Портрет Кровавой графини Наталья Александрова
© Н. Александрова, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
* * *
«И чего мы сюда приперлись? – с тоской подумала Надежда. – Ну вот что мы тут забыли?»
В волнении она слишком сильно сжала локоть приятельницы Милки, так что та дернулась и прошипела:
– Надь, ты чего?
– Того, – одними губами, но злобно ответила Надежда.
Милка поняла все правильно и покаянно склонила голову. Ведь это она сбила Надежду с толку.
Женщины приятельствовали очень давно, еще с тех пор, как работали в НИИ. Милка была секретарем отдела и знала про всех сотрудников все, что вообще стоило знать. Потом уволилась по семейным обстоятельствам – ее неожиданно бросил муж и нужно было искать более денежную работу. Через два года муж вернулся, но обратно в секретари Милка не пошла. Устроилась программистом-надомником, работала спустя рукава, потому что муж, за два года ужасно по ней соскучившись, окружил Милку заботой и нежностью. Таким образом, Милка, сидя дома, частенько позванивала бывшим коллегам, чтобы быть в курсе перемен в их жизни. К Надежде она испытывала особенную теплоту и благодарность, потому что в свое время Надежда Николаевна здорово помогла Милке, когда ту подставили и едва не подвели под криминал[1].
Именно Милка и позвонила Надежде вчера вечером с дурной вестью.
– Надя, Леденцов умер!
– Какой Леденцов? – оторопела Надежда. Она в это время варила черносмородиновое варенье, которое как раз убегало, так что не сразу сообразила, что к чему.
– Надя, да ты что?! – возмущенно возопила Милка. – Всего три года не работаешь в институте, а уже всех сотрудников позабыла! Нельзя же так, в самом деле!
Надежда в это время сняла пенку, помешала, убедилась, что варенье не подгорает, и стала доступна для общения.
– Да помню я Костю Леденцова, – прервала она Милкины причитания, – конечно, помню, только ведь он уже давно уволился, ушел в бизнес, говорят, сильно в этом преуспел… – Она осеклась, сообразив, что теперь ее слова совсем некстати.
– Вот-вот, – по-старушечьи вздохнула Милка, – кому в смерти все успехи понадобятся… И деньги тоже не нужны теперь…
– А что случилось-то?
Толком Милка ничего не знала.
– Позвонил мне Торопыгин, говорит, вроде инфаркт…
– Торопыгин? – Услышав эту фамилию, Надежда ощутила во рту вкус плесени.
Торопыгин занимался в их НИИ общественной работой. То есть это он так говорил, а на самом деле хорош был только в одном: в умении произносить речи по всяким торжественным поводам. В советское время торжества были в основном все политические, и на этом деле Торопыгин собаку съел. Он умел говорить долго и нудно, не сообщив ничего конкретного, а главное – политически грамотно. После перестройки, когда нужда в таких людях потихоньку сошла на нет, Торопыгин переквалифицировался, если можно так сказать, в профессиональные плакальщики. То есть выступал со своими многословными речами на похоронах сотрудников. После того как институт разогнали, Торопыгин пристроился каким-то мелким чиновником, и все очень удивлялись: кому только такой тип понадобился? Не иначе, по знакомству устроили. Или его специфический талант снова оказался востребован.
Надежда терпеть не могла этого насквозь фальшивого и скользкого типа и, когда уволилась из института, с радостью выбросила Торопыгина из головы. И вот теперь он снова возник.
– Да, – продолжала Милка, – звонит он мне и говорит, чтобы я собрала всех, кого знаю, и чтобы мы приходили на похороны. Бывший сотрудник, много лет работали вместе, нехорошо не пойти, надо почтить память и так далее. Так наехал, что я согласилась. Позвонила тебе, да вот еще Валентину Голубеву.
– И что сказал Валентин? – оживилась Надежда. Валя Голубев был ее старинным и близким приятелем, вот уж они друг с другом съели не пуд соли, а целый вагон.
– Расстроился, конечно, сказал, что обязательно придет, потому что Костя хороший мужик был… Так что, Надя, ты тоже приходи.
– Приду, конечно, я его жену знала, Лиду, дочек мы вместе куда-то водили… Надо ее поддержать. Позвоню, соболезнование выражу…
Милка издала странный звук – не то фырканье, не то хрюканье.
– Что не так?
– Ох, Надя, ты не в курсе… Тут как бы не попасть в неловкое положение… Понимаешь, он, Леденцов-то, с той, первой, женой развелся…
– Давно? – ахнула Надежда.
– Да уж года три-четыре. Теперь у него новая жена, молодая, зовут Алиса. То есть теперь-то она не жена… – смешалась Милка, – в общем, приходи, завтра все расскажу.
Сейчас Надежда никак не могла понять, как это она согласилась прийти. Нужно было еще и Милку отговорить, и Валентина тоже. Потому что с самого начала все это мероприятие начало действовать Надежде на нервы.
Начать с публики. Народу было много, и все такие, как Милка выразилась, крутые и упакованные. Мужчины в дорогих костюмах, а женщины уж так разодеты, что непонятно, куда вообще собрались. Одна блондинка была в потрясающем черном платье, весьма открытом, да еще и бриллиантов навесила, как будто не на похороны, а на премьеру в оперу явилась.
Из знакомых не было никого, кроме Милки и Валентина, очевидно, все бывшие сотрудники оказались умнее и правильно посчитали, что здесь без них прекрасно обойдутся.
В конце концов Надежда решила, что перетерпит. Попрощаться с бывшим сотрудником, да и уйти скорее. Но тут появился Торопыгин, громко приветствовал их троих, даже полез к Надежде обниматься. В общем, привлек внимание остальной публики, так что дамы стали коситься на них с легким презрением, тем более что одеты Надежда с Милкой были подчеркнуто скромно – не на свадьбу ведь явились, а на похороны, чего уж тут выряжаться. Надежда сделала независимое лицо и отошла в сторонку, наблюдая.
Публика ей не нравилась хотя бы потому, что никто не проявлял никакого уважения к трагическим обстоятельствам. Все переговаривались, выходили курить, мужчины в полный голос обсуждали какие-то свои дела, дамы оценивали туалеты друг друга.
Одна парочка особенно притягивала взгляд – молодая женщина, вся в черном, в шляпке с вуалью, под руку с мужчиной, тоже довольно молодым, но уже с намечающимся брюшком и неявной лысиной, удачно замаскированной умелым парикмахером. По тому, как бережно мужчина поддерживал даму, как наклонялся к ней с самым заботливым выражением, как изредка ласково поглаживал по руке, Надежда догадалась, что это – новоиспеченная вдова Алиса Леденцова.
Что ж, внешне девица ничего себе – молодая, гламурная, типичная жена богатого человека. А что Константин Леденцов за последние годы разбогател, Надежда поняла, еще не дойдя до траурного зала. Валя Голубев, увидев машины на стоянке возле крематория, только присвистнул: ну и ну… круто!
Чуть сзади безутешной вдовы маячили два здоровенных типа в черных костюмах. Квадратные плечи и такие же квадратные, невыразительные физиономии выдавали в них телохранителей. Ну, все как полагается, даже охранники есть. А этот тип, что отирается рядом с вдовой, какой-то неприятный.
Тип снова погладил вдову по руке, и Надежда увидела у него на безымянном пальце перстень. Вот уж этот перстень идет ему как корове седло! Надежде не очень нравились мужчины, которые носят украшения. Единственное, что она считала приемлемым, – это обручальное кольцо.
– Три года они женаты, – сообщила Милка, которая ненадолго отлучалась в туалет, – детей нет. А этот рядом с ней – Иконников, его заместитель и правая рука. Фирма у Кости крупная была, оборот хороший. Что теперь будет – никто не знает.
– А ты-то откуда все знаешь? – поразилась Надежда.
– А я в туалете с секретаршей Костиной парой слов перекинулась. Вон, гляди, мымра такая в мешковатом костюме…
Милкин палец указывал на блеклую женщину лет сорока с крысиным хвостиком на затылке. Темно-серый костюм сидел на удивление плохо, хоть женщина и была скорее худой, чем полной. Как говорится, не всякая похудевшая корова – газель…
– Да… ну ясно, что красотка Алиса симпатичную секретаршу рядом с мужем не потерпела бы… – пробормотала Надежда. – А чего этот заместитель возле вдовы так отирается?
– Денег хочет, – ответила Милка без сомнения, – все же теперь ей достанется.
– А вот в этом я не уверена, – задумчиво пробормотала Надежда, – у Константина же дочка была от первого брака… как же ее звали-то?.. Маша… Саша… не вспомнить. Так что по закону ей какая-то часть полагается от всего имущества…
– Ну, насчет закона я бы не очень обольщалась, – здраво заметила Милка, – тут, знаешь, свои порядки. Вон погляди на этих мордоворотов – сразу видно, что никакой закон им не писан.
– Да, в общем, какое нам дело… – согласилась Надежда. – А от чего он умер-то?
– Инфаркт. Не то на работе, не то в машине, не успела я точно выяснить, тут в туалет эти две сороки приперлись. – Милка указала на двух дам, усиленно старающихся догнать уходящую молодость. Видно было, что это им пока удается. Если пристально не приглядываться, то еще ничего себе.
Надежда посмотрела вокруг рассеянным взглядом и вдруг увидела молодую девушку, показавшуюся ей очень знакомой. Высокая, стройная, лицо несколько удлиненное, и глаза широко расставлены, что придает взгляду некоторую таинственность… Где Надежда могла ее видеть? Господи, да она же на Костю Леденцова похожа! Ну да, те же черты, тот же овал лица. А волосы темные, Лидины…
Девушка наклонилась к своей спутнице, стоявшей рядом, сказала что-то тихонько. Женщина обернулась, и Надежда с трудом, но узнала в ней Лидию, бывшую жену Константина. Но как же она изменилась…
Лидия была очень худа, волосы, когда-то пышные и темные, теперь поредели и были кое-как заколоты какими-то старушечьими шпильками. Теперь Лида носила очки, которые ей очень не шли. И одежда была на ней такого вида и качества, что Надежда ужаснулась – видно, что женщина давно махнула на себя рукой. Надежда тотчас призвала себя к порядку – нашла время злопыхать! Ну, горе у человека, все-таки похороны мужа.
Не мужа, а бывшего мужа, тотчас поправила она себя. Они уж сколько лет развелись, можно это событие пережить. Тут другое. Видно, болеет Лида, уж больно вид у нее изможденный. И раньше толстой не была, а сейчас прямо как из Освенцима…
«Да она моложе меня на два года, – в панике подумала Надежда, – а выглядит старше на все десять…»
Лида подняла голову, и они встретились глазами. Она тотчас узнала Надежду, потому что бледные губы тронула слабая, едва заметная улыбка. У Надежды кольнуло сердце, до того стало жалко старую знакомую.
Надежда незаметно подошла ближе, и они с Лидой молча обнялись.
– Спасибо, Надя, что пришла… – тихо сказала Лида, отстраняясь, – спасибо, что Костю помнишь…
– Ну что ты, мы же столько лет работали вместе, – голос у Надежды дрогнул, – молодыми совсем начинали…
Костина дочка смотрела на Надежду настороженно.
– Здравствуй, Даша, – сказала Надежда, имя девушки само всплыло в памяти.
– Это Надя, Надежда Николаевна, – Лида несколько оживилась, даже глаза чуть заблестели, – они с папой работали вместе…
– Мы с тобой когда-то на елку ходили… – улыбнулась Надежда. – У меня дочка Алена, тебя постарше…
– Не помню, – сухо сказала Даша.
«И то верно, – подумала Надежда, – не время сейчас для таких воспоминаний».
– Прошу всех пройти в зал для прощания! – раздался голос откуда-то с потолка.
Публика потекла в зал, возле дверей, как водится, случилась небольшая давка.
– Дайте дорогу! – послышался громкий мужской голос.
Слишком громкий для такого места. Надежда инстинктивно шарахнулась в сторону и оглянулась. Дорогу расчищали для вдовы, ее по-прежнему поддерживал тот самый лысоватый с животиком… как его… ах да, Иконников, заместитель. Что характерно, шумел он, а два охранника держались позади и вели себя довольно скромно. Все же похороны, народ вокруг приличный, от кого защищать-то…
Надежду оттеснили от Лиды с дочерью. Иконников, проходя мимо, задел Лиду плечом.
– Осторожнее, – прошипела Даша, придержав мать.
Вдова повернулась к ней, и Надежда даже вздрогнула, перехватив ее взгляд. Вуаль сбилась на сторону, и было видно, что Алиса смотрит на дочь своего покойного мужа с неприкрытой ненавистью.
– Однако… – тихонько произнесла Надежда Николаевна и тут же прикусила язык.
В зале прощания Торопыгин протиснулся сквозь толпу, как бегемот сквозь камыши. Толпа раздалась, и Надежду вытеснили почти к самому гробу. При этом она оказалась рядом с Валей Голубевым. До этого он где-то пропадал, курил, что ли, с мужчинами. Надежда ухватила Валю под руку, чтобы не затолкали.
Тем временем Торопыгин вышел на середину зала, откашлялся, исподлобья оглядел присутствующих и заговорил своим привычным начальственным голосом:
– Мы сегодня прощаемся не только со своим сослуживцем и… родственником, – он бросил взгляд на молодую вдову с Иконниковым и охранниками, державшихся сплоченной группой, – мы прощаемся не только с давним другом и надежным соратником, мы прощаемся с настоящим инженером… с инженером, не побоюсь этого громкого слова, с большой буквы!
В зале повисло недоумение – Надежда была уверена, что все присутствующие, кроме них троих конечно, понятия не имеют, что такое инженер. Хоть с большой буквы, хоть с маленькой. Торопыгин, однако, ничего не заметил и продолжал свою накатанную речь, откровенно наслаждаясь собственным голосом.
– Ну, заведет теперь… – вполголоса проговорил Валя, – любит он поговорить…
– Терпи! – шикнула на него Надежда. – Похороны – это тебе не вечеринка с выпивкой! Здесь главное – соблюсти приличия. Тем более что Костя и правда был хорошим инженером…
– Да терплю я, терплю! – поморщился Валентин. – А что мне, интересно, остается?
Торопыгин тем временем продолжал:
– Помню, как на государственной приемке изделия «Шифоньер» никто не мог включить стартовый комплекс и приемка едва не сорвалась. Но покойный – я имею в виду Константина Михайловича – вспомнил аварийный протокол и сумел включить стартовый комплекс, тем самым защитив честь родного предприятия…
Надежда тяжело вздохнула: кажется, Торопыгин и правда завелся всерьез и надолго. Будет теперь вспоминать случаи из своего боевого прошлого. Впрочем, никто его не слушал. Дамы перешептывались и стреляли глазами по сторонам, мужчины разговаривали вполголоса, кто-то хихикал. Торопыгин грозно откашлялся и заговорил громче, стараясь заглушить все посторонние звуки.
И тут у кого-то совсем рядом зазвонил мобильный телефон.
«Как нехорошо, – подумала Надежда, – приличные люди в театре или на концерте телефон отключают или хотя бы ставят его на вибровызов. Не говоря уж о похоронах. В конце концов, это просто неуважение к покойному и к присутствующим».
Телефон продолжал звонить. К счастью, звонок был негромкий, такой мелодичный перелив, так что слышали его только те, кто стоял близко.
«Да что же это такое, – занервничала Надежда, – ну хоть бы сейчас-то он его выключил…»
Она украдкой огляделась, чтобы определить хозяина злополучного телефона. Однако никто поблизости не рылся в карманах, не пытался найти и выключить свой телефон, хотя многие, конечно, слышали звонок и, как и Надежда, оглядывались по сторонам.
И тут Надежда сумела определить, откуда доносится этот неуместный и несвоевременный звонок.
Звонок доносился из гроба.
А если точнее – из кармана покойного. Слух у Надежды Николаевны был отличный.
– О господи! – выдохнула Надежда, когда до нее дошел этот удивительный факт. Ну это же с ума можно сойти – обрядили покойника в парадный костюм, а мобильник вытащить забыли. Или его нарочно положили? Как скифских вождей хоронили? С конем любимым, оружием, припасами всякими, рабами, женами… мало ли что на том свете понадобится… Ну да, а для современного делового человека, которым был Константин, мобильный телефон – это то же, что для скифского вождя оружие…
– Вот блин! – прошептал рядом с ней Голубев. Видимо, и он определил источник звука.
«Хоть бы кто-нибудь что-нибудь сделал с этим телефоном!» – подумала Надежда.
Торопыгин, однако, ничего не замечал и ничего не слышал, кроме себя, любимого. Он продолжал вещать хорошо поставленным голосом:
– Руководство нашего предприятия в лице меня неоднократно отмечало высокую квалификацию и огромное трудолюбие Константина Михайловича, он был неоднократно удостоен благодарности в приказе и в устной форме…
Наконец мужчина, который стоял ближе всех к гробу – тот самый, который упорно поддерживал безутешную вдову, оглядевшись по сторонам, протянул руку и быстрым движением вытащил телефон из кармана покойного. Первым делом он нажал на кнопку отбоя, и злополучный телефон замолчал.
Надежда перевела дыхание: ну, слава богу, нашелся хоть один решительный человек… Пусть и не понравился ей этот Иконников, а все-таки выручил в трудную минуту. Но все же он какой-то противный. Животик этот и руки какие-то пухлые, да еще перстень носит. Вблизи она рассмотрела перстень четко – на нем был выгравирован цветок лотоса в круге.
В это время произошло еще одно событие, которое отвлекло всеобщее внимание: Алиса, молодая жена… вернее, молодая вдова Константина, грохнулась в обморок. Стояла себе, стояла, не плакала, не рыдала, на гроб не кидалась, волосы на себе не рвала – и вдруг очень изящно подогнула колени и аккуратно упала на руки одного из телохранителей. Ничего, в общем, страшного. Тем не менее все, кто ее окружал, пришли в движение – кто бросился помогать, кто просто, воспользовавшись суетой, отступил подальше от неуемного Торопыгина.
Надежду тоже немного потеснили. Она бросила взгляд на Иконникова, который сжимал в руке злополучный телефон. Его кто-то толкнул под руку, телефон упал на пол, прямо под ноги Вале Голубеву. Валя его не заметил, отступил в сторону и нечаянно поддал телефон ногой. Телефон покатился по полу и оказался у ног Надежды.
«Точный пас, – подумала Надежда, с уважением взглянув на Валю, – прямо что твой Марадона!»
Надежда Николаевна не слишком увлекалась футболом, но такую звезду первой величины, как Диего Марадона, даже она знала.
Телефон лежал у ее ног, и Надежда, повинуясь мимолетному порыву, подняла его. Кажется, никто этого не заметил – все были заняты Алисой и ее несвоевременным обмороком. Даже Торопыгин что-то наконец почувствовал, замолчал и с выражением детской обиды взирал на молодую вдову, которая помешала ему с честью закончить такую замечательную речь.
Короче, все смешалось, публика зашевелилась и, не стесняясь, зашумела.
– Мы прощаемся с Константином Михайловичем Леденцовым! – сказал хорошо поставленный голос из потолка, и тут же заиграла траурная музыка.
Все, включая Надежду, вздохнули с облегчением. Она бросила последний взгляд на гроб перед тем, как закрыли крышку. Собственно, ей удалось увидеть покойника в первый раз, до того плотная толпа не пускала, не давала подойти ближе.
Что ж, это, несомненно, Константин, только очень изменившийся. Если его первая жена сильно похудела с годами, то он, наоборот, здорово раздался вширь, щеки свисали по бокам, и даже в смерти выражение на лице было высокомерное и брезгливое.
Судя по всему, изменился он не только внешне. Надо же, а был нормальным человеком, работящий такой, не скандальный, толковый, приветливый… Говорят же, что большие деньги меняют человека… Да, похоже, что вряд ли Надежде захотелось бы с ним общаться. Ну и не надо теперь…
Гроб уехал вниз, створки подъемника закрылись, поставив точку в траурной церемонии, музыка смолкла, люди потянулись к выходу из зала. Надежда нашла глазами того мужчину, который уронил телефон. От Алисы заместителя оттеснила толпа, он пытался прорваться к ней, но люди не расступались.
У двери снова образовалась давка, и Надежда столкнулась с Лидой и Дашей. Лида была бледна, бескровные губы шевелились, как будто она что-то шептала. Даша выглядела усталой и недовольной, чему Надежда не удивилась. Она улыбнулась обоим и обратилась к Иконникову, чтобы вернуть ему телефон. Пускай он вдове его передаст, что ли, а ей чужого не надо.
– Простите, – начала Надежда, сжав в кармане злополучный телефон, – вы…
Иконников отмахнулся от нее нетерпеливо, он все высматривал впереди Алису и не заметил, как столкнулся с Лидой.
– А вы тут что под ногами путаетесь? – прошипел он.
– Я… – Лида растерялась, ошарашенная таким откровенным хамством, заморгала и попятилась.
Надежда устремилась к ней, чтобы морально поддержать, но тут на пути Иконникова возникла Даша. Она ничего не сказала, но ожгла Иконникова презрительным взглядом. Что, надо сказать, не произвело на него особенного впечатления, однако хамить он не стал. Молча отвернулся и ввинтился в толпу, стремясь к вдове, которая теперь не выглядела такой безутешной. Она сняла дурацкую шляпку, и Надежда смогла рассмотреть ее лицо.
Лицо как лицо, черты правильные, даже привлекательные, макияж наложен умело. В общем, ничего особенного – обыкновенная охотница за богатым мужем. Теперь будет богатой вдовой. Возможно, тут же оговорилась Надежда.
Глядя в спину Иконникову, она подумала, что ни за что не отдаст телефон такому хаму. Да и вообще – с какой стати? Телефон же не его! Телефон принадлежал покойному… Надежда оглянулась в поисках Даши, но увидела только, как та буквально тащит свою мать к выходу, что-то зло выговаривая ей на ходу.
«Не бежать же за ними», – вздохнула Надежда и спрятала телефон в сумочку.
Тем временем все как-то утряслось. Иконников протолкался наконец к Алисе и занял свой бессменный пост рядом с ней, вроде почетного караула. Тут же маячили бывшая секретарша Леденцова и еще одна крупная дама с большим бюстом, в которой Надежда тотчас угадала главного бухгалтера фирмы, больше просто некому быть. Эти двое суетились, перешептывались, отзывали кое-кого из пришедших – видимо, приглашали особо избранных на поминки. Первым, конечно, позвали Торопыгина.
К Надежде протолкалась Милка, покосилась на всю эту суету и сказала:
– Пошли отсюда! Что нам здесь делать? Отдали Косте последний долг, и ладно!
Тут же рядом с ними возник Валя Голубев:
– Девочки, пошли, действительно нам тут больше нечего делать, я вас на машине подвезу!
Дважды приглашать Надежду не пришлось. Стараясь не привлекать к себе внимания, дружная троица покинула траурный зал и направилась к парковке.
Впрочем, их ухода никто не заметил. Зато Надежда заметила, как со стоянки отъехал скромный серый «Опель», за рулем которого сидела Даша. Рядом с ней на переднем сиденье Лида закрыла лицо платком, чтобы никто не видел ее слез.
Створки подъемника закрылись, отделив гроб с мертвецом от сдержанной суеты траурного зала. Гроб медленно поехал по длинному транспортеру, приближаясь к огнеупорным дверцам, за которыми бушевало пламя.
Еще несколько минут – и бренная оболочка человека будет поглощена безжалостной стихией огня…
Техник крематория, который наблюдал за завершающей стадией процесса, протянул руку, чтобы нажать кнопку, открывающую дверцы печи, но вдруг на его плечо легла тяжелая рука.
– Вася? – проговорил техник, поворачиваясь. – Что тебе нужно? Твоя смена через полчаса…
Но за спиной у него стоял не сменщик Вася. За спиной у него стоял совершенно незнакомый человек лет сорока, высокого роста, с длинным лицом, какие называют лошадиным, и коротким ежиком седоватых волос.
– Гражданин, – раздраженно проговорил техник, – гражданин, вы что тут делаете? Тут посторонним нельзя находиться! Тут зона повышенной опасности! И вообще не положено…
– Вот именно! – кивнул незнакомец. – Посторонним нельзя. И вообще не положено. Только вот вопрос, кто здесь посторонний. Уж точно не я.
Он твердой рукой отодвинул техника и нажал кнопку – не ту, которая открывает дверцы, а совсем другую, регулирующую движение транспортера. Лента остановилась.
– Да что вы такое делаете… – обиженно проговорил техник, – технологический процесс нарушаете…
– Что надо, то и делаю!
Возле транспортера появились двое молодых мужчин в белых халатах. Они катили перед собой металлическую каталку, вроде той, на которой возят пациентов в больницах. Ловко переложив на эту каталку труп, они покатили его к выходу.
– А вот теперь можно завершить технологический процесс! – удовлетворенно проговорил незнакомец и нажал одну за другой две кнопки. Лента транспортера поплыла вперед, дверцы печи открылись, и красивый, солидный гроб (модель «Персефона», красное дерево, внутренняя обивка – натуральный шелк) скрылся в пылающем чреве крематория.
Техник вздрогнул и огляделся. Рядом с ним никого не было.
Ни души.
Не было седоватого господина с лошадиным лицом, не было исполнительных парней в белых халатах, не было гроба «Персефона» с его содержимым…
Впрочем, гроб, как и положено по технологии, находился в печи, где пламя превращало его в рой раскаленных молекул. А что в этом гробу никого нет… да кто об этом узнает? И вообще, не померещилось ли это технику, утомленному за долгую смену?
Во всяком случае, начальству лучше ничего не говорить. А то сам же и окажешься крайним.
Валя высадил Надежду возле самого дома, но, уже подходя к подъезду, она вспомнила, что у кота кончились витамины.
Несмотря на то что сейчас было лето, кот находился не на даче у бабушки, а в городе. На даче произошла ужасная метаморфоза – пустовавший на их улице участок купил один такой тип самого бандитского вида. И это бы еще ладно, но у бандюги имелся питбуль – огромная свирепая зверюга, которая ела все живое, что к ней приближалось. Причем на своем участке, обнесенном забором, питбуль, естественно, бегал без поводка. Уничтожив всех мышей и лягушек, питбуль принялся за котов. Известно ведь, что коты – животные своенравные, ходят, где вздумают, никакие заборы им не указ.
Поначалу дачное сообщество не слишком взволновалось – коты летом живут свободно, могут по три дня домой не приходить, появляются, только когда проголодаются.
Первым забеспокоилась хозяйка Персика – пушистого красавца, цветом напоминающего мороженое крем-брюле. Персик был ленив и вальяжен, ночами гулял редко, предпочитал спать в теплой хозяйкиной постели. И вот пропал.
Искали, бегали по участкам, написали объявления, расклеили их на столбах – все впустую. Хозяйка едва не заболела от горя. Потом тетя Тоня, жена сторожа, хватилась своего Васьки – обычного полосатого подзаборника. Васька был тот еще вороватый прохиндей, решили, что он сбежал или попал под машину. А когда пропал старый полуслепой Кузя у соседей Надеждиной матери, другая соседка принесла новости. Она-де видела своими глазами, как новый хозяин участка, тот самый бандюган, рано утром вывез останки несчастного Кузи на тачке и выбросил их в овраг.
Вездесущие мальчишки слазили в овраг и нашли там и Персика, и Ваську, точнее то, что от них осталось. И еще несколько неопознанных кошачьих тел.
От такого вопиющего безобразия дачники просто оторопели, затем поднялась волна возмущения. Докатившись до забора бандюгана, волна остановилась, потому что хозяин крикнул матом, чтобы не совались, а то у него питбуль некормленый со вчера. Сам питбуль вторил ему злобным лаем.
Услышав такие новости от матери по телефону, Надежда тут же рассказала обо всем мужу. Сан Саныч немедленно взял отгул и забрал Бейсика с дачи, несмотря на то, что все домашние, включая кота, твердили ему, что Бейсик – умный кот, не полезет на участок к питбулю, что ему там делать-то…
Сан Саныч предпочел не рисковать, и за это кот не разговаривал с ним три дня. Сан Саныч тоже страшно переживал, что кот недополучит порцию солнца и свежего воздуха, и решил для компенсации откармливать кота витаминами.
В принципе, Надежда считала, что кот и без витаминов прекрасно себя чувствует, но муж относился к коту трепетно, считал, что тому для здоровья обязательно нужно каждый день принимать специальные кошачьи витамины, и два дня назад, уезжая в очередную командировку, взял с Надежды честное слово, что она будет ежедневно подкармливать кота целебными таблетками.
Первые два дня Надежда так и делала, но вчера витамины кончились, а если кот пропустит хоть один день, Сан Саныч об этом непременно узнает (у них с котом был какой-то свой метод обмена информацией), и Надежде здорово попадет.
Идти в зоомагазин Надежде не хотелось, тем более – в ветеринарную аптеку, поэтому она зашла в соседний круглосуточный магазинчик, где продавалось все подряд, и спросила скучающую продавщицу, нет ли у нее витаминов для кошек.
Та ужасно обрадовалась, что к ней кто-то зашел, перерыла кладовку и нашла яркий пакетик с надписями на финском. Ни Надежда, ни продавщица финским языком не владели, но на пакетике был нарисован веселый, жизнерадостный кот, чем-то похожий на Бейсика. Это сходство и решило проблему: Надежда купила витамины и отправилась домой.
Рыжий пушистый Бейсик имел своенравный характер. Хозяина он любил (и Сан Саныч отвечал ему взаимностью), к Надежде относился сдержанно. Около дверей ее обычно не встречал, лениво выглядывая из кухни. Тем более летом, когда все уважающие себя коты проживают на даче, где мыши, птички, кроты и землеройки бегают непугаными стаями. А он тут…
Но на этот раз, едва Надежда вошла в квартиру, Бейсик устремился к ней с душераздирающим мяуканьем и принялся тереться о ее ноги, умильно заглядывая в глаза.
– Что ты, Бейсинька? – проговорила тронутая до глубины души Надежда. – Соскучился?
Бейсик громко мяукнул, что, по-видимому, должно было значить на кошачьем языке «да».
Надежда сбросила уличные туфли, поставила сумку на пуфик и отправилась на кухню. Кот отчего-то сразу утратил к ней интерес, на кухню не пошел, а остался в прихожей.
Надежда Николаевна решила сварить себе чашечку кофе – в конце концов, она заслужила небольшой отдых после посещения крематория. Милка предлагала зайти в какое-нибудь кафе, но Валя торопился на работу, так что ничего не вышло. Надежда насыпала в джезву кофе, поставила ее на плиту…
И тут услышала доносящиеся из прихожей подозрительные звуки.
Сначала раздался звук падения, потом – какое-то жуткое подвывание, временами переходящее в душераздирающий вопль.
– Бейсик, что с тобой?! – воскликнула Надежда и бросилась в прихожую.
Ее сумка валялась на полу, все содержимое было в беспорядке рассыпано вокруг. Бейсик с горящими глазами раздирал когтями финский пакет и выгребал оттуда розовые таблетки, которые тут же с громким чавканьем поедал.
Так вот в чем крылась причина неожиданной любви к хозяйке! Так вот почему он ее так обхаживал! Кот почувствовал сквозь упаковку запах этих витаминов, и этот запах привел его в неистовство…
Надежда схватилась за сердце. Она представила, что устроит ей муж, если с Бейсиком по ее вине что-нибудь случится. А ведь ему наверняка станет плохо, если он сожрет целую упаковку витаминов…
Надежда коршуном бросилась на кота и выхватила у него пакет. К счастью, в нем осталось больше половины таблеток. Кот кинулся на Надежду, пытаясь вернуть утраченное лакомство. Надежда с трудом отбилась от него при помощи тапки, спрятала пакет в недоступное для кота место (был у нее на балконе специальный, надежно закрывающийся шкафчик) и задумалась, не нужно ли сделать Бейсику промывание желудка.
«Только попробуй!» – ответил Бейсик на эту мысль взглядом зеленых глаз и удалился на кухню.
– Да, пожалуй, в одиночку мне не справиться! – вздохнула Надежда и принялась собирать с пола содержимое своей сумки.
Среди прочих высыпавшихся из сумки мелочей ей попался под руку мобильный телефон. Надежда взглянула на него с удивлением – телефон был явно не ее. Вообще, самая примитивная модель, каменный век, дешевая пластмассовая штучка. Но тут она вспомнила эпизод на похоронах и поняла, что это – тот самый телефон, который зазвонил в кармане покойника. Как неудобно – получается, что, хоть и случайно, она взяла чужую вещь. Как мародер какой-нибудь…
Надежда Николаевна задумалась, что теперь делать, и в этот самый момент злополучный телефон издал короткий писк, извещающий о получении сообщения.
Тут же из кухни выглянул кот – сигнал телефона был отдаленно похож на мышиный писк.
– Можешь не беспокоиться, – машинально отмахнулась Надежда от Бейсика, – мышей у нас в доме пока что нет…
Она знала, что читать чужие письма нехорошо, но в данном случае адресат сообщения уже мертв и даже кремирован, и вообще, история с телефоном была какая-то темная…
Надежда открыла сообщение.
На телефон пришло изображение – фотография симпатичной девушки. Приглядевшись к ней, Надежда узнала Дашу, дочку покойного Константина от первого брака. На фотографии Даша выглядела гораздо лучше, чем сегодня на похоронах. Волосы уложены, глаза блестят, улыбка хорошая. Красивая девушка, что и говорить.
Надежда не успела как следует удивиться, как почувствовала доносящийся из кухни запах подгорелого кофе. Она кинулась на этот запах… и застонала: конечно, из-за кота и телефона она забыла про джезву, и кофе убежал…
Надежда Николаевна тяжело вздохнула, вылила остатки кофе, вытерла плиту, ополоснула джезву и только хотела засыпать в нее новую порцию арабики, как злополучный телефон снова подал голос. На этот раз он звонил – точно так же, как тогда, на панихиде в крематории: негромкое мелодичное щебетание.
Надежда вздрогнула, но не удержалась – нажала на зеленую кнопку и поднесла трубку к уху. Она хотела ответить, но внезапно перехватило горло, и вместо ответа получился только какой-то невнятный звук.
Из трубки донесся тихий, словно специально приглушенный голос.
– Ты видел фотографию? Видел, видел, можешь не отвечать! Так вот, если не хочешь, чтобы с ней что-то случилось… что-то очень плохое… приходи сегодня в восемнадцать ноль-ноль в южный атриум торгового центра «Терраса» и принеси сам знаешь что!
Не успела Надежда ответить, как из трубки стали слышны короткие гудки.
Она в растерянности смотрела на телефон, и в это время совсем рядом раздался негромкий скрип.
Надежда вздрогнула и повернулась на звук. Это был всего лишь Бейсик. Он стоял на пороге и смотрел на хозяйку так, как будто видел насквозь и читал ее мысли. И очень эти мысли не одобрял.
Впрочем, Надежда и сама их не одобряла. Опять она ввязывается в какую-то явно криминальную историю, которая ее совершенно не касается! Ну вот зачем, спрашивается, она подобрала этот злополучный телефон? Нужно было отпихнуть его ногой как можно дальше! Нужно было сделать вид, что она его не заметила! Или раздавить!
Но что говорить об этом теперь?.. Теперь нужно избавиться от телефона, и как можно скорее, пока не случилось что-нибудь непоправимое… избавиться и забыть про телефон, как будто его и не было!
И тут Надежда Николаевна вспомнила фотографию на дисплее телефона. Фотографию Костиной дочки. Как сказал тот человек? «Если не хочешь, чтобы с ней что-то случилось… что-то очень плохое…»
Выходит, если Надежда избавится от телефона, с Дашей произойдет что-то ужасное. Она вспомнила Дашу… вспомнила измученное, опустошенное лицо ее матери, Лиды…
Нет, если с Дашей что-то случится, она, Надежда, никогда себе этого не простит!
Значит… значит, нужно идти в торговый центр «Терраса», расположенный в самом центре города, на Невском. Как сказал тот человек? «Принеси сам знаешь что!» Но Надежда понятия не имела, что он имел в виду! Тогда что она может сделать? Разве что посмотреть со стороны, узнать, кто придет на эту встречу…
Вот только узнает ли она этого человека? А вот он Надежду вполне может узнать, она ведь крутилась там, в крематории, возле Даши и ее матери. Учитывая угрозы, человек этот опасен, а она, Надежда, не придумала ничего лучше, чем переться на встречу. Вот вечно ей больше всех надо!
И тут Надежде пришла в голову разумная мысль. Тот, кто звонил по злополучному телефону, наверняка думал, что разговаривает с Константином. Значит, он не знает, что Константин умер… А какой вывод из этого напрашивается? Этот человек не был на похоронах… и Надежду ни за что не узнает. Как и она – его. То есть тупик.
Но тогда… тогда нужно связаться с Дашей и все ей честно рассказать. Про случайно попавший к Надежде телефон, про снимок Даши и про угрозы. Возможно, Даша что-то про это знает, во всяком случае, она будет осторожна. Как говорится: предупрежден – значит вооружен.
Надежда сорвалась с места и полетела в прихожую, где в тумбочке нашла старую телефонную книжку, а в ней – номера телефонов бывших коллег и сотрудников. Надежда хранила книжку на всякий случай – мало ли, понадобится разыскать старого знакомого? Никогда ведь не знаешь, как жизнь обернется…
Ага, вот Леденцов К. М. И домашний телефон. Что ж, если в этой квартире живут посторонние люди, возможно, они дадут номер Лиды.
Надежда набрала номер и сама удивилась, когда в женском голосе узнала голос Лидии.
– Лида, это Надя, – заторопилась она, – ты извини, что беспокою, но мне нужно с тобой поговорить. Это касается…
– Это не Лида, – перебили ее, – это ее дочь.
– Ах, Даша, ну надо же, как голос похож… Я…
– Моя мать не может с вами разговаривать, – отчеканила Даша, – она приняла успокоительное и спит. Я не стану ее будить, с нее и так на сегодня достаточно.
– Я понимаю, но…
– Нет, вы не понимаете! Вы звоните просто из любопытства, вам поболтать хочется, а она больна. И не звоните сюда больше, ни к чему это! Матери только хуже будет от разговоров!
Надежда оторопело поглядела на пикающую в руках трубку. Однако сегодня что-то многовато досталось на ее долю грубости и хамства. Впрочем, нужно подойти к Даше соответственно, все же она отца потеряла. Но все равно неприятно. Черт, и все из-за Милки! Не ходила бы Надежда на эти похороны, так и не было бы сейчас никаких проблем!
Тут Надежда взглянула на часы. Неизвестный злодей назначил встречу на восемнадцать часов, так что до нее осталось чуть больше часа. Если Надежда и дальше будет раздумывать, колебаться и терзаться сомнениями, она на эту встречу просто опоздает. И тем самым упустит единственный шанс хоть как-то повлиять на события. Хоть как-то помешать тому ужасному, что может случиться с Дашей. Хотя девушка говорила с ней грубо, все же в память о Косте нужно ей помочь. Опять же, Лиду жалко.
Надежда ничуть не сомневалась, что тот человек не шутил. Она быстро собралась и поехала на Невский. Оделась на всякий случай понезаметнее, но не в темное, как на похороны. Брюки, курточка серенькая, никаких ярких шарфиков и кепочек.
Мужчина средних лет в китайском тренировочном костюме и домашних тапочках шел по больничному коридору. Увидев врача, он кинулся к нему, нервно сжимая руки.
Врач остановился, склонил голову к плечу:
– Что у вас, Селезнев?
– Анатолий Сергеевич! – Пациент прижал руки к груди. – Ну, когда же наконец? Я уже третий день жду операции!
– Что делать, голубчик, что делать! – Врач широко развел руками, воздел глаза к потолку, как будто проверял, хорошо ли работают светильники. – Что делать, у нас всего одна операционная, а пациентов много, и у некоторых более срочные показания! У вас же плановая, Селезнев… подождите еще денек…
– Еще денек?
– Ну, денек-другой…
– А никак нельзя это ускорить?
– Ну почему же нельзя? – Врач пристально взглянул на пациента, в его глазах проступило выражение глубокого раздумья. – Всегда можно что-то придумать, если постараться…
– А вы постарайтесь! – Пациент подошел вплотную к врачу, в его руке появился конверт.
Врач быстро оглядел коридор, и конверт исчез в кармане его халата. В глазах появилась симпатия.
– Думаю, Селезнев, можно что-то придумать, – сказал он, взяв пациента за локоть, – будем готовить вас к операции… действительно сколько можно ждать…
Проводив пациента удовлетворенным взглядом, врач направился к ординаторской. Однако перед входом в нее столкнулся с незнакомым человеком – высоким мужчиной лет сорока, с длинным, породистым лицом, какое обычно называют лошадиным, и с коротким ежиком седоватых волос. Он не был врачом, во всяком случае, не из этого отделения. Не был он и пациентом – слишком уверенно и независимо держался. И слишком здоровым выглядел. Кроме того, он был неправильно одет. Хороший темно-синий костюм, модные ботинки. Пациенты так не одеваются. Даже весьма обеспеченные пациенты приходят в больницу в чем-нибудь попроще, чтобы вызвать сочувствие и сострадание.
– Анатолий Сергеевич? – проговорил незнакомец негромким, но властным голосом. – Анатолий Сергеевич Лизюков?
– Да, это я, – ответил врач, почувствовав себя как-то неуютно. Он захотел поставить этого незнакомца на место и проговорил строгим голосом: – Почему вы в уличной обуви? В отделение можно входить только в сменной обуви или, в крайнем случае, в бахилах.
– А мы здесь не задержимся, – отозвался незнакомец, – мы с вами сейчас уйдем из отделения.
– Мы с вами? – Брови врача удивленно поднялись. – Я никуда с вами не пойду. Я очень занят. Мне нужно готовить больного к операции.
– Ах, ну да… Селезнева… дождался наконец? Или проявил аналитические способности и сумел ускорить процесс? – Незнакомец как бы случайно взглянул на карман халата.
– Не понимаю, о чем вы, – Анатолий Сергеевич взялся за ручку двери, – извините, мне некогда…
– Прекрасно понимаете!
– Да вы, собственно, кто такой?
– А вот это вам знать не обязательно.
– Очень интересно! Раз вы не хотите представиться, я с вами никуда не пойду!
– Пойдете, Анатолий Сергеевич, пойдете!
Врач отвернулся и снова взялся за ручку двери, но незнакомец проговорил ему в спину:
– Вы меня даже не спросили, куда я хочу вас пригласить.
– И куда же?
– Я хочу, чтобы вы взглянули на одного человека.
– Какого еще человека?
– На Константина Леденцова. Это ведь вы подписали свидетельство о его смерти?
– Ну, допустим, я. – Врач снова повернулся к собеседнику, в его глазах появилась тревога.
– И вы указали как причину смерти острую сердечную недостаточность?
– Так оно и было.
– Так вот, я хочу, чтобы вы еще раз взглянули на Леденцова и подумали – может быть, вы увидите другую причину.
– А вот это не получится, – Анатолий Сергеевич усмехнулся, – Леденцова кремировали.
– Надо же, вам об этом уже сообщили? Значит, вы очень беспокоились, как бы что не всплыло!
– Ничего это не значит! – огрызнулся врач. – Просто я знаком с… с человеком, хорошо знавшим Леденцова, и случайно узнал…
– Не доверяйте случайной информации! Она может быть преждевременной. Ваш информатор поспешил. Так что? Хотите еще раз взглянуть на труп Леденцова?
– Мне некогда!
– А придется!
Анатолий Сергеевич Лизюков и сам не понял, как переоделся в цивильное, как покинул родное хирургическое отделение, как вышел из больницы и оказался на заднем сиденье большой черной машины. Рядом с ним сидел крепкий парень в темном костюме, с каменным подбородком и непроницаемым взором. Еще один, удивительно похожий на первого, сидел за рулем. Рядом с водителем находился тот самый седоватый человек с лошадиным лицом.
Анатолий Сергеевич вздрогнул и обратился к своему соседу:
– Куда мы едем?
Тот, однако, ничего не ответил и даже не шевельнулся.
– Но мне нужно готовить пациента Селезнева к операции! – страдальческим тоном проговорил врач. – Он уже несколько дней ждет своей очереди!
Сосед опять ничего не ответил, зато седоватый человек повернулся и процедил:
– Боюсь, что придется вернуть ему деньги!
– Какие деньги?! – Анатолий Сергеевич хотел возмутиться, но передумал: этот человек знает слишком много, и нет смысла изображать перед ним невинность. Тем более что-то подсказывало Лизюкову, что этого человека интересуют не его маленькие шалости с конвертами, а кое-что более серьезное.
Машина некоторое время петляла по переулкам Петроградской стороны, затем въехала в какие-то ворота и наконец остановилась. Анатолия Сергеевича достаточно грубо высадили и провели к крыльцу двухэтажного особнячка дореволюционной постройки. Двое крепких парней сопровождали его с двух сторон с прежними каменными лицами.
Войдя в холл, они направились к лифту. Лизюков удивился: зачем нужен лифт, если в доме всего два этажа? Разве что для инвалидов… Но вскоре ему пришлось удивиться еще больше: лифт поехал не вверх, а вниз.
Через несколько секунд кабина остановилась, Анатолия Сергеевича вывели из лифта, провели по узкому коридору, и он оказался в операционной – самой настоящей, хорошо оборудованной, ничуть не хуже той, в которой Анатолий Сергеевич работал по утрам.
Необычным было то, что посреди операционной на ярко освещенном столе лежал не подготовленный к операции пациент, а труп. Причем труп с располосованной грудной клеткой и выставленными напоказ внутренними органами.
– Узнаете? – проговорил голос за спиной.
Лизюков обернулся и увидел все того же седоватого типа с лошадиным лицом.
– А что – должен? – фыркнул Анатолий Сергеевич.
– Вообще-то должны! Так что, вы этого человека… точнее, этого покойника раньше не видели?
– Нет, не видел.
– Очень странно! – Седой протянул ему какую-то бумагу. – Это ведь ваша подпись?
– Вроде бы моя… – Лизюков прочитал первые строчки: – Свидетельство о смерти… Леденцов Константин Михайлович… причина смерти – острая сердечная недостаточность…
– Так ваша это подпись? – повторил седой.
– Мо… моя…
– Интересно! Свидетельство о смерти подписали вы, а этого покойника раньше не видели…
– Ну, может быть, и видел… – замялся Лизюков, – разве всех упомнишь? Я не всех своих живых пациентов помню, а вы хотите, чтобы еще и покойников… тем более в таком виде… после вскрытия… знаете, вскрытие очень меняет внешность!
– Я ничего не хочу! – перебил его седой. – Точнее, я хочу только выяснить истину. Вы подписали это свидетельство, даже не видя умершего? За глаза, так сказать?
– Ничего подобного! – огрызнулся Лизюков. – Я сделал все как положено. Осмотрел его, определил причину смерти и оформил надлежащие документы…
– Это вряд ли! – Седоватый господин повернулся и громко проговорил, обращаясь к кому-то третьему. – Александр Иванович, какова, на ваш взгляд, причина смерти этого человека? Может это быть острая сердечная недостаточность?
Только теперь Лизюков заметил, что кроме него и седого в операционной был еще один человек – немолодой мужчина в голубой хирургической униформе, в закрывающей лицо маске и защитных пластиковых очках. Явно коллега.
Незнакомый хирург сдвинул маску на подбородок и проговорил уверенным сухим голосом:
– Ни в коем случае! Сердце у него в отличном состоянии, что даже удивительно в его возрасте и при его образе жизни.
– Тогда отчего же он умер?
– Чтобы дать стопроцентно верный ответ, мне нужно провести лабораторное исследование тканей, но уже сейчас по состоянию внутренних органов и по косвенным признакам я могу сказать, что он отравлен. Эксперт определит точный состав яда, со своей стороны скажу, что я уверен в отравлении.
– Спасибо, Александр Иванович! – Седой повернулся к Лизюкову. – Как видите, ваш коллега не подтвердил причину смерти, которую вы указали в свидетельстве.
– Ну, мало ли что говорит мой коллега! Медицина – это не точная наука, и у двух врачей вполне может быть разное мнение по одному и тому же поводу… для того и создают консилиумы…
– Это так, – заговорил незнакомый хирург, снимая шапочку, – но одно дело – разное мнение, высказанное после всестороннего осмотра, и совсем другое – если недобросовестный врач оформляет свидетельство о смерти, даже не взглянув на труп!
– То есть как это – не взглянув? – возмутился Лизюков. – Я его осмотрел… А что я не делал вскрытия, так я не патологоанатом. Я определил причину смерти исходя из вторичных, внешних признаков, таких как посмертные гематомы, синюшное окрашивание тканей… ну, вы же врач, вы должны это понимать!
– Именно потому, что я врач, вы не сможете убедить меня своими совершенно безграмотными заявлениями! Все внешние признаки указывают не на сердечную недостаточность, а на отравление!
– Но я опытный врач и не мог настолько ошибиться! Просто сейчас прошло слишком много времени с момента смерти, и теперь уже нельзя поставить достоверный диагноз… произошли слишком большие органические изменения…
– Тем не менее основные признаки отравления по-прежнему налицо. А вы поставили свой диагноз, даже не взглянув на труп!
– Это клевета!
– Это вовсе не клевета, – снова вступил в разговор седоватый мужчина, – вы ведь участвовали в конференции практикующих хирургов, которая проходила в Москве несколько дней назад?
– Ну да, участвовал…
– Стало быть, в этот день, который указан в заключении, вас вообще не было в городе. Так?
– Выходит, так… – растерянно промямлил Лизюков.
В торговом центре «Терраса», как всегда, царило оживление, и южный атриум, о котором говорил неизвестный злоумышленник, был, пожалуй, самым людным местом. Только теперь Надежда всерьез задумалась, как она в такой толчее определит нужного человека. Здесь и хорошего знакомого не сразу найдешь, что уж говорить про человека, которого ни разу в жизни не видела…
До назначенного времени оставалось десять минут.
Надежда подошла к эскалатору, поднялась на второй этаж и нашла на открытой галерее удобное место, откуда хорошо просматривался весь атриум.
Сверху было гораздо лучше видно снующих внизу людей, но их все равно было слишком много, чтобы узнать среди них того единственного, которого она хотела найти. Тем более что Надежда его никогда не видела и не знала никаких примет. В общем, как в детской сказке – найди то, не знаю что.
Правда, Надежда Николаевна могла сразу исключить большую часть толпы – тех, кто целеустремленно двигался через атриум, оглядывая магазинчики и бутики вокруг. Ее интересовали только те, кто стоял на месте или двигался кругами, без определенной цели, кого-то ожидая. Впрочем, и таких людей было много.
И тут у Надежды появилась замечательная мысль. Она опасливо огляделась по сторонам, вытащила злополучный телефон, доставшийся ей от покойника, и набрала тот номер, с которого звонил неизвестный шантажист. При этом Надежда внимательно оглядывала стоящих внизу, в огромном атриуме, людей.
Она заметила трех человек, которые разговаривали по мобильному телефону. Высокую девушку с длинными светлыми волосами Надежда отбросила сразу – таинственный голос в трубке был мужской.
Пригляделась внимательно к представительному мужчине средних лет в приличном твидовом пиджаке, но к этому мужчине подошла интересная женщина лет сорока в нарядном шелковом платье, они расцеловались и двинулись к небольшому ресторану. Мужчина чуть приобнял свою спутницу за плечи, и на лице его была такая радость, что Надежда мгновенно исключила этого человека из списка подозреваемых.
Остался только один подозрительный тип – невысокий тщедушный мужичок с зачесанными на лысину редкими бесцветными волосами, с маленькими, близко посаженными бегающими глазками и острым, вытянутым носом, который делал своего обладателя похожим на большую крысу. Сходство еще усиливалось оттого, что он то и дело поводил этим носом по сторонам, словно к чему-то принюхиваясь. Ну да, он оглядывал окружающую толпу, пытаясь понять, кто ему позвонил.
Надежда почувствовала что-то вроде разочарования. Прислушавшись к своим чувствам, она поняла их причину: подсознательно она ожидала увидеть кого-то серьезного, по-настоящему опасного, этакую демоническую личность. А тут мелкий жулик, жалкое создание… Вместе с тем она немного успокоилась: такой тип вряд ли может причинить Даше или Лиде серьезный вред.
Однако, раз уж она сюда пришла, нужно довести дело до конца. Ну, хотя бы выследить этого шантажиста…
Надежда торопливо спрятала телефон в карман, спустилась на первый этаж и устремилась к тому месту, где только что стоял похожий на крысу тип.
Спускаясь на эскалаторе, Надежда Николаевна потеряла его из виду и теперь вертела головой, вглядываясь в толпу и стараясь отыскать знакомую фигуру. На том месте, где он только что стоял, теперь болтали две девчонки лет восемнадцати. Скользнув по Надежде равнодушными взглядами, они продолжили свой разговор.
Надежда прошла дальше, снова огляделась и наконец увидела в дальнем конце атриума тщедушную фигуру с зализанными на лысину волосами.
Шантажист быстро удалялся, однако, приглядевшись к нему, Надежда поняла, что идет он не по своей воле: с двух сторон его поддерживали два рослых парня спортивного вида.
Нет, подумала Надежда, приглядевшись к этим двоим, не спортивного, а самого что ни на есть делового – коротко стриженные, аккуратно одетые, в одинаковых темных костюмах, с одинаковым каменным выражением лиц. Впрочем, лица Надежда видела лишь мельком, в данный момент перед ее глазами маячили две широкие спины, даже в костюмах видно было, что мускулистые.
Шантажист чуть ли не висел в руках двух слишком серьезных молодых людей, вяло перебирая ногами. Время от времени он вертел головой, словно пытаясь кого-то найти в толпе, и каждый раз один из провожатых чувствительно тыкал его кулаком в бок, чтобы пресечь эти попытки.
Впрочем, если особенно не приглядываться, можно было подумать, что через толпу пробираются три закадычных приятеля, один из них немного перебрал спиртного, и двое других поддерживают его, чтобы тот не потерял равновесие… Хотя, конечно, если поразмыслить, то у этих троих было мало общего. Видно, что люди ведут его куда-то для дела, а не просто так.
В первый момент Надежда почувствовала злорадство: так тебе и надо! Не будешь угрожать порядочным людям! Но уже в следующую секунду подумала, что не все тут так просто и что те двое, которые ведут шантажиста под руки, выглядят куда серьезнее, чем он сам. И не стали бы эти парни возиться с таким огрызком, если бы не стоял за ним кто-то более сильный. И если Даше и Лиде грозит серьезная опасность, то не от хлипкого мужичка с зализанными волосами, а от тех, кто стоит за ним.
Тут подозрительная троица, за которой наблюдала Надежда, свернула к лифтам. В это время как раз открылись двери кабины, и они скрылись из виду.
Надежда устремилась следом за ними.
Конечно, она не хотела оказаться в одной с ними кабине, но не хотела и потерять их из виду.
Кабина поползла наверх.
Надежда нажала на кнопку вызова, но все кабины, как назло, были наверху. Рядом с Надеждой тут же оказалось человек восемь, которые тоже хотели ехать на верхние этажи, так что, когда кабина наконец подъехала, Надежда едва сумела в нее втиснуться.
Кабина медленно двинулась наверх. Через ее стеклянные стены можно было видеть проплывающие мимо магазины, снующую по ним публику…
Надежда вертела головой, чтобы не пропустить подозрительную троицу. На каком этаже они вышли?
Лифт проехал мимо второго этажа, мимо третьего…
– Вам на четвертый? – вежливо осведомился у Надежды мужчина лет сорока.
Оказывается, кроме них в лифте больше никого не осталось, все остальные вышли.
– Ага, на четвертый! – кивнула Надежда.
Кабина снова поплыла вверх.
И тут Надежда их увидела. Они стояли в тупичке, образованном галереей третьего этажа. В этом конце галереи не было никаких магазинов, соответственно, не было и людей. Наверное, там размещались технические службы торгового центра.
Над головой у мужчин находился неисправный потолочный светильник – он то вспыхивал, освещая лица резким искусственным светом, то гас, оставляя их в полутьме.
На первый взгляд, трое мужчин разговаривали. Однако, приглядевшись, Надежда поняла, что один из плечистых напарников держит тщедушного шантажиста за локти, так что тот не может пошевелиться, а второй о чем-то его спрашивает. Видимо, шантажист ничего ему не ответил, или ответ не удовлетворил спрашивающего, только тот, выждав секунду, ударил тщедушного типа в солнечное сплетение. Удар был короткий и молниеносный, так что, если бы Надежда не следила за происходящим, она бы ничего не заметила. Шантажист дернулся от боли, закашлялся и обвис. В это мгновение неисправный светильник снова вспыхнул, ярко осветив его лицо – мертвенно-бледное, осунувшееся, покрытое испариной. Второй парень встряхнул шантажиста, прижал к хромированным перилам галереи, и, как только тот пришел в себя, последовали новый вопрос и новый удар.
Надежда метнулась было к двери лифта, но кабина уже плыла наверх.
– Я же вас спросил, на какой вам этаж! – недовольно проговорил мужчина в лифте.
– Да-да… – отозвалась Надежда, – все в порядке… мне показалось, что я увидела знакомого…
Теперь сцену на галерее от нее заслонил огромный рекламный баннер.
Наконец кабина доехала до четвертого этажа. Надежда выскочила из нее и заметалась в поисках ведущего вниз эскалатора. Эскалатора она не нашла, но нашла обычную лестницу и припустила по ней вниз.
Добежав до третьего этажа, Надежда рванула в том направлении, где видела подозрительную сцену. Правда, сначала повернула не в ту сторону и оказалась в большом обувном магазине, где проходила распродажа и было полно посетителей. Выйдя из магазина, Надежда на этот раз правильно сориентировалась и нашла тот тупичок, который видела из лифта.
Вот нервно мигающий потолочный светильник, то заливающий галерею резким неоновым светом, то погружающий ее в таинственную полутьму; вот хромированные перила, к которым парень в темном костюме прижимал тщедушного шантажиста. Только теперь в тупичке никого не было – ни двух так похожих друг на друга парней, ни их трясущейся жертвы.
Надежда удивленно огляделась по сторонам. Ни души. Она перегнулась через перила галереи.
Внизу, как муравьи в растревоженном муравейнике, сновали по атриуму покупатели. Только вот среди них Надежде никак не удавалось найти знакомые фигуры. Тогда она достала телефон, найденный в кармане покойного Константина, и снова вызвала тот же самый номер. Однажды этот трюк уже помог ей вычислить шантажиста в толпе посетителей торгового центра. Но на этот раз внизу было слишком много людей, и Надежда поняла всю бессмысленность этого занятия.
И тут она услышала знакомый звонок. Только доносился он не снизу, а сзади. Мобильный телефон звонил у нее за спиной. Точнее, не звонил, а мелодично позванивал.
Надежда вздрогнула и обернулась. Ей показалось, что кто-то подкрадывается к ней сзади…
За спиной у нее, как и прежде, не было ни души, но мобильный телефон продолжал звонить. Внимательно приглядевшись к стене галереи, Надежда увидела в ней неприметную, почти сливающуюся со стеновыми панелями дверцу. Она подкралась к этой дверце и остановилась перед ней в нерешительности. Оттуда доносились мелодичные переливы.
«Ну да, – подумала Надежда, – все ясно: парни просто выбросили этот телефон, перед тем как уйти, чтобы по его сигналу нельзя было найти похищенного ими человека. Вполне логичный поступок, если мыслить как преступник. За этой дверцей никого нет. Никого и ничего, кроме упорно звонящего телефона. Можно спокойно открыть эту дверцу и убедиться в своей правоте. Или – еще лучше – не открывать ее и отправиться домой…»
Но Надежда уже потянула дверцу на себя. К счастью (или, может быть, к несчастью), та была не заперта и легко отворилась…
Надежда чуть не заорала от ужаса и неожиданности.
За дверью оказалась маленькая комнатка, что-то вроде кладовки. И из этой кладовки прямо на Надежду смотрели пустые, мертвые глаза. Маленькие крысиные глазки тщедушного шантажиста. Он по-прежнему был похож на крысу, только теперь – на крысу мертвую, больше не представляющую никакой опасности.
– Ну вот, опять двадцать пять! – вслух проговорила Надежда. – Опять я наступила на те же самые грабли! Опять влипла в откровенный криминал! Ну что я за человек… притягиваю преступления, как громоотвод притягивает молнии!
Звук собственного голоса немного ее отрезвил. Она пригляделась к мертвецу, а то, что перед ней мертвец, не вызывало никаких сомнений. Шантажист полусидел, привалившись спиной к стене кладовки. Его рот был полуоткрыт, лицо отдавало мертвенной синевой, на бледных губах выступила пена, маленькие глазки были выпучены, как у выброшенной на берег рыбы… Вот именно, как у рыбы, выброшенной на берег и задохнувшейся в чужеродной среде.
Тут Надежда вспомнила, как на ее глазах у одного сослуживца случился приступ астмы. Его лицо тогда приобрело такой же синеватый оттенок, глаза были так же выпучены, он дышал часто и слабо, со свистом. К счастью, он успел достать ингалятор, вдохнул лекарство – и постепенно пришел в себя. Но они все тогда здорово испугались – человек помирает, а сделать ничего нельзя. Сотрудник был у них новый, так что никто не знал про его болезнь. Ну, потом уже все в курсе были, он ингаляторы держал и в кармане одежды, и в ящике стола.
Так что же – выходит, этот шантажист был астматиком и умер от приступа? И тут Надежда увидела еще одно доказательство этой гипотезы: на полу возле мертвого тела валялся ингалятор с лекарством. Шантажист успел достать его, но не успел воспользоваться… А эти двое, значит, бросили его тут, «скорую» вызывать не стали.
Тут Надежда осознала, что телефон в кармане мертвеца все звонит и звонит. У нее было ощущение дежавю – все было точно так же, как в крематории. Только тогда нашелся мужчина, который взял на себя неприятную обязанность – вытащил телефон из кармана мертвеца и заставил его замолчать. Сейчас рядом никого не было, так что придется сделать это самой…
Надежде ужасно не хотелось дотрагиваться до мертвеца. Но и слушать бесконечные трели телефона больше не было сил.
В это время в коридоре послышались чьи-то приближающиеся шаги.
Надежда похолодела. Если те, кто идет по этому коридору, услышат сигнал телефона, они непременно заглянут в эту кладовку и застанут Надежду над трупом… Конечно, в конце концов она сумеет оправдаться, сумеет доказать, что она ни при чем, но сперва ей придется пережить немало неприятных минут. И хорошо, если минут, а не часов. И ей еще повезет, если вся эта история не дойдет до мужа…
Этот аргумент заставил Надежду Николаевну принять решение. Нет, нужно заставить телефон умолкнуть! Она наклонилась над трупом, с неприятным чувством сунула руку в карман, чувствуя себя мародером, вытащила оттуда телефон и нажала на кнопку отбоя…
Телефон замолчал, Надежда плотнее притворила дверь кладовки и с облегчением перевела дух. И только теперь до нее дошло, что она могла поступить гораздо проще – не шарить по карманам покойника, а нажать кнопку отбоя на своем телефоне. Ну, как говорится, умная мысля приходит опосля…
Тем временем шаги приближались. Теперь Надежда отчетливо слышала, что по галерее идут, негромко переговариваясь, два человека.
– Ну, какой тут светильник мигает? – ворчал один из них.
– Да вот же, Степаныч, ты что, не видишь?
– Да я-то, может, и вижу, а кроме нас с тобой, никто не видит! В этот коридор ни одна душа не заглядывает, так не все ли равно, мигает он или не мигает?
– Душа-то, может, и не заглядывает, а Антонина Максимовна может заглянуть, ты ведь ее, Степаныч, знаешь! Она всюду норовит свой нос сунуть! А ежели она этот светильник увидит, нам с тобой достанется! Ты ведь ее знаешь, она непорядок не любит!
– Это тебе, может, достанется, а мне на нее наплевать! Я – человек маленький, что она мне сделает? Уволит, что ли? Да где она другого дурака найдет за такие деньги?
– Это ты сейчас, Степаныч, храбришься, пока ее тут нет. А как ее увидишь – сразу пойдешь на попятный… ты ее знаешь, Антонину Максимовну, она умеет страху нагнать… и вообще, Степаныч, что же я, зря стремянку тащил? Давай уж, полезай, тут всей работы, может, на пять минут! С твоей-то квалификацией!
Если этот человек надеялся, что такая примитивная лесть поможет ему уговорить Степаныча, то его надежды не оправдались.
– Много ты понимаешь – на пять! – ответил тот недовольно. – У меня, может, отвертки нету подходящей, полукрестовой, а без отвертки тут делать нечего! Только зря проваландаюсь…
– Что же ты, Степаныч, отвертку не взял? Ты же знал, что она понадобится!
– Знал, не знал – что сейчас-то говорить? Короче, раз нету отвертки, нечего и пытаться…
– Погоди, Степаныч, тут ведь кладовка есть… сейчас я погляжу, может, там отвертка найдется…
Шаги приблизились к Надеждиному укрытию.
Она замерла от страха, сжалась в комок и даже перестала дышать, чтобы не выдать себя случайным звуком. Вот сейчас этот человек откроет дверцу, заглянет сюда и увидит ее рядом с трупом… а дальше – все то, о чем она только что с таким ужасом думала… ее арестуют, отведут в полицию, продержат там неизвестно сколько времени, и в конечном счете вся эта история дойдет до мужа… нет, только не это!
Дверь кладовки уже скрипнула, готовясь открыться, но тут с галереи донесся голос несговорчивого Степаныча:
– Стой, не ходи в кладовку! Кажись, я нашел ту отвертку… ну да, вот она, та самая!
– Ну вот, давно бы так!
Дверь кладовки снова плотно закрылась, и на какое-то время наступила тишина. Затем снова донесся голос Степаныча:
– Да кто же тут так напутал? Провода болтаются, болты как следует не закреплены… удивительно, как вообще до сих пор короткого замыкания не было! Руки бы тому человеку оборвать, кто это сделал! Руки оборвать по самый локоть!
– Так это ты же и делал, Степаныч! Кроме тебя, тут никто не хозяйничал!
– Я? Да не может быть… а хотя да, точно, я… ну, так все и сделано по уму, как положено! Мастерство, его, брат, не пропьешь! Вот видишь, больше не мигает!
– Ну, я же говорил, что ты все за пять минут починишь! С твоей квалификацией…
Из-за двери снова донеслись шаги, на этот раз удаляющиеся.
Надежда перевела дыхание, выждала для верности еще пару минут и потянула дверь на себя… Дверь не поддавалась.
Надежда похолодела. Неужели тот человек, который хотел открыть дверь кладовки, запер ее? И теперь Надежде Николаевне суждено остаться здесь наедине с трупом до тех пор, пока кто-нибудь из работников центра не придет сюда по своим делам? А когда найдет ее здесь, рядом с покойником, со всеми вытекающими последствиями…
А если вообще никто не придет? Ну незачем им сюда ходить, ничего нужного в этой кладовке не лежит. Про эту кладовку могут забыть надолго. И тогда лет через десять, когда будут делать ремонт или перестраивать торговый центр, в кладовке найдут два скелета – ее и этого типа… Ужас какой!
Надежда постаралась успокоиться и взять себя в руки, больше ей ничего не оставалось. Переведя дух и сосчитав до десяти, она еще раз потянула за ручку двери… Дверь по-прежнему не открывалась.
Стараясь не оглядываться на покойника, она толкнула дверь… и та легко открылась. Действительно, дверь открывалась наружу, а не внутрь. Слава богу!
Надежда выглянула из кладовки, опасливо огляделась по сторонам. Убедившись, что на галерее нет ни души, она последний раз посмотрела на мертвого шантажиста, выскользнула наружу и припустила к ближайшему эскалатору.
Через две минуты Надежда Николаевна была уже внизу, в атриуме, среди суетящейся и спешащей толпы. Здесь она почувствовала себя немного увереннее, однако поспешила покинуть торговый центр.
Оказавшись на улице, она замедлила шаги, чтобы не привлекать внимания прохожих. На глаза ей попалась небольшая, с виду приличная кофейня. Внезапно Надежда осознала, что после перенесенного стресса ей страшно захотелось что-нибудь съесть и выпить чашку хорошего кофе.
Она вошла в кофейню и устроилась за свободным столиком. К ней тут же подошла немолодая официантка.
– Женщина, – проговорила она сочувственно, – что-то вы совсем бледная… надо вам кофе покрепче…
– Да, обязательно! – согласилась Надежда. – Мне большой капучино с шоколадом и… у вас какие пирожные есть?
– «Наполеон» есть, и миндальный торт… есть еще пирожные серии «фитнес» с низким содержанием калорий…
– Сегодня никакого фитнеса! Значит, так… большой капучино и кусок миндального торта! – решительно заявила Надежда.
Она решила на время забыть о похудении и поддержать организм калорийной и вкусной пищей.
Официантка отправилась выполнять заказ, а Надежда полезла в сумочку за кошельком, чтобы проверить, сколько у нее денег. И тут с удивлением обнаружила в своей сумке целых три мобильных телефона.
Видимо, от перенесенных за этот день переживаний ее острый аналитический ум несколько притупился. Надежда аккуратно выложила телефоны в ряд и растерянно смотрела на них, пытаясь понять, почему их так много.
Ну, вот этот, самый красивый и современный, – ее собственный, муж подарил его на день рождения. Вспомнив о Сан Саныче, Надежда тяжело вздохнула.
Второй телефон, простенький и дешевый, – тот, который она подобрала на похоронах. Тот, который зазвонил в кармане у покойного Константина. И из-за которого она оказалась замешана в самый настоящий криминал. Впрочем, ей не впервой.
Но откуда взялся третий? Этот телефон был как две капли воды похож на телефон Константина, такой же простой и дешевый. Что же, эти телефоны научились самостоятельно размножаться? Был один, стало два… Интересно, потом будет три или четыре?
В это время к ее столику подошла официантка. На подносе у нее красовалась большая чашка кофе с идеальной шапкой пены и аппетитное пирожное.
Увидев на столе перед Надеждой три мобильных телефона, официантка удивилась:
– Зачем вам так много?
– Подарки, – уклончиво ответила Надежда.
Официантка вряд ли ей поверила, но настаивать не стала и удалилась, поджав губы.
Надежда сделала большой глоток кофе… И голова сразу заработала лучше.
До нее наконец дошло. Третий телефон – тот, который Надежда нашла в кармане мертвого шантажиста. Выходит, она в помрачении рассудка сунула его в свою сумку…
Нет, что же это происходит? Второй раз за день она находит в кармане мертвеца мобильный телефон… Может, это какие-то несчастливые телефоны? Может, они приносят своим владельцам смерть?
Вообще-то Надежда Николаевна была женщиной разумной, мыслила реалистически и ни в какую мистику не верила. Хотя не любила, когда ей переходили дорогу черные кошки.
Тем не менее она исходила из того, что у каждого события должно быть вполне реальное объяснение.
Она еще раз осмотрела оба чужих телефона. Они были одной и той же фирмы, одной и той же модели и даже одинакового серо-стального цвета. Создавалось впечатление, что они из одной партии.
Далее Надежда Николаевна решила проверить журнал звонков. Первым делом она заглянула в телефон шантажиста, и он не поразил ее обилием информации. В его памяти было всего два звонка – входящий и исходящий. Причем номер в обоих случаях был один и тот же.
Надежда сделала еще один глоток кофе и почувствовала, как к ней возвращается аналитический, инженерный ум.
Впрочем, чтобы сообразить, что единственный входящий звонок в памяти этого телефона – это ее собственный, большого ума и не требовалось. Ведь она действительно звонила в галерее, чтобы найти шантажиста среди толпы покупателей.
Но тогда… тогда второй номер – это номер того телефона, который она прихватила на похоронах. Номер телефона, который звонил в кармане Константина.
Что ж, это хоть какая-то информация.
Теперь она знает номера обоих телефонов.
Надежда отложила телефон шантажиста и перешла ко второму – тому, который она для простоты и определенности назвала телефоном Константина.
В его памяти было больше звонков. Последний – исходящий, тот самый ее звонок шантажисту. Перед этим – входящий звонок с того же номера. Ну да, это когда шантажист звонил ей, чтобы назначить встречу в торговом центре. До этого были еще три звонка на разные номера.
Надежда только хотела подумать, что дают ей эти номера, как вдруг телефон Константина зазвонил.
Надежда вздрогнула: в первый момент она вообразила, что шантажист ожил и снова звонит ей. Но тут она вспомнила его мертвые, пустые глаза, пену на губах, да к тому же сообразила, что телефон шантажиста лежит перед ней на столе… Но если не он, то кто же?
Она нажала кнопку ответа, поднесла телефон к уху. И услышала тот же самый голос, что и прошлый раз. Холодный, неприятный, бездушный.
– Ты почему не пришел? – проговорил незнакомец с угрозой. – Ты не понял, насколько это серьезно? Ты думаешь, что со мной можно играть в такие игры?
– Кто вы? – растерянно отозвалась Надежда.
– Что? – На этот раз ее собеседник был удивлен. Должно быть, он не ожидал услышать женский голос. – Что за дела? – проговорил он после короткой паузы. – Кто ты такая? Как у тебя оказался этот телефон? Он должен был…
– Вы думали, что этот телефон у Константина? – перебила его Надежда, решив перехватить стратегическую инициативу. – Выходит, вы ничего не знаете?
– Чего это я не знаю? – Теперь голос в трубке звучал враждебно и недоверчиво.
– Что Константин умер! Он умер и уже похоронен! То есть… кремирован.
– Что?! – собеседник Надежды и впрямь был удивлен. – Умер? Кремирован? А ты-то кто? Откуда все это знаешь?
– А я там была сегодня и сама видела его в гробу! – злорадно ответила Надежда. – Так что не сомневайся, умер он, и ничего ты с него не получишь! Даже и не мечтай!
– Ага, что-то слишком много ты знаешь, – прошипел голос в трубке. – Опять же, телефон у тебя. Ты, стало быть, его жена, то есть вдова теперь. Привет, Алисочка!
– Вовсе я не Алиса, – возмутилась Надежда, – еще не хватало!
– Точно! Как я сразу не сообразил! Голос-то староват! – противно рассмеялся шантажист. – Значит… ну да, теперь я понял, ты его первая жена! Ну, так тогда ты тем более в курсе. И для тебя будет лучше, если ты отдашь мне это!
– Это? – удивленно переспросила Надежда. – О чем вы? Я не понимаю…
– Вот только не надо делать вид, что не понимаешь, о чем речь! – прошипел мужчина. – Ты ведь не хочешь, чтобы с твоей дочкой случилось что-то плохое? Что-то очень плохое? – Он сделал небольшую паузу, чтобы собеседница прочувствовала его слова, и повторил: – Если ты этого не хочешь, ты отдашь это мне!
– Но я… – Надежда хотела сказать незнакомцу, что она – вовсе не вдова Константина, что она вообще случайно замешалась в это дело, но тот ее не слушал.
– Жди моего следующего звонка! – проговорил он властным голосом и отключился.
– Да что же тебе нужно? – спросила Надежда у замолкшей трубки и бросила телефон на стол.
Что же происходит? Во что ввязался перед смертью Константин? И кто такой тот тщедушный тип, который лежит мертвым в кладовке торгового центра? И самое главное – чего хочет от нее тот, настоящий шантажист, который звонит ей по телефону? Точнее – не от нее, а от Лиды, первой жены Кости Леденцова…
Очень не понравился Надежде этот разговор. Не понравились угрозы, не понравились грубость и хамство телефонного шантажиста, а самое главное – не понравилось, когда этот шантажист сказал, что голос у нее староват. Надежде Николаевне всегда говорили, что голос у нее звучит звонко и молодо, в особенности по телефону. А этот мерзкий тип ее по голосу в старухи определил. Ну, это ему так не пройдет!
Надежда почувствовала к неизвестному типу самую настоящую ненависть.
Но эмоции эмоциями, а что ей сейчас делать? Может быть, поговорить с Лидой? Рассказать ей об этом телефоне, о звонках шантажиста… Лиду это касается напрямую, шантажист угрожает ее дочери, и потом, может быть, Лида действительно знает, что этому типу нужно…
Надежда допила последний глоток кофе – и тут снова зазвонил телефон. Она вздрогнула – неужели это снова звонит шантажист? Неужели опять станет требовать у нее «то, не знаю что»?
Но уже в следующую секунду она поняла, что звонит ее собственный телефон. Взглянув на дисплей, Надежда увидела номер Вали Голубева.
Вздохнув с облегчением, Надежда поднесла телефон к уху:
– Валя, привет!
– Привет, Надюша! Ну, как ты? Эти похороны тебя не очень расстроили?
– Похороны? – переспросила Надежда.
После похорон Константина в ее жизни уже столько всего случилось, что Валин вопрос застал ее врасплох.
– Ну да… ты после похорон выглядела очень подавленной. Я уж себя винил – думал, что зря мы с Милкой тебя вытащили.
– Ну, похороны есть похороны… – вздохнула Надежда, – веселого в них мало. Особенно если хоронишь своего ровесника… сразу возникают мысли о бренности жизни, и вообще…
– Вот, кстати, насчет вообще… я тебе чего звоню-то. Что-то на похоронах были совсем чужие люди. Практически ни одного знакомого лица. Ну, если не считать Торопыгина, а этого… сама понимаешь, не хочется считать. А это как-то неправильно. Давай, что ли, позвоним Милке и выберемся вместе куда-нибудь. Посидим, помянем Костю в своем узком кругу…
– Может быть, тогда и Лиду позвать? Хотя ей сейчас, наверное, не до нас…
Тут на глаза Надежде попались два совершенно одинаковых мобильных телефона. И она удивительно своевременно вспомнила, что у Валиного сына была знакомая девушка, которая работала в телефонной компании и как-то очень помогла ей, Надежде, разобраться в сложном вопросе, связанном с мобильной связью.
– Вот, Валя, кстати… – проговорила она смущенно, – у твоего Сашки была знакомая девушка в телефонной компании… они еще не раззнакомились?
– Ну, ты даешь! – Валя засмеялся так громко, что Надежде пришлось отвести трубку от уха, чтобы не оглохнуть. – Они не только не раззнакомились… эта девушка давно уже Сашкина жена, а моя невестка. У меня уже внучке третий год.
– Не может быть! – ахнула Надежда. – Это что же, мы так давно не виделись?
– Да я звонил тебе, говорил уже, ты просто не помнишь! – отмахнулся Валя. – И, доложу тебе, Надя, что внуки – это самая большая радость в жизни человека!
– Ну, я тебя поздравляю! Извини, что с опозданием, но лучше поздно, чем никогда!
– Спасибо… а ты что-то хотела спросить?
– Ну да… эта девушка… то есть твоя невестка, она по-прежнему работает в телефонной компании? Хотя… что я говорю? Какая работа, если у нее дочке третий год…
– А вот тут ты пальцем в небо попала… она вышла на работу, как только девочке исполнилось два года. Сказала, что не хочет превращаться в домохозяйку, что потом ей будет труднее найти работу… мы уж как ее отговаривали!
– Значит, она сейчас работает в той же компании? – оживилась Надежда.
– Работает… а что тебе нужно?
– Я ей хочу показать два телефона. Мне интересно, что она, как специалист, сможет о них сказать.
С Валей договорились быстро, условились на завтра, Надежда не хотела откладывать.
Алиса Леденцова пришла домой одна и совершенно без сил. Такой длинный, тяжелый, утомительный день. Она безумно устала от мелькания незнакомых лиц, от того, что нужно было постоянно следить за своим собственным лицом, да еще вуаль все время сбивалась набок. И эта ужасная музыка, и запах, какой отвратительный запах в крематории! Этот запах навевал самые неприятные мысли – что она не всегда будет молодой и красивой…
Потом поминки. Ресторан какой-то противный, хоть и дорогой. Она, Алиса, не то чтобы растерялась после смерти мужа, но как-то все случилось неожиданно. Только что была она замужем за обеспеченным человеком, который, взяв ее замуж, обязался брать на себя все ее заботы и проблемы, и вдруг, как говорят, в одночасье, стала вдовой. Не то чтобы она ощутила сильную боль от горя, но все же…
Константин был еще не старый, ему не было и пятидесяти. К тому же здоров как бык, не пил, не курил, ходил в зал, где занимался с личным тренером, питался правильно, шутил, что хочет соответствовать своей молодой женушке.
На самом деле Алиса знала, что делает он это вовсе не для нее. А для себя. Он вообще все всегда делал ради себя, любимого. Это Алиса поняла очень скоро.
Несмотря на внешность гламурной блондинки, она была вовсе не дурой. Встретившись с Константином, Алиса поняла, что это ее шанс устроить свою жизнь. Она быстро подвела Леденцова к мысли о женитьбе, впрочем, он не очень-то и сопротивлялся. И Алиса поняла почему, когда увидела его первую жену – старую тощую бабу. Накрашена кое-как, одета жутко, километры морщин на лице, шея отвисает, как у черепахи Тортиллы. Как будто не в большом городе живет, а в тундре! Хотя и там, наверное, уже слышали о ботоксе и мезотерапии. Впрочем, этой грымзе и пластика не поможет… Да и черт с ней!
Явилась сегодня на похороны с доченькой своей. Вот с какого, спрашивается, перепуга? Иконников высунулся, конечно: вас, мадам, сюда не приглашали! А она ему: на похороны не приглашают, люди сами приходят, кто хочет человека в последний путь проводить, последний долг отдать. Тот и заткнулся.
Вот еще тоже навязался на ее голову этот Иконников. Пристал как банный лист. Взялся опекать – по ручке гладит, за плечико держится, на ухо шепчет слова утешения. Сам противный такой – руки потные, на голове плешь просматривается…
Ясно, что не от широкой души он это делает, не от хорошего отношения. Что-то ему от Алисы надо. А что конкретно – тоже понятно, хочет свои позиции закрепить. Фирма теперь ей достанется, так он при ней директором будет. Возьмет в свои руки управление фирмой, а там и ее в эти же руки заберет. То есть это он так думает, Алиса мысли эти сразу угадала. И пока что Иконникова ни в чем не разочаровывала – пускай себе мечтает. А попутно с делами поможет разобраться.
Алиса прошла в спальню. Горничную она отпустила еще утром. Может, и зря, сейчас хотя бы чаю кто-нибудь принес. Опять же, не одна в этой большой квартире, не так страшно…
Она закрыла глаза и тотчас увидела Константина в гробу. Господи, как все ужасно! Руки дрожали. Ей нужно выпить, чтобы успокоиться. Но коньяк хранился у мужа в кабинете, ей не хотелось идти туда, где все напоминало о нем.
Нужно взять себя в руки. Нужно это пережить, уже завтра ей станет легче. Она займется неотложными делами, Иконников будет маячить рядом. Противный он мужик, но пока нужно дать ему надежду, что его планы скоро осуществятся.
Алиса с головой окунется в деловые заботы и не будет думать о том, что случилось три дня назад, как раз перед смертью Константина. Что он ей сказал, и что она ответила ему. Теперь это уже не важно.
Она открыла глаза и оглядела себя в зеркале туалетного столика. Вид не слишком приятный – лицо бледное, глаза больные, тусклые, волосы растрепались.
– Как и положено вдове…
Через секунду Алиса осознала, что не она сказала эти слова вслух. И тотчас же в зеркале позади нее возник мужской силуэт.
– Черт! Напугал как… – Алиса вскочила с места и тотчас же без сил упала на стул. – Как ты сюда попал?
Мужчина молча ухмыльнулся, и Алиса поняла, что у него были ключи от ее квартиры.
Как он их добыл? Украл у нее, Алисы, и сделал слепки или же задурил голову горничной, этой тетехе? Какая разница! Алиса никогда не пускала его в эту квартиру, не соглашалась на встречи здесь – не из порядочности, а из страха перед мужем.
Константин не раз говорил, что, если узнает о ее неверности, в тот же день выгонит на улицу. И Алиса знала, что так и будет. Такими словами не бросаются. Так что не хватало еще пускать любовника в квартиру. А соседи? А консьержка? А сторож на парковке? Везде любопытные глаза и уши. Так и сказала любовнику сразу. Но, судя по всему, он мог тут бывать…
– Как ты сюда попал? – повторила она как можно тверже. – Как ты вообще посмел сюда явиться?
Не отвечая, мужчина повернул ее к себе рывком и заглянул в глаза. И от этого властного, пристального взгляда она потеряла последние силы и остатки разума. Так всегда было с этим мужчиной, он действовал на нее как смерч, как тайфун.
Когда он держал ее так и смотрел в глаза, Алисе казалось, что ее подхватывает могучий вихрь, который поднимает высоко в воздух, так что сердце замирает от страха, если глядеть вниз. А вихрь все несет и несет куда-то, а потом начинает кружить.
Вот и сейчас она крепко закрыла глаза и отдалась этому мощному кружению, позволив опрокинуть себя на бывшую семейную кровать. Что уж теперь…
Круги становились все меньше, Алиса чувствовала, как ее засасывает в черную воронку все сильнее и сильнее…
А потом все кончилось. Она очнулась и пришла в себя. Вот так всегда у них было: Алиса ничего не помнила из их близости. Хотя это слово тут не годилось.
Когда они познакомились – случайно, в кафе или в магазине, она даже не помнит, Алиса сразу поняла, что ничего хорошего из этой связи не выйдет. Она не хотела изменять мужу, потому что верила: если Константин узнает про любовника, все его угрозы сбудутся. Но с этим мужчиной ей было не совладать.
Точнее, с собой не совладать. Как только он оказывался рядом, она теряла осторожность, здравый смысл, да и вообще все чувства, кроме одного – пускай он делает с ней что хочет, ей все равно.
Алиса повернулась, потому что затекла рука, и встретила его насмешливый взгляд.
– Вдовушка… – протянул он.
Она только сейчас осознала, что они даже не разделись. На ней было все то же черное платье, теперь мятое, и Алиса с отвращением сбросила его. За целый день платье надоело ей до чертиков, к тому же оно было из какой-то плотной ткани, от которой у Алисы чесалось все тело.
Она искоса посмотрела на любовника. И что он только с ней делает? А если кто-то видел, как он вошел в квартиру? Хотя какая теперь разница… Один несомненный плюс от его визита имеется: она полностью успокоилась.
– У тебя телефон звонит, – сказал он. – Мне подойти, сказать, что ты в ванной?
– Ты что! – встрепенулась Алиса. – Это может по делу!
Звонил адвокат мужа. Разговор был коротким, после чего Алиса вернулась в спальню хмурая, как туча.
– Что там? – полюбопытствовал любовник, и Алиса удивилась – раньше он никогда не интересовался ее делами.
То есть и дел-то у нее особенных не было, все вопросы решал Константин. Значит ли это, что теперь любовник хочет быть ближе к ней? Возможно, он захочет, чтобы они жили вместе…
Алиса украдкой скосила глаза в его сторону и встретила внимательный, пристальный, заинтересованный взгляд. И поняла, что интересуется он неспроста – не потому, что волнуется за нее или собирается жить на ее деньги. Денег ему не нужно, поняла Алиса, во всяком случае, тех, что она может предложить. Он никогда ничего не дарил ей, даже безделушки, да она бы и сама не приняла – боялась, что муж узнает. Но любовник также не брал у нее денег.
Так что же ему от нее нужно?
Алиса поскорее отвернулась, чтобы любовник не прочитал ее мыслей, уж это он умел делать виртуозно.
– Так что там с адвокатом? – настиг ее вопрос.
– Да ничего, – с досадой ответила она, – темнит что-то. Сказал, что с завещанием не все так, как я могла бы ожидать. Знаешь этих адвокатов, они по-простому ничего не скажут, разведут бодягу… В общем, завтра все узнаю, у нас встреча…
– А ты сама что думаешь? – настойчиво продолжал он.
– Думаю, что какую-то часть наследства он дочке своей оставил. От первого брака, – неохотно ответила Алиса. – Он…
– Детей хотел? – Новые вопросы сыпались теперь пулеметной очередью.
– Да не то чтобы…
– А ты что же не подстраховалась? – В голосе любовника появилась насмешка. – Родила бы ему сына или вообще близнецов, была бы сейчас вся в шоколаде…
– Да кто же знал-то! – всерьез разозлилась Алиса. – Кто же мог подумать, что он так быстро умрет! Мы всего три года женаты! Были… – Голос ее сорвался, но не от горя, а от злости.
– Ну-ну… – он слегка отодвинулся, – ты – его законная вдова, и все, что было у него, теперь будет твое. Я помогу, если что…
Алиса повернулась к нему, чтобы понять, что же он имеет в виду, но внезапно ее охватила такая слабость, что она без сил упала на кровать и через минуту крепко спала. А когда проснулась утром, в квартире никого не было.
Надежду разбудил звонок мужа, он всегда звонил перед выходом из гостиницы, потому что потом закрутит деловая суета, на совещаниях мобильники отключают, и так до вечера.
– Надя, с тобой все в порядке? – спросил Сан Саныч. – У тебя голос какой-то усталый…
Надежда Николаевна мужа очень любила. Скучала по нему в разлуке, но иногда было неплохо расстаться на несколько дней. Поскольку тогда Надежда получала некоторую свободу. А свобода ей была нужна для того, чтобы заниматься расследованием всяческих криминальных дел, в которые Надежда влипала с завидным постоянством. Такая уж у нее была особенность. Или хобби.
Муж эти Надеждины приключения очень не одобрял, твердил, что все это очень опасно и рано или поздно кончится для Надежды плохо. Надежда и сама понимала, что преступники и убийцы не в игрушки играют и пару раз все могло закончиться летальным исходом, но ничего не могла с собой поделать. Поэтому взяла себе за правило мужа ни во что не посвящать. Чтобы он за нее не волновался.
Сан Саныч был человек неглупый и проницательный, так что Надежда внимательно следила за собой, чтобы не проговориться, потому что из любой брошенной вскользь мелочи муж мог сделать нелицеприятные для нее выводы.
Надежда мысленно прикинула, говорить ли мужу про похороны Кости Леденцова. Получалось, что говорить можно, поскольку муж в свое время работал в том же НИИ и Костю знал. Не близко, правда, но все-таки…
Муж ахнул, узнав печальную новость, вздохнул тяжело, но потом вспомнил о своих делах и заторопился, забыв даже потребовать бюллетень о здоровье кота. И Надежду ни в чем не заподозрил. А она, разумеется, не стала рассказывать ему про телефон у покойника в кармане и про звонок шантажиста.
– Вот так, – сказала Надежда, глядя на потягивающегося Бейсика, – и давай не будем рассказывать Саше про случай с витаминами.
«Ладно уж…» – мяукнул кот, зная, что по утрам с Надеждой лучше не ссориться, а то есть не даст.
Из ванной Надежда Николаевна услышала, что телефон снова разрывается.
– Надя… – послышался в трубке незнакомый слабый голос, – это ты?
– Я, – честно ответила Надежда, потому что это была, бесспорно, она, – а кто это говорит?
– Это Лида… Леденцова Лида, мы вчера виделись…
– Ох, извини, Лида, не узнала тебя по голосу! – Надежда и вправду обрадовалась.
Она как раз хотела поговорить с Лидой, но вчера не вышло, а тут жена Константина сама звонит. Все отлично складывается!
– Не извиняйся, меня многие не узнают… – прошелестела Лида, – видно, очень голос изменился…
Надежда не нашлась что ответить. То есть сказать-то ей было что, но вот захочет ли Лида выслушать…
Можно ли так распускаться, думала Надежда. Нет, ну конечно, если, не дай бог, муж умер в одночасье, это одно. А если муж бросил тебя пять лет назад, то это совсем другое. За пять лет можно это горе пережить и успокоиться. Или хотя бы на людях не показывать, как сильно это на тебя повлияло.
И за своим внешним видом нужно следить. Ведь Лида выглядит ужасно, не старая же женщина, еще пятидесяти нет… да в таком платье, которое она на похороны надела, коров пасти и то нельзя – у них молоко пропадет!
Тут Надежда осознала, что занимается злопыхательством, а это неприемлемо. Может, Лида болеет серьезно, оттого и выглядит так плохо. Да ей-то, Надежде, в конце концов, и дела нет. Ей бы предупредить Лиду, выяснить, чего хочет от нее шантажист, из-за чего Даше угрожает, а там пускай они сами разбираются.
Молчание нарушила Лида.
– Это я, Надя, хотела перед тобой извиниться, – сказала она с усилием, – за Дашкины вчерашние слова. Она ведь нарочно меня не позвала, я и не спала совсем.
– Что, у вас отношения плохие? – осторожно спросила Надежда. – У молодых характер часто трудным бывает… нужно с ними попроще… сдержаннее… терпимее…
– Ох, Надя, если бы только в этом было дело!
Надежда услышала в Лидином голосе слезы и неожиданно для себя сказала:
– Лида, а давай встретимся? Что мы по телефону-то переливаем из пустого в порожнее! Посидим, поговорим, вспомним старые времена. Ты вообще-то работаешь?
– Да, в технической библиотеке, но в августе она закрыта, нас всех в отпуск отправляют…
– Ну вот видишь… значит, время у тебя есть… – напирала Надежда, решив ковать железо, пока горячо.
Лида согласилась, подумав, и выбрала кафе на Воскресенском проспекте, сказала, что у нее потом там недалеко назначена деловая встреча.
– Какая у нее может быть встреча, да еще деловая? – недовольно спросила Надежда у оказавшегося рядом кота, ей очень не хотелось тащиться в такую даль.
Кот ничего не ответил.
Кафе Надежда нашла с трудом, до того оно было маленьким и затрапезным. Лиду она увидела сразу, хотя скорчившуюся фигуру в самом темном месте зальчика трудно было заметить. Несмотря на дневное время, народ в кафе был, привлеченный, очевидно, дешевизной.
Сегодня с утра было пасмурно и похолодало – как поется в старой песне, «скоро осень, за окнами август». Лида была в костюме, который когда-то и правда был деловым. Лет двадцать назад. И относительно хорошо сохранился, потому что его не так часто надевали. Сейчас он висел на Лиде, как на вешалке, потому что с тех пор, как его покупали, Лида похудела размера на три.
Надежда напомнила себе, что, в конце концов, Лидин внешний вид ее совершенно не касается, и вздохнула тихонько.
– Заказывать будете? – крикнула из-за стойки дебелая, сильно накрашенная девица.
Белая кружевная блузка с пышными рукавами делала ее еще толще. Помещение кафе было настолько маленьким, что девица не давала себе труда подходить к столику.
– Ты что пьешь? – спросила Надежда у Лиды.
– Чай… зеленый кажется… – вяло ответила та.
Надежда с сомнением поглядела в ее чашку. Там была какая-то бурда, цветом напоминающая настой из травы, которым ее мать поливает огурцы, чтобы лучше росли. Перед этим настой еще нужно выдерживать на солнце неделю.
«Только не это», – решила Надежда и крикнула девице, чтобы принесла капучино. Но тут же поймала взгляд женщины, которая сидела через столик от них. Вид у женщины был решительный и крепко сбитый. И костюм на ней был действительно деловой, вполне себе приличный. Женщина энергично ела какой-то салат и отрицательно покачала головой по поводу капучино.
– Берите лучше обычный эспрессо, – вполголоса сказала она, – в крайнем случае американо. Эта Ленка ленится молоко подогревать, так что капучино у нее всегда холодный. Зато выпечка свежая, она сама поесть не дура.
– Это видно, – согласилась Надежда и заказала две булочки с шоколадом и кофе, хотя внутренний голос шепнул ей, что мучного надо бы поменьше.
– Смотрю я на тебя, Надя, – улыбнулась Лида, видя, как Надежда с аппетитом откусила и правда очень свежую булочку, – и вижу, что все у тебя хорошо.
– И у тебя все не так плохо! – брякнула Надежда и осеклась, увидев, как потухло Лидино лицо.
– Слушай, ты уж извини меня за прямоту, – Надежда рассердилась на себя, на Лиду и на покойного Константина, – но так нельзя. Милка говорила, лет пять уже прошло с вашего развода, что ж ты так убиваешься? Ну возьми себя в руки наконец, одумайся, вокруг погляди, жить начни! Жизнь у тебя одна!
– Как все знакомо, – Лида грустно улыбнулась, – Даша мне то же самое твердила.
– А ты не слушала! Правильно она все говорит!
– Она уже не говорит. Она со мной вообще не разговаривает…
– Слушай, со взрослыми детьми всегда очень сложно… – Надежда вспомнила, для чего пришла на встречу – выяснить, кто может угрожать Даше. – Может, у нее свои неприятности, по работе там или в личной жизни… Может, она отца любила и не может принять тот факт, что вы разошлись?
– Господь с тобой, Надя, это подростки так могут думать или маленькие дети, а когда мы разошлись, Дашке уж двадцать лет было! И она с Костей отношений не поддерживала поначалу. Он, знаешь, вообще как-то с детьми не очень… все время я ею занималась… Дашка упорная такая, помощи, говорит, от него в учебе не приму, сама всего добьюсь. Ну, институт закончила, сама работу нашла. Вроде бы у нее по работе все хорошо… она подробности не рассказывала.
– А в личной жизни? Друг у нее есть? Замуж не собирается?
– Вот замуж точно не хочет, – вздохнула Лида, – как-то крикнула мне в сердцах, когда мы ругались, что не желает, чтобы какой-нибудь… просто неприличное слово употребила, так вот, чтобы какой-нибудь урод сделал с ней то же, что Константин со мной! А потом меня во всем обвинять начала – дескать, сама я во всем виновата, сама неправильно себя вела, нужно, чтобы стержень в характере был, твердая сердцевина. Ведь ничего же особенного со мной не случилось – подумаешь, муж бросил. Так не я первая, не я последняя… с кем не бывает, люди как-то живут и после развода, и ничего…
– Ну да, – кивнула Надежда, – я-то знаю. Трудно, противно мне в свое время было, но как-то все со временем утряслось. Теперь только поняла, что все, что ни делается, – к лучшему, что настоящий-то муж именно этот, второй, Саша мой…
– Ох, Надя, у меня все не так, как кажется, – вздохнула Лида. – Думаешь, не вижу себя со стороны? Кажусь полной развалиной и клинической идиоткой, и ничего тут не изменить…
Надежда машинально доела первую булочку и допила кофе.
– Ладно, – снова вздохнула Лида, – видно, придется все рассказать. Тебе можно, ты всегда мне нравилась. Значит, жили мы с Костей, в общем-то, неплохо, он работал, я больше Дашкой занималась да семейный очаг хранила. Дашка у меня в девяностом родилась, тогда трудное время было. Ну, Костя крутился, конечно, как мог, все бизнес пытался наладить. С начальниками, говорил, ничего не получается, норовят всю прибыль сразу растащить, ничего в дело не пустить. Живут, в общем, одним днем, о будущем не думают.
– Помню я, что он одним из первых из института ушел, – вставила Надежда.
– Да, они втроем создали предприятие, перебивались еле-еле, потом один компаньон что-то не то сделал, подвел их очень, они едва не разорились. Костя злой такой был, я уж боялась лишнее слово сказать, чтобы под горячую руку ему не попасться. А потом как-то и говорит, что нужно все делать самому, без компаньонов, тогда, мол, никто не подставит, не подведет и не ограбит. Сам на себя работаешь, самому себе доверяешь, сам себе хуже никак не сделаешь, себя не подведешь. И прибыль ни с кем делить не надо. Свою, в общем, нужно фирму создавать. Только капитал стартовый нужен. Без него не обойтись.
– Это уж точно, – согласилась Надежда.
– Ну, у нас не было ни квартиры лишней, ни дачи на Карельском, чтобы участок в двадцать соток на берегу залива, так что я эти его разговоры мимо ушей пропускала. Тем более тогда у меня мама как раз болела и потом умерла. В общем, Костя своими делами был занят, мы с Дашкой его и не видели совсем. Похудел весь, почернел, на себя был не похож. А потом все вроде на лад у него пошло. В доме деньги появились, на море нас с Дашкой по два раза в год отправлял, машину новую купил. Хотели загородный дом строить, уже участок он купил. А квартиру эту решили пока не продавать, потом Дашке оставить. И вот сижу я как-то дома, вдруг смотрю – с потолка на кухне капает. Я – наверх, к соседям, там что-то у них прорвало и потекло. Хорошо, я дома была, заметила, а то бы потоп был на все этажи, а так быстро ликвидировали. У нас потолок подвесной, а только смотрю я – капает на антресоли. Испугалась я, что вода застоится и плесень пойдет, и решила антресоли разобрать.
Тут Лида посмотрела на Надежду с таким отчаянием, что та невольно задумалась, что же Лида нашла на тех антресолях. Не скелет же Костиной любовницы, который он забыл там лет десять назад…
Лида посидела немного, отпила остывшей бурды из своей кружки, потом глубоко вдохнула и продолжила сдавленным голосом:
– Была у меня бабушка…
«У меня тоже, – подумала Надежда, – ну и что такого?»
– Характер у нее непростой был, она с мамой моей не очень ладила… Понимаешь, отец раньше женат был, недолго… потом первая жена его умерла. Заболела – и сразу… В общем, он с мамой тогда и не знаком был. Но потом познакомились они и поженились очень быстро. А бабушка… она против была, уж не знаю почему. И так они с мамой мало виделись, мама и меня к ней не пускала. А потом, когда я уже в институте училась, звонит она как-то и приглашает к себе. Я пришла, смотрю – вид у нее нехороший, болеет, видно. А она взгляд мой перехватила. Да, говорит, я уж все про себя знаю, недолго осталось. Ты не волнуйся, не для того тебя позвала, чтобы ты за мной горшки выносила, все у меня предусмотрено, соседке квартиру оставляю, она за мной ухаживать будет до самого конца. А тебе завещаю одну вещь. И достает из ящика стола медальон. Такой… тонкой работы, из темного потускневшего золота. Это, говорит, наша фамильная вещь, очень старинная. Нужно эту вещь хранить, потому что медальон этот не простой, в нем огромная сила заключена. Вещь эта в нашей семье уж лет пятьсот хранится, там, внутри, портрет нашей прапрапрабабки. И дает мне в руки медальон этот. Небольшой, но тяжелый ужасно. И какая-то от него и правда энергия идет, или уж мне показалось от неожиданности. На крышке вензель выгравирован – «Е» и «В». Открываю я медальон этот, а там портрет женщины. – Лида остановилась, снова отпила из чашки. – Женщина такая… молодая, волосы темные, густые, брови широкие черные, глаза прямо сверкают. И вроде бы красивая, а смотреть на нее страшно. Я поскорее закрыла медальон, отпихнула его от себя. Что вы, говорю, бабушка, мне ничего не надо. А она как рявкнет – тебя, мол, и не спрашивают! Ты обязана его взять и хранить как зеницу ока, никому не показывать и никогда никому не отдавать. Его вообще, говорит, отдать нельзя и продать тоже нельзя. Если продашь или потеряешь, то и тебе и тому человеку, к кому он от тебя перейдет, плохо будет. Очень плохо! А теперь, говорит, поклянись передо мной здоровьем своим и жизнью, что никому его не отдашь!
– Неужели ты поклялась? – не выдержала Надежда.
– Сама не знаю, что на меня нашло, она смотрела на меня как удав на кролика, у меня одна мысль была, как бы уйти, – призналась Лида. – Ну, в общем, отпустила она меня. Храни, говорит, эту вещь, и пока она с тобой, все будет хорошо. А потом передашь ее своей внучке. «А если внучки у меня не будет?» – спрашиваю. «Обязательно будет, – бабушка говорит, – такого быть не может, чтобы не было внучки». И засмеялась, закашляла… тогда тетка какая-то прибежала, стала ее лекарством поить, на меня руками замахала – уходи, мол, скорее… Ну, я и ушла. Через месяц звонит мне та тетка: умерла, мол, бабушка твоя, уж и похоронили. Я: чего же не сказали? Она сама, тетка отвечает, так велела сделать. Ну и ладно. Маме я про это ничего не сказала, бабушка так велела. А когда замуж вышла, то Косте упомянула.
– Зря, – вставила Надежда.
– Ну так ведь влюблена была в него, думала, что все у нас будет общее… в общем, не помню уже, как у меня вырвалось… – вздохнула Лида. – А как въехали мы в эту квартиру трехкомнатную, так после ремонта я и засунула медальон этот в старый чемодан на антресоли. Думаю, если воры в квартиру попадут, туда уж точно не полезут. И Дашка чтобы не нашла, знаешь, какие девчонки любопытные. И честно говоря, в суете и забыла про него, долго не открывала тот чемодан и вообще не заглядывала на антресоли. Не было у меня желания тот медальон в руки брать и на портрет своей пра-пра… бабки смотреть. Не тот случай.
– Понимаю… – протянула Надежда.
– И вот, когда соседи-то нас залили, полезла я на антресоли, вытащила чемодан. И как стукнуло меня – медальон проверить. Несколько лет не проверяла, а тут вдруг решилась. Тем более такой случай. Не поверишь, я уж и руку протянула, чтобы чемодан открыть, и тут меня как будто кольнуло – не надо! Сердце так и замерло, в глазах потемнело. Чувствую, будет сейчас что-то плохое. Ну, посидела, отдышалась, да и думаю: что же такое со мной? Нельзя так распускаться. Трясущимися руками открыла тот треклятый чемодан, перебрала вещи какие-то ненужные, которые давно пора выбросить, а уже про себя знаю, что все плохо, потому как вещички эти свалены кое-как, как бог на душу положит, а у меня-то все аккуратно лежало. Ну, и на дне там была коробочка из-под леденцов, а в ней медальон в кусок старого бархата завернутый лежал. Коробочка на месте, но я не успокоилась. Взяла ее в руки – и все поняла. Говорила я тебе, что медальон небольшой был, но очень тяжелый?
– Говорила… – вздохнула Надежда.
– Ну вот, взяла я ту коробочку в руки и все поняла. Открыла все-таки, чтобы убедиться… – Голос у Лиды совсем пропал, теперь она едва шевелила губами: – В общем, лежит там та тряпочка, бархат вытертый, а медальона нет.
– И что ты сделала?
– Да ничего. Сижу на полу возле чемодана этого и молчу. Наверное, часа два так просидела, оцепенела вся. И думаю, что все теперь кончено, вся жизнь моя прахом пошла. И бороться с этим никаких сил нет. А тут как раз Константин приходит. Он обычно-то поздно возвращался, а тут, видно, забежал рубашку переодеть или взять что-нибудь… Как увидел меня в прихожей рядом с чемоданом – так сразу все понял. И я все поняла. То есть я точно знала, что он медальон взял, больше некому, только Константин знал, где я его храню. «Что же ты наделал, – шепчу, – зачем ты его взял?» А он как начал орать! Что надоело ему все, что он один горбатится, а я на его шее столько лет сижу, что на эти деньги, что за побрякушку дурацкую выручил, он бизнес свой продвинул, и в конечном счете все на нас с Дашкой и пошло. «Да как же ты посмел, – говорю, – тайно взять чужую вещь, ведь она фамильная, мне ее бабушка завещала, а ты, выходит, украл?» Как посмотрел он на меня, думала, изобьет сейчас. А я гляжу на него снизу – не мой муж! Рот на сторону кривится, глаза какие-то мутные, и злобой прямо исходит. А он уж и вовсе начал орать что-то несусветное. Потом обозвал меня по-всякому и в спальню ушел. Слышу – возится там, дверцей шкафа скрипит. Потом выходит с чемоданом. Ухожу, говорит, и буду разводиться. Надоели вы мне хуже горькой редьки, к черту все! И ушел.
– И ты его просто так отпустила? – удивилась Надежда.
– А что я должна была делать? Я вообще тогда плохо соображала. А потом совсем заболела. Первое время во сне бабушку видела, она меня упрекала, что ее наследство не уберегла. Потом и вовсе кошмары сниться начали. Совсем спать перестала. Врач какие-то таблетки выписал, от них вроде сном забудешься, зато днем ходишь как пьяная. Окружающие-то думали, что я так страдаю оттого, что муж бросил. А все вышло, как бабка моя предсказывала. Если, говорила, не убережешь вещь нашу фамильную, то очень плохо тебе будет. Так и есть…
Как уже говорилось, Надежда Николаевна Лебедева не верила ни в сглаз, ни в порчу, ни в проклятье. То есть не то чтобы не верила, но относилась с осторожностью. Мало ли что бабка предсказывала? А распускаться все равно нельзя. В жутком платье ходить, косметикой не пользоваться – это уж чересчур…
– А ты Константина-то спрашивала, куда он тот медальон дел?
– Да мы с тех пор с ним не разговаривали. Разводились через адвоката, он сразу сказал, что Константин нам оставляет квартиру и чтобы на большее я не рассчитывала. А если только попытаюсь хоть что-то из фирмы отсудить, тогда он нас с Дашкой вообще в коммуналку запихнет. Денег, мол, у меня на адвокатов все равно нет, так чтобы сидела тихо и не рыпалась.
– Надо же, какой скотиной твой муженек оказался, – пробормотала Надежда, – а мы-то его в институте за приличного человека держали. Да, богатство меняет человека… Как же ты его проглядела? Все-таки столько лет прожили…
– Двадцать два года, – вздохнула Лида. – Ну да что об этом теперь говорить…
Надежда незаметно поглядела на часы. Сидят они тут, переливают из пустого в порожнее, а толку – чуть. Потому что никаких ответов на свои вопросы она не получила.
Чего хочет от Лиды шантажист? Чтобы она отдала ему какую-то вещь. Может быть, медальон? Но у Лиды его точно нет. И у Даши тоже. И, судя по словам Лиды, у Константина медальона тоже не было, он продал его пять лет назад, чтобы бизнес расширить. Так с чего вдруг такой ажиотаж через пять лет?
Если Леденцов своей жене наврал, то есть медальон он вовсе не продал, то для чего тогда было его красть? Странно как-то…
Надежда решила рассказать Лиде все как есть и уже достала из сумки тот самый телефон.
– Лида, тут, понимаешь, какое дело… – начала она, но тут Лида, в свою очередь, взглянула на часы, охнула и вскочила с места.
– Ой, я опаздываю! Дашка меня убьет! Пока, Надя, звони, если что!
И убежала, причем волосы не пригладила и губы не накрасила. Ну как так можно на улицу выйти!
Карету подбросило на особенно глубокой рытвине, и маэстро Лоренцо проснулся. Все тело болело от этой ужасной дороги, хотелось есть, хотелось выпить бокал приличного вина, а не здешнего отвратительного пойла, хотелось выспаться на чистых простынях, хотелось, в конце концов, поговорить с приличным, образованным человеком.
Карета все еще тряслась по ухабам. По крыше стучал дождь, капли проникали в щели, попадали за воротник.
Маэстро Лоренцо приподнялся на кожаных подушках, открыл переднее окошко и ткнул тростью в спину возницы. Старый хрыч недовольно обернулся:
– Чего изволите, досточтимый господин?
– Разве непонятно, чего я изволю? Я желаю знать, когда мы наконец приедем в этот чертов городишко, название которого доброму христианину не выговорить и за золотой эскудо!
– Хозяин постоялого двора, где мы ночевали, божился, что мы будем там к полудню.
– К полудню? – возмущенно переспросил маэстро Лоренцо. – А мне сдается, что уже темнеет!
– Ваша правда, досточтимый господин, – невозмутимо отозвался возница. – Скоро совсем смеркается. Должно быть, подлец трактирщик наврал. Или мы ненароком сбились с пути.
– И что же теперь делать? Ночевать под открытым небом?
– Прямо и не знаю, досточтимый господин! Как назло, еще этот чертов дождь хлещет, да и лошадки притомились… видите, они едва плетутся…
Маэстро Лоренцо выглянул в окно. Вокруг дороги тянулась унылая пустошь, кое-где поросшая кустами. Вдалеке чернел лес. В стороне от дороги брела молодая крестьянка с вязанкой хвороста на спине. Голова ее была прикрыта от дождя полой плаща.
– Эй, красотка! – окликнул ее маэстро Лоренцо. – Скажи нам, есть здесь какой-нибудь постоялый двор или вообще человеческое жилье?
Крестьянка обернулась, увидела карету и вдруг бросилась бежать не разбирая дороги. Вязанку хвороста она уронила, но, кажется, даже не заметила этого.
– Что это с ней? – удивленно проговорил маэстро Лоренцо. – Она словно дьявола увидела!
– Правду говорят, – рассудительно проговорил возница, – в Трансильвании люди бывают двух сортов: полоумные и вовсе сумасшедшие. И не всегда удается первых отличить от вторых.
– И что же нам теперь делать? – маэстро Лоренцо откинулся на подушки. – Не иначе, придется ночевать под открытым небом, да еще и на голодный желудок.
– Может, святая Катерина смилуется над нами и укажет дорогу… – проворчал возница и вдруг привстал на козлах. – Гляньте-ка, досточтимый господин, кажется, святая услышала наши молитвы! Впереди и впрямь какое-то жилье!
Маэстро Лоренцо чуть не по пояс высунулся в окошко кареты, вгляделся в сгущающиеся сумерки.
Впереди, примерно в миле от них, смутно вырисовывался высокий холм, на вершине которого чернели стены замка, увенчанные зубцами, как зубами дракона.
– Замок! – оживился итальянец. – А замок – это хороший ужин, и приличное вино, и чистая постель, и благородные господа, а не грубые трансильванские мужики!
– По мне, так хороший постоялый двор лучше любого замка… – проворчал возница, тем не менее взбодрил ударом кнута утомившихся лошадей.
– Да, тебе больше нравятся постоялые дворы, крестьянская еда, кислое вино, постели с клопами… – неодобрительно бросил итальянец в спину возницы.
Тот не смолчал, проворчал, не оборачиваясь и как бы ни к кому не обращаясь:
– Зато на постоялом дворе тебе всегда рады, тебе или твоим талерам, а в замок еще неизвестно, пустят или не пустят! А в клопах нет ничего страшного, небось они кусаются не так больно, как господские собаки…
– Особенно если удастся затащить в постель пухленькую крестьяночку!
Лошади почуяли близкий отдых и побежали быстрее, хотя дорога пошла в гору да и дождь усилился.
Прошло еще несколько минут, и теперь уже хорошо были видны высокие каменные стены и темные зубцы башен. Дорога свернула, по спирали поднимаясь на холм, и очень скоро карета остановилась перед воротами.
На стене над этими воротами маэстро Лоренцо разглядел высеченный в камне герб – свернувшийся на щите свирепый дракон с длинными оскаленными зубами и хвостом, заканчивающимся острым трезубцем.
Возница с кряхтением слез с козел, подошел к воротам и постучал в них кнутовищем.
В створке ворот открылось зарешеченное окошко, и грубый голос осведомился:
– Кто это пожаловал в такой поздний час?
– Передай своему господину, что досточтимый мастер Лаврентий из самой Италии…
– Что ты несешь, старый дурак! – оборвал его маэстро и проговорил, высунувшись в окно: – Изволь передать своему господину, любезный, что его гостеприимства просит маэстро Лоренцо ди Сан Романо, придворный скульптор и живописец курфюрста Саксонии! Я еду из Рима к своему венценосному господину и заблудился…
– Господин граф на войне, – с достоинством ответил привратник, – он сражается с турками во главе королевского войска, но я передам ваши слова ее сиятельству госпоже графине.
Окошко захлопнулось, и на какое-то время наступила тишина, нарушаемая только монотонным шумом дождя.
Наконец за воротами послышались тяжелые неторопливые шаги, и створки с громким скрипом распахнулись. В проеме ворот показался человек огромного роста в суконном венгерском кафтане. Поклонившись, он проговорил:
– Госпожа графиня просит вас пожаловать!
Карета въехала в мощенный булыжником двор и остановилась перед крыльцом.
– Любезный, – маэстро Лоренцо повернулся к привратнику, – позаботься о моих лошадях. Ну, и о нем тоже. – Он кивнул на утомленного возницу.
– Не извольте беспокоиться, ваша милость!
– И еще – скажи, кого мне благодарить за гостеприимство? Назови благородное имя хозяйки этого замка!
– Вы не знаете? – Привратник с каким-то странным выражением взглянул на итальянца. – Вы, любезный господин, находитесь в замке Чейте, во владениях госпожи графини Эржбеты Батори, супруги королевского воеводы Ференца Надошдя.
За дверью итальянца встретил мажордом, такой же рослый и мрачный, как привратник. Окинув гостя тяжелым взглядом, он проговорил:
– Следуйте за мной!
Они прошли по холодным и темным коридорам замка и оказались в большой зале с высоким сводчатым потолком, терявшимся в темноте. В огромном камине пылали целые бревна. Посреди залы стоял длинный стол, за которым вполне могли разместиться две сотни гостей. Однако сейчас за этим столом сидели только четыре человека. Трое из них были мужчины. Один – высокий сухощавый старик с длинными обвислыми усами, в венгерском расшитом камзоле. Второй – толстяк лет сорока с маленькими, заплывшими жиром глазками. Третий – карлик, большая голова которого едва возвышалась над столом.
Но самым заметным человеком в этой зале была женщина, которая сидела во главе стола. Она была молода и, несомненно, красива, но в этой красоте было что-то страшное, пугающее. Черные глаза пылали, как два раскаленных угля, бледное лицо, обрамленное черными кудрями, показывало быструю смену выражений – от радости и гостеприимства до коварства и подозрительности.
Определив в этой женщине хозяйку замка, маэстро Лоренцо почтительно склонился перед ней и проговорил:
– Позвольте выразить вам свою благодарность, любезная госпожа графиня! Ночь застала меня в пути, и мне пришлось бы заночевать под открытым небом, под холодным дождем, ежели бы не ваше гостеприимство.
– Оказать гостеприимство путнику – священный долг каждого истинного христианина, – ответила ему графиня с приветливой улыбкой, – тем более такой любезный и благородный гость может скрасить нашу провинциальную скуку. Вы ведь прибыли в наши края из благословенной Италии?
– Да, я еду из Рима ко двору моего досточтимого господина, курфюрста Саксонии. Я ездил на родину, дабы привести в порядок кое-какие семейные дела.
– Вы едете из Рима? Так вы, должно быть, видели его святейшество папу?
– Да, мне выпала эта честь. – Итальянец с достоинством склонил голову. – Его святейшество удостоил меня беседы и был весьма благосклонен.
– Какое это счастье для всякого христианина! – пылко воскликнула графиня и тут же переменила тон: – Что же я мучаю вас разговорами, когда вы голодны и устали? Прошу вас занять место за столом и разделить нашу скромную трапезу! – Повернувшись к сидевшему по левую руку от нее толстяку, она проговорила: – Конрад, пересядь на соседний стул. Я хочу, чтобы наш гость сидел рядом со мной и развлекал меня беседой.
– Слушаюсь, моя госпожа!
Толстяк, на лице которого промелькнуло недовольство, тем не менее пересел, освободив место для итальянца.
Маэстро Лоренцо сел рядом с графиней и невольно залюбовался ее лицом.
На службе у саксонского государя ему приходилось писать портреты всех членов княжеской семьи и многих придворных, но он ни разу не видел лица столь необычного и выразительного. Быстрые и неожиданные изменения этого лица пугали, но в то же время и восхищали его, завораживали, как завораживает опасная и могущественная стихия. В этом лице, несомненно, было что-то демоническое, но как художник он многое бы отдал за то, чтобы перенести эти необычные черты на холст или хотя бы на бумагу.
Графиня тем временем хлопнула в ладоши. По этому знаку к столу подошли несколько слуг с блюдами и подносами, уставленными очень привлекательными на вид кушаньями.
– Конечно, у нас все попросту, – проговорила графиня, повернувшись к гостю. – В Италии и при дворе саксонского государя вы привыкли к более изысканным кушаньям и тонким винам, но я надеюсь, что вы простите нас, провинциалов…
– Что вы, графиня! – искренне возразил итальянец, щедро накладывая на свою тарелку какое-то кушанье, источавшее весьма аппетитный аромат. – Что вы, насколько я могу судить, ваша кухня выше всяческих похвал!
– Вы очень добры! – ответила ему графиня.
Маэстро Лоренцо поднес к губам золотой кубок с вином, и на лице его отразились удивление и восторг:
– Даже в лучших домах Рима мне не доводилось пробовать столь чудесное вино!
– Я рада, что угодила вам, – улыбнулась хозяйка.
– Благодарность моя не знает границ, – продолжал итальянец, – не знаю, чего бы я не сделал, любезная госпожа, чтобы отплатить за ваше гостеприимство!
– Ловлю вас на слове. Если вы и впрямь хотите доставить мне удовольствие, задержитесь в моем замке на несколько дней и напишите мой портрет. Я наслышана об удивительном искусстве итальянских художников и была бы рада иметь портрет вашей кисти. А еще лучше – мое миниатюрное изображение, которое я могла бы подарить мужу, дабы он носил его при себе, отправляясь на войну.
– Милостивая госпожа графиня! – пылко воскликнул маэстро Лоренцо. – Вы не представляете, с каким удовольствием я выполню вашу просьбу! Я и сам хотел просить у вашей милости позволения запечатлеть ваши прекрасные черты, и только скромность не позволяла мне попросить вас об этой чести.
– Вот и славно! – Графиня удовлетворенно улыбнулась. – Не сомневайтесь, я щедро оплачу вашу работу!
В это время к столу подошла молодая красивая служанка с кувшином вина в руках. Маэстро Лоренцо невольно залюбовался ею. Пламя, пылавшее в камине, бросало багровые отблески на удивительно белую кожу девушки, голубые глаза сияли, как августовские звезды. Служанка подошла к итальянцу, чтобы подлить в его кубок вина. Вдруг карлик, который сидел чуть в стороне, выставил ногу. Служанка споткнулась и плеснула немного вина на камзол маэстро. Девушка ахнула, ее лицо залила смертельная бледность.
В ту же секунду графиня схватила служанку за руку, рванула к себе и закричала тонким злым голосом:
– Мерзавка! Что ты натворила! У тебя вместо рук крючья, как у цыган, которые ловят бродячих собак! Тебе нет прощения! Ты годишься только для того, чтобы убирать навоз за скотиной, а не прислуживать за господским столом!
– Госпожа, – попытался урезонить графиню итальянец, – девушка не виновата… не судите ее так строго…
Он не успел договорить, как графиня вонзила в руку служанки двузубую вилку, пригвоздив ее к столу. Девушка громко вскрикнула, алая кровь брызнула на ее рукав.
Маэстро Лоренцо от такого зрелища лишился дара речи.
Графиня же как ни в чем не бывало повернулась к нему и проговорила прежним, любезным и приветливым, голосом, каким вела застольную беседу:
– Вы слишком добры, маэстро! С простонародьем нельзя допускать мягкость, иначе мужичье сядет нам на шею! Только строгость, строгость и справедливость!
Живописец не нашелся что ответить. Он не мог отвести взгляд от окровавленной руки служанки и от ее перекошенного болью лица.
Графиня тем временем взмахнула рукой, и тут же от стены залы отделились двое дюжих слуг. Подхватив служанку, которая была в полуобмороке от боли и страха, они выволокли ее из залы.
Графиня же повернулась к итальянцу и с самым непринужденным видом продолжила разговор:
– Итак, маэстро, когда вы сможете начать работу над моим портретом?
Живописец, все еще находившийся под впечатлением ужасной сцены, попытался что-то ответить, но язык не слушался его, он словно примерз к гортани. Графиня по-своему истолковала его замешательство:
– Я вижу, вы устали. И правда, я – плохая хозяйка: пристаю с разговорами к утомленному путнику. Если вы сыты, один из моих слуг проводит вас в отведенные для вас покои, а разговор о моем портрете мы продолжим завтра.
Маэстро Лоренцо поднялся из-за стола, вымученно улыбнулся и с трудом проговорил столь же вымученные слова благодарности. К нему тут же подошел дюжий слуга (похоже, все слуги в этом замке были богатыри как на подбор) и с почтительным поклоном повел итальянца прочь из обеденного зала.
Они шли по узкому темному коридору. Провожатый держал в руке бронзовый подсвечник, освещая им дорогу. Пламя свечей озаряло замковый коридор тревожным колеблющимся светом. В этом свете живописцу мерещились скрывающиеся по углам тени, а стоило ему отвлечься от них, как перед его глазами возникала все та же картина – окровавленная рука молодой служанки и ее лицо, бледное от боли и страха… И еще – лицо графини, которая не пыталась скрывать удовольствие от причиненной девушке боли.
Коридор закончился, они оказались перед лестницей. Крутые каменные ступени вели отсюда и вверх – на второй этаж замка, и вниз – в подземелья. В какой-то миг живописцу показалось, что он слышит доносящийся снизу приглушенный крик, исполненный страдания. Он повернулся к своему провожатому и спросил:
– Что это?
Тот, однако, ничего не ответил, только пожал плечами, словно показывая господину, что ничего не слышал.
– Да будто! – раздраженно проговорил живописец. – Ты не мог этого не слышать! Там, внизу, кто-то кричал!
Но слуга отрицательно покачал головой и промычал что-то невнятное.
– Так ты нем, любезный! – догадался живописец, на что слуга энергично закивал и широко открыл рот.
Маэстро Лоренцо увидел у него во рту отвратительный обрубок языка, который шевелился как отдельное живое существо.
– О господи… – пробормотал он испуганно, – кто отрубил тебе язык?
Слуга снова невнятно замычал, нахмурился и начал подниматься по лестнице.
Живописцу ничего не оставалось, как последовать за ним, если он не хотел остаться в темноте.
Поднявшись на верхний этаж, безмолвный слуга открыл одну из дверей и впустил гостя в просторную и удобную комнату. В камине были уже сложены дрова, которые через минуту весело запылали. Растопив камин, слуга приготовил гостю постель, зажег свечу в подсвечнике на столе, поставил рядом с умывальником кувшин с водой и удалился с почтительным поклоном.
Закрыв за ним дверь, маэстро Лоренцо разделся и лег. Он думал, что не сможет заснуть после той отвратительной сцены, свидетелем которой стал за ужином, но день выдался такой долгий и утомительный, а постель была столь мягкой, что через минуту он уже спал крепким сном.
Даша под руку с матерью вошла в приемную адвоката.
За столом сидела худая блондинка с узкими бесцветными губами. Темный официальный костюм, старомодная белая блузка, профессионально бесстрастный взгляд. Жидкие волосы мышиного цвета были гладко зачесаны и скреплены резинкой. Секретарь адвоката. Но наверняка предпочитает, чтобы ее называли помощником. Или – еще круче – ассистентом.
Даша мысленно прилепила на нее ярлык – вяленая селедка.
Селедка подняла на вошедших женщин бесцветные глаза и осведомилась тусклым голосом:
– Вам назначено?
Даша хотела поставить эту мымру на место, но сумела сдержаться и ответила с достоинством:
– Я – Дарья Константиновна Леденцова. А это – моя мать Лидия Борисовна.
«Селедка» сделала вид, что сверяется со своими записями, как будто Дашина фамилия ничего ей не говорила, и прежним тусклым голосом сообщила:
– Проходите. Вениамин Львович вас ожидает.
Женщины подошли к двери кабинета, но в последний момент Даша оглянулась на тусклую секретаршу и успела перехватить в ее глазах какое-то странное выражение. Что это было? Насмешка? Высокомерие? Сочувствие? Да нет, все, что угодно, только не сочувствие!
Открывая дверь, Даша снова подумала, не зря ли она взяла с собой мать. Та с самого начала хотела отправиться к адвокату – как она говорила, в качестве моральной поддержки. Даша безуспешно старалась переубедить ее: «Нечего тебе там делать! Только лишний раз унижаться! Только лишний раз встречаться с той женщиной…» Даше хотелось употребить гораздо более грубое слово, но она удержалась. Нужно держать себя в руках.
Нельзя опускаться, нельзя терять достоинство… Это мать так говорила, она очень не любила, когда при ней употребляли неприличные слова. Вечно всех успокаивала, вечно сглаживала углы, вечно твердила, что мужу нельзя перечить. И отцу тоже. Пришел человек с работы усталый, что-то у него там не ладится, рявкнул грубо – так смолчи! Он и успокоится, а когда поест, то и вовсе добрым станет. Главное, чтобы он был твердо уверен – семья не подведет, в семье всегда его поймут и поддержат. Тогда и дела у него наладятся.
Мать повторяла это неустанно, сама в эту чушь верила и Даше пыталась привить такое отношение. И чего добилась? Отец ушел со скандалом, бросил их без средств, а все деньги достались его молодой жене. Ну что же, надо держать удар, она призывала к этому мать. Но безуспешно.
На отца Даша злилась, причем его смерть не изменила ее отношения. Он ушел, даже не попрощавшись с нею, и больше не пытался с ней связаться. Как будто ее вообще нет. И никогда не было.
Вот именно: единственную дочь выбросил из своей жизни, как будто она использованный билет на поезд, пустой спичечный коробок, мандариновая корка! Ладно, с матерью они развелись, но она-то, Даша, что плохого ему сделала? Не то чтобы у них были особенно близкие отношения, но все же она – его родная дочь. Причем единственная. И не заслужила такого отношения.
Это Даша тогда так рассуждала, когда мать совершенно с катушек съехала после ухода отца.
Мать Даша презирала и давно махнула на нее рукой. Со временем нужно будет с матерью разъехаться или снять квартиру. Очень возможно, что скоро она так и сделает.
В груди разлилось тепло, как всегда, когда Даша думала кое о ком. И сердце забилось часто-часто, а потом заболело, но эта боль была сладкой. Господи, как же она скучает по своему любимому! Нет, больше нет сил терпеть разлуку. Нужно изменить свою жизнь. И она сделает это в самое ближайшее время.
Но сейчас Даша приказала себе успокоиться, потому что нужно сосредоточиться на деле.
Открыв дверь и войдя в кабинет адвоката, она сумела сохранить невозмутимое выражение лица.
Та девка уже сидела перед столом юриста и беззастенчиво строила ему глазки. Стерва. Вырядилась в черное, изображает безутешную вдову, а сама выглядит, как картинка из «Плейбоя». Юбка короткая, так что все ноги на виду, вырез чуть не до пупа… Фигура, конечно, у нее неплохая, что есть, то есть, однако морда самая обыкновенная, невыразительная, глазки узенькие, и щеки свисают. Ага, всю ночь прорыдала, по мужу убивалась, да кто же в это поверит?..
Даша скрипнула зубами и постаралась взять себя в руки. Сдержанность – ее главное оружие. Ни в коем случае нельзя терять достоинство. Она – не мать, которая совершенно расплылась после похорон, как мороженое на асфальте, смотрит жалко, выглядит, как умирающий лебедь. Потащилась на похороны отца, якобы чтобы ей, Даше, не было так одиноко. А на самом деле – чтобы себя еще больше растравливать. Есть такие люди – им только дай в зарастающей ране покопаться, а то и жить неинтересно.
И вчера, после звонка адвоката, мать всполошилась, засобиралась. Тут уж Даша не выдержала, высказала ей все, что думает. Накричала даже: кончай, мол, себя и меня позорить, выглядишь, как побитая собака, людей стыдно. Если честно, то на всю эту публику, что приперлась на похороны, Даше было глубоко плевать, но мать вела себя отвратительно, хотелось устроить ей хорошую взбучку. Мать ничего не ответила на ее грубость, только поникла, ушла в свою комнату, а тут адвокат снова позвонил и официальным тоном велел матери тоже прийти. Ее-то зачем дергать, недоумевала Даша.
Ладно, сейчас нужно держать себя в руках и не отвлекаться на посторонние мысли.
Даша сделала вид, что не замечает эту стерву, отцовскую вдову, сдержанно поздоровалась с юристом. Мать при виде Алисы ничего не сказала, но, видно, усилием воли сделала лицо тверже и опустилась в свободное кресло. Даша села рядом с ней, сложила руки на коленях, как примерная ученица.
– Ну что ж… – Адвокат откашлялся, придвинул к себе папку с документами, поднял глаза на трех женщин, старавшихся не замечать друг друга. – Поскольку все заинтересованные лица присутствуют, начнем оглашение…
Закончить фразу он не успел.
– Почему здесь посторонние? – прошипела Алиса, как будто только что заметила мать и дочь, вынырнув из пучины горя.
– Кого это ты имеешь в виду? – Даша повернулась к ней и привстала, будто собиралась броситься в атаку.
И сама на себя рассердилась – ненадолго же ее хватило. Ведь хотела держаться ровно, ведь сама себе слово давала! Вон и мать укоризненно качает головой, эта жалкая личность еще ее осуждать будет!
– Давайте будем держаться вежливо… – прошелестела Лидия, – в память о Константине…
– Ты еще будешь встревать! – Алиса оскалилась. – Тебя здесь вообще не должно быть! Ты ни на что не можешь претендовать! Ты не имеешь никакого права здесь находиться!
– Ты бы заткнулась! – выкрикнула в ответ Даша. – Лучше было бы, если бы ты сидела в своем Задрипанске или вообще не родилась на свет! Лучше для всех, и в первую очередь для отца!
– Дамы, я прошу вас оставаться в рамках! – Адвокат недовольно поморщился, привстал, переводя взгляд с Алисы на Дашу и обратно. – Давайте не будем тратить время…
– Да успокойся ты наконец! – Лидия тронула дочку за руку. – Не нужно кричать! Я прошу тебя!
Даша зло посмотрела на мать, потом выдохнула, опустилась в кресло, сжала кулаки.
Алиса победно усмехнулась и отвернулась, мимоходом поглядев на свое отражение в узком зеркале, висевшем в простенке. Вид в зеркале ей не понравился – волосы растрепаны, помада размазалась. И несмотря на то что сегодня вместо осточертевшего вчера платья она надела короткую черную юбку и джемпер с вызывающим вырезом, все равно выглядела нехорошо. Определенно, черное ей не идет.
Алиса плотно сжала губы и выпрямила спину.
– Итак… – повторил адвокат, убедившись, что порядок восстановлен и все его внимательно слушают, – итак, поскольку все заинтересованные лица присутствуют, я приступаю к оглашению последней воли господина Леденцова. Это завещание составлено шесть месяцев назад, таким образом, оно – последнее по времени, именно оно имеет законную силу. Завещание составлено лично мной, в письменной форме, в присутствии двух свидетелей…
– Давайте опустим все эти формальности! – нетерпеливо проговорила Алиса. – Переходите уже к делу!
– Я как раз перехожу… – Адвокат поморщился: он не считал юридические формальности лишними, наоборот, не сомневался, что именно они, эти формальности, придают смысл и форму хаосу и безумию человеческих отношений.
– Итак… в своем последнем и окончательном завещании покойный господин Леденцов заявил, что, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещает все свое движимое и недвижимое имущество, за одним исключением, своей жене Алисе…
Алиса подскочила и победно взглянула на остальных. Лидия вздохнула, Даша скрипнула зубами.
– Своей жене Алисе, – повторил адвокат, – и своей дочери от первого брака Дарье, в равных долях.
На этот раз Алиса скрипнула зубами, хотя такое продолжение было ожидаемо.
– А именно, – продолжал юрист, не обращая внимания на кипящие в кабинете страсти, – «моей жене Алисе я завещаю тридцать процентов доли в компании «Интеко» из принадлежащих мне шестидесяти, и дочери Дарье – тридцать процентов. Также я завещаю разделить между ними поровну денежные суммы, оставшиеся на моих счетах в банке «Доверие» на момент объявления завещания. Кроме того, свою квартиру на канале Грибоедова я оставляю своей жене Алисе, а загородный дом в поселке Шмелево – своей дочери Дарье».
Даша бросила быстрый взгляд на Алису.
Что ж, отец, надо отдать ему должное, поступил по справедливости. Роскошная квартира в престижном районе и большой загородный дом на берегу озера можно считать приблизительно равноценными. Конечно, жалко упускать такую квартиру, но нужно быть реалисткой и радоваться тому, что есть… А папочка все же не совсем совесть потерял, видно, перед смертью вспомнил о родной дочке. Хотя… он же это завещание за полгода составил…
Алиса тоже неприязненно покосилась на Дашу, но тут же повернулась к адвокату:
– Эй, а вы что-то говорили про какое-то исключение!
– Да, сейчас я как раз к нему и подхожу… «Помимо перечисленного имущества, я завещаю своей первой жене Лидии принадлежащий мне участок земли площадью шесть соток в садоводстве «Прибрежное» в Гатчинском районе и находящийся на нем садовый домик…»
Алиса прыснула, повернулась к Лидии и издевательским тоном проговорила:
– Вот это я понимаю – недвижимость! Участок площадью шесть соток и садовый домик! – Она развела пальцы правой руки, показывая размеры этого домика. – Иди и ни в чем себе не отказывай! Самое подходящее для тебя занятие – разводить черную смородину на шести сотках! А то еще курей заведи!
Даша сжала руку матери, стараясь успокоить ее.
Но Лидия, на удивление, спокойно приняла известие. Напротив, на ее лице проступило задумчивое выражение, словно она пыталась понять что-то важное.
– Это все? – проговорила Алиса, прижимая к груди винтажную итальянскую сумку и собираясь встать.
– Нет… – остановил ее адвокат с неожиданно смущенным лицом, почти невозможным при его профессии, – я должен сообщить вам еще кое-что, причем… боюсь, эти новости вас не обрадуют.
– Что еще такое? – Алиса враждебно уставилась на него.
– Вам известно, что я не только распоряжаюсь завещанием покойного господина Леденцова. При жизни Константина Михайловича я был также его поверенным в делах, поэтому в курсе всех финансовых дел… то есть всех дел…
Адвокат явно запутался в словах, что опять-таки нехарактерно для человека его профессии. Видимо, терял самообладание. Алиса нахмурилась и недовольно проговорила:
– Да в чем дело-то? Говори уж скорее!
– Дело в том… – адвокат сцепил руки и переводил взгляд с Алисы на Дашу, – дело в том, что в последние месяцы, уже после оформления оглашенного завещания, господин Леденцов произвел ряд непонятных и, на мой взгляд, неразумных финансовых операций.
– Каких еще операций? – Алиса смотрела на юриста зверем. – Говори яснее!
– Возможно, это были какие-то рискованные вложения или приобретение какой-то собственности, однако мне не удалось найти никаких документов, относящихся к упомянутой собственности или к этому вложению…
– Перестань жевать сопли! – рявкнула Алиса. – Объясни человеческим языком, что там устроил Константин!
Лидия очнулась от задумчивости и недовольно посмотрела на Алису, она терпеть не могла грубого обращения. Смотреть на Алису было противно – тщательно лелеемая красота куда-то испарилась, теперь с адвокатом разговаривала совершенно вульгарная неинтересная девка. Рот кривился, а когда орала, то всю глотку было видно, голос визгливый, глазки от злости маленькие стали. Господи, и куда Константин только смотрел… Ну ладно, художественного вкуса ему недоставало, точнее, совсем не было, но глаза-то были… И голова на плечах… Ах, да не головой он думал, когда на этой базарной бабе женился!
Лидия тут же призвала себя к порядку – не время сейчас злопыхать, да и что это даст?
– Я думаю, – подала голос Даша, – папочка просадил все денежки и на его счетах ни черта не осталось!
– Что?! – Алиса взглянула на падчерицу с испуганным изумлением, тут же перевела взгляд на адвоката и выдохнула: – Не может быть! Скажи, что это не так! Скажи, что эта маленькая стерва ошибается!
«Маленькая стерва» была выше своей «мачехи» на полголовы, если без каблуков, однако не стала заострять внимание на этом факте, она просто не обратила внимания на очередной выпад Алисы.
– Нет, – адвокат уставился в потолок, потом на окно, лишь бы не сталкиваться взглядом с Алисой, – Дарья Константиновна в какой-то степени права… она изложила проблему верно… действительно, примерно два месяца назад господин Леденцов снял деньги со всех своих банковских счетов. Обратил их в наличность. Судьбу этой наличности мне установить не удалось.
– Что-о?! – выкрикнула Алиса. – Чтобы ты не смог чего-то установить? Особенно если дело касается денег? В жизни не поверю! Не иначе, ты сам наложил на них лапу!
– Алиса Викентьевна, как вы можете! – ханжеским тоном проговорил адвокат. – Кажется, я не заслужил таких обвинений! Я всегда честно и добросовестно…
– Еще как заслужил! – прошипела Алиса. – Так что – в банке у него ноль?
– Увы! – Юрист развел руками. – Все счета господина Леденцова обнулены!
– Сволочь Костик! – выдохнула Алиса. – Ну ладно, переживем! Придется продать часть акций. На первое время хватит!
– Я очень сожалею, Алиса Викентьевна… – снова заговорил адвокат, – я очень сожалею, но…
– Что?! – Алиса подскочила как ужаленная. – О чем это ты, козел, сожалеешь? Это что – не все твои новости?
– Увы, да… вы не сможете реализовать акции, принадлежавшие господину Леденцову.
– Почему это не смогу? Ведь теперь я – их законная владелица! Разве не так?
– Дело в том, что примерно тогда же, приблизительно два месяца назад, господин Леденцов взял большую ссуду в своем банке под залог этих акций. Так что теперь никакие действия с этими акциями не могут быть произведены без согласия банка.
– Вот сволочь Костик! – Алиса схватилась за голову.
– Боюсь, это еще не все… – продолжил адвокат.
– Как – не все? – Алиса уставилась на него исподлобья. – Что ты еще припас?
– Дело в том, что биржевые котировки акций «Интеко» в последние месяцы снижались, и принадлежавших господину Леденцову акций не хватило для обеспечения взятой им ссуды. Банк потребовал дополнительного обеспечения, и господин Леденцов заложил принадлежащую ему квартиру на канале Грибоедова…
– Что?! – Алиса вскочила, перегнулась через стол и схватила адвоката за галстук. – Врешь, козел!
– Алиса… Алиса Викентьевна… – пропыхтел юрист, пытаясь вырвать у нее галстук, который затягивался на его шее, как удавка. – Алиса Викентьевна… отпустите… вы меня задушите…
– Ты это заслужил! – Алиса еще сильнее затянула дорогой итальянский галстук.
Адвокат чудом вывернулся, отдышался и проговорил:
– Я ни в чем не виноват! Я пытался отговорить Константина, но он не хотел меня слушать!
Алиса вдруг отступила, с подозрением оглянулась на Дашу и спросила адвоката:
– А дом? Загородный дом он тоже заложил?
– Тоже… – Адвокат развел руками.
– Тоже? – повторила за ним Даша. – Ну, папочка! Ну, молодец! Все успел!
Она посмотрела на Алису, потом на мать и вдруг громко, оглушительно захохотала.
– Что с тобой, Даша? – испуганно проговорила Лидия, повернувшись к дочери. – Что с тобой?
– Да со мной-то ничего! – Даша, не переставая хохотать, махнула рукой. – Я тут просто подумала… подумала… – Она не могла договорить, захлебываясь от смеха.
– Да что с тобой?
– Я подумала, что единственная реальная собственность, оставшаяся от папочки, – это тот домик в садоводстве, который он оставил тебе! Ведь этот домик не заложен? – спросила она адвоката, едва справившись с приступом смеха.
– Нет, не заложен, – заверил ее тот.
– Ну, так я поздравляю тебя, мама! – Даша повернулась к матери. – Ты из нас троих – самая богатая наследница!
* * *
Надежда Николаевна ехала домой в самом мрачном расположении духа. Ее плохое настроение объяснялось тем, что она ничуть не продвинулась в своем расследовании. Ну, рассказала ей Лида про медальон, так что это дало? Ведь у Лиды его нет. А тот тип по телефону требовал, чтобы его вернули, в противном случае грозил убить Дашу. Ну, положим, насчет «убить» он погорячился, хотя… тот мужичок в торговом центре, как теперь говорят, шестерка, ведь умер. Хотя и похоже на несчастный случай. Ну, это дело полиции, Надежда не станет о нем жалеть. Но вот что делать дальше?
А тут еще Валя Голубев позвонил и сказал, что внучка заболела, поэтому невестка сегодня на работу не выйдет, так что встреча откладывается на неопределенный срок. Надежда совсем приуныла, однако не в ее правилах было так просто сдаваться. Поэтому когда она пришла домой, у нее уже созрел план.
Она положила перед собой телефон, который Иконников вытащил из кармана покойника, и еще раз исследовала все входящие и исходящие звонки. Входящих было два: это ей звонил шантажист, точнее, вымогатель. Злодей, в общем. Только он думал, что звонит Константину. Кстати, как этот тип узнал номер телефона? Видимо, были у него возможности. Потому что телефон этот был у Кости тайный, чтобы звонить по сугубо личным делам. Оттого и в гробу он очутился, что Константин держал его в костюме, который редко надевал. Ну, может, не нравился он ему или плохо сидел… В общем, был почти не ношенный. Вот вдова и решила Костю в этом костюме похоронить – чего на новый-то тратиться? А карманы не проверила.
Рассказывали же в советское время случай, как вдова похоронила мужа в парадном костюме, а у него в кармане пиджака билет лотерейный лежал. Подарили на день рождения, так в кармане и остался. Ну, сожгли покойника в крематории, а тут как раз и выяснилось, что билет машину выиграл. Да не какую-нибудь, а «Волгу». Сумасшедшие по тем временам деньги. Хватилась вдова билета, а поезд уже ушел. То есть сгорела «Волга» вместе с покойником. Шум, плач, вдова волосы на себе рвет и мужа покойного не слишком добрыми словами поминает. Но сделать ничего не может. А потом понадобились ей деньги – на похороны сильно потратилась, и понесла она в комиссионный магазин кое-какие вещи мужа – куртку импортную, свитер почти новый. Жить-то надо, а тогда в магазинах ничего не достать было, люди и подержанную одежду покупали. И видит вдова, что висит на стойке с одеждой костюм ее мужа. Тот самый, в котором она его похоронила. Она его сразу узнала – вот тут пятнышко на брюках, когда она их чуть не сожгла, и пуговицы все ее рукой пришиты. А пришла она в комиссионку с соседкой. Если бы одна, то бросилась бы на костюм, начала плакать-рыдать, ее живо бы из той комиссионки выставили и костюмчик прибрали куда подальше. А соседка-то умнее оказалась. Раз в карман – а билет там лежит! Кинулись они с тем билетом в милицию – и накрыли директора комиссионки с поличным. Громкое дело было. Оказалось, сотрудники крематория все на поток поставили. Покойников раздевали, а вещи продавали по комиссионкам. А некоторые родные ведь то кольцо покойнику оставляли, то серьги…
Надежда очнулась от воспоминаний и сосредоточилась на номерах в телефоне. Всего три, но явно важные.
Она решила действовать по порядку и набрала первый номер. Однако женский голос сообщил, что номер выключен и абонент недоступен. Ладно, набрала второй номер, прижала трубку к уху и прислушалась.
Из трубки вместо гудков полилась заунывная восточная мелодия, потом раздался щелчок, и вкрадчивый голос проговорил:
– Вы позвонили в офис потомственной гадалки, дипломированного специалиста по черной и белой магии Акулины Ловенгро. Если вам требуется защита от сглаза и порчи – наберите цифру «один», если вам, напротив, нужно навести порчу на соперницу или конкурента – наберите цифру «два», если вы хотите приворожить или удержать любимого человека – наберите цифру «три», если вам необходима магическая поддержка в бизнесе – нажмите «четыре». Если у вас имеются претензии к работе нашего офиса или какой-то другой вопрос, не перечисленный в меню, – нажмите цифру «пять» или дождитесь ответа оператора. Оставайтесь на связи! Ваш звонок очень важен для нас!
– Ничего себе! – Надежда с удивлением прослушала эту запись и осталась на связи. Из трубки снова полилась тоскливая мелодия.
Слушая восточную музыку, Надежда думала: зачем покойный Константин звонил по этому телефону? Что ему понадобилось от потомственной гадалки и дипломированного специалиста по черной и белой магии? Насколько она знала Леденцова, он был реалист и не верил ни в какую магию – ни в черную, ни в белую, ни в полосатую.
Надежда так и не пришла ни к какому выводу, когда в трубке снова щелкнуло, музыка затихла и прозвучал профессионально доверительный голос:
– Слушаю вас! Чем я вам могу помочь?
– Я… я хотела бы попасть на прием к… – Надежда замешкалась, не зная, как правильно назвать «специалистку». Но голос в трубке пришел ей на помощь:
– Вы хотите встретиться с Акулиной Артуровной?
– Да-да, я очень хочу с ней встретиться! Она так помогла моему знакомому… буквально спасла его!
– Вашему знакомому? А как его зовут?
Надежда на мгновение замешкалась, но затем решилась:
– Константин… Константин Михайлович Леденцов.
Она рассчитывала, что до гадалки еще не дошла информация о смерти Константина.
– Да, – тут же отозвалась ее собеседница, – у нас был такой клиент. Надеюсь, он остался доволен предоставленной услугой?
– Да, доволен! Очень доволен! Поэтому он и рекомендовал мне обратиться к… к Акулине Артуровне.
– Это очень хорошо. Итак, какая у вас проблема? Какую помощь вы хотите получить?
– Ну… вы знаете… – Надежда сделала вид, что засмущалась, – я не хотела бы говорить об этом с незнакомым человеком… я изложу свою проблему лично Акулине Артуровне…
– Что ж, я вас понимаю. Акулина Артуровна может принять вас… скажем, во вторник, в двенадцать часов.
– Во вторник? – ужаснулась Надежда. – Но это же так нескоро… а нельзя ли как-нибудь пораньше?
– Не уверена… у Акулины Артуровны очень плотный рабочий график… у нее буквально все время расписано… впрочем… возможно, сегодня между шестью часами и половиной седьмого у нее будет окно. Одна клиентка, кажется, не придет на встречу. Она очень извинялась, но у нее семейные обстоятельства так сложились – муж вернулся из командировки. Если вы сможете приехать в это время…
– Я смогу, смогу! – заверила Надежда собеседницу, вспомнив, что ее «семейные обстоятельства» вернутся из командировки через два дня и нужно торопиться. – Продиктуйте ваш адрес, я записываю!
– Адрес? – насторожилась женщина. – А разве Константин Михайлович вам не сказал?
– Да вроде говорил, – замешкалась Надежда, – но я куда-то задевала бумажку, на которой все записала…
– Вот как? – Голос в трубке все еще звучал настороженно, но затем смягчился: – Хорошо, записывайте… Только подробно, и ничего не перепутайте.
Без пяти шесть Надежда подошла к магазину, над дверью которого красовалась надпись разноцветными пляшущими буквами: «Карнавал». В витринах были выставлены яркие маски, карнавальные костюмы, украшенные бисером, блестками и перьями, и крупные фотографии венецианского карнавала.
Надежда вошла в магазин. В нем было полутемно и пахло пылью и столярным клеем. На полках были разложены яркие костюмы, маски и большие нарядные куклы в маскарадных костюмах.
К Надежде сразу подошел молодой парень в черной полумаске и спросил:
– Что вас интересует? Маскарадные костюмы? Могу предложить классический костюм Коломбины или Мальвины…
– Нет, что вы! – Надежда замахала руками, представив себя в короткой пышной юбочке и с длинными голубыми волосами.
– Есть наряды средневековой ведьмы или колдуньи из Салема…
– Да за кого вы меня принимаете? – возмутилась Надежда. – Я что, по-вашему, древняя старуха?
– Извините, – парень потупился, – эти костюмы часто приобретают молодые женщины… впрочем, могу предложить что-нибудь более современное. Есть костюмы киноперсонажей – Малефисента, Черная Королева, фея Карабос, злая колдунья из «Белоснежки»…
– Нет, мне нужно совсем другое! – перебила его Надежда, вспомнив пароль, который ей дали по телефону. – Мне нужен костюм колдуньи Абракадабры…
– Ах, это! – Молодой человек немного поскучнел, однако прошел в самый дальний угол магазина и отдернул черную плюшевую портьеру. – Вам сюда.
Надежда оказалась в темном коридоре, где пахло восточными пряностями и сандаловым деревом. В темноте раздавались какие-то подозрительные шорохи. Впереди, метрах в пяти от Надежды, виднелась узкая полоска света, пробивающаяся из-под неплотно закрытой двери. Оттуда же доносились приглушенные голоса. Надежде ничего не оставалось, как двинуться вперед.
Подойдя к двери, она постучала. Ей никто не ответил. Надежда подумала, что это – часть шоу, и решительно толкнула дверь. И попала в самый эпицентр скандала.
За дверью оказалась большая полутемная комната, освещенная несколькими свечами в серебряных канделябрах. Под потолком по углам висели чучела летучих мышей, змей, крокодилов и огромных пауков с мохнатыми лапами. Посреди комнаты стоял письменный стол черного дерева, ножками которому служили кривые и когтистые птичьи лапы. На столе стоял подсвечник на три свечи, стеклянный графин с подозрительной красной жидкостью, зеркало в серебряной раме и хрустальный шар на серебряной же подставке. Тут же рядом, как неизбежная дань техническому прогрессу, скромно примостился небольшой черный ноутбук.
За столом сидела женщина средних лет с длинными, рассыпанными по плечам черными волосами и большими выпуклыми черными глазами. На ней был черный шелковый плащ, усеянный серебряными звездами. Видимо, это и была потомственная гадалка и дипломированный специалист по магии всех цветов.
«Примитив, – подумала Надежда. – Самодеятельность. В самый раз для детского утренника. Но неподготовленного человека впечатляет».
Перед столом стояла вторая женщина – приземистая крашеная блондинка лет пятидесяти в короткой цветастой юбке и лиловом свитере, облегающем внушительный бюст. Точнее, не стояла, а подскакивала, пытаясь дотянуться до хозяйки таинственной комнаты, и выкрикивала тонким визгливым голосом:
– Это все из-за тебя! Ты во всем виновата!
– Не понимаю, чего вы от меня хотите! – Гадалка отмахивалась от темпераментной блондинки, как от назойливой мухи. – Да успокойтесь вы наконец и объясните, в чем дело!
Блондинка несколько поутихла и проговорила, отдуваясь:
– Что мне теперь с ней делать? Она и так у меня не очень, не красавица, сразу видно, не в меня пошла, а теперь, в этих прыщах, на нее вообще никто не посмотрит! И все из-за тебя!
– Да о ком вы говорите? У кого прыщи?
– У дочки моей! И не только прыщи… все лицо опухло, кожа шелушится и чешется, и прыщи по всему телу…
– Постойте, дама, вы мне что заказывали? – Гадалка заглянула в ноутбук. – Вот ведь, тут так и сказано: прыщи, желательно по всему телу, кожный зуд… Не понимаю, какие могут быть претензии? Я все сделала в полном соответствии с заказом! Что вы просили, то и сделано!
– Ну не дочке же родной я хотела подсиропить! – выдохнула блондинка. – Неужели бы я своей родной кровиночке такое пожелала? Да за кого ты меня принимаешь!
– Ну, не знаю, женщина, всякое на свете бывает! Некоторые матери со своими дочерьми живут как кошка с собакой… было у меня такое, что дочь заказала порчу для матери…
– Я вам что заказывала? Чтобы вы всю эту красоту невестке моей устроили, стерве худосочной, курице облезлой! Она из меня всю кровь выпила, все нервы вымотала, так вот я хотела ей отплатить по полной! А ты вместо этого дочке моей такое устроила!
– Постойте, женщина! – перебила ее гадалка. – Давайте проясним. Вы мне заказали порчу, я попросила, чтобы вы принесли какую-то вещь того человека, которого надо сглазить…
– Ну да, я принесла цепочку с кулоном этой стервы… невестки моей… сын ей подарил, телок бесхребетный…
– Ну вот, я на эту цепочку и навела все, что вы просили. По-научному выражаясь, зарядила ее отрицательной энергией. Как только ваша невестка надела бы цепочку, так на нее вся эта энергия и перешла бы. И прыщи у нее появились бы, и все остальное…
– Да тут, понимаешь, такое дело… – смущенно проговорила блондинка, – я цепочку-то домой принесла, положила на прежнее место, а Кристиночка, дочка моя, ее и надела…
– Ну, женщина, тогда все понятно! – Гадалка покачала головой. – Ваша дочь надела предмет, заряженный отрицательной энергией, и приняла на себя всю порчу, предназначенную для невестки. Так что моей вины тут нет, нужно было за цепочкой лучше смотреть или дочку свою предупредить…
– Как это – предупредить? Кристиночка у меня чистая, невинная душа, она о таких вещах понятия не имеет!
– Ну, это уж вы с ней сами разбирайтесь, только моей вины нет. Получается, чистой воды несчастный случай…
– Несчастный случай? – Блондинка подбоченилась и снова повысила голос: – Никакой это не несчастный случай, а самый настоящий производственный брак, за который ты несешь стопроцентную ответственность! А может быть, даже вредительство! – Она перевела дыхание и продолжила: – Вот когда я работала в кондитерской фирме «Жемчужинка плюс», нам один богатый человек заказал торт на свадьбу сына. Свадьба в лучшем ресторане, триста человек гостей, торт – тридцать килограмм, украшен скульптурами молодоженов чуть ли не в полный рост. Мы уж постарались – заказ большой, клиент солидный. Молодоженов заслуженный скульптор лепил, член Союза. А только один мастер-кондитер у нас на хозяина был очень сердит, премии его перед тем лишили за пьянку, и добавил он в глазурь слабительное. Пятьдесят упаковок. В общем, все триста гостей после десерта в туалет бросились, но не все успели – туалет хоть и большой, но все же не на триста персон. Главное – невеста очень сладкое любила и съела самый большой кусок… Так нам потом этот клиент такое устроил! И налоговую напустил, и пожарную охрану, и бандитов… Хозяин наш тоже пытался все на несчастный случай списать, только у него этот номер не прошел. В общем, была фирма «Жемчужинка плюс», а стала «Жемчужинка минус». Так что не рассчитывай, что ты от меня легко отделаешься! Я свои права знаю! У меня родной племянник в полиции работает, он тебе так кровь попортит – мама не горюй! А еще, в качестве бонуса, я могу на тебя налоговую наслать! Ты ведь не зря так шифруешься! Не зря вход к тебе по паролю, как на секретную зону! Наверняка налоги не платишь! Так что давай по-хорошему – с дочки моей порчу снимешь прямо сейчас, на невестку наведешь в двойном размере и еще заплатишь мне эту… моральную компенсацию!
– Да? – Гадалка положила руки на стол и уставилась на блондинку тяжелым пронзительным взглядом. – А может, тебе еще дочку за олигарха выдать?
– А что, можно? – оживилась блондинка. – Это я не возражаю… в качестве бонуса!
– А губа не треснет? – Гадалка взяла в руку хрустальный шар. – Я тебе сейчас в доступной форме объясню все твои права! Я тебе русским языком сказала, чтобы принесла такую вещь, которой твоя невестка особенно дорожит и которую кроме нее никто не носит. А твоя доченька не иначе как у нее вещички подворовывает, так что сама виновата, что на нее порча попала. И теперь снять ее я могу только за двойную плату. А в качестве бонуса я сейчас на тебя саму такую порчу наведу – никакой косметолог не поможет! Даже фотошоп! Вся прыщами и бородавками покроешься, волосы вылезут…
Гадалка хлопнула в ладоши и дунула на скандальную клиентку. Свет свечей заколебался и померк.
Блондинка побледнела и отшатнулась.
– Вон уже началось! – мстительно прошипела гадалка.
Клиентка кинулась к столу, повернула к себе зеркало. Из зеркала на нее глядела страшная перекошенная физиономия. Блондинка взвыла и стрелой вылетела из комнаты.
Надежда проводила ее взглядом, повернулась к гадалке и несколько раз хлопнула в ладоши:
– Браво! Отличная работа! Главное, зеркало вовремя подвернулось! Я помню, в детстве в парке отдыха такие зеркала были – ни за что себя не узнаешь!
– А вы кто такая? – осведомилась гадалка.
– А я к вам на шесть часов записана. Да вот эта недовольная особа в это же время затесалась.
– На шесть? – Гадалка сверилась с блокнотом. – Ах да… вы – знакомая Константина Михайловича? И какой у вас вопрос? Сглаз? Венец безбрачия? Что-то непохоже…
– А у меня, как у той блондинки, – претензия… – проговорила Надежда, пристально глядя на собеседницу. – Только куда серьезнее, чем у нее. И как раз по поводу упомянутого вами Константина Михайловича. Он ведь тоже к вам обращался. И после этого скоропостижно скончался.
– Что? – Гадалка отшатнулась, как от удара. – Константин Михайлович умер?
– Умер, – Надежда мрачно смотрела на гадалку, – совершенно неожиданно. Притом, что до визита к вам был совершенно здоров.
– Но я здесь совершенно ни при чем!
– А я вас пока ни в чем и не обвиняю. Я только хочу разобраться в причине его смерти. И для начала вы мне расскажете, какого рода услуги ему оказывали. И не пытайтесь меня запугивать, как эту дуру, – Надежда кивнула на дверь, за которой скрылась перепуганная блондинка, – я на такие дешевые трюки не поведусь! И ни в какую магию я не верю – ни в черную, ни в белую, ни в серо-буро-малиновую!
– Я и не собиралась вас запугивать, – заверила ее гадалка. – Но все же – кто вы такая?
– Жена, – выпалила Надежда первое, что пришло ей в голову, – жена Константина…
– Вот только не надо меня обманывать! – возразила ей гадалка. – Вы можете не верить в магию, можете не верить в мои особые сверхъестественные способности, только в людях я разбираюсь. Научилась за долгие годы. И слушаю их внимательно. И запоминаю, что мне говорят. Жена у Константина Михайловича – молодая женщина, вы никак на нее не тянете!
– Я же вам не сказала, что я его последняя жена, – Надежда пошла на попятный, – я – первая жена Константина… то есть теперь вдова. Мы с ним уже несколько лет, как развелись.
– А тогда почему вы так взволнованы его судьбой? Он вас бросил ради молодой вертихвостки, обошелся с вами по-свински – что же вы так из-за него переживаете?
– А мы с ним до того много лет вместе прожили. И между прочим, неплохо прожили. Этих лет из жизни просто так не вычеркнешь… – Надежда тяжело вздохнула. – В общем, что я тут перед вами душу раскрываю? Я пришла не для этого. Я пришла, чтобы узнать, какого рода услуги вы ему оказывали и не могли ли эти ваши сомнительные услуги послужить причиной смерти.
– Ни в коем случае не могли! – отрезала гадалка. – Его заказ не имел никакого отношения к здоровью!
– А к чему имел?
– А вот этого я вам не могу рассказать. У меня строгое правило – не разглашать тайны клиентов!
– Тоже мне, тайна исповеди! – возмутилась Надежда. – Во-первых, вы не врач и не священник, так что никакого права на сохранение тайны не имеете. Во-вторых, Константин уже умер, так что никакого вреда вы ему уже не причините.
– Все равно, если я буду направо и налево разглашать тайны клиентов, кто ко мне пойдет? Никто не хочет, чтобы его тайны стали достоянием гласности!
– А если вы мне не расскажете, чего от вас хотел Константин, я в суд подам за оказание неквалифицированной медицинской помощи без соответствующей квалификации. Если учесть, что в результате Константин скончался – мало вам не покажется!
– Да говорю же вам, просьба Константина не имела никакого отношения к здоровью! – выпалила гадалка. – Он хотел, чтобы я выяснила, кто ему вредит!
– Вредит? – Надежда уцепилась за ее слова, как бультерьер. – Ну-ка, еще раз и подробнее! – Гадалка тянула, и Надежда повторила: – Еще раз и подробнее! Сказала «А» – говори уж и «Б»!
– Ну ладно… – Гадалка сдалась. – Значит, пришел ко мне Константин Михайлович. Между прочим, по предварительной записи, все как полагается. Сказал, что в последнее время кто-то причиняет ему вред.
– Какого рода вред? – вклинилась Надежда.
– В основном финансовый. Кто-то пытался его разорить. Он особенно в подробности не вдавался, да я в этом не слишком разбираюсь, а только что-то там было с акциями и с кредитами.
– Ну, и чем вы ему могли помочь, если сами признаете, что не разбираетесь в таких вещах?
– А мне и не надо разбираться! Я в таких случаях действую классическим способом: смотрю в хрустальный шар и пытаюсь увидеть в нем того человека, который вредит моему клиенту…
С этими словами гадалка взяла со стола хрустальный шар и уставилась сквозь него на Надежду.
– Вот этого не надо! – Надежда отстранила руку с шаром – вдруг гадалка разглядит в нем, что она не имеет никакого отношения к покойному Константину. Ну, или почти никакого. – Вот этого не надо! Я вам даже не клиентка, так что нечего меня разглядывать! Лучше скажите, что вы тогда увидели и что Константину сказали.
Гадалка поставила шар на подставку, перегнулась через стол и проговорила, таинственно понизив голос:
– Я увидела в шаре женское лицо. Не из нашего времени…
– То есть как – не из нашего? – не поняла Надежда.
– А вот так. Эта женщина и одета была не так, как сейчас одеваются, и причесана…
– Постойте, вы же сказали, что увидели только лицо! А теперь и про одежду говорите… как-то у вас концы с концами не сходятся!
– Да, я видела только лицо, но это лицо было обрамлено высоким кружевным воротником, как на старинных портретах. А самое главное – само лицо… сейчас таких не бывает! Вот прямо видно, что не из нашего она времени! Такое властное, жестокое… глаза страшные, черные… кажется, прямо в душу тебе смотрит и видит насквозь! Честно вам скажу, я даже испугалась, а я ведь не из пугливых, можете мне поверить!
Надежда внимательно взглянула на гадалку. Та не ломала комедию: было видно, что даже сейчас то воспоминание взволновало ее. Надежду заинтересовало и описание неизвестной женщины, которую гадалка увидела в хрустальном шаре, но сейчас следовало сосредоточиться на разговоре.
– А что… а что вы сказали Константину?
– Ну, приблизительно то и сказала, что увидела. Сказала, что главный его враг – женщина, брюнетка, с длинными кудрявыми волосами и большими черными глазами…
– И что Константин, поверил?
– Можете себе представить – поверил и тоже испугался! Мне показалось, что он эту женщину знает!
– Как же он мог ее знать, если вы сказали, что она не из нашего времени?
– Сама удивляюсь! – Гадалка округлила глаза. – Не могу объяснить, но только точно вам говорю – когда я описала ему эту женщину, у него такое лицо стало удивленное и испуганное, как будто… как будто он привидение увидел.
– Непонятно… – протянула Надежда.
Ей и правда было непонятно, как гадалка могла увидеть в хрустальном шаре женщину, которую описала ей Лида Леденцова, женщину, изображенную на портрете в медальоне, Лидину прапрапра… как ее там… в общем, родственницу.
А гадалка выразительно взглянула на часы и проговорила:
– Извините, ко мне сейчас следующий клиент должен подойти, и я бы не хотела, чтобы вы столкнулись. У меня такой порядок. Тем более я вам уже все рассказала, что могла. И даже больше…
Надежда поняла, что в данном случае гадалка права. Денег за прием с нее не взяли.
Маэстро Лоренцо проснулся от какого-то странного и тревожного звука. Открыв глаза, он долго не мог понять, где находится и что его разбудило.
Вскоре, однако, он вспомнил утомительную дорогу по Трансильвании, вспомнил замок, к которому они подъехали в сумерках и где нашли столь желанный ночлег. Вспомнил и ужасную сцену за ужином – окровавленную руку служанки, ее перекошенный страданием рот и выражение злобного удовлетворения на лице графини. Вспомнил отвратительный обрубок языка, шевелящийся во рту безмолвного слуги.
От этих воспоминаний сон с него окончательно слетел. Живописец сел в постели и оглядел свою комнату.
Дрова в камине почти прогорели, от них осталось только несколько тускло тлеющих углей. Комнату освещала единственная свеча, и та сгорела больше чем наполовину. По углам комнаты шевелились какие-то зловещие тени…
И тут он снова услышал странный и страшный звук, который его разбудил. Это был крик, полный страха и страдания… И никакие стены не могли заглушить заключенную в нем боль. Похоже, кричала женщина. Но в этом крике была такая нестерпимая мука, такое невыносимое страдание, что ни одно человеческое существо не могло бы издать его – разве что грешная душа, страдающая в пучине ада.
Маэстро Лоренцо почувствовал, как его собственную душу сжали ледяные щупальца страха. Но вместе с тем он понял, что должен прийти на помощь неизвестной страдалице… или, по крайней мере, узнать, что же происходит в этом замке.
Он поднялся, наспех оделся, взял со стола свечу и осторожно вышел из своей комнаты. В коридоре замка царили глухая тьма и мертвая тишина. Маэстро Лоренцо подумал было, что страшный крик ему почудился, но тут он снова раздался, отчетливее, чем прежде. Теперь стало понятно, что крик доносится со стороны крутой каменной лестницы, по которой после ужина живописец поднялся в свою комнату.
Держа свечу над головой, Лоренцо подошел к лестнице и начал осторожно спускаться. Он не сомневался, что крики несутся из подземелья.
Спустившись на несколько пролетов, он оказался перед входом в сводчатый коридор. Сырость и холод, исходящие от каменных стен, со всей несомненностью говорили итальянцу, что он находится в подземелье. И вместе с леденящим холодом этого подземелья его душу охватил столь же леденящий страх. Маэстро хотел уже повернуть назад, покинуть этот подвал, вернуться в свою комнату… но тут из глубины подземного коридора снова донесся ужасный, исполненный нечеловеческого страдания крик.
Теперь не было никакого сомнения, что кричит женщина. И маэстро, подлинный сын солнечной Италии, не мог остаться равнодушным к страданиям этой женщины.
Медленно, неуверенно он пошел вперед по подземному коридору, едва освещаемому единственной свечой. Вдруг что-то пролетело перед ним, какое-то живое существо коснулось его лица – и тут же единственная свеча, озарявшая путь, погасла. Лоренцо едва сам не закричал – такой ужас вызвали в его душе прикосновение живой плоти и внезапно обрушившаяся на него тьма. Но он сдержался – не столько от мужества, сколько от боязни выдать себя этим криком.
Переведя дыхание, маэстро сообразил, что существо, коснувшееся его лица и загасившее свечу, – всего лишь летучая мышь. Создание неприятное, но не представляющее ни малейшей опасности. Несколько успокоив себя этой мыслью, он медленно двинулся вперед. Ничего другого ему не оставалось, тем более что там, впереди, смутно брезжил едва различимый свет.
Живописец медленно шел по коридору. Свет становился все ярче и вместе с тем слышнее становились приглушенные голоса и еще какие-то звуки – звяканье металла, треск горящих дров и странное шипенье. А потом… потом он отчетливо различил полный страдания стон.
Еще несколько шагов – и маэстро Лоренцо оказался рядом с неплотно прикрытой дверью, из-за которой пробивался колеблющийся багровый свет. Он на мгновение замер – заглядывать за эту дверь было так же страшно, как если бы это были врата ада. Но за дверью снова раздался мучительный стон, и живописец не выдержал. Осторожно, стараясь не скрипнуть дверными петлями, он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
За дверью было большое помещение со сводчатым потолком. В глубине его в камине пылали дрова, кроме того, комнату освещали несколько факелов в бронзовых подставках, поэтому вся сцена, представшая взору живописца, была ярко освещена.
Маэстро Лоренцо не поверил своим глазам. Ему показалось, что он и впрямь заглянул в ад.
В подвале находилось несколько человек. На переднем плане – трое дюжих слуг, на одном из которых был длинный кожаный фартук. В огромных волосатых руках он держал тяжелые железные клещи вроде кузнечных. Центром композиции, если можно так выразиться, были две женщины. Одна из них – хозяйка замка, госпожа графиня. Вторая женщина…
Вторая женщина была привязана за руки и за ноги к массивному деревянному кресту, одежда ее была разорвана, на обнаженных плечах и на лице виднелись многочисленные раны и кровоподтеки. Лицо было искажено немыслимым страданием, кровь и слезы стекали по нему извилистыми ручейками.
Приглядевшись к жертве, маэстро Лоренцо с большим трудом узнал в ней ту девушку, которая прислуживала им за ужином.
Графиня подошла к камину, схватила раскаленную кочергу, повернулась к измученной девушке и рванула платье на ее груди. И тут же прижала к белоснежной коже раскаленный конец кочерги. Девушка дернулась, пытаясь отстраниться, и испустила нечеловеческий крик.
Такой же крик разбудил живописца. Такой же крик он слышал, спускаясь по лестнице в подземелье. Только теперь этот крик не был заглушен толстыми каменными стенами. Теперь этот крик рвал его барабанные перепонки, врывался в мозг, проникал прямо в душу. Маэстро Лоренцо был совсем рядом, он видел невыносимое страдание на лице девушки, слышал жуткое шипенье горящей плоти, чувствовал отвратительный запах горелого мяса…
И еще он видел злобное, чудовищное наслаждение на лице графини. Наслаждение поистине дьявольское. И странным образом это злобное выражение заворожило его…
От невыносимой боли девушка потеряла сознание, ее голова упала на грудь. Графиня недовольно оглянулась на своих слуг, что-то сказала им. Один из них вылил на измученную девушку ведро воды, та закашлялась и снова открыла глаза.
Живописец сбросил охватившее его оцепенение и хотел было ворваться в страшную комнату, чтобы остановить истязания несчастной… Но вдруг почувствовал прикосновение холодного металла и услышал совсем рядом тихий голос, похожий на змеиное шипенье:
– Стой, где стоиш-шь, красавчик!
Маэстро Лоренцо скосил глаза и увидел того карлика, который сидел с ним за ужином. В руке карлик держал длинный, узкий кинжал, острие которого уткнулось под ребра живописца.
– Не нужно ходить по ночам, красавчик! – прошипел карлик. – Не нужно по ночам вынюхивать и выведывать! По ночам нужно спать, спать в своей комнате! Спать и видеть сны! Ежели любезная госпожа выказала тебе гостеприимство, не следует отвечать на него неблагодарностью!
Живописец не знал, что ответить. От ужаса он лишился дара речи. Он смог только еще раз взглянуть на измученную девушку… и не удержался, перевел взгляд на графиню.
Казалось, графиня смотрит ему прямо в глаза, хотя вряд ли она могла видеть его в темном дверном проеме. В ее взгляде было дьявольское торжество, и насмешка, и еще какое-то странное, почти необъяснимое выражение. Сообщничество? Сопричастность?
Неужели эта страшная женщина увидела, почувствовала в нем родственную душу?
Внезапно маэстро Лоренцо почувствовал, что больше, чем когда-либо прежде, хочет написать портрет этой ужасной женщины, передав в нем кипящие в ее душе поистине дьявольские страсти.
В ту же секунду удар обрушился на его голову – и маэстро Лоренцо провалился в темноту беспамятства.
Выйдя от гадалки, Надежда задумалась.
Что ей удалось узнать? Что Константин незадолго до смерти был очень озабочен своим финансовым положением. Озабочен тем, что какой-то таинственный враг пытается его разорить. Настолько озабочен, что даже обратился к гадалке.
Вот уж это совсем не похоже на того Константина Леденцова, которого знала Надежда! Тот, прежний Константин только рассмеялся бы, если бы ему предложили действовать через гадалку или экстрасенса!
Однако факт налицо – он приходил к гадалке, чтобы выяснить, кто же ему вредит…
Все это странно. И еще более странно, что Константину показалась знакомой та женщина, которую гадалка увидела в хрустальном шаре. Или же Акулина все это сочинила? Навела, как говорится, тень на плетень? Да не может быть, все же сходится. Про медальон, украденный у жены, Константин же ей не рассказывал, это точно. Неужели какая-то магия все же существует?
Надежда поняла, что ее самодеятельное расследование опять зашло в тупик.
Внутренний голос, который всегда пытался удержать Надежду Николаевну от всевозможных авантюр, оживился и заявил, что давно пора это расследование прекратить и заняться своими собственными делами, которых накопилось выше крыши.
– Я займусь! – ответила Надежда сама себе. – Я непременно займусь, только вот еще раз позвоню по тому телефону, который до сих пор не отвечал.
Но осуществить это намерение она не успела, потому что в этот самый момент в ее сумке зазвонил мобильный телефон. Она расстегнула сумку, нашарила телефон, вытащила… это оказался один из двух телефонов-близнецов, попавших ей в руки после похорон Константина и после встречи с незадачливым типом в торговом центре. И этот телефон не звонил.
Только теперь Надежда осознала, что звонит ее собственный телефон. Тот самый, который подарил муж на день рождения. Она перерыла всю сумку, и телефон, как это всегда бывает, оказался на самом дне. Он все еще звонил, на дисплее светилось имя: Валя Голубев.
– Привет! – проговорила Надежда, поднеся трубку к уху. – Привет, Валя! Как дела?
– Не трогай это! – крикнул Валя. – Я сказал, не трогай!
– Что не трогать? – удивленно переспросила Надежда.
– Это я не тебе! Это тут у меня внучка безобразит… я кому сказал – не трогай! Невестка, понимаешь, на работу побежала, а деда посадила чадо стеречь. У внучки ничего серьезного, насморк просто, так она на ушах стоит!
– Может, ты позже перезвонишь, когда тебе будет удобнее разговаривать?
– Да нет, ничего, мне удобно… я чего звоню-то… я говорю – положи на место! Ты ведь просила, чтобы моя невестка кое-что для тебя выяснила у себя в компании… пробила номера…
– Ну да, – оживилась Надежда. – И как, ей это удалось?
– Пока только один. – И Валентин назвал тот самый номер, по которому Надежда безуспешно звонила несколько раз.
– О, то, что нужно! – обрадовалась она. – И кому же этот номер принадлежит?
– Он принадлежит частной детективной компании «Азимут». Это тебе как-то поможет?
– Пока не знаю, но в любом случае большое спасибо.
– Всегда пожалуйста!
Надежда хотела еще что-то спросить у Вали, но в трубке раздался детский голос, а потом понеслись сигналы отбоя.
Вернувшись домой, Надежда открыла ноутбук, вызвала поисковую программу и нашла сайт компании «Азимут». На сайте, оформленном со строгим изяществом, сообщалось, что частное детективное агентство «Азимут» специализируется на финансовых расследованиях.
Вы хотите проверить надежность будущего компаньона или контрагента? Вы хотите убедиться, что предоставленный вами кредит будет возвращен? Вы сомневаетесь в добросовестности специалиста, которого хотите нанять, или, наоборот, в порядочности будущего работодателя? Во всех этих и во многих других случаях вам поможет наше частное детективное агентство!
Агентство «Азимут» – надежный компас в бурном море современного бизнеса!
Ниже, более мелким шрифтом, сообщалось, что агентство оказывает и такие традиционные услуги, как поиск пропавших людей, решение семейных и личных вопросов, в том числе проверка образа жизни детей, проверка супружеской верности и многое другое.
Надежда подумала, что, если Константин пытался выяснить, кто вредит его бизнесу, он вполне мог обратиться в это агентство.
Она нашла адрес центрального офиса и хотела отправиться туда немедленно, но вовремя посмотрела на часы и поняла, что уже вечер, и вообще, сегодня она набегалась досыта.
– Придется отложить на завтра! – сказала она Бейсику, который посматривал на нее с подозрением. – Иди ко мне, я тебе новый корм купила. Может, понравится.
«Так-то лучше», – мурлыкнул кот.
Алиса Леденцова не помнила, как добралась домой. Кажется, ее довез адвокат, этот подлец и жулик. Кажется, она устроила у него в офисе жуткий скандал, орала, ругалась и даже таскала за волосы секретаршу, эту бесцветную мымру.
Алиса пыталась добраться до дочки Константина, этой стервы, которая хохотала ей в лицо, как будто ее саму папочка не прокатил так же, как и молодую жену. Алиса хотела вцепиться ей в лицо, и выцарапать наглые глаза, и затолкать в глотку издевательский смех, но тут между ними встряла секретарша. Что ж, ей тоже поделом досталось, недосчитается своих жидких волосенок.
Надо же, какая все-таки сволочь Костик. Куда он девал деньги, интересно знать? Этот вопрос Алиса задавала много раз и ни от кого не получила ответа. Адвокат, с которого слетела вся любезность, почти волоком втащил ее в квартиру и бросил на пол в прихожей, присовокупив, чтобы особенно не торопилась, но вещи уже начинала собирать, потому что он придержит информацию про наследство, но недолго. Алиса посмотрела ему в глаза и поняла, что сделает он это вовсе не для нее, у него в этом деле какие-то свои интересы.
И вот теперь она одна дома. Дома ли? Ведь скоро придется освобождать квартиру. И куда она пойдет? У нее нет никакого жилья. Нет денег. Только те, что на карточке, а там совсем немного. Нет счета в банке. Константин говорил: все, что нужно, он оплатит. Нет фирмы, нет загородного дома, нет вообще никакой недвижимости. Она – нищая.
От этой мысли Алисе стало так плохо, что вдова решила срочно выпить. Желательно коньяку, и много. А потом завалиться спать, чтобы не думать ни о чем.
На цыпочках она прокралась в кабинет мужа, как будто боялась его побеспокоить. Открыла бар и схватила первую бутылку, что попалась под руку. Жадно глотнула из горлышка. Нутро обожгло, и через некоторое время ей стало легче. Спотыкаясь, она добрела до спальни, дрожащими руками налила янтарную жидкость в стакан и чокнулась сама с собой в зеркале:
– Будем здоровы!
«Не будем, – ответило отражение одними глазами, – это тебе за то».
– За что? – по инерции спросила Алиса.
«За то самое. За то, что ты пожелала ему смерти».
Алиса помотала головой, стараясь отогнать непрошеные воспоминания, но не получилось. Тогда она обхватила себя руками и стала вспоминать.
В день смерти мужа у них состоялся очень неприятный разговор. Константин не стал ходить вокруг да около и прямо заявил, что знает о любовнике. Алиса оказалась не готова к такому повороту разговора, поэтому вначале даже растерялась. Но тут же собралась и даже рассмеялась. «Ты имеешь в виду этого недотепу Иконникова? – спросила она. – Он пожирает меня глазами и на вечеринках норовит оказаться рядом, осыпает комплиментами, но это же все несерьезно…»
Это было не совсем верно, она сама поощряла Иконникова, чтобы в случае чего все свалить на него. Он даже домой к ним приходил, когда Константина не было, – вроде как по делу, передать какие-то бумаги или, наоборот, забрать. Алиса-то знала, что он нарочно придумывает предлоги, чтобы с ней побыть, и тихонько посмеивалась про себя. Улыбалась ему, кофе поила, глазки строила, чтобы Иконников не терял надежду. Но все это выеденного яйца не стоило. То есть подозревать Алису в том, что она может увлечься таким придурком, было смешно. Константин не мог этого не понимать.
Но дело было гораздо сложнее. Муж тогда от Иконникова просто отмахнулся – не морочь, мол, мне голову. И сказал, что точно знает – она спит с каким-то скользким типом, который очень ловко умеет заметать следы, и описал его. Оказывается, как ни была Алиса осторожна, их кто-то видел вместе. Кажется, эта зараза, секретарша мужа. Или бухгалтерша. Они обе были ему преданы до гробовой доски. Как подходит это выражение именно сейчас. И муж им поверил, потому что кто-то из этих двоих выследил Алису до места встреч с любовником. И его видел.
В общем, оправдаться она не сумела, до того Константин был зол. Причем Алиса знала, что он нисколько не расстроен тем фактом, что жена предпочла ему другого. Если честно, у них в последнее время вообще не было секса. Константин ходил злой, нервный, спал плохо, от нее отмахивался, принимал даже какие-то капли, типа успокоительного, чтобы заснуть хоть ненадолго. Часто ночевал в кабинете. Она как-то не сразу это сообразила.
А тогда, в последний их разговор, он смотрел на нее не со злостью, а с презрением, сейчас Алиса это понимала. Устало так сказал: «Ты еще тут на мою голову…» И отвернулся.
До Алисы внезапно дошло, что муж выбросит ее из этой приличной безбедной жизни, как только у него дойдут до этого руки. Вот разберется с неотложными делами… И сделает он это без всякого сожаления, потому что все уже для себя решил. Не станет он сейчас с ней ругаться и бить ее тоже не станет – зачем?
Сейчас Алиса была способна думать об этом спокойно, а тогда она запаниковала, стала кричать, бросать ему в лицо упреки: мол, он совершенно о ней не думает, мол, ему все равно, что у нее на душе, и так далее. На Константина это не произвело ни малейшего впечатления, он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и ушел.
Глядя из окна вслед его машине, выезжающей со двора, Алиса от всей души пожелала, чтобы он не доехал до своей фирмы. Ведь может же случиться чудо? И муж просто исчезнет. Исчезнет, как будто его никогда и не было.
И чудо действительно случилось. В конце рабочего дня ей позвонили и сказали, что Константин Леденцов умер прямо за рулем собственной машины, когда возвращался домой. Подозрение на инфаркт. Хорошо еще, что успел затормозить и приткнуться к бордюру, а то не миновать бы крупной аварии, движение на той улице было очень интенсивным.
Но теперь Алиса знала, что чудес не бывает. Потому что, как выяснилось буквально вчера, за все нужно платить. И она за свои мысли заплатит грядущей нищетой.
Как уже говорилось, несмотря на внешность недалекой блондинки, Алиса была вовсе не дурой и умела заглянуть в завтрашний день. Который на данный момент не сулил ей ничего хорошего.
Алиса снова посмотрела в зеркало и увидела себя в будущем – плохо одетую, без макияжа, под глазами синяки… Руки ноют от тяжелой работы, ногти поломаны, лак облупился… Нет-нет! Она не может такого допустить! Она найдет мужчину, который будет ее содержать! Нашла же она в свое время Константина, найдет мужчину еще лучше и богаче. А пока нужно как-то перебиться.
Иконников! Вот кто подойдет. Он так увивался вокруг нее на похоронах, так сжимал ее руку, как будто хотел трахнуть Алису прямо там, у гроба мужа. Он порывался проводить ее до самой квартиры, тогда она еле отвязалась. Теперь придется его поощрять.
При мысли, что Иконников будет касаться ее своими потными руками и целовать влажными губами, Алису передернуло. И тут она увидела в зеркале позади себя лицо любовника. Она вгляделась пристальнее, думая, что это ей кажется спьяну, но нет, это был не глюк.
– Привет! – сказал он, растягивая слова. Значит, снова пробрался в квартиру тайком.
– Сволочь! Из-за тебя все! – Алиса ткнула бокалом в зеркало, и оно рассыпалось на множество осколков.
В последний момент любовник успел оттащить ее в сторону.
– С ума сошла! Ведь лицо порезала бы! – вскричал он. – Что на тебя нашло?
– Все из-за тебя! – Алиса колотила его по плечам, по груди, пыталась кусаться и лягаться, так что любовник довольно сильно хлопнул ее по щеке, затем влил в рот коньяка прямо из бутылки.
Неизвестно, что помогло больше – пощечина или коньяк, но Алиса успокоилась и довольно связно рассказала ему про вчерашнюю встречу у адвоката.
– Так-таки ничего и не оставил? – спросил любовник, внимательно выслушав Алису. – Совершенно ничего?
– Ничего. И этой стерве, его доченьке, тоже ничего. Так что непонятно, с чего она так хохотала, с какой радости, – угрюмо ответила Алиса.
– Хохотала, говоришь? – оживился он. – А что говорила?
– Да ничего не говорила, так заливалась, что хотелось ей по морде двинуть.
– Ну ладно… – Любовник встал и заходил по комнате. Алиса с удивлением заметила, что он нервничает. – Ты тут отдохни пока, в себя приди, а я попозже зайду.
Алиса в это время старательно выливала в стакан остатки коньяка и не смотрела на любовника, но даже по голосу было понятно, что больше он к ней не придет.
«Да и черт с ним! – с досадой подумала она. – Не больно-то и хотелось».
Однако, когда любовник ушел, она задалась вопросом: для чего он вообще к ней ходил?..
Детективное агентство «Азимут» занимало первый этаж обычного жилого дома на Петроградской стороне.
На двери подъезда была установлена кнопка вызова с соответствующей надписью, но воспользоваться этой кнопкой Надежде не пришлось: к подъезду подъехал белый пикап, трое озабоченных молодых парней вытащили из него громоздкий сейф. Дверь широко открылась, сейф внесли внутрь, и Надежда, воспользовавшись удобным случаем, проскользнула в подъезд.
Внутри царило какое-то нездоровое оживление. Люди сновали взад-вперед с какими-то папками и коробками, двери комнат хлопали. У всех был растерянный, испуганный и озабоченный вид.
Прямо напротив входа имелась стойка администратора, но за ней никого не было.
Надежда огляделась по сторонам. Наткнувшись на взволнованную девушку, которая вышла в коридор с тоненькой папкой в руках, Надежда спросила ее:
– С кем я могу поговорить?
– Извините, я сейчас никак не могу, всего полчаса осталось… – ответила девица и тут же скрылась за соседней дверью.
– Что у них тут творится? – спросила Надежда саму себя.
Она еще несколько минут простояла в коридоре, как вдруг снова увидела ту же самую девушку, с той же папкой в руках. Бросившись на нее, как ястреб на цыпленка, Надежда выпалила:
– До чего осталось полчаса?
Девица испуганно взглянула на свои часы и вскрикнула:
– Уже не полчаса! Только двадцать минут!
– До чего? – повторила Надежда.
– До конца света! – И девица, увернувшись от Надежды, снова скрылась за дверью.
– Да что же это такое… – пробормотала Надежда.
Она заняла позицию перед дверью и стала поджидать неуловимую девицу.
Ее расчет очень скоро оправдался: через несколько минут та же девица снова вылетела в коридор все с той же папкой и с еще более ошалевшим видом.
На этот раз Надежда была лучше подготовлена. Она схватила девицу за лацканы офисного пиджачка, прижала к стене и проговорила суровым голосом:
– Стоять на месте! Отвечать, когда я спрашиваю!
– Но осталось только десять минут…
– Все равно я тебя не отпущу, пока не получу ответа!
– Я позову охрану…
– Зови, – бесстрастно разрешила Надежда, оглядевшись по сторонам, – тебя все равно никто не услышит, они все тоже носятся как угорелые, им не до тебя.
Девица поняла, что Надежда права и надеяться можно только на себя. Она попыталась выскользнуть из пиджака, как змея выскальзывает из старой кожи, но Надежда держала ее крепко. Наконец девица сдалась и проговорила страдальческим голосом:
– Что вам нужно?
– Что у вас тут творится? – спросила Надежда для начала. – Что случится через десять минут?
– Через десять минут приедет Макар Никитич! – в ужасе выдохнула пленница.
– Это кто?
– Вы не знаете? – Девица взглянула на Надежду, как на слабоумную. – Это наш главный инвестор, он прилетел из Москвы, чтобы лично проверить работу фирмы. Поэтому у нас все на ушах…
– Понятно.
– Отпустите меня, – взмолилась девица, – пожалуйста, отпустите! Мне срочно нужно передать эту папку Илье Борисовичу, а он куда-то запропастился… если я ее не передам до прихода Макара Никитича, страшно подумать, что случится…
– Ничего не случится! – сурово отрезала Надежда. – Чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем быстрее я тебя отпущу!
– Спрашивайте… – страдальческим тоном отозвалась девица, – только, пожалуйста, быстрее…
– Ты вообще кто? – задала Надежда первый вопрос и тут же уточнила, сообразив, что задала вопрос из разряда философских и не имеющих ответа. – Кем ты здесь работаешь?
– Диспетчером-администратором!
– Вот и отлично. – Надежда хищно улыбнулась. – Значит, ты – именно тот человек, который мне нужен. Ты должна знать клиентов и исполнителей. Меня интересует ваш клиент Константин Леденцов.
– У меня все в компьютере… – Девица испуганно взглянула на стойку против двери.
– Пойдем туда! – Надежда отпустила девицу, но тут же в бок несчастной ткнулся холодный металлический предмет. – Но чтобы без фокусов! Попробуешь бежать – я выстрелю!
Глаза девицы округлились от ужаса, и она безропотно поплелась к своему рабочему месту.
Включив компьютер, она пробежала пальцами по клавишам и повернулась к Надежде:
– Да, у нас был такой клиент, но он не продлил контракт…
– Какого рода услуги ему оказывали?
– Я не имею права разглашать такую информацию! – решительно ответила девица и тут же добавила: – Тем более что я ей и не владею. Это знают только менеджер, который вел дело, и агент, которому это дело поручили.
– А какому агенту поручили дело Леденцова?
– Я не имею права…
– Ответишь – и я тебя отпущу. Можешь искать своего Илью Борисовича.
– Кустиков… – жалобно ответила девушка, – Олег Кустиков… вы меня обещали отпустить…
– Хорошо, отпущу… только еще один, самый последний вопрос. – Надежда под влиянием неожиданного озарения положила перед девушкой мобильный телефон и вывела на экран тот номер, который пробила для нее невестка Вали Голубева. – Это его номер? Номер вашего агента Олега Кустикова?
– Его… – кивнула девица, и вдруг ее лицо вытянулось и нос сморщился, как будто она собралась заплакать. – Только… только Олега больше нет…
– Что значит – нет? – удивленно переспросила Надежда. – Он что, уволился?
– Хуже… он погиб…
– Как – погиб?
– Несчастный случай… – Девица умоляюще взглянула на Надежду. – Вы обещали меня отпустить…
– Иди! – милостиво разрешила Надежда.
– А вы… вы не выстрелите?
– Из чего – из этого? – И Надежда продемонстрировала ей тюбик губной помады.
Девица захлопала ресницами, но тут же спохватилась и унеслась по своим делам, забыв при этом выключить компьютер.
Надежда огляделась по сторонам, села на освободившееся место и посмотрела на экран.
На экране была выведена таблица с указанием имен заказчиков, дат начала и окончания договоров. В последней графе, судя по всему, должны были находиться имена агентов, оказывавших детективные услуги. Однако вместо имен и фамилий в этой графе помещались какие-то странные рисунки – где-то забавный мышонок, где-то оскаленная волчья морда, где-то стилизованная комета с ярким хвостом. Напротив имени Константина Леденцова в этой графе был изображен покрытый цветами кустик, словно нарисованный детской рукой.
«Ну да, – сообразила Надежда. – Ведь на Константина работал агент по фамилии Кустиков. Кустик – самый подходящий рисунок для человека с такой фамилией. Наверное, каждый сотрудник агентства в целях конспирации обозначался каким-то условным рисунком».
Не очень-то надежная конспирация. Что-то в этом было наивное, детское. Надежда вспомнила, что, когда водила дочку в детский сад, там у каждого ребенка был шкафчик с каким-нибудь ярким рисунком – у кого мячик, у кого яблоко, у кого цветок. Дети запоминали свой шкафчик по такому рисунку. И у нее, у Надежды, в детском садике тоже был такой шкафчик, только на нем была нарисована вишенка. Надо же, тут же удивилась Надежда, нужные вещи из памяти выпадают, а такая ерунда на всю жизнь запомнилась.
Но здесь-то не детский сад, а серьезное детективное агентство.
«Наверное, – подумала Надежда, – эти условные знаки придумала от нечего делать та девушка-администратор, которая только что выложила мне все секреты своего агентства. Это вполне в ее духе: дала каждому агенту какую-нибудь смешную кличку и придумала соответствующие этим кличкам логотипы…»
Да, но что это дает ей, Надежде? Она просмотрела еще несколько таблиц. В одной из них, судя по всему, были указаны суммы, выплаченные агентам за выполненные работы, в другой – против каждого логотипа стоял адрес.
Что это – домашние адреса агентов? Но, внимательно просмотрев таблицу, Надежда заметила, что некоторые адреса повторяются. Вряд ли несколько агентов живут вместе… Тогда что же это за адреса?
Против знакомого кустика Надежда прочитала: «Третья Красноармейская, 9–12–876–4716–369».
Третья Красноармейская – это улица в старом районе возле Обводного канала, две первые цифры – наверняка номер дома и квартиры, а последние десять цифр? Может быть, это номер телефона? Только странный какой-то номер…
Во всяком случае, эти цифры не совпадали с тем номером, который был записан в памяти Костиного телефона, с тем номером, который, по словам девушки-администратора, принадлежал покойному детективу Кустикову.
Надежда записала все, что сумела найти в компьютере, и решила проверить этот адрес. С последними цифрами она разберется позднее.
Надежда Николаевна уже хотела покинуть агентство… но в это время входная дверь открылась, и на пороге появился необычный человек. Он был очень маленького роста, с розовым детским личиком и неуместными на нем густыми кустистыми бровями. Маленький человечек был одет в хорошо сшитый темно-серый пиджак, под которым красовался немыслимо яркий шелковый жилет, расшитый тропическими цветами и райскими птицами. Следом за этим забавным человечком шел рослый парень в темном костюме, под пиджаком у него отчетливо проступали очертания пистолета.
«Телохранитель», – догадалась Надежда. А в следующую секунду сообразила, что маленький человечек – это тот самый инвестор из Москвы Никита Макарович… или Макар Никитич, которого дожидались сотрудники агентства. И, как это часто бывает, прозевали его появление.
Маленький человечек огляделся, подошел к стойке, за которой стояла Надежда, и спросил неожиданно густым басом:
– Где все?
– Разбежались, – ответила Надежда, не моргнув глазом. – Как узнали, что вы должны прилететь, так и разбежались.
Инвестор удивленно пошевелил густыми бровями и задал следующий вопрос:
– Что значит – разбежались? Куда разбежались?
– Кто куда…
– А Илья?
– А Илья Борисович загримировался под эвенка и улетел на Крайний Север. Разводить оленей.
Надежда не хотела никому вредить, просто решила немножко похулиганить.
– Я ему покажу оленей! – прогремел маленький человечек. – Я ему покажу Крайний Север!
В это время в конце коридора появилась группа перепуганных мужчин. Они бросились к инвестору. Один из них, видимо главный, воскликнул, изображая радость:
– Макар Никитич, дорогой! Как вы долетели?
– Ты что, уже вернулся с Севера? – прогремел карлик. – Всех оленей развел?
Надежда не стала дожидаться конца этой сцены – она выскользнула из-за стойки и покинула агентство. Ох и распушит их сейчас этот Макар Никитич! Хоть росту и маленького, видно, что мужчина серьезный, шутки шутить не любит.
Совесть нисколько Надежду не мучила. В этом агентстве ей не понравилось. Какие-то все заполошные. Мечутся, как тараканы под дихлофосом, порядка никакого. Если все дела в порядке, то и начальства бояться не стоит, это она по прошлой работе твердо знает. А если так трясутся, стало быть, не работают, а только вид делают. И не зря ли покойный Константин к ним обратился?
Через полчаса Надежда вышла из маршрутного такси на Московском проспекте, неподалеку от Третьей Красноармейской улицы.
Когда-то в обширном районе к северу от Обводного канала квартировали знаменитые полки лейб-гвардии – Измайловский и Семеновский. В соответствии с ротами назывались и улицы – Первая Рота, Вторая, Третья и так далее, до Тринадцатой. А проспект, на который они выходили, именовался Измайловским. После революции проспект сохранил свое название, улицы же в духе времени переименовали – Первая Рота стала Первой Красноармейской, Вторая – Второй Красноармейской, и далее по списку.
Надежда свернула с оживленного и шумного Московского проспекта на Третью Красноармейскую – и будто оказалась совсем в другом городе и даже в другое время. Если на Московском проспекте располагались дорогие бутики и магазины, рестораны японской и итальянской кухни, проезжали и останавливались сверкающие лаком немецкие и японские автомобили, то здесь, на тихой и мрачной улице, преобладали сомнительные подвальчики и подозрительные заведения, в которых вполне можно было встретить оживших персонажей из романов Достоевского.
Правда, имелись и кое-какие отличия от того Петербурга, каким его увековечил великий писатель: возле тротуара вплотную одна к другой были припаркованы машины. Но не те новенькие автомобили, которые проносились за углом, а проржавевшие машины, давно отслужившие свой срок. И публика здесь обреталась соответствующая – бомжи с мертвенным, серо-зеленым цветом лица, алкаши в поисках средств на опохмел.
Один из таких аборигенов устремился навстречу Надежде и заговорил проникновенным, взволнованным голосом:
– Женщина, у вас такие добрые глаза! Я знаю, вы не пройдете мимо человеческого страдания!
– А что случилось? – спросила Надежда сочувственно.
– Случилась обычная история. Человеческие черствость, бездушность привели к тому, что я остался без средств к существованию. И ладно бы я не имел денег только на пропитание, к этому я привык, – страдалец тяжело вздохнул, – но у меня нет средств даже на покупку необходимого лекарства… Еще час-другой – и мой организм не выдержит борьбу с тяжелой болезнью… Мне нужно всего десять рублей! Десять рублей – и человеческая жизнь будет спасена!
Надежда догадывалась, какого рода лекарство ему нужно, однако красноречие незнакомца произвело на нее впечатление. Кроме того, ей показалось, что алкаш чем-то похож на Семена Захаровича Мармеладова – жалкое спившееся создание из романа «Преступление и наказание». Так или иначе, она протянула алкашу десятку.
– Женщина! – воскликнул тот с глубоким чувством. – Я знал, что вы не пройдете мимо! Я прочел в ваших глазах высокие моральные качества. Скажите, как я могу отплатить за вашу доброту?
– Очень просто. Скажите мне, где тут дом номер девять? А то я вижу дом номер семь, а сразу за ним – одиннадцатый…
Выражение лица фальшивого Мармеладова неуловимо изменилось. Вместо восторженной благодарности и веры в человечество на нем теперь читался хитрый расчет.
– Пятьдесят рублей! – проговорил он сухим деловым тоном.
– За что? – удивленно переспросила Надежда. – За то, чтобы указать нужный дом? Вы ведь сами только что сказали, что хотите мне отплатить за доброту!
– Ну, вы же понимаете, женщина, это просто фигура речи… обычное проявление вежливости. А то, о чем вы меня просите, – это уже услуга. Пусть и небольшая. Но в наше время всякая услуга должна быть оплачена. Я не в том положении, чтобы заниматься благотворительностью…
– Ну и ну! – Надежда покачала головой. – Ладно, вот вам еще десятка – большего вы не заслужили!
– Что ж, – алкаш с достоинством принял у нее деньги, – конечно, это унизительно, но так и быть, я пойду вам навстречу, помня вашу доброту. Дом номер девять – это флигель во дворе, к нему вы попадете вон через те ворота.
Он показал Надежде на арку, закрытую старыми коваными воротами, которые были заперты на кодовый замок – видимо, обитатели двора пытались хоть как-то отгородиться от Петербурга Достоевского.
Надежда подошла к воротам и задумалась. Иногда ей удавалось открыть кодовый замок, поглядев на него при боковом освещении и заметив, что какие-то кнопки затерты больше от многочисленных прикосновений. Но этот замок был новенький, и кнопки еще не успели приобрести специфический блеск.
Как открыть эти ворота? И тут Надежда Николаевна вспомнила цифры, которые увидела в одной из таблиц в компьютере агентства «Азимут» вместе с адресом. Она достала листок, на котором записала эти цифры, и набрала три из семи – 876. Догадка оказалась верной: замок щелкнул и открылся.
Надежда вошла во двор.
Несмотря на то что ворота были заперты и посторонние во двор не допускались, выглядел он не лучшим образом. Когда-то двор был заасфальтирован, но асфальт давно растрескался, сквозь трещины пробилась вездесущая сорная трава, а кое-где – даже хилые деревца и кустики. В глубине стоял двухэтажный флигель, много лет назад выкрашенный желтой краской. Краска давным-давно выгорела и выцвела, и только местами можно было определить ее первоначальный цвет. Рядом с флигелем приткнулись несколько гаражей, возле одного из которых пожилой автовладелец безуспешно пытался реанимировать такие же пожилые «Жигули».
Надежда подошла к входу во флигель. Рядом с железной дверью висела табличка с номерами квартир. И снова Надежду ждало разочарование: здесь были перечислены квартиры с первой до одиннадцатой, нужный ей двенадцатый номер отсутствовал.
Надежда в раздумье уставилась на безмолвную дверь и вдруг почувствовала спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела, что автовладелец оторвался от своего занятия и смотрит на нее весьма подозрительно.
– Женщина, – проговорил он, перехватив ее взгляд, – вы кого ищете?
– Вообще-то, мне нужна квартира номер двенадцать, – честно призналась Надежда, – но здесь такой нет… или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь… – проворчал хозяин ржавых «Жигулей», – есть здесь двенадцатая квартира… только…
– Что – пятьдесят рублей? – выпалила Надежда, вспомнив переговоры с фальшивым Мармеладовым.
– Какие пятьдесят рублей? – недовольно переспросил автовладелец. – Почему пятьдесят рублей?
– Да это я так… – заюлила Надежда, – сама не знаю, почему это у меня вырвалось…
– Если вам не трудно, подайте мне вон тот ключ! – Мужчина показал Надежде на горку лежащих чуть поодаль инструментов. – Восемь на двенадцать!
– Вот этот? – Надежда подняла тяжелый гаечный ключ.
– Да что вы, женщина! Я сказал восемь на двенадцать, а это – девять на одиннадцать…
– Извините… – Надежда нашла среди инструментов еще один ключ. – Этот?
– Этот, этот! – Мужчина протянул руку за ключом. – А двенадцатая квартира – за углом, в торце флигеля. Только, женщина, я вам не советую туда ходить. Нехорошая это квартира…
– Нехорошая? – переспросила Надежда, вспомнив роман Булгакова. – Чем же она такая нехорошая?
– Да люди туда ходят какие-то подозрительные, опять же звуки разные доносятся…
– Ладно, учту! Спасибо, что предупредили!
Надежда обошла флигель и действительно увидела в торцевой стене еще одну дверь, на которой косо была укреплена металлическая табличка с единственным номером – двенадцать. Значит, за этой дверью находилась одна квартира. И еще на двери был кодовый замок.
На этот раз Надежда, недолго думая, набрала следующие четыре цифры со своего листочка – 4716. И не ошиблась: кодовый замок негромко щелкнул, и дверь флигеля открылась.
Надежда осторожно вошла внутрь. В подъезде было темно и душно. Пошире открыв входную дверь, чтобы впустить дневной свет, Надежда Николаевна огляделась и увидела справа от двери выключатель. Не без опаски она нажала на кнопку, и наверху загорелась единственная бледная лампочка, света от которой едва хватало, чтобы разглядеть ведущую на второй этаж лестницу. Лестница была грязная, с выщербленными ступенями, но Надежде ничего не оставалось, как подняться по ней.
Пройдя два лестничных марша, она оказалась перед еще одной дверью с кодовым замком. Надежда без колебаний набрала на нем последние цифры со своего листка – 369. Дверь открылась.
За ней оказалась самая обычная прихожая. Хотя нет – не совсем обычная. В обычной прихожей всегда валяются на полу стоптанные тапочки (или – новенькие, в зависимости от аккуратности хозяев), висят на вешалке плащи и куртки, стоят зонтики. В общем, имеются приметы человеческого присутствия. Эта же прихожая была совершенно пустой. Только хлопья пыли скользили по полу, перемещаемые сквозняком, как перекати-поле.
Из прихожей вели три двери. Надежда заглянула по очереди в каждую из них.
За первой дверью оказалась крошечная кухонька, в которой едва помещался накрытый клетчатой клеенкой стол, раковина в желтоватых потеках, маленький холодильник и пара стульев. На столе стоял простой электрический чайник и две фаянсовые кружки. Тут же лежала полупустая коробка с чайными пакетиками. Холодильник был девственно чист и совершенно пуст.
– Небогато! – проговорила Надежда, закончив осмотр кухни. – Даже сахара нет!
За второй дверью находился санузел: маленькая ванна с душевой стойкой и рыжими потеками ржавчины внутри, унитаз, раковина. На краю раковины стоял пластиковый стаканчик с зубной щеткой и лежала расческа, между зубьями которой застряли несколько рыжеватых волосков.
Надежда снова вышла в прихожую. «Какая странная квартира», – подумала она. Любое жилье несет на себе отпечаток своих обитателей, отражает какие-то черты их характера, какие-то человеческие качества. Эта же квартира была совершенно безликой, как будто в ней никто не жил.
Так, может, здесь действительно и не жили? Может быть, это служебная квартира детективного агентства, и ее используют только для того, чтобы без помех заниматься поисками и расследованиями? Но тогда здесь должны быть следы этих расследований, а пока Надежда не нашла ничего похожего…
Правда, оставалась еще одна дверь, которая вела в жилую комнату. Здесь действительно было чуть больше признаков человеческого присутствия. В комнате имелся узенький диванчик, потертый рабочий стол с двумя выдвижными ящиками, кресло с вылинявшей обивкой и два хромоногих стула.
Надежда первым делом выдвинула ящики стола. В первом она нашла большой, красиво изданный художественный альбом в глянцевой суперобложке. Название и все надписи в альбоме были на немецком языке, которым Надежда не владела.
Она быстро пролистала альбом. На всех фотографиях были запечатлены медальоны – по большей части золотые, тонкой, изящной работы, с портретными миниатюрами. Портреты были самые разные – мужчины в парадных мундирах и шитых золотом камзолах, дамы в платьях с высокими кружевными воротниками или, напротив, с открытой шеей, мальчики в гвардейских мундирчиках и нарядных камзолах, девочки – в кружевных платьях… Кружева и золотое шитье были выписаны с удивительным мастерством, лица – с очевидным портретным сходством.
Перелистывая страницы альбома, Надежда вдруг остановилась. Ее внимание привлекла одна из миниатюр – молодая, красивая женщина с густыми, непокорно вьющимися черными волосами.
И если лица на остальных портретах были полны покоя и достоинства, то в этом лице читались какие-то злая воля, коварство и жестокость. Особенно поражали глаза – темные, глубокие, они горели, как два угля. Два угля, извлеченных из адского пламени…
Надежда невольно вздрогнула. Ей показалось, что эти черные глаза глядят прямо ей в душу.
И еще… еще ей показалось, что где-то она уже видела это лицо. Да нет, не видела, конечно, но гадалка очень точно описала его. И Лида говорила о нем же, такого совпадения быть не может.
Но значит, все это правда, и медальон существует на самом деле. Надежда не то чтобы не поверила Лиде, просто история прозвучала как-то слишком необычно. Бабушка, которую она никогда не видела, завещает ей медальон и велит хранить его как зеницу ока, в противном случае грозит смертными карами и проклятьем. Просто какой-то мистический роман! А уж гадалка точно напустила туману, это ее работа – людям голову морочить. Так что Надежда была в сомнениях.
А теперь сомнения исчезли – был медальон, это точно.
На всякий случай она сфотографировала страницу с портретом роковой брюнетки на мобильный телефон, чтобы позднее подумать над тем, где тут мистика, а где – реальность.
Приглядевшись к странице, Надежда заметила на полях альбома какую-то едва заметную надпись. Собственно, это была не надпись, а след надписи. Должно быть, кто-то положил на страницу лист бумаги и что-то на нем написал, и эта надпись оставила след на глянцевой бумаге альбома.
Вспомнив старый способ проявления таких надписей, Надежда осмотрела ящик в поисках карандаша. К счастью, в глубине ящика нашелся огрызок. Надежда слегка заштриховала страницу в месте надписи и смогла прочесть то, что там было написано.
Это были семь цифр телефона. Не мобильного, а обычного, стационарного. Судя по первым трем цифрам, телефон находился в центральном районе города.
Надежда аккуратно переписала семизначный номер на отдельный листок и спрятала его в сумку. Затем еще раз внимательно пролистала альбом, но больше не нашла в нем ничего, что привлекло бы ее внимание. Тогда она положила альбом на прежнее место и выдвинула второй ящик стола.
В нем лежала зеленая пластиковая папка с газетными вырезками. Сверху лежала вырезка из городской газеты четырехлетней давности. Надежда прочла заголовок: «Известный бизнесмен попал в автомобильную катастрофу». В статье сообщалось, что Никита Курбатов, генеральный директор и владелец топливной компании «Дилижанс», попал в трагическое дорожно-транспортное происшествие. На загородной трассе его «Мерседес» выехал на встречную полосу и столкнулся с грузовым автомобилем. В результате столкновения погибла жена Курбатова и его десятилетний сын, сам бизнесмен с тяжелыми травмами был доставлен в областную больницу.
Отложив эту вырезку, Надежда увидела следующую, примерно трехлетней давности, с хлестким заголовком: «Рукописи горят».
Жизнь опровергает знаменитое высказывание Михаила Булгакова. Вчера в известной галерее «Наследие», где проводилась выставка старинных рукописей и редких изданий, случился пожар. Причины этого пожара расследуются, но предварительно информированные источники назвали неисправность электропроводки.
К сожалению, в огне погибли многие ценные экспонаты. Владелец галереи Кирилл Кожевников пытался спасти их, но сам получил тяжелые ожоги и со вчерашнего дня находится в больнице. В настоящее время врачи оценивают его состояние как удовлетворительное. Наш корреспондент Сергей Назаров взял у него интервью, которое мы приводим с небольшими сокращениями.
С. Н.: Кирилл, этот пожар нанес вашей галерее большой материальный урон?
К. К.: Речь идет не о материальном уроне. В этом плане, кстати, галерея не очень пострадала.
С. Н.: Вы хотите сказать, что экспонаты вашей выставки были застрахованы?
К. К.: Конечно. Страховка произведений искусства и культурных ценностей – обязательное условие проведения любой выставки такого уровня. Ни один владелец частной коллекции не доверит принадлежащие ему экспонаты организаторам выставки без оформления соответствующего полиса.
С. Н.: Но в таком случае, стоило ли рисковать своей жизнью и здоровьем, пытаясь вытащить эти экспонаты из огня?
К. К.: О чем вы говорите? Ведь ценность этих книг и рукописей не сводится к денежному эквиваленту. Каждый из этих экспонатов уникален, его уничтожение трагично, как… как гибель человека! И спасти их, по крайней мере попытаться – так же важно и так же естественно, как спасти человеческую жизнь.
Надежда отложила эту вырезку к первой и увидела еще одну. Это была страница из серьезного делового издания, которую от предыдущей публикации отделял примерно год.
Вчера в своем кабинете покончил с собой владелец частного инвестиционного фонда «Скайфол» Анатолий Лютостанский. По словам источника, близкого к фирме покойного, в последние месяцы дела его фонда складывались не лучшим образом.
Предоставим слово нашему источнику: «Изменения на рынке ценных бумаг привели к тому, что значительная часть инвестиционного пакета фонда обесценилась. В результате среди вкладчиков началась паника, и они стали изымать из фонда свои инвестиции. Процесс обесценивания покатился, как снежный ком, и фонд оказался на грани банкротства. Надо сказать, что Лютостанский был известен как опытный и уравновешенный бизнесмен, он всегда проводил умную и сдержанную политику, находя баланс между высокой прибылью и надежностью своих вложений и избегая неоправданного риска. Но финансовый рынок непредсказуем, и никто не застрахован от неожиданностей…»
Анатолий Лютостанский застрелился за своим рабочим столом, оставив странную записку: «Меня предупреждали, что не нужно было его покупать».
Наш источник считает, что речь в этой записке идет о пакете акций компании «Инметалл», который Лютостанский приобрел для своего фонда три месяца назад и который резко обесценился после публикации годового отчета.
Дальше следовали какие-то экономические выкладки, в которых Надежда ничего не поняла.
Перед ней осталась последняя вырезка, примерно годичной давности. Это была статья из глянцевого журнала, озаглавленная: «Трагическая гибель кумира».
Вчера тысячи поклонников творчества Мити Залетного были потрясены сообщением о его гибели. Митя со своей новой подругой отдыхал на острове Пасхи в Тихом океане и во время купания был съеден акулой. Похороны знаменитого певца состоятся в следующую среду, когда то, что от него осталось, доставят специальным рейсом из Чили. На похоронах будут исполнены его хиты, в том числе знаменитые «Приветики». Мы никогда не забудем тебя, Митя!
Больше в зеленой папке ничего не было.
Надежда Николаевна сложила все вырезки, убрала папку в ящик и задумалась. Каким же расследованием занимался покойный детектив Кустиков? Почему он собрал эти вырезки? Что связывает людей, упомянутых в этих статьях, – двух бизнесменов, галериста и малоизвестного певца (правда, из того, что Надежда никогда о нем не слышала, еще не следовало, что он малоизвестен).
Один бизнесмен попал в дорожную аварию, другой обгорел, пытаясь спасти от огня старинные рукописи. Тем не менее оба остались живы. Двум другим повезло меньше. Владелец инвестиционного фонда застрелился, узнав о своем банкротстве, певца вообще съела акула. Что общего между всеми этими событиями? Только то, что все в той или иной степени трагичны.
Но почему они заинтересовали сыщика, который работал на Константина Леденцова? Да, но ведь и сам Константин погиб, не дождавшись окончания расследования, и детектив стал жертвой несчастного случая, если верить официальной версии…
Надежда еще раз обошла квартиру покойного детектива, не нашла в ней больше ничего заслуживающего внимания и решила ехать домой. Долг призывал ее вернуться в лоно семьи. И хотя часть семьи, а именно любимый муж, в данный момент пребывал в командировке, дома оставался кот. Заброшенный и одинокий. Который по вредности характера не преминет наябедничать Сан Санычу про то, что Надежда где-то гуляла все дни. И будут у Надежды семейные неприятности. Так что нужно идти домой, чтобы задобрить кота.
Но на часах было всего полвторого, Надежда Николаевна подумала, что успеет еще кое-что поразведать, и набрала семизначный номер, который был нацарапан в альбоме рядом с портретом роковой брюнетки с горящими черными глазами.
Сначала в трубке раздались длинные гудки, потом их прервал щелчок, и немолодой хрипловатый мужской голос проговорил:
– Вы позвонили в «Лавку древностей». К сожалению, я сейчас не могу вам ответить. Если вы хотите приобрести подлинный старинный предмет интерьера или настоящее произведение несовременного искусства или если у вас есть что-то стоящее на продажу – приходите на улицу Некрасова, дом четырнадцать, с десяти утра до семи вечера.
Лавка древностей…
Надежда вспомнила трогательный роман Диккенса и подумала, что человек, который дал своему магазину такое название, заранее вызывает у нее симпатию. Кроме того, ей просто понравился его голос. Да и улица Некрасова – это совсем недалеко.
Короче, уже через полчаса она остановилась возле магазина, над входом в который висела вывеска «Лавка древностей» – искусственно выцветшая, потертая, с надписью, выполненной в дореволюционной орфографии. Глядя на нее, можно было подумать, будто она провисела здесь не меньше ста лет.
Под стать вывеске была и витрина магазина. В ней красовались (если уместно применить в данном случае это слово) несколько старинных кукол с трогательными фарфоровыми лицами, в выцветших платьях и шляпках из пожелтевших кружев; старинный шахматный набор, где русские гренадеры и гусары противостояли французским драгунам и гвардейцам Наполеона; изящные статуэтки саксонского фарфора и прочие очаровательные, но совершенно бесполезные осколки прошлого. Все эти редкости покрывал толстый слой пыли, с несомненностью показывающий, что дела в магазине идут не слишком бойко.
Надежда толкнула дверь и вошла внутрь. При этом над головой у нее глухо звякнул медный дверной колокольчик.
Надежда огляделась. Магазинчик был совсем небольшой, полутемный и не имел ничего общего с теми роскошными антикварными салонами, каких много на Невском и Литейном, где в больших светлых залах выставлены прекрасно отреставрированные мебельные гарнитуры из красного дерева и карельской березы, китайские напольные вазы династии Цинь и прочие роскошные предметы старины. При взгляде на все это великолепие у понимающего человека невольно закрадывался вопрос: не изготовлен ли этот «антиквариат» трудолюбивыми китайскими мастерами?
В этом же магазине все было не такое броское, многие предметы нуждались в реставрации, предметы мебели и столовые приборы разрозненные. Однако во всем чувствовалось очарование подлинного прошлого. Надежда подумала, что название «Лавка древностей» удивительно подходит этому магазину.
За прилавком сидел пожилой мужчина, в облике которого тоже была какая-то удивительная подлинность. Ему было наверняка не меньше семидесяти лет, но, как и предметы старины, которыми он торговал, этот человек ничуть не стеснялся своего возраста и не пытался его скрыть.
Услышав звук дверного колокольчика, он оторвался от книги, которую читал или, скорее, просматривал, и поднял глаза на посетителя.
– Добрый день, – робко проговорила Надежда, не зная, как подойти к этому человеку, чтобы вызвать его доверие.
– Добрый день, – ответил антиквар, – чем я могу вам помочь? Вас интересует что-то конкретное?
Надежда пригляделась к выставленным за его спиной предметам. Самыми заметными из них были часы в виде бронзового дерева, на ветках которого сидели маленькие птички с глазами из разноцветных камней. Стрелки стояли на половине восьмого – то ли утра, то ли вечера.
– К сожалению, механизм этих часов неисправен, – проговорил антиквар, перехватив взгляд Надежды. – Когда-то они точно показывали время, а в полдень птицы пели на разные голоса и хлопали крыльями. Однако теперь их время прошло…
– И ничего нельзя сделать?
– Ничего… – вздохнул антиквар. – Я показывал их лучшим часовым мастерам, но они в один голос говорят, что часы отжили свой век. Единственное, что можно сделать, – вставить в них новый механизм, но ведь тогда это будут совсем другие часы… то же самое, как если вложить в человека другую душу.
– Да, наверное, вы правы, – согласилась Надежда. – Впрочем, эти часы и так очень красивы. Ведь не каждый предмет должен приносить какую-то пользу, многие существуют просто для красоты…
– Не для пользы же народов вся природа расцвела, – процитировал антиквар. – Есть алмаз подземных сводов, реки есть без пароходов, люди есть без ремесла…
– Каролина Павлова? – медленно проговорила Надежда.
Это было какое-то озарение – имя поэтессы выскочило из какого-то закоулка памяти, как чертик из табакерки. Кажется, муж читал ей эти стихи когда-то давно и имя называл – Каролина Павлова. Сан Саныч любил стихи и многие помнил наизусть еще с юности.
– Вы правы, – антиквар взглянул на Надежду Николаевну с уважением и симпатией, – сейчас мало кто ее вспоминает. А ведь это была замечательная поэтесса и переводчица, современница Пушкина. Она одинаково хорошо писала стихи по-русски и по-немецки…
Надежда с умным видом помалкивала. Она удачно вспомнила имя полузабытой поэтессы, но если бы антиквар продолжил разговор, больше ничего о ней сказать не смогла бы. К счастью, антиквар вернулся к более практической теме:
– Так что вас конкретно интересует?
Вспомнив альбом с миниатюрами в квартире детектива и то, что именно на полях этого альбома она нашла номер телефона «Лавки древностей», Надежда Николаевна неожиданно проговорила:
– Миниатюрные портреты.
– Миниатюрные портреты? – повторил антиквар. – Что ж, я могу показать вам несколько интересных экземпляров…
Он вынул из-под прилавка плоскую коробку, обитую бордовым бархатом, и поставил ее на прилавок.
Надежда склонилась над коробкой. В ней рядами были выложены крошечные портреты. Однако слабое освещение в магазине не позволяло их как следует рассмотреть.
– Одну минутку… – проговорил антиквар, – сейчас я постараюсь осветить их получше…
Он взял с полки старинную настольную лампу с абажуром из кусочков разноцветного стекла, поставил ее на прилавок и включил в сеть. Лампа вспыхнула, но тут же замигала, а потом и совсем погасла.
– Вот так всегда, – с огорчением, но вместе с тем и с какой-то странной гордостью проговорил антиквар. – Подождите немного, сейчас она снова загорится…
Он постучал по основанию лампы, и действительно вспыхнул свет, однако не в полную силу, а потом лампа опять начала мигать.
– Вот в этом недостаток старых вещей, – вздохнул мужчина, – они либо вовсе не работают, либо работают с перебоями. Но я все равно не хочу менять эту лампу на новую, она так хорошо подходит к обстановке моего магазина…
– А вам и не нужно ее менять! У вас найдется острый нож и моток изоленты?
– Изолента? – переспросил антиквар удивленно. – Кажется, была где-то, а нож точно есть…
Он выдвинул ящик под прилавком, порылся в нем и достал небольшой рулон клейкой ленты и нож с коротким острым лезвием. Надежда выключила лампу из сети, взяла ее в руки, осмотрела. Потом проверила провод, обрезала его возле самой вилки, зачистила изоляцию, заново срастила концы и аккуратно обмотала изолентой. Затем включила в розетку.
Лампа загорелась ровным ярким светом.
– Вот и все, – объявила Надежда удивленному антиквару.
– Да вы просто волшебница! Как вам это удалось?
– Я не волшебница. Я инженер. И из своего инженерного опыта знаю, что девяносто процентов неисправностей любого оборудования – это плохой контакт.
Надежда не стала уточнять, что уже несколько лет не работает по своей специальности – с тех пор, как муж настоял, чтобы она ушла с работы.
Антиквар взглянул на нее с несомненным уважением и проговорил:
– Спасибо! Вы оживили мою любимую лампу! Так вы интересовались миниатюрными портретами? – спохватился он. – Посмотрите, у меня есть очень интересные экземпляры.
Он направил свет лампы на обитую бархатом коробку. Овальные и круглые, прямоугольные и восьмиугольные, отличающиеся размерами и техникой исполнения, все эти портреты объединяла удивительная тонкость рисунка.
– Вы, конечно, знаете, что чаще всего миниатюрные портреты исполнялись на пластинках слоновой кости…
«Конечно, не знаю», – хотела ответить Надежда Николаевна, но промолчала, чтобы не испортить то впечатление, которое ей удалось произвести на антиквара.
– Но у меня в коллекции, – продолжал тот, – имеются также портреты на серебре и фарфоре, на полированных медных и бронзовых пластинках и на пергаменте. Выполнены эти миниатюры также в различной технике – акварелью, гуашью, пастелью, масляными красками и художественной эмалью. Миниатюры на эмали – самые трудоемкие в исполнении и поэтому самые дорогие. Раньше миниатюрные портреты помещали в медальоны, которые носили на груди, хранили в футлярах, ими украшали крышки табакерок и веера, часы и броши, даже перстни… – Антиквар поднял глаза на Надежду: – А вас интересует какой-нибудь определенный стиль или, может быть, определенный сюжет? Если я не найду этого в своей коллекции, могу связаться с коллегами…
Надежда решила рискнуть и, достав мобильный телефон, сказала:
– Вообще-то меня интересует вполне определенный портрет. Вот этот… – И она показала антиквару фотографию овального миниатюрного портрета молодой черноволосой женщины с пылающими глазами.
– Вас интересует этот портрет? – Антиквар взглянул на Надежду с каким-то новым выражением. – Никогда бы не подумал… вы произвели на меня такое хорошее впечатление…
Надежда почувствовала, что с таким трудом установившееся между ними доверие может дать трещину. А если это случится – все ее усилия окажутся напрасными… И тут она поняла: единственное, что поможет ей сохранить доверие антиквара, – это правда. Пусть даже не вся правда…
– Возможно, вы знали Константина Леденцова, – проговорила она, опустив глаза, – покойного Константина Михайловича Леденцова?..
– Возможно, – уклончиво ответил антиквар.
– Он был моим другом. Моим близким другом… – Чтобы восстановить утраченное доверие, Надежда позволила себе небольшое преувеличение. – Константин много лет назад работал инженером в крупном НИИ, тогда мы с ним и познакомились. С его смертью не все понятно, и я хочу разобраться с этими непонятными моментами. Я хорошо знаю его жену… его первую жену, знаю его дочь. И вот ради них я хочу установить правду.
– А какое отношение к смерти Константина Михайловича имеет портретная миниатюра? – спросил антиквар.
В его голосе все еще звучало недоверие, но он немного потеплел.
– Я не уверена, что такая связь действительно есть, однако… когда-то этот миниатюрный портрет принадлежал Лиде, первой жене Константина. Он был ее фамильной собственностью, хранился в семье много поколений. Лида очень дорожила этой миниатюрой. Несколько лет назад, когда Константин только начинал заниматься бизнесом, он продал этот портрет. Продал без ведома жены. – Надежда прямо взглянула в глаза антиквару, давая тому понять, как она относится к такому поступку, и продолжила: – Возможно, вырученные за портрет деньги помогли ему встать на ноги, раскрутить бизнес, но это не отменяет морального аспекта его поступка. Лида не смогла простить мужа, и в итоге они развелись. А потом, незадолго до своей смерти, он начал наводить справки об этом портрете.
– Откуда вы знаете? – с некоторым подозрением спросил антиквар. – Он вам об этом говорил?
– Нет, но я знаю, что он обращался в детективное агентство, и там по его просьбе провели некоторое расследование, – как могла невозмутимо ответила Надежда.
Она понятия не имела, что скажет, если антиквар попросит ее рассказать подробно. Однако тот молчал.
– И еще одно… – поколебавшись, продолжила Надежда. – После скоропостижной смерти Константина начались какие-то странные звонки с угрозами. От Лиды чего-то хотят, но не говорят конкретно, в чем дело. Так вот, возможно, это как-то связано с этим миниатюрным портретом? И возможно, вам что-то об этом известно?
Антиквар какое-то время молчал, обдумывая ее слова. Наконец он принял решение и заговорил:
– Не в моих правилах раскрывать тайны клиентов. Больше того – это недопустимо при моей профессии. Но тут… тут особый случай. Константин Михайлович умер, и я не причиню ему никакого вреда. Кроме того, думаю, что его жена и дочь действительно имеют право узнать правду. Вижу, что вы действительно близко знакомы с ними, так что расскажу вам все.
Надежда, как могла, сдерживала себя, чтобы глаза не горели и уши не поднимались торчком, как у овчарки. Наконец-то она узнает правду об этом портрете!
– Я познакомился с Константином… – начал антиквар, и Надежда Николаевна вся превратилась в слух, – с Константином Михайловичем несколько лет назад. Тогда он принес мне эту миниатюру. Он хотел ее продать. Константин сказал мне, что это – его фамильная вещь, и у меня не было оснований сомневаться в его словах. По крайней мере, тогда не было. А миниатюра оказалась очень редкая. Шестнадцатый век, максимум – самое начало семнадцатого. И техника необычная: цветная эмаль на золоте. Таких миниатюр в музеях мира и в частных коллекциях единицы. Поэтому я сразу же купил портрет у Константина и заплатил ему, как я считал, хорошую цену. Однако потом я провел небольшое исследование и понял, что миниатюра еще более ценная, чем я предполагал.
– В самом деле? – проговорила Надежда, чтобы показать свой интерес к рассказу.
– В самом деле. Все дело в том персонаже, который изображен на этом портрете.
– И кто же это?
– Это знаменитая венгерская графиня Батори. Елизавета, или Эржбета, Батори.
– Точно, Лида говорила, что на крышке медальона вензель – «Е» и «В»…
Имя показалось Надежде знакомым, но ничего конкретного она не могла вспомнить. Заметив это, антиквар пояснил:
– Эржбета Батори вошла в Книгу рекордов Гиннесса как женщина, совершившая самое большое в истории число убийств. Ее называют Кровавой графиней. Вместе с несколькими слугами она подвергла страшным пыткам и убила, по разным оценкам, от ста до шестисот молодых девушек.
– Ну надо же… – ужаснулась Надежда.
– Графиня Батори совершала свои злодеяния в конце шестнадцатого, в начале семнадцатого века, то есть этот портрет был создан при ее жизни, возможно, даже с натуры. Если действительно так, то это единственное прижизненное изображение графини Батори…
– Ужас какой! – Надежда невольно вздрогнула. – И что же, портреты серийных убийц всегда ценятся выше, чем портреты добропорядочных граждан?
– Как ни странно, действительно выше. Портреты известных исторических личностей всегда ценятся выше, чем анонимные изображения. А уж если персонаж окружен такой скандальной, чудовищной славой – цена поднимается еще выше. Скандальная слава всегда вызывает у некоторых людей повышенный интерес. Короче, я провел изыскания, составил подробное описание этой миниатюры и поместил ее изображение в известный немецкий каталог портретной миниатюры…
Надежда кивнула: она вспомнила альбом, который нашла в квартире детектива Кустикова.
Антиквар продолжил:
– И почти сразу на эту миниатюру нашелся покупатель. Крупный бизнесмен Никита Курбатов захотел ее приобрести. Он довольно часто приобретал произведения искусства и исторические редкости, составил даже большую, хотя и бессистемную коллекцию. Моя миниатюра произвела на него впечатление, кроме того, он считал, что имеет какие-то венгерские корни, и поэтому захотел купить портрет Кровавой графини.
Фамилия покупателя показалась Надежде знакомой, но она не смогла вспомнить, где видела или слышала ее.
– Короче, я продал портрет графини Курбатову, признаюсь, значительно дороже, чем купил его у Константина. – Перехватив неодобрительный взгляд Надежды, антиквар пояснил: – В этом нет ничего противозаконного или аморального. Я провел серьезную научную работу, установил происхождение портрета, установил изображенную на нем личность, при этом цена естественным образом повысилась. Но на этом история миниатюры не закончилась…
– Я нисколько в этом не сомневалась! – проговорила Надежда.
– Примерно год после того, как Курбатов купил портрет Кровавой графини, он попал в трагическую аварию. Его жена и сын погибли, сам он выжил чудом. И вскоре связался со мной – он хотел продать миниатюру и искал покупателя.
– У него что, стало плохо с деньгами? – уточнила Надежда.
– У меня тоже возник подобный вопрос, – кивнул собеседник, – но, как вы понимаете, клиентам такие вопросы не задают. Хотя через знакомых я узнал, что дела у Курбатова действительно пошли хуже. Однако сам он сказал мне, что хочет избавиться от этого портрета, потому что считает – именно он принес ему несчастье. Я не верю в такие вещи, но раз владелец хочет продать миниатюру, я стал искать покупателя. Тем более что Курбатов был согласен немного снизить цену. В итоге портрет приобрел известный галерист Кирилл Кожевников…
– Владелец галереи «Наследие»? – ахнула Надежда.
Теперь она вспомнила, где ей попадалась фамилия Курбатов. Ну да, ведь эта фамилия была упомянута в газетной вырезке в столе детектива Кустикова! Так же, как и фамилия галериста Кожевникова…
– Да, это именно он, – кивнул антиквар. – А вы знаете его?
– Не то чтобы знаю, – проговорила Надежда, – но слышала о нем и о его галерее. В связи со случившимся там пожаром…
– Да, действительно, это было громкое дело. При том пожаре погибло много ценных экспонатов, а сам Кожевников попал в больницу, но портрет графини уцелел. Но едва галерист вышел из больницы, сразу захотел избавиться от этой миниатюры. Как и Курбатов, он тоже поверил, что она приносит несчастья…
– У него были для этого основания! – пробормотала Надежда. – И он тоже обратился к вам?
– Нет, на этот раз я оказался в стороне. Ведь Кожевников – галерист, и у него были свои постоянные покупатели. Вот он и продал миниатюру одному из них…
Надежда ничуть не удивилась, когда антиквар сказал, что новым владельцем злополучного портрета стал крупный финансист, владелец инвестиционного фонда Анатолий Лютостанский. Правда, промолчала о своей догадке, иначе ей бы пришлось рассказать антиквару и о многом другом, а она предпочитала молчать и слушать.
Антиквар рассказал ей о самоубийстве Лютостанского, что не стало для Надежды новостью. И о том, что злополучный портрет снова поменял владельца. Инициатором продажи стал сын и наследник покойного бизнесмена, а новым покупателем – популярный эстрадный исполнитель Митя Залетный.
Певец прекрасно знал о мрачной истории портрета, о том, что тот приносит несчастье, но это его не остановило – Митя решил, что приобретение такого рокового артефакта создаст вокруг него дополнительный романтический ореол. Ореол-то, может быть, и появился, но просуществовал недолго, потому что меньше чем через год несчастный певец был съеден акулой на тропическом острове.
Теперь Надежда точно знала, каким расследованием занимался детектив Кустиков. По поручению Леденцова детектив проследил историю злополучного портрета, узнал, в чьих руках он побывал после того, как Константин продал его антиквару. А также выяснил, что все владельцы обладали портретом недолго и для всех это закончилось трагически.
Если бы Надежда не видела своими глазами собранные детективом газетные вырезки, она бы не поверила в такую цепь трагических событий. Ведь она была убежденной материалисткой и ко всякой мистике относилась с недоверием. Но с фактами не поспоришь…
– И что после этого случилось с портретом? – спросила Надежда, когда антиквар замолчал. – Где он сейчас? Кому принадлежит?
– А дальше было вот что… Несколько месяцев назад Константин Михайлович снова пришел ко мне. Ему явно было трудно начать разговор. Я терпеливо ждал, гадая, с чем он пришел. Снова хочет продать какую-то фамильную реликвию? Но я знал, что со времени нашей первой встречи Леденцов очень разбогател и вряд ли станет что-то продавать. Наконец Константин заговорил. Было видно, что слова даются ему с трудом. Он сказал, что продажа портрета была его ошибкой, самой большой ошибкой в жизни.
– Так и сказал? – переспросила Надежда. – Самой большой ошибкой?
– Да, я запомнил тот разговор слово в слово. – Антиквар взглянул на Надежду укоризненно – мол, зачем вы меня перебиваете?
Надежда виновато улыбнулась, прикрыла рот рукой, и он продолжил:
– Итак, Константин сказал, что понял – фамильные реликвии ни в коем случае нельзя продавать, это принесет только несчастье… я хотел было сказать ему, что портрет принес несчастье не ему, а всем новым владельцам, но увидел, как он подавлен, буквально разбит, и промолчал. Вместо этого спросил, могу ли я чем-то помочь. «Можете! – горячо воскликнул Константин Михайлович. – Я хочу, чтобы вы вернули мне портрет!» – «Вернуть портрет? – спросил я осторожно. – Вы уверены, что хотите этого?» – «Несомненно!» – «Но на каких условиях?» – «На любых! Я готов заплатить за него любые деньги! Действительно любые! Для меня важно только одно – чтобы портрет вернулся в семью…» Я согласился. В конце концов, это моя работа. В тот момент мне казалось, что выкупить портрет будет несложно, ведь за ним уже следовала дурная слава и вряд ли нашелся бы смельчак, готовый рискнуть своей жизнью и благополучием ради портрета средневековой злодейки. Так я и сказал Константину Михайловичу. Однако на деле все оказалось гораздо сложнее… Я обратился к наследникам того съеденного акулой певца. Единственной наследницей оказалась жена. Такая, знаете, практичная особа лет сорока, она же при жизни певца была его постоянным продюсером и рекламным агентом…
Надежда не удержалась от вопроса:
– И как она относилась к его многочисленным подругам?
– Насколько я понял, никаких подруг у него не было. Покойный вообще не интересовался женщинами, а слухи о его многочисленных романах распространяла сама жена. В целях рекламы. Эти слухи подогревали интерес к певцу несовершеннолетних поклонниц. Кстати, никакая акула его, разумеется, не съела – он умер от банального цирроза печени. Но мы с вами отвлекаемся…
– Извините!
– Итак, когда я осторожно завел разговор о покупке злосчастного портрета, вдова проявила к моему предложению интерес. И о цене мы довольно быстро договорились. Вообще, в первый раз она произвела на меня впечатление разумного и делового человека…
– Только в первый? – уточнила Надежда.
– Именно! – Антиквар внимательно взглянул на Надежду. – Вы задаете правильные вопросы.
– Что же было дальше?
– Я связался с Константином Михайловичем, сообщил ему, что сделка практически заключена, и попросил подготовить деньги. Он очень обрадовался – буквально как приговоренный к казни, которому в последний день сообщили о помиловании. Однако на вторую встречу, где мы должны были подписать документы, наследница не явилась, а когда я позвонил ей, она уже не произвела на меня такого хорошего впечатления, как при первой встрече. Она мялась, юлила и явно нервничала. Я припер ее к стенке и буквально вырвал у нее признание – у нас появился конкурент, желающий приобрести портрет Кровавой графини. Его имени вдова не назвала. Как я ни настаивал, стояла насмерть. Но из ее слов я все же понял, что этот человек – не обычный коллекционер и что портрет Кровавой графини нужен ему для каких-то особых целей. «Но мы с вами уже договорились!» – сказал я. «Он сделал мне более выгодное предложение». Я попытался переубедить вдову, говорил, что так не поступают, что мы с ней обо всем условились, но она меня почти не слушала. Тогда я подумал, что все эти разговоры – обычная попытка поднять цену, и спросил, сколько ей предложил конкурент – мол, мы предложим больше. Она снова стала юлить, чувствовалось, что жадность борется с каким-то другим чувством – может быть, страхом. Однако я вспомнил, с какой настойчивостью Константин просил меня вернуть портрет, и предложил наследнице новую цену, в полтора раза выше прежней. И она снова отказалась. Тогда я попросил ее немного подождать с окончательным решением и снова связался с Константином Михайловичем. Я обрисовал ему ситуацию и спросил, до какой суммы он готов поднять цену. И тогда он с раздражением ответил: «Я же сказал вам – цена не имеет значения! Заплатите столько, сколько потребуется!» Я снова связался с наследницей и попросил о встрече. На этой встрече должен был присутствовать и Константин Михайлович – я не хотел без него принимать решение о цене. Хоть он и говорил, что цена не имеет значения, но обычно у таких смелых заявлений тоже имеется какой-то предел. Вдова согласилась на эту встречу с явной неохотой, но я был настойчив. И вот тогда…
Антиквар замолчал, ему явно было трудно продолжать.
– Что же случилось?
– Меня навестил очень неприятный человек. Маленький, худощавый, скользкий, он был похож на змею. На смертельно ядовитую змею. У него были пристальный змеиный взгляд и плавные, скользящие движения. И говорил он так, знаете… как будто шипел. Он пришел сюда, в этот магазин… как вы сегодня, он был единственным покупателем…
Дверной колокольчик глухо брякнул, и антиквар поднял глаза на посетителя. Это был худой, невысокий человек с плавными движениями и узкими немигающими глазами.
Хозяину «Лавки древностей» показалось, что с появлением этого человека в магазине стало значительно холоднее. Списав это на обычную сезонную простуду, он вежливо осведомился:
– Я могу вам чем-то помочь?
Посетитель посмотрел на него долгим змеиным взглядом и прошептал, скорее прошипел:
– Хорош-ший магазин… хорош-шее место, ш-штобы вс-стретить с-старость…
– Что вам нужно? – спросил антиквар.
– Мне нужно, ш-штобы ты забыл о портрете.
– О каком портрете? – переспросил антиквар, чтобы выиграть время.
– Ты прекрас-сно знаеш-шь о каком! Ты позвониш-шь наследнице и скажеш-шь ей, что встреча отменяется, что твой клиент передумал покупать этот портрет!
– А если я этого не сделаю?
– Ты с-старый человек… тебе ос-сталось жить недолго, и поэтому тебе совс-сем не нужны неприятнос-сти… с-серьезные неприятнос-сти…
И тут антиквар сделал то, ради чего он тянул время. Он выложил на прилавок старинный арбалет. Арбалету было лет триста, но он находился в отличном боевом состоянии, и, пока антиквар разговаривал с незнакомцем, он успел зарядить его короткой стрелой, которая когда-то пробивала насквозь рыцарские доспехи.
Теперь эта стрела смотрела в грудь неприятному посетителю.
– Я, может быть, и старый человек, но я хорошо умею обращаться с этой штукой. Поэтому советую тебе убраться из моего магазина и никогда больше в него не приходить. А то у тебя самого будут серьезные неприятности…
Незнакомец оскалился, но все же отступил к двери. Перед тем, как выйти из магазина, он бросил антиквару:
– Я тебя предупредил!
– Но это предупреждение вас не остановило? – спросила Надежда, когда антиквар закончил свой рассказ.
– Больше того. Я старый человек, но не люблю, когда на меня давят. Всякое действие рождает равное ему противодействие. После визита того скользкого типа я решил во что бы то ни стало довести сделку с портретом до конца. Мы встретились в назначенное время – я, Константин Михайлович и Медея… Медея – это вдова и наследница покойного певца.
– Я догадалась.
– Так вот, Медея сразу заявила, что мы зря потратили время, зря пришли на эту встречу, потому что она не собирается продавать портрет графини Константину Михайловичу. На это Леденцов со свойственной ему, как и многим бизнесменам новой формации, прямолинейностью ответил: «Купить можно все. Вопрос упирается только в цену. Назовите ту цену, за которую вы согласились бы продать мне портрет». Тут, я думаю, Медея решила просто заставить его отступиться. Она назвала такую сумму, за которую можно купить картину Рембрандта или Рафаэля.
– Ничего себе! – ахнула Надежда. – Но это же многие миллионы!
– Конечно, – кивнул антиквар. – Я не могу озвучить цену – коммерческая тайна, но это действительно многие миллионы. И не рублей, как вы понимаете. Я уверен, что владелица портрета просто хотела таким способом закончить встречу, но Константин побагровел, ударил кулаком по столу и выкрикнул: «Хорошо! Я согласен! Согласен на все! Только подписываем документы прямо сейчас!» Я попытался остановить его, урезонить, убедить, что это – немыслимая цена, но он стоял на своем. Когда владелица злополучного портрета поняла, что он не шутит и действительно готов заплатить ей целое состояние, жадность пересилила все остальные чувства. Она представила, что в одну минуту станет богатой, очень богатой женщиной, – и согласилась… В общем, они тут же подписали договор купли-продажи, а через несколько дней Константин заплатил ей всю сумму. Честно говоря, я был поражен: как самой ценой – ведь ни разу в истории миниатюрный портрет не был продан не только за такую баснословную сумму, но даже за ее десятую часть, так и тем, что Константин смог заплатить такие огромные деньги. Я не думал, что Леденцов настолько богат, и не представлял, что он сможет запросто выложить за портрет такую огромную сумму… Я очень удивился и, пользуясь своими связями, навел справки.
Надежда тут же опустила глаза, чтобы собеседник не заметил ее скептической ухмылки. Какие там у него связи…
– Через некоторое время я узнал, что Константину Михайловичу пришлось не только отдать все наличные деньги, но еще и заложить имущество, все принадлежавшие ему акции компании и даже собственный дом, – сухо сказал антиквар, очевидно, все же услышав, как она фыркнула.
– Вот как… – протянула Надежда, устыдившись. – Выходит, этот портрет был для него действительно важен… получается, что бизнес Константина, который начался с продажи этого портрета, через несколько лет закончился его приобретением…
– Именно так.
– А вы не знаете, эта женщина, Медея, действительно отдала портрет Константину?
– Разумеется! Иначе он не заплатил бы ей денег. Я присутствовал при передаче миниатюры, с тем чтобы убедиться в ее подлинности. Согласитесь, обидно было бы заплатить такие огромные деньги за подделку или имитацию.
– Ну и как – убедились?
– Стопроцентно! Это был тот самый миниатюрный портрет графини Эржбеты Батори, который за несколько лет до того Константин Михайлович продал при моем посредничестве. Кстати, я применил маленькую хитрость: впервые осматривая портрет, я оставил на его оборотной стороне маленькую, едва заметную отметинку, что-то вроде своей подписи. И когда осматривал миниатюру второй раз, подпись была на месте.
– Значит, портрет перешел к Константину?
– Да, несомненно. Это произошло на моих глазах.
– А вы не представляете, где этот портрет может быть сейчас?
Задавая этот вопрос, Надежда внимательно следила за реакцией антиквара. Его лицо оставалось совершенно спокойным и невозмутимым, когда он ответил:
– Не имею ни малейшего представления. Впрочем, вы ведь дружите с его первой женой. Кому и знать, где этот портрет, как не ей?
Маэстро Лоренцо ди Сан Романо, придворный художник курфюрста Саксонии, проснулся оттого, что солнечные лучи коснулись его лица. Он открыл глаза – и снова зажмурился от яркого света.
Рядом раздавались чьи-то неторопливые шаги, скрип половиц, шуршание ткани. Он опять открыл глаза и немного выждал, привыкая к яркому свету. Когда зрение в полной мере вернулось к нему, маэстро увидел, что находится в просторной, со вкусом обставленной комнате. Ну да, это та самая комната, в которую проводил его минувшим вечером немой слуга. Только теперь комната была залита ярким солнечным светом, от которого она казалась куда просторнее и веселее.
Внезапно в памяти живописца всплыли ужасные события минувшей ночи. Он вспомнил, как проснулся от душераздирающего крика, вспомнил, как спустился в подземелье, увидел истерзанную, окровавленную служанку… вспомнил выражение жестокого наслаждения на лице владелицы замка…
Было ли это на самом деле – или приснилось ему? Но разве сны бывают столь яркими, столь четкими, столь запоминающимися, столь правдоподобными? А разве действительность бывает столь ужасающей, столь жестокой?
Перед глазами Лоренцо стояла адская сцена в подземелье.
Тут он вспомнил, как кровавый карлик ударил его по голове. От этого удара Лоренцо потерял сознание… Если это было на самом деле, его голова должна раскалываться от боли, она же ничуть не болела. Маэстро Лоренцо ощупал голову, но на ней не было даже небольшой шишки.
Как бы то ни было, живописец твердо решил как можно скорее покинуть этот мрачный замок.
Кроме него самого, в комнате находился еще один человек – тот самый вчерашний слуга. Именно он раздвинул тяжелые занавески, впустив в комнату утренний свет, который разбудил живописца. Наполнив свежей водой кувшин для умывания, слуга обернулся к гостю. Увидев, что тот проснулся, он жестами предложил ему помочь с умыванием.
Маэстро умылся и оделся. Потом подошел к окну и выглянул в него. По ровным, присыпанным песком дорожкам, среди ярких цветников и аккуратно подстриженных розовых кустов, прогуливалась девушка. Тонкая, грациозная фигурка, нежные черты лица… Солнечный луч коснулся ее рыжеватых волос – и они вспыхнули, окружив голову незнакомки золотым нимбом.
Сердце живописца пропустило один удар, второй. Во рту пересохло. Он вспомнил, как много лет назад, совсем юным, вошел в собор в городе Орвьето и приблизился к алтарю, чтобы помолиться Деве Марии. В это время солнечный луч, проникший через узкое стрельчатое окно, упал на стену, и перед Лоренцо вспыхнула старая, потемневшая роспись. Он увидел ангела с золотым нимбом, и в этом ангеле для него сосредоточилась вся красота, вся прелесть мира, дарованная Создателем. В тот день Лоренцо решил посвятить себя живописи, чтобы научиться видеть и создавать подобную красоту.
Сейчас девушка, гулявшая в замковом саду, напомнила ему того ангела.
Девушка оглянулась, словно почувствовала его взгляд, и на мгновение их глаза встретились.
– О Мадонна! – прошептал живописец.
И губы незнакомки тоже что-то прошептали, как будто она ответила ему. Но тут же в глазах девушки вспыхнул испуг, и она скрылась за кустами роз. Живописец еще долго смотрел ей вслед.
Вдруг он услышал шаги за спиной и обернулся. Слуга уже давно ушел. В комнату вошла старая женщина в строгом платье и крахмальном переднике.
Почтительно поклонившись, она промолвила:
– Милостивый сударь, госпожа графиня просит вас пожаловать к завтраку.
Живописец поблагодарил ее и покинул свою комнату.
Спускаясь по лестнице на первый этаж замка, он невольно задержался на площадке, откуда ступени вели вниз, в подземелье. Нет, вне всякого сомнения, он спускался по этим ступеням минувшей ночью. А значит… а значит, ужасная сцена в подземелье не привиделась ему… значит, она была на самом деле…
Завтрак накрыли не в той огромной обеденной зале, в которой маэстро Лоренцо принимали накануне, а в малой столовой, которая была вовсе не так мала. По стенам висели портреты нарядных господ – наверное, предков высокородной госпожи графини. За столом сидели те же люди, что и вечером.
Живописец почтительно поклонился, стараясь не встречаться взглядом с графиней и карликом. Он боялся, что они прочтут в его глазах ужас минувшей ночи.
– Доброе утро, сударь! – приветствовала его графиня. – Кажется, сегодняшнее утро и впрямь доброе.
– Да, милостивая госпожа! – ответил маэстро Лоренцо, занимая свое место за столом. – Погода благоприятствует путешествию, и если вы не будете возражать, после завтрака я отправлюсь в путь. Мне еще предстоит дальняя дорога…
– Что? – Брови графини гневно изогнулись. – Так-то вы хотите отплатить за мое гостеприимство? Я не ожидала этого от вас! Вчера вы, сударь, выразили согласие написать мой портрет. Я желаю, чтобы вы задержались в моем замке на то время, которое потребуется для этой работы!
Маэстро Лоренцо растерялся. Он не хотел показаться неблагодарным, да, честно говоря, и боялся вызвать гнев суровой графини. Он подозревал – и не без основания, – что в гневе она страшна. В то же время он не хотел даже думать о том, чтобы остаться в этом мрачном замке с его страшными тайнами хотя бы на один день. Точнее – на одну ночь.
Воспоминание о прошедшей ночи вызывало у него ужас, но еще больший ужас вызывала мысль о том, что такая ночь повторится… и, возможно, не один раз…
– Я весьма признателен вам за предоставленное мне гостеприимство, – проговорил он с подобающим почтением, – я всей душой желал бы в меру своих скромных сил отплатить вам за вашу доброту, но долг призывает меня как можно скорее прибыть ко двору моего господина, курфюрста Саксонского.
В это время в разговор вмешался карлик.
– Господин Лоренцо при всем желании не сможет продолжить путь, – заявил он с едва заметной насмешкой в голосе.
– Отчего же? – осведомилась графиня, быстро взглянув на своего придворного недомерка.
– Оттого, моя госпожа, что, как сообщили мне слуги, его карета неисправна: у нее сломалась ось. Понадобится какое-то время, чтобы наш кузнец починил ее.
Маэстро Лоренцо с удивлением выслушал новость: вчера его карета была вполне исправна и без всякого труда доехала до замка, преодолев крутой подъем.
– Вот видите, сударь, сама судьба велит вам задержаться в моем замке! – проговорила графиня. Губы ее при этом улыбались, глаза же глядели холодно.
– Раз уж такова воля небес и она совпадает с желанием благородной госпожи – я не смею противиться! – проговорил живописец, которому ничего другого не оставалось.
Впрочем, в глубине души маэстро таилось страстное желание запечатлеть лицо графини. Запечатлеть таким, каким он видел его минувшей ночью.
И еще одна причина была у него, чтобы задержаться в замке. Перед его глазами стояла девушка с золотым нимбом. Золотоволосый ангел, волшебное видение его юности. Оставшись в замке, он сможет еще раз увидеть ее…
– Ну и отлично. А теперь прошу отведать наших простых деревенских кушаний!
Графиня хлопнула в ладоши, и несколько молодых девушек внесли подносы с едой.
Маэстро Лоренцо быстро оглядел их. Все они были молоды и привлекательны, но на их лицах застыло выражение испуга. И среди них не было той девушки, которая прислуживала накануне за ужином.
Сразу после завтрака графиня сказала маэстро Лоренцо, что ее придворный карлик – его звали Леопольд – предоставит живописцу все, что тому понадобится для работы.
– В первую очередь мне понадобится хорошо освещенная комната, – проговорил итальянец, оставшись наедине с Леопольдом, – комната с естественным освещением, с большими окнами. Все прочее найдется в моем багаже.
– Очень хорошо, любезный господин, – ответил карлик с почтением, за которым живописцу почудилась насмешка, – думаю, что лучше всего вам подойдет замковая часовня.
– Часовня? – удивленно переспросил маэстро Лоренцо. – Но не будет ли возражать госпожа графиня? Ведь часовня нужна ей для богослужений. Кроме того, соответствует ли моя светская работа священному предназначению этого помещения?
– Пусть это не беспокоит вас, любезный господин! – На этот раз карлик не скрывал насмешку. – Единственное, что вас должно волновать – и очень волновать, – это надлежащим образом исполнить желание госпожи графини!
Возвращаясь домой, Надежда думала над словами антиквара. Кому и знать, где этот портрет, как не Лиде… Но на самом деле Лида даже не знала, что Константин выкупил этот злополучный портрет. Откуда же она может знать, где он?
Хотя… очень часто бывает, что человек, владеющий важной информацией, сам об этом ни сном ни духом. Может быть, и Лида знает что-то важное, но не догадывается об этом?
В это время в сумке Надежды зазвонил мобильный телефон. Она подумала, что звонит муж, и невольно напряглась. Вот что она ему скажет? Придется врать, а этого она не любила.
Но, взглянув на дисплей телефона, она увидела номер Лиды Леденцовой.
– Богатой будешь, – проговорила Надежда, нажав кнопку и поднеся трубку к уху, – я как раз о тебе думала, а тут ты звонишь… – И тут же поняла неуместность своих слов.
– Богатой? – хмыкнула Лида. – Это вряд ли… все мое богатство на сегодняшний день – это домик-развалюха в старом садоводстве…
– Домик? – переспросила Надежда. – Какой домик?
– Ну, это не телефонный разговор… ты сейчас где?
– Домой еду.
– Можешь со мной встретиться? Хочу кое о чем с тобой поговорить…
Надежда хотела было отказаться – она и так потратила много времени на чужие дела, но Лида ее опередила:
– Надя, извини, что я прошу, но ведь у тебя муж в командировке, так что время есть. Очень прошу, давай встретимся!
Надежда поморщилась, но вспомнила слова антиквара и решила, что это – удачный случай поговорить с Лидой о пропавшем портрете.
– Хорошо, давай встретимся…
«В последний раз, – сказала она себе. – Завтра целый день буду убирать квартиру и готовить обед для Саши. Соскучился там небось по домашней еде…»
Через полчаса женщины уже сидели в небольшом уютном кафе, которое на этот раз выбрала Надежда. А то Лида опять в какую-нибудь забегаловку приведет.
Надежда внимательно оглядела Лиду. Та выглядела не лучше, чем при первой встрече, однако в глазах появился какой-то живой блеск. Словно она вспомнила что-то хорошее. И одежда не то чтобы приличная, но все же не такая вопиющая. Сегодня Лида надела свободные темные брюки и жакет. И пусть жакет был не новый, в нем Лида была похожа на человека. Не то что в жутком платье, которое было на ней на похоронах.
– Ты как хочешь, а я проголодалась! – решительно заявила Надежда. – С утра по городу болтаюсь, перекусить некогда!
Лида подняла брови в легком удивлении – мол, где тебя носит, но ничего не сказала.
Надежда выбрала из меню лазанью с грибами, Лида под ее давлением заказала спагетти.
– Так о чем ты хотела поговорить? – спросила Надежда, решив предоставить Лиде инициативу.
– Представь, Надя, ходили мы с Дашкой к адвокату. Он огласил Костино завещание. Я-то от этого завещания ничего не ждала, пошла с Дашкой в качестве группы поддержки. Она еще меня не пускала, а тут адвокат звонит – мать, говорит, с собой непременно прихватите. Ну, мы и пошли. Как я и думала, Костя все свое имущество оставил Алисе и Дашке в равных долях…
– Ну, хоть дочку не обидел… – вставила Надежда, чтобы хоть что-то сказать. На самом деле у нее были сомнения насчет наследства. Да что там сомнения – полная уверенность, что ничего Даша не получила.
– Не обидел? – Лида быстро взглянула на Надежду и фыркнула. – Не обидел… представь, Надя, под конец адвокат нам сообщил, что все это завещание не стоило и той бумаги, на которой было напечатано. Все деньги, до копейки, Костя потратил, а имущество заложил… Квартира, загородный дом, машина даже – все заложено… представляешь, как выглядела эта Алиса, когда услышала такую новость?
Надежда после разговора с антикваром уже знала, что Константин потратил все свои деньги, и даже знала на что, поэтому ничуть не удивилась и только спросила:
– А как на это отреагировала Даша?
– А представляешь – ничуть не расстроилась! Даже повеселилась, наблюдая за Алисой!
– Сильная девушка… – проговорила Надежда.
– Да нет, – Лида стала серьезной, – это все было напускное. Она нарочно хохотала, а потом не смогла остановиться. Я уж думала, у нее истерика приключилась, но тут несчастная вдовушка такое устроила, что Дашка мигом успокоилась. Алису пришлось чуть ли не связывать, она с секретарши адвоката едва скальп не сняла.
– Производственная травма. – Надежда пожала плечами.
– М-да… – протянула Лида не то с одобрением, не то с сомнением.
– И все? Больше адвокат ничего не сказал? – допытывалась Надежда. – Куда Константин деньги-то дел?
– Говорит, не знает. Алиса орала, что он врет… А я не знаю, что и думать… Дашка молчит.
– Ну, может, распоряжение какое, письмо…
– Да ничего не было! Обычное завещание, все как положено, адвокат сказал, что он его полгода назад составил.
– Ну-ну…
Надежда вспомнила, что все неприятности произошли с Константином гораздо позже, так что он просто не успел изменить завещание. Но куда же делся медальон?
Принесли заказ.
– Ой, я столько не съем никогда! – Лида почти с ужасом глядела на гору спагетти.
– А ты уж постарайся, – заворчала Надежда, – тебе калории не помешают, а то просто смотреть страшно, до того ты тощая!
– Правда? – Лида посмотрела на себя. – А я как-то не замечала…
Она намотала на вилку приличную порцию спагетти, запихнула в рот и сказала удивленно, что очень вкусно.
– А про какой садовый домик ты говорила? – спохватилась Надежда, когда ее лазанья подошла к концу.
– Да, это самое смешное… – Лида действительно улыбнулась одними губами. – Костя и меня упомянул в своем завещании. Оставил мне маленький домик в садоводческом товариществе. Когда адвокат сказал про этот домик, Алиса так развеселилась… но потом, узнав, что ей самой вообще ничего не досталось, стало не до веселья. Знаешь ведь – хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Да уж… А о чем ты со мной-то хотела поговорить?
– Да как раз об этом домике…
Взгляд Лиды затуманился, она словно смотрела на что-то, видимое только ей одной.
– Эй, ты здесь? – окликнула ее Надежда.
– Здесь, здесь! – Лида снова чуть заметно улыбнулась. – Понимаешь… этот домик… когда-то давно построили Костины родители, и мы жили в нем два или три лета, когда Дашка была еще совсем маленькой. Там условий никаких, удобства во дворе, за водой приходилось ходить на колонку, но мы были молоды и счастливы!
Лидино лицо осветилось давними воспоминаниями, она даже, кажется, помолодела. И щеки порозовели, но возможно, это от съеденной порции спагетти. Надежда внимательно следила за Лидиным лицом и слушала ее, не перебивая.
– Представляешь, именно там Дашка сделала свои первые шаги, там же произнесла первые слова… У нас была семья, настоящая, счастливая семья, ты понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Надежда.
Она хотела добавить, что не понимает другого – при чем здесь она, чего Лида от нее хочет, но постеснялась прямо задать этот вопрос. Впрочем, Лида и так на него ответила:
– Надя, я очень хочу съездить туда, в тот домик. Хочу вспомнить то счастливое время. И я хочу попросить тебя… съезди туда со мной!
В ее словах, в ее взгляде было столько мольбы, что Надежда поневоле растерялась.
– Мне одной как-то страшно туда ехать, – торопливо пояснила Лида, – страшно один на один столкнуться со своим прошлым… нужно, чтобы рядом кто-то был, какой-то близкий человек… и кроме того, там место глухое, малолюдное, мало ли с кем столкнешься, а вдвоем как-то спокойнее.
Видимо, Лида сама смутилась своего эмоционального порыва и попыталась смягчить его простой практической причиной.
– А Даша? – проговорила Надежда. – Может быть, она с тобой съездит? У нее и машина есть…
– Даша? – переспросила Лида, и на ее лицо набежала тень. – Понимаешь, мы с ней поссорились.
– Поссорились? Из-за чего?
– Знаешь, с ней что-то происходит в последнее время. Она сама не своя. То набросится на меня ни с того ни с сего, то просто смотрит с такой злобой, как будто я – ее главный враг. Или всячески свое презрение выражает – сказала вроде бы в сторону, что есть такие люди, которые сами провоцируют окружающих с ними по-свински обращаться, понимаешь?
– Слушай, но это уже форменное хамство! – возмутилась Надежда. – Нельзя так с матерью разговаривать!
– Да мы вообще не разговариваем, – вздохнула Лида. – Она на меня все шипела, а вчера, когда я случайно ее телефон взяла, так наорала… Дескать, это подло – читать личные письма! Да мне и в голову не приходило, телефон случайно под руку попался…
– А как у нее на личном фронте? – оживилась Надежда. – Знаешь, похоже, что дочка твоя влюбилась.
– Да ей же не пятнадцать лет! – удивилась Лида. – Взрослая женщина, что от матери-то скрывать? Я ей мешать не буду. Но, знаешь, что-то она вчера такое сказала, что собирается квартиру снимать. А тут еще эта история с завещанием… наверное, все же она надеялась, что отец ей что-то оставит… В общем, она со мной ни за что не поедет. Я тебя очень прошу, Надя!..
Надежда Николаевна хотела возразить, хотела сказать, что у нее много собственных дел, да они с Лидой никогда и не были настолько близки… но в лице и голосе Лиды была такая безнадежность, что Надежда не смогла ей отказать.
– Хорошо, – сказала она, – когда едем?
– Надя, спасибо! – Лида порывисто приподнялась и схватила ее за руки. – Ты не представляешь, как это для меня важно!
На следующий день рано утром Надежда с Лидой встретились возле станции метро и сели на пригородный автобус. Лида выглядела оживленной, глаза блестели.
Большинство пассажиров составляли крепкие тетки пенсионного возраста в характерной дачной экипировке. Было еще несколько молчаливых грибников с огромными корзинами, в высоких резиновых сапогах. Тетки-садоводы всю дорогу бурно обсуждали какие-то непонятные Надежде явления природы – мучнистую росу, морковную муху, смородиновую тлю и прочее. (А вот Надеждина мама могла разговаривать об этих явлениях часами.) Грибники, наоборот, помалкивали, подозрительно оглядывая конкурентов, – каждый из них, как государственную тайну, оберегал от посторонних координаты своих грибных мест.
Автобус миновал пригороды и выехал на шоссе, по обеим сторонам которого потянулись сперва современные коттеджи, а потом – простые дачные домики.
Лида растерянно оглядывалась по сторонам. В конце концов она неуверенно сказала Надежде:
– Здесь все так переменилось… я совершенно не узнаю эти места…
– Ну, спроси кого-нибудь.
Лида повернулась к тетке, которая сидела через проход от нее, прикрыв глаза, и спросила, когда будет садоводство «Прибрежное».
– «Прибрежное»? – переспросила та, внимательно оглядев Лиду. – Надо было тебе, девонька, сапоги надеть.
– Сапоги? – Лида удивленно заморгала. – При чем тут сапоги? Так все же, когда оно будет – «Прибрежное»?
– А вот сейчас будет Верхняя Яма, потом Кузино, а после Кузина – как раз Островки, вот там тебе и надо выходить.
– В Островках? – переспросила Лида. – Но мне же нужно «Прибрежное»…
– В Островках, – строго подтвердила тетка. – А ты не волнуйся, девонька, я туда же еду, так что ты дуй за мной, не ошибешься! Только вот насчет сапог…
Она отвернулась от Лиды и снова задремала.
Лида пожала плечами и снова стала следить за дорогой. Впрочем, после разговора с соседкой у нее осталось какое-то приятное послевкусие. Подумав, она поняла, в чем его причина. Ее уже лет двадцать никто не называл девонькой.
Тетка не обманула. Автобус действительно проехал деревню с колоритным названием Верхняя Яма, затем Кузино.
– Следующая, девонька, наша! – Тетка, которая вроде бы только что спала, открыла глаза, поднялась и стала пробираться к выходу, толкая перед собой объемистую сумку на колесиках. Кроме этой сумки, на спине у нее был тяжелый рюкзак.
Надежда и Лида вслед за бравой теткой выбрались из автобуса.
Тетка поправила рюкзак и шагнула с шоссе на неприметную тропинку, которая пересекала поле.
– Вот там и будет «Прибрежное»! – сообщила она Лиде, указывая в дальний конец поля. – Идите за мной, не ошибетесь!
– А давайте мы вам поможем вещи нести, – предложила Надежда, оглядев рюкзак и сумку.
– Вещи? – Тетка свысока взглянула на подруг. – Да вы, девоньки, жидковаты будете для моих вещей! Я уж сама, я привычная! – И она уверенно зашагала вперед, катя за собой сумку.
– Есть женщины в русских селеньях! – с уважением проговорила Надежда, провожая взглядом боевую тетку.
– Такая коня на скаку остановит… – поддержала ее Лида.
– Она не только коня – она и автобус может! – И Надежда ступила на тропинку.
Через несколько шагов Лида и Надежда поняли слова боевой тетки по поводу сапог. Хотя дождей давно не было, тропинка была покрыта толстым слоем полужидкой грязи. Несмотря на крепкие ботинки, очень скоро ноги у Надежды Николаевны стали мокрыми, а на каждый ботинок налипло по полпуда грязи, как и у Лиды, которая отправилась в путь в кроссовках.
Женщины шли как могли быстро, но боевая тетка со своей неподъемной ношей все больше и больше отрывалась от них, пока не исчезла из виду.
Минут через двадцать Надежда с Лидой дошли до края поля. Тропинка кончилась, и показалась широкая грунтовая дорога, по сторонам которой стояли неказистые садовые домики.
– Вот теперь я узнаю эти места! – оживилась Лида. – Точно, это оно, наше садоводство!
Ее слова тут же получили подтверждение: справа от дороги стоял покосившийся столбик, на котором криво висела табличка: «СНТ “Прибрежное”».
– А что такое СНТ? – спросила любопытная Надежда.
Лида пожала плечами:
– Никогда не задумывалась… Наверное, садовое товарищество, а что значит «Н» – не знаю. Может быть, независимое?
– Скорее, непроходимое…
Женщины прошли по грунтовке метров двести и свернули на поперечную дорогу.
Большая часть домиков, мимо которых они проходили, были заколочены, участки заросли бурьяном и репейниками. Очевидно, что сюда давно никто не приезжал. Хотя время от времени попадались и обитаемые дома. На одном участке трудилась сгорбленная старушка. Услышав шаги и голоса, она оторвалась от грядки и из-под руки взглянула на женщин. Однако ничего не сказала и вернулась к своей работе.
Наконец Лида остановилась перед покосившимся забором, перевела дыхание и проговорила:
– Вот он, наш домик…
Забор был когда-то выкрашен зеленой масляной краской, но краска с него давно облупилась, а многие штакетины вообще выпали. Калитка висела на одной петле. Участок, как и большинство других, густо зарос сорняками.
Дом тоже оставлял желать лучшего. Когда-то он был обит вагонкой и тоже выкрашен в зеленый цвет, но дожди и солнце сделали свое дело, краска выцвела и облезла, и только в нескольких местах предъявляла свой первоначальный цвет. Как ни странно, все окна уцелели, только на одном из стекол виднелась косая трещина. Сквозь доски крыльца проросло какое-то особенно наглое растение.
– Да, домик неплохо бы отремонтировать… – протянула Надежда.
Лида ее, однако, не слушала. Она толкнула калитку, вошла за забор и остановилась, предаваясь воспоминаниям.
– Вот здесь у меня был цветник… а вот здесь – грядка садовой земляники…
Она шагнула в сторону от тропинки, наклонилась и тут же с победным криком выпрямилась, держа в руке крупную красную ягоду.
– Вот она! Еще не выродилась! – Положив ягоду в рот, Лида зажмурила глаза от удовольствия. – Вкусно…
Надежда, напротив, во все глаза смотрела по сторонам. И кое-что ее заинтересовало.
Почва здесь была глинистой, а дождей давно не было, и на этой глине отчетливо отпечатались следы машины. Конечно, эта машина могла приезжать в один из соседних домов. «Могла, – подумала Надежда, – но не приезжала: следы заканчивались как раз у Лидиного домика».
Склонившись над ними, Надежда поняла, что здесь произошло: неизвестная машина доехала досюда, остановилась, потом развернулась и поехала обратно… Возможно, водитель просто ошибся дорогой, а здесь, возле Лидиного дома, осознал свою ошибку, развернулся и поехал назад, чтобы найти нужный дом… Но эти размышления были как-то неубедительны.
Конечно, Надежда – не эксперт-криминалист и даже не индеец-следопыт, но даже она заметила, что следы возле дома гораздо глубже и четче, чем на других участках пути. А что это значит? Это значит, что неизвестная машина какое-то время здесь простояла, пока водитель был чем-то занят.
«Пока водитель заходил в Лидин дом», – закончила Надежда мысль и тут же осознала, что думает – «водитель»… то есть ей почему-то кажется, что этот человек был один. А почему? Потому что Надежда Николаевна знала или, по крайней мере, подозревала, кто это был. Это был…
– Надя, ты что там застряла? – окликнула ее Лида, прервав течение мысли. – Пойдем со мной!
– Иду! – отозвалась Надежда, однако, прежде чем войти за калитку, сфотографировала следы неизвестной машины на мобильный телефон.
Лида уже поднималась на крыльцо. Оно подгнило, и Лида едва не провалилась в него ногой.
– Осторожно, Надя! – предупредила она свою спутницу. – Смотри под ноги, здесь можно ногу подвернуть!
Надежда внимательно посмотрела под ноги – и увидела на крыльце отпечаток ботинка. Это был не целый отпечаток, а только кусочек – засохшая на крыльце глина обрисовала мысок ботинка, но по нему было видно, что ботинок – мужской.
Лида открыла дверь ключом, который ей передал адвокат, и вошла в дом. Внутри было полутемно и пыльно. Сразу за дверью находилась крошечная прихожая, а из нее вела еще одна дверь – в жилую комнату.
Лида уверенно нашла на стене выключатель, щелкнула кнопкой – но ничего не изменилось.
– Ах, я забыла, нужно же пробку вставить… – спохватилась она, открыла электрический щиток, нашла сменную предохранительную пробку и ввернула ее. При этом поясняла Надежде: – Мы всегда выворачивали пробки, когда уезжали из дома, чтобы бомжи без нас здесь не хозяйничали. И чтобы не было короткого замыкания…
– Смотри-ка! – забеспокоилась Надежда. – Щиток искрит… правда может быть замыкание! Наверное, пробка старая…
– Ну, мы же здесь долго не пробудем, – отмахнулась Лида, – скоро снова ее вывернем!
Она снова щелкнула выключателем – и на этот раз под потолком вспыхнула тусклая лампочка.
– Электричество есть – это уже хорошо! – жизнерадостно воскликнула Лида и открыла вторым ключом дверь в комнату.
Здесь тоже все было покрыто густым слоем пыли. А на окнах пыли было так много, что солнечный свет пробивался сквозь них с трудом.
При этом жидком, словно процеженном через марлю свете Надежда разглядела беленую печь, два узеньких продавленных диванчика, пару колченогих стульев, низкий комод с несколькими ящиками, круглый стол, накрытый выцветшей, полуистлевшей скатертью. Посреди стола стояла простенькая вазочка из синего стекла. И в этой вазочке… в этой вазочке стояла роза. Давно завядшая, но все еще хорошо сохранившая свою первоначальную форму. Она только уменьшилась, усохла, как усыхают некоторые старушки, сохраняя былую элегантность и следы прежней красоты. Кроме того, из красной, какой она была много лет назад, роза превратилась почти в черную, словно прошедшее безжалостное время обуглило ее.
Лида как будто не замечала царящей в доме полутьмы. Она уверенно ходила по комнате, словно видела все внутренним зрением. Лицо ее светилось.
– Как нам здесь было хорошо… – говорила она вполголоса, прикасаясь то к одному, то к другому, как слепой, который на ощупь знакомится с окружающим миром. – Мы были молоды… мы любили друг друга… здесь мы провели, может быть, лучшие дни нашей жизни… Увидев розу на столе, она чуть не прослезилась. – Я помню, как Костя принес мне эту розу… – проговорила Лида взволнованным, прерывающимся голосом. – Это было в мой день рождения… он вошел в дом, протянул мне розу и сказал…
Лида не договорила, как будто ей трудно было повторить те слова. Вместо этого она протянула руку и дотронулась до лепестков розы. И от ее прикосновения истлевший цветок рассыпался в прах. Лида вздрогнула. Казалось, мелкое происшествие отрезвило ее. Она поняла, что прошлое ушло, ушло безвозвратно.
Надежда незаметно взглянула на часы. «Что я здесь делаю? Допустим, Лиде приятно прикоснуться к своему прошлому, но я-то почему должна тратить время в этом полуразвалившемся домике?» – подумала она и тут же устыдилась этих мыслей.
Лиде пришлось многое пережить – так почему не доставить ей это маленькое удовольствие? К тому же какое это удовольствие – бередить собственные раны? Даша, конечно, ведет себя недопустимо, но, возможно, она в чем-то права? Есть такие люди – все бы им прошлое вспоминать да расстраиваться.
Постояв несколько секунд возле рассыпавшейся розы, Лида встряхнула головой и подошла к комоду, на котором стояло простенькое настольное зеркало, а рядом с ним… Рядом с ним сидел старый, вытертый плюшевый медведь с одним стеклянным глазом.
– Господи, и Федя здесь! – воскликнула Лида.
– Федя? – переспросила Надежда.
– Ну да, это любимый Дашкин медвежонок… она без него не засыпала…
Лида взяла медвежонка в руки, вдохнула его запах. Глаза ее затуманились.
– Я возьму его с собой, – сказала она наконец, – покажу Даше. Может быть, тогда мы с ней сможем снова стать ближе…
Надежда отвернулась, чтобы Лида не увидела скептического выражения на ее лице. Вообще, все это понемногу начинало ей надоедать.
– Обязательно возьму! – Лида все прижимала медвежонка к груди.
– Бери, – озабоченно проговорила Надежда, – бери что хочешь, и пойдем-ка отсюда…
– Ты куда-то спешишь? – спросила Лида с долей обиды в голосе.
– Не то чтобы спешу… просто у меня какое-то нехорошее предчувствие. Что-то мне не нравится… Как-то здесь… мертво, что ли…
Лида сделала протестующий жест, но тут Надежда поняла, что именно вызвало у нее тревогу. Где-то неподалеку раздался звук приближающейся машины.
«Ну, подумаешь, машина… какой-нибудь садовод приехал на свою фазенду…»
Звук стал громче. Надежда подошла к окну, отдернула ветхую занавеску и посмотрела в пыльное окно. Прямо на их улицу выехал большой черный внедорожник.
«Нет, это не садовод!»
Владельцы полуразвалившихся лачуг в этом депрессивном садоводстве не ездят на таких мощных внедорожниках… они ездят на пригородном автобусе, в крайнем случае – на ржавых «Жигулях»… Такому крутому автомобилю нечего тут делать. Если только…
Подтверждая ее опасения, черный автомобиль затормозил перед Лидиным домом. Передние двери машины раскрылись, из нее вышли два человека.
Надежда протерла пыльное стекло платком, чтобы лучше разглядеть незнакомцев. Один – небольшого роста, очень худой, с узкими холодными глазами ядовитой змеи и плавными, скользящими движениями.
Все чувства Надежды обострились, голова работала отлично. И память подсказала, что точно такого человека описывал старый антиквар…
– Лида, немедленно уходим! – проговорила Надежда, схватив подругу за руку.
Взгляд Лиды все еще был туманным. Она пребывала в своем счастливом прошлом.
– Сейчас, Надюша… – она слабо улыбнулась, – еще несколько минут…
– Каких минут? – прошипела Надежда и встряхнула ее. – У нас и секунды лишней нет! Сюда идут настоящие бандиты!
– Бандиты? – удивленно переспросила Лида, и глаза ее стали более осмысленными. – Откуда здесь бандиты? Здесь всегда жили исключительно порядочные люди!
– Некогда объяснять! – прикрикнула на нее Надежда. – Скажи лучше, есть в этом доме другой выход?
– А что – через главный нельзя?
– Конечно, нет! Они уже подходят к крыльцу!
– Ну, можно еще, конечно, выйти через чулан, но там, наверное, очень грязно.
– Не до деталей! – оборвала ее Надежда. – Показывай скорее, где этот выход! Да соберись ты уже наконец, хватит грезить о былом!
Лида, кажется, осознала серьезность происходящего. Через неприметную дверь за печью она вывела Надежду в узкий коридорчик, оттуда – в крошечный чулан, заваленный обломками мебели, старыми лыжами, проржавленными тазами и прочим никчемным хламом. Здесь и правда было грязно, точнее – все предметы покрывал толстый и мягкий слой слежавшейся пыли. Лида отодвинула какие-то доски, и за ними обнаружилась еще одна дверь.
– Сюда! – Лида толкнула дверь, и в глаза подругам хлынул яркий солнечный свет.
Они оказались позади дома. Здесь тоже все густо заросло сорняками, бурьян шел до самого забора, который с этой стороны дома, как ни странно, был довольно крепкий.
– Давненько я не лазила через забор! – с сомнением проговорила Надежда.
– И сейчас не придется, – успокоила ее Лида. – Когда Дашка подросла, она устроила здесь проход, чтобы ходить в гости к соседской Ксюше.
С этими словами она раздвинула две доски, и образовалась щель, вполне достаточная для того, чтобы в нее мог пролезть не только ребенок, но и взрослый человек средней комплекции. Что Лида тут же и доказала, легко проскользнув на другую сторону.
Надежда полезла за ней, но на полпути застряла. «Худеть нужно, – тоскливо подумала она. – Давно пора взяться за здоровый образ жизни…»
В это время возле дома послышались приближающиеся шаги.
– Говорю тебе, – раздался смутно знакомый Надежде голос, – говорю тебе, они где-то здесь! Они не могли далеко уйти!
И тут Надежда вспомнила, где слышала этот голос. Это он разговаривал с ней по тому странному телефону, это он угрожал Лиде и Даше… Надежда напряглась, Лида дернула ее за руку – и Надежда тоже оказалась по другую сторону забора.
Лида вернула доски на прежнее место. Надежда пригнулась, чтобы ее не было видно из-за забора, и прошипела:
– Это двор твоих соседей? У них есть где спрятаться?
– Спрятаться? – переспросила Лида. – Может, лучше доберемся до шоссе и уедем?
– Они нас по дороге десять раз перехватят! Помнишь то поле? Мы там будем на виду, как две мыши на тарелке с сыром!
– Дом, наверное, заперт… – задумчиво отозвалась Лида.
– Я говорю тебе – спрятаться! В доме нас запросто найдут!
Вдруг Лида оживилась:
– Ах, ну да, ведь Дашка с Ксюшей устроили себе тайное убежище, чтобы прятаться от взрослых!
– Вот это то самое, что нам сейчас нужно! Показывай…
Лида задумчиво двинулась по соседскому участку. Вдруг остановилась перед огромной грудой жердей, досок и старого позеленевшего рубероида, обошла ее сбоку и отодвинула большой лист фанеры. Затем приподняла обнаружившийся под фанерой кусок брезента:
– Вот это убежище! Полезли!
Женщины согнулись в три погибели и через узкий лаз забрались в некое подобие шалаша. Откуда-то сверху пробивался свет, при котором Надежда смогла разглядеть убежище.
На земле лежала половинка старого дивана, накрытая стеганым одеялом, рядом два чурбачка, которые вполне можно было использовать в качестве табуреток, и еще один, пошире – вместо стола. На этом импровизированном столе лежали небольшое зеркальце, расческа и розовая детская заколка.
– Надо же, – поразилась Лида, – как все сохранилось! И заколка Дашкина так и лежит…
– А тут уютно! – объявила Надежда, оглядевшись. – При необходимости здесь можно продержаться несколько дней. Правда, у нас нет ни воды, ни еды…
– Ты это серьезно? – испуганно переспросила Лида. – Насчет нескольких дней?
– Надеюсь, что нет. – Надежда взяла зеркальце, взглянула в него. Оттуда на нее смотрела страшная лохматая тетка с пятном сажи на щеке. Лида выглядела не лучше. Впрочем, подумала Надежда, сейчас есть заботы более важные… – Скажи-ка, – проговорила она, убирая расческу и зеркало в карман, – здесь есть что-то вроде окошка, чтобы незаметно выглянуть наружу?
– Окошка нет, а вот щелей – сколько угодно!
Надежда и сама уже заметила довольно большую щель, выходящую на Лидин дом. Прильнув к ней, она увидела ходивших вдоль дома мужчин. Один из них – тот скользкий тип, который запугивал антиквара, второй – выше и крупнее, с густой, совершенно седой шевелюрой.
– Говорю тебе, они где-то здесь, – обратился седой к напарнику, – они не могли далеко уйти!
– Ну так ищ-щи! – прошипел второй.
Страшные люди еще раз обошли Лидин дом и остановились возле задней двери.
– Не иначе, они здесь выскочили, – догадался седой.
– И куда делись?
– На соседний участок!
Седой не стал искать потайной проход, он навалился плечом на забор, и несколько досок с треском отвалились.
Бандиты перешли на соседский двор.
Лида ойкнула и вцепилась в руку Надежды.
– Тсс! – шикнула та.
Бандиты тем временем обошли двор. Остановившись возле крыльца, седой проговорил:
– Сюда они не заходили. На крыльце нет следов.
Бандиты еще немного походили по двору.
– А это что? – Скользкий тип остановился возле груды жердей и досок, пнул ее ногой и ответил сам себе: – Мусор какой-то…
Седой насторожился, словно к чему-то принюхиваясь.
– Кажется, дымом пахнет!
Теперь Надежда и сама почувствовала едва уловимый запах дыма.
– Смотри, и правда! – Скользкий тип повернулся и указал на одно из окон Лидиного дома. Оттуда вырывалась струйка дыма. Прямо на глазах она становилась шире и заметнее, а потом дым повалил из всех щелей и окон.
Надежда вспомнила искривший контакт в электрическом щитке.
Как чувствовала, что это не доведет до добра!
– Вот черт! – выругался седой. – Эти старые дома горят, как порох… надо отсюда сваливать, а то мы джип поставили совсем близко, как бы на него огонь не перекинулся! Опять же на пожар люди прибегут, хотя какие тут люди, старухи одни…
Бандиты быстро удалились.
Дым все гуще валил из окон Лидиного дома. Стекло треснуло и рассыпалось, и из окна вырвались языки пламени.
Надежда покосилась на Лиду.
По ее щекам ползли дорожки слез.
– Ты как? – поинтересовалась Надежда.
– Нормально… – вздохнула Лида, – просто я смотрю, как догорает моя молодость…
С улицы донесся рокот отъезжающего автомобиля. Вскоре он затих.
– Теперь надо и нам отсюда валить, – заявила Надежда, – а то как бы огонь сюда не добрался…
Женщины выбрались из убежища.
К этому времени Лидин дом полыхал, как коробок спичек. Жар от него обжигал Надежде лицо.
– Все, пойдем отсюда! – проговорила она.
– Пойдем… – Лида тяжело вздохнула.
Выходя на улицу, Надежда снова взглянула на подругу. Та выглядела не лучшим образом – волосы растрепаны, одежда в грязи… к груди она прижимала плюшевого медвежонка Федю.
Перехватив взгляд Надежды, Лида смущенно проговорила:
– Я понимаю, что выгляжу смешно. Дом сгорел, а я медвежонка несу…
– Да нет, я тебя вполне понимаю, – успокоила ее Надежда, – у всех есть такие воспоминания…
Они прошли через поле и вышли на шоссе. Вдали появилась идущая к городу машина. Она быстро приближалась, и подруги разглядели новенькую красивую иномарку.
– Доедем до города с комфортом… – мечтательно проговорила Лида.
Она подняла руку и призывно замахала, но машина не остановилась, даже не притормозила, она объехала подруг по широкой дуге и прибавила скорость.
– Что это он? – возмущенно проговорила Лида. – Мы что, похожи на двух бандиток?
– Нет, думаю, что мы похожи на два форменных огородных чучела. И прежде, чем пытаться остановить попутную машину или даже сесть в рейсовый автобус, нам с тобой стоит привести себя в порядок. А то нас не только водитель приличной машины – нас даже бывалые грибники перепугаются.
– Привести в порядок? – Лида завертела головой, как будто надеялась найти вывеску салона красоты.
– Вот, я оттуда тоже кое-что прихватила! – Надежда протянула ей зеркальце и расческу.
Лида посмотрела в зеркало, ахнула и принялась за свою внешность. Через несколько минут она стала более-менее похожа на человека. После этого и Надежда привела себя в относительный порядок. Во всяком случае, в рейсовом автобусе, который удачно притормозил на перекрестке, никто не показывал на них пальцем.
Лида забилась в уголок на заднее сиденье и затихла, прикрыв глаза.
– Жаль, что дом сгорел, – сказала Надежда, нарушив долгое молчание.
– Ну, сгорел и сгорел, – отозвалась Лида совершенно не сонным голосом, – все равно жить в нем было нельзя. Да и место такое запущенное… И для чего Константин мне его оставил?
«И правда, для чего? – подумала Надежда. – Поиздеваться хотел? Так за что? Что ему Лида плохого сделала?»
Какая-то мысль слабо зашевелилась у нее в голове, но тут Лида толкнула ее локтем в бок.
– Смотри!
Надежда обернулась и обмерла: прямо за ними двигался черный внедорожник. Она поерзала на месте, стараясь разглядеть водителя, но не получилось.
– Неужели это они? – пробормотала она.
Прошло еще какое-то время, автобус притормозил на остановке. Черная машина промчалась мимо.
Они обогнали ее через десять минут. Внедорожник притулился к обочине, оттуда как раз вылезала молодая женщина, держа на руках мальчишку лет трех. Она поставила мальчишку на пыльную траву, после чего тот живо припустил к ближайшим елочкам.
– Внедорожник, да не тот! – повеселела Надежда.
И столкнулась с внимательным взглядом Лиды.
– Надя, ты что-то знаешь! – сказала та. – Ты должна мне все рассказать. Кто эти люди? Чего они хотели от нас?
Надежда вскинула глаза, потому что голос у Лиды был теперь совсем не такой, как раньше. Нельзя сказать, что Лида сильно изменилась, но все же что-то в ней было теперь совсем другое. Исчезло затравленное выражение в глазах, спина не горбилась, и даже две скорбные морщинки возле губ куда-то делись. Теперь перед Надеждой сидела вполне нормальная женщина – слишком худая, достаточно усталая, ну так таких вокруг полно, жизнь-то у народа трудная…
Не успев удивиться такой метаморфозе, Надежда поняла, что Лиде нужно все рассказать. Но тут в автобус набился народ, и она помедлила.
– Нам бы в тихое место… – пробормотала Надежда.
– В приличное кафе в таком виде не пустят, а в забегаловку мы не пойдем! – весело сказала Лида. – Так что зайдем ко мне, как раз сейчас выходить.
Надежда согласилась, отогнав от себя мысль, что все ее благие намерения насчет обеда и наведения домашнего уюта в очередной раз пошли прахом.
На следующее утро в замковую часовню перенесли все, что могло понадобиться живописцу.
Маэстро огляделся. В этой часовне и впрямь были большие окна, через которые лился яркий солнечный свет. Однако на алтаре и за ним лежал толстый слой пыли, как будто в этой часовне давно не служили мессу.
Маэстро Лоренцо встал перед мольбертом, приготовил краски и оглянулся на дверь.
Графиня не заставила себя ждать: шурша пышными юбками, она вошла в часовню и остановилась, увидев холст на подрамнике:
– Вы хотите написать большой портрет, маэстро? Но ведь я просила вас сделать миниатюру, которую могла бы подарить своему мужу! Миниатюру, которую он мог бы брать с собой, отправляясь в поход против врагов государя и веры…
– Ваше желание, графиня, закон для меня, но прежде я должен написать с натуры большой портрет, чтобы потом перевести его в миниатюру.
– Что ж, тогда приступайте!
– Прошу вас, любезная госпожа, встаньте здесь… – Живописец показал графине место, хорошо освещенное солнцем.
Графиня встала на указанное место и замерла с высокомерным и нетерпеливым видом.
Живописец приступил к работе.
Прошло около часа.
– Маэстро! – проговорила графиня недовольно. – Долго мне еще придется так стоять?
– Я прошу вас, постойте еще немного… я хочу передать это освещение…
Графиня повела плечами и сошла с места.
– Хватит! Я устала!
Художник хотел что-то возразить, но вовремя опомнился. Главное – не вызвать гнев графини… Почтительно поклонившись хозяйке замка, он проговорил:
– Конечно, как вам угодно! Мы прервем сеанс, если вы устали. А когда еще вы сможете уделить мне время?
– Возможно, завтра.
Графиня покинула часовню.
Живописец вымыл кисти, переоделся и вышел в сад. Он убедил себя, что хочет вдохнуть свежего воздуха после сырого и душного воздуха замка, однако в действительности он надеялся увидеть девушку с золотым нимбом волос.
И судьба улыбнулась ему.
Девушка сидела на скамье в укромном уголке сада, среди розовых кустов, и читала молитвенник. Сейчас солнечный свет не падал на ее волосы, но они все равно казались золотыми, а в чертах лица была поистине ангельская прелесть.
Маэстро Лоренцо подошел к незнакомке, почтительно поклонился ей и проговорил:
– Дозволено ли будет мне узнать ваше имя?
Девушка вздрогнула:
– Я не слышала, как вы подошли! Кто вы?
– Я – Лоренцо ди Сан Романо, придворный живописец саксонского курфюрста. Здесь проездом. Госпожа графиня, хозяйка замка, любезно оказала мне гостеприимство.
– А я – Кэти, Кэти фон Шлезвиг. Я – сирота, дальняя родственница госпожи графини. Тетя Эржбета… госпожа графиня милостиво предоставила мне кров, а также заботится о моем воспитании. Но она часто занята, – добавила девушка, – и мне приходится довольствоваться обществом молитвенника… и отца Доминика. Отец Доминик – наш замковый капеллан, он обучает меня итальянскому языку и латыни. Хотя госпожа графиня считает, что латынь ни к чему скромной и небогатой девушке…
– Вы сами не знаете своего богатства и могущества! – пылко воскликнул живописец. – Вы прекрасны, как ангел! Ваша красота способна сокрушить царства, как красота Елены Спартанской…
– Скромной девушке не пристало слушать такие слова! – проговорила Кэти и поднялась со скамьи.
– Простите меня! – проговорил живописец, схватив ее за руку. – Простите мою дерзость и не покидайте меня! Дайте мне еще полюбоваться вашей красотой!
– Не смущайте меня, любезный господин…
В это время на дорожке появился пожилой священник в темном одеянии из грубого холста. Увидев Кэти, он проговорил:
– Вот ты где, дитя мое! Я всюду тебя искал. Пойдем отсюда, ты слишком много времени проводишь на воздухе, а Парацельс считал, что солнечный свет вредит женской коже… – Тут священник заметил живописца и строго спросил: – Кто вы, сударь?
Маэстро Лоренцо представился.
– Известно ли вам, сударь, что молодой девице не следует находиться наедине с особами мужского пола?
– Не сердитесь на него, святой отец! – вступилась за живописца Кэти. – Маэстро рассказывал мне о росписях итальянских соборов. О росписях на темы Священного Писания…
У Лиды в квартире было пусто и тихо. Вообще квартира была какая-то безликая, кухня – настолько чистая, что Надежда усомнилась – готовят ли в ней еду или так просто заходят.
– Ты, Надя, верно, есть хочешь? Полдня ведь проездили, крошки во рту не было…
– Хочу, – покаянно согласилась Надежда, – ничего не могу со своим аппетитом поделать.
Лида как-то неуверенно огляделась по сторонам, потом достала из морозилки упаковку готовых котлет и пакет замороженной картошки и, распаковав, бросила все это на сковородку.
«Ну и ну, – недовольно подумала Надежда, – да это просто ужин холостяка получается. Еще бы пельменей покупных отварила!»
Вслух она, разумеется, ничего не сказала, но, похоже, Лида прочитала ее мысли.
– Извини, – сказала она, – как-то я в последнее время совсем не готовлю. Дашка вечно на диете, мне тоже есть не хочется… Не дело это, сама знаю, давно пора себя в руки взять…
– Ну, тогда давай хоть картошки жареной! – оживилась Надежда.
– А ты рассказывай все, что знаешь!
– Хорошо. – Надежда отважно откусила кусок котлеты. «А ничего, вроде бы есть можно». – Значит, стою я на похоронах рядом с гробом и слышу, что у покойного Константина в нагрудном кармане телефон звонит…
Когда Надежда закончила свое повествование, картошка на тарелке у Лиды давно остыла.
– Ну, Надя, ты даешь! – сказала Лида, покачав головой. – Такое расследование провела!
– А толку? – возразила Надежда. – Ничего же не выяснила. Ну, знаем мы точно, что твой бывший муж хотел вернуть тебе медальон и для этого продал или заложил все свое имущество. Но вот куда он его дел, медальон этот?
Тут у Надежды Николаевны снова мелькнула какая-то важная мысль, но уплыла в глубину сознания, потому что Лида поставила перед ней чашку крепкого чая.
– Может, у Дашки шоколадка завалялась… – сказала она, правильно поняв ищущий взгляд Надежды, и ушла в комнату дочери.
Через несколько секунд Надежда услышала:
– Ой! – И бросилась вслед за Лидой.
В отличие от остальной квартиры, в комнате Даши царил кавардак. Шкаф был раскрыт, вещи вперемешку с обувью и какие-то кремы в баночках валялись на полу, на обоях размазана тушь.
Надежда едва не споткнулась о тюбик помады.
– Она ушла! – Лида рванулась в коридор и распахнула дверцы стенного шкафа. – Чемодан большой взяла и сумку. Собрала вещи и ушла из дома. И не попрощалась даже.
– Ну, позвони ей, – посоветовала Надежда, – поговорите хоть так.
– Зачем? – Лида была удивительно спокойна. – Ушла так ушла. Ей давно пора своей жизнью жить. Ладно, я потом тут вещи распихаю, приберу хоть немножко…
В коридоре им на глаза попался игрушечный медведь Федя. Он грустно смотрел единственным стеклянным глазом, и Надежда снова вспомнила их поездку на дачу. Как она увидела след от машины, а на крыльце отпечаток ботинка. Ботинок-то хороший был, дорогой и, судя по отпечатку, большого размера.
– Слушай, а у твоего бывшего какой размер ноги был? – внезапно спросила Надежда.
– Сорок пятый, а что? – удивилась Лида.
– Да вот… – начала Надежда, но тут в замке входной двери послышалось какое-то царапанье.
Женщины застыли в страхе, потом Надежда схватила зонтик и подкралась к двери. Лида тоже подошла и заглянула в глазок, после чего отодвинула Надежду и распахнула дверь.
На пороге стояла Даша. Вид у нее был поникший и растерянный, волосы растрепаны, глаза все время бегали, как будто она никак не могла сфокусировать взгляд.
– Доченька! – Лида подхватила выпавшую из рук Даши сумку. – Что с тобой случилось?
Не отвечая, Даша прошла в квартиру. Чемодан тянулся за ней, как толстая собака на поводке.
Коридор в квартире Леденцовых был довольно длинный, Даша, как сомнамбула прошагала его до конца и скрылась у себя в комнате, причем чемодан застрял в двери, не дав ей захлопнуться.
Надежда с Лидой переглянулись в полном недоумении, затем Лида бросилась было в комнату, но Надежда решительно преградила ей путь – дескать, не суйся сейчас, под горячую руку, видишь же, что человек не в себе, только на хамство нарвешься.
На цыпочках они приблизились к двери и заглянули. Даша, как была в куртке и уличных туфлях, сидела на диване и раскачивалась из стороны в сторону. Взгляд у нее был совершенно отрешенный.
– Доченька! – Лида решительно отодвинула Надежду и прошла в комнату. – Да что с тобой случилось?
Вместо ответа Даша закрыла лицо руками и затряслась.
– Даша! – Лида присела перед ней на колени. – Ну что же это такое, кто тебя обидел, девочка моя?
– Уйди! – глухо сказала Даша, отняла руки от лица и посмотрела на мать с ненавистью. – Уйди, оставь меня в покое, видеть тебя не могу!
Она сделала резкое движение, попыталась встать и толкнула Лиду, так что та упала на пол.
– Так-так, – сказала Надежда, помогая Лиде подняться, – на матери, стало быть, злость срываешь… Давай, еще стукни ее…
– Ничего, она случайно, мне не больно совсем, – лепетала Лида. – Но что же с ней?
– Хахаль бросил! – припечатала Надежда. – Неужели непонятно? Она к нему разлетелась с чемоданами на постоянное место жительства, а он ее бортанул!
– Ну да, да! – крикнула Даша. – Довольны теперь? Что вы ко мне вяжетесь! Ненавижу всех!
Она снова затряслась. И пока Лида умоляла дочку успокоиться, Надежда слетала на кухню и принесла оттуда ковшик холодной воды. Дождавшись, когда Даша отнимет руки от лица, чтобы вздохнуть, Надежда, ни секунды не сомневаясь, выплеснула воду Даше в лицо.
– Вы что – рехнулись совсем, тетя Надя?! – заорала Даша, отплевываясь.
– О! И меня вспомнила! – фальшиво обрадовалась Надежда. – Вот что, немедленно прекрати истерику. Мать вон до смерти перепугала. Подумаешь – хахаль бросил!
– Точно, – Даша поглядела на них почти спокойно, – не то чтобы бросил, а вообще никогда не собирался со мной… А я, дура…
– Не ты первая, не ты последняя, – философски заметила Надежда. – Наплюй и разотри.
– Противно очень, – пожаловалась Даша.
Она вытерла лицо поданным Лидой полотенцем и рассказала им все, что случилось утром.
Алиса Леденцова проснулась поздно. И не сразу пришла в себя. В голове гудело после вчерашних возлияний. Пожалуй, коньяка она выпила слишком много. С трудом Алиса вспомнила все, что случилось вчера. Так, отвратительный разговор с адвокатом, потом драка в его офисе, потом… она увидела разбитое зеркало и вспомнила, что вечером приходил любовник. Приходил и ушел, как только узнал, что она – нищая, что муж ничего ей не оставил.
Алиса скрипнула зубами и выругалась вслух. Стало еще хуже – в пустой квартире свой собственный голос показался ей чужим. Она лежала и потихоньку накалялась. В голове не то чтобы прояснилось, но все чувства трансформировались в злость. Причем не просто в злость, а в сильную холодную ярость. Такая ярость просто так не выплеснется наружу и не пройдет от обычного скандала с криками и битьем посуды.
Алиса поворочалась на кровати и сконцентрировала свою ярость на одном-единственном человеке. Не на покойном муже, нет, какой смысл? Ему уже не отомстить. Во всем был виноват ее любовник. Это из-за него она теперь стала нищей, это он навязался на ее голову, пристал, как пиявка в пруду. И зачем он это с ней сделал? Алиса, хоть и теряла голову, когда была с ним, все же понимала, что встречается он с ней не просто так. Был у него к Алисе какой-то особенный интерес. А вчера вечером этот интерес пропал. И осталась Алиса одна – без мужа, без денег, без квартиры и даже без любовника.
– Ну уж нет, – сказала вдова, спуская ноги с кровати, – такое у него не пройдет. Я обязательно узнаю, в чем там дело! Я вытрясу из него информацию, чего бы это не стоило! Он еще пожалеет, что так со мной обошелся!
Она потрясла головой, как после купания, и это возымело действие: в ушах пропал противный звон, и все предметы в комнате обрели свою четкость. Когда надо, Алиса умела быстро прийти в себя и собраться. Красоту наводить особо не для кого сейчас. Ее поддерживала ярость.
Она вышла из дома, прихватив ключи от машины, но потом вернулась и оставила их. Она не будет брать машину, чтобы не ставить ее на виду возле того дома, где, как она знала, любовник снимал квартиру для встреч с ней. Хоть он и не говорил Алисе, она уже на втором свидании догадалась, что квартира съемная. Как уже говорилось, несмотря на внешность недалекой блондинки, Алиса Леденцова была вовсе не дурой.
– И вот, – рассказывала Даша, отвернувшись к окну, потому что, как поняла Надежда, ей было стыдно, – утром я решила, что уйду к нему. Мы давно уже встречались, и я думала, что… в общем, мы говорили о том, чтобы жить вместе, но тут отец умер, потом вся эта чехарда с наследством. Я думала – вдруг и правда отец что-то оставил, я смогу купить квартиру. И тогда…
– А у него, хахаля твоего, жилья своего нет, что ли? – встряла Надежда, за что и получила от Лиды укоризненный взгляд.
– Кажется, нет… – Даша выглядела растерянной. – Какие-то у него проблемы… не то с родственниками квартиру поделить не может, не то жена бывшая никак оттуда не съедет… Мы про это не говорили…
Надежда еле заметно пожала плечами. Надо же, собирается с человеком вместе жить, а совершенно ничего про него не знает. И вроде бы неглупая девчонка Даша, а вот поди ж ты… Ладно, послушаем, что дальше было.
– Короче, я решила, что нужно мне самой инициативу проявить, потому что он говорил, что ему неудобно, что как только решит свои проблемы, так сразу, а пока… А чего ждать, думаю, если я без него жить не могу?
Тут Даша поморщилась и тяжело вздохнула, и Лида тотчас погладила ее по руке. Даша ее руку не стряхнула, из чего Надежда сделала вывод, что отношения с матерью у нее наладятся. Просто они обе на нервах были, а теперь вполне уживутся.
– В общем, мама уехала рано, я и решилась. Думаю, чтобы не было разговоров и выяснений, потом позвоню и все расскажу. Собрала вещи, да и пришла без предупреждения. То есть он меня ждал вообще-то, но как чемодан увидел, так с лицом своим совладать не сумел. Правда, только на минуточку, а потом засуетился, в квартиру меня провел, на диван усадил. Я и говорю – так, мол, и так, чего ждать, можно и в этой квартире жить пока. А там что-нибудь придумаем.
– А он что? – полюбопытствовала Надежда. – Вот интересно, как он мотивировал, что не хочет с тобой жить?
– Да начал разглагольствовать, что сейчас у нас трудный период, что у него проблемы, и у меня тоже. Что я потеряла отца, и мама сейчас не в лучшем состоянии, и что он так не может – тайком меня уводить, мол, он хочет, чтобы все у нас было по-хорошему, чтобы я ввела его в дом, представила, как полагается.
– Короче, лапшу тебя на уши вешал… – уверенно констатировала Надежда. – С мамой он, видите ли, хочет познакомиться, ой, не смешите мои тапочки!
– Угу, это я сейчас сообразила, что гонит он, а тогда только голос его слушала. И вообще… – Даша махнула рукой. – Как-то он странно действовал на меня. Как вспомню о нем, вот тут такое тепло разливается, – она показала куда-то в область желудка, – а когда мы вместе, то вообще ничего не соображаю. И потом ничего вспомнить не могу: как мне было – хорошо ли, плохо ли, вот ничего не помню!
– Хм… – Надежда поджала губы, – бывает, конечно…
– Короче, сидим мы, и я уже вроде как прониклась, что не нужно мне было с чемоданом приходить, как вдруг звонок в дверь.
– Наконец-то к делу подошли! – обрадовалась Надежда.
– Звонят и звонят, а он вроде как растерялся и открывать не хочет. Потом пробормотал что-то про соседку и под моим нажимом пошел открывать. Но в комнату дверь прикрыл, чтобы я не вышла.
– Ага… А ты вышла, что ли?
– Да нет, – с досадой сказала Даша, – я сижу себе и думаю, как лицо сохранить, чтобы обратно уйти. И хоть бы матери дома не было, а то не оберешься охов и причитаний!
– Вот как ты обо мне думаешь! – вскипела Лида.
– Да тихо ты, а то она никогда не закончит! – прикрикнула Надежда.
– Да, значит, слышу я его вопрос удивленный: «Ты?» И голос такой знакомый отвечает: «А ты кого ждал?» Я как услыхала, так и окаменела на месте – ушам своим не поверила! А там, в прихожей, возня какая-то, потом стук – вроде упало что-то. И снова тот же голос спрашивает: кто, мол, у тебя там, что ты меня не пускаешь? Тут уж я не выдержала, выглянула в прихожую, и кого, вы думаете, там увидела?
– Жену, что ли, хахаля твоего?
– Ага, жену! Только не хахаля, а папочки моего покойного. Алиска это приперлась!
– Не может быть! – хором ахнули Надежда с Лидой. – Так он с ней, что ли, тоже крутил?
– Точно заметили, – вздохнула Даша. – Я-то еще сомневалась, так она быстро все в доступной форме объяснила.
– А хахаль-то как оправдывался?
– А он не мог, – Даша скривилась, – он в это время глаза пытался спасти.
Собаки, перед тем как напасть, рычат и скалят зубы. Кошки прижимают уши и бьют хвостом. Медведи никак не выказывают свои намерения – они нападают внезапно, без предупреждения. Поэтому дрессировщики считают их самыми опасными хищниками. Очевидно, Алиса Леденцова в прошлой жизни была медведицей, потому что она никак не показала, что собирается напасть, а молча бросилась на своего любовника, который, как оказалось, был у нее с Дарьей на двоих. Алиса метила в глаза и попала, потому что мужчина взвыл и попятился, закрывая лицо руками.
– Реакция у нее отличная, надо сказать, – продолжала Даша. – Пока я стояла столбом, она ему все лицо исполосовала. Кажется, и в глаза попала. Он скрылся в ванной, и пока Алиска к нему в дверь ломилась, я сбежала. Хорошо, чемодан в прихожей стоял, я его прихватила, да и деру. А то, думаю, соседи еще полицию вызовут, только этого не хватало. А уж потом, в дороге, так плохо стало, не помню, как и доехала.
– Ну надо же… – Надежда изумленно крутила головой, – чего только не бывает в жизни. Вот только непонятно, для чего он это делал.
– Да я про этого извращенца и думать не хочу! – закричала Даша. – И все письма его уничтожу, все фотографии.
– Подожди! – Надежда выхватила у нее телефон и присмотрелась. – Слушай, морда его мне знакома.
– Да откуда?
– Я лица хорошо запоминаю, точно я его где-то видела…
Надежда на миг прикрыла глаза, после чего потянулась к компьютеру, который стоял у Даши на столе, и нашла сайт певца Мити Залетного, того самого, которого съела акула на острове Пасхи. Точнее, так звучало сообщение для фанатов, а на самом деле Митя умер от цирроза печени, и эта смерть была не последней в череде смертей из-за медальона с портретом Кровавой графини.
Надежда быстро листала фотографии. Так, вот певец на гастролях, вот сзади его жена и коммерческий директор, та самая наследница, которая продала потом медальон Косте за бешеные деньги. А это кто за ней?
– Знаком тебе? – Надежда Николаевна повернула экран к Даше.
– Он самый, только зовут его не так.
– Вот как раз так и зовут – Григорий Весник, пиар-директор. А вот смотри дальше, где никто не позирует…
На этом снимке пиар-директор отирался возле Митиной жены Медеи с самым недвусмысленным видом.
– Ага, стало быть, он не только пиар-директором работал, а в основном жену ублажал, – проговорила Надежда. – А когда Медея зверски разбогатела, то решила, что он ей не нужен, она себе и получше найти сможет, с такими-то деньгами. Ну, а Весник был в курсе, что медальон Костя купил, вот и решил его отыскать у наследниц. На два фронта, подлец, работал, да как ловко-то он вас окрутил, видно, талант у мужика по этой части. Но уж больно стимул у него был хороший – узнал небось, сколько денег вдова за медальон отхватила, думал, что, когда медальон получит, тоже продаст его за большие деньги.
– Но ничего у него не вышло, – добавила Лида, – потому что медальона нет нигде.
– Да о чем вы говорите?! – крикнула Даша. – Какой еще медальон?
Не отвечая, Надежда вчитывалась в сообщение на сайте.
Как стало известно вчера, самолет, на котором летела вдова Мити Залетного Медея, потерпел аварию в горах над Испанией. Самолет был частный, вдова летела на свою виллу в Марбелье. Последнее сообщение пилота было о том, что отказали оба мотора. Обломки самолета обнаружены в ущелье. Кроме Медеи погибли пилот и телохранитель.
– Не принесли ей счастья те деньги, – пробормотала Надежда.
– Так и должно было быть, – сказала Лида, читая через ее плечо, – это проклятие медальона…
– А, идите вы все! – разозлилась Даша. – Говорят загадками, ничего не объясняют, голова от вас болит!
Она вышла из комнаты и вдруг увидела валявшегося на тумбочке одноглазого плюшевого медведя.
– Мама, откуда тут Федя?
– А он на даче был, мы с Надей ездили, вот, нашли его там и привезли…
– Надо же, – Даша, смеясь, прижала медведя к груди, – а я думала, он пропал совсем. А оказывается, мы его на даче забыли. Я еще месяц ночами плакала – как же я без Феди буду… Ой, старый совсем стал, трухлявый!
Она выронила медведя. Надежда подняла его и внимательно осмотрела. Потому что мысль, которая бродила в голове, наконец обрела четкие формы.
Если допустить, что Константин ездил на дачу – а так оно и было, ведь Надежда видела отпечаток ботинка и след машины, – то напрашивался вопрос: зачем? Чтобы спрятать медальон, потому что Константин знал: держать его при себе очень опасно. И, как оказалось, был прав.
А где на даче он мог спрятать медальон? Никаких тайников в этой развалюхе и быть не могло. Поэтому он спрятал медальон там, где точно знал, что его найдут. Во всяком случае, Леденцов был уверен, что медведя не бросят, прихватят с собой. Так и оказалось. Лида взяла с собой единственное, что ей было дорого, потому что Дашка в детстве без этого медведя жить не могла.
Да, очевидно, покойный Константин хорошо знал свою жену.
Надежда перевернула медведя попой кверху и осторожно поскребла ногтем шов.
– Лида, у тебя есть маникюрные ножницы?
– Разумеется. – Лида выдвинула ящик комода и протянула Надежде маленькие ножницы. Та осторожно подпорола шов, встряхнула медведя… и на ладонь ей выпал золотой овальный медальон. На его крышке была изящно выписанная монограмма – переплетающиеся латинские буквы «E» и «B».
Лида ахнула. Надежда осторожно нажала на выступающий сбоку замочек, и крышка медальона откинулась. Из тускло блестящего овала на Надежду смотрело женское лицо, обрамленное темными волосами. Лицо, в котором красота и жестокость были соединены в страшный, нерасторжимый сплав.
– Что это? – удивленно проговорила Даша. – Кто это?
Надежда и Лида заговорили разом.
– Это – наша семейная реликвия, – ответила дочери Лида, – этот медальон мне передала моя бабушка… она велела мне хранить его как зеницу ока… И никому не отдавать, не дарить и не продавать, даже если наступит самый черный день.
– Это – венгерская графиня Елизавета Батори, – в один голос с ней проговорила Надежда, – страшная женщина… серийная убийца, прозванная Кровавой графиней… она замучила до смерти несколько сот молодых девушек…
– Что?! – Даша в растерянности вертела головой, переводя взгляд с матери на Надежду и обратно. – Ничего не понимаю! Какая графиня? Какая убийца? Какая бабушка?
– Моя бабушка, а твоя, соответственно, прабабушка, – повторила Лида. – Она велела мне хранить этот медальон и передать своей внучке, то есть твоей дочери… Она сказала, что в медальоне портрет нашей очень дальней родственницы, только я не знала тогда, что это – Кровавая графиня. Бабушка взяла с меня клятву, что я никому не скажу про медальон. А я вот нарушила, проболталась твоему отцу. Он его продал пять лет назад, чтобы бизнес расширить. Но все равно у него ничего не вышло – бабушкины слова были верными. Нужно было молчать и сказать о нем только своей внучке, твоей дочери.
– Какой внучке? Какой дочери? – переспросила Даша. – У меня нет дочери! Я и замуж-то не собираюсь!
– Будет, – твердо ответила Лида, – медальон сделает свое дело. А наше дело – бережно хранить его и следить, чтобы он не попал в чужие руки. В чужих руках этот медальон приносит неисчислимые несчастья.
– Да, это так! – подтвердила Надежда, вспомнив список детектива Кустикова.
– Бред какой-то… – пробормотала Даша. – Вы это все серьезно?
– Еще как серьезно!
Даша пожала плечами и ушла к себе.
Лида взяла медальон в руку, бережно прижала к груди, и Надежда заметила, как удивительно меняется Лидино лицо. Оно отвердело и наполнилось энергией, в нем проступило сходство с женщиной на портрете. Только от той исходило зло, а Лидино лицо было решительным и твердым.
И в это время в дверь квартиры позвонили.
– Ты кого-то ждешь? – спросила Надежда Лиду.
– Нет, никого!
– Тогда не открывай!
– Подожди, я должна узнать, в чем дело…
Лида подошла к двери и спросила:
– Кто здесь?
– Лида! – раздался за дверью взволнованный женский голос. – Это твоя соседка снизу, Варвара Петровна! Ты меня заливаешь!
– Что?! Не может быть!
– Говорю тебе, заливаешь! У меня с потолка просто водопад льется! Всю квартиру залило…
– Да посмотрите сами… – Лида щелкнула замком.
Надежда попыталась ее остановить, но было уже поздно: дверь распахнулась. На пороге стояла растрепанная пожилая женщина в пестром байковом халате, с помятым, перепуганным, виноватым лицом, а за спиной у нее…
За спиной у нее Надежда увидела тех двоих мужчин, от которых они едва спаслись в садоводстве. Один из них – худой, небольшого роста, с холодными глазами ядовитой змеи – прижимал к боку женщины нож с длинным узким лезвием.
– Лида, прости… – пролепетала соседка, – они меня заставили… они меня ножом…
– Усохни! – прошипел бандит, оттолкнул ее в сторону и шагнул в квартиру. – Ну вот, наконец мы и встретилис-сь!
Его рослый напарник ввалился следом и захлопнул за собой дверь.
– Кто вы такие? – Лида попятилась, но голос звучал решительно. – Что вы от нас хотите?
– Ты прекрасно знаеш-шь что! – прошипел тощий, размахивая ножом. – Отдаш-шь его нам – и живи с-спокойно!
Лида сверкнула глазами.
– Я не знаю, о чем вы говорите!
В это время в прихожую вышла Даша.
– Кто это пришел? – проговорила она. – Мама, кто эти люди? Что вообще здесь происходит?
– А вот она-то нам и нужна! – Тощий бандит мигнул своему напарнику, и тот обхватил Дашу одной рукой, а во второй у него появился нож, который он приставил к горлу девушки.
– Ты по-прежнему не знаеш-шь, о чем мы говорим? – прошипел тощий. – Отдай нам портрет – или попрощ-щайся со своей милой дочуркой! Попрощ-щайся навсегда!
– Не трогайте ее! – выкрикнула Лида. – Оставьте ее в покое! Даша тут совершенно ни при чем! Она вообще ничего не знает!..
Ее лицо пылало. Надежда заметила, что Лида стала еще больше похожа на женщину с портрета.
– Зато ты знаеш-шь! – прошипел тощий злодей. – Так что лучше отдай нам портрет, или…
– Хорошо! – Лида шагнула в сторону кухни. – Я отдам вам его… он здесь…
– Давно бы так! – Тощий бандит двинулся за ней, держа наготове нож.
Его напарник шел сзади, ведя вяло сопротивляющуюся Дашу.
Войдя на кухню, Лида направилась к кухонному столу.
«Так мы и не попили чаю! – совершенно не к месту подумала Надежда, увидев на столе чайник. – Только вскипел… но теперь уж не до того…»
Лида потянулась к подвесному шкафчику, но тут как бы случайно споткнулась, опустила руки, схватила чайник и, резко развернувшись, выплеснула его содержимое в лицо тощему бандиту.
Тот зашипел, как ошпаренная кошка, и схватился за лицо.
Лида, не теряя ни секунды, несколько раз подряд ударила его чайником по голове. Бандит охнул и начал заваливаться на пол. Его напарник, до которого все очень медленно доходило, топтался на месте, все еще обнимая одной рукой Дашу. Даша быстро сориентировалась и изо всей силы пнула бандита в самое уязвимое у мужчин место. Тот от боли и неожиданности выпучил глаза и выронил нож.
Тут и Надежда опомнилась и вступила в бой. Она схватила висевшую на крючке тяжелую сковородку и изо всех сил опустила ее на голову рослому бандиту. Тот охнул и повалился поверх своего напарника, придавив его к полу.
Надежда переглянулась с Лидой. Глаза у той горели, как два угля, она часто и шумно дышала, но ничуть не растерялась. Выдвинув ящик стола, достала оттуда два мотка бельевой веревки и кинула один Надежде:
– Быстро связать их, пока не опомнились! Умеешь вязать нормальные узлы?
Надежда кивнула: как-то в командировке на Севере Валя Голубев от нечего делать научил ее вязать морские узлы.
Через пять минут оба бандита были связаны по рукам и ногам.
Рослый бандит пришел в себя первым. Удивленно оглядевшись, он прогудел:
– Вы что это? Вы как это? Вы почему это? А ну, развяжите нас сию секунду, а то…
– Ага, сейчас, спешим и падаем! – ответила ему Надежда. – Сиди спокойно, а то еще раз получишь сковородкой!
– И что мы с ними будем делать? – осведомилась Даша, разглядывая связанных бандитов.
В это время из прихожей донеслись какие-то странные звуки. Надежда снова схватила сковородку. Даша побледнела.
В ту же секунду на кухню ввалились несколько парней в черных комбинезонах, с оружием в руках.
– Полиция! – выкрикнул один из них. Он удивленно оглядел кухню и опустил оружие. – Что здесь произошло? Нам сообщили о вооруженном нападении…
– Опоздали! – насмешливо ответила ему Надежда. – Вооруженное нападение имело место, но мы справились своими силами!
Из-за спин полицейских высунулась соседка Варвара Петровна все в том же халате. Найдя взглядом Лиду, она проговорила:
– Лидуся, ты в порядке? А это я полицию вызвала…
– И очень правильно сделала! – успокоила ее Надежда.
Старший группы захвата, приглядевшись к связанным бандитам, присвистнул:
– Вы только поглядите, ребята, кто попался в наши руки! Это ведь Гадюка и Кирпич! Известная парочка! За ними из статей Уголовного кодекса такой хвост тянется – отсюда до Москвы! – Полицейский повернулся к женщинам и с чувством проговорил: – От лица полиции выражаю вам благодарность! Вы нам очень помогли в поимке опасных преступников!
– Это еще неизвестно, кто кому помог… – пробормотала себе под нос Надежда.
Впрочем, ее слова никто не услышал.
Полицейские развязали бандитов, надели на них наручники и повели к выходу.
В дверях Надежда и Лида оказались рядом с тощим бандитом. Лида пригнулась к его уху и проговорила тихо, так что ее никто не услышал, кроме Надежды и самого бандита:
– Передай тем, кто тебя послал, чтобы они забыли про медальон. Теперь он попал в нужные руки, и никто, повторяю, никто не сможет его у меня отнять!
– Боже мой! – Даша оглядела разоренную квартиру. – Да когда же это кончится? Что с нами со всеми происходит?
– Не бери в голову, – спокойно ответила Лида, поднимая с пола чайник, – теперь все наладится. Надь, ты куда?
– Ладно, девушки, – Надежда красила губы перед зеркалом, – вы уж тут сами, а я пойду. У меня муж завтра из командировки возвращается, а дома конь не валялся. Дел невпроворот, так что, как говорится, извините за компанию.
На следующий после разговора с Кэти день сеанс живописи повторился, и через день, и еще через день. Но когда графиня покидала часовню, маэстро Лоренцо оставался там и работал, работал, работал, пока позволяло освещение. Он больше не вспоминал о своей карете, больше не заговаривал о том, что должен ехать ко двору курфюрста.
Лоренцо с головой погрузился в работу – и с каждым днем все больше мрачнел.
– Все не то… – бормотал он, по нескольку раз переписывая лицо графини, – все совершенно не то…
Графиня на портрете выходила похожей на себя, но в ней не было той дьявольской выразительности, той захватывающей страсти, которую он увидел в ее лице в первый вечер, а особенно – в первую ночь в замке. На его портрете графиня Эржбета выглядела красивой, благородной дамой, ничуть не похожей на то страшное создание…
Закончив работать, живописец выходил в сад, надеясь снова встретить там золотоволосую девушку, чудесного ангела своей мечты, но ему так и не удалось увидеть ее. Должно быть, строгий священник больше не выпускал Кэти в сад.
По ночам маэстро Лоренцо почти не спал. Он ворочался в своей удобной и мягкой постели, вслушиваясь в ночную тишину. Иногда до него доносились далекие крики – крики, полные ужаса и страдания, как в ту, первую ночь.
Один или два раза маэстро вставал, покидал свою комнату и подходил к лестнице, ведущей в подземелье. Но в темном коридоре появлялся карлик и смотрел на живописца с угрозой.
– Я предупреждал тебя, – шептал он, – я предупреждал, что по ночам нужно спать! Спать в своей комнате!
И живописец возвращался к себе и без сна ворочался в постели, прислушиваясь к доносящимся из подземелья крикам.
А потом он снова приходил в часовню – и работал, работал, работал, повторяя:
– Все не то, все не то…
Прошло уже две недели с того дня, как маэстро Лоренцо попал в замок графини Батори. Две недели с того дня, когда он начал работать над портретом хозяйки. Однажды во время сеанса графиня, поправляя черную прядь, сказала:
– Маэстро, вы работаете слишком долго. Неужели мой портрет все еще не готов?
– Простите, великодушная госпожа! – Живописец опустил голову. – Ваш облик прекрасен, но неуловим. Мне не удается передать что-то главное в нем.
Графиня подошла к нему и посмотрела на незаконченный портрет.
– И правда, в нем чего-то не хватает! – проговорила она сухо. – Вам нравится наша венгерская кухня?
– Да, госпожа. Я пристрастился к ней в вашем замке.
– Но главное в ней – острый, жгучий перец. Если лишить нашу кухню перца, она станет пресной и безвкусной. Так и ваш портрет – в нем нет перца. Наверное, я ошиблась в вас. Наверное, вы не сможете закончить этот портрет…
Графиня хотела уже покинуть часовню, но маэстро Лоренцо остановил ее:
– Постойте, милостивая госпожа! Я сам вижу, что этому портрету не хватает души. Но я знаю… я знаю, что нужно сделать, чтобы получилось то, что нужно.
– Что же?
– Я не решаюсь сказать…
– Вы не казались мне трусом, маэстро! Говорите – или я буду крайне недовольна!
– В первую ночь, которую я провел в замке, я случайно забрел в подземелье. И я видел… или мне показалось, что я видел, как ваша милость сурово наказывала нерадивую служанку. Тогда в лице вашей милости проявилась его настоящая суть. То, что вы назвали перцем. Если бы вы позволили мне еще раз увидеть такую сцену… если бы вы позволили мне запечатлеть ее на холсте – тогда я закончил бы портрет, и, клянусь, вы остались бы довольны!
– Что ж, – графиня оглядела живописца с ног до головы, как будто видела его впервые, – пусть будет по-вашему…
В эту ночь маэстро Лоренцо не мог заснуть. Он чувствовал – что-то должно случиться. И вот, когда часы на башне пробили полночь, дверь его комнаты скрипнула.
Живописец приподнялся на локте, вглядываясь в темноту. Возле двери стоял карлик – все тот же страшный придворный карлик графини. Его глаза сверкали в темноте, как два раскаленных угля. Он прижал палец к губам и прошептал:
– Одевайтесь, сударь! Графиня ждет вас!
Взволнованный, живописец вскочил с кровати и торопливо оделся. Он знал, что увидит, – и боялся этого. Но в то же время страстно желал закончить портрет.
Одевшись, он повернулся к карлику:
– Мне нужно взять кисти и краски.
– Не волнуйтесь, сударь! Все для вас уже приготовлено. Следуйте за мной.
Они вышли из комнаты, спустились по лестнице в подземелье и пошли по знакомому коридору. Живописец вспоминал, как шел здесь в первый раз, и убедился, что то был не сон.
А вот и просторный подвал со сводчатым потолком, куда он в прошлый раз заглянул через полуоткрытую дверь, словно через врата ада.
На этот раз карлик втолкнул его внутрь.
Все так же ярко пылал огонь в камине. Кроме него, подвал освещали факелы в бронзовых треножниках. Как и прошлый раз, здесь были трое дюжих слуг, один из которых был одет в длинный кожаный фартук. Но графини и жертвы ее темных страстей пока не было. Зато немного в стороне от камина стоял огромный деревянный крест, который словно ждал свою жертву. А чуть в стороне от креста маэстро увидел мольберт с незаконченным портретом графини, кувшин с кистями и прочие инструменты живописца.
В глубине подвала распахнулась дверь – и вошла графиня. Она была в том же расшитом золотом платье, в каком по утрам позировала художнику.
– Вы просили меня о таком сеансе, – проговорила она, чуть заметно изогнув узкие губы, – я решила удовлетворить вашу просьбу. Готовы ли вы работать?
Маэстро Лоренцо облизал пересохшие губы и тихо ответил:
– Готов, ваша милость.
– Что ж, приступаем! – Графиня хлопнула в ладоши, и тут же двое новых слуг втащили в подвал стройную девушку, голова и лицо которой были скрыты черным шелковым платком. Плечи несчастной содрогались от беззвучных рыданий.
Слуги привязали девушку к кресту и отошли от нее.
– Готовы ли вы? – повторила графиня, подходя к жертве.
– Готов! – едва слышно повторил художник.
И тогда графиня сорвала с головы девушки платок. Золотистые волосы рассыпались по плечам и заблестели в багровом свете факелов.
Маэстро Лоренцо увидел лицо ангела, который в юности перевернул всю его жизнь. Лицо Кэти, девушки с молитвенником. По ее щекам текли слезы, которые делали лицо еще прекраснее.
Полным мольбы голосом она обратилась к графине:
– В чем я провинилась, добрая госпожа? Что я сделала не так?
– Ты провинилась самим своим существованием. Ты провинилась своей молодостью и красотой! – С этими словами графиня рванула платье на груди девушки и протянула руку к своему подручному.
Тот подал ей раскаленную кочергу.
Маэстро Лоренцо побледнел. В глазах у него потемнело, как будто кто-то невидимый погасил багровое пламя факелов.
Он услышал шипение горящей плоти, услышал душераздирающий крик ужаса и боли, увидел перекошенное страданием лицо – и едва не потерял сознание. Но затем… затем он увидел лицо графини – лицо, пылающее жестоким наслаждением, лицо, которое он мечтал запечатлеть на холсте, и начал работать.
Зрение прояснилось, рука стала твердой, как никогда прежде, словно кто-то невидимый и могущественный водил его кистью. Он работал как одержимый, накладывал на холст мазок за мазком, не обращая внимания на крики несчастной девушки, не обращая внимания на чудовищные пытки, которым ее подвергали. Он работал, работал, работал…
На холсте возникало подлинное лицо графини, лицо дьявола в женском обличье.
«Да, – понял маэстро внезапно, – на этом холсте изображена не жестокая и развратная женщина – на нем изображен сам дьявол».
Так прошло несколько часов.
Маэстро Лоренцо оторвался от холста, взглянул на него со стороны и понял, что портрет готов. А еще он понял, что создал лучшее свое произведение. Самое страшное свое произведение. Произведение, которое позволяет заглянуть за врата ада.
Он перевел взгляд на девушку, на своего золотоволосого ангела… Она уже не дышала.
То, что было привязано к деревянному кресту, не было похоже на человеческое существо. Только жалкий, изуродованный кусок обугленной плоти.
А рядом, в окружении потных, разгоряченных слуг, стояла графиня. Ее лицо было просветленным и благостным, как будто она только что причастилась.
Почувствовав взгляд живописца, графиня подошла к мольберту, взглянула на него и удовлетворенно проговорила:
– И все-таки я не ошиблась в вас, маэстро! Вы действительно настоящий мастер. Вы сумели создать подлинный шедевр, сумели передать в своем портрете самое главное! Мой господин, мой наставник будет доволен… – Она увидела немой вопрос в глазах живописца и усмехнулась: – Да, вы не ослышались. У меня тоже есть господин, и вы поняли, кто он… – Перед тем, как покинуть маэстро, она добавила: – Но не забудьте, теперь вам нужно перевести этот портрет в миниатюру…
Маэстро Лоренцо ничего ей не ответил. Он вообще не произнес больше ни слова.
Спотыкаясь, едва не падая, он покинул комнату пыток и поднялся в замковую часовню. Вскоре слуги графини принесли туда же созданный ночью портрет и все принадлежности, необходимые для создания миниатюры. И живописец снова принялся за работу.
Он работал день и ночь, не прерываясь на еду и сон. Слуги графини приносили в часовню лучшие кушанья и вина с ее стола, но они оставались нетронутыми. Маэстро работал, работал и работал.
Наутро третьего дня кто-то из слуг заглянул в часовню и увидел, что живописец без чувств лежит на каменном полу. Об этом доложили графине. Она пришла в часовню, чтобы взглянуть на все своими глазами. Ее портрет на подрамнике, портрет, созданный за одну ночь в подземелье пыток, был изрезан, искромсан ножом, как будто живописец пытал его, как графиня пытала свои жертвы. Сам маэстро лежал на полу посреди часовни и едва дышал.
Графиня склонилась над Лоренцо. На груди у него лежал миниатюрный портрет. Он был прекрасен.
Графиня взяла портрет, и улыбка злобного удовольствия коснулась ее губ. Теперь даже после смерти ее душа, ее подлинная сущность останется жить, заключенная в этом маленьком портрете… Художник, этот жалкий, тщеславный человек, умирает, но ей было ничуть его не жаль. Все когда-нибудь умрут, по крайней мере, этот сделал что-то полезное, что-то стоящее.
Графиня уже хотела покинуть часовню, но тут глаза живописца открылись и нашли ее. Его губы зашевелились.
Графиня наклонилась к умирающему, чтобы послушать, что он хочет ей сказать. Это не казалось ей важным, но любопытство свойственно каждой женщине, а она все же была женщиной. Кроме того, графиня не сомневалась, что художник скоро умрет, а она любила слушать то, что люди говорят перед смертью.
Она склонилась над ним как можно ниже, чтобы не пропустить ни слова, – и вдруг умирающий с нечеловеческой силой схватил ее за воротник платья и притянул к себе.
Глаза художника пылали темным лихорадочным огнем. Его губы зашевелились:
– Я сделал то, что ты просила. Создал портрет, в котором заключена частица твоей черной души. Этот портрет переживет и тебя и тем более меня. Мне осталось жить совсем немного, считаные мгновения, – проговорил он, – скоро я попаду туда… ты прекрасно знаешь куда, ибо я служил твоим черным желаниям и навеки сгубил свою бессмертную душу. Меня там уже ждут… – Он перевел дыхание, чтобы собраться с силами, и продолжил: – В портрете, который я создал, заключена часть вечного зла, носительницей которого ты являешься. Храни его в своей семье, передай дочери своей дочери. Пока этот портрет хранится в твоей семье – заключенное зло не вырвется наружу… но если этот портрет попадет в чужие руки, если он будет продан или даже подарен постороннему человеку – врата ада откроются. Первым пострадает тот, кто завладеет портретом, но на этом зло не остановится…
Художник снова перевел дыхание. Видно было, что силы его оставляют. Только в глазах еще теплилась жизнь.
– Я умираю… – проговорил он едва слышно, – но тебе тоже, рано или поздно, придется отправиться вслед за мной. И помни – тебя там тоже ждут…
Выйдя от Лиды, Надежда села в подходящую маршрутку. Домой, домой, скорее домой! Навести в доме порядок к возвращению мужа, приготовить что-нибудь вкусное, помириться с котом… хватит с нее криминала! Хватит опасных приключений!
В это время у нее в сумке раздался сигнал – на телефон пришло сообщение. Надежда заволновалась: может быть, это муж написал ей что-то важное? Может быть, он задерживается в командировке?
Она раскрыла сумочку, порылась в ней, нашла мобильный телефон и тупо уставилась на него. Дисплей не светился, никаких новых сообщений не было. Но она слышала донесшийся из сумки сигнал…
И тут Надежда вспомнила, что до сих пор таскала телефон, который прихватила на похоронах Константина Леденцова. Просто забыла его выложить. Так может, это на него пришло сообщение?
Злополучный телефон нашелся на самом дне сумки. На его дисплее действительно горела надпись: «У вас одно новое сообщение».
От этого телефона Надежда не ждала ничего хорошего. Однако нельзя просто закрыть глаза и сделать вид, что ничего не произошло! Даже самой себе Надежда не признавалась, что ее мучает любопытство, что ей просто хочется узнать, что за сообщение ждет ее в этом телефоне. Тем более сообщать-то некому. Тот тип, что пугал звонками, уже сидит. И, судя по тому, как обрадовались полицейские, увидев его, сидеть будет долго.
Опасливо оглядевшись по сторонам, Надежда нажала кнопку, чтобы открыть сообщение… И разочарованно вздохнула. Сообщение было самое что ни на есть банальное: «Вы приблизились к порогу отключения».
Ну и черт с ним, пусть отключают этот телефон, все равно Надежда собиралась его выкинуть! От него никакой пользы… И тут она вспомнила, что не проверила еще один, последний номер, записанный в памяти этого телефона.
«Ну, не проверила – и не надо, – прозвучал в голове внутренний голос, – все уже закончено, медальон у Лиды, и пора переходить к своим собственным делам, которых накопилось выше крыши…»
С этим внутренним голосом у Надежды сложились непростые отношения. Он всегда пытался удержать Надежду от опасных и неосторожных поступков, пытался не дать ей вмешаться в очередное криминальное расследование. В этом он очень напоминал мужа Надежды. Но по сравнению с Сан Санычем у внутреннего голоса был один существенный недостаток – его никак не получалось обмануть. Он знал все Надеждины мысли и намерения так же хорошо, как сама Надежда. Или даже лучше. На то он и внутренний голос. Зато его можно было просто не слушать, что Надежда почти всегда и делала.
Вот и сейчас, выслушав аргументы этого внутреннего зануды, Надежда ответила ему (шепотом, чтобы не напугать соседей по маршрутке):
– Ага, выкину этот телефон – и так никогда не узнаю, чей номер в нем был записан! Да я же просто умру от любопытства! Во всяком случае, неделю не смогу спокойно спать!
Как утверждал муж, любопытство было главным недостатком Надежды Николаевны. Правда, сама Надежда считала его достоинством. А в данном случае любопытство соединилось еще с одним качеством Надежды – умением доводить каждое начатое дело до конца. Выяснила она про два номера в телефоне Константина – стало быть, нужно выяснить и про третий. И тут же, не дав внутреннему голосу времени на достойный ответ, Надежда нажала кнопку вызова и поднесла трубку к уху.
Прозвучало несколько длинных гудков, а затем приятный женский голос проговорил:
– Вы позвонили в кабинет Михаила Петровича Водолазова.
– Михаила Петровича? – переспросила Надежда, лихорадочно пытаясь вспомнить, слышала ли она когда-нибудь это имя.
– Да, – в голосе телефонной дамы прозвучала настороженность, – будьте добры, представьтесь!
– Да как же! – фыркнула Надежда и нажала кнопку отбоя.
«Ну, вот ты позвонила, – снова зазвучал внутренний голос, – а толку-то? Ничего нового ты не узнала. Кто такой этот Михаил Петрович – понятия не имеешь…»
– Ну и ладно! – фыркнула Надежда. – Я, по крайней мере, попыталась. Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном…
На этот раз внутренний голос промолчал, и Надежда доехала до дома без приключений.
Она вышла из маршрутки и задумалась: идти прямо домой или сперва зайти в магазин? По всему выходило, что в магазин зайти нужно: в доме не было молока, хлеба и яиц. Или уж лучше завтра, чтобы к обеду вырезку купить… Нет, сегодня, а то и поужинать нечем.
Ругая себя за недисциплинированность и бесхозяйственность, Надежда направилась к расположенному на углу магазинчику, как вдруг рядом с ней зашуршали шины, и негромкий, властный голос проговорил:
– Садитесь, Надежда Николаевна!
Она вздрогнула и обернулась.
Рядом с тротуаром стояла большая черная машина. Ее задняя дверца была гостеприимно открыта. За рулем сидел коротко стриженный парень спортивного вида.
– Садитесь, садитесь! – повторил тот же голос, и Надежда Николаевна увидела, что на заднем сиденье сидит еще один мужчина – лет сорока, в дорогом, отлично сшитом темном костюме, с длинным лицом, из тех, которые называют лошадиными, и с коротким ежиком седоватых – цвета «перец с солью» – волос. Именно ему и принадлежал властный голос.
– Я никогда не сажусь в незнакомые машины, – ответила Надежда и осторожно попятилась. – То есть, я хотела сказать, в машины незнакомых людей…
– Ну, мы с вами не то чтобы совсем незнакомы… – Мужчина слегка улыбнулся, и Надежде показалось, что в этой улыбке было что-то хищное. – Я про вас, Надежда Николаевна, знаю очень многое, да и вы про меня тоже кое-что…
– Что это я про вас знаю? – фыркнула Надежда и еще немного отошла назад. – Как я могу что-то про вас знать, если я вас вообще первый раз в жизни вижу!
– Ну, не будем же мы разговаривать вот так, на улице! – поморщился мужчина.
– Будем! – ответила Надежда и хотела уже пуститься наутек… как вдруг увидела, что у нее за спиной стоит тот самый коротко стриженный парень, который только что сидел за рулем.
Она перевела взгляд на машину… Водитель все так же сидел в машине. Значит, снаружи стоял другой, но похожий на первого, как брат-близнец. Что-то в этих двоих было знакомое… Нет, определенно она уже видела этих двоих… «Да, – подумала Надежда Николаевна, – как в старой песне поется, что-то с памятью моей стало… Витаминов попить, что ли… Хотя вряд ли поможет».
– Садитесь, садитесь! – повторил солидный мужчина. – Не будете же вы бегать по улице.
Надежда представила, как бежит по тротуару от этого спортивного парня, спотыкаясь и тяжело дыша… да нет, это просто смешно! Еще увидит кто-нибудь из соседей…
– Да садитесь же! Мы с вами просто поговорим! Это не займет у вас много времени!
Надежде ничего не оставалось, как подчиниться. Она села на заднее сиденье машины с видом приговоренного к казни.
Дверца захлопнулась, и машина медленно поехала вперед.
– Куда вы меня везете? – осведомилась Надежда, пытаясь не впадать в панику.
– Никуда, – ответил незнакомец, – мы просто покатаемся по улицам. Стоящая машина привлекает больше внимания, понимаете ли. Я же сказал, что мы с вами просто поговорим.
– И о чем же? – Надежда быстро взглянула на соседа. – И вообще, кто вы такой?
– Вы же сами хотели со мной поговорить. Значит, должны примерно представлять предмет разговора.
– Я? С вами? – Надежда удивленно захлопала глазами. – Да я вас никогда не видела и знать не знаю!
– Но вы мне звонили. А обычно, если кому-то звонишь, значит, хочешь с ним поговорить. Разве не так?
– Я? Вам? Звонила? – Надежда окончательно растерялась.
– Михаил Петрович Водолазов, – представился ее собеседник, – вы только что звонили в мой кабинет.
– Ах, это вы… – Надежда густо покраснела. – Да, действительно звонила… А как вы меня нашли?
– Ну, Надежда Николаевна, вы же сами были инженером, значит, должны представлять возможности современной техники! Вычислить местонахождение телефона – это совсем несложно и недолго. Немного сложнее было установить вашу личность, но с этим мои техники тоже благополучно справились.
«Дура какая, нужно было телефон выключить, – подумала Надежда, – а лучше вообще его выбросить к чертовой матери! Да что уже теперь, поздно…»
– Да, хорошие у вас техники! – вздохнула Надежда. – А все же, Михаил Петрович, кто вы такой? Я имею в виду – где вы работаете? В какой-то спецслужбе? Если так, то я не представляю для вас никакого интереса! Я – простая домохозяйка…
– Нет, я работаю не в спецслужбе. По крайней мере, не сейчас. Я – начальник службы безопасности банка «Доверие».
– Ну, и почему я вас интересую?
– Во-первых, Надежда Николаевна, не забывайте, что это вы мне позвонили. Значит, это скорее я могу спросить вас, почему я вас интересую. Во-вторых… во-вторых, наведя о вас справки, я выяснил, что вы были знакомы с Константином Михайловичем Леденцовым. С покойным Константином Михайловичем Леденцовым. А Константин Михайлович был клиентом нашего банка, и крупным клиентом. Поэтому я должен выяснить, в чем тут дело.
– Ах, вот оно что! – оживилась Надежда. – Значит, это в вашем банке он взял огромный кредит? Значит, это в вашем банке он заложил акции своей фирмы и недвижимость?
– Да, в нашем. – Водолазов пристально смотрел на Надежду, и в его лице снова проступили хищные черты. – Господин Леденцов взял в нашем банке очень крупный кредит, не сообщив нам о его назначении. Обычно мы не соглашаемся финансировать крупные проекты, не зная всех подробностей, но Константин Михайлович был нашим старым и важным клиентом, и мы пошли ему навстречу…
– Тем более что вы взяли с него солидный залог! – ехидно вставила Надежда. – Квартиру в элитном доме, загородный дом, машину небось тоже прихватили…
– Само собой! Мы ведь банк, а не благотворительная организация! Тем не менее это крупная операция, и мы заинтересованы в том, чтобы она прошла без каких-либо накладок и неувязок. Мы заинтересованы в том, чтобы наследники Леденцова не предъявляли банку претензий. Если возникнут какие-то юридические споры и трения, акции Леденцова могут упасть в цене, а это нас никак не устраивает. Тем более – если всплывут какие-то сомнительные нюансы, связанные со смертью Константина Михайловича. Поэтому я должен разобраться, в чем тут дело и какова ваша роль в происходящем.
– Да никакой роли у меня нет! – отмахнулась Надежда. – Я с Константином-то была едва знакома!
– Не надо пытаться меня провести, – поморщился Водолазов, – это все равно у вас не получится. Вы хорошо знали господина Леденцова, были на его похоронах, а сейчас общаетесь с его первой женой и дочерью.
«Вот тебе и раз! – оторопела Надежда. – Следили они за мной, что ли? А вот интересно, что они про все это знают? И ведь это они поймали тогда того типа в торговом центре, узнала я этих парней. А он помер у них на руках. Сам виноват, конечно. Если у тебя такая болезнь, нужно лекарство с собой носить или вообще работу поспокойнее выбирать… Но все же… Одно дело, если умершего человека спокойно бросают обычные бандиты – им в поле зрения полиции попадать ни к чему. И совсем другое – когда так делают сотрудники безопасности крупного банка. Значит, у него они ничего не узнали, а то бы непременно вмешались в историю с медальоном. Ладно, без них разобрались… Но хоть банк и называется «Доверие», у меня к его сотрудникам доверия нет. Правда, выяснить кое-что не мешает…»
Надежда хотела задать вопрос, но Водолазов остановил ее нетерпеливым жестом и продолжил:
– Но не это главное. Главное, что у вас оказался номер моего телефона. Кроме того, вы сами только что сказали, что знаете про заем, который Константин Михайлович взял в нашем банке. Случайный, малознакомый человек не может знать о таких вещах. И еще… – Он пристально взглянул на Надежду, словно хотел заглянуть под ее черепную коробку. – Еще, Надежда Николаевна, я выяснил, что у вас есть необычное хобби. Вы любите заниматься самодеятельными расследованиями.
– Кто вам рассказал такую ерунду? – возмутилась Надежда и снова покраснела.
– О вас мне рассказал один мой старый знакомый, сотрудник некоей серьезной организации. Причем – представьте себе! – он отзывался о вас с большим уважением. Обычно профессионалы – в любой области, не только в нашей – не уважают самодеятельность. Но мой знакомый сказал, что вы ему очень помогли в одном расследовании и проявили при этом большие способности. Так что, Надежда Николаевна, не будем играть в прятки, а поговорим как два профессионала. – Водолазов пригнулся к Надежде и строго спросил: – Что вы знаете о последних месяцах жизни Константина Михайловича и об обстоятельствах его смерти?
Надежда невольно отстранилась, вжавшись спиной в сиденье, но ответила твердо:
– Если вы хотите разговаривать со мной на равных, то понимаете, что разговор должен быть выгоден обоим. Я дам вам важную информацию, но и вы со своей стороны должны мне сообщить что-то, чего я не знаю.
– Допустим, – Водолазов выпрямился, – но я должен быть уверен, что у вас действительно есть важная информация.
– Не сомневайтесь! Из ваших слов я поняла, что Константин Михайлович не сообщил вам… то есть банку, для какой цели ему были нужны деньги?
– Нет, не сообщил.
– Считаете ли вы эту информацию достаточно важной?
– Да, пожалуй…
– Так вот. Константин… Константин Михайлович взял у банка эти деньги, чтобы выкупить фамильную реликвию. Миниатюрный портрет, многие поколения хранившийся в семье его жены. Он продал этот портрет в начале своей карьеры бизнесмена и теперь захотел вернуть его любой ценой.
– Миниатюрный портрет? – удивленно переспросил Водолазов. – За такие огромные деньги?
– Именно так, – кивнула Надежда. – Эта долгая и запутанная история, но суть в том, что за прошедшее время цена портрета очень выросла, и у Константина был серьезный конкурент, который еще больше взвинтил цену.
– Все равно, это не укладывается у меня в голове! – проговорил Водолазов. – На эти деньги можно купить работающий завод или солидный процветающий бизнес… А тут какой-то портрет, да еще и миниатюрный…
– Тем не менее это так, – уверенно ответила Надежда Николаевна, – и могу вас заверить, что в настоящий момент этот портрет находится в руках законных наследников, так что к вашему банку не будет никаких претензий.
– Это именно то, что меня больше всего беспокоило! – с облегчением проговорил Водолазов.
– Тогда ваша очередь. Теперь вы должны рассказать мне что-то, чего я не знаю.
– А что вас интересует?
– Вы упомянули сомнительные нюансы, связанные со смертью Константина. Что вы имели в виду?
Водолазов замялся и отвел глаза в сторону.
– Эй, мы так не договаривались! – повысила голос Надежда. – Мы условились обменяться информацией. Я вам честно рассказала все, что знаю, а вы хотите меня продинамить?
– Ну ладно, ладно! – отступил перед ее напором Водолазов. – Я тоже расскажу вам нечто очень важное. Знаю, что вы не станете болтать об этом на каждом перекрестке. Дело в том, что Константин Михайлович вовсе не умер от сердечного приступа, как написано в официальном свидетельстве о смерти.
– Нет?! – вскрикнула Надежда. – Я так и думала! Костя был очень здоровым человеком, и как раз когда он выпутался из сложнейшей ситуации, когда хотел вернуть свою жизнь…
– Да, господина Леденцова отравили.
– Отравили?
– Отравили редким, экзотическим ядом. И теперь я пытаюсь установить, кто мог это сделать.
– Ну и как? – прищурилась Надежда. – Есть результаты?
– Пока нет, – честно признался Водолазов. – Этот яд… даже непонятно, откуда он взялся здесь, у нас, потому что в аптеке его не купишь. Яд можно получить из растения, произрастающего в горах Непала. Эксперт провел огромную работу и выяснил, что это растение встречается не везде, а только в районе небольшого местечка, называемого Багмати в честь одноименной реки. Кто привез этот яд сюда, кто отравил Леденцова – пока что тайна, покрытая мраком.
– Ну что ж, – Надежда, не скрываясь, взглянула на часы, – приятно было с вами побеседовать, но мне пора. Кот дома голодный.
– Привет коту! – вздохнул Водолазов, открывая для нее дверцу машины.
На следующее утро Надежда проснулась с ощущением, что сегодня ее ждет что-то хорошее. Окончательно выбравшись из теплой паутины сна, она поняла, чем вызвано это ощущение: сегодня должен вернуться из командировки муж!
Она быстро встала, приняла душ и задумалась: что нужно сделать к приезду мужа? Навести в квартире порядок? Она уже бросилась было за пылесосом, но тут же остановилась. Порядок в доме – конечно, важно, но это не самое главное. Вернувшегося домой мужчину нужно вкусно и сытно накормить!
Надежда оставила мысли об уборке и метнулась на кухню, лихорадочно вспоминая, что у нее есть в холодильнике и что из этого можно приготовить. Но по дороге задержалась возле большого зеркала в прихожей, взглянула на себя… и пришла в ужас.
На кого она похожа? На огородное чучело! Волосы отросли, потеряли форму, висят как пакля, и самое ужасное – у корней проглядывает предательская седина… О чем она думает? Какая уборка? Какой обед? Вернувшись домой, муж первым делом посмотрит на нее – и что он увидит?
Надежда вспомнила свою московскую родственницу тетю Шуру.
Тете Шуре было уже прилично за восемьдесят, но она все еще следила за своей внешностью. В семьдесят пять ходила на высоких каблуках, и не просто ходила, а порхала. Когда в восемьдесят лет она отправилась в санаторий, то каждый вечер танцевала. Во время осмотра санаторский врач прослушал ее сердце и сказал: «Александра Михайловна, вам бы не стоило танцевать!» На это тетя Шура ответила, что не танцевать она просто не может, какая же это жизнь без танцев. «Ну, раз уж вы не можете совсем не танцевать, – вздохнул врач, – то хотя бы танцуйте медленно и плавно…»
Так вот, у тети Шуры была непреложная заповедь, которую она внушала Надежде при каждом удобном случае: женщина никогда не должна забывать о своей внешности! Проходишь мимо зеркала – причешись, выходишь с ведром к мусоропроводу – подкрась губы, а если выходишь в магазин – необходим полный макияж!
А тут муж возвращается из командировки, а она собирается встретить его в таком ужасном, в таком запущенном виде! Да тетю Шуру от такого зрелища хватил бы удар!
Надежда схватила телефон и набрала номер Татьяны, парикмахера из соседнего салона красоты.
– Танечка, – защебетала Надежда Николаевна, услышав знакомый голос, – это Надежда… ты не могла бы принять меня сегодня? Очень нужно! Просто необходимо! Постричь, покрасить и причесать…
– Надежда Николаевна, вы бы хоть накануне позвонили! – простонала Татьяна. – Сегодня у меня весь день расписан, ни одной минуты свободной! Просто ни минуты!
– Танечка, солнышко, выручай! – взмолилась Надежда. – У меня сегодня муж из командировки возвращается, а я сейчас взглянула в зеркало – и чуть в обморок не упала! Помесь дикобраза и шимпанзе! Выручай, у меня, может, семейная жизнь от этого зависит!
– Ладно, – вздохнула Татьяна, – если все так серьезно – подходите прямо сейчас. У меня клиентка в работе, но я попробую вас как-нибудь совместить. Пока у нее будут волосы сохнуть – вас покрашу, а пока у вас будут сохнуть – ее уложу…
Надежда горячо поблагодарила Татьяну и бросилась в салон.
Татьяна усадила ее в кресло, нанесла на волосы краску, взглянула на часы и пересадила в уголок – ждите! Сама вернулась к другой клиентке.
Надежда от нечего делать взяла со стола какой-то глянцевый журнал и начала его перелистывать. Новости шоу-бизнеса, свадьбы звезд, светские сплетни… все это ее мало интересовало, но на одной из страниц, где была размещена большая статья об экзотическом путешествии известного телевизионного ведущего, она задержалась, зацепившись взглядом за одно слово.
Ведущий с важным видом сообщал корреспонденту, что ему надоели шумные тусовки, многолюдные приморские курорты, ночная жизнь европейских столиц.
В поисках тишины и покоя я отправился в уединенный ашрам, расположенный в непальских горах, в местности с поэтичным названием Багмати…
Вот оно – то слово, за которое она зацепилась, пролистывая журнал. Багмати! Водолазов, начальник службы безопасности банка «Доверие», сказал, что именно из этой местности привезли яд, которым был отравлен Костя Леденцов!
Было в статье еще одно непонятное слово – ашрам, но Надежда напрягла память и вспомнила, что так называются обители мудрецов и отшельников в Индии. «Ну и что, – подумала Надежда Николаевна, – ну, ездил какой-то телеведущий в эти экзотические места. Какое отношение он имеет к Косте Леденцову и его смерти? Где ведущий, а где Константин?»
Однако какая-то мысль по-прежнему не давала ей покоя, и она продолжила читать.
Здесь, в этом уединенном ашраме, я не только приобщился к вечному покою древних гор, но и прошел курс внутреннего самосовершенствования под мудрым руководством гуру Пришначандры…
Далее были помещены фотографии толстого смуглого человека в белоснежных одеждах, с длинными черными волосами и сложенными на груди волосатыми руками. Надежде этот человек показался похожим на обыкновенного жулика. Ну, не совсем обыкновенного, а индийского. Правда, телеведущий был о нем другого мнения.
Гуру Пришначандра – великий учитель, но в то же время он современный человек. Он принимает в своем ашраме деловых людей, бизнесменов и менеджеров высшего звена и проводит с ними курс совершенствования внутреннего мира и исправления кармы, который дает его ученикам новый импульс в карьере и бизнесе. Когда я покидал ашрам после завершения курса, гуру подарил мне, как и остальным ученикам, особый перстень, который зарядил своей мощной внутренней энергией. Этот перстень помогает мне преодолевать любые проблемы, возникающие в моей профессиональной жизни…
Тут же следовала крупная фотография сложенных рук телеведущего. На среднем пальце его правой руки красовался серебряный перстень с рисунком – цветок лотоса, вписанный в круг…
Так вот же оно – то, что привлекло ее внимание к этой статье! Не только слово, не только название местности – Багмати, но и этот перстень!
Надежда вспомнила, что уже видела точно такой же перстень на похоронах Константина Леденцова. И был он на руке у Костиного заместителя Иконникова. Надежда еще поморщилась тогда – мужчина носит перстень, да еще на похороны, это очень дурной тон.
Вот оно что! Иконников тоже был в горном ашраме в Багмати. И вполне мог, кроме перстня, привезти оттуда экзотический яд, которым отравили Константина…
Надежда собралась было вскочить и куда-то нестись, что-то делать… Но тут к ней подошла Татьяна.
– Надежда Николаевна, вы куда это собрались?
– Ох, Таня, я вспомнила одно очень важное дело!..
– Да вы что? Сидите на месте, скоро я вами займусь! А то краску передержите – это будет конец света!
Надежда осознала Танину правоту и постаралась успокоиться. Ну, узнала она важную деталь, связанную со смертью Константина. Ведь ничего не изменится оттого, что она подождет лишних полчаса? Как раз кое-что изменится – она станет гораздо красивее, а это очень важно! А заодно немного подумает, прежде чем действовать. Ведь нет ничего опаснее, чем необдуманные поступки…
Итак, что она узнала? Что Иконников был в Непале, в местности Багмати, где добывают яд, которым отравили Костю Леденцова. Но это еще не доказывает, что он, Иконников, причастен к Костиной смерти. Начать с того – был ли у него мотив? Ведь первый вопрос при поиске преступника – кому выгодно?
Выгодна ли Иконникову смерть Константина? Вроде бы нет. Он не владел акциями фирмы, был всего лишь наемным работником и после Костиной смерти вполне мог лишиться работы. Правда, увивался вокруг Алисы. Так может, рассчитывал, что после смерти Леденцова охмурит его вдову и заберет в руки руководство компанией?
Но как выяснилось, акции компании были заложены банку и фактически ничего не стоили, да и Алиса крутила роман совсем с другим человеком… Да, непонятно.
Тут Татьяна как раз закончила работать со второй клиенткой и пересадила Надежду в свое кресло.
Мягкие руки Татьяны порхали вокруг Надеждиной головы, и она погрузилась в приятную полудрему.
– Ну вот, теперь вы похожи на человека! – объявила Татьяна, сдергивая с Надежды пеньюар.
Надежда открыла глаза и взглянула в зеркало.
– Танечка, ты просто волшебница! – воскликнула она, увидев свое отражение.
Она помолодела лет на десять.
– Я не волшебница, я только учусь! – ответила Татьяна фразой из старого фильма.
А Надежда внезапно поняла, что хорошая прическа не только позволит ей во всеоружии встретить мужа – она дает ей новые шансы в расследовании. Ведь к этой прическе да еще приличный костюм – и она вполне сойдет за обеспеченную деловую женщину.
«Опять ты за свое! – зазвучал внутренний голос. – Ну угомонись, наконец! Сегодня муж возвращается после долгой разлуки, а ты снова собираешься ввязаться в какую-то авантюру! Лучше бы приготовила ему торжественную встречу! Прибрала в квартире, приготовила что-нибудь вкусное…»
– Он возвращается только вечером, – пробормотала Надежда, – мне вполне хватит времени. Тем более что самое главное я сделала – привела в порядок прическу!
– Что вы сказали? – переспросила Татьяна.
– Сказала, что ты – молодец! Ты меня просто выручила!
Вернувшись домой, Надежда достала самый приличный костюм, который когда-то купила в дорогом магазине с огромной скидкой. Костюм был хорошей фирмы, но когда Надежда померила его дома, вдали от восторженного пения продавщицы («как вам идет!», «да это просто ваша вещь!»), то выяснилось, что костюм слишком официальный. Надежда выглядела в нем как средней руки чиновница. Кроме того, было непонятно, куда в нем ходить домохозяйке, каковой и являлась Надежда. Сан Саныч, увидев жену в этом костюме, сказал, что если она не собирается с ним в ближайшее время разводиться, то пускай уберет костюм подальше, потому что к разводу он как раз пригодится, в суде хорошо смотреться будет. Надежда обиделась, но в глубине души понимала, что муж прав, потому и убрала костюм в шкаф.
Сейчас как раз наступил тот момент, когда костюм мог пригодиться. Надежда взяла еще большую сумку из искусственного крокодила и положила в нее стопку каких-то бумаг, которые нашла у мужа на столе. Бумаги были отложены на левый угол стола, то есть предназначены на выброс. Значит, она может ими воспользоваться без зазрения совести.
Осмотрев себя в зеркале, Надежда была не слишком удовлетворена. Все же чего-то не хватало. Вряд ли опытный человек примет ее за богатую бизнес-леди. Максимум, за главного бухгалтера крупной фирмы. Однако она решила, что для ее целей и такая маскировка сойдет. В конце концов, она не собиралась внедряться в банду наркоторговцев, а всего лишь хотела задать несколько вопросов сотрудникам коммерческой фирмы.
В таком виде ехать на маршрутке никак не пристало, и Надежда вызвала такси. Но уважающая бизнес-леди на такси тоже не ездит, у нее должна быть персональная машина с шофером. Поэтому Надежда попросила водителя такси остановиться за квартал от здания, где располагалась фирма «Интеко».
Выйдя из машины, Надежда огляделась. Она находилась в деловом квартале неподалеку от Владимирской площади. Вокруг было несколько бизнес-центров, два банка и какое-то управление с неудобоваримым названием, возле которого стояло несколько солидных черных машин. В них за рулем дремали водители, дожидаясь своих шефов.
В это время на парковку въехала еще одна машина – роскошный черный «Мерседес». Из него выскочил парень лет тридцати и распахнул заднюю дверцу. Из автомобиля выполз толстяк с портфелем и, не глядя на водителя, прошествовал к дверям управления.
Парень занял свое место.
Надежда внимательно к нему пригляделась. Красные от недосыпа глаза, на приборной доске – розовая соска-пустышка. Все ясно, молодой отец. Обычные проблемы – вечный недосып из-за плачущего ребенка, вечная нехватка денег…
Проводив взглядом шефа, водитель начал задремывать.
Надежда подошла к водительскому окну и постучала в стекло согнутым пальцем. Водитель вздрогнул, протер глаза и повернулся к ней:
– В чем дело, женщина?
– Хотите немножко заработать? – И Надежда показала водителю крупную купюру.
– Я не могу, женщина! – недовольно проговорил парень. – Никак не могу! Я шефа жду!
– Вы потратите всего пять минут. Ваш шеф только что вошел в управление, он выйдет не меньше чем через час, а вы вернетесь уже через несколько минут. А представьте, сколько памперсов вы сможете купить на эти деньги…
Вряд ли яблоко, которым соблазнял Еву змей-искуситель, было так желанно для первой женщины, как лишняя упаковка памперсов для молодого отца! Глаза водителя загорелись, он опасливо огляделся и шепотом спросил Надежду:
– А что нужно сделать?
– Посадить меня в свою машину, проехать всего один квартал – вон до того здания, открыть дверцу и помочь мне выйти, как вы только что помогли своему шефу!
– И только-то? – с сомнением уточнил водитель, давно усвоивший, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– И больше ничего! – заверила его Надежда. – После этого вы совершенно свободны!
– Ладно, садитесь…
Надежда села на заднее сиденье. Водитель включил зажигание, проехал квартал и эффектно затормозил перед входом в офис акционерной компании «Интеко». Затем лихо выскочил из машины и открыл перед Надеждой дверцу.
Надежда с солидным видом выбралась на тротуар и громко сказала:
– Константин, подъедете за мной через два часа.
– Об этом мы не договаривались, – вполголоса проговорил водитель, – я не могу…
– Этого и не нужно, – ответила Надежда, едва шевеля губами. – Вы свое дело сделали и теперь совершенно свободны. – И она вложила в руку водителя честно заработанные деньги.
Отпустив машину, Надежда Николаевна поднялась по ступеням офисного здания. При этом в голове снова зазвучал внутренний голос: «На что это похоже? Когда частные детективы занимаются своими расследованиями, им за это деньги платят, а ты еще из своих докладываешь! Ну и кто ты после этого?»
– Тебя не спрашивают! – огрызнулась Надежда. – В конце концов, я немного помогла материально молодой семье и не вижу в этом ничего плохого!
На Надежду удивленно взглянул попавшийся навстречу мужчина, но потом, должно быть, решил, что она разговаривает по мобильному телефону с гарнитурой.
Надежда вошла в просторный, светлый холл, отделанный в стиле хай-тек хромированным металлом и матовым стеклом. За металлической стойкой, как вахтенный офицер на капитанском мостике корабля, стояла интересная блондинка в деловом костюме с бейджем на лацкане. Рядом с ней, но чуть позади, возвышался охранник.
«С виду все солидно и представительно, – подумала Надежда, направляясь к стойке. – Со стороны кажется, что корабль этой фирмы полным ходом идет в светлое будущее, но на самом деле он уже дал течь, и скоро с него побегут крысы…»
– Чем я могу вам помочь? – проговорила девица за стойкой, одарив Надежду лучезарной улыбкой.
Наверняка она видела на мониторе видеокамеры ее эффектное прибытие.
– Можете, милочка, еще как можете, – сухо ответила Надежда. – Мне нужно поговорить с кем-нибудь из руководства вашей фирмы.
– По какому поводу? – осведомилась девица.
– По поводу инвестиций, – ответила Надежда лаконично.
– Инвестиций? – Девица с придыханием повторила заветное слово. – А вы не могли бы уточнить?
– Могла бы, милочка, но не тебе. – Надежда усилила нажим и даже перешла на «ты», чтобы поставить упорную девицу на место. – Я все уточню кому-нибудь из руководства. Когда с ним встречусь. Кажется, я ясно выражаюсь?
Девица немного отступила, но не спешила капитулировать. Она использовала последний козырь:
– А вы не договаривались о встрече заранее?
– Я договаривалась с Константином Михайловичем, – ответила Надежда, – но он… ну, вы понимаете. Это так не вовремя… а тут я была в управлении и решила зайти, раз уж оказалась поблизости. Короче, милочка, я не собираюсь давать тебе отчет! Если ты дорожишь своей работой, организуй мне встречу с руководством фирмы. Кто у вас тут теперь главный… после того, что случилось? Иконников?
Видимо, упоминание Константина Михайловича и таинственного управления подействовали на девицу, и она сдалась.
– Владимира Игоревича сейчас нет, – проговорила блондинка, немного понизив голос, – но вы можете встретиться с Ниной Гавриловной.
– Это кто? – строго осведомилась Надежда.
– Нина Гавриловна – наш главный бухгалтер… она вполне в курсе дел фирмы…
– Вот и отлично! – кивнула Надежда. – Об инвестициях и стоит говорить с бухгалтером!
Девица сняла трубку местного телефона, но прежде чем набрать номер, подняла глаза на Надежду и спросила:
– Как вас представить?
Надежда смерила ее очень выразительным взглядом – мол, таких людей, как я, нужно знать в лицо, но все же проговорила:
– Скажите, что пришла Надежда Николаевна. Она поймет.
Надежда назвала свое настоящее имя, потому что руководствовалась правилом – говорить правду, когда это возможно. Тогда меньше шансов запутаться. Кроме того, с главным бухгалтером фирмы «Интеко» она встречалась на похоронах Константина, и та могла ее запомнить – у бухгалтеров хорошая память.
Девушка набрала внутренний номер и что-то тихо проговорила в трубку. Надежда, хотя и стояла совсем близко от нее, не расслышала ни слова.
Закончив разговор, девушка подняла на Надежду взгляд и проговорила:
– Нина Гавриловна вас непременно примет. Второй этаж, комната двадцать четыре.
– Спасибо, милочка! – И Надежда с победным видом прошествовала к лифту.
Двадцать четвертая комната оказалась просторным, скромно обставленным кабинетом. Хозяйка этого кабинета сидела за массивным письменным столом, в окружении самой современной офисной техники.
Это была крупная женщина с пронзительными бесцветными глазами, прячущимися за стеклами очков, и основательным бюстом. На похоронах Константина, где Надежда видела ее первый раз, она выглядела не так внушительно. Может быть, причиной тому были очки – там она была без них. А возможно, здесь ей придавали солидности стены собственного кабинета.
«И отчего это у всех опытных бухгалтеров непременно солидный бюст? – подумала Надежда. – Причем связь профессионального стажа и размера бюста – прямо пропорциональная…»
Две женщины обменялись приветствиями, после чего главбух указала Надежде на стул и проговорила:
– Вы хотели поговорить об инвестициях?
– Да, я обдумываю вопрос приобретения акций вашей фирмы и хотела предварительно навести кое-какие справки.
– Это разумно, – кивнула Нина Гавриловна. – Простите, я не расслышала ваше имя-отчество…
– Надежда Николаевна, – ответила Надежда, порадовавшись, что представилась собственным именем: вымышленное она бы наверняка перепутала.
– Надежда Николаевна… – задумчиво повторила хозяйка кабинета, – а мы с вами могли где-то встречаться?
– Возможно, – Надежда пожала плечами, – как говорят, мир тесен…
– Так что же вы хотите узнать, Надежда Николаевна? Что конкретно вас интересует?
– Все! – отчеканила Надежда. – Ну, в первую очередь финансовое состояние вашей фирмы. Насколько она надежна в качестве объекта для инвестиций. Как повлияла на ее работу и общее состояние смерть Константина Михайловича… И кстати, кто теперь встанет, так сказать, у руля? Господин Иконников?
Бухгалтер сняла очки и пристально взглянула на Надежду.
– А я ведь вспомнила, где мы с вами встречались, – проговорила она. – На похоронах Константина Михайловича, вот где!
– Да, вполне возможно, – не стала отпираться Надежда, – мы с Константином были знакомы… встречались… у нас были кое-какие общие интересы… бизнес, и вообще…
– А насколько я помню, вы – из числа его прежних знакомых, вы с ним работали в одном НИИ, когда он еще не занимался бизнесом.
– Ну да. А что вас удивляет?
– Меня уже давно ничего не удивляет, – сухо ответила Нина Гавриловна. – Если бы я еще была способна удивляться, я не смогла бы работать главным бухгалтером крупной фирмы. – Она снова надела очки, как бы отгораживаясь от Надежды, и строго проговорила: – Так кто же вы такая, Надежда Николаевна? Или имя у вас тоже не настоящее?
– Что вы такое говорите?! – возмутилась Надежда. – Я вам сказала, что подумываю о вложении средств и решила навести справки о вашей фирме.
– Нет, вы не инвестор! – отрезала ее собеседница. – Я разбираюсь в людях, и вам меня не обмануть! Вы действительно работали с Константином Михайловичем в НИИ, но все остальное…
– Постойте, почему вы решили, что сотрудник НИИ не может стать бизнесменом и инвестором? Таких случаев сколько угодно! Да хотя бы тот же Константин… Михайлович!
– Да, такие случаи бывают, – кивнула Нина Гавриловна, – но вы не из их числа. Повторяю, вам меня не обмануть. Дело не в том, что вы работали в НИИ. Дело в другом… во-первых, серьезный инвестор не приходит лично наводить справки, у него для этого есть специальный человек. Во-вторых, вы употребляете термины, какими не пользуется профессионал: «финансовое состояние», «надежность объекта инвестиций», «кто встанет у руля…». Так выражаются газетчики, а не инвесторы. В-третьих… не скажете, который час?
Надежда повернула руку, чтобы взглянуть на часы.
– В-третьих, – проговорила Нина Гавриловна, – ваши часы.
– А что с моими часами? По-моему, хорошие часы, швейцарские…
За часы Надежда обиделась: их подарил ей муж, и этими часами она очень гордилась.
– Неплохие, – кивнула Нина Гавриловна. – Кстати, у меня такие же, и мне они тоже нравятся. Но эти часы подходят для наемного работника, вроде меня, а не для крупного инвестора. Так что у вас ничего не вышло. Скажите, кто вы такая на самом деле и зачем пришли, – или покиньте мой кабинет. И офис фирмы.
Надежда растерянно молчала, и главбух потянулась к телефону:
– Мне вызвать охрану?
– Не нужно! – остановила ее Надежда. – Вы правы… вынуждена признать, вы меня разоблачили. Я не инвестор.
– Так кто же вы?
– Думаю, будет лучше, если я скажу вам правду… – вздохнула Надежда Николаевна.
– Несомненно!
– Вам что-нибудь говорит название банка «Доверие»?
– Разумеется, – кивнула Нина Гавриловна, – я ведь главный бухгалтер фирмы, и мне часто приходится бывать в этом банке.
– Тогда вы, наверное, знаете Михаила Петровича Водолазова.
– Да, это начальник службы безопасности.
– Совершенно верно. Так вот, я – его сотрудник. Я тоже работаю в службе безопасности банка, и это Михаил Петрович отправил меня к вам навести справки.
– С какой целью? Ведь мы и так передаем банку всю необходимую информацию!
– Вы передаете официальную информацию. А Михаил Петрович отправил меня, чтобы разузнать то, что вы не сообщаете банку.
Нина Гавриловна хотела возразить, но Надежда остановила ее нетерпеливым жестом:
– Вы ведь знаете, что акции Константина Михайловича заложены? То есть банк «Доверие» теперь является фактическим владельцем вашей фирмы?
– Знаю… – Бухгалтер понурилась. – Чувствую, что скоро мне придется искать новую работу. А в моем… в нашем возрасте это нелегко! Очень нелегко!
– Согласна, – кивнула Надежда, – но не спешите с выводами. То, что у вашей фирмы сменится владелец, еще не значит, что он уволит всех старых сотрудников…
– Ну как же, новая метла…
– Вовсе не обязательно! – повторила Надежда. – Тех, кто хорошо справляется со своей работой, оставят на прежних должностях. А вы, как я понимаю, с работой справляетесь неплохо. К тому же я сделаю все возможное, чтобы вас оставили на прежнем месте.
– Серьезно? – Нина Гавриловна недоверчиво взглянула на Надежду – мол, с чего это такое снисхождение.
– Но и вы помогите мне сделать мою работу. Михаил Петрович ждет от меня отчета.
– Ну и что же вас конкретно интересует? – со вздохом спросила бухгалтер.
– Я же вам сказала – все, что может характеризовать работу фирмы. В первую очередь финансовые показатели. Руководство банка хочет знать, насколько это надежный актив.
– Знаете… – начала Нина Гавриловна, – до прошлого года мне было бы очень легко вам ответить. Фирма «Интеко» отлично работала, у нее было много постоянных клиентов, отличные финансовые показатели. Мы ежегодно выплачивали акционерам приличные дивиденды. Но с прошлого года начались какие-то непонятные вещи… результаты нашей работы резко ухудшились.
– Может быть, кризис?
– Кризис кризисом, но у нас было что-то еще. Продажи вроде бы на прежнем уровне, цены, накладные расходы не изменились, а поступление денег заметно снизилось. Я проверила все, что могла, и поняла – кто-то из руководителей фирмы нечист на руку. Кто-то тайком перечисляет деньги фирмы на свой собственный счет.
– Кто-то из руководителей? – переспросила Надежда. – Кто же конкретно? Вам не удалось выяснить?
– Удалось… – Нина Гавриловна вздохнула. – Я проследила за подозрительными переводами и определила, что они выполнялись с личного компьютера Константина Михайловича.
– Что? – недоверчиво переспросила Надежда. – Он что же, сам себя обворовывал? Это же какая-то бессмыслица!
– Вот и я так подумала. Хотя, конечно, всякое бывает… но я проверила даты сомнительных переводов и выяснила, что все они были сделаны в то время, когда Константина Михайловича не было на месте.
– А кто, кроме него, мог воспользоваться его компьютером?
– Вот, вы задаете правильный вопрос! – оживилась Нина Гавриловна. – Я тоже задала его себе. А потом совершенно случайно выяснила. К нам приехали представители крупного заказчика, в это время Константина Михайловича не было в офисе. Он вообще последнее время часто отсутствовал, занимался какими-то своими делами…
«Знаю я, какими делами он занимался! – подумала Надежда. – Пытался вернуть портрет графини!»
– В его отсутствие переговоры с заказчиками проводил Иконников, я тоже присутствовала, чтобы обсудить финансовую сторону. И по ходу переговоров понадобился один важный документ. Без этого документа переговоры могли сорваться. Я знала, что этот документ находится в кабинете Константина Михайловича, но не стала ничего говорить – не хотела вылезать на первый план. А тут Иконников говорит: «Подождите, сейчас я принесу». Я ему предложила послать секретаршу или кого-то из менеджеров. А он мне: «Нет, они не найдут». Ушел и через несколько минут действительно вернулся с нужным документом. Значит, у него был ключ от кабинета шефа! Потом я еще раз проверила время подозрительных переводов и сравнила его с графиком Иконникова. И установила, что каждый раз они происходили, когда он был на работе один. Так что у меня не осталось сомнений – это Иконников обворовывал фирму!
– И что вы сделали?
– Я обратилась к Константину Михайловичу, рассказала ему о своем негласном расследовании и посоветовала провести независимый аудит. Чтобы уже никаких сомнений не оставалось. Помню, он очень разозлился. «Я, – говорил, – его нашел, сделал своей правой рукой, а он мне так отплатил! Ну, если все подтвердится, я его в порошок сотру!»
– И что, – поинтересовалась Надежда, – провел он аудит?
– Не успел, – вздохнула Нина Гавриловна, – через два дня после того разговора он умер.
– Вот как! – протянула Надежда.
– Да… но поговорить с Иконниковым успел.
– Вы уверены?
– Да. Буквально за день до смерти Константин Михайлович вызвал Иконникова в свой кабинет. О чем они говорили, я не знаю, хотя догадаться нетрудно, но секретарша Константина Михайловича слышала, что шеф кричал на Иконникова, и тот вышел после разговора бледный как полотно.
– Вот как… – повторила Надежда.
Пазл у нее в голове сложился. Она и раньше заподозрила Иконникова из-за того, что тот бывал в экзотическом месте, где можно раздобыть яд, которым отравили Константина. Но до сих пор не была уверена, ведь на первый взгляд у Иконникова не было мотива. А теперь выяснилось, что мотив был. Константин собирался провести аудит и по его результатам мог уволить Иконникова или даже отдать под суд. Значит, мотив у Иконникова был, и самый серьезный – страх. Страх разоблачения. И возможность у него тоже была – он мог привезти из Непала редкий яд и подсунуть его Константину, подменив им лекарство. Но все это – только предположения, хотя и вполне логичные. Их недостаточно, чтобы предъявить Иконникову обвинение в убийстве. Нужно что-то более существенное, какие-то улики… Или…
– Нина Гавриловна, – обратилась Надежда к бухгалтеру, – вы хотите, чтобы справедливость восторжествовала и убийца Константина Михайловича был наказан?
– Конечно, хочу! – ответила та, не раздумывая.
– Тогда вы поможете мне вывести Иконникова на чистую воду?
Нина Гавриловна растерянно молчала. В ее глазах читался испуг.
– Я ведь бухгалтер, а не детектив… – проговорила она наконец. – Что я могу?
– Вы не просто бухгалтер – вы главный бухгалтер. А эта должность требует немалой решительности и воли. Вам наверняка очень часто приходится принимать непростые решения. Кстати, вы хотите сохранить за собой должность главного бухгалтера после того, как фирма сменит владельцев?
– Ну да, вы же знаете, что хочу. Новую работу, да еще такую приличную, найти очень трудно.
– Так вот, если вы поможете разоблачить Иконникова, я… впрочем, не только я, Михаил Петрович Водолазов рекомендует оставить вас на этой должности. А он – человек влиятельный в банке, и к его словам обязательно прислушаются.
– Хорошо, я согласна вам помочь. Но что я могу сделать?
– А вот что… – И Надежда, понизив голос, поделилась с Ниной Гавриловной своим планом.
Затем достала телефон покойного Константина и набрала номер Водолазова. Как и в прошлый раз, в трубке прозвучал приятный женский голос:
– Вы позвонили в кабинет Михаила Петровича Водолазова. Представьтесь, пожалуйста!
– Девушка, милая! – перебила ее Надежда. – Мне срочно нужно поговорить с Михаилом Петровичем!
– Михаила Петровича нет на месте! Что ему передать?
– Ничего не нужно… – разочарованно ответила Надежда. – А когда он должен вернуться?
– Вот этого я вам сказать не могу, – ответила девушка чуть суше. – Все же представьтесь!
– Ладно, – пробормотала Надежда, – обойдемся своими силами…
Через несколько минут главный бухгалтер и Надежда вошли в кабинет секретаря Иконникова.
– Аллочка, – проговорила Нина Гавриловна, обратившись к секретарше, – эта дама – аудитор из банка «Доверие». Ей нужно немедленно поговорить с Владимиром Игоревичем.
– А Владимира Игоревича нет на месте! – сообщила им секретарша.
– Ну, мы его подождем в кабинете! Заодно просмотрим кое-какие документы! – И, не дожидаясь ответа, Нина Гавриловна решительно вошла в кабинет.
Секретарша хотела было возразить, но главбух – это все же величина, начальник, к тому же они с Ниной Гавриловной были в дружеских отношениях, и Алла промолчала.
Оказавшись в кабинете Иконникова, Надежда плотно закрыла дверь и огляделась.
– Что мы ищем? – спросила ее Нина Гавриловна.
– Какой-нибудь пузырек, флакончик, бутылочку… в общем, что-то, в чем можно держать яд.
– Может быть, он от него давно избавился? Сразу после того, как убил Константина Михайловича…
– Не думаю. Мне кажется, когда он увидел, как легко можно решить свои проблемы при помощи этого яда, то решил сохранить его на всякий случай – вдруг еще кто-то встанет на пути.
– Например, я… – испуганно проговорила главный бухгалтер.
– Или Алиса, – добавила Надежда, – да мало ли кто! Человек, который убил один раз и которому это сошло с рук, гораздо легче пойдет на следующее убийство. А яд редкий и дорогой, когда еще он сможет достать новую порцию…
– Ну, может, вы и правы… – согласилась Нина Гавриловна. – Но где он может прятать этот яд?
– Где-то близко, где-то, где он всегда будет под рукой, если понадобится. И в то же время где никто бы не догадался, что это такое…
Они обошли кабинет, выдвинули ящики письменного стола. В открытых ящиках лежали разные бумаги, договоры и документы. Один ящик, нижний, был заперт.
Надежда задумчиво посмотрела на него, потом взяла со стола канцелярскую скрепку и разогнула ее.
– Что вы хотите сделать? – спросила Нина Гавриловна.
– Открыть ящик. Раз нет ключа – попробую воспользоваться отмычкой…
– Не нужно… – Нина Гавриловна запустила руку под столешницу и достала прикрепленный к ней снизу небольшой плоский ключик. – Я видела, как Иконников доставал этот ключ.
– Отлично. Ключом открыть замок гораздо легче, чем скрепкой.
Она выдвинула последний ящик и разочарованно вздохнула – в нем тоже были только документы.
– Дайте-ка взглянуть… – Нина Гавриловна достала бумаги и пролистала их. – А это что такое? Банковские реквизиты… интересно, что это за счет? Во всяком случае, это не счет нашей фирмы!
– Может быть, это тот самый счет, на который Иконников переводил украденные деньги?
– Может быть… нужно проверить…
– Но самое главное мы пока не нашли, – напомнила Надежда своей сообщнице. – Где же он может прятать яд?
– Может быть, здесь? – Нина Гавриловна показала на большой красивый глобус, стоявший посреди кабинета.
– В глобусе? – удивленно спросила Надежда.
– Там, внутри глобуса, бар.
Бухгалтер повернула незаметную ручку, откинула северное полушарие – и Надежда действительно увидела выставленные внутри глобуса разноцветные бутылки. Виски, коньяки, ликеры… Рядом с бутылками стояла яркая картонная коробка с названием французского коньяка. Надежда машинально ее открыла…
Вместо бутылки в коробке стоял маленький аптечный пузырек с наклейкой «Настойка валерианы».
– Вот он, яд! – победно воскликнула Надежда, показав пузырек бухгалтерше.
– Вы уверены? – усомнилась Нина Гавриловна.
– На сто процентов! Во-первых, с какой стати Иконников стал бы прятать в коробке из-под коньяка обычную валерьянку? А во-вторых… – Надежда отвинтила крышечку и понюхала содержимое пузырька, потом протянула его Нине: – Понюхайте, чем пахнет?
– Ничем, – удивленно ответила Нина Гавриловна, понюхав пузырек.
– Именно – ничем! А как пахнет валерьянка, мы все прекрасно знаем. Правда, я валерьянку в доме не держу из-за кота, но запах ее прекрасно помню…
С этими словами она захлопнула глобус.
В это время дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял Иконников, его лицо было красным от гнева.
– Что здесь происходит? – прогремел он. – Кто вас пустил в мой кабинет? Нина Гавриловна, я от вас этого не ожидал! А вы вообще кто такая? – Иконников грозно воззрился на Надежду.
– Это – аудитор, – робко проговорила из-за спины Иконникова секретарша. – Я не хотела их пускать, но Нина Гавриловна сказала, что вы в курсе…
– Аудитор? – переспросил Иконников, и лицо его, только что красное, как помидор, начало бледнеть. – Почему аудитор? Зачем аудитор? Мы не приглашали аудитора!..
– Вы не приглашали, – строго ответила Надежда, – а владелец пригласил…
– Владелец? Какой владелец? – пролепетал Иконников, опустившись на подвернувшийся стул.
– Как – какой? Банк «Доверие», к которому переходит контрольный пакет акций фирмы «Интеко» в случае несвоевременного погашения займа, который взял у банка прежний владелец.
– И зачем… зачем банку аудит?
– Как – зачем? Затем, чтобы выяснить, не было ли в фирме каких-то злоупотреблений и махинаций. Кстати, мне уже удалось кое-что обнаружить… – И Надежда помахала в воздухе документами из закрытого ящика.
– Что? Как? Это незаконно… у вас нет официального ордера… – лепетал Иконников, затравленно оглядываясь по сторонам. – Нина Гавриловна, что же вы стоите… сделайте что-нибудь…
– Не волнуйтесь так, Владимир Игоревич! – захлопотала вокруг него главный бухгалтер. – Мы что-нибудь придумаем… Вам плохо? На вас лица нет! Выпейте валерьяночки! – С этими словами она поднесла к губам Иконникова стакан.
Он машинально сделал глоток, поморщился и оттолкнул стакан:
– Не нужно мне никакой валерьянки! Что это у нее такой вкус странный?
– А что это у вас с лицом? – проговорила Надежда, испуганно приглядываясь к Иконникову. – Нина Гавриловна, что это с ним? Он синеет! Что вы ему дали?
– Валерьянку! – удивленно ответила бухгалтер. – Она была вот тут, в глобусе!
– В глобусе?! – в ужасе воскликнул Иконников, и его лицо перекосилось. – Вызовите «скорую»! Врача! Может быть, еще не поздно! Может быть, меня еще можно спасти!
– Да что вы так перепугались? – спросила Надежда, подходя к нему и щупая пульс. – Ничего страшного! Это у вас нервное! Выпейте еще валерьянки, и все пройдет!
– Это не валерьянка! – прохрипел Иконников, пытаясь расстегнуть воротник рубашки. – Это яд…
– Яд? – переспросила Надежда. – Какой яд? Да не говорите ерунды! Откуда здесь яд? На пузырьке написано: «Настой валерианы»!
– Не важно, что там написано! Я знаю, что в пузырьке яд! Я сам его туда налил!
– Ах, так это вы принесли яд? Тот самый яд, который привезли из Непала? Тот самый, которым отравили Константина Михайловича?
– Да! Я во всем сознаюсь, только вызовите «скорую»!
– Сознаетесь? Это очень хорошо! – раздался в дверях кабинета знакомый голос.
Надежда обернулась и увидела на пороге Водолазова.
– Скорее! Не теряйте времени! – взмолился Иконников. – Я во всем сознаюсь, только вызовите врача! Я умираю!
– Это вряд ли! – повернулась к нему Надежда. – Дело в том, что я накапала вам из другого пузырька, в котором лекарство для кота. От глистов, – добавила она, – для профилактики. От кошачьего лекарства еще никто не умирал. Максимум, у вас может быть расстройство желудка.
– Глистов? Каких глистов? – Лицо Иконникова третий раз за последние полчаса стало менять цвет. Теперь оно на глазах зеленело. – Вы же сказали, что это была валерьянка… из глобуса?
– Мало ли, что я сказала! Валерьянка – вот она. – И Надежда протянула пузырек Водолазову: – Михаил Петрович, отдайте это вашим экспертам, я уверена, что их эта бутылочка заинтересует!
– Да, я в этом тоже не сомневаюсь. – Водолазов довольно улыбнулся. – Надежда Николаевна, вы сделали за меня мою работу! Мне ничего не остается, как снять перед вами шляпу!
– Да у вас и шляпы-то нет!
Надежда летела домой, как наскипидаренная кошка, ведь дома ничего не успела сделать, а до возвращения мужа оставалось не больше двух часов. Успеть бы хоть что-то приготовить и в квартире разгрести.
Соседка Антонина Васильевна пристала с разговорами, лифт, как назло, долго не ехал, и Надежда одним махом взлетела на седьмой этаж. Ключ никак не желал поворачиваться в дверях, пока Надежда не уразумела, что это из-за того, что изнутри в замок вставлен другой ключ. А это означало только одно: Сан Саныч вернулся раньше и не застал ее дома. Мало того, в квартире как Мамай прошел, она собиралась в спешке. И еды нет. Ужас какой!
Дверь распахнулась. На пороге стоял Сан Саныч с котом на руках. Но выражение лица у него было самое веселое. У кота, кстати, тоже.
– Надя! – сказал Сан Саныч. – У меня очень хорошие новости! Просто замечательные!
– Здравствуй, дорогой, – выдавила из себя Надежда, запыхавшись. – Как съездил?
– Нормально! – отмахнулся муж. – Ты только послушай! Звонила твоя мать и рассказала интересную историю!
История касалась того самого бультерьера, убийцы кошек.
После нескольких кошмарных событий владельцы четвероногих любимцев затаились. Кто-то, как Надежда с мужем, увез своего кота в город, кто-то ночами запирал кота в доме, кто-то пытался жаловаться на хозяина бультерьера в полицию, но безуспешно, там только хмыкали и пожимали плечами. Подумаешь – кошки! Тут дай бог с людьми разобраться, а вы со своими кошками…
В деревне наступило затишье – то самое, которое бывает перед бурей. И буря разразилась.
Все случилось из-за кошки тети Маши. Тетя Маша жила в поселке постоянно, и в зимнее время тоже. Кошка у нее была самая обычная, серая, полосатая. Дома она не сидела, все время где-то гуляла и вечно приносила котят. Неизвестно, где она находила себе возлюбленных, но котята все как один получались красавцами, не в маму. Тетя Маша продавала котят на рынке по сходной цене, их быстро разбирали.
В этот раз тетя Маша не успела разволноваться насчет бультерьера, поскольку кошка отсутствовала – снова пустилась в очередной загул, а когда явилась, сразу стало ясно: скоро у тети Маши будет прибавление семейства. Тетя Маша на свою легкомысленную кошку посмотрела одобрительно – будет с чем ехать на рынок.
А следующей ночью деревня проснулась от жуткого воя. Это рыдал бультерьер, которому тети-Машина кошка здорово попортила морду и выцарапала один глаз. Кошка отправилась подышать свежим ночным воздухом к нему на участок, а бультерьер, очевидно, не знал, что страшнее беременной кошки зверя нет, и попытался разобраться с ней, как с остальными котами.
Хозяин, выскочивший на вой, ужаснулся и тут же повез бультерьера в дежурную ветеринарную клинику, и после этого в деревню они уже не вернулись.
– Так что, Надя, – закончил радостный муж, – завтра везем Бейсика на дачу. Конец августа обещали теплым, пускай котик отдохнет и наберется сил.
– Ну, Бейсик, собирайся на дачу! – повеселела Надежда.
И тут раздался звонок домофона.
– Кто там? – осторожно спросила Надежда. Сегодня она не ждала никаких сюрпризов.
– Курьер, – ответили в домофоне. – Вы выиграли две путевки в круиз по Средиземному морю, это доставка.
Надежда не стала ахать, охать и уверять курьера, что это ошибка. Вместо этого нажала кнопку домофона и вышла встретить курьера к двери, которая отгораживала их площадку от остальной лестницы.
Как она и предполагала, курьером оказался один из подручных Михаила Петровича Водолазова. Он молча протянул Надежде два ярких конверта и добавил еще несколько слов, после чего сделал приветственный жест и удалился.
– Надя, кто там? – Муж выглядывал из двери, отпихивая ногой кота, чтобы тот не выскочил на лестницу.
– Да вот, – Надежда протянула ему конверты, – понимаешь, это я в магазине кастрюлю покупала, а у них розыгрыш. Записали мои данные, я и забыла совсем про это. А оказалось, что мой номер выиграл две путевки в круиз…
– Разве такое бывает? – в удивлении проговорил Сан Саныч.
– Я сама удивилась! – Надежда пожала плечами. – Но видишь – факт налицо! Отправление через две недели с Майорки, билеты в агентстве, нужно только зайти и оформить. И если ты не хочешь или на работе не отпустят, то скажи сразу, я тогда с Алкой поеду.
– Как это – я не хочу? – удивился муж. – Давно мечтал на Майорке побывать! Опять же круиз… интересно…
Вечер прошел в радостных разговорах, и, засыпая, Надежда сама удивилась, как же это муж не успел спросить, где она пропадала полдня и отчего в квартире беспорядок и холодильник такой пустой, что впору мыши удавиться.
Сноски
1
Читайте роман Н. Александровой «Игра случая».
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
![Ветер противоречий [Сборник]](https://www.4italka.su/images/articles/524186/primary-medium.jpg)
Комментарии к книге «Портрет Кровавой графини», Наталья Николаевна Александрова
Всего 0 комментариев