегка обиделась. Она вообще всегда старается защитить достоинство своей службы. Я уже не раз это замечал.

– Ты, конечно, вправе иметь собственную точку зрения, но мне хотелось бы тебя уверить, что мы тоже работаем. Но я не по этому поводу звоню. И вообще рассуждать и болтать мне некогда. У нас еще одно убийство. Судя по телефонному сообщению, аналог первого. Я сейчас выезжаю вместе с оперативной бригадой. Если хочешь посмотреть, приезжай. Я распоряжусь, чтобы тебя пустили.

– Тебе скучно возвращаться одной?

– Боюсь, мне придется сегодня ночевать в кабинете. Так тебе это не интересно?

– Отчего же. Интересно.

– Мне показалось, ты не рвешься посмотреть.

– Просто привычно ерничаю. Говори адрес. Я могу приехать раньше вас.

– Едва ли получится. Наши машины уже стоят под окнами. Меня ждут. Запоминай… – Она назвала адрес.

– Еду. Встречай аплодисментами.

Я вытащил из оружейного сейфа пистолет, сунул в него обойму, которую положено хранить отдельно, и привычно передернул затвор, досылая патрон в патронник. Потом я засунул оружие в поясную кобуру за спину, на выходе традиционно прощупал карманы – не вылетели ли из них документы – и вышел.

По дороге в сторону центра мне трижды попадались машины ДПС. Почти все водители знали меня, один даже поприветствовал, мигнув фарами. До места я добрался достаточно быстро, хотя своего верного «Джимни» не гнал, не насиловал двигатель.

Около нужного дома стояли две «Газели» с характерной надписью «Оперативная» и пара «УАЗов». Я тормознул рядом с ними.

Какой-то белобрысый лейтенант показал подъезд, в который мне следовало войти. Я не знал этого парня, но протянул ему руку, когда проходил мимо него в сторону крыльца, совсем невысокого, в полторы ступеньки.

Вход в подъезд находился между помещениями кафе и какого-то продуктового магазина. Поэтому квартир на первом этаже не было, как и домофона на двери.

Я неторопливо поднимался на тихие голоса, доносившиеся сверху. Там никто не плакал, как часто бывает на месте трагедии. И хорошо. Я люблю работать в спокойной обстановке. А человеческие страсти обычно меня сильно трогают, будят эмоции, мешают мыслить в нужном направлении. Но люди разговаривали явно не на лестничной площадке, а в квартире.

Дверь на третьем этаже справа оказалась распахнута. Чуть-чуть была приоткрыта и створка напротив, из-за которой до меня доносился едва слышный голос, как мне показалось, капитана Сани.

Но мужские грубоватые голоса, вылетавшие из квартиры с распахнутой дверью, подсказали мне, куда двигаться. Капитан Саня, видимо, беседовала с соседями, отыскивала и опрашивала возможных свидетелей, а на месте убийства работала следственная бригада.

Я вошел. Квартира была большая, просторная, с высокими потолками. Сейчас таких квартир, наверное, не строят.

В следственной бригаде меня знали. Поэтому никто не выразил удивления при моем появлении. Да и Радимова, наверное, предупредила коллег о скором прибытии капитана частного сыска.

Женщина лежала рядом со столом. Ее лицо было испачкано кремом. Надкусанное пирожное находилось здесь же, на тарелке перед стулом, с которого бедняга и упала. Должно быть, после удара она ткнулась лицом в тарелку, потом свалилась со стула и умерла.

В этом лице, испачканном сладким кремом, было что-то от дешевой эксцентричной комедии. Поэтому происшествие сразу не воспринималось в качестве трагедии, адекватно своей горькой сущности – человек перестал существовать, жизнь оборвалась.

Патологоанатом Владимир Владимирович оказался на месте.

Вопреки моим ожиданиям, он посмотрел на меня без всякой неприязни и сообщил, как большому начальнику:

– Похоже на предыдущее убийство. Удар в затылок, видимо кастетом. Обширное кровоизлияние в мозг. Смерть почти моментальная. Подробности и уточнения будут после вскрытия.

На убитой женщине был шелковый халат с крупными рисунками в восточных мотивах. Ткань походила на дорогой батик. Должно быть, эта особа ни в чем себе не отказывала. В нескольких местах халат был пробит парными порезами, окруженными пятнами крови.

Я наклонился, рассмотрел порезы, коротко глянул в сторону Владимира Владимировича.

Тот согласно кивнул и заявил:

– То же самое. Полное повторение.

Два пореза находились в области шеи под ухом. Там крови вытекло больше. Видимо, халат не мешал. При изготовлении батика ткань пропитывается воском. Он отталкивал кровь, не позволял ей впитаться в ткань. Под халатом ее было, видимо, намного больше.

Один из порезов на шее был сильно расширен. На его краях остались следы каких-то инструментов. У меня мелькнула мысль, что это тоже работа преступника, но патологоанатом разубедил меня.

– Это я рану раскрывал, – сказал он. – На сей раз порез чуть глубже, чем от ваших сякенов, капитан. Оружие, похоже, то же самое, что и при первом убийстве. Кстати, я внимательно осмотрел пробоины на двери своего кабинета. Однозначно утверждать, что они идентичны ранам на теле Соколянской, я не берусь. Все-таки дерево и человеческая плоть имеют разное сопротивление. Могу с вами согласиться в том, что повреждения на двери и теле похожи. Но мы не знаем, когда были нанесены ранения и насколько тогда омертвели ткани. У разных людей трупное окоченение проходит с различной скоростью.

Владимир Владимирович откровенно шел со мной, что называется, на мировую. Должно быть, он осмыслил мои доводы и признал свою неправоту.

Пришла капитан Саня. В руках у нее был большой блокнот. Она записывала показания соседей, как я понял. Оперативная, так сказать, работа. Протоколы обычно составляются позже.

Я накрыл лицо покойницы простыней и выпрямился. Радимова сделала мне знак, отзывая в сторону, чтобы не мешать операм из следственной бригады осматривать комнату.

Желая перешагнуть через ноги убитой женщины, я оперся рукой о стол. На нем среди дорогой посуды стояла узкая, нестандартная, едва початая банка с вареньем.

Я наклонился, чтобы не брать ее в руки, не накладывать свои отпечатки на чьи-то чужие, и громко прочитал надпись на импортном языке:

– «Jam Physalis».

– Что-что? – переспросила капитан Саня, сразу не сообразив, о чем я.

– Варенье из физалиса, – пояснил я.

– Это то самое, которое так сильно интересовало Соколянскую? – спросила Радимова скорее себя, чем меня. – Интересно. – Она подошла, наклонилась, прочитала, потом сделала знак фотографу, который тут же начал щелкать цифровой камерой, снимать баночку в разных ракурсах, даже сверху.

Увы, современные цифровые камеры не передают вкуса экзотического продукта, которого я ни разу не пробовал. Если и доведется, то уж точно не из этой банки. Эксперты наверняка снимут с нее отпечатки, а само варенье, поскольку оно не является вещдоком, потребят с чаем. Они смогут сделать свой вывод по поводу его вкуса. А вот мы с капитаном Саней – едва ли.

Она повторила знак, обращенный ко мне, на сей раз приглашая выйти на кухню, и двинулась туда. Я молча последовал за ней.

– Ты с Владимиром Владимировичем говорил?

– Да.

– Он дает гарантию, что убийство оба раза совершено одним и тем же человеком. Обещает к завтрашнему утру прикинуть рост убийцы. Тогда хоть что-то будет понятно.

– Каким образом он это сможет сделать? – поинтересовался я достаточно вяло. – Убийца и жертва измерили рост, поставили отметки на косяке и подписали, где чья?

– По углу нанесения удара. Только высокий человек будет бить сверху вниз. Среднерослый ударит прямо. Низенький предпочтет атаковать снизу. Обычная работа эксперта. Они всегда делают такие вычисления. Правда, обычно после удара ножом. Нас так в академии учили. Кастет оставляет меньше следов. Но все равно на черепе должны быть микротрещины, идущие под определенным углом. Современная техника позволяет их фотографировать, не вскрывая сам череп.

– Я тебе на днях показывал удар сверху вниз, который называется оверхенд. Занималась дома?

– Да. Бой с тенью выполняла. И по манекену била. Как тренер требовал.

Я сам купил ей боксерский манекен, да еще и установил его, набил основание тяжелым песком. Больше десяти ведер пришлось украсть на ближайшей стройке. Имею право требовать выполнения «домашнего задания».

– У тебя какой рост?

– Средний для женщины. Может быть, чуть выше.

– У меня тоже чуть выше среднего для мужчины. Но мы с тобой осваиваем этот удар и при необходимости сможем нанести его. С кастетом или без оного – это уже другая песня. Теперь что касается атак снизу. Высокие люди часто встречают ими низкорослого противника, который старается сократить дистанцию до удобной для себя или уже сблизился настолько, что другие удары его не достают. Все прямо наоборот, вопреки выводам патологоанатома и тому, чему вас в академии учили. Рост никак не влияет на траекторию нанесения удара кулаком или кастетом. Можешь выслушать Владимира Владимировича, чтобы не обидеть обидчивого человека, но безоговорочно верить его выводам не рекомендую. При этом я не отвергаю опыта полиции. Только предполагаю, что он годится для усредненного человека, который нормально бить не обучен. Может быть, в детстве дрался во дворе, в школе на перемене, с возрастом применял свои кулаки у пивнушки в период алкогольного дефицита. Вот и весь опыт реального боя. Такой человек, я предполагаю, будет бить не правильно, а так, как ему удобнее, исходя из собственных антропологических данных. В этом случае ваша система сработает. Но мы имеем дело с убийцей, у которого есть определенный опыт, как минимум спортивный. Тот человек, который бросает сякены, сначала научится бить кулаком и только потом освоит оружие. Здесь система определения роста преступника по удару никак не срабатывает, может увести в сторону от преступника. Что же касается ударов ножом, то здесь все зависит вообще не от роста человека, а от хвата. Как ты держишься за рукоятку. Это больше привычка, удобство. Важно, где человек носит ножны. Если на поясе или на бедре, то это, скорее всего, будет верхний хват, когда лезвие смотрит вниз. Если, как в спецназе ГРУ, на левом предплечье, то это гарантированно нижний. Еще это связано с системой ножевого боя. Например, в спецназе ГРУ он сводится к нанесению множества режущих ударов, в основном по рукам, в идеале – по горлу. Спортивный ножевой бой проводится по тому же принципу, только там больше внимания уделяется колющим ударам, которые в спецназе почти не используются.

– Но ведь большинство убийств совершается как раз колющими ударами, – возразила капитан Саня. – Чем такие удары спецназу ГРУ не угодили?

– Это опять же вопрос подготовки противников. Неопытный человек будет наносить колющий удар такому же противнику, человеку, недостаточно развитому физически. Но тренированные человеческие мышцы обладают одной интересной способностью – они резко и сильно сокращаются, зажимают нож противника как тисками. Бывает очень нелегко вытащить его из тела. Пока ты это делаешь, противник может нанести тебе с десяток режущих ударов, часть которых окажется смертельной. Спецназ ГРУ готовится к столкновению с подготовленными бойцами. Поэтому солдаты даже не осваивают нанесение колющих ударов.

– Спасибо за лекцию, – сказала капитан Саня. – Я все это учту. Но вернемся к нашему делу об убийстве. Я сейчас разговаривала с соседями. Они ничего не слышали, обнаружили тело позже. Там живут пожилые люди, муж с женой, обоим уже за восемьдесят. Что-то у них случилось с телефоном. Лидия Илларионовна, это соседка, пошла в соседнюю квартиру спросить, работает ли аппарат там. Дверь оказалась открытой. Она прошла в комнату, увидела тело, тут же проверила телефон и позвонила в полицию. А теперь слушай внимательно. Факты интересные. Я не знаю, как их прочно привязать к первому убийству, но думаю, что связь между ними есть. Убита хозяйка квартиры, Алевтина Геннадьевна Соколова. Понимаешь, в обоих случаях Алевтина. Там – Соколянская, здесь – Соколова. Совпадение? Не верю. Но и это еще не все. В последнюю неделю у Алевтины Геннадьевны проживала какая-то приезжая подруга по имени Надежда. Фотографию Надежды Тропининой я старикам показала, она у меня в сумке завалялась. Они неуверенно сказали, что слегка похожа, только возраст разный, могла измениться. Тут все понятно, фотография не вчерашняя.

– Жила здесь целую неделю и куда же делась? Когда пропала?

– Соседи не знают. Чтобы она с вещами выходила, тоже не видели. Убитая женщина три года назад переехала в наш город. Как думаешь, откуда именно?

– Естественно, из Краснодара.

– Почему ты так решил?

– По твоему тону. Ты так интересуешься всеми людьми, прибывшими оттуда, что хоть сообщение между нашими городами отменяй.

– Ты не совсем прав. Три года назад Соколова переехала в наш город из Челябинска. А шесть лет тому она перебралась туда из Краснодара. В Челябинске она была в то же время, когда и Надежда Тропинина. А знакомы они могут быть по обоим городам.

– А со мной? – спросил я.

– Что? – не поняла капитан Саня, полностью поглощенная своим энтузиазмом.

– Я в Краснодарском крае раз пять бывал. Там стоит бригада спецназа ГРУ, на полигоне которой формируются отряды нашей системы перед отправлением на Северный Кавказ. Значит, меня тоже следует брать на подозрение?

– Не перегибай палку, – хмуро проговорила капитан Саня.

– Согласен. Исправлюсь. Соколова жила одна?

– С сыном. Он отдыхает у бабушки в Краснодарском крае. Или у отца в самом городе. Соседи говорят, что мальчик занимался какими-то японскими единоборствами. Они про себя его так и звали – ниндзя.

– Какие-то предметы, характерные для этого, в доме нашлись?

– В шкафу висит темно-коричневое кимоно, как у Саши Тропинина. На стене в соседней комнате – катана на ковре у кровати. Ты туда не заходил?

– Нет.

– В ящике стола лежат нунчаки и какие-то бамбуковые палочки, заточенные по краям.

– Посмотреть можно?

– Пойдем.

Глава седьмая

Мы прошли в соседнюю комнату размерами в половину большой. Радимова остановилась в дверях и вполголоса дала указания операм из следственной бригады, уже почти закончившим осмотр места преступления.

Они начали работу заново. Искали, как я услышал, вещи другой женщины. Той, которая проживала некоторое время назад вместе с убитой Соколовой. Пытались найти ее же отпечатки пальцев, которых в квартире должно было бы остаться множество, если только эта пресловутая Надежда не стерла их умышленно.

Такой ее поступок уже сам по себе говорил бы о том, что эта Надежда – преступница. Если за человеком ничего не числится, то какой ему смысл скрывать свои отпечатки пальцев? Так считала капитан Саня.

Такие действия вызвали у меня только не-здоровую ухмылку. А вдруг преступник был здесь позже Надежды и стер все отпечатки? Но этот вопрос я сразу высказывать не стал, оставил его про запас, когда снова буду обсуждать с капитаном Саней личность возможного преступника.

В маленькой комнате работал только один опер – старший лейтенант Аверьянов, молодой парень с умными, как у собаки, глазами. Он проверял файлы на компьютере и встал при нашем появлении.

– Есть что-то интересное?

– Это компьютер мальчишки. Кое-что интересное есть. Хотя я сомневаюсь, что может иметь отношение к убийству.

– Что там?

– Какой-то педофил пытался навязать мальчишке знакомство, присылал соответствующее видео. Его нужно просматривать специалистам по таким делам. Там пара художественных фильмов. Я не берусь судить, является ли это попыткой совращения.

– Компьютер оставь на месте, а данные с него забери на экспертизу. Есть на что скачать?

– Внешний диск. Специально для этих целей.

– Хорошо. Сделай. Надо найти отца мальчика, чтобы они вместе приехали. Поищи, может, в компьютере есть переписка.

– Есть что-то. Целая папка писем в обе стороны. До них я еще толком не добрался.

– Хорошо. Покажи Тиму Сергеевичу принадлежности молодого ниндзя.

Аверьянов выдвинул верхний ящик стола и сказал:

– Нунчаки – это я понимаю. А бамбуковые палочки – не знаю, что такое.

– Нгивара, – объяснил я, и капитан Саня записала незнакомое слово в свой блокнот. – Парное оружие. Ими можно с двух рук наносить удары по местам скопления нервных окончаний. Одно из ответвлений стиля ядовитой руки. Он является частью школы тай-чи. Только она никакого отношения к ниндзя не имеет. Это китайское направление. Но сейчас все смешалось. – Я взял одну палочку, рассмотрел ее. – Вполне серьезное оружие, которым ни разу не пользовались.

– Почему ты так решил? – прозвучал естественный вопрос капитана Сани.

– Концы не обломаны. У мальчишки были для тренировки другие нгивара, или он только намеревался заняться этим делом.

– Хорошо иметь под рукой эксперта, – сказал Аверьянов Радимовой.

Надо же, в его голосе даже не прозвучало пренебрежения ко мне, дилетанту.

Мы вышли в большую комнату.

Опера доказали, что не зря зарплату получают. Они принесли из ванной еще один женский халат, влажный и грязный, набросили его сверху на тело убитой, примерили и пришли к выводу, что он ей не принадлежал.

– Кто-то мылся и бросил халат на холодный кафель, чтобы не вставать на него чистыми босыми ногами. Потом этот человек запихнул тряпку под ванну и забыл про нее. Халат там с полгода пролежал, – проговорил опер.

Капитан Саня от такого вывода расстроилась больше тех парней, которые на четвереньках вытягивали этот халат из-под ванны. Но она приказала приобщить находку к вещдокам. За неимением других, по-моему.

– Александра Валерьевна! – С кухни вышел долговязый и тощий дактилоскопист Леонтьев, про которого она однажды сказала, что он неровно на нее дышит. – Я нашел на одном из бокалов отпечаток, который точно не принадлежит убитой. Поверхностное, понятно, исследование, но там на подушечке шрам, которого у покойной нет. Отпечаток узкий и длинный. Такие характерны для женщин, которые тщательно следят за своими руками.

– Отлично, Слава! Как только к себе вернешься, сразу по базе его прогони. Больше отпечатков нет?

– Впечатление такое, что кто-то усердно поработал тряпкой. Причем не только в большой комнате, но и в спальне, на кухне, в детской, в ванной и даже в туалете.

– Тренироваться сегодня не будешь, – утвердительно и укоризненно сказал я Радимовой.

– Я ночевать в кабинете собралась с такими-то делами. А ты о тренировке говоришь. Да и поздно уже, почти ночь.

– Тогда я поехал. Здесь мне делать нечего.

– Чего-то интересного не ждешь?

– Меня, помнится, на другое дело нанимали.

– Так вы категорично считаете, что это разные преступники действовали? – спросил Владимир Владимирович, в очередной раз глянув на меня с подозрением, хотя ментом и не был.

По крайней мере по службе. Может быть, только по душевной составляющей его странноватой личности.

– А пока будете опять плохо говорить обо мне у меня за спиной, осуждать мое мнение? – Он улыбался, чтобы его слова можно было принять и за шутку, и всерьез.

В моем же понимании все сказанное сильно походило на патологию.

Поэтому я ответил вполне серьезно, может быть, даже излишне жестко:

– У нас в спецназе есть старая поговорка. Говорят, она сохранилась еще с войны и была весьма популярна у фронтовой разведки. «Если у вас за спиной говорят о вас хорошо, значит, вы лежите в гробу на животе». Владимир Владимирович, уж поверьте, вы слегка преувеличиваете важность собственной персоны. У меня и без вас есть о чем говорить с людьми. Имеется множество вопросов, которые волнуют мою скромную особу сильнее всего остального, в том числе и ваших профессиональных заключений, хотя к ним я прислушиваюсь. А что касается личности преступника, будут факты, станем размышлять. – Я пожал плечами: – Пока я таковых не вижу.

– Утром заезжай ко мне, – предложила капитан Саня, обрывая наш не самый дружественный разговор. – Может быть, к утру и факты появятся. Я в кабинете буду. С утра убегать никуда не планирую, если только нового похожего убийства не случится.

– После пробежки сразу приеду, – пообещал я, этими словами укоряя ее за то, что она и утреннюю тренировку тоже пропустит.

Еще будучи командиром роты спецназа, я твердо усвоил правило – к любым занятиям следует относиться предельно серьезно, тем более к тем, от которых может зависеть твоя жизнь. При этом никто не мог точно сказать, что именно эти вот навыки вскорости тебя спасут.

Нельзя было утверждать, что, намотав лишние десять километров в неделю, ты станешь настолько хорошим стайером, что сумеешь убежать от смерти. То же самое относилось к рукопашке или умению стрелять.

Это, конечно, в первую очередь касалось тех солдат спецназа ГРУ, которыми я командовал. Я старался привить бойцам своей роты не просто привычку, а любовь к занятиям, стремление каждый день преодолеть очередной рубеж, будь он хоть на полсантиметра выше прежнего.

Обычно после пары месяцев занятий солдаты привыкают к нагрузкам и сами придумывают их себе. Обучая других, я и сам втянулся. Да так, что уже не имею сил отвыкнуть, чувствую постоянную потребность к самосовершенствованию во всем.

Недавно я начал посещать занятия в школе экстремальной езды. Когда-то я закончил два из трех курсов, положенных офицерам спецназа ГРУ, на специальном автомобильном полигоне. На третий я поехал бы только после получения майорской звездочки. С ней у меня, увы, не сложилось, хотя мне уже обещали повышение и новую должность сразу, как только позволит выслуга лет.

По большому счету, я сам мог бы учить тех преподавателей, которые пытались натаскивать меня. Все знания, которые они давали сначала теоретически, я уже давно впитал в себя и даже отработал их на практике до автоматизма. Но эти занятия давали мне какую-то дополнительную практику, восстанавливали слегка подзабытые навыки, подтверждали рефлексы, а это многое значило.

Так, видимо, было заложено в меня природой. Все, за что брался, я старался сначала в подробностях изучить, а потом и отработать. На эти пресловутые курсы я пошел, честно говоря, только потому, что школа имела свой полигон.

Общедоступные занятия по физической подготовке я был в состоянии проводить самостоятельно, даже тренировал Радимову, хотя она не рвалась стать высококлассным бойцом-рукопашником. Капитан Саня с великим удовольствием уворачивалась от тренировок, как только ей представлялась такая возможность, хотя вслух этого не произносила. Но я чувствовал. Это было не ее.

Ситуация складывалась как с тем алкашом, который решил бросить пить, сдать бутылки и купить машину. Держится день, два, а на третий говорит: «Нет, это не мое».

Точно так и капитан Саня. Она даже иногда боксерский тренировочный манекен бить жалела. Мне это не нравилось, понятное дело.

Поэтому утром следующего дня я особенно на нее сердился, даже был слегка зол и сам тренировался интенсивнее, чем обычно. Словно выполнял свою и ее норму. Хотя и не был уверен в том, что такие вот мои энергозатраты пойдут ей на пользу.

Моя пробежка затянулась на лишних полчаса, но это вовсе не значило, что я укорочу свое общение с боксерским мешком. Время было раннее, но народ уже поднимался. Из-за стен порой доносились звуки гораздо более громкие, чем мои удары.

После занятий я принял прохладный душ, быстро собрался и сдержал слово, данное капитану Радимовой. Я поехал не к себе в детективно-правовое агентство, а в городское управление внутренних дел.

Капитан Саня уже умудрилась где-то умыться, и даже глаза ее не были красными, не говорили о бессонной ночи. Она сильно старалась казаться бодрой или в действительности была таковой. Может, просто лишку кофе в буфете своего управления потребила.

Это, как я считаю, не к добру. Кофе дает бодрость лишь на короткий период. Вскоре снова подступает усталость, причем еще более сильная, потому что кофе сам по себе забирает силы.

– Зарядку делала? – спросил я.

– Обязательно. Но короткую. Потом, когда уже народ по улицам пошел, быстрым шагом вокруг квартала трижды обошла. Это вместо пробежки. Только вот для избиения мне никто не подвернулся. Не суди строго, товарищ тренер.

– Уговорила. Делись новостями, если они есть.

Капитан Саня выложила из ящика на стол тонкую папку с материалами уголовного дела, только еще формирующегося, даже не оформленного по правилам.

– За пять минут до твоего прихода привезли заключение Владимира Владимировича. На сей раз он согласился с тем, что ранения могли были нанесены сякеном. Точнее, несколькими, потому что они носят разный характер. Причина смерти – обширное кровоизлияние в мозг вследствие удара кастетом по затылку. Преступник был высокого роста, бил сверху вниз. Про классический оверхенд я ему сказать вчера просто не успела.

– Ты по-прежнему считаешь, что удар был нанесен женщиной среднего роста, даже совсем невысокой, если судить по фотографии жены Ильи Константиновича, стоящей рядом с ним? Я не думаю, что она снималась, опустившись на колени.

– Я не считаю, а лишь предполагаю. Но от своей версии не отказываюсь. Слишком много косвенных улик, нитей, связывающих убийство в Краснодаре шесть лет назад с тремя в Челябинске и двумя в нашем городе. Тем более что я как будто чувствую присутствие у нас этой На-дежды Ивановны Тропининой. Она как призрак бродит где-то здесь. Ты сейчас свободен?

– Да, если не учитывать, что я занят расследованием.

– Тогда давай продолжим это дело. Я уже успела отправить два запроса. Результаты в материалах. – Она кивнула на тонкую папку, в которую я еще не успел заглянуть. – Когда было совершено убийство в Краснодаре? То, самое первое? Когда оттуда уехала Алевтина Геннадьевна Соколова? Я думала, что здесь может быть какая-то связь. Найти ее не успела, но уехала Алевтина Геннадьевна через семь дней после того убийства. Она могла знать, что Тропинина преступница. В этом случае Соколова не должна была бы принимать ее у себя в квартире здесь, в нашем городе. Или она просто боялась возразить, а та обнаглела и пришла. Мол, здравствуйте, я ваша тетя.

– Да, наверное. – С этим нельзя было не согласиться. – Если только Соколова не знала чего-то такого, что нам не известно. Например, кто был убийцей в Краснодаре. Так куда сейчас едем?

Мне не составило труда догадаться, что капитан Саня опять хочет использовать меня как личного извозчика. То обстоятельство, что я попутно выполнял и обязанности капитана частного сыска, особой роли в этом случае не играло.

– Нужно встретиться с Вениамином Соколянским.

– Это кто?

– Сын Алевтины Николаевны. Мальчишке двенадцать лет. У детей память цепкая. Хочу показать ему фотографию Надежды Ивановны. Видел ли он когда-нибудь эту женщину вместе с матерью? Естественно, с учетом скидки на те самые семь или восемь лет. Если даже пожилые люди, соседи Соколовой, узнали, то мальчик тем более не ошибется.

– А разве соседи узнали? Насколько я помню, они ответили очень неуверенно, что только слегка похожа.

– Забыла тебе сообщить. Это уже после твоего отъезда было. Когда тело на носилках спускали, вышла в подъезд Лидия Илларионовна и сразу ко мне. Захотела еще раз на фотографию посмотреть, даже спросила, когда та сделана. Потом сказала, что они с мужем посоветовались, подумали и решили, что это и есть та самая Надежда, которая у Соколовой жила. Она дружила с Василием, ее сыном, несмотря на разницу в возрасте. У взрослого человека и ребенка были какие-то общие интересы. Их что-то связывало. Жалко, что самого Василия сейчас в городе нет. Но я уже созвонилась с его отцом по электронной почте, сообщила об убийстве, запросила номер телефона. Он как раз за компьютером сидел. Очень удивился, но сотовый номер прислал. Я сразу позвонила. Они сегодня должны выехать из Краснодара. Если найдут деньги, вылетят самолетом. К сожалению, финансово я им помочь не могу. Пока не приехали, давай к Вениамину съездим.

– Поехали, – согласился я. – Куда?

– Адрес не помнишь?

– Место убийства?

– Конечно. Там сегодня к похоронам готовятся. Они завтра. Людям не до нас. Но я думаю, это и к лучшему. Никто мешать не будет. Двенадцатилетнего мальчика не погонят в морг за телом матери. Пока не привезли, давай съездим.

Доехали мы быстро. Конечно, можно было бы поставить машину на стоянку для жильцов. Не думаю, что охрана стала бы возражать против этого. Но я опять, как и минувшим днем, проявил скромность и оставил «Джимни» перед знаком, запрещающим остановку.

Мы прошли в дом, поднялись на нужный этаж, позвонили.

Дверь нам открыла женщина в темном платке, повязанном поверх копны ярко-рыжих волос. Если бы не они, уложенные в три «вороньих» этажа, я, возможно, и не сумел бы узнать Юлию Юрьевну Соколянскую. За пару дней, прошедших после нашей встречи, она постарела как минимум лет на семь-восемь. Но капитан Саня, похоже, уже видела ее такой, поэтому не приняла за внешне схожую дальнюю родственницу, приехавшую на похороны.

– Здравствуйте, Юлия Юрьевна. Извините, что в такой день беспокоим вас. Нам необходимо поговорить с Вениамином.

– Да-да, вы работаете, и это хорошо, – проговорила пожилая женщина. – Проходите, внук дома. Веня!..

Мы вошли. Я в этой квартире был впервые, хотя именно такой и представлял ее по протоколу осмотра места преступления.

– Сейчас, бабушка. Я в Интернете, – донесся ломающийся голос из второй комнаты.

Он чем-то походил на тон Александра Тропинина, хотя разница в возрасте составляла два года.

– Проходите туда. – Юлия Юрьевна повела рукой.

Капитан Саня постучала, дождалась ответа и толкнула дверь, не имеющую замка. Мы вошли.

Признаться, мне показалось, что я уже бывал в этой комнате. Причем совсем недавно. Я не сразу сообразил, что здесь совсем другие обои и шторы на окнах.

У стола за компьютером сидел не опер следственной бригады, а мальчишка, как я уже знал, двенадцати лет. Вениамин Соколянский был достаточно крупным ребенком для своего возраста.

Но над кроватью тоже висела катана в ножнах. У меня даже появилась уверенность в том, что если выдвинуть верхний ящик письменного стола, то там обязательно окажутся нунчаки и две бамбуковые палочки нгивара.

– Я капитан Радимова из уголовного розыска, – представилась Александра Валерьевна.

– Вот и полиция в гости пришла, – констатировал мальчик довольно развязно. – Я думал, вы позже приедете. Так рано не ждал.

– Я с Вениамином уже созванивалась, – объяснила капитан Саня, повернувшись ко мне.

– Верхний ящик стола выдвини, если тебе не трудно, – попросил я.

– Это что, обыск? – с вызовом спросил Вениамин.

– Нет. Простой интерес. При обыске я вы-двинул бы ящик сам.

Мальчишка кривовато усмехнулся и выдвинул ящик. Я оказался прав. Лишнего там ничего не было. Только зарядное устройство для телефона, нунчаки и нгивара. Палочки, как и в столе сына Соколовой, абсолютно новые, с целыми остриями.

– Нгивара не занимался? – спросил я.

– Нет еще. Откуда вы знаете?

– Вижу, что совсем новые. Ходишь в школу ниндзюцу?

– Да.

– А кимоно у тебя есть?

Вениамин молча встал, открыл шкаф, вытащил и показал нам темно-коричневое кимоно. Чистое и отутюженное. Делал он это с гордостью.

– Вы в кимоно тренируетесь?

– Только старшие гэнины. Мальчишки моего возраста работают в простых спортивных костюмах.

Тут я вспомнил слова Александра Тропинина. Школа ниндзюцу в городе только одна.

– К Илье Константиновичу ходишь?

– Да. Он наш дзёнин. Это что, запрещено законом?

– Вовсе нет. Я считаю Илью Константиновича достойным человеком и хорошим тренером. Сам собираюсь сегодня к нему в зал заглянуть. Даже договорился уже на вечер. Значит, увидимся.

– Меня сегодня не будет, – сказал Вениамин. – Траур. Илья Константинович пять минут назад уехал. Он знает. Сам сказал, чтобы я на этой неделе на занятия не ходил. Бабушка с ним согласилась.

– Я понимаю, что такое траур, – со вздохом сказал я.

Мне доводилось выносить с поля боя тела друзей. Но участие в боевых действиях из-за этого нам никто не отменял.

Впрочем, проводить параллели между ними и занятиями в школе ниндзюцу мне показалось не корректным даже мысленно. Точно так же нельзя сравнивать психику опытного офицера спецназа и мальчика двенадцати лет от роду.

Чтобы скрыть свои мысли, не транслировать их глазами, я спросил:

– Нгиварой работать тоже Илья Константинович будет обучать?

– Нет. Он сам этого не умеет. У нас есть хороший специалист. Он где-то в другом городе учился. Нарочно, говорит, ездил. Палочки там покупал. Настоящие, китайские. Нам привез. Без навара продавал. По своей цене.

– По большому счету, нгиварой может стать простая авторучка. В Израиле даже промышленно такая выпускается. Называется тактической ручкой «Узи». Она и писать может, и для ударов годится. Делается из высокопрочных легких сплавов. Никто не подумает, что это оружие. А можно пользоваться и простой ручкой. Нужно знать, куда бить.

Я заметил, что мальчишке стало интересно со мной общаться. Он, видимо, сильно увлекся всякими восточными штучками и легко впитывал в себя информацию.

Но капитан Саня не прочувствовала ситуацию.

Она вытащила из сумки фотографию Наде-жды Ивановны Тропининой и перебила наш выстраивающийся диалог:

– Мы, Вениамин, вообще-то вот зачем приехали. Посмотри на фотографию. Ты никогда эту женщину рядом со своей мамой не видел? Только сразу учти, что этот снимок сделан лет семь-восемь назад. За это время она могла измениться.

Вениамин принял лист, повертел, посмотрел прямо, потом сбоку, из чего я сделал вывод, что у него что-то не в порядке со зрением. Видимо, есть какие-то нарушения в хрусталике. В подтверждение моих мыслей мальчишка водрузил на нос очки с узенькими тонкими стеклами и еще целую минуту смотрел на фотографию.

Мне показалось, что в это время о чем-то думал. Может быть, выстраивал в голове свой ответ. Мальчик явно был не простачок.

Наконец-то Вениамин вернул фотографию и сказал:

– Видел несколько раз. Она к маме приходила. Кажется, одна из ее подруг. У мамы много их было. Эту женщину, кажется, Надей зовут. Только она сейчас другая. Как-то округлилась вся. А что, вы ее подозреваете?

– Нет, проверяем всех, кто контактировал с твоей мамой. Кто-то что-то может вспомнить, подсказать важный факт. Спасибо. – Капитан Саня убрала фотографию в сумку.

– А сякенами ты тоже занимаешься? – спросил я.

– Только на тренировках. Мне еще рано. Сильного броска нет. Через пару лет сякены себе заведу. Сейчас они мне ни к чему. Пока только траекторию движения руки нарабатываю до автоматизма.

– Ладно, не будем тебе мешать, – сказала капитан Саня.

На мой вкус, она сильно поторопилась, но возражать было поздно.

Глава восьмая

Я уже сел в машину, когда капитану Сане кто-то позвонил. Она остановилась с телефоном в руке в шаге от «Джимни», не успев открыть дверцу. Я наблюдал за ней и видел, как посерьезнело ее лицо. Видимо, она получила какие-то важные сведения. Я не стал тянуться с водительского места и открывать дверцу, поскольку уже пристегнулся ремнем безопасности.

Только нажал на кнопку, опустил стекло в пассажирской дверце и услышал, как Радимова приказала:

– Передай материалы в областное УВД. Пусть подключают управление «К», которое занимается преступлениями в сфере IT-технологий. Без него нам не справиться. Возможно, это и есть убийца. По крайней мере, возникает новая отдельная версия. Тебе первому ее и разрабатывать. Дерзай! – Она убрала телефон в сумку, поскольку не любила загружать карманы чем бы то ни было, и села в машину.

Я вообще ни разу не видел, чтобы капитан Саня хоть что-то доставала именно из карманов.

– Вижу, возникла новая версия?

– Пока только наметки. Разрабатывать нужно.

– Решила зажать информацию?

– Отчего же. Я не жадная.

– А что не делишься?

– С мыслями собираюсь. Думаю сразу в двух направлениях. Что перевесит? Пожалуй, моя первоначальная версия.

– Тогда тем более нечего жадничать. Я на твои лавры не претендую. – Я завел машину и неторопливо тронулся с места, решив развернуться на перекрестке, где больше пространства для маневра. – А мои лавры, если им суждено мне на голову лечь, все равно официально к тебе перейдут.

Капитан Саня продолжала:

– Я же говорю, что не жадная. Но мне сначала нужно все в голове по полочкам разложить, а потом уже передавать информацию. Короче говоря, ситуация такая. Наш опер изу-чал все файлы, которые скачал с компьютера сына Соколовой, просматривал переписку. Он еще вчера начал. При тебе, если помнишь, сообщил, что какой-то педофил домогался внимания мальчишки. Присылал ему фильмы на эту тему, хотя вроде и связанные с восточными единоборствами. Я отыскала отца ребенка и вызвала его сюда, о чем уже сообщила тебе. Сегодня с утра наш опер продолжил просмотр и нашел целый ряд удаленных писем. Есть у нас в управлении программа, которая позволяет восстанавливать некоторые файлы, удаленные с жесткого диска. Но письма восстановить невозможно. Это я еще с утра знала. Опер обратился к интернет-провайдеру. У того на сервере какое-то время хранятся копии удаленных писем. Нашли без проблем, прочитали. И что же ты думаешь? Там возмущенное письмо от убитой Соколовой, где она обещает обратиться в полицию с жалобой на педофила. Нам неизвестно, кто стер это письмо убийца, сам мальчик перед отъездом или мать, пока сын не прочитал это. Определить дату удаления не получилось. Мальчик приедет, все сумеем выяснить.

– А электронный адрес этого педофила известен?

– Известен. Я потому и попросила подключить область, управление «К». При необходимости оно нам всегда помогает. Вопрос серьезный. Ты что, давно в аварию не попадал?

Я резко развернулся на узком участке дороги, когда неподалеку ехала встречная машина, успевшая притормозить. Но мой миниатюрный «Джимни», имеющий достаточно малый диаметр разворота, все равно умудрился задеть краем колеса бордюр.

Я не ответил капитану Сане, погнал в обратную сторону и остановился под знаком, запрещающим это делать, прямо перед воротами во двор. Хорошо, что за ними стоял охранник. Он возмущенно махнул рукой, словно желал прогнать меня. Но осознание всей полноты собственной власти заставило его подавиться словами. Выговорить он ничего не сумел.

Но капитан Саня без моих объяснений все поняла, высунулась из окошка и помахала своим удостоверением. Прочитать что-то с такого расстояния охранник не мог, даже если бы обладал зрением сокола, которое людям, как известно, недоступно.

– Уголовный розыск. Пропусти! – крикнула Радимова.

Охранник послушно открыл сначала одну створку трубчатых ворот, потом лениво взялся за вторую, но я уже проехал. Миниатюрный «Джимни» мог протиснуться даже в предельно узком пространстве.

Мы пренебрегли лифтом и быстро поднялись по лестнице до нужного этажа. Радимова позвонила. Нас опять встретила Юлия Юрьевна и окликнула внука. Тот ответил той же фразой, уже знакомой нам. Мы прошли к его комнате, Радимова постучала и после приглашения толкнула дверь.

Вениамин, кажется, и не покидал офисного кресла. Наверное, так все и было. Он же не пошел нас проводить. Позвал бабушку, которая и закрыла за нами входную дверь. Отрывать внука от Интернета она не решалась. Это, наверное, было бы кощунством с ее стороны.

Я мысленно пожалел бабушку и пожелал этому компьютеру сломаться без возможности восстановления или хотя бы подхватить ведро вирусов на просторах Всемирной паутины. Так у бабушки будет меньше шансов вырастить семейного диктатора. Но это пожелание следовало бы воплотить в жизнь немного позже.

Пока же я почти с разбега задал Вениамину вопрос, одинаково интересующий и меня, и капитана Саню:

– Веня, а тебе ничего не писал по Интернету некий мужчина, не предлагал разные фильмы по восточным единоборствам?

– Писал и фильмы присылал, – сказал мальчик с заметным вызовом. Дескать, а какого хрена вы лезете в это дело? – Предлагал дружить по переписке. Он тоже ниндзюцу интересуется.

– Тебе эти фильмы понравились? – осторожно спросила Радимова.

– Не все. Там разные были, большей частью художественные. Такие мне мало интересны. Сказки про единоборства показывают. Никакой реальности. А учебные фильмы у него интересные. Они не из ниндзюцу, но это все равно единоборства.

– А ты маме о своей переписке рассказывал?

– А что ей рассказывать?! Она сама на моем компьютере работала, когда меня дома не было. Все высмотрит, проверит. Всегда мою переписку с папой читала. Контролерша!..

– А этому мужчине Алевтина Николаевна ничего не писала? По поводу твоей дружбы с ним?

– А я знаю? – по-одесски ответил Вениамин и даже постарался выдержать характерный акцент. – Она мне не докладывала, кому и что писала. Потом удаляла, если показывать не хотела.

– Можно в твой почтовый ящик заглянуть? – спросила капитан Саня.

– Поздно. Если бы сразу, как в первый раз приходили, то можно было бы и посмотреть. Но я, как вы ушли, принялся почту чистить и все старые письма удалил.

– В корзину? – с надеждой спросила капитан Саня, показывая свою малую компьютерную грамотность.

Меня она этим не удивила, а вот Вениамин даже брови поднял и заявил:

– Письма удаляются не в корзину, а безвозвратно. – Эти слова прозвучали из детских уст как приговор.

Радимова хотела еще что-то спросить. Видимо, про фильмы, которые мальчик мог скачать и оставить в компьютере. Но я положил руку ей на предплечье и остановил ее.

Мне пришла в голову другая мысль:

– Дай свой электронный адрес. Может, при необходимости напишем тебе что-нибудь.

Мальчик сказал. Я не стал записывать, запомнил.

– Спасибо. Мы уходим, – с ударением на последнем слове сказал я и взял капитана Саню за руку, чтобы она не лезла дальше со своими расспросами.

Только у входной двери, когда Юлия Юрьевна проводила нас, я осведомился у нее:

– Вы с Вениамином теперь здесь жить бу-дете?

Вопрос прозвучал вполне равнодушно. Я умышленно не акцентировал на нем внимание.

– Только до похорон. Они завтра будут. Потом ко мне переберемся. А здесь, наверное, пока Артур поселится. На первое время. А потом посмотрим.

– Вы не будете возражать, если мы еще раз Вениамина навестим здесь или уже у вас?

– Вы работаете, как я могу возражать? Только его не всегда можно застать дома. Надо предварительно созваниваться.

– Номер не подскажете?

– У меня есть, я уже звонила, – сообщила Радимова.

– Тогда не будем вам мешать в такие скорбные минуты. За Алевтиной Николаевной уже уехали?

– Да. Тропинин отправился.

– Примите еще раз наши самые искренние соболезнования.

– Зачем ты меня утащил? – возмутилась капитан Саня. – Я хотела глянуть, что за фильмы этот тип присылал.

– Глянем. Только послезавтра, – твердо пообещал я.

– Думаешь, мальчишка?..

– Я за его глазами смотрел. Он над нами откровенно посмеивался. Весьма свысока общался. Как будто знает то, что мы никогда не проведаем. Боюсь, он уже встречался с этим типом и не желает ничего рассказывать. А я воспользуюсь своим преимуществом частного сыщика.

– То есть? – не поняла капитан Саня. – Ты о чем?

– Я посещу эту квартиру, когда здесь никого не будет, и то, что нужно, скачаю на внешний диск, как это делал твой Аверьянов во второй квартире. Хоть все содержимое компьютера. Потом мы с тобой посмотрим это в спокойной обстановке и сделаем выводы.

– Ты пойдешь на взлом чужой квартиры? – удивилась капитан Саня.

А почему бы и нет! Это она при своей должности не может себе позволить ничего подобного. А я – запросто. Я лицо частное и не завидую тому, кто попытается меня задержать. Надеюсь, что капитан Саня в любом случае как-то прикроет мои действия. Особенно при провале. Но я не привык работать, думая о поражении, хотя всегда прорабатываю пути отхода.

– Пойду, да еще как! Мне нужно реализовывать свои преимущества. Сейчас у меня появилась вот какая мысль: поинтересоваться следует не только этой квартирой. Но уже потом, когда я все обдумаю. Тогда и предупрежу ради подстраховки. Или не сделаю этого, чтобы ты не знала о таком вот моем преступлении, но в случае удачи воспользовалась бы его плодами. А сейчас дай мне телефон мальчишки. Потом передадим данные Аверьянову, пусть проверяет удаленные письма и отправляет данные в управление «К».

– Телефон я не помню. Бумажка в кабинете.

– С мобильника звонила?

– Да.

– Посмотри там номер.

Она, как и всякая нормальная женщина, сообразила не сразу. Но все же догадалась, и это уже было хорошо. Капитан Саня вытащила телефон, быстро нашла последние звонки и прочитала мне номер.

Я запомнил его, остановил машину, вытащил свой смартфон и связался с полковником Быковским из разведуправления округа:

– Здравия желаю, Василий Игоревич! Не помешал?

– Здравствуй, Тим Сергеич! Ты знаешь, что я занят почти всегда, но, чтобы лучше думалось, отвлечься иногда не мешает. Могу чем-то помочь, если звонишь, так я понимаю?

– Так точно, товарищ полковник. Только не лично. Не можете ли вы попросить старшего лейтенанта Столярова содействовать мне в одном вопросе?

– Дело важное?

– Да. Связано с убийством и, возможно, с педофилией.

– Согласен, это серьезно. Что должен сделать Столяров?

– Нужно один телефон прослушать. Возможно, в дальнейшем мне понадобится помощь такого же типа. Из сферы высоких технологий.

– Пора тебе самому учиться. Только не говори, что стар для этого. Даже я кое-чему учусь.

– Наставника бы найти, я бы с удовольствием.

– Подумаем насчет учителя для тебя. Может, тот же Столяров согласится. Теперь по сегодняшней просьбе. Я сейчас позвоню ему, он – тебе. Будь готов.

– Хорошо. Я за рулем. Могу не сразу ответить.

– Я объясню. Кстати, ты когда отдыхать будешь?

– Как только время позволит. А что, товарищ полковник?

– Я в эти выходные на дачу собрался. Приезжай, самогонки попробуем. Я тут классный аппарат приобрел. Никакого сравнения с магазинной водкой – чистейший продукт выдает. Вот учусь делать разные напитки. Без всяких химических добавок и ароматизаторов. Только натуральные продукты.

Я хмыкнул.

Полковник услышал это:

– Смеешься?

– Недавно слышал от кого-то абсолютную истину. Судя по тому, что едят дачники, у них на участках растут только шашлыки. Короче говоря, товарищ полковник, если до выходного освобожусь, то позвоню вам. Самогон ваш, шашлык мой. Мангал у вас, помнится, имеется. Мясо и мешок угля я с собой привезу.

– Договорились.

Я убрал трубку и неторопливо поехал в городское управление внутренних дел по крайнему правому ряду, внимательно контролируя дорогу, будучи готовым при звонке принять вправо и прижаться к бордюру, чтобы не разговаривать на ходу. Тем не менее, по закону подлости, звонок от компьютерщика разведцентра раздался тогда, когда я переезжал перекресток. Сразу за ним стоял знак «Остановка запрещена». Потому я добавил скорость, свернул в первый же попавшийся двор, там остановился и вытащил телефон.

– Здравия желаю, Тим Сергеич, старший лейтенант Столяров. Полковник Быковский обязал меня помочь вам. Готов содействовать, чем смогу. Полковник сказал, надо какой-то телефон на контроль поставить, да?

– Да, Володя, сделайте, если можно.

– Давайте номер.

Я продиктовал. Володя, кажется, записал его или сразу загнал в компьютер, потому что повторял за мной цифры.

– Разговоры фиксировать?

– Да. И регистрировать номера, по которым этот мальчишка будет звонить.

– Понял, сделаю. Вечером, если будут разговоры, передам вам записи.

– Хорошо. В конце дня жду звонка. Правда, я вечером в одно место отправляюсь, где, возможно, не смогу ответить сразу, тогда позже перезвоню. Мой смартфон ваш звонок зарегистрирует. Если что, вы диск с собой захватите, когда со службы уйдете. Я за ним заеду. Или, еще лучше, перебросьте мне на «WhatsApp».

– Я, честно говоря, с «WhatsApp» не связываюсь и вам не советую. Там полный контроль со стороны ЦРУ. А характер моей службы не позволяет открывать им пути ко мне.

– Понятно. Тогда на диск.

– Договорились. До вечера.

Я убрал телефон и дальше уже ехал свободнее и быстрее.

Мы уже находились в городском управлении, поднимались по лестнице в кабинет капитана Сани, когда раздался новый звонок старшего лейтенанта. Вечера он дожидаться не стал. Значит, состоялся какой-то интересный разговор, который, по мнению Столярова, должен был бы меня заинтересовать.

– Страхов. Слушаю, Володя.

Саня остановилась, поджидая меня, а я включил на смартфоне динамик, чтобы и она слышала разговор. Иначе мне потом пришлось бы пересказывать его, а я не слишком люблю это делать. Если я узнаю какие-то новости, то мне следует подумать, осмыслить ситуацию, а не озвучивать ее.

– Тим Сергеич, можете сейчас прослушать разговор своего подопечного? Я не знаю, с кем он общается.

– Могу, Володя, включайте.

– Вы слушайте, а я пока попытаюсь через спутник определить, где этот номер находится.

– Хорошо. Слушаю.

Капитан Саня тесно придвинулась ко мне. Я почувствовал тепло, идущее от нее. Мы прижались друг к другу плечами, и я убавил громкость, иначе разговор можно было бы услушать во всем управлении. Смартфон у меня мощный.

Вениамин набрал номер. Долго слышались гудки.

Наконец ему кто-то ответил:

– Да, Веня, я тебя слушаю. – Голос был молодой, сдержанный, с заметным самоуважением, но без теплоты.

Так обычно говорят люди, которые хотят подчеркнуть свою занятость.

– Слава богу, дозвонился наконец-то. Я уже в четвертый раз вас набираю, а вы все не отвечаете.

– А почему такая спешка? Случилось еще что-то? Я думал, тебе не до меня. Видел, что ты меня вызывал, но перезванивать не стал. Ответить сразу не мог, у меня люди сидели.

– Тут сегодня приходили из полиции. Женщина, которая расследует убийство мамы, с ней мужчина. Как мне потом бабушка сказала, это частный сыщик, которого они с дядей Артуром наняли. Его фамилия Страхов.

– И что? Они убийство расследуют, вот и пусть трудятся. Мне-то об этом зачем знать?

– Они про вас расспрашивали. Что вы мне писали? Какие фильмы присылали? Еще показывали фотографию матери Сашки Тропинина. Спрашивали, не заходила ли она к моей маме. Я сказал, что заходила. Мол, мама ее подругой называла.

– Ну и хорошо. Ты все правильно сделал. Я думаю, она может быть даже в убийстве замешана. А что про фильмы им сказал?

– Ничего не сказал. Они хотели почту посмотреть, просили ваши письма показать. Я сказал, будто только что почистил ящик, все оттуда удалил. Но я это сделал позже, только после того как эти… ушли. Про вас больше ничего не сказал.

– Все правильно. Это наша маленькая мужская тайна. Ты же почти взрослый человек, должен понимать, насколько это важно. Их надо уметь хранить, даже по секрету никому не рассказывать. Иначе мужчина бабой становится. Когда у вас похороны?

– Завтра.

– Где-то через пару дней после этого я тебе позвоню. Встретимся.

– Вы уже обещали, но не звоните. Я же ждал. – В голосе мальчика звучали обида и упрек.

Он, видимо, откровенно хотел внимания к себе.

– Я сейчас сильно по работе занят. Ладно, Веня, до встречи. Ко мне пришли.

– До встречи. Я буду ждать.

На этом разговор закончился.

Почти сразу прорезался голос старшего лейтенанта Столярова:

– Тим Сергеевич, я засек его аппарат. Он находится в здании областной администрации. В правом крыле, почти в торце. Вот только этаж я подсказать не могу. Спутник не умеет его определять.

– Ладно, Володя, спасибо вам большое. Контроль за аппаратом продолжайте до особого. Второй телефон тоже контролируйте.

– Понял вас.

«До особого» – это армейская формулировка, означающая «до особого распоряжения», до отмены. Я не мог знать, куда еще будут звонить мальчишка или его недавний собеседник. По идее можно было бы уже прекратить это прослушивание. Но что-то заставило меня попросить Володю продолжить его.

– Вот они, нашлись. То раздеваются в кабинете, то при всех, на самом виду обнимаются. – По лестнице спускался подполковник Котов, начальник уголовного розыска. – А я долго стучал в кабинет. Даже подумал, может, опять раздеваются, потому и не открывают?

Капитан Саня сразу отодвинулась от меня, но сообразила, что нельзя говорить своему прямому начальнику о прослушивании телефонных разговоров, не санкционированном решением суда. Это дело вообще-то подсудное, и подполковник Котов обязан был отреагировать на такое самоуправство.

Поэтому Радимова вывернулась и объяснила:

– Мы агентурное донесение прослушивали. Человек передавал по телефону.

– А в кабинете это нельзя было сделать? Обязательно у всех на виду?

– Он позвонил, когда мы по лестнице поднимались.

– Ладно. В бытовые отношения своих сотрудников я не вмешиваюсь, если в них нет криминала. Можете хоть целоваться на крыльце, меня это не касается. Главное, чтобы не мужик с мужиком и не женщина с женщиной. Этого я, человек целомудренный, не потерплю. Скажи мне лучше, Радимова, что там насчет этой вашей?.. Как там ее?.. Тропинина, что ли?

– Да, Тропинина Надежда Ивановна. Мы только что вернулись из дома первой убитой женщины – Алевтины Соколянской. Сын по фотографии опознал Тропинину и даже назвал ее по имени. Она считалась подругой его погибшей матери.

– Так эта особа что, до сих пор в нашем городе находится?

– По крайней мере вчера еще, вероятно, находилась. Подозреваю, что она некоторое время проживала в квартире Алевтины Соколовой. Возможно, сама ее и убила. Материалы с места происшествия, товарищ подполковник, уже на нашем сайте. Я всю ночь набирала. В кабинете ночевала.

– Да, тебе же завтрак готовить нужды нет, не для кого. – Котов непонятно по какой причине тяжело вздохнул, очевидно, подумал о чем-то своем.

– Так точно, товарищ подполковник, не для кого. Кота соседка покормила и вечером, и утром. Уже звонила мне. Я ей специально ключи оставляю. А сама фигуру берегу. Только сбегала с утра в соседний кафетерий, кофе глотнула с бутербродом, и мне этого хватило. А завтрак мужчины, мои сослуживцы, пусть сами себе приготовят.

– И ты туда же! Ладно. Ищи мне эту Тропинину. И ты, капитан частного сыска, тоже шевелись. Не то новые убийства в городе приключатся. С нас не только погоны, но и головы вместе с ними поснимают.

Все материалы на мужчину, который домогался мальчиков через Интернет, я вручил Радимовой для передачи коллеге, прорабатывавшему этот вопрос. Капитан Саня дважды звонила в кабинет старшему лейтенанту Аверьянову, но того на месте не было. Она сама сходила туда, но дверь оказалось запертой. Радимова сказала, что передаст данные, когда старлей окажется на месте, чтобы не держать меня рядом с собой без надобности.

Так уж вышло, что я оказался пока не нужным в полицейском управлении, поэтому решил съездить на свое рабочее место. В последний раз я был в агентстве прошлым утром, а потом исчез из поля зрения начальства, занятый расследованием вместе с капитаном Саней. Не показываться на службе, пусть и по уважительной причине, вообще-то не слишком прилично.

Я поехал. Но просиживать время и протирать штаны в служебном кабинете тоже не любил. Заглянул только к генеральному директору Петру Васильевичу Новикову, поинтересовался новостями.

На сей вопрос я получил вполне ожидаемый ответ:

– Это мы от тебя новостей ждем. Твоя работа оплачена в полном объеме. Так что твори сыск и ни в чем себе не отказывай. Желательно разобраться с делом раньше, чем что-то выяснит капитан Саня. Это необходимо для повышения репутации агентства. А то вы с ней, я слышал, вместе по следу идете, парой.

Петя Новиков когда-то работал в том же отделе уголовного розыска, где сейчас служила Радимова. У него там друзья остались, поэтому он мог оказаться в курсе моих поисков, действий и планов. Порой даже, как я уже убеждался, в большей степени, чем я сам.

– У нас с ней версии не совпадают, – отговорился я и даже как-то едва ли не обреченно махнул рукой, осуждая то ли свою, то ли ее точку зрения.

Признаться, я зашел к Новикову, надеясь получить еще какое-нибудь дело. Те частные детективы, которые работали в агентстве, были в подавляющем своем большинстве отставными ментами, операми или следователями. По привычке или по необходимости они вели сразу по несколько дел.

Наверное, в этом было рациональное зерно. Вот, к примеру, в данный момент у меня появилось несколько часов, которые мне нечем занять. Я вполне мог бы посвятить это время другому расследованию. Но, устраиваясь на работу, я сразу поставил условие, что не буду выслеживать неверных жен или мужей. Такое занятие казалось мне недостойным военного разведчика и диверсанта, пусть даже и отставного. Новиков тогда со мной согласился и таких заданий мне не давал, хотя они и составляли семьдесят процентов всей работы агентства.

– Да, пока не забыл. Тут звонил какой-то хмырь, заявил, что из областной администрации. Интересовался твоей личностью. Кто такой, где живешь? Спрашивал твой номер телефона и электронную почту. Я, конечно, сказал, что таких данных по телефону мы не передаем. Этот тип оказался настырным, пытался настаивать. Я, мягко говоря, попросил его пойти кое-куда и там качать права.

– У областной администрации есть свои каналы получения необходимой информации.

– Я тоже так думаю, – согласился Новиков. – Пусть ими и пользуются.

Из кабинета генерального директора я сразу направился к выходу, так и не заглянув в свой кабинет. Машина ждала меня на привычном месте, где я всегда ее оставлял, – на большой парковочной площадке у соседнего здания.

Я решил поехать домой, чтобы начать всерьез осваивать свое вчерашнее приобретение – ноутбук. Я никак не мог приспособиться к его клавиатуре, поэтому пользовался пока подключаемой обычной, которую осваивал по методическому пособию, полученному в шифровальном отделении окружного разведуправления. Разница между двумя видами клавиатуры была небольшая, но с толку сбивала.

Я хотел овладеть слепым методом набора текстов так, чтобы удивить капитана Саню. При этом мне казалось, что она сама так плотно загружена ежедневной ментовской суетой, что до плотных занятий по этой части так и не доберется.

Доехал я быстро, умудрился не угодить ни в одну дорожную пробку. К моему удивлению, привычное место под окном моей кухни, где я всегда ставил свой «Джимни», оказалось занятым. Но не автомобилем.

Под моими окнами валялся какой-то деревянный хлам. Хорошо, что я не подъехал вплотную, а остановился поодаль.

Я увидел, как два человека в синих рабочих спецовках вытащили на балкон второго этажа какой-то нелегкий, видимо, шкаф и, недолго думая, перепихнули его через перила. Он грохнулся на землю и сложился как картонная коробка. Деревянные осколки полетели в стороны.

Только после этого я обратил внимание на грузовой фургон, стоявший неподалеку от моего подъезда, и догадался, что Наиль, сосед со второго этажа, купил новую мебель. Старую, чтобы не таскать по лестнице, он просто решил выбросить с балкона.

Сам я уже несколько раз доставлял соседям серьезное беспокойство, о причинах которого говорить не хочу, потому смиренно воспринял такое же отношение ко мне.

А тут как раз и Наиль, хозяин квартиры, расположенной надо мной, вышел из подъезда, увидел меня, подскочил почти радостно, протянул руку:

– Извини, сосед. Я мебель поменял. Сейчас старую на помойку отнесем, место тебе освободим. Мы быстро.

Из подъезда вышли и рабочие. Они сразу, без разговоров, ухватили вдвоем сложившийся книжкой шкаф и понесли его за торец дома, где у нас стояли мусорные контейнеры.

Сам Наиль остался не у дел. Одному таскать большие деревяшки было несподручно.

Правда, он пытался вытащить из кучи то, что мог бы и сам отнести, но тут к нему подошел я и предложил:

– Давай помогу.

Глава девятая

Деревяшки, которые мы вдвоем ухватили, оказались не слишком тяжелыми. Легкими их тоже назвать было сложно, но мы донесли их до контейнеров без проблем и даже без отдыха.

Рабочие, которые уносили первый шкаф, попались нам на половине дороги. Им еще осталось, что тащить, хотя и по мелочи, поэтому они не стали нам помогать.

Мы несли останки чего-то вроде посудного шкафа. Наиль, хозяин этих дров, шел первым. Он сразу пристроил на мусорный контейнер свой край и быстро подскочил ко мне, чтобы помочь затолкнуть туда весь груз.

Едва мы взялись за углы, как я почувствовал опасность. Именно так, ощутил всем нутром, а не увидел. Сработала та самая подготовка, которая много раз в боевой обстановке спасала жизнь и мне, и моим солдатам.

Увидел опасность я только секундой или двумя позже, когда уже инстинктивно начал действовать. Тогда же я услышал какой-то яростный то ли крик, то ли визг. Это было сигналом. Какие-то наивные ребята хотели меня запугать.

Наиль не понял, что происходит. Он заметил даже не две головы в масках «ночь», которые появились по другую сторону от мусорного контейнера, а мои усилия. Я старался как можно быстрее и выше поднять останки шкафа. Наиль не сообразил, откуда идет поросячий визг, но поддержал меня. Конечно, он не думал поднимать бывший шкаф так высоко, да ему, коренастому и квадратному, и роста не хватило бы. Но толчок мой сосед подхватил.

Я целенаправленно продолжил свои усилия. Останки шкафа перелетели на другую сторону контейнера и опрокинули его. Деревяшки упали на головы двум типам.

Маска, конечно, от такого удара не защитит – это не кевларовая, и даже не стальная каска. Удар получился звучным. Мне было непонятно, что именно затрещало – дерево задней стенки шкафа или головы героев.

Шкаф был старым, скорее всего, даже самодельным и цельнодеревянным. Это у современной фабричной мебели задняя стенка делается из листа древесноволокнистой плиты. А здесь были доски, плотно пригнанные одна к другой. К моему удовольствию, они оказались тонкими. Поэтому головы людей в масках «ночь» пробили их.

– Смотри-ка, а мы с тобой покалечили, кажись, кого-то, – наивно удивился Наиль.

– Ребята сами попросили, – ответил я. – Это лучше, чем они изувечили бы нас.

– Как так? – не понял сосед.

Я обежал контейнер и добавил по телам, торчащим из задней стенки шкафа вверх тощими задами. Одному врезал рукой в неприкрытый правый бок точно по печени. Второму – по ней же, но ногой, с хрястом. Только после этого я констатировал тот факт, что оба были в темно-коричневых кимоно.

– И что теперь? – спросил Наиль. – Кто это? Что за хрены такие?

– Ты, когда мусор выносишь, всегда маску «ночь» надеваешь? Кимоно нацепить не забываешь? – полюбопытствовал я скороговоркой.

Наиль, кажется, наконец-то понял ситуацию. Он вмиг оказался рядом со мной и с любопытством рассматривал коричневые задницы жертв посудного шкафа.

Я не стал дожидаться, когда парни в масках вернутся в сознание. После хорошего удара по печени это происходит не с разбега. Из-под одного воина ночи я вытащил нунчаки, из-под второго – цепь с гирькой на конце. Это оружие они намеревались применить против меня. Наверное, и Наилю как свидетелю тоже досталось бы.

Нунчаками меня впечатлить трудно. От них можно легко защититься простой доской от того же разбитого шкафа. А вот гирька на цепочке, называемая раньше кистенем, – оружие посерьезнее и поопаснее.

Наиль сначала растерялся, но при виде оружия рассвирепел и дал хорошего пинка одной из коричневых задниц. Потом он пожалел свои ноги и больше не стал пускать их в ход.

– Так они что, напасть на нас хотели? – Мой сосед задыхался от возмущения.

– Не просто хотели, а уже начали, попытались вплотную подобраться, чтобы я выстрелить не успел. Знают, наверное, что у меня пистолет с собой.

Наиль посмотрел на меня с наивным восхищением, но вдруг взгляд его изменился. До моего соседа, похоже, дошло, что он недавно освобожден условно-досрочно и ходит в полицию отмечаться. Это происшествие может больно ударить по нему, вернуть его на зону. На озабоченном лице Наиля все это читалось так четко, словно было на лбу написано крупным шрифтом.

Но парень не отступил. Значит, у него есть характер. Но я о его положении подумал чуть раньше и заявил:

– Ты иди домой. Я сейчас ментов вызывать буду. Тебе с ними лучше не встречаться.

– А если что не так пойдет?

– Главное, ты запомни, что всю картину из окна наблюдал. Я пакет с мусором понес. А ты до меня с рабочими шкаф вытащил. Ты из окна видел, как эти ребята из-за контейнера высунулись. Тебе показалось, что они что-то прокричали, потом я шкаф на них вместе с контейнером опрокинул. Здесь много силы не нужно было. Шкаф сам по себе контейнер почти перевешивал.

– А что они закричать могли? – спросил Наиль. – Я слышал, визжали, как на сковороде, а ничего не разобрал.

– Что они вообще кричат, эти ниндзя? «За Родину! За Сталина! Банзай!» Так, кажется. Но ты через окно слышал лишь громкий крик. Форточку только закрой, когда домой вернешься. Сначала ты спиной к окну стоял, думал, как лучше новую мебель расположить. Когда крик услышал, повернулся, увидел только окончание действия. Когда шкаф накрыл их. А рабочих отправляй побыстрее. Они вообще ничего не видели. Объясни им кто меньше знает, тот дольше живет.

Сосед поднял голову и посмотрел на свое окно, за которым стояла и наблюдала за нами его жена. Наиль махнул ей рукой, словно прогоняя, шагнул было в сторону угла, чтобы уйти в подъезд, но остановился:

– Нет, я лучше с тобой. На тебя одного все переваливать не буду.

– Жену, что ли, боишься, домой не идешь? – спросил я. – Иди. Я один выкручусь. А если придется тебя выручать, то у меня могут осложнения быть. Иди!

– Спасибо, сосед. – Наиль пожал мне руку и без дальнейших слов поспешил домой.

Мы друг друга поняли.

Из-за угла вышли двое рабочих в синих комбинезонах. Они несли последние осколки былой мебели. Наиль сказал им что-то, вытащил из кармана деньги, заплатил и сердито махнул рукой, прогоняя. Они бросили доски под ноги, и он сам отнес их к контейнеру, при этом сильно хромая. С аппетитом, наверное, ногой приложился. Шнурки на башмаке не пожалел.

Мои ниндзя только начали шевелиться. Они будто проверяли, на месте ли их конечности. Так люди обычно в сознание и приходят.

Наиль снова оказался рядом со мной:

– Слушай, сосед, а что ночью было?

– Что ночью было? – не понял я.

– У тебя в квартире. Крик какой-то дикий. Я проснулся, даже в подъезд вышел. Думал, на тебя опять наехали. Но ничего. Тишина.

– Значит, снова началось. – Я вздохнул: – Извини, Наиль. Снится что-то, бывает. Армейское. Кричу во сне. А просыпаюсь, ничего не помню. Моя бывшая жена на меня за это голос повышала. Давно уже такого не было. Нервы, наверное. Ты иди.

Понимая, что эти события могут иметь отношение к моему расследованию, звонить я стал не на 02, а напрямую капитану Сане, как она сама однажды и просила. Радимова пообещала сразу же выслать наряд и расщедрилась – собралась приехать сама. Но уже через минуту перезвонила и сказала, что ей пришло срочное сообщение по другому делу, находящемуся в ее производстве. Поэтому ее планы изменились. Выехать ко мне она не сможет. Наряд прибудет из райотдела. Ей потом передадут материалы. Мол, она договорилась.

– Это ниндзя, – повторил я то, что уже говорил раньше. – В темно-коричневых кимоно, таких же, как у мальчишек.

– Не слишком ли их много развелось в нашем городе? – со вздохом проговорила Радимова. – Но ниндзя все равно проходят по твоей версии. Моей они только слегка касаются.

Я предполагал, что общение с ментами из райотдела может вызвать ненужные вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать прямо, поэтому настаивал на своем:

– Но твоя Надежда Ивановна Тропинина, насколько мне помнится, тоже из этого пресловутого клана наемных убийц ниндзя. Может, эти ребята что-то про нее знают? Вдруг она их и прислала, чтобы сначала со мной разобрались, потом с тобой? Гирька на цепи – это кистень. Он убивает человека в металлических доспехах, если, конечно, умело бить. От такого оружия защититься трудно. Мне пришлось бы, наверное, стрелять.

– Тим, я все понимаю и потому надеюсь только на тебя. – Капитан Саня говорила, как умоляла. – Но меня сейчас в областное управление вызвали. Срочно. Приказным порядком. Туда пришли какие-то важные материалы по старому делу, которое я уже собиралась закрывать. Я не умею раздваиваться. Ладно, давай так сделаем – дежурную бригаду я пришлю нашу, а райотдел сейчас предупрежу, дам отбой. Я понимаю, что тебе не хочется разносить молву по всему свету. Да и мне тоже. Я вернусь к себе и сама этих парней допрошу. Вечерняя тренировка не срывается?

– Срывается. Я сегодня иду в школу ниндзюцу к Илье Константиновичу. Думаю, что и сам немножко позанимаюсь. Значит, жду тебя завтра утром на пробежку.

– Буду обязательно, – твердо пообещала капитан Саня.

Но я уже был знаком с такой приметой, видимо, характерной для многих представителей племени ментов. Когда они что-то обещают твердо, то это дело, как правило, срывается.

Парни в масках «ночь» продолжали оживать. Они напоминали вытоптанные цветы на газоне, по которому взвод солдат пробежал, корчились в полулежачих позах, стандартных для людей, пропустивших хороший удар по печени. Я многократно это наблюдал, даже знал, как им легче прийти в себя, но оказать помощь или дать совет опытного человека не спешил.

Не слишком торопясь, я приготовил смартфон и шагнул к парням. Сначала я сфотографировал их в масках, но заставил поменять позу. Потом поочередно снял с каждого маску, которая на таких головах казалась дурацким колпаком. Ни один умный человек не надумает нападать на отставного офицера спецназа.

Они должны были предположить, что я вооружен, даже если не знали точно. Всегда следует считать, что противник подготовлен к драке ничуть не хуже тебя. Нельзя забивать себе мозги уверенностью в своих силах, если ты взял в руки нунчаки или кистень. Иначе всегда есть возможность нарваться на неприятность.

Так с парнями и произошло, хотя пистолет я не доставал. У меня просто не было необходимости его применять. Мне хватило и обломков посудного шкафа.

Я снял с них дурацкие колпаки и убедился в том, что оба – молодые парни. Но жалеть их и давать советы не стал, а только сфотографировал на мобильник. Сгодится для коллекции.

– Перед камерой рожи не корчить. Прямо смотреть! – строго предупредил я.

Один послушался, а второй так скривил физиономию, что я с трудом сдержал доброе, вполне справедливое желание приложиться к ней кулаком и осведомился:

– Тебе помочь сделать строгое лицо? Мне кто-то объяснял, что у испуганного человека оно всегда такое бывает.

Но парень оказался упрямым. Мне пришлось найти точку за его ключицей и нажать на нее указательным пальцем. Отсутствие ровного дыхания не помешало ему взвизгнуть, как недорезанному поросенку. Но выражение лица воина ночи после этого сразу исправилось, и снимок я сделал такой, что героя можно было узнать.

Звук полицейской сирены заставил их вздрогнуть и поднять головы. Один даже встать попытался, но я вежливым ударом башмаком сбоку под колено попросил его не суетиться под клиентом.

Машина прибыла. Это была пока еще не оперативная бригада, а простой наряд. Видимо, менты находились недалеко, и дежурный послал их на место происшествия, чтобы мне не долго пришлось исполнять роль тюремного вертухая.

– Обыщи их! – командирским тоном приказал я незнакомому сержанту.

Тот не усомнился в моем праве отдавать распоряжения, обшарил клиентов и выложил на капот своего «УАЗа» документы, телефоны, два ножа, пару кастетов и подсумки-чехлы с сякенами. Я стал рассматривать их и убедился в том, что они явно не из тех, которые могут иметь отношение к недавним убийствам.

В каждом подсумке было по три сякена, вырезанных из больших дисков циркулярной пилы. Поэтому для производства каждого броска требовалась рука великана. Но парни таковыми не являлись и владеть этим оружием явно не умели. К тому же заточка была выполнена безграмотно и неаккуратно, как говорится, левой ногой. Если преступник и бросал сякены в тела женщин, то явно не эти.

Но все же джентльменский набор был похожим на тот, которым пользовался убийца. Хотя у классического ниндзя должно быть, если мне память не изменяет, девять сякенов, а не три. Девять в Японии считается счастливым числом.

Кастеты оказались коваными, слегка тяжеловатыми, замедляющими скорость и тоже требующими крепкой руки для нанесения смертельного удара. А парни не производили впечатления людей мощных. Гибких и резких – возможно, хотя тоже сомнительно. Но не физически сильных.

Мои сомнения относительно их возможностей имели под собой веские, на мой взгляд, основания. Останки шкафа падали на них не особенно быстро. Даже в момент крика, обозначающего начало атаки, они могли среагировать, как сделал бы любой человек, обладающий хорошей реакцией, и хотя бы присесть, чтобы не получить удар в стоячем положении, когда сам скелет создает излишнюю жесткость.

Короче говоря, эти парни не внушали мне опасения. Я, скорее всего, справился бы с ними даже без применения пистолета. Они были элементарно не обучены и не подготовлены к рукопашному бою, тем более к схватке с хорошо подготовленным специалистом. Сами эти ребята, конечно, считали иначе. Но самолюбие уже сгубило многих до них. Так будет и после.

Наконец-то подъехала и оперативная бригада из городского отдела. Протокол они составляли в ментовской машине.

Первым показания давал я, написал заявление по факту нападения на меня, но после этого «Газель» не покинул и послушал начало допроса первого ниндзя. Меня заинтересовал ответ на стандартный вопрос, заданный при заполнении шапки протокола. Дознаватель спросил о месте работы. Парень, как оказалось, служил в охране областной администрации.

– А напарник? – спросил я, сразу вспомнив странный звонок из этой инстанции генеральному директору нашего детективно-правового агентства Пете Новикову.

– Насколько я знаю, временно не работает. Раньше тоже у нас был. Это все, что я могу вам сказать. Больше без адвоката говорить не буду.

– Предварительный допрос можно проводить без адвоката, – сказал дознаватель.

– Вы можете его проводить, а я – не отвечать на ваши вопросы.

Подошел второй дознаватель, опрашивавший моих соседей. Мол, что вы видели из окна? Едва ли не все нормальные люди не любят говорить об этом. Остальные сами выходят к полицейской машине и дают показания.

Он выглядел довольным.

– Видели два человека. Муж с женой. Со второго этажа. Мужик – тертый уголовник. Все рвался соседу помочь. – Последовал кивок в мою сторону. – Но у него условно-досрочное освобождение. Да и жена его не пустила.

– Так что, отвечать будешь? – спросил первый дознаватель неудачника-ниндзю.

– Только в присутствии адвоката.

– Закроем тебя до завтрашнего утра в «обезьянник». Тогда адвоката тебе назначат, потом и поговорим.

– У меня свой адвокат есть. Дайте мой телефон, я позвоню ему. Вы обязаны предоставить мне такую возможность. Иначе я могу обещать вам неприятности.

– Наглый мальчик попался, – заявил второй дознаватель и ткнул воина ночи кулаком в лоб. – Думает, что знает законы. Зубрил сегодня, из дома выходя.

Первый дознаватель был старше и мудрее, то есть осторожнее. Он вытащил телефон из пакета, куда были сложены все трофеи, захваченные у неудачников-ниндзя, и протянул его парню.

– Это не мой, – сказал тот требовательно.

Он получил второй аппарат, нашел в списке нужный номер, позвонил и поговорил с адвокатом так коротко, что даже я, неопытный в сыскных делах человек, сообразил, что тот знал, куда и для чего отправились неудачники-ниндзя.

– Можем ехать в горотдел. Адвокат скоро будет там, – сказал парень и вернул телефон дознавателю.

Тот хотел убрать аппарат в пакет. Но я перехватил его и набрал свой номер, а после первого же гудка нажал кнопку с красной трубкой, дал отбой. Не забыл я посмотреть и запомнить номер адвоката. Тоже может сгодиться. Потом я все так же молча положил этот телефон в пакет, вытащил второй и опять позвонил самому себе. Теперь оба номера были в памяти моего смартфона.

Дознаватели, как и сам задержанный, смотрели на мои манипуляции с непониманием и удивлением. Хотя дознавателям положено было бы знать, что такое биллинг, и уметь им пользоваться.

Документальное оформление происшествия времени заняло немного, хотя сама процедура была достаточно нудной. Особенно для задержанных, которые еще не полностью пришли в себя и не всегда могли дышать ровно. Первый пострадал не сильно, а со вторым возникли какие-то проблемы. Он даже ходил с трудом, и менты подтаскивали его к машине, с двух сторон подхватив под мышки. Парень жаловался на невыносимую боль в крестце. Дознаватель внимательно глянул на меня, словно спрашивая.

– Нет, по позвоночнику и ниже я его не бил. Ему шкаф на голову упал, а потом по печени кулаком досталось. Этого хватило.

Про мощный пинок в копчик, нанесенный Наилем, я постарался забыть. Хорошо, что мой сосед не стал лупить ногами парней по физиономии. Иначе мне могли бы приписать превышение мер необходимой самозащиты. А боли в спине можно было отнести к травме позвоночника, полученной в результате неудачного падения посудного шкафа. Доказать иное будет трудно, поскольку единственным свидетелем в данной ситуации была жена Наиля, которая показаний против мужа давать не станет.

Все закончилось. Полицейские машины уехали и увезли задержанных для собеседования с капитаном Саней.

Я заскочил домой, засунул в сумку спортивный костюм, посмотрел на часы и решился истратить несколько минут для телефонного звонка. Времени оставалось впритык, только-только добраться до места. Но колеса у «Джимни» шустрые.

Я связался со старшим лейтенантом Столяровым, продиктовал ему номера парней, напавших на меня, и попросил, если возможно, провести биллинг их разговоров за последние два часа. При этом я понимал, что сам он сделать этого не может. Ему придется вскрывать сайты операторов связи. Но я подумал, что дело того стоило.

– Тим Сергеевич, я уже дома. С домашнего компьютера не сумею. До завтра дело не подождет?

– Эти парни, номера которых я вам передал, только что покушались на мою жизнь. Сейчас они в полиции. Мне необходимо знать, кто послал их.

– Хорошо. Я сейчас уговорю жену, чтобы не сильно ругалась, потом съезжу на службу, сделаю и вам позвоню.

– Буду очень благодарен.

Я убрал телефон в карман, пистолет переложил в оружейный сейф, потому что заниматься в спортивном зале с оружием за поясом смешно, а оставлять его в раздевалке – еще смешнее. Я вышел из квартиры, сел в «Джимни» и отправился по адресу, названному мне Ильей Константиновичем.

Следовало присмотреться к этой школе ниндзюцу. Какие-то нити связывали ее с двумя убийствами, совершенными в городе. Возможно, и еще с несколькими. В частности, с теми, которые произошли в Краснодаре и в Челябинске.

Моя версия происходящего еще никак не оформилась. Идея капитана Сани, существующая где-то в параллельном мире, имела какой-то вид, но меня не удовлетворяла. Кстати, она ведь тоже вела к школе нинцзюцу, возглавляемой Ильей Константиновичем Тропининым. Сегодняшняя неудачная, вовремя пресеченная попытка нападения на меня могла быть связана с этой школой.

Перед входом в колледж располагалась большая площадка, не отмеченная знаком стоянки для транспорта. Я даже подумал, что она является частью тротуара, поскольку по краям ее красовались тяжеленные бульварные, как их называют, скамейки. Но бросать машину на узкой дороге с интенсивным движением было опасно.

Поэтому я рискнул, переехал через тротуар и поставил «Джимни» на площадке перед крыльцом. Там, кстати, уже громоздился, поблескивая лаком, «Мерседес» S-класса. Рядом с этим монстром мой автомобильчик выглядел игривым ребенком.

Традиционная дежурная старушка за тяжелой двустворчатой дверью встала из-за стола, держа в руках вязанье. Пальцем с опухшими от артрита суставами она показала мне, как пройти в спортивный зал.

Мои шаги в длинном коридоре оказались излишне гулкими. Я умел ходить неслышно даже в таких местах, но сейчас умышленно топал ногами, чтобы меня слышали заранее. Если Илья Константинович имеет какое-то отношение к совершению преступлений, которые расследуем мы с капитаном Саней, то он должен ждать меня и постарается встретить. Так мне казалось. Хотя это вовсе и не было каким-то обязательным условием.

Я шел в сторону спортивного зала и ждал, что кто-то сейчас выйдет из-за угла, за который мне предстояло повернуть. Но никто не вышел.

Илья Константинович стоял сразу за дверью и разговаривал о чем-то с молодым мужчиной в кимоно, который посмотрел на меня с откровенным удивлением.

Тропинин краем глаза заметил мое появление, повернулся и сказал:

– Не думал, что вы зайдете. Посчитал, что ваши слова были сказаны просто для поддержания разговора. Но я рад, что вы здесь. Хотя не думаю, что мы сможем вас чему-то научить. Скорее вы нас. Ко мне приходил потренироваться бывший солдат вашего рода войск. Ему наши занятия показались простой тратой времени. Он был подготовлен гораздо лучше, чем мы.

– Да, мы неплохо обучаем солдат.

– Может, и нам что-то подскажете. Переодевайтесь. Кстати, познакомьтесь. Это наш тюнин Вадим Александрович Пирогов. По-русски говоря, второй тренер. Он…

– Я знаю, кто такой тюнин, – остановил я объяснения и прошел за порог.

Вадиму Александровичу пришлось посторониться. Он был выше меня почти на голову, даже в свободном кимоно выглядел гибким и сильным, тонким, но широкоплечим. Когда он шевельнулся, пропуская меня, я почувствовал кошку, готовую к атаке. Брем, знаменитый исследователь, систематизатор животного и птичьего мира, не зря говорил, что именно она является самым совершенным представителем млекопитающих.

Глава десятая

Я почему-то думал, что школу нинцзюцу Ильи Константиновича посещают только дети и подростки. Но в раздевалке увидел шестерых вполне зрелых мужчин разного телосложения, но с одинаковым слабохарактерным взглядом. Все они никак не производили впечатления людей тренированных. Трое были откровенными толстячками, остальные – просто костлявыми сутулыми очкариками. Стекла они ради тренировки сняли, но характерные потертости на носу никуда не делись.

Я понимал, что все они пришли к Тропинину для того, чтобы приобрести в первую очередь характер. Кто-то их побил, обидел, унизил. Вот взрослые мужчины и решили изменить себя, обрести способность к защите и самоутверждению. Я не знал, насколько правильно они выбрали двери спортзала, но в целом одобрял их стремление.

Дзёнин отметил мою подготовку еще до начала занятий, но я все же проявил скромность, встал в строй и участвовал в общей разминке. Это была малая часть моей привычной утренней зарядки, без силовой составляющей. Проводил разминку тюнин Пирогов. Илья Константинович стоял, прислонившись к стене плечом, скрестив руки на груди, и наблюдал. При этом он думал о чем-то своем и не вмешивался в процесс.

Потом мы разбились на пары. Началась отработка ударов и защитных блоков. Мне в напарники попался один из сутулых очкариков, мужчина достаточно резкий, но совершенно не понимающий, что такое удар, как должно взаимодействовать с рукой все тело, чтобы она не вихлялась, а жестко втыкалась в цель.

Правильному нанесению ударов здесь, похоже, учили только детей. Я заметил, как Пирогов показывал одному из мальчишек, в чем заключается его ошибка. Слов я не слышал, но из того, что увидел, мне показалось, что действовал он правильно.

Однако мой напарник не желал предоставить мне возможность для длительного внимательного наблюдения. Он бестолково рассекал воздух кулаками, стянутыми боксерскими бинтами. Мне показалось, что этот дядя очень боится достать меня кулаком.

– Не стесняйтесь, бейте по-настоящему. Вы в меня все равно не попадете.

– А если попаду? Это все же тренировка…

– Если попадете, виноват буду только я. И вообще, чтобы жестко попасть, удар наносить следует не так.

Я показал, как выбрасывается рука, как при этом тянется плечо, а нога помогает телу совершить правильное движение.

– Дома, в свободное время, перед зеркалом отработайте. А пока бейте, как уж умеете.

Он старался. Я легкими движениями предплечий отводил все его удары в стороны, одно-временно отклоняя корпус.

Тюнин Пирогов прошел вдоль строя мальчиков, остановился рядом с нами, наблюдал больше минуты, потом сказал мне:

– Вы неправильно ставите блок. Надо, чтобы ваша рука била по руке противника и своими защитными действиями выводила ее из строя. Это обеспечит в последующем возможность вашей успешной атаки.

– Я вообще не ставлю блок. Защищаюсь отбивами, переводя тело в положение для атаки, и всегда имею возможность нанести встречный удар.

– Я подумал об этом, глядя на ваши движения. Но это совсем другая школа, и мне лично она кажется малоэффективной. Если у противника руки останутся здоровыми и неповрежденными, то в ответ на вашу атаку он сможет повредить вам руки.

– Я вообще не вижу необходимости повреждать противнику руки. Моя цель в данном случае – его голова. Этот способ защиты дает мне такую возможность.

Тропинин подошел ближе. Он сначала тоже что-то подсказывал мальчикам, потом и до нас добрался.

– Да, у вас совершенно иная школа подготовки, – сказал дзёнин. – Но мне все же кажется, что в данном случае Вадим Александрович прав. Противник с поврежденной рукой – это уже только половина опасности. А в голову после защиты нужно еще попасть, не говоря о том, что повредить ее куда сложнее, чем руку.

Мне, честно говоря, слегка смешно было слышать такое. Хотя я и отдавал себе отчет в том, что это из области спорта, а отнюдь не из реального рукопашного боя. Еще я понял, что оба они в свое время занимались карате киокусинкай, где не практикуются удары в голову.

С выходцами из этой школы я уже многократно встречался при приеме молодых солдат. Мне приходилось основательно переучивать их, что гораздо труднее, чем просто натаскать новичка с нуля.

– Школа рукопашного боя спецназа ГРУ давно апробирована и оценена, – категорично возразил я. – Не вижу необходимости пере-учиваться, осваивать не столь эффективную систему.

– Вот она-то как раз меня и смущает, – проговорил Тропинин. – Я не вижу принципиального преимущества вашей системы.

– Илья Константинович, принесите перчатки! – требовательно сказал тюнин Пирогов. – Этот вопрос можно разрешить только практическим способом. А то у меня складывается впечатление, что уважаемый Тимофей Сергеевич специально сюда пришел для того, чтобы поспорить, доказать что-то свое. Словами.

– Свое впечатление вы можете оставить при себе, молодой человек, – возразил я строго, даже с вызовом. – Но перчатки попросили принести вы, а не я. Из этого у меня может сложиться впечатление, что именно вы пытаетесь что-то доказать мне и всем окружающим. Я допускаю, что вы в чем-то специалист. Но я тоже не лыком шит.

Тропинин кивнул и быстро нырнул в глубо-кую нишу рядом с центральным входом в спорт-зал. Он сразу вышел оттуда с большой сумкой в руках. Кажется, я видел ее в прихожей его квартиры.

Илья Константинович вытащил из сумки перчатки для смешанных единоборств. Две пары. Они легче и тоньше боксерских. Пальцы остаются открытыми, что позволяет делать захваты. Удар в голову, нанесенный кулаком в такой перчатке, оказывается очень крутым.

Мне пришлось снять с рук бинты, потому что перчатки были небольшого размера и мои кисти в них просто не помещались. Вадим Александрович сразу был без бинтов.

Я заметил, что ладони у него были узкими, почти женскими. Пальцы выглядели длинными, что называется, музыкальными. Практика говорит, что для жестких ударов они пригодны мало. Такие пальцы слишком часто выбиваются или даже ломаются. Это я хорошо знал из опыта работы с солдатами, среди которых, как ни странно, иногда встречались даже хорошие музыканты.

Мы вышли на середину зала, приняли стойку и какое-то время кружили друг против друга, выбирая момент для атаки, оценивая быстроту действий. Потом Пирогов на правах хозяина решил начать первым. Он попробовал провести лоу-кик.

Если кто не в курсе, то я поясню, что в боевых единоборствах так называется удар ногой сбоку по голени или бедру противника. Пропускать их я категорически не советую. Несколько сильных лоу в состоянии полностью отсушить вашу ногу.

Протез не помешал мне вовремя среагировать и разорвать дистанцию. Я даже подумал о том, что хорошо бы заставить его попытаться пробить лоу-кик с другой ноги. Тогда я смогу подставить под атаку свою коленную чашечку из высоколегированной нержавеющей стали. Вряд ли моему противнику это понравится.

Но я тут же сообразил, что лоу-кик был намеренно размашистым и неприцельным, я бы даже сказал, пугающим меня примерно так же, как «выдергивания» в боксе. Из этого легко было сделать вывод, что Пирогов выполняет этот удар, не подстраиваясь под мои передвижения. Он только готовит атаку, старается не нарваться на достойную встречу.

Все это я учел. Далее получилось так, как я и предположил. Пирогов вроде бы попытался пробить еще один лоу-кик, но опустил ногу на половине выполнения удара, чтобы обрести твердость стойки, и тут же ринулся вперед с резкими прямыми.

Я ждал этого, не отскочил, как в первый раз, и был готов к его атаке. Я касательными подправляющими движениями легко увел в сторону три удара и тут же нанес целую серию резких прямых в голову. Они прошли поверх рук противника, по очень короткой траектории, оказались достаточно точными и резкими. Защититься от них можно было бы только с помощью моей техники отбивов или боксерских уклонов, но мой противник ни тем, ни другим не владел.

Мы не использовали капы, поэтому губы Пирогова сразу покрылись кровавой пеной. Был разбит и нос, что мешало ему дышать.

А это один из важнейших компонентов в любой схватке.

Противник попытался сократить дистанцию так, чтобы в ход могла пойти только борьба. Это сберегло бы его лицо. Но я точно чувствовал дистанцию и отступил с ударами ровно настолько, насколько он сдвинулся вперед. Вадим Александрович пытался поставить против моих быстрых атак тот самый блок, призванный повредить бьющую руку, но ни разу не смог этого сделать.

Наверное, он изначально ждал от меня мощный боковой, который, казалось бы, напрашивался, исходя из положения моего тела после отбива, и готовился его блокировать. А я продолжал наносить быстрые прямые вразрез, на которые противник не успевал среагировать.

Тюнин начал отступать, но я сумел сохранить дистанцию, доставал его все теми же множественными ударами, от которых он просто растерялся. При этом я доворачивал кулак, добавлял этим резкость удару, делал его звучным и эффектным.

Новая попытка моего противника сократить дистанцию, срастись в борьбе в один клубок закончилась плачевно. Я не стал полностью повторять прежний отход. Отступил только на шаг левой ногой, развернул корпус в стойку левши, правой рукой, вытянутой в атаке, придержал Пирогова на дистанции. Потом я воспользовался тем, что в попытке постановки блока рука Пирогова была отведена, сначала мощно ударил его слева в голову, а потом добавил по печени. Этого хватило. Вадим Александрович упал на колени, завалился на бок и на спину. С ним было покончено.

– Все же вы меня не убедили, – сказал Илья Константинович, шагнул вперед и встал между мной и своим помощником, показывая этим, что схватка закончилась классическим нокаутом. – В данном случае вы продемонстрировали только разницу в подготовке, а не преимущество одной школы над другой. Вы просто боец несравненно более высокого уровня, чем Вадим Александрович.

– Любой боец формируется школой, которую он проходит.

Пирогов стал подниматься, с большим трудом переводя дыхание, встал на четвереньки.

У меня появилось желание дать пинка ему в печень, но я удержался и даже подсказал ему:

– Дышите глубже, чтобы воздух при вдохе до низа живота проникал. И выдохните несколько раз полностью, чтобы очистить всю грудь, вплоть до ключиц.

Он послушался моего совета, уже через минуту почти пришел в себя и проговорил:

– Жестко вы!.. Кулаки в голову как пули били.

– Мне бы так научиться, – сказал очкарик, которому я показывал, как правильно наносить удары. – Чтобы как пули!..

– Кому пуля в голову попадет, тот уже ни с чем это сравнивать не будет. Тем более с кулаком. – Я усмехнулся.

Мне было забавно слышать, как размышляет о пулях человек, в которого они, скорее всего, никогда не попадали. С одной стороны, оно и хорошо. Для того и существует армия, в том числе и спецназ ГРУ, чтобы простые гражданские люди пуль не получали. С другой – лучше бы им не говорить о том, о чем они знать не могут.

Я знаю и горжусь тем, что они могут обойтись без этого. Во многом благодаря мне и тем солдатам и офицерам, в которых пули попадали.

Я посмотрел на очкарика. Глаза у него потемнели, и я понял, что этого человека систематически кто-то унижает. Может быть, даже тяжелым кулаком. Надеюсь, что не жена. Он пришел в школу ниндзюцу, чтобы избавиться от этого унижения. Желание слегка мальчишеское, но справедливое. Мужчина при всех обстоятельствах должен оберегать дом и семью. А кого он сможет защитить, если не способен постоять даже за себя?

– Тренируйтесь, – посоветовал я ему. – На мой уровень вам едва ли удастся выйти. Для этого необходимо много лет жить и заниматься в крайне напряженном ритме. Не менее четырех часов физической подготовки в день. Даже высококлассным спортсменам бывает трудно выдерживать это. Профессиональные бойцы в нашем ритме тренируются только перед конкретным боем, а все остальное время только поддерживают форму. Но определенные навыки приобрести вы сможете. Достаточные, чтобы за себя постоять. Главное – упорство и желание. Тренируйтесь. Илья Константинович вам поможет.

– Признаться, я в своей жизни видел много ударов, – сказал Тропинин. – Ими-то вы меня не поразили. Обычные профессиональные действия классного специалиста по рукопашному бою. Сознаюсь честно, меня удивило ваше чувство дистанции. Я обратил внимание, как вы отходили во время атак Вадима Александровича и шли вперед, когда он отступал. Со стороны вы двое смотрелись танцующей парой. Это несмотря на то что один из вас пытался разорвать и изменить дистанцию. Но второй сохранял ее, и делал это очень умело. Я понимаю, что чувство дистанции на шестьдесят процентов врожденное. Но ведь можно его как-то и развивать? Есть в спецназе ГРУ какие-то собственные методики?

Я понял, что за этим вопросом стоял настоящий специалист. Человек со стороны не просто не оценит то, что я выполнял. Он просто не заметит этих действий, прикрытых серией ударов.

– Есть целый комплекс упражнений для развития чувства дистанции. Могу даже показать что-то изначальное. Но чтобы оно дало результат, потребуется долгий кропотливый труд. И не только в спортзале. У вас баскетбольный мяч найдется? Для начала лучше пользоваться женским или даже детским. Чем меньше размер, тем лучше.

– Есть детский. Сейчас принесу, – живо отозвался Тропинин, обрадованный тем, что будет присутствовать на уроке и чему-то научится.

Здесь, в спортивном зале, он выглядел тем же директором магазина. Привычка быть хозяином положения была у него, похоже, в крови. Но к мнению специалиста, коим в данном случае был я, капитан частного сыска, дзёнин прислушивался.

Он снова зашел в нишу, вынес оттуда хорошо накачанный баскетбольный мяч и передал мне. Не бросил, как сделал бы кто-то другой, а аккуратно, с подчеркнутым уважением, протянул.

Я начал объяснять:

– Чем хорош именно баскетбольный мяч? Все вы знаете, что он не гладкий. Вот эти его пупырышки выполняют роль аппликатора-массажера. Думаю, сейчас все, даже дети, знают, что на человеческом теле имеется великое множество активных точек, воздействие на которые влияет на какие-то физиологические процессы в организме. Особенно хорошо известны акупунктурные точки на ступнях и кистях. Если у кого-то, скажем, болит спина…

– У меня с ней постоянные проблемы, – пожаловался один из взрослых толстячков. – Моя домашняя врачиха, по совместительству жена, сказала, что живот у меня перетягивает. Спина постоянно нагружена, устает. Поэтому и ноет. Рекомендовала живот убрать.

– Насчет живота она права, – высказался я. – Но боли в спине от этого не уйдут. Я бы порекомендовал вам купить аппликаторный валик и прокатывать хотя бы по пятнадцать минут в день тыльные стороны ладоней. Такой валик обычно используется женщинами для обработки лица. Морщины, говорят, убирает. Итак, на кистях у человека расположено множество точек акупунктуры. Могу рассказать случай из собственной практики. Я находился сверху на боевой машине пехоты, когда она подорвалась на мине. Меня швырнуло, ударило крестцом о ствол пушки. Он, как ни странно, уцелел, а вот спина – нет. Тяжелая контузия. Врачи говорили, что это надолго, если не на всю жизнь. С помощью аппликатора я вернулся в строй через месяц. Уверен, что он помог намного больше, нежели все медицинские препараты, которыми меня пичкали доктора. Лекарства только дали мне возможность передвигаться согнувшись, а аппликатор поднял на ноги, вернул здоровье. Воздействие на ладонь передается в мозг и развивает какое-то дополнительное чувство, которое трудно конкретно охарактеризовать. Но человек, постоянно работающий с акупунктурой, начинает ощущать своих соратников и противников как часть собственного тела. Это и развивает чувство дистанции, так необходимое в любом виде единоборств. Я не берусь сказать, что здесь действует больше, именно акупунктура или занятия, которые я вам сейчас покажу. Но в совокупности это дает заметный практический результат. Подобные упражнения считаются необходимыми для тех, например, кто занимается боевой составляющей стиля тай-чи, изучает дистанционное воздействие на противника. Я рекомендовал бы эти упражнения всем, кто увлекается борьбой, где тесный контакт и чувство противника являются повседневными обязательными элементами. Без этого бороться вообще невозможно. Итак, для начала мы просто берем мяч обеими ладонями. – Я сделал это. – Следите за мной. Здесь нет точных движений, которые вы должны будете повторять, катая мяч. Главное – контроль за ним. Постарайтесь прочувствовать его как продолжение руки. Пусть она в перчатке, но все равно ваша. Катать мяч требуется по всему телу в любом направлении попеременно одной и другой рукой. Следует стараться загнать его в такие положения, которые будут вам особенно неудобны. Это важно! Запомните! В вас должно прочно войти стремление преодолеть любые препятствия. Сначала мяч будет часто падать. Через неделю вы разучитесь ронять его, будете ощущать как свою руку. Да, еще один важный момент. Мяч желательно прижимать к себе с силой. – Я показал на себе, как надо это делать, прокатил мяч по другой руке до плеча, причем не только ладонью, но даже предплечьем и локтем.

Потом я сделал мячом пару кругов вокруг дельтовидной мышцы плеча, несколько раз прокатил по груди, по шее и перешел на спину. Там я вынужден был переменить руку и повторил все в обратном направлении.

– Если такое вам покажется сложным, начинайте катать мяч по столу, стене и только потом переходите к собственному телу. Это сложно. Конкретный ощутимый результат при часовых занятиях в день появится не раньше, чем через год, но обязательно даст о себе знать. У каждого из вас есть свободное время. Вот и катайте по себе мяч как можно чаще. Сидя перед телевизором, читая книгу. В любое время, понемногу, но чтобы в сумме это выливалось в час ежедневно. Тогда вы начнете ощущать и себя, и товарища, и противника. Более того, китайцы, основатели этой системы, утверждают, что через два-три года занятий некоторые из вас, не оборачиваясь, будут знать, что происходит у них за спиной. Далеко не все. Подавляющее большинство сможет только почувствовать опасность. Но и это очень полезно в нашей жизни, даже если вы и не солдаты спецназа. Потому я настоятельно рекомендую каждому из вас приобрести в спортивном магазине баскетбольный мяч и как минимум час в день посвящать этому занятию. Вместо баскетбольного можно использовать любой другой мяч. Лишь бы на нем были такие же пупырышки. В продаже есть мячи для тренировки собак. Там эти штучки большие. Это еще лучше.

– Тимофей Сергеевич, вы же ротой командовали. У вас было много таких мячей? А в других частях спецназа?.. – спросил Тропинин.

– Про другие бригады я говорить не буду. Не знаю. В каждой из них есть свои тонкости подготовки. У нас мячи были во всех ротах. В моей – по четыре-пять на каждый взвод. Пишет, например, солдат письмо, а свободной рукой мяч по столу катает. Над одним парнем, помнится, смеялись. Он даже в туалет ходил с таким мячом. Ржать перестали, когда этот чародей сумел почувствовать засаду. Он показал мне кусты, где был укрыт пулемет бандитов. Итак, баскетбольные мячи – это интуиция, чувство дистанции, понимание противника, осознание необходимости тех или иных своих действий. Что касается отработки удара, то для этого у меня рядом с ротной казармой было забетонировано в землю большое колесо от трактора. По нему били кувалдой. В последнее время даже двумя, но все равно очередь стояла. Еще мы в тренировках использовали набивные мячи. Разбивались на пары. Просто бросок двумя руками из-за головы. Как в футболе «аут» кидают. Напарник старается принять мяч на грудь, чтобы тело встряхивалось, привыкало к ударам, ухватить его руками. Потом следует бросок в обратную сторону. У кого нет пары, те могут бросать из-за головы подальше и посильнее, потом догонять и повторять. Можно использовать даже камни.

– А сякены? – спросил дзёнин, переглянувшись со своим тюнином.

Видимо, они разговаривали на эту тему, обсуждали мой бросок в прихожей квартиры Тропинина.

– Это сугубо индивидуальные занятия. Таковых много. Это сякены, нгивара, нунчаки, простые палки, малая саперная лопатка, стрелки дартс, кастеты и прочее, вплоть до метания авторучки. Кому что больше по руке.

При упоминании кастета тюнин Пирогов почему-то вдруг отвернулся и вздрогнул. Потом он посмотрел на одного из старших мальчиков.

Я тоже взглянул на него. Ему было, наверное, лет пятнадцать-шестнадцать. Лицо мальчика показалось мне знакомым, хотя раньше я его не знал. Точно определить, на кого именно он был похож, навскидку я не мог.

– Индивидуально заниматься я ни с кем не планирую, потому рассказывать об этом не буду. Упражнение с мячом всем понятно? – спросил я. – Кто попробует повторить? Вот вы, юноша, подойдите, если вам нетрудно. – Подозвал я, конечно, паренька, который меня заинтересовал.

Мальчишка шагнул ко мне.

– Как вас зовут?

– Вася.

– А вы себя ребеночком ощущаете? Имени отчества и фамилии у вас нет? Или стесняетесь своих предков?

– Нет, – твердо ответил паренек. – Василий Васильевич Котов. Я стесняюсь только тогда, когда меня дразнят котом Васькой. Только я уже почти всех отучил…

– Это хорошо. – Я понял, что передо мной сын начальника уголовного розыска города Василия Андреевича Котова.

Меня порадовало, что сын ходит в школу ниндзюцу, хочет стать сильным и, не прибегая к помощи отца, разобраться с оскорбителями. Он был похож на Василия Андреевича. Те же слегка тяжеловатые мохнатые брови, едва-едва не сросшиеся на переносице, нос-картошка и упрямый разрез тонкогубого рта.

– Повторите упражнение, Василий Васильевич.

Подросток сделал это достаточно уверенно, ни разу не уронив мяч.

– Молодец. У вас хорошо получается. Попросите отца, пусть купит вам баскетбольный мяч. Если Василий Андреевич не поймет, для чего это нужно, пусть у меня спросит, я объясню.

– Вы с ним знакомы? – спросил мальчишка.

– Да, можете вечером передать ему мой привет. Меня зовут Страхов Тимофей Сергеевич. Он поймет, о ком речь.

– Обязательно передам.

Ему очень польстило мое обращение на «вы». Мальчик старался держаться солидно, с достоинством.

– Илья Константинович, я закончил. Можете продолжать занятия, – сказал я Тропинину, который, по-моему, был очень доволен маленьким уроком, преподнесенным мною его помощнику.

Глава одиннадцатая

Взрослые ученики Тропинина, впечатленные моей победой, собрались вокруг меня и просили обучить их правильному нанесению ударов. Мне пришлось этим заняться. Хотя я сразу предупредил этих дядечек, что свою миссию распространяю только на сегодняшний вечер. Больше я, скорее всего, сюда не приду.

Задача моя была достаточно простой. Я сходил в раздевалку, принес свой смартфон, объяснил одному из очкариков, как производить видеосъемку.

Потом я пять раз подряд показал ученикам Тропинина так называемую технику волны. Суть ее заключается в переводе энергии с пальцев ноги, которые дают толчок движению, в кулак. Первая демонстрация была медленной, остальные я выполнял все быстрее.

Один из толстяков назвал мне свой электронный адрес, и я отправил на него эту запись. Дядя обещал размножить ее и раздать всем шестерым.

Потом они попросили меня так же записать действия по защите от ударов. Я это сделал. Здесь уже было проще, требовалась в основном демонстрация с минимумом объяснений.

Но кое-что я все же пояснил:

– Здесь очень важно не прерываться, сразу после защиты отвечать атакой, вслед за первым чувствительным ударом наносить все новые и новые. Со стороны это может показаться какой-то глупой сумбурной игрой. Только не тому бедняге, который пропускает атаки. У таких ударов мало зрелищности, но они имеют способность накапливаться в голове, как вода в бочке. Она обязательно хлынет через край вместе с сознанием.

Завершив показ, я предоставил дядечкам возможность заниматься самостоятельно. Потом оглядел строй и заметил, что один из мальчиков в одиночестве выполняет бой с тенью.

Я сразу обратил внимание на его передвижения. Мальчик делал опору полностью на обе стопы. Это, конечно, придает бойцу устойчивость, но лишает его возможности быстрого маневра.

Да и сама устойчивость в таком положении – это тоже понятие весьма и весьма относительное. Она помогает наносить удар, но не дает возможности держать его. Если ты пропустил хороший прямой в голову, то вся твоя устойчивость может раствориться. Привычка опираться на полную стопу лишает бойца той самой подвижности, при которой по нему гораздо труднее попасть.

Я подошел к мальчику, показал ему его ошибки.

– У тебя типичная стойка боксера, который делает ставку на один удар, – сказал я. – Обычно они проигрывают тем, кто быстрее и умнее их. Один удар ничего не может решить не только в боксе, но и в других единоборствах. Все они основаны на комплексном подходе, отработке самых разных вариантов схватки.

Рядом оказался тюнин Пирогов. К моему удивлению, он меня полностью поддержал, сначала показал, какую стойку держит сам, потом стал подправлять мальчика так, словно лепил скульптуру из глины.

Я обратил внимание на его руки. Вадим Александрович касался мальчишеского тела с нежностью, мягко. Он не зажимал, скажем, руку или ногу, выставляя ее так, как следовало, а проводил по ним пальцами почти с нежностью, легко подталкивал в нужное положение.

– Так? – спросил мальчик не своего тюнина, а меня.

Вадим Александрович, видимо, слегка обиделся и отступил на шаг.

Мне показалось, что мальчик сделал это преднамеренно. Ему не нравились движения и касания помощника учителя.

– Ты не исправил главное. По-прежнему стоишь на полной стопе, хотя должен на плоскости позади пальцев. Не на буграх, расположенных с двух сторон, а на ней. Будешь переобуваться, посмотри на ступню. За пальцами с двух сторон есть круглые подушки, а между ними – одна продолговатая, вытянутая поперек стопы. Кстати, в акупунктуре эта плоскость отвечает за легкие. При таком передвижении ты производишь массаж этой подушечки-плоскости, в результате сохранишь дыхание и увеличишь выносливость. Не случайно именно так передвигаются охотники и представители всех видов единоборств. Еще я не советовал бы тебе так тесно прижимать локти к телу. – Тут я глянул на Пирогова, который как раз и поставил руки мальчика так, как держал их сам. – Не напрягайся, бросай вперед расслабленную руку и только в самом завершении удара сжимай и доворачивай кулак. В идеале вот так. – Я показал, что кисть должна чуть-чуть сгибаться вовнутрь.

Так не делается в карате. Пирогов не показывал такого своим ученикам.

– Это сделает твой удар куда более жестким и сохранит саму кисть.

– Переучиваете, – не слишком радостно оценил мои советы Илья Константинович. – Ну-ну. Попытайтесь. Я сам, в принципе, считаю, что органичное сочетание различных стилей может только помочь бойцу. Вопрос в том, как выбрать лучшее. Не подскажете?

Он издевался надо мной. Я совсем недавно не только подсказал, но и доказал, как мне самому показалось, весьма доступно и вполне наглядно. А дзёнин все еще был полон сомнений. Но это его проблемы.

– А где Александр? Он сегодня отдыхает? – осведомился я.

Тропинин какое-то время молчал. Мне показалось, что он искал подходящий ответ.

Наконец-то Илья Константинович неодобрительно поморщился и сказал:

– Он сегодня занят. Я дал ему персональное задание, чтобы дома занимался.

После занятий Илья Константинович пригласил меня к себе домой, попить чайку и поговорить. Вадим Александрович услышал это и слегка расстроился. Его лицо показало это довольно четко, хотя ни единого слова против он не произнес. Да его и не спрашивали.

Мне самому хотелось поговорить с Ильей Константиновичем, причем без присутствия тюнина. В зале тот оказывался рядом с нами, стоило только мне подойти ближе к Тропинину. Поэтому я согласился.

Мы вышли из колледжа, и я обратил внимание, что Пирогов сел в тот самый «Мерседес»

S-класса. Честно говоря, меня это удивило, хотя я человек не завистливый.

Я вполне представлял себе цену такой машины. Это совсем не тот уровень заработков, который возможен у частного сыщика. Простые люди вроде меня на подобных автомобилях не ездят. Да и тюнину из школы ниндзюцу этакий «мерин» тоже явно не по средствам.

Правда, оставался вариант, что Пирогов работает водителем и пользуется служебной машиной по своему усмотрению. Но я вспомнил его холеные пальцы и подумал, что ему вряд ли приходится работать гаечным ключом. У профессиональных водителей таких рук не бывает.

– Неплохо живет ваш помощник, – заметил я Илье Константиновичу, уже открывшему дверцу «Джимни». – Машина его собственная?

– Думаю, что папина. Тот у него важный чиновник. Машина может быть даже служебной. Вадим Александрович на разных ездил. В последнее время на этой вот.

Я не стал сразу наводить справки о том, что это за тип такой – тюнин Пирогов. Обилие вопросов с моей стороны может быть воспринято неправильно. А мне еще предстояло спросить Илью Константиновича о кое-каких вещах, весьма важных для следствия.

При этом я чувствовал, что Тропинин тоже желал задать мне какие-то вопросы. Может, просто провести некий вполне конкретный разговор. Именно для этого он и пригласил меня в гости.

Возможно, во время такого разговора у меня появятся какие-то зацепки, позволяющие расспросить о Пирогове. В таком случае я ими обязательно воспользуюсь. Хотя чего-то такого, что привлекло бы к тюнину мое особое внимание, я не видел. Просто обычное человеческое любопытство.

– Соколянскую сегодня привезли?

– Да. Завтра похороны.

– Поминки будут дома?

– Нет. Кафе арендовали.

Это было как раз то, что мне и требовалось узнать.

Адрес дома Тропининых я знал и ехал уверенно, не спрашивая направления. По пути я посмотрел в зеркало и увидел, что «Мерседес» Пирогова следовал за моим «Джимни». Он держался слишком близко, и это показалось мне опасным.

Я добавил скорость, он сделал то же самое, но обгонять маленький и слабосильный «Джимни» не стал. Пирогов не желал этого делать.

Илья Константинович уловил мое беспокойство, оглянулся, увидел машину Пирогова и объяснил ситуацию:

– Вадим Александрович живет в нашем доме. Сосед, можно сказать. Через стенку существуем, только в разных подъездах. У нас с ним балкон общий. Только перегородка разделяет. Его назойливость вам неприятна?

– Я не люблю, когда кто-то не соблюдает безопасную дистанцию. У меня автомобильчик маленький, легкий. Если я по необходимости резко заторможу, то Пирогов не сумеет так же быстро остановить свою тяжелую машину. Его «Мерседес» меня сомнет.

– Он опытный водитель, – постарался успокоить меня Тропинин.

– Таковые при нашей скорости предпочитают держать дистанцию метра на три больше. Мне, честно скажу, не жалко чужую машину. Но к своей я сильно привязался. Она меня устраивает по всем параметрам. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то ее повредил.

– Мы уже подъезжаем. Можно срезать путь через соседний двор.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и понял, что не смогу перестроиться в крайний правый ряд. Там на хорошей скорости шел «Форд». Поэтому я проехал мимо поворота, указанного Тропининым. «Мерседес» притормозил, пропустил «Форд» и повернул. Я сделал это чуть дальше, на перекрестке, и заехал во двор.

«Мерседеса» Пирогова у соседнего подъезда не было, хотя он поехал коротким путем. Тропинин не обратил на это никакого внимания, почему же сей момент должен был замечать я? Может, Вадим Александрович встретил кого-то знакомого, остановился, разговаривает. Или просто забуксовал где-то.

Мы с Ильей Константиновичем поднялись к квартире. Он позвонил, но дверь нам никто не открыл, что Тропинина сильно удивило. Это я понял по его лицу. Он воспользовался своим ключом. Света в квартире не было, хотя на улице уже стремительно темнело.

– Странно, – сказал отец. – Александр должен был дома нас ждать. Куда же он подевался? – Илья Константинович включил свет, жестом пригласил меня пройти.

Я разулся и прошел в комнату. Он вытащил из чехла на поясе мобильник и набрал какой-то номер. Я догадался: отец звонит сыну.

– Да-да, это я. – Голос его звучал сурово. Видимо, он держал сына в строгости и любил дисциплину. – Мы уже приехали, а тебя нет. Так, понятно. И когда вернешься? Хорошо. Постарайся побыстрее. Еще не поздно, сама дойдет. Чай хоть заварил? Поторопись!

Я понял, что в отсутствие отца Александр опять принимал гостью. Может быть, ту же самую, что и в прошлый раз, или другую. Это дела не меняло. Он пошел ее проводить. Дело молодое и естественное.

Но закончить размышления мне не дал телефонный звонок. Теперь уже на мой аппарат. Определитель показал номер старшего лейтенанта Столярова из разведцентра округа.

– Слушаю вас, – ответил я.

– Тим Сергеевич, я сейчас у себя в кабинете. Сделал, что вы просили. Я про биллинг. Разговоры я задним числом прослушать, естественно, уже не мог. Вы мне дали два номера. На один из них был вызов с номера мужчины, которому звонил мальчик Вениамин. Давайте условно назовем этого абонента Первым. Мне кажется, на него все завязывается. Потом было еще два звонка. Один туда же, другой в обратную сторону. Только что был и третий. Я подключился к прослушиванию, но на вызов никто не ответил.

– Спасибо, Володя. Вы можете проверить принадлежность номеров конкретным людям? На кого они зарегистрированы?

– Я это уже сделал. Все три номера зарегистрированы не на физических лиц, а на управление делами областной администрации.

– Ну, один – понятно. Он там в охране служит. Второй раньше работал. А третий, которого мы решили звать Первым, значит, тоже оттуда?

– Наверное. Но это еще не все. Вы дали номер адвоката. Он трижды за вечер разговаривал все с тем же собеседником Вениамина. Сначала тот сам позвонил, потом на него вышел адвокат. Юристу звонил один из двух задержанных охранников. После этого адвокат пытался поговорить с Первым, но тот не отвечал.

– Хорошо, Володя, спасибо. У вас компьютер будет всю ночь на запись работать?

– Конечно.

– Тогда вы поезжайте домой, чтобы в семье напряжения не возникало. А утром мне все расскажете. Я не думаю, что за ночь будут кардинальные изменения ситуации.

– Спасибо, Тим Сергеич, я сам хотел попросить. А то у меня дома нелады.

– Поезжайте, отдыхайте.

– Еще момент. Мне звонил полковник Быковский. Просил с вами позаниматься компьютерным делом. Вы твердо решили стать хакером?

– Хотелось бы поучиться.

– Заезжайте как-нибудь к нам, обговорим этот вопрос.

– Меня пропустят?

– Скорее всего, нет. Хорошо будет, если вы с Быковским приедете. С ним пропустят. Вместе все и обсудим.

– Хорошо. Я поговорю с товарищем полковником.

Илья Константинович уже что-то сооружал на кухонном столе, гремел посудой. Я подошел к распахнутой двери.

– Присаживайтесь, – предложил хозяин. – Побалуемся чайком. Александр вот-вот вернется.

Глава двенадцатая

Я выдвинул табурет из-под стола и сел аккуратно, как привык в гостях. Я вообще человек скромный от природы, даже кажусь слегка стеснительным, за исключением случаев, когда бывает необходимо проявить наглость. Но на это меня обычно толкает оперативная обстановка. Тогда я и бываю наглым.

– По работе беспокоят? – Илья Константинович кивнул на телефон, который я все еще сжимал в руке.

– Да, по работе, – вяло согласился я, тоном показывая, что расшифровывать эту тему не желаю.

Как можно ее развивать, если старший лейтенант Столяров делает то, на что даже уголовному розыску требуется запрашивать решение суда?! Частному сыску добиться такого вообще невозможно никоим образом.

– А у частных сыщиков много работы?

Вот это да!.. Он, оказывается, тоже частный сыщик. По крайней мере в душе. Сам вычислил меня. Я ведь только собирался, но не успел сообщить ему, что не являюсь сотрудником уголовного розыска. Мне казалось, что Тропинин принимал меня за такового.

Но я никак не показал своего удивления, вел себя так, словно уже говорил ему о своей настоящей должности.

– У кого как. У всех по-разному. Один репутацию себе создал и нарасхват идет. Другой подолгу без дела просиживает или угождает ревнивым женам и мужьям. Это вообще основная тематика работы частного сыска.

Он разлил чай по чашкам и решился удовлетворить свое любопытство:

– А почему вы не спрашиваете, откуда я узнал, что вы частный сыщик?

– А я разве это скрывал?

Он как-то смутился. Наверное, после первой беседы в магазине сделал определенные выводы, потом узнал, что ошибался, но сейчас признавать этого не хотел. Стеснялся своего неверного мнения. Значит, самолюбив и эгоцентричен. Именно такие люди не любят признавать свои ошибки даже в самом малом.

При этом нельзя путать самодовольство с самодостаточностью, характерной, например, для меня. Может быть, это не совсем скромно с моей стороны, но таково мое внутреннее ощущение.

Хотя в этот момент я думал не о том, продолжал развенчивать самоуверенность Ильи Константиновича своими простейшими доводами.

– Да это, говоря честно, и не так трудно было бы узнать, надумай я представиться штатным сотрудником уголовного розыска, – вяло заметил я.

– Каким образом?

– Во-первых, вы, я думаю, знакомы с родителями своих учеников.

– Да, конечно.

– Подполковник Котов – отец Васи, вашего ученика. У Василия Андреевича нет причин записывать меня в свои подчиненные, хотя я не так давно и работал на уголовный розыск по найму. Там не хватало людей, и они наняли на конкретное дело частного детектива. Так вот, вы могли бы позвонить Котову и поинтересоваться, что представляют собой люди, которые к вам пришли – капитан Радимова и Тимофей Страхов. И получили бы полный ответ.

– Резонно. Простейший способ. Мы с Василием Андреевичем в приятельских отношениях. Я как-то не догадался позвонить ему.

– Второй вариант, – продолжил я. – Наверное, даже еще более простой. Юлия Юрьевна, с которой вы и вчера, и сегодня много общались. Именно она вместе с Артуром Николаевичем приходила в наше агентство, чтобы нанять меня, поручить мне вести это расследование.

Судя по глазам Тропинина, я попал в точку. Но все из-за той же самовлюбленности, которая заставляла его выглядеть таинственным, вслух он этого не признал.

– Так что я не только не имею возможности скрывать от вас свою должность, но и не вижу объективных причин для этого. Данный момент для меня важнее.

– Вот поэтому я и пригласил вас. Вы не сотрудник уголовного розыска, а частный сыщик. Я хочу поговорить по душам, честно, по-мужски.

Это было уже весьма интересно. Такие разговоры в моем духе. Они мне нравятся. Мужчины, в моем понимании, должны разговаривать друг с другом именно так, откровенно.

– Говорите, – согласился я и глотнул чай из чашки.

Он оказался очень вкусным. Видимо, не из тех ординарных марок, которые продаются во всех магазинах. Я даже пожалел, что положил в чашку ложечку сахара, который только портит вкус настоящего чая.

– Сегодня я снова, как раз перед занятиями в школе, встречался с капитаном Радимовой. За мной в магазин приехал полицейский наряд. Они отвезли меня на допрос в уголовный розыск. Впечатление было такое, будто эта капитанша боится, что я скроюсь.

– Нет такого звания – капитанша, – поправил я. – Это слово можно найти у Пушкина в «Капитанской дочке». Александр Сергеевич там называл так жену капитана. Исходя из этого, Радимову можно назвать майоршей, поскольку ее бывший муж – майор.

– Да, наверное, так. Но у меня есть попутный вопрос. Для расширения общего кругозора, так сказать. Капитанские звания в армии и в полиции равны?

– Нет. В армии – воинские звания. В полиции – служебные. Капитан полиции может быть призван в армию и служить там рядовым. Если, конечно, ему нет двадцати семи лет. Правда, даже в полиции не все к такому возрасту дослуживаются до капитана, но это уже другой вопрос.

– Понятно. Но это я так спросил, для разрядки напряжения.

Признаться, сам я напряжения в нашем разговоре не ощущал. Но Тропинин, видимо, все же к нему готовился, много раз проигрывал в голове и до сих пор испытывал сомнения в том, стоит ли его заводить.

Но я считал, что если разговор начат, то он должен продолжаться. Единственное, что меня смущало, – это поведение капитана Сани, которая мне сказала, что ее вызвали в областное управление, а сама она в это время решила без меня допросить Илью Константиновича. Интересно, чем таким я помешал ей?

– Если разговор предвидится серьезный, то лучше не тянуть и начинать его сразу, – предложил я. – Тогда напряжение спадет раньше и вам станет легче. Итак, что снова понадобилось от вас капитану Радимовой?

– Она стала уверять меня в том, что я прячу от следствия свою бывшую жену, хотела таким вот напором заставить меня сознаться. Естественно, я отверг все обвинения. Закончилось это оформлением подписки о невыезде.

– Не понял, – сказал я. – Капитан Радимова взяла с вас подписку о невыезде?

– Да. Я вынужден был собственноручно написать такое обязательство. Да, и еще одно – являться в уголовный розыск по первому требованию.

– Вы можете хоть сегодня вечером отправляться куда вам заблагорассудится. Поездом, самолетом, верхом, пешком, – сказал я на выдохе.

Мне стало ясно, почему этот разговор проводился без меня. Капитан Саня не желала подавать пример, демонстрировать в моем присутствии дурные методы работы, показывающие ее бессилие. А такая мера как раз и показывала ее бессилие. Она стеснялась, видите ли, при этом спокойненько пользовалась возможностью прослушивать телефонные разговоры без санкции суда, организованной мною. В принципе, это почти то же самое, только куда более технологично в исполнении. Видимо, Радимова боялась, что я в своих несанкционированных мерах зайду слишком уж далеко.

– Не понял. А как же подписка?

– Она дается только в суде после заседания и вынесения решения о мере пресечения. Это никак не прерогатива органов внутренних дел. Но разговор вы завели не по этому поводу, как я понимаю.

– Да. Не по этому. Но я предварительно хочу вас спросить. Вот вы, частный детектив, всегда координируете свои действия с полицией?

– Не всегда. Завтра вот, например, планирую дважды нарушить закон и совершить уголовно наказуемые действия. Капитан Радимова знает только об одном из этих моих преступных намерений. Она, естественно, не может одобрять его, но и не возражает. Это действие пойдет вразрез с законом, но на пользу следствию. Но я и вас не собираюсь предупреждать о своих намерениях. Они касаются только меня, и ни к чему кому-то нести наказание за укрывательство. А потому вернемся к вопросам, которые вас волнуют.

Не мог же я сказать Илье Константиновичу, что собираюсь завтра посетить две квартиры – его собственную и Соколянской. Мне почему-то казалось, что ему может немножко, самую малость, не понравиться ни то, ни другое.

– Да, давайте вернемся, как говорят англичане, к нашим баранам. Но предварительно я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. Скажите, частный детектив – это сродни адвокату?

– В каком плане?

– Ну, например, когда человека пытаются обвинить и осудить, он открывает адвокату душу, говорит с ним конкретно и честно. Тот в точности знает, что его подзащитный виновен, но не говорит об этом перед судом, отстаивает интересы своего клиента. В этом плане на частного сыщика положиться можно?

– Здесь все зависит от личности самого частного сыщика и от сути того дела, которое он расследует. Есть целый ряд преступлений, которые может совершить только настоящий подлец. Один частный сыщик, как и адвокат, сможет покрывать такого негодяя, второй не будет этого делать. При этом сотрудничество с правоохранительными органами прописано в законе о частной сыскной деятельности. Например, за укрывательство преступника частный детектив несет точно такую же ответственность, как и посторонний человек, обвиненный в подобном нарушении закона. Более того, суд в этом случае всегда будет очень резко выступать именно против частного сыщика. Он имеет полное право аннулировать его лицензию. Это как минимум. Здесь еще можно поставить вопрос о личном характере отдельного детектива. Один побоится рискнуть, другой кто-то решится. Это опять же зависит от самого дела. Я так понимаю, что вы желаете доверить мне сведения, которые не рискнули сообщить капитану Радимовой, не так ли?

Я, кажется, понял его намерения. Хотя в глазах Ильи Константиновича они не читались.

Тот сразу не ответил на мой прямой вопрос, глотнул чая и надолго задумался. Я не торопил его, дожидался откровений или полной закрытости и пока не знал, что предпочтительнее лично для меня в данном случае. Человека нельзя подгонять, когда он собирается с мыслями. Если, конечно, ты хочешь, чтобы он говорил внятно.

– Судя по тому, что я о вас знаю, вы заслуживаете доверия, – наконец-то проговорил он.

– Решение за вами. Я, в свою очередь, могу только сказать, что сам себя, наверное, знаю хуже, чем люди – меня. Могу только гарантировать, что я не подлец и не предатель.

– Я решился вам довериться и поэтому скажу. Обратной дороги у меня нет. Вернее, она есть, но ведет в обратную сторону.

– Я слушаю.

– То убийство шесть лет назад, в Краснодаре. Моя бывшая жена там ни при чем. Она поругалась с подругой. Да. Ушла от нее, а после этого ту убили. Кто и за что, Надежда не знает. Но это обвинение обрекло ее на такие сложности, каких она еще не встречала. Очень трудно прятаться всю оставшуюся жизнь. Иногда она впадает в отчаяние. Женщина очень нервная, импульсивная, да. Надежда стояла на учете в психоневрологическом диспансере, да. Уже одно только это обстоятельство сделало ее главной подозреваемой. У следователей просто не было других версий. Вместо того чтобы искать настоящего убийцу, они свалили все на Надежду. Человек, стоящий на учете, за свои действия не отвечает. Так решили следователи. А сейчас ей пытаются еще и новые обвинения прилепить. За три убийства в Челябинске, где она в то время находилась, и два – здесь. Надежда совсем извелась. Вся на нервах живет. В ее состоянии это просто опасно. Может произойти непредсказуемый взрыв эмоций. Неизвестно, к чему, к каким именно последствиям он может привести. Не исключаю, что даже к настоящему убийству, которое ее окончательно…

– Сразу встречный вопрос, – прервал я его уверения. – Я общался с разными следователями. Понимаю, что среди них, как и среди людей других профессий, есть и карьеристы, и откровенно недобросовестные персонажи. Капитана Радимову я не отношу ни к тем, ни к другим. Она абсолютно порядочный человек, поэтому не будет выдвигать обвинения, не имея на то оснований. Но Радимова – сотрудник уголовного розыска. Она обязана считаться с заключением следственных органов в Краснодаре и в Челябинске. Кстати, в челябинских убийствах Надежду Ивановну, насколько я знаю, не обвиняли. Единственное, что может толкнуть следственные органы на такие подозрения, – это то, что и вы с Александром, и Надежда Ивановна в то время проживали там. Но это не доказательство. Их просто нет никаких.

– Почему тогда не подозревают Пирогова? Да-да, Вячеслав Александрович тоже в Челябинске жил, учился в Южно-Уральском техническом университете. Как раз в то самое время….

– Я говорю о том же. Обвинений там На-дежде Ивановне не предъявляют. Но здесь!.. У капитана Сани… простите, у капитана Радимовой есть основания для подозрений. Я эту версию не поддерживаю, но своей рабочей у меня нет. Я уверен только в том, что убийца – мужчина. Кстати, Надежда Ивановна умеет метать сякены?

– Умеет, но плохо. По-женски, из-за головы. По большому счету, это и не метание вовсе, а просто баловство. Бросает их как бумажных птичек.

– Тем не менее она была знакома с убитыми.

– Да. Она жила сначала у Соколянской, потом у Соколовой. Это я вам сообщаю, лично. Не для передачи капитану Радимовой. Она этого знать не должна.

– А почему она у них жила? Они дружили?

– Можно сказать и так. Я не знаю, откуда Надежда знала Соколянскую. Но именно она устроила меня работать к Алевтине Николаевне. С Соколовой они общались еще в Краснодаре. Здесь особенно сдружились. Да, Надежда бывает необузданной, яростной. Но она ни разу в жизни никого не ударила. Кроме того, как правило, все ее нервные срывы происходят в кругу близких людей. Чужие ее как-то сдерживают. Если что-то пойдет не так, то взрыв происходит потом, дома. Но не на глазах у посторонних людей. Она не могла совершить эти преступления. Надежда и бить-то не умеет по-настоящему. Она занималась в школе ниндзюцу, но в женской. Это было в Краснодаре. Там вроде как тоже чему-то учат. Я несколько раз смотрел на их занятия. Это смешно, больше напоминает салон красоты, чем школу восточных единоборств. Хотя там тоже изучают какие-то удары спицами из волос и столовыми палочками. Японцы же ими едят, как и китайцы. Это сродни нашему удару вилкой.

У меня в голове сразу возникла вилка для разделки мяса, которая фигурировала в деле об убийстве в Краснодаре, но я не стал об этом говорить, чтобы не сбить Тропинина с откровения.

– Но ниндзюцу, по большому счету, и не относится к единоборствам. Если взять историю, то можно сказать, что ниндзя в основном использовались самураями для выполнения заказных убийств. Эти господа не желали испачкать свою честь, вот и посылали ниндзя.

– Это не совсем так. Изначально школы ниндзюцу представляли собой подобие монашеского ордена, который пропагандировал настоящие человеческие ценности. В отличие от обычных монахов, которые как раньше, так и сейчас говорят одно, а делают совершенно другое. За это ниндзюцу преследовалось сначала в Китае, где оно зародилось как движение, потом в Японии, куда перебралось, спасаясь от преследований. Боевые искусства стали изучаться для самозащиты. Ученики школ ниндзюцу компилировали стили Китая, Японии и Кореи в единую школу. Скоро будет создана Всемирная федерация ниндзюцу. В Японии, Китае, Корее, России, США и в целом ряде других стран такие федерации, только национальные, уже существуют. Будут проводиться официальные соревнования. То есть мы планируем стать признанным видом спорта. Но это все не касается нашего разговора. Мы отвлеклись.

– Увы, касается, да еще как. На телах жертв остались следы ранений, предположительно нанесенных сякенами, – заявил я в ответ на его откровения. – Меня особенно смущает, что эти самые ранения наносились уже мертвым женщинам. Там действовал человек, скорее всего, имеющий отношение к искусству ниндзюцу.

– Мне прискорбно это слышать. Я уже три года веду занятия в школе, которую сам же и открыл, и возглавляю областную федерацию ниндзюцу, которую сам же и основал. Работаю в основном с детьми, стараюсь воспитать в них дух благородства. Если там и в самом деле действовал какой-то ниндзя, то для меня дело чести помочь вам. Чем я могу быть полезен? Это не навязывание, поймите. Если я помогу вам поймать настоящего преступника, то смогу таким вот образом защитить бывшую жену и мать моего сына от страшного обвинения. Я хочу спасти ее. Иначе остаток своих дней она проведет в психиатрической лечебнице закрытого типа. Там вылечивают не многих. Выходят оттуда только единицы, которые попали под суд за незначительные проступки типа хулиганства или чего-то подобного. Я знаю, о чем говорю. Я специально наводил справки. Итак, чем я могу вам помочь?

– Пока только одним. Вы должны обеспечить мне возможность встретиться с Надеждой Ивановной. Я гарантирую ее безопасность, не предприму никаких попыток к задержанию. Слово офицера!

Тропинин на какое-то мгновение задумался.

– К сожалению, я сам в последнее время с ней не контактирую. Она общается с Александром. Кстати, где же он? – Илья Константинович вытащил телефон, и тут раздался звонок в дверь.

– Пришел. Наконец-то!..

В это время мне позвонила капитан Саня.

Пока отец отчитывал сына за неприличное, недостойное мужчины опоздание, я полностью включился в новую ситуацию.

– Тим Сергеевич, ты где?

– В гостях, чай пью. Вкусный какой!..

– У меня куча новостей.

– Приятных или не очень?

– Из уголовного розыска, сам понимаешь, приятные новости не приходят. Остальное потом расскажу, сейчас – главное. Новое убийство. Только что позвонили дежурному. Пока следственная бригада собирается, предупредили меня. Стиль тот же. Только вот на сей раз убита девочка двенадцати лет. Родители еще с работы не вернулись. Лифт неисправен. Соседка поднималась пешком. На пятом этаже на лестничной площадке было темно. Но женщина увидела, что дверь одной квартиры приоткрыта. Из нее лился слабый свет. Даже не из прихожей, а издалека, из комнаты. Женщина хотела сказать хозяевам, что забыли дверь закрыть. Позвонила. Никто не вышел. Тогда она сама вошла туда и увидела убитую девочку. Испугалась, побежала домой, к себе на восьмой этаж. Ее муж – капитан ГИБДД. Он спустился, осмотрел место происшествия, вызвал полицию и сообщил подробности, которые заметил. Опять какие-то множественные парные проколы на теле. Голова разбита в области затылка. Видимо, кастетом.

– Я понял. Говори адрес.

Она назвала. Я повторил.

– Это, видимо, соседний двор. Я рядом. Доберусь раньше, чем ты.

Я двинулся к выходу, в прихожей сел на маленькую скамеечку-пуфик, чтобы обуться, и проговорил в ответ на вопросительный взгляд Тропинина:

– Вызывают. Новое убийство из той же серии. На сей раз – девочка. Ребенок. Это уже чересчур. Необходимо срочно добраться до этой сволочи.

В этот момент из-за спины отца вышел Александр. Мальчик был бледен. Зрачки его заметно расширились.

Тропинин уловил мой внимательный взгляд, обернулся на сына:

– Что случилось?

Александр смотрел на меня.

– Вы сейчас разговаривали, адрес назвали… – прохрипел он.

– Да, назвал. А что?

Я сам уже сообразил. Он провожал ту самую девочку, которую я встретил на лестнице в прошлый визит в эту квартиру. Убили именно ее.

– Ваша подружка? – спросил я, помня, что и в прошлый раз разговаривал с ним на «вы», и мальчишке это, кажется, сильно импонировало.

– Да. Я ее до подъезда только что проводил. Постояли, поговорили, потом она домой пошла.

– Илья Константинович, вы не будете возражать, если я возьму с собой Александра? Он, возможно, последний, исключая убийцу, кто видел девочку живой, поэтому может оказаться ценным свидетелем.

– Конечно-конечно, пусть сходит. Я тоже сейчас подойду. Сто сорок седьмой дом?

– Да.

Тропинин посмотрел на часы.

– Примерно в это время мне обычно звонит Надежда. Я передам ей вашу просьбу. А дальше она пусть сама решает. И еще, Тимофей Сергеевич, не забывайте, что для меня, дзёнина школы ниндзюцу, очень важно самому задержать этого убийцу, если он прикрывается нашим названием. Вы сможете держать меня в курсе дела?

– Постараюсь, – пообещал я.

Мне почему-то хотелось верить этому человеку. Он мне нравился. Я стараюсь не подводить таких людей.

Глава тринадцатая

Естественно, я не пожелал оставить верного «Джимни» в чужом дворе, хотя идти было недалеко. Рядом с моей машиной на небольшой парковке стоял «Мерседес» Пирогова. Так близко, что хоть через багажник за руль забирайся, чтобы этого «мерина» дверцей не задеть. Но я постарался и не зацепил. Я умею передвигаться аккуратно.

Пирогова в машине не было. Я этому даже обрадовался. Не придется отвечать на его вопросы, мол, а куда это вы да зачем? Я был очень зол и мог бы даже круто нахамить Пирогову.

Меня жутко разозлило убийство девочки. Если этот негодяй охотится даже на детей, то следует как можно быстрее уничтожать его. Или хотя бы просто обезвредить.

А разобраться с ним окончательно можно и на зоне. По подсказке начальника, не просто так именуемого хозяином, там многие жизни лишаются. А такого зэки приговорят даже без наводки. Я предполагаю, что это еще и педофил. Он умрет обязательно, мучительно и не сразу.

Я не испытывал никакой жалости к этому ублюдку, хотя в бытность свою на Северном Кавказе порой щадил откровенных бандитов и даже однажды схлопотал по этому поводу выговор без занесения в личное дело. Я отпустил пленного – молодого парня, у которого, по его словам, умирала мать.

Начальство узнало и, разумеется, стало проверять. Оказалось, мать у этого парня умерла еще год назад. Он просто задурил меня. Не плакал, как некоторые пленные, не вымаливал пощаду, но смотрел с такой тоской в глазах, что я не выдержал и спросил, что его беспокоит.

Парень ничего не просил, только сказал, что мать умирает, а он у нее один остался. Ее и похоронить будет некому. Так вот он объяснил ситуацию. Оказался тонким психологом. Просчитал свои действия, мой характер и отработал на «отлично». Я его отпустил.

Через две недели этого умника все равно убили. Когда он уже в другой банде находился. Может, и сам успел в кого-то пулю выпустить.

Александр показывал мне, где ехать. Да, как я и предполагал, это был как раз тот двор, через который и предлагал мне проскочить Тропинин, чтобы срезать путь.

– Второй подъезд.

Дверь была распахнута настежь. Мне не пришлось искать кого-то, кто открыл бы кодовый замок. На крыльце стояло несколько человек, явно здешних жильцов, и хмуро смотрели на нас. Но расспрашивать их не было никакого смысла. Они знали, вероятно, еще меньше, чем мы.

В дверях подъезда я оглянулся на звук полицейской сирены. Сотрудники оперативной следственной бригады не могли так быстро добраться сюда. Это был «УАЗ». Видимо, подъехали патрульные из райотдела. Обычно они тоже бывают на месте преступления. Могут хотя бы соседей опросить, поискать свидетелей.

На пятый этаж мы с Александром поднимались не в лифте, который еще не заработал, а пешком, шагая через две ступеньки. Хотя торопливость наша была уже запоздалой. Спешить следовало бы раньше, когда имелась возможность предотвратить преступление. У нас ее изначально не было, хотя Александр думал иначе.

Он остановился на лестничной площадке пятого этажа и сказал:

– Если бы папа меня не торопил, то я бы еще с ней разговаривал. Тогда она, может быть, и жива осталась.

– Отца винишь? – строго спросил я.

– Себя, – таким же тоном ответил Александр.

В квартире, дверь в которую была раскрыта, толпились люди. Это были соседи и три офицера полиции. Двое в сигнальных жилетах ДПС. Третий без такового.

Я увидел тело девочки, лежащее рядом с офисным креслом. Оно стояло перед столом, на котором едва слышно гудел системный блок компьютера. Монитор был уже черным – перешел в спящий режим. Но до приезда следственной бригады я не стал смотреть, чем с такой отдачей занималась девочка, что даже не услышала, как кто-то открыл дверь, вошел в квартиру, потом – в ее комнату и подобрался к ней вплотную.

Александр хотел было протиснуться ближе, но я удержал его, жестко сжав костлявое, но сильное плечо.

– Нельзя. Можешь какой-то след уничтожить.

Потом я повернулся к офицеру без сигнального жилета и сказал ему еще более строго, чем разговаривал с мальчиком, может быть, даже тем самым тоном, которым делают выговоры:

– Товарищ капитан, удалите, пожалуйста, всех посторонних с места преступления. Иначе они следы уничтожат.

– Да-да, – согласился капитан и тут же вознамерился вывести из квартиры нас с Александром.

Он ухватил меня под локти и откровенно принялся выталкивать вон.

Мне пришлось упереться, показать удостоверение частного детектива и объяснить резко и конкретно:

– Меня вызвала сюда капитан Радимова из городского уголовного розыска. Она ведет это дело. Третье аналогичное убийство за четыре дня. Лапы не уберешь, будет и четвертое. Дежурная следственная бригада уже выехала и вот-вот прибудет. Мальчик – важный свидетель. Я доставил его сюда для дачи показаний. А ты вообще только мешать людям умеешь или еще на что-то толковое способен?

Капитан ГИБДД наконец-то сообразил, что надо делать. Он кивнул своим сослуживцам, и они быстро вывели на лестничную площадку всех соседей.

Как раз к тому моменту, когда поднялись на этаж патрульные из «УАЗа». Эти свое дело знали лучше, чем гаишники. Они разогнали соседей по квартирам, пообещав вскоре навестить их для опроса. Меня патрульные, видимо, помнили по каким-то прежним делам, потому даже не поинтересовались, кто я такой и что здесь делаю.

Никто не помешал нам с Александром удалиться на кухню, чтобы поговорить, хотя и без чая.

– Как девочку звали?

– Нюша. Вообще-то она Анна. На два класса младше меня училась.

– А фамилия?

– Строганова.

– Она сегодня у тебя в гостях была? – Я перешел с ним на «ты».

Александр некоторое время колебался, потом все же решил, что сейчас его показания очень важны, и ответил:

– Да. Приходила в гости. Мы с ней дружим.

Я не стал его поправлять, не произнес «дружили». Ему еще трудно было осознать до конца, что случилась такая беда, которую уже не поправить.

– А Надежда Ивановна была с ней знакома?

Мальчик посмотрел на меня с удивлением и недоверием. Он, видимо, считал, что я пытаюсь его поймать, держу за глупенького простачка.

– Ты же слышал, мы с Ильей Константиновичем договаривались. Он специально остался ждать звонка Надежды Ивановны. Я хочу с ней встретиться и поговорить. Твой отец согласился с тем, что такая беседа необходима.

– Зачем это? – не понял подросток.

– Против твоей мамы выдвигаются очень серьезные обвинения. Ее считают убийцей. Никто, кроме меня, не в состоянии ей помочь. А сделать это можно только одним способом – отыскав настоящего убийцу. Если хочешь помешать мне, то можешь молчать.

– Нет, мама не знала про Нюшу.

На лестничной площадке послышался шум множества голосов.

– Следственная бригада приехала. Нужно будет выйти к ним. Если тебя будут спрашивать про Надежду Ивановну, то ты с ней не виделся уже много лет, с Краснодара. Не проговорись. В прошлый раз ты опростоволосился. Сказал, что она и сейчас хорошо выглядит. Контролируй свои ответы. Обдумывай слова. Это важно. Если капитан Радимова напомнит тебе про твою оговорку, скажи, что мама высылала свою фотографию через Интернет, но отец ее удалил из компьютера. Давно уже. Ты даже не помнишь, когда именно.

– Я понял.

– Еще вопрос. Вы с Аней долго на крыльце стояли?

– Минут пятнадцать-двадцать. Может быть, полчаса.

– За вами никто не наблюдал? Может, кто-то прошел несколько раз мимо, внимательно вас рассматривал? Никого не заметил? Ты же почти ниндзя, должен все видеть, а на что не обратил внимания, то по памяти восстанавливать.

– Машина одна и та же, мне так показалось, три раза мимо проехала. «Мерседес» такой же, как у Вадима Александровича. Потом тачка остановилась посреди двора, и никто оттуда не вышел.

– Номер не помнишь?

– Я даже не смотрел. Я и у Пирогова номер не помню. Необходимости не видел. Да и вы, наверное…

Я без заминки назвал номер того самого «Мерседеса».

– Ну и память у вас. Ментовская!..

– Если бы у ментов была такая память, то в нашей стране преступники давным-давно перевелись бы. Это память профессионального военного разведчика.

– Да, вы же из спецназа ГРУ.

– Ты уверен, что машина всего лишь похожа на ту, которая у Пирогова, а не она самая?

– Я сначала подумал даже, что это он. Но Вадим Александрович вышел бы из машины. Он человек приветливый, как меня увидит, всегда останавливается, разговаривает. Мне уже звонили, сказали, что вы его побили сегодня на занятиях. Наши парни спрашивают, не хочет ли мой отец вас взять вместо Пирогова. К нему многие мальчишки плохо относятся. А мне жалко его.

– Если бы я его побил всерьез, то он не смог бы за руль сесть. Я просто продемонстрировал разницу в уровне подготовки спортсмена и офицера спецназа.

Объяснения Александра относительно того, что машина принадлежала не Вадиму Александровичу, а кому-то еще, были, видимо, убедительными для него самого. Но мне они таковыми не показались.

Из машины никто не вышел, когда она остановилась во дворе. Это могло означать, что она приехала за кем-то из жильцов. Водитель ждал пассажира, сидя за рулем. Второй вариант таков: кто-то из машины наблюдал за Александром и Нюшей.

Открылась дверь. В кухню вошла капитан Саня и с удивлением посмотрела на Александра Тропинина.

– Не поняла… – сказала она мне, но не завершила фразу, чтобы не обидеть мальчишку.

Мне пришлось объяснять ситуацию:

– Александр проводил Аню до подъезда и полчаса разговаривал с ней на крыльце. После него ее видел, скорее всего, только убийца. Кстати, товарищ капитан, вы имеете право допрашивать мальчика без присутствия родителей или адвоката?

– Только как свидетеля. В этом случае ни адвокат, ни родители не нужны, если только они сами не пожелают присутствовать.

– Илья Константинович вот-вот придет сюда. Предупредите своих, чтобы его пропустили. Александр к допросу готов. Можете позвать дознавателя на кухню, здесь ему будет удобно писать. Стол чистый.

Капитан Саня согласно кивнула и вышла.

Через минуту в кухню вошел дознаватель в майорском мундире. Он поздоровался за руку со мной и с Александром. Следом за ним в дверь заглянула Радимова и жестом позвала меня на выход.

Мы выбрались на лестничную площадку и даже отошли от двери. Рядом с ней стоял сержант из патрульной машины. Нам не хотелось, чтобы наш разговор был слышен посторонним.

– Я обещала поделиться с тобой кучей скверных новостей, – почти угрюмо напомнила мне капитан Саня. – Раскрывай карман шире.

– Делись. У меня плечи крепкие. Я все на них унесу.

– Я в твое отсутствие снова допрашивала Тропинина. Мне показалось, он знает, где находится Надежда Ивановна. Как думаешь, есть смысл установить за ним наблюдение?

– Думаю, нет никакого. Даже если он знает о ее местонахождении, то не скажет. А ты своим допросом только насторожила Илью Константиновича. Он уже наверняка предупредил ее, если, конечно, поддерживает с ней связь. Теперь она близко от него и от сына не покажется, если уже не уехала.

– Ладно. Это было вступление. Перейдем к самому неприятному. Пока я ездила в областное управление, к нам доставили тех парней, которых ты сдал. Я их даже не видела, потому что уехала раньше, вскоре после допроса Тропинина. Я вернулась, зашла к дежурному, хотела взглянуть на задержанных. Они должны были сидеть в «обезьяннике». Мне просто интересно было, сильно ты их изукрасил или уже научился бить аккуратно, не ломая челюстей людям. В «обезьяннике» никого не было. Я спросила у дежурного. Тот сказал, что за задержанными приехал полковник из областного следственного управления с охраной и с адвокатом этих парней. Он предъявил ордер на обязательную передачу их в его ведомство и пообещал возбудить против тебя уголовное дело по факту нападения на молодых людей.

– Что за полковник такой?

– Савушкин его фамилия. Старший следователь по особо важным делам. Не знаю, как ты его воспримешь, если встретишься, но я с ним несколько раз контактировала по разным служебным вопросам. Мне он активно не по нраву. Какой-то очень скользкий, глистообразный тип с юношескими прыщами на старческом лице, сумевший пережить с десяток начальников своего управления. Ладить умеет со всеми и всегда, особенно с руководством любого уровня. Предельно, до мелкого подхалимажа, вежлив даже с уборщицами. От таких людей всегда можно ждать ножа в спину. Но это тоже еще не все. Если повалили неприятности, то целым косяком. Было еще два звонка от первого вице-губернатора области. Первый – начальнику городского управления, который до сих пор работает как временно исполняющий обязанности. Это, сам понимаешь, не добавляет ему смелости в общении с руководством области. Понятно, хочется перед начальством выслужиться, чтобы от этой временности избавиться. Звонок вылился в большой втык по поводу двух нераскрытых убийств. В городе уже ощущается общественный резонанс. Этот вице-губернатор оказался в курсе наших дел. Возмущался, что мы до сих пор не можем поймать какую-то психопатку. Все сказанное весьма походило на угрозу. ВРИО начальника почувствовал, видимо, что под ним пошатывается кресло, к которому он только-только начал привыкать. Но там особого нажима еще не было. Второй звонок – Василию Андреевичу Котову. Вице-губернатор настоятельно рекомендовал ему не связываться с задержанными парнями из охраны областной администрации, которых он лично курирует, и не нажимать на них. Откровенно посоветовал. Такие рекомендации, как ты знаешь, приравниваются к приказам. Котов так и сказал мне. Он не забыл напомнить, чтобы я передала тебе его слова.

– Выходит, вице-губернатор крышует персон, причастных к убийствам?

– Ты уверен, что они тут при делах?

– Мне дело видится именно так. А как ты все это воспринимаешь?

– Мало ли хулиганов на улице. Иной раз они просто так на людей бросаются.

– Простые хулиганы делают это спонтанно. А эти пошли на меня не просто так, хорошо вооруженные, подготовленные. К тому же в масках «ночь». Я на это обстоятельство и среагировал. Иначе мог бы на них вообще внимания не обратить, пока гирькой по голове не схлопотал бы.

– Они говорят, что ты сам на них напал.

– После того, как эти ниндзя издали свой боевой клич. Естественная реакция.

– Хорошо, что есть показания постороннего свидетеля. Твой сосед из окна наблюдал. При этом он уверяет, что с тобой никогда не общался. Ты знаешь его?

– Не успел еще с соседями познакомиться как следует. Здороваюсь кивком, вот и все. Сосед из какой квартиры?

– Над тобой живет.

– Там какой-то парень расписной обитает.

– Да, с уголовным прошлым.

– Меня интересует твое отношение к давлению сверху.

– Я воспринимаю это как приказ. Но с тобой этот номер не прокатывает. Василий Андреевич просил тебе на ухо шепнуть, чтобы ты не сильно волновался, потихоньку собирал на парней сведения, если видишь в этом целесообразность, но не старался афишировать результаты расследования. Мне, естественно, можешь рассказывать все. Котов готов рискнуть должностью и поддержать тебя. Все уловил?

– Конечно.

– Но это еще не все неприятности…

– А вот и Илья Константинович, – отметил я появление на лестнице Тропинина.

Лифт, похоже, никто включать не собирался. Илья Константинович быстро шагал через две ступеньки, как совсем недавно мы с Александром.

– Ты желала с ним поговорить?

– Нет. Мы днем все вопросы обсудили. Пусть посидит рядом с сыном. Его сейчас на кухне допрашивают как важного свидетеля. Но он все же несовершеннолетний. Поэтому важно присутствие на допросе хотя бы одного родителя. Хорошо бы воспользоваться таким моментом и пригласить еще и мать, но это уже мои мечты.

В это время из квартиры вышел тот самый майор-дознаватель, который должен был допрашивать Александра.

– Как?.. – спросила его Радимова, видимо, интересуясь результатом разговора.

– Сил у меня нет с нынешними детьми работать. Мы в свое время такими наглыми не были! Я спрашиваю мальца, что общего у него было с убитой девочкой, а он мне вопросом на вопрос отвечает.

– Каким вопросом? – не понял Илья Константинович.

– Спрашивает, что общего было у лошади с Пржевальским, если она взяла его фамилию. Ну и дети пошли! Я помню, что в детстве вообще жутко боялся милиции, с уважением к ней относился.

– И слава богу, что они не такие… – сказал я, но удержался и не добавил слово «забитые», хотя оно просто вертелось на языке. – Со своим мнением.

– Пойдемте. При мне он начнет отвечать на ваши вопросы, если они, естественно, будут корректными, – пообещал Тропинин-старший. – Я – его отец.

Он вместе с майором-дознавателем прошел на кухню.

– Еще новости есть? – поинтересовался я у капитана Сани. – Ты что-то сказать хотела.

– От Владимира Владимировича. Он дал стопроцентную гарантию, что убийство Соколянской и Соколовой совершено одним и тем же предметом, предположительно кастетом.

– Несколько самоуверенно заявлять так. А если это были просто два кастета от одного производителя, абсолютно идентичные? Я видел такие. Вдруг и эти из одной формы?

– Не в том дело. В голове Соколовой, непосредственно в месте удара, был найден посторонний волос, занесенный туда орудием убийства. Его удалось идентифицировать. Он принадлежит Соколянской, прилип к кастету.

– Что нам это дает?

– Это говорит нам о серийности убийства. Третий случай сильно похож на первые два. Я специально вызвала в следственную бригаду Владимира Владимировича, поскольку предыдущими убийствами занимался именно он. Что этот спец скажет про третье? Если налицо один и тот же почерк, значит, мы имеем дело с серийным убийцей. Тогда дело автоматически переходит под контроль Москвы. У нас его не заберут, но подключат лучших спецов, в том числе и из ФСБ. Большой переполох поднимется. Очередная новость касается нашего следственного управления…

– Долго ты их собирала?

Капитан Саня покривилась:

– Все время твоего отсутствия. Почти половину дня.

– Слушаю.

– Тот же полковник Савушкин сегодня днем изъял все документы по делу о педофилии у старшего лейтенанта Аверьянова. Приказал не соваться в эту историю. Мол, она на контроле вышестоящих органов, и своим вмешательством мы можем сорвать их расследование. Из управления «К» тоже все документы переданы Савушкину в отдел. Мы остались даже без копий.

– Разберемся. Компьютер сына Соколовой…

– Компьютер остался в квартире. Аверьянов только скопировал файлы, которые могли нас заинтересовать. Все они были переданы в управление «К» вместе с внешним жестким диском. Я уже Аверьянова отругала. Дескать, зачем ты его там оставил? Он говорит, надеялся, что удастся что-то еще вытащить из удаленных писем.

– Говорю же, разберемся, – успокоил я Радимову. – Не переживай. С вышестоящими инстанциями спорить не просто бесполезно, но даже и вредно для здоровья. А вот игнорировать их распоряжения можно очень спокойно, без лишних эмоций. Особенно мне, поскольку для меня они вообще никто. Мне эти высокие чины приказать ничего не могут.

– Но нам по этому вопросу теперь закрыт даже вход в управление «К».

– Надо учиться работать у журналистов. Если их не пускают в дверь, они лезут в окно. Так и мы будем поступать. Через форточку или еще как-то заберемся. Скажем, с отмычками. Не умеешь так работать? Научу.

Мы вошли в комнату Нюши Строгановой. Владимир Владимирович стоял перед столом и глядел в темноту двора. Руки он держал сомкнутыми за спиной, отчего плечи его казались более широкими, чем обычно.

На полу уже стояли носилки. На них лежал черный пластиковый мешок вполне понятного назначения.

– Чего ждем? – спросила капитан Саня двух крупных санитаров с одинаково мелкими, почти птичьими головами.

– Сказали, вот-вот мать убитой с работы прибежит. Ей уже звонили. Отец в командировке. Его ждать не будем, – объяснил пожилой следователь.

Он сидел за столом и писал протокол осмотра места преступления. Самый важный документ, на основании которого и возбуждается уголовное дело. За спиной у него стоял сотрудник следственного управления в темно-синем мундире и, подслеповато щурясь, через плечо читал написанное.

Согласно новым внутренним правилам оформления документов, вернувшись к себе в управление, ментовский следователь обязан будет набрать эти материалы на компьютере. Глядя на то, как он медленно пишет, я предположил, что и набор ему дастся с таким же трудом. Если у бригады за ночь будет еще хотя бы пара вызовов, то следователь с работой никак не справится. Ему придется задержаться на службе до тех пор, пока все оформление не будет завершено, то есть еще суток на пятнадцать, минимум на десять.

Я подошел поближе, тоже заглянул в текст, но прочитать ничего не сумел. Оставалось удивляться, как сам этот следователь умудряется хоть что-то разобрать.

– Вы такие иероглифы понимаете? – спросил я с откровенным восхищением в голосе.

– А как же! Даже больше половины, – ответил следователь. – А вы знаете, капитан частного сыска, что Периодическая таблица элементов приснилась Менделееву?

– Слышал об этом.

– А я слышал, что она сначала приснилась Пушкину, но тот ни хрена в ней не понял. А вот Менделеев сразу все сообразил и запустил в науку. Так и я. Сам с протоколом разберусь. А кто не поймет мой почерк, пусть сайт посмотрит. Вам распечатку прислать, поскольку вы в этом деле замешаны?

– Капитану Радимовой. Она даст мне прочитать. А я замешан не в деле, а в расследовании. Даже, скорее всего, занят в нем.

– У Александры Валерьевны все дело на руках будет, читайте, сколько хотите.

Я осмотрел квартиру вместе с ментами из следственной бригады и не желал видеть матери, которая вот-вот должна была оказаться дома, поэтому решил уйти.

Вместе со мной из квартиры вышли отец и сын Тропинины. Допрос Александра завершился вполне благополучно. При строгом отце мальчишка вел себя примерно, не задавал следователю лишних вопросов. Не маленький. Пора бы понять, что дознаватели сами любят спрашивать. Отвечать на чужие обращения они не обучены.

Но что-то в этом допросе явно не понравилось Илье Константиновичу. Он был мрачен и зол. Хотя понятно, что на месте убийства веселиться особо не из-за чего.

Мы медленно спустились по лестнице и вышли из подъезда.

– Давайте подвезу вас, – предложил я.

Едва мы сели в машину, я увидел, как во двор вбежала запыхавшаяся молодая полная женщина.

Александр кивнул в ее сторону и пояснил:

– Мама Нюши…

Я и без подсказки догадался об этом. Женщина напрямик, через газоны, побежала к своему подъезду.

Я не любитель сцен с человеческой безутешностью. При этом хорошо понимаю сакральное значение слова «никогда», поэтому не могу не сочувствовать чужому горю, но наблюдать за ним не люблю.

Поэтому я сразу поехал к дому Тропининых.

– Может, женщине помочь нужно? – проговорил Илья Константинович.

– Там есть кому это сделать. В следственной бригаде имеются и медики, и даже психолог. – Я не остановился, проехал в соседний двор, а там спросил: – Вадим Александрович на ночь куда машину отгоняет?

«Мерседеса» во дворе не было.

– Не знаю, – сказал Илья Константинович. – Обычно здесь оставляет. Мне так кажется. Я специально не наблюдал, но несколько раз рано утром, когда на пробежку отправлялся, замечал, что машина во дворе. Значит, она ночевала здесь, – ответил Тропинин весьма мрачно.

– У вас какие-то неприятности? – спросил я напрямую, помня, ради чего Илья Константинович задержался дома, когда мы с Александром поехали на место преступления.

– Мне не понравилось, что во время допроса этот майор постоянно интересовался Надеждой. Уж к этому-то убийству ее никак не могут приписать. Почему менты угомониться не хотят?

– Если дела идут плохо, не ходите вместе с ними, – подсказал я. – По большому счету, это только плохой перевод китайской пословицы. А смысл у нее такой. Если вас преследуют какие-то неприятности или донимают назойливые мысли, отключите их, думайте о другом, о чем-то приятном, вспоминайте красивые пейзажи, слушайте любимую музыку, просто рыбками в аквариуме любуйтесь, если он у вас есть. Если нет – заведите. Наблюдение за рыбками в аквариуме нормализует нервную систему. Дела наладятся сами собой. Только не думайте о них. Нельзя держать в голове то, от чего хочется избавиться. Кстати, Илья Константинович, вы с Надеждой Ивановной пообщались?

– Пообщались. Я передал ей ваше предложение. Она обещала подумать. Взяла паузу. Утром позвонит мне, я свяжусь с вами. Думаю, она согласится. Она уже почти не возражала, но все же решила подумать. Ее выбило из колеи новое убийство. Надежда хорошо представляет, как переживает Александр, и страдает из-за него.

– Она согласится, – категорично заявил Александр. – Мама уже сильно устала от всего этого. Ей очень хочется жить нормально.

Я высадил отца с сыном у подъезда, потом поехал к выезду со двора, за углом остановился и набрал номер дежурного по городу. Недавно капитан Радимова выбила для меня такое право – пользоваться в случае крайней необходимости картотекой МВД. Я запросил данные на автомобиль «Мерседес», назвал номер.

– Подожди, Тим Сергеич. – Дежурный, видимо, знал меня по голосу. – Я сразу в компьютере посмотрю, чтоб тебе не перезванивать.

Трубка слегка загремела, видимо, дежурный положил ее на стекло стола. Меньше чем через минуту он передал мне данные. Владельцем автомобиля числился Пирогов Вадим Александрович. Значит, Тропинин-старший ошибался, считая, что его помощник ездит на отцовской машине.

Но мне эти данные, в принципе, ничего не давали. Я поехал домой, чтобы подготовиться к ночной операции, которую наметил провести, если позволят обстоятельства. А они вполне могли сложиться благоприятно для меня.

Глава четырнадцатая

Приехав домой, я поужинал, потом на всякий случай набрал номер квартиры Соколовой. Перепроверка никогда не бывает лишней. Никто не ведает заранее, как могут повернуться обстоятельства.

Я, конечно, знал, что квартира должна быть опечатана до приезда бывшего мужа убитой женщины и ее сына. Но они еще не появились. Иначе капитан Саня непременно поделилась бы со мной этой новостью и, наверное, привлекла бы меня для беседы с ними. Мы с ней вместе обдумывали вопросы, которые можно будет задать мальчику.

Из этого можно было сделать вывод, что сын с отцом пока еще находятся в дороге. Поэтому, несмотря на категоричные усилия вышестоящих инстанций, я мог бы добиться определенного результата, действуя своими методами, недоступными для представителей официальных правоохранительных органов.

Вообще-то контрольный звонок я мог бы совершить и из машины. Домой мне следовало заехать только для того, чтобы захватить с собой кое-какие инструменты, легко умещающиеся в многочисленных карманах стандартной офицерской разгрузки.

Сама эта жилетка была изначально скроена так, чтобы можно было надевать ее на объемный армейский бронежилет, в свою очередь, подогнанный по моей фигуре. Подтянуть резинки крепления было делом недолгим. После этой нехитрой операции разгрузка хорошо сидела на мне и без бронежилета. Она даже плотно прилегала к телу. Я надел сверху свою привычную камуфлированную куртку.

Я покинул подъезд, подошел к машине, приветственно махнул рукой Наилю, вышедшему на балкон покурить, сел за руль и поехал тем же маршрутом, которым следовал минувшим вечером, приблизительно в это же самое время. На месте я не стал ставить свою машину так, как тогда – на тротуаре. Сейчас здесь не было автомобилей следственной бригады. Мой одинокий «Джимни» оказался бы слишком уж приметным. Поэтому я отъехал к соседнему дому, где во дворе была парковка для машин жильцов, не охраняемая, следовательно, бесплатная, и приткнул машину там.

Сам же неторопливо двинулся к нужному мне дому. Подъезд между кафе и магазином не имел домофона. Сначала прошел мимо него, косо, будто бы просто так, посматривая на светлые окна соседней квартиры. Я имитировал рассеянный взгляд гуляющего бездельника. Мне хотелось дождаться, когда престарелые соседи улягутся спать.

Пожилые люди обычно раньше отправляются на покой, чем молодые. Они даже телевизор не всегда смотрят. Особенно люди интеллигентные, которые вообще должны презирать этот волшебный ящик с высоты своего разума.

Почему-то соседи Соколовой казались мне людьми именно такими. Сам я их ни разу не видел. Но уже то обстоятельство, что при первом рассматривании фотографии Надежды Ивановны Тропининой они не решились дать категоричный положительный ответ, говорило об их интеллигентности. Подобные люди всегда ставят свои сомнения выше предположений. А тяжелое обвинение на основе недоказанного утверждения они вообще никогда не выдвинут.

Мне пришлось нарезать еще полный большой круг вокруг целого квартала, пока свет в окнах погас. Только после этого я вошел в подъезд.

Будь на двери домофон или кодовый замок, это не смутило бы меня, поскольку с такими штуковинами справляться я умел. В дверце «Джимни» у меня давно прописалась металлическая линейка, заточенная особым образом и весьма подходящая для открывания таких замков. Кстати, она годится и для работы с автомобильными дверцами замков, хотя и не в состоянии провернуть потом замок зажигания.

Я пошел работать.

Малое количество прохожих на улице в это время обеспечивало мне возможность скрытного проникновения в подъезд. По лестнице я поднимался совершенно беззвучно, так, что даже сам себя не слышал. Значит, не полностью растерял былую боевую подготовку.

Так вот, напевая себе дифирамбы, я и добрался до нужной двери. Правда, сначала остановился у соседской, ближней к лестнице, приложил ухо, но, кроме тишины, не услышал ничего.

Такие дома, где на лестничной площадке имелось всего по две квартиры, мне всегда нравились. А в данный момент особенно. Потому что у меня не было необходимости проверять тишину еще и у других дверей.

Лампочка на лестничной площадке светила яркая. Таких обычно в подъездах не ставят, но здесь для чего-то ввернули. Где она выключалась, я не знал. Добраться до самой лампочки, чтобы выкрутить ее, не имея лестницы, я просто не мог. Да и свет мне был необходим для выполнения самой сложной и тонкой задачи – аккуратного снятия печати с двери.

В принципе, я мог бы и наплевать на это досадное обстоятельство. Мало ли что. Подумаешь, шел кто-то по подъезду и нахулиганил, сорвал печать. Вряд ли кто-то на меня это свалит. Особенно такими шалостями отличаются дети, известные разрушители любого порядка, установленного самым строгим законом.

Но я не имел намерения привлекать внимание к своему посещению этой квартиры. Поэтому потратил почти десять минут на то, чтобы аккуратно, миллиметр за миллиметром срезать идеально заточенным медицинским, скальпелем всю печать вместе со слоем клея. Он скрипел под лезвием, но не настолько громко, чтобы разбудить соседей. Печать после этого ушла на какое-то время ко мне в карман.

С замком я справился быстрее – квалификация позволяла. Мысленно я хвалил своего инструктора, какого-то завязавшего уголовника, привлекаемого по найму для обучения офицеров ГРУ основам своего ремесла. В боевой обстановке мне почему-то ни разу не доводилось пользоваться отмычками, но навык, приобретенный при подготовке, я не потерял.

Вечером для пущей гарантии я потренировался на собственной двери на замке оружейного сейфа. Во время этой репетиции я старался работать без звука. Так же действовал и в подъезде.

Сейчас все прошло идеально. Набор отмычек даже не звякнул во время аккуратных действий взломщика-дилетанта, не привлек постороннего внимания.

Путь для дальнейшей полноценной работы был открыт. Я вошел и затворил за собой дверь.

Предварительно я прилепил печать к двери двусторонним скотчем так, чтобы после закрывания бумажка с ней пристала к старому месту. Если кто-то из соседей с других этажей будет проходить мимо, то он бросит на дверь рассеянный взгляд и сочтет, что печать стоит на своем исконном месте. Внимательно к ней присматриваться никто не будет.

Не глядят же люди на пятно, темнеющее на стене подъезда, каждый раз, когда проходят мимо. Они знают, что оно там есть, но не сумеют точно указать место, где это пятно было, если его удалить.

Этот момент давно подмечен психологами. Им следует пользоваться.

Естественно, как и всякий взломщик, уважающий себя, я не стал включать свет, а воспользовался обычным фонариком. Луч я направлял только себе под ноги, чтобы не споткнуться, следил за тем, чтобы он не попал на шторы и не проскочил за оконное стекло.

Искать что-то мне необходимости не было. Я прошел в детскую комнату, сразу увидел компьютер и включил его. Пока он загружался, я вытащил из кармана внешний жесткий диск, не забыл и USB-Hab, который взял на случай, если все порты у компьютера будут вдруг заняты. Но эта штука мне не понадобилась. Свободных портов оказалось достаточно.

Внешний диск у меня был объемным. Я без сомнений начал перекачку на него всего содержимого компьютера, включая операционную систему, чтобы иметь возможность восстановить удаленные файлы.

Наверное, можно было бы обойтись и без операционной системы. Но я не знал, можно ли тогда будет провести восстановление удаленного материала, и на всякий случай решил скачать и ее.

Это процесс не минутный. Я терпеливо ждал, устроившись в кресле. При этом не дремал, несмотря на удобство позы. Хорошо, что мама мальчика была человеком состоятельным и компьютер сыну купила мощный, скоростной. Перекачка заняла не так уж и много времени. Какая-нибудь старенькая машина могла выполнять эту операцию до самого утра. Здесь же на это ушло чуть больше часа.

Я закончил перекачку и проверил, как раскрывается материал с внешнего жесткого диска. Результат давал мне право надеяться на то, что у меня все получится так, как я и задумал.

Только после этого я покинул квартиру. Дверь изнутри открывал с предельной осторожностью, чтобы листок с печатью не порвать. Замок при закрывании долго капризничал, но все же я с ним справился без шума и матюков.

Чтобы определить, что дверь кто-то взламывал, необходимо будет замок снять, полностью разобрать и отправить на тщательную экспертизу. Обычно отмычки оставляют небольшие следы-царапины, определяемые при тщательном рассмотрении. Избежать этого невозможно. Однако у следствия не будет причин для такой перестраховки. Кому в голову взбредет исследовать замок, если квартира не ограблена?

Я осторожно отодрал двусторонний скотч от бумаги, промазал листок слоем заранее припасенного канцелярского клея и опечатал дверь точно так же, как это было сделано до меня. Работа моя закончилась.

Вдохновленный первым успешным опытом проникновения в чужую квартиру, я готов был сейчас же отправиться в любой банк или во вторую квартиру. Но там в настоящий момент находилось тело Алевтины Николаевны Соколянской, рядом с которым, согласно обычаю, на ночь оставались родственники.

Со второй частью криминальной эпопеи необходимо было повременить, несмотря на все мое вдохновение, отложить ее выполнение хотя бы на сутки. Это время мне хотелось провести спокойно, без излишней суеты и всяческих неприятных моментов реальности. Пожить нормально, по-человечески.

Но суток спокойной жизни мне не досталось. Ночью позвонила капитан Саня.

Я глянул на часы. Половина третьего. Полтора часа я все же поспал.

– Не разбудила?

– Да что ты!.. Разве я когда-нибудь вообще сплю?

– У нас тут большие неприятности. Крутые события развиваются, но почему-то без тебя.

– Неужели такое возможно? Ты меня удивляешь!

– Значит, так. Начну по порядку. У нас снова кастет засветился. Причем дважды за ночь. А всего мы имеем пять свежих трупов.

– Поздравляю! Чем больше улик, тем выше возможность поймать преступника.

– Не иронизируй над пролитием крови. Вчера вечером, уже почти ночью, произошло два нападения на женщин. Без причины. Просто так. Удар кастетом сзади по голове. Есть новый штрих – ограбление. У той и у другой пропали сумочки, в которых были деньги, телефоны, документы и ключи от квартир. Одна женщина незамужняя. Мягко говоря, не самого строгого поведения. Шла из гостей. Только рассталась с подругой. Через пять минут ее убили. Подругу быстро нашли по биллингу. Просмотрели все звонки из района преступления. Об этом долго рассказывать, но сделано все было с предельной скоростью. ФСБ подсуетилась. Им быстрее сведения дают, чем нам. Нашли, короче говоря, эту подругу. Надеялись, что она даст важные сведения. Может, шел кто за ними по улице. Познакомиться пытался, просто заговорить. Или еще что-то. Но никого подозрительного эта подруга не видела. Сказала, что у убитой женщины в сумочке была большая сумма денег. Сколько – она точно не знает. Сейчас проверяются все, кто знал о наличии этих денег, в том числе сама подруга и ее связи. Пропали ключи от жилья и документы. В квартире мы устроили засаду, предполагая, что грабитель туда заявится. Не пришел. Ему не до того было. Вторая женщина замужняя, мать двоих малолетних детей. Работает в магазине. Шла домой. В сумочке были все деньги семьи. Муж говорит, что теперь даже похоронить ее будет не на что. Он вышел встречать жену, всегда так делал, сам нашел тело и вызвал полицию. Владимир Владимирович говорит, что последние убийства, как и два первых, совершены ударом по затылку. Тем же кастетом или другим, он точно сказать не может. Но два новых преступления произошли одно неподалеку от другого. Меня лично, как и подполковника Котова, смущают ограбления. Квартиры Соколянской и Соколовой не были обобраны, хотя там и нашлось бы что взять.

– Это утверждает меня в мысли, что преступник паникует и пытается замести следы. Он хочет, чтобы мы искали человека, склонного к ограблению, а сам убивал по другому принципу.

– По какому же?

– А вот это еще следует выяснить. Ты, кажется, не все мне сказала. Продолжай.

– Ага. Но эти два убийства оказались только началом. Были высланы наряды для прочесывания района. Все стандартные, по четыре человека в каждом. В одном из них оказался родной брат второй убитой женщины. Он служит в полиции. Товарищи отвезли его в квартиру сестры, хотя тела там еще не было, и оставили утешить вдовца, а сами отправились на прочесывание. Все трое найдены убитыми в соседнем квартале, прямо на дороге, рядом со своей машиной. Расстреляны предположительно из пистолета Макарова. Данные экспертизы по оружию будут только к утру. Но один из полицейских успел произвести выстрел из своего пистолета. На шум пальбы среагировали люди из ближайшего дома. Они вызвали полицию. Все свидетели говорят о четырех выстрелах. Три первых – один за другим. Четвертый – через какое-то время. Следов крови преступника на месте не обнаружено. Может быть, полицейский промахнулся. Тем не менее предупреждены все больницы и прочие места, куда может обратиться раненый негодяй. Я была на месте этого расстрела. Мы всей оперативной бригадой попытались составить картину происшествия.

– Стрельба и кастет – не надо смешивать, – напомнил я. – Это может быть совсем иной случай, просто совпавший по времени. Каждый раз, когда в городе проводится какая-то большая зачистка, ваши ребята отлавливают несколько человек, находящихся в розыске, и пару-тройку субъектов с оружием. Здесь может быть то же самое.

– Я тебе самого главного не сказала. Не успела еще. Полицейский, тот самый, который стрелял, сначала получил удар кастетом в область уха. Он упал и был добит выстрелом из пистолета. Двое других почему-то стояли в стороне. Метрах в пяти-шести. Они даже оружие достать не успели, как их застрелили. Оба только кобуры расстегнули. Автоматы оставались в машине. Но первый, получивший удар кастетом, а потом пулю в левую часть груди, все же вытащил пистолет и выстрелил, наверное, лежа на спине. Потом он уронил оружие и умер. Это было его последнее действие. Такое усилие стоило ему жизни.

Я спросонья не слишком хорошо представлял себе картину, описанную капитаном Саней, тем не менее вопросы у меня возникли сразу:

– А почему все это произошло на дороге? На тротуаре четверым мужикам было тесно?

– Трудно сказать. Может, убийца по дороге шел, пытался такси остановить? Пока не поймаем, – не узнаем.

– Почему при проведении такой серьезной операции, когда уже есть два трупа, двое полицейских остались в стороне, из машины выбрались, но не пошли вместе с первым? Как они оружие не подготовили?

– Тоже вопросы, на которые пока ответить невозможно. Хотя я предположила бы простое разгильдяйство патрульных. Несерьезное отношение к опасности. Как у нас у всех обычно бывает. Беда может коснуться кого угодно, только не меня.

– Где в патрульной машине сидел тот человек, который стрелял?

– Это водитель.

У меня в голове сразу выстроилась некая картина.

Я выложил ее Радимовой как версию:

– Я все вижу несколько не так. Представь, что едет по улице патрульная машина. Что-то там в ней ломается. Она останавливается…

– Да, машина находилась метрах в двадцати от места расстрела, – согласилась капитан Саня.

– Вот. Сломалась машина. Ты выясни, с ней все нормально?

– Сейчас позвоню с другого телефона. Подожди. – Не дожидаясь моего согласия, она положила трубку на стол, о чем мне сообщил характерный стук пластика о дерево.

Потом послышался отдаленный разговор. Слов я не разобрал.

Но Радимова уже взяла трубку в руку и сама мне сообщила:

– У меня складывается впечатление, что ты там рядом был и за всем наблюдал с присущим тебе ехидством. С этой машиной в последнюю неделю постоянно неприятности. Сначала выезжает – нормально. Потом, через несколько часов, всегда в разные промежутки времени, все стрелки на приборной доске падают, кончается подача электричества. Мастер смотрел, ничего не нашел. Аккумулятор в порядке. Он предложил поставить машину на стенд и проверить все датчики. Но колес в райотделе не хватает, потому с этим тянули.

– У меня на старой машине, на которой жена от меня уехала, была такая же история. Я грешил на генератор, даже новый, помнится, купил. А когда хотел старый снимать, заметил, что один контакт разъединился. Я это дело поправил, и проблемы не стало. Посоветуй, прослывешь знатоком в этой области. Значит, картину я вижу так. Машина остановилась. Водитель из нее вышел и поспешил за помощью к человеку, который находился поблизости, скорее всего, около своего автомобиля. Не знаю уж, о чем он хотел попросить. Двое других пошли за ним, но не для того, чтобы проверить этого человека. Он не вызвал у них никаких подозрений. Парни двинулись просто за компанию со своим водителем или же ноги хотели размять. Может, думали вопрос задать, не видел ли автомобилист чего-то подозрительного. И все. Он у них был, повторяю, вне подозрений. Понимаешь? Какой вывод из этого можно сделать? Кого они не будут бояться и подозревать? В каком случае не станут готовить оружие?

– Женщина!.. – сразу предположила капитан Саня.

– Возможно и такое. Это один из вариантов. Я понимаю, кого ты имеешь в виду. Но Надежда Ивановна, насколько я знаю, не имеет своей машины. По крайней мере, я ни разу не слышал про это. Кроме того, человеку, стоящему на учете в психушке, не дадут права. Я допускаю, что там могла быть женщина. Но другая. Не причастная к пяти убийствам. Хотя пожилого мужчину полицейские тоже не заподозрили бы. Не почувствовали бы от него опасности. Хотя от такого человека и убийственного удара ждать трудно. Или… – Я надолго замолчал, мысленно оформляя свои подозрения.

– Или?.. – спросила капитан Саня.

– Или там была какая-то шикарная машина. Например, «Мерседес» S-класса. – Говоря это, я продолжал развивать в голове свою мысль, но пока ничего не высказывал вслух, чтобы не обвинить человека, не имеющего никакого отношения к этим бедам.

– Это «шестисотый», что ли?

– Не обязательно. S-класс сам по себе большой. Там и «шестисотые», и «пятисотые», и «триста пятидесятые», и пара штук самых дорогих из серии «AMG». Есть разные модификации, удлиненные версии, купе, полноприводные и прочие. Кажется, скоро даже кабриолет будет. Человека с такой машиной менты не заподозрят. Но свет клином на «Мерседесе» не сошелся. Это может быть любая люксовая тачка. Или спортивная, которая бешеных денег стоит. Я про «Мерседес» подумал, потому что сегодня встречался с одним типом на такой машине.

– Может быть, – в раздумье сказала Радимова.

– Я продолжаю не описывать, что случилось, а предполагать возможный вариант. Водитель патрульной машины подходит к этому мужику, задает вопрос и вдруг что-то замечает. Предположим, кровь на рукаве. Водитель люксовой машины улавливает реакцию мента и вмиг наносит удар кастетом. Патрульный падает. Двое других для кастета недоступны. Тогда в ход идет пистолет. Последняя пуля – первому, чтобы добить. Но уже торопливо, чтобы успеть удалиться. Поэтому не точно, не наповал. Мужик делает пару шагов к своему автомобилю. Гремит ответный выстрел полицейского. Возможно, пуля попала в машину или вообще вдоль по улице прогуляться пошла. Хотя могла угодить и в водителя дорогой тачки. Но тот все же уехал. Пусть раненый. Я даже допускаю, что на нем был бронежилет скрытого ношения. Например, номер два. Пистолетная пуля его не пробьет, хотя ребра сломает. Подумай, кто у нас носит такие штуковины?

– Большие бизнесмены, которых за обман хотят подстрелить коллеги…

– Возможно. Или чиновники, считающие себя важными персонами, которых все стараются убить. Или их охранники.

– Картинка красивая, – согласилась капитан Саня. – Она тебе во сне привиделась?

– Я не Менделеев. Снилось мне, кажется, что я грибы в лесу собирал. А их мало. Редко попадаются. Но у меня откуда-то полная корзинка накопилась.

– Мне бы твои сны!.. Я за грибами только в детстве с бабушкой соседской ходила. Во взрослом возрасте на природу ни разу не выбралась. А снятся мне погони, перестрелки и подонки с бандитскими рожами. Хоть бы один раз ты, Страхов, приснился. Ты не страшный. Ладно. Когда к нам приедешь?

– Надеюсь, до обеда. С утра кое-какие дела сделать нужно.

– На тренировку, понятно, я утром не попадаю. Я на работе. Тогда до обеда!..

Про то, что капитан Саня опять отмазалась от тренировки, я уже догадался и всерьез начал подумывать, что у нее тактика такая. Отказаться стесняется, а так – отговорка есть.

– Постараюсь пораньше. До встречи!

Глава пятнадцатая

Ночной звонок капитана Сани не особо помешал мне выспаться. Утром я провел свою обычную тренировку, которую считаю возможным отменить только во время командировки в горячую точку. Я вполне понимал, что день мне предстоит весьма бурный, поэтому надел под спортивную майку легкий бронежилет скрытного ношения.

Экипировавшись таким вот образом, я отправился на тихую улицу. Там располагалось инфекционное отделение госпиталя. Это богоугодное заведение имело пристройку, в которой тихо занимались своими таинственными делами сотрудники окружного разведывательного центра.

Меня в эту контору, естественно, никто без важного провожатого не пустил бы, даже если бы я надел свою парадную форму. Поэтому я приехал загодя, остановился чуть в стороне от ворот, ближе к троллейбусной остановке, и стал ждать.

Я видел, как офицеры разведцентра заходят в калитку, открывая замок персональной пластиковой карточкой. Видимо, она являлась и рабочим табелем с отметкой прибытия и убытия. Здесь не ментовка, компьютеризация вовсю работает.

Наконец-то появился и компьютерщик старший лейтенант Столяров.

Я вышел из «Джимни» и помахал рукой. Володя увидел сначала машину, что заставило его сбавить быстрый шаг на нормальный, потом и меня. Этот факт вынудил парня снова набрать обороты.

– Здравия желаю, Тим Сергеевич! – Он пожал мне руку. – Не пускают к нам?

– Я и не заходил. Наверное, не пустили бы. Да еще наручники нацепили бы до выяснения личности. Мне такое не нравится. Могу и сопротивление оказать. А это чревато и для той, и для другой стороны.

– Подождете? Я быстро сниму все данные за ночь и принесу вам.

Я вытащил из кармана внешний жесткий диск, протянул старшему лейтенанту и объяснил ему задачу. Особенно я заострил внимание на удаленных письмах.

– Можно будет их восстановить?

– С простого жесткого диска – думаю, без проблем. Вы же полностью все содержимое компа скачали?

– Да.

– Думаю, что смогу. Это с последних SSD-дисков после удаления восстановить ничего невозможно. Хотя там скорость работы в несколько раз выше. А с HHD проблем, как правило, не возникает. Подождите меня, я быстро.

Это самое «быстро» у него вылилось в сорок минут. Но я проявил терпение, достойное офицера спецназа, и сидел в «Джимни», как в засаде.

Старший лейтенант вышел и заблокировал калитку рядом с воротами, чтобы она не фиксировала его передвижения.

Он подошел к машине и сказал:

– Вот здесь все. В том числе и самое интересное – разговоры сегодняшнего утра. Как вы умудрились сломать этому парню ребро на спине? Пинали лежачего?

– Я сломал кому-то ребро? – Эта новость удивила меня.

– Он жалуется отцу, что вчера на вечерней тренировке вы сломали ему ребро. Сегодня бедняга с трудом дышит. Хочет съездить в Челябинск к какому-то знакомому китайцу, который массажем и иглоукалыванием сращивает ребра за три сеанса. Уже созванивался с этим чудодеем. Китаец ждет его через четыре дня. Раньше принять никак не может.

Я, в принципе, догадался, о ком идет речь.

– Я вчера имел возможность сломать ребра только трем людям. Но почему-то отказал себе в этом удовольствии. Это пара охранников и помощник тренера в школе ниндзюцу. Первые двое получили шкафом по голове, а потом отправились в лежку после удара по печени. Третьего я нокаутировал таким же образом, только без шкафа. Но я знаю человека, ребро которого могло сломаться прошлой ночью. Полицейский получил удар кастетом в ухо и пулю в грудь, видимо в бронежилет. Перед смертью он умудрился выстрелить в своего убийцу. Видимо, тот тоже был в бронежилете скрытого ношения. Пистолетная пуля обязательно сломает ребра, прикрытые им.

– Я в троллейбусе слышал такие разговоры. Говорят, маньяк убил более десятка женщин и весь полицейский наряд, который хотел его захватить на месте преступления. Люди грешат на какого-то спецназовца. Это то самое дело?

– Видимо, оно и есть. Разница в том, что убиты четыре женщины и одна девочка двенадцати лет. А вчера вечером, почти ночью, погибли еще трое полицейских. Но слухи в нашем городе, как я понимаю, наперегонки бегают.

– Слухи-то есть, но папа всерьез обещал сыну с вами разобраться.

– Со мной многие обещали разобраться.

– И вы не спрашиваете, кто его папа?

– Меня, по большому счету, это мало интересует. Хотя, наверное, я не прав. Следует знать, откуда ждать опасности. С какой стороны.

– Со стороны власти, ментов, ФСБ, прокуратуры, следственного комитета.

– То есть?

– Я записал все разговоры. Этот папа уже звонил во все упомянутые инстанции. Он не думал, что его будут прослушивать и записывать, поэтому говорил, не стесняясь. Это прямое давление на следственные органы. Использование служебного положения в личных целях.

– Наверное. – Я сохранял внешнее равнодушие, хотя, конечно, был не совсем безразличен к происходящему. – Я так и не понял, кто этот папа.

– Первый вице-губернатор области Александр Юрьевич Пирогов.

Напрягся я только на короткую долю секунды, чуть вздрогнул. Старший лейтенант Столяров, кажется, ничего не заметил.

– И что? Ему что-то ответили?

– В ФСБ твердо обещали что-нибудь придумать. На провокации они большие мастера. Вам следует быть предельно осторожным.

– Следственное управление?..

– Там пообещали завести на вас уголовное дело по поводу избиения вчерашних охранников. Тут есть свидетель. Они обещали поработать с ним. Говорят, что он у них на большом крючке. Есть возможность на него надавить.

– Горотдел?..

– Начальник сказал, что вы, как обычно, сегодня к ним заявитесь и сразу окажетесь в «обезьяннике». Прямым ходом. Причину они найдут. У вас там конфликт намечался с каким-то майором Радимовым. Они это используют.

– Нормально обложили. По вашим глазам, Володя, вижу, у вас есть мысли насчет того, что следует предпринять, – констатировал я.

– Есть. У меня старый товарищ имеется, бывший подполковник внутренней службы. Он в оппозиции к власти. Всегда и всякой. Профессионал по этой части. Как ушел из полиции, тогда еще милиции, постоянно занимается тем, что кого-то обличает. Был журналистом в нескольких газетах. Постоянно публиковал скандальные материалы. Какое-то время назад, кажется, лет пятнадцать уже прошло, сам выдвигался в губернаторы, но был снят с выборов по какому-то пустяковому поводу. Сейчас возглавляет интернет-газету. Я уже созвонился с ним. Он готов вас принять и разместить у себя записи разговоров вице-губернатора. Причем сразу, как только вы их принесете. Такая вот скорость работы – большое преимущество интернет-изданий.

– Не годится. Это будет удар по вам, – возразил я. – Несанкционированное прослушивание.

– Мы обучены так отбивать удары, чтобы противнику стало больно. Одной фразой!.. Допустим, испытывали новую систему средств радиоэлектронной борьбы и случайно попали на эти разговоры. Аппаратура работает на конкретные слова и сочетания таковых. Речь шла о бывшем офицере ГРУ. Там и в самом деле дважды или трижды о вас так говорят. Поэтому разговоры были записаны в автоматическом режиме. Идея не моя, полковника Быковского. Средства, которые мы испытывали, засекречены. Никакой суд не имеет доступа к данным по нашим мероприятиям. Судьи до такого еще не доросли. Это не может быть выставлено на обсуждение даже в закрытом режиме. Гриф «особой важности». Испытания мы и в самом деле проводим и даже ФСБ к ним не подпускаем. Хотя относительно самого факта контора в курсе. Она осуществляет наше прикрытие. Система, которую мы проверяем, позволяет нам проводить прослушивание. Это реально. Никто не придерется. Я только что с полковником разговаривал по телефону засекреченной связи. Чтобы нас с ним, в свою очередь, никто не прослушал. Он подтвердит факт испытаний и заявит, что какому-то там вице-губернатору области близко к этой аппаратуре подходить нельзя. Его сразу расстреляют. Без суда и следствия. Просто на всякий случай. Поставит, короче говоря, чинушу на место. Сейчас Быковский звонит в Москву полковнику Мочилову. Тоже по закрытой линии. У командующего есть возможность оказать давление на следственное управление ФСБ, чтобы оттуда дали приказ местным кадрам не суетиться. Такое же воздействие можно оказать на прочие областные структуры. Все с той же целью. А уж с городским управлением внутренних дел вы сами, как сказал полковник, разберетесь. Но он на всякий случай хочет вам напомнить, что на майора Радимова в ГРУ есть компромат, который может отправить его за решетку. Эти сведения можно использовать в случае конфликта.

– Понял. – Я улыбнулся, вполне представляя себе, какое давление может оказать на следственное управление ФСБ командующий спецназом ГРУ, располагающий определенной информацией. – Давайте адрес, где вашего отставного подполковника внутренней службы найти. Еще важный вопрос. Вы смогли определить, кому принадлежит третий телефон из тех, что мы прослушивали вчера? Этот человек, как я думаю, и посылал ко мне двух охранников. Вы его вчера обозвали Первым.

– Все данные на диске. – Володя выглядел очень загадочно.

Он очень хотел меня заинтриговать.

Но я не сдался и проговорил:

– Забыли имя? Это, вероятно, тот самый маньяк, о котором сегодня говорили люди в троллейбусе. Я так понимаю ситуацию.

Теперь уже я его заинтриговал.

– Нет. Я не забыл. Это начальник охраны областной администрации. Не лично губернатора, который собственную службу имеет. Его зовут…

– Вадим Александрович.

– Да, Пирогов. Сын первого вице-губернатора, – за меня завершил фразу Володя.

Потом старший лейтенант торопливо сунул мне в руку конверт с компакт-диском, коротко объяснил, как найти отставного подполковника внутренней службы, который взялся мне помочь, и заспешил к себе.

Глава шестнадцатая

– Виктор, – представился несуетливый мужчина слегка за пятьдесят, протягивая мне крепкую руку. – Володя уже вкратце обрисовал ситуацию. Я не слишком понимаю суть происходящего. Не верю, что сломанное ребро может стать причиной таких массированных гонений на человека. Простите уж старого мента, я уверен, что дело здесь в другом. Вы не угодили областным властям чем-то еще. Знаете? Или искать надо?

– Не власти, а конкретному человеку, – сообщил я.

– Значит, сильно не угодили. А человек, конечно, при власти вертится. Рассказывайте!.. Иначе наша публикация будет бесполезной. Читатели просто не поверят, что сломанное ребро может вызвать такую бурю.

– Сначала я хотел бы просмотреть данные с диска. Это можно сделать у вас в кабинете? Техника у меня своя.

Ноутбук я утром захватил с собой и не решился оставить его в автомобиле, отдыхавшем на стоянке. Машины грабят гораздо чаще, чем угоняют. Достаточно разбить стекло.

– Бога ради. – Виктор сделал широкий гостеприимный жест. – Шесть столов. Пока все свободны. Правда, у двух, помимо моего, есть хозяева. Из этих вот трех выбирайте любой. – Он показал на столы, плотно стоящие с одной стороны большого кабинета.

Я выбрал крайний, который был ко мне ближе.

– Розетки за спиной. Кабель для Интернета, если понадобится, в ящике стола, – объяснил Виктор.

Но мне кабель не был нужен. Я желал посмотреть данные по прослушиванию и убедиться в своей правоте.

Только я успел завершить чтение, как мне позвонили. Определитель показал незнакомый номер. Я предположил, что кто-то из моих недругов хочет уговорить меня встретиться с ним, тем самым заманивает в ловушку, отвечать не стал и вообще отключил смартфон.

Мне необходимо было решить все вопросы с Виктором, который только что вернулся в кабинет и спросил:

– Все проверили?

– Да. Только не знаю, как это преподать. Я согласен с вами, что публикация одних только разговоров будет очень куцей. Но те данные, которые я получил с диска, сейчас обнародовать нельзя. Они просто спугнут преступника. Он сбежит, уже собрался удирать, но через четыре дня. А после публикации убийца исчезнет сразу. Где его потом искать? При этом я сам попадаю в сложное положение. Вообще, без публикации мне не позволят провести задержание преступника. По крайней мере могут помешать. Правда, командующий войсками спецназа ГРУ обещал оказать поддержку, но, пока приказы дойдут в наш город из Москвы, многое может случиться. Я не думаю, что этот процесс займет минуты. Кроме того, у меня слабая доказательная база. Только телефонные разговоры и логические выводы. Мне требуется добыть неопровержимые факты. Хорошо было бы, если бы удалось поработать без помех.

– Я со своей стороны могу предложить вам только одно, – проговорил Виктор. – Садитесь перед монитором. Я сейчас включу камеру на запись, вы выложите все, что имеете. Здесь не суд. Я не потребую с вас вещественных доказательств. Эта запись будет вашей страховкой. Наши компьютерщики поставят ее на публикацию в автоматическом режиме, предположим, на завтрашнее утро, и защитят паролем. Никто не сумеет ее отменить. Можно сделать даже так, чтобы сами компьютерщики не в состоянии были это сделать.

– Это как? – не понял я.

– Просто. Пароль набирается от балды, бессистемно, случайным нажатием знаков и нигде не записывается. Мы однажды уже попадали в такую историю. Но материал пускать было, как оказалось, нельзя. Тогда нам пришлось обращаться на веб-хостинг, чтобы они отключили наш сайт. Потом были сложности с восстановлением. Это влетело нам в копеечку. Но давайте вернемся к нашим делам. Мы пока опубликуем только телефонные переговоры. Они сами по себе поднимут много шума. Люди, в подавляющем большинстве своем, никогда не верят власти. Так человек устроен. Прежде были, конечно, и другие примеры, но тогда работала мощная пропагандистская машина. Люди жили и умирали с именем Сталина в Советском Союзе, Гитлера – в Германии, Мао – в Китае. Но сейчас картина другая. Народ просто так власти не верит. Особенно на местах. Подобная публикация будет резкой. Обязательно появится реакция на нее с разных сторон. Мы предварим обнародование этих телефонных переговоров тем, что пообещаем завтра дать материалы по завершению дела, где будет названо имя убийцы и маньяка, о котором сегодня говорит весь город. Мы сообщим, что редакция располагает полными сведениями.

– Будут давить, – предположил я.

– Меня много раз придавить пытались. Квартиру поджигали, дверь взрывали, собаку отравили, убили тещу с тестем, когда не смогли до меня добраться. Это все дела, связанные с Расинским. Мне Столяров сказал, что вашими стараниями его за решетку отправили.

– Вроде бы я приложил руку, помог полиции.

– Вот потому я и не могу вам отказать. Я через все испытания прошел, знаю, как за себя постоять. Кроме меня и одного компьютерщика, о наличии этого материала не будет знать никто. Пароль даже мы не запомним. Это, в принципе, несложно.

Мы с Виктором определились, какие именно переговоры следует размещать на страницах интернет-газеты. Он сел за свой компьютер и куда-то перебросил их с моего диска. Потом Виктор быстро набрал текст, поясняющий суть дела, и вышел к компьютерщику, чтобы обговорить с ним все остальные действия.

Дожидаясь его возвращения, я решил позвонить капитану Сане, включил аппарат и тут же услышал звонок. Определитель показал номер Ильи Константиновича.

Только тогда я вспомнил, что утром мне должна была позвонить Надежда Ивановна. Значит, выключать телефон было нельзя. Возможно, она уже и набирала мой номер.

– Слушаю вас, Илья Константинович.

– Доброе утро, Тимофей Сергеевич. Мне сейчас Надежда звонила. Говорит, ваш номер не отвечает. Она готова с вами встретиться, даже более того – дать вам сведения о том, кто настоящий убийца.

– Она его знает?

– Нет. Лично с ним не встречалась. Но знает, что Соколянская, как и Соколова, обещала обратиться с жалобой в полицию на человека, который присылал их детям материалы развратного характера. Какой-то педофил очень хотел поближе познакомиться с мальчиками. Это Надежда посоветовала им полицией ему пригрозить, если не отстанет. Она не предполагала, во что дело может вылиться. Я так понимаю, что этому человеку было что терять, если он пошел на убийство. Даже на три. Только вот непонятно, за что девочку Нюшу…

– Я могу предположить, но пока говорить вам не буду. Мне следует проверить. Скажу только, что не три убийства. Вчера вечером этот человек хотел замести следы, создать у полиции иллюзию, что действует простой грабитель. Он убил на улице еще двух женщин и обобрал их. А потом, когда его попытались задержать, негодяй застрелил троих полицейских. Преступник вооружен и чрезвычайно опасен. Любую возможность раскрыть его он пресекает сразу, рубит под корень. Но недолго ему осталось. Я надеюсь, что сегодня к вечеру он встретится со мной.

– Вы уже знаете, кто это?

– Думаю, что знаю. Уверен на девяносто девять процентов.

– Я бы сейчас с вами увиделся, чтобы обговорить этот вопрос. Вы обещали привлечь меня к задержанию.

Раскатал губу дзёнин!..

– Вы проявляли такое желание, но твердого обещания я вам не давал.

– Можно и так посмотреть на этот вопрос. Я все еще проявляю желание и очень прошу вас учесть его. Я понимаю, что это не телефонный разговор. Но мы сейчас с Вадимом Александровичем и с Александром едем к Соколянским. Сегодня похороны.

– Вадим Александрович с вами?

– Да. Мужчин на похоронах мало. Кому-то нужно хотя бы гроб выносить. Правда, Вадим Александрович вчера после вашего удара как-то неудачно упал. У него ребро, похоже, сломано.

– В каком месте? – спросил я.

– На спине. Над почками.

– Я туда не бил.

– Я видел все ваши удары. Да, по почкам и вообще по спине вы не били. Перелом, видимо, связан с неудачным падением. Он же был без сознания и не смог сгруппироваться. Я осмотрел место повреждения. Там большая гематома. Такие только при переломах бывают.

– Со сломанным ребром гроб выносить трудно, – проговорил я. – Увы, сам ничем помочь не могу. Я сильно, просто катастрофически занят сегодня.

Я еще не был так сильно занят, когда вытащил телефон, а сейчас уже наметил планы, которые можно было реализовать только в это время. Иначе я рисковал опоздать.

– Я понимаю, у вас сейчас напряженный момент. Поэтому и не приглашаю, – проговорил Илья Константинович. – На поминки мы не поедем. А сразу с кладбища я вам позвоню. Может быть, вы надумаете меня привлечь.

Я восстановил в памяти номер, с которого мне звонили, когда я не пожелал отвечать, и назвал его Тропинину.

– Да. Это Надежда. У нее раньше мобильника не было. Только с таксофонов звонила. Я купил и сегодня, когда к ней ездил, отдал.

У меня вдруг возникло подозрение. Я вспомнил, что Илья Константинович не имеет своего транспорта.

– На чем вы ездили? – спросил я как можно более равнодушным тоном.

– Вадим Александрович, спасибо ему, отвозил нас.

– На такой машине ездить престижно. Весь дом, к которому вы подъехали, наверное, к окнам прилип, – попытался я узнать хотя бы примерный адрес.

– Если бы. Надежда за городом, в дачном поселке живет. Мои друзья предоставили ей такую возможность.

– На «Мерседесе» никакое расстояние не покажется излишне большим.

– Тем не менее мы три часа добирались.

Дорога разбитая. Пришлось ночью выехать, чтобы успеть к похоронам вернуться. Хорошо, что сейчас светает рано.

– Хорошо. Позвоните мне, когда освободитесь. Я буду ждать.

– Обычно гроб опускают в могилу в половине второго. Как с кладбища выйдем, я позвоню.

– Договорились.

Я принимал за аксиому утверждение, что для глухого человека все люди, пляшущие под музыку, выглядят безумными, поэтому не стал звонить в уголовный розыск со своим сообщением. Там по собственной версии работают. Моя в современном ее виде будет для них как пощечина. Я решил заняться выполнением тех первоочередных задач, которые поставили передо мной обстоятельства.

Я вышел из здания, открыл машину и только хотел сесть за руль, когда капитан Саня позвонила сама:

– Здравствуй, Тим. Не разбудила?

– Вообще-то правила приличия требуют, чтобы такой вопрос задавался после обеда. А ты его и ночью озвучиваешь, и с утра тоже.

– Разве еще утро? Извини, у меня в последние дни все в голове перепуталось. Даже время не ощущаю. Я хочу спросить у тебя разъяснения по некоторым вопросам. Ответишь? Кстати, я вот на часы посмотрела. Может, они у меня идут неправильно? На них уже почти двенадцать.

– В таких случаях умные люди советуют добавить к часам два камня. Один снизу, второй сверху. Еще только тридцать две минуты двенадцатого. Тем не менее я почти готов ответить. Сейчас, только полотенце после умывания повешу. Ага. Теперь слушаю.

– Самый серьезный вопрос из всех. Ты чем сейчас занимаешься?

– Самый серьезный ответ из всех. Стою в ванной комнате перед зеркалом, строю себе рожи и планы на день, пытаюсь понять, что получается смешнее.

– Тогда вопрос попроще. Когда приедешь?

– Не знаю. Машина сломалась. Ремонтировать надо. Вызвал эвакуатор. Буду в сервис отправлять. Как завершу решение автомобильных проблем, начну пользоваться общественным транспортом. Выберу, что в вашу сторону направляется, и постараюсь приехать.

– Тогда совсем простой вопрос. Мне сейчас звонил начальник городского управления. Спрашивал, когда ты пожалуешь. Я ответила, что не знаю, поскольку ты у нас не работаешь. Полковник попросил предупредить его, когда ты появишься. Заранее сказать. Чем вызван такой интерес к твоей персоне? Не объяснишь?

– Запросто.

– Объясняй.

– Ваш полковник получил приказ из областной администрации помешать мне задержать преступника, который убил четырех женщин, ребенка и трех ментов. Для исполнения этого плана будет организована провокация. Предполагаю, что драка с майором Радимовым, после которой меня закроют в «обезьянник».

– Откуда такие сведения?

– Из Интернета. Читать новости родного города следует, товарищ капитан. – Я назвал электронный адрес сайта, где уже были, наверное, выставлены записи переговоров вице-губернатора с представителями силовых структур с объяснениями типа того, что я высказал капитану Сане.

Только в куда более развернутом виде.

– Даже не читая, могу поверить. Во-первых, потому, что тебя знаю. Во-вторых, пять минут назад майор Радимов заглядывал ко мне в кабинет с вопросом о том, когда ты появишься, и в ответ на мое пожатие плечами нехорошо ухмыльнулся. Он, кстати, не один. С ним четверо парней из СОБРа. Так что лучше пока воздержись от посещения моего кабинета.

– Думаешь, они настроены серьезно?

– Просто опасаюсь, что в травматологии госпиталя МВД может не оказаться сразу пяти свободных мест.

– Твои опасения имеют под собой серьезные основания. Но я планирую провести некоторые мероприятия. Если появлюсь, то, вероятно, позже. А ты пока посоветуй начальнику своего управления в Интернет заглянуть. А майору Радимову скажи, что некая видеозапись о его делишках, которая имеется в распоряжении ГРУ, может быть в любую минуту отправлена на сайт управления собственной безопасности МВД и в целую кучу всяких других инстанций. Не забудь сказать, что это я просил ему сообщить.

– Повтори адрес сайта.

Я сделал это дважды. Радимова, наверное, записала и раздельно проговорила мне. Трудно ей латинские буквы запоминать. Они в ее голове в слова никак не складываются.

– Правильно.

– Сперва сама полюбуюсь, потом полковнику посоветую.

Вот ведь не хотел же я ментам пока ничего сообщать. Теперь капитан Саня, опытный следак, поймет, что я вышел на прямой след и начал погоню за преступником. Как бы она не вмешалась, не сбила моего клиента с маршрута.

Если он в бега ударится, то поймать его будет значительно труднее. Хотя этот фрукт надеется на поддержку своего папашки. Это на какое-то время оттолкнет от него мысль о побеге.

Сразу после этого разговора я перевел телефон в виброрежим. Я всегда пойму, что кому-то понадобился. А со стороны звонка слышно не будет.

Только после этого я поехал. Сразу звонить Надежде Ивановне не стал. Вадим Александрович пока находился под присмотром Тропинина. Все время, пока длятся похороны, женщина в безопасности, хотя тюнин и знает, где она находится. А вот после мне придется ее прикрывать.

Лучше не вовлекать в это дело Илью Константиновича. Может, он и справится с Пироговым в рукопашной схватке, но против пистолета сделать ничего не сможет. У него нет огнестрельного оружия, чтобы выстрелить первым.

Тогда в деле появятся еще два трупа. Может быть, даже три, потому что Александр, вполне допускаю такой вариант, окажется свидетелем. А они для преступника всегда лишние.

Но до этого мне требовалось найти какие-то вещественные доказательства, без которых мои обвинения не могут приниматься всерьез. Я поехал к дому Тропининых. По дороге заглянул в компьютерный салон и купил еще один внешний жесткий диск, поскольку свой отдал старшему лейтенанту Столярову.

Машину я поставил не во дворе, а на улице, предварительно переложив в карман разгрузки металлическую линейку. После этого я неторопливо обошел вокруг дома, выбрал момент, когда поблизости никого не было, и спокойно, без грубой работы ломиком, вскрыл подъездную дверь. Гибкая металлическая линейка, как и всегда, не подвела меня. Она легко изогнулась там, где следовало, и дотянулась специально выточенным пазом до язычка замка.

До квартиры я поднимался по лестнице. Лифтом кто-то пользовался, и мне не хотелось, чтобы меня здесь увидели.

Я благополучно сумел избежать встречи с ненужным свидетелем, поднялся на четвертый этаж и на всякий случай все же позвонил в квартиру. Вдруг туда какой-то гость пожаловал или знакомый с женой поругался и зашел к Илье Константиновичу, чтобы отсидеться в одиночестве, осмыслить свою жизнь? Хозяин спешил и оставил визитера в одиночестве. Такие случаи бывали, как я слышал. Лучше не нарываться на неприятности.

Но мне подобные страсти не грозили. К двери никто не подошел. Возня с отмычками много времени не заняла, поскольку замок я заранее рассмотрел изнутри и убедился, что с точно таким же мне уже приходилось встречаться во время освоения профессии взломщика. Магазинный стандарт, с которым справиться не сложно.

Я вошел, свет в закрытой прихожей не зажигал, только для правильной ориентации нащупал рукой макивару, стоящую в стороне от двери. Сейчас в ней торчали четыре сякена. Все они воткнулись рядом и достаточно глубоко. Значит, Илья Константинович тренировался.

Движения мои были бесшумными и плавными. Я дотронулся до кромки сякена, отточенного достаточно остро, но не порезался. Я продвинулся к двери, тихо открыл ее и вошел в первую комнату. Плотные шторы на окнах не позволяли свету с улицы проникнуть сюда, но на дворе стоял белый день, поэтому в квартире все было видно.

Мне вспомнилось, как Илья Константинович днем раньше обратил внимание на то, что я разуваюсь в чужой квартире. Сейчас я вошел сюда как прожженный мент, не снимая обуви, и сразу толкнул локтем дверь комнаты Александра. Делать это пальцами я не стал, поскольку видел, что на такой поверхности эксперты обычно ищут отпечатки.

Дверь не имела замка и распахнулась. Через две секунды я уже натянул на руки обычные рабочие перчатки, которые продаются в каждом хозяйственном магазине. Я надеялся, что их идентифицировать нельзя. Да и вряд ли кто-то будет искать мои пальчики.

Уже в перчатках я включил компьютер, дождался, когда он загрузится, и начал перебрасывать на внешний диск, подключенный к USB-порту, всю переписку и видеофайлы различных форматов. Времени на это ушло больше, чем в прошлый раз. Причина состояла в том, что самих файлов оказалось очень много, в основном тяжелых. Это были видеофильмы. Я не стал разбираться, где учебные по восточным единоборствам, где какие-то иные. Это отняло бы еще массу времени. Закачивал все подряд, хотя оперативную систему не тронул, потому как решил поторопиться.

Завершив работу, я убедился в том, что у меня в запасе имеется часа полтора-два. Потом выключил компьютер, проверил, все ли после своего визита оставляю так, как здесь было раньше, вернул на первоначальное место вертящееся офисное кресло, выключил беспроводную мышь и только после этого вышел в большую комнату.

Балконная дверь находилась, естественно, по ту сторону плотных штор. Я осторожно выглянул из-за них. На балконе, как я и ожидал, никого не оказалось. Даже залетной вороны спугнуть не пришлось.

Можно было и дальше воплощать в жизнь свои рискованные криминальные планы. Я восстановил в памяти вид дома со стороны двора, мысленно просчитал количество окон в квартире Вадима Александровича от подъезда до балкона. Выходило, что жилье у него тоже двухкомнатное, скорее всего, зеркальное квартире Ильи Константиновича. Это соображение позволяло мне лучше ориентироваться.

Но тут я подумал, что могу совершить большую ошибку. Ведь я не знаю, живет Вадим Александрович один или с кем-то. У него может быть и жена, и мать. Было бы неприятно забраться в чужую квартиру и нарваться на встречу с женщиной, против которой я просто в силу своего воспитания не смогу применить физическую силу. Вдобавок ни жена, ни мать не могут нести ответственности за действия мужа или сына.

Я вспомнил все обстоятельства дела и поду-мал, что вряд ли Пирогов человек семейный. Илья Константинович о своем соседе всегда говорил «он», а не «они».

Тем не менее работать наобум – это не есть стиль спецназа ГРУ. В данном случае необходимо было подстраховаться. Вариант я видел только один.

Я вернулся к компьютеру Александра Тропинина, загрузил его и с помощью пароля капитана Сани вошел на сайт городского управления внутренних дел. По фамилии я нашел точный адрес квартиры Пирогова и убедился в том, что в ней зарегистрирован только один человек – сам Вадим Александрович. Это, естественно, не давало гарантии, что там больше никто не может жить. Но другой информации я добыть не мог и вынужден был действовать.

Я выключил компьютер, поставил кресло точно на прежнее место, вернулся в большую комнату, откуда смело вышел на балкон. После сумрака зашторенных комнат светлый день слегка ударил мне по глазам. Но уже через пять секунд я все видел нормально и, естественно, сначала осмотрел двор, чтобы убедиться, не наблюдает ли кто-то за мной.

Если кто-то и делал это, то весьма умело. Три девочки дошкольного возраста возились в песочнице. Неподалеку от них спокойно почивала кошка. Две бабушки сидели на скамейке у подъезда.

Я находился практически над их головами. Они никак не должны были видеть меня. Наде-ясь на это, я смело поднял ногу, взобрался на перила, передвинулся за перегородку и спрыгнул на балкон квартиры, расположенной в соседнем подъезде.

В обширных карманах моей разгрузки своего часа дожидался циркуль, на одной ножке которого имелась присоска, напоминающая миниатюрный сантехнический вантуз. На второй крепился алмазный стеклорез.

Балконная дверь была застеклена только до половины, причем сверху, как это всегда и делается. Если бы я вырезал стекло даже в самой нижней точке, то все равно не смог бы дотянуться до шпингалета, расположенного внизу. Просто длины рук не хватило бы.

Потому я взялся работать с форточкой. В таких старых домах они относительно просторны для того, чтобы пропустить мой достаточно узкий зад. Плечи меня не сильно беспокоили. Они у физически развитого человека, к каковым я себя относил, подвижны. Сначала в форточку просовывается одна рука и плечо, потом максимально продвигается корпус. Вторую руку можно просто плотно прижать к телу.

Я быстро вырезал в стекле кругляк, с помощью присоски без звука вытащил его и аккуратно положил на деревянный пол балкона. Потом я повторил эту процедуру на втором стекле и вынул кружок через первое отверстие, не уронив. Моя рука легко прошла внутрь и повернула задвижку. После чего форточка легко распахнулась, приглашая меня заглянуть в гости.

Я еще раз посмотрел во двор, убедился в том, что остался незамеченным, и быстро, не хуже вора-профессионала, забрался в квартиру. Легкий бронежилет при этом совсем не помешал мне. А вот кобура так и норовила зацепиться за что-то. Я вынужден был вытащить из нее пистолет и держать его в руке. Так и пролез.

Я предполагал, что в квартире никого нет. Тем не менее пистолет сразу не убрал и принялся осматривать внутренности жилища Пирогова-младшего, держа оружие в левой руке. Предохранитель при этом находился в нижнем положении. То есть я готов был в любую секунду произвести выстрел. В квартире никого не оказалось.

Я прошел во вторую комнату, видимо, служившую Вадиму Александровичу спальней, спортзалом, мастерской и кабинетом. Там стоял письменный стол, по совместительству являвшийся и верстаком, поскольку на нем громоздились довольно большие слесарные тиски. Рядом с ними примостился компьютерный моноблок.

Убрав пистолет в кобуру, я подступил к компьютеру. С моноблоками я никогда раньше не работал, тем не менее без труда включил его, нашел USB-порт и подцепил внешний жесткий диск. На него не поместились бы все данные, поэтому я перекачал туда только почту. Это много времени не заняло.

Потом я отключил внешний диск, убрал его в карман разгрузки и занялся осмотром квартиры. Что именно сразу потянуло меня к платяному шкафу, сказать трудно. Но я начал осмотр именно с него и сразу нашел темно-коричневое кимоно, а потом и пиджак, пробитый на спине пулей.

Крови рядом с отверстием не было. Это говорило о том, что под пиджаком находился бронежилет, под который обычно тоже что-то надевается. Следовало искать майку или сорочку.

На полке в шкафу я нашел только сам бронежилет. Пуля из него была уже извлечена, но вмятина никуда не делась. Это было как раз то, что мне и требовалось найти – вещественные доказательства.

Вообще-то было бы прекрасно и саму пулю отыскать. С этой мыслью я хотел было пойти на кухню, где должно находиться мусорное ведро, чтобы поискать в нем, но решил, что можно повременить.

Я остановился рядом с компьютером, который не выключил, чтобы посмотреть содержимое повнимательнее. Наверное, здесь и хранились те фильмы, которые Вадим Александрович рассылал мальчикам. Я нашел папку с ними и щелкнул по иконке. Заиграла какая-то восточная, похоже, китайская музыка, поплыли титры. Фильм был художественным. Эти звуки меня и подвели.

Глава семнадцатая

Опасность я почувствовал одновременно с тем, как услышал голос:

– Интересуетесь этой тематикой, товарищ капитан частного сыска?

Я резко встал. Рука сама собой метнулась за спину к кобуре, но Вадим Александрович уже направил ствол мне в грудь. Ощущение было не из приятных, хотя я помнил про свой бронежилет.

Однажды в армии я принял на грудь автоматную очередь. Было больно, казалось, что здоровенный дядя колотил мне по ребрам тяжеленной кувалдой, причем с бешеной скоростью. Дыхание у меня, помнится, полностью перехватило, но бронежилет выдержал. Однако там был офицерский, номер шесть А с титановыми и металлокерамическими пластинами. Как поведет себя номер два, я не знал.

– Интересуюсь людьми, которые увлечены этой тематикой, – сказал я, резко показал начало движения влево, но сам сдвинулся вправо, то есть качнул маятник.

У Пирогова оказалась крепкая психика. Он не поддался, не сделал опрометчивый выстрел, который отбросил бы слегка в сторону его ствол, что позволило бы мне сократить дистанцию и достать его ударом.

Вадим Александрович усмехнулся, левой рукой вытащил из-под пиджака кастет, показал мне и спросил:

– Эту штуку вы тоже искали?

– Да.

– Она всегда при мне и готова приложиться к чужой голове. В данном случае к вашей. Теперь вас не спасет никакой способ защиты.

– Вы сами показали кастет, значит, искать его не надо, уже нашелся. – Я улыбнулся как можно самодовольнее, глядя ему за плечо так, словно там кто-то был.

В моем голосе слышались откровенные торжествующие нотки победителя.

У моего противника было два варианта действий. Первый: оглянуться и пропустить мой удар с уже продуманной траекторией. Второй: выстрелить в меня, только потом отскочить и оглядеться. Вопрос выбора – дело опыта и подготовки. Он предпочел второй вариант.

Пуля ударила меня в грудь, в район сердца. В глазах сильно побелело, но я еще держался на ногах. После этого Пирогов нанес мне удар кастетом в висок. Я видел это, но не мог ни уклониться, ни защититься отбивом. Белая пелена поглотила меня полностью.

Я не знал, сколько лежал в отключке. Наверное, долго. Но, вернувшись в сознание, я понял, что жив. Бронежилет меня спас, хотя Пирогов сделал еще два выстрела, не опасаясь, что грохот услышат соседи. Видимо, он не намеревался возвращаться в эту квартиру, знал, что соседей нет дома, или же был уверен в толщине стен старого дома.

Эти выстрелы я мог бы перенести спокойно. Но голова просто разваливалась от боли. Вся щека была в крови. Она заливала и глаз, который сильно ломило. Видимо, удар повредил и глазной нерв.

Я хорошо знал, что в горизонтальном положении лучше спать, чем возвращаться в сознание, сначала поднялся на четвереньки, потом – на колени, оперся об стол и встал на ноги. Я сразу мысленно встряхнулся, как это делают собаки и коты, попавшие под дождь. Но только виртуально.

Встряхнуться по-настоящему было невозможно, но и это мне помогло. Я стал лучше соображать и сразу заметил, что пистолет остался у меня в кобуре. Я вытащил его и сразу понял, что обойму из рукоятки, как и запасную из кобуры, Вадим Александрович вытащил.

Потом я поискал свой смартфон. Но Пирогов оказался предусмотрительным и забрал его. Наверное, не из-за опасения, что я оживу. Он так не думал, иначе послал бы мне еще одну пулю, на сей раз в голову. Скорее всего, просто позарился на не самую дешевую модель.

Но в данном случае меня мало интересовали соображения убийцы. Мне необходимо было позвонить. Я помнил, что в соседней квартире, через стену, у Ильи Константиновича был и домашний телефон, который нормально уживался с мобильником. Следовательно, таковой мог быть и в этой квартире.

Я поискал. Аппарат не нашел, но обнаружил провода, вырванные с корнем и свисающие со стены. Я не понял, зачем Пирогов это сделал. Если бы он понял, что я жив, то добил бы меня. Если посчитал трупом, то какой смысл обрывать провода?

Это показалось мне загадкой. Но, присмотревшись внимательнее, я понял, что эти провода оборваны давно. Видимо, за ненадобностью. Так что позвонить мне было неоткуда.

Я вышел на балкон, пошатнулся, ухватился за перила и постучал в перегородку. Громко, грубо, с угрозой проломить лист плоского шифера.

Никакой реакции. Значит, Тропинины еще не вернулись. Или Вадим Александрович посетил и их квартиру.

Я попытался просчитать его дальнейшие действия. Что он захочет сделать? Нет, против Ильи Константиновича и Александра Пирогов предпринимать ничего, скорее всего, не будет. Да, конечно. В первую очередь он попытается уничтожить Надежду Ивановну, которая предполагает, кто убийца. Она не может назвать его личность, но знает о пристрастии преступника к мальчикам.

Дальше следствие может разобраться с электронной почтой. О возможности восстановления удаленных файлов Вадим Александрович, скорее всего, был наслышан. Это реальная опасность для Пирогова.

А что со мной? Он считает меня трупом и думает потом избавиться от него.

Во дворе уже сгущался сумрак. Значит, на отдых и даже на минимальное восстановление у меня времени нет. Я посмотрел на часы. Плохо, что я не знаю, когда Пирогов уехал. Но прошло никак не больше двух с половиной часов.

До Тропининой, как сказал Илья Константинович, надо добираться три часа. Если спешить, то можно, конечно, успеть и скорее. Необходимо срочно что-то предпринимать. Чем быстрее, тем лучше. Но голова моя жутко болела и соображать отказывалась.

Человеческая воля способна победить физическую боль, если та не достигает уровня шоковой. Конечно, у каждого из нас разный, свой собственный порог чувствительности к боли. У меня он достаточно высок.

Может быть, сказывались многократные ранения и хирургические операции после этих передряг. В результате у меня выработалась устойчивая привычка терпеть боль.

Короче говоря, я усилием воли заставил себя не чувствовать пробоину в голове и постарался заставить ее думать. Ко мне тут же пришла интересная мысль.

Я вернулся в комнату, где лежал. Лужа крови уже начала густеть на полу. Я удивился, что она такая черная, но не стал думать об этом, чтобы не отвлекаться. Я даже не желал замечать, что лужа достаточно большая, значит, я потерял много крови. Да, это в состоянии вызвать определенную слабость организма, но я сумею преодолеть такую беду усилием воли. Мне уже несколько раз приходилось это делать. Сейчас было не до того, чтобы любоваться ранами.

Компьютер был все еще включен. Фильм, который я смотрел, уже закончился. Монитор оказался черным. Я пошевелил мышкой, и компьютер вернулся в нормальное рабочее состояние. Я проверил значки на нижней панели управления, увидел, что Интернет подключен, открыл браузер и сразу вошел в почту.

Вот тут-то моя хваленая память и подвела меня едва ли не первый раз в жизни. К сожалению, я напрочь забыл адреса капитана Сани и старшего лейтенанта Столярова, который тоже мог бы мне помочь. Единственное, что я, превозмогая горячую головную боль и непонятную пульсацию крови в висках, смог вспомнить, – это адрес сайта интернет-газеты, которой руководил отставной подполковник внутренней службы по имени Виктор.

У меня что-то случилось не только с памятью, но и с глазами. Я плохо различал знаки на клавиатуре, стер рукавом кровь со щеки, прикрыл глаз, залитый больше всего, и кое-как набрал адрес. Сайт открылся. Я влез в окно для написания письма и срочно потребовал позвать к компьютеру Виктора. Сообщил, что дело касается маньяка, а сам я ранен.

В ответ практически сразу пришло только одно слово: «Подождите».

Конечно, такие переговоры неудобны и очень медленны. Тем не менее это была какая-то связь. Новое письмо пришло через минуту. Это был уже Виктор. Он спрашивал, что случилось. Я не стал долго объяснять, сообщил, что ранен, наколотил телефонный номер Надежды Ивановны, который почему-то не забыл. Потом я попросил Виктора срочно позвонить женщине и сообщить, что с минуты на минуту к ней приедет убийца и маньяк Пирогов Вадим Александрович. Пусть она убегает подальше и прячется как можно надежнее.

Отправив это письмо, я стал набирать следующее. Тут Виктор сообщил мне, что позвонил и предупредил. Я дал ему номер мобильника капитана Радимовой из уголовного розыска и попросил передать ей, кто убийца.

Да, с номерами телефонов моя память почему-то расставаться не пожелала.

Виктор должен был сообщить Сане, что Пирогов поехал убивать Тропинину. Я просил капитана Саню срочно поднимать группу захвата и выезжать на место, которое укажет Илья Константинович.

Почти сразу пришло письмо от Виктора. Он не стал дожидаться, когда получит еще что-то от меня, и сам сообщил мне, что из-за публикации даже одних только телефонных переговоров поднялся большой скандал. К делу подключились ФСБ, следственное управление и областная администрация. Губернатор временно отстранил своего первого заместителя от исполнения обязанностей. По телевидению уже выступал представитель либеральной оппозиции, желая воспользоваться ситуацией перед скорыми выборами. В заключение Виктор спросил только, где я нахожусь и нужна ли мне помощь.

Только после этого я набрал третье письмо с адресом квартиры Пирогова и попросил вызвать «Скорую помощь». Виктор обещал приехать сам и позвонить медикам.

Молодой фельдшер «Скорой помощи» зашил мне рану на голове. Виктор приехал раньше и помог мне снять бронежилет, из которого мы выковыряли три пули. После чего, несмотря на переломанные ребра, я снова надел эту штуку, спасшую мне жизнь.

Я вынужден был дать фельдшеру расписку в отказе от госпитализации. Мне хотелось завершить дело самому.

С аппарата Виктора я позвонил капитану Сане и попал, кажется, в самое горячее время. Сам я в такие моменты на звонки никогда не отвечаю. Но Радимова, видимо, надеялась на получение какой-то вести и взяла телефон в руку.

Она кричала не на меня:

– Он уходит! Стреляйте!

Я уловил сразу три автоматные очереди. Для мента или просто гражданского человека это была одна длинная. Но я, несмотря на пробитую голову и боль в груди, четко разделил три автомата. Мое ухо делает это машинально.

– Ушел! В машины! За ним! – прокричала капитан Саня. – Радимову помощь окажите. – Только после этого она поднесла аппарат к уху: – Слушаю. Кто это?

– Это я. Ушел он, говоришь? В какую сторону двинулся?

– Тим, миленький! Как ты? Что с тобой?

– Куда двинулся, спрашиваю.

– В сторону города, на своей машине. Тим, как ты?

– Живой еще, к его сожалению. Наверное, под крылышко к отцу рванул. С какой стороны он в город заезжать будет?

– От Песчанки.

– Понял. Я знаю, где его перехвачу.

– Тим, не лезь. Его и так блокируют. Ты же ранен!

– Будут новые трупы ментов. Они с ним не справятся.

Я уже нащупал в кармане ключи от своего «Джимни». Пирогов не взял их.

Я посмотрел на часы, решил, что пора, и поехал по левой стороне дороги. По встречной полосе. Это было мое первое и главное нарушение, за которое обычно лишают прав. Но я пошел на такое преступление намеренно.

Фонари едва теплились. Но улица была не широкая, и этого хватало.

А у меня был включен дальний яркий ослепляющий биксеноновый свет, который в городе, да еще на освещенных улицах, обычно не применяется. Там положено ездить с ближним светом. Это второе вопиющее нарушение. Такой свет бьет по глазам водителя встречной машины не хуже тренированного кулака.

Оба нарушения умышленные и необходимые. Хрен вам, уважаемые гаишники, а не права. Я еще и не такое устрою!

Вот появились встречные фары и замигали. Это он. Больше некому. По свету узнать можно. Пирогов просил меня переключиться на ближний свет и освободить встречную полосу. А вот хрен и ему тоже.

Яркий, слегка синеватый галогеновый свет мне по глазам не бил. У него машина намного ниже, да и вообще она люксовая. У «мерина» так называемое динамическое освещение. Фары автоматически переключаются на ближний свет. А у меня такой автоматики нет. Моя маленькая, юркая, как таракан, машина несравненно проще. Все переключение света осуществляется вручную.

Пирогов лихорадочно пытался тоже перебраться на встречку, чтобы пропустить меня. Нет, голубок, не получится у тебя ничего. Я постараюсь этого не допустить.

Он пытался свернуть на свою полосу, но и я выскочил туда же. Не улизнет!

У него есть подушки безопасности, а у меня – только ремень. Зато очень крепкий.

Моя машина почти проскочила мимо люксового седана и вдруг легонько ударила его по касательной, сразу за задним колесом. Классика жанра! Я сделал это на скорости около шестидесяти километров в час и после удара активно дал по газам.

Этот маневр позволяет даже старенькому «Запорожцу» развернуть люксовый «мерин», даже, может быть, бронированный. А в моем «Джимни» табун лошадей почти вдвое больше, чем в «Запорожце».

Есть! Периферийным зрением, весьма напряженным в этот момент, я успел заметить, как в салоне «Мерседеса» все подушки безопасности сработали именно так, как и должны были. В первую очередь те, которые называются лобовыми, хотя такого удара и не случилось. Там регулировки очень тонкие.

Я слышал, что раньше эти подушки не срабатывали даже при переворачивании машины. Естественно, шли жалобы. Зато сейчас они иногда даже на удар сзади реагируют. Не подвели немецкие автомеханики, которые эти подушки регулировали, обеспечили парню срок на зоне. Не зря говорят, что немцы законы уважают.

Сработала даже коленная подушка безопасности, мешающая водителю надавить на педаль газа. Ноги прижала.

Машина заглохла. Должно быть, датчик удара приказал бортовому компьютеру прекратить подачу топлива. Так он обычно и срабатывает. Чтобы восстановить поступление бензина, нужно открыть капот, нажать кнопку на этом датчике и держать ее так пятнадцать секунд.

Продумать все это я, естественно, не успел. Все мысли попадали в мою зашитую и перебинтованную голову одним-единственным символом, который был ей безоговорочно понятен.

Я надавил на акселератор, и красивый черный седан S-класса, все еще блестя лаком, просто развернулся в обратную сторону. Это, как я уже сказал, классика жанра из арсенала профессиональных охранников. Главное здесь – самому удара не испугаться и газ не отпустить. Так нас учили когда-то на автомобильном полигоне ГРУ. Мы, курсанты спецкурса, тогда помяли много учебных машин.

Я выполнил свой план. Развернул тяжеленную машину убийцы и его самого запер в ней подушками. Дело сделано. Он даже пошевелиться в водительском кресле не может.

Я выключил двигатель своего «Джимни», выпрыгнул на асфальт и подскочил к дверце «мерина»:

– Приехали! Тормоз в пол. Туши свет, урод. Знакомиться будем.

Ствол пистолета ударил его в скулу. Я бы лучше в рот ему вбил эту пушку по самую рукоятку, чтобы губы вместе с языком в лохмотья рассечь, чтобы он ощутил вкус своей хлещущей крови и поперхнулся ею. Такая метода всегда облегчает проведение последующего допроса.

Ему давно пора вкусить своей крови! Но по-душка безопасности так плотно охватывала его физиономию, что для ствола оставались доступны только скула и ухо.

Я почему-то выбрал скулу. Ухо легко рассекается, но сильной боли при этом не будет. Повреждение скулы, впрочем, тоже не приведет к нестерпимой боли, если она не оторвется от верхней челюсти. Такое тоже случается, но редко.

Кое-кто, не сильно сведущий, даже говорит, что скула является элементом «бронирования» головы, как и лоб. Однако я много раз встречался с переломами скулы и с полностью отрубными нокаутами после удара в лоб, особенно коленом, и в такое «бронирование» не верю. Тем более что знаю точно – скула прикрывает от внешнего воздействия нервный узел. Даже не полностью. Часть его выходит из-под защиты по верхней линии скулы и бывает поражаема точечным ударом нгивара или даже авторучкой на расстоянии толщины пальца от самого уха.

Удар в эту точку вызывает сильнейшую боль. Она в состоянии не только лишить человека сознания, но и вернуть его в таковое. Парадокс, однако.

Поэтому я не стал бить стволом пистолета в эту точку. Я ударил только в саму скулу и рассек ее. По ней обильно потекла кровь. Я увидел это даже при тусклом свете уличных фонарей. Просто захотелось мне посмотреть на кровь этого ублюдка. Вот я ее и разглядел.

У меня повязка на голове. Кровь после его кастета уже не бежит. А у него льет вовсю. Ну и пусть ручьем за шиворот стекает.

Я был зол на него больше, чем на отъявленных бандитов и террористов, которых захватывал в плен на Северном Кавказе. У тех была хотя бы идея. У этого же – только садистская безжалостная ненависть к людям, беззащитным перед ним. И любование их страданиями. Именно оно. Иначе какой смысл был ему бросать сякены в мертвые тела?

Я еще не видел приближающиеся «мусоровозы», слышал только звук сирен. Пирогов успел далеко оторваться от них. Это естественно и не должно вызывать у меня никакого изумления. Ни один «УАЗ» не угонится за «Мерседесом»

S-класса, имеющем к тому же адаптивную подвеску, на городской улице, где еще иногда встречается не полностью разбитый асфальт. Такое возможно разве что где-нибудь на сельской дороге, продавленной тракторными колесами.

Так они сначала и ехали. По проселкам. Там «мусоровозы» держались, наверное, близко от «мерина», хотя догнать его не смогли. А в городе он уже оторвался от них. Класс машин разный.

Поэтому я не винил ментов за отставание. У них имелись и грешки покруче. Это они допустили такой беспредел.

Что?.. Ах, на них сверху давили. Нужно было найти способ отвечать тем же. Иначе от полиции никогда толка не будет.

Руки Пирогова оказались не прижатыми по-душками безопасности. Те уже начали заметно сдуваться, ослабляли давление на лицо и тело. Первоначальный шоковый испуг у мерзавца постепенно проходил. Он начал шевелить руками так, словно проверял их наличие и работоспособность. Сначала неуверенно, не очень понимая, что с ним произошло.

В глубине своей черной души убийца рассчитывал, что произошла простая авария. Нет, он заработал вполне законный нокаут. Не физический, который можно схлопотать на ринге, а психологический.

Точно так же, как после нокаута физического, Пирогов не сразу мог оценить свое положение. Наверное, он даже не чувствовал боли в месте рассечения скулы. Не соображал, что в голову ему упирался не палец, которым в носу ковыряют, а ствол пистолета.

Правда, он два с половиной часа назад из этого пистолета собственноручно обойму вытащил. Но определить, то ли самое оружие у меня в руках или другое, Пирогов не мог. При этом он на уровне подсознания помнил, как какая-то мелкая, судя по свету фар, машина настойчиво пыталась столкнуться на дороге с его «Мерседесом». После чрезмерного нервного напряжения преступник не мог осознать, состоялась авария или нет, жив он или помер, ангелы или черти пляшут вокруг машины.

Я тоже не торопился объяснять ему суть дела. Это и без меня кто-нибудь сделает. Сейчас сюда подскочит целая куча всяческого высокого начальства. Ждать осталось недолго.

Машины полиции быстро приближались. Их мигалки уже виднелись вдали, сирены истошно надрывались.

Но первыми к месту столкновения прибыли не менты из группы преследования. Вообще-то они называются группой захвата, но взять преступника на месте не сумели, дали ему возможность умчаться от себя и превратились в группу преследования. Иначе назвать их мне не позволяла моя офицерская честность. Короче говоря, на место столкновения машин первыми прибыли те, кто в таких случаях и должен так поступать, – патрульные машины ДПС. Причем сразу две.

Естественно, я понимал, что эти машины были высланы навстречу «Мерседесу». Нет, вовсе не для его охраны, а чтобы блокировать преступника и остановить. Возможно, таким же манером, как это сделал я.

Хотя я не вполне был уверен в том, что инспекторы дорожно-патрульной службы умеют выполнять этот классический маневр. Для устройства такой вот аварии нужна специальная тренировка, знание теории, но в первую очередь хладнокровие, прямо как у настоящего змея.

Гаишники выскочили из своих машин парами с автоматами наперевес. Не понимают, что ли, что стволами махать уже поздно и стрелять сейчас не в кого? Даже показывать автомат, когда к голове преступника пистолет приставлен, нет никакой необходимости. Но с оружием они, как и все нормальные люди, чувствовали себя увереннее, мужественнее.

Наверное, они помнили гибель своих товарищей, таких же ментов, расстрелянных этим подонком. Стволы автоматов смотрели на водителя «Мерседеса» с нервным пугающим подрагиванием. Менты вообще народ мстительный.

Тут подкатили и патрульные машины. Сразу четыре «УАЗа» и «Газель». Я от греха подальше убрал пистолет в поясную кобуру.

Из первой машины вышел прокурор города. Из второй выпрыгнула капитан Саня. На сей раз ей не пришлось копаться в сумке, отыскивая свой пистолет. Он был у нее в руке. Наверное, она нашла его в машине. Дорога долгая, можно успеть.

Гаишники воспользовались тем, что подушки безопасности уже почти полностью спустились, повисли тряпками, и вытащили водителя из «Мерседеса». Достаточно высокий, стройный, внешне ухоженный парень весь в черном – джинсовый костюм, рубашка, бандана. Когда мы с ним виделись в последний раз, он был одет не так. Видимо, не постеснялся переодеться дома, когда я там на полу валялся как труп.

Полицейские обращались с ним довольно бесцеремонно – руки на крышу машины, ноги пинком шире плеч, чтобы трудно было оказать сопротивление. От него этого ждали.

Я был бы очень рад, если бы он начал выделываться. Тогда я законно сломал бы ему челюсть своей коленной чашечкой, изготовленной из высоколегированной стали. Или нанес бы короткий резкий удар по селезенке. Внешне он кажется не страшным – селезенка не печень. Но его последствия бывают куда более серьезными. Удар по селезенке, если он достаточно резкий и точный, вызывает внутреннее кровоизлияние, от которого человек умирает через несколько дней.

Пока же ломать челюсть или бить в селезенку я не торопился. Во-первых, не хотел, чтобы против меня выдвинули обвинение. Во-вторых, не в моих правилах бить человека, который не в состоянии ответить. Это он убивал тех, кто не мог защититься, и чувствовал себя при этом сильным. Я не желал ставить себя на одну ступень с ним. Без того знал, что я сильнее и подготовлен лучше.

Капитан Саня подошла к Пирогову и вытащила пистолет из подмышечной кобуры. Из нагрудного кармашка джинсовой куртки она достала авторучку, заряженную одним патроном, и показала ее мне.

Я знал такие самоделки, шагнул вперед и прощупал одежду убийцы. Да, бронежилет на нем был. Он снова надел его.

Я задрал полу куртки и пальцем ткнул во вмятину от пули. Радимова понимающе кивнула. Пирогов от моего тычка вздрогнул и сжался. Палец, видимо, попал в место перелома ребра.

Потом я похлопал его по карманам и нашел две свои пистолетные обоймы. Я переложил одну в свой карман, вторую вставил в рукоятку пистолета и сразу дослал патрон в патронник.

Пирогов услышал лязганье затвора, обернулся и уничтожающе посмотрел на меня. Наверное, он ожидал, что я сейчас шарахнусь в сторону, как кот от пылесоса. Но на меня много раз так смотрели парни посерьезнее его. Я привычный.

Я только обратил внимание на то, что над глазами у него брови тщательно выбриты в тонкую полоску. Этот признак голубизны должны будут высоко оценить сокамерники Пирогова в СИЗО.

Но я готов был под присягой сказать, что в прошлую нашу встречу, еще несколько часов назад, такого не было. Значит, он готовился куда-то спрятаться, свалить к своим единомышленникам-извращенцам. Пирогов поправил свой внешний вид еще дома, когда я без сознания валялся в его квартире и не мог ему помешать.

Я раньше считал, что гомосексуалисты и педофилы – это разные мерзавцы. Но знающие люди убедили меня в обратном. Они объяснили, что гомики не могут иметь детей, а размножаться им хочется, вот они и совращают чужих. Даже усыновляют сирот из детских домов.

Другие менты полностью обыскали Вадима Александровича. Они вытащили еще нож в ножнах, закрепленных в рукаве куртки, потом небольшой, узкий и даже внешне очень острый клинок, спрятанный на голени под штаниной, кастет с металлическими ребрами-шипами, три сякена и опасную бритву с липкой кровью на лезвии и рукоятке. Она еще полностью не свернулась, на что менты сразу обратили внимание.

Все это вместе с пистолетом и хитрой авторучкой они спрятали в пластиковые пакеты для передачи на экспертизу. Обыск проводили с помощью стандартного полицейского металлоискателя.

Потом уже менты начали исследовать содержимое его карманов. Они выкладывали из них на крышу «Мерседеса» всякую всячину. В том числе и мой телефон, который я сразу же забрал. Если потребуется экспертиза, то его отпечатки пальцев там все равно останутся. Пользовался он им или нет, я сам потом посмотрю.

Я подошел к Пирогову, руки которого были сцеплены браслетами за спиной, остановился прямо против него и попытался посмотреть ему в глаза. Он взгляда не отвел. Самодовольный и слишком уверенный в себе тип. Никого и ничего не боится. Не приучен еще. Но я хорошо знал, что это не храбрость, а всего лишь привычка быть всегда под защитой. Убийца считает, что все равно выкрутится из любой ситуации. Папа и его друзья выручат, как всегда бывало.

Но я сильно сомневался в том, что он избежит возмездия и в этот раз.

В двух последних «УАЗах» прибыли на место задержания бойцы СОБРа. Те самые, которые должны были повязать Пирогова.

– Как твой бывший? – спросил я капитана Саню.

– Ему этот поганец бритвой по горлу полоснул. Ты же видел, она вся в крови.

– Жив?

– Не знаю. Одна машина с ним осталась, «Скорую помощь» вызвали. Крови много потерял, хотя сонная артерия, кажется, не повреждена. Это наш патологоанатом, Владимир Владимирович, сказал. Он ведь тоже врач. Говорит, только шейные сухожилия перерезаны. Их сошьют, но срастаться они будут долго, и не сразу станет известно, как это происходит. Может, Радимов всю оставшуюся жизнь будет держать голову свернутой, за плечо себе смотреть.

– Жалко мужа? – Я не прибавил в этой ситуации слова «бывшего».

– Мне всех жалко. Себя и тебя раненого. Даже пьяного бомжа, который спит в переходе в луже мочи. Каждый день его вижу. Прямо рядом с нашим управлением. Каждый раз заново жалею. Всех. Кроме этого вот хрена. – Последовал новый энергичный кивок в сторону убийцы. – Но теперь ему уже никто помочь не сможет. На его счету слишком много убийств. Из Краснодара нас просили Тропинину задержать. Я не стала этого делать, хотя она сама к нам вышла. У соседа в сарае пряталась. Дальше убежать не успела. Ты ей веришь?

– Верю.

– Значит, и я верю. В Краснодаре, скорее всего, не он. А вот с Челябинском еще разобраться следует. Три женщины, почерк тот же.

– Разбирайтесь. Утром на тренировку придешь?

– Едва ли. Думаю, что долго буду допрашивать задержанного. Если есть вопросы, подъезжай, как отоспишься. Ты ведь тоже, наверное, завтра тренироваться не будешь. Что у тебя?

– Кастет в голову. Три пули в бронежилет. Переломаны ребра. Это все тренировке, конечно, помешает, но не настолько сильно, чтобы не заниматься совсем.

Утром, после пробежки и аккуратного избиения боксерского мешка, которое пришлось из-за сломанных ребер проводить в щадящем режиме, я принял душ, побрился, сделал сам себе перевязку и отправился в уголовный розыск.

Капитан Саня выглядела уставшей. Она не спала уже, считай, третью ночь. Дома, по крайней мере, не показывалась. Мне даже жалко стало ее кота.

– Как Шлягер? – спросил я.

– Мяукает на весь дом. Ждет меня. Ест плохо. Я соседке звонила, спрашивала.

– Допросы закончила?

– Закончила.

– И что, тебя отдыхать не отпустят?

– Котов уже велел ехать отсыпаться.

– Давай отвезу.

Я собирался по пути задать ей несколько вопросов.

Но делать это начала она, как только села в мою машину, основательно, на мой взгляд, побитую:

– Объясни мне, что у тебя за связи такие, что все забегали вокруг? Начальство всех мастей против тебя было и вдруг перевернулось?

– Кто забегал? Что перевернулось? – не понял я.

– И ФСБ, и следственное управление. Сегодня с утра пораньше звонил полковник Савушкин. Я тебе про него рассказывала. Во всю прыть хвостом передо мной вилял, потом твоим здоровьем интересовался.

– Характер у него такой, вот и виляет. Правда на нашей стороне, потому и перевернулось.

– В нашей ментовской действительности такого не бывает, чтобы просто так вот все вдруг поняли, кто прав, кто виноват, и встали на сторону правого. Каждый мент знает свое начальство и начальство своего начальства, имеет друзей и родственников, у которых тоже есть друзья и родственники. В итоге все это выливается в неприменение закона или даже неприкрытое его нарушение. Научи меня, как заставить начальство уважать закон.

– Просто. Иди служить в ГРУ. Или просто собирай на начальство досье.

– В ГРУ меня не возьмут – ростом не вышла, а за досье через день с работы снимут.

– Ты допросы провела? – прервал я ее рассуждения о суровой ментовской действительности.

– Провела.

– Рассказывай.

– Все, как ты в Интернете объяснил. Первые два убийства – потому что женщины обещали передать его письма своим сыновьям в полицию. Он отслеживал их. Потом знакомился с ними в продуктовом магазине. Вставал в очереди впереди и спрашивал варенье из физалиса. Естественно, такого в магазинах не было. Так ему продавщицы и объясняли, потом сами спрашивали, что это такое. Женщинам – будущим жертвам – тоже становилось любопытно, что это за штука. Слово за слово знакомился. Приходил в гости первый раз. На второй – убивал. Девочку на себя не берет. Говорит, что не докажем. Нет главного – мотива.

– Докажем, – возразил я. – И мотив есть. Он письма и Александру Тропинину писал. Тот с ним на контакт не пошел. Сначала просто не отвечал. В последний раз написал резко, с оскорблениями. Вадим Александрович затаился, но вида не подал. Мальчик же не знал, что это сосед. А потом, когда Пирогов его с девочкой увидел, понял, почему тот не отвечал.

– А это откуда знаешь?

Я вытащил из кармана внешний жесткий диск и положил на колени капитану Сане.

– Сначала отоспись, потом занимайся. Смотреть на тебя страшно. Это вся переписка Александра Тропинина. В том числе и с матерью. Там же почта из компьютера Пирогова. Я когда упал после его удара, уронил внешний диск. Он за стол улетел. Когда в сознание пришел, сразу его увидел.

– А ты чем займешься?

– Заеду в госпиталь. Голова болит сильно. Очередное сотрясение я переживу молча. Но пусть посмотрят, как мне фельдшер швы на голову наложил. От него сильно свежаком пахло. Да и руки подрагивали. Может, лучше заново зашить? А то шрамы заметные будут.

– Тебе они к лицу, – сказала капитан Саня.

Я не верил, что шрамы кого-то украшают. Но мне почему-то стало приятно.

Вдруг жениться надумаю? Нехорошо как-то смотрится, если у жениха вся физиономия в кривых шрамах.

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg