«Сон без пробуждения»

Сон без пробуждения (fb2) - Сон без пробуждения (Частный детектив Мирослава Волгина) 726K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталия Николаевна Антонова

Наталия Антонова Сон без пробуждения

Роман

© Антонова Н. Н., 2016

© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2016

Глава 1

Шура Наполеонов стоял у окна и смотрел на крупные хлопья падающего снега.

Слабые отблески неровного сияния уличных фонарей делали сквер перед отделением полиции похожим на волшебное заснеженное царство сказочных грез. Смутные очертания посеребренных деревьев и кустарников казались удивительными созданиями, готовыми вот-вот ожить при прикосновении лунного луча.

Экзотическими животными застыли скамейки, утопающие в снегу, легкий снегопад завораживал прозрачностью.

Над чашей спящего фонтана клубились серебряные искры. Забавлялся ли таким образом ветер, или некто иной, невидимый, блуждал в заснеженном сквере…

– Кажется, я разомлел от тепла, – подумал Шура, отворачиваясь от окна.

Градоначальник в этом году, действительно, не оплошал, и в помещениях было не просто тепло, а даже душно. В то время, как некоторые города заснеженной России замерзали, родной город Шуры мигал сонными окнами прогретых квартир.

Морозы не ослабевали уже больше месяца, и выходить на улицу не хотелось, особенно ночью. Но Шура Наполеонов не расслаблялся. Он не первый год служил в полиции и не помнил, чтобы хоть одно дежурство прошло спокойно.

Шура прошелся взад-вперед по помещению и уселся за пульт оперативного дежурного. На часах было 24.00. Спать не хотелось. Сказывалась привычка к ночным бодрствованиям.

Шура – по паспорту Александр Романович Наполеонов, – несмотря на нелегкий характер, маленький рост и непривычную для российского гражданина фамилию, довольно быстро дослужился до капитана и пользовался уважением среди сослуживцев.

Эксперт Афанасий Гаврилович Незовибатько отбросил в сторону надоевшую газету и сладко потянулся.

– Ну и погодка сегодня, – проговорил он, – прямо-таки ночь перед Рождеством!

– Ага, сколько живу, такой красоты не помню, – охотно отозвался самый младший из них – Валерьян Легкоступов, первоклассный фотограф.

Что привело его в полицию? Романтика… А может, тяга к справедливости.

Судмедэксперт Руслан Каримович Шахназаров на миг поднял глаза от книги. Улыбка, скользнув по его губам, спряталась в густых черных усах.

– А снег-то какой скрипучий! – продолжал восхищаться Афанасий Гаврилович, – вроде никто и не ходит под окном, а снег сам по себе скрип да скрип! Прямо как в детстве в Полтаве! Хаты в снегу утонули… Ночь ясная… Звезды громадные… И висят низко, точно яблоки наливные. Поднимись на крышу и собирай, сколь душе угодно.

– А как же Солоха? – встрял Легкоступов.

– Что Солоха? – изумился Афанасий Гаврилович.

– Ну, она же месяц украла и стало темно во всей Диканьке.

– Это не Солоха, – не выдержал старший лейтенант Аветик Григорян.

– Кто же?!

– Чубайс! – на полном серьезе заявил Шура Наполеонов, – вырубил свет и все!

– Слава Богу, до месяца Чубайс еще не дотянулся, – важно заметил Афанасий Гаврилович, – так что, хлопцы, это был черт.

– Да! – выдохнули все разом.

И в это время раздался звонок на пульт оперативного дежурного.

– Легок на помине, – пробормотал Незовибатько.

– Да? – схватил трубку Наполеонов.

– Алло! Полиция?! – раздался в трубке хриплый голос, – у нас, кажется, убийство. Приезжайте быстрей!

– Ваш адрес и имя.

– Ах, да. Парковая, 38. Замятин Владимир Львович.

– Кто потерпевший?

– Приезжайте скорей!

На том конце провода бросили трубку.

– Черт! – выругался Шура.

– Вот-вот, – пробормотал Незовибатько.

Полицейские вышли на улицу.

Уже никто не обращал внимания на красоту зимней ночи, хотя снег по-прежнему горел серебряной парчой и мелодично поскрипывал под ногами. Месяц с неба никто не похитил, он ярко освещал медленно кружащиеся снежные звездочки и озабоченные лица оперативников, спешащих к «уазику».

Через минуту полицейский автомобиль тронулся с места.

Несмотря на заносы на дорогах, до Парковой, 38 они добрались за двадцать минут.

Улица состояла из двух– и трехэтажных особняков. Люди в них жили далеко не бедные. Тополя, дремавшие по обеим сторонам дороги, встрепенулись и расступились. За высокими заборами залаяли волкодавы.

Ворота перед домом № 38 были распахнуты.

– Приехали, – бросил Легкоступов. «Уазик» остановился.

По расчищенной до крыльца дороге опергруппа подошла к дому. Безмолвствовал утопающий в снегу сад. На крыльце никого не было. Эксперт нажал на звонок.

– Открыто, – донесся голос из глубины дома. И кто-то вышел навстречу приехавшим полицейским. Это был молодой мужчина с довольно правильными чертами лица и темными волосами.

– Идемте, пожалуйста, – он махнул рукой, – она на втором этаже.

– «Скорую» вызвали? – спросил Наполеонов.

– Да, она не понадобилась. Уже уехали.

Опущенные плечи явно уменьшали рост мужчины.

На втором этаже все двери, кроме одной, распахнутой настежь, были закрыты.

– Вот, – устало выдохнул мужчина и прислонился к косяку.

На кровати лежала красивая девушка в светло-коричневом брючном костюме. Казалось, что она спала…

Ни единого пятнышка крови, ни беспорядка в одежде.

Наполеонов предъявил удостоверение.

– Вы хозяин дома? – спросил он. – Ваше имя?

– Хозяин дома – мой отец, Замятин Лев Наумович.

– Звонили вы?

– Да. Я – Замятин Владимир Львович.

– Кем приходится вам потерпевшая?

– Она… она, – мужчина судорожно вздохнул, – моя невеста.

– И что случилось?

– Не знаю. Но… но… она умерла! – сорвался он на крик.

– Есть еще кто-нибудь в доме?

– Да, мой отец и…

Замятин закрыл лицо руками и, не стесняясь присутствующих оперативников, зарыдал.

– Что? Что теперь будет? – прорывалось сквозь рыдания, – все рухнуло! Все!

– Успокойтесь, – Наполеонов дотронулся до плеча мужчины, – возьмите себя в руки.

– Да, да, я сейчас. Простите. Лена, она…

– Ваша невеста, – продолжил Наполеонов. – В доме находится ваш отец. И кто еще?

– Моя мачеха. С ней нервный припадок. Лена была ее давней подругой. Они и в школе вместе учились.

– Так, – подумал Наполеонов, – у Замятина-старшего молодая жена. А вслух спросил: – Ваш отец в комнате жены?

– Да, – кивнул Владимир, – ей совсем плохо, но врачи сделали укол и сказали, что она скоро успокоится.

– В доме больше никого нет?

– Есть. Брат мачехи. Сергей. Он… Он тоже с ней.

– А домработница? Или еще кто-то в этом роде? – Наполеонов поморщился, как от зубной боли.

– Нет, все ушли рано вечером. Они живут здесь недалеко в поселке… и предпочитают приходить утром.

Замятин сделал глубокий вдох, – а отец…

– Что отец? – поторопил его капитан.

– Отец считает, что так даже лучше.

– Аветик! – позвал Наполеонов лейтенанта.

– Да?

– Из дома никого не выпускать.

– Хорошо, – Григорян спустился вниз.

Шахназаров раскрыл свой чемоданчик, склонился над кроватью.

То, что девушка мертва, не вызывало сомнений.

Незовибатько тоже раскрыл свой чемоданчик. В комнате запахло химическими реактивами. Афанасий Гаврилович замахал кисточкой с порошком. Время от времени он вздыхал и покрякивал, но никто не обращал на это внимания, так как у Незовибатько была такая манера работы… Добрейшей души человек, он до сих пор не мог привыкнуть к убийствам.

Защелкал фотоаппарат Легкоступова, ослепляя присутствующих голубыми вспышками.

– Рустам Каримович, – обратился Валерьян к судмедэксперту, – вы закончили?

– Что такое? – вскинул брови Шахназаров.

– Я хотел подушку поправить и волосы убрать с лица.

– Это еще зачем?

– Ну, чтоб красивее было.

– Легкоступов! – рявкнул Шура, – нам не надо красиво! Сколько раз тебе говорить! Не с фотомоделью работаешь! Фотографируй, как есть!

– Воля ваша, барин, – огрызнулся Легкоступов. – Никакой фантазии, – пробурчал он себе под нос.

– Что? – спросил Шура.

– Ничего, господин капитан. Выполняю ваше приказание.

Шура Наполеонов молча наблюдал за работой оперативников. Он понимал, что отпечатки пальцев мало чем могут помочь в этом деле.

– Несомненно, в комнате побывала вся семейка, – подумал он.

– Александр Романович, – окликнул его Шахназаров.

– Ну что?

– Время смерти – не больше полутора – двух часов назад. После вскрытия – более подробно.

Владимир Замятин стоял, прислонившись к косяку, и, казалось, ничего не видел вокруг.

– Владимир Львович! – позвал его Наполеонов и подумал: – Надо же, так убивается, бедняга.

Замятин стоял все в той же позе, голова его свесилась на грудь.

– Черт! – выругался про себя Наполеонов, – не хватало только, чтобы этот детина в обморок рухнул!

Он взял Замятина под руку и усадил в кресло.

Легкоступов хмыкнул и тут же сделал серьезное лицо.

Действительно, несмотря на трагичность ситуации, трудно было сдержать улыбку, видя, как Шура Наполеонов, рост которого едва доходил до ста шестидесяти сантиметров, усаживает в кресло двухметрового Замятина-младшего.

– Ну, все, – облегченно вздохнул Наполеонов, – скажите, когда вы обнаружили, что ваша невеста… – он поискал слова поделикатнее, – не подает признаков жизни?

– Когда заметили? – машинально повторил Замятин.

Владимир Львович помолчал и облизал губы.

– Я… я не помню точно, сколько было времени… Понимаете, у нас была помолвка. Мы допоздна праздновали вчера. Ну, и…

– Переутомились, – помог ему Наполеонов.

– Да, – согласился Замятин, – можно и так сказать. Завтрак был поздний. Потом Леночке, – он судорожно вздохнул, – пришла в голову мысль покататься на лыжах.

– Так, – Шура внимательно слушал.

– Здесь парк недалеко, – Замятин посмотрел на Шуру.

Шура кивнул.

– Мы… мы хорошо отдохнули. Вернулись домой веселые, но уставшие. Пообедали и разбрелись по своим комнатам.

– Ваша невеста и вы расстались? – уточнил Наполеонов.

– Да, Леночка сказала, что устала и хочет побыть одна. Она хотела вздремнуть. Вечером мы собирались продолжить семейный праздник.

Замятин неожиданно вскочил, но Шурочка снова усадил его в кресло.

– Продолжайте, Владимир Львович, – терпеливо промолвил он.

– В восемь все спустились к ужину. Кроме Леночки…

– Дальше, – сказал Наполеонов.

Мы подождали минут двадцать. Потом Марина решила сходить за ней. Все решили, что Леночка заспалась, и пора ее будить.

Замятин сделал еще одну попытку встать.

– Сидите, – Шурочка придвинул свое кресло вплотную к креслу Замятина.

– Марина долго не возвращалась. Но мы не особо тревожились.

– Почему?

– Они подруги. И вообще – женщины. Мало ли какие дела, разговоры.

– Понятно, – кивнул Шура.

– Но вдруг Марина ворвалась в гостиную вся какая-то растрепанная, со слезами на глазах. Она кричала, что никак не может разбудить Лену.

– Папа попытался нас успокоить, но мы все побежали наверх. И отец, он тоже поднялся следом. Я первый подбежал к постели и попытался приподнять Лену, но она вся была, как тряпичная кукла. Мы ничего не соображали, пытались привести ее в чувство. Потом отец вызвал «Скорую». Она приехала минут через сорок. И… ничем не смогла помочь. Тогда я вызвал вас.

– Это все?

– Да, – Замятин снова зарыдал.

– Слушай, Руслан Каримович, дай ему что-нибудь, – обратился Шура к Шахназарову.

– Попробую…

– Руслан Каримович, мне не нужен еще один труп.

– Мне тоже, – Шахназаров задумчиво порылся в кармане.

– Пора опросить других свидетелей, – решительно заявил Наполеонов и вышел в коридор. За одной из дверей слышались всхлипы. Шурочка постучал и тут же распахнул ее.

Глава 2

Зима в этом году в России выдалась суровая.

По-видимому, жители средней полосы просто вынудили ее обрушить на города и села тридцатипятиградусные морозы и снегопады, по обильности превышающие норму в несколько раз. Уж очень надоели они зиме своими причитаниями и жалобами на прежние теплые сезоны. Ну не нравились народу дожди в декабре и оттепели в январе! Им подавай Рождественские морозы и сугробы, как в сладостно приукрашенном детстве.

И довздыхались усатые дяденьки и высокогрудые тетеньки: «Ах, какие раньше стояли морозы! Я помню, мы в школу по неделе не ходили. Целый день во дворе играли! Лепили снеговиков и катались с горок. А какие были снега! Утром встанешь, а дверь не открыть, так ее снегом завалило. Что же теперь?! Одна сырость. Всю атмосферу испортили». И так далее, и в таком же духе.

Ясно, что сердце у зимы не железное, а снежное, вот и откликнулась она на просьбы трудящихся – и морозы даровала, и снегопады.

Народ, естественно, снова не доволен! Трубы центрального отопления, не ремонтированные с того самого сладостного детства усатых дяденек и высокогрудых тетенек, морозов не выдерживают и лопаются, снегоочистительная техника не справляется со снегом, который валит день и ночь, на дорогах пробки.

Дети, правда, в школу из-за морозов не ходят, но ведь у них и так каникулы.

В общем, перестаралась зима. Хотела, как лучше…

Морис Миндаугас сидел в кресле возле камина и смотрел на покачивающиеся в ритмичном танце языки огня.

В доме детектива Мирославы Волгиной было тепло от горячей воды, наполняющей батареи. Дом был ее собственный, и поэтому все в нем было так, как надо.

Однако Мориса всегда тянуло к камину. Он мог часами, не отрываясь, смотреть на огонь и думать о своем.

Морису не спалось этой ночью, и он коротал время за чтением, на его коленях лежала прочитанная до середины книга Е. П. Карновича «Любовь и корона». Судьба брауншвейгского семейства взволновала Мориса. Ему было искренне жаль Анну Леопольдовну, ее несчастного мужа, принца Антона Ульриха, и их многочисленных детей. Елизавета же Петровна была ему глубоко несимпатична.

На каминной полке тихо тикали часы.

В бледно-голубом небе на западе все еще виднелась половинка луны, а на востоке вспыхнула нежным румянцем утренняя заря.

Миндаугас услышал легкий шорох за спиной и обернулся.

Большой пушистый кот Дон, быстро пробежав по ковру, присел на миг и запрыгнул к Морису на колени. Отблески пламени отразились в желтых глазах кота, и они вспыхнули ярким янтарным блеском. Дон привстал на задние лапы и ткнулся мокрым носом в щеку Мориса. Ласково потерся и, устроившись на коленях поудобнее, замурлыкал.

Морис провел ладонью по густой черной шерсти Дона.

В доме детектива Дон был священным животным и всеобщим любимцем, почти все его капризы и желания исполнялись.

Иногда Морис шутил: «Дон – уменьшенная копия своей хозяйки в кошачьем обличьи, только характер у него лучше».

– Ну что, – сказал Миндаугас, – по-моему, твоя хозяйка уже проснулась. Пойдем-ка, дружище, готовить завтрак.

Морис опустил кота на пол и вышел из гостиной. Дон последовал за ним.

Когда Мирослава спустилась в столовую, завтрак, как всегда, был готов.

– Доброе утро, – сказала она, обращаясь к Морису, – как спалось?

– Не очень, – улыбнулся он. – Бессонница…

– А я заснула, едва коснувшись головой подушки, – призналась Мирослава.

Дон терся о ноги хозяйки, требуя немедленного внимания.

Она взяла его на руки, крепко прижала к себе и уткнулась носом в густую шерсть.

– Ты опять пахнешь взбитыми сливками, – выдохнула Мирослава и опустила разомлевшего кота на пол.

– Ты, наверное, опять читал до полночи? – обратилась она к Миндаугасу, выпив стакан томатного сока.

– В общем, да, – кивнул Морис, только не до полуночи, а после нее.

– И что на этот раз? – заинтересованно спросила Мирослава, принимаясь за овсянку с медом и орехами.

– Карновича «Любовь и корона». Надеюсь, что вы тоже прочтете.

– Интересно?

– Не то слово, хотя в наше время редко кто его читает. Он был известен в XIX веке. И, кстати, писал не только занимательно, но, на мой взгляд, не отступая от исторической достоверности. Хотите, я вам перескажу?

– Нет, не надо. Ты меня заинтриговал, лучше я сама прочту.

– Не разочаруетесь. Я дочитаю и положу книгу вам на стол.

Мирослава едва заметно улыбнулась. Морис частенько рекомендовал ей прочесть ту или иную книгу, приобретенную им, и ни разу, пробегая глазами страницы, Мирослава не обманулась в своих ожиданиях. На Мориса можно было положиться… И не только в выборе книг.

Работа детектива нелегка и часто непредсказуема. Теперь она даже не могла представить, как раньше справлялась со всем одна.

Морис, став сотрудником детективного агентства, оказался незаменимым помощником. Теперь она уже не могла вообразить своей работы без его участия.

Завтрак подходил к завершению, когда неожиданно раздался звонок.

Сначала один – несмелый, потом второй – сильнее и продолжительнее, словно звонивший боялся испугаться собственной решительности.

– Кто бы это мог быть так рано? – обронила Мирослава, взяв чашку своего любимого зеленого чаю с жасмином.

– Думаю, что клиенты, – улыбнулся Морис и отправился открывать дверь.

Набросив в прихожей на широкие плечи легкую шубу, Морис вышел на крыльцо. Он не спеша спустился по ступеням и по дорожке, очищенной от снега, направился к воротам.

Дон, распушив огромный хвост, важно шествовал за ним.

Когда ворота неслышно разошлись в стороны, Морис увидел перед собой молодую женщину, закутанную в соболя. Она смотрела на Миндаугаса огромными, широко поставленными глазами. На бледном лице выделялись ярко накрашенные губы.

Женщина зябко куталась в меха, ее плечи подергивались, точно незнакомка дрожала от холода. Но Морис догадался, что это нервная дрожь.

Позади незнакомки стоял роскошный белый «Мерседес».

Тонкой змейкой скользнула по губам Миндаугаса улыбка. При этом глаза цвета Балтийского моря оставались серьезными.

– Добрый день, – сказал Морис, так как незнакомка продолжала молчать.

– Я бы так не сказала, – тихо сорвалось с ее губ. – Мне нужна Мирослава Волгина.

– Проходите, пожалуйста.

– Благодарю.

Она пошла к дому, оставляя на дорожке маленькие следы.

Морис подумал, что размер ее обуви не больше 36. Изящные ножки в духе XIX века.

Поднявшись на крыльцо, она внезапно обернулась. Так быстро, что ее лицо почти коснулось шубы Мориса. Миндаугас отступил на шаг. Он не любил, когда расстояние между ним и другим человеком было слишком коротким.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего, – ее глаза странно блеснули, – вы ее охранник?

Морис рассмеялся:

– Нет.

– Муж?

– К сожалению, нет.

– Значит, вместе работаете?

– Вы удивительно догадливы, – усмехнулся он.

– Меня зовут Марина.

– Морис Миндаугас, – представился он. – Пойдемте в дом.

– Прошу, – он распахнул дверь, пропуская ее вперед, оглянулся, подхватил на руки Дона, соизволившего, наконец, с венценосной грацией взойти на крыльцо.

Кот недовольно мяукнул. Его хвост метался, как пиратский флаг на ветру.

Опустив кота на пол, Морис помог незнакомке выбраться из ее мехов.

– Кот черный, – прошептала она.

– Ну и что с того? – усмехнулся Морис, – африканцы тоже черные, что ни одному разумному белому не мешает.

– Вы, кажется, сердитесь, – сказала она растерянно, – я не хотела вас задеть, просто…

– Все мы с детства напичканы суевериями, – примирительно подвел итог Миндаугас.

– Да, наверное, вы правы. Вы литовец?

Морис расхохотался.

– Милая дама, не собираетесь ли вы утверждать, что боитесь литовцев так же, как черных котов?

– Нет, конечно, – Марина невольно улыбнулась в ответ, – просто, когда нервничаю, всегда болтаю глупости. Я прощена?

– Вполне.

Морису хотелось поскорее доставить гостью в кабинет Мирославы.

Они почти поднялись на второй этаж, когда Марина замедлила шаг и, пытаясь заглянуть в глаза Миндаугаса, тихо сказала:

– Вы похожи на викинга. Вам никто не говорил этого? – ее голос понизился до шепота.

– Не понимаю, – обронил Морис.

– Вы всегда такой?

– Какой? – спросил он безразлично.

– Холодный! – в ее голосе чувствовалось раздражение.

– Возможно.

– Ну, вот мы и у цели, – он распахнул дверь в приемную.

– Прошу вас, подождите здесь немного, – жестом он указал ей на мягкие кресла и диван.

Она осталась стоять. Морис пожал плечами и, постучав, вошел в кабинет Мирославы.

– К нам клиентка, – сказал он, плотно прикрыв за собой дверь.

– Что-то не так? – поинтересовалась Мирослава.

– Ничего особенного… Кроме того, что она прямо с ходу принялась испытывать на мне действие своих чар.

– Преуспела? – улыбнулась Волгина.

Морис приподнял правую бровь.

– Вы шутите, уважаемый работодатель?! – его глаза заискрились, – я же холоден, как море Балтики.

– Ну, море-то, предположим, не всегда холодное, – усмехнулась Мирослава. – Ладно, – она погасила улыбку, – зови клиентку. Пора узнать, что ее привело к нам.

Миндаугас пригласил молодую женщину в кабинет детектива и собрался уйти.

– Останься, пожалуйста, – попросила его Мирослава.

– Вы – Волгина Мирослава Игоревна, – сказала вошедшая скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Да, садитесь…

– Я – Замятина Марина Ивановна. И у меня к вам очень важное дело.

Мирослава молча кивнула.

Клиентка бросила быстрый взгляд на Мориса, стоявшего у окна, достала из сумочки сигареты и зажигалку.

– Извините, но у нас не курят, – сказала Мирослава.

– Да?.. – растерянно произнесла Замятина. Она бросила обратно в сумочку сигареты и зажигалку. Щелкнула замком.

– Понимаете, мне трудно начать!

– Вы уже начали, Марина Ивановна, поэтому просто расскажите обо всем по порядку.

– По порядку?! – перебила ее Замятина. – Понимаете, мой муж очень богат! Он предприниматель. Он добрый, хороший человек. Я имею в виду со мной, – быстро добавила она и облизала губы.

Мирослава поощрительно кивнула.

– Пусть он уйдет! – неожиданно сказала Замятина.

– Кто? – удивилась Мирослава.

– Ваш партнер.

– Но…

– Пожалуйста! – голос клиентки, казалось, надломился от усилия и отчаяния.

Морис молча покинул кабинет.

Электронное устройство, находящееся на его столе, позволяло быть в курсе дела, даже когда он находился в приемной.

Морис предпочитал не нервировать клиентов, хотя Мирослава порой сознательно выводила кого-нибудь из себя, если считала, что это ускорит решение проблемы или даст выйти на свет тщательно скрываемым фактам.

– Ну вот, мы остались наедине, – сказала Мирослава. – Хотите минералки?

– Нет.

– Что ж, я вас внимательно слушаю.

– Я… я прошу: пусть то, что я вам скажу, останется между нами.

Замятина посмотрела в спокойные глаза Мирославы:

– Понимаете, это очень личное!

Мирослава молча кивнула.

– Я уже говорила, что мой муж Лев Наумович Замятин очень добрый и щедрый человек. Он никогда мне ни в чем не отказывает. Но… он старше меня на двадцать девять лет.

– Бывает, – обронила Мирослава.

– О, нет! Вы не понимаете! Моя мать работала на трех работах, но нам вечно не хватало денег! Я зашивала колготки до тех пор, пока вместо них не оставалась одна только штопка. Кусок колбасы в нашем доме считался роскошью!

– Я понимаю вас, – проговорила Мирослава сочувственно.

– Чтобы понять это, нужно самой пережить! – резко бросила Замятина.

Мирослава не стала спорить.

– И вот однажды у нашей соседки был юбилей. Она попросила помочь ей и обещала заплатить, – Марина перевела дыхание и заговорила чуть медленнее. – Я в тот вечер не вылезала из кухни. Нет, несколько раз помогла отнести гостям приготовленные блюда. Под конец вечера нужно было еще перемыть гору посуды, но я не роптала. Я думала о том, что на деньги, которые даст соседка, смогу купить туфли. Мои старые совсем развалились… Я так погрузилась в свои мысли, что даже не слышала, как на кухню вошел мужчина.

Он улыбнулся и спросил:

– Вас зовут Марина?

Я растерянно кивнула, и тарелка выскользнула у меня из рук. Я застыла от ужаса! Но не поверите! Он ловко поймал ее на лету, не дав дорогому фарфору долететь до пола.

– Меня зовут Лев Наумович, – улыбаясь, представился он, и поставил тарелку на стол. – У вас, Мариночка, – сказал он, – запоминающееся лицо и… я позволил себе расспросить о вас Анастасию Федоровну.

Марина грустно улыбнулась.

– Анастасия Федоровна, это… – произнесла Мирослава.

– Соседка наша. Юбилярша.

Марина встала, быстро прошлась по комнате и села на прежнее место.

– В общем, Лев Наумович стал говорить о том, какие у меня выразительные глаза, какой чистый голос. Я совсем растерялась и стояла столбом. Но его это нисколько не смущало. Он поцеловал мне руку и спросил, может ли он зайти ко мне на чашечку чаю.

Я прошептала:

– Не знаю.

Он ответил:

– Вот и хорошо. Значит, завтра в семь.

Падая от усталости, я домыла посуду, взяла врученные соседкой деньги и засобиралась домой.

Соседка в прихожей задержала мою руку в своей и прошептала:

– Мариночка, не будь дурочкой, Лев Наумович тебя озолотит.

От нее так сильно пахло алкоголем, что я поторопилась поскорее освободиться от рыхлых рук и проскользнуть в свою квартиру.

Придя домой, я сразу же легла в постель, но уснуть долго не могла. Вечером я сказала матери, что у нас будут гости.

– Сережа, что ли? – засмеялась она. – Тоже мне гость.

Марина замолчала и уставилась в пол.

Мирослава терпеливо ждала.

Клиентка подняла голову. Ее глаза блестели…

Прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила.

– Сережа – это… Мы с ним знакомы с детства. Вместе ходили в ясли, учились в одном классе. Он тоже рос без отца. Они жили вдвоем с матерью и тоже не шиковали. Но Сережка умудрился окончить школу с золотой медалью, поступил в университет. Где-то вечно подрабатывал. Сначала у нас была детская любовь, а потом… Мы просто жить не могли друг без друга! – Марина вскинула голову. – Мы собирались пожениться, как только Сережа окончит университет и подыщет работу. Ему оставалось учиться еще два года. И тут появился Лев Наумович.

На следующий день вечером он, как и обещал, пришел к нам на чай. Каких только изысканных лакомств он не принес с собой!.. Ведро роз маме, ведро мне. Французские духи… Я быстро опьянела от шампанского, и весь вечер хохотала, как дурочка…

Мама бросала неодобрительные взгляды. А когда он ушел, предварительно пригласив меня в ресторан, промолвила с нескрываемой горечью, что никогда не думала, что ее единственная дочь способна на предательство.

Я жутко разозлилась и стала кричать, что никого не предаю, а просто устала от нищеты и терпеть больше нет сил!

– А как же Сережа? – тихо спросила мать.

– Сережа! – крикнула я запальчиво, – что Сережа?! Что он может мне дать?! И когда?

Мать повернулась и молча ушла. Она не разговаривала со мной несколько дней. Но я и не нуждалась в ее разговорах. Мне было весело! За одним роскошным рестораном следовал другой. Подарки сыпались, как из рога изобилия. Я уволилась с работы. Изменила внешность. И, как мне казалось, поменяла душу.

Сережа пытался поговорить со мной, искал встреч, но я всячески избегала его. Однажды он провел на лестничной площадке всю ночь, и когда утром я возвращалась домой беззаботно-счастливая и слегка опьяневшая, то столкнулась с ним нос к носу. Я ожидала упреков, выяснения отношений. Но ничего этого не было. Он как-то странно посмотрел на меня, повернулся и ушел.

Через месяц Лев Наумович сделал мне предложение. Я согласилась.

Свадьба была грандиозной. Потом мы на два месяца уехали в Европу, и я забыла обо всем. Даже о собственной матери. Все это время я была точно заколдована, явился волшебник из страны грез и стал исполнять все мои желания, даже самые невероятные. Время летело быстро. Лев Наумович не мог отсутствовать бесконечно, и мы вернулись в Россию.

Марина опустила глаза и стала сосредоточенно рассматривать собственные тщательно отполированные ярко-малиновые ногти.

Мирослава терпеливо ждала.

– Мы вернулись, – сказала Замятина и перевела взгляд на Мирославу, – и стали жить в огромном особняке недалеко от Волги. Втроем. У Льва Наумовича сын от первого брака, Владимир. Ему сейчас 27 лет. Он занимается делами отца.

После возвращения из-за границы я вспомнила наконец-то о матери и собралась ее навестить. Лев Наумович хотел меня сопровождать. Но мне хотелось побыть с матерью наедине и я отклонила предложение мужа. Он не стал настаивать.

В машину загрузили подарки, и шофер отвез меня домой, вернее, туда, где я раньше жила…

Мать, несмотря на мои опасения, встретила меня радостно, но от подарков наотрез отказалась. Пришлось шоферу перетаскивать многочисленные пакеты и коробки обратно в машину.

Мы сидели с мамой на нашей кухне и пили чай из стареньких чашек с вишневым вареньем. Я рассказывала о своих впечатлениях, кажется, несколько часов, не умолкая ни на минуту. Наконец я устала от собственной болтовни.

Мама поставила чашку с недопитым чаем на стол и, не глядя на меня, тихо сказала:

– Знаешь, Мариночка, а Сережа в больнице.

– Что?! – выдохнула я. Такое ощущение, что кто-то со всего размаху ударил меня палкой по голове.

– Что с ним?! – повторила я.

– С сердцем что-то приключилось. Я навещаю его. Врачи толком ничего не говорят.

– Но этого не может быть! – выкрикивала я. – Он же молодой! Здоровый! Это неправда! Ты обманываешь меня!

Мама посмотрела укоризненно и сказала совсем тихо:

– Разве я обманывала тебя когда-нибудь, Мариночка…

– Нет, – согласилась я, – никогда.

Вскочив, я споткнулась о стул, опрокинула чай на свое дорогое платье. Но на все было плевать. Почти бегом я бросилась к двери.

– Ты куда, Мариночка? – окликнула мать.

– К Сереже!

Мать догнала меня у порога и насильно вернула назад.

– Не ходи, – сказала она. – Не пустят тебя к нему. Да и не надо.

– Ну почему?! Почему?! – завопила я.

– Сама знать должна. Не маленькая.

– Но мама! – и я заревела в голос.

Мать подошла ко мне, обняла за плечи и, как в детстве, стала гладить по голове.

– Тихо, девочка моя, тихо, успокойся. Ты теперь замужняя женщина.

– Мама, какая ты старомодная, – вырвалось у меня сквозь слезы.

– Какая есть, что ж теперь поделаешь. А за Сережу ты не беспокойся. Он сильный. Справится.

Мать тяжело вздохнула.

– Я бы и не говорила тебе вовсе, да боялась, что все равно узнаешь от других и в горячке дров наломаешь. Лучше уж так…

Она продолжала гладить мои волосы и раскачивала тихонько из стороны в сторону мое обмякшее тело, точно убаюкивала.

– Все будет хорошо, Мариночка.

– А ты сама в это веришь? – спросила я.

Ответа я не услышала.

Через некоторое время я позвонила мужу и сказала, что у меня разболелась голова и ночевать я останусь у матери. Не знаю, заподозрил ли что-нибудь Лев Наумович, виду, по крайней мере, он не подал, сказал только, чтоб шофера отпустила, и пожелал спокойной ночи.

Утром я вернулась в дом мужа. Но уже ничто не радовало меня. Волшебство закончилось, и я увидела, что у моего мужа вставные зубы и седая голова.

Но делать было нечего, я продолжала жить своей роскошной жизнью, тщательно скрывая разрывающую сердце тоску. Думаю, что даже Лев Наумович не догадывался, как мне тошно в его золотой клетке.

Сын его, Владимир, относился ко мне почтительно, точно я была не девчонкой, которая пятью годами моложе его, а зрелой матроной под стать его папочке.

Каждое утро я просыпалась в ужасном настроении. Порой мне в голову приходила мысль, что нужно уйти от Льва Наумовича и вернуть себе свободу. Но всякий раз я вспоминала нищету, из которой с таким трудом выбралась, и заставляла себя жить в ненавистном доме с опостылевшим супругом, щедрость которого по отношению ко мне не знала границ.

Может быть, и дальше все оставалось бы по-прежнему, если бы однажды, навещая мать, я не столкнулась в подъезде со школьной подругой.

– Маринка! – заверещала она восторженно. – Неужели это ты?! Класс!

– Ленка, – пролепетала я, – а что ты тут делаешь?

– Ну ты даешь, подруга! Совсем что ли память от радости потеряла? – она звонко расхохоталась, – живу я тут! В 34 квартире.

Тут я опомнилась: конечно же, Ленка всю жизнь жила этажом выше нас.

– Прости, Лена, я что-то…

– Да ладно оправдываться. Лучше расскажи, как ты там?

– Нормально.

Ленка снова рассмеялась:

– Нормально, моя дорогая, это не ответ. Скучаешь, небось, по Сереге? – неожиданно спросила она.

Я опешила:

– С чего это ты взяла? Даже в мыслях…

– Ой, какие мы стали правильные, – Ленка состроила умильную рожицу.

– Кстати, – взмахнула она руками, – ты помнишь, что у меня в эту субботу день рождения?

Я только собралась раскрыть рот, как Ленка перебила меня:

– Конечно, где тебе помнить! Короче, приходи ко мне в субботу к шести.

– Вечера?..

– Нет, утра, дорогая! – съязвила она. – И приготовь подарок поприличнее, – Ленка захохотала на весь подъезд. – Придешь?

– Приду, – неожиданно для себя сказала я.

– Можешь и папика с собой захватить, – Ленка не скрывала иронии.

– Лев Наумович не папик, – решительно запротестовала я.

– А кто же он? – поинтересовалась Ленка, бесцеремонно разглядывая мои наряды.

– Он мой муж.

– Ну, муж так муж, – покладисто согласилась Ленка.

Она поднялась на один пролет, обернулась:

– Не забудь, в субботу к шести.

– Не забуду.

На следующий день после ужина я сказала мужу, что собираюсь на день рождения к школьной подруге. Он не возражал. Пообещал помочь выбрать достойный подарок. И не обманул. В тот же день роскошное меховое манто лежало в спальне на моей кровати.

– Это кому? – изумленно спросила я, потому что от мехов уже ломились все мои шкафы.

– Подруге твоей, – небрежно заметил супруг, – кстати, как ее зовут?

– Лена. Она живет в том же подъезде, что и моя мама, в 34 квартире.

Лев Наумович удовлетворенно кивнул головой и вышел из спальни.

В субботу я отправилась на день рождения. Мужа, естественно, с собой не взяла.

Едва войдя в родной подъезд, я услышала громкие звуки музыки, пока я поднималась, несколько раз хлопала дверь, наверное, приходили новые гости.

Раскрасневшаяся Ленка встретила меня в прихожей. Она едва не хлопнулась в обморок, увидев мой подарок.

– Маринка! – заорала она, – ты моя лучшая подруга!

Накинув пальто, Ленка важно прошествовала к гостям.

Минут на пять в гостиной воцарилась тишина, а потом все заговорили разом, перебивая друг друга. Все начали громко поздравлять, но почему-то меня, а не Ленку. Только спустя какое-то время до меня дошло, что меня поздравляют с удачным замужеством. Я натянуто улыбалась. А потом, чтобы отбиться от всех разом, предложила выпить за виновницу торжества. Мое предложение было одобрено единогласно. Запенилось шампанское, послышался звон бокалов.

Гости набросились на закуску с такой жадностью, словно сидели не менее месяца на голодной диете. Громкая музыка и алкоголь отвлекли от меня внимание присутствующих. И вскоре каждый считал себя любимого пупом земли. Меня это вполне устраивало. Я незаметно выбралась из-за стола и скрылась на Ленкиной кухне. Открыв форточку, я закурила. Смотрела в окно и думала: ну зачем меня сюда принесло?

Течение моих невеселых мыслей нарушил тихий звонок в прихожей, такой тихий, что никто, кроме меня не услышал. Я вздохнула, выбросила окурок и пошла открывать дверь.

На пороге стоял Сергей.

– Ты?! – произнесли мы одновременно.

Он неловко топтался у двери, сжимая в руках букет в целлофановой обертке.

Я отступила назад.

– Проходи.

Он зашел, прислонился спиной к входной двери.

– Я к Лене. Она не сказала, что…

– Мне тоже. Ну, здравствуй!

– Здравствуй.

– Как ты?

– Нормально.

– А ты?

– Я тоже.

– Ну вот, – он сунул букет мне в руки.

– Идем к гостям.

– Нет, знаешь, я лучше пойду. Извини, – он открыл дверь.

– Сережа! – вырвалось у меня жалобно.

– Что?

– Не уходи, пожалуйста.

Он пристально посмотрел мне в глаза и не произнес ни слова.

– Сережа! Мне так плохо! – я заревела и уткнулась мокрым лицом ему в грудь.

– Пойдем, – сказал он решительно.

– Куда?

– Выйдем отсюда.

– Мне из этого подъезда уходить нельзя.

– Это еще почему? – изумился он.

– У крыльца машина стоит. Шофер все мужу скажет.

– Даже так, – усмехнулся он.

– Сережа! – отчаяние нарастало во мне, как снежный ком, – Сережа…

– Что?

– Пойдем к моей маме. Она сейчас на работе. А ключи у меня остались… с прежних времен.

– Ты уверена, что хочешь этого? – спросил он, вглядываясь в мое зареванное лицо.

– Уверена, – тряхнула я решительно головой.

Мы спустились в квартиру моей матери и проговорили до самой темноты.

Сережа по-прежнему любил меня. Он простил мне жестокую обиду. А я… я не могла без него жить! Какое счастье снова видеть его! Слышать его голос! Дышать с ним одним воздухом! Время пролетело абсолютно незаметно. Мне нужно было возвращаться домой. Не дай Бог, шофер встревожится и поднимется в Ленкину квартиру.

Мы договорились встретиться через два дня, когда моя мать снова будет на дежурстве.

Так мы начали встречаться снова. Никто ни о чем не догадывался. Время от времени мне приходилось подниматься к Ленке и выслушивать ее болтовню, делая вид, что возобновление дружбы со старой подругой искренне радует меня.

Ленка жила одна. Ее родители с двумя младшими сыновьями переехали в новую четырехкомнатную квартиру. Оказывается, отец Ленки преуспел в жизни и теперь был владельцем нескольких мини-магазинов. Дочери он ни в чем не отказывал, и Ленка жила в свое удовольствие. Для меня оставалось загадкой: почему ее так обрадовало мое меховое пальто? Может быть, дело было не в цене подарка, а просто подруга не ожидала от меня подобной щедрости…

Болтать о своих приключениях Ленка могла без перерыва целыми часами. Меня спасало одно – у Ленки была уйма поклонников и друзей-приятелей.

К общению с девушками Ленка особенно не стремилась. И было не ясно, почему она сделала исключение для меня. Она была красивой и даже очень, но я ведь тоже далеко не дурнушка. По каким-то известным ей одной причинам Ленка конкуренции с моей стороны не опасалась.

Марина глубоко вздохнула и снова полезла в сумку за сигаретами, но, опомнившись, отбросила ее на кресло, стоящее рядом.

– Ленка была не только красавицей, но и умницей, – сказала она с грустной усмешкой. –  Очень скоро подруга догадалась, что служит прикрытием для моих встреч с Сергеем.

– Ты думаешь, твой муженек ни о чем не догадывается? – однажды невинно обронила она.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я громче, чем следовало.

– Ладно, не темни. Я о твоих отношениях с Сергеем. Думаешь, я такая дура?

– Что ты, Лена, конечно, нет!

– Тогда почему ты мне с самого начала ничего не сказала, а использовала в темную? – ее губы пренебрежительно скривились.

– Прости, но я не решалась.

– Рано или поздно твой муж обо всем догадается, – заявила она.

– Что же мне делать?! – вырвалось у меня.

– Ну… я могу дать тебе один совет… – протянула она загадочно.

– Какой совет? – спросила я машинально.

Ленка усмехнулась и ленивым движением взяла со стола коробку шоколадных конфет.

– Угощайся, успокаивает.

Она положила в рот сразу две конфеты и, продолжая улыбаться, подмигнула мне густо накрашенным глазом.

– Не боись, Лена добрая. Лена поможет.

Я затаила дыханье и молча смотрела на нее.

– Ведь у вас с Сережкой фамилии одинаковые, – заметила она небрежно, – помнишь, вас в школе женихом и невестой дразнили?

– Помню, конечно, – ответила я, не понимая, куда она клонит.

– Вот и скажи мужу, что он твой брат.

– Что?! – я буквально подскочила на месте, – что ты такое несешь?

– Подумай хорошенько, – заметила Ленка, поедая, наверное, десятую по счету конфету.

– Лев Наумович знает, что у меня нет никакого брата! Одна я у матери! Одна!

– Не ори! Я же не говорю, чтобы ты представила его родным братом, а скажем, двоюродным.

– Но…

– Никаких но. Двоюродных братьев и сестер у любого человека – завались, не говоря о троюродных. Просто в наше время родню игнорируют. И, кстати, зря.

– Лена, я не знаю.

– Тут и знать нечего. Фамилии у вас одинаковые. Вот и скажи, что его папаша и твой тятенька – родные братья.

– Но ведь ни у Сережи, ни у меня отца…

– Вот и прекрасно. Уличить во лжи некому. А так… – она бросила на стол опустевшую коробку от конфет, – твой папик рано или поздно вас накроет.

– Он не папик! Сколько раз тебе говорить!

– Ладно, не кипятись. Я пошутила. Конечно, не папик, а уважаемый супруг. Не считая рогов, конечно, которые вы с Серым ему презентовали, – не смогла она удержаться от сарказма.

Как ни странно, но Ленкин авантюрный план запал мне в голову. Чем больше я думала о нем, тем более приемлемым он казался, и, в конце концов, я уцепилась за него, как утопающий за соломинку.

Сережу не пришлось долго уговаривать. Видно, он сильно любил меня, раз на все согласился.

Оставалось уговорить мать. После долгих ссор и моих слез, она согласилась молчать, но участвовать в чем-либо наотрез отказалась.

Глава 3

Морис знал, что разговор в кабинете детектива может длиться не один час. Обычно Волгина не ставила вопрос ребром, предпочитая выслушивать излияния клиента.

Миндаугас не помнил, чтобы интуиция подвела ее хоть раз. Морис догадывался, что Замятина Марина Ивановна заинтересовала Мирославу. Однако чего она хочет от детектива? Делами о разводе Волгина не занималась. Следовательно, можно предположить, что клиентку шантажируют, либо дело обстоит еще печальнее…

Морис посмотрел в окно.

Еще недавно сияющее голубое небо заволокло тучами. Густой снег крупными хлопьями засыпал сад, завороженный тишиной.

Дорожка, расчищенная вчера вечером, снова становилась непроходимой…

Чуткий слух Мориса уловил, как без единого скрипа отворилась дверь в приемную. Он обернулся. Кот Дон, высоко подняв голову и хвост, гордо прошествовал по ковру, издал короткий звук приветствия и запрыгнул Морису на колени.

– Так, его величеству стало скучно в одиночестве, – тихо проговорил Морис и стал нежно гладить породистую голову кота и выгибающуюся спину.

Дон приподнялся на задних лапах и ткнулся мокрым носом в подбородок Морису.

Морис улыбнулся. Он обожал кота и ценил его привязанность, хотя поначалу их отношения складывались нелегко. Избалованный хозяйкой кот не хотел никого признавать, тем более, пускать в свой дом.

Но Морису Миндаугасу было не занимать терпения и упорства, поэтому кот, незаметно для себя, сдался на милость победителя.

А вот Мирослава…

Миндаугас вздохнул. С Мирославой все было гораздо сложнее.

Зачем литовца может занести в Россию?! Тем более, после распада Союза?

Он должен быть сумасшедшим!!!

… Или романтиком…

Для себя Морис выбирал второе.

Миндаугас запустил длинные сильные пальцы в густую шелковистую шерсть кота.

Мурлыканье Дона по громкости и интенсивности напоминало воркование голубя.

Он щурил свои янтарные глаза и терся пушистой щекой о плечо Мориса.

… В глазах Миндаугаса плескалось море. Он видел перед собой песчаные дюны и высокие сосны. Ему вспомнилось, как стоял он на берегу моря, смотрел на волны, набегающие на берег, и строил планы на будущее.

Он обожал город, в котором родился и вырос, любил свою мать, гордился отцом. Даже в страшном сне ему не могло привидеться, что он надолго покинет свой край и родных; что судьба занесет его в город, в котором не было моря, но была река, которой русские гордились и величали не иначе, как Волга-матушка.

Когда Морис впервые увидел Волгу, он был разочарован.

Может быть, река когда-то и была великой, но теперь грязная серая река печально вздыхала в своих берегах, точно взывала к людским сердцам, все еще надеясь на их милосердие.

Но до сих пор ее мольба оставалась не услышанной.

К грязной воде прибавилось новое бедствие – прекрасную набережную, гордость города, точно полчища кочевников, оккупировали кафе, шашлычники и биотуалеты.

Запах жареного мяса сомнительного качества и прочие дурные запахи беззастенчиво заглушали нежный аромат сирени по весне, благоухание жасмина и липы в начале лета. Ни розы, ни фонтаны, ни ночные душистые табаки и петунии не могли соперничать с дикой беспощадностью современного капитализма.

Мирослава как-то рассказывала ему о набережной своего детства, о долгом любовании Волгой, о чистом песке, о свежевыкрашенных скамейках и свободном пространстве вдоль чугунной ограды, в просветы которой врывались солнечные лучи и залетал, резвясь, прохладный ветерок.

Слушая Мирославу, Морис представлял другую Волгу, другой парк и чуточку жалел, что не увидел город раньше.

Но, может быть, все поправимо? Исчезнет запах кухни, освободится для прогулок оккупированная палатками набережная и будет властвовать аромат цветов, ветра и воды…

Морис ловил себя на том, что надеялся увидеть все это. А ведь когда-то он приехал в город ненадолго, просто погостить у давнего друга.

Родители Мориса, как могли, отговаривали сына от поездки в Россию.

Мама Миндаугаса – преподаватель и переводчик с французского, пыталась внушить сыну, что отдыхать надо в Европе. И познавательно, и безопасно. Отец был полностью с ней согласен.

От мамы Морис унаследовал живость восприятия окружающего мира, способность к языкам, любовь к искусству, умение ладить с людьми, глубину и яркость эмоциональных переживаний. От отца – огромную работоспособность, хладнокровие и проницательный ум.

В глубине души Миндаугас гордился своей родословной, тянувшейся из глубины веков от древнего рода свободолюбивых и гордых литовских князей.

Под холодной внешностью Миндаугаса скрывалась пылка душа. Но навряд ли кто-нибудь, кроме… Дона, догадывался об этом. Может быть Мирослава? Но она не раз подчеркивала, что ценит в нем проницательный ум и… хладнокровие.

Мирослава. В первый раз он увидел ее на вечеринке, которую устроил его друг.

Молодая женщина с римским профилем и длинными русыми волосами сразу привлекла его внимание.

Его заинтересованный взгляд не остался не замеченным верным другом, который тотчас посоветовал ему держаться подальше от зеленоглазой красавицы во избежание личной драмы.

– Она так опасна? – улыбнулся Морис.

– Очень, – кивнул друг.

– Хотя бы скажи, кто она?

– Мирослава Волгина. Частный детектив.

– Даже так? – удивился Морис, – и что, есть клиенты?

Приятель кивнул.

– Работы хватает. На нее можно положиться, как на гранитную скалу. Не подведет, не предаст и не продаст, что особенно актуально в наши дни. Но, учти, это в делах, в дружбе.

– А дальше? – улыбнулся Морис.

– Что – дальше?

– Расскажи еще что-нибудь о ней.

– Увы, достоверными сведениями о месте ее рождения не обладаю, – попытался отшутиться друг.

– Ты не хочешь, чтобы я с ней знакомился?

– Не хочу.

– Жаль… – задумчиво обронил Миндаугас.

– Морис, я предупредил тебя. Для нее мужское сердце, что яблоко на ветке. Сорвет, надкусит и бросит.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – засмеялся Морис.

– Поверь мне на слово. А, вот и она…

Мирослава села напротив Мориса, даже не взглянув на него.

Миндаугасу это не понравилось. Однако, скрыв разочарование, он представился, – Морис.

– Мирослава, – ответила она, едва посмотрев на него.

– Это правда, что у вас частное детективное агентство?

– Откуда вы знаете?

– Говорят…

– Кто говорит?

– Неважно.

– У вас что – проблемы с трудоустройством? – неожиданно колко спросила она, – или в клиенты напрашиваетесь?

– Не напрашиваюсь, интересуюсь, – губы Мориса дрогнули в улыбке, – может быть, у вас найдется работа для меня?

– А… – протянула она, – найдется. Мне нужен секретарь.

Не обращая внимания на изумленные взоры присутствующих, Морис сказал:

– Хорошо.

По всей видимости и для самой Мирославы его согласие было полной неожиданностью.

Морис прочитал удивление в ее взгляде и, обнажив в улыбке сверкающие белизной зубы, спросил:

– Когда приступать к работе?

– Завтра в девять, – коротко бросила она.

Мирослава не сомневалась, что скоро спесь слетит с бывшего соотечественника и нынешнего иностранца. Однако через некоторое время ей уже трудно было представить, как она могла раньше обходиться без него. Морис легко управлялся с бухгалтерскими делами, компьютером, налоговой инспекцией. Он встречал клиентов и вел документацию.

Покинув дом приятеля, Морис снял квартиру, в которой и жил некоторое время. Вскоре Мирослава предложила ему перебраться в агентство. Он согласился.

Детективное агентство находилось в большом красивом доме. Особняк был окружен дивным садом. Цветники и пруд делали его еще более прекрасным. Все это было личной собственностью Мирославы Волгиной.

Как-то она призналась Морису, что мечтала о таком доме с детства. Мечта осуществилась, но какое-то время Мирослава почему-то продолжала жить в квартире, которая досталась ей от дедушки и бабушки.

Еще одной особенностью детектива было то, что имея новый «БМВ», она продолжала ездить на старой «Волге».

Самым же главным сокровищем Мирославы был кот Дон. Дональд. Пожалуй, ни один король не был столь высокого мнения о своих достоинствах, как этот огромный кот с черной шелковистой шерстью и удивительными глазами.

У всякого, кто являлся к Мирославе, создавалась иллюзия, что кот видит его насквозь. И если хозяйка о чем-то случайно не догадается, то уж кот-то, без сомнения, выведет каждого на чистую воду.

Морису пришлось приложить немало усилий, чтобы завоевать доверие кота.

Теперь они втроем жили в этом райском уголке.

Морису очень хотелось завести собаку, но он об этом пока даже и не заикался.

Мирославе, возможно, его идея и понравилась бы… Но как посмотрит на это Дон?..

Особняк Мирославы был трехэтажным, если третьим этажом можно считать светлую мансарду. За порядком в нем следила приходящая домработница Клавдия Ивановна Рукавишникова, которая жила недалеко в собственном доме. Частенько наводить чистоту ей помогала внучка Ксения.

Клавдия Ивановна боготворила свою работодательницу и с искренней любовью относилась к Морису. Дона она баловала, как и все остальные.

Родители Мориса были далеко. У Мирославы же их не было вовсе. Ее вырастили и воспитали бабушка с дедушкой, память о которых она бережно хранила в своем сердце.

Из близких родственников у Мирославы были две родные тетки – Виктория и Зая, вернее, Зоя и двоюродный брат, которого Морис еще не видел.

У тети Виктории был муж. У тети Зои муж погиб, как тогда говорили, при исполнении интернационального долга. Брат Мирославы, кажется, пошел по стопам отца, хотя, может быть, и не совсем так.

Морис знал, что после защиты диплома Мирослава какое-то время работала следователем. Однако она быстро отказалась от этой затеи по трем причинам, как сама объяснила Морису.

Во-первых, Мирослава не любила выполнять приказы, предпочитая жить собственным умом.

Во-вторых, женщине в мире мужчин трудно, а в России почти невозможно, дослужиться до генеральских звезд.

А в-третьих, ей не нравилось само слово – служить.

Морис ответил на ее признание шуткой: действительно, есть служебные собаки, но кто видел служебных котов?

Мирослава пренебрежительно фыркнула. Она и впрямь была котом, вернее кошкой, которая ходит сама по себе.

– Знаешь что, – парировала она лениво, – мужчины, по-моему, в большинстве своем похожи на… собак.

– Что вы имеете в виду? – внезапно смутился Морис.

– Они хорошо поддаются дрессировке.

– Что?! – Морис собрался возмутиться, но, заметив в глазах Мирославы веселые искорки, махнул рукой.

Мирослава расхохоталась, не в силах больше сдерживать рвавшийся наружу смех.

– Вы неисправимы, – притворно вздохнул Морис.

– Это плохо?

– Не знаю, – улыбнулся он и, став серьезным, добавил: – меня лично устраивает.

– Морис! Ты прелесть!

– Неужели?

– Честное благородное!

… За окном продолжал сыпаться снег, но солнцу удавалось временами пробиваться сквозь облака и тогда снежные хлопья превращались в лепестки кремово-розовые, сливочно-серебрянные, серебристо-голубые…

Ветви деревьев и кустарников давно превратились в махровые кисти. Порой к ним прикасался ветер, и вниз летели серебряные искры снежной пыли, становясь золотыми в желтом свете фонарей.

Тончайшей морозной вязью мерцали на окне январские узоры.

Густая шуба снегопада скрыла следы на дорожке.

Дон свернулся клубком на коленях Мориса и продолжал сладко мурлыкать во сне.

Рабочий день детективного агентства «Мирослава» был в самом разгаре.

Миндаугас за все это время не пропустил мимо ушей ни одного слова клиентки.

Мысленное путешествие по прошлому не мешало ему внимательно следить за настоящим.

Стараясь не разбудить кота, Морис поднялся, переложил Дона на диван и укрыл пушистым пледом. Кот глубоко вздохнул, но глаз не открыл и царства Морфея не покинул… Может быть, ему снилось лето и разноцветные бабочки, а может – печенка, которую Морис собирается приготовить ему на ужин.

Глава 4

– Я слишком долго рассказываю, – неожиданно спохватилась Замятина, – но, понимаете, мне просто необходимо сделать это. Без предыстории вы можете понять все не так.

– Продолжайте, Марина Ивановна, – мягко сказала Мирослава.

– Спасибо. Я… Ах, да, вспомнила. Мать согласилась ни во что не вмешиваться.

Однажды мы возвращались с Львом Наумовичем из театра. У него было великолепное настроение. И я, как бы невзначай напомнила ему, что у меня скоро день рождения.

– Я не забыл, Мариночка, – откликнулся он, – ты хочешь какой-нибудь определенный подарок?

Я ответила, что дело не в этом, просто я хочу пригласить своих родных.

Лев Наумович сказал, что это мое полное право, и я могу приглашать, кого пожелаю.

В этот же вечер я позвонила Ленке и пересказала разговор с мужем.

Ленка искренне обрадовалась и попросила приехать утром.

Сначала я зашла к матери, но она наотрез отказалась принимать участие, как она выразилась, в спектакле. И мы расстались недовольные друг другом.

Я поднялась этажом выше и позвонила. Дверь распахнулась сразу, словно Ленка поджидала меня в прихожей.

Выслушав меня, подруга сказала, что если я приведу в гости одного двоюродного брата, то выглядеть это будет очень подозрительно.

Я была вынуждена согласиться с ней. Мои планы рушились, и сердце обливалось кровью. В отчаянии я заявила Ленке, что уйду от мужа.

– Ну и дура, – спокойно произнесла она, закурила и пододвинула пачку сигарет мне.

Минуты две мы курили молча, а потом Ленку осенило. Она затушила окурок, весело рассмеялась и сказала, – Маринка! У меня потрясающая идея!

Суть ее заключалась в том, что Сергей – мой брат, а Ленка – моя подруга и невеста брата.

– Понимаешь! – воскликнула Ленка, – в этом случае ни у кого не возникнет никаких подозрений! Брат является к сестре со своей невестой! Вопросов нет.

– Но, Лена, я люблю Сергея, а он любит меня, – слабо запротестовала я.

– Ну и любите себе на здоровье! Кто вам мешает?

– А как же ты? – растерялась я.

– Что я? – Ленка передернула плечами.

– Ну… – я не знала, что сказать.

– Для тебя стараюсь, – выручила меня Ленка, – подруга ты мне или нет?!

– Подруга, – согласилась я, – но ты не можешь пойти на такую жертву! То есть я не могу тебя в это впутывать!

– Да брось ты! – махнула она рукой. – Подумаешь, подыграть подруге…

Я молчала. Ленкино предложение было заманчивым, но что-то мешало мне согласиться. Возможно, я ревновала Сережу, хотя знала, что Ленке он абсолютно безразличен.

– Ну, решайся, – сказала Ленка, вытаскивая из пачки вторую сигарету.

– Лена, я боюсь, – вырвалось у меня.

– Ерунда, – отозвалась она пренебрежительно.

И вдруг неожиданно спросила:

– А если бы мне нужна была твоя помощь, ты бы отказала?

– Ну что ты, Лена! – горячо воскликнула я, – конечно, я помогла бы тебе.

– Вот видишь, – довольно улыбнулась подруга, – будем считать вопрос решенным.

Оставалось уговорить Сергея.

Сначала он, как и я, сомневался, говорил, что это бессовестное вранье не доведет нас до добра.

Но Ленка уломала и его, – если ты любишь Маринку, то на все согласишься, а если она тебе до лампочки…

– Я ее люблю, – упирался Сергей, – но ведь она может развестись и исправить свой необдуманный поступок.

– Больно ты умный, – усмехнулась Ленка. – Разойдется она, поженитесь, и на что будете жить? На твои крохи?

– Живут же люди! – не сдавался Сергей.

– Ага, – ядовито согласилась Ленка, – и бомжи живут.

– Ну, знаешь! – возмутился Сергей, – говори, да не заговаривайся!

– Ладно, Сереж, – Ленка примирительно улыбнулась, – переборщила, каюсь. Но для себя, что ли, стараюсь? – она обиженно поджала губы.

– Правда, Сережа, – сказала я, – она же от чистого сердца.

– Вот именно, – подхватила Ленка, – и, к тому же, я не призываю вас вечно обманывать мужа, – она посмотрела на Сергея. – Окончишь свой институт, найдешь работу и женитесь на здоровье.

– По-моему, Лена права, – несмело проговорила я, умоляюще глядя в глаза любимому.

– Чует мое сердце, – сделал Сергей последнюю попытку образумить нас, – плохо это кончится.

– Да ладно тебе, Сережа, каркать, – возмутилась Ленка, – свадьбой это кончится, помяни мое слово.

И Сергей сдался.

На мой день рождения они явились с Ленкой вдвоем с огромным букетом цветов, скромным подарком и большим тортом.

Я представила их мужу и пасынку, потом другим гостям.

Пришлось сказать, что мама приболела и прийти на день рождения не смогла.

Гости посочувствовали и тут же забыли о существовании моей мамы.

Стол ломился от обильной еды и выпивки. Один тост следовал за другим.

Я как виновница торжества и хозяйка дома должна была каждому уделять внимание, быть со всеми любезной.

Вскоре моя голова пошла кругом. И только одна единственная пара занимала меня. Ленка и Сергей.

Они играли влюбленную пару с таким мастерством и искренностью, что сердце мое обливалось кровью.

Я успокаивала себя тем, что все это для моего же блага. Но голос разума мало помогал. Незаметно для себя я опрокидывала один фужер за другим. Не замечая встревоженных взглядов мужа, я довольно скоро опьянела. Помню, что меня начал разбирать глупый смех, за которым таились слезы.

И тут Ленка незаметно подплыла ко мне, подхватила под локоток и утащила в ванную.

– Ты что, идиотка, – зашипела она, заперев дверь, – хочешь все испортить?!

Я разразилась пьяным плачем, горько причитая и жалуясь на свою загубленную жизнь.

Ленка включила воду, а потом залепила мне такую пощечину, что я грохнулась бы на колени, если бы не схватилась за край раковины.

– Ага, – не совсем еще пьяная, – зло сказала Ленка и сунула мою голову под ледяную струю воды.

От прически, конечно, ничего не осталось. Но Ленка, высушив мои волосы феном, тут же соорудила новую. Не такую экстравагантную, как прежняя, но… с этой я помолодела и теперь из зеркала на меня смотрела не великосветская дама, а милая девочка лет двадцати.

– Ну вот, – сказала довольная подруга, – а теперь пошли на кухню пить кофе.

– А как же гости? – жалобно пропищала я.

– Гостям теперь не до тебя, – авторитетно заявила Ленка, – они скоро и друг дружку узнавать перестанут, – добавила она цинично.

– Но Лев Наумович…

– Перебьется. Пошли.

И я послушно побрела за Ленкой на кухню.

Возле стола хозяйничала наша прислуга Катюша. Ее веселые глаза и ямочки на щеках умиляли, а способность делать все быстро и аккуратно делали Катюшу незаменимой в прямом смысле слова.

– Так, – сказала Ленка, бросив на девушку оценивающий взгляд, – сделай нам кофе покрепче и побыстрее. И свободна.

Катя приняла ее распоряжения, как должное. И вскоре перед нами дымились чашки с кофе, а дверь кухни была плотно закрыта.

– Лена! Я не выдержу! – вырвалось у меня.

– Глупости. Пей кофе. И вообще, с чего это ты раскисла? Подумай о Сережке.

– Я думаю…

– Пей кофе, – она придвинула чашку к моим непослушным рукам.

Я вздохнула и повиновалась. После третьей чашки стала чувствовать себя гораздо лучше. Мои нервы успокоились, и я даже улыбнулась пару раз.

– Вот так-то лучше, – сказала Ленка. – А теперь пойдем танцевать.

Я согласно кивнула и поднялась из-за стола.

– Сначала танцуешь с мужем, – наставляла Ленка, – потом еще с кем-нибудь и только потом с Сергеем. Поняла?! – спросила она строго.

– Поняла, – ответила я голосом прилежной ученицы.

– Вот и молодец! Пошли, – и она бесцеремонно вытолкнула меня из кухни.

В дверях мы столкнулись со Львом Наумовичем.

– Что с тобой, милая? – заботливо спросил он, беря мои руки в свои.

– Голова разболелась, – ответила я смущенно, стараясь не встречаться с его нежным взглядом.

– Может, врача? – забеспокоился он.

– Да ерунда, – вмешалась Ленка, – из-за матери она переживает. Выпила пару таблеток аспирина. Сейчас все пройдет.

– Может, нам съездить к твоей маме? – спросил Лев Наумович.

– Да ни в коем случае! – возмутилась Ленка, – человек лечится, отдыхает, а вы – тревожить! К тому же, у вас полон дом гостей.

– Да, – прошептала я, – Лена права.

– Лена всегда права, – заявила подруга, ослепительно улыбаясь моему мужу.

И Лев Наумович только сейчас обратил на нее внимание, – вы Лена, – сказал он, – невеста Марининого брата?

– Да, – кивнула Лена, продолжая улыбаться своей самой чарующей улыбкой.

Наверное, улыбка на этот раз была даже слишком чарующей, потому что мой муж неожиданно смутился и пробормотал:

– Спасибо, вам Леночка, за заботу о моей супруге.

– Ерунда, – сказала Ленка, – не стоит благодарности.

– Ну как же, как же…

– Мы с ней с детства дружим.

– Все равно!

– Ну, если все равно, – усмехнулась Ленка, – то в виде благодарности принимается танец.

И не успела я моргнуть глазом, как она утащила Льва Наумовича в гостиную.

Выйдя вслед за ними, я присела на стул. Из указаний Ленки я точно помнила, что должна первый танец танцевать с мужем. Однако теперь с ним танцевала Ленка. Она точно стальным обручем обхватила руками шею Льва Наумовича так, что он не мог повернуть ее ни в одну, ни в другую сторону.

– Марина, – донеслось до меня, как бы издалека.

Передо мной стоял мой пасынок и улыбался. Почему бы нам не потанцевать, дорогая мама…

Я оставила без внимания его иронию, и вскоре мы кружились среди других пар.

– Неважно выглядишь, – заметил Владимир.

– О маме беспокоюсь.

– Может быть, ей пожить у нас? Дом большой, места хватит.

– Она не согласится.

– Напрасно.

Вместо ответа я вздохнула.

– Думаю, не стоит отчаиваться, – в голосе Владимира слышалось сочувствие, – все наладится, ведь твоя мама совсем не старая, – он незаметно пожал мою руку.

– Да, конечно. Ты прав. Спасибо тебе.

– Что за вздор! Мы ведь родственники. Слушай, Марин, а эта девушка…

– Кто? – удивилась я.

– Ну, невеста твоего брата…

– А, Лена…

– Да, Лена. Она чем занимается?

Я пожала плечами, – ничем…

– Совсем? Не учится, не работает?

Я удивленно посмотрела на пасынка:

– А почему тебя это интересует?

– Просто так. На вашей с отцом свадьбе ни ее, ни брата твоего не было.

– Не было, – согласилась я, – пытаясь унять усилившееся сердцебиение.

– Ты давно с ней знакома?

– Мы вместе учились в школе, – пробормотала я.

– И скоро у нее свадьба с твоим братом?

– Не знаю… – мое сердце ушло в пятки.

К счастью, музыка закончилась, и я, поблагодарив Владимира за танец, вернулась на свое место.

Увидев, что Ленка ждет меня, я помахала ей рукой.

– А твой муж – старичок что надо, – сказала она, усаживаясь рядом со мной.

– Лена! Он не старичок. Ему всего 51 год.

Ленка уже собралась разразиться новой тирадой, но я бесцеремонно перебила ее, – у нас, кажется, осложнения.

– Что? – удивилась она.

– Владимир, мой пасынок, расспрашивал о тебе.

– Ну и что?

– Боюсь, что он что-то заподозрил.

– Глупости, – отмахнулась она беззаботно, – небось, глаз на меня положил.

Я подивилась Ленкиному самомнению, но вслух ничего не сказала.

Снова заиграла музыка.

– Иди к мужу, – Ленка толкнула меня в бок.

Мы танцевали с Львом Наумовичем медленный танец. Он смотрел в мои глаза с кроткой нежностью и время от времени подносил мою руку к своим губам.

Угрызения совести уже давно свили в моей груди змеиный клубок.

Мне хотелось провалиться сквозь землю, чтобы не видеть его доверчивых добрых глаз.

– Ты все еще беспокоишься о маме? – тихо спросил он.

Я кивнула, и слезы выступили на моих глазах.

– Не надо, Мариночка. Я уверен, что она скоро поправится.

И тут я заметила Ленку и Сергея. Они танцевали совсем рядом с нами, самозабвенно уставившись в глаза друг другу. Время от времени Сергей что-то говорил Елене, и она улыбалась.

Глядя на них, ни у кого не могло возникнуть сомнение в их обоюдной влюбленности.

Даже я, зная о том, что это хорошо поставленный спектакль, начала сомневаться в чувствах Сергея ко мне. Что, если Ленка околдовала его своей красотой и уверенностью в себе?

– Красивая пара, – услышала я голос мужа.

Он, по-видимому, проследил за моим взглядом и теперь тоже смотрел на Ленку и Сергея.

А они кружились и кружились, переплетя руки и плотно прижавшись друг к другу.

– Повезло твоему брату, – сказал Лев Наумович.

– Почему? – вырвалось у меня.

– Красивая, умная, решительная у него девушка.

– Да… – растерянно обронила я, покрываясь холодным потом.

– Ревнуешь? – спросил муж.

– Что?! – испугалась я.

– Напрасно, – мягко улыбнулся Лев Наумович, – я бы на такой не женился.

– Правда? – у меня отлегло от сердца, когда я поняла, что он имеет в виду себя.

– Вот уж не думал, что ты такая ревнивая, – заулыбался Лев Наумович.

– Ты Ленке понравился, – сорвалось с моих губ.

– Правда? И что же она сказала?

– Что ты мужчина, что надо, – слово «старичок» я благоразумно заменила на «мужчину».

Мой муж весело рассмеялся и чмокнул меня в щеку.

– Мне, Марина, никто кроме тебя не нужен, – проговорил он, и по его взгляду я поняла, что это так и есть.

– Господи, – подумала я, – что же теперь будет?

… По лицам гостей я поняла, что вечер удался. Было немало выпито, и теперь веселье достигло разгара.

Объявили белый танец. И я увидела, что Ленка решительно направилась к Владимиру. Воспользовавшись случаем, я пригласила Сергея.

– Ты довольна? – тихо спросил он.

– Я – не очень, а ты, кажется, вполне! – не удержалась я от упрека.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился он.

– Я видела, как вы с Ленкой обнимались!

– Не говори глупостей. Ты же сама хотела, чтобы мы представились женихом и невестой. Это же игра!

– Слишком достоверно играете!

– Иначе никто не поверит, спокойно возразил он.

– Ах, так! – разозлилась я.

– Марина, перестань. Хочешь, я сейчас уйду? – спросил он.

– Нет, нет. Прости. Я, кажется, ревную.

– Ну и зря, – улыбнулся он.

И добавил грустно:

– Если хочешь, чтобы Ленкин план не сорвался, то держи себя, пожалуйста, в руках.

– Я постараюсь, – виновато улыбнулась я.

– Никто ничего не должен заподозрить. Ты прекрасно знаешь, что мы с Еленой безразличны друг к другу, поэтому не обращай внимания. Не ты наш зритель, – горько усмехнулся он.

И я поняла, что ему еще тяжелее, чем мне.

… Вечер закончился. Гости разъехались.

Всю ночь я провела без сна. Сидела на подоконнике и смотрела в сад.

Помню, луна была в ту ночь ослепительно яркой. И только к утру начала неохотно бледнеть. И я завидовала луне. Ее свободе, ее бесстрастию.

Замятина прижала руки к лицу и замолчала.

– Думаю, что напрасно, – прозвучал голос Мирославы.

– Что напрасно? – вздрогнула Марина.

– Луне завидовали.

– Не понимаю!

– Что ж тут не понимать, Марина Ивановна, луна свободна только на ваш взгляд.

– Как это? – изумилась молодая женщина, отвлекаясь от своих проблем.

Цель Мирославы была достигнута. Клиентка получила короткий отдых. Накал эмоций невольно ослабел.

Мирослава охотно пояснила: хочет луна или не хочет, но ей приходится вращаться вокруг земли и выполнять, если можно так выразиться, прочие обязанности, наложенные на нее вселенной.

– Да? – удивилась искренне Марина Ивановна, – а я думала… Господи, какая я глупая!

– Ничего подобного, – успокоила ее Волгина, – давайте вернемся к вашей проблеме.

– Давайте, – вздохнув, согласилась Замятина.

Глава 5

За окном кружил снегопад, тихий и неспешный, словно усталый странник, без цели бредущий по свету…

Марина Замятина уронила руки на колени.

– Да, надо продолжать, – горько выдохнула она и посмотрела на Волгину.

– Вы поможете мне? – вырвалось у Замятиной.

– Рассказывайте, Марина Ивановна, – мягко попросила Мирослава.

– Мы стали встречаться с Сергеем, – Замятина разгладила юбку на коленях. – В доме моего мужа. У Ленки. И в квартире моей матери, когда она была на дежурстве.

– Вроде бы все прекрасно устроилось, но мое сердце не знало покоя. И Сергей…

– Что Сергей?

– Он тоже был весь дерганый, – Марина Ивановна усмехнулась, – но роль жениха Ленки он играл прекрасно.

– Вы ревновали?

– Жутко! Хотя и понимала, что это для моего же блага…

– Мы хотели быть вместе, но я была такой идиоткой! Я боялась покинуть дом мужа, где купалась в роскоши. И Ленка все время говорила мне, что нужно подождать.

– И вы ждали?

– Да, тем более, что муж ни о чем не догадывался.

– А вам никогда не приходило в голову, что забота подруги о вас выглядела чрезмерной?

– Нет, – Замятина горько рассмеялась, – я почему-то была уверена в Ленке на все сто. Правда… – Марина умолкла.

– Что?

– Понимаете, Сергей… Он несколько раз говорил мне, что у Ленки в этом деле свой интерес. Но я отмахивалась от его предупреждений и смеялась в ответ.

Прошло два месяца. И однажды я поняла, что беременна. Я не сомневалась, что ребенок от Сергея. И обо всем ему рассказала.

– Он был рад?

– Да. Очень! И сразу же стал настаивать на разводе с мужем. Он говорил, что сама природа указала нам правильный путь.

Я обещала подумать. И в тот же день все рассказала Ленке. И она всполошилась. Стала убеждать меня дать ребенку фамилию мужа и таким образом обеспечить его будущее. Не знаю, каким образом, но она склонила меня к своей точке зрения. Сергей, узнав о моем решении, пришел в ярость. Он сказал, что больше не позволит делать из себя шута. Я в свою очередь стала обвинять его в эгоизме и отсутствии любви ко мне и будущему ребенку. Скандал получился дикий. Сергей хлопнул дверью и ушел.

Я была в отчаянии. Сама не знаю, как добралась до дома. Поднялась на крыльцо и вдруг почувствовала, что мне плохо. Все поплыло перед глазами, а потом потемнело. Очнулась в больнице. Муж сидел рядом и держал мою руку в своей. Несмотря на то, что перед глазами еще плыли круги, я заметила, что в его волосах прибавилось седины.

Он сказал мне, что мы потеряли нашего ребенка. Я дико вскрикнула и вновь потеряла сознание. Моя болезнь длилась около месяца. Но и выписавшись из больницы, я плохо спала и вообще чувствовала себя ужасно. Даже то, что Сергей снова стал навещать меня, мало улучшило мое самочувствие. Депрессия, как трясина, затягивала мою душу. Я стала злоупотреблять снотворными и успокаивающими таблетками. Пристрастилась к пиву. Сергей пытался образумить меня. Просил, умолял, угрожал. Но все без толку.

В один из самых мрачных дней ко мне явилась сияющая Ленка и объявила, что они с Владимиром полюбили друг друга и решили пожениться. Я не понимала ни слова из сказанного ей. Сидела, вытаращив на нее глаза, и молчала.

– Неужели ты не рада за меня? – обиделась Ленка.

– Ты серьезно? – спросила я.

Она ответила, что серьезнее и быть не может. И скоро свадьба. Но для начала было решено объявить о помолвке.

Она с хохотом рассказывала мне, как Сергей, страшно обрадовавшись, изображал ярость отвергнутого жениха, дошедшего до последней точки отчаяния.

Я поздравила подругу, но, не услышав в моем голосе энтузиазма, Ленка обвинила меня в неблагодарности. Вот, мол, она для меня шла на любые жертвы, а я…

Под конец она заявила, что мне нужно серьезно лечиться.

Прошло еще несколько дней. Я пребывала все в том же состоянии беспросветной тоски. Муж решил, что нам нужно поехать отдохнуть за границу. Там он покажет меня лучшим врачам и, как заверял Лев Наумович, я снова стану жизнерадостной и здоровой. В ответ я машинально кивала головой.

Была объявлена дата помолвки Лены и Владимира.

Лев Наумович решил, что за границу мы поедем после их свадьбы.

Было раннее утро, но я не спала, лежала, уставившись в потолок, и тщетно пыталась отыскать в нем хоть одну трещину или пятнышко.

Тихо открылась дверь, я подняла голову и увидела Ленку.

– Ты чего такую рань? – спросила я.

– Поговорить надо, – ответила она. Прошла и села на край постели.

Ленка долго рассматривала свои ногти, а потом, виновато моргнув ресницами, заговорила.

– Знаешь, Марина, я думаю, что тебе лучше развестись со Львом Наумовичем.

– Почему? – удивленно спросила я, не понимая, к чему она клонит.

– В этом, конечно, есть и моя вина, – продолжала Ленка, – не удостоив меня ответом.

– В чем? – вырвалось у меня.

– Ну, в том, что ты заболела, – Ленку явно раздражало мое непонимание.

– Ты же видишь, – сердито проговорила она, – что наш план не удался. Ты заболела. Сергей страдает. Ваш ребенок умер, – безжалостно добавила она.

– Не смей! – вырвалось у меня.

– Не кричи. Твой муж того и гляди обо всем догадается.

– Ну и пусть, – ответила я.

– Ты что же, хочешь, чтобы тебя отсюда поганой метлой выгнали?! – неожиданно разозлилась Ленка.

От удивления я подпрыгнула на постели и уставилась на нее во все глаза.

– О себе, что ли, беспокоюсь, – проворчала Ленка, взяв себя в руки.

В моей голове что-то щелкнуло.

– А о ком?! – взвилась я, – забыв о слабости и депрессии.

– О тебе, дуреха! – фыркнула подруга. – Ты только подумай, какой может быть скандал!

– Но ты тоже будешь в нем не последним действующим лицом! – закричала я.

– О, ты ошибаешься, дорогая, – усмехнулась она.

– Это еще почему?! Ведь план разработала ты! – меня охватила такая ярость, что я готова была убить Ленку.

– Ничего подобного, – улыбнулась она.

– Как это? – растерялась я.

– Вы со своим любовником использовали меня вслепую.

От подобной наглости я на несколько минут лишилась дара речи.

Ленка не скрывала торжествующей усмешки.

– Стерва! – вырвалось у меня! Ничего у тебя не выйдет!

– Это еще почему? – продолжала издеваться Ленка.

И тут неожиданно для себя я выпалила:

– Потому, что все наши разговоры я записала на диктофон.

Пришел Ленкин черед лишиться дара речи.

– Ты врешь! – взвизгнула она, опомнившись.

– Ничуть. Хочешь, прямо сейчас позову мужа и Владимира и включу диктофон?

– Нет! – глаза Ленки сверкали от ярости.

Она вскочила с постели, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу.

– У вас, действительно, есть запись? – поинтересовалась Мирослава.

– Нет, – Замятина покачала головой. – Я блефовала. Но Ленка поверила.

Минут десять Ленка стояла ко мне спиной, а потом повернулась. И я увидела перед собой прежнюю приветливую и заботливую подругу.

– Ладно, – сказала она, – давай обо всем забудем. Ты уже взрослая девочка и тебе самой решать, как жить. Сережку только жалко, – вздохнула она.

Я молча наблюдала за ней. И она ничуть не тяготилась моим пристальным взглядом.

– Мы с Володей поженимся, ты со Львом Наумовичем поедешь за границу. А что будет с Сергеем? Ты больше его не любишь?

– Не твое дело.

– Конечно, не мое, – охотно согласилась Ленка, – только по-человечески жалко его, беднягу. Столько сил приложил и все впустую.

– Замолчи!

– Ладно. Мир. Не сердись, Мариночка. Нам ведь теперь жить под одной крышей.

С моих губ были готовы сорваться потоки брани, но я промолчала.

Ленка вышла из комнаты и плотно притворила за собой дверь.

Я вскочила с кровати и стала бегать по комнате, все круша на своем пути.

Не помню, сколько длилось мое безумие, но оно отрезвило меня и излечило от всех депрессий вместе взятых. Я твердо решила, что с мужем разойдусь, но прежде все расскажу ему и Володе о себе и о Ленке. Пусть новоявленный жених узнает правду о своей невесте! Только теперь я поняла, зачем Ленка задумала весь этот план. Ей нужно было проникнуть в дом Замятиных. Заморочить же голову Владимиру ей не составило особого труда.

Итак, я преисполнилась решимости. И злость моя была настолько велика, что я задумала выложить правду не только в присутствии мужа и пасынка, но и в присутствии гостей.

Марина вздохнула:

– Сама не знаю, как я додумалась до этого. Ведь если бы я осуществила задуманное, то больше всех пострадал бы мой ни в чем не повинный супруг. Репутация Льва Наумовича была бы испорчена. А для делового человека это смерти подобно. Но тогда, охваченная яростью, я не думала ни о чем, кроме своей мести Ленке. На следующей день я выглядела полностью здоровой, оживленной и полной энергии. От таблеток я отказалась раз и навсегда.

Муж, пасынок и Сергей просто не верили своим глазам.

Муж постоянно восклицал, не сводя с меня радостных глаз:

– Марина, как я рад! Какое чудо!

Он завалил меня цветами и подарками.

Владимир тоже не скрывал облегчения.

– Ну, слава Богу! – сказал он, – хотя бы на моей свадьбе ты будешь выглядеть не как умирающий лебедь.

И добавил шепотом, отведя меня в сторону, – Марина, ты извини за брата. Так уж получилось, – он виновато улыбнулся, – мы с Леной созданы друг для друга.

Я ничего не ответила и только улыбнулась ему в ответ. Если б знал мой пасынок в ту минуту, какой подарок я приготовила к его свадьбе… Но он ничего не знал и принял мою улыбку с благодарностью.

Ленка не показывала виду, что ее что-то беспокоит. Она просто сияла от счастья. Только попросила помолвку устроить в семейном кругу.

Лев Наумович сначала запротестовал, но потом смирился, тем более, что сын поддержал желание невесты.

Праздник удался. Казалось, что все искренне веселились.

Возможно, это так и было. Хотя подозреваю, что Ленка не могла не испытывать беспокойства. Впрочем, может быть, она надеялась, что я остыну и между нами будет восстановлен мир. Вероятно, у нее зрели какие-то свои планы относительно меня.

По Сергею было заметно, что он радовался искренне, чем озадачивал отца и сына Замятиных. Ведь, по их мнению, ему все еще было положено горевать об утрате невесты. Но избавление от этой змеи явно радовало Сергея.

Я ничего не говорила ему о том, что решила разойтись с мужем, но мы были так близки, что Сергей не мог не догадываться о моем решении.

– Ну вот… – глаза Марины потемнели. – Можно мне воды? – подняла она голову.

– Да, конечно, – Мирослава открыла бутылку «Волжанки» и, налив ее в стакан тонкого стекла, протянула клиентке.

Замятина жадно осушила его.

– На следующий день, – вспомнила она, – мы продолжили семейное торжество.

После завтрака катались на лыжах. Ведь парк и Волга рядом. Потом вернулись домой, все разбрелись по своим комнатам, решив немного отдохнуть.

Я уже укладывалась в постель, намереваясь не спать, а часок-другой почитать.

Замятина улыбнулась:

– Моя бедная мама так и не смогла отучить меня от привычки читать в постели.

Неожиданно влетела Ленка, веселая и разрумянившаяся. Она предложила за мир, за дружбу выпить пива.

Я не хотела, чтобы она заранее догадалась о сюрпризе, который я приготовила ей на свадьбу, и согласилась.

Лена поставила поднос с пивом на круглый столик. Она уже стала садиться, как у нее сломался каблук, но Лену это мало огорчило, она наклонилась и стащила туфли с ног. Подруга заявила, что туфли – подарок жениха; выглядят шикарно, но в них отекают ноги, так как они ей слегка маловаты.

Только мы собрались выпить, как в комнату ввалились мой муж, Владимир и Сергей с шампанским. Все шумели, перебивали друг друга. Чокаясь, мы выпили всю бутылку, а потом Лена деликатно выпроводила мужчин, заявив, что у подруг – свои секреты и, к тому же, всем нужно отдохнуть.

Марина сцепила руки и тут же уронила их на колени. Она растерянно посмотрела на детектива.

– Я понимаю, что глупо пить пиво после шампанского, но Лена настаивала, и мы выпили. Потом она ушла вместе с подносом, бросив на меня, как мне теперь кажется, прощальный взгляд.

– Почему вам так кажется? – спросила Мирослава.

– Я не могу этого объяснить. Может быть, потому, что ее… – Марина замолчала и испуганно посмотрела на Волгину. – Понимаете, ее больше нет! – выкрикнула она.

– Рассказывайте подробно с того места, как за вашей подругой закрылась дверь, – спокойно сказала Мирослава.

– Не знаю, что рассказывать, – тяжело вздохнула Замятина.

Обе женщины молчали. Было слышно, как тикают часы.

Наконец Марина заговорила.

– Я читала в постели несколько часов. Потом привела себя в порядок. Примерно в восемь все собрались в гостиной. Теперь рано темнеет. Поэтому портьеры были опущены. В камине горел огонь.

– Вы сказали, что в восемь вечера все собрались в гостиной? – уточнила Волгина.

– Да, кроме Лены. Мы сидели, болтали и ждали ее. Думали, что вот-вот спустится.

Но время шло, а она не появлялась. Тогда я решила подняться и поторопить ее.

– Ах, и соня же моя будущая невестка, – весело пошутил Лев Наумович.

Мне не очень хотелось идти к Ленке, но я была единственной женщиной среди присутствующих и мне пришлось…

Марина Ивановна закрыла лицо руками и заплакала.

Чуть больше минуты Мирослава не реагировала на плач клиентки. Потом подошла к ней, обняла за плечи и стала тихонько покачивать из стороны в сторону, как маленькую девочку.

– Меня мама так успокаивает, – всхлипнула Марина.

– Знаю, – тихо отозвалась Мирослава.

– Откуда? – искренне удивилась клиентка.

– Вы сами мне об этом рассказали.

– Я? – мокрые Маринины ресницы забились, как крылья птицы, попавшей в силки.

– Неважно…

– Ах, да. У меня все в голове перепуталось. И мне страшно! Очень страшно! – Марина снова схватила руку детектива и прижалась к ней лицом.

– Помогите мне, пожалуйста, всхлипывая, бормотала она.

Волгина осторожно освободила свою руку.

– Марина Ивановна, – сказала она.

– Марина! Просто Марина! Пожалуйста!

– Хорошо, – согласилась Волгина, – Марина! Я смогу помочь вам только в том случае, если вы перестанете плакать и подробно расскажите мне все-все!

– Да-да, я понимаю, я сейчас.

Волгина налила клиентке воды.

– Выпейте.

Замятина безропотно повиновалась.

– Спасибо, – ее губы дрогнули в слабой улыбке, когда она возвращала детективу стакан.

– Итак, – сказала Мирослава, усаживаясь на свое место, – вы поднялись в комнату подруги…

– Да, поднялась, – клиентка снова замолчала.

– И что вы там увидели?

– Ничего… – тихо прошелестел голос Марины.

– Вы увидели свою подругу?

– Да, увидела. Она спала.

– Спала?

– Да, то есть нет! Но сначала, когда увидела ее лежащей в постели, я решила, что она спит.

– Вам ничто не показалось странным?

– Странным? – переспросила Замятина.

– Неестественным, – уточнила Волгина.

– Даже не знаю… – задумалась женщина, – разве только то, что Ленка лежала в брючном костюме.

– Обычно она так не делала?

– Мне кажется, нет. Я еще тогда подумала, что она прилегла на минутку и…

– И?

– И уснула. Может быть, у нее голова закружилась. Понимаете, мы пили шампанское, пиво, перед этим еще. Все могло перемешаться. Я и сама не очень хорошо себя из-за этого чувствовала. Были мгновенья, когда все плыло перед глазами.

– Зачем же так напиваться?! – хотелось спросить Мирославе, но она сдержалась.

– Значит, вы застали свою подругу на постели в брючном костюме и вам показалось, что она спит? Так?

– Так, – кивнула клиентка.

– Что вы стали делать дальше?

– Я? Я… стала тормошить ее. Говорила, что все уже собрались в гостиной, – губы Марины задрожали, – но она не просыпалась! Мне стало страшно! Я закричала и побежала вниз.

– Вы подумали, что?..

– Я подумала, что ей плохо! Что она потеряла сознание.

– Вы тогда не думали, что Лена мертва?

– Нет! Конечно, нет! – взвизгнула Замятина, – мне это даже в голову не пришло! Ленка – молодая, здоровая! Да я не помню, чтобы она хоть когда-нибудь болела!

– Как прореагировали мужчины, когда вы сообщили, что не можете разбудить подругу?

– Все поднялись наверх. И тоже стали ее будить.

– О, Боже! – вырвалось у Марины, – это был кошмар! Сущий кошмар! Все толклись возле постели, тормошили Ленку, кричали, перебивали друг друга. Потом… Лев Наумович приказал всем замолчать. Он взял зеркало и поднес к Ленкиным губам.

Марина сглотнула слюну и быстро заговорила, – зеркало затуманилось. А это значит, что она была жива! – закричала Замятина.

– Жива… – медленно повторила Волгина.

– Да, да, она дышала, слабо, но дышала. Владимир сразу побежал вызывать «скорую».

– Куда побежал?

– В другую комнату. В этой телефона не было.

– А мобильный?

– Ой, не знаю, – Марина облизала губы, – минут через пять Владимир вернулся и сообщил, что «скорая» вот-вот прибудет.

– Но, – Марина откинулась на спинку кресла и обессиленно опустила руки, – «скорая» приехала через сорок минут. Ленка… В общем, она уже не нуждалась в их помощи.

– Почему вы не вызвали платную «скорую»? Она приехала бы намного быстрее.

– Не знаю. Наверное, в этой суматохе никто не вспомнил о ней.

– Что было дальше?

– Со мной случилась истерика. Врачи переключились на меня. Кололи какие-то уколы, дали таблетки. Когда медики сообщили, что Лена, ну, в общем, после их сообщения, Лев Наумович унес меня в свою комнату, и я оттуда не выходила. Знаю, что Владимир вызвал полицию. Они приехали быстрее «скорой» и стали, – Марина махнула рукой, стали вынюхивать, что, как и почему.

– Это их работа, – сухо заметила Мирослава.

– Да, я понимаю. Но я боюсь!

– Если вы не убивали свою подругу, то бояться вам нечего.

– Как это нечего? Разве вы не понимаете?! Все! Все выйдет наружу!

– Но, насколько я понимаю из вашего рассказа, вы сами собирались рассказать обо всем мужу?

– Одно дело сама! И совсем другое теперь, когда Ленки нет!

– Возможно… – подумала Мирослава, но в слух спросила:

– Как была убита ваша подруга?

– Отравилась снотворным, – побледнев, прошептала клиентка.

– А что, если это самоубийство? – небрежно обронила Волгина.

– Вы шутите?! – искренне воскликнула Замятина.

– Может быть, муки совести, – продолжала Мирослава.

– Ничего подобного! У Ленки муки совести?! Накануне свадьбы?! Чушь!!! Да и не было у нее никогда никакой совести!

– Значит, вы считаете, что ее убили?

– Абсолютно уверена! – горячо воскликнула Марина, и тут же поникла.

– Но причина желать ей смерти была только у меня, – она готова была вновь расплакаться.

– Стоп! – резко бросила Мирослава, – прекратите истерику!

Замятина испуганно сжалась в кресле, но глаза ее остались сухими.

– Вы уверены, что никто из присутствующих не мог желать избавиться от вашей подруги?

– Уверена, – обреченно произнесла клиентка.

– А ваш возлюбленный?

– Сергей? – искренне изумилась Марина, – ему-то зачем?

– Возможно, играя свою роль, он чересчур увлекся?

– Нет! – выкрикнула клиентка.

– Но почему?

– Это просто невозможно! И не смейте трогать Сергея! Я запрещаю вам впутывать его в эту историю.

– Об этом нужно было думать раньше, – резко заметила Мирослава, – вам не приходило в голову, что именно его, а не вас в первую очередь будет подозревать полиция?

– Но почему? – удивилась Марина

– Потому, что в глазах всех он отвергнутый жених. А о ваших раздорах с подругой, насколько я поняла, никому не известно! Так что именно Сергей – подозреваемый номер один.

– Но это не так! Вы же знаете! – воскликнула Замятина.

– Марина, я ничего не знаю…

– Значит, я напрасно к вам пришла?! Вы!.. Вы!..

– Успокойтесь. Я берусь за ваше дело.

– Спасибо! – воскликнула Замятина, – я заплачу столько, сколько вы захотите!

– У нас есть расценки, – сухо заметила Волгина, – сядьте, я еще не закончила.

Марина опустилась в кресло и, затаив дыхание, не сводила глаз с детектива.

– Я берусь найти убийцу, – сказала Мирослава, но не берусь спасать его от правосудия. Кто бы он не был, я передам его в руки правоохранительных органов.

Замятина согласно кивнула.

– Вы уверены, Марина, что желаете этого?

– Да! Уверена! Только этого я и желаю!

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что если убийцей окажитесь вы или ваш возлюбленный…

Замятина вскочила с кресла.

– Сядьте!

– Да, хорошо! Будь по-вашему! Если вам угодно подозревать всех! Копайте! Себе на здоровье! Только найдите правду! Больше мне ничего не нужно.

– Вы понимаете, что скандала с мужем вам, скорее всего, не избежать?

– Понимаю.

– Будет лучше, если вы сами ему обо всем расскажете.

– Хорошо. А как же Сергей?

– Думаю, если вы расскажете, что Сергей играл роль по вашей просьбе, его положение улучшится. Но…

– Что но?

– Усложнится ваше.

– Да, я понимаю.

– Так что, решайтесь.

– Я расскажу мужу все! И скажу, что обратилась в ваше агентство.

– Как вы думаете, Марина, не могла ли ваша подруга шантажировать и Владимира?

– Владимира? – глаза клиентки округлились, – но зачем? Ведь он хотел на ней жениться.

– Может быть, и не хотел, но был вынужден?

– Нет! – отмахнулась Замятина. – Он просто сиял от счастья! Я никогда не видела его таким с момента нашего знакомства. Он был влюблен!

– Сергей тоже был влюблен в Лену?

– Сергей – нет! – воскликнула Замятина так, что сорвала голос.

– Но ведь ему удалось провести всех своей игрой, что, если и Владимиру тоже?

– Да говорю же вам: нет! Вы не знали Ленку! Она хоть и была… Ну, в общем, не ангелом, но мужчины от нее теряли голову. Она умела добиваться своего.

– Почему же она не вышла замуж раньше?

– Не попадался нужный кандидат в мужья.

– Да?..

– Видите ли, Ленка придерживалась старой пословицы: если переспать, то с королем, а украсть – так миллион. Приспособила поговорку под себя и следовала ей.

– Владимир Замятин – король? – усмехнулась Мирослава. Почему-то в ее мыслях в это время промелькнул Морис, закованный в рыцарские латы и с короной на голове…

– В определенном смысле – да, – тем временем ответила Замятина. –  Денег у них не меряно. Он – единственный наследник.

– А если бы у вас родился ребенок?

– Ну, тогда…

– Лев Наумович поделил бы свое состояние пополам? Или даже на три части?

– Возможно. Но Владимир уже и сам уверенно стоит на ногах. Он еще сделает свои миллионы и без отца, хотя связи Льва Наумовича ему помогут.

– Так, так…

– К тому же, Ленка ведь надеялась, что я разведусь с мужем. И тогда все было бы в ее руках.

– Лев Наумович мог снова жениться.

– Навряд ли.

– И все же такой вариант исключать нельзя.

– Если бы Лев Наумович вздумал жениться, Ленка нашла бы способ избавиться от его невесты.

– Даже так?!

– Я имею в виду не физическое устранение. Она бы довела ее, и та сама бы сбежала.

– Кстати, как фамилия и отчество вашей подруги?

– Марева Елена Константиновна.

– Меня смущает один факт, – сказала Мирослава.

– Какой?

– Почему ваша подруга, узнав о том, что вы беременны от Сергея, продолжала вас уговаривать держаться за брак со Львом Наумовичем? Разве не разумно было бы с ее стороны подтолкнуть вас к разводу? Момент был очень благоприятным.

– Да, – кивнула Марина, – но я думаю, что тогда Ленка еще не вполне очаровала Владимира. И если бы я разошлась с Замятиным, у нее не было бы повода появляться в доме. Ведь она бывала там на правах невесты моего брата.

– Возможно…

– О, я уверена! Чувства Владимира стали проявляться позже. Вероятно, Ленка именно тогда развила свою бурную деятельность, когда я впала в депрессию, а до этого у нее был подготовительный период. Она не любила спешить, чтобы не допустить ошибку. Видимо, мое состояние заставило ее поторопиться…

– Допустим, – Мирослава задумалась.

… За окном по-прежнему шел снег. Крупные звезды, покачиваясь, плыли в воздухе и неспешно опускались на пышные копны себе подобных.

Белые крылья деревьев не шевелил ветер. Зыбкие тени возле стволов погрузились в дремоту. Небо слегка посветлело, и оттого снежное царство казалось ослепительным.

Мирославе безумно захотелось распахнуть окно и впустить свежий морозный воздух в комнату, где скопилось слишком много негативной энергии.

Но она осталась сидеть на месте.

Марина не сводила с нее умоляющего взгляда. И была похожа на незаслуженно обиженного ребенка. Однако Мирослава считала, что ее клиентка уже достаточно взрослый человек, чтобы отвечать за свои поступки.

Одно дело доказать виновность или невиновность клиента и совсем другое – быть чьей-то нянькой. Вторым Мирослава никогда не занималась.

– Марина! Следователь с вами беседовал? – спросила она так внезапно, что Замятина вздрогнула.

– Да, – пробормотала она испуганно.

– Вы не помните, как его фамилия?

– Я… не знаю. Дайте подумать. В голове все спуталось, – Замятина потерла лоб. –  Какая-то нерусская фамилия. Вертится на языке. Да! Вспомнила! Он француз!

Мирослава усмехнулась. Трудно было представить француза, который, находясь в здравом уме и твердой памяти, переселился бы на жительство в нынешнюю Россию, да еще и отправился бы служить в российскую полицию. Хотя Депардье вот…

Ее размышление прервала клиентка, воскликнув:

– Да, точно! Бонапарт!

– Может быть, Наполеонов? – мягко поправила Мирослава.

– Да, да! – обрадовано подхватила Марина, – Наполеонов Александр…

– Романович, – подсказала Волгина.

– Итак, значит, Шура, – подумала Мирослава про себя.

– Следователь разговаривал с вами со всеми вместе? – спросила Волгина, хотя и знала ответ.

– Нет, по отдельности.

– Что вы ему сказали?

– Только то, что нашла Лену. Я была сама не своя, и он оставил меня в покое.

– Вам еще ни раз придется с ним встретиться.

– Вы думаете? – испуганно спросила Марина.

– Уверена.

– Что же делать?!

– Рассказать правду.

– Но тогда он запрет меня в камеру! – закричала Замятина.

– Предполагаю, что нет. Пока не найдет весомых доказательств.

– Но он их не найдет!

– Тогда вам нечего опасаться.

– Я очень боюсь, – в который раз повторила Марина.

– Вы не знаете, что сказали ему другие свидетели?

– Какие свидетели? – удивилась Замятина.

– Ваш муж, возлюбленный, пасынок, – терпеливо перечислила Мирослава.

– Нет, не знаю, – покачала головой клиентка, – мы на эту тему не разговаривали. Она вздохнула: – Можно сказать, что мы вообще ни о чем не разговаривали. Все подавлены, каждый сам в себе.

– Думаю, что на сегодня все, – сказала Мирослава, – сейчас вам лучше поехать домой и отдохнуть.

– Можно, я лучше поеду к маме? – жалобно спросила Марина.

– Это ваше право. Только позвоните мужу. Не давайте ему повод для лишнего беспокойства.

– Да, я позвоню. Он уже, наверное, сходит с ума. Я не предупредила его, просто уехала и все.

На лице Мирославы не дрогнул ни один мускул, и клиентка не догадалась, что думает о ее поведении детектив.

Замятина полезла в сумочку и вытащила пачку долларов.

– Морис, – тихо произнесла Мирослава.

Клиентка вздрогнула и уронила сумочку.

В тот же миг в кабинет вошел Миндаугас.

– Возьми, пожалуйста, у клиентки аванс и выдай расписку.

Морис кивнул, наклонился, поднял сумочку Замятиной и пачки долларов.

– Пойдемте, – сказал он.

– Куда? – растерянно спросила Марина.

– В приемную, – любезно ответил голубоглазый гигант.

– Ах, да – она заворожено посмотрела ему в глаза и безропотно последовала следом, забыв попрощаться с детективом.

Мирослава, наконец, встала, подошла к окну и распахнула его. Морозный воздух ударил ей в лицо. Снежинки, щекоча, падали на кожу, скользя и тая. Мирослава облизала губы. Глубоко вздохнула и закрыла окно, оставив открытой форточку.

Морис не одобрял ее привычку распахивать окна, когда на улице мороз за –30 °C. Он уже успел помочь клиентке преодолеть заснеженную дорогу от дома до ворот и, посадив ее в машину, вернулся в дом.

– Ну что? – спросила Мирослава.

– Запутанная история. Надо подумать.

– Хорошо, поговорим потом.

– Пойду, расчищу дорожки, – сказал Морис.

– Но снег еще идет…

– Все равно.

– Как хочешь, – повела плечами Мирослава.

Морис уже собирался выйти, когда она бросила ему вдогонку, – пожалуй, я присоединюсь к тебе!

Он понимающе кивнул и вышел.

… За полчаса они расчистили главную дорогу и все свои любимые дорожки. Повалялись в сугробах и вернулись в дом.

В прихожей сердито мяукал Дон. Кончик его хвоста нервно вздрагивал.

– По-моему, Дон считает, что нам пора обедать.

– Я тоже так считаю, – отозвался Морис, подмигнул коту и скрылся на кухне.

Дон со всех лап помчался следом за Миндаугасом.

Когда Мирослава вошла на кухню, стол уже был накрыт.

А Дон приник к своей миске и лакомился печенкой.

– Как вкусно пахнет, – сказала Мирослава и потянулась за яблоком.

Морис разложил еду по тарелкам. Они сели друг против друга и молча стали есть. И лишь после чашки крепкого зеленого чаю подняли глаза друг на друга.

– Поговорим?

– Поговорим.

Дон дочиста вылизал миску, вспрыгнул на подоконник и принялся усердно наводить красоту, восстанавливая чистоту своей роскошной шубки.

Глава 6

За темными окнами снег, казалось, звенел. До рассвета оставалось несколько часов.

В комнате почти не было света, горел только торшер.

На кровати тихо всхлипывала молодая женщина. Двое мужчин старались ее утешить.

– Мариночка, – шептал более старший, – не надо так убиваться. Ты ничем не поможешь своей подруге. Нам тоже всем жалко Леночку. Но что же поделаешь…

Молодой мужчина молча сжимал руку женщины. По нему было видно, что он не столько опечален, сколько встревожен.

Чем именно? Это очень хотелось узнать капитану Наполеонову.

– Разрешите представиться, – громко сказал он, – следователь Наполеонов Александр Романович. Нам с вами необходимо побеседовать.

– Ради Бога, молодой человек, только не сейчас, – воскликнул тот, что старше, – вы же видите, в каком состоянии моя жена.

– Ваше имя! – потребовал Шурочка, не обращая внимания на слова, как он догадался, хозяина дома.

– Я – Замятин Лев Наумович. И прошу…

– Ваше имя, – обратился Шурочка ко второму.

– Сергей Иванович Фролов.

– Насколько я понимаю, вы – брат хозяйки дома?

– Да, – как-то неуверенно ответил Фролов.

– Сергей – двоюродный брат Мариночки, моей жены, – решительно вклинился в разговор Лев Наумович. Что вы еще хотите узнать, молодой человек?!

– Вы, наверное, не расслышали, – произнес Шура ледяным голосом, – я представился. Следователь Наполеонов Александр Романович.

– У меня великолепный слух! – возмутился Лев Наумович, но…

– «Но» отменяются. Ведется расследование убийства.

– О каком убийстве вы говорите! Это просто несчастный случай.

– Если это так, – сказал Наполеонов, – то тем более вы должны быть заинтересованы в скорейшем выяснении всех обстоятельств происшествия.

– Вы абсолютно правы, но моя жена!

– Пусть отдохнет. Поговорим пока с вами. У вас есть свободная комната?

– Да сколько угодно! – возмутился Лев Наумович, – идемте! – добавил он решительно.

Дойдя до двери, хозяин дома оглянулся и бросил властно:

– Сергей, вы пока побудьте с Мариной. Ее нельзя оставлять одну.

– Хорошо, – тихо отозвался Сергей Иванович.

… Шура решил поговорить с каждым из свидетелей в отдельности, и не намерен был менять своего решения.

Лев Наумович распахнул перед следователем дверь библиотеки.

– Прошу!

– После вас.

– Как вам будет угодно, – раздраженно ответил Лев Наумович.

Он прошел в комнату, сел в кресло.

– Прошу вас, начинайте свой допрос.

– Это не допрос…

Лев Наумович махнул рукой:

– Слушаю!

Шура неторопливо подошел к соседнему креслу, повернул его лицом к свидетелю и сел.

– Лев Наумович, – капитан старался быть доброжелательным, – расскажите, пожалуйста, по порядку о событиях, произошедших в вашем доме, начиная с помолвки вашего сына.

– Так вы уже и об этом успели узнать? – усмехнулся хозяин дома.

– Ваш сын не делал из этого секрета.

– Да, – кивнул Замятин-старший.

Он задумался на несколько секунд и начал свой рассказ.

– В душе я не одобрял решение своего сына жениться на Елене Маревой. Не то, чтобы она мне категорически не нравилась, но в наш дом Елена Константиновна вошла, будучи представленной как невеста брата моей жены, Сергея Ивановича Фролова. Мне казалось, что они влюблены друг в друга, по крайней мере, со стороны они смотрелись, как парочка воркующих голубков. И вдруг – как гром среди ясного неба! – мой сын объявил мне, что они с Еленой полюбили друг друга и решили не откладывать свадьбу надолго.

Сначала я пытался образумить сына, но потом сдался. Он мой единственный наследник. К тому же, вырастил его практически я сам. И между нами всегда царило взаимопонимание. Когда я решил жениться на Марине, сын не сказал мне поперек и слова, хотя, вероятно, считал, что Мариночка слишком молода для меня. Я тоже решил принять выбор сына без упреков, хотя и чувствовал неловкость перед женой и ее братом.

Сын и его невеста решили, что помолвка должна пройти в семейном кругу. Так оно и случилось, хотя мне очень хотелось пригласить наших друзей. Я успокоил себя тем, что уж на свадьбе-то будут все.

Несмотря на то, что нас было всего пятеро, праздник нельзя было назвать скучным.

На следующий день, то есть сегодня утром, все проснулись поздно. Позавтракали, и Лена предложила покататься на лыжах. Мы отправились в парк, благо, он рядом, и прекрасно отдохнули. Свежий морозный воздух, веселая молодежь придали бодрость моему приуставшему духу. Даже Сергей веселился от всей души, что поначалу изумляло меня. Но я решил, что таким образом молодой человек решил справиться с постигшим его разочарованием.

Вволю накатавшись на лыжах, мы вернулись домой. Пообедали, и каждый ушел в свою комнату, чтобы отдохнуть до вечера. Мы решили в восемь часов собраться в гостиной и продолжить праздник. Кажется, все. Ах, нет! Сын предложил зайти к Лене на минутку с шампанским. Мы взяли бутылку, фужеры. Но Лены в своей комнате не было. Мы догадались, что они у Марины. Так оно и было, девочки сидели в спальне моей жены. И что бы вы думали? Собрались выпить пива. Ну, ерунда какая-то! После хорошего вина и тому подобного. Ладно, это их дело!

Мы выпили шампанское. Сын был настроен еще побыть с дамами, но они нас выпроводили. Видно, девчонкам хотелось посекретничать.

Сын и Сергей сразу отправились по своим комнатам, а я спустился вниз поговорить с прислугой. Сказал, чтобы накрыли стол к восьми часам и отправлялись по домам. Убрать можно и утром. Женщины у меня работают семейные, серьезные, и я стараюсь не злоупотреблять своим хозяйским положением. Видно, живо еще во мне советское воспитание.

– Или совесть, – подумал Шурочка, но перебивать хозяина дома не стал, и тот продолжил свой рассказ, стараясь ничего не пропустить.

– Поднявшись к себе в комнату, я собирался почитать, но едва лег в постель, как сразу уснул. Когда я проснулся, было уже темно. Я даже испугался, не проспал ли? Оказалось, нет. Было еще семь часов вечера. Я привел себя в порядок, спустился в гостиную. Там никого не было, кроме суетящейся прислуги.

Чтобы не мешать, я вышел во двор. Выпало довольно много снега. Погода стояла морозная. В небе сияли звезды. Было слышно, как в парке по соседству играет музыка. Минут через двадцать я вернулся в дом.

В гостиной уже был мой сын. Чуть позже спустился Сергей. Потом через короткий промежуток – Марина, моя жена.

Прошло минут двадцать, а невеста сына все не приходила. Я еще пошутил, что в невестки мне достанется соня.

В конце концов, устав ждать, мы попросили Марину разбудить свою подругу.

Мне показалось, что жена отправилась выполнять нашу просьбу весьма неохотно. Но посылать кого-то другого к спящей девушке, согласитесь, неудобно.

Не могу сказать точно, сколько времени прошло, на мой взгляд, минут шесть-восемь, как Марина с криком сбежала вниз. Мы увидели ее испуганное лицо. Сначала даже не поняли, что она кричит, настолько бессвязными были ее слова, прерываемые всхлипываниями. Наконец мы поняли, что она не может разбудить Лену.

Все поднялись наверх. Сын бросился к постели и приподнял девушку, но она буквально растекалась у него в руках. Я заподозрил неладное и вызвал «скорую». До приезда машины, мы пытались привести девушку в чувство, так как она еще дышала – я поднес зеркало к ее губам, и оно затуманилось. «Скорая» приехала ровно через сорок минут – я следил за часами. Врачи пытались что-то сделать, но было поздно.

Посоветовав вызвать милицию, они занялись моей женой, у которой начался сердечный приступ.

Владимир остался ждать вас, а я с Сергеем находился в комнате Марины.

Врачи, оказав ей первую помощь, уехали. Марина, бедняжка, так страдала. Я и ее брат старались утешить ее, как могли, но все наши попытки оставались безутешными. Надеюсь, что лекарство подействовало, и теперь она уснула.

Лев Наумович замолчал. Его породистая седая голова поникла.

– Это все? – спросил Шура.

– Да, – я рассказал вам все по порядку, как вы и просили.

– Скажите, почему вы не вызвали платную машину «скорой помощи»?

– Вероятно, эта мысль не пришла никому в голову.

– Ваш сын очень расстроен.

– Не то слово! – воскликнул Лев Наумович, – я опасаюсь за него не меньше, чем за Марину. Он так любил эту девочку! Просто потерял из-за нее голову!

Несколько секунд длилась пауза, а потом Лев Наумович сказал дрогнувшим голосом: – Знаете, господин капитан, потерять невесту накануне свадьбы – испытание не из легких!

– Да, я догадываюсь, – кивнул Шура.

Хозяин дома хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой.

– Вы можете вернуться к жене, – Наполеонов поднялся с кресла, – и пригласите сюда, пожалуйста, Фролова Сергея Ивановича.

– Хорошо, – хозяин дома, выйдя из библиотеки, притворил за собой дверь.

Шура подошел к окну и слегка отодвинул портьеру.

– Кажется, скоро начнет светать, – подумал он.

За окном по-прежнему шел снег, редкими, крупными хлопьями.

– Видно у небесной канцелярии излишки накопились за прошлые годы, – пробурчал Шура, – скоро всю дорогу завалит. Не пройти, не проехать…

– Сама-ра, ты моя Сама-ра, – вздыхал Шура, прохаживаясь вдоль полок, уставленных книгами, – город солнца превращается в царство Снежной королевы.

Ни с того ни с сего Наполеонов почему-то вспомнил о Мирославе Волгиной. Ее лицо, созданное то ли богами, то ли резцом Праксителя… И что из того, что афинский скульптор жил в середине IV века до нашей эры, а Мирослава – в XXI веке нашей эры?! Ни о чем это не говорит. В просторах вселенной возможно все.

Зная характер Мирославы, Шура не сомневался, что при надобности она заявится и к самому Зевсу и вытащит из громовержца все необходимые ей сведения.

– И что это я вспомнил Мирославу?! – досадовал на себя Шурочка. – Лицо мраморное, впрочем, куда там мрамору до ее бесстрастия. Вот голова у нее! Хотя сама она вечно ссылается на интуицию!

Шура Наполеонов и Мирослава Волгина жили в одном дворе и дружили с раннего детства, учились в одной школе. Вернее, дружили они вчетвером – он сам, Мирослава, ее брат Виктор и Леля – еще одна девочка-сорвиголова.

Все друзья довольно быстро подросли, вытянулись, а Шура… В детстве Наполеонов безумно страдал из-за своего роста, пока дед однажды не сказал ему, что все великие мужчины были маленькие – Пушкин, Наполеон…

Повзрослев, Шура, конечно, узнал, что и среди великанов были великие, но тогда слова деда оказались панацеей для его израненного самолюбия. Они вселили в него уверенность и дали возможность стать целеустремленным. Да и друзья всегда поддерживали его.

Дружбе их четверки многие завидовали, кто-то говорил, что после школы их компания распадется. Но это не случилось. Хотя каждый из них выбрал свою дорогу. Они с Мирославой оба подались на юридический и впоследствии стали следователями. Мирослава вскоре по ряду причин ушла на вольные хлеба, получив лицензию частного детектива. Шура же был настроен служить долго, по крайней мере, до генеральских звездочек.

Витя служил в спецназе и его постоянно кидали в горячие точки. А Леля с детства грезила машинами и всегда говорила: буду шофером. Однако окончила машиностроительный. А теперь и вовсе – владелица небольшого автосервиса.

С Мирославой у Шуры были наиболее близкие отношения. Чего греха таить, он нередко просил ее помочь в том или ином вопросе, ссылаясь на нехватку кадров и возможностей…

Но и сам оказывал ей посильную помощь по мере надобности.

За популярностью Мирослава не гналась, но слава хорошего детектива сама ее нашла.

Наполеонов думал о том, что неплохо было бы после дежурства поехать к ней.

С тех пор, как с Волгиной стал работать Морис Миндаугас, у Шуры в доме Волгиной появился еще один интерес – кулинарный.

Миндаугас готовил не хуже шеф-повара престижного ресторана. А Шура Наполеонов питал большую слабость к вкусно приготовленной еде.

Трапезу он называл своим хобби.

Раздумья не помешали чуткому слуху капитана уловить, что дверь библиотеки отворилась.

– Заходите, Сергей Иванович, – пригласил он, оборачиваясь.

– Лев Наумович сказал…

– Да, да. Садитесь. Расскажите мне о событиях, предшествовавших гибели Елены Константиновны Маревой.

Сергей сел на указанное кресло.

– Не знаю, с чего начать…

– Елена Константиновна была вашей невестой?

– Нет! – вырвалось у Фролова, – то есть, да.

– Так да или нет? – спросил капитан.

Фролов вместо ответа схватился за голову и глухо застонал.

– Вы ревновали Елену Константиновну?

– Нет, какой там! – Фролов глубоко вздохнул, – мы давно охладели друг к другу, – сказал он, – просто не было повода, чтобы расстаться.

– Интересно, интересно, – Шурочка внимательно рассматривал сидящего перед ним мужчину. – Значит, вы утверждаете, что разлюбили друг друга до того, как Елена Константиновна сообщила вам о ее предстоящей свадьбе с Владимиром Львовичем Замятиным?

– Да, утверждаю.

– Ваша сестра об этом знала?

Фролов вздрогнул от вопроса капитана, как от удара электрическим током.

– Так знала или нет? – повторил Наполеонов.

– Думаю, что догадывалась, – выдавил из себя Фролов.

– Вы не обсуждали с ней этого вопроса?

– Нет. Вам не кажется, капитан, что не этично лезть в душу с такими интимными вопросами? – неожиданно атаковал Сергей Иванович.

Удивление на миг промелькнуло в глазах Наполеонова. «Как тебя разобрало? – подумал он, – видать, неспроста.» И, улыбнувшись, сказал:

– Мы с вами не на посиделках, Сергей Иванович, не семечки на завалинке плюем. Погибла девушка. И я должен выяснить, кто в этом виноват.

– Простите, – промямлил молодой мужчина.

– А вы мне, надеюсь, поможете, – добавил Шура более мягким голосом.

– Никто не виноват! Я уверен! – воскликнул Фролов.

– И что же именно вселяет в вас такую уверенность? Позвольте узнать.

– Просто Ленка запуталась и свела счеты с жизнью!

– Вы настаиваете на самоубийстве?

– Да! Настаиваю!

– Разрешите с вами не согласиться, – усмехнулся Шура, – молодая, здоровая девушка накануне свадьбы кончает жизнь самоубийством… Это бред.

– Ничуть. Просто вы не знаете фактов!

– Так изложите их мне, – миролюбиво попросил следователь.

– Я не могу, – Фролов повесил голову.

– Вот как? – удивился Шура, – почему же?

– У меня их нет.

– Но минуту назад… – напомнил Наполеонов.

– Да, да! Это чувство! Ощущение! Объяснить нельзя!

– Чувства и ощущения не являются фактами, – сухо заметил Наполеонов, – и приложить их к делу никак нельзя.

– Я понимаю…

– Интересно, – подумал Шура, – кого он пытается выгородить? Себя или кого-то другого?

– Но я абсолютно уверен, что в смерти Лены никто не виноват. Может быть, кроме нее самой, – продолжал упорствовать Фролов.

– Вы считаете, что произошел несчастный случай? – спросил Шура, – правильно я понял вас, Сергей Иванович?

– Да, правильно, – кивнул Фролов.

– Вы давно знакомы с Маревой?

– Да, со школы.

– Дружили?

– Сидели какое-то время в третьем классе за одной партой.

– А ваша сестра тоже училась в одном классе с вами и погибшей?

– Марину-то хоть сюда не приплетайте! – взорвался Фролов.

– Сергей Иванович, я понимаю, что вы переживаете за сестру, но постарайтесь отбросить на время эмоции и ответить на мои вопросы. Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее вернетесь к ней.

– Да, вы правы, просто нервы, – пролепетал Фролов.

Шура, как ни в чем не бывало, кивнул. – Итак, вы все учились в одном классе?

– Да.

– Закончив школу, вы продолжали встречаться с Маревой?

– Время от времени…

– Время от времени, – повторил Шура, – очень хорошо…

Фролов уставился в пустоту. Его бледный лоб покрывали бисеринки пота.

– Сергей Иванович! – резко сказал Наполеонов, – не лучше ли сказать правду?!

– Какую правду?! – уставился на него Фролов.

– Правда, она одна, – заметил Шура, – вот ее я и хочу услышать.

– Хорошо, – тяжело вздохнул Фролов, – все равно вы это узнаете рано или поздно.

Наполеонов ничего не понял, но кивнул с уверенностью.

– Я не брат Марины Замятиной! – выпалил Фролов.

Шурочка успел скрыть свое удивление. Чего-чего, но уж этого он точно не ожидал.

– И кем же вы доводитесь Марине Ивановне? – спросил он спокойным голосом.

– Я люблю ее! – твердо произнес Фролов, глядя прямо в глаза капитану.

– Любите?..

– Да.

– И давно?

– Давно. Со школы. Мы встречались, – быстро заговорил Фролов, словно боясь, что его остановят, – Марина отвечала мне взаимностью. Мы собирались со временем пожениться. Но тут она познакомилась с Замятиным. Он осыпал ее цветами, подарками, сами понимаете, у меня такой возможности не было. Она просто потеряла разум от свалившегося на нее богатства, – Фролов перевел дыханье, – и, как только Лев Наумович сделал ей предложение, она сразу согласилась. Я тогда чуть с ума не сошел от отчаяния. Долго болел, – Фролов замолчал.

– Что было потом? – поторопил его Наполеонов.

– Марина раньше жила в том же подъезде, что и Лена. Но они редко общались, а тут как-то Марина пришла к матери и на лестничной площадке столкнулась со школьной подругой. Та пригласила ее на день рождения. Марина пришла.

Сергей замолчал, и Шура не стал его подталкивать, терпеливо выжидая пока тот соберется с силами.

– О, господи! – выдохнул Фролов.

– Что было дальше? – тихо спросил следователь.

– А вы не догадываетесь?!

Капитан проигнорировал ироничную реплику Сергея.

– Итак? – все-таки подтолкнул он парня.

– Я тоже был приглашен в этот день к Ленке. И там мы встретились с Мариной.

– Вот, – Фролов сделал передышку. – Наш роман закрутился с новой силой. Но мы все время боялись, что наши отношения станут известны другим, – Фролов вздохнул. – Разводиться Марина ни в какую не соглашалась, хотя я и настаивал. Я просил ее, умолял! Все без толку! И тогда Ленка подала идею.

– Какую идею? – удивился Шурочка.

– У нас с Мариной, так уж получилось, одинаковые отчества и фамилии. Родными братом и сестрой представляться было опасно, так как муж Марины знал, что она у матери одна. Тогда Ленка и предложила сказаться двоюродными. А чтобы не возникло никаких подозрений, было решено представить Ленку моей невестой.

– Оригинально… – протянул Шура.

– Да уж, в оригинальности Ленке отказать было нельзя, – пробурчал Фролов.

– Что же, весь план Елена Константиновна одна придумала?

– Одна, – кивнул Сергей, – мы лишь должны были сыграть отведенные нам с Мариной роли.

– И вы согласились? – спросил озадаченный Шурочка.

– А что было делать?! – вспыхнул Фролов, – иного выхода у нас не было.

Наполеонов хотел заметить, что выход всегда есть, но промолчал. Его дело преступления раскрывать, а не отрезвлять безумно влюбленных.

– Жаль, что версия ревности отпадает, так и не успев развиться… А впрочем, – задумался Шурочка, – что, если Сергей и Елена так хорошо играли, что ревность возникла у Марины? Пожалуй, стоит над этим поразмышлять…

– Товарищ капитан, – окликнул его Фролов.

– Да, я вас внимательно слушаю.

– Теперь вы понимаете, что ни у кого не было повода желать Ленкиной смерти?

– Возможно… – обронил Шура, думая совсем о другом.

Из груди Фролова вырвался невольно вздох облегчения.

– Скажите, Сергей Иванович, а муж Марины Ивановны так ни о чем и не догадался?

– Конечно, нет! – уверенно заверил его Фролов.

– И Владимир?

– Естественно! Стал бы он иначе на Ленке жениться!

– Одно другому не мешает, – заметил Шурочка.

– Нет, вы не правы, если б Володя догадался о проделках Лены…

– О проделках всей вашей троицы, – поправил его Наполеонов.

– Хорошо, хорошо, будь по-вашему! Но подумайте: он оскорбился бы за отца! Ни о какой свадьбе тогда не могло быть и речи!

– Не знаю, не знаю, – засомневался Наполеонов.

– Поставьте себя на его место! – горячился Фролов.

– Пустое это занятие, – заметил Наполеонов, – примерять чужую шкуру.

– А вот и нет! – не согласился Сергей.

– Да, будь я на вашем месте, Сергей Иванович, – не выдержал Наполеонов, – к Марине Ивановне после ее замужества близко не подошел бы, не то что самодеятельные спектакли устраивать!

– Вам легко говорить! – рассердился Фролов.

– Это я вам привел пример о вставании на чужое место, – усмехнулся Шура.

Фролов непонимающе уставился на капитана.

– То, что думаете вы, может не совпадать с тем, что думает Владимир Замятин, – снисходительно объяснил Наполеонов, – так что он мог вполне знать о вашем притворстве, но все-таки желать свадьбы с Еленой Маревой. Может быть, она ему сама во всем призналась, – задумчиво закончил Шура.

– Чтобы Ленка когда-нибудь кому-нибудь в чем-то призналась?! – искренне изумился Сергей, – да никогда! Подчеркиваю! – никогда! Вы Ленку не знали.

– Не довелось, – согласился капитан.

– Ни в чем ему Ленка не призналась. Это я вам точно говорю!

Шура же Наполеонов в силу своей профессии никогда ни в чем не был уверен столь категорично.

Однако тратить энергию на бессмысленные пререкания он не собирался.

– Давайте попробуем восстановить картину двух дней. Помолвки и…

– Я понял, – перебил его Фролов, – помолвка была в кругу семьи. Молодые настояли. Лев Наумович, чувствуется, был не доволен, но спорить не стал.

– Вам ничего не бросилось в глаза в этот день?

– Нет, – покачал головой Фролов, – все веселились от души.

– Вот как?! – недоверчиво спросил Шура.

– Естественно! Я – оттого, что мне не нужно больше на виду у всех обжиматься и ворковать с Ленкой. Марина тоже.

– Почему – тоже? – спросил Наполеонов.

– Что тут неясного? – удивился Фролов непонятливости следователя, – я остаюсь в доме, но уже с Ленкой дел не имею.

– Понятно, Замятин старший тоже был рад?

– Ну, может он и не был в восторге от выбора сына. Во всяком случае, вслух неодобрения не высказывал и был весел весь день.

– Угу, – кивнул Наполеонов.

– Ну, не можете же вы всерьез подозревать в смерти Ленки Льва Наумовича?!

Фролов снова удивил капитана. Наполеонов что-то не мог припомнить, чтобы когда-нибудь любовник так горячо защищал мужа.

– Нет, – не замечая взгляда Шуры, упорно повторил Сергей, – Лев Наумович не такой человек! Он просто не способен!

– Замятин – предприниматель, – невинно обронил Шура.

– Ага! – неожиданно вскипел Фролов, – чисто полицейский подход к делу: если богатый человек, значит, бандит.

– Я этого не говорил, – улыбнулся Шура.

– Дали понять, чего уж там, – отмахнулся Фролов.

– Вернемся ко дню помолвки. Елена Марева была весела?

– Еще бы! – фыркнул Сергей, – просто из себя от радости выпрыгивала!

– Владимир Замятин?

– Веселился, как ребенок, заполучивший долгожданную игрушку.

– Значит, Замятин мог рассматривать Елену Мареву как временную забаву?

– Да нет! Чего вы к словам цепляетесь! – огрызнулся Фролов, – он был в нее по уши влюблен!

– Что было на следующий день?

– Ничего особенного сначала не было, – Сергей задумался. – Проснулись все поздно. После завтрака Ленка предложила пойти в парк. Идея всем понравилась.

– Долго вы пробыли в парке?

– Да, порядочно. Катались на лыжах, валялись в сугробах. Разве только на ушах не стояли. Кстати, Лев Наумович от нас не отставал.

– А почему он должен был отставать? – лениво спросил Шура.

– Ну, знаете ли, ему уже не тридцать, и даже не сорок.

– Лично я, – усмехнулся Шура, – знавал 80-летних, которые молодых запросто за пояс затыкали.

– Может быть, может быть… – рассеянно согласился Фролов, – короче, надышавшись свежего воздуха, мы вернулись домой. Пообедали и разошлись по своим комнатам для отдыха. Лев Наумович сказал, чтобы в восемь все были в гостиной.

– Сразу все отправились по своим комнатам? – уточнил Шура.

– Нет, – задумался на миг Сергей, – мы еще взяли шампанское, вернее, Владимир настоял выпить с Леной и Мариной. Мы зашли в комнату к Ленке. Ее там не было, отправились к Марине. Девчонки сидели за маленьким столиком и собирались пить «Балтику». Помню, Лев Наумович, увидев пиво, поморщился.

– Он был против, что жена употребляет алкоголь? – уточнил Шура.

– Нет, не в этом дело. Просто до этого мы пили благородные вина. И вдруг девчонкам такая блажь пришла… Ну, в общем, как-то не эстетично, – попытался объяснить Фролов.

– Хорошо, я понял. Дальше.

– А дальше пили шампанское. Хотели остаться еще, но девушки нас выставили.

– Так вы им надоели? – спросил Шура.

Фролов бросил быстрый взгляд на следователя, но, не заметив и тени усмешки, ответил, – Ленка сослалась на то, что у них свои секреты. Мы были вынуждены удалиться.

– Лена и Марина остались вдвоем?

– Да, на какое-то время. А потом Лена ушла к себе.

– Откуда вы знаете? – Шура внимательно смотрел в растерянное лицо Сергея.

– Вы смеетесь что ли? – обиделся Фролов.

– Нисколько, – заверил его Наполеонов.

– Нашли Ленку в ее комнате! Она спала!

– Умирала, – поправил Наполеонов.

– Но сначала-то спала, – не согласился Сергей.

– Ее могли туда перенести, – сказал Шура.

– Нет, она сама ушла.

– Почему вы так уверены?

– Двери Марининой комнаты и моей рядом.

– Ну и что? – спросил Наполеонов.

– Я беспокоился за Марину, – замялся Фролов, – и…

– И? – повторил Шура.

– Не закрывал свою комнату, пока Лена не ушла.

– У вас были основания для беспокойства?

– От Ленки всего можно было ожидать. Я боялся, что она причинит Марине боль.

– Каким образом? – удивился Шура.

– Ну, например, брякнет, что обо всем расскажет Замятиным.

– Она могла это сделать?

– Попугать Марину? Запросто!

– Я имею в виду рассказать Замятиным?

– Нет, ни в коем случае. Я же уже говорил, что Ленке самой это было невыгодно. Вся эта история выставила бы ее в невыгодном свете. А ей важно было сохранить лицо.

– А как бы вы узнали, что Елена Марева, – Шура замялся, подбирая слова, – обижает вашу возлюбленную?

– Я решил: если Ленка долго не выйдет от Марины, то пойду и посмотрю, что там и как.

– Вошли? – быстро спросил Шура.

– Нет. Ленка минуты через две сама вышла. Я осторожно выглянул в коридор и увидел, что она вошла к себе и закрыла дверь. Тогда я тоже лег спать.

– К Марине вы не пошли? – уточнил следователь.

– Нет, зачем? Я не хотел ее тревожить лишний раз.

– Во сколько вы проснулись?

– В восьмом часу. Привел себя в порядок и спустился вниз.

– В гостиной кто-то уже был?

– Да, там были отец и сын Замятины. Чуть позже спустилась Марина. Лена запаздывала. Но никто не думал о плохом. Лев Наумович еще пошутил, – мол, невестка досталась соня. Потом ждать надоело, и Марину как единственную женщину попросили поторопить Лену. Марина неохотно, но согласилась.

– Почему неохотно?

– Ну, после всей этой истории ее не тянуло на общение с подругой.

– А Елену Константиновну тянуло, насколько я понял?

– Да, Ленке все как с гуся вода! – воскликнул Фролов. Тотчас опомнился, и запнулся, – извините, все никак не могу осознать…

– Что осознать?

– Что Ленки нет.

– Марина Ивановна долго отсутствовала? – спросил Наполеонов.

– Минут пять-шесть. Вбежала в гостиную и стала кричать: «Кошмар! Кошмар!».

Мы даже сначала ничего не поняли. А потом Марина сказала, что Ленка не просыпается. Мы побежали наверх. Владимир ворвался первый и стал ее тормошить.

Все мешали друг другу, что-то кричали. Потом Лев Наумович велел замолчать, а сам взял зеркало и поднес к Ленкиному лицу. Появились слабые признаки дыхания.

– В смысле?

– Зеркало затуманилось. Мы поняли, что она жива. Лев Наумович вызвал «скорую», но она приехала слишком поздно. Вызвали вас. Вот и все…

– А Марина Ивановна?

– Марине стало плохо. Врачи дали ей лекарство, вкололи пару уколов и уехали. Пока вы беседовали с Львом Наумовичем, она уснула.

– Значит, сейчас поговорить с ней я не смогу?..

– Не сможете!

Шура поразился злорадству, прозвучавшему в голосе Фролова.

– Ничего, сказал он, – придется Марине Ивановне завтра подъехать к нам.

– Но она больна! – возмутился Фролов.

– Думаю, что до завтра ей станет лучше.

– Завтра, к вашему сведению, уже наступило! – не удержался Сергей.

– Сергей Иванович, я имел в виду не сегодня, которое вы почему-то сочли наступившим «завтра», а именно завтрашний день. Сегодня понедельник. Завтра – вторник.

– Послезавтра – среда, – съязвил Фролов.

– Совершенно верно, – спокойно согласился следователь, – надеюсь, мы не будем перебирать все дни недели?

Фролову, вероятно, стало стыдно за проявленную несдержанность, и он понуро опустил голову.

Наполеонов вышел из библиотеки, оставив собеседника в полной растерянности.

С Владимиром Замятиным он решил сегодня больше не разговаривать.

– Пусть придет в себя, – подумал Наполеонов.

Капитан решил, что самое время возвращаться в отделение. Он собрал группу и вместе со всеми спустился вниз. Аветик Григорян сидел в холле.

– Никто не входил и не выходил, – отрапортовал он, увидев Наполеонова.

– Знаю, – вздохнул Шура.

– Господин следователь! – раздалось сверху. – Минуточку! – по лестнице быстро спускался Замятин-младший.

Шура обернулся.

– Господин следователь! Когда я смогу забрать Леночку? – спросил Владимир Львович, ведь мы, то есть я должен о ней позаботиться.

Назвать свою возлюбленную трупом у Замятина не было сил.

– После вскрытия, – ответил Наполеонов, – если не обнаружиться ничего нового.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился Замятин.

– Только то, что сказал. К тому же, мы должны известить родителей Маревой о смерти дочери. Именно они и смогут забрать ее из морга.

– Но я же ее жених! Мы обручились! – настаивал Владимир Львович.

– Увы, – вздохнул Шурочка, – вы не являетесь супругом покойной. Следовательно, ее ближайшие родственники – родители. С ними и решайте этот вопрос.

– Хорошо, – кивнул Замятин, – и… я сам им сообщу. Пожалуйста.

Наполеонов кивнул и в тот самый миг, когда Замятин, уже собравшийся уходить, поставил ногу на первую ступеньку лестницы, спросил:

– Кстати, Владимир Львович, почему на вашей помолвке не было родителей Елены Константиновны?

– Лена хотела сделать им сюрприз.

– Странно, – задумался Наполеонов.

– Может быть, – согласился Замятин, – но Лена последнее время жила одна и редко виделась с родными.

Помолчав, он добавил, – сейчас многие так поступают.

– Да, похоже на то, – обронил Шура, – родственные связи все меньше и меньше значат для современного человека. Лично меня это печалит.

– Меня тоже, – отозвался Замятин-младший и, ссутулившись, тяжело точно старик, стал подниматься по лестнице.

Выйдя из дома Замятиных, оперативники с наслаждением вдохнули свежий морозный воздух.

– Ну что, хлопцы, по коням? – сладко зевнул эксперт-криминалист Незовибатько.

– Да, – отозвался судмедэксперт Руслан Каримович Шахназаров, – сейчас хорошо бы домой, поспать часов пять…

– Размечтались, – буркнул Наполеонов, – а кто убийство будет раскрывать?!

– Не торопись, Шура, вперед батьки в пекло, усмехнулся Афанасий Гаврилович.

– Мы Незовибатьку, – блеснул юмором Легкоступов, – завсегда вперед пропустим.

– Сколько раз, Валера, говорить тебе, что моя фамилия не склоняется, – недовольно выговорил Афанасий Гаврилович.

– Столько же, сколько я вам говорю, что я не Валера, а Валерьян, – не остался в долгу фотограф.

– Ну и намело снегу, – недовольно бухтел Наполеонов, – не пройти, не проехать.

– Ребята! Смотрите! – послышался голос Аветика Григоряна.

– Что? Где?

– В небе! Заря! – рассмеялся Аветик, – красота-то какая!

– Молодой еще, – вздохнул Незовибатько.

А заря и впрямь была великолепной! Серый край неба на востоке неожиданно поголубел. Пробежали по нему зеленые прожилки. И вспыхнуло все ярко-алым цветом. Брызги розовых отсветов упали на снег, и он на несколько минут из белого и голубого стал волнующе розовым, как крылья фламинго, принесенные в холодное российское утро ветрами грез из теплого и далекого края синих морей и сверкающих звезд.

Со стороны, наверное, было странно видеть, как усталые оперативники стояли среди снегов и смотрели в небо.

– Точно цветочек аленький распустился, – прозвучал бас Незовибатько.

Жаль, очарование длилось недолго. Полицейские забрались в свой «уазик» и, сражаясь с заносами на дорогах, отправились в отделение.

Глава 7

Лев Наумович Замятин от усталости уснул в кресле в спальне жены.

Марина Замятина, едва придя в себя, осторожно выскользнула из комнаты, чтобы не разбудить мужа и помчалась к частному детективу. Адрес Волгиной она знала от своей хорошей знакомой, которую Мирослава вытащила пару лет назад из большой передряги.

Сергей Фролов, заглянув к Марине утром, нашел ее постель пустой. В кресле тихо посапывал муж его возлюбленной.

Владимир Замятин дозвонился до родственников Елены Маревой, попросил их дождаться его приезда и, одевшись, вывел из гаража свою серую «Ауди».

Сообщить родителям Лены о ее гибели по телефону Владимир Львович не смог.

… Оперативники, сдав дежурство, отправились по домам.

Шура Наполеонов пришел домой в десятом часу утра. Открыл дверь квартиры своим ключом.

– Это ты, Шурочка? – послышался приятный женский голос.

– Да, мама, – откликнулся Наполеонов.

В прихожую вышла моложавая, высокая женщина с пышной прической.

– Устал? – спросила она тихо.

– Есть немного, – признался Шура.

– Иди, умывайся, я накрою на стол, – она обняла сына и коснулась губами его щеки.

– Зарос за ночь, – рассмеялась женщина звонким молодым смехом.

– Ладно, ма, – отозвался Шурочка и скрылся за дверью ванной.

Когда он пришел на кухню, на столе стояла тарелка с горячей яичницей и в чашке дымился свежезаваренный кофе.

– А пирожное? – жалобно спросил Шура.

– Будет тебе пирожное, – улыбнулась мать и полезла в холодильник.

– Как прошло дежурство? – спросила она, ставя на стол тарелку с увесистым куском «Наполеона» и садясь напротив сына.

– Был один вызов, – уклончиво отозвался Шура.

– И что? – Софья Марковна ласково посмотрела на сына.

– Мама! Ты неисправима! – притворно сердито воскликнул Шурочка.

– Разве? – улыбнулась она, – ладно, ешь, потом расскажешь.

– Угу, – пробубнил Шурочка с полным ртом.

Софья Марковна Наполеонова была когда-то известной пианисткой. Объездила почти весь мир. Потом преподавала. Теперь время от времени давала уроки музыки и консультировала на дому.

Шурочка – ее поздний ребенок. Сначала было некогда обзаводиться семьей. С возрастом появились новые проблемы. Но, в конце концов, Софья Марковна все-таки остановила свой выбор на молодом талантливом ученом. Родился Шурочка к великой радости обоих.

Увы, семейное счастье длилось недолго. Супруг Софьи Марковны вылетел на симпозиум в Японию. Самолет до Токио не долетел.

Замуж Софья Марковна больше не пошла. Всю оставшуюся любовь она отдала сыну.

Конечно, она надеялась, что Шурочка станет великим музыкантом… или, в крайнем случае, займется наукой. Но, увы! Шурочка выбрал юридический и стал следователем.

Первое время Софья Марковна безумно страдала от выбора сына, но виду ему не показывала. А потом привыкла и смирилась с нелегкой профессией единственного сына. И когда старинные подруги Софьи Марковны иногда сочувственно вздыхали («Софи, зачем ты позволила мальчику выбрать такую опасную профессию?..»), Софья Марковна отвечала:

– Во-первых, Шурочка уже давно не мальчик, а взрослый мужчина; во-вторых, – горько напоминала она, – наука не представляется опасной профессией, однако мой супруг…

– Да, да, Софочка, ты права, – торопились согласиться подруги.

Больше ее волновало другое – то, что Шурочка все еще не женат и даже не собирается устраивать свою жизнь. Она пробовала знакомить его со своими ученицами. Сын был галантным кавалером. Особенно охотно он соглашался проводить девушку домой, чтобы едва за ней закроется дверь, облегченно забыть о ее существовании.

Но однажды он сказал ей:

– Слушай, мать, ты бы бросила это…

– Что? – сделала непонимающее лицо Софья Марковна.

– Сватовство гусара! – брякнул Шурочка.

– Но, Шура! Ведь я уже не молода! – вырвалось у Софьи Марковны.

– Не прибедняйся, – фыркнул сын.

– У тебя кто-нибудь есть? – неожиданно заволновалась Софья Марковна.

– Не знаю… – пожал плечами Шурочка.

– Как это – не знаю? – возмутилась мать. – Так не бывает!

– Бывает, – бросил Шурочка и умчался на работу.

– Вот так всегда! – воскликнула в сердцах Софья Марковна.

Но с той поры сватать сына перестала.

– Спасибо, ма! – вывел ее из воспоминаний голос сына. – Шеф-повар, как всегда был на высоте! – Шурочка улыбнулся.

– Шура, расскажи мне…

– Потом, мамуля. Пойду посплю. Иначе засну прямо за столом.

– Ладно уж, иди, – махнула рукой Софья Марковна, – все равно тебя не переспорить.

– Угу, – согласился Наполеонов.

Через минуту заглянувшая в его комнату Софья Марковна увидела сына сладко спящим.

Убрав со стола посуду, она принялась раскладывать пасьянс.

В это время зазвонил телефон.

Софья Марковна сняла трубку.

– Да?

– Здравствуйте, Софья Марковна! Это Мирослава Волгина. Шура дома?

– Здравствуй, Мирослава! Рада слышать твой голос. Шурочка только что уснул. Мне не хотелось бы будить его. У тебя очень срочное дело?

– Срочное, но не очень, – улыбнулась в трубку Мирослава. – Когда Шура проснется, то, пожалуйста, пусть позвонит мне.

– Хорошо, я обязательно ему передам.

– Спасибо, Софья Марковна! Надеюсь, что вы по-прежнему хорошеете и на здоровье не жалуетесь! – как можно доброжелательнее проговорила Волгина.

– Ты абсолютно права! – засмеялась Софья Марковна, – спасибо за комплимент. Шурочка тебе позвонит.

– До свидания.

– Всего доброго, – отозвалась Наполеонова и положила трубку.

Софья Марковна знала Волгину с рождения, дружила с ее бабушкой и дедушкой, а теперь поддерживала отношения с обеими ее тетками.

Мирослава была ей симпатична, хотя одно время она опасалась, что Шура влюбится в нее и хлебнет лиха. Но довольно быстро Софья Марковна поняла, что Волгина и ее сын остались просто друзьями и к их дружбе прибавились только общие профессиональные интересы.

Позже она иногда раздумывала над тем, сожалеть ей или радоваться этому. Сын часто ворчал по поводу экстравагантности ведения расследования частным детективом и в то же время признавался, что ее способы приводят к успеху и даже… где-то, – неохотно признавал Шура, – порой помогают ему…

Наполеонов проспал часа три, минут десять после пробуждения полежал в постели с закрытыми глазами.

После того, как он пообедал, мать сообщила ему о звонке Мирославы.

Шура тотчас ринулся к телефону. Он набрал знакомый до боли номер и вслушался в длинные гудки.

Наконец трубку подняли, и Шура услышал голос Мориса.

– Агентство «Мирослава» слушает.

– Привет! Это я, Шура!

– Здравствуй! Да, я знаю, Мирослава тебе звонила. Ты очень занят?

– Как всегда.

– Мирославы сейчас нет. Но она очень хочет поговорить с тобой об одном общем деле…

– Об общем деле?! – удивленно перебил Шура.

– Капитан, – усмехнулся Морис, – ты же знаешь, разговор не телефонный. Приходи в гости.

– Хорошо, если вечером смогу, то заеду. Или позвоню. Пока!

– До свиданья, – Морис положил трубку.

– Какое такое общее дело? – проворчал Шура. – Не иначе, Замятин-младший проявил нетерпение и ринулся к детективу.

Шурочка подумал минуту другую, почесал подбородок, – может, оно и к лучшему…

– Шура! Ты уходишь? – услышал он голос матери.

– Пока нет, пойду побреюсь.

– На свиданье собираешься? – подколола его Софья Марковна.

– Ага, со свидетелями.

– Ты так и не сказал, что случилось?!

– Понимаешь, ма, одна молодая красивая девушка уснула накануне своей свадьбы и не проснулась.

– Какой кошмар! – искренне вырвалось у Софьи Марковны, – ее убили?

– Похоже на то, – вздохнул Шурочка.

– А Мирослава зачем звонила?

– Не знаю. Если удастся, то вечером заеду и узнаю. Так что рано меня не жди.

– Я и не помню, – отозвалась Софья Марковна, – когда ты рано домой приходил. Мать вздохнула и углубилась в свой пасьянс.

Через полчаса Наполеонов вышел из дома и сел за руль «Волги» – можно сказать, семейной реликвии. На ней ездил отец, потом мать, теперь сын.

… Первым делом, придя на работу, Наполеонов поинтересовался, не приходила ли Замятина Марина Ивановна.

Услышав отрицательный ответ, набрал номер телефона замятинского особняка.

– Да? – отозвался тонкий девичий голос.

– Пригласите хозяина или хозяйку дома, – проговорил Шурочка.

– Извините, кто спрашивает?

– Следователь Наполеонов.

В трубке раздалось хихиканье, – шутите?

– Девушка! – рявкнул Шура.

– Сейчас, сейчас. Просто фамилия смешная, – попытался оправдаться девичий голос.

– Ишь, смешливая какая, – беззлобно проворчал Шура, привыкший к различным реакциям граждан на свою фамилию.

Через минуту он услышал голос Льва Наумовича, – Замятин слушает.

– Здравствуйте, Лев Наумович. Это следователь Наполеонов.

– Да, да, Даша сказала.

– Вы говорили, что женщины у вас работают серьезные, – не удержался Шура, – откуда же взялась сия девица-красавица?

– Марья Степановна приболела. Давление у нее. Вот, прислала Дашу – свою племянницу.

– Понятно, – удовлетворился ответом Шура, – я хотел бы поговорить с вашей женой.

Лев Наумович тяжело задышал в трубку.

– Что случилось, Лев Наумович? – спросил Шура.

– Ничего. Она подъедет. Когда вы хотите ее видеть?

– Желательно, в течение часа, – сказал Шура.

– Хорошо. Я сам с ней сейчас подъеду.

– Лучше бы ей прибыть без сопровождения, – проговорил Наполеонов.

– Это еще почему? – насторожился Замятин.

– Видите ли, мне хотелось вызвать вашу жену на откровенный разговор. Она давно была знакома с Еленой Маревой и могла бы многое рассказать мне о ней.

– Но чем я могу вам помешать? – удивился Лев Наумович.

– Сами ведь знаете, – укоризненно вздохнул Шура, – женская душа устроена тонко, и вполне возможно, что при вас ваша супруга, Лев Наумович, не захочет мне подробно рассказывать о своей подруге. Тем более, что ваш сын был женихом Маревой.

– Вы думаете…

– Я пока ничего не думаю, просто исхожу из опыта своей работы.

– Хорошо, – сухо согласился Замятин, – ее привезет шофер.

– Благодарю, Лев Наумович.

– Не за что, – Замятин положил трубку.

– Какие мы все впечатлительные, какие мы все нервные, – вздохнул Шура.

… Было без двадцати пять, когда Марина Замятина вошла в кабинет следователя. Женщина выглядела уставшей и испуганной.

– Можно? – тихо обронила она.

– Конечно, Марина Ивановна, – как можно вежливее произнес Шурочка, – садитесь, пожалуйста, – он указал ей на стул.

Она села и затаила дыхание. У Наполеонова было такое впечатление, что женщина буквально сжалась в комок.

– Я – Александр Романович Наполеонов. Следователь, – представился он.

– Знаю. Муж сказал, что вы приезжали к нам, когда… Когда Лена… В общем, вы вызывали меня.

– Нам нужно поговорить, – сказал Шура, – я надеюсь, что вы поможете мне разобраться в этом деле.

– Но ведь я ничего не знаю! – беспомощно вырвалось у Замятиной.

– Успокойтесь, Марина Ивановна. Хотите воды?

Женщина отрицательно качнула головой.

– Марина Ивановна, для начала расскажите, пожалуйста, что произошло за два предыдущих дня.

Замятина облизала губы.

– Хорошо, я расскажу, но боюсь, что из моего рассказа вы не узнаете ничего нового.

– Ну, об этом судить мне, – мягко произнес Наполеонов.

… Из рассказа Замятиной следователь, действительно, ничего нового не узнал…

Только Марина Ивановна утверждала, что «скорую» вызвал Владимир, в то время, как все остальные были уверены, что сделал это Замятин-старший.

Впрочем, Марина Ивановна могла ошибаться…

Шура решил уточнить и спросил.

– Марина Ивановна, кто вызвал «скорую» – ваш муж или пасынок?

Этот невинный вопрос почему-то привел Замятину в панику.

– Я… Мне кажется… Не знаю…

Шура молча наблюдал за свидетельницей.

– Лев Наумович, – она прижала ладонь ко лбу, – да, я точно помню, что Лев Наумович сказал, что Лена жива и потом, – Марина Ивановна закусила губы, – я была так напугана. По-моему, муж был все время рядом… А может быть и выходил… Простите, ради Бога, я не помню…

– Хорошо. Не волнуйтесь. Лучше расскажите мне, когда вы познакомились с Еленой Константиновной?

– С Ленкой? – удивилась Замятина, – мы с ней всю жизнь знакомы.

– Не преувеличиваете, Марина Ивановна?

– Но это так!

– Марина Ивановна! Вот со своей мамой вы знакомы всю вашу жизнь, – Шура поднял указательный палец в направлении потолка. – Даже с отцом мы знакомимся только после выписки из родильного дома, если он, конечно, на родах не присутствует, – улавливаете мою мысль?

– Ах, в этом смысле… – почему-то разочарованно протянула Замятина.

– Именно в этом, – подтвердил Шура.

– С Ленкой мы познакомились в первом классе. К тому же мы жили в одном подъезде. Но они переехали позднее нас. Вот, пожалуй, и все…

– Она была вашей подругой?

– Была.

– Что вы о ней знаете?

– Практически ничего.

– Марина Ивановна! – не выдержал Наполеонов, – я прошу вас рассказать, что вам известно о Елене Маревой, с которой вы учились десять лет в одном классе, жили в одном подъезде еще дольше и которую практически ввели в дом своего мужа, а вы сообщаете мне, что ничего о ней не знаете.

– Но я не знаю, что вы хотите услышать!

– А вам и не надо этого знать! Просто расскажите о ней все, что помните!

– Хорошо. Лена была красивой с детства. Кокетливой. Вокруг нее чуть ли не с детсада вились мальчики, но она была очень разборчивой! И ждала…

– Принца, – подсказал Шура, невольно улыбнувшись.

– Ну уж нет! – выпалила Замятина. – Нищий принц, хоть и на белом коне, был ей ни к чему! Ей нужен был денежный мешок!

– Странно…

– Что странно? – удивилась Марина Ивановна. – Вы что: в детстве не читали сказку Андерсена «Свинопас?

– Ну что вы, Марина Ивановна, я прекрасно помню, как принцесса отвергла принца с его живой розой и соловьем и целовалась со свинопасом ради получения диковинных вещиц, но – насколько я знаю, – невинно обронил Шура, – ваш двоюродный брат Сергей Иванович Фролов не был денежным мешком…

Замятина на миг онемела, но вскоре пришла в себя.

– Это так, – согласилась она, – но у Лены были обеспеченные родители. Она жила одна в прежней квартире, родители с младшими детьми переехали в более просторную. Однако отец постоянно давал ей деньги, и Ленка безбедно существовала, нигде не работая. Она могла позволить себе интрижки с бедными студентами для развлечения.

– Мне кажется, что вы сами себе противоречите…

– Ничуть!

– Ну хорошо. Мужу и пасынку вы представили Мареву невестой своего брата. Так?

– Так…

– Значит, это не было простой интрижкой? – Наполеонов не сводил с женщины жесткого прямого взгляда.

– Я не могу больше! – воскликнула Марева, и, закрыв лицо руками, заплакала крупными тихими слезами, как незаслуженно обиженный ребенок.

– Марина Ивановна! – Шура поднялся со стула и подошел к Замятиной, – вы о ком плачете? О себе или о подруге?

Женщина подняла на него изумленные глаза.

– Думаю, что о себе, – заключил Шура. – Успокойтесь, а то тушь потечет, станете некрасивой.

– Она не потечет, – машинально отозвалась Марина, – она водостойкая.

– Надо же, куда прогресс шагнул, – тушь не течет… Извините за отсталость, Марина Ивановна, – он вернулся на прежнее место и продолжил, – тушь нынешняя, может, и не течет, а вот жизнь…

– Что вы хотите сказать?! – воскликнула Марина.

– Жизнь течет, – как ни в чем не бывало, продолжил Шура свою мысль, – и жаль, если она протекает во вранье и слезах.

– Но!!!

– Предупреждаю, гражданка Замятина, я – неблагодарный зритель. Так что, отставить спектакль! Выкладывайте правду или освободите кабинет! Я тоже человек! Я не могу дневать и ночевать на работе из-за капризов взбалмошной бабенки!

– Вы… Вы! – задохнулась Замятина, – вы невоспитанный человек!

– Неужели? – хмыкнул он. А про себя подумал, – вот бы мамочка моя услышала…

– Вы оскорбили меня! – ее лицо пылало от гнева.

– Ну что вы, Марина Ивановна! – широко улыбнулся Шура, – это я не вас оскорбил, это я пример привел. В моей практике все больше попадаются несознательные гражданки. Так и норовят следователя уморить.

Марина посмотрела на него круглыми от удивления глазами, – уморить?

– Но, я вижу, к вам это не относится, – примирительно заключил Шура, – так на чем мы остановились?

– На том, что я вру!

– Разве? – Шура изобразил недоумение.

– Да! – Замятина стукнула кулачком по колену.

– Ну, вам виднее, – пожал плечами Наполеонов.

– Слушайте! Да, я солгала! Сергей мне не брат! Мы любили друг друга и хотели пожениться.

– Что же помешало?

– Деньги! Вернее, их отсутствие.

– Значит, денежный мешок нужен был не только Елене Маревой.

Марина почти до крови закусила нижнюю губу и с ненавистью глядя на Шуру, выкрикнула:

– Да! Да! Вы это хотели услышать?!

– Марина Ивановна! Я хочу услышать правду, чтобы раскрыть убийство.

– С чего вы взяли, что Ленка убита?

– Из заключения патологоанатома, – спокойно ответил капитан.

– Но это невозможно!

– Почему?

– Никто не мог желать ей смерти! Никто!

– А ваш брат? Отвергнутый жених?

– Я уже вам сказала, что он не был моим братом! Мы любили друг друга. А весь этот спектакль был поставлен Ленкой, чтобы помочь нам с Сергеем встречаться без боязни быть разоблаченными.

– Подруга так сильно любила вас?

– Нет, но я была настолько слепа, что верила ее словам!

Шура уже знал от Фролова всю эту историю, но ему хотелось послушать версию Замятиной.

– И когда вы прозрели, Марина Ивановна?

– Когда Ленка предложила мне уйти ото Льва Наумовича к Сергею.

– Но это вполне логично, – заметил Шура.

– Что логично?

– Уйти к любимому.

– Нет! Ленка хотела, чтобы все миллионы Замятиных достались ей одной!

– Вы думаете? – решил слукавить Шура.

– Уверена! Она только за этим и проникла в дом, чтобы окрутить Владимира!

– И ей это удалось, – констатировал Наполеонов.

– Удалось, – тяжело вздохнув, согласилась Замятина. – То, что Ленка собралась выйти замуж за Владимира, меня не волновало, бесило то, что она решила выжить меня!

– И вы решили ей отомстить? – спокойно спросил Наполеонов.

– Да! Решила! – сверкнула глазами Марина.

– И подсыпали в пиво убойную дозу снотворного.

– Нет! Вы с ума сошли! – испуганно закричала Замятина.

– Снотворное найдено в крови Маревой и в бокале с пивом, из которого она пила.

– Но я не убивала ее! Клянусь! – закричала Марина и вскочила, опрокидывая стул.

– Спокойно, Марина Ивановна, – Шура мгновенно поднялся с места, опередив Замятину. Поднял опрокинутый стул и усадил женщину на место.

– Ну вот, – сказал он, так лучше. Марина Ивановна! В этом кабинете клятвы и заверения не принимаются. У меня и у этих стен уже давно уши завяли от количества произнесенных здесь ложных заверений.

– Где же вы видите уши у стен? – тихо произнесла Марина.

– Не все существующее зримо, – обронил Наполеонов.

– Да?

– Да. Вы хотели отомстить предавшей вас подруге?

– Хотела, – кивнула Замятина.

– И что вы сделали?

– Ничего!

– То есть?

– Я не успела!

– Хотите сказать, что кто-то вас опередил?

– Да! Не знаю… Я не собиралась устранять ее физически, – беспомощно вздохнула молодая женщина, – я просто хотела в особо торжественный момент, когда в доме будет много гостей, все рассказать!

– Что все? – удивился Шура.

– Ну… про всех нас. И что режиссером была Ленка! Что она обманула всех!

– Но таким образом вы разоблачили бы в первую очередь себя.

– Да, я знаю. Но я решила развестись с мужем, потому что больше не могу!

– Вы надеялись, что вам поверят?

– Да. Сергей бы все подтвердил!

– Это могло бы выглядеть местью отвергнутого жениха.

– Но я-то? И потом, моя мама знала об этом. Некоторые мои друзья…

– Вы собрались всех позвать в свидетели? – усмехнулся Шура.

– Если бы потребовалось – позвала бы! – горячо заявила Замятина.

– А как вы, Марина Ивановна, относитесь к своему мужу? – поинтересовался Шура.

– Он хороший человек, – уверенно ответила Замятина.

– Вам не пришло в голову, что этим скандалом вы раз и навсегда погубили бы репутацию вашего супруга?!

– Я тогда не подумала об этом, – тихо отозвалась Марина.

– Не подумали, черт возьми! – горячился Наполеонов, но тут же взял себя в руки, – почему вы были так уверены, что ваш пасынок откажется от Елены Маревой? Возможно, он простил бы ее?

– После публичного скандала? – зло рассмеялась Марина.

– А почему – нет? – не сдавался Шура, – любовь зла… Сами знаете…

– Все равно жизни у них бы не было, – уверенно проговорила Замятина.

– Кто предложил выпить пиво?! – неожиданно резко спросил Наполеонов.

– Ленка, – дрогнув от неожиданности, обронила Замятина, – но вы все равно мне не поверите, – добавила она тихо.

– Не поверю, – подумал Шура, а вслух сказал, – рассказывайте с того момента, как Марева принесла пиво в вашу комнату.

– Хорошо, – кивнула Замятина, – вы меня арестуете?

– Рассказывайте, – приказал Наполеонов.

– После обеда я поднялась к себе. Уже укладывалась в постель, как в комнату без стука ворвалась Ленка. Она просто сияла от счастья. Красивая, веселая, румянец во всю щеку. У меня не было ни малейшего желания общаться с ней, – Замятина тяжело вздохнула. – Но от Ленки отвязаться не так-то просто…

Шура терпеливо ждал. Весь его опыт следователя подсказывал, что торопить людей в таких случаях не следует.

Марина Ивановна жалобно посмотрела на Наполеонова и продолжила.

– В руках у Ленки был поднос с пивом. Она предложила помириться и выпить за дружбу.

– Пиво? – не удержался Шура.

– Я и сама удивилась, – сказала Замятина, – но Ленка такая непредсказуемая… Была непредсказуемая, – поправилась она.

– И вам ничто не показалось подозрительным?

– Нет, – покачала головой молодая женщина, – Ленка поставила пиво, вернее, поднос на круглый столик.

– Бутылка была открыта? – спросил Наполеонов.

– Бутылка была пустой. Пиво в двух бокалах.

– Вы сразу выпили?

– Нет. Ленка, когда садилась, наверное, зацепилась за стул, в общем, не знаю, но у нее сломался каблук. Туфли были немного тесные, и Ленка наклонилась, чтобы стащить их с ног.

Шурочка едва сдержался, чтобы не сказать:

– И в это время у вас появилась возможность подсыпать снотворное…

Замятина о мыслях следователя не догадывалась и продолжала свой рассказ.

– Ленка пожаловалась, что ноги в этих туфлях отекают, и мы собрались выпить.

Марина вздохнула.

– Пить не хотелось, чувствовала я себя неважно, даже столик поплыл перед глазами, так кружилась голова, но деваться было некуда… И тут, – Марина потерла виски, – раздался стук в дверь, в комнату ввалились Владимир, Сергей и Лев Наумович. У Владимира было особенно приподнятое настроение, они были с бутылкой шампанского и заставили нас выпить. Когда бутылка стала пустой, Ленка выпроводила гостей под тем предлогом, что нам надо посекретничать. Мужчины ушли. Я заметила, что муж бросил неодобрительный взгляд на бокалы с пивом, но замечания не сделал, – Марина вздохнула.

– Вы сожалеете об этом? – спросил Шура.

– Да! Очень! – искренне вырвалось у Замятиной.

– Итак, вы остались одни?

– Да… пить пиво после шампанского. Я сказала Ленке, но она только рассмеялась, и спросила, – разве ты не хочешь мира?

– Чтобы отвязаться от нее, я залпом выпила.

– А Марева?

– Она тоже. Взяла поднос и ушла. А я читала в постели несколько часов.

– Когда Елена Константиновна уходила, вам ничего не показалось подозрительным в ее поведении?

– Нет… Только она как-то непонятно посмотрела на меня…

– Как именно?

– То ли с жалостью… То ли как бы прощаясь со мной… Скорее всего, мне это показалось.

– А где в доме хранилось снотворное? – спросил Шура.

– У меня в комнате, – обреченно призналась Замятина.

– Зачем?

– Я пила его. У меня была депрессия, бессонница и врач выписал мне.

– Больше в доме никто не пользовался подобным препаратом?

– Насколько мне известно, нет.

– Кто знал о снотворном в вашей комнате?

– Все знали…

– То есть?

– Я плохо себя чувствовала и не делала из этого тайны.

– До чего доводит жалость к себе, – сердито подумал Шура, – афишировать свое дурное настроение… И прислуга знала? – уточнил Шура.

– Да, – кивнула Марина Ивановна.

– Мило, мило… – Наполеонов постучал пальцами по столу.

Марина вся сжалась и не сводила со следователя испуганных глаз.

– Интересно, как у нее с актерскими способностями? – подумал Шура, а вслух сказал: – Марина Ивановна! Факт: наибольший доступ к снотворному имели именно вы.

– Его мог взять любой! – жалобно воскликнула она.

Словно не слыша ее, Наполеонов продолжил. – И мотив у вас имеется.

– Я уже все объяснила вам! Ну зачем мне было убивать Ленку?!

– Все из-за тех же денег, Марина Ивановна, – ведь Лев Наумович непременно отдал бы часть капитала наследнику, обзаведись он семейством.

– Владимир сам крепко стоял на ногах. К тому же, отец уже давно отдал ему половину. Я бы ничего не потеряла от женитьбы пасынка. Тем более, что я собиралась уходить от мужа!

– Ваши слова никто не может подтвердить.

– Конечно. Но поймите!

– Что?

– Владимир все равно бы рано или поздно женился! Не могу же я убивать всех его невест!

– Резонно, – согласился капитан.

– Ну вот, видите!

– Однако с Еленой Маревой был особый случай.

– Я вам уже тысячу раз объясняла, как собиралась расстроить эту свадьбу!

– Да, я помню… – Наполеонов внимательно посмотрел на молодую женщину.

– Значит так, – сказал он, – пока можете идти.

– Вы отпускаете меня?!

– В надежде на ваше благоразумие.

– Да, – кивнула Марина Ивановна.

– И под ответственность вашего мужа, – добавил Шура.

– Да, – снова кивнула Марина Ивановна.

– Замужняя женщина, а ведет себя, как ребенок, – пробурчал Шура, когда за Замятиной закрылась дверь.

Шура прошелся по кабинету. Посмотрел на часы. Вздохнул и набрал номер телефона особняка Замятиных.

– Дом Замятиных, – отозвался зрелый женский голос.

– Льва Наумовича, пожалуйста.

– Кто его спрашивает?

– Следователь Наполеонов.

– Минуточку, – отозвалась трубка.

– Я слушаю, – ровно через минуту прозвучал голос Замятина.

– Добрый вечер, Лев Наумович. Это Наполеонов.

– Добрый вечер, если можно таковыми теперь называть мои вечера.

Шура не стал комментировать его сетования, а сразу приступил к делу. – Лев Наумович, постарайтесь, чтобы ваша жена никуда не отлучалась пока из дома.

– Вы подозреваете Марину? – изумился Замятин.

– У меня работа такая, Лев Наумович, подозревать.

– Но Марина!.. – возмутился Замятин.

– Марева умерла от передозировки снотворного, которое было в пиве, выпитом ею наедине с вашей женой, – устало пояснил Наполеонов, – снотворное же долгое время принимала ваша жена.

– Но ни для кого в доме это не было секретом!

– Ваша жена уже сообщила мне об этом.

– Так чего же вы хотите?!

– Раскрыть убийство, Лев Наумович. Вы – здравомыслящий человек. Возможно, ваша жена ни в чем не виновата, но…

– Никаких но! – властно перебил его Замятин.

– Лев Наумович! Вы думаете, что в камере Марине Ивановне будет удобнее, чем в вашем доме? – спросил Наполеонов безразличным тоном.

– Нет! – рявкнул Замятин, – вы забываете…

– Не волнуйтесь, Лев Наумович, у меня прекрасная память! Я помню, кто вы и что у вас связи и прочее, прочее. Но никто и ничто не помешает мне делать мою работу.

– Черт с вами! – бросил Замятин.

– Значит, мы договорились: Марину Ивановну вы из виду не выпускаете, иначе мне придется…

– Договорились! – Замятин бросил трубку.

– Да, добрые люди, видно, тоже не со всеми добры, – усмехнулся Шурочка, – ничего не поделаешь: человеку в погонах все приходится терпеть.

Он снова поднял трубку и набрал номер, – Алло! Мама! Ты ужинай и бай-бай!

– Шура! – обрадовано закричала в трубку Софья Марковна, – у нас гости! Угадай кто?!

– Якубович с Поля чудес, – брякнул Наполеонов, – подарочки нам принес.

– Ну, что за полицейский юмор, – отозвалась мать.

– Прости, ма, но у меня и без твоих загадок…

– Ладно, ладно, – примирительно сказала Софья Марковна, – к нам тетя Рая приехала. Помнишь ее?

– Хотел бы забыть! – вырвалось у Шурочки. – Это та, которая рот не закрывает ни на минуту?!

– Шура! Где твое воспитание? – укоризненно вздохнула мать.

– Извини, ма. А когда она уедет? – невинно поинтересовался Наполеонов.

– Шура!!! Как ты можешь?!

– Просто поинтересовался. Нельзя, что ли? – притворно обиделся Шура.

– Можно, конечно. Через два дня.

– Здорово!

– Шура! Так мы ждем тебя! Тетя Рая так хочет с тобой поговорить! Представляешь, в каком она нетерпении?

– Представляю… А в каком я… отчаянии, – буркнул Шура, прикрыв трубку рукой.

– Шурочка! Тебя не слышно! – звенел голос Софьи Марковны.

– Я говорю: тоже в нетерпении! Но понимаешь, ма, работа!

– Мы подождем, – успокоила сына Софья Марковна.

– Ма, я ведь чего звоню… Видишь ли, у меня командировка нарисовалась.

– Боже мой, как же так, Шура?!

– Ничего не поделаешь, работа такая!

– Да, я понимаю, – вздохнула Софья Марковна, – куда едешь?

– Здесь, по области.

– Это опасно, Шура?! Не скрывай! – заволновалась Софья Марковна.

– Да что ты, ма, ерунда! Через пару дней буду дома цел и невредим.

– Шура!

– Что?

– Тетя Рая расстроится.

– Я тоже страшно растроюсь, – стараясь скрыть веселье, сообщил Шура, – передавай ей привет.

– Хорошо, – сказала Софья Марковна.

– Только не забудь, – скорбно попросил Шура.

– Не забуду. Езжай спокойно. Ты не виноват, что так вышло. Выполняй свой долг.

– Есть, мать!

– Не паясничай.

– Целую, – Шура быстро положил трубку.

– Так, – он радостно потер руки, – одной напасти удалось избежать. Где бы мне перекантоваться двое суток, – Наполеонов задумался. – Вестимо где!

Он набрал номер агентства. На этот раз Мирослава сама взяла трубку.

– Агентство «Мирослава» слушает.

– Привет!

– Шура! – обрадовалась Волгина.

– Проблемы?

– Угадал.

– Я вообще сообразительный, – похвалил себя Наполеонов.

– Шура, приезжай к нам, если, конечно, можешь.

– Могу. Сейчас буду! – он уже собрался положить трубку, как вдруг опомнился. – Мирослава!

– Да, Шурочка, – Волгина еще слушала его.

– Я, между прочим, есть хочу! – заявил Наполеонов.

– Накормим.

– А торт? – живо поинтересовался капитан.

– И торт будет, сластена, – мягко укорила Волгина.

– Я работник умственного труда, – возмутился Наполеонов, – имею право на сладкое!

– Имеешь, имеешь, – успокоила его Мирослава, – приезжай.

– Уже мчусь! – Шура бросил трубку и пулей вылетел из отделения.

На улице было тихо. Огромные глазастые звезды с любопытством смотрели вниз. Снег скрипел под ногами. Деревья замерли, видно, бродяга ветер, забежав в подворотню, неожиданно заснул, и метель, обещанная сегодня синоптиками, откладывалась на неопределенное время.

Старая «Волга» Наполеонова пару раз кашлянула, закряхтела и тронулась с места. Ехать было нелегко – дороги еще не расчистили после вчерашнего снегопада.

Шурочка был аккуратным водителем. Машину свою берег. Он не частный детектив, «БМВ» на его кровные не скоро купишь.

… Впрочем, и сама Мирослава, имея, новенький «БМВ», ездила по большей части на «Волге».

– Кто их поймет, этих женщин, – пробурчал Шура, поворачивая в сторону коттеджного поселка, в котором и жила Волгина в собственном особняке.

– Неплохо устроилась, – вздохнул Шурочка, напрочь лишенный умения завидовать.

Он знал, что дед Мирославы служил в милиции. Дослужился до генерала.

Желание внучки пойти по его стопам не то чтобы одобрял, но и не пытался ее отговорить.

Но жизнь так повернулась, что Мирослава стала тем, кем стала.

Шурочке она не раз говорила, что характер у нее слишком независимый.

– Не любит она, видите ли, подчиняться, – притворно сердито проворчал Шурочка, – а кто любит-то? Можно подумать, что он, Шура, любит. Но куда деваться?! Так уж устроен мир.

На это Мирослава возражала: мужской мир. А она – женщина, поэтому будет делать то, что сочтет нужным.

Наполеонов же хотел дослужиться до генерала. Как минимум. Свои амбиции Наполеонов не скрывал, но и не выпячивал. Делал свое дело и совестью не торговал.

…Вот и поселок. Шурочка снизил скорость. Снежное царство спящих садов и особняков впустило его на свою территорию.

В окнах горели огни. За высокими заборами порой раздавался рык породистых собак. Снежный покров казался нетронутым, словно никто из обитателей этих теремов и не выходит из дома…

Дорогу к дому Мирославы он знал наизусть.

Ворота были открыты. На белом снегу, отражающем звезды, сидел огромный черный кот. Его пушистый хвост метался туда-сюда, распыляя серебряные искры снежинок.

Наполеонов вышел из машины и, проигнорировав кота, весело крикнул:

– Эй, дома кто-нибудь есть?!

– Загоняй машину в гараж, – услышал он голос Мориса.

Было видно, что Миндаугас только что расчистил дороги от ворот до дома и до гаража.

– Что, викинг, хлеб отрабатываешь? – пошутил Шура.

– Отрабатываю, – бесстрастно согласился Миндаугас.

– Зря, – заметил Наполеонов, – метель обещали. Опять занесет.

– Снова почистим, – так же спокойно ответил Морис.

– Завидую я твоему хладнокровию.

Миндаугас пожал плечами и громко позвал:

– Дональд! Дон!

Огромный кот забежал во двор и со всего разбега взлетел на плечо Миндаугаса.

– Ну и зверь! – проворчал Шура.

Кот сверкнул в его сторону огромными ярко-желтыми глазами и заурчал.

– Урчи, урчи, тигр! – поддразнил его Шура.

Кот фыркнул и демонстративно отвернулся, уткнув нос в щеку Мориса.

– Ох, – вздохнул Шура и отправился заводить машину в гараж.

В прихожей их встретила Мирослава.

– Наконец-то, Шурочка!

– К вам ходить опасно, – рассмеялся Наполеонов, косясь на кота, – того и гляди зверюга задерет.

– Он не зверюга, – улыбнулась Мирослава, – Дон добрый, просто ты не нашел с ним общего языка.

– Ага, – хмыкнул Шурочка, – только мне и осталось, как с котами язык находить, мало мне прочих граждан…

– Ладно уж, не ворчи, – сказала Мирослава, – заходи. Ужинать будем.

– Вот, с этого бы и начинали, – искренне обрадовался Наполеонов.

… Ужин был шикарный. И Шурочка ни в чем себе не отказывал.

Глава 8

После ужина все, в том числе и кот, перебрались в библиотеку.

Шура едва не мурлыкал от удовольствия, развалившись в удобном кресле перед камином.

Яркие языки огня плясали на поленьях, отбрасывая причудливые тени.

Сама комната казалась оранжевым шатром, затерявшимся в просторах вселенной.

– Выглянешь в окно, – думал Наполеонов, – а там звезды, звезды… звезды…

Шурочке хотелось закрыть глаза и поспать хотя бы пару часов. Он чертовски устал! А еще этот замечательный ужин. И тепло камина…

… За окном, действительно, плыли звезды, но только снежные. Их медленный танец постепенно перерос в обещанную синоптиками метель. Но через опущенные портьеры ничего не было видно, и поэтому Шура ощущал полное умиротворение.

Сквозь полудрему он думал о том, что ему предстоит долгий разговор с Мирославой, ведь неспроста же она пригласила его на ужин… Хотя чаще всего он приходил без всякого приглашения. Если быть честным, то Шура не чувствовал Мирославу просто другом, она для него, скорее, была сестрой, так же, как Виктор – братом.

И тут он вспомнил про свалившуюся ему на голову подругу матери…

– О, эта тетя Рая! И за что?! Что он плохого сделал, чтобы мать так обожала свою не умеющую молчать подругу?!

Шурочка отчетливо слышал мурлыканье кота:

– Мур-мур-мур…

Постепенно эти звуки стали восприниматься им как:

– Баю-баюшки-баю…

Шурочка уснул. Проснулся он, когда напольные часы били двенадцать раз. Полночь. Вокруг тишина. Только по-прежнему горит огонь в камине и мурлычет дремлющий в полглаза кот.

Наполеонов заметил, что кто-то заботливо укрыл его теплым пледом.

– Кто-нибудь есть в доме? – позвал он, поднимаясь с кресла и потягиваясь.

– Есть, – ответили ему. И тут Наполеонов заметил, что Мирослава и Морис, по-видимому, и не покидали библиотеки, просто устроились поудобнее с книгами и дали капитану выспаться.

– Чаю хочешь? – спросил Морис.

– Хочу, – откликнулся Шурочка, – а торт остался?

– Остался, – кивнул Миндаугас, – сейчас принесу.

– Один кусочек, – крикнула ему вдогонку Мирослава.

– Это еще почему?! – возмутился Шурочка.

– А то ты опять уснешь, – сказала Мирослава.

– Имею право. Работа у меня собачья…

– Имеешь, имеешь, – перебила Волгина, – но только после разговора.

– Ладно уж, не беспокойтесь, ваше величество, – съязвил Шура, – я выспался.

– Прекрасно, – парировала Мирослава, – а чтобы тебе не напрягаться, можешь именовать меня просто богиней.

Шура метнул на хозяйку дома красноречивый взгляд, но не сказал ни слова.

Морис прикатил столик с чаем, наполеоном для Шуры и фруктами для Мирославы и себя.

Дон в такой поздний час никогда не ел, поэтому он неодобрительно посмотрел на еду, лизнул пару раз свою лапу и снова закрыл глаза…

Мирослава подошла к камину и села рядом с котом.

Отблески пламени озарили ее лицо. В изгибе губ затаилась и растаяла улыбка неуловимая, непостижимая. Была она или нет на губах молодой женщины, могло знать только пламя, рассыпавшееся красными отблесками искр на черной шерсти кота.

– Между прочим, – недовольно пробубнил Шура, – уже первый час пошел.

– Ну и что? – невинно осведомилась Мирослава.

– Ничего! Все порядочные люди в это время спят.

– Увы, Шурочка, ты сыщик…

– Знаю, знаю, – ворчливо отозвался Наполеонов, и принялся за чай с тортом.

Морис взял со стола чашку чаю и подал ее Мирославе.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Ну, вы даете! – восхитился Шура.

– Не понимаю… – пожала плечами Мирослава, – как Софье Марковне – известнейшей пианистке, талантливейшему педагогу – удалось воспитать свое чадо подобным образом?!

– Меня уже в третий раз за короткое время упрекают в невоспитанности.

Мирослава фыркнула.

– У матушки просто не хватало на меня времени, – ответил Наполеонов и продолжил уплетать торт.

– О, кстати! – вспомнил он, – сегодня я у вас переночую.

– Мы догадались, – сказала Мирослава, – только не забудь позвонить матери.

– Не надо!

– То есть? Она же будет волноваться! При твоей-то работе!

– Сказал же, не надо! Она думает, что я в командировке.

– Некрасиво обманывать родителей, – заметил без тени улыбки Морис.

Шура метнул в него красноречивый взгляд, но от острот по поводу просвещенной Европы и маленькой, но гордой Литвы, удержался.

Вместо этого он повернулся к Мирославе:

– К матери приехала подруга. Близкая.

– Ну и?

– Она тетка, конечно, ничего, но болтушка страшная. Рта вообще не закрывает. У меня такое впечатление, что она даже во сне разговаривает.

Шурочка дурашливо всхлипнул:

– Пожалейте меня, ребята! Не могу я с этой бабой, извините, дамой, долго рядом находиться. У меня на нее аллергия. Заболею, в больницу слягу, кто будет тогда преступников ловить?

– Наполеонов, будет тебе лицедействовать, – сказала же тебе: живи, сколько хочешь. Дом большой, места много.

– А вот «сколько хочешь» – не говорили! – Шурочка весело потер одну ладонь о другую.

– Так, теперь сказали. Шура, давай перейдем к делу.

– Торт кончился? – огорчился Наполеонов и тут же спросил с надеждой, – а еще остался хоть маленький кусочек?

– На сегодня – все!

– Жестокая вы женщина, Мирослава Игоревна! Нет в вашей душе ни отклика, ни сочувствия бедному полицейскому.

– Морис! Стащи с него плед!

– Не подходи, викинг!

– Русы от пруссов – поморских литовских племен. В этом случае варягов связывают с поморскими славянами и литовцами, а не со скандинавами, – проговорил Морис.

– Чего? Чего?! – воскликнул Шура изумленно.

– Морис, наполеоновский мозг не создан для исторических экскурсов. Не нагружай его, – притворно вздохнула Мирослава.

Морис кивнул и направился к Шуре.

– Ишь, дылда двухметровая! Ему легко маленького полицейского обидеть! В гости позвали, а сами третируют. Дождетесь, позову Незовибатько, у него один кулак – как моя голова, да и ростом его Бог не обидел.

Морис быстрым движением сдернул с Шуры плед. Наполеонов вскочил с кресла и, подойдя к камину, сел на ковер.

– Я готов к разговору, – сказал он серьезно, – просто мне нужна была подготовка…

– Ты ведешь дело об убийстве Маревой Елены Константиновны?

– Предположим…

– Мне это известно доподлинно.

– Откуда? – вяло поинтересовался Шура.

– Свои источники.

– Могу попробовать их раскрыть. К вам обратился Замятин Владимир Львович?

Лицо Мирославы осталось непроницаемым.

– Сергей Иванович Фролов?

– Шура, не будем гадать. Лучше скажи, самоубийство исключено?

– Я уверен, что она была убита. К чему ей сводить счеты с жизнью накануне свадьбы? И этот экстравагантный способ! Она могла выпить таблетки у себя в комнате.

– Ты, конечно, установил, у кого в доме было снотворное?

– Хороший у вас источник информации, Мирослава Игоревна. Снотворным пользовалась только Замятина Марина Ивановна, жена хозяина дома. И хранилось лекарство в ее комнате, в ящике шкафа. Отпечатки только Марины Ивановны.

– Кто-то мог надеть перчатки и взять лекарство.

– Мог… – обронил Шура.

– Ящик закрывался на ключ?

– Нет. Марина Ивановна даже комнаты своей не закрывала.

– У тебя есть подозреваемые? – спросила задумчиво Мирослава.

– Все! – отрубил Шура.

– Интересно… Давай рассмотрим по порядку.

Шура кивнул.

– Например, чем тебе не угодил хозяин дома? Какие мотивы могут быть у Замятина Льва Наумовича?

– Невеста сына могла ему просто не понравиться.

– Это не повод для убийства.

– Допустим, он предполагал, что Марева охотится за богатством дома Замятиных?

– У сына были свои деньги, и он мог ими распоряжаться, как ему захочется. Не думаю, что Льва Наумовича это могло волновать до такой степени.

– Пожалуй, да…

– Был ли мотив у Марины Ивановны?

– Замятина представила Фролова как своего брата, а Мареву – как невесту брата.

– Ну и что?..

– Фролов на первом же допросе признался, что все это игра. Фролов и Замятина были любовниками.

– И что с того?

– Ревность, моя дорогая! Ревность!

– Ты же сам сказал, что это была игра. Марева и Фролов только притворялись пылкими влюбленными.

– Может быть, слишком хорошо притворялись? – не сдавался Наполеонов. – Кто знает, возможно, они порой, мягко говоря, переигрывали и оказывались в более близких отношениях, чем представлялось Замятиной до поры до времени…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Кто может дать гарантию, что однажды Марина Ивановна не застукала своего любовника в постели подруги?

Морис Миндаугас хранил молчание, внимательно слушая разговор двух детективов.

– Ты прав, – была вынуждена согласиться Волгина, – такой гарантии никто дать не может. Но моя интуиция…

– Вот только этого не надо! – взмахнул Шура руками.

– Хорошо. Допустим, ты прав, но пока Фролов и Марева были в глазах других женихом и невестой, ничего не происходило. А ведь именно в то время ревность могла мучить Марину. После же помолвки с Владимиром мотив отпадает.

– Замятина могла затаиться до поры, а потом отомстить!

– Глупо!

– Спасибо! Вы всегда найдете повод, чтобы обозвать человека дураком!

– Прости, Шура! Я не это имела в виду. Пойми, нелогично убивать после того, как любовник порывает даже игровые отношения с Маревой.

– А женщины – существа вообще нелогичные! – парировал Шура.

Не обратив на его реплику ни малейшего внимания, Мирослава продолжила.

– Замятина Владимира Львовича ты тоже подозреваешь?

– Да! Он мог узнать, что невеста проникла в их дом обманным путем.

– Ну и что?

– Как что? Ни о какой любви не было речи!

– Чушь!

– Я имею в виду со стороны Елены!

– Следовательно, ты считаешь, что со стороны Владимира любовь была?

– Несомненно, была.

– Тогда зачем же ему убивать ее? Он мог попробовать завоевать ее сердце в дальнейшем. Она же бросила ради него Фролова.

– А что, если Замятин знал, что Фролов и Марева притворялись?

– Откуда?

– Она могла сама сказать ему.

– Шурочка, ты плохо знаешь женщин.

– Он тоже мог застать свою невесту с Фроловым…

– Марева не могла быть настолько наивной, чтобы перед свадьбой позволять себе подобные вольности в доме будущего мужа.

– Может быть, это был порыв?!

– Чушь, Шурочка! Теперь рассмотрим, были ли причины у Фролова?

– Были!

– Какие?

– Он мог увлечься Маревой и в дальнейшем надеяться на брак с ней, и вдруг она бросает его ради Замятина.

– Нет, не похоже…

– Значит, все-таки вас нанял Фролов?

Мирослава покачала головой.

– Моя основная версия, – сказал Шура, – состоит в том, что Мареву убила Замятина.

– Из ревности?

– Не только. Марева могла шантажировать Замятину. А это уже серьезно.

– Возможно…

– Представляете, если Елена Константиновна сообщает мужу Марины Ивановны о том, что так называемый брат на самом деле – ее любовник?

– Тогда Маревой пришлось бы рассказать о своей неприглядной роли в этой истории.

– Да, но она могла бы это объяснить своей привязанностью к подруге…

– Которую решила теперь предать. Нет, Шурочка, если б Елена все рассказала Льву Наумовичу, ей бы уже не удалось жить припеваючи в доме Замятиных. Даже если бы она стала женой Владимира, в бочке меда осталась бы здоровенная ложка дегтя. Не пошла бы Марева на такой риск.

– Шура, а кому пришла в голову идея с пивом?

– В том-то и дело, что Маревой, но это – по словам Марины Ивановны.

Сама Волгина знала об этом тоже от Замятиной.

– Ваш источник, конечно, рассказал вам, что семейство хорошо погуляло? – спросил Шура.

Мирослава молча кивнула.

– И то, что потом все видели поднос с пивом на столике в спальне Марины Ивановны тоже?

– Да. И по всему выходит, что подсыпать лекарство мог любой. Теоретически.

– А практически?

– Практически это почти невозможно! Подумай сам – высыпать горсть таблеток на глазах стольких свидетелей! И чтобы никто ничего не заметил! Даже если уж предположить совсем невероятное – сговор всего семейства, то сама-то жертва должна была увидеть!

– И к чему мы пришли?

Морис подбросил в камин несколько яблоневых поленьев.

– Лекарство было в пиве до того, как его принесли в комнату к Марине, – уверенно проговорила Мирослава.

– А это значит, что Замятина лжет, – сказал Шура.

– Почему ты так уверен?

– Потому что мы уже исключили самоубийство. В таком случае пиво приготовила Замятина, а не Марева. Иное просто невозможно!

– Никто из свидетелей не видел, как Марева входила к Замятиной в комнату с подносом?

– Никто!

– А прислуга?

– Прислуга уже была отпущена.

– Шура! А что с отпечатками на бокалах?

– С отпечатками ерунда, – неохотно отозвался Наполеонов.

– Шура, не томи!

– И на том, и на другом бокале отпечатки пальцев обеих женщин.

– Странно.

– Вот, именно. С чего бы им меняться бокалами?

– Или перевернули поднос…

– Незаметно перевернуть поднос – возможно ли? – недоверчиво спросил Шура.

– Только во время всеобщей суматохи, когда мужчины пришли с шампанским.

– Все равно рискованно! И главное, зачем?

– Да, главное – зачем… Слушай, Шура, а в шкафчике отпечатки Марины Ивановны и внутри и снаружи?

– Нет, – неохотно призвался Наполеонов, – только снаружи.

– А внутри?

– Внутри вообще чисто! Тщательно вытерто.

– Шура! Зачем Замятиной стирать свои отпечатки, если они там вполне естественны?

– Может, следы заметала…

– Нет, здесь что-то не так! Нужно все еще раз тщательно изучить внутри! Бери-ка ты с утра завтра своего Незовибатько…

– Бесполезно! – уперся Наполеонов.

– Шура! Я тебя прошу!

– Ну, ладно, если просишь…

– Спасибо.

– Не за что, не знаю, захочет ли эксперт, – отозвался Наполеонов.

– Уговори!

– Ладно.

– И еще, Шура, я должна увидеть отпечатки на бокалах.

– Могу описать.

– Я должна увидеть собственными глазами! – упорствовала Мирослава.

– Хорошо. Завтра часов…

– Нет, Шура, – перебила Мирослава, – я прямо из дома поеду с тобой.

– Из дома, так из дома, – пробурчал Наполеонов, веревки ты из меня вьешь, подруга.

– Так ведь ради дела!

– Ладно, а теперь я хочу спать! – заявил Шура.

– Морис, проводи, пожалуйста, дорогого гостя в его комнату.

– Сам не заплутаю.

Миндаугас улыбнулся, но все-таки пошел с Шурой.

Мирослава осталась сидеть у камина, наблюдая за медленным танцем огня.

Что-то не давало ей покоя. Что-то неуловимое плыло перед ее внутренним взором, складывалось в мозаику, проступало и!.. снова распадалось на части.

Не хватало какого-то кусочка, чего-то совсем малого и оттого не замечаемого или не осознаваемого. Но чего?

Морис вернулся в комнату и присел рядом с Мирославой.

– Есть какие-нибудь идеи? – тихо спросил он.

Она качнула головой.

– А у тебя?

– Мне кажется, ничего не решить без отпечатков. Капитан говорил о них что-то непонятное…

– Да, завтра я непременно должна их увидеть.

– Я так же, как и вы, считаю, что Замятина не убивала Мареву.

Мирослава заглянула в его глаза, ставшие темнее и ярче от падающих на них отсветов огня.

– В то же время, – сказал Морис, – если быть объективным, то убить Мареву имела возможность только Замятина.

– Что-то здесь не так, – Мирослава задумчиво провела кончиками пальцев по лицу.

– Думаю, что теперь самое лучшее – лечь спать, – произнес Морис.

– Согласна. Спокойной ночи, – Мирослава ушла к себе.

– Спокойной ночи, – Морис задержался, чтобы загасить огонь в камине.

Кот потянулся, лизнул лапу и перевернулся на другой бок. Его золотистые глаза сверкнули в темноте и спрятались за темными веками.

… За окном спал сад. По занесенным снегом дорожкам бродил мороз и покрякивал.

А высоко в небе горели звезды, осколком зеркала плыла луна и лунные зайцы прыгали по сугробам, забираясь на крыши домов, и при малейшей возможности проникали в теплые комнаты сладко спящих и ни о чем не подозревающих людей…

Морис поправил шторы в своей комнате, лег в постель, выключил ночник и закрыл глаза.

Ему снилось море. Дюны и аромат сосен, расплавленных летним солнцем.

Какая-то женщина бежала по кромке воды и улыбалась.

Море, как преданный пес, лизало стройные ноги, а в глазах ее отражалось небо.

– Мама, – тихо сорвалось с губ спящего Мориса, – мама!

Глава 9

Утренняя заря, просыпаясь, приоткрывала ресницы, сквозь которые пробивались первые, еще несмелые, лучи солнца. Казалось, она потянулась… и зябко повела плечами. Алая шаль облаков сорвалась с места и растаяла вдали. Поблекли пурпурные всплески на востоке, и воздух стал прозрачно-голубым.

Пригоршни белых звезд посыпались с неба, стало первозданно свежо и спокойно вокруг.

Завтракали внизу в столовой.

Мирослава и Морис по утрам ели овсянку и пили зеленый чай.

Для Шуры была приготовлена толстенная яичница с колбасой, бутерброды с сыром и маслом, которые он сверху намазывал клубничным вареньем.

Больше всего Наполеонова поражало, что кот тоже ел овсянку.

– Правильно говорят, – ворчал Шура, – какие хозяева, такие у них и коты…

У него в голове не укладывалось: как можно добровольно есть это каждое утро?

После завтрака Мирослава и Шура отправились к своим «Волгам».

Правда, дорогу к гаражу пришлось предварительно расчистить. За ночь опять все занесло снегом.

И все-таки было приятно смотреть на пушистые холмы кристальной чистоты, слегка позолоченные лучами солнца.

– Какой у вас тут воздух! – невольно вырвалось у Наполеонова, – не воздух, а волшебное зелье зимы…

Воздух, действительно был удивительно чистым, прозрачным, напоенным свежестью выпавшего за ночь снега.

– Шура, ты оказывается романтик, – улыбнулась Мирослава.

– А то ты об этом раньше не знала, – отозвался Наполеонов. – Так я поживу у вас денька три?

– Я же сказала: живи, сколько хочешь, – отмахнулась Мирослава. – Поедем, уже девятый час.

Две Волги медленно проплыли по заваленной снегом дороге коттеджного поселка. Однако и по шоссе ехать было немногим лучше.

– И когда у нас дороги начнут чистить, – ворчал Шура.

До отделения добирались больше сорока минут.

… В кабинете Наполеонова пахло растворимым кофе. На окне цвела большая красная герань.

Шура закрыл дверь на ключ изнутри, сел за стол напротив Мирославы и положил перед ней снимки.

– Что же это такое? – невольно вырвалось у Мирославы.

– Как видишь…

– Дай подумать… На обоих бокалах отпечатки обеих женщин. Но…

– Вот именно, но!

– Постой, Шура! Если они поменялись бокалами, то на четыре пальца Маревой ложится один палец Замятиной во встречном направлении. И так же во встречном положении на другом бокале должен лечь большой палец Маревой на четыре Замятиной.

– Ага…

– Если же повернули поднос, то отпечатки должны лечь друг на друга: в одном направлении четыре пальца Маревой на четыре Замятиной и один – Замятиной на один Маревой. Так?

– Так, – согласился Наполеонов.

– У нас же на одном бокале – четыре пальца Маревой на большом Замятиной в одном направлении, и один Маревой – на четырех Замятиной в одном направлении…

– На другом бокале большой палец Замятиной с той стороны и в том направлении, что и четыре пальца Маревой и четыре пальца Замятиной ложатся на один Маревой в одном направлении.

– Ерунда получается…

– Нет, Шура, если бы они обе были правшами, то при вращении подноса четыре пальца Замятиной легли бы на четыре пальца Маревой и один на один, так же легли бы пальцы Маревой на пальцы Замятиной. Одна из них была левшой.

– И кто же?

– Ты же общался с Замятиной. И что?

– Она правша.

– Значит, Марева левша.

– Я сейчас сойду с ума! – Шура стал быстро ходить по кабинету, – что нам это дает?

– Пока ничего…

– Спасибо, Мирослава Игоревна, умеете вы успокоить человека в трудную минуту.

– Шура, нужно ехать к Замятиным.

– Зачем?

– Посмотреть шкаф, ящик, где лежали лекарства, поговорить с Мариной Ивановной.

– Поехали! – махнул рукой Наполеонов.

– Прихвати с собой Незовибатько.

– Угу.

Шура поднял трубку и набрал номер телефона.

– Черт, – вырвалось у него минуту спустя.

– Что случилось?

– Незовибатько на выезде. Раньше завтрашнего дня не получится.

– Хорошо, – сказала Мирослава, поднимаясь, – поедем завтра.

– Где встретимся? – спросил Шура.

Мирослава искренне расхохоталась.

– Что смешного? – удивился Наполеонов, – ах, да! Я же ночую у вас! Тогда до вечера, – махнул он рукой.

– До вечера, только сначала отопри кабинет.

Шура достал ключ, открыл дверь, – у меня куча дел, – пожаловался он.

– Ничего, справишься, – улыбнулась Мирослава и быстро пошла по коридору.

Шура посмотрел ей вслед. Вздохнул и вернулся к себе.

У него действительно, было еще несколько дел, кроме убийства Елены Маревой, и все их нужно было раскрывать…

* * *

Когда Мирослава вернулась домой, Морис уже расчистил снег и занимался бумагами.

– Я что-то проголодалась, – сказала Мирослава, заходя в приемную и присаживаясь на край стола.

– Тогда будем обедать, – отозвался Миндаугас.

– Надеюсь, заодно и поговорим, – подумал он про себя.

– Хорошо, встретимся в столовой через полчаса, – сказала Мирослава и вошла к себе в кабинет.

Волгина села за стол, положила перед собой чистый лист бумаги и уставилась на него. Минут десять она сидела неподвижно, казалось, ни о чем не думая.

Потом откинулась на спинку кресла, резко встала, прошлась по комнате и снова села на прежнее место.

Замятина Марина Ивановна была ее клиенткой. Она нуждалась в ее помощи. И в то же время все указывало на то, что убить Мареву могла только ее подруга Марина Замятина.

Мирослава покинула кабинет и спустилась в столовую.

Вся комната была залита солнцем. Пахло грибами…

Если не смотреть в окно, то можно было подумать, что наступило лето…

Возле зеленой пальмы тихо журчал фонтан, на подставках в горшках цвели тюльпаны, нарциссы, в длинной плошке на полу зеленела кошачья трава. Дон валялся на солнце кверху брюхом, зажмурив глаза.

Его кошачье величество было накормлено и принимало солнечные ванны, поэтому, когда вошла Мирослава, он только издал тихий, короткий звук приветствия, но не пошевелился.

– Даже не верится, что за окном зима, – вздохнула Мирослава, присаживаясь за стол.

– Когда на улице тянется долгая сырая осень, вы мечтаете о зиме, о белом снеге.

– Ты, как всегда, прав, – улыбнулась Мирослава, – но теперь я хочу весну.

– Скоро будет, – пообещал Миндаугас.

– Пахнет грибами…

– У нас на обед шампиньоны.

– Прекрасно!

Они ели молча, Морису казалось, что Мирослава о чем-то сосредоточенно думает, но она просто наслаждалась едой.

И лишь когда они вымыли посуду и принялись за чай, Миндаугас тихо спросил:

– Ну что там с отпечатками? Разобрались?

– В общем, да… – ответила Волгина. – Марева была левшой. Но я не вижу, как это может помочь расследованию. – Шура тоже разочарован, – добавила она. – Кажется, капитан слишком много ждет от меня.

– Вы никогда не обманывали его ожиданий, – заметил Морис.

– Ты преувеличиваешь. Я же не волшебница, а всего-навсего детектив.

Мирослава замолчала, склонившись над чашкой чаю.

– Вы не хотите еще раз поговорить с Мариной Замятиной?

– Да, я собираюсь сделать это, но завтра.

– В нашей практике уже не раз случалось, что клиент оказывался под подозрением.

Волгина промолчала.

– Однако ваше чутье еще ни разу не подводило вас, – продолжил Морис.

– Не подводило, – кивнула Мирослава, – но сейчас, понимаешь, Шура прав: никто не мог отравить Мареву кроме Замятиной. Никто!

Мирослава решительно тряхнула головой.

– И все-таки, я уверена, что в ее смерти виновна не Марина.

– Вы думаете, она сама? – удивился Морис.

– Нет. Это исключено. Насколько я вникла в сущность Елены Константиновны, она не тот человек, чтобы по доброй воли лишить себя жизни.

– Но другие члены семьи, если даже допустить у них наличие мотива, не имели возможности. Пиво отравил тот, кто его принес! Замятина утверждает, что его принесла Марева. Но никто не может это подтвердить.

– Никто…

– А если Марева хотела покончить с собой? – быстро произнес Морис.

– Это приходило мне в голову…

– Но каким-то образом бокалы поменялись местами.

– Да, то, что поменялись, это точно, – задумчиво обронила Мирослава.

– У Замятиной были причины для самоубийства – депрессия, потеря ребенка, ссора с любимым.

– Интересная версия, Морис…

– Но вам она не нравится, – усмехнулся он.

– Не в этом дело. Я сама не могу понять, но что-то не дает мне покоя…

– Счастливая Елена и несчастная Марина… – проговорил Морис.

– Вот-вот. Если бы Замятина решила убить себя, то после неудавшейся попытки она могла предпринять новую. Вместо этого она бежит к детективу.

– Скорее всего, она боялась, что в убийстве обвинят ее любовника, Сергея Фролова.

– Возможно. Но что помешало ей написать предсмертную записку и в ней сознаться в непреднамеренном убийстве подруги? Что?!

– На первый взгляд – ничего, – парировал Морис, – но она могла испугаться.

– Чего?

– Не знаю, как объяснить, но попробую… Представьте, человек решается умереть и делает попытку, но вместо него умирает другой человек. Неудавшийся самоубийца пугается самого вида смерти. Он смотрит на случайную жертву и думает: это должно было быть со мной! В его душе просыпается ужас! Первобытный ужас. Срабатывает инстинкт самосохранения. Понимаете?!

– Пытаюсь… Но по-моему это слишком сложно.

– Ничуть!

– Давай рассуждать. Марина собиралась расстаться с мужем и выйти замуж за Сергея Фролова. Но прежде она хотела расстроить свадьбу своей подруги.

– Когда человек в депрессии, он сам не знает, чего он хочет.

– Возможно. Однако дела Замятиной не были так уж плохи. Марина отказалась от приема лекарств.

– С ее слов! – не сдавался Морис.

– Ты не забыл, что у нас сегодня ночует Шура? – неожиданно переменила Мирослава тему разговора.

– Разве об этом можно забыть! – фыркнул Морис.

– Он непременно захочет торт, – вздохнула Мирослава, – ума не приложу, как в него лезет столько сладкого?!

– Я тоже, – откликнулся Морис, – но для Шуры торт я уже купил.

– Когда успел? – удивилась Мирослава.

– Вы в управление, а я – в кондитерскую, потом расчистил дорожки и занялся делами.

– Морис! Ты сокровище!

– Приятно это слышать из уст работодателя, – усмехнулся Миндаугас.

– Нет, серьезно! Ты сокровище!

Морис внимательно посмотрел в глаза Мирославы, потом взял ее руку, коснулся губами кончиков ее пальцев; поднялся из-за стола, собрал чайные чашки и составил их в мойку.

– Морис, – тихо позвала Мирослава, – ты не сердишься на меня?

– С чего вы это взяли? Вроде бы мне не за что на вас сердиться. Тем более сегодня.

– Не знаю. Ты какой-то необычный.

– Это плохо?

Мирослава рассмеялась, – это не плохо, это непривычно.

– Я собирался сегодня ненадолго отлучиться, – сказал Миндаугас.

– Да, конечно. А я, пожалуй, поднимусь в свой кабинет.

– Вы уверены, что до вечера обойдетесь без меня?

– Вполне.

Несколько минут спустя Мирослава услышала, как Морис вывел из гаража «БМВ»…

Она отыскала Дона, сладко спящего на кровати, взяла его на руки, поцеловала в сонную усатую мордочку и, положив его на плечо, отправилась в кабинет.

Дон не пытался протестовать. Возможно, своим крошечным, но благородным сердцем он чувствовал состояние хозяйки.

Положив кота на кресло в кабинете, Мирослава снова погрузилась в раздумья о деле своей клиентки.

Дон же потянулся, позевнул и, свернувшись в клубок, громко захырчал.

Его мурлыканье всегда благотворно сказывалось на душевном состоянии и работоспособности Мирославы.

– Все хорошо! – вслух произнесла она, – все хорошо!

За окном шел снег. Крупные хлопья цеплялись друг за друга и колыхались в воздухе, как вологодское кружево…

В этом году зима была щедра на морозы и снегопады.

Привыкшие за последние годы к зимней слякоти жители возмущались: когда же наконец будет тепло?!

Мирослава вспомнила как давным-давно, в раннем детстве, она жила некоторое время с прабабушкой и прадедушкой в частном деревянном доме, построенном еще до отечественной войны.

Вокруг дома был сад из вишневых, яблоневых и сливовых деревьев.

Была зима, но в доме всегда было тепло, благодаря русской печи.

Маленькой девочкой Мирослава могла часами, не отрываясь, смотреть на пламя.

Прабабушка частенько присаживалась рядом. Спицы мелькали в ее руках.

В доме почти всегда пахло пирогами, наваристым борщом и сухими травами, развешенными в сенях и на кухне.

Прабабушка была большой мастерицей рассказывать различные истории и случаи из собственной жизни.

Потом бабушка и дедушка забрали ее обратно в благоустроенную квартиру.

Но они довольно часто навещали старенький домик на краю обрыва и сад, а потом …

Мирослава выросла. Она собиралась идти по стопам деда, но вольнолюбивый характер привел ее к профессии частного детектива.

И теперь уже нет не только прабабушки и прадедушки, но и бабушки с дедушкой.

Однако ей часто казалось, что они всегда рядом. Никого и никогда она не любила так сильно, как своих бабушку и дедушку. Они заменили ей родителей, которых у нее, собственно, никогда не было… Вернее, родители, конечно, были, но она так рано потеряла их, что даже лиц мамы и папы не помнила.

И вот теперь у Мирославы был свой дом и сад.

В доме всегда было тепло. И еще с ней в доме жили Дон и… Морис.

Дона она обожала! В своих чувствах к Морису она не могла разобраться, да и не пыталась. Она привыкла, что он всегда рядом, что на него можно положиться.

Волгина опасалась двух вещей:

Первое: Морис Миндаугас любит ее.

Второе: Морис Миндаугас не любит ее.

Если он любит ее, то рано или поздно скажет об этом, и ей придется разбираться в своих чувствах. А она так дорожит его дружбой! Его надежностью!

Если он не любит ее, то наступит день, когда ей придется искать другого помощника в делах, а это так непросто!

О, если б ситуация стабильности могла длиться вечно!

Чаще всего ей казалось, что именно так и будет.

Но порой бесстрастные глаза Мориса вдруг становились пронзительно-голубыми, точно морские волны расступились, обнажая до дна безмерную глубину души.

В такие минуты Мирославе хотелось крикнуть, – о, море, море! Ускорь прилив! Закрой все гладью тихих вод…

Дон спрыгнул с кресла и забрался на колени хозяйке. Потянулся на задних лапах, уткнулся мокрым носом в щеку Мирославы, тронул лапой выбившийся из ее прически локон и попытался поймать его зубами. Красный острый язычок мелькнул между острых сахарно-белых клыков. Дон недовольно муркнул и уткнулся породистой головой в грудь хозяйки.

– Не спится тебе? – спросила Мирослава, ласково поглаживая кота.

Дон, выгибая спину, стал тереться о ее руки. Его мокрый прохладный нос щекотал ее ладони.

Мирослава приподняла кота и тихо сказала в черное бархатное ухо:

– Я очень люблю тебя, но прости, солнышко, ты мешаешь мне работать.

Кот что-то пробормотал на своем языке, спрыгнул с колен хозяйки и забрался на кресло, демонстративно погрузившись в сон.

* * *

Морис набрал номер телефона своего старого приятеля.

– Алло, – трубку взяла секретарша.

– Александра Ивановича, пожалуйста.

– Кто его спрашивает?

– Морис Миндаугас.

– Минуточку…

Через пару секунд Морис услышал в трубке голос друга.

– Алло, Морис?

– Здравствуй, Саша.

– Рад тебя слышать. Как дела?

– Неплохо. А у тебя?

– Великолепно!

– Я знаю, что ты очень занят, но, может быть, мы пообедаем вместе?

– Нет проблем. «Глобус» устроит?

– Вполне. Через полчаса?

– Подъеду. Пока!

«Глобус» – элитное кафе. От других оно отличалось не только хорошей кухней и уютом, но и тем, что здание кафе было круглым, на небольшом постаменте. Крутая лестница вела к стеклянной двери. Внутри почти всегда звучала тихая музыка. Интерьер был выполнен в голубых, серебряных и бархатно-синих тонах. Светильники имитировали Млечный Путь. Искусственные звезды меняли положение в зависимости от времени года.

Морис подъехал к кафе первым. Неспеша поднялся по лестнице, отворил дверь, шагнул внутрь. Давненько он здесь не был…

Едва Миндаугас успел заказать столик, как в кафе вошел Александр Савельев.

Увидев Савельева, официант тотчас бросился к их столику. Александр Иванович был частым и желанным гостем «Глобуса».

– Что будем заказывать? – улыбнулся Савельев.

– На твой вкус, – небрежно бросил Морис

– Тогда, братец, все, как обычно, – сказал Савельев счастливо улыбающемуся официанту.

Кухня в «Глобусе» действительно была потрясающей и сама обстановка располагала к доверительной беседе.

Минут через сорок Савельев спросил:

– У тебя проблемы или так… соскучился? – прищурив карие глаза, он внимательно вгляделся в бесстрастное лицо Мориса.

– Соскучился, – обронил Миндаугас, – давно не виделись.

– Да, – согласился Александр, – пару месяцев точно.

Савельев начинал свой трудовой путь на одном из заводов молодым инженером с весьма скромным окладом. Теперь же он был владельцем рекламного агентства. Жил в фешенебельном особняке с любимой женой и трехлетним сыном.

– Морис, почему бы тебе не заглянуть к нам на ужин, например, в воскресенье? – Александр улыбнулся, – Ольга будет рада. Она, кстати, недавно о тебе спрашивала.

– Спасибо за приглашение, – глаза Мориса потеплели, – как сынишка?

– Прекрасно, – Савельев притворно вздохнул, – на днях объявил мне, что собирается стать Робин Гудом.

– Даже так? – рассмеялся Морис.

– Представь себе. Ольга в шоке!

– А ты?

Савельев расхохотался, – а что я? Мой прадед был красным командиром. Я – капиталист или буржуй, как правильно? – Александр снова рассмеялся, – пусть сын сам выбирает свой путь.

– Думаю, ты мог бы успокоить Ольгу – подрастет твой Сан Саныч и утратит бунтарский дух, – заметил с улыбкой Морис.

– Я тоже на это надеюсь, – согласился Савельев, – что ни говори, а богатым быть приятно. Да что я все о себе да о себе, – спохватился он, – как там агентство «Мирослава»? Процветает?

– Да, не жалуемся. Люди обращаются, в основном, состоятельные.

– А сама Мирослава, надеюсь, пребывает в здравии и благополучии?

Морис кивнул.

– Знаешь, Миндаугас, что-то ты мне сегодня не нравишься…

– Шутишь.

– На полном серьезе. Вы случайно не поссорились?

– С кем? – рассеянно спросил Морис.

– С Волгиной, естественно.

– Что ты, дружище, разве с работодателями ссорятся, – попытался отшутиться Морис.

– А почему бы и нет?! – не сдавался Савельев.

– Нет, мы никогда не ссоримся.

– Ты все еще не сказал ей, что любишь? – напрямик спросил Савельев.

– Нет, – Морис качнул головой.

– Почему?!

– Думаю, не время.

– Вот те раз! Что тянуть-то?!

– Навряд ли Мирославе придется по вкусу мое признание, – Морис повертел в руках бокал с вином, – ей и без объяснения все ясно.

– Ты думаешь?

– Предполагаю…

– Но надо же когда-то расставить точки над «i»! – не унимался Савельев. – Эдак ты скоро доведешь себя до состояния тени.

– Я предпочитаю многоточие, – обронил Морис.

– Слушай, Миндаугас, стоит тебе захотеть, и сто красавиц будет у твоих ног.

– Но я не хочу, – спокойно ответил Морис.

– Я не спорю, – сказал Александр, – Мирослава – высший класс, и ты запал на нее, к несчастью, с первого взгляда.

– Почему же к несчастью? – улыбнулся Морис.

– Потому, что нельзя так изводить себя из-за женщины!

– Кто тебе сказал, что я извожусь? – удивился Морис вполне искренне, – я просто так живу.

– Давай по порядку, – начал заводиться Савельев. – Детективное агентство принадлежит Мирославе?

– Естественно, она же создала его.

– Но ты в нем сейчас играешь не последнюю роль!

– Надеюсь…

– Мог бы стать компаньоном!

– Не стремлюсь. Да и с чего бы Мирославе предлагать мне партнерство?

– У тебя черный пояс по каратэ! – не унимался заботливый друг.

Морис не выдержал и рассмеялся.

– Чего смешного я сказал?

– Нет, ничего, извини. Кстати, у Мирославы тоже, – спокойно констатировал Морис.

– Что – тоже?!

– Черный пояс.

– Морис!

– Не надо, Саша! Я знаю, ты хороший друг, надежный. Но я сам.

– Конечно, ты всегда сам! И надо же было вам встретиться на той вечеринке! Эх! – Савельев рубанул ладонью воздух.

– Саша, спасибо, что пришел, – взгляд Мориса Миндаугаса выражал почти нежность, – мне было необходимо побыть с тобой, поговорить.

– И это все? – растерялся Савельев.

– Все, – улыбнулся Морис.

– Слушай, Миндаугас, ты ведь знаешь, что я сделаю для тебя все возможное и даже больше! – голос Савельева неожиданно дрогнул.

– Знаю, Саша. Я для тебя тоже. Думаю, что пока нам обоим хватит этого знания, надеюсь, и в будущем ничего не изменится.

– Миндаугас, тебе никто не говорил, что ты что-то из ряда вон выходящее?! – рассмеялся Александр.

– Намекали, – ослепительная улыбка осветила лицо Мориса.

– Приедешь в воскресенье на ужин?

– Приеду, – пообещал Морис.

– Можешь захватить с тобой свою работодательницу, – усмехнулся Савельев.

– Попробую, – ответил Морис.

– Я Ольгу предупрежу заранее.

– Передавай ей привет.

– Передам.

– И Робин Гуду тоже.

– Всенепременно, – усмехнулся Савельев.

Они расстались, довольные друг другом.

– Что ни говори, – думал каждый, сидя за рулем автомобиля, – а старый надежный друг в наше нестабильное время дорогого стоит.

Когда Морис вернулся в особняк, было уже темно. Поземка неспеша, но настойчиво заметала дорогу. По всему было видно, что скоро снова разыграется метель.

Морис поставил автомобиль в гараж и, войдя в дом, поднялся в свою комнату.

Ему захотелось побыть одному. Взяв в руки один из томов толкового словаря Даля, Морис уселся в кресло, открыл заложенную страницу и углубился в чтение. Это всегда успокаивало его.

Миндаугасу вспомнилось, что Мирослава всегда хохотала до слез, когда кто-то говорил о загадочности русской души.

Волгина была уверена, что у каждой души – своя загадка, и не важно, русская это душа, литовская, английская или монгольская – каждая загадочна по-своему.

Вот, кстати, и словарь живого великого русского языка составил не русак по крови: Владимир Иванович Даль по отцу – датчанин, по матери – немец…

Скорее всего, Волгина права, у каждого из нас своя загадка… – подумал Миндаугас.

С Мирославой они встретились за вечерним чаем. Только вспомнили о Наполеонове, как зазвонил телефон.

Мирослава сняла трубку, – детективное агентство «Мирослава» слушает.

– Привет. Это Шура.

– Мы как раз о тебе вспоминали.

– Польщен, – хмыкнул Наполеонов.

– Ты когда подъедешь?

– Тут такое дело… – замялся Наполеонов.

– Говори, не тяни.

– Раньше двенадцати не доберусь.

– Приезжай, когда сможешь.

– Правда?! – явно обрадовался Наполеонов.

– Шура! Ты не исправим!

– Ага, – согласился Наполеонов, – но я не виноват, работа такая.

– Нечего жаловаться на полицейские будни, сам работу выбирал.

Шура вздохнул и собрался еще что-то сказать, но Волгина положила трубку.

Наполеонов послушал короткие гудки и пробурчал, – еще неизвестно, кто из нас неисправим.

– Товарищ следователь, – в кабинет влетел молодой лейтенант.

– Иду, иду, – отозвался Шура, бросил трубку на аппарат, закрыл за собой дверь и спустился вниз.

Метель набирала силу.

– Ну и погодка! Нелегкая бы ее взяла! – Шура забрался в автомобиль и включил дворники.

– Шура приедет поздно, – сказала Мирослава.

– Да, я догадался.

– А я собиралась сегодня лечь пораньше, – обронила Мирослава.

– Ничего страшного, ложитесь. А я дождусь Наполеонова. Надо будет его хотя бы чаем напоить. Как он доберется ночью по такой дороге?

– Завтра мы договорились отправиться с утра к Замятиным, – сказала Мирослава.

– Вам что-нибудь пришло в голову?

– Да. Мне, кажется, что завтра или в ближайшее время все разъяснится.

– А что будем делать с Харитоновым? – спросил Миндаугас.

– Откажем, – отрезала Мирослава.

Харитонов – предприниматель из области просил проследить за его женой. Он был уверен, что у супруги имеется любовник, и жаждал доказательств, суля агентству золотые горы.

Но Мирослава принципиально не бралась за подобные дела и никакие деньги не могли ее соблазнить.

– Я уже несколько раз отвечал ему отказом, однако господин Харитонов русского языка не понимает, – фыркнул Морис.

– Когда позвонит еще, переключи на меня, я сама с ним поговорю.

– Хорошо.

В одиннадцать Мирослава поднялась к себе в спальню и едва коснувшись головой подушки, заснула. Дон забрался на постель и растянулся поверх одеяла.

Его сладостное мурлыканье навевало Мирославе безмятежные сны.

Детективу снилась весна… Молодая светло-зеленая трава, голубое, без единого облачка небо и долговязый мальчишка, гоняющий белых голубей…

Сны порой бывают странными и необъяснимыми, и все-таки, углубившись в глубины подсознания, можно было предположить, что весна снилась Мирославе потому, что она ее ждала, а голубей навеяло мурлыканье кота. Что же касается долговязого мальчишки, то он был удивительно похож на двоюродного деда Мирославы в ранней юности… Голубями он увлекался до глубокой старости и в восемьдесят по-мальчишески лихо взбирался на свою голубятню.

Часы пробили двенадцать, когда Морис положил в камин еще несколько поленьев.

За окном бушевала настоящая вьюга. Невидимый ветер швырял в стены дома пригоршни снега и угрожающе завывал под окнами.

Было полпервого, когда Шура, усталый и мучимый угрызениями совести, добрался до дома Волгиной.

Заводя «Волгу» в гараж, Шура на чем свет стоит клял причуды небесной канцелярии.

Морис вышел его встречать.

– Я помогу тебе.

– Да, пожалуйста.

Когда они вошли в дом, Шура, тяжело вздыхая, спросил, – где Мирослава?

– Спит.

– А…

– Шура, ужин на кухне. Отбивные на сковороде. Чай горячий. Коньяк на столе и торт тоже, – Морис улыбнулся. – Оставляю тебя, Наполеонов, наедине с наполеоном.

– А ты?

– Извини, я спать.

– Ладно. Спасибо, что встретил. Я немного согреюсь и тоже лягу.

– Спокойной ночи.

– Спокойной.

Шура, не раздумывая ни минуты, первым делом залез под горячий душ и только потом набросился на еду. Голоден он был, как волк.

Но, вообще-то, на аппетит Наполеонов никогда не жаловался.

Он выпил рюмку коньяка и больше не стал. Пить в одиночестве Шура не любил. Зато отбивные, что называется, проглотил, а потом налил себе чаю и любимым наполеоном наслаждался, едва ли не мурлыча от удовольствия.

Было тепло и тихо. Непогода за окном вскоре стала казаться разомлевшему от еды и тепла капитану Наполеонову нереальной.

Его клонило в сон. Шура выпил еще одну чашку чаю, выключил свет и поднялся в комнату, которая считалась его, чтобы тотчас свалиться в постель.

Наполеонову тоже снилась весна. Он видел во сне, как его мама, Софья Марковна, готовит салат из свежих огурцов с укропом и петрушкой. Белый майонез растекался в глубине салатницы…

Софья Марковна улыбалась сыну, – Шурочка, тетя Рая уехала…

– Ура! – собрался воскликнуть Наполеонов, но сон переместился в иную плоскость, и что-то другое замелькало разноцветным калейдоскопом…

Глава 10

Метель неожиданно стихла. В небе появилась полная луна. Ее холодный серебряный свет падал на заснеженный сад. Раскидистые ветви деревьев сгибались под тяжестью снега.

Морис проснулся в шесть утра. Было темно и тихо. Спать больше не хотелось. К семи он уже расчистил дорожки, ведущие к дому и гаражу.

На кухне горел свет. Мирослава готовила завтрак.

– Шура еще не проснулся? – спросил Морис.

– Нет, сейчас разбужу, – она потянулась к трубке внутреннего аппарата.

– Пусть еще немного поспит, – остановил ее Морис, – он вчера еле живой полпервого приехал.

– Ладно, пусть поспит, – согласилась Мирослава, – все равно к Замятиным ехать еще рано.

– Незовибатько с вами?

– Да, подъедем в управление и заберем его с собой.

Шура проснулся сам. Свежевыбритый, бодрый он спустился вниз.

– Доброе утро, господа частные детективы! – весело воскликнул Наполеонов, возникнув на пороге кухни. – Чем это у нас так вкусно пахнет? – поинтересовался он, усаживаясь за стол.

– Печеньем с корицей, – ответила Мирослава и пододвинула вазочку поближе к Шуре. – Сейчас будет готова твоя яичница.

– Хорошо у вас, – сказал Наполеонов и, налив полный стакан молока, стал поглощать печенье.

– Только жалко мне вас, – сказал Шура, когда в вазочке осталось меньше половины соблазнительно пахнущего лакомства.

– Это еще почему? – удивился Морис.

– Каждый день есть овсянку! Кошмар! – Шура вздохнул, потянулся к вазочке и взял еще несколько печений.

– Можешь съесть все, – заметил Морис.

– Правда? А вы не обидитесь?! – обрадовался Шура.

– Нет. В шкафу есть еще.

– Уважаю запасливых и гостеприимных людей, – одобрительно заметил Шура.

Мирослава поставила перед Наполеоновым тарелку с яичницей. – Влезет? – усмехнулась она.

– Угу.

Через пять минут тарелка была пуста.

– Даже мыть не нужно, – рассмеялась Мирослава.

– Я сам помою, – буркнул Шура, – лучше дайте человеку чай. И покрепче. А где сахар?!

Морис поднялся и достал из шкафчика маленькую вазочку с сахарным песком.

Шура зачерпнул четыре ложки с верхом и бухнул их в горячий напиток одну за другой. Попробовал чай на вкус, зажмурил глаза и стал пить медленными глотками.

Мирослава и Морис захрустели яблоками. Терпкий запах лета наполнил кухню.

– Свои? – спросил Шура.

– Да.

– И как вам удается столько их хранить?

– Очень просто.

– Знаешь, Шура, – сказала Мирослава, – я читала, что Наполеон ел очень быстро…

– На что это вы, Мирослава Игоревна намекаете? – прищурился Шура.

– На то, что нам пора. Кстати, ты не забыл, что отпуск у тебя еще не начался?

– Ничего я не забыл, – обиделся Шура. – Ладно, поехали. Только яблоки я с собой возьму.

– Пожалуйста… – Морис протянул ему пакет.

– Так много? – удивился Шура.

– Ребят угостишь.

– Ага, им только покажи, в миг ни одного не оставят, – усмехнулся Наполеонов.

– Не жадничай, – хмыкнула Мирослава..

– А я не жадничаю. Только у меня, между прочим, своего сада с яблоками нет, а на рынок с полицейской зарплатой не находишься.

– Наполеонов! Хватит ныть! – грозно сказала Мирослава, – пошли!

Скоро две «Волги» выехали за ворота.

Дорогу в коттеджном поселке уже расчистили, и ехать было легко, зато когда выбрались на шоссе, стали передвигаться черепашьим шагом.

Наполеонов злился и ругался себе под нос.

Мирослава внешне оставалась совершенно спокойной.

И как ни странно, ее машина легче преодолевала завалы. Может быть, спокойствие хозяйки передавалось автомобилю.

В управление они прибыли уже в десятом часу.

Незовибатько стоял на крыльце и крутил на пальце кольцо с ключами.

– Прибыли, пан капитан! – приветствовал он с притворной радостью Наполеонова.

– Извини, – Шура выбрался из машины, – дорога – просто жуть!

– Я, между прочим, тоже не сокол и не летаю, – пробасил эксперт.

– Здравствуйте, Афанасий Гаврилович! – поприветствовала Незовибатько покинувшая салон автомобиля Мирослава.

– Вы извините, что мы заставили вас ждать, – добавила она улыбнувшись.

– Доброго вам утречка, Мирославушка! – отозвался эксперт, мгновенно преобразившись. – Я могу, конечно, и подождать. Вот дело! Да ладно, чего это я сегодня разворчался?..

– Поехали, что ли, капитан? – обратился он к Наполеонову.

– Поехали, – вздохнул Шура, снова забираясь в салон.

Незовибатько сел рядом с ним.

– Как это вы оказались вместе? – поинтересовался он у капитана.

– Хочешь яблочко? – вместо ответа спросил Шура.

– В смысле? – насупился эксперт.

– В смысле наливное, – и Шура положил пакет с яблоками на колени криминалиста.

– Хм, впрямь яблоки, – довольно пробасил Незовибатько и выбрал самое большое.

– Ты только все не съешь, – забеспокоился Шура, – это на всех.

– Ладно, ладно, ты, капитан, не нервничай. На дорогу лучше смотри, – усмехнулся эксперт. – А яблоки хорошие! – похвалил он, – где покупал?

– Мирослава дала, свои, из сада. У них еще с осени сохранились.

– Ты, значит, у них был?

– Ну, был, – нехотя признался Шура.

– Везунчик ты, – вздохнул эксперт.

– Это еще почему? – удивился Шура.

– Одноклассница тебя домой приглашает, яблочками угощает, – улыбнулся Незовибатько.

– Не только одноклассница, – почему-то рассердился Шура. – Сколько раз тебе говорил: подруга детства, мы и жили в одном дворе. И вообще!

– Ладно, ладно, – рассмеялся эксперт, – пошутить нельзя, сразу заводишься.

– А ты не подначивай, – огрызнулся Шура.

– Капитан, по-моему, на следующем повороте нам сворачивать к Замятиным.

– Без лысых знаю.

– А я курчавый, – весело пробасил Незовибатько.

Две «Волги», подъехав к дому Замятиных, остановились у обочины дороги.

С тополиных ветвей медленно осыпался снег. Улица Парковая казалась безлюдной, только слышался собачий лай и грозное рычание.

Детективы выбрались из машины.

Шура первым подошел к воротам и постучал. В ответ только захлебывающийся лай волкодава. Следом за Шурой к воротам подошел эксперт. Он грохнул по ним два раза кулаком и ворота жалобно заскрипели.

– Не стучите так, ради бога! – раздался чей-то голос.

Ворота открылись, и детективы увидели перед собой хозяина.

– Извините, пришлось потревожить, – сказал Шура.

– Между прочим, – вздохнул Лев Наумович Замятин, – там звонок есть.

– Не заметили, – пробасил эксперт.

– Здравствуйте! – произнесла Мирослава, – мы можем войти в дом?

– Да, конечно, – неохотно согласился хозяин и посторонился, пропуская непрошенных гостей.

Мирослава окинула оценивающим взглядом особняк и сад.

– Впечатляет, – подумала она спокойно.

Вскоре они оказались в огромном холле.

– Марина Ивановна у себя? – тихо спросила Мирослава.

– Да, поднимайтесь наверх, – вздохнул хозяин, потом обернулся к Волгиной. – В прошлый раз вы, вроде бы, у нас не были?

– Не была, – легко согласилась она и эта легкость то ли успокоила хозяина, то ли сбила с толку, но спрашивать он больше ни о чем не стал.

Лев Наумович поднялся вместе с ними наверх, опередил детективов в коридоре и, открыв одну из дверей, произнес, – Мариночка, здесь товарищи… из полиции пришли.

– Что значит – советское воспитание, – с иронией подумал Шура и первым шагнул в комнату.

Замятина сидела в кресле. Она смотрела прямо перед собой, взгляд ее выражал полное безразличие.

– У вас ордер на мой арест? – спросила она тусклым голосом.

– Мариночка! Что ты такое говоришь! – воскликнул Лев Наумович.

– Мы хотели бы поговорить с вами, Марина Ивановна, – произнесла Мирослава.

Замятина, увидев ее, вздрогнула и натянула сползший на колени плед.

– Я вижу, вы знакомы, – тихо фыркнул Шура, так, чтобы его услышала только Волгина.

Мирослава не обратила ни малейшего внимания на замечание капитана, она подошла к Замятиной.

– Марина Ивановна! Мне кажется, только вы способны помочь и нам, и себе.

– Вы шутите? – невольно улыбнулась молодая женщина.

– Нет, нисколько, – Мирослава села на свободный стул.

– Лев Наумович! Оставьте нас, пожалуйста, с вашей женой…

– Но…

– Не беспокойтесь. Мы не причиним ей вреда. Просто так будет лучше для нее же.

– Марина! – забеспокоился муж.

– Иди, Лева. Пусть будет так, как они хотят.

Лев Наумович помялся еще минуту в дверях и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Афанасий Гаврилович! Вы пока снимите все до одного отпечатки пальцев со столика.

Эксперт пожал плечами, – так уже все сделано.

– Я имею в виду не верх стола, а все: и низ, и стойку. Все-все!

– Но к чему? А, впрочем, если желаете, – Незовибатько махнул рукой, раскрыл свой чемоданчик и, сложившись почти пополам, стал обсыпать порошком абсолютно неудобные для исследования поверхности.

– Марина Ивановна, – Мирослава посмотрела на осунувшееся лицо женщины, – я понимаю, что вам нелегко, но постарайтесь воспроизвести как можно точнее вашу последнюю встречу с Еленой Константиновной.

– Но я же уже! – слабо запротестовала Замятина.

– Нам понадобятся детали.

– Ну, хорошо. Значит так, – Замятина облизала пересохшие губы:

– Накануне Лена предложила мне разойтись с мужем и покинуть дом Замятиных, тогда меня и озарила догадка, что Лена неспроста принимала столько участия в моих сердечных делах. Я все высказала ей, и мы поссорились.

Марина задумалась, тяжело вздохнула и продолжила.

– В общем, я затаила на нее обиду, – ресницы Марины дрогнули, и одна единственная крупная слеза побежала по щеке, – я решила рассказать всю нашу историю мужу и Володе, но Лене, конечно, об этом не сказала.

– Как она вела себя после вашей ссоры? – спросила Мирослава.

– Сделала вид, что ничего страшного не произошло…

– Может быть, она, действительно, хотела заключить с вами мир?

– Нет, – решительно произнесла Замятина, – я уверена, что это было притворством.

– Скажите, – осторожно произнесла Волгина, – как долго вы пили снотворное в больших дозах?

– Не знаю… месяц, два. К тому же, успокаивающие. Сама не понимаю себя, я была в абсолютной прострации. Но после нашей ссоры с Ленкой я больше не выпила ни одной таблетки.

– Вы утверждаете, что Марева принесла вам пиво, – вмешался Шура.

– Да, – кивнула Замятина.

– А с чего это она решила, что вы станете пить его после праздничного застолья?

– Видите ли, я, когда была в депрессии, пристрастилась к пиву…

– Странно.

– Может быть, но я предпочитала запивать таблетки пивом.

– Это что, вам доктор посоветовал? – не удержался Наполеонов.

– Нет, конечно…

Шура хотел еще что-то сказать, но его остановил ледяной взгляд Мирославы.

– Марина Ивановна, – обратилась Волгина к Замятиной, – повторите свой рассказ, начиная с того места, как после обеда к вам вошла подруга с двумя бокалами пива и постарайтесь ничего не пропустить.

– Я постараюсь. Думаете, это поможет? – грустно улыбнулась Замятина.

– Надеюсь.

– Хорошо. Я прилегла отдохнуть в своей комнате. Мне нравится читать, лежа в постели, хотя мама всегда ругала меня. Ах, да, извините, – смущенно спохватилась Марина и вдруг тряхнула головой, – нет, я еще не легла, только собралась, и тут дверь открылась, я даже вздрогнула от неожиданности.

– Почему?

– В доме мужа принято стучать, прежде чем к кому-то войти…

– Понятно.

– Ленка влетела такая радостная, просто вся искрилась, щеки ее горели, глаза сверкали. В руках у нее был поднос с пивом. Наверное, я выглядела растерянной, потому что Ленка рассмеялась и сказала:

– Маришка, какая ты смешная! Давай выпьем за мир! Ведь нам жить под одной крышей!

– Вы согласились?

– Я не сказала ни да, ни нет, но Ленка не сомневалась в моем согласии. Она поставила поднос на круглый столик.

– Вот на этот, – указала Марина, – муж утверждает, что он старинный.

– Милый столик, – пробурчал Незовибатько.

Эксперту было абсолютно непонятно, зачем Волгина спрашивает, на какой столик, если он возится с ним не в первый раз.

– Странные эти частные детективы, – подумал Афанасий Гаврилович, – но у богатых, как говориться, свои причуды.

– Именно на этот столик…

– Так ведь другого здесь и нет…

– Ваш муж утверждает, что столик старинный?

– Да, кажется XVIII век. Антиквариат.

– Интересно… Вам еще долго, Афанасий Гаврилович? – спросила Мирослава.

– Уже все, – пробасил Незовибатько, вылезая из-под столешницы.

– Спасибо.

– Не за что, – эксперт растирал затекшую ногу.

– Ваша подруга поставила поднос на этот столик и села в кресло? В какое?

– В то… – Марина Ивановна указала рукой на кресло, – но она, когда стала садиться, сломала каблук. Поэтому стащила туфли с ног.

– Туфли какого были цвета? – спросила Мирослава.

– Ну, женщины, – подумал Шура.

– Красного, – ответила Марина.

– Дорогие?

– Очень! Но Ленка не расстроилась. Володя бы купил ей другие. К тому же, эти были ей малы, и у Ленки отекали ноги.

– А где сейчас эти туфли? – спросила Волгина.

– Не знаю, – пожала плечами Замятина, – наверное, в Ленкиной комнате.

– Принесите их.

– Но… Не могу же я рыться в Ленкиных вещах?! – возмутилась Замятина.

– Еще как сможете! Марина Ивановна, это не мой каприз. Может быть, от этого зависит ваша судьба.

– Я даже не знаю…

– Вы пока еще хозяйка этого дома. Ступайте и принесите туфли.

– Капитан, – обратилась Волгина к Наполеонову, – вам не трудно будет проводить Марину Ивановну…

– Да что вы, – с иронией ответил Шура, – всегда к вашим услугам.

Замятина нехотя вышла из комнаты под бдительным присмотром Наполеонова.

– И зачем вам туфли? – спросил эксперт.

– Мне кажется, я могу обнаружить на них нечто, что поможет следствию.

– Да ну?! – уморительно воскликнул Афанасий Гаврилович, хлопая себя по бокам обеими руками.

– Не иронизируйте, – тихо сказала Мирослава, – а то понижу вас в звании.

У Незовибатько округлились глаза, а потом он захохотал.

– Ну и шутница вы, Мирославушка!

– Признайтесь, – лукаво спросил он, – небось захотелось на импортные туфельки поглядеть?

– Сознаюсь, захотелось.

– Я сразу догадался, – шутливо погрозил ей пальцем Незовибатько.

… Минут через десять вернулись Марина Ивановна и Наполеонов.

Туфли были в целлофановом мешке. Один из каблуков был оторван.

Волгина заинтересовалась именно туфелькой без каблука. Она внимательно рассматривала ее со всех сторон, не вынимая из целлофана.

– Шура! – вдруг воскликнула она, – смотри! Царапина!

– Эка невидаль, – пробасил эксперт.

– Не скажите, Афанасий Гаврилович, – отозвалась Мирослава, – очень странная царапина.

– Что в ней странного?

– Сначала в кожу что-то воткнулось. У вас есть лупа?

– Да.

– Спасибо. Смотрите – дырка. Видите?

– Вижу.

– Потом уже идет бороздка. Кожа содрана. И я хочу знать!

– Но что? – недоумевал Шура.

– Где содранный кусочек кожи?!

– Да кто ж знает, за что она зацепилась… Может, каблук о каблук?

– Каблук чистый. Хотя потом, надеюсь, эксперт тщательно исследует туфли.

– Не сомневайтесь, – заверил ее Незовибатько.

– Марина Ивановна, – позвала Замятину Мирослава.

– Да?

– Сядьте там, где вы сидели в тот раз.

– Здесь, – сказала Марина, опускаясь в кресло.

– Ваша подруга…

– В кресле с другой стороны. Их здесь всего два.

Мирослава села в кресло, внимательно оглядела верх стола и сползла на пол.

Шура опустился рядом.

– Что ищем? – тихо спросил он.

– Не знаю…

Круглая столешница держалась на толстом стволе и лишь в самом низу у ствола были три корявые ножки, имеющие вид именно натуральных лесных коряг. Столик был довольно интересен свиду.

Мирославе такой видеть приходилось впервые.

Она тщательно осмотрела ствол через лупу. Скользнула по нему рукой. Уже хотела лечь на пол, чтобы получше рассмотреть ножки, как ее взгляд зацепился за красную точку.

– Шура! – позвала она.

Следователь расположился рядом с ней.

– Что?

– Смотри, по-моему, это кусочек кожи.

– Похоже на то… Видно, основную часть Афанасий Гаврилович снял…

– Все материалы исследую в лаборатории, тогда скажу точно, – отрубил эксперт.

– Хорошо, хорошо, – согласилась Мирослава.

– Видишь, Шура, – обратилась она к Наполеонову, – столик сделан так, словно столешница держится на стволе дерева.

– Выпуклости на стволе или их имитация кажутся естественными, – продолжила Мирослава.

– Согласен…

– А значит, они не привлекают внимания…

– Пожалуй, так…

– У тебя есть ручка? – спросила Волгина.

– Есть. Вот.

Мирослава осторожно коснулась того места, где виднелась красная точка.

Ничего не произошло.

– Ну? – спросил Шура.

Мирослава вернула Наполеонову ручку, сняла туфлю и решительно надавила в том же месте ствола каблуком.

– Боже ты мой! – раздался громкий возглас Незовибатько и тихий вскрик Марины.

– Столешница повернулась, – прошептал Шура.

– Вы знали о том, что столик с секретом? – спросила Мирослава.

– Нет, – ответила изумленная хозяйка дома.

– А ваш муж?

– Он… Он бы мне сказал. У Льва Наумовича нет от меня секретов.

Замятина покраснела до корней волос под насмешливым взглядом эксперта.

Она прекрасно знала, о чем подумал этот двухметровый мужчина.

– Да, обронила она, – я многое скрывала от мужа, но Лев Наумович…

– Это мы выясним у него, – прервал ее Наполеонов.

– Марева была занята своими туфлями и, скорее всего, не заметила вращения стола, но вы, Марина Ивановна?!

– Простите… Но мы много выпили в тот день. И я была не совсем здорова, хотя…

Замятина потерла виски.

– Да, я, можно сказать, заметила. Но мне показалось, что это просто плывет у меня перед глазами. И не придала этому никакого значения.

– Вероятно, так и было…

– Марина Ивановна, позовите вашего мужа.

– Зачем?!

– Позовите.

– Если вы настаиваете, пожалуйста! – Замятина встала и вышла из комнаты.

– Когда поднос стоял на столе, – сказала Волгина, – пиво со снотворным находилось со стороны Замятиной. Марева зацепила каблуком за механизм, столешница крутанулась, и пиво со снотворным досталось Елене.

– Значит, я был прав, – сказал Шура, – Замятина решила отравиться.

Он почесал лоб, – интересно, как все обернулось.

– Я уверена, что Марина Ивановна не собиралась травиться, – Мирослава выбралась из-под стола.

Шура поднялся следом за ней.

– Что же тогда?

– Марева решила убить свою подругу, – спокойно заявила Волгина.

– Что за бред?! – возмутился Шура.

– Ты согласен, что столик могла повернуть только Марева, конечно, случайно?

– Ну, раз механизм находился с той стороны, где она сидела, – неохотно согласился Наполеонов.

– Именно там он и находился!

– Но чтоб Марева – Замятину? Нет!

– Шура!

– Но где доказательства?

– А где доказательства того, что Замятина собиралась свести счеты с жизнью?

– Да сколько угодно! – воскликнул Шура. – Депрессия у нее была?

– Была, – кивнула Мирослава.

– Лекарства ее?

– Ее.

– Бокал со снотворным стоял с ее стороны?

– С ее.

– Ну!

– Что ну? Шура! Разве это доказательства? Сам знаешь, что нет.

– Найдем! Вот допросим Замятину, и все прояснится, – упорствовал Наполеонов.

Мирослава покачала головой.

– Посудите сами, Мирослава Игоревна: зачем Маревой было убивать Замятину?

– Деньги. Но основной мотив – страх разоблачения.

– Замятина молчала бы, как рыба. Я уверен!

– А я – нет. Она была доведена до отчаяния. Дорогая подруга, можно сказать, загнала ее в ловушку. И потом Марина твердо решила уйти от мужа. То есть, терять ей было нечего, и она явно не собиралась уходить молча.

– Но почему же подруге она сказала прямо противоположное? – злился Шура.

– Чтобы не дать ей повода… для радости.

– Ох уж эти женщины! – с досадой воскликнул Наполеонов.

Тут дверь отворилась, и вошли муж с женой.

– Вы хотели видеть меня? – обратился ко всем сразу Лев Наумович.

– Да, – кивнула Мирослава, – Лев Наумович, этот столик у вас давно?

– Лет десять… – задумался Замятин.

– Вы не знаете о его секрете?

– Нет. Мариночка сказала мне, что вы нашли скрытый механизм…

– За десять лет ни разу никто не задевал его?

– Нет! Даже не знаю, как это получилось у Лены. Наверное, коварство случая, – вздохнул хозяин дома.

– Или справедливость судьбы, – обронила Мирослава.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился Замятин.

– Пока ничего.

Шура не сводил взгляда с лица Мирославы.

– Марина Ивановна, – обратилась Волгина к Замятиной, – а где вы хранили свои лекарства?

– Здесь, – жестом указала та на ящик в шкафу.

Мирослава осторожно приблизилась к нему и открыла. Она знала, что поверхности уже прежде были обработаны экспертом.

Выдвинув ящик, Волгина приникла к нему внимательным взглядом.

– Внутри отпечатки пальцев стерты, – обронил Шура.

– И это очень интересно, – произнесла Мирослава, обследуя дно и бока, вооружившись лупой.

– Что вы хотите этим сказать? – не выдержал хозяин дома.

– Кто-то лазил за лекарствами, надев на руки перчатки.

– Но зачем?! – изумился Замятин.

– Я тоже об этом думаю…

– Шура, – позвала она, – посмотри. Как ты думаешь, что это?

Наполеонов взял из ее рук лупу.

– Вероятно, кому-то в палец воткнулась заноза…

– Хотела бы я знать, кому.

– У вас шкаф – тоже антиквариат? – небрежно спросил Наполеонов.

– Да, – гордо ответил хозяин дома.

– Сразу видно, рухлядь…

– Что?! – возмутился Замятин.

– Я говорю, что старые вещи – это хорошо. Занозы от них… Все следствию какая никакая польза.

Лев Наумович не нашел, что ответить следователю, должно быть сошедшему с ума.

– Афанасий Гаврилович, – обратился Шура к подошедшему эксперту, – по-моему, там можно что-то найти.

– Надеетесь, что эта бурая точка…

– Да, Афанасий Гаврилович, надеемся, – перебила его Мирослава, послав красноречивый взгляд.

– Понял, – эксперт раскрыл свой чемоданчик.

Муж и жена с удивлением следили за его манипуляциями.

– Ничего не понимаю, – махнул рукой Лев Наумович и вышел.

Марина Ивановна растерянно посмотрела на детективов.

– Кроме подноса еще что-нибудь стояло на столе? – спросила у хозяйки дома Волгина, скорее, для того, чтобы отвлечь ее внимание от действий эксперта.

– Нет, ничего, – устало ответила Марина.

– Помнится, вы говорили, что пришли ваши мужчины с шампанским?

– Да… Но потом они ушли, и остался только поднос. Простите, я вообще была, как в тумане. Когда у Ленки сломался каблук, у меня все поплыло перед глазами, но я не думала о столике… В голове промелькнуло, – мистика! И все.

– Мы сейчас уйдем, Марина Ивановна, – тихо сказала Мирослава, – думаю, все вскоре разъяснится.

– Я ее не убивала, – устало выдохнула Замятина.

– Не волнуйтесь. Скоро истина будет установлена. И если вы не виноваты, то и беспокоиться вам не о чем.

– Спасибо, – грустно улыбнулась Марина.

– Не за что.

– Можем идти, – сказал эксперт, – если вы, конечно, все закончили.

– Да, мы закончили, – Мирослава посмотрела на Шуру, который стоял посередине комнаты, наморщив лоб, и смотрел в пространство.

– Шура, – тихо окликнула она.

– Да, идемте!

– До свиданья, Марина Ивановна! Не провожайте, дорогу знаем.

Детективы спустились вниз. В холле их ждал Лев Наумович.

– Надеюсь, вы объясните мне, – начал он.

– Конечно, – согласился Шура, – но не сегодня.

– То есть?

– Нам самим еще не все ясно, – простодушно улыбнулся Наполеонов.

Ошарашенный хозяин не произнес больше ни слова и не пошел провожать непрошенных гостей.

– До чего люди нервные стали, – пробасил Незовибатько.

– Будешь нервным, если в доме совершено убийство и подозревают твою жену… – ответил Шура.

– Не мою, а его.

– Афанасий Гаврилович! – воскликнул Наполеонов.

– Все равно нервные, – не сдавался эксперт, – а по мне, чем иметь такую жену… – Он в сердцах махнул рукой и больше ничего не сказал.

– Никто не спорит, что твоя Оксана Сергеевна лучше всех! – усмехнулся Наполеонов.

– Не трогай мою жинку! – погрозил Незовибатько пудовым кулаком.

– Упаси меня Бог! – искренне отозвался Шура.

– И как только Мирослава эту щербинку углядела? А мы прошляпили, – вздохнул эксперт, – пятнышко, конечно малюсенькое…

– Я почти уверена, что группа крови совпадет с группой крови Маревой, – сказала Мирослава.

– Откуда такая уверенность? – продолжал спорить Шура.

– Елена Константиновна захотела избавиться от подруги, – спокойно проигнорировала его слова Мирослава, – за лекарством она полезла в перчатках, но зацепилась за щербинку и заноза проткнула ткань. Просочившейся крови мало, но это кровь Маревой.

– Проверить еще надо, – пробурчал Шура.

– Но не надейтесь, что я вам результат через пять минут предоставлю, – сказал Незовибатько.

– Пока, – сказала Мирослава и направилась к своей «Волге».

Эксперт и следователь забрались в Шурин автомобиль.

Две «Волги» одна за другой покинули поселок.

В ярко-синем небе светило солнце, обливая все вокруг потоками яркого света. Если бы не огромные сугробы и не завалы на дорогах, то ничто не напоминало бы о ночной метели.

Свежий снег сверкал серебром, и только на дорогах, раздавленный колесами автомобилей, чернел от копоти и грязи, как столетняя цигейка.

Мирослава думала о том, что дело близится к завершению. Она не сомневалась в своей правоте. Более того, была уверена, что и Наполеонов в глубине души согласен с ее версией, но дух противоречия не дает ему на данный момент признать ее правоту.

– Ничего, – подумала Волгина, – подождем результатов экспертизы.

Она даже не заметила, как въехала в коттеджный поселок и, промчавшись мимо пирамидальных тополей, подъехала к дому. Остановив машину, она посигналила. Ворота открылись. Поставив машину в гараж, Мирослава направилась к крыльцу.

На ходу она любовалась зимней красотой своего заснеженного сада.

На пороге ее встретил Морис. Дон важно сидел на его плече. Пушистая метелка огромного хвоста тихо вздрагивала в знак приветствия.

– Ты его совсем избалуешь, – улыбнулась Миндаугасу Мирослава.

– Разве? – улыбкой на улыбку ответил Морис.

Взгляд Мирославы невольно скользнул вниз.

– У тебя новые джинсы? – спросила она, любуясь его узкими бедрами, туго обтянутыми тканью.

– Да, – обронил он. И голос его почему-то охрип.

– Знаешь, Морис, – сказала Мирослава, встретившись взглядом с Миндаугасом, – у тебя такие длинные и такие стройные ноги, что многие из женщин не пожалели бы за них и миллион, – в уголке ее губ притаилась улыбка.

– Не продам, – решительно заявил Морис.

– За миллион? – притворно недоверчиво спросила Мирослава.

– Хоть за миллион! Самому нужны.

– Ты категоричен! – расхохоталась Мирослава.

– Вам, правда, нравятся мои ноги? – Неожиданно спросил Морис.

– Очень! Но только я хотела бы войти в дом, – ответила Мирослава.

– О! Простите! – он только теперь сообразил, что закрывает собой дверь.

– Ничего, – проговорила Мирослава, – если ты дашь мне чаю, то я прощу тебе все.

– А если накормлю обедом? – лукаво спросил он, опуская на пол кота.

– Ты торгуешься?

– А что мне делать? – повел он широкими плечами.

– Ладно, Миндаугас, если ты покормишь меня своим обедом, то… тебе ничего не будет! – она расхохоталась.

– А если нет? – проявил он упорство.

– Тогда я пообедаю тобой!

– Какой кошмар! – притворно ужаснулся Морис, – ладно уж, идите есть.

– Смилостивился, кормилец.

Мирослава вошла на кухню.

– Ой, как вкусно пахнет, – воскликнула она.

– Индюшка, – обронил Морис.

– Ты – прелесть! – она звонко чмокнула его в щеку.

Дон недовольно заворчал возле своей миски, и Морис поторопился накормить кота, положил ему солидный кусок индюшачьего мяса.

И только потом уже положил мясо Мирославе и себе.

– На десерт – клубничное мороженое, – сказал он, – а Шура приедет вечером?

– Надеюсь, что не ночью, – отозвалась Мирослава.

– Успехи есть?

– По-моему, да.

Мирослава вздохнула и добавила:

– Хотя Шура, естественно, упорствует.

Миндаугас поднял глаза и пытливо посмотрел на Волгину.

– Очень вкусно, – сказала она, – сейчас расправлюсь с этой вкуснятиной и все тебе расскажу.

За чаем она рассказала о найденном секретном механизме стола, о предполагаемой занозе, о бурой точке в ящике, где хранились лекарства, и о своей версии.

– Что ты об этом думаешь? – спросила она, закончив рассказ.

– Я думаю, что вы правы, – серьезно ответил Морис.

– Теперь все в руках эксперта.

– Да, – согласился Морис.

– Не знаю, как скоро мы узнаем результат. Я бы не стала давить на Незовибатько.

– Шура, должно быть, сегодня сообщит нам хоть что-то.

– Ох уж этот Шура! – вздохнула Мирослава.

– По-моему, он хороший парень, – заверил ее Морис.

– Мужскую солидарность проявляешь? – улыбнулась она.

– Нет, стараюсь быть объективным.

– Старайся, старайся, – проворчала Мирослава. – Наполеонов он и есть Наполеонов.

– Но вы тоже не сахар, – невинно заметил Морис.

– Ах так?! – Мирослава погрозила ему пальцем, – бунт на корабле?!

– Ну что вы, – засмеялся Морис, – просто стараюсь быть объективным.

– Тогда запомни: я – мед! А мед всегда горчит.

– Чувствую, – подтвердил Морис.

– Этим и отличается настоящий мед от поддельного.

– Учту, – согласился Миндаугас, – но Шуру все-таки жалко, – заметил он серьезно.

– Это еще почему?! – изумилась Мирослава.

– Работа у него собачья, – он напомнил ей ее собственные слова.

– Да что ты! – усмехнулась она.

– А зарплата маленькая, – не моргнув глазом, добавил Миндаугас.

Расхохотались они одновременно, да так громко, что Дон, недовольно мяукнув, прыгнул на колени хозяйки.

Мирослава сбросила кота на пол и потянулась за очередной чашкой чаю.

* * *

Зимний день заканчивался. Солнце клонилось к закату. Пурпур и оранж, проникая друг в друга, окрасили небо и стекли на белые снега.

Быстро плывущие облака вспыхивали червонным золотом и исчезали за линией горизонта. В коттеджном поселке было удивительно тихо… Ни шума автомобилей, ни вздохов ветра. То ли зима устала бушевать, то ли копила силы для нового урагана.

В доме Волгиной горел свет. Там ждали Шуру Наполеонова.

А капитан в то время был занят новым расследованием.

Ему, как всегда, «повезло». Убийство было совершено в одном из городских тупиков.

Шура, чертыхаясь, утопал по колено в снегу, так как в этом закоулке никогда не появлялась ни одна снегоуборочная машина.

– Ну, дело ясное, – сказал Легкоступов, закончив фотографировать лежащего на снегу мужчину с простреленной головой.

– Яснее некуда, – хмуро отозвался медэксперт Шахназаров.

– По-моему, скоро метель будет, – тяжело вздохнул Незовибатько.

– Только этого не хватало, – пробурчал Шура.

Наполеонов посмотрел на потемневшее небо, вздохнул.

– Ну что, заканчиваем? – спросил он следственную группу.

Далеко за полночь полицейский «уазик» выбрался на шоссе.

– На сегодня все, – сказал Шура.

Словно в ответ на его слова резкий ветер ударил в лобовое стекло. Не успевший слежаться снег поднимался с земли и закручивался в колючие спирали. Густые облака в небе вздрогнули, и из них повалил снег мокрыми крупными хлопьями.

«Дворники» работали в полную силу, однако видимость на дороге стала почти нулевой.

– Только бы не застрять, – думал каждый из сидевших в «уазике».

Порывы ветра усиливались. По-видимому, ураган решил во что бы то ни стало смести полицейский автомобиль с дороги.

– Что за дикие фантазии у нынешней зимы, – обронил Валерьян Легкоступов, – каждый вечер устраивать метели.

– Скоро весна, – пробасил Незовибатько.

– Когда – скоро? – не успокаивался фотограф, – брошу все и уеду в Африку.

– Это ты круто загнул, Валера, – похвалил Наполеонов.

– Валерьян, – поправил Легкоступов.

– Ладно, Валерьян, – покладисто согласился Шура.

Шахназаров хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой.

Руслан Каримович давно знал Наполеонова и Легкоступова и понимал, что подкалывают друг друга они не со зла, просто пытаются таким способом сбросить нервное напряжение.

Метель утихла ровно в ту минуту, как «уазик» остановился возле управления.

– Ну, надо же! – Незовибатько сердито покосился на небо.

– Смотрите, месяц! – воскликнул Легкоступов.

– Ага, месяц, – потягиваясь, согласился Шура.

– Слушай! Афанасий Гаврилович! – неожиданно повернулся он к Незовибатько.

– Ну?

– Ты бы, того… передал Солохе…

– Чего?!

– Пусть прекращает свое баловство, – заявил Шура.

– Ну, Наполеонов!..

– А что Наполеонов?! Как работать, так начинаются эти солоховские штучки! И он погрозил кулаком кому-то невидимому.

– Да, но я то тут при чем?! – возмутился Незовибатько.

– Ни при чем, – вместо Шуры ответил Легкоступов, – просто бедный капитан заработался.

– И сколько сейчас времени? – как ни в чем не бывало поинтересовался Шура.

– Первый час на исходе, – ответил Руслан Каримович.

Распрощавшись друг с другом, мужчины отправились по домам…

Стрелки показывали десять минут второго, когда «Волга» Наполеонова остановилась возле ворот особняка Мирославы.

Шура посигналил. Ворота открылись.

С крыльца в наброшенной на плечи шубе спустился Морис.

– Замерз? – спросил он Наполеонова.

– Да нет, но устал до чертиков.

– Помочь с машиной?

– Я сам.

Когда они вошли в дом, Шура спросил, – Мирослава спит, конечно?

– Нет, – улыбнулся Морис, – она в столовой.

– Ждет заключения эксперта?

– Нет, – успокоил его Миндаугас, – считает, что еще рано.

– Тогда я под горячий душ и в столовую? – обрадовано произнес Шура.

Миндаугас молча кивнул.

В столовой Шуру ждал подогретый ужин, горячий чай и любимый наполеон.

Шура широко улыбнулся сидящим напротив Мирославе и Морису.

– Я уж думал, что вы меня сегодня и не пустите ночевать, – вздохнул он.

– Ешь, – сказала Мирослава.

– А потом рассказывай, да? – сделав испуганные глаза, спросил Шура.

– Нет. А потом иди спать, – Волгина пододвинула ему тарелку с тушеным мясом.

– Вкуснотища! – восхитился Шура с полным ртом.

Доев мясо, он блаженно улыбнулся и сказал:

– Знаете, ребята, я, вот думаю, не переехать ли мне к вам насовсем?

– А как же Софья Марковна? – спросила Мирослава.

– Отдохнет от меня. Устроит личную жизнь, – Шура потянулся за куском торта.

– К тому же Морис готовит вкуснее, – добавил он.

– Не мечтай, Наполеонов. Насовсем не получится, – заявила Мирослава.

– Это еще почему? – удивился Шура.

– Потому, что общение с тобой приятно в малых дозах.

– Ну, знаете ли! – обиделся Шура.

– Она пошутила, – успокоил его Морис.

– Как же, пошутила она, – продолжал возмущаться Шура, – так и норовят бедного голодного полицейского на мороз вытурить. – При этом он принялся за второй кусок наполеона.

– Действительно, бедный, – согласилась Мирослава, – того и гляди лопнет.

Шура открыл было рот, чтобы выдать новую порцию возмущения, но тут огромный черный кот прыгнул на колени Наполеонова, схватил с тарелки кусок торта и мгновенно исчез под столом.

– Вот это гостеприимство! – закричал Шура, ныряя под стол вслед за котом.

– Шура! Ради Бога! – воскликнул Морис.

Кота под столом не было. А наполеон лежал. Шура бережно его поднял.

– Сквозь землю ваш кот провалился, не иначе, – ворчал Шура, появляясь из-под скатерти.

И тут торт выскользнул из его рук.

– Дьявол, а не кот! – выругался Шура в сердцах.

– Он хороший, – улыбнулась Мирослава, – просто он не любит, когда ворчат…

– Шура, не расстраивайся, торт есть еще, – Морис едва сдерживал рвущийся наружу смех.

– Нет уж, – заявил Наполеонов, – ухожу я от вас!

– В такую погоду?! – в один голос воскликнули Мирослава и Морис.

– Ишь, обрадовались, – Шура прищурил один глаз, взял чашку чаю, допил ее, посмотрел на хозяев и кивнул:

– Вот именно! В такую погоду! Спать я ухожу!

– А!..

– Спокойной ночи!

– Спокойной, спокойной, – проворчал Шура и поднялся в отведенную ему комнату. Раздевшись, он с удовольствием нырнул в теплую постель, закрыл глаза и тотчас уснул.

– Не пойму, зачем это Дон у Шуры торт утащил, – лукаво улыбнулся Морис, – ведь он и на стол-то никогда не лазит.

– Он принял всерьез Шурины приколы…

– Вот-вот, – усмехнулся Морис.

– Бедное животное, – вздохнула Мирослава, – теперь ему придется облизывать с шерсти крем. А он терпеть не может сладкое.

– Я думаю, он уже справился с этой задачей.

Дон в это время уже дремал на диване в гостиной, тихо мурлыча себе под нос. Тепло от камина обволакивало и пьянило его. Пахло капельками сосны и еще чем-то зимним, неуловимым, волшебным…

– Вот он! – обрадовано сказала Мирослава, заглянув в гостиную, – спит.

– Я же говорил, – шепотом отозвался Морис.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Они разошлись по своим комнатам, когда напольные часы пробили два раза.

Остаток ночи прошел спокойно.

В темно-синем океане ночного неба плавал месяц, как серебряная лодка надежды для всех заблудившихся в жизни или в пути… Заснеженный сад сверкал и переливался, ежесекундно вспыхивая тысячами серебряных искр. Яркие звезды, сплетаясь в венки созвездий, таинственно мерцали, взирая с высоты на белый бескрайний простор.

Шура проснулся в семь утра. Спустившись вниз, он отправился на кухню. Налил в чайник воды и поставил его на плиту. Морис спустился чуть позже.

– Ночью не было метели? – спросил Шура.

Морис не успел ответить, как раздался голос Мирославы.

– Почему бы тебе не выглянуть в окно?

– Проснулась, разрушительница идиллий, – проворчал Шура.

– С добрым утром, – усмехнулась Волгина.

– С очень добрым, – ядовито отозвался Шура.

– Шурочка, солнышко, не сердись. Метели не было. Сейчас ты позавтракаешь и поедешь на работу.

– Ага, – кивнул Шура и продолжил, подражая голосу Мирославы:

– А потом, солнышко, ты поторопишь Афанасия Гавриловича.

– Какой ты у нас догадливый! – похвалила Волгина.

– Я-то догадливый, только у меня, между прочим, не одно дело…

– Знаю, Шурочка. Но зачем тянуть то, что уже раскрыто? По-моему, и для тебя лучше поскорее сдать его в архив.

– Как это – в архив?!! – воскликнул Наполеонов.

– А так…

– Просто ясновидящая, – все-то ей известно, – а между прочим, бабушка еще надвое сказала.

– Наполеонов! Мне нужны результаты экспертизы! – заявила Мирослава, глядя ему в глаза.

– Да ладно, мне самому они позарез нужны. Попробую поторопить Незовибатько. Только не любит он этого, – вздохнул Шура.

Расправившись с завтраком, Наполеонов уехал в управление.

* * *

– Мне кажется, скоро наступит весна, – сказал Морис, – когда они остались вдвоем.

– Почему бы нам не сходить на косу? – обронила Мирослава.

– Что?..

– На косе, наверное, уже начала распускаться верба.

– Да, пожалуй, – согласился Миндаугас.

– … Маленькие белые комочки на красновато-коричневых ветках. Такие беззащитные… А вокруг снег, мороз.

– Морис! Разве это не чудо?

– Чудо, – согласился Миндаугас, – когда отправимся?

– Сейчас.

– Хорошо, – Морис направился к двери.

– Ты куда?

– Выводить машину из гаража.

– А…

– Поедем на одной, – обернулся он в дверях к Мирославе.

– Да, на «БМВ». Ты поведешь.

… Безрассудно оставив автомобиль на набережной, два частных детектива пешком отправились по толстому льду на песчаную косу посередине Волги.

Ни ультрасовременный транспорт на воздушной подушке, ни поездка в телеге, в которую была запряжена коренастая крестьянская кобылка, их не прельстили.

Несмотря на яркое солнце и отсутствие ветра, мороз давал о себе знать, пощипывая и румяня лица всех, кому не сиделось дома.

Мимо проехала телега. Лошадь, запряженная в нее, была явно старой и заслуженной трудягой.

Ее хозяин, по-видимому, пенсионер из Рождествено, весело балагурил со своими пассажирами.

Мирослава и Морис довольно быстро добрались до косы. Снег, несмотря на его обилие, был утоптан, а нижние ветви верб обломаны.

Чуть выше белые комочки едва выглядывали из домиков своих почек.

– Грустно, – сказал Миндаугас.

– Да, наверное, но мне кажется с этим бесполезно бороться.

Морис молча пожал плечами.

Мирослава добралась до ближайшего деревца и опустилась возле его ствола на снег. Миндаугас усмехнулся и последовал ее примеру.

– Я не знал, что вы собираетесь спать на свежем воздухе, – минуты через две произнес он.

– Я не сплю, – Мирослава открыла глаза.

– А что?

– Блаженствую.

– Ну что ж, – составлю вам компанию, – Морис устроился поудобнее и закрыл глаза.

Минут через пять какая-то птица опустилась на ветку. Снег посыпался вниз, осыпая детективов холодными колючими искрами.

Мирослава вскочила на ноги. Морис, не спеша, последовал ее примеру.

– Спасибо, птичка, – усмехнулся Миндаугас.

– Это за что же? – фыркнула Мирослава.

– За то, что помогла нам не замерзнуть.

– Так, понятно, ты не любишь лежать на снегу, – констатировала Мирослава.

– В такой мороз – нет, – усмехнулся Морис, – но ради вас я готов подхватить воспаление легких, – усмехнулся он, блеснув ослепительно-голубыми глазами.

Мирослава невольно залюбовалась своим спутником.

– Что-нибудь не так? – встревожился Морис.

– Миндаугас…

– Да?

– Ты слишком красив…

– Это неисправимый недостаток? – пошутил он.

– Да как тебе сказать, – улыбнулась Мирослава, – вообще-то мне нравятся красивые мужчины. Если, конечно, они не идиоты и не эгоисты…

– Значит, я могу быть спокоен? – усмехнулся Морис.

– Как знать, как знать, – проговорила она, скользя взглядом по его высокой ладной фигуре.

Морис хотел что-то сказать, но не успел, Мирослава внезапно набросилась на него и опрокинула в снег.

Миндаугас никак не ожидал нападения и поэтому рухнул, как подкошенный.

Несколько минут они молча боролись, потом Мирослава резко оторвалась и, оттолкнувшись, откатилась по снегу на расстояние метра в три.

– Ну и шуточки у вас, – процедил он сквозь зубы.

Мирослава весело расхохоталась, глядя на его недоуменное лицо.

– Вы абсолютно непредсказуемы, – вздохнул Морис.

– Ты ошибаешься, – улыбнулась Мирослава.

– И как мне расценивать ваш поступок?

– Есть три варианта, – усмехнулась Волгина.

– И какие же?

– Первый – я испытывала твою бдительность, второй – мне захотелось размяться, третий – я с тобой заигрываю, – она лукаво посмотрела ему в глаза.

– М-м-м… – протянул Морис, – третий вариант мне нравится больше двух предыдущих.

– Ну что ж, – будем считать, что я утешила тебя.

– Очень, – усмехнулся Миндаугас.

– Пора возвращаться, – сказала Мирослава, став серьезной, – возможно Шура сообщит нам что-то новое.

– Эксперты перегружены работой, – тихо произнес Морис.

– Да, к сожаленью, это так. Но я надеюсь, Шура поторопит Незовибатько. После экспертизы дело можно будет считать раскрытым. А в этом Наполеонов заинтересован больше, чем мы…

Когда они вернулись домой, на пороге их встречал рассерженный Дон. Он издавал резкие короткие звуки и подергивал хвостом, выражая недовольство. Мало того, что его надолго оставили в одиночестве, к тому же и обед задерживался! У бедного кота урчало в животе от голода.

– Извини, солнышко, – Мирослава подняла животное и прижала к груди. Она терлась щекой о мягкую шерсть любимца и шептала ему нежные слова.

Морис вздохнул, подошел к Волгиной, взял из ее рук Дона и понес его на кухню.

Достав из холодильника говяжью печень, Миндаугас немного подогрел ее на плите и положил в миску кота.

Дон, радостно урча, принялся за еду.

– А что будем есть мы? – спросила Мирослава.

– То же самое, – невозмутимо отозвался Морис.

– В смысле? – удивилась Мирослава.

– Тушеную печень с картошкой.

– Чудно. У нас, кажется, были огурцы? – она заглянула в холодильник.

– Внизу, – бросил Морис, не оборачиваясь.

Мирослава вымыла огурцы и, разрезав их пополам, уложила на тарелку.

– Пожалуй, нужно будет сегодня спуститься в подпол и достать еще одну банку соленостей.

Мирослава согласно кивнула.

* * *

Пока детективы мирно обедали, Шура Наполеонов уламывал эксперта, умоляя его поторопиться.

Обедал следователь бутербродом с колбасой и растворимым кофе.

Вкус колбасы казался Шуре отвратительным, а кофе – непривычно горьким.

– Я так скоро язву наживу, – ворчал Шура.

– Александр Романович, – в дверь постучали.

– Ну?! – Шура едва не поперхнулся.

Дверь приоткрылась и показалась рыжая голова стажера, – вас прокурор вызывает.

– Иду, – Шура махнул рукой.

Голова исчезла. Дверь закрылась.

Наполеонов допил кофе и нехотя поднялся со стула.

* * *

… В этот вечер в дом Волгиной Шура приехал неожиданно рано. Ни Мирослава, ни Морис еще даже и не помышляли о его прибытии.

– Я есть хочу, – заявил с порога Шура, – просто умираю.

– Может, сначала разденешься? – улыбнулась Мирослава.

Через двадцать минут Наполеонов уже сидел за столом и уплетал тушеную картошку.

Детективы пили зеленый чай с жасмином и исподтишка бросали на Шуру взгляды.

Никто не торопился начинать разговор.

Наконец Шура доел все, что было на тарелке.

После этого он вздохнул и посмотрел на Мориса жалобным взглядом.

– Не понравилось? – заволновался Миндаугас.

– Нет, – Шура вздохнул, – я хотел попросить добавки.

– Мой Бог! – вырвалось у Мориса.

– Больше не дадите?

– Дадим, но для того, чтобы попросить добавки, не нужно напускать на лицо выражение вселенской скорби, – проговорил Морис.

– Извини, – широко улыбнулся Шура, – я как-то об этом не подумал.

Шура расправился со второй порцией картофеля и устремил на Мориса ангельски кроткий взгляд.

– Еще картошки? – искренне изумился Морис.

Шура покачал головой, не сводя с Мориса нежного взгляда.

Мирослава не выдержала, и громко расхохоталась.

– Наполеонов! Прекрати свои штучки! – Морис сердито погрозил Шуре пальцем.

– Извини…

– Ладно, перестань изображать из себя безмолвную жертву, – Миндаугас поставил на стол тарелку с наполеоном.

Шура от удовольствия зажмурил глаза.

– Смотри, не замурлыкай, – усмехнулась Мирослава.

– Дайте человеку чаю! И побольше! – потребовал Наполеонов.

Мирослава и Морис одновременно поставили перед Наполеоновым по чашке.

Шура посмотрел на одну дымящуюся чашку, на другую и обе подвинул поближе.

– Вкусно, – приговаривал он, отламывая ложечкой торт по кусочку и зажмуривая от удовольствия глаза.

Мирослава и Морис переглянулись.

– Может, нам его в снег выбросить? – спросил Морис.

– Можно, – согласилась Мирослава, – но сначала послушаем, что он нам скажет.

– Это вы про что? – спросил Шура с полным ртом.

– Про заключение эксперта.

– Но… оно еще не готово, – Шура с обожанием взирал на остатки торта, краем глаза наблюдая за хозяевами.

– Тогда выбрасываем, – сказала Мирослава и поднялась со стула.

Морис последовал ее примеру.

– Вы что, с ума сошли?! – забеспокоился Шура. Он запихнул в рот последний кусок торта, запил его чаем и отскочил к двери.

– Держи его! – воскликнула Мирослава и бросилась догонять Наполеонова.

Шуре совсем не хотелось на улицу из теплого помещения, поэтому он помчался вверх по лестнице, надеясь укрыться от преследователей в своей комнате.

Однако у Мориса были слишком длинные ноги…

Шуру догнали, стащили обратно вниз и поволокли в прихожую.

– Нарушение прав человека! – завопил он.

– Вспомнил, – угрожающе проговорил Морис.

– Нет, ну вы и впрямь сдурели, – изо всех сил отбивался Наполеонов.

Мирослава распахнула дверь. Холод тотчас затек в прихожую.

– Все скажу! – заорал Шура, – отпустите!

– Не хочешь на улицу? – чуть ехидно, но с абсолютно невинным видом поинтересовалась Мирослава.

– Нет, – Шура замотал головой.

– Ну, что с ним делать?

Морис в ответ пожал плечами.

– Вспомните о законах гостеприимства, – отдышавшись, воззвал к милосердию Наполеонов.

– Ты слышал что-нибудь о таких законах? – спросила Миндаугаса Мирослава.

– Вроде бы, да…

– Нельзя мять человека после еды, – наставительно произнес Шура.

– Пожалуй, он прав, – глубокомысленно произнес Морис.

– Еще как прав! – поспешил закрепить свое положение Шура.

Переглянувшись, хозяева подхватили гостя под руки, за ноги и поволокли обратно на кухню.

Бережно опустив Шуру на стул, перед ним поставили еще одну чашку чаю.

– Говори! – приказала Мирослава.

– Ну, вы, ребята, точно с приветом, – вздохнул Шура, – надо же такое вытворять!

– Рассказывай! – напомнила Мирослава.

– Да что рассказывать?!

– Про экспертизу.

– Заладили одно и то же!

– Что там Незовибатько?

– Работает, – Наполеонов расплылся в широкой улыбке, – уже перебрал все нецензурные русские и украинские слова. Перешел на польские.

– Он что, еще и польский знает?

– А как же! Его прабабка по материнской линии из Львова.

– Ты что-то говорил про Полтаву…

– В Полтаве у него корни с отцовской стороны.

– Понятно…

– Когда будут результаты?

– Скоро должны быть, – Шура засмеялся, – он только три языка знает. Переберет польские и выдаст результат.

– Остроумно! – воскликнула Мирослава. – Между прочим, я тоже знаю по-польски…

– Да ну?! – присвистнул Шура.

– Квяты.

– Что?!

– Цветы по-польски.

– Или вот, например, яскулка…

– Это еще что такое?!

– Ласточка по-польски…

– Все! – Шура вскочил со стула, – я пошел спать.

– Так еще же рано!

– Лучше раньше, – буркнул Шура, – чем после того, как вы меня с ума сведете.

– Ну, иди, иди, соня…

– Между прочим, – огрызнулся Шура, – у следователя…

– Вечный недосып, – перебила его Мирослава.

– Вот именно! Не то, что у вас работа: хочу – работаю, хочу – нет. – Тут Шура, чтобы оставить за собой последнее слово, пулей вылетел из кухни и закрыл дверь. Поднимаясь наверх, он слышал, какой хохот стоит за его спиной.

Наполеонову почему-то показалось, что он слышит даже… смех кота.

– Ладно, пусть пользуются бесплатной смехотерапией. Шура добрый, – проворчал Наполеонов себе под нос.

Не сомневаясь в своей правоте, Наполеонов завалился спать в девять вечера и проснулся только в семь утра.

Позавтракав, Наполеонов покинул гостеприимный дом Волгиной, пообещав позвонить, как только появятся результаты экспертизы.

По подсчетам Шуры, тетя Рая должна была уехать еще вчера, следовательно, он мог ночевать дома.

Рисковать Наполеонов не стал, в конце дня он набрал номер своей квартиры.

– Алло! – раздался голос Софьи Марковны.

– Мамочка! – завопил Шура в трубку.

– Шурочка! – обрадовалась Софья Марковна, – ты вернулся?

– Почти, – осторожно отозвался сын.

– Что значит почти?!

– То, что я в пути…

– Когда будешь дома?

– Скоро, мамуля. Как твои дела?

– Как всегда, хорошо, – ответила явно что-то заподозрившая Софья Марковна.

– Я так расстроен, что не смог повидать тетю Раю, – продолжал зондировать почву Наполеонов.

– Она тоже.

– Твоя подруга уехала, даже не попрощавшись, вздохнул Наполеонов.

– Шура! Как она могла попрощаться, если даже не поздоровалась! Что ты мне морочишь голову! Мне ждать тебя сегодня к ужину?

– К ужину не знаю, но ночевать приду точно, – ответил Шура, с трудом скрывая охватившую его радость.

– Знаешь, Шура, – сказала мать.

– Что? – насторожился Наполеонов.

– Подозреваю, что ты и не очень стремился увидеть тетю Раю.

– Мамочка, ну что ты! – перебил ее Шура, – откуда такая подозрительность?

– Не забывай, что я мать следователя, – напомнила Софья Марковна.

– Да уж, – вздохнул Шура, – целую. До вечера, – и повесил трубку.

Капитан поднялся со своего места и подошел к окну.

Небо за окном было искренне голубым. Настолько искренне, что Наполеонов был готов поверить в скорый приход весны. Но огромные сугробы и деревья, по колено утопающие в снегу, противоречили обещаньям голубого неба. Запорошенный снегом фонтан вообще безмолвствовал. А Шура так любил весенне-летнее воркование его трепещущих струй! Как часто в теплое время года он любовался отражением радуги на хрустальных крыльях взмывающего вверх каскада…

– Любуемся красотами природы? – пробасил за спиной капитана Незовибатько.

Эксперт, как всегда, ввалился в кабинет следователя без предупредительного стука в дверь. К тому же, огромному Незовибатько удавалось появляться абсолютно неслышно.

– Афанасий Гаврилович, – притворно вздохнул Шура, – вы случайно в прошлой жизни котом не были?

– Кем-кем? – хмуря брови, переспросил Незовибатько.

– Котиком, – промурлыкал Шура, – мяу-мяу, мур-мур…

– Так, понятно, – констатировал Незовибатько, – вчера вечером был в гостях и объелся сметаны.

– Чаю обпился, – признался Шура.

– С чая так не забирает, да еще с утра пораньше.

– Это смотря какой чай, – усмехнулся Шура.

– Да, это может быть, – согласился эксперт.

– Чем порадуете, Афанасий Гаврилович? – став серьезным, спросил Наполеонов.

– Кусочек кожи, обнаруженный на секретном механизме столика, идентичен коже туфель Елены Константиновны Маревой.

– Значит, царапина на туфле от механизма столика?

– Да.

– Угу… – Шура постучал пальцами по столу.

– Кровь, где хранились лекарства Замятиной, тоже принадлежит Маревой.

– Черт! – выругался Шура, – что же получается: Мирослава права? Марева хотела укокошить подружку, а судьба-злодейка все расставила по своим местам?!

– Выходит, что так, – согласился Незовибатько.

– И дело можно закрывать, – пробубнил себе под нос Наполеонов, – Мирослава оказалась права.

– Да будет сокрушаться, – успокоил его эксперт, – ты и сам держал в уме эту версию.

– Но только на крайний случай!

– Так вот он, случай этот, и наступил.

– Не нравится мне это! – не сдавался Шура.

– Что это?! – прогудел Незовибатько.

– Кто должен вершить правосудие?! – спросил Шура.

– Ясно, кто, – усмехнулся эксперт, – вы, Александр Романович.

– Не я лично, а суд, – огрызнулся Шура, – а тут что же получается?!

– Что получается? – эхом откликнулся Незовибатько.

– Судьба! – сердито хлопнул ладонью по столу Шура.

– Да, от судьбы не уйдешь, – усмехнулся эксперт.

– Очень смешно! Кстати! – лицо Шуры мгновенно переменилось, сердитое выражение сменила улыбка, – мы приглашены сегодня на ужин.

– Мы?!

– Ну да, вы и я.

– И куда же? – позвольте спросить.

– Как куда?! К Волгиной.

– Загибаешь, – отмахнулся эксперт.

– Я? – обиделся Шура, – да ни в жизнь!

Незовибатько вместо ответа хмыкнул.

– Сейчас сами убедитесь, – Шура потянулся к телефону и набрал номер Волгиной.

– Детективное агентство «Мирослава» слушает, – раздался голос Мориса.

– Мне бы, деточка, поговорить с самой Мирославой Игоревной, – по-стариковски закашлял в трубку Наполеонов.

– Хорошо, кто ее спрашивает? – прозвучал ровный голос Миндаугаса.

– Кто-кто! Дед Пихто! – не выдержал Шура.

– Сейчас соединю, – все так же невозмутимо ответил Морис.

До слуха Наполеонова донеслось, – Мирослава, возьмите трубку.

– Клиент? – спросила Волгина.

– Нет, – холодно отозвался Морис, – знакомый старичок.

– Интересно… – Мирослава подняла трубку, – Волгина слушает.

– Привет!

– Шура, – сразу узнала она.

– Ага. Партнер ваш, сударыня, большой юморист.

– Ты по делу?

– Насколько мне помнится, – ответил Шура, – вы приглашали нас с Незовибатько на ужин?

– Да, конечно! – тут же сообразила Мирослава. – Афанасий Гаврилович рядом?

– Ага. Он думает, что я наврал! – вознегодовал Наполеонов.

– Ммм, да.

– Заподозрить меня во лжи! И как только совести у людей хватает!

– Передай, пожалуйста, трубку Афанасию Гавриловичу.

– Да за ради Бога! – фыркнул Наполеонов и сунул трубку в руки эксперта, – с вами лично желают побеседовать.

– Алло!

– Добрый день, Афанасий Гаврилович!

– Здравствуйте, Мирославушка!

– Извините, что передала приглашение через Шуру, а не лично.

– Да что вы!

– Вы приедете?

– Обязательно!

– Время не назначаю. Не знаю, когда у вас закончится рабочий день…

Шура выхватил трубку из рук Незовибатько, – как только, так сразу, – прокричал он и опустил трубку на рычаг.

– Ну ты нахал! – возмутился эксперт, – не дал с человеком поговорить.

– Нечего в рабочее время по телефону разговаривать. Не за это налогоплательщики платят. Все, все! Работайте, Афанасий Гаврилович. Вечером наговоритесь.

Двухметровый Незовибатько поднялся, бросил сверху вниз уничтожающий взгляд на Наполеонова и молча покинул кабинет следователя.

Шура вздохнул и погрузился в работу над документами.

… За окном шел тихий снег, такой тихий, словно зима оробела и… вспомнила о своей сопернице весне.

Глава 11

Марина Замятина сидела в своей комнате.

С тех пор, как не стало Маревой, Марина еще больше полюбила одиночество. Ей казалось, что только наедине с собой она находится в безопасности.

Хотя о какой безопасности можно было говорить, если над ней дамокловым мечом висело обвинение в убийстве подруги…

Марина слушала, как ветер вздыхает за окном, как шуршит он заснеженными крыльями, касаясь стен особняка, как поднимает снег, сухой от мороза, и сыплет его на оконное стекло.

Вечерело. Багровые полосы заката резко перечеркнули бледную синеву неба.

Зимний день, послав последнюю улыбку заснеженному городу, отступил и скрылся в набегающей тьме…

Если б это было возможно, то Марина предпочла бы сидеть неподвижно день, месяц, год… Она хотела только одного – никого не видеть и не слышать. Последние события выбили ее из колеи. Если б она только знала, что ей делать! Что?! Казалось, что весь белый свет ополчился против нее.

– Ленка умерла, – думала Марина, – ее убили. Но ведь это невозможно!

Она точно знала, что это невозможно. И все-таки ее подруга мертва.

Разве сможет она когда-нибудь переубедить полицию и того непреклонного следователя, что не способна на убийство?

Марина покачала головой, – нет, они не поверят ей.

Замятина подумала о детективе. Сможет ли Волгина что-то сделать для нее?

Марина хорошо помнила лестные отзывы своих знакомых о Мирославе.

Если верить этому хвалебному хору, то можно было подумать, что Волгина способна творить чудеса, точно она не детектив, а добрая фея.

– Что она сказала в последний раз? – Марина задумалась и вдруг вздрогнула от неожиданности – казалось, голос Волгиной не всплыл из глубин ее памяти, а прозвучал в тишине спальни: «Если вы не виновны, то беспокоиться вам не о чем».

Вот бы Марине ее уверенность!

Замятина была не в силах забыть холодный оценивающий взгляд следователя Наполеонова. Ее не покидало ощущение, что следователь заранее решил: виновна она и больше никто.

Как? Как ей доказать, что она, Марина, не сделала ничего, за что ее можно осудить?!

И тут она вспомнила своего мужа и неожиданно для себя заплакала навзрыд.

Лев Наумович Замятин был единственным человеком, перед которым она чувствовала свою вину. Он любил ее с такой искренней нежностью и заботой, а она! Она предала его…

В дверь тихо постучали.

Марина вздрогнула и перестала плакать. Затаив дыхание, она сжалась в комок.

– Марина, – прозвучал голос мужа. В нем было столько беспокойства за нее, что она снова разревелась, теперь уже, жалея саму себя.

Дверь открылась. В коридоре горел свет, четко обрисовывая застывшую на пороге фигуру Замятина.

– Марина, – произнес он тихо, – ты плачешь?

Она хотела ответить – нет, но слезы душили ее.

– Я включу свет? – спросил Лев Наумович.

– Нет, нет! Не надо! – вырвалось у нее громче, чем следовало.

– Хорошо, хорошо, – проговорил он, направляясь к ней, – успокойся, пожалуйста.

– Я боюсь! – она закрыла лицо руками и слезы ручьями потекли между ее пальцев.

Лев Наумович подошел к жене и погладил ее по голове, как ребенка.

– Не плачь, моя девочка. Тебе нечего бояться. Все будет хорошо.

– А следователь? – жалобно всхлипнула Марина.

– На самом деле он не такой страшный, как хочет казаться.

– Но он уверен, что я убила Лену!

– Я знаю, что ты не убивала ее, – грустно произнес Лев Наумович.

– Но он!

– Он хороший следователь, он разберется, – перебил жену Замятин.

– Откуда ты знаешь?!

– Знаю. В моем возрасте уже пора разбираться в людях.

– И ты разбираешься, – прошептала сквозь слезы Марина.

Лев Наумович ничего не ответил, только как-то странно, совсем по-стариковски вздохнул.

– Лева, – прошептала Марина Ивановна.

– Да, любимая?

– Прости меня, пожалуйста! – вырвалось у нее испуганно.

Он не спросил, за что. И от этого молчания Марине стало еще страшнее.

– Лева! Ты слышишь?! – голос ее дрожал от отчаяния и боли.

– Я давно простил тебя, – тихо ответил муж.

– За что? – сорвалось у нее растерянно.

– За то, за что ты просишь прощения, – отозвался он по-прежнему тихо.

– Но! – выдохнула она, – ты же не…

– Знаю, Марина. Я все знаю, – и, помолчав секунду, добавил, – я догадывался с самого начала.

– Но… Почему? Почему?!

– Потому, что люблю.

– Нет! Так не бывает! – в темноте она замотала головой из стороны в сторону.

– Бывает, Марина, все бывает на свете. Став старше, ты это поймешь.

– О, Боже! – она так заломила руки, что они хрустнули.

– Успокойся, Марина. Я тоже виноват…

– Но в чем? В чем?

– В том, что не смог удержаться от соблазна – чувствовал, что ты не любишь меня, и все-таки хотел, чтобы ты была моей.

– Лева! Прости меня!

– Ничего, Марина, – он коснулся пальцами ее щеки, мокрой от слез, – забудем о плохом.

– Но как же?! – вырвалось у нее с болью.

– Я уверен, что все разъяснится. А потом мы решим с тобой, как нам быть.

– Спасибо, – улыбнулась она сквозь слезы.

Он не увидел в темноте ее улыбки, но почувствовал ее.

– А теперь тебе лучше прилечь.

– Да, наверное…

Он наклонился и поцеловал ее в макушку, – поверь мне, все наладится.

Она кивнула. Слезы медленно высыхали на ее лице.

– Умойся и приляг, – Замятин медленно вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Марина почувствовала облегчение. Разговор, которого она так страшилась, состоялся.

Она встала с постели и пошла в ванную.

Марина долго стояла под теплыми струями душа.

Ей казалось, что очищается не столько тело, сколько ее уставшая душа.

Слова мужа вселили в нее надежду. Марина неожиданно поверила, что Волгина ей поможет. А дальше? Дальше она сама сумеет помочь себе. Впереди у нее была целая жизнь.

* * *

Дон лежал на коврике возле камина и сладко мурлыкал. Его черная шерсть переливалась золотыми искрами в отсветах огня.

Мирослава с книгой в руках сидела в кресле возле окна. Она сосредоточенно вглядывалась в строки…

Морис расположился поближе к камину. Он тоже читал, краем глаза наблюдая за Волгиной. Шестое чувство подсказывало ему, что Мирослава поглощена вовсе не чтением. Ее мысли были далеко…

Миндаугас неплохо изучил своего босса за время совместной работы и прекрасно знал, что Волгина полна ожидания.

Дело для нее уже было раскрытым. Но подтверждение эксперта поставило бы точку, и только тогда ее работа была бы выполнена и Мирослава смогла бы заняться делами нового клиента.

Пока же ее мысли были заняты Мариной Замятиной…

Морис знал, что сейчас – не лучшее время для того, чтобы начать разговор.

Поэтому он молчал. Что, впрочем, не мешало ему чувствовать себя счастливым.

Да, да, именно в такие минуты, как ни странно, душа Мориса была полна счастья и покоя. Горел огонь… мурлыкал кот… и любимая женщина сидела в задумчивости у окна…

Так уже было не раз. Но это не мешало Морису вновь и вновь переживать неповторимое ощущение – она и он вместе! Она и он вдвоем! Она и он наедине! И все остальное неважно. Все остальное там! За окном. Далеко! И почти нереально…

Хотя в любой миг телефонный звонок или звонок в дверь мог разрушить эту идиллию.

Но суть была в том, что Миндаугас любил так сильно, что его любви хватало на двоих.

* * *

Сизый вечер опустился на землю. Он, точно голубь, ворковал в тишине переулков, отзываясь скрипами на шаги прохожих, клевал белые зерна снега, а потом… спрятал голову под крыло.

В темном небе засияли звезды, серебряной лодкой закачался месяц, поджидая влюбленных и поэтов…

Старая «Волга» Шуры Наполеонова остановилась возле ворот Мирославы и громко посигналила.

Ворота тотчас открылись. Было ясно, что дорогих гостей ждали с нетерпением.

После утомительных полицейских будней, увы, как правило, лишенных праздничных красок, особняк Волгиной казался райским уголком…

И эксперта, и следователя приятно удивил накрытый в гостиной стол.

За поздним ужином сидели вчетвером почти по-семейному.

Пенилось шампанское, неспешно текла беседа.

После второй бутылки, с вдохновением обгладывая индюшачью ножку, Незовибатько тоскливо вздохнул, – ребята, а водка у вас есть?

– Не сомневаюсь, что у них и горилка припрятана, – не удержавшись, съехидничал Шура.

Эксперт бросил на Наполеонова неодобрительный взгляд.

Тем временем Морис молча поставил на стол бутылку.

– Вот, это дело, – отошел душой Афанасий Гаврилович.

– Родной самарский «Родничок», – потер руки Шура.

– Ну что: за окончание дела? – Шура подмигнул Мирославе.

– И за справедливость! – Волгина подняла бокал с шампанским.

– Нет, нет, ребята, – не согласился Незовибатько, – давайте пить по порядку.

Миндаугас бросил на эксперта вопросительный взгляд.

– Так, объясняю специально для иностранцев…

– Тоже мне, коренной россиянин, – фыркнул Шура.

– Цыц, не перебивать старших, – нахмурил брови эксперт, – коренным бывает зуб и жеребец. А Незовибатько всегда на своем месте. Ясно?

– Ага, – важно кивнул Шура.

– Тосты поднимаем в порядке поступления, – наставительно продолжил Незовибатько, – первый пьем за окончание дела. Закусываем. Наливаем. Второй пьем за справедливость. Всем понятно?!

Морис спрятал улыбку, озорно блеснувшую в голубых глазах, – понятно.

– Итак, – провозгласил Незовибатько, – за окончание дела!

– Поехали, – вздохнул Шура.

Эксперт опрокинул стопку, – хороша! – потянулся за маринованным огурчиком. Потом его взгляд упал на грибы, и он провозгласил второй тост – за справедливость.

Мирослава прикинула: если Незовибатько выпьет литр, то все равно, наверное, останется трезвым.

Волгина и Миндаугас предпочли ограничиться шампанским. Наполеонов же поддержал эксперта.

После четвертого тоста Незовибатько, не скупясь на подробности, рассказал детективам о результатах экспертизы. У следствия больше не было сомнений в том, что Замятина не была причастна к отравлению подруги.

– Вот она, истина! – Незовибатько поднял указательный палец к потолку, – не копай другому яму.

– Вы абсолютно правы, – кивнула Волгина.

– Давайте выпьем за вклад в раскрытие преступления вашего многоуважаемого детективного агентства! – провозгласил эксперт.

– Эка, загнул, – буркнул Шура.

– За весомый вклад! – настаивал Незовибатько.

– Вы преувеличиваете, Афанасий Гаврилович, – улыбнулась Мирослава.

– Ничуть!

– Ну, мы пить будем или нет? – вклинился Наполеонов.

– Грибки чудные, – похвалил, закусывая, Незовибатько, – на рынке покупали?

– Нет, Морис сам мариновал.

– Повезло вам, Мирослава Игоревна, с женихом, – простодушно заявил Незовибатько.

На лице Миндаугаса не дрогнул ни один мускул, а что было в сердце, осталось тайной.

Мирослава же весело рассмеялась.

– По-моему, она замуж не спешит, – буркнул сердито Наполеонов.

– Шурочка, – спросила Мирослава, – ты уже заключение составил?

– Естественно.

– А вы, значит, Мирославушка, сразу догадались, что Марева хотела избавиться от подруги, но предназначенную ей отраву выпила сама?

– Не сразу, конечно. Но заподозрила неладное. Многие вещи противоречили друг другу, вот я и стала думать – кому выгодна смерть Маревой? Получалось, что никому, кроме Замятиной. Но Замятина была моей клиенткой.

– Так я и знал! – воскликнул Шура.

– Теперь это не секрет. Тогда же я должна была найти факты, исключающие причастность Марины Ивановны к преступлению и… я их нашла. Но без вас, – Мирослава улыбнулась, – доблестные правоохранители, мне пришлось бы нелегко.

– Спасибо за признание заслуг, – усмехнулся Шура. – Ладно, славой сочтемся потом, а пока я бы тортика поел, – он озорно стрельнул глазами в сторону холодильника.

Невозмутимый Морис разлил чай по чашкам и поставил на стол торт.

Незовибатько собрался наполнить пустую Шурину рюмку. Но Наполеонов запротестовал.

– Нет, Гаврилыч, хватит. Мне тебя все равно не перепить.

– Куда уж, вам, москалям, с Киевской Русью тягаться, – хмыкнул эксперт.

– Прямо на самые лопатки уложил, – весело отозвался Шура, запихивая в рот торт.

– А это правда, Афанасий Гаврилович, что вы на трех языках изъясняетесь? – невинно поинтересовалась Мирослава.

– И кто ж такое сказал?

– Та, так… слухи ходят… – неопределенно отозвалась Волгина.

– Знаем мы эти слухи в капитанских погонах, – Незовибатько так зыркнул на Наполеонова, словно кипятком ошпарил.

Наполеонов пожал плечами, – напраслину, мол, возводите, Афанасий Гаврилович.

– Ведь бабушка ваша из Львова будет? – спросила Мирослава.

– Прабабка, – басом поправил Незовибатько. Все родственники живут на Полтавщине. И сам я там родился. Правда, в Киеве есть троюродный дядька.

– В огороде бузина, в Киеве дядька, – не преминул вставить Шура.

– А как в наших краях оказались? – спросила эксперта Мирослава.

– Да просто служил здесь. Остался учиться. Поступил на работу. Жинку свою здесь встретил. Теща хорошая попалась и тесть понимающий.

– Повезло вам!

– А як же! – рассмеялся Незовибатько.

– И работа у меня хорошая, добавил он и подцепил на вилку очередной гриб.

– Коллектив дружный, – невинно вставил Шурочка.

И снова получил грозный взгляд Незовибатько.

– Наверное, скучаете по Полтавщине?

– Скучаю, не без того, – согласился Афанасий Гаврилович. – Не нравятся мне новые порядки, – вздохнул он, – тяжело стало на родину ездить. – Эх! – махнул он рукой и загорячился, – вот, например, могут украинцы и русские Гоголя поделить?!?

Мирослава и Шура вздохнули.

– Не могут, – неожиданно для всех ответил Морис.

– А не можешь, так и не берись! – грозно рявкнул Незовибатько. – Гоголь по-русски не стыдился говорить! Да что говорить! Шедевры творил на русском! А душа его певучей и сочной была по-украински. Тошно мне, братцы! – заключил эксперт, – паны дерутся, у холопов чубы трещат!

– Афанасий Гаврилович! – ну ее, политику! – жалобно попросил Шура.

– Вот! – Незовибатько вновь возвел к потолку указательный палец, – великая держава – голову в песок.

– Да все одно! – вздохнул Шура.

– Не согласен я! – гремел Незовибатько. – По мне, Украина – это Русь. Только Малая. А Россия – это великая Украина.

– Ну, ты загнул! – присвистнул Шура.

– Я так считаю! – гремел Незовибатько. – Потому как миллионы украинцев испокон века живут в России. Кто считал?

– Да, угомонись ты, ради бога! Наше дело преступления раскрывать, – взмолился Наполеонов.

– Нет! Желаю быть услышанным! – не сдавался Афанасий Гаврилович.

– Опять разошелся! – всплеснул руками Шура.

– Не прав я?! – гремел эксперт.

– Прав! – согласился Шура, – тысячу раз прав! И как эксперту тебе цены нет!

– Ты мне зубы не заговаривай!

– Афанасий Гаврилович! Вы вареники с маслом или со сметаной будете? – неожиданно спросил Морис.

– У вас, что же, еще и вареники есть?! – изумился Незовибатько.

– Конечно, есть, – улыбнулся Миндаугас.

– Тогда со сметаной. Чего же так долго не несли?

– Держали в н. з. – проворчал Шура.

– Что?!

– В неприкосновенном запасе. Ждали, когда ты бушевать начнешь.

– Ага?!

– Шура! Афанасий Гаврилович!

– Я же говорил, что у нас коллектив дружный, самое главное – интернациональный, – не унимался Наполеонов.

– Шура, помоги мне, пожалуйста, – позвал Морис.

– Иду, – вздохнул Наполеонов, – без Шуры вареники принести не могут, что за люди. А еще полицию ругают…

– Ему бы не в следователи, а в артисты, – усмехнулся подобревший Афанасий Гаврилович и тут же прогремел в след ушедшим, – сметаны побольше!

Через несколько минут все мирно ели вареники и наслаждались потрескиванием дров в камине.

– Хорошо-то как! – сказал Незовибатько, – вареники, огонь, дом друзей, кот…

Шура хотел высказать свое мнение относительно кота, но вовремя спохватился, решив не выводить Незовибатько из благодушного настроения.

Дон же разлегся возле камина и чистил свою роскошную черную шубку.

Кот жмурил желтые глаза и мурлыкал от удовольствия.

Дон не терпел шума, но большой басовитый Незовибатько все-таки был коту явно симпатичен.

… За окном, нежно переливаясь, падали большие снежные звезды. Северный ветер заснул, положив под голову взбитый, как пуховая подушка и пахнущий свежестью огромный сугроб. В черном бархатистом небе улыбалась луна, мерцали далекие звезды. Тишина, окутавшая ночь, была подобна сну Снежной Девы, что блуждает по заснеженному бездорожью, держа в руках волшебный фонарь. Вот она притомилась, зашла в сад и присела отдохнуть. Голова склонилась к плечу, смежились ресницы, и волшебный фонарь выскользнул из рук заснувшей красавицы. Может быть, откатившись в сторону, он до сих пор лежит в яблоневом саду, а может быть, поднявшись в небо, стал одной из серебряных звезд, льющих потоки света в безмолвной ночи на землю…

Напольные часы пробили два раза.

– Мать моя! – воскликнул Шура, – два часа ночи!

– Ты прав, капитан, – пробасил Незовибатько, – засиделись мы. Пора и честь знать. Хорошо еще, что я Оксану Сергеевну предупредил.

Эксперт поднялся со стула, но тут же был усажен назад хозяйкой дома.

– Куда это вы собрались, Афанасий Гаврилович?! – спросила Мирослава.

– Домой, – растерянно отозвался эксперт.

– И вы надеетесь, что будете выпущены в таком состоянии из дома? – лукаво улыбнулась Волгина.

– Так… – нерешительно протянул эксперт.

– Морис, будь добр, принеси, пожалуйста, сотовый.

Миндаугас поднялся и скрылся за дверью.

Вернулся он буквально через минуту с сотовым в руках и протянул телефон Незовибатько.

– Это еще зачем? – удивился эксперт.

– Позвоните жене, – вздохнула Мирослава.

– И скажите ей, что вы у любовницы, – встрял Шура.

– Так она знает, что я поздно вернусь, – отмахнулся Незовибатько.

– Звоните, звоните, – настаивала Мирослава, – ибо сегодня вы не вернетесь домой.

– Что вы такое говорите?!

– Останетесь ночевать у нас. И не спорьте! Ни за что не отпущу вас в таком состоянии. Как вы думаете, Шура поведет машину?

– Да, это верно, – согласился Наполеонов, – назюзюкались мы с тобой Гаврилович, как следует.

– Вызовем такси, – не сдавался Незовибатько.

– Пустое это, Афанасий Гаврилович. Останетесь у нас. Отлично выспитесь, позавтракаете и на работу.

– Вижу, вас не переспоришь, – усмехнулся Незовибатько, – ладно, сдаюсь. Только позвоню лучше со своего, чтобы Оксаночку не нервировать.

Он достал из кармана сотовый и набрал номер домашнего телефона. Остальные тихо поднялись и вышли, чтобы не мешать ему разговаривать с супругой. Даже Дон покинул гостиную, важно прошествовав за всеми.

– Не пора ли тебе спать? – ласково спросил Морис кота, подхватив его на руки.

Дон замурлыкал и стал тереться головой о плечо Миндаугаса.

– Этот кот из вас веревки вьет, – ворчливо заметил Шура.

– Ты просто ему завидуешь, – усмехнулась Мирослава.

– В смысле? – удивился Шура и захихикал. – Хочу, чтобы Морис меня на руках таскал?

– Ну, не до такой же степени, – заулыбалась Мирослава.

В глазах Миндаугаса вспыхнули искры, он опустил кота на пол, подхватил ничего не подозревающего Шуру и быстро поднялся с ним по лестнице.

– С ума сошел! Рехнулся! Черт нормандский! Пусти сейчас же! – доносилось со второго этажа.

В это время из гостиной вышел Незовибатько.

– Все, порядок, – сказал он, – жена дала добро!

Эксперт огляделся, – а где Наполеонов?

– Там! – кивнула наверх Мирослава и, не удержавшись, добавила со смехом, – его Морис спать укладывает.

– Что делает? – не поверил своим ушам Незовибатько.

– Спать укладывает, – спокойно заявила Мирослава.

– Ну, вы, ребята, даете! С вами не соскучишься! – и он весело расхохотался, сотрясая раскатами смеха каменный особняк.

Тем временем на лестнице появился Морис.

– Ну, как? – спросила Мирослава.

Морис пожал плечами, – спит, как младенец.

Незовибатько вытер рукавом слезы, – ой, не могу, – выдохнул он.

– Бедный Шура, – притворно вздохнула Мирослава.

– Ладно, давайте, меня тоже спать укладывайте, – заявил эксперт.

Морис бросил оценивающий взгляд на мощную фигуру гостя.

– Не прогневайтесь, Афанасий Гаврилович, – проговорил Миндаугас, заулыбавшись, – но вас – если только волоком. На руках не осилю.

– Я сам кого хочешь и куда хочешь донесу, – пробасил эксперт.

– Верим на слово, – улыбнулась Мирослава, – пойдемте, Афанасий Гаврилович, я вам покажу вашу комнату.

Они поднялись на второй этаж, и Мирослава распахнула одну из гостевых комнат.

– Надеюсь, что вам здесь будет удобно, – сказала она.

– Спокойной ночи, Мирославушка.

– Спокойной ночи, Афанасий Гаврилович.

– Ну, что? – спросил Морис, когда она спустилась.

– Гости улеглись, – улыбнулась она, – думаю, что и нам пора.

– Я приберу в гостиной, – сказал Миндаугас.

– Может завтра?

– Нет, сейчас.

– Тогда я помогу.

– Один справлюсь, – улыбнулся Морис.

– Нет уж, нет уж, – запротестовала Мирослава.

* * *

… Лучи утреннего солнца освещали заснеженный сад, рассыпая золотые блики по возвышенностям и оставляя в покое кроткую затаенность голубых теней в ложбинках и прочих углублениях снежного покрова.

Незовибатько и Наполеонов, несмотря на то, что вчера легли далеко за полночь, проснулись рано.

На кухне их ждал плотный завтрак.

Незовибатько с недоверчивым изумлением взирал на хозяев, приступивших к овсянке.

– Что я тебе говорил, – толкнул его под локоть Шура.

– Кошмар! – Наполеонов в притворном ужасе закрыл глаза.

– Может, им так нравится, – резонно заключил эксперт, не отрываясь от яичницы с колбасой.

Сладкий чай со сливками и булочки со сливочным маслом полностью насытили правоохранителей, и они отправились в управление.

– Как работать-то будем, Наполеонов, – запыхтел эксперт, влезая в салон «Волги».

– А что? – потягиваясь, спросил Шура.

– После такого завтрака в сон клонит, – вот, что! – отозвался Незовибатько.

Шура молча махнул рукой.

– Слушай, Шура, – минуты через две сказал Незовибатько, – я пока вздремну, а как приедем, разбудишь меня.

– Нет, в машине оставлю, – огрызнулся Шура.

Выехав за пределы коттеджного поселка, Наполеонов бросил взгляд на сослуживца.

– Нет, вы только полюбуйтесь! – пробурчал Шура, – спит, отдыхает, сил набирается, а я за обоих должен отдуваться.

Ответом ему было сладкое посапывание эксперта.

Глава 12

Лев Наумович услышал, как отворилась, а потом закрылась дверь в комнату жены. Шаги Марины затихали, удаляясь и вот она сбежала с лестницы…

Замятин-старший подошел к окну. Он увидел, как Марина вывела из гаража машину и уехала.

В принципе, он догадывался, куда она отправилась…

Лев Наумович еще долго стоял у окна. Но он не видел ни белого снега, ни синего неба, ни яркого солнца. Его мысли блуждали в прошлом…

Любовь к Марине занозой засела в сердце. Его мудрый разум давал правильные советы, а глупое сердце не хотело их слушать…

– О, если бы можно было заставить время течь вспять, – подумал Лев Наумович. А впрочем, что толку? Разве он смог бы удержаться от соблазна и не жениться на Марине?

Но рано или поздно Замятин должен был принять решение. И он его принял.

Сын сидел в библиотеке. Когда вошел отец, он поднял голову.

– Доброе утро, – обронил Лев Наумович.

– Доброе утро, – отозвался Владимир.

– Ты не едешь сегодня в офис?

– Отчего же, еду. А ты, отец?

– Я, пожалуй, останусь сегодня дома.

– Хорошо, – кивнул сын.

– Володя, нам нужно поговорить.

– Слушаю.

– Я понимаю, что тебе сейчас нелегко…

– Не будем об этом, отец.

– Ты прав, – кивнул Замятин-старший. – Я хотел попросить тебя месяца на три, может быть, на полгода, взять все дела на себя.

Сын вопросительно посмотрел на отца.

– Понимаешь, я хочу уехать на время.

– В Европу?

– Нет, на Алтай.

– Вот как?! А Марина знает?

– Пока нет. Но это и неважно.

На лице сына отчетливо читалось удивление.

– Понимаешь, Володя… Мы с Мариной расстаемся.

– Ничего не понимаю, – вырвалось у Замятина-младшего.

– Рано или поздно это должно было случиться.

– Вы поссорились?

– Нет.

– Отец, но тогда – почему?!

– Если можешь, не спрашивай, – Замятин-старший склонил голову, и сын заметил, что за последнее время у отца явно прибавилось седых волос, да и выглядел он неважно.

– Хорошо, не буду, – сказал Владимир. – Если тебе нужна моя помощь…

– Нет, спасибо. Но если понадобится, попрошу, – через силу улыбнулся Лев Наумович и быстро вышел из библиотеки.

Владимир растерянно посмотрел в след отцу, пожал плечами и стал собираться в офис. В конце концов, они не могли позволить себе развалить с таким трудом налаженное дело.

* * *

Сергей Фролов не находил себе места. Про себя он уже давно решил: что бы ни случилось с Мариной, он ее не оставит.

Почти каждый день он звонил ей на сотовый, но разговор не получался.

Марина брала трубку и молчала. Он пытался настаивать, но в ответ слышал:

– Я сейчас не могу. Поговорим потом.

– Когда?

– Когда закончится эта история.

– Марина! Но именно сейчас, в трудную для нас минуту, я хочу быть рядом с тобой.

– Это невозможно.

– Почему?! – кричал он.

Марина молча отключала связь.

Так повторялось изо дня в день, а порой и не единожды за сутки.

Да, он понимал, что таким образом Марина старается оградить его от неприятностей. Но порой Сергею начинало казаться, что она больше не любит его, и поэтому перестала впускать в свою жизнь.

Фролов безумно ревновал любимую к мужу. Конечно, его соперник проигрывал ему в молодости и красоте… Но нельзя было не признать, что Лев Наумович Замятин был достойным человеком. К тому же, он был опытен и богат.

– Проклятые деньги, – цедил сквозь зубы Сергей.

Именно они, деньги, очаровали юную Марину, заворожили и увлекли в плен брака с нелюбимым человеком.

Сергей понимал, что ему никогда не заработать столько, сколько имел Замятин. Не было у Фролова коммерческой жилки, да и не стремился он к большим деньгам. Ему нравилось просто жить, заниматься любимой работой и наслаждаться простыми земными радостями: небом, рекой, цветами, весенним ветром и ночным дождем.

Но Марина… Марина, которую он любил давно и страстно, думала иначе… Ради нее Сергей пошел бы на многое. Теперь перед ним стоял выбор – после института идти в ненавистный бизнес или отказаться от Марины.

В конце концов, Фролов вспомнил о своем приятеле, отец которого занимался ресторанным бизнесом. Возможно, он сможет пристроить его на хлебное место.

При одной мысли об этом у Сергея ломило виски и разрывалось сердце. Он чувствовал себя загнанным в угол.

Фролов позвонил приятелю и попросил о встрече. Тот согласился.

Они встретились в тот же вечер в маленьком кафе, погруженном в разноцветный полумрак. Блуждающие огни бродили по залу. На столиках горели свечи. Играла негромкая музыка.

– Странное заведение, – обронил Сергей.

– Не нравится? – спросил приятель.

В ответ Фролов тяжело вздохнул.

– Ладно, – усмехнулся приятель, – я знаю, что ты не ходок по ресторанам. Что у тебя случилось?

– С чего ты взял? – растерялся от неожиданности Фролов.

– Давно не звонил… и вдруг, – приятель оборвал фразу.

– Да, ты прав. Мне срочно нужна работа.

– Рад помочь, но ты ведь знаешь, в моей сфере твоим способностям применения нет.

– Твой отец держит ресторан…

– Да, – улыбнулся приятель, – а я – это кафе.

– Так это твое заведение? – совсем растерялся Сергей.

– Мое. Поэтому и спросил, нравится ли.

– Слушай, возьми меня к себе на работу.

– Шутишь?!

– Какие уж тут шутки, – взмахнул рукой Фролов.

– Но кем же я тебя возьму? – задумался приятель.

– Все равно, хоть официантом, хоть ночным портье. Лишь бы платили! – вырвалось у него в отчаянии.

– Конечно, я могу пойти тебе навстречу…

– Так пойди!

– Слушай, Серега! Ты что, сдурел?! Зачем тебе это надо?

– Мне нужны деньги.

– Я могу дать тебе в долг по-приятельски, и торопить особо с возвратом не буду.

– Нет, не пойдет, – упрямо проговорил Фролов, – мне нужна работа.

– Глупо, – обронил приятель.

– Почему же?!

– Это из-за Маринки?

– Допустим.

– Дурак.

– Слушай!

– Это ты слушай! – повысил голос приятель. – Ты – талант, может, гений, я в этом не разбираюсь, но тебе нужно заниматься тем, что душа просит, иначе сгоришь ты. Из-за бабы!

– Не смей!

– Ладно, черт с тобой! Твоя жизнь, хочешь ломать, ломай.

– Значит, поможешь? – с надеждой в голосе спросил Сергей.

– Если ты называешь это помощью…

– Когда выходить на работу? – не дал договорить ему Фролов.

– Завтра.

– Спасибо! – обрадовался Сергей и даже не спросил, на какую, собственно, должность его берут, пожал приятелю руку и выбежал из кафе.

– Сумасшедший! – бросил ему в след приятель и направился к стойке бармена.

– Видел, сейчас парень со мной за столиком сидел? – спросил он.

– Да…

– Завтра будет тебе помощником.

– Но…

– Никаких «но». Потом придумаю для него что-нибудь другое.

Бармен промолчал, сочтя за благо не вступать с хозяином в спор.

Сергей тем временем бросился звонить Марине.

Сотовый долго не отвечал. Наконец, после нескольких безуспешных попыток он услышал голос любимой.

– Да? – тихо сказала Замятина.

– Маринка! Ты где?

– В машине. Сережа, это ты?

– Я!

– Извини, я сейчас не могу…

– Подожди, ради бога, – заторопился он, – я только хотел сказать, что нашел работу.

– Работу? – удивилась она. – А как же учеба?

– Одно другому не помеха, – оптимистично отозвался он.

– Даже не знаю, что сказать…

– Только то, что ты любишь меня!

– Сережа, – укоризненно вздохнула Замятина, – я же просила…

– Марина, пойми, теперь я буду зарабатывать хорошие деньги и смогу обеспечить тебя.

– Сережа…

– Пожалуйста, скажи Льву Наумовичу, что разводишься с ним.

– Сережа, поговорим позже.

– Постой! Ты только скажи, что разведешься!

– Я подумаю.

– О чем!?! – закричал он.

– О том, о чем ты просишь, – отозвалась она тихо.

– Марина! Я же говорю тебе, что деньги будут!

– Не в этом дело.

– А в чем?!

– Мне сейчас тяжело.

– Я знаю, но я для тебя сделаю все! Слышишь, все! Возможное и невозможное!

Он ждал ответа. Она молчала.

– Ты слышишь меня? – не выдержал Фролов.

– Слышу…

По ее голосу он догадался, что она плачет.

– Не надо, Марина, – попросил он тихо.

– Не буду…

– Ты сейчас где?

– Мне нужно съездить по делам.

– Мы увидимся сегодня?

– Не знаю. Но спасибо тебе за все.

– Маринка!!!

– Я позвоню потом. Прости, – и она отключила связь.

Несколько секунд Сергей слушал длинные гудки, потом повесил трубку.

Фролов твердо решил, что рано или поздно он уговорит Марину развестись с Замятиным и женится на ней.

Он слишком далеко зашел, и отступление было бы теперь для него полным крахом.

Снег падал на его горячие губы и таял, превращаясь в крохотные прозрачные капли, такие странные на вкус…

* * *

Дон растянулся посередине комнаты, которую затопило яркое зимнее солнце.

Казалось, кот купается в расплавленном янтаре. Его густая черная шерсть блестела и переливалась в волнах света.

Тонкие ниточки зрачков были едва заметны в огромных желтых глазах.

– По-моему, скоро наступит весна, – сказал Морис.

– Возможно, – отозвалась Мирослава, не отрываясь от кипы бумаг.

– Дон солидарен со мной в этом вопросе, – настаивал Миндаугас.

– Он уже давно во всем с тобой солидарен, – усмехнулась Мирослава.

– Но каково мне было завоевать его расположение!

– По-моему, Дон не нравится Шуре, – вздохнула Волгина.

– Не то слово, – заулыбался Миндаугас.

– Да?.. – недоверчиво откликнулась Мирослава.

– Шурочка Дона не жалует.

– Что верно, то верно, только непонятно почему…

– Для меня это тоже остается загадкой.

Мирослава отложила бумаги и потянулась.

Глядя на нее, Миндаугас подумал, что она сама похожа на большую кошку, например, на бенгальского тигра… Те же повадки… грация… властность…

– Все, – заявила Мирослава, – отчитаемся перед клиенткой и сможем взяться за новое дело.

– Кстати, она звонила.

– Но ты не сказал!

– Не хотел отвлекать вас от работы. Это же не к спеху.

– Что она сказала? – нетерпеливо перебила Марина.

– Что подъедет к нам в двенадцать. Вернее, она спросила, можно ли подъехать в это время. Я ответил, что да.

– Хорошо. Сейчас десять. Пойду выпью чаю. Ты будешь?

– Составлю вам компанию.

Едва хозяйка скрылась за дверью, кот поднялся, зевнул, потянулся и отправился следом. Дон терпеть не мог одиночества.

* * *

Марина затормозила и остановила машину у обочины. Она не могла ехать дальше, потому что слезы текли и текли из ее глаз. Она уронила голову на руль и, не сдерживаясь, зарыдала.

– Гражданка, вам плохо? – раздалось, казалось, над самым ухом.

Марина подняла заплаканное лицо.

– Что случилось? – строго спросил гаишник.

– Ничего, – покачала она головой.

– Здесь нельзя останавливаться.

– Простите. Ах, да, – она полезла за деньгами и секунду спустя неловко протянула стражу порядка мятую купюру.

Он тяжко вздохнул, посмотрел на зареванную женщину и отчеканил:

– Уберите баксы, вытрите слезы, постарайтесь побыстрее успокоиться и уезжайте.

Марину почему-то развеселило такое количество распоряжений, выданных одновременно. Она улыбнулась сквозь слезы.

– Ну вот, – констатировал гаишник, – я вижу, вам лучше, возьмите себя в руки и поезжайте домой.

– Слушаюсь, мой генерал, – удалось пошутить Марине.

Но он не оценил ее шутки.

– Я сержант, – заметил сухо правоохранитель, – поезжайте, – он махнул рукой.

Марина послушно тронула автомобиль с места.

– Надо же, – подумала она, – даже гаишник посочувствовал… А еще говорят, что им только деньги нужны. Мог ведь оштрафовать, а не стал, значит, и полиции не чуждо человеческое отношение к людям. Если бы он знал, что меня в убийстве подозревают… Впрочем, звонил следователь и сказал, что дело закрыто, и ко мне у них нет претензий.

Александр Наполеонов больше не казался Марине грозным, теперь, когда опасность миновала, он выглядел в ее глазах маленьким и забавным.

А сначала как она боялась его! Просто до полуобморочного состояния. Один его голос приводил Марину в трепет.

Замятина въехала на территорию коттеджного поселка. Вот и особняк детектива. Марина вышла из машины и позвонила.

Ворота разъехались. Замятина вернулась в салон автомобиля и въехала во двор.

Миндаугас открыл ей дверь.

– Здравствуйте…

– Добрый день.

– Ничего, что я немного раньше?

– Все нормально. Мирослава Игоревна вас ждет. Проходите в ее кабинет.

– Спасибо.

Марина быстрым шагом пересекла приемную и постучала в дверь.

– Да, войдите, – услышала она голос Волгиной.

Марина вошла и замерла возле двери.

– Проходите, Марина Ивановна, садитесь – пригласила ее Волгина.

– Спасибо, – Марина, вновь оробев, прошла и села на край стула.

– Устраивайтесь поудобнее, – подбодрила ее Волгина.

Марина встала и пересела в кресло.

Замятина не заметила улыбку, притаившуюся в уголках губ детектива.

– Поговорим о нашем деле.

Марина кивнула в знак согласия.

– Не буду вас томить. Все подозрения с вас сняты.

Замятина облизала пересохшие губы.

– Следователь мне звонил, – прошептала она.

– Значит, вы все знаете.

– Нет, – Марина покачала головой, – он не вдавался в подробности.

– Естественно, – улыбнулась Волгина.

Марина подняла глаза и встретилась с взглядом детектива.

– Я чувствую себя, как ежик в тумане, – грустно улыбнулась она.

– Ну что ж, – проговорила Волгина, – проясним ситуацию. По всей видимости, ваша подруга замыслила всю эту аферу давно… Вернее, – Волгина задумалась, – в тот самый миг, как встретила вас уже замужней женщиной в родном подъезде.

– Вы хотите сказать!.. – воскликнула Замятина.

– Я хочу сказать, что Марева Елена Константиновна подумала о том, что может неплохо устроиться, используя вас.

– Но она не могла знать!

– Почему же? – удивилась Мирослава.

– Я ничего ей до этого не говорила.

– Ваша мама живет в том же подъезде, где жила Марева, там же обитает и соседка, в доме которой вы познакомились со своим теперешним мужем.

– Но!..

– Марина Ивановна! Не будьте такой наивной! Конечно, вашей подруге были известны некоторые подробности вашего романа и замужества.

– Наверное, вы правы, – была вынуждена согласиться Марина.

– У Елены Константиновны были неплохие артистические способности, раз она сумела всем так хорошо заморочить голову.

– Наверное, это странно, но я даже не удивлялась ее сочувствию. Принимала как должное.

Волгина кивнула.

– Лена принимала такое участие в моей судьбе… Мне даже в голову не приходило заподозрить неладное.

– Она добилась своей цели – вы ввели ее в дом Замятиных. А дальше – дело техники. Умело кокетничая, Елена заставила Владимира влюбиться.

– Да, он просто потерял от нее голову! – воскликнула Замятина.

Полминуты спустя она вздохнула и добавила, – впрочем, я даже была за нее рада, пока она не стала выживать меня из дома – сначала ненавязчиво, вроде бы, проявляя заботу обо мне, а потом с угрозами. Тогда я все поняла и решила в долгу не оставаться. Глупо как! Следователь был уверен, что мотив только у меня.

– Да, на первый взгляд картина виделась именно такой, – сказала Мирослава, – никто кроме вас не мог быть заинтересован в ее смерти.

– Я до сих пор не могу поверить! – вырвалось у Замятиной. – Как она могла решиться! Ведь, если бы не проснулась я, то полиция сразу поняла бы – виновата Лена.

Губы Мирославы тронула улыбка, – вы ошибаетесь, Марина Ивановна.

– Но почему?!

– Никто бы не подумал об убийстве…

– Как же так?!

– Вы были в депрессии, принимали лекарства. Часто злоупотребляли ими.

– Ну и что?!

– Шкафчик ваш, лекарства ваши, вы в тоске. Вывод напрашивается сам – самоубийство!

– Но…

– По крайней мере, Елена Константиновна была уверена, что следователь придет именно к такому выводу.

– Боже мой! – Замятина закрыла лицо руками, – от смерти меня спасла случайность.

– Можно считать и так, – согласилась детектив.

– Но от тюрьмы меня спасли вы! – горячо выдохнула Марина Ивановна.

– Это моя работа, – пожала плечами Мирослава.

– Нет, не скажите. Если бы не вы! Даже подумать страшно! Все было против меня.

– Теперь, Марина Ивановна, ваши неприятности позади и вы можете начать новую жизнь.

– Вы о Сереже? – внезапно спросила Замятина.

Волгина ничего не ответила, но ее теплый взгляд приободрил молодую женщину.

– Он звонил мне… – прошептала Марина, – хочет, чтобы мы поженились.

– Это решать вам.

– Да, я знаю. Только… Не знаю, как мужу сказать. Я доставила Льву Наумовичу одни неприятности и огорчения, а он был так добр ко мне. – Замятина перевела дыханье, – но я понимаю, что так продолжаться не может. Я должна решиться. Я очень люблю Сережу. И ему я причинила столько горя.

– Марина Ивановна, я думаю, что не стоит сокрушаться. К чему тратить время на сожаление о прошлом. Попробуйте жить настоящим.

– Да, я так и сделаю. – Замятина открыла сумочку: – я принесла ваш гонорар.

– Хорошо, сейчас мой партнер оформит документы.

– Разве это обязательно? – спросила Марина Ивановна.

– Обязательно, – подтвердила Мирослава, и, нажав кнопку на столе, позвала, – Морис!

Миндаугас вошел в кабинет.

– Пожалуйста, займись документами и получи у клиентки деньги.

– Пойдемте, – Морис открыл перед Замятиной дверь.

– Спасибо вам, Мирослава! – горячо вымолвила Марина, – я никогда не забуду того, что вы для меня сделали, – в ее глазах блеснули слезы, но она сдержала их и улыбнулась.

– Всего вам доброго, Марина, и пусть вам больше никогда не понадобятся услуги детектива, – улыбнулась в ответ Волгина.

Замятина вышла из комнаты, и Миндаугас прикрыл дверь кабинета.

Через полчаса Морис вернулся и сел в кресло напротив Волгиной.

– Что будем делать? – спросил он.

– В смысле? – удивилась Мирослава.

– В том смысле, что, не пойти ли нам куда-нибудь сегодня вечером?

– Только не в ресторан, – быстро сказала Мирослава, – ты готовишь лучше!

– Правда? – заулыбался Морис.

– Несомненно! И Шурочка подтвердит.

– Ну, если Шурочка… – в голубых глазах Миндаугаса зазолотились искры, как блики солнца в море-океане… – Значит, мы пойдем в театр, – сказал он, поднимаясь с кресла.

– Но…

– Билеты уже куплены.

– Скажи, хоть, как называется спектакль? – рассмеялась Мирослава.

– А это важно?

– Наверное, нет…

– Могу сказать одно – ваша любимая актриса…

– О! Иду собираться!

– Начало в 19.00.

– Ничего, лучше приготовиться заранее, – лукаво улыбнулась Мирослава и выскользнула из комнаты.

Морис смотрел ей в след и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

* * *

Ветер стих. Медленно и покорно кружился снег.

Марина впервые за долгое время улыбалась. Она почувствовала, что кто-то сбросил камень с ее души. Она свободна! Свободна! И счастлива!

Впрочем, что такое счастье? Может быть, – этот зимний воздух или большие белые снежинки, тающие на губах…

Кто его знает, что такое счастье, но Марина была счастлива!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg