«Оправдание»

Оправдание (fb2) - Оправдание 887K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Константин Бушуев

Константин БУШУЕВ

ОПРАВДАНИЕ

Детективный роман

Сколько смертей за тобою, миролюбивый Амур… Прав был мудрый римлянин. Двадцать веков минуло, и ничего не изменилось, так и продолжает литься кровь из-за великого чувства, от которого не свободен никто, даже самый жестокосердный и бесчувственный человек… И не только из-за любви, но из-за ее антипода, из-за ненависти. Что ж удивительного, это именно тот случай, который в философии именуется единством и борьбой противоположностей. От любви до ненависти — один шаг, как от одной стороны бумажного листа до другой. Сначала кого-то любишь, потом кого-то ненавидишь, потом кого-то убиваешь… Вот и еще одной смертью больше стало. На моих руках кровь… Нет, не в прямом смысле, а в метафорическом, не запачкаться вроде бы удалось. Теперь нужно сохранять спокойствие, да, вот именно хладнокровие и спокойствие, и не наделать ошибок… Сквозь маленькое окошко виднеются темные стволы сосен и чуть дальше — водная гладь озера, а еще дальше — готовое закатиться за далекие леса бордовое солнце. Оно еще полностью не зашло, но уже темно, особенно здесь, в тени кустов и деревьев. Свет в прихожей включен, но окно такое маленькое, что никто из людей, сидящих сейчас на берегу озера, наверняка не мог видеть того, что происходило здесь пару минут назад. Как сидели у самой кромки воды, так и сидят, только почему-то их меньше стало… Вот незадача, кто-то из них сюда идет! Действовать, быстро!

Глава 1

Глядя на сидящего напротив меня молодого человека, я невольно думал не только о предмете нашего разговора, но и о той неотвратимости, с которой природа меняет внешность каждого из нас. Последний раз я видел Сережу Волкова лет двенадцать назад, и тогда его правильнее было бы называть не «молодым человеком», а подростком, с еще не до конца сформировавшимися чертами лица и контурами тела. Он тогда заканчивал последний класс в средней школе. Теперь же я видел перед собой взрослого мужчину, аккуратного, подтянутого и в меру накачанного, с правильными чертами лица. Единственное, что бросалось в глаза так же сильно, как в нашу предыдущую встречу, это его сходство с матерью. Мне кажется, крайне редко бывает, чтобы сын был так похож на свою мать. Причем лицо Сергея вовсе не казалось женственным. Нет, нет, настоящий молодой мужик! Темно-зеленая военная форма с капитанскими погонами сидела на нем очень хорошо, как бы подчеркивая рельеф тела.

— Вы хорошо знаете меня, Валерий Павлович, вы много лет знакомы с моими родителями, — говорил Сергей, — и мы никогда не обращались к вам за профессиональной помощью. Я примерно знаю, сколько стоят ваши услуги. Не буду сейчас давать конкретных обещаний непременно расплатиться к такой-то точной дате, сами понимаете, на моей должности денежный оклад невелик. Но рано или поздно я с вами обязательно расплачусь. Мне просто нужно, чтобы вы немедленно взялись за дело, желательно прямо сегодня. Эта девушка уже две ночи провела в следственном изоляторе. Она, которая никогда никакого отношения к преступному миру не имела! Девочка из благополучной семьи, золотая медаль, на красный диплом идет, спортсменка, красавица — и вынуждена сидеть в камере с наркоторговками и прочим сбродом за то, чего не совершала!..

— В следственном изоляторе сидят не за что-то, — мягко поправил я. — Это просто мера пресечения, дабы не допустить ухода обвиняемого в бега или каких-то действий, могущих помешать ведению следствия… Хотя, конечно, ей от этого не легче, если она невиновна, как ты утверждаешь.

— Она невиновна, я уверен в этом, — убежденно сказал Сергей. — Помогите ей, прошу вас. Повторяю, в ближайшее время я обязательно найду возможность с вами расплатиться. Главное, чтобы она была или оправдана в суде, или чтобы ее освободили из-под стражи в связи с недостатком улик. Чем скорее, тем лучше! Представляю, каково ей сейчас сидеть в этом ВИЧ-инфицированном свинарнике, вы ж там постоянно бываете, наверняка знаете, какая мерзость этот СИЗО…

Да, в следственном изоляторе я по роду профессии бываю довольно часто. В принципе, половину своих клиентов я впервые встречаю именно в стенах этого малоприятного учреждения на Екатерининском шоссе. Антисанитария, теснота, неаппетитные запахи, хамство администрации, тяжелейший психологический климат — все это есть, все это никуда не исчезло с советских времен. В женском отделении, конечно, получше будет, но для двадцатидвухлетней девушки Насти, за которую просил Сергей Волков, тамошние условия все равно невыносимы после добропорядочной и спокойной жизни на свободе.

А по поводу помощи… Не то чтобы я совсем не умел отказывать людям, которые обращаются ко мне с просьбами, но в данном случае сказать: «Нет, извини, я не могу», — и сослаться на кучу неотложных дел было бы непорядочно. Да, да, именно такое слово здесь наиболее уместно, слово, порядком подзабытое в наш меркантильный век. Во-первых, особой занятости у меня как раз не было, если не считать гражданского дела о взыскании задолженности с физического лица и еще одного дела об административном правонарушении, повлекшем лишение водительских прав. А во-вторых, меня, адвоката Лебедева, связывает более чем тридцатилетняя дружба с матерью этого молодого человека, Людмилой. В далекие семидесятые мы с ней учились на одном курсе и даже дипломы получали из рук декана в один день. Некоторое время я был в нее влюблен. Впрочем, все парни из нашей группы хоть на несколько дней в нее влюблялись, ничего странного в этом нет, ведь в то время на технических факультетах прекрасного пола было крайне мало. После получения дипломов наши пути разошлись, Люда стала работать по специальности и добилась впечатляющих успехов в рационализаторском деле, у нее на счету около двадцати запатентованных изобретений и примерно столько же научных статей, она заслуженный изобретатель Российской Федерации. Многих наших парней обошла, молодец. Ну а мне с применением полученной специальности не повезло, как-то не лежала душа к формулам и графикам. Зачем, спрашивается, поступал на техническую специальность? Да просто ошибся, принял временный всплеск интереса чуть ли не за жизненное призвание, да еще к тому же институт недалеко от дома располагался… В старших классах с физикой и химией проблем не было, а вот уже на первом курсе понял: не мое. И через несколько лет, изнывая от скуки в одном малопрестижном НИИ и почитывая время от времени детективные романы, наконец нащупал то, что меня действительно интересовало. Поступил в юридическую академию, успешно ее окончил и с конца восьмидесятых занимаюсь адвокатской частной практикой. А после восьмидесятых были девяностые — какое время! Грязное, отвратительное, время втаптывания в навоз всех былых идеалов, огульного отрицания всего, что было «раньше», время разрушений и катастроф… Но хоть и стыдно об этом говорить, удивительно плодотворное и насыщенное время для людей моей второй профессии. Разгул преступности — основа благосостояния адвокатов, особенно таких, как я, специалистов в области уголовного права. Какие только негодяи ко мне не обращались, каких только подонков не приходилось отмазывать от высшей меры или от зоны!.. Не скажу, что все выигранные мною процессы легко мне дались. Привитые с детства идеалы мешали и по сей день мешают, я ведь с раннего детства усвоил простые истины на тему «что такое хорошо и что такое плохо». Но в процессе адвокатской деятельности у меня выработался механизм психологической защиты, смысл которого в том, что я научился отделять работу от жизни. Разваливать уголовное дело против какого-нибудь обкурившегося отморозка, совершившего тяжкое преступление ради очередной дозы (и не скрывающего от меня свою виновность), — это моя работа. В конце концов, отморозок тоже гражданин и имеет те же формальные права, что и остальные жители нашего государства. Отстаиваю его интересы в суде, ищу (и нахожу) прорехи в уголовном деле, полемизирую с прокурором, высасываю из пальца смягчающие обстоятельства — и успокаиваю себя тем, что это всего лишь работа, которую выполняет не конкретный человек Валерий Павлович Лебедев, а тот адвокат, роль которого он играет… Ну, как актер в театре.

— Правильно ли я понял, что задержанная по подозрению в убийстве Анастасия Трофимова — твоя бывшая девушка? — спросил я, и было заметно, как Сергей судорожно сглотнул при слове «бывшая».

— Да, у нас были очень близкие отношения в прошлом году, примерно месяцев семь… Расстались незадолго до Нового года.

— А убитый — это ее новый молодой человек?

— Да… Но не просто новый, он еще и ее первый мужчина.

— То есть как? — не сразу понял я. Почему-то вспомнился анекдот про студентку, которая на экзамене по экономике не может вспомнить имя английского ученого Адама Смита, преподаватель хочет ей помочь, спрашивает про имя первого мужчины, а она, смущенно улыбнувшись, отвечает: «Витя…»

— Ну, она с ним раньше общалась, еще до знакомства со мной. Они же в одном вузе учились, только на разных факультетах. Потом разбежались, там у них вообще какая-то сложная и некрасивая история случилась… Через какое-то время мы с ней познакомились, у нас завязались отношения, и все было хорошо и безоблачно до определенного момента, пока не начались трудности в общении, как у многих пар случается…

Сергей опять сглотнул и немного помолчал. Расспрашивать его о конкретных причинах расставания с девушкой я не стал. Успеется.

— А вскоре после нашего разрыва, — продолжил Сергей, — она где-то пересеклась с этим самым Колей. Не знаю уж почему, но она снова стала с ним встречаться. Думаю, именно потому, что он ее первый мужчина… Может, вы слышали, есть психологическая теория, что первый сексуальный опыт навсегда откладывается в памяти женщины и что она при выборе спутника жизни подсознательно руководствуется эти опытом, ищет во всех представителях мужского пола сходство с тем, первым…

— И тем самым усложняет жизнь самой себе, но ничего не может поделать, — задумчиво сказал я. — А ты сам-то когда узнал, что они опять сошлись?

— Месяца два назад узнал, в марте, а встречаются они с февраля. В прошлом году, когда мы с Настей вместе были, она меня свела кое с кем из своих друзей и знакомых, вот одна из ее подруг мне и сообщила, что опять появился Коля Абрамов и что они с Настей чуть ли не вместе живут. Подруга, правда, преувеличила, Настя никогда с парнями не жила, только с родителями. У меня она иногда оставалась ночевать, ну, максимум двое суток мы вместе проводили, не считая поездки на Черное море прошлым летом. Вот так, наверное, у нее и с Абрамовым было…

— Ну ладно, Сереж, к личным отношениям вашим нам еще придется вернуться чуть позже, — сказал я. — А сейчас расскажи мне, пожалуйста, все, что тебе конкретно известно об убийстве Коли Абрамова. Как ты вообще узнал, от кого?

— От той же самой подруги и узнал, ее Катей зовут. Она даже не то чтобы подруга, скорее бывшая подруга. Раньше они с Настей неразлучны были, а полтора года назад поссорились, не знаю из-за чего. С тех пор просто варились в одних и тех же компаниях. Вот эта Катя мне и написала на одном социальном сайте, что позавчера вечером Настя с небольшой компанией ездила на загородный пикник, и там грохнули ее парня, а подозревают в убийстве саму Настю… Я тут же позвонил ее родителям, ее брату, они мне и рассказали все подробности. Брат ее ведь тоже в той компании был, на озере, на его глазах Настю и арестовали менты.

— Не арестовали, а задержали, арестовать в нашей стране может только суд, — по своей профессиональной привычке уточнил я, но сразу сообразил, что расстроенному до глубины души Сергею сейчас не до моих поправок. — Ладно, Сереж, не переживай, мы с тобой все исправим… Давай, излагай со всеми подробностями.

***

Фантазия — вот каким талантом обязательно должен обладать творческий человек! Фантазией и воображением. Сам я всегда считал себя человеком творческим и, не довольствуясь фантазией и воображением, данными мне от природы, усиленно развивал в себе эти качества. И не приходилось для этого придумывать какие-то экзотические приемы, все гораздо проще — нужно читать книги. Не я первым научно обосновал простую и понятную мысль, что чтение книг намного полезнее просмотра фильмов. Смотрим мы фильм — и уже видим все события на экране, видим людей, видим их действия, видим пейзажи, интерьер помещений, и все это уже в готовом виде, не нужно ничего представлять, просто сиди и смотри, попкорн жуй. Иное дело — чтение. Ведь что такое книга, по сути? Россыпь черных закорючек на белых листах бумаги. И вот эти черные закорючки на белом фоне нам нужно раскрасить в цвета и оттенки, нам нужно силой воображения вызвать в сознании картины событий, портреты людей, выражения лиц, интонации голосов, природные ландшафты, внутреннее убранство помещений… Воистину кто не читает книг, тот сам никогда не сумеет написать ничего хорошего. И никогда не сумеет раскрыть тщательно подготовленное уголовное преступление, потому что для такой работы фантазия нужна никак не меньшая, чем для создания литературных шедевров.

К превращению звуков и слов в живые образы я приучен с детства, поэтому, слушая немного сбивчивый рассказ моего юного друга, сразу же представлял себе картину происшедшего. Завязка событий была простой и вызывала ассоциации со многими американскими триллерами, в которых группа сексуально озабоченных подростков оказывается в каком-нибудь уединенном местечке и подвергается атакам безжалостного убийцы в маске, уничтожающего их один за другим при помощи ножа, бензопилы или газонокосилки. Собралась молодежная студенческая компания, шесть человек, две девушки и четверо парней, всем по двадцать два — двадцать три года, одному только брату Насти Трофимовой двадцать пять. Решили провести субботний вечер и последующую ночь на берегу озера Радужного, это в получасе езды на машине от западной окраины нашего города, в сосновом лесу. Все шестеро друг друга хорошо знают, всех связывает по меньшей мере пятилетняя дружба. Среди них имеются две влюбленные парочки. Первая: сама Настя и Николай Абрамов, для которого пикник на озере в конечном итоге стал последним. Вторая парочка: Юлия Назарова и Михаил Григорьев, однокурсники Насти. Все трое учатся в Государственной Академии Высоких Технологий (надо ж было такое название придумать, браво ректору!), на инженерно-экономическом факультете, пятый курс добивают, дипломы пишут. Новый бойфренд Насти тоже учился в этой Академии, только на другом факультете. Теперь ему диплом не нужен… Пятый участник веселой компании — старший брат Насти, Максим. Этот самый Максим Трофимов окончил какой-то не очень престижный вуз двумя годами ранее, по специальности не работает, продолжает жить в квартире с родителями и сестрой. И шестой — паренек из полурусской-полуеврейской семьи потомственных врачей, Аркадий Завитаев, студент-медик.

Озеро Радужное мне знакомо, бывал там несколько раз. Небольшой водоем, не больше квадратного километра по площади водного зеркала. Вода — чистейшая, берег с одной стороны песчаный, с другой — болотистый. Песчаная сторона разделена на две части, одну занимает миниатюрный дикий пляж, другую — студенческая база отдыха. Формально она является собственностью той самой Академии Высоких Технологий, одним из лозунгов которой является всемерная поддержка спорта и здорового образа жизни. По сути, база отдыха представляет собой просто два десятка одноэтажных деревянных домиков, стоящих на некотором удалении друг от друга, есть такое же деревянное административное здание и будка охранников, в которой обычно сидят двое не очень дряхлых пенсионеров, зарабатывающих прибавку к нежирной пенсии. В июле и августе жизнь на базе бьет ключом, студентов наезжает столько, что домиков не хватает, приходится палатки разбивать прямо под соснами. Впрочем, далеко не все обязательно живут на базе, некоторые приезжают на несколько часов, а ближе к ночи сваливают по домам. На территории базы расположен лодочный причал, так что есть возможность заниматься греблей. Некоторые студенты, отдыхающие после летней сессии, именно греблей и занимаются, но есть и такие, которые просто купаются, загорают, по вечерам пьют водку и пиво и закусывают шашлыком, а по ночам устраивают свою личную жизнь в разных укромных уголках, благо родительского контроля на озере нет, а количество мальчиков и девочек примерно одинаковое. Но так бывает летом, во время каникул, а в середине мая база пустует. Администрация всегда готова предоставить домик любым желающим для проведения уик-энда за сравнительно небольшую сумму. Причем желающими могут оказаться и люди, не имеющие вообще никакого отношения к Академии.

Вот такой возможностью и воспользовались Настя и ее друзья. Приехали в субботу около шести часов вечера на двух машинах, в одной за рулем Максим Трофимов, в другой — Миша Григорьев. Машины оставили на стоянке, прямо на территории базы, разложили привезенные вещи и продукты в домике. Не знаю уж, чем они там занимались, как себя развлекали и что между ними происходило, но на двадцать два часа местного времени картина вырисовывается такая: все шестеро сидят у самой воды, кто на гранитных валунах, кто на раскладных стульчиках, употребляют салатики, шашлык и алкогольную продукцию, любуются закатом солнца… На ровном месте вдруг разгорается какой-то конфликт между Настей и Колей Абрамовым, и распсиховавшийся парень уходит в домик. До него совсем недалеко, метров тридцать от берега. Кто-то из компании идет за ним, пытается успокоить и вернуть, но мальчик всех посылает к черту и остается в домике. Спустя какое-то время Настя идет вслед за ним, заходит в домик и… А вот дальше непонятно. По мнению Сергея, она обнаружила там труп своего молодого человека с проломленной ударом топора головой и то ли потеряла сознание, то ли выскочила из домика и позвала остальных ребят на помощь. А вот по мнению дежурного следователя, который прибыл на базу в составе оперативно-следственной группы около двадцати трех часов, никакой труп она в домике не находила, зато собственноручно обработала топором своего обидчивого молодого человека, нанесла ему несовместимые с жизнью ранения и только после этого позвала на помощь. Следователь ей не поверил и прямо с пикника отправил в следственный изолятор, где она и пребывает по сей момент.

Понятно, что Сергей Волков не сообщил мне всех подробностей. Он и не мог их знать, его ведь там не было. У меня в голове носилось множество вопросов, на которые очень хотелось бы получить ответы. Но для того, чтобы получить ответы, нужно общаться с непосредственными участниками разыгравшейся на озере драмы, и в первую очередь с самой Настей.

— Если ее задержали вечером в субботу, то есть позавчера, значит, сегодня должны либо освободить, либо отправить в суд для решения вопроса о дальнейшем содержании под стражей. До суда гражданин может находиться в камере не более сорока восьми часов...

— Да был уже суд, сегодня, в двенадцать! — раздраженно перебил меня Сергей. — Вынесено решение о заключении под стражу на два месяца. Мне ее брат по телефону рассказал про этот фарс и про судью-крысу, которая Настю и не слушала даже, бумажками пошуршала, сама с собой посовещалась и вынесла решение… Ни чистую биографию в расчет не приняла, ни положительные характеристики с места учебы! Я не знаю, кем надо быть, чтобы такую девочку в камеру отправить, в вонь и грязь…

— Как фамилия судьи? — поинтересовался я.

— Не знаю, Макс не сказал. Из районного суда Западного района, маленького роста, лет пятьдесят с небольшим… Вот зачем надо было Настю в камеру, что, неужели нельзя было под залог или под подписку освободить?

Я только вздохнул. Несмотря на все разговоры о гуманизации правосудия, реальная практика наших судов остается прежней, заточенной на обвинение и досудебное содержание под стражей. Подписку или залог суд может применить в качестве меры пресечения, если речь идет либо о пустяковом преступлении типа кражи бутылки коньяка в магазине самообслуживания, либо об экономическом преступлении, когда обвиняемым является высокопоставленное уважаемое лицо, которое клятвенно обещает вернуть в бюджет все украденные деньги, до копейки. А уж если обычный среднестатистический гражданин обвиняется в тяжком насильственном преступлении и прокурор ходатайствует о заключении под стражу, то можно не сомневаться: в девяти из десяти случаев судья ходатайство удовлетворит. В случае же с Настей Трофимовой не было даже одного шанса из десяти, учитывая личность судьи. Сергей не знал фамилии, но пол и возраст говорят сами за себя. Ну не может пятидесятилетняя женщина с сединой в волосах, климаксом и налево ходящим мужем гуманно отнестись к молодой стройной красавице! Она в этой красавице будет видеть потенциальную соперницу, потенциальную стерву, которая, того и гляди, уведет непостоянного мужа-теленка из постылого семейного стойла… Не раз и не два я наблюдал в разных судах мерзкие картины сведения счетов с молодыми девушками и женщинами, и мне как мужику в такие моменты хотелось вообще отправить на досрочную пенсию всех женщин-судей старше тридцати пяти лет.

— Она красивая? — вдруг спросил я.

— Кто?

— Твоя Настя.

И опять Волков сглотнул, подумал немного, достал из сумки фотографию и положил на стол. Осторожно взяв ее в руки, я несколько минут смотрел на запечатленную на снимке стройную блондинку. Все мужское взыграло во мне… Настя Трофимова была непостижимой, умопомрачительной красавицей.

— Валькирия…— с нескрываемым восхищением произнес я. — Настоящая Валькирия из древнегерманской легенды. Мне жаль, что ты ее потерял, Сережа.

— Валькирию она и мне тоже напоминала, белокурую деву-воительницу… Но чаще всего я называл ее Снежной Королевой.

***

— Добрый вечер, Снежная Королева.

Девушка изящно повернулась. Возле огромного здания городской филармонии было довольно людно, но он никого не видел, кроме той, с которой неделю переписывался на сайте знакомств и вот наконец встретился в реальности.

— Здравствуй, Сережа, — Настя улыбнулась, и Волков молча восхитился ее голливудской улыбкой.

— Хорошее место мы с тобой выбрали для первой встречи, да?

— Очень хорошее… Я здесь часто бываю, на разных концертах, и всегда получаю море удовольствия. Знаешь, мне часто говорят, что я не похожа на меломанку, любительницу классической музыки. Говорят, слишком уж я беззаботная, жизнерадостная и современная, чтобы восхищаться «Гибелью богов» и «Лунной сонатой»… Но что же поделать, если я от них и правда летаю?..

«Ничего не надо делать, ангелу и положено летать, хоть с музыкой, хоть без музыки», — подумал Волков.

— Музыкальные пристрастия отдельно взятого индивидуума далеко не всегда соответствуют его личности, — изрек он вслух. — Вот у меня нет никакого музыкального образования, да и слух тоже хромает, хотя попеть в караоке могу иногда, под настроение… Кстати, а мне часто говорят, что мои вкусы чуть ли не шизофренические, настолько широкий диапазон, от Моцарта до «Виагры».

— Я думаю, нам будет интересно друг с другом, — опять улыбнулась Настя. — Куда мы сейчас пойдем?

— Поблизости есть одно прекрасное местечко, называется «Парадиз». Я бы предложил тебе немного посидеть там. Пойдем, нам вон туда, через сквер.

— «Па-ра-диз», — по слогам произнесла девушка, когда они проходили мимо начинающих зеленеть кустов сирени, — на некоторых языках это слово означает «рай».

— Так оно и есть, — кивнул Сергей. Когда Настя упомянула про языки, он смутно ощутил в ее речи легкий, едва уловимый акцент. Как будто нечто прибалтийское, то ли латышское, то ли литовское.

— Настя, а какие иностранные языки ты знаешь?

— Хороший вопрос… Видишь ли, для меня три языка являются родными: русский, польский и французский. А в школе и в Академии я изучала английский, now I speak English quite fluently.

Девушка перешла на английский так внезапно и непринужденно, что Волков даже растерялся. Сам он тоже «спикал» почти свободно, но говорить об этом не стал. Иначе пришлось бы объяснять, где именно он так поднаторел в языке Шекспира, а распространяться на эту тему Сергей не любил.

— Да, помню, ты мне писала о своем происхождении от эмигрантов первой волны… Но ведь папа и мама у тебя русские?

— Мама — да, а папа — не совсем. По паспорту числится русским, но одна из его бабушек была чистокровной француженкой, правда, большую часть жизни она прожила в Канаде. Его другая бабушка — чистокровная полячка. Семейная легенда гласит, что она является потомком самого Тадеуша Косцюшко. Тебе же знакомо это имя?

— Естественно, — кивнул Сергей и вкратце пересказал биографию польского национального героя, посвятившего всю жизнь борьбе за воссоздание великой Речи Посполитой, от моря до моря. Он еще в ходе виртуальной переписки отметил эту привычку Насти — невзначай упоминать в разговоре какое-то имя или какой-то факт и наблюдать за реакцией собеседника — знает или не знает? слышал или не слышал? думал или не думал?.. Волков и сам любил проверять эрудицию знакомых и малознакомых людей, и привычка Насти Трофимовой пришлась ему по душе.

— Какая ты полиэтническая девочка, — усмехнулся он. — А меня всегда занимали национальные вопросы. Ну вот, в частности, такой: как чувствуют себя представители нацменьшинств в России? Не те таджики, которые приезжают сюда на заработки от тяжелой жизни в независимом Тожикистоне, а те армяне или татары, которые здесь родились и выросли? Или вот ты… Чувствуешь ли ты себя в полной мере русской?

— А как же иначе, — пожала плечами девушка. — Я ведь сама-то родилась уже здесь, на Урале, и даже папе моему было только двенадцать лет, когда дедушка с бабушкой решили перебраться из Квебека в СССР. По большому счету я самая обыкновенная… Ну, на трех языках с детства разговариваю, спасибо за это бабке с дедом, вечный покой да будет им…

«Вечный покой»… Начальные слова католической молитвы. Обычный русский человек сказал бы: «Да будет им земля пухом». Волков незаметно скосил глаза на идущую рядом Настю. Она интересовала его все больше и больше.

Кафе «Парадиз» располагалось в полуподвальном помещении. Дневной свет туда не проникал. Оно как будто специально было обустроено для романтических свиданий. Мягкий, приглушенный свет, сочащийся с потолка. Уютные кабинки, отделенные одна от другой метровыми перегородками. Мягкие кожаные диванчики. На каждом столике — изящный светильник, который посетители могли включать и выключать по своему желанию. Негромкая музыка в стиле ретро… Шумных застолий с компаниями по десять человек здесь почти не случалось. В основном — парочки.

Волков провел Настю Трофимову к тому столику, который он обычно занимал, приходя сюда с представительницами прекрасного пола. Молодой улыбчивый официант едва заметно кивнул ему в знак приветствия, на мгновение задержал взгляд на Насте, не сдержался и украдкой показал Волкову большой палец в знак восхищения. Память у официанта была хорошая, постоянных посетителей он знал в лицо, а Сергей появлялся в «Парадизе» не реже, чем раз в две недели. Через несколько минут на столе появилась бутылка крымского игристого вина, пара салатиков, мясное ассорти, тарталетки с сыром и оливки без косточек. Гастрономические и алкогольные предпочтения Насти Волков успел изучить еще в ходе виртуальной переписки. Он знал, что никаких особых диет девушка не придерживается, однако ужинать старается не очень поздно и не очень обильно, сладкого почти не ест, крепкие спиртные напитки не употребляет, предпочитает шампанское или мартини. Блюд японской кухни в «Парадизе» не подавали, а то бы Сергей непременно заказал для нее еще и роллы, к которым сам он был равнодушен, но которые, как ему было известно, очень нравились Насте.

Хлопнула пробка, искрящееся вино полилось в высокие фужеры. Волков умел наливать шампанское аккуратно, так, чтобы шипучая пена не переливалась через край. Тремя пальцами взяв фужер за тонкую ножку, он внимательно посмотрел на сидящую напротив Настю. Из глаз ее струился волшебный свет… «Неужели никто, кроме меня, ничего этого не замечает? Ведь она же ходит по улицам, ездит в транспорте, ходит на занятия в своей Академии… Неужели только я один вижу этот холодный свет в ее глазах? На что он похож? На северное сияние, вот на что…»

— Давай выпьем, Снежная Королева, — тихим голосом обратился он к ней. — Выпьем за нашу первую встречу… Обычно говорят «за знакомство», но мы ведь с тобой уже целую неделю знакомы, заочно.

— Конечно, — она наклонила голову. — Мне с тобой очень нравилось переписываться, Сережа. Моя анкета была на сайте совсем недолго, но мне многие писали, и некоторым мужчинам, с наиболее адекватными анкетными данными, я отвечала. Разочарование наступало быстро, — она усмехнулась, — очень быстро. Почти сразу начинались стереотипные мужские вопросы: а есть ли постоянный парень? а если нет, то почему? А когда у меня последний раз был секс? А в каком возрасте у меня был первый секс? А не желаю ли я составить компанию для совместного похода в ночной клуб? Это я еще не говорю про откровенные гадости, которые мне писали…

Они осторожно чокнулись фужерами. С наслаждением потягивая холодное вино, Волков поинтересовался:

— А мои вопросы тебе не показались нескромными? Я ведь тоже расспрашивал тебя о прошлых отношениях, о твоих мужчинах… Меня действительно удивило, что такая девушка пользуется сайтами знакомств, с твоими-то внешними данными.

— Ты задавал вопросы в такой форме, что на них хотелось отвечать… Содержание — первично, форма — вторична, но ведь она тоже важна, она же всегда лежит на поверхности. Очень часто за красивой внешней формой можно не заметить внутреннего содержания… А что касается причин, по которым я зарегистрировалась на сайте… Дело ведь не в том, что мною никто не интересуется. А в том, что меня никто не может увлечь и всерьез заинтересовать на длительное время… Так мало интересных, ярких личностей в городе. — Она сделала паузу, глотнула из фужера. — Да и вообще, разве такое редко, чтобы красивая женщина оставалась одна, без мужчины?

Вопрос был явно риторический, отвечать на него Волков не стал. Ему понравилось отсутствие в девушке ложной скромности. Сама себе сделала комплимент, молодец.

— Ты очень красивая, Анастасия, — сказал он, стараясь вложить в интонации максимум проникновенности. — Фотографии, которые ты мне отправляла по е-мейлу, были бесподобны, но вживую ты выглядишь еще эффектнее, это факт.

— Мне очень приятно, что ты так думаешь, Сережа.

«Мне очень приятно, что ты так думаешь». Большинство знакомых девушек Сергея сказали бы просто «спасибо». Непростая особа…

— И еще мне очень приятно, что ты меня пригласил в это замечательное место, здесь именно та обстановка, какая мне нравится.

Сергей тогда не счел нужным рассказывать Насте о ее предшественницах, которых он точно так же приводил на первое свидание в «Парадиз». Точнее, не стал рассказывать об их количестве. А месяцем позже, в постели, разговорившись после любовных утех, он ей расскажет о своих интимных приключениях… «Ну что ж, это так естественно для мужчины», — скажет тогда Настя и улыбнется…

Они провели за разговорами около двух часов. Говорили о музыке и живописи, о путешествиях и домашних животных, о книгах и фильмах, о православии и католицизме, вспоминали забавные случаи из своей биографии... Первая бутылка быстро опустела, Волков заказал вторую. Он уже точно знал, что встреча эта не последняя, их будет еще много и что Настя Трофимова не станет для него девушкой на одну ночь. Он не торопился, не сводил разговор к интимным темам. Просто сидел и смотрел в глаза собеседнице, только пару раз коснулся ее руки, лежащей на столе. Расплатившись и выйдя из кафе в вечерний полумрак, не стал зазывать девушку к себе домой «продолжить знакомство», а просто проводил ее до ближайшей автобусной остановки и посадил в маршрутку. Сам сел в автобус и поехал домой. Сидел в полупустом салоне и вспоминал глаза цвета морской волны и льющийся из них холодный свет. И понять не мог, почему ему так тепло было от этого холода, почему так хотелось окунуться с головой в глаза Снежной Королевы… Феномен «теплого холода» оставался для него необъяснимым еще долго, пока Настя не помогла ему найти разгадку.

Глава 2

Семья у меня самая обычная, жена и дочка. С женой меня связывают тридцать лет брака, во время которого случалось всякое, в том числе и самое тяжелое. Тем не менее мы жили и живем, и я теперь не представляю свою жизнь без любящей и любимой супруги.

А вот дочка… Она мне доставляла и великие радости, и великие горести. Какой это был очаровательный ребенок, как мило мы с ней играли во все, во что только можно играть… Почти не болела в детстве, рано начала ходить и говорить, читать и писать. Пошла в школу и до поры до времени радовала нас своими отличными отметками. А вот лет в четырнадцать начались проблемы. То зеркало разгрохает в порыве недовольства своими внешними данными. То в школе с учителями поскандалит из-за какого-нибудь неосторожного замечания в свой адрес. То домой ночевать не придет, а ведь тогда ни мобильных телефонов, ни пейджеров еще не было, так что нервов мы с женой основательно поистратили. Чуть позже мальчики появились, да ладно бы нормальные мальчики, я бы только рад был, а то ведь явно полукриминальный элемент... В начале девяностых я как раз начинал свою карьеру адвоката, да и отцовское чутье не подводило, так что никаких иллюзий насчет новых знакомых моей Зинаиды не питал.

Недоглядел, недосмотрел, не пожелал давить на дочь, понадеялся на ее здравый смысл, не проявил твердости, был слишком занят работой… Сейчас какие угодно можно оправдания искать и находить, но тогда, в девяносто шестом, когда Зину с тяжелейшей передозировкой увезли в больницу, где вдобавок еще и выяснилось, что она на втором месяце беременности, я думал только об одном: пусть выживет. Какая-никакая, но она моя дочь. Молодые парни и девчонки в те годы сваливались в наркотическую яму целыми стопками и косяками, и большими баловнями судьбы можно считать тех из них, кто сумел из этой ямы выкарабкаться, не оставив в ней свое здоровье и свои мозги…

Ценой невероятных усилий нам с женой удалось поставить Зину на ноги. Внук наш умер, не родившись. Длительное лечение за умопомрачительные деньги, бесконечные воспитательные беседы, принудительное помещение в психушку… Но с тех пор она никогда, вообще никогда не прикасалась ни к наркотикам, ни к алкоголю, вернулась в одиннадцатый класс и сравнительно успешно окончила его, правда, на год позже, чем могла бы. С моей помощью сдала вступительные экзамены в юридическую академию, прошла пятилетний курс обучения, получила диплом и вот уже пять лет работает у меня в должности помощника адвоката.

Умом и сообразительностью моя Зина не блещет, инициативу проявлять тоже не склонна. Зато она очень исполнительная и ответственная девушка, старательно выполняет все мои поручения, умеет толково работать с документами. А больше всего я ценю в ней навык получения информации от самых разных людей. Она может разговорить кого угодно, от старушки на лавочке до маститого университетского профессора. Работа адвоката по конкретному уголовному делу сродни работе следователя, только следователь допрашивает, и граждане не имеют права его послать подальше, а адвокат просто беседует, и послать его может любое физическое лицо. Меня иногда посылали. Зинаиду — никогда.

Сразу после того, как расстроенный, но обнадеженный Сергей вышел из моего офиса, я позвонил дочери и, узнав, что она вот-вот закончит свои дела в службе судебных приставов, попросил ее заехать ко мне. Живет она отдельно, квартира ей перешла по наследству от моих родителей, так что все рабочие вопросы мы обсуждаем именно в офисе.

— Ты ведь помнишь Сережу Волкова, сына моей институтской подруги? — спросил я, когда Зина приехала.

— Помню. Но мы же с ним виделись очень давно, еще когда оба детьми были. Вроде бы он на пять лет моложе меня. А что с ним?

— Не с ним, а с его бывшей девушкой. Ее обвиняют в убийстве. Сережа попросил меня разобраться в ситуации и добиться ее скорейшего освобождения.

Я, конечно, мог бы пересказать Зине разговор с Сергеем, но в этом не было необходимости. Когда ко мне в офис кто-либо приходит, я незаметно включаю диктофон, и вся беседа записывается, причем в высоком качестве. Когда Зина прослушала запись до конца, она спросила:

— Как мы будем ей помогать? Следователь ее так просто не выпустит, если уж счел нужным задержать.

— Мы будем искать того, кто на самом деле завалил Колю Абрамова. Если мы в ходе расследования найдем улики, указывающие на виновность другого лица, мы предъявим их следователю. Если же мы в процессе своего расследования придем к выводу, что преступление совершила именно Настя, то мы следователю об этом не скажем и просто будем ждать суда. А уж там как повезет. Я незадолго до твоего прихода звонил в следственное управление и узнал, в чьем производстве находится дело об убийстве Абрамова. Следователь по фамилии Харченко. Не очень молодой мужик, средних способностей, звезд с неба не хватает. Не очень грамотен как юрист, процессуальные нормы не всегда строго соблюдает. В прошлом году вел дело о крупной краже драгоценностей, погорел на мелочи: когда изымали вещественные доказательства, дубликаты ключей от сейфа, оба понятых, муж и жена, находились в состоянии опьянения. Протокол-то они подписали, да только защита уцепилась за их нетрезвый вид и подкинула суду мысль, что вся эта процедура с изъятием подстроена оперативниками и самим Харченко. В итоге обвиняемого на всякий случай признали виновным в незаконном проникновении в жилище и дали условный срок, хотя я больше чем уверен, что цацки стырил именно он…

— То есть ты надеешься на то, что и по делу об убийстве Абрамова тоже будут нарушения?

— Надеюсь. И еще я надеюсь на то, что суду эти нарушения покажутся существенными. Видишь ли, Анастасия Трофимова — очень красивая девочка, а судить ее будет какая-нибудь не очень красивая тетя, так что шансов у нее меньше, чем у того рецидивиста, похитителя драгоценностей. — Я сделал паузу, побарабанил кончиками пальцев по полированной поверхности стола. — Но наша задача-максимум состоит в том, чтобы найти настоящего виновника. Если мы дадим Харченко неопровержимые факты, он будет вынужден Трофимову отпустить. Откровенно говоря, я разделяю настроение моего юного друга Сережи… Нельзя такой девочке сидеть в камере.

До восьми часов вечера мы вдвоем разрабатывали план действий на завтрашний день, распределяли между собой фигурантов дела, которых предстояло опросить, собирали информацию о них с помощью баз данных и социальных сетей. До знакомства с материалами уголовного дела я обычно стараюсь не строить преждевременных версий, такая поспешность в будущем может помешать правильному восприятию ситуации. Не хотел я ничего загадывать и сейчас. Но человеческий мозг живет своей жизнью, думает о том, о чем хочет, и ничего с ним не поделаешь. Так вот, мой мозг уже в тот вечер настойчиво подсказывал мне, что если Настя Трофимова не убивала своего парня, то настоящего убийцу следует искать среди граждан, которые открыто и законно находились в тот вечер на базе отдыха. Включая двоих охранников, таких людей насчитывалось всего шестеро.

***

На следующее утро я прибыл в следственное управление, предварительно договорившись со следователем о встрече. Федор Михайлович Харченко, невысокий, склонный к раннему облысению мужичок, из тех, которых принято называть плюгавенькими, принял меня в своем насквозь прокуренном кабинете. Сам я распростился с вредной привычкой много лет назад, но по роду деятельности мне приходилось общаться с людьми в очень разных условиях и разной атмосфере, так что никотиновый смог меня не смущал.

После улаживания некоторых формальностей («Как? А разве это вы адвокат Трофимовой? Ей же вроде уже назначили адвоката…») я задал Федору Михайловичу простой вопрос:

— На основании чего задержана Настя Трофимова?

— Гражданка Трофимова задержана в порядке статьи девяносто первой Уголовно-процессуального кодекса, — внушительно начал Харченко, — и судья вчера согласилась с обоснованностью такой меры пресечения…

— Давайте говорить более простым языком, — мягко перебил я. — Какие у вас есть конкретные основания для обвинения в убийстве моей подзащитной? Кто-то видел, как она наносила удар топором?

— Никто не видел, — неохотно согласился следак и далее заговорил короткими, отрывистыми фразами, прямо как робот. — Но. Во-первых. За полчаса до убийства между Трофимовой и Абрамовым произошла ссора. В присутствии четырех свидетелей. Вчера всех опросил, все подтвердили. Во-вторых. Абрамов бросил своих друзей на берегу, ушел в дом. Пятеро остались у воды. Примерно через десять минут свидетельница Назарова пошла в дом за курткой, замерзла. В доме видела Абрамова. Живого. Еще минут через пять в дом пошел ее парень, Григорьев, забрать с зарядки сотовый телефон. Тоже видел Абрамова. Живого. Вернулись вместе с Назаровой на берег. После этого все пятеро оставались на месте, никто никуда не уходил, расхождений в показаниях нет. Все четко, все последовательно.

Я внутренне нахмурился. Пока ничего обнадеживающего.

— Примерно десять минут одиннадцатого Анастасия Трофимова молча встает и уходит в дом, — продолжил Харченко. — До оставшихся на берегу ребят доносится ее крик, они бегут следом и видят на полу труп Абрамова. Голова расколота надвое, здесь же валяется топор, лужа крови и мозгового вещества…

— Отпечатки?..

— На орудии убийства отпечатков нет, все стерто. Кухонным полотенцем, которое там же валялось, возле умывальника. Кстати, этим полотенцем они все руки вытирали, а возможности наших экспертов не безграничны. Установить, прикасался ли к этому куску ткани какой-нибудь седьмой человек, не получилось…

— А туда что, водопровод провели? — удивился я.

— Нет. Там обычный такой ручной умывальник, какие в дачных домах бывают.

— А топор откуда взялся? Местный?

— Да, местный. Прямо у стены дома стоит ящик с дровами, уже наколотыми, на крышке ящика лежит топор. Вернее, лежал. Все шестеро, в том числе ваша подзащитная, утверждают, что дрова они в тот вечер не кололи, обошлись привезенным с собой углем и жидкостью для розжига. Топор видели все, но никто его в руки не брал.

— А следы крови на одежде Трофимовой обнаружены?

— Нет.

— Как же так получилось? — язвительно спросил я. — Когда убиваешь человека топором по голове, то хотя бы мелкие, невидимые глазу брызги должны попасть и на собственную одежду.

— Валерий Павлович, я не первый год на следствии работаю. И знаю, что следов крови может и не быть. Смотря как ударить. Угол удара имеет значение, траектория падения тела… Скажем так: брызги крови на одежде подозреваемого почти всегда свидетельствуют об его виновности, а вот отсутствие таких брызг ни о чем не свидетельствует. Пообщайтесь с экспертами, они подтвердят.

Харченко вынул из пачки сигарету, прикурил от спички. Надо же, кто-то еще предпочитает пользоваться спичками, а не зажигалками.

— Ну, а третье что?

— Не понял.

— Вы сказали «во-первых, во-вторых…» Или это все?

— Не все. Есть показания двоих охранников. У них в должностной инструкции написано: если на базе есть отдыхающие, то следует держать их в поле зрения, следить за соблюдением пожарной безопасности, за личным автотранспортом на стоянке. И периодически обходить территорию базы по периметру.

— И…

— Они следили. Обходили. Никого из посторонних не видели. Шума автомобилей не слышали. На эту базу можно добраться только на машине, от железнодорожной станции километра четыре будет, если через лес, а по дороге все пять. Место глухое, дорога грунтовая, тупиковая.

Я задумался. Географическое положение озера Радужного для меня не было секретом, я и раньше знал, что без машины туда добраться очень трудно. Да и на машине невелика радость трястись по ямам и колдобинам, дорога-то еще та… Ближайший населенный пункт, поселок сельского типа Сосновка с одноименной станцией железной дороги, действительно расположен в четырех километрах по прямой. Потому Радужное до сих пор и сохраняет свою экологичность, мало находится желающих разбивать подвеску автомобиля или плестись целый час пешком со станции. Кто же мог в майский вечер пробраться на территорию студенческой базы, да так, что ни охранники, ни отдыхающие его не видели и не слышали?..

— Насколько я знаю, проникнуть на базу отдыха можно беспрепятственно, — заметил я, стараясь говорить уверенно. — Никаким забором, даже символическим, она не обнесена. И там ведь не голая степь, там сосны, кусты… Посторонний человек при желании мог бы незаметно зайти в дом, расколоть череп Абрамову, быстро выскочить и скрыться в лесу.

— О-очень гипотетически, о-очень теоретически, — открыто усмехаясь, протянул Харченко, — мог бы. Но вот кто? Местный житель, заблудившийся в лесу? Шел себе да шел, грибы собирал в лукошко в середине мая, вдруг видит — студенты на берегу оттягиваются. Взял топор с ящика для дров, зашел в домик и ни с того ни с сего раскроил голову Коле Абрамову. Разве правдоподобно?

— Вполне. Решил наудачу пошариться в домике, ведь студенты все свои вещи туда сложили, наверняка и денег хоть немного с собой было, и фотоаппарат кто-то мог взять, и сотовый телефон… Сами говорите, Григорьев свой телефон заряжал. Вошел этот местный житель в домик, а там Коля. В такой ситуации можно, конечно, сказать, что вот, типа, по ошибке зашел, извиняйте. А можно разок махнуть топором и убежать, тоже вариант.

— Нет, Валерий Павлович, возможность случайно оказавшегося рядом мелкого воришки я исключаю. Если бы у него целью была кража, для чего бы он с топором в домик поперся?

Я немного подумал. Товарищ Харченко, которого я мысленно стал называть Достоевским (не только из-за имени-отчества, но и из-за присутствия в уголовном деле соответствующего оружия!), говорил в общем-то правильные вещи. Обманывать меня по поводу свидетельских показаний ему не резон, все равно ж у меня доступ ко всем материалам дела есть. И по поводу возможности проникновения посторонних на базу— тоже вполне логично. Но вслух я сказал другое:

— Федор Михайлович, «маловероятно» не значит «абсолютно исключено». Версию с участием посторонних лиц вы не должны отбрасывать…

И вот тут-то меня ждал болезненный удар.

— А вот ознакомьтесь с протоколом осмотра места происшествия, — торжествующе произнес Достоевский и протянул мне через стол несколько скрепленных степлером листов бумаги. — В состав оперативно-следственной группы входил кинолог со своим питомцем. Они осмотрели, точнее, обнюхали землю вокруг домика. Окна там такие маленькие, что взрослому человеку ну никак не пролезть, стало быть, убийца мог уйти только через единственную дверь. Так вот, все следы от входной двери ведут на берег. В глубь леса собака двинулась было, но возле ближайших кустов остановилась.

— Значит…

— Ничего не значит! Ничего, кроме того, что девочка по имени Юля и по фамилии Назарова, когда бегала в домик за курткой, добежала заодно и до этих кустиков, по малой нужде, — еле сдерживая смех, сообщил следователь. — Об этом она мне сама вчера рассказала, когда я выяснял все их передвижения с половины десятого до начала одиннадцатого.

Неприятное известие… С собакой не поспоришь, ей мои аргументы нужны как пятая лапа. Если она решила, что в тот вечер посторонние люди от гостевого домика в лес не уходили, значит, так оно и будет. Мой небогатый опыт общения со служебными собаками подсказывает, что даже очень хорошая ищейка может иногда ошибаться. Неблагоприятные метеоусловия могут повлиять, или беглец начнет заячьи петли крутить… Да мало ли возможностей! Только вот каким образом я смогу сейчас, на третий день после убийства, доказать, что какая-нибудь овчарка не сумела взять след?

***

Дочь и помощница адвоката Лебедева держала путь в Центр судебно-криминалистической экспертизы. То было первое поручение, которое дал ей отец в связи с делом об убийстве Николая Абрамова. Свои задания он всегда проговаривал очень четко, долго прикидывал, какие непредвиденные ситуации могут возникнуть, если Зина пойдет туда-то и поговорит с тем-то. Постоянно советовал не самодельничать, не пытаться прыгнуть выше головы. «За проявленную инициативу, если она приведет к негативным последствиям, я тебя не накажу, потому что я — твой отец. Но тебя накажет само дело, которое мы с тобой делаем. Я знаю, ты тоже опытный юрист, сколько лет вместе работаем. Но у меня опыта еще больше, так что доверься мне, просто выполняй в точности мои поручения, и ничего сверх», — говорил он, и бывшая наркоманка Зина Лебедева испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она понимала отца, в свое время прошедшего вместе с ней тяжелейшие испытания. Нет, не вместе с ней, а по ее вине. А с другой стороны — ну ведь восемнадцать лет уже прошло, и между ней и той малолетней дурой почти ничего общего не осталось… Не слишком ли отец оберегает ее? Имеет ли смысл так рьяно ограничивать ее инициативу? Она ничуть не глупее своего отца, она обязательно предоставит ему возможность в этом убедиться. Тогда он поймет, что все его старания были не зря…

В Центре судебно-криминалистической экспертизы у нее имелись хорошие знакомые. Впрочем, как и во всех структурах, так или иначе связанных с расследованием преступлений. Ничего удивительного: из группы, в которой она училась, три человека теперь были следователями, один — прокурором маленького провинциального городка, человек пять трудились в уголовном розыске и столько же — в уголовно-исполнительной системе. У каждого из них, соответственно, тоже хватало друзей и знакомых, так что при желании можно было найти опору в любом государственном юридическом учреждении.

Через несколько минут Зина уже разговаривала с сорокадвухлетней женщиной, экспертом-криминалистом Натальей Горчаковой. Той самой, которая в ночь с субботы на воскресенье проводила осмотр трупа Николая Абрамова.

— Самый обычный случай, Зина, — со вздохом констатировала она. — Ничего интересного с точки зрения судебной медицины.

— Наталья Сергеевна, можно поподробнее? — попросила Лебедева. — Я бы сама посмотрела, но вы же знаете мою слабость…

У Зинаиды Лебедевой была только одна слабость, которой, в принципе, не должно быть у юриста, специализирующегося по уголовным делам. Она панически боялась хоть как-то контактировать с мертвыми телами. Было ли это последствием разрушительного влияния наркотиков на подростковую психику или просто врожденной особенностью, но справиться со своим страхом Зина не могла. Впрочем, отец никогда и не давал ей заданий, предполагавших визуальный осмотр трупа.

— Знаю, — кивнула Горчакова, — только не тех ты боишься. Мертвые — они, может, и неприятные на вид, зато безобидные. Не тех бояться надо, кто на столах в морге лежит, а тех, кто по земле ходит… Ну да ладно, я тебе и на словах все обскажу.

По заключению эксперта Горчаковой, на теле убитого Николая Абрамова имелись два повреждения. Совершенно не сопоставимые по тяжести, они тем не менее появились в одно и то же время. Первое: небольшая гематома в области паха. Появилась в результате нанесения удара тупым предметом, предположительно носком обуви или просто кулаком. Второе: тяжелейшая черепно-мозговая травма головы, повлекшая смерть. Удар топором был нанесен так, как будто убийца стоял на табуретке, возвышаясь над своей жертвой.

— То есть как? — удивилась Зина. — Абрамов разве такой низкорослый был?

— Среднего роста, сто семьдесят три сантиметра. Но дело не в росте. Никакой табуретки не было, и убийца мог быть даже ниже самого Абрамова. Вспомни про гематому в паху! Убийца столкнулся лицом к лицу с Абрамовым, пнул или ударил его в область паха, тот от боли согнулся, прижав руки к причинному месту. В этот момент его ударили топором по темени. Мгновенная смерть…

— Какое-то женское убийство, — задумчиво проговорила Зина, — вот скажите, зачем нужно было сначала пинать?..

— Выводы делать вам. Кстати, эту фразу я и оперативникам сказала. Но если ты, Зиночка, моим мнением интересуешься, то изволь. Когда два человека стоят лицом к лицу и один на другого замахивается топором, то второй или отскочит, или пригнется, или руками прикроется, или вообще нанесет упреждающий удар. Если, конечно, он не под гипнозом, не пьян в стельку или не спит в вертикальном положении. Поэтому парня сначала и ударили промеж ног, ведь такой удар не требует длинного замаха. Когда тот согнулся, ему и проломили голову топором. Вполне разумно.

— То есть получается, по технике убийства мы не можем сделать вывод о половой принадлежности преступника?

— Фу, как ты официально говоришь, — рассмеялась Горчакова. — Но смысл ты поняла верно. Не можем. И мужик, и баба могли такое сотворить. Если баба, то она должна быть сильной и тренированной. Но чемпионкой по толканию ядра ей для этого вовсе не обязательно быть. А если мужик, то он просто должен быть в состоянии поднять топор над головой. Даже в эпоху повальной деградации мужского населения большинство из них на такое остаются способны.

Что ж, расстраиваться не будем, отрицательный результат тоже имеет свою ценность. Зина и не рассчитывала, что судебный медик скажет ей: «Нет, женщина совершенно точно не могла бы убить таким способом…» Следователь Харченко ведь тоже не дурак, он вряд ли бы предъявил обвинение Насте Трофимовой, если бы специалисты заверили его в том, что по своим физическим кондициям она не способна на такое деяние. Слишком уж просто было бы.

***

На второе свидание Волков пришел прямо со службы. Настя с интересом окинула взглядом его статную спортивную фигуру, облаченную в идеально подогнанную по размеру темно-зеленую форму.

— Ты очень эффектно выглядишь, — заметила она, мягко улыбаясь.

— Редкому мужчине форма не идет, разве что моему тезке, Сереже Звереву, — шутливо заметил молодой человек, — а вот ты сегодня действительно выглядишь… Сейчас, секунду, подберу подходящее словечко… — он на секунду задумался, — мужчинопривлекательно! Да, вот именно, мужчинопривлекательно!

Казалось, он смотрит прямо в глаза Насте, но на самом деле Сергей уже успел по высшему баллу оценить ножки, любоваться которыми нисколько не мешала сиреневая мини-юбка. Искусством бокового зрения Волков старательно овладевал несколько последних лет, и молодым женщинам импонировала его привычка во время беседы смотреть непосредственно в глаза, а не пялиться с открытым ртом в глубокий вырез платья или блузки.

Место, куда направились молодые люди, разительно отличалось от романтического «Парадиза». Большой зал с высоким потолком на девятом этаже недавно выстроенного высотного билдинга. Сквозь широкие окна открывается роскошный вид на городской пруд и старую часть города. Громкая современная музыка. Мелькающие огни под потолком. Обширная танцевальная площадка, по которой в меру своих способностей двигались парочки и одинокие девушки. Наблюдалась также высокая концентрация кавказского элемента среди посетителей, причем двое молодых армян за соседним столиком приветствовали Волкова дружелюбными жестами.

Сергей и Настя с аппетитом поглощали обильную вкусную пищу, пили превосходное цимлянское шампанское, смотрели друг на друга и говорили, говорили, говорили… Когда зазвучала популярная в конце прошлого века песня группы «Белый орел», Волков слегка привстал, наклонился к уху девушки и шепотом предложил потанцевать. Нет, он не сказал просто «пойдем потанцуем», а сказал: «может быть, мы принесем жертву Терпсихоре…» С первых же движений они оценили мастерство друг друга. Оба имели опыт занятий в хореографических кружках, оба великолепно владели своими телами и очень точно воспринимали музыкальный темп. Никогда прежде Волков не испытывал такой легкости, танцуя с девушкой в первый раз. Им не нужно было притираться, приспосабливаться друг к другу, «станцовываться», как говорят специалисты; они уже смотрелись со стороны как единое целое и сами себя ощущали так же. Изо всех сил борясь с собой и стараясь не прижимать к себе гибкий стан партнерши, Сергей остро чувствовал нарастающее возбуждение, не столько эротическое, сколько эмоциональное. И еще ему казалось, что и Настя сейчас чувствует нечто похожее… Однозначно, древнегреческая муза танцев Терпсихора в тот вечер имела все основания быть довольной.

— А ты уверен, что это хорошая идея? — с сомнением спросила Настя, когда они вышли из прокуренного ресторанного зала в теплый майский воздух и направились к паркингу. — Шампанское все же… Может, лучше на маршрутке?

— Да ты не беспокооойся, я сто раз так делал, — категорично ответил Сергей, открывая дверь своей «Нексии», и это было настолько неожиданно, настолько похоже на персонажей юмористического сериала, дегенеративных Славика и Димона, настолько не вязалось с образом Волкова в Настиных глазах, что девушка звонко и заливисто рассмеялась.

— Высокое иногда может веселья ради притвориться низким, это не страшно, — высокопарно изрек Сергей, — гораздо страшнее, когда низкое пытается притвориться высоким… Умный человек, который кажется окружающим круглым дураком, куда менее опасен, чем дурак, кажущийся умником.

— В современном мире более распространен именно второй вариант, — кивнула Настя, — ты меня домой отвезешь?

— Без проблем, Снежная Королева, — ответил Сергей и повел машину так ловко и так аккуратно, как будто в последние три дня не употреблял ничего крепче питьевого йогурта.

— Сереж, а ты в параде участвуешь? — спросила девушка, когда они уже подъезжали к ее дому. — Послезавтра День Победы…

— Который порохом пропах… Нет, Настюша, не участвую. То есть я не буду маршировать по брусчатке нашей Центральной площади, но присутствовать там буду обязательно. Должность обязывает.

— А какая у тебя должность?

— Старший офицер пресс-службы Центрального военного округа.

— Военный корреспондент?

— Да, можно и так сказать. Где же еще может служить выпускник факультета журналистики?.. Начинал я свою службу с должности офицера-воспитателя в заурядной мотострелковой части, а потом написал несколько статей для военной окружной газеты. Анализировал политическую и стратегическую обстановку на наших южных границах, рассуждал о перспективах военного сотрудничества с мусульманскими государствами, о возможностях создания евразийского блока в составе России, Индии и Китая. Статьи мои понравились одному бравому полковнику, ветерану Афганистана, вот он и перетащил меня в штаб.

— А я думала, в армейскую пресс-службу не берут людей без боевого опыта, с чисто гражданским образованием, — заметила Настя, — или ты все-таки… все-таки был в горячих точках?

— Военная тайна, — отшутился Сергей, останавливая машину и заглушая мотор. — Все тебе расскажи, шпионочка юная… — Кошачьим движением он положил руку на Настино колено и аккуратно погладил. По некоторым признакам ему показалось, что девушка не будет возражать и против более откровенных ласк, но вовремя совладал с собой. В конце концов, салон «Нексии» совсем не приспособлен для интимных утех, тем более если речь идет о первой близости. А вот удержаться от поцелуя он не смог, и примерно две минуты они исступленно ласкали губы друг друга… И опять от Насти исходил все тот же северный холод, и Волков кожей чувствовал, какой он теплый и приятный, этот холод, и всю обратную дорогу безуспешно пытался объяснить столь парадоксальное явление, классический оксиморон… И опять не смог.

Глава 3

Вот и третья ночь в камере прошла… Правда, первую можно и за ночь не считать: сначала привезли в пункт временного содержания при отделе полиции, потом уже этапировали в изолятор, там надолго затянулось проведение всяких формальностей, заполнение анкет, медосмотр… Короче, в первую ночь Настя не выспалась.

Никогда прежде она не соотносила свою личность с такими понятиями, как «тюрьма», «зона», «камера», «скамья подсудимых». В ее сознании существовали два мира, светлый и темный. В первом она жила, второй знала только по книжкам и фильмам. В первом мире были папа и мама, уютная квартира в центре города, музыка, театры и торгово-развлекательные центры, салоны красоты, спортивные соревнования, наконец, занятия в Академии… В другом мире были организованные и неорганизованные преступные группировки, наркота, дешевые шлюхи, лязг стальных замков и вертухаи на вышках. Для Насти Трофимовой пересечение двух миров случилось в тот момент, когда некрасивый мужик с простецкой фамилией Харченко подошел к ней, сидевшей в оцепенении прямо на земле под сосной, и скучным голосом пробормотал: «Анастасия Александровна, вы задержаны в порядке статьи девяносто первой... Я вынужден это сделать… Прошу сесть в машину».

Женское отделение следственного изолятора оказалось местом совершенно мерзопакостным. Однако на третьи сутки Настя, к своему удивлению, уже более спокойно стала воспринимать окружающую обстановку. Может быть, дело было в соседках по камере. Из художественной литературы и кинематографа она знала о нелегкой судьбе не имеющих опыта внутрикамерной жизни молоденьких девушек, имеющих несчастье оказаться в местах лишения свободы или в изоляторах временного содержания. Особенно красивых девушек… Плевки, оскорбления, физические и моральные издевательства со стороны матерых уголовниц и даже самое худшее — сексуальное насилие… Ей повезло, ничего подобного не было. Из трех соседок по камере одна была сотрудницей отдела образования и обвинялась в вымогательстве взятки за устройство ребенка в детский сад, другая попалась на сбыте недоброкачественных продуктов питания и третья — на мошеннических действиях в сфере недвижимости. Последняя обитала в камере уже давно, сотрудники следственного отдела раскручивали ее преступную деятельность эпизод за эпизодом. Две другие заселились неделей раньше, чем сама Настя.

С утра девушка сделала несколько простых упражнений для разминки. На свободе она обычно не утруждала себя утренней гимнастикой, и без нее много двигалась, а худеть ей было незачем. Но здесь, в ограниченном пространстве камеры, следовало позаботиться о поддержании тонуса мышц и связок. К своеобразному рациону питания для следственно-арестованных девушка пока не привыкла, на завтрак съела два ломтика серого хлеба с символическим кусочком масла и попила невкусного чая. После завтрака лежала на сером одеяле, смотрела в потолок и думала... нет, не о своем сегодняшнем положении, а о своих былых ошибках.

Первой ошибкой был Коля Абрамов. Два с половиной года назад третьекурсница Анастасия Трофимова впервые увидела его на сцене в актовом зале Академии Высоких Технологий. Проводился творческий конкурс между факультетами. Вообще, самодеятельность в вузе была поставлена на широкую ногу: должность художественного руководителя творческого коллектива Академии занимала заслуженная артистка России, много лет проработавшая в театре музыкальной комедии. Чрезвычайно экстравагантная и необыкновенно талантливая особа, она всегда старалась поддерживать планку студенческих выступлений на неизменно высоком уровне. Если юмор — то ни в коем случае не допустить обвала в область анально-вагинальных шуток. Если песня — то хотя бы с голосом. Если театральная постановка — то с глубоким знанием заявленной темы, с прочувствованными характерами персонажей. Очень любила цитировать француженку Брижит Бардо, неоднократно называвшую современное искусство полупечатным словом из пяти букв… Настя Трофимова не была настроена так же категорично, но во многом разделяла взгляды наставницы.

В тот вечер они с двумя подругами исполняли на сцене искрометно-зажигательный танец из модного на тот момент фильма «Стиляги», с соответствующим музыкальным сопровождением и в соответствующем одеянии. Ее сильное, гибкое, тренированное тело всегда получало жгучее удовольствие от быстрых танцев. Через несколько минут, уже за кулисами, запыхавшаяся и немного возбужденная Настя услышала знакомые трем поколениям звуки песни битловской «Yesterday». Взглянув на сцену, девушка увидела четверых незнакомых студентов, исполнявших знаменитый шлягер и довольно умело пародировавших легендарную ливерпульскую четверку. Настя остановила взгляд на том молодом человеке, который стоял ближе всех к ней, и в сердце ее шевельнулось Нечто. Как раз в этот момент прозвучали последние слова песни, студент слегка повернул голову и заинтересованно посмотрел на Настю.

Так завертелся ее роман с Колей Абрамовым. Сейчас, анализируя с высоты двухлетнего опыта их отношения, Настя вряд ли могла точно сказать, любила ли она этого молодого человека. Артистичный, творческий, достаточно талантливый человек, с неплохим голосом, красивыми манерами, умевший вести себя в обществе… Все эти качества Коли нравились девушке, но еще больше нравилось его отношение к ней. Казалось, все свое свободное время он стремится провести рядом с ней. Занятия у них проходили, естественно, в разных аудиториях, но в перерывах между парами они бродили по длинным коридорам, взявшись за руки, вместе перекусывали в студенческой столовой, после занятий гуляли по городу, чаще всего в направлении Настиного дома, или сидели в кафе, если погода была сырой или холодной. Настя перезнакомилась с его друзьями и познакомила его со своими подругами. К одной из них она его даже немножко взревновала, слишком уж откровенно Екатерина проявляла свою симпатию… Коля тогда делал вид, что ничего не замечает и что никто, кроме нее, Насти, ему не нужен. Теперь-то причина его поведения была совершенно очевидна, тогда же неопытная Настя воспринимала Колино поведение как подтверждение верности, постоянства и серьезного отношения к ней. Ошибалась, как оказалось…

Осталась позади летняя сессия, самая тяжелая за все пять лет студенчества. Настя уверенно шла на красный диплом, собирала зачеты-автоматы и отличные отметки в зачетную книжку. Коля тоже неплохо учился, успевая при этом регулярно заниматься пейнтболом, к которому приохотил и свою подругу. В начале июля он вдруг исчез. Не то чтобы совсем внезапно… Как-то раз они ехали в такси и услышали по радио сообщение об очередном теракте на Северном Кавказе. На следующий день Абрамов позвонил ей и срывающимся голосом сообщил, что в этом теракте пострадала его родная тетя, которая долгое время жила с ним и фактически была ему как вторая мать… Теперь она в госпитале в тяжелом состоянии, срочно надо лететь, хотя бы ради того, чтобы попрощаться. Поездка в горные края затянулась почти на полтора месяца, Коля звонил редко, иногда писал смс-сообщения. Тетя лежит, прикованная к больничной койке… состояние тяжелое… средней тяжести… удовлетворительное… встала на ноги… В середине августа выздоровление любимой родственницы завершилось, и Коля Абрамов вернулся в город.

Радость встречи произвела на соскучившуюся Настю такое воздействие, что она чуть было не отдалась Коле у него дома. За десять месяцев отношений они так вплотную и не подошли к заветной черте, которая для большинства мужчин сравнима с морковкой, повешенной перед мордой бредущего в караване ишака. Определенной степени интимной близости они достигли, во всяком случае, Коле пару раз удавалось словить то самое сладострастное ощущение, обычно являющееся заключительным этапом полового соития. Сама Настя упорно противилась окончательному решению сексуального вопроса и своему превращению из девушки в женщину. Она не была ханжой, не считала девственность бесценным даром и вовсе не ставила прощание с этим даром в зависимость от наличия или отсутствия штампа в паспорте, но внутренний голос упрямо твердил ей: не торопись, не спеши, убедись, что это именно твой человек…

В золотистый сентябрьский день зов природы и достигшее своего пика доверие к Николаю сделали свое коварное дело. Настю и Колю их общие друзья и знакомые давно уже рассматривали как пару и на все праздники приглашали вдвоем. На сей раз они тоже пришли на день рождения вместе. Отмечали в трехкомнатной квартире, народу сначала было много, а ближе к ночи все как-то незаметно рассосались, сам виновник торжества явно перестарался со спиртными напитками и нашел прибежище в дальней комнате, а Настя и Коля остались в большой гостиной с еще не убранным праздничным столом. Вспоминая ту ночь, Настя не могла бы во всех подробностях воспроизвести, что, как и в какой последовательности происходило. Почему-то более всего запечатлелись в памяти ее коралловые босоножки с полупрозрачными каблучками, которые были единственными искусственными предметами, не снятыми с ее тела нетерпеливым молодым человеком… Правда, несмотря на весь свой пыл, воспользоваться резинотехническими изделиями он все же не забыл.

А уже на следующей неделе Насте суждено было испытать самое тяжкое душевное потрясение в своей жизни. Суждено было узнать о том, что за последний год ее любимый имел отношения еще с двумя молодыми девушками, что с одной из них он как раз и ездил в горный санаторий на Северном Кавказе, ловко прикрываясь здоровьем любимой тети, которая действительно существовала, но жила всю жизнь в городе и никогда не бывала в горных краях. Да и не просто с какой-то посторонней девушкой он расслабляться ездил, а с Настиной однокурсницей, той самой Екатериной. Не то чтобы близкой подругой, но все же хорошей знакомой, с которой не раз и не два пересекались в одной компании. Наконец, суждено было узнать, и не от кого-то, а от самого Коли Абрамова, что коллекционирование девственниц является его своеобразным хобби, что все эти десять месяцев он проводил в обществе Насти лишь для того, чтобы первому познать прелести ее стройного тела и внести ее в список под таким-то номером… В разгаре ссоры молодой человек выражений не выбирал.

Никогда Настя Трофимова не чувствовала такого разочарования, опустошения и душевной боли. Несколько дней ходила сама не своя. Потребность поделиться своей бедой все же дала о себе знать, и она рассказала о случившемся матери. Та проявила житейскую мудрость и сказала дочери все те слова, которые хоть как-то могли минимизировать последствия такого удара судьбы.

С Колей Абрамовым девушка старалась нигде не пересекаться даже случайно. Во-первых, чтобы ничто, в том числе его лицо, не напоминало ей о пережитом унижении. Во-вторых, она его просто возненавидела. Если бы тогда у нее под рукой оказалась кнопка, нажатием на которую можно было бы легко и безопасно умертвить коллекционера девственниц, она бы, вероятно, воспользовалась такой возможностью. Но кнопки у нее под рукой не оказалось, и Коля прожил еще полтора года с лишним, причем прожил в том же городе, продолжая учиться в той же Академии и вариться примерно в тех же студенческих компаниях. Благодаря этому и стала возможной Настина третья ошибка…

Но перед третьей была еще и вторая.

***

Лязг открываемой двери вывел Анастасию из раздумий.

— Трофимова, на выход, вещи оставь.

— Меня куда?.. — равнодушно спросила Настя, идя по длинному полутемному коридору на два шага впереди невысокой широкоплечей женщины в серой униформе, младшего инспектора внутренней охраны СИЗО.

— Адвокат к тебе.

В комнате для встреч с адвокатами Настя увидела совсем не того, кого ожидала увидеть. Еще вчера следователь Харченко представил ей какого-то молодого человека боксерской наружности, который оказался так называемым адвокатом по назначению. С нормами уголовно-процессуального законодательства Настя была знакома очень поверхностно, но более грамотные соседки по камере потом разъяснили ей, что если сам обвиняемый и его родственники в течение суток не обзаводятся профессиональным защитником, то следователь или суд обязаны такового предоставить на бесплатной основе. Другое дело, что качество оказания услуг такого защитника вызывает большие сомнения, но формальные процедуры должны быть соблюдены в любом случае, иначе следователю или дознавателю могут дать по шапке.

Настины родители далеко не бедствовали и вполне могли позволить себе пригласить адвоката для дочери, но, как назло, оба были в отъезде. Правда, узнав об аресте Насти в воскресенье, папа и мама оставили свои дела и уже утром в понедельник прибыли в город, но они были так ошарашены случившимся, что или не вспомнили про адвоката, или просто не посчитали это необходимым. Откуда ж тогда взялся этот импозантный здоровяк с черными усами на самодовольном лице?

— Добрый день, Анастасия Александровна, — поздоровался здоровяк, — меня зовут Валерий Павлович Лебедев, я ваш адвокат. Бесплатный, но хороший, — добавил он и покровительственно улыбнулся.

***

После разговора со следователем я немедленно выехал в следственный изолятор. На данный момент положение моей подзащитной оставляло желать лучшего. Не имелось никаких фактов, которые можно было бы использовать в качестве доказательства ее невиновности, поэтому я прямо счел нужным приободрить ее и сразу же вселить надежду и доверие ко мне.

Вживую девушка произвела на меня впечатление не меньшее, чем на фотографии. Конечно, давали о себе знать три ночи в камере и бытовые условия изолятора: усталый вид, полное отсутствие косметики на лице, слегка неприбранные волосы. Мне почему-то вспомнился эпизод из последнего фильма про Анжелику, когда прекрасная красавица в компании двух друзей бежит через безводную пустыню из дворца сластолюбивого восточного деспота, страдает от жажды и усталости… Вот именно такую «усталую Анжелику» мне и напомнила Анастасия Трофимова.

— Здравствуйте… А откуда вы меня знаете? Вас наняли мои родители?

— Адвокатов не нанимают, а приглашают, — весело заявил я, — но мы не будем обращать внимание на такие тонкости. Ко мне обратился с просьбой помочь вам Сергей Васильевич Волков.

Девушка широко открытыми глазами несколько секунд смотрела на меня, глубоко дыша. Облизнула пересохшие губы, спросила:

— Он обо всем знает? Да?

— О случившемся с вами инциденте он узнал еще вчера, от одной из ваших подруг, и сразу же обратился ко мне…

— Почему?

— Потому что я являюсь старым другом его мамы и самого Сережу знаю с детства, и он мне доверяет…

— Я не об этом, — нетерпеливо перебила меня Настя. — Почему он вообще…

Она замолчала, но я понял суть ее вопроса. Бывший молодой человек пытается помочь своей бывшей девушке, подозреваемой в убийстве… Действительно, не очень ординарная ситуация. Мне самому следовало подумать об этом еще раньше. Ладно, выясним, всему свое время.

— Анастасия Александровна, нам с вами предстоит очень долгий разговор, и не только сегодня, но и в дальнейшем, поэтому, может быть, вы разрешите мне обращаться к вам по имени? Мне пятьдесят пять, вам двадцать два…

— Да, конечно, Валерий Павлович, зовите меня просто Настей…

— Так вот, Настенька, хочу вас сразу предупредить: с адвокатом следует вести себя так же, как с врачом, то есть говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. В первую очередь это в ваших же интересах. В американских кинофильмах часто звучит фраза: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». А я скажу вам другую фразу: ни одно слово, сказанное вами, не будет использовано мною против вас. Так как, вы готовы быть откровенной?

— Да.

— Тогда вопрос первый: вы убили Николая Абрамова?

— Нет, я его не убивала, — твердо ответила моя очаровательная подзащитная, — он уже был мертв, когда я вошла в домик. Лежал прямо на пороге, в крови…

— Не спешите, дорогая, об этом чуть позже. Сейчас, будьте любезны, расскажите мне о ваших отношениях с покойным.

Девушка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и начала рассказывать. Слушая ее, я совершенно искренне качал головой и мысленно негодовал на сволочную породу некоторых представителей мужского пола. Воистину нужно быть святым праведником, чтобы всю жизнь хранить верность одной женщине. Но действовать так подло, так цинично, да еще говорить о своей подлости так открыто, разбивая девичье сердце… Нет, это не по-мужски. Я не мог чувствовать к убитому Николаю Абрамову ничего, кроме гадливого отвращения. Собиратель девственниц, мать его… Лучше бы бабочек собирал, меньше бы вреда было.

— Понимаете, измена измене рознь, — говорила Настя, как будто озвучивая мои мысли. — Представьте себе две ситуации. Первая: собираются мужики в сауну, сидят там, отдыхают, пьют виски или водку… Ну и как-то само собой получается, что рядом с ними оказывается девушка легкого поведения, и происходит спонтанная, ни к чему не обязывающая групповушка. Потом все возвращаются к своим женам, живут с ними как ни в чем не бывало. Или, как вариант, служебный роман завязывается, или просто мужчина встречает свою повзрослевшую одноклассницу, с которой много лет назад целовался в школьном саду, вспыхивает старая страсть, ну и... А есть другая ситуация, — девушка повысила голос, — когда парень совершенно точно знает, что конкретная девушка будет интересна ему только до первой интимной близости, что она нужна ему только как очередной пункт в его долбаном списке…

Настя опять глубоко вздохнула и устремила взгляд в один из верхних углов комнаты. Я понял, что она пытается сдержать слезы. Но дело есть дело, и я обязан был продолжать задавать вопросы.

— Я прекрасно понимаю ваш гнев и вашу боль, Настенька, — мягко сказал я, — но все же объясните: как же получилось, что вы опять стали вместе с Абрамовым, после всего, что он сделал?

— Не знаю, рассказывал ли вам Сережа, — медленно проговорила девушка, — после скандала и разрыва с Колей я более полугода была одна. Совсем одна. На парней смотреть боялась, ужасно не хотела повторения той истории. А потом подумала: ну что ж мне теперь, заживо себя похоронить или в монастырь уйти? Я-то в чем виновата? Я хотела жить полноценной жизнью, хотела любить и быть любимой… Прошлой весной я зарегистрировалась на сайте знакомств. Там познакомилась с Сережей…

Она опять замолчала. Видно было, как тяжело даются ей эти воспоминания. Я решил, что даже адвокату иногда следует проявлять деликатность.

— Про ваши отношения с Сергеем Волковым можете не распространяться, если не хотите. Скажите только: вы расстались с ним не из-за Коли Абрамова?

— Нет, что вы! Колю я тогда всей душой ненавидела, и сама мысль о возобновлении отношений с ним казалась мне совершенно бредовой. К тому же с Сережей я рассталась в декабре тринадцатого года, а с Колей опять стала встречаться только в феврале четырнадцатого. Три месяца назад.

— Но почему, Настя? Разве вам никто из мужчин не оказывал внимания? Зачем надо было возвращаться к такому человеку?

— Я не знаю! — со слезами на глазах вскрикнула Настя. — Я сто тысяч раз пожалела, что рассталась с Сережей Волковым, причем сама, по своей дурацкой инициативе. Страдала, мучилась, ночи не спала… А тут вдруг ко мне стал подходить Коля, заговаривать со мной, прощенья просил, говорил, что теперь у него больше никого нет, просил меня опять быть с ним… Не знаю, почему я купилась на всю эту ложь. Может, я просто дура, а, Валерий Павлович? — Она грустно усмехнулась.

***

Нет, дурой я мою подзащитную не считал. А ее странное на первый взгляд решение возобновить отношения с негодяем и бесчувственным эгоистом Колей Абрамовым объяснял следующим образом. Пережив такую жуткую катастрофу в личной жизни, девушка перестает верить мужчинам. Она подсознательно избегает всяческих новых отношений, боясь привязаться к человеку и опять почувствовать боль, узнав о его измене. Она пересиливает себя, начинает встречаться с моим юным другом Сережей Волковым, но без всякой видимой причины разрывает отношения с ним. Скорее всего, был какой-нибудь мелкий предлог, но никак не серьезная причина… И вот опять входит в ее жизнь Коля, первый мужчина, сделавший ее женщиной в физиологическом смысле этого слова. Сережка ведь правильно говорил вчера, в психологии действительно бытует мнение, что первого мужчину девушка никогда не забывает и всегда интуитивно ищет его образ во всех других мужчинах. Но не это главное. Настя Трофимова знает: Коля Абрамов — негодяй и подонок. Она знает, что от него нельзя ожидать высоких чувств, верности и самопожертвования. Зато любую подлянку ожидать можно. И нужно. Следовательно? Следовательно, в случае очередного Колиного паскудства ей не будет так больно, как было раньше. Просто скажет сама себе: ну а чего ж ты хотела? Чтоб из канализации святая вода полилась? Значит, сама дура, если второй раз на одни и те же грабли наступаешь…

Курс психологии я изучал в весьма ограниченном объеме, но все ж таки адвокатом работаю, много историй приходилось узнавать и выслушивать. Диагноз я поставил такой: возвращение Насти к своему первому парню — это способ заиметь отношения, которые не могут принести страданий в случае их разрыва. Вроде и есть парень, и довольно эффектный. А вроде и ничего страшного не случится, если он куда-нибудь исчезнет. Вот и все, ничего сложного…

***

Своими психологическими изысканиями я не стал делиться с подзащитной. Никому не может быть приятно, если на него смотрят как на подопытного кролика. К тому же мне необходимо было разобраться в более важном вопросе.

— Настя, для того чтобы вытащить вас из этого учреждения, я должен представить себе картину преступления. Во всех подробностях. Прошу вас, соберитесь с мыслями и расскажите мне о вашей вечеринке на озере Радужном. Кто что делал, кто куда ходил, кто что сказал… Любая мелочь может иметь решающее значение.

— Мне даже напрягать память не надо, — пожала плечами красавица, — потому что такой же вопрос мне не далее как вчера задавал следователь, и я ему все в подробностях рассказала.

— У меня на руках есть копия протокола вашего допроса, я с ней ознакомился, — кивнул я, — и все же мне хотелось бы услышать ваше изложение событий в устной форме. Например, меня очень интересует ваша ссора с Абрамовым… С чего она началась?

***

Настин рассказ полностью соответствовал тем показаниям, которые она давала вчера следователю Харченко. По ее словам, ссора на берегу озера вспыхнула практически на пустом месте, равно как и многочисленные ссоры в течение последних месяцев. Со стороны отношения Трофимовой и Абрамова выглядели вполне пристойно, их опять считали парой. Но это была уже не та пара, что раньше. Постоянно «искрило». Настя раздражалась по любому поводу, из-за неверного слова или неловкого жеста. А ведь истеричкой она никогда не была. Мой юный друг Сергей, общавшийся с ней весьма близко в прошлом году, говорил, что по отношению к нему она никогда не позволила себе ни одного незаслуженного слова, и все ее реакции на внешние раздражители были совершенно адекватны. А вот с Колей, значит, было не так… Ну что ж, и в этом тоже нет ничего удивительного. Ей же никто лоботомию мозга не делал, и забыть про скотскую измену Абрамова она не могла бы при всем желании. Вся нервозность и вся раздражительность идут из той пренеприятнейшей ситуации, больше неоткуда.

Так получилось и в субботу. Брат Насти Максим невзначай обронил какое-то полушутливое замечание, в духе того, что вот, мол, из всех ухажеров моей сестры Колян самый нормальный. Максим сестриных кавалеров обычно не жаловал, со всеми, с кем Настя его знакомила, общался сквозь зубы. Так что в его хвалебном замечании, скорее всего, присутствовал сарказм, и Коля вполне мог его почувствовать. Агрессивно и нелицеприятно высказался про бывших мужчин Насти, сказал, что их вообще неуместно сравнивать с ним, самым-пресамым лучшим… Настю такие высказывания разозлили, она несколькими хлесткими фразочками спустила парня с небес на землю. Припомнила ему ту ситуацию со «списком девственниц»… Как говорится, из искры разгорелось пламя.

Характер у Коли был взрывной, холерический. Он сначала вскочил, побледневший от злости, чуть не перевернул столик, на котором были расставлены пластиковые тарелки и стаканчики с недопитым вином, а потом судорожно махнул рукой и быстрым шагом ушел в домик. Напоследок бросил, что вот, типа, уехал бы прямо сейчас, да не на чем, машины своей нет, но и находиться в обществе такой неблагодарной девицы не будет, лучше пойдет спать.

Дальнейшие события интересовали меня особенно остро. Я процентов на девяносто был уверен, что убийство совершил кто-то из людей, открыто находившихся в тот вечер на берегу озера. Сама Настя. Ее брат. Трое друзей. Двое охранников. В проникновение посторонних лиц на территорию базы мне после обстоятельной беседы со следователем как-то не очень верилось. А коли так, значит, нужно было уточнить все передвижения за последние полчаса перед тем, как было найдено мертвое тело Абрамова.

— Кстати, а как ваши друзья реагировали на вашу ссору? — спросил я. — Не пытались вас успокоить?

— Вроде нет, — неуверенно сказала девушка, — вроде бы никто не вмешивался. Юля с Мишей не тронулись с места, я помню, он ее за руку держал, пока я с Колей ругалась. Аркаша Завитаев деликатно отошел на пару шагов, присел на корточки у самой воды, опустил руку в озеро. Мой брат Макс хотел было налить вино в стаканчики, но бутылка опустела, и он пошел в дом за другой. Там небольшой холодильник стоит, мы туда спиртное ставили… Да, я точно помню, вот когда Коля нас покинул, Макс как раз из домика возвращался с двумя бутылками в руке. Спросил, куда это мой парень направился и почему он у меня такой психованный…

— А вы там вообще много выпили? — вдруг спросил я. Мне вдруг пришла в голову мысль, что ведь в показаниях всех пятерых вполне могут быть неточности, вызванные употреблением горячительных напитков. Сколько они там просидели? Приехали в шесть вечера, разложились, приготовили шашлык на мангале, ну, пускай в половине восьмого сели за стол. За два с половиной часа российский студент очень немало разных жидкостей способен своей печенью профильтровать, это я точно знаю, сам пять лет в общаге прожил в незабываемых семидесятых… Воздействие алкоголя на мозг, да плюс стресс после обнаружения трупа, да и показания они давали не сразу, менты ведь только через час после вызова прикатили…

— Вот об этом вам лучше спросить у Юли с Мишей, они все покупали в каком-то супермаркете, и еду, и алкоголь. Мы им еще накануне деньги перевели по банковской карте. Но я точно помню, Валерий Павлович, у нас было вино и пиво. Вино — красное полусладкое, откуда-то с Кубани. Пиво — «Эфес», «Миллер» и какое-то еще. А про количество вы лучше у ребят спросите.

— Вы как пили-то? — поинтересовался я. — По уму или смешивали?

— По уму, — улыбнулась Настя, — мы с Юлей пили вино, а парни — пиво. Я бы не сказала, что кто-то из нас сильно опьянел. Разве что Коля… Он вообще в пьяном состоянии себя не контролировал. Возможно, у нас бы и конфликта такого не произошло, если бы не алкоголь.

— Ладно, Настя, я уточню у ваших друзей насчет количества выпитого, — пообещал я, делая пометку на лежащем передо мной листе бумаги. — Как дальше развивались события?

— Мы сидели, молчали… Брат и друзья делали вид, что ничего не произошло. Максим разлил нам с Юлей вино по стаканчикам, я выпила залпом, в таком взвинченном состоянии была… Кстати, обычно я никогда спиртное залпом не пью, — вдруг торопливо уточнила она, и я еле сдержался от улыбки. — Юлька покрутила стаканчик в руке, отпила немного, потом передернула плечами и пожаловалась на вечернюю прохладу. Сказала, что сходит в дом за курткой. Ее не было минут пять. Помню, Миша сунул руку в карман, хотел было достать сотовый телефон, вспомнил, что оставил его на подзарядке. Пошел в дом. Вернулись они вместе с Юлей минуты через три. Мне показалось, они оба были какие-то нервные, напряженные, особенно Юлька. Хотя если честно, мы тогда все нервные были после сцены с нашей ссорой. Не хотелось уже ни шашлыка, ни озера, ни общения… Испорчен вечер, в общем.

Да уж, вечер испорчен, это точно… Для тебя-то, красавица, он испорчен капитально. Как бы у тебя теперь вся жизнь не испортилась, на ближайшие семь-восемь лет. А что? Примерно столько моей подзащитной и светит, если дело дойдет до суда и мне не удастся доказать ее невиновность. У судьи-мужика она могла бы рассчитывать на снисхождение, все ж таки убийство совершено после ссоры, в психотравмирующей ситуации. А вот на судью-бабу такой аргумент не подействует.

—Анастасия, а зачем вы пошли в дом? — вдруг спросил я.

Подзащитная замялась, опустила глаза в пол. Пальцы левой руки нервно теребили носовой платок. Молчание…

— Настя, еще раз призываю вас к откровенности… Вы говорите со своим адвокатом. И не только с адвокатом, но и с человеком, к которому обратился за помощью ваш бывший мужчина.

— Мне очень трудно вам ответить, Валерий Павлович, — очень медленно ответила Трофимова, — потому что я сама не знаю… Помню, что хотела поговорить с Колей. Поговорить о нас, о наших отношениях. Высказать ему все то, что накопилось на душе. Сказать, насколько мне тягостны отношения с ним… Но я не знаю, понял ли бы он меня.

— Откровенно говоря, я тоже пока не понял. Вы хотели с ним расстаться?

— Да. Хотела. Говорю же, одной частью души я его ненавидела, а другой частью продолжала любить какой-то нездоровой, мазохистской любовью… Мне тогда, сразу после нашей последней ссоры, такая мысль в голову пришла: а ведь я не смогу никого полюбить, пока во мне живет вот это отвратительное, патологическое чувство к Коле. Он об меня ноги вытер в позапрошлом году, а я опять согласилась быть с ним. Это болезнь, понимаете?

— Мне кажется, вы не правы, — стараясь говорить очень мягко, заметил я, — ведь у вас были отношения с Сергеем Волковым, и, по его словам, очень теплые и сердечные. Во всяком случае, ему было очень хорошо в этих отношениях. Если бы вы его не любили, он не мог бы не почувствовать…

— А я его любила!.. Очень любила, — слегка всхлипнула девушка, — если оценивать объективно, он был самым лучшим из всех молодых людей, с которыми у меня когда-либо были отношения. Рядом с ним я начала излечиваться от той раны, которую мне нанес Абрамов. Ну, и что в итоге? А в итоге мы расстались. Вот я и подумала, что не смогу больше испытать нормальную любовь к мужчине, пока жив Коля Абрамов.

Вот, значит, как. «Пока жив Коля Абрамов». Лихо сказано. Надеюсь, следователю она такого не говорила…

— Кажется, я вас понял, Анастасия. Вы не могли сами порвать отношения с этим человеком и хотели, чтобы инициатива разрыва исходила от него. Вы хотели, чтобы он снова вас бросил, на сей раз окончательно и бесповоротно. Так?

— Наверное, так, — апатично сказала Настя. — Только я не уверена, что и в этом случае обрела бы душевный покой. Ну бросил бы он меня, и что? Все равно я знала бы, что он здесь, в городе… Да хоть бы он на Камчатку уехал, какая разница?! Все равно я бы постоянно возвращалась мыслями к нему…

Я немного помолчал, пытаясь разобраться во внутренних переживаниях этой неземной красавицы. Обязательно нужно будет моей Зине с ней поговорить, женщина женщину всегда лучше поймет, чем мужик.

— Настенька, скажите честно, а что вы чувствуете теперь? — Я сделал ударение на последнее слово. — Вот вы знаете, что ваш первый мужчина мертв, и…?

— Облегчение, — не тратя времени на размышление, ответила девушка. — Огромное облегчение. Теперь я окончательно излечилась. Мне легко и свободно дышится. Может, я поэтому и переношу здешние условия сравнительно легко… То есть тяжко, конечно, но в петлю лезть не тянет.

— Вы рады, что он мертв? — тихо спросил я.

— Да, рада.

— Ну что ж, Настенька, у меня язык не поворачивается вас осуждать… Человек, раскроивший череп вашему бывшему, невольно оказал вам большую услугу. Если не считать того, что вы оказались здесь… А как вы преподнесли эту ситуацию Харченко? В протоколе допроса записано, что вы пошли в дом с целью «поговорить с Абрамовым, выяснить отношения». И все. Что вы ему еще сказали?

— Сказала, что хотела извиниться перед Колей, — пожала плечами девушка. — Вполне правдоподобно. Со стороны ведь выглядело так, что он на меня обиделся. Он обиделся на меня, значит, мне и прощенья просить.

Трофимова язвительно улыбнулась. Да, непростая девочка. И ничего странного, что Харченко подкорректировал ее показания. Под словами «выяснить отношения» можно подразумевать все, что угодно, в том числе угостить топором по голове. А вот фраза «попросить прощенья, извиниться» содержит совсем другой смысл, совершенно не агрессивный.

— Валерий Павлович… — смущенно обратилась ко мне Настя. — Вы говорите, у вас есть протоколы допроса моих друзей, да?

— Конечно. На руках у адвоката должны быть копии абсолютно всех материалов, имеющих отношение к уголовному делу.

— А вы не могли бы сказать… Кто-нибудь из них упоминал имя Сергея… Волкова?

Для того чтобы ответить на ее вопрос, мне даже не понадобилось заглядывать в документы. Я и без того помнил, что в показаниях Аркадия Завитаева фигурирует фамилия моего юного друга. По словам студента-медика, в разгаре ссоры Коля Абрамов негативно и в грубой форме отозвался о бывшем молодом человеке Насти, некоем Сергее Волкове. Сама Настя будто бы закричала, чтобы он не смел так говорить и что он по сравнению с Волковым вообще не мужик. Другие участники пикника на озере почему-то не упомянули данное обстоятельство в своих показаниях. Не сочли нужным?.. проявили деликатность?.. просто забыли?..

— Такие показания действительно есть, — кивнул я, — а почему вас это волнует?

— Мне бы не хотелось впутывать Сережу в эту дурацкую историю с убийством, — серьезным тоном сказала девушка. — А ведь следователь обязательно зацепится и будет его подозревать. Это же классика жанра: любовный треугольник. У меня был молодой человек, я с ним рассталась, появился другой, я с ним тоже рассталась и вернулась, дура, к первому… Теперь этот первый убит. Вы же понимаете, какие выводы можно сделать?..

Еще бы не понимать… Убийство на почве ревности — действительно классика. Наверное, такие убийства имеют более древнюю историю, чем убийства из-за куска оленьего мяса или свободной от саблезубых тигров пещеры… Да только есть два обстоятельства… Первое: следователь Достоевский-Харченко не собирался проверять какого-то бывшего любовника Насти Трофимовой на причастность к убийству, потому что он уже посадил в камеру обвиняемую, то есть саму Настю, и не собирается отпускать, так как уверен в ее виновности. Зачем ему расширять круг подозреваемых, вносить сомнения в простое и незамысловатое уголовное дело? Он еще месяц-другой покопается для виду, проведет несколько следственных экспериментов, а потом состряпает обвинительное заключение и отправит гражданку Трофимову в суд. И второе обстоятельство: мне было известно от самого Сергея, что в тот субботний вечер он находился совсем в другом месте и никак не мог незаметно перенестись на берег Радужного и совершить убийство. И есть человек, который может подтвердить его алиби. Но по некоторым причинам Сережа очень просил меня не рассказывать об этом Насте, и я чисто по-мужски его понимал.

Но Настя-то какова!.. Вроде бы свои проблемы есть, в камере сидит, и светит ей по части первой статьи сто пятой до восьми лет лишения свободы. А вот поди ж ты, заботится, как бы не было неприятностей у бывшего… Хорошая девочка. И телом хороша, и душой. Я украдкой вздохнул. Эх, где мои двадцать пять лет…

***

С Настей Трофимовой я беседовал примерно до половины второго. Покормил ее принесенными с собой пирожками в пластмассовых упаковках. Обед-то в следственном изоляторе к часу дня уже заканчивается, а она и так последние дни почти ничего не ест…

Несмотря на все мои героические усилия, получить от подзащитной какую-то новую информацию не удалось. Если она говорит правду и не ошибается, то никто из их компании не мог зарубить пьяного коллекционера девственниц. Можно было предположить, что убийство — это плод совместной работы Юлии Назаровой и Михаила Григорьева, которые теперь дружно дают ложные показания, покрывая друг друга. Они ведь тоже пара. Вполне могли, почему бы нет?

Могли-то могли, чисто физически. Но зачем? Двое людей, пусть даже близких друг другу, не станут договариваться об убийстве третьего человека без очень серьезных мотивов. Причем мотивы должны быть важными для обоих. В конце концов, речь идет не об опустившихся алкоголиках или люмпенах, которые в ходе распития «на троих» повздорили из-за какого-то неосторожного слова и искромсали друг друга ножами. Студенты престижного вуза, неглупые, культурные… Нет, я пока не был знаком с ними лично. Однако, познакомившись вживую с Анастасией Трофимовой, я был на сто процентов убежден, что с идиотами и дегенератами такая девушка дружить бы не стала. Так или иначе, с Юлей и Мишей мне в любом случае предстояло встретиться.

Выйдя из ворот СИЗО, я набрал на мобильном телефоне номер Сергея Волкова. Вместо гудков у него стояла мелодия из «Аиды», и несколько секунд я слушал чарующие звуки.

— Серега, привет, — сказал я, когда он взял трубку, — только что поговорил с твоей девушкой. Со следаком тоже разговаривал, да… Что? Пока ничего хорошего, если откровенно… Да ты не переживай, сделаю все, что в моих силах, а в моих силах очень многое. Сереж, тут такое дело: будь готов, что тебя захочет видеть Харченко или кто-нибудь из оперов, которые по Настиному делу работают. Может, тебя и не вызовут, но на всякий случай подумай, что будешь говорить. Та девушка, с которой ты провел вечер субботы, она же не откажется подтвердить?.. Ну, тогда все в порядке. Говори ментам правду, тебе выдумывать ничего и не нужно. А Насте я ничего про твою Свету не сказал, как ты и просил. Давай, до встречи!

***

Девятое мая прошлого года стало для Сергея Волкова и Анастасии Трофимовой днем двух салютов.

Первый салют гремел для них вечером над центром города. Молодые люди стояли среди огромной толпы, обнявшись, на гранитном берегу городского пруда и смотрели в темнеющее небо, на котором расплывались красные, синие, зеленые и желтые шары из мелких искорок. С задержкой в несколько секунд доходил лопающийся звук разрывов. Доходил не то что до ушей, но и, казалось, до самой души… Эмоционально холодного, флегматичного Сергея в некоторые моменты переполняло невыразимое воодушевление, душевный восторг… Он хорошо помнил, что чувствовал подобное в детстве, когда ступал по брусчатке Красной площади и осознавал, что вот именно здесь бьется сердце великой империи, раскинувшейся между трех океанов, и что сам он — маленькая частичка этой могучей силы. Он был не из тех, кого пренебрежительно называют «ура-патриотами». Хорошо разбирался в исторических и политических событиях, не верил в официальные государственные мифы, читал книги, освещающие ход истории с полярно противоположных точек зрения, умел видеть и хорошую, и плохую сторону любого явления. По поводу победы в советско-германской вой­не он не питал особых иллюзий. Знал, что многое, слишком многое не укладывается в официальную, каноническую версию Великой Отечественной войны. Тем не менее не мог он не чувствовать эмоциональный подъем, следя за огнями в небе и считая про себя орудийные залпы. Древнее, первобытное, не истребимое никакой цивилизацией осознание себя частичкой культурной общности, народа или племени, вот что играло в нем.

«А может, я просто подпадаю в такие минуты под влияние толпы? — подумал он, стоя за Настей и нежно обнимая ее обеими руками, чувствуя ее волнительную спину. — Вон же сколько людей вокруг, настроенных чувствовать одно и то же. Ведь не отдельные личности сейчас кричат «ура» после каждого залпа, нет, это толпа кричит…»

Вслух же он сказал, прижавшись к уху девушки губами:

— А ведь в этом году исполнится ровно семьдесят лет с того знаменитого орловско-курского салюта! В августе сорок третьего его устроили, в честь героев Курской битвы… Наши бабушки, дедушки и прадедушки могли вот так же стоять на берегу пруда в Орле, смотреть в небо, считать залпы. Представляешь, какие чувства их переполняли?

Настя кивнула. Не просто из вежливости, а потому, что ей действительно было интересно все, что говорил Волков. С ней можно было разговаривать на любые темы. За три встречи Сергей ни разу не имел повода думать, что девушке с ним скучно.

По всему видно было, что деньги на празднование Дня Победы Город выделил немаленькие. И красочный салют в небе, и всякие пиротехнические чудеса на воде, и бесплатный концерт модной рок-группы, начавшийся под открытым небом сразу после затихания последних залпов…

На концерт Сергей с Настей не остались. Оба они не любили тесноты и давки да и рок-музыку не очень жаловали. С трудом выбрались из толпы, пошли, взявшись за руки, по главной улице.

Пошли не абы куда, а в сторону дома Волкова. Настя уже примерно представляла, где он живет, но не стала задавать вопросов. Женская сущность говорила в ней, сущность, предоставляющая мужчине право принимать решение. Сергей же старался не думать о том, что должно было случиться в ближайшие часы. Всю дорогу он увлеченно рассказывал своей спутнице о наиболее спорных аспектах Второй мировой войны, о соотношении сил, о подлинной цене победы, о причинах отказа Верховного Главнокомандующего принимать парад в сорок пятом году. В чем в чем, а в этих вопросах он был дока. Работа в пресс-службе округа обязывала его интересоваться военной историей и историографией. К тому же он нередко писал статьи на военную тематику для различных научных и околонаучных журналов, и его творения обычно вызывали большой интерес у думающего читателя.

К высокому панельному дому подошли уже в полной темноте. Поднимаясь в кабине лифта на двенадцатый этаж, успели одарить друг друга продолжительным поцелуем. Как начали на первом этаже, так до двенадцатого и продолжали. Могли бы продолжать и дальше, да только этаж был последним.

Свою однокомнатную квартиру Сергей Волков идеально приспособил для собственных нужд, для уюта и комфорта. Экономно распределил каждый квадратный метр жилой площади. Грамотно расставил мебель вдоль стен, из-за чего у входящего не возникало ощущения тесноты, громоздкости или захламленности. Высокие, чуть ли не до потолка, шкафы с непрозрачными дверцами. Удобный диван. Напротив — плазменный телевизор на тумбочке. Возле балконной двери — пальма в кадке. И все выдержано в темных, спокойных тонах, никаких кричащих пятен…

Сергей усадил гостью на диван. Придвинул журнальный столик, поставил на него чашки с чаем, конфеты и нарезанное «Пражское» пирожное. Оба они перед встречей успели поужинать, так что более основательной еды и не требовалось.

Верхнее освещение включать не стали. Темноту в комнате едва рассеивал приглушенный розоватый свет маленького ночника, включенного на минимальную мощность. Из ноутбука лились слезливые, элегические песни про дождь и про ветер, про тоску и грусть, про расставание и взаимонепонимание, несвоевременность и неразделенное чувство. Пару раз однообразие современной эстрады было нарушено сагой из «Юноны и Авось» и песней Маши из старого кинофильма «Жажда». Музыкальные вкусы хозяина квартиры всегда отличались непредсказуемостью.

Молодые люди почти не разговаривали сейчас. Сидели, обнявшись, чутко прислушивались к биению собственных сердец. В наиболее ответственные моменты жизни Сергею, обычно не отличавшемуся повышенной чувствительностью, все же удавалось настраиваться на волну другого человека, проникать в его мысли, в самые потаенные закоулки его внутреннего мира. И ни с кем у него это не получалось лучше, чем с Анастасией Трофимовой.

«Да, я хочу! Очень хочу! — шептало все ее тело. — Но мне страшно. Боюсь привязаться к тебе всерьез, по-настоящему. Боюсь опять испытать боль. У меня еще и старая боль не иссякла… Ты ведь не поступишь со мной плохо?»

— Ты никогда об этом не пожалеешь, — вслух сказал он, проводя губами по нежной шее, по плечу. Точными движениями он освободил подругу от короткого обтягивающего платья, бросил его на спинку дивана. Медленно, стараясь не задевать кожу, стянул сетчатые чулки, один за другим. Еще через минуту ничего лишнего на ней не осталось. Отчаянно борясь с притяжением северного сияния в ее глазах, он быстро сбросил с себя одежду…

И второй раз за вечер грянул праздничный салют. Только для них для двоих.

Глава 4

Мой дом находится как раз на прямой линии, соединяющей следственный изолятор и адвокатскую контору, так что пообедать я решил именно дома. Достал из холодильника креветочный салат, разогрел в микроволновой печи котлеты и рис с овощами, оставшиеся от вчерашнего ужина. Супруга моя, химик по образованию, преподает в общеобразовательной школе, но работает скорее для поддержания квалификации, чем ради денег, так что количество учебных часов у нее минимальное, а количество часов для работ по дому, наоборот, очень немалое. Готовила она всегда отменно, продукты покупала самые свежие, на рынках, так что с питанием в нашей семье полный порядок. Обычно после вкусного обеда я люблю немного посидеть в кресле, лениво поразмышлять на какую-нибудь отвлеченную тему, чаще всего совершенно фантастическую. Что произойдет, если наша Земля столкнется с такой же планетой, или что будет, если уровень мирового океана повысится на столько-то метров… Такие размышления, на первый взгляд совершенно шизофренические, помогали мне расслабиться и подготовиться к следующему витку нелегкой адвокатской жизни.

Однако сегодня долго рассиживаться не придется! На четыре часа дня была намечена встреча с братом моей подзащитной Максимом Трофимовым и его родителями. Судя по адресу, который они мне дали, ехать предстояло совсем недалеко.

Ровно в четыре часа я позвонил в квартиру Трофимовых. Дверь открыла невысокая худощавая женщина лет сорока пяти, с русыми волосами, чем-то неуловимо похожая на Анастасию.

Отец и брат тоже были дома. Представившись и выразив свое сочувствие по поводу неприятного инцидента с дочерью и сестрой, я сказал:

— Александр Винсентович, Наталья Михайловна, прошу меня простить, но давайте мы сделаем вот как. Сначала я побеседую с вашим сыном о конкретных обстоятельствах, при которых было совершено преступление, а уж потом вы мне расскажете все, что считаете нужным, о вашей дочери.

Лично мне такой вариант казался наиболее правильным. Родителей Насти не было на базе отдыха в тот роковой вечер, стало быть, они никак не могли сообщить мне сведения, необходимые для проверки показаний участников пикника. А вот Максим Трофимов там присутствовал, и с ним имело смысл разговаривать на эту тему. К тому же я по многолетнему опыту знал, что в присутствии родителей и вообще старших родственников молодые люди куда менее склонны к откровенности.

Квартира состояла из трех комнат. Как я понял, одну занимали родители, а две другие делили брат и сестра. Максим Трофимов оказался высоким жилистым парнем, с непропорционально вытянутыми руками и ногами, довольно симпатичным на лицо. Сходство с сестрой в глаза не бросалось, разве что форма скул и выражение глаз напоминали Настю. Когда он провел меня к себе, я был очень удивлен внутренним убранством комнаты, ее непохожестью на остальные помещения. Такое впечатление, что я очутился в каком-нибудь музее, в зале Древней Греции. Трудно было сказать, какого цвета обои в комнате, потому что их почти не было видно из-за множества репродукций известных художников эпохи Возрождения на темы древнегреческих мифов, рисунков с изображениями античных статуй и храмов и портретов исторических личностей из дохристианских времен. По углам стояли две гипсовые статуи высотой примерно в метр. Одна изображала безрукую-безногую полногрудую женщину, вторая — вооруженного коротким мечом воина-пехотинца в шлеме. На подоконнике и на столе красовались высокие узкогорлые вазы, на которых, приглядевшись, можно было разобрать сюжеты из повседневной жизни древнегреческого полиса.

Вопросов к молодому человеку у меня имелось великое множество, но, видя вокруг себя такое обилие специфических предметов, я спросил нечто совсем не относящееся к моему главному делу:

— А что это за картина?

Мой взгляд был прикован к изображению бородатого черноволосого мужчины в красном плаще и полуобнаженной женщины в каких-то легкомысленных обрывках белой ткани. И он, и она — явно не первой молодости. Мужчина одной рукой обнимал женщину за талию и как будто что-то нашептывал ей на ухо.

— «Юпитер и Юнона на горе Ида». Работа художника Джеймса Барри. — ответил Трофимов. — Вам нравится?

— Очень необычно, во всяком случае, — уклончиво ответил я. Мои познания в области изобразительного искусства довольно скромны, никогда живописью не интересовался и по художественным галереям не ходил, так что изображать из себя знатока не имело смысла.

— Знаете, Валерий Павлович, почему вы обратили внимание именно на эту картину? — спросил Максим. — Потому что вы привыкли к Рафаэлю, Микеланджело, Боттичелли, Тициану, Рембрандту… Они великие мастера, их творения известны всему миру. Их картины и скульптуры созданы примерно в одном стиле. Примерно в одном, подчеркиваю. Профессиональный культуролог укажет вам массу отличий в технике рисования, но для обычного человека, — он выразительно посмотрел на меня, — для обычного человека эти отличия незаметны. Эпоха Возрождения — она и есть эпоха Возрождения. А Джеймс Барри жил в восемнадцатом-девятнадцатом веках, причем в Англии, стране, имеющей весьма опосредованное отношение к античной культуре. В Англии тогда господствовала пуританская мораль, изображать женщин в таком фривольном виде не приветствовалось. Да и сами по себе проявления любовной ласки считались делом чуть ли не постыдным, не достойным того, чтобы их наносить на бумагу. А вот Джеймс Барри не побоялся нарисовать нетипичную для Англии того времени картину. Ему удалось увидеть то, чего не смогли увидеть и почувствовать великие итальянские художники…

Я вдруг поймал себя на том, что слушал его, слегка приоткрыв рот. Нечасто мне родственники подзащитных читают лекции по истории культуры. Этот парень явно был специалистом-самоучкой, вон сколько книг в шкафу со стеклянными дверцами, и чуть ли не все — по истории, культуре и мифологии Греции и Рима.

— Юпитер и Юнона — это ведь римские аналоги Зевса и Геры? — полуутвердительно спросил я, чтобы не обижать пацана полным отсутствием интереса и чтобы не выглядеть в его глазах полным профаном.

— Да. Вот изображение богини Геры, гляньте, — он указал на висящий над кроватью небольшой квадратный рисунок в светло-коричневых тонах. Полноватая женщина в бесформенном балахоне, с длинным посохом в руках и с венком на голове. Над фигурой женщины нарисована узорчатая ленточка, а на ленточке — надпись на латыни. — Это я сам рисовал.

— Скажите, Максим, а кто вы по образованию?

— Менеджер по управлению персоналом, — равнодушно ответил Трофимов.

— А все вот это, — я обвел руками вокруг, — просто хобби, да? Увлекаетесь историей античности?

— Культурой античности, если точнее. А в понятие культуры входят и психология, и мировоззрение, и мысли, и желания…

— Понял вас, понял, — уже не совсем деликатно перебил я, — Максим, давайте перейдем к более насущным вопросам. Скажите-ка мне как адвокату: в виновность вашей сестры вы верите?

— Нет. Не верю. Она никого не убивала. И я готов вам оказать любую помощь, только чтобы вытащить ее из тюрьмы.

Сказано это было очень твердым тоном, в голосе явно сквозила тревога и даже боль. Не далее как вчера подобные интонации я слышал в голосе Сергея.

— Я знаю, вы уже давали показания в следственном отделе. У меня есть копия протокола, я читал. Расскажите мне еще раз…

Молодой человек говорил медленно, чуть ли не нараспев, водя глазами по сторонам. Взгляд его останавливался то на рембрандтовской «Данае», то на «Венере Урбинской», то на большой фотографии какого-то морского побережья… Вглядевшись, я вспомнил: я же там бывал несколько лет назад, это местечко на Кипре, где, по легенде, вышла из пены морской богиня любви Афродита… Рассказ Максима не противоречил показаниям его друзей и не содержал никаких зацепок для меня как для защитника.

— Я правильно понял, было именно так: вы хотели налить девушкам вино, обнаружили его отсутствие и пошли в дом, там взяли две бутылки из холодильника, двинулись обратно, возле домика встретили Абрамова, который шел вам навстречу… Так?

— Не шел, а почти бежал, — уточнил Максим. — Он какой-то дикий был, злющий, глаза бешеные… Я ему сказал что-то вроде: «Эй, ты куда», а он только рукой махнул и поднялся в домик.

— Поднялся? Домик же одноэтажный, или я ошибаюсь?

— Одноэтажный, — кивнул Трофимов, — но крыльцо довольно высокое, ступенек семь или восемь. Вот, короче, он скрылся в дверном проеме, а я пошел к ребятам. Налил вина девчонкам, но настроение у всех уже никакое было, особенно у Настюши.

Я четко слышал, как Максим скрипнул зубами. Опустил взгляд на его руки и увидел крепко сжатые кулаки с побелевшими костяшками пальцев.

— А вы с этим самым Колей хорошо знакомы были?

— До того вечера только один раз виделись, в марте Настюша нас знакомила. Да на хер мне такие знакомые, и Насте тоже — на хер! Не нужен ей был этот мудак, ну вот зачем она к нему вернулась?!

Пацан заметно разволновался, заговорил более громким голосом. Что ж, это даже хорошо, в состоянии волнения человек может рассказать и то, чего в обычном виде рассказывать не станет.

— А что в нем такого плохого было, с вашей точки зрения, — полюбопытствовал я, — почему он вам не нравился?

— Не нравился, и все, — грубовато сказал Максим, — одного того, что он ей так паскудно изменил тогда, уже достаточно, чтобы башку топором раскроить. Изменил! Насте! Она ж потом чуть ли не месяц ходила как убитая…

— Интересно получается, то есть познакомились вы с Абрамовым только в марте, два месяца назад. Однако про их отношения двухлетней давности тоже знаете… Настя вам рассказывала?

— В позапрошлом году я просто знал, что моя сестра встречается с каким-то типом, и знал его имя — Коля. Лично никогда с ним не встречался. А про то, что он тогда с Настей… — Парень с великим усилием выдавил из себя очередное слово, — переспал, а потом ее кинул, так мне об этом папа рассказал, давно еще.

Ну что ж, вполне логично. Насте нужно было хоть с кем-то поделиться своей бедой, и она рассказала маме. Та, в свою очередь, рассказала мужу. Ну а муж рассказал сыну. Ничего странного.

— Максим, может быть, вы хоть краем уха слышали: из вашей компании кто-то имел зуб на Абрамова? Кто-нибудь мог желать ему смерти?

— Да.

— Что «да»?

— Был человек, который желал ему смерти. Это я. Раз уж вы меня призвали к откровенности, то говорю вам правду. Следователю я не говорил об этом… Хотя мог бы и сказать, — Максим сделал независимый жест, — я же знаю, что я Абрамова не убивал. Спросите у Мишки, у Юли Назаровой, у сестры моей спросите, они вам скажут, что я никуда с берега не уходил. Когда Завитаев услышал крик Насти, мы все вместе побежали в дом и увидели…

— Да вас никто и не обвиняет, ни я, ни следователь, — примирительно сказал я, — так что можете не волноваться. Вы вот лучше вспомните: какие слова вы сказали тогда на берегу? Слова, из-за которых Настя с Колей поссорились?

— Они не из-за моих слов поссорились, а из-за его паскудного характера, — возразил молодой человек. — Точные слова не помню, но их смысл в том, что будто бы Коля Абрамов — это самый лучший Настин парень из всех, какие были…

— Но вы же так не считаете на самом деле, судя по вашим высказываниям?

— Я его не считаю ни лучше, ни хуже, — пожал плечами Максим, — у нее все парни мудаками были. А из-за Абрамова она еще и страдала… Вот я и сказал, просто чтоб ее поддержать, чтоб она не переживала из-за него. Кто ж знал, что этот кретин психовать начнет?

— Ладно, Максим, давайте закончим… Один только вопрос хочу задать: кто его убил? Ваше мнение?

Парень глубоко вздохнул, и опять я почему-то вспомнил Сережу Волкова. Максим минуту помолчал, потом тихо, но решительно заявил:

— Не знаю. Мне все равно, кто его убил. Я помогу вам состряпать обвинение против кого угодно, лишь бы Настя… лишь бы Настю отпустили на свободу.

***

С Александром Винсентовичем и Натальей Михайловной Трофимовыми я общался уже в гостиной. На сервировочном столике стояли чашки с чаем, вазочки с печеньем и домашним вареньем, тарелка с маленькими бутербродами двух сортов. Понятно было, что родители Насти люди гостеприимные и доброжелательные. Впрочем, разве можно относиться недоброжелательно к адвокату собственной дочери?..

По большому счету меня занимали только отношения Насти и убитого Абрамова. Но как оказалось, старшим Трофимовым почти ничего на эту тему не известно. В позапрошлом году Настя их не знакомила с Колей, они просто знали, что у дочери есть какой-то молодой человек, с которым она проводит время. Жила Настя всегда с ними, ночевала дома, хотя вернуться могла поздно. Когда в ее жизни случилась катастрофа, Наталья Михайловна своим материнским чутьем поняла: что-то не в порядке. Мягко и ненавязчиво расспросила Настю о причинах ее понурого состояния, та рассказала о Колиной подлости. Между мамой и дочкой всегда существовали доверительные отношения, старшая Трофимова могла помочь добрым советом, объективной и необидной критикой. Ведь почему многие подростки и даже молодые люди не имеют обыкновения делиться с родителями своими внутренними переживаниями? Да потому, что не хотят нарываться на поток обвинений. «А о чем ты раньше думал… сама виновата… а мы же тебя предупреждали… опять не послушался…» Ну кому приятно это слушать, когда и так на душе тошно?

Когда же Настя опять стала встречаться с Абрамовым, она поначалу не поставила в известность родителей. Трофимовы опять знали только то, что в ее жизни появился какой-то молодой мужчина. И всего месяц назад в случайном разговоре Настя проговорилась, что это не просто какой-то мужчина, а тот самый Коля Абрамов. По словам Натальи Михайловны, она была удивлена до глубины души. С дочерью поговорила, постаралась убедить ее в ошибочности такого шага. Мужу ничего не сказала, опасалась его агрессии по отношению к Насте.

— Напрасно ты мне не рассказала, Наталья, — сочным басом укорил жену Александр Трофимов, — может, все тогда было бы нормально. Я бы с Настей поговорил серьезно, я бы сумел настоять на том, чтобы она с этим типом перестала общаться.

— Не убедил бы ты ее, — мягко возразила Трофимова, — если уж я не смогла, то и у тебя бы не получилось. Я все-таки женщина, и с Настей я разговаривала как с женщиной, а ты бы как стал разговаривать? В конце концов, она за Абрамова не замуж собралась выходить. Я уверена, что она бы с ним в любом случае рассталась, даже если бы он остался жив.

— Может, и нет, — проворчал глава семьи. — А вот ты можешь как-то объяснить, следуя женской логике: ну зачем она опять стала с ним встречаться после такой мерзости?

Наталья Михайловна грустно вздохнула и коротко изложила свое объяснение, аналогичное тому, которое сегодня с утра пришло в голову и мне. Дескать, от подлеца и подонка всегда ждешь какой-нибудь гадости, и воспринимается эта гадость легче, чем от честного и порядочного человека, пользующегося твоим доверием. Так что в данном случае женская и мужская логики привели к одному и тому же выводу.

Вообще, муж и жена Трофимовы интересовали меня все больше и больше. Не с точки зрения расследования убийства Николая Абрамова, а сами по себе, как отдельно взятая семья. Если мать Насти можно было охарактеризовать как «простую русскую женщину», хотя и с интеллигентными манерами, то от Александра Винсентовича прямо-таки разило духом Европы, западным духом. Уже одно его отчество навевало на мысль об иностранном происхождении. Сережа Волков вскользь упоминал, что его бывшая девушка на одну восьмую полячка и на одну восьмую француженка. Если в речи самой Насти мне еле-еле слышен был легкий акцент, то произношение старшего Трофимова явственно выдавало в нем нерусскую кровь.

Я задал наводящий вопрос, и супруги охотно рассказали мне историю своей семьи.

Оказалось, родной дед Настиного отца, родившийся на заре двадцатого века в дворянской семье, был призван совсем юношей в Добровольческую армию генерала Деникина, после ее разгрома служил во врангелевском штабе в чине подпоручика, воевал на Украине, потом в составе белогвардейских войск отступал в Крым. В ноябре 1920 года на последнем французском пароходе эвакуировался с полуострова, ставшего братской могилой для многих тысяч офицеров, священников, юристов, журналистов, землевладельцев и еще нескольких категорий российских граждан, объявленных Бела Куном и Розой Землячкой подлежащими уничтожению. Бежал налегке, в чем был, не унес с собой ни денег, ни золота, ни ценных бумаг. Жил в Турции, Болгарии, Югославии, незадолго до Второй мировой войны перебрался в Берлин. Перепробовал с десяток профессий, от таксиста до управляющего ювелирным магазином. До определенного момента был злейшим врагом советской власти, активно сотрудничал с Русским общевоинским союзом, был лично знаком с генералами Кутеповым и Миллером. Под впечатлением принципиальных перемен, происходивших в Советской России под руководством Сталина, отошел от прежних непримиримых позиций, перестал участвовать в антисоветской деятельности. В один прекрасный день вступил в контакт с органами советской разведки. По заданию Москвы вступил в гитлеровскую национал-социалистическую партию, поступил на военную службу и к марту сорок пятого года дорос до старшего офицера оперативного управления главного штаба сухопутных войск. Впрочем, насчет точного наименования его последней должности супруги Трофимовы уверены не были. Зато они не сомневались, что предок имел доступ к очень серьезным планам германских штабистов. В течение нескольких лет он передавал секретные документы в Москву по самым разным каналам, был заочно награжден двумя советскими орденами, которые, правда, так и не успел поносить на груди. В общем, тот еще Штирлиц.

Правда, в отличие от легендарного штандартенфюрера, Героя Советского Союза и многочисленных анекдотов, предок семьи Трофимовых войну не пережил. За два месяца до ее окончания угодил под американскую бомбардировку и сгорел вместе со своей автомашиной. Его останки были торжественно и с воинскими почестями погребены где-то в Потсдаме. Скорее всего, гениальная и всепроникающая германская контрразведка так и не поняла, на кого на самом деле работал бывший врангелевский офицер.

Что же касается личной жизни, то был Настин прадед женат дважды: первый раз — по любви и всерьез, второй — для отвода немецких глаз. С первой женой, очаровательной француженкой, дочерью богатого парижского коммерсанта, он познакомился еще в двадцатых годах, женился на ней и имел от нее четверых детей. Через десять лет по настоятельной рекомендации своих советских кураторов отправил жену и детей в Соединенные Штаты, когда стало понятно, что в Европе скоро станет небезопасно. Разыграл перед своими немецкими сослуживцами комедию, будто порвал все отношения с супругой и детьми, так как не может больше сожительствовать с дамой неарийского происхождения и быть отцом четверых полукровок. Демонстративно женился на дочери восточнопрусского юнкера, имевшего подписанный лично Гитлером «сертификат крови», удостоверяющий, что в юнкерской крови нет ни капли славянской, французской, еврейской или каких-либо других зловредных примесей. От второй супруги, кстати, тоже обзавелся тем же количеством отпрысков. На всякий случай, видимо.

Одна из его дочерей от первого брака, София, встретила в Нью-Йорке молодого канадского инженера по имени Винсент, отец которого также являлся беженцем из Советской России, а мать — чистокровной полячкой, исчислявшей свой род от знаменитого борца за независимость Речи Посполитой Тадеуша Косцюшко… Кстати, я-то всю жизнь думал, что его фамилия произносится как Костюшко, но Трофимовы научили меня правильно произносить фамилию своего великого предка.

Вот от этой самой русско-польско-французской пары и родился в шестьдесят четвертом году отец моей бедной подзащитной. Семья жила в Квебеке, на берегу реки Святого Лаврентия, говорила сразу на трех языках и придерживалась католической веры. В семьдесят третьем году Винсента и Софию потянуло на историческую родину, и они вместе с девятилетним сыном Александром перебрались в Москву, а потом и в наш Город… Честно говоря, окончание рассказа я уже слушал рассеянно, немного поднадоели эти подробности, не имеющие никакого отношения к убийству Николая Абрамова.

Короче, не зря сходил. Послушал лекцию по античной культуре, узнал красивую семейную легенду, попил ароматного чаю с домашним печеньем, но не получил никаких зацепок, с помощью которых можно было бы вытащить Настю Трофимову из следственного изолятора.

***

Выйдя из гостеприимного дома, я сел в свой новенький «Рено Дастер» и задумался. Часы показывали ровно шесть. Обычно в это время у большинства граждан заканчиваются работа и учеба, стало быть, есть возможность для проведения встреч и бесед на интересующие меня темы.

Из троих участников злополучного пикника, еще не удостоенных моим вниманием, я выбрал студента-медика Аркадия Завитаева. Его домашний адрес я получил у Харченко. Судя по показаниям GPS-навигатора, жил он совсем рядом.

Я созвонился с Аркадием и условился о встрече. Мы договорились, что через десять минут я подъеду к его дому и он выйдет из подъезда. По его словам, он жил в одной квартире с родителями и старой бабушкой, и посвящать их в криминальные истории ему совершенно не хотелось.

Никогда я не считал себя большим специалистом по черепам, носам, ушам и прочим антропологическим признакам, но, едва увидев подошедшего к моей машине молодого человека, сразу понял: еврей. То есть я и так знал, что Аркадий Борисович Завитаев происходит из семьи потомственных врачей, а почти все потомственные врачи — евреи. Да и имя говорило за себя. Но даже если бы я увидел Аркадия в толпе прохожих и совсем ничего о нем не знал, усомниться в его национальности не представлялось возможным. Вылитый молодой Троцкий. Или Свердлов.

К евреям я отношусь нормально. Если точнее — никак не отношусь. Я вообще не считаю, что можно как-то относиться, плохо или хорошо, к большой группе людей, объединенных одним только признаком. В данном случае — национальным признаком. Уж не знаю, откуда взялся этот миф, будто каждый второй юрист — еврей, а каждый третий еврей — юрист. Лично я в адвокатуре четверть века и за это время не заметил какого-то семитского доминирования в нашей профессии. Не наблюдаю я и особой успешности адвокатов-евреев по сравнению с русскими или украинцами. Граждане, убежденные в природной изворотливости и лживости лиц еврейской национальности, могут со мной не согласиться, но мое мнение таково: не существует никакой связи между этническим происхождением и процентом выигранных в суде дел. Что же до умения лгать и изворачиваться, так тут еще вопрос, кто кого переплюнет: Валерий Павлович Лебедев или какой-нибудь Леонид Семенович Гольдман.

Представившись молодому человеку, я предложил ему присесть на пассажирское место моей машины и рассказать мне о злополучном пикнике. В подробностях. С типично одесскими интонациями, придававшими ему сходство со знаменитым тезкой, звездой советской сатиры, Аркадий начал излагать события субботнего вечера. Внимательно слушая и мысленно сверяя его эмоциональный рассказ с показаниями других свидетелей, я опять погрустнел. Никаких противоречий, никаких зацепок…

— В общем, Валерий Павлович, я-таки не вижу никаких возможностей убить Колю ни у кого из нашей компании, — с легкой картавинкой говорил Завитаев. — Мы же все на берегу сиживали, на виду друг у друга. Макс Трофимов принес вино, как раз когда Коля нас бросил и ушел в дом. Я еще слышал, как Макс его спросил, дескать, куда ж ты уходишь, почто от компании отрываешься… Дальше. Юлечка Назарова пошла за курткой, отсутствовала несколько минут. Ее парень, этот самый Миша, хотел было позвонить, да вспомнил, что телефон оставил в доме, заряжаться. Пошел в домик, вернулся очень скоро, вместе со своей девушкой. Но они же оба видели Колю, живого. И убивать его им уж точно не было смысла… Вот и все. А потом только Настюха в дом заходила.

— Подробнее, пожалуйста, — попросил я, — как это было?

— Да очень просто. Она пошла в дом, мы остались у воды…

— Она что-нибудь сказала, прежде чем идти?

— Очень тихо пробормотала что-то вроде: «Поговорю с ним». Так тихо, что как будто и не для нас, а для себя сказала.

— Тем не менее лично вы услышали?

— А у меня слух очень хороший, с детства, — усмехнулся Аркадий. — Вот, значится, зашла она в дом, через пару секунд вскрикнула, тихо так, коротко. Я услышал, насторожился, сказал ее брату и Юльке с Мишкой: «Там вроде что-то случилось, Настя позвала, пойдемте посмотрим…» Они сначала не придали значения, они-то Настиного крика не услышали. Тогда я один встал и побежал в домик, те трое — за мной. Входим, значится, и видим: прямо у двери Коля с черепно-мозговой травмой, весь в крови, рядом топор валяется. И Настя здесь же, сидит на полу, спиной к стене прижавшись… Шоковое состояние.

— И ваши действия?

— То, что Коле моя профессиональная помощь не требовалась, видно было сразу. Тут даже в меде учиться не надо. Но я все же сделал, как принято: наклонился, пощупал пульс. Тишина, естественно. Потом Настей занялся. Пара легких пощечин, воды в лицо поплескал. Да еще там, в домике, на стене аптечка висит, на всякий случай, а на ней — опись содержимого. Одним из пунктов числится нашатырный спирт. Залез в аптечку, пошарился, нашатырь не нашел. В принципе, он и не требовался уже, Настя быстро в себя пришла. Когда менты прикатили, она уже была в совершенно нормальном состоянии. Даже… Возможно, мне просто показалось…

— Что?

— Мне даже показалось, у нее на лице… облегчение, — неуверенно произнес Аркадий и посмотрел мне в глаза, как бы ища поддержки.

Облегчение. Ну да, правильно. И Настя говорила то же самое. Не подвела интуиция молодого еврейского юношу. Но подтверждать правильность его догадки я, естественно, не стал.

— Еще вопрос, Аркадий. Вы ведь без пяти минут врач, скажите мне свое мнение: для того чтобы нанести такой удар, каким был зарублен Абрамов, нужно быть очень сильным человеком?

— Вовсе нет, — уверенно ответил Завитаев, — любой мужчина мог бы такое сделать без труда. И любая женщина хотя бы со средним уровнем физического развития. А уж если говорить про Настюху… Вы знаете про ее спортивные успехи? Она и бегает, и плавает отлично, и на фитнес ходит два раза в неделю, и в лыжных гонках зимой участвует. И с веслами обращаться умеет, кстати, а гребля — это очень энергозатратный вид спорта, не для хлюпиков. Так что для нее это было как раз плюнуть…

— А откуда вы ее вообще знаете? И про ее занятия спортом? — поинтересовался я.

— Так одноклассники же, — удивился Аркадий. — Я начинал учиться в одной школе, в седьмом классе перешел в другую, там и познакомились. И не только с ней, но и Юлькой Назаровой, она тоже в нашем классе училась. Потом они в эту свою Академию поступили, а я в мед. Десять лет, почитай, дружим.

Откуда в речи еврейского мальчика эти старорусские выражения, черт побери? Все эти «почто», «почитай», «сиживали»? Впрочем, я где-то читал, что представители многих нацменьшинств в России часто стараются казаться большими русскими, чем сами русские. Своеобразная мимикрия, как у насекомых. Наверное, это отголосок тех далеких времен, когда племя четко делило всех людей на своих и чужаков, причем последних воспринимало исключительно как врагов.

— И про ее… как бы сказать… про ее сложные отношения с Абрамовым знаете?

— Да, наслышан. Юлька мне рассказывала, они ж близкие подруги. Напрасно Настя сделала, что опять с ним сошлась. Нехороший человек был этот Коля. Хоть и Абрамов, — лукаво улыбнулся потомок ветхозаветных патриархов. — Если это Настя его убила… то и поделом. Да, поделом.

***

Для большинства граждан современной России Девятое мая является Днем Победы. Для Сергея Волкова и Анастасии Трофимовой он стал еще и Днем Любви.

На следующее утро они проснулись около десяти часов. Была пятница, однако благодаря принятому в верхах решению о переносе выходных дней все государственные служащие отдыхали, в том числе и офицеры штаба Центрального военного округа. Весь день молодые люди провели вместе. Долго и с удовольствием завтракали, потом опять лежали в постели, обнявшись. После обеда пошли бродить по близлежащему лесопарку, кормили орешками юрких и нахальных белок, только что сменивших зимний наряд на летний. Ближе к вечеру, уже собираясь провожать Настю домой, Волков не выдержал и рассказал девушке о своих странных ощущениях.

— Ты понимаешь, я ведь никогда не страдал расщеплением сознания и пациентом психиатрической лечебницы никогда не был, — говорил он, — а вот на тебя у меня какая-то противоречивая реакция…

— А в чем противоречие?

— Ты холодная, — заявил он, будучи абсолютно уверенным, что Настя не обидится на такую сомнительную характеристику. — Вот я смотрю в твои глаза и реально чувствую, как меня обдувает холодным северным ветром. Снежной Королевой я тебя стал называть сначала из-за цвета волос, а потом понял, что ты и по сути, и по смыслу тоже как Снежная Королева.

— Как интересно… Мне никто так не говорил до тебя.

— Вот и я удивляюсь, неужели никто больше не замечает?

— Так бывает. Один человек может видеть и чувствовать нечто недоступное для других… Знаешь, наши предки верили, что маленькие дети способны видеть домового и кикимору. Даже обычай такой существовал в крестьянских семьях, когда самая младшая дочь относила к печке блюдце с молоком, как бы в дар домовому…

— Да и сегодня находятся люди, которые верят, что черные кошки могут видеть бесов и прочую потустороннюю нечисть, — подхватил Сергей и улыбнулся. — Я, конечно, не младенец и не кот…

— А тебя мой холод не пугает? — спросила Настя, лукаво поглядывая на него. — Не боишься замерзнуть, как андерсеновский Кай?

— Не боюсь! В том-то и дело, что мне становится тепло, когда я ощущаю твое холодное дыхание. Как бы ты это объяснила?

Девушка на минуту задумалась. Подняла глаза вверх, на верхушку сосны, где красноголовый дятел упорно совершал свою привычную работу. Внимательно поглядела на него, наклонив голову, как будто надеялась получить у трудолюбивой птицы ответ на вопрос Сергея.

— Если тепло, которое в тебе, это холод, то каков же в тебе сам холод? — вдруг громко сказала она и рассмеялась. — Узнаешь источник?

— Кажется, в Библии есть похожая фраза, — припомнил Сергей, — только звучит она немного иначе: «Если тьма, которая в тебе, это свет, то каков же в тебе сам свет?» А к чему ты вспомнила?..

— А к тому, что ты тоже холоден. Очень холоден. А я чуть теплее тебя. Говоря языком физики, на ничтожно малую величину. Ты чувствуешь мой холод, но, поскольку сам ты еще холоднее, тебе от него тепло. И приятно. А тепло других людей, более горячих, чем мы сами, тебя обжигает. Противоположности всегда лежат рядом, понимаешь? Жар и холод — они как добро и зло, как черное и белое, они, по логике, не могут перетекать одно в другое… Но ведь они действуют на организм очень похоже. Разве ты не слышал такого выражения, как «обжечься холодом», разве не знаешь, что и то и другое в больших дозах одинаково губительно для человеческого существа?

Они вышли из лесопарковой зоны и приблизились к автобусной остановке. Волков раздумывал над словами Насти.

— Ты молодец, Настюша, — наконец сказал он, — просто умница. Я думаю, ты права. Как тебе кажется, у двух холодных людей может получиться что-нибудь серьезное?

— По крайней мере, мы не растопим друг друга, — тихо ответила Настя, припадая головой к его плечу. — Ой, Сереж, маршрутка идет…

Сергей долго смотрел вслед удаляющемуся микроавтобусу. Он обдумывал вынырнувшее из памяти утверждение, что истинно любящие люди смотрят не друга на друга, а в одну сторону. «Но ведь два северных ветра тоже дуют никак не навстречу друг другу, а в одну сторону», — подумал он, и мысль эта показалась ему не только здравой, но еще и красивой.

Глава 5

Зинаида Лебедева припарковала свой маленький двухгодовалый «пежо» возле панельного девятиэтажного дома, в котором проживала мать Николая Абрамова. Полчаса назад Зина позвонила на сотовый номер Галины Абрамовой и бодрым голосом представилась старшим оперуполномоченным отдела полиции номер семь, капитаном полиции Лебедевой. Мотивом такого маленького обмана являлась вовсе не любовь ко лжи как к искусству, а практическая надобность. Ситуация: у матери погиб единственный сын, опора и надежда, она готовится к завтрашним похоронам, а тут вдруг звонит и просит о встрече адвокат человека, которого обвиняют в убийстве сынули! И как мама к такому звонку отнесется? То есть ежели мама умная, рассудительная и трезвомыслящая, то она может отнестись совершенно спокойно. И можно будет с ней встретиться, поговорить, выяснить новые подробности… Вот только кто даст гарантию, что мать, три дня назад потерявшая сына, будет вести себя умно и рассудительно? Зина знала, что, по статистике, родственники убитых с готовностью верят в виновность того, кого задержали по подозрению. Вроде же нет в России человека, который не слышал бы о судебных и тем более досудебных ошибках, а вот, однако, получается именно так: если посадили тебя, курва, в камеру, так, значит, это именно ты моего сыночка жизни лишила. Кто ж еще, кроме тебя?

С сотрудницей уголовного розыска Галина Степановна поговорить согласилась без проблем. Зине было известно, что потерпевшую вчера уже допрашивал следователь Харченко, да и оперативники с ней наверняка успели пообщаться. Но ничего страшного. Всегда ведь можно сказать, что вскрылись какие-то новые обстоятельства и потому необходимо проверить ранее данные показания. Далекая от криминала женщина ничего не заподозрит.

Поднимаясь в лифте, Зина Лебедева пыталась угадать: попросят у нее показать удостоверение или не попросят. Если не попросят, все пройдет гладко. Если попросят, все тоже пройдет гладко. Дело в том, что несколько лет назад отцу довелось отмазывать от уголовной ответственности шайку каких-то проходимцев, занимавшихся мошеннической деятельностью и активно пользовавшихся фальшивыми корочками. Отмазать получилось качественно, проходимцы отделались условными сроками и были столь признательны Валерию Лебедеву, что пообещали снабдить его любыми документами, какие понадобятся. Отец не стушевался и заказал пару полицейских удостоверений, произведя себя в подполковники, а дочь — в капитаны. Понятно, что липовыми ксивами они направо-налево не светили, применяли только тогда, когда действительно была надобность.

В случае с Галиной Абрамовой надобности не возникло. Рано располневшая женщина с крашеными волосами и опухшими глазами удостоверение у Зины не спросила, сразу провела на кухню.

— Галина Степановна, хоть мне и неудобно отнимать ваше время в такие дни, но я вынуждена задать вам несколько вопросов, — начала играть Зинаида. — Вы лучше всех знаете убитого. Он — ваш сын. Жил он вместе с вами, насколько я поняла со слов моих коллег. Вы каждый день общались, он с вами делился своими мыслями… Самое главное, что представляет интерес для следствия: его враги. Или недоброжелатели. Кто мог желать ему зла?

Женщина тяжело вздохнула. Сидела, по-деревенски подперев подбородок кулаком. Неуверенно собиралась с мыслями.

— Не знаю я, милая, — наконец выдавила она, — ума не приложу. Он мне мало о своем житье-бытье рассказывал, Коленька-то. Ну да, жили вместе. Да только он в последнее время как-то отдалился от меня. Домой только ночевать приходил, да и то не всегда. Придет да и спать ляжет, все молча…

— А где же он пропадал? Чем занимался?

— Учился… В Академии, как-то она правильно называется, уж не помню.

— А кроме учебы?

— Вроде бы в студенческой самодеятельности участвовал. Он у меня пел хорошо. Ах да, еще на пейнтбол ходил, знаете, игра такая есть, когда люди на две команды делятся и друг в друга краской стреляют. Да молодец он у меня был. Я ведь деревенская, в город переехала, когда замуж вышла, а мужа через пять лет после свадьбы убили, в пьяной драке. Так что Колю я одна поднимала. Сестра моя родная мне помогала. Она еще подростком из деревни уехала, институт закончила, учительницей в школе работала. Так что все, что в Коле есть разумного, — все от нее. И в Академию поступить она помогла… Я-то что? Накормить, одеть, приласкать. А она Колю жизни учила, к книгам приучала, в какую-то музыкальную секцию записала…

— Да, вся эта информация у нас есть, — нагло заявила Зина, окончательно поняв, что «простой женщине» можно вешать лапшу на уши. — А как обстояло у вашего сына с девушками? Он вас с кем-нибудь знакомил?

— С одной только, — не раздумывая, ответила Абрамова, — в позапрошлом году это было. Да и то случайно получилось. Часов в девять утра я с ночной смены возвращалась, я ж тогда на транспортном заводе вкалывала, машинистом компрессорной установки. Возле подъезда с ним столкнулась, он как раз с этой девахой выходил. Оба заспанные, помятые, а у нее, я заметила, вчерашняя тушь под глазами размазалась. Ну, куда ему деваться, представил он нас. Катериной ее звали. Я уж его потом не стала расспрашивать, понятно и так, что на ночь приводил, пока я на смене была…

— И что потом? Больше вы ее не видели?

— Не видела, милая. Знаю только, что он с ней куда-то отдыхать ездил, на целый месяц.

— Когда?

— Да тоже в позапрошлом году, летом. Довольный такой вернулся, загорелый…

— А с другими его девушками вы знакомы?

— А с какими другими? Ни с кем не знакома. Девки ж сейчас на богатство падки, на машины, да на шубы, да на заграничные курорты… А у нас ведь с деньгами не густо. Коля иногда подрабатывал, на свадьбах и прочих всяких торжествах, они с однокурсниками все свою самодеятельность устраивали, пели да балагурили. За это кое-какие деньги платили, но вряд ли много, иначе б он со мной поделился. Мать ведь я ему…

— Подождите, Галина Степановна, — перебила Зина, — но ведь на озере-то он был не один. С ним девушка была, Анастасия Трофимова.

— Вот, меня вчера следователь о ней спрашивал и фотографии ее показывал… Не знаю я эту Трофимову, никогда ее не видела.

Да, мать. Типичная. Ничего толком не знающая о своем сыне, при этом считающая, что знает все. Не сумевшая привить ему элементарных нравственных понятий. Всю жизнь считавшая, что главное — накормить и одеть сыночка. Наивно уверенная в его сыновних чувствах. Перед визитом к Галине Степановне Зина созванивалась с отцом, и тот в двух словах описал ей личность Коли Абрамова, в том числе его необычные «увлечения». А мать-то об этом слыхом не слыхивала. Рассказать ей — не поверит. А если и поверит, то винить станет не сына, а наглых и продажных девок, которые сами на него вешались, прохода не давали. Классика жанра…

Зина Лебедева вышла из подъезда и с удовольствием вдохнула вечерний майский воздух. Села в машину, достала ксерокопии документов по делу Анастасии Трофимовой. Вспомнила вчерашний вечер, когда они с отцом сидели и распределяли работу между собой. Отец, понятное дело, взял на себя наиболее ответственную часть дела. Разработку самой подзащитной и ее друзей, непосредственно присутствовавших на озере в субботу. На Зину он взвалил то, что казалось второстепенным: мать убитого, его друзья, кое-кто из сотрудников полиции… Главная задача, которую он поставил перед Зиной: выяснить, кто мог желать смерти Абрамову. Иначе говоря, кто мог проникнуть на базу отдыха и нанести удар топором. При этом отец недвусмысленно дал понять, что сам практически не верит в возможность такого варианта. Убийцу, по его мнению, следовало искать среди «законно присутствующих» на озере граждан. Опять дочку на второй план отодвинул…

Зина Лебедева безумно любила своего отца. Она прекрасно помнила то страшное, что случилось с ней в девяностых годах. Она погибала, она уже одной ногой была в могиле. Папа и мама вытащили ее, спасли от моральной и духовной деградации, от низкой и постыдной наркоманской смерти. Отец временно забил на свою адвокатскую карьеру, возился с непутевой дочерью, возил по врачам, тратил немалые деньги на лечение… Он спас ее. Помог окончить школу, поступить в юридическую академию. Помог остаться человеком.

Зина не просто любила отца, а боготворила и обожала. Одно только обстоятельство со временем начало ее угнетать: слишком уж малую роль отводил ей отец в их совместной профессиональной деятельности. Вот сейчас ей тридцать три года. Высшее юридическое образование. Немалый опыт. А она все еще помощник адвоката, хотя вполне могла бы открыть собственное дело. Не то чтобы Зине так уж хотелось получить формальную самостоятельность, нет, ее вполне устраивала и совместная работа. Но уж слишком папа оберегал ее, уж слишком пустяковые давал поручения. Относился к ней как к исполнительнице, которую необходимо ежеминутно направлять, которая, оставшись без контроля, того и гляди, натворит глупостей. А Зине так хотелось самостоятельно, без отцовской помощи, выиграть какое-нибудь серьезное дело, раскрыть преступление, блеснуть своим умом и талантом… Доказать отцу, что она все же стоящая дочь, несмотря на все ошибки молодости. Доказать, что его усилия были не напрасны. Может, хоть так она сумеет отблагодарить его за спасение…

Зинаида еще раз пробежала глазами список лиц, общение с которыми папа взял на себя. Настя Трофимова. Ее брат. Юля Назарова и Михаил Григорьев. Аркадий Завитаев. Двое охранников. Именно среди этих людей он предполагал найти убийцу. Интересно, обратил ли он внимание на некоторую странность в этом самом списке? Ведь странность-то лежит на поверхности!..

***

Не успел я отъехать от дома Аркадия Завитаева, как завибрировал мой сотовый телефон в кармане. Обычно во время бесед с людьми я его всегда ставлю на беззвучный режим, чтобы звонок не раздался в самый неподходящий момент.

На связь вышел Достоевский-Харченко собственной персоной. Поговорив с ним, я немного подумал и позвонил Сереже Волкову.

— Сереж, наш следователь решил проявить активность. На завтрашний вечер назначает следственные действия на месте преступления. На той самой базе то есть. Как адвокат обвиняемой, я имею право присутствовать там… Нет, самой Насти не будет. Товарищ Харченко вызывает Юлю с Мишей, брата Насти и Аркадия Завитаева. И тех двух охранников до кучи.

— Охранников? — переспросил Сергей. — Так они же не завтра работают, а сегодня. Завтра с утра они как раз сменяются. Если сутки через двое, то так получается.

— А ему без разницы, Харченко-то нашему. Следственные действия назначены на пять часов вечера, так что придется этим двум деятелям прокатиться до своего объекта охраны еще разок. Да черт с ними, мне знаешь какая мысль в голову пришла? Давай-ка мы с тобой сегодня вечером сами слетаем на Радужное, осмотримся на месте. Я ведь картину преступления только по показаниям свидетелей знаю. Неплохо было бы лично посмотреть. Да и ты пригодишься, может, увидишь своим незамыленным взглядом то, чего я не замечу.

— Не вопрос. Когда поедем?

— Сейчас без двадцати семь… Давай попозже. Видишь ли, мне бы хотелось там оказаться в то же время суток, когда случилось убийство. Заеду за тобой в половине десятого, и тронемся.

— Без проблем, заезжайте, — Волков продиктовал мне свой адрес. — С собой что-нибудь нужно брать?

— Не что, а кого. Дозвонись прямо сейчас до Максима Трофимова и попроси его съездить с нами.

— А он зачем?..

— Ну как же, он ведь там был в субботу вечером. Все нам покажет, все расскажет.

Я не стал подробно объяснять Сергею, почему из всех свидетелей хочу иметь в качестве провожатого именно Трофимова. Во-первых, он наверняка не может оказаться убийцей. Разве что он убил Абрамова телепатически, силой мысли… А во-вторых, он не меньше моего юного друга был заинтересован в снятии обвинений со своей сестры. Главное, чтобы в стремлении помочь Насте не перегнул палку, не стал бы искажать действительность. А то возьмет да придумает какого-нибудь подозрительного человека в черном плаще, шлявшегося в субботний вечер по территории базы и кидающего свирепые взгляды на свою будущую жертву, Колю Абрамова.

— Хорошо, Валерий Павлович, я позвоню ему… Только вы, пожалуйста, в его присутствии не поднимайте тему моих отношений с Настей. Они для него секретом не были, но все же не нужно. У него ни с кем из ее парней дружбы не было, и со мной в том числе…

— Да я и не собирался, я на темы личных отношений предпочитаю говорить с людьми с глазу на глаз. В общем, я к тебе заеду, даже в четверть десятого, а не в половину. Потом захватим Трофимова и покатим.

***

Зину я решил с собой не брать. Она сегодня и так хорошо поработала. Летели по автомагистрали втроем, Волков возле меня, Трофимов — сзади.

Я искоса поглядывал на задремавшего Сергея. Физиономист я неплохой, но проникать в сны пока не научился. Какие чувства отражаются на лице моего юного друга? То ли наслаждение, то ли страдание, то ли и то и другое вместе… Да, скорее всего, именно так. Вспоминает о приятном и сожалеет о потерянном.

Интересно, а на что он рассчитывает в будущем? Из деликатности я не задавал ему подобных вопросов, но сам не мог над ними не задумываться. Ну, допустим, добьюсь я своими героическими усилиями того, что с гражданки Трофимовой снимут все обвинения и выведут из узилища. Следствие в конце концов либо установит личность настоящего убийцы, либо зайдет в тупик. И что в таком случае будет с Сергеем и Настей? Есть ли у них шанс восстановить отношения, вернуть потерянное счастье? Коля Абрамов, бывший молодой человек Насти, убит. Но ведь с Волковым Настя рассталась вовсе не из-за Коли. Рассталась она с ним из-за собственных психологических переживаний, с которыми не смогла справиться. По крайней мере, именно так я понял из их туманных объяснений. Так где же гарантия, что, выйдя из следственного изолятора, девушка непременно вернется к Сергею? Даже если будет знать, что он имеет непосредственное отношение к ее вызволению. Ведь если б не он, так бы ее и защищал тот самый бесплатный адвокат с боксерской внешностью…

В том, что Сережа до сих пор любит Настю, я бы не сомневался, если бы не его отношения с той самой Светой, о которой он мне вскользь упоминал. Именно с ней он проводил тот субботний вечер. Познакомились они около двух месяцев назад, почти сразу же начались отношения. Стало быть, сначала Сережа узнал о том, что его бывшая девушка Настя опять начала встречаться с Колей Абрамовым, и лишь после этого нашел замену… Вполне нормальный поступок для мужчины, окончательно смирившегося с потерей любимой женщины. Не монахом же становиться в двадцать восемь лет! С другой стороны, в словах Сергея проглядывало нечто свидетельствующее о несерьезном отношении к Свете Семченко, студентке какого-то второсортного колледжа. Хотя можно ли делать выводы об отношении мужчины к женщине на основании нескольких фраз?.. Иногда люди сами для себя-то не могут решить вопрос, насколько им дорог конкретный человек.

Лицо Максима то и дело мелькало в зеркале заднего вида. На мои вопросы отвечал неохотно, видать, не в настроении был. Пару раз я заметил, что он беззвучно двигает губами, как будто разговаривает сам с собой. Странный парень.

Проехали железнодорожную станцию и поселок Сосновку. Совсем крошечный населенный пункт, ни одного дома выше двух этажей. Я уже знал, что люди здесь живут в основном престарелые, кормятся преимущественно с огородов. Судя по базам данных, к которым я имею полузаконный-полунезаконный доступ, матерых рецидивистов, недавно откинувшихся с зоны, здесь нет. Достоевский-Харченко решительно возражал против версии о причастности к убийству кого-то из местных жителей, и я теперь склонен был с ним согласиться.

Началась кошмарная неасфальтированная дорога. Машину трясло, кидало в ямы, подбрасывало на каждом ухабе. Рядом со мной заворочался Волков, сонными глазами посмотрел в приоткрытое окно. С обеих сторон к дороге подступали кусты и деревья. Уже почти стемнело, но я все же искал взглядом места, в которых можно было бы спрятать легковой автомобиль, не уводя его далеко от дороги. Если предположить, что Абрамова завалил некто посторонний, который следил за ним от самого города, то этот человек должен был тоже ехать на машине. Как же иначе? А где-то возле базы, метрах в двухстах, он должен был машину оставить и дальше красться пешком. Но как-то не очень мне верилось в такой вариант. Слишком рискованным он был для преступника. В Сосновке любой местный житель мог обратить внимание на незнакомый автомобиль, запомнить если не номер, то хотя бы марку. Я знал, что оперативники по поручению следователя с утра сегодняшнего дня шерстят Сосновку, проверяют местных хулиганов и опрашивают жителей, в том числе о подозрительном автотранспорте. Пока никто им ничего стоящего поведать не пожелал.

— Далеко еще до озера? — спросил я, обращаясь к обоим попутчикам. Волков слегка вздрогнул и окончательно проснулся, а Трофимов с заднего сиденья пробурчал:

— Подъезжаем. Минут через пять будем на месте.

— А эта просека куда ведет? — я махнул рукой в сторону едва различимой, наполовину заросшей травой грунтовой дороги, ответвляющейся от той, по которой мы ехали, и уходившей куда-то в глубину леса.

— Никуда она не ведет, в тупик, — ответил Трофимов. — Там в советское время какая-то электроподстанция была, потом ее демонтировали. Никто по той дороге с тех пор не ездит.

Мне вдруг пришла в голову интересная мысль. Я резко ударил по тормозам и припарковал машину у обочины.

— Дальше пойдем пешком, — скомандовал я. — Представим себя бандой убийц, мечтающих незаметно пробраться на студенческую базу отдыха.

— А для чего? — спросил Волков.

— Видишь ли, мне не кажутся достоверными показания охранников, дежуривших в тот вечер. Они утверждают, что в их смену посторонние никак не могли бы проникнуть на базу. Будто бы они исправно совершали обходы, проверяли все гостевые домики на берегу. Как-то не встречал я в своей жизни столь добросовестных охранников. А если таковые и есть, то работают они точно не в такой глуши и не за такие деньги. Здесь же два пенька пенсионера сидят, для которых тысяча рублей в сутки — это уже охренительно большая сумма.

— Разумно, — согласился Волков, — давайте попробуем.

Мы зашли в лес и стали пробираться вперед, двигаясь параллельно дороге. Именно так должен был двигаться человек, убивший Абрамова, если он вообще следил тогда за студентами, а не являлся одним из них. Пару раз меня хлестнули по лицу ветки. Клещей бы не нацеплять, май месяц, самое время. Я пожалел, что не сделал в прошлом году прививку от клеща, сейчас было бы спокойнее. Весной-то уже нет смысла прививку делать, если через неделю или две клещ вопьется, от прививки будет только хуже. Остается надеяться на свое природное везение.

Между сосен начала проскальзывать водная поверхность, слабо освещенная последними лучами уходящего солнца. Озеро Радужное лежало в небольшой котловине, и сейчас мы спускались по ее пологим склонам. Четкой границы между лесом и территорией базы не было, просто деревья там росли реже, и между ними располагались деревянные гостевые домики. Чуть дальше виднелось вытянутое здание, административный корпус. Не было видно ни одного человека и ни одного огонька.

— Будний день, — вполголоса проговорил Трофимов, — да и каникулы еще не начались. Так обычно и бывает в мае.

— Где тот домик, в котором был убит ваш друг?

Даже в лесной полутьме я смог разглядеть, как скривил губу Трофимов при слове «друг».

— Вон тот, — он показал пальцем, — видите?

Мы вышли из кустов. Я поднялся на крылечко и дернул дверь. Впрочем, мог и не дергать. Дверь была закрыта на замок и опечатана.

— Все домики обычно заперты, — пояснил Трофимов. — Когда мы приехали, тоже замок висел, потом охранник нам открыл.

— А вон там топор лежал? — спросил я, указывая на примыкающий к одной из стен массивный деревянный ящик.

— Да.

Топора, естественно, на крышке ящика не было. Сотрудники полиции забрали его на экспертизу еще в субботу.

— Ну и где эти пеньки? — со злостью в голосе спросил Волков. — Вот мы проникли на территорию базы, можем при желании облить здесь все бензином и поджечь, а нам никто и не помешает! Максим, где охранники сидят?

— Вон их домик, — Трофимов указал на строение, окна которого светились слабым светом.

Еще через минуту мы подкрались к месту дислокации этих долбаных охранников. Из домика раздавались звуки работающего телевизора. Я попросил Трофимова, как самого высокого из нас, привстать ногами на выступ стены и заглянуть в окно. Некоторое время он напряженно вглядывался вовнутрь домика. Потом вдруг заскрипел зубами, резко спрыгнул, подбежал к двери и рывком распахнул ее. Мы с Сергеем поспешили за ним и увидели в дверном проеме премилую картину: седой дедок в допотопных очках сидел в ободранном кресле и с увлечением смотрел футбольный матч по такому же допотопному, как он сам, телевизору. На койке лежал, уткнувшись лицом в подушку, еще какой-то человек. Напарник первого, по всей видимости. Секьюрити, блин…

— Вы че творите, козлы старые! — заорал Максим так, что я сам реально испугался. — Вы че следователю гнали, что мимо вас муха не пролетит?! Из-за вас, старперы вонючие, моя сестра на нарах парится!

Я реально опасался, что он сейчас звезданет деда по голове. Проблем потом не оберешься, завтра же эти лентяи будут здесь участвовать в следственных действиях, наверняка ляпнут следователю, что какие-то три бандита ворвались вечером в домик, и один из них распускал руки. А ведь и мне, и Трофимову завтра в пять тоже нужно быть здесь.

— Спокойно, Максим, — я схватил молодого человека за рукав и слегка потянул. — Мы сейчас просто поговорим, и дедушки нам расскажут, как они на самом деле обеспечивают безопасность базы отдыха и ее посетителей…

Я осекся. Человек, лежавший минутой ранее на кровати, поднялся во весь рост, и я увидел, что никакой он не «дедушка». Молодой парень, лет двадцать с небольшим.

— Ты кто? — спросил я его.

— Антон… — растерянно ответил он.

— Твоя фамилия Лычагов?

— Да. А что?

Да ничего… Когда я читал протоколы допросов двух этих деятелей, то как-то не обратил внимания на их личные данные, указанные в верхней части первого листа. Имена и фамилии отразил и даже запомнил, а вот даты рождения как-то упустил. И Настя, и ее брат, и Аркадий Завитаев говорили, что на базе обычно сидят двое старичков, вот я и стал считать это само собой разумеющимся.

— Так что же получается, господа? — ехидно спросил я. — А получается, что вы дали ложные показания. По вашим-то словам, вы в прошлую смену так усердно охраняли базу, что проникнуть на нее было делом совершенно нереальным, как через Берлинскую стену перелезть. А что на самом деле? Один футбол смотрит, другой дрыхнет. Вот ты, Антон, когда последний раз совершал обход?

Парень молчал. Ну да, конечно, он же не знает, кто мы такие! Скорее всего, принимает нас за сотрудников полиции. Кто же еще может поздно вечером заявиться на место, где три дня назад произошло убийство, и задавать такие вопросы, если не менты? А если рискнуть?.. Дедок явно напуган нашим вторжением и предупреждением об уголовной ответственности, да и паренек тоже не выглядит душевно стойким. Да, надо попробовать воспользоваться ситуацией.

— Значит, так, мужики, — решительно сказал я. — Наше проникновение на будто бы охраняемый вами объект зафиксировано на видеокамеру. Ваши интересные занятия, я имею в виду просмотр телепередач и сладкий сон, тоже. Вам следователь сообщил, что завтра вы будете повторно допрошены здесь, на базе?

— Сообщил, — ответил Антон, — только что нового мы скажем? Все ведь уже рассказали тогда. Никаких посторонних не видели, ничего подозрительного не заметили.

— Вы не увидели и не заметили, потому что и не могли увидеть или заметить! Вот о чем вы забыли сказать. Кстати, вы зачем соврали-то?

Дед и парень переглянулись.

— Ну, вы уж поймите и нас, — заканючил пенсионер, — нам же неудобно было говорить, что мы тогда обходы не делали… Парня-то ведь замочили… Получается, что и доля нашей вины имеется. Нас бы тогда с работы турнули. А у меня пенсия двенадцать тысяч, как прожить? Здесь-то хорошо, график сутки через двое, и воздух свежий, и живу я недалеко, в Сосновке, мне даже на стареньких «Жигулях» минут пятнадцать хватает, чтобы доехать…

Конечно, хорошая работа для пенсионера. Приехал на сутки да и делай что хочешь, хоть спи, хоть свежим воздухом наслаждайся, хоть сканворды разгадывай. Десять смен — десять тысяч, неплохо. Жалко такую халяву терять. А ведь эти идиоты ее бы точно потеряли, если бы честно признались, что в субботу из своей конуры и не выходили, как, впрочем, и во все остальные смены. Понятно, что показания они давали Харченко, а не своему работодателю, но ведь следователь вполне мог и с управляющим базой отдыха пообщаться, вот тогда все бы и всплыло.

— Как вы вообще узнали, что у вас под боком произошло убийство?

— Один из студентов тех прибежал, чернявый такой, маленького роста, — сообщил дед. — Он нам и сказал…

Чернявый, маленького роста — это Аркадий Завитаев. Ну правильно, вся компания утверждает, что оповещать охранников пошел именно он.

— Кто в полицию звонил?

— Я звонил, — ответил Антон. — Мы с дедом пришли в тот домик, посмотрели, и я вызвал полицейских.

Интересно, он своего напарника называет дедом просто из-за возраста или по другой причине? Фамилии у них вроде разные. Волков, видимо, тоже обратил на это внимание, потому что задал Антону вопрос:

— Вы что, родственники?

— Антошка мой внук, — ответил за парня дед. — Сын старшей дочери. Он же у меня тоже в этой самой Академии учился, которой наша база принадлежит, — с гордостью добавил он.

— Это правда? — спросил я Антона.

— Правда, — буркнул он.

— Учился, но не выучился? Иначе не стал бы лесным сторожем работать, а?

— Во-первых, это временная работа, только на лето, — с раздражением ответил парень, — а во-вторых, меня отчислили в феврале. За неуспеваемость.

— Учиться не хотел, значит? — усмехнулся Волков.

— Да ведь Антошка-то мой бесплатно учился, не то что всякие там детки богатых, — опять вступился за внука пенсионер. — Ну не сдал он чего-то там, то ли зачет, то ли экзамен, вот его и отчислили. Предложили на платное отделение перейти, да откуда у нас деньги-то? Отца у него нет, мать продавщицей в продуктовом магазине работает, какие там доходы…

— Ладно, не надо нам рассказывать про свою нелегкую жизнь, — грубовато прервал я старика и опять обратился к Антону:

— Ты на каком факультете учился?

— На инженерно-экономическом.

— А с какого курса отчислили?

— Со второго.

Так. Настя Трофимова и двое ее друзей тоже с инженерно-экономического, но они уж пятый курс заканчивают. Ну и что, все равно они вполне могли пересекаться в коридорах своего вуза.

— А кто из вас в субботу встречал приехавших? Кто открывал им домик?

— Я встречал, — пробасил дед.

— А ты, — повернулся я к Антону, — знаешь кого-нибудь из той компании?

Я на память назвал имена и фамилии шестерых человек, в том числе сидевшего рядом со мной Максима Трофимова. Впрочем, мог бы и не называть, Антона ведь тоже допрашивали три дня назад, и наверняка он видел всех участников пикника.

— Настю Трофимову встречал несколько раз, еще когда учился. Она яркая была, ее трудно не заметить…

— И при каких обстоятельствах ты ее видел? — быстро спросил я.

— Один раз на сцене в нашем актовом зале, она какой-то латиноамериканский танец исполняла, с подругами. Я тогда еще на первом курсе был. А она во многих студенческих концертах участвовала. Вот и запомнил. Потом пару раз в коридорах встречались. Но я с ней не общался, она, наверное, даже не знает меня в лицо.

— Так, а в субботу ты ее видел?

— Когда мы с дедом услышали, что там парня замочили, мы побежали в гостевой домик и там увидели всех пятерых. И Настю тоже. Она на земле сидела, закрыв лицо руками. Меня если и увидела, то не узнала.

— А до того, как вы с дедом об убийстве услышали, вы с ней не встречались в тот вечер?

— Нет. Я просто знал, что шестеро студентов арендовали домик до утра, но фамилий их не знал. Дед сам встретил их, открыл им помещение. А я к ним не выходил.

— И парня, которого убили, ты не знал?

— Не знал.

Ладно, пока не следует на этого Антона напирать. В любом случае студенческие знакомства Николая Абрамова следует проверять, есть шанс, что в ходе поисков будет выявлен какой-нибудь тайный недоброжелатель. У такого прохвоста недоброжелатели просто обязаны быть. А то, что одним из охранников оказался Антон Лычагов, бывший студент того же вуза, где учился убитый, — это интересно. И перспективно.

***

Домой я вернулся около половины первого. Пока доехали до Города, пока закинул по адресам Сергея с Максимом… Быстренько сходил в душ, выпил чашку чая и лег в постель. Устал очень сильно, у меня вообще было ощущение, что разговор с Достоевским-Харченко происходил неделю назад, а ведь это было только сегодня утром. Думал, что усну сразу, но сон только кружился надо мной, а забирать меня в свои объятия не спешил. Со мной такое иногда случается: проработаешь весь день по конкретному делу, ляжешь спать, а голова сама собой продолжает вспоминать, сопоставлять, анализировать, выдавать новые версии… Никак не могу научиться временно отключаться от работы и спокойно засыпать.

Итак, подведем промежуточные итоги, учитывая также информацию, добытую моей Зиной и вкратце пересказанную мне по телефону. Главным своим достижением за прошедший день я считал те бумаги, которые были написаны Антоном Лычаговым и его дедом. Сильно мы их припугнули. Ни тот, ни другой так толком и не поняли, кто мы такие есть. В Трофимове они, понятное дело, узнали одного из участников субботнего пикника. Вернее, дед узнал. Антон никого из приехавших в субботу не видел, по его словам. А вот моя личность так для них загадкой и осталась. То ли опер в высоком звании, то ли следователь, то ли вообще прокурор. Вот на их неосведомленности, растерянности я и сыграл. Дело в том, что большинство людей рассуждают примерно так: если в нестандартной, непонятной ситуации какой-то человек орет и командует, значит, у него действительно есть право орать и командовать. Так бывало на фронте, когда в разгар боя убивали командира взвода. Тот солдат, который в следующую секунду начинал отдавать команды от своего имени, автоматически признавался командиром, вне зависимости от официально занимаемой должности. А здесь вдобавок еще и люди попались не очень уверенные в себе, что старый, что молодой.

В общем, они в письменной форме изложили события субботнего вечера. Точнее, свое поведение в тот вечер. Присовокупили, что сначала дали следователю неправильные показания, постыдились признаться в недобросовестном исполнении должностной инструкции. А теперь вот решили добровольно исправить ошибку.

Строго говоря, никакой юридической силы эти бумажки не имели. Адвокат не имеет права снимать показания со свидетелей. Письменные откровения Антона Лычагова и его деда никоим образом не могли быть приобщены к материалам дела. Но! Смысл-то ведь в другом. Завтра я покажу эти бумажки Достоевскому-Харченко, и он, как разумный человек и толковый следователь, немедленно допросит охранников повторно, и вот тогда уже их показания обретут юридическую силу. Не представляю, по какой такой причине следователь мог бы проигнорировать добытые мною бумаги. Только потому, что обвиняемая уже сидит под замком, а показания охранников косвенно говорят в ее пользу? Очень косвенно! Из них следует, что посторонний человек мог незаметно просочиться на базу отдыха. Но все прежние возражения против этой версии остаются в силе. Как смог бы посторонний убийца следить за ребятами без автомобиля? А если автомобиль был, то куда он его спрятал? И самое главное, ведь служебная собака след не взяла, в лес не пошла, бегала между домиком и берегом…

Да, точно, собака! Перевернувшись на другой бок, я вдруг отчетливо вспомнил, что возле домика охранников видел деревянную собачью будку, а возле нее — пустую миску и какие-то обглоданные кости. Там же и цепь лежала, одним концом притороченная к стене будки. А вот собаки не было. Потому-то нам и удалось так легко проникнуть на территорию. Собака — не ленивый охранник, она бы, по крайней мере, залаяла, если бы почуяла приближение постороннего человека. Интересно, а в вечер убийства собака на базе была? Дав себе задание обязательно разобраться в этом вопросе завтра, я заснул.

***

Сердце бешено колотится. Перед глазами плывут зеленые и оранжевые круги. Руки и ноги уже не чувствуются, живут самостоятельной жизнью, совершая ритмичные движения. Одна за другой бегут навстречу сине-зеленые волны, то и дело ударяют в лицо. С оставшегося далеко позади берега уже не доносятся ни голоса купальщиков и продавцов пахлавы, ни музыка из пляжных забегаловок. Слишком велико расстояние, да и волны оглушают. Впереди виднеются два островка, точнее, две скалы, поднявшиеся из воды миллионы лет назад в результате вулканической активности. Вот к ним, к этим скалам, двое сильных людей и держат путь.

Условия пари были простыми: победит тот, кто первым преодолеет два километра водного пространства, отделяющего песчаный пляж от темно-коричневых скал. Они оба — прекрасные пловцы. Оба упрямы, оба не желают хоть в чем-то уступать друг другу. Выкладываются по полной, до дрожи в мышцах, до мелькания огненных точек в глазах. А море бурное, не меньше четырех баллов. Свежий западный ветер гонит волну, сносит двух маленьких людей в сторону от их главной цели…

Он оборачивается и видит чуть позади светловолосую голову девушки и ее руки, безустанно взмывающие над водой. Притормаживает, ложится на спину, полностью расслабляя все мышцы тела. Дождавшись, пока соперница поравняется с ним, ободряюще машет рукой, выплевывает попавшую в рот соленую воду. Видит написанное на лице девушки злое упрямство. Нет, она явно не собирается давать себе и ему передышку. Вперед, к скалам! До них уже рукой подать… И лучше сейчас не думать о том, как они будут возвращаться на берег.

Он касается рукой базальтовой породы на секунду раньше, чем то же самое успевает сделать соперница. Слышит ее разочарованный вскрик. Резко подтягивается на каменеющих руках, забрасывает свое тело на твердую поверхность. Жадно хватая ртом морской воздух, наклоняется и подает руку подруге, помогая взобраться на скалу. Опускается на слегка подсушенные крымским солнцем водоросли и закрывает глаза. Теперь нужен полный покой… Хотя бы четверть часа.

…Летний отпуск прошел великолепно. В начале июля Сергей с Настей полетели в Крым, который тогда доживал последний год в составе самостийной Украины. Отдыхали в маленьком курортном поселке в окрестностях Судака. Нарочно нашли сравнительно глухое, диковатое место, в которое отдыхающие из трех славянских государств если и наезжали, то в небольшом количестве. За умеренную плату сняли две комнаты в частном доме у одинокой пенсионерки, которая за две недели почти не попадалась им на глаза.

Отдыхали яростно, отчаянно, набираясь эмоций и впечатлений на весь год. С утра шли на пляж, купались до изнеможения, валились на мелкий желтый песок. Иногда, если особенно сильно палило, раскрывали над собой специальный пляжный зонтик. После обеда пару часов отдыхали, потом отправлялись в горы бродить по можжевеловым и буковым рощам. Балансируя над обрывами, ловко карабкались по крутым скалам, забирались на вершины, с которых открывались роскошные виды на синие воды Черного моря, поросшие выгоревшей на солнце травой пологие холмы и раскиданные по побережью курортные поселки. На взятых напрокат велосипедах совершали безумные спуски по дорогам-серпантинам, рискуя сорваться в пропасть, еле успевая тормозить на крутых поворотах. Вдыхали соленое дуновение моря, перемешанное с ароматами шиповника, ежевики, боярышника и астрагала. Несколько раз прокатились на автобусе до Судака в поисках более цивилизованных развлечений. Побывали на дорогостоящей экскурсии в старой Генуэзской крепости. Прикасались к древним стенам, возведенным шесть веков назад смуглокожими колонистами из далекого Средиземноморья. Приобщались к витающим среди полуразвалившихся башен мистическим сгусткам энергии живших здесь аланов и византийцев, венецианцев и генуэзцев, кипчаков и татар… Посетили океанариум и дельфинарий. По вечерам засиживались в кафе на набережной. Или, если уж за день выматывались сверх всякой меры, просто сидели у себя в саду под ветвями абрикосовых деревьев. Наслаждались волшебными букетами массандровских мускатов и портвейнов, вели долгие неспешные разговоры… А по ночам предавались любовным ласкам, и не раз от Настиных счастливых криков вздрагивала в своей комнате приютившая их пенсионерка, с ностальгической грустью вспоминая о тех блаженных временах, когда и она была молода и любима…

Глава 6

Мне пятьдесят пять. Ближе к старости, чем к молодости. И здоровье уже хромает, и на изменение погоды начинаю реагировать, и нет уже той легкой бодрости, которая является достоянием молодого организма. Гоню от себя мысли о смерти, но мысли, хоть гони, хоть не гони, все равно приходят. В том числе и такая: а какой вариант утилизации моего бренного тела я бы предпочел, похороны или кремацию?

Верующим я себя не считаю, но здесь ведь религиозные убеждения и ни при чем. От людей, считающих себя православными, мне приходилось слышать, что сожжение трупов есть чисто языческий обряд, для христианина же обязательно погребение в землю. Категорически не согласен. Язычники язычникам рознь. В Индии трупы сжигали и продолжают сжигать, а вот наши языческие славянские предки предавали их земле, вкладывая в это глубокий мировоззренческий смысл: из земли-матери человек выходит, в землю его и положить нужно, чтобы он снова смог родиться на свет. И не зря славяне погребали родственников в так называемой «позе младенца», подогнув колени к груди. Чтобы проще было родиться заново…

Опять отвлеченные мысли. У меня такое часто бывает. А навеяны эти мысли атмосферой того места, в котором я нахожусь. О чем же еще думать в крематории, как не о грядущей смерти и о способах погребения?

Думать, впрочем, было о чем. На церемонию прощания с телом усопшего Николая Абрамова я пришел по двум причинам. Во-первых, мне хотелось посмотреть, кто пожелает на данном мероприятии поприсутствовать. Еще Достоевский (не следователь, а русский писатель) пытался найти ответ на вопрос, почему убийцу тянет побывать на месте совершения преступления или на похоронах своей жертвы. Да и меня тоже всегда интересовало, почему многие отъявленные душегубы с приоткрытым от любопытства ртом рассматривают фотографии мертвых людей, убитых ими. Ответ не нашел, я все же не психолог. Но реальность остается реальностью: убийцы действительно стремятся увидеть последствия своего деяния. По крайней мере, трое из моих подзащитных, которых я отмазывал или пытался отмазывать от «мокрой» статьи, в свое время присутствовали на похоронах людей, которых они лишили жизни. А потому я не мог не обращать внимания на группу людей, столпившихся сейчас у гроба. Что, если среди них…

А во-вторых, мне еще вчера было известно, что здесь точно будут присутствовать двое людей, проходящих свидетелями по делу об убийстве Абрамова. Те самые, с которыми я еще не имел случая пообщаться. Миша Григорьев и Юля Назарова. Вчера я созвонился с ними и договорился о встрече сразу по выходе из крематория.

Под звуки траурной музыки гроб ушел за черные занавески. Две женщины, внешне похожие одна на другую, медленно направились к выходу. За ними тронулись и все остальные. Я уже знал, что одна из женщин — мать Коли, которая вчера приняла мою Зину за капитана полиции, а вторая — ее сестра. В небольшой группе родственников и знакомых я заприметил маленького человечка, который никак не походил на убитого горем родственника. Оперативник из отдела уголовного розыска, того самого, в ведении которого находится дело об убийстве.

Мишу и Юлю я узнал сразу, как только их увидел. Молодая парочка, держатся обособленно от других. Очень интересная комбинация: голубоглазый блондин, типичный Иванушка из советских экранизаций народных сказок, и жгучая брюнетка со смуглой кожей. На лице молодого человека незаметно никаких признаков скорби, зато явственно читается тревога. Девушка не плачет, но часто моргает глазами. Я заметил, как она несколько раз глубоко вздохнула.

Когда Григорьев и Назарова вышли на улицу и направились к припаркованному на стоянке «форду», я подошел к ним и представился. Благо погода стояла сухая и теплая, мы расположились на лавочке, и я попросил молодых людей как можно подробнее описать мне события субботнего вечера.

Совместный рассказ Миши и Юли вполне соответствовал их показаниям. Каких-либо противоречий я не заметил. Как и вчера, первостепенное значение для меня имели перемещения участников пикника в последние полчаса перед убийством.

— …Мне сначала тепло было, а потом ветер поднялся, и я замерзла, — говорила девушка. — Пошла в дом за курткой. Она у меня висела сразу у входа. Взяла куртку, ну и заодно заглянула в комнату, где лежал на кушетке Коля…

— Зачем заглянули? — уточнил я.

— Да так просто.

— А все же?

— Хотела позвать его обратно в компанию. Ну, неправильно как-то получилось. Приехали вместе, сидели, отдыхали. Потом поссорился он с Настей, обиделся и ушел. Вот я и позвала его…

— Какими словами?

— Вроде бы я спросила: «Коля, ты спишь?» Он пошевелился, мотнул головой. Я сказала: «Пойдем к нам, помиритесь с Настей». Он ответил одним словом: «Нет». Ну, я не стала уговаривать, вышла.

— И вернулись на берег?

— Не сразу…— смущенно улыбнулась Юля. — Я отошла буквально метра на три-четыре от домика, до ближайших кустов. По малой нужде. Понимаете?

Я кивнул. Вчера я заприметил на базе отдыха отдельно стоящее строение, которое русский человек никогда ни с чем не спутает. Располагается эта будочка метрах в пятидесяти от домика, где в субботу обосновались студенты. Что ж, ничего удивительного, что Юля решила так далеко не идти и воспользовалась ближайшими кустами.

— Ну и вот, — продолжала девушка, растягивая слова и сосредоточенно глядя в одну точку, — я вышла из кустов и возле крыльца чуть не столкнулась с Мишей…

— Со мной то есть, — с натянутой улыбкой подхватил парень, — я как раз заходил в дом за телефоном. Зашел, вынул из розетки телефон. Заглянул в комнату, где должен был находиться Коля. Он там и был, лежал на кушетке. Я негромко крикнул: «Эй, ты чего куксишься, компанию подводишь, пойдем к нам». Он отвернулся к стене, сказал то же, что и Юле, одно слово «нет».

— А свет в комнате горел?

— Нет. На кухне, где у меня телефон заряжался, горел, в прихожей тоже горел, а в комнате — нет.

— Вы к нему близко не подходили? — спросил я под влиянием мелькнувшей у меня абсурдной мысли. — Вы вообще уверены, что это был Коля Абрамов?

Миша, а вслед за ним и Юля посмотрели на меня как на сумасшедшего. Очевидно, им моя идея действительно показалась идиотской.

— Конечно, Коля, кто же еще, — уверенно сказал Миша, — голос ведь его был.

— А разве голос не показался вам странным? Он не был хриплым, сиплым, простуженным, слишком высоким или слишком низким?

— Нет, — покачал головой парень, — ничего такого я не заметил. А вы что хотите сказать-то? Что это был настоящий убийца? А для чего бы ему прикидываться Колей? И где же, в таком случае, был сам Коля?

Если бы у меня были ответы на эти вопросы… Нет, я в тот момент вовсе не считал, что Юля с Мишей разговаривали с настоящим убийцей. Я просто допустил такую теоретическую возможность. Не из тех я людей, которые бывают абсолютно уверены. Я из тех людей, которые допускают возможность и сомневаются… Вот в словах мальчика Миши и девочки Юли я почему-то сомневался. Несмотря на всю согласованность их объяснений, кое-что мешало мне им верить. Может быть, неестественные интонации, неуместные паузы между словами? Отсутствие жестикуляции? А может быть, какая-то чрезмерная простота их рассказа? Ведь если двое людей заранее договариваются совместно лгать, то о чем они должны позаботиться? О том, чтоб не запутаться в мелочах. А для этого мелочей вообще не должно быть в их рассказах, или их должно быть очень мало. Вот в словах Юли и Миши их реально мало.

— Вы давно знакомы? — задал я вопрос, намеренно не связанный с предыдущими.

— С первого курса, — ответил Миша. — Скоро пять лет будет.

— А близкие отношения у вас давно?

— Если уж вам это так нужно знать, отвечу: примерно с прошлой зимы. Да, точно, с того дня, как мы окончание зимней сессии отмечали...

— С Настей Трофимовой вы оба дружите?

— Ну, вообще-то подругой Насти с первого курса была я, — ответила Юля, — а когда Миша стал моим молодым человеком, нас все уже рассматривали как единое целое. То есть, например, если приглашали на какой-то праздник, то обоих. Вот и к Насте на день рождения вместе ходили…

— А как вы к ее молодому человеку относились?

Задавая вопрос, я смотрел на Юлю, но ответить почему-то поспешил за нее Миша:

— К Коле-то? Нормально. Если вы имеете в виду ту гадость, которую он ей подкинул в позапрошлом году, так это ведь касается только самой Насти. Если она сочла возможным его простить и снова с ним сблизиться, так нам-то какое дело? Лично мне он большим другом не был, но общались нормально.

— А вы, Юля? — я опять перевел взгляд на девушку. — Вы как относились к человеку, который столь некрасиво поступил с вашей подругой?

— Я тоже думаю так, как Миша сейчас сказал, — медленно ответила Назарова. — Все, что между ними происходило, только их и касается. Мне вообще фиолетово было.

В ее карих глазах сверкнул мимолетный огонек, давший мне основания думать, что на самом деле ей было далеко не все равно. Чего-то эта девушка недоговаривает. Да и ее молодой человек тоже.

— Ладно, молодые люди, время уже половина первого, а в пять часов нам всем следует быть на берегу Радужного, — подытожил я, поднимаясь, — не забыли?

— Не забыли, нам еще вчера сообщили, что сегодня будет проводиться следственный эксперимент на месте преступления. Мы приедем к пяти. С Максом Трофимовым уже договорились, он нас отвезет.

Обычно я люблю поправлять неточности, допускаемые моими собеседниками, но сейчас не стал объяснять парню разницу между проверкой показаний на месте и следственным экспериментом. Разница есть, и существенная, но даже студенты юридических факультетов не всегда могут ее просто и доходчиво объяснить на экзамене. Зато я задал другой вопрос:

— Кто убил Колю Абрамова? Вот вы, Юля, как считаете?

— А разве непонятно? Трофимова его и убила.

Ответ был настолько уверенным и безапелляционным, что я даже удивился. Обычно лучшие подруги так себя не ведут.

— Вы так говорите только потому, что она арестована?

— Вовсе нет, — недовольно ответила Юля, — просто никто, кроме нее, и не мог убить. Мы ж вам сейчас все по полочкам разложили, все обрисовали, как было. Мы оба вернулись на берег, и Трофимова почти сразу же пошла в дом и там будто бы нашла труп Коли. Кто ж его убил за эти две минуты, да так, что мы ничего не видели и не слышали?

А вот теперь уже идет явное несоответствие… И брат Насти, и Аркадий Завитаев говорили, что временной промежуток между возвращением Миши с Юлей и уходом Насти был хоть и коротким, но все же не двухминутным. От пяти до десяти минут прошло, так точнее будет.

— А вы, Михаил? Верите в виновность Анастасии Трофимовой?

То, что на лице молодого человека отразилась внутренняя борьба, — несомненно. Вот только непонятно, что с чем боролось. Такое чувство, что ему и ответить хочется, и в то же время он понимает, что отвечать нельзя. В этот момент я совершенно точно понял, что ему известно нечто такое, о чем он не считает возможным говорить, но что имеет непосредственное отношение к убийству.

— Я не знаю, — наконец ответил Григорьев чуть дрогнувшим голосом и еще раз повторил: — Я не знаю.

***

На базу отдыха мы с Зиной прикатили к четырем часам дня. При дневном свете, в ясную солнечную погоду озеро Радужное смотрелось просто восхитительно. Жаль, что я не умею рисовать, а то бы непременно запечатлел на холсте и темные верхушки сосен, и нависающие над бутылочно-зеленой водой ветви кустарников, и скопище желто-белых кувшинок у противоположного берега… Озерцо-то небольшое, одним взглядом охватить можно. Где-то на середине водоема я увидел двухвесельную лодку, на которой отчетливо угадывались очертания молодых мужчины и женщины. Наверное, парень устроил для своей девушки романтическое свидание, прогулку по воде со сбором кувшинок. Не все же по средам работают или учатся.

Вопрос о собаке разрешился очень просто. У той будки, которую я вчера заметил, сидел на цепи роскошный белый пес с рыжевато-желтыми подпалинами. Густая шерсть, широкая грудь и мощные медвежьи лапы явно свидетельствовали о родстве с кавказскими или среднеазиатскими овчарками. И все же это была дворняга, хотя и огромная. И еще мне бросилась в глаза ее ухоженность. Никаких колтунов в шерсти, никаких прицепившихся к лапам или брюху репьев, никаких слезящихся или гноящихся глаз. Каждый волосок причесан и прилизан заботливой рукой опытного собачника. Очень странно видеть такую гламурную псину в роли сторожа на лесной базе.

— Как зовут собаку? — спросил я у новой смены охранников.

— Бисмарк, — с гордостью ответил мне полуседой крепкий мужик, в котором я безошибочно угадал того самого собачника. — Шестой год ему пошел…

Далее мне пришлось прослушать обстоятельный рассказ, касающийся рождения и взросления пса с именем германского канцлера. Узнать об его повадках, способностях, симпатиях и антипатиях, гастрономических вкусах и даже особенностях полового поведения. Воистину собачники — особые люди. Имею в виду, понятное дело, не всех людей, которые держат в квартире или в доме четвероногого друга, а именно знатоков, фанатов, для которых воспитание и дрессировка питомца стали главными в жизни удовольствиями, а забота об его здоровье — чуть ли не сакральной, святой обязанностью. Сам я собаку никогда не держал, разве что в далеком детстве у моих родителей жила маленькая той-терьериха по кличке Семечка. А вот посмотришь иногда на истинных любителей, послушаешь их увлеченные повествования и поневоле начинаешь им завидовать…

— Андрей Иванович, — мягко перебил я довольного возможностью поговорить на любимую тему охранника, — так я правильно понял, Бисмарк — ваша собака?

— По сути и по смыслу — да, моя собака, — уверенно ответил тот, размашисто рубанув рукой по воздуху, — а кому он принадлежит по закону, это вопрос особый. Его взял из приюта еще щенком один мужик, который здесь работал лет пять назад. Ему руководство поручило найти нормальную собаку для охраны нашей базы, но так, чтобы ни копейки денег не потратить. Потому он и взял беспородного… А беспородный-то он только наполовину, у него или отец, или мать — чистокровный кавказец, уж можете мне поверить… Короче, мужик тот совсем немного поработал и уволился. А в позапрошлом году я сюда работать пришел, когда пенсию дали. Вот и взял шефство над Бисмарком. На зиму я его к себе домой увожу, здесь все равно делать ему нечего, да и холодно в будке, морозы-то иногда ударяют под сорок. Нормальный корм ему каждый раз привожу. Расчесываю, профилактику провожу, разговариваю с ним…

Андрей Иванович, продолжая отвечать на мои вопросы, ласково поглаживал голову своего любимца. Бисмарк вел себя почти как кот, ласково льнул к рукам мужика и разве что не мурлыкал от удовольствия.

— А где он был в субботу, не знаете?

— Как же мне не знать, если я сам его еще в пятницу с утра, как мы смену сдали, в Город увез. В ветеринарку.

— Зачем?

— Отравился Бисмарк, съел что-то не то. Лежал грустный-прегрустный, даже приподняться не мог и скулил жалобно, прямо душу рвал… У меня в автомобильной аптечке только активированный уголь был, я штук пятнадцать таблеток в воде развел и ему в пасть влил, вроде полегчало. Но это ж все равно не лечение, а просто временная мера. Повез к ветеринарам…

— А чем отравился, так и не выяснили?

— Пытался. Я ж потом обе смены расспросами задолбал, все выяснял, кто и что ему давал. Ничего особенного не давали, говорят. Ту же кашу ему варили, что и обычно, и корм такой же давали. Наверное, нашел какие-нибудь объедки на базе да и съел. Здесь же студенческие компании иногда отдыхают, в мае-то. Шашлыки нажарят, схомячат, а за собой убрать недосуг. Вот он и нашел какую-нибудь тухлятину, переперченную-переприправленную…

— А разве он не все время на цепи сидит?

— Не всегда. Другие смены нет, а вот я лично всегда его спускаю с цепи, ближе к ночи. Собака — это зверь, ей моцион нужен. Видели бы вы, как он тут круги наматывает, когда я его спускаю…

— Ну ладно, увезли вы его в ветеринарную клинику, и дальше что?

— Промывание желудка сделали, две капельницы поставили, чтоб всю отраву из организма вывести. Сказали, еще пару дней понаблюдать, уколы поставить. Ну, я его в свой дом и привез, у меня там вольеры понастроены, еще пять немцев живут…

— Кто живет? — не сразу понял я.

— Немецкие овчарки. А в воскресенье с утра смотрю — опять Бисмарк загрустил, морду на лапы положил, от еды отказывается… Решил я, пусть до следующей смены у меня дома побудет, жена с сыном за ним присмотрят. Вчера он полностью оклемался, вот я его сегодня и привез…

Вон оно что, значит. С утра пятницы до утра среды самый эффективный сторож на базе отсутствовал. На больничном был. В не очень высоких профессиональных и личных качествах предыдущей смены я убедился вчера и не думаю, что другие две смены намного лучше. А вот собака — она и в Африке собака. Уж если бы ночью или вечером вблизи шарился кто-то посторонний, выслеживая бедного сластолюбивого Колю Абрамова, то собака бы лай подняла, это точно. А поскольку будка расположена рядом с местом дислокации охранников, то, думаю, они все же изволили бы вынести свои задницы и пройтись по территории базы.

Что же получается? А получается, что версия о проникновении постороннего лица на базу обрастает дополнительными подтверждениями. Вернее, так: все более и более реальной становится сама возможность такого проникновения. Да и с внезапным заболеванием кавказоподобного Бисмарка что-то нечисто.

— Андрей Иванович, а вы не помните, раньше вам не приходилось его возить в лечебницу?

— Никогда, — после непродолжительного раздумья ответил мужчина, — не было такой надобности. Он же дворняга наполовину, да и живет с самого детства на улице, так что крепкий, выносливый. Ничем раньше не болел.

Не болел, не болел… А за два дня до убийства взял и заболел. Причем не чумкой или воспалением легких, нет. Отравился. Может, кому-то очень нужно было убрать отсюда собаку на несколько дней?

За разговором с Андреем Ивановичем прошло около сорока минут. Моя дочь тем временем исходила вдоль и поперек всю базу, залезла во все щели, в какие только можно было залезть. А нельзя было залезть только в одно помещение: в тот самый домик, в котором убили Абрамова. На двери висел замок и были капитально приклеены бумажки с печатями следственного управления. Что ж, правильно, так и должно делаться.

Ровно в пять часов вечера приехали на «газели» Достоевский-Харченко и его помощники. В их числе был и тот молодой оперативник, которого я утром видел в крематории. Сам факт его участия в работе по делу меня очень радовал. Дело в том, что старший лейтенант Александр Сафронов был младшим братом одного моего подзащитного, которого я семь лет назад избавил от нескольких лет физического труда на свежем воздухе. Молодой мужик, кандидат в мастера спорта по самбо, в темном переулке заступился за честь совершенно незнакомой девушки, вступил в бой с шайкой отморозков, потенциальных насильников. Одного нечаянно убил, другого столь же нечаянно лишил возможности когда-либо кого-либо насиловать, а третьему сломал руку и вынес четыре зуба. А тут как раз и ментовский патруль подоспел. Девушка испугалась, убежала. А двое оставшихся в живых подонков накатали на самбиста заявление, и мог бы он рассчитывать самое лучшее на пятерку, если бы не я, адвокат Лебедев. Подробности пересказывать не буду, но результат сам за себя говорит: вышел мой парень из зала суда без наручников, юридически несудимым. А младший брат его, Саша, который в то время еще в школе милиции учился, потом стал сотрудником отдела уголовного розыска и в знак благодарности сливал все интересующие меня сведения. По делу об убийстве гражданина Абрамова — тоже.

Вслед за «газелью» следственного управления показалась и машина Максима Трофимова, на которой помимо него самого прибыли Аркадий Завитаев и Миша с Юлей. Тоже разумно, зачем зря бензин жечь, если можно всем уместиться в одном автомобиле. Вот и мои вчерашние знакомцы, Антон Лычагов со своим дедом, тоже не пожелали трепать свою ласточку. Видимо, Харченко их подхватил в Сосновке.

Проверка показаний на месте — это не то же самое, что следственный эксперимент. Внешне очень похоже, но есть и отличия. Одно из них заключается в том, что в следственном эксперименте одновременно может принимать участие много людей, а проверяют показания на месте у каждого гражданина в отдельности. В нашем случае последовательность определилась такая: брат моей подзащитной, Юля Назарова, Михаил Григорьев, Аркадий Завитаев и двое охранников. Сначала старый, потом молодой. Пока один рассказывает и показывает, остальные находятся на некотором отдалении, возле автомобильной стоянки.

Максим спокойно, хотя и несколько прерывисто рассказывал, как они приехали… как седой охранник открыл им гостевой домик… как разложили вещи… как бродили по берегу… как готовили шашлык… Описание событий, предшествовавших обнаружению трупа, Харченко потребовал дать не один раз, а целых два. Снова и снова Максим заходил в дом, открывал холодильник, брал бутылки и возвращался на берег, каждый раз указывая место, где он встретился и перекинулся парой слов с обиженным Колей, которому жить оставалось не более получаса.

Юля Назарова деловито рассказывала о своих манипуляциях по приготовлению шашлыка, пересказывала диалоги между участниками пикника, даже копировала некоторые жесты и выражение лиц. Зябко поводила плечами, как будто от холода, и уходила в дом. В прихожей брала куртку, накидывала ее на себя. Заглядывала в комнату, где продолжал обижаться Коля, двумя фразами призывала его возвратиться на берег. Получив отказ, выходила за дверь и спускалась с крыльца. Под влиянием естественного физиологического желания заходила в ближайшие кусты дикой малины, присаживалась… «Нет, нет, гражданка, джинсы снимать не обязательно…» Опять подходила к домику и возле крыльца встречалась со своим молодым человеком. Да, да, точно помню, он как раз выходил с телефоном в руках…

За словами и действиями свидетеля Михаила Григорьева мы с Зиной наблюдали особо внимательно. Вот он кладет на тарелку последний кусок свинины, делает глоток из стаканчика, вот он шарит по карману в поисках мобильника, встает и уходит в дом… Так, зашел в дверь, сразу налево, на кухню. Телефон оставлял заряжаться вот здесь, на выступе стены за холодильником. Вынул вот из этой розетки зарядное устройство, сунул телефон в карман, хотел было выйти, но все же заглянул в соседнюю комнату, увидел лежащего на кушетке Абрамова, позвал его той самой фразой: «Эй, ты чего куксишься, компанию подводишь, пойдем к нам». Получил короткий ответ: «Нет». А вот он выходит из домика, осматривается вокруг и видит свою девушку, выходящую из малинника… Да, да, вот из этих самых кустов. Берет ее за руку и возвращается к друзьям.

Курчавому темноволосому Аркадию Завитаеву не пришлось много рассказывать. Сидел на берегу, старательно делал вид, что не замечает ссоры между Абрамовым и Трофимовой, потом отошел на пару метров к воде, присел на гранитный валун. Смотрел на другой берег, думал о своем. Потом опять пересел на складной стульчик. Видел, как уходили и возвращались Юля с Мишей, как минут через десять Настя легонько хлопнула себя по бедру и пошла в сторону дома… Услышал ее приглушенный крик, вскочил. Побежал в дом. Увидел на пороге труп и сидящую на полу Настю. Проверил пульс, поискал в аптечке нашатырный спирт для Насти, не нашел. Оставив друзей в доме, побежал к охранникам, сообщил им о случившемся.

Дошла очередь до секьюрити. Перед тем как снимать у них показания, Харченко бегло ознакомился с содержанием тех бумажек, которые мне вчера удалось хитростью и наглостью выбить из Антона и его деда. Несколько раз хмыкнув и фыркнув, следователь все же сунул бумажки в свой портфель. Приобщать их к материалам дела я не просил, зная, что наверняка получу отказ по вполне разумным основаниям.

Впрочем, в этом не было особой необходимости. Несмотря на все свои недостатки, Федор Михайлович Харченко не был упрямым ослом, игнорирующим факты, которые не укладывались в его концепцию. И не был подонком, готовым с легкой душой отправить под суд невиновного человека. Мы еще вчера без слов поняли друг друга и заключили негласный договор: я представляю доказательства причастности к преступлению конкретного человека, а он снимает обвинения с моей подзащитной. Мешать мне в поисках таких доказательств Харченко не собирался, в этом я был уверен на двести процентов.

Может быть, Федор Михайлович слишком сурово посматривал на деда и внука, в глубине души проклиная их за то, что изначально ввели его в заблуждение своей ложью, но в итоге показания они дали именно такие, на которые я и рассчитывал. Старик рассказал и показал, как он встречал приехавших в субботу студентов и открывал им гостевой домик и как потом увлеченно смотрел старый советский фильм про Максима Перепелицу и футбольный матч Россия — Словакия. Антон же поведал, что к месту студенческой пирушки вообще за весь вечер не подходил, вплоть до того момента, пока не прибежал маленький чернявый паренек и не сообщил двум кретинам, что на их подведомственной территории произошло не вполне ординарное событие…

***

Около половины восьмого следственные мероприятия были закончены. Следователь сидел на деревянной лавке рядом с автомобильной парковкой и заполнял свои протоколы. Юля с Мишей сидели на другой скамейке, чуть в отдалении, и о чем-то разговаривали вполголоса. Аркадий Завитаев подошел было к ним, но быстро понял, что в данный момент его присутствие нежелательно, и тоже двинулся в сторону парковки. Незадачливые охранники, дед с внуком, смирно сидели рядом со следователем. Конечно, куда им деваться, они ж без машины.

Мы с Зиной и Максимом в пятый раз осматривали домик, где произошло преступление. Хотя там и осматривать-то нечего по большому счету. Совсем маленькое помещение, квадратов двенадцать, не больше. Заходя в дверь, попадаешь в прихожую. Из прихожей можно попасть в кухню и в единственную комнату. Окно в кухне выходит на лес, окно в комнате выходит на берег. В прихожей тоже есть маленькое окошко, и через него я вижу те гранитные валуны, возле которых в субботу сидели Настя и ее друзья…

— Максим Александрович, подойдите сюда, пожалуйста, — вдруг позвала молодого человека Зина, — вот сюда, к холодильнику.

Максим послушно подошел к доисторическому агрегату, как будто привезенному из тех времен, когда продавцы в продуктовых магазинах заворачивали трехрублевую красную колбасу в коричневую бумагу. Надо же, а ведь старая-престарая «Бирюса» исправно служит уже лет сорок, тогда как современные холодильники, изготовленные по зарубежным технологиям, оставляют желать лучшего в плане надежности. Умели технику делать, умели…

— Вы отсюда вино брали?

— Ну да, — утвердительно кивнул Максим, — другого холодильника здесь нет.

— Не помните, он в тот момент работал или нет?

— Конечно, работал, — удивился парень, — бутылки ж холодные были!

— Нет, вы меня не так поняли. Любой холодильник периодически включается и выключается, сам, без команды. Пять минут поработал — десять минут отдохнул и так далее. Старые советские холодильники обычно гудят, когда работают. А вот он — гудел или нет?..

— Не помню, — категорически пожал плечами молодой человек, — да и с чего бы мне помнить? Вот вы, — обратился он к Зине, — помните, работал ли сегодня холодильник на вашей кухне, когда вы продукты к завтраку доставали?

— Очень жаль, что не помните…

Я в тот момент не понял, к чему клонит моя дочь. А она протянула руку за холодильник, нащупала там штепсель и воткнула его в розетку. Агрегат чуть вздрогнул и еле слышно загудел. Зина вопросительно посмотрела на Максима. Тот опять пожал плечами, дескать, что вы от меня еще хотите. Зина недовольно покачала головой и резко выдернула штепсель из розетки. На сей раз «Бирюса» издала куда более громкий, дребезжащий звук, чем при включении.

— Точно, точно! — вдруг вскрикнул Максим. — Вот такой звук он и издал, когда я его закрывал! Значит, работал, точно.

— Уверены?

Зина пытливо заглядывала парню в глаза, а я стоял рядом и по-прежнему не понимал сути ее расспросов.

— Уверен. А что?

— Да так, ничего особенного, — смущенно улыбнулась Зина, — у меня к вам просьба, Максим Александрович. Дойдите, пожалуйста, до будки охранников и попросите показать холодильник, который у них там стоит. Меня интересует, с таким ли точно шумом он включается и выключается, или тише, или громче.

Трофимов недоверчиво посмотрел на мою дочь, хмыкнул и спустился с крыльца. Дождавшись, пока он отойдет на приличное расстояние, Зина подвела меня вплотную к холодильнику.

— Обрати внимание на розетку, папа.

Розетка как розетка. Двойная. Пара дырочек вверху и пара внизу. У меня дома почти все розетки такие же.

— Ничего странного не видишь? А теперь смотри и слушай.

Зина опять взяла в руку штепсель и воткнула его в верхнюю розетку. Холодильник дернулся и загудел. Зина вынула штепсель, и гудение прекратилось. Ну что ж, ничего странного, вполне соответствует законам физики.

— Смотри дальше, пап.

Зина плавно вставила вилку в нижнюю часть розетки. Никакой реакции, агрегат молчал. Еще раз! Ничего. Еще раз. Полная тишина.

— И что же… — начал было я и осекся. До меня дошло.

Выйдя на крыльцо, я помахал рукой Мише Григорьеву, приглашая его подойти. Он вместе со своей подругой поднялся с лавочки и зашел в дом. Я обратил внимание, что он осторожно перешагнул то место, где ранее лежал труп Коли Абрамова.

— Михаил Сергеевич, давайте еще раз кое-что уточним, — предложил я. — Только одно обстоятельство, по поводу ваших показаний.

— Какое обстоятельство?

— Покажите, пожалуйста, куда вы клали телефон, когда ставили его на зарядку?

— Я должен всем показать по два раза? — раздраженно сказал Григорьев. — Сначала следователю, потом вам, да?

— Не нужно раздражаться, я же не из простого любопытства спрашиваю… Просто покажите, куда вы клали телефон.

— Вот сюда, — молодой человек легонько щелкнул по выступу в стене, на который он уже действительно указывал дважды за сегодняшний день.

— Хорошее место, — удовлетворенно констатировал я, — там ваш телефон никому и не виден. Если бы в домик забрался вор, он бы его просто не нашел, так ведь? Разве что стал бы шариться за холодильником…

Михаил пристально посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Зину, потом взглянул на стоящую рядом Юлю. Покусал губы.

— Не понимаю, что вы мне хотите сказать.

— А телефон-то в итоге зарядился?

— Зарядился. И что?

— Только то, что вы лжете. Не ставили вы телефон заряжаться. Обратите внимание: из двух розеток работает только одна, верхняя. А вы ни разу не сказали, что выдергивали штепсель от холодильника из розетки!

В подтверждение своих слов я несколько раз продемонстрировал Григорьеву то, что несколькими минутами ранее показала мне дочь. Молодец она у меня, на такую мелочь внимание обратила. Интересно, как парень будет выкручиваться? Впрочем, выход у него только один. Именно так стал бы выкручиваться в подобной ситуации и я сам.

— Я не знал, что розетка неработающая… — пробормотал Михаил. — Я поставил телефон и пошел с друзьями на берег. Потом забрал. Получается, он у меня все это время не заряжался…

— Так вы же только что сказали, что телефон зарядился?

— Я так думал.

— И когда взяли телефон в руки, не посмотрели уровень заряда батареи?

— Нет.

— Ну ладно, Михаил Сергеевич, — спокойно сказал я, — у меня нет к вам больше вопросов… Хотя вот еще один: вы кому звонили-то?

— Когда звонил?

— Ну, вам же для чего-то понадобился мобильник. Специально в дом пошли за ним. Звонка важного ждали? Или сами хотели позвонить?

Парень вдруг разозлился. Вернее, не очень умело сделал вид, что разозлился. Опыт у меня большой, так что наигранность его поведения я сразу распознал.

— Да почему я должен что-то объяснять?! — выкрикнул он. — Я оставил свой телефон в доме. Захотел его забрать и забрал. Без всяких причин! И не собирался я никому звонить! Просто мне привычнее, когда телефон лежит в кармане. Вот и все, никаких других объяснений нет. Вы довольны?

— Более чем. Не волнуйтесь, Михаил Сергеевич, я же сказал, что больше вопросов к вам мне имею… Можете ехать в Город.

Парень еще раз пристально оглядел нас, сжал руку Юли Назаровой, которая в течение всего нашего разговора не произнесла ни слова, и они вместе вышли за дверь. Еще через пару минут вернулся Максим, и нам пришлось сделать вид, будто нас действительно интересуют технические характеристики, внешний вид и содержимое холодильника, стоящего в помещении охраны…

***

Пока возвращались в Город, Миша Григорьев десять раз успел пожалеть, что решил сэкономить на бензине и не поехал на своей машине. Не мог же он говорить с Юлей на волнующую его тему в присутствии Максима Трофимова и Аркадия Завитаева, сидящих спереди, один на водительском месте, второй на пассажирском.

Поднявшись наконец в квартиру, которую они с Юлей снимали уже около года, молодой человек дал волю своим чувствам.

— Блин, и что теперь будет?! Надо ж было проколоться на такой мелочи! Завтра меня вызовет следователь, начнут теребить оперативники, и что я им буду говорить?

— Да чего ты завелся-то?.. Ну, спросил тебя адвокат про твой телефон, подумаешь… Ты же отмазался!

— Юля, да он же мне не поверил! У него на усатой роже написано, что он мне не поверил! И отмазка моя дешевая какая-то. Поставил телефон на зарядку и не проверил, зарядился он или нет… Ну глупо же!

— Ничего страшного.

Юля сбросила с себя уличную одежду и набросила на плечи халат, настолько короткий, что его можно было принять за рубашку. Белоснежная ткань подчеркивала великолепие ее смуглых ног, которые были главным предметом гордости Юли Назаровой. Ей было досадно, что Михаил категорически запрещает надевать этот эротичный халат в присутствии гостей мужского пола.

— Не психуй, Микки, у нас все в порядке. Подумай сам: если бы эта дурацкая нестыковка с телефоном имела какое-то значение, адвокат Насти непременно сообщил бы о ней следователю. Нам же читали правоведение на первом курсе, ты что, все забыл? Кто такой адвокат? Да никто. Он ничего не решает и ни на что не влияет. В уголовном деле все решает следователь. Если уж адвокат поймал тебя на лжи, он должен был мгновенно позвать… как фамилия того бесцветного мужика? Харченко! Вот его он должен был позвать и сказать, что ты соврал про телефон. А он не позвал и не сказал. Значит, нестыковка эта вообще никакой роли не играет, пойми ты!

Миша ничего не ответил, только горестно вздохнул. Последние четыре дня ему было плохо, очень плохо. Никогда прежде ему не приходилось совершать подлость такого масштаба, способную привести к столь тяжким последствиям. Но и не совершить ее он не мог. Не мог, потому что безумно любил сидящую в глубоком кресле жгучую брюнетку в сверхкоротком белом халате.

Благосклонности Юли Назаровой Миша добивался долго. Еще на вступительных экзаменах он обратил внимание на смуглую, темноволосую девушку с длинными ногами и пышным бюстом, светящуюся какой-то библейской, семитской красотой. Про себя он называл ее «Юдифь», по имени героини древнееврейского эпоса. Именно такой тип женской внешности всегда притягивал молодого человека, которого природа остроумно наделила чисто славянскими светлыми кудрями и голубыми глазами. Неудивительно, что две его предыдущих девушки происходили из народа, утратившего свою государственность во времена Римской империи и восстановившего ее вскоре после Второй мировой войны. Сама Юля Назарова, впрочем, была русской.

Три года Миша пытался стать для Юли Назаровой чем-то большим, чем просто хороший знакомый, однокурсник. Оказывал ей мелкие знаки внимания. Старался как можно больше бывать в тех же компаниях, что и она. Не пропускал ни одного праздника или просто студенческой вечеринки с ее участием. Передружился со всеми ее подругами, в том числе с самой близкой, Настей Трофимовой. Не позволял себе никаких интимных отношений с другими девушками, а если и позволял, то только в том случае, если имел железные гарантии, что о них не узнает Юля.

Нельзя сказать, что его усилия оставались незаметными для объекта внимания. Редкая женщина, находясь в здравом уме и имея хоть какой-то жизненный опыт, не распознает за три года мужскую влюбленность. Но Миша Григорьев, сын малоимущих родителей, мальчик из провинции, проживающий в студенческом общежитии, немного закомплексованный, немного «ботаник», равнодушный к ночным клубам и не умеющий танцевать, до поры до времени не привлекал активную, бойкую и сексуально раскрепощенную Юлю Назарову. Ей нравились парни мажористого типа, любители ночной жизни, готовые сорить денежными купюрами ради своей девочки. Такие у нее всегда и были начиная с девятого класса. С тех пор количество ее половых партнеров перевалило через второй десяток, а период отношений с каждым из них варьировал от двух часов до двух месяцев. Сексуальный аппетит у девушки явно превышал средние показатели, и молодые клубные парни с купленными на родительские деньги тачками готовы были ее потребности удовлетворять.

Ситуация изменилась к середине четвертого курса. Во-первых, Юля несколько подустала от тусовок и вечно сменяющихся партнеров, ни в одном из которых она не видела интереса к себе как к личности. Во-вторых, сам Миша Григорьев немного пообтесался в Городе, утратил наиболее заметные и отталкивающие провинциальные черты, поднаторел в новомодной индустрии развлечений.

Самым же решающим обстоятельством стало появление у него денег. В маленьком городке на севере области умерли один за другим родители Миши, и в его собственности оказалась двухкомнатная квартира в панельном доме брежневской застройки, которую молодой человек почти сразу же продал. Не бог весть какие деньги, но их все же хватило и на новенький «форд», и на модные шмотки, и на то, чтобы перебраться из общежития в съемную хату и ежемесячно платить за нее по пятнадцать тысяч рублей. Кое-что еще и осталось, и Миша мог позволить себе шиковать по клубам и торгово-развлекательным центрам. Не на очень длительный период, правда…

Отмечать завершение зимней сессии Миша пригласил не только Юлю, но и ее лучшую подругу Настю. Кстати, тогда же он впервые увидел ее брата Максима. Молодого человека у Насти Трофимовой на тот момент не было, она еще приходила в себя после разрыва с Колей Абрамовым и пришла в ресторан с братом.

Веселье в одном из лучших питейных заведений города продолжалось до двух часов ночи, после чего как-то само собой получилось, что Трофимовы оказались в одном такси, а Миша с Юлей — в другом… Уснуть Мише удалось только под утро, а царапины на спине, оставленные ногтями страстной жгучей красавицы, были видны в зеркале еще десять дней.

Вскоре у Юли произошел конфликт с родителями по какому-то незначительному поводу, который она даже не стала разъяснять Мише, и девушка перебралась к нему на квартиру. Совместный быт, совместные нужды, совместные радости и неприятности… Молодой человек был счастлив и горд собой: он наконец достиг цели, добился «своей» женщины. Не с каким-нибудь крутым бизнесменом или мажором она живет и страстно занимается сексом, а с ним, Мишей Григорьевым, совсем недавно приехавшим из северного городка с одним потертым чемоданом в руках. А то, что деньги, вырученные от продажи квартиры, очень скоро растают в воздухе, как дым от костра, так это не беда. В конце февраля, сразу после сдачи государственных экзаменов, молодой человек устроился работать продавцом-консультантом в магазин бытовой техники, трудился три дня через три, деньги, хоть и невеликие, все же зарабатывал. До получения дипломов можно дотянуть, а потом Миша надеялся устроиться в планово-экономический отдел крупного коммерческого предприятия, где его готовы были принять…

Финансовые запасы иссякли, однако, гораздо быстрее. Пришлось идти по дорожке, проторенной миллионами любителей иметь «самое лучшее, прямо сейчас»: брать кредиты в банках. От некоторых увеселительных мероприятий Миша тоже вынужден был отказаться. А его подруге даже и без этих ограничений уже приелась совместная жизнь с одним и тем же парнем, довольно посредственным, с ее точки зрения. Надоело и ведение домашнего хозяйства, к которому Юля чувствовала себя совершенно неприспособленной. Миша чувствовал, что ей стало откровенно скучно с ним жить. Боялся, что скоро она найдет предлог, чтобы помахать ему ручкой, уйти и не вернуться.

Но Юля Назарова не была бы самой собою, если бы ушла в никуда. Она и во время совместной жизни с Мишей тяготилась ограниченностью общения с представителями противоположного пола. Остаточный провинциализм в сочетании с ревнивым нравом Михаила Григорьева страшно мешали ей жить так, как она привыкла. Знакомиться в клубах и танцевать с парнями, принимать подарки от ухажеров, носить вызывающе короткие юбки, больше похожие на широкие пояса… Склонность к промискуитету была у нее в крови.

Несколько недель назад Миша случайно стал свидетелем недвусмысленной сцены с участием своей девушки и Коли Абрамова… Ничего серьезного-то и не было, кроме легкого флирта и полунамеков, да и что еще могло произойти в коридоре вуза в перерыве между парами? Миша тогда сдержался, сделал вид, что ничего не заметил. Но подобные сцены повторялись в самой нейтральной обстановке и в самых обыденных ситуациях. К майским праздникам молодой человек уже не сомневался: Юля «запала» на Николая Абрамова. Может, он и не совсем в ее вкусе, но все же яркий, модный, общительный, «человек-праздник»… Да и деньги у него время от времени откуда-то появлялись, хотя происходил из малообеспеченной семьи, воспитывался матерью и теткой. Короче, вполне подходящий вариант для девушки с таким складом характера, как у Юли. А то, что Коля — вроде как официальный бойфренд лучшей подруги, Насти, так это ерунда. Подобные обстоятельства никогда не были для Юли Назаровой достойным внимания препятствием для устройства личной жизни.

Мише ни на какой пикник ехать не хотелось. Чем больше времени Юля будет проводить в компании Коли Абрамова, тем больше у нее соблазна. И тем больше возможностей воплотить свои мечты в реальность. Миша пытался было отговорить Юлю от поездки, но открыто говорить о своей ревности не смог, а других аргументов просто не нашел. Вечер субботы, никаких срочных дел у них нет, лучшие друзья собираются весело провести время на природе — почему не поехать?.. Миша предчувствовал беду и в своих предвидениях не ошибся. И теперь он должен лгать, выкручиваться, презирая самого себя. Одно хорошо: Николай Абрамов больше не опасен. Юлечка к нему не уйдет…

***

Воодушевившись найденным в интернете восторженным текстом, повествующим о чудесах Крымских гор, Сергей и Настя решили провести вечер на самой вершине вулканического массива Кара-Дага, на Святой горе.

С полукилометровой высоты открывается вид, поистине переворачивающий сознание. Здесь бы и человек с менее развитой духовностью и небогатым воображением поневоле задумался бы о вечности мира и бренности человеческого существования, о Боге и дьяволе, о Добре и Зле, о спасающей мир красоте, о смысле жизни и о многих других вопросах, на которые тысячелетиями ищет ответы философская наука.

Молодые мужчина и женщина сидят на поросшей редким кустарником застывшей лаве, которая в юрскую эпоху плеснула из земных недр, шипя и взрываясь, поднимаясь в небо раскаленными клубами дыма и газа. Разливалась огненными реками, с жутким ревом обрушивалась в море. Успокаиваясь и застывая, образовывала причудливые фигуры, по сей день приковывающие к себе пытливые взоры туристов и вызывающие трепет людских сердец. «Король», «Королева», «Епископ», «Сфинкс»… Сидя на плотном покрывале и одной рукой обнимая Настю, Волков несколько раз быстро закрывает и открывает глаза, вновь и вновь пытается разглядеть в темных скалах фигуры тех, кого они изображают. Почему вот эта коричневая громада именуется «Королем»? Где корона, где скипетр, где горностаевая мантия?.. Сергей вспоминает, что много лет назад, любуясь красотами Кара-Дага, глазами шестилетнего мальчика он без труда распознавал всех здешних сказочных персонажей. И зачем так страстно хотел побыстрее вырасти? Ну вот, вырос. Да, многое приобрел. Но кое-что и потерял, например, способность смотреть на мир глазами ребенка, видеть сказочное, сверхъестественное, невероятное…

Он переводит взгляд чуть правее, смотрит на соседнюю скалу, верхушка которой еще освещена лучами падающего за далекие желтые холмы солнца. Когда последний луч дневного светила догорает, Волков вдруг видит, как бурая поверхность скалы начинает светлеть и скоро становится белоснежной. Видит стройное женское тело, одетое в длинное, в пол, старинное платье. Видит выпуклости симметричных грудей, горделиво развернутые плечи, изящную сверкающую корону на высоко поднятой голове, чувствует на себе надменный взгляд слегка прищуренных глаз. Королевский взгляд! Снежная Королева, странным образом переместившаяся из холодной Арктики в жаркий Крым, усмехается очень знакомым движением губ. Волков пристально, хотя и с некоторым страхом вглядывается в ее лицо и узнает… Ну конечно, еще бы не узнать! Одна Снежная Королева вдали, другая — рядом. От далекой исходит арктический холод, от близкой — приятное согревающее тепло. Но нет, не двух королев он видит и чувствует, а одну, в двух лицах, в двух ипостасях… Так и до галлюцинаций недалеко. Сергей трясет головой, разгоняя наваждение. Прикасается губами к Настиной шее и замечает, что девушка тоже с приоткрытым ртом всматривается в причудливые нагромождения скал. Грудь ее часто вздымается, щеки горят… А где-то далеко внизу вздыхает и шуршит галькой о камни Черное море. И кажется, что сама Святая гора, несокрушимая твердыня, тоже пульсирует и колышется, как будто в ее недрах запрятано гигантское живое сердце… Впрочем, так оно и есть. На многокилометровой глубине кипит и бурлит магма, и кто знает, когда захочется ей вновь разбудить спящий вулкан? Страшно подумать… Нет, совсем не так. Волков ловит себя на мысли, что ему как раз совершенно не страшно думать о грядущей катастрофе, которая может полностью изменить очертания береговой линии на десятки километров, обрушить в море все эти горные музеи застывших фигур и на их месте возвести новые коллекции королей, монахов и фантастических зверей, еще более величественные.

— Как странно, — говорит Настя.

— Что именно?

— Вспомнилось сейчас… «Страсть к разрушению есть вместе с тем творческая страсть». Знаешь, чьи это слова?

— Михаила Бакунина, идеолога русского анархизма, — отвечает Волков, с минуту побродив по закоулкам памяти. — Кажется, ты сейчас подумала о том же, о чем и я?

— Наверное. Ведь мы с тобой сейчас любуемся результатами разрушений, взрывов, катастроф. А представляешь, сколько здесь погибло живого? От огромных диплодоков и стегозавров до мельчайших насекомых. И смотри, что родилось в итоге. Какие красоты, какие виды!

— Грустная правда бытия… Для того чтобы людишки через миллионы лет восхищались видами, нужно было уничтожить целый ареал обитания. Красота и смерть вообще идут рука об руку. Красота осеннего леса в средней полосе России тоже завораживает, но ведь она является продуктом увядания, угасания жизни. Облетят эти желтые, красные, бурые и бордовые листочки, и наступит безжизненная зима… Но ты сейчас упомянула творческую страсть, а разве понятие «творчество» можно применить к безликой природе? Творчество — процесс осознанный.

— А ты уверен, что за спиной природы не стоит личность, мыслящая субстанция, способная принимать решения и приводить их в исполнение? Сознательно разрушать и сознательно создавать?

— Бог?

— Пусть будет Бог, — с готовностью соглашается Настя, — хотя для меня это слово имеет совсем не тот смысл, который вкладывают в него христианские и мусульманские вероучителя. Если Он реально существует, то не имеет никакого отношения к нашим дурацким религиям, со всеми их мечетями и храмами, пагодами и синагогами, рясами, иконами и монастырями... Знаешь, мне однажды мой отец задал вопрос: «Ты атеистка?» Я ответила: «Нет». Тогда он спросил: «А какой же веры ты придерживаешься?» И я не смогла ответить. Потому что я не отрицаю существования Бога, но и не верю в тех богов, которых навязывают человечеству все мировые религии.

— А ведь твой папа, кажется, католик?

— Был когда-то. Он воспитывался в семье с католическими традициями, но бабка с дедом религиозными фанатиками не были, они только познакомили его с основными положениями христианства, обучили нескольким молитвам. Но это все — в детстве. А потом они переехали в Советский Союз, я тебе рассказывала. В Советском Союзе открыто исповедовать католицизм было небезопасно…

— Ясное дело, — саркастически усмехается Волков. — И не только в СССР, но и в Российской империи. То объединение, которое называет себя Русской православной церковью, оно же свое, домашнее, послушное любой власти и полностью от нее зависимое. Ислам тоже неопасен, у него нет единого духовного центра. Иное дело — католицизм. Нашим вождям во все времена была неприятна мысль, что часть населения считает себя детьми другой церкви, глава которой, страшно подумать, живет в другом государстве и не подчиняется решениям Священного Синода или Политбюро.

Настя звонко смеется. Достает из рюкзачка термос, разливает горячий чай в два пластиковых стаканчика.

— Вот именно, — произносит она, отпивая терпкую дымящуюся жидкость, — так что папу моего можно считать католиком и вообще христианином с большой натяжкой. Хотя в некоторые моменты у него случаются всплески религиозного мировоззрения… Года три назад он пытался доказать мне, что вступать в интимные отношения с мужчиной без обряда венчания есть страшный грех, совершенно непозволительный для наследницы польских и французских родов. Представляешь? А когда он все же узнал про мои отношения с этим подонком Абрамовым, то был вне себя от ярости. И из-за того, что Коля меня предал, и из-за того, что я вообще легла с ним в постель… Не знаю, из-за чего больше.

— Просто непонятно, как он согласился, чтобы ты со мной в Крым поехала, — качает головой Волков, — и как он вообще мирится с тем, что мы с тобой вместе проводим ночи у меня дома.

— Так я ж говорю, у него религиозность проявляется всплесками… Нелогично, согласна. Кстати, нелогичность и непоследовательность христианской церкви в свое время и оттолкнули меня от нее. И еще предельно слабая аргументация священников, что в России, что на Западе. Иногда, читая их сочинения, я думала: «Да лучше б вы вообще ничего не писали, больше бы верующих было…»

— Да уж, — в знак согласия кивает Сергей, ложась на покрывало и нежно поглаживая рукой Настину спину, — с некоторыми пассажами отцов церкви и мне приходилось сталкиваться. Например, перечисляют разные случаи, когда человек тяжело болел, или еще какая-нибудь беда с ним случилась, и он горячо молился или родственники за него молились, и происходило чудесное выздоровление, и все беды рассасывались сами собой. Священники вопрошают: что, разве сие не доказывает существование Бога? И они совершенно забывают про массу других случаев, когда больные люди молятся о выздоровлении и все равно умирают. Когда гибнут двухлетние дети, заведомо безгрешные даже с христианской точки зрения. Когда своды храмов обрушиваются прямо на головы молящихся… Ну представь: ты проводишь физический эксперимент, получаешь энный результат. Еще пять человек проводят такой же эксперимент, тоже получают энный результат. А еще десять человек проводят такой же эксперимент и получают совершенно другой результат! Допустимо ли выводить физический закон, исходя из результатов первых шести опытов и отбрасывая результаты десяти опытов?

— Нет, конечно… Да и с данными современной науки церковь свои воззрения не потрудилась увязать. Если уж они отрицают биологическую эволюцию и утверждают, что человек и животные всегда выглядели так, как они выглядят теперь, то следовало бы ответить на вопрос: а кто ж тогда разбросал по всем пяти континентам кости древних ящеров, всех этих плезиозавров, мастодонтов и прочих трицератопсов? Кто и с какой целью закопал в землю останки питекантропов и неандертальцев, и откуда взялись следы их жизнедеятельности?..

— Кстати, Настя, насчет неандертальцев… Костер разжигать будем?

— Нет, нет, Сережа, если уж здесь заповедник, то обойдемся без костра, не будем наносить ущерб Святой горе… Мы ж не до утра сидеть будем, максимум до полуночи.

— Не замерзнешь за три часа?

— У нас еще чая немного осталось, переживем. И потом, большое значение имеет, чем мы будем эти три часа заниматься…

На южном небе проступили звезды и молодой месяц. Двое людей на вершине Святой горы предались великому таинству плотской любви.

Глава 7

На следующий день я вновь отправился на Екатерининское шоссе для встречи с моей очаровательной подзащитной. Пока ждал ее в комнате для встреч с адвокатами, поймал себя на том, что очень боюсь увидеть признаки увядания ее красоты. Такое щемящее чувство иногда охватывает, когда ставишь в вазу с водой роскошный букет пурпурных роз или больших белых хризантем и понимаешь при этом, что всего через несколько дней их внешний вид изменится до неузнаваемости, и на помойку придется выкидывать сухие крошащиеся прутья. Человек, тем более молодой и здоровый, может вынести гораздо больше, чем срезанный садовый цветок. И все же мне до боли в сердце не хотелось видеть угасающую красоту Насти Трофимовой.

Впрочем, когда ее привели, я с облегчением перевел дух. За минувшие с нашей последней встречи два дня девушка и не изменилась. Не появилось ни затравленного или забитого выражения глаз, ни скованности движений, ни повышенной нервозности или фатального безразличия. Ну что ж, сильная натура. Оказалась в совершенно незнакомой, угнетающей обстановке, да еще и ближайшее будущее покрыто мраком, а сама ничего, держится. Или она настолько уверена, что я смогу ей помочь? Эх, Анастасия, мне бы твою уверенность…

Практически все заданные мною вопросы касались друзей Насти, ставших свидетелями по делу об убийстве Николая Абрамова. Миша, Юля и Аркадий. Последним я интересовался скорее для фона. Не хотелось мне раньше времени привлекать внимание именно к Михаилу Григорьеву и его девушке. С адвокатом следует быть предельно откровенным, это факт. А вот подзащитному вовсе не обязательно вываливать всю правду-матку. В некоторых случаях можно только хуже сделать. Вот рассказал бы я Насте про то, как поймал на лжи Мишу, и стала бы она день и ночь думать на эту тему. В итоге сделала бы вывод, что он и есть убийца… Раз солгал — значит, убийца. Обычно далекие от криминала люди рассуждают именно так…

Сам же я абсолютно не был уверен, что Григорьев причастен к преступлению. Тем не менее он солгал. Никакой телефон он в тот вечер не забирал, потому что на зарядку его не ставил. Так зачем же он поперся в домик? Ведь была же причина! Причем такая причина, о которой он не считает возможным рассказывать ни мне, ни следователю. Кто же может вести себя подобным образом? Убийца. А еще кто?

Ну ладно, пускай он убийца. А какой у него мотив убивать Абрамова? Анастасия долгое время близко общалась и с тем и с другим, была в курсе их взаимоотношений. Однако из ее рассказа никакого мотива не вырисовывалось. Пожалуй, только на одно обстоятельство можно было обратить внимание: по словам Насти, в последние полтора месяца Миша как будто избегал общества Коли Абрамова. В апреле и первой половине мая, вплоть до злополучного пикника, они не встречались в одной компании. Да и на самом пикнике была между ними какая-то натянутость. Пару раз за субботний вечер Настя замечала настороженно-недоброжелательные взгляды, которые Миша Григорьев кидал на Колю.

— А еще что, Настя, что еще? — тормошил я ее. — Вернитесь мысленно в прошлое на пять дней, представьте, что вы на озере…

— Не знаю, что еще вам сказать… — задумчиво произнесла подзащитная. — Я ведь специально ни за кем из своих друзей не наблюдала, просто общалась. Они вели себя как обычно. Аркадий шутил и балагурил, так у него характер такой, он всегда душа компании, центр веселья. Максим говорил мало, инициативы в разговоре не проявлял, только отвечал, когда к нему обращались. У него по жизни манера общения такая. Юля вела себя непринужденно, раскованно, как и всегда. Миша… Пока мы сидели на берегу, он часто брал Юлю за руку и держал, нежно поглаживая. Но я и раньше замечала за ним такую привычку, он же ее очень любит…

Настя сделала паузу, нахмурила брови, припоминая. Я искоса смотрел на нее и думал о том, насколько различно мужское и женское восприятие мира. Недавно мне довелось прочитать очень увлекательную книгу, в которой автор доказывал, что в процессе эволюции у мужчин и у женщин сформировались совершенно разные качества, необходимые для выполнения своих социальных и семейных функций. Испокон веков на всех континентах мужчина был добытчиком, охотником, рыболовом, земледельцем или пастухом, а женщина — хранительницей домашнего очага и, самое главное, матерью. И последние сто–двести лет женской активности во всех сферах жизни никак не могли разрушить нормы, сложившиеся за десятки веков… Как в каменном веке, так и сейчас мужчина ночью просыпается от хруста ветки за окном, а женщина — от плача ребенка, а не наоборот. Как в древности, так и сейчас мужчина обращает внимание на предметы, а женщина — на людей, на их лица, жесты, интонации… Потому-то женщины гораздо лучше разбираются в человеческих отношениях. Пресловутая интуиция это не что иное, как умение быстро и незаметно для себя делать выводы на основании мелочей и деталей, неуловимых для мужского взгляда и доступных для женского…

— Мне кажется, в субботу Миша держал ее руку немного не так, как обычно, — произнесла наконец Настя. — Слишком уж крепко сжимал. А когда поглаживал, то получалось это не нежно, а скорее нервно… И посматривал на нее с какой-то тоской. Так смотрят на человека, которого очень сильно любят и которого приходится провожать в длительную командировку…

— А почему так могло быть, не знаете?

— Понятия не имею. Хотя, по совести говоря, меня давно удивляло, что они все еще вместе. Не то чтобы кто-то из них плохой был, просто они очень разные. Вы бы Мишу Григорьева раньше видели, года четыре назад, он же был как из глухой деревни… Да и вообще, даже если не брать во внимание его личность, для меня странно, что Юлька больше года остается с одним парнем. Она ж полигамная всегда была, сколько я ее знаю. Сторонница свободных отношений…

— И тем не менее совместно жила с Григорьевым на протяжении длительного времени, — кивнул я. — Действительно, странно. Не знаете случайно, с кем еще у нее были отношения?

— В смысле, изменяла ли она Мише? Нет, такого не было. Она любила флиртовать с парнями, могла позаигрывать, поулыбаться, но никаких серьезных отношений на стороне у нее не было.

— А как думаете, если бы она стала изменять своему парню с кем-то, поделилась бы с вами своим секретом?

— Почти уверена, что да, — кивнула Настя, — потому что со мной она откровенно говорила о своей личной жизни. В подробностях рассказывала о своих парнях, в том числе даже и о таких вещах, о которых обычно не рассказывают… Ну, вы понимаете.

Конечно, я понимал. Женская потребность обсуждать с подругами своих мужчин неистребима и неизлечима. Да и вряд ли нужно ее излечивать. Жаль только, что многие современные молодые девушки не считают нужным умалчивать и о всяческих постельных подробностях… Хотя, если откровенно говорить, чем мы, мужики, лучше?

— Несколько раз за последние годы случалось так, что у Юльки был парень, а она в то же время заводила отношения с другим и делилась со мной этой новостью… — продолжала Настя. — Так что вряд ли бы она стала молчать и на этот раз.

Со свидания с подзащитной я уезжал в раздумьях. Ложь Михаила Григорьева не выходила у меня из головы… Мог ли он чисто физически убить Абрамова? Мог. Сделал вид, что оставил в доме сотовый телефон, зашел, взмахнул топором, а потом вернулся как ни в чем не бывало на берег вместе с Юлей… Стоп, а Юля тогда где была? В кустах возле гостевого домика. Но ведь Миша не мог знать, что она туда пойдет. Он пошел за телефоном, предполагая, что Юля находится там же, в домике. Или ему было все равно, увидит она или нет? Тогда получается, имел место сговор между ними… Как говорится, муж и жена — одна сатана… Миша и Юля в законном браке не состоят, но ведь не штамп же в паспорте сближает мужчину и женщину.

Нет, не получается. Если Григорьев и Назарова совместно совершили убийство, они должны были иметь серьезный мотив. Оба. Из рассказов Насти Трофимовой, да и вообще из всех сведений, которые у меня имелись, я не мог предположить хоть какую-то причину, по которой Юля желала смерти Абрамову. А у Миши могла быть такая причина?.. В тот вечер он проявлял признаки тревожности, как будто боялся потерять свою девушку. А Юля Назарова, по словам лучшей подруги, не из тех девушек, которые могут обходиться без мужского внимания. Так разве нельзя предположить, что у нее кто-то появился? Новый мужчина, возможный кандидат на место Миши? И разве нельзя предположить, что таким мужчиной был как раз Коля Абрамов? Вот и объяснение, почему моя подзащитная не знала, какие перемены намечаются в личной жизни подруги. Эротоманка Юлечка ни в коем случае не стала бы делиться с Настей веселой новостью, что собирается «замутить» с ее парнем!

Но ведь если о планах Юлечки Назаровой не знала моя подзащитная, то из этого не следует, что о них не знал Миша Григорьев. По словам Насти, безумно любящий и безумно ревнивый. Зная неуемный сексуальный темперамент и врожденное непостоянство своей пассии, он наверняка должен был проверять и перепроверять каждый ее шаг, касающийся отношений с другими мужиками. Предположим, он на чем-то поймал Юлю… Мало ли на чем? Не стертые из телефонной памяти звонок или смс-сообщение. Позднее возвращение девушки домой, подкрепленное объяснением, которое на поверку оказалось ложным. Откровения какого-нибудь знакомого в стиле «А я твою видел вчера знаешь с кем?!» На многих таких мелочах может погореть человек, изменяющий или намеревающийся изменить своей половинке…

А если Миша каким-то образом узнал о симпатиях своей девушки к Николаю Абрамову, то сам бог велел предположить возможность убийства на почве ревности. Да и сами обстоятельства совершения преступления отлично укладываются в эту схему. Как могли развиваться события на озере? Обидевшийся на свою подругу и не шибко трезвый Коля уходит в домик. Девочка Юля соображает, что сейчас самый момент для того, чтобы предложить себя в качестве достойной замены. Давно ведь известно, что обида — одна из основ супружеской измены. «Ах, ты так со мной! А я тогда вот так!..» Для подростков и молодых людей это особенно характерно, а ведь нашим студентам всего по двадцать два года… Ну и вот, значит, Юля идет в дом, как будто за курткой. Кстати, если бы девушке с таким складом характера понадобилась только теплая одежда, она бы не сама пошла, а своего парня попросила бы принести. Идет в дом, разговаривает с Колей… А может, у них там и нечто большее начинается, чем просто разговор. Неожиданно заходит Миша. Никакой телефон ему не нужен, он просто не хочет оставлять свою девушку наедине с Колей. Происходит короткая ссора двух самцов из-за прелестной темноволосой самочки. Взмах топора… В итоге труп.

Стоп. Топор ведь не в доме лежал, а возле дома, на ящике из-под дров. Значит, Миша прихватил его на всякий случай… Или не на всякий случай, а именно с целью навсегда избавиться от конкурента. И присутствие Юли ему не помешало. Наоборот, зарубив Колю, он мог повернуться к девушке и назидательным тоном сказать ей нечто вроде: «Вот, смотри, и со всеми так будет, с кем ты мутить начнешь за моей спиной, да и с тобой такое тоже случиться может». Бред? Вовсе нет.

И не надо удивляться слаженности их ложных показаний. Там же, в домике, Миша мог убедить Юлю исказить картину преступления. Сказать, что Коля был жив и здоров, когда она уходила из домика. А в дальнейшем сваливать вину на того из их компании, кто обнаружит труп Абрамова. Кому больше не повезет, проще говоря. Больше не повезло моей подзащитной…

Могла ли Юля Назарова согласиться покрывать Мишу, у нее на глазах зарубившего человека? Опять же, зная личность Юли, можем сделать вывод: могла. Ей был нужен живой Коля, а мертвый-то зачем? А если Мишу сейчас посадят, то с кем она останется? В конце концов, даже если Юля не сильно дорожит их отношениями, она все равно не может не видеть, как сильно парень ее любит. Любая девушка, даже такая распущенная, хоть немного должна ценить истинное чувство к себе… Вот и покрывает парня, не желая терять его любовь. Да и оказаться в роли девушки кровавого убийцы с топором ей тоже наверняка не улыбается…

Версия, версия. Все это не более чем версия, основанная на здравом смысле, но не подтвержденная материальными уликами. Отпечатков пальцев Миши на топоре нет. Кровь на его одежде не обнаружена, как мне по секрету сообщил Сашка Сафронов. Впрочем, как и на одежде других участников пикника, их же всех в ту ночь осматривали эксперты и оперативники. Так что товарищу Харченко мне пока сообщить нечего, он такой человек, который на основании одних только умозаключений подследственную из-под стражи освобождать не станет. Ему нужны улики. Или, еще лучше, чистосердечное признание.

И еще меня занимали два вопроса. Первый: ходила ли Юля Назарова в кусты по малой нужде, или это тоже часть их совместной лжи? Наверное, все же ходила, ведь служебная собака взяла след и дошла как раз до зарослей малины. Но неужели она, после того как на ее глазах убили человека, вот так спокойно пошла справлять нужду? А с другой стороны, от страха или от потрясения у людей как раз и обостряются подобные физиологические реакции… И второй вопрос: почему Миша Григорьев, предполагаемый убийца, так неуверенно ответил на мой вопрос о виновности Насти? Даже Юля, даром что близкая подруга, без тени сомнения заявила, что считает Настю убийцей. А тот, кто вроде бы просто обязан валить вину на мою бедную подзащитную, почему-то проявляет сомнение и неуверенность…

***

Зина Лебедева быстро шла по коридору, настороженно поглядывая на обитателей вольеров, наблюдавших за ней из-за проволочных сеток. Некоторые, впрочем, и не думали наблюдать, спокойно лежали, положив морду на вытянутые лапы. В одном из отделений сходили с ума два молодых лабрадора. Напротив сверкали глаза огромной овчарки. Из дальнего конца коридора доносилось потявкивание, которое явно могло принадлежать собаке некрупной породы, хотя и пригодной для использования в розыскной работе. Спаниелю, например.

Целью визита Зины в областной Центр кинологической службы МВД была встреча с кинологом, выезжавшим семнадцатого мая на место убийства Николая Абрамова. Визит в питомник не был санкционирован отцом. И Зина не была уверена, стоит ли рассказывать отцу об его результатах. В ней все сильнее и сильнее разгоралось желание самостоятельно докопаться до истины, причем каким-нибудь совершенно нетривиальным способом, и преподнести папе на блюдечке уже готовый результат. Сам же говорил, что не будет ругать за излишнюю инициативу. А уж если инициатива окажется не излишней, а поможет удачно закончить дело, то ругать ее и подавно будет не за что. Победителей не судят.

Кинолог по имени Леонид оказался крепким, жилистым мужиком, с грубоватыми чертами лица. На вид ему было лет сорок. Едва взглянув на него, Зина сразу же вспомнила про Андрея Ивановича, охранника с базы отдыха. Такой же типичный собачник, невооруженным глазом видно.

Однако, в отличие от любителя собак Андрея Ивановича, кинолог Леонид был специалистом, профессионалом своего дела. И далеко не таким словоохотливым, каждое слово из него приходилось клещами вытягивать. Впрочем, мог бы и вообще послать, с адвокатом никто разговаривать не обязан.

— Что вам, собственно, интересно? — хмуро спросил он. — Я свою работу выполнил тогда нормально, в соответствии с инструкцией по применению поисковых собак. Или вы будете утверждать, что я схалтурил?

— Леонид Васильевич, я не могу так утверждать просто потому, что меня там не было, — мягко возразила Зина. — И в служебном собаководстве ровным счетом ничего не понимаю. Просто от результатов вашей работы очень многое зависит в том деле, которое мы сейчас раскручиваем.

— Поясните. Что именно зависит?

— Видите ли, у меня имеются неопровержимые улики, указывающие на участие в преступлении постороннего человека. То есть человека, который следил за отдыхающими студентами откуда-то из леса. Следил, а потом незаметно проскользнул в дом и убил одного из них…

Зина на самом деле нисколько не верила в то, что говорила. Напротив, она была почти уверена (да, да, никуда от этого «почти» не деться), что никаких посторонних в тот вечер на озере не было. Более того: в ее голове уже витала смутная догадка, кто именно мог зарубить Николая Абрамова. Но ее педантичная натура настойчиво требовала: проверь все версии, учти любую возможность… Результаты работы поисковой собаки и кинолога Леонида как раз укладывались в ее версию, хотя она и утверждала обратное. Но ведь от случайностей никто не застрахован…

— Леонид Васильевич, проведите мне элементарный ликбез, — смущенно попросила она. — При каких условиях ваш питомец не смог бы взять след? От чего вообще зависит качество работы собак-ищеек?

— От времени суток, например, — пожал плечами кинолог, — днем собаки работают менее эффективно. Ближе к вечеру содержание озона в атмосфере падает, к утру достигает своего минимума, а днем снова начинает повышаться.

Леонид сделал длинную паузу, закурил сигарету. Очевидно, федеральные законы об охране здоровья не были до него вовремя доведены. Зина нетерпеливо смотрела на него.

— От погоды тоже зависит, — продолжил он, выпустив дым, — скажем, в сильный ливень или непосредственно после него собаке труднее взять след. Запаховые молекулы могут быть смыты… А вот легкий моросящий дождик или утренняя роса, наоборот, полезны. Повышенная влажность воздуха помогает собаке.

Снова пауза, опять колечко дыма улетело под потолок. Зинаида, начавшая и бросившая курить в подростковом возрасте, еле удержалась от замечания.

— Сильный ветер осложняет работу собак. При ветре увеличивается скорость окисления запаховых веществ, след сбивается. Но и полное безветрие тоже вредно. В случае полного отсутствия движения воздуха собака идет по следу не то чтобы неуверенно, но крайне медленно…

— А от самой собаки что-нибудь зависит?

— Ясное дело, — снисходительно кивнул Леонид, — смотря как натаскивать. Да и врожденные способности у всех разные. Но моя Веста еще ни разу не подводила.

— А какой она породы?

— Немец. Немецкая овчарка то есть. — Кинолог поднялся со стула, изобразил слабое подобие улыбки. — Пойдемте покажу.

Они вышли в коридор с вольерами, и кинолог остановился перед отделением, в котором обитала его подопечная. Веста оказалась совсем небольшой, особенно по сравнению с огромным кобелем той же породы, которого Зина видела, когда проходила по коридору в первый раз. Увидев хозяина, собака радостно заскулила и тут же встала на задние лапы, упершись передними в проволочную сетку.

— Ей недавно исполнилось два года, — пояснил Леонид, просовывая в ячейку сетки кусочек какого-то лакомства, — а тренировал ее я сам, со щенячьего возраста.

С такими же интонациями Билл Гейтс мог бы сказать: «Это же я сам антивирусник на вашем компе устанавливал, о чем вы тревожитесь?»

— Леонид Васильевич, а семнадцатого числа, когда вы работали на озере Радужном, погодные условия были благоприятные или нет?

— Самые что ни на есть благоприятные, — заверил кинолог, — поздний вечер, слабый западный ветер, да еще и дождь моросил.

— А могло ли случиться нечто такое, из-за чего такая собака, как ваша Веста, не взяла бы след в подобных условиях?

— Нуу… — в голосе Леонида впервые мелькнули неуверенные интонации, — разве что если бы она была больна… Но больна она не была. У меня стаж пятнадцать лет, я больную собаку от здоровой отличить могу с закрытыми глазами. Или если бы ее намеренно вывели из строя. Отравили, проще говоря. Есть некоторые вещества, которые временно отбивают нюх у любой собаки, даже самой тренированной. Нафталин там, железный купорос, да даже обычный бензин. Перец или табак тоже могут ударить поисковую собаку по носу.

— Но ведь если в месте поисков будет сильный запах того же нафталина, то его и люди могут учуять, — полуутвердительно спросила Зина, — и сами же, грубо говоря, след возьмут…

— Может, и почуют. Не задавался таким вопросом. Вообще-то у собаки обоняние в тридцать раз сильнее, чем у человека.

— А еще каким-то способом можно собаку обмануть? Сделать так, чтобы она сбилась со следа?

— Переплыть через реку или перейти вброд через ручей. Перелезть через забор или любое другое препятствие… Сделать петлю, которая заставит собаку ходить по «восьмерке»… Да вы купите себе в любом магазине учебник для начинающего диверсанта, там много советов на эту тему дается.

Последнюю фразу Зина расценила как откровенную насмешку и поняла, что нужно прощаться. Несмотря на недоброжелательность кинолога Леонида, она все же не была разочарована визитом к нему. Своими ответами он не приблизил ее к разгадке, но укрепил в уверенности, что поиски она ведет в верном направлении.

***

Из Центра кинологической службы Зина направилась прямо на квартиру семьи Трофимовых. Родителей дома не было, встретил ее только Максим. Немного удивившись, предложил ей пройти в гостиную.

— Максим Александрович, давайте лучше поговорим у вас в комнате, — попросила Зина, принимая смущенный вид. — Мне отец с таким восторгом рассказывал о вашем хобби, что я просто не могу не посмотреть ваш античный музей.

На самом деле Валерий Павлович Лебедев никаких восторженных чувств не проявил, рассказывая своей дочери о беседе с Максимом Трофимовым. Просто обронил мимоходом, что парень увлекается историей и культурой античности и что в комнате у него полным-полно рисунков на древнегреческую и древнеримскую тематику. Но всякому человеку, хотя бы поверхностно знакомому с наукой правильного общения, прекрасно известно: если хочешь расположить к себе собеседника, прояви свой интерес к тому, что интересует его самого. Если он филателист — скажи, что в детстве все карманные деньги тратил на редкие марки. Если он любитель кошек — скажи, что жить не можешь без мурок и барсиков. Если он религиозен и набожен, потрудись произвести впечатление верующего человека, знакомого с церковными обрядами и обычаями. Причем разговаривать нужно так, чтобы собеседник чувствовал свое превосходство в данной области. Увлеченному человеку всегда приятно поговорить о предмете своей заинтересованности, и втройне приятно, когда есть возможность блеснуть своими познаниями перед профессионалом меньшего калибра.

Войдя в комнату, Зина перво-наперво выразила восхищение многочисленными рисунками и картинами, украшавшими стены. Внимательно рассмотрела роспись на старинных амфорах, стоящих на столе и подоконнике. Поведала хозяину выдуманную на ходу историю, как со старших классах увлекалась археологией, раскапывала скифские курганы в Херсонской области и находила вот такие же вазы... то есть не такие красивые, конечно, но тоже имевшие музейную ценность. Потом в течение полутора часов она сидела в комнате Максима, задавая примерно те же вопросы, которые позавчера уже были озвучены ее отцом и ответы на которые она уже слышала на диктофонной записи. Трофимов, впрочем, не удивлялся. Более подробно, чем два дня назад, рассказывал о событиях субботнего вечера, о взаимоотношениях своих друзей, об их личной жизни и, с особой теплотой в голосе, о своей сестре. Чувствовалось, что он очень привязан к Насте.

— А у вас есть какие-нибудь семейные фотографии? — спросила Зина, не столько горя желанием лицезреть прошлое семьи Трофимовых, сколько для того, чтобы еще более расположить к себе Максима.

— Конечно. Те, которые сделаны давно, хранятся в напечатанном виде. Те, которые моложе, — вот здесь, — молодой человек показал рукой на ноутбук.

— Это ваш?

— Мой и Настин. Родители его нам обоим подарили лет шесть назад, на Новый год. Вместе и пользовались.

Перед Зиной один за другим замелькали кадры. Ей бросилась в глаза некоторая неупорядоченность: фотографии не были рассортированы по годам и месяцам, в одних и тех же папках встречались снимки из разных времен. Зина обратила внимание на папку с непонятным названием «Абзаково».

— Это название поселка в Башкирии, мы с Настей там отдыхали, давно, — пояснил Трофимов, щелкая мышкой. — Вот, смотрите...

Брат и сестра стоят на берегу горной речки... На вершине бурой скалы... Сидят на гнедых лошадях, просунув ноги в стремена и держась за уздечки... Плавают в небольшом бассейне... Играют в бильярд... Вот здесь они запечатлены в кабинке канатной дороги, сразу видно, что снимок делал кто-то из них, держа фотоаппарат в вытянутой руке... А вот они в какой-то веселой компании, сидят за накрытым столом в полутемном помещении... И опять на берегу, и на заднем плане видны незнакомые люди в брезентовых куртках и снаряженные для отправки лодки.

— Вы там по реке на лодках сплавлялись?

— Да, по одному из притоков Белой. Знаете, такой бурный горный поток, повсюду из воды торчат камни... Довольно опасно. Нас восемь человек было, на двух лодках. Я-то сам не любитель такого экстрима и вообще к водным видам спорта равнодушен, но Насте очень захотелось нервы пощекотать. Она риск любит.

— Почему, интересно?

— Такая натура. Живая, подвижная. И к тому же отец ее в детстве от всего берег, от всех возможных и невозможных опасностей, где-то перегнул палку, вот у нее и вырос этот комплекс преодоления трудностей. В первую очередь — преодоления собственного страха. Она даже с парашютом два раза прыгала, с вертолета. Отец, кстати, об этом не знает, не проговоритесь, если будете с ним общаться.

— А пока вы в Башкирии были, родители вас навещали?

— Папа приезжал один раз. На полдня и ночь, а утром уехал. Вот фотография с ним, смотрите.

Высокий мужчина в очках и с наметившейся лысиной стоит на фоне хвойного леса, обнимая за плечи стоящих по обе стороны сына и дочь. Зина всмотрелась в лицо Александра Трофимова и подумала, что он очень похож на иностранца. Бывает, включишь телевизор, увидишь вот такого человека на экране и сразу понимаешь: идет зарубежный фильм.

— Очень эффектные кадры, Максим, спасибо, — поблагодарила Лебедева. — Мне даже захотелось самой поехать в это самое Абзаково... А с вашего субботнего пикника фотографии есть?

— Нет. Мы фотоаппарат не брали. Да там и снимать-то нечего, обычное озеро. Да и не в первый раз мы там были.

— Может, кто-то из ваших друзей фотографировал?

— Аркадий вроде бы снимал, на телефон. Спросите у него, если хотите. Только зачем? Каким вообще боком наши фотографии относятся к делу? Вы же с Валерием Павловичем вместе работаете? Я хочу знать, в какой стадии находится ваше расследование. Когда вы добьетесь освобождения моей сестры?

— Я вам обещаю, что это произойдет в течение недели, — твердо сказала Зина, сама удивляясь своей наглости. — Ваша сестра не убивала Абрамова, и скоро с нее снимут обвинение.

— Правда? — с надеждой спросил Трофимов. — Это хорошо. А то я уж думал о том, чтобы нанять еще одного адвоката. Закон ведь разрешает нанимать нескольких адвокатов?

— Да хоть всю коллегию, — улыбнулась Зина. — Только зачем? Лишних денег у вас и ваших родителей нет, я думаю. Не переживайте! Если я говорю, что дело будет закончено в течение недели, вы даже не сомневайтесь.

В отличие от своего отца, всегда излучавшего самоуверенность и оптимизм, Зина не любила обнадеживать подзащитных и их родственников, если сама не была на сто процентов уверена в благоприятном исходе дела. Уверенности в том, что через неделю Анастасия Трофимова окажется на свободе, у нее не было. И обещание она дала Максиму Трофимову не для того, чтобы его подбодрить или обнадежить, а с совершенно другой целью.

***

Как все же хорошо, что научно-технический прогресс обеспечил нам возможность всегда быть на связи! Не будь мобильных телефонов, мне пришлось бы тратить гораздо больше времени на поиск нужных людей. Не все же дома сидят с утра до вечера, многие и работают, и учатся. Например, Екатерина Песоцкая, однокурсница моей подзащитной, дома появляется крайне редко. Работает торговым представителем, целыми днями гоняет по городу в собственном автомобиле. Как бы я ее выцепил без сотовой связи?

На встречу с Песоцкой у меня имелись большие надежды. Во-первых, она довольно долгое время была девушкой Николая Абрамова и должна была его хорошо знать. Могла владеть информацией о конфликтах, в которые он влипал, о его финансовых делах, о его врагах, наконец, о его амурных делах. Во-вторых, она была одной из вершин любовного треугольника Настя—Коля--Катя. Проигнорировать сей факт я не мог. Если женщина подозревается в убийстве своего мужика, то здравый смысл требует обратить внимание на другую женщину, ту, с которой этот самый мужик имел отношения в прошлом.

Встретились мы в маленьком летнем кафе недалеко от городского пруда. Екатерина Песоцкая оказалась слегка полноватой шатенкой с довольно приятными, хотя и не слишком правильными чертами лица. Толстушкой я бы ее назвать не смог, но стройняшкой — тем более.

— Скажите, Екатерина, ведь это вы сообщили Сергею Волкову про убийство Коли Абрамова и задержание Насти?

— Да, я.

— А вы хорошо знаете Волкова?

— Настя познакомила нас в прошлом году. Мы только один раз и виделись, в общих компаниях не встречались.

— Вы ведь в то время имели близкие отношения с Николаем Абрамовым?

— Да, имела. Я тогда была глупее, чем сейчас, — с подкупающей искренностью улыбнулась девушка. — А потом поумнела и рассталась с этим придурком.

— Почему, если не секрет?

— Знаете, есть такое понятие «человек-праздник». Вот Коля именно таким и был. С ним можно было весело проводить время, ходить на вечеринки к друзьям, заниматься сексом… До поры до времени он меня устраивал, потому что я не задумывалась о будущем. В частности, не задумывалась о семье. Мне в прошлом году двадцать один год исполнился. Замуж пора выходить, семью создавать.

— Вот как? — заинтересовался я. — Признаюсь, вы меня удивляете. Обычно девушки в двадцать один год еще не думают о семье всерьез. Хотят именно праздников, дискотек, ночных клубов… О замужестве лет в двадцать пять начинают задумываться.

— Да, таких большинство. Но у меня особая ситуация. Видите, у меня с фигурой не все ладно, — она опустила глаза на свою грудь, и я даже не нашелся, что сказать, дабы не выглядеть нетактичным мужланом. — Лишние килограммы есть, да и нос тоже далек от совершенства. Думаете, с возрастом я стану краше? Мне нужно как можно быстрее строить серьезные отношения с серьезным человеком, ребенка от него рожать. А не то поздно будет.

Я был весьма ошарашен. Нечасто приходилось мне слышать такие рассуждения от молоденьких девушек. Катя говорила совершенно спокойно, она не впадала в отчаянье от несовершенства своей фигуры. Она просто констатировала факт. Хотя, на мой взгляд, слишком уж самокритично она к себе относилась. Ничего ужасного в ее внешних данных не было. И ничего непоправимого тоже не было. Ей бы пару месяцев на диете посидеть да моцион увеличить, и вес войдет в норму. Пять килограммов сбросить — пустяк.

— Я понял. В качестве спутника жизни Николай вас не устроил. А как вы отнеслись к тому, что он снова сошелся с Настей?

— Нелегко мне об этом говорить, Валерий Павлович… Я себя чувствовала виноватой перед Настюшей. В позапрошлом году я была так очарована Колей, что совсем не думала о ней. Встречалась с Абрамовым за ее спиной. Однажды мы с ним съездили в санаторий на Кавказе, чудесно провели время, а Настя в это время думала, что он сидит в больнице, возле койки умирающей тети, пострадавшей во время террористического акта… Грязно и мерзко. Я говорила себе: любовь все оправдает. Когда Коля бросил Настю, я была рада, с одной стороны, а с другой, так тошно было на душе… Пыталась поговорить с Настей, объясниться. Как-никак с первого курса дружим. Она хорошая девочка, добрая. Повела себя так, что нам удалось сохранить добрые отношения. Не знаю, какие чувства у нее были ко мне на самом деле, но внешне она никак не показала никакого негатива. А когда я с Колей порвала, то мне даже легче стало. Получается, я у нее не идеального парня увела, а пустого, никчемного, неприспособленного для серьезных отношений… И я была просто в шоке, когда она согласилась опять с ним встречаться! Бред какой-то… Я хотела с ней поговорить, предостеречь ее от такой глупости, но потом подумала: а вдруг она решит, что я так говорю из ревности? Ну зачем подвергать нашу дружбу очередному испытанию? Да, Настя моя подруга, но личную жизнь каждый человек должен строить сам. И учиться на своих ошибках. К тому же Настюша у нас красавица, она свое счастье обязательно найдет, хоть в тридцать лет. Вот хотя бы этот Сережа Волков — чем плох? Лично мне он очень симпатичен, чисто по-человечески.

— Минутку, так вы же говорите, что видели его один раз в жизни?

— Нет, не так. Я видела его один раз в прошлом году, когда он еще был молодым человеком Насти. А в конце января этого года мы случайно встретились в магазине. Разговорились… С ним очень интересно и приятно общаться. С тех пор поддерживаем контакт, в основном через интернет. Как мужчина мне он тоже нравится, но я его вкусам не удовлетворяю, — девушка невесело улыбнулась. — Именно от меня он узнал, что Настя опять сблизилась с Абрамовым. И я же сообщила Сереже о происшествии на озере. И, как видите, не зря сообщила. Ведь это он вас попросил заниматься защитой Настюши?.. Я так и думала. И я уверена, что вы им обязательно поможете.

Вполне связный, вполне правдоподобный рассказ. Фальшивых нот в интонациях Кати Песоцкой не прозвучало. Мне вдруг почему-то стала очень симпатична эта девочка, с ее спокойной самокритичностью и детской откровенностью. О моем юном друге Сереже и о моей подзащитной она говорила с теплотой в голосе, это неоспоримо.

— Катя, а с вами сотрудники полиции еще не беседовали?

— Нет. А должны?

— Думаю, да. В данный момент основная и единственная подозреваемая — Настя Трофимова. Но это не значит, что оперативники не будут проверять и другие варианты. А вы — вполне подходящая кандидатура. Убийство на почве ревности и так далее. Ну, вы понимаете. Кстати, если вас спросят, где вы находились вечером семнадцатого мая, вы что ответите?

— Правду, — опять улыбнулась Песоцкая, — я скажу, что полдня развозила товары по клиентам, с шести до семи гуляла по дворам с собакой, а потом сидела дома в обществе папы и мамы. Дипломную работу дописывала. И еще я им скажу, что никаких ревнивых чувств не имею. Коля Абрамов для меня умер как мужчина еще в прошлом году. А мертвого невозможно убить.

***

Ближе к вечеру ко мне в офис заехал Сережа Волков. Выглядел он не самым лучшим образом: бледный, с ввалившимися глазами и мрачным выражением лица. Такое чувство, что совсем не спал ночью.

— Почему же вы ничего не сказали следователю? — недоуменно спросил он, выслушав рассказ о моих с Зиной проделках на берегу озера Радужного. — Ведь самое время было! А теперь этот самый Григорьев имеет время, чтобы придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своей лжи!

— Ему не нужно было время, чтобы придумать объяснение, — не согласился я, — он его выдал экспромтом. И никто не может доказать, что он говорит неправду…

— Но вы-то понимаете, что он говорит неправду?

— Да.

— И Юлия Назарова тоже знает, что он говорит неправду, и покрывает его?

— Да.

— Значит, Абрамова убил кто-то из них?

— Не знаю, Сережа. Пока не могу сказать. Но ты не переживай, дорогой. Ты мне доверился, и я тебя не подведу. Григорьев и Назарова лгут, но из этого факта еще не следует, что они убийцы. Во всяком случае, нам сейчас не следует давить на них.

— Да почему?

— Смотри, какой расклад: если кто-то из них совершил убийство, то у нас все равно нет никаких доказательств ни против Назаровой, ни против Григорьева. Максимум, что мы имеем, это мотив. Да, у Михаила Григорьева были основания желать смерти Коле Абрамову. Но ведь это только мой вывод, даже нет, не вывод, а предположение. Я представил, что Григорьев — убийца, и постарался найти причину, по которой он мог пойти на преступление. С таким же успехом я мог бы предположить, что это ты зарубил Абрамова, и найти причины. Так что еще раз повторяю, нам нужно искать улики. Если они есть — мы их найдем.

— Ну ладно, а если они все же не убивали Абрамова?

— Тогда нам нужно узнать причину, по которой Миша Григорьев говорит неправду. И для этого, опять же, не следует на него наезжать. Мы сами найдем эту причину.

Сережа сидел напротив меня, задумавшись. По его лицу заметно было, что он не одобряет моей выжидательной тактики. Может быть, про себя ругает меня за отсутствие должной активности. Что ж, я его понимал. Ему хочется поскорее вытащить из камеры Настю, и любое промедление он воспринимает в штыки. Мне тоже хотелось вернуть свободу и бытовой комфорт моей подзащитной, и все же я был уверен, что в данной ситуации спешить не стоит.

— Мне сегодня из следственного управления позвонили, — наконец проговорил Сергей, — завтра нужно идти к этому самому Харченко.

— Правильно, я же тебе говорил, что так и будет, — кивнул я. — Видишь, Харченко ведет себя как вполне профессиональный следователь. Да, он уперся в версию о виновности твоей Насти, но считает необходимым проверять всех, кому мешал Абрамов. Очевидно, оперативники раскопали, что у тебя была связь с ней в прошлом году…

— Да не мешал мне Абрамов, блин, — с досадой возразил Сергей, — я же говорил вам, что мы с Настей расстались совсем по другим причинам. Абрамова тогда еще и близко не было.

— Да, и Настя тоже так говорила. Но следователь все равно обязан проверить… Я тебе советую завтра взять с собой эту твою Свету Семченко. Сначала зайдешь к Харченко ты, пообщаешься. Он тебя обязательно спросит, где ты был вечером в субботу. Ты ему скажешь, что весь вечер провел со своей девушкой. Скажешь, что она в коридоре сидит. Захочет — поговорит и с ней… Кстати, очень хорошо, что у тебя девушка есть: во-первых, она и твое алиби подтвердит, во-вторых, наш Харченко поймет, что раз у тебя есть Света, то отношения с Настей Трофимовой для тебя уже ничего не значат и убивать из-за них ты бы не стал… Хотя, Сереж, ну вот между нами: почему тебя так заботит судьба Насти? О посторонних людях, до которых нет дела, так обычно не беспокоятся. Почему?..

Сергей опять помолчал немного, помассировал пальцами виски. Мне показалось, он не может найти нужные слова, чтобы мне ответить.

— Вы читали прозу Куприна, Валерий Павлович? — вдруг спросил молодой человек. — Рассказы, где есть любовная линия?

— Читал, — улыбнулся я, — еще когда в школе учился. Правда, к литературе у меня тогда особого интереса не было, я все больше по физике да по химии убивался. Но то, что в программу входило, я читал. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что любовь — явление многоэтажное, — медленно проговорил Сергей, глядя куда-то мимо меня, — она разная бывает, любовь… Еще древние греки выделяли любовь-эрос и любовь-агапэ. Сущность первого типа любви — в обладании. Если у меня нет возможности обладать объектом моей любви, в частности, женщиной, то и нет смысла в такой любви. А сущность второго типа — в тихом безмолвном созерцании, в любовании, в стремлении облагодетельствовать, осчастливить любимого человека. И ничего не требовать взамен…

— А Куприн здесь при чем?

— Его героям свойственен именно второй тип… Вспомните хотя бы «Гранатовый браслет». Какими словами заканчивает несчастный влюбленный Желтков свое предсмертное письмо? «Да святится имя Твое»! Это он не к Богу обращается, а к любимой женщине. И ведь знает прекрасно, что она замужем за другим человеком, уходить от которого не собирается… Желтков посылает ей дорогие подарки, смотрит на нее издалека, не смея подойти и заговорить, и тихо любит. Без всякой надежды когда-нибудь уложить ее в койку… А вот вы, Валерий Павлович, смогли бы пойти на свадьбу своей любимой женщины в качестве гостя? И подарить ей шикарный букет?

Я немного растерялся. Как-то не приходилось раньше задумываться над такими вопросами. Смог бы я? Не знаю. Нет, наверное. Если бы в далеком восьмидесятом году моя милая Анечка вышла замуж за кого-нибудь из моих друганов, я бы, во-первых, дней пять бухал по-черному, а во-вторых, на свадьбу к ней уж точно бы не пошел. А если бы и пошел, то только с целью устроить мордобой… Мне вспомнились слова какой-то молодежной песни, которую я недавно случайно поймал, когда слушал радио в машине: «Вам бы так попасть в беду… у своей любимой погулять на свадьбе…» Да, от такого веселья действительно впору застрелиться. Похоже, по классификации Сергея, я отношусь к первому типу.

— Не смогли бы, — констатировал мой юный друг, очевидно, прочитав ответ на моем лице, — и большинство людей тоже не смогли бы. А сколько случаев было и в жизни, и в мировой литературе, когда любимых убивали по принципу «так не доставайся ж ты никому»?.. И даже в себе самом я не уверен до конца… Но в одном я уверен: Насте я буду помогать в любом случае. Да, она никогда уже не будет моей. Она будет с каким-нибудь Андреем, Антоном, Сашей, Пашей… А мне все равно, с кем она будет. Главное, чтобы у нее все было хорошо.

— Любовь-агапэ, да? — тихо спросил я

— Наверное, да.

— А Света?

— А вот Света — совсем другое дело, — улыбнулся Сергей, — с ней у меня точно любовь-эрос. Сплошной эрос…

***

В четверг Зина так и не дождалась от Аркадия Завитаева обещанных фотографий. На ее просьбу он откликнулся живо, однако сказал, что в данный момент находится не дома, а у своей девушки, которую несколько часов назад выписали из больницы. Как только придет домой, сразу перекинет снимки на компьютер и отправит Зинаиде Валерьевне по электронной почте.

Около девяти вечера воспитанный мальчик позвонил, извинился и сообщил, что его любимая девушка очень по нему соскучилась и просит остаться у нее. Не может же он ей отказать! Без специального провода перекинуть фотографии не может, так что просит подождать до завтра. Так и получилось: в пятницу после полудня в почтовый ящик Зинаиды Лебедевой упало короткое сообщение с прикрепленными файлами.

Всего три фотоснимка. Однотипных. На двух запечатлены пять молодых людей на берегу озера Радужного. Знакомые все лица! Миша с Юлей держатся за руки. Нет, точнее, Миша держит Юлю за руку. Настя Трофимова сидит рядом с Колей Абрамовым, но, в отличие от предыдущей пары, по ним нельзя сказать, что здесь присутствуют любовные отношения. И чуть в стороне, вполоборота, сидит Максим. По лицу видать, тоже не в настроении.

Судя по отсутствию на снимках Аркадия, фотографировал именно он. На третьем снимке, сделанном с того же ракурса, Завитаев присутствовал, зато не хватало Максима. На заднем плане виднелся тот самый домик, в котором вот-вот должно было случиться убийство. Зина зажмурила глаза и еще раз мысленно прокрутила все перемещения шестерых людей, шаг за шагом. Возвращается с вином Трофимов, одновременно уходит в домик обреченный Абрамов, потом уходит Юля, за ней идет Миша, возвращаются вместе… Уходит Настя, ее крик слышит Завитаев, бросается в домик, за ним поспешают все остальные… Впрочем, эту схему нужно считать устаревшей. Сладкая парочка, Григорьев и Назарова, дали ложные показания. Дурацкая ситуация: абсолютно точно известно, что Михаил врет, а Юля его покрывает, но совершенно непонятен смысл их лжи, непонятно, что именно они скрывают.

Ладно, порассуждать еще будет время. Что можно выжать из фотографий? Можно, например, сделать вывод, что Настя правильно охарактеризовала своих друзей и их поведение в тот вечер. Помнится, она обратила внимание на то, что Миша Григорьев слишком уж крепко сжимал руку своей девушки. Так оно и есть, при увеличении изображения отчетливо видны его побелевшие пальцы на смуглом запястье Назаровой. Настроение своего брата она оценила как невеселое, меланхоличное — верно, на всех трех снимках он и не думает улыбаться. Сидит понурый, глаза смотрят в землю, челюсти плотно сжаты, руки висят вдоль тела… И какая необычная на нем футболка надета: черная, с золотистой окантовкой по вороту и по рукавам, с надписью по всей груди. Что там такое написано? Зина слегка увеличила изображение и прочитала: «Antik». Само слово Зинаиде не показалось незнакомым, понятно, что оно связано с древностью, с античностью. Ради любопытства она вошла в интернет, ввела в поисковике пять букв. Пройдя по одной из ссылок, прочитала: «памятник древности, произведение античной культуры». В другом источнике было написано: «имеющий отношение к античности». Ну что ж, на каком-то другом человеке футболка с подобной надписью могла бы выглядеть странно, но только не на Максиме Трофимове. Парень помешан на греко-римской культуре, он легко мог бы заказать такую вещь в любом ателье.

Зина уже хотела было закрыть браузер, но вдруг обратила внимание еще на одну ссылку, начинавшуюся со слов «Только для истинных любителей истории! Клуб «Antik» в центре города…» Зина щелкнула мышкой. И зачиталась.

***

Работа продавца-консультанта в магазине бытовой техники Михаилу Григорьеву не нравилась. Скучно и муторно — минус. С десяти утра до восьми вечера на ногах — тоже минус. Никоим образом не связано с получаемым образованием — опять минус. Миша никогда не был амбициозным человеком и не считал, что работодатель просто обязан предложить ему, студенту-пятикурснику, высокую руководящую должность, но все же полагал, что способен на большее, чем прохаживаться между стеллажей и объяснять доверчивым покупателям разницу между пароваркой и мультиваркой. Как-никак он через три недели станет дипломированным инженером-экономистом!

Григорьев утешал себя тем, что скоро его примут на должность специалиста в планово-экономический отдел строительного предприятия и вся эта микроволново-мясорубочная тягомотина закончится. Она и замышлялась как временная мера для извлечения хоть какого-то дохода. Деньги, полученные от продажи родительской квартиры, утекали сквозь пальцы, преимущественно на потребности любимой Юлечки. И в клуб с ней иногда сходить надо, и на новые юбки-блузки денег дать, и на парикмахерские, солярии, парфюмерно-косметические бутики… Почему-то к своим двадцати двум годам девушка еще не определилась с запаховыми предпочтениями и меняла сорта духов и туалетной воды чуть ли не каждый месяц. И каждый ее новый аромат оказывался дороже предыдущего.

Расписывая преимущества аристоновского холодильника очередному потребителю, Миша заметил незнакомого мужчину лет двадцати восьми, который стоял чуть поодаль, возле стеллажа с ноутбуками, смотрел прямо на него и явно ждал, пока он закончит свои объяснения. Как только потенциальный покупатель пошел на кассы, мужчина оказался рядом с Мишей.

— Добрый день, что вас интересует? — заученно спросил Григорьев. Мужчина опустил глаза, взглянул на бейджик, приколотый к карману Мишиной рубашки.

— Меня интересуете вы, Михаил Сергеевич. Вы курите?

— Да, — удивленно ответил Григорьев. — А в чем…

— Давайте выйдем на крыльцо, — предложил незнакомец, — вы покурите, а я просто постою, за компанию. Пойдемте, пойдемте, — резко поторопил он вконец опешившего продавца-консультанта, — речь пойдет об убийстве, свидетелем которого вы стали шесть дней назад.

«Так это мент», — с некоторым облегчением выдохнул Григорьев. И ошибся.

— Меня зовут Сергей, — представился мужчина, когда они вышли на крыльцо. — Мы с вами лично не знакомы, но я кое-что слышал о вас от своей бывшей девушки. От Насти Трофимовой.

— Да ну? — удивился Миша. — Мне тоже о вас рассказывала моя девушка, Юля.

— Да, я однажды с ней виделся, в сентябре прошлого года. Настя нас тогда и познакомила. Даже странно, что с тобой-то мы не встречались…

— Ну вот, теперь встретились, — скупо улыбнулся Миша, восприняв переход на «ты» совершенно спокойно. — О чем поговорить-то хотел?

— О твоих показаниях. Мишаня, давай обойдемся без предисловий. Я точно знаю, что ты дал следователю ложные показания. И я хочу, чтобы ты свою ошибку исправил. Пока не поздно.

— Тогда разговор закончен. Я перед тобой отчитываться не обязан, но все же скажу: никакой лжи в моих показаниях нет. Понял? Все, я на работе.

— Да ты не торопись, — бросил ему вдогонку Сергей, и проскользнуло в его интонациях нечто, заставившее Григорьева остановиться. — Ты подумай сначала. Твоя ложь все равно вскроется. И не только из-за телефона, который ты так оригинально заряжаешь через нерабочую розетку, — Сергей усмехнулся. — И потянут тебя по статье за заведомо ложные показания. Даже если и не посадят, то штраф назначат или какие-нибудь исправительные работы. И штамп на тебе вечно будет висеть: «судимый». Думаешь, он твоей карьере не помешает?.. А если сам придешь в следственный отдел и дашь правдивые показания, то никто тебя ни в чем не упрекнет. Максимум, следак поинтересуется, почему ты раньше врал. Но у тебя же есть причина, и ты ее объяснишь, и Харченко тебя по-человечески поймет. А я тебе еще и денег заплачу. Представляешь, какая удача? Обычно свидетелей подкупают, чтобы они ментам врали, а ты деньги получишь за то, что правду скажешь. Так как?

— Никак.

Сергей помолчал с минуту, легонько пристукивая носком ноги по ступеньке крыльца. Миша чувствовал, как он отчаянно борется с закипающим гневом, с желанием надавать ему, Мише, по лицу и по шее.

— Слушай, но ты же не подонок, — выдавил наконец Сергей. — Как ты жить будешь, если Настю осудят на восемь лет тюрьмы? Ты ведь с ней знаком с первого курса! А твои показания очень мешают. Точнее, твоя ложь мешает. Тебе же только одну фразу нужно сказать следаку, и Настю выпустят из изолятора…

— Какую фразу? — хмуро спросил Григорьев.

— Да что Абрамов был уже мертв, когда вы с Юлей ушли из домика. Не видел ты его живым, не разговаривал с ним! И в домик ты пошел не за телефоном, он у тебя все время в кармане лежал. Ты за девчонку свою переживал, думал, что она начнет с Абрамовым мутить, не хотел их вдвоем оставлять.

Миша молчал. Он чувствовал себя несчастным. Он никогда не принадлежал к числу людей, которые совершают неблаговидные поступки, не выводя свою совесть из состояния сладкого сна.

— Вот что я скажу тебе, Серега, — сквозь зубы произнес он. — Ты стараешься ради своей бывшей девушки, а я — ради настоящей. И не надо давить на мою совесть, на мою порядочность… ты бы сам поступил так же на моем месте. Короче, все, не о чем больше говорить. И ни от одного слова в своих показаниях я не откажусь.

Он резко повернулся и вошел в торговый зал, чувствуя всеми нервными центрами спины и шеи взгляд, наполненный такой жгучей злобы, какой хватило бы на испепеление всех земных пороков.

..Светлане Семченко никакое такое «агапэ» не было ведомо. Если бы она перенеслась на машине времени в какой-нибудь древнегреческий полис, местные жители наверняка бы причислили ее к тому типу людей, которые не представляют любовь без эротического обладания.

С Сергеем Волковым она познакомилась и переспала в один и тот же день, в первой половине марта. Точнее — в ночь с восьмого на девятое марта. Утомленная бурным отмечанием женского праздника, она стояла с двумя подружками на обочине дороги и сигналила проносящимся мимо автомобилям. Понятно, что все три подружки находились в приподнятом настроении, вызванном употреблением горячительных напитков в узбекском кафе. Ждать им пришлось недолго, почти сразу же остановилась серебристая «нексия», управляемая молодым красивым брюнетом. Был он явно не в духе, отвечать на пьяные вопли и заигрывания девушек не стал. На их предложение сделать им подарок и развезти по домам бесплатно не повелся. Пришлось расплачиваться наличными деньгами. Подружки Светы жили недалеко от центра, от них водитель избавился быстро. Остались в машине вдвоем. Пока ехали до северо-восточной окраины Города, где Света на паях с еще одной подругой снимала двухкомнатную квартиру, разговор более или менее наладился. Молодой человек назвался Сергеем. Света без умолку щебетала, успела за двадцать минут рассказать о трех своих бывших ухажерах и о своих взглядах на межполовые отношения. Сергей изредка поглядывал на нее, слушал и улыбался. По некоторым признакам, доступным только женскому восприятию, девушка поняла, что все же понравилась своему новому знакомому. Писаной красавицей она не была и сама себя таковой не считала. Зато она знала, что у нормального мужчины при взгляде на нее случается обострение того самого «основного инстинкта», воспетого Шерон Стоун в одноименном фильме. Она была невысокой, чуть склонной к полноте девушкой, с длинными каштановыми волосами и весьма выдающимся бюстом. Многочисленным мужчинам, с которыми Света за двадцать один год своей жизни имела близкие отношения, она казалась аппетитной, сексапильной, соблазнительной, привлекательной… но никак не красавицей.

Уже возле дома Света вспомнила, что подружка, с которой она делила квартиру, ночует сегодня у своего парня. У самой Светы на тот момент парня не было, и она вдруг поняла, что ей жутко не хочется одной подниматься в квартиру и коротать ночь. Да и спать ей тоже совсем не хочется… А хочется, наоборот, продолжения праздника… И мужского общества тоже.

Новый знакомый весьма положительно отреагировал на ее приглашение зай­ти и продолжить знакомство. В квартире весьма кстати нашлась старая заначка, полбутылки французского коньяка. Принадлежал он, строго говоря, не Свете, а ее подруге, но Света никогда не относилась серьезно к понятию собственности и не проводила четкой грани между своим и чужим.

Ночь, красивый парень и не очень трезвая симпатичная девушка в квартире без посторонних, дорогой коньяк, приглушенный свет… Ситуация была стандартной. Мир должен был перевернуться, чтобы через час или полтора Сергей дружески пожал руку своей новой знакомой и поехал к себе домой. Но мир не перевернулся, и очень скоро состоялось интимное соитие, повторившееся до утра еще два раза…

Вступать в сексуальную связь с мужчиной после полуторачасового знакомства Свете Семченко приходилось и ранее. Правда, обычно зайти и продолжить знакомство приглашали ее, а не наоборот. Но никогда прежде ей не приходилось за одну ночь так сильно привязываться к новому человеку. Обычно огонь ее чувств пылал несколько дней и угасал от малейшего дуновения ветерка. Света придерживалась более чем свободных взглядов на сексуальные отношения мужчины и женщины. Она никогда не читала трудов Ленина и вообще плохо представляла, кто такой Ленин, но вполне разделяла его мысль о том, что в будущем идеальном обществе осуществить половой акт будет настолько же просто, как выпить стакан воды. Так что ни о какой привязанности и вообще ни о каких серьезных долговременных отношениях речь обычно не шла.

С Сергеем же было не так. Она не желала отпускать его от себя, хотела быть с ним снова и снова. Вот уже в течение двух месяцев их связывали близкие отношения… Правда, очень многие люди, особенно представители старшего поколения, не назвали бы такие отношения близкими. Держались они почти исключительно на сексе. Молодые люди почти не разговаривали, а если разговоры и были, то преимущественно в постели, после любовной неги. Света болтала о том, что казалось ей важным. Сергей в основном молчал, но своей улыбкой и короткими репликами побуждал ее рассказывать еще и еще. Слушателем он был отменным, и девушка искренне верила, что ему действительно интересны ее рассуждения о новой коллекции женского белья или рассказы про личную жизнь ее подруг, с которыми Сергей даже не был знаком. Сам он о себе и о своем прошлом почти не рассказывал, да Света особо и не интересовалась.

Совместную жизнь молодые люди не вели. Обычно Волков приезжал к своей подруге ближе к ночи и оставался у нее до утра, а потом уходил на службу. Соседка по квартире появлялась редко, много времени проводила у человека, которого считала своим женихом, и Света была этому рада. Несколько раз они успели сходить в ночные развлекательные клубы. Вопрос о постоянном проживании под одной крышей не поднимался. Несмотря на пылавшую в ней всепоглощающую страсть к новому знакомому, Света Семченко все же старалась сохранить пути отступления… Нежелание начинать совместную жизнь играло в ней скорее на уровне подсознания. «А вдруг ты завтра встретишь еще более классного пацана? И захочешь пригласить его к себе? Как ты это сделаешь, если будешь жить не одна?» — говорило ей подсознание.

К глубокому самоанализу Света никогда не была предрасположена. Копаться в своих и чужих чувствах ей было скучно. Потому она и не ставила перед собой вопрос: а любит ли ее Сергей? А зачем она ему нужна? А какие у него могут быть взгляды на дальнейшие отношения с ней?.. Строить планы на будущее тоже было не в характере Светы Семченко. Существующее положение ее вполне устраивало.

И вот вдруг возникает эта ситуация с убийством! Бывшая девка Сергея убила своего пацана! Может, убила и не она, но в камеру засадили ее. И совершенно не нравилось Свете, что ее молодой человек так рьяно кинулся помогать своей бывшей… Да кто она такая? Впервые в жизни Света чувствовала нечто похожее на ревность. Впрочем, Волков убедил ее в том, что с этой самой Трофимовой его ничего не связывает, кроме приятных воспоминаний, и что его участие в ее судьбе никоим образом не отразится на отношениях с самой Светой. Она поверила, но не до конца. Ситуация оставалась для нее непонятной и неприятной. Ну вот почему она должна сидеть здесь, в коридоре, и ждать, пока Сережка вдоволь наговорится со следователем? Она вполне могла бы найти себе занятие поинтереснее. Хорошо бы оказалось, что она здесь вообще не нужна. Сергей же сказал, что следователь может ее и не пригласить…

***

Дверь медленно открылась, и вышел Сергей, нервно покусывая губы. Бросил быстрый взгляд на нее, сделал приглашающий жест. Через несколько секунд она сидела за столом, и плюгавенький мужичок буравил ее пристальным взглядом. Света почувствовала себя неуютно.

— Меня зовут Федор Михайлович, я провожу расследование убийства Николая Абрамова, — сообщил плюгавый. — Назовите ваше имя?

— Светлана Николаевна Семченко.

— Год рождения?

— Девяносто второй.

— Паспорт с собой?

Света молча положила на стол документ. Плюгавый рассматривал каждую страницу так внимательно, как будто от их содержимого зависела его жизнь. Света ждала, что он сразу же задаст тот самый вопрос, ради ответа на который она сюда и явилась, но у мужичка, похоже, были свои понятия о тактике ведения допроса.

— Кем вам приходится Сергей Васильевич Волков?

— Ну… Он как бы мой парень.

— Давно?

— Два месяца.

— Где вы с ним познакомились?..

В итоге Светлане пришлось поведать всю историю своих отношений с Волковым. Чуть ли не до постельных подробностей. Особенно интересовали следователя общие знакомые Светы и Сергея. С кем они знакомили друг друга? У кого бывали в гостях? А не знакома ли она с какими-то Завитаевым, Григорьевым, Назаровой? Не знакома? А с Анастасией Трофимовой? Слышала? А что именно слышала?.. И так далее.

— А где вы были вечером семнадцатого мая? — как будто невзначай спросил плюгавый. Со стороны никто бы не смог подумать, что вопрос, заданный таким тоном, действительно является важным.

— Дома была, — пожала плечами Света.

— А с чего это вы в субботу вечером были дома? — удивился следователь. — Такая красивая девушка должна до утра зажигать по клубам и ресторанам, танцевать до упаду…

— Мне нездоровилось. Днем съела что-то некачественное, живот болел. Приступ гастродуоденита.

— Сами себе диагноз поставили? — поднял брови плюгавый. — Или врача вызывали?

— Никого я не вызывала, просто у меня как бы хронический вялотекущий гастрит, я знаю все симптомы и знаю, как снимать обострение… Не верите? Могу медицинскую карточку принести, там отмечены все случаи обращения в поликлинику. Но это ж суббота была, все поликлиники закрыты.

— А что вы дома-то делали?

— Лежала, телевизор смотрела.

— До которого часа?

— До половины девятого. Потом ко мне Сережа приехал.

— И что вы с ним делали?

— Ничего особенного, — выдохнула девушка, — на кухне посидели, он поужинал. Потом опять на диване лежали, вместе. Фильм смотрели по ДВД-плейеру.

— Какой фильм?

— Этот… как его… «Области тьмы», американский. Про человека, который как бы пил таблетки, обострявшие его ум и прочие способности.

— Хороший фильм, — кивнул плюгавый, — и что потом?

— Спать легли. В начале первого.

— И спали до утра, да?.. Ну ладно, с этим все ясно. Вы лучше вот что мне скажите: есть у вас друзья или знакомые, которые учатся в Академии Высоких Технологий?

Света на минуту задумалась. Круг общения у нее был широкий, хотя и нестабильный, к тому же далеко не про каждого она знала такие подробности, как место учебы. Наконец вспомнила.

— Разве что Катя Песоцкая. Она моей подругой не была, но мы учились в одной школе. Только она на один класс старше училась, то есть, допустим, я в девятом, она в десятом…

— Спасибо за уточнение, — криво усмехнулся плюгавый, — а после школы вы с ней не контактировали?

— Нет. Она сразу поступила в вуз, а я… В общем, я сразу работать устроилась, а потом как бы поступила в строительный колледж. Сейчас на третьем курсе учусь, на заочном отделении.

— На кого учитесь?

— Специалист в области маркетинга, — гордо отрекомендовалась Света.

— Ну, что ж, я вам желаю успехов в учебе, — плюгавый протянул ей какую-то прямоугольную карточку, — вот вам моя визитка, если вдруг вспомните что-то такое, что покажется вам важным, звоните. Звонить лучше на рабочий номер. На сотовый — только в самом крайнем случае. Вы свободны.

***

В коридоре Сергей разговаривал с каким-то долговязым парнем, лицо которого показалось Светлане смутно знакомым. Увидев Свету, Сергей пожал парню руку и пошел к выходу, увлекая девушку за собой. Она обернулась через плечо и успела заметить, как долговязый вошел в кабинет к следователю.

— Кто это был?

— Брат Насти. Его для повторного допроса пригласили… Нормально все прошло?

— Нормально, — пожала плечами Света, — он почему-то не столько субботним вечером интересовался, сколько нашими с тобой отношениями. Имена какие-то называл. Как я поняла, имена тех парней и девчонок, которые на озере были… Слушай, Сереж, — она наморщила лоб, — а где я этого длинного парня видеть могла?

— Даже и не знаю, что сказать, — Волков сделал неопределенный жест, — может, ты его на улице случайно встретила несколько дней назад. В общих компаниях вы вряд ли могли пересекаться.

— Ладно, черт с ним, потом вспомню, если видела, — махнула рукой Света. — А мы куда сейчас?

— Завезу тебя быстро домой, а сам сгоняю по одному делу. Вечером увидимся, если хочешь.

— А что у тебя за дело?

— Мне обязательно нужно поговорить с адвокатом. С тем самым, который по моей просьбе Насте помогает.

— Насте, Насте, — надула губы Света, — далась тебе эта Настя!

— Ну, я ж тебе объяснял, Светик, — устало проговорил Волков, — она мне давно уже чужая. Но помочь ей я обязан.

— Да почему? Она же как бы твоя бывшая!

— Задолбало меня твое вечное «как бы»… Светик, перестань наконец уродовать русский язык. Кстати, ты не замечала, как сильно смысл слов в русском языке зависит от ударения? — он усмехнулся, заводя двигатель. — Вот ты сейчас сказала: «твоя бывшая». Поставим ударение на первое слово — будет один смысл, на второе слово — иной смысл… Да, бывшая, конечно, бывшая. Но моя. Да ты не переживай, Светик, — он погладил девушку по коленке. — Есть у меня такая страсть — помогать женщинам, попавшим в беду. Чужие страдания меня притягивают, как магнит. Потом, как только ее выпустят, я о ней и думать перестану. Зачем мне кто-то, если у меня есть ты…

Молодые люди сцепились губами в страстном поцелуе. Если бы в тот момент Светлане Семченко сказали, что ни с каким другим мужчиной она не будет целоваться до конца своих дней, она бы посмотрела на предсказателя как на сумасшедшего шутника.

***

Поглядывая сквозь выпуклое стекло иллюминатора на расстилавшееся далеко внизу белое поле облаков, Волков зажмурился от удовольствия. Он с раннего детства любил летать. Передвижения по воздуху, даже самые длительные, переносил совершенно спокойно, без тошноты и головной боли. А больше всего в полетах ему нравилось любоваться сушей и морем с восьмикилометровой высоты.

— Что там? — спросила Настя из соседнего кресла.

— Скорее всего, Арабатская стрелка, — неуверенно ответил он. — Длинная песчаная коса, отделяющая озеро Сиваш от Азовского моря.

— Наверное, — кивнула девушка. — Сереж, ты не возражаешь, если я пока почитаю? А то брала с собой из дома недочитанную книгу, да так ее и не закончила.

— Естественно. Нам с тобой было чем заняться… Все же было здорово?

— Да, все было очень хорошо, — Настя ласково погладила его по щеке. — У меня целое море впечатлений, даже больше, чем после Антальи и Египта…

— Мы с тобой еще и туда сгоняем, — пообещал Сергей. — Почитай, конечно, нам лететь долго.

Анастасия вынула из сумки толстую книгу, раскрыла ее на нужной странице и углубилась в чтение. Перерыв сделала только для того, чтобы съесть стандартный авиационный ужин.

Удивительная была книга! Одно название завораживало своей масштабностью и научностью: «Метафизика культуры». Настя не могла ответить сама себе на простой вопрос: нравится она ей или не нравится. Окончив чтение, девушка на несколько минут закрыла глаза и откинулась в кресле, обдумывая прочитанное под мерное гудение двигателей.

Книга известного российского политолога посвящалась вопросам современной культуры и роли государства в культурной жизни людей. Главной причиной культурного упадка автор считал общее падение нравственных начал, вызванное, в свою очередь, отходом человечества от Бога. Доказывал, что без решительной государственной поддержки подлинная культура всегда будет проигрывать «псевдокультуре», то есть популярным произведениям, рассчитанным на широкие и невзыскательные народные массы. В категорию «псевдокультуры» зачислял практически все произведения современной музыки, литературы и кинематографа. Впрочем, досталось от автора и художникам эпохи Возрождения: по его мнению, они лишь пробуждали в средневековом народе интерес к античному язычеству и тем самым понижали авторитет христианской церкви, а своими изображениями обнаженных тел будили в людях низменные инстинкты, отвлекавшие от спасения души.

Автор уподоблял народные массы неразумным детям, которые сами не могут и не хотят разбираться, где высокое и где низкое, где добро и где зло. Далее следовал вывод: в каждом государстве должны быть созданы административные органы, курирующие культурную жизнь. Ни один фильм не должен выйти на экраны, ни одна песня не должна прозвучать и ни одна книга не должна быть напечатана без одобрения этого высокого органа. И он же обязан взять в свои руки контроль над общественной нравственностью, то есть следить за «правильным» поведением граждан.

— Как давно ты сам читал эту книгу? — спросила Настя Сергея, любовавшегося проплывающей внизу линией Волги.

— Год назад примерно. Дочитала?

— Да. Ты мне порекомендовал прочитать ее, чтобы услышать мое мнение?

— И сравнить его со своим.

— Ну что ж, — она вновь задумалась, подбирая наиболее точные формулировки. — Я считаю, что автор подрывает один из главных принципов человеческого общежития. Принцип личной ответственности. Стремление передать в руки государства как можно больше сфер влияния, оно всегда противоречит этому принципу. Цель-то поставлена благая: пресечь упадок современного искусства. Но средства — совершенно абсурдные. Ну вот, простой вопрос: кто будет в эти высокие цензурные комитеты входить? Кто будет ставить знак качества на фильмы и видеоролики? Ведь не о копченой колбасе речь идет! Можно посчитать содержание белков, жиров и углеводов, процент вредных примесей в колбасе, но как можно объективно оценить произведение искусства? Где взять неоспоримые критерии, которые позволят оценить пользу или вред песни или театральной постановки?

— Негде их взять, — согласился Волков, — поставь такого ревнителя благочестия, как наш автор, во главе цензурного органа, так он всю музыку запретит, кроме церковных песнопений…

— Вот именно. Вкус у каждого свой, и почему вкус одного должен навязываться другим? Вот, смотри, — Настя полистала толстую книгу, открыла ее на нужной странице. — Писатель возмущается ростом «обнаженки» на эстраде. Излишне короткие юбки и глубокие вырезы ему не нравится. И опять извечные методы: запретить, запретить, запретить… А как определять, какая юбка короткая, а какая нет? Сколько сантиметров должна иметь в длину «правильная» юбка? Так ведь юбка — еще не самая большая сложность, ее, в конце концов, можно измерить в сантиметрах. А вот в чем измерить содержание художественного произведения?.. Почему ты улыбаешься?

— Мне приятно, что мы с тобой мыслим почти синхронно. Когда я читал «Метафизику культуры», я думал примерно о том же… И еще я думал, что идею автора очень трудно осуществить, чисто технически. Он пишет: государство должно запрещать исполнение песен или спектаклей, не прошедших через фильтры цензурного органа. Но ведь если песни написал я, то дома-то я их могу петь? А если они нравится моим друзьям и они приходят послушать? А если этих друзей десять, или двадцать, или сорок? Ведь это уже будет полноценный концерт. Кто же сможет меня проконтролировать, чтобы я не пел «неподобающие» песни?

— Я думаю, такой тотальный контроль вообще невозможен. Тем более в эпоху интернет-технологий. Тупо запрещать распространение каких-либо произведений культуры, это как стрелять по радиации из автомата. Настолько же бессмысленно…

— Есть такие люди, которые любят предлагать гениальные идеи, не задумываясь о конкретном механизме их реализации. Не вникают в мелочи. Вот и автор из таких. И насчет принципа ответственности ты права. Опять же, есть порода людей, которые спят и видят, как бы им стать честью и совестью нации. Выносить свои оценки, разрешать, запрещать… И все это — под флагом ответственности за нравственность других людей. Не себя, а других.

— Кстати, мой папа часто высказывает мысли, очень схожие с мыслями автора «Метафизики культуры». И меня он всегда опекает так, как будто он — государство, а я — неразумный народ. Сколько помню, он всегда хотел контролировать мои пристрастия, мои увлечения, даже мою личную жизнь. Хотя я ему иногда говорила, что за свои ошибки я сама и отвечу, перед собою же…

Оба почувствовали, как закладывает уши. Самолет снижался. Огоньки на земле становились все ближе.

— И еще я вспомнила сейчас одну очень умную женщину, — задумчиво сказала Настя, — художественного руководителя творческого коллектива нашей Академии. Она оценивает современное искусство, примерно как и автор этой книжки, но предлагает совсем другой вариант решения проблемы. В основу культурной жизни должен быть положен принцип здоровой конкуренции. Пусть государство поддерживает тех работников культуры, которые творят самое лучшее. С точки зрения государства, в смысле. А все то, что государство не считает нужным поддерживать, пусть существует за счет людей, готовых платить деньги… Ни один человек не станет платить за то, что лично он считает дерьмом. Как думаешь, она права?

— Более права, чем твой папа. И более права, чем автор «Метафизики культуры».

Самолет мягко стукнулся шасси о бетон взлетно-посадочной полосы. Пассажиры дружно захлопали в честь мягкой посадки. «Какая она все же умненькая, — подумал Сергей, поглядывая на свою подругу, — на любые темы с ней говорить можно. Или, может, я считаю ее умной потому, что она часто высказывает мысли, с которыми я соглашаюсь?..»

Глава 8

Работать сверхурочно Федор Михайлович Харченко не любил. В служебном кабинете после окончания рабочего дня не засиживался. По субботам и воскресеньям на службе не появлялся. Несколько раз у него случались конфликты с начальником следственного отдела, не способным понять, что на его подчиненных также распространяются нормы Трудового кодекса. На следователя Харченко давили, брали с него письменные объяснения по поводу и без повода. Подолгу не подписывали рапорта на отпуск. Угрожали уволить со службы, воспользовавшись каким-нибудь подходящим предлогом. Прозрачно намекали на новую кадровую политику в государственных структурах, направленную на оптимизацию штатов… Толку не было. Федор Михайлович уходил со службы в шесть часов вечера и брал свои законные два выходных дня. И не забывал взять отгул за суточное дежурство. Сверхурочно он работал только тогда, когда сам считал это нужным. Например, как в случае со следственными действиями на озере Радужном…

На субботу, двадцать четвертое мая, у Федора Михайловича были самые приятные планы. Поспать подольше, потом съесть приготовленные женой сырники со сметаной, запить настоящим кофе, сваренным в турке по всем правилам. В будние-то дни нет времени варить кофе, приходится удовлетворяться растворимым суррогатом. Далее намечался поход с женой и маленьким сынишкой в зоопарк. После обеда — поездка на оптовый рынок, чтобы запастись продуктами на неделю и прикупить кое-какие стройматериалы для предстоящего ремонта дачного домика. Отпуск не за горами все ж таки. А к восьми часам вечера следовало ехать (на такси, естественно) в сауну с говорящим названием «Приют холостяка», где намечалось празднование дня рождения одного из его друзей и где Федора Михайловича ждали вкусный ужин, горячительные напитки, парная, бассейн и невинные мужские удовольствия, в некоторых случаях способствующие сохранению крепкой семьи.

Сырники удались на славу. Кофе — тоже. Почувствовав, что не может больше проглотить ни кусочка, Харченко поблагодарил круглолицую, розовощекую супругу за удачно приготовленный завтрак и отправился обратно в спальню. Полежать хоть немного, а потом и собираться можно, маленький Саша уже спрашивает, когда же наконец в зоопарк пойдем… Улегшись на заправленную кровать, Харченко почувствовал, как нечто твердое упирается ему в лопатку. Отогнул край пледа и увидел свой собственный мобильный телефон. Хотел было положить его на тумбочку, но заметил на дисплее значок, символизирующий пропущенный звонок и одно голосовое сообщение. Номер был незнакомый. Федор Михайлович щелкнул нужной кнопкой и услышал весьма странный голос, как будто кто-то говорил через подушку. Сам текст сообщения был не менее странным.

«Федор Михайлович! Это Светлана Семченко, вы мне вчера визитку дали. Срочно приезжайте ко мне домой, адрес у вас есть. Срочно, как можно скорее! Если не можете сами приехать, пришлите кого-нибудь. Мне нужна помощь! Меня сейчас могут убить! Вашего Абрамова убила не Трофимова, его убил…»

Далее — пронзительный крик. Короткий стук, как будто небольшой предмет упал на твердую поверхность. Какое-то шуршание. Далее — тишина.

Начал слушать голосовое сообщение обычный гражданин по имени Федор Михайлович, расслабленный по случаю субботнего утра и обильного завтрака. Закончил слушать старший следователь Харченко, собранный, внимательный и расторопный. Способный пожертвовать даже выходным днем в кругу семьи, если того действительно требуют интересы дела. И если чьей-то жизни угрожает реальная опасность.

***

По субботам в нашем городе пробок на дорогах почти не бывает. В любой будний день я бы потратил кучу времени, чтобы добраться до дома Светланы Семченко, девушки моего юного друга Сергея. Но все равно прибыл позже, чем стражи правопорядка. Припарковавшись возле подъезда, увидел полицейскую машину. Лифт вызывать не стал, все равно бы терпения не хватило. Превозмогая одышку (вот черт, а ведь пора от лишних килограммов избавляться!), взбежал по лестнице на четвертый этаж. И сразу же понял, в которую из четырех квартир следует держать путь.

Войдя в распахнутую настежь дверь, я увидел мрачного Достоевского-Харченко. И двух офицеров полиции, один из которых мне был прекрасно знаком. Впрочем, афишировать знакомство с ним не входило в мои планы. За подобное сотрудничество с посторонними гражданами старшего лейтенанта Александра Сафронова могут и со службы выпереть, и останусь я тогда без информатора. А ведь если бы не он, так я бы до завтрашнего дня мог не узнать о происшествии в доме Светланы. Хотя ни о каком конкретном происшествии мне пока и не было известно. Сафронов позвонил мне полчаса назад и сообщил, что следователь Харченко только что связывался с дежурной частью отдела полиции и просил незамедлительно выслать двух-трех сотрудников по такому-то адресу.

— Что случилось? — спросил я, с трудом восстанавливая дыхание после пробежки по лестнице. — Что случилось, говорите же!

— Ее убили, — глухим голосом ответил следователь, — мы не успели… Не успели, вот черт!

Он с такой силой ударил кулаком по стене, что звук удара наверняка услышали жильцы всего подъезда. Поморщился от боли, потирая ушибленное место. Сафронов одним движением глаз пригласил меня по коридору направо. Я заглянул в дверь ванной и увидел лежащее на полу мертвое тело незнакомой девушки. Под ее головой виднелась темная лужа, а рядом с согнутой в локте левой рукой я увидел испачканный кровью топор. Первая мысль, которая пришла мне в голову: почему она лежит в такой неудобной позе. Вторая мысль была ответом на первую: потому что ванные комнаты в старых домах невелики по размеру, а здесь еще и громоздкая стиральная машинка наличествует, так что взрослому человеку в полный рост никак не вытянуться. Третья мысль: почему так мало крови, если ее зарубили топором. Топором… Да, топором. Я помотал головой, чтобы проснуться. По какой-то неведомой причине обычный топор произвел на меня большее впечатление, чем труп Светланы Семченко. Неужели это действительно объективная реальность, а не бредовый сон?

Дальнейшие события окончательно лишили меня чувства реальности. Когда я снова вышел в коридор, осторожно ступая и стараясь ничего не задеть и ни к чему не прикоснуться, в дверном проеме показался не кто иной, как Максим Александрович Трофимов, брат моей подзащитной. Какого хрена он здесь делает? Следователю и операм, очевидно, пришел в голову тот же вопрос, который они незамедлительно поставили перед опешившим парнем.

— Я пришел по просьбе Светы, — неуверенно пробормотал он, — она звонила мне сегодня утром, около половины десятого. Просила к ней приехать. Назвала свой адрес… А что случилось-то?

— Что случилось? — Харченко потер пальцами виски, приводя в порядок мысли. — А вы разве были знакомы со Светланой Николаевной Семченко?

— Нет.

— А почему ж тогда она вам позвонила?! И откуда она взяла ваш номер?

— Она сказала, что нашла номер телефона на моей странице в социальной сети «На связи». В личной информации. Страница открыта для всех… Сказала, что вчера увидела меня в кабинете прокуратуры, то есть следственного отдела, и узнала.

— Узнала?

— Да. Она сказала, что шесть лет назад видела меня в санатории «Изумруд», это в Башкирии. Я туда действительно ездил, вместе с Настей. Мне было девятнадцать лет, Насте — шестнадцать…

***

Александр Винсентович Трофимов безумно любил свою дочь. Любил еще до ее рождения. До зачатия. С молодых лет он мечтал именно о дочери. Представлял, как будет укачивать ее на руках, как будет расчесывать ей волосы и заплетать косы, как будет выбирать для нее самую нарядную одежду, учить читать, писать и считать. Рождение сына не повлияло на его мечту, он по-прежнему хотел иметь дочку. Когда она наконец родилась, Трофимов окружил ее любовью и заботой. Жена его, Наталья Михайловна, не могла нарадоваться: нечасто бывает, что отцы проявляют такую привязанность к маленькой девочке.

Окружил любовью и заботой… Очень точное выражение. Именно что окружил. Чем старше становилась Настя, тем сильнее чувствовала свою несвободу. Логическая цепочка вырисовывалась очень простая: отец ее любил, значит, боялся потерять. Боялся потерять, значит, стремился максимально оградить от любой потенциальной опасности. Не ходи, не бегай, не прыгай, в воду не лезь, упадешь, утонешь, окна не открывать, к собаке не подпускать… Общаться тоже можно было не с кем попало, а только с теми детьми, которые, по мнению отца, не могут оказать на девочку дурного влияния.

Настя Трофимова имела все шансы вырасти слабой, хилой, забитой и зашуганной девушкой, не умеющей выживать в этом бренном мире без родительской помощи. Так бы оно и случилось, если бы не два обстоятельства. Первое: Александр Винсентович был именно папой, а не мамой и не мог уделять маленькому ребенку все свое время. К тому же, хочешь не хочешь, отцовское внимание приходилось делить между дочкой и сыном. И второе, по генам Насте передались самые лучшие качества ее предков: активность, любознательность, уверенность в своих силах, упорство в достижении цели, стремление к постоянному самосовершенствованию, к успехам, победам и рекордам. А еще сообразительность и умение скрывать свои мысли. Вот эти последние черты характера и помогали ей устраивать свою жизнь, обходя многие отцовские запреты.

Проходили годы, и отец постепенно стал более спокойно относиться к тому, что у дочери есть собственная жизнь, собственные увлечения и собственный круг общения. Да и Наталья Михайловна мягко урезонивала его, объясняла, что рано или поздно Настя будет жить отдельно, что у нее будут мужчины, что она не сможет вечно находиться рядом с родителями… Александр Винсентович был вынужден смириться и с Настиными занятиями спортом, и с ее посиделками в кругу школьных друзей, и с длительными прогулками… Чуть позже ему пришлось смириться и с появлением рядом с Настей юношей, которые смотрели на нее вожделеющими, отнюдь не дружескими взглядами.

Некоторые запреты все ж таки оставались в силе. Например, Трофимов желал в любую минуту точно знать, где находится его любимая дочь. По-прежнему запрещал ей ночевать вне дома. Исключение составляли разве что квартиры девочек, с которыми Настя дружила с первого класса. А уж о том, чтобы поехать совсем одной в санаторий вблизи башкирского поселка Абзаково на десять дней, не могло быть и речи…

После окончания десятого класса Настя Трофимова выразила желание провести две-три недели где-нибудь в лесостепной полосе, в гористой местности, где были бы все бытовые удобства и в то же время была бы возможность покататься верхом на лошадях. С детства она питала слабость к этим красивым сильным животным, несколько месяцев даже занималась в конно-спортивном клубе. Перелопатила в интернете кучу информации о соответствующих турбазах и домах отдыха на Южном Урале и на Алтае и в итоге остановила выбор на санатории «Изумруд». Наталья Михайловна была только рада, что дочка поедет дышать свежим воздухом и любоваться красотами южноуральской природы, сидя верхом на какой-нибудь резвой кобылке. Александр Винсентович, конечно, не хотел отпускать Настю, но в конце концов на семейном совете удалось найти компромисс. Настя поедет не одна, а с братом Максимом. Ему все же девятнадцать лет, второй курс окончил. Сильный, крепкий парень, вполне способен постоять и за себя, и за любимую сестренку… Так и порешили.

Две недели в санатории пролетели, как один миг, наполненные конными и пешими прогулками, экскурсиями, плаванием в бассейне и посиделками в вечернем кафе. Само собой, у Насти и Максима Трофимовых появились новые знакомые из числа персонала и отдыхающих… Все знакомства были шапочными, поверхностными. С кем-то общались в столовой, в баре, во время конных и пеших прогулок. А с кем-то за все время не перекинулись и парой слов.

***

— Со Светланой Семченко мы тогда не знакомились, — уверенно заявил Трофимов. — Возможно, я ее видел, хотя лицо не запомнил. И она меня видела, значит. И вчера в коридоре узнала. Я ведь заметил, что она на меня пристально взглянула..

— А вам ее лицо знакомым не показалось?

— Нет. Говорю же, я ее если и видел тогда в Абзаково, то не запомнил.

Следователь недоверчиво покачал головой. Легонько постучал кончиками пальцев по застеленному клеенкой столу. На кухне нас было четверо: Харченко, Сергей Волков, Максим Трофимов и я. Подъехавшие двадцать минут назад эксперты-криминалисты продолжали осмотр места преступления, изучали ванную комнату и пол в коридоре. Опера ходили по подъезду в поисках возможных свидетелей.

Рассказанная Максимом Трофимовым история показалась мне не то что неправдоподобной, а какой-то искусственной. Я не мог точно сформулировать, что именно мне в ней не нравится, но видел, что и Федора Михайловича тоже терзают большие сомнения. Хотя по большому счету ничего фантастического не произошло. Ну, допустим, Света на самом деле отдыхала шесть лет назад в башкирском санатории, в том самом, где проводили время Настя со своим братом. Сколько лет тогда было Свете?.. Пятнадцать. Могла она увидеть Трофимова? Могла. Даже если с ним и не общалась. А узнать его спустя шесть лет она могла? Да без проблем. По словам моего юного друга, она сначала вообще не была уверена, что раньше где-то встречалась с Трофимовым.

— Когда мы вчера ехали к ней домой, она спрашивала меня про тебя, — глухим голосом произнес Сергей, обращаясь к Трофимову. — Сказала, что ей твое лицо показалось знакомым. Но так и не вспомнила на момент нашего прощания. Хотя про свою поездку в Башкирию она мне рассказывала, примерно месяц назад…

— Ладно, давайте еще раз, по порядку, — настойчиво сказал Достоевский-Харченко, — она позвонила вам сегодня утром, примерно в девять тридцать. Так?

— В девять тридцать пять, — уточнил Трофимов, взглянув на дисплей своего телефона, — вот, сами смотрите.

Следователь взял телефон в руки, посмотрел звонки. Не только входящие, но и исходящие, и пропущенные. Я знал, что он этим не ограничится, наверняка запросит у компании сотовой связи распечатку детализации.

— Что она вам сказала? Вспомните дословно.

— Дословно не вспомню, она ж меня своим звонком разбудила, я долго сплю… Она представилась, напомнила мне про Абзаково и попросила срочно приехать. Адрес назвала. Сказала, что хочет поговорить со мной о Насте. Я, конечно, поинтересовался, в чем дело, но она ответила, что по телефону ничего объяснять не будет, только добавила, что хочет сообщить нечто очень важное. И отключилась.

— А вам не пришло в голову позвонить гражданину Волкову?

— А зачем? Я ведь не знал, что эта самая Света и есть его новая девушка. Он нас не знакомил…

— Верно, не знакомил, — кивнул Сергей.

— Но вы же вчера видели их вместе, возле двери моего кабинета, — не отставал следователь, — и видели, как они вместе уходили. Как же вы могли не догадаться, что они знакомы?

Трофимов, казалось, был озадачен. Почему, действительно, он не сообщил Сережке о звонке Светланы? Да потому, что с Сергеем у него отношения весьма прохладные, никак не дружеские. Вот они вроде бы оба помогают мне в расследовании, оба желают вытащить Настю из камеры, оба руководствуются глубоким чувством, один — братским, другой — любовным в стиле «агапэ»… Тем не менее недоброжелательность между ними явно наличествует.

— Я не знаю, — вымолвил наконец Максим, — мне действительно не пришло в голову ему позвонить.

— Допустим, — кивнул Харченко. — И что вы делали после разговора с Семченко?

— Выпил чашку кофе, сел в машину и поехал к ней.

— Подробнее! Во сколько вышли из дома?

— Когда я завел машину, часы на приборной доске показывали десять минут одиннадцатого. Сначала хотел ехать прямо сюда, но заметил, что антифриз почти на нуле, поэтому заехал в автомагазин, купил канистру…

— Что за магазин? Название, адрес?

— «Четыре колеса», на улице Белинского.

— Так, так, — пробормотал следователь, делая пометку на листке бумаги. Нетрудно было догадаться, что он обязательно поручит операм проверить, действительно ли Максим заезжал в автомагазин. И вообще, Максима Трофимова теперь обложат со всех сторон. Человек, заявившийся на квартиру к незнакомой девушке, которая была убита за несколько минут до его прихода, автоматически попадает в число подозреваемых. Максим, очевидно, тоже понял двусмысленность своего положения. Порылся в кармане, вынул маленькую бумажку и положил на стол.

— Вот чек из магазина, смотрите сами.

Чеком немедленно завладел Харченко. Внимательно осмотрел, сунул в папку. Резко повернулся к Волкову, спросил:

— А вы, Сергей Васильевич? Вы ведь часто бывали здесь? Припомните, когда вы были в этой квартире последний раз?

— С четверга на пятницу. Я провел здесь ночь.

— Интересно. А вчера? Я допросил сначала вас, потом вашу подругу, потом ко мне зашел гражданин Трофимов. Куда вы с Семченко поехали, когда вышли из отдела?

— Я довез ее до дома и высадил у подъезда. В квартиру не поднимался.

— Почему?

— Как «почему»? Потому что я здесь не жил. Оставался ночевать два, ну максимум три раза в неделю. Но вообще-то вчера я мог бы к Свете и приехать, вечером… Часов в шесть с минутами я высадил Свету и поехал в офис к Валерию Павловичу, — он посмотрел на меня, и я кивнул, — там пробыл примерно сорок минут. Потом позвонил Свете. По ее голосу понял, что она не в настроении. Решил, что нет смысла к ней ехать, и отправился домой.

— А что у нее было не так с голосом?

— Ну как сказать… Недовольство, раздражительность чувствовались. Я думаю, ей было неприятно, что я принимаю участие в судьбе Анастасии Трофимовой. Сами ведь знаете женщин, знаете женскую ревность… А может, дело и не в ревности. Судя по моим прикидкам, у Светы вот-вот должны были начаться критические дни. Если они начались, то вот и причина плохого настроения.

— Значит, ночевали вы дома?

— Конечно, — грустно улыбнулся Волков, — если пожелаете проверить, сделайте запрос на телефонную станцию. Около одиннадцати вечера я звонил маме с домашнего телефона. И еще, я свою машину обычно ставлю на парковку, которая попадает в объектив камеры наблюдения, она на стене соседнего дома висит. Всю ночь моя «нексия» там простояла...

— Вы говорите так, как говорят обвиняемые, а я вас ни в чем не обвинял, Сергей Васильевич.

— Не считайте меня идиотом, — разозлился мой юный друг, — я прекрасно знаю, что в убийстве в первую очередь начинают подозревать близких людей, родственников, друзей, знакомых… А я был мужчиной Светы. Кстати, ловите подсказку: в ее квартире должно быть полным-полно моих отпечатков. На мебели, на дверных ручках, даже на посуде… А в прихожей стоят темно-синие тапочки, так вот на них наверняка найдутся микрочастицы моих носков! Вот этих!

Сергей высоко задрал правую ногу, пошевелил ступней. Харченко неодобрительно покачал головой, насупился.

— Зачем вы сюда приехали сегодня? Вам кто-то сообщил о смерти вашей девушки?

— Мне позвонил Валерий Павлович. Но, когда он мне позвонил, я уже подъезжал к ее дому.

— Вот как? Зачем?

— Мы с ней еще вчера договорились встретиться… Хотели вместе провести день, сходить куда-нибудь.

— То есть она вас ждала?

— Да. Сегодня утром я звонил ей. Сказал, что приеду примерно в половине двенадцатого. Так и сделал. Опять же, если не верите, запросите видеозапись и увидите, как я выезжаю со двора в одиннадцать часов. Если уж вы действительно думаете, что я мог убить свою девушку и оставить ее валяться на полу в ванной!..

— Напрасно вы так. Еще раз повторяю, я вас ни в чем не обвиняю. Но если я обязан задать вам некоторые вопросы, я их задам, а вам придется на них ответить, вне зависимости от вашего желания. И вам, Максим Александрович, тоже, — он бросил взгляд на Трофимова. — Рассказанная вами история лично мне кажется очень странной, поэтому, не обессудьте, я и мои коллеги будем ее проверять и перепроверять… Жду вас обоих в своем кабинете в понедельник. Вас, гражданин Волков, в десять утра, а вас, гражданин Трофимов, в одиннадцать.

— У меня по понедельникам с утра совещание у заместителя начальника штаба округа, — мрачно сказал Сергей, — может, в другое время приду?

— Только из уважения к вашим погонам и к вашей работе… Хорошо, придете ко мне в полдень. Сейчас я вас более не задерживаю.

Следователь вышел из кухни. Через минуту я услышал, как он о чем-то спорит с оперативниками. Что ж, Сергею с Максимом здесь действительно делать нечего. Да и мне, кстати, тоже. Кто я такой? Адвокат, защищающий интересы Анастасии Александровны Трофимовой. Но она проходит по совсем другому уголовному делу. А к уголовному делу об убийстве гражданки Семченко я никакого отношения не имею, и мое присутствие в ее съемной хате не более оправданно, чем присутствие какой-нибудь учительницы из Оренбурга или таксиста из Магнитогорска.

— Пойдемте, друзья мои, — обратился я к хранившим молчание молодым людям, — мы здесь не нужны. Помочь твоей девушке уже невозможно, Сережа. Мы сейчас выйдем, сядем в машину, и ты мне все расскажешь о ней и о ваших отношениях. Потом поезжай домой и постарайся пока ни о чем не думать. Я позвоню.

***

Первые признаки приближающейся катастрофы наметились в октябре. Любовный роман Насти и Сергея достиг той критической точки, когда количество должно было перейти в качество. Не считая путешествия на берега Черного моря, их отношения сводились к кратковременным встречам, прогулкам, посиделкам в кафе и ресторанах, выездах на природу. Случалось, Настя оставалась у него дома, но каждый раз не более чем на одну ночь. Волков уже несколько раз предлагал Снежной Королеве перебраться к нему на квартиру, однако наталкивался на мягкое по форме, но решительное по сути сопротивление. Оно напрягало его тем сильнее, что было совершенно необъяснимым и немотивированным, по крайней мере с его точки зрения. Почему Настя готова с ним встречаться и ложиться в постель, почему она согласилась съездить с ним в Крым, но упорно не соглашается с ним жить на постоянной основе? Он не мог найти ответ на этот вопрос. Когда же задавал его Насте, то слышал от нее лишь общие слова, которые не добавляли ясности.

Предположив, что Настя не хочет идти на открытый конфликт с отцом, придерживающимся особых взглядов на отношения полов, Сергей предложил Насте вступить в законный брак. И, неожиданно для себя, увидел в ее глазах страх и отчаянье. Девушка помолчала и подавленным голосом сказала, что пока не готова ответить… что должна собраться с мыслями… разобраться в себе… После этого они долго не виделись, и Волков чувствовал, что Настя избегает встреч с ним. Когда же они наконец встретились, он поразился произошедшей с ней перемене. Глаза ее излучали холод, как и прежде, но теперь этот холод уже не согревал Сергея. Впервые за все время знакомства он ощущал некоторую натянутость. Это было уже не то время, когда они с легким смехом и шутками могли обсуждать все, что угодно, от собственных постельных экспериментов до эскалации политического конфликта на Украине, от классической музыки до реформы российской системы образования. Все чаще Настя во время их встреч тяжело вздыхала и замолкала на полуслове, и молчание уже не сближало их, а отдаляло друг от друга. Сексуальные утехи потеряли былую колдовскую силу, порой доводившую Волкова до галлюцинаций, и превратились в унылое отбывание некой повинности.

Деятельный, энергичный Сергей не боялся трудностей. Он мог бороться с любыми обстоятельствами, мог преодолевать любые препятствия, возникающие на пути. Но он не знал, с чем следует бороться сейчас. Несколько раз он вызывал Снежную Королеву на откровенный разговор, пытался выяснить причины перемен в ее состоянии, но вытянуть из Анастасии Трофимовой информацию, которую она не желала разглашать, было практически невозможно, так что его попытки оставались безрезультатными. И так продолжалось до зимы.

Глава 9

«Утро вечера мудренее», — утверждает расхожая народная поговорка. Смысл в ней, безусловно, есть: во сне мозг продолжает свою невидимую работу, упорядочивает полученную за день информацию, приводит ее к какой-то схеме, и пробудившийся человек вдруг отчетливо видит правильное решение, которое вечером оставалось для его сознания совершенно недосягаемым.

В субботу у меня, однако, случилось наоборот. Увидев труп Светланы Семченко и лежащий рядом с ней топор, я был совершенно выбит из колеи. Шестой день я вместе с дочерью занимался расследованием обстоятельств смерти Николая Абрамова, пытался найти факты, говорящие в пользу моей подзащитной. И вот происходит новое убийство, к которому я настолько не готов, что поначалу даже не задумался над простым вопросом: а имеет ли оно какое-то отношение к моему делу?

А вот ближе к вечеру ситуация прояснилась. Хотя бы потому, что прибавилось информации, с которой можно работать, из которой можно делать выводы. Разумеется, новые данные я получил не от Харченко. Для него адвокат Лебедев — посторонний человек, и нет никакого резона открывать ему подробности, связанные с убийством гражданки Семченко. Свое появление у нее в квартире мне удалось объяснить предельно просто: я будто бы пришел поговорить с ней об ее друзьях и знакомых, выяснить, не найдется ли у нее точек пересечения с Николаем Абрамовым и Анастасией Трофимовой. То есть выполнить ту работу, которую накануне выполнял и сам Достоевский-Харченко. Против моего объяснения говорил только мой запыхавшийся вид в тот момент, когда я влетел в квартиру Светланы. Но следователь или не заметил моего прерывающегося дыхания, или списал его на плохую работу сердечной мышцы.

Информация пришла, конечно же, от старшего лейтенанта Сафронова. Приехать ко мне домой он не смог, так как дежурил сутки, но в шестом часу вечера позвонил по телефону и старательно изложил все, что стало ему известно об убийстве Семченко.

Светлана была убита ударом топора в затылочную часть черепной коробки. Удар наносился не лезвием, а обухом, потому и крови натекло сравнительно немного. Время наступления смерти — около половины одиннадцатого, плюс-минус двадцать минут. Дверной замок не взломан, следов отмычки не обнаружено. Следов присутствия посторонних лиц также не обнаружено, все опечатки принадлежат Семченко и Волкову. Есть еще отпечатки соседки, которая в последнее время редко бывала в квартире, все больше проживала у своего бойфренда. Девушка эта была родом из неблагополучной семьи, в свое время состояла на учете в милиции, так что ее «пальчики» в картотеке имелись. На некоторых поверхностях, в частности на дверных косяках, имеются следы тщательных затираний. Очевидно, кто-то не захотел оставлять отпечатки пальцев... В квартире все вещи на своих местах, дверцы шкафов закрыты. На туалетном столике стоит маленькая шкатулка, в ней — два золотых кольца, одно из них с фианитом, и две пары серег, одна из них с мелкими низкосортными бриллиантами. Единственная вещь, которая у Светланы совершенно точно имелась и которая бесследно исчезла, — мобильный телефон. Тот самый, с которого она звонила следователю. Надиктованное ею сообщение пришло на телефон Харченко в десять тридцать, и, судя по всему, именно в эти минуты она и была убита.

Показания Волкова и Трофимова были оперативно проверены. Детализация телефонных звонков показала, что Света Семченко действительно звонила Максиму в девять тридцать пять утра. Продавец из автомагазина «Четыре колеса» по улице Белинского опознал Трофимова как человека, купившего сегодня в первой половине дня канистру антифриза. На чеке, переданном следователю Максимом Трофимовым, значилось время: десять часов сорок четыре минуты. А в самом начале двенадцатого он уже появился в квартире Семченко… Рассуждая чисто математически, зададимся вопросом: мог он убить? Точнее, мог ли он сделать это в десять тридцать? Я прикинул расстояние от дома Светланы до магазина «Четыре колеса». Субботнее утро, пробок нет… Если он убил девушку и сразу же рванул на улицу Белинского, не теряя ни минуты ни на одном светофоре, то успеть мог. Другое дело, что в эту версию не укладывается телефонный звонок, поступивший Трофимову от Светланы. Зачем-то же она ему звонила! И для чего он опять вернулся в ее квартиру?

Теперь обращаемся к Сереже Волкову. Забудем пока о том, что он сын моей однокурсницы, что я знаю его с детства, что он никогда не был замечен ни в каких противоправных делишках… Вчера вечером он действительно заезжал ко мне в офис. Рассказывал мне о вопросах, которые задавал ему Харченко. Потом уехал. Поздно вечером звонил маме с домашнего телефона. Машина его действительно простояла всю ночь перед видеокамерой. В десятом часу утра позвонил Свете, в одиннадцать вышел из дома, завел «нексию» и выехал со двора. Через полчаса позвонил в квартиру Семченко, где уже находились следователь, оперативники и я… Опять же, если забыть о личностях и помнить только о цифрах, какой вывод можно сделать? Мог ли он, убив свою девушку, за полчаса добраться до своего дома, чтобы появиться перед камерой видеонаблюдения? Мог, если бы имел вторую машину. Но второй машины у Сережи нет. Брать такси, ловить частника? Рискованно…

Поквартирный опрос соседей в дома Светланы ничего не дал. Оперативники предъявили жильцам фотографии Волкова и Трофимова, и две женщины бальзаковского возраста опознали Сергея как сожителя «какой-то девки из восьмидесятой квартиры». Сказали, что несколько раз видели их вместе, в основном по вечерам. Однако ни одна из них не могла уверенно утверждать, что видела его в подъезде или возле дома именно сегодня, двадцать четвертого мая. Максима Трофимова не узнал по фотографиям вообще никто.

Зато! — и мне это казалось самым важным — одна из соседок вспомнила, что сегодня утром встретила в подъезде незнакомого субъекта с очень примечательной наружностью. Надвинутая на глаза черная шляпа, выбивающиеся из-под нее длинные волосы, тонкие усики, козлиная бородка, уродливые темные очки и длинный плащ мышиного цвета, совершенно скрывающий телосложение. Короче, приметы такие, что закачаешься. Под таким камуфляжем мог скрываться кто угодно, от восемнадцатилетнего щуплого пацана до пятидесятилетнего, не в меру располневшего мужика с внушительным животом. А вот рост, то есть характеристику, трудно поддающуюся корректировке, глазастая соседка как-то не определила. «Среднего роста», — сказала. В принципе, любой высокий человек легко может казаться ниже своего роста, для этого нужно просто втягивать голову в плечи и посильнее сутулиться. Если же надеть на себя бесформенный плащ, то задача еще более облегчается.

По словам соседей, никто из них в таком жутком виде на улицу не выходил и подобных гостей с утра пораньше не принимал. В такой ситуации даже самый недалекий следователь уцепился бы мертвой хваткой за этого таинственного субъекта в потертом плаще, как будто сошедшего со страниц старинного шпионского романа… Шляпа, темные очки, борода, усы — самая примитивная маскировка, какую только можно придумать.

Девушку моего юного друга убил Человек в плаще. Так думал Харченко, так думали опера, и так думал я. Но Человек в плаще был призраком, химерой. Я нисколько не сомневался, что потертый плащ со всеми прочими атрибутами уже покоятся на помойке, на дне мусорного бака. А убийца где-то бродит, и задача полиции — вычислить его и поместить в камеру…

Стоп! Задача полиции — несомненно. А вот моя ли это задача? И опять встает тот же вопрос: связаны ли между собой убийства Николая Абрамова и Светланы Семченко?

По словам Сашки Сафронова, у Харченко пока нет четкого мнения по этому поводу. А хочется ли ему, чтобы два преступления были объединены общим замыслом? По закону, если имеются основания полагать, что несколько преступлений совершены одним лицом или группой лиц, производится соединение уголовных дел. Я поставил себя на место Федора Михайловича и понял: нет, не хочется!

Что произойдет, если два уголовных дела будут соединены в одно? Во-первых, следователь Харченко получит дополнительную работу, что уже само по себе неприятно. Во-вторых, версии о виновности Анастасии Трофимовой будет нанесен сокрушительный удар. Не смертельный, но сокрушительный. Пьяной козе понятно, что Настя не могла зарубить Свету Семченко, коротая время в следственном изоляторе на Екатерининском шоссе. Остается только предположить наличие сообщника. Вместо одного убийцы мы получаем двоих: Настя убила Абрамова, а сообщник убил Семченко.

А если соединения уголовных дел не произойдет? Тогда Харченко так и будет заниматься убийством Абрамова, упорно искать доказательства вины моей подзащитной, а по убийству Семченко будет проходить свидетелем... Он ведь оказался на месте преступления не как должностное лицо. Кстати, повесить на него дело Светланы Семченко и не имеют права: в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, следователь не может работать по делу, по которому он сам проходит в качестве свидетеля. В большинстве случаев это правило соблюдается... А вот ежели уголовные дела объединят, Федору Михайловичу придется пахать по обоим.

...И вот тут опять приходится возвращаться к главному для меня вопросу: связаны ли между собой смерти Николая Абрамова и Светланы Семченко?

***

Клуб с претенциозным названием «Antik» располагался в левом крыле небольшого двухэтажного здания. В другом крыле размещались отделение банка «Русский кредит» и частная стоматология. Судя по характерным архитектурным особенностям, раньше здесь был детский сад. Поднимаясь по ступенькам, Зинаида Лебедева вспомнила, что она и сама в безвозвратно ушедших восьмидесятых посещала дошкольное учреждение, занимавшее точно такое же здание.

На официальном сайте клуба Зина успела прочитать, что его основателем и руководителем является некий Марк Валерьевич Романовский. Там же приводилась краткая биографическая справка: пятьдесят лет, образование высшее педагогическое, работал учителем истории, потом директором школы, защитил кандидатскую диссертацию, посвященную археологии Северного Причерноморья. Биография сама по себе была совершенно обычной. Зато был необычным клубный псевдоним Романовского — Примус. Впрочем, у образованной женщины Зинаиды Лебедевой, окончившей юридическую академию, сразу же появилась догадка о происхождении такого прозвища. Созвонившись с Примусом по одному из указанных на сайте контактных номеров, она договорилась о встрече.

Высокий сухопарый мужчина, с аккуратной бородкой и совершенно седыми волосами принял ее в маленьком кабинете, интерьер которого напомнил Зине комнату Максима Трофимова. Только здесь имелись еще и стеклянные стеллажи, на полках которых были расставлены и разложены всевозможные предметы: керамические статуэтки, бронзовые фигурки людей и животных, сосуды, амфоры, кухонные приборы, обрывки древних манускриптов, фрагменты ювелирных украшений из золота и серебра. Одну полку занимали монеты разного размера и цвета, общим числом не менее пятидесяти.

— Моя коллекция, — гордо сообщил Романовский, взмахом бородки кивая на стеллажи. — С научной точки зрения она представляет огромную ценность. Все эти вещи я сам раскопал в Крыму и на Украине за двадцать лет археологических экспедиций. А вот эту прекрасно сохранившуюся Капитолийскую волчицу с двумя присосавшимися к ее соскам близнецами я нашел в Греции, недалеко от Пирея…

— В Греции? Но ведь Капитолийская волчица — вроде бы часть римской культуры. Это ведь она выкормила близнецов Ромула и Рема, будущих основателей Рима?

— Она, родимая… Кстати, волк — один из символов нашего клуба. Нечто вроде тотемного зверя. А в том, что статуэтка попала на Пелопоннес, нет ничего странного. Греция, как и все Средиземноморье, входила в состав Римского государства, сначала республики, потом империи. Римляне проводили огромную работу по культурной консолидации всех подчиненных им народностей, так что подобные вещи можно отыскать в руинах любого древнего города, от Волюбилиса до Пантикапея.

— А где находится Волюбилис? — заинтересованно спросила Зина. — Пантикапей, я знаю, в Крыму…

— А Волюбилис — в Марокко, в Северной Африке. Самый западный населенный пункт Римской империи в эпоху ее максимального расширения.

— Марк Валерьевич, а почему вас здесь называют Примусом?

Слегка снисходительный ответ бородача подтвердил ее догадку:

— Примус интер парес — первый среди равных. В моем клубе я — царь и бог. Но участники наших мероприятий в основном молоды, а молодости свойственны амбиции, стремление к независимости, нетерпимость к любому давлению и ограничению свободы. Потому я и выбрал такой псевдоним, приятный для слуха наших ребят. Первый — да. Но — среди равных.

— У вас даже имя как будто специально подобрано… Я ведь сначала подумала, что оно тоже является псевдонимом.

— Нет, нет, меня действительно зовут Марком, а папу моего звали Валерием, а фамилия наша — Романовские. Да, очень в тему. Марк и Валерий — имена римских императоров, а самоназвание древних римлян — романос… Отсюда и название страны Румынии, и романская языковая группа.

Зина незаметно вздохнула. Как много лекций за последнее время… Хорошо, конечно, иметь дело с образованными людьми, увлеченными своим делом. Они и словоохотны, и много интересного могут рассказать. Жаль, что все время приходится их прерывать, возвращая к скучным земным вопросам.

— Марк Валерьевич, а для чего нужен ваш клуб? Какие у вас цели?

— Моя цель — она как айсберг. Есть надводная часть, а есть и подводная. Цель, которую я декларирую открыто на наших агорах… то есть на собраниях, это популяризация античной культуры. Изучение культурного наследия Греции и Рима. У нас здесь проводятся самые обыкновенные лекции, на которых я и двое моих коллег из Института истории и археологии передаем слушателям свои знания. Строгое правило: половина занятия — собственно лекция, вторая половина — диспут. Но у нас ведь не институт, у нас клуб исторической реконструкции. Для нас самое главное — ролевые игры. Вы имеете понятия о том, что это такое?

— Очень поверхностное. В подростковом возрасте я была задействована в движении поклонников Джона Толкиена. Игровой псевдоним — Ингрид.

— О, это совсем другое! Толкиенизм основан на фантастике, на существовании вымышленного мира, Средиземья. И единственной его основой являются книги самого Толкиена, про хоббитов и про кольцо всевластья. Я знаю лично людей, которые раньше были толкиенистами. Они увлеченно играли в вымышленные события, присваивали себе имена героев Толкиена, говорили на специ­фическом «игровом» языке, устраивали рыцарские турниры в средневековом стиле… Все это хорошо, я ничего не имею против них. Но наука там и близко не лежала. Именно из-за отсутствия всяких преград для фантазии молодые толкиенисты часто путали реальность и виртуальность, забывали, что живут-то они все же в двадцатом или двадцать первом веке в России. Дошло до того, что на переписи населения в 2002 году многие из них определяли свою национальность как орки, эльфы или гоблины… А я считаю главным принципом деятельности клуба «Antik» сочетание фантазийности и научности. На ролевых играх наши ребята живут не в выдуманном мире, а в том, который реально существовал двадцать–тридцать веков назад. Правда, у каждого из них имеется свой псевдоним, это обязательное правило нашего клуба… Пожалуй, только оно и роднит нас со всякими неформальными субкультурными сообществами. Что такое фандом, знаете?

— Нет.

— Новое словечко, пришедшее в нашу речь из английского языка. Означает оно большую группу фанатов, объединенных общим интересом к книге, фильму, сериалу, короче, к любому художественному произведению. А также к описанной в данном произведении альтернативной реальности. Так вот: у нас не фандом. Наши участники изучают реальное прошлое. За пределами клубных мероприятий все они — совершенно нормальные парни и девушки. И уж конечно никому из них не придет в голову на очередной переписи населения назвать себя галлом, ибером, спартанцем или преторианцем.

Зина засмеялась.

— Не так-то это смешно, как кажется, — промолвил Примус. — Уход от реальности всегда опасен, особенно для неокрепшей подростковой психики. Феномен эскапизма вам знаком?

Зина молча кивнула. Озвученный Романовским термин она впервые услышала в клинике, где проходила курс лечения от наркозависимости. Эскапизм — от английского escape, «убегать». Стремление молодого, духовно незрелого индивида уйти, убежать, спрятаться от реальности. От тяжелых жизненных обстоятельств, от родительского непонимания, от неразделенной любви, от скуки и обыденности мира. Способы ухода есть различные. Можно просто убежать из дома и бродяжничать в поисках настоящих приключений. Можно с головой погрузиться в мир компьютерных игр. Можно стать троллем или эльфом. Можно спиться. А можно упасть в бездну наркотического дурмана. Последнее в свое время и случилось с Зиной Лебедевой…

— Вы сказали, есть еще и подводная цель. Какая?

— Предельно простая. Собирая в своем клубе подростков и молодых людей, я оберегаю их от Зла. От Зла с большой буквы. Например, от тех же наркотиков. Да, лихие девяностые остались в прошлом, но наркотическая проблема никуда не делась, ежегодно тысячи парней и девчонок умирают раньше срока… Оберегаю от всяческого криминала, от пьянок. От дебилизирующих компьютерных игр. Наконец, я мотивирую их на физическое самосовершенствование. О, Зинаида Валерьевна, античность — великое подспорье для работы над своим телом! В Древней Греции танцы, гимнастика и песнопение служили основными средствами оздоровления. Эллины высоко ценили в человеке его знатную прямую осанку, твердую походку, пластику движений, силу и выносливость. Гомер в своей бессмертной «Илиаде» описывал Ахиллеса, величайшего героя древнего мира, как высокого и горделиво осанистого, «быстроногого» и «многосильного». Один из величайших философов древности Платон был сильнейшим атлетом и абсолютным победителем Олимпийских игр, математик Пифагор был чемпионом по борьбе, а еще одному великому философу, Сократу, не было равных в кулачном бою и гимнастике. А знаете ли вы, в чем суть античной концепции здоровья?

— Нет, — зачарованно сказала Зина.

— Гармония и пропорция тела и духа — основа правильной жизни. Следование собственной природе — главный секрет сохранения здоровья. Такие простые принципы! Все физическое воспитание клуба на них построено. Мы ведь не просто выезжаем в поля и леса и обыгрываем битву при Каннах или Марафонское сражение! Нет, наши ребята метают копья, дротики и диски, поднимают тяжести, сражаются на мечах, бегают на стайерские дистанции…

Зинаида настолько увлеклась рассказом Примуса, что чуть не забыла, зачем она явилась в «Antik». Пора было переводить тему.

— Марк Валерьевич, а какова возрастная категория участников ваших ролевых игр? Вы все говорите про молодежь…

— Да. В нашем клубе может состоять парень или девушка, достигшие четырнадцатилетнего возраста. На сегодняшний день число участников — восемьдесят семь, из них шестьдесят — моложе восемнадцати лет. Ну, понятно, что руководство принадлежит к другой возрастной категории. Мне пятьдесят, моим помощникам за сорок. Кстати, все в прекрасной физической форме!

— А есть молодые люди, но не подростки? Лет по двадцать пять или тридцать?

— Есть и такие, — кивнул Примус и тут же впился в нее взглядом: — А кто конкретно вас интересует? Вы назвались помощницей адвоката, сказали, что проводите частное расследование, но пока не задали ни одного вопроса криминального свойства.

— Видите ли, в чем дело… Моя клиентка приходится сестрой участника вашего клуба. Но я вовсе не уверена, что клуб имеет хоть какое-то отношение к убийству, в котором ее обвиняют. Просто мне, в ходе общения с этим молодым человеком, действительно стало интересно, очень интересно. Меня интересует не столько сама античная культура, сколько ее отражение в сегодняшнем дне, понимаете? Вот такие организации, как ваш «Antik», например. Ролевые игры… Я, наверное, путано излагаю?

— Нет, я вас прекрасно понимаю. А о ком из наших ребят вы говорите?

— О Трофимовых. Брат Максим и сестра Анастасия.

Глаза Примуса широко распахнулись.

— Да вы что… — протянул он, покачиваясь взад-вперед над столом. И более ничего не сказал.

— Вы хорошо их знаете?

— Я очень хорошо знаю только Макса. Мой клуб создан в девяносто четвертом году, он тогда даже назывался иначе, «Спартанец». Поначалу мы принимали только мальчишек. От того, первоначального состава почти никого не осталось. Подростки вырастают, поступают в вузы, устраиваются на работу, заводят семьи… Интерес к раскопкам и ролевым играм мало-помалу утрачивается, да и более насущные проблемы появляются. Я же говорю, у нас мало тех, кому за двадцать. Нужно быть или фанатиком своего хобби, или просто человеком, не обремененным ни семьей, ни работой, чтобы продолжать участвовать в наших игрищах. Так вот, Макс — один из старейших наших участников. Насколько я знаю, он учился в институте, где не приходится сильно напрягаться. Семьи у него нет. Постоянной работы тоже нет, живет с родителями, свободного времени уйма. Не скажу, что он участвует во всех наших мероприятиях, но тематикой клуба он увлечен всерьез, это точно. Вот вам пример. Прошлым летом я с некоторыми из наших парней и девчонок выезжали в Крым. Про «Генуэзский шлем» когда-нибудь слышали?

— Нет. А что это?

— Ежегодный международный рыцарский фестиваль, проводящийся в Судаке. Там есть старая Генуэзская крепость, и вот в ней каждое лето устраиваются рыцарские турниры, стрельбы «средневековой артиллерии», а также концертные программы разных исторических сообществ, включающие танцы, песни и музыкальные произведения, поставленные на манер средневековья. Можно послушать рассказы о рыцарях и прекрасных дамах, о традициях средних веков, посмотреть на костюмированные шествия и соревнования…

Как будто рекламный буклет пересказывает, подумала Зина, вслух же спросила:

— А разве это не другая эпоха? Средневековье — это ведь не античность.

— Вот именно! — воскликнул Примус. — Я тогда немного отошел от формата нашего клуба. Что ж плохого? Решил свозить ребят в прекрасное место, чтоб не в городе сидели, а морским воздухом дышали. Понятно, что дорога, недельное проживание в дешевом отеле, питание — все за счет родителей, но ведь не за чужих же детей они платили. А у некоторых участников и свои деньги есть, кто уже работает… Так вот, я к чему клоню-то: Максим категорически отказался ехать. А когда я поинтересовался причинами, он сказал, что средние века с их аскетизмом, христианской моралью и вшами по всей Европе — полный отстой. Что он не собирается разменивать великое наследие античности на всякую ерунду. И не поехал. Хотя для его родителей требуемая сумма явно не была заоблачной… А так мог бы поступить только человек, действительно увлеченный определенной исторической эпохой и ее нравами. Более того — человек с собственным видением эпохи, имеющий какую-то свою сверхценную идею…

— А с Настей вы не знакомы?

— Максим приводил ее к нам несколько раз. Очень красивая девочка, — Примус причмокнул, — только нашими мероприятиями она как-то не загорелась.

— Когда она к вам приходила?

— Два или три года назад, точно не скажу. Я бы и не запомнил, просто очень уж красивая она… Слушайте! — вдруг вскричал Примус. — Так ведь я ее видел там!

— Где? — растерялась Зина.

— В Судаке, в Генуэзской крепости! Как раз в прошлом году, когда мы туда ездили с ребятами. В дни, когда проводится фестиваль, крепость ведь не закрывается, туда продолжают заходить туристы. Их даже больше становится, потому что есть возможность не только по стенам и лестницам полазить, но и выступления ролевиков посмотреть. Вот там я ее приметил. Просто обратил внимание на красивую девушку в коротком белом платье, но не узнал. А сейчас вспомнил. Она это, точно.

Зина разочарованно пожала плечами. О том, что Сережа Волков с Анастасией Трофимовой в прошлом году отдыхали в Крыму, она знала от отца, которому рассказывал об этом сам Волков. Нет, не такую информацию она рассчитывала получить от Примуса…

В клубе «Antik» она провела еще около полутора часов. Узнала, какие коммерческие организации спонсируют деятельность любителей античности. С какими российскими и зарубежными сообществами взаимодействует клуб. Ознакомилась со списками его участников, как нынешних, так и бывших. Романовский не скрывал от нее ничего. Но она не получила от него никаких сведений, которые могли бы пригодиться в деле об убийстве Николая Абрамова и Светланы Семченко.

***

Попрощавшись в девятом часу вечера с руководителем клуба «Antik», Зинаида Лебедева позвонила на сотовый номер Сергея Волкова, своего детского друга, с которым она не виделась много лет. Почувствовав по интонациям и голосу, что молодой человек пребывает не в самом лучшем расположении духа, Лебедева предложила ему вместе съездить к отцу, посидеть втроем, заодно и обсудить ситуацию. Сергей охотно принял предложение, попросил заехать за ним через двадцать минут.

Зина подъехала к его дому чуть раньше. Вышла из «пежо», вдохнула теплый майский воздух. Подняла глаза, и взгляд ее уперся в черное пятнышко на стене соседнего дома, на уровне второго этажа. Приглядевшись, она поняла: камера видеонаблюдения. Похоже, накрывает всю придомовую территорию, заставленную автомобилями. От нечего делать она поискала глазами машину Волкова. Номер ей не был известен, поэтому Зина засомневалась между двумя «нексиями»: идеально новой светло-коричневой и слегка поцарапанной серебристой.

Хлопнула дверь, вышел молодой мужчина спортивного телосложения, в джинсах и легкой куртке-ветровке. И Зина безошибочно распознала в нем своего друга детства, с которым она когда-то играла в прятки и догонялки, с которым ругалась и мирилась, который однажды удачно залепил ей снежком в правый глаз…

Двадцативосьмилетний мужчина и тридцатичетырехлетняя женщина обнялись, как брат и сестра. Целуя Волкова в щеку, Зина принюхалась и поняла, почему он попросил ее заехать за ним.

— Пил?

— Да, пару рюмок. Сильно пахнет?

— Нет, не очень… Это из-за твоей девушки, да?

Сергей молча кивнул. Зинаида пожала его запястье, почувствовав женской интуицией, как в нее переливается его боль.

— Сереж, ее уже не вернешь, надо жить дальше… И жить надо полноценно. Никогда не пей один!

— Не буду больше, — улыбнулся молодой человек. — Я как будто в детство вернулся. Помнишь, мы с тобой гуляли в лесу, когда ездили на дачу к каким-то друзьям твоего отца, и я там увидел красивые синие ягодки на кустах и хотел попробовать… А ты их у меня отобрала и вот таким же тоном сказала: «Никогда не ешь незнакомые плоды, тем более не помыв!»

— А потом оказалось, что это были ягоды волчьего лыка. Помню, конечно. Умереть бы не умер, но несколько дней промаялся бы поносом, уж точно… Ты же не ешь с тех пор незнакомые плоды? — шутливо спросила Зина, выруливая со двора. Про себя она отметила, что выезд здесь только один и находится он в прямом поле зрения камеры видеонаблюдения.

— Признаюсь, ел. Только не в наших широтах, а далеко-далеко от Урала и вообще от России. И то плоды были не совсем незнакомые. Меня ими угощали местные жители. Я видел, как они сами употребляют их в пищу, и никто не отравился…

— Где это было?

— В Южном Судане. Есть такое государство в Африке, объявило себя независимым буквально несколько лет назад.

— Ничего себе, — искренне удивилась Зина. — Как тебя туда занесло? Вроде совсем не курортная страна, там же еще недавно война была, я в новостях слышала.

— Была. И очень жестокая война… Ты же знаешь, что я после журфака связал свою жизнь с военной службой?

— Да, папа говорил. Но чтоб Судан…

— Природное любопытство, вот что загнало меня в Африку, — медленно произнес молодой человек, глядя прямо перед собой, и Зине показалось, что друг детства видит сейчас не асфальтированную дорогу, а нечто совсем иное.

***

Солнце немилосердно палило. «Ни хрена себе, колыбель человечества, — думал Волков, поднимаясь на песчаный холм, — неудивительно, что наши предки в каменном веке разбегались из Африки в поисках более прохладных мест… В таком климате ничего не хочется, ни изобретать новое, ни учиться. Есть сегодня миска с едой, и хорошо. Нет — а есть-то тоже не хочется…»

С холма открывался вид на всю площадку, занятую российской авиационной группой миротворческой миссии ООН в Судане. С километрового расстояния старший лейтенант Волков видел ангары, жилые помещения, водоочистительные сооружения и, чуть дальше, четыре вертолета, напоминавшие присевших отдохнуть громадных птиц. Место это называлось Михайловкой. Так и значилось на металлических щитах у пыльной дороги: «Михайловка» и «Mikhailovka». Название было дано в честь первого командира авиационной группы, полковника Михаила Петровичева.

В командировку Волков мог бы и не ехать, никто не заставлял. Наоборот, ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вышестоящие начальники одобрили его кандидатуру. Вертолетом управлять он не умел, принцип работы несущего винта представлял себе весьма отдаленно. Зато он имел диплом журфака и владел английским языком на приличном уровне. Его задачи в группе так и обозначались: «информационное и лингвистическое сопровождение».

В жаркую африканскую страну Сергей отправился не только ради валютных командировочных. В первую очередь он гнался за впечатлениями и эмоциями. Мечтал посмотреть местную экзотику, приобщиться к тайнам дикой природы. Наделать побольше эффектных фотографий… В течение трех месяцев не упускал возможности «накормить глаза». В свободное от исполнения служебных обязанностей время бродил по саванне с пистолетом на поясе и с фотоаппаратом на груди. Делал снимок за снимком, стараясь наилучшим образом запечатлеть сочетание мелколиственной зелени апельсиновых и лимонных деревьев с громадными перистыми листьями пальм и тамариндов. Иногда удавалось поймать в объектив зебру, страуса или антилопу. Долгое время ему не удавалось найти в лесу мартышек, хотя на самом деле их там были тысячи. Зеленовато-серая окраска обезьян отлично помогала им скрываться среди листвы и ветвей; к тому же, завидев сверху человека, животные затаивались, прижимались к сучьям деревьев и становились почти незаметными.

Волков еще не знал, что на суданской земле ему придется пережить приключение, воспоминания о котором будут еще долго мешать его спокойному сну.

***

Жена у меня смышленая и тактичная. Накрыла на стол и ушла в спальню дочитывать очередной любовный роман. Поняла, что намечается не просто застолье, а нечто вроде производственного совещания. Мы с Зиной — не только отец и дочь, а еще и коллеги по работе. А Сережа — не только сын моей институтской подруги, а еще и мой клиент, пусть и бесплатный. И говорить мы будем о нашем деле. О чем же еще? Особенно если вспомнить, что сегодня погибла девушка Сергея и смерть ее, скорее всего, связана с нашим расследованием.

Связана ли? Вновь и вновь я возвращался к этому вопросу. Именно он стал главным предметом нашего разговора.

— Как же иначе-то, Валерий Павлович, — говорил мой юный друг, — ведь даже орудие убийства выбрано аналогичное. Топор! Много ли преступлений в наш век совершается топором?!

— Но ведь кухонным ножом убивают часто, — возразил я. — Говорят, обыкновенным кухонным ножом убито больше людей, чем любым другим оружием, за исключением автомата Калашникова.

— Во-первых, это, скорее всего, шутка, а во-вторых, нож не топор. В каждой квартире, в каждом частном доме найдется несколько ножей, и они не просто лежат, а ежедневно используются. А спрос на топоры гораздо меньше. В квартире Светочки топора вообще не было, насколько мне известно.

Я кивнул. По словам Сани Сафронова, никаких столярных и плотницких инструментов в квартире Семченко не нашли. Хозяева квартиры второй год живут в собственном доме в области, активно ведут на своем участке ремонтные и строительные работы, так что все топоры, пилы, стамески и даже отвертки держат именно там. Вряд ли Света или ее соседка стали бы приобретать подобные вещи, просто потому, что они им без надобности. И вообще, топор, которым воспользовался убийца, не имеет никаких внешних дефектов, а ведь они бы непременно появились, если бы его использовали по предназначению.

— Топор новый, это точно. Убийца принес его с собой. Не зря же и плащ на нем был просторный, под таким можно и бензопилу спрятать, не то что топор.

— Вот видите! Убийца принес его с собой — значит, заранее готовился убить Свету. Это не был какой-то аффект, внезапный порыв. А с другой стороны, можете вы себе представить нормального, адекватного человека, который идет убивать с топором под плащом?

— Просто Родион Раскольников, — усмехнулась Зина. — Кстати, а почему герой Достоевского выбрал топор, а не другое оружие?

Я призадумался. Как-никак сорок лет прошло с того времени, когда приходилось в девятом классе читать «Преступление и наказание». Некоторые детали простительно и подзабыть.

— Потому что не надеялся на свою силу, — неуверенно ответил Сергей. — Он же долгое время бедствовал, очень плохо питался, мог и ослабеть. Да еще и психовал, нервничал, сомневался в правоте своей идеологии. Трудно в таких условиях полагаться на нож или тесак. А из пистолета стрелять не мог, потому что шумно.

— Человек в плаще тоже мог руководствоваться такими соображениями, — я пожал плечами. — Мы ведь не знаем, насколько он силен физически. Может, доходяга какой-нибудь, хилый и щуплый. Твоя Светлана все-таки взрослая девушка была, могла и сопротивление оказать, крик поднять. Кухонным ножом или кастетом убить не так-то просто, тем более с одного удара.

— Слабый человек, значит, да? — переспросила Зина. — Вполне возможно. Хилый, нетренированный мужчина, или подросток, или…

— Да и не в топоре дело! — перебил Сергей, нервно сжимая в кулаке вилку с куском запеченного мяса. — Следователь же не выдумал историю с телефонным сообщением! Светочка действительно звонила ему, надиктовала сообщение на автоответчик… Блин, да стоило ему трубку взять, и она бы сейчас жива была!

Он в сердцах ударил ладонью по столешнице. Потянулся за графином, налил мне и себе по рюмке водки. Выпили, не чокаясь. Зина озабоченно посмотрела на него.

— Сообщение Светланы — просьба о помощи, — сказала моя дочь. — Но не только. Она ведь не в службу ноль-два позвонила, а Федору Михайловичу, следователю, который ее вчера допрашивал и дал свою визитку. И в конце сообщения она сказала, что Николая Абрамова убила не Настя, а кто-то другой.

— Даже не так. Не просто кто-то другой, а человек, имя которого ей известно, — вынужден был согласиться я. — Харченко прокручивал сообщение в моем присутствии, оно заканчивается словами: «вашего Абрамова убила не Трофимова, его убил…»

— Вот именно! А вы говорите, нет связи между двумя преступлениями! Она каким-то образом узнала, кто зарубил Николая в прошлую субботу. Ума не приложу, как она могла узнать… Хотела назвать его имя, но не успела, получила удар сзади.

— В таком случае, логично предположить, что ударил ее именно тот человек, который отметился неделю назад на берегу Радужного, — уверенно сказала Зина. — Думаю, было так: он пришел к ней домой с намерением убить, но сразу убивать не стал. Она улучила минуту, выбралась в ванную, позвонила Харченко. Ответа не дождалась, начала надиктовывать сообщение. Человек в плаще услышал, вошел в ванную и ударил ее топором по голове.

— А при чем тогда здесь Максим Трофимов? — спросил я. — В половине десятого Света звонит ему и просит приехать. Максим сказал, что она упоминала Настю, то есть хотела сообщить нечто имеющее отношение к нашему делу. А через час, не дождавшись Максима, она звонит Харченко…

— Ну что ж, самый простой вариант: она действительно узнала, кто убил Абрамова, и захотела поделиться этой информацией с Трофимовым. Вполне естественно: во-первых, он брат Насти, ему небезразлична ее судьба. Во-вторых, Света если и не была с ним лично знакома, то, по крайней мере, видела его. Не забывайте про их поездку в Абзаково! Света могла там и саму Настю увидеть и запомнить.

— Второй вариант, — подхватил Сергей. — Звонок Максиму никак не связан со звонком следователю. Света сначала пригласила к себе домой Трофимова, а потом вдруг что-то поняла, что-то сопоставила, сделала какие-то выводы. И позвонила Харченко.

— Нет, это глупость полная, — Зина помотала головой. — О чем еще могла Света говорить с Максимом, если не об убийстве? Звонок-то был срочный! Она позвонила утром и попросила приехать как можно скорее. Можете ли вы представить, что она просто хотела предаться воспоминаниям об отдыхе в Башкирии? Да еще с человеком, который и имени-то ее не помнит!

— Знаете, когда сегодня Харченко допрашивал Трофимова, я всерьез подумал, что он собирается его задержать. Самый удобный подозреваемый. А потом я подумал: да не может он быть убийцей! Если он убил Семченко, так зачем вернулся-то? И зачем он сказал, что Света звала его к себе, желая поговорить именно о Насте? Мог бы придумать красивое романтичное объяснение, например, Света по телефону объяснилась ему в любви и пригласила к себе для… э-э, для перевода духовных чувств в физиологическую плоскость, — не совсем удачно выразился я.

— Да и алиби мог бы себе нормальное придумать, — задумчиво сказала Зина. — Чек из автомагазина — это, конечно, хорошо, но подозрений с него не снимает. Хотя, знаешь, пап, для Харченко самый удобный подозреваемый не Максим. А вот кто, — она кивнула на пригорюнившегося Сергея.

— Ты только не обижайся на нас, Сережа, — мягко попросил я, — мы с Зиной верим, что ты никого не убивал. Но мы — юристы. И мы просто обязаны смотреть на ситуацию другими глазами. Глазами следака, глазами опера… А как выглядит ситуация с их точки зрения? Убита девушка. Твоя девушка. В ее квартире ты регулярно появлялся, там полно твоих «пальчиков». Кстати, ключ у тебя был?

— Нет.

— Вот опять же я тебе верю, но менты могут и не поверить…

— Да я же сказал и вам, и Харченко, что ночевал дома, что выехал только в одиннадцать! Пусть запрос видеозаписи сделают!

— Да оперативники уже просмотрели запись, — устало сказал я. — Не знаю, пожелает ли Харченко приобщать ее к материалам уголовного дела и станет ли он вообще вести это дело… Но ты пойми: запись тебя не обеляет на сто процентов. Твой подъезд в зону наблюдения не попадает. Ты мог выйти хоть в шесть, хоть в восемь утра, поймать тачку, доехать до дома Светы… А потом вернуться, тоже на попутной машине, сесть в свою «нексию» и снова поехать к Свете. Еще раз повторяю: я сейчас рассуждаю не от своего имени, а от имени того же Харченко или любого из его коллег.

— Папа, дело даже не в том, что мы знаем Сережу с детства. Есть другой аргумент: он ведь тоже мог бы создать себе полноценное алиби. Да и не стал бы он убивать свою девушку в помещении, в котором неоднократно бывал… Это значит — на самого себя навлекать подозрения…

— Тихо, тихо! — неожиданно для самого себя вскричал я. — Не упустить бы мысль…

Последние слова Зины заставили меня вернуться к обстоятельству, на которое раньше я внимание не обращал. Ведь убиенная Светлана Семченко сегодня утром ждала не одного человека и даже не двух, а трех! К ней должен был прийти мой юный друг, с которым они договорились еще вчера совместно провести день. К ней должен был придти Максим Трофимов, которого она сама вызвала по телефону. И к ней должен был прийти Федор Михайлович, которому она надиктовала отчаянное сообщение… И все должны были явиться примерно в одно время. Если бы Трофимов не заезжал в магазин за антифризом, он мог бы появиться в квартире даже раньше следака и оперов. Так, и что бы он сделал, позвонив в дверь и убедившись, что никто не собирается ему открывать? Возможно — да, очень возможно! — он нажал бы на ручку двери… Харченко ведь говорил, что дверь была лишь прикрыта, но не заперта на замок. Старая как мир ловушка, в которую малоискушенные люди продолжают попадаться! Я уверен: детей нужно учить не только тому, что нельзя переходить дорогу на запрещающий сигнал светофора, но и тому, что нельзя заходить в чужую квартиру, если дверь открыта. А то можно оказаться на скамье подсудимых по обвинению в убийстве или крупной краже… Харченко-то мужик еще нормальный, а есть ведь и полные отморозки в правоохранительной системе, которые с чистой совестью сделают преступника из невиновного человека. В ходе своей адвокатской практики мне много раз приходилось защищать граждан, совершивших вот такие нелепые ошибки.

— Вас хотели подставить, — обратился я к Сергею, — вас обоих, тебя и Максима. Или кого-то одного. Если жертвой намечался Максим, то расчет был на то, что он войдет в открытую квартиру, наследит, а в самом лучшем случае — подойдет к тру… к телу Светы. Если же подставить хотели тебя, то расчет был на твои отпечатки по всей квартире и еще на то, что тебя Света впустила бы в любое время… Да, вам обоим повезло. Особенно Максу с его антифризом и автомагазином.

— Кто? — глухо спросил Сергей. — Кто хотел бросить на нас подозрения?

— Человек в плаще, — ответила Зина вместо меня. — Тот, который убил Абрамова неделю назад. Тот, кто убил Семченко сегодня утром. И… — она на секунду задумалась. — Человек, который хотел, чтобы связь между двумя убийствами прямо-таки бросалась в глаза, чтобы она была очевидна даже для слепого. Потому-то в качестве оружия и был использован столь экстравагантный предмет. Нам нужно понять, зачем Человек в плаще хотел сделать два убийства похожими, зачем ему нужно было высветить связь между ними. Когда мы это поймем, то поймем и все остальное.

Я ждал, что моя дочь сделает следующий шаг в своих логических рассуждениях, сам собой напрашивающийся. Но она вместо этого начала расспрашивать Сережку об его африканских приключениях.

***

В детективных и приключенческих романах Волкову доводилось читать о людях, которые в минуты опасности сначала стреляют, а уж потом принимают соответствующее решение. Сам он таким навыком не обладал; негде было его приобрести. Поэтому, услышав поблизости гортанные крики на незнакомом наречии, он просто выхватил из кобуры пистолет и замер на месте. Через секунду он увидел сквозь колючие кустарники группу вооруженных ружьями чернокожих людей в полувоенной форме. Среди них было несколько подростков с короткими винтовками в руках.

Тут же вспомнились рассказы сослуживцев, предостерегавших его от одиночных прогулок по саванне. Главную опасность представляли не львы и леопарды, а люди, коренные обитатели Южного Судана. Уже на протяжении двадцати лет страна не выходила из состояния кровавой междоусобной войны. Арабский север боролся против негроидного юга. Расовый фактор дополнялся религиозным: мусульмане воевали против христиан и язычников. Признание правительством Хартума независимости Южного Судана способствовало прекращению кровопролития, однако регион был столь неоднороден в этническом, религиозном и культурном смысле, что восстановить тишину и порядок никак не удавалось. Некоторые племена, жившие по традициям родоплеменного строя, вообще не желали никому подчиняться, кроме своих вождей, а в любом «чужаке», тем более светлокожем, видели заклятого врага, недочеловека. Голод и эпидемии были их извечными спутниками; наилучшим средством борьбы с нехваткой продовольствия считались набеги на более культурных соседей.

С таким «продовольственным отрядом», направлявшимся в очередную бандитскую экспедицию, и пришлось встретиться старшему лейтенанту Волкову. Ничего хорошего от этой встречи он не ждал. Взятие в плен, содержание в земляной яме, требование выкупа, а то и просто отрезание головы — примерно такие варианты он считал наиболее вероятными для себя. Больше всего ему хотелось стать невидимым или превратиться в куст саксаула. Однако мечта его не сбылась: чернокожий воин пронзительно закричал, указывая на него пальцем, и вся шайка стремительно бросилась к Сергею. Выстрелов не прозвучало, поэтому Волков еще на пару секунд усомнился, а стоит ли ему начинать стрельбу. Что, если эти люди не собираются причинять ему зла, если они просто хотят познакомиться с незнакомцем?.. В таком случае первый же его выстрел диаметрально поменяет их намерения.

«Беги», — шепнул внутренний голос. Волков послушался и бросился бежать, лавируя между кустами и перескакивая через ямы. Но не так-то просто было ему тягаться с аборигенами. Он заметил, что его берут в клещи: двое воинов бежали чуть правее, явно собираясь отрезать ему дорогу к спасению. Запнувшись за корень какого-то дерева, он упал и несколько раз перекатился по земле. Еще не вскочив на ноги, увидел, как двое приблизились к нему чуть ли не вплотную. Выстрелил два раза. Промахнуться с такого расстояния было невозможно.

Он слышал, как заорал от боли один, видел, как молча повалился головой в песок другой. Помчался вперед, всеми силами стараясь увеличить расстояние между собой и преследователями. Сначала каждую секунду ожидал выстрела в спину, потом понял: не будут стрелять, хотят захватить живым. Дикари, а все ж таки соображают, что за взятого в плен российского офицера можно получить неплохой выкуп. Ну что ж, значит, предстоит состязание на выносливость, кто быстрее свалится.

Через полчаса бешеной гонки Волков увидел впереди блестевшую водную поверхность. Выскочил на берег болотистой речки и только сейчас сообразил, что выбрал неправильное направление. В какой стороне находится Михайловка, он сейчас не знал. И не было времени раздумывать. Прямо за спиной он слышал чужое дыхание; из кустов выскочили негры. Один за другим он сделал шесть выстрелов и бросился в реку. Вода была как парное молоко, но все же немного освежила его разгоряченное тело. Путаясь в камышах, росших у противоположного берега, он оглянулся и с облегчением увидел, что аборигены топчутся у воды, но не решаются пуститься вплавь. Двое из них одновременно выпалили из винтовок, и пули просвистели над головой пригнувшегося Сергея. Мысленно поблагодарив судьбу за то, что в руках негров не оказалось «калашникова», он начал углубляться в саванну. Еще две пули пролетели неподалеку; третья достала его на излете и застряла в левом плече.

Темнота опустилась внезапно, как обычно и бывает в тропиках. Ночь пришлось провести под огромной акацией, на куче сорванной и сложенной травы. На сон Волкова не тянуло. Рана болела, хотелось есть. Под утро Сергея охватил озноб. Развести костер было нечем, зажигалка выпала, когда он переплывал реку. Вдобавок где-то поблизости слышалось мяуканье большого представителя семейства кошачьих, вернее всего, леопарда. В случае нападения хищника обороняться было бы нечем. Оставалось надеяться на то, что зверь уже сыт.

По ярким звездам африканского неба Волков попытался сориентироваться и определить, где находится пункт дислокации российской авиагруппы. С рассветом двинулся в путь вниз по течению реки. Куда-нибудь же она должна впадать. Если даже он ошибся в направлении, то рано или поздно должен прийти к населенному пункту. И если в нем будут жить не такие дикари, как те, от которых ему пришлось отстреливаться, они помогут ему добраться до своих.

Солнце жарило так, что Сергей был вынужден закрывать голову руками. Его широкополая шляпа слетела, когда он убегал от аборигенов. Каждый час он спускался к реке, пил теплую воду, смачивал лицо и брел дальше. В середине дня услышал в небе гудение Ми-8, увидел вдалеке знакомый силуэт вертолета. Подать сигнал было нечем, кроме собственных рук и голоса. Вертолет покружил над саванной и улетел, но Волков приободрился и уже уверенно поплелся в ту сторону, куда скрылась винтокрылая машина. Спустя час ему показалось, что места уже знакомы. От радости он не заметил, как чуть не наступил на молодую кобру; человек и змея шарахнулись друг от друга в разные стороны.

Уже в сумерках он поднялся на знакомый холм и увидел огни Михайловки. Получил порцию матюгов от командира группы за нарушение всех писаных и неписаных инструкций. Впрочем, решено было о случившемся инциденте не докладывать, дабы не обострять и без того напряженные отношения с южносуданским правительством. Как-никак с формальной точки зрения ситуация выглядела так, что российский военнослужащий застрелил нескольких местных жителей, пусть и в порядке самообороны.

Через пару месяцев российская авиационная группа была выведена с территории Южного Судана.

***

В последнее время Юле Назаровой нравились такие субботы и воскресенья, когда Миша уходил на работу. Она чувствовала, что их отношения постепенно сходят на нет. В серьезности его чувств она не сомневалась, но взаимностью уже давно не отвечала. Проводить с ним выходные дни ей совершенно не хотелось. Хватало и того, что приходилось ложиться в постель. Именно так — приходилось. Во-первых, со смертью Коли Абрамова она лишилась запасного аэродрома, на который рассчитывала перелететь, расставшись с надоевшим Мишей. Во-вторых, уходить от Миши теперь было бы крайне опасно… Нет, об этом лучше не думать.

В десять часов утра Юля проснулась, еще не имея никаких конкретных планов на воскресный день. Обычно она в свободное время валялась на диване перед телевизором, ходила в бассейн, бродила по магазинам в компании какой-нибудь подруги или просто гуляла по городу, то и дело перекусывая в кафешках и маленьких ресторанчиках. К приходу Миши старалась вернуться домой, дабы не провоцировать его необузданную ревность. Но сегодняшний день сложился совсем иначе. Давно такого не случалось в жизни Юли Назаровой…

Около полудня позвонила подруга, Катя Песоцкая. Девушки учились в одной группе, дружили с первого курса. В позапрошлом году эта самая Катя невольно поставила Юлю в сложное положение. Встречалась с бойфрендом Насти Трофимовой, гоняла с ним на Кавказ. Тайком от самой Насти, естественно. Закончилось тем, что Коля бросил Настюху, наговорив ей всяческих гадостей, и стал уже открыто гулять с Катей. И вот что в такой ситуации оставалось делать Юле? Одна подруга увела у другой подруги парня. Что делать? Продолжать общаться с обеими? Дружить с каждой из них, но по отдельности? Порвать отношения с подругой-разлучницей?.. Юля не знала, как ей поступить. Если бы Трофимова поставила вопрос ребром, в стиле «Выбирай, я или она», скорее всего, Юля выбрала бы Настюху. Весь курс давно уже звал их неразлучной парочкой, им было о чем поговорить и было чем заняться. А Катя… Она, конечно, тоже подруга, но менее близкая.

Однако Анастасия никаких ультиматумов не ставила. Более того, она уже через несколько недель возобновила общение с Песоцкой. Как-то выдала интересное суждение, заставившее Юлю всерьез задуматься. «Если мужчина уходит от женщины, виновата в этом, в первую очередь, сама женщина. Во вторую — мужчина. И только в третью — другая женщина, та, которая стала причиной расставания… — говорила Настя. — В моем случае получилось немного не так. Подонок Коля меня бросил не из-за Катьки, а просто добился от меня желаемого, и я перестала его интересовать. Катька, конечно, виновата, но только в том, что встречалась с ним за моей спиной. Но в любви, как на войне, каждый сам за себя. Если она надеется быть счастливой с Абрамовым — пусть так и будет…» Ну что ж, если сама Настюха так рассуждает и не прерывает общение с Песоцкой, то почему Юля должна его прерывать?

А недавно получилось еще смешнее. Коля и Катя расстались. По словам Песоцкой, инициатива расставания исходила от нее. Дескать, надоел ей коллекционер девственниц, разочаровалась она в нем, не видит перспективы… Юля не знала, правду ли говорит подруга, да и не особо вникала. А в феврале Абрамов стал опять подкатывать к Трофимовой, предлагая восстановить отношения. И Настя пусть и не сразу, но согласилась! Кстати, именно тогда Юля впервые усомнилась в высоких умственных способностях лучшей подруги. На одни грабли два раза наступает! Понятно же, что от коллекционера девственниц никакой верности и никаких глубоких чувств ожидать не придется! Подвернется ему новая девочка с несорванным лепестком целомудрия, и опять он на Трофимову забьет… Ладно, пусть Настюха за свою глупость сама и расплачивается. На сей раз Юля даже не раздумывала, как ей следует вести себя с двумя подругами, передававшими и принимавшими одного и того же парня, как эстафетную палочку. Мирно общалась с обеими, как и прежде. Отношения Насти и Кати также оставались ровными, бесконфликтными. Правда, обе они избегали любых упоминаний о Николае Абрамове. Ни разу не случилось такого, чтобы Коля оказался в одной компании с Катей, или чтобы Настя вдруг начала в присутствии Кати рассказывать о своих отношениях с Абрамовым. Иногда Юля замечала проскальзывавшее во взглядах Кати Песоцкой сочувствие к Трофимовой, но не была уверена, что это каким-то образом связано с личной жизнью двух девушек.

Катя предложила встретиться. Сказала, что заранее запланированная поездка на дачу с родителями внезапно отменилась, делать ей все равно нечего. Девушки договорились в четыре часа дня встретиться в центре.

Пошатались немного по магазинам, перемерили кучу цветных тряпочек, но в итоге почти ничего не купили, если не считать двух комплектов нижнего белья, розовой блузки для Кати и очередного флакончика духов для Юли. Зашли в кафе, заказали штрудели, молочные коктейли и зеленый чай. Допивая вторую чашку, Юля подняла глаза и увидела Мужчину. Именно так, с большой буквы.

Внешность подошедшего к барной стойке Мужчины отвечала всем требованиям, которые может предъявить девушка, принадлежащая к европеоидной расе. На вид ему было лет двадцать пять. Высокий рост. Черные, как сажа, волосы. Широкие плечи и узкие бедра. Смуглая кожа. Мужественные, героические черты лица. И, как особая примета, большие синие глаза. Юля почувствовала сладкое томление во всем теле и дикое желание немедленно окунуться в эту синеву. Ей и раньше доводилось встречать незнакомых мужчин, внешность которых приводила ее в восторг, но тут явно было что-то еще. Природный магнетизм, волшебная сила, которой природа одаривает некоторых мужчин-счастливчиков, вручая им власть над женскими сердцами. Бывает, взглянешь на такого, и сразу думаешь: вот Он, настоящий Мужчина. Тот, о котором поет популярная певица, «и Джонни Депп, и Бред Питт в одном флаконе».

Незнакомец заказал кофе и пиццу. Держа в руках поднос, оглядел зал. Свободные места имелись, но в любом случае ему пришлось бы подсаживаться за столик, за которым уже сидели посетители. После секундного промедления красавец подошел к Юле и Кате.

— Разрешите к вам присоединиться, девушки? — обратился он к ним приятным бархатным голосом, продемонстрировав ровные снежно-белые зубы.

— Конечно, конечно, присаживайтесь, — прощебетала Катя и расплылась в улыбке. Юля взглянула на нее и поняла, что ощущения их вполне синхронны. А раз синхронны ощущения, то синхронными будут и намерения… Уж она такой редкий экземпляр точно не упустит и подруге не отдаст.

Юля ринулась в бой. За столом завязался оживленный разговор, в который Катя тщетно пыталась вклиниться. Незнакомец назвался Артуром. Через пять минут Юля читала в его глазах восхищение, через десять минут — вожделение. Артур мимолетно дотрагивался до ее руки, и от его прикосновений девушка испытывала физиологическое возбуждение. О каком-то Мише Григорьеве она вообще не вспоминала, а вот как избавиться от лишней Кати?..

Впрочем, на двадцать пятой минуте Песоцкая сама сошла с дистанции. Очевидно, осознала свою неконкурентоспособность, вспомнила о лишних килограммах и не вполне симметричном носе. Обиженно скривила рот, укоризненно посмотрела на подругу (ее поджатых губ Юля даже не заметила), прошептала на ухо что-то язвительное, вроде: «Ну и оставайтесь, мешать не буду», и исчезла.

Ситуация была однозначной и предполагала только один вариант развития событий. Мужчина и девушка смотрели друг на друга и хотели секса. Как можно скорее. Не пришлось даже прибегать к стереотипным условностям, вроде «зайти на чашечку кофе» или «посмотреть, как я живу». Просто Артур достал из кармана бумажник, расплатился за себя и за Юлю, взял ее за руку и увел из кафе. Девушка смутно помнила, как он ловил попутную машину, как они ехали по незнакомым улицам, как поднимались на четвертый этаж, как срывали друг с друга одежду… Впрочем, интимной близостью Юля была немного разочарована, все кончилось слишком быстро. Даже с Мишей Григорьевым она иногда кричала громче.

А около восьми вечера Юля и Артур по очереди сходили в душ и расстались, чтобы никогда больше не увидеться. Вернее, телефонами-то они обменялись и договорились созвониться и встретиться, но желаемое не совпало с действительным. Так часто случается в отношениях мужчины и женщины. Особенно если желание исходит только от одной стороны.

***

После той страшной наркотической истории, когда пятнадцатилетняя Зина Лебедева почувствовала на себе дыхание смерти, а во время галлюциногенного припадка увидела и саму смерть в образе безобразной старухи с синими губами и лишенными зрачков глазами, одетой в малиновый балахон и державшей в руках стальной штырь с крюком на конце, она старательно избегала опасных для жизни ситуаций. Когда получила водительские права, то еще пару месяцев ездила, как выражаются опытные автолюбители, «за троллейбусом». Потом, уже поднаторев в вождении, никогда не гоняла, очень редко выезжала в левый ряд и предпочитала тащиться за грузовиком, нежели обгонять его с выездом на встречную полосу. Минимум две причины побуждали ее вести себя осторожно и предусмотрительно: во-первых, желание сохранить жизнь и здоровье, во-вторых, нежелание расстроить своей преждевременной гибелью отца и маму.

Путь от города до башкирского курорта Абзаково бесшабашный и безбашенный водитель преодолел бы за четыре с половиной часа. Зине для этого потребовалось шесть часов. Она выехала с таким расчетом, чтобы приехать в Абзаково вечером, снять номер в каком-нибудь отеле, поужинать, переночевать и в понедельник с утра заняться тем делом, которое и погнало ее в другой регион. Поездка была согласована с отцом, хотя Валерий Павлович поначалу не поддержал инициативу дочери.

— Смысла нет туда мотаться, Зинуля, — говорил он. — Что нового рассчитываешь ты узнать? Какие факты хочешь проверить?

— Ну как же, пап, — отвечала Зина, — а связь убитой Светланы Семченко с братом и сестрой Трофимовыми? Они в одно время отдыхали в том самом санатории. Других точек пересечения у них нет. Я хочу прояснить все обстоятельства того сезона. Может, там были какие-то конфликты, или, может, кто-то еще из фигурантов нашего дела в том же санатории находился…

— Сложные какие-то способы ты выбираешь… Для того, чтобы получить списки отдыхающих, можно в турфирму запрос сделать, они такие данные в два счета предоставят. Наверняка в базах данных информация сохранилась.

— Во-первых, туда не только по путевкам из туристических фирм ездят. Я почитала в интернете про башкирские санатории, туда можно просто приехать и снять номер и сразу можно заплатить за все услуги, от лечебного массажа до конных прогулок. А во-вторых, есть вещи, которые мне никакой компьютер не скажет. Самой надо ехать, пап. Ты не волнуйся за меня, я осторожно…

Зина не сказала отцу, что фактически ведет свое собственное расследование. Не поделилась с ним своими подозрениями, которые за субботний день успели сначала ослабеть, а потом снова усилиться. Про визит к Романовскому она тоже решила не говорить. Ее не покидало чудесное ощущение близкого успеха, неожиданной развязки, которую она преподнесет отцу как ценный подарок. Вот, папа, смотри, я сама вытянула наше общее дело. Я, твоя дочь, так виноватая перед тобой и мамой…

Санаторий «Изумруд» она нашла быстро, ориентируясь по навигатору. Шесть часов за рулем совершенно вымотали Зину, к тому же она первым делом направилась в вечернее кафе, а потом поднялась на второй этаж, в забронированный с утра номер. Около восьми утра проснулась, освежилась прохладным душем и спустилась в столовую. После сытного и полезного завтрака путь ее лежал в кабинет управляющего. Играть в женщину-полицейского Зина на сей раз не стала. Назвала свой настоящий род занятий, сказала, что разыскивает одного человека, отдыхавшего в санатории во второй половине июня 2008 года. Будто бы такое задание ей дал клиент, которого сейчас обвиняют в тяжком преступлении, а подтвердить его невиновность может только тот человек, с которым он познакомился в Абзаково… В общем, Зина и сама понимала абсурдность своей легенды. Действовала наобум, авось да прохиляет.

И прохиляло! Улыбчивая полноватая женщина долго нажимала кнопки в поисках нужных файлов, потом включила принтер и вручила Зинаиде два листа бумаги, исписанные именами и фамилиями. Со всеми этими людьми Трофимовы могли пересечься в «Изумруде», исходя из сроков пребывания.

Не вставая с кресла, Зина пробежала глазами список. Почти все фамилии повторялись два или три раза: санаторий семейный, сюда поодиночке почти никто не приезжает. Вот фамилия Трофимовы, Анастасия и Максим. Вот Светлана Николаевна Семченко со взрослыми мужчиной и женщиной, очевидно, с родителями. Приехали на три дня раньше Трофимовых, уехали на день позже. Вот Александр Винсентович Трофимов, приехал в субботу и уехал в воскресенье… Правильно, Максим так и говорил, что беспокойный отец их навещал. А вот… Зина вздрогнула, как от электрического удара. Резко зажмурилась и медленно, дабы не спугнуть знакомую фамилию, открыла глаза. И увидела, что фамилия никуда не исчезла.

***

Второй ошибкой Анастасии Трофимовой стал разрыв отношений с человеком, которого она любила.

Волшебные слова «я тебя люблю» им доводилось говорить друг другу и раньше. Какая пара обходится без этой сакральной фразы?.. Но на самом деле Насте потребовалось полгода, чтобы осознать, что она действительно любит Сергея.

Сидя на лекциях, она, как пятнадцатилетняя школьница, выводила на полях своих учебных тетрадей инициалы «СВ», все в узорах и завитушках. Если они не виделись более пяти дней, на нее наваливалась тоска; как оставшаяся без воды рыба, она отчаянно хотела вернуться в родную среду, которой стали его квартира и его объятия. Ее распирало желание позвонить ему и говорить, говорить, говорить… не важно о чем, лишь бы слышать его голос. Просыпаясь, она вспоминала о нем, и весь день наполнялся смыслом. Засыпала, шепотом повторяя его имя вместо молитвы.

Склонная к рискованным и опасным авантюрам, Настя только сейчас поняла, что значит беспокоиться за жизнь и здоровье любимого человека. Ведь мир наш наполнен опасностями, и в любой момент нас может настигнуть смерть, неожиданная и нелепая. Да, Сергей сильный и ловкий, он умеет быстро бегать и правильно падать, он замечательно плавает, у него отменное здоровье — но ведь и такие люди погибают во цвете лет! Настя Трофимова любила фильм «Пункт назначения». Красочно и зрелищно, хотя и с кинематографическими натяжками, там показывалось, как молодые парни и девчонки встречают свою смерть в совершенно обыденных ситуациях. За себя она никогда не беспокоилась, хотя неоднократно подвергала свою жизнь опасности. Но от страха, что она может потерять Сергея, у нее порой останавливалось сердце.

Но ведь потерять любимого человека можно и без участия безносой старухи с косой… Коля Абрамов, например, живой. Иногда она видит его улыбающуюся физиономию в коридорах Академии, чаще всего в обществе Кати Песоцкой. По всему видать, жизнью он доволен. Но для нее, Насти, он умер. Безвозвратно умер.

Настя хорошо помнила ту боль, которую ей пришлось пережить, когда она узнала об измене Абрамова. Несколько месяцев ей потребовалось, чтобы преодолеть эту боль и вернуться к полноценной жизни. Важным шагом для нее стала регистрация на сайте знакомств: Настя тем самым доказывала сама себе, что ей удалось победить страх перед отношениями с мужчинами, что она готова к новым романтическим приключениям. Таким приключением, захватывающим и увлекательным, стал для нее роман с Сергеем Волковым.

Но девушка не учла, что ее любовь к нему пробудит живущий в ее душе страх… Она боялась опять пережить страшное. Боялась опять оказаться в роли наивной дурочки, которую очередной коллекционер занесет в свой список под пятьдесят шестым номером и забудет о ней. Сможет ли она еще раз пережить подобное?

На самом деле Анастасия Трофимова дурой не была. Она умела смотреть вперед, умела ставить перед собой неприятные вопросы и отвечать на них. В данной ситуации вопрос стоял так: и что же дальше? Если ей нельзя допускать в свою душу настоящую любовь, как же тогда строить отношения с мужчинами? Жить с любимым человеком она не может из-за страха его потерять, а жить с нелюбимым человеком не сможет просто по определению, даже если он будет обладать всеми достоинствами… Настя не видела выхода из положения и приходила в отчаянье. Она знала себе цену; она осознавала и свою красоту, и свой ум, и свой характер; понимала, что на протяжении еще многих лет мужчины разных возрастов будут обращать на нее внимание. И что же, она никому не сможет ответить взаимностью?

В ноябре она записалась на прием к психотерапевту, но в последний момент передумала и не пошла. Изливать свои душевные переживания постороннему человеку было выше ее сил. Даже с родной матерью она не смогла поговорить о грызущих ее страхах. С отцом и подавно; по мнению Насти, он никогда не отличался душевной чуткостью и не являлся знатоком женской психологии. Самым близким человеком для нее уже полгода был Сергей. Но ведь он, говоря юридическим языком, заинтересованное лицо! Как же она будет обсуждать с ним перспективы своей личной жизни с другими мужчинами, если он настойчиво приглашает ее переехать к нему и стать его женой?!

Вконец измучившись, потеряв сон и покой, Настя приняла решение, всю абсурдность которого поняла только сейчас и только здесь, в камере следственного изолятора. Она воспользовалась незначительным спором между ней и Сергеем по поводу, никакого отношения не имевшему к их отношениям, и сказала, что больше не любит его, что и раньше-то особо не любила, что вместе их не ждет ничего хорошего и что она вообще не считает себя готовой для полноценной семейной жизни. Вконец ошарашенный молодой человек не нашелся, что сказать. Изо всех сил стараясь не расплакаться и не броситься в его объятия, Настя убежала домой. Несколько раз он звонил ей на телефон; она не отвечала. Незадолго до Нового года он подкараулил ее возле Академии, предложил еще раз поговорить. Настя сказала все слова, пришедшие ей в голову, чтобы он понял: все кончено. Навсегда…

Глава 10

В понедельник в первой половине дня я участвовал в судебном заседании по делу о взыскании крупной задолженности. Судья удалился в совещательную комнату, ориентировочно определив время оглашения решения на четыре часа дня. В том, что будет вынесено положительное для моего клиента решение, я нисколько не сомневался, но все же пообещал истцу, что без пяти четыре вернусь в суд, на всякий случай.

Проходя по вестибюлю, я мельком взглянул на статую Фемиды с повязкой на глазах. Разнокалиберные фигуры богини правосудия можно найти почти в любом российском суде, от районного до Верховного, и никого уже давно не смущают их завязанные глаза. Конечно, можно трактовать этот символ так, что перед лицом правосудия все равны, оно не взирает на чины, звания и финансовое положение. Но ведь и врачу тоже должно быть все равно, какую должность занимает пациент, оказавшийся перед ним на операционном столе, не так ли? Тем не менее можем ли мы представить статую, изображающую Гиппократа или Эскулапа с повязкой на глазах? И захочется ли нам ложиться под нож невидящего хирурга?.. Такие мысли приходили мне в голову и раньше, но сейчас, взглянув на Фемиду, я подумал о другом. Сам не успел понять, о чем именно. Как будто бабочка скользнула над головой, легко задела крылышком волосы и отлетела прочь. Я остановился и даже прикрыл глаза в надежде на то, что насекомое сядет на плечо и вернет мне догадку, но в намерения бабочки такой поворот событий, похоже, не входил.

Не успел я сесть в машину, как завибрировал телефон. Звонил мой добровольный помощник, старший лейтенант Сафронов.

— У меня для вас две новости, Валерий Павлович, — кислым голосом говорил опер. — Первая: час назад прокурор принял решение о соединении уголовных дел. Следователем оставлен Харченко.

— Отлично! — не смог я сдержать свою радость. — Сегодня заеду к нему, обсудим ситуацию. Буду добиваться освобождения Трофимовой из-под стражи…

— Не все так просто, — отозвался Сафронов, — насколько я понял, версия о виновности Трофимовой остается главной. Например, мой начальник считает, что Семченко убили специально для того, чтобы создать иллюзию, будто два убийства совершило одно лицо…

— Ладно, Саня, я разберусь… Что еще?

— Вам доводилось общаться с Екатериной Песоцкой?

— Да. В четверг. Песоцкая — подруга и однокурсница моей подзащитной… А что?

— Мой коллега отрабатывает связи Светланы Семченко, ищет людей, с которыми она могла пересекаться, из числа студентов Академии Высоких Технологий. Так вот, он выяснил, что Семченко училась в одной школе с Песоцкой, только на класс моложе. По свидетельству бывших одноклассниц, они не были близкими подругами, но все же активно общались друг с другом в последних двух-трех классах.

Вот так новость… А почему же Катя не сказала мне о своем знакомстве со Светой? Поначалу я насторожился, но потом решил, что ничего странного здесь нет. С Екатериной я беседовал в четверг, и все мои вопросы крутились вокруг Насти Трофимовой и Коли Абрамова. А про Свету я тогда не спрашивал, я вообще ею не интересовался, ведь она еще была жива и здорова… Правда, мы вскользь коснулись личности моего юного друга Сергея, девушкой которого была Света, но об этом Катя могла и не знать.

Словом, я не придал большого значения звонку Сафронова. Мало ли кто с кем учился в одной школе! Всего пять лет назад я узнал, например, что один мой одноклассник совершил убийство по найму, причем жертвой стал мужик, который вместе со мной учился в юридической академии, на заочном отделении. Не следует же из этого, что я имею хоть какое-то отношение к убийству… Совпадение, и ничего более.

Зато следующий звонок взволновал меня гораздо сильнее. Я уже заканчивал обедать, когда позвонила из Башкирии моя дочь. Поговорив с ней, я быстро выпил кружку чая и поехал в следственный изолятор.

***

Второй час я снова и снова заставлял мою подзащитную вспоминать подробности ее пребывания в башкирском санатории «Изумруд». Настя не понимала смысла моих вопросов; я до поры до времени не разглашал ей те сведения, которые сообщила мне дочь. Хотел, чтобы Настя вспомнила сама, без подсказки… Но она, казалось, думала совсем о другом.

Когда я показал ей фотографию Светланы Семченко (прижизненную, естественно), Настя кивнула.

— Да, Валерий Павлович, я ее видела в Абзаково. Говорю так уверенно, потому что следователь мне сегодня уже показывал ее фотку, правда, другую. Тоже интересовался, знаю ли я эту девушку. Я долго смотрела, но так и не вспомнила. Тогда он подсказал мне, напомнил про «Изумруд». И у меня в памяти сразу всплыло ее лицо… Она тогда совсем девчонкой была, еще моложе меня, но с тех пор изменилась не очень сильно.

— Но ее имя тебе не было известно?

— Нет. В Башкирии мы не знакомились. То, что ее зовут Светланой, я узнала только от следователя.

Я нутром чувствовал, что она хочет о чем-то меня спросить. Нет, сначала нужно было получить ответ на мои вопросы. Я вынул из папки другую фотографию и положил перед ней.

— А вот этот человек тебе знаком?

Трофимова взяла снимок в руки и несколько секунд внимательно рассматривала его, слегка хмуря брови.

— Да, знаком. Этот молодой человек когда-то учился в нашей Академии. Тоже на инженерно-экономическом факультете, но двумя или тремя курсами младше.

— Его имя?..

— Антон. Фамилию не знаю.

— Ты с ним была лично знакома?

— Нет. Помню, я однажды стояла возле информационного стенда и вдруг почувствовала чей-то взгляд. Есть у меня такая особенность, взгляд чувствовать. Увидела вот этого парня, смотревшего на меня восхищенными глазами. Нет, вы не думайте, что я какая-нибудь закомплексованная идиотка, которой мнится, что каждый встречный мужик смотрит на нее влюбленным взглядом!.. Но реально видно было, что я ему нравлюсь. Он тогда сразу исчез, но через неделю я снова увидела его, показала Юльке Назаровой и спросила, не знает ли она, кто он такой. Она сказала, что зовут его Антон и что она будто бы слышала, что он в меня тайно влюблен… Как у Куприна в «Гранатовом браслете», помните?

Опять Куприн… От кого я уже слышал недавно про Куприна и про его «Гранатовый браслет»? От Волкова, точно.

— Настя, а раньше вы этого парня не встречали? В смысле, до поступления в вуз.

— Нет.

— А позже? Например, во время вашего пикника на базе отдыха?

— Да, точно! Видела. Но это было уже после того, как обнаружилось мертвое тело Абрамова. Мы позвали охранников, они прибежали из своей будки. Вот одним из охранников как раз и был этот самый Антон. Но я тогда в шоковом состоянии была, мне вообще без разницы было…

— Настя, а в 2008 году в Башкирии вы его не встречали?

— Нет, — удивленно ответила Трофимова, — а что, и он там был?

Я кивнул. Санаторий «Изумруд» был подобен магниту, мистическому центру, притягивающему к себе людей, имеющих отношение к двум недавним убийствам. И на сей раз в простое совпадение мне не верилось.

***

До конца дня Зинаида позвонила еще два раза. В восьмом часу вечера сказала, что переночует в санатории, а с утра выедет в город. Я поддержал ее решение. Путь неблизкий, если поедет сейчас, до темноты все равно не успеет. Незачем гнать по трассе в ночное время суток.

Картина вырисовывалась предельно странная и, я бы сказал, пугающая… Шесть лет назад в «Изумруде» пересеклись четыре человека, с тремя из которых я был знаком, а труп четвертого, вернее, четвертой, видел своими глазами.

Итак. С четырнадцатого по двадцать восьмое июня в номерах «Изумруда» проживают Светлана Семченко и ее родители. С семнадцатого по двадцать седьмое — Анастасия и Максим Трофимовы. А с двадцатого по двадцать пятое — Антон Лычагов со своим двоюродным братом. В том, что Настя его не запомнила, нет ничего удивительного, она ведь и Свету Семченко узнала лишь после того, как следователь упомянул про отдых в Башкирии. Спустя годы она увидела Лычагова уже в Академии, но не узнала…

А как получилось в субботу, во время пикника?! Как объяснить, что Лычагова не видел никто из приехавших студентов, вплоть до того момента, когда обнаружился труп Абрамова. Ведь Антон был одним из охранников на студенческой базе отдыха, тем самым, который так испугался нашего вечернего вторжения и на другой день переменил свои показания. Вместе с дедом, кстати. Но я тут же вспомнил его рассказ: гостевой домик приехавшим студентам открывал его дед, сам он не выходил из будки охраны. Понятно, что Настя и ее друзья его не видели… Зато непонятно другое: а случайно ли получилось так, что Антон Лычагов до определенного момента не попадался им на глаза? Во время следственных действий все участники пикника его видели, он ведь давал повторные показания. Самой Насти тогда не было, но ведь Юля Назарова уж точно должна была его узнать. Однако не сказала об этом ни мне, ни Харченко. Не придала значения? Возможно…

Вечером я встретился с Максимом Трофимовым, показал ему фото Лычагова. Молодой человек уверенно сказал, что запечатленный на снимке парень — это охранник с базы отдыха. Нет, во время пикника Максим его не видел. Нет, раньше он его тоже никогда не встречал. Отдых в «Изумруде»? Возможно, но не факт. Там вообще много народу было, но именно этого парня Максим не помнит.

Но самым главным было нечто другое… Моей талантливой доченьке удалось развести на откровенный разговор кое-кого из персонала санатория «Изум­руд». В итоге ей сообщили сведения, которые обычно стараются не афишировать. Если в каком-то курортном месте случаются несчастные случаи, то в большинстве случаев администрация старается не делать сей факт достоянием общественности, дабы не снижался наплыв отдыхающих и, соответственно, потоки денежных купюр. Так что я мысленно восхитился Зиной, сумевшей узнать, что в конце июня 2008 года произошел инцидент с одним из гостей башкирского курорта. Теплым летним вечером двадцатилетний парень Алексей Фабриков вышел из дверей санатория и не вернулся. Его попутчик на следующий день сообщил о случившемся администрации. Начались поиски. Сначала парня искали спасатели, входившие в штат санатория, потом к делу подключились сотрудники милиции. Результат появился только в начале августа…

Обглоданный речными рыбами, полуразложившийся труп Алексея обнаружили в ста пятидесяти километрах вниз по течению реки. Опознали по татуировкам. К своим двадцати годам парень уже успел побывать в исправительной колонии для несовершеннолетних за участие в групповом изнасиловании, откуда вышел за несколько месяцев до поездки в Башкирию… Уголовное дело не заводилось; местные блюстители порядка пришли к выводу, что смерть произошла в результате несчастного случая. Парень действительно почти не умел плавать, а вот спиртное, напротив, уважал. Выпил, полез в воду, был захвачен бурным потоком и унесен далеко от санатория — таково было заключение правоохранителей.

Да ни за что бы я не связал несчастный случай шестилетней давности с двумя недавними убийствами! Не связал бы, если бы освобожденец Алексей Фабриков не приходился двоюродным братом Антону Лычагову, на тот момент — шестнадцатилетнему пацану… Я вспомнил разговор на базе отдыха с Антоном и с его дедом. Как говорил дед? Отца нет, мать бухает. Из близких родственников — только сам дед. Так что ничего удивительного, что несовершеннолетнего пацана отправили в санаторий вместе с кузеном-уголовником. Решили, что лучше уж такой присмотр, чем никакого. А в итоге получилось так, что с курорта вернулся младший брат, а старший нашел свое пристанище в прохладных водах реки Белой.

***

Купив в аптеке все необходимое для внезапно заболевшего деда, Антон Лычагов возвращался домой. Жили они с дедом в ветхом домике на окраине поселка Сосновки. Возле крыльца он увидел незнакомый автомобиль. Внутри живота вдруг кольнуло. Антон почувствовал, что ничего хорошего от визита непрошеных гостей ему не следует.

Приехавшие на «форде» мужики представились сотрудниками полиции. И с места в карьер бросились допрашивать Антона. Весьма жестко, хотя и без рукоприкладства.

— Так почему ты утаил от следствия факт своего знакомства с Трофимовыми и Семченко? Какого хера скрыл?.. Давай рассказывай все.

— Да не знакомился я с ними! Говорю же вам, я никогда не встречался с ними до того вечера!

— Врешь! Правду говори!

— Правду говорю! Настю Трофимову я встречал в Академии, еще когда студентом был, но я с ней даже ни разу не разговаривал. А ее брата я впервые увидел только семнадцатого мая, а эту, как вы сказали… Семченко, ее вообще никогда не видел…

— А утром двадцать четвертого мая где был? Что делал?

— Щас, дайте вспомнить… Со смены мы с дедом приехали примерно полдесятого. Попили чаю, потом я в город поехал.

— Зачем?

— Купить кое-что нужно было на оптовом рынке.

— Купил?

— Да, купил.

Антон подробно перечислил ментам свои покупки, дал координаты торговых мест и даже описал внешность двоих мужиков, у которых он приобретал стройматериалы и продукты бытовой химии. Но опера не унимались.

— Что с твоим братом в Башкирии случилось? — наседал тот, который представился Сафроновым. — Почему ты уехал из санатория без него?

— Да потому, что он пропал, а у меня денег не было! — внезапно разозлился Антон. — Мне дед оплатил проживание в «Изумруде» на пять дней. За два дня до отъезда Леха пропал. Я поднял шум, но за два дня его не нашли. А кто бы стал меня там держать? Сказали, что я все равно ничем не помогу. Обещали известить, если брат найдется. Да я и сам не верил, что с ним что-то плохое случится. Сначала вообще подумал, что он с какой-нибудь девчонкой уехал и потом сам домой явится… Он безбашенный был, братан мой. Если ему чего-то хотелось, просто хватал, не думая. Мозгов вообще не было, а если и были, так на зоне последние отшибли…

***

Особо теплых отношений между двоюродными братьями не было. Антон даже немного побаивался непредсказуемого и диковатого Леху, совершенно не способного ограничивать себя в удовлетворении своих страстей. Он и срок в колонии получил из-за своей дури: ну вот захотел девочку и поимел ее вместе с двумя такими же отмороженными дикобразами. У Лехи наследственность дурная, у него и отец на зоне сгинул, и старший брат отбывает… Не нравился он Антону. Выросший в неблагополучной семье Антон Лычагов имел все шансы стать таким же отморозком, но он с детства тянулся к лучшей жизни. Избегал дурных компаний, старательно учился, строил планы на будущее… И он вовсе не был в восторге, когда дед определил ему в попутчики двоюродного брата Леху. Типа, для присмотра.

Никакого присмотра, естественно, не было. В первый же вечер Леха набухался и проспал до полудня. Очнулся в паскудном настроении, потом бродил пару дней по территории санатория. Смотрел, что здесь можно украсть, очевидно. Никакие процедуры и экскурсии ему и даром были не нужны. Пару раз Антон видел, как брательник пытается знакомиться с женщинами. Оба раза был отшит, разумеется.

Родственники почти не разговаривали, Антон старался с Лехой пересекаться как можно меньше. В тот вечер, когда он видел Леху в последний раз, спросил только: «Ты куда собрался?» Тот презрительно посмотрел на него, потом сквозь зубы буркнул, что сегодня он намерен завалить классную телку, такую шикарную, что малолетке Антоше она точно не даст, а вот ему, Лехе, даст обязательно. «А не даст — сам возьму», — добавил Леха, подмигнул Антону и вышел из номера. Больше Антон двоюродного брата никогда не видел, даже на похоронах, потому что хоронили Леху в закрытом гробу через полтора месяца…

***

Во вторник погода испортилась. Похолодало, дул резкий ветер. Миша с Юлей весь день просидели дома. Настроение у обоих было вялым, у каждого по своей причине. Миша чувствовал, что, несмотря на смерть конкурента, их отношения с Юлей заходят в тупик. По всему видно, что девушке с ним стало скучно, что она тяготится необходимостью с ним жить. Если бы не страшная тайна, которую он пообещал ей хранить вечно, она могла бы оставить его уже сегодня. И можно не сомневаться, что очень скоро она нашла бы себе яркого, красивого и гламурного мажора. Такие ей всегда нравились, еще со школы…

Юля Назарова тоже хандрила. Больше всего ее раздражала неопределенность. Сколько еще дней, недель или месяцев ей придется сожительствовать с этим сереньким человечком, так и не избавившимся от своей убогой провинциальности? Как скоро он потеряет власть над ней?

И еще она вспоминала своего нового знакомого Артура, его смуглую кожу и синие глаза, умопомрачительную улыбку и бархатистый голос с едва слышным кавказским акцентом. Вот это парень так парень! Юля была уверена, что скудность и обыденность их воскресных любовных ласк — всего лишь досадная случайность. В первый раз так часто бывает, когда мужчина и женщина еще не прочувствовали друг друга. К тому же она тогда настолько прониклась обаянием Артура, что рассчитывала на дикий восторг, на искры из глаз, на полет в звездное небо… А получилось все просто и буднично. Ничего, в следующий раз она возьмет инициативу в свои руки, и все у них будет замечательно. В сексуальных делах у Юли был большой опыт. И в том, что следующий раз непременно случится, она нисколько не сомневалась. Вот только телефон Артура почему-то не отвечал ни вчера, ни сегодня. Юля специально прогулялась до магазина, чтобы не звонить ему в присутствии постылого Миши, но услышала в трубке только приятный женский голос, извещавший, что «абонент не абонент».

В семь вечера они занимались каждый своим делом. Юля смотрела ток-шоу, следя за перипетиями в личной жизни двенадцати парней и девчонок, собранных в большом доме на острове и отчаянно борющихся за звание идеальной пары. Миша сидел перед ноутбуком с наушниками на голове и просматривал страницы друзей в социальной сети «На связи». Услышав звук, сигнализирующий о входящем сообщении, молодой человек щелкнул мышкой и всмотрелся в экран. Сообщение пришло от парня из Академии, который учился на другом факультете. Близким другом он не был, но иногда молодые люди встречались в одной компании, а в прошлом году Миша с Юлей даже ходили к нему на день рождения.

«Привед, Мишань, ты должен это видить! Кидаю тебе ссылку, пройди по ней. Это чтото с чемто!» С орфографией Мишин приятель не дружил, да и сам текст сообщения был невразумительный. Миша хмыкнул и прошел по ссылке. В следующую секунду он хотел было покинуть опасный сайт: срок действия антивирусной защиты на ноутбуке недавно истек, а ведь известно, что именно порнографические сайты являются главными источниками компьютерных угроз. Однако любопытство взяло верх. Мишиному вниманию предлагался десятиминутный видеосюжет из серии «домашнее порно». Молодой человек щелкнул на кнопку воспроизведения и уже не мог оторваться от монитора. Не потому, что был фанатичным любителем дешевой клубнички, хотя, как и абсолютное большинство молодых мужчин, регулярно посещал подобные сайты. А потому, что одним из двух действующих лиц видеоролика была его обожаемая и любимая Юленька, которую он уже вторую неделю отмазывал от обвинения в убийстве… Увлеченная своим ток-шоу, она не обращала внимания на Мишу и на экран ноутбука. Нанесенная Мишиной рукой пощечина явилась для нее полной неожиданностью. Удар пришелся не столько по щеке, сколько по носу; девушка вскрикнула от боли и тут же почувствовала кровь на верхней губе.

— Ну ты и сучка, — прошипел Миша. — И тебя, тварь похотливую, я любил…

— Ты что, совсем долбанулся!!! — яростно закричала Юля. — С ума сошел, что ли?

— Это ты долбанулась, — парировал Миша, — тебе твоя… дороже всего, дороже наших отношений… Ты с кем связалась-то? Твой мужик не постеснялся ваши постельные барахтанья в инет вывалить! На, смотри!

Он резко развернул ноутбук и вновь запустил видеоролик. С наслаждением наблюдал за расширившимися от ужаса глазами своей бывшей подруги. Не досмотрев до конца, она пронзительно завизжала, схватила со стола пульт от телевизора и со всей силы нанесла удар по монитору. Точнее, не по монитору, а по выброшенной вперед Мишиной руке. Как-никак ноутбук он приобретал на свои деньги и не мог допустить, чтобы похотливая истеричка превратила его в обломки… Отобрав у Юли пульт и изо всех сил стараясь сдерживаться, он с ненавистью взглянул на ее лицо с хлюпающим кровью носом.

— Как хорошо, что эта запись оказалась в сети, — смачно сказал он. — Теперь все твои знакомые будут знать, какая ты продажная сука. Я всем ссылку отправлю, пусть все поржут! И над дружком твоим тоже… Хоть бы мачо какой-нибудь был, сексуальный гигант, а то ведь слабак, только на семь минут и хватило… Или, может, дело в тебе? Ты посмотри еще раз, может, ты слишком тощей ему показалась, а?

Миша с удовольствием кидал в лицо хнычущей девушке самые обидные и грубые слова, какие могли прийти ему в голову. Юля сидела в кресле, вытирая нос платком.

— Значит, так, тварь, — решительно сказал Григорьев. — Знать тебя я больше не хочу. Прямо сейчас собирай свои шмотки, свои многочисленные духи и убирайся. За эту квартиру плачу я, тебе здесь делать нечего. Скоро я приведу сюда другую девушку, которая не будет ложиться под каждого кавказского красавчика. А ты можешь отправляться к нему или к кому угодно. Понаслаждайся пока свободой, скоро ты ее лишишься, и надолго.

— Что ты хочешь делать? — с испугом спросила Юля.

— Да то, что должен был сделать уже давно. А я, как придурок, тебя, гадину, отмазывал. Ты хоть знаешь, каково мне было лгать ментам?.. Я ведь невиновного человека подставлял, такую же молодую девчонку, как ты! Чем она такое заслужила?.. Все, короче, собирай вещи и проваливай.

***

К моменту возвращения моей дочери из Башкирии я перебрал в уме все сведения, касающиеся Антона Лычагова и его прошлого.

Родился и вырос в поселке Сосновка. В роду не было ни одного предка с высшим образованием. Отец неизвестен, отчество дано в честь деда. Мать с пятнадцати лет ведет антисоциальный образ жизни, злоупотребляет алкоголем. Замужем не была, но сожителей меняла примерно раз в два-три года. В настоящее время ведет совместную жизнь с гражданином Крынкиным, неоднократно судимым за мелкие кражи и пьяные драки. Сам Антон живет с дедом-пенсионером, с матерью и «отчимом» практически не общается. К уголовной и административной ответственности никогда не привлекался и на учете в правоохранительных органах не состоял. Четыре года назад окончил школу, причем с неплохим аттестатом. Два года работал грузчиком в сети магазинов «Мир еды». Характеристики с места работы — положительные. С третьей попытки смог поступить в Академию Высоких Технологий, учился на бюджетной основе, продолжал подрабатывать, беря меньшее количество смен. Четыре месяца назад отчислен за неуспеваемость…

Чисто по-человечески парню можно посочувствовать. И даже уважать его есть за что: вопреки народной поговорке про яблоко и яблоню, не скатился, не спился и не скололся, без всякой помощи и поддержки пробивался к лучшей доле… Побольше бы таких парней. Но меня Антон Лычагов сейчас интересовал только с одной точки зрения: с точки зрения интересов моей подзащитной. Не является ли он тем человеком, которого следует посадить на скамью подсудимых вместо Анастасии Трофимовой?

Сомневаться не приходилось в том, что Лычагов без всяких трудностей мог убить Николая Абрамова в прошлую субботу. Возможностей совершить сие деяние у него было сколько угодно. Студенты сидели на берегу, обратившись лицами к озеру. Никто из них не держал в поле зрения дверь гостевого домика. Антон мог затаиться в кустах и ждать, пока Абрамов окажется в домике, потом зарубить его топором и спокойно вернуться к деду. И случиться это могло в любое время, даже за две минуты до того, как Настя обнаружила труп своего парня.

Возникает вопрос: а зачем? Ответить я пока не мог, но был уверен, что объяснение действий Антона лежат в событиях шестилетней давности. Именно тогда собрались под крышей санатория «Изумруд» пять человек: Настя и Максим Трофимовы, Света Семченко и сам Антон со своим братом-освобожденцем. В санатории должно было случиться НЕЧТО… Например, убийство! Действительно, откуда мы знаем, что смерть двоюродного брата Антона произошла вследствие несчастного случая? Менты заключение дали? Так они какое угодно заключение дадут, чтоб дело не возбуждать. Как говорит один мой знакомый опер, если есть хоть малейшая возможность отказать в возбуждении уголовного дела, то ею нужно обязательно воспользоваться… Антон мог убить своего кузена Алексея и бросить труп в воду. А кто-то из гостей курорта Абзаково мог это увидеть. Николай Абрамов, например... Нет, не получается. Зина сообщила, что никаких Абрамовых в списках граждан, проживавших тогда в «Изумруде», не значится. И мать Коли тоже подтверждает, что никогда не отправляла сына в Башкирию. Я даже испытал легкую досаду от того, что убитым оказался Коля Абрамов, а не Максим Трофимов. Вот в таком случае картина двух преступлений была бы предельно ясной. Сначала Антон убил родственника, а спустя шесть лет убрал случайного свидетеля… Мысль показалась мне настолько заманчивой, что я разложил на столе три фотографии, отправленные моей дочери Аркадием Завитаевым, и внимательно сравнил Абрамова с Трофимовым. Можно ли было спутать их в вечерних сумерках? Вряд ли. Максим высокий, худой и мускулистый брюнет, а Николай среднего роста и слегка полноват, волосы значительно светлее. Да и одеты были в тот вечер совершенно по-разному.

А убийство Светы? С ним как быть? Алиби Лычагова было подтверждено минимум тремя людьми, с которыми пацан общался в субботнее утро. Ну не мог он оказаться в квартире Семченко! Предположить, что два преступления между собой не связаны, никак нельзя. Значит, если на берегу Радужного поработал Антон, то в доме Семченко должен был поработать его сообщник. Я вдруг вспомнил про Бисмарка. Не про германского канцлера, а про пса, охраняющего студенческую базу отдыха. Как говорил мне его хозяин, буквально за два дня до приезда веселой компании Бисмарк отравился. Хозяин вынужден был увезти его в ветеринарную лечебницу. Потому-то собаки и не оказалось в тот вечер на базе. Мог ли Антон подсунуть зверю какую-нибудь тухлятину? Легко. Да вот только зачем? Бисмарк его прекрасно знал, он бы не стал поднимать хай, если бы Антон пошел в сторону гостевых домиков… А вот если предположить, что парень кому-то расчищал дорогу, тогда в его действиях появляется смысл. Кто же его сообщник в таком случае?

И наконец, я, как честный человек, должен был принять во внимание еще одну версию. Именно как честный человек, а не как адвокат! Ибо адвокат обязан верить в невиновность своего подзащитного. Но если все же предположить, что именно Анастасия убила своего любовника, а тихо и безнадежно влюбленный в нее Антон совершил другое убийство, намеренно сделав его похожим на первое?.. Мотив Насти понятен: месть за обман, за измену. Запоздалая, правда, но ведь известно, что лучшая месть должна быть немного остывшей… Мотив Лычагова: помочь девушке, которой он восхищался. Может быть, с надеждой на установление близких отношений. Но тогда вопрос: а случайно ли в качестве следующей жертвы была выбрана Света? По словам Антона, он с ней знаком не был. Словам Антона верить необязательно, но, даже если он говорит правду, ведь Света могла стать невольной свидетельницей того, давнего убийства в Башкирии. Получается, Лычагов одним ударом достигал двух целей: избавлялся от свидетельницы и подбрасывал ментам факты, говорящие о невиновности моей подзащитной…

Слишком много имен. Слишком много фактов. Слишком много совпадений, которые вполне могут и не оказаться таковыми. Слишком много непроверяемых версий… На восьмой день своего расследования я был вынужден признать, что не чувствую в себе сил разобраться в этом запутанном деле.

***

Впервые в жизни Анастасия Трофимова пожалела о том, что доброе российское правительство подарило гражданам столь продолжительные новогодние каникулы.

Девушке не хотелось ничего делать. Новогоднюю ночь она провела с родителями и братом, хотя последние несколько лет встречала праздник в большой веселой компании. Ее и сейчас приглашали, да только желания не было куда-то идти и кого-то видеть. Она упрямо боролась с хандрой, с желанием упасть на кровать и уткнуться головой в подушку. Заставляла себя делать разминку и готовиться к государственным экзаменам. Пыталась гнать прочь невеселые мысли о своей дальнейшей женской судьбе, но мысли, как назойливые мухи, бились под сводами черепной коробки, задавая один и тот же вопрос: и что же ты будешь делать дальше?

Ответа не было. Вот эта безысходность и стала базой для третьей ошибки. Для самой бредовой и самой абсурдной ошибки, как вскоре поняла девушка.

Госэкзамены сдавали в середине февраля. Выйдя из аудитории с заветной пятеркой, Настя увидела Колю Абрамова. Робким голосом он предложил сходить вдвоем в какую-нибудь кафешку, отметить успешное завершение учебного процесса. Она даже не возмутилась, а впервые за три месяца совершенно искренне расхохоталась. Ни слова не сказав, развернулась и ушла прочь. Госэкзамены отмечала с Мишей Григорьевым и Юлей Назаровой. Присутствовала также и Катя Песоцкая, которой Настя со смехом рассказала о поведении их общего знакомого. Как-никак обе они в свое время имели отношения с коллекционером девственниц… Катя тоже посмеялась.

Через несколько дней Коля вновь напомнил о себе, позвонив по телефону. Она не взяла трубку. Получила от него несколько смс-сообщений, ни на одно не ответила. Однако абсурдные мысли уже закрались в ее голову. Возможно, они бы так пустыми мыслями и остались, если бы Абрамов жил в другом полушарии. Но жил он в Городе, учился в Академии, и еще через два дня Настя случайно встретилась с ним в библиотеке. Впервые после расставания они серьезно поговорили. Коля смотрел на нее глазами напуганного щенка, просил прощения и предлагал начать все сначала. Говорил, что все его коллекционерские забавы остались в прошлом и до конца жизни он будет хранить верность только ей, Насте. Она слушала и не верила. Но в последующие дни все больше и больше укреплялась в своем решении. Вот же он, выход! В конце концов, некоторые достоинства у Коли есть, ведь была же она влюблена в него в позапрошлом году. Не дурак и не урод, умеет подать себя, неплохо разбирается в музыке… Для серьезных отношений и для создания семьи этого недостаточно, но хотя бы сейчас, на год или два — пусть будет. В случае очередного паскудства с его стороны Насте будет уже все равно, боли и страданий она не почувствует. В случае смерти Коли — тоже. Зато со стороны будет казаться, что у нее есть парень, и она хотя бы частично будет избавлена от приставаний других мужиков…

Настя сделала вид, что поверила и простила. В конце февраля они опять переспали. В марте вновь стали появляться вдвоем в компаниях. Со стороны Насти их отношения были игрой, сплошным притворством. Во время их встреч она выжимала из себя улыбки и шутки, но в некоторые моменты ее лицо приобретало такое выражение, что Абрамов испуганно замолкал на полуслове.

Из всех подруг одна только Катя Песоцкая пыталась отговорить Настю от возвращения к Коле. Другие если и удивлялись, то молча. Родителям же Настя ничего не рассказывала о переменах в своей личной жизни и только в середине апреля случайно проговорилась в разговоре с мамой. Наталья Михайловна безмерно удивилась решению дочери, попыталась убедить ее прекратить отношения с Абрамовым. Потом отступилась. Очевидно, поняла мотивы, двигавшие Настей…

Уже в начале мая девушка поняла, что возобновление связи с Колей было нелепой ошибкой. Никакого душевного покоя она не обрела. Внутри было так же пасмурно, как и в новогодние праздники. Она все чаще уносилась мыслями в прошлое, вспоминала своего предыдущего молодого человека и отчетливо понимала, что любовное чувство к нему горит ярким пламенем под маской равнодушия, как вулканическая лава под базальтовой толщей Святой Горы. Она была уверена, что он ждет ее и примет в любой момент, и даже несколько раз порывалась позвонить ему. Но занесенный в ее сознание страх потери и разочарования никуда не исчез. Она тихо ненавидела Абрамова за этот страх. Ненавидела и себя самое за свою третью ошибку. «Буду ли я когда-нибудь счастлива с мужчиной?» — спрашивала она себя. И неизменно слышала в ответ: «Сначала избавься от своих страхов». Настя прислушивалась к совету внутреннего голоса, но была уверена, что избавиться от страхов она не сможет, пока живет и здравствует их виновник.

Глава 11

Зина вернулась в город около двух часов дня, но ко мне не приехала, ни в офис, ни домой. А мне не терпелось поделиться с ней своими соображениями о роли Антона Лычагова в двух убийствах… Нет, не так! Мне хотелось выслушать ее соображения, потому что сам я запутался в этом деле. По большому-то счету я ведь не продвинулся ни на шаг в решении главной проблемы. Той проблемы, с которой ко мне обратился Сережа Волков. Как сидела Настя в следственном изоляторе, так и сидит. А почему, собственно, ее должны выпускать? Потому что кто-то совершил преступление, внешне похожее на то, в котором ее обвиняют? Так это не причина. А что еще я могу предъявить следователю? Ложные показания Миши Григорьева? Так я бы давно их предъявил Харченко, если бы они имели значение. Григорьев будет настаивать на своих показаниях, будет говорить, что ставил телефон на зарядку и воткнул его в не работавшую розетку по рассеянности. И собака, так своевременно выбывшая из строя, тоже ни при чем. Короче, кроме набора дурацких совпадений, у меня ничего и нет. Одно остается: ждать суда. Вот уж на суде я смогу развернуться и в приукрашенном виде показать все эти мелкие случайности. У суда непременно возникнут сомнения, а они, по закону, однозначно трактуются в пользу подсудимого. А если судья окажется еще и мужчиной, то у моей подзащитной наверняка появится шанс…

В седьмом часу я не выдержал и позвонил Зине.

—Ты куда пропала?

— Пап, у меня важная встреча… Очень важная, — подчеркнула она, — давай мы с тобой созвонимся позже.

— Я думал, ты захочешь со мной поговорить о нашем деле, — с упреком сказал я.

— А мне нечего добавить к тому, что я уже сообщила, папа. О тех давних событиях в «Изумруде» я тебе рассказала все, что удалось узнать.

— Все равно, — настаивал я, — нужно поговорить, обсудить наши дальнейшие действия… Давай я к тебе сам заеду?

— Я пока не дома, папа, и не знаю, когда вернусь. Встречаюсь с одним человеком.

— С мужчиной, что ли?

— Да.

Я искренне удивился. Моя дочь вышла замуж вскоре после получения диплома, прожила с мужем пять лет и развелась. По обоюдной инициативе. После всех бурных юношеских приключений она утратила репродуктивную функцию, проще говоря, не могла рожать детей. Будущий муж, начинающий бизнесмен, об этом знал и особо не расстраивался. А потом его бизнес набрал обороты, мужик стал богатеть день ото дня, и поднялся вопрос: а кому все передать, если нет наследника? Зять стал проводить больше времени с любовницами, однажды даже предлагал Зине такую схему: другая женщина рожает ему сына, они его усыновляют и воспитывают как своего. Обсуждался также вариант суррогатного материнства. Уж не знаю, почему зять с дочерью не смогли найти компромиссное решение, но в итоге они расстались. И с тех пор мужчин возле нее не было. По крайней мере, я об ее отношениях ничего не знал.

— И кто он?

— Пап, ну не по телефону же обсуждать… Мне сейчас действительно немножко неудобно говорить. Давай я тебе чуть позже перезвоню, о’кей?

***

В уютной квартире Зинаиды Лебедевой сидели на мягком диване двое: сама хозяйка и ее друг детства, Сергей. Отец женщины очень бы удивился, если бы узнал, что Зина коротает вечер в обществе Волкова. Зина ведь на пять лет старше, а Валерий Павлович Лебедев всегда считал, что для нормальных полноценных отношений необходимо возрастное превосходство мужчины.

Впрочем, никаких отношений и не было. Мужчина и женщина занимались делом. Зина, не отрываясь, смотрела на экран ноутбука, который она держала на коленях.

— Вот сейчас читаю и ловлю себя на мысли, что не удивлена, — прошептала она. — У меня уже зародились подобные подозрения. Я гнала их от себя, подсознательно. Слишком уж необычно. И страшно…

— Но не настолько страшно и необычно, чтобы нам не поверили менты?

— В реальность вот этого сообщения, — Зина кивнула на монитор, — они не смогут не поверить. Но мы должны точно знать, с какого IP-адреса оно было отправлено.

— А такую информацию дадут по адвокатскому запросу?

— Дадут, но не сразу. Сделаем проще: я позвоню своему сокурснику, он сейчас в органах госбезопасности работает. Попрошу неофициально пробить айпишник. А уж потом пусть Харченко или прокурор делают официальный запрос интернет-провайдеру.

Зина переставила ноутбук на журнальный столик, ушла на кухню и начала заваривать чай. Волков молча сидел на диване, сжимая и разжимая пальцы. Ему очень хотелось выпить, дабы снять нервное напряжение, но он знал, что подруга детства не держит в доме спиртного.

— А ведь если бы я не увидел совершенно случайно это сообщение, мы бы сейчас продолжали блуждать в тупике, — пробормотал он, когда Лебедева поставила на стол две дымящиеся чашки и вазочку с брусничным вареньем.

— Скорее всего, да. Мой папа и сейчас в тупике. Да и у меня до сегодняшнего дня ничего не было, кроме общих догадок… Слушай, Сереж, — она хитро посмотрела на молодого человека, — а почему ты рассказал об этой гадости мне, а не моему отцу?

— Не знаю, Зина, — протянул Волков, — может, подсознательное чувство мне велело так поступить. Помнишь, мне было семь лет, а тебе двенадцать, мы с тобой гуляли, и я залез на второй этаж заброшенного дома. Залез, а спуститься сам боялся. Ты стояла внизу и уговаривала меня спускаться, а потом раскрыла свои детские объятия и сказала: «Прыгай, я поймаю»…

— И ты прыгнул! И мы оба повалились в весеннюю грязь, — расхохоталась Зина. — Как не помнить…

— И с волчьими ягодами ты тогда меня спасла… Вот и сработала подкорка, наверное. Я папу твоего очень уважаю, он настоящий профессионал, но ведь он ни разу меня не спасал, даже в таких смешных ситуациях. Потому я и доверился тебе.

— И правильно сделал. Завтра я устрою шикарное представление, и главным зрителем будет папочка. Пусть убедится, что я кое-что могу!

***

Уже поздно вечером дочь снова позвонила и обратилась ко мне с удивительной просьбой. На мои вопросы отвечала очень уклончиво. Говорила довольно грустным голосом, но я хорошо знаю свою дочь, поэтому сразу почувствовал, что она изо всех сил пытается скрыть свое торжество. Только вот по какому поводу торжествовать-то?..

Спал я плохо, мучили дурные предчувствия. Почему-то вспоминался труп Светланы Семченко на полу ванной комнаты. И опять наваливались прежние вопросы. Для чего она звонила Максиму Трофимову? Какие у них могли быть общие темы, если они даже не знакомились друг с другом? По словам Максима, она хотела сообщить нечто важное об его сестре… Стоп! Внезапно влетевшая в сознание мысль заставила меня резко сесть на постели. А точно ли Света Семченко звонила Максиму? Ведь он никогда не слышал ее голоса. Накануне вечером они встретились в коридоре, возле кабинета Харченко, но, по словам Сережи Волкова, не перекинулись и двумя фразами. Значит, Трофимову мог звонить кто угодно. Любая молодая женщина, в смысле. Я ведь и раньше предполагал, что ему готовили ловушку. Не заезжал бы он тогда в автомагазин, мог бы оказаться у квартиры Семченко на двадцать минут раньше. Мог бы толкнуть дверь, зайти в квартиру… А следом бы и Харченко с операми подоспел и задержал бы гражданина Трофимова прямо на месте преступления.

Но ведь звонили-то Максиму именно с номера Светы! Оператор сотовой связи представил детализацию звонков, сомневаться в ней не приходится. В то же время мобильный телефон Светы так и не нашли. А что, если Человек в плаще похитил его не после убийства, а до него?.. Нет, опять не получается, что ты будешь делать. Семченко ведь звонила следаку за несколько секунд до смерти, значит, телефон был при ней. А потом исчез.

А если так: в квартире Светы в то утро находился человек, который воспользовался ее телефоном. Выманил Трофимова, а потом убил девушку. И перед смертью она каким-то чудесным образом узнала, что он и есть убийца Николая Абрамова… Опять чушь получается. Ну откуда она могла об этом узнать? И кто мог находиться у нее в квартире? Постороннего человека она вряд ли бы пустила. Самый простой вариант — мой юный друг Сережа, бойфренд Светы. Но он в ту ночь ночевал дома, это несомненно. И не стал бы он совершать убийство в квартире, в которой полно его следов. А самое главное — зачем, для чего?!

Молодой женский голос нормальному мужчине не так-то просто скопировать. Если Трофимову звонила не сама Светлана, то это могла сделать только девушка! Причем девушка, которую Света знала. Девушка, которая хотела бросить подозрения на Сергея и на Максима. И в то же время она была заинтересована в том, чтобы помочь Насте Трофимовой…

Недавно я услышал новомодное выражение: «мозг взрывается». Так вот, сейчас я бы мог применить его к самому себе. У меня реально взрывался мозг. Мне ведь и раньше приходилось принимать участие в уголовных делах, и частные расследования я тоже проводил, но с такой путаной историей еще не сталкивался. Сплошные версии, и никакой возможности их проверить!

Незаметно для себя я заснул. Проснулся в половине девятого и, как только во всех государственных учреждениях стартовал новый рабочий день, позвонил Достоевскому-Харченко. Излагая свое предложение, я представлял выражение его лица. Он имел полное право расхохотаться и послать меня по известному адресу. Другой следак на его месте так бы и сделал, но Федор Михайлович довольно быстро согласился.

— Во всяком случае, хуже не будет, — усмехнулся он, — хотя и отдает пафосом в духе Агаты Кристи. Договоримся сразу: я присутствую в качестве наблюдателя, но оставляю за собой право в любой момент прервать ваш эксперимент.

— Да без проблем, Федор Михайлович. А в случае успеха будем считать, что это чисто ваша заслуга.

Да, в случае успеха все лавры достанутся Харченко… А в случае фиаско дурачком буду выглядеть я. Вместе с Зиной.

***

Весь день я был сам не свой. Я вообще теряю душевное равновесие, когда оказываюсь в непонятной ситуации. К вечеру я даже начал злиться на дочь: два раза пытался с ней поговорить по телефону, выудить хоть какие-то объяснения, но она каждый раз оказывалась жутко занята. В первом часу позвонил Сергей.

— Валерий Палыч, меня к шести часам вечера следователь вызывает. В связи с чем, не знаете?

Вопрос был самый естественный, но в его голосе мне почему-то почудились издевательские нотки.

— Не знаю, Сереж. Для дачи повторных показаний, наверное.

— А ничего нового нет по нашему делу?

— А ты Зине позвони, — раздраженно сказал я. — Она, похоже, свое собственное расследование ведет, независимо от меня.

Я не стал говорить Волкову, что на шесть часов вызван не он один. В следственное управление должны были прибыть еще восемь человек. Не считая Зины и меня.

***

Я не был уверен, что в течение рабочего дня удастся оповестить их всех. Но удалось. Благо у всех теперь сотовая связь. Могли также возникнуть проблемы из-за намеченных заранее планов, которые люди не захотели бы отменять. Понятно, что гражданин не имеет права уклоняться от явки в следственные органы, но в том-то и дело, что на сей раз вызов был неофициальный. Людям просто позвонили и попросили приехать. Ибо мероприятие, придуманное моей неуемной дочерью, не являлось следственным действием. Оно было простым проявлением доброй воли со стороны Достоевского-Харченко.

Поднявшись на нужный этаж за полчаса до назначенного времени, я зашел в туалет и увидел стоящего перед зеркалом Сережу Волкова. Сегодня он был в военной форме нового образца. Вроде бы в войсках ее называют «цифра».

— Как думаете, Валерий Павлович, мне полицейская форма пойдет? — задумчиво спросил он.

Я немного удивился. Во-первых, сам по себе вопрос был несколько не мужской, а во-вторых, откуда у него, армейского офицера, такие мысли?

— Моя должность в ближайшее время подлежит сокращению, придется погоны снимать, — грустно сказал он, прочитав недоумение на моем лице. — Спасибо начальству, хоть сказали заблаговременно, есть время найти новое место службы.

— И что, хочешь в полицию пойти?

— Почему бы нет? В войсках с моим образованием делать нечего, а в органах пригожусь. У вас знакомых в областном управлении МВД нет?

— У меня знакомые много где есть. А вот у тебя юридического образования нет. А без него трудно будет в органы устроиться. Сейчас даже в участковые без диплома юридического факультета не принимают.

— Придумаем что-нибудь, все равно, — махнул рукой молодой человек. — Если вы все свои дела сделали, пойдемте в коридор, здесь накурено.

Что-то он слишком спокойный и беззаботный, подумалось мне. И не спросил меня о ходе расследования… А ведь девять дней назад чуть ли не со слезами просил помочь, да и потом тоже постоянно канючил, торопил, интересовался. А сейчас что же?

В коридоре сидели на жестких стульях родители Насти, ее брат Максим, Аркадий Завитаев и Антон Лычагов. Поодаль, у мутного окна, стоял Миша Григорьев, мрачнее тучи, с черными кругами под глазами. Я поискал глазами его подругу, но ее не было. Не увидел я и Кати Песоцкой. В душе опять шевельнулось нехорошее предчувствие.

Юля Назарова появилась ровно в шесть. Я сначала ее и не узнал: красота поблекла, в глазах февраль. Вяло поздоровалась со знакомыми, метнула затравленный взгляд в сторону Миши, но близко к нему не подошла. Да что произошло-то с ними обоими?

Дверь кабинета приоткрылась, показалась физиономия Федора Михайловича. Ни с кем не поздоровавшись, он скользнул взглядом по собравшимся.

— Кого нет, Валерий Павлович?

— Екатерины Песоцкой. И Зинаиды Валерьевны тоже нет.

В этот момент я увидел обеих, они быстрым шагом шли по коридору. Катя была в тех же майке и джинсах, что и в нашу прошлую встречу, а на Зине было надето красивое красно-черное платье с глубоким вырезом и туфли на высоком каблуке. Не совсем подходящий наряд для визита в следственные органы, прямо скажем.

Моя дочь проскользнула в кабинет, следом зашли остальные. Для двенадцати человек помещение было явно тесновато. Вдоль стен стояли заранее принесенные стулья, на них кое-как и разместились. Следователь сидел за столом, с некоторым любопытством поглядывая на меня. Зина, очевидно, заметила его взгляд.

— Федор Михайлович, вы собрали всех этих граждан не по инициативе моего отца, а по моей. Разрешите ли вы мне задать им несколько вопросов?

— Пожалуйста, — осторожно ответил Харченко. — Дамы и господа, прошу отнестись серьезно к нашему собранию. Речь идет о двух убийствах. На вопросы Зинаиды Валерьевны прошу отвечать так, как будто бы их задавал я. Друг друга не перебивать. Не шуметь. Свои эмоции сдерживать. Всем ясно?.. Начинайте, Зинаида Валерьевна.

Моя дочь стояла посреди кабинета, покусывая губы от волнения. Я знал, что она не любит оказываться в центре внимания. Не всем же рождаться на свет для публичных выступлений. Однако держалась она хорошо, и я невольно посмотрел на нее другими глазами. Не как на дочь, а как на профессионала.

— Прежде всего я хотела бы представиться тем из вас, с кем я еще не знакома, — ровным голосом сказала Зина. — Моя фамилия Лебедева, я помощник адвоката. Занимаюсь расследованием убийства Николая Абрамова, которое произошло одиннадцать дней назад. Все вы проходите свидетелями по этому делу. Все вы друг друга знаете. Или знакомы давно, или познакомились в последние дни… Разве что гражданин Лычагов стоит особняком. Кто не знает, скажу: Антон Лычагов работает охранником на той самой базе, где произошло преступление. К тому же он шесть лет назад отдыхал в санатории «Изумруд», примерно в те же дни, когда там находились Анастасия и Максим Трофимовы. И в те же дни там находилась некая Светлана Семченко… Кстати, кто-нибудь из вас был знаком с ней?

— Я ее знала, — быстро ответила Катя. — Мы учились в одной школе. Когда узнала, что ее убили, поверить не могла…

— А вы когда-нибудь были у нее в гостях?

— Нет. После окончания школы я ее не видела.

— А вы, Михаил? — Моя дочь неожиданно повернулась к Григорьеву, равнодушно смотревшему в окно. — Никогда не встречали Светлану Семченко?

— Не встречал.

— А на своих показаниях, данных Федору Михайловичу сразу после убийства Абрамова, вы настаиваете и сейчас?

Воцарилось молчание. Григорьев долго смотрел в пол. Когда он поднял глаза, я увидел стоящие в них слезы.

— Федор Михайлович, я меняю свои показания. В тот вечер все было не так… Я пошел в дом не за телефоном, я просто не хотел оставлять свою девушку наедине с Колей. Знал, что он ей нравится. А когда я зашел в дом, сразу увидел лежавший на пороге труп.

— Вот как? — холодно переспросил Харченко. — Продолжайте.

— Я тогда первым делом подумал: а где же Юля? Она ведь пошла в дом за курткой. Заглянул в комнату, заглянул в кухню. Ее не было. Я выскочил из домика и заметил за углом женский силуэт. Это была Юля, она явно пряталась…

— Вы тогда сказали, что она вышла из кустов, — заметил Харченко.

— Нет. Она пряталась за углом. Я подошел к ней, обнял… Она вся дрожала, и я понял, что Абрамова убила она…

— Замолчи! Я никого не убивала! — отчаянно закричала Назарова, вскочив со стула. — Я тебе двести раз сказала, что он уже мертвый был, когда я вошла в дом!

— А вот мне вы, Юлия Сергеевна, говорили совсем другое. Что видели живого Абрамова и даже общались с ним.

— Федор Михайлович, а как я должна была себя вести? Я же не дура, я иногда фильмы смотрю… У вас ведь как: подозреваете в первую очередь того, кто труп обнаружил. Не так, что ли?.. Я испугалась, что меня обвинят в убийстве. Хотела просто выйти из домика, но увидела приближавшегося Мишу и отскочила за угол. Когда он меня заметил, я ему сразу сказала, что я никого не убивала. Он мне не поверил, но обещал покрывать…

— И он вас покрывал, — кивнула Зина. — До сегодняшнего дня. Почему же перестал покрывать-то? А, Юля? Или, может, вы ответите, Михаил?

— Не буду я вам ничего отвечать, — устало сказал Григорьев, — это мое личное дело.

— Как хотите, — с легкостью согласилась Зина. — А вы свои новые показания под протокол повторите?

— Да.

— Ну и отлично. Федор Михайлович, я думаю, Григорьева с Назаровой можно отпустить. И в помещении посвободнее станет.

Чуть помедлив, следователь пожал плечами и кивнул. Парень и девушка один за другим вышли из кабинета. Харченко тут же поднял телефонную трубку и вполголоса сказал несколько слов. Разумно. На его месте я бы тоже дал команду придержать на выходе гражданку Назарову.

— Мы избавились от балласта, — объявила Зина. — Переходим к следующему этапу. Когда мы с Валерием Павловичем занялись расследованием, то первым делом поставили вопрос: кто имел физическую возможность убить Абрамова? Исходя из тех показаний, которые изначально дали многоуважаемые студенты, такая возможность была только у одного человека. У нашей подзащитной. Такой вариант меня не устроил. Далее — была еще вероятность проникновения на базу постороннего лица. Да, это было бы сопряжено со многими сложностями, пришлось бы прятать машину, да и самому скрываться неподалеку, выжидая удобный момент… Но «маловероятно» и «невозможно» — разные понятия. Я решила, что версию о причастности к преступлению посторонних лиц нужно оставить в качестве запасной. И сосредоточилась на участниках той злополучной вечеринки…

Зина скрестила руки на груди, свысока оглядела нас всех. Теперь она совершенно не волновалась.

— Когда я узнала, что Михаила Григорьева и Юлию Назарову связывают близкие отношения, то поняла, что верить их словам нельзя. Алиби, которое они составили друг другу, ничего не стоит. У них обоих была возможность совершить убийство. Но такая возможность имелась и у еще одного человека. У вас, Аркадий.

Завитаев невозмутимо посмотрел на мою дочь. Не меняя положения тела, абсолютно ровным голосом спросил:

— Каким образом? Я никуда не уходил с берега.

— Нет, вы ушли с берега! Вы услышали крик Насти Трофимовой, встревожились и побежали в домик. За вами устремились другие. Вы забежали в домик на несколько секунд раньше, чем они. Я предположила: а что, если никакого крика вы не слышали? Просто вид сделали? Даже если вы влетели в дом на пять секунд раньше ваших друзей, то этого времени бы уже хватило для того, чтобы убить… А орудие убийства, то есть топор, вы могли заранее перенести в прихожую, чтобы не хватать его на глазах у бегущих за вами людей.

— Но ведь в это время в домике находилась Настя, — возразил Завитаев. — Вы серьезно верите, что я в ее присутствии убил ее бойфренда, потом ее арестовали, а она упорно молчит о том, что видела?.. Вы бредите, Зинаида Валерьевна?

— Нет. Я здорова. И возражение вы сейчас выдвинули совершенно разумное. Если у вас есть личные дела, вы можете заняться ими, вне стен этого здания.

Аркадий подумал и остался. Я бы тоже на его месте остался. Из любопытства.

— Следующий персонаж — вы, Антон. Подозрения в ваш адрес у меня просто обязаны были появиться. Вы могли сколько угодно бродить по базе якобы с обходами, и выглядело бы это совершенно естественно. Тем не менее никто из наших студентов вас не видел до момента обнаружения трупа. Случайно ли?

— Нет, не случайно, — грубовато ответил Антон. — Когда ваш отец приехал на базу и стал обвинять меня с дедом в даче ложных показаний, мы все честно рассказали. Никаких обходов мы в тот вечер не совершали.

— Помню, слушала я ваши честные показания в аудиозаписи. Но у меня не было уверенности, что они действительно честные… А вот когда я узнала про отравление Бисмарка, я решила, что вы здесь ни при чем. Убрать собаку с базы мог желать посторонний человек, который рассчитывал незаметно подобраться к гостевому домику и так же незаметно скрыться. Но не вы.

— Спасибо вам на добром слове, — сквозь зубы процедил парень.

— Знаете, молодой человек, мое мнение по поводу вашего участия в преступлении менялось не один раз. Из Башкирии я приехала, будучи почти уверенной, что вы и есть искомый Человек в плаще. Шесть лет назад вы пересеклись в одном месте с Настей и Максимом Трофимовыми и со Светланой Семченко. Я не могла поверить, что это простое совпадение. Да еще и темная история с вашим кузеном…

— Что там темного-то, Леха сам утонул!

— А если не утонул? Вдруг вы с ним поссорились, и убили его, и бросили в воду?

— Своего двоюродного брата?

— Вот уж родственные чувства здесь точно ни при чем. Сами же говорили, что у вас с Алексеем Фабриковым отношения были прохладные… Я выстроила такую версию: вы с ним повздорили из-за той девушки, от которой он собирался добиваться взаимности в тот вечер. Вы же могли предположить, какими именно методами насильник-уркаган будет добиваться взаимности? А девушкой этой, по моей версии, была Света. Возможно, она вам тоже нравилась, и вы решили обезопасить ее от страшненького родственника. А спустя шесть лет она об этом узнала каким-то образом, и вы обезопасили уже себя… Получалось так, что убийства Абрамова и Семченко вообще не связаны по замыслу. Они сделаны похожими специально, для того чтобы продемонстрировать связь между ними. Которой на самом деле нет.

— Зинаида Валерьевна, вы серьезно говорите сейчас?

— Да, Антон, я совершенно серьезно излагаю вам свою версию, выдвинутую два дня назад. Но она рассыпалась, когда я узнала, что в то утро вы не могли убить Семченко. Названные вами люди подтверждают, что вы находились в других местах, на большом удалении от ее дома.

Лычагов расхохотался.

— Странная у вас манера изложения материала, Зинаида Валерьевна! Зачем же вы все это рассказываете, если поняли, что я — не преступник? Хотите, чтобы вашими дедуктивными способностями восхищались все присутствующие? Для этого и кучу народу собрали?

Моя дочь немного смутилась, как мне показалось. Осторожно взглянула на меня, как будто надеясь на поддержку. Но чем я мог ее поддержать? Я ведь сам не понимал истинный смысл затеянного ею представления.

— Лично вас, Антон, я пригласила по двум причинам. Во-первых, вы невольно сыграли большую роль в нашем расследовании. Мне было нелегко поверить, что ваше пребывание в санатории «Изумруд» одновременно с пребыванием Насти и Максима — это просто совпадение. И никак я не могла проигнорировать вашу тихую влюбленность в Анастасию Трофимову… Да, Антон, я знаю об этом. Вы не решались подойти к ней и заговорить, вы просто смотрели на нее, с расстояния. Ничего постыдного здесь нет. Такое поведение характеризует вас как робкого и нерешительного человека, но не как убийцу.

Лычагов несколько раз глубоко вздохнул.

— Да, Настя мне нравилась. Она очень красивая. А подойти к ней я не решался не из-за робости, а из-за того, что чувствовал пропасть между нами. Она слишком уж идеальная. Не только в смысле красоты… Она из нормальной семьи, у нее в жизни все ладно и складно, и будущее у нее тоже наверняка безоблачное… А мне придется строить жизнь с нуля. Зачем я ей?

— Ваша жизнь, Антон, это уже не ноль. Вы живете правильно. Живите так и дальше, и все у вас будет хорошо… Сейчас-то я знаю, что вы никого не убивали. Но еще три дня назад я подозревала вас больше, чем кого-либо другого. Ведь у вас была не только возможность убить Абрамова. У вас был еще и мотив. Очень весомый мотив.

— Какой? — с удивлением спросил парень.

— Ну как же? Стремление избавиться от соперника. Вы считали, что, пока жив Николай Абрамов, вам о Насте и мечтать нельзя. Во все времена мужчины убивали своих соперников ради женщин. Вроде бы ни у кого из фигурантов нашего дела не было столь серьезной заинтересованности в смерти Коли…

— Ну наконец-то вы заговорили о мотивах, — вмешался следователь. — Вы извините, Зинаида Валерьевна, что я вас перебиваю, я же обещал не мешать, но вы слишком большое внимание уделяете второстепенным деталям и при этом забываете о самом главном. Вы ставите вопрос: кто мог убить потерпевшего? И оставляете в тени другой вопрос: а кто мог желать ему смерти?

— Нет, Федор Михайлович. Этот вопрос я поставила перед собой в первую очередь. Мы с Валерием Павловичем перебрали всех фигурантов и ни у кого из них не нашли достаточного мотива для ликвидации Абрамова. Но потом я подумала и выделила сразу двоих мужчин, каждый из которых имел слабый-слабый, притянутый за уши и высосанный из пальца, но все же мотив.

Я подался вперед и затаил дыхание. Ни о чем подобном Зинаида мне не говорила.

— Знаете, кто эти люди? Сергей Волков и Максим Трофимов!

Я кинул быстрый взгляд на обоих. Лицо Сережи осталось непроницаемым, только уголки губ немножко опустились как бы в полуулыбке. Длинное лицо Максима еще больше вытянулось.

— Для тех, кто не знает: с Сережей я знакома с детства. И точно знаю, что он не мог совершить два таких убийства. Но я постаралась на время абстрагироваться от нашей детской дружбы, взглянуть на дело незамутненным взглядом. Кто такой Волков? Бывший молодой человек Трофимовой. А кто такой Абрамов? Так сказать, действующий молодой человек. При этом в ходе личных бесед с Сережей я убедилась, что Настю он по-прежнему любит. Разве же не мог он желать смерти ее бойфренду?.. Но я тут же вспомнила о двух обстоятельствах. Во-первых, у Сережи есть железное алиби, он в тот вечер находился в квартире Светланы Семченко. Во-вторых, Настя с Сергеем расстались вовсе не из-за Абрамова. Не буду сейчас вдаваться во все сложности, но скажу точно: мой друг детства не считал Николая своим конкурентом, тем более не считал его причиной разрыва с Анастасией.

— Есть и третье, — подал голос Волков. — Я же тебе вчера говорил, Зина: я вообще не знал о том, что они собираются на Радужное. Из всех подруг Насти я поддерживал контакты только с Катей, да и то по интернету. А Катя мне ничего не говорила про их планы на вечер семнадцатого мая.

— Не говорила, — кивнула Песоцкая. — Я знала, что они намереваются поехать на базу, но сама ехать не хотела. Точнее, не хотела проводить время в компании Коли…

— Вот-вот, именно, — продолжала Зина, — и я с облегчением оставила кандидатуру Сережи… Теперь — Максим. Родной брат Насти. Я видела, что он нисколько не сожалеет о смерти ее ухажера. Знала, что он и при жизни его терпеть не мог. Почему, интересно? Я нашла только одну причину: обида за сестру. Абрамов поступил с ней гадко и низко. Двести лет назад братья вызывали обидчика на дуэль в таких случаях… А Максим у нас — человек немного несовременный, у меня вообще сложилось впечатление, что он духовно живет в ином мире. Вы уж не обижайтесь за прямоту, Максим, — она слабо улыбнулась, глядя в лицо Трофимову. — Если бы вы действительно убили подонка, столь мерзко обошедшегося с вашей сестрой, вас было бы трудно осудить.

— А мне в любом случае наплевать на чье-то осуждение, — со злостью произнес Максим. — Да, я ненавидел этого козла. Нисколько не жалею, что его замочили. Но я его не трогал.

— Да вы и не могли его убить, верно? — кивнула Зина. — Как и у Сергея, у вас тоже есть алиби. Когда вы пришли из гостевого домика с вином, Абрамов только уходил. Вы с ним встретились и перекинулись парой слов. И потом уже вы никуда с берега не уходили. Так ведь было?

— Да.

— Отлично, — сказала Зинаида, и я вдруг почувствовал скользнувшие в ее голосе металлические нотки. — Аркадий Борисович, я вас хочу спросить кое о чем.

— Пожалуйста, — улыбнулся Завитаев.

— У вас, кажется, очень хороший слух. Вы один услышали крик Насти, донесшийся из гостевого домика. Вот и скажите: а вы слышали, какие конкретно слова сказал Максим Трофимов Коле Абрамову?

— Сейчас, одну секундочку, — призадумался будущий врач. — Вроде бы он просто спросил: «Эй, ты куда, зачем уходишь?..»

— А что ответил ему Коля?

На этот раз Аркадий думал чуть дольше. Я чувствовал, что именно сейчас происходит нечто важное.

— Не помню.

— Но вы слышали его голос?

— Знаете, вот вы сейчас спросили, и я понял, что голоса его я не слышал…

— А куда вы смотрели, когда сидели на берегу?

— Я сидел на складном стульчике лицом к воде. На воду и смотрел, наверное.

— И как встретились Максим с Колей, вы не видели?

— Нет.

— Я не понял, вы к чему клоните? — нахмурился старший Трофимов. — Хотите сказать, что убийство совершил мой сын?!

— Александр Винсентович, я пока только обратила ваше внимание на то, что ваш сын имел такую возможность. Представьте: он идет в дом за вином, почти сразу вслед за ним убегает распсиховавшийся Коля, и ваш сын его убивает. Потом идет на берег с двумя бутылками вина, на ходу произносит фразу «Эй, ты куда…», сидящие на берегу студенты слышат эту фразу. Срабатывает психология: все они решают, что, раз Максим обратился к Коле, значит, тот был еще жив…

— Вы говорите ерунду! — вскипел Максим. — Они все и не могли видеть, как я встретился с Абрамовым, потому что смотрели в другую сторону!

— Максим, мне еще раз нужно повторить, что я просто оцениваю физическую возможность совершить преступление? Поймите, никто никому не обязан верить на слово. Я просто хотела продемонстрировать, что все участники пикника могли уничтожить Николая Абрамова! И Григорьев с Назаровой, которым я сейчас позволила уйти. И вы, Аркадий. И вы, Максим…

— Но по вашей логике получается, что только у одного из них был и мотив, и возможность, — опять вмешался следователь, — то есть у гражданина Трофимова? Так?

— Да, но я же говорю, это какой-то очень натянутый мотив. Верно, Максим втайне ненавидел молодого человека своей сестры. Но в чем причина этой ненависти? И достаточно ли она весома, чтобы убивать? К тому же мы ведь знаем, что у Максима не складывались отношения вообще ни с кем из ухажеров Насти… Короче, я думала-думала и постоянно возвращалась мыслями к той странности, которую с самого начала заметила в списке участников пикника.

— Что за странность? — напрягся Харченко.

— Шесть молодых людей. Среди них — две парочки. И еще двое парней — без пар.

— Ну и что?

— Мне кажется, на подобные мероприятия молодые мужчины обычно стараются ездить со своими девушками. Это ведь не отдых на южном курорте, где легко можно завести короткий романчик. Это посиделки в ограниченном кругу людей, где свободных девушек нет… В тот вечер без пары остались двое: Аркадий Завитаев и Максим Трофимов. Мне стало интересно: а почему так получилось? С Аркадием ситуация прояснилась быстро: его девушка в те дни находилась в больнице, за день до пикника ей сделали полостную операцию. Ее отсутствие на берегу Радужного понятно и объяснимо. А вот с вами, Максим, все оказалось не так просто…

Зина сделала короткую паузу. Я перевел взгляд с нее на следователя и по выражению его лица понял, что он о чем-то догадался. А я-то почему не догадываюсь?

— Максим, вы можете назвать имя вашей подруги?

— Нет, не могу, — твердо ответил Трофимов, настороженно глядя на мою дочь. — Вернее, не хочу.

— А вы можете хотя бы сказать, где она находилась тем субботним вечером?

— Не хочу.

— Тогда я спрошу вас, Наталья Михайловна, Александр Винсентович, — Зина повернулась к супругам Трофимовым. — Вы знакомы с девушкой вашего сына?

— А какое отношение?.. — начал было старший Трофимов.

— То есть не знакомы, — констатировала Зина. — И никогда он вас ни с кем не знакомил. А еще ваш сын не служил в армии, хотя возраст у него подходящий и здоровье нормальное…

— Армия здесь вообще ни при чем, — раздраженно заявила Трофимова. — У него есть на то свои причины, я надеюсь, мы не будем сейчас их обсуждать?

— Мы их обсудим чуть позже, — обнадежила Зина. — А сейчас мы обсудим одно поэтическое произведение, написанное в стиле гомеровских поэм. — Зина вынула из кожаной папки листок бумаги. — В моих руках — скриншот одной интернет-страницы. На ней отображены сообщения, отправленные разными людьми Анастасии Трофимовой через социальную сеть «На связи» за последние восемь дней. Все они так и остаются непрочитанными, в камеры следственного изолятора интернет пока еще не провели… Позвольте зачитать вам одно из них, отправленное позавчера, в понедельник.

Медленно, торжественно, нараспев Зинаида начала читать стихотворные строчки, и я сразу ощутил аромат Троянской войны и афинских народных собраний.

О, для чего ты, прекрасная Анастасия,

Видеть не хочешь неистовой страстной любви?

О, для чего ты к себе подпускаешь

Тех, кто тебя недостоин любить?

Снится мне сон: я сливаюсь в любовном экстазе

С лучшей из женщин, с тобою, родная сестра;

Скоро реальностью станет мой сон, и мы счастливы будем,

И расставаться не будем с тобою мы никогда.

Разве напрасно убил я того, кто принес тебе лишь страданья?

Разве напрасно я руки свои в черной крови обагрил?

…Ежели жить не захочешь со мною как с мужем,

В смерть я уйду и тебя потяну за собой…

Повисло напряженное молчание. Взоры присутствующих были прикованы к Максиму. В глазах его матери я заметил ужас, в глазах отца — отвращение.

— Я не писал этого, — громко заявил Трофимов. — Я не писал этого! И не отправлял!

— Естественно, — кивнула Зинаида. — Я и не сомневалась, что вы станете отрицать. Я даже могу вам подсказать: сообщение это отправил человек, который хотел свалить на вас вину за два убийства. Он взломал ваш пароль от страницы «На связи», благо для этого не нужно быть профессиональным хакером, и отправил Насте сообщение от вашего имени. Ведь так было?..

— Откуда я знаю?! — бешено заорал Трофимов. — Да, именно так и было! Я сказал, не я писал этот бред!

— Увы, Максим! — Зина ловким жестом вынула из папки еще одну бумажку. — У меня есть документ, подтверждающий, что очаровательное стихотворение было отправлено именно с вашего IP-адреса! Иначе говоря, именно с того ноутбука, который стоит у вас в комнате. Скажу сразу, документ получен в обход закона и потому не имеет юридической силы, но если уважаемый Федор Михайлович сделает официальный запрос, то получит от поставщика услуг такой же официальный ответ…

И вот тут произошло то, чего я никак не ожидал. Максим вскочил со своего места, подхватил стул и запустил им в мою дочь. Она вскрикнула и отшатнулась в сторону. Стул с треском врезался в стоящий у стены шкаф и упал на пол, задев одной ножкой плечо Кати Песоцкой. В следующий миг Трофимов подскочил к Зине и попытался схватить ее за горло, но мы с Сергеем с двух сторон повисли на нем и повалили на пол.

Глава 12

Для праздничного ужина, посвященного освобождению Насти из следственного изолятора, Зина оделась и накрасилась еще более экстравагантно и вычурно. С утра побывала в дорогом бутике и в косметическом салоне. Второй день ее славы! Второй акт спектакля, где в роли главного зрителя — ее отец!

В соответствии с желанием виновницы торжества, собрались на квартире Сергея Волкова. Сам хозяин, Настя, ее родители и Зина с отцом.

Впрочем, для супругов Трофимовых праздник был невеселым. Страшным потрясением было для них узнать, что сын совершил два убийства. Не менее страшным потрясением было узнать, почему он это сделал. Короче, дочь сохранили, сына потеряли. Лет на десять.

— Может, его все же признают невменяемым? — с надеждой спрашивал старший Трофимов. — Пройдет курс принудительного лечения, вернется к нам. А уж мы его из рук не выпустим…

— Лучше не надейтесь, Александр Винсентович, — Зина сочувственно покачала головой, — шансов практически нет. Да и ничем это не лучше, если честно. Из колонии общего режима иногда возвращаются нормальными людьми, а из психиатрического стационара тюремного типа выходят человекообразные существа, с подорванной психикой и разрушенным интеллектом. Таков побочный эффект аминазина и прочих нейролептиков. Не научились еще эффективно и мягко лечить шизофренические расстройства, понимаете? Ваш сын болен, это факт, но болезнь его проявляется только в одном — в неправильной сексуальной ориентации. А из дурки он выйдет вялым растением и жить сможет, только как растение… Если бы мне предложили выбирать меньшее зло, я выбрала бы зону.

— Да не выйдет он с зоны, — всхлипнула Трофимова, вытирая слезу, — предчувствие у меня такое. Он ведь у нас тихий и спокойный, а в некоторые моменты взорваться мог по пустяковому поводу. Возьмет да поссорится с каким-нибудь авторитетом в камере, и зарежут его…

Наталья Михайловна заплакала, ее принялись утешать. Успокоилась женщина быстро. В конце концов, у нее были целые сутки на то, чтобы осмыслить случившееся. За это время она вспоминала все, что касалось психического состояния ее сына.

Родился Максим самым обычным ребенком, рос и развивался правильно, в точном соответствии с медицинскими стандартами. Вовремя научился ходить и говорить. Болел, как болеют все дети. Посещал детский сад, вполне адекватно общался со сверстниками. Для родителей он, понятное дело, был самым-самым лучшим, но окружающие воспринимали его как обычного, нормального, среднестатистического ребенка. Без отклонений в лучшую или худшую сторону.

В семь лет с Максимом случился инцидент, наложивший отпечаток на всю последующую жизнь. Во время активных игр с одноклассниками он не рассчитал свои силы, прыгая с одного гаража на другой, и крайне неудачно упал с трехметровой высоты на землю. Ударился головой о камни, получил тяжелое сотрясение мозга и несколько дней пролежал в реанимации, балансируя между жизнью и смертью. Выкарабкался, оправился, встал на ноги. «Мы сделали все, что могли, — говорил Наталье Михайловне старенький доктор, — анатомически и физиологически ваш сын здоров. Но вы должны следить за его головой. Наблюдайте за поведением, за привычками, за увлечениями. Если заметите что-то странное, немедленно обращайтесь к психиатру».

— Мы действительно несколько раз водили Максима к врачам. И к психиатрам, и к невропатологам. Какой-то он заторможенный стал после того несчастного случая. Не в том смысле, что разум повредился, нет. Учился в школе нормально, оценки приносил высокие, соображал быстро. Но появилась в нем вялость, меланхоличность, равнодушие к себе и людям. Эмоции почти никак не выражал. Смех, слезы — ничего такого мы от него и не видели… Тем страшнее нам было наблюдать вспышки ярости, которые у него иногда случались, буквально на пустом месте. То есть теперь-то понятно, что не на пустом…

— Вы имеете в виду его отношения с Настей?

— Да. Он всегда стремился быть рядом с ней. Обычно разнополые брат и сестра в подростковом возрасте отдаляются друг от друга: у парня свои увлечения, у девчонки — свои. А Максим от нее ни на шаг не отходил.

— Да, так и было, — прошептала Настя, — он меня сопровождал на все вечеринки, на дни рождения друзей, в клубы… Однажды у меня на глазах избил парня, который меня на танец пригласил и прижимал к себе чуть сильнее, чем следовало бы. Он потом еле ноги унес из ночного клуба, а Максим выглядел просто как настоящий маньяк. Я тогда решила, что он за меня заступился как за сестру, хотя повода-то особого не было. А оказывается, он меня любил совсем не братской любовью…

— А у меня родились такие подозрения, когда я побывала у вас дома. В смысле, в комнате Максима. И когда узнала о его увлечении античной культурой. Ваш сын был активным участником клуба «Antik», вы знали об этом?

— Конечно, знали, — кивнул Трофимов, — мы ничего плохого в этом не видели. Он и Настю туда водил, но ее как-то не заинтересовало… Да, Настюша?

— Не то что совсем не заинтересовало, — девушка сделала неопределенный жест рукой, — я всегда с любопытством относилась к истории. Но не готова была тратить на участие в этом клубе слишком много времени. Там же не просто интересующиеся люди собираются, а настоящие фанаты, которые живут не столько в настоящем, сколько в прошлом. Я не из таких.

— А в самом деле, при чем здесь античность? — недоумевающее спросила Наталья Михайловна.

— Видите ли… Навязчивой идеей Максима стало его нездоровое влечение к своей родной сестре. Инцестофилия, говоря медицинским языком. Он смотрел на нее не как на сестру, а как на сексуальный объект. Думаю, это как раз и было последствием черепно-мозговой травмы, полученной в детстве. Он смотрел на Настю так, как смотрят на любимую женщину, — с вожделением. Представляю, каких усилий ему стоило скрывать это вожделение… Так вот: во всех человеческих цивилизациях, во всех религиях интимные отношения между близкими родственниками категорически осуждались. Исключение — античные культуры Греции и Рима. Они вообще характеризуются свободой сексуальных нравов. Во времена Платона и Аристотеля можно было вступить в интимную связь с кем угодно, независимо от возраста и пола, и никто бы вас не осудил… Гомосексуальные отношения между воинами не только не запрещались, но даже поощрялись. Вспомните фильм «Александр»! А сколько примеров инцеста в древнегреческих мифах! На ком был женат Зевс-Громовержец, властитель Олимпа? На Гере, своей родной сестре. Кронос и Рея — муж и жена, брат и сестра! Но это боги, а есть и примеры из жизни смертных: Кавн и Библида, Макарей и Канака… Одним словом, греки и римляне гораздо более терпимо относились к инцесту, чем христиане и мусульмане. Вот она, подлинная причина увлечения вашего сына античностью! Он любил Настю чувственной любовью, но понимал, что в реальной жизни ему с ней ничего не светит. Потому и жил двойной жизнью. Заметьте, даже его стихи написаны пятистопным ямбом, как принято было писать в античные времена. И написал-то он их не столько для Насти, сколько для самого себя, для самовыражения. Знал же, что она их прочитать не сможет, пока в камере сидит. Возможно, он представлял, что живет вместе со своей сестрой в каком-нибудь греческом полисе, рисовал в голове сладостные картинки…

— Перестаньте, Зинаида Валерьевна, прошу вас, — покачала головой Настя, — мне больно это слышать. Максим был таким хорошим братом, он заботился обо мне, всячески меня опекал… Я и подумать не могла, что он хочет меня как женщину. И никак не могла вообразить, что он ради своей нездоровой любви совершит два убийства…

— Может, все же это не он? — поникшим голосом спросила Наталья Михайловна. — Что, если мы все ошибаемся?

— А стихи откуда взялись? — хмуро возразил старший Трофимов. — Кто еще мог отправить их с нашего ноутбука?

— Насколько мне известно, ваш сын продолжает отрицать свое авторство, — сказал адвокат. — Утверждает, что в тот момент, когда было отправлено сообщение, он находился не в квартире. Якобы гулял по окрестностям…

— У него действительно была такая привычка, — кивнула Трофимова, — мог часами бродить по дворам и паркам в одиночестве.

— Вот именно, в одиночестве! Никто не может подтвердить, что его в тот момент не было дома. Если бы он находился в каком-то общественном месте или в гостях, тогда можно было бы предположить, что в вашу квартиру проник посторонний и воспользовался вашим ноутбуком… Но это почти на уровне фантастики: через окна к вам не попасть, восьмой этаж все-таки, а замки у вас на двери стоят такие, что устанешь их взламывать... Простите, Наталья Михайловна, но лучше принять правду такой, какая она есть. У вашего сына нет шансов… Если хотите, я согласен защищать его интересы в суде, но добиваться буду только назначения минимального наказания. На оправдательный приговор надежды нет.

…Около десяти вечера супруги Трофимовы распрощались и уехали на такси. Двое мужчин и две женщины сидели за столом, с которого убрали всю грязную посуду. Лебедев и Волков пили коньяк, Настя потягивала мартини, Зина — апельсиновый сок.

— Грязная история, — покачал головой адвокат, — безумно жаль родителей.

— Да, жаль, — кивнул Сергей, — но другого варианта не было. Или найти настоящего преступника, или допустить, чтобы Настю отправили в женскую колонию. Вы нашли убийцу. Спасибо вам, Валерий Павлович. И тебе, Зина.

— И тебе, Сережа, — тихо произнесла Настя, — за то, что нашел таких прекрасных специалистов, таких отзывчивых людей…

— Откровенно говоря, все ваши похвалы должны быть адресованы только Зине. Я-то как раз не внес существенного вклада в расследование. В определенный момент застопорился и не знал, куда дальше двигаться.

— А потому, что в этом деле было множество всяких случайностей, которые мешали увидеть истину. Почему вообще подозрения пали на Анастасию? Потому что двое ваших друзей, Настя, дали ложные показания. Сладкая парочка, Миша с Юлей. Уверена, изначально у них не было намерения вас подставить. Когда Юля Назарова пошла в гостевой домик за курткой, она увидела на пороге труп Коли. Испугалась, выскочила из домика. Увидела, что кто-то идет, и спряталась за углом. Миша Григорьев тоже зашел в домик и тоже увидел мертвое тело. Вышел, заметил за углом насмерть перепуганную подругу. Он был уверен, что убийство совершила она! Конечно, Юля попыталась его разубедить, но, видимо, не смогла. Прямо там, за домиком, они договорились сделать вид, что ничего не произошло. Двух-трех минут хватило им, чтобы согласовать детали, и родилась совместная ложь: будто бы оба они видели живого Колю. Кстати, в кусты малины Юля действительно могла сходить, от пережитого потрясения ее потянуло на туалет. Поисковая собака Веста взяла след, дошла до малинника, помните?..

— Да, да, — кивнул адвокат.

— Ну вот. А потом, когда арестовали Настю, им уже нельзя было отказываться от своей лжи. Юля боялась, что тогда обвинят ее, и оба этого жутко не хотели. Конечно, они повели себя не как друзья.

— Да уж, — со злостью в голосе произнесла Настя, — не буду больше с ними общаться после такой подлости.

— Они за это уже наказаны, — весело сказал Волков. — Думаете, почему Григорьев отказался от своих первоначальных показаний? Потому что он своими глазами увидел измену обожаемой Юленьки!

— Откуда ты знаешь? — удивилась Настя.

— Я сам организовал эту измену! Видите ли, когда я узнал от Валерия Павловича, что Григорьев лжет насчет своего мобильного телефона, я сразу подумал, что он либо сам убийца, либо покрывает Назарову. Я пытался с ним поговорить, взывал к его порядочности. Он не внял моим доводам. Тогда я решил уронить Юлю в его глазах, уронить до самого плинтуса, чтобы от любви там и мокрого места не осталось. У меня есть один сослуживец, офицер по имени Артур. Классный парень. Отличительное свойство — он не знает отказа у женщин. Любую способен увлечь, хотя бы на несколько часов. Есть такие мужики, которым от природы дано умение соблазнять женщин, вот он как раз из таких. Я поспорил с ним, что он не сумеет уложить в постель одну брюнеточку, тем самым задел его кавказское самолюбие. В воскресенье я им устроил как будто случайную встречу в кафе. Кстати, мне очень помогла твоя подруга Катя. Настоящая подруга, в отличие от Назаровой. Я поделился с ней своими сомнениями в искренности Миши и попросил помочь. Катюша вовремя исчезла из кафе, оставив Артура с Юлей. Он мне потом рассказывал про свою победу в самых ярких красках… Видеозапись он сделал тоже по моей просьбе, заранее установил видеокамеру на шкафу так, чтобы она захватывала кровать. Запись он потом выложил в интернет. Я не сомневался, что кто-нибудь из знакомых Миши рано или поздно ее просмотрит. Такие сайты довольно большим спросом пользуются…

— Вы рисковали, ребята, — укоризненно покачал головой Лебедев. — Назарова на вас, на тебя и твоего Артура может в суд подать и большие деньги с вас потребовать в качестве компенсации морального ущерба.

— Пусть подает, — Сергей махнул рукой, — если человек требует компенсировать моральный ущерб деньгами, значит, никакого морального ущерба и не было. Да и не станет она позориться в суде. Кстати, видео Артур уже удалил из сети.

— Все равно, зря вы это придумали, — согласилась с отцом Зина, — они бы и так отказались от своей лжи после тех строк, которые я зачитала…

— А вот если бы не это сообщение, которое Максим мне отправил, вы бы догадались, что Колю убил он? — спросила Настя.

— Да. Я начала догадываться дней пять назад, просто мое подсознание мешало мне в это поверить. Во-первых, мне действительно показался странным состав вашей компании. Я стала выяснять, где находились в тот вечер девушки Аркадия и Максима, и очень быстро выяснила, что у вашего брата девушки вообще не было. Никогда не было! А ведь он не дурак и не урод, вполне нормальный парень. Только в армии по какой-то причине не служил. Теперь-то я знаю ответ: его забраковали на медкомиссии. Угадайте, какой врач не счел возможным давать ему в руки автомат!

— Психиатр, — вздохнула Настя.

— Вот именно. Второй момент: когда я разговаривала с Максимом в его комнате, обратила внимание на многочисленные рисунки, развешанные по стенам. Папа, ты ведь тоже их видел? Помнишь фигуру богини Геры, нарисованную Максимом?

— Помню. А что в ней особенного?

— У нее Настино лицо! Стилизованное под древнегреческую миниатюру. Не знаю, для чего Максим изобразил Геру полной женщиной, но, думаю, из-за разницы в телосложении вы и не узнали Настю… Но главное даже не рисунок, а латинская надпись над ним. Пап, ты же латынь изучал в юридической академии?

— Вспомнила! Когда это было, да и учился я заочно.

— А я училась сравнительно недавно и на дневном отделении. И надпись перевела сразу: «Я и сестра, и супруга Юпитера». Эти слова взяты из оды римского поэта Горация. Вот тогда у меня появилось уже серьезное подозрение в адекватности Максима.

— Почему же ты не сказала мне? — с легким упреком спросил адвокат. — Мы же вроде как вместе работаем.

— Прости, пап. Хотелось самой вытащить это дело. Да я ведь от тебя ничего не скрывала. Ты тоже был в комнате Трофимова, тоже видел его рисунок… Кстати, Зевс и Гера это вообще любимые персонажи Максима. Он же показывал тебе картину «Юпитер и Юнона на горе Ида»? Возможно, в своих сексуальных фантазиях он олицетворял себя с Зевсом-Юпитером, а Настю — с Герой-Юноной…

— Кошмар… Я даже не хочу об этом слышать, — с дрожью в голосе произнесла Настя. — А зачем Максиму понадобилось убивать эту девушку… Свету?

— Да, убийство Светланы Семченко заставило меня хорошенько напрячь извилины. Я рассуждала так: Человек в плаще, убивший девушку, намеренно создал впечатление, что два преступления совершены одним и тем же лицом. Кем угодно, только не Анастасией Трофимовой. Какой вывод? Он хотел, чтобы с нее сняли обвинения и выпустили на свободу! Но этого мог желать только близкий человек. Родственник, например. Таким человеком мне показался твой отец, Настя. Он безумно любит тебя, готов ради тебя на все, в том числе на убийство. Но таким человеком был и твой брат. Я подумала: если Свету убил он, то случайно ли он ее выбрал? Ведь она была девушкой Сережи, и Максим мог об этом догадаться, увидев их вместе. И я решила: не случайно! Теперь я уверена, что он хотел подставить тебя, Сережа. Он убил твою девушку в ее квартире, в которой куча твоих следов. Надеялся, что тебя арестуют…

— Подожди, Зина, но ведь Света действительно звонила ему со своего телефона. Или он лжет?

— Звонила. У нас же есть детализация звонков. Когда Света увидела его в коридоре следственного управления, она его сначала не узнала. А потом, ближе к ночи, вспомнила. Она видела его в Абзаково в 2008 году. Выскажу свое предположение: Семченко стала свидетельницей убийства Алексея Фабрикова, двоюродного брата Антона Лычагова. Помнишь, папа, Антон рассказывал, что в свой последний вечер Фабриков пошел добиваться взаимности какой-то «классной телки». Это была ты, Настя, уж извини…

— Но ко мне тогда никто не приставал. По крайней мере, в грубой форме.

— Значит, твой брат совершил превентивное действие. Каким-то образом распознал, что тобой заинтересовался отпетый уголовник, ранее отбывавший наказание за изнасилование, и сыграл на опережение. Подкараулил его возле «Изумруда», ударил по голове и бросил в реку. Впрочем, это только моя версия. Если Максим захочет, он сам об этом расскажет. Пока, насколько я знаю, он полностью отрицает свою вину.

— Так что же, Света пригласила Максима, чтобы поговорить об убийстве шестилетней давности?

— Думаю, она хотела шантажировать его. Может, потребовала денег за молчание. И он с ходу сориентировался в ситуации: решил убить свидетельницу давнего преступления и заодно навести подозрения на Сережу.

— А как объяснить ее звонок следователю? — спросил Волков. — Она же сказала, что знает, кто убил Абрамова.

— Думаю, было так: между Светой и Максимом состоялся разговор, в ходе которого она поняла, что перед ней — убийца Николая Абрамова. А может, Максим сам ей об этом сказал, желая припугнуть. Она выскочила в ванную и позвонила Харченко, но опоздала ровно на одно слово…

— Подонок! — не сдержался Волков. — Убить девчонку только для того, чтобы запудрить мозги следователю…

— Не только, Сережа. Еще — обезопасить себя от возможного разоблачения. Если мое предположение верно, и Света вправду шантажировала Трофимова.

— Но как ловко он это проделал! Света позвонила ему в половине десятого, а без четверти одиннадцать он уже покупал антифриз в автомагазине. То есть за час с четвертью он успел принять решение, приехать к Свете и убить ее и доехать до автомагазина… И еще успел переодеться, выбросить плащ и шляпу!

— Не забывай, речь идет о человеке с поврежденной психикой. Такие люди, даже если они пассивны и меланхоличны, способны в решающие моменты концентрировать интеллектуальные и физические усилия для достижения поставленной цели. Одного я не могу понять, — задумчиво сказала Зинаида, — зачем он тогда вернулся на квартиру Семченко? Синдром Раскольникова, что ли? Захотел посмотреть на дело рук своих?

— Нет, Зина, все проще, — пояснил Лебедев. — Мобильный телефон Светланы он забрал с собой и выкинул, допустим, в ближайшую помойку, но он же мог предусмотреть, что оперативники будут проверять детализацию звонков. И если бы обнаружилось, что незадолго до смерти Света звонила Максиму, его бы непременно спросили: а что вас с ней связывало? Он решил, что будет умнее смешать ложь с правдой, заявить, что Света хотела его видеть у себя дома.

— Есть какая-то дикая несправедливость в том, что таким людям так фартит, — заявил Волков. — Ему же очень повезло во всех трех случаях. Он убил того уголовника, и менты приняли это за несчастный случай. Он убил Абрамова, и люди, сидевшие в нескольких шагах от места преступления, дали показания, на основании которых никак нельзя было его заподозрить. А Свету он убил вообще виртуозно, не имея лишней минуты, и чуть было не свалил вину на меня!..

— На берегу Радужного ему действительно подфартило. — согласилась Зина. — Ни тебе, Настя, ни твоим друзьям не показался странным тот факт, что реплика Максима «Эй, ты куда?..» прозвучала минуты через три после ухода Коли. А должна была прозвучать через двадцать секунд максимум! Никто из вас не заметил временного зазора, в котором и произошло убийство.

— По поводу себя могу сказать, что я в тот момент думала совсем о другом. О… некоторых сложностях своей личной жизни… — смущенно пояснила Настя. — А потом еще и мертвого Колю увидела. Так что ничего удивительного, что кое-какие детали у меня из головы выпали. А что касается Миши с Юлей, то в их искренность верить уж точно нельзя. Может, они и заметили этот временной зазор, но решили умолчать о нем, чтобы единственной подозреваемой считалась я…

— Да, наверное, — согласился Волков, — и все равно, Максу как будто высшие силы помогли! Он страшно рисковал, и все ему чуть не сошло с рук!

— Наверное, Максим вообще не думал об опасности. Действовал интуитивно, как ему подсказывало больное подсознание. Любовь и ревность — вот что им руководило. И желание обладать объектом своей страсти…

…После бурной интимной близости Настя Трофимова откинулась на подушку и несколько минут восстанавливала дыхание. Потом слегка приподнялась и, опершись на локоть, посмотрела на еле различимого в темноте Сергея.

— Как странно получилось… Если бы я тогда не поехала на пикник, ничего бы не было. Максим не убил бы Колю, меня бы не арестовали, тебе было бы не от чего меня спасать. И так бы мы с тобой и жили порознь. И чувства наши постепенно угасли бы.

— Теперь не угаснут, — пробормотал Волков.

— А Света?

— Света, Света… Я же думал, что потерял тебя навсегда. Особенно когда узнал, что ты опять встречаешься с Колей. Я пытался забыть тебя с ней…

— Не забыл?

— Нет. Как только узнал, что тебя задержали, сразу кинулся к Валерию Павловичу.

— Я вот думаю: а если бы Света не погибла, как бы сейчас у нас было?..

— Наверное, я бы с ней расстался. Предельно мягко, предельно безболезненно. Она бы страдала, но недолго. Не такой девушкой была Светлана, чтобы долго переживать из-за расставания с мужчиной.

Несколько раз они смачно поцеловались. Волков про себя решал, какое желание в нем сильнее, спать или повторить интим. Пока решал, чуть не заснул. Вопрос Насти, заданный тихим голосом, прозвучал для него слишком громко.

— Между прочим, Сереж, а как ты смог зайти на мою страницу «На связи»? Как смог прочитать сообщение Максима?

— Пароли сохранять не нужно, — сонно пробормотал молодой человек. — В прошлом году ты однажды выходила в интернет с моего ноутбука и по привычке нажала кнопку «Сохранить пароль».

— Как хорошо, что я это сделала, — прошептала девушка.

***

Теплым сентябрьским утром Сергей Волков проснулся в красивой спальне на втором этаже роскошного коттеджа, арендованного для проведения свадебного банкета. Долго смотрел на лежащую рядом Настю. Очень осторожно, чтобы не разбудить, провел кончиком пальца по ее лицу, плавно спускаясь к шее и груди. Аккуратно прикоснулся губами к ее щекам и к прикрытым векам. Потом встал, накинул на плечи темно-синий халат, налил стакан грейпфрутового сока, вышел на балкон и уселся в мягкое низкое кресло. Медленно потягивал сок, сосредоточенно смотрел в одну точку…

Только теперь он смог полностью расслабиться… Нервное напряжение, в котором ему пришлось находиться все последнее время, наконец-то отступило. Все было позади… Во-первых, после увольнения с военной службы ему удалось пройти жесткий отбор и устроиться на аттестованную должность в органы внутренних дел. Следующий понедельник станет его первым рабочим днем в отделе уголовного розыска. Во-вторых, Анастасия Трофимова, единственная женщина, которую он любил, стала его законной женой. Он знал, что теперь уже они не смогут расстаться никогда, и вовсе не из-за штампа в паспорте, а из-за той бесконечной благодарности, которую питает к нему Настя. Он ведь действительно спас ее, в прямом смысле слова спас… Она никогда об этом не забудет и никогда его не оставит, даже если разочаруется в нем как в мужчине.

Волков подумал о ее брате… Предчувствие Натальи Михайловны оказалось не напрасным: Максим Трофимов даже не дожил до зоны. На третьей неделе пребывания в следственном изоляторе он поссорился с сокамерниками, сильно избил одного из них и ночью был задушен воротом собственной одежды. Все показания, которые он успел дать следователю Харченко, сводились к одному: ни в чем не виноват, никого не убивал. Сексуальный интерес к родной сестре Максим, впрочем, подтвердил.

Уголовное дело по факту убийства Абрамова и Семченко было закрыто в связи со смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности. Обвинение в убийстве Алексея Фабрикова не предъявлялось, официально смерть бывшего зека так и осталась несчастным случаем. У следствия вообще осталось довольно много вопросов, ответить на которые мог бы только Максим Трофимов, но… мертвые молчат!

По старой привычке копаться в собственной душе, Волков пытался уловить в себе признаки сочувствия к Максиму Трофимову. На самом деле, разве не заслуживает жалости психически нездоровый человек, ставший жертвой своей навязчивой идеи?

Волкову было жаль Максима. Жаль, как и любого человека, наказанного за преступление, которого он не совершал. Но в данной ситуации его смерть была «меньшим злом». Волков никогда не чувствовал к брату Насти ни особой симпатии, ни особой неприязни; по сути, он его почти не знал. А вот Настю он любил и не смог допустить, чтобы она оказалась за решеткой, даже в том случае, если бы действительно была виновна.

Тем далеким майским вечером, сидя в кустах и отгоняя назойливых комаров, он и представить не мог, что ему придется вызволять любимую из лап правосудия. Он наблюдал за темными силуэтами на фоне воды и поджидал удобного момента. В тот вечер возможность могла и не представиться; что ж, Сергей ждал бы другого случая. Коля Абрамов был обречен с тех пор, как он завел отношения с Настей. Вот уж кого сейчас Волкову было совершенно не жалко, так это Николая Абрамова…

В конце осени, когда отношения с Настей разладились, Сергей не мог понять причины этого разлада и поэтому страдал еще больше. Как всякий деятельный и активный человек, он мог бороться только против реальной опасности, мог преодолевать только реально существующие препятствия. Но объяснения любимой девушки были туманны и расплывчаты и в целом сводились к тому, что она «не уверена в своих чувствах», что у нее нет страстного желания постоянно видеть Волкова и быть рядом с ним, что она не очень страдает без него… Из всех этих рассуждений Настя делала вывод, что продолжать отношения будет нечестно с ее стороны. По отношению и к нему, и к самой себе тоже. Конечно, он говорил в ответ много разных слов, но они не производили нужного эффекта. А переломить ситуацию какими-то конкретными поступками он не мог просто потому, что не знал, какие поступки нужно совершить.

О том, что Настя вновь стала встречаться со своим первым мужчиной, Волков узнал от Екатерины Песоцкой. Девушка вообще симпатизировала ему и искренне недоумевала, почему подруга рассталась с таким классным парнем.

Не полагаясь на свою собственную проницательность, Сергей сходил к опытному психологу и пересказал ему историю личной жизни Анастасии Трофимовой. Не называя настоящего имени, естественно. Немного поразмыслив, знаток человеческих душ сделал вывод: после перенесенного разочарования девушка не может строить нормальные отношения с мужчинами, потому что боится заново испытать боль и обиду. Возможно, она обречена до конца жизни быть привязанной к человеку, так подло обошедшемуся с ней в прошлом. Что может ей помочь? Либо собственное волевое усилие, либо помощь психотерапевта.

Но Волков нашел свой ответ на последний вопрос. Психологическая проблема Насти упирается в реального человека: Николая Абрамова. Не станет его, и Настя перестанет бояться любить. А поскольку любит она именно его, Сережу Волкова, то вывод напрашивается сам собой.

Фотографию Абрамова он разыскал в социальных сетях. Несколько дней выслеживал соперника, прикидывая, как бы половчее его грохнуть. Узнав из Настиной виртуальной переписки о месте и времени намечавшегося пикника, заранее выехал на озеро Радужное. С главной дороги свернул на полузаросшую грунтовку, ведущую к старой подстанции, проехал полсотни метров и спрятал машину в кустах. Пешком пробрался на базу отдыха, где его приятно удивило отсутствие сторожевой собаки.

Сидя в малиннике, он видел, как приехали студенты, как они расположились на берегу. Вдыхая шашлычный аромат и борясь с голодом, наблюдал за ними из своего укрытия. Голосов различить не мог, но все же догадался, что происходит ссора. Максим Трофимов отделился от компании, сходил в гостевой домик и вышел из него с двумя бутылками вина. Волков в кустах замер… Он видел, как Максим, возвращаясь к друзьям, столкнулся с идущим ему навстречу Абрамовым. Дождавшись, пока Коля зайдет в дом, Волков выскочил из кустов и схватил с дровяного ящика понравившийся ему топор. Вообще-то подходящее оружие у него было припасено, но в тот момент он счел, что умнее будет использовать местный инструмент, никак не связанный с его персоной.

Вскрикнуть Коля Абрамов не успел. Стоя над трупом и тщательно стирая с топора отпечатки пальцев, Волков заметил висевшую на стене медицинскую аптечку. Ногтем подцепил крышку и достал пузырек с нашатырным спиртом. Пригодится, пусть служебной собачке веселее работается…

Сергей забежал в кусты и вылил содержимое пузырька аккурат на то место, которое служило ему наблюдательным пунктом. Оглянулся, успел заметить, как незнакомая темноволосая девушка зашла в домик и через минуту выскочила из него, словно ошпаренная. Продолжения ждать не стал, стремглав побежал к оставленному в лесу автомобилю.

Весь следующий день молодой человек пребывал в приподнятом настроении. Проблема решена!.. С Настей он планировал как бы «случайно» встретиться через неделю-другую и вновь завязать с ней теплые отношения. Но все оказалось гораздо сложнее. Ближе к ночи с ним связалась Катя Песоцкая и сообщила, что Настя задержана по подозрению в убийстве. От досады Волков так долбанул кулаком по стене, что вздрогнули жильцы в соседних квартирах. Как же так? Стоило ли убивать соперника, если любимая женщина после этого отправится в колонию?

Перед Сергеем встала непростая задача. С одной стороны, добиться освобождения Насти Трофимовой. С другой стороны, нужно было не допустить, чтобы менты установили личность настоящего убийцы. Не надеясь на свои силы, он обратился к адвокату Лебедеву, с дочкой которого дружил в детстве. Замысел был прост: все время поддерживать контакт с Валерием Павловичем, быть в курсе всего, даже принимать участие в расследовании, незаметно подсовывать самоуверенному толстяку нужные улики. Впрочем, в тот момент Волков еще не имел намерения сделать козлом отпущения Настиного брата.

Довольно легко ему удалось уговорить свою подругу Светлану составить ему алиби. Девушке он наплел, что в субботу вечером был дома, никуда не ходил и ни с кем не общался, и теперь боится, как бы менты не стали подозревать его. Как-никак, основания для подозрений действительно имелись: убили молодого человека бывшей девушки Сергея, в такой ситуации его обязательно должны проверить на причастность… Недалекая Света, с которой Сергея не связывало ничего, кроме секса, согласилась в случае необходимости подтвердить, что вечер они провели вместе.

Уже через два дня в голову Сергею пришла гениальная идея: свалить вину на Максима Трофимова, используя в качестве побудительного мотива его нездоровую страсть к сестре. Подозрения на неправильную сексуальную ориентацию Максима появились у Волкова еще в прошлом году. Настя часто рассказывала ему о своих отношениях с парнями, о своей семье и о своих предках. Он с неподдельным интересом слушал, задавал вопросы. Уже тогда ему показалось странным, что Настя абсолютно ничего не знает о личной жизни родного брата, хотя отношения между ними, по всему видать, очень и очень теплые. К тому же при личной встрече с Максимом он не мог не заметить плохо скрываемой недоброжелательности, исходившей от парня. Сначала принял ее на свой счет, но потом узнал, что Максим неадекватно воспринимал вообще всех Настиных ухажеров.

Как-то раз девушка пригласила его к себе домой в отсутствие родителей и брата. Сергей сам изъявил желание осмотреть комнату Максима, превращенную, по словам Насти, в уголок античного музея. Он с любопытством рассматривал рисунки и статуи и вдруг вздрогнул от удивления: богиня Гера-Юнона с лицом Насти!.. И красноречивая надпись, которую Волков дословно запомнил, а потом перевел с помощью латинско-русского словаря… Сергей сложил в уме два и два и сделал вывод: Максим Трофимов одержим нездоровой любовью к родной сестре.

Итак, у козла отпущения появился мотив. А возможность у него имелась и раньше, и Волков знал об этом: он же видел, как Трофимов и Абрамов прошли параллельными курсами между гостевым домиком и берегом Радужного. Но этого было недостаточно, требовались конкретные улики. Вернуться в прошлое и изменить детали уже совершенного преступления Сергей не мог, поэтому пришлось совершить новое убийство… Выбор Светланы Семченко в качестве жертвы был не случайным. Во-первых, от нее в любом случае следовало избавиться, ведь она всегда могла отказаться от своих показаний, тогда рухнуло бы все его алиби. А именно так бы Света и поступила, если бы он ее оставил и вернулся к Насте. А во-вторых, Семченко сама невольно подсказала Волкову, как можно использовать ее смерть. Случайно увидев Трофимова возле кабинета следователя, она потом усиленно пыталась вспомнить, где могла встречать его раньше. Тем же вечером, уже прощаясь с Сергеем возле своего подъезда, она наконец вспомнила: этого парня она видела в Абзаково шесть лет назад. Никаких тайн, связанных с Максимом Трофимовым и его сестрой, Света не знала. Просто увидела и просто запомнила.

У Волкова было предостаточно времени, чтобы продумать все детали будущего преступления и раздобыть соответствующую экипировку. Следующим утром, в восемь часов, он вышел из подъезда с большим пакетом в руках. Пройдя вдоль дома, оказался в соседнем дворе. Он знал: камера наблюдения накрывает только автостоянку, так что к «нексии» подходить нельзя. До дома Семченко добрался на попутной машине, за старыми гаражами нацепил на себя заранее заготовленный камуфляж и превратился в Человека в плаще. Светлана едва успела проснуться; она была изрядно удивлена, увидев своего бойфренда в неурочный час да еще в таком ужасном виде. Волков не дал ей времени на удивление. Затащил в ванную, пригрозил топором и пообещал немедленно убить, если она не станет выполнять все его требования. Насмерть перепуганной Свете пришлось подчиниться. Она послушно набрала сотовый номер Максима Трофимова и попросила его немедленно приехать, сославшись на то, что у нее есть какая-то сверхважная информация по поводу его сестры. Больше часа молодые люди просидели в ванной. Сергей запретил Свете открывать рот и сам тоже хранил молчание. За несколько минут до момента, когда, по его прикидкам, должен был прибыть Трофимов, он велел Свете позвонить следователю и сказать ему несколько слов. Когда она трясущимся от страха голосом проговорила все, что требовалось, он ударил ее топором. Вышел из подъезда и в соседнем дворе выбросил свои аксессуары в канализационный люк. Поймал машину и доехал до своего дома. Камера наблюдения зафиксировала, как он садится в «нексию» и выезжает со двора…

И черт дернул Трофимова именно в тот день заехать за антифризом! По расчетам Волкова, Максим должен быль явиться в квартиру Семченко через несколько минут после ее убийства. Волков и дверь захлопывать не стал, просто прикрыл, надеясь, что Трофимов зайдет в квартиру и оставит там свои следы. А тут как раз и менты подоспели бы и взяли бы «удобного» подозреваемого прямо у трупа! Стали бы примерять его к убийству на озере, тут бы Сергей подкинул им и мотив, и возможность…

Не получилось. Волков сам чуть было не попал под подозрение, ведь у него на сей раз не было железобетонного алиби. Хорошо, хоть догадался перед уходом из квартиры Светы протереть тряпкой некоторые поверхности. Вероятно, из-за этих следов затираний менты его сильно не трясли. Рассудили так: если бы девчонку убил он, то зачем стал бы убирать отпечатки пальцев из квартиры, в которой много раз бывал? А если уж убрал, то почему только в некоторых местах, а не повсюду?

Не добившись желаемого результата, он попытался хотя бы склонить Мишу Григорьева к изменению показаний. Волков знал, как никто другой, что Миша с Юлей лгут. Не могли они разговаривать с живым Абрамовым. Они могли только видеть его мертвое тело. Если они в этом признаются, с Насти будут автоматически сняты обвинения. Однако после откровенного разговора с Григорьевым Сергей понял, что ему не удастся ничего добиться от молодого человека. Очевидно, Миша полагает, что Абрамова убила Юля, и покрывает ее ложным алиби. Стало быть, что нужно сделать? Нужно вбить клин между ними.

Старший лейтенант Артур Вартанян действительно был дамским угодником. О его сексуальных победах в штабе округа ходили легенды… Как бы невзначай показав ему фотографию Юли Назаровой, Волков охарактеризовал ее как принципиально недостижимую и хладнокровную суперженщину, способную устоять против любого армянского обольстителя. Горделивый Артур тут же вознамерился доказать сослуживцу, что для такого, как он, не бывает недостижимых женщин. При помощи Кати Песоцкой Сергей организовал «случайное» знакомство в кафе, а закончилось оно дома у Артура, под объективом видеокамеры…

Ожидая, пока размещенная в интернете видеозапись дойдет до Михаила, Волков предпринял весьма рискованный шаг. Через два дня после убийства Семченко он приехал к дому Трофимовых. Убедившись, что в квартире никого нет, открыл дверь своими ключами. О том, что они у него имелись, не знал никто, даже Настя. Еще в прошлом году девушка случайно выронила свою связку в салоне его «нексии». Потом думала, что потеряла, даже расстроилась. Через пару дней Волков обнаружил ключи под пассажирским креслом и вернул подруге, но перед этим изготовил дубликаты. Как будто чувствовал, что пригодятся.

Как и его сестра, Максим Трофимов имел дурацкую привычку сохранять пароли от почтовых ящиков и социальных сетей. Волков без труда зашел на его страницу «На связи» и отправил Насте псевдоантичные стихи собственного производства. Получалось, что Максим в стихотворной форме признается и в пролитии чужой крови, и в патологической страсти к родной сестре…

Сейчас он и сам не смог бы объяснить, почему решил сообщить о будто бы «обнаруженной» улике не адвокату, а его дочке. Наверное, интуитивно почувствовал, что у нее тоже возникли определенные подозрения в адрес Трофимова. Зина Лебедева вообще казалась ему более тонким и сообразительным человеком, нежели ее самовлюбленный и хвастливый папаша. Ах, как потешался над ним Сергей, рассказывая байки о живущей в нем платонической любви к Анастасии Трофимовой!.. Впрочем, Зинуля тоже была не на высоте. Слишком много нафантазировала, пытаясь связать расследуемые убийства с историей шестилетней давности, приключившейся в башкирском санатории «Изумруд». А никакой связи не было. Волков раньше и слыхом не слыхивал ни об Антоне Лычагове, ни о его брате-уголовнике. Возможно, к смерти Лехи Фабрикова на самом деле причастен Максим. А возможно, и непричастен. Кто знает… Да и какая теперь разница? Максим очень вовремя распрощался с жизнью. Гражданин Харченко довольно потер руки и передал уголовное дело в архив. Настя — на свободе. А теперь не просто на свободе, а рядом с ним. Навсегда…

Волков допил сок, осторожно поставил бокал на бортик. Ему вдруг вспомнился разговор, который состоялся у них с Настей на Святой горе. «А если Он все же есть, — подумал Сергей, — и через полсотни лет я перед Ним предстану, что тогда будет? Что скажу я, подлый убийца, на Страшном суде, на котором и святой праведник будет нуждаться в снисхождении?..»

Молодой человек несколько минут сидел, закрыв лицо руками и покачиваясь из стороны в сторону. Боялся открыть глаза, боялся увидеть трех призраков, трех мертвых людей, которых он вольно или невольно убил. Потом зашел в комнату и присел на край кровати. Едва дыша, смотрел на мирно спящую Снежную Королеву, на ее золотистые волосы, разметавшиеся по двум подушкам. Губы его еле слышно прошептали: «Если пролил чью-то кровь, да простит тебя Любовь!»

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg