«Тайны Колымского РОВД»

Тайны Колымского РОВД (fb2) - Тайны Колымского РОВД 425K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анатолий Трофимович Шестаев

Анатолий Шестаев Тайны Колымского РОВД

Об авторе

Анатолий Шестаев — подполковник милиции, начальник отдела УБОП.

В органах внутренних дел служит более 20 лет, из них 15 в Магаданской области. Все это время на оперативной работе, от инспектора ОБХСС УВД Кокчетавской области до начальника отдела УВД Магаданской области.

Автор книги «Золотой пуд».

Вступление

Не прошло и года с выпуска первой книги Анатолия Шестаева, а вы уже держите в руках вторую. Называется она «Тайны Колымского РОВД». В сборник вошли двенадцать рассказов о жизни сотрудников милиции, а если конкретнее — отдела по борьбе с экономическими преступлениями, того самого, главной задачей которого является борьба с валютными преступлениями, с хищением золота.

Тема эта неисчерпаема. Люди, как поется, «гибнут за металл», проявляя при этом всю палитру страстей — от высоких до самых низменных. Романов, повестей и рассказов, посвященных «золотому дьяволу», написано превеликое множество.

Однако автор нашел свою линию. Не претендуя на какой-либо психологический или философский анализ проблемы, он показывает будни рядовых оперов во всем их живописном проявлении, с деталями и подробностями, которые за столом не придумаешь, и потому рассказам его веришь и героев его к концу книги приветствуешь как старых и симпатичных тебе знакомых.

Рассказ «Золотая пропажа», с которого открывается сборник, о предательстве — самом тяжелом и подлом поступке. Особенно среди людей в форме и с оружием, где цена предательству зачастую одна — смерть. Нет, Кандыбу, «героя» этого рассказа, не настигает суровая кара товарищей. Похитив восемь килограммов золота, он благополучно увольняется из рядов и уезжает на материк. Но золото счастья ему не принесло. «Кандыба разошелся с женой, уехал на юг, там запил и куда-то пропал. У Синегорова было свое мнение: «Золото — это зло». Даже обручальное кольцо Синегоров носил серебряное».

в энергичной сжатой манере написан рассказ «Пока все спали», на мой взгляд один из лучших в этом сборнике. Ситуация самая рядовая — задержание злоумышленника. Но на нескольких страницах происходит столько событий — обыск, попытка убийства и чуть было не случившаяся трагическая развязка на горном повороте — что иному автору хватило бы их на целую повесть. Диалоги, реплики, действия оперов конкретны и настолько точны, что воображение легко рисует картину происходящего. Именно то, чего пытается добиться каждый прозаик.

Несколько особняком стоит рассказ «В августе 1991 года…». Не замахиваясь на политические оценки, автор рассказывает, как приходилось в той непростой ситуации обычным милиционерам в обычном колымском РОВД.

А над рассказом «Новогодний сюрприз» невольно улыбнешься. Старая тема «вор у вора дубинку украл» звучит почти как юмористическая, безо всяких, кажется, усилий со стороны автора. Это — кстати, самая сильная черта рассказчика — отсутствие какой-либо натужности и искусственности в манере письма. Анатолию Шестаеву не надо ничего придумывать — все это его жизнь и работа. А для читателя, не избалованного в последние годы творениями магаданских авторов, это тоже своего рода новогодний сюрприз. Дай Бог, не последний.

Валерий Фатеев,

член Союза писателей России

Золотая пропажа

— Смотри, и Кандыба здесь, провожает кого, что ли? — кивнул Захарченко в сторону справочного бюро. Синегоров мельком глянул и действительно возле окошка справочного бюро аэропорта увидел сержанта Кандыбу, работавшего помощником дежурного того же РОВД, где работали и они. Кандыбу знали как хитрого, расчетливого и себе на уме человека. Но оперативники тут же забыли про сержанта, так как в зале появился интересующий их объект. Он потолкался возле очереди на посадку на московский рейс, что-то спросил в справочном бюро, обошел весь зал, поднялся на второй этаж, походил там, минут 20 посидел в кресле и, ни с кем не вступая в контакт, вышел из здания аэропорта и уехал. Захарченко с Синегоровым проводили его на своем «уазике» до поворота и, увидев, что объект свернул на трассу, тихо поехали за ним.

— Домой поехал, что-то почуял, — задумчиво сказал Паша.

— Да ни хрена он не почуял, просто присматривался, либо курьер не приехал, — хмуро отозвался Синегоров. Что-то смутно его тревожило, не давало покоя, но что, он не мог понять.

Почти месяц начальник ОБХДММ[1] одного из колымских РОВД Синегоров со своим напарником, старшим опером Захарченко, отслеживал деятельность скупщика промышленного золота Мальсагова. Они точно знали, что драгметалл уже у скупщика. Оставалось только задержать его с поличным при передаче золота курьеру. Но вот здесь-то и заключался самый сложный момент. Золото могло находиться где угодно, только не дома у скупщика, да хотя бы прикопано в кустах возле какого-нибудь приметного места. Его мог передать курьеру и кто-то из многочисленных родственников Мальсагова в любом магазине. Вариантов было много, и оперативники это прекрасно понимали, но тем не менее надеялись на свой опыт и удачу. У Синегорова к тому же была своя теория о работе оперов-валютчиков, как обычно называли сотрудников ОБХДММ, и о скупщиках промышленного золота.

— Мы как морские охотники за подводными лодками. В конце концов, лодка долго не может автономно плавать, рано или поздно она всплывет либо прошумит где-то внизу винтами, тут ей и конец. Так и скупщики-хищники, им же надо металл кому-то продать, отправить на материк, тут и надо их подкарауливать, — неоднократно поучал Синегоров своих оперов.

Захарченко тем временем уже разогнал «уазик» до 100 километров в час и продолжал увеличивать скорость.

— Паша, смотри, впереди спуск и крутой поворот перед Стекольным, — предупредил на всякий случай Синегоров.

Паша весело глянул на шефа:

— А что, Матвеич, слабо на ста двадцати километрах пройти этот поворот?

— Мы же через ту сопку кверху ногами перелетим.

Но Паша уже закусил удила. На спидометре стрелка подрагивала возле «120». «Уазик» плавно вошел в поворот, Паша еще прибавил газу, и машина, стремительно выходя из поворота, вылетела наверх. Слева открылась панорама Хасынской долины и мрачный Черный Монах, на верхушке которого никогда не было снега.

— Ну ты мастер! — только и сказал Синегоров.

Паша довольно захохотал:

— Могём!

В отделении занялись каждый своим делом. Синегоров сел регистрировать входящие-исходящие, Паша занялся машиной.

На следующий день после обеда Синегорова неожиданно вызвал к себе начальник отдела. В кабинете кроме Ершова находился Кандыба. И тут Матвеича осенило: «Кандыба же, увидев нас, отвернулся, а потом вовсе ушел в дальний конец зала, обычно же всегда подойдет поздороваться-поговорить».

Ершов, побуревший больше обычного, гневно глядя на сержанта, бросил ему:

— Расскажи вот Матвеичу, что натворил.

Кандыба, виновато вздыхая, опустив голову, кое-как через пень-колоду выдавил свою печальную историю. Оказывается, его знакомый Мальсагов Муса попросил его три дня назад отвезти на материк несколько кижучей для родственников, которые встретят в аэропорту Домодедово. Конечно, Кандыба не мог отказать в такой пустяковой просьбе своему знакомому и согласился. В день отлета Муса привез ему уже упакованную рыбу и дал еще деньги оплатить за вес сверх нормы 20 с лишним килограммов. Приехав в аэропорт, Кандыба прошел регистрацию, сдал багаж и спокойно стал ожидать посадку в самолет. Вдруг на весь зал объявили: «Пассажир Кандыба, пройдите на посадку!» и так еще два раза. И тут-то его как током ударило: «Рыба! Мне же ее ингуш дал, и что-то больно тяжелая. Наверняка золото!»

Проклиная все на свете и в первую очередь свою глупость, Кандыба выскочил из зала, сел в первый же автобус и удрал из аэропорта.

Вечером к нему пришел Муса и стал задавать неприятные вопросы:

— Почему не улетел? Где рыба?

Кандыба возмутился:

— Ты мне золото подсунул, меня же посадить могут!

Поначалу Муса талдычил про рыбу, но постепенно стал угрожать:

— Если не отдашь рыбу, будет очень плохо.

И утром они вдвоем поехали за багажом. К величайшему изумлению Кандыбы, после некоторых формальностей ему отдали весь багаж, то есть его сумку и упаковку с рыбой. Но он сразу же почувствовал, что упаковка стала почти в два раза легче. Муса ждал его в машине и, взяв упаковку, тут же начал ее вскрывать на заднем сиденье. Замерев, Кандыба ждал результат, который не замедлил последовать.

Муса, бледный как полотно, трясущимися от злобы губами выдавил из себя:

— Кто посылку вскрывал?

Кандыба только плечами пожимал: откуда я, мол, знаю. Тогда Муса сказал:

— Поехали домой. Теперь с нами обоими будут разбираться.

На вопрос Кандыбы, кто будет разбираться, Муса коротко ответил:

— Вечером узнаешь.

Не став дожидаться вечера, Кандыба побежал сдаваться к начальнику РОВД. Выслушав эту историю, Синегоров начал задавать сержанту вопросы. Кандыба мялся, краснел, пыхтел и как мог изворачивался.

— Ты же был уже в отпуске.

— Да вот, у меня десять дней отгулов, а тут мать заболела, решил слетать по-быстрому.

— Мусу давно знаешь?

— Лет пять, кажется.

— И что, не знаешь, чем ингуш занимается?

— Да это же наш, местный.

— Все они местные. А что, вес сразу не почувствовал?

— Да как-то не обратил внимания.

— Сколько тебе заплатили?

— Клянусь, ничего не платили.

— Вечером будешь клясться, если тебя слушать будут, голову на хрен отрежут за металл. Сколько там было?

— Наверное, килограммов восемь.

— За восемь точно зарежут.

Вмешался Ершов:

— Матвеич, давай решать, что делать будем.

— А что делать? Я бы с удовольствием закрыл его в камеру, а на каком основании? Был ли металл? Кто его видел? Ингуш ведь заявление писать не будет.

— Вытаскивать же надо этого дурака.

— А что его вытаскивать, кто его посылал? Пусть пока выйдет из кабинета.

Когда Кандыба вышел, Синегоров продолжил:

— Вполне возможно, что он их и кинул.

— Кто?

— Да Кандыба же!

— Да ты что!

— Подумай сам. Он же такой хитрожопый, а тут так прокололся. Дали ему рыбу, и он знать не знал, что там металл, а где-то в багажном его обокрали. Быть того не может. Давай позвоним в валютное отделение, пусть срочно займутся этим делом, они там быстро всё прошерстят.

— А сегодня что?

— Закрыть же его не можем, хотя он и не против будет отсидеться в изоляторе.

— Ингушей надо арестовать.

— За что? У нас же нет ничего абсолютно.

— Тогда пошлем к нему вечером пару сотрудников, разговор запишем.

— И куда мы этот разговор? Металла-то нет.

Решили все-таки послать двух сотрудников на всякий случай. Позвали Кандыбу, объяснили, как он должен вести себя, и отправили его домой. Через час, проинструктировав здоровенного участкового Булахова и опера ОБЭП Багулина, отправили их в засаду в дом Кандыбы. Они должны были вмешаться только в случае прямой угрозы жизни хитроумного сержанта.

В кабинете Синегоров, включив свой допотопный кофейник без ручки, стал ожидать Захарченко.

— Где же его черти носят? В аэропорт срочно ехать надо.

Легкий на помине, в кабинет ворвался как всегда радостный Пал Палыч.

— Вот чайку попьем, я как раз твоих барбарисок привез.

— Кто попьет, а кто в аэропорт поскачет.

— Чего там делать?

Синегоров быстро объяснил ему ситуацию. Захарченко понял все сразу:

— Вот он и курьер, сука!

— Курьер-то курьер, это понятно, возможно и не первый раз, а где же металл?

— Колоть его надо, гада!

— А что толку? Если он решился на такой финт, то ко всему готов. Сумма-то прикинь. Ему на всю жизнь хватит.

— Ну так ингуш его расколет.

— Вряд ли, у него же все продумано.

— Начитался Чейза и решился на эту авантюру. Паяльник засунут в задницу, и Чейза забудет.

— Вот поэтому он к нам и прибежал за защитой. В общем, давай дуй в аэропорт, подключайся к валютчикам, и всех досконально проверить надо, всю смену и дежурных ОВД тоже. Действительно ли проверяли его багаж, вызывали ли, ну сам знаешь. Давай быстрей.

Захарченко, прихватив с собой молодого опера, умчался в аэропорт, забыв про чай.

Утром собрались у Ершова обсудить ситуацию и дальнейшие действия. Багулин доложил о результатах засады. Мальса-гов с гостем пришли сразу после 22 часов. Сначала Кандыбу подробно еще раз расспросил Муса, гость молчал. Затем он заговорил резким неприятным голосом с характерным акцентом:

— Слюшай, брат, нэ будэт металла, будешь дэнги платить по курсу. Это очень бальшие дэнги. Гдэ возьмешь? Лучше металл отдай.

Никаких уверений Кандыбы, что он не брал металла, гость не слушал. Потом сержант неожиданно предположил, что в рыбе, возможно, уже не было металла, когда он брал пакет. Тут уж Муса вспылил:

— Думай, что говоришь! Как это не было? Я взял? Да? Ну ты и гад!

Гость прикрикнул на него и сказал, чтобы разбирались сами между собой, но металл или деньги должны быть возвращены. И они ушли. Булахов несколько раз порывался выскочить из засады с автоматом, но Багулин удержал его.

Захарченко доложил, что в аэропорту перетрясли всю смену, но результатов никаких, и подозревать даже некого.

— Ну и что делать будем дальше? Какие предложения? — спросил Ершов.

— Арестовать их обоих и колоть, — сразу предложил Синегоров.

— Последить за ними надо сначала, — возразил Багулин.

— И аэропорт надо отрабатывать, возможно все-таки там вытащили, — в свою очередь предложил Захарченко.

— Следить-то уже без толку, они должны сейчас затаиться, а вот если задержим, хотя бы суток на трое, то, может, что и прояснится, — заметил Ершов.

Кандыба отсидел десять суток в городском ИВС, но ничего нового не сказал, стоя на своем. За это время перепроверили всю дежурную смену, не снимали наблюдения с Мальсагова, но результатов никаких не добились. Золото исчезло.

Из органов внутренних дел Кандыба был уволен и через месяц улетел на ридну Украину. В аэропорту его обыскали до нитки, перетрясли весь багаж, обыскали контейнер, но золота, конечно, не нашли. Кандыба только грустно улыбался и делал обиженный вид, но чувствовалось в нем какое-то напряжение. Мальсагов за это время вообще почти из дома не выходил, гость его больше не появлялся.

Как-то вечером в кабинете Захарченко сказал;

— Что мы бегаем, ездим, ищем хищников, скупщиков, курьеров, надо не выходя из РОВД разрабатывать их. Сколько уже предателей попалось?

— Ха, а сколько не попалось, — подхватил Синегоров, — вспомни только Гикалова.

— Да, его не забудешь. Но все-таки, куда делись эти восемь килограммов, а, Матвеич?

— Я думаю, что в тот день оно и улетело, — задумчиво произнес Синегоров.

— Как это? — удивился Паша.

— Мне кажется, Кандыба с кем-то отправил металл, а сам разыграл комедию, все было четко продумано и сделано.

— Но его же все равно заставят платить.

— Платить Муса будет, а Кандыба от него-то отобьется. Но золото радости ему не принесет.

Так оно впоследствии и получилось. Как стало известно, Кандыбу даже в Назрань возили на разборку, но он стоял на своем, и платить пришлось Мусе.

Кандыба вскоре разошелся с женой, уехал на юг, там запил и куда-то пропал. У Синегорова было свое мнение о золоте: «Золото — это зло, оно от дьявола, и счастья еще никому не приносило». Даже обручальное кольцо он носил серебряное.

Новогодний сюрприз

— Угораздило меня опять связаться с газетой, — чертыхался Синегоров, разглядывая большой чистый лист ватмана, предназначенный для новогодней газеты. Но, с другой стороны, ведь никто ничего хорошего не сделает, так, пару открыток и наивные поздравления. — Что ж, тряхну стариной!

Он вспомнил, как еще в школе, классе пятом или шестом, выпустил вместе с братом стенгазету. На всех переменах в классе толпился народ, перебывала почти вся школа. Потихоньку во время уроков подходили преподаватели, читали. Кто из них улыбался, кто головой покачивал. Братья сидели именинниками и старательно делали вид, что это их не касается.

На следующий день газету сняли, а еще через день переизбрали редколлегию. Больше Синегоров стенгазету не выпускал.

В дверь постучали, и вошел Миша Бурянхаев — внештатник и неизменный участник всех оперативных мероприятий.

— Миша, чай будешь? — поздоровавшись, спросил его Синегоров.

Миша глубоко задумался.

— Хотя бы раз отказался, — продолжал Синегоров.

Бурянхаев насупился и стал размышлять, обижаться ему или нет. Матвеич глянул на него, рассмеялся:

— Шутка, Миша. Тебе покрепче или послаще? Конфеты все в сахарнице, а сахара, извини, нет, не держим-с.

— Ничего, я уж без сахара, — пробурчал внештатник. — А ты чего тут делать собрался?

— Да вот, газету новогоднюю.

— Открытки наклей да поздравления напиши.

— Умный ты, Миша, как аксакал, только борода черная.

Попивая чай со страшным хлюпаньем — Синегоров стоически терпел — Миша поговорил о ценах и политике и потом засобирался домой. Проводив его, Матвеич позвонил домой, сказал, что задерживается на работе, и взялся за ручку. В голове уже складывались четкие строчки эпиграмм, неожиданно возникшие при разговоре с Мишей.

Полузоотехник, полуюрист, Полупоэт, волейболист. Хотя и маленького чина, Но представительный мужчина.

Это про лейтенанта Быкадорова, заочно учившегося на зоотехника и как-то прочитавшего Синегорову свои нескладные стихи.

Этот новый дядя Степа Нельзя сказать, что недотепа: Непримирим, хитер, настойчив…

Над последней строчкой Синегоров задумался. Если в рифму, то продолжение идет к тому, что «морально неустойчив». Нет, так нельзя, убьет, а что его жена подумает. Пишем: «К тому ж, морально он устойчив». Строки про дядю Степу относились к самому длинному оперу на всей Колыме Гене Дьячкову.

Не остановить потока слов, Всегда закладывать готов, Готов уехать навсегда. Но не пускают, вот беда.

Это про дежурного РОВД москвича Лаптина. Подумав, Синегоров исправил «закладывать» на «докладывать». Все-таки праздничная газета.

Усы мушкетера, походка бретера. Немного похож на одного актера, Нарушать ПДД не даст никому. Хоть в схватку придется вступить самому.

Само собой сложилось про опера ОБЭП Багулина, вместе с которым Синегоров месяц назад задерживал двух пьяных мужиков, пытавшихся сначала удрать на машине, а потом полезших в драку.

С законом строгим он на «ты», В делах не терпит суеты, В решеньях быстрый, как Ньютон, Но всё же всем доступен он,

В принципе это прокурор, но пусть каждый про себя думает, ухмыльнулся Синегоров.

Гитлера поза, динозавра фигура — Вот это типаж, вот это фактура.

Вспомнился вдруг начальник отдела. Но эти строчки в газету Матвеич вносить не стал. Зачем обижать человека под Новый год.

Тут же не отрываясь от стола Матвеич написал несколько адресных поздравлений-пожеланий, подборку новогодних снов, пару новых анекдотов. Через полтора часа стенгазета была полностью готова.

Следующий день принес неожиданный подарок. На посту ГАИ при осмотре автомашины Бидоева сотрудниками ДПС было обнаружено и изъято два килограмма промышленного золота.

Довольный начальник РОВД, положив телефонную трубку, улыбаясь во весь рот, говорил Синегорову:

— Видал, не только вы золото изымаете. В УВД я уже доложил, давай дальше раскручивай, Бидоева допроси, откуда золото, и в камеру; ну, сам знаешь.

— А откуда мы знаем, что это золото? — огорошил его Синегоров.

— Ну ты что, как? Я уже доложил. Да что мы золото от другого металла не отличим? — возмутился Ершов.

— Зря поторопился, теперь УВД не отвяжется. Экспертизу же не делали, а насколько я знаю, металл лежал в багажнике машины почти открыто, так золото не возят. Я сейчас опрошу Бидоева, а Захарченко быстренько отвезет металл на экспертизу, и через час-полтора будем знать, аурелиум или что другое.

Синегоров знал что говорил. Чтобы изъять два килограмма золота, надо очень хорошо поработать, и не один месяц, а чтобы вот так, на блюдечке…

Отправив Захарченко с металлом в УВД, он вызвал к себе Бидоева. Тот зашел в сопровождении сержанта, спокойно поздоровался и сел на предложенный стул. Попросив разрешения, закурил.

— Что, не первый раз в милиции? — спросил Синегоров.

— Приходилось бывать, что здесь такого, — спокойно ответил Бидоев.

— Так что у вас в багажнике было?

— А-а, это? Так это бронза, — усмехнулся задержанный.

— Зачем вы ее возите?

— Как сказать, просили меня достать бронзы, то ли для таблички, то ли статуэтку делать, вот я и раздобыл немного, да не успел отдать.

— А кто просил?

— Вот я и говорю, не успел отдать, замотался, а он уже уехал на материк, так вот и валяется в багажнике.

— А может, вы продать хотели?

— Да кто ее купит?

— Нет, не бронзу, а золото, — уточнил Синегоров, в упор глядя на задержанного.

Тот отвел взгляд и снова усмехнулся:

— Какое золото?

— Вот я и говорю: бронзу по цене и под видом золота, — продолжал Синегоров.

— Чтобы голову оторвали?

— А все-таки, где взяли и по какой цене?

Бидоев твердо стоял на своем. Через час позвонил Захарченко и доложил результат экспертизы коротко и ясно:

— Два килограмма бронзы!

Извинившись перед Бидоевым, Синегоров распорядился отпустить его и пошел к начальнику. Ершов пребывал в прекрасном настроении: скоро Новый год, показатели хорошие, ЧП нет, а тут под занавес два килограмма золота, да к тому же не этот самоуверенный и независимый Синегоров изъял. Тут-то и ошеломил его Матвеич.

— Не может быть, я же сам смотрел, — недоумевал Ершов.

— Сам смотрел, эксперт тоже сначала подумал, что золото, и только экспертиза определила, что это бронза, — «утешил» его Синегоров.

— Черт возьми, я уже в УВД доложил, — сокрушался начальник.

Вечером, разглядывая слитки бронзы, Синегоров пытался вспомнить, где он уже видел такое. Но предновогодняя суета, а затем праздники выветрили у него из головы и бронзу, и Бидоева.

Где-то через четыре месяца ему случайно стало известно, что некий бойкий мужичок по кличке Балдуин по пьяной лавочке проговорился, как он продал пару килограммов бронзы.

— Балдуин, Балдуин, он же с Гикаловым постоянно терся, — сразу вспомнил Захарченко, когда Синегоров спросил его по этому поводу.

— Вот-вот, а такую бронзу мне как раз как-то Гикалов и показывал. Теперь понятно, что к чему?

— Ты думаешь, это гикаловская работа? Он же тогда опером у нас работал, — засомневался было Пал Палыч.

— Именно, что опером. И хорошо знал, что Бидоев потихоньку скупает металл. И впарил ему через Балдуина два килограмма бронзы.

— Во артист. Куда же он деньги дел? Вечно занимал.

— Как пришли, так и ушли. Давай Балдуина попробуем расколоть.

— А зачем? Бидоев же не будет заяву писать на мошенников.

— Для спортивного интересу!

Через две недели под большим нажимом Балдуин все-таки признался, что было такое. Он действительно продал два килограмма Бидоеву, но его подставил Гикалов, уверив, что это золото, иначе бы он на такую аферу не согласился. За это и убить могут. В разговоре Балдуин проговорился, что был кто-то и третий, кто посадил его на самолет и отправил на полгода в Хабаровск. Но кто это был, старый пройдоха так и не сказал.

Впрочем, Синегоров и сам догадывался и только головой покачал. Они с Захарченко еще не подозревали, что скоро столкнутся с Гикаловым на золотой дорожке.

Варнаки

Март на Колыме — еще зима. Морозы, правда, уже пошли на убыль. Солнце глядит повеселей. Еще полтора-два месяца, и можно выезжать на участки старательских артелей. Матвеич — начальник валютного отделения РОВД — задумчиво глядел на замерзшее окно в своем уютном кабинете. «Снегу сколько навалило, лыжню мою на сопке занесло совсем, но к субботе, конечно, прочистят».

Матвеич — заядлый лыжник и практически с начала ноября по 10 мая не пропускал выходного дня, обычно воскресенья, чтобы не пробежать 15–20 километров по молчаливому замерзшему лесу.

Обильный снегопад мешал запланированному выезду в тайгу на ручей Чаглинах. Матвеичу, наверное, птички настучали, что там в избушке проживают два или три человека явно не охотники, и чего там охотникам делать, значит… ну конечно «хищники». Делают пожоги, поставили полубочку и моют себе потихоньку. Задача представлялась простой: выехать на «Урале», по трассе всего 350 километров, а дальше по тайге всего около 30-ти. Можно доехать до самой избушки, зимой никуда не убегут. Но снегопад… «Маяк» тут же, откликаясь на мысли, зашелся голосом Наны Брегвадзе: «Снегопад, снегопад…»

Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Пал Палыч, старший опер, правая рука и друг Матвеича. Жизнерадостно улыбаясь, громко спросил:

— Ну, что сегодня будем делать?

Матвеич хмуро ответил не в том духе: мол, если тебе делать нечего, то увольняйся, намекая, что самому пора проявлять инициативу, а не ждать мудрых ЦУ.

— Вот так всегда, — не смутился Пашка, — я же имел в виду, не поедем ли куда-нибудь. Если нет, то мы с ребятами машинами займемся, надо «уазик» подшаманить, да и «шестерку» тоже.

— А что с «Уралом» ивановским?

— Да все нормально, он сейчас дома, можно взять в любое время, да Иван и сам может с нами поехать.

— Это, конечно, здорово, да вот видишь снегу сколько навалило, а нам бы так пригодился показатель по «хищникам» еще до начала промсезона.

— Так весь сезон впереди — успеем.

— Сезон-то сезон. Ты что, не знаешь, что в нашем районе «хищников» практически не бывает, это тебе не Сусуман.

— Поедем опять в соседний район.

— Это когда же мы ездили, ты на карту посмотри, а лучше не смотри, ручьи-то в тайге все одинаковые, а на нем же не написано, как он называется и в каком районе течет, как раз, может, на границе районов.

Пашка, утробно хохотнув, спросил:

— А Чаглинах в нашем районе?

— Ну конечно, смотри, вот этот ручей, вот здесь где-то избушка, здесь вторая избушка, а граница видишь где. А вот, кстати, посмотри — как ручей называется?

— Вот это да — Матвеич!

— То-то и оно, а вот «Пал Палыча» я до сих пор не нашел.

— Будем искать.

— Будем, а где, кстати, Андрей и Витька?

— Андрей на встречу с человеком уехал, а Витька здесь крутится.

— Не в коня корм.

— Да-а, опером родиться надо.

— Может, телевизор включим, Матвеич?

— Я же тебе тысячу раз говорил: после 18 часов можешь хоть до утра смотреть, а днем нет, иди лучше списки старателей изучай.

Тут дверь приоткрылась, и показалась голова Юры Сергеевича. Оглядевшись, зашел и он сам. Валютчики уже привыкли к этой манере следователя Пимова и уже даже не шутили по этому поводу.

Для них Юрий Сергеевич, который был на год младше Пал Палыча, — лучший следователь РОВД. Во-первых, мужик, тогда как в последнее время следственные подразделения заполонили женщины, которых, по мнению Матвеича, на пушечный выстрел нельзя допускать к оперативной и следственной работе.

Во-вторых, никогда не умничает и всегда выслушивает советы и сам спросит, когда не знает, что выгодно отличало его от молодых следователей прокуратуры.

Юра с ходу начал жаловаться на свою несчастную судьбу:

— Опять дали дело дохлое, где их искать, что делать?

Пашка грубо оборвал его:

— Хватит придуриваться, лучше расскажи, где вчера гулял.

Матвеич, проявляя участие, спросил:

— А что за дело?

— Да, это же, знаете, что убийство было на Баранке неделю назад?

— Знать-то знаем, ну и что, нашли убивцев?

— В том-то и дело, что ни хрена не нашли, ушли куда-то, где их искать, глухарь будет.

Матвеич вспомнил, что слышал по этому делу. Где-то неделю назад поступила ориентировка о пропаже жителя Магадана, выехавшего на своем автомобиле на трассу. Машину нашли в заброшенном поселке Баранка, что в 350 километрах от Магадана. Живший там в одиночестве дед ничего объяснить не мог, видимо, боялся. Но картину происшедшего составили и без него. Знали, что кроме деда в поселке иногда появлялись двое бродяг, которые летом подрабатывали в артелях, а зимой бичевали. Одного прозвали Мизгирь, другого Сучок.

Видимо, магаданец подвез их откуда-то с трассы до Баранки, и здесь они его застрелили из малокалиберной винтовки, а машину сожгли. Но дед сказал, что они ушли, куда — неизвестно.

— Слышь, Матвеич, давай райотделовский вездеход возьмем на Чаглинах, — вдруг меняя тему, сказал Пашка.

— Да Ерш хрен его даст, бережет на царскую охоту.

— Нам же его предназначали, а мы им ни разу не воспользовались.

— Ты что, Ерша не знаешь?

Как же, Паша хорошо знал начальника райотдела: Ерш не вмешивался в дела Матвеича, но ничем и не помогал.

Юра заинтересованно спросил:

— Опять куда-то собрались? Меня возьмете?

Команде Матвеича все завидовали, их независимости, частым поездкам в тайгу, сплоченности, результатам работы.

— Собирайся, через неделю-полторы поедем. Сможешь?

— Так, а куда все-таки?

— Смотри, вот на карте, видишь?

— Мужики, так это возле Баранки!

— Ну и что?

— Как что? Злодеи-то где-то здесь должны быть. Опера из соседнего РОВД звонили, говорили, что они куда-то в тайгу ушли, как раз в эту сторону.

— А ну-ка. Юра, расскажи подробно по делу, что и как. Я пока чай приготовлю или кофе.

— Давай кофе. В общем там, на Баранке, нашли машину пропавшего мужика, в сарае и труп его нашли, варнаки застрелили мужика, а машину сожгли. Выезжали потом на место ребята из Сеймчана, но злодеев и след простыл. Нигде до сих пор не появлялись.

Матвеич приготовил два стакана кофе, себе и Юре, Пашка в его присутствии старался чай и кофе не пить, так как бесшумно это делать не мог, а фырканья и хлюпанья Матвеич терпеть не мог, о чем прямо как-то и сказал Паше. Юра тоже об этом знал и поэтому старался прихлебывать потише.

Матвеич уже думал, кого брать с собой, когда выезжать, где взять бензин и солярку. Пал Палыч сразу просек, о чем думает шеф, но по своей натуре молчать не мог:

— В общем, Юра, с тебя ящик, и едем, — хлопнул он по плечу следака.

— Давай дуй к Ершу за вездеходом, — отозвался Матвеич, — на такое дело он даст без разговоров.

Юра, забыв про кофе, выскочил из кабинета, и минут через восемь раздался звонок по прямому от начальника РОВД:

— Зайди на минуту.

Матвеич, оставив Пашу в кабинете, направился к Ершову. Начальник отдела брал быка за рога сразу:

— Ну что, Матвеич, поедешь на вездеходе на Баранку? Возьмешь милиционеров ППС, бензин найдем.

— Бензин — это хорошо, но милиционеров не надо, сами справимся, я своих возьму и Пимова.

— Ну как знаешь.

Юра так и подскочил:

— У меня же сроки по другому делу, не могу ехать.

— Да ты нам и не нужен, мешать только будешь, в общем, пошел я собираться, завтра выезжаем.

Матвеич вышел вместе с Юрой уже весь в предстоящей поездке. Надо еще площадку под вездеход найти, его ведь по трассе 300 километров не погонишь. Зайдя в кабинет, собрал все отделение, поставил задачу готовить «уазик», собраться самим и утром в путь. Площадку за оставшееся время, конечно, не нашли, но выручил как всегда безотказный Гладилин, директор одного из предприятий. Выпив с ним по рюмке, Матвеич договорился, что завтра утром подгонят вездеход и погрузят его на гладилинский КАМАЗ. На том и порешили.

Утром все шло по плану. Загрузили вездеход на КАМАЗ и в путь. Снег уже перестал падать, ярко светило мартовское солнце, отражаясь от белой пелены, покрывавшей все вокруг первозданной чистотой. Впереди шел УАЗ. Андрей молча гнал его со скоростью 100 километров в час. Матвеич привычно поглядывал вокруг, высматривая куропаток. Сзади сидел Витька, время от времени бубнивший:

— Андрюха, не гони.

КАМАЗ с вездеходом шли позади.

К двум часам УАЗ подъехал к стану артели «Самородок». На стане в эту пору еще никого не было за исключением механика и двух рабочих. Механик — старый знакомый Михаил — сразу без долгих разговоров предложил теплую комнату, где можно переночевать. Решили подождать КАМАЗ, а потом уж пообедать и двигаться дальше. До избушек оставалось километров 60. Прождав понапрасну два часа, Матвеич понял, что в этот день уже никуда не поедут, и дал команду обедать.

Обедали без настроения, понимали: что-то случилось с КАМАЗом.

«Хорошо, что сильных морозов уже нет, всего где-то градусов 26, — думал Матвеич, — хоть бы до темноты доехали».

Вышел с Андреем покурить на крыльцо, и тут же услышали отдаленное лязганье гусениц.

— Трактор, что ли? — прислушался Матвеич.

— Да нет, это вездеход, — через пару минут отозвался Андрей.

— Что, своим ходом?

— Да вот они!

И точно, с трассы к шлагбауму двигался вездеход. Матвеич с Андреем подошли к нему, подбежал Витька. С минуту никто не показывался.

Затем из кабины вывалился Пашка в шапке на затылке, «уши» которой торчали в разные стороны. Чуть не упав, он выпрямился и на негнущихся ногах пошел к встречающим.

— Ну что, дождались? — сразу начал он громко кричать. — А мы сломались, то есть не мы, а КАМАЗ на двухсотом километре.

— Чего ты орешь как оглашенный? — спросил Матвеич.

— Да он пьяный, Дмитрий Матвеич, — тут же отметил Витька.

— Не пьяный, а чуть выпивший, — отозвался Пашка.

— Какой там чуть, на ногах не стоит, — подтвердил серьезный Андрей.

— Да я в вездеходе двести километров в этом грохоте, а вы «пьяный», ну выпил сто граммов, — чуть тише сказал Пашка, стараясь не глядеть на Матвеича.

С другой стороны кабины показался Будник, серьезный и обстоятельный мужик, механик РОВД. Он был абсолютно трезвый. Улыбаясь, рассказал, что в КАМАЗе масло погнало, и пришлось на двухсотом километре разгружаться и гнать своим ходом. За КАМАЗом из поселка придет другая машина, так что все в порядке. Тут вспомнили про Ивана, не один же Пашка пил.

— Нет, конечно, вон Ванька в будке вездехода спит.

Кое-как разбудили Ивана и пошли в свою комнату. Поужинали и кто где разместились. Андрей с Витькой легли на полу в спальниках, остальные на кроватях. Уснули, решив, что утро вечера мудренее.

Утром все встали отдохнувшие, бодрые, только Иван сразу не разобрал, где он, но, получив нагоняй, все вспомнил, свалил на Пашку, что тот заставил его пить эту гадость, а так он ни-ни, завязал.

Быстро собрались, оставили УАЗ на попечение механика и двинулись по снежной целине в тайгу. Поднялись на перевал: мело потихоньку, следов вокруг не было никаких. Погнали вниз. Будник уверенно работал рычагами, грохот в кабине стоял неимоверный, можно было понять Пашку. За вездеходом поднималось облако снежной пыли. Через час, остановившись, Матвеич провел короткое совещание. Решили подъехать на вездеходе к самой избушке. Если кто и убежит по такому снегу, то по следам догнать ничего не стоит. Вскоре за поворотом показалась избушка. Будник подогнал вездеход к дверям и лихо затормозил. Тут же из будки выскочили Андрей и Витька и заняли позиции по разным сторонам, приготовив автоматы. Подхватив свой АКСУ-74, Матвеич пошел к дверям. Чуть поотстав, в стороне шел Паша.

Но дверь уже тихо открывалась, и в проеме показался человек в шапке и валенках.

Матвеич с ходу насел на него:

— Отойди в сторону. Кто еще там? Ты кто? Быстро отвечай!

Под этим напором, да еще при виде вездехода, вооруженных людей, человек, явно струхнув, затаился на месте и кое-как выдавил из себя:

— Геолог я, а там еще один.

— Что, еще один геолог?

— Нет, не геолог, просто Славка.

— Давай зови просто Славку.

В это время в дверях показался и сам Славка, молодой худой пацан, он сразу заулыбался как-то облегченно и звонко брякнул:

— Здрасьте.

— Ну, здравствуй. Славка. Оружие, золото, наркотики, самогонка, чай есть?

— Чай сейчас будет, а другого ничего нет, заходите.

Зашли в избушку, и здесь Матвеич уже официально представился, а за ним как всегда Пашка. В избушке было довольно-таки чисто, на печке закипал чайник, на столе еще стояли миски с гречневой кашей. Видимо, только пообедали. Спальных мест, как сразу определил Матвеич, было три.

— Так, ну и чем же занимаетесь, где третий?

Отвечал в основном Славка. Геолог Дима был какой-то пришибленный, робкий, видно, что бывший интеллигент, то есть абсолютно неприспособленный ни к чему человек. Ничем они не занимаются, живут просто, а третий ушел позавчера, после обеда. Славка налил всем чая, поставил сахар, хлеб, извинился, что ничего больше нет. Сев с кружками на табурет, Матвеич повел разведочную беседу и в конце концов выяснил, что Славку с Димой сюда привел две недели назад Борис Шулубин из Оротукана, показал им, где и как мыть золото; продукты все его, как и снаряжение. Он тоже с ними работал, намыли очень мало, буквально чуть-чуть, граммов десять. За это время только шурф успели пробить. То очень морозно было, около 50 градусов, то снег повалил. Борис позавчера ушел за продуктами. Он на лыжах дойдет до трассы, а там попуткой.

Матвеич и Пал Палыч видели, что они что-то недоговаривают, но пока молчали. Перекусив наскоро и напившись чая, начали осмотр избушки. Искали оружие и золото. Славка, поняв, что ищут, вытащил из щели маленький пакетик из фольги (любят же «хищники» эту фольгу!). В пакетике было около двух граммов грязного буро-желтого порошка. Остальное, по уверению Славки, унес Борис. Затем на лыжах пошли к месту разработки, которое находилось чуть ли не в километре от избушки.

Шурф представлял собой яму глубиной около двух с половиной метров, закрытую досками и двумя листами жести. Рядом, на ножках, стояла полубочка, под ней кострище, тут же лом, две лопаты, ведро. Вот и все механизмы. Пал Палыч только руками развел:

— Ну, вы даете! Лучше уж сторожем где-то работать и то больше заработаешь, да еще в тепле.

Затем он достал из-под полушубка «Полароид» и сделал пять снимков: общий вид, отдельно шурф, отдельно и бочку и инструменты, затем горе-старателей за работой в шурфе и возле их бочки. Славка только рот разинул, увидев, как работает «Полароид». Жалко было пацана до слез, ему бы учиться в институте, видно, что паренек смышленый и грамотный. Дима же произвел тягостное впечатление. Молодой, всего 34 года, геолог с высшим образование, но какой-то неприспособленный, сломала, видно, судьба, если очутился в таком месте.

Мороз крепчал, как всегда после снегопада наступили морозы, за тридцать уже, наверное. Пошли к избушке.

— Давай, мужики, собирайтесь, отвезем вас поближе к цивилизации, пока с голоду не умерли, — сказал Паша, закончив документировать изъятие золота, лопат и опросив старателей.

— Может, мы здесь останемся? — робко спросил Дима.

— Да, а что жрать будете? Гречки-то на два дня осталось, сахар и мука почти кончились, хлеба нет — сдохнете на хрен, — рассердился Паша.

— Да уж лучше поедем, не слушайте вы его, — быстро проговорил Славка.

Тут же Пал Палыч отправил Витьку и Андрея с Димой в вездеход укладываться в обратную дорогу, а сам с Матвеичем принялся за Славку.

— Ну, давай рассказывай теперь все как было, — усевшись удобней на табуретку, добродушно сказал он пареньку.

Славка, немного помолчав, рассказал. Сам он приехал в Оротукан из Магадана, познакомился с Борисом, и так как на работу не мог устроиться, то согласился идти с Борисом в тайгу мыть золото. Тайга и вольная жизнь ему понравились, любил он и поохотиться, у Бориса ружье было. А Дима с Борисом знакомы давно, его жена бросила, он начал запивать, а тайга его лечит, водки же не наберешь на 2–3 месяца. Рассчитывали намыть не меньше 2 кг. Борис мужик честный, справедливый, с ним легко было в тайге. А позавчера пришли в обед два мужика из тайги. Страшные до жути — Славка аж передернулся, вспомнив их. Разговаривали какими-то намеками. Пообедали с ними, а потом потребовали отдать им намытое золото. Бориса они застали врасплох, направив на него мелкашку, а Дима со Славкой и так чуть живые от страха сидели. Бандиты забрали ружье Бориса и пообещали всех здесь кончить, а избушку спалить, если не отдадут золото по-хорошему. Славка говорил, что таких жутких разбойников и в кино никогда не видел.

— Это варнаки! — сказал Матвеич. — Их раньше в Сибири сразу убивали как бешеных собак.

Понимая, что беды не избежать, Борис отдал им 10 граммов намытого металла и сказал, что остальное золото в другой избушке, ближе к трассе. Забрав почти все продукты: хлеб, тушенку, сахар, макароны, бандиты ушли с Борисом в другую избушку, предварительно связав ему руки.

— Что же вы сразу не рассказали? — изумился Паша.

— Да боялись очень, они же сказали, что убьют, если кому расскажем.

— А Борис? Его уже, наверное, застрелили, — сказал Матвеич, — он же вас спасал.

Славка виновато опустил голову.

— Давай, Паша, быстро погнали к той избушке!

Спешно все погрузились в вездеход и помчались вверх на сопку. К избушке подъехали минут через 30. Но там следов уже не было видно, все вокруг занесено снегом. В самой избушке на столе валялись как попало кружки, корки хлеба, были и другие следы недавнего пребывания людей. Понятно, что они были здесь и ушли, видимо, на трассу. Других избушек в округе не было на расстоянии километров восьмидесяти, и в здравом уме никто бы не пошел по снежной целине неизвестно куда. Если Бориса и убили, то сейчас все равно не найдешь, только в июне, когда растает снег.

— Может быть, на Баранку пошли или на стан артели, — прикидывал Матвеич.

Помчались на стан. Там стояла тишина. Но навстречу уже спешил механик. Подойдя к выскочившим из вездехода операм, поздоровался, сдержанно улыбаясь, и огорошил:

— Поймали бандитов!

— Как, где, кто? — разом посыпались вопросы.

Но Михаил знал только то, что рассказал ему заезжавший утром председатель артели, ехавший в город. А рассказал он, что бандитов задержали сотрудники Оротуканского ПОМа, и их должны отправить в РОВД.

«Ну что ж, наше дело теперь доставить свидетелей Славку и Диму в РОВД да передать их следователю», — подумал Матвеич и дал команду перекусить и собираться домой.

Отправив задержанных с Витькой и Андреем на УАЗе, сам с остальными пошел на вездеходе тайгой. В тайге же и переночевали. Утром прибыли в РОВД. Все было как всегда. Без Матвеича никто и пальцем не пошевелил. Доставленных поздно вечером Славку и Диму Андрей никуда определить не смог, дежурный на себя ответственность взять не мог, следователь тоже. И Андрей оставил их в Ленинской комнате, напоил чаем, дал пару старых шинелей и, наказав дежурному не выпускать их из отделения, сам с Витькой ушел отдыхать.

Материал по незаконной разработке недр дежурный без подписи начальника регистрировать тоже не стал. С ходу разобравшись в обстоятельствах, Матвеич, обматерив дежурного, заставил зарегистрировать материал, передал его следователю. Потом доложил начальнику РОВД о результатах поездки. Ерш, довольно улыбаясь, сказал, что убийц задержали оротуканцы, и за ними уже выслали машину с конвоем, к вечеру привезут.

Затем Матвеич решил проблему со Славкой и Димой. В иве закрывать их не хотелось, и он тут же договорился со следователем Ириной Небешенко, которой передали дело, что обеспечит их явку в любое время, а закрывать их не следует. Завел их к себе в кабинет, напоил чаем с печеньем и объяснил, что придется пожить в поселке дней десять. Славка откровенно обрадовался, что их не посадят, а Дима только уныло качал головой. Переговорив, Матвеич отправил их с Пал Палычем устраиваться, дав им денег на еду, так как у них не было ни копейки. Устроил он их в однокомнатной квартире одного из своих нештатных сотрудников, уехавшего в отпуск на материк. Так в заботах и пролетел день. Вечером Матвеич с Пашей навестили своих подопечных.

Славка уже навел порядок в квартире, помыл пол, вынес мусор и готовил ужин, а Дима смотрел телевизор.

Предупредив, чтобы утром пришли в отделение, пожелав им спокойной ночи, разошлись по домам. Дома у них уже привыкли к частым выездам на трассу, на охоту, на рыбалку.

На следующее утро собрались в кабинете у Матвеича, и Пимов рассказал им, как и кто задержал злодеев. Ему это поведал на допросе задержанный Мизгирь.

Связав Борису Шулубину руки, бандиты погнали его впереди себя на лыжах, а сами шли следом с винтовкой и заряженным оружием в руках. Несмотря на связанные руки, они вначале побаивались Бориса, так как он мужик был здоровый, крепкий, а они оба недомерки худые и насквозь прокуренные и пропитые. В схватке Борис одолел бы обоих сразу за пару минут.

Но увидев покорность Шулубина и ощущая в руках оружие, бандиты постепенно успокоились и уже не так бдительно следили за своим пленником.

Часа через три подошли к избушке. Сняв лыжи. Мизгирь зашел в избушку, сказав Сучку, чтобы он помог снять лыжи пленнику. Тут все и произошло.

Едва Сучок отвязал одну лыжу Бориса, как тут же получил страшный удар ногой в лицо и потерял сознание. Борис уже умудрился развязать руки и, сноровисто скинув вторую лыжу, накинул петлю на руки Сучка, затянул потуже и завязал. Затем, подделываясь под голос незадачливого конвоира, позвал Мизгиря. Тот, ничего не подозревая, открыл дверь и вышел наружу, зажмурившись от слепящего снега, и… очнулся уже в снегу со связанными руками.

Лица он почти не чувствовал, ощущая только страшную боль в голове. Рядом лежал скорчившись Сучок и умолял Бориса не убивать его. Борис же молча перезарядил ружье, закинул мелкашку за спину и затем, подняв легко Сучка за шиворот, подвел его к лыжам и заставил надеть их на ноги. Так же он сделал и с Мизгирем. Только тот не мог почти стоять и все норовил упасть и зарыться гудевшей головой в снег. Борис, поддавая ему пинками, приговаривал:

— Стой, сука, не падай, а то убью, золота захотел, так держись — я отвезу вас к нему поближе, гниды таежные, твари.

С трудом поставив Мизгиря на лыжи, Борис повел их связанных между собой на трассу. Те, боясь даже лишнее слово сказать (убьет ведь, и никто не найдет), покорно брели навстречу своей незадачливой судьбе. Через два часа вышли на трассу. Здесь Борис остановил первый же попутный КАМАЗ, объяснил ситуацию водителю. И они вдвоем затолкали бандитов в кабину, надежно связали и через час доставили их в Оротуканский ПОМ. Борис, написав объяснение, скрылся, так как понимал, что его самого могут задержать за незаконную разработку недр.

Выслушав Юру, Матвеич задумчиво покачал головой и сказал, что этому Борису медаль надо дать и денежную премию. Тем не менее его объявили в розыск. (Но так и не нашли.)

А со Славкой тоже непростая история, оказывается, была. Жил он с сентября на Украине, и, когда ему исполнилось восемнадцать, был призван в Украинскую армию, но служить сечевиком Славка не захотел и, имея мечту служить в Российской армии, махнул без документов и денег через Украину и всю Россию попутками аж до Охотского моря, где в Магадане проживал его дядька. Но у дядьки Славка продержался недолго по причине дядиного беспробудного пьянства. Так он очутился в Оротукане, где хотел устроиться в артель, но туда брали только с мая, и он пошел к Борису.

Варнаков за убийство осудил гуманный суд сроком на 6 лет каждого. Через 6 лет Матвеич, проезжая по трассе, заехал навестить деда, одиноко проживавшего на Баранке, и здесь неожиданно встретил исхудавшего, почти беззубого Мизгиря. Но это уже другая история.

Собрание

Собрание обещало быть деловым и коротким. В принципе, предстояло решить всего один вопрос: утвердить характеристику бывшему начальнику следственного отделения РОВД майору Крутикову, который около полугода назад перевелся на Чукотку.

Председательствующий зачитал заявление Крутикова и характеристику, гладкую и невыразительную, как все подобные документы.

Кто-то из зала спросил, для чего эта характеристика. Толком никто не знал, видимо человек двинулся на повышение.

И вот тут-то и началось. Встрепенулся задремавший было старый следователь Ципарёв; прислушавшись, переспросил соседа, о чем речь, и тут же, подняв руку, ринулся на трибуну. Поудобней устроился в тесной кабинке, оглядел всех собравшихся и заявил громко и внушительно:

— Хорошая характеристика, но в ней не хватает двух слов, всего двух слов! Вы знаете, я долго с ним работал, под его руководством, помните, дело расследовал о краже комбикорма…

Председатель перебил, держа наготове ручку, чтобы дописать два слова в характеристику:

— Евгений Петрович, не тяни, давай два слова, а воспоминаниями потом поделимся.

Из зала поддержали:

— Давай заканчивай, домой пора!

Ципарёв откашлялся, еще раз оглядел всех и веско произнес:

— Лицемер и лизоблюд!

В зале наступила тишина, стало слышно, как посапывал во сне перебравший вчера участковый Мельников. Председатель, начавший было писать пресловутые слова, вздернул голову и недоуменно произнес:

— Ты что, шутки шутить вылез на трибуну?

В зале наступило оживление, послышались смешки. Потом кто-то крикнул:

— Женя, еще пару слов добавь!

Ципарёв, помолчав, продолжил:

— Да, вот именно, лицемер и лизоблюд! И я настаиваю, чтобы эти слова были в характеристике товарища Крутикова. Прошу обсудить мое предложение и поставить на голосование.

Председатель собрания, кстати им был в этот раз замполит майор Есимчик, постучал по столу, утихомирил зал и, сдерживая улыбку, спросил выступающего:

— А аргументы у тебя есть, Евгений Петрович?

— Конечно есть. Вот по делу о краже комбикорма я и говорю. Почему его прекратили и кто прекратил? Оснований для прекращения не было, но нераскрытое дело портило статистику. Я отказался прекращать, так Крутиков забрал дело и сам прекратил. Было такое? Было. Дальше. Чтобы угодить начальству и улучшить показатель раскрываемости, он таким же образом прекратил дело о краже свиньи. Спросите других следователей, они то же самое расскажут. Если не согласны со словами «лицемер» и «лизоблюд», давайте напишем: «подхалим» и «угодник».

— Так с такой характеристикой он сразу наверх попрет, такие люди там нужны, — не преминул съехидничать опер ОБЭП Багулин.

С чувством выполненного долга Ципарёв выбрался из кабинки и прошел на свое место, гордо подняв голову. Соседи стали жать ему руку, что-то горячо шептать. Тут же поднял руку и попросил слово другой следователь, тоже проработавший с Крутиковым не менее трех лет, майор Охрименко.

Еле втиснувшись в трибунку, с ходу начал:

— Полностью поддерживаю Ципарёва, все эти слова надо вписать: и подхалим, и лицемер, и угодник.

— Не много ли будет для одного? — заикнулся председатель.

— В самый раз, а лучше еще добавить, — отрезал Охрименко.

Багулин уже ржал непотребным образом:

— Он же сразу генералом станет!

— Давай и тебе такую характеристику дадим! — с другого конца зала крикнул Багулину дежурный РОВД майор Лаптин. Зал веселился вовсю.

Замполит, отбив кулак, кое-как успокоил разбушевавшуюся стихию.

— Поступило одно предложение — добавить в характеристику слова: лицемер и лизоблюд, другие будут?

Предложили вместо «лизоблюд» написать «угодник» — за эту характеристику проголосовали единогласно.

Собрание еще не закончилось, как дверь приоткрылась, и помощник дежурного РОВД старшина Пуговкин попросил майора Лаптина на выход. Начальник РОВД Ершов недоуменно спросил Лаптина:

— Что ты тут делаешь? Ты же дежуришь!

Тот ухмыльнулся:

— Я же для стопроцентной явки.

Ершов не унимался:

— Погоди, а зачем тебе дежурный? Что там случилось?

Видно, шестым чувством угадал начальник ЧП.

Пуговкин зашел в зал и брякнул:

— Побег.

В зале ахнули. Ершов, налившись кровью, встал и, сдерживаясь, сказал Лаптину:

— Стопроцентная, говоришь? Объявляй пока тревогу, потом с тобой разберемся.

Побледневший Лаптин пулей выскочил из зала вместе с Пуговкиным.

Ершов быстро распределил сотрудников по маршрутам и объектам и начал разбираться в обстоятельствах побега.

Оказалось, что дежурный милиционер ИВС[2] не закрыл на замок дверь из коридора в прогулочный дворик, дальше — больше. Оставив задержанного Ушакова наводить порядок на кухне и в душевой, сам вышел к помощнику дежурного. Пользуясь отсутствием дежурного, который в это время развлекался на собрании, они стали играть то ли в нарды, то ли еще во что (правды от них так и не добились).

Ушаков прибрал на кухне, случайно толкнул дверь в прогулочный двор и обомлел — дверь открылась. Любопытный и зловредный, как все зеки, он заглянул во дворик, думая, что дежурный ИВС, возможно, там.

Милиционера во дворе, конечно, не оказалось.

Ушаков тихонько закрыл за собой дверь, подкатил один из хранившихся там мотоциклов к стене, взобрался по нему на крышу, прошел по ней и спрыгнул на улицу. Подождал для приличия пару минут, нет ли погони.

Все было тихо. «Ну и хрен с ними, если так службу несут», — подумал Ушаков, которого и так бы выпустили через пару дней, и двинул к своим друзьям в соседний поселок.

Выйдя на окраину райцентра, стал голосовать проезжавшим попутным машинам. Минут через двадцать его подобрал КАМАЗ, а еще через полчаса он был в родном поселке. Но в это время уже мчались по тревоге наряды милиции, перекрывая все пути-дороги, проверяя все машины и автобусы. Возле дома Ушакова ждала засада, также и возле дома его кореша, куда и направлялся счастливый беглец. Не успел он взяться за ручку двери, как сзади подошли два сотрудника ОВО[3], взяли его под руки и мгновенно транспортировали в подъехавший «уазик».

Лаптин с Пуговкиным и дежурный ИВС отделались выговорами: Ершов не хотел выносить сор из избы.

А через неделю с Чукотки прилетел Крутиков, и снова провели собрание.

На этот раз оно действительно было коротким. Крутиков слезно попросил дать ему хорошую характеристику, иначе его могут не утвердить на должность начальника одного из чукотских РОВД. Но его сурово спросили:

— Было такое по уголовным делам?

— Было.

И менять в характеристике ничего не стали. Не солоно хлебавши Крутиков отбыл на Чукотку.

Неизвестно куда была направлена эта уникальная характеристика, но через несколько лет Крутиков занял самый высокий пост в органах внутренних дел на Чукотке: помогла-таки характеристика. Впрочем, никого это не удивило: все знали, что на высокие посты порядочных сотрудников назначали очень редко.

В августе 1991 года…

В один из погожих теплых дней августа Синегоров с Равилем Валиулиным приехали по служебным делам в областной центр.

Синегоров быстро справился со своими делами и ждал Валиулина в «уазике» возле областного УВД.

Ждать, к удивлению, пришлось недолго. Обычно руководители РОВД (а Валиулин как раз являлся заместителем начальника одного из колымских РОВД и в настоящее время исполнял обязанности начальника) находились в УВД не менее часа. Не больше чем через 10 минут Равиль выскочил из дверей, забрался в машину и весь какой-то побледневший и возбужденный глухо произнес:

— Поехали домой, быстро.

— Что случилось? Дыню вставили?

— Какой там, в Москве переворот, Горбачева отстранили, комитет какой-то всем командует.

— Да что ты! Серьезно?

— Серьезней некуда. Кончилась на хрен перестройка.

— А конкретно что говорят?

— Да никто ничего не знает, приказали ждать команды и собрать весь личный состав.

В РОВД, отдав команду дежурному на общий сбор, пришли в кабинет Валиулина и включили телевизор. На экране в лад задвигались стройные девушки в балетных пачках и зазвучала бессмертная музыка Чайковского «Лебединое озеро» — машинально отметил Синегоров. Они еще не знали, что танец маленьких лебедей придется смотреть почти двое суток. Но вот наконец появился диктор и трагическим голосом сообщил, что Горбачев серьезно болен, в связи с чем власть перешла к вице-президенту Янаеву, создан комитет ГКЧП в составе восьми человек, объявлено чрезвычайное положение и т. д. Прослушав сообщение, сначала долго молчали, потом все взорвались возмущенными возгласами; к этому времени в кабинете собрались все начальники отделений.

— Какой там ГКЧП?!

— Кто такой Янаев?

— Еще и Пуго туда влез!

— А этот герой труда как там оказался?

В течение часа дежурный собрал весь личный состав отдела и выстроил его перед зданием РОВД.

Валиулин перед строем объяснил ситуацию, что пока ничего не ясно и надо ждать развития событий и приказа УВД. Затем объявил свой приказ о назначении исполняющим обязанности заместителя начальника РОВД майора Синегорова и приказал всем оставаться на своих рабочих местах.

Снова собрались в кабинете и смотрели «Лебединое озеро», молчали, думали о своем. Дежурный принес телеграмму и молча протянул ее Валиулину. Тот, пробежав ее глазами, тут же зачитал вслух. Телеграмма была за подписью министра внутренних дел Пуго и требовала от сотрудников ОВД пресекать все выступления против ГКЧП, работать круглосуточно и обеспечивать порядок. Несогласных и колеблющихся отстранять, увольнять, задерживать и содержать под стражей.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — вздохнул Матвеич.

Гена Дьячков возмущенно заорал:

— Пошел он на хер! Уйду в горы, и хрен меня найдешь!

— Гена, не ори. Один уже уходил, так его в лагере и прикончили потом, — утихомирил Дьячкова Синегоров.

— Это ты про кого? — недоуменно захлопал ресницами Гена.

— Да про Алитета.

— А он что, в лагерь попал?

— Ну да, он же на Серпантинке сгинул, не знал?

— Нет, впервые слышу.

— Вот так было, в горы-то он ушел, но его и там достали, раскулачили — и в лагерь, но об этом Семушкин ничего не писал.

— Так, мужики, кончайте болтать, что будем делать? — перебил их Валиулин.

— А что, давайте еще раз соберем личный состав, спросим, кто за ГКЧП, кто против, и дальше — по обстановке, — предложил Матвеич.

— Надо будет разделить отдел на две смены, а то долго не продержимся, — подал хорошую мысль всегда отмалчивавшийся начальник следственного отделения Юмашев.

— Правильно, так и сделаем, я до ночи, с ночи ты, Матвеич, и все отделения разделить, получить оружие и ждать, — заключил Валиулин.

Дежурный быстро выстроил весь личный состав отдела. Перед строем вышли Валиулин и Синегоров. Зачитав телеграмму, Равиль объяснил ситуацию, что неизвестна пока позиция УВД, нет никаких указаний из МВД России, неизвестно, где Ельцин, в Москве танки и стягиваются войска. В заключение сказал, что обстановку в общем и так все знают, слушая радио, и предложил всем, кто согласен выполнять указания министра внутренних дел СССР Пуго, выйти вперед, сдать оружие и идти домой.

Ни один человек не сделал даже попытки выйти вперед, а наоборот, все возмущенно заговорили:

— Против народа не пойдем, мы за Россию, мы за Ельцина!

Разделив отдел на две смены, отпустили вторую смену отдыхать до 21 часа, но никто почти не ушел. Все ждали известий из Москвы.

Взяв с собой Дьячкова, жившего в другом поселке, Матвеич пошел домой обедать-ужинать. Не успели открыть дверь, как на них накинулись жена Матвеича Надежда и жена его друга — опера ОБЭП Багулина — Марина.

— Где вы пропали, немедленно увольняйтесь, вас же посадят, вы же, дураки, пойдете выступать!

Кое-как успокоили их и выяснили, что только сейчас по телевизору передали сообщение о том, что органы МВД обязаны пресекать все попытки неповиновения ГКЧП, а тех сотрудников, кто не будет выполнять это указание, отстранять от работы, увольнять и вплоть до ареста. На экране телевизора беззаботно порхали маленькие лебеди. Женщины накрывали на стол и плакали. Подошел и Саня Багулин, не нашедший свою жену дома. Все были подавлены, понимали, что стоят на пороге гражданской войны. Дьячков рассуждал;

— Здесь-то мы не пропустим ГКЧП. Единственная сила — РОВД. А мы против этих алкашей, и народ нас поддержит.

— Решаться-то не здесь будет, а в Москве, — заметил Багулин.

— Если в Москве стрельба начнется, то пойдет по всему Союзу, и тогда неизвестно, чем кончится, — покачал головой Матвеич.

На экране показалась невеселая группа руководителей ГКЧП.

— Смотрите, у него же руки трясутся, — показала Марина на Янаева.

— Да они все от страха уже обо…сь, — подхватил Гена.

Отдав должное кулинарному искусству Надежды, друзья отправились в отдел. Там, конечно, никто почти делами не занимался, собирались по кабинетам, пили чай, кофе, ждали.

В 21 час никто из первой смены домой не пошел. Синегоров с трудом отправил их отдыхать, напоминая, что впереди самое трудное, и нужно отдохнуть.

В 22 часа дежурный принес ему телеграмму. Прочитав ее, Матвеич недоуменно спросил дежурного:

— Ты как ее получил?

— Как обычно — по телетайпу из УВД.

— Читал?

— Конечно.

— Ну, слава Богу, теперь все определилось. Собери всех в Ленкомнате.

Через 20 минут Синегоров зачитал собравшимся в зале сотрудникам указание министра внутренних дел России Баранникова, который требовал не выполнять распоряжения ГКЧП, подчиняться указаниям правительства России и Ельцина.

Сотрудники дружно захлопали и обрадованно загалдели:

— Наконец-то, давно пора!

А Матвеич все недоумевал: «Телеграмма почему-то из Архангельского… и как ее пропустили по каналам связи, что это за ГКЧП? Марионетки какие-то. Ленин что говорил? В первую очередь взять в свои руки вокзалы, почтамты, банки. А эти что? Ни хрена не делают, только «Лебединое озеро» транслируют. «Все будет хорошо!»

Рано утром позвонили из УВД, выяснили обстановку, сказали, чтобы держались, все дальневосточные УВД поддерживают Ельцина и выполняют указания Баранникова, войска выступать не будут, а остальные против нас не пойдут.

— А кто это остальные? — поинтересовался Синегоров.

— А то сам не знаешь? — закончили разговор.

Утром подошел Валиулин, выяснил обстановку, и тут же дежурный принес вторую телеграмму из Архангельского. На этот раз Баранников требовал взять под охрану все важные объекты жизнеобеспечения, связи, задерживать активных сторонников ГКЧП и ждать дальнейших указаний.

— Ну, у нас особо активных нет, первый секретарь райкома где-то вообще пропал.

— Давай всех сегодня соберем и выясним, кто есть кто, — предложил Синегоров.

В это время зазвонил телефон. Равиль взял трубку, поздоровался, послушал, ответил:

— Нет, нет. Вы к нам, штаб у меня будет, здесь и поговорим, — и положил трубку.

На немой вопрос Матвеича, улыбаясь, сказал:

— Председатель райисполкома через 10 минут подойдет.

Стали звонить первому секретарю райкома партии, но его нигде не было. Пока его разыскивали, в кабинет зашел прокурор района Зеленский, затем подошел председатель исполкома Островский. Валиулин тут же объяснил обстановку, зачитал телеграммы Баранникова и объявил, что РОВД будет выполнять все его указания.

Островский не колебался ни секунды:

— Молодцы, я с вами.

Зеленский также не колебался. Когда они ушли, Валиулин засмеялся и сквозь смех проговорил:

— Ну вот, вся власть в наших руках.

— А на хрена она нам нужна, и своей хватало. Скорее бы всё кончилось. Где же Горбачев? Что Ельцин медлит? — ответил Синегоров.

В это время, постучавшись, в кабинет вошли начальник отделения КГБ Лисицын и его заместитель Захарчук, поздоровавшись, сели за приставной стол и повели беседу о политической обстановке в стране, оперативной обстановке в области и районе. И постепенно перешли к РОВД, осторожно выясняя его позицию. Выслушав, Равиль открыл папку, взял телеграммы и зачитал их. Вопросительно посмотрел на гостей, мол, все понятно? Добавил внушительно:

— Мы всецело поддерживаем правительство России и выполним все указания МВД России.

Лисицын заерзал на своем стуле.

— Мужики, надо осторожнее, как бы дров не наломать.

— Дрова уже наломали, да не мы, а в Москве Пуго, Крючков и иже с ними! — вскипел Синегоров.

— Да вы неправильно поняли, мы тоже не против, но все-таки это центральная власть, вице-президент, наши руководители, — продолжал Лисицын.

Валиулин незаметно показал Матвеичу четыре скрещенных пальца, тот отрицательно покачал головой. Гости и так поняли, что здесь их не поймут, и поспешно покинули отдел. Следом ушел Синегоров, отдохнуть немного дома. По телевизору все так же бесконечно звучала музыка Чайковского. К вечеру его разбудила жена:

— Вставай, ребята пришли.

Первое, что бросилось в глаза Синегорову, это сине-красно-белый флаг России на экране телевизора. Все завороженно смотрели на него, и потом Гена заорал:

— Ура, мы победили!

Багулин хлопнул его мощной ладонью по спине:

— Не ори, победитель, давай в магазин.

Но никто не отрывался от экрана. А там мелькали российские флаги, танки, демонстранты.

Матвеич тут же позвонил Валиулину, поздравил его, обсудили ситуацию и решили вторую смену отменить и вернуться к нормальной работе.

Надежда, уже, кстати, приготовила свой знаменитый плов, и, не отрываясь от телевизора, отпраздновали победу и бесславный конец ГКЧП.

В это время Валиулин уже поставил охрану к дверям райкома КПСС и приказал никого туда не пускать. Утром по пути в РОВД Синегоров с Багулиным опечатали все двери кабинетов райкома и еще раз приказали никого в них не пускать.

Через час Багулин с комиссией начали инвентаризацию имущества райкома, разрешив сотрудникам вынести только личные вещи. Под шумок некоторые из них пытались вынести телефоны, калькуляторы, ковровые дорожки, но Багулин все эти попытки пресекал и на их истерические выкрики, что они вернутся и все вспомнят, только усмехался. Он вместе с Синегоровым и Дьячковым еще год назад сдали свои партийные билеты, когда это еще чревато было неприятными последствиями, а начальник РОВД Ершов оставался в рядах КПСС.

Через некоторое время, когда уже Горбачев сдал власть Ельцину, в райцентре объявились свои герои сопротивления ГКЧП. Они публиковали в местной газете «Заря Севера» (которую народ ехидно называл «Зря на Севере») воспоминания о своем героизме: начальник узла связи героически не задержал телеграммы Баранникова, начальник отделения КГБ не допустил массовых выступлений (непонятно кого и против кого). Валиулин с Синегоровым только смеялись, читая весь этот бред. Матвеич на всю жизнь возненавидел «Лебединое озеро».

Пока все спали

— Открывай, Иса, дело есть!

— Какое дело в час ночи? Приходи утром, дорогой.

— Я по-хорошему прошу, Иса, открывай, поговорим, — настаивал Захарченко, пробуя дверь на крепость. Дверь так себе, деревянная, замок тоже хлипкий. Он махнул рукой операм, чтобы подтянулись поближе. Андрей молча приподнял правую ногу, демонстрируя готовность вышибить дверь, но Захарченко отрицательно покачал головой. И в этот момент по радиостанции раздалось: «Штурм!».

Команду отдал Синегоров, находившийся с двумя понятыми и внештатником Мишей на улице под окнами квартиры Исы. Квартира располагалась на пятом этаже блочного дома почти в центре поселка. Все не спускали глаз с окон квартиры, и не зря — открылась форточка, и вниз полетели какие-то предметы. Миша вовремя начал съемку, а Синегоров тут же скомандовал по рации: «Штурм!».

Услышав команду, Захарченко махнул рукой Андрею:

— Давай!

Дверь вылетела мгновенно, и Андрей с Пашей, а следом Виктор с понятыми вошли в квартиру.

Побледневший Иса, подняв руки, отступал в комнату.

Отбросив его в сторону, Паша ринулся на кухню, но опоздал.

Жена Исы уже закрывала форточку.

— Ну, Иса, все равно докажем, никуда не денешься, — повернулся к хозяину Захарченко.

— А у тебя ордер есть?

— Есть, есть, — успокоил его Паша и, зачитав вслух, продемонстрировал ему ордер, а затем заставил расписаться на постановлении. Покочевряжившись для приличия, Иса расписался. Затем приступили к обыску.

Обыск проводили сверхтщательно, знали, что золото и наркотики можно спрятать в самых неожиданных местах. Поэтому проверяли все банки, кастрюли на кухне, раскручивали приемник и магнитофон, осмотрели люстру и плафоны. Понятые добросовестно следили за процессом. Иса нервно посмеивался:

— Нет у меня ничего. Ответите за незаконный обыск.

— Обыск как раз законный, а то, что ты выкинул в форточку, сейчас принесут, — успокоил его Паша.

К концу обыска в квартиру вошел Синегоров в сопровождении Миши и понятых. Он вопросительно посмотрел на Пашу, тот отрицательно покачал головой.

В это время Иса сорвался с места и начал кричать, обращаясь к понятым:

— Смотрите, смотрите, они мне сейчас подкинут что-нибудь!

Все замерли, и Синегоров успокаивающе поднял руку:

— Внимание понятым, следите за всем, что происходит, а вы, гражданин, успокойтесь: то, что вылетело из окна этой квартиры, уже упаковано и опечатано в присутствии понятых.

Побледневший еще больше, Иса сел на диван и закрыл лицо руками. Изъяв изоленту, бумагу и тряпки из мусорного ведра, обыск закончили.

— Что, Иса, за наркоту взялся? — спросил Синегоров.

— Ошибаешься, начальник, — процедил тот в ответ.

— Может, и ошибаюсь, экспертиза покажет, а вот металл-то твой, и вес приличный, килограмм, наверное, будет.

Иса заскрежетал зубами и замотал головой.

— Да он же пьяный, — присмотрелся Синегоров.

— Вроде трезвый был, — удивился Паша.

В это время Иса налил в стакан из трехлитровой банки какой-то красной жидкости и залпом выпил.

Андрей молча взял банку, понюхал — вино! Попробовал на вкус:

— Да еще крепкое.

— Он же полбанки выпил, — вспомнил Витек.

— А ты куда смотрел? — накинулся на него Захарченко.

— Да я думал — компот, — оправдывался Виктор.

— Ты бы еще вместе с ним накомпотился, — злился Паша.

— Всё, хорош, мужики. Давайте на выход. Иса, с нами пойдешь, — распорядился Синегоров.

Опустив голову, Иса молча пошел вслед за ними к выходу. И никто не обратил внимания, как в тесной прихожей он мимоходом прихватил с тумбочки свернутую газету. В подъезде было темно, как в шахте, только снизу поступало немного света. Синегоров почти на ощупь спускался по ступенькам, внимательно вглядываясь вперед, и вдруг сзади раздался крик Виктора и тут же глухой удар, затем еще один и стон. Синегоров мгновенно обернулся назад: чуть выше на площадке Андрей прижал к стене Ису и выкручивал ему руку.

— Что такое? Что он сделал? — крикнул Синегоров.

— Матвеич, он вас чуть не убил, нож у него в газете был, — возбужденно заговорил Витек, — а я сзади шел и вовремя увидел, крикнул, а Андрюха тут же уложил его.

— Спасибо вам, мужики, и всем наука, не хрен их жалеть, давай наручники.

— Да уже, — пробурчал Андрей, поднимая Ису.

Витек поднял с пола небольшой нож:

— Смотрите, какой острый, вот гад, убить же мог!

— Еще раз рыпнешься, застрелим, — пообещал подошедший Захарченко.

Иса только постанывал в ответ, пытаясь вызвать к себе жалость.

Выйдя на улицу, быстро уселись в «уазик», Ису усадили сзади возле левой, никогда не открывавшейся дверцы. Паша прогрел машину, и помчались в город. Километров через 30 Иса попросил остановиться. Но Паша его не слушал и гнал машину дальше. Иса уже чуть не плакал, умолял остановиться на пару минут, мол, совсем невтерпеж.

Нехотя Паша остановился, и Андрюха с Витей вывели Ису на обочину. Витек перестегнул ему наручники вперед, а когда Иса закончил свое дело, не стал перестегивать назад. Так Иса и уселся в машину. Проехали еще километров десять, и тут перед крутым поворотом Синегорова как током ударило. Он обернулся и встревоженно спросил:

— Где наручники?

— На руках, — спокойно ответил Витек.

— Назад ему руки, назад, ты что, сдурел?!

Но Андрей уже держал своей ручищей Ису и, сняв наручники, завел ему руки за спину и снова застегнул.

Захарченко вопросительно посмотрел на Синегорова. Тот покачал головой:

— Вот именно.

Впоследствии Иса признался, что он собирался на повороте накинуть наручники на горло водителя, и будь что будет, все равно впереди тюрьма и долг за килограмм золота и килограмм наркоты, да еще пьяный был, злой.

Больше в пути не останавливались. В город въезжали часов в пять утра. В эти часы он был красив: мигали светофоры, переливалась реклама, сияла огнями в конце главной улицы Колымы телевышка.

С бухты Нагаева тянул пока еще легкий туман.

Дежурный эксперт быстро провел исследование и выдал две справки. Первая удостоверяла, что предъявленное на исследование вещество желтого цвета является драгоценным металлом — золотом и вес его составляет 987 граммов, вторая — что вещество бурого цвета является наркотическим средством — гашишем весом 946 граммов.

Иса надолго выпал из цепочки «хищник» — скупщик — курьер — Назрань.

Озеро Горелое

— Стой! Стой!! Куда тебя несет! — закричал Синегоров, размахивая руками.

Увы, слишком поздно. «Уазик», тяжко взревев, ухнул в яму по самый бампер.

Синегоров схватился за голову:

— Всё! Порыбачили.

С другой стороны, что-то крича, бежал Казимир. Юра деловито вылез из машины, обошел ее кругом, покачал головой и нарочито бодрым голосом стал успокаивать:

— Сейчас вытолкаем.

— Куда ты ее, на хрен, вытолкаешь, тут ГАЗ-66 в прошлом году месяц выталкивали, — бурчал Казимир.

Синегоров не выдержал:

— Кто тебя просил сюда ехать, сказано же — оставляем машину, и дальше пешком. Лень одолела, не видишь, какая трясина!

— А внизу-то вечная мерзлота, он же на льду стоит, — добавил Казимир.

— Порыбачили, вашу мать, теперь долбайся тут суток трое, — ворчал Синегоров, приглядываясь к колесам.

Юра залез в машину, попробовали толкнуть, но УАЗ только глубже уходил вниз. В течение часа еще пытались как-то вытащить машину, таскали гравий с дороги в мешках, подсовывали толстые ветки, но все было бесполезно.

— Всё, хорош! — наконец не выдержал Синегоров. — Идем с Казимиром на озеро, возможно «Урал» еще там, следы-то видели на дороге? А обратных нет. Сколько тут до озера?

— Километров шесть, — ответил Казимир, вытаскивая рюкзак из машины.

Оставив Юру возле машины, Синегоров с Казимиром спорым шагом двинулись к озерам. Идти было легко, несмотря на то что дорога все время шла вверх, и к озеру подошли через час. Но ни возле первого, ни возле второго озера никаких машин не было. Чистые, светлые озера в обрамлении сопок манили своей свежестью, тишиной, но пришлось возвращаться. Проклиная трясину, лед, Юру, пошли обратно. Юра за это время, сделав еще несколько попыток вырвать машину, понял всю тщету своих усилий и занялся чаем.

Перекусив и напившись чаю, решили, что один пойдет в поселок за помощью, а двое на озеро рыбачить. Узнав, что идти придется сорок километров, Юра сразу забеспокоился и посмотрел на Синегорова.

— Вы пойдете?

— Да? А машину кто засадил?

— Я же дорогу плохо знаю и в поселке не знаю, к кому обращаться, — пытался отбиться Юра.

— Ничего, дорога практически одна, не заблудишься, возьмешь мое ружье, а к кому обращаться, я тебе скажу и записки им напишу, — успокоил его Синегоров. Тут же он достал ручку, записную книжку и написал две записки, одну старому своему товарищу Чемоданову, другую председателю артели, располагавшейся в поселке.

Тяжко вздыхая, Юра собрался в дорогу.

— Дойдешь нормально, темнеть не будет, ночи сейчас светлые, белые, иди посередине дороги, заряди ружье пулями, и вперед, — напутствовал его Синегоров.

Через несколько минут Юра исчез за поворотом.

«Завтра часов в 12–13 подъедут», — прикинул Матвеич. Казимир уже вытащил резиновую лодку, спиннинги, рюкзаки, и, навьючив все это на себя, они снова отправились на озеро, оставив машину в яме.

К озеру подошли часов в шесть вечера и, еще раз полюбовавшись прекрасным видом таежного озера, разбили на берегу небольшой бивак. Казимир, взяв удочку, тут же побежал рыбачить, а Синегоров еще долго сидел на берегу и наслаждался красотой озера. В абсолютно неподвижной зеркальной глади отражались противолежащие сопки, лиственницы, облака, и порой непонятно было, где вода, где небо. Тишина стояла первобытная, только комары зудели над ухом. Вдоволь налюбовавшись, Синегоров стал сооружать место для отдыха, затем разжег небольшой костерок и вскипятил чайник. Позвал Казимира, но тот весь ушел в любимое свое занятие — ловлю хариуса — и только отмахнулся. Напившись чаю, Синегоров взял свою удочку и тоже пошел рыбачить. Покидав леску часа полтора, вытащил семь приличных хариусов. Потом клев пропал совершенно, что и подтвердил подошедший Казимир, обежавший уже почти все озеро. Закинув леску по последнему разу, пошли на свою стоянку варить уху.

Казимир сноровисто выпотрошил рыбу, Синегоров за это время почистил картошку, развел костер побольше и подвесил котелок с водой над огнем. Через полчаса уха была готова. Жирная, наваристая, благоухающая! Съели по две миски и принялись за рыбу. Рыба была чудо как хороша! Ели молча, пока не съели всё. Потом уже принялись за чай. Несмотря на поздний час солнце еще не уходило за горизонт, и было светло как днем. Накачав резиновую лодку, часа два еще порыбачили с нее, клева так и не было, и, поймав с десяток хариусов, Синегоров отправился спать, а Казимир пошел на другое озеро попытать счастья. Всю ночь он так и не ложился, и под утро, часов в шесть, труды его были вознаграждены. Казимир не успевал снимать хариусов с крючка. К семи часам к нему присоединился Синегоров. Это была рыбалка! Но все хорошее когда-нибудь кончается, и клев неожиданно оборвался. Но рыбаки были довольны, не зря мучились. Теперь уже не спеша попили чаю и решили обойти все озера. Всего их было четыре, и одно красивее и заманчивее другого.

— Да, вот здесь бы недельки две отдохнуть, чем в Краснодар ездить. Какая благодать, тишина, красота! — не уставал восхищаться Синегоров.

— А рыбы сколько! — подхватывал Казимир.

Но пора уже было возвращаться к машине, и они, быстро собравшись, бодро зашагали по таежной дороге.

Несмотря на увеличившийся груз идти было легче, все время вниз под гору.

Издалека еще заметили, что возле «уазика» никого нет. Но ждать пришлось недолго. Минут через двадцать подкатил УАЗ-фургон, и из него высыпало человек семь. Пожимая руку, Чемоданов ехидно спрашивал:

— Матвеич, а ты что, не знал про эту болотину? Как же тебя угораздило? Весь поселок смеется.

— Какой там поселок! Вся тайга уже знает, — подхватил Есаул.

— Да ладно вам, мужики, давайте машину вытаскивать, — отбивался Синегоров.

Осмотрев машину, убедились, что она прочно сидит на мостах, и выдернуть ее не так просто.

— Вот видите, не зря я домкрат захватил, — похвалился Чемоданов и вытащил из фургона тяжеленный реечный домкрат.

Подведя его под «уазик», приподняли, зацепили тросом за фургон, дружно навалились всей толпой и почти мгновенно вырвали-вытолкали его из ямы. Все возбужденно-радостно переговаривались, и только Синегоров запечалился:

— Мужики, мне и угостить вас нечем.

— Спокойно, Матвеич, ты же у нас в гостях, а не мы. Серега, доставай, — успокоил его Чемоданов.

Есаул, отчищая сапоги, все допытывался:

— Как же вас угораздило? Вы что, не знали, как ГАЗ-66 здесь врюхался?

Казимир оправдывался:

— Да знали всё, Юра просто машину хотел загнать в кусты.

— Зато ему воспоминание на всю жизнь, всю ночь по тайге шел, благо, что белые ночи. Юра, как, не страшно было?

— Сначала побаивался, а потом привык, шел да шел.

— Молодец!

— А когда еще поедем на рыбалку?

В следующий раз поехали только через месяц.

Спекулянтка

Дело было еще в эпоху заката развитого социализма, когда самодеятельная торговля называлась спекуляцией и преследовалась по закону.

Спекулянтка жила одна в своем доме на окраине поселка.

Зимой темнеет очень рано. Подъехали часов в шесть, машину оставили за забором соседнего дома и тихо подкрались к двери. Синегоров отошел в сторону, а внештатник Миша постучал в дверь. Долго никто не отзывался, а потом через дверь спросили:

— Чего надо?

Миша ответил:

— Открывай, свои, я с трассы.

Через минуту дверь открылась и тут же, пропустив Мишу, закрылась. Через пару минут Синегоров подкрался к ней и тихо потянул за ручку, но дверь не поддалась. «Вот курва, — подумал Матвеич, — как же открыть?» По радиостанции было слышно, как хозяйка пытала Мишу, кто послал да зачем. Миша косноязычно талдычил, что за водкой пришел, однако. Хозяйка, увидев широкие скулы и раскосые глаза внештатника, успокоилась наконец и, выяснив, что надо десять бутылок, достала из-под старой кровати ящик, вытащила десять бутылок, и они вместе сложили их в сумку. Миша отдал ей деньги и двинулся на выход, хозяйка пошла его провожать. Синегоров дал команду «приготовиться» и взялся за дверную ручку. Дверь приоткрылась, и показался Миша. И в это время вспыхнули автомобильные фары и заревел мотор «уазика». Выругавшись, Синегоров схватился за ручку и потянул дверь на себя. Но матерая спекулянтка оттолкнула Мишу, успев его обматерить, уцепилась со своей стороны за ручку и уже почти захлопнула дверь. Синегоров скользил по утоптанному снегу вместе с дверью, и вдруг неожиданно с его стороны как ураган налетел Гена, ухватился своими ручищами за дверь и чуть не вырвал ее вместе с косяком. Ворвавшись следом за ним в комнату, Синегоров неожиданно для себя увидел двух женщин, но одна молча сидела за столом и только таращила на них глаза, а вторая, здоровенная 55-летняя баба, трясла Мишу и что-то кричала. Посредине комнаты возвышался Гена Дьячков и, размахивая своим удостоверением, орал, что он сотрудник ОБЭП. Синегоров тут же с ходу включился в мизансцену:

— Тихо, стоять! — И потом уже тише: — Что у тебя в сумке? Водка? Где взял? Так, гражданка, водкой торгуем? Много еще у вас?

Гражданка уже молчала и только щеки раздувала. Гена заревел:

— Деньги! Где деньги?

И догадавшись, что деньги во рту, схватил спекулянтку за шею так, что она поневоле разинула рот, а он рукой вытащил комок денег. При обыске в подвале нашли 14 ящиков водки, 4 ящика шампанского и много других дефицитных в то время продуктов.

— Народу жрать нечего, а она, крыса, с базы всё стаскала и жирует, — ворчал Гена, брезгливо распрямляя и считая изъятые деньги.

— Это она программу Явлинского «500 дней» выполняла, — отозвался Синегоров.

Вторая женщина, оказавшаяся дальней родственницей спекулянтки, случайно попавшая в гости, сначала возмущалась действиями оперативников, но затем, увидев огромное количество продуктов, резко изменила свое отношение и осуждающе поглядывала на родственницу.

Только под утро оперативники закончили свою работу.

Буюнда

Проезжая заброшенный таежный поселок Буюнду, в котором раньше размещалась колония-поселение, оперативники как всегда зашли к Сан Санычу. Сан Саныч проживал здесь уже несколько лет, раньше свиней сторожил, а вот сейчас неизвестно что. Дом его никогда не пустовал. То оленеводы, то водители, то охотники. Постоянно на плите кипели два чайника и большая кастрюля с водой.

Так и сейчас, услышав шум мотора. Сан Саныч степенно, в сопровождении дворняжки вышел из дома, поздоровался и пригласил всех к себе.

В комнате за столом пил чай бригадир оленеводов Егор. Увидев Синегорова, заулыбался, встал и за руку поздоровался с вошедшими. Витек сразу выложил на стол продукты и стал заваривать свежий чай. Разговор, как обычно, пошел о том, кто проезжал, когда, куда, кто где стоит, чем занимается, где оленеводы. В тайге человек далеко виден, куда бы ни забился, в какую глушь, все равно кто-нибудь видел, кому-то сказал. В городе легче затеряться, чем в колымской тайге.

Из другой комнаты медленно, как сомнамбула, вышел худой мужик в майке и трико, тихо поздоровался, налил себе чаю и так, стоя, стал пить медленными глотками.

— Садись, места хватит, — предложил Паша, показывая на табуретку. Сан Саныч, доливая чайник, посмотрел на мужика и участливо сказал:

— Гриша теперь долго не сядет.

— А что такое?

Гриша повернулся к ним спиной, осторожно чуть приспустил трико: на заднице живого места не было, всё покрыто коричневой коркой.

— Ни хрена себе, — удивился Паша.

Витек поперхнулся чаем и поспешно отвернулся.

— Как это тебя угораздило?

Гриша повернулся, поддернул осторожно трико и приподнял майку: грудь и живот напоминали запекшийся кусок мяса. Опустив майку, Гриша поведал свою историю.

Возвращаясь на своей машине с рыбалки, он остановился здесь на ночь. Утром нагрел полную кастрюлю воды. Пока грелась, он выходил из дома пару раз. А когда наливал кастрюлю, немного разлил воды и наступил в эту лужу своими валенками. Валенки, когда выходил и возился возле машины, конечно обледенели. Зайдя в обледеневших валенках, Гриша поднял с плиты кастрюлю с кипятком, повернулся, и… валенки поехали, как по льду, Гриша задом сел на раскаленную плиту, кастрюлю опрокинул на себя. Связи нет, везти нельзя, он ни сесть ни лечь не мог. Спасли эвены, которые, на Гришино счастье, в это время жили в одном из домиков. Полмесяца Вася с Моникой мазали его медвежьим жиром, и вот поджило.

— Да-а, с такими ожогами и в больнице не все выживают. Это сколько же процентов кожи обожжено? — сказал Матвеич.

— Гриша, а прибор-то как? — не преминул поинтересоваться Паша.

— Нормально, то есть вообще не обжег и сам не пойму, как.

— Каких только чудес не бывает на белом свете, — заключил Матвеич.

Оставив Сан Санычу часть продуктов, оперативники покинули Буюнду.

На девятом километре на наледи «Урал» проломил лед и ухнул прямо в яму по самый бампер.

— Всё, приехали, — констатировал Синегоров, глядя на Пашу. Тот виновато засуетился:

— Сейчас выскочим.

— Куда ты свернул? Не видел следы КАМАЗов, что ли? — возмутился Витька.

— Боялся провалиться, вот чуток и свернул, хотел же как лучше.

— В суде будешь оправдываться.

Вылезли на лед и заскучали: без посторонней помощи не выбраться.

Продолбили весь лед вокруг машины, но она уперлась с обеих сторон в землю — и ни туда ни сюда.

— Матвеич, на Буюнде же машина Гришина — можно попробовать дернуть, — в конце концов не выдержал Пашка.

— А кто пойдет? Мне же придется, — помолчав, отозвался Синегоров. — Ты все-таки пытайся раскачать «Урал», Витька до утра ходить будет, ну ладно, я часа за два доберусь.

И Синегоров тут же, не мешкая, побежал обратно в поселок. Девять километров преодолел за полтора часа. Ввалился в дом и объяснил удивленным мужикам ситуацию. Гриша сразу «обрадовал»:

— Машина-то моя размерзлась, не заведешь, даже и пытаться не стоит.

Сан Саныч покачал головой:

— И КАМАЗы с «Джульетты» уже прошли. Может, еще рыбаки будут выезжать?

Гриша предложил взять реечный домкрат и с его помощью попробовать вытащить «Урал». Но когда Сан Саныч показал этот домкрат, Синегоров только вздохнул:

— Я же не Геракл, в нем килограммов сто. Ладно, мужики, если что, мы часа через три подойдем. Спать-то есть где?

— Найдем, — отозвался Сан Саныч, и Синегоров, пока не стемнело, рысью помчался к машине.

Обратный путь преодолел уже быстрее, за один час пятнадцать минут. Еще с поворота увидел «Урал», который стоял как-то не так. Приглядевшись, обрадовался: «Урал» стоял на противоположном берегу! Подбежал к машине: Паша с Витькой сидели в кабине, пили чай из термоса.

Увидев Синегорова, Паша, довольно улыбаясь, гордо заявил:

— Видал, как можем, руками вытащили! — и загоготал.

Витька замахал на него руками:

— Да ладно тебе, мучились тут два часа, мокрые насквозь. Что, нет машины, Матвеич?

— Да он и не ходил в Буюнду. Признайся, Матвеич, что-то больно быстро обернулся, — съехидничал веселый Паша.

— Вы лучше расскажите, как машину вытащили, — отмахнулся от него Синегоров.

— Пойдем покажу, — сказал Пал Палыч.

Они выскочили из кабины, и Паша показал на лежавший возле машины реечный домкрат.

— Как думаешь, что это?

— Как что, реечный домкрат, — улыбнулся Синегоров.

— А ты откуда знаешь? — удивился Пашка.

— Да уж знаю. А вы где его нашли?

— Залез в кузов доски взять, что-то под колесо подложить, смотрю — домкрат реечный. А мне уже рассказывали про этот механизм. Тут же вскинули его, поставили, и с качка-рывка — сразу на берег. Зацепились и выехали.

— Ну, молодцы!

Дальше уже ехали без приключений. Только Витька иногда, когда уж слишком близко от деревьев мчался «Урал», умолял:

— Паша, не гони!

Казимир и медведи

Раздвигая руками пушистые лапы стланика, Казимир упорно поднимался на вершину сопки. Приходилось то пригибаться чуть ли не к самой земле, то, задирая ноги выше пояса, перебираться через толстые ветки, то наступать на них и прыгать вниз. А еще и снег не растаял.

Перебравшись через очередной куст, Казимир взопрел и остановился на минуту передохнуть. «Дойду до вершины, осмотрюсь — и назад, домой, видимо сегодня мишку не встречу». Лучше бы он его здесь не вспоминал!

Справа из кустов выбрался здоровенный медведь и попер прямо на охотника. Казимир, сдергивая карабин, шагнул назад, споткнулся о корень и, пытаясь восстановить равновесие, попятился еще дальше, зацепился другой ногой за ветку и грохнулся на спину. Лежа на спине, судорожно пытался направить карабин на медведя, но лежал как-то неудобно и не мог вытащить приклад из-под ветки. В голове почему-то мелькала дурацкая мысль: «Живым не дамся».

И вдруг как в сказке из кустов буквально вылетел другой медведь и кинулся на первого. Сцепившись в огромный клубок, яростно терзая друг друга, со страшным ревом они скатились вниз по сопке.

Казимир, освободив карабин, вскочил на ноги и, держа оружие наготове, стал наблюдать за схваткой гигантов. Первый стал явно брать верх и одолевать спасителя. Тут уж Казимир не выдержал, вскинул карабин, прицелился и выстрелил в разбойника. Тот, заревев, упал под куст, перевалился под ним и укатился куда-то вниз. Второй медведь тут же повернулся и рванул в другую сторону. И наступила тишина.

Казимир перевел дух и пожалел, что не курит. «Вот это поохотился! Чуть самого не освежевали».

Постояв минут пять, двинулся осторожно вниз по следам подстреленного медведя. Выйдя на открытое место, огляделся и увидел, что дальше справа по склону уходит вверх медведь и с ним два поменьше. «А-а, так это же мамка с двумя малышами, а тот самец хотел их сожрать, и тут я некстати подвернулся. Вот это история, расскажи кому — не поверят. Все же голодные, только из берлог повылезали».

Взяв карабин наизготовку, Казимир пошел дальше по следам. Но через час с дальних сопок наполз густой туман, повалил снег, и пришлось возвращаться в избушку.

Избушка стояла на берегу небольшого ручья в кустах, и разглядеть ее можно было только подойдя метров на восемь. Снег внизу интенсивно таял, оставался нетронутым только в ямах, чащобе, но по вечерам и ночами было еще холодно. В избушке тоже было сыро, темно и холодно. Первым делом Казимир растопил печку заготовленным хворостом, поставил чайник, затем уже скинул куртку и начал готовить ужин. Печка накалилась мгновенно, хворост только знай гудел, и через 20 минут уже закипел чайник. В избушке стало тепло, уютно, и, плотно поужинав, Казимир улегся спать.

Утром, заготовив на день дрова и хворост, охотник, привычно закинув карабин за плечо, отправился разыскивать вчерашнего медведя. На сопке никаких следов не осталось: замело снегом. Спустившись, Казимир прошел по распадку, поднялся на другую сопку, на которой снега было поменьше, но здесь следов тоже не нашел и двинулся по гребню, то и дело останавливаясь и разглядывая в бинокль окрестности. Наверху снега почти не было, солнце пригревало, все-таки середина мая. Чувствовалось приближение колымской весны, мгновенно переходящей в лето.

Через пару часов он остановился передохнуть. Сев с подветренной стороны на склоне сопки, Казимир вновь стал разглядывать в бинокль окрестности, особое внимание обращая на склоны сопок.

И вот, разглядывая ближнюю сопку, вдруг как-то сразу увидел двух бурых медведей, которые что-то раскапывали на склоне. Чуть повернув бинокль, разглядел еще двух, а потом еще пару! «Ни хрена себе, шесть мишек, как коровы на лугу! Теперь уж точно никто не поверит. И как назло ни видеокамеры, ни фотоаппарата».

Еще с полчаса разглядывал Казимир пасущихся медведей, действительно издалека напоминавших буренок. Подранка среди них не было, и, вздохнув, Казимир пошел дальше по гребню.

Солнце уже пригревало, ярко голубело небо, где-то неподалеку орал дурным голосом куропач. Тайга пробуждалась после тяжелой зимы, и все ее обитатели теряли голову от тепла, солнца. Казимир уже разглядел пару куропаток, пригревшихся на солнце и поленившихся улетать от явной опасности.

Пройдя еще километров семь, он обратил внимание на соседнюю сопку, что-то привлекло его, какое-то движение. Остановившись, достал бинокль и стал осматривать вершину и склоны. «Ну и цирк!» На склоне сопки лежал большой язык снега, ярко блестевшего под солнцем. И вот на этот язык забирались по очереди два небольших медвежонка и скатывались по нему, прямо как разыгравшиеся мальчишки. Рядом в земле копалась медведица.

«Вчерашняя спасительница, — подумал Казимир, — может, и тот гад где-то рядом». Но поблизости никого не было.

Вдоволь налюбовавшись на бесплатный аттракцион, охотник потихоньку двинулся обратно.

К вечеру, устало передвигая ноги, вернулся в избушку, так и не встретив своего подранка. И только на следующий день, разглядывая по привычке соседние склоны, случайно бросил взгляд вниз и тут-то увидел своего противника, пробиравшегося, прихрамывая, вдоль ручья. Завалив его со второго выстрела, Казимир облегченно вздохнул: оправдал лицензию и подранка не оставил.

Золотой пуд

Бросив телефонную трубку, Синегоров схватил свою радиостанцию «стандарт» и помчался на выход. Выскочив на улицу, начал вызывать Захарченко:

— Сорок первый! Сорок первый! Ответь двадцать шестому!

Но тот молчал.

— Черт, заправляется, наверное.

В это время подъехал на своем «уазике» другой опер, Андрей. Синегоров вскочил к нему в машину:

— Давай, жми на пост.

Андрею повторять не надо, он мгновенно развернулся, и они помчались на пост ГАИ. Пока ехали, отозвался Захарченко. Матвеич велел ему быстро ехать на пост ГАИ и задержать зеленый УАЗ-фургон, который должен вот-вот проехать.

— Что искать? — спросил Паша.

— Полный шмон, — кратко ответил Матвеич.

— Понял!

— Андрюха, мы уже опоздали, наверное, тормозни возле поста, возьмем гаишника — и до соседнего поселка, может догоним.

Остановившись возле поста, подхватили сотрудника ГАИ, молодого лопоухого лейтенанта, и помчались дальше. Лейтенант сразу сказал, что после звонка Синегорова УАЗы не проезжали, но перед этим минут за десять проехал темно-зеленый фургончик.

— Они, догоним, — заключил Матвеич.

Андрюха молча жал на газ. 120 километров в час для него был не предел. Через 20 минут догнали фургон. Синегоров решил обойти его и тормозить только возле следующего поселка, на автобусной остановке. Так и сделали. Свою машину и гаишника Матвеич поставил навстречу фургону, а сам с Андреем встал на обочине другой стороны как ожидающий попутку.

Через несколько минут показался фургон. Лейтенант махнул жезлом, и машина остановилась аккурат возле Матвеича. Гаишник неторопливо шел через дорогу к фургону, водитель смотрел в его сторону. Синегоров быстро открыл дверь со стороны пассажира, схватил его за руку и воротник и резко вырвал с сиденья прямо задом на обочину. Андрей уже открыл дверь в салон и, наставив пистолет, велел выходить по одному. Матвеич быстро обыскал пассажира и, убедившись окончательно, что тот пьян вдребезги, бросил его на обочине. Другие пассажиры интереса не представляли: две женщины и подросток. Взялись за водителя, тот пояснил, что везет товарища по его каким-то торговым делам, а остальные — попутчики. В это время Андрей открыл сумочку, лежавшую в кабине. Две пачки пистолетных патронов и еще россыпью штук восемь.

— Вот так! Чье это? — спросил Матвеич.

Водитель испуганно показал на лежавшего пассажира:

— Это его, Валеркино.

— Еще что есть, оружие, золото, наркотики?

— Не знаю, это его, я ничего не знаю, — не на шутку испугавшись, твердил водитель.

Обыскали все сумки — ничего. И уже под сиденьем в пассажирском салоне нашли коробку с пистолетом. Такого никто из них еще не видел.

— Испанский, — определил по надписи на стволе Синегоров, — ищите еще.

Следом Андрей достал завернутый в тряпку маленький аккуратный пистолет-автомат «мини-УЗИ» и две пачки патронов к нему. Затем еще пистолет.

— Так вы что, на войну собрались? — спросил Андрей.

— Это его, я ничего не знаю, — твердил водитель.

Больше в машине ничего не нашли. В отделение вернулись на двух машинах и передали дело следователю.

На следующее утро Синегоров первым делом отчитал Пал Палыча за то, что его не оказалось в нужный момент на месте.

— Зато насчет бензина договорился, двести литров, — отбивался Паша.

— Бензин — это хорошо, — согласился Матвеич. Он уже второй год не получал ни одного литра бензина на свои две автомашины, не говоря уже о запчастях. А ездить приходилось много и далеко. Район был вытянут на 300 километров, а приходилось и в другие районы заезжать, и в областной центр.

Иногда Пал Палыч взрывался по этому поводу:

— Да на хрена нам это надо! Зарплата нищенская, только на самолет в один конец хватает, техники никакой нет, бензина нет, запчастей нет, бумагу и то сами покупаем. Никому мы, на хрен, не нужны и наша работа тоже. Только показатели давай. Бросить все и податься в коммерцию.

— Точно, — поддерживал Матвеич, — только вот доработаем до пенсии и уйдем.

В кабинет заглянул Андрей и поманил Пал Палыча. Матвеич вздохнул, включил свою кофеварку и начал готовить чай, без которого не мыслил жизни. Не успел он отпить пару глотков ароматного крепкого чая, как снова зашел Захарченко. Загадочно улыбаясь, спросил:

— Можно чайку?

— Наливай, конечно, только не фыркай, как свинья, когда пить будешь.

Паша захохотал:

— Я только чуть-чуть буду прихлебывать, он же горячий!

— Ладно, прихлебывай, только очень тихо, и выкладывай, что там Андрюха тебе нашептал.

— Как думаешь, Матвеич, пять килограммов не слабо будет?

— Нормально, начальство спасибо скажет.

— А десять?

— Ну, ты как всегда загнул. Руку пожмут.

— Мы же в этом году уже изъяли почти три килограмма, это сколько будет в долларах?

— Спасибо же тебе сказали?

— На фига оно мне нужно.

— Ты лучше скажи, что там насчет десяти килограммов? Насколько это серьезно?

— Проверять нужно, но Андрюха говорит, что пять уже есть.

— А возьмем? Что-то вес смущает.

— Сегодня Андрюха уточнит, и завтра, думаю, ясно будет, а пока туман.

— Не забыл? Завтра ко мне на плов.

— Да я только и думаю об этом. Как его Надежда Ивановна готовит?

— Я же ее научил.

— Меня бы научил, я бы каждый день готовил.

— Лопнешь, тебя и так уже разносит.

Но ни следующий, ни последующий дни ясности так и не внесли. Только через неделю Андрей узнал, что золото с ГОКа. Синегоров не удивился.

— Этого и следовало ожидать. Хоть как охраняй, а лазейка найдется. Помнишь, Паша, как их руководство последний раз уверяло, что даже теоретически невозможно хищение золота на ихнем обожаемом ГОКе. А я говорил, что если человек охраняет, то человек и утащит.

— Кто же такой? На каком участке работает? — задумался Паша.

Матвеич достал списки работников ГОКа, и они вместе начали изучать их в который раз. В первую очередь тех, кто был непосредственно связан с золотом.

— Надо искать среди тех, кто свободно передвигается по всем участкам, — определил Синегоров, — а кто передвигается?

Паша с ходу подхватил:

— Электрики, они же всюду с сумками ходят, карманов-то ни у кого нет, а тут сумка с инструментом.

— Кто еще?

— Слесари-ремонтники тоже.

В списках определили семь таких человек, потом исключили четверых, проживавших в райцентре. По информации, расхититель жил в ГОКовском поселке.

— Проверьте с Андрюхой пока этих троих, а там посмотрим, — определил Синегоров.

Через три дня Паша доложил, что все чистые.

— Что, никаких зацепок? — спросил Синегоров.

— Абсолютно.

— Тогда всех троих надо обрабатывать.

— Как же обрабатывать, там, в поселке, все насквозь видать.

— Людей надо поднимать, что тебя учить. А что Андрюхин человек?

— Так он через десятые руки узнал!

— Так, приближать его надо. Водки не жалейте.

— Все равно вычислим этого хомяка.

— Какого хомяка еще?

— Ну он же как хомяк к себе в нору тащит.

Наконец пришел день, когда Андрей сообщил, что Хомяк ищет покупателя на десять килограммов золота.

— Что делать будем? — спросил Матвеич.

Андрей как всегда молчал, Витек никогда поперед старших не высовывался, зато Паша сразу:

— Брать надо!

— Кого брать и где? — осадил его Андрей.

— Действительно, — подхватил Матвеич, — что, всех на проходной обыскивать? Только спугнем, и 10 килограммов накроются.

— Тогда покупателя надо подводить, — выдвинул новую идею Паша.

— Где его брать? — спросил Андрей.

— А вот он я, — не сдавался Паша.

— Да тебя же все собаки там знают, — вмешался Витек.

— Ну и что, — не смутился Паша, — может, и не все, давайте рискнем, я бороду отпущу, усы как у Матвеича.

— В общем, так, уже вечер.

Утром, обсудив еще раз все варианты, остановились на Пашином.

— Давай отращивай бороду, не мойся дня три, и вперед, — закончил обсуждение Синегоров.

Через четыре дня обросший и неузнаваемый Пал Палыч докладывал Синегорову, что встретился наконец-то с Хомяком и тот проглотил наживку вместе с крючком. Кроме того, Андрей затем проследил его и установил квартиру, а уже по адресу выяснили, что это Олег Григорьев, один из трех, кого подозревали. Работает слесарем-наладчиком, круг общения ограниченный, скрытен, но выпивает частенько. Живет в двухкомнатной квартире, машины не имеет, но есть гараж или сарай.

— Что с металлом? Почем продает, сколько? — спросил Синегоров.

— В том-то и дело, что про металл ни хрена не говорит.

— Что же он тогда «проглотил с крючком»? — съехидничал Матвеич.

— Меня! Он же поверил, что я скупаю металл и ищу покупателя, и обещал свести с кем-то, кто может продать. Видимо, до конца не доверяет.

— Когда следующая встреча?

— Завтра.

— Во сколько?

— В 20.30 я подъезжаю к нему на автобусную остановку.

— Давай, действуй, только не спугни.

— Рад стараться, Ваше Благородие!

— Старайся-старайся, плов за мной.

— Да я за плов!..

— А за бешбармак?

— Матвеич, не издевайся, я за эти блюда сам все золото с ГОКа вынесу!

На встрече Хомяк сказал Пал Палычу, что его знакомый старатель предлагает десять килограммов чистого металла за полтора миллиарда рублей[4] и, возможно, потом будет еще килограммов пять.

Синегоров только головой покачал:

— Вот это масштабы! — Потом спросил: — А не заметно, с головой у него все в порядке, может крыша съехала?

Пал Палыч заверил, что Хомяк выглядит и рассуждает вполне здраво, а сделку назначили на следующий день на это же время. Решили брать во время сделки, пока он все золото с ГОКа не перетаскал.

— Вдвоем не справимся, придется ребят с валютного отделения приглашать, поехали в город, — решил Матвеич.

Андрей срочно улетел в отпуск на «материк» по семейным обстоятельствам. Витька болен. Начальник валютного отделения полковник Тараневский скептически отнесся к докладу Синегорова о десяти килограммах золота: откуда, мол, в вашем районе столько металла, хотя бы граммов 500. Но сотрудников выделил, человек пять во главе с майором Павликовым. Обговорили детали предстоящей операции, и Матвеич с Захарченко сразу поехали домой, так как не любили долго находиться в холодном, сыром городе, где ветры постоянно гоняли туман из одной бухты в другую.

На следующий день все собрались в кабинете Синегорова, еще раз обсудили детали предстоящей операции и к вечеру выехали на место. Пал Палыч, чуть-чуть волнуясь, кое-как засунул в карман допотопную радиостанцию, включенную на постоянную передачу, не преминув помянуть при этом нехорошим словом снабжение МВД и чью-то мать, заткнул за пояс пистолет, взял сумку с деньгами и двинулся навстречу. Как известно, сделка должна была происходить в каком-то гараже, Паша должен был прокомментировать, где он находится, и при входе бросить возле дверей свою зажигалку. Машины с оперативниками подтянулись к гаражам и там стали ждать. Погода была отвратительная, моросил мелкий холодный дождь со снегом, на улице кругом слякоть, холодно. Но на это никто не обращал внимания.

Матвеич с Павликовым напряженно вслушивались, ждали, когда заговорит радиостанция. Наконец послышался невнятный разговор. Все! Встретились, поняли оперативники. Идут в гараж, синяя дверь, зашли. Хомяк говорит, что металл здесь, спрашивает деньги. «Деньги в сумке, но не все. А сколько металла? Давай взвешивать». Синегоров выскочил из машины, следом Павликов, дав команду остальным следовать за ними. Синегоров бежал по лабиринту сараев и гаражей, выискивая синюю дверь и зажигалку, не обращая внимания на лужи. Следом пыхтел толстый, напоминающий бегемота Павликов. Стоп! Вот дверь, правда, не синяя, а какая-то блекло-голубая и зажигалка перед гаражом в грязи. Но что за чертовщина: на дверях висит амбарный замок. Понимая уже, что это не та дверь, Матвеич на всякий случай подскочил к ней, прислушался. Тишина. А по рации было слышно, как Хомяк требует деньги, а Паша оттягивает момент, в сумке-то денег только сверху несколько пачек, а остальное бумага.

Выругавшись, Матвеич с Павликовым ринулись дальше и тут же за поворотом увидели синюю дверь и Пашину зажигалку перед ней.

— Все, Миша, давай понятых быстрей подтягивай, — шепнул Матвеич. Тут же следом подскочили остальные опера и по команде Матвеича рванули дверь и ворвались в гараж.

В гараже возле машины стояли Паша и Хомяк — здоровенный угрюмый парень. Пригласили понятых, не понимающих, в чем дело, спросили, где золото. Паша только руками развел (позже он признался, что и сам перепугался, когда в гараж ворвались оперативники), а Хомяк кивнул головой на мешок, лежавший возле колеса на полу гаража. Матвеич поднял грязный мешок. Тяжелый!

— Что здесь?

— Сами знаете.

— А точней!

— Золото.

— Чье, откуда, сколько?

— С ГОКа, килограммов пятнадцать.

— Сколько?

Тут же при понятых взвесили мешок: точно — пятнадцать килограммов! Опера только переглянулись, не веря в удачу.

Обыскали гараж, и в сумке, с которой Хомяк ходил на работу, обнаружили еще один килограмм драгоценного металла.

— Ни хрена себе, пуд золота в старом гараже, в грязном мешке, — не выдержал один понятой.

Золото опечатали, погрузили в машину и поехали в райотдел. На месте тут же допросили Хомяка, он ничего не отрицал. Да, выносил металл с ГОКа, и причем очень просто: пользуясь свободой передвижения и доступом к золоту ходил специально по несколько раз в смену мимо охранников с сумкой и инструментами, и те его, конечно, уже не проверяли. Делая вид, что ремонтирует прибор, поворачивался спиной к видеокамере, набирал золото в сумку и спокойно выносил его с территории. Однажды таким образом вынес сразу четыре килограмма, а так обычно по килограмму.

Павликов тут же принялся звонить начальнику — докладывать об успешной операции, а Матвеич послал одного из оперов в магазин. Паша быстро организовал закуску, и первый тост подняли за него. И тут Синегорова как током ударило! А где металл? Никто ничего сказать не мог. Выскочили все из кабинета и побежали к машинам. Всеми забытый мешок с пудом золота лежал в открытой машине. Только тут Матвеич перевел дух. Мешок закрыли в сейф и продолжили импровизированный банкет.

За успешно проведенную операцию по изъятию золота на сумму четыре с половиной миллиарда рублей 15 (!) сотрудников милиции получили поощрения, в основном ценные подарки. Из 15 только трое были из районного отделения — Синегоров, Захарченко и Андрей, а остальные все из УВД, большинство из которых золота и не видели.

Последнее дело

Они долго сидели молча, думая каждый о своем. Синегоров, покручивая в руках деревянную линейку, разглядывал огромную карту Советского Союза, висящую на стене кабинета с незапамятных времен. Захарченко бессмысленно уставился на картину, изображавшую самолет, низко летящий над розовыми сопками. Внезапно раздался треск.

— Ну вот, доигрался, вторая уже сломалась в этом году, — пробурчал Синегоров, бросая обломки линейки на стол.

— Матвеич, ты бы лучше монтировку крутил, — засмеялся Паша.

— А ты все-таки решил уезжать, — вернулся к предыдущему разговору Синегоров.

— Ну а что делать? Надоел холод этот собачий, с детства на Колыме. Родители уже три года как уехали в Краснодар. Пока еще молодой, надо переводиться на материк, тем более не куда-нибудь, а к Багулину.

— Правильно, конечно, не хрен здесь делать. Я вот, видишь, приехал, как все, на три года, а уже десять лет прошло. А Багулину я сам советовал уезжать на материк, он же даже не видел, как цветет сирень, не знал, как пахнет воздух в апреле. А сейчас его сюда калачом не заманишь. Гена Дьячков тоже вот живет на юге и радуется. А на трассе жил — даже редиску не видел.

— А ты сам, Матвеич? Когда будешь уезжать?

— Да уезжать-то некуда. Казахстан уже зарубежье, да там никого и не осталось, все разъехались. Квартиру купить не на что, зарплаты, сам знаешь, только на еду хватает. Буду в город переводиться, Лукин недавно опять звал к себе замом. Хоть квартиру получу да подполковника.

— Вот собака. Ерш, что он, не может здесь подполковника дать, есть же вакансия начальника штаба.

— Да я ему поперек горла, только рад будет моему повышению. Сегодня же и позвоню Лукину, скажу, что согласен. А ты когда будешь уезжать?

— Не раньше чем через месяц-полтора.

— Ну, за это время мы еще кое-кого хлопнем. Знаешь, что Гикалов здесь?

— Конечно, и наверняка металл скупает.

— Вот именно, а иначе на хрена бы он сюда приехал?

Речь шла о бывшем сотруднике милиции Руслане Гикалове, уволенном полтора года назад по так называемым отрицательным мотивам. В милиции не любят предателей и двурушников и в отличие от других ведомств стараются от них избавляться. В отделе все еще хорошо помнили, как два года назад взяли с поличным при получении взятки начальника следственного отделения Павлова.

Утром следующего дня Синегорову неожиданно позвонил Сергей Плотников — коллега из Сусумана. Поинтересовавшись делами, сказал, что есть о чем поговорить не по телефону, и предложил встретиться как-нибудь. Легко сказать — встретиться, а расстояние-то 600 километров, да не по асфальту. Синегоров обещал подумать. Вошедший в кабинет во время разговора Паша что-то показывал, размахивая руками. Закончив разговор, Синегоров недоуменно уставился на него, мол, ты чего?

— На самолете полетим, я же показывал, что полетим на крыльях, — объяснил Паша.

— А-а, а я думал, что ты мухой куда-то лететь собрался.

— Я серьезно. Сейчас договорюсь с Толиком Уточкиным, он же командир Ан-24, и полетим.

Не откладывая, Захарченко тут же созвонился с Уточкиным и договорился встретиться вечером.

Следующим утром они с Синегоровым уже сидели в тесной кабине Ан-24, летевшего в Сусуман. Впервые попавший в кабину самолета, Синегоров с любопытством оглядывался и, отметив невероятное количество различных приборов, циферблатов, кнопок, рычажков, задавал вопросы Паше, который в свое время закончил летное училище. Тот как мог объяснял. В итоге Матвеич сделал вывод, что лучше всего сидеть в салоне и ничего не видеть и не слышать. А еще лучше вообще не летать.

В аэропорту их уже ждал Плотников на своей машине. Уточнив время обратного вылета, поехали в отдел к Плотникову. В кабинете, распивая по чашке чая, поговорили обо всем, и затем Сергей перешел к главному. Был недавно у них в городе господин Гикалов, встречался с местными «хищниками», договаривался о скупке у них драгметалла по цене выше сложившейся. Местным скупщиками это, естественно, не понравилось, и они, конечно, сдадут Гикалова, зачем им лишний конкурент, к тому же бывший мент. Так что, возможно, скоро прозвучит телефонный звонок, и доброжелатель скажет, когда, где и у кого Гикалов возьмет металл. И вероятнее всего, это произойдет в поселке Синегорова и Захарченко, так что надо быть готовыми. Поговорив еще минут пять, поспешили в аэропорт, и вовремя. Все пассажиры уже заняли свои места, и только Уточкин ждал своих «зайцев».

Во время полета Паша упросил командира дать ему порулить, уверяя, что уже налетал несколько часов. Несмотря на протесты Синегорова, Уточкин разрешил ему подержаться за штурвал пять минут. Когда самолет качнулся второй раз, штурвал у Паши отобрали, и Матвеич облегченно вздохнул.

Звонок раздался через две недели. Неизвестный торопливо проговорил:

— Гикалов только что купил килограмм золота в доме двадцать один по улице Таежной, — и бросил трубку.

Чертыхаясь, Захарченко кинулся собирать оперов. Как обычно бывает, звонок раздался в самое горячее время, когда все заняты и кто в отпуске, кто в командировке. Синегорова тоже на месте не было, он должен подъехать только через два дня. Ждать нельзя, металл уйдет, а второго случая не будет. Прихватив по пути двух молодых оперов, Олега и Валеру, Захарченко завел машину и помчался по адресу. Ехать минут пятнадцать, пока объедешь все канавы и ямы, дом-то на окраине.

Пока ехали, Паша коротко объяснил, что брать будут Гикалова, надо быть очень внимательными и не допустить, чтобы он выбросил металл, а если выбросит, сразу документировать с понятыми. На вопрос, где брать понятых, Паша только выругался. Он сам понимал всю сложность ситуации и пока еще окончательно не решил, что будет делать на месте. Но настроен был решительно. Остановившись возле дома №19, Паша еще раз провел короткий инструктаж и начал вылезать из машины. В это время из подъезда соседнего дома вышел Гикалов и, пройдя несколько метров, неожиданно увидел машину с операми. Ему все стало ясно, и где-то внутри звякнул звоночек: «конец».

Не останавливаясь, он засунул руку в карман, вытащил небольшой сверток и, размахнувшись, бросил его в сторону. В ту же секунду Олег с Валерой схватили Гикалова за руки, завели за спину и защелкнули наручники. Паша уже привлек к действу двух женщин, проходивших кстати в это время по улице и все видевших.

Оторопев от неожиданного бесплатного представления, кумушки только глазами хлопали, наблюдая за происходящим. Паша, не уговорив Гикалова поднять сверток с рассыпавшимся золотым песком, сам аккуратно поднял его, собрал все вокруг до пылинки и упаковал в пакет, затем опечатал и заставил всех расписаться на нем. Гикалов уже заявил, что ничего не бросал, сверток не его и вообще это провокация.

Впоследствии экспертиза показала очень высокую пробу изъятого золота. Вес составил 878 граммов. Продавца же не установили, а Гикалов так и не признался, несмотря на то что экспертиза содержимого его карманов показала наличие частиц промышленного золота.

Через полмесяца Синегоров проводил Пал Палыча на материк, а сам написал рапорт о переводе в УВД области.

Примечания

1

ОБХДММ — отделение по борьбе с хищениями драгоценных металлов и минералов.

(обратно)

2

Изолятор временного содержания.

(обратно)

3

Отдел вневедомственной охраны.

(обратно)

4

Цены в масштабах 1994 года.

(обратно)

Оглавление

Об авторе

Вступление

Золотая пропажа

Новогодний сюрприз

Варнаки

Собрание

В августе 1991 года…

Пока все спали

Озеро Горелое

Спекулянтка

Буюнда

Казимир и медведи

Золотой пуд

Последнее дело Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg