«Мелодия все звучит»

Мелодия все звучит (fb2) - Мелодия все звучит [The Melody Lingers On-ru] (пер. Марина Владимировна Смирнова (переводчик)) 972K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мэри Хиггинс Кларк

Мэри Кларк Мелодия все звучит

© Смирнова М.В., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

В память Джун Крэбтри, дорогой подруги со времен учебы в школе Вилья-Мария, с любовью

Благодарности

И вновь рассказана история. В нашем случае – окончена песня.

Как обычно, это путешествие доставило мне радость. Я счастлива вывести слово «Конец», но в то же время испытываю некоторое сожаление из-за этого. Я очень привязалась к персонажам этой книги. Предоставляю вам догадаться, к кому из них я не испытываю привязанности.

Как обычно, были и те, кто прошел этот путь со мной. Снимаю перед ними шляпу в знак глубокой признательности, которую адресую:

– Во-первых, конечно же, моему неизменному редактору, бывшему таковым на протяжении многих лет, – Майклу Корда. Быть с ним в одной рабочей команде – благословение свыше.

– Мэрисью Руччи, главному редактору «Саймон и Шустер», – за ее мудрые поправки и советы.

– Элизабет Бриден – за ее прилежание и терпение в течение всего процесса редактирования.

– Художнице Джеки Сео – за неотразимые рисунки для обложки.

– Эдду Борану, бывшему агенту ФБР и нынешнему президенту Фонда помощи семьям морских пехотинцев и полицейских, который был моим наставником, когда я старалась узнать, как бы ФБР расследовало преступление, подобное тому, что описано в книге.

– Дизайнеру интерьеров Ив Ардиа, которая рассказала мне, как потратить пять миллионов долларов на отделку и обстановку апартаментов.

– Надин Петри, моей ассистентке и правой руке на протяжении последних семнадцати лет.

– Рику Кимболлу – за его совет относительно того, как перемещать большие суммы денег подальше от бдительных глаз.

– И наконец, моей семейной группе поддержки: великолепному супругу Джону Конхини за его неизменную готовность помочь; моим детям, которые всегда готовы прийти на помощь, если мне нужны их комментарии к паре-тройке глав. Особенно они полезны, когда указывают, что выражение, которое я использую, для нынешнего поколения не несет смысловой нагрузки. Tempus fugit[1], и все такое!..

Приятного чтения вам всем.

Мэри Хиггинс Кларк

1

Тридцатилетняя Элейн Марша Хармон быстрой походкой преодолевала расстояние в пятнадцать кварталов от своей квартиры на Восточной 32-й улице в Манхэттене до небоскреба «Утюг» на перекрестке 23-й улицы и Пятой авеню, где она работала ассистенткой декоратора интерьеров. На ней было теплое пальто, но перчаток она не надела – и, видимо, зря. Раннее ноябрьское утро выдалось довольно холодным.

Длинные золотисто-каштановые волосы ее были скручены в жгут и заколоты на затылке, и лишь отдельные волоски, выбившиеся из прически, щекотали лицо. Элейн была высокой, в отца, и худощавой, как ее мать. Закончив колледж, она решила, что учительская работа ее не прельщает, и поступила в Институт моды и технологии. После окончания обучения ей предложила работу Глэди Харпер, специалистка по декорации интерьеров, клиентами которой были богатые и социально успешные люди.

Элейн всегда шутила, что ее назвали в честь двоюродной бабушки по отцу, бездетной вдовы, считавшейся весьма состоятельной. Проблема была в том, что тетушка Элейн Марши, любительница животных, большую часть своих денег оставила различным приютам для кошек и собак и очень мало завещала своим родственникам.

Лейн объясняла вопрос своего имени так: «Элейн – очень милое имя, как и Марша, но я никогда не чувствовала себя Элейн Маршей». В детстве она случайно решила эту проблему, неправильно произнося свое имя как «Лейн», и так оно осталось с тех пор.

По какой-то причине это все пришло ей в голову, когда она шла от Второй авеню до Пятой, а потом до 23-й улицы. «Мне хорошо, – думала она. – Мне нравится быть здесь, сейчас, в эту минуту, на этом месте. Я люблю Нью-Йорк. Не думаю, что смогла бы жить где-то еще. По крайней мере, я этого не хотела бы». Однако вскоре ей, вероятно, придется обдумать вопрос переезда в пригород. Кэти в следующем сентябре пойдет в детский сад, а частные сады в Манхэттене слишком дороги для Лейн.

Эти размышления заставили ее ощутить знакомый укол боли. «О, Кен, – подумала она. – Если б ты только был жив!» Решительно отбросив воспоминания прочь, она открыла двери небоскреба «Утюг» и поднялась на лифте на четвертый этаж.

Хотя было только без двадцати девять, Глэди Харпер уже была в офисе, как и предполагала Лейн. Остальные работники – секретарь и бухгалтер – приходили без двух минут девять. Глэди не прощала опозданий.

Лейн остановилась у дверей в ее кабинет.

– Здравствуйте, Глэди.

Та подняла взгляд. Как обычно, ее серо-седые волосы выглядели так, как будто она не удосужилась их причесать. Одета Глэди была в черный свитер и брюки, подчеркивавшие худобу ее жилистой фигуры. Лейн знала, что гардероб начальницы набит точно такими же свитерами и брюками – свою страсть к дизайну, расцветкам и текстурам та приберегала исключительно для дизайна интерьеров жилых домов и офисов. Ей было шестьдесят лет, двадцать лет она состояла в разводе, друзья и подчиненные называли ее просто «Глэди». Один из поставщиков тканей как-то пошутил, что «glad-she’s-not» было бы для нее более подходящим прозвищем[2], – и это стоило ему крупного контракта.

Глэди не стала тратить время на приветствие.

– Входи, Лейн, – произнесла она. – Мне кое-что нужно с тобой обсудить.

«Что я сделала не так?» – спросила себя Лейн, но, подчиняясь приказу, вошла в кабинет и присела на один из старинных виндзорских стульев, стоявших перед столом Глэди.

– Мне пришел запрос от нового клиента, или, возможно, следует сказать – от старого клиента. Но я не уверена, хочу ли за него браться.

Лейн подняла брови.

– Глэди, вы всегда говорите: если вы чувствуете, что клиент будет сложным, значит, работа того не стоит.

«Не то чтобы ты сама была простой в этом отношении», – мысленно добавила она. Первое, что делала Глэди, когда бралась за дело, – проходила по дому со схемой и безжалостно избавлялась от всех предметов, которые считала хламом.

– Это нечто иное, – напряженным голосом ответила Глэди. – Десять лет назад я разрабатывала дизайн интерьера для особняка в Гринвиче, когда его купил Паркер Беннет.

– Паркер Беннет?! – Лейн вспомнила заголовки газетных статей о руководителе фонда, обманувшем своих клиентов на миллиарды долларов. Он исчез со своей яхты перед тем, как воровство было раскрыто. Считалось, что он совершил самоубийство, хотя его тело так и не было найдено.

– Да, но речь идет не совсем о нем, – продолжила Глэди. – Мне позвонил Эрик, сын Беннета. Правительство отобрало из имущества Паркера все, что могло, до единого цента. Теперь на продажу выставлен дом. То, что в нем осталось, не имеет никакой ценности, и жене Беннета, Энн, позволено забрать оттуда достаточно мебели, чтобы обставить квартиру. Эрик сказал, что его мать совершенно равнодушна ко всему, и попросил меня проделать для него эту работу.

– А есть ли ему чем заплатить вам?

– Он был очень искренен. Сказал, что читал, будто самым большим доверием, которое мне когда-либо оказывали, было указание, полученное мной от его отца: «Не смущайтесь никаких расходов». Он просил меня сделать это в благодарность за тот гонорар.

– А вы?

– А что бы ты сделала, Лейн?

Та поколебалась, потом решила выразить свое мнение прямо:

– Я видела фотографии этой несчастной женщины, Энн Беннет. Она выглядит как минимум на двадцать лет старше, чем на снимках в светской хронике, сделанных до того, как обман был раскрыт. На вашем месте я взялась бы за это.

Харпер поджала губы и уставилась в потолок. Это была ее обычная реакция в моменты напряженных раздумий, шла ли речь о точном оттенке каймы на занавесях или о решении наподобие нынешнего.

– Думаю, ты права, – произнесла наконец она. – И, несомненно, для того, чтобы подобрать мебель для квартиры, не понадобится много времени. Я так понимаю, это таунхаус, который находится в коттеджном районе Монклера в штате Нью-Джерси. Не так уж далеко от моста Джорджа Вашингтона. Полагаю, минут сорок суммарно. По крайней мере, путь не займет много времени.

Она оторвала листок бумаги от блока для пометок и протянула Лейн через стол.

– Вот номер телефона Эрика Беннета. Насколько я знаю, какой-то мелкий консультант по инвестициям время от времени поручает ему небольшие дела. Когда-то он отлично справлялся с работой в концерне «Морган Стэнли», но вынужден был уволиться после того, как все узнали, что натворил его дорогой папочка. Назначь ему встречу.

Лейн отнесла листок в собственный кабинет, села за стол и набрала номер. После первого же гудка ей ответил твердый звучный голос.

– Эрик Беннет слушает, – произнес он.

2

Неделю спустя Лейн и Глэди свернули с Меррит-аллеи под указатель, гласивший «Раунд-Хилл-роуд». Этот район считался одним из самых престижных в Гринвиче – который и сам по себе был одним из самых богатых городов Коннектикута. По шоссе 95 доехать было бы быстрее, но Глэди любила рассматривать из окна автомобиля стоящие у дороги особняки. Лейн сидела за рулем «Мерседеса» Глэди. Глэди решила, что «Мини-Купер» Лейн слишком скромен, чтобы припарковаться на нем перед особняком Беннетов.

Бо́льшую часть поездки Глэди молчала. Лейн давно научилась с уважением относиться к этому молчанию. Если начальница захочет завязать разговор – она сама выберет для этого время. Лейн, давняя поклонница королевы Елизаветы, мысленно сравнивала этот обычай с тем, что она слышала о королеве. Недопустимо обращаться к ней до тех пор, пока она сама не начнет беседу.

Когда они свернули под указатель, Глэди сказала:

– Я помню, как впервые приехала сюда. Паркер Беннет купил этот огромный дом. Человек, который его строил, разорился до того, как успел въехать туда. Дизайн этого особняка – просто квинтэссенция дурного вкуса. Я привезла с собой архитектора, и мы совместно переделали интерьер. Боже мой, у них в кухне была стойка, выполненная в виде саркофага. А в столовой они намалевали свою версию фресок Сикстинской капеллы – подлинное оскорбление для Микеланджело.

– Если вы не только занимались декором интерьера, но и архитектурными изменениями, это должно было стоить целое состояние, – заметила Лейн.

– Это стоило огромных денег, но Паркеру Беннету было все равно. И почему это должно было его волновать? Он тратил не свои деньги.

Поместье Беннета располагалось у залива Лонг-Айленд. Огромный дом из красного кирпича с белой отделкой был виден с дороги. Когда машина свернула на подъездную дорогу. Лейн заметила, что кустарник вдоль обочин не подстрижен, а лужайка завалена опавшей листвой.

Судя по всему, Глэди отметила то же самое.

– Полагаю, что садовник уволился одним из первых, – сухо прокомментировала она.

Лейн припарковалась на повороте подъездной дороги, и вместе с Глэди они поднялись на крыльцо. Массивная дубовая дверь отворилась, как только Лейн коснулась кнопки звонка.

– Спасибо, что приехали, – сказал Эрик Беннет.

Пока Глэди отвечала на его приветствие, Лейн изучала Беннета-младшего. Мужчина, обладающий столь впечатляющим голосом, был среднего роста и такого же среднего телосложения. На четырехдюймовых каблуках Лейн была с ним почти одного роста. Его светлые волосы изрядно поседели, но еще не начали редеть. Глаза у него были светло-карие. Изучив все, что смогла найти, по делу Беннета, Лейн осознала, что Эрик был более молодой версией своего отца – приветливого, милого человека, который обманывал других, отнимая у них накопленные ими деньги.

Глэди представила их друг другу.

– Моя ассистентка Лейн Хармон. А это Эрик Беннет, но ты, вероятно, уже догадалась об этом.

В ее тоне прозвучала ирония. Беннет коротко улыбнулся.

По своему обыкновению Глэди перешла прямо к делу.

– Ваша мать сейчас здесь, Эрик?

– Да. Она спустится через пару минут. У нее сейчас парикмахер.

Лейн помнила, что Энн Беннет больше не желают видеть в салоне, клиенткой которого та была много лет. Слишком много других клиентов выразили резкое нежелание общаться с нею, потому что их родные стали жертвами алчности Паркера Беннета.

Большой вестибюль производил впечатление заброшенности. Симметричные изогнутые лестницы вели на балкон, где вполне можно было разместить оркестр. На стенах вестибюля виднелись отверстия.

– Я вижу, драпировки сняты, – отметила Глэди.

– О да, верно, и за те годы, что они висели здесь, их стоимость увеличилась на двадцать процентов. Оценщик был ими доволен – равно как и картинами, которые вы приобрели для моего отца. У вас верный глаз, Глэди.

– Естественно. Я просмотрела виртуальную модель таунхауса в Нью-Джерси, который вы купили для своей матери, Эрик. Он весьма неплох. Мы можем придать ему изрядную долю шарма.

Лейн было понятно, что за тот год, что Глэди работала над особняком, у нее сложились вполне дружеские отношения с Эриком Беннетом. И сейчас Глэди в своей обычной стремительной манере начала обход первого этажа.

Расположенное слева от вестибюля помещение с высоким потолком явно было тем, что большинство людей назвали бы гостиной, но Глэди поименовала его «салоном». Окна с изящными арочными проемами выходили на обширные земли поместья, расположенные позади особняка. Вдали Лейн разглядела крытый плавательный бассейн и домик при нем, представлявший собой миниатюрную копию особняка.

«Наверняка этот бассейн просто олимпийских размеров, – подумала она. – И держу пари, он наполнен морской водой».

– Я смотрю, отсюда вынесли всю антикварную и сделанную на заказ мебель, – едко отметила Глэди.

– Еще один повод воздать должное вашему хорошему вкусу, Глэди. – На этот раз Лейн показалось, что в тоне Беннета прозвучала нотка горечи. Глэди не ответила на комплимент.

– В любом случае мебель из малой комнаты для отдыха куда лучше подойдет для нового таунхауса. Давайте взглянем на эту комнату.

Они прошли через роскошную столовую. Как и салон, она полностью была лишена мебели. По пути в дальнюю часть особняка Лейн увидела помещение, ранее явно бывшее библиотекой. Теперь там остались только полки из красного дерева.

– Я помню коллекцию книг, собранную вашим отцом, – обронила Глэди.

– Да, и он начал собирать ее задолго до того, как основал свой инвестиционный фонд, но, похоже, для правительства это не имело значения. – На этот раз тон Беннета вновь звучал небрежно. – Честно говоря, я хочу, читая книгу, иметь возможность держать ее в руках и не запятнать при этом ни золоченый обрез, ни иллюстрации. – Он бросил взгляд на Лейн. – Вы согласны?

– Целиком и полностью, – сочувственно ответила она.

Глэди показывала ей снимки комнат особняка, сделанные после завершения работ над интерьером. Каждая комната была обставлена в своей уникальной цветовой схеме, и в общем это создавало эффект уюта и очарования.

Но теперь в доме не было ничего очаровательного или уютного. Он казался нежилым, более того – брошенным. На полках книжных шкафов лежал тонкий слой пыли.

Они продолжали идти через особняк. Слева показалась симпатичная комната, в которой по-прежнему стояли удобные кресла и диван, круглый кофейный столик со стеклянной столешницей и пара раскладных столов красного дерева. Занавеси с цветочным узором были подобраны в тон обивке мебели. На стенах висели репродукции Моне в рамках, ковер в мягких зеленых тонах дополнял эффект уюта.

– Это была комната отдыха для слуг, Лейн, – пояснил Эрик Беннет. – Из нее был отдельный выход на кухню. До прошлого года у нас было шесть человек прислуги.

– Мебель отсюда мы можем перевезти в новый таунхаус, – сказала Глэди. – Она еще лучше, чем мне запомнилось. Думаю обставить ею комнату для отдыха на первом этаже. Из гостевой спальни можно взять двуспальную кровать. Та, что стоит в хозяйской спальне, слишком велика для таунхауса. То же самое сделаем для двух других спален. Если верить моим записям, стол, стулья и буфет из комнаты для завтрака вполне сгодятся для столовой. Кстати, ваша мать все-таки спустится сюда или же мы можем подняться наверх?

«Если и можно охарактеризовать Глэди одним словом, это будет “решительность”, – подумала Лейн. – Я рада, что она намерена подняться наверх, а то я уже начала думать, что она собирается работать по фотографиям. А я хотела бы взглянуть на остальные комнаты».

– Кажется, я слышу, как мама спускается по лестнице, – ответил Беннет и резко повернул назад. Глэди и Лейн последовали за ним обратно в переднюю часть дома.

Лейн видела фотографии Энн Нельсон Беннет в Интернете, когда искала по ее имени фотографию в «Гугле». Но теперь великолепная белокурая светская львица, чьим любимым модельером был Оскар де ла Рента, изменилась почти до неузнаваемости. Она болезненно исхудала, руки ее дрожали, и когда она заговорила с Глэди, голос ее прозвучал тихо и неуверенно:

– Мисс Харпер, как мило с вашей стороны, что вы приехали… С прошлого вашего визита сюда все несколько изменилось.

– Я знаю, насколько тяжелой оказалась для вас эта ситуация, миссис Беннет.

– Благодарю вас. А кто эта милая юная дама?

– Моя ассистентка, Лейн Хармон.

Лейн приняла протянутую руку и сразу же ощутила, какое слабое у Энн Беннет пожатие – как будто в ее пальцах вообще не осталось силы.

– Я намереваюсь приложить все усилия, чтобы ваш новый дом, миссис Беннет, стал красивым и уютным. Быть может, мы поднимемся наверх и я укажу, какую мебель намереваюсь выбрать для вас? – спросила Глэди.

– Да, конечно. Мне оставили то, что, по подсчетам оценщиков, на распродаже принесло бы лишь несколько долларов. Разве это не щедро? Эти деньги украл кто-то другой. Верно, Эрик?

– Мы докажем его невиновность, мама, – искренне произнес Эрик Беннет. – А теперь пойдемте наверх.

Сорок минут спустя Глэди и Лейн уже ехали обратно в Манхэттен. По пути Глэди отметила:

– Прошло почти два года с того скандального разорения. Но несчастная женщина по-прежнему выглядит так, как будто это потрясение только что обрушилось на нее. Что ты думаешь о портрете этого жулика, смотрящего на мир с благосклонной улыбкой? Я так полагаю, что к моменту исчезновения Беннета краска едва успела высохнуть.

– Это очень хорошая картина.

– А чего еще можно было ожидать? Портрет писал Стюарт Кэннон, и, поверь мне, он взял за работу недешево. Но на аукционе никто не стал торговаться за эту картину, и ее оставили у Беннетов.

– Вы не думаете, что Паркер Беннет был обвинен ложно?

– Чушь.

– Но ведь пять миллиардов долларов исчезли абсолютно бесследно, так?

– Да. Бог весть, где Беннет ухитрился их спрятать. Не то чтобы это принесло ему хоть что-то хорошее. Тем более, если он мертв.

– А если он жив, его жена или сын могут знать, где он находится, как вы считаете?

– Понятия не имею. Но можно держать пари, что, если б у них даже был доступ к этим деньгам, они ни за что не решились бы расходовать их. Каждый цент, который они потратят до конца своей жизни, окажется под пристальным вниманием правительственных ястребов.

Лейн не ответила. Движение на Меррит-аллее становилось все более плотным, и Лейн хотела, чтобы Глэди думала, будто она целиком и полностью сосредоточена на управлении машиной.

Она знала, что Глэди была слишком занята прощанием с Энн Беннет, чтобы заметить, как Эрик Беннет пригласил Лейн поужинать вместе.

3

На следующий день после визита в особняк Беннетов Глэди огласила свое решение в обычной для нее манере. Царственным тоном поведав, какую мебель намеревается забрать из особняка Беннетов, она предоставила Лейн дальнейшую проработку скучных подробностей.

– Мы видели виртуальную модель таунхауса в Нью-Джерси, – решительно заявила Глэди, – но я хочу, чтобы ты отправилась туда, дабы прочувствовать обстановку. Я уже говорила: когда я завершила работу над декором десять лет назад, Энн Беннет сказала, что комната отдыха для прислуги – самое уютное помещение во всем доме. Поэтому, разместив в ее новом доме мебель оттуда, мы тем самым сделаем ей приятное. Я выбрала образцы краски для каждой из комнат, но прошу тебя посмотреть на месте и сообщить мне, подойдут ли цвета. Возможно, нам придется смешивать тона, чтобы добиться того оттенка, который я хочу получить.

Лейн улыбнулась про себя, подумав, что Глэди согласилась разок съездить в особняк Беннетов, но не собиралась больше тратить свое драгоценное время на этот проект, особенно если его можно проработать дистанционно.

Лейн также понимала, что проработка деталей этого проекта будет для нее чрезвычайно интересной задачей. Как и многие, она просмотрела все материалы о Паркере Беннете, появлявшиеся в средствах массовой информации, – начиная со статьи, извещавшей о том, что пять миллиардов долларов исчезли со счетов хваленого Инвестиционного фонда Беннета. Помимо нескольких состоятельных клиентов, Паркер Беннет принимал вклады в основном от представителей среднего класса, владельцев «малого бизнеса», зарабатывавших деньги в поте лица своего. Это сделало его преступление еще более отвратительным. Многие пожилые клиенты были вынуждены продать свои дома или квартиры, где намеревались пожить на пенсии. Другим – для кого отчисления от фонда были единственным источником дохода – пришлось переехать жить к своим детям, и взаимные обиды при совместном проживании часто приводили к разрывам в некогда дружных семьях. За этой финансовой катастрофой последовали четыре самоубийства.

– Чего ты ждешь? – поинтересовалась Глэди. – Мне нужно, чтобы ты вернулась к двенадцати. Вчера вечером мне позвонила графиня Сильвия де ла Марко. Когда-то она была «Салли Чико из Статен-Айленда» – до того, как окрутила несчастного старого графа, женив его на себе. Он умер года три назад, и, полагаю, ее траур уже завершен – если она его вообще соблюдала. Теперь графиня хочет полностью отделать заново свои апартаменты. Мы должны прибыть туда в двенадцать тридцать. Это будет долгое совещание. Я попытаюсь как-нибудь убедить ее отказаться от того, что в ее понимании считается хорошим вкусом. Она напомнила мне, что обедает рано, дав таким образом понять, что кормить нас она не собирается. Так что на обратном пути купи гамбургер в «Мак-Авто» и съешь его в машине.

Глэди опустила взгляд на гору бумаг, лежащих на ее столе. Это был сигнал о том, что Лейн уже следует быть на пути в Нью-Джерси. «Не проходить поле “Старт”. Не брать двести долларов», – подумала Лейн, выходя из кабинета Глэди. Это была одна из карточек с указаниями из любимой игры ее детства, «Монополии». Быстрым шагом она прошла через все еще темную приемную и вышла в коридор. Кроме нее, в лифте, спускавшемся на первый этаж, никого не было, но когда Лейн вышла в вестибюль, там уже толпился народ, спешащий на работу. Первой в очереди к лифту стояла Вивиан Холл, секретарша из их офиса. Ей было шестьдесят два года, и она трудилась у Глэди уже десять лет – рекорд среди работников. У нее были пышные светло-каштановые волосы, она носила одежду четырнадцатого размера[3], но была хорошо сложена – однако постоянно намеревалась похудеть.

Увидев Лейн, выходящую из лифта, Вивиан отошла в сторону, чтобы поговорить с ней.

– Как наша леди-дракон? – спросила она.

– Как обычно. – Лейн улыбнулась. – Я направляюсь в Нью-Джерси, чтобы взглянуть на новую квартиру миссис Беннет, и должна вернуться вовремя, чтобы вместе с Глэди отправиться в апартаменты графини де ла Марко.

– Добрая старая Глэди… – Вивиан покачала головой. – За восемь часов она готова выжать из тебя работы на все десять. Но, судя по всему, ты вполне с этим справляешься. Кстати, твой наряд мне нравится. Этот оттенок синего тебе очень к лицу.

Лейн ощутила, как в душе поднимается волна горечи. Кен тоже говорил, что этот цвет ей идет. Завтра у него был бы день рождения – тридцать шесть лет. Прошло пять лет с тех пор, как пьяный водитель врезался в их машину на аллее Генри Гудзона. Машина вылетела с дороги и несколько раз перевернулась. Кен погиб на месте от перелома шеи. Они были женаты всего год, и Лейн была на третьем месяце беременности. Конечно, у водителя-пьяницы не было страховки.

Каждый раз, когда ее охватывала тоска, Лейн думала о своей четырехлетней дочери Кэти, которую она в тот ужасный день так легко могла потерять.

Обо всем этом она размышляла, быстрым шагом идя через парковку.

Через десять минут Лейн въехала в тоннель Линкольна, ведущий из Манхэттена в Нью-Джерси. Полчаса спустя уже оказалась в коттеджном районе Монклера, где находился будущий дом Энн Беннет. «Симпатичный район», – подумала она, петляя по извилистым улочкам. Свернув на Сидар-драйв, Лейн поехала медленнее, высматривая номера домов, и в конце концов остановилась у дома номер двадцать один – точно такого же, как все соседние, стоявшие в едином тесном ряду. Фасад был сложен из серого камня, но большое окно, смотрящее в сторону улицы, несколько смягчало унылое впечатление. Вчера Глэди взяла у Беннетов один из ключей от таунхауса, и сейчас Лейн нашаривала его в кармане.

Не успела она открыть дверь, как из соседнего дома неожиданно вышел мужчина.

– Здравствуйте, – крикнул он, быстро проходя мимо общей подъездной дорожки, на которой стояла Лейн. – Вы новая владелица? Если так, то мы будем соседями. Я тоже только что купил тут домик. – Он протянул руку. – Энтони Руссо, но все зовут меня Тони.

– Лейн Хармон. – Отвечая на приветствие, Лейн окинула взглядом соседа Энн. Рост примерно шесть футов два дюйма, сине-зеленые глаза, светло-русые волосы, теплая улыбка. Хотя на дворе был ноябрь, его кожа сохраняла отменный загар – как у человека, который много времени проводит на открытом воздухе. На взгляд Лейн, ему было около тридцати пяти лет.

– Я не новая владелица, – ответила она. – Я работаю у дизайнера интерьеров, которая занимается этим домом.

Энтони улыбнулся.

– Я, наверное, мог бы воспользоваться ее услугами.

«Только не с ценами Глэди – разве что у тебя водятся большие деньги», – подумала Лейн.

– Я вас не задержу, – продолжил он. – Кто собирается въехать сюда?

– Наша клиентка по фамилии Беннет, – сказала Лейн. Она уже повернула ключ в замке. – Мне пора приступать к работе. Рада была познакомиться с вами.

Не ожидая его ответа, она открыла дверь и решительно закрыла ее за собой. Потом заперла, сама не зная почему.

Лейн уже видела компьютерную модель этого жилища, но сейчас, действительно оказавшись здесь, она была рада увидеть, что прихожая ярко освещена солнцем, вливающимся в окно. Дальше располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Войдя на кухню, Лейн отметила, что может заглянуть прямо в кухонное окно Тони Руссо – его дом располагался сразу за подъездной дорожкой. Сам Тони стоял у стола, распаковывая громоздящиеся на нем коробки.

Боясь, что он оглянется и увидит ее, Лейн быстро отвернулась. «Первым делом мы купим жалюзи на это окно», – решила она.

4

Рейнджер Коул сидел у постели своей жены Джуди, держа ее за руку. Женщина лежала неподвижно, глаза ее были закрыты, в ноздри вставлены кислородные трубки. Он знал, что второй инсульт скоро отнимет ее жизнь. Слишком скоро. Джуди было всего шестьдесят два года. Разница в возрасте между ними составляла шесть месяцев, и Джуди была старше. Рейнджер всегда шутил, что женился на старухе ради ее денег.

Они были женаты сорок шесть лет. На момент заключения брака им было по двадцать лет, и они были так влюблены друг в друга, что автобус, на котором они поехали во Флориду в недельное свадебное путешествие, казался им роскошным лимузином. Они всю дорогу держались за руки. Ни он, ни она не пошли учиться в колледж. Джуди работала продавцом в «Мейсиз», а Рейнджер подался в строительные рабочие.

«Ее мать не хотела, чтобы она вышла замуж за меня, – думал он. – В школе я постоянно встревал в драки с другими учениками. Слишком быстро и часто пускал в ход кулаки. Я всегда был вспыльчивым. Ее мать была права, но Джуди заставила меня стать спокойнее. Я никогда не злился на нее, ни на единую минуту. Если я начинал, допустим, орать на водителя, подрезавшего меня на дороге, она говорила, чтобы я это прекратил. Укоряла меня, что я веду себя как ребенок».

Они оба жалели, что детей у них не было.

Рейнджер протянул руку и провел загрубевшими кончиками пальцев по лбу жены. «Ты всегда была умнее меня, – думал он. – Именно ты сказала, что мне лучше найти работу в большом городе, потому что в сельском строительстве работа то есть, то нет. Поэтому я пошел работать ремонтником на железную дорогу Лонг-Айленда. Я работал, перемещаясь с одного конца острова на другой. Ты сказала, что это очень подходит к моему имени. Мой отец звал меня Рейнджером – “бродягой” – еще в детстве, потому что я всегда бродил где-то, и совсем не там, где следовало».

Джуди всегда называла его красавцем. «Это шутка», – думал он. Рейнджер был невысок и коренаст, с большими ушами и кустистыми бровями, которые безуспешно пытался подравнивать.

Джуди. Джуди. Джуди.

Гнев закипал в душе Рейнджера при мысли о том, почему у Джуди случился первый инсульт два года назад – когда они узнали, что деньги, которые они вложили в Фонд Беннета, исчезли. Двести пятнадцать тысяч долларов, на которые они собирались купить квартиру во Флориде. Деньги, которые они так старательно копили годами. Они уже присмотрели себе квартирку, которую вполне могли купить. Старушка, хозяйка квартиры, умерла, и ее родные хотели продать жилье со всей мебелью.

Джуди нравилось то, как обставлена эта квартира. «Куда лучше, чем могла бы сделать я сама, – говорила она. – Мы можем оставить все, что у нас есть, здесь. Оно не сто́ит расходов на перевозку. О, Рейнджер, мне так не терпится уволиться с работы и переехать во Флориду, греться на солнышке… Как хорошо, что нам не придется платить ипотеку, и у нас будут обе наших пенсии и социальная страховка, и если мы не будем шиковать, нам не придется беспокоиться о деньгах».

Как раз в этот момент Фонд Беннета лопнул – как и их мечта купить квартиру. Через несколько недель Джуди постиг первый инсульт, и Рейнджер смотрел, как она мучает себя упражнениями, пытаясь вернуть подвижность своей левой руке и ноге. Она старалась, чтобы он не слышал, как она плачет по ночам, но он, конечно же, слышал.

В том, что их жизнь рухнула, был виноват Паркер Беннет. Многие не верили в то, что он совершил самоубийство, бросившись в воду с борта своей шикарной яхты. Рейнджер тоже не верил, что этот негодяй мог утопиться. После исчезновения Беннета Коул видел его фотографию в одной из газет: тот сидел за дорогим антикварным столом в своем кабинете. «Беннет скорее ушел бы из жизни сидя за этим столом и попивая дорогой виски, одетый как на той фотографии, а не стал бы прыгать в море, – так размышлял Рейнджер. – Вот только вся роскошь этого кабинета оплачена нашими деньгами».

И Джуди была настолько подавлена, настолько больна, что сдалась. Он знал, что именно поэтому вчера ее настиг второй инсульт. Он знал, что она умирает.

«Не умирай, Джуди. Пожалуйста, не умирай».

Зубцы линии на экране кардиомонитора сделались ниже. Раздался громкий пронзительный писк. Через несколько секунд в палату вбежали врачи и медсестры. Кто-то из них начал нажимать на грудь Джуди, проводя непрямой массаж сердца.

Рейнджер видел, что зубцы на экране, отмечавшие биение сердца, оборвались. Теперь монитор выдавал сплошную ровную линию.

Глядя прямо перед собой, Коул в оцепенении думал: «Я не смогу жить без нее».

Он почувствовал, как на его плечо легла рука.

– Мне очень жаль, мистер Коул, – сказал врач. – Мы ничего не смогли сделать, чтобы спасти ее.

Рейнджер стряхнул руку врача и встал. Потом опустился на колени рядом с кроватью. Не обращая внимания на трубки, все еще торчавшие в ее венах и ноздрях, он обнял Джуди и прижал к себе. Невероятное горе боролось в его душе с убийственной яростью. И ярость победила.

Беннет был жив. Рейнджер был в этом уверен. Он не знал, как собирается заставить Беннета страдать, но намерен был это сделать.

– Я найду способ, Джуди, – сказал он вслух. – Обещаю тебе, я найду способ.

5

Старший специальный агент ФБР Руди Шелл, сидя в своем офисе в Нижнем Манхэттене, слушал, как один из пострадавших от мошенничества Паркера Беннета рассказывает о предполагаемом самоубийстве Беннета. В отличие от прочих жертв, Шон Каннингем проявлял отнюдь не гнев. Почти с неестественным бесстрастием он доказывал, что если бы Беннет совершил самоубийство в этом районе Карибского моря, его тело почти наверняка вынесло бы на побережье Тортолы.

Каннингем составил подробную карту, на которой были указаны все течения вокруг того места в Акульем заливе, где яхта Беннета была выброшена у северной оконечности Тортолы.

– Если он покончил с собой, его тело всплыло бы возле мыса Роуг, – вещал Каннингем.

Шелл сочувственно слушал сидящего напротив него человека, основателя Ассоциации жертв Паркера Беннета. Каннингем, бывший психиатр, знал, какой опустошающий эффект оказала на вкладчиков фонда потеря их средств. Он поставил себе сверхзадачу – попытаться помочь им приспособиться к изменившимся обстоятельствам. Он специально создал веб-сайт, где призывал потерпевших поделиться друг с другом своим гневом, разочарованием и подавленностью. Резонанс оказался ошеломляющим. Люди, которые прежде были совершенно не знакомы друг с другом, сделались друзьями и время от времени стали устраивать сходки в своих округа́х.

Каннингем был худощав, он носил очки без оправы, волосы у него были совершенно седыми. «Он выглядит точно на свои семьдесят лет, – подумал Шелл, – на добрых десять лет старше, чем выглядел два года назад, когда мы встретились впервые».

В ходе расследования они стали хорошими друзьями. Некоторые из пострадавших отреагировали на произошедшее тупым неверием, яростью или отчаянием, Каннингем же оставался спокоен. Он потерял миллионный вклад, который сберегал для своих двух внуков. На вопрос Шелла он ответил так: «Мой сын отлично справляется. Он может позволить себе оплатить образование своих детей. Я лишился только счастья оставить им дар, на который они могли бы купить себе свое первое жилье».

За минувшие два года Каннингем тратил изрядную часть времени на то, чтобы консультировать других потерпевших, которым было сложно заново собрать свои жизни после крушения. На данном этапе расследования Шелл не мог сказать доктору, что эксперты ФБР по вопросам судоходства уже пришли к тому же самому выводу. С вероятностью в девяносто девять процентов из ста Паркер Беннет был жив.

Они уже некоторое время назад перешли на «ты».

– Руди, ты пытаешься меня ублажить или действительно считаешь, что так называемое самоубийство было фальшивым? – спросил Каннингем.

– Шон, такая возможность всегда есть, – осторожно ответил Шелл. – И учитывая то, как Беннет ухитрялся скрывать свои махинации от аудиторов и Комиссии по ценным бумагам и биржам, возможность того, что он скрылся, фальсифицировав свою смерть, весьма велика. – Он помолчал. – По крайней мере, до сих пор его так и не нашли.

– Ты слышал, что Джуди Коул умерла сегодня утром? – поинтересовался Каннингем.

– Нет, не слышал. Как реагирует на это Рейнджер?

– Трудно сказать. Я звонил ему. Он говорил очень спокойно. Сказал, что второй инсульт так сильно ухудшил состояние Джуди, что она сама не захотела бы жить, если б осознавала, насколько все плохо.

– Звучит совершенно не похоже на Рейнджера Коула. Когда мы брали у него показания два года назад, он напоминал одержимого. Думаю, если б тогда он встретился с Беннетом, то убил бы его голыми руками.

– Я буду внимательно присматривать за ним. – Каннингем поднялся. – Оставить тебе мои морские карты? У меня есть еще одна копия.

Шелл даже намеком не выдал тот факт, что составленные экспертами ФБР карты практически полностью совпадали с теми, которые начертил Каннингем.

– Несомненно, я буду рад приобщить их к делу. Спасибо.

Когда гость ушел, Руди откинулся на спинку кресла и привычным жестом провел ладонью по своей щеке. Кожу слегка царапала щетина, уже начавшая пробиваться на лице после утреннего бритья. Шелл улыбнулся, вспоминая, как его дед рассказывал, что в его времена эту щетину называли «пятичасовая тень».

«Она отрастает так быстро, – подумал он. – Когда-то это раздражало меня, но теперь мне все равно. На самом деле это оказывалось удобным, когда мне требовалось работать под прикрытием». Он поднялся и потянулся. Еще один день бесплодных попыток напасть на след украденных Беннетом денег.

«Но мы найдем его, – мысленно поклялся он. – Мы его найдем».

Однако, даже принося эту клятву, он сомневался в том, что сумеет ее исполнить. Внимание ФБР сейчас было сосредоточено на противодействии терроризму, и, учитывая число отдельных людей, за которыми необходимо было следить, ресурсов катастрофически не хватало. На прошлой неделе агент, работавший с Шеллом над делом Беннета, был переведен на другое задание. Руди не хватало духу сказать Каннингему и другим разоренным вкладчикам, что если в ближайшее время в деле не наметится прорыв, то еще большее число агентов, занятых этим расследованием, будут переброшены куда-нибудь еще.

6

Лейн успела вернуться из таунхауса Беннетов как раз вовремя, чтобы вместе с Глэди отправиться на встречу с де ла Марко. Апартаменты графини находились на углу Пятой авеню напротив музея Метрополитен. Несколько кварталов, непосредственно прилегающих к Метрополитен, были известны как «Миля Чудес».

– Разве это не считается одним из крутых мест Нью-Йорка? – спросила Лейн у Глэди, выходя из такси.

– Считается, – подтвердила Глэди. – Однако в действительности самое крутое место – на пересечении Парк-авеню с Восточной Семьдесят второй улицей. Я побывала там в трехуровневой квартире, построенной для Джона Рокфеллера. Просто дух захватывает. Но, что еще важнее, она обставлена со вкусом. Я сама не сделала бы эту работу лучше… Ну, что мы тут стоим? Холодно же. Давай зайдем внутрь.

Графиня де ла Марко оказалась шикарной блондинкой с фигурой модели из «Викториа’с сикрет»[4].

– Она явно хорошо над собой поработала, – шепнула Глэди, обращаясь к Лейн, когда, пригласив их присесть в библиотеке, графиня вышла, чтобы ответить на телефонный звонок. – Выглядит лет на тридцать, но я-то знаю, что ей под пятьдесят, а волосы она обесцвечивает и наращивает. Когда ей перевалит за шестьдесят, ее лицо начнет буквально разваливаться на части.

Вернувшись, графиня пригласила их совершить тур по ее двухуровневой квартире. В первые несколько минут она обращалась с ними как с навязчивыми торговцами, позвонившими в дверь, но потом Глэди начала продуманно запугивать ее. В итоге графиня смиренно согласилась со всеми ее заявлениями относительно новой отделки и обстановки апартаментов.

После обхода квартиры они уселись за стол в комнате для отдыха, и Глэди принялась набрасывать в блокноте мелкие архитектурные изменения, которые она предложила внести в отделку комнат. В четыре часа дня Лейн начала украдкой поглядывать на часы. «Это может длиться вечность, – думала она, – а мне нужно быть дома к половине шестого».

Именно это время Беттина, чудо-няня ее ребенка, обозначила как окончание своего рабочего дня. Наконец в двадцать минут пятого Глэди поднялась из-за стола.

– Думаю, на сегодня хватит, – коротко произнесла она. – Но позвольте заверить вас, графиня, что, когда я закончу работу, ваше жилище станет одним из самых прекрасных в Нью-Йорке.

– И подумать только, всего за полгода до своей смерти мой супруг оказался столь предусмотрителен, что послушался меня и изъял свои деньги из Фонда Беннета, – неожиданно промолвила графиня. – Если б не это, то, уверяю вас, я была бы не в состоянии заняться переделкой этой квартиры.

Лейн и Глэди с удивлением посмотрели на нее.

– Я и не знала, что вы вкладывали средства в этот фонд, – тихо сказала Глэди.

– О, мы были лишь одними из множества, – отозвалась графиня. По мере того, как она говорила, ее карие глаза сделались шире, а голос утратил тщательно выверенные светские интонации. – Беннет пригласил на ужин десятерых человек, сделавших самые большие вклады, и нас в том числе. Поднимая первый бокал, он произнес тост за свою жену и выражался при этом невероятно цветисто. Но позже я проходила мимо библиотеки по пути в дамскую комнату, а дверь была приоткрыта. Он разговаривал по телефону, и было ясно, что он говорит с какой-то женщиной. Он сказал ей, что вскоре она сможет получить все, что когда-либо желала. Именно тогда я поняла, что если он может обманывать свою жену после того, как столь убедительно вещал о своих чувствах к ней, то может оказаться обманщиком и в других делах.

– Вы рассказали ФБР об этом разговоре? – спросила Лейн.

– Рассказала, но у меня сложилось впечатление, что они знали о наличии у него множества подружек, которых он время от времени менял, и кем бы ни была эта женщина, она являлась лишь одной из многих, кому он щедро рассыпал обещания.

Лейн поняла, что должна задать еще один вопрос:

– Как вы думаете, его сын, Эрик, был вовлечен в мошенничество?

Графиня Сильвия вспомнила о том, что ей надлежит вести беседу старательно выработанным тоном великосветской дамы.

– Не имею ни малейшего представления, – вздохнула она.

В половине пятого, спускаясь на лифте, Лейн заметила:

– Глэди, что-то эта история показалась мне скользкой. Вы думаете, Паркер Беннет мог быть столь беспечным, чтобы позволить кому-то подслушать такого рода разговор?

– Конечно не мог, – фыркнула Глэди. – Ходили слухи, что Сильвия де ла Марко, она же Салли Чико из Статен-Айленда, была одной из подружек Беннета. Возможно, таким способом она пытается отвести от себя подозрения. Кто знает… Беннет вполне мог намекнуть ей изъять деньги из фонда, пока дела еще шли неплохо.

7

Когда в десять минут шестого Лейн вернулась домой, Кэти, как обычно, ждала ее у дверей.

– Мамочка! Мамочка пришла!

Лейн подхватила ее на руки и крепко прижала к себе.

– А кто тебя любит? – спросила она.

– Ты! – хихикнула Кэти.

– А кто будет любить тебя всегда и вечно?

– Ты!

Лейн пропустила между пальцами пряди длинных золотисто-рыжих волос Кэти. «Волосы она унаследовала от меня, – думала женщина. – Но вот эти ярко-голубые глаза – дар ей от Кена».

Едва Лейн поставила Кэти на пол, та потянула ее за руку.

– Я сегодня в садике нарисовала новую картинку, – гордо объявила она.

Рисунок лежал на кофейном столике. Лейн ожидала увидеть изображение какого-нибудь животного, которых Кэти обычно любила рисовать, но на этот раз картинка была иной. На ней довольно похоже была нарисована сама Лейн в куртке, брюках и шарфе, которые были на ней в прошлую субботу, когда они с дочерью ходили в Центральный зоопарк.

Несомненно, у Кэти был необычайный талант к рисованию. Даже мелки, которые она выбрала, живо передавали цвета одежды, бывшей на Лейн в тот день.

Лейн почувствовала, как в горле встает ком. Она хвалила дочь за рисунок, но думала лишь о том, каким одаренным художником был Кен. И едва не сказала: «Ты действительно папина дочка», – но остановила себя, подумав: «Осторожнее. Когда Кэти подрастет, она сама поймет, насколько талантлив был ее отец».

Няня Беттина появилась в доме вскоре после рождения Кэти. Невысокая, худощавая, она в свои шестьдесят с небольшим лет сохраняла энергичность женщины вдвое меньших лет, а в ее блестящих черных волосах виднелось лишь несколько седых прядей. В последний год ей пришлось взять на себя заботу о своей престарелой матери, и потому каждый вечер Беттина спешила на шестичасовой автобус, идущий с автовокзала до ее дома в Нью-Джерси. Лейн была вынуждена поставить Глэди ультиматум: либо она покидает офис ровно в пять, либо ей придется сменить работу. Та неохотно согласилась, хотя регулярно ворчала на тему того, как повезло Лейн, что у нее такая добрая и понимающая работодательница.

Запеченная курица со сладким картофелем уже стояла в духовке, жареная спаржа – на сковороде на плите, стол в обеденном уголке накрыт. Лейн сняла пальто, перчатки и шарф и вместе с Кэти села на диван в их маленькой гостиной. Это было время, которое она специально выделяла, чтобы побыть с дочерью. Входящие сообщения на свой телефон Лейн принимала каждый день с пяти до семи вечера. Ее мать, живущая в Вашингтоне, и близкие друзья понимали это. Среди них ходила шутка, что это правило было принято ради блага Глэди, которой ничего не стоило позвонить Лейн пару минут спустя после того, как та пришла домой. Иногда они спрашивали, почему Лейн не сменит работу. Та всегда отвечала, что Глэди лает страшнее, чем кусается, и что работать на кого-то столь талантливого очень приятно. «Я каждый день учусь чему-нибудь новому, – говорила Лейн. – Она не только великолепный дизайнер, она вдобавок может читать людей, словно открытую книгу. Хотела бы я владеть таким талантом».

За то время, что они с Кэти ужинали, телефон звякнул дважды, но Лейн просмотрела сообщения только после того, как в половине девятого уложила дочку спать. Оба сообщения пришли от Эрика Беннета – он приглашал ее поужинать с ним вечером в субботу.

Поколебавшись, Лейн отложила свой мобильник, потом снова взяла его. Мысленно она снова видела привлекательного мужчину с чуть ироничным голосом, который водил ее по особняку Беннетов.

Глэди сказала, что считает, будто Эрик может ничего не знать о мошенничестве своего отца и быть совершенно ни в чем не виновным. «Может быть невиновным – не значит невиновен», – подумала Лейн.

Она некоторое время сидела в нерешительности, потом нажала кнопку «перезвонить» на своем телефоне.

8

– Ты разговаривал с той милой молодой женщиной, которая приезжала сюда вместе с Глэди Харпер? – спросила у сына Энн Беннет. Она вошла в бывшую комнату для завтрака как раз в тот момент, когда он завершал звонок. Беннеты собирались приступить к обычному своему позднему ужину.

– Да, с ней, – улыбаясь, подтвердил Эрик.

– Я искала информацию о ней в «Гугле», – сообщила Энн, усаживаясь за стол и разворачивая салфетку. – Это одна из тех вещей, которые я научилась делать на компьютере благодаря тебе.

Эрик знал, что его мать освоила пользование Интернетом после краха Фонда Беннета – она хотела прочитать все статьи, касавшиеся его отца. Он отказался учить ее тому, как просматривать сообщения в «Твиттере» – там сплошным потоком шли ссылки на него. Они приходили не только от разгневанных вкладчиков, потерявших все свои деньги, но и от юмористов, сделавших Паркера Беннета объектом своих шуточек.

«Припаркуйте свои денежки у Беннета, и вам никогда больше не придется платить подоходный налог», – гласила одна из последних.

Эрик не сказал матери, что тоже «гуглил» информацию о Лейн Хармон.

– И что ты нашла о ней, мама? – спросил он.

– У нее интересное прошлое, – ответила Энн, нервным жестом заправляя за ухо прядь волос.

Глядя на нее, Эрик вспоминал, как выглядели волосы его матери прежде. Она носила их элегантно зачесанными наверх, и седина лишь придавала благородства прическе, безукоризненно сооруженной Ральфом – мастером, обслуживавшим Энн Беннет много лет. Эрик снова ощутил ярость, когда ему вспомнилось, что после того, как мать десять лет была ценной клиенткой салона Ральфа и постоянно оставляла там щедрые чаевые, ее буквально изгнали оттуда. «Ваше присутствие нервирует слишком многих наших посетительниц, которые потеряли деньги, вложив их в фонд вашего мужа», – объяснил Ральф.

В тот день Энн вернулась домой, изо всех сил стараясь сдержать слезы. «Эрик, он даже не извинился», – сказала она сыну. Теперь ее прической занималась стилистка из недорогого салона в Портчестере – раз в неделю она приходила на дом.

Эрик откупорил бутылку «Пино нуар», стоявшую в подставке из уотерфордского хрусталя рядом с его стулом.

Мардж О’Брайан, пятнадцать лет служившая у Беннетов домоправительницей и твердо верившая в невиновность Паркера, по-прежнему приходила днем, чтобы приготовить обед и ужин для Энн и прибрать в доме – пусть и не жила теперь здесь, как это было прежде. Одной из главных проблем переезда в Нью-Джерси было то, что придется расстаться с Мардж – она не могла покинуть свою семью, живущую в Коннектикуте.

Эрик знал, что сегодня Мардж приготовила вальдорфский салат и лосося с диким рисом – любимые блюда его матери. Он надеялся только, что Энн съест хотя бы половину порции, а не крошечный кусочек, как обычно в последнее время.

– И что же ты узнала о Лейн Хармон? – снова спросил он.

– Она вдова – ее муж погиб в автокатастрофе еще до рождения ее ребенка. Лейн – дочь Грегори Хармона, конгрессмена, о котором говорили, что у него есть все задатки для того, чтобы стать вторым Джоном Кеннеди. Но он погиб при крушении частного самолета, на котором вместе с тремя друзьями летел в загородный гольф-клуб. Лейн в ту пору было всего семь лет. Разве не ужасно, что ей дважды пришлось пережить такую потерю?

– Да, ужасно. – Эрик протянул руку и наполнил вином бокал матери. – Тебе, возможно, понравится то, что я пригласил ее поужинать вместе в субботу, и она согласилась.

На губах Энн появилась улыбка искренней радости.

– О, Эрик, это так мило! Она очень симпатичная женщина, и я отметила, что она еще и умна. С ней очень приятно общаться. Быть может, Глэди Харпер и оказывает нам услугу, но она меня пугает.

– Подозреваю, что она пугает всех, мама, даже меня, – пошутил Эрик.

Энн Беннет с любовью посмотрела на сына, сидящего по другую сторону стола. Потом глаза ее наполнились слезами.

– О, Эрик, ты просто копия своего отца. Я так часто вспоминаю о том, как мы с ним встретились – просто по счастливой случайности… Мы оба спускались в подземку по лестнице, шел дождь, и ступени были скользкими. Я оступилась и едва не упала. Паркер шел чуть позади меня. Он схватил меня за талию и прижал к себе. С этого все и началось. Он сказал мне: «Вы такая красивая. Почему мне кажется, что я вас где-то видел?» Я ответила ему, что только что устроилась секретаршей в ту же фирму, где работал он. Мы спустились по лестнице, и Паркер посадил меня на поезд. Несколько дней спустя он позвонил мне и пригласил на прогулку. Вот так все и вышло. Когда твой отец сделал мне предложение, он сказал, что в тот момент, когда его руки обвили мою талию, он понял, что никогда больше меня не отпустит. Я встречалась тогда с другим, но это не имело значения и закончилось в тот же день, когда я встретила твоего отца.

«Быть копией моего отца – это отнюдь не благословение, – подумал Эрик. – Я не могу показаться где бы то ни было без того, чтобы люди не начали на меня оглядываться». Но куда больше его беспокоило то, что мать повторяла эту историю снова и снова. Родители Эрика поженились за восемь лет до его рождения. Его матери сейчас было почти шестьдесят семь лет, и Эрик временами гадал, не начинается ли у нее ранний старческий маразм.

«Еще одна проблема», – подумал он.

– Не подать ли вам кофе в малую гостиную, миссис Беннет? – спросила Мардж, начиная убирать со стола.

«Малой гостиной» теперь именовали помещение, которое когда-то было комнатой отдыха для прислуги.

– Да, подать, – ответил Эрик.

– Я бы выпила еще бокал вина, – произнесла Энн Беннет.

Эрик нахмурился. В последнее время его мать пила слишком много вина. «Этот дом слишком мрачен и заброшен, – подумал он. – Хорошо, что на следующей неделе она переезжает в Монклер. Надеюсь, когда матушка устроится там, на душе у нее станет полегче».

Взяв мать под руку, он повел ее по коридору. Но когда они вошли в малую гостиную, Эрик вздрогнул, увидев, что на каминной полке стоит музыкальная шкатулка, которую когда-то давным-давно подарил матери отец.

Энн Беннет, приподнявшись на цыпочки, сняла шкатулку с полки.

– Я люблю слушать, как она играет. Знаю, я рассказывала, что это был первый подарок мне от твоего отца. Она выглядит дорогой, но в те дни цена ей была всего тридцать долларов. Мы оба любили танцевать. Танцующие под музыку фигурки в шкатулке – это царь Николай и царица Александра. Но ты, конечно же, это уже знаешь.

«Нет, я этого не знал», – подумал Эрик. Он помнил, что эта изящная шкатулка много лет стояла на туалетном столике матери, но никогда не слышал, как она играет.

Когда Мардж принесла на подносе кофе, Энн подняла крышку шкатулки, и фигурки обреченной четы закружились в танце.

– Не знаю, узнаёшь ли ты эту музыку, – спросила мать. – Это моя любимая песня Ирвинга Берлина. У нее вот такой припев… – Она начала негромко напевать: – «Умолкла песня, но мелодия все звучит…» Жив твой отец или нет, но наша песня не окончена и наша мелодия все звучит, – добавила она тоном, полным эмоций и не оставляющим места для возражений.

9

Утром в пятницу Лейн, как обычно, зашла в кабинет Глэди и с удивлением увидела, что та размышляет, глядя на образцы краски и лоскутки ткани.

Глэди начала разговор в своей обычной манере. Взяв одну из планок с образцами краски, она заявила:

– Ты была права. Этот глубокий синий цвет – слишком темный для спальни Энн Беннет. Но ты была неправа, предложив взять другой оттенок. Правильнее будет пустить по стенам белые деревянные панели, на высоту примерно в метр. Это подчеркнет синий цвет и будет смотреться весьма эффектно.

– И будет стоить дороже, – напомнила Лейн. – Вы собираетесь сделать это бесплатно?

– Конечно нет. Я подброшу эту сумму в счет, который выставлю нашей графине Ля-ля-ля. Она может себе позволить оплатить его. Я по-прежнему считаю, что этот ворюга намекнул ей изъять деньги из его фонда.

– Я займусь этим, – пообещала Лейн.

– Не спеши так. Это еще не всё.

– Извините.

Глэди взяла пять квадратиков ткани.

– Мне не нравится покрывало и занавеси, которые мы забрали из старой гостевой комнаты в особняке Беннетов. Я заказала вот это. Покрывало, подушки, кроватный подзор, подзор для трюмо, занавеси и кушетку-шезлонг. У этой несчастной женщины будет прекрасная спальня.

– И все это будет включено в счет, предъявленный графине?

– Конечно. Это будет считаться процентом от того, что она получила от Беннета.

Стараясь сдержаться и не покачать головой, Лейн направилась в свой кабинет. Сейчас Глэди примется звонить своим поставщикам и терзать их, дабы убедиться, что все работы будут выполнены вовремя, а заказы прибудут без единой задержки.

Лейн знала, что это хорошая возможность для короткого телефонного звонка матери. «Мама, наверное, сейчас уже в магазине», – подумала она. Мать Лейн владела антикварным магазином в Джорджтауне и постоянно пыталась убедить дочь переехать туда, обещая, что профинансирует ей открытие собственного дизайнерского бизнеса.

Но Лейн понимала, что еще не готова к этому. «Всего минуту назад я научилась от Глэди кое-чему новому, – размышляла она. – И, кроме того, меня не привлекает жизнь рядом с отчимом».

Мать ответила на звонок сразу.

– Лейн, я как раз собиралась звонить тебе. Как Кэти?

– Отлично. Она становится настоящей маленькой художницей.

– Неудивительно.

– И я тоже в полном порядке, – добавила Лейн.

Ее мать рассмеялась.

– Веришь ли, это было моим следующим вопросом, – произнесла Элис Хармон, словно бы защищаясь.

Лейн зримо представила себе мать. Элис Хармон-Кроули была энергичной женщиной, достигшей середины шестого десятка лет. Ее волосы, когда-то такие же золотисто-каштановые, как у Лейн, теперь полностью поседели, и Элис коротко стригла их «под каре». Она не любила возиться с прической и всегда утверждала: «Можно сделать что-то более полезное, чем стоять перед зеркалом и прихорашиваться». Высокая и стройная, Элис каждый день вставала в шесть часов утра и приступала к занятиям йогой. Она вышла замуж только десять лет спустя после того, как отец Лейн погиб в авиакатастрофе. Отчим Лейн, Дуайт Кроули, вел ежедневную колонку политических новостей в «Вашингтон пост» и считался важной фигурой на местной политической арене. Они с Элис поженились как раз тогда, когда Лейн поступила в колледж. Она была рада, что мать счастлива с Дуайтом, хотя самой Лейн он не нравился. Его представление о дискуссии сводилось к фразе «я говорю, а ты слушай». «Он совсем не похож на папу», – думала она.

Дуайт и Элис были довольно известной четой среди важных шишек в Вашингтоне. И сейчас Лейн спросила:

– Ты на этой неделе была в Белом доме?

– Нет, но нас пригласили туда на следующей неделе, на ужин с испанским послом. А какие у тебя новости?

– Глэди позвонил сын Паркера Беннета. Мы работаем над таунхаусом Энн Беннет в Нью-Джерси.

– Я знаю больше десятка человек, попавшихся на удочку Беннета, – сообщила мать. – Для них это было просто ужасно. Ты познакомилась с его сыном? Многие, особенно Дуайт, считают, что он тоже участвовал в этой афере.

Лейн как раз собиралась сказать, что вечером в субботу Эрик Беннет пригласил ее на ужин, но неожиданно холодный тон матери заставил ее передумать и не поднимать эту тему. Завершив разговор, она призналась себе, что сделала ошибку, приняв приглашение Эрика Беннета. Из-за того, что таунхаус в Нью-Джерси требует дополнительной работы, ей придется ездить туда намного чаще, чем она ожидала. Она знала, что Эрик негласно работает на некую брокерскую фирму и что у него есть квартира в Манхэттене. Но одну из комнат в таунхаусе Энн обставляли для него. По словам Глэди, Эрик сообщил ей, что намерен регулярно оставаться ночевать у матери.

«Пойти с ним на ужин – не очень хорошая идея, – с тревогой думала Лейн. – Почему я не сказала ему, что занята?»

Ей не нравился ответ на этот вопрос, однако так или иначе приходилось быть честной с собой. Эрик Беннет был очень привлекательным мужчиной, и ей хотелось еще раз встретиться с ним.

«Грехи отца не должны падать на сына», – твердо решила она, и затем сосредоточилась на образцах ткани, переданных ей Глэди. Эта ткань предназначалась для отделки спальни женщины, чей муж украл пять миллиардов долларов.

* * *

На заупокойной службе для Джуди, жены Рейнджера Коула, доктор Шон Каннингем сидел рядом со вдовцом. Служба проходила в часовне при крематории. Тело Джуди было кремировано, и урна с пеплом стояла в приделе, на столике, покрытом белой тканью. Рейнджер настоял на том, чтобы самому нести урну и поставить ее на столик.

Каннингему было понятно, что Рейнджер не слышит ни единого слова из всей службы. Взгляд его был неотрывно прикован к урне, и когда Рейнджер внезапно разразился рыданиями, его бессловесный плач был слышен даже за стенами часовни.

Здесь собралось человек сорок. Каннингем предполагал, что это коллеги и соседи Коулов, однако, когда служба окончилась и все вышли наружу, он опознал среди них нескольких человек, которые, как и Рейнджер, стали жертвами обмана Паркера Беннета.

Один из них, Чарльз Мэннинг, семидесятивосьмилетний адвокат на пенсии, подошел к Каннингему. Кивнув в сторону Рейнджера, крепко сжимавшего в руках урну, он сказал:

– Шон, мне кажется, Рейнджер может сотворить что-нибудь безумное. Вы что-нибудь можете сделать, чтобы помочь ему?

– Мне тоже так кажется, – согласился Каннингем. – Я намерен каждый день беседовать с ним и видеться так часто, как только смогу. Отрицание и гнев – первые стадии принятия горя. И сейчас он определенно находится на обеих стадиях.

– А какая стадия следующая?

– Подавленность. И, наконец, принятие.

Оба повернулись и прямо посмотрели на Рейнджера Коула. Лицо его теперь не выражало ничего. Он пошел прочь от друзей, которые пытались подбодрить его. Никто не пытался остановить его, сознавая, что это бесполезно, – все просто смотрели, как Рейнджер, прижимая урну к груди, сворачивает за угол и скрывается из вида.

Принятие? Шон Каннингем знал, что с Коулом этого не произойдет. Но на что – или на кого – он направит свой гнев?

Шон не знал, что Рейнджер тоже ищет ответ на этот вопрос. Слезы слепили его, он шел по улице, спотыкаясь. «Моя Джуди умерла слишком рано». Неожиданно в памяти его всплыла фраза из Библии. Око за око, зуб за зуб[5].

Теперь он знал, что собирается делать.

10

Агент ФБР Джонатан Пирс (оперативный псевдоним – Тони Руссо) – нанял автофургон, чтобы перевезти мебель, заказанную им для своего нового таунхауса. Он не хотел, чтобы новые соседи видели логотип компании, у которой он взял мебель напрокат. «Если им что-то и известно – я недавно разведен, детей нет, собираюсь открыть новый пивной ресторан здесь, в Монклере. Это послужит объяснением для моих регулярных отлучек. И даст возможность держать Энн и – в меньшей степени – Эрика Беннета под наблюдением».

Джон не сомневался, что Эрик Беннет участвовал в мошенничестве. Как иначе Паркер Беннет мог провернуть это и скрыться? Кто-то должен был пособничать ему.

В последней попытке раскрыть дело, пока оно окончательно не стало безнадежным, суд дал им ордер на прослушивание телефонов Эрика и Энн Беннет, а также на установку записывающих устройств в их жилье и около него.

Руди Шелл внедрил Джона Пирса в качества соседа Энн Беннет.

– Возможно, они скажут друг другу что-нибудь такое, что позволит нам понять, жив Паркер-старший или нет и связаны ли они как-то с этим делом. Я полагаю, что Эрик Беннет может оказаться достаточно хитер, чтобы проверить таунхаус своей матери на наличие «жучков» еще до того, как она въедет туда на следующей неделе. Выждите примерно неделю, а потом под каким-нибудь предлогом зайдите в гости и установите подслушивающие устройства.

11

Вечером в субботу Кэти сидела, скрестив ноги, на кровати Лейн, в то время как сама Лейн одевалась для ужина с Эриком.

– Ты такая красивая, мамочка, – заметила она. – Я люблю, когда ты надеваешь это платье.

Лейн собиралась надеть черный брючный костюм, но в последний момент сделала выбор в пользу темно-зеленого шерстяного платья, которое, как она хорошо знала, красиво оттеняло ее золотисто-каштановые волосы. Она купила это платье на распродаже в «Бергдорф Гудман», и даже по распродажной цене оно обошлось недешево, но Лейн подкупило неотразимое сочетание красивой ткани и изящного покроя.

Замечание Кэти застало ее врасплох – как раз в этот момент она вдевала в уши маленькие серьги с бриллиантами и изумрудами, которые достались ей в наследство от бабушки. «Почему я надела это платье? – спросила себя Лейн. – Это просто ничего не значащее приглашение на ужин».

Перед ее внутренним взором предстал образ Эрика Беннета. Ей нравился намек на седину в его волосах, намек на иронию в выражении его лица, намек на горечь в голосе, когда он говорил о своем отце…

Голос Кэти прервал ее размышления:

– И эти серьги мне тоже нравятся, мамочка.

Лейн засмеялась.

– Спасибо, Кэти.

«Когда я была в ее возрасте, папа покупал мне детскую бижутерию, – вспомнила она. – Я любила носить эти украшения и делиться ими со своими куклами. Он еще пел для меня ту песенку: “В ушах у ней серьги, на пальчиках кольца, на туфлях серебряные колокольца”».

Кэти росла, не имея возможности услышать, как папа поет ей песни.

Жужжание домофона известило, что Эрик Беннет вошел в подъезд.

– Пропустите его наверх, пожалуйста, – ответила Лейн консьержу.

– Кто это? – спросила Кэти, слезая с кровати.

– Мамин друг. Его зовут мистер Беннет.

Восьмидесятилетняя Вильма Поттерс, живущая в этом же доме, была любимой приходящей няней Кэти – ее активности и проворству могла бы позавидовать женщина вдвое младше нее. Они с Кэти собирались испечь печенье с шоколадной крошкой и почитать книгу, пока девочке не настанет время спать. Вильма встала было, чтобы открыть дверь квартиры, когда Лейн вышла в гостиную и сказала:

– Я сама открою, Вильма.

Лифт располагался прямо напротив ее квартиры. Она слышала, как он остановился, но отворила дверь только тогда, когда звякнул звонок.

С первого взгляда Лейн осознала, что Эрик Беннет выше, чем ей казалось. Ненамного, но выше. И тут же припомнила, что в день их первой встречи на ней были туфли с более высокими каблуками, чем она обычно носила. Лейн купила их почти случайно, в минутном порыве.

Сначала его лицо показалось ей мрачным, но потом теплая улыбка рассеяла это впечатление. Их приветствия «здравствуйте, Эрик» и «здравствуйте, Лейн» были произнесены одновременно, когда он переступил порог квартиры.

Кэти подбежала и встала рядом с Лейн.

– Я Кэти Кёрнер, – представилась она.

– А я Эрик Беннет.

– Здравствуйте, Эрик. Рада знакомству, – начала девочка.

– Кэти, что я тебе говорила? – укорила ее Лейн.

– Что я должна называть взрослых по фамилии. Я забыла. – Она повернулась и указала на Вильму Поттерс. – А это моя няня, миссис Поттерс. Мы собираемся печь печенье.

– Ты оставишь для меня одно, когда я привезу твою маму домой после ужина?

– Я оставлю вам два, – пообещала Кэти.

Поцеловав Кэти и напомнив, что девочке надо лечь спать в половине девятого, Лейн в сопровождении Эрика покинула квартиру. Три минуты спустя они уже оказались на улице, и Эрик принялся ловить такси. Через пять минут возле них остановилась свободная машина.

– В прежние дни нас ждал бы автомобиль у подъезда, – сказал Эрик, открывая дверцу перед Лейн.

– Могу вас заверить, что у меня нет привычки к автомобилям с шофером.

«Но у тебя такая привычка есть», – думала она, пока Эрик называл водителю адрес на 56-й улице.

– Вы когда-нибудь бывали в «Иль тинелло»? – спросил он.

– Да, – негромко ответила Лейн.

– Тогда вы знаете, что там тихо, а североитальянская кухня прекрасна.

– Да, знаю.

«Почему это место?» – гадала Лейн. Именно туда они с Кеном постоянно ходили в то время, когда он ухаживал за ней – как и после их свадьбы, в тот короткий год.

– Ваша Кэти очаровательна, – говорил между тем Эрик, – и она очень милая девочка.

Эта тема показалась ей более безопасной.

– Конечно же, для меня она самый прекрасный ребенок в мире.

Эрик помолчал.

– Насколько я понимаю, отец Кэти погиб еще до ее рождения.

– Да, именно так.

«Конечно же, Эрик “гуглил” сведения обо мне, – думала Лейн. – Я же искала в Интернете все, что касается его и его семьи. Особенно его папочки».

Она знала, что отец Эрика от рождения звался Джозефом Беннетом, но в двадцать один год легально сменил имя на «Паркер». Она знала, что он два года учился в Городском колледже Нью-Йорка, получил от колледжа стипендию в Гарварде и заработал степень магистра делового администрирования в Йельском университете. Она знала, что его карьерный рост в брокерской фирме на Уолл-стрит был стабильным и быстрым. К тому времени, как Паркер женился на Энн Нельсон, двадцатидвухлетней секретарше из той же фирмы, он – в свои двадцать семь лет – довольно высоко поднялся по карьерной лестнице.

Когда Лейн и Эрик вошли в ресторан, владелец заведения, Марио, произнес:

– Добро пожаловать домой. – Это было его обычное приветствие давним посетителям. Но потом, улыбаясь Лейн, он добавил: – Миссис Кёрнер, вы давно у нас не были.

– Знаю, Марио, – отозвалась Лейн, – и я рада вновь прийти сюда.

Марио проводил их до столика. Когда они уселись, Эрик заметил:

– Он назвал вас миссис Кёрнер. Полагаю, вы когда-то приходили сюда вместе с мужем?

– Да. Но это было более пяти лет назад. Хармон – моя девичья фамилия. Я оставила ее для бизнеса.

К столу приблизился официант.

– Вам заказать коктейль или вы предпочитаете вино? – спросил Эрик у Лейн.

– Вино.

– Белое или красное?

– Красное, если вы не против.

– Совершенно не против.

Лейн смотрела, как Эрик изучает винную карту. Когда он сделал заказ, она знала, что им было выбрано одно из самых дорогих выдержанных вин в перечне. Ее отчим был знатоком вин, и когда в Вашингтоне она ходила в ресторан с матерью и Дуайтом, он всегда заказывал лучшие напитки.

«Не дорого ли для того, у кого отобрали все?» – подумала она.

Словно прочитав ее мысли, Эрик произнес:

– Учитывая ситуацию, в которой я оказался, я хотел бы кое-что прояснить. Я никогда не работал на своего отца или вместе с ним. Он хотел, чтобы я справлялся сам, так же, как он когда-то. Может быть, он намеренно держал меня подальше от своей фирмы, понимая, чем все может закончиться. Если отец действительно похитил эти деньги, то он, скорее всего, не хотел, чтобы кто-то предположил, что я в это замешан. – Он посмотрел прямо в глаза Лейн и добавил: – И я не был замешан. Надеюсь, вы поверите в это.

– Если б я считала, что вы во что-то замешаны, меня бы здесь не было, – ответила Лейн.

За ужином они вели разговор, обычный для людей, желающих познакомиться поближе. Лейн рассказала, что училась в Академии Святейшего Сердца[6] с детского сада и до колледжа, потом поступила в Нью-Йоркский университет.

– Едва поселившись в Нью-Йорке, я поняла, что хочу здесь жить, – объяснила она. – Но после выпуска осознала, что не хочу быть учителем.

– И пошли в Институт моды и технологии, – закончил за нее Эрик.

– Вы многое «нагуглили» про меня.

– Да. Надеюсь, вы не возражаете против этого. Я хотел узнать о вас побольше.

Лейн со смехом отвергла скрытый комплимент.

– К счастью, мне нечего скрывать. – Осознав, как можно воспринять ее слова, она пожалела, что не придержала язык.

– И к счастью, несмотря на общественное мнение, мне тоже, – с улыбкой ответил Эрик и сменил тему: – Каково это – работать у Глэди? Когда она работала над домом в Гринвиче, мне показалось, что она самая невыносимая грубиянка, какую я встречал в жизни. Бедные рабочие съеживались, когда эта женщина входила в комнату.

«Она невыносимая грубиянка, – подумала Лейн, – но я не собираюсь признаваться тебе в этом».

– Мне нравится работать у Глэди, – честно ответила она. – Я знаю, что вы имели в виду, но, верите вы или нет, у нее золотое сердце.

– Знаю… по крайней мере, в некоторых отношениях. Она ведь заново отделывает таунхаус моей матери в Монклере совершенно бесплатно.

– Видите, что я хотела сказать?

За десертом Эрик снова заговорил о своем отце.

– Трудно было бы вообразить отца лучшего, чем мой. Он постоянно был занят, но я и моя мать всегда были для него на первом месте. Когда я вступил в отряд бойскаутов, то вбил себе в голову, что хочу отправиться в поход. Отец сказал мне, что пойдет со мной. Он купил все снаряжение, научился ставить палатку и нашел место для лагеря в Адирондакских горах. Мы разожгли костер и готовили на нем еду. Все, что мы готовили, сгорело. Когда мы улеглись спать, нам обоим было холодно, и мы не смогли уснуть. Наконец часов в одиннадцать он сказал: «Эрик, ты тоже, как и я, считаешь, что мы оказались в нелепом положении?» Я горячо с ним согласился, и он сказал: «Тогда давай собираться. Мы просто оставим все это барахло здесь. Я позвоню местным властям и скажу, что все это теперь принадлежит им. Они могут выкинуть его, отдать, разыграть в лотерею, все, что угодно».

– Полагаю, вы так и не получили скаутское звание «орла», – улыбнулась Лейн.

– На самом деле получил. Я не хотел быть проигравшим. – Он глотнул кофе. – Лейн, хотя из-за своего отца я потерял множество клиентов, я все еще хороший трейдер и восстанавливаю свое дело. Но я до единого цента отдал все деньги, которые скопил или вложил в правительственные акции, чтобы помочь расплатиться с людьми, потерявшими свои вклады.

– А люди об этом знают?

– Нет. Я потребовал, чтобы это делалось втайне. Я знал, как на это отреагируют: мол, я пытаюсь казаться лучше, чем есть.

– Хоть делай, хоть не делай, все равно проклянут, – задумчиво произнесла Лейн.

– Я тоже так считаю.

На этот раз они поймали такси сразу же, выйдя из ресторана. У подъезда Лейн начала было прощаться с Эриком, но тот сказал:

– Я провожу вас до квартиры.

Когда они поднимались на лифте, он попросил:

– Я обещаю, что не задержу вас, но можно посмотреть, оставила ли мне Кэти те два печенья?

– Я знаю, что она их оставила. Входите.

Печенье лежало на бумажной тарелке, стоящей на кофейном столике. На тарелке Кэти нарисовала смайлик.

Эрик взял одно печенье, откусил и сказал:

– Очень вкусно. Поблагодарите Кэти от моего имени. Скажите ей, что я люблю именно такое печенье, как она испекла, – где много шоколадной крошки. – Он взял тарелку и добавил: – Съем их, когда буду спускаться на лифте. Лейн, этот вечер был для меня очень приятным. А теперь, как и обещал, я ухожу.

Менее чем через минуту Лейн услышала гудение лифта, спускающегося вниз. В коридор вышла Вильма Поттерс. Уложив Кэти спать, она чаще всего сидела в маленькой комнатке в конце коридора и смотрела телевизор.

– Кэти легла спать ровно в половине девятого, – сообщила она. – Вы хорошо провели время?

Лейн поколебалась, потом ответила:

– Да, очень хорошо, миссис Поттерс. Славный вечер.

12

Мардж О’Брайан сидела в приемной, ожидая, пока ее вызовут в кабинет Руди Шелла. «Что я сделала не так? – нервно спрашивала она себя. – Почему ФБР хочет побеседовать со мной?» Только вчера она съездила в Нью-Джерси, сопровождая автофургон, который увозил из особняка Беннетов вещи, отобранные для нового дома Энн Беннет в Монклере. С помощью Лейн Хармон и двух рабочих, которых Лейн привезла с собой, Мардж распаковала коробки с фарфором, книгами и одеждой, чтобы к следующему дню, когда приедет миссис Беннет, в таунхаусе уже был порядок. Лейн сказала, что покрывало, занавеси и подзоры привезут на следующей неделе, и она приедет присмотреть, чтобы все было сделано правильно.

«Она такая милая женщина, – думала Мардж, – и таунхаус очень красивый. Мебель как будто специально сделана для этих комнат. И в нем очень уютно. Когда мистер Беннет еще не пропал, его присутствие словно бы наполняло особняк жизнью. Но бедная миссис Беннет, оставшись одна в огромном доме, кажется потерянной и жалкой».

Зачем фэбээровцы снова позвонили Мардж вчера вечером? Она уже говорила с ними два года назад. Что они имели в виду, когда сказали, что хотят просто задать ей несколько вопросов? Не думают ли они, что она причастна к исчезновению денег? «Нет, конечно, нет, – подумала она. – Пусть убедятся, взглянув на мой банковский счет».

«Я буду скучать по миссис Беннет и Эрику, – размышляла Мардж – Они всегда были так добры ко мне. Мистер Беннет тоже, – добавила она, мысленно защищая его, – но я его побаивалась. Когда он злился – ух, только держись! И гнев охватывал его неожиданно. Как в то утро, когда на обивке переднего сиденья его нового “Бентли” обнаружилось пятно, потому что шофер пролил кофе, пока ждал хозяина перед домом. Мистер Беннет уволил шофера на месте, а потом вернулся в дом и стал кричать на Роджера, дворецкого, который и порекомендовал этого шофера. “В следующий раз, если я найму одного из твоих тупых дружков и получу из-за этого проблемы, ты тоже вылетишь с работы”, – сказал он. Когда миссис Беннет напомнила: “Паркер, Роджер всего лишь позвонил в агентство, и они рекомендовали этого водителя”, – он накричал и на нее тоже. “Энн, ты когда-нибудь прекратишь относиться к прислуге как к своим друзьям? – рявкнул он. – Жаль, ты никак не можешь понять, что ты больше не девочка на побегушках в колбасном магазине своего отца!” Однако на следующий день он взял того же шофера на работу, извинился перед дворецким и купил миссис Беннет красивую булавку с бриллиантом. Я видела записку, которую он наколол на эту булавку. Там было написано: “Моей многострадальной возлюбленной”».

– Миссис О’Брайан, мистер Шелл просит вас пройти к нему.

Неспешной походкой Мардж проследовала за мужчиной в строгий кабинет Руди Шелла. Но, войдя в дверь, она с облегчением отметила, что сидевший за столом человек поднялся и с доброжелательной улыбкой приветствовал ее и пригласил присесть. «Он не собирается арестовывать меня», – подумала Мардж. Она быстро поняла, что арест – это последнее, что было на уме у агента Шелла.

– Миссис О’Брайан, прошло почти два года с тех пор, как вы беседовали с нашими агентами. Теперь, когда миссис Беннет переезжает в Нью-Джерси, собираетесь ли вы продолжать работать у нее?

– С сожалением должна сказать, что нет, – ответила Мардж. – Я всегда ухожу домой по вечерам. Но я не смогу ездить из Коннектикута в Нью-Джерси пять дней в неделю, и даже если б она захотела, чтобы я работала на нее с проживанием, я ни за что не согласна жить так далеко от моих внуков. Они – то, что держит меня дома.

Руди Шелл кивнул.

– Могу понять. Пожалуйста, не сочтите, будто я прошу вас проявить нелояльность, но, как вы, должно быть, знаете, Паркер Беннет разрушил множество жизней. Люди, которые доверились ему, потеряли свои дома, пенсионные накопления, возможность помогать родным. Но я прошу вас подумать. Не довелось ли вам услышать, как миссис Беннет или ее сын упомянули, что им известно, жив Паркер Беннет или нет?

Мардж сидела молча. Один такой случай точно был. Всего две недели назад. В тот вечер миссис Беннет кричала на Эрика. Но было бы нечестно рассказать об этом. Если только эти слова не были вызваны стрессом, в котором проходила теперь жизнь миссис Беннет, это означало, что несчастная женщина погружается в пучины раннего маразма. Энн Беннет много раз повторяла одно и то же, и это звучало просто безумно.

– Миссис О’Брайан, – голос Руди Шелла звучал ободряюще, – по вашему лицу я вижу, что вы пытаетесь решить, говорить мне что-то или нет. Пожалуйста, помните, что если Эрик Беннет и его мать не ведали о преступлении Паркера Беннета и никак к нему не причастны, мы готовы публично очистить их имена от сплетен. Ведь очень многие считают, что они оба были замешаны в этих махинациях. Но если вы слышали что-то, что может помочь нам вернуть украденные деньги, вы просто должны поделиться с нами этими сведениями.

Мардж нерешительно начала:

– Меньше недели назад после ужина я слышала, как миссис Беннет кричит на Эрика. Я не хотела подслушивать, но она кричала очень громко.

Ни в глазах, ни в выражении лица Руди Шелла не проявилось ни намека на эмоции.

– И что же она кричала ему?

– Я не могу точно передать ее слова, но там было что-то вроде того: «Эрик, я знаю, что твой отец жив, и ты это тоже знаешь! Передай ему, чтобы позвонил мне. Передай, что мне все равно, что он сделал. Скажи ему, чтобы позвонил мне!» – Мардж сделала глубокий вдох. – Но, понимаете, мне кажется, что миссис Беннет могла впасть в маразм, и возможно, она все это просто придумала себе.

– Может быть, – успокаивающим тоном промолвил Руди Шелл, – однако вы правильно сделали, что поделились этим со мной. Теперь я должен вас попросить: если вы будете беседовать с кем-либо из Беннетов, не рассказывайте им, что мы с вами встречались.

Когда за Мардж О’Брайан закрылась дверь, Руди откинулся на спинку своего кресла. «Я всегда считал, что этот парень замешан в деле, – подумал он. – Даже его мать так полагает. Но как нам теперь это доказать?»

13

В первую ночь в своем новом доме Энн Беннет спала допоздна. Когда она проснулась, голова у нее была ясной – Энн не ощущала такой ясности уже несколько месяцев. А может быть, с того ужасного дня, когда Паркер исчез со своей яхты.

Он отбыл тогда на выходные в Сент-Джон, где держал судно. Эрик должен был лететь на самолете вместе с ним, но задержался в офисе и мог приехать к отцу только на следующий день.

«Я умоляла Паркера подождать, пока Эрик не прилетит, чтобы выйти в море вместе с ним, – вспоминала Энн. – Он спросил меня: неужели я считаю его таким неумехой? Я достаточно хорошо понимала его, чтобы не сказать больше ни слова. В то утро он отчалил в одиночку. Море было неспокойным. Он так и не вернулся. Его яхту нашли разбитой о скалы в Тортоле».

Она сморгнула слезы, которые так часто проливала, думая о Паркере. Было девять часов утра, пора было вставать. Энн отбросила одеяло, накинула халат, сунула ноги в тапочки и спустилась вниз, на кухню. Она включила кофеварку «Кёриг» и подождала, пока не зажегся индикатор «можно наливать». Не прошло и минуты, как Энн поставила чашку на стол. «Что-то мне совсем не хочется есть», – подумала женщина.

Она выглянула в боковое окно, выходящее на подъездную дорожку. В доме напротив за кухонным столом сидел тот милый мужчина, Тони Руссо, который подошел поздороваться и представиться, когда Эрик вчера привез Энн сюда – через несколько минут после того, как прибыл фургон с вещами.

Тони сказал, что тоже только что въехал сюда и что собирается открыть пивной ресторан на Вэлли-роуд. «А еще он сказал, что не задержит нас, – просто хочет, чтобы я знала, что он каждый день будет разъезжать туда-сюда и что если мне понадобится какая-нибудь помощь, я могу не стесняться и звонить ему».

Лейн говорила, что сейчас изготавливаются жалюзи и что их установят на следующей неделе, когда прибудет покрывало и занавеси.

На кухонном столе у Руссо стоял компьютер. Энн быстро пересела, чтобы сосед не видел ее. «Если я буду сидеть здесь, мне не придется опускать жалюзи, – решила она. – Я буду опускать их только на ночь».

Она допила кофе и заварила еще одну чашку. Ожидая, снова подумала о словах, которые вырвались у нее, когда она кричала на Эрика на прошлой неделе: о том, что Паркер жив, и они оба это знают.

«Я выпила слишком много вина за ужином, – снова напомнила себе Энн. – Думая, что Паркер все еще жив, я, возможно, принимаю желаемое за действительное». Она по-прежнему чувствовала восторг, который ощутила много лет назад, когда Паркер позвал ее в свой кабинет и пригласил на ужин. Ее ужасно пугало, что с той самой встречи на ступенях подземки всем было очевидно, что она по уши влюбилась в него.

«Он был таким красивым и таким умным… В офисе ходили слухи, что он получил огромную годовую премию. В тот вечер после работы я отправилась прямо в магазин моих родителей, сказать маме и папе, что собираюсь пойти с Паркером ужинать. Мама была рада, папа не принял это всерьез. “Почему бы ему и не пригласить тебя? Ты, должно быть, самая симпатичная девушка в вашей компании. Если он будет вести себя как один из этих заносчивых бабников и попытается приставать к тебе, обещай, что сразу уйдешь из ресторана и поймаешь такси до дома”. Папа еще больше встревожился, когда увидел, что Паркер приехал за мной на машине. “Ты могла бы встретиться с ним у ресторана и вернуться домой на такси”. К тому времени, как полгода спустя мы с Паркером поженились, папа все еще не доверял ему. Ему не нравилось, что Паркер настоял, чтобы мы обвенчались в богатой церкви Святого Игнатия Лойолы на Манхэттене. Паркер сказал, что не хочет, чтобы его друзья добирались до нашей приходской церкви в Бруклине. Это была пышная свадьба, банкет устроили в “Плаза”. Папу злило, что Паркер взял на себя все расходы, даже оплатил покупку моего свадебного платья – сказав, что не хочет, чтобы я покупала что-нибудь на распродаже в “Мейсиз”. На папу он никогда не производил особого впечатления… Папа говорил: “Энн, меня пугает то, что в глубине души я чувствую: этот парень – жулик. Может, он и сделал кучу денег, но только жулик станет менять старое доброе имя Джозеф на то, что, по его мнению, звучит круто и показывает принадлежность к высшему классу».

Энн улыбнулась. «Когда папа хотел позлить Паркера, он называл его Джо. Мы были так счастливы вместе все эти годы… Каждое утро, уходя в офис, Паркер обязательно говорил мне, как он будет весь день скучать без меня. А я отвечала, что тоже буду скучать без него. Это была наша маленькая шутка. Даже в последний день, перед тем, как улететь в Сент-Джон, он сказал мне: “Я всегда буду страшно скучать по тебе”. Паркер не был религиозен. Что он имел в виду, когда сказал: “Я всегда буду страшно скучать по тебе”? Хотя время от времени Паркер ходил со мной в церковь, он уж точно не верил в загробную жизнь. Он считал, что когда мы умираем, то все заканчивается. Тогда что хотел этим сказать? И почему я кричала бедному Эрику, будто знаю, что его отец жив? Только ли потому, что в тот вечер выпила слишком много вина?»

Энн допила вторую чашку кофе и постаралась подавить ужасную и нежеланную мысль о том, что она вполне могла унаследовать интуицию своего отца.

14

Утром в понедельник Эрик Беннет вошел в офис Патрика Адамса, основателя фирмы по обеспечению финансовой безопасности, носившей его имя.

Бывший сенатор от штата Нью-Йорк, во время своего десятилетнего пребывания на этом посту Адамс практически на каждом заседании легислатуры в Олбани подмечал свидетельства коррупции, и это его злило. Решив уйти с должности и как-то решить эту проблему, Адамс открыл агентство финансовой безопасности. За два года он заработал громкую репутацию, успешно раскрывая обман не только в преступлениях, связанных с правительственными кругами, но также и в торговых делах с использованием закрытой информации.

Адамс был изумлен, услышав, что Эрик Беннет, сын знаменитого мошенника Паркера Беннета, договаривается о встрече. Как и большинство граждан, он полагал, что Эрик наравне со своим отцом причастен к краже денег из Фонда Беннета.

Адамсу исполнилось пятьдесят два года, он был крепко сложен и держал себя в форме; изрядно побитые сединой волосы до сих пор не начали редеть. Он буквально излучал ауру уверенности и производил внушительное впечатление.

Тот факт, что Беннет прибыл ровно в десять часов, настроил Адамса в его пользу. Он терпеть не мог людей, хронически опаздывающих повсюду. Однако ему не нравились и те, кто появлялся слишком рано. Это было признаком неуверенности, вызывающим подозрение.

Секретарь проводил Эрика в кабинет. Первое впечатление Адамса от посетителя было благоприятным. Беннет был одет в серый костюм хорошего покроя, манжеты его рубашки были застегнуты неброскими запонками с маленькими черными камнями. Он поздоровался с Адамсом вежливо-сдержанным тоном, и это оказалось неожиданностью – тот ожидал, что Беннет будет нервничать.

Получив приглашение сесть, Эрик занял стул прямо перед столом Адамса.

– Перейду прямо к делу, – спокойно произнес он. – Если только вы не слепоглухонемой – а я точно знаю, что нет, – мне не нужно пояснять, кто такой мой отец, Паркер Беннет, и в чем его обвиняют.

«Обвиняют, – мысленно хмыкнул Адамс. – А может, я точно знаю, что сделал твой отец?»

Его ответ Беннету прозвучал так же прямо:

– Да, мне известны все обстоятельства, связанные с вашим отцом.

– Что ж, тогда вам также известны и обстоятельства, связанные со мной, – тихо сказал Эрик. – В том, что я был вовлечен в это мошенничество, убеждены почти все. Вы согласны?

– Да, согласен.

– Тогда вы должны понять, к чему я клоню. Я абсолютно никак не причастен к краже. Мой компьютер буквально разобрали на части. Все детективные агентства, какие только есть в Америке, работали со мной. Ни одно из них так и не сумело доказать мою причастность. Я очень любил своего отца. Он был замечательным мужем для моей матери и великолепным отцом для меня. Я мог лишь сделать вывод, что он был несколько не в себе, когда совершал эти преступления.

– Это означает, что он был не в себе и пятнадцать лет назад, когда основал Фонд Беннета, – напомнил ему Адамс. – Любому очевидно, что с самого начала это была тщательно спланированная финансовая пирамида.

– Я понимаю это, – ответил Эрик, и в голосе его проскользнул намек на самозащиту. – Но ФБР так и не удалось найти никаких свидетельств того, что мой отец жив, равно как и узнать, куда исчезли деньги. Я хочу нанять вашу фирму, чтобы расследовать это дело.

– Вы понимаете следующий факт: если мы проведем следствие, оно вполне может привести к тому, что ваш отец проведет остаток жизни за решеткой?

– Понимаю, – отозвался Эрик. Голос его дрогнул, на глаза навернулись слезы. Но потом, вновь вернув себе присутствие духа, он продолжил: – Если мой отец жив, его нужно найти и, конечно же, вернуть обманутым вкладчикам деньги, которые он похитил.

– Или то, что осталось от этих денег, – сухо сказал Адамс. – Предупреждаю вас: если мы согласимся взяться за это дело, затраты будут очень большими.

– Знаю. Я успешный трейдер, и ситуация на рынке сейчас благоприятная. За два года, прошедшие с исчезновения моего отца, я жил очень скромно. И продолжу вести такой же образ жизни, однако благодаря этому я могу дать вам аванс в пятьдесят тысяч долларов. К тому времени, как вы его израсходуете, я смогу заплатить вам еще больше. Если я не смогу платить вам, вы просто приостановите следствие до тех пор, пока я не накоплю достаточную сумму.

Адам ощутил некоторое сочувствие к человеку, сидящему напротив. Но практичная сторона его натуры сразу же взяла верх над этими эмоциями.

– Что, если мы проведем следствие и обнаружим вашу причастность к обману?

– Тогда, я полагаю, вы передадите меня в руки федерального прокурора, – быстро ответил Эрик. – Однако я не боюсь такой возможности.

Гадая, знает ли он, во что ввязывается, Адамс протянул руку поверх стола и сказал:

– Мы возьмемся за это дело, мистер Беннет. И используем все возможные ресурсы, чтобы найти вашего отца живым или доказать его смерть, а также отыскать пропавшие деньги.

Произнося эти слова, Адамс осознал, что его весьма занимает идея получать плату за поиски пропавшего Паркера Беннета. Что же касается Эрика, он рассматривал сразу две возможности: либо тот полностью невиновен, как утверждает, и просто хочет изменить общественное мнение на этот счет, либо виновен, но настольно нагл, что считает, будто они с отцом тщательно все спланировали и теперь смогут избежать когтей закона.

Адамс понял, что расследования по инсайдерским торговым делам теперь выглядят как детская игра.

«Поиски Паркера Беннета будут намного сложнее», – с удовлетворением подумал он.

15

Он знал, что у него висят на хвосте. Он так спешил скрыться, что перевел большую часть денег с одного счета в швейцарском банке на другой. Номер нового счета он наклеил внутри музыкальной шкатулки, которую подарил Энн много лет назад. Но когда он успешно осуществил свой побег, он осознал, что, как это ни дико звучит, он взял с собой листок, на котором был записан только номер старого счета.

Теперь он с комфортом жил на острове Сент-Томас, в маленькой вилле на берегу Карибского моря. У него была новая яхта, далеко не такая большая и шикарная, как та, которую он бросил дрейфовать возле Тортолы, однако вполне удовлетворительная. Он успешно принял новую личность, которую создал для себя давным-давно, понимая, что она ему пригодится, когда настанет время бежать. Но деньги на старом счете скоро должны были иссякнуть. «Вода, кругом вода, ни капли для питья», – с горечью думал он.

На Сент-Томасе его знали как Джорджа Хокинса, отставного инженера, приехавшего сюда из Англии пятнадцать лет назад.

Каштановый парик, который он носил постоянно, изменил его внешность – как и темные очки и пластичный грим, который он умело накладывал, чтобы изменить форму носа.

Паспорт гражданина Великобритании давал ему возможность, если понадобится, сменить место жительства, причем немедленно.

Дешевый сотовый телефон – от такого не жалко и избавиться в случае чего – зазвонил в его кармане. Почти опасаясь ответить на вызов, мужчина все же нажал кнопку.

– Паркер, дорогой, – произнес женский голос; тон его был непререкаем. – Боюсь, мне скоро понадобятся еще деньги.

– Но я перевел лишний миллион долларов на твой счет три месяца назад, – запротестовал он. Как обычно, гнев сразу сменился страхом.

– Это было три месяца назад. Я заново отделываю свою квартиру, и мне немедленно нужно еще. Точную сумму я сообщу тебе, когда узна́ю ее от декоратора.

Она шантажировала его все два года. Он никак не мог отказать ей.

– Я перешлю тебе деньги, – холодно произнес он.

– Я знала, что ты это сделаешь, и хочу, чтобы ты знал: я держу язык за зубами. Пока, милый, я по тебе скучаю.

Он ничего не ответил. Вместо этого завершил звонок и долго сидел на веранде, глядя на Карибское море.

Был прекрасный солнечный день. Океан переливался синевой и зеленью.

Слабая рябь на воде отбрасывала блики на пляж возле виллы. Мужчине нравилось это место. Год за годом он тщательно выстраивал свою здешнюю личность. В частых поездках в Сент-Джон, отлучаясь под предлогом прогулок на яхте, он приезжал сюда. Он усердно культивировал британский акцент, и теперь это стало второй натурой. Друзья, которых он с умом выбрал за эти годы, были полностью убеждены, что он – тот, за кого себя выдает: застенчивый человек, вдовец, любящий парусный спорт. Он говорил им, что работает инженером в Англии. Все прошло без малейшей задоринки, когда он перебрался сюда два года назад и объявил, что вышел на пенсию и теперь будет жить на Сент-Томасе постоянно.

Помимо этого он играл в гольф, причем на удивление неплохо. Он ходил только на общественные поля – закрытые частные клубы могли вынудить ближе сойтись с другими игроками. «Близкое знакомство чревато неуважением, а в моем случае, возможно, и подозрением», – думал он. Один из тех, с кем он познакомился на общественном поле для гольфа, чтобы играть вчетвером, самозваный любитель всего английского, очень хотел обсудить с ним, сколько у него коллег-инженеров в окрестностях Лондона. Больше Паркер не посещал это поле.

Она знала, что он здесь. Она думала, что у него есть доступ ко всей сумме. Она собиралась доить его вечно. Она любила выпить. Он сам видел, как она напивалась в стельку. Нечасто, но тем не менее у нее была такая привычка. Было в высшей степени вероятно, что во хмелю она может ненамеренно выдать его.

Он не мог позволить этому тянуться и дальше. Пока он живет здесь, ему грозит опасность с ее стороны. Он никогда не думал, что может замыслить убийство человека, но отчаянные времена требуют отчаянных мер, как он сурово себе напомнил.

Это был невероятный риск, но ему нужно было вернуться, забрать номер счета из музыкальной шкатулки и – для полной уверенности в своей безопасности – пустить в ход запасной план и уехать в Швейцарию.

Он не планировал сегодня выходить под парусом, но когда что-то тревожило его, ему хотелось оказаться на яхте, почувствовать себя единым с морем и небом. В конце концов, он заслужил это удовольствие.

16

Элинор Беккер была секретарем у Паркера Беннета все тринадцать лет существования Инвестиционного фонда Беннета.

До этого она работала в той же брокерской фирме, что и Паркер. Как-то раз он подошел к ней и сказал, что собирается создать собственную компанию и хочет, чтобы она перешла к нему. В ту пору Элинор было пятьдесят лет, детей у нее не было.

Принять решение было совсем несложно. Паркер был обаятельным мужчиной и всегда был вежлив с ней. А брокер, у которого она работала, отличался переменчивостью настроения: по утрам он был чрезвычайно мил со всеми, но когда в половине пятого колокол извещал о закрытии торгов, он становился совершенно иным человеком, особенно если дела шли не блестяще. Про себя она именовала его «Джекил и Хайд». По вечерам он все время стоял у нее над душой с требованиями: «Вы уже это сделали? Почему нет? Вы отследили этот курс? Вы вообще что-нибудь можете сделать правильно?»

Элинор все время хотела спросить у него, почему бы ему не приберечь свои вспышки дурного настроения для жены? Но, конечно, этот вопрос так и остался незаданным. Вторая жена брокера, на двадцать пять лет моложе его, не потерпела бы такого обращения.

Поэтому Элинор с величайшим удовольствием подала заявление об увольнении и ушла работать на Паркера. Жалованье на новом месте было куда лучше. На рождественскую премию Элинор смогла заново обставить гостиную своего скромного домика в Йонкерсе. Когда Фрэнк, ее муж, заболел диабетом, Паркер взял с нее обещание, что все счета за лечение, не покрываемые страховкой, она будет пересылать ему.

«Я никогда не была причастна к финансовым делам компании, верьте или нет», – думала она, оправдываясь. Два года, прошедших с исчезновения Паркера Беннета, были постоянным кошмаром. Элинор знала, что ФБР считает, будто она причастна к обману. Они целыми часами допрашивали ее. И на прошлой неделе она в течение нескольких часов давала показания перед большой коллегией присяжных. Федеральный прокурор уведомил миссис Беккер, что она стала объектом расследования большой коллегии, и пригласил ее дать показания, если она пожелает. Она несколько часов совещалась со своим адвокатом, Гровером Джонсоном, взвешивая все «за» и «против» такого выступления. Он предупредил Элинор, что не сможет во время допроса находиться вместе с ней в комнате заседания коллегии. Его также очень тревожило, что все сказанное ею может быть впоследствии использовано против нее, если ее решат предать суду.

Элинор спросила Гровера, каковы ее шансы на то, что дело обойдется без суда, если она не явится на заседание коллегии. Он честно ответил, что тогда ее дело почти наверняка передадут в суд. «Тогда, Гровер, мне действительно нечего терять. Я намереваюсь сказать правду, и, быть может, они поймут, что я невиновна. Я собираюсь дать показания».

Прокурор расспрашивал ее почти безостановочно. Сейчас она воскрешала в памяти его вопросы и свои ответы.

– Миссис Беккер, правда ли то, что вы помогали убедить людей вложить средства в Фонд Паркера Беннета?

– На самом деле я их не убеждала, просто мистер Беннет поручил мне рассылку писем с приглашениями прийти и узнать больше о фонде.

– Как он выбирал этих людей?

– Часть моей работы заключалась в том, чтобы читать газеты и составлять список владельцев малого бизнеса или людей, которые получили некоторую известность в кругу своего общения.

– Какого именно рода известность?

– Ну, допустим, в газете появлялась заметка о небольшой фирме, празднующей свое пятилетие. Я записывала для мистера Беннета имя владельца и краткие сведения о нем.

– Сколько таких имен вы передавали ему в день?

– Иногда их могло было быть пять, иногда – двадцать.

– Что было дальше?

– У меня была готовая форма письма, которое требовалось отослать.

– Как выглядела эта форма?

– Поздравление человеку в связи с той причиной, по которой он или она были выбраны, приглашение в офис на чашку чая или кофе с мистером Беннетом.

– А что насчет победителей различных лотерей? Он писал им?

– Если они выигрывали всего пару миллионов долларов, то писал. От выигравших крупные суммы держался подальше. Он говорил, что вокруг них и так вьются люди, ворочающие большими деньгами, «как мухи вокруг меда». Он сказал, что заинтересован в том, чтобы делать деньги для мелких вкладчиков.

– Когда мелкий вкладчик приходил в офис, что происходило?

– Как вы, вероятно, знаете, у мистера Беннета был очень большой кабинет. Вокруг широкого кофейного столика стоял гарнитур – диван и удобные кресла. Перед обедом я приносила кофе и обсыпной кекс или пончики, а в послеобеденное время – чай и маленькие сандвичи.

– И что было дальше?

– Мистер Беннет сидел и разговаривал с этими людьми. Потом он просил меня принести какие-нибудь выписки по счетам тех людей, которые уже вложились в наш фонд. Конечно же, он просил меня замазать их имена.

– Но эти выписки демонстрировали, что счета вкладчиков приносят доход?

– Да.

– Каков был минимальный вклад, который он принимал?

– Десять тысяч долларов.

– Что было с новыми вкладчиками, когда они помещали свои средства в Фонд Паркера Беннета?

– Если, например, за год их десятитысячный вклад не приносил доход в десять процентов, вкладчик мог забрать и вклад, и тысячу долларов компенсации, которую выплачивал фонд. Но если вкладчик забирал свои деньги, он больше никогда не мог вложить их в Фонд Беннета.

– И часто люди забирали свои вклады из фонда?

– Нет, практически никогда. Они ежемесячно получали выписки по счетам, показывавшие им, на сколько вырос их вклад. Они оставались в фонде, потому что хотели, чтобы их деньги продолжали расти.

– А те вкладчики, которые уходили, получали обещанную десятипроцентную компенсацию?

– Да.

– Те вкладчики, которые оставались в фонде, обычно желали вложить в него больше своих накоплений?

– Да.

– И каков был средний прирост по их вкладам?

– Десять процентов.

– И через несколько лет Паркер Беннет начал привлекать богатых клиентов?

– О да, начал. Люди приходили к нему по своей инициативе.

– Когда это произошло, вы продолжали рассылать мелким вкладчикам письма с приглашениями?

– Да, но не так много, как было в первые годы.

– Почему?

– Потому что нам этого не требовалось. Уже имеющиеся вкладчики были довольны, и они рекомендовали Фонд Беннета своим друзьям, родственникам и коллегам. Фонд рос так быстро, что у нас не было времени на поиски новых вкладчиков.

– Вы работали в брокерских фирмах с тех пор, как вам исполнился двадцать один год. Эти доходы не казались вам подозрительно высокими?

– Я своими глазами видела, как гениально проявил себя Паркер Беннет в другой фирме. Я верила в него и верила ему.

– Вы не думали, что ваша зарплата и премии необычайно высоки?

– Я думала, что он очень щедр.

– Что вы подумали, когда он стал оплачивать счета за лечение вашего мужа?

– Я была ошеломлена.

– А когда ваш муж вынужден был уйти на пенсию из-за своей болезни, что вы подумали, когда Беннет оплатил кредит за ваш дом?

– Я не выдержала и заплакала.

Она знала, что прокурор намеревается отдать ее под суд.

– Нам с мужем пришлось взять еще один кредит, чтобы оплачивать его лечение, – добавила она.

Когда допрос наконец был окончен, Элинор вышла из комнаты в слезах. Гровер Джонсон, в тревоге ожидавший снаружи, обнял ее и попытался успокоить, а она всхлипывала:

– Мне кажется, они мне не поверили.

Было и еще одно. Они с Фрэнком пришли в ужас от того, сколько стоило нанять адвоката и сколько средств отнимало у них текущее дело. Фрэнк даже воскликнул: «Тот, кто сказал: “В раю нет адвокатов”, был прав!»

Сегодня днем Джонсон должен был сообщить им новости. Беккеры сидели на кухне и пили чай, пытаясь скрыть тревогу. Фрэнк за время болезни сильно похудел, но вокруг его глаз и губ по-прежнему виднелись морщинки, показывавшие, как часто он улыбается.

Однако сейчас на его лице не было улыбки, как и у самой Элинор. Ее руки дрожали, когда она подносила к губам чашку чая. Напряжение было настолько невыносимым, что в глазах у женщины постоянно стояли слезы. Неожиданный звук заставил ее вскрикнуть от страха. Звонил ее сотовый телефон. Определитель показывал, что звонок от Гровера Джонсона.

– Если это Джонсон, пусть говорит коротко, – предупредил Фрэнк. – Едва он набирает номер, счетчик начинает тикать.

– Миссис Беккер?

«Судя по голосу, он обеспокоен», – подумала Элинор и невольно сжала телефон крепче.

– Да.

– Миссис Беккер, мне очень жаль, но я вынужден сообщить вам, что большая коллегия проголосовала за то, чтобы отдать вас под суд как сообщницу Паркера Беннета.

17

В выходные погода стояла холодная, но ясная. Лейн сводила Кэти на каток в «Рокфеллер-Плаза». Сама она каталась неплохо, но у Кэти был просто прирожденный талант. Она встала на коньки год назад, и сейчас ничто не могло порадовать ее так сильно, как поход на каток. Эрик Беннет прислал Кэти записку, в которой благодарил ее за печенье и спрашивал, не печет ли она еще и овсяное печенье с изюмом. Это тоже его любимое лакомство. Завершалась записка строчкой: «Надеюсь вскоре увидеть тебя, Кэти. Твой друг Эрик Беннет».

Лейн он до сих пор не позвонил. Она гадала, была ли записка, адресованная Кэти, просто жестом вежливости, или же он действительно имел в виду, что вскоре собирается увидеть ее. Лейн тревожило то, что она с удовольствием еще раз сходила бы с ним поужинать. За последние несколько лет она время от времени встречалась с мужчинами, и ей это нравилось. Но никогда не ощущала в душе́ того эмоционального подъема, который испытала на свидании с Эриком Беннетом.

Вечером в воскресенье Лейн и Кэти сходили в кино и поужинали в «Макдональдсе», любимом заведении Кэти. В понедельник Глэди уведомила Лейн, что сделала несколько предварительных набросков и подобрала цвета, чтобы показать их «Салли» – так она именовала графиню де ла Марко.

– Встреча завтра утром в половине десятого, – сообщила она Лейн, – так что не опаздывай.

– Я всегда прихожу к девяти, Глэди, – удивленно ответила Лейн, – и вы это знаете. Или, если вы хотите, я могу встретиться с вами у ее квартиры.

Она знала, что ответом на это будет твердое «нет». Глэди любила подавать себя как леди-босса, за которой покорно следует ассистентка, несущая папку с набросками, образцы красок и тканей и книги об антикварной мебели и коврах.

– Встретимся в вестибюле, – сухо произнесла Глэди.

* * *

В девять часов пятнадцать минут следующего утра Лейн явилась в вестибюль дома на Пятой авеню и обнаружила, что Глэди уже здесь. Они подождали до двадцати семи минут десятого, потом Глэди попросила консьержа позвонить по домофону в квартиру графини де ла Марко и сообщить, что мисс Харпер уже здесь. «Обо мне ни слова, как обычно, – подумала Лейн. – С тем же успехом я могла бы быть невидимкой!» Это была типичная манера Глэди.

Мужской голос в домофоне ответил:

– Попросите ее подняться наверх, пожалуйста.

Когда они вышли из личного лифта графини, дворецкий уже ждал их у двери.

– Графиня примет вас в библиотеке, – уведомил он и повел их по коридору налево.

Графиня Сильвия де ла Марко сидела на диванчике, обитом красным бархатом. Перед ней на длинном столике со стеклянной столешницей стоял кофейник и три чашки. Она не поднялась, чтобы приветствовать их, однако ее улыбка была достаточно вежливой.

– Как мило с вашей стороны, – искренне сказала Глэди, когда дворецкий разлил кофе по чашкам. Однако, сделав всего несколько глотков, она перешла к делу.

– Мы не собираемся вносить серьезных архитектурных изменений, – уведомила она, взяв у Лейн портфель. – По моей оценке, смена декоративных элементов, включая несколько произведений искусства и старинных вещей, обойдется примерно в пять миллионов долларов. Я сделала предварительные наброски комнат этого этажа и того, как мы собираемся отделать их, чтобы создать гармонию, разнообразие и неповторимое изящество.

Графиня склонилась над набросками, внимательно изучая их один за другим.

Затем Глэди поднялась из-за стола.

– Полагаю, нужно просмотреть наброски, одновременно проходя по соответствующим комнатам. Но первым делом вам нужно заняться нашим контрактом и перечислить два миллиона долларов, необходимых для его подписания.

Лейн посмотрела на графиню, но та даже не моргнула накладными ресницами.

– Замечательно, – отозвалась Сильвия. – Встретимся с вами в студии. Но сначала мне нужно сделать важный телефонный звонок.

Когда они шли по коридору, Глэди хмыкнула:

– Как ты думаешь, почему она зовет гостиную «студией»? – Не дождавшись ответа от Лейн, продолжила: – Можешь поставить в заклад свою жизнь, что она почерпнула это название из какого-нибудь дрянного романчика девятнадцатого века.

В течение нескольких секунд они стояли у дверей самого большого помещения в квартире.

– Не все то золото, что блестит, – пробормотала Глэди с плохо скрываемым презрением, рассматривая занавеси из узорчатой желтой парчи с тяжелыми золотистыми кистями.

– Да ну, Глэди, – возразила Лейн. – Она знает, что это место отделано безвкусно, и именно поэтому платит вам уйму денег за переделку. Вспомните, какой довольный у нее сегодня был вид.

Как обычно, когда она высказывала несогласие с Глэди, та выразительно приподняла брови.

– Лейн, тебе нужно научиться тому, что не следует считать любого, с кем ты знакомишься, своим будущим другом. Графиня рассказывает любому, кто готов выслушать, о том, что это место было отделано с такой кричащей пышностью потому, что ее предшественница, вторая графиня де ла Марко, пожелала видеть его именно таким. Но на самом деле все знают, кто заказал тут все до мельчайшей детали. Именно так Салли Чико представляла себе жизнь высшего класса, и в светской хронике на этот счет немало прохаживались. Она часто устраивает вечеринки, и как-то прочла, что эту комнату называют «золотой клеткой Сильвии».

Стоя позади Глэди, Лейн видела, что графиня приближается к ним по коридору.

– В каких тонах вы предполагаете отделать эту комнату? – спросила Лейн у Глэди чуть более громко, чем это было необходимо.

На мгновение та застыла в недоумении, потом осознала, что Лейн предупреждает ее о том, что надо перестать ругать выгодную клиентку. Не медля ни секунды, Глэди ответила:

– Эта комната станет прекрасным помещением, воистину достойным графини.

Было понятно, что де ла Марко расслышала и распознала сарказм в голосе Глэди. Глаза графини сощурились, и дружелюбный тон, которым она разговаривала в библиотеке, пропал из ее речи.

– Я вполне могу ожидать, мисс Харпер, что за такую плату вы сможете создать достойную меня обстановку.

«Глэди следует быть осторожнее, – подумала Лейн. – Но она права. Под этими приятными манерами прячется та еще стерва».

Конечно же, недружелюбие графини ничуть не напугало Глэди.

– Графиня, если вам кажется, будто цена переделки вам не по средствам, я с радостью соглашусь на то, чтобы отменить нашу договоренность.

– В этом нет необходимости, – бросила графиня, развернулась на каблуках и пошла прочь.

Когда графиня оказалась за пределами слышимости, Глэди спросила:

– А ты заметила, что она даже не моргнула, когда я озвучила ей стоимость работы? Несомненно, у нее есть дружок, который платит за все.

– Я искала информацию об этом, – признала Лейн. – Она пыталась получить больше, чем ей положено по брачному контракту, но у нее ничего не вышло.

– Знаю. Сумма ее дохода жестко ограничена. Но говорят, что семейство сумело поместить изрядное количество денежек, принадлежавших графу, в трастовый фонд, воспользовавшись его маразмом. Салли получает относительно немного – недостаточно для того, чтобы вот так разбрасываться деньгами. Ты видела: едва я сообщила ей конечную сумму, она сказала, что ей нужно позвонить. У нее явно есть новый дружок с большими бабками. Полагаю, это какой-нибудь русский миллиардер.

Не переводя дыхания, Глэди продолжила:

– Конечно, она много лет была подружкой Паркера Беннета. Может быть, до того, как он исчез, она припрятала изрядно деньжат, которые получала от него.

18

Джонатан Пирс, он же Тони Руссо, с усмешкой смотрел, как фургон с надписью «Эйч&Эл секьюрити» паркуется у обочины напротив таунхауса Энн Беннет. Охранная система в доме уже была установлена. Джон знал, что сейчас службу обеспечения безопасности вызвали для того, чтобы удостовериться в отсутствии «жучков» в новом жилище Энн.

Он видел, как несколько часов назад Эрик Беннет вошел в таунхаус. Это было необычно. За те десять дней, что миссис Беннет жила здесь, у Эрика уже сложилось четкое расписание визитов: он ужинал с матерью через день. «По крайней мере, он заботливый сын, надо отдать ему должное, – подумал Джон. – Но если он невиновен, зачем ему так сильно беспокоиться о наличии “жучков” в таунхаусе? Быть может, он боится, что его мать обмолвится о чем-либо, связанном с местонахождением его отца или пропавших денег?»

За минувшую неделю Джону удалось наладить что-то вроде приятельства с Энн Беннет, не проявляя при этом навязчивости. Почту обычно привозили около девяти часов утра. Он ждал, пока подъедет почтовый грузовичок, и выходил забрать почту, и именно в это время дверь таунхауса Энн Беннет, как правило, отворялась. У Джона сложилось впечатление, что женщина высматривает почтальона. Быть может, она ждет каких-нибудь вестей от мужа?

Джон пытался вычислить распорядок дня Энн. Утром в воскресенье она ушла из дома в четверть десятого. Он проследил за ней до церкви Непорочного Зачатия, куда женщина пошла ради воскресной мессы. Несколько дней спустя она посетила местную парикмахерскую. Джон знал, что ее изгнали из числа клиенток роскошного нью-йоркского салона, и после этого парикмахер приходил к ней на дом.

Быть может, она рассчитывает начать все заново здесь, в Нью-Джерси? Джон надеялся, что это действительно так – если, конечно, она непричастна к исчезновению денег.

Он украдкой покосился влево. Он сидел за кухонным столом, который превратил в рабочий. На день Энн Беннет поднимала жалюзи, и Джон знал, что чаще всего она сидит в кресле так, чтобы не оказаться лицом к его окну. Но иногда она забывала об этом, или ей просто было все равно.

Ее сын никогда не приезжал раньше шести часов вечера. Помимо него, за эту неделю в доме появлялась только ассистентка декоратора, Лейн Хармон. Она приезжала дважды.

Джон просмотрел сведения и о ней. Лейн была дочерью покойного конгрессмена, а ее отчим был очень влиятельным газетным обозревателем. С ее стороны было бы очень глупо как-то связываться с семейством Беннетов. Может быть, даже опасно. Если Энн Беннет невольно обмолвится при ней о том, где скрывается ее муж, Лейн это не сулит ничего хорошего.

Телефон агента зазвонил. Вызывал Руди Шелл.

– Что-нибудь есть, Джон?

– Я только что видел, как в таунхаус Беннетов вошел человек, притворяющийся, будто он из фирмы по установке сигнализации. Я уверен, что он приехал, чтобы проверить дом на «жучки». Я проберусь в таунхаус в воскресенье утром, когда Энн Беннет снова уйдет в церковь.

– Как часто там бывает ее сын?

– Через день, по вечерам, приезжает поужинать, насколько мне удалось отследить.

– А кто готовит ужин? – последовал немедленный вопрос.

– Когда Эрик приезжает в Нью-Джерси, ужин доставляют из какого-нибудь хорошего ресторана. На следующий день Энн, похоже, ужинает тем, что осталось от накануне.

– А что насчет домоправительницы?

– Пока ничего. Но здесь во многих домах производит уборку клининговая фирма. Вчера они звонили ей в дверь. Меня не удивит, если Энн их наймет. Предполагаю, что она, возможно, не хочет брать постоянную экономку.

– Это очень плохо. Было бы интересно услышать то, что она может сказать экономке. – И Руди Шелл закончил разговор обычной краткой фразой: – Держите меня в курсе.

19

Шон Каннингем встревожился, узнав из утренних новостей по телевизору, что Элинор Беккет предстанет перед судом по обвинению в пособничестве Паркеру Беннету. За последние два года он много раз навещал Элинор в связи с этим делом. Познакомившись с нею, он уверился в том, что единственное ее преступление заключалось в слепом доверии к Паркеру Беннету. Обвинение означало, что ее вызовут в суд, потребуют внести залог и ей придется и дальше платить адвокату. А само судебное заседание может состояться и через год, и через два. За это время тревога и тяжесть расходов могут окончательно сломить ее – и физически, и психологически.

Шону не раз приходилось работать с пациентами, имевшими такого рода проблемы. Если каким-то чудом Элинор и оправдают, будет слишком поздно исправлять нанесенный всем этим ущерб. Она будет эмоционально опустошена и останется практически без денег.

Шон решил позвонить Элинор и спросить, может ли он навестить ее завтра после обеда.

На сегодня у него уже была намечена встреча с Рейнджером Коулом. Шон звонил Рейнджеру каждый день после похорон Джуди. Тот не отвечал ни на звонки, ни на оставленные на автоответчике сообщения. Но вчера днем он наконец перезвонил Шону и сказал:

– Извините, доктор, вы очень добры, что беспокоитесь обо мне. Мне нужно было позвонить вам раньше.

Голос его был монотонным и безжизненным.

– Я волновался за вас, Рейнджер, – прямо сообщил ему Шон. – Я знаю, каково это – потерять жену. Моя жена умерла девять лет назад. Первый год – самый худший. Но, поверьте мне, со временем вам станет легче. Вы не против, если я заеду к вам завтра, примерно в три часа дня?

– Да, конечно, если хотите, приезжайте.

Сейчас Шон посмотрел на часы. Половина десятого. Это значило, что у него есть пять часов для работы над книгой, которую он писал. Она была озаглавлена «Реакция на стресс».

Шон не приводил в книге ничьих настоящих имен. Он едва начал работу над ней, когда выяснилось, что Инвестиционный фонд Беннета был мошенничеством. Благодаря этому Шон получил более чем достаточно примеров для раздела о резких переменах в финансовом благополучии. Другой раздел был посвящен реакции на смерть близких. «Я попадаю в обе категории», – подумал Шон, глядя на стоящую на столе фотографию в рамке. Она была сделана, когда они с Ноной были в Монако. Они гуляли около дворца, проходивший мимо фотограф сделал снимок и продал его им.

«Это был один из самых прекрасных дней в жизни, – вспоминал Шон. – Яркое солнце, тепло, но не жарко. На фотографии мы стоим, держась за руки и улыбаясь». Для него этот снимок был символом их совместной жизни. «Я ужасно скучаю по Ноне, – думал он, – и временами мне приходится напоминать себе, что я должен быть благодарен за эти сорок пять чудесных лет, проведенные с ней».

Шон встал и начал беспокойно расхаживать по комнате. Его квартира находилась в Нижнем Манхэттене. Из окна была хорошо видна Статуя Свободы – зрелище, которое неизменно поднимало ему настроение. Шон знал, что сегодня у него есть веские причины для тревоги. За последние два года Рейнджер Коул и Элинор Беккер стали его близкими друзьями, и обоим сейчас предстояло пройти тяжелый путь.

Шон потянулся и вернулся к столу. Ровно в час дня он пошел на кухню и разогрел овощной суп с мясом, который экономка приготовила ему на обед. Отнес тарелку на рабочий стол и начал есть суп, думая о том, что сегодня работа над книгой идет тяжело. Он не мог сосредоточиться на примерах, которые выбрал для этой главы. Сейчас Шон чувствовал себя на все свои семьдесят лет. И было облегчением ровно в половине третьего отложить ручку и достать из шкафа пальто, шарф и перчатки. Пять минут спустя он уже быстрым шагом направлялся к подземке. Две остановки до 42-й улицы, где на пересечении с Восьмой авеню в многоквартирном доме жил Рейнджер.

* * *

Рейнджер Коул жалел о том, что согласился встретиться с доктором Каннингемом. Он не хотел снова слышать о том, что жена доктора умерла, но потом стало лучше. Рейнджер знал, что ему никогда не станет лучше. Он пересыпал немного праха, оставшегося от тела Джуди, в маленький пузырек, где когда-то хранились ее болеутоляющие таблетки. Повязав вокруг горлышка флакончика шнурок, Коул повесил его себе на шею. Это позволяло ему чувствовать себя ближе к Джуди. Именно это ему было нужно.

Зазвенел дверной звонок. «Не буду отвечать», – решил Рейнджер. Но Каннингем был настойчив. Он снова и снова нажимал на кнопку звонка. Потом крикнул:

– Рейнджер, я знаю, что вы дома. Откройте, нам надо поговорить!

Коул сжал пузырек в кулаке и заорал в ответ:

– Оставьте меня в покое! Уходите! Я хочу побыть наедине с Джуди.

20

– Принадлежности для спальни Энн Беннет будут доставлены в среду. – Такими словами Глэди встретила Лейн утром в понедельник. – Тебе лучше отправиться туда и присмотреть, чтобы все было сделано именно так, как я запланировала.

Голос у нее был недовольным, но Лейн считала, что знает причину этого.

За эту работу они не получали платы. И хотя Глэди планировала впихнуть расходы в счет, который она потом предоставит графине, Лейн понадобится присутствовать в Нью-Джерси и следить за установкой оконных карнизов, дабы убедиться, что в цветовую схему не будет внесено никаких ошибок. Глэди передала на разработку Лейн кое-какие детали заказов, сделанных не столь крупными клиентами, и теперь ее злило, что Лейн приходится тратить время на таунхаус Энн Беннет.

Лейн испытывала по этому поводу смешанные чувства. Ей нравилась Энн, с ней было приятно общаться. С другой стороны, Эрик Беннет больше не звонил ей. Почти наверняка утром в будние дни он не бывает в доме своей матери, но тем не менее такая перспектива пугала.

«Будет неудобно столкнуться с ним. В этом и проблема дружеских отношений, к которым примешиваются деловые, – думала Лейн. – Лучше держаться от них подальше».

– Ты явно не слышала то, что я сказала. Мне повторить? – саркастически спросила Глэди.

Лейн вздрогнула и извинилась:

– Простите, Глэди, я задумалась.

– Я сказала, что тебе следует там быть в одиннадцать, чтобы проследить за установкой. Когда работа будет завершена, не позволяй Энн Беннет убедить тебя остаться на обед.

«Если она скажет мне снова перекусить в “Мак-Авто”, я откажусь», – подумала Лейн. Но Глэди в кои-то веки осознала, что зашла слишком далеко.

– Я хочу сказать – пообедай где-нибудь еще после того, как уедешь от нее. Ты ничего не услышишь от нее, кроме пылких уверений в том, что ее муж невиновен.

Потом лицо Глэди стало серьезным.

– Лейн, мы знаем, что графиня Ля-ля-ля после смерти графа получила не так уж много денег. И если у нее появился дружок-миллиардер, никто не знает, кто он. Значит, остается ее «папик», Паркер Беннет. – Глэди хмыкнула. – Если он жив и она доит из него деньги, я могу предположить, что рано или поздно он дойдет до края – и тогда будет безжалостен. И не забывай, что у него есть сын, который тоже может быть безжалостен, если речь идет о сохранении краденых денег.

В ту ночь Лейн спалось плохо. Как обычно, она легла в десять часов и даже уснула, но пробудилась в полночь и лежала, широко раскрыв глаза, чувствуя напряжение во всем теле.

В три часа ночи она по-прежнему не спала и вздрогнула, увидев, как открывается дверь ее комнаты. Но это была всего лишь Кэти.

– Мне приснился плохой сон, – тихо сказала девочка, забираясь на кровать и прижимаясь к Лейн.

– Расскажи про этот сон.

– Мне снилось, что я тебя ищу, а тебя нигде нет. Я искала, искала, и мне было страшно.

– Солнышко, где бы ты ни была, обещаю, я буду с тобой.

Но, произнося это обещание и чувствуя, как Кэти успокоенно расслабляется, Лейн вспомнила, что в детстве видела такой же сон.

В том сне она бегала по дому, ища своего отца. Это было после того, как он погиб в авиакатастрофе в Калифорнии «Если что-нибудь со мной случится, никто не сможет дать Кэти эмоциональной поддержки, которая ей нужна».

Ее мать, конечно же, с радостью приняла бы Кэти. Но Лейн знала, что ее отчим, Дуайт, будет недоволен появлением маленькой девочки в его доме.

«Значит, надо постараться, чтобы в следующие лет двадцать со мной ничего не случилось, – решила Лейн. – И, Господи милосердный, пусть ничего не случится с Кэти».

Крепче обняв дочь, она снова погрузилась в сон.

21

Утром во вторник Паркер Беннет налил себе вторую чашку кофе и снова обдумал свой план.

Не следует действовать в спешке. Именно из-за спешки он взял с собой не тот номер счета, когда бежал из страны.

Несмотря на то, что Паркер долгие годы успешно пудрил всем мозги, он сделал ту ужасную ошибку, потому что запаниковал, предвидя скорое разоблачение. Он больше не мог позволить себе ни единого промаха.

Он скажет своим друзьям на Сент-Томасе, что его отзывают обратно в Англию для работы над важным правительственным проектом. Он дал подписку о неразглашении и не может обсуждать с ними подробности.

Он распорядится, чтобы экономка приходила в дом раз в две недели, дабы не было никаких намеков на то, что он уехал навсегда. Он устроит так, чтобы банк ежемесячно оплачивал ее жалованье, коммунальные расходы и налоги.

Он оставит яхту пришвартованной в доке и накрытой чехлом.

Со своего ноутбука Беннет исследовал недвижимость, выставленную на продажу в Швейцарии. Одна вилла привлекла его внимание. Она находилась вблизи Женевы, и это значило, что он может без труда попасть оттуда в аэропорт или на вокзал. Паркер не собирался оставаться в Швейцарии на всю зиму. Но когда он поселится там, то наверняка будет часто ездить на отдых во Францию. Ему, конечно же, будет не хватать яхты. «Неважно, – сказал он себе. – Ты всегда можешь приобрести яхту на Ривьере».

Конечно, всегда есть опасность столкнуться с кем-нибудь из прежних дружков с Уолл-стрит. Но пока что маскировка не подвела его, несмотря на то что его фотографии регулярно появлялись в газетах и журналах.

Он прошел к входной двери и взял с крыльца «Уолл-стрит джорнэл», «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк пост» и «Вёрджин Айлендс дейли ньюс». Вернувшись к столу, первым делом развернул «Таймс». Потом с тревогой прочел заголовок на правой странице разворота: «Секретарша Паркера Беннета предстанет перед судом как его сообщница».

«Элинор не имела к этому никакого отношения, – думал он, – ни малейшего». Конечно, он ничего не мог сделать, чтобы помочь ей, но ему было искренне жаль ее. Она сделала все, чтобы ему было легче заманить своих первых клиентов. Он знал, что ее, должно быть, постоянно допрашивает ФБР и Комиссия по ценным бумагам и биржам. Может быть, если повезет и Элинор сможет пройти проверку на детекторе лжи, это поможет ей на суде.

За те тринадцать лет, что она работала на него, был только один момент, когда Паркер мог выдать себя. Тогда он выронил из своего бумажника карточки, а вместе с ними – британское водительское удостоверение с четко различимым на нем именем «Джордж Хокинс». Беннет полагал, что Элинор вряд ли взглянула на это имя и запомнила его. Но если она вспомнит и поймет, что это не американские водительские права, это может навести детективов на его след.

А если Сильвия швыряется деньгами в таком же темпе, в каком требует их от него, то для фэбээровцев это может стать сигналом. Он знал о слухах относительно того, что они с Сильвией состояли в романтических отношениях.

«Романтических», – с отвращением подумал Паркер. Он сглупил, нося с собой квитанцию на покупку резиновой лодки с навесным мотором, которую приобрел для того, чтобы сбежать с яхты. На квитанции значилось имя «Джордж Хокинс», адрес на Сент-Томасе и номер телефона. Должно быть, Сильвия обшарила его бумажник, когда он остался у нее в ту последнюю ночь. Всего через несколько дней после того, как он поселился на Сент-Томасе, она позвонила ему и сразу же поинтересовалась: «Я имею честь беседовать с мистером Джорджем Хокинсом?» Именно с этого начался шантаж.

Поскольку она знала его новое имя и местонахождение, он не мог в тот момент сказать «нет» на то, что, как он понимал, должно было стать постоянными требованиями все новых и новых сумм. Ему нужно было соблюдать осторожность и делать это так, чтобы переводы, если их обнаружит ФБР, выглядели совершенно легальными.

Паркер позвонил своему агенту в швейцарском банке, не раз помогавшему с деликатными задачами. Как обычно, Адольф все уладил. Он создал холдинговую компанию на имя Эдуардо де ла Марко, покойного супруга Сильвии. Каждый раз, когда Паркер посылал ей деньги, Адольф сначала переводил их в холдинговую компанию, а потом та направляла сумму графине де ла Марко. Он надеялся, что если эти выплаты обнаружат, то следствие сочтет, будто это часть ее наследства.

Паркер неохотно развернул «Пост», зная, что арест Элинор будет во всех новостях. Это оказалось хуже, чем он ожидал. Фотографии его и Элинор были размещены рядом на первой странице. Заголовок гласил: «Секретарша Паркера Беннета отдана под суд».

Фото Элинор было сделано после внесения ею судебного залога. По щекам ее текли слезы, она сжимала руку своего мужа Фрэнка так, как будто боялась упасть.

«Она ужасно выглядит», – подумал Паркер с ноткой сочувствия.

Потом он изучил собственную фотографию.

Этот снимок был сделан на благотворительном ужине, где он был почетным гостем. Фотография была увеличена, и, изучая ее, Паркер осознал, насколько прозрачной была его маскировка. Охваченный страхом, он подошел к зеркалу, висящему над камином в гостиной, и поднял газету так, чтобы снимок оказался рядом с его лицом. На нем был каштановый парик – для Паркера уже стало рефлексом надевать его сразу после душа. Конечно же, парик менял его внешность, но если кто-то присмотрится повнимательнее, этого будет недостаточно. Он уже приклеил по сторонам носа накладки из пластического грима, меняющие его форму. Сейчас на нем не было темных очков, которые он постоянно носил вне дома, но в очках или без очков, зоркий наблюдатель вполне мог его опознать. Паркер вернулся к столу. Кофе в чашке совсем остыл, но он этого не заметил.

Сегодня на море было волнение, а метеоролог по радио предупредил о том, что к вечеру ожидается шторм. Хороший день для игры в гольф. Поле «Мелкий риф», куда в последнее время ходил Паркер, было его любимым. «Возможно, потому, что здесь мне удается сделать минимум ударов, – признал он и решил: – Поеду туда сегодня утром». Мысль о том, чтобы остаться дома и весь день провести в тревоге, была невыносима.

Когда в одиннадцать часов он прибыл на поле, то с беспокойством увидел там Лена Стэйси, знакомого, который доставал его вопросами о том, кого из английских инженеров он знает.

К неудовольствию Паркера, Стэйси приветствовал его как давнего друга:

– Джордж, ты как раз вовремя. Нам нужен четвертый для партии. Ты, я и еще двое ребят, с которыми мы играли в прошлый раз.

«И он четыре часа будет задавать мне вопросы», – подумал Паркер.

– Я сегодня собирался заниматься только отработкой ударов, – ответил он, надеясь, что его голос звучит достаточно разочарованно.

– Плохо, – вздохнул Стэйси. – А может, условимся провести игру попозже на этой неделе?

Паркер понял, что его загнали в угол. Он никак не мог отказаться от встречи, не проявив открытой грубости – а это могло бы привлечь нежелательное внимание.

– В пятницу вполне сойдет.

«Надо было сказать этому типу, что я уезжаю, – подумал он. – Но сколько вопросов он задал бы тогда?»

Потом Паркер осознал, что на стойке рядом с тем местом, где стоял Стэйси, лежал экземпляр «Нью-Йорк пост». И еще Беннет заметил, что Стэйси, дружески помахав ему рукой, взял газету, посмотрел на первую страницу, а потом повернулся, чтобы снова взглянуть на него.

22

Утром в среду Лейн неохотно поехала в таунхаус Энн Беннет, чтобы проследить за работой установщиков. День был пасмурный; дождя не было, как и настоящего мороза, однако в воздухе разливался неприятный холодок.

Лейн выехала достаточно рано, чтобы с гарантией прибыть на место до одиннадцати часов, когда должна будет появиться бригада. Но когда она позвонила в дверь и Энн Беннет открыла ей, Лейн с удивлением увидела, что та все еще одета в пижаму.

– Миссис Беннет, быть может, мы выбрали не подходящее вам время для того, чтобы установить в вашей спальне все нужное? – спросила Лейн.

– Нет, конечно нет. Входите, Лейн.

Едва та переступила порог, Энн быстро закрыла за ней дверь.

– Я так легко простужаюсь, – пробормотала она. – Поднимусь наверх и оденусь, пока не приехали рабочие. Кофейник горячий; если хотите, можете налить себе кофе.

Не успела Лейн ничего ответить, как миссис Беннет повернулась и поднялась на второй этаж.

«Бедняжка совсем ушла в себя, – подумала Лейн. – Интересно, не было ли причиной тому обвинение в адрес секретарши Паркера? Хотя Эрик даже не упомянул об этом, когда мы с ним ужинали. Но, конечно, ее арест вызвал новый взрыв публикаций по этому делу. Должно быть, больно видеть фотографию мужа на первой странице газеты и читать, как его называют мошенником».

Десять минут спустя приехал Алан Грин с двумя помощниками. Алан был владельцем компании, которая изготовила покрывало, подзоры и занавеси и поменяла обивку кушетки и изголовья кровати. Обычно он не являлся лично на работы такого рода, но когда в деле участвовала Глэди, он всегда старался сам присмотреть за всем.

Грин приветствовал Лейн как старый знакомый:

– Привет, Лейн. Как поживает Ее Императорское Величество?

– Неплохо, Алан.

– Чрезвычайно рад. Это самая крупная срочная работа, какую она нам поручала. Ты собираешься принять ее у нас?

– Да, так что лучше вам сделать все идеально.

Оба рассмеялись.

Лейн вспомнила несколько случаев, когда Глэди обрушивала на Алана свой гнев. «Это не те кисточки, которые я заказывала для подушек, Алан. Вы можете хоть что-нибудь сделать как следует?» – «Глэди, – терпеливо отвечал Алан, – вам были предоставлены на выбор два образца, и вы выбрали этот. Видите вашу подпись под образцом?»

В Алане Лейн подкупало, в частности, то, что он мог переиграть Глэди в ее собственной игре. Он заставлял ее расписываться на карточке за каждый заказ и прикреплял эту карточку к образцу ткани или кистей, которые она выбрала.

Грин направился было наверх вместе со своими помощниками, но Лейн остановила его.

– Лучше подождите, я посмотрю, оделась ли миссис Беннет. Я сейчас проверю.

Дверь спальни была открыта. Лейн изумилась, увидев, что Энн лежит на неубранной постели, закрыв глаза.

– Миссис Беннет, вы больны? – спросила она, встревоженная невероятной, какой-то призрачной бледностью на лице женщины.

Энн открыла глаза.

– Нет, я в полном порядке. Я пойду в другую спальню и отдохну там. Вы справитесь без меня? Я хочу сказать, если надо расписаться, принимая работу, просто сделайте это за меня.

– Конечно.

Лейн обеспокоенно смотрела, как пожилая женщина с трудом встает на ноги. Повинуясь мгновенному порыву, она предложила ей руку, и миссис Беннет приняла ее, словно бы даже не заметив этого.

– Я оденусь позже, – сказала Энн, когда они медленно шли по коридору.

– Конечно, – успокаивающим тоном отозвалась Лейн. – Я вижу, вы не выпили свой кофе. Быть может, вам принести еще чашечку?

– Нет, не сейчас, спасибо. – В гостевой комнате миссис Беннет сразу улеглась на кровать и вздохнула. – Пожалуйста, закройте дверь, Лейн, – попросила она слабым усталым голосом.

– Постарайтесь отдохнуть.

Лейн тихо вышла из комнаты. «Энн плохо выглядит, – с тревогой подумала она. – Может быть, надо позвонить Эрику?» Однако она отложила это решение на потом. Нельзя было задерживать Алана и его бригаду.

Час спустя хозяйская спальня преобразилась. Густой синий цвет стен, подчеркнутый белыми панелями, создавал великолепный фон для белого покрывала и синего кроватного подзора – в тон стенам. Занавеси, ламбрекены, подзор для трюмо и кушетка-шезлонг довершали сине-белую тему своим изящным цветочным узором.

Спальня сразу сделалась уютной и очаровательной.

– Просто великолепно! – воскликнула Лейн. Алан улыбнулся.

– Передайте Глэди, что не нужно больше бомбардировать нас звонками: «Я хочу, чтобы это было сделано еще вчера!»

– Передам, – пообещала Лейн.

– Впрочем, не говорите ей этого. Я слышал, что она заполучила в клиенты графиню Сильвию де ла Марко. Я хочу поучаствовать в этом спектакле, так что скажите Глэди, что мы всегда рады трудиться в сжатые сроки, если это ей нужно.

– Это ваше окончательное послание?

– Конечно, хотя вы можете добавить, что она – лучший дизайнер интерьеров, которого я знаю, и я горд, что работаю на нее. – Он сделал паузу. – Да, так сойдет.

Был почти полдень, когда Алан со своей бригадой уехал. Лейн не знала, что ей нужно делать. Если Энн Беннет спит, ее не следует беспокоить. С другой стороны, если она настолько больна, как выглядит, будет неправильным оставить ее одну.

Нужно рискнуть и проверить. Еще раз окинув оценивающим взглядом преображенную комнату, Лейн прошла по коридору и осторожно постучалась в дверь гостевой спальни. Услышав слабое «войдите», она открыла дверь.

Миссис Беннет была полностью одета. Она наложила на лицо немного косметики, отчасти замаскировав призрачную бледность. Но Лейн видела усталость в ее ввалившихся глазах.

– Мне лучше спуститься вниз. Если у Эрика сегодня пораньше закончится совещание, он приедет пообедать, – сказала Энн чуть более оживленным тоном.

– Рада за вас, – искренне отозвалась Лейн. Но она точно знала одно: ей не хочется встречаться с Эриком Беннетом. – Мне нужно ехать, – добавила она. – Глэди ждет меня в офисе к часу дня.

– Но вы, конечно же, сможете выделить полчаса на то, чтобы поесть, – запротестовала Энн. В этот момент коротко звякнул дверной звонок, и входная дверь открылась.

Как Лейн и боялась, это был Эрик. Он был одет в пальто-тренч с поднятым воротником, волосы у него были взъерошены от ветра. Он нес пакет с какими-то покупками. Увидев ее, улыбнулся и произнес:

– Здравствуйте, Лейн. Кэти получила мое письмо?

– Да, получила. Это было очень мило с вашей стороны.

– Она умеет печь овсяное печенье?

– Теперь умеет. Но мне нужно ехать.

– Вы не можете взять и уехать. Я привез обед для нас троих. Вы выедете отсюда через сорок пять минут, обещаю, потому что к этому времени мне тоже нужно будет ехать.

Энн Беннет выжидающе посмотрела на нее.

– Пожалуйста, останьтесь. Лейн. Я так ждала, когда вы нас навестите…

Лейн вспомнила предупреждение Глэди, но решила не обращать на него внимания и сказала:

– С радостью останусь. Чем я могу вам помочь?

– Ничем, – быстро ответил Эрик. – Вы и мама будете разговаривать со мной, а я все приготовлю. Я купил куриный суп с лапшой и попросил сделать сандвичи с разными наполнителями, – объявил он по дороге в столовую. – Как тебе это нравится, мама?

– Очень нравится, дорогой.

Лейн отметила, что миссис Беннет заметно приободрилась с приходом сына.

– Как там Глэди Харпер? – было первым вопросом Энн, когда они с Лейн уселись за стол.

– Глэди есть Глэди, – ответила Лейн, потом добавила: – Перфекционистка, как вы знаете, очень умная и, несмотря на пугающие манеры, очень добрый человек.

– Я очень благодарна за ту доброту, которую она проявила ко мне, – тихо промолвила Энн. – Я не знаю больше ни одного декоратора, который не только подобрал бы мебель, но и переделал бы для меня спальню. – Она перевела взгляд на сына, который как раз ставил на стол тарелку с супом. – Ты со мной согласен, Эрик?

– С одной стороны, согласен, мама, – отозвался Эрик. – С другой стороны, она получила такой крупный гонорар, когда отделывала наш дом десять лет назад, что, я полагаю, тебе не следует лезть из кожи, проявляя к ней чрезмерную благодарность.

Эти слова показались Лейн грубыми, однако они были сказаны мягким тоном, и она видела теплоту во взгляде Эрика, устремленном на мать.

Суп оказался вкусным, и это напомнило Лейн, что сегодня утром она проспала и несколько выбилась из привычного расписания, готовя для Кэти завтрак. Когда пришла Беттина, чтобы отвести Кэти в садик, Лейн еще не успела причесаться и нанести легкий макияж, который обычно делала перед работой. Поскольку сегодня ей нужно было ехать в Нью-Джерси, она добиралась до офиса на машине, которую затем припарковала у здания. Остановившись на красный свет у светофора, прямо в автомобиле нанесла на щеки немного румян, зачесала волосы наверх и закрепила их гребнем, понимая, впрочем, что это отнюдь не самая лучшая прическа.

Эрик сделал кофе, и Лейн сказала:

– Боюсь, я не могу задерживаться дольше, разве что на пару глотков.

– Меня очень радуют ваши визиты, – произнесла Энн, – а Эрик рассказывал мне про вашу милую маленькую дочурку.

– Она очень славная, – согласилась Лейн, – не могу не признать. Я еще приеду, – продолжила она, меняя тему. – Я хочу заменить подушки на диване и креслах в гостиной. Они выглядят немного потрепанными, а их замена не потребует особого труда.

«А что скажет на это Глэди?» – подумала она, поднимаясь из-за стола.

– Глэди уже, наверное, смотрит в окно, дожидаясь меня. Мне действительно нужно ехать. Я заберу подушки и отправлюсь.

– Я отнесу их в вашу машину, – вызвался Эрик.

Лейн едва не прикусила язык. Это означало, что они на несколько секунд останутся наедине, а она этого не хотела. Оказавшись рядом с ним, женщина осознала, как сильно надеялась на то, что он позвонит ей и пригласит снова поужинать вместе.

После того как Эрик сгрузил подушки на заднее сиденье ее автомобиля и она, поблагодарив его, уже повернула ключ в замке зажигания, решив коротко попрощаться и уехать, он прервал ее.

– Лейн, – сказал он, пристально глядя ей в лицо, – вы должны знать, что ужин с вами был для меня весьма приятным событием.

– Да, это было очень приятно, – уклончиво отозвалась она. – Но мне действительно пора ехать.

– Лейн, это было не просто очень приятно. Это было нечто особенное, и мне кажется, вы тоже это ощутили. Не могу даже сказать, сколько раз я брался за телефон, чтобы позвонить вам, но потом снова откладывал его.

– Почему же вы это делали? – спросила она, хотя уже инстинктивно знала ответ.

– Я не позвонил вам, потому что я Эрик Беннет, сын Паркера Беннета, крупного мошенника. Вероятно, вы видели заголовки в газетах за последнюю неделю. Секретарша моего отца предстанет перед судом. Это вновь всколыхнуло интерес к делу. Бедная Элинор причастна к краже не в большей степени, чем я. Вы, должно быть, заметили, что моя мать сегодня выглядит очень бледной. Она читала в газетах все эти заметки о романах моего отца, особенно с графиней де ла Марко. И это сильно терзает ее.

Он помолчал.

– Лейн, я скажу прямо. Папарацци взяли меня на прицел. Если вы пойдете ужинать со мной, то можете попасть в разделы светских сплетен. Вы – падчерица влиятельного обозревателя, который ненавидит меня до глубины души.

– И я дочь конгрессмена, который от всей души презирал такое явление, как «виновность в причастности», – жестко ответила Лейн. – Эрик, я поняла, что вы хотите снова пригласить меня на ужин. Как насчет в восемь вечера в субботу?

Перед тем, как ответить, Эрик наклонился и поцеловал сидящую в машине Лейн в лоб.

– В субботу в восемь, – повторил он. – Вы сказали, что Кэти теперь умеет печь овсяное печенье. Передайте ей мой заказ на две штуки.

– Передам.

Выводя машину задним ходом с подъездной дорожки, Лейн видела, что Тони Руссо ждет, пока она не выедет, чтобы самому подъехать к дому. Проезжая мимо, она помахала ему рукой.

Джон помахал в ответ, и Лейн не знала, что в этот момент он думает: «Как она могла связаться с этим подонком? Она в своем уме?»

23

В понедельник после обеда Шон Каннингем выехал на Вест-Сайдское шоссе, направляясь в Йонкерс, штат Нью-Йорк, чтобы навестить Элинор Беккер. Расстояние было относительно небольшим. «Примерно сорок минут, если на шоссе свободно, – прикидывал Шон, – и час с четвертью при обычной плотности дорожного движения».

Ему нравилось водить машину, и он использовал время в пути, чтобы обдумать наилучший способ помочь Элинор Беккет в предстоящем испытании. У него не было сомнений, что суд сочтет ее виновной в пособничестве Паркеру Беннету. Это означало, что ее могут приговорить минимум к пяти годам тюрьмы, а максимум – к пятнадцати и более.

Невозможно, чтобы Паркер Беннет совершил свое преступление без чьей-либо помощи, и Элинор оказалась главной подозреваемой. «Это, скорее всего, был сын Паркера, – думал Шон, – но они не нашли против него ни единой улики».

Дом Беккеров находился всего в пятнадцати минутах пути от выезда с аллеи Соу-Милл-ривер. Он стоял на улице, застроенной довольно старыми, но хорошо ухоженными домами. В прошлый раз, когда Шон был здесь, деревья были покрыты пышной листвой, которая отчасти скрывала то, что дом Элинор и Фрэнка отчаянно нуждается в покраске.

Теперь опавшие листья усыпали лужайку, и Шон видел, что водостоки тоже забиты ими.

Покачав головой, он нажал кнопку звонка. Дверь отворилась немедленно. Элинор было трудно узнать. Свитер и брюки мешком висели на ее исхудавшем теле. Волосы, сколотые «невидимками», чтобы не падали на лицо, стали совершенно белыми. Она казалась тенью той женщины, которую он видел полгода назад.

– Входите, Шон, – пригласила Элинор. – Входите. – Из глаз ее потекли слезы. – Так хорошо, что вы приехали… Большинство людей избегает меня. Помните, в Библии сказано, что прокаженный должен кричать: «Нечист, нечист!», если кто-то подойдет близко к нему?

– Помню, – ответил Шон, – но, Элинор, вы вовсе не нечисты, и вы это знаете.

– Я это знаю, только какой мне с этого прок?

Она провела его в маленькую комнату отдыха, где в кресле с откидывающейся спинкой сидел Фрэнк.

– Здравствуйте, доктор; как славно, что вы навестили нас.

Голос его звучал бодро, но Шон был уверен, что Фрэнк просто изображает радость, чтобы поддержать Элинор. «А разве может быть иначе?» – спросил он себя и сразу перешел к делу.

– Я пытался понять, как я могу помочь вам, – сказал он Беккерам.

– Мне ничем не поможешь, – ответила Элинор, промокая глаза.

– Элинор, я хочу, чтобы вы как следует подумали. Очевидно, что Паркер разрабатывал свой план все тринадцать лет существования фонда. Я прошу, чтобы вы воскресили эти годы в своей памяти и проверили: не можете ли вы вспомнить какой-нибудь случай, показавшийся вам странным? Я знаю, что прошу слишком многого, но трудно поверить, чтобы хоть раз за тринадцать лет Паркер не прокололся ни в чем.

Элинор покачала головой.

– Мне кажется, что я ничего такого не вспомню. Мне действительно так кажется.

Шон провел у Беккеров примерно час и выпил с ними по чашке чая. Он видел: понимание того, что он совершенно уверен в невиновности Элинор, приносит облегчение им обоим.

«Но немного успокоить их – совсем не то же самое, что помочь им», – думал он, когда ехал обратно домой. Сырой, пасмурный вечер в точности соответствовал тому, что было у него на душе.

24

В управлении ФБР на Федерал-плаза, 26, Руди Шелл смотрел на газеты, лежащие на его столе, и ощущал, как в душе растет разочарование. Помимо нью-йоркских изданий, здесь были также «Вашингтон пост», «Чикаго трибьюн», «Лос-Анжелес таймс» и «Сан-Франциско экзаминер».

И на первой странице каждой из них красовались фотографии Паркера Беннета и Элинор Беккер.

Руди допрашивал Беккер не менее полудюжины раз и применял все возможные трюки, чтобы хоть как-нибудь подловить ее на слове.

Все инстинкты твердили ему, что она непричастна к мошенничеству.

Он сообщил свое мнение прокурору, который с ним не согласился и передал дело в большую коллегию, чтобы они вынесли обвинительное заключение. «Может, она и дура, но не мошенница», – сердито думал Руди.

Он тут же одернул себя. Она может и не быть дурой, но, несомненно, очень наивна, если ни на минуту не задавалась вопросом, как Беннету ежегодно удается выплачивать вкладчикам такие высокие проценты.

Если Паркер Беннет все еще жив, два человека могут поддерживать с ним связь: его сын Эрик и его любовница Салли Чико, она же графиня Сильвия де ла Марко. Но по ним провели самое тщательное следствие, и ни одно агентство не смогло ничего вменить им в вину. Конечно, вполне возможно, даже вероятно, что у них были незарегистрированные и заранее проплаченные телефонные номера, которые нельзя было отследить.

Вчера в одном из разделов светской хроники всплыло, что известная специалистка по декорации интерьеров Глэди Харпер взялась заново отделать двухуровневую квартиру графини. Это означало, что Харпер часто бывает в квартире Сильвии. Если он попросит ее постоянно держать глаза и уши открытыми, когда находится там, сработает ли это? Будет ли она сотрудничать со следствием или же проявит лояльность в отношении клиентки и сообщит графине, что ФБР предложило шпионить за ней? Ему нужно было взвесить все, чтобы принять решение.

А еще нужно вычислить, как можно проследить за Эриком Беннетом. Это будет еще сложнее. Насколько удалось узнать детективам, с того момента, как разразился скандал, он почти полностью разорвал все свои связи. Трудно сказать, по собственной ли воле ушел из Университетского клуба и из Клуба теннисной ракетки или же ему намекнули, что уместнее будет покинуть эти респектабельные клубы. Следствие получило разрешение на прослушку дома его матери в Нью-Джерси в надежде, что она или Эрик скажут что-либо, что поможет отыскать Паркера Беннета.

Руди поискал в «Гугле» информацию о Глэди Харпер. Нашлась огромная масса сведений. Она заново отделывала второй этаж Белого дома, где проживала семья президента. Широко было известно ее прямолинейное высказывание о портрете сестры Долли Мэдисон[7] на стене в Королевской спальне: «Эта женщина была настолько страшненькой, что королева, должно быть, на ночь поворачивала портрет лицом к стене».

Шелл также отметил, что она занималась отделкой Блэр-хауса, где во время официальных визитов останавливались члены королевских семейств, и получила несколько наград за дизайн интерьеров.

Десять лет назад Харпер декорировала интерьер шикарного особняка Паркера Беннета в Гринвиче. Теперь она переделывает квартиру графини Сильвии де ла Марко в Манхэттене. Все знали, что у графини долгое время был роман с Паркером Беннетом.

Шелл гадал: поддерживает ли она с ним связь до сих пор?

25

Графиня Сильвия де ла Марко происходила из бедного семейства и была от рождения наделена сильнейшим инстинктом выживания. Именно это позволило Салли Чико из Статен-Айленда стать обладательницей титула и роскошных апартаментов на Пятой авеню. Но сейчас инстинкт предупреждал ее об опасности, и это было связано с Паркером.

Конечно, люди догадывались, что у нее и Паркера много лет был роман, пусть даже оба благоразумно умалчивали о своих отношениях. На публике они никогда не показывались вдвоем. Время от времени в газетах появлялись сляпанные наугад заметки: «Какой финансист с какой светской львицей держался за руки под столом в “Ле сирк”?[8]»

Она всегда считала своим долгом посещать светские мероприятия с какими-нибудь разведенными знаменитостями мужского пола, чтобы пресечь слухи о том, что она состоит в связи с Паркером.

Но теперь, когда его секретарша угодила под суд, не только колонки светской хроники, но даже новостные издания открыто утверждали, что Сильвия и Паркер подозреваются в многолетних любовных отношениях друг с другом.

Сильвия знала, что с самого исчезновения Паркера она находится под пристальным наблюдением. Но тот факт, что семейство де ла Марко было известно своим огромным состоянием, обернулся в ее пользу. Условия брачного контракта сохранялись в тайне, и никто не знал, сколько она получала из наследия Эдуардо. Она всегда была осторожна, когда речь заходила об этом. Лишь пропустив пару стаканчиков виски, Сильвия жаловалась немногим близким подругам, что изрядно проиграла, подписав брачный контракт, по которому ей полагалось лишь пожизненное пользование этой квартирой, оплата основных расходов на нее и фиксированная ежемесячная сумма дохода.

Конечно же, она считала, что может получить больше. Она была уверена, что сумеет заставить Эдуардо изменить или вовсе отменить брачный контракт, однако этого не произошло.

Еще одним камнем преткновения было то, что за все четыре года брака ей так и не удалось убедить Эдуардо позволить ей заново отделать апартаменты. Потом, после его смерти, нанятая ею декораторша не внесла никаких предложений, просто последовала ее указаниям. «Все оказалось совершенно не так, как надо», – признавалась себе Сильвия. Именно поэтому журналисты прозвали ее гостиную «золотой клеткой». Единственное, чем была хороша та декораторша, – ее услуги стоили дешево.

Не было ли глупостью затевать сейчас переделку на пять миллионов долларов? Паркер всегда был щедр, но он пришел в ярость, осознав, что она порылась в его бумажнике и нашла квитанцию на имя Джорджа Хокинса, приобретшего надувную лодку с мотором, – а еще в квитанции был указано номер телефона и адрес на острове Сент-Томас. Сильвия сделала копию этой бумажки. «Просто предчувствие, – подумала она, – но, Боже, это сработало!»

Паркер исчез на следующий день. Неделю спустя она позвонила на указанный в квитанции номер и связалась с ним.

Ее забавляло, что он едва не упал замертво, когда она позвонила ему. Он спер пять миллиардов долларов. Деньги, которые она запросила с него, были каплей в море по сравнению с тем, чем он сейчас владел. Почему же он отвечал так сердито, когда на прошлой неделе она позвонила ему и попросила еще денег?

Он никогда не был жаден с нею. Все украшения, которые она носила, были подарками от Паркера. В ее брачном контракте было также обозначено, что все фамильные драгоценности де ла Марко, которые Эдуардо отдал ей, после его смерти должны быть возвращены его родным.

Когда смена интерьера будет завершена, она отстанет от Паркера.

Сильвия приняла это решение сидя в библиотеке, облаченная в атласный халат, и лениво ковыряясь в завтраке, который принес ей Роберт, дворецкий. Отпив глоток охлажденного сока, только что выжатого из апельсинов, она заела его несколькими кусочками фруктов. Но на самом деле ей хотелось кофе. Первую чашку, налитую Робертом, она уже выпила. Сильвия могла бы позвонить в колокольчик, и он бегом примчался бы из любого уголка квартиры, чтобы прислуживать ей, но вместо этого она взяла серебряный кофейник и сама налила себе вторую чашку.

Хорошо, когда тебе прислуживают круглые сутки. Роберт также водил ее «Мерседес S500». Ей хотелось ездить на «Роллс-Ройсе», но она прислушалась к предостережению Паркера: «Сильвия, не выделяйся слишком сильно».

Миссис Карсон, домоправительница, принадлежала к старой школе, как отозвался о ней Паркер. Тихая и усердная, она чаще всего ограничивалась фразами «Да, мэм» или «Нет, мэм». Ей можно было дать от шестидесяти до ста лет – это тоже были слова Паркера. Но, конечно же, миссис Карсон видела его только тогда, когда Сильвия устраивала прием для шести и более человек.

Частный вход с улицы и частный лифт служили гарантией того, что никто не узнает о тех визитах Паркера, когда он оставался наедине с Сильвией. Ни миссис Карсон, ни Карла, горничная, ни Роберт не оставались в апартаментах на ночь. Если Паркер приходил на ужин или на всю ночь, он появлялся только после их ухода, а утром отбывал до того, как они приходили. Ужин доставляли наверх из «Ше франсез», пятизвездочного ресторана на первом этаже, а потом забирали посуду. Паркер ждал в библиотеке за закрытой дверью, пока служба доставки не покинет квартиру. Поэтому прислуга никак не могла знать, что у Сильвии часто бывает в гостях один и тот же человек. Но теперь об их романе стало известно всем и каждому – включая федеральные власти. Если те и не знали об этом прежде, то узнали теперь.

Сильвии следовало быть очень осторожной – она должна отметать все вопросы об ее отношениях с Паркером как вздорные слухи. Она не будет звонить ему с требованием новой суммы денег, пока не понадобится заплатить Глэди Харпер еще.

Но не следует так волноваться. Паркер, должно быть, тоже видел эти газеты. И он наверняка знал, что, если Сильвии пообещают судебную неприкосновенность, она может выдать его и получить весомую награду за сведения, ведущие к его поимке. Быть может, она еще напомнит ему об этом…

В дверь библиотеки негромко постучали, потом вошел Роберт.

– Мисс Харпер прибыла, графиня, – объявил он. – Провести ее к вам?

– В этом нет необходимости. Пусть занимается тем, что она планировала сделать сегодня. Скажите ей, что, если у нее есть ко мне какие-нибудь важные вопросы, я приму ее после того, как оденусь.

«Это поставит ее на место, – с удовлетворением подумала Сильвия. – Может быть, она и хороший декоратор, но это я оплачиваю счета, и я не обязана выслушивать ее едкие замечания».

26

Звонок в дверь раздался ровно в восемь часов вечера в субботу. Прежде чем Лейн успела остановить Кэти, девочка с радостным возгласом помчалась открывать дверь.

– Кэти, ты теперь официальный встречающий? – с улыбкой спросил Эрик Беннет.

– Я сделала вам два овсяных печенья. Одно с изюмом, другое с орехами. Я не знаю, какое из них понравится вам больше, – с довольным видом объявила Кэти.

– Я люблю то и другое одинаково.

Лейн только-только дошла до середины гостиной.

– Входите, пожалуйста, Эрик. Смею сказать, вы настоящий дипломат.

Она улыбалась, но взгляд, брошенный ею на Кэти, был полон беспокойства. Лицо девочки просто сияло радостью. Вчера за обедом она заявила: «Грейс сказала мне, что я, наверное, сделала что-нибудь ужасно плохое, потому что мой папа не приходит меня навещать».

«Кэти, ты же знаешь, что мы с твоим папой попали в жуткую аварию. Он был так сильно ранен, что сразу умер. Теперь он на небесах вместе с моим папой».

Эту историю она всегда рассказывала Кэти, но вчера все обернулось совсем иначе. Девочка заплакала: «Я не хочу, чтобы мой папа был на небесах! Я хочу, чтобы он был здесь, со мной, ведь у других девочек и мальчиков есть папы!»

Психолог, с которым время от времени беседовала Лейн, предупреждал ее, что такое может случиться. Но в его предупреждениях не было необходимости. У самой Лейн болело сердце от тоски по отцу, которого она так любила. А Кэти никогда не знала отцовских объятий.

На этом месте в жизни девочки была пустота, и Кэти пыталась заполнить ее, потому что Эрик Беннет был добр к ней.

«Мне следует быть осторожнее, – думала Лейн. – Кэти почувствовала, что я была счастлива, когда говорила о том, что ее друг Эрик скоро придет. Она играет в “гонку за лидером”».

– Здравствуйте, Эрик, – сказала Лейн, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал дружелюбно, но не сверх меры.

В его глазах промелькнуло веселье, как будто он прочел ее мысли.

– Рад оказаться в обществе двух прекрасных дам, – произнес он, а потом взглянул на Вильму Поттерс, которая сидела на диване в гостиной, и поправился: – Трех прекрасных дам.

Кэти потянула его за руку.

– Я покажу вам печеньки, но мама сказала, что до ужина сладкое есть нельзя.

– Тогда я съем их после ужина.

Через пять минут Лейн и Эрик спустились вниз и вышли на улицу, и Эрик принялся ловить такси. Когда подъехала машина, он сказал:

– В Гринвич-Виллидж открылся отличный стейк-хаус. Вы не против поужинать там?

Лейн поколебалась. Возможно, это одно из тех оживленных местечек, где вечно рыщут папарацци? Эрик предупреждал о том, что стал мишенью для них. Но если она спросит его об этом, ее слова прозвучат так, как будто она не хочет, чтобы ее сфотографировали вместе с ним.

– Звучит заманчиво, – произнесла Лейн.

К ее облегчению, возле ресторана не шлялись фотографы. Когда Лейн с Эриком вошли внутрь, метрдотель провел их к свободному столику в тихом зале. Лейн потихоньку начала успокаиваться.

За коктейлем Эрик поддерживал светский разговор. Он упомянул о том, что его мать всегда рада обществу Лейн и что ей невероятно понравилась новая отделка ее спальни.

– Знаете, – сказал он, – я искренне желаю, чтобы она была счастлива в новом доме. Мне кажется, что ей было довольно неуютно в том огромном особняке в Гринвиче. Мой отец чувствовал себя в той обстановке как рыба в воде, но моей матери там всегда было не по себе.

Лейн надеялась, что Эрик не станет заговаривать о своем отце, однако это, похоже, было невозможно. Она увидела, как он внезапно помрачнел, и была уверена, что он подумал о том же самом. С сожалением в голосе он произнес:

– Кажется, все дороги ведут в Рим. Извините, что упомянул о своем отце. Я хочу сказать на эту тему кое-что еще, а потом закрыть ее. В прошлую пятницу я ездил на встречу с Патриком Адамсом. Он возглавляет фирму, очень похожую на ту, что создал мэр Джулиани[9]. Она занимается финансовой безопасностью на высшем уровне и следствием по крупным преступлениям. Может до мелочей изучить любого человека и его деятельность. Адамс известен тем, что может докопаться до истины, какой бы та ни была.

– И зачем вам понадобилось встречаться с ним? – спросила Лейн.

– Потому что, если есть какой-либо мыслимый способ очистить мое имя, я хочу, чтобы это было сделано. Он предупредил меня, что, если обнаружит мою причастность к мошенничеству, то выдаст меня ФБР. Честно сказать, это будет стоить мне всех моих средств, не считая того, что я расходую на жизнь, но оно того сто́ит, простите за тавтологию.

Эрик помедлил, затем протянул руку через стол и накрыл ладонь Лейн.

– Лейн, я хочу, чтобы у меня было будущее. Я хочу оправдаться в глазах общественности, насколько это возможно, хочу, чтобы меня не винили в этой ужасной краже. Скажу прямо: если мой отец жив, я надеюсь, что его поймают. Я знаю, что тогда он поведает всему миру о моей непричастности к исчезновению этих денег.

Его ладонь все еще лежала поверх ее ладони. Лейн нравилось это ощущение. Кен обычно так же касался ее руки, когда они пили друг за друга, – это был их личный ритуал, который они выполняли в ресторане и иногда даже дома.

«Кен…» – с тоской подумала она.

Но сейчас на нее с любовью смотрел вовсе не Кен.

«Что со мной происходит? Неужели я, как Кэти, настолько жажду заполнить пустоту в своей жизни, что готова отбросить осмотрительность в первый же раз, когда ощутила готовность ответить на чувства привлекательного мужчины? Надо быть осторожнее», – сказала она себе и неохотно убрала руку из-под его сильной ладони.

27

Утром в воскресенье Энн Беннет отправилась к десяти часам на мессу в церковь Непорочного Зачатия, потом зашла в аптеку, чтобы купить тайленол. Это была всего лишь предосторожность. Ее больше не мучили те жуткие мигрени, которые прежде регулярно заставляли ее лежать пластом, с черной пеленой перед глазами.

Она пыталась также перестать принимать антидепрессанты, которые выписал ей врач.

Последние несколько дней были ужасными, призналась она себе. Эрик говорил ей не читать газет, но как она могла игнорировать прессу, если там рассказывалось об обвинении, предъявленном Элинор?

«Бедная женщина, – в сотый раз думала Энн, расплачиваясь за тайленол и выходя из аптеки. – Быть может, позвонить ей? Захочет ли она вообще слушать меня? Я просто не знаю». По пути домой, просто из любопытства, она проехала мимо пивного ресторана, который строил ее сосед, Тони Руссо. «Это будет большое заведение, – подумала она. – Должно быть, он вложил в него немало денег». Деньги… Это слово автоматически переключало ее на мысли о Паркере. По дороге домой Энн пришлось опустить козырек, чтобы солнце не светило в глаза, и поэтому она постоянно поглядывала в зеркало заднего вида.

Ошиблась она, или этот старый черный «Форд» – действительно та самая машина, которая была припаркована у аптеки рядом с ее автомобилем?

«Только не снова», – подумала Энн, чувствуя, как на сердце ложится тяжесть. В течение долгого времени после исчезновения Паркера за ней следили не только правительственные агенты, но и просто жаждущие славы личности, которые потом выкладывали ее фотографии в Интернете. Неужели это началось снова?

Энн намеренно свернула на окольную дорогу к таунхаусу, но черный «Форд» по-прежнему следовал за ней.

Занервничав, она нажала на газ и ехала быстрее обычного, пока не свернула на подъездную дорожку. Здесь ей пришлось резко затормозить, потому что по дорожке навстречу ей шел Тони Руссо. Она ждала, что он пройдет мимо, но он остановился и легонько постучал пальцем в окно ее машины. Энн опустила стекло, внезапно испытав благодарность за его присутствие.

– Я просто хотел сказать «доброе утро», – произнес Руссо, затем пристально посмотрел на нее. – Вы в порядке, миссис Беннет? Вы ехали так быстро, и я подумал, что вас что-то встревожило…

Энн нравился ее новый сосед. Эрик предупреждал, чтобы она тщательно следила за тем, что говорит, однако сейчас миссис Беннет не сумела сдержаться и призналась:

– Я немного напугана. Мне показалось, что за мной кто-то едет.

Внезапно насторожившись, Тони спросил:

– Какая машина вас преследовала?

Он смотрел мимо нее в сторону улицы.

– Старый черный «Форд», – сказала Энн.

Как раз в этот момент Тони увидел потрепанный черный «Форд», проехавший мимо.

Энн решила быть откровенной с соседом.

– Тони, если вам еще не известно, мой муж – Паркер Беннет, и после его исчезновения за мной почти постоянно следили. Я надеялась, что с этим покончено, но, похоже, это не так. – Она закрыла окно, не дожидаясь его ответа, и поехала дальше, к воротам своего гаража.

Джон отправился прямиком в свой таунхаус. Быстро набрав номер, он задал вопрос:

– Это вы приставили «хвост» к Энн Беннет?

Как он и ожидал, ответ был «нет». Нажав отбой, Джон сразу же принялся набирать другой номер.

28

В субботу утром Паркер Беннет решил, что сегодня он не в настроении выслушивать пустую болтовню Лена Стэйси на поле для гольфа.

Была идеальная погода для хождения под парусом: солнечно, легкий бриз – такие дни просто созданы для того, чтобы выходить в море на яхте. Особенно если вспомнить, что в последние три дня шел дождь.

Пытаясь говорить хрипло и выдавливая из себя кашель, он позвонил навязавшемуся на его шею партнеру по гольфу:

– Лен, я очень разочарован. Я ожидал сегодня выиграть у тебя пару монет. Но я ужасно себя чувствую и собираюсь снова завалиться в постель. Я не спал всю ночь из-за кашля, поэтому намерен выключить телефон.

– Хорошо, Джордж, лечись, – ответил Лен. – Буду ждать твоего реванша.

От его скрипучего смеха у Паркера заныли зубы. Прежде чем он успел сказать еще что-нибудь, Лен добавил:

– И знаешь что? Я собираюсь сегодня в раздевалке устроить соревнование. Я намерен спросить ребят из нашей четверки: «Кто похож на Паркера Беннета?» Держу пари, что минимум один из них проголосует за то, что ты на него похож.

– Похож на кого? – спросил Паркер, чувствуя, как немеют пальцы, сжимающие телефон.

– Да ладно, ты что, не знаешь? Паркер Беннет, крупный мошенник. За последнюю неделю все газеты только о нем и пишут.

– Ну да, конечно, я знаю, кто это такой, – ответил Беннет. – Тебе действительно кажется, что я похож на него?

Произнося эти слова, он осознал, что забыл симулировать хрипоту и понижать голос.

– Эй, не будь таким обидчивым! – хмыкнул Лен. – Я просто пошутил. Забудь об этом. Это была дурацкая идея.

– Именно. – Беннет хрипло кашлянул. – Если захочешь сказать, что я похож на Дональда Трампа, тогда всё в порядке. – Он попытался рассмеяться. – Ну ладно, извини, что подвел вас сегодня. Удачной игры!

Нажав кнопку отбоя, Беннет осознал, что ладони у него вспотели так сильно, что телефон едва не выскальзывал из рук. Он был прав. Этот идиот сравнивал его внешность со снимком на первой странице «Пост».

«Погоди минуту, – предупредил он себя. – Не запаникуй снова. Это тебя погубит. Тебя знают здесь уже пятнадцать лет. У тебя безупречный британский акцент. Даже если он заметил сходство, он не настолько умен, чтобы подумать, будто я по какой-то случайности могу оказаться Паркером Беннетом».

Поразмыслив над вероятностью такой догадки, Паркер спустился на причал и взошел на борт яхты. Пять минут спустя, расправив паруса, он вышел в море.

За последние два года Беннет иногда принимался гадать: что будет, если его поймают? Но, конечно же, он знал, что тогда будет. Он отправится в тюрьму до конца дней своих. Сейчас ему было семьдесят два года, но в его семье все были долгожителями. Хотя его отец из-за курения умер молодым, дед и дядья дожили до девяноста лет и больше. «По меньшей мере двадцать лет в тюрьме, – подумал Беннет. – Ни за что».

И этого не случится. Когда заполучит номер счета в швейцарском банке, он волен будет уехать.

Купит ту виллу под Женевой, которую присмотрел в Интернете. Она была как раз подходящей для него величины и недавно отделана заново.

Паркер начал скучать по Энн. Забавно, но в последние два года он почти не думал о ней. Однако вчера ночью она приснилась ему. Это был очень яркий сон. Энн держала в руках музыкальную шкатулку и танцевала под музыку. Она всегда была очень привязана к этой шкатулке. Вероятно, это был один из самых дешевых подарков, которые он когда-либо сделал ей. И конечно же, сейчас она стоила пять миллиардов долларов, за вычетом примерно пятнадцати миллионов.

Погрузившись в раздумья, Паркер не заметил того, что ветер усилился. На яхту обрушился один из нежданных штормов, таких частых в Карибском море. Беннет развернул судно обратно к берегу, но не прошло и пары минут, как на море поднялось волнение и хлынул сильный дождь. В какой-то момент яхта накренилась так сильно, что его рука коснулась воды. Если б он не убрал грот, яхта перевернулась бы. Беннет был опытным яхтсменом, но когда наконец добрался до берега и под проливным дождем добежал до дома, он задыхался от изнеможения, остро осознавая, что ему повезло вернуться живым.

Зазвонил телефон. Определитель показывал, что звонит этот назойливый мозгляк Лен. С другой стороны, Беннет был счастлив, что все-таки вернулся домой и может ответить. Вспомнив, что должен изображать простуженного человека, Паркер понизил голос и добавил в него хрипотцы.

– Привет, Джордж, – сказал Лен. – Просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь, приятель.

– Это очень заботливо с твоей стороны. – Паркер постарался, чтобы голос звучал дружелюбно. – Кажется, пик простуды уже позади.

– Это хорошо. Я хочу извиниться за то, что сказал, будто ты похож на Паркера Беннета. Никто из нашей четверки со мной не согласился.

– А, так ты все-таки провел эту игру в угадайку?

– Только между нами четверыми. Никто не угадал. На самом деле Девейн считает, что ты смахиваешь на Билла Де Блазио, мэра Нью-Йорка.

Скрипучий смех Лена снова отдался скрежетом в ушах Беннета. Он чувствовал, как вокруг него смыкается сеть. Это произошло неожиданно – так же неожиданно, как налетевший среди ясного дня шторм.

И что ему теперь делать?

29

Проехав мимо дома Энн Беннет, Рейнджер решил, что нужно быть осторожнее. Он не хотел, чтобы кто-нибудь заметил его машину. Но, конечно же, она очень заметная. Они с Джуди купили ее уже подержанной – двенадцать лет назад. Несколько месяцев назад на стоянке перед супермаркетом кто-то оставил вмятину на переднем бампере. Несомненно, тот, кто увидит этот автомобиль, запомнит его.

Это был второй раз, когда Рейнджер проезжал мимо таунхауса, где поселилась жена Паркера Беннета. «Милый домик», – подумал он. Куда более милый, чем любое из тех мест, где жили они с Джуди. Но, возможно, этот дом для жены Беннета был недостаточно хорош, она ведь привыкла к шикарному особняку в Коннектикуте. Рейнджер видел фотографии того дворца.

Впервые Рейнджер приехал к дому Энн Беннет в Нью-Джерси два дня назад. Он припарковался чуть дальше по улице. На подъездной аллее стоял сын Паркера Беннета, Эрик. С ним была симпатичная женщина лет двадцати восьми. Эрик положил что-то в ее машину, потом склонился к окошку водителя. Рейнджер был уверен, что тот целует женщину, сидящую за рулем.

Сегодня Коул проследил за Энн Беннет до церкви. Даже зашел на мессу и сел в заднем ряду. Он знал, что не выглядит здесь неуместно – джинсы на нем не были потрепанными, а куртку Джуди купила ему в секонд-хенде всего пару лет назад, как раз перед исчезновением Беннета. Она проходила мимо магазина и увидела куртку в витрине. Рейнджер помнил, как она смеялась, рассказывая ему про вышитые на нагрудном кармане буквы «TP». «Рейнджер, я спросила у продавца, не обозначают ли эти буквы “Turnpike” – “платная автострада”. А он в ответ надулся и заявил, что это значит “Тринити Паулинг”, есть такая крутая школа-пансионат для мальчиков».

«Мы ездили на старой машине, я иногда ходил в одежде из секонд-хенда, потому что мы копили деньги, чтобы купить квартиру во Флориде – откладывали на нее все средства», – думал Рейнджер. Вероятно, местные жители, присутствовавшие на мессе, сочли, будто это куртка означает, что он окончил ту элитную школу-пансион.

Коул проследил за Энн Беннет до аптеки и даже дошел вслед за ней до прилавка, где увидел, что она покупает тайленол. Он надеялся, что у нее болит голова. Он надеялся, что у нее, и у ее сына, и у подружки ее сына адски болит голова, сильнее, чем у кого-либо в мире.

На дороге было почти свободно, и Рейнджер оказался у въезда в тоннель Линкольна практически в мгновение ока. Он мог добраться домой через полчаса. Но какой ему с того прок? Дом – это трехкомнатная квартира, где Джуди всегда поддерживала порядок и наводила красоту. Ей нравилось, когда в доме было не жарче двадцати градусов по Цельсию, но перед тем, как Рейнджер возвращался домой, она всегда выставляла на термостате температуру повыше, понимая, что после целого дня на холоде он будет рад попасть в теплую квартиру.

Джуди знала, что он всегда возвращается домой голодным, поэтому его неизменно ждал ужин. С кухни плыло тепло и вкусные запахи – Рейнджер так отчетливо вспомнил это, проезжая через тоннель Линкольна, что ему показалось, будто он на самом деле чувствует их.

Жена Паркера Беннета жила в милом домике в красивом городке. Эрик Беннет целовал свою красивую подружку. А Рейнджер возвращался домой в пустую квартиру. Он прижал рукой пузырек с прахом своей жены, который носил на шее.

– Джуди, – вслух произнес он, – я знаю, ты не хотела бы, чтобы я это сделал, но я должен. Пойми, пожалуйста.

Он смотрел, как электронный регистратор отмечает факт въезда в тоннель.

Многие считают, что этот мошенник Паркер Беннет не умер. Они полагают, что он оставил свою шикарную яхту, которую потом выбросило на скалы, чтобы все подумали, будто он покончил с собой.

Может быть, и так. Каково было бы Беннету прочитать где-нибудь, что его жена и сын убиты?

Паркер вспомнил ту красивую женщину, которую целовал Эрик Беннет. «Если она окажется поблизости, когда это произойдет, тем лучше. Он, вероятно, тратит деньги и на нее тоже. Если она окажется поблизости, когда я застрелю Энн Беннет и ее сына, значит, ей просто не повезет». Нужно купить оружие. Рейнджер полагал, что раздобыть «ствол» будет не так уж сложно. Он постоянно читал в газетах об одном районе Бронкса, где гангстеры продают «огнестрел».

Не следовало спешить. Даже планировать то, что он затеял, было приятно. Это было почти как войти в квартиру, где тепло, а на плите готовится какое-нибудь вкусно пахнущее блюдо.

Как там говорила Джуди?.. А, да. «Рейнджер, я так жду, когда мы переедем во Флориду! Говорят, что ожидание чего-нибудь хорошего доставляет больше радости, чем само событие. Как ты думаешь, это правда?»

«Вот и узнаем», – подумал Коул, выезжая на свою улицу и привычно отыскивая свободное место для парковки.

30

Патрик Адамс направил на дело четверых детективов – людей, которые, как он утверждал, могли выследить даже отдельную пылинку в урагане. Утром в понедельник он вызвал их на совещание в своем кабинете.

– Я понимаю, почему Эрик Беннет так жаждет очистить свое имя, – сказал он. – Вот фотография в «Пост», на которой он держится за руки с Лейн Хармон. Она – дочь покойного конгрессмена Грегори Хармона и вдова Кеннета Кёрнера, дизайнера. Кроме того, она падчерица Дуайта Кроули, обозревателя, который считает, что Эрик Беннет замешан в мошеннических делишках своего отца, и заявляет об этом в каждой статье.

– Их ждет чудесный семейный ужин в День благодарения, – протянул Джоэл Вебер, один из детективов.

Он был нанят Адамсом совсем недавно. Джоэл был отставным агентом ФБР, который соскучился на пенсии и подался в эту фирму. Ему было пятьдесят шесть лет – они с Патриком Адамсом были ровесниками – и в ФБР он дослужился до звания старшего специального агента. Ценное приобретение для фирмы. Патрику особенно нравилось то, что Джоэл никогда не пытался воспользоваться своим прежним положением, чтобы продвинуться по службе.

Патрик Адамс сидел за своим столом, четверо его подчиненных расположились полукругом по другую сторону. Пат внимательно посмотрел на Джоэла, одобрительно отмечая тот факт, что едкие замечания того обычно становились основой для интересных предположений, помогающих продвинуть следствие вперед.

– О чем вы думаете, Джоэл? – спросил Адамс.

– Я гадаю, нет ли у Дуайта Кроули каких-нибудь поводов для недовольства, которые он не озвучивает на публику. Мне хотелось бы это узнать. Я имею в виду, что этот человек испытывает почти необъяснимую ненависть к Эрику Беннету. ФБР, Министерство юстиции и федеральные следственные органы не нашли ни единой улики против Беннета-младшего, однако Кроули в своей колонке заявил, что слово «предположительно» к виновности Эрика Беннета неприменимо. Тот мог бы подать на него за это в суд, но не сделал этого – возможно, потому что не хочет дальнейшей огласки. Или, может быть, у Кроули на него есть что-то, до сих пор не раскрытое…

Патрик уже собирался сказать, что Джоэлу следует раскопать побольше сведений относительно этой возможности, но прежде чем он раскрыл рот, тот продолжил:

– И еще одно. – Он снял свои круглые очки в роговой оправе, подышал на них, вытер насухо и вернул на место. – В то утро в вашей приемной я перекинулся несколькими словами с Эриком Беннетом. Знаете, что я подумал, когда встретился с ним?

Пат Адамс и три других детектива знали, что это риторический вопрос.

– Моя мать с подозрением относилась ко всему, что покупала в рыбном магазине, – сказал им Джоэл будничным тоном. – Как бы хорошо ни выглядела рыба, мама обязательно подносила ее к носу и тщательно обнюхивала. Я унаследовал острое чутье своей матери. Когда я беседовал с Эриком Беннетом в этом офисе, я, фигурально выражаясь, обнюхал его, и он не прошел испытание. Мне хотелось бы узнать, почему Дуайт Кроули так настроен против него. А еще я хочу поглубже копнуть прошлое Эрика Беннета и посмотреть, не смогу ли я найти что-нибудь, что еще не раскопали до сих пор.

31

– С собакой ляжешь – с блохами встанешь, – такими словами Глэди встретила Лейн в понедельник утром.

Ошеломленная, та спросила:

– Ради бога, Глэди, о чем это вы говорите?

Начальница схватила со своего стола газету и сунула Лейн.

– Я говорила тебе о заигрываниях с Эриком Беннетом. Я знала, что ты каждый день читаешь «Пост», и меня удивляет, что ты этого еще не видела.

– Читаю, но не по утрам же: мне нужно собрать Кэти и собраться самой, – запальчиво отозвалась Лейн, беря газету.

Та была открыта на странице светской хроники. Лейн с тревогой узрела крупную фотографию, на которой были она и Эрик Беннет. Кто бы ни снимал их, он подловил момент, когда рука Эрика лежала поверх ее ладони. Момент, когда они с улыбкой смотрели друг на друга.

Щеки Лейн горели. Она положила газету на стол Глэди и, защищаясь, сказала:

– Это была одна-единственная секунда, когда Эрик случайно коснулся моей руки.

– Я тебе верю, – отозвалась Глэди. – На самом деле я не удивлюсь, если окажется, что Беннет заплатил кому-нибудь, чтобы тот сделал этот снимок. Возможно, для него это своего рода плевок в лицо твоему отчиму.

– Глэди, разве вы не понимаете, что именно такому обращению Эрик подвергается вот уже два года? Никто не нашел ни единой улики, связывающей его с этим мошенничеством, но все решили, что он в нем участвовал. Неужели вы не видите, как это несправедливо? И мне все равно, что подумает Дуайт Кроули. Он – муж моей матери, но он не мой отец. В тот месяц, когда она вышла за него замуж, я уже поступила в колледж. Я пытаюсь держаться от него подальше. Я приезжаю навестить мать, когда знаю, что он в отъезде – толкает где-нибудь речи о том, как надо управлять миром…

Говоря все это, Лейн осознала, что Глэди вытащила на поверхность то, в чем Лейн не хотела признаваться даже себе самой. Она не просто чувствовала себя неуютно рядом с Дуайтом, а испытывала к нему активную неприязнь и знала, что именно по этой причине она так редко приезжала в Вашингтон, именно по этой причине ее отношения с матерью стали такими напряженными.

– Лейн, если ты встречаешься с Эриком Беннетом, это не мое дело. Я считаю, что ты делаешь большую ошибку, позволив себе увлечься им, но больше ничего не скажу об этом. А скажу я вот что: мне ненавистна мысль о том, что деньги, которые графиня Ля-ля-ля платит мне, взяты из средств, украденных Паркером Беннетом. Ты же сама видела: как только я озвучила, какой счет намереваюсь выставить ей, она сразу же заявила, что ей нужно сделать важный звонок…

Ничего не ответив, Лейн прошла в свой кабинет, села за стол и прижала пальцы к вискам. «Я не могу думать ясно, – призналась она себе. – Мне действительно понравилось ужинать с ним. Мы вернулись в половине одиннадцатого, но Кэти еще не спала. Заслышав наши голоса, она прибежала, чтобы удостовериться, что Эрик не забудет о печенье, которое она испекла для него. Она хочет быть как все дети. Она хочет, чтобы у нее был отец. О да, конечно, у многих ее подруг отцы в разводе, но это не то же самое, что смотреть на фотографию папы и только слушать рассказы о нем. Сколько времени пройдет, прежде чем моя мать и Дуайт увидят фото, на котором я запечатлена с Эриком Беннетом? Дуайт каждое утро просматривает целую кипу газет со всей страны и еще «Лондон таймс». Он уж точно не пропустит эту фотографию, а если и пропустит, кто-нибудь укажет ему на нее. Что мне делать? Или я верю, что Эрик невиновен, или не верю. А я верю… Но если я время от времени буду ужинать с Эриком, как мне защитить Кэти?»

Лейн вспомнила мгновение, когда Беннет-младший коснулся ее руки – мимолетный прощальный поцелуй, который она все еще чувствовала на своих губах. «Давайте посмотрим правде в лицо, – размышляла женщина. – Если искра, вспыхнувшая между нами, разгорится по-настоящему, хочу ли я, чтобы репутация Эрика, сложившаяся в глазах общественности, затронула меня и Кэти? Но если я верю в невиновность Эрика – а я верю в нее всем сердцем, – то не будет ли трусостью гадать, хочу ли я жить в такой обстановке? Может быть, вскоре я найду ответ на этот вопрос, но сейчас у меня ответов нет».

Нужно было сделать еще одно дело. Она набрала номер антикварного магазина своей матери.

Мрачное «привет, Лейн» сразу же дало ей понять, что Элис и Дуайт видели фотографию.

– Послушай, мам… – начала было Лейн, но мать перебила ее.

– Тебе не нужно убеждать меня. Надеюсь, ты знаешь, что твой отец считал верной формулировку «невиновен, пока не доказано обратное», и я тоже так считаю. Если Эрик Беннет не имеет отношения к преступлению своего отца, он такая же невинная жертва, как те бедняги, которые потеряли так много денег.

– Спасибо, мама. Я не знала, каких слов от тебя ждать. Можно спросить, а как отнесся к этому Дуайт?

– Лейн, мой муж никогда не пытался повлиять на меня и внушить мне свою убежденность в том, что Эрик Беннет причастен к мошенничеству своего отца.

– А что он сказал про фотографию? – осведомилась Лейн.

– Он сказал, что всегда знал о твоем враждебном настрое по отношению к нему и это его огорчало. А потом… я в точности перескажу его слова: «Отец Лейн должен в гробу перевернуться при мысли о том, что его дочь встречается с этой грязной свиньей».

32

Элинор Беккер отчаянно пыталась последовать совету доктора Шона Каннингема и вспомнить какой-нибудь случай в офисе Паркера Беннета, который показался бы ей необычным.

«Ничего, – думала женщина, – абсолютно ничего». Она знала, что у нее довольно неплохая память, к тому же попросила Фрэнка поговорить с ней о том, что они обсуждали за эти годы. Конечно же, по вечерам Элинор болтала с ним о людях, приходивших в офис. Может быть, это поможет отыскать что-нибудь существенное?

Давным-давно произошло что-то, показавшееся ей странным, но почему она никак не может вспомнить об этом?

Состояние Фрэнка ухудшилось. Уровень сахара в его крови временами достигал тревожного уровня. «Если он будет волноваться за меня, это его убьет, – думала Элинор. – Но что я могу с этим поделать?»

Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как Паркер Беннет, один из ведущих фондовых менеджеров в фирме, где они оба работали, сказал Элинор, что хочет пригласить ее на обед. «Не в одно из тех мест, где я обычно бываю, – добавил он, кивнув в знак того, что разговор конфиденциальный. – У меня к вам есть деловое предложение».

Она сразу же поняла, что он имеет в виду. В офисе предполагали, что рано или поздно Беннет откроет собственный бизнес. Большинство крупных специалистов по инвестициям так и делали. Кое-кто из них заработал кучу денег, а кто-то открыл свой хеджевый фонд, сделал неверную ставку и потерял все до цента.

Элинор вспомнила одного из менеджеров, который ушел из их фирмы, сделал большие деньги, а потом лишился почти всего, потому что неверно оценил тенденции в нефтеторговле. У деятелей стокового рынка ходила шутка, что жена этого менеджера была в ярости. Он пообещал ей, что отложит сто миллионов долларов на случай каких-нибудь резких изменений на фондовом рынке, но не сделал этого, и все, что у них осталось, – это дом за десять миллионов долларов.

Сто миллионов долларов в качестве заначки на всякий случай… По какой-то причине эта история крутилась в памяти Элинор.

На обед они с Паркером Беннетом пошли в «Нириз» на 57-й улице. На самом деле Элинор бывала там и раньше, не меньше полудюжины раз. Никогда не знаешь, кого встретишь здесь вечером: крупного чиновника, конгрессмена, важного дельца или кого-нибудь еще. Но во время обеда там было тихо.

Именно тогда Паркер предложил ей работу. «Элинор, я собираюсь уволиться из офиса и открыть собственное дело, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы работали на меня».

Предложенное им жалованье было более чем щедрым. «И вы останетесь довольны рождественской премией», – пообещал он. У нее было побуждение немедленно сказать «да», но потом, когда он поведал ей, какого рода инвестиционный фонд планирует основать, у нее возникло непреклонное убеждение в том, что он не только великолепный бизнесмен, но и филантроп. «Элинор, мы все знаем, что люди с большими деньгами действуют по-умному, и когда они планируют вложение финансов, то непременно проверят все акции и облигации».

Элинор вспомнила, каким респектабельным выглядел тогда Паркер Беннет и как проникновенно он смотрел ей в глаза, попивая шардоне из бокала.

«Элинор, я начинал с нуля, – говорил он. – Мой отец был почтальоном, а мать – продавщицей в «Абрахамс энд Страутс». Я много лет думал о том, как помочь людям из низов среднего класса и чуть повыше, таким, как мои родители, которые бережно откладывали каждый месяц небольшую сумму, чтобы получить – если выпадет шанс – хотя бы относительно приличные проценты по вкладу, не связываясь при этом с рискованными инвестициями».

«А потом он обрисовал свой план», – с горечью продолжала вспоминать Элинор. Он хотел создать в своей фирме уютную, домашнюю атмосферу, как он это сформулировал. «Маленькие люди боятся всего, а особенно перемен. Мы будем узнавать о них из местных газет, на которые подпишемся, и разошлем поздравления людям, получившим награду или отпраздновавшим важную дату».

«Он называл меня “повелительницей чая и печенья”, – с жарким стыдом припомнила Элинор. – Я попалась на удочку Паркера Беннета и смотрела на него так, как будто он был спасителем человечества. А теперь я за свою глупость попаду в тюрьму. Но было что-то еще, было что-то еще, было что-то еще…»

Неделю спустя, после семи почти бессонных ночей, в течение которых она пыталась вспомнить нечто давно забытое, Элинор неожиданно осознала то, что вертелось в ее голове, – как будто первые проблески рассвета, просочившись в окно, высветили ее память.

Ее рука словно бы сама по себе поднялась и легла на лоб. «Да, вот оно, – подумала Элинор. – Мы сильно столкнулись головами. Он что-то уронил, и я помогала ему поднять это. Что это было? Это случилось сразу после того, как он открыл инвестиционную фирму…»

Женщина погрузилась в беспокойный сон; сновидения были отрывочными, они появлялись и ускользали. Она была в офисе. Они столкнулись головами. Он нервничал.

Это было все, что могла вспомнить Элинор. Она где-то слышала, что, если записать свой сон, это поможет яснее вспомнить его. А если настроить свой разум на поиски, ты можешь найти то, что ищешь…

Неожиданно приободрившись, Элинор тихо выбралась из постели, стараясь не разбудить Фрэнка, набросила халат и прошла на кухню. Там она взяла с полки блокнот, в котором обычно вела учет расходов на покупки, и достала из выдвижного ящика ручку. Присев к кухонному столу, начала записывать: «Мы с мистером Беннетом столкнулись головами… Это было сразу после того, как я начала работать на него». Она помедлила в нерешительности. «Он что-то уронил, потому что только что вошел. На улице было очень холодно, он сказал, что у него замерзли пальцы. Он ужасно нервничал».

Больше ничего не вспоминалось.

33

Сильвия де ла Марко была в ужасном настроении, и это настроение все ухудшалось. Она знала, что скоро ей придется звонить Паркеру и просить еще денег. Еще два миллиона, и это только за отделку!

За последний год Сильвия потратила много денег, очень много денег. Она купила большое количество одежды, которая была ей, несомненно, нужна, чтобы вписываться в стандарты высшего общества.

А еще в прошлом году она летала в Бразилию. Там превосходные пластические хирурги. Сильвия знала, что выглядит сейчас не старше тридцати лет, и это в ее подлинные сорок шесть просто великолепно.

Что за ерунда происходит с Паркером? Он украл пять миллиардов долларов. Почему его голос звучал так жалко?

Графиня осознала, что начинает тревожиться. Возможно ли, что, собрав все деньги в одном месте, Паркер потерял их часть – или бо́льшую часть? И что случится, если его поймают? Это будет вполне в его характере – утянуть ее за собой.

Эти тревожные думы терзали Сильвию, когда она, нарядившись в костюм от «Шанель» и набросив на плечи шубу из русских соболей, готовилась отправиться в «Ле сирк», обедать с Памелой Уинслоу – одной из подруг, входящих в личный список приоритетных персон.

Как и сама Сильвия, Памела родилась в семье эмигрантов, добрых трудолюбивых людей – но не итальянцев, а поляков. Родители назвали ее Пэнси, потому что ее мать любила «Унесенных ветром» и читала, что Скарлетт изначально хотели назвать Пэнси. Девочки вместе посмеивались над тем, как собираются подняться по социальной лестнице, найдя себе богатых мужей. Обеих природа наделила немалой красотой. У Памелы были белокурые волосы и голубые глаза, доставшиеся ей от польских предков. Сильвия вносила в свою внешность коррективы, высветляя свои темные волосы – наследие родителей-итальянцев. «С моими карими глазами это всегда смотрелось великолепно, – размышляла Сильвия. – И у меня, и у Памелы было по два развода. Потом она нашла себе какого-то богача, в тот же год, когда я вышла замуж за Эдуардо. Теперь у нее куча денег, а мне приходится унижаться, выпрашивая милостыню у Паркера… Но у меня, по крайней мере, есть титул, и это в большинстве случаев производит на людей сильное впечатление. Пора снова пуститься на поиски».

Пока она шла к выходу из апартаментов, Роберт сообщил ей, что мисс Харпер находится в студии, но желания увидеться с графиней не выражает.

«Она достаточно умна, чтобы не беспокоить меня», – подумала Сильвия, но решила, что ей тем не менее следует взглянуть, что планирует Харпер.

Глэди убрала тяжелые занавеси и почти всю мебель. «Я знаю элитный магазин, где продают подержанную домашнюю мебель и прочие безделушки и получают за них достаточно неплохие деньги», – сказала она Сильвии.

Теперь студия была пуста, однако, будучи выкрашенной в мягкий ванильный оттенок, она являла разительный контраст с вульгарным золотым блеском, ранее кидавшимся здесь в глаза. Глэди Харпер стояла за спиной маляра, который уже начал окрашивать стенные панели.

– Мисс Харпер, – тоном формальной вежливости произнесла Сильвия. Глэди обернулась:

– О, доброе утро, графиня. Или уже добрый день? – Она взглянула на часы. – Полагаю, то и другое верно. До полудня осталось примерно тридцать секунд.

Как обычно, Сильвия не была уверена: не крылось ли во вполне вежливом приветствии Харпер презрение? Однако графиня решила не обращать на это внимания. За последний месяц она начала осознавать, как сильно меняется общее ощущение от ее апартаментов. Они становились элегантными и привлекательными одновременно, как и обещала Харпер.

– Графиня, прежде чем вы уйдете, могу я перемолвиться с вами парой слов? – спросила Глэди.

«Она собирается попросить еще денег», – в панике подумала Сильвия.

– Конечно, мисс Харпер.

Глэди направилась к ней, затем сказала:

– Думаю, нам следует выйти из комнаты.

«Она, должно быть, считает, что маляр способен услышать, как муха пролетит мимо», – думала Сильвия, выходя в коридор. Глэди не стала терять зря ни минуты.

– Второй этап начнется на следующей неделе, – уведомила она.

– На следующей неделе?!

– Конечно, графиня. Картины с аукциона «Сотбис», мебель для салона, стол, стулья, буфет и люстра для столовой, а также старинные ковры для всего дома, равно как и ткани для оконных занавесей. Все одобрено лично вами и будет доставлено в течение ближайших двух недель.

– Несомненно. – Сильвия постаралась придать голосу уверенности, потом добавила: – Не помню, чтобы вы предоставили мне график дальнейших выплат.

– Мне кажется, в нашем контракте специально указаны этапы, на которых должны совершаться выплаты.

– Конечно. На следующей неделе вы получите чек, мисс Харпер.

Стараясь держаться прямо, Сильвия покинула квартиру. Она знала, что Роберт будет ждать ее у машины, чтобы отвезти в «Ле сирк». Конечно же, она ни за что не позволила бы себе вылезти из такси на глазах у швейцара и прочей публики.

Памела уже была в ресторане. Это был один из ее маленьких трюков: приехать раньше условленного срока, чтобы заставить людей, прибывших вовремя, чувствовать себя так, словно они заставили ее ждать.

Встреча была назначена на 12.30. Было только 12.20.

– Привет, Пэнси, – сказала Сильвия достаточно громко, чтобы метрдотель услышал ее.

– Привет, Салли.

Обе рассмеялись.

Попивая мартини, они обменивались слухами. Сильвия знала, что Памела догадывается о ее контактах с Паркером, хотя сама графиня никогда в этом не признавалась.

– Как Малколм? – спросила она.

– Богат, как всегда, – ответила Памела. – И в равной степени скучен.

Малколм Уинслоу был крупным инвестором с Уолл-стрит, на двадцать шесть лет старше Памелы, своей второй жены. Хитрые торговые сделки превратили его в легенду Уолл-стрит, однако его врожденная неприязнь к светским мероприятиям представляла большую проблему для Памелы, которая любила видеть свои фото в газетах. И сейчас, вздохнув, она спросила:

– А у тебя, Сильвия, что нового?

– Из последнего – то, что я заново отделываю свои апартаменты. Декоратором я наняла Глэди Харпер. Она настоящая ведьма, но дело знает.

Памела подняла брови.

– И берет за работу много, очень много. А у тебя довольно большая квартира… Двенадцать комнат, не так ли?

Увы, Сильвия помнила, что Памела – одна из немногих людей, которые в курсе, что из наследия де ла Марко она получила относительно немного.

– О, я заново отделываю всю квартиру. Хочу разом со всем покончить. Полагаю, мне нужно подыскать себе богатого мужа.

– Я тоже так думаю. Конечно, это означает, что тебе придется отказаться от своего титула…

– Ни за что. Когда я подцеплю какого-нибудь типа, я не возьму его фамилию.

За салатом и вторым стаканом мартини Памела заговорила уже серьезнее:

– Сильвия, я не хотела сообщать тебе это, чтобы тебя не волновать, но с тех пор как секретаршу Паркера Беннета отдали под суд, ФБР начало по новой допрашивать людей, общавшихся с ним. И они говорят всем, что за информацию, ведущую к его поимке, назначена награда в два миллиона долларов.

– Они связывались с тобой? – Сильвия нервно сглотнула.

– Да.

– И что ты им сказала?

– А чего ты ждала? Я сказала: да, мы с тобой близкие подруги, и я не верю, что у вас с Паркером были какие-то личные отношения, и тот факт, что вас вдвоем видели на ужине, ничего не значит. Я сказала, что у тебя хорошая деловая хватка, что у графа был маразм и что ты вложила большую сумму в фирму Паркера. – Она помолчала. – Ну что, я доказала тебе свою дружбу? А если серьезно, Сильвия, я думаю, что отделка квартиры была большой ошибкой с твоей стороны. – Памела допила свое мартини. – Знаешь, о ком тебе следует подумать? Беркли Кэмерон давно положил на тебя глаз. На прошлой неделе он говорил мне об этом в «Ля гренуй». Сказал, что звонил тебе пару раз, но ты всегда ужасно занята.

– Беркли Кэмерон? Да он же старше, чем был Эдуардо!

– Не старше. Ему восемьдесят два года, он здоров, одинок и вдовец. Сильвия, я полагаю, что сейчас федералы начнут прочесывать твои финансовые отчеты частым гребнем. Если они смогут доказать, что ты получаешь большие бабки от Паркера Беннета, ты на двадцать лет отправишься в тюрьму. Так мне сказали в ФБР. У меня такое ощущение, что они хотели, чтобы я передала это тебе.

Когда принесли счет, они оплатили его ровно пополам.

34

Декоративные подушки для гостиной Энн Беннет прибыли за неделю до Дня благодарения.

В минувшие две недели Лейн ничего не слышала от Эрика. «Я понимаю, почему он не звонит», – твердила она себе. Должно быть, Беннета-младшего ужасно расстроило появление их фотографии в разделе светских сплетен.

Именно это и сказала ей Энн Беннет, как только Лейн приехала в Монклер.

– О, Лейн, Эрика невероятно огорчил этот снимок! – едва поздоровавшись, сообщила она.

– Не стоило так расстраиваться, – запротестовала Лейн, внося в дом большую пластиковую сумку с подушками.

Она сняла пальто, положила его на кресло в вестибюле и направилась прямо в гостиную. Одну за другой доставала подушки и укладывала на кресла и диван, а закончив, отступила на несколько шагов назад и сказала, обращаясь к Энн:

– То, что нужно. Это придает комнате тот шарм, которого ей не хватало.

Говоря это, Лейн подумала о приступе щедрости у Глэди. В последнюю минуту та решила, что обстановка гостиной не должна напоминать Энн о том, что когда-то этой обстановкой пользовались слуги. «Даже сейчас эта мебель достаточно хороша, – сказала она Лейн, – но это не значит, что она не будет привлекательна в иной цветовой гамме». Теперь обивка дивана была песочного оттенка, а обивка кресел – с мелким цветочным рисунком на песочном фоне.

Для придания комнате уюта и создания цветового пятна Глэди выбрала персидский коврик в красных тонах с красивым геометрическим узором, ранее лежавший в одной из гостевых комнат особняка. «Я знаю, почему аукционисты его не забрали, – сказала она Лейн. – Не посоветовавшись со мной, Беннеты наняли какого-то идиота, который срезал изначальную бахрому и заменил этой контрастной белой каймой». Позже Глэди решила восстановить бахрому, дабы создать эффект старины.

Энн обвела комнату восхищенным взглядом.

– О, Лейн, вы не представляете, как мне нравится это место. В том особняке мне всегда казалось, что нужно ходить на цыпочках, чтобы ничего не нарушить…

Было одиннадцать часов утра.

– Лейн, вы должны выпить со мной чашечку кофе, – твердо заявила Энн.

«Нет ни единого шанса, что Эрик так рано приедет обедать», – подумала Лейн.

– Чашечка кофе – это славно, – искренне отозвалась она.

Несколько недель назад она обедала на этой самой кухне, откуда же у нее ощущение, будто она бывала здесь много раз? Лейн сама удивлялась этому. И почему, хотя она точно знает, что Эрик не приедет, она ловит себя на том, что прислушивается – не откроется ли дверь, извещая о его приходе?

«Энн Беннет сегодня выглядит лучше и не такой усталой», – подумала Лейн, когда та поставила перед ней курящуюся паром чашку кофе и налила другую себе. Потом, улыбаясь, присела за стол напротив гостьи и произнесла:

– Я должна сказать вам, что вы очень красивы. И, конечно же, Эрик сто раз повторил мне это с тех пор, как встретился с вами. Лейн, мне почти шестьдесят семь лет, и я всегда была немного застенчивой. Так сложилось, что Паркер общался с людьми богатыми, происходящими из высших слоев общества. Но мне всегда было неуютно с этими людьми. У меня постоянно было ощущение, что я оказалась в совершенно не подходящем для меня мире. Однако сейчас мне кажется, что этот дом подходит мне и что благодаря общению в церкви я смогу завести собственных друзей.

Она на миг отвела взгляд; когда же вновь посмотрела на Лейн, ее глаза блестели.

– Я хочу сказать, что самая большая моя забота – это мой сын. Минувшие два года были для него настоящим адом. Он потерял множество средств и связей. На него указывали пальцами всюду, где бы он ни появился. Он даже не смог поужинать с вами без того, чтобы вас тайно не сфотографировали.

Энн отпила еще глоток кофе, как будто пытаясь собраться с духом, но ее глаза тут же наполнились слезами.

– Лейн, Эрик очень полюбил вас. Он сказал мне, что вырезал тот снимок из газеты, вставил в рамку и повесил на стену у себя дома.

Лейн не знала, что на это ответить. Энн вздохнула.

– Помните ту историю о Джоне Олдене?[10] Он пришел к Присцилле, чтобы просить ее руки для своего друга, капитана Смита. Вы помните, что ответила Присцилла?

– Она сказала что-то вроде: «Почему же ты, Джон, не просишь за себя?» – ответила Лейн.

– Верно. Но, несмотря на слова Присциллы, я все-таки молю вас за Эрика. Вам, несомненно, известны последствия того, что вас с ним регулярно будут видеть на публике. Но есть ли шанс, что вы готовы противостоять этим трудностям? Эрик не станет просить вас об этом, но я могу. Подумайте об этом. – Энн поставила чашку на стол и добавила: – Вам не обязательно отвечать на это немедленно.

Сунув руку в карман, она достала маленький, сложенный вчетверо листок бумаги и протянула его через стол Лейн.

– Возможно, он у вас уже есть – но это номер сотового телефона Эрика. Если вы сами не свяжетесь с ним, он поймет и никогда больше не попытается беспокоить вас. И я полагаю, вы завершили последний этап отделки этого дома?

– Да, завершили, – тихо произнесла Лейн.

– Что ж, тогда мы с вами, возможно, простимся навсегда, но я буду надеяться на лучшее и молиться об этом.

Пять минут спустя Лейн уже ехала обратно в Нью-Йорк.

«Я не знаю, что делать, – думала она. – Я просто не знаю, что мне делать».

35

Был один сорт негодяев, которых Джоэл Вебер презирал сильнее, чем всех прочих. Это были те, кто каким-либо образом причинял вред детям. В его длинной карьере насчитывался ряд случаев, когда кто-либо намеренно убивал ребенка и пытался избавиться от тела. Джоэл испытывал кровожадное удовольствие, находя улики, благодаря которым такие подонки отправлялись под суд.

Следующими в его списке стояли хитрые мошенники, паразитировавшие на честных работягах, которые откладывали каждый цент, чтобы скопить денег себе на старость или заплатить за обучение своих детей в колледже.

Нередко простые люди попадались на сладкие речи таких подлецов, как Беннет, и в итоге у них оставалась только крыша над головой – и то если повезет. Иногда они лишались даже и этой малости. Немало жертв Паркера Беннета по его совету взяли дома в кредит. «Сделай деньги, которые сделают деньги для тебя», – так разливался Паркер Беннет.

Но один Паркер просто физически не смог бы выполнять всю необходимую работу с документами. В его мошенничестве должен был участвовать как минимум еще один человек – если не двое.

Джоэл рассматривал в качестве возможной сообщницы Беннета его жену Энн. Они с Беннетом работали в одной инвестиционной фирме, пока тот не основал собственную. Но она уволилась сразу после их свадьбы, сорок пять лет назад. Когда обман раскрылся, в ее отношении было проведено самое тщательное расследование, однако оно ничего не дало. В те несколько лет, что Энн работала в трейдинговой фирме, она занимала должность секретарши – простая и понятная работа. Ее задачей было печатать письма, в том числе под диктовку, и отвечать на телефонные звонки. Во времена, предшествующие краху Фонда Беннета и исчезновению Паркера, у нее не было даже компьютера, это подтвердили все слуги из особняка в Гринвиче.

Ее сын, конечно же, принадлежал к совершенно другому типу людей. В двадцать два года он начал карьеру в отделе контроля компании «Морган Стэнли». Благодаря этому молодой человек получил техническое обучение и доступ к компьютерной базе данных по финансовым отчетам фирмы – а потом слил эти данные своему отцу. Впоследствии Паркер мог заменять в отчетах имена и кое-какие цифры и рассылать эти отчеты своим вкладчикам.

Джоэл составил список всех учебных заведений, которые посещал Эрик Беннет. Этот список был именно таким, какой обычно всплывает в биографии любого богатого отпрыска с хорошими мозгами: до восьмого класса включительно – Гринвичская дневная школа, затем Эндоверский подготовительный колледж в Гринвиче, штат Коннектикут, и Магна-Карта-колледж в Монпелье[11].

В середине первого семестра второго курса в Магна-Карта Эрик забрал документы и перевелся в Тринити-колледж в Дублине. Там он и получил диплом.

«Я могу понять, почему он хотел учиться за границей, – размышлял Джоэл, – но зачем так неожиданно менять колледжи? Быть может, в тот момент что-то пошло не так? У него возникли какие-то неприятности? Была ли причина, по которой он хотел уехать из страны? Начну с этого и посмотрю, что мне удастся найти», – решил он.

На следующий день Джоэл отправился в Монтпилиер, штат Вермонт, и явился прямиком в деканат Магна-Карта. Там ему вежливо сообщили, что все записи гласят: Эрик Беннет бросил учебу в колледже по собственной воле, и больше никаких сведений здесь предоставить не могут.

Разочарованный, Джоэл пошел в библиотеку колледжа. Какое-то предчувствие подтолкнуло его просмотреть список благотворителей колледжа.

И здесь он нашел то, что хотел. В тот же месяц, когда Эрик Беннет так неожиданно покинул это учебное заведение, его отец, Паркер Беннет, внес пожертвование в размере десяти миллионов долларов в фонд развития колледжа.

36

Паркер Беннет начал финальную стадию подготовки к тому, чтобы покинуть остров Сент-Томас. Два года назад он оставил позади свою жизнь в качестве Паркера Беннета, имея при себе только то, во что он был одет.

Иногда он гадал, что случилось со сшитыми на заказ костюмами, куртками, галстуками, рубашками и обувью, которыми были забиты шкафы в гринвичском особняке. Их продали или пожертвовали кому-нибудь? Паркер надеялся, что Энн не окажется настолько сентиментальной, чтобы сохранить их и оставить гнить в шкафах. Именно так поступила его мать после смерти его отца. «Боже правый, – думал он. – В нашей мрачной квартире было два гардероба, и один из них превратился в святилище этого человека. Умер на месте от сердечного приступа, завершив ежедневную разноску почты. Всего сорок семь лет, но заядлый курильщик. На всех фотографиях он был снят с сигаретой».

На этот раз Паркер собирался приобрести как можно более неприметную одежду. Зимняя куртка на «молнии», шапка с теплыми наушниками, тяжелые ботинки.

Он все еще не был уверен, следует ли ему встречаться с Сильвией. Он не знал, можно ли ей верить. Он понимал, что сделал ошибку, проявив беспокойство, когда она на прошлой неделе попросила у него два миллиона долларов. Менее всего он хотел, чтобы она решила, будто ему не хватает денег. В следующий раз, когда Сильвия позвонила, он приятным тоном ответил: «Конечно, дорогая, сразу же!»

Было и кое-что еще. В разделе деловых новостей «Уолл-стрит джорнал» Паркер прочел, что ФБР предложило награду в два миллиона долларов за информацию, которая приведет к его поимке.

Это было нечто новое. Подобного рода награды редко предлагаются публично в таких делах. Возможно ли, что Сильвия о чем-нибудь обмолвилась? Быть может, ляпнула что-нибудь одной из своих подружек после нескольких стаканов мартини? В глубине сознания он постоянно размышлял о возможности подобного случая, но теперь, после объявления о награде, возможность стала полномасштабной угрозой.

Паркер уже сказал местным знакомым, что собирается уехать на шесть недель в Англию, поработать над правительственным проектом. Он не хотел создавать у них впечатление, будто куда-то спешит. Если он скажет, что график работ поменялся и ему нужно отбыть до конца месяца, это не должно вызвать подозрений.

Сегодня после обеда он условился сыграть в гольф с Леном Стэйси. Это нужно сделать. Если Лен опять начнет трепаться о его сходстве с Паркером Беннетом, он напомнит ему о человеке, который был так похож на Линдона Джонсона[12], что позировал для рекламы виски и получал деньги за то, что на шоу Джонни Карсона выходил на сцену и стоял за спиной ведущего, не говоря ни слова. Это было в те времена, когда Джонсон сидел в Белом доме.

Еще можно пошутить насчет поэмы, которую большинство людей его возраста читали еще в старших классах: в ней рассказывалось о близнецах, которых все постоянно путали друг с другом. Последняя строчка была такой: «Я умер, а похоронили братца Джона».

«Это должно сработать», – думал Паркер, ощущая, как в нем растет уверенность в том, что он вполне может сбить этого самозваного шутника с толку. И сегодня он с сожалением скажет Лену, что вскоре отбывает обратно в Англию.

37

Агент Джон Пирс, он же Тони Руссо, установил подслушивающую систему так хитро, что даже самый тщательный обыск в таунхаусе Энн Беннет не дал бы возможности ее обнаружить.

Он сделал это во второе воскресенье, когда Энн ушла на мессу – в тот же самый день, когда несколько позже увидел старый черный автомобиль, проехавший мимо дома. Проникнуть в жилье Энн незамеченным было легко. Датчик охранной системы стоял на двери, ведущей из гаража в комнату для отдыха. Конечно, еще один размещался на парадной двери, но Джон не стал бы рисковать тем, что кто-нибудь заметит его входящим в эту дверь.

На то, чтобы понатыкать везде «жучков», у него не ушло много времени. Когда Энн Беннет вернулась домой, она и не знала, что каждое слово, сказанное ею в гостиной, кухне, столовой, спальнях и комнате для отдыха будет записано.

В то воскресенье он не услышал ничего полезного. У Энн Беннет не было привычки разговаривать с самой собой. Она только раз звонила по телефону, и в ее разговоре с подругой не прозвучало ничего важного для следствия.

Задачей Джона было проверить, поддерживает ли Энн или ее сын какие-нибудь контакты с Паркером Беннетом.

Джон знал, что в нью-йоркской квартире Эрика тоже стоят «жучки», но Эрик был слишком умен, чтобы сказать что-либо разоблачающее его вслух или по телефону – ведь его телефоны тоже могли прослушиваться. Однако он навещал мать через день, чтобы поужинать вместе с нею. Он приходил на ужин вечером в прошлое воскресенье.

Тогда Энн упомянула имя Паркера Беннета. Она сказала:

– Эрик, я знаю, ты считаешь меня сумасшедшей, но что-то подсказывает мне, что твой отец еще жив.

На это Эрик ответил ей:

– Мама, постарайся выбросить эту мысль из головы. Если папа действительно жив, ты можешь представить, каково ему будет провести остаток жизни за решеткой? Ведь если его найдут, именно так и случится.

Энн промолвила:

– Эрик, предположим, что твой отец жив, его найдут, и бо́льшая часть этих денег все еще будет у него. Неужели они не отнесутся со снисхождением? Я имею в виду, разве он не может сказать, что у него было временное помрачение рассудка?

– Мама, никто не окажет ему снисхождение и никому не будет дела до каких бы то ни было помрачений рассудка. ФБР предлагает награду в два миллиона долларов любому, кто сможет сказать, где найти папу. Если он жив, то, уверяю тебя, каждый, кто узнает о его местонахождении, бегом помчится за вознаграждением.

Следующий вопрос Энн Беннет шокировал Джонатана Пирса:

– А что насчет его любовницы, той графини? Если твой отец жив, он наверняка поддерживает с ней контакт.

– Мам, папа никогда не думал, что ты знаешь о ней.

Слушая это, Джонатан осознавал, что Энн Беннет совершенно отчетливо воспринимает реальность и что сейчас она ясно демонстрирует это сыну.

– Эрик, я верю, что ты невиновен в преступлении своего отца. Я не знаю, поддерживаешь ли ты с ним контакт или нет – в случае, если он еще жив. Но я уж точно не глухая, не слепая и не глупая. Я всегда осознавала – даже в годы нашего с ним брака, – что Паркер из тех мужчин, которые всегда могут пойти налево.

Последовала пауза, в течение которой Джонатан напряженно вслушивался, стараясь не упустить ни слова из их беседы.

– Эрик, – продолжила Энн Беннет, – я знала обо всех романах твоего отца. Но я смотрела на это так: брак – это когда жена может быть счастлива, зная, за какого мужчину она вышла замуж, и способна жить с этим на свой лад. Твой отец путался с графиней восемь лет, а до нее – со множеством других женщин, за все те годы, что прошли до его исчезновения. Но если он все еще жив и она знает об этом, я боюсь за него. Узнав о вознаграждении, она может выдать его, если ей известно, где он находится.

Вскоре после этого Эрик ушел, а Джонатан долгое время сидел молча, осмысляя услышанное.

Энн Беннет недвусмысленно предупредила Эрика, что, если его отец жив, графиня Сильвия де ла Марко может представлять для Паркера угрозу и что Эрик должен передать отцу это сообщение.

Позже на неделе Джон слушал, как Энн Беннет в слезах умоляет Лейн понять, как сильно ее любит Эрик. И это говорила та же женщина, которая подозревала, что ее муж все еще жив и что ее сын поддерживает с ним контакт!

«Не дай себя втянуть в эти махинации, Лейн, – думал он. – Не дай себя в это втянуть».

38

Робко, но с затаенным чувством восторга Элинор Беккер набрала номер Шона Каннингема. Он был у себя дома. Работа над книгой шла хорошо, и Шон едва не решил проигнорировать звонок и дать вызывающему оставить сообщение на автоответчике. Но когда определитель высветил, что звонит Элинор Беккет, он спешно взял трубку.

– Элинор, – произнес он, – как вы поживаете? Как Фрэнк?

– Примерно так, как и можно было ожидать, а Фрэнк… понимаете, Шон, вся эта напряженная обстановка плохо сказывается на его здоровье.

– Конечно, понимаю.

– Шон, помните, вы сказали мне, что могли быть случаи, показавшиеся мне странными, – я имею в виду, относительно Паркера Беннета?

– Да, помню.

«Пусть это будет что-то существенное!» – мысленно взмолился Шон.

– Так вот, знаете, я изо всех сил старалась вспомнить все, что было в те годы. И вчера ночью кое на что наткнулась.

Шон внимательно выслушал рассказ Элинор о том, как она столкнулась лбами с Паркером Беннетом.

– Я хочу сказать, это не был легкий толчок. И сейчас я припоминаю, что он выронил из своего бумажника какие-то карточки, и когда я потянулась, чтобы поднять одну из них, он быстро схватил ее. Сейчас мне кажется, что он боялся, что я увижу ее.

– Элинор, когда это случилось?

– Это было, когда мы въехали в новый офис.

«В самом начале мошеннической затеи», – подумал Шон.

– Элинор, вы знаете, что это за карточка?

– Да, сейчас я это вспомнила. Это было водительское удостоверение, но не американское. Я просто не помню больше ничего, хотя мне кажется, что тогда я хорошо его рассмотрела.

– Элинор, это может быть очень важно. Вы не хотите подвергнуться гипнозу, чтобы проверить, не можем ли мы узнать побольше о том, что было написано на этом удостоверении?

– Меня это немного пугает. Это больно?

– Нет, Элинор, гипноз не причиняет ни малейшей боли.

– Ну, то есть я не боюсь боли. Я не знаю, что вдруг на меня нашло. Но если это поможет найти мистера Беннета или украденные деньги, я с радостью на это пойду.

– Элинор, это может быть пустяк, а может быть важное дело, которое следует прояснить любыми способами. Я назначу встречу с психиатром, который, кроме всего прочего, отлично владеет гипнозом, и перезвоню вам.

Попрощавшись с Элинор, Шон не отложил свой сотовый телефон – вместо этого он сразу набрал номер Руди Шелла и сообщил о том, что произошло.

– Руди, я слышал, что в некоторых случаях ФБР использует гипноз, чтобы помочь людям вспомнить определенные события. Это так?

– Да, мы так поступаем, Шон. Почему вы спрашиваете?

– Потому что, возможно, Элинор Беккер необходимо полностью вспомнить нечто, случившееся в самом начале мошенничества Паркера Беннета. Она полагает, что видела водительское удостоверение, которое определенно не было американским, и Паркер буквально выхватил эту карточку у нее из рук.

Руди надеялся, что объявление о вознаграждении в два миллиона долларов может привлечь кого-нибудь, у кого есть хоть кусочек нужной информации, но Сэл Капаро, агент, опрашивавший людей, которые прежде часто встречались с Беннетом, не добился ничего.

Самые большие упования он возлагал на Памелу Уинслоу, близкую подругу графини Сильвии де ла Марко. Тот факт, что они были знакомы еще в Статен-Айленде и остались хорошими подругами до сих пор, давал Руди надежду, что графиня может поведать Памеле по секрету что-нибудь интересное о Паркере.

Но, конечно же, для жены миллиардера два миллиона долларов были мелочью на карманные расходы. Памела яростно защищала свою подругу, вплоть до того, что заявила, будто Сильвия де ла Марко виделась с Паркером только на деловой основе.

Однако сейчас, возможно, Элинор Беккер под гипнозом предоставит им какие-нибудь значимые свидетельства, которые помогут наконец прижать к ногтю Паркера Беннета.

39

Рейнджер знал, где купить оружие, но понятия не имел, какой ствол ему нужно приобрести. Он вел машину через жилой квартал Бронкса, известный высоким уровнем преступности.

На этот раз его автомобиль идеально вписывался в окружающую обстановку: разбитые стекла, замусоренные улицы, общее ощущение заброшенности.

Он ехал осторожно, с тревогой замечая молодых людей, стоящих на углах улиц группами по трое-четверо. Рейнджер был не совсем уверен, что ему следует делать. «Может, подойти к одному из этих парней? – спросил он себя. – А если у них нет оружия? А если они просто обычные ребята и тут же сдадут меня копам?»

Облизнув пересохшие губы, он медленно объехал квартал. Потом остановился на светофоре, и парнишка, выглядящий не старше шестнадцати лет, подскочил к машине и постучал в стекло.

– Эй, дядя, ты что ищешь? – спросил он. – Гашик, герыч, кокс?

Рейнджер с трудом сглотнул, не в силах заговорить. Через несколько секунд он хрипло прошептал:

– За мной охотится один тип. Мне нужен ствол.

– Ясно, а какой?

– Не знаю… что-нибудь простое. Я имею в виду, он нужен мне только для самозащиты.

– Ну конечно. Когда-нибудь стрелял из пушки?

– Нет.

– Ладно. Давай упростим задачу. Дядя, тебе нужен «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра. Причаливай к тротуару.

Рейнджер припарковался. За это время парнишка успел скрыться в переулке между двумя многоквартирными домами. Через пять минут он вернулся, держа правую руку в кармане. Оглянувшись туда-сюда и явно высматривая, нет ли поблизости полицейской машины, достал из кармана сжатую в кулак руку.

– Самое лучшее, – с гордостью заявил он. – Как я и обещал, «смит-и-вессон», патрон тридцать восьмого калибра «спешл», двухдюймовый ствол, прост в использовании. Заряжен. Прежде чем придется перезаряжать, ты можешь сделать пять выстрелов.

Он протянул оружие Рейнджеру. Тот неуклюже взял револьвер, однако ему понравилось ощущение рукояти в ладони.

– Говоришь, пять выстрелов?

– Пять. Одно время копы использовали такие стволы. Не труднее, чем палить из водяного пистолета. – Подросток рассмеялся. – Но тому, в кого ты влепишь пулю с близкого расстояния, это уж точно не покажется струйкой воды. Скорее всего, он отбросит копыта.

Нервным движением Рейнджер убрал револьвер в «бардачок».

– Сколько? – спросил он.

– Двести баксов.

Больше всего Коулу хотелось поскорее убраться отсюда, из этого квартала, где любой коп наверняка поймет, что происходит, если увидит, как он припарковал машину у тротуара и разговаривает с местным хулиганом. Достав бумажник, Рейнджер протянул деньги парнишке.

Закрыв окно и трогая машину с места, он даже не расслышал дружелюбного прощания мальчишки:

– Если что, обращайся, дядя.

Кроме того, Коул не слышал, как засмеялся подросток, пересчитав деньги. «Двести баксов за старый стволешник, – думал парнишка, – к тому же этот лопух так стремался, что по ошибке сунул мне лишнюю двадцатку… Денек выдался ништяк!»

40

В понедельник после визита Лейн к Энн Беннет Лейн и Глэди сидели в апартаментах графини, ожидая, пока привезут два старинных башарских ковра для салона.

– Ты помнишь, что сказала графиня Ля-ля-ля, когда я показала ей их фотографии? – спросила Глэди.

– Конечно, помню. Ей показалось, что они выглядят слишком тусклыми. Она сказала, что любит яркие цвета.

Ковры были выполнены в мягких оттенках кремового, бежевого и терракотового цвета, и это должно было привнести старосветскую элегантность в более современную обстановку. Потолок и панели в салоне сейчас были окрашены в кремово-бежевый цвет. Над двумя зонами отдыха свисали с потолка австрийские хрустальные люстры.

– Надеюсь, она окажется достаточно умна, чтобы оценить все это, – едко произнесла Глэди.

Затем, как обычно резко меняя тему, она спросила:

– Лейн, что с тобой происходит? У тебя такой вид, будто ты только что потеряла лучшего друга. Меня угнетает унылое выражение твоего лица. В чем дело?

Лейн не была уверена, хочет ли она делиться этим с Глэди, но потом все же решила признаться:

– Когда я привезла те подушки в дом Энн Беннет…

– Те, что я отдала ей бесплатно?

– Я знаю, Глэди. Суть вот в чем: Энн сказала мне, что Эрик испытывает ко мне глубокие чувства и что он боится звонить мне, потому что я могу расстраиваться из-за фотографии в «Пост», где мы вдвоем…

– Как и следовало ожидать, – фыркнула начальница.

– Глэди, я верю, что Эрик невиновен.

– А я не верю.

– Я знаю, но выслушайте меня. Я определенно не готова к серьезным отношениям с Эриком, но он мне нравится, и я не хочу войти в число тех людей, которые отвергли его из-за отца. На самом деле я собираюсь позвонить ему. Проблема в том, что Кэти очень привязалась к нему.

– Лейн, если ты собираешься так или иначе продолжать встречаться с этим типом, окажи услугу сама себе. Не встречайся с ним в своей квартире, потому что он наверняка увидится там с Кэти. Если возможно, не ходи с ним в рестораны в Манхэттене. Теперь, когда тебя уже видели с ним, папарацци потеряют к тебе интерес, но есть множество людей, которые скармливают сплетни журналистам. – Она умолкла. – В дверь звонят. Наверное, привезли ковры.

Когда двое дюжих посыльных внесли и расстелили ковры, а затем отбыли, Глэди продолжила с того места, на котором остановилась:

– Лейн, вот мое последнее слово по этому вопросу: катайся в Нью-Джерси, встречайся там с ним в каком-нибудь ресторане, ужинай, а потом возвращайся на своей машине домой. Только что было публично объявлено о вознаграждении в два миллиона долларов за информацию о его отце. И меня не удивит, если кто-то, знающий что-то, как Ее Королевское Ничтожество, проживающее здесь, может начать трепать языком. И если федералы изловят Паркера Беннета и он решит рассказать все, то – ставлю на это все деньги, которые я заработала в своей жизни, до единого цента – выяснится: Эрик по самые уши увяз в афере своего папеньки.

В тот же вечер, уложив Кэти спать, Лейн позвонила Эрику. Тот ответил с первого же звонка:

– Лейн, как у тебя дела?

– Все в порядке. – Она помолчала в нерешительности. – Ты, должно быть, знаешь, что твоя мать разговаривала со мной о тебе.

– Знаю. Это отказ?

– Нет, не отказ, Эрик. Мне нравится проводить время с тобой, видеть тебя, но я не готова зайти дальше еженедельных совместных ужинов – по крайней мере, некоторое время.

– На большее я и надеяться не мог, Лейн. Я хочу лишь, чтобы моего отца, если он все еще жив, арестовали. Это единственный способ доказать, что на мне нет вины. Когда мы можем встретиться?

– На День благодарения мы с Кэти едем к моей матери в Вашингтон. Я вернусь в воскресенье.

Она не знала, что скажет на это Эрик. Он определенно в курсе того, что писал о нем ее отчим, Дуайт Кроули. Но его тон ничуть не изменился, когда он произнес:

– Ты вернешься в воскресенье. Я позвоню тебе в тот же день вечером. Счастливого Дня благодарения тебе, Лейн, и Кэти тоже.

Прежде чем она успела ответить, Эрик завершил звонок.

41

Накануне Дня благодарения заметно нервничающая Элинор Беккер встретилась с Шоном Каннингемом в Манхэттене возле офиса доктора Стивена Папетти, психиатра и гипнолога.

Шон спросил Элинор, разрешит ли она, чтобы на сеансе присутствовал Руди Шелл.

– Элинор, я знаю: он сочувствует вам и очень надеется, что гипноз позволит вам вспомнить информацию, которая поможет им найти Беннета. И вашему делу это тоже пойдет на пользу. Поговорите со своим адвокатом и спросите, согласен ли он на это.

– Я просто позвоню ему и сообщу, что собираюсь это сделать, – твердо ответила Элинор. – Мне все равно, что он скажет, и я не стану ему платить за то, что он будет сидеть там и смотреть. И я согласна с вами, Шон. В глубине души я всегда считала, что Руди Шелл верит в мою невиновность.

Увидев Элинор, Руди буквально спрыгнул со стула и подбежал к ней. Его грубоватое лицо, обрамленное гривой черных с проседью волос, выражало беспокойство, когда он обеими руками схватил ее ладонь и произнес мягким тоном:

– Миссис Беккер, я понимаю, что у вас были все причины считать меня вашим недругом. Но, прошу, позвольте уверить вас в обратном. Моя работа как агента Федерального бюро расследований – находить улики и выстраивать дела против преступников. Но также наш священный долг – защищать невинных людей от ложных обвинений. Вы всегда утверждали, что никак не причастны к мошенничеству Паркера Беннета.

– И тем не менее, – дрожащим голосом ответила Элинор, – мне так жалко всех этих несчастных людей, потерявших свои деньги… Я думаю, что я глупа, ужасно, невероятно глупа, однако я считала его не просто бизнесменом, но и филантропом.

Фрэнк защитным жестом обнял жену за плечи.

– Всё в порядке, дорогая, всё в порядке. – Он перевел взгляд на Руди. – Вы хотите сказать, что у вас нет предвзятого мнения относительно участия Элинор во всем этом?

– Абсолютно, – коротко отозвался Руди.

Шон стоял позади него, намереваясь поприветствовать Беккеров.

– Элинор, вы проделали огромную работу, – сказал он. – Вы начали самостоятельно вспоминать случай, показавшийся вам странным. Теперь с помощью доктора Папетти вы можете вспомнить его почти целиком. Помните ту старую рекламу мыла «Айвори»?

– На девяносто девять и сорок четыре сотых процента чистое, – с улыбкой сказала Элинор. – Но я пользовалась «Камей», «мылом для прекрасных женщин». Я думала, что если буду умываться им, то тоже стану прекрасной.

Собеседники рассмеялись. Глядя на Элинор и Фрэнка Беккеров, Руди не мог не заметить, насколько хрупкими теперь кажутся оба. За прошедшие два года они не только похудели; теперь на их лицах было одинаковое выражение – подавленное и настороженное, словно в ожидании очередного удара. Неожиданная шутка Элинор напомнила Шеллу о том, что случается с людьми, угодившими в шестерни системы правосудия. Все, кому он задавал вопросы об Элинор в начале следствия, описывали ее как женщину с хорошим чувством юмора. Но впервые за все время ему довелось увидеть проявление этого.

Едва они успели повесить верхнюю одежду на вешалку, как женщина, сидящая за стойкой, пригласила их пройти в кабинет доктора.

Доктор Стивен Папетти был симпатичным мужчиной лет пятидесяти пяти, с густыми седеющими волосами. Когда посетители вошли, он поднялся из-за своего стола и с дружеской улыбкой поприветствовал их. Элинор скованно кивнула ему, цепляясь за руку Фрэнка.

Помещение было обширным. В нескольких футах от окна стояло кожаное кресло с подставкой для ног, а напротив него – стандартное вращающееся офисное кресло. Между креслом с подставкой и столом расположились три раскладных стула с подлокотниками.

Доктор Папетти пригласил Элинор сесть в кожаное кресло и откинуться на спинку.

– Полагаю, вы не знаете, чего вам ожидать? – спросил он.

– Нет, кажется, знаю… впрочем, на самом деле, не знаю.

– Что ж, давайте поговорим о том, зачем вы здесь, Элинор.

– Ну, я думаю, вам известно, что я здесь ради того, чтобы попытаться вспомнить что-нибудь, способное помочь полиции найти Паркера Беннета, человека, который выманил у многих людей их сбережения.

– Совершенно верно, Элинор. Доктор Каннингем, вероятно, говорил вам, что подвергнуться гипнозу – это совершенно не больно. Мы пытаемся погрузиться в вашу память и попробовать добыть оттуда информацию, которая может храниться там. Это примерно то же самое, что искать какую-то вещь, которую вы положили не на то место, – ключи или сотовый телефон.

Элинор улыбнулась.

– О, это мне хорошо знакомо. У меня не проходит ни дня без долгих поисков моих очков, и я всегда радуюсь, когда нахожу их.

Шону было понятно, что этим дружеским разговором доктор Папетти помогает Элинор расслабиться.

– Элинор, вы знаете, что доктор Каннингем и агент Руди Шелл будут присутствовать здесь, в то время как мы с вами работаем…

– И Фрэнк тоже, – быстро добавила она; на миг в ее голосе пробился страх. – Фрэнк же может остаться, верно?

– Конечно, может. Элинор, обопритесь на спинку кресла и положите ноги на подставку. Вам совсем не обязательно откидывать спинку кресла горизонтально. Вам вполне может быть удобно в слегка наклонном положении. А теперь я прошу вас закрыть глаза и забыть о нашем присутствии.

– Я постараюсь.

Шон, Руди и Фрэнк внимательно слушали, как доктор Папетти тихим успокаивающим голосом предлагает Элинор представить, что она входит в лифт. Лифт будет останавливаться на каждом из десяти этажей, и она будет наслаждаться неспешным подъемом.

– Вам нравится эта идея? – спросил он у Элинор.

– Думаю, да. Все хорошо. – Она умоляюще посмотрела на Фрэнка. Когда тот поднял оба больших пальца в знак того, что все круто, она откинулась на спинку кресла.

– Элинор, – начал доктор Папетти, – закройте глаза и думайте о том, как вы входите в лифт. – Медленно, очень медленно он рассказывал о том, как она поднимается на лифте наверх, останавливаясь на каждом этаже десятиэтажного здания. Потом сказал: – Элинор, мы начинаем спускаться на лифте вниз. По мере спуска вы погружаетесь все глубже и глубже. Вам нравится эта поездка?

– Да. – Голос Элинор теперь звучал совершенно без интонаций.

– Девятый этаж, восьмой этаж, седьмой этаж.

Доктор Папетти продолжал спрашивать ее, знает ли она, что спускается вниз. Наконец воображаемый лифт достиг первого этажа. Доктор произнес:

– Элинор, думаю, вам пора идти обратно в офис Паркера Беннета. Вы только недавно начали работать у него. Расскажите мне об этом офисе.

Запинаясь, Элинор начала рассказывать:

– Это очень удобный офис.

– Насколько он велик, Элинор?

– Здесь есть приемная, а у мистера Беннета отдельный большой кабинет.

– Как он обставлен? – спросил Папетти.

– Мистер Беннет все устроил так, что здесь очень уютно. При офисе есть маленькая кухня, где я делаю чай или кофе для тех, кто приходит встретиться с мистером Беннетом.

– У вас есть свой кабинет, Элинор?

– Да, он чуть дальше по коридору. Именно там я работаю с документами, с копиями писем, которые я пишу, приглашая людей встретиться с мистером Беннетом. Обычно я сижу за столом в приемной, отвечая на звонки и приветствуя приходящих людей.

– Кто-нибудь еще работает там, Элинор?

– В офисе – нет. Выписки по счетам клиентов подготавливают люди в других местах.

– Элинор, вам нравится мистер Беннет?

– О да, трудно представить себе человека приятнее. – Ее тон отчасти утратил безэмоциональность. – Но в один ужасный день он неожиданно не пришел в офис, а потом выяснилось, что со счетов пропали деньги, и люди сочли, что я в этом тоже виновата.

– Элинор, вы помните тот день, когда вы с мистером Беннетом столкнулись головами?

– Да, помню.

– Вы можете вспомнить, как это случилось?

– Ну, это было в самом начале моей работы у него. В тот день было очень холодно. Войдя в офис, он снял перчатки и сказал мне, что ждал такси у ресторана и что у него замерзли пальцы. Он снял пальто. Бумажник был в заднем кармане его брюк. Я видела, как он высовывается из-под края его пиджака. – Последовала долгая нерешительная пауза. Потом Элинор продолжила: – Я сказала: «Мистер Беннет, у вас сейчас бумажник выпадет из кармана. Надеюсь, вы ничего не потеряли». Он ничего не сказал, просто схватился за бумажник и увидел, что клапан, закрывавший отделение с кредитными карточками, открыт и пара из них торчит наружу…

Голос ее прервался.

– Элинор, что вы увидели тогда?

– Не знаю.

– Элинор, подумайте о том, как приятно спускаться на лифте, как тепло в кабине…

Трое мужчин сидели в напряжении, надеясь услышать что-то важное. Последовала долгая пауза, затем Элинор снова заговорила:

– У него замерзли пальцы. Все карточки выпали и рассыпались по полу. Он нервничал, руки у него тряслись. Мы оба наклонились, чтобы собрать карточки, но он сказал, что сделает все сам. Однако я уже нагнулась, и мы стукнулись лбами.

– Какие карточки вы видели, Элинор?

– Его водительское удостоверение, кредитные карты… потом я подняла одну карточку.

– Какую карточку, Элинор?

– Водительские права. Они были на розоватом картоне, и на них была его фотография.

– Его фотография на водительском удостоверении? – тихо спросил доктор Папетти.

– Да-да. Удостоверение его кузена… Англия.

– Вы видели фото его кузена, Элинор?

– Человек на фото был похож на него. Он сказал, что это его кузен.

– Элинор, вы видели имя на удостоверении?

Последовала долгая пауза.

– Не помню. Не могу вспомнить. – Снова молчание. – Джордж. Я помню, там было написано «Джордж».

Элинор не могла вспомнить больше никаких подробностей того дня. Она явно просыпалась. Сеанс гипноза был завершен.

Полностью придя в себя, она еще раз повторила:

– Его имя – Джордж.

– Верно, Элинор, – отозвался доктор Папетти.

– Но я не могу вспомнить его фамилию.

– Как вам кажется, вы видели эту фамилию на удостоверении? – уточнил доктор.

– Да.

Элинор начала вставать, и Фрэнк бросился к ней, чтобы помочь ей выбраться из кресла. Шон и Руди переглянулись. Руди заговорил первым:

– Что ж, теперь мы знаем то, о чем подозревали уже некоторое время. Афера началась в тот же день, когда Беннет открыл свой офис. Он сделал себе другие документы. Элинор сказала, что на фотографии был его английский кузен, но я полагаю, что это было фото самого Беннета в замаскированном виде. Держу пари, что права были британские, и это сужает область поисков до Британии и, возможно, некоторых других частей Содружества.

Подойдя к ним, Элинор начала извиняться перед всеми. Она снова плакала.

– Если мистера Беннета не найдут, я, скорее всего, попаду в тюрьму, – всхлипывала она.

– Элинор, сейчас ваш разум работает на вас, – успокаивающе произнес доктор Папетти. – Я прошу вас прийти снова на следующей неделе. Вы уверены, что видели фамилию на том удостоверении?

– Да, уверена. Совершенно уверена.

– Тогда, быть может, в следующий ваш приход мы сумеем добыть ее из вашей памяти. – Он ободряюще похлопал ее по плечу. – Не могу обещать вам, что вы обязательно вспомните ее, но я много раз видел, как это происходит. Верьте в себя и в нас.

42

После встречи с Памелой за обедом в ресторане Сильвия де ла Марко усиленно размышляла. Инстинкт подсказывал ей, что Паркер либо каким-то образом лишился своих денег, либо по какой-то причине не может больше запускать в них руку. Ошибиться было невозможно – слишком серьезным тоном он разговаривал. С другой стороны, эту нервозность легко можно было объяснить тем, что он считает, будто фэбээровцы вот-вот его схватят.

А предположим, они его действительно схватят… Не выдаст ли он ее первым делом? В эти два года она была весьма требовательной…

Сильвия улыбнулась. Очень требовательной. Иногда она вырезала рекламу из «Таймс». На второй странице почти постоянно публиковали рекламу новых украшений от «Тиффани». Графиня описывала их Паркеру и говорила, сколько они стоят. На обратной стороне листа фирма «Шанель» рекламировала красивые сумочки, и она говорила и о них тоже. У нее были связи с большинством дизайнеров «высокой моды», и она оплачивала счета теми деньгами, которые переводил ей Паркер.

И конечно, получала ежемесячное содержание как от Паркера, так и из наследия де ла Марко.

До сих пор Паркер был щедр, в этом не приходилось сомневаться. Он также напоминал ей, что, если она когда-нибудь захочет выдать его, ее ждет двадцатилетний тюремный срок за пособничество и соучастие.

«До сих пор все шло хорошо», – думала Сильвия, обходя свои апартаменты, как она делала это каждый день. Женщина осознавала, что дизайн, созданный Глэди, придал всем комнатам совершенно иной вид. Друзья, навещавшие ее, просто грезили этим интерьером. Кто-то из них сообщил в журнал «Аркитекчурал дайджест» о прекрасной отделке квартиры, и теперь они жаждали заснять все это, когда работы будут полностью завершены.

Сильвия улыбнулась, думая об этом. Она помнила, как ее мать на лето застилала мебель в гостиной покрывалами с цветочным узором и заменяла шерстяной коврик на соломенный. «Мне действительно нравились эти крупные цветы на диване и креслах. Такие красивые и яркие, и никакой сдержанной элегантности». И, конечно же, половину стоимости дизайна составляли картины и скульптуры.

– Вы получите работы молодых и талантливых художников и скульпторов, – сухо сообщила ей Глэди. – Стоимость каждой из этих работ в ближайшие десять лет увеличится как минимум втрое. Посмотрите, сколько стоили картины Пикассо, когда он был бедным художником.

«Все круто и классно, – думала Сильвия, – но если Паркера поймают и он выдаст меня, я тоже отправлюсь в тюрьму – и какой толк будет мне тогда от всего этого?.. Однако есть выход. Я пойду к Дереку Лэндри. Все знают, что он самый лучший адвокат для тех, кто оказался в такой ситуации. Я скажу ему, что Паркер угрожал мне. Если б я даже не принимала его подарков и отказалась брать деньги, он нанял бы киллера и в течение суток я стала бы трупом. Я скажу, что ФБР должно гарантировать мне анонимность, иначе я всегда буду чувствовать себя в опасности».

Тем временем в ней крепла уверенность, что Беркли Кэмерон позвонит ей. Памела пустила слух, что графиня хотела бы поговорить с ним. Дабы убедиться, что при встрече с Беркли она будет выглядеть наилучшим образом, Сильвия провела все утро в «Салоне Генри». Сейчас ее волосы были заново выкрашены в белокурые, кожа сияла. Ей сделали педикюр и маникюр, и придали форму бровям. Вчера она купила новый костюм от «Шанель» – белоснежного цвета. Говоря иными словами, Сильвия была готова к звонку Беркли.

Звонок раздался в три часа дня. Трубку снял, конечно же, Роберт и поспешил передать графине, что звонит мистер Беркли Кэмерон. Сдерживаясь, чтобы не выхватить у дворецкого трубку радиотелефона, Сильвия самым светским тоном произнесла:

– Беркли, как у тебя дела?

– Сильвия, ты действительно не против поужинать со мной?

В его любезном тоне сквозила нотка восторга. Сильвия напомнила себе, что Беркли, конечно, восемьдесят два года, но он довольно интересный мужчина. У нее был с ним короткий роман несколько лет назад, но потом появился Паркер, и Беркли получил отставку.

Паркер… она была влюблена в него и наслаждалась их тайными отношениями последние шесть лет жизни Эдуардо. Но потом Эдуардо умер, а Паркер исчез, и что ей было делать?

– Да, Беркли, я хотела бы поужинать с тобой. Я очень рада слышать тебя.

– О да, мне тоже приятно слышать твой голос. Но еще приятнее мне было бы увидеть тебя лично.

Сильвия уже и забыла, что Беркли считает себя непревзойденным мастером слога. Но кому до этого есть дело?

– Мне тоже хотелось бы этого, – ответила она с улыбкой в голосе. Когда они встретились, он недавно овдовел и детей у него не было. Она была глупа, что упустила его. И он так и не женился заново.

– У тебя будет возможность для совместного ужина в начале следующей недели, Сильвия? Вторник подойдет?

– Замечательно. Как насчет того, чтобы перед этим выпить у меня по коктейлю?

– Я буду этому чрезвычайно рад. До встречи.

Сильвия повесила трубку. Теперь точно пора заключить сделку с ФБР, иначе может быть слишком поздно.

Она встречалась с Дереком Лэндри на нескольких крупных приемах. Поискала номер его телефона, потом ушла в библиотеку и плотно закрыла за собой дверь, не желая рисковать тем, что кто-то из прислуги может подслушать ее.

Несколько секунд спустя знаменитый адвокат ответил на звонок Сильвии.

– Дерек, у меня небольшая проблема… – начала она.

43

Накануне Дня благодарения Лейн и Кэти отправились поездом в Вашингтон.

Кэти с восторгом предвкушала, как увидит бабушку. По большей части Лейн ограничивала их визиты теми случаями, когда Дуайт был в отъезде, хотя ей было неудобно сознавать, что эти визиты были очень редкими. В прошлый раз она приезжала в Вашингтон в августе, и Дуайта, как обычно, не было дома.

Но в этом году она не могла отклонить приглашение матери. Та сказала: «Лейн, давай проясним кое-что. Хватит под разными предлогами отказываться приезжать к нам на День благодарения. Если ты тревожишься, что Дуайт скажет хоть слово про Эрика Беннета, можешь быть уверена: он будет держать язык за зубами. Он знает, насколько мне тяжело видеть, что ты не любишь его. Пора тебе понять это. Я всем сердцем любила твоего отца и носила траур по нему десять лет, прежде чем снова вышла замуж. Я очень счастлива с Дуайтом, но мне грустно, что ты постоянно избегаешь его».

Лейн думала обо всем этом на протяжении трехчасового пути от Пенсильванского вокзала до Вашингтона. Кэти прочитала пару детских книжек и уснула, положив голову на колени матери. «Как я буду чувствовать себя, если через тринадцать лет, когда Кэти будет семнадцать, она по какой-то причине отстранится от меня?»

Эрик, Эрик, Эрик… Лейн знала, что не следует спешить, но после трех свиданий с ним она очень ждала следующего.

Энн Беннет была рада узнать, что Лейн и Эрик встречаются. Она пригласила Кэти и Лейн в свой таунхаус на ужин в честь Дня благодарения.

«Я заказываю его на дом, – сказала Энн. – У меня нет никакого желания ходить куда-нибудь на праздничный ужин. И я хотела бы увидеть вашу Кэти».

Сказать ей, что они едут в Вашингтон, чтобы отпраздновать с матерью Лейн, было не так неловко, как напрямую отказаться от приглашения.

Поезд замедлял ход. Лейн сказала матери, что ей будет проще доехать на такси, чтобы не заставлять Элис искать парковочное место возле вокзала. Но была и еще одна причина. Она хотела попросить водителя проехать мимо дома в Джорджтауне, где прошли первые семнадцать лет жизни Лейн. Однако на самом деле в последнее время она часто грезила первыми семью годами из этих семнадцати.

В этих грезах всегда присутствовал ее отец, и его образ был ярким, живым. Лейн помнила, как сидела у него на коленях и они вместе читали книжки; как он водил ее в музей при Смитсоновском институте и объяснял, что за экспонаты они видят; как они ходили на каток. У него от природы был талант к катанию на коньках, она же просто неплохо научилась этому. Тот раз, когда Лейн в четыре года побежала впереди него через улицу и ее едва не сбила машина… Отец как раз вовремя схватил ее за свитер и отдернул назад. Потом схватил ее на руки и обнял так крепко, что она едва могла дышать, а он строго сказал, чтобы она никогда, никогда больше так не делала.

Лейн и Кэти прошли через вокзал Юнион-стейшн и легко поймали такси. Лейн сообщила водителю адрес. Двадцать минут спустя, когда они свернули на улицу, расположенную всего в трех кварталах от дома Дуайта, женщина почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы.

– Немного притормозите, когда будем проезжать мимо того дома, – попросила она водителя.

– Там живет ваш знакомый? – спросил тот.

Лейн не хотела, чтобы Кэти рассказала об этом ее матери.

– Когда-то давно там жил хороший друг, – ответила она.

«Дом выглядит точно так же, как тогда, – думала она, – У меня такое ощущение, как будто я просто могу открыть дверь и войти».

Было ровно пять часов вечера, когда такси остановилось у дома Дуайта. Этот дом был больше, чем тот, где росла Лейн, и смотрелся весьма впечатляюще.

Мать Лейн уже высматривала их. Она открыла дверь и подхватила Кэти на руки еще до того, как Лейн успела расплатиться с водителем. Это еще раз напомнило ей, как многого не хватает в жизни Кэти из-за того, что девочка редко видит бабушку.

Элис поставила Кэти наземь и медленно повернулась к Лейн, словно боясь, что от нее отшатнутся, затем обняла дочь. Лейн обняла ее в ответ и приветственно поцеловала в щеку.

– Здравствуй, мама. Я рада, что все-таки добралась до вас.

И она действительно была этому рада.

– Дуайт готовит для нас коктейли. Я сказала ему, что ты любишь шардоне. Это нормально?

– Вполне сгодится, – ответила Лейн, молясь, чтобы ее слова не прозвучали саркастически.

Они оставили верхнюю одежду в шкафу в прихожей, и Кэти вприпрыжку бросилась впереди всех, выкрикивая: «Деда! Деда!» – так она всегда называла Дуйата.

Справа от вестибюля располагалась библиотека, чуть дальше по коридору была гостиная. Дуайт стоял у барной стойки, расставляя стаканы. Лейн смотрела, как он подхватил Кэти, чмокнул ее в щечку, потом усадил на высокий круглый стул и сказал:

– К вашим услугам, мэм. «Ширли Темпл»[13], лимонад или «Спрайт»?

– «Ширли Темпл», – не задумываясь, ответила Кэти.

– А кто будет говорить «пожалуйста»? – одернула ее Лейн.

Когда Кэти послушно повторила свой запрос, добавив «пожалуйста», Лейн и Дуайт посмотрели друг на друга. Девочка знала, что во время учебы в Гарварде Дуайт был редактором университетской газеты «Кримзон» и ведущим участником дебатов. Сейчас его едкие заметки в «Вашингтон пост» завоевывали ему немало яростных сторонников и таких же яростных врагов. Лейн не могла не признать, что Дуайт был привлекательным мужчиной. Ростом он был примерно шесть футов, с возрастом совершенно не располнел; его песочного оттенка волосы изрядно поседели, но и не думали редеть. Глаза у него были темные, зеленовато-карие.

Лейн много знала о нем, но на самом деле совершенно не знала его. Она никогда не хотела знакомиться с ним ближе, и сейчас его беспощадные слова об Эрике только усилили это отчуждение.

Они приветствовали друг друга неуверенным тоном, однако его улыбка выглядела искренней.

– Лейн, я очень рад, что ты смогла приехать к нам в этом году, и смею добавить, ты так же прелестна, как твоя дочурка.

Кэти, пившая «Ширли Темпл», безоговорочно заявила:

– Мама всегда говорит мне, что я красавица.

Общий смех немного разрядил обстановку. Лейн заметила, как в глазах матери промелькнуло облегчение, и вновь ощутила себя виноватой.

Выходные прошли отлично. На ужин пришла сестра Дуайта, Хелен, со своим мужем Гэвином. Оба они работали в здании Конгресса США на Капитолийском холме. Похоже, Кэти просто очаровала родню. За эти годы Лейн редко видела их и только сейчас поняла, насколько они интересные люди.

За ужином Хелен несколько раз вступала с братом в споры по политическим вопросам.

– Дуайт, – сказала она ему, – если б ты только спустился со своего заоблачного пика и перестал считать себя провозвестником мудрости, тебе же самому было бы лучше. Ты даже мог бы увидеть чью-нибудь еще точку зрения, помимо собственной.

Затем, смеясь, она обратилась к Лейн:

– Он очень славный человек, но совершенно не умеет это проявлять.

В субботу Дуайт предложил сходить в Смитсоновский институт и показать Кэти музейные выставки.

«Опять дежавю», – подумала Лейн, вспоминая, как ходила туда с отцом.

За все праздники Дуайт не промолвил ни слова об Эрике Беннете. Несколько раз Лейн так и подмывало спросить, почему он так враждебно относится к Эрику, но не хотела, чтобы ее отношения с отчимом снова ухудшились.

На обратном пути домой Лейн вспоминала, как неохотно прощалась Кэти с бабушкой и «дедой». Лейн ощущала себя виноватой, осознавая, что, не давая девочке общаться с Дуайтом, она также препятствует ей общаться и со своей матерью.

– Мамочка, ты какая-то грустная, – заметила Кэти.

– Я не грустная, – заверила ее Лейн, – просто задумалась.

То, какими счастливыми и довольными выглядели ее мать и Дуайт, напомнило Лейн о ее собственном ужасном одиночестве после гибели Кена. Конечно, за эти пять лет она встречалась с другими мужчинами, но ни один из них не заинтересовал ее по-настоящему.

До недавнего времени. Энн Беннет сказала, что Эрик влюблен в Лейн. Могла ли она позволить себе влюбиться в него?

«Не знаю, – думала женщина. – Я просто не знаю».

44

Обнаружив, что Паркер Беннет сделал десятимиллионное пожертвование Магна-Карта-колледжу точно в то же время, когда Эрик внезапно забрал документы и перевелся в Тринити-Колледж в Ирландии, Джоэл Вебер набросал план дальнейших действий. Он просмотрел список студентов той группы, в которой Эрик Беннет учился в Магна-Карта-колледже, выписал имена тех, кто проживал поблизости, и отыскал номера телефонов их семей. Первые десять имен не дали ничего. Номер либо не отвечал, либо включался автоответчик. «Вероятно, многие родители бывших студентов если и не переехали на новое место жительства, то сейчас отдыхают во Флориде», – подумал Джоэл, глядя, как за окном падает снег.

После десятого звонка ему повезло. Он дозвонился домой к Карлу Фрейзеру, и ему ответил приветливый голос.

Джоэл осторожно объяснил, какое задание ему поручено, умело мешая правду с ложью.

– Я сейчас провожу поиски в библиотеке Магна-Карта-колледжа. Меня зовут Джоэл Вебер. Я заинтересован в том, чтобы поговорить с теми студентами, которые учились в Магна-Карта в то время, когда вы были там.

– Тогда вам нужно говорить с моим сыном. Я – Карл Фрейзер-старший.

– Да, сэр, извините, – отозвался Джоэл. – Вы можете сказать, как мне связаться с ним?

– Он преподает в Дартмутском колледже, – с гордостью уведомил Фрейзер-старший.

– Вы можете дать мне номер его телефона? – спросил Джоэл.

– Конечно, подождите минутку.

Минуту спустя Карл Фрейзер-старший снова был на связи.

– У меня пятеро детей, – объяснил он. – И у всех у них сотовые телефоны. Я не могу запомнить их все наизусть. Вот номер Карла-младшего. Я знаю, что он с радостью выслушает вас. Он любит рассказывать о своей учебе в Магна-Карта, у него от тех лет остались прекрасные впечатления.

«А вот впечатления Эрика Беннета от Магна-Карта-колледжа наверняка не столь прекрасны», – думал Джоэл, записывая номер.

Но, набрав его, он вынужден был выслушать обычную раздражающую запись: «Оставьте сообщение на автоответчике после гудка».

«Почему бы владельцу номера не надиктовать в этой записи свое имя? – думал он. – По крайней мере, тогда все точно могут быть уверены, что позвонили именно тому, кому хотели».

Дартмутский колледж находился всего в часе езды отсюда. Джоэл надеялся, что профессор Фрейзер не уехал куда-нибудь на неделю. Он решил прогуляться по кампусу Магна-Карта-колледжа и поискать корпус имени Беннета. Какой-то студент указал ему нужное здание.

– С него убрали имя Беннета, когда выяснилось, что тот был мошенником, – объяснил студент.

Здание стояло в ряду прочих студенческих общежитий. Джоэл, посмеиваясь, отметил, что имя Беннета, похоже, было выбито над дверью, а теперь скрыто под слоем штукатурки, как и сказал тот студент. «Зачем Паркеру понадобилось жертвовать столько денег, когда его сын уже собрался отсюда уходить?» – гадал Джоэл.

Он вспомнил, что читал об одном колледже, получавшем пожертвования от трех разных важных шишек, и потом все трое угодили за решетку. Одну из аллеек на территории того колледжа так и прозвали – «Аллея Уголовников».

«Однако никто из этих троих не был таким мерзавцем, как Беннет, – думал Джоэл. – Они проворачивали инсайдерские сделки, чтобы разбогатеть, но не отнимали сбережения у сотен человек».

Джоэлу не сиделось на месте, и он решил ехать в Дартмутский колледж, а не ждать звонка от Фрейзера.

«Не хочу расспрашивать его по телефону только ради того, чтобы задать вопрос об Эрике Беннете. Это может вызвать у него подозрение. Нужно поговорить с ним лицом к лицу», – прикидывал агент, садясь в свой автомобиль и включая зажигание.

От Монтпилиера в штате Вермонт до Хановера в штате Нью-Гэмпшир был всего час езды. Дорога пролегала по тихой сельской местности, занесенной снегом.

«Я учился в колледже штата и получил хорошее образование, но не отказался бы посещать заведение, входящее в Лигу Плюща», – думал Джоэл, сворачивая с трассы 89 и выезжая на шоссе 91-север.

Отмахнувшись от этих глупых мыслей, он въехал в Хановер точно в тот момент, когда зазвонил его сотовый телефон. Агент нажал кнопку громкой связи и коротко произнес:

– Джоэл Вебер слушает.

Звонил Карл Фрейзер-младший.

Джоэл объяснил причину своего звонка и попросил о встрече.

– Я хотел бы узнать ваше мнение кое о ком из ваших бывших соучеников. Быть может, при личной встрече я смогу объяснить все лучше, – сказал Джоэл.

– Звучит несколько загадочно, – отозвался Фрейзер. – Вы не могли бы пояснить подробнее сейчас?

– Я расскажу, когда мы встретимся. Обещаю, я не отниму у вас больше получаса.

Несколько холодноватым тоном Карл спросил:

– Где вы сейчас?

– Только что съехал с шоссе, пересекаю реку.

– Тогда встречаемся в кафе «Хановер». Я собирался заехать туда, выпить чашку кофе.

Десять минут спустя Джоэл припарковался у кафе. Народу в зале было немного, и он сразу заметил мужчину в возрасте под сорок, пьющего кофе у окна.

Агент подошел, поприветствовал его и без приглашения сел. Когда подошла официантка, он сказал:

– Кофе, пожалуйста, – и сосредоточился на человеке, сидящем напротив.

«Фрейзер должен быть примерно ровесником Эрика Беннета, – думал он, – а тому тридцать семь. Выглядит чуть старше, но это из-за залысин». Профессор носил очки без оправы и в целом походил на ученого. Даже если б Вебер уже не знал этого, он предположил бы, что перед ним преподаватель солидного заведения.

Джоэл решил перейти прямо к делу.

– Когда я позвонил вашему отцу и взял у него ваш номер, я не сказал ему, что я из детективного агентства и ранее работал в ФБР.

Фрейзер поднял брови.

– Даже представить не могу, что вам от меня нужно, – негромко произнес он.

– Мне просто нужно, чтобы вы охарактеризовали одного из своих бывших соучеников, – ответил Джоэл.

– И кто бы это мог быть?.. Нет, позвольте, я угадаю: Эрик Беннет?

– Речь именно о нем, – подтвердил Джоэл.

– Нетрудно было догадаться, – объяснил Фрейзер. – Конечно, Эрик проучился в Магна-Карта всего год, и никто из нас не может сказать, будто хорошо знал его, но, насколько я помню, он был достаточно неплохим парнем.

– Почему же он перевелся так внезапно в начале второго курса?

– Ну, незадолго до этого его сильно избили. Он три дня провел в больнице.

– Это было случайное нападение? – Задавая этот вопрос, Джоэл интуитивно чуял, что нападение было совершенно не случайным.

– В этом есть некая странность, – ответил Карл. – Насколько нам известно, он не заявил об этом в полицию. Просто ничего не сделал, хотя ему сломали руку. Потом его отец внес пожертвование, а сам Эрик уехал в Ирландию.

– Как вы думаете, он уехал, потому что боялся новых нападений? – настаивал Джоэл.

– Никто не знает этого, хотя иногда я гадаю, не ведомы ли кому-нибудь с нашего факультета причины этого. Ходили слухи, что Эрика попросили уйти.

– Вы можете назвать имя студента, с которым он близко общался? Или, может быть, его девушки? – спросил Джоэл.

– Была одна симпатичная девушка из местных, училась в старших классах Открытой школы Монтпилиера. Эрик приезжал с нею на спортивные матчи. Судя по всему, они много времени проводили вместе, – припомнил Карл.

– Она училась в старших классах? Сколько же лет ей было?

– Шестнадцать, – ответил Карл.

Джоэл несколько мгновений поразмыслил над этим, потом спросил:

– Вы не знаете, играл ли Эрик в азартные игры?

– Ну, он был слишком молод, чтобы ходить в казино, но хорошо играл в карты, и иногда – с парнями, у которых водились денежки, на довольно высокие ставки.

– Кто-нибудь считал, что он жульничает?

– Я несколько раз сам участвовал в этих играх, – признался Карл, – особенно когда играли в покер. У Эрика не было необходимости жульничать. Он был настоящим карточным математиком. Мог бы зарабатывать денежки в Лас-Вегасе.

«Я так ничего и не узнал, – думал Джоэл, – не считая избиения и того, что Эрик настолько быстро убрался из города». Потом ему в голову пришел незначительный вопрос:

– Вы помните имя той школьницы?

– Помню, – ответил Карл. – Регина Кроули. Ее дядя – политический обозреватель Дуайт Кроули.

После того, как Фрейзер ушел, Джоэл вышел в Интернет со своего «Айфона» и нашел номер телефона Открытой школы в Монтпилиера. «Гугл»-карты показывали, что ее территория прилегает к кампусу Магна-Карта. Школьная секретарша сообщила, что директор будет в школе до вечера и что с ним можно встретиться. Пятнадцать минут спустя Джоэл уже выезжал на шоссе, ведущее обратно в Монтпилиер.

45

Паркер Беннет/Джордж Хокинс считал дни до того срока, когда сможет отбыть с Сент-Томаса, ничем не выдав спешки. Всем друзьям и знакомым, которые у него были, он поведал о том, что в конце месяца возвращается в Англию. Он не хотел менять свои планы, потому что это могло вызвать подозрения. Семя слухов уже было заронено: Лен Стэйси привлек внимание к тому, как Джордж Хокинс похож на Паркера Беннета. Каштановый парик и очки – недостаточно эффективный маскарад, если кто-то вдруг решит повнимательнее присмотреться к его лицу. Единственной его надеждой было то, что Лен слишком глуп, чтобы сделать из этого сходства какие-то серьезные выводы. Придется удержать те два миллиона долларов, которые затребовала Сильвия. Когда он переведет их ей и заплатит за виллу в Швейцарии, у него останутся последние пять тысяч долларов. А с этих денег ему нужно приобрести билет на самолет и оплатить пребывание в Майами, по крайней мере, в течение трех недель, пока у него не отрастет борода. Ах да, еще нужно купить другой парик, добраться до Нью-Джерси и проникнуть в квартиру Энн.

У Энн и Эрика всегда были доверительные отношения, и сын наверняка зол на него. Паркер не знал, что он собирается делать. Можно ли довериться Энн, не выдаст ли она его? А что, если она из жалости к людям, которые потеряли свои вложения, решит сыграть в благородство? Эти два года за ней было легко следить. В «Гугле» Паркер находил все необходимые сведения.

И конечно же, было вполне возможно, что за ней наблюдают. Для него будет очень рискованно просто подойти к двери в ее дом и позвонить в звонок, но, возможно, у него не будет иного выбора. Нужно очень, очень тщательно взвесить все решения. Он знал, что начинает отчаянно паниковать и что это может стать для него источником проблем.

И конечно же, Сильвия, всегда Сильвия… «Что бы я сделал на ее месте? – гадал он. – Я не смогу долго тянуть с пересылкой ей этих двух миллионов. Если она решит, что я разорился, от меня ей больше не будет проку. Более того, она может заключить сделку с ФБР. Они пообещают ей судебную неприкосновенность, лишь бы добраться до меня». Паркер знал, что должен быстро убраться с Сент-Томаса, рискуя тем, что Лен пойдет трепаться направо и налево, сравнивая Джорджа Хокинса с Паркером Беннетом. Но пока что не следует делать ничего подозрительного. Время от времени он играл в гольф на разных полях, каждый день выходил в море на яхте и надеялся, что нигде не столкнется с Леном.

Паркер составил список вещей, которые нужно купить для поездки в Нью-Джерси: джинсы, теплую куртку, шапку с наушниками, перчатки, фланелевые рубашки. Конечно же, все это темных тонов. Он ничем не должен выделяться, чтобы никому и в голову не пришло дважды взглянуть на него. Тот факт, что в Нью-Джерси стояла ранняя холодная зима, был ему на руку.

Ему нужно взять несколько зимних костюмов, чтобы, если у него будет какая-нибудь деловая встреча, все было под рукой. Он нигде не зарегистрируется под именем Джорджа Хокинса.

Что будет, если Сильвия выдала его? Если она это сделала, искать будут именно Джорджа Хокинса. Было небезопасно снова пользоваться этим именем. Когда он прилетит в Майами, попытается найти место, где торгуют поддельными документами. Еще оставался вопрос паспорта. Можно ли получить новый паспорт на его изначальное имя – Джозеф Беннет – в то время как все будут разыскивать Паркера Беннета?

День благодарения наступил и миновал. Паркер получил несколько приглашений и, зная, что не следует снова отказываться под предлогом болезни, сообщил всем, что у него уже есть планы. Его экономка запекла для него маленькую индейку. Паркер думал о Дне благодарения в минувшие годы, когда он ужинал в Гринвиче с Энн и Эриком. К ним на праздничный ужин редко являлись гости.

Он знал, что Энн не любит и не умеет принимать гостей, хотя она изо всех сил старалась быть любезной, когда он устраивал приемы для важных шишек. Жена всегда настаивала на том, чтобы они встречали День благодарения только втроем. Конечно же, это было уже после смерти ее родителей. До того Паркеру приходилось регулярно терпеть их присутствие. Его раздражало, что отец Энн видит его самого, а не тщательно выпестованный образ, который он носил постоянно. Время от времени старик, словно бы по ошибке, называл его Джо – намеренно, конечно же. Паркеру всегда казалось, что руки отца Энн слегка пахнут ливерной колбасой и копченостями, и сейчас это воспоминание позабавило его.

Мать Энн в точности походила на свою дочь, ей было так же неуютно в присутствии тех, кто в чем-то превосходил ее. Ни малейшего сходства с Сильвией, которая выпорхнула с кухни своей бабки-итальянки, где готовили сложные воскресные блюда из макарон, отведать которые собиралось невероятное количество кузенов, кузин, дядюшек и тетушек. Закончив школу в восемнадцать лет, Сильвия навсегда покинула это сборище – без малейших сожалений.

Все это Паркер думал, поедая свой одинокий ужин, полностью довольный этим одиночеством.

На следующий день он начал паковать чемодан, думая: «Еще несколько дней – и я уберусь отсюда». Была пятница. В течение следующих суток ему удавалось избегать Лена, но телефонный звонок, раздавшийся в субботу, встревожил его. Едва услышав в трубке громкое: «Привет, Джордж!», он ощутил, что ладони начинают потеть, а в желудке образуется ком.

– Джордж, где ты был? – продолжал Лен. – Парни надеялись встретиться с тобой сегодня утром.

– Я просто наслаждался последней возможностью походить на яхте. Ты же знаешь, как я люблю ходить под парусом. – Он надеялся, что его голос звучит достаточно небрежно.

– Что ж, у меня для тебя сюрприз, – сказал Лен. – Нам с Девейном и Брюсом так понравилось играть с тобой в гольф, что мы решили пригласить тебя присоединиться к нам в понедельник. Давай устроим финальный гольф-матч в девять часов, а потом пообедаем в клубе. Не говори «нет», я уже забронировал поле и столик.

«Придушить его хочется», – думал Паркер. Конечно, он мог просто сказать, что слишком занят предотъездными сборами, но какое-то чувство предупреждало его, что следует быть осторожным и принять непрошеное приглашение Лена.

Хотя стояла идеальная для выхода в море погода и он провел все воскресенье на яхте, ему не доставляли радости ни водяные брызги, ни скольжение судна по воде, ни чистое синее небо, по которому время от времени пролетало одинокое облачко. Все затмевало предчувствие последней встречи с Леном. Паркер надеялся, что в понедельник будет дождь, сильный непрекращающийся дождь, но, конечно же, и этот день был погожим.

В девять часов утра партия на четверых стартовала. Паркеру нравились два компаньона Лена. Брюс Грум был до выхода на пенсию директором одной из фармацевтических компаний; тихий, сосредоточенный на игре, он почти ничего не говорил. У Паркера было чувство, что Брюс не питает ни малейшего интереса к сравнению Джорджа Хокинса с Паркером Беннетом.

Партию закрыл Девейн Лампарелло. У него была самая большая фора в их группе, но даже это не спасло его игру. Он был не особо хорошим игроком, да и любви к умствованиям не проявлял, и пустые разговоры интересовали его куда меньше, чем созерцание того, как очередной его удар не достигает лунки.

Лен вообще не поднимал тему Паркера Беннета. Тот начал успокаиваться, и к тому времени, как они сели обедать, он был уверен, что тревожиться больше не следует.

Как и ожидалось, разговор завел Лен. Он занимал пост менеджера среднего звена в компании по производству готовых завтраков.

– Я обычно говорю, что мое прозвище – «Кусай-хрусти-глотай», – пошутил он, намекая на знаменитый рекламный слоган компании «Келлогг».

«Кусай, хрусти, заткнись», – подумал Паркер, но про себя признал, что предпочитает эту хвастливую болтовню возобновлению дискуссии о Паркера Беннете.

Однако, когда остальные заказали себе по второй чашке кофе, он решил деликатно уйти.

– Ну, мне действительно пора уходить, – сказал он. – Лен, по-моему, это было круто, спасибо тебе. Полагаю, ты поймешь, что у меня еще целый список того, что нужно сделать до отъезда.

– Ты не собираешься сдавать свой дом? – спросил Лен. – Если да, я знаю риелтора, который подыщет хороших жильцов.

– Нет, не собираюсь, – ответил Паркер. – Я хочу знать, что смогу вернуться сюда в любой момент, когда это будет возможно.

– Ты можешь сдавать его понедельно, – настаивал Лен. – На этом можно сделать кучу денег.

– Да, я думал об этом, но эта идея мне абсолютно не нравится, – твердо заявил Паркер. Он встал и тепло улыбнулся всей компании. – Спасибо большое, Лен. Брюс, Девейн, был рад снова сыграть с вами. Надеюсь увидеть вас, когда вернусь сюда. Лен, в следующий раз обед с меня.

Тщательно стараясь ничем не выдать спешку, Паркер направился к выходу из столовой. Он почти достиг двери, когда Лен крикнул:

– Эй, Паркер!

Он резко обернулся и слишком поздно понял, что попался в расставленную ловушку. Несколько мгновений Беннет судорожно подыскивал объяснение. Наконец, весело рассмеявшись, он крикнул в ответ:

– Ну у тебя и шуточки, Лен!

Другие обедающие подняли взгляды. Многие ли из них сделают выводы из произошедшего?

Остаток дня Паркер провел в тщетных попытках сохранять спокойствие, постоянно ожидая стука в дверь и появления полиции. Но никто не пришел, и на следующее утро в восемь часов он уже был на пути в аэропорт.

Самолет до Майами взлетел вовремя. Предъявляя свой посадочный лист чиновнику, Паркер с сожалением подумал, что это, должно быть, последний раз, когда он летит куда-то под именем Джорджа Хокинса. Вероятно, он больше никогда не вернется на остров Сент-Томас.

46

Родственники Элинор пригласили ее и Фрэнка на ужин в честь Дня благодарения. Они жили в Нью-Сити в округе Рокленд, откуда до Йонкерса было сорок минут езды. Кузина Джоан была ровесницей Элинор. Муж Джоан, Эдди, был отставным детективом. Помимо того, на ужине должны были присутствовать двое их детей со своими супругами и четверо внуков.

Элинор знала, что им с Фрэнком будет лучше поехать в Нью-Сити, чем встречать дома еще один безрадостный праздник. Ей нравилась семья Джоан, и она чувствовала, что теплота, с которой те поприветствовали Беккеров, была искренней.

За ужином они тщательно избегали любых упоминаний о сложившейся ситуации. Только когда дети вышли из-за стола, а взрослые задержались за кофе, этот вопрос был поднят в разговоре. И подняла его сама Элинор.

– Я знаю, вы слишком вежливы, чтобы спрашивать, но я думаю, вас это может заинтересовать.

Она рассказала им о сеансе гипноза и о том, что ей удалось вспомнить имя, значившееся на британском водительском удостоверении.

– Там было имя «Джордж», – твердо сказала она. – Но фамилию я просто не смогла вспомнить.

– Это может многое изменить, – отметил Эдди. – Я знаю это по своей работе в департаменте. Конечно, я никогда не расследовал такие дела, чаще всего занимался полевой слежкой под прикрытием…

– А как это – когда тебя гипнотизируют? – поинтересовалась Джоан.

– Это совсем не страшно, – отозвалась Элинор. – На самом деле я чувствовала себя очень спокойно, а если учесть, как обстоят дела в последнее время, поверь, иногда мне кажется, что я была бы не против все время находиться под гипнозом.

– Тебе затошнит кататься вверх-вниз на лифте, – мрачно усмехнулся Эдди. Впервые за много месяцев Элинор услышала, как он шутит.

«Может быть, если б я все время не была в таком напряжении… – думала она. – Может быть, тогда я сумела бы вспомнить».

Она слегка приободрилась, когда Эдди сказал ей:

– Элинор, я понимаю, как ты, должно быть, себя чувствуешь. Я видел невинных людей, которые находились под тяжкими подозрениями со стороны властей. Они жили в постоянном страхе. Когда ты снова пойдешь к гипнотизеру?

– Я не знаю, – отозвалась она. – Я понимаю, как сильно их всех разочаровала. Может быть, я просто сказала им что-то потому, что хотела иметь возможность что-то сказать. Фрэнк, помнишь, как коп тормознул твою машину в Манхэттене и заявил, что ты проехал на красный свет?

– Помню, – сердито хмыкнул Фрэнк. – Я не проезжал на красный свет, на светофоре еще горел желтый. Этому копу нужно было добрать количество штрафов, поэтому он меня остановил.

– Фрэнк, я уже слышал эту песню, – отмахнулся Эдди.

– Я хочу сказать, что, когда коп попросил у Фрэнка водительские права, тот по ошибке сунул ему кредитную карточку. И с минуту коп думал, что Фрэнк пытается подкупить его.

– Должно быть, он был совсем новичком, – сухо заметил Эдди. – Никто еще не пробовал подкупать полицейского кредиткой.

– Я вспомнила этот случай, – продолжила Элинор, – потому что, возможно, спутала тот случай, когда Фрэнк сунул копу не ту карточку, и это происшествие в офисе Паркера Беннета. В общем, я не вижу смысла снова идти к гипнотизеру. На самом деле подвергнуться гипнозу не так уж плохо. Обидно то, что я пошла на этот сеанс и выставила себя дурой. Задним числом я понимаю, что мне не нравится терять контроль над собой. Немного страшно знать, что кто-то другой исследует твой разум, а ты даешь ответы, которые, возможно, являются не правдой, а выдумкой.

– Мне кажется, ты делаешь ошибку, Элинор, – тихо произнес Эдди. – Никто не ожидает от тебя полной картины того случая. Это было бы совершенно нереально. Почему бы тебе не приехать снова к этому доктору? Тебе нечего терять и уж точно нечего бояться.

Его забота и участие заставили Элинор осознать, как глупо она поступила, отстранившись от всех родных и друзей. Женщина была уверена, что под маской сочувствия они осуждают ее за соучастие в преступном плане Паркера Беннета. За последние два года все газеты постоянно твердили, что она была замешана в мошенничестве. Публиковались чрезвычайно убедительные статьи. «У Паркера Беннета должен был быть сообщник!» – снова и снова кричали СМИ. И сейчас Элинор заговорила об этом с Джоан и Эдди.

– Любой, кто знает меня достаточно хорошо, поймет, что я не способна на соучастие в этом обмане, – горько сказала она.

Последовал неизбежный вопрос:

– А Эрик способен?

Элинор медленно ответила:

– Я не видела абсолютно никаких указаний на то, что он вовлечен в это дело. Они не нашли на его счетах ни единого цента помимо того, что он заработал честным путем – и доказал это. Я знаю, что он был очень дружен со своим отцом, но, когда обман раскрылся, Эрик был потрясен и огорчен больше всех. Он не выдержал и заплакал у меня на глазах, и поверьте мне, это были искренние эмоции. Такое невозможно сыграть.

Краткое время спустя, когда Беккеры уже одевались, чтобы ехать домой, Эдди мягким тоном произнес:

– Элинор, прошу тебя, прими мой совет. Поезжай снова к этому гипнотизеру. Пожалуйста. Этим ты окажешь услугу самой себе. Опять же, терять тебе нечего. Я знаю, о чем говорю. Сделай это ради себя. Сделай это ради Фрэнка. Пожалуйста.

– Может быть, и сделаю, – нерешительно отозвалась она. – Дай мне подумать об этом.

47

Придя в офис в понедельник утром, Лейн застала Глэди в дурном настроении.

– Я начинаю гадать, не закончились ли у нашей графини Ля-ля-ля денежки, – первым делом обратилась она к Лейн. – Она должна мне еще два миллиона, а я, как дура, завезла в ее квартиру все эти картины и скульптуры до того, как получила за них плату. Лейн, я тебе точно говорю, у этой дамочки с деньжатами плохо.

– Так зачем же она подписала контракт на обновление интерьера стоимостью в пять миллионов долларов? – скептически спросила Лейн.

– Думаю, потому, что она привыкла получать денежки из какого-то тайного источника, – ответила Глэди. – А теперь он, вероятно, пересох.

– Но если ее снабжает деньгами Паркер, у него есть краденые пять миллиардов долларов. И пять миллионов для него – это пустяк, – возразила Лейн.

– Зато для меня два миллиона – это очень много, – отрезала Глэди и перевела взгляд на стол, давая понять, что Лейн надо убраться из ее кабинета.

«Ну и денек предстоит!» – подумала Лейн. Она знала, что, когда Глэди выведена из себя, она срывает злость на всех вокруг.

Час спустя Глэди вышла в приемную и накричала на Вивиан за то, что ее стол выглядит «словно там армия постоем стояла». Лейн знала, что Вивиан было поручено вырезать из журналов фотографии домов знаменитостей, чтобы Глэди могла своевременно отслеживать, что поделывают другие дизайнеры.

К счастью для Лейн, Глэди отослала ее на один из мелких заказов – присмотреть за установкой оконных карнизов и мебели в только что обновленном кабинете исполнительного директора рекламного отдела сети продовольственных магазинов.

День опять был ветреный и холодный, и пока Лейн наблюдала за работами, в ее голове хаотично всплывали мысли о Кене. На следующей неделе была очередная годовщина гибели Кена. Вероятно, именно потому ей все так отчетливо вспоминается. Она думала об их свадьбе в церкви Святого Малахии – так называемой «актерской часовне» на 49-й улице, в театральном районе Манхэттена. Лейн почти зримо помнила, как стояла перед алтарем, обмениваясь с Кеном брачными клятвами. Ее мать хотела, чтобы бракосочетание происходило в их церкви в Джорджтауне.

«Я отказала ей, – вспоминала Лейн. – Я совершенно не желала идти к алтарю под руку с Дуайтом. И я огорчила маму еще одним фактом. Я была в простом белом платье, а Кен – в деловом костюме, и после церемонии мы устроили ужин для тридцати друзей. Мама приехала одна. Дуайт был в отъезде, но она знала, что я не хочу его видеть на моей свадьбе».

Кроме того, Лейн не могла отделаться от воспоминаний о том, как дружны были они с матерью в те десять лет после смерти ее отца. Это закончилось, когда в их жизни появился Дуайт. Лейн хотела выкинуть эти мысли из головы. Но снова и снова она принималась гадать, как она себя будет чувствовать, если Кэти в возрасте семнадцати лет по каким-то причинам начнет отстраняться от нее. Поездка в Вашингтон открыла дверь, в которую Лейн совершенно не желала входить. Но и избавиться от этих размышлений не получалось.

Вечером, в шесть часов, Лейн оставила Кэти с Вильмой, села за руль и направилась в Нью-Джерси, томясь предвкушением. На этот раз они встречались с Эриком в «Белла дженте» в Вероне, городке, расположенном неподалеку от Монклера. На первом свидании Эрик спросил у Лейн, любит ли она итальянскую кухню. Та ответила совершенно искренним «да». Когда Глэди и Лейн приглашали клиентов на обед, начальница всегда выбирала какой-нибудь крутой ресторан в Нью-Йорке. Лейн никогда бы в голову не пришло сказать ей о том, что и она сама, и, возможно, некоторые из клиентов предпочли бы тарелку спагетти с простым томатно-базиликовым соусом любому из фирменных блюд, значившихся в меню этих заведений. Лейн терпеть не могла трюфели, которые, похоже, были любимой едой многих гурманов. Но она без малейшего труда призналась в своих пристрастиях Эрику, который со смехом согласился с ней. Он тоже так считал.

Эрик уже был в ресторане, заняв столик у окна. Увидев Лейн, он вскочил на ноги и, взяв ее ладонь обеими руками, легонько поцеловал в щеку.

– Я скучал по тебе, – сказал он. – Как твоя поездка в Вашингтон?

Лейн остро осознала, что не хочет упоминать о Дуйате.

– Мы хорошо провели время, – ответила она. – Было очень забавно показывать Кэти Вашингтон. В конце концов, я жила там первые семнадцать лет своей жизни.

– Я сам постоянно мотался в Вашингтон. Когда я работал в «Морган Стэнли», у нас был довольно обширный список проживающих там клиентов. Я десять лет трудился в отделе по надзору за соблюдением правил, потом ушел в трейдеры.

Он пристально посмотрел на нее.

– Лейн, ты так чудесно выглядишь. Я ужасно скучал по тебе. Я никогда не испытывал подобных чувств к женщине, и это все, что я могу сказать. Как поживает Кэти?

* * *

В таунхаусе по соседству с домом Энн Беннет агент ФБР Джонатан Пирс, он же Тони Руссо, подслушал разговор Энн с сыном по телефону. Джон узнал, что Эрик Беннет и Лейн Хармон решили сегодня вечером отправиться в «Белла дженте», но если б он тоже явился в ресторан, это было бы чересчур для простого совпадения.

Еще один агент, Джек Кин, устроился за столиком, соседним с тем, за которым сидели Лейн и Эрик, и развернул в их сторону микрофон подслушивающего устройства. Он слышал, как Эрик рассказывает Лейн, что его мать, похоже, не очень хорошо себя чувствует, однако наотрез отказывается обратиться к врачу.

– Я беспокоюсь о ней, – сказал Эрик, – но не могу заставить ее пойти к доктору. Она бывает очень упрямой.

Когда Кин по завершении вечера отчитался перед Джонатаном, его доклад был коротким:

– Ничего, кроме обычной застольной болтовни. Он очень увлечен ею и даже сказал ей, что никогда прежде такого не испытывал. Ей, похоже, общение с ним доставляло искреннюю радость. После ужина они сели в разные машины. Полагаю, она уже на пути домой.

Хотя сообщение о том, что поднадзорные уехали по отдельности, порадовало Джонатана, он был расстроен, услышав, что Лейн явно наслаждается обществом Эрика.

48

Сильвия старательно припомнила все, что знала о том, чем занимался Беркли Кэмерон в те без малого десять лет, которые прошли с момента их расставания.

Она слышала, что он вложил деньги в съемки нескольких фильмов, которые потом были раскритикованы в пух и прах, но не была уверена, следует ли заговаривать с ним об этом.

В половине седьмого Роберт известил о прибытии Беркли. В последние несколько лет Сильвия ни разу не виделась с Кэмероном, и до нее доходили слухи, что он много времени проводит в Калифорнии.

Когда Роберт проводил его в комнату, Сильвия была потрясена, увидев, насколько старше Беркли выглядит теперь. Руки у него слегка дрожали, он опирался на трость. И все же он в прежней своей куртуазной манере поцеловал Сильвии руку и тем же хорошо поставленным голосом произнес:

– Сильвия, ты просто очаровательна.

В следующие полчаса перед тем, как они отправились в «Мареа», Беркли рассказывал ей о своих экспериментах в Голливуде и вспоминал неизвестные широкой публике истории о режиссерах и актерах, с которыми он познакомился.

– Обстановка там – просто квинтэссенция фальши, однако бодрит достаточно, чтобы я не задумывался о цене.

Потом он добавил:

– Но даже тогда я чувствовал себя одиноко и вспоминал наш маленький роман, закончившийся несколько лет назад. Сильвия, ты самая интересная женщина из всех, кого я встречал, и, честно говоря, мне тебя очень не хватало. Я, конечно, знаю, что ты сошлась с Паркером Беннетом. Но теперь он мертв или, по крайней мере, исчез, и я хотел бы проверить, не сможем ли мы воскресить ту страсть, которую когда-то испытывали.

За ужином Беркли делился с ней воспоминаниями, которые Сильвия слышала и прежде: о том, что он родился в Нижнем Ист-Сайде задолго до того, как это место сделалось престижным, и как ходил в школу по вечерам, а днем продавал ботинки фирмы «Атлас» со скрытым каблуком.

– У этих ботинок были двухдюймовые каблуки, благодаря которым низкие мужчины казались выше. Эта компания давным-давно закрылась. Я ненавидел эту работу так сильно, что до сих пор при виде ботинок со скрытым каблуком ежусь.

Сильвия глянула вниз и отметила, что итальянские ботинки из отлично выделанной кожи, которые были на Беркли, являли разительный контраст с теми, которые он описывал.

Она постоянно следила за тем, как идут дела на фондовом рынке, и когда перевела разговор на эту тему, Беркли оказался в своей стихии. Задавать ему нужные вопросы было очень легко, и она отчетливо видела, насколько он прозорлив и информирован. Ей также было ясно, что он в восторге от себя самого.

За чашкой эспрессо Беркли спросил ее в лоб:

– Сильвия, ты готова возобновить наши отношения?

Она не спешила сказать «да» и сделала вид, будто колеблется. Разочарованно отведя взгляд, Беркли осведомился:

– Ты все еще питаешь чувства к Паркеру Беннету?

– Абсолютно никаких! – Она решительно мотнула головой.

– Хорошо, – ответил Беркли. – Он никогда мне особо не нравился, хотя, должен сказать, я считал его безупречным в финансовых делах человеком. Меня просто потрясло, что он посмел обмануть так много людей, имеющих ограниченные доходы.

– Когда я думаю о том, как он поступил со всеми этими людьми, мне хочется плакать, – согласилась Сильвия. – Ты наверняка знаешь, что я родом отнюдь не из привилегированного класса. И я в ужасе, когда представляю, что он мог бы обмануть и моих родных.

– Именно это мне в тебе и нравится, – сказал Беркли. – Это необычно. Слишком часто я видел, как у множества моих друзей, происходящих из привилегированного класса, складывалось ощущение, что все права принадлежат только им, и это так же естественно, как дыхание. – Он помедлил, затем продолжил: – Сильвия, ты не ответила на мой вопрос. Я помню, как хорошо нам было, когда мы были вдвоем.

– Беркли, – тихо произнесла она, – я хотела бы начать все заново.

* * *

Заехав на квартиру графини, чтобы осушить прощальный стаканчик спиртного, Беркли сказал:

– Я позвоню тебе завтра после обеда. Утром у меня собрание правления. – Он поцеловал ее в губы, потом добавил: – Моя будущая жена, – и ушел.

После его ухода Сильвия вернулась в студию и налила себе еще стакан. Она долго сидела, глядя прямо перед собой и прихлебывая мартини. Беркли был не просто готов возобновить их отношения – он хотел жениться на ней.

Пятьдесят лет Беркли состоял в браке с одной и той же женщиной. Роман с Сильвией у него случился уже после смерти его жены. «Если я выйду за него замуж, я буду обеспечена до конца своей жизни», – думала женщина.

Но она знала, что если Беркли когда-либо обнаружит, что в минувшие два года она получала деньги из тех средств, которые украл Паркер, это положит конец их отношениям. И что, в конце концов, решил Паркер насчет тех последних двух миллионов? Встреча с Дереком Лэндри была назначена на пятницу. Утром нужно позвонить в его офис и спросить, не может ли он принять ее немедленно…

49

Адвокатская контора Дерека Лэндри размещалась в новом небоскребе к востоку от Таймс-сквер. Дерек согласился на требование Сильвии встретиться пораньше, хотя для этого ему пришлось перекраивать свое расписание, как он указал.

«Это означает, что он увеличит сумму своего гонорара», – подумала она.

Адвокатская контора занимала три этажа здания. Приемная размещалась на сороковом этаже. Помещение было большим, с удобными кожаными диванами и креслами. На кофейном столике лежала аккуратная стопка газет. «Интересно, кто утруждает себя их прочтением?» – подумала Сильвия. Стены, окрашенные светло-серой краской, составляли приятный контраст с глубокими темно-серыми тонами ковролина.

Молодая женщина, сидящая за столом, приветствовала Сильвию улыбкой, полной кроткого достоинства.

– Мистер Лэндри ожидает вас. Я попрошу кого-нибудь проводить вас в его кабинет.

Мгновенно рядом с Сильвией возник молодой человек, похожий на недавнего выпускника юридического колледжа, провел ее в частный лифт, и они поднялись на два этажа выше, где размещались кабинеты руководства.

Молодой человек проводил графиню по коридору в зал совещаний, где стоял длинный стол, по боковым сторонам от которого стояли по четыре кресла с каждой стороны, и еще по одному – с торцевых сторон.

Сильвия уронила свою шубу из меха черного соболя на стул рядом с собой. Появилась еще одна женщина – лет пятидесяти или около того, – одетая в консервативный темно-синий пиджак и брюки в тон ему. Она предложила Сильвии на выбор кофе, чай или воду.

– Просто воду, – сказала Сильвия: у нее неожиданно пересохло во рту.

Несколько минут спустя в дверях появился Дерек Лэндри и мгновенно оказался рядом с Сильвией, взяв ее за руку.

– Моя дорогая графиня, как приятно видеть вас снова. Кажется, мы раньше встречались с вами на нескольких благотворительных мероприятиях.

Дерек был высок и очень широк в кости. Он уже начал лысеть, но лицо у него осталось почти по-младенчески пухлым. Глаза были светло-зеленые, и временами казались серыми. Он говорил теплым доброжелательным тоном, но Сильвия знала, что у него сложилась репутация адвоката, который всегда получает от клиентов то, что хочет.

За ночь Сильвия тщательно отрепетировала свое выступление.

– Дерек, вы знаете, что такое «стокгольмский синдром»?

– Конечно. – Тон у него был уклончивый.

– Позвольте мне объяснить кое-что. В течение восьми лет до исчезновения Паркера Беннета мы с ним были очень близкими друзьями.

– Понимаю.

– Когда он скрылся от глаз людских, я в ужасе узнала, каким лживым и преступным человеком он был. Это совершенно не тот человек, которого я любила, – тихо произнесла Сильвия. – Как и многие, я полагала, что Паркер мертв. Я не могла представить его за решеткой. – Она чуть отвернулась и заморгала глазами, делая вид, что пытается бороться со слезами. Потом со вздохом снова повернулась к адвокату. – Вы можете вообразить мое потрясение и ужас, когда он позвонил мне.

– Вам позвонил Паркер Беннет? – В голосе Дерека прозвучало недоверие.

– Да. Он сказал мне, что живет под фальшивым именем, и предупредил меня, что не потерпит разрыва наших отношений. Он сказал, что я не должна больше быть ни с кем другим. Он уверял, что будет продолжать посылать мне деньги и подарки, и я обязана принимать их. В последний раз, когда он ночевал у меня, перед самым своим исчезновением, он оставил на моем прикроватном столике телефон с запиской: «Держи заряженным».

– Вы когда-нибудь рассказывали об этом следствию? – спросил Дерек.

– Нет, никогда.

– Почему?

– Потому что я была в смятении. Я не знала, что делать.

– Вы держали телефон заряженным?

– Да, я сделала как он велел.

– Значит, вы хотите мне сказать, что в течение этих двух лет Паркер Беннет поддерживал с вами контакт? – допытывался Дерек.

– Да.

– И посылал вам деньги и подарки?

– Да.

– Я не вполне уверен, что смогу вам быть полезен, графиня, – светским тоном сообщил Дерек.

– Вы не понимаете, как страшно мне было все эти два года! Паркер предупредил меня, чтобы я больше ни с кем не смела встречаться. Он угрожал убить меня. Каждую минуту, проведенную за пределами своей квартиры, я чувствовала себя так, как будто мне грозит смертельная опасность.

Голос Сильвии дрожал.

– Что вы хотите от меня, графиня?

– Я хочу, чтобы вы от моего имени заключили сделку с ФБР. Я могу сообщить им новое имя Паркера Беннета, номер сотового телефона и место проживания. Взамен я хочу вознаграждение в два миллиона долларов и гарантию как анонимности, так и полной судебной неприкосновенности. Я больше не могу жить так. – Из голоса ее исчезла дрожь, в нем прорезалась сталь.

– Это довольно высокие требования, графиня, – заметил Лэндри. – Вы жили на деньги, которые он украл, и скрывали его местонахождение и поддельное имя.

– Но у меня всегда было ощущение, что меня выцеливает снайпер, – сердито отозвалась она.

– Конечно, это делает переговоры весьма сложными. Всегда есть шанс, что ФБР куда ближе к обнаружению Паркера Беннета, чем мы полагаем. Если они действительно найдут его, вполне возможно, что в своих признаниях он упомянет о вашем соучастии.

– Я понимаю это, – сказала Сильвия. – Вот поэтому мне нужно, чтобы все было сделано немедленно.

– И вы по-прежнему хотите потребовать денежное вознаграждение?

– Я полагаю, что ваш гонорар будет очень высоким, Дерек, – ответила она. – У меня же мало денег. Мне нужна уверенность в том, что я смогу заплатить вам.

– Это весьма любезно с вашей стороны, графиня, – заметил Дерек ровным тоном. Но Сильвия, которая всегда различала малейшую нотку сарказма в тоне собеседника, расслышала эту нотку и сейчас.

– Дерек, у вас репутация юриста, который успешно добивается для своих клиентов наиболее благоприятного исхода дела – должна добавить, иногда нечестными методами, но именно поэтому я здесь. Мы поняли друг друга?

Дерек Лэндри улыбнулся.

– Мы идеально поняли друг друга, графиня. Я подготовлю контракт. Мой аванс – двести тысяч долларов.

50

Рейнджер сидел в гостиной доктора Шона Каннингема. Шон позвонил ему и сказал, что устраивает собрание для нескольких жертв мошенничества – что-то вроде группы поддержки. «Это каждому дает возможность быть услышанным».

Последнее, чего хотел Рейнджер, – это приходить в дом Каннингема и обмениваться горестными историями с другими людьми. Его интересовала только собственная история, однако он чувствовал, что доктор Каннингем беспокоится о нем.

«Если б он знал, – думал Рейнджер. – Если б он только знал…»

Коул не хотел, чтобы Шон получил малейший намек на то, что он планирует. «Шон был психиатром. Он может упечь меня в психушку, – думал Рейнджер. – Он может сказать, что я опасен для общества». Коул читал про такие случаи.

«Я не опасен для общества, – думал он. – Только для нескольких людей, которые этого заслуживают».

Рейнджер слушал, как говорят другие. Муж и жена, которым было уже хорошо за восемьдесят, рассказали, что им пришлось переехать в дом к своему сыну после того, как они потеряли все. Жена повествовала:

– Я всегда хорошо ладила со своей невесткой. Но сейчас все иначе. Мы с мужем оба глуховаты и всегда включаем телевизор очень громко. Иногда сын с женой уходят погулять поздно вечером только для того, чтобы отдохнуть от нас. Мы ничего не можем сделать. – Ее голос дрогнул. – Совсем ничего не можем.

«По крайней мере, вы есть друг у друга», – горько думал Рейнджер.

Это напомнило ему о том, как они с Джуди пришли в офис Паркера Беннета. Удобные кресла, совершенно никакой казенщины. Паркер попросил секретаршу принести им кофе и кексы на подносе. За кофе они слушали, как Паркер разливается соловьем – мол, он проводит брокерские операции для людей, которые сами не ориентируются в финансовом мире. Он проследит за тем, чтобы им была гарантирована достойная старость, куда более достойная, чем могут обеспечить их сбережения, если положить их в банк под скромные один-два процента.

Рейнджер вспоминал, как Джуди признательно улыбалась Паркеру, польщенная тем, что он избрал их в качестве клиентов. Она осмелилась дать волю мечтам о будущем, полном комфорта и уверенности в завтрашнем дне, и, может быть, даже небольшой роскоши.

«После того, как мы подписали с ним договор, мы вкладывали в его фонд все больше и больше сбережений. Мы экономили на всем, откладывали каждый цент, чтобы отдать ему побольше денег. Маленькая жертва сейчас ради чудесной награды в будущем – вот во что мы верили. Он заверял нас, что так и будет».

Голоса зазвучали снова. Иногда они успокаивали, иногда ужасали. Рейнджер вспомнил, как впервые услышал их, еще подростком. Временами они кричали на него, словно яростные бестии из ада. Потом в его жизнь пришла Джуди. Его возлюбленная Джуди. Голоса стали отдаляться, потом замолкли совсем. Он думал, что они ушли навсегда, но теперь они вернулись. Рейнджер гадал, как отреагировал бы доктор Каннингем, если б узнал, что у Коула дома лежит заряженный револьвер?

Ему стало нравиться ощущение оружия в руках. Он тренировался заряжать и разряжать его. В последнюю неделю несколько раз ходил в тир и теперь был уверен, что стреляет не хуже любого копа.

Когда настала его очередь говорить, Рейнджер сделал все возможное, чтобы в его голосе не прозвучало раздражение. Он поведал группе об инсульте у Джуди.

– Это случилось всего несколько дней спустя после того, как мы узнали, что разорены. Я носил ее в туалет на руках, – прошептал он. – Мне было все равно. Я любил ее. Я сделал бы для нее все что угодно. Я молился только о том, чтобы она осталась со мной. Но месяц назад у нее случился второй удар, и она умерла.

– Она не могла остаться с вами, Рейнджер, – мягко вмешался Шон. – Она была слишком сильно больна.

– Я хотел чувствовать, что Джуди рядом, поэтому положил ее прах в сосуд, который могу носить на шее, – продолжил Коул, видя ненужное ему сочувствие в глазах слушателей. – Но сейчас я надеваю его только на ночь. Так я не чувствую себя столь одиноким.

Каннингем кивнул, словно бы одобряя сказанное.

«Если б ты только знал, доктор…» Рейнджер плотно сжал губы, чтобы не дать подступающему смеху вырваться наружу.

Последний из группы заканчивал свою скучную историю. Этот старик обнищал настолько, что благотворительная организация пять дней в неделю привозила ему бесплатные завтраки и ужины.

Когда настала пора уходить, Рейнджер поблагодарил доктора Каннингема и снова заверил его, что держится хорошо. Было без десяти пять. Через десять минут Эрик Беннет выйдет из своего офиса. Пару раз Рейнджер следил за ним, чтобы посмотреть, куда тот уходит на ночь. Квартира Эрика находилась недалеко от офиса, и на работу и с работы тот обычно ходил пешком.

«Я мог бы достать его в любой момент, когда захочу, – думал Рейнджер. – Но это было бы ошибкой. Тогда у меня не будет шансов добраться до его матери. Они сейчас живут на мои деньги. Мои и Джуди». В его душе вновь закипел гнев.

Когда он вышел на улицу, падал легкий снег. Рейнджер любил слышать, как снег хрустит под ногами. Он шел, едва замечая людей, спешащих домой после рабочего дня. Коул направлялся к зданию, где находился офис Эрика Беннета. Он остановился неподалеку. Пятнадцать минут спустя через вращающуюся дверь вышел Эрик Беннет. Рейнджер дал ему отойти на полквартала и пошел следом.

На этот раз Эрик не направился прямиком домой. Он остановился у бара на Западной 13-й улице, где к нему присоединились двое мужчин, по виду – его ровесников. Глядя через окно, Рейнджер видел, как они втроем пьют пиво и смеются.

«Хорошо проводите время? – подумал он. – Это ненадолго, обещаю вам. Это ненадолго».

Он пешком прошел две мили до своей квартиры. Не снимая пальто, уселся на диван. Сегодня Эрик остался в городе. «Это означает, что завтра вечером он поедет в гости к матери, – прикинул Рейнджер. – Я припаркуюсь в квартале от его гаража и прослежу за ним до Нью-Джерси».

«Это забавно – следить за ним, – шептал ему голос. – Его отец контролировал тебя и каждый доллар, что ты сберег, но теперь ты контролируешь его. В любую секунду, когда захочешь, ты сможешь нацелить на него пистолет, выстрелить и смотреть, как он умирает».

Осознав, что не снял свое промокшее пальто, Рейнджер встал, скинул его и бросил на диван.

Сегодня он не обедал, но есть ему не хотелось. Джуди никогда не пила спиртное. Когда она была жива, Рейнджер лишь время от времени пропускал стаканчик пива или виски. Сейчас он поднялся, сходил за кухню за стаканом и открыл бутылку виски. Снова сев на диван, налил спиртное в стакан, до самого края; немного даже пролилось на стол. Рейнджер поднес стакан ко рту и сделал первый глоток.

Два часа спустя, когда бутылка опустела, он уснул на диване, накрывшись все еще влажным от снега пальто.

51

Вечером во вторник Рейнджер на своем старом «Форде» последовал за машиной Эрика Беннета по дороге, ведущей в Нью-Джерси. К его удивлению, Эрик не поехал к матери, а свернул с шоссе в городок под названием Верона и остановился у какого-то ресторана.

«Он не знает меня, – подумал Рейнджер. – Я могу зайти поужинать туда. Я одет вполне нормально для такого заведения».

Он вошел в ресторан, с порога отметив, где сидит Эрик, и попросил хозяйку усадить его за угловой столик у окна. Так он мог видеть Эрика и знать, что, если захочет, может убить его на месте.

Пару минут спустя к Эрику присоединилась красивая женщина. Рейнджер с отвращением смотрел, как тот встает и целует ей руку. Он пытался вспомнить, не эта ли женщина была в той машине, которую он увидел, когда проезжал мимо таунхауса Энн Беннет? Эрик и его подружка сидели за столом, болтали и улыбались друг другу – а Коул ужинал один. За столиком рядом с ними он заметил еще одного одинокого мужчину, остальной зал был заполнен парочками и маленькими компаниями. Похоже, все хорошо проводили время и радовались обществу друг друга. Чем больше людей входили в зал, тем более одиноким чувствовал себя Рейнджер – и тем сильнее злился. Он даже не прикоснулся к своему ужину, его взгляд был прикован к Эрику и его подруге.

Когда Беннет жестом показал, чтобы принесли счет, Коул сделал то же самое. Он припарковал свою машину на другой стороне улицы, сомневаясь, что хочет передавать свой старенький «Форд» парковщику при ресторане. Сидя в автомобиле, он смотрел, как парковщик подгоняет сначала машину женщины, потом машину Эрика. Рейнджер был удивлен тем, что они уехали на разных машинах.

Он проследил за женщиной – она поехала на Манхэттен и завела машину в гараж на Западной 56-й улице, 240. Он уже собирался уехать прочь, когда увидел, что женщина вышла на подъездной пандус. Куда она собралась? Рейнджер намеревался проследить за ней, но она просто дошла до соседнего здания, и швейцар впустил ее в подъезд.

«Красивый дом, наверное, и квартиры в нем уютные… У нас никогда не было швейцара, а у тебя есть. Может быть, это Эрик оплачивает твою квартиру. Он заплатил за твой шикарный ужин, но сделал это за мой счет».

Гнев Рейнджера нашел новую цель.

Молодую красивую женщину с золотисто-каштановыми волосами, которая радостно улыбалась Эрику Беннету.

52

Руди Шеллу поступил интересный телефонный звонок от адвоката, которого он знал по отзывам и заочно не любил. Он считал Дерека Лэндри одним из тех законников, из-за кого профессия юриста пользуется дурной славой.

Лэндри представлял интересы многих высокопоставленных личностей, которые попали в неприятности с законом. У него был поразительно большой процент выигранных дел на исключительно благоприятных для его клиентов условиях.

Телефонный звонок от него был неприятным сюрпризом. Лэндри просил о встрече по чрезвычайно срочному вопросу – вопросу, в котором, как ему известно, Руди тоже остро заинтересован.

– Это касается Паркера Беннета.

Руди пришлось приложить усилия, чтобы голос звучал спокойно:

– Несомненно, я уделю вам время, мистер Лэндри. Когда бы вы хотели встретиться?

– Сегодня после обеда.

– В три часа дня? – предложил Руди.

– Хорошо, до встречи.

Когда ровно в три Дерек Лэндри появился в офисе Руди, тот отвел его в один из приватных кабинетов, используемых для встреч с глазу на глаз. Закрыв дверь, жестом предложил Дереку сесть.

– Чем могу быть вам полезен, мистер Лэндри? – спросил он.

– Это очень деликатное дело, – ответил адвокат приглушенным голосом. – У меня есть весьма достойный доверия клиент, который может помочь вам выследить Паркера Беннета.

– Достойный доверия? – переспросил Руди.

– Абсолютно. Но мы настаиваем на полной анонимности. Я не уполномочен оглашать подробности, пока вы не проявите интереса к нашему предложению. Мой клиент также желает получить денежное вознаграждение и гарантию полной судебной неприкосновенности. Могу заверить вас, что мой клиент не принимал ни малейшего участия в преступном плане Паркера Беннета. Однако после исчезновения мистера Беннета мой клиент, под угрозой с его стороны, был вынужден принять очень малый процент от полученного посредством мошенничества.

– Вы просите очень многого, мистер Лэндри. Как правило, для того, чтобы рассмотреть такое предложение, мне нужно узнать имя вашего клиента. Если его роль в известных событиях именно такова, как вы описываете, то я подумаю о том, чтобы принять это предложение. И я уверен, что вы знаете: подобные решения следует передать в высшие инстанции, прежде чем будет дан какой-либо ответ.

– Конечно. – Дерек улыбнулся. – Надеюсь вскоре услышать ваше решение, мистер Шелл. До свидания, мне пора.

53

В среду утром, идя на работу, Лейн думала только о том, что сказал ей накануне вечером Эрик. Да, конечно, это было очень приятно. Лейн не могла отрицать, что между ними существовало определенное взаимное притяжение. И за последнюю неделю это притяжение стало еще сильнее. Она явственно ощущала его и была уверена, что оно не одностороннее. Эрик вслух сказал о своих чувствах к ней. И все же так много людей считает, что он был причастен к мошенничеству, совершенному его отцом…

Дуайт до глубины души презирал его. Но почему? Это нечестно, ведь Эрик никогда не давал поводов для такого отношения.

«Я не могу любить кого-то, боясь, что мне снова причинят боль», – думала Лейн, вспоминая, как терзала ее потеря сначала отца, потом Кена. Кэти не должна испытать эту боль. Хотя девочка не видела Эрика уже несколько недель, только сегодня утром она о нем спрашивала.

К счастью, нынче у Глэди настроение было куда лучше.

– Если я не получу оплату, я могу забрать картины и скульптуры из апартаментов графини Ля-ля-ля, – сказала она. – Обычно компания «Грир» не принимает то, что уже продала, но они учитывают тот факт, что за годы я привела к ним множество клиентов.

– Я очень рада. Это так любезно с их стороны! – с энтузиазмом отозвалась Лейн.

– Ну, оттого, что они пойдут мне навстречу, им вреда уж точно не будет. Они сделали целое состояние на людях, которых я к ним направила, – продолжила Глэди. – Я заслужила каждый цент из этих денег. Это была не квартира, а хламьёвник, образец дурного вкуса, пока я не приложила к ней руку.

«Кажется, я уже это слышала», – подумала Лейн, однако поспешила согласиться и высказать Глэди все необходимые уверения.

– Глэди, это один из самых элегантных ваших проектов. Квартира стала прекрасной и привлекательной.

Позже в тот же день в кабинете Глэди раздался телефонный звонок. Агент ФБР Руди Шелл попросил мисс Харпер и мисс Хармон прийти в его офис при первой же возможности.

Держа в руке телефон, Глэди вошла в кабинет Лейн.

– Нас хочет видеть агент ФБР, – заявила она. – У тебя на завтра что-нибудь намечено?

– Ничего такого, что я не могу перенести, – ответила Лейн.

– Что ж, это должно быть интересно, – произнесла Глэди. – Ставлю свои следующие комиссионные на то, что это касается Ее Королевского Ничтожества графини, и вдобавок держу пари, что это как-то относится к Паркеру Беннету.

– Меня это не удивит, – отозвалась Лейн, хотя она боялась, что это может также относиться к Эрику.

– Разве я не говорила, что она может быть все еще связана с ним? – продолжила Глэди. – Разве я тебе не говорила?

– Да, Глэди, вы это говорили. Вы говорили.

В тот вечер за ужином Кэти поведала Лейн, что ее учительница сказала: когда-нибудь Кэти станет замечательной художницей.

– Я всегда это утверждала! – воскликнула Лейн, надеясь, что девочка не заметит, насколько мысли матери заняты другим.

– И у меня для тебя есть особенный сюрприз, и я хочу показать его прямо сейчас, – нетерпеливо заявила Кэти. – Можно? Пожалуйста!

– Конечно. – Лейн поощрительно улыбнулась.

Она слушала, как дочь топочет, бегом направляясь по коридору в свою комнату. Когда она вернулась, в руках у нее был прямоугольник художественного холста размером с большой конверт.

– Дай посмотреть, – попросила Лейн с улыбкой. Кэти, смеясь, прижала холст к груди.

«Она так похожа на Кена, – думала Лейн. – Конечно, волосы с рыжиной достались ей от меня, но эти глаза, этот овал лица – совсем как у него. До годовщины его смерти осталось всего несколько дней…» Ее память по-прежнему была полна картинами их короткой совместной жизни – и грезами о том, что могло бы быть, останься он жив.

Медленно, театральным жестом Кэти повернула холст рисунком от себя и гордо показала его.

– Похоже на папу? – взволнованно спросила она. – Я каждый день на прошлой неделе брала в садик фото с твоего трюмо, но потом приносила и ставила обратно. Это ведь ничего, да?

Лейн смотрела, не в силах произнести ни слова из-за вставшего в горле комка. Это, конечно, была срисовка в детской манере, но Кен все равно был абсолютно узнаваем.

– Это прекрасно, – прошептала она. – В точности похоже на него. Он очень гордился бы тобой.

– А я на него похожа? – спросила Кэти неожиданно задумчивым тоном.

– Да, похожа. – Лейн встала и обняла девочку, стараясь не помять драгоценную картину. Потом забрала ее у Кэти и осторожно положила на край стола.

Когда они уселись ужинать, Лейн сказала:

– Твой папа когда-то говорил мне, что, когда он был таким, как ты, он любил рисовать – и красками, и карандашами. Я видела несколько картин, которые он нарисовал в первом классе. Надо попробовать найти их и показать тебе.

Позже, когда Кэти уже легла спать, Лейн сидела в гостиной, не испытывая ни малейшего желания включать телевизор. На душе у нее было неспокойно: то, что Кэти нарисовала этот портрет перед самой годовщиной гибели Кена, казалось ей тревожным совпадением, к тому же Лейн пыталась разобраться в своих чувствах к Эрику. Были ли эти чувства неправомерными? Что сказал бы Кен о ее отношениях с Эриком? Одобрил бы он Эрика в качестве отчима для Кэти? Лейн знала: если она продолжит встречаться с Беннетом-младшим, их отношения неизбежно перейдут на следующий этап.

И прошлый вечер был тому доказательством. В конце ужина Эрик снова сказал ей о том, как сильно он ее любит.

«Лейн, мне тридцать семь лет, – начал он. – У меня в жизни были отношения с женщинами. Но в этих отношениях всегда чего-то не хватало. Я как будто знал, что меня ожидает нечто большее. И теперь, с тобой, я это нашел…»

54

В ту ночь Лейн снова спала плохо. На следующий день, в три часа пополудни, они с Глэди явились в офис Руди Шелла.

Руди сопроводил их в одну из комнат для совещаний и, предложив им кофе, перешел прямо к делу.

– Мисс Харпер, – обратился он к Глэди, – сколько вам еще предстоит работать над квартирой графини де ла Марко?

– Еще несколько недель, прежде чем будут завершены все мелкие детали, – ответила Глэди.

– Она регулярно платит вам? – продолжал Руди.

– Платила. Но сейчас задолжала мне два миллиона долларов. Она утверждает, что через несколько дней они у нее будут, но я точно могу сказать, что она тянет время. Если она не заплатит мне в самом скором времени, я вывезу обратно некоторое количество картин и скульптур, и это, конечно же, уменьшит предъявленный ей счет.

Глэди даже не пыталась скрыть раздражение в голосе.

Руди кивнул.

– Именно это я и ожидал услышать – что у нее, вероятно, заканчиваются деньги, – произнес он с ноткой удовлетворения.

– И почему же? – осведомилась Глэди. – Вы телепат?

«О, этот вечный сарказм», – подумала Лейн.

– Хотел бы я быть телепатом… Тогда я мог бы решить множество дел намного быстрее и ценой куда меньших усилий, – ответил Руди деловым тоном. – Мисс Харпер, мисс Хармон, вы в курсе того, что графиня, по слухам, была любовницей Паркера Беннета?

– По слухам! – хмыкнула Глэди. – Конечно, она ею была. Все это знают.

– Тело Паркера Беннета так и не было найдено, и мы считаем вполне возможным, даже вероятным, что он инсценировал самоубийство, чтобы скрыться. Я так понимаю, что в последние несколько недель вы регулярно бываете в квартире графини. Как вы думаете, она может поддерживать контакт с Беннетом?

– Я совершенно не удивилась бы этому, – ответила Глэди. – В первый раз, когда я сказала ей, сколько будет стоить отделка ее апартаментов, она извинилась и вышла из комнаты, чтобы сделать телефонный звонок. Когда она вернулась, то дала нам «добро» на работу. Думаю, она говорила со своим личным Санта-Клаусом.

– Хорошая аналогия, – отметил Руди. – Значит, вы считаете, что такая возможность есть?

– Возможность – несомненно. Стопроцентная вероятность – может быть, – парировала Глэди.

– Недавно на шестой странице «Пост» была опубликована заметка о том, что графиня появилась на ужине в ресторане с Беркли Кэмероном, – сказал Руди.

– Вы читаете «Пост»? – прокомментировала Глэди. – Я бы решила, что вы слишком занятой человек, чтобы тратить время на шестую страницу… Я тоже видела эту заметку. У графини и Беркли Кэмерона несколько лет назад был роман. Я так полагаю, что она хочет заново раздуть это пламя, потому что ее денежный источник вдруг иссяк.

– Мисс Харпер, похоже, вы неплохо осведомлены в делах графини, – сухо заметил Шелл.

– Если вы работаете дизайнером интерьеров на такую клиентуру, как моя, то до вас доходит множество разных слухов, – отрезала Глэди.

Шелл повернулся к Лейн.

– Мисс Хармон, вы виделись с Эриком Беннетом?

Лейн с удивлением ответила:

– Я несколько раз ужинала с ним. А почему вы об этом спрашиваете?

– Моя задача – быть в курсе всей деятельности Беннета, и сейчас я скажу вам, почему попросил вас прийти сюда сегодня. Мы полагаем, что, возможно, напали на след Паркера Беннета. Мы считаем, что графиня поддерживает с ним контакт. И мы всегда думали, что Эрик Беннет был вовлечен в мошеннический план своего отца.

– И он живет, зная, что многие люди именно так и считают, мистер Шелл, – возразила Лейн. – Ему приходится нести эту ужасную ношу.

– Может быть, да, а может быть, и нет, – отозвался Руди. – Смысл в том, что каждая из вас может оказать огромную услугу ФБР. Позвольте мне сформулировать это так: если мы арестуем Паркера Беннета, то, возможно, сможем вернуть хотя бы часть похищенных им денег – есть шанс, что бо́льшую их часть. Мисс Харпер, мы, как и вы, полагаем, что графиня поддерживает связь с Паркером Беннетом. Я хотел бы, чтобы вы продолжили посещать ее квартиру с разумной регулярностью и сообщали нам о том, что можете услышать. Вы, конечно же, чувствуете, что графиня нервничает из-за расходов на обновление обстановки.

– Можно держать пари, что нервничает, – фыркнула Глэди. – Как уже сказала, я намереваюсь вывезти из квартиры часть картин и скульптур, если на этой неделе не будут выплачены последние два миллиона долларов.

– Не послужит ли это поводом к разрыву вашего договора с графиней? – обеспокоенно спросил Руди.

– Конечно, послужит, потому что я, черт побери, не собираюсь больше работать, если мне не платят, – ответила Глэди.

– Мисс Харпер, – медленно начал Руди, – не могли бы вы оставить произведения искусства там, где они есть, чтобы вы еще некоторое время могли посещать квартиру? Я хотел бы, чтобы вы разместили подслушивающее устройство в спальне графини. Заверяю вас, у меня есть судебный ордер, санкционирующий это. Днем, когда графиня не в спальне, в какой комнате она проводит больше всего времени?

– В библиотеке, – отозвалась Глэди. – Обычно ей подают туда обед, и когда ей кто-нибудь звонит, она уходит в эту комнату.

– Тогда я прошу установить подслушивающее устройство и в библиотеке тоже, – сказал Руди. – А вас, мисс Хармон, я бы попросил поощрять интерес Эрика Беннета к вам.

– Откуда вы знаете, что он питает ко мне интерес? – сердито спросила Лейн.

– Мы наблюдаем за ним, мисс Хармон, – пояснил Руди. – Я хотел бы, чтобы вы завоевали доверие Эрика Беннета. Скажите ему, что вас не волнует, был ли он причастен к мошенничеству своего отца. По крайней мере, намекните на это.

– Я совершенно не намереваюсь делать ничего подобного! – воскликнула Лейн. – Эрик – честный и добрый человек, и вся эта история заставила его ужасно страдать. Он сказал мне, что снял все деньги со своего банковского счета и отдал их в фонд помощи пострадавшим.

Голос Руди сделался ледяным.

– Мисс Хармон, Эрик Беннет не передал ни единого цента в фонд помощи пострадавшим. Поверьте, уж я-то знаю. Если он вам так сказал, это была наглая ложь. И если он солгал вам в этом, то могу заверить вас, что, он лгал и об остальных вещах. Мы надеемся, что, если вы покажете ему, будто неравнодушны к его заигрываниям с вами, если вы скажете ему, что вам плевать на его возможную причастность к преступлению, он может поверить вам в достаточной степени, чтобы поделиться с вами кое-какими сведениями. А теперь я покажу вам, как использовать подслушивающее устройство, когда вы находитесь рядом с ним. Я также попросил бы вас встречаться с ним за ужином несколько дней в неделю.

Лейн потрясенно смотрела на Шелла. «Я не верю, что он говорит мне правду, – думала она. – Он манипулирует мной, чтобы заставить меня шпионить за Эриком; я знаю, что это так». Мысль о том, чтобы носить скрытый микрофон и записывать каждое сказанное Эриком слово, была ей омерзительна.

– Я полностью отказываюсь сотрудничать с вами, – запальчиво произнесла Лейн. – Я верю в невиновность Эрика Беннета. Отвратительно, что вы требуете от меня расставить ему ловушку.

– Так вы верите, что Эрик Беннет действительно опустошил свой банковский счет и продал ценные бумаги, чтобы помочь жертвам своего отца? – пренебрежительно спросил Шелл.

– Да, верю, мистер Шелл, и считаю, что вы пытаетесь обманом настроить меня против друга, который мне доверяет.

– Ты дура, Лейн, – фыркнула Глэди. – Лично я с радостью размещу эти устройства в квартире графини, мистер Шелл. И вот что я вам скажу: я считаю, что мои гонорары оплачиваются из средств Паркера Беннета, и мне это не нравится. Если вы докажете причастность графини, то можете конфисковать у нее эту квартиру и продать ее, чтобы передать деньги в фонд помощи жертвам, верно?

– Совершенно верно, – согласился Руди.

– Так вот, сейчас вы получите за нее больше денег, чем получили бы раньше, поскольку отделкой занималась лично я. Это мой взнос в фонд помощи, – заявила Глэди.

– Глэди, вы, должно быть, забываете, что квартирой владеет семейство де ла Марко, а не графиня, – возразила Лейн.

– Я не забыла об этом, Лейн, – парировала Глэди. – Но если Салли попадет за решетку и графское семейство получит квартиру обратно, то, держу пари, они будут счастливы заключить такую сделку, лишь бы не оплачивать стоимость моей работы.

Руди Шелл слышал, что у Глэди Харпер превосходная деловая хватка. «Теперь я в этом убедился», – подумал он и сказал:

– Спасибо, мисс Харпер. С вашей помощью мы, возможно, сумеем передать Паркера Беннета в руки правосудия.

Он повернулся к Лейн.

– Мисс Хармон, я был бы очень признателен, если бы вы согласились сотрудничать с нами. Я надеюсь, что вы еще передумаете.

– Не передумаю, – отрезала Лейн.

Она сидела молча, пока еще один агент обучал Глэди пользоваться портативным подслушивающим устройством и инструктировал ее, как разместить стационарные микрофоны в библиотеке и спальне апартаментов де ла Марко. Как и следовало ожидать, ей не нужно было повторять дважды. Когда агент снова начал описывать процесс, она рявкнула:

– Я не клиническая идиотка! Даже ребенок способен этому обучиться с первого раза.

Когда они уже собрались уходить, Руди Шелл посмотрел на Лейн.

– Как я сказал несколько минут назад, я надеюсь, что вы передумаете и пойдете на сотрудничество с нами. Мой долг уведомить вас, что, если вы сообщите кому-либо о существовании судебного ордера на использование подслушивающих устройств, против вас будет возбуждено уголовное преследование за препятствование отправлению правосудия.

– Я не скажу и не намекну ни на что из того, что здесь узнала.

Лейн повернулась и вышла из комнаты. Глэди молча последовала за ней.

«В кои-то веки она проявила мудрость, – думала Лейн, пока они спускались на лифте. – Она не стала отпускать язвительные замечания насчет Эрика и меня. Если она это сделает, ей придется искать себе другую ассистентку. А такую хорошую, как я, она нигде не найдет».

Руди проводил их до двери конференц-зала, потом снова сел в кресло. Он был абсолютно уверен, что Дерек Лэндри говорил от имени графини де ла Марко, и последнее, что желал сейчас агент ФБР, – это отдавать графине вознаграждение, не считая гарантий анонимности и неприкосновенности. Возможно, им придется пойти на это, чтобы поймать Паркера Беннета, но они, по крайней мере, могут ненадолго с этим повременить.

Руди чувствовал, что все идет к финалу. Он ощущал тот прилив воодушевления, который всегда чувствовал при приближении к цели, уже предвкушая, с каким удовлетворением они, фигурально выражаясь, вышибут дверь укрытия, где прячется Паркер Беннет, и арестуют его.

55

На обратной дороге до Монтпилиера Джоэл Вебер рассматривал окружающую местность. Небеса здесь были сине́е, чем в Манхэттене. «Это понятно, – подумал он. – В Нью-Йорке больше машин, больше зданий и бог весть сколько народа».

Было почти три часа дня, когда он въехал на парковку Открытой школы Монтпилиера. Если в Хановере было очень холодно, то тут стоял настоящий мороз.

Быстрыми шагами Джоэл дошел от парковки до крыльца школы и нажал кнопку звонка. Худощавая женщина лет шестидесяти с лишним мгновенно открыла ему дверь, с усилием потянув за ручку.

– Здравствуйте, мистер Вебер. Я – Кэй Мадонна, секретарь директора. Я отведу вас прямо к нему. Он вас ждет.

Джоэл проследовал за ней по коридору, потом через маленькую приемную прошел в кабинет Глена Кэллоу. Директор оказался мужчиной среднего роста, лет шестидесяти, с густой шевелюрой цвета соли с перцем. Он встал, протянул руку, пригласил Джоэла присесть, потом сразу же перешел к делу.

– Чем я могу быть вам полезен, мистер Вебер? Что произошло?

– Для начала я хочу уведомить вас, что я агент ФБР в отставке, а сейчас работаю в детективном агентстве Адамса. Мы расследуем прошлое Эрика Беннета. Нам удалось узнать, что девушка, выпускница вашей школы, регулярно встречалась с ним до того, как он неожиданно покинул Магна-Карта-колледж семнадцать лет назад. Вы были здесь в это время? – спросил Джоэл.

– Да, был.

– Насколько мне известно, девушку, с которой он встречался, звали Регина Кроули. Вы помните ее?

– Очень хорошо, – ответил Кэллоу, на лице его появилась улыбка. – Регина была отличницей, состояла в дискуссионном клубе и хорошо играла в теннис.

– В период ее учебы в вашей школе с Региной происходило что-нибудь необычное?

– Нет, на самом деле, нет.

Джоэл почувствовал, что от его вопросов директору становится не по себе.

– Мистер Кэллоу, поймите, пожалуйста, что я интересуюсь Региной Кроули лишь постольку, поскольку она может быть связана с Эриком Беннетом, – сказал Джоэл.

– Я понимаю это, мистер Вебер, но, не считая того, что в выпускном классе Регина взяла академический отпуск из-за долгой болезни – у нее был мононуклеоз, – я не могу припомнить ничего необычного, произошедшего с ней в тот период.

– Вы знаете, что случилось с ней после этого? – настаивал Джоэл.

– Да, знаю. Она вернулась в школу на следующий год. После выпуска – а Регина сдала экзамены чуть ли не лучше всех в классе – она поступила в Бостонский колледж на юридическое отделение.

– Вы поддерживаете с ней контакты? – спросил Джоэл.

– Насколько мне известно, сюда она не возвращалась, – тихо сказал Кэллоу. – Но каждый год она присылает пожертвование в учебный фонд.

– Вы можете дать мне ее адрес?

Директор несколько мгновений колебался.

– Не вижу причин для отказа. Ее фамилия в браке – Фитцсиммонс, и она живет в Хартфорде. Должен добавить, что она – юрист по сделкам с недвижимостью в юридической фирме «Мэнли и Фусаро». Их офис находится в Хартфорде.

Джоэл встал с кресла. Он знал, что к директору у него нет больше никаких вопросов. Детектив получил всю необходимую информацию.

– Мистер Кэллоу, вы оказали мне большую услугу, и я благодарю вас за то, что уделили мне время, – сказал детектив. Они пожали друг другу руки, и Джоэл направился на парковку.

Сев в машину, он ввел в свой айфон нужные сведения и запросил адрес и номер телефона юридической фирмы «Мэнли и Фусаро». Через мгновение на его телефон пришло СМС с нужными сведениями.

Он нажал кнопку вызова и, когда ответил оператор, попросил соединить его с Региной Фитцсиммонс.

– Одну секунду, я проверю, на месте ли она.

Его переключили на другой телефон, и после первого гудка он услышал щелчок соединения.

– Регина Фитцсиммонс слушает, – произнес женский голос.

– Миссис Фитцсиммонс, позвольте представиться. Меня зовут Джоэл Вебер, я частный детектив и бывший агент ФБР. Я очень хотел бы встретиться с вами. Я расследую прошлое Эрика Беннета и полагаю, что вы можете располагать полезной для нас информацией. Вы согласны побеседовать со мной?

За его вопросом последовала долгая пауза.

– Наконец-то, после стольких лет… Полагаю, это не принесет вреда. Да, мистер Вебер, я согласна встретиться с вами.

– Сейчас я выезжаю из Монтпилиера. Насколько я понимаю, до Хартфорда три часа езды. Я смогу быть возле офиса вашей фирмы примерно в шесть тридцать. Возможно ли назначить встречу на это время? – спросил Джоэл.

– Да, – подтвердила Фитцсиммонс. – Я планирую работать допоздна, так что половина седьмого – вполне подходящее время. У вас есть наш адрес?

– Да, спасибо вам большое.

Джоэл завершил звонок, подумав, что день выдался довольно продуктивный.

Начался легкий снегопад, но, к счастью, Вебер доехал до Хартфорда до того, как тот усилился, грозя превратиться в настоящую метель.

Адвокатская контора «Мэнли и Фусаро» размещалась в большом здании из красного кирпича на Мейн-стрит, центральной улице Хартфорда. Джоэл припарковал машину, быстрым шагом поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка под табличкой с названием фирмы.

По его подсчетам, Регине Фитцсиммонс должно было быть тридцать четыре года. Невысокая хрупкая блондинка, открывшая ему дверь, выглядела куда моложе, чем он ожидал. Она тепло поприветствовала Джоэла:

– Входите, пожалуйста, мистер Вебер. Я Регина Фитцсиммонс. В моем кабинете нас ждет кофе. Уверена, что после долгой дороги вы захотите выпить чашечку.

Она провела Джоэла через приемную в свой личный кабинет. Секретарь ушел по окончании рабочего дня, но детектив слышал голоса, доносящиеся из помещений дальше по коридору.

Регина закрыла дверь, пригласила его сесть и заняла свое кресло за столом.

– Я знала, что этот день настанет, – произнесла она. – И, возможно, даже рада этому. Я видела, что Эрик ускользает от ответственности за пособничество своему отцу в краже денег, и мне от этого тошно.

История, которую она поведала Джоэлу, была ужасающей.

– Мы все ходили на футбольные матчи в Магна-Карта. Эрик был на втором курсе, а я – в выпускном классе старшей школы. Он начал уделять мне внимание. На матчах садился рядом со мной, а в перерывах всегда покупал мне мои любимые лакомства – горячий шоколад и крендельки. Он был красив и весьма обаятелен. Я была польщена и, полагаю, влюблена в него. Как-то раз в субботу погода была ужасная – холодно и дождливо, практически ледяной дождь. Еще до начала игры Эрик сказал мне: «Давай уйдем отсюда и сходим в кино». По пути он остановился у фургончика с закусками и сказал: «Подожди в машине. Крендельков у них, наверное, нет, но я куплю тебе горячий шоколад». Он вернулся, неся стаканчик горячего шоколада, и посоветовал мне побыстрее выпить его. А через несколько минут сказал: «Ты выглядишь какой-то бледной. С тобой все в порядке?»

Регина умолкла и отвернулась от Джоэла, но он все равно заметил слезы в ее глазах. Она продолжила:

– Следующее, что я осознала, – это то, что прихожу в себя в машине, которая выезжает из автокинотеатра. Это было тремя часами позже. Эрик сказал, что я проспала бо́льшую часть фильма. «Мне кажется, ты заболела», – сказал он. Я действительно чувствовала себя нехорошо и подумала, что у меня, наверное, начинаются критические дни, потому что заметила кровь на своем нижнем белье. До меня просто не доходило, что он меня изнасиловал. Шесть недель спустя у меня началось сильное кровотечение. Мать спешно отвезла меня в больницу, и ей сказали, что у меня выкидыш.

– Как она на это отреагировала? – тихо спросил Джоэл.

– Она была в полном ужасе, – прошептала Регина.

– Она сообщила в полицию?

– Врач спросил, было ли это сексом по согласию, и моя мать сказала «да». Она посмотрела на меня убийственным взглядом, но я поняла. Если б она заявила об изнасиловании на свидании, то, как ни старайся, такие вещи невозможно удержать в тайне. Они все равно всплывут. Она не хотела, чтобы это преследовало меня всю жизнь. Но, мне кажется, у меня тогда что-то случилось с психикой. Я не могла перестать плакать. Я не могла спать, не могла есть.

Регина сделала глубокий вдох и продолжила:

– Отец бросил нас, когда мне было всего два года. Я понятия не имею, где он сейчас. Когда мать увидела, в какое состояние я впала, она задумалась о том, не сделала ли ошибку, отказавшись заявить в полицию. Она позвонила одному родственнику – своему двоюродному брату Дуайту Кроули. Он приехал навестить нас и оказался абсолютно чудесным человеком. Отвез меня к замечательному психиатру и оплатил лечение полностью. Я сказала врачу, что единственный раз, когда я могла зачать, – это тот день, когда мы с Эриком уехали с футбольного матча. Я просто не помню следующие несколько часов после того, как выпила горячий шоколад в его машине. Психиатр поверил в то, что я говорю чистую правду, а не пытаюсь скрыть какие-нибудь тайные шашни. Ни Дуайт, ни доктор не согласились с моей матерью относительно сокрытия этого инцидента, но она отчаянно боялась за мою репутацию. Психиатр, конечно, был связан необходимостью хранить врачебную тайну, а Дуайта мама заставила поклясться, что он никогда и никому не скажет о том, что произошло. Всем посторонним просто сказали, что я заболела мононуклеозом в тяжелой форме и поэтому пропустила учебный год.

– Как вы считаете, все поверили в это? – успокаивающим тоном спросил Джоэл.

– Да, – ответила Регина. – И сразу после этого одна из студенток Магна-Карта-колледжа сообщила декану, что Эрик Беннет пытался изнасиловать ее, но ей удалось вырваться и убежать. Поэтому его попросили покинуть колледж. Его отец внес десятимиллионное пожертвование, поэтому его досье осталось незапятнанным. Считалось, что Эрик ушел добровольно, хотя на самом деле он был отчислен.

– Мне говорили, что в то время кто-то сильно избил Эрика Беннета.

Регина уже плакала, не скрываясь, но сумела улыбнуться сквозь слезы.

– Я до сих пор не знаю и, вероятно, никогда не узнаю точно, приложил ли Дуайт к этому руку. Это могли сделать какие-нибудь знакомые той, другой девушки, на которую Эрик напал. Я просто не знаю.

– Ничего, если я передам информацию, которую узнал от вас, в свое агентство? Обещаю вам, никуда дальше она не пойдет, – сказал Джоэл.

– Если вы обещаете, что конфиденциальность сохранится, то да. Позвольте мне только добавить то, что вы, вероятно, и так уже знаете кое-что относительно Эрика Беннета: под этой очаровательной внешностью скрывается подлый, жестокий, опасный человек. – В голосе Регины прозвучала ярость.

– Поверьте мне, миссис Фитцсиммонс, я не забуду об этом. А теперь, если позволите, я хотел бы задать вам последний вопрос. Вы, случайно, не знаете, хорошие ли отношения у Эрика были с его отцом?

– «Хорошие» – не то слово, – все еще гневным тоном произнесла Регина. – Эрик всегда говорил о нем, хвастался им, рассказывал, какой он умный, какой успешный, какой щедрый. Паркер Беннет осыпа́л Эрика подарками. Машина, на которой Эрик подвозил меня, была «Мазерати» – папочкин подарок на день рождения.

Она помолчала, потом продолжила:

– Мистер Вебер, судя по тому, что я читала в газетах, и по тому, что помню об Эрике, я могу поклясться, что эти двое совместно обманывали тех несчастных людей. Если вы сможете доказать причастность Эрика, даю слово, я устрою праздничный банкет.

56

Паркер Беннет сошел с самолета в Майами, получил на выдаче багажа два своих чемодана и вышел из здания терминала. В Интернете он нашел неподалеку от аэропорта мотель «Ночь и день». Мотель размещался в довольно неблагополучной части города, и Паркер знал, что там не станут задавать лишних вопросов. Если он зарегистрируется под вымышленным именем и заплатит наличными вперед, то его вряд ли засекут.

В туалете аэропорта он сменил свое обычное пальто-тренч на легкую полиэстеровую куртку на «молнии». Еще купил шляпу на размер больше нужного, чтобы она затеняла его глаза и прикрывала лоб. Остановив такси, назвал водителю адрес мотеля.

Подойдя к регистрационной стойке, Паркер положил на нее стодолларовую купюру.

– Это вам, – сказал он портье.

Тот, почти совершенно лысый тип, с таким видом, будто видел в жизни все, сунул банкноту в свой карман и сказал:

– Комната – пятьдесят долларов за ночь, плата вперед.

Спальня оказалась именно такой, как ожидал Беннет. В ней пахло застарелым сигаретным дымом, застиранные простыни были в пятнах. Он передернулся от отвращения, подумав о происхождении этих пятен, но напомнил себе, что не задержится тут надолго.

Беннет взял в ванной вытертое до нитей полотенце, намочил его под краном и протер поверхности шкафа и ночного столика. Полотенце сделалось черным от грязи. Паркеру вспомнился особняк в Гринвиче, где в его спальне стояла дорогая мебель из красного дерева, всегда натертая до блеска: домоправительница и приходящая каждую неделю уборщица поддерживали безукоризненную чистоту.

«В таком месте легко скрываться от посторонних глаз», – с горечью подумал Паркер. Затем он напомнил себе, что, когда получит номер счета в швейцарском банке и доступ к деньгам, остаток его жизни будет в буквальном смысле безоблачным.

Беннет бросил грязное полотенце в мусорную корзину и сел на то, что здесь считалось рабочим стулом. Сегодня он встал очень рано, чтобы завершить сборы в дорогу, а тревожное ожидание того, что его могут в любой момент остановить, еще больше вымотало его. Вечером он поужинал в ближайшей забегаловке, вернулся в мотель и проспал десять часов.

На следующее утро, чувствуя себя отдохнувшим, Паркер нашел адрес ближайшего паспортного стола и поехал туда на такси. В кармане у него лежало свидетельство о рождении на имя Джозефа Беннета. «Они ищут Паркера Беннета, а не Джозефа Беннета». Но, едва заговорив с чиновником, он понял, что не сможет получить здесь паспорт. Чиновник уведомил его, что, помимо свидетельства о рождении, ему требуются три других вида документов, включая водительское удостоверение, если у него таковое имеется, и карточку социального страхования. Паркер взял бланки форм, необходимых для получения паспорта, якобы для того, чтобы заполнить их дома. Дойдя до ближайшей урны, сердито разорвал их на клочки и выкинул. В этот момент он не знал, что ему делать дальше.

Если Сильвия выдала его, скоро все будет кончено. Каждый коп в каждом аэропорту будет высматривать Джорджа Хокинса. А потом он неожиданно рассмеялся – почти истерическим смехом. Сильвия видела только квитанцию на лодку. Она не знает, что у него британский паспорт. Фэбээровцы будут искать человека с американским паспортом – американским паспортом, зарегистрированным на имя Джорджа Хокинса.

«Теперь мне нужно просто поболтаться тут немного, – подумал он. – Я куплю полуседой или седой парик, а может быть, и оба». Беннет всегда боролся с лишним весом, стараясь удержать его на отметке ровно в двести фунтов, следил за диетой и регулярно занимался физическими упражнениями. В эти несколько недель он может дать себе волю. Он будет только рад нескольким лишним фунтам, на борьбу с которыми потратил сорок лет, и наберет их, питаясь вкусной высококалорийной едой.

«Хлебцы и жареный бекон на завтрак, – думал он. – Толстые чизбургеры и картошка фри на обед. Я буду наслаждаться любой калорийной пищей, какую только смогу найти».

Обрадованный мыслью о замечательных трапезах, которые его ожидают, Паркер поймал такси, довезшее его до дверей мотеля. «Дом, милый дом, – подумал он, улыбаясь про себя. – Мне понадобится не более нескольких недель, чтобы отрастить бороду, набрать вес и тем самым довершить необходимую маскировку. Все получится. Должно получиться».

В его списке значился еще один пункт. Нужно оружие. Не то чтобы он собирался использовать его. Он определенно не планировал никого убивать, но, когда доберется до таунхауса Энн, следует быть готовым ко всему. Беннет знал, что, если она проявит намерение выдать его, вид оружия напугает ее и гарантирует ее молчание.

Сильвия де ла Марко… «Салли Чико», – с презрением подумал Паркер. Она досуха выжала из него все деньги за эти два года, и это вполне могло сойти ей с рук.

Конечно, если его поймают, у него останется одно утешение. Она тоже окажется за решеткой, и он не станет платить миллионы долларов за отделку ее тюремной камеры.

57

Элинор Беккер не была удивлена, когда ей позвонил Шон Каннингем и спросил, нельзя ли пригласить ее и Фрэнка на обед.

– Подозреваю, что в последнее время вы нечасто выбираетесь из дома, – сказал он.

– Да, нечасто, – подтвердила она.

Хотя после ужина в День благодарения с семьей кузины прошло менее двух недель, то тепло казалось сейчас лишь воспоминанием, причем давним. Каждое утро Элинор просыпалась с ощущением невероятной усталости. Ее сны были тревожными и даже пугающими. Она вдруг оказывалась в темной комнате, а потом понимала, что это тюремная камера. Она видела вокруг себя только решетки и начинала биться о них, а потом плакать и кричать: «Нет, пожалуйста, выпустите меня отсюда, пожалуйста, выпустите меня! Я ничего не сделала, клянусь вам, я ничего не сделала!»

Эти кошмары в сочетании с постоянной тревогой из-за диабета Фрэнка заставляли ее чувствовать себя так, словно от нее осталась только пустая оболочка. Из дома Элинор выходила только в воскресенье утром, чтобы сходить на мессу. Сидя в церкви, она украдкой поглядывала по сторонам, чтобы проверить, не смотрит ли кто на нее. Даже в церкви она не могла найти покоя.

На приглашение Шона сходить на обед Элинор ответила коротко:

– Думаю, нет.

– Зато я думаю – да, – твердо произнес Шон. – Элинор, вам нужно выбираться из дома. Мы сходим в «Ксавиарс», оттуда открывается отличный вид на Гудзон, и кормят там вкусно. Это сейчас будет вам очень кстати. Я заеду за вами и Фрэнком завтра в половине первого.

Повесив трубку, Элинор повернулась к Фрэнку.

– Похоже, нам придется ехать на обед с Шоном Каннингемом, – нервным тоном сообщила она.

– Он мне нравится, – решительно произнес Фрэнк. – Может быть, он убедит тебя снова сходить к гипнотизеру. Я очень на это надеюсь.

На следующее утро Элинор пошла в салон красоты. С тех пор как начались все эти неприятности, она ухаживала за волосами дома, не считая тех случаев, когда нужно было подстричь их. Вымыв голову с шампунем, она просто оставляла волосы сохнуть, а потом расчесывала их так, чтобы они естественными волнистыми локонами обрамляли ее лицо. Однако это ей не очень шло, и сейчас, сидя в парикмахерском кресле, Элинор чувствовала себя в большей степени самой собой. «Секретаршей, которая приносит кофе и пончики ничего не подозревающим жертвам, отдающим свои сбережения Паркеру Беннету», – скорбно подумала она.

Шон забронировал столик у окна. Как он и обещал, они могли полюбоваться Гудзоном, выглядевшим неприветливо: по нему гуляли холодные серые волны с белыми гребнями. Летом эта река смотрелась куда приятнее, ее поверхность оживляли разноцветные паруса частных яхт.

Шон поприветствовал Беккеров и указал на реку.

– Предвестие грядущего, – сказал он. – Это сулит холодную снежную зиму, и похоже, что она начнется довольно рано.

Элинор редко пила спиртное за обедом, но сейчас, с поощрения Шона, заказала бокал вина, и Фрэнк сделал то же самое. Сделав заказ, Элинор почувствовала, что ее настроение улучшается, как это было в День благодарения. Правильно они сделали, что выбрались из дома; Шон и Фрэнк были правы.

Когда подали спагетти с соусом, Шон спросил ее:

– Элинор, я думаю, вы помните Рейнджера Коула; вы видели его на заупокойной службе.

– Помню. Несчастный человек, – ответила Элинор. – На собрании на прошлой неделе он пытался изобразить, что у него все хорошо, но я все видела сквозь его притворство.

За кофе Шон поднял вопрос о психиатре-гипнологе.

– Элинор, я знаю, что вы не хотите снова приезжать к нему. Поверьте, я понимаю вас. Но вы дали нам единственную улику для поимки Паркера Беннета, которой мы располагаем: то, что у него есть или были британские водительские права. В ФБР мне сказали, как важно получить эту информацию, и они получили ее благодаря вам. Если под гипнозом вы сможете вспомнить полное имя, у ФБР будет большой шанс отыскать Беннета, что означает, что всем этим людям, которые так сильно пострадали, может быть возвращена изрядная часть потерянных ими денег. Элинор, вы должны заново обдумать это. – Голос Шона звучал умоляюще. – И это, несомненно, поможет вашему собственному делу.

– Я все это знаю, – ответила Элинор. – Просто…

Она запнулась, сделала глубокий вдох и начала заново:

– Я видела, как разочаровались все, когда я была там в прошлый раз. А потом мне подумалось: может быть, я все это придумала? Может быть, я не видела никакого британского удостоверения и мой разум сыграл со мной трюк? Шон, что, если я ошибаюсь? – Голос Элинор задрожал.

– Пусть об этом беспокоится ФБР, – твердым тоном отозвался Шон. – Это их дело – решать, точны ли ваши воспоминания; намного лучше, если они отследят до конца ложный след, чем если им вообще не над чем будет работать.

– Элинор, именно об этом я тебе постоянно твержу, – вмешался Фрэнк. – Шон прав. Пусть ФБР решает, что точно, а что нет. Сделай это, милая.

Элинор неуверенно улыбнулась.

– А они не подумают, что я морочу им голову, если скажу что-то, что окажется неправдой? – спросила она.

– Элинор, под гипнозом люди часто способны заполнить пробелы в воспоминаниях. Люди могут вспомнить часть цифр и букв на автомобильном номере, став свидетелями преступления и заметив уезжающую машину. Они не могут целиком вспомнить, что было на том номере, но они видели его и запомнили его часть. Гипноз помогает им вспомнить остальную надпись. У вас тоже есть часть воспоминания. Если вы снова подвергнетесь гипнозу, ваш разум может позволить вам целиком вспомнить имя, которое вы видели. И если у вас получится, это станет огромным куском мозаики, которую детективы пытаются сложить, чтобы поймать Паркера Беннета, – убеждающим тоном сказал Шон.

– Ну же, милая, – подбодрил ее Фрэнк. – Давай.

– Прошу вас, Элинор, – продолжил Шон. – Доктор Папетти сейчас на десять дней уехал на медицинский симпозиум. Разрешите мне назначить для вас прием через неделю, считая со вторника. Пожалуйста.

Элинор повернула голову и посмотрела на ледяные воды реки Гудзон. Потом снова перевела взгляд на Шона.

– Договоритесь о приеме, – тихо произнесла она.

58

Как и его начальник Руди Шелл, Джонатан Пирс страстно желал найти любые улики, которые приведут их к Паркеру Беннету и помогут доказать причастность Эрика к преступлению его отца. Будучи агентом ФБР, как и Шелл, Джонатан научился быть терпеливым наблюдателем, когда возникала необходимость заниматься сбором данных.

Как и Шелл, он был высок, чуть выше шести футов. Но, в отличие от Руди, у Джонатана были густые русые волосы, и он без усилий держал себя в хорошей физической форме. Пирс был чемпионом Университета Вилланова по бегу, и это означало, что он способен двигаться быстрее большинства своих коллег-агентов. Он вырос в Ойстер-Бэй на Лонг-Айленде, но теперь жил на Манхэттене – у него была квартира в Гринвич-Виллидж. Джонатан нередко с тревогой отмечал, что Виллидж теряет качества, которые делали это место таким своеобразным. «Нам не нужны все эти знаменитости, скупающие недвижимость», – время от времени говорил он себе.

Пирс осознал, что ему понравилась жизнь в таунхаусе по соседству с тем, где поселилась Энн Беннет. Ему пришлись по душе и Монклер, и люди, с которыми он здесь встречался благодаря тому, что считался владельцем нового пивного ресторана на Мейн-стрит.

Однако Пирс с растущей тревогой смотрел и слушал, как Эрик Беннет во время своих визитов, происходивших раз в два дня, говорил матери, что теперь постоянно видится с Лейн Хармон и хочет предложить ей выйти за него замуж.

Джонатан разыскал в «Гугле» всю информацию о Лейн Хармон, какую только смог. Он видел снимки дома в Джорджтауне, где она выросла; нашел ее детские фотографии, сделанные на похоронах ее отца, конгрессмена Грегори Хармона. Пирс с жалостью смотрел на эти фото: детские ручки касаются гроба, глаза наполнены слезами, а потом девочка стоит на дорожке возле церкви, глядя, как гроб проносят мимо.

Он знал, какие учебные заведения она посещала. Он изучил ее фотографии вместе с ее мужем, Кеннетом Кёрнером, и отметил, какой счастливой она выглядит на этих снимках.

Лейн потеряла отца в авиакатастрофе, когда ей было семь лет, и лишилась мужа в автомобильной аварии в возрасте двадцати пяти лет, будучи беременной. «Как это ужасно для нее», – думал Джонатан. Его родители были живы-здоровы и по-прежнему жили на Лонг-Айленде. У него было два старших женатых брата и шесть племянниц и племянников.

Сейчас она была дизайнером интерьеров и ассистенткой знаменитой Глэди Харпер. У нее была четырехлетняя дочь Кэти. Две недели назад Лейн «запостила» в «Фейсбуке» фотографию, на которой Кэти держит в руках портрет своего отца, которого никогда не знала.

Джонатан вспомнил свою первую встречу с Лейн, когда та приехала в таунхаус Энн Беннет шесть недель назад. Он увидел, как ее машина свернула на подъездную дорожку, и поспешил выйти, чтобы встретить ее. С первого взгляда на него произвели впечатление ее прекрасные глаза и золотисто-каштановые волосы, от легкого ветерка разметавшиеся по плечам.

«Ты не можешь влюбиться в женщину, прослушивая ее разговоры, – думал он, теряясь в догадках о том, что с ним происходит. – Быть может, это потому, что двое моих друзей-одногодков только что объявили, что собираются жениться? – пытался он найти рациональное объяснение. Может быть, это обычный кризис тридцати лет? Но тебе в следующем месяце стукнет тридцать два, кого ты пытаешься обмануть?» – напоминал он себе.

Вчера Джонатану звонил Руди Шелл и сообщил, что поступило предложение выдать Паркера Беннета.

– Его передал этот мерзкий адквокатишка Дерек Лэндри, – сказал Руди, – и ставлю тысячу к одному, что он говорил от имени графини Сильвии де ла Марко. Мы пока тянем время. Меня коробит от того, что придется дать ей полную судебную неприкосновенность и награду в два миллиона долларов. Но у меня есть предчувствие, что дело движется к завершению, Джон, – заключил он.

У Джонатана было такое же ощущение. Если графиня наведет их на Паркера Беннета, то, как считали они все, этот след должен привести также и к Эрику Беннету. А Лейн оказалась в самой гуще событий.

Когда Эрик и Лейн отправлялись на ужин, за ними всегда следили два агента ФБР, всякий раз разные, и записывали разговоры парочки через подслушивающее устройство. Но до сих пор из этих бесед не удалось извлечь ничего. Лейн заверяла Эрика, что считает его полностью невиновным, и говорила, что твердо обрывает тех, кто пытается утверждать обратное. Она не рассказала ему, что ее пыталось вербовать ФБР.

«Беги от него, Лейн, – постоянно думал Джонатан. – Я тревожусь за тебя. Эти отношения принесут тебе беду».

59

Сильвия поверить не могла в свою удачу. Пришли два миллиона долларов от Паркера, а Беркли Кэмерон назначил ей свидание, предложив вместе пойти за покупками в «Картье».

– Я хочу купить тебе кольцо невесты по твоему выбору, – сказал он ей, – и обручальное кольцо тоже. Честно сказать, не считая нашего маленького романа, который случился после того, как я овдовел, у меня никогда не было физических отношений ни с одной женщиной, кроме моей жены. Я был верен ей более пятидесяти лет. И меня в отношениях с тобой больше всего устраивает роль твоего супруга.

Прежде всего Сильвия подумала о том, насколько очаровательно наивным он был всегда, а потом, с искренними слезами на глазах, промолвила:

– О, Беркли, да, да, да!

В качестве второй реакции на это предложение она назначила встречу с другой юридической фирмой – «Бёрк и Эдвардс», – представлявшей интересы семейства де ла Марко. Сильвия поручила Роберту сделать фотографии всех заново отделанных комнат в ее квартире, а потом увеличить снимки.

Утром в пятницу Роберт отвез ее в офис этой солидной юридической фирмы на пересечении Парк-авеню и 18-й улицы. Сильвия всегда одевалась словно для фотосессии, и сегодня насколько возможно постаралась усилить этот эффект. Она – графиня де ла Марко. Она была намерена вбить это в головы всем, кто работал в «Бёрк и Эдвардс».

Секретарь приветствовал ее с нескрываемым радушием и немедленно проводил в конференц-зал, где графиня обнаружила, что ее ждут три старших партнера, возглавляющие фирму.

Когда она вошла, они поднялись с мест. Сильвия была одета в одну из своих собольих шуб длиной в пол, в руках у нее была муфта из соболиного меха и небольшая сумка. Она положила муфту на стол, так, чтобы все ее видели: Сильвия полагала, что это добавит немного шика. В девятнадцатом веке все графини носили такие муфты.

Потом она поставила на колени сумку и перешла прямо к делу:

– Согласно моему брачному контракту с моим возлюбленным мужем Эдуардо – контракту, который вы составили, а я подписала, – помимо скромной суммы денег, которую я получила после его смерти, мне пожаловано пожизненное пользование моей квартирой, включая расходы на ее содержание, если только я не выйду замуж снова.

– Совершенно верно, графиня, – подтвердил один из партнеров, Клинтон Чемберс.

– Выложу карты на стол, – продолжила Сильвия. – Один джентльмен, чье имя вы, несомненно, узна́ете, питает ко мне глубокие чувства. Он хотел бы жениться на мне или сожительствовать со мной – выбор остается за мною. Если я решу сожительствовать с ним, вам придется оплачивать расходы на эту квартиру, и никто из семьи де ла Марко не сможет пользоваться ею до моей смерти. Заверяю вас, что нахожусь в весьма добром здравии. Мои родители все еще живы, а обе моих бабушки прожили более девяноста пяти лет. – Она сделала паузу и улыбнулась. – Я знаю, что эта квартира была приобретена пятьдесят лет назад за двести пятьдесят тысяч долларов, что по современным стандартам, конечно же, смехотворно малая сумма. Теперь она стоит около двадцати миллионов долларов благодаря своей величине и местоположению.

Она открыла сумку.

– Недавно обстановка и отделка квартиры была обновлена, и помимо того внесены кое-какие мелкие изменения. Работы проводила известный дизайнер интерьеров Глэди Харпер. Я хотела бы, чтобы вы рассмотрели эти увеличенные снимки. Как вы видите, сейчас квартира в безупречном состоянии и эксклюзивно обставлена.

Она подождала, пока юристы по очереди просматривали фотографии. Наконец Клинтон Чемберс произнес:

– Вы правы, графиня, квартира смотрится очень красиво. Чего вы хотите от нас?

– Я хочу, чтобы вы купили у меня мое законное право пользования квартирой за ее половинную цену в десять миллионов плюс пять миллионов, которые я потратила на ее недавнее обновление. Все вы знаете, что покупатели будут драться за то, чтобы купить ее у вас за куда более высокую цену, или же вы можете сдавать ее в аренду за огромную плату.

– Это вряд ли соответствует условиям вашего брачного контракта, графиня, – холодно возразил Чемберс.

– Может быть, и не соответствует, – сказала Сильвия, – но семейство де ла Марко выиграет, заполучив сейчас обратно эту квартиру, и вы это знаете. У Эдуардо было трое сыновей и две дочери. Я очень мало знаю их, но гарантирую, что все пятеро передерутся между собой за это жилье.

Она встала.

– Я хочу получить ответ не позднее чем через сорок восемь часов. Получив его, я выеду из квартиры в течение суток, но, конечно же, на руках у меня будет при этом заверенный чек на пятнадцать миллионов долларов.

Сильвия видела, как неохотно трое партнеров поднимаются с мест.

– Просто помните, – добавила она, – я не вижу никаких проблем в том, чтобы оставаться в статусе невесты до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

Роберт ждал внизу, у парадного входа в здание. Когда швейцар закрыл дверь за спиной Сильвии, дворецкий-шофер сказал:

– Я вижу, встреча прошла приятно, графиня.

Сильвия улыбнулась.

– О да, я бы сказала, что для меня она прошла очень приятно.

60

После визита в офис Руди Шелла Лейн и Глэди два дня держались друг с другом холодно. Потом Глэди сказала:

– Лейн, я собираюсь сделать то, что ненавижу делать, а именно извиниться. Нам не следует обсуждать то, в чем мы не согласны, но я обещаю в твоем присутствии не отпускать негативных замечаний про Эрика Беннета. По рукам?

– Да, Глэди, спасибо.

Но хотя она помирилась с начальницей, с собой Лейн никак не могла помириться. Она осознавала свое неоднозначное отношение к Эрику. «Это касается не столько его вины или невиновности, – призналась себе женщина. – Я знаю, что он невиновен. Это касается моих чувств к нему».

Как она и ожидала, Эрика больше не удовлетворяла ситуация, когда они виделись раз в неделю.

– Лейн, мы можем пойти поужинать в городе после того, как Кэти уснет, – предложил он. – Неужели приходящая нянечка откажется заработать несколько лишних долларов? Она ведь живет в том же доме, что и ты, верно? Если мы пойдем на ужин к девяти, к одиннадцати ты будешь уже дома.

Он еще несколько раз спросил о Кэти.

– Я хотел бы провести субботу или воскресенье с вами обеими. В «Радио-сити» открывается рождественское шоу. Ты говорила мне, что Кэти хорошо катается на коньках. Ты когда-нибудь водила ее на каток в «Рокфеллер-Плаза»?

В одном из разговоров Лейн упомянула о том, что, когда она была маленькой, она ходила кататься со своим отцом. «У моего папы был природный талант, и у Кэти этот талант тоже есть».

Эрик сказал Лейн, что его мать хотела бы повидать ее.

– Может быть, в субботу, вместо встречи в ресторане, ты сможешь приехать чуть пораньше и мы посидим у нее в гостях?

Эрик был убедителен и очарователен. Он стал приносить ей мелкие подарки – не слишком дорогие, но выбранные с пониманием и заботой. В прошлый раз Беннет подарил ей ручку «Монблан» с выгравированными на ней инициалами Лейн. Преподнося этот подарок, он сказал:

– Когда ты искала в своей сумочке сотовый телефон, я глазам не поверил, увидев там дешевую одноразовую шариковую ручку.

– У меня была хорошая, но я ее где-то потеряла, да так и не собралась купить новую, – ответила Лейн. – Так мило, что ты это заметил!

Но ее постоянно донимал вопрос: почему Дуайт настолько сильно ненавидит Эрика? Она знала, что во время визита в Вашингтон на День благодарения ее чувства к Дуайту претерпели некоторые изменения, но все-таки откуда у него взялась такая ненависть к Эрику?

Вдобавок в «Пост» появилась еще одна заметка, на этот раз автором ее была Синди Адамс: о том, как Эрик и Лейн были замечены за ужином в ресторане «Примола» на Второй авеню в Манхэттене.

Но, по крайней мере, работы в квартире графини Сильвии де ла Марко на Пятой авеню близились к завершению: оставалось добавить несколько диванных подушек, полудрагоценных безделушек, доставить раскладные столики и новые покрывала для гостевых спален. Утром Глэди сказала Лейн, что наконец-то поступили два миллиона долларов от графини.

Хотя они с Глэди никогда не заговаривали об этом, Лейн было не по себе от того, что она знала о подслушивающих устройствах, установленных в апартаментах де ла Марко.

Ей начала нравиться графиня. Было забавно наблюдать, как она переходила от заученных благородных манер к поведению уроженки низов среднего класса.

Когда Глэди присутствовала в квартире, графиня неизменно оставалась в библиотеке, но когда Лейн приезжала одна, та часто заходила поболтать с ней. Комментируя одно из произведений искусства, заказанных Глэди, Сильвия сказала:

– Лейн, если это барахло будет когда-нибудь стоить в десять раз дороже, чем я за него заплатила, значит, мир сошел с ума. Для меня это выглядит как мазня пальцами, испачканными в краске.

Лейн решила, что лучше будет не говорить Сильвии, что она согласна с ней.

В тот вечер она встретилась с Эриком – по вторникам они обычно ужинали в Манхэттене. Беннет сказал:

– Лейн, в четверг у моей матери день рождения. Она не хочет идти куда-то праздновать, но была бы рада, если б ты снова приехала повидать ее. Мы поднимем в ее честь по бокалу вина, а потом можем поехать ужинать вдвоем.

Лейн навещала Энн в последние две субботы. Пожилая женщина нравилась ей, хотя Энн слишком настаивала на том, чтобы Лейн привозила в гости Кэти. «Ужин в субботу, во вторник и теперь в четверг? Это уж слишком, – подумала она. – Слишком часто».

Но, поскольку это был день рождения Энн, Лейн неохотно согласилась. Приняв предложение, она осознала, что должна сделать кое-что. А именно – позвонить Дуайту и упросить его поведать ей: почему он так не любит Эрика Беннета?

61

В субботу после обеда Паркер Беннет ушел из мотеля «Ночь и день», забрав свой багаж.

Он остановил такси и велел водителю отвезти его на вокзал «Майами-Амтрак». Паркер знал, что до вечернего поезда на Ньюарк еще много времени, но ему была невыносима мысль о том, что он может неожиданно застрять в какой-нибудь дорожной пробке. А идея о предстоящей поездке длительностью в двадцать шесть с половиной часов вызывала приступ ненависти.

По пути Беннет вспоминал то, что случилось за последние недели. Он не отвечал на звонки Сильвии, но та оставила ему сообщение: «Паркер, у тебя есть пять миллиардов долларов. В эти два года ты дарил мне прекрасные подарки, на это капля в море по сравнению с тем, что у тебя в заначке. Мне нужно заплатить остаток гонорара декораторше немедленно».

Последняя фраза явно была неприкрытой угрозой.

Надеясь купить себе время, он отослал Сильвии два миллиона долларов, которые она требовала, при этом знал, что не сможет купить ее молчание, если она решит, что его вот-вот поймают. Он не осмелился отказать ей, но после того, как Беннет приобрел ту виллу в Швейцарии, у него осталось всего пять тысяч долларов. И ему к тому же нужно было купить билет на самолет до Швейцарии.

Он успокаивал себя тем, что после этих двух недель в мотеле «Ночь и день» никто не узнает в нем ни Паркера Беннета, ни Джорджа Хокинса.

Паркер зашел в магазин театральных принадлежностей, изображая из себя мелкого актера. Боясь, что продавец узнает его, если он снимет свой каштановый парик, Беннет купил два других парика: один – седой с «конским хвостом», другой – темный с проседью, достаточно длинный, чтобы закрыть уши.

Его борода отрастала. Как он и ожидал, она была темной с сединой. Паркер набрал десять фунтов, и из-за этого лицо его стало почти квадратным, однако он был в отчаянии. У него почти закончились деньги. Беннет надеялся, что, если даже этот болтун Лен решил выдать его, он пока не сделал этого.

– Эй, мистер, вы выходить собираетесь?

Вздрогнув, Паркер поднял взгляд и осознал, что такси стоит у вокзала «Майами-Амтрак».

– Да, конечно; кажется, я слишком задумался.

Расплатившись, он вышел из такси и подошел с чемоданами к билетной кассе.

– Один билет на четырехчасовой поезд до Ньюарка, спальный вагон, пожалуйста.

– Да, сэр. Он прибывает в Ньюарк завтра в восемнадцать тридцать. Как вы будете платить?

– Наличными.

– Позвольте взглянуть на ваши документы.

Он видел, что она внимательно всматривается в него.

– Как видите, я решил проявить честность по отношению к своим волосам и перестал красить их, – сказал он, пытаясь усмехнуться.

Кассирша улыбнулась и сообщила:

– С вас девятьсот семьдесят пять долларов.

«Пока что все идет хорошо, – думал он, направляясь к выходу на перрон. – Она не отреагировала на документы Джорджа Хокинса». То, что Паркер решил ехать поездом, решало еще одну проблему. Он знал, что будет очень рискованно попытаться пронести на самолет пистолет, который он приобрел в Майами. Но на «Амтраке» не сканировали багаж и ручную кладь.

«Мне нужно будет использовать документы Джорджа Хокинса еще только два раза, – подумал он, – для аренды машины и для перелета в Женеву». Его агент в Швейцарии, Адольф, заверил Паркера, что, когда тот прибудет в Швейцарию, его уже будут ждать новые документы – за огромную плату, конечно же.

За три часа до прибытия в Ньюарк Беннет позвонил в «Свиссэйр» и спросил, есть ли свободные места на рейсы до Женевы на этот вечер.

– Места есть, сэр. Забронировать для вас?

– Нет, спасибо. Я куплю билет позже.

Со своего айфона Паркер нашел вблизи вокзала в Ньюарке фирму по прокату машин «Энтерпрайз», позвонил туда и зарезервировал автомобиль, сказав, что заберет его в семь часов вечера. Значит, до таунхауса Энн он доедет около восьми. Выйдя в Интернет, Беннет просмотрел панораму улицы, где размещался ее дом. Тут и там были припаркованы машины, но свободных мест хватало.

Был день рождения Энн. Это означало, что она будет дома. Из-за своего нелепого упрямства жена не желала отмечать дни рождения и праздники нигде, кроме собственного дома.

Паркер рассчитывал на то, что музыкальная шкатулка все еще у нее. Если безделушка по каким-либо причинам куда-то пропала, все кончено. Но Энн всегда говорила ему, что из всех подарков, которые он ей подарил, она больше всего любит эту шкатулку. Паркер рассчитывал на то, что она никогда от нее не избавится.

А если Эрик, предположим, будет у него в гостях? Приходится учитывать такую возможность и придумывать способы что-то с этим сделать…

Одиннадцатичасовой рейс из Ньюарка в Женеву. Он должен сесть на него.

Забрав из музыкальной шкатулки номер счета, он скажет Энн, что должен покинуть ее на несколько часов, отправится в Ньюаркский аэропорт и купит билет до Женевы, оплатив его наличными.

За последние тринадцать лет Беннет обновлял британский паспорт Джорджа Хокинса всего один раз. Несомненно, ни один сотрудник службы безопасности не обратит особого внимания на то, что волосы у него теперь не каштановые, а полуседые и несколько длиннее, чем на фото.

Опасность заключалась в том, что, если Сильвия или Лен выдали его, Паркера Беннета/Джорджа Хокинса будут выслеживать во всех аэропортах.

62

Под вечер в четверг Лен Стэйси, скучая, смотрел в окно своего дома на Сент-Томасе. Снова шел дождь, а значит, сегодня и, вероятно, завтра в гольф поиграть не удастся.

Читать он не любил, а поскольку делать больше было нечего, снова начал размышлять о своем приятеле Джордже Хокинсе, который так был похож на газетные снимки Паркера Беннета, трейдера с Уолл-стрит, укравшего кучу денег.

– И когда я крикнул «Паркер», он обернулся, – в десятый или двадцатый раз сказал Лен жене. Ее терпение наконец лопнуло.

– Лен, я понимаю, что тебя это грызет. Я устала твердить тебе: позвони в ФБР, в Нью-Йорк. Ты можешь сказать им, что у тебя, возможно, и нет оснований, но тебе кажется, будто этот, как его… Джордж Хокинс может оказаться тем мошенником из газет. Тому, кто поможет его найти, обещано вознаграждение, верно?

– Вознаграждение в два миллиона долларов. Но, предположим, я ошибаюсь, и вдруг Джордж когда-нибудь узнает, что я это сделал? Я буду чувствовать себя неловко.

Уже не в первый раз с тех пор, как ее муж, с которым они прожили в браке сорок лет, начал изводить ее этими сомнениями, Барбара захотела прикрикнуть на него: «Заткнись!» Вместо этого, скрипнув зубами, она произнесла:

– Лен, я хочу, чтобы ты позвонил в ФБР. И неважно, дадут тебе награду или пошлют куда подальше, я больше не желаю слышать имя Джорджа Хокинса до конца своих дней! – Голос ее все повышался, она свирепо смотрела на мужа: – Ты это понял, Лен? Понял?

Пряча глаза от ее сверлящего взгляда, Стэйси пробормотал:

– Может быть, и позвоню. Дай мне обдумать это.

63

Во вторник, ближе к вечеру, Сильвию де ла Марко и Беркли Кэмерона проводили в тихую комнату в офисе-магазине «Картье» и усадили за стол красного дерева.

Беркли сказал графине, что она может выбирать из трех обручальных и трех невестиных колец, которые он предварительно отобрал.

Сильвия видела, что он просто лучится счастьем. «Подумать только, я спуталась с Паркером, вместо того чтобы держаться за Беркли, – думала она. – Зачем я это сделала?»

Ее удовлетворение от встречи с адвокатами семьи де ла Марко начало таять. Какой от этого прок, если Паркера найдут и он выдаст ее?

Менеджер внес черную бархатную подставку. На ней лежали кольца, выбранные Беркли. На одном обручальном кольце сверкал крупный квадратный алмаз, обрамленный изумрудами. На втором был такой же величины овальный алмаз с каймой из сапфиров. На двух обручальных кольцах алмазы были прозрачные. Третье украшал потрясающий большой бриллиант желтого цвета.

Менеджер «Картье» указал на то, что все бриллианты безупречны и что желтый – очень редкий, крупный и без единого пятнышка.

Кольца невесты представляли собой три ободка разной ширины, усыпанные мелкими бриллиантами. Сильвия знала, что из всего этого желтый бриллиант является самым ценным.

– Возможно, все они слишком броские, – сказал Беркли. – Может быть, ты захочешь выбрать камни поменьше.

Сильвия слышала по голосу, что он поддразнивает ее.

– А ты не догадываешься, что я хочу? – усмехнулась она в ответ.

– Желтый бриллиант и самое широкое обручальное кольцо, – сразу же отозвался Беркли. – Пусть будет так.

– Превосходный выбор, – заверил менеджер «Картье», стараясь скрыть восторг от столь щедрого покупателя.

Позже, когда Сильвия уже вернулась домой, она ощутила, как радость в ее душе борется с ужасом. А если ФБР не примет ее предложение? Предположим, она поймают Паркера и тот расскажет, что посылал ей деньги… Дрожащими от беспокойства пальцами она набрала номер Дерека Лэндри.

– Я хочу изменить свое предложение ФБР, – сказала она. – Я не потребую вознаграждение, если переданные мною сведения приведут их к Паркеру Беннету. Если они найдут его и я буду знать, что нахожусь в безопасности, я отдам каждый цент из того, что он заставил меня принять. Я хочу и требую только анонимности и судебной неприкосновенности.

– Это может изменить всю картину, – вкрадчивым тоном ответил Лэндри. – Я перезвоню вам, графиня.

64

В четверг в четыре часа дня Элинор и Фрэнк снова приехали на прием к доктору Папетти. Руди Шелл и Шон Каннингем к моменту их прибытия уже были там и тепло их поприветствовали. Как обычно, Шон поспешил увериться:

– Элинор, о чем я вас просил?

– О том, чтобы я не нервничала и не считала, будто подведу вас, если так и не вспомню фамилию этого Джорджа. – Она даже сумела улыбнуться, но при этом в тревоге цеплялась за руку Фрэнка.

Все вместе они прошли в кабинет, где ждал доктор Папетти.

– Я рад, что вы снова здесь, Элинор, – сказал он. – Я понимаю, что для вас это было трудным решением.

– Да, трудным, но если этим я смогу помочь, я готова снова кататься на лифте.

Не дожидаясь ответа, она прошла к кожаному креслу, села, положив ноги на подставку, откинулась на спинку и закрыла глаза.

Доктор Папетти на своем офисном стуле подъехал ближе к ней.

– Элинор, вы начинаете путешествие, которое вам понравится. Вы поднимаетесь на лифте. Он будет останавливаться на каждом этаже.

Наблюдая за этим с другого конца кабинета, Руди Шелл понимал, что его обычное непоколебимое спокойствие изменяет ему.

Если Элинор Беккет не сможет вспомнить фамилию на фальшивых документах Паркера Беннета, они окажутся в тупике: два года бесплодных расследований и ни одной достоверной улики.

Но даже если Элинор вспомнит фамилию, которой пользовался Беннет, как далеко это их продвинет? У них будет предполагаемое имя-фамилия и тот факт, что у Паркера было или есть до сих пор британское водительское удостоверение. Уже кое-что для начала, но всегда есть шанс, что Паркер заготовил себе и другие фальшивые личности.

Руди почувствовал, как вибрирует его сотовый телефон, и вышел из кабинета доктора Папетти в коридор.

Звонил адвокат Дерек Лэндри. Руди сухо произнес:

– Мистер Лэндри, мы рассмотрели ваше предложение, но…

Лэндри прервал его и заговорил сам. Слушая его речь, Руди ощущал, как на затылке шевелятся волоски. Пытаясь придать своему тону бесстрастность, он спросил:

– Позвольте прояснить: ваш клиент готов выдать нам фальшивое имя Паркера Беннета, его нынешний адрес и номер телефона? И ваш клиент готов отказаться от вознаграждения и готов выплатить стоимость всех подарков, которые Беннет заставил его – или ее – принять? За это мы гарантируем вашему клиенту судебную неприкосновенность и анонимность.

– Именно это я и предлагаю, – подтвердил Лэндри.

– И я полагаю, что ваш клиент – графиня де ла Марко.

– Как вы уже догадались – да, это она.

– Мистер Лэндри, у меня есть ваш номер телефона. Я вскоре перезвоню вам.

Выбрав из телефонной книги в своем мобильнике номер Милтона Харша, помощника федерального прокурора США, который занимался делом Беннета, Руди нажал кнопку вызова. Харш слушал его менее минуты, потом сказал:

– Принимайте сделку!

Шелл перезвонил Лэндри, который ответил с первого же гудка.

– Мистер Лэндри, мы согласны на условия вашей клиентки.

– Превосходно! – воскликнул адвокат. – Когда вы вернетесь в свой офис?

– Примерно через полчаса.

Руди вошел в кабинет доктора Папетти как раз вовремя, чтобы услышать, как Элинор произносит:

– Это имя – Джордж Хокинс.

65

Тридцать минут спустя Руди Шелл был в своем офисе. Дерек Лэндри прибыл вскоре после него.

– У меня на руках юридический договор, где обозначены условия, которые мы обсуждали; вам нужно только подписать его, – с улыбкой сказал Лэндри. – Моя клиентка счастлива оказать вам содействие. Как я уже объяснял, графиня Сильвия де ла Марко может сообщить вам фальшивое имя Паркера Беннета, его адрес и номер телефона. Моя клиентка вернет стоимость всех подарков, которые вынуждена была принять, и… – продолжал разливаться адвокат, но Руди прервал его:

– Мистер Лэндри, сообщите мне сведения о Паркере Беннете.

Он почти выхватил лист с информацией у Дерека из рук, просмотрел его и снова взглянул на юриста.

– А вот наш юридический договор, – сказал адвокат, протягивая распечатанный текст договора через стол. Руди быстро пробежал его глазами и вывел свою подпись. Отдавая договор обратно, он думал о том, как ему ненавистна эта сделка, о том, что графиня должна была оказаться за решеткой… но напомнил себе, что выбора у него не было и что наверху одобрили эти условия.

Благодаря Элинор они, судя по всему, теперь знали фальшивое имя Беннета и то, что у него, скорее всего, британский паспорт, – но на этом всё. Имя «Джордж Хокинс» было довольно распространенным в Британии. «Теперь мы приближаемся к тому, чтобы сложить всю картину», – подумал Руди.

66

Как только Дерек Лэндри покинул офис, вся огромная машина ФБР, способная обеспечить быстрое реагирование, была приведена в движение. Когда Руди Шелл сообщил номер сотового телефона Паркера Беннета, он же Джордж Хокинс, примерно через тридцать минут агенты сумели засечь его точное местоположение – в поезде железнодорожной компании «Амтрак». Они прослушали его телефонный звонок, когда он забронировал напрокат белую «Хонду Аккорд», которая должна была ждать его у Пенсильванского вокзала в Ньюарке. Два часа спустя, когда Беннет сошел с поезда, целый рой агентов наблюдал за тем, как он забирает «Хонду», оплачивая водителю прокатной фирмы стоимость залога и аренды автомобиля.

У группы наблюдения наготове были две машины, чтобы последовать за ним, и еще две были размещены чуть дальше. Для страховки за «Хондой» следили с вертолета.

Руди Шелл, который два года был ведущим следователем по делу Беннета, сидел в одной из машин.

– Думаю, он поедет к дому своей жены, – сказал он остальным. – Иначе зачем ему ехать в Нью-Джерси? Джон Пирс записывает каждое слово, сказанное в этом доме. Мы хотим услышать, что Беннет скажет своей жене. Если застанем их обоих, можем узнать, вовлечены ли в преступление жена и сын Паркера. Если он попытается сбежать, мы будем достаточно близко, чтобы остановить его.

Но в голове у Руди постоянно сидела мысль: «Возможно ли, что Беннет настолько хитер, что может обмануть нас? Он должен знать, что рискованно возвращаться сюда и пытаться связаться с женой и сыном. Вопрос в том, зачем он это делает?»

67

Настал день ее рождения. Энн была очень рада, что Лейн согласилась вместе с Эриком заехать к ней в гости, прежде чем отправиться ужинать. Эрик пытался убедить мать присоединиться к ним, но, как он и ожидал, никакие аргументы не могли заставить Энн сделать это.

«Дни рождения и праздники следует проводить дома, – считала она, – и кроме того, я не очень хорошо себя чувствую».

Ее недавно обретенное чувство покоя от жизни в таунхаусе приугасло. Конечно, она любила этот дом – он очень красив и в точности подходящей для нее величины. Энн любила сидеть в гостиной и вспоминать, как Лейн сказала, что здесь чего-то не хватает. Неделю спустя Лейн привезла заказанные ею подушки, и их теплые цвета прекрасно сочетались с обивкой дивана и кресел. Теперь вид гостиной бесконечно грел сердце Энн.

«Какая славная эта Лейн, – думала она. – Как мило с ее стороны было заезжать ко мне в последние несколько суббот!» Однако одну тему Энн ни за что не стала бы обсуждать ни с Лейн, ни с Эриком, если уж на то пошло: как она скучает по мужу. Даже в молодости, выходя замуж за Паркера, Энн знала, что он не будет ей верным супругом. В то время ей было всего двадцать два года, но она помнила, как другие женщины, работавшие в офисе, с обожанием говорили о Паркере и о том, каким обаятельным он может быть. Энн прекрасно знала, что они под этим подразумевают.

Но она также знала, что какая-то часть его души нуждается в ее непоколебимой верности. Энн отчаянно хотела верить, что некая душевная болезнь мешала ему сознавать свои действия, когда он обманывал всех этих людей.

И она ужасно волновалась за Эрика. Она желала верить в то, что он не участвовал в преступлении, но не была в этом уверена. И в довершение ко всему Энн действительно не очень хорошо себя чувствовала. Рождественская елка, которую Эрик принес два дня назад – пышная ель, как и заказывала Энн, – до сих пор не была украшена. Вчера после ужина сын повесил электрические гирлянды и принес из кладовки коробки с украшениями и неиспользованным «дождиком». Энн собиралась украсить елку сегодня вечером, но теперь, чувствуя ноющую боль в левой руке, она решила подождать до завтра.

В семь часов автомобиль Эрика свернул на подъездную дорожку. Десять минут спустя Лейн припарковала свою машину рядом. Она купила рождественский венок, чтобы повесить на входную дверь таунхауса; воздух наполнил аромат сосновой хвои и остролиста.

– Вы сегодня очень красивы, Лейн, – воскликнула Энн, когда гостья обняла ее в знак приветствия.

Лейн была одета в изумрудно-зеленую шелковую блузку с длинными рукавами и черные брюки изящного покроя. На шее у нее была нить белого жемчуга. Она носила этот жемчуг и в прошлый свой визит и сказала Энн, что это подарок на помолвку от матери, а когда-то он принадлежал бабушке Лейн.

– Этот изумрудно-зеленый цвет очень идет к вашим волосам, – сказала Энн.

Она не замечала, что Лейн смотрит на нее с нарастающей тревогой. Та видела, что лицо у Энн мертвенно-бледное, на лбу выступили капли пота, и двигается она медленно. Складывалось впечатление, что пожилая женщина едва держится на ногах.

Когда Лейн позвонила Дуайту и попросила объяснить причину его яростной враждебности по отношению к Эрику, он сказал: «Лейн, я хотел бы рассказать тебе это, но когда-то я обещал молчать, и сейчас мне нужно сначала получить освобождение от этого обещания. Я перезвоню тебе».

И теперь Лейн ощущала себя почти предательницей, видя выражение глаз Энн и понимая, насколько та рада видеть ее. Она заметила елку, и это дало ей шанс перевести разговор на менее личные темы.

– Энн, – сказала Лейн, – можно помочь вам украсить эту елку? Я хорошо это умею, не сочтите, что я хвастаюсь. Вам трудно будет тянуться до верхних веток. Я попрошу Эрика помочь мне и укажу ему, куда вешать украшения.

– О, Лейн, это было бы чудесно! – радостно отозвалась Энн. – Я очень хочу увидеть елку украшенной, но пока даже не бралась за это… Эрик, ты уверен? Я же знаю, что вы забронировали столик в ресторане.

– Я едва ли не с рождения пытался помочь тебе ставить елку, – засмеялся он. – Лейн, скажи мне, что делать сначала.

Энн, довольная, наблюдала за ними, и менее чем через полчаса елка засверкала украшениями, разноцветными огоньками, на ее ветках заблестели нити «дождя».

Потом Лейн достала из последней коробки рождественский вертеп.

– Как красиво! – воскликнула она.

– Его сделал мой отец, – пояснила Энн. – Он вручную вырезал каждую фигурку. Ясли с сеном, фигуры младенца Христа, Марии и Иосифа, пастухов, ангелов и животных. Все до единой.

Она взглянула на Эрика.

– Твой отец никогда не ценил то, каким умельцем был твой дед. Думаю, ты тоже это вряд ли оценишь.

Эрик улыбнулся, но ничего не ответил.

Через несколько минут Лейн сложила в стопку пустые коробки и попросила Эрика унести их. Когда он вышел из комнаты, Энн встала и потянулась за музыкальной шкатулкой, стоящей на каминной доске.

– Лейн, – медленно произнесла. – Мой муж подарил мне эту шкатулку на день рождения в первый год после нашей женитьбы. Когда поворачиваешь ключ, она играет «Умолкла песня, но мелодия все звучит». Я часто слушаю ее, но в мой день рождения это особенно много значит для меня.

Когда она взяла шкатулку с полки, та выскользнула у нее из рук и разбилась о выложенное кирпичами каминное возвышение. Танцующие фигурки и бархатная подушечка, на которой они помещались, разлетелись по полу как раз в тот миг, когда Эрик вбежал обратно в комнату.

– Что случилось? – встревоженно спросил он.

Прежде чем Энн успела ответить, взгляд Эрика упал на разбитую музыкальную шкатулку.

– Я куплю тебе другую, мама, – мягко произнес он. Прежде чем он успел поднять шкатулку, та уже была в руках у Энн.

Изнутри к стенке шкатулки была приклеена маленькая полоска бумаги. Энн в замешательстве смотрела на нее.

– На этой бумажке написан какой-то номер, – сказала она. – Полагаю, это артикул дизайна.

Эрик быстро взял – едва ли не выхватил – шкатулку у нее из рук.

– Позволь, я взгляну.

Лейн заметила, как на его лице появилось выражение, которое она не могла истолковать. Эрик осторожно отлепил бумажку от стенки коробки, открыл свой бумажник и сунул ее туда.

– Нет, мама, это серийный номер. Думай что хочешь, я все равно собираюсь купить тебе новую музыкальную шкатулку.

«Это не серийный номер, – подумала Лейн. – Серийный номер никогда не клеят изнутри изделия. Если б таковой и наличествовал, он был бы выгравирован на донце шкатулки».

Цилиндр не был сломан. Энн завела шкатулку и подождала. Начала играть музыка.

– Пока шкатулка играет нашу песню, – сказала женщина, – неважно, что она разбита.

Со слезами на глазах Энн Беннет начала тихо напевать:

– Но мелодия все звучит…

68

В четверг, в пять часов вечера, Рейнджер ждал у здания, где размещался офис Эрика Беннета. Он знал, что время настало. Он не мог ждать дольше. Может быть, он не станет убивать мать Эрика. Он снова последовал за ней на мессу в воскресенье и видел, какой хрупкой она выглядит. Может быть, он просто пристрелит Эрика и покончит с этим. Он может сделать это, когда Эрик свернет к своему дому.

Но сегодня Эрик пошел прямиком в гараж. Рейнджер проследил за ним до таунхауса Энн Беннет. На лужайках возле домов по всему Монклеру переливались разноцветными огнями рождественские елки, и от этого Рейнджеру было еще хуже. У всех в мире был кто-нибудь, а он был один.

Один, один, один…

Джуди, Джуди, Джуди…

В его голове кричали голоса. Убей их, убей их, убей их… Обогреватель в машине почему-то перестал работать, и внутри было так же холодно, как снаружи.

Пальцы у Рейнджера застыли. Он помнил, что после того, как он купал и кормил Джуди, она вкладывала свои пальцы в его ладонь и говорила ему, как он добр к ней и как сильно она любит его.

Мимо проехала машина и припарковалась на подъездной дорожке позади автомобиля Эрика. Это была его подружка. Рейнджер понял, что это его шанс. Все трое собрались в доме. Но, неожиданно занервничав, он не смог заставить себя выйти из машины. Он снова слышал голос Джуди.

Примерно через полчаса Эрик и его подружка вышли из дома и сели в свои машины. Скорее всего, они направлялись в ресторан. По привычке Рейнджер поехал за ними.

69

Он почти добрался до места. Патрик Беннет вел машину через Монклер, чувствуя, как пересохло в глотке. Он прежде нечасто бывал в Нью-Джерси, но с навигационной системой найти нужное место было легко. Когда он свернул с шоссе в Монклер, его внимание привлекли многочисленные рождественские елки на лужайках, обвитые мерцающими гирляндами. Это было невыразимо чарующее зрелище.

Над украшением к Рождеству особняка в Гринвиче – как внутри, так и снаружи – трудились профессиональные декораторы. Многие проезжали мимо специально, чтобы полюбоваться великолепным зрелищем. Но Энн, верная себе, всегда ставила в своей личной гостиной елку и сама вешала на нее гирлянды и украшения, которые забрала из своего прежнего дома после смерти родителей. Еще она ставила под елку вырезанный из дерева вертеп. Она не пропускала ни единого года.

Паркер был уверен, что она точно так же украсила свой новый дом. Он вспомнил события последних двух лет. Фонд перестал расширяться. Было трудно сдерживать напор аудиторов. Комиссия по биржам и ценным бумагам почти разоблачила его. Пора было удирать. Немедленно.

Он всегда чувствовал себя в безопасности, зная, что в любой момент может начать новую жизнь под именем Джорджа Хокинса. С другой стороны, он перестал доверять Эрику, будучи почти уверен, что сын собирается обмануть его. Вот почему Паркер перебросил бо́льшую часть денег на свой второй счет.

Он тщательно спланирован свой побег. Он припрятал в трюме своей яхты в Сент-Джоне маленькую надувную лодку с навесным мотором, купленную на имя Джорджа Хокинса. Смысл был в том, чтобы бросить яхту в море и на лодке добраться до Сент-Томаса. За годы он выработал самый практичный маршрут. И этот план окупился.

Это был долгий путь по неспокойному морю. Шесть часов спустя после того, как Паркер Беннет бросил свое судно у берегов Тортолы, Джордж Хокинс ввел лодку в док возле своей маленькой виллы на Сент-Томасе.

«Чтобы добраться до конечного пункта, через пятьсот футов поверните направо», – сообщил электронный голос навигационной системы.

Не ведая, что за ним наблюдают и Рейнджер, и дюжина агентов ФБР, Паркер вышел из машины, подошел к парадной двери таунхауса, достал свой сотовый телефон и набрал номер Энн.

Он не слышал ее голос два года, но с тревогой различил, что сейчас этот голос звучит совсем иначе – тихо и устало.

– Энн, – сказал Паркер, – это я. Я у твоих дверей. Я больше не мог жить вдали от тебя. Я собираюсь сдаться, но сначала я хочу провести несколько часов с тобой.

Энн ахнула.

– Паркер, это действительно ты? Мне не снится?

– Энн, впусти меня.

Связь оборвалась. Менее чем через двадцать секунд Паркер услышал, как щелкнул замок, и дверь открылась. Он ступил через порог, обнял Энн и крепко прижал к себе.

Она плакала.

– Я знала, что ты вернешься ко мне. Я это знала.

Обнимая ее за плечи, Паркер вместе с ней прошел в гостиную.

– Я почти ожидал услышать, что у тебя играет музыкальная шкатулка. Где она? – спросил он, пытаясь скрыть нетерпение.

А потом он увидел шкатулку на коктейльном столике – она была открыта, рядом лежали сломанные фигурки.

– Я уронила ее двадцать минут назад, – объяснила Энн. – Но она по-прежнему играет нашу песню. Разве это не чудесно? – Она посмотрела прямо на него. – О, Паркер, ты так изменился! Понимаю, тебе приходится скрываться.

– Энн, изнутри шкатулки была приклеена бумажка. Где она? – В голосе Беннета не осталось ни намека на нежность.

– Эрик положил ее в свой бумажник.

– Где он?

Неожиданно испуганная и сбитая с толку, Энн Беннет смотрела на мужа.

– Эрик поехал ужинать.

– Оттуда он поедет прямо домой?

– Нет, он сказал, что собирается заехать ко мне, прежде чем вернется в Нью-Йорк. О, Паркер, он так сердится на тебя, но ведь ты понимаешь…

Паркер Беннет кивнул.

– Я его понимаю. Я хотел бы помириться и с Эриком тоже, если это возможно. А сейчас, Энн, давай посидим вместе, пока он не вернется.

– О да, да…

– И давай поставим нашу песню.

Паркер взял со столика музыкальную шкатулку, завел ее и стал слушать, как Энн, дрожащим, но нежным голосом напевает:

– Умолкла песня, но мелодия все звучит…

70

«Эрик неожиданно как-то странно изменился», – думала Лейн. Он, похоже, был настолько поглощен своими мыслями, что все ее попытки завести разговор были безуспешны. Беннет-младший словно бы вообще не слушал то, что она говорила.

Пока они ждали основное блюдо, он выпил бокал вина почти залпом и даже начал барабанить пальцами по столу. Лейн чувствовала, что Эрик просто хочет поскорее покончить с ужином, словно с какой-нибудь скучной процедурой. Сейчас он не был тем обаятельным мужчиной, с которым она встречалась последние шесть недель. Он солгал матери, сказав, что на бумажке, приклеенной изнутри шкатулки, был серийный номер. Какие причины могли быть у него для лжи?

Но что еще важнее, Лейн тревожило состояние Энн Беннет. Неужели Эрик не видит, что его мать может быть тяжело больна?

– Эрик, у твоей матери когда-нибудь были проблемы с сердцем? – спросила она.

– Что?.. Ах да, небольшие. У нее бывали приступы аритмии, но со времени исчезновения моего отца такого не происходило.

Лейн всегда носила в кармане включенный на вибровызов телефон, на тот случай если ей позвонят из дома насчет Кэти. И сейчас она почувствовала, что мобильник жужжит.

– Извини, – сказала она и взглянула на экран. Определитель высветил имя звонящего. Это был Дуайт Кроули, отчим Лейн. Быстро нажав на кнопку, она оборвала вызов.

– Кто это был? – спросил Эрик.

Лейн быстро обдумала ответ и с улыбкой в голосе произнесла:

– Моя дорогая работодательница, Глэди Харпер, которая не стесняется звонить мне в любое время с семи утра и до полуночи, если хочет мне что-нибудь сказать.

Эрик кивнул, но не в знак того, что он понял ответ, а так, словно этот ответ его не интересовал. Он как будто не мог сосредоточиться ни на чем извне.

– Эрик, ты меня даже не слышишь, – сказала Лейн. – Мне кажется, ты вне себя от тревоги, и я полагаю, у тебя есть все причины беспокоиться за свою мать. Почему бы тебе просто не позвонить ей?

На лице Эрика появилось легкое раздражение.

– Лейн, ты очень заботишься о моей матери, и я благодарен за это, но сегодня она выглядит практически так же, как вчера и позавчера. Впрочем, если так тебе будет лучше…

Он достал свой сотовый телефон и позвонил Энн. После пяти гудков раздался электронный голос автоответчика.

– Может быть, она легла спать? – предположил Эрик.

– А может быть, и нет, – возразила Лейн. – Эрик, твоя мать больна. Давай вернемся к ней сейчас же.

Беннет поколебался несколько мгновений, потом встал и сказал:

– Может быть, ты и права. Оставайся здесь, я вернусь минут через пятнадцать.

– Я еду с тобой, – твердо заявила Лейн.

Пожав плечами, Эрик положил на стол стодолларовую купюру.

– Ну, если ты настаиваешь… – произнес он. Официант, как раз принесший основное блюдо, удивленно смотрел на них.

71

Эти двое зашли в ресторан, расположенный в пяти минутах езды от таунхауса. В этот ресторан они ходили в первый раз, когда Рейнджер следил за ними.

Коул припарковал свою машину и снова занял столик чуть поодаль от них. Но когда им принесли ужин, Эрик бросил деньги на стол, и парочка почти бегом вылетела из ресторана.

Не позаботившись оплатить свой счет, как будто ему срочно приспичило в туалет, Рейнджер последовал за ними и выскочил на крыльцо ресторана.

Пока Эрик и Лейн отдавали парковщику свои квитанции, он перебежал через улицу к своей машине, стоящей на той стороне. Следом за этими двоими доехал обратно до таунхауса. «Судя по тому, что оба так спешат, там, должно быть, что-то случилось», – решил он.

Коул смотрел, как Эрик выбегает из машины, его подружка следовала за ним по пятам.

Он понял, что другого шанса у него может не быть. Все трое вместе. Почему нет… Голоса кричали ему: «Сейчас! Сейчас! Сейчас!»

Рейнджер потянулся за лежащим на заднем сиденье пакетом, который собирался использовать как предлог для того, чтобы ему открыли дверь и впустили в дом.

А потом все будет кончено.

72

Когда телефон Энн зазвонил, Паркер Беннет посмотрел, кто вызывает, и оставил телефон звонить до тех пор, пока из автоответчика не донесся голос сына, тревожно вопрошающий: «Мама, ты в порядке? Мама, я знаю, что ты меня слышишь. Возьми трубку».

Когда Энн подошла, чтобы взять телефон, Паркер отвел руку прочь и держал, пока звонок не завершился.

– Энн, послушай меня, – сказал он. – Прежде чем сдаться, я хочу помириться с сыном. Но если он узнает, что я здесь, то, будучи в таком настроении, вполне может позвонить в ФБР.

– О, Паркер, я так не думаю, – возразила Энн. – Но я действительно хочу, чтобы вы с Эриком помирились прежде, чем я умру.

Впервые с тех пор, как Беннет вошел в дом, он внимательно посмотрел на жену и увидел призрачную бледность ее лица и капли пота, проступившие на лбу.

Полный искреннего беспокойства, Паркер спросил:

– Энн, ты проверяла сердце в последнее время? Ты выглядишь так, как будто тебе плохо.

Энн покачала головой и придвинулась ближе к мужу.

– Да, я принимаю сердечные лекарства, но иногда мне просто нездоровится, и сегодня как раз такой день. – Она посмотрела на него. – Паркер, позволь мне увидеть тебя таким, как есть. Ты, похоже, носишь парик. Сними его. И пожалуйста, не сдавайся полиции до завтра. Позволь мне провести последнюю ночь с тобой.

Она положила голову ему на плечо и сказала:

– Я люблю тебя. Мне отчаянно жаль тех людей, у которых ты забрал деньги, но ты же не мог потратить их все? Ты не мог бы просто оставить их там, где их смогут найти? А мы бы куда-нибудь скрылись вместе. Я просто хочу быть с тобой до конца своих дней.

На миг Паркер Беннет глубоко пожалел о том выборе, который сделал.

Но потом он представил себя на новой вилле в Швейцарии, вообразил роскошную жизнь, которая его ждет после того, как сегодня вечером он сядет на самолет…

73

Члены группы наблюдения ФБР, окружившие таунхаус, выслушивали сжатые отчеты, которые передавал им Джонатан Пирс. Тот видел, как Лейн и Эрик вбежали в дом, где притаился Паркер Беннет. Он знал, что ситуация взрывоопасная, и сообщил об этом Шеллу. Но Руди резко ответил:

– Мы пока не знаем, вовлечены ли они оба в это дело. Мы должны услышать, что они скажут друг другу. Кстати, в квартале отсюда припаркован старый черный «Форд»-седан, за рулем которого находится пожилой белый мужчина. Похоже, что он мог следить за ними. Возможно, это тот самый автомобиль, который вы видели едущим следом за машиной Энн Беннет. Мы наблюдаем за ним.

74

Когда Лейн и Эрик вбежали в гостиную, Энн полулежала на диване с закрытыми глазами. Лейн упала на колени рядом с пожилой женщиной, схватила ее за запястье и крикнула:

– Эрик, я не могу нащупать пульс! Она не дышит! Звони девять-один-один!

Но, говоря все это, она уже знала, что Энн мертва.

Эрик достал свой сотовый телефон. И тут от двери комнаты донесся голос:

– Это может подождать. Привет, Эрик.

Лейн выронила руку Энн Беннет и встала. Она видела в газетах множество фотографий Паркера Беннета. И несомненно, это был он. Это был Паркер Беннет. И тут она услышала то, что потрясло ее.

– Номер у тебя, Эрик. Отдай его мне.

«Номер, наклеенный изнутри на музыкальную шкатулку! – догадалась Лейн. – Что это значит?»

– Не думаю, что это возможно, папа, – ответил Эрик ровным безэмоциональным тоном. – А теперь, во имя памяти мамы, уходи отсюда. У тебя должен быть запасной план того, как скрыться куда-нибудь. Давай закончим все это.

«Ты не можешь сделать этого, Эрик! – подумала Лейн. – Ты должен передать его в руки закона».

Потом она в ужасе увидела, как Паркер извлек руку из кармана и направил на сына пистолет.

– Что, по-твоему, ты делаешь, отец? – спросил Эрик, глядя на оружие.

– Что я делаю? Приказываю тебе бросить мне свой бумажник. Твоя мать сказала, что ты положил номер туда.

Когда Эрик не ответил, Паркер продолжил:

– Я знаю, о чем ты думаешь, но я не обманывал тебя. Я планировал поделиться с тобой деньгами.

– А что ты называешь обманом? – поинтересовался Эрик. – Ты скрылся, не предупредив меня. Тринадцать лет я делал все, о чем ты меня просил. Тебя сразу поймали бы на горячем, если б я не создал и не поддерживал систему, генерирующую выписки для клиентов. Ты забрал с нашего счета почти все деньги, которые мы собирались поделить. А к той мелочи, которая там осталась, я даже притронуться не смел. За мной слишком пристально следили.

– Бумажник, Эрик! – рявкнул Паркер.

Беннет-младший достал из кармана бумажник и бросил его отцу. Когда Паркер протянул руку, чтобы поймать его, Эрик прыжком преодолел разделявшее их расстояние и сбил его с ног.

Пистолет выстрелил дважды, пули попали Эрику в правую руку и в плечо. Пока Лейн смотрела на это, не в силах поверить в происходящее, тот схватил отца за руку и вывернул его запястье, направив дуло пистолета на него. Паркер закричал:

– Не надо, прошу!

– Прощай, папочка, – произнес Эрик и нажал на спуск.

Пуля угодила Паркеру Беннету прямо между глаз. Он захрипел и умер. Его кровь смешалась с кровью Эрика.

Беннет-младший с трудом поднялся на ноги, посмотрел на Лейн и улыбнулся. Казалось, что его лицо за эти мгновения стало совершенно иным. Его глаза сейчас были узкими черными щелями, а улыбка – оскалом. Придерживая левой рукой раненую правую, он навел пистолет на Лейн.

– Извини, Лейн. Ты начала мне нравиться. Но, чтобы ты знала, я рад, что этот мерзавец подстрелил меня. Теперь все поверят, что я невиновен, и я получу пять миллиардов долларов, которые заработал за тринадцать лет. На пистолете – и мои отпечатки, и отпечатки моего отца. Мне поверят, когда я скажу, что он ранил меня, убил тебя, а потом застрелился.

Его палец на спусковом крючке напрягся.

– Обещаю, что буду навещать Кэти и вытирать ей слезы. Быть может, она приготовит для меня еще печенья.

75

Едва услышав выстрел, Джонатан Пирс выскочил из дома, преодолел подъездную дорожку и оказался на крыльце таунхауса Энн Беннет, понимая, что может оказаться уже слишком поздно спасать Лейн.

Выстрелом он разбил замок и, ударив по двери плечом, вломился в дом и вбежал в гостиную. Агенты-наблюдатели, дежурившие на улице, выскочили из своих машин и тоже поспешили на место событий, на несколько шагов отстав от Джона.

76

«Кэти, – думала Лейн. – Кэти. Я не могу оставить ее».

Она инстинктивно метнулась в сторону и ощутила жгучую боль во лбу. По лицу ее потекла кровь. Лейн отчаянно оглянулась по сторонам.

Прежде чем Эрик успел выстрелить еще раз, она схватила с коктейльного столика музыкальную шкатулку и бросила в него, угодив в раненое плечо.

Вскрикнув от боли, Беннет выронил пистолет, но через миг с рычанием снова схватил его, выпрямился и опять прицелился в Лейн.

Вбегая в гостиную, Джонатан был в ужасе от того, что, возможно, опоздал. Эрик целился из пистолета в Лейн. Боясь попасть в нее, Пирс не мог стрелять. Он прыгнул вперед, врезавшись в Эрика и сбив его на пол. В качестве финальной иронии пуля, предназначавшаяся Лейн, застряла в остатках разбитой музыкальной шкатулки.

В комнату ворвался Руди, а за ним – остальные агенты ФБР. Они окружили Эрика Беннета, а Джонатан с ужасом смотрел, как женщина оседает на пол.

– Лейн! Лейн! – выкрикнул он, падая на колени рядом с ней и обнимая ее.

Руди Шелл опустился рядом с ней. Когда он стер кровь со лба Лейн, Джонатан тихо сказал:

– Похоже, пуля не вошла ей в голову. Я видел. Кажется, она вовремя отшатнулась.

Лейн слышала его голос словно бы с огромного расстояния. «Боже милосердный, я не умру, – подумала она. – Я не умру». Глубокая признательность была последней эмоцией, которую она испытала перед тем, как потерять сознание.

Лейн пришла в себя в больнице – и сразу же увидела, что на нее смотрит человек, спасший ей жизнь.

77

Рейнджер слышал выстрелы и гадал, настоящие они или звучат только у него в голове. Он сидел в машине, тупо глядя перед собой. Пакет, который он намеревался использовать как предлог, чтобы попасть в дом Энн Беннет, лежал на сиденье рядом с ним. Пистолет валялся на полу перед пассажирским сиденьем.

Вдруг Рейнджер услышал окрик:

– Положи руки на рулевое колесо! Теперь подними руки над головой и выходи.

Коул едва слышал эти приказы, потому что в голове у него звучал другой голос. Когда дверцы машины распахнулись, он поднял взгляд и произнес:

– Все хорошо. Джуди не позволила бы мне убить их.

78

Утром в пятницу Лен Стэйси позвонил в ФБР. Когда его соединили с сотрудником, он откашлялся и сказал:

– У меня, возможно, есть для вас очень ценная информация о Паркере Беннете. Если я прав, я могу сообщить вам, где он жил, куда уехал и номер его сотового телефона. Я так понимаю, что, если моя информация приведет к его поимке, мне полагается вознаграждение в два миллиона долларов.

– Боюсь, что вы опоздали на двадцать четыре часа, мистер Стэйси, – услышал он в ответ. – Прочтите сегодняшние газеты. Паркер Беннет был убит вчера вечером.

– Вы имеете в виду, что я был прав? В смысле, он действительно жил под именем Джорджа Хокинса?

– Да, именно так. Благодарю вас, мистер Стэйси. Всего доброго.

Лен услышал в трубке щелчок. «Я был прав, – подумал он. – И если б я позвонил им в ту же минуту, как заподозрил его, я получил бы два миллиона долларов».

Он решил, что нет никакого смысла говорить об этом жене. Ведь она велела ему больше никогда не упоминать о Паркере Беннете/Джордже Хокинсе.

79

Неделю спустя они были приглашены в офис Руди Шелла. Лейн, Глэди, Элинор и Фрэнк Беккер, Шон Каннингем и Джонатан Пирс.

– Я хочу информировать вас всех о дальнейшем развитии дела, – сказал Руди. – Мистер и миссис Беккер, начнем с вас. Эрик Беннет дал показания, что вы никоим образом не причастны к мошенничеству. Он признался, что он и его отец смеялись над вашей наивностью и что радушие и гостеприимство, которые вы проявляли по отношению к потенциальным клиентам, весьма помогали завоевать их доверие. Он подтвердил, что вы были совершенно не в курсе каких-либо нарушений закона в инвестиционном фонде Паркера Беннета. Могу заверить вас, что, когда эта информация будет передана федеральному прокурору, все обвинения против вас будут сняты.

Элинор ахнула и повернулась к мужу.

– Фрэнк, меня не посадят в тюрьму! Меня не посадят в тюрьму!

Руди обратился к Глэди:

– Мисс Харпер, я хочу выразить вам нашу огромную признательность за ваше сотрудничество.

– Так вам удалось прижать графиню? Мы все знаем, что она участвовала в этом, – осведомилась Глэди своим обычным едким тоном.

– Мы не планируем предъявлять графине обвинение в каких бы то ни было преступлениях, – спокойно ответил Руди. – Больше я ничего не могу сказать.

– Очень плохо. Могу поклясться, что она была с ним в сговоре. А сколько нам пришлось поработать над ее квартирой – и вот она собирается выехать оттуда, как раз когда все завершено…

– Что будет с Рейнджером? – тихо спросил Шон Каннингем.

– Он согласился пройти стационарное лечение в психиатрической больнице, – сказал Руди.

– Ему предъявят обвинение в незаконном ношении оружия?

– Вероятно, но, учитывая все обстоятельства, полагаю, он отделается условным сроком.

Лейн слушала молча. За минувшую неделю рана на ее лбу почти зажила, хотя врач сказал ей, что небольшой шрам останется навсегда. На те два дня, что она провела в больнице, ее мать и Дуайт прилетели из Вашингтона, чтобы побыть с ней и позаботиться о Кэти. Когда Дуайт пытался звонить ей во время того последнего ужина с Эриком, он хотел сказать, что его кузина, Регина Кроули-Фитцсиммонс, освободила его от клятвы, данной ее матери: никому и никогда не рассказывать, что сделал с Региной Эрик.

«Все говорили мне, что я ошибаюсь в Эрике, – думала Лейн. – Как я могла быть такой упрямой?» В голове у нее крутилась старая поговорка: «Никто не бывает так слеп, как тот, кто не желает видеть».

Теперь Руди обратился к ней.

– Мисс Хармон, вы были свидетелем того, что случилось в доме Энн Беннет. Нам удалось арестовать Эрика Беннета, но без ваших показаний мы не смогли бы доказать, что он убил своего отца. Мы уверены, что он получит большой срок за мошенничество в особо крупных размерах, и я могу гарантировать, что, когда ему будут предъявлены обвинения в убийстве Паркера Беннета и попытке убить вас, этот срок станет еще длиннее. Нет сомнений, что Эрик Беннет проведет остаток своей жизни за решеткой. А теперь хорошие новости: хотя Паркер Беннет и обманывал своих клиентов, он, помимо этого, делал деньги легальным путем. Он потратил часть денег вкладчиков на то, чтобы вести тот образ жизни, который он вел в эти два года, но изрядную часть этих пяти миллиардов долларов нам удалось отследить. Они будут возвращены его жертвам.

Джонатан Пирс сидел очень тихо, пока Руди не произнес:

– Как вы, возможно, знаете, мисс Хармон, именно агент Пирс спас вашу жизнь.

Лейн улыбнулась.

– Я в курсе, – сказала она. – В тот последний момент все, о чем я могла думать, – о том, что, если я погибну, это будет просто ужасно для моей дочери.

Она улыбнулась Джонатану, и тот ответил ей улыбкой. Ей говорили, что он вместе с ней ехал в машине «Скорой помощи» до больницы. Его лицо было первым, что увидела Лейн, когда очнулась. Еще она теперь знала, что Пирс позвонил к ней домой и попросил миссис Поттерс остаться с Кэти на ночь. Он связался с ее матерью и Дуайтом и рассказал им о том, что случилось. Они сели на следующий же самолет до Нью-Йорка.

Когда он сказал, что его настоящее имя Джонатан Пирс, а не Тони Руссо, Лейн пошутила, что мысленно всегда будет звать его Тони. Он ответил, что Энтони – его второе имя и многие друзья называют его Тони.

Пирс навещал ее те два дня, когда она лежала в больнице, и настоял на том, чтобы отвезти ее домой.

Когда она спросила, как ей отблагодарить его, он ответил так:

– Как насчет ужина вечером в субботу?

И сейчас она очень ждала субботы.

Примечания

1

Время летит (лат.).

(обратно)

2

Игра слов. Имя «Глэди» (Glady) можно перевести как «радостная», а придуманное поставщиком прозвище «glad-she’s-not» – как «безрадостная».

(обратно)

3

14-й американский размер одежды соответствует российскому 48-му.

(обратно)

4

Название одной из наиболее известных в мире компаний по продаже женского белья.

(обратно)

5

Лев. 24:20.

(обратно)

6

Академия Святейшего Сердца Иисуса – независимая школа для девочек, основанная римско-католической церковью и имеющая отделения в нескольких городах Америки.

(обратно)

7

Долли Пэйн Тодд Мэдисон (1768–1849) – супруга 4-го президента США Джеймса Мэдисона, первая леди США с 1809 по 1817 г.

(обратно)

8

«Ле сирк» – известный французский ресторан в Нью-Йорке.

(обратно)

9

Рудольф Уильям Луис Джулиани – американский политический деятель, мэр Нью-Йорка в 1994–2001 гг. Известен активной борьбой с преступностью, в том числе экономической.

(обратно)

10

Джон Олден-старший – один из членов экипажа корабля «Мейфлауэр», в 1620 г. привезшего первых английских переселенцев в Америку. В числе прочего, Джон Олден знаменит описанной здесь историей, хотя фамилия второго претендента на руку Присциллы Мулленс передана неверно – на самом деле его звали Майлз Стэндиш. История этого любовного треугольника отражена, в частности, в поэме Генри Лонгфелло «Сватовство Майлза Стэндиша».

(обратно)

11

На самом деле Магна-Карта-колледж находится в английском Оксфорде.

(обратно)

12

Линдон Джонсон – президент США, занимавший эту должность с 1963 по 1969 г.

(обратно)

13

Популярный безалкогольный коктейль из имбирного эля, апельсинового сока и гренадина.

(обратно)

Оглавление

Благодарности

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg