«Александра: Единожды солгав»

Александра: Единожды солгав (fb2) - Александра: Единожды солгав (Александра [Демченко]) 812K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алла Демченко

Алла Демченко Александра: Единожды солгав

Пролог

Сознание по капельке обратно просачивалось в тело. И бесконечное облако над головой, с которого смотрели детские глаза, превратилось в тяжелый потолок. Женщина открыла глаза. Взгляд на короткое время сфокусировался в одной точке.

Из тумана проступило окно, дальше дверь и снова окно. Надо срочно позвать. Она до конца не понимала, кого именно и только набрала в легкие больше воздуха. Интубационная трубка шевельнулась в пересохшем рту. В горле засаднило. Главное позвать…Окно, дверь, потолок, девочка, дочка…

От напряжения разболелось все тело. Женщина, лежащая на реанимационной койке, еле слышно застонала.

— Сергей Александрович, Сергей Александрович, наша «потеряшка» очнулась! — дежурная медсестра без стука влетела в ординаторскую. — Я даже не надеялась! Честное слово, не надеялась! А вы?

— Очнулась? Это хорошо. Я вот только думаю, как она раньше от твоего крика — то не очнулась?

— Да я и не кричала, — смутилась юная практикантка.

Сергей Александрович, машинально, по выработанной годами привычке, посмотрел на часы. Как расценивать такое событие: толи возвращение души с неведомых миров, толи второе рождение человека — доктор с многолетним стажем не знал.

— В милицию звонить за «потеряшку»?

— Да погоди, ты, с милицией! Успеем.

Глава 1

После звонка Власенко, Игорь Дмитриевич Лунин приехал на объект лично. Его приезд ровным счетом уже ничего не решал. Дел хватало в офисе. Ехать на стройку особой надобности не было. Да и строительной компании у него, считай, нет. Месяц — это не срок. Он собственно и приехал, что бы сказать Власенко об этом.

Говорить о случившемся в кабинете не получалось. Тесен был кабинет. Он несколько раз настраивался, но так и не решился начать разговор.

Лунин, собираясь с мыслями, не спеша припарковался. Со стороны могло показаться, что Игорь Дмитриевич, расстроенный приостановленной работой. Но будь — то правдой Лунин был бы на седьмом небе от счастья. Любую работу можно возобновить. Была б только работа.

Сдача дома просрочена на три недели, а там смотри, и месяц набежит. Лунин прикинул в уме убытки. Каждый день простоя влетал в копейку. Власенко, как в воду глядел, отговаривая от проекта. Только устоять, перед заманчивой перспективой получить быструю прибыль, он не смог. Все дело в земле.

Землю под строительство, благодаря взятке, он получил по льготным ценам. Прибыль Лунин умел считать. К тому же дом строился в элитном районе и квартиры практически были выкуплены, когда готов был лишь цокольный этаж. И все благодаря репутации компании.

За последние пять лет, с тех пор как Лунин занялся строительством жилого сектора, ни одной провальной стройки не было. Объекты сдавались в оговоренные сроки, без каких либо серьезных замечаний. К нынешнему сбою в работе никакие предчувствия Власенко не имели отношения.

Задержки со строительством не было б и теперь, если б он подписал те документы. Но поставить подпись, сделав размашистую закавычку, он не смог. Никто его не уговаривал и особо не давил. Просто дали месяц, зная, что за такое время он возникшую проблему не решит.

Лунин вышел с машины, небрежно хлопнув дверью. Когда же появилась эта проблема? Вначале появилась Она, а потом возникли проблемы, или наоборот? «Никакая это не проблема, — оборвал свои размышления Лунин. — Это — расплата».

Власенко, правая рука генерального, ожидал Лунина прямо на парковке. Молодые деревья, несмотря на то, что сажались не по сезону, прямо с парника, в непрогретый грунт — принялись и набирались силы. Идея с озеленением территории до сдачи дома, пришла в голову Игоря так неожиданно, как и многие его весьма удачные проекты. Но только идея. Реализация и воплощение этой идеи в жизнь, ровно, как и других, полностью легла на плечи заместителя. Власенко чертыхнулся, вспомнив возню с этими саженцами. И надо ж — принялись!

Он с неприязнью посмотрел на деревья, словно те были виной многочисленных комиссий, ополчившихся против этого дома. Громадина в пятнадцать этажей, с подземным паркингом, магазинами, занимавшими весь первый этаж, детской площадкой, которую надо было уже начинать обустраивать, в какой — то момент, замерла.

Ветер шелестел, цепляясь за деревья, носил по стройплощадке грязную упаковочную бумагу. Замершая стройка отнимала у Лунина внутренние силы и требовала быстрого решения. Сколько он еще продержится на плаву?

— Что стряслось? — Лунин крепко пожал руку Власенко, кивнув головой на чужую машину. — Кто?

— Пожарная инспекция пожаловала. Наверху. Скоро будут спускаться. Ты, это… — Власенко замялся, — может, прошлый раз мало заплатил?

Лунин оставил вопрос без ответа. Он всем и всегда платил согласно установленному тарифу. До определенного момента. Никто взятку, заплати он даже больше положенного, теперь у него не возьмет. У комиссии другая задача и она уже оплачена.

— Ладно, пойдем, посмотрим, чего нашли на этот раз. — Лунин безразлично направился к первому подъезду.

Игорь Лунин, баловень судьбы и женщин, высокий, статный, с чутьем денег и выгоды, был полной противоположностью флегматичного Власенко, на котором держалась вся рутинная работа строительного бизнеса.

Власенко плелся позади Лунина, матерясь и сетуя на комиссию. На новом объекте своих дел невпроворот. А из — за этой проверки ему прораб начал трезвонить с утра. Пришлось все бросать и ехать сюда. Пожарники опоздали.

Лунин его не слушал. Он не умел никогда слушать. Все решения принимал сам. К цели, если она касалась бизнеса и женщин, шел напролом. Пер, как танк. Многим это нравилось. Особенно женщинам.

Где Лунин находил всех этих моделей и начинающих певичек, которые присасывались к нему, словно, пиявки, способные высосать все до копейки, Власенко ума не мог приложить. Вначале, он, даже с некоторой завистью наблюдал за Луниным. Но, женщины так стремительно менялись, что со временем Власенко утратил не только им счет, но и живой интерес к происходящему.

— Каску принести?

— Да иди ты со своей каской, — беззлобно отмахнулся Лунин, — Пожарники — это не инспектор по технике безопасности. Какое им дело до моей головы? Будем ждать внизу.

Лунин с надеждой посмотрел наверх, пытаясь определить место нахождения пожарной инспекции. Подыматься своим ходом на десятый этаж Лунин, в отличие от пожарной инспекции, не собирался.

— Внизу, так внизу, — Власенко устало опустился на затоптанные ступеньки. — Присаживайся. Ты чего собственно приехал?

Он посмотрел на Лунина и улыбнулся. Присесть тот, естественно, не мог — не позволял дорогущий костюм. Костюм действительно был от Кардена и стоил, как несколько квадратных метром в этой новостройке.

— Надо поговорить.

— Позвонил бы.

— Не телефонный разговор.

Пожарная инспекция спускалась вниз. Лунин замолчал. Никакого конструктивного разговора с инспекцией не получилось. Замечаний было много, но это были не те прорехи из — за которых приостанавливают стройку.

Хорошо, что в него был начат новый объект, а так пришлось бы платить неустойку рабочим. Он, конечно, отправил бы всех за свой счет или вообще распустил бы бригаду и никакие профсоюзы ему не указ. Работа оплачивалась по факту. А какой факт на приостановленной стройке? Но Власенко уперся рогом, дескать, такую слаженную бригаду еще поискать надо. Да их любая строительная компания с руками вырвет и еще спасибо скажет. Пришлось, скрепя сердцем, перебросить строителей на новый объект. Там и работы той — только путаются под ногами. Он и сам не хуже Власенко понимал, что бригада молодых, не пьющих строителей многого стоит. И деньги, потраченные на оплату практически холостой работы, потом обязательно окупятся.

Власенко, настроенный отстаивать бригаду, даже удивился, что Лунин так неожиданно согласился.

«Сколько еще продержится бизнес? И что будет дальше? — эти вопросы Лунин задавал себе все чаще. — Интересно, Власенко перейдет в другую компанию или останется с новыми хозяевами? Если б эти вопросы, да задать раньше, — Лунин криво улыбнулся».

С пожарной инспекцией они толковали около получаса, так и не получив вразумительных замечаний. Было понятно, как божий день, что вся возня вокруг стройки кому — то на руку. Лунин знал кому. Он еле сдержался, чтобы не послать, куда по — дальше пожарников. Власенко в недоумении наблюдал за спектаклем.

Но стоило синей «Мазде» с пожарниками скрыться со строительной площадки, как на временную стоянку приехала служба горгаза.

— Похоже, в нас сегодня день открытых дверей, — Власенко сочно выругался.

— Я поеду. Дела еще. Справишься без меня.

— Не впервой. Как Настя?

— Спасибо, хорошо. Вернее, ничего хорошего. Вернулись на той неделе с Израиля. Да толку…

— А врачи, что?

— А, что врачи? Ничего.

— Так о чем ты хотел поговорить со мной? — вспомнил Власенко.

Лунин махнул рукой. В следующий раз. Он опять струсил и ничего не сказал.

Глава 2

Во второй половине дня погода испортилась. Молния, сверкнувшая в темном небе, громыхнула в дали. Внезапно хлынувший дождь стоял пеленой. Дворники не справлялись с потоком воды и только скрипели по стеклу. Мужчина, сидящий за рулем дорогой иномарки, пребывал в мрачном настроении.

Во — первых, профессор Юрий Николаевич Степанков, ничего и, главное, никого в этой жизни не боялся по определению, кроме грозы и замкнутого пространства. Он даже лифтом пользовался крайне редко, заставив себя поверить, что здоровье — это, прежде всего, ходьба.

Своих страхов он ни от кого не скрывал, даже умудрялся шутить по этому поводу. Но случись непогода на пол — часа раньше, Степанков никогда б не сел за руль. Маленькое замкнутое пространство да еще в грозу — лучше и не придумаешь!

Второй причиной плохого настроения была незапланированная консультация. Юрий Николаевич только в редчайшем случае консультировал на дому. А чтобы нарушить свой спланированный и тщательно выверенный график и речи не могло быть. Но сегодня был именно тот случай. Перед тем, как покинуть кабинет, он сам отменил все консультации, оставив секретаря утрясать недоразумение.

Степанков, задумавшись, проскочил Хлебозаводский проезд. И если б не уткнулся в пробку, так бы и ехал дальше по Варшавскому шоссе. Быстро развернувшись, он направился в обратную сторону, подсчитывая потерянное время.

Хлебозаводской проулок изменился так, как меняется любое место, где редко бываешь. Последний раз он приезжал сюда лет семь назад, а то и больше. Насте был год. Галина Адамовна отмечала пятидесятилетие. Сколько он знаком с семьей Луниных? До отъезда в Германию, родители часто встречались, дружили семьями. Выходит, все вместе и собирались только на юбилей Галины Адамовны.

Юрий Николаевич медленно въехал во двор, стараясь припарковать машину поближе к подъезду. Дождь лил, как с ведра. Открыв зонт, Степанков в два шага преодолел расстояние до двери. Он так же быстро набрал четыре затертые цифры кодового замка и оказался в темном подъезде. Высокие ступеньки с нестандартно длинными пролетами, профессора не вдохновили. Он даже подумал о лифте. Перебороть страх не удалось. Сопя, перескакивая через две ступеньки, Степанков поднялся вверх.

— Юрочка, спасибо, что приехал, — Галина Адамовна стояла у двери. — Я тебя увидела из окна. Ты извини меня, что так без предупреждения, сразу к тебе со своими проблемами. Я бы и не отрывала тебя отдела, да мы уезжаем завтра.

Галина Адамовна умудрялась одновременно говорить, обнимать и подталкивать Степанкова в гостиную.

— Я обувь сниму, — Степанков пытался остановиться в узкой прихожей.

— Какая обувь? Проходи, проходи. Марковна уберет. Я пироги спекла, которые ты любишь — с черникой. Проходи.

— Марковна еще жива? — удивился Степанков. — Вот, и не верь после этого в вечность.

За пролетевшие годы, Галина Адамовна почти не изменилась. Все такая же моложавая, пусть и за счет косметической хирургии, но разве женщине можно запретить быть красивой. Ровный свежий загар свидетельствовал о недавнем возвращении Луниной в Москву.

— Юра, мы на днях вернулись с Израиля, — подтвердила догадку Галина Адамовна. — Спасибо тебе за совет, но все у нас по — прежнему.

При этих словах Галина Адамовна сразу как — то постарела. И теперь напротив Степанкова за столом сидела совсем другая — убитая горем женщина.

— Галина Адамовна, я же вас сразу предупреждал…

— Ну, что ты, Юрочка, разве я тебя упрекаю. Я сама все понимаю и никому и не верю, кроме тебя. — Галина Адамовна накрыла своими узкими холодными ладонями широкие руки Степанкова.

— Ты, очень спешишь? Настя скоро проснется. Уснула перед самой грозой. Я хочу, что бы ты еще раз ее посмотрел. Может, ты заметишь какие — то сдвиги?

— Галина Адамовна, а где же ваши пироги?

Ни чаю, ни пирогов Степанков не хотел. Он незаметно посмотрел на часы. В запасе оставалось полтора часа. Если излишне не задерживаться — на работу он еще успеет. О чем пойдет речь он знал, с того момента, как поднес телефонную трубку к уху, как и знал, что помочь ничем не сможет. Он давно не строил никаких иллюзий по поводу своих возможностей. Он хороший, а может даже очень хороший психотерапевт, владеющий разными методиками, но не больше того. Он многим помог, но случай с внучкой Галины Адамовны — это особый случай, вне его компетенции. Он не стеснялся говорить об этом. Он не Бог.

— Вот и пироги.

Большая тарелка с выпечкой заняла место в центре стола, потеснив чайный сервиз на две персоны.

— Игорь не приедет?

— О чем ты говоришь? Встретил в аэропорту и на том спасибо. Нас завез и сразу умчался. Со стройкой что — то не ладится. Строительство заморожено. Ходит сам не свой, — Галина Адамовна отломила часть пирожка и, передумав есть, положила себе в тарелку. — Знаешь, Игорю совсем нет дела до Насти. Особенно последнее время. Что — то с ним происходит. Мне ничего не говорит, но я — то чувствую, — горестно вздохнула Галина Адамовна. — Нет, деньги он, конечно, не жалеет, ты же сам видел — тут же поправила допущенную неточность женщина. — А вот, что бы возле Насти минутку лишнюю посидеть — нет. Все у него дела неотложные. Еще одну сиделку нашел. Но что чужой человек? Мне конечно легче. Потом, все эти его женщины. Ай, что я говорю. Бери пироги. Остальные я тебе заверну.

Пироги были очень вкусные, напоминающие детство, родителей. Мать никогда, сколько помнит Степанков, не пекла таких пирогов. Она, вообще, не пекла, ни каких, говоря, что на пироги надо отдельный талант, который ей не достался.

— Юрочка, — совсем по домашнему обратилась Галина Адамовна, — я хочу только одного, что бы ты, если не можешь сам помочь, нашел мне такого человека, который поможет Насте. Ты же лучше меня знаешь, если никто не ставит диагноз, даже светила медицины, то еще есть надежда. Хуже, когда всем все ясно. А я надеюсь, — голос дрогнул и Галина Адамовна, достав платок, промокнула влажные глаза. — Я умру, и Настя останется одна и беспомощна. Кому она будет нужна?

В гостиной повисла тишина. Ливень прекратился. Порывы ветра стряхивали с веток остаток дождя. Степанков хотел было возразить, но сдержался от дежурной вселяющей надежду фразы типа «вам еще жить и жить или со временем у вашей внучки все наладится». Он молча неопределенно кивнул головой. Этот кивок Галина Адамовна расценила по — своему.

— Спасибо тебе, Юрочка.

— Галина Адамовна, я сейчас Настю посмотрю Вы, только так не переживайте. Договорились?

— Юрочка, как подумаю, то я сама виновата. Если б я раньше опомнилась — все было по — другому. Думала, как — то само образуется. Надеялась на Игоря. А оно видишь все как…

Последнюю фразу Галина Адамовна произнесла еле слышно. Степанкову показалось, что Лунина разговаривает сама с собой. Ее слова, он оставил без внимания. Загадки не по его части.

Девочка лежала на диване в гостевой комнате. Худенькое беспомощное тельце укрыто теплым пледом. Черты лица немного заострены и от этого девочка издали была похожа на сморщенную старушку. Юрий Николаевич присел рядом с кроватью на стул, прощупал пульс. Больше он ничего не мог сделать и не чем не мог помочь.

В таком состоянии, Юрий Николаевич Степанков, впервые увидел Настю сразу, как только девочку перевели с реанимации в отделение детской нейрохирургии. Состояние было средней тяжести. По все законам природы, Настя, наделенная с рождения отменным здоровьем, должна была быстро пойти на поправку. Но ничего подобного не случилось.

Через неделю, потом еще через месяц состояние заметно улучшилось. Настя набрала вес, белесый шов на голове зарос короткими волосами, но дальше этого дело не пошло. Обследовали все, что могли, делали всевозможные анализы, но найти причину полной обездвиженности конечностей, а иными словами — паралича, так и не нашли. Если б такая ситуация касалась взрослого человека, Степанков бы сказал, что человек просто не хочет жить на этом свете. Но такая формулировка никак не подходила девочке, которая толком и сама не знает, что значит хотеть или не хотеть жить.

На чудо израильской медицины он, конечно, не надеялся. Но смена обстановки, новые лица, другая страна, такие же парализованные дети в клинике Шнайдер, по мнению Степанкова, должны благотворно были сказаться на здоровье девочки. Никакого чуда израильская медицина не сотворила. Единственное, что его порадовало — оптимизм Галины Адамовны.

— Я сделаю все, что в моих силах, — уже в который раз повторил Степанков, вернувшись в гостиную.

Безмолвный вопрос Галины Адамовны «когда», он оставил без ответа.

— Я знаю. Спасибо тебе, Юрочка. Беги. У тебя дел полно.

Галина Адамовна поднялась из — за стола, быстро упаковала остатки пирогов и направилась вслед за Степанковым в прихожую.

Глава 3

Тимофеева лежала на кушетке, прикрыв глаза. Напрасно она пришла на прием. С таким диагнозом, как у нее уже поздно ходить по врачам. Подруга настояла. Теперь Катерина сидит в коридоре, а она лежит в кабинете. И толку от этого? Все эти консультации — напрасная трата денег.

О деньгах она подумала между ходом. Для приличия. Деньги были. Как они будут жить без нее? Муж женится. Подождет немного и жениться. Алешку жаль. Кто будет следить за правильным питанием? А ведь ему надо исключить холестерин. Стал набирать вес. Сколько раз говорила — не покупайте полуфабрикаты. Все без толку. Спорт забросил. Дел, говорит, много. Не до спорта. Юля на Кипр хочет. Вот и пашет сутками. Какое питание, какой спорт? Когда о нем думать? Деньги на отдых они дали б с отцом. Не такие и большие деньги, только невестка не возьмет. Мужчина должен сам содержать свою семью. Год после института. Да еще квартира съемная. Могли б спокойно жить с ними, тогда б и деньги на отдых были б. Так нет.

Мужчина должен содержать свою семью сам. Вдолбила, как дятел, в голову сына. Сколько девушек было на курсе, а он кроме этой Юли никого не видел. Было б на что смотреть.

Тимофеева вздохнула. Лежать на кушетке было неудобно. Места достаточно, а неудобно. Врач молча сидела рядом. Светлана Игоревна приоткрыла глаза. Она давно хотела посмотреть, чем та занята. Может, смотрит результаты обследования? Нет. Как сидела, так и сидит. Тимофеева снова закрыла глаза. Шарлатанство. С таким успехом она и дома могла б лежать. Притом — бесплатно.

— Светлана Игоревна, вы очень боитесь смерти. Только у вас нет никакого рака. Вы, ведь этот диагноз имели в виду, когда говорили, что вам жить осталось совсем мало? — Саша прикоснулась к руке пациентки и сосчитала пульс.

— Я ничего не говорила.

Тимофеева открыла глаза. Или все — таки говорила? Рака нет, тогда что у нее? Да и откуда ей — то знать, что есть, а чего — нет? Даже результаты обследований не посмотрела.

— Светлана Игоревна, назовите имена людей, которых вы очень любите.

Голос доктора звучал мягко и доверчиво. Просьба не сложная. Сколько тех людей по — настоящему любимых и дорогих.

— Алексей, Олег. Сын и муж.

— А теперь назовите тех, кого не любите. Даже — ненавидите.

Тимофеева задумалась. Никто не приходил на ум. С соседкой по даче недавно поругалась. Сама виновата. Да и помирились уже. Новая заведующая предупредила: при сокращении отдела первыми уволит пенсионеров. Но, за что ее не любить? Зачем ей теперь работа? Уволит пенсионеров — значит уволит. Сколько жить осталось? Может, так даже лучше. Будет заниматься дачей. Внуков бы еще. Только не доживет она до внуков.

— Что бы ненавидеть — нет таких, — Светлана Игоревна отвечала нехотя.

— А чтобы не любить? — Саша навязчиво повторила свой вопрос.

— Всех перебрала. И таких нет.

«Мужчина, если он мужчина, должен содержать свою семью сам, — лицо невестки всплывало в памяти».

— Подумайте хорошо. Не спешите.

Врач сидела напротив в удобном кресле, а она отлеживала бока, отвечая на пустые вопросы, тратя деньги. Вот так и слушай советы подруг.

— Да что там скрывать — невестку не люблю. Юлей зовут.

— Светлана Игоревна, — голос доктора звучал успокаивающе, — скажите, с кем вы ее обсуждаете?

— Да разве такое будешь обсуждать с посторонними? Сына жаль. Не повезло ему с женой.

— Хорошо. Тогда постарайтесь описать эту не любовь.

Тимофеева задумалась. Вопрос показался ей совсем уж глупым.

— Не перевариваю ее. На дух не переношу. Прямо тошнит от одного ее вида. Не знаю, что бы сделала, если б только вернуть время назад. Жениться точно б запретила. Институт надо было вначале окончить, на ноги стать, а потом — жениться. Только, видите ли, у него любовь с первого взгляда.

— Хорошо. Светлана Игоревна, а теперь опишите мне симптомы своей болезни.

Высказавшись в полное свое удовольствие, а чего скрывать — то, Тимофеева ошарашено посмотрела на Александру.

— Доктор, неужели вы считаете, что моя болезнь надуманность? А как же тогда анализы, все эти обследования? Выходит, что никакой болезни в меня нет? И, при чем здесь, моя невестка?

— Светлана Игоревна, к сожалению, язва желудка у вас есть. Но, это, вы же понимаете, не смертельно. Причину своего недуга вы нашли. А, как вам дальше быть — зависит от вас. Вы можете продолжать обследования и лечения, а можете изменить свое отношение к невестке. Полюбить ее, как любите сына и мужа. Это сложнее, чем принимать лекарства. Даже обследоваться легче, но болезнь пройдет сама по — себе. Постепенно.

Тимофеева давно ушла. Рабочий день уже час как добежал до логического конца. Она успела просмотреть записи пациентов на следующий день. Таких оказалось всего три. Тимофеева записалась на четверг. А ведь как сначала была настроена. Умирать собралась. Прочла в Интернете все, что только можно и сразу же нашла симптомы у себя. И невестку свою не любит. Сын любит, а она — нет.

Саша пересела за рабочий стол и открыла тумбу. На дне пустого ящика лежала фотография. Она уже неделю смотрела на нее каждый день. Вот и она любит своего мужа. А любит ли ее Стрельников?

Степанков появился на пороге кабинета внезапно, закрыв собой почти весь проем. Саша быстро закрыла тумбу и заставила себя улыбнуться. Улыбка получилась неестественная и глупая.

— Ты чего так хитро улыбаешься работодателю?

— Я, Степанков, улыбаюсь своим мыслям. При том, очень грустным.

— Так улыбаются не мыслям, а только неприличным мыслишкам. Скажешь, я не прав?

— Смотрю на тебя Юрочка и думаю, что набираешь ты вес не только в научном мире.

— Нет. Все под контролем. Это дверь меньше стандарта. А ты от ответа не уходи.

Степанков оттолкнулся от двери и уселся в кресло напротив нее.

— В меня серьезный разговор. Хорошо, что не уехала, а то пришлось бы вечером напрашиваться в гости. Хотя, идея ужина в принципе не плохая.

— Ну, раз я здесь, начинай, радуй.

— Надо, что бы ты съездила к моим хорошим знакомым. Вот так надо.

Степанков провел рукой по горлу, что означало «позарез».

— То — есть, как съездила? Мы же не консультируем на дому.

Холодок образовался между лопаток. На руках выступила «гусиная кожа».

— Это исключительный случай. Друзья моих родителей. Я рос с их сыном. Вот у них и проблема. Девочка вместе с матерью попала в аварию. Мать отделалась легким испугом, а она — полный инвалид. Черепно-мозговая травма, стресс и так далее, со всеми вытекающими последствиями. Я согласный, — Степанков поднял руки, предвидя Сашину реакцию. — Ты не поможешь. Но я прошу тебя только посмотреть девочку. И все. Ну, как мне было отказать им?

— Конечно, я съезжу. Только моя помощь сомнительна.

Холодок образовался между лопаток и начал медленно сковывать позвоночник. Захотелось выпрямить спину. Саша постаралась немного расправить плечи и незаметно потянулась всем телом.

— Я предупредил Галину Адамовну, что результата не будет. Прошло почти два года. Настя не восстановится. Но я обещал.

— Хорошо. На выходных я съезжу и посмотрю девочку.

Натянутая струна в позвоночнике ослабла. Дышать стало легче.

— Я знал, что ты не откажешься. Слушай, а ты случайно не заболела?

Саша мотнула головой. Он должен попрощаться и уйти. Пусть бы ушел, даже не попрощавшись, только б выжидающе не сидел и не ждал ответа. Не хватало еще расплакаться при нем. Только Степанков вместо того, что бы покинуть кабинет, уселся по — удобнее в кресле.

— Ну? Что случилось?

Вместо ответа она расплакалась.

Последний раз она так плакала, когда осталась без работы. Плакала, молча уткнувшись в подушку, чтобы Стрельников не видел слез. И плакала она тогда вовсе не от того, что осталась без хлеба. Было до слез обидно, что после ухода Владимира Ивановича вся ее работа оказалась никому не нужной. А, раз не нужная, можно сокращать. И даже в том случае она не осталась бы без работы. Могла перейти поликлинику. Все те же больные, все те же жалобы. Только ходить на работу вдруг совсем расхотелось.

Светлана Валерьевна Бистрицкая, красавица модельной внешности, до этого момента работавшая ординатором в городской больнице, коллективу не приглянулась с первого дня.

Женщины по — моложе, смотрели на новую руководительницу с плохо скрываемой завистью. Очень красивой была последняя. Конечно, природные данные, умело поддерживаемые дорогими средствами и качественная подтяжка лица, делали Светлану Евгеньевну лет на пять моложе.

Коллеги по — старше, смотрели на нее с опаской. Неизвестно еще, чего ждать от нового руководителя.

К тридцати годам Светлана Валерьевна развелась со вторым мужем, защитила кандидатскую диссертацию, успешно окончила курсы вождения и самостоятельно села за руль новенькой машины — подарок очередного кандидата в мужья.

К своим обязанностям Светлана Валерьевна приступила резво. Распоряжения отдавала кратко и часто противоречиво.

— Понимаете, Светлана Валерьевна, — Саша пыталась внести ясность, — в нас пациенты поступали в основном к тем докторам, у кого они раньше лечились, если конечно сами не возражали. Мы — то уже знаем своих пациентов, особенно тех, кто постоянно лечиться. Так всем лучше.

— Кому это — всем? Всем — лучше не может быть по той простой причине, что так не бывает в принципе. Просто раньше, Александра Ивановна, у вас был полный бардак. А я хочу всего лишь навести порядок в отделении. Так что, свое мнение, оставьте при себе. Это касается всех.

С принципами заведующей никто с ординаторов не стал спорить.

— И реабилитация на сегодняшний день — слишком дорогое удовольствие в наше безденежное время. Содержание дополнительного персонала, закупка дорогостоящей аппаратуры и тренажеров — непозволительная трата денег. Лучше потратить те же деньги на лекарство больным. Вы не находите?

Замечание заведующей, Саша слушала молча, наперед зная, что судьба ее детища, что бы она сейчас не говорила, предопределена. Никакая статистика и доводы не помогут. Сокращение в отделении неминуемо.

Заявление на увольнение по собственному желанию главный подписал ей в тот же день. Будь Елизавета не в декрете, она, конечно, так бы быстро не сдалась. Но бороться с ветряными мельницами в одиночку, ей было не по силам.

Ровно месяц ее хватило на роль домохозяйки. Она начала рано просыпаться, готовила Стрельникову завтраки до тех пор, пока он попросил не путаться утром под ногами. Потом готовила ужин, убирала после приходящей домработницы квартиру. И до слез жалела себя…

Еще через месяц, когда она устала себя жалеть, и заехал Степанков. Его предложение звучало авантюрно, но Стрельников буквально вытолкал ее с квартиры.

— То есть, ты мне предлагаешь работать в твоей клинике смотрителем кабинета на время отпуска беременной сотрудницы, — подвела итог разговору Саша.

Всю дорогу до центра «Ваше здоровье», который возглавлял Степанков, Саша боролась с чувством, что не с того она начала новую трудовую жизнь. Она с горечью посмотрела на часы. В это время она уже сделала б обход двух палат. Слезы навернулись на глаза. Хорошо, что Степанков внимательно следил за дорогой.

Центр психологической помощи занимал крыло второго этажа ничем не примечательной городской поликлиники. У регистратуры толпились больные, пахло лекарством и еще чем — то специфичным для больницы. Возле лифта висел знакомый лозунг гласивший, что ходьба — залог здоровья. Даже лестница такая же, как в ее больнице. Так же местами ободранные перила, стоптанные сотнями ног, немного обваленные ступеньки. Все было таким до боли знакомым и родным. Но стоило войти в отделение психологической помощи, как на этом сходство с поликлиникой оканчивалось.

В коридоре с потолка лился мягкий свет, возле кабинетов стояли удобные кожаные кресла. Кабинетов оказалось, не так много — всего четыре, не считая кабинета самого Степанкова. Бронзовая табличка, висящая на двери, гласила что там, в недрах кабинета пациентов ждет заслуженный врач, доктор наук, профессор Юрий Николаевич Степанков.

— Ты на табличку не смотри. Хотя, некоторые приходят только из — за таблички. Потом будет чем похвастаться — была на приеме у…, дальше смотри по тексту, — Степанков радушно балагурил, минуя свой кабинет — Проходи дальше.

Степанков открывал двери кабинетов одним ключом.

— Смотреть особо нечего. Все стандартно. Главное, что бы удобно. Ключ тоже один. Не повезло с ключами. То техничка потеряла, то коллеги — растяпы. Представь, от квартиры не теряют, а от кабинета — пожалуйста.

Решение вопроса с ключами Сашу насмешило. Нестандартный подход в доктора наук был во всем.

Кабинеты, с добротным современным ремонтом и минимумом мебели, были похожие, как близнецы. Напротив входной двери рабочее место врача. Справа, возле стены располагался небольшой столик с двумя креслами, напоминающий журнальный, только повыше. В проеме между окнами — низкий диван. Окно плотно закрывали жалюзи. В кабинете царил полумрак. Не хватало для полноты картины только свечей, благовония и карт. Саша, как ни старалась, от пришедшей в голову мысли, не сдержалась и прыснула со смеху.

— Что представила себя в балахоне? Пойдем, покажу комнату отдыха для персонала.

Осмотр небольшого отделения завершился в кабинете Степанкова.

— Юра, все на что я гожусь — работать смотрителем кабинета, — непрошенные слезы сами по себе навернулись на глаза.

— Смотрителем — это как? Простите, какое такое образование вы получили для такой должности?

— В том то и дело, что для такой должности в меня образования достаточно. Юра, я ничему не училась вот в этом смысле, — Саша обвела глазами кабинет.

— Саша, то чем ты владеешь нельзя научиться. Для начала, будешь принимать пациентов тех кому, просто хочется поговорить. А дальше будем смотреть по ситуации.

— Юра, ты мне предлагаешь просто сидеть и слушать разговоры, к примеру, как бабушка возле подъезда?

— Если пошли такие сравнения, то тогда бери выше — попутчик в поезде.

Степанков и сам понимал всю нелепость затеи с трудоустройством. В конце — то концов, она и сама не сегодня — завтра, найдет место работы. Там и диплом, и опыт работы пригодятся. Но разве Маше это объяснишь. Он готов был не только принять Сашу на работу — он принял бы кого угодно, предоставил бы кабинет, платил бы зарплату со своего кармана, только ради того, что бы Маша звонила каждый вечер, интересуясь своей протеже.

— Ну, так как? Ты согласна?

— Юр, ты покажи вначале кабинет, который я буду сторожить Я там посижу, подумаю и дам тебе ответ.

Два года назад она зашла в этот кабинет и села за рабочее место. С тех пор она ни разу не плакала.

Саша вытерла ладонью набежавшие слезы. Потом, немного подумав, достала фотографию и протянула ее Степанкову.

Глава 4

Ольга Дмитриевна с неподдельным интересом смотрела на детей. Вот уже год она работает в школе, а все не перестает удивляться, как эти ручонки так ловко справляются с шитьем.

Девочки сидели за рабочими столами в одинаковых фартуках и нарукавниках. Яркие, цветастые косынки, сшитые с лоскутков, прятали волосы. Детские головы напоминали полевые цветы. На первый взгляд все девочки одинаковые, как цыплята. Но это только на первый взгляд.

Вот, Ксеня и умничка, и труженика, но рукоделие, не ее конек. Ей бы выбрать другой кружок. Надя Кривцова — та на все руки мастерица. Вот у кого чувство стежка, линии. Такую и учить не надо. До всего сама доходит, все схватывает на лету.

«Откуда я знаю, как должен ложиться стежок, как линия должна обходить лекало. Откуда? — от этих мыслей тень мелькнула на лице Ольги Дмитриевны, на переносице появилась еле заметная складка».

Школьный кружок получился разновозрастной. Девочки постарше — осваивали швейную машинку, а первоклашки — только и того, что учились разлаживать ткань и переносить чертеж. Разодевали своих кукол.

Вика Савина, неумело резала ткань. Ножницы не слушались. Линия разреза получилась такая кривая, что Ольга Дмитриевна на расстоянии заметила недодел. Но девочка не унывала. Заломленная пальчиками ткань, опять выскользнула, лекало съехало в сторону. Пришлось начинать сначала.

— Ольга Дмитриевна, помогите, — тоненький голосочек эхом прокатился по классу.

— Захвати ткани по — больше, не жалей и все получится.

Девочка засопела над столом. Судя по тому, как улыбка стала еще шире — результат удовлетворил девочку.

Ольга Дмитриевна поймала себя на мысли, что среди всех детей она дольше всего задерживает взгляд на этой девочке. Она могла б часами смотреть на ребенка. Что — то неимоверное близкое и родное все время пыталось всплыть в ее памяти. В такие минуты ей начинало казаться, что в другой жизни, где — то есть вот такие же детские ручки. Порой от этого на глаза наворачивались слезы, но оторвать взгляд от девочки она не могла. Еще после работы она целых двадцать минут будет держать Вику Савину за руку.

По этому поводу завуч уже сделала замечание. Тамара Максимовна права. Нельзя выделять одну ученицу на виду других. Не педагогично. Только хорошо, что живут они по пути. Автобусом минут пять езды. И добиралась Ольга Дмитриевна общественным транспортом домой всегда, когда Вика пропускала кружок.

За поворотом школы она возьмет девочку за руку. Даже если это не педагогично. Всю дорогу они будут сочинять новую сказку. Каждый раз сказки получались непредсказуемы и веселые. И, как все сказки, с хорошим концом. Она начнет сказку, а Вика подхватит. И так предложение за предложением, как стежок за стежком.

И то, что Вика племянница директора школы, Вера Максимовна не преминула напомнить. Опять получалось не педагогично. Выходит, мало того, что Ольга Дмитриевна показывает свою привязанность к девочке, так еще для опеки и девочку правильно выбрала.

Ольга Дмитриевна сама не знала, почему эта ничем непримечательная девочка, похожа на мышонка, привлекает все ее внимание. И директор здесь не причем.

А в понедельник вообще конфуз получился. Савин ожидал племянницу возле подъезда. Потом они пошли провожать ее домой. Тамара Максимовна сказала б, что так вести себя не педагогично. И была б права.

О Савине Ольга Дмитриевна старалась не думать, боясь, что все ее мысли можно прочитать на лице. Да, что собственно о нем думать. А домой ее провожал вовсе не Савин, а его племянница.

Вика всю дорогу, не умолкая, рассказывала забавные истории, то забегая наперед, то отставая на шаг от них. И ей хотелось, чтобы эта дорога никогда не кончалась. И только когда на прощание Савин дольше положенного задержал ее руку в своих ладонях, Ольга Дмитриевна смутилась.

Олег Константинович Савин, шел по коридору. Больше всего он любил время минут за пять до начала перемены. Коридоры свободные, с классов доносятся приглушенные голоса. Потом прозвенит звонок и тишину, в прямом смысле, взорвется от звуковой волны. Коридоры превратятся в селевой поток. Вместо смеси воды и обломков горных пород выплеснутся старшеклассники. Как хорошо, что он убедил районо перевести начальную школу в старое отремонтированное здание.

— Олег Константинович, — Тамара Максимовна догнала директора почти возле его кабинета, — у меня несколько вопросов.

— Я вас слушаю. Савин прислонился спиной к подоконнику, давая понять, что говорить о работе можно везде.

— Олег Константинович, у вас есть какие — то претензии к Демидовой?

Вопрос прозвучал неожиданно. И только благодаря вовремя прозвеневшему звонку, Савин справился с волнением. С классов выплеснулись ученики, превратив коридор в потревоженный муравейник. Вера Максимовна на время оставила директора, перехватив на ходу старшеклассника и тот перевел дыхание, как ученик, которому делала выволочку завуч.

— Нет, вы только посмотрите, мы стоим в коридоре, а он несется, сорви голову! — завуч вернулась к прерванному разговору.

— А что им делать? Засиделись в классах. Весна бурлит в крови.

Тамара Максимовна сдержала ухмылку. Весна в него в крови. Выходит, Демидова это не пустые сплетни. Хотя, верить всему нельзя. Женский коллектив особый. Могут придумать и сами, лишь бы посудачить.

Савин кивнул на дверь, приглашая в кабинет.

— К Демидовой у меня претензий нет. Почему вы спрашиваете о ней, Тамара Максимовна? — Савин почувствовал, как стало жарко в кабинете.

— Я подумала, раз ты часто посещаешь уроки одного преподавателя — значит у преподавателя непорядок.

Тамара Максимовна, не взирая на субординацию, которой строго придерживался Савин, свободно перешла на «ты», в очередной раз напомнив, что она не как все. И субординацию Савин может оставить для других.

Каждый раз переход на доверительное «ты», напоминало Савину о совместно проведенной ночи. Ночь он помнил отрывками.

Он хорошо помнил, как провожали коллективом старый год. Было шумно и весело. Были конкурсы на лучшую песню и танец. Кузьмина, учитель словесности, трогательно спела романс. Самодельный приз за танец получили физруки. Пара была красивая. Спортивная. Над ними долго подтрунивали. Потом выпили на дорогу. Он собрался домой. Молодежь еще оставалась. Потом его окликнула Тамара Максимовна.

Он до сих пор, так толком и не понял, как все же случилась та совместная ночь. Утром он чувствовал себя неловко и долго извинялся перед Тамарой, а потом она уехала домой. И ему стало легче.

— В следующий раз, когда пойдешь к ней на урок, пригласи, пожалуйста, и меня. А то получается — завуч не в курсе проблем. Я думаю — мы поспешили оформить Демидову в штат. Ты прав, надо было б присмотреться вначале к ней. Только подумать — учитель без диплома. Нас за это по голове не погладят.

Тамара Максимовна старательно подталкивала Санина к той мысли, что он был прав с самого начала, сомневаясь в Ольге Дмитриевне. Да и как было не сомневаться, ведь ни опыта, ни требующегося образования у Ольги не было. Если б не ушла в декрет учительница трудов, то никакой Демидовой в школе и близко не было б. Но найти преподавателя труда в их — то городке, да еще на декретную ставку, да еще в средине учебного года — сродни новогоднему чуду.

Неприятное предчувствие еще тогда возникло у Тамары Максимовны. Но, занята исключительно кадровым вопросом, она быстро совладала с собой, приняв на работу Демидову. А теперь жалела.

— Тамара Максимовна, — Санин проигнорировал доверительное «ты», — вы же не хуже меня знаете: учитель — это не диплом. Диплом, сейчас получают все студенты. Учитель — это призвание. Ольгу Дмитриевну любят дети. А это главное в нашем деле.

— Олег Константинович, принципы Макаренко я тоже штудировала в институте. Только гороно с нас спросит, а не с Макаренко.

— Тамара Максимовна, когда спросят, тогда и будем отвечать. А на счет образования, вы правы. Но Ольга Дмитриевна студентка — заочница. Как ни — будь, да выкрутимся.

Санин прошелся по кабинету, давая понять, что разговор окончен. Говорить о Демидовой с Тамарой не хотелось. Да и не только с Тамарой. О ней он мог говорить только сам с собой.

— И еще, чуть не забыла, пришло распоряжение насчет курсов для директоров. А что, если и мне поехать заодно на тематические по истории? Что скажешь?

Тамара Максимовна с надеждой смотрела на Савина. Она все предвидела. О курсах договорилась еще в прошлом году, когда формировали график. Спасибо бывшей однокурснице — удалось совместить директоров и историков на июнь.

— Курсы это хорошо, — Савин опять вспомнил ту ночь и опустил глаза. — Только нам бы еще проверку пережить. Может, ваши — отложим на осень?

— Почему? — причин для переноса Тамара Максимовна не видела. Начало лета. Учебный год окончен. А там отпуск.

— Выпускные экзамены, а с руководства на месте никого. Да, собственно, и я могу поехать осенью.

Курсы Санину были безразличны. Пустая трата времени и средств. Ничего толкового курсы не давали. Интересными они были только первый раз. Как, впрочем, и все остальное. А потом из года в год одно и то же: слабое финансирование, спонсорская помощь и кадровый вопрос. Одна теория.

Он и без курсов знал, что толковые кадры — это главное. Только откуда взяться кадрам при таком финансировании? Зачем толковость, если зарплата мизерная? Вот и идут в педагоги все, кому не лень. Ради этого и на курсы ехать не стоит.

Спонсорской помощи — отдельный вопрос. Кому интересны проблемы школы, кроме родителей? Вот и смахивает вся эта спонсорская помощь на неприкрытую взятку. Помощь в обмен на медаль.

Спонсоров он нашел сам. Роль унизительная. Но первый компьютерный класс появился в его школе. И он, как мальчишка, этим гордился. На очереди — ремонт спортзала. Он уже договорился. Помогут.

Савин вертел в руках карандаш. И Макаренко здесь не причем. Великий учитель не провидец. Макаренко определил способ педагогического мышления двадцатого столетия, а как выжить этому мышлению в следующем веке он не думал.

— До лета еще далеко. И подумай, стоит ли продлевать договор с Демидовой?

Последнюю фразу Тамара бросила с порога и, что бы последнее слово осталось за ней, закрыла дверь. Санин молча, кивнул головой. Подумает.

Глава 5

К отъезду жены Стрельников отнесся довольно спокойно. Ни каких вопросов, кроме самых банальных он, чувствуя ее настроение, не задавал. Ни какого огорчения, как ни прислушивалась, в словах Стрельникова Саша не заметила. Да и когда это было, что бы Стрельников ей что — то запрещал? Никогда. Может от того ей и было с ним хорошо, что он никогда не вмешивался в ее жизнь и в ее дела.

Ей вдруг захотелось, чтобы он ее никуда не отпустил. Запретил. Уговорил. Просто сказал, что она ему нужнее, чем кому либо. И она объяснила б все Степанкову, и осталась бы дома. И все было б как всегда. Она и Стрельников.

— Паша, ты думаешь, я смогу помочь девочке? — она задала вопрос, что бы нарушить затянувшееся молчанье.

— Ты сможешь помочь. — Стрельников отложил в сторону иностранный журнал и слово в слово ответил на заданный вопрос.

Такой простой оборот используют при изучении иностранного языка. Что бы ничего не напутать надо в ответ включить слова вопроса. Только, как он ответит ей на вопрос, что за женщина с ним на фото? И если это простая случайность, то зачем было кому — то отправлять да еще с посыльным фотографию?

«Ничего он не верит в мою помощь. Он хочет, чтобы я уехала. А справлюсь или нет — ему все равно. Он хочет побыть сам один… Или с ней. Ему нужна свобода от меня. Интересно, Стрельников приведет ту женщину в нашу квартиру или хватит ума встречаться на чужой территории?»

Мысли были противные и навязчивые. Она не могла от них отделаться с того момента как открыла конверт.

— Паша, почему ты говоришь, что в меня все получиться, — Саша задала вопрос лишь бы не молчать и от этого злилась на себя. Но Стрельников вопрос понял по — своему.

— Потому, что я тебя люблю. А любовь — это сила. Значит, я делаю тебя сильнее.

Стрельников буквально вынул ее с кресла и прижал к себе. Слезы медленно потекли по щекам. Саша, уткнувшись в мягкий свитер Павла, расплакалась.

— Саша, ну не езди никуда, если тебе так не хочется. Хотя, если разобраться день — два ничего не меняет. Тем более, что впереди у нас отпуск.

— Ну, как я не поеду? Как, Стеапнкову в глаза смотреть? Он раньше и не просил ни о чем.

— Давай я ему позвоню и скажу, что не отпускаю тебя никуда. С этого дня в семье строгий домострой.

— Так тебе Степанков и поверит, — Саша вытерла слезы.

— Тогда, марш собирать сумку, — Стрельников подтолкнул ее легонько в спину и вернулся к прерванному чтению.

Весь оставшийся вечер она бесцельно бродила по квартире. Несколько раз пыталась даже вещи сложить в дорогу, но из затеи ничего не вышло. Так и не сложив сумку, она в какой — то момент уснула поверх покрывала. Стрельников разбудил ее ближе к полуночи, и она сонно побрела в ванную. И только утром, проводив Стрельникова, она принялась за неоконченную работу.

Все, конечно, не поместилось. Необходимых вещей оказалось значительно больше вместительной возможности дорожной сумки. Легкие льняные сарафаны, спортивный костюм, джинсы, несколько белых брюк, шорты, футболки, майки и платье. Саша пожалела, что вчера рано легли спать, так и не сложив сумку. Ничего сложного в этом не было, но теперь вещи сиротливо лежали на диване, никак не вмещаясь в сумку. Она несколько раз перекладывала их с места на место, но сумка не закрывалась. На средине «молнию» заедало. Пересмотрев гардероб, пришлось пожертвовать сарафанами. Для жизни за городом в такую — то жару, скорее понадобятся шорты, чем платье. Да и куда она пойдет в нем? И платье, привезенное Стрельниковым с Италии, отправилось в шкаф.

В ожидании звонка Степанкова, она достала с записной книжки злополучную фотографию и начала ее рассматривать так, словно увидела первый раз. Молодая, значительно моложе ее женщина опиралась на руку Стрельникова. Вывеска позади их, оказалась смазанной или фотограф специально выбрал такой неудачный ракурс. Фасад здания можно было принять и за ресторан, и за гостиницу. Выбирай что хочешь. Пара выглядела счастливой.

Мужчина полигамен, — сказал Степанков, внимательно рассмотрев тогда фото. Женщина Степанкову понравилась. Мужчина полигамен — это она поняла и сама, как только у него на лице появилась знакомая блуждающая улыбка. Тогда, как же любовь?

Выходит, полигамный мужчина способен на любовь, только каждую женщину он любит по — разному. Полигамно.

От псевдонаучной теории Степанкова легче ей не стало. И на ее короткий вопрос, что делать, профессор дал такой же короткий ответ — забыть. Порвать никчемное фото, выбросить в мусорное ведро и конец мучениям. При этом он еще раз посмотрел на незнакомку.

Мужчина полигамный.

Говорить Степанкову, что на Земле природа не создала ни одного вида, где представитель одного пола — моногамен, как, к примеру, она, а другой — полигамен, не было смысла.

Наконец — то около десяти позвонил Степанков, предупредил, что можно спускаться, машина у подъезда. Саша положила фото в тумбу стола и прикрыла еженедельником.

— Анатолий, — представился мужчина, забрав у Саши увесистую сумку. Он быстро открыл багажник, аккуратно поставил вещи и также быстро открыл дверь, предложив на выбор место в машине. Саша немного замешкала, прикидывая, где удобнее расположиться. Если сидеть сзади, то можно поспать, а спереди — обзор дороги. Учитывая, что ехать долго, Саша выбрала место рядом с водителем.

Водитель ей понравился сразу. Как оказалось, Анатолий выполнял в доме Луниных роль не только водителя, но при этом был и смотрителем дома, и завхозом.

— В целом семья нормальная. Без придирок и всяких там закидонов, — смеясь, подытожил рассказ Анатолий.

Он был похож на человека, давшего своим хозяевам обет молчания и теперь, пользуясь случаем, старался догнать упущенное. Из шутливо обстоятельного повествования, Саша знала, что в загородном доме после смерти Кристины, жены Игоря Лунина, кроме охранника, никто до нынешней весны не жил. Галина Адамовна с внучкой незадолго до трагедии перебралась в Москву в свою старую квартиру. Сам Лунин жил тоже в Москве, но отдельно от матери. В загородный дом практически никто с Луниных не наведывался.

— А теперь кто живет в доме? — Саша на миг испугалась, что Степанков что — то напутал. Может, сначала надо было заехать на Хлебозаводской проулок?

— Почти все живут, — развеял сомнения Анатолий, — Дом подготовили с весны. Из постоянных жильцов только Галина Адамовна, Ксения и две сиделки. Те, правда, не местные. Приезжают с Москвы на неделю, потом им на смену привожу двух других. Ну, а остальной народ — приходящий, из местных.

— Ксения — это кто?

— Вроде, как будущая жена Игоря Дмитриевича.

При воспоминании о Ксении, Толик заметно оживился и, как показалось Саше, мечтательно улыбнулся.

— Чем она занимается?

— Да особо ничем. Возится с Настей и Галине Адамовне веселее. Хотя, угодить Галине Адамовне, тяжело. Но она старается. Невеста, — Толик опять улыбнулся.

— Анатолий, вы Кристину знали?

— Как вам сказать? Я тогда только на работу устроился к ним. С армии пришел, а тут работа наклюнулась. А мне чего, как говориться, и дома и замужем. Вначале, пока ее машина в ремонте была, часто в Москву ее возил. Бизнес у нее был. Всю дорогу мне на нарушения указывала. Сама — то очень аккуратно водила, по всем правилам. Как она только в аварию попала — не пойму. Трасса здесь пустая.

Действительно, как только они свернули на Грибово, Саша не заметила ни одной машины. Чтобы угодить здесь в аварию — надо постараться. Выходит, в тот день Кристина очень куда — то спешила.

— Кстати, Галина Адамовна говорила, что если вы проголодаетесь, то можно пообедать по дороге. Впереди кафе.

Проголодаться за час езды Саша не успела. Да и к еде в придорожных кафе она относилась насторожено. С чего там готовят, одному богу известно. Но, молодой организм водителя, телохранителя и завхоза в одном лице, требовал подкрепления.

— Вы идите, кушайте, а я прогуляюсь. Мне только закажите кофе, если готовят сносно.

Судя по тому, как радостно встретила водителя одна из официанток, Толик в придорожном кафе — частый посетитель. Обедал он, или только болтал с девушкой, Саша не видела. Вскоре другая, такая же миловидная девушка, принесла ее заказ.

Оставшуюся дорогу до самой усадьбы они ехали молча. Может у водителя окончилась информация о Луниных, а может, все его мысли теперь занимала девушка с кафе.

Саша, наконец — то, могла спокойно думать о Стрельникове. Она уже жалела, что опять, как страус прячет голову в песок, когда надо было всего лишь поговорить. Только, как поговорить? Знать бы еще, с чего начать разговор с мужем.

Разбудил ее водитель, когда машина заехала во двор. В обеденный час их никто не встречал, словно так и надо. Толик достал сумку и направился в дом. Кроме, благоухающих роз, в которых утопал дом, она ничего толком не рассмотрела.

— Это ж, сколько надо поливать цветы, что бы они выстояли на таком солнцепеке? — Саша старалась не отставать от Толика. И этот момент, словно в подтверждение ее догадок, посредине клумбы, освежая брызгами воздух, забил фонтанчик.

— Здесь своя мелиорация.

Толик остановился на крыльце, давая возможность Саше оценить достижение прогресса. Но стоять под палящим солнцем не было сил и, он шагнул в спасительную прохладу дома. Водитель, телохранитель и домоуправитель, как его мысленно прозвала Саша, пройдя большой квадратный холл, направился в правое крыло дома.

— Все отдыхают, — констатировал Толик очевидный факт. — Как вы смотрите, если я пока не буду звать Галину Адамовну?

Саша не знала что ответить. Вроде и не нужна ей сейчас с дороги Галина Адамовна, и поселяться, не встретившись с хозяйкой, не совсем удобно.

— Вот и хорошо. — Молчание приезжей Анатолий расценил как знак согласия. — Пусть отдыхает. Ночью, с сердцем было плохо. Да от этой духоты и здоровому человеку тяжело, а у Галины Адамовны к тому же и возраст.

Эта простая забота приятно тронула Сашу. Не ошиблась она, назвав Анатолия домоуправителем.

— Вы будете жить на первом этаже. Здесь, я вам скажу, самое удобное место.

Анатолий и на этот раз оказался прав. Северная часть дома окнами выходила в сад.

— Проходите. Вот ключ. Если хотите дверь будете запирать, но никто не запирает, — на всякий случай предупредил Толик. — И если возникнут вопросы, сразу ко мне, в любое время. Звоните хоть среди ночи. Вы располагайтесь, отдыхайте с дороги. Галина Адамовна потом зайдет к вам.

Толик наконец — то поставил ее сумку на пол и тихонько прикрыл за собой дверь. Какое — то средневековье. Дом, прислуга и — никого. Словно вымерли. Сиеста.

Саша не спеша осмотрела предоставленные ей апартаменты. Большая просторная комната напоминала гостиничный номер. Все было добротно и просто: кровать, тумбочка, вместительный шкаф, кресло и журнальный столик. Саша толкнула узкую дверь. Санузел сиял чистотой. Судя по свежему набору полотенец — к ее приезду готовились. Балконная дверь плотно закрыта. Значит, должен быть еще и кондиционер. И точно — в стороне от кровати, за шторой находился кондиционер. Средневековье окончилось. На прикроватной тумбочке лежал пульт. Саша нажала кнопку и сразу раздался знакомый шипящий звук. Комната начала наполнятся спасительной прохладой. Чудо техники. Саша опустилась на кровать и ощутила усталость.

Пока все напоминает хороший пансионат. Может, Степанков пошутил и отправил ее на отдых, что бы разрядить обстановку в семье?

С Настей она встретилась только под вечер.

Худенькое тельце терялось на широкой кровати. Большая комната была неуютной и даже отдаленно не напоминала детскую. Обои темного — красного цвета, в кричащем японском стиле, на большом в полстены окне — тяжелые светло — коричневые шторы. Возможно, эта комната раньше служила спальней четы Луниных или была одной из гостевых комнат. Новые мягкие игрушки громоздились на комоде. На некоторых даже этикетки не сняли. Выходит, никто с ними не играет. Все это Саша отметила сразу, как только вошла в комнату, в след за Галиной Адамовной.

Девочка, почувствовав присутствие посторонних, открыла глаза и безучастно посмотрела на Сашу.

— Настенька, — Галина Адамовна присела на край кровати, — это Александра Ивановна. Она врач.

При слове врач, девочка вся сжалась, от чего стала еще меньше и беззащитнее.

— Не бойся, это совсем другой врач. Она будет просто жить в нашем доме. Ведь в нас столько места, правда, Настенька?

Девочка, не проявив никакого интереса к постороннему человеку, отвела взгляд.

— Сейчас покушаешь, а потом Александра Ивановна зайдет к тебе. Поговорит с тобой, а ты послушаешь. Договорились?

Галина Адамовна легонько погладила внучку по голове, проведя рукой по коротко остриженным волосам.

— Вот все, что имеем. Ни на кого не реагирует, — Галина Адамовна по привычке даже в коридоре говорила в полголоса. — Но это лучше чем было. Спасибо Юрочке. Он нам посоветовал клинику в Израиле. Лечение ничего не дало, но я вдруг поверила, что Настенька поправиться. Да и как иначе? Пойдемте, я вам покажу дом.

Часть второго этажа занимала гостиная, с которой открывались многочисленные двери в другие комнаты, скорее всего, гостевые. Плотные гардины не пропускали солнечного света от того казалось, что на улице быстро стемнело.

— Здесь спальни и две гостевые комнаты. Там — комната нянечек. Чтобы рядом с Настей были всегда. Мне так спокойнее. Там библиотека. Компьютер и интернет там же. Потом посмотрите. Книги можете брать любые.

После осмотра второго этажа, они спустились вниз.

— А где раньше была комната Насти?

Вопрос несколько удивил и огорчил Галину Адамовну. Первое, что должно интересовать доктора, по мнению Галины Адамовны, — это заключение и результаты лечения, полученные в израильской клинике. Теперь, заранее приготовленные документы, лежавшие в комнате Галины Адамовны, оказались не востребованными.

— Сразу после рождения Настя спала с родителями, в их комнате, — Галина Адамовна справилась с разочарованием.

Сколько было потрачено сил и нервов на объяснения невестке, что девочка должна привыкать спать отдельно, Галина Адамовна говорить Саше не стала. Кристина с доводами соглашалась и пока свекровь гостила, оставляла Настю в детской. Но, после ее отъезда, как подозревала Галина Адамовна, девочку снова забирала в свою спальню. Теперь, те дни казались самыми счастливыми. Галина Адамовна незаметно смахнула слезу.

— Потом, конечно, Настенька спала в своей комнате на первом этаже. А когда переехала ко мне, то Кристина затеяла ремонт. Детскую мебель перенесли временно в подсобку. А после смерти невестки, всем не до ремонта было. Так все и осталось.

— Вы мне покажете Настину комнату?

— Но…Теперь ее занимает Ксения. Я даже не знаю, уместно ли смотреть комнату в ее отсутствие?

— Вы, правы. Посмотрим вместе с Ксенией. Галина Адамовна, расскажите мне для начала о Насте все, что вы считаете главным.

— Вы знаете, для меня все — главное. Если вы не против, пойдемте в сад. Жара спала.

— Галина Адамовна, а почему девочка потом, после аварии стала жить с вами?

Галина Адамовна, шедшая впереди, приостановилась. Отвечать на подобные вопросы она не была готова. Спина напряглась. Вопрос чем — то встревожил женщину. И Саша это заметила.

— Мы сюда приезжали только на выходные, — на вопрос Галина Адамовна не стала отвечать. — Тогда Настя занимала гостевую комнату, которая отведена вам. Вас комната устраивает? Если нет — можно выбрать другую. Места в доме достаточно.

Узкой тропинкой они спустились к пруду. Пруд, как и весь дом, готовили к приезду или переезду хозяев, на скорую руку. Все сделали, а мелкие недоделки остались на потом. Вот и к пруду дорожка усыпана гравием, обсаженная цветами, только никто не учел солнцепека, и цветы привяли. Желтые соцветья клонились к земле. Гравий, не полностью укатанный, местами образовал горки. Идти в босоножках было неудобно.

— Этот дом построил сын по своему проекту. Для семьи. А теперь Игорь предпочитает жить в Москве, — в уточнении послышалась плохо скрываемая горечь. — У него строительный бизнес. Здесь, кроме меня, живет Ксения. Хорошая девочка. Главное, любит Настеньку, как свою дочь. Да и…

Мысль по поводу того, что Ксения подходит идеально на роль жены ее сыну, Галина Адамовна не стала развивать. На роль жены — все подходят, а будет ли Ксения матерью для Настеньки? Веселая, улыбчивая, а там, поди, разберись.

Свою покойную невестку Кристину, Галина Адамовна в серьез не воспринимала никогда, с самого начала считая ее не парой сыну. Игорь всегда прислушивался к ее мнению, а вот с женитьбой не послушал. Собственно, претензий особых к Кристине у Галины Адамовны и не было. Хорошая, спокойная, даже излишне тихая и Игоря любила — материнское сердце не обманешь. Только она — то видела рядом с сыном совершенно другую женщину. И муж, покойный тогда был на стороне сына. Если любит — пусть женится. А что Кристина? Ни роду, ни племени. Образование слабенькое. Швея — мотористка. Прозвище данное невестке прочно засело в голове Галины Адамовны. Пришлось, что бы избежать щекотливых вопросов, знакомым говорить, что невестка дизайнер. К удивлению самой же Галины Адамовны, с Кристины, действительно, получился хороший дизайнер. А потом появилась Настя и лед холодных отношений начал таять.

— Галина Адамовна, — вдохнув свежий теплый воздух, Саша собралась с силами, — я хочу вас сразу предупредить, что бы потом не возникли недоразумения, в меня совершенно другой подход к лечению. Да собственно, я и лечением это не могу назвать.

— Что вы, что вы, — Галина Адамовна прервала Сашу, — Юра мне говорил о вас. Я верю, что вы поможете. Настенька будет ходить в школу, в нее будет все хорошо. Правда? Я сделаю все, что только от меня зависит.

Открытая улыбка, мелькнувшая на лице Галины Адамовны, мгновенно преобразила уставшую женщину. Стоило только представить Настеньку здоровой и счастливой, как глаза ожили и заблестели, от чего женщина выглядела помолодевшей, словно сбросила десяток лет.

Наверное, раньше она была интересной женщиной. Ведь и теперь, невзирая на возраст, Галина Адамовна выглядела хорошо. Стильная стрижка и отлично подогнанное по фигуре платье лишний раз говорили, что Галина Адамовна постоянно следила за собой.

— Можно вас звать просто Сашей, без отчества?

— Конечно. Зовите.

Разговаривая, они не заметно пришли в самый конец участка, за которым начинался лес. От пьянящего воздуха и тишины Саша почувствовала легкую усталость.

— Кто у вас следит за всем этим? — Саша провела рукой невидимую границу.

— Повезло с садовником. Весной и осенью он сам приглашает с поселка людей, а так ему жена помогает. Хорошие люди. Местные. Живет здесь недалеко.

— А кто с Настей занимается?

— Няни круглосуточно. Обе с медицинским образованием. Молодые. Ушли на пенсию по выслуге лет. И я всегда рядом, и Ксения. Но, если кто нужен еще, вы мне скажете.

Обратную дорогу они говорили о жизни в целом. К дому подошли с северной стороны и Саша увидела окна своей комнаты. Прав был Анатолий — вид с террасы, на которую выходила дверь с комнаты, был по истине божественный. Если б не эта удушающая жара — сказочный рай на земле.

Поздно вечером громыхнул пару раз гром. На неостывшую землю обрушился шквалом дождь. В открытое окно ворвалась прохлада. Саша уснула сразу, стоило коснуться подушки. До самого утра она спала без снов, чего давно не было…

Глава 6

В кабинете Лунина надсадно звонил телефон. Только два человека звонили напрямую, минуя приемную. Ирена, секретарь Лунина, с интересом прислушивалась к звонку.

Если звонит Галина Адамовна, то Сергей пригласит ее сегодня на ужин, а если Ксения — не пригласит. Ирена всегда загадывала простенькое желание на ближайший результат. Галина Адамовна, если сын не отвечал, сразу перезванивала в приемную. Ксения — никогда.

— Да, приемная господина Лунина.

Звонков Галины Адамовны, за которыми следовали длинные указания, что передать Игорю Дмитриевичу, Ирена не любила. Но правила игры того требовали и голос она сделала излишне радостным. Значит, желание должно сбыться!

— Ирена, Игорь Дмитриевич на совещании?

— Да. Что передать?

Галина Адамовна на минутку задумалась, решая, стоит ли посвящать в проблему секретаря.

— Передайте, что бы, как освободиться, срочно позвонил мне.

Ирена не успела сказать, что просьбу непременно выполнит, как в трубке раздались короткие гудки. Девушка сразу сделала пометку в открытом блокноте, а потом еще подчеркнула толстой жирной чертой. Только б не забыть. Однажды, в самом начале работы, она передала просьбу Галины Адамовны с опозданием. Вопрос увольнения стоял открытым. Пришлось звонить Галине Адамовне и приносить извинения за свою рассеянность. С тех пор все, что говорила Галина Адамовна, подчеркивалось вот такой жирной линией. Секретарь еще раз посмотрела на жирную линию в блокноте.

Ирене порой казалось, что руководит везде и всем одна Галина Адамовна. И даже Игорь Дмитриевич, владелец строительной компании, у нее всего лишь мальчик на побегушках. Могла б сказать, что передать. Тоже мне тайны мадридского двора.

Игорь Дмитриевич Лунин в переговорную зашел последним. С чего начать разговор с заместителями он не знал. Мысли путались. Как дальше жить — Лунин тоже не знал. Если б это касалось только строительства одного жилого комплекса, можно сослаться на свои прорехи. И все б поняли: вовремя генеральный с кем — то не рассчитался или не дал команды рассчитаться. И такое заявление с его уст звучало б, конечно, мало убедительно, но он бы пережил. Но сейчас вопрос касался всего его бизнеса, денег инвестора, банковских кредитов и их рабочих мест. Простенькое объяснение выглядело б как детский лепет. Ему б никто не поверил.

Выход из сложившейся ситуации у него реально был только один — снять деньги со счета компании и раствориться среди аборигенов какой ни будь страны с теплым климатом. И будь он один на этом свете — он так бы и сделал. Но, у него была Настя и мать.

О том, что придется платить, Лунин догадался сразу, как только в доме появился Эдуард. Ничего угрожающего или устрашающего в незваном гостье не было. Но он знал, что заплатит. Шантаж был ничем не прикрытый и продуманный — до мелочей, как в кино. С тем лишь отличием, что в кино все хорошо оканчивается. Главный герой проиграть не может, на то он и главный герой. Проиграть разрешается только второстепенному герою, да и под занавес.

Он исправно платил, переводил деньги на указанный счет. Пришлось расстаться с круглой, но вполне приемлемой, суммой. Не на много больше той, что обычно тратил на любовниц.

Недавняя встреча положила конец всему. Ему предложили продать строительный бизнес, по сути — отдать. Предложенная сумма звучала издевательски. Иначе…

От того, что стояло за словом «иначе» Лунин не мог отмахнуться даже во сне. На решение проблемы у него оставался месяц. Даже меньше…

Причину внезапного заседания никто не знал. Обычно, Ирена заранее предупреждала заместителей о предстоящих «летучках» и «форс мажорных обстоятельствах».

Лунин тяжелым взглядом обвел зал. Все приглашенные сотрудники сидели на привычных местах, открыв папки для записи в ожидании объяснений, с чего их собрали среди рабочего дня. И только два человека выбивались с общего плана: бухгалтер — по тому, что была единственной женщиной в мужском коллективе, и Власенко.

На фоне дорогих летних костюмов, которых у Власенко был всего один про случай, он, в потертых джинсах и мятой льняной, на выпуск, рубашке, выглядел человеком случайным. Поначалу Лунин делал замечания Власенко. Только тот никак не мог взять в тол, зачем облачаться в костюм, когда столько удобной одежды.

Доклад пиар — менеджера Лунин почти не слушал. Может к черту послать эти уже пустые разговоры и сразу сказать, что компании нет и нет надобности в новых рекламных щитах.

Следующим слово взяла коммерческий директор. Катерина говорила, как всегда, долго и обстоятельно.

— …Расходы выросли за счет нерационального использования рабочего ресурса. Игорь Дмитриевич, я вам уже докладывала, — Стоянова смотрела на Лунина, требуя поддержки.

Лунин хотел сказать, что в сложившихся обстоятельствах, расходы уже не имеют значения. Компанию он продает. Все накопившиеся вопросы будет решать новый владелец. Он собрался сказать то, к чему так мучительно готовился с утра, как Власенко встрял в перепалку. Теперь придется выслушать еще и Власенко.

— Екатерина Михайловна, не думайте, что только вы одна деньги компании считаете. Все мы считаем.

Власенко редко спорил с Екатериной, считая ниже своего достоинства что — то доказывать женщине. Лунин в курсе и мнение коммерческого директора, которая о стройке имеет слабое представление, его волновало меньше всего. Лунин молчал. Никто с сидящих за столом не решался открыто поддержать Власенко. Со стороны все выглядело так, словно стройка зависла только по его вине. Власенко начал заводиться.

— Я понимаю, что с кабинетов как — то виднее, что трудовой ресурс — Власенко сделал нажим на трудовых ресурсах, — не приносит дохода. Тогда скажите, кто зарабатывает деньги нам всем? И, что, скажите делать, когда через день — два мы возобновим стройку? Кто тогда будет работать? Вы пойдете? Знаете, кого я найду за считанные дни?

В комнате переговоров по — прежнему висела тишина. Встревать в перепалку, когда не ясна позиция Лунина никто не хотел. Власенко по сути был прав.

— Вот — то — то. Одних алкоголиков, у которых через каждых пять минут перекур или дозаправка.

Власенко захлопнул ненужную папку и вовремя замолчал. В запасе оставалась только непечатная лексика.

— При такой безработице, Владислав Владимирович, рабочих найти не проблема. Если к данному вопросу подходить более ответственно. — главный бухгалтер не упустила возможности уколоть Власенко. Своей прямотой он раздражал Екатерину. И Лунин молчит, как воды в рот набрал. Екатерина Михайловна обвела зал.

«Вот еще — курица безмозглая. Муж и тот сбежал — успокоил себя Власенко».

— Пока бригада будет работать на третьем объекте с полной оплатой. В нас обязательства и договор и… Влад прав.

Лунин непроизвольно втянулся в рабочие проблемы, на минуту забыв о цели собрания, и упустил момент. Теперь сказать о положении вещей было совсем не к месту. Получалось унизительно некрасиво. С этого надо было начинать, а не слушать доклады. Лунин тяжело вздохнул, понимая, что экстренное совещание собрал зря. Ни сил, ни решительности сказать все, ради чего они и сидели в зале переговоров, не было. Пришлось делать видимость того, что он слушает всех.

Через полчаса совещание окончилось. Все, кроме Власенко и Стояновой, разошлись по своим кабинетам.

— Екатерина Михайловна, как обстоят дела с зарплатой? Все должны получить полный расчёт к концу месяца.

— Но, Игорь Дмитриевич, это не возможно. Если мы сегодня не закроем…

— Ладно, с деньгами что — то придумаем, — обстоятельных доводов коммерческого директора Лунин слушать не стал и дождавшись, когда за Стояновой закроется дверь, повернулся лицом к Власенко.

— Влад, у тебя есть кто — ни будь в органах?

— Очередной наезд?

— С наездом я бы разобрался без тебя. Помнишь, ты говорил о родственнике? Мне нужна консультация.

Власенко пообещал, только все это напрасно. Он и сам понимал — в таких условиях сохранить компанию не реально. Лунин впервые позавидовал женщинам. Ибо женские слезы нельзя принять за беспомощность и плакать женщинам простительно.

Лунин хотел предложить Власенко выпить, но рассудив, что выпив, может наговорить лишнего, быстро простился и пошел в пока еще свой кабинет. На мобильном телефоне, лежащем на столе, было прощено больше десятка звонков, три из которых были от Ксении…

— Игорь Дмитриевич, вам звонила Галина Адамовна, просила сразу перезвонить.

Лунин набрал номер сразу, как закрылась дверь за секретаршей. В душе что — то шевельнулось похожее на хорошо скрытую тревогу. Первое, о чем думал всегда Игорь, когда звонила мать, что Насте стало хуже. В то, что может что — то измениться в дочери в лучшую сторону, Лунин даже не думал.

Он с нескрываемой тревогой набрал знакомый номер. Слава богу, все оказалось намного проще. Очередной врач, которого где — то раздобыла мать, хочет, что — то изменить в Настиной комнате. «Профессура, значит, окончилась, раз мать перешла на простых смертных. Все правильно, если не знает врач, что делать, а деньги уже взял в качестве гонорара, то пуст хоть в комнате порядок наведет. Тоже мне — дизайнер» Всего, что думал по этому поводу, Лунин не стал озвучивать, дав утвердительное «добро» на все начинания нового эскулапа.

— Мать, давай без подробностей. Делай, как считаешь нужным, только проследи, что бы стены на месте остались.

Насте не хуже — и то хорошо.

Глава 7

Под вечер, как и вчера, началась гроза. Ливень стоял пеленой, барабаня в окна. Саша лежала на кровати, наблюдая за непогодой. Сотовая связь, подчиняясь своим законам, не работала. Дозвониться до Стрельникова не удалось и после ужина. В поисках сети она медленно прошлась по комнате, вышла на террасу, но телефон упорно молчал. Последнюю неудачную попытку дозвониться в город, как на большую землю с какого ни будь острова, Саша сделала со второго этажа. И только после того, как последняя попытка не увенчалась успехом, она вернулась в комнату, решив до утра не брать в руки телефон… Что бы чем — то себя занять, она пыталась смотреть телевизор и читать привезенные книги. На одной из попыток сосредоточиться на местных новостях она и уснула.

Внезапно вспыхнувший свет ударил в глаза зелеными отблесками. По среди комнаты стояла женщина с ребенком. Она сняла с девочки мокрую от дождя куртку и бросила на кресло. Затем взяла ребенка на руки. Она что — то говорила. Что — то смешное. Притихший ребенок ожил и рассмеялся. Не боясь разбудить весь дом, девочка смеялась звонко и счастливо. Женщина поцеловала дочку и опустила на пол.

Саша только удивилась, что ее никто не замечает. Она хотела извиниться за вторжение и объяснить, что там, в Москве остался мужчина всей ее жизни. А она не может до него дозвониться. Она и не заметила, как дверь беззвучно открылась и в комнате появилась другая женщина. Она приблизилась к девочке и та, перестав смеяться, испуганно спряталась за матерью, обхватив руками ее стройные ноги. Удивительно, как женщины были похожи между собой.

— Что тебе надо?

— А ты не знаешь? Все.

— Бери, что хочешь и уходи.

— Нет, так не пойдет. Уйти должна ты. — Женщина присела на корточках и погладила по голове девочку. — А мы останемся. Правда? Иди ко мне. Не бойся.

В ответ девочка еще сильнее прижалась к матери и заплакала.

— Я без дочери не уйду.

— Смотри, дело твое. Можете уходить вместе. Я вас не держу.

Голоса начали стихать.

Стараясь не шуметь, Саша вышла в коридор. Женщины, заняты спором, ее даже не заметили. Одна из женщин, спорящих в комнате, стояла возле Настиной комнаты. Саша, не отдавая себе отчет, подошла вплотную к незнакомке.

— Помоги им. Мне пора уходить, а я не могу уйти. Мне пора уходить, слышишь?

— Вы кто?

— Я кто? — переспросила незнакомка. — Я… — говорила женщина тихо из последних сил и ответ получился неразборчивый.

Саша проснулась среди ночи. В комнате работал телевизор. На табло телефона высвечивалась полная лесенка. В три часа ночи появилась сотовая связь.

Саша приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Дом спал. Снилась ей Кристина или другая женщина, только похожая на Кристину, Саша не разобрала. Видение быстро развеялось.

К завтраку Саша немного опоздала. Когда она появилась на террасе, Галина Адамовна с Ксеней готовились пить чай…

— Сашенька, проходите, присаживайтесь. Как спалось? Гроза не тревожила? — Галина Адамовна радушно махнула рукой, показывая на свободное кресло.

— Раз к завтраку опоздала — значит, спала хорошо, — с едва заметным ехидством отметила Ксения. Она посмотрела на Сашу так, словно уличила ее в чем — то гнусном и постыдном. Почему не спать, когда спиться. Работа подождет. Она бы и сама в такое пасмурное утро спала б с удовольствием. Но добровольно выбранная роль требовала иной игры.

— Сон — это хорошо. А я целую ночь проворочалась в постели. Только усну и просыпаюсь. Гроза. Кристина снилась. Словно живая, — Галина Адамовна тяжело вздохнула.

— Настя еще спит. Я заходила, — Саша положила на тарелку аппетитную гренку с помидорами и сыром.

Ну, проныра. Заспала и так ловко выкрутилась. К Насте она заходила. А Галина Адамовна готова верить всему. Ксения нехотя стала допивать чай. Уйти, не допив чай, было не уместно. Получалось, что она б ушла специально, чтобы не общаться с Сашей. Да, и куда пойдешь, если Настя спит.

— Галина Адамовна, мне надо поговорить с вами. Расскажите мне о Кристине, раз уж вам она приснилась.

— В смысле? — еле заметная тень пробежала по лицу хозяйки дома.

— Галина Адамовна, я спрашиваю не праздного любопытства, а лишь потому, что…

— Кроме того, что я уже говорила, мне, вроде и добавить нечего, — Галина Адамовна на минутку задумалась.

О том, что мимоходом сказала Лунина о смерти невестки, Саша помнила. Но теперь она надеялась, что Галина Адамовна вспомнит, что — то такое, чего раньше не говорила или намеренно умалчивала.

— Галина Адамовна у вашей невестки были сестры?

Зачем она задала этот нелепый вопрос? Какая разница, сколько сестер и братьев в покойной Кристины? К Насте это не имеет никакого отношения.

— Кристина с детдома.

— А родственники?

— Родители погибли, когда она совсем маленькой была. Может, родственники, какие и были, только она никогда о них не говорила. Хотя, если б были, то Игорь наверняка б знал. Секретов у них друг от друга не было.

— Вам, что такие подробности, действительно, помогают в лечении? — Ксения с ухмылкой посмотрела на Александру. Откровения о личной жизни Игоря, звучащие с уст Галины Адамовны, ей не нравились.

Ксения была тем единственным человеком в доме Луниных, которому Саша не понравилась с первой встречи. Причин было несколько.

Поначалу ее даже порадовало, что Саша далеко не красавица, какой была покойная жена Игоря, и не на много моложе Лунина. А это значило только одно — Игорь, при всей его падкости до женщин, внимания на такую точно не обратит. Нечего и думать. По — настоящему Лунина волновали только женская молодость, красивая фигура и длинные ноги. Ни какими достоинствами, с ранее перечисленных, Саша не обладала. И если б она не отказалась судачить с Ксенией о жизни Луниных, то, скорее всего, Ксения хотя бы на короткое время, подружилась бы с Сашей. Все же веселее было б переносить добровольное заточение. Но, задушевного разговора, как ни старалась Ксения, не получилось. Ни Лунин, ни мужчины в целом как класс, Александру не интересовали. Все разговоры сводились к Насти.

Говорить о девочке Ксении особо было нечего. Вопросы о том, во сколько Настя просыпается, как ведет себя, не пытается кого — то позвать, встать с постели, показались Ксении попросту глупыми. Она даже успела поделиться своими соображениями с Галиной Адамовной. Свое мнение та оставила при себе, но Ксения и без того видела, что и Галина Адамовна ожидала от Саши чего — то больше, чем пустые расспросы. И сегодня Александра задала вопрос о Кристине совсем не к месту. Не посмотрела, что рядом сидит без минуты новая невестка Галины Адамовны. Может специально? Неприязнь, зародившаяся в душе, постепенно укрепляла свои позиции.

Для неприязни была и другая причина.

В конце августа Галина Адамовна планировала, что бы Игорь с Ксенией повезли Настю к морю. От такого предложения она, естественно, была не в восторге. Роль любящей и заботливой мачехи давалась ей с трудом. Но не играй этой роли, Галина Адамовна вряд ли была б на ее стороне. А так, хотя бы изредка, да и напомнит Игорю о свадьбе. Ради будущего Ксения готова была терпеть все.

И вот долгожданная поездка откладывалась на неопределенное время, если вообще состоится. Единственное, что радовало Ксению — отсутствие результатов лечения. Она даже простила удар, который нанесла ей Александра.

Удар Александра нанесла Ксении без умысла. Даже не догадываясь, что приобрела в лице молодой женщины врага.

Первое условие, необходимое для начала занятий с Настей — наличие детской комнаты, Александра выдвинула в первый же день. В требование ничего особого не было. Ксения на правах будущей хозяйки, вместе с Галиной Адамовной осматривала комнаты. Зачем менять что — то для девочки, которая, возможно и сама не поймет перемен, она не понимала. По всем параметрам больше всего подходила гостевая. Большая, светлая комната с выходом на террасу, на первом этаже. Остается только немного расширить дверь, и Настю можно запросто вывозить на улицу.

Все правильно. Ксения с доводами была согласна. Но так бесцеремонно выбранная гостевая была ее комнатой.

— Галина Адамовна, вы думаете, стоит затевать ремонт? — Ксения улучила момент, когда они остались одни. — Настенька там уже привыкла. И спальня няни рядом. Просто ума не приложу, зачем Александра все это затеяла? От безрезультатности своего лечения, что ли? А как на это все смотрит Игорь?

С ответом Галина Адамовна не спешила. Спорить с будущей свекровью Ксения не решилась.

— Чай будешь? — вопрос Галины Адамовны вывел Ксению из задумчивости, и она автоматически кивнула головой.

Ее воротило от одного вида содержимого чашки, но отказаться не могла. Пусть Галина Адамовна видит, что даже в этом вкусы совпадают.

— Чай полезный. Молоко свежее, домашнее. Не какой ни будь разведенный порошок. Мед липовый. Без сахара. Весенний. Как пахнет! — Галина Адамовна с удовольствием вдохнула аромат. — Саша, вы как насчет чая?

— Нет, спасибо. Я знаю все его целебные свойства. Своим больным часто рекомендовала. Но самой пить — увольте. Я пью менее полезные напитки — кофе.

За столом стало веселее. Галина Адамовна, ничего не сказав о Кристине, в который раз стала рассказывать о Настеньке. Сколько всего планировали. Откуда взялась эта болезнь?

— Галина Адамовна, — Саша дождалась, когда Лунина прервется, — как Настя уживалась в садике, сколько подружек было? Когда с вами жила, скучала без родителей? Если скучала, то за кем больше?

Саша не об этом хотела спросить Галину Адамовну. Ее интересовала семейная жизнь сына, та которую обычно не афишируют. Галина Адамовна насторожилась, но, поняв, что ничего опасного в вопросах нет, начала опять с удовольствием рассказывать о Насте. Вопрос о родителях затерялся в воспоминаниях. Словно родителей и не было.

Ксения, заметно потеряв интерес к разговору, просто сидела и слушала. Встать и уйти было как — то не вежливо. Ксения, настолько погрузилась в свои мечты, что разговора почти не слышала.

Ближе к вечеру она уехала в Москву, даже не сообщив Лунину о своем приезде.

Глава 8

Директор школы вызвал Ольгу Дмитриевну в кабинет после третьего урока. Секретарь учебной части, не дождавшись вразумительных объяснений, сверилась с расписанием и отправилась в мастерскую. Ничуть не сомневаясь, что поступает правильно, она сразу набрала номер Тамары Максимовны. Может, это вовсе не сплетни, что Санин уделяет внимание новой учительнице?

Новой учительницей Дмитриеву можно назвать с натяжкой. Не такая уж она и новая. Скоро год, как работает в школе.

Санин, переложил на столе бумаги, пытаясь придумать причину срочного вызова.

Ольга Дмитриевна постучала в дверь минут через пять после звонка. Демидова зашла в кабинет с красной пластиковой папкой.

— Я вас собственно вызвал, что бы напомнить о педсовете.

Санин делал расстановку на каждом слове. Ничего умнее он не придумал, как сослаться на дела следующей недели.

— Вы по поводу доклада? В меня все готово.

Ольга Дмитриевна присела на край стула и открыла папку. Санину пришлось перевести взгляд на распечатанные листы. Он усмехнулся. Доклад соответствовал стандарту: вначале, как положено, шла мотивация поставленного вопроса, потом — анализ проблемы, с перечнем известных и малознакомых фамилий тех, кто данный вопрос уже рассматривал. После положенной «шапки» шло самое основное — как проблема касается непосредственно учебного процесса в конкретно взятой школе и так далее. Санин еще раз просмотрел доклад. Никаких перечисленных пунктов он в тексте так и не нашел. Строчки смешались. Ему вдруг стало смешно. Так не ведут себя даже старшеклассники. В каком классе краснеют на первом свидании?

— Ольга Дмитриевна, — Санин оторвался от папки и, не пряча улыбки, посмотрел на Демидову, — написано все правильно, только я бы хотел, чтобы все это, о чем написали, вы рассказали нам своими словами. Из опыта работы. Бросьте, вы эти надуманные стандарты. У нас ведь не научный совет.

Олег Константинович одернул себя. Какая разница, что она написала в этом докладе. Он готов был читать все что угодно до бесконечности. Главное, она сидит на расстоянии вытянутой руки. И он, не ожидая того, накрыл своей рукой ее сложенные рядом с папкой руки. Сколько можно вот так сидеть — он не знал. Руки у Ольги Дмитриевны были холодные. В голове мелькнула совершенно глупая мысль, что такие руки надо согреть.

В дверь постучали. Тамара Максимовна, не дожидаясь разрешения, зашла в кабинет.

Демидова быстро убрала руки со стола и смутилась.

— Хорошо, что вы здесь Ольга Дмитриевна. Олег Константинович, нам пришел запрос с гороно по поводу оптимизации кадрового вопроса. Как нам быть с Ольгой Дмитриевной, ума не приложу.

— Ольга Дмитриевна, когда исправите замечания, доклад занесете мне. Что с кадрами? — Санин задал вопрос сразу, как за Демидовой закрылась дверь.

— Олег Константинович, мы должны подать справку с отдела кадров.

— Так в чем дело?

Савин перестал улыбаться. Неужели эта справка не могла подождать?

— То есть как в чем дело? — удивилась Тамара Максимовна — Мы лучшая школа в городе. А Демидова испортит нам все показатели.

Школа действительно была лучшей в городе. Каких — то особых детей не принимали. Школьники были обычными, а вот коллектив был особый. Он коллектив этот собирал по крупинкам. И дорожил каждым в отдельности. С Тамарой надо поговорить. Может она и права относительно Борисовой? Семьдесят лет — почтенный возраст. Только никто не давал ей права унижать человека.

— Тамара Максимовна, как отдельно взятая Демидова испортит нам показатели?

Он ничего не понимал. Как Ольга могла повлиять на показатели? И почему именно Ольга?

— У нее нет высшего педагогического образования. А заочное — звучит не серьезно, если учесть, что мы изначально не имели права брать ее на работу. Без образования.

— Что вы предлагаете?

— Ну, я думаю, ты сам решишь этот вопрос.

Тамара Максимовна своим «ты» опять напомнила о единственной совместно проведенной ночи. И зачем случилась та ночь? Если б тогда он знал о существовании Ольги, никакая совместная ночь ни с кем бы у него не случилась.

— Достать липовый диплом? — теперь пришел черед удивляться Санину.

— Зачем нам еще неприятности с дипломом? Просто уволь. Учебный год окончился. Никаких проблем не будет. А в сентябре мы восстановим Демидову.

Тамара Максимовна удивилась несообразительности директора. Только чему теперь удивляться. Выходит, правда то, о чем шепчутся коллеги. Конечно, не так открыто, но все же говорят.

— Тамара Максимовна, а кто будет вести летний лагерь?

— Летний лагерь — это не только работа Ольги Дмитриевны, а всего коллектива. Справимся без нее.

— Хорошо. Я подумаю.

— Тогда, в меня все.

Обсуждать больше нечего. Тамара Максимовна простучала каблуками к выходу.

Демидову Санин не уволит. Это она поняла сразу. Только, работать в школе Демидова не будет. На этот случай в нее был запасной вариант. И вариант звался Заварзина.

Дочь Елены Заварзиной, Вера была круглой отличницей. Гордостью школы. Спортсменка, победительницей городских олимпиад. А ведь может быть иначе. Гордостью школы девочка стала не без ее помощи. Заварзина, конечно, за помощь щедро благодарила два раза в год. В начале каждого учебного года: ко дню учителя и в день рожденья. Тамара Максимовна от подарков не отказывалась. А написать заявление в гороно, что дескать в школе на занятиях кружка по домоводству игнорируют техникой безопасности, Заварзина, если все правильно объяснить, не откажет. И нарушения, если придраться, найдутся. Швейные машинки электрические. Старые. А если замыкание или пальцы попадут под удар иглы? Кто отвечать будет? Лучше б конечно, что б так оно и было, что бы случилось короткое замыкание. Только, где взять сейчас это короткое замыкание в сети?.

В Заверзиной Тамара Максимовна не сомневалась. Не криминал, не подсудное дело, а всего лишь сделка с совестью. Но, кто Елене эта Демидова, когда в следующем году дочка оканчивает школу?

Пару лет назад она уже обращалась с подобной просьбой к Елене, когда молодая математичка начала слишком открыто проявлять интерес к Савину.

Тогда Тамара Максимовна все учла. Городской отдел народного образования отреагировал и незамедлительно направил проверку в школу. Ничего того, о чем писалось в жалобе, найти не удалось. Никаких взяток математичка не брала, даже репетиторством занималась с детьми с других школ.

Санин математичку отстоял. В гороно поверили ему, а не анонимке. Но прецедент случился. Слухи поползли не только по школе, но и по городу.

Чьих рук жалоба, математичка, по каким — то своим каналам выяснила, но с Тамарой Максимовной старалась держать нейтралитет. А потом, за лето вышла замуж и переехала в другой город. Тамара Максимовна только вздохнула.

А потом случилась совместная ночь. Не появись Демидова, кто знает, сколько тех совместных ночей могло быть. Кто ж думал, что с Демидовой так получиться.

На урок Ольга Дмитриевна опоздала. Десятиминутная переменка неожиданно окончилась. Звонок на урок прозвенел, как только она вышла с кабинета директора. Как — то все неловко получилось. И зачем она положила на стол руки?

Ольга Дмитриевна посмотрела на себя в зеркало, что делала очень редко, исключительно по утрам, да и то мимоходом, когда проверяла укладку волос. Женщина, которая смотрела на нее пугала неизвестностью. Чего ожидать от нее, Ольга Дмитриевна не знала.

Глава 9

Тридцать лет назад

На цементный завод, выросший на краю поселка, а если не считать дом бабки Людьки, то можно сказать, что и вовсе за поселком, приехал новый инженер.

Геннадий Савельев на Сучковский завод, ехал без охоты. Но проживание с родителями под неусыпным материнским глазом, пугала Геннадия куда больше, чем необустроенная жизнь на периферии. К самостоятельной жизни, а точно так же и к самостоятельной работе, вчерашний студент Савельев не был готов. Но как говориться лиха беда начало…

Рабочее общежитие, куда руководство определило молодого специалиста, Геннадию не понравилось с первых дней. Хотя бы комната отдельная, а так подселили к такому же инженеру — первогодку. Если б Савельев знал, что все вопросы на счет отдельной комнаты, решаемы, но ему даже в голову не пришло похлопотать за себя.

Вечернее сетование на руководство завода и подведение итогов за день с бутылкой сомнительной жидкости, купленной недалеко от проходной, здоровья никому не укрепляют. Через год, прижив гастрит и заметив дрожь в руках, Геннадий понял, что при таком режиме, со своим хилым здоровьем, оставшиеся два года он может не успеть отработать на благо государства.

Собрав остаток слабой воли, он и перебрался на съемную квартиру. Комнату, которую ему предложила бабка Людька, квартирой, конечно, не назовешь. Все удобства во дворе. Вода с колодца и только холодная. Но все же спокойнее, да и здоровее чем в общежитии.

— Ты нос не вороти, а присмотрись к постояльцу — то, — каждый раз затевала Людька разговор с внучкой.

— А, что на него смотреть?

— Так, на себя посмотри! Пора придет — выскочишь, не глядя за местного алкаша!..

Натка с бабкой не спорила. Спорить себе дороже. Да и права бабка. Отучилась она в городе на швею, ладится работа в руках. Деньги, хоть не большие, но имеет: сидит, сгорбившись в ателье за машинкой, день — деньский. А сколько надомной работы берет — до полночи хватает. Тому платье пошьет, другому кофточку придумает такую, что в поселке больше и не найдешь. А выйдет замуж — кроме беспросветной работы еще и мужа посадит себе на шею. Тот день будет на заводе вкалывать, а вечерами «козла» забивать у подъезда. Деньги принесет только те, что не успеет пропить в день получки. А потом пойдут дети. И будет она крутиться всю жизнь, как белка в колесе.

Другой жизнью в поселке не жили. Так жила Наткина бабка с дедом Ильей, царство ему небесное. Так живет по ныне Наткина мать, таща на себе дом и в придачу мужа — забулдыгу. Нет, не такой жизни хотелось Натке. В своих мечтах она видела себя далеко от этого поселка, в котором все одинаково: дома, дворы, люди и даже судьбы.

Натка слушала бабкины наставления в пол уха. Уборка дома раз в неделю и комнаты постояльца была ей не в тягость. Если б только не бабкины причитания. Слушать о постояльце надоело. Да и было б о ком. Ничего в Геннадии такого не было. Неказистый, какой то вялый, вечно не ухоженный, с рано наметившимся животом и плешью, никакого интереса к себе в красавицы Натки не вызывал. Эх, больше б ему мужского характера, да мужской удали — цены ему не было б в поселке.

Но для себя Натка решила твердо — замуж выходить не будет. Только бабке разве скажешь. Начнет причитать. Опять заведет разговор, что только второсортных замуж не зовут. Еще немного подкопит денег и уедет в райцентр. Уже и к заведующей ателье подходила, показывала свою работу. Смелости не занимать.

Заведующая работу одобрила, правда, нашла одну мелкую недоработку. А ведь придирчиво просмотрела каждый шовчик, каждый рубчик. Замечанию Натка обрадовалась. Свой недодел она и сама видела. Значит, есть у нее мозги.

Натка готова была хоть завтра выйти на работу, да только беда с жильем — общежития ателье не предоставляло. Вот если б направление было у нее на работу, тогда и разговор другой. А так придется снимать квартиру. Она и по городу прошлась, поспрашивала за съем квартиры. Цены не пугали. Заработать всегда сможет. Вот только все хотели сразу оплату за полгода. И это оказалось не страшным. Были в нее небольшие сбережения — собиралась купить швейную машинку с оверлоком. Машинка потерпит, — решила Натка. И вернувшись в село с полной силой окунулась в работу.

Все сверхурочные были ее, дома головы от машинки не подымала — все строчила. Женщины на работе подшучивали над ней — видать, девка приданое готовит.

Вот только бабка опять голову морочит этим Геннадием, отвлекает от уборки. Подумаешь, через год уехала б с мужем в город. Она и так скоро уедет. А что жить легче было б с таким образованным, то ей и так не тяжело. Работу свою Натка любила. Вот обрадуются ее тетки на работе — конкурентка уедет! Поселок — то небольшой, почти все друг друга знают. Молодежь старается заказ сделать только в Натки. А от сюда и премиальные.

Забеременела Натка сразу, после первой ночи. И всему вина — бабка Людька. Добилась своего. Живот рос как на дрожжах, весь поселок уже судачил, а свадьба все откладывалась и откладывалась.

Только Натка по этому поводу не унывала. Будущие свекры уже приезжали на смотрины. Все прошло, как полагается. Стол накрыли, пригласили соседей, кумовей. Отец и тот, чувствуя ответственный момент, не напился, не свалился как обычно под стол. Все было как у всех в поселке. Свадьбу наметили на конец месяца.

После удачных смотрин Геннадий, собрав пожитки, уехал в Москву вместе с родителями. Останется только Наткины вещи забрать и прощай поселок!

По настоящему Натка забеспокоилась только ближе к свадьбе, когда на все ее звонки в трубке раздавались короткие гудки. Натка выждала два дня, надеясь, что в Геннадия телефон починят, но когда опять не смогла дозвонится — поехала в райцентр. Нашла начальника АТС, объяснила всю ситуацию с телефоном. И только когда начальник, пожилой мужчина, спросил адрес жениха, оказалось, что Натка толком ничего не знает. Москва — город не маленький.

Осталось надеяться, что Геннадий, не сегодня — завтра, сам приедет. Только несостоявшегося мужа Натка так и не увидела ни за день до свадьбы, ни после. Откуда, ей наивной простушке было знать, что не годилась она в невестки Савельевым. И сватовство они задумали лишь с одной целью — без шума увезти сына домой. А телефон отключить большого ума не надо, а потом и вообще сменили номер.

Осенним дождливым днем Натка родила двух девочек — близняшек. Так в Сучкове появилась еще одна мать — одиночка, что для поселка было не ново.

Глава 10

Ксения придирчиво посмотрела на себя в зеркало и заправила кокетливую прядь за ухо. Волосы, от природы были настолько хороши, что не требовали особого ухода. Даже спросонку беспорядок на голове выглядел так, словно над ним поработала рука мастер. Волосы, как и многое другое, ее не устраивали. Всегда казались то слишком тусклыми, то короткими, то излишне длинными. Результат посещения салона Ксению не удовлетворил. Девушка стояла в стороне, наблюдая за клиенткой. Наконец — то Ксения поднялась с кресла и недовольно вздохнув, выдавила спасибо.

Где они находят безруких мастеров? Если б салон был копеечным — тогда простительно, а так.

Припарковав машину, Ксения не спеша направилась в кафе, ловя на себе оценивающие взгляды мужчин. Окинув взглядом свое отражение в витрине магазина — осталась довольной собой.

Невесомый сарафан с последней коллекции подчеркивал тонкую талию. Она представила завистливый взгляд подруги. Вот только волосы портили все картину. Хотелось чего — то кардинально нового.

Совсем молодой парень, столкнувшись в двери с Ксенией, с интересом посмотрел ей в след.

— Теряешь сноровку! — вместо приветствия ехидно заметила Светлана. — Бедная молодежь стала засматриваться.

— Бедные в такие заведения не ходят. Но если засматривается- это не плохо. Что поделаешь, если принимают за ровесницу.

Ксения на ходу уловила завистливые нотки в голосе подруги и достойно парировала подруге.

— Мне — воду без газа и с лимоном.

Последнее распоряжение касалось официанта. Томный, нарочито игривый голос Ксении, прозвучал неестественно пискляво.

«Тоже нашла, с кем заигрывать — с официантом» Светлана еле сдержалась от колкости.

— Жаль, что не была на вечеринке. Столько пропустила. Представляешь, Аксакова замуж выходит.

Кто такая Аксакова, Ксения не помнила, но подтекст уловила сразу. Некоторое время они молчали. Ксения с удовольствием пила холодную воду. Судя по цене, воду здесь подавали добытую исключительно с ледников Антарктиды.

— Как дела на личном фронте? Как жизнь вдали от цивилизации? Мне вот, Макс кольцо подарил, — не дождавшись ответа подруги, Светлана протянула руку.

На тонком пальце со свежим маникюром красовалось простенькое платиновое колечко. Вся ценность его состояла только в цене, которую заплатил новый любовник. Ничего не скажешь — умела выбирать Светлана мужчин. Даже Игорь достался Ксении по наследству от Светланы.

— Жизнь, в дали от цивилизации, очень спокойная, размеренная…

— …и тоскливая. Ох, Ксюша, с твоими данными уже давно б Лунина женила на себе. И было б у тебя все. Денег у него куры не клюют. А то засела в глуши. Хотя, если разобраться, где еще ковать свое счастье, как не в глуши. Никаких соблазнов.

— Деньги, конечно, в Игоря есть, — Ксения сделала глоток воды. — Только к деньгам еще и довесок. Притом не один: мать и дочь.

— То есть — свекровь и падчерица. Ну, не так и много нахлебников. Слушай, а где твой загар?

— Весь загар еще впереди. Хотя, даже не знаю, будет ли он вообще в этом году. И все из — за Галины Адамовны.

— Игорька не пускает?

— Тебе б только смеяться. Представляешь, она где — то нашла «целительницу».

— Да ну, — Светлана удивленно округлила глаза — Настоящую?

— Я тебя умоляю. Обычный врач. Ходит, вопросы задает. Галина, так прямо в рот ей смотрит. Представь, меня выселили с комнаты.

— То есть, как выселили?

— А вот так. Для Насти подошла только эта комната. И никто меня не спрашивал. Да, ну, ее эту комнату. Но это еще не самое — самое. Вот когда они поехали выбирать обои для детской — это было зрелище! Настю повезли с собой.

— Подожди, ты же говорила, что девочка не ходит?

— В том — то и дело, что не ходит. Толик, водитель Галины Адамовны, усадил ее в машину, коляску сложил в багажник и вперед!

— И что выбрала обои? — Светлана прыснула со смеху, представив зрелище в магазине.

— Выбрали. Единственное, что меня радует в этой семейке — не надо с Настей возиться.

— Доктор возится?

— Она тоже хитрая. Привезла тетку какую — то и говорит, что лучшего инструктора не найти. И что — ты думаешь, с утра посидит в детской, днем прогуляется в саду с коляской и перед сном съездит к лесу. И все ее лечение. А остальное время эта инструкторша да нянька с девочкой.

— Я не пойму, ты чем недовольна? Пусть возятся, сколько влезет. Или может Игорь засматривается на докторшу?

— Ни на кого он не засматривается. — В голосе послышалась растерянность. Шпилька, отпущенная Светланой, достигла больного места.

— Я бы на твоем месте ускорила бракосочетание.

— Как?

— Прибегла б к старому проверенному способу — родила б Игорю ребенка.

— Ты в своем уме? Как родить?

— Обычно. Как все.

Ксения, представив себя беременной с животом и отечными щиколотками, нервно передернула плечами. Синие глаза стали бездонными. «Рожать как все, — ничего себе придумала. С деньгами найти суррогатную мать — не проблема. Но это еще не скоро, — постаралась утешиться себя Ксения».

— Ты, что хочешь, что бы у меня ребенок был калекой?

— Почему калекой? Это ж не по наследству, а в результате травмы, — Светлана удивилась непроходимой тупости приятельницы. — Смотри, упустишь жениха.

— Не упущу.

Ксения замолчала и стала задумчиво рассматривать Светланино кольцо. Может, сегодня тот вечер, когда и ей Игорь подарит. Ведь ради чего — то собираются гости в Галины Адамовны.

Испытательный срок давно истек. Даже для руководящей должности достаточно шести месяцев. Она в неопределенности жила почти год. Все сроки истекли вчера или позавчера. Аксакова выходит замуж. Светка с кольцом. Не сегодня — завтра выскочит замуж.

Настроение от встречи с подругой окончательно испортилось. Ксения посмотрела на часы и обрадовалась — за город они вернутся вместе с Луниным.

К приезду Лунина готовились целый день. Ожидали и Степанкова. С утра Галина Адамовна дала распоряжение на счет ужина и оговорила Глашей меню на остальные два дня, пообещав, за сверх урочные дополнительный выходной.

Ни в одном ресторане не готовили мяса так, как готовила Глаша. Свежая вырезка, замаринованная в специальном чесночном соусе, запекалась в тесте в деревенской печи, протопленной дубовыми ветками. Мясо получалось необыкновенно сочное, мягкое с особым запахом специй и дубовых веток. Горничная проветривала и готовила две спальни.

Даже, Настя выглядела бодрее обычного. Возможно, новая обстановка, другая комната с выбранными обоями, яркая одежда, частые прогулки на свежем воздухе, несколько часов упражнений, которые она пусть с трудом, но все же выполняла — делали свое дело.

Степанков, к Сашиной радости, приехал раньше всех, не дожидаясь Лунина. Одно дело говорить по телефону и совсем другое, вот так не спеша прогуливаясь.

— Саша, я начинаю думать, что напрасно тебя отправил. Надо было самому ехать. Как дышатся, — Степанков набрал по — больше воздуха и задержал дыхание.

— А еще дойдем до леса, вообще голова закружится.

— Травимся кислородом?

— Кислород в избытке. Плюс отсутствие сильных раздражителей, транспорта, безработицы, налогов, начальства, обязательств.

Степанков рассмеялся, обняв Сашу за плечи.

— Ты, смотрю, станешь в этой глуши философом! В меня, представь, доклад на подобную тему. Правда звучит довольно сложно. Как — ни как, профессор читает. Но суть, если говорить просто, сводится к тому, что для решения очень сложных вопросов или свалившихся проблем, надо поселиться в маргинальном месте вроде этого. Человек пребывает на природе в своем естественном состоянии. Минимум ролей и масок. Он начинает понимать, что для жизни надо совсем не много, что бы удовлетворить физиологические потребности, а все остальное должно быть направлено на личное развитие. А для этого надо время, что бы думать и ощущать. Вот, скажи, среднестатистический человек часто задумывается о смысле жизни, о истинных своих целях в этой жизни?

— Глупости. Я не имею в виду твой доклад. Не надо задумываться ни над каким смыслом жизни. Надо просто жить.

— Вот — вот! — ожил Степанков, — Среднестатистический человек и не задумывается. Он занят выживанием, удовлетворением потребностей, причем, заметь, навязанных модой, общественным мнением. А те не многие, которые начинают доискиваться смысла, попадают ко мне на прием.

— Юрочка, может лучше ни о чем не думать глобально, а просто жить без гонки, без оценки «я лучше или хуже других?»

— Может и так…Но только, как ты говоришь, жить и не получается.

— Юра, ты такой умный, лучше скажи, что мне делать?

— Если ты о Насте — не знаю, честно тебе говорю. Но выглядит намного лучше. Ты знаешь, а я ведь не додумался тогда им посоветовать, хотя бы комнату сменить. Хотя, заметь, тоже обратил внимание на унылость. Ты мне скажи, как удалось сподвигнуть на все эти перестановки Игоря? Лунин по натуре консерватор.

— Да ни как. Я с ним лично знакома шапочно. Забежал в столовую, представился, сказал, если что понадобиться, что бы говорила Галине Адамовне и уехал.

— И как он тебе?

— В смысле? Никакой. Дочери мог бы больше внимания уделять.

О том, что Лунин произвел неприятное впечатление, она промолчала. Вежливый. Воспитанный. И если б не скользкий, оценивающий взгляд, то Лунин был обычным мужчиной, занятый с головой своим бизнесом. И голос у него был красивый, но в холодном деловом тоне чувствовалась предвзятость и ирония. Вот таких, напыщенных, уверенных в совей правоте и неподражаемости, Саша и не любила. Ибо совсем не понятно, как такой человек поведет себя, выбей у него почву из под ног.

— В меня такое чувство, что все что — то скрывают от меня и друг от друга.

— Не придумывай. Что скрывать? Не станет же Игорь рассказывать, как его дела в строительном бизнесе.

— Причем здесь его бизнес. Все здесь как — то не так. Я — то знаю. И еще, — Саша вернулась к наболевшему вопросу, — у Насти отсутствие движений — вторичный процесс. Тогда, в чем причина?

— Я тебе рассказал все, что сам знал, но это, так сказать информация для прессы…

А что там на самом деле — я не знаю. Мы с Игорем не настолько близки, что бы он мне как на духу исповедовался. Ох, как здесь хорошо. В озере купалась?

— Как ты думаешь, что могло случиться с девочкой, что бы она настолько ушла в себя?

Степанков сел на траву.

— Садись. Не бойся, клещей уже нет. Окончился их сезон.

Он примял рукой траву, удостоверившись, что ничего страшно кусающегося действительно нет. Саша с недоверием посмотрела на Степанкова, но выбора не было. Не стоять же ей как каланча среди луга. Степанков с удовольствием потянулся всем телом.

— От обиды, — Степанков выждал пока Саша примостится рядом, — чаще бывают неврозы, болезнь печени, желчного пузыря. Ожирение тоже, кстати, от обиды. Чувство вины может спровоцировать суицид. Чего еще ты не знаешь?

— По — твоему, выходит, что с чувством вины тяжелее жить, чем с чувством обиды?

— Это не — по — моему, это — статистика. Большинство тех, кто сиганул с десятого этажа, мучило чувство вины: не достаточно красивая, виновата, что не оправдала надежды любимого, родителей, начальника и так дальше. Я виновата в несчастьях других…и в петлю.

— Слушай, а как мне поговорить с Луниным?

— О чем?

— Об отношения девочки с покойной матерью?

— Что там может быть интересного? Отношения как у всех. Обеспеченная семья. Это ж не проблема куска хлеба, что бы мать жертвовала собой. Да и девочка совсем была маленькая, что бы что — то понимать в семейных неурядицах, если те даже и были в семье.

— Я не об этом. Понимаешь, отношения могут быть разными. Мать может души не чаять в своем чаде, возведя в ранг ангелов. А потом этот ангел садится на голову, превращаясь в маленького деспота. Но меня настораживает только одно — почему, как ты говоришь, в благополучной семье, девочка в таком состоянии после аварии осталась с бабушкой, а не мамой? Выходит, девочку ограждали от матери? Или мать ограждалась от дочки? Ты, кстати, хорошо знал Кристину?

— Видел на каком — то празднике в ресторане пару раз, а так, чтобы общаться, как с тобой — нет. И еще в больнице раз заходил к ней, когда Настю смотрел. Так, что правильнее сказать — вовсе не знал. А почему, ты думаешь, что Настю Галина Адамовна оградила от матери?

— А ты много видел матерей, которые оставляют на попечение бабушкам больных детей? Вот так просто, без причины? Значит, причина должна быть.

— Хотя, — Степанков резко сел, — ты права. Я как — то даже не подумал об этом.

— Поговори с Луниным, что бы он уделил мне время. Хочу поговорить с ним один на один.

После первого знакомства, говорить с Луниным, Саше, честно говоря, совсем мне хотелось. Его нескрываемый цинизм и предвзятость, не располагали к задушевным разговорам. Да и не будет он разговаривать с ней откровенно.

— Как тебе здесь в целом, а то мы все до делах да о делах?

— Нормально. Даже интересно. Столько всего. Галина Адамовна очень стоически все переносит. Выдержка еще та. Ведет дом. Обслуживающий персонал добродушный, может немного простоватый, но по чисто человеческим качествам — лучше не найдешь. Дальше кто там у нас, ага — Анатолий. На нем все держится. Безотказный, бдительный, я бы сказала — неусыпный. Наверное, Галине Адамовне повезло с таким управляющим. Ксения — очень красивая и какая — то пустая.

— Мечта мужчины!

Саша не стала возражать. Пьянящий, свежий воздух и бескрайнее вечернее небо над головой действовали умиротворяющее.

— Ну, что давай возвращаться? Кажется, Лунин приехал. Как ты думаешь, я смогу с ним прямо сейчас поговорить? Потом начнется ужин и не до разговоров будет.

— Попробуй.

Пока все готовились ужину, Саша все это время ожидала Лунина в холле.

— Игорь Дмитриевич, вас можно на несколько слов. — Саша обрадовалась, увидев Лунина в хорошем расположении духа. — Я бы хотела поговорить с вами до ужина, а то после застолья какие уже разговоры.

Лунин посмотрел на нее с головы до ног, находя недостатки фигуры. Иначе на женщин он не смотрел. Он тут же пожалел, что так не вовремя спустился вниз. Последние дни он не только говорить — видеть никого не мог. Если б мать так настойчиво не требовала его приезда, он бы проторчал бы до утра в каком — ни будь баре. Чтобы от грохотавшей музыки в голове стало пусто, и ни одна мысль не успела даже зародиться.

Теперь ему ничего не оставалось, как уделить внимание свалившейся на голову Александре. Он даже огляделся вокруг, ища глазами Ксению, как спасение. Лунин молча, в знак согласия, кивнул головой, и направиться на террасу.

— Я вас слушаю. Задавайте свои вопросы. — Лунин мельком посмотрел на часы, присаживаясь возле столика.

— Скажите, вы были счастливы в браке? Поймите меня правильно — это не праздное любопытство.

У нее были и другие вопросы, но задавать их стоит по мере ответов.

— Был ли я счастлив в браке? — брови Лунина от удивления медленно поползли вверх. — А причем здесь моя личная жизнь? Что значит, «как мы жили»? Как мы спали? — Лунин растерялся и одновременно рассердился на себя.

Да и вообще, что возомнила о себе эта курица. Если комнату для Насти переделала, то можно лезть и к нему с дурацкими вопросами?

— Я не намерен обсуждать ни с кем свою личную жизнь. К состоянию моей дочери это вообще не имеет отношения. А когда мне понадобиться психоаналитик, поверьте, я его найду сам. — он улыбнулся привычной надменной улыбкой, после которой кому угодно перехотелось бы задавать вопросы. — Занимайтесь лучше Настей.

Нагрубил он ей специально. А чего она хотела? Окажись на его месте, чтобы сама сказала о своей личной жизни чужому человеку? Ничего. Не говорить же на самом деле, что она безумно любит Стрельникова, а у того появилась женщина. Сможет он бросить ее ради той женщины? А если даже и не бросит, то, как с этим жить дальше? И стоит ли жить вообще?

— Если вы не хотите ничего говорить — не говорите, — Саша проговорила в спину уходящему Лунину. — Знаете, единожды солгавши…

Лунин так резко обернулся, зацепившись ногой за стул, что она не успела договорить притчу Пруткова до конца.

Единожды солгавши, кто тебе поверит?

К восьми часам, всех пригласили на ужин. Идти к столу Саше не хотелось. Но отказаться было неловко. Пусть Лунин не думает, что ее так запросто можно сбить с толку или обидеть.

Когда Саша спустилась вниз, почти все были в сборе. Стол на этот раз накрыли в саду посреди лужайки. Белоснежная скатерть, с серыми диковинными цветами, отсвечивалась от низкой подсветки, расположенной при самой земле. Еще немного и должен рассыпаться фонтан петард.

Столовый сервиз, без особой претензии на роскошь, был удачно подобран. Белоснежное стекло, обрамленное серой широкой полосой, смотрелось безупречно. Создавалась впечатление, строгого, холодного ансамбля. Не было только Лунина. Степанков разговаривал с Галиной Адамовной.

Судя по тому, как кивала головой в знак согласья Галина Адамовна, речь шла о Насте. Ксения держались особняком. Явно, роль хозяйки дома ей пока не удавалась. Атмосфера за столом была напряжена. Больше всего Саша не любила таких застолий, где каждый сам за себя и все вместе взятые — чужие люди. Она села рядом со Степанковым, напротив Ксения и Игорь Лунин. Галина Адамовна — во главе стола.

Разговор крутился вокруг погоды, дорог, московских новостей. Напряжение, исходившее от Лунина, усиливалось. Он отстраненно смотрел на сидящих за столом. Даже на вопрос ответил невпопад.

Он не любит Ксению. Постоянно изменяет. Может он и Кристину вовсе не любил? Откуда Степанкову знать? В чужую душе не заглянешь, а если и заглянешь — не поймешь. А может, наоборот, любил жену? Оттого и трудно о ней говорить. Но, мне мог бы и не грубить. Почему я видела две почти одинаковых женщин? Сестры? Ни какой родни у Кристины не было. Галина Адамовна знала б.

Комфортно за столом было только Степанкову. Он с удовольствием рассказывал анекдоты и случаи из жизни, еще больше похожие на анекдоты. При этом он разливал женщинам вино, а себе и Лунину подливал коньяк.

— На тебя уже жаловались, — тихо одними губами проговорил Степанков.

— Даже могу угадать с первого раза кто. Лунин.

— Чего ты полезла к нему с расспросами? Не могла подождать до завтра? Чисто напугала мужчину, — балагурил Степанков. — И смотрит он на тебя слишком часто. Что я скажу Стрельникову?

Коньяк ударил слегка в голову, и Степанкову хотелось слушать только себя, но видя, что Саша не поддерживает его шуток, предложил тост за женщин. Говорил он долго и витиевато, но довольно слажено и трогательно.

После выпитого, обстановка немного разрядилась, разговор стали поддерживать все, даже Лунин. В это время, сославшись на Настю, Саша покинула компанию.

Застолье затянулось, судя по громкому голосу Степанкова, далеко за полуночь.

Лунин пожалел, что спланировал отдых до понедельника. После разговора с Сашей, ему перехотелось оставаться здесь еще на два дня. Если б не Степанков, он точно уехал бы рано утром, сославшись на неотложные дела. Но, вспомнив, с каким трудом ему удалось уговорить Юру отложить все дела и поехать на выходные за город. Сколько тот потом давал заданий секретарю, переносил консультации, собирал бумаги и книжки, что бы поработать в сельской тиши, и теперь уехать, прервав отдых, было б верхней степенью свинства.

Главное — не лгать. Главное — не лгать. Стоило только посмотреть на Сашу, как слова назойливо застучали в голове Лунина.

А если ложь ради спасения. А если ложь — самоутверждение. Ей легко сказать и уйти. Много она понимает. А если выхода другого не было. Главное — не лгать.

Он солгал один раз в жизни. Следующая ложь даже ложью не была. Она была самой жизнью. Он старался не думать об этом. Он приучал себя, что все, что было это всего лишь кем — то придуманная история. Он бы и поверил в это, если б не такая цена. Цена имела две составляющие. Первая — бизнес. Но, если б только бизнес…Он махнул бы рукой и подписал все бумаги. А потом начал все сначала. Дважды он начинал с нуля. Первый раз у него просто отжали бизнес. Но тогда он был зеленый и неопытный. Второй раз — накрыл дефолт. Но тогда он ничего не боялся. Он знал, что победит. И теперь он так легко не сдастся. Бизнес так просто, как они хотят, он не отдаст. Он потянет время, а там, смотри, что — то измениться.

Только от страха никуда не деться. Останься он гол как сокол, все равно заставят платить. Шантаж никогда не окончиться. Через год, через десять, но они появятся и снова отберут все.

В милицию с теми документами они сразу не сунутся. Он мог бы нанять штат лучших адвокатов. От обвинений ничего б не осталось, но как он потом будет смотреть в глаза дочери? Что скажет матери? Он лгал всем. Даже себе.

Не прислушиваясь к разговору за столом, Лунин налил себе коньяка и молча выпил.

Счастлив ли он был в браке? На этот вопрос он не мог ответить даже себе, а не то, что Саше. Раньше — да. А потом он уже не думал, с кем был счастлив и каким счастьем.

Женился Лунин очень быстро, минуя длительные ухаживания, избегнув недомолвок, которые часто случаются у влюбленных. Взял и женился.

Он всегда нравился женщинам. И если не лично он, то его кошелек — точно. Его волновали только длинноногие и длинноволосые девицы. Курящие дорогие сигареты и пьющие только виски. Единственная цель от таких знакомств была только постель. Зачем ему столько женщин, проходящих через его постель, он не знал. Может, будь он физически уродлив, тогда было б понятно — борьба с комплексом неполноценности. А так?

Достигнув цели, Лунин быстро терял интерес к кувырканию в постели. И начиналась новая охота…

С Кристиной он познакомился совершенно случайно, представ перед девушкой далеко не в лучшем виде. Будущая жена, как и все предыдущие женщины, была красива. Только с одним отличием. К природной красоте прилагались мозги.

Мать сегодня спросила о родственниках Кристины. Какое теперь значение имеют родственники?

Родственники Кристины… Были. Только об этом он никому никогда, ни под каким предлогом он не расскажет. Это сначала их не было.

Он верил, что в девушки с детдома, без роду и племени, никаких родственников нет. Иначе, они бы не отправили ее в детдом. Так говорила Кристина. Вернее, ему было все равно, что она говорила. Ее прошлое Лунина не волновало. Даже окажись, что этих родственников с цыганский табор — ему было б все равно. Приветствовать он их не собирался, да и общаться то же. А не было — так и вовсе хорошо.

О детдоме Кристина никогда не вспоминала. Он с расспросами не лез. Что хорошего в этих воспоминаниях?

Спустя месят после знакомства, он, вопреки причитаниям матери, женился. Брак, как полагал сам Лунин, удался. Если не считать быстротечных увлечений на стороне, то он был безупречным семьянином.

О его романах Кристина узнала через год и собрала вещи. Он понял одно — если жена уйдет, то навсегда. Он единственный раз стал перед женщиной на колени. И она его простила.

Еще через год родилась Настя. В своих женщинах он души не чаял. Идеальный брак длился целых пять лет. И мог бы длиться всю оставшуюся жизнь, если б однажды Лунин не солгал… себе.

Глава 11

— Все уехали, — сообщила Ксения, когда Саша спустилась к завтраку. — Галина Адамовна поехала в турагентсво. Игорь еле уговорил неделю отдохнуть. Вам не говорила, Настю берет с собой?

— Отдых Галине Адамовне, конечно, не помешает. Настя никуда не поедет. Пусть занимается с инструктором. Да и что за отдых получиться у Галины Адамовны с Настей?

Саша, не дожидаясь, когда Глаша уберет со стола, поставила на поднос посуду и направилась на кухню.

— Ой, Александра Ивановна, зачем вы принесли, я бы сама убрала. — Глаша добродушно улыбалась, при этом ее руки жили отдельной жизнью, шинкуя капусту. Длинный тяжелый нож, едва коснувшись кочана, ровненькой полоской укладывал капусту на деревянную доску.

— Ловко у вас, получается.

— Ай, ничего сложного нет. Капуста в этом году уродила хорошая, не то, что в прошлом.

Саша поставила чашки в мойку и присела на стул. От этой дородной, опрятной женщины исходило такое внутреннее тепло и спокойствие, что она почувствовала себя маленькой девочкой.

— Глаша, вы давно здесь работаете?

— Давно. Сначала я рабочим обеды готовила, когда только стройка началась, а потом пригласили на постоянную работу. Потом года два никто здесь кроме сторожа не жил. Даже хозяева не наведывались. А теперь, снова позвали.

— В Галины Адамовны чутье на хороших людей.

— Да какое там. Меня нанимала Кристина покойная. Вот хозяйка была, так хозяйка. Все в нее ладненько получалось. Вся такая худенькая, тощенькая, а энергии, дай бог каждому! И откуда она бралась в нее, ума не приложу. Утром, пока свою боевую тропу не оббежит, к завтраку не притронется. Да и чай с гренком — разве это завтрак? — сокрушилась Глаша. — Потом до обеда сидит в мастерской. Настя, на что маленькая, а то же с ножницами возилась. Кристина Геннадиевна иногда показывала свою работу. По мне, так только материю зря переводила. Платьица такие все чудные шила. К выставкам или как они там называются, готовилась.

— К показам моды, — подсказала Саша.

— Во — во. К показам. К ним готовиться куда сложнее, чем капусту шинковать. И двор весь держался на ней. Все тропинки сама размечала. Клумбы, заметили какие красивые? Розы ее цветут, а самой — то нет, — Глаша смахнула набежавшую слезу. — Последние годы, садовник за всем смотрит, а начала — то все Кристина Геннадиевна.

— А что с мастерской?

— С мастерской? — удивилась Глаша. — Так нет мастерской. Кристина, как оправилась после аварии, сделала там этот кабинет, как его…Где здоровье поправляют…

— Спортзал, — подсказала Саша.

— Днями пропадала там. Говорила, что врачи сказали, мол, надо больше заниматься спортом…

— Глаша, скажите, а как жила семья Игоря Дмитриевича в целом?

Она понимала, что вынуждала женщину к сплетням, но и сама Глаша от скуки не прочь поговорить хоть о ком. Все же веселее на кухне за разговорами.

— Жили — то они по — разному. Галина Адамовна поначалу была очень придирчива. Недолюбливала она Кристину. Вида, конечно, не подавала. Да разве это скроешь. Со стороны, оно, знаете, многое видно.

— Кристина не ладила с Галиной Адамовной?

— Она старалась ладить. Не спорила никогда и уважительно относилась к ней. Только Галина Адамовна хотела не такой невестки. Кристина — то детдомовская. Что с нее возьмешь? Думаю, Галина Адамовна стеснялась ее. Только напрасно.

Глаша открыла кастрюлю и замолчала. Попробовала борщ и, оставшись довольной, принялась шатковать капусту на соленье.

— Бывало, Кристина Геннадиевна завтрак приготовит Игорю Дмитриевичу, а Галина Адамовна всегда со своими замечаниями, такими, знаете, обидными. Да только Игорь Дмитриевич любил Кристину. Это, знаете, то же видно. Потом Настенька родилась. Галина Адамовна стала чаще приезжать и все поучала Кристину, как воспитывать ребенка. Как по мне, глупость, конечно. Кому лучше знать ребенка, как ни матери? На то она и мать.

Горка капусты выросла и Глаша ловко переложила ее в большую кастрюлю. Ловко протерла стол и никаких следов кипевшей работы.

— Потом все изменилось, правда. Но это после болезни Кристины Геннадиевны.

— А, что Кристина болела?

О болезни жены Лунина Степанков ничего не говорил. Может состояние Насти связано с болезнью матери? Сколько болезней передается по наследству. Но, Степанков знал бы. Даже, если он не знал, то зачем от меня скрывать?

— Чем болела, я не знаю. Игорь Дмитриевич возил ее на лечение куда — то за рубеж. После этой болезни она стала совсем другой. Работу забросила полностью. Да я вам уже говорила.

— Глаша, скажите, почему Галина Адамовна забрала Настеньку в город? Здесь на много лучше. Столько места во дворе, и воздух.

Глаша не успела ответить. На кухню зашла Ксения. Саша ничего не оставалось, как поблагодарить Глашу и идти заниматься своими делами.

Дела были неспешные, каждодневные. Настя и та начала привыкать: сначала зарядка с инструктором, потом Саша читала ей книжку, потом опять занятие с инструктором, но уже специальными упражнениями. Потом они ехали к озеру и возвращались к обеду.

Галина Адамовна к обеду не приехала. Ксения, наскоро перекусив, оправилась на речку загорать. Дневной отдых касался всех.

Молодая женщина вошла в комнату без стука. Саша даже удивилась, что она как то идет странно — не касаясь паркета, словно скользит по воздуху. Ее тихий голос зазвенел прямо в голове. Она показала рукой на Сашину кровать. Рядом с подушкой лежала толстая книга. Под окнами Анатолий что — то уронил. Металлический предмет надсадно загремел, покатившись по плитке.

Что говорила дальше женщина, Саша не разобрала. Голос стал еле слышным. Незнакомка исчезла. Саша проснулась. Никакой книги рядом не было. Для достоверности Саша запустила руку под подушку.

В доме царила послеобеденная тишина. Она посидела на кровати, стараясь не забыть, что говорила женщина. Тихонько, чтобы никого не потревожить, она направилась на второй этаж.

Саша огляделась и тихонько открыла дверь бывшей комнаты Кристины. Первым делом надо найти книгу или журнал с сочной зеленью. На видном месте ничего не было. Смотреть в шкафах было неудобно. Мало ли, что можно подумать, застав ее за таким занятием. Саша плотно прикрыла дверь и подперла ее креслом. Если вдруг кто зайдет, она что — то придумает на ходу. Все же лучше, чем застанут врасплох.

Она планомерно, не спеша осмотрела комнату. В шкафу аккуратно висела одежда. Внизу стояла обувь. Саша присела и посмотрела на обувь с близи. Туфли на размер больше ее. Обувь была кожаная, но смотрелась довольно грубо. Каблук неудобный: ни высокий и в то же время не низкий. На таких каблуках ноги быстро устают.

В другой части шкафа на стеллажах, кроме странной подборки журналов «Криминал», «Авторынок», «Мир неизведанного», ничего не было. Саша мельком пролистала последний журнал. Сплошная ерунда, рассчитана на малограмотного читателя. Та же желтая пресса только другого толку. «Ни уму, ни сердцу — сказал бы Стрельников».

Зачем домохозяйке, читать такие журналы? Хотя, может она хотела купить новую машину. Допустим. А чем Кристину заинтересовал криминал? Может, вместо детективов. Саша вернула журналы на место.

С мебели остался только комод. Дверца заперта. Саша потянула на себя выдвижной ящик. Стоило запирать комод, если ключ лежит в ящике. Кроме журналов, с той же серии, что в шкафу, книги с зеленой рощей на обложке не было. И только в самом низу, под журналами кройки и шитья, лежал толстый, сделанный под старину, альбом. Никакой зеленой рощи на нем не было.

Со второго этажа с альбомом под мышкой она спустилась спокойно. Ничего необычного в этом не было. Она могла нести очередную книжку для Насти.

Усевшись поудобнее на кровати Саша открыла альбом. Она с удовольствием пересматривала альбомы, но только свои. Каждой фотографии предшествовала никому, кроме нее, неизвестная и понятная только ей жизнь. Она знала, что было после того, как сфотографировалась, о чем думала, и что делала потом. Каждая личная фотография — отрезок времени и маленькая частичка жизни.

Чужих альбомов Саша не любила. Вторжение в чужую жизнь было не интересно. Пересилив себя, она открыла альбом Луниных.

На первой странице была фотография ослепительной красавицы. Эту красавицу, она уже видела. Саша напрягла память. К ней на прием точно не приходила. Да и придти Кристина не могла. В ту пору она еще не работала в Степанкова. Саша, осторожно отжав тоненькие металлические уголки, извлекла фотографию. На обратной стороне красивым каллиграфическим почерком выведена надпись, с которой следовало, что девушку зовут Тина и дарит она эту красоту Игорю. Надо полагать Лунину. Ниже стояла дата десятилетней давности.

Значит, это и есть мать девочки — Кристина, Тина. То, что женщина была красавицей, Глаша не кривила душой. Открытая улыбка. Так улыбаются только очень счастливые люди, или глубоко верящие в счастья.

С фотографии на нее смотрела женщина с недавнего сна.

Следующую страницу альбома занимала фотография Лунина. Лицо не выражало особой радости, но все же лучше, чем теперь. Дальше шли фотографии больше коллективные. Судя по снимкам, чета Луниных имела много друзей, была гостеприимна и умела весело отдыхать. Эти фотографии Саша просмотрела быстро. На двух фотографиях Лунин запечатлен с Кристиной в обнимку. На последней фотографии Кристина была уже беременная.

А дальше, казалось, был запечатлен каждый шаг беременной женщины. Саша внимательно просматривала альбом. День рождения Насти. Большой торт в форме бабочки с одной свечой. Остальные фотографии то же были детские. Настя взрослела на глазах.

Последняя фотография в альбоме опять со дня рождения девочки. Торт поражал воображение: огромный замок, на башнях которого примостилось шесть фей — свечей. Насте исполнилось шесть лет. Больше в альбоме фотографий не было.

Возможно в другом альбоме. Ведь Настя переехала к тому времени к бабушке. Только почему?

Саша поймала себя на мысли, что все время, ей не дает покоя какое — то несоответствие. Она не могла понять в чем это несоответствие, но ощущение, что она, что — то упустила, не только не проходило, а напротив, становилось все отчетливее. Она еще раз мельком пролистала альбом.

Что — то насторожило ее в самом начале, но мысль уже ускользнула.

Глава 12

Последние дни Лунин ничего не делал. С утра, предупредив Ирену, что его ни для кого нет, он пил в одиночку. После коньяка на короткое время становилось легче. Потом опять накатывало. Виной всему был разговор с Сашей. Что она имела в виду, когда говорила о лжи? Может, сказала просто так — для красного словца. А он с понедельника за бутылкой.

Шум в приемной вывел Лунина с прострации. Так громогласно мог шуметь только Власенко. Не смотря на увещевания Ирены, Власенко забарабанил кулаком в дверь и отделаться от него уже было невозможно. Выбрав из двух зол ту, что поменьше, Лунин повернул ключ и открыл дверь.

Вместо обычного приветствия, Власенко молча уселся в кресло.

— Будешь? — Лунин кивнул на ополовиненную бутылку.

— В нас ЧП. С пятого объекта жильцы подали в суд. В прокуратуру кто — то предоставил план строительства, в который внесен двухэтажный паркинг.

Власенко говорил на пол тона тише обычного, буравя взглядом Лунина.

— Внеси ясность — нас кто — то по крупному подставляет или ты решил сорвать куш в шесть миллионов рублей, подставив всю компанию? Только на чистоту. Я все пойму. Не мальчик. Только не ври.

Лунин непонимающе смотрел на покрасневшее лицо Власенко. На смену приятному умиротворению от спиртного, приходила отрезвляющая головная боль. Сговорились они что ли. Все пытаются уличить его во лжи.

— Подожди. Ерунда какая — то.

Шаткой походкой Лунин направился в смежный кабинет, где стоял размером с хороший шкаф сейф. План пятого объекта лежал на предпоследней полке. Лунин поднялся на цыпочки и пошарил рукой по стеллажу. Серая большая пластиковая папка лежала на том месте, куда ее положил сам Лунин. Не послушными пальцами он открыл все хитроумные кнопки и стал листать вкладыши.

В папке было все: титульный лист общей объяснительной записки, дальше шли технические решения и рабочие чертежи, под ними сметная документация, но генерального плана строительства пятого объекта нигде не было. Лунин окончательно пришел в себя. Язык и до того не очень послушный, прилип к небу.

— Влад! Что за чертовщина? Нет рабочего проекта!

— Я так и думал.

— Ты, что серьезно думаешь, что я? — Лунин не нашелся как сформулировать свой вопрос.

— Ничего я не думаю. Все и так ясно. А я знаешь, я ведь и не ожидал от тебя такой подлости. Угробить компанию всего за гроши, это еще суметь надо!

Власенко, не прощаясь, вышел с кабинета. От легкого хлопка дверью, голова Лунина готова была расколоться.

Если б Лунин верил в невидимок или еще какую ни будь хренотень, то отсутствие документов можно было б списать на происки последних. Но Лунин ни во что подобное не верил. Ключи от сейфа были только у него. И оригинал проекта, с печатями и всеми соответствующими подписями, лежал вот здесь — в этой серой папке.

Лунин, выпив две чашки крепчайшего кофе, после чего, начал методически обыскивать все свои столы и тумбочки, перелопатил все папки, хранящиеся в личном сейфе. Проекта нигде не было.

Выходит, что обещания оказались не пустыми. Они решили отжать компанию, но вдобавок еще и разорить его до нитки. Доказать в суде он ничего не сможет. В генеральный план — фантом, можно внести любые правки. Хорошо еще, что только двухъярусный паркинг. Внеси задним числом половину дома и он банкрот.

Лунин подумал, что мог оставить проект дома. Это было маловероятно, но с такой же методичностью и так же безрезультатно, он проинспектировал всю квартиру.

Во второй половине дня он направился в поселок. Если проект окажется в рабочем кабинете, он начнет верить в чудо! И только вспомнив о Саше, Лунин опять ощутил неприятный осадок на душе. Но, встречаться с ней ему и не обязательно. Со своими выводами он поспешил. Он вышел на террасу, когда Саша везла Настю на прогулку. Получалось, что дочерью он вовсе не интересуется. Пришлось идти вслед за Сашей. Только б она ни о чем не спрашивала.

— Конец августа, а осень уже чувствуется. В городе лето переходит в осень совсем незаметно. А здесь все постепенно, — Саша вдохнула свежий прохладный воздух.

Лунин шел рядом. Надо было о чем — то говорить. Никакой темы, кроме погоды она не придумала. Ну, не спрашивать, как прошлый раз с наскока, о личном. Она пожалела, что так не вовремя собралась с Настей на прогулку. Если б чуть раньше или позже, Лунин пошел бы в дом или на террасу, и они разминулись бы. А так, пришлось теперь идти вместе.

На счастье, Ксения заметила удаляющегося Лунина с Сашей и догнала их на выходе из сада. Теперь она чувствовала и вовсе себя не удел. Лунин вез коляску с Настей, чуть позади, а они с Ксенией шли в направлении леса, как первопроходцы. Ксении прогулка была в тягость, но оставить Игоря с Сашей и вернуться обратно, то же не могла.

— Чтобы не было хандры, надо ехать в Париж или в Италию, — дала совет Ксения.

— От хандры никуда не уедешь, это лишь отговорка. Вы только посмотрите — красота какая!

— Я деревенских пейзажей не люблю. Фу! Везде пыль! Глаза щиплет.

— Это не пыль, а туман. А щиплет потому, что на огородах жгут сорняки. Ксения, вы только смотрите и дышите. Иногда человеку для счастья только этого воздуха и не хватает, — совершенно серьезно отметила Александра.

— А вот вы, хотели бы жить здесь на этих просторах, в этом доме?

И с деньгами Лунина, — мысленно добавила Саша. — Можно ли быть здесь и с этим человеком счастливой? Интересно, понял ли вопрос Лунин, или ему все равно. Купить можно все. И эту Ксению и другую. А как же быть с Настей? Я могу быть счастливой только со Стрельниковым. С ним — где угодно.

— Ксения, вы задали довольно сложный вопрос. Я даже не знаю, насколько вам покажется корректным мой ответ.

— Говорите, чего уж там. Мне даже интересно, — Ксения зацепилась за кочку и обернулась к Лунину.

— Так сразу и не ответишь. Сам по себе дом или дворец не представляет никакой ценности. Я не имею в виду цену на недвижимость. Только, чтобы жить во дворце, будем говорить образно, не привязываясь конкретно к этому дому, надо быть готовым принять достаток такого уровня. И потом, быть готовым себя изменить под этот дом, его устои, порядки и главное, быть готовым нести ответственность.

На лице собеседницы появилось еле заметное недоумение. Ксения никогда не задумывалась, что богатый дом — лишь пол — дела.

— Вы меня не слушайте. Каждый человек на все смотрит со своей колокольни. А высота колокольни разная.

— Игорь, как ты думаешь, я уже готова изменить себя под твой особняк? — кокетливо спросила Ксения.

Лунин остановился, поправил плед на спящей Насте, и также молча, прогулочным шагом направился в сторону леса.

— Вы часто здесь гуляете с Настей? Смотрю, тропинка уже протоптана, — Лунин обернулся, поджидая отставших женщин.

— Каждый день. Утром здесь очень красиво. Правда рассвет я видела только пару раз. В этой тишине можно проспать до обеда. Я с трудом встаю рано. С Настей гуляем днем около часа и обязательно вечером перед сном. Дальше не идите, много кочек, Настя проснется.

— Вы так рано спать ложитесь? — удивилась Ксения.

— Настя в девять. Я — позже.

— Нет, жить здесь тоскливо. Можно приезжать на выходные, но не чаще. Настя поедет осенью в санаторий и мы переедем в квартиру. Правда, Игорь?

Вопрос опять остался без ответа.

— Все. Возвращаемся. Я больше не могу, — Ксения потеряла интерес к разговору.

Зацепившись за кочку, она первой повернула в обратный путь. Теперь Саше пришлось идти рядом с Луниным.

— Игорь Дмитриевич, мне надо поговорить с вами. Только попытайтесь на этот раз дослушать меня до конца.

Лунин измерил ее взглядом и передал коляску Ксении. От роли няньки Ксения была не в восторге. Сменив Лунина, она толкала впереди себя коляску, ничуть не заботясь, что колеса попадают на кочки и трясут спящую девочку. Лунин на шаг отстал и теперь шел в ногу с Сашей.

— Надо, что бы Настя кушала за общим столом, вместе со всеми. Девочке это необходимо. Она будет стараться подражать взрослым, притом людям которых она искренне любит. Вы, понимаете, о чем я говорю? — Саша говорила так тихо, что ей показалось, что Лунин ее не слышит.

— Нет. Это даже не обсуждается. Как вы себе представляете эту трапезу в столовой?

— Речь не идет о чужих детях в компании взрослых. Речь о вашей дочери. За столом собирается семейный круг. Я же не говорю о посторонних. Насте, как воздух необходимое ваше внимание, признание и принятие ее такой, какой она есть теперь. Вашу любовь никто и ничто не может заменить. Вы отец.

Лунин шел молча, на полшага позади. Слушает он ее или отмахнулся, как от назойливой мухи в пол оборота было не разобрать. Не с того начала разговор. Только поздно жалеть.

— Говоря «нет», вы сейчас печетесь о своих женщинах, что бы у них не испортился аппетит от вида Настиной оплошности за столом. Скажите, что я не права?

— Правы. Только это ничего не меняет. Будет так, как я сказал. Знаете, я еще сам в состоянии разобраться, с кем мне ужинать. Когда мне нужен будет психоаналитик в этом вопросе — я сам к нему обращусь за советом. Может даже к вам, — Лунин сменил гнев на милость. — Так что занимайтесь своим делом. Если вы помните, мы на эту тему уже говорили.

Лунин прибавил шагу и догнал Ксению. Настроение у Саши, невзирая на плохо скрываемую грубость Лунина, резко улучшилось. Наконец — то, она может спокойно прогуляться и посмотрев вслед удалявшейся паре, Саша направилась обратно к лесу. Но получить истинного удовольствия от прогулки не удалось, неприятный осадок от разговора, немного испортил настроение.

В дом она вернулась специально поздно, чтобы не ужинать со всеми Луниными. Саша уже успела принять душ и одев, спортивный костюм, направилась на террасу. Но аппетит, нагулянный на свежем воздухе, требовал еды. Пришлось идти на кухню.

— Ой, как хорошо, что вы зашли, — искренне обрадовалась Глаша, — Я на ужин оладьи приготовила с клюквой, как вы любите, а вы не пришли. Подождите, я сейчас домою последнюю тарелку и накормлю вас.

Саша присела за барной стойкой и принялась терпеливо ожидать. Конечно, она могла б и сама положить оладьи, но тогда пришлось бы идти в столовую, а так можно еще и поговорить с Глашей.

— Как прогулка?

— Красота такая, что даже не вериться, что так может быть.

— Ну, это не многим нравиться. Что — то Ксения вернулась не в духе, даже не ужинала. Игорь Дмитриевич тоже ни к чему не притронулся. Вот и готовь! — сетовала Глаша. — Галина Адамовна только чай просила по позже принести. Что за вечер такой? Хорошо, что хоть вы Сашенька поужинаете.

— Глаша, вы можете мне рассказать о Насте? Что она за девочка?

— Конечно, могу. Правда, я не так хорошо знаю девочку, как няни. Я ведь по большей части на кухне. Что я могу сказать? Добрая, ласковая, не капризная. — Глаша опустилась на стул и Саша увидела, что женщина устала за день на кухне. — Вежливая такая. Всегда спасибо скажет. Вся в мать. Кристина, царство ей небесное, тоже была такая. Мне даже казалось, что она немного стесняется, что вокруг нее прислуга крутится. Все норовила помочь. Настю к работе приучала. Все на клумбах возились. Любила Кристина очень дочку, души в ней не чаяла. Правда, после больницы изменилась вся. Вот, что болезнь — то творит с человеком. Словно, подменили, бедняжку.

Глаша горестно вздохнула и замолчала, собираясь с мыслями. Болезнь может изменить человека и зачастую не в лучшую сторону. Получается, что с Кристиной произошли разительные перемены, раз домработница до сих пор не может забыть.

— Глаша, у Кристины было психическое расстройство?

— Господь с вами, — всплеснула руками кухарка. — Нет, конечно. Она, как бы это вам сказать, после аварии другая стала, что ли. Только, бедняжка, недолго прожила. Через год и погибла. Видать, если суждено погибнуть в машине, так не минешь ни дня, ни того места. Раз обошлось, а на второй — господь не уберег.

— Так аварий две было? — удивилась Саша.

— Да. После первой Кристина и попала в больницу. Испугалась бедняжка сильно. А в последний свой день из дому поехала вся не своя. Повздорили они сильно тогда с Игорем Дмитриевичем. Кристина в машину и со двора. Только ее и видели. Игорь Дмитриевич ходил чернее тучи. А потом напился. Я его таким больше и не видела. А вскоре приехала милиция. Ох, и понаехало их тогда.

— Глаша, а почему Настя жила с бабушкой?

— Да… как вам, сказать. Вроде, попивать немного стала Кристина Геннадиевна. Я лично пьяной никогда не видела ее, а вот с бокалом вина — частенько. Особенно, когда Игорь Дмитриевич по работе оставался в городе ночевать.

— Часто такое случалось?

— Последние полгода — часто. Ругался Игорь Дмитриевич страшно. Ой, вы только на меня посмотрите, — спохватилась Глаша, — Села и сижу, а Галина Адамовна чай ждет.

Женщина легко поднялась со стула. Усталости как не бывало. Забыв обо всем, стала хлопотать над чайником. Саша поблагодарила за ужин и, взяв стакан сока, пошла на террасу. Над головой висело небо.

«Вот, почему Галина Адамовна забрала внучку. Но тогда, должна быть причина, чтобы Кристина начала пить и забросила свой бизнес. Неверность мужа? Последствие стресса? Вопросов больше, чем ответов, — Саша сидела на террасе дума над новыми вопросами.

— Не спите?

От внезапного вопроса, Саша вздрогнула. Сок плеснулся на белоснежную салфетку.

— Вино будете? — Лунин сел напротив.

— Нет, спасибо. Игорь Дмитриевич, я завтра уезжаю. Я сделала все, что смогла. Все, что от меня зависело.

— Я увеличу вам зарплату, — предложил Лунин, не дослушав до конца.

— Дело не в зарплате. Есть вещи, когда деньги не главное.

— Мне нравиться ваш идеализм. Только не начинайте с прописных истин, вроде тех, что за деньги не купишь любовь, здоровье и знания. Это уже не актуально.

— Хорошо. Отбросим прописные истины. Но здоровье, конкретно вашей дочери, ни за какие деньги вы не купите. Чтобы Настя выздоровела, надо найти причину болезни.

— То есть, аварии, вам не достаточно? Надо доискиваться чего — то другого?

— Да.

— Александра Ивановна, состояние моей дочери — результат бестолковости и непрофессионализма врачей.

— Я с вами не согласна. Легче и проще переложить ответственность за свою дочь на других. А если еще и деньги, тогда получается, что все вокруг только вам и должны. Все виноваты. Так, что прописные истины актуальные не зависимо от вашего отношения к ним. А проблема Насти совершенно в другом. Я пытаюсь до вас достучаться, но вы даже не хотите сделать элементарного. Я все объясню Галине Адамовне, распишу инструктору программу занятий на две недели, а потом приеду на консультацию.

Саша собиралась еще сказать Лунину, что состояние его дочери, это результат отношений в семье. Медицина к этому не имеет никакого отношения. Это результат трагедии, разыгравшейся в семье, свидетелем которой был ребенок, но легкая незаметная дрожь пробежала по телу. Ничего она не успела сказать.

В саду среди деревьев откуда — то появился экран. Сцена мелодрамы была слегка пошловатой. Женщина застегнула последнюю верхнюю пуговицу на блузке и присела на стол. Кто — то постучал в дверь и любовники замерли. Женщина повела неосторожно рукой по столу. Тоненькая серая папочка соскользнула на пол. Потом кинолента стала крутиться слишком быстро. Что было дальше — осталось за кадром. Невидимый киномеханик поменял бобину в аппарате. Началось другое кино. Дверца открытого сейфа притягивала взгляд. Рядом стоял расстроенный Лунин.

— … Александра Ивановна, вы меня слышите? — голос Лунина прервал кино. Там, где только что висел экран, колыхались ветки яблонь.

— Игорь Дмитриевич, вы нашли папку? Что в ней?

— Рабочий проект пятого… Стоп… Что вы спросили?

— Мне показалось, что вы искали папку. Она у вас завалилась за рабочий стол. Лежит между стеной и столом. Стол отодвинете и достанете.

Лунин до конца не верил тому, что услышал. Первое, что хотел спросить — откуда она знает о папке, но в этот момент руки Ксении опустились ему на плечи. От неожиданности Лунин вздрогнул.

— Спокойной ночи! — Саша, забрав стакан, направилась на кухню.

Вечер определенно не удался. Даже посидеть в тишине и то не дадут. Что же так переполошился Лунин?

После разговора с Сашей Лунин не находил себе места. Дождаться утра не было сил. В час ночи Лунин уехал в город.

Папку, из — за которой случился весь переполох, он нашел сразу, как только отодвинул стол. Как она могла свалиться за стол, Лунин не мог объяснить. Бережно положив документы на стол, он тот час позвонил Власенко.

Утро выдалось пасмурное. Тучи висели низко, готовые с минуты на минуту пролиться дождем. Встать на пробежку Саше не смогла.

Два часа до завтрака. Пока Настья позавтракает — еще около часа. Смотри, и набежит три часа. Столько не вылежу. Саша повернулась на бок и блаженно прикрыла глаза.

В полдевятого в дверь постучала Глаша, предупредив, что для завтрака в силу дождливой погоды, стол накрыт в гостиной. Пришлось вставать. Войдя в гостиную Саша, от увиденного немного растерялась. Все семейство было в сборе. Во главе стола сидела Галина Адамовна, напротив, заняв место Лунина, расположилась Ксения. Справа от бабушки сидела Настя. Лицо девочки светилось счастьем. Саша на миг показалось, что она сейчас что — то скажет такое обычное и простое.

Извинившись за опоздание, она заняла свободное место напротив Насти. На Ксению она старалась не смотреть.

И только под вечер позвонил Лунин.

— Александра Ивановна, у вас все в порядке? Я, имею ввиду, Настю? — тут же исправил оплошность Лунин.

— Все по — старому. Вы папку нашли? Что — то еще случилось?

Он позвонил совершенно по другому поводу. Она уловила это по интонации. Он должен спросить, как в меня получилось найти его пропажу и попросит решить проблему. Саша улыбнулась своей догадке. Лунин замялся и ни о чем не попросил.

— Игорь Дмитриевич, я хочу поговорить с вами. Давайте встретимся в городе. Мне надо приехать на несколько дней в Москву.

В трубке повисло тягостное молчание.

— В офис можете заехать?

— Могу, только с одним условием — вы ответите на все мои вопросы. Иначе, встречаться нет смысла. Только зря время потратим.

— Хорошо. Приезжайте.

С последней фразой Лунин отключил телефон. Он почувствовал такую усталость, что хотелось просто лечь и закрыть глаза. Но ощущение того, что разговор неизбежен не только выбивал его из сил, но и был тем спасением, которое облегчит душу. Так жить не было сил. Если раньше женщины и алкоголь давали возможность забыться хотя бы на время, то теперь все это вызывало раздражение. Он просыпался по ночам. Ему снился один и тот же сон.

Мужчина лежит брошенный в неглубокую яму. Он приходит в себя. Лунин видел, как бедняга каждый раз пытается выбраться наверх. Он судорожно хватается за края и обессилено сползает на самое дно, а в след ему летят пожухлые листья, и начинает медленно осыпаться земля. Земля сыпалась небольшой струйкой. Каждый раз, Лунин хотел помочь мужчине, как вдруг осознавал, что на дне ямы лежит он сам. Его тело медленно засыпает песок. Песок попадал в глаза, набивался в ноздри, дышать становилось все тяжелее и тяжелее.

Лунин вскакивал в постели, ощущая, как пот скатывается по спине, дрожа всем телом, он шел в ванную, становился под душ. Холодная вода смывала невидимый песок. Становилось легче, но уснуть до утра уже не мог.

Намеченная встреча не состоялась. Взяв все необходимые документы, удостоверяющие законность строительства, Лунин, вместе с юристом компании, поехал в прокуратуру.

Глава 13

К Луниным Стрельников приехал без предупреждения. Когда Анатолий доложил ей о приезде мужа, Саша по- настоящему испугалась. Догадаться зачем Стрельников, не дождавшись ее дома, приехал в поселок, оставив работу, было не сложно. Счастливое лицо мужа с незнакомой женщиной опять всплыло в памяти. А может оно и к лучшему, по крайней мере, будет все предельно ясно. Только, как говорить об этом, как вести себя, она не знала.

— Анатолий, пожалуйста, найдите няню. Я вниз спущусь.

— Александра Ивановна, вы себя нормально чувствуете? — Анатолий внимательно смотрел на побледневшую Александру.

Сделать что — то с лицом ей так и не удалось. Когда она вышла на крыльцо, Стрельников уже припарковал машину и с дорожной сумкой в руках, направлялся к дому. Таким красивым она его никогда и не видела или раньше не замечала, в силу привычки?

Высокий, статный, в ее любимом льняном костюме, Стрельников выглядел очень респектабельно. Кроме респектабельности в Стрельникове было самое главное — надежность. Или это было раньше? В его присутствии она всегда чувствовала всегда защищенной. А, как без него жить дальше? Без этой надежности и защиты? Зачем он приехал? Неужели так тяжело дождаться было ее в Москве.

Саша, подавив тяжелый вздох, спустилась с крыльца. Она старалась улыбаться изо всех сил, но обняв Стрельникова, слезы закапали сами по себе.

— Саша, ты чего плачешь? Кто тебя обидел? Показать немедленно обидчика!

Он прижал ее к себе, бросив на пол сумку. От слез, навернувшихся на глаза, мастерски выложен керамический узор, расплылся. Я не должна плакать. И лицо надо сделать правильным. Холодным, непроницаемым.

Стрельников отступил от Саши на шаг, и весело сощурив глаза и, будучи совершенно счастливым, рассматривал жену. От его вида, Саше начало казаться, что все, что все неправда и Стрельников приехал к ней только потому, что соскучился. И другой причины у него нет и быть не может. И никакой женщины у Стрельникова нет. И фотография ей приснилась. Она все придумала сама…

— Саша, я приехал к тебе, собственно, по — делу.

Стрельников вышел с ванной, вытираясь. Мокрые волосы на голове стали еще короче. Рельефные мышцы двигались вслед за полотенцем. Кто бы сомневался. Конечно, по — делу. Скорее, по важному и неотложному делу.

— Но, вначале скажи, что мы будем делать в твоей маргинальной глуши все выходные?

— Гулять, только давай вначале поговорим. Ведь ты за этим приехал?

— Я бы и от обеда не отказался, если, конечно, в этом доме кормят. А потом, ты мне покажешь окрестности. Как тебе мой план?

Что она могла сказать? Что она хочет вначале выяснить причину его приезда? Саша проглотила очередной подкатывающий к горлу комок. Могла ли она думать, что так страшно расставаться со Стрельниковым?

— Пойдем обедать. Я тебя познакомлю с Галиной Адамовной.

— Мы уже познакомились. Приятная женщина. Напоминает Софью. Ты не заметила?

В столовой их ожидала Галина Адамовна. Саша еле дождалась окончания затянувшегося обеда. Разговор за столом перешел в русло обсуждения последних новостей. И только когда они оказались вдвоем на ухоженной, обсаженной розами дорожке, ведущей за пределы усадьбы к самому озеру, Саша, немного успокоилась.

— Какая красота. Сашка, давай чаще ездить на дачу.

На дачу, оставшуюся от деда, они наведывались редко. Всего пару раз в году, хотя планировали даже на лето перехать. Весной приезжали, что бы открыть ставни, проветрить от зимнего воздуха дом и осенью, что бы все сделать в обратном порядке. И если б за дачей не присматривали соседи, жившие круглый год в поселке — не трудно представить, во что бы превратился старый дом Андреевых.

— Я тебя очень люблю, — едва слышно прошептал Стрельников.

«А как же та, другая?» Саша легко высвободилась с объятия и теперь шла впереди Стрельникова. Асфальтированная дорога, усаженная розами, окончилась, пришлось идти гуськом по тропинке, протоптанной в основном ее ногами.

— Саша, я нашел фотографию в тебя в столе, — Стрельников опустил руку в задний карман и вместе с мобильным телефоном достал переломленный напополам снимок.

От неожиданности она растерялась. Лицо предательски начало краснеть, пятна расползлись по шее и если б снять сарафан, то красными оказались бы спина и плечи. Она всегда так краснела — молниеносно и комплексно. От накопившейся обиды Саша не знала что сказать. По его тону получалось, что она еще и виновата. И по ее вине на свет появился снимок, ради которого Стрельников, пожертвовав своим законным выходными, приехал в эту маргинальную глушь.

Можно, подумать, что она сделала все для того, чтобы уличить Стрельникова в факте измены. Какая глупость. Фотография жгла руку, а Стрельников, молча, наблюдал за ней.

— Саша, мы же договаривались, что все, что бы ни случилось, мы будем проговаривать вслух, а не дуться по углам.

— С чего ты взял, что я дулась?

— А чего ты уехала?

И опять получалось, что она виновата. И еще эта фотография в руках. Что с ней делать теперь: развернуть или выбросить, но куда?

— Я думала… Я подумала, что ты встретил другую женщину. Ведь, так тоже бывает в жизни.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Я больше никогда так не буду поступать. Давай не говорить на эту тему. Никогда.

Не говорить не получилось.

Марину, так представилась женщина, Стрельников, как ни силился — не вспомнил. Да, собственно и вспоминать было нечего. Подруг Леры он не знал. Может, визуально он бы и вспомнил, но вот так по — телефону, не получалось. Он ничего не хотел вспоминать с прошлой жизни. В него была другая, своя и настоящая жизнь. А Лера всего лишь рекомендовала его как консультанта.

Он не хотел ни с кем встречаться. Вопрос был пустяковым. Такой пустяк мог решить любой клерком. И если б Марина не ждала его возле банка, он бы и по телефону все объяснил. Но, женщина уже подъехала. Ему ничего не оставалось, как спуститься вниз. Спуститься самому получалось быстрее, чем звонить и предупреждать, чтобы посетительнице выписали пропуск.

Консультация заняла от силы минут пять. От продолжения разговора в кафе он вежливо отказался, сославшись на неотложные дела. А вот красивая та была или нет, он и теперь не мог вспомнить. Хотя, Саша говорит, что не просто красивая, а даже очень.

— Я была уверенна, что ты приехал разводиться со мной.

Ничего умнее она не придумала и теперь во все глаза смотрела на Стрельникова.

Почему, она страдала целых два месяца? Сколько б еще продлилось это самоистязание, если б он не приехал?

— И ты мне дашь развод? — Стрельников вернулся к прерванному разговору.

— Никогда! Я не смогу без тебя жить, Стрельников. Не смогу без тебя дышать.

Больше она ничего не успела сказать. Поцелуй оказался бесконечно долгим и головокружительным.

Они уже несколько часов бродили по опушке леса. Стрельников ожидал обещанный закат.

— Все так взаимосвязано, что ты не представляешь. Не появись фотография, я бы здесь не осталась, а значит, ничего б так и не поняла в болезни Насти. Хотя, я еще не до конца уверена в правильности своих выводов. На первый взгляд, они абсурдны, но ты выслушаешь и поправишь, когда почувствуешь несуразность.

— Может, лучше б ты рассказала все Степанкову?

— Нет. Степанков разовьет целую теорию, а мне надо посмотреть на ситуацию глазами простого обывателя, что бы понять может такое быть в принципе или нет.

Саша поравнялась со Стрельниковым, взяв его под руку.

— Живет себе молодая семья. Муж — утверждается в бизнесе, жена вживается в роль обеспеченной домохозяйки, потом становиться матерью. Муж, чтобы жена не скучала, подарил ей небольшое ателье. Дела в нее шли неплохо. Я видела журнал с фотографиями дизайнерских работ Кристины.

— И она все промотала на менее удачливого, но молодого любовника? Ничего нового. Все как в жизни.

— Не перебывай, а то я собьюсь с мысли. Никто ничего не промотал. Вернее, история об этом умалчивает. А через пять лет, после рождения дочери, Кристина очень изменилась. Словно, в доме оказалась совершенно другая женщина. Об этом мне говорили, обрати внимание, несколько человек.

— Саша, помнишь, в школе или в институте, я уже не помню точно, нам предлагали описать характер человека по портрету?

Саша кивнула головой, еще не понимая, к чему клонит Стрельников.

— Двум группам давали одинаковый портрет, но с установкой, что перед ними лицо героя, а другим говорили, что они видят, допустим, убийцу. Результат известный. Все ответили на установку.

Так что установки — вещь серьезная. Смотря, кто говорил тебе о Кристине.

— Я знаю об установках. Но, в данном случае, речь идет о двух разных женщинах. Понимаешь, о чем я тебе говорю?

Стрельников с шумом выпустил воздух, сложив при этом губы в смешную трубочку.

— Надеюсь, ты ни с кем не делилась своими умозаключениями?

— Речь идет о разных женщинах.

Саша пропустила замечание Стрельникова и застыла в недоумении. Чувство несоответствия, которое мучило ее все эти дни, приобрело определение. Мысль, все время вскальзывающая, четко оформилась в ее голове.

— Я только это сейчас поняла. А заметила… Когда в шкафу наткнулась на одежду. Я догадалась, только не могла высказать догадку.

— Так ты еще и по шкафам прошлась пока хозяева спали?

Сашу нисколько не смущало подтрунивание Стрельникова.

— А, теперь самое главное, ради чего я тебя травлю чистым кислородом. Я когда смотрела альбом, меня что — то смутило, но я не могла понять, что именно. Одежда. У Кристины был свой стиль, определенная тональность одежды. Он соответствовал, ее внутренней потребности. А в шкафу, — Саша выразительно посмотрела на Стрельникова, — совершенно другая одежда. Она ей никак не подходит. Такая одежда не могла ей принадлежать. От одежды исходил запах риска, тревоги, даже какой — то подлости и жестокости. Яркая, вызывающая, словом, не Кристины. Точно так же и с обувью. Все дорогое, фирменное, но Кристина такую обувь никогда не обула б.

— Я не согласен. Я, конечно, не силен в вашей женской моде, но мне кажется, она меняется у вас несколько раз в году. Может, именно в том году в тех нарядах, Кристина была самой модной дамой.

— Павел, мода и стиль — это разные вещи. Скажи, ты можешь явиться на свою работу, скажем, в потертых джинсах, хотя это модно?

— Ну, ты сказала. Это ж на работу.

— Вот видишь, ты сам себе противоречишь. Ходить в костюме тебя, по — большому счету, никто не принуждает. Но, ты же ходишь. И все потому, что костюм — это твое мироощущение.

— Значит, мир я ощущаю посредством костюма?

— И не только ты. Не сбивай меня с мысли!

Стрельников слушал ее с удовольствием. Он пребывал в состоянии блаженного счастья, когда все ясно и нет никакой недоговоренности. Недоговоренность он не терпел всеми фибрами души. Он готов был сколько угодно, слушать о костюмах, модах, тенденциях и направлениях, только б Саша была вот так рядом, и не было больше никаких недоговоренностей.

— Меня еще одно настораживает. В альбоме собраны фотографии от момента беременности Кристины и до тех пор, пока девочке не исполнилось пять лет. А потом — все. Счастливой семьи не стало. Ни одной фотографии до самой смерти Кристины, то есть без малого два года. Как это объяснить?

— Ну, ты придумала. Все уже давно перешли на цифровые носители. Ты, к примеру, когда последний раз делала фотографии?

— Давно. Но не в этом дело.

— Точно так и Лунины. Ты в компьютере Лунина фотографии не искала? — со смехом спросил Стрельников.

Логичное объяснение Стрельникова, разрушило только что родившуюся теорию. Саша посмотрела на доводы со стороны. Доводы не выдерживали критики. Только Кристина была определенно хорошей матерью и не сфотографироваться с дочерью за два года, бросив вести альбом, она не могла. Если это была, конечно, она…

— Кристина была хорошей любящей матерью, — продолжила свои размышления Саша. — У нее очень прочная связь с ребенком. Так чаще бывает с девочками. Мальчики быстрее энергетически отрываются от матери. А потом, взяла и бросила больного ребенка, оставив Настю на бабушку. Как такое объяснить?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. И сны мне снятся совсем не понятные. Я думаю, что возле Насти в последнее время была неКристина.

Солнце последними лучами касалось верхушек деревьев. Еще немного, и луг окажется в густом тумане. Закат поистине был сказочный.

— Саша, младенца подменить, чтобы мать не заметила — невозможно, если женщина вменяема. — Стрельников вернулся к прерванному разговору. — А ты говоришь о взрослой женщине. Если б вместо тебя, мне подсунули другую женщину, ты думаешь, я бы не заметил подмены? Ты это хочешь сказать?

— А, почему ты думаешь, что Лунин ничего не заметили? Можно ведь и солгать.

Стрельников обернулся и посмотрел на Сашу. Говорила она без тени сомнения, совершенно серьезно.

— Паша, я вижу возле Насти женщину. Я периодически вижу ее силуэт. Это понимаешь, как тень. Ученые проводили эксперименты. Выбирали дерево и срезали у него самую большую ветвь, а потом фотографировали специальной оптикой. На фотографиии эта ветвь была, словно ее и не срезали. Вот так и у Насти с матерью. У них очень тесная и прочная связь, поэтому девочка воспринимает мать, как живую и в смерть ее не верит. Ее болезнь — своеобразная защита от этого несправедливого мира. Нет справедливости — нет жизни. По — другому, я ее состояние не могу объяснить. А вот с матерью совсем ничего не понятно.

— Саша, что может быть не понятно, если женщина умерла. Тому есть все доказательства.

— Правильно. Только в моем мозгу друга картинка, все так, как будто Кристина еще жива. Понимаешь?

Стрельников честно мотнул отрицательно головой.

— Кристина умерла. Есть свидетельство о смерти и могила на кладбище.

Стрельников обнял ее за плечи и думать дальше о Луниных Саша не стала. Два дня выходных пролетели с космической скоростью. В понедельник рано утром, Стрельников уехал в Москву.

Глава 14

В частной клинике профессора Степанкова, Саша появилась, как и договаривалась в десять утра. О причине своего визита она предпочла по телефону не говорить. Виной всему был очередной сон. Все пережитое, не давало покоя не только ей. Странные, ничем не объяснимые перемены Саша заметила и в девочке.

— Ты, домой заезжала? Стрельникова обрадовала? Как он тебя еще терпит?

— Он меня не терпит, а любит.

Унять выражение счастья Саша не смогла. Оттого, усевшись в кресло напротив Степанкова, не удержалась и засмеялась.

— Конечно, любит. Я тебе, о чем говорил, забыла?

— Ты, Степанков, если мне не изменяет память, говорил о полигамности, присущей мужчинам для сохранения рода человеческого. Только, заметь, демографические показатели, при вашей растущей полигамности, не повышаются. И еще, я соскучилась по этим стенами.

Саша вдохнула воздух, пахнущий кофе, дорогим одеколоном и еще чем — то терпким.

— Но я по делу. Только ты предупреди свою «ассистентку», — Саша не преминула пустить шпильку в адрес Степанкова — чтобы нас не беспокоили. И выслушай меня внимательно. Договорились?

Миг веселья прошел и Саша собралась с мыслями. Но договориться со Степанковым не получилось. Она коротко, у выстроенной логической последовательности, так чтобы Степанкову сразу стало все понятно, попыталась объяснить свои предположения болезни Насти.

— …Мы должны разобраться в женщинах, живших в доме Луниных.

Степанков, снял очки, и во все глаза смотрел на Сашу.

— Ты, вообще, соображаешь, что говоришь? Ты себя слышишь со стороны?

— Юра, пока не разберемся, девочке мы ничем не поможем. А время идет. И если, мы сейчас еще можем восстановить движения и речь, то со временем… Ну, что я тебе рассказываю. Настя все знает. Мне надо только, чтобы методику, о которой ты говорил, ты испытал на мне. Я читала о ней. Я глазами Насти увижу все, что привело ее к болезни.

— Нет. Даже не проси. Ты представить себе не можешь, во что это может вылиться для тебя! А как Настя все это переживет! Ты о девочке подумала?

Степанков резко поднялся с кресла и стал мерить шагами кабинет. Нет и еще раз нет. Толи Степанков не был уверенный в своих возможностях и боялся за последствия, толи не до конца не верил полученным результатам — Саша не знала. Невзирая на все доводы и уговоры, длящиеся уже полчаса, Степанков непреклонно стоял на своем. Никакого сеанса трансперсональной терапии он проводить не будет.

К этой тяжелой духовной практике Степанков прибегал давно и то, скорее, из чисто обывательского интереса. Затраченные силы не оправдывали результата.

В принципе, все правильно. Но, если б у нее был другой выход, Саша встала б с кресла, ставшим неудобным и, действительно, прислушалась к совету Степанкова — поехала б домой. Но, Степанков был единственным человеком, который мог помочь. Это был выход, пусть не имеющий никакого научного объяснения и не вписывающийся в медицинские каноны.

— Саша, послушай меня, езжай домой, — в который раз посоветовал Степанков. — Отдохни. Вечером сходи куда — ни будь со Стрельниковым. Проветрись.

— Юра, если б я могла отмахнуться от всего, может я так и сделала б. Но, я должна сделать то, что должна. Тогда буду жить спокойно.

— Как долго?

— Не знаю. Юра, ты же сам видел девочку. Это максимальный результат. Она сидит в инвалидном кресле, самостоятельно начала кушать, смотрит телевизор, пытается говорить. Это хороший результат, но я знаю, что девочка может полностью восстановиться. А мы упускаем этот шанс.

— Саша, но откуда у тебя эта уверенность, что это поможет?

— Степанков, есть вещи, которые мне трудно объяснить, почему все так, а не иначе. Но, я точно знаю, что Насте это поможет. А может всем Луниным. Бывают моменты, когда я вижу рядом с Настей силуэт Кристины.

— Допустим, все как ты говоришь, — Степанков нехотя начинал соглашаться с Сашей.

— Юра, то, что я сейчас говорю, не мои выдумки, а научный факт. Американцы или японцы, я точно уже не помню, в специальной оптике сфотографировали дерево, у которого срезали ветку и знаешь, что они увидели на снимке? Дерево с веткой.

— Нашла, чем удивить. Об этом писали давно. Да и неизвестно, сколько там правды. Допустим, ты видишь рядом с Настей фантом ее матери и что с того?

— А, то! Мы узнаем причину Настиного недуга.

— Саша, но я не оптический прицел американцев, как я тебе помогу? — искренне удивился Степанков.

— Мне надо найти только ответ на один вопрос, почему душа умершей женщины так привязана к земле, что ее здесь держит? Мне надо разобраться, что случилось на самом деле в семье Луниных. Иногда мне кажется, что я просто исполнитель чьей — то воли. Хочу я этим заниматься или не хочу — от меня ничего не зависит. И чем быстрее я решу эти вопросы, тем мне самой будет легче. Мне нужна твоя помощь.

— То есть, ты не знаешь причину, почему душа не уходит с земли?

— Знаю. Их не так много, как кажется. Первая и самая весомая — когда человек внезапно умирает, не попросив прощения. Притом, прощения не в целом, мол, простите меня, а в конкретного человека за конкретный тяжкий поступок. За свершенный перед ним грех. И мне надо найти этого человека, перед которым так виновата Кристина.

— А если тот человек уже умер? Тогда как?

— Не знаю. Вероятно, тогда в души другой путь, не связанный с землей. Я вначале подумала, что ее душа держится из — за мужа. Но…Непохожий твой полигамный друг на держателя ее души. Кстати, ты знал, что Кристина пила?

— Пила? Нет, не знал. Тебе Галина Адамовна об этом сказала? Но, может она с горяча так сказала. Невестку она недолюбливала.

— Вот! Теперь, сам подумай, какой долг остался у Кристины? Муж отпадает, свекровь — не подходит. Остается только ребенок. Или, кто — то, о ком мы не знаем.

— Любовник.

— Вот я и хочу понять, кто или что не отпускает ее душу. А может и не Кристины, — совсем тихо окончила Саша, игнорируя подсказку Степанкова по поводу любовника.

— Саша, давай поговорим с Игорем.

— Игорь не поможет. Я же тебе говорю, что помочь можешь только ты, применив методику.

— Нет.

— Если ты мне откажешь, я найду другого врача и он согласиться.

— Это шантаж. Глупая затея и глупый шантаж.

Степанков грузно опустился в кресло и посмотрел на Сашу. Он смотрел так, как обычно смотрят мудрые родители на своих малых и относительно умных, в силу юного возраста, детей.

— …Но, не факт, что я не попаду к какому — ни будь, шарлатану — самоучке. Сам знаешь, что лицензию на частную практику получить сейчас — не проблема. Мозги у меня съедут набекрень, а ты потом будешь жить с чувством вины. И я тебе буду сниться.

— На счет мозгов я не спорю, могут съехать, — Степанков шутки не разделял и оставался по — прежнему серьезным. — Ты даже себе отчет не отдаешь, какие могут быть последствия. Я применяю эту методику крайне редко, когда по состоянию здоровья пациенту хуже не будет. В основном это онкобольные. Но… Саша, ты не представляешь насколько это страшно.

— Степанков, я знаю. Читала. Я наводила справки, кроме тебя никто не владеет так хорошо этой методикой, — совсем тихо добавила Саша.

— Она читала! Она справки наводила! — Степанков поднялся с кресла, прошелся по кабинету, зацепив рукой ветку какого — то экзотического дерева, за которым разрешалось ухаживать единственному человеку в коллективе — новой «ассистентке». И от этого мельтешения перед глазами, Саша вдруг поняла, что Степанков не на шутку обеспокоенный.

— Знаешь, что я тебе скажу, давай, сворачивай свою психотерапию в глуши и с понедельника выходи на работу. — Степанков смешно засопел. — Я тебе это говорю, как твой непосредственный начальник и работодатель. Ты слышишь, что я тебе говорю?

Выходит, она напрасно проделала весь этот путь. И Степанков может вот так просто ей отказать. Она думала о встрече всю дорогу. Может, надо было как — то иначе подвести Степанкова к этому вопросу? Саша открыла сумочку и достала несколько фотографий.

— Смотри, как по мне, фотография удачна, — Саша говорила это так буднично, словно Степанков давно дал согласие. — Глаза хорошо видны. Посмотри еще, может, тебе другая подойдет?

На Степанкова смотрела девочка лет трех. Смешные тоненькие косички. Дальше несколько фотографий запечатлели Настю — первоклассницу. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять, насколько девочка счастлива. Еще одна фотография, где Настя с бабушкой. Судя по дате на обороте — это была одна из последних фотографий накануне аварии. Рассмотрев фотографии, Степанков сложил их в стопочку, и молча, протянул Саше.

— Ладно. Нет, так нет. Я пошла. Может, ты и прав. Поеду домой, приготовлю Стрельникову обед. — Саша легонько коснулась губами гладковыбритой щеки Степанкова и, бросив фотографии в сумочку, не прощаясь, направилась к двери.

Во второй половине дня, справившись в основном с текущими делами, Степанков позвонил Саше. Вместо обычно быстрого ответа с трубки донеслась знакомая мелодия.

«Неужели она могла действительно поехать к кому — то на прием? — в подобное Степанков не мог поверить. Но, когда Саша не ответил и через полчаса — Степанков обеспокоился не на шутку.

Городской телефон в квартире Стрельникова трезвонил в пустой квартире. Степанков уже не рад был, что отпустил Сашу в таком состоянии. Это ему все предельно ясно, а что ясно Саше — это еще вопрос. Он достал старую, потрепанную записную книжку, которая с годами растрепалась от записей и вложенных бумажек. Менять ее на другую никто не собирался. Пусть старомодно, за то — надежно. И если кому — то мобильный телефон заменил все записные книжки, то Степанков доверял только письменному варианту.

К мобильному телефону он относился как к чему — то временному: легко теряется или могут украсть. У Степанкова никто телефон не крал. А сколько он потерял — не помнил. Поэтому, все самое важное, Степанков, по — старинке, хранил в записной книжке.

Пролистав пожелтевшие странички, Юрий Николаевич нашел номер телефона Андреевой на Новоалексеевской улице. В какой — то момент, когда он уже и не надеялся, что к телефону подойдут, после длинных гудков, до уха донеслось шипение и а потом чередой пошли короткие гудки. На том конце положили трубку. Больше ему дозвониться не удалось.

Через час Степанков был на Новоалексеевской улице. Знакомую дверь на третьем этаже никто не спешил открывать. Степанков прислушался, но кроме тишины никаких признаков жизни Он, не долго думая, заколотил мощными кулаками в дверь, вымещая этим все свое негодование волнение и внутренний страх, что мог опоздать. Он готов был разнести в щепки дверь, когда с последним ударом щелкнул замок. На пороге возникла Александра.

— Проходи, я знала, что ты приедешь, только забыла включить звонок, — Саша посторонилась, пропуская Степанкова в квартиру.

— Откуда ты могла знать?

Степанков сердился на себя, за свой страх и что повелся на ее уловку, как мальчишка. И чего, спрашивается, он так переполошился?

— Просто я знала, что ты, Степанков, приедешь. Даже блины спекла. Заметь, не поленилась. А что значит спечь — это сходить в магазин и купить продукты. Так что, цени своего сотрудника.

С кухни, действительно, доносился запах блинов и еще чего — то вкусного.

— Не подлизывайся. Знала она… Не могла ты знать, что я все брошу и приеду, — доказывал сам себе Степанков свою правоту.

Он решительным шагом, проигнорировав все призывы вымыть руки, направился на кухню. Здесь все было как много лет назад. Сколько ж лет он не был в этой квартире? Кажись с похорон деда. Если б не Машка, то на похороны он не приехал бы точно, потому, что был на какой — то архиважной конференции в Питере. Но позвонила Машка, предупредила, что прилетает с Канады и он, забыв обо все на свете, помчался обратно в Москву. Вот тогда он и был здесь последний раз.

Блины в Саши получались на удивление очень вкусные: мягкие, тонкие, прямо тающие во рту.

— Так чего ты приехал?

— Испугался. За тебя. Ты же, если вбила себе что — то в голову, будешь идти до конца. А какой может быть этот конец, ты даже не представляешь.

— Все будет нормально. Ты — лучший.

— Я давно не практиковал. Методика не имеет никакой научной основы. Практиковали ее в Древнем Египте. Да, что я тебе рассказываю. Тебе это не интересно. Тебе — результат подавай.

— Историю я знаю. Жрецы, погрузившись в глубокий самогипноз, переносили свою душу в другое тело и отправляли путешествовать в пространство. А потом предсказывали будущее.

— Можно с таким же успехом отправиться и в прошлое.

— Если я увижу прошлое, каким его видела Настя, я смогу ей помочь.

— Может ты и сможешь помочь девочке, если твоя душа не застрянет в другом, еще не проявленном мире. А если… — дальше развивать свою мысль Степанков не стал.

Чтобы не видеть его расстроенного лица, Саша начала заваривать чай. Ничего опасного, как ни старался ее напугать Степанков, Саша не видела. Нигде ее душа не застрянет. В нее есть Стрельников. Степанков отодвинул пустую тарелку и засопел.

— Я тебе приготовила подарок, — Саша оставила на кухне Степанкова и направилась в комнату. Послышался шорох и наконец — то Александра появилась в кухне с небольшим свертком.

— Это тебе. От деда. Извини, что сразу не отдала. После похорон не до того было, а потом забыла.

Саша проворно разрезала ножом бечёвку и убрала бумагу. Степанков заворожено следил за каждым ее движением, пока на свет не появилась картина. Это была одна из последних работ его любимого художника Бортникова «Весна на закате дня».

— Это мне?

Степанков не верил свалившемуся счастью. Он вертел картину, то ставил ее на подоконник, то снова брал в руки и близко подносил к глазам, до конца не понимая, как такое могло случиться.

— Сашка, ты представляешь, сколько она сейчас стоит? Я куплю.

— Юра, ты же дипломирован специалист в области психологии. Мне стыдно за тебя. Цена — это лишь денежный эквивалент той важности и ценности, какую лично ты придаешь чему то. Для меня лично, картина не представляет никакой ценности, в не зависимости, как ее ценят другие. Я ничего не вижу в этой картине и художник мне не понятен. Поэтому, если ты не хочешь, что бы она еще пылилась за шкафом, забирай. Если не хочешь забирать, я поставлю ее обратно — за шкаф.

Степанков пребывал в легком недоумении. Пришлось еще сварить кофе, прежде чем прерванный разговор возобновился. Саша пожалела, что преждевременно порадовала Степанкова. Надо было подарить картину перед уходом.

Она ничуть не лукавила, говоря, что ждала Степанкова. На старую квартиру, а попросту — домой, она, не раздумывая, поехала сразу, как покинула кабинет Степанкова. И прилегла она с дороги всего на минутку. Стоило отвернуться к стене и прикрыть глаза, как до нее сквозь сон долетел голос деда. С кем он разговаривал, Саша не видела, но поняла, что скоро гости будут в доме. Дед показал рукой на шкаф и его образ начал медленно таять в солнечном луче. Проснулась она мгновенно. За шкафом обнаружила завалившийся сверток предназначенный Степанкову.

— Так к кому ты собралась ехать? — профессиональный интерес превозмог.

— Честно — ни к кому. Я уверенна только в тебе. В Интернете встречалась пару раз фамилия профессора Оконникова. В свете этих методик.

— Значит, Аркаша Оконников опять в Москве?

— Ты его знаешь?

— Я многих знаю. С ним тоже пересекался. Одно время вместе читали лекции в институте. Оконников одним из первых начал заниматься официально частной практикой. Быстро оброс клиентурой, притом солидной. Пациентами, насколько я знаю, с серьезными проблемами он не занимался. В основном решал проблемы женской бессонницы, страхов смерти и одиночества. Но народ, скажу тебе, к нему записывался. Очереди были на месяц вперед расписанные.

— Действительно, такой знаменитый?

— На счет знаменитости, не знаю. Но, очень грамотный. Его телефон передавался только из уст в уста. И это тоже работало, круче всякой рекламы. «Ого! Принимает не всех, а только исключительно по договоренности!» Знаешь, как это подогревало интерес. Особенно у женщин. «Я тоже, не хухры — мухры. Лично была на приеме у самого Оконникова.» Консультация стоила, по тем временам, как месячная зарплата ассистента кафедры.

— Все так было результативно?

— Ну, скажем было хорошо до поры, до времени. Чего — то ему показалось мало, то ли денег, то ли славы и в одно прекрасное время Аркадий начал практиковать гипноза с легкими психостимуляторами. Ну, в какой — то девицы, крыша и того, — Степанков красноречиво присвистнул, — немного съехала. А в девицы папаша, какая — то шишка оказался. И Оконников, не дожидаясь разборок, быстро умотал за границу. И если мне память не изменяет, то в Египет. Я даже удивился, что не в Европу. Значить, время зря не прошло — постигал азы науки. — сделал заключение Степанков. — Очень даже в духе Оконникова.

— А что с той пациенткой?

— С какой? А…, — вспомнил Степанков, — Все нормально. Крыша вернулась на прежнее место, если ты это имеешь в виду.

— И теперь Оконников практикует, как раньше?

— Нет. Во всяком случае, я не слышал. Но, думаю, практикует, но в очень узком направлении. Выполняет какие — то конкретные заказы. Знаешь, как можно промыть мозги, не владея такой методикой? А с такими знаниями и без принципов…

— Я думала, что все с «такими знаниями и умениями» состоят на каком — то учете, в какой — то организации, — совсем растерялась Саша.

Степанков смотрел на Сашу как на малое дитя. И вот эта идеалистка хотела сунуться к такому прохиндею, как Аркадий Оконников.

Степанков даже не подозревал, что не пройдет и года, как судьба сведет его с Оконниковым. Да еще как сведет…

— Значит так, давай фотографии девочки, я посмотрю. Сама езжай домой, готовь бед и завтрак. Завтрак из расчета на меня. Себе только салаты. Никакого мяса и спиртного. Завтра вечером я приеду, — Степанков, предвидя Сашино нетерпенье, поднял руку. — С наскока это не делается. Мне самому надо подготовиться.

Степанков, чмокнув Сашу на прощание, вышел с квартиры, бережно неся под мышкой картину. И так же бережно положил подарок на заднее сидение и еще раз посмотрел на картину.

«Весна на закате дня» будила давно забытое ностальгическое чувство такой близкой, но безвозвратно ушедшей любви. Как случилось, что единственный и самый дорогой человек живет без него за океаном? Растут его сыновья, которые вряд ли когда, назовут его отцом. На мгновенье боль сжала сердце, на лбу выступил пот. Стало жарко, невзирая на вечернюю прохладу.

Вернувшись домой, он поставил картину, прислонив ее к спинке дивана, плеснул в пузатый бокал коньяк и стал смотреть на «Весну…»

Глава 15

Тридцать лет тому…

В роддоме, вместо положенных семи дней, Натка провела две недели. Девочки родились здоровые, но врачи перестраховывались — не каждый день на свет появляется двойня, да еще в районе. Натку хотели отправить в область. Там и врачи по — опытнее, а главное — ответственность на чужие плечи. Только не успела Натка в область. Сватки начались раньше времени. Хорошо, что по дороге с поселка не родила. А, спустя час, на свет, с помощью акушерки, появилась орущая громогласная двойня.

Только с именами получилась незадача. Никак Натка не могла их выбрать, и посоветовать было некому. И только накануне выписки, в руки попал церковный календарь.

Шестого августа почитали православную мученицу Кристину. В покровительство и заступничество небес Натка, с личного жизненного опыта, не очень то и верила, но имя понравилось. Было в нем что — то необычное, даже таинственное, а уж в поселке никогда и не слыхали такого.

Даже судьба мученицы сначала понравилась Натке. А что, в богатой семье жила красавица — дочка. Может, судьба смилостивиться, и Кристина найдет себе состоятельного мужа и будет в нее богатый зять. Дочитав легенду до конца, Натка расплакалась, так ей стало жаль казненную девочку. Кто бы подумал, что родной отец на такое способный! Может, не стоит и называть так дочку? Только вспомнив, что Геннадий не узнает о рождении дочерей, Натка смело выбрала имя для старшей дочери.

Имя второй девочке, родившейся через полчаса после Кристины, Натка не искала ни в каком календаре. Имя само сорвалось с уст — Анита. Правда, имена не очень сочетались с простоватым отчеством, да бог с ним, с этим отчеством. Где тот отец? Да и до отчества новорожденным еще расти и расти. Главное, имена очень Натке понравились.

Медсестры и нянечки только удивлялись, как Натка умудряется различать совершенно одинаковые морщинистые, курносые синеглазые личика. Ничего сложного в этом для Натки не было. Это только с виду они одинаковые. Анита — требовательная, голосистая. Ее первую Натка прикладывала к груди, а вот Тина, та словно понимала, что мать одновременно не справиться с двоими, похнычет и лежит молча, дожидается. И засыпали девочки по — разному. Натка приловчилась сначала убаюкать Аниту, а потом брала на руки Тину, да так еле колыхнув, и засыпала склонившись над дочерью.

— Ты смотри, а она ревнует, — как — то заметила нянечка. — Да, разные у тебя, Натка, девки, хотя на вид одинаковые. И будут разными, попомнишь мои слова. Натерпишься еще.

— Да откуда вам знать, какими будут? — смеялась Натка, любуясь дочками.

— Все оно видно. Это вы молодежь ничего не знаете. Понастроили домов родильных, а раньше как рожали? Моя прабабка повитухой была.

От этого слова Натка пырснула в кулак.

— Не смейся. Думаешь, все могли повитухами стать? Вот тебя, к примеру, никто б и не пригласил дитя принимать.

— Это еще почему? — подзадоривала нянечку Натка.

— Да потому. Повитуха сама должна счастливой быть, чтобы счастье новорожденному передать. Где твое — то счастье?

— Да вот же оно, счастье мое. Даже двое.

Слова старой нянечки окажутся пророческими. Девочки были совершенно разные, словно от разных матерей.

Натка так закрутилась возле новорожденных, что и не заметила перемен, которые потихоньку двигались по стране. Вначале думалось, что перестройка только в Москве, а до поселка не доберется. Сколько было начинаний. Пошумит в верхах, а до низу волна не докатится — иссякнет.

На этот раз новые веяния достигли и глубинки. В течении трех лет, которые Натка провела в декрете, в поселке сначала закрылся цементный завод, проданный с молотка. Оказалось, что завод, снабжавший регион, стал совсем не рентабельный. Народ бунтовал, скандалил, стоял на проходной, грозил жаловаться, дойти до самого президента. Но запал и накал страстей со временем поубавился. Проходную наглухо заколотили досками. Остался лишь один сторож, да и то скорее для годись. Сторожить было нечего.

Народ, кто не успел спиться, начал перебираться в райцентр или еще дальше в область, а то и в саму Москву.

Поселковые вопросы Натку мало волновали, не до проблем поселка было, только оказалось, что проблемы не прошли мимо домовитой Натки. После декрета выходить на работу было просто некуда. Швейный комбинат вначале сократили, а потом и вовсе закрыли. Тетки часть комбината взяли в аренду, но дело не заладилось. Аренда потянула столько денег, что остались еще и должны. Отец, без работы, вообще запил беспросветно. Сколько они с матерью не отговаривали, но все без толку. Если б не бабка Людька, как бы Натка вытянула детей, трудно даже представить.

Людька, что бы хоть как — то сгладить вину перед внучкой, готова была на все. Отписала свою копеечную халупу Натке и взялась присматривать за детьми, когда Натка занималась делом.

Надомная работа приносила копеечный доход. В поисках работы пришлось ехать в район. Как же болело материнское сердце, но другого выхода не было.

Через четыре года, накануне первого класса, Натка забрала детей к себе в однокомнатную квартиру, купленную на заработанные деньги. Вскоре бабка Людька умерла, так и не простив себя за не сложившуюся судьбу внучки. Пока дети на руках были о смерти бабке Людьке и думать некогда было, да и как же она могла Натку подвести. И так уже раз подвела. Будь не ладный тот Геннадий

Глава 16

Саша лежала на диване. Слова Степанкова звучали все тише и тише до тех пор, пока она не ощутила полную свободу. Саша видела Степанкова и так же четко видела свое тело на диване, но это тело не было ее частью. А потом стало страшно. Саша, какой — то частью мозга помнила слова Степанкова, но они начали терять смысл. На смену словам, в которых она растворилась, пришедшая темнота. Начала оживать, превращаясь у вязкую смолу. Саша окончательно запуталась в паутине. Двигаться стало невозможно. Она прилипла к темноте.

— Двигайся вперед, не стой, двигайся — настойчиво требовал невидимый голос. — Саша, я сейчас тебя верну обратно, если ты не будешь делать того, что я тебе говорю.

И вот тогда, превозмогая тяжесть, душа рванула вперед и…

Впереди была темнота, но это была другая темнота, ограждающая пространство. Со всех сторон долетали мелодичные голоса. Так разговаривает только любовь. В таком блаженстве она могла б находиться вечно. «Может это и есть рай? Может, я увижу бога или хотя бы ангелов? Господи, где же я?»

— Саша двигайся вперед!

Тон, не терпящий возражения, мешал насладиться чувством покоя, защищенности и блаженства. Повинуясь, душа опять рванула вперед. Теперь бесконечная боль сопровождала каждое движение, темнота вокруг извивалась, тоннель зиял черной пустотой. Маленькая душа маленького человечка, подгоняемая невидимой мощной силой, летела в неизвестность. Свет, к которому все стремятся, ударил со всех сторон. Стало холодно и опять страшно. Радоваться рождению не было сил.

Душа маленькой девочки громко закричала. Кричать она не собиралась. Она сразу хотела всем рассказать и доктору, и акушерке, даже притихшей санитарке, что есть другой, вечный дом и там каждого ждут, но ангел больно ударил по губам и голос такой, понятный всем, пропал, а вместо него родильный зал наполнился заливистым детским плачем. «Я родилась, — догадалась Саша, пройдя такое мучительное испытание».

Дальше события пролетели со скоростью света, замедляя определенные моменты. Она отчетливо увидела торт, стоящий на столе. Прямо по средине кулинарного шедевра красовалась одна единственная свеча. Свеча ей очень нравилась. Девочка протянула ручки, чтобы достать свечу, но оказалось ее желание считалось неприличным. Так вести в этом мире нельзя. И только, когда появилась четвертая свеча, торт медленно начал разваливаться.

Удар, пришелся по голове. Небо кружилось перед глазами. Мужчина взял бездыханное тело матери и бросил в багажник. Саша хотела кричать, но ни губы, ни язык не слушались. Боль, пронзившая сердце, была невыносимая, как изначально обрушившаяся темнота.

— Я умираю. Я умираю, — Саша прошептала одними губами, — Очень больно.

— Дыши, слышишь меня, дыши! Дыши!

Саша хотела спросить, кто такой Стрельников, но длинная фамилия завязла в мозгу. Выговорить не получалось. Черная паутина медленно оплетала ноги.

— Жива?

— Не дышит, — мужчина прикоснулся холодными руками к ее шее, проверяя пульс. — Открывай багажник.

Саша чувствовала, как ее бездыханное тело небрежно бросили в багажник.

— Посмотри, что с ребенком? Быстрее, что ты возишься?

— Жива, только без сознания.

— Это даже к лучшему. Пересади ее.

Мужчина потянул девочку за платьице и как тряпичную куклу усадил на переднее сидение.

— Ты, все помнишь?

— Помню.

— Минут через десять вызывай ГАИ и «скорую». Вначале «скорую».

Последнее указание мужчина дал на ходу, садясь в красную «ауди». Машина рванула с места. В багажнике было тесно. Заболело все тело и даже… душа.

— Саша, открой глаза! Саша открой глаза! — Степанков легонько хлопал ее по щекам.

— А как же мама? Где мама? — последнее, что она хотела спросить, перед тем, как душа оторвалась от земли.

Сонные, слипшиеся веки, открывались с трудом. Саша никак не могла понять кто она на самом деле толи маленькая Настя, тили она Кристина или еще кто — то третий, кого она забыла.

Ее никто не торопил и не останавливал, но события сами проносились перед глазами на бешеной скорости. Запомнить или рассмотреть Саша уже ничего не могла. И только оглянувшись вокруг, заметила подбирающуюся к ней черную паутину. Страх сковал каждую клеточку, она не могла не то что бежать, а даже сдвинуться с места.

— Саша открой глаза! Меня твой Стрельников убьет!

И теперь она поняла, кто такой Стрельников. Стрельников — это любовь. И только осознав это чувство, чьи — то руки, ухватив ее под мышку, потянули вверх, к солнцу, куда не могла долететь паутина. Это и есть Стрельников.

— На счет один — просыпаемся, — мягкий голос обволакивал тело, которое стало ощутимым.

— …Три, два, один! Открываем глаза, — голос был настолько повелительным, что глаза мгновенно открылись. Саша в недоумении осмотрелась. Ноги и руки были немыми и не послушными.

— Где я? — тихо, одними губами прошептала Саша.

— Дома. Уже дома. Лежи не двигайся. Воды дать?

Саша отрицательно мотнула головой. Тело, налитое свинцом, ничего не хотело. Даже воды.

— Ну, как?

— Ты прав, Степанков. Крышу может точно снести. Если б не Павел, я бы не смогла вернуться. Знаешь, моментами было сказочно хорошо. Где это было?

— В утробе матери. Утроба она сродни раю, в нашем понятии. Душе хорошо от знаний и она еще свободна. Но стоит ей родиться — начинается мучения. Она — то, по — прежнему, знает, зачем пришла в этот мир. Но попадает под контроль разума, в его, так сказать, неволю. Ладно, ты давай поспи, потом послушаем запись.

— Юра, я боюсь. Мне кажется, я закрою глаза, а там меня ждет эта мерзкая паутина. — Саша готова была расплакаться.

— Закрой глаза. Расслабься. Твои руки становятся…

Это было последнее, что слышала Саша, перед тем как окунуться в спокойный сон. Степанкову хватило сил добраться до рядом стоящего кресла.

Вернувшись с работы, Стрельников застал мирно спящих Сашу и Степанкова.

Ужин никто не приготовил…

Они в который раз слушали запись. Детский голос, звавший маму, принадлежал четырехлетней Насте. В нем было столько боли, горя и отчаяния, что Саша не смогла сдержать слез.

— Спасибо тебе, Юрочка. Видишь, интуиция меня не подвела. Я знала, что женщин было две. И душа той не может успокоиться. Она хочет, что бы я все исправила.

— То есть, ты хочешь, сказать, что мать Насти, Кристина — просит прощения в своей дочери?

— Нет. Настина мать — Кристина жива. Помощь нужна той другой. Она выдавала себя за Кристину.

— И где она теперь? — задал вопрос Стрельников.

Он уселся верхом на стул и с интересом следил за разговором. Все эти сеансы: полеты туда и обратно, свет, тьма, любовь и все это в двадцать первом веке! Дожили до средневековья! Если б собеседники не относились так серьезно к происходящему, он бы подумал, что ему все приснилось. Степанков, доктор наук, профессор, без тени сомнения обсуждал бредовое, иначе не назовешь, перемещение во времени. Стрельников помассировал виски и сложил руки на спинке стула.

— Мать девочки не погибла, — продолжала Саша. — Она жива, только я не увидела, где она сейчас. Но, она жива. И Настя это чувствует.

— Ничего не понимаю, — признался Степанков. — Я видел все, что и ты. Только, с чего ты взяла, что она жива?

— Во время сеанса ты был проводником. Ты видел, но не чувствовал. Я была в состоянии и Насти, и Кристины.

— Может, лучше обратиться в милицию, пусть подымут дело, и займутся поиском Кристины?

Вопрос Стрельникова прозвучал неожиданно. Саша со Степанковым одновременно повернулись к нему и посмотрели так, словно человек, сидящий в центре комнаты, вместе со стулом, проявился с другого мира. И теперь они решали, как вести себя с пришельцем.

— Милиция никакого дела двухгодичной давности не заводила за отсутствием состава криминала. Женщина не справилась с управлением. В результате ДТП пострадал только ребенок. Где криминал? — Саша вопросительно посмотрела на Стрельникова.

— Тогда, что вам дал этот сеанс?

— То, что домой к Лунину вернулась уже не — Кристина.

Теперь пришел черед удивляться Степанкову.

— Я четко видела, вот как вас сейчас, за рулем была Кристина, рядом с ней женщина. Лица я не видела. А на заднем сидении — Настя. Потом на дороге появилась яркая красная машина. Дальше авария. Мужчина положил тело Кристины в багажник. Настя — без сознания. Приехала «скорая», увезла девочку. Потом приехала патрульная машина. Вот и все. Никакого преступления нет! Где мать Насти я не знаю.

— Тогда, кто погиб год спустя?

— Степанков, я этого не знаю. Может надо еще…

— Никаких «может».

На этот раз голос Юрия Николаевича был непоколебим. С эти бы еще разобраться.

— А теперь представь, я прихожу в милицию с заявлением, что на месте жены Лунина в его доме проживала совершенно чужая женщина. Паша, меня сочтут сумасшедшей и предложат пожить в пансионате для душевно больных.

— М-да. — Стрельникову все меньше и меньше нравилась ситуация. — Если, допустим, настоящая мать девочки жива, то, как ее найти? И кто тогда жил все это время в доме Луниных? И почему?

Ответов на поставленные вопросы не было.

Глава 17

Десять лет тому…

Первый рабочий день в новой должности Кристина начала с семи утра. Должность была скорее номинальной. Весь коллектив, которым предстояло руководить, состоял из двенадцати женщин. Тех времен, когда в каждом из пяти цехов, работало по двести человек, Кристина уже не застала.

До обеда небольшая комната, заполненная всевозможным хламом, начала превращаться в кабинет. Чего в нем только не было! Стол загромождали всевозможные выкройки, с незапамятных времен вышедшие с обихода. Во всех шкафах, тумбах и даже за диваном — лежали куски и кусочки не нужной ткани. Скопившееся добро можно было давно выбросить. Только начальники цеха на должности не задерживались. До уборки руки не успевали доходить. Кабинет так и оставался не обжитым. А чего задерживаться, если зарплата не высокая, без надбавок, да и ту вовремя руководство не выплачивает.

Что больше радовала Кристину — мизерное повышение зарплаты или вот эта комнатенка, именуемая кабинетом — трудно сказать. Но, если б выбор стал между деньгами и уединением от коллектива — Кристина, не задумываясь, выбрала б второе.

Коллектив состоял из разновозрастных и не особо счастливых женщин. Она никогда на них не обижалась и только уставала от скучных и однообразных разговоров о нехватке денег и пьющих мужьях. Поначалу, даже удивлялась, что стоит кому — то не выйти на работу, как о той судачат целый день, пока не поняла, что все эти разговоры не со зла, а словно для того, что бы удостовериться, что во всех одно и то же.

Она не могла понять только одного — зачем содержать мужа — пьяницу на свои копейки? Разве одной труднее жить? Но стоило только заикнуться и женщины тут же набросились на нее, как на прокаженную. Для начала мужа себе заведи, а потом и советы давай. Больше свое мнение она не высказывала.

Как позволяете к себе относиться, так к вам и относятся, — сделала вывод Кристина, но вовремя промолчала. Да разве расскажешь женщинам, что подобную жизнь она знает не понаслышке.

Отец в ее жизни появился внезапно, когда ей было пятнадцать лет. И никакой не временный, как были до этого, а настоящий. Вначале она даже не поверила, что такое может быть. О родном отце Натка никогда не говорила, словно нашла дочерей в капусте. Только с завидной последовательностью знакомила их с очередным отцом примерно два раза в год.

Несостоявшиеся «отцы», в один день исчезали из дому, зачастую прихватив отложенные деньги на «черный день». Потом, правда, Натка стала откладывать деньги вместо «черного дня» на учебу дочерям, но ситуация не менялась. После ухода очередного кандидата в мужья, Натка плакала и заливала свое женское горе дешевой водкой почти неделю. А протрезвев, наводила в квартире порядок, двигала мебель с угла в угол, основательно проветривала комнаты. А еще спустя несколько дней звала дочерей на кухню и, прижав к себе, просила прощения и божилась, что больше ни один мужчина не переступит порог их квартиры. И жить они будут счастливо сами.

Последние пол года, Натка стойко держала слово — никого в дом не приводила, почти не пила, от того ходила постоянно злая и раздраженная. Если раньше колотила девок без разбора, то после того как Анита заломила ей руку, да так, что дух перехватило от боли, Натка только сетовала на жизнь, виня во всех бедах одних мужиков.

«Все они, кобелины, одинаковые. Никому нельзя верить. Все как один».

За пробежавшие годы Геннадий, казалось, ничуть не изменился. Как был никакой, таким и остался. Намечавшаяся раньше плешь, спустя пятнадцать лет, расползлась по голове. Округлился пивной живот и застыли отеки под глазами. За это время он успел трижды официально жениться и столько же разойтись, оставив каждой супруге приплод. И, будучи свободным, встретил свою первую любовь, так и не ставшую женой. Если б Натка в тот вечер не была под шефе, глаза выцарапала б несостоявшемуся мужу за искалеченную жизнь. Но вместо этого, она искренне обрадовалась, узнав в мужичке, стоящем на остановке, Генку. Появился повод обмыть встречу.

Так в жизни Кристины появился настоящий отец. Называть отцом, первое время, незнакомого мужчину было неприятно, да и не понятно — зачем. Только Натка с первого дня приказала дочерям, чтобы не смели звать, как прежних, по имени.

На просьбу матери Анита, даже ухом не повела, послав по — дальше новоиспеченного отца. Кристина не смогла отказать матери, когда та, плотно закрыв дверь детской комнаты, попросила ее об одолжении. Взглянув в измученное лицо, в бесцветные, от выпитого и выплаканного, глаза, молча согласилась. Превозмогая неприязнь, она стала изредка, исключительно при матери, звать Геннадия отцом.

Все было б ничего. Только, если раньше Натка позволяла себе иногда выпить с подругами ради праздника, то с появлением Геннадия начала пить дома. И повод всегда находился.

Через год пришлось Натке заложить свою кормилицу — швейную мастерскую, а вскоре и просто продать, что бы погасить долги. Геннадий нигде не работал с первого дня переезда к Натке, считая, что за те копейки, что ему предлагали и начинать не стоит. И дочери уже в таком возрасте, что должны хотя бы немного заботиться о родителях. Только разговоры отца скорее касались Кристины. Аниту родители старались обходить стороной.

Однажды он сгоряча, в споре замахнулся на дочь, которая, как показалось подвыпившему Геннадию, уж слишком откровенно ему нагрубила, назвав алкоголиком. Анита убежала из дома, хлопнув дверью. А вечером, какие — то подростки намяли бока в дребезг пьяному Геннадию. Натка сразу догадалась, чьих рук дело. Только, как заявишь в милицию на родную дочь. Проспавшись, Геннадий стонал, косо глядя на Аниту, но больше руки не подымал. Зато, когда той не было дома, от души вымещал накипевшую злость на Кристине.

В десятый класс Кристина пошла в вечернюю школу. Кто — то должен содержать семью. Подъезды она начинала убирать рано, так, чтобы успеть выгулять, за отдельную плату еще и собак. После прогулки, спешила к Светлане Павловне в соседний дом и получала целый список неотложных дел. Неотложные дела аккуратным почерком, по мере важности, были выписаны в столбик. И хватало их на целый день. А потом она отдыхала и кормилась со щедрого стола Павловны.

После обеда все начиналось сначала. Дома она почти не бывала, стараясь реже попадаться на глаза Геннадию. А еще она мечтала с Анитой о другой жизни, которая их ждет впереди. А потом сестра исчезла с ее жизни.

Геннадий разбудил, вернувшуюся под утро Аниту, стусаном в бок и потребовал деньги на опохмел. Недолго думая, Анита выместила всю накопившую злость на отце. Может все на том бы и окончилось, не явись домой Натка. Простить дочери корчившегося на полу Геннадия она, помутневшим мозгом, не могла. Ударить в отместку дочь Натка не решилась. Она проклинала в сердцах дочь, даже после того, как за Анитой закрылась дверь.

Через три дня Кристина пошла в милицию и написала заявление о пропаже сестры. Молоденький лейтенант заявление не принял. Где искать ее безбашенную сестру? Нагуляется и сама вернется, или позвонит.

Ни письма, ни звонка от Аниты так и не последовало. Как в воду канула. Хотя, по правде сказать, и звонить — то некуда было. Телефон давно отключили за неуплату.

К семнадцати годам Кристина выглядела на порядок взрослее своих ровесниц. Жизненные неурядицы отпечатались на лице. Училась Кристина, всем на удивление, только на отлично. Для вечерней школы явление было совершенно необычным. Она была, одной из немногих регулярно посещающих уроки. Да и как прогуливать, когда спокойно на душе только в школе.

Вечером, когда она возвращались домой, мать с Геннадием, а иногда и вся компания собутыльников мирно храпела на всю квартиру.

Дотянув до кровати Натку, Кристина укладывала ее в постель, выключала свет на кухне, где под столом чаще всего спал Геннадий и запиралась в своей комнате.

Выходных она не любила и боялась. Летом можно на речке день просидеть с книжкой. Зимой было труднее. Библиотека закрывалась в шесть вечера и приходилось без дела бродить по городу. Столько книжек как она прочитала, в домашней обстановке она никогда б не осилила.

В то воскресенье, она сразу после закрытия библиотеки, никуда не заходя, направилась домой. Тревожное чувство не давало покоя с самого утра. Знакомая библиотекарша к ее приходу подготовила стопочку новых журналов, но читать совсем не хотелось и даже новый номер «Бурды» не вызвал должного интереса. Промаявшись в библиотеке до шести вечера, Кристина вышла на улицу. Шумная пьянка в это время в самом разгаре, но эта мысль ее не испугала.

Неладное она почувствовала сразу, как только увидела выезжающую со двора пожарную машину.

Возле дома собрались зеваки. Обгорелые окна ее квартиры зияли чернотой. Все остальное она помнила как в тумане.

Останки тел матери и Геннадия схоронили в одной могиле. Со всего нажитого, в квартире от огня чудом уцелела только старая Наткина швейная машинка.

— Кристина, деточка, школу ты оканчиваешь хорошо, я бы сказала, что очень хорошо, тебе надо уезжать, надо учиться. Надо просто жить. — завуч вечерней школы говорила о реальных вещах, о той действительности, смириться с которой о Кристина никак не хотела.

Останься она в то воскресенье дома, никакого пожара не случилось бы. Даже, чтобы не случись, но мама осталась бы жива. Как смотреть в глаза сестре, что сказать, что читала книжки в библиотеке, в то время, когда, может, мама звала на помощь?

— Кристина, запомни — твоей вины в случившемся нет. Рано или поздно, не это, так другое, но случилось бы. — Варвара Тимофеевна прочитала ее мысли. — Посмотри на себя. Ты красивая, умная. Что тебя ожидает здесь? Хорошо, что мер дал тебе койку в общежитии, а как дальше? Никакого образования ты здесь не получишь.

То, что мер города приютил девушку, больше всего и волновало сейчас опытную Варвару Тимофеевну. Она — то еще дурочка, не понимает, что придется отрабатывать эту доброту. Да иначе и быть не может. Слишком красивая, что бы мер пропустил такую мимо своей койки. Скольким жизнь попортил, а все не уймется.

— А если Анита вернется?

— Анита, что у тебя безъязыкая? Сколько дома не появлялась?

— Два года. Вернется, а никого нет. Может мне подождать ее пока, а потом поступать? — в голосе сквозила плохо скрываемая надежда, что Варвара Тимофеевна одумается и скажет, что может действительно, надо подождать Аниту.

— Я звонила в Москву своей однокласснице, — Варвара Тимофеевна оставила вопрос без ответа —. Она преподает в институте. Поедешь, попробуешь поступить. Не поступишь, тогда другое дело — вернешься на свою койку в общежитие, и будешь ждать Аниту.

«Надо ж одна мать родила, а ведь совершенно разные получились дети» Последнюю фразу о возвращении на общежитейскую койку, Варвара Тимофеевна сказала скорее для порядка. Мол, всякое может случиться.

В том, что Кристина поступит она нисколько не сомневалась. Во — первых — девочка умная и трудолюбивая, а во- вторых, подруга, проректор по научной работе, раз пообещала помочь, значит — поможет.

Услышав свою фамилию среди студентов, Кристина еще не была уверенна, стоит ли радоваться этому успеху. А если вернется Анита, а ее не будет, что тогда? Выходит она сама бросила сестру, как бросила мать в то злосчастное воскресенье? В душе жила надежда, что, невзирая на серьезную подготовку, она не пройдет по конкурсу и тогда сможет честно смотреть в глаза Варваре Тимофеевне. За год подготовиться к вступительным экзаменам, а там, смотри, и сестра объявится.

Рисование шло первым отборочным туром. Волноваться было нечего. За платье, с летящим шлейфом она получила пятерку. Натка, пока совсем не спилась, учила дочерей моделировать одежду, подбирать фасон на каждую фигуру. Жаль, все сгорело. Никакой памяти о матери так и не осталось. Русский язык и математику Кристина сдала на твердые четверки. Балы были вполне проходимыми.

До конца августа она все еще надеялась, что вызов в институт, затеряется по дороге в их глубинку. Но вызов пришел вовремя. Варвара Тимофеевна сама приехала к ней, что бы помочь собрать нехитрые пожитки, пообещав сообщить, как только в городе появиться Анита.

Накануне отъезда она сходила на кладбище, попрощалась с матерью, поблагодарила Надежду Тимофеевну за помощь, рассчиталась с общежитием и на следующий день уехала в Москву.

Первые три года, до самой смерти Варвары Тимофеевны, Кристина приезжала в родной городок на каникулы.

Через пять лет, получив на руки красный диплом, Кристина, стала искать работу в Москве. Диплом с отличием, предоставляемый на каждом собеседовании, художественный вкус с ярким воображением и гибкость мышления работодателями воспринимались благосклонно до того момента, пока дело не доходило до опыта работы. Опыт работы — был ценнее диплома даже красного цвета.

На счастье, швейной фабрике, откуда народ бежал, через задержку зарплаты, как бегут с утопающего корабля, требовался дизайнер. Никакого собеседования здесь с ней не проводили. Пожилая кадровичка, с недоумением посмотрев на молодую девушку, рвущуюся к ним на работу, быстро оформила заветную трудовую книжку.

На деле все оказалось значительно прозаичнее — на ладан дышащая фабрика шила под заказ спецодежду и дизайнер для спецовок не требовался — нужен человек на должность «куда пошлют». Посылали в разные места: заказать ткань и проследить за доставкой, договориться об отгрузке заказчику. Самим сложным было напоминание заказчику о долге за товар. А еще, когда план трещал по швам, Кристина работала в пошивочном цеху, неопределенно кем толи начальником, толи подменным мастером, а скорее всего и тем и другим вместе, пока не подписала приказ о назначении начальником швейного цеха.

В обеденный перерыв мастер соседнего цеха помог вынести мешки с мусором. Коморка, как в сказке, превратилась в рабочий кабинет. А за дверью разгорелся спор. Незнакомый мужской голос отчитывал попавшуюся под руку Наталью. Надо выйти и прекратить весь этот балаган. Не хватало, чтобы на ее, с этого дня, подчиненных кто — то повышал голос.

Она знала, как надо ругаться и как надо ставить всех на место. Только теоретически. Она уже была готовая открыть дверь и «поставить всех на место», как дверь без стука открылась. Виновник беспорядка замер на пороге ее «кабинета».

Глава 18

Шесть лет тому

Женщина на неприметном «Седане» неторопливо ехала за серым «Вольво». Анита нажала на гудок, прося уступить дорогу. Она внимательно следила за водителем впереди идущей машины. Уступать ей дорогу тот явно не собирался. Пришлось посигналить еще. Наконец — то хозяин «Вольво» увидел, что спешащий водитель — женщина. И ладно б, просто женщина.

Ему б даже в голову не пришло перестраиваться в правый ряд. Женщина лучезарно улыбнулась, и эта улыбка решила все. Дорогая иномарка, на которую он, занятый своими мыслями, даже внимания не обратил, вынырнула настолько внезапно, что быстро среагировать на нее водитель «Вольво», не успел. Несколько секунд и бампер его машины зацепил борт соседнего автомобиля. Машина, за рулем которой сидела красавица, мигнув фарами, скрылась с виду. Он с сожалением провел ее взглядом. Хорошо, что еще удалось отделаться легко. Хозяин поцарапанной машины, на удивление, оказался человеком сговорчивым. Названная сумма оказалась не завышенной, и он сразу же, напрасно не тратя время, рассчитался за ущерб. На том инцидент исчерпался.

— Ты где сейчас?

Эдик свернул с оживленной трассы, остановил машину, бегло пересчитал деньги и только после этого задал вопрос.

— Еду домой.

— Что значит, еду домой, а работать, кто будет?

— Я устала и еду домой. На сегодня все!

От такой наглости Эдик на миг растерялся. Она, видите ли, устала. И от чего это, интересно, она могла устать? Но задать вопросы он не решился. Лучше согласиться. Опять попадет вожжа под хвост, и не будет работать неделю. Убыток куда более значительный, чем этот каприз.

— Прекрати ныть или ты забыла, что в конце недели сдавать «взнос»! В тебя каждый день, как не состояние души, так состояние тела. Я с этого козла почти ничего не срубил.

Эдик специально повысил голос и выругался. Пусть не забывает, кто есть кто. На том конце трубки упорно молчали. «Ладно, — решил Эдик, — если бросит трубку, так тому и быть — отдых. Денег заработали нормально. Неделя выпала удачная. Откуда только и берутся такие лохи!» О взносе он тоже напомнил для порядка.

— Как это не срубил? — тут же ожила трубка.

— А вот так! У него денег было — кот наплакал.

— Эдик, что ты там срубил или не срубил — это уже не мои проблемы.

Голос Аниты зазвучал более миролюбиво. «Значит — будем работать, — облегченно вздохнул Эдик».

Для достоверности, он еще раз пересчитал полученные деньги и, немного подумав, пару купюр положил в другой карман.

— Ну, знаешь, я тебе не рентген, что бы еще в и содержимое карманов определять. Надо было припугнуть. Мне тебя учить?

— Ладно, не заводись. Езжай домой. Отдыхай. Потом, ближе к вечеру, созвонимся.

Эдик отключил телефон, бросив его на сиденье, и направился в город. Последнее слово осталось за ним. Он представил, как Анита выйдет с душа и, прямо, как есть, нагишом, упадет на кровать. Он любил ее мягкой и покладистой. Такой Анита бывала редко, по особым дням. От этих мыслей в Эдика даже ладони вспотели. Он постарался не думать о женщине. Не ровный час, самого подрежут такие же «трудяги».

Анита уже полчаса бродила по магазину. Работать совсем не хотелось. Она с внутренней ненавистью посмотрела вслед толкнувшей ее женщине. Конечно, женщина была не причем. Не надо стоять среди прохода. Да и не она толкнула Аниту. Девочка, отставшая на шаг от матери, невероятно счастлива от приобретенной куклы, радостно размахивала покупкой во все стороны.

Анита недовольно посмотрела вслед удаляющейся детской фигурке. Удар, естественно, был не сильный, но от прикосновения китайского изделия она вся сжалась.

Ей всегда нравились куклы и только куклы. Никакие больше игрушки ее не интересовали. Книжек читать не любила. В сказки, даже волшебные, она с детства не верила. Вот, Тина, та могла часами слушать всякие небылицы, а ей становилось скучно и, улучив момент, она незаметно убегала во двор к мальчишкам. Может, потому и не случилась сказка в ее жизни, оттого и приходиться ежедневно толкаться в магазинах.

Только к куклам у нее было особое отношение. Она их любила всех без разбора: от больших, в нарядных кружевных платьицах, до маленьких пупсов, в крошечных одежонках. С удовольствием расчесывала длинные искусственные волосы и с таким же удовольствием укорачивала их на свое усмотрение.

Она и мать ждала, по — сути, только из — за подарка. Натка приезжала на выходные, да и то не на каждые, но куклы привозила исправно. Беда была только в том, что Тине доставались крепкие куклы, а ее ломались так быстро, что она не успевала даже наиграться вдоволь.

Кажется, в пятом классе, пока Тина, как обычно просиживала время на занятии по крою и шитью, она собрала все ее куклы в огромный пакет и вынесла на пустырь за дом. Если б любопытные соседки не прибежали, завидев огонь, то не единая игрушка Тины не спаслась бы. А так, пару кукол, в обгорелой одежде сердобольные тетки успели вытянуть с костра. Победа была не полной, но это было начало пути к победе над сестрой.

Анита даже не заметила, как за воспоминаниями успела наполнить продуктами, почти доверху корзину. Пришлось спешным образом проводить ревизию и возвращать покупку обратно. Надо ж положить две коробки конфет, даже не посмотрев на срок годности. «И эти консервы, — она с интересом повертела в руках баночки, — как они попали в корзину? — сама себе удивилась Анита».

Она искоса осмотрела торговый зал. Со стороны казалось, что женщина полностью поглощена выбором продуктов. Но это только казалось. На самом деле, держа в руках пачку итальянских мюслей, она не столько искала глазами дату выпуска, как цепко держала в поле зрения мужчину в светлом костюме.

Она столкнулась с ним у самой двери, и он галантно открыл дверь, пропуская женщину вперед. В знак благодарности она лучезарно ему улыбнулась. Улыбка действовала безотказно. Мужчины ее запоминали.

Опытным взглядом она сразу находила своего «покупателя». Никакого особого секрета, кроме наблюдательности, в этом не было. Все предельно просто. Покупатели, пришедшие в супермаркет на своих двоих, сразу относились в разряд бесперспективных, как и подъехавшие на подержанных машинах. У таких денег в кошельке только на покупки, да и то самые необходимые, написаны на клочке бумаги. Что с них возьмешь?

Другое дело покупатели, прибывшие на дорогих иномарках. И покупки в них другие, и деньги в кошельке другие. За годы работы, она безошибочно могла предположить с какой покупкой выйдет покупатель, сколько оставит денег на разные ненужности. Вот и это в светлом костюме сразу направился в дальний отдел магазина. Выбрал самое дорогое вино. Следующий отдел — кондитерский.

Продавец подала коробку конфет и, мило улыбнувшись, кивнула рукой вглубь зала. «Фрукты забыл купить, — сделала заключение Анита и направилась рассчитываться за покупку».

Незадачливого покупателя она поджидала у кассы. Если тот особо не задерживался — она рассчитывалась быстро, достав заранее подготовленную купюру. В противном случае доставала кредитку с заведомо заблокированным счетом, просила еще раз проверить, затем искала в сумке еще одну и возилась столько, сколько было необходимо.

Мужчина в светлом костюме особо не задержался и стоял у соседней кассы. Очереди не было. Анита, мило улыбнувшись кассиру, протянула купюру и, получив сдачу, направилась к выходу.

С мужчиной в светлом костюме Анита столкнулась в дверях, зацепив пакетом его барсетку. Все вышло естественно. На пакете образовалась дырка.

«Как только они умудряются столкнуться? Спят на ходу, что ли? — подумал охранник и с интересом стал наблюдать за парочкой. Помогать даме он не собирался. Это не входило в его обязанности. Пусть несет продукты, как хочет, нечего под ноги смотреть».

— Извините, ради бога. — Анита мило улыбнулась, пропуская мужчину у двери. — День у меня сегодня такой, — оправдывалась женщина, всем видом показывая, что вот так стоять у двери с тяжелым пакетом ей совсем неудобно.

— Что у вас за день такой? — принял игру незнакомец.

— Да полоса такая с утра: гаишник попался несговорчивый, одна карточка заблокирована, другую забыла, да вот еще и пакет порвался, — Анита демонстративно показала дырку. Дырка, как по мановению волшебной палочки, увеличивалась на глазах. Лимоны грозились вывалиться на пол.

— Стойте здесь, я сейчас вам помогу!

Мужчина направился к машине. Пискнула сигнализация, сняв дверь с блокировки. Он быстро поставил пакет на сиденье, бросил рядом борсетку и достал с бардачка завалявшийся пакет.

Женщина была с той породы, которым нельзя не помочь. Он улыбнулся своим мыслям и направился обратно.

— Спасибо вам,…

— Артур — представился мужчина, не упустив возможности, познакомится со своей должницей.

— Артур, — она нарочно произнесла его имя протяжно, отчего оно прозвучало волнующе — Все — таки мир держится на добрых людях. И, как оказывается, на сильной половине человечества.

Женщина небрежным жестом заложила за ухо прядь волос, обнажив длинную белую шею.

— Что вы делаете вечером? — не удержался незнакомец.

Анита, не отвечая на вопрос, не спеша переложила покупку в протянутый пакет.

— В меня ситуация как в том старом анекдоте, — боковым зрением она заметила, как Эдик направился в сторону машины.

— И что это за анекдот?

— Девушка, вы мне понравились, давайте встретимся с вами завтра. Что вы… я замужем. Давайте сегодня», — но, я к сожалению, не смогу и сегодня.

Анита опять мило улыбнулась, слегка прикусив нижнюю губу, и села за руль. Интерес к мужчине вмиг пропал, и она, даже не махнув рукой на прощанье, отъехала от супермаркета.

Она уже не видела, как недавний знакомый, обнаружив пропажу борсетки, сначала пошарил рукой под сиденьем и, чертыхнувшись, бросился обратно в магазин, требуя охранника.

Охранник мужчину вспомнил сразу. Он хорошо помнил и роскошную красавицу с порванным пакетом. И борсетка в покупателя была. Пакет — то о борсетку порвался. Досадный факт мужчина тоже вспомнил.

Охрана магазина не виновата. Если, даже допустить, что борсетку с деньгами украли, то получалось — за пределами магазина.

Смотрите за своими вещами, за машинами, запирайте дверь, включайте сигнализацию. Прописные истины…

Охранник сочувственно сдвинул плечами и направился на свое рабочее место.

В самом начале их совместной деятельности, Анита пыталась доказать Эдику, что надо «работать» возле дорогих фирменных магазинов, где денежных покупателей куда больше, чем в супермаркете. Но простояв возле бутиков, она сама убедилась в правоте Эдика.

К бутикам подъезжали в основном хорошо упакованные женщины. И когда Анита обратилась к одной с пустячной просьбой подсказать, где ближайшая аптека, то получила такой многоэтажный ответ, что опешила. Откуда юное создание, одетое от кутюр, могло знать весь матерный словарь, для Аниты так и осталось загадкой.

Проехав пару кварталов, Анита свернула в тихий переулок к старому кафе. Машины Эдика на обычном месте не было. Привычка опаздывать — раньше выводила из себя, но со временем и с этим она смирилась. Эдика не переделаешь. Вот и сейчас, — мог приехать первым, времени достаточно, но нет — надо, как всегда, опоздать.

— Все, малыш, на сегодня отдых — Эдик шумно опустился в кресло, рукой подозвав официанта.

Анита безразлично пила слабо газированную воду. Она и так больше не собиралась сегодня работать. Всех денег не заработаешь.

— Вот, это тебе, — Эдик опустил конверт в открытую сумочку. — Удачно поработали. Знаешь, сколько было в лопатнике в мужика с магазина? Или тебе не интересно? — почти обижено спросил Эдик.

— Какая мне разница сколько было. Можно подумать, ты скажешь правду.

— Чего, так долго в магазине была? Думал, ничего не выгорит.

— Эдик, я все никак не пойму, ты действительно тупой, или только прикидываешься? Сколько мужик бродил по залу, столько и я. Или мне надо было его поторопить, мол, Эдик уже заждался.

Анита внимательно посмотрела в глаза Эдуарду.

— Ну, не сердись. Поедем ко мне, а?

— Не хочу. Устала. Поеду домой.

— Погоди.

Эдик похлопал себя по бокам и не найдя того, что искал, открыл кожаный тоненький портфель, который, как подозревала Анита носил без надобности, скорее для собственной значимости.

— Может вино заказать?

— Ты же знаешь, я за рулем не пью.

Журнал, который Эдик положил на стол, она рассматривать не стала. Не было настроения. Хотелось по — быстрее добраться домой и лечь в постель.

Глава 19

— У вас гости?

Место, где обычно ставил машину Анатолий, на этот раз занимала чужая «Хонда».

— Гостей нет. Вы имеете в виду, машину? Врач еще не уехал. Галина Адамовна вызвала. Насте ночью стало плохо. Галина Адамовна вам звонить не стала. Без меня вы все равно сюда не добрались бы, то чего зря беспокоить среди ночи.

То, что после сеанса проведенного Степанковым, Насте станет хуже, она догадывалась. Если ей, взрослому человеку тяжело, то, что говорить о ребенке.

«Значит, решил меня дождаться. — Саша вспомнила, что звонок доктора ее застал перед выходом».

С Игорем Петровичем Саша встретилась на крыльце.

— Все нормально. Вы не волнуйтесь. Да и волноваться нечего. У Насти поднялась температура, но Галину Адамовну вы знаете. Сама себя напугала. Я сделал ей укол.

Игорь Петрович посмотрел на золотые часы.

— Часа два еще поспит. Так, что смену вам сдаю и уезжаю. А вы, все — таки, на досуге поговорите с Галиной Адамовной, — Игорь Петрович напомнил еще раз просьбу, озвученную по телефону, — что бы так не волновалась. Я приехал и не пойму, кто больше нуждается в помощи: Настя или Галина Адамовна. Ну, бывайте.

— Игорь Петрович, а Настя ничего во сне не говорила?

— Нет. Спала, правда, очень беспокойно. А когда температура спала — успокоилась. Под утро. Подождите, что значит «ничего не говорила»? Вы серьезно думаете, что у девочки речь восстановиться?

В голосе Игоре Петровича прозвенела превосходность.

— Причины афазии разные. Никто толком еще не знает, как восстанавливается речь. Любой кризис может быть на пользу.

— Вы сталкивались с подобными случаями?

— Нет. Я занимаюсь логоневрозами. — Саша развела руками. — Подобного случая в моей практике не было. Заикания лечить не так сложно. Главное — понять причину.

— Да, что там понимать? Причина во всех одна — стресс. Только Насти это касается. У девочки тяжелые последствия черепно — мозговой травмы. Так что, ваши психологические приемчики, в данном случае, вряд ли помогут.

— А вы не задумывались над тем, что многие люди попадают в стрессовую ситуацию и часто пугаются, но при этом не заикаются? Для заикания всегда должна быть своя причина, которая живет глубоко внутри человека. Возможно, стресс активирует какие — то процессы и это проявляется тем, что человек начинает заикаться.

— А потом он приходит к вам. Вы, естественно, находите причину, вытаскиваете ее на свет божий, после чего речь восстанавливается. Так все просто у вас, Александра Ивановна.

— Случай с Настей, конечно, не стандартный. Но я все — таки думаю, что причина ее недуга не последствия травмы, а последствия настоящего стресса.

— Если все так, как вы говорите, то в меня вопрос — почему у вас нет результата?

— Результат есть. Правда, хотелось бы большего. Она хорошо понимает разговорную речь, а вот сама говорить — даже не пытается.

— Как вы определили, что она вас понимает?

— Просто. Мы договорились условно отвечать на вопросы. Типа «да — нет».

— Галина Адамовна говорила мне о ваших методах, — Виктор Петрович вздохнул. — Лично я верю только в науку. Медицина пока не справляется с проблемой, но найдется лекарство и на эту болезнь. Удачи вам.

«Хорошо пристроилась. Ничего не скажешь, — отметил, садясь в машину, Игорь Петрович. — Случай не стандартный. Условные знаки. Интересно, сколько ей платит Лунина? И, главное, за что? За это шарлатанство?» С этими мыслями Игорь Петрович выехал за ворота.

Настя лежала в постели, закрыв глаза. Нина, дежурная нянечка, улыбнувшись, кивнула головой на приветствие и уступила место Саше. Дождавшись, когда закроется за Ниной дверь, Саша легонько коснулась тоненькой худенькой руки девочки.

— Настенька, твоя мама жива, — Саша говорила тихо, одними губами, но этого оказалось достаточно, что бы девочка шевельнулась. В открытых глазах появился страх и беспокойство.

— Мы с тобой видели одинаковый сон. Тебе ведь сегодня снилась мама?

Девочка безучастно смотрела на Сашу. Неужели, все, что они сделали со Степанковым, напрасно? Настя перевела взгляд на Сашу и кивнула.

— Ты испугалась?

И снова в ответ слабенький кивок головой.

— Ничего не бойся. Я с тобой. — Саша говорила медленно, по слогам, неотрывно следя за выражением лица девочки. На какое — то мгновенье ей показалось, что Настя улыбнулась. — Твоя мама обязательно вернется. Только тебе придется немного подождать. Договорились?

Саша отчетливо увидела слабенький кивок головой.

— Ты спи, набирайся сил. Потом поедем гулять.

От зеленого чая с саусептом, выпитого на ночь, сердце калатало в груди. Саша повернулось на бок, но стало только хуже. Промучившись с полчаса, она встала с постели и прошлась по комнате, прислушиваясь к шорохам в доме. Захотелось поговорить со Степанковым о Насте. Она даже взяла в руки телефон и, только посмотрев на часы, вовремя остановилась. Не хватало еще напугать Степанкова, разбудив в два часа ночи. Скорее бы утро.

Саша пыталась читать, но несвязные мысли, мешали сосредоточиться. Она оторвалась от книги в тот момент, когда у двери мелькнула знакомая тень. Саша отложила книжку, выключила настольную лампу и тихо прокрыла дверь в коридор. В доме царила тишина. Холл мягко освещался луной. Еле заметный женский силуэт, медленно подымался на второй этаж. Саша на цыпочках, крадучись направилась вслед.

Из приоткрытой двери спальни, доносилось тяжелое дыхание Галины Адамовны. «Надо посоветовать сделать электрокардиограмму, — на ходу отметила Саша».

Тень мелькнула и растаяла возле двери бывшей спальни Луниных. Саша быстро, затаив дыхание, прошмыгнула мимо спальни Галины Адамовны и открыла дверь в комнату.

Дышать застоявшимся воздухом стало тяжело. Она тихонько приоткрыла окно. Комната наполнилась прохладной августовской свежестью. Вслед за прохладой на Сашу опустилась опустошающая слабость. На ватных ногах она едва успела добраться до кресла, как комната поплыла перед глазами.

Женщина, шедшая впереди, явно торопилась. Если б не эта слабость Саша догнала б ее в два счета. Из последних сил она старалась не упустить незнакомку из вида. Женщина не оборачиваясь, почувствовав, что Саша не поспевает за ней, стала идти медленнее.

— Постой, я не успеваю за тобой!

— Мое время уходит. Дальше мне идти нельзя. Ты присмотрись внимательно. Ты все сама поймешь. Помоги всем! — слова женщины утонули в каком — то, невесть откуда взявшемся шуме.

— Кристина?

Женщина нехотя обернулась. На Сашу без сомнения, смотрела женщина с фотографии.

Проселочная дорога внезапно оборвалась, и Саша оказалась на привокзальной площади. Диспетчер один за другим объявляла отправление автобусов. Названия рейсов были не знакомые. Она медленно, преодолевая тяжесть в ногах, направилась к толпе, ожидающей рейса. За кого ее примут, когда она спросит, что это за городок? Только никто на нее не обратил никакого внимания. Люди в мгновенье ока оказались за стеклянной стеной. Докричаться до них она так и не смогла. Саша в отчаянии забарабанила кулаками. Стекло оказалось вовсе не стеклом, а чем — то непонятным, больше похожим на вату. Кулак легко протыкал его, не создавая ни единого звука.

Саша в отчаянии побрела к зданию вокзала. Но надпись, гласившая о названии населенного пункта, расплылась перед глазами.

Последний автобус уходил в Качалино, а может в Качалинск. Она вспомнила о море. С невероятной высоты она увидела внизу бухту, разделяющую город на две неравные части. Севастополь. И проснулась.

В окно светила, похожая на мяч, луна. Гулко, тревожа ночную тишину, упало с антоновки яблоко. Август.

Первое, что она сделала, поднявшись с постели в семь утра, позвонила Стрельникову. Телефонная мелодия проиграла до конца. Автоматически начался повторный набор номера, а Стрельников не брал телефон. Она представила, как Стрельников сейчас выйдет с ванной, на ходу вытирая лицо. От него пахнет кремом, туалетной водой и… нежностью.

— Ты, чего так рано? — голос Стрельникова звучал обеспокоено. — С тобой все в порядке?

— Спасибо, все хорошо. Ты прости меня за ту недомолвку, с той фотографией. Хорошо?

— Саша, мы эту тему закрыли. У тебя все таки, что — то случилось?

— У меня маленькая просьба. Одна, — тут же добавила Саша, боясь, что Стрельников прикажет ей вернуться домой.

— Говори. Только не забывай, что завтра к ужину я жду тебя дома.

— Вот поэтому, я и хочу все успеть.

Она слышала возню на кухне. Стрельников, прижав трубку плечом к уху, положил в турочку смолотый кофе. Сейчас включит тостер и через две минуты на кухне ароматно запахнут свежие гренки. И точно, до уха долетел мелодичный короткий звонок — гренки готовы.

— Саша, мне тебя очень не хватает. Давай, когда ты там все свои дела доделаешь, мы поедем на недельку отдохнуть. Как ты смотришь на мое предложение?

— Ну, не знаю, как мое начальство на это посмотрит. Степанков говорит, что в меня это не работа, а сплошной отдых им же организованный.

— А если я договорюсь с твоим начальством, тогда поедешь?

Ни с кем договариваться не надо, но Саша приняла игру Стрельникова и не давала ответа.

«Поедет ли она отдыхать, то же нашел о чем спросить? Конечно, поедет!» Она готова с ним ехать куда угодно и когда угодно. Даже на край света. Там тоже живут счастливые люди.

— Паша, знаешь, что самое главное в нашем браке?

Стерельников молча засопел в трубку.

— Во — первых, когда кофе сбежит, ты моешь за собой плиту. А еще и это главное — ты разрешаешь мне жить рядом с тобой своей жизнью.

— Откуда поступили сведения о сбежавшем кофе?

Саша рассмеялась, ничего не ответив. Пусть верит в ясновидение жены!

Прожив несколько лет в браке, она никогда не задумывалась над вопросом личной свободы. И только сегодня вдруг поняла, как это важно. Важность заключалась не только в том, что она никогда не отчитывалась перед мужем и занималась тем, что ей нравилось, что у нее получалось. И не надо было нестись домой сломя голову, думая о том, что скажет Стрельников, не обнаружив на плите готового ужина. Или что он подумает, застав в квартире спящего Степанкова? А, что подумала б она, если б в кресле спала знакомая Стрельникова? Опять ревнивая нотка проскользнула в мыслях. Ничего такого она не подумала б, ну уж, постаралась бы не думать, во всяком случае. С каждым прожитым годом, Стрельников становился больше, чем просто муж. Мужья есть во многих, а вот становятся ли мужья еще и друзьями — это вопрос.

— Паша, — Саша перешла к делу, — мне надо, что бы твой Вячеслав посмотрел, где в округе есть населенный пункт с названием похожим на слово «качать, качалино», ну что — то в этом роде.

— А еще конкретнее?

— Думаешь, я бы не догадалась посмотреть в Интернете? И еще одна просьба. Узнай фамилии женщин, которых нашли в районе Грибово за последние несколько лет с потерей памяти. С момента ДТП Кристины. Я думаю, таких не много наберется.

— Сашка, ну как тебе удается связаться еще и с криминалом? Может тебе надо сменить работу и пойти консультантом в полицию? Я, конечно, поговорю с Говоровым. У него есть кто — то в полиции. Только что тебе дадут незнакомые фамилии?

Может, Стрельников и прав. Только с теми «потеряшками» можно встретиться. Фамилии может у них и изменились, но пластические операции, до полной неузнаваемости вряд ли они делали.

Она громко чмокнула трубку и отключила телефон. До завтрака еще было масса времени. Саша закрыла ноутбук, за которым провела остаток бессонной ночи, и начала просматривать местные газеты, выложенные в сети. Известие о пропаже женщины нигде не было.

«Лунин не заявляли о пропажи своей жены. О чем заявлять? Ведь Кристина всего лишь попала в ДТП, — Саша питалась найти хоть какую — то зацепку. — Кристина жива. Тогда кто, на самом деле жил с Луниным? И зачем? И чего боится сейчас Лунин?»

Саша опять достала спрятанный альбом и стала внимательно просматривать фотографии.

Глава 20

Десять лет назад

На швейную фабрику, которая выиграла тендер на пошив спецодежды, Лунин поехал сам. Причин было несколько. Во — первых настроение в Лунина было хуже некуда. Контракт на строительство детских площадок, который он считал уже в себя в кармане, достался конкурентам.

Власенко, говоря, что с этим строительством только один геморрой — ни денег, ни размаха, был, несомненно, прав. Только Лунину словно вожжа попала в одно место. И если б кто вовремя попался б ему под горячую руку, его попустило б. Игорь Дмитриевич занялся б своими прямыми обязанностями — и дальше руководил бы строительной компанией.

Лунин вышел с кабинета, когда в приемной Елена подала факс Власенко. Пару человек, еще минуту назад шумевших в приемной, разбираясь, кому первому заходить к шефу, узнав от секретаря, что тот без настроения, поспешно разошлись. Сориться с Власенко бессмысленно. Сориться с Власенко, это все равно, что ругаться в пустом кабинете, слушая только свой голос.

— От кого факс?

— Со швейной фабрики. Просят оплатить весь заказ. — Власенко протянул бумагу Лунину.

— Влад, в тебя вечно какая — то хрень получается! И с этой спецодеждой! — Лунин медленно заводился на ровном месте.

К строительной амуниции он относился пренебрежительно, считая денежную трату необоснованной. Власенко был другого мнения. От комфортабельности, практичности и надежности спецодежды зависит не только безопасность на объекте, но, как он полагал и качество всей работы.

— Какая разница, когда платить. Деньги не большие. Хотят все и сразу — оплатим.

Спокойный голос Власенко действовал Лунину на нервы. Елена с нескрываемым интересом наблюдала за развитием скандала. Она даже глаза опустила, чтобы казаться менее заметной. Пропустить зрелище, разворачивающееся прямо на глазах, все равно, что не досмотреть финал мелодрамы.

— Значит, не получат ни копейки! — Лунин перешел на крик.

— На нашем заказе окончилась смесовая ткань.

— Влад, разорви с ними договор и — все дела. Почему, мы должны страдать от того, что кто — то не рассчитал свои возможности? Или это единственная фабрика?

— Мы не можем этого сделать по той причине, что уже никто быстрее не сошьет. Они выполнили половину нашего заказа.

Менять фабрику, которая добросовестно обслуживает их заказы годами, Власенко не собирался, прекрасно понимая, что Лунин выходит из себя по другой причине, совсем не связанной со спецодеждой. Поймав на себе сочувствующий взгляд секретарши, только вздохнул.

— Ладно, если ты это сделать не можешь, то сделаю — я, — подвел итог Лунин.

На минуту представив, какой разгон учинит на чужой территории, он сразу успокоился и потерял интерес к Власенко. Назревающий скандал утих, не достигнув кульминации.

Швейная фабрика действительно застопорила работу. Синяя спецовочная ткань, купленная по бросовой цене, оказалась бракованной. Брак обнаружили в средине рулона. Остаток спецодежды можно было дошить с «сигнального» оранжевого цвета и полностью уложиться в указанный срок, но Власенко наотрез отказалась от предложения. Выход был только один — дошить с недельным опозданием. Заместитель директора фабрики, моложавая словоохотливая женщина, боясь потерять постоянного заказчика, заверила Власенко, что через день, ну крайний срок — через два — ткань они получат. Потом оказалось, что ткань застряла на таможне.

Обещанная неделя добегала до конца. Срочная закупка ткани со склада требовала дополнительных денег. А у кого деньги просить, как не у заказчика.

Факс, отправленный с фабрики, пришел в неудачный момент, когда Лунин вышел в приемную.

На фабрике Лунин ругаться начал прямо в цеху, популярно объясняя мастеру смены, что представляет их «контора», которую завтра ж закроют. Женщина с изумлением смотрела на кричащего мужчину, забыв о неуместности своей застывшей улыбки. И, только когда Лунин потребовал, хоть — какого начальника, с облегчением кивнула на дверь, посочувствовав Кристине.

Лунин толкнул дверь и…застыл, думая только о том насколько было его слышно за этой дверью.

Он не мог объяснить себе, почему он как на привязи, больше часа ходит по шумному цеху и слушает совершенно ему ненужный рассказ. Оказалось, что спецодежда, как и его костюм от кутюр, должна иметь и модный фасон, и тщательно проработанные лекала, и стильную цветовую гамму. И много другого, что он забыл тут же на ходу. Но мысль, что, стоит окончиться этой экскурсии, эта волнующая девушка с таким необычным именем, исчезнет — заставляла забыть о времени.

Он знал дальнейшее развитие собственного сценария. Мысли будоражили и пьянили одновременно. Чтобы быстрее перейти ко второму действию, Лунин тут же позвонил в бухгалтерию и распорядился выплатить остаток денег. Дальше шел ресторан, а потом…

О «потом» Лунин подумал сразу, как только открыл дверь подсобки. Но, все оказалось непредвиденно и по — другому…

В любовь с первого или второго и даже с третьего взгляда, Кристина никогда не верила. Конечно, любовь на свете была. С этим трудно спорить. Кто — то обязательно влюблялся, испытывая это неугомонное чувство. Иначе откуда столько книг о любви и душещипательных сериалов. Не влюбись Парис в Елену, кто знает, может, стояла б Троя до сих пор. Значит, любовь должна обязательно быть.

Своего первого воздыхателя Кристина вспомнила с теплой улыбкой. Она давно забыла его имя, а вот, что подарил цветы, сорванные на клумбе, — помнит до сих пор. И тот даже детский сад помнит.

В школе, если б не сестра, Кристина вряд ли б так живо интересовала мальчиков с едва наметившимися усами. Угловатая, застенчивая, она даже заговорить первой стеснялась.

Анита была ее копией, но только внешней. На этом сходство оканчивалось. Та легко сходилась ребятами и не просто сходилась, а оказывалась в центре их внимания. В девятом классе, вместо дворовых ребят, появились парни куда по — старше. Вопрос остаться на второй год в девятом классе висел в воздухе. Поначалу, Натка пыталась образумить дочь. Только все напрасно. На все причитания матери в Аниты ответ был один, мол, часть уроков прогуляла тихоня Кристина. Только учителя — растяпы, не научились за столько лет их различать. Вот и валят все на нее одну почем зря.

Разбираться Натке, кто на самом деле прогулял уроки, особо времени не было. Задавала трепки обеим. Чтобы неповадно было. Анита, юркая, больше подвижная от природы, показав языка сестре, умудрялась увильнуть от тяжелой материнской руки. Кристине перепадало за двоих.

Потом, Натка окончательно махнула рукой на дочерей. Что возьмешь, если в отца пошли? Не переделаешь.

Времени на школьную любовь не было. После занятий она сразу бежала в мастерскую, что бы успеть застать мать трезвой. Натка страшно ругалась, но при дочери не пила. А на выходных, улучив свободную минутку, неслась в библиотеку.

Синим чулком, первой ее назвала Анита. Только ничего от этого не изменилось. Синий чулок, так синий. Забыв свой горький жизненный опыт, даже Натка обеспокоилась — смотри, останется дочка без жениха. Кто заметит такую тихоню?

На первых курсах института на любовь времени не нашлось. Были интересные мальчики. Даже нравились. Только преподаватели, забыв о своей молодости, или программа такая была, заданий задавали невпроворот. Учиться ей было не тяжело. Если б не тянуть на повышенную стипендию, то время на свидания она б точно нашла. Только на эту стипендию она хотя бы с трудом, но сводила концы с концами.

На последнем курсе стало легче. Старая швейная машинка, все что осталось от матери, зарабатывала пусть не большие, но все же деньги. Только получилась незадача: толковые ребята до последнего курса успели пережениться.

Но, любовь по всем земным законам, все — таки ее настигла.

Кирилл Кривицкий, красавец выпускник, сын замдекана Кривицкого, завидный жених института, как говориться «запал» на нее с первого взгляда. Случайная встреча в декана переросла в серьезные отношения. До возвращения родителей из — за рубежа, где старший Кривицкий читал курс лекций, они прожили вместе три счастливых месяца. Правда, Кривицкие и потом ничего не имели против Кристины, но это уже была другая жизнь. Не настоящая, что ли.

Нравится она родителям своего избранника или нет, Кристина так и не поняла. Маргарита Михайловна недовольно нахмурила тонкие неестественно ровные брови только один раз, когда Кирилл объявил родителям о предстоящем торжестве. Неудовольствие будущей свекрови длилось всего лишь мгновенье. И дело медленно, со скрипом, но все же пошло к свадьбе.

О себе она никому ничего не рассказывала. Да, собственно и рассказывать было нечего. Маргарита Михайловна ни о чем ее специально не спрашивала, только вся ее жизнь пронеслась как на киноэкране: прабабушкино воспитание, полуголодное оборванное детство, вечно пьющие родители, пропавшая сестра. Впору самой расплакаться. Маргарита Михайловна внимательно слушала ее рассказ, сочувственно качая головой.

Не трудно догадаться, какие выводы из ее исповеди сделали Кривицкие. Свадьба отложилась. Причина была понятна и проста — Маргарите Михайловне потребовалось плановое лечение остеохондроза. Будущие молодожены отнеслись к этому с пониманием. Всего — то месяц. Пролетит, и оглянуться не успеют!

Известие о том, что Кирилл едет на год на стажировку в Италию, оказалось новостью не только для Кристины, но и для самого Кирилла. Упустить такой шанс, конечно же, было бы глупо.

Деньги и связи, задействованы Кривицким, дали нужный результат. Кирилл выиграл гранд. В какую копейку влетел семье проект, не знала даже Маргарита Михайловна. Деньги — деньгами, а какая наследственность достанется внуку от сватов алкоголиков, Кривицких волновало значительно больше.

Расстроить свадьбу единственного сын, Кривицкие не решились. Семейный совет постановил — Кристина, на правах невесты, останется жить вместе с ними. Ни о каком переезде в общежитие не могло быть и речи.

В конце августа Кирилл улетел в Италию.

Кривицкие относились к ней, как и прежде — вежливо и добродушно. Только она вдруг ощутила свою ненужность в этом доме. Она бесцельно бродила по чужой квартире среди чужих вещей. Через две недели, невзирая на все уговоры, забрав швейную машинку, она вернулась обратно в общежитие.

Так, ни кого не ссоря, и ни с кем не ссорясь, Маргарита Михайловна достигла поставленной цели.

На долгожданные новогодние каникулы Кирилл опять не смог приехать. Экскурсионный тур, оплаченный Кривицким — отцом, оказался важнее. Звонки стали реже. Последний курс Кристина прожила как в тумане, от звонка до звонка. Потом пришли выпускные экзамены, потом поиск работы.

В конце года Кирилл Кривицкий, вернувшись с Италии, женился на москвичке. Родословная невесты не вызывала сомнений.

Ни в какую любовь Кристина не верила…Мужчина, без стука рывком открывший дверь, оказался нисколько не страшный. Все его угрозы остались за дверью. Кристина растерялась. Что говорить, а главное, как решать возникшие рабочие вопросы она не знала. Надо идти в бухгалтерию или… Они молча смотрели друг на друга.

Так бывало не раз в их кинотеатре, когда посреди фильма вдруг пропадал звук, и страсть индийских киногероев протекала молча, до того момента, пока в зале не раздавался недовольный свист. После чего, опять звучала музыка и озвученная переводом страсть становилась более понятной притихшим зрителям.

Игорь Дмитриевич Лунин тогда влюбился, казалось, по — настоящему и навсегда…

Глава 21

Саша блаженно потянулась в постели, прислушиваясь к тишине. Сон был настолько крепким, что она даже не слышала, как Стрельников собирался на работу. Рывком, сбросив одеяло, чтобы ни какого соблазна еще полежать минутку, которая может затянуться на хорошие полчаса, а то и час, она прошлепала босыми ногами на кухню. Чашка с остывшим кофе сиротливо стояла на барной стойке. На холодильнике в магнитных лапках обезьянка держала записку от Стрельникова. Обезьянку Стрельников привез с Милана и Саша, противница всех этих магнитных украшений, прицепила импортный сувенир на дверцу «Самсунга». Обезьянка с сощуренными глазами напоминала ей саму себя.

На скоро, проглотив бутерброд и выпив кофе, Саша начала собираться на работу. Открыв гардероб, она достала новый, еще ни разу не надеванный костюм. Прямая до колен юбка отлично сочеталась с таким же бирюзовым пиджаком, подчеркивая талию. Саша посмотрела на себя в зеркало. Все было хорошо, за исключением талии. Там, где пиджак должен прилегать к телу, теперь он оттопыривался, грозя разойтись, при любом удачном случае, по шву. Вот вам и работа на свежем воздухе, — с сожалением констатировала Саша и начала с опаской примерять другую одежду.

На работу, по чистому везению — ни одной пробки на дороге, Саша приехала вовремя. Первым делом зашла в приемную. На месте знакомой «ассистентки» сидела незнакомая девица, модельной внешности.

— Юрий Николаевич у себя?

— Вы кто? Ожидайте.

Саша улыбнулась. Юное создание неопределенно кивнуло кукольной головкой в сторону кабинета Степанкова. Сидеть в приемной без дела, не зная, кем и насколько занят Степанков, Саша не стала.

— Передадите Юрию Николаевичу, когда он освободиться, что я в себя в кабинете.

Девушка снова не понятно кивнула головой и углубилась в просмотр гламурного журнала.

У доктора медицинских наук Юрия Николаевича Степанкова было всего две слабости. Первая, это даже не слабость, а скорее пристрастие, — работа. Саша не переставала удивляться как он умудряется руководить своей клиникой, пусть и не большой, при этом ежедневно вести прием пациентов, в перерыве между этим — читать лекции на кафедре психиатрии, регулярно печататься в журналах, посещать все, мало — мальски, значимые конференции, выступать на симпозиумах. Все это наводило на мысль, что у доктора Степанкова другой отсчет времени и сутки длятся никак не положенные двадцать четыре часа, а гораздо больше. За эту слабость Саша безмерно уважала Степанкова.

Другой слабостью были женщины. Будучи далеко не красавцем в юности, к тридцати семи годам Степанков в Ален Делона не превратился. Но было в нем столько обаяния и магнетизма, что, невзирая на все недочеты внешности, женщины в него влюблялись мгновенно. Влюблялись умные ровесницы, с которыми он пересекался по работе. В равной доле, с ним спали молоденькие аспирантки. И, чего греха таить, засматривались даже пациентки. Но этим простительно — дозволенная доля влюбленности, в данном случае, только на пользу. И эта новенькая «ассистентка» только подтверждение теории постоянной влюбленности. Хорошо, что часто меняющиеся «ассистентки» занимали место непосредственно в приемной Степанкова и к больным не имели никакого отношения.

К тому моменту, когда в кабинете раздался телефонный звонок и Степанков пригласил ее к себе, Саша переделала массу дел. За месяц, проведенный вне этих стен, ее кабинет не изменился, но везде чувствовалась запущенность. Журнала приемов не оказалось на месте — пришлось идти к дежурной, потом пересмотрела тумбочки, разложила карточки пациентов, проверила, работает ли компьютер, снова сходила к дежурной за дискетами.

В приемной она появилась в тот момент, когда Степанков любезно выпроводил с кабинета женщину с заплаканной девушкой.

— Саша! Выглядишь на все сто! Не забывай, кто тебе такую работу организовал!

Степанков ее приобнял. И она опять вспомнила о своей проблемной талии.

— Не боишься, что новая пассия будет ревновать? Она и так меня к тебе не пустила, — сквозь смех пожаловалась Саша, закрыв за собой дверь.

— Ну, рассказывай, как обстоят дела?

Какие такие дела, Степанков не уточнил.

— Нормально, — не вдаваясь в подробности и не выясняя, какие именно дела интересуют Степанкова, Саша опустилась в кресло.

— Ты вначале скажи, как успехи у Насти?

— Занимается с инструктором. Массаж. Прогулки.

— Я предупреждал: твоя затея результата не даст. Только Стрельникова напугала. Он, как увидел твое почти бездыханное тело, я подумал, что живым вашу квартиру не покину.

— Отрицательный результат — то же результат, — Саша оставила замечание без комментариев.

Степанков, не обращая внимания на Сашу, наклонившись под стол, озабочено шарил в его секретных недрах до тех пор, пока в руках не сверкнула полусферами початая бутылка Хеннесси.

— Будешь? — Степанков спросил скорее для проформы, поставив при этом только один пузатый бокал.

В дверь несмело поскреблись. В приоткрытой двери появилась секретарь. Девушка многозначительно посмотрела на Степанкова и не получив утвердительного ответа, закрыла дверь. Все было настолько просто и ясно, что Саша улыбнулась своей догадке.

— Степанков, тебе надо жениться. Может ты тогда перестанешь дурить голову девушкам?

— Легко тебе говорить жениться. На ком? С умной женой — сложно. Не пойму, как тебя Стрельников терпит? А глупая — сама сбежит. Я ведь человек довольно скучный. А так — никакого разочарования. Главное — все довольные.

— А как же любовь?

— Любовь — сложно и ответственно. И старомодно. Потом, научных подтверждений того, что человеку необходимо заводить семью, нет.

Степанков, как ему показалось, парировал успешно. Дальше углубляться в тему любви Саша не стала.

— Ты, заметила даму в приемной? Приводила на консультацию дочь. Еще немного и до суицида не далеко.

— Из — за любви?

— Вернее, из за отсутствия последней. Две сестры похожие как две капли воды. Разница в два года. За одной парни табунами, а эта — в петлю. Мол, всем ее природа обделила. Вот тебе и любовь.

— Постой, что ты сказал?

— Когда?

— Только, что. Две сестры…

— Похожи как две капли воды, — продолжил Степанков.

— Вот! А я все голову ломала, кто жил в доме Луниных. Теперь ты понимаешь?

Степанков отрицательно мотнул головой.

— Сестра!

— Этой девушки?

— Нет же! Сестра Кристины! У Кристины должна быть сестра. Поэтому так резко после аварии та изменилась. У них только внешность одинаковая. Если, допустить, что Галина Адамовна и все, кто жил в доме перемены списали на аварию, то только Настя знала, что рядом с ней не ее мать. Теперь понимаешь? К девочке она так относилась, что Галина Адамовна забрала ее к себе и заметь, условная Кристина не противилась этому. Знаешь почему?

Степанков опять только мотнул головой.

— Потому, что она боялась, что Настя могла вспомнить все то, что я видела во время сеанса. Может они, изначально и планировали, что девочка тоже погибнет.

— Саша, ты же знаешь, как я к тебе отношусь, но ты говоришь невообразимую ерунду! Что, значит — была сестра, подменила сестру? Допустим, ты права, — Степанков нехотя втягивался в спор — но, если б планировали смерть Насти, то «скорую» не вызывали б.

— Скорее всего, так оно и было б. «Скорую» — то вызвали случайные проезжие. Мне об этом сам Лунин говорил. Кристина без сознания была. Но она могла и симулировать свое состояние. И, не появись случайная машина на месте аварии, кто знает, выжила б Настя или нет. Понимаешь?

— Саша, такого быть не может. Ты хочешь сказать, что Игорь не заметил, что в постели с ним другая женщина? — Степанков хитро сожмурил глаза и улыбнулся.

— Я и не говорю, что не заметил. Заметил. А вот почему молчал, это предстоит еще выяснить. Так, что Кристина — жива. Я ведь тебе говорила, что женщин было две, только никак не могла объяснить. А теперь все стало на свои места. Юра, ты просто гений! Надо поговорить с Луниным.

До Лунина она, невзирая на все протесты Степанкова, дозвонилась сразу. Не колеблясь, не подбирая слов и интонации, она задала единственный волновавший ее вопрос: что случилось с настоящей Кристиной?

— Ну? — Степанков наконец — то вспомнил о своем коньяке и сделал глоток. Чтобы не смотреть на Сашу, он стал внимательно рассматривать дно бокала.

— Что, ну? Лунин сейчас приедет. Я пойду в свой кабинет. Думаю, ему легче будет говорить наедине.

— Куда уж, легче.

Степанков недовольно засопел.

Глава 22

О том, что у подруги серьезные проблемы, Светлана, догадалась сразу, как только услышала голос Ксении. А когда подруга еще и в гости пригласила, все сомнения окончательно развеялись. После переезда к Лунину, Ксения вообще никого не приглашала к себе. Может, действительно, Игорь запрещал, а, может, суеверная Ксения и сама боялась сглаза. Уж слишком лакомый кусок в виде Лунина подбросила той судьба.

Праздный интерес и нервозность подруги заставил Светлану отложить все дела. Собственно и дел в Светланы не было. Посещение косметолога можно перенести на завтра. А вот пригласит ли ее в скором будущем Ксения, еще вопрос.

Предчувствие серьезных проблем, стоило увидеть Ксению, оправдалось. Не приведя себя в порядок, с красными заплаканными глазами и следами расплывшейся косметики на лице, Ксения напоминала приживалку, которую вот — вот попросят за дверь. Но выяснять с порога, разбежались они с Луниным окончательно или у него завелась временная пассия, Светлана не стала. Ксения, провожая ее в гостиную, не дав толком ничего рассмотреть, ревела белугою.

— С чего ты взяла, что Лунин решил с тобой расстаться? Он, что прямо тебе сам сказал?

— Нет. Ничего он мне не говорил. Просто стал совсем равнодушным. А этого разве мало? И стал реже приезжать.

Ксения готова была снова расплакаться. Светлана, допив вино, подсела к ней поближе и обняла за плечи.

— Куда приезжать? В Грибово?

— В какое Грибово? Я неделю здесь. А он, то пьет, то сам уезжает в это проклятое Грибово.

— А почему ты здесь? — искренне удивилась Светлана. — Ты же так рвалась поближе к Адамовне? Насколько я понимаю, ты жила в Грибово, что бы Галина ускорила свадьбу, так?

— Я так думала. Но Галине теперь не до меня. Раньше она Игоря торопила, чтобы быстрее женился, а теперь…Игорь сказал, что бы я жила здесь. А сам… — Ксения на этот раз плакала беззвучно, глотая слезы. Плечи под тоненькой почти прозрачной кофточкой вздрагивали в такт дыхания.

— Ну, сама подумай, Галина горой за тебя. Она уверена, что ты будешь всю жизнь возиться с Настей. Да она никого к своему сыночку и не подпустит. Хотя, ты сделала ошибку. — Светлана долила в бокал вино и пересела на прежнее место, наблюдая за Ксенией. — Тебе все время надо находиться возле Насти, а ты сидишь здесь.

— Тебе легко говорить. Ты сама смогла б сидеть в глуши? Да, еще эта Саша вертит всеми, как хочет. Игорь, как пообщался с ней, сам не свой. Все из — за нее!

— Ксюш, но ведь у него дочь больная. Может они по этому поводу и говорят?

— Это только отговорки. Можно подумать, Настя вчера заболела.

Светлана с сожалением смотрела на плачущую Ксению. Положение подруги уже не казалось таким безоблачным.

— Да, больная дочь у него, больная, — утвердительно кивнула Ксения. — Но, это ж не лечение. Представь, эта… — Ксения пыталась найти такое слово, что бы Светлана раз и навсегда поняла, кто такая Александра, но после выпитого, ничего оскорбительного не приходило на ум, — эта… Короче, она кроме того, что переселила в мою комнату, так еще ее и за общий стол посадила. Видела б ты это зрелище! Вначале, Лунин категорически был против этого. Я сама слышала его разговор с этой…

— Ну и?

— А на утро Настя уже сидела за столом. Все как с ума сошли, носятся с ней «какой результат, какой результат!», «Настя сидит, Настя стоит!», «Настя говорить начинает». Слышала б ты этот разговор — сплошное мычание! Но, оказывается — это прогресс! Даже, когда ночью Настя стала задыхаться, весь дом Галина переполошила, а Саша на утро сказала, что так должно быть. И все!

Выговорившись, Ксения немного успокоилась.

— А Саша эта как реагирует на Лунина? — не смогла справится с любопытством Светлана.

— Да никак! Ее кроме Насти никто не интересует. Всегда такая вежливая. Ответила на вопросы и к Насте.

— Мне кажется, ты себя просто накручиваешь.

— Света, я все понимаю. — Ксения была готова опять расплакаться. — А потом она сказала прямо при мне, что Настя нуждается в его внимании и, что очень хорошо было б, если б он мог проводить по — больше времени с дочерью.

— Ну и?

— Что ты заладила «ну и», естественно теперь он находит время на общение с дочерью. Раньше приезжал только после сотого звонка Галины Адамовны, а теперь сам едет без напоминания. Понимаешь?

— Прекрати рыдать! Сначала Игорю позвони. Может он на подъезде, а ты сырость разводишь. Пойди, умойся.

Светлана тем временем прошлась по квартире, не преминув заглянуть даже в спальню. Ничего особого не найдя, она вернулась в гостиную, прихватив с кухни еще одну бутылку вина.

Квартира, как квартира, дорогая и только. Вот, если б Лунин женился на Ксении, тогда было б обидно. А так и позавидовать нечему, — успокоила себя Светлана — Не так просто, оказывается, окрутить этого Лунина.

С ванной Ксения вышла с припухшими от слез глазами. Смыв черные разводы, выглядела свежее. Усевшись с ногами в кресло, прокашлявшись, словно она готовилась отвечать экзаменатору на поставленный вопрос, уверено набрала номер мобильного Лунина.

«Может действительно, права Светка и ничего не происходит, а я только накручиваю себя?».

Телефон Лунина долго не отвечал и, когда в трубке послышалось знакомое короткое «да», Ксения немного растерялась и вся подготовленная речь вылетела с головы. Увидев, как вытянулось у Ксении лицо, и задрожали губы, не трудно было догадаться — Лунин опять уехал к дочери.

В телефоне заиграла музыка. Эта мелодия звучала на все неизвестные номера. Лунин с интересом посмотрел на телефон. Так и не вспомнив, кому давал последний раз свой номер, он прижал телефон к уху и сразу услышал знакомый голос Александры. Ее голос он бы узнал с тысячи голосов, даже если б она и не представилась. Он вежливо, подавив, откуда — то выползающий страх, ответил на все вопросы. Говорить ему удобно. Нет, он не в офисе и сегодня уже не будет. Может ли он вернуться обратно с полпути? Конечно, нет. Да, собственно, все вопросы решены. Он может ехать дальше.

Вопрос о первой настоящей жене прозвучал неожиданно громко, на весь салон. Лунину даже показалось, что Саша сидит позади. Он резко нажал на тормоза. Еще немного и машину почти развернуло, неся на встречную полосу. Ему посигналили все: и те кто ехал вслед, и те — кто навстречу.

Лунин съехал на обочину. Он сидел в машине пытаясь унять дрожь в руках, до тех пор, пока не понял, что навязчивый звук не что иное, как звонок его мобильного. «Может, передумала сегодня встречаться, — он с надеждой посмотрел на телефон».

Мелодия, поставленная Ксенией на ее же номер, опять резко заиграла в салоне машины. Лунин вначале решил не брать трубку. Звонок последовал незамедлительно. Он хотел, как обычно сослаться на работу, на очередной аврал или придумать что — то, в этом роде, но слова Александры о лжи, всколыхнули память. И он, не раздумывая, сказал как есть. Отключив телефон, Лунин сразу забыл о Ксении.

— Где твой Лунин? — Светлана взяла трубку с рук Ксении и ждала ответа.

— У него встреча. Сказал, будет поздно.

— Вот, видишь, а ты ревела. Не так все и страшно.

— Он поехал к Александре, — прошептала побледневшими губами Ксения.

Глава 23

Шесть лет тому…

Небольшую статью о жизни молодого предпринимателя Игоря Лунина, Анита знала наизусть. Ничего ценного, кроме рекламы, в статье не было. Какой — то владелец строительной компании рассказывал, как он начал свой бизнес. До чужого бизнеса ей не было никакого дела.

Корреспондент задавал заранее оговоренные вопросы и получал правильные ответы. Можно любому начинать свое дело. В каждого получиться. Главное — начать. А еще должен быть тыл. Притом — надежный.

Получалось, что самый правильный и надежный тыл все у того же Лунина — жена и дочь. Надежный тыл, надежный бизнес, значит, такие же надежные все дома, которые строит такой надежный человек! Делайте вывод и покупайте жилье строительной компании «Стрела».

Нет и еще раз нет! Судьба не может быть такой жестокой. Какой судьба должна быть по отношению к ней Анита толком не знала, но то, что несправедливость была, она ничуть не сомневалась.

Кристина получилась на обложке журнала красивой до неприличия и такой же счастливой. До неприличия.

Сестре Анита начала завидоватьс того момента, когда почувствовала, что она и Кристина — это разные люди. Понимание пришло давно, еще в детстве. Родись она на полчаса раньше и счастливая судьба сестры досталась бы ей. Это только с виду кажется, что у близнецов, помимо внешности, судьба одинаковая, одна на двоих.

Они были одинаковые. Только мать почему — то дочку, моющую посуду, ни разу не окликнула Анитой.

Кристина успевала все: и посуду вымыть, и по шитью Натке помочь, и все уроки выучить. Сестра ее злила. Она терпеть не могла таких — правильных и послушных, считая последних недотепами.

Гадить сестре она начала исподтишка. Проделки были пустяшные: то тарелки спрячет в тумбу, то выкройки переложит так, чтобы мать сразу не нашла. Натка, догадывалась чьих рук дело. Но когда кончалось терпение — орала на обеих.

Настоящая ненависть к сестре пришла позже. Вопрос стал ребром, почему мальчики в классе стараются дружить с Кристиной, а ведь они совершенно одинаковые. Что находили они в сестре, ей было невдомек. Все эти нежные ухаживания с доставкой к подъезду портфеля, ей и даром были не нужны. Своих друзей хватало, хоть отбавляй. Но…

Учителя от Кристины были без ума: умница, красавица, участница всех школьных олимпиад. Ее это не задевало. Учеба Аниту не волновала и если б не Натка, с ее угрозами шкуру спустить, и вовсе не появлялась бы в школе.

Кристина была рукастая. Натка обеих одинаково обучала шитью. Как там жизнь не сложиться, а на жизнь дочери заработают. Кристина схватывала все на лету. Чувство стиля в той было врожденное. А внее?

Как только сестра умудрялась с Наткиных остатков сшить сарафан или кофточку, Анита никогда не могла взять в толк, да и не старалась.

— Ты сама посмотри, разве это платье! — кричала Анита, бросая вещь в лицо сестре.

— Примерь другое. На мне сидит хорошо, значит и тебе подойдет, — миролюбиво предлагала Кристина.

— Вот и носи свои платья сама!

Своим, еще не зрелым умом, Анита понимала — дело вовсе не в платье. Кристина другая.

Конечно, способности у Аниты были, и любую работу она бы выполнила, только, как говориться, лень успела родиться раньше ее.

Работоспособность — это единственное преимущество, которое Анита легко прощала сестре. Любую работу она презирала, считая главным удачно выйти замуж.

Следующая волна неприязни к сестре накрыла ее в десятом классе.

Афишу об отборочном конкурсе для модельного агентства она увидела в последний день. На все ее уговоры, показать себя на подиуме, уставшая администратор, отрицательно мотнула головой. Ладненькая фигурка, смазливая мордашка только этим уже никого не удивишь. Может, будь ростом повыше — еще и посмотреть можно, а так.

Анита примчалась в школу и, как только прозвенел звонок на переменку, отозвала сестру в сторону. Она придирчиво посмотрела на нее так, словно до этого не видела себя в зеркале. Высокий лоб, выразительные, немного раскосые глаза, прямой нос, губы можно будет чуть увеличить. Она себе не раз наводила карандашом контур, от чего они становились более чувственными. Волосы надо обязательно завязать в узел, вот как сейчас в Кристины. Шея длинная и вроде от этого даже становишься выше.

— Я была там, — доверчиво зашептала в самое ухо сестре, — Меня смотрел самый главный! Только говорит, старый козел, ростом не вышла. Да за год, пока они будут разучивать шаги по сцене, дорастем мы до тех сантиметров! Дядька так и сказал, мол, приводи сестру и посмотрим! Представь: мы вдвоем выходим на подиум!

Анита обняв сестру, счастливо закружила по коридору.

— Погоди! Какой конкурс! Какой подиум! А школа как же? А институт?

— Ты, что совсем не въехала? Это наш шанс! Или ты собираешься всю жизнь прозябать в этой дыре и содержать недоделанного папашку с матерью? Или ты думаешь, что без денег, тебя прямо ждут в институте? Кому ты там нужна со своими выкройками! — не сдавалась Анита.

Отказ Кристины она приняла как личную обиду, так и не поняв всех опасений, которые выделись сестре в модельном бизнесе. Какие ночные клубы, какие эскорты? Читала б меньше своих книжек, смотри, и жить стало б легче.

Она вспомнила маслянистые глазки самого главного ценителя женской красоты и то, как по деловому тот ощупывал короткими, похожими на переваренную сардельку, пальцами ее ладную фигурку. Может, Кристина и была не далека от истины, только, все равно это был шанс! Видите ли, она хочет стать модельером! Шить такую одежду, чтобы сразу и красиво и доступно всем независимо от толщины кошелька. Так не бывает, но спорить с Кристиной бесполезно.

«Вот придурочная! Ну и пусть! Я уеду! Найду себе богатого мужа! Потом посмотрим, у кого жизнь удалась! — мстительно думала Анита, — А ты так и останешься швеей — самоучкой!»

Анита потянулась на диване, закрыв глаза. Как же так получилось, что все, о чем она мечтала, опять досталось Кристине? Она пристально всмотрелась в обложку журнала. Эта фотография могла быть ее. А может оно так и есть?

Слезы горькой обиды медленно покатились по щекам. Она никогда раньше не плакала, что бы вот так навзрыд, закусив до боли губу.

Плакала, конечно, в детстве, когда болела разбитая коленка или Наткой отвешенный шлепок. Но разве то были слезы?

Единственный человек, который ее по настоящему любил — и была — то всего одна бабка Людька. Пожалуй, так она плакала, закусив губу, только после того, как схоронили бабку.

В старом Людькином доме собралась родня и соседи. Пили на помин души, а она плакала в укромном месте — на чердаке. Больше всего ей было тогда жаль не Людьку, а себя. Смерть бабушки она расценила, какпредательство.

Людька ее предала, оставив совсем одну на этом свете. Мать потом упрекала ее в черствости, что стояла возле гроба как истукан. Выдавила б слезинку. От людей было стыдно. Да откуда им всем знать, что творилось в ее душе…

Еще плакала от бессилия, когда проработав почти круглосуточно, месяц в придорожном кафе, хозяйка вышвырнула ее за дверь без денег, увидев расцарапанное лицо мужа.

Анита даже вспомнить не могла, как оказалась в кладовке вместе с мужчиной. Может, хозяин зашел не заметно, может, был там до ее прихода. Запомнила только, как сильные грубые руки начали шарить под юбкой. Рыхлый, тяжелый, с плохо пахнущим ртом, он навалился на ее тощее тело. Даже удивительно, откуда тогда у нее и силы взялись, что бы оттолкнуть пьяного мужика. Животная злость, окатившая с головы до ног, только и спасла ее от насилия в той злосчастной кладовой.

И еще она плакала, когда внезапно умер Илья Ильич. Инфаркт. Никакие деньги не отпугнули смерть, не стали на защиту Борцова. Было до слез жаль себя и той беспечной жизни, которую обеспечивал ей престарелый любовник.

Илья Ильич Борцов оказался тем счастливым лотерейным билетом, изредка выпадающим в жизни каждого. Как он мог, так вовремя оказаться возле того придорожного кафе, где неподалеку рыдала Анита, никому не известно. Судьба.

Загородный дом, о котором никто с домочадцев не знал, был той тихой гаванью, куда причаливал уставший от, не совсем праведных, трудов немолодой Илья Ильич. И дом этот он обещал завещать своей юной утешительнице. Не успел.

Вдова Борцова Юлия в загородный дом нагрянула неожиданно. О существовании жены она знала с первых дней знакомства. Илья Ильич семейного положения не скрывал, как и того, что менять ничего в пользу Аниты не станет. На место законной жены она никогда не претендовала. Видеть каждый день Борцова — не велико счастье.

Юлия придирчиво осмотрела весь дом, даже не поленилась и спустилась в сауну. Анита молча наблюдала за передвижениями неприятельницы. «Зачем ему нужна была еще любовница, когда такая жена? — хорошо — хватило ума не спросить об этом».

Под конец ревизии дома, Юлия протянула завещание. Единственной наследницей всего движимого и недвижимого являлась законная жена Борцова.

— Я не такая кровожадная, как ты подумала, поэтому можешь еще пожить месяц. Разумеется, пока не присмотришь себе нового покровителя. А если не получится — звони.

Юлия протянула яркую визитку, которую она тут же порвала, как только за вдовой закрылась дверь.

— Домик, скажем так себе. Продам сразу, как найдется покупатель. Деньги нужны. Не знаю, как тебя, а меня Илюша особо не баловал. С бизнеса денег сейчас не вытянуть, а жить — то надо.

Улыбка в Юлии получилась двусмысленная. Зачем вдове так срочно понадобились деньги, Анита догадалась, стоило поймать томный взгляд вдовы, застывший на спортивной фигуре водителя.

— Есть в меня на примете один знакомый, не Илюшин размах, конечно, но на первое время сойдет. Если решишь — звони. Долго не думай, а то могут занять другие. Охотниц много. Да не смотри ты на меня так. Никакого подвоха. Я предлагаю тебе помощь в знак благодарности. Столько времени Илюша обходился без проституток. Мне было спокойнее. В дом никакой заразы не приносил, а то обследовалась каждый месяц. Так, что моя помощь лишь плата за мой покой.

Анита чувствовала, как краска заливала лицо. Спокойнее, видите — ли, ей было. Она лучше проститутки.

До вспыхнувшего румянца на лице Аниты, Юлии не было дела.

— Да иди ты, знаешь куда, добродетельница! Без твоей подачки как нибудь обойдусь! — прокричала Анита на всю гостиную, когда машина Юлии выехала за ворота.

Ничего толкового спустя месяц она не придумала. На все нужны деньги. Анита пересчитала чудом сэкономленные деньги. Права была Юлия — Илюша деньгами никого не баловал. На оставшиеся деньги она могла снять самое дешевое на несколько месяцев. А, что делать дальше? Не возвращаться ж, в самом деле, в поселок? Да и куда? Кто ее там ждет?

В конце месяца она нашла и с трудом склеила порванную визитку. А потом, переборов неприязнь — позвонила Юлии. Другого выхода не было.

Юлия Борцова приехала в тот же вечер. И опять не одна. Мужчина спортивной внешности, как близнец похожий на прежнего водителя, представился Эдуардом.

Когда позвонила Борцова и попросила его пристроить, по — старой памяти, девушку в хорошие руки, Эдуард не особо обрадовался. Своих проблем по — горло. Он чуть напарницу не потерял. Когда теперь она выйдет на работу? К свадьбе заживет. Он это и без врача знал. Минимум месяц в больнице, а потом восстановление, считай еще месяц. Сам ведь под колеса не ляжешь?

План Эдуард разработал удачный. Чистая прибыль и никакого риска. Сама по себе такая работа ему не нравилась — не было в ней задора. Ожидание изводило, выматывало всю душу. Хорошо, если клиент вкладывался в час, а бывало и несколько часов приходилось сидеть в машине, неотрывно следя за подъездом.

Клиента он поджидал возле супермаркета, всматривался в тех, кто выходил с бутылкой и цветами. Куда в обеденный перерыв направиться мужчина представительного вида в возрасте со стандартным набором? К молодой любовнице, которой, скорее всего, он же и снимает жилье неподалеку. Удобно и не хлопотно.

Дальше все шло по сценарию: Эдуард осторожно вел клиента по адресу. На следующий день он проделывал то же самое. И когда его предположения оправдывались, вечером он внимательно осматривали двор, подъезды, выбирал место будущей парковки так, чтобы не попасть в обзор видеокамеры. А потом начинался спектакль…

Главное, чтобы пластиковую бутылку не заметил водитель. Для этого необходимо было ее незаметно закатить под машину. И все дела!

Он с нетерпением ожидал знакомую машину во дворе и как только машина подъезжала к подъезду, по — тихонько трогал с места, создавая помеху водителю. Тот, естественно, начинал сдавать назад пока не чувствовал неожиданного удара об бампер. Водитель в недоумении выходил с машины и замирал на месте. Под колесами его машины лежала без сознания женщина.

Эдик трогательно падал на колени и тряс «безжизненную» подругу, требуя немедленно вызывать «скорую» и милицию. Сознание медленно, но все же возвращалось к женщине. Она открывала глаза и, еле слышно, спрашивала, где она и что с ней. Потом, закусив губу белоснежными зубами, начинала вспоминать, как горе — водитель внезапно сдал назад. Просто чудо, что она вообще осталась жива. А, если так, то незачем отрывать от работы «скорую». Пусть спасает тех, чья жизнь держится на волоске от смерти. При этом она стонала и вытирала выступившие, понарошку, слезы.

Водитель немного отойдя от шока и услышав, что «скорая» отменяется, сразу начинал уговаривать не вызывать и милицию. Эдик был не преклонный. Он обнимал любимую женщину и пытался достать телефон, положенный специально в узкий карман. Этого времени было достаточно, чтобы виновник происшествия достал кошелек и отсчитал купюры. После чего молодая пара садилась в машину и уезжала со двора.

Этот «спектакль» был самый прибыльным до тех пор, пока напарница, не рассчитав своих сил, по — настоящему угодила под задние колеса. Эдуард перепугался не на шутку. Одно дело игра и совсем другое — реальная травма, пусть даже за большие деньги.

Потом он долго смеялся над собой, вспоминая, какие нелепые и фальшивые слова он говорил в своем «спектакле», стоя на коленях. Когда наезд случился по — настоящему, такой бред даже в голову не мог придти. Хорошо, что перепуганные водители соображали и того хуже.

Он внимательно осмотрел Аниту. Нет, на роль женщины, угодившей под колеса, она не годилась. Ни трогательной беспомощности, ни нежного доверчивого взгляда. Такая, не угодит под колеса. Скорее сама кого угодно переедет и будет такова.

— Пройдись по комнате.

— Это еще зачем? — Анита нехотя поднялась с кресла.

— Что ты виляешь задом, как на панели? Нормально пройдись. Ладно — это поправимо. Главное — товарный вид не утрачен, — хохотнул Эдуард. — Собирай вещи. Поедем ко мне. Найдем тебе применение.

После того случая, она запретила себя плакать и жалеть себя. А чтобы не плакать, надо избегать подобных ситуаций. А чтобы в них не попадать — надо иметь деньги.

Анита вытерла слезы и спокойно посмотрела на обложку журнала. Она точно так же может улыбаться, как Кристина. А может и лучше. Она могла б иметь все то, что имеет сестра. И все это она будет иметь. Притом, скоро.

Эдик приехал без предупреждения. Долго звонил в дверь, а когда понял, что Анита не собирается открывать, достал свой ключ.

— Ну, почему сегодня не работаем? В чем дело? Ждем, когда поставят на счетчик? — Эдуард присел на край дивана, подвинув стройные ноги Аниты. На счет счетчика он сказал просто так. Он сам себе давно «счетчик», но знать всем не обязательно.

— Не хочу работать, — Анита капризно закусила губу и потянулась всем телом, пытаясь толкнуть ногой Эдика в бок. Он перехватил ногу и потянул ее податливое тело к себе.

— Я, все — таки, вычту с тебя за простой, — в голосе Эдика послышалась хрипотца.

На работу в тот день они так и не вышли. После бурного секса Эдик расслаблялся настолько, что и сам уже не мог выехать на трассу. Лучше под вечер, тогда и водители менее осторожны и осмотрительны на дороге. Сказывалась дневная усталость.

— Ну, и какой у тебя план созрел? Смотрю — тебе лишь бы не работать.

— Помнишь, ты мне журнал приволок?

— ?

— Ну, еще говорил, что телка на обложке на меня очень похожа?

— Ну?

— Так вот — это моя сестра. Заметь — родная!

— Ничего себе, — присвистнул Эдик. — Только нам, что с того?

— А, то! Деньги! Много денег! — Анита весело запрыгала на кровати.

Ее идея, повторенная несколько раз, уже не казалась такой неосуществимой. Осталось, дело за малым — на время стать Кристиной.

Все свободное время, Анита наводила справки о семье Луниных. Получить информацию, даже скрытую от прессы, при наличии денег, оказалось делом не самым сложным.

А потом она приехала в офис Игоря Лунина…

Глава 24

Лунин с плохо скрываемым раздражением смотрел на Сашу. Она терпеливо ждала, когда, сидящий напротив мужчина, начнет говорить. Лунин взял со стола карандаш и стал его рассматривать так, словно он приехал в клинику только с этой целью.

С чего начать разговор он не знал. К разговору он готовился и каждый раз находил вескую причину, чтобы встреча с Сашей не состоялся. Причины всегда были веские: вначале пропали документы и он поссорился с Власенко, потом его вызвали в прокуратуру, потом открытым текстом потребовали переписать фирму на подставное лицо. Да, что там говорить, дел навалилось невпроворот. Не до разговоров. И если б Саша, так безапелляционно не спросила о сестре Кристины, он никогда б не решился на этот разговор.

Кабинет освещался только лампой, мягкий свет падал на стол. И Саша пожалела, что не включила верхний свет. Лица Лунина она почти не выдела. Что оно выражало? Может ли этот человек сказать ей правду или опять солжет? Ложь она почувствует сразу, не зависимо от освещения. Ложь имеет свой цвет и свое звучание. Она знает, как звучит даже хорошо прикрытая ложь. «Господи, сделай так, чтобы он не лгал. Мне надо знать правду. Ты же знаешь, господи, мне она нужна не для того, чтобы осуждать или оправдывать Лунина. Для этого есть ты. Я хочу лишь помочь маленькой девочки. Иначе все не имеет смысла…»

— Игорь, только не врите мне. Я не судья. Все, что вы скажете, дальше этого кабинета не выйдет.

Почему он поверил этой женщине, Лунин потом не сможет объяснить даже себе. Может, все дело было в ее голосе или в безоружном взгляде, но он, сделав глубокий вздох, прервал молчание.

Кристина зашла в кабинет без стука. Он не сообразил, как это вообще возможно. Жена никогда не приезжала к нему на работу. Даже, когда надо было решить какие — то срочные вопросы, предпочитала ждать его в машине или в кафе, но никак не заходить в офис.

Марина, последняя пассия с отдела планирования, с испугом смотрела на стоящую посреди кабинета Лунину. Непозволительно расстегнутая блузка говорила сама за себя, только Кристина, казалось, ничего не заметила или дела вид, что ей вовсе нет никакого дела до любовных утех мужа. Он пытался придумать хотя бы какое — то, мало — мальски, правдоподобное оправдание еще до тех пор, пока за Мариной закроется дверь. Не успел.

Кристина закрыла ему рот длинным поцелуем. Кровь ударила в виски. Непонятное, неизведанной до сих пор волнение нахлынуло на Лунина с такой животной силой, что он забыв о не запертой двери, начал срывать одежду с жены.

— …Потом мы поехали в гостиницу. Я все понимал, но ничего не смог с собой поделать. Мы встречались около года. Я потерял голову. Стал реже ночевать дома. Анита переехала в мою городскую квартиру. Вначале я боялся, что соседи догадаются. Да, собственно, как они могли догадаться?

— А если б ваша жена приехала?

— Не знаю. Потом я устал от такой жизни. Анита — она, понимаете, совсем другая: без легкости, мягкости. По сути, кроме постели, нас ничего не связывало. И вот тогда, она начала требовать, чтобы я разошелся с Кристиной, иначе сама все расскажет жене. Я ее еле уговорил, чтобы оставить все как есть.

— Игорь, вы же взрослый люди, зачем весь этот спектакль? Раз вам было лучше с Анитой, почему же вы не оставили сами Кристину?

— Оставить жену, ради этого увлечения? — искренне удивился Лунин.

— Вы заплатили Аните деньги?

— Да. Она мне сама предложила. Я согласился и мы расстались. Мне было хорошо с Анитой, как ни с одной женщиной, но только потому, что была Кристина. Понимаете, это такая своего рода будоражащая игра?

— И до чего вы доигрались?

— Я не думал, что так все окончиться. Да и потом, после развода, Настя осталась бы с Кристиной. А потерять дочь я не мог. Да и мать была б на стороне жены… И все эти сложности. Анита годилась только для постели. Кристина, Настя — это была моя настоящая семья. Я думал, что со временем все, как — то, образуется само собой.

Лунин говорил отрывчато и почти бессвязно, не вникая в детали, так, словно Саша сама все знала, а он только подтверждал ее знания. Он поднялся с кресла и прошелся по кабинету. Вместо элегантного, преуспевающего бизнесмена, у окна стоял подавленный молодой человек.

— А, как Анита оказалась потом в вашем доме?

— Очень просто. Я приехал в больницу. Мне позвонили на работу. Зашел в палату и все понял. Настя была в тяжелом состоянии, — Лунин устало опустился в кресло. — Ничего изменить уже было нельзя. Анита представилась Кристиной. Паспорт мне вернул дежурный врач. Паспорт Кристины.

О том, в палате не моя жена никому и в голову не могло придти.

— Вы пытались узнать, что случилось с Кристиной?

— Да, — неуверенно ответил Лунин. — Анита сказала, что она погибла во время той аварии. Настя чудом уцелела. К этой теме мы больше не возвращались.

Саша вопросительно смотрела на Лунина.

— Я тогда очень испугался. А потом время прошло. Надо было как — то жить дальше. Я был уверенный, что ничего не изменится.

— И никто ни о чем не догадался?

— Анита очень искусно играла роль моей жены. Все нестыковки списывались на последствия травмы. Она ведь могла что — то и забыть. На пару месяцев мы уехали за рубеж. Единственное, что бросалось в глаза — отношение между Настей и Анитой. Потом мать забрала Настю к себе в Москву.

— А я — то все время ломала голову: как могла Кристина отдать больного ребенка, пусть даже родной бабушке?

Лунин опять замялся. Воспоминания были не приятные. На лице мелькнула еле заметная тень. Но лишь на мгновенье. Лунин быстро взял себя в руки.

— Анита начала по немного пить. Даже не скрывала своего пристрастия. Жила в свое удовольствие. Поначалу я мать убеждал, что это все последствия травмы Время пройдет и все у нас наладится. Да и Настя… Ее словно подменили. Как только видела Аниту — сразу в плачь.

Плач дочери был самым настоящим испытанием. Анита кричала на ребенка, в любое время суток, до тех пор, пока рыдание не переходило в скул. Слушать крики и плачь — все вместе было невыносимо. Он спускался в детскую, отправлял Аниту в свою комнату и утешал дочку, как мог.

Конец всему положила Галина Адамовна. Приехав без предупреждения, она застала нелицеприятную картину: Анита опять кричала на ребенка, а потом со всей силой толкнула так коляску, что не подоспей Галина Адамовна вовремя, Настя оказалась бы на полу. К возвращению сына с работы, Галина Адамовна собрала все детские вещи.

— Игорь, что происходит в твоей семье? Что с Кристиной?

— Мать, не нагнетай! Ты, еще скажи, что в детстве меня не шлепала?

— Шлепала. Шлепала, но не била! Ты посмотри на ребенка! Ты видел синяки на ее руках? Пока вы не одумаетесь, Настя будет жить со мной.

Спорить с матерью не было смысла.

— Я подумал, что так будет лучше. В доме стало спокойнее.

— И вы тоже стали реже наведываться в загородный дом?

— Да. Анита, как мне тогда показалось, и сама была рада, что я часто остаюсь в городе. Никто не мешал пить. Потом, в доме начали появляться ее друзья. С прошлой жизни…А мне, знаете, было без различно с кем и как она проводила время.

— А потом вас начали шантажировать?

— Что?

Лунин задумался. Откуда эта женщина может знать о шантаже? Он никому и никогда не говорил о шантаже.

— Я приехал домой. В гостях в Аниты был мужчина. Раньше я его не видел в доме. Анита представила его Эдуардом. Разговор тогда не получился. Он начал угрожать. Что — то говорил, что в курсе всего и если в газетах появиться статья о моей семейной жизни, то замять скандал будет дороже, чем заплатить ему.

— И вы заплатили?

— Нет, конечно. Я выставил его за дверь. Анита закатила скандал. А через время она сказала, что надо заплатить, иначе она сама пойдет в милицию. Это был удар! Получалось, что она была за одно, с этим типом. Меня обвели вокруг пальца. Они придумали беспроигрышную комбинацию. Я бы пожизненно платил им деньги. — Лунин тяжело вздохнул. — Мы ругались всю ночь. Анита пила виски. Было не до сна. Утром она уехала, а я напился. Даже не помню, сколько выпил. А потом уже приехала милиция. В крови у Аниты обнаружили алкоголь. После похорон у меня как будто гора упала с плеч. Я знаю, так нельзя говорить, но это правда. Мне стало легче. Верите, я обрадовался ее смерти.

— А где дели тело вашей мертвой жены, вы так и не поинтересовались в Аниты?

Лунин сидел молча. В ее смерть он поверил сразу, как только зашел в палату. Женщина, лежащая на больничной койке, не была Кристиной.

— Что было дальше?

— Дальше? Полгода было спокойно. После смерти Аниты шантажировать меня стало нечем.

Весной ко мне заявился Эдуард и предложил мирно отдать бизнес, если я не хочу, чтобы он заявил в милицию, что я убил свою жену. И все. Я не согласился. Он сказал, что дает мне на размышления всего месяц. А сам начал по — тихонько отжимать компанию. Притом, очень грамотно. Начали поступать жалобы на компанию, участили проверки. Один объект пришлось вообще остановить. Я все надеялся, что вот — вот, и найду выход. Но какой тут выход?

— Выход у вас один, — Саша внимательно посмотрела в потухшие глаза Лунина, — найти Кристину.

— То есть, как найти? — пришел черед удивиться Лунину. — Вы, что думаете, что Кристина до сих пор жива?

— Я не думаю. Я знаю. Кристину надо искать. Только так вы сможете спасти свой бизнес и, главное, дочь.

Лунин опустил глаза. Он мог поверить во что угодно, кроме этого. Да и как здесь верить? А что он скажет Кристине?

После тяжелого разговора с Луниным Саша не могла долго уснуть, ворочаясь в постели. Хотелось отключиться забыть весь разговор от начала до конца. Уснуть удалось только под утро, когда за окном начала светать.

Рано утром позвонил Говоров.

— Надеюсь, не разбудил, — вместо приветствия начал Говоров, — беспокою тебя по твоему же вопросу, — судя по сухости и четкости речи, Говоров давно был на работе и скорей всего несколько раз посмотрел на часы, прежде чем набрать Сашин номер.

— Я давно не сплю. — слукавила Саша, сев в кровати.

— Значит, населенных пунктов с похожим названием Крюково, есть всего два. Записывай — первое Крюково — это поселок Иваново, километров сто от Грибова. Поселок прямо по трассе. И еще одно Крюково — тоже, около ста километров, но севернее. Записала?

— Вячеслав, я не пойму, что значит Крюково 1, Крюково 2.

— То и значит, что такие поселки были, только в начале семидесятых их переименовали. На карте новые названия, поэтому Крюково ты и не нашла. Я тебе, раз ты уже не спишь, сброшу по факсу карту. Разберешься. Если надо, могу тебя отвезти.

Информация была исчерпывающая. Вопрос — ответ. Больше спрашивать о чем либо Говорова было бессмысленно и поблагодарив за помощь Саша нажала отбой. От помощи она отказалась.

Сон мгновенно рассеялся. Надо ехать в поселок и не откладывать на потом. Она опять легла в постель и начала всматриваться в только что распечатанную дорожную карту.

Саша карандашом аккуратно обвела поселок, где проживали Лунины, потом, следуя по черной непрерывной линии шоссе, карандаш уткнулся в Дмитровск. Дорога, как и говорил Говоров, была прямая, как стрела и упиралась прямо в городок. Иваново лежало в этом же направлении, на хороший десяток километров севернее и в сторону от трассы. Логичнее всего, начать поиск с Иваново — население небольшое, без малого, две тысячи. Надо полагать, в поселке знаю все друг — друга и все новости на слуху. Если б еще не съезжать с трассы.

Прав был классик, говоря о наших дорогах. И ведь, когда говорил, а мало что изменилось. А, что касается дорог — то и вовсе ничего. Бездорожье осталось. Получается, Гоголь видел наперед. А может, фраза принадлежит Карамзину? Саша задумалась. Какая разница, кто сказал, ехать — то в Иваново придется ей. Если дождь пройдет — можно увязнуть на самых подъездах Иваново.

Она снова открыла ноутбук. Вначале посмотрела прогноз погоды. Дождей не ожидалось, а потом начала искать другую дорогу с более надежным подъездом. Она готова была сделать любой крюк, лишь бы не сворачивать на проселочную дорогу, не трястись по колдобинам.

На экране ноутбука лежала как на ладони вся область.

Саша постепенно увеличивала карту и перед глазами вместо топографических меток начали проявляться постройки, дороги. Она повела «мышкой» по карте и на мониторе появился дом Луниных, озеро, а дальше простирался проселок, который она считала лесом.

Она снова посмотрела на Иваново. Поселок напоминал большой надутый шар. На максимальном увеличении видна широкая центральная дорога, разделяющая его на две, почти равные части. В центре, вдоль трассы, располагались магазины, школа, детский сад и больница. Немного в стороне — однотипных двухэтажные строения. Нужного сельского совета на карте не было. Скорее всего, местные чиновники находились в одном из двухэтажных зданий. Найти сельсовет труда не составит. А вот дорога, действительно оказалась еще хуже, чем она предполагала: грунтовка вдоль поля занимала двадцать километров. Прикинув все в уме, Саша достала телефон.

На звонок Лунин ответил сразу. В голосе послышались знакомые раздражительные нотки. Ехать на поиски мифичного Крюкова, тому явно не хотелось. За ночь после разговора он пришел в себя и опять встречаться с Сашей и начинать копаться в своих ошибках он не собирался. Со смертью Кристины он смирился. Верить в мифическое воскрешение жены, спустя три года он не хотел. Встреча, если даже отбросить все сомнения и допустить, что Кристина жива, его пугала больше Эдуарда с его настырным вымогательством.

Как справиться с Эдуардом он знал и без воскрешения. И если б не дочь, от поездки он бы отказался сразу.

Через час Лунин ожидал Александру в подъезда.

Глава 25

«Мазда» Лунина заехала между двухэтажными административными зданиями и остановилась. Через несколько минут пассажиры направились к зданию, что оказалось ближе к машине. Вывеска, видавшая лучшие времена гласила, что здесь находится администрация колхоза. Дверь, добротно смотревшаяся несколько лет тому, была закрыта изнутри. Саша несколько раз дернула за массивную ручку, залапанную множеством рук, но та только надсадно скрипнула.

— Кто — то должен быть. Закрыт изнутри. — Саша еще раз потянула дверь на себя, и она приоткрылась на несколько сантиметров.

В глубине здания послышались тяжелые неторопливые шаги. Сторож, довольно молодой мужчина, оценивающе окинул взглядом приезжих, стараясь вспомнить, кто пожаловал из районного начальства. Это занятие с похмелья оказалось довольно трудным. Чтобы не морочить себе и без того плохо соображающую голову, мужчина выбрал более простой путь:

— Выходной, дамочка, у нас. Начальства нет. Кроме меня — немного подумав, добавил мужчина.

Разговор ему давался с трудом. Он еще раз внимательно посмотрел на приезжих, готовясь захлопнуть дверь.

— Нам нужен сельсовет, — быстро, проговорила Саша, боясь, что сторож повторно дверь не откроет.

— Ну, так и идите в сельсовет, — в голосе появились плохо скрываемые нотки раздражения.

— А где он?

Поборов вновь подкатившую тошноту, он неопределенно махнул в сторону соседнего здания. Чтобы не отвечать на следующие вопросы, сторож быстро захлопнул дверь. Звякнул засов, заскрипели под грузным телом половицы, стало так вокруг тихо, словно никого и не было. Саша посмотрела вокруг. Нигде ни души.

Саша молча направилась вслед за Луниным. На здании, на которое указал с опохмелу сторож, даже вывески не было. Лунин, для достоверности, обошел его и вернулась к крыльцу.

— Вы думали, что в выходной день, кто — то будет сидеть в конторе? — затея Лунину не нравилась с самого начала.

— Все равно, кого — то с руководства мы должны найти. Иначе, зря приехали такую даль.

Саша с интересом смотрела на Лунина. Курящий мужчина больше всего хотел оказаться где угодно, только не здесь. Он готов был решать насущные проблемы кредиторов и шантажа, а не курить в этой глуши. А как же любовь к женщине, матери его ребенка? Пусть даже не любовь, но ответственность? Мы отвечаем за тех, кого приручили. То же слова классика. Ведь хорошо сказал. Отвечаем за тех, кого…Только, выходит не все способны отвечать.

Саша пристегнула ремень безопасности, когда Лунин сделал последнюю затяжку, и в то же мгновенье все тело окутала приятная невесомость. Голос Лунина долетал так тихо, словно в уши засунули клок ваты. Перед глазами мелькали отчетливые тени птиц, плавно переходящие в облака. С облака смотрело нетрезвое лицо охранника, потом проплыли чужие, незнакомые лица и все также внезапно исчезло, как и появилось.

— …да и зачем нам местная власть? Проще спросить у старожилов. Те точно будут знать… — голос стал отчетливым, облака рассеялись.

— С вами все в порядке, можем ехать? — Лунин повернулся к Саше и внимательно посмотрел на ее резко побледневшее лицо.

— Игорь, вы были правы, ее здесь нет.

— В смысле?

— Вашей жены здесь никогда не было.

— Вот, те на! Саша, а вы раньше не могли об этом сказать?

В голосе послышались скрываемые нотки облегчения. Лунину стало радостно на душе. Кристина — это выдумка. Его жена погибла больше года тому. Какая жена? Лунин оборвал себя на подсчетах. Кристина умерла еще раньше. Настоящая жена ушла из жизни три года назад. Он облегченно вздохнул. Зачем он только послушал эту фантазерку и поехал в эту глушь? Для очистки совести.

— Я сама только поняла, что ее здесь нет. — Саша почувствовала такую усталость, словно не сидела всю дорогу в салоне машины, пробежала впереди «Мазды».

— Спросим в местных, чтобы никаких сомнений. — Лунин обрел почву и теперь был готовый спрашивать о Кристине у первого встречного. Он перестал бояться. Никакой встречи с Кристиной не будет. Машина медленно выехала на дорогу.

В воскресный день деревня словно вымерла. Даже во дворах, мимо которых медленно проезжала машина, никого не было. Почти перед самым выездом с деревни они заметили женщин.

— Я спрошу. — Лунин притормозил машину.

— Сидите. Я сама.

Лунин видел, с каким интересом женщины рассматривали фотографию Кристины, наперебой отвечая на вопросы. Вопросы им казались смешными. Что значит, не приблудилась ли в село женщина? Да и как это возможно? Да и случись такое, разве можно забыть.

— Нет. Ничего подобного не было. Кристины здесь нет, — Саша устало села в машину.

— Может, забыли?

— Нет, Игорь, если б кто внезапно появился, вернее, приблудился, то это для деревни событие. Собственная Санта Барбара. Такого не забудешь. Все, едем домой.

— Домой, так домой, — легко согласился Лунин.

Саша прикрыла глаза. Говорить с Луниным не хотелось. Лунин, объезжая колдобины, пытался найти ответы на мучавшие вопросы. На единственный вопрос: как же все так получилось, он до сих пор не нашел ответа. Никакого. Даже неправильного.

Почему он тогда не остановился. В тот первый день или в ту первую ночь. Он ненавидел жену за ложь. И таким образом мстил ей целый год, пока она не погибла. Он чувствовал себя обманутым с самого начала. В жены была своя, пусть ничего не значащая, но все же тайна.

— Саша, как вы себе вообще представляете, что Кристина жива? — Лунин нарушил молчание, как только машина выехала с проселка на трассу. — Допустим, вы правы. Но почему она не вернулась? Пусть не ко мне, — поправился Лунин, — но Настю, она бы ни за что не оставила б.

Лунин заметно успокоился. Свои вопросы он задал от нечего делать. Чтобы быстрее скоротать остаток дороги, он готов был слушать любую околесицу.

— Кристина жива. А почему она не вернулась к дочери — это еще предстоит выяснить. Да и потом, вы же не знаете, как все было на самом деле. Или Анита вам рассказала?

Лунин мотнул головой. Дальше говорить ему резко перехотелось. Всю обратную дорогу он ехал молча, и облегченно вздохнул только, когда высадил Сашу в подъезда.

Через день, предупредив Степанкова, Саша одна без Лунина, поехала Дмитровск. Звонить Лунину, с одной стороны, было уже неудобно, а с другой — его глубокая вера в смерть жены только мешала ей. Достаточно, что он съездил с в Иваново.

Дмитровск оказался самобытным, но довольно большим, как для районного центра, городком. Если верить информации, полученной в Интернете, в городе проживает до ста тысяч человек. Работает два завода, три школы, городская библиотека, музей и даже городская баня.

Почти до самого центра по обе стороны улицы красовались в частные дома. Осень еле заметно тронула сады, в которых утопали дома. В центре показались пятиэтажные дома, среди которых взметнулась пара девятиэтажных новостроек.

Саша притормозила возле указателя. Затертые дождем и временем надписи были еле видны. Чтобы прочитать объявления, пришлось выйти с машины. Она пожалела, что на этот раз поехала без Лунина. Зайдет она сейчас в милицию и с чего начать разговор? И Дмитровск — это не Иваново, где все знают друг друга с деда — прадеда. Вечером, когда она искала информацию о Дмитровске, все казалось таким простым.

Она представила, чтобы сама делала, окажись на месте Кристины. В милицию без документов женщина не пошла — это понятно. В любом случае было б возбуждено уголовное дело. Значит, ехать в милицию пока нет смысла.

Саша мысленно вычеркнула строчку указателя. Дальше шла школа, детский садик и больница. Тоненький, еле слышный колокольчик зазвенел в голове. Между лопатками пробежали мурашки.

Легкий ветер кружил по асфальту первую желтую листву. Время в городке замерло, а если и не замерло, то текло как — то иначе — более степенно и медленно. И даже старушка переходила дорогу по — особому: беспечно, не торопясь, не смотря, как обычно, по сторонам, а напрямую, не думая о правилах дорожного движения.

— Заблудилась? — вопрос бабульки прозвучал так утвердительно, что Саша только улыбнулась проницательности местного населения.

— Вы не подскажете, где у вас больница?

— Чего ж это не подсказать? Больница в нас одна. Поедешь прямо в конец улицы, а там сразу направо и тоже в самый конец. Никуда не сворачивай.

Городскую больницу, после подробного описания дороги, найти не составило труда. И действительно, стоило свернуть с центральной улицы, как большое желтое здание в конце узкой улочки преграждало дорогу. Припарковать машину, не заезжая на стоянку для служебного транспорта, оказалось делом не простым. Немногочисленные машины стояли в разброс. Водители, нисколько не беспокоились об удобстве парковки для других. Пришлось проехать приличные метров сто вдоль забора, что бы пристроить машину. Стоило выйти с машины, как глаза наткнулись на дырку в заборе. В далекие времена здесь шла сплошная бетонная стена, ограждая огромную больничную территорию, но со временем в заборе появилась трещина, требовавшая ремонта. Смекалистый народ, чтобы сократить дорогу к больничным корпусам, сделал себе небольшой лаз. Через пару лет дырка в заборе расширилась — получился вполне приличный проход. Саша некоторое время, борясь с чувством приличия, шагнула в лаз и оказалась на территории больничного сада. Вытоптанная сотнями ног тропинка, изгибаясь между деревьями, вела к серым зданиям. Саша вдохнула воздух полной грудью. Все было такое до боли знакомое, как в ее былые времена: медсестра звала с балкона зазевавшегося больного на укол, звякнула ведрами санитарка, с силой хлопнула где — то дверь. Текла будничная больничная жизнь.

— Андреева!

От неожиданности Саша вздрогнула. Женщина, назвавшая ее по фамилии, стояла на крыльце.

— Рита? Ты как здесь?

— Я здесь живу, а ты вот как здесь оказалась?

К разным неожиданностям в своей жизни Саша до того привыкла, что даже не удивилась, откуда могла здесь возникнуть бывшая сокурсница Трофимова.

Они сидели в чистеньком маленьком, всего на пару столиков, больничном кафе.

— …Остаться в Москве без связей и денег, сама понимаешь, было нереально. Вернее, остаться — то можно было, но где жить. Нам, как предложили Дмитровск, так мы сразу и приехали. Мер, по меркам Дмитровска, выделил сразу квартиру. Так и живем здесь. Я с декрета вышла и стала начмедом, еще четвертушка в стационаре. Мой Трофимов заведует хирургией. И вот так, мечта покорить Москву, канула в Лету, — весело окончила свой рассказ Трофимова — Ты, как оказалась в наших краях?

— Примерно в это время, три года назад в меня подруга пропала. Москвичка. Ее не нашли после ДТП.

— Подожди, это ж сколько от Москвы?

— Не близко. Но ее, вроде, видели именно в вашем городе. Вот я приехала одна. Не захотела обнадеживать родителей. Знаешь, как бывает, боль немного улеглась, а потом снова ворошить раны. Посмотри, вдруг ты ее видела?

— Н — да. Красивая, — Трофимова внимательно рассмотрела фотографию. — А чего ты сразу к нам, а не в милицию?

— Она пропала после ДТП. Может, тяжелая травма, может, была не в себе. Вот я и подумала, что она могла оказаться вначале в больнице. А в милиции мне, кроме догадок и сказать — то нечего.

— Это точно. Заявление напишешь, а архив подымут через месяц, не раньше. Три года назад, говоришь. Я была в декрете, но если поступала к нам женщина, да еще с потерей памяти, то этот случай должны помнить. Тогда придется пойти в неврологию.

Трофимова быстро двигалась по коридорам, больше похожим на лабиринты, чем на простое соединение корпусов. Оказавшись на третьем этаже противоположенного здания, она толкнула ничем не примечательную дверь. Кабинет заведующей неврологическим отделением была закрытая. Трофимова мелодично постучала в дверь. Через минуту послышалось движение, и дверь распахнулась.

— Олимпиада Ивановна, нужна ваша помощь, — звонко с порога заявила Рита — Это моя сокурсница Александра с Москвы. Я ее оставляю вам, дел сами понимаете.

— Олимпиада Ивановна, вы извините, что в обеденный перерыв к вам.

— Это хорошо, что в перерыв. Потом так закручусь, что не до разговоров. Я приучила персонал — если не горит и камни с неба не падают — полчаса меня нет. Но сами видите — для своих есть специальный код, — засмеялась Олимпиада Ивановна. — Так что не смущайтесь. Я пообедала. Присаживайтесь. Вам чай, кофе?

Говорила заведующая спокойно, как о чем — то само собой разумеющемся — что прерванный обед дело привычное и далеко не самое главное в ее жизни.

— Лучше чай.

— …Значит, говорите, ваша подруга потерялась. — Олимпиада Ивановна серьезно посмотрела в Сашины глаза, от чего сердце у нее забилось громче и быстрее. — Но, я вам скажу, не очень — то ее искали, раз столько времени прошло. Хотя, где та Москва — не близкий свет. Вот у нас на днях случай…

Через несколько минут Саша поняла, что Олимпиада Ивановна случай рассказывает не ради самого рассказа, а только потому, что чужую боль пропускает через свое сердце. И эта боль требует выхода. Иначе ни душа, ни сердце долго не выдержали б, если б эта боль оставалась навечно в сердце врача.

— Был такой случай. За мою память да при моих сединах — первый. Может это и не ваша подруга, но переполошились мы изрядно. Женщину нашли наши местные в лесу. Поступила в тяжелом состоянии. Сначала, как полагается, в реанимацию, а уж потом через неделю — к нам. Мы диагностировали тотальную амнезию. Мучилась она от этого — больно смотреть было на нее.

— А потом. Ее кто — то нашел?

— В том — то и дело, что никто. Я думаю, ее и не искали. Как пришла в себя, сразу милиция приехала. А толку? Ничего она не помнила о себе. Показали по местному телевидению, кажется, или по областном, обращались с просьбой, как обычно бывает, если кто видел, знает, помнит — звоните… Но так никто и не позвонил.

— А дальше?

— Мы отправили ее в областной психо — неврологический диспансер. А как дальше — я, увы, не знаю. Может, и нашлись родственники?

— Олимпиада Ивановна, посмотрите на фото. Не узнаете эту женщину?

— Нет. Красивая. — Заведующая протянула обратно фотографию — Хотя, может и она. Если сбрить волосы. Представляете, в каком состоянии я ее видела в реанимации?

Сердце, так радостно занывшее в груди, казалось, замерло. Кристина здесь в этом городе и она ее найдет. Саша готова была расцеловать седую голову Олимпиады Ивановны.

Обратный путь к начмеду занял всего несколько минут. Рита ждала Андрееву, готова к выходу.

— Ну, как Олимпиада удовлетворила твои запросы? Теперь поедем ко мне обедать. Возражения не принимаются! Посмотришь, как я живу. Вряд ли ты окажешься еще в наших краях. Да, собственно, здесь и поговорить не дадут.

В три часа дня, отказавшись от настойчивых уговоров Трофимовой остаться ночевать, Саша покинула Дмитровск. Погруженная в свои мысли она не сразу сообразила, что приглушенный звук, доносившийся с заднего сидения — звонок мобильного телефона.

— Саша, ты далеко? Возвращайся в обратно. Мне звонила Олимпиада Ивановна. Представляешь, она нашла адрес тех людей, которые нашли твою потерпевшую. Покажешь фотографию. Вдруг, это, действительно твоя подруга? Ну, то как?

— Возвращаюсь. Буду, — Саша посмотрела на спидометр, — минут через сорок.

Под ложечкой предательски опять заныло.

Возле калитки, которую она проигнорировала утром, Сашу ждала Ольга. На маленьком листочке, вырванном с записной книжки, размашистым почерком был написанный адрес Демидовых, доставивших потерпевшую в больницу.

Все уговоры заночевать у Трофимовых, Саша отклонила. Остановиться в небольшой квартире, где проживает четыре человека, было неловко. Может, если б в городе не было гостиницы, тогда другой разговор, а так…

Гостиница располагалась в самом центре, недалеко от площади, где еще утром она пыталась разобраться с дорожным указателем. На удивленье гостиница оказалась приличной не только с наружи, но такой же опрятной изнутри. Одноместный номер порадовал чистотой и свежестью. Правда, туалет и душ в коридоре, один на весь этаж. Благо жильцов на этаже было всего, вместе с Сашей, три человека. Поужинать можно прямо через дорогу от гостиницы. Приняв еле теплый душ, Саша вернулась в номер и с удовольствием вытянулась на прохладной постели. Звонить Стрельникову еще рано. В это время он еще на работе, а без крайней надобности, она никогда не звонила. Сон мягко окутал уставшее за день тело.

Спустя три часа она проснулась от телефонного звонка. Плохо соображая, где находится, Саша дотянулась до телефона, чуда мобильной связи. Так и есть — звонил Стрельников.

Узнав как обычно, как дела на работе, говорить Стрельникову, что сейчас она спит в гостиничном номере в Дмитровске, Саша не стала, сонно поведая, что остановилась в сокурсницы и говорить ей теперь не совсем удобно. Она быстро пожелала Стрельникову спокойной ночи и отключилась.

Но спокойной ночи не получилось. Саша полночи пролежала думая о той записке, бережно хранимой в косметичке. Простенький адрес она знала наизусть. Никаких тебе корпусов, домов, квартир. Проулок Лесной, дом десять — вот и весь адрес. Она пыталась представить людей, которые нашли где — то Кристину.

Что они могут знать о ее дальнейшей судьбе? Здесь, в районной больнице Демидовы навещали Кристину, а вот в областной город вряд ли ездили. Далеко, да и чем они могли помочь ей там? Ничем. И даже, если они, все — таки, и навещали ее в психбольнице, то врач мог с ними даже не встречаться. Кто они больной? Чужие люди.

Удивительное свойство — память. Бесценное свойство человека. Память. Мы живем только в настоящий момент. Секунда и все что только случилось уже перешло в хранилище памяти. И память у каждого из нас своя и свои воспоминания. Опыт. Прожитая жизнь. Саша прикрыла глаза.

Как жить, если забрать память? Она вспомнила ночной звонок Стрельникова, как открыла дверь и увидела его. А еще она помнит лицо и голос родителей, помнит деда и бабушку, своих коллег, пациентов…

Как жить без памяти? Может в будущем человечество так изучит мозг, что сможет влиять на память, избирательно «чистить» определенные участки и стирать память о физической боли или горечь безвозвратных потерь. А может, появиться какая — то специальная служба и она будет заниматься исправлением памяти, вносить коррекцию в нее. Может, станет меньше преступников и подонков разных мастей. «Стер», как ластиком память, дал другое имя, поместил человека в другую среду и — нет преступника.

Саша мотнула головой. Страшно. Как ни крути, но это будет другой человек, с другим отношением к жизни, с другими взглядами. Чужой человек.

Вот и Кристина, где — то живет все эти три года. Мир ощущает, себя в этом мире. Приспособилась. Выжила. Что даст ей возвращение памяти? Кроме боли — ничего. А как простить предательство? Предали самые близкие люди, самые родные. И надо ли ей после всего эта память? Станет ли она счастливее, вспомнив все? А имеет ли она Саша на это право — возвращать утерянное? Кто ее просит об этом?

Вопросы, стучавшие молоточком в голове, мешали спать. Саша встала с постели. За окном шелестел ветер. Напротив гостиницы, в кафе горел свет, доносилась музыка. Работает до утра. Нестерпимо захотелось кофе, или хотя бы воды, но ничего похожего на графин Саша не обнаружила еще при поселении в номер. Идти, беспокоить дежурную не хотелось. Саша, свернувшись калачиком, легла в постель.

А как же Настя? Кто поможет девочке? И смогу ли я жить с этим. Все зная.

Утром, простившись с дежурной, она зашла в кафе и наскоро выпила кофе. Держа в памяти адрес, направилась на поиски Демидовых.

Глава 26

На третьем уроке в Ольги Дмитриевны неожиданно образовалось окно. Ожидаемый еще на прошлой неделе, кукольный театр, наконец — то, приехал в школу. Сквозь не плотно закрытую дверь спортзала, в коридор доносился веселый детский визг.

Видела ли она в своем детстве такие куклы? Ольга Дмитриевна прислушалась к себе. Никакие образы в душе и на этот раз не возникли. Пусто. Может, не видела она раньше этих кукол? Мысль о куклах засела в голове.

Ольга Дмитриевна тихонько, стараясь не стучать каблуками, прошла коридором на выход. Можно пройтись по магазинам. Она посмотрела на часы. К окончанию представления, к следующему уроку она успеет. Надо кое — что посмотреть с обуви, а главное — у Марии Степановны скоро день рождения. Подарить надо, что — то памятное. При мысли о подарке, на душе стало тревожно.

Последние несколько дней Ольга Дмитриевна просто не находила себе места. Непонятные, разрозненные мысли бились в голове. Что — то хотело прорваться наружу с прошлой жизни. Но в какой — то момент ее покидали силы, и она только беспомощно глотала слезы. Своих мыслей Ольга Дмитриевна пугалась. Если б не школа и не эти дети, она и не знала б как дальше жить. А главное, ради чего жить?

Девочки старшеклассницы и те спрашивали, не случилось ли у нее чего. Да разве все объяснишь детям.

И не будь этой тревоги, после проволочки завуча она, дала б волю слезам. Хотя, если разобраться, замечания были справедливы. На носу комплексная аттестация школы, а он, по — сути, и работать не может в школе. Нет у нее на то права. Нет педагогического образования. А может, и вообще нет никакого права ни на что. Только слова завуча звучали как удар хлыста.

— …Вы же сами понимаете, Ольга Дмитриевна. Работая в школе, вы подставляете не только меня, но и Олега Константиновича. Я понимаю, он испытывает к вам определенные чувства, но всему есть предел.

Каждое слово Тамара Максимовна произносила с определенной интонацией, не терпящей возражения.

— Тамара Максимовна, я ведь учусь. Я справку принесу. Или характеристику.

— Что вы, что вы — замахала руками завуч, — справка — это хорошо. А если, не дай бог, всплывет какая — ни будь нелицеприятная история с вашей прошлой жизни? А у нас здесь, знаете ли, дети. Кто тогда за все будет отвечать? Олег Константинович?

Тамара Максимовна говорила вполне дружелюбно, даже доверительно. Так, словно нелицеприятные истории действительно имели место в жизни Ольги Дмитриевны.

— Что же мне теперь делать?

Как бы она хотела сама знать все истории своей жизни, даже нелицеприятные. Она бы справилась со всеми историями. Она рассказала б все истории Савину. Даже — нелицеприятные. Она бы знала, как с ними жить.

— Да, что уж теперь делать, когда проверка на носу? Пишите заявление по собственному желанию и мне на стол. Как — то выкрутимся.

— Хорошо. Заявление со следующего понедельника написать?

— Я думаю, лучше вчерашним числом.

Ольга Дмитриевна задумчиво посмотрела в окно. Тревога не проходила. Сколько всего она передумала за эти три года. И не было ни минуты, разве что, кроме занятий с учениками, что бы она не пыталась вспомнить себя другой. Какой она была раньше? кто в нее был в той забытой жизни? Была ли семья? Дети? А если были, то, сколько их и какие они теперь? Вопросы и ни одного ответа.

Страшно ей было особенно по — ночам. Эти вопросы не давали дышать в темноте. Она старалась спать лечь как можно позже, порой до утра просиживая за учебниками. И только беспомощные слезы под утро приносили облегчение.

Как бы она жила с этими вопросами, если б не работа в школе. А сегодняшнего дня и работы нет. Через год она получит диплом и вернется в школу. А как прожить этот год без Вики Савиной? Каждый раз, поправляя девочке непослушную челку, ей казалось, что подобное уже было в ее жизни.

Слезы опять набежали на глаза. Чтобы как — то справиться с ними, она шумно вдохнула воздух. О Савине Ольге Дмитриевна старалась и вовсе не думать.

— Я вас больше не задерживаю. Заявление оставите в секретаря, — Тамара Максимовна без сожаления посмотрела на несостоявшуюся учительницу трудов.

Проулок Лесной Саша нашла сразу. Все дороги ведут в Рим. Здесь, в Дмитровске все дороги вели в центр города к его главной площади, а потом расходились во всех направлениях. Конечно, местные жители ездили без указателей, срезая дорогу, укорачивая путь, петляли проулками. Саша ехала по самой, как потом оказалось, длинной дороге, делая огромный крюк, мимо площади. Дежурная в гостинице, сначала пыталась растолковать заезжей гостье короткую дорогу, но видя Сашино не понимание местных ориентиров, показала самый простой, хотя и не близкий путь.

Дом Демидовых утопал в саду. С улицы просматривался только фасад дома. Дубовая калитка плотно закрыта на щеколду. Саша, в поисках звонка, внимательно осмотрела не только калитку, но и забор возле нее. Ничего подобного на звонок естественно не было. Оставалось не понятным, как хозяева встречают гостей. Саша негромко, на всякий случай, постучала в калитку, как в тот же миг раздался громкий собачий лай. Вот вам и звонок. Женщина, хозяйка дома, та самая Мария Степановна, появилась со стороны сада.

— Звонок на место! Кому говорю! — голос прозвучал так серьезно, что Саша никак не ожидала увидеть доброе веселое лицо хозяйки. — Васильевич уехал с утра в лес. Вечером будет. А если донесете сами, так я вам сейчас отдам.

Женщина махнула рукой в сторону сада и только теперь Саша заметила большую корзину, доверху наполненную яблоками.

— Мария Степановна, я не за яблоками. Я к вам. — Саша заметила, как еле скрываемая тревога мелькнула на лице женщины. Звякнула щеколда.

— Проходите. Мы калитку закрываем. И знаем друг друга все, а воровство случается. Пойдемте в дом. — Мария Степановна направилась к дому. Приусадебный участок, с улицы казавшийся огромным, на самом деле оказался не бог весть каким большим. Идеальный порядок бросался в глаза. Деревья все побелены, дорожки посыпаны гравием, возле крыльца все выложено дешевой тротуарной плиткой. Крыльцо, с резьбой, похоже на сказочный антураж.

— Обувь не снимайте, — предупредила Мария Степановна, увидев движение Александры, — я еще сегодня не убирала.

О том, что не разулась, Саша пожалела сразу, как переступила порог гостиной. Все в доме было убрано. Пахло деревом, свежей травой и чистым воздухом.

— Присаживайтесь. Я вас слушаю.

— Я Александра. С Москвы. С телестудии «Мы тебя ищем». — Саша врала на удивленье легко и уверенно, надеясь, что эта миловидная женщина не попросит предъявить ей соответственные документы. — Я по поручению редакции ищу вот эту женщину. — Саша протянула фотографию Кристину. — Мне ваш адрес дали в больнице.

Мария Степановна задумчиво рассматривала фотографию.

— Ничуть не изменилась. Прическа, правда, сейчас другая. А так, — на глазах Марии Степановны появились непрошеные слезы. — Она это. А ведь не верила, что ее искать кто — то станет. Все говорила, если б нужна была, так сразу б искали.

Лес дышал утренней свежестью. Влажный воздух, наполненный сыростью, напоминал о приближении осени. Мария Степановна слегка наклонившись, медленно брела между сосен, осторожно сгребая ногою листву с кочек, похожих на грибное семейство. Грибов было мало. Если б дождь прошел, а так откуда тем грибам взяться. Обычно, за такое время удавалось набрать с полкорзины маслят, а сегодня на дне лежала, так, одна мелочь. Мария Степановна оглянулась — муж шел почти след в след, то и дело, наклоняясь к земле. «Черт пьяный, — уже без злости подумала Мария Степановна и двинулась вглубь леса. На мужа она еще сердилась.

Во сколько вернулся домой Дмитрий, она не слышала. Спала. Досмотрела новости, закрыла окна — ночи уже не летние. С возрастом ноги чувствовали сырость, начинало ломить в суставах, в пояснице. На улице возле калитки гудели мужики. Судя по громкому смеху, успели принять на грудь.

«Надо ж было выйти и забрать старого домой, так нет спать легла» корила себя Мария Степановна. — Но, пить — то зачем было? Приди ж ты домой, выпей, если душа просит, закуси. Так нет! Все на голодный желудок! Попробуй теперь, только заикнись о своей язве, я тебя, ирода, вмиг вылечу!»

— Маша — а — а!

Перепуганный голос Мити нарушил ровный строй мстительных мыслей Марии Степановны.

— Сюда! Скорее! Маша!

Мария Степановна, не подобрав гриб, бросилась на голос мужа. Может плохо стало. Язва, все таки в желудке!

Среди поляны, густо поросшей высокой травой, лежала женщина.

— Ага! Из — за этой пьяни ты кричал как резаный!. — Мария Степановна с презрением посмотрела на лежащую женщину. — И как вы находите друг друга, ума не приложу.

— Маша, разуй глаза! Ты, что не видишь — она еле дышит. Смотри, голова вся в крови.

Дмитрий Васильевич, кряхтя, опустился на корточки и повернул голову женщины. Набок. Мария Степановна замолчала на полуслове, так и не высказав до конца своей жизненной аксиомы о взаимопомощи. Она и сама уже видела, что лежавшая в траве женщина еле жива.

— Вроде жива. Теплая. Что будем делать?

— Господи, да что делать? Давай звони Игорю, чего стоишь! — злость на мужа вмиг прошла, как и не было. Мария Степановна огляделась, в надежде увидеть где — то рядом обувь — не босая же по лесу бродила, но увидев запекшуюся на виске кровь, Степановна поняла, что вряд ли, в таком состоянии та бродила по лесу. Скорее всего, ее просто бросили умирать. И даже не поленился кто — то набросал сверху веток.

— Да чем Игорь поможет? В «скорую» надо звонить!

Дмитрий Васильевич нащупал во внутреннем кармане мобильный телефон — подарок зятя на шестидесятилетие. Возмущался тогда, что напрасно — то деньги потратил. «Теперь, ты Васильевич от Степановны и в лесу не отдохнешь. Ты Митя, проверь, что бы Степановна маячок, как в кино, не установила, а то под любим кустом найдет, — смеялись гости».

Вот и пригодился подарок. Дмитрий Васильевич быстро набрал номер зятя. Уж его — то обязательно должны послушать. Как — никак, майор милиции. Да и не умел он изъясняться по телефону, чтобы в «скорую» звонить. Почти вся жизнь и прошла среди этих сосен.

— Ну, что ты возишься?

— Ничего я не вожусь! Связи нет! — Дмитрий Васильевич оглянулся вокруг, словно эта связь должна появиться не иначе, как на деревьях. — Говорил вам, не нужен мне этот телефон. Не годиться он в лесу! Давай, беги к машине, неси покрывало. Положим и донесем. Хотя, стой! Вроде на вид хрупкая и так донесу.

Васильевич опустился на одно колено, взял худенькое вялое тело на руки и поднялся.

— Пойдем, чего стоишь! — прикрикнул, для годясь, на жену.

Мария Степановна, подхватив корзину мужа, наполненную, почти доверху грибами, бросилась, в след. Тонкая белая рука потерпевшей, безжизненно колыхалась в такт движения.

— Городская, — поделилась своим наблюдением Степановна.

— Тебе — то, откуда знать?

— Чего здесь знать? Одета больно дорого и холеная вся такая. Ты на руки — то посмотри. Вот и приехали по грибы! Одна беда!

Спустя час, Демидовы доставили женщину в городскую больницу. Дежурный врач, бегло осмотрев потерпевшую, с диагнозом «закрытая черепно — мозговая травма тяжелой степени» направил прямо в реанимацию.

В тот же день на место происшествия прибыла следственная бригада. Оперативники внимательно осмотрели каждую кочку, каждый куст, но все безрезультатно. Кроме рассыпанных грибов, да следов, оставленных Демидовыми, ничего другого следователь не нашел.

Весть о находке в лесу быстро разлетелась в маленьком городке. Местное телевидение несколько раз показало короткий репортаж с места происшествия, с просьбой, если кто располагает хоть какой информацией, обращаться в милицию по указанному телефону.

Несколько дней городок жил этой новостью, строя догадки и предположения. Вроде, даже кто — то видел женщину накануне, а может только похожую. Несколько дней родители не пускали детей в лес, желтевший на окраине городка. Потом все успокоились, призабыли происшествие. Жизнь вернулась на круги своя.

— Спасти — то наши доктора спасли. Мы так обрадовались с дедом. Сразу, как только нам позвонили с реанимации, что пришла в себя, мы с дедом в больницу. Думаем, может, помощь, какая нужна. А выяснилось, что ничего ей, бедняжке, не надо. Даже себя не помнит. Врачи сказали, что последствие этого…

— Стресса, — подсказала Саша.

— Так и сказали, что стресс пройдет и память вернется. На поправку пошла, молодой сильный организм оказался, а вот вспомнить ничего так и не вспомнила. Потом уже ее перевели в область. А когда и там результата никакого, то направили в Москву в этот институт, все забываю, как он называется, — Мария Степановна замолчала, пытаясь вспомнить название загадочного института.

— Сербского, — подсказала Саша.

— Точно. Сербского. Это уже зять с дочерью ее и в Москву свозили. Пролежала она там недели три. Обследовали ее, лечили ее, а результата никакого.

Мария Степановна опять посмотрела в окно. Разговор ей давался тяжело.

— Вы с дороги, а я даже чай вам не предложила, — опомнилась Мария Степановна.

— Спасибо. Я недавно позавтракала. А что было потом?

— После этой больницы мы забрали Ольгу к себе. Дочка у нас одна, работает учительницей здесь. Дом, сами видите, большой. Решили, раз нам бог ее послал, то пусть и живет при нас. А ее, значит, искали все это время?

— Искали. Это Кристина Лунина.

— Вот, значит как — Кристина. Мы — то не знали, как ее зовут. Уже потом, когда забрали с больницы, стали с дедом имена разные называть. Думали, может свое вспомнит. Выбрала она сама себе имя. Ольга. Понравилось ей имя. Так потом и записали — Демидова Ольга Дмитриевна. Зять работает в районной милиции, майор, — не преминула отметить Мария Степановна, — так вот он и сделал все документы. Вы не думайте — все по — закону. Вы считаете, что мы что — то нарушили, но виноваты только мы с дедом, это наше решение, — Мария Степановна засуетилась, в глазах появился испуг.

Боялась Мария Степановна никак не за себя. Что им старикам будет? Боялась за зятя — вдруг он поступил не по закону. Вдруг ему придется теперь отвечать. Ведь, подумать только, с самой Москвы в их глушь приехала женщина. Значит, искали ее бедняжку все это время, все три года.

— Вы все сделали правильно, — Саша никак не хотела расстроить женщину.

Редко кому в такой ситуации еще так повезет, как Кристине. Сколько людей с потерей памяти, пройдя обследование и лечение в известном институте им. Сербского, оказывается на улице, годами колесят по стране в поисках себя. Сколько спивается, попадает на дешевую панель, бродяжничает. Некоторые идут в монастырь, да и то редко. Неугомонная человеческая душа требует ответа на вопрос — кто она такая?

— А где сейчас ваша Ольга?

— Как где? На работе. В школе.

Ольга со слов Марии Степановны, с жизнью в Дмитровске свыклась сразу, словно сама до недавнего времени жила в таком же не большом городке. Вначале соседи с опаской относились к приблудившейся, высказывали опасения по поводу случившегося.

«А вдруг она зарезала или убила кого, — сокрушалась соседка. — а теперь прячется от правосудия, а ты приютила. И не страшно тебе Мария, жить с такой под одной крышей? Я бы не в жизнь не приняла б такую. Может она психическая какая? Сбежала с дурдома, — не унималась другая соседка».

Но, вспомнив умирающую Ольгу, которую нашли в лесу и ее беспомощность в больнице, ни в какую убийцу Мария Степановна не верила, а уж что помнит, а чего не помнит, на то Бог ей судья. Да и на психическую не похожа. Глаза умные, добрые и речь образованная. Характер, как у дочери — спокойный, покладистый.

Со временем интерес соседей к Ольге пропал.

— Скажите, как Ольга оказалась в школе? Она, что вспомнила свою работу?

— Нет, ничего она не вспомнила. Кажется, под новый год, или к Пасхе, я затеяла шторы новые пошить. Так вот, села я за машинку, а она швы пропускает. Я уже и иглу сменила, а дела нет. Вот тогда Ольга мне и помогла. Как — то в нее получилось. Она на глазах ожила. Стежки такие ровные. Так штору и сшила сама. А потом расплакалась. Руки, говорит, помнят, как должно быть, а я ничего не помню. Мы — то обрадовались — нашла себе занятие по — душе. Соседки сначала обращались, потом другие заказы. Городок у нас, сами видели, маленький. Стала Ольга в город выходить, надо купить фурнитуру, пуговицы. Я ей здесь не помощница. Мы с дедом радовались. Вот так по — тихонько и стала наша Оля к жизни возвращаться, — глаза Марии Степановны потеплели.

— Пойдемте на кухню, я вас чаем напою и пирогами угощу.

Занимаясь приготовлением этого незатейливого угощенья, Мария Степановна пыталась разобраться, правильно ли она делает, рассказывая об Ольге. Может, с самого начала надо было сказать, что только в больнице последний раз и видели ее. Какие с нее взятки? Чужие люди.

— Наша дочь, Ирина в школе работает. Математику преподает. Окончила местное педучилище, потом уже заочно — институт. Господи, к чему это я веду? — спохватилась Мария Степановна. — Ах. Да. В школе в средине учебного года у них уволилась учительница труда. Ира, зная, какая Ольга у нас мастерица, уговорила директора временно принять на работу. Другого выхода то не было. Где взять в нашей глуши учителя? Все норовят подальше уехать, кто в область, а то и в Москву. Вот так и стала работать. Потом поступила в педучилище.

— Спасибо вам и за разговор и за чай.

— Да за что благодарить? Лишь бы Ольге была от этого помочь.

— Мария Степановна, мне надо обязательно встретиться с Ольгой.

— Конечно, конечно. Вы пейте чай, ждите. Она скоро будет. А я пойду. Куры надо покормить.

— Мария Степановна, я, пожалуй, не буду вас задерживать, а проеду к школе, встречу Ольгу. Думаю, узнаю.

— Тогда езжайте в центр, к площади, а там спросите — покажут куда ехать.

Школу Саша нашла без труда. До центра оказалось всего десять минут езды, поворот на право — знакомая дорога к больнице, немного вперед и следующий поворот, как и говорила Мария Степановна, оказался поворотом к школе. Часы показывали, что до окончания третьего урока оставалось полчаса. Она немного опустила стекло и в салон машины немедленно начал просачиваться сырой прохладный ноябрьский воздух. Со двора доносились детские голоса. За школьным забором, в стороне от центрального здания располагалась спортивная площадка. Маленькие детские фигурки в разноцветных ярких спортивных костюмах носились по площадке. Появился физрук, и крики стихли.

Саша все время неотрывно следила за школьным двором.

Кристина вышла за школьную калитку. Она появилась внезапно. Саша машинально посмотрела на часы. До звонка еще было время. Женщина спустилась с крыльца, прошла мимо спортивной площадки, задержалась возле физрука. О чем они говорили с машины было не слышно и вот наконец — то покинула школьный двор.

Саша внимательно всматривалась в силуэт женщины, боясь ошибиться. Кристина выглядела как на фотографии: стройная фигура, четкие красивые черты лица со следами умело наложенного неброского макияжа, такие же высокие каблуки. Только прическа была другая. Вместо роскошных длинных волос — короткая стрижка, которая была очень к лицу и еще тревожный неуверенный взгляд. Обычно так смотрят люди, которые решают внутреннюю проблему. Мимические мышцы хорошо контролируются на людях. Отсюда и ласковый взгляд и улыбка, но стоит остаться наедине с собой и контроль снижается. Вот так и Кристина, пока говорила с коллегой — улыбалась, а оказалась за воротами школы — лицо осунулись, глаза потускнели, в глазах испуг.

— Ольга Дмитриевна, — Саша вышла с машины, приветливо махнув рукой. Женщина остановилась и не увидев никого, к кому б относился оклик, неуверенно направилась к машине.

— Добрый день! Вы меня звали? — на лице появилась мягкая улыбка и если б не беспомощный взгляд, она была б поистине красавицей. — Вы меня знаете? — тревожно спросила женщина.

— Да. Только вы не волнуйтесь. Мне надо поговорить с вами.

— Давайте, пройдем немного, если вы не против. Здесь недалеко неплохое кафе. Мы с работы часто заходим.

Ольга Дмитриевна поежилась. Тревога, не дававшая покоя, ожила. Все навалилось сразу и увольнение с работы, и эта неожиданная встреча, и страх прошлого. Может, будь на работе Олег Константинович, она бы простилась с ним, и было б легче на душе. А так… Страх, что эта незнакомая женщина знает ее прошлое, в котором есть, как говорила Тамара Максимовна, нелицеприятные моменты ее жизни, навалился на ее плечи с такой силой, что стало тяжело идти. Словно высокие каблуки проваливались в асфальт.

Она могла никуда не ехать с этой незнакомой женщиной. Она могла отказаться от разговора, которого боялась. Но вспомнив, что она только что уволена с работы и жизнь без детей и… Она боялась признаться, что жизнь в которой нет Олега Константиновича Савина, ей не нужна. От воспоминаний о Савине, кровь хлынула к лицу.

Саша доедала пироженное, осторожно беря его ложечкой.

Кристина к еде не притронулась. Ничего страшного вроде и не произошло в ее жизни. Она пропала после аварии, непонятно, каким образом очутившись в здешнем лесу. Ее искали. Долго и упорно. Так говорит эта женщина. Она ее совсем не помнит. Где — то в Москве у нее семья: муж и дочь. Как они жили все это время?

Как она узнает дочь? Значит, Олег Константинович останется в прошлом. В нее есть муж. Только мысль о муже почему — то ее не особо порадовала.

Кристина всматривалась в семейную фотографию. Трудно поверить, когда в голове пустота, что эти люди и есть ее семья. Она рассматривала лицо мужа. Мужчина, обнимавший ее в той жизни, был довольно красивый и только. На мужа она смотрела, как обычно смотрят на брата или на соседа подростка.

Любила ли она его? Скорее всего — да. Если б только вспомнить как. Так как Савина или сильнее? Сильнее любить невозможно.

— Сколько лет моей дочери? — Кристина перевела взгляд с фотографии на Сашу.

— На фотографии Насте пять лет. Это незадолго до аварии.

— Имя красивое. Она меня узнает, как вы думаете?

— Узнает. Она о вас никогда не забывала.

На этот раз Саша говорила правду. Если б не Настя она бы никогда не нашла Кристину.

— Знаете, Саша, я ведь действительно ничего не помню, а то, что в меня есть дочь, я чувствовала. И еще девочка, — Ольга Дмитриевна тепло улыбнулась, — ученица моя так на дочь похожа. Я держала ее за руку, а в душе все замирало.

— Кристина, вы все вспомните. Увидите свою семью и вспомните.

— Саша, а может, сначала мне, как вы говорили, встретиться с этим вашим профессором. Я боюсь, что вот так приедем, я буду смотреть и ничего не вспомню. Узнаю только по фотографии. А на самом деле буду видеть чужих мне людей.

— Можно, конечно, начать с консультации. Это не проблема. Да и поехать, раз у вас так сложилось с работой, можем прямо сейчас.

В дорогу Кристина, взяв самое необходимое, собралась быстро. Степанкову Саша позвонила уже в дороге.

Глава 27

На этот раз, ассистентка Степанкова, как только Саша зашла в приемную, добродушно улыбнулась.

— Юрий Николаевич свободный. Вам чай или кофе? — прощебетало юное создание.

Ничего Саша не хотела, но отказаться, заметив готовность девушки к действию, было не удобно. Пришлось остановиться на чае.

— …У Луниной дела плохи, — начал с порога Степанков, — если не сказать — очень плохи. Ничего у нас не получилось и боюсь не получиться, — Степанков сложил руки на стол. — На сегодняшний день ни психология, ни психиатрия до конца не знают, что такое память. Что ты помнишь с института?

— Не много. Классификацию, если она до сих пор не изменилась. Виды памяти.

— Вот. Виды памяти. Скажи, ты помнишь первый поцелуй, скажем, Стрельникова?

— Помню.

— А второй, десятый? Не помнишь. И правильно. Первый, ведь чем сопровождался? Эмоцией. Сердце билось, дыхание перехватывало от его рук. Так было? Вот! То, что мы эмоционально пережили, помнится дольше. На всю жизнь, — Степанков начал читать ей лекцию.

— Знаешь, мы на первом курсе пришли первый раз в анатомку. Я на первую стипендию купила дорогущие французские духи, так представь, стоит мне теперь услышать запах духов — в памяти всплывает анатомка. Запах формалина не помню, а духи помню.

— И труп перед глазами, — засмеялся Степанков.

— А как же без него. Юра, но у Луниной травма не такая уж серьезная была. Я видела ее историю болезни. Соматических нарушений не было. С таким диагнозом даже инвалидность не оформляют. Почему память — то не восстанавливается?

— Ну, знаешь… Почему? Потому, что она сама этого не хочет. Дело не в травме. Что — то предшествовало травме такое, чего она, напрочь не хочет вспоминать. Это, знаешь ли, такая форма защиты организма. Что бы выжить. И чем больше ее погружать в гипноз, тем больше она сопротивляется. Такое редко, но бывает.

— Но ты же говорил о совершенно новой методике.

— Трансперсональная психотерапия, если ты ее имеешь ввиду, метод хорош. Но не панацея. Не всем подходит. Есть пациенты, которым этот метод даже противопоказан, как — Степанков замялся, как правильно по имени назвать свалившуюся ему на голову пациентку — как Луниной.

— И что теперь делать?

— Ничего. Ждать. Но, ты можешь с ней поговорить сама. О чем угодно. Прогуляйся, сходите в магазин. Все женщины это любят.

На счет того, что все женщины одинаково относятся к покупкам одежды, знаток человеческих душ, Степанков на этот раз ошибался. Саша могла на этот счет поспорить, приводя в пример некоторых знакомых, для которых поход в магазин сущее наказание. Но спорить не стала.

— И еще. Не знаю, как тебе сказать, чтобы ты меня правильно поняла. Саша, Кристина симулирует свое беспамятство…

Догадка Степанкова догнала Сашу у двери. Она с недоумением посмотрела на своего начальника, работодателя и друга в одном лице.

— Да — да! Чего ты смотришь так на меня?

— Такого быть не может. Ты бы видел, как она переживает, что не сможет узнать своих близких. — Саша вернулась к столу. — Хотя, если разобраться, я ее понимаю. Все, что рассказал Лунин — пережить — не для слабонервных. А если он еще и не все рассказал? Я думаю, надо сюда пригласить Лунина и Галину Адамовну. У нас нет другого выхода.

— Соседей, садовника, домработницу — продолжил список Степанков. — Что бы пригласить Игоря, надо его тоже подготовить. Кого похоронили Лунины? Знаешь, — Степанков понизил голос, — ты меня втянула в такие дела. Так, что давай пока без Лунина. А может лучше, если б она уехала обратно. Ведь не смогли ж ей помочь в институте, а мы ведь с тобой тоже не боги. И потом, то, что в Кристины была сестра — это, знаешь только ты.

— Почему только я? Знает Лунин. Ты знаешь, хотя бы потому, что у тебя нет оснований мне не доверять.

По тону и выражению лица Степанкова, Саша сама понимала всю щекотливость ситуации.

— Погоди, погоди, Юра, — Саша потрясла головой, не веря слышанному. — Ты хочешь сказать, что мы все оставим, как было? И пусть Кристина едет восвояси? Конечно, всем от этого сразу станет легче. Никаких оправданий, угрызений совести. Спокойная прежняя жизнь. Только так не может быть. Скажи, — неприятная догадка мелькнула в Сашиной голове — тебя Лунин попросил об этом?

— Ты в своем уме? О чем Игорь мог меня попросить? А ты подумала, как будет жить дальше Галина Адамовна? Даже, Игорь? А?

— А то, что Настя останется инвалидом, ты подумал? Выходит, всем наплевать? И мы с тобой займем удобную страусиную позицию. Спрячем голову в песок. Игрались, пока было интересно, а теперь — все, будем заниматься другими пациентами? Или есть другой выход?

Саша в недоумении смотрела на Степанкова. Первый раз в жизни она хотела поругаться с Юрой Степанковым. Она даже не услышала стук в дверь и только заметила кукольное личико, так не кстати, появившееся в дверном проеме. Завидев «ассистентку», Степанков расплылся в искусственной улыбке. Улыбаться профессору Степанкову вовсе не хотелось.

— Юрий Николаевич, — пропищало юное создание, — к вам какой — то Лабоцкий, а может Лапотский. Говорит — договаривался с вами.

— Пусть заходит. Саша… Ты остынь. Завтра договорим. И я тоже подумаю, как нам всем дальше быть.

Кабинет Степанкова она покинула в полном недоумении. Пусть он как хочет, а она так это дело не оставит. Это у него могут быть какие — то обязательства перед Луниными. Игорь — друг детства, с этим вполне понятно. Галина Адамовна может запросто слечь. Возраст, да и столько проблем за последние годы сынок подбросил. Но я — то обет молчания никому не давала. Надо собраться и поговорить с Кристиной. Рассказать все как есть. Жить от этого Кристине вряд ли станет тяжелее.

«Смотри, что придумал — симулирует Кристина свое беспамятство! Тоже мне профессор! А если, даже так, то надо что — то делать. Надо искать другой выход».

Вечером она полностью была готова к разговору с Кристиной. Но Стрельников вернулся с работы раньше обычного. Потом они все вместе долго ужинали. Важный разговор пришлось перенести на утро.

Саша, услышав ровное дыхание Стрельникова, переходящее в похрапывание, включила телевизор. На экране нового телевизора, занимавшего почти половину стены, мельтешили герои очередного сериала. Разобраться с томными героями было не просто. Выделить главного героя, среди точно таких — же однотипных с вялыми репликами, оказалось не посильным делом. Посмотрев несколько каналов, Саша выключила телевизор и начала слушать ровное дыхание Стрельникова. Мысли опять крутились возле не оконченного разговора со Степанковым.

Проснулась она внезапно, как от толчка в спину. В тишине было слышно каждый шорох, но не это ее разбудило. Набросив халат на плечи, тихонько, чтобы не разбудить Стрельникова, она вышла в гостиную. Из неплотно прикрытой двери кабинета пробивался еле заметный свет. Странно, что Стрельников забыл выключить компьютер. На цыпочках Саша подошла к двери и тихо ее прокрыла. Кристина, склонившись над столом, что — то читала на мониторе.

— Кристина, — Саша старалась придать голосу ровные нотки, — я думаю нам время поговорить, раз вы не спите.

— Хорошо, — Кристина обернулась. — Вы не подумайте ничего. Просто мне… Я искала в интернете информацию о своей семье. Бывшей семье. Только не знаю с чего начать. — Она так беспомощно обняла себя за плечи, словно пыталась защититься от невидимой угрозы.

— … С Игорем я познакомилась совершенно случайно. Это уже потом я поняла, что люблю его. А вначале он мне показался самовлюбленным и самоуверенным типом, знаете, из тех, которые настойчиво добиваются своей цели. Но вышло иначе. Я влюбилась в него. Правда, не сразу. Игорь сделал предложение. Сыграли небольшую свадьбу. Ухаживать он не умел, вернее, на ухаживания с цветами и долгими провожаниями у него не было времени. Все время занимала компания. Поначалу, я даже ревновала его к работе. Только напрасно… Ревность пришла позже. И работа, как оказалось, ни при чем, — Кристина тяжело вздохнула и замолчала.

Саша с трудом верила, что прожитые годы так просто вложились в несколько предложений.

— Галине Адамовне я не понравилась. Она, как мать, хотела сыну жену по — лучше, по — родовитее что ли. А кто я? Девушка с детдома.

— Подождите, как с детдома? — Саша с недоверием посмотрела на Кристину.

— Господи, вы правы. Что я говорю? — в голосе Кристины послышались слезы. — Я тогда солгала. Вспомнила первый горький опыт не сложившейся семейной жизни и солгала. Первый раз в жизни. Галина Адамовна придерживалась мнения, что только девушка с хорошей семьи способна создать собственную хорошую семью. Как по кальке. А в меня семья была не для подражания. После смерти родителей и пропажи сестры я подумала, что такой ответ будет самым правильным. Меньше расспросов. Думала, расскажу все Игорю позже, но его моя жизнь до него не интересовала.

— Кристина, вы были счастливы с Луниным?

— Тогда думала, что очень счастлива, а теперь уже и сама не знаю… Я по — настоящему счастливой была первый год после свадьбы, пока в Игоря не началась привычная личная жизнь. Ко мне он относился хорошо, но не больше. Потом позвонила женщина и очень подробно рассказала мне о похождениях мужа. Я поняла, что ничего уже не вернуть и собрала вещи. Только Игорь чудом раньше приехал домой. Божился, что ничего подобного не повториться никогда. И я поверила. Может, в него кто и появлялся, но мне больше никто не звонил. Я старалась не анализировать его задержки на работе, не искать им причину. Потом появилась Настя. Игорь взялся за старое. Опять появились женщины. И я поняла одно: сидеть и жалеть себя это не выход. Я попросила Игоря, чтобы он мне купил ателье. Галина Адамовна тогда поддержала меня. Думаю, она обо всем догадывалась. После рождения Насти она стала относиться ко мне лучше, а, может, видя нашу жизнь, жалела. Я собственно и ателье открыла, чтобы скопить денег и уйти от Игоря. Мне надо было купить жилье, иначе Игорь отсудил бы у меня дочь. Жить без Насти я не смогла б. Настя — это мое детство. Я прижимала ее к себе, и мне порой казалось, что это меня маленькую ласкает мать. Легче умереть, чем оставить своего ребенка. Но, так ничего и не сбылось, — Кристина печально улыбнулась, — получилось, что я всю жизнь с Игорем прожила, словно писала черновик.

Тот день начался обычно. В ателье Кристина приехала рано и принялась за текущую работу: подписала заказы на пошив костюмов, занималась эскизами, готовила коллекцию впускных платьев. В дверь настойчиво постучали. Не дождавшись обычного «входите», женщина открыла дверь. Достаточно было одного взгляда, что бы сердце забилось в груди.

— Анита? — радости не было предела, как не было предела удивлению.

Женщина улыбнулась, сняла парик и темные очки, вытянула заколку с волос и те волной рассыпались на плечи.

— Ну, хватит, хватит. Ты же знаешь, я с детства не люблю этих нежностей. А ты, смотрю, неплохо устроилась, сестренка, — Анита позволила себя обнять и обвела взглядом кабинет.

На лице появилось неудовольствие. Все как в детстве.

— Сколько лет мы не виделись? Где ты была все это время?

— Искала, как и ты, теплое местечко. Но у тебя, вижу, получилось все гораздо лучше, чем у меня.

— Подожди, Анита, ты в чем — то меня упрекаешь? — опешила Кристина. — Я тебя искала, пока не поняла, что ты домой не вернешься, — от обиды навернулись слезы. — И ждала тебя…

— Если ждала, то почему не дождалась? — Анита чувствовала несправедливость укоров, но остановиться уже не могла. Кто считался с ней, кто думал о справедливости по отношению к ней?

— Знаешь, — после короткого замешательства Кристина пришла в себя, — я действительно никуда не собиралась уезжать. Думала, поступлю в местное ПТУ. Я жила в их общежитии. Сразу после…пожара. А завуч, Варвара Тимофеевна, ты ее должна помнить, настояла, чтобы я ехала поступать в институт. Я думала, конкурс не пройду. А потом, надеялась, что если даже и прошла, то вызов затеряется пока дойдет в нашу глушь. А получилось все так, как получилось. Ладно, я, но матери ты могла хотя бы раз позвонить? Она изводилась вся. Как чувствовала, что больше тебя не увидит, — совсем тихо добавила Кристина.

— Не смеши, матери никогда не было дела до меня. У нее на первом месте всегда была ее любимая дочь Тина. А я так — придаток до тебя. Все лучшее тебе, а мне — что останется. Мы ведь были не различимы, только мальчики и те вначале влюблялись в тебя, — детская обида проснулась в душе. — Но ты у нас была особая! Отличница, труженица, гордость класса! А потом уже я. Подбирала все после тебя. И даже тех идиотов, которых ты отшила. А ты теперь говоришь, что я кому — то была нужна.

— Анита, не говори глупостей. Вспомни, как мы жили. Ты даже не знаешь, как умерла мать?

— Знаю. Рассказали. Только не старайся меня этим разжалобить. А, как мы жили, я помню. Поэтому и пришла к тебе.

— Что ты хочешь от меня?

Разговор не получился. Кристина с сожалением смотрела на сестру. Не так она представляла эту встречу.

— Что я хочу? Ничего особенного. Просто — что бы ты немного помогла мне. Вот и все.

— Конечно, помогу. Только скажи чем?

— Деньгами.

— Деньгами?

— А что тебя так удивляет? Я навела кое, какие справки. Лунин твой никак не бедный мужик. Так, что помочь сможет. А особенно, когда захочет узнать правду о жене. Ты ведь не говорила ему ничего: ни как мать сгорела по твоей вине, ни как прикинулась сироткой? Вряд ли ему понравится, что жена врала с первого дня знакомства. Муж в тебя с придурью. Сразу подаст на развод. Он не допустит, что бы такая аферистка как ты, воспитывала его дочь, наследницу семейного капитала.

— Ты не сможешь этого сделать.

— Смогу. Спорим? Хотя, мы можем все решить и без Игоря. Но тогда платить придется тебе, чтобы Игорь не знал. Сможешь?

Кристина затравлено кивнула головой.

— Ты забываешь, что еще есть суд. При разводе ребенок останется с матерю. — пролепетала Кристина.

— Правильно. Это в том случае, если мать такая добропорядочная, как ты. А если вот такая?

Анита достала фотографии. Кристина заворожено посмотрела на снимки, не веря своим глазам. Это же она в развлекается в баре, потом — на даче в кругу мужчин. Дальше она не стала смотреть. Вполне достаточно и этих двух.

— Что ты хочешь?

— Я же сказала — денег. Ну, совсем немного, — откровенно издевалась Анита.

Саша могла ни о чем не спрашивать. Что было дальше, она догадывалась сама.

— Я платила со своих денег, с тех, что откладывала на жилье. Анита мне звонила, говорила адрес и я отвозила. Знаете, я даже не сердилась на нее и деньги отдавала без сожаления. Мой бизнес приносил неплохой доход. Я бы скоро купила квартиру и ушла б от Игоря. Я бы все равно ей помогала. Мне по — настоящему было жаль Аниту. После той встречи, мы больше не виделись. Может, ей совестно было встречаться? Только через год, или около того Анита приехала ко мне. Как сейчас помню. Была осень.

Осень пришла внезапно. В понедельник Кристина на работу не поехала. Работы такой, что требовала б ее присутствия в ателье, не было. Да как говорится — хорош тот начальник, без которого производство не останавливается. Кристина была из их числа.

Они с Настей возились в саду, когда охранник сообщил, что к хозяйке, то есть, к ней приехала подруга детства.

При одном слове «подруга» голова в Кристины пошла кругом. Никаких подруг, да еще детства у нее не было. Недоброе предчувствие оправдалось. По аллее, ведущей в сад, шла Алина. Выглядела она неузнаваемо. Не застегнутый серый плащ красиво открывал стройные ноги, черные волосы, вместо платинового парика, только оттеняли правильные черты лица. Бессменные темные очки скрывали так похожие глаза.

— Привет! Племянница? — Алина присела возле девочки. — Хорошенькая. Похожая на прабабушку. Ты не находишь? — она так пристально посмотрела в глаза Кристине, что на миг показалось, что их отношения только приснившийся кошмар.

Настя действительно отдаленно напоминала Людку. Курносый нос, немного раскосые глаза, удивленный любознательный взгляд. Они — то, были похожи на отца. От матери ничего дочерям не досталось.

— Надо срочно поговорить. — Алина с интересом смотрела на перепуганную сестру. — Собирайся, проедем в одно место. Да, не бойся ты так. Это не долго, никто и не заметит. И паспорт не забудь! — добавила Алина, видя замешательство Кристины.

— Настенька, иди, поиграй. Я с тетей поговорю и сразу приду к тебе. Пойдем в дом.

— Надо проехать. Настю бери с собой. Или ты хочешь, чтобы твой муж застал меня здесь? Если нет — тогда собирайтесь. Я вас здесь подожду. Поедем на твоей машине, я на такси приехала.

Уточнять, что за неотложное дело — Кристина не стала. Взяв в охапку дочку, она быстро направилась в дом. Взбежав на второй этаж, она в суматохе достала со шкафа первую попавшуюся под руку одежду. Хотелось по — быстрее уехать из дома.

— Нет, ты мне скажи, как ты могла отхватить Лунина? — Анита внимательно посмотрела на Кристину, уверенно ведущую машину.

— Так получилось, — Кристина взяла себя в руки.

— Но я лучше. — со вдохом сообщила Анита — Он мне сам сказал, что я лучше. Ты пресная в постели.

— Кто сказал?

— Лунин. Вот смотри, — Алина почти насильно сунула в руки пару фотографий.

Кристина бегло глянула на глянец: Анита сидела в кафе с Луниным. На следующей фотографии она была одна. Только стояла в спальне их городской квартиры.

— Это было последнее, что я увидела. Откуда появилась на встречной машина — я не заметила. До трассы оставалось пару километров. Мне казалось, что ездим по проселочной дороге только мы с Игорем. Теперь я понимаю, что все было продумано до мелочей. И фотографии Алина мне вовремя сунула, чтобы я отвлеклась от дороги. И паспорт потребовала захватить. Она все продумала. Потом, еще помню незнакомое лицо мужчины. Он склонился надо мной. В багажнике я пришла в себя.

— Больше ничего не помните? — Саша была уверенна, что добавить Кристина не сможет ничего.

— Помню лес. Небо. Мужчина достал удавку. Мне не было страшно, я думала только о Насте. А потом откуда — то взялись грибники. Тот мужчина меня сильно ударил ботинком под ребра и скрылся. Больше я ничего не помню. Мария много раз рассказывала, как они нашли меня, как мужа ругала, как тот нес меня на руках. Ничего не помню. А дальше вы все сами знает.

— Кристина, почему вы Юрию Николаевичу не сказали, что память вернулась?

— Испугалась. Я решила: заберу Настю и мы уедем в Дмитровск. Потом позвонила б Игорю. В меня достаточно аргументов, чтобы убедить его больше меня не искать.

— Кристина, вы чего — то боитесь?

— Нет. — Женщина устало мотнула головой. — Мне все время казалось, что за моей спиной что — то ужасное. А все оказалось настолько банальным. Сестра использовала сестру. Увела мужа — этим ведь в наше время никого уже не удивишь. Правда?

В кабинете повисла тишина. За окном начинался рассвет.

— Саша, скажите, как моя девочка? — первой очнулась Кристина. — Я хотела найти в интернете информацию о семье.

— Я вам расскажу все сама. Я… — Саша, стараясь со всех сил, что бы рассказ получился без сгущения красок, опуская подробности, рассказала жизнь Луниных за три года.

— Бедная моя девочка.

Кристина все это время напоминала маленького болванчика. Обняв себя за плечи, она, не замечая того сама, медленно раскачивалась на стуле.

— Кристина, не отчаивайтесь, вашей дочке можно помочь. И только вы сможете это сделать. Самое главное, что Настя сама знает, кто ей поможет. Она единственная, кто верил, что вы живы. Если б не Настя, мы бы с вами не встретились точно. А теперь, давайте постараемся немного поспать. Я вам дам снотворное, иначе вы не уснете.

Саша пошла в кухню, где на одной из полочек была домашняя аптека. Растительные капли, со слабым снотворным эффектом, она сама покупала Стрельникову перед полетом.

Стрельников до безобразия боялся летать. Во все командировки, куда только можно доехать, Павел старался обходиться без самолетов. Но если лететь было неизбежно, тогда она и покупала это чудодейственное лекарство.

Вначале она накапала капли Кристине, а оставшиеся залпом выпила сама.

— Кристина, что вы будете делать дальше?

— Я должна встретиться с Игорем. Я хочу забрать Настю и уехать в Дмитровск. Думаю, это самый лучший выход для всех. Особенно для Игоря. Мне только жаль Галину Адамовну. Ей будет тяжело расстаться с Настей. Я готова начать жизнь с чистого листа. Без черновика.

Кристина сонно посмотрела Сашу. И впервые за все время улыбнулась…

Эпилог

Через год Саша стала крестной матерью. Солнечным мартовским днем на окраине Дмитровска крестили маленькую Сашу Савину.

Стрельников и Степанков настаивали, что девочка — вылитый отец. Саша подумала, что говорили они так с мужской солидарности. Маленькая Савина была похожа на Ольгу. Смугленькая, подвижная, темноглазая — вылитая мать. Спорить с мужчинами Саша не стала. Главное — чтобы счастье было.

Дом, который Игорь Лунин строил для счастливой семейной жизни, он без сожаления продал. Счастье в нем давно не жило. Не селилось, как птицы в разрушенном гнезде.

Галина Адамовна после отъезда Насти переехала в городскую квартиру, а потом и вовсе поселилась в Дмитровске. Небольшой дом ей очень нравился, особенно по выходным, когда в нем появлялись Настя и Вика. Она пекла пироги и слушала Викины сказки.

Игорь изредка наведывался в Дмитровск, возился с Настей и, удостоверившись, что с матерью все хорошо, старался по — быстрее вернуться в Москву. На все вопросы о личной жизни — неопределенно махал рукой. Все он еще успеет. Не Ксения так другая, но чуть по — позже. Все мысли занимал растущий бизнес. Не до женитьбы. Он перестал пить, чаще наведывался на объекты и стал ругаться как Власенко — емко и доходчиво. Костюмы от кутюр сменил на более демократичны. Постоянным он остался только в выборе женщин. Где он находил длинноногих моделей и начинающих певичек, даже Власенко было невдомек.

С учительницей Власенко столкнулся в приемной директора школы. Случись подобное на стройке, он бы доходчиво объяснил бы, что надо делать с глазами. Но школа — чужая территория. Да и ничего общего между школой и стройкой не было.

То, что женщина, налетевшая на него в дверях, учительница, а не, к примеру, бухгалтер или завхоз, он понял сразу.

— Вы кто и к кому?

Вопрос прозвучал довольно требовательно, подтвердив его догадку. Учительница превратилась в маленького начальника. Женщина не спешила пропускать Власенко в приемную директора, где его, как он предполагал, уже ждали.

— Я спонсор, — Власенко стушевался.

— Спонсор? Тогда вам к директору. Проходите, — она посторонилась, пропуская в приемную Власенко — Олег Константинович на месте.

Тамара Максимовна придирчиво смотрела на новоявленного спонсора. Внешний вид мужчины особого доверия у нее не вызывал. Может, спонсор и должен быть таким. В примятом костюме. Хотя, спонсора, то есть, человека, способного запросто расстаться со своими деньгами, в Дмитровске она не видела. По крайней мере, в школе.

— А как вас найти? — брякнул совсем растерявшийся Власенко.

— А я вам зачем? — ответила вопросом на вопрос Тамара Максимовна. — Все вопросы к Олегу Константиновичу. Мой кабинет, — ей вдруг захотелось непременно увидеть этого угловатого мужчину, на котором даже дорогой костюм сидел как с чужого плеча, — вторая дверь направо.

Второй кабинет справа. Власенко заворожено смотрел на закрывшуюся за женщиной дверь. Если б она только знала, как он не хотел ехать в этот Дмитровск, бросив начатый объект, где только котлован засыпан. Ну, какой с него спонсор? Лунин мог послать с этой почетной миссией кого угодно. Зачем он только приехал сюда? И откуда эта женщина взялась в этой глуши?

Вторая дверь направо, — повторил про себя Власенко и направился к директору, выполнять почетную миссию спонсора.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg