«Мужской роман»

Мужской роман (fb2) - Мужской роман 1047K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Сергеевна Потанина

Ирина Потанина Мужской роман

Я люблю тебя.

Собственно, всё. Книгу, начатую подобным признанием, можно не продолжать. Основная мысль уже высказана. Поражение осознано, приговор подписан… Развязка брошена на всеобщее обсуждение еще до начала конфликта. Брошена тихо, без интригующих сомнений и героических поисков… Даже без права переписки: вряд ли ты отбросишь своё пренебрежительное отношение к текстам и решишь отвечать. Собирательный образ потенциального читателя недоумённо пожимает плечами, укоризненно качает головой и разочарованно испаряется.

Это даже смешно. Огромный, многогранный мир целиком умещается для меня сейчас в трёх банальных, миллион раз осквернённых чужими губами, словах: я люблю тебя. Любое деяние совершается мною из-за тебя, про тебя и для тебя (ты, конечно же, читаешь, как «на зло тебе»). Любая мысль, имевшая глупость заглянуть в поле моего осмысления, тотчас деградирует, превращаясь в мысль о тебе. Подобная однозначность и узконаправленность не интересна никому, кроме, разве что, психиатра. О том, чтобы писать в таком состоянии, нельзя и думать.

Конечно, можно размусолить свою болезнь на множество страниц. Породить, выжимая все возможности собственного мазохизма, целый социум хромоногих жалостливых строчек. Разложить мощь губительного чувства на массу безоружных чувствишек и нежно лупасить по ним кувалдой анализа. Написанное таким образом вполне сможет работать назидательным пособием для тех, кто еще не обжегся… Увы, почти всё, сделанное человечеством, представляет собой именно такие заманчивые предостережения, и это не мешает людям целыми поколениями бросаться в смертельные объятия любовной лихорадки. Кроме того, после раскрытия скобок и приведения подобных слагаемых получившаяся книга неизбежно превратится в точное подобие первого абзаца вышеприведенного текста. Литература не терпит излишеств. То, что можно выразить тремя словами, нельзя убивать разжевыванием. Итак, книга о тебе так и останется ненаписанной.

Не могу сдержать улыбку, представляя, как по-детски хмуришься ты, читая эти строки. Наверное, и в глубокой старости, нервничая, ты будешь походить на ребёнка, подражающего взрослым. Грозно сведённые брови, скептически опущенный левый уголок губ и при этом наивный, светлый и какой-то совершенно потерянный взгляд, полный искреннего непонимания и обиды. В такие минуты тебя всегда хочется хватать за голову и насильно утыкать носом себе в плечо. Вроде как защищать…

Впрочем, я отвлекаюсь. Хмуришься ты сейчас по многим причинам. В том числе и потому, что слишком много слов сразу посвящено тебе. Ты – объект стратегический, а потому ужасно боишься разоблачений. Хотя, интересно, на что можно было рассчитывать, связываясь с литератором? Ну, конечно же, я никого не пощажу. Конечно же, твой образ будет безжалостно распят острыми буквами на вязком листе, втягивающем в себя всё, включая интимные подробности и мысленные огрехи. Я поступаю честно, потому что так же я поступаю с собой. Может, хоть это расписывание разобьёт стену нашего вечного непонимания. Не бойся. Остальные тебя не узнают. Взмах волшебной палочки, раз-два-три… Я изменю названия, имена и формы… Это прочно скроет тебя от посторонних глаз…

Теперь ты видишь, что болезнь моя серьезна и не придумана. Всего одно настроение назад мне справедливо казалось, что писать книгу о тебе нельзя, а теперь я вдруг рассуждаю о ней, как о неизбежности. Это глупо, это не имеет ни малейшего смысла. Не люблю совершать бессмысленные поступки. Не люблю и не буду.

За сим разрешите откланяться, вечно Ваш,

Игорь Критовский.

P.S. Вдруг подумалось: ведь никто не запретит мне представлять, какой была бы моя книга :) А что? Всего лишь воображать: прокручивать в голове сценки воспоминаний и мысленно оформлять их в слова. Ты ведь не станешь бояться мыслей?!?! Знаю, что выгляжу глупо… Итак, моя бедная ненаписанная повесть о тебе. Взмах волшебной палочки, раз-два-три…

* * *

– Эти железные кони сводят меня с ума! – хрипло, но вдохновенно, выл Жэка, когда Игорь тащил его заплетающуюся тушу по зебре перехода. Жэка неестественно склонял голову и скалился, глядя на перевернутые вверх колесами автомобили. Те, играя разноцветными солнечными бликами, скалились в ответ. Получалось очень красиво. Перевернутые вверх корнями деревья походили на нарядные колонны, удерживающие землю от падения на небо. Жэка вообще заметил, что в перевернутом состоянии многие привычные вещи выглядят значительно интереснее…

– Парень, ты ногами-то перебирай! – Игорь даже слегка испугался. Жэка категорически отказывался прибавлять скорость, а несущуюся по дороге BMW – семерку вряд ли можно было заподозрить в гуманизме, – Да быстрее ты!

Игорь сокрушенно вздохнул, схватил приятеля за плечи и буквально вышвырнул его на тротуар. После чего сам в два прыжка тоже оказался за бордюром. Послышался зубной скрип тормозов. При перелёте Жэка слегка пострадал. Он споткнулся, потерял точку опоры и, чуть не стесав свой орлиный нос об асфальт, в панике уцепился за проходящие мимо изящные щиколотки. Жэку не больно, но обидно, огрели матом и батоном в прозрачном целлофановом кульке. Пока Игорь извинялся за приятеля и записывал телефончик, Жэка обиженно восседал на парапете, водружая на законное место носимые дотоле в руках кроссовки. Большую часть пути Жэка героически шел босиком, громогласно заявляя, что это позволяет ему быть ближе к природе. Теперь выделываться надоело, и пора было обуваться.

– И кто из нас пьян, спрашивается?! – набросился страдалец-Евгений на Игоря, когда тот соизволил-таки подойти к приятелю. – Ты совсем уже обалдел!

– Нет, вы посмотрите на него! – в тон ответил Игорь, театрально разведя руками и обращаясь к воображаемой публике, – Вот она, людская неблагодарность! Я его тут спасаю от машин и женщин, а он… Еще и трезв, как стеклышко. Зачем притворялся?

Жэка действительно больше выделывался, чем падал с ног, но абсолютно трезвым тоже не являлся. Впрочем, эта тема его временно не волновала.

– Игорь, – продолжал возмущаться он, – Я не знаю, от чего ты меня спасал, но нам на светофоре горел зелёный, – Жэка самодовольно выдержал многозначительную паузу, после чего рассмеялся и принялся, весело гримасничая, принялся причитать, – То есть, перехожу это я спокойно дорогу на зеленый свет… Первый раз в жизни, может быть, перехожу её в положенном месте… И тут! Ты понимаешь?

Игорь, прикусил губу и вспомнил, как краем сознания удивился тому, что BMW остановилось. На миг сделалось обидно. Неприятно чувствовать себя паникёром… Жэка хитро подмигнул и рассмеялся, показывая, что инцидент исчерпан.

– Ну, извини, – выдавил, наконец, Игорь, тоже уже едва сдерживая смех. – Показалось. Хошь, телефончик барышни тебе отдам, в качестве извинения? Она симпатичная… Явно из тех, что тебе нравятся. В одном ухе сразу три серьги, вся фенечками обвешана… Кстати, на контакт идет легко и с удовольствием.

– Сам чего не позвонишь? – насторожено поинтересовался приятель, сокрушаясь задним числом, что не рассмотрел более предметно то, что располагалось выше щиколоток.

– Меня Марийка не поймет… – обезоруживающе пожал плечами Игорь, – А не спросить у барышни телефон как-то неудобно было… Мы и так её обидели…

– С истеричками предпочитаю не связываться! – категорически отверг неприличное предложение Жэка, но блокнотный листок, конечно, взял.

– Ты, Игорёша, вывел меня из прекрасного состояния, – через минуту Жэка уже забыл о существовании спасительных щиколоток и принялся извлекать пользу из сложившейся ситуации, – Я находился в той дивной стадии опьянения, когда мрачняк еще не накрыл, а реальность уже покинула. Ты вернул меня в этот нудный мир. Весь выходной насмарку…

– Ладно… Договорились, – правильно понял Игорь и поплёлся к ближайшему пивному ларьку, – Только я не буду, – обернулся он на полпути. Проходящая мимо пожилая пара шарахнулась в сторону. Выгуливаемая старичками болонка неодобрительно фыркнула. Игорь мельком отметил, что собака явно является духовным лидером троицы, и автоматически улыбнулся ей. Существовала у Игоря такая дурацкая привычка – улыбаться тем, кто излучает из себя импульс раздражения. Казалось, что это хоть ненадолго выбивает негативные эмоции из колеи. На болонку улыбка постороннего двуногого никак не подействовала. Игорь оставил неудачные психологические изыски и вновь переключился на Жэку, – Мне сегодня еще с клиентами общаться! Пиво будешь пить в одиночестве! И вообще, пить с утра – мерзко!

– Так я ж исключительно с целью коррекции последствий вчерашнего дня, – не менее громко парировал Жэка, которому тоже было плевать на недовольство прохожих и нечего скрывать от широкой общественности, – Между прочим, если уж пить, так именно с утра. Вечером часик напимшись походил, и уже спать пора. А так целый день наслаждаться собственным свинством можно… И потом, у меня последний выходной на этой неделе! Мне оставаться трезвым религия не позволяет!

Опьянение было Жэкиным личным методом борьбы с неприглядными аспектами реальности.

– Даёшь истину! Ту, которая в вине! – Жэка даже классиков принялся цитировать для наглядности.

– Да ради бога! Мне не жалко! – соврал Игорь, – Но только я с тобой даже посидеть не смогу, мне уже идти надо…

– Да не надо со мной сидеть! Я что, больной, что ли? Я и сам тут торчать не собираюсь. Я с тобой лучше до «Пробела» пройдусь. Там хоть люди! Есть с кем потрепаться…

– Ты ж домой шел…Какой «Пробел»? Чего ты туда попрёшься?

В этот момент от троллейбусной остановки отделилась бомжеобразного вида тень.

– Хлопчику, – сипло обратилась тень, оказавшаяся старухой-оборванкой, к Игорю, – Не трави душу, купи пиво другу! Сам, что ли, никогда потребности не испытывал…А грошей жалко – так и скажи…

Игорь хотел возмутиться, потом молча повернулся к киоску и стал выбирать пиво. Ему не было жалко денег, ему было жалко Жэкину маму и собственную совесть. В смысле загулов Женька останавливаться не умел, и почти каждый его выходной заканчивался дракой или посиделками в милиции. Посему, встретив подвыпившего Жэку, следовало бы оттащить его домой, а не провоцировать на начало нового витка познания истины… «В конце концов, что может изменить какая-то бутылка пива?» – мысленно провозгласил Игорь и наклонился к окошку киоска.

Девочка-продавщица жалостливо всхлипывала и доказывала что-то задумчиво зависшему над кассовым аппаратом мужчине.

– Девушка! – позвал Игорь продавщицу.

– Я занята, – неожиданно грозно отрезала продавщица, и, вновь нацепив робкое выражение лица, обернулась к мужчине.

Игорю стало смешно. Пожав плечами, он обернулся и тут же наткнулся на осуждающий взгляд старухи-бомжа. Отступать некуда. Игорь снова согнулся пополам и нырнул в киоск. Интересно, почему никому до сих пор не пришло в голову делать окошко киоска на уровне головы клиента? Продавца тогда можно было бы посадить на высокий стул, и ему тоже было б удобно… «Всё для неловкости покупателя!» – лозунг, доставшийся в наследство от советских времен, действовал и по сей день.

– Девушка! – Игорь старался говорить как можно мягче, – Простите, вы здесь работаете?

– Да… – киоскёрша растерялась и не сразу сообразила, как правильно нахамить в данной ситуации.

– Продавщицей?

– Да…

– Разрешите представиться, я – покупатель…

Продавщица возмущенно набрала полную грудь воздуха, но мужчина, явно хозяин киоска, одобрительно кивнул в сторону Игоря.

– Слушаю? – улыбка киоскёрши получилась весьма посредственной.

– Бутылочку «Балтики», пожалуйста.

Вообще-то Игорю уже опротивел и разыгравшийся спектакль, и собственная роль в нем. Девочку-киоскёршу было жалко, а её хозяин отчего-то вызывал подсознательное желание побить стёкла киоска.

– Спасибо большое.

– Не за что. Приходите еще.

– Бутылочку оставишь? – старуха-тень тут же подскочила к Жэке.

– Это ж надо, – беззлобно усмехнулся Игорь, на этот раз говоря довольно тихо, чтоб никого не обидеть, – Ладно, бомжи бутылки почти из рук забирают… К этому все уже, в общем, привыкли… Но чтоб они еще и сами на пиво раскручивали… Молодцы! Налицо явный профессиональный рост.

– Ну, положим, раскрутил тебя на пиво я, а не она, – обиженно заметил Жэка.

– Нашел с кем конкурировать, – рассмеялся Игорь.

Приятели, не спеша, пересекали свежепозеленевший центральный парк. Старуха-тень, выдерживая почтительную дистанцию, следовала за ними. Видимо, не так-то много людей оставляли после себя пустые бутылки в такую рань.

Игорь пинал невесть откуда взявшееся колесо от игрушечного автомобиля, искоса поглядывая на приятеля. Нет, были, конечно, и положительные стороны в общении с Жэкой: он жил в центре (снимал в коммуналке уютную комнатушку с зелёным потолком и настоящим камином); он жил один (периодически появляющиеся из небытия женщины Жэки довольно быстро исчезали обратно); и еще он был близким другом Игоря. Других достоинств в последнее время за Жэкой не замечалось. Впрочем, за Игорем не числилось и этого.

– Слушай, – Игорь и сам себя презирал за назидательные нотки в обращенных к бывшему однокласснику интонациях, – Я ж тебя, типа, домой вёл…

– А я туда, типа, и пойду… Но потом…

Жэка заметно погрустнел и через пару шагов вообще передумал следовать за Игорем. Приятели сухо попрощались, после чего Жэка галантно отряхнул джинсы, поправил пёстрый нашейный платок, гордо вскинул чуб и исчез в зелени лесопосадки, явно намереваясь выйти в свет с другой стороны парка. Эскорт в виде старухи настойчиво последовал за обладателем бутылки.

Игорь закурил, смешав весеннюю свежесть с горьковатым привкусом первой утренней сигареты, и озабоченно покачал головой вслед катящейся под откос Жэкиной судьбе. Несмотря на то, что бывшему однокласснику было уже 25 лет и он имел вполне оплачиваемую и перспективную работу (работал он в компьютерном центре «Пробел», менеджером по продажам техники), будущее его, если когда и показывалось, то в весьма устрашающем виде.

Справедливости ради, стоит заметить, что на самом деле Жэка пил и дебоширил всегда осознанно и за свои. Да и не пил он даже. Так, выпивал по выходным и искал приключений. Просто Игорю надо было куда-то девать свои педагогические способности, о ком-то беспокоиться, кого-то выручать… Плюс, конечно же, возможность выгодно отличаться на чьем-то фоне… Впадая в самоанализ, Игорь всегда ругал себя за такое отношение к приятелю, но потом прощал самолюбию эти слабости. Ведь Жэке было, по сути, всё равно, а ему, Игорю, так жилось легче.

Парк закончился вместе с расслабленно-мечтательным настроением. Прямо по курсу возвышался главный редактор журнала. Того самого, из которого две недели назад скандально уволился Игорь. Редактор обладал редким даром, отнюдь не литературного характера: умел изменять свои габариты в зависимости от статуса собеседника. Огромный и громогласный в общении с авторами, редактор моментально скукоживался и притихал, оказываясь рядом с кем-нибудь из учредителей журнала. Заметив Игоря, редактор превзошел самого себя, моментально возвысившись еще на полголовы над происходящим. Нежелание общаться друг с другом сотворило чудо: на миг превратило автора и редактора в единомышленников.

– Критовский! Вот так встреча! Давно в городе? – наигранно приветливо пробасил редактор. Абсурдные догмы морали и положение редактора заставили его заговорить первым.

– Неделя уже.

– Как съездил? Как отдохнул? Как море?

– Вообще-то я ездил в деревню, навестить больную бабушку…

– Да? Вот это новость…

– Это не новость. Вы сами мне отказывались отпуск давать…

– Я? Вот это новость…А, точно, – редактор, на секунду опередив Игоря, стукнул себя по лбу, – А на море другой Игорь ездил, из отдела рекламы… – по-хорошему, редактору надо было бы сейчас спокойно пойти своей дорогой, но пожелания начальства обязывали провести с Критовским переговоры, – Ладно, не будем о грустном. Учредители там, это.. Ну.. Соскучались… Ты б зашел в гости…

– Что нужно? – Игорь прекрасно знал, что ему должны предложить продолжать вести обозрение литературных новинок, и почти дословно продумал свой хладнокровный отказ.

– Обозрение. Будешь писать, как внештатник… И подработаешь, и себя проявишь… – тон редактора, трижды за последнюю неделю мысленно обрисовывавшего себе, как голодный Критовский сам придёт проситься обратно, энтузиазмом не отличался.

– Договорились, – сквозь зубы произнес Игорь и, не прощаясь, зашагал прочь.

«Думаем одно, говорим другое, делать будем десятое… Тьфу!» Игорь всегда завидовал Жэке, считающему, что нестыковки желаемого с действительным развивают в человеке самоконтроль и бойцовские качества. В Игоре они развивали только чувство безысходности и желание застрелиться. Но нельзя же было отдать своё Обозрение на растерзание редакторских прихвостней?! Хотя, наверное, Обозрению это пошло бы на пользу. Недавно, испытывая на Марийке действие одного из своих новых рассказов, Игорь понял, что исписался. Талантливым его считали лишь из уважения к предыдущим работам. Всё, написанное за последний год, или поросло штампами, или было совершенно нечитабельно. «Когда на прочтение вещи уходит больше времени и сил, чем на её написание, автору пора менять профессию», – мрачно констатировал тогда Игорь, пижонски решив закинуть свой филологический диплом подальше и никогда больше не работать по специальности.

За несколько шагов до «Пробела» Игорь остановился и попытался переключиться. По его внутренним принципам, на работу надлежало являться в благом расположении духа. Дух, между тем, располагался совершенно неправильно: предательски жалуясь на вселенскую тоску, он кричал о нудном однообразии жизни, серости будней и придурке – редакторе. «Вот возьму сегодня вечером и напьюсь, как Жэка!» – успокоил его Игорь. Это было последнее сознательно несдержанное обещание Игоря.

* * *

– Ага, вот и Игорь! Между прочим, опоздал на десять минут… – в дверях «Пробела» широко и хитро улыбался Вась-Вась, он же директор центра, Палюрич Василий Васильевич, – Эх, в армию бы вас всех, включая девчонок…

Вась-Вась был одной из главных достопримечательностей «Пробела». Несмотря на солидные габариты и уважительный возраст, он отличался невероятной подвижностью и экстравагантностью. Носил яркие вещи, брился налысо, умел находить общий язык с любым контингентном. Клиенты в разговоре с ним тут же заражались массой новых идей и потребностей. Игорь подсознательно пытался подражать Палюричу и очень смущался этого.

– И не жалко Вам армию? – из темного тамбура на свет показалась незнакомая женская фигура.

Игорь замер, всматриваясь.

Насмешливый, немного хриплый голос. Небрежно расстегнутый воротник чего-то строгого. На тонкой шее чёрный кожаный шнурок без кулона. Совсем детские ключицы. Узкое лицо с резко очерченными скулами. Светлые пряди полудлинных волос прилипли к щекам.

– Ах, да, забыл вас представить, – Вась-Вась казался великаном рядом с хрупкой девушкой, – Это Вера. Наш новый дизайнер.

Острый карий взгляд. Неестественно серьезный сдержанный кивок. Игорю вдруг стало страшно. Девушка была чем-то инородным, существом совершенно не из этого мира.

– Вера, это Игорь, – Вась-Вась не заметил замешательства сотрудника.

Вера узнала Игоря сразу. Не выдержала и на миг зажмурилась. Светлоглазый восторженный мальчик по-прежнему оставался воплощением лучистости. «Просто удивительно, как некоторым людям удаётся всегда оставаться счастливыми. В теплице их держат, что ли?» – подумала девушка. Вслух же сказала лишь положенное:

– А мы знакомы.

Игорь удивился. Он лихорадочно попытался что-то вспомнит, или спросить, или хоть как-то обосновать последнюю фразу и общее и неулыбчивость новой коллеги… Или хотя бы понять, отчего эта девушка кажется такой необычной… Игорь пытался, но в голове вдруг образовалась полнейшая каша. Вдобавок, рабочий день резко набрал обороты. Вера, оставив Игоря в полном недоумении, кинулась помогать кому-то из коллег. Игорю ничего не оставалось, кроме самоотверженного погружения в водоворот повседневных обязанностей консультанта интернет-центра.

– Молодой человек, – кокетливо хлопала ресницами густо накрашенная полнушка-тинейджерица, усаживаясь за седьмое рабочее место, – Переведите мне, пожалуйста, это письмо…

– Г-хм… Э… Это обычная реклама, её рассылают на электронные ящики всем без разбора, её не стоит читать…

– И всё-таки? – жирно наведенная бровь негодующе поползла вверх и скрылась под залакированной челкой.

«И где только дети набираются такой надменности?!» – мысленно скривился Игорь, – «Ладно, будем честны с клиентом.»

– Вам предлагают посмотреть сайт с «горячей порнухой».

– Вау! А как это сделать?!

«Во дела…» Игорь почему-то вдруг подумал, что не заметил на лице Веры ни грамма косметики. Он быстро пробежался глазами по залу в поисках опровержения.

– Игорь! – Анюта-администратор, перегнувшись через стойку, размахивала небольшой стопкой густо присыпанных рукописным текстом альбомных листов, – Это нужно срочно набрать. Возьмешься? Антон, подмени Игоря!

Антон только что закончил сканировать для студентов-медиков фотографии отвратительных язв из какого-то справочника, и теперь был морально подготовлен даже к общению с толстушкой.

– Дружище, извини, – шепнул Игорь коллеге, проходя мимо.

– Ничё, ничё, вот научусь быстро набирать тексты, тогда поговорим, – невозмутимо пригрозил Антон.

– Поверь, это ещё более нервное занятие…

Игорь уселся за свободное рабочее место и на секунду прикрыл глаза. Образ Веры тотчас же всплыл в воображении. Повеяло мистикой. Игорь огляделся, но таинственной девушки нигде не было видно. Нужно было работать. Игорь принялся выстукивать на клавиатуре: «Уважаемый президент! Ни в коем случае не хочу отвлекать Вас, но придётся. Доколе мои соседи будут отравлять жизнь себе и людям?! Ксерокс, производства фирмы «Кэнон», довел своими излучениями до головных болей уже две четверти нашей коммунальной квартиры! Не знаю уж, к кому обращаться, поэтому обращаюсь к Вам. Дело было так…» Игорь не мог не признать, что сегодня клиентура какая-то уж совсем загадочная.

– Девушка! Вы что-то хотели? – это Анюта заметила кого-то не обслуженного. Игорь присматривался, пытаясь определить, не к нему ли эта клиентка.

– Вот, – замеченная барышня робко выложила на стойку какие-то листочки.

– Вера! Это к тебе! – вновь закричала Анюта. Игорь резко вздрогнул и обернулся. Каша в его голове ощутимо заворочалась. Анюта продолжала, – Визитки надо придумать.

«Господи, хоть у кого-то здесь творческая работа», – Игорь заставил себя отвернуться от стойки и с удвоенной силой накинулся на обвинительный приговор ксероксу.

– Ж-ж-ж! – завопил вдруг появившийся в проеме между Игорем и компьютером пылесос. Зал временно опустел и вездесущая Галина, жена Палюрича, решила пока прибрать помещение.

– Кнопки сломаешь! – перекрикивая собственное орудие труда, поздоровалась Галина.

– Тут такое пишут! Голову сломать можно! – прокричал в ответ Игорь.

Галина, обожавшая истории, с готовностью вызвалась диктовать. Работа пошла быстрее и веселее.

– Игорь! – бедная Анюта, наверное, и не представляла, что её голос снится коллегам в ночных кошмарах, – Там Жэка к тебе пришел! Вась-Вась сказал, чтоб ты его выпроводил!

Игорь молча покинул рабочее место. Жэка в обнимку со случайными связями гордо позвякивал авоськой с пивными бутылками. Старуха-тень и еще два подобных ей существа переминались чуть поодаль.

– Звал? – Игорь поднялся по ступенькам.

– Я подумал… – Жэка был уже совсем пьян, – Тут солнце, люди… А ты там чахнешь… Может, ну его? Пошли с нами?

– Не могу, – сухо отрезал Игорь.

– Значит, тебя вычёркиваем, – отчего-то засмеялся Жэка и зашагал вверх по проспекту. Случайные связи и бомжи, строго придерживаясь положенных им мест, двинулись следом.

Игорь вернулся в полуподвальное помещение «Пробела». Там снова орудовал пылесос.

– Ж-ж-ж-ж!

– Игорь! Клиент звонит!

«И даже бабушка Катя из первой комнаты ощущает на себе пагубное воздействие лучей Ксерокса»

– Игорь! Вась-Вась зовёт!

– Через пять минут подойду! Мне полстроки осталось…

«Просим как можно скорее принять меры и выслать к нам Ксероксную комиссию»

– Вызывали? – в кабинете Вась-Вася разрешалось курить, посему находиться там было совершенно невозможно.

– Игорь, у нас почти ЧП, – привычно широкая улыбка Вась-Вася утопала в плотной завесе дыма и походила на улыбку чеширского кота, – Представляешь, приехали Орлики, спокойно одобрили название клуба и потребовали придумать к нему рекламный слоган…

– М-да, – в глубине души Игорь порадовался, что «Пробел» останется «Пробелом», – Редкое чувства юмора у наших хозяев…

– Ты руками не разводи! – чем строже говорил Вась-Вась, тем шире делалась его «улыбка без кота», – Вместе вляпались, вместе и разгребать будем. Иди работай, а параллельно пытайся что-нибудь придумать.

– Есть! – чтобы не задохнуться, Игорь тоже закурил.

– Игорь!

«Рано или поздно кто-нибудь из сотрудников задушит Анюту» – синхронно подумали Игорь и Палюрич.

– Игорь! Жэка звонит!

Каша в голове заметно усугублялась.

– Ж-ж-ж-ж!

– Игорь! Там клиент к тебе пришел, Вась-Вась сказал, чтобы ты его выпроводил…

– Стоп! Стоп! – Игорь поймал себя на том, что кричит, – У меня перерыв!!!

«Это Вера. А мы знакомы. Это Вера,» – отчетливо вспомнилось вдруг. Игорь решил убивать навязчивые идеи в зародыше. Вера сидела за самым дальним столом, и, задумчиво глядя в монитор, сосредоточенно грызла мизинец правой руки. Игорь решительно направился к ней.

– Я присяду?

Девушка кивнула, не отводя глаз от компьютера. Игорь понял, что так дело не пойдет.

– Вера, я дико извиняюсь, но мне важно знать… Вы…

– Ты, – автоматически поправила Вера, думая о своём.

– Я?

– Нет, я, – спокойно пояснила девушка, – Не вы, а ты… В смысле, со мной можно на «ты». Понятно?

Вера, наконец, взглянула на собеседника, сощурилась и неожиданно светло улыбнулась. Игорь выругал себя за излишнюю мнительность. Перед ним сидела обычная симпатичная девчонка, в меру приветливая и раскрепощенная. Слишком манерная для столь юного возраста, оттого и кажется загадочной. Ничего на самом деле потустороннего в ней не наблюдалось.

– Пойдем, выскочим из этого подвала на полчаса, – Игорь осмелел, – Перекусим чего-нибудь…

Вера задумчиво глянула в компьютер, быстро нажала клавиши для сохранения сделанного. Легко поднявшись, она сняла с вешалки светлый плащ и стремительно направилась к выходу. Игорь справедливо расценил поведение девушки, как согласие.

– Коль не ходишь к нам в «Пробел», ты, брателло, офигел! – задумчиво сообщил возникший возле стойки Вась-Вась, – Игорь, роди мне идею! Видишь, я уже за тебя слоган придумывать начал…

Все присутствующие прыснули со смеху.

– Да, подумаю я, подумаю, – успокоил директора Игорь, – Сначала, правда, на обед схожу.

Вась-Вась как-то слишком уж хитро глянул в сторону Веры и понимающе закачал головой. Игорь смутился.

– На голодный желудок только кошки рожают, – совершенно непонятно зачем добавил он.

На улице было до неприличия здорово. Поздняя весна, не успев еще толком настроить обывателей на резкое потепление, уже пыталась перерасти в жаркое лето. Куртки еще носили, но уже в руках. От этого создавалось ощущение массового переселения… Будто все куда-то экстренно переезжали, похватав самые необходимые вещи.

Собственно, об этих своих умозаключениях Игорь и распинался, пытаясь расшевелить напряженную Веру. При этом он лихорадочно вспоминал, откуда же всё-таки может знать эту странную девушку. Спрашивать напрямую казалось неприличным. Вера слушала Игоревскую трескотню внимательно, понимающе кивала, чуть приподнимая уголки губ, в знак улыбки. Но темные глаза смотрели по-прежнему серьезно и куда-то мимо Игоря.

– Слушай, – Игорь неожиданно для самого себя решил больше не лицемерить, – Я что, совсем тебе неприятен?

– Приятен, – после секундной паузы, как бы заглянув в себя за ответом, сообщила Вера, – А что?

– Просто с тобой ужасно тяжело общаться… У тебя выражение лица такое, будто мы на войне… Аж, жутко делается.

Игорь понял, что переборщил с откровенностью, и собирался уже извиниться за резкость. Но Вера опередила его.

– Прости, – девушка заставила себя придать лицу обычное выражение, – Я знаю, что не умею общаться…

– Да нет, – Игорь смутился и её слов, и её извинений, – Я не то хотел сказать… Просто, ты говоришь всё на полтона серьёзнее, чем оно того стоит…

– Да? – Вера искренне изумилась и даже тонкие брови приподняла в знак оживления, – Это я от неуверенности. Не привыкла к праздному общению.

– То есть, по-твоему, всё, что я говорил, это пустые слова!? – Игорь мысленно выругал себя за вдруг обнаружившуюся вспыльчивость.

– Ты знаешь, нет, – Вера успокаивающе улыбнулась, – Мне самой странно. Раньше я считала, что болтать «просто так, ни о чем» – скучно…

Больше всего Игоря настораживало, что Вера, как казалось, не рисуется…

– Как же ты жила? – Игорь снова выругал себя, на этот раз за глупость вопроса.

– Тяжело, – честно ответила Вера, – А оказывается, можно жить легко. Это удивляет. И от этого я чувствую себя неуверенной. Хотя, может, ты прикидываешься…

Последнюю фразу девушка говорила, скорее для себя, и Игорь не понял, нужно ли отвечать.

Обшарпанный вид дешевой пирожковой ничуть не смутил Веру. Хотя и осанка, и походка девушки не оставляли ни малейших сомнений, что обычно она бывала в куда более престижных заведениях. В пирожковой работников «Пробела» знали и разрешали выносить чашечки с ароматным вареным кофе на улицу. Игорь постелил свою потертую джинсовую куртку на низкий, залитый солнцем подоконник.

– Ну, рассказывай, – Вера решила не выделяться. Она потягивала кофе, всматривалась в проходящих людей, пыталась казаться довольной и вести лёгкий, непринуждённый разговор, – Как докатился до жизни такой?

– В смысле? – не понял Игорь.

– Ну, был маститым журналистом… Этакий солидол в пиджаке и галстуке… И вдруг стал наборщицей текста…

Вот оно! Собственно то, зачем Игорь вытащил сейчас Веру пить кофе… Сейчас девушка расскажет, откуда они знакомы и всё станет на свои места… Но сначала надлежало ответить.

– Видишь ли, Вера, – как можно холоднее произнес он, – Свобода оказалась мне дороже любого карьерного роста. Кроме того, на определенном этапе стало ясно, что набирать чужие тексты много честнее и правильнее, чем писать свои. Дай Бог, чтоб подобный этап не наступил в твоем творчестве.

Игорь закончил, мельком глянул на собеседницу, дабы оценить реакцию, и оторопел. Огромные тёмные глаза Веры смотрели на него в упор. В глубине их притаился мир. Это был взгляд человека из другой вечности. Внутри у Игоря всё перевернулось. Он не знал, тонет ли в этом взгляде, или спасает своим взглядом утопающую Веру, или…

– Я не подозревала в тебе подобных настроений. Очень интересно, – Вера всё еще пыталась соответствовать руслу обычной лёгкой беседы. Потом глаза её вдруг стали влажными и она, быстро – быстро перебирая губами, заговорила, – А в глаза я не смотрю собеседнику, чтобы не влиять на него. Чтобы передавать информацию в чистом виде, без примеси эмоций. Ну, и чтобы скрыть себя, конечно, тоже. – девушка явно была напугана, – Я и сама не знаю, почему делаюсь такая иногда… Иногда, когда я смотрю в глаза, меня принимают за сумасшедшую. Ты извини…

– Почему ты сказала, что мы знакомы? –Каша в голове Игоря настолько набухла, что сейчас было уже не до поисков подходящего момента для вопроса. Игорь чувствовал – еще чуть-чуть, и собственные эмоции разорвут его в клочья. Почему-то выяснение обстоятельств знакомства казалось спасительным.

– Ты действительно не помнишь? – Вера отчего-то говорила шепотом, – Старый театр. В ночном клубе мой муж, Вадим Сан, устраивал закрытую вечеринку. Ты представлял свой журнал.

– Твой муж?!

А собственно, что странного, в том, что Вера замужем? Многие девушки её возраста… Странно – по представлениям Игоря, жена Вадима Сан должна была выглядеть значительно дороже… Вера казалась «не отсюда», но «своей»… И потом, откуда трагизм во взгляде при таких-то деньгах?!

Игорь явственно ощутил, что сейчас что-нибудь загорится. Неимоверным усилием воли он выдернул свой взгляд из глаз девушки. Потом потер виски и попытался сосредоточиться. Игоря почему-то трясло. Вера – жена скандально известного багатея – полубизнесмена-полубандита?!?! Вера – жена Вадима Сан?!?!

– Не помню, – честно признался он, в конце концов, – Вечеринку помню. Там «Квартал» выступал, и главный редактор выклянчил разрешение осветить этот концерт в нашем журнале. Послали меня. Запретив при этом упоминать в статье что-либо, кроме, собственно, выступления музыкантов. Вадима Сан помню – породистый светский лев с седыми висками и надменными манерами. Умопомрачительных форм брюнетку, восседавшую возле него, тоже помню… Тебя – не помню…

– Это Яна, наша секретарша, – четко очерченные тонкие губы Веры скривились в нехорошей усмешке, – У неё не формы умопомрачительные, а фасоны. Столь откровенные наряды кого угодно сделают незабываемой…

Игорь даже обрадовался, вдруг обнаружив в Вере нотки обычной бабской ревности. Профессиональный охотник за сюжетами тут же набросал в его сознании трагедию о несчастной жене криминального авторитета. Мужу по статусу положено иметь, минимум, трёх любовниц. Своей связи с секретаршей он даже и не скрывает. Бедная девушка Вера не в силах стерпеть унижение. Она пытается уйти от мужа. Она даже находит работу, поражаясь социальному уровню простых смертных. Но жизнь слишком сложна. Никогда не работавшая и привыкшая к всеобщему повиновению Вера не выдерживает грубостей реальной жизни и…

– А меня ты и не мог запомнить, – перебила мысли Игоря Вера, – Не люблю бросаться в глаза… Тебе официант на нас указал, мол, смотри, хозяин вечера и его супруга. Ты Вадима разглядел, а потом на Яну глазами наткнулся, и поплыл…

– Откуда ты знаешь, что мне говорил официант? – насторожился Игорь.

– Можно подумать, там могли говорить что-то, заранее нами не предусмотренное, – усмехнулась Вера, – А тебя я заметила просто потому, что ты единственный из гостей по делу пришел. Не мордой торговать, как остальные – вот, мол, смотрите, я приглашен к Сан Вадиму. Да и светился ты очень… Прямо излучал из себя пары удовольствия.

– Еще бы, такая группа играла!

– Я тогда еще подумала: «Вот счастливые детки, ни забот, ни хлопот… Им песенку спели, они уже…»

– Похоже, ты недовольна тем, что кому-то было хорошо…

– Извини, – Вера как-то по-детски нахмурилась, и Игорю вдруг захотелось прижать её к себе, защищая, – Я не недовольна… Я просто не верила, что так бывает. А теперь тебя вижу, и верю…

Игорю почудилось в её словах что-то очень важное, выходящее за рамки. Придуманный ранее сюжет молниеносно дорисовался хэппи-эндом. Сломавшаяся о реальность Вера уже пытается, было, наложить на себя руки. Но вдруг, откуда не возьмись, появляется супер-Игорь. Он помогает девушке найти своё место в жизни (а место это оказывается, естественно, местом рядом с Игорем), возвращает Вере веру в верность… Игорь пристально глянул на собеседницу, пытаясь разглядеть шансы на подобное развитие сюжета. Но выражение лица девушки казалось бесстрастным. Игорь не выдержал.

– Вера, – Игорь тяжело вздохнул, – У меня какое-то странное ощущение, будто… Мне кажется? Вера, что с нами происходит?

– Это я должна знать?!?! – почему-то возмутилась девушка. Потом вскочила и, не оглядываясь, быстрым шагом направилась в сторону «Пробела». Игорь бессильно пожал плечами, занёс в Пирожковую чашки, и кинулся догонять собеседницу.

– Да подожди же, – он с трудом опередил её и преградил дорогу, – Постой, не беги так…

Вера остановилась, не отвечая… Игорь вспомнил все свои слова и осознал, насколько странное впечатление мог произвести.

– Вера, послушай, – пора было правильно расставить акценты, – Я только сейчас понял, как глупо звучал мой последний вопрос… Я не имел в виду ничего дурного. Ты, наверное, подумала… – Игорь попытался подобрать нужные слова.

– Я подумала, что ты выдумал невесть что, – резко чеканя фразы, подсказала ему Вера, – Раздул целую историю из того, что я запомнила тебя на вечеринке. Решил потешить своё самолюбие, нашёптывая пафосное «Ах, что происходит…». Подумала и решила не поддаваться.

«М-да… У девчонки, похоже, просто не все дома…» – причудившиеся Игорю трагизм ситуации и мольба о помощи, оказались обычным вздорным характером собеседницы. Мистика рассеялась окончательно.

– Не поддавайся, пожалуйста, как-то менее агрессивно, – примиряюще улыбнулся он.

– Ладно, – Вера на удивление легко согласилась, – Только не вздумай больше пытаться реализовывать на мне свои весенние инстинкты…

– Слышала бы это моя Марийка, – расхохотался покоренный такой формулировкой Игорь.

– Жена? – Вера вопросительно склонила голову.

Миллион раз Игорь представлял Марийку знакомым, как свою жену. По сути, она и была ему женой –полгода, прожитые вместе, являлись аргументом, куда более весомым, чем штамп в паспорте.

– Друг, – сам не зная почему, соврал Игорь, потом устыдился и прибавил, – Ну и жена по совместительству.

– Это хорошо, когда друг и жена в одном лице, – тихо и, как показалось Игорю, излишне печально, проговорила Вера.

Игорь испугался появившейся в её тоне вновь серьезности, и поспешил сменить тему.

– А ты-то сама – как в дизайнеры превратилась?

– Да, собственно, я не превращалась. Рисую с детства. На компьютере тоже уже давненько балуюсь… Вот, решила поставить баловство на профессиональный уровень.

– А как же муж тебя работать отпустил? Вдруг уведут?

Установившаяся было открытость Веры моментально испарилась. Девушка холодно прищурилась. Подобные формулировки её всегда коробили.

– Я не лошадь, чтоб меня уводили. А твоя Марийка что, не работает?

– Еще как работает. Но она же замужем за мной, а не за одним из богатейших людей города, – Игорь поймал себя на резких интонациях, – Слушай, Вера. Мы с тобой общаемся всего полчаса, а уже раза три чуть не поругались. Причем, обычно я весьма миролюбивый собеседник. Не знаешь, в чём дело?

– Не знаю, – честно призналась Вера, гася в себе вспышку раздражения от предыдущего вопроса Игоря, – Я тоже вообще-то не из вздорных… Может, у нас с тобой взаимный подсознательный антагонизм?

Игорь усмехнулся. Беседа начинала принимать абсурдный оборот.

– Это очень интересно, – сообщил он, – Раньше со мной такого не случалось… Можно ставить над нами психологические эксперименты. «Как победить антагонизм. Глава первая.» Давай попробуем общаться только на нейтральные темы? К примеру, я буду спрашивать тебя о погоде…

– Лучше совместим неприятное с полезным, – перебила его девушка, – Давай ты порассказываешь мне про устройство «Пробела». А то я слегка запуталась уже, кто есть кто.

Игорь обрадовался возможности помочь. Никогда раньше не работавшей барышне, должно быть, действительно тяжело вливаться в чей-то коллектив.

– Итак, – слегка гримасничая, начал он, – Начнем с самого верха. Есть такой концерн СиЭнСи, не путать с СиЭнЭн, и прочими буржуйскими наворотами. Этот концерн имеет два магазина, торгующих компьютерной техникой, и нас, то есть компьютерный центр «Пробел». Мы – подразделение новое, экспериментальное, так сказать…

Вера слушала хорошо, понимающе. Одобрительно улыбаясь в тех местах, где Игорь слегка приукрашал действительность в пользу красоты изложения. Игорь удивленно отметил, что рассказывать для неё ему приятно.

– Там, где ты сидела – зал для работы клиентов, – продолжал он, – Человеки и человечихи могут пользоваться там интернетом, всякой необходимой офисной техникой и нами, то есть менеджерами-консультантами. Еще в «Пробеле» есть торговый отдел, где продаются компьютеры и комплектующие. Еще есть игровой зал. К счастью, по воскресеньям они не работают.

– Почему «к счастью»?

– Шумные очень. Игровой, в частности. Клиентура там забавная – детки весьма криминального вида. Сутками режутся в компьютерные игры, лупасят по клавиатурам и орут. Кроме Вась-Вася, никого не признают.

– Он у них грозный авторитет? – улыбнулась Вера, вспомнив безобидного Палюрича, похожего на большого импортного пупса.

– Не то слово! – выпалил Игорь, – Они в него буквально влюблены. Иначе, как «уважаемый дядя Вася» не обращаются, слушаются с полуслова и всё время норовят угостить его поп-корном. Он у нас, по части бздычей, считай, второй Макаренко.

– По чьей части? – Вера смешно сморщила нос, выражая неприятие такого странного слова.

– Ну, эти детки сами себя так именуют. Когда ругаются друг на друга, кричат: «Эй ты, бздыч!» Вот и Вась-Вась их так величает. Кстати, методы воспитания у Палюрича для трудных подростков вполне соответствующие. То запрёт кого-нибудь из них в пустом зале на пару часиков, пока не научатся сами за собой прибирать. То петарду кому-нибудь под стул подбросит, чтоб с первого раза понимали, когда взрослые просят звук тише сделать.

– Браво! – зааплодировала Вера, – Уважаю наглядные методы. А что говорят родители?

– Счастливы. Появился хоть один человек, к которому прислушиваются их дети. Главное, чтобы хозяева концерна не узнали.

– Им-то что?

– А они принципиальные противники всего необычного. По их мнению, если клиент, так его на руках надо носить и в макушку целовать, – Игорь вдруг вспомнил про слоган и расстроился. В придумывание чего-то путного к названию «Пробел», увы, совсем не верилось, – Вот, к примеру, – Игорь решил пожаловаться Вере, – Звонит это нам Милёнок на прошлой неделе и требует к приезду Орликов придумать название центру…

– Подожди, я запуталась… Кто такой Милёнок?

– Смотри, хозяева концерна – это Александры Орлики. Муж и жена с одинаковыми именами. Скажи, красиво? Они живут в столице, и здесь бывают редко. В своё отсутствие они оставляют выразителем своего мнения директора Милёнка Александра Викторовича.

– Ну и фамилия! Я сначала подумала, что это кличка…

– Кто б говорил, – съехидничал Игорь, – Я до сих пор не знаю, Вадим Сан – это от природы или из уважения…

– От природы, – улыбнулась Вера, – Точнее от родителей. Фамилия, как фамилия… Я тоже, кстати, Сан.

– Вера Сан, – задумчиво произнес Игорь и совершенно потерял нить разговора.

– Ты про название центра рассказывал, – напомнила Вера.

– А, ну да… Звонит, значит, Милёнок, и требует, чтобы мы наш компьютерный центр Центром больше не называли, а придумали какое-нибудь другое название. Дескать, учредители против такого неброского имени. И плевать им, что название «Центр» Вась-Вась уже во всех рекламах засветил. В общем, Орлики, наездившиеся по заграницам, требуют, чтобы компьютерный центр непременно назывался в честь какой-нибудь компьютерной клавиши.

– Ну, правильно, – вставила Вера, – Все интернет-кафе за границей как-нибудь так называются.

Тому, что Вера вот так вот запросто рассуждает на тему того, как обстоят дела за границей, Игорь решил не придавать значения . В конце концов, был бы он женой Вадима Сан, он бы тоже давно уже полмира объездил…

– Да что за границей?! – будто истинный патриот, воскликнул Игорь, – Только в нашем городе три интернет-клуба «Enter», два «Escape» и даже один “Reset”. В общем, призадумались мы с Палюричем. Не хотелось общей массе уподобляться. Так и родилось название «Пробел». А что? Самая большая и нужная клавиша. Чего бы в честь неё не назваться?

– Хорошо, что вы в честь буквенных символов называться не стали, – засмеялась Вера, – Представляешь, компьютерный центр «Ы», или интернет-кафе «Х»…

– Не смешно! – перебил девушку Игорь, – Орлики нашего юмора не постигли, и хотят теперь рекламный слоган от нас услышать…

– Нельзя, – горячо запротестовала Вера, – Название «Пробел» и само по себе концептуально. Его нельзя испошлять заискивающими призывами…

Игорь всё больше удивлялся Вере, отмечая, что девушка говорит правильные вещи.

На пороге «Пробела» работников встречал Вась-Вась.

– Игорь, в центре масса дел, срочно думай про «Пробел»! – строго продекламировал директор.

– Ох, Вась-Васич, нет идей. Хоть ногами меня бей! – живо отреагировал Игорь. Потом вдруг оживился, – Смотрите, можно что-то вроде: ««Пробел» большой, ему видней».

– Глупости, – скривилась Вера, – Лучше уж что-то не вызывающее, типа: «Компьютерный центр «Пробел». Пополни свои возможности…»

– Не, это скучно, – отмахнулся Игорь.

– Зато эстетично, в отличии от ваших детских дразнилок…

– Наши дразнилки уровнем выше половины печатаемой ныне поэзии, – обиделся Игорь.

– А ныне существует печатаемая поэзия? – Вера изумленно вскинула брови, явно глумясь.

– Дети мои, – спешно вмешался Вась-Вась, – Не ссорьтесь. Я и не думал, что вы так горячо всё это воспримете… Эх, в институт благородных девиц бы вас всех… И бздычей в первую очередь…

Игорь и Вера напряженно замолчали. Не глядя друг на друга, они разошлись по рабочим местам. Обоих мучило ощущение, что разговор велся «как-то не так».

Вторая половина дня клиентурой не баловала. В воскресный вечер нормальные люди предпочитали отдыхать. Антон, вдрызг разругавшись с безбожно тормозящим компьютером, ушел обедать. Вась-Вась переминался с ноги на ногу возле стойки, громко иронизируя на тему недавно купленного Анютой нового номера какого-то женского журнала. Галина, сокрушенно качая головой, смотрела на одном из рабочих компьютеров принесенный Жэкой еще на прошлой неделе боевик. Вера по-прежнему грызла мизинец, гипнотизируя свой монитор. Игорь тихо приблизился к рабочему месту девушки. Вера вздрогнула и резко обернулась за несколько секунд до того, как Игорь успел заговорить.

– Антагонизм покоя не даёт? – насмешливо спросила она.

Игорь скромно присел на краюшек стоящего рядом стула.

– Какой уж тут антагонизм, когда так скучно, – обезоруживающе доверчиво произнес он, – Ничего, если я посижу?

– Вообще, не люблю соглядатаев. Ну да ладно, садись. Только не вздумай советовать…

Вера уже давно сдала визитки заказчице, и теперь зачем-то придумывала новые варианты оригинал-макета. Сделанное девушкой Игорю, к сожалению, понравилось. Придраться было не к чему, и отомстить за «детские дразнилки» не получилось.

– Порассказывай мне, – не глядя, потребовала Вера, – Про этих своих Орликов, что ли, расскажи. У тебя хорошо получается.

Игорь разозлился. Его держали за идиота. Вспомнилась вдруг унизительная похвала одного маститого столичного литератора, с которым Игорь познакомился на фестивале. Небрежно пробежавшись по коротенькой новелле тогда еще начинающего автора, Игоря Критовского, мэтр произнес сокровенное: «Игорёша, как хорошо, что вы, в вашем юном возрасте, уже пишете…». Игорь тогда ощутил эту фразу клетками щек, как пощечину. Он собирался скандалить, кричать, мол возраст ни при чем, мол с таким же успехом можно заявить «Как хорошо, что вы знаете буквы…». Убедить, что за те две минуты, что мэтр смотрел на рукопись, он, конечно же, ничего не успел прочесть. Игорь хотел высказать надменной звезде всё причитающееся. Но мэтр вдруг изменился в лице, мелко затрясся, и, хищно облизываясь, кинулся на замеченного среди организаторов выставки директора издательства.

– Чего притих? – Вера обернулась и совершенно искренне растерялась, – Чем я опять тебя обидела? Ты злишься на меня или на Орликов?

– Чего мне на них злиться, я и не видел их никогда, – мрачно отрезал Игорь, понимая, что Вера действительно не хотела его задеть, – Я тут вообще всего неделю работаю.

– А рассказывал о «Пробеле» так, будто всю жизнь тут провел… Настоящий журналист.

В этот момент у Веры зазвонил сотовый. Игорь встал и отошел в сторону. Не настолько далеко, чтобы не слышать Верин разговор, но вполне тактично.

– Да, слушаю, – несколько раздраженно проговорила она в трубку, – Именно сейчас этим и занимаюсь. Да. Работаю. Нет, спасибо. Домой приеду сама.

Вера положила трубку. Игорь вернулся.

– Да брось ты, – непонятно почему вдруг начал он, – Еще поперек горла все эти картинки встанут… Сдала заказ и ладно. Лучшее – враг хорошего. Зачем ты по десять вариантов делаешь?

С другой стороны от Веры вырос силуэт Вась-Вася.

– Спелись? – спросил он.

– Учу вновь пришедшие кадры рациональности, – с достоинством ответил Игорь.

– Достойным кадрам – достойные учителя, – улыбнулась Вась-Васю Вера, а Игорю тихо шепнула, – Между прочим, это я не новые варианты старого делаю, а заготовки для будущих заказов.

Игорь тяжело засопел, признавая поражение.

– Тут, это, – обратился Вась-Вась к Игорю, – Миленок звонил. Слоганом интересовался. Я сказал, что ты идею уже придумал и дорабатываешь.

– Зачем? – искренне возмутившись, вытаращился Игорь, – Я ж не придумал еще ничего…

– Теперь у тебя выхода нет, – Вась-Вась, ухмыльнувшись, пошкрябал ногтями подбородок, – Ты ж не сможешь меня подвести? Значит, придумаешь что-нибудь…

– Шантаж, непростительно низкого уровня, – почему-то улыбаясь, прокомментировала ситуацию Вера.

– Зато, какой действенный, – парировал Вась-Вась, – По себе знаю. Пока жареный петух в известное место не клюнет, никакого результата. А как приспичит совсем, так сделаю всё в лучшем виде.

Игорь не нашёл, что ответить на подобное издевательство.

– Хотя не всегда так, – Вась-Васю, видимо, было скучно без клиентов, и он решил вымещать своё красноречие на сотрудниках, – Вот у меня случай был. Я тогда впервые налысо решил побриться. Решить-то решил, и даже, для верности, пути к отступлению себе обрубил. То бишь друзьям пообещал, что утром сто процентов на работу лысым приду.

Истории Вась-Вася Игорь всегда слушал с нескрываемым удовольствием. Палюрич рассказывал вкусно и умело. Пару раз Игорь даже брал с собой диктофон, дабы увековечить какой-нибудь из Вась-Васевских монологов. Но, увы, Палюричевское вдохновение боялось обнародования и исчезало при первых же признаках наличия записывающих устройств. Вась-Вась и рад был бы поболтать на запись, но диктофон отчего-то сковывал, и ничего не получалось.

– Эх, жаль, камеру не взяла! Такие смачные монологи запечатлять надо, – сама себе вздохнула Вера, не замечая подозрительного взгляда Игоря.

– Ты что, мысли читаешь? – шепнул девушке Игорь.

– Ну-ну, что дальше? – принялась теребить замолчавшего Палюрича Вера, оставив Игоря без ответа.

– А то, что друзья-то мне, кончено, поверили. И пришлось мне с ними своё будущее перевоплощение обмывать. К себе в подъезд после этого я попал на удивление легко, а вот в замочную скважину уже с большим трудом. В квартиру скорее ввалился, чем зашел. Ни о каком бритье налысо и речи быть не могло. В том состоянии я мог попасть бритвой не туда и выколоть себе глаз. Но ведь ребятам уже пообещал… Неудобно… В общем, решил я рано утром побриться, перед работой А для верности взял все-таки бритву и, тщательно целясь, провел довольно толстую полоску над левым ухом. Утром встать пораньше, естественно, не получилось… Проспал. Подскочил, как ненормальный. Не глядя, плеснул в лицо воды, а в желудок кофе. Помчался в офис. Чувствую, что-то не то. Народ как-то подозрительно косится в след. Прихихикивают. В общем, не всегда обрубание путей к отступлению способствует продвижению решения задачи… Частенько это лишь выставляет тебя на посмешище…

– Странно. Сейчас вон каждый второй с такой прической ходит, и ничего. Никто пальцами не тыкает, – дабы вытянуть Вась-Вася на красивый спор, принялся подначивать Игорь.

– Вот, вот! Раньше людей еще хоть чем-то удивить можно было… Кстати, готов поспорить, что это моё приключение всерьез повлияло на моду в нашем городе. По крайней мере, раньше у нас никто с выбритыми над ухом полосками не ходил.

– Ну, уж нет, – скривился Игорь, – Так безбожно приукрашать действительность я Вам не позволю. Не хотите ли сказать, что и на запад мода на полоски тоже от вас пришла? Нет уж. Уверенно заявляю, что ваша безалаберность не могла быть воспринята, как новый стиль… Вы недооцениваете наших стиляг.

– Нет, – радостно кинулся спорить Палюрич, – Это вы недооцениваете реакцию, произведенную в городе моей наполовину выбритой головой!

– Ой, да неважно… Тоже мне гонки… Вась-Вась опередил моду или она его, – Вера решила прекратить пустые словоизлияния, – Что дальше было? Интересно же…

– Что, что, – тяжело вздохнул Палюрич, – Пока от начальства массу матов в адрес своего внешнего вида не выслушал, так и не понял, в чем дело…

– Вот! Мораль сей басни такова: «Рубить пути к отступлению равнозначно отпиливанию сука, на котором сидишь.» – радостно подытожил Игорь, – Потому как, если суждено тебе бегством спасаться, то все равно побежишь, даже если весь обратный путь минами предварительно заложил.

– Эк, завернул, – восхитился Вась-Вась, – И что?

– А то, что не надо было Миленку говорить, будто я сделал уже всё. Он и так не слишком нас любит, а тут лишний повод для недовольства появится: обещали слоган, и не сделали. В общем, если не получится придумать, представляете, как неудобно будет…

– Представляю, – самодовольно замурлыкал Вась-Вась, – И ты представляешь. Поэтому придумаешь. Профессионал от любителя ведь чем отличается? Тем, что профи свою работу, невзирая на погодные условия, всегда выполнит… И я, между прочим, таки вынужден был в то же утро побриться налысо. А, если б полоски эти с вечера не выбрил, кто знает, может, до сих пор бы с прической советского инженера ходил и болезненно мечтал о концептуальности своего внешнего вида.

– Придумаю, – с готовностью купившись на «профессионала», ответил Игорь, – Куда ж я теперь денусь… Объявлю срочные военные сборы своему никчемному мышлению, и что-нибудь стоящее обязательно придумается.

– Неужели вы всерьез думаете, что вдохновение можно изнасиловать?! – несколько резче, чем следует в обычной беседе, спросила вдруг Вера.

Игорю стало не по себе. Когда-то и сам он рассуждал так же. Преклонялся перед творцами и слегка призирал ремесленников. Не пишется, – не пиши. Рассуждать так было легко, потому что писалось всегда. Иногда творческие порывы даже становились навязчивым, и Игорь в шутку ворчал на них, мол «не буду ничего записывать, лень мне». Доворчался. Теперь каждую строчку приходилось завоёвывать. Можно ли изнасиловать вдохновение? Можно ли заниматься творчеством без оного? Можно ли жить, не занимаясь творчеством? Для себя Игорь уже решил, – нет, нельзя. Нельзя захватить музу в плен. Но можно приручить её, подкармливая трудолюбием и усидчивостью. Терпеливо выращивать армию навыков, заменяющих иногда вдохновение. В общем, заискивающе вымаливать у муз внимания примерным поведением. Всё это звучало до крайности унизительно, но, увы, было правдой. Более того, это было единственным способом работать. Игорь считал, что в жизни каждого творческого человека наступает этап, когда вдохновение уже не дается «на шару», когда его надо поджидать и зарабатывать. Осуждать такое мнение, скептически отзываясь о «пытающихся изнасиловать музу» соплеменниках, мог только человек, у которого этап упадка еще не наступил. С некоторых пор, Игорь чувствовал себя не в своей тарелке, беседуя с подобными индивидуумами. Возможно, слегка завидуя. Возможно, предвидя скорое опустошение природных ресурсов собеседников и жалея их. Игорь как-то глупо раздражался, наталкиваясь на потребительский подход к вечности: мол, если мне надиктуют чего-нибудь свыше, то я запишу, а если нет, – сами виноваты, не буду ничего делать. Игорь считал, что делать нужно в любом случае: зачем же мы тогда вообще нужны этому миру, если собираемся отдавать ему только то, что он сам за нас сотворит. Игорь вообще был в тот период жутким максималистом.

В любом случае последние слова Веры, упрёком резанувшие по больному месту, совершенно испортили Игорю настроение. Вась-Вась увидел зашедшего в зал клиента и, излучая любезность, кинулся к нему. Несколько секунд над рабочим местом Веры витало напряженное молчание.

– Я опять сказала что-то не то? – Вера оказалась весьма чутко реагирующим на перемену моральной обстановки человеком.

– Нет. Всё то. Просто я опять воспринял твои слова слишком близко к сердцу, – на этот раз источником напряженной атмосферы был уже Игорь.

– Знаешь, мне это даже льстит, – усмехнулась девушка, снова уткнувшись в компьютер, – Чтобы я ни сказала, всё тебе не нравится… Всё тебя задевает… Прямо какое-то повышенное внимание к словам моей персоны.

Выяснять причины столь быстрой перемены настроения Игоря Вера не стала, считая себя не в праве несанкционированно лезть к человеку в душу. Мол, если надо, сам объяснится. Игорь же, конечно, усмотрел в отсутствии дальнейших расспросов признаки полного Вериного безразличия и чёрствости. Если бы не вновь вернувшийся к ребятам Вась-Вась, принявшийся разряжать обстановку, едва начавшееся общение Веры и Игоря могло бы разбиться о колкие скалы непонимания.

– Да чего вы вдруг надулись? – клиент, видимо, особо Вась-Вася не заинтересовал, и был отдан на охмурение вернувшемуся с перерыва Антону, – Вера, он что, тебя обижает?

Вась-Вась театрально сдвинул брови и погрозил Игорю кулаком. И Вера, и Игорь ничего не ответили.

– Вера, немедленно улыбнись! – кривляясь, принялся ныть Палюрич, – Если ты сейчас же не развеешь мои подозрения против этого типа, я буду вынужден вызвать его на дуэль. Он – молодой живчик. А я старый и больной! Он легко меня победит. Тогда Анюта перепугается и вызовет врачей. Но, как водится, раньше Скорой приедет Милиция, меня обвинят в хулиганстве и посадят в обезьянник или спец приемник. Там я зарасту, заражусь от местных бомжей вшами и… – Вась-Вась остановился, придумывая продолжение.

– И, пытаясь их вывести, вновь обреетесь налысо. А голова-то к волосам уже привыкнет!!! От первого же дуновения ветра вы заморозите лысину и подхватите менингит, – не мог не продолжить импровизированную «причиталку» Игорь.

– Точно! – обрадовался столь мудреному развитию событий Вась-Вась, – А от менингита можно даже сойти с ума. Что, впрочем, мне не грозит, ввиду отсутствия такового.

Вера уже давно смеялась, прикрыв губы ладошкой. Из глубины её глаз поднималось нечто настолько тёплое, что Игорь моментально забыл все свои обиды.

Вась-Вась, довольный достигнутым эффектом, переключился на Игоря.

– А для вас, молодой человек, у меня есть одна забавная игрушка. Помните свою теорию о «внеэкологическом загрязнении»?

Игорь помнил, и ему было до крайности приятно, что Палюрич помнит тоже.

– Так не честно! – вмешалась Вера, – Я ничего не знаю об этой теории, посему не смогу оценить вашу игрушку. Или играйтесь не при мне, или изложите суть теории!

– А какое из этих «или» тебе больше по душе? – напрямик спросил Игорь, подозревающий, что Вере неинтересно будет слушать какие-то там размышления о жизни.

– Ну конечно, узнать суть, – абсолютно искренне и без всякой иронии ответила Вера.

Игорь отметил, насколько менялось лицо девушки, в зависимости от выражения глаз. Сейчас она казалась совсем подростком, наивным и заинтригованным.

– У тебя в глазах бегают чертенята, – зачем-то сообщил Игорь Вере.

– Это вы с Палюричем отражаетесь, – мгновенно насторожилась и ощетинилась девушка, потом смягчилась, – Прекрати говорить сомнительные комплименты. Лучше расскажи про теорию.

– Ну… – начал Игорь и тут же почувствовал себя неловко. После столь долгого предисловия теория должна была представлять из себя нечто суперстоящее. На самом же деле это была довольно лёгкая и примитивная рассказка, – Дело в том, что, кроме сугубо физических факторов, описываемых экологией, окружающая среда напрямую зависит еще и от так называемых «настроенческих». То бишь, чем больше негативных эмоций человечество выплёскивает в виде ругани и прочей агрессии, тем хуже ему, человечеству, живется. Люди созданы, чтобы жить в атмосфере любви, доверия и дружелюбия. Выплёскиваемая во время скандалов и истерик «чернуха» на самом деле никуда не девается. Она накапливается в атмосфере, и скоро ни один человек не сможет спокойно вздохнуть, не наглотавшись этой гадости. И тогда люди будут ощущать себя, как растение без солнца. Конечно, многие мутируют и смогут жить и так. Но большинство просто вымрет. Причем сейчас «настроенческая» загрязненность окружающей среды превысила все нормы. Положение вещей действительно критическое…

– Поэтому ты стараешься все время выглядеть счастливым? – без тени иронии спросила Вера, – Борешься с «негативкой»?

– И поэтому тоже, – не очень-то уверенно ответил Игорь. Вообще-то он не старался как-то там выглядеть. Более того, ему и в голову не приходило, что он похож на вечно радующегося идиота.

– Знаешь, по-моему, с этой «чернухой» не улыбками надо бороться, а устранением источника раздражения. В наше время, в нашей стране просто глупо не испытывать негативных эмоций, – осторожно возразила Вера.

– У каждого свой уровень, – на этот раз Игорь позволил себе некоторый скепсис в высказывании, – Кто-то может бороться с временем и страной… Я же могу лишь не придавать создаваемым этими факторами неудобствам серьезного значения. И, невзирая на них, стараться контролировать уровень исходящего от меня раздражения. Мир ведь на самом деле прекрасен. Грустно не замечать этого за сиюминутными настроениями… Глупо загрязнять его приветливость агрессией и злобой.

Как часто бывало и раньше, повторяя какую-нибудь из своих теорий, Игорь терялся, по мере проговаривания находя в ней кучу подвохов и неточностей. Похоже, подобные идеи стоило оформлять в слова только один раз, пока еще горячо переживаешь сказанное, пока еще твердо веришь в него. К счастью, никто, кроме самого говорящего, неуверенности в монологе не заметил.

– Красиво говоришь… Сам-то справляешься? Всякий раз, когда внешне делаешь вид, что не испытываешь раздражения, оказываешься таким и внутри? – Вера явно намекала на образовавшуюся между ними напряженность.

– Не всегда, – честно признался Игорь, обезоружив своей открытостью, – Вот с тобой, например, никак не могу определиться. Как-то слишком всерьез воспринимаю твои колкости и засоряю обидой окружающий меня мир…

– Так вот, – вмешался Вась-Вась, – Я в целом с Игоревской теорией-то давно был согласен. Единственное – не верилось мне в скорый апокалипсис. Казалось, что сейчас люди весьма мирно живут. В смысле, доброжелательность все еще в чести. И решил я, в подтверждение своих умозаключений, маленький соц.опрос провести. Увы, глубоко разочаровался. Поройтесь-ка сейчас оба в памяти и нащупайте самое яркое воспоминание этой весны. Можете мне даже не рассказывать, что вспоминается. Просто ответьте, эмоции позитивны? Я не встречал еще ни одного человека, который ответил бы положительно. Если запомнилось плохое – ясное дело, переживают, «негативку» свою законно смакуют. А если хорошее – сокрушаются, что оно было и уже кончилось. Злятся. Мол, раз кончиться собиралось, так пусть и не являлось бы вообще, – Палюрич сам себя уже завёл, разгорячился, и его понесло, – Ничем людям не угодишь! Раньше мы были настроены по-другому. Я точно помню. Раньше престижным считалось испытывать положительные эмоции. Улыбаться друг другу, а не волком смотреть. Вы посмотрите на нынешние культовые образы! Чем больше злобы у тебя в глазах и жестокости в помыслах, тем ты «круче». Раньше стремились излучать хорошее. От этого и хорошего больше становилось…

Вась-Вась понял, что увлекся, и резко остановился. В дверях показался престарелый мальчик в шляпе и с тросточкой, явный представитель Вась-Васевского «раньше». Палюрич слегка оторопел, потом расценил появление современника, как знак свыше, и обрадовано кинулся к клиенту.

– Чем могу служить? – улыбнулся Палюрич, и даже в галантном полупоклоне изогнулся для пущей приветливости.

– Слышь, братан, – зло сузил глаза современник, решив, что над ним издеваются, – Ты тут понты не колоти… Лучше покаж, где у тебя тут этим, интернетом, воспользоваться можно.

– Второй компьютер от параши, – ответил Вась-Вась, и тоже сощурился, всем своим видом выражая невозмутимость Терминатора.

Клиент слегка поешил, а потом расхохотался в голос.

– Ну и шуточки у вас, – пргооврил он, прежде чем Анюта утащила его ко второму от двери с табличкой «МЖ» рабочему месту.

Игорю даже не надо было пытаться вспомнить. То, самое запомнившееся, само постоянно напоминало о себе. Перед глазами то и дело всплывали картины того страшного вечера, заставляя сердце учащенно биться, а кулаки сжиматься до хруста. Вынуждая шептать кому-то: «Не надо, отпусти! Не напоминай больше… Забудься! Так ведь и с ума сойти можно… Забудься, забудься, пожалуйста, забудься… Изменить ведь – все равно ничего не изменишь…»

Ледяная вода обжигает. Это чувствуешь только первые минуты. Потом перестаешь воспринимать и холод, и много чего еще. Сумерки уже загустели, и теперь не видно ни отца, ни его друзей. О том, что мужики где-то рядом, свидетельствуют лишь периодически вспарывающие окружающий звуковой фон ругательства, тяжелые всплески и хриплое заглатывание воздуха. Игорь знает, что сам издает такие же звуки. Пожалуй, хрипит даже больше, чем другие. Хрипит, потому что задыхается. «Надо бы к берегу… Не выплыву же…» Но нет. Нельзя. Фоном в ушах стоит свой собственный внутренний звон и посторонний, совершенно невозможный, нечеловеческий вой: «Помогите! Тонет! Спасите! Люди добрые! Помогите!» Этот крик впивается в сердце. Нырок. Воздуха не хватило даже на полпути. Игорь выскочил на поверхность. «Не выплыву же…» – тоскливо повторил он себе. Вдруг вспомнилось всё происшедшее.

Ни одного дня рождения отца Игорь никогда не пропускал. Отец с матерью расстались очень давно. Всем, что запомнил Игорь из их совместной жизни, была вешалка. Пустой крючочек, на котором вот-вот должно повиснуть пальто вернувшегося откуда-то отца, почему-то врезался в память символом совместного проживания родителей. Потом отец ушел, и крючок остался пустым навсегда. Это лишило вешалку романтичности и повышенного внимания маленького Игоря. Отец, между тем, переехал жить в деревню и часто забирал сына в гости к себе и веселой тете Варе, которая вскоре родила Игорю любимого младшего брата. Со временем Игорь стал заезжать всё реже, но обычай поздравлять отца лично с Днем Рождения свято чтил. Праздновали всегда шумно и людно. Вот и в этот раз друзья отца, воплощение настоящей мужицкой силы и мудрости, распотрошили чьи-то неиссякаемые запасы алкоголя. Даже Малого, который на восемь лет был младше Игоря, умудрились напоить. Парню было 16, и он, как положено, страдал от несчастной любви. Самогон подкинул отличную идею отомстить миру. Малой взял отцовскую лодку. Камень на шее подтверждал серьезность его намерений. Малой торжественно выгреб на середину реки. Тетя Варя инстинктивно почувствовала неладное и кинулась к берегу. Что-то коротко крикнула во тьму. Малой заплетающимся языком ответил. Похоже, все происходящее казалось ему чем-то вроде кино. Прыгнул в воду он легко, сразу после краткого обмена «любезностями» с матерью. Так же легко и быстро протрезвел, чудом сумел выскользнуть из губительных объятий удавки и выскочить на поверхность. Лодку уже оттянуло течением. И тут что-то произошло. «Мама! Тону!!!!»– отчаянно завопил Малой, – «Мама! Помоги!!!» Он не хотел умирать. Предательская судорога, проклятый алкоголь… Паршивейшие времена…

В воду кинулись все. Ныряли без остановки. Шарили руками по дну, натыкались на коряги, искали… Набирали полные легкие воздуха и снова ныряли… «Варя!» – кричал отец сорванным уже голосом, – «Откуда он отвечал?! Где стояла лодка, когда он прыгнул?» Но тётя Варя уже ничего не слышала. «Люди!!!» – надрывалась она в приступе безумия, – «Помогите!!! Тонет!!!» И люди ныряли, ныряли, ныряли, ныряли…

Игорь еще раз прокрутил в мозгу всё случившееся. Он находился как раз на середине реки. Искать следовало здесь. Внутренний звон в ушах теперь заглушал все окружающие звуки. Даже тётю Варю Игорь уже не слышал. Нырок! Сил не оставалось совсем, Игорь коснулся ладонью дна и пулей помчался к спасительному кислороду. Малой, где же ты? Малой, что же ты? Игорь знал, что уже никого не найдет. Два следующих погружения тоже не дали никаких результатов, Игорь не смог одолеть и половину необходимой глубины. Игорь вдруг чётко осознал, что если хоть раз еще нырнет до дна, то обратно вынырнуть уже не сможет. Еще несколько раз он уходил под воду, прежде, чем понял, что ныряет ведь просто для очистки совести. Просто для отмазки. Я, мол, нырял. Холодной воды не побоялся, пару раз даже до дна дотронулся… Откуда-то появилась луна. Совсем рядом на поверхности показалась голова тети Вариного брата. Игорь впился в глаза дядьки, всё понял, громко выматерился и, захлебываясь слезами, поплыл к берегу. В глазах тети Вариного брата Игорь прочел жуткую новость: на самом деле все здесь, также как и Игорь, ныряли просто для показухи. Все знали, что не достанут. Все знали, что не помогут. Но спрятаться от тети Вариного крика можно было только под водой… Все здесь просто топили собственные угрызения совести, ныряя уже в полсилы, боясь не выплыть самим. И это было невыносимо ужасно. Малого нашли утром. Течение не оттащило его тело далеко, потому что волосы его запутались в сучках огромной коряги. Тетя Варя с отцом нашли в себе силы выжить и не сойти с ума. Ранее крепкая и бодрая бабушка Галя, мать отца, слегла и вот уже месяц, как не вставала.

Память не знает жалости. Игорь тщетно силился забыть эти события и свою роль в них. Пытался оправдывать себя и дядьёв, пытался избавиться от шквала эмоций, обрушивающихся каждый раз при воспоминаниях… Вот, собственно, и есть самое яркое воспоминание этой весны. Спорить не приходится. Позитивного мало. Да, и еще. После этих событий Игорь поклялся никогда больше не нырять в полсилы. Или до последнего честно, или не помогать вообще. Чтобы там ни было, но угрызения совести при воспоминаниях много больнее…

Вера Сан, совершенно того не желая, тоже принялась перебирать в мозгу подробности самого яркого воспоминания. «Ну и зачем, спрашивается?» – успела подумать она, прежде чем полностью погрузиться в вырисовывающуюся в памяти картинку, – «Зачем я топчусь по собственным больным мозолям в угоду какой-то игрушке?» Но мозг уже, в который раз, пережевывал картинку судьбоносного разговора.

Уже битый час Вера сидела в кабинете у Вадима. Огромный Т-образный стол с мраморной столешницей всегда казался ей абсолютно ненужным и к тому же безвкусным. Он портил просторный кабинет Вадима, превращая его в тесную офис-комнатушку. Кроме того, стол был рассчитан на пресс-конференции, состоящие, минимум, из семи участников. В кабинете Вадима никогда не бывало такого столпотворения. Сан предпочитал решать вопросы с глазу на глаз. Или, в крайнем случае, в присутствии одного свидетеля с каждой стороны. От Вадима таким свидетелем частенько выступала Вера. Посему она ненавидела этот стол совершенно искренне и справедливо – помимо всего прочего, громадина нагоняла в кабинет массу ненужной при подобных переговорах официальности. Кроме того, этот стол, как и весь интерьер кабинета, был плодом фантазий секретарши Яны, которая ненавидела Веру настолько, что даже начала вызывать взаимность. Вера растерянно глядела на Вадима, выстукивала кончиками пальцев непонятно где услышанный ритм, рассуждала о вредоносности Т-образного стола, и ждала окончательного решения. Своё слово Вера уже сказала. Вадим должен был сделать правильный вывод. Вера Сан не торопила, в справедливости Вадима она не сомневалась. Кроме злополучного стола, Веру сейчас ничто не должно было беспокоить. «Не переживай о том, о чем не имеешь достаточной информации. Не нервничай раньше времени. Спокойно жди результат, если никак не можешь повлиять на ситуацию,» – вот они, золотые правила выживания. Как вести себя так, чтобы мир не раздавил тебя? Почаще думать о столах. Вот, к примеру, сейчас стол создавал явную дистанцию между собеседниками. Вадим, восседающий на середине шляпки от «Т», казался неприступным и грозным. Вера же, вынужденная метаться снизу вверх по левой боковой стороне ножки от «Т», казалась суетливой и беспокойно-зависимой. На самом деле Вера тоже была неприступна, просто отсутствие удобного стационарного места неимоверно раздражало и вынуждало передвигаться в поисках оного …

– Прекрати мельтешить, – заговорил, наконец, Вадим, Вера моментально замерла, – Слушай. Ты всё-таки сделаешь то, что я тебе говорю.

Это было ударом. Вера рассчитывала на понимание. На продолжение разговора можно было и не надеяться… Когда Вадим говорил, единственным ответом могло быть беспрекословное подчинение. Вера изо всех сил впилась ногтями в ладони, стараясь ничем не выдать вдруг накатившую панику.

– Вера, – Вадим все-таки почувствовал состояние девушки и, к удивлению не привыкшей к поблажкам Веры, немного ослабил хватку тона, – Обида – не лучший советчик. Поверь, я знаю, что делаю.

– Я верю, – Вера посмотрела Вадиму прямо в глаза. Он не любил таких её взглядов. Умел обороняться. Как бы уходил весь в себя, не замечая просьб. Это лишало всяких шансов повлиять на него. Вера пыталась достучаться словами, – Мне просто не остается ничего другого… Но… Почему я? Есть же много местных…– задавать вопросы Вадиму означало впрямую нарушить Инструкцию, миллион раз зазубренную, пропущенную через сердце, осознанную… Но сейчас Вере вдруг стало на это плевать.

– Ты единственная, кто справится, – Вадим нервно дернул уголками губ, пытаясь улыбнуться, – Пойми, это великая честь для…

– Честь!? Великая честь для человека, взращенного на понятиях о благородстве и справедливости, вдруг превратиться в низкого шпиона?!?! Для того ли вы учили меня?! Для того ли готовили?! Для того ли верой и правдой с тобой была Вера?!?! – девушка сама испугалась дерзости сказанного. Отсутствие гнева на лице Вадима подстегнуло новую волну истерики, – Я готова умереть в бою, готова миллион раз рисковать жизнью за твоё долбанное Дело … Но зачем же вот так?! Медленно сходить с ума, шпионя за мелкими разборками мелочных людей… Ты ведь можешь нанять кого угодно другого!!! – Вера перешла на крик.

Вадим беспомощно заморгал. Ему приходилось сталкиваться с истериками подчиненных и раньше. За дверью всегда находилась пара охранников, готовая вышвырнуть вон из кабинета любого нарушителя. Но Вера всю жизнь была вне этих правил. Она должна была примириться с ситуацией, не унижаться до скандальных разборок… Необходимо было урегулировать инцидент более мягкими методами.

– Боже! – Вадим опять попытался улыбнуться… Попытка оказалось неудачной… Сан незаметно черканул пару слов в блокноте, чтоб не забыть поработать на тему улыбки с имиджмейкером, – Вера, ты же нормальный человек… Кто внушил тебе, что ты должна будешь заниматься чем-то подлым? Почему ты веришь этому кому-то?

– Мы оба с тобой знаем, что я имею в виду! Идти в коллектив, дабы докладывать о каждом шаге этого коллектива… Мне не нужны твои утешения… Я… Я отказываюсь!

– Серьезно?! – всякому терпению когда-нибудь наступает конец.

Вера закрыла глаза… Она знала, что сейчас совершает непоправимое. Знала, что сломав однажды хрупкую ниточку их с Вадимом духовной связи, никогда не возродит уже её. Но поступать по-другому не могла.

– Я не поеду в этот твой клуб «Пробел» ни при каких условиях, и если ты таки заставишь меня это сделать силой, я покончу с собой… Я не нарушила ни одного из пунктов Инструкции. Я была тебе правой рукой много лет. Ты не можешь поступать так. Не можешь ни с того ни с сего, не объяснив целей, заставить меня служить тупым болванчиком, дословно передающим услышанное… Я – человек. Понимаешь? Человек, – Вера окончательно перестала себя контролировать, – Человек, из которого ты умудрился сделать никому не нужную добровольную марионетку. Мы в ответе за тех, кого приручили, знаешь? Ты не имеешь права подвергать меня такому унижению… Ты и так испортил мне жизнь. В конце концов, есть Ромул, он не позволит тебе так низко обходиться со своими, – не открывая глаз, девушка хрипло выпаливала так много раз за последние дни прокрученный в голове текст. Вера знала, что предпринимает Вадим в подобных ситуациях обычно. Но сейчас, с ней, с Верой… Девушке казалось, он не посмеет. Вадим нажал кнопку. В дверях появился Сэмэн. Молчаливый гориллоподобный телохранитель, приставленный к Вадиму месяц назад кем-то из арабских шефов. По рассказам Ромула, сам Сэмен был родом откуда-то с Западной Украины. Еще подростком он умудрился тайно перейти границу Союза и попасть в Германию. Там он нанялся охранником в магазин одного эмигранта, который, отметив физическую силу парня, пообещал подыскать ему более выгодную работёнку. За солидный куш, разумеется. Так Сэмен попал к арабам. За тринадцать лет работы в охране, парень сумел заслужить должную репутацию и вот теперь самостоятельно отправлялся в столь ответственные командировки. Арабские шефы настоятельно порекомендовали безгранично уважаемому Вадиму Сан взять на работу Сэмена и посвящать парня во все свои дела хотя бы некоторое время с момента выхода Вадима из общего бизнеса. Сэмен был приглашен, якобы, на роль телохранителя. На самом же деле, он честно докладывал шефам обо всем, происходящем в Доме. Все об этом знали, и относились к сему факту, как к само собой разумеющемуся. Вера всегда презирала Сэмена-Горилла за столь подлую деятельность. И вот теперь Вадим Сан собирался навязать подобный образ занятий и Вере тоже. Кстати, с обязанностями охранника Горилл совершенно не справлялся. Вера подумала, что при желании вполне могла бы пронести в кабинет к Вадиму всё что угодно, вплоть до гранатомета. И еще стало вдруг до крайности обидно, что к разборкам со своими проверенными временем людьми, Вадим Сан собирается привлекать пришлых чужаков. Что ж, Вера не собиралась прощать подобное оскорбление. Она ведь тоже кое-что умела, уроки Ромула не прошли даром. Сейчас Горилл будет сильно напуган. Девушка легко подскочила, в полпрыжка оказавшись за спиной Вадима Сан. Вадим реагировал, не оборачиваясь. Но Вера на полсекунды опередила мужа, сама вытащив из спешно открытого Вадимом ящика пистолет.

– Неужели ты стал бы стрелять в меня? – прошептала она, приставляя оружие к виску Вадима. Руки девушки дрожали, из глаз текли слёзы, – Пусть Горилл выйдет, мы еще не договорили, – Вера старалась говорить как можно жестче, но вместо этого из её горла вырывался истеричный рёв.

– Девочка, успокойся, – не шевелясь, произнес Вадим, – Вера, ты не в себе. Тебе надо успокоиться…

И тут в кабинет вошел Ромул.

– Вера, – спокойно проговорил он, – Положи пистолет. Это приказ.

– Нет!!!! – девушку трясло, слезы мешали здраво оценивать происходящее, – Учитель, ты не можешь быть с ними за одно! Я хочу, чтобы меня замечали, когда я говорю!!!! Я хочу, чтобы Горилл ушел!!! Я хочу, чтобы Вадим выслушал меня!!!

– Я слушал достаточно, чтобы принять решение, – повысил голос Сан.

– Вера, – Ромул посмотрел девушке в глаза, – Положи пистолет. Что за детские игры… Как-то даже неловко.

Вадим Сан, наконец, не выдержал. Схватил пистолет, прямо за дуло, выдернул оружие из трясущихся рук Веры, положил обратно в стол. Резко захлопнул ящик, выместив в этом всё накатившее раздражение.

– Хватит этого бедлама! Мне еще работать сегодня! Вера, что ты вытворяешь? Придешь в себя – поговорим…

Вера почувствовала, что он ни секунды не воспринимал её требования всерьез. Конечно, он был уверен, что она не выстрелит. Девушка бессильно вжалась в угол кабинета. Сэмен и Ромул с бесстрастными лицами приближались к ней.

– Сволочи! Учитель, какие же мы все сволочи, – рыдала Вера. Сопротивляться было бесполезно. Вера могла бы драться до последнего с посторонним Гориллом, но наличие Ромула делало ситуацию безнадежной. О том, чтоб поднять руку на Учителя Вера не могла даже подумать, – Вы же, гады, мне семья… Вы же…

Ромул молча взял несопротивляющуюся Веру за руку, зафиксировал положение девушки и ввел транквилизатор.

Вера пришла в себя уже вечером. Возле её постели сидел Вадим и озадаченно качал головой. «Пришел-таки… Таки сам,» – мелькнуло в голове у Веры. Потом она вспомнила всё происшедшее и тяжело застонала.

– Вадим, прости, – только и смогла сказать она.

– Ничего, – успокоил он, – Ты не виновата, что болеешь.

– Неправда, – спокойно и флегматично проговорила Вера, глядя в потолок, – Я не болею. Просто тогда мне казалось, что это единственный способ тебе что-то доказать. Плюс должна же я была проучить постороннего Горилла.

Вадим промолчал, хотя Вера ожидала хотя бы тени улыбки в ответ на последнюю фразу. За спиной Вадима бесшумно образовался силуэт Ромула. Он принес лекарство. Вера отрицательно покачала головой. Ромул настойчиво кивнул. Вера сдалась.

– Учитель, почему ты против меня? – больше юродствуя, чем всерьез, спросила Вера Ромула.

– Я против твоей болезни, – очень серьезно произнес Ромул, и Вера поверила ему.

Лекарство оказалось сладким.

– Вадим, – Вера набрала полную грудь воздуха, – Отпусти меня, а? Что я должна сделать, чтоб получить свободу?

– Ты свободна, – Вадим усмехнулся, – Иди, куда хочешь… Тебе ведь все равно придется где-нибудь работать. Так почему б не у меня?

Вера задумалась. Истерика потихоньку отпускала. Все снова становилось на свои места, мир опять раскладывался по полочкам. И чего было так заводиться из-за какого-то «Пробела»? Неприятно, конечно, такое понижение статуса… Но зачем же закатывать истерики… Господи, что она опять натворила? Вере стало невыносимо стыдно за содеянное.

– Мне некуда идти. Ты же знаешь, – слезы на несколько секунд лишили девушку возможности видеть, – Я остаюсь.

– Тогда, будь добра, не отступай от правил.

– Но… За что?!?!

– Девочка, – Вадим постарался быть с ней ласковым, – Мы переходим на мирное положение. Ты же знаешь, я теперь занимаю видный политический пост… Времена поменялись. Теперь мне нужны от тебя сведения про этот «Пробел». Поверь, меня мало волнует, считаешь ли ты выполнение этой работы низким шпионажем или геройской разведывательной деятельностью. Детство прошло, пора действовать…

Он мягко провел по Вериной щеке тыльной стороной ладони. Вера отстранилась, не принимая жалости.

– Я поняла. Хорошо. Пойду в этот самый «Пробел».

Вот что всплыло в голове у Веры Сан в ответ на Вась-Васевское предложение вспомнить самое яркое событие весны. После этого разговора распределение ролей резко изменилось. Вера перестала сопротивляться. Дома вела себя тихо и замкнуто. Не дразнила Горилла, не вела дружеские беседы с Ромулом, старалась не нервировать своим присутствием Яну, поливала цветы в зимнем саду и покорно участвовала в вечерних чаепитиях. Запиралась ночью в своей комнатке и запоем перечитывала романы о благородных рыцарях. Старалась видеться с Вадимом только по делам. Вера не верила больше в этих людей и не видела смысла разделять их интересы. Она жалела о жизни, потраченной на них, и не уходила только потому, что не умела жить по-другому. Вера была воспитана, как боец. Она не видела применения себе вне борьбы… Но не видела и достойных этой борьбы идей. «Как быстро всё меняется,» – грустно подумала Вера. Еще несколько месяцев назад Вера была готова отдать жизнь за Вадима Сан и его правое дело… Еще несколько месяцев назад Вера считала старика Ромула своим лучшим другом… Правое дело оказалось ширмой для нелепого грязного заработка денег. Ромул – верным слугой Вадима, возившимся с Верой лишь по долгу службы… Да и сама Вера, раньше считавшая себя сильной и неподвластной эмоциям, оказалась обычной истеричкой, еще и представляющей опасность для окружающих. Всё это было для девушки серьезным стрессом. Еще более ужасным был нынешний спектр обязанностей Веры. Она должна была пойти работать в «Пробел», прочно стать там «своей» и докладывать Вадиму о складывающейся обстановке. С первым проблем не возникло – слава богу Ромул постарался, чтобы его воспитанница неплохо знала компьютер, а страсть к рисованию проявилась у Веры еще в детстве. Рекомендации кого-то из знакомых Вадима помогли Вере без проблем устроиться работать к Вась-Васю. Второе тоже не представлялось особенно затруднительным – стать «своей» среди таких открытых людей не составляло, в общем-то, никакой трудности. А вот с третьим дела обстояли иначе. Вадим Сан даже не соизволил объяснить Вере, зачем ему информация о «Пробеле». Вера знала, что каждый раз, сообщая какие-либо сведения Вадиму, она будет дрожать от страха – не повредит ли эта информации Палюричу, или Игорю, или Анюте? Ведь, если всё это просто какие-то разборки в верхах, – так бог с ними. А если дело ненароком коснется кого-то из персонала «Пробела»? Как бы понять с чего это вдруг Вадиму понадобилась информация о «Пробеле». И еще. Вера твердо решила теперь работать в полсилы. Не слишком усердствовать при добыче информации, не слишком подробно и часто её передавать… Чем бы ни было чревато подобное поведение, но угрызения совести за таких приятных людей, как Вась-Вась и Игорь, всё равно хуже…

* * *

Игорь шел домой глубокой ночью. Почему так нелепо гибнет время? По сути, он, Игорь, ничегошеньки не делал сегодня. Ну, порассуждал с Палюричем о наметившихся тенденциях негативизации общенационального сознания… Ну, потрепался с Антохой. Ну, покурил. Глянул в полглаза на просматриваемый Галиной фильм… А, вот же ж, на улице уже ночь. Как и не было вечера вовсе. Клиентами вторая половина дня так и не разродилась, и Игорь спокойно мог уйти из «Пробела» значительно раньше. Но Вера не уходила, напряженно правя что-то в своих картинках. Не мог же Игорь пойти отдыхать, когда какая-то девчонка, тем более новенькая, так самоотреченно работает!!! Когда у Веры в очередной раз зазвонил сотовый, и девушка, кинув трубке сухое «Сейчас буду», сдержанно попрощалась с коллегами, Игорь окончательно разозлился. Скрывать себя от себя больше не имело смысла. Да, его литературную фантазию очень заинтересовала эта странная девушка. Да, он торчал в «Пробеле» из-за неё, рассчитывая ненароком узнать новые подробности Вериной жизни. Думал, что, возможно, им с Верой окажется по пути (друзья Игоря жили в разных частях города, отчего ему было «по пути» в любую сторону). Дурак, впустую растратил вечер!

«Количество безвременно ушедшего времени время от времени раздражает,» – строчка крутилась в голове просто так, без претензий на развитие во что-то стоящее. Впервые Игорь не стал пытаться «довести до ума» форму родившегося текста. «Не будем насиловать творчество,» – горько усмехнулся он. Привычно пробираясь впотьмах сквозь район, он пытался понять, почему образ Веры никак не хочет выветриваться из его головы. Игорь так устал от всех этих сегодняшних эмоций, что даже передумал идти напиваться. Хотя и деньги вроде были, и Марийку Игорь уже предупредил, что ночевать не придёт.

Привычно пошерудев ключом в замке, Игорь зашел в квартиру. Он снимал эту двухкомнатную железобетонную коробку уже два года. Знакомые переехали в другой город и сдали Игорю по дешевке своё жильё. Раньше этот дом по духу напоминал медвежью берлогу. Сюда, дико измотанный работой и отдыхом, Игорь заваливался, дабы отоспаться и зализать раны, полученные в борьбе с окружающей действительностью. Полгода назад в этом доме завелась Марийка. Произошло это как-то само собой. Ни Игорь, ни Марийка, в общем-то, не планировали совместную жизнь заранее. Просто однажды утром, проснувшись в очередной раз вместе, оба почувствовали, что пора просыпаться так каждое утро. Когда именно берлога превратилась в уютную обустроенную нору, Игорь точно сказать не мог. Он наблюдал за перевоплощением жилища со стороны и не уставал поражаться Марийкиной изобретательности. Видимо, женщинам умение вить гнездо передаётся на генетическом уровне. Самому Игорю никогда в жизни не пришло бы в голову прилагать столько усилий для того, чтобы ночевать с комфортом. Марийка, несмотря на довольно тяжелую работу, умудрялась в доме не только отсыпаться, но и жить. Она смотрела телевизор, принимала гостей, говорила по телефону, готовила настоящую сложносоставную еду… В общем, Игорю очень повезло с женщиной. Он понимал это и старался соответствовать изо всех сил: не приходил домой пьяным (в случае чего, можно ведь переночевать и у Жэки), не раздражался по мелочам и в срок оплачивал снимаемое жильё.

В коридоре стояли чужие мужские ботинки. Из них торчали чужие носки и воняли. «О, нет!» – Игорь прислонился спиной к дверному косяку и закрыл глаза, – «Только этого еще не хватало.» Из спальни доносились всхлипывающие звуки и поскрипывания дивана. Неправильно расценить происходящее было невозможно. Игорь разулся и, мысленно проклиная Марийку, прошел в кухню. Запах чужих носков последовал за ним. Курить в квартире Марийка категорически запрещала, но попасть на балкон можно было только через спальню. Игорь мстительно прикурил сигарету. «Сама виновата!» – прошептал он. Потом вспомнил, как сообщил Марийке, что останется сегодня ночевать у Жэки. Захотелось высказаться. Игорь затушил сигарету и отправился ругаться. Дверь в комнату, где спала Марийка, была плотно прикрыта. Деликатная хозяйка не хотела мешать гостям.

– Ты зачем их пустила? – вместо «здрасьте» спросил Игорь, присаживаясь на край узкого дивана.

– Привет, – сонно пробормотала Марийка, не открывая глаз, потом улыбнулась и отвернулась к стене.

Игорю стало стыдно. Конечно же, Марийке скучно одной дома. Может быть, ей даже страшно ночами в пустой квартире. Конечно, она рада гостям. Тем паче, что не пустить переночевать Стаса, давнего друга семьи, Марийка не может. Игорь переориентировал свою злобу на скотину Стаса и снова пошел на кухню. Звуки из спальни на миг сделались совсем неприличными, потом затихли. Через пять минут полуголый Стас варил кофе на газовой конфорке и рассуждал о китайской поэзии. Приятель, никак не ожидавший прихода Игоря, несколько смутился, и теперь старался загладить неловкость наигранно интеллектуальной беседой. В коридоре мелькнула незнакомая женская фигура. Она проскользнула в ванную и пустила воду.

– Слушай, – Игорь, хотя и был зол на Стаса, всё же говорил довольно тихо, дабы барышня не могла ничего услышать, – Ты всю жизнь будешь своих баб ко мне водить?

Стас слегка оторопел, вытер руки о трусы и опустился на табуретку.

– Завел бы уже кого-нибудь постоянного, – продолжал Игорь, – Тогда, может, это воспринималось бы по-другому. А так, превратил дом в бордель какой-то…

– Ну почему же, – возразил Стас, – Я уже третий раз с одной и той же прихожу. Тебя просто дома не бывает. У нас с Катей вполне прочная порочная связь…

– В прошлый раз ты был с Викой, – невозмутимо заметил Игорь.

– Должен ли я расценивать это заявление, как то, что ты меня выгоняешь и впредь не хочешь видеть в своем доме? – Стас гордо выпятил волосатую грудь и почесал переносицу, поправляя очки.

Игорю стало смешно. Желание ругаться куда-то испарилось.

– Нет. Не должен. Я просто о твоем образе жизни беспокоюсь…

Стас выдохнул и принял свои обычные очертания сутулого студента.

– А ты знаешь, что сперму больше десяти дней передерживать вредно? – вдруг спросил он.

– Передерживать где? – не понял Игорь.

Стас расхохотался, разбудив полдома и Игорево раздражение. Из ванной выглянула толстогубая Катя, едва прикрытая футболкой Стаса, и, нагло подмигнув мужикам, продефилировала обратно в спальню.

– Не упусти свой шанкр, – едко прокомментировал выбор товарища Игорь.

Стас уже почти падал с табуретки от смеха. Странно, что подобные комментарии в адрес барышни ничуть не обижали его.

– Не кричи так, Марийку разбудишь, – Игорь был бы счастлив, если бы Стас немедленно отправился за подругой.

– Уже, – обреченно прокомментировала Марийка, появляясь в проеме двери, – Уже разбудил.

Она тоже была одета только в футболку, но почему-то выглядела прилично. Вот что значит осмысленное выражение лица! Хотя, скорее всего, дело было просто в длине одежды. В любом случае, Игорь испытал некое подобие гордости, глядя на ладный силуэт своей женщины. «Вера выглядела бы угловатым подростком в сравнении с ней,» – отчего-то подумалось вдруг Игорю.

– А мне, между прочим, завтра на работу, – как истинная украинка, Марийка, руки в боки, косу за плечи, могла приструнить кого угодно, – Мало того, что сам не спит, – Марийка кивнула в сторону спальни, – Так еще и другим не даёт. Ты мне что обещал? «Тишину и порядочность гарантируем»… Ну? И где? Марш спать немедленно, а то больше на порог не пущу!

Стас моментально притих и даже слегка покраснел. Почти залпом он допил кофе и быстренько ретировался с кухни. Сомнительно, чтобы наигранная строгость Марийки могла испугать Стаса. Скорее ему действительно стало неудобно. Он давно подозревался в чрезмерно благоговейном отношении к Марийке.

– Слушается, – хитро сощурилась вслед нарушителю спокойствия Марийка и села на освободившееся место.

– Это у него рефлексы со школы остались, – улыбнулся Игорь.

Марийка была на четыре года старше и, проходя практику в пединституте, целых три месяца вела в классе Игоря уроки литературы. Собственно, так Мария Степановна и познакомилась с Игорем, Жэкой и Стасом – разбитными, но весьма «продвинутыми» и литературой увлекающимися старшеклассниками. К концу практики все троё уже были по уши влюблены в обаятельную, разговорчивую и всё понимающую училку. Значительно позже, уже будучи студентом филфака, Игорь встретил Марийку снова. В полубогемной компании непризнанных гениев. У Марийки тогда был тяжелый период – она только что рассталась с одним скандальным поэтом, прославившимся больше своими агрессивными нападками на печатаемых авторов, чем, собственно, стихами. Около двух лет Марийка пыталась отвоевать поэта у болезненного комплекса нереализованности и страсти к саморазрушению. Убедившись в тщетности своих попыток, Марийка, несмотря на угрызения совести, решилась-таки на разрыв. Самое смешное, что поэта это вылечило. Оставшись без жилетки для плаканья, он, осознав бесповоротность Марийкиного решения, перестал распускать слюни. Нянька ушла, и, как ни крути, пришлось учиться выживать самому. Марийку вся эта история повергла в глубочайшую депрессию. Выходило, что её, Машино, наличие только портило поэту жизнь. «Если бы в моей судьбе вдруг не появился светловолосый мальчик, утверждающий, что мир прекрасен, я бы, наверное, потеряла всякий интерес к жизни,» – комментировала Марийка позже свою вторую встречу с Игорем. Долгое время Игоря с Марийкой связывали лишь приятельские отношения, с примесью лёгкого флирта. Оба не спешили, смаковали непринужденность общения. Но когда Стас принялся открыто ухаживать за Марийкой, Игорь взъерепенился. Это он привел Марийку! При чем здесь какой-то Стас?! Осознав, что у Игоря с Марийкой клеится что-то серьезное, Стас расстроился и пустился во все тяжкие. Тень вины за не складывающуюся личную жизнь товарища слегка волновала Игоря, а Стас успешно этим пользовался.

– Как твои дела? – Марийка по-собачьи предано склонила голову на бок и заглянула Игорю в лицо.

– Ничего, – неопределенно пожал плечами Игорь, – А твои?

– Дети! – Марийка свела зрачки к переносице, что означало, крайнюю стадию сумасшествия у её воспитанников. Марийка учительствовала в частном лицее и очень уставала на работе.

– Слушай, – неожиданно для самого себя вдруг произнес Игорь, – Давай бросим всё и уедем…

– Куда? – Марийка сочувственно покачала головой.

– Не знаю… Куда-то, где нас никто не знает. Туда, где новые люди, новые дела, новые впечатления… Надоело здесь. То редактор, то «нельзя насиловать творчество»… Все лезут…

– Игорёш, – в тоне Марийки вдруг проскочили учительские нотки, – Люди везде одинаковые. А любые впечатления, пусть даже самые новые, рано или поздно состарятся… Что ж тогда, опять переезжать? Всю жизнь бегать будем?

– Ты права, – Игорь немного обиделся на отповедь, – От себя не убежишь… Значит, будем воевать с редакторами и доказывать, что творчество насиловать можно… В конце концов, может ему нравится насилие, этому творчеству. Не нравилось бы, не отдавалось бы.

– Это ты о чем?

– Да так, – Игорь отмахнулся. Потом вдруг неожиданно для себя сообщил, – А у нас в «Пробеле» дизайнер новая завелась…

– Опять влюбился? – подозрительно сощурилась Марийка.

Игорь хотел было возмутиться ироничному «опять», но потом вспомнил свои предыдущие приключения и отчаянно закрутил головой в знак опровержения. Влюблялся Игорь действительно довольно регулярно. Ничего серьезного. Дальше задушевных разговоров и одного-двух провожаний до дому дело не заходило. Так уж устроен был этот Игорь, что каждая вторая знакомая рано или поздно вызывала у него повышенный интерес. Он впадал в странное романтическое оживление и не успокаивался до тех пор, пока не выливал на голову нового увлечения все свои текущие философские теории. «Какая интересная барышня,» – всякий раз твердил Игорь Марийке о какой-нибудь новой жертве, – «Нет, ты не подумай, ничего личного. Я влюблен в неё чисто по-человечески.» Марийка смеялась, прекрасно зная, чем всё закончится: в один прекрасный день барышне надоест восторженно слушать и она заговорит. Тогда Игорь разочаруется, наскоро скомкает так толком и не начавшиеся отношения, а Марийка долго еще будет выслушивать чьё-то обиженное сопение на другом конце телефонного провода.

– Ну, – Марийка даже проснулась от любопытства, – По тебе же видно. Рассказывай, что за фрукт?

– Не выдумывай, – Игорь снова начал злиться, – Ничего подобного я в виду не имел. Эта дизайнерша, между прочим, замужем. Что я, чокнутый, что ли, на пути у Сана ошиваться…

– Это тот, что в Старом Театре бандитам вечеринку устраивал? – Марийка на миг помрачнела, – Дай Бог, чтобы ты действительно не оказался чокнутым.

Игорь вдруг вспомнил один забавный диалог. Тогда в городе великим криминальным авторитетом считался некий Лёпа. И вот, встречает это как-то Игорь одного своего давнего приятеля, а тот вместо «здрасьте» гордо так говорит:

– А я с дочкой Лёпы встречаюсь!

– Ну, молодец… – растерянно реагирует Игорь.

– Нет, – многозначительно заглядывает в глаза приятель, – Ты не понял. Ты знаешь, кто такой Лёпа?

– Ну, знаю…

– Так вот, я с дочкой Лёпы встречаюсь… Скажи, страшно?

Марийка расценила улыбку Игоря по-своему, и решила вмешаться.

– Не, в общем-то я, конечно, понимаю, замужняя баба – это что-то новенькое… Но всё равно, Игорёш, не надоело тебе еще? Каждый раз одно и то же.

– Да не собираюсь я к ней ничего иметь!!! – возмутился Игорь, – Что ты себе напридумывала? Уже и рассказать о событиях на работе ничего нельзя…

– Пошли спать, Казанова! – Марийка насмешливо запустила пальцы в растрепанную шевелюру Игоря и, шутя, потрепала его за кудри, – Идём уже, горюшко…

Горюшко послушно отправилось за Марийкой. «Интересно, почему нельзя было Стаса в эту комнату отправить?!» – мысленно поразился Марийкиной непрактичности Игорь, чувствуя рёбрами пружины узкого дивана.

– Ну, ты же сказал, что не придешь ночевать, – предвидя недовольство, парировала Марийка, – А ребятам на широком спать всё же удобнее…

– Удивительно, что они сюда еще насовсем жить не переехали, – заворчал Игорь, цепляясь руками за Марийку, дабы не упасть во сне с кровати.

Женщина расценила его движение по-своему. Марийка слегка приподнялась, быстро сняла футболку, аккуратно повесив её на спинку дивана и, многозначительно сверкнув глазами, порывисто прижалась к Игорю. От её мягкого, тёплого тела пахло домашним уютом. Игорь привычно пробежался пальцами по знакомым формам. Скомканное одеяло еще путалось в ногах, но уже не раздражало. Реальность постепенно уступала место инстинктам. Перед закрытыми глазами Игоря отчетливо вырисовывалось лицо Веры.

* * *

Контур глаз у неё был очерчен отчетливо выделяющейся на смуглой коже светлой полоской. От этого глаза казались еще больше, а ресницы длиннее. «Косметика?» – на миг задумался Игорь. Сегодня Вера выглядела много оживленнее. «Похоже, освоилась,» – Игорь стоял немного позади рабочего места девушки и незаметно разглядывал её отражение в мониторе. Удивительно, насколько точно ночное видение воссоздало портрет девушки.

Игорь пытался разобраться в происходящем. Раньше он сам накручивал себя до состояния повышенного интереса к кому-либо. Потому что без такого интереса была скучно. Потому что новые полувлюбленности давали повод совершенствоваться. Потому что в жизни мужчины всегда должно присутствовать романтическое увлечение. Ну и еще много всяких «потому что». Искусственно взращенный интерес легко умирал при первых же признаках недовольства Марийки или каких-то других сложностей. Ведь, если серьёзно, вопрос личной жизни Игорь считал для себя решенным навсегда. Сейчас же творилось нечто непривычное. Мысли о Вере преследовали Игоря абсолютно без его на то воли. Более того, это действительно были просто мысли, – не помыслы. Без оттенка потребности обладания, без жажды сразить. Просто её образ всё время стоял перед глазами. И думалось при этом что-нибудь нейтральное, типа: «Вере подобная картинка наверняка понравилась бы», – это про наблюдаемый сегодня из окна рассвет. Игорь никак не мог определиться, пугаться ему творящейся мистики или радоваться появлению в жизни чего-то необычного.

Палюрич закрыл зал на технологический перерыв и теперь мог играть роль Карабаса-Барабаса, не боясь удивления клиентов. Он расхаживал кругами перед Верой, широко размахивал руками и торжественно декламировал, стараясь выглядеть представительным и официальным:

– Значится так, с начальством я переговорил, они тебя, Вера, готовы принять на работу. Но только знай, правила у нас жёсткие: перегаром на клиентов не дышать, матом не выражаться, опаздывать только в экстренных случаях.

– Боже, г-н Палюрич, – наигранно возмущенно спросила Вера, – Чем заслужила я вашу немилость? Что заставляет предполагать наличие во мне таких страшных пороков?

– Скажи мне, кто твой друг, как говорится, – Палюрич кивнул на потупившегося Игоря.

– Игорь, изыди, – цыкнула на него Вера, – Ты меня компрометируешь…

– И это только начало, – скромно пообещал Игорь.

– Ты о чём? – резко спросила Вера, – Почему ты всё время… – она запнулась.

– Всё время что? – завелся Игорь, пытаясь отыскать в её словах тайный смысл.

Вера не ответила. Игорь вдруг почувствовал, что девушка боится его еще больше, чем он её. «Бред какой-то!» – отчего-то вслух прокомментировал Игорь и отошел на, как ему показалось, безопасное расстояние. Вась-Вась уже распинался перед кем-то возле стойки. Усатый статный мужичок лет пятидесяти браво выстукивал блестящим носком ботинка ритм играющей по радио мелодии. Палюрича усатый слушал в пол-уха.

– Познакомьтесь, – Вась-Вась взглядом попросил Игоря не уходить, – Это господин Милёнок Александр Викторович, а это наш Игорь Критовский. Я вам рассказывал про него.

Юркие глаза Милёнка недоверчиво заметались по лицу Игоря. «Неужто у меня настолько широкое лицо, что одним взглядом не охватишь?» – неприязненно подумал Игорь, которому вечно мерещилась неискренность в мечущихся глазках. Надо было подыгрывать Вась-Васю. Игорь широко улыбнулся, и недоверие Милёнка исчезло.

– А это Вера, наш дизайнер, – Палюрич и сам удивился появлению новой сотрудницы возле стойки.

Вера очаровательно склонила головку, обнажила в полуулыбке крупные ровные зубы и как-то вся преобразилась. Игорь готов был поклясться, что Вера намеренно строит глазки начальству.

– Очень приятно.

Милёнок еще больше оживился. Губы его скривила пошленькая такая улыбочка. Игорю сделалось противно.

– Дизайнер? А работы ваши можно посмотреть? – перестав замечать кого-либо, кроме не сводящей с него глаз Веры, поинтересовался Милёнок.

– Конечно, конечно, пойдемте, я покажу, – тоном обворожительной светской дамы прощебетала Вера, – А вы, простите, кто будете?

– Я?! Ах, ну да, вы же новенькая…

Голоса стихли, удалившись в другую часть зала. Вась-Вась ошарашено глянул на Игоря.

– Первый раз наблюдаю у Милёнка пробуждение каких-то собственных интересов. Обычно он живет лишь тем, что навязали ему Орлики.

– Возможно, Орлики заинтересовались женой Вадима Сан, – задумчиво прищурился Игорь.

– Да нет, – отмахнулся Палюрич, – Они и не знают, чья она жена. Я не говорил.

– Вась-Вась, скажите, – Игорь решился на откровенные расспросы, -А как Вера попала сюда работать?

– Много будешь знать… – многозначительно затянул Вась-Вась.

– Мне важно, – серьезно перебил его Игорь и победил.

– Да очень просто, – Вась-Вась тоже на всякий случай стал серьезным, тем более, что ничего особо секретного в необходимой Игорю информации не наблюдалось, – Меня попросил за неё Громовой. Оказалось, он знает Сана. Сказал, что Сан Вадим с семьёй окончательно переехал в наш город, и попросил взять Веру к себе. Отказать я не мог. И к лучшему, как теперь вижу. Вера мне по душе…

– Зачем ей вообще работать, – фыркнул Игорь.

– Нам-то что за дело? – строго спросил Вась-Вась, – Видать, нужно ей, раз попросили. Мне дизайнер, как ты знаешь, давно требовался. Я, правда, не ожидал, что Вера окажется такая молодая…

– Муж старше её где-то на четверть века… Явный брак по расчету, – Игорь и сам почувствовал в своем голосе неприличные нотки радости.

– Старый конь, как известно, лучше новых двух, – безжалостно заявил Вась-Вась, – Уж в ком не ожидал обнаружить сплетника, так это в тебе, Игорь. Нехорошо.

– Сам знаю, что нехорошо. А что делать? Эх, меня бы в женскую шкурку, я бы и не такого миллионера охмурил…

Игорь попытался свести предыдущий разговор в шутку. Вась-Вась сделал вид, что смеётся.

Милёнок вернулся один, явно довольный результатом беседы. Вась-Вась быстро набрал номер близлежащего дружественного ресторана. Звонил он туда крайне редко и только из-за очень уважаемых клиентов.

– Алло, Любаня?

Палюрич включил громкую связь, и теперь всем стоящим у стойки был слышен разговор.

– О! Палюрич! Рада слышать, – пробасила помощница повара, давняя знакомая Палюрича.

– Мне – как всегда, пожалуйста, – намекая, мол, он в этом ресторане завсегдатай, сообщил телефону Вась-Вась.

– Сколько порций?

Вась-Вась вопросительно взглянул на Милёнка.

– Ой, – срочно забеспокоился тот, – Я обедать-то буду, конечно… Только мне мясо нельзя, пост ведь…

– Вах! – на грузинский манер проговорил Палюрич, – Мой друг говорит, что мясо не любит… Видать, только женское мясо любит…

Милёнок засопел, посмеиваясь.

– Есть телятина, – после несколькосекундной паузы сообщила Любаня.

– Это от какого слова? – Игорь не выдержал и громко засмеялся.

А что, разумно… Говорят ведь про барышень – «тёлочки». Вот и получается, что «Женское мясо» интерпретировалось находчивой Любаней, как «Телятина».

Палюрич с Милёнком вскоре ушли, и Игорь, в который раз за сегодняшний день, заглянул в торговый отдел.

– Ну что, не приходил? – глупо спросил Игорь Антона, заменявшего куда-то запропастившегося Жэку. Глупо, потому что прекрасно знал, что, появись Жэка на рабочем месте, об этом моментально узнали бы все. Антон, который вообще сегодня был выходной, закатил бы гаду-дезертиру грандиознейший скандал.

– Пришел бы – ты б услышал, – ответил Антон.

– Я уже волнуюсь, может, с ним случилось чего… – неопределенно пробормотал Игорь, отчасти, дабы загладить вину приятеля, отчасти действительно из-за беспокойства.

– Случилось, случилось, – передразнил Антон, – Перепил он просто, вот и не приходит…

– В первый раз, что ли, перепил? Раньше приходил ведь всегда… Ладно, еще немного подождём.

Игорь на всякий случай еще раз набрал на телефоне домашний номер Жэки. Последний раз Жэка подавал признаки жизни вчера днём, когда звонил от какой-то Леры и звал Игоря в гости… «Во что он на этот раз вляпался? Я тут перед всеми оправдывайся, а этот…» Игорь обругал ни в чем не повинные длинные гудки и озадаченно глянул на часы.

Технологический перерыв заканчивался. В окне полуподвального «Пробела» уже маячили чьи-то ноги. Пыльные кроссовки нетерпеливо пританцовывали, утюгообразные платформы почтительно поддерживали капризные женские ступни, самодовольно блестели офицерские сапоги. Клиенты жаждали открытия клуба.

«И даже Вась-Вась сбежал», – уныло подумал Игорь и поплёлся открывать. Следующие несколько часов у Игоря не было времени ни на осуждение прогульщика-Жэки, ни на страх перед мистической Верой. Несчастный, он чувствовал себя волком из детской электронной игры, который и рад бы остановиться, да обязан, по воле шутника-разработчика, ловить совершенно ему, волку, не нужные яйца. Анюта охрипла, перестала кричать своё иерихонское «Иго-орь», и, уподобившись уличному регулировщику, грозно жестикулировала, разгоняя клиентов по рабочим местам. Игорь начисто забыл о своих утренних суевериях:

– Вера, там индиец за пятой машиной чего-то хочет, посмотри! – нещадно эксплуатировал он Верино обаяние, сам отправляясь на помощь сканеру, гибнущему в руках миниатюрной брюнетки.

Ближе к полудню поток клиентов резко прекратился и на опустевший зал спустилась благодать в виде Палюрича с тремя баклажками минеральной воды и хот-догами.

– Это вам за самоотверженность, – прокомментировал директор свою щедрость.

– Боже, как я устала от собственного голоса, – сразила признанием Анюта, – Вам хорошо, вы тут наслушаетесь, и домой идете. А я с ним живу…

Коллеги понимающе закивали. Игорь не без любопытства наблюдал, как аппетитно Вера поглощала хот-дог. Г-жа Сан явно получала удовольствие от возможности попробовать «уличную» пищу.

– Кстати, господа, – Вась-Вась торжественно приподнял одноразовый стаканчик с минералкой, – Есть веский повод выпить. Отныне мы работаем круглосуточно. Будем нанимать новых людей, формировать группы и работать посменно.

По залу пронеслось дружное «ура». Подобное решение начальства означало окончательное признание Вась-Васевского плана развития «Пробела».

– Господин Милёнок вдруг резко изменил своё мнение о моих умственных способностях, – Вась-Вась многозначительно ухмыльнулся, – Растекался в комплиментах и даже коньяком угостил в честь принятия Орликами моего плана.

Милёнок раньше терпеть не мог и Палюрича и «Пробел», считая наличие интернет-клуба лишней головной болью и ненужной статьёй расходов для своих обожаемых Орликов.

– Странно, – удивился Игорь, – Он же вроде постится. Разве можно коньяк?

– Ну что ты, Игорь, – Вась-Вась очень забавно сложил пухлые ладошки на груди и смиренно закатил глаза к потолку, – В Писании, конечно, говорится, что хмель и пост вещи несовместимые… Но ведь это о вине… Слово «коньяк» там не употребляется, значит, видимо, можно…

Вызвав овации подчинённых, Палюрич мгновенно «Очеширился» улыбкой и поклонился.

Анюта захлопала еще громче. Антоха ехидно вскричал: «Бис!». Вера ловко смастерила из салфетки некое подобие цветочка и протянула его Вась-Васю. При этом смотрела она почему-то на Игоря. Тепло и слегка неуверенно, как бы спрашивая, правильно ли вливается в коллектив. Игорь кивнул в знак одобрения и тут же стушевался, смутившись собственной наглости. Конечно, Вера смотрела не на него. Конечно, ему всё показалось. Еще и инцидент с намеренным обольщением Верой Милёнка никак не давал покоя. Если бы не исчезновение треклятого Жэки, Игорь принялся бы лечить себя от странных чар г-жи Сан аутотренингом. Но сейчас было о чём беспокоиться и без этого.

Жэкина мама появилась ближе к вечеру. Анюта, которая уже несколько раз разговаривала с ней по телефону, отрицательно помотала головой в ответ на жаждущий утешения взгляд.

– Не приходил. И не звонил даже. Да вы не переживайте, он же взрослый уже… Разберется. Поверьте, я их тут всех очень хорошо знаю. А вашего Жэку, так и подавно, как облупленного. Ничего с ним случиться не могло. Просто забыл, что ему на работу, – добрая Анюта еще долго утешала бы взволнованную женщину, но несколько неприкаянных клиентов требовали срочной опеки, – Антон! Подмени Игоря, тут на набор…

– Обалдеть, – простонал из торгового зала Антон, – Вот сейчас всё брошу и пойду подменять Игоря. Этот гад Жэка там где-то опохмеляется, а я тут надрывайся…

Тут Антоха споткнулся о полный горечи взгляд пожилой интеллигентки. Каким-то непонятным завихрением подсознания Антон догадался, что перед ним Жэкина мать.

– А что я? – растерянно принялся оправдываться Антон, – Я ж ничего не говорю… У Жэки, между прочим, отпуска в этом году еще не было… Может, он в него и ушел… Скоропостижно…Мог бы предупредить конечно, скот. Но вообще ничего, держимся…

Игорь, нежно вцепившись в плечи коллеги, оттащил его от вконец перепугавшейся тети Милы.

– Игорёш, я уж не знаю, как быть, – обрадованная наличием близкого знакомого, запричитала тётя Мила, – Я уже и друзей ваших всех обзвонила, и больницы, и милицию… Даже морги…

Долгие годы совместной жизни с Жэкой превратили тётю Милу в паникёршу. Зная, что с сыном постоянно что-то случается, она любую ситуацию подозревала в самом худшем. Не удивительно. В городской неотложке, например, к её сыну уже давно относились, как к завсегдатаю.

– Что коммунальные соседи говорят? – Игорь был уверен, что тётя Мила уже провела мини-расследование.

– Как обычно: не был, не видел, не знаю, сам дома не ночевал… Ты же знаешь, Женя их выдрессировал.

Жэка строго-настрого запрещал соседям выдавать кому-либо информацию о себе.

– Пока нет смысла паниковать, – не слишком-то уверено провозгласил Игорь, – Если бы что-то плохое случилось, вам бы уже сообщили.

– Понимаешь, Игорёша, – тётя Мила испугалась, что Игорь уйдет работать, не выслушав, и принялась скорее говорить.

Игорь вдруг заметил, как она постарела за последние годы. «Господи, наши матери уже почти старушки…» – мелькнуло в голове. От этой мысли пахнуло ужасом. Выходило, что родители старились быстрее, нежели дети успевали повзрослеть. Игорь явственно ощутил, что и ему, и Жэке, пора немедленно браться за ум, дабы страховать матерей в стычках с приближающейся немощью. «Как же ж браться за то, чего нет?!» – попытался оправдать собственную безалаберность Игорь.

– Игорёша, ты меня слышишь? – тётя Мила за рукав вытащила Игоря из дебрей самокритики, – Я говорю, неладное с Женькой что-то. Он ведь ко мне вчера вечером обещал зайти. Отец специально для встречи с ним из деревни приезжал. Обещал и не зашел… А теперь и вовсе пропал… Понимаешь?

Вообще-то Жэка вряд ли мог проигнорировать приезд отца. Дело принимало совсем дурной оборот.

– Тёть Мил, – Игорь старался говорить как можно спокойнее, – Вы идите домой и дежурьте на телефоне. Я думаю, он позвонит… Мне еще час доработать надо, а потом я по ребятам пройдусь. Может, кто его видел. Вы не переживайте. Он себя в обиду не даст.

– Ой, не знаю, – тётя Мила, вздыхая, направилась к выходу.

– Подождите, – зачем-то вмешалась Вера, – Вы когда с ним разговаривали в последний раз?

– Позавчера вечером, – оживилась чьим-то участием тётя Мила, – Он звонил сообщить, что зайдет с отцом повидаться…

– Вера, – взмолился Игорь, – Тётя Мила ничего не знает… Ей домой надо…

– Конечно, конечно, – Вера наконец-то правильно расценила ситуацию, – Давайте я вас чуть-чуть провожу…

Наличие клиентов лишило Игоря возможности отчитать Веру за вмешательство. Хотя, вероятно, даже если бы зал вдруг опустел, Игорь предпочёл бы держаться в стороне от странной девушки. Противоречивость его собственного отношения к новоявленной коллеге выбивала из колеи.

Как только на пороге «Пробела» появилась самодовольная физиономия вечножующего Пети, которого вызвонили в качестве сменщика для ночного дежурства, Игорь засобирался на поиски.

Сумерки придавали городу несколько зловещий вид. Проспект кишел спешащим в разные стороны народом. Никто не прогуливался, подчиняясь негласному правилу о том, что понедельник – день тяжёлый, ни секунды покоя не оставляющий. Игорь придал лицу целеустремленное и самоуверенное выражение, дабы не выделяться.

На самом деле он слабо представлял, что будет делать. Ну, обойдет все местные бары. Ну, обзвонит общих знакомых. Распинаться об успехе подобных мероприятий можно было лишь для успокоения тёти Милы. Если бы с Жэкой всё было в порядке, он давно объявился бы на работе, а не восседал в общепринятых местах тусовки. «Господи, ну почему я вечно должен изображать из себя героя?!» – тяжело вздохнул Игорь. Спокойно поехать домой, плюнув на обещанные тёте Миле поиски, он не мог. С другой стороны, как-то повлиять на ход Жэкиных неурядиц Игорю представлялось невозможным.

– Игорь, подожди, я с тобой!

Игорь вздрогнул. Вот уж чего он никак не ожидал… Сны становятся явью? Кто-то из небесной канцелярии решил испробовать на Игоре своё небесное чувство юмора? А может, это проверка на верность собственным принципам? На ходу набрасывая на хрупкие плечи плащ, к Игорю стремительно приближалась Вера. Она остановилась в нескольких секундах от объятий Игоря. Бежала так, будто бросится сейчас на шею, но остановилась. «Издевается!» – ощетинился Игорь. Он хотел уже сообщить, что в сопровождении не нуждается, но встретился с Верой глазами и устыдился. Девушка, похоже, всерьез переживала.

– Игорь, ты идешь разыскивать её сына?

Оба понимали, о чём Вера говорит. Игорь кивнул.

– Вместе больше шансов найти, – Вера сочла необходимым объяснить свое поведение.

– Разве?!

– Коллективный разум всегда сильнее, – Вере не хотелось спорить, пора было действовать, – Расскажи, что говорил тебе твой друг, когда вы виделись в последний раз. Постарайся вспомнить все детали.

– Вера, –Игорь решил поджентельменствовать, – На самом деле, повода для беспокойства нет…Тебя, видимо, Жэкина мама накрутила, вот ты и нервничаешь…

– Слушай, я в успокоительном не нуждаюсь. Хочешь найти своего друга? Давай искать, – довольно резко перебила Вера, потом, видимо, опомнилась, – Извини.

– Господи, своей паникой ты и меня и весь окружающий мир подстёгиваешь к нервозности…

– Игорь, – Вера говорила довольно спокойно, – Человек пропал, это не игрушки. Ты пытаешься атмосферу от негативных эмоций чистить, а нужно нечто более конструктивное совершать. Успокоимся потом, когда убедимся, что с твоим другом всё в норме. Жалко сына такой замечательной матери в беде бросать. Давай вместе подумаем, где его искать…

Игорь снова вспомнил, как нырял за Малым. Нервы отвратительно защекотало бессильной горечью. Позволить себе просто делать вид, что ищет Жэку, Игорь не мог.

– Рассказывай, – поторопила Вера. От её слов почему-то разило силой и уверенностью.

– Что именно тебя интересует? – Игорь подчинился.

Через несколько минут Игорь уже показывал кратчайшую дорогу к Жэкиному жилищу.

– Одного не понимаю, как ты собираешься попадать в комнату? – Игорь, поделившийся воспоминаниями о том, что в последний раз Жэка звонил от какой-то Леры, слабо верил в успех поисков оной.

– Главное, чтобы ты не ошибся насчет телефона.

– Да что тут ошибаться? – обиделся Игорь, – Повторяю, номера телефонов всех знакомых барышень Жэка вписывал в свой склерозник. Ну, то есть, в записную книжку. А книжка эта у него в сумке всегда валялась.

– А вчера при себе у него сумки не было, – продолжила Вера, – Я это от тебя уже слышала. Просто кажется мне, что не стал бы молодой парень на пьянку без записной книжки идти. Вдруг познакомится с кем…

Какое-то важное воспоминание мелькнуло в голове Игоря. Он отмахнулся, стараясь не упустить шанс доказать Вере свою правоту.

– Телефон и на пачке сигарет записать можно… И потом, кто ж заранее знает, что на пьянку идет? Жэка мне сам говорил, что из дому еще позавчера утром вышел. Он мусор пошел выносить и друзей встретил. Те его, как был, в домашних протертых джинсах и с мусорным ведром, на день рождения забрали. Он потом еще это ведро на шейный платок именинника выменял. Дома его склерозник… Только вот как туда попасть, закрыто ведь всё…

– Разберемся.

Вера не отставала от Игоря, и это его удивляло. Обычно, направляясь куда-то с барышней, он вынужден был намеренно замедлять шаг, дабы не оставлять собеседницу далеко сзади. Сейчас же Игорь шел в полную силу.

– Я не слишком быстро передвигаюсь? – спросил, наконец, он.

– Слишком, но я пока справляюсь.

Верина невозмутимость сражала наповал. Привычно взбежав по шаткой деревянной лестнице на второй этаж, Игорь дважды нажал звонок. Открыл дверь Жэкин коммунальный сосед.

– Еще не приходил, – тоном секретного агента проговорил он.

– И не надо, – заверил Игорь, – Я просто свои вещи хотел забрать.

– Неужели так плохо? – сосед расценил ситуацию по-своему, – А я ему Кримсона давал послушать, винилового… Может, тоже забрать? А то, знаю я этих ментов, опечатают, потом ничего не найдёшь…

– Я Вам пластинку сам занесу, – заверил Игорь.

– Буду признателен, – сосед оставил дверь открытой и испарился где-то в лабиринте своей личной жилплощади. Этот сосед, в отличие от остальных жильцов коммуналки, располагал аж тремя комнатами.

– Ну, что дальше? – Игорь подвел Веру к первой закрытой двери. Эта дверь вела в малюсенький тамбур, служивший Жэке прихожей, а его холодильнику домом.

– А что за дверью?

– Тамбур. Общий, его и соседей-невидимок. Мы их так называем, потому что их дома никогда не бывает. Потом дверь в Жэкину комнату. Она тоже с замком.

Вера долго рассматривала щель замка.

– Ты не умеешь, случайно, замки проволокой открывать? – после минутной паузы поинтересовалась она.

– Нет, – честно ответил Игорь, – И сквозь стены тоже не хожу.

– Жаль. Как ты думаешь, нас сильно заботит сохранность двери?

– Сильно. Это ж съемное жилье.

– Еще раз жаль.

В этот момент у Веры зазвонил сотовый. Не глядя на телефон, девушка нажала кнопку отключения аппарата. Перехватив удивленный взгляд Игоря, Вера смутилась.

– Ты прав. Нехорошо так поступать. Будут волноваться… – сказала она, хотя Игорь вообще ничего не имел в виду.

Вера включила трубу и отошла вглубь коридора.

– Только не надо меня встречать… Когда приду, тогда приду. Всё, в общем, нормально, – услышал Игорь обрывки её разговора.

– Ждут? Требуют возвращения? – поинтересовался Игорь, как можно равнодушнее кивая на телефон.

– Спрашивают, можно ли начинать ужин без меня, – сосредоточенно разглядывая запертую дверь, ответила Вера, – Я разрешила. Есть! – Вера вдруг оживилась до невозможности, – Вот что значит старинный дом! Игорь, видишь вот это деревянное окошко над дверью?

Игорь скептически глянул на забитое фанерой окно. Конечно, Вера могла бы попытаться пролезть в него, но для этого пришлось бы…

– Ты хочешь отогнуть гвозди?

– Именно. Становись на какую-нибудь табуретку, а я залезу к тебе на плечи.

Вера сняла плащ, оставшись в обтягивающей чёрной рубашке, закатила расклешенную часть джинсов, разулась, легко забравшись на кухонную табуретку и вопросительно глянула на Игоря. Его уговаривать не пришлось. Вера, похоже, не видела ничего будоражащего и необычного в подобном взаимодействии с посторонним мужчиной. Она крепко, будто в седле, держалась на шее Игоря, сжимая босыми ступнями его ребра для подстраховки. От напряжения, вызванного возней с непокорными гвоздями, всё тело девушки слегка подрагивало. Игорь придерживал Веру за ноги чуть выше коленей и тщился не замечать, насколько тонкой оказалась вдруг ткань разделяющей тела одежды. Он старался вообще не чувствовать Веру, не вдыхать её запах, не вслушиваться в дыхание… Пытался усердно думать о Жэке и его исчезновении. Перочинный ножик Игоря помог освободить оконный проем от фанеры. Вера слегка подтянулась на руках, ловко уцепившись за оконную раму, легко взобралась ступнями Игорю на плечи, проскользнула в узкий проем окна и через несколько секунд уже открыла дверь тамбура изнутри.

– Мда, – Игорь перевёл дыхание, – Вот так и чувствуй себя после подобных сцен в безопасности. Как легко, оказывается, проникнуть в чужую собственность…

– Надеюсь, ты будешь пользоваться этим знанием только во благо… Дай-ка мне еще раз свой ножик…

Замок, закрывавший дверь, отделявшую тамбур от комнаты, вскоре уступил Вериной настойчивости.

– Однако! – Игорь присвистнул…

– Только не говори, что впервые сталкиваешься с подобным, – отмахнулась Вера, – Не поверю, что ты не умеешь открывать замки-собачки с помощью лезвия ножа…

Игорь дипломатично промолчал.

– Господи! – Вера в панике огляделась. Перевернутые вверх дном вещи свидетельствовали о самом худшем, – Похоже, мы не первые, кто приходит сюда с обыском.

– Не переживай, – поспешил успокоить девушку Игорь, – У Жэки всегда такой беспорядок. Это нормально…

Вера на несколько секунд замерла, переосмысливая, потом рассмеялась собственной мнительности.

– Вот, я же говорил! – вскорости воскликнул он, извлекая из потёртой Жэкиной сумки не менее потрепанный склерозник, – Итак, ищем Леру или Валерию, или еще чего-нибудь… Вот же ж, знакомое имя. Никак не могу вспомнить, кого из Жэкиных баб так зовут… А говорил он своё: «от Леры звоню» так, будто я просто обязан знать, кто такая эта Лера.

– Из Жэкиных кого?! – строго переспросила Вера.

– Гхм… – Игорь даже покраснел, – «Из Жэкиных возлюбленных»– хотел сказать я.

Изучение записной книжки не дало никаких результатов. Валерия попалась только одна, и та была Валерией Осиповной, преподавательницей сопромата в бывшем Жэкином ВУЗе.

– Выходит, зря лезли? – вздохнул Игорь.

Вера ходила взад-вперед по комнате, массируя пальцами виски. Позже Игорь узнал, что эта странная привычка свидетельствует о том, что Вера лихорадочно пытается сосредоточиться.

– Пластиночку бы мне? – в косяк распахнутой двери вежливо постучал сосед.

– Ах, да…

Игорь полез в пластинки и вдруг прозрел. Битловский “Abbey Road” 69-го года. Шикарный альбом… Но не в этом суть. Оформление обложки… Босой Маккартни, переходящий дорогу. Память услужливо подбросила утренние кадры: голые ступни Жэки, вяло перебирающие зебру пешеходного перехода, и ВМW-семерка, несущаяся прямо на него.

– Лера! Девушка, от лодыжек которой чуть не вытошнило вчера Жэку, звалась Лера!!! И она оставляла нам свой телефончик. Вспомнил!

Игорь ликовал. Вера же выглядела еще больше озадаченной. Она, с воистину неженским терпением к вольностям слов, выслушала рассказ Игоря о подробностях вчерашнего утра, и сникла.

– Что за люди.. Разве можно идти в дом к абсолютно незнакомому человеку? Мало ли, что может быть… Вдруг там заседает шайка ублюдков, жаждущих разминки для кулаков… И потом, как мы его найдем, если он у этой Леры?

– По оставленным по дороге пустым бутылкам, – глупо пошутил Игорь, пытаясь разрядить обстановку.

Идея пришла им с Верой в голову совершенно одновременно.

– Есть, придумал! – резко выпалил Игорь.

– Игорь, ты гений! – не дожидаясь объяснений, заявила Вера. Пойдем скорее искать твою бомжиху.

К счастью, город был строго поделен бомжами, собирающими бутылки, на сферы влияния. Старуха-тень по-прежнему подпирала киоск возле перехода.

– Бутылочку не оставите, – заныла она, едва Игорь, купивший какого-то лимонада, отошел от киоска. Сегодня старуха-тень не лезла с советами.

– Бабушка, хотите заработать? – напрямик спросил Игорь.

Старуха сначала сделала огромные возмущенно-перепуганные глаза, потом вдруг смущенно улыбнулась и принялась кокетливо теребить грязную сосульку зачесанной за уши челки.

– Да иди ты, – как-то уж совсем дружелюбно пробормотала она, – А сколько платишь?

На этот раз возмущенно-перепуганными стали глаза Игоря.

– Он не за то платит, он за наводку платит, – сухо чеканя слова, вмешалась Вера. Старуха моментально ощетинилась.

– Куда его друг вчера ходил? – Вера решила взять допрос в свои руки.

– А вам что за дело?

– Бабушка, – Игорь достал из кармана несколько бумажных купюр, – Пропал он. Ищут его все. Может, беда с парнем, выручать надо…

– Ну, раз беда, то я подскажу. Значится так, поначалу мы… – старуха вся скукожилась от напряженного вспоминания.

– Нет-нет, нас только конечный пункт прогулки интересует. А то так до утра не разберемся…

– Это идти показывать надо, а у меня время самое рабочее…

Игорь вытащил еще одну купюру, и старуха оставила свой пост.

– Вот здесь, – старуха ткнула пальцем в левую ногу одной из уличных скамеек, – Здесь твой брат последнюю допил. Дальше не знаю ничего…

Вера с Игорем разочарованно переглянулись.

– Спасибо, бабушка, – растерянно пролепетал Игорь.

Старуха, воровато оглядываясь, быстро подобрала с земли очередную бутылку, запрятала её в матерчатую авоську и, осторожно пятясь, пробормотала.

– Пойду уже, а то дел невпроворот.

– До свиданья, – автоматически улыбнувшись, кивнул Игорь.

Вера не удостоила старуху даже взглядом.

– Нашел перед кем галантность демонстрировать, – брезгливо прищурившись, куда-то в сторону прошептала Вера, – Да она из-за этой вежливости только ненавидит тебя сильнее. Слышал бы ты, как они, между собой переговариваясь, последними словами всех нас поливают.

– А ты слышала?

– Довелось, – усмехнулась Вера, – Только и мыслей у них – как украсть побольше, да навредить кому. С ними на их языке надо. Тогда бояться станут, и может даже честно свой гонорар отработают. А так, нашла лоха: и заработала, и не подставила себя нигде… Между прочим, то, что она о дальнейших передвижениях компании умалчивает, наводит на печальные мысли. Если что нехорошее случается, эти, – Вера показала глазами на бомжиху, – обычно больше всего пекутся о собственной шкуре. Она вполне могла сама в обкрадывании пьяного Женьки участвовать, и теперь пытаться замести следы…

Игорь подумал, что Жэка, возвращаясь от загадочной Леры, пожалуй, мог уснуть где-нибудь на лоне природы, подставляя карманы бомжам, а тело милиции. И это далеко не самое худшее, что могло произойти с непутевым Жэкой. Игорь одернул себя, заставляя действовать, а не теряться в жутких догадках.

Старуха-тень отошла на безопасное расстояние, и почему-то остановилась. Смятые купюры, немедленно утонувшие в потайных дырах многочисленных одежей, без сомнения, являлись уже её собственностью. Несколько подобранных по дороге бутылок приятно оттягивали авоську. Но что-то мешало ей уйти. Она обернулась как-то чрезмерно бойко для своего возраста и быстро пробормотала:

– Потом он вон в тот ресторан пошел, – старуха кивнула на светящуюся вывеску незнакомой Игорю забегаловки, – Один пошел. Остальные еще возле телефона дёру дали. Суки. Такого человека одного бросили!!! –гримаса жалости еще больше скомкала её лицо, глубокие морщины в точности повторили рисунок на скукожившейся куртейке, – Только бабка тебе ничего не говорила… Бабка никому ничего не говорила…Понял?

Игорь кивнул. Старуха, причитая, заспешила прочь. Вера, склонив голову на бок, задумчиво прикусила губу. Пожалуй, пора было становиться менее категоричной в высказываниях и не столь пессимистичной в прогнозах. Игорь улыбнулся, отметив, насколько удивленным взглядом Вера провожала старуху.

– Ну что, пойдем наведаемся в указанный гадюшник? – Игорь решил не подчеркивать собственную правоту, хотя в глубине души искренне радовался, что вежливость и доброжелательность по-прежнему имеет очень большое значение. Большее даже, чем денежные купюры.

Утопающие в табачном дыму мальчики и девочки, все одинаково нетрезвые и волосатые, восседали шумной толпой за хлипким пластмассовым столиком. Демонстративно отделившийся от компании подросток в сползающем бандане строил глазки дородной барменеше и, с трудом попадая по струнам, мучил гитару, старательно перекрикивая брызжущее попсой радио. Картина была знакома до щекочущего чувства ностальгии где-то в районе солнечного сплетения. Пакет сока на десятерых, две по сто самой дешевой водки и четыре бутерброда, чтобы хозяева бара не выставили компанию вон. Выпивка приносится с собой и тайно разливается под столом. Трубочки для сока слезно выпрашиваются у не слишком строгой барменши. Только радио в игоревские времена обычно просили выключить, и по струнам попадали в любом состоянии.

Остальные места небольшого зальчика были свободны. Вера вдруг поняла, кого ей так напоминали посетители этого кафе. Она видела пропавшего Жэку всего один раз в жизни, но всё же некое впечатление о себе он уже оставил.

– Слушай, зачем искать твоего друга? – решила пошутить она, – По-моему, эти ребята мало чем от него отличаются… Может, подойдут и они?

Компания подрастающих неформалов еще больше испортила настроение Игоря. У них, похоже, гитара стала чем-то вроде необходимого для пьянки антуража, простым реквизитом, типа бандана или джинсов-клеш. Раньше собирались попеть песен, выпивка была вторичным и не всегда обязательным сопровождением.

– Они очень стремятся быть на него похожими, – Игорь не принял юмора, – Но перенимают лишь форму. Нет. Они не годятся. Ни на что не годятся…

Вера, казалось, что-то почувствовала. По-детски пожав плечами, мол «я же просто шучу», она успокаивающе закивала.

– Значит, будем продолжать поиски. Мы-то, слава Богу, еще на что-то годны.

Игорь невольно вздрогнул. И нотки оптимизма в голосе Веры, и её невзначай оброненное «мы», и само наличие этой девушки рядом в сложный для него, Игоря, момент – всё это показалось сейчас чем-то сказочно нереальным. Игорь вдруг вспомнил, что вообще-то привык действовать самостоятельно. Никого в свои планы не посвящая, дабы не показать перед окружающими унизительность возможного поражения… Даже самому близкому другу – Марийке, Игорь рассказывал о своих приключениях только после и в случае успешного их окончания. С Верой же всё происходило наоборот. Игорю хотелось делиться с ней происходящим. Это было так странно и неожиданно. Игорь, искренне благодарный девушке за поддержку, хотел сейчас же рассказать ей об этом. Но, скользнув взглядом по ставшему опять серьезным лицу Веры, тут же устыдился собственной сентиментальности.

– Кофе выпьем? – по-деловому предложил он. Вдруг мрачно подумалось, что для получения каких-либо сведений от толпы неформалов, придётся, наверное, самому брать в руки гитару и тратить добрый час на установление доверительных отношений.

Вера кивнула, усаживаясь так, чтобы охватывать глазами весь зал.

– Значится так, – девушка решила подвести итоги, – Вчера твой Жэка…

Вера задумалась, пытаясь подобрать слова.

– Жэка в компании отвратительно пьяных барышень искушал всех окрестных бомжей пустыми бутылками, – Игорь решил продолжить сам, – Он зашел в «Пробел» с целью забрать меня…

– Но остался ни с чем, и, видимо с горя, отправился звонить новой знакомой, телефон которой ты сунул ему в руки еще утром. Лера, по всей видимости, оказалась дома и согласилась встретиться с Жэкой в этом кафе. Что ж, сие характеризует Леру, как особу весьма легкомысленную и неблагонадежную.

– Ты просто не слышала, как Жэка умеет убеждать. Стоит заметить, что своих барышень он предварительно куда-то сплавил. Видимо, рассчитывал произвести на Леру хорошее впечатление.

– И, судя по тому, что пропал, таки да, произвел. В любом случае, о дальнейших их передвижениях мы должны узнавать здесь. Думаю, бармен должна знать…

– Ты видела её лицо?

– Ну?

– Я у неё что-то выспрашивать не рискну.

– Что ж, самая грязная работа, как обычно, ложится на хрупкие женские плечи. Что ты там говорил? Если с людьми говорить по-человечески, то и они к тебе тепло относиться будут?» Сейчас попробую, – Вера тяжело вздохнула и направилась к стойке.

Игорь, скептически скривившись, пересел на соседний стул. Оттуда он легко мог слышать и видеть всё, происходящее возле стойки, сам при этом не слишком бросаясь в глаза барменше. Вера надела на лицо чарующую улыбку, небрежно облокотилась на край барной стойки и мягко попросила поющего подростка на секундочку прерваться. Тот пьяно хмыкнул, мол, понятное дело, творчество в наши дни никого не интересует. А что интересует? Как-как? Некая Лера, которая была здесь вчера вечером, вместе с молодым человеком по имени Евгений…

– Понимаете, этого Женю мы уже вторые сутки разыскиваем, – трагическим шепотом говорила Вера барменше, совершенно не обращая внимания на подслушивающего подростка, – А Лера, судя по всему, – ваш завсегдатай. Во-первых, вида она соответствующего, – Вера кивнула в сторону шумной компании. Во-вторых, не стала бы она постороннему парню в незнакомом кафе стрелку назначать. Ну, постарайтесь вспомнить, ну, пожалуйста…

– Детка! – как и все порядочные бармэнши, эта ни за что не стала бы трепать языком о завсегдатаях. Так ведь и клиентуры можно лишиться, – Ты знаешь, сколько у меня перед глазами таких Лер мелькает? Если б я каждую запоминала, давно бы уже крышей поехала… А ты что, жена его, что ли, или милиция?

– Да нет, – растерялась Вера, – Я так, просто…

Дальнейший разговор Игоря не очень-то интересовал. Дело в том, что полупьяный подросток, слушавший весь этот разговор крайне внимательно, начал вести себя крайне подозрительно. Стараясь, чтобы Вера не заметила его манипуляций, он быстро отставил гитару и прошмыгнул к своей компании. Игорь пересел на два стула ближе к их столику.

– Молодцом! – громко «зачитывал» кому-то толстый мальчик с косичкой, – Мой младший брат тоже бросил. С шести лет курил, а бросил… Молодцом! Сейчас ему шестнадцать, так он уже не курит. Только, когда выпьет – курит…

Выслеживаемый Игорем подросток робко дёрнул Толстого за рукав.

– Чего надо? – огрызнулся Толстый.

– Отойдем? – многозначительно косясь на Игоря, шепнул Подросток.

– Я сейчас, – заверил слушателей Толстый и уже направился было к дальнему столику, но по радио заиграла новая попса, – Эх, – решил прокомментировать толстый, – Алсучка… Поёт паршиво, но как баба, я вам скажу, для восемнадцати лет очень даже неплохо выглядит…

О чём Подросток докладывал Толстому, Игорь мог только догадываться. Упускать шанс не хотелось. Нужно было действовать.

– Вера, – отвлек Игорь всё еще сражающуюся с твердокаменной барменшей девушку, – Я ненадолго отлучусь. Ты меня дождись, ладно?

Вера недоуменно кивнула. Стараясь не терять времени, Игорь дождался момента, когда Подросток с Толстым особо увлеклись разговором, и быстро вышел из кафе.

Вера заказала себе еще кофе.

– Эй, – несколько боязливо поинтересовался у Веры толстый мальчик с косичкой, – А ваш друг где? Ушел?

Подросток, распевавший раньше песни возле стойки, подозрительно мялся возле выхода. Вера не совсем поняла, что происходит, но всё же догадалась прикрыть Игоря.

– В туалет вышел. А что?

– Да ничего, – снова замялся Толстый, – Думал, может, ты одна осталась…

– Я тебе в бабушки гожусь, – усмехнулась Вера, отвернувшись.

Толстый быстро кивнул Подростку, который тут же выскочил из кафе.

Проследить передвижения Подростка оказалось задачей далеко не простой. Он бежал от тени до тени, поминутно оглядываясь и явно чувствуя себя героем. Игорь быстро шел по другой стороне улицы. Первый раз в жизни он был доволен тем, что большинство фонарей в центре не работали. Спустя полквартала, путеустремлённый Подросток резко свернул во двор. Игорю пришлось пробежаться до угла. К счастью, Подросток еще не успел скрыться. Стараясь передвигаться в тени дома, Игорь проскользнул в щель подъездной двери. Лифт остановился где-то на этажах. Игорь на цыпочках поднимался вверх по лестнице.

– Лера, это я, Цыган. Открой, – послышалось несколькими этажами выше местонахождения Игоря.

– О-о-о! – громко запричитала хозяйка, – Только тебя здесь и не хватало!

Судя по голосу, Лера была абсолютно пьяна. Игорь пытался унять собственное сердцебиение, дабы не шуметь. «Надо же, нашли!» – победно мелькнуло в голове.

– Слушай, там, в баре, тебя ищут. По-моему, жена этого, хахаля твоего нового… С пацаном каким-то. Им баба Марта ничего не сказала, но, может…

– Ну-ка, зайди, – мгновенно посерьезнела Лера.

Игорь подошел к Лериной двери. Прислушался. Голоса терялись из-за громко включенной музыки. Игорь глянул на часы. «Однако, здесь весьма мирные соседи», – подумал он, осознав, что приближается полночь. «Вера!» – больно резанула мысль о том, что он оставил её одну в такое время, да еще и среди отрицательно настроенной публики. Игорь, уже не таясь, кинулся обратно в бар. Вера, нервно вглядываясь в окружающую тьму, стояла под вывеской кафе.

– Ну, наконец-то, – она с укором покачала головой, – Я уже думала идти тебя искать.

– Почему ты ушла из бара?

– Надоело.

– А если честно?

– Побоялась, что кого-нибудь покалечу, – Вера премило улыбнулась, – Один молодой человек был слишком навязчив в желании понять, куда ты делся. Заметь, я просто ушла.

Игорь хотел, было, разразиться вопросами, но счёл момент крайне неподходящим.

– Я знаю, где живет Лера…

По пути он вкратце пересказал слышанное.

– Забавно, – улыбнулась Вера, – Сам того не зная, ты действовал в точности согласно учебникам.

– То есть?

– Если ты знаешь, в каком районе проживает разыскиваемый, то установить дом и квартиру в большинстве случаев довольно легко. Достаточно подойти к кому-нибудь из активно себя проявляющих местных жителей, естественно, примерно одного с разыскиваемым объектом возраста, и грозно заявить, что ты ищешь их соседа. Почти все люди устроены одинаково. Тебе или с радостью выдадут знакомого, или, категорически отказавшись отвечать, тут же побегут предупреждать объект. Останется только проследить за ними.

– А что еще пишут в твоих учебниках?

– Много чего. Например, знаешь, как надо действовать, если ты слабая девушка, на которую напал маньяк?

– Никогда не интересовался… Звать на помощь?

– С нашими людьми – бесполезно. Надо хватать с земли самый надежный камень и швырять в близлежащие окна жилых домов. Тогда внимание широкой общественности таки будет привлечено.

– Это что ж за учебники такие, в которых учат мирным жителям стекла бить?

– Учебники школы выживания. Есть такая.

– У нас?

– И у нас тоже филиалы появились. С разработанными под специфику государства нюансами.

– А еще примеры? – заинтересовался Игорь.

– Ой, да масса… Если на тебя пытаются влиять, путем захвата кого-то в заложники, нужно…

– Стрелять по заложнику? – Игорь вспомнил виденный когда-то боевик, в котором обыгрывалось это правило.

– Какой кошмар! – возмутилась Вера, – Хотя, наверное, этот принцип куда более результативен… По нашим правилам нужно попытаться вступить в переговоры. Убедить преступника, что ему и самому выгоднее не причинять никому вреда. Заложником рекомендуется жертвовать только в самом крайнем случае. Правда, как отличить этот случай от всех остальных, там не объясняют.

– А еще принципы?

– Да всякое… Интересы дела важнее интересов конкретных личностей. Никогда не стоит лезть на рожон… Можешь бежать – беги. Если берешься спасать кого-то, – действуй наверняка, а то подвергнешь риску и себя, и спасаемых… И, главное, не относись к происходящему слишком всерьез. Считай всё игрой, тогда будет не так страшно, и можно будет контролировать собственные поступки.

– Вот этот подъезд, – вынужденно прервал беседу Игорь, – Ты представляешь, что мы будем делать?

– Ну… – Вера замялась, – Слегка.

За Лериной дверью по-прежнему играла громкая музыка. Дабы не оставлять самим себе шансов на сомнения, Вера и Игорь одновременно потянулись к звонку. Вздрогнули. Больше от прикосновения друг к другу, чем от громкости порожденного звука.

– Кто?

– Простите, что так поздно. Позовите, пожалуйста, Евгения Бекова, – после несколькосекундного замешательства Игорь решил взять инициативу на себя.

– Здесь таких нет, – Лера и не думала открывать.

– Послушайте, Валерия, – вмешалась Вера, – Я вас официально предупреждаю, скрываемый вами человек разыскивается. Если вы немедленно не откроете, мы будем вынуждены применить силу.

За дверью послышались приглушенные возгласы. Кто-то выключил музыку. Слова явно произвели впечатление. Лера с кем-то совещалась.

– Я милицию вызову! – сказала, наконец, она.

– Мы сами милиция, – безапеляционно сообщила Вера, – Предупреждаю в последний раз, откроете дверь по-хорошему – вам ничего не будет.

– Нет здесь никакого Евгения! Только я, Цыган и Ромка пьяный дрыхнет, – Лера уже почти плакала, – Отец с матерью на даче, я боюсь вам открывать…

– Если хочешь, чтобы нечего было бояться, открой дверь, – безжалостно настаивала Вера.

– Ваш Евгений давно домой пошел, – послышался голос Подростка. Лера тут же зашикала на него.

– Слушай, я сейчас наряд вызову, вас всех заметут, не разбираясь, – продолжала Вера.

Послышался скрежет замка. Узкая щель в дверном проеме удерживалась мощной цепочкой.

– Покажите удостоверение, – дрожащими губами попросила Лера. Игорю вдруг стало жалко хозяйку. Всё понятно, предки уехали, девочка навела всякой шушеры в дом, и теперь сама не знает, что с ними делать. А тут еще и в квартиру кто-то ломится. Игорь собирался как-то успокоить неудачливую хозяйку вечеринки, как вдруг произошло нечто странное. Вера быстро поставила в щель двери носок сапога, после чего просунула в квартиру руку и вытащила Лерину косу на лестничную площадку. Хозяйка взвыла, влипнув лицом в дверной косяк.

– Быстро открыла дверь! А то хуже будет!

Хозяйка квартиры, рыдая, сдалась. Подросток попытался наброситься на стремительно ворвавшуюся в квартиру Веру, и Игорь с тоской подумал, что сейчас придется драться с этими, в общем-то, неповинными людьми. Вера громко выкрикнула: «Стоять!», и быстро сунула руку во внутренний карман плаща. Подросток, насмотревшийся западных боевиков, замер, ожидая, что Вера вытащит оружие.

– Если бы ты был трезвый, то был бы уже мертвый, – глядя прямо ему в глаза и не вынимая руки из кармана, отчеканила Вера, – А так – спишем на то, что ты неадекватно воспринимаешь происходящее. Где Евгений?

– А, вы про Женьку, – Подросток вжался в стену, – Так сказали же вам, ушел он…

– Я посмотрю, – Вера, не меняя положение руки, кинулась исследовать квартиру.

– Да говорю же! – жалобно причитала хозяйка квартиры, – Он домой ушел, часа два назад. Могу вам его телефон домашний дать. Я больше ничего о нем не знаю… Только вчера познакомились…

Тут Лера еще раз всмотрелась в лицо Игоря и узнала его.

– Ты?! Так вы не из милиции? – хозяйка моментально сбросила жалостливую маску и ошалело глядела на Игоря, – А ну, убирайтесь…

В этот момент из комнаты появилась Вера. Она выглядела какой-то растерянной.

– Нету его здесь, – подавленно произнесла она, – Бардак приличный, но нашего здесь нет.

Извините, – кинула она, проходя мимо Леры к входной двери. Игорь тоже поспешил выскочить на лестничную площадку.

– То есть как это, «извините»?!?!?! – завопила Лера, наконец, опомнившись, – Я этого так не оставлю! В порошок сотру! В ногах валяться будешь!!!

Многочисленные проклятия и угрозы еще долго пережевывало эхо лестничной площадки. Несколькими этажами ниже Игорь сидел рядом с Верой прямо на бетонных ступеньках подъезда и крепко прижимал к себе её содрогающиеся от рыданий плечи. Он почти не вслушивался в произносимые Верой тексты, не говорил ни единого слова утешения. Он просто прижимал её изо всех сил, перетягивая каждой клеточкой её боль на себя…С каждым прикосновением всё отчетливее понимая, что никогда в жизни не держал в объятиях более родное существо.

– Я урод. Понимаешь, самый настоящий урод. Не приспособленный к жизни изгой, – уже и не пытаясь совладать с накатившей истерикой, всхлипывала Вера, – Вырастили из меня монстра. Агрессивную овчарку … А врагов подкинуть поскупились. С цепи спустили, добренькие, даже намордник цеплять не стали.. А как в мирное время существовать, не рассказали. В любой ситуации трагедии мерещатся. Ни в чем не повинных девчонок за волосы таскаю…

Игорь молчал. Насколько неприятно чувствовать себя паникёром, он прекрасно знал по себе.

– Я ведь и правда думала, что они там твоего Жэку наручниками к батарее приковали. Героем-спасителем себя возомнила… Вспомнила, что одно из главных правил – вести себя так, чтобы сомнений в серьезности твоих намерений не оставалось. Устрашающе себя вести… Дура! – продолжала Вера, – Какая я все-таки дура! Кулаки чешутся, да воевать не с чем…

Игорь гладил Веру по мягким пушистым волосам.

– Все мы такие. Не плачь. Ты ведь в точности описываешь сейчас трагедию всего нашего поколения. Диссидентскими настроениями еще в советские времена выкармливаемые, мы готовы были бороться до последнего. А выросли и обалдели – в пору со свободой бороться, а не за оную. Вот и маемся неприкаянные, – Игорь проговаривал сейчас вслух то самое, наболевшее, стыдливо умалчиваемое от друзей, – Самые глупые – в урлу подались, самые приспосабливающиеся – в коммерцию. Остальные пьют и выдумывают истории о собственных героических деяниях. Есть еще те, кого предыдущие варианты не лечат… Эти от собственной бессмысленности с ума сходят, – Игорь усмехнулся, – Или чистят окружающую действительность от негативных эмоций. А что? Тоже занятие… Хотя понимают, что всё это тоже чушь собачья…

Вера уже почти успокоилась. Несколько пораженная схожестью проблем, она, прищурившись, глядела на Игоря, пытаясь установить, действительно ли он думает то, о чем говорит.

– Скажи, ты расписываешь всё это просто, чтобы я не чувствовала себя одинокой? Мол, «не плачь Маха, у соседки муж тоже алкоголик, так он еще и дерётся»?

Игорь вздрогнул. Он впервые открывал кому-то свою слабость, и вот, так нелепо напоролся на колкости…

– Прости, я опять что-то не то говорю, – Вера готова была снова расплакаться, – Видишь, я во всех вижу врагов и насмешников…

Игорь почувствовал искренность её извинения и понял, что не имеет права обижаться.

– В этом мы тоже похожи, – улыбнулся он.

– Что же делать? – доверчиво спросила она, и этот искренний, наивный вопрос лёг на душу Игоря грузом желанной ответственности.

– Не знаю. Пока не знаю… Но это не проблема. Видишь, как мы с тобой в паре всё замечательно выясняем… Главное, что мы нашлись. Главное, что нашли вопрос, а ответ уж найдем. Вот увидишь… Не зря же нас друг другу показали.

Вера поймала его руку и прижалась к ней щекой.

– Может, просто провидение что-то напутало, и от этого мы встретились, – пробормотала она, – Встретились так некстати, – Вера подняла глаза и вдруг улыбнулась, – Так некстати и так безвозвратно.

Игорь на миг захлебнулся теплотой её взгляда. Вера что-то почувствовала и быстро отвела глаза. «Нельзя. Не время для романтики,» – подумали оба. Но губы Игоря уже промокали капельки слёз со щёк Веры. Но руки их уже переплелись в порыве бессловесной клятвы. Вера ответила на поцелуй. Всё сразу встало на свои места. Игорь знал теперь, для чего жить.

Их отшвырнул друг от друга хлопок подъездной двери.

– Ой, ё…, – послышалось с первого этажа, – Так и убиться можно. Понаставили тут ловушек на больного человека.

– Это Жэка!

Игорь стремительно кинулся вниз.

– Ты, скотина редкая! – накинулся он на пропавшего и почему-то вдруг принялся его обнимать, – Живой, зараза! Добить тебя, что ли?

Жэка был трезв, но глубоко несчастен. Вдобавок, он умудрился споткнуться о подъездный порожек и теперь обиженно скулил, прыгая на одной ноге.

– Игорь?! – Жэка несколько раз протер глаза., – А я уже домой ушел. Потом с автомата решился матери позвонить. Она такой крик подняла, что жутко мне обратно к ребятам захотелось, – и потом, без перехода, совсем другим тоном, – Я дурак, Игорь, да? Я на работу не пошел…

– Я в курсах. Из Пробела за тобой и прислали.

– Да я проспал просто… Хотел позвонить, а нам опохмел принесли… В общем, скажу Вась-Васю, что болел… Как думаешь?

– Свинья ты, Жэка! – Игорь честно сказал, как думал.

– Ну, свинья, – как-то подозрительно охотно признал Жэка, – Что ж теперь, застрелиться? Не могу же я задним числом исправиться? Я, кстати, и отца так и не навестил вчера. Но не мог же я пьянючий к ним идти? А у Леры такая малина вчера была… Она – наш человек. Называет себя «маленькая хозяйка большого дурдома». Классные ребята… Утром, правда, стыдно как-то сделалось…И что проспал, и что мать нервирую… Я попереживал, конечно… Совестью помучался…

– Но потом принесли опохмел?

– Нет, – отмахнулся Жэка, стараясь не упустить возможность похвастаться своей новой теорией, – Просто я вот что надумал. Если изменить что-то не можешь – так лучше уж и не страдай по этому поводу. Не переживай и не мучайся без толку.

– Желательно еще делать выводы и в будущем поступать по-другому, – Вера стояла на пролёт выше и свысока взирала на чудом обнаружившегося философа.

– Это Вера, – предотвратил Жэкины вопросы Игорь. Потом, совершенно неожиданно для самого себя, уточнил, – Это моя Вера.

Все трое на несколько мгновений онемели. Жэка опомнился первый. Он галантно раскланялся перед Верой. Потом резко отшатнулся.

– А как вы меня нашли?

– Телепатия, – спокойно ответила Вера, – У Игоря с твоим подсознанием мысленная связь.

Всё-таки Жэка был слегка заторможенный. По крайней мере, ему потребовалась добрых несколько секунд, дабы определить, шутит Вера, издевается над ним, или говорит правду.

– Стоп! – до Жэки, наконец, дошло, – На самом деле, я назвал тебе адрес, когда звонил вчера днем от Леры и звал тебя в гости… Так?

– Склеротик алкоголический! – возмутился Игорь, – Нашли мы тебя совершенно необъяснимыми путями…

Игорь запнулся, потому что вдруг вспомнил, что Жэка действительно называл по телефону адрес Леры. В подобном величии собственной глупости Игорь не мог признаться даже Вере. В конце концов, Игорь всё равно вряд ли мог бы вспомнить названный адрес. «Впредь придётся записывать любую проскользнувшую в окружающей действительности информацию. Вдруг пригодится», – только и смог констатировать он, справедливо пользуясь Жэкиной теорией и не переживая о том, чего уже нельзя изменить.

– Ого, – Жэка посмотрел на часы, – Полвторого уже. Куда пойдем?

– Я те пойду! – Игорь решительно развернул Жэку лицом к выходу из подъезда, – Считай себя арестованным. Тебе на работу завтра. Марш домой!

– И правда, – Жэка с детства обожал, когда с ним возятся, – Только гарантируйте мне доставку на дом, а? Скучно самому идти…

Игорь вопросительно глянул на Веру.

– Я не спешу, – ответила она.

Игорю на миг стало невыносимо жарко. В словах Веры ему почудилось обещание…

– Отлично! Спать будете на полу, там удобнее. Я матрас кину…

От подобной беспардонности Игорь резко почувствовал себя не в своей тарелке. Вера встретилась с ним глазами и отрицательно покачала головой. Игорь понимающе опустил веки.

По дороге Игорь красочно расписывал приятелю, как они умудрились вычислить место жительства Леры. Чем ярче и веселее говорил Игорь, тем мрачнее и возмущеннее становилось выражение лица Жэки.

– То есть, как это вы взяли мою записную книжку?

Игорь искренне удивился.

– Эй! Это ж не чужие люди, это ж я…

– То есть, как это вы фанерку с окна отодрали? Вы что, с ума сошли? К Лере ворвались в дом?!

Жэка никак не хотел понимать, что его исчезновение кого-то встревожило всерьез.

– Если б мы тебя сегодня не нашли, тётя Мила завтра бы в розыск подала, – в качестве весомого аргумента заявил Игорь.

– Её б воля, так она бы на меня за каждые полчаса неявки ментам стучала.

– Перестань, – оборвал его Игорь.

Игорь держал Веру за руку. Сжимал ручищей узкую холодную ладонь, чувствовал себя огромным и сильным, обязанным кого-то оберегать. Ловил распахнутым на восприятие любого Вериного проявления сознанием каждый её вздох. Даже Жэке что-то говорил исключительно для неё, в расчете на её понимание и одобрение.

– А фанерку мы обратно поставить можем, – вдруг сказала Вера.

– Не в этом дело… Просто, нельзя же так… Это же нарушает все права человека! А если бы я прятал труп в комнате?

Жэка не мог показывать Вере, что злится, поэтому пытался обратить своё раздражение в шутку.

– Теперь будешь иметь в виду, – спокойно сообщила Вера, – Поищешь для трупов более подходящее место.

– Ладно, – Игорь поймал себя на том, что хочет поскорее остаться с Верой с глазу на глаз, – Дальше, думаю, ты сам дойдешь. А мне еще Веру провожать.

– Как? Мы ж ко мне шли?

– Это тебе так хотелось.

– Вот гад! – выругался Жэка, – А мне теперь, может, в свою взломанную квартиру заходить страшно. Вдруг там уже какой-нибудь маньяк сидит и меня поджидает… Ты потом себе моей смерти никогда не простишь!

– Кому ты нужен?! – возмутился подобному мелкому шантажу Игорь, – А брать у тебя всё равно нечего…

– Жень, ты не волнуйся, – Вера почти поверила в беспокойство Евгения, – Мы, уходя, комнату снова на замок защелкнули.

– Да?! – Жэка всё таки слегка переигрывал и его паника выглядела фальшивой, – Ну ладно, поверю… Но, если что, буду ночами являться в кровавых кошмарах…

– Договорились. Пока, – тоном, не терпящим возражений, заявил Игорь.

Несколько минут Вера с Игорем молча смотрели в глаза друг другу. Игорь вдруг ощутил себя неловко. Впервые он не знал, как вести себя с женщиной. Всё это не имело ничего общего с желанием покорить или обладать. Хотелось обнять, спрятать, укрыть, спасти… И, в тоже время, прижаться, уткнуться, спрятаться. Еще хотелось что-то создавать. Отчего-то казалось, что вот она – та женщина, с которой можно строить свой мир… О существовании Марийки Игорь почему-то совершенно не задумывался.

– Ты действительно пойдешь меня провожать?

– Есть варианты?

Вера нахмурилась.

– Если хочешь, можешь посадить меня на такси…

– Гхм, – Игорь замялся.

– За мой счёт, – добавила Вера, расценив смятение Игоря по-своему.

– Господи, я совсем о другом… Если не возражаешь, пройдемся пешком. Это далеко?

– Далеко.

– Тем лучше. Люблю пешие прогулки…

– А я?

Игорь растерялся. То, что Вера может хотеть побыстрее попасть домой, он как-то не учитывал.

– А ты? – запоздало спросил он.

– Тоже люблю, – рассмеялась Вера, – Я всегда должна буду подсказывать тебе вопросы, которые надо задавать?

– Всегда, – слово было совершенно непривычным, Игорь несколько раз повторил его, дабы распробовать, – Главное, будь всегда… А уж с обязанностями для тебя мы разберемся…

– Буду, – просто ответила Вера.

Ночь всегда была для Игоря чем-то вроде лекарства. От бытовых неурядиц, от неудачных литературных попыток, от духоты железобетонной квартиры Игорь прятался в сказочных очертаниях спящего города. Бродил по стыдливо петляющим улочкам и благородно стелящимся под ноги проспектам. Засматривался на редкие освещенные окна, удивлялся, что кто-то тоже не спит, пытался разгадать, чем живут и о чем мечтают по ту сторону стекла. Наблюдал, скептически сощурившись, как таксисты крадутся, охотясь на клиентов, а иномарки шарят фарами, высматривая девочек. Сейчас, когда Верина рука свидетельством единомыслия спокойно лежала в его ладони, прогулка наполнялась новым, совершенно особым смыслом. В мыслях всплывали неизвестно откуда взявшиеся строки:

Ночь растопила заветные струны,

Радостно что-то трепещет в груди.

Боже, спасибо, что мы еще юны,

Боже, как сладко, что всё впереди.

Хотелось кричать городу о преданности, о готовности не верить в отчаянье и, честно служа многоликости Муз, сделать этот мир хотя бы чуточку лучше. Вера шла рядом, высоко подняв подбородок. С удовольствием подставляя тёплому ветру лицо, она улыбалась чему-то неведомому. Звезды отражались в умытом поливальными машинами асфальте и её глазах.

– Ничего, что я молчу? – Игорь запоздало сообразил, что ничем не развлекает спутницу.

– Смотря о чём, – Вера стала вдруг совсем взрослой, – Есть такие вещи, о которых действительно лучше молчать… Чтобы не спугнуть их.

Игорь понял, о чём она. Захлебнулся на миг охватившим всю душу порывом, но сдержался. Только сильнее сжал Верину ладонь.

– Игорь, – тихо позвала Вера, – Знаешь, а я ведь читала ту твою статью. Ну, ту, что о музыкантах, что были на нашей вечеринке.

– Ну?

– Мне понравилось, как ты пишешь. Почему ты всё-таки ушел из журнала?

– Я же говорил, цензура замучила. Мне свобода дороже – как творческая, так и физическая, – Игорь совсем не хотел портить разговор жалобами, а врать и придумывать не хотелось.

– Это правда, что журналисты у вас… точнее, у нас, не могут писать то, что думают? – требовательно спросила девушка.

Игорь тяжело вздохнул. Ну что тут можно объяснить?

– Понимаешь, Вера, не знаю, как у вас… а у нас большинство журналистов в принципе не могут писать. Потому что не умеют. Впрочем, как и думать.

– Ты повздорил с коллегами? – не отставала Вера.

– Упаси боже, – Игорь улыбнулся, – Все они чудесные люди. Просто понял, что писать плохо больше не хочу, а писать хорошо сейчас не умею. А быть журналистом – значит писать вне зависимости от того, можешь ли ты сейчас делать это хорошо. Для меня это слишком высокая степень несвободы.

– Я почему спрашиваю, – быстро проговорила Вера, и Игорь почувствовал, что Вера немного смущена тем, что собирается говорить, – В общем, у нашей семьи, ты же понимаешь, обширные связи… Причем, на очень высоком уровне. Если позволишь, я могу поговорить. Попрошу, чтобы тебя не мучили цензурой. С учредителями, конечно, такой разговор заводить неэтично. Это вызовет подозрения, – Вера даже покраснела от этих слов, – А вот с замом вашего главного редактора я вообще-то в полуприятельских отношениях. Он у нас постоянно пасется, все рекламодателей себе нажить пытается.

Игорь едва поборол в себе желание по-волчьи завыть. Уж в ком, в ком, а в Вере он такого не подозревал. Хотя, что еще можно было ожидать от жены Вадима Сан? При таком статусе не стать интриганткой и ценительницей блата просто невозможно.

– Я поговорю? – еще раз переспросила Вера.

– Не нужно, – Игорь постарался говорить спокойно, – Зачем? Я и сам с ним знаком. И разговаривать тоже, вроде, умею.. И с учредителями тоже. Ты не переживай. Я в своем журнале тоже всех знаю.

Несколько секунд молчали. Потом Вера вдруг улыбнулась и заявила шокирующее:

– Слушай, как я рада, что ты обиделся.

Игорь чувствовал, что она говорит искренне. Незамедлительно накатила неловкость за едкость последних слов.

– Не то, чтобы обиделся, – Игорь решил оправдаться, – Просто очень глупо думать, что дело в каком-то блате. Во-первых, я действительно не могу сейчас ничего стоящего написать, а во-вторых, я, честно говоря, целиком поддерживаю соображения нашей цензуры. То, что я, возможно, хотел бы написать, журналу печатать категорически противопоказано. Это просто не будут читать. Здесь цензура действительно права. Большинство наших журналистов на том же положении: понимают, что интересное им не интересно читателю. Только они все равно пишут, подстраиваясь. В результате превращаются в бездумных ремесленников. А я больше не могу. Интересно писать о том, что тебе уже давно скучно – высший пилотаж профессионализма. Я не дотягиваю. Кстати, ты не думай, я сейчас говорил только о своих. В других редакциях, вероятно, все по-другому. Возможно, там авторам работать интересно.

– Почему ты не пойдешь туда?

– От себя не убежишь, – сам того не желая, Игорь повторял слова Марийки,– Проблема во мне. Мне будет не интересно работать где угодно. В общем, я уже прижился в «Пробеле». А всё, что ты говорила, про блат и прочее… Ты извини, конечно, но это…

– Омерзительная чушь, – закончила за него фразу Вера, – Я тоже так считаю. Но, просто… Понимаешь, я должна была тебе это предложить. Вдруг ты оказался бы таким как все. Тогда я могла бы тебе помочь. Я лезу в эту тему не из любопытства. Просто действительно хорошо то, как ты пишешь. Действительно грустно, что ты не хочешь продолжать.

Игорю тоже было грустно. Тем более, что он хотел. Хотел, но не мог. Пора было срочно менять тему.

– А как наш замредактора умудрился стать вхожим в ваши пенаты?

Игорь вдруг понял, что скрытность Веры теперь не помеха. Теперь есть, у кого спросить. С замом у Игоря были вполне деловые отношения. Несколько раз он выручал зазевавшегося зама необходимыми материалами, и теперь вполне мог потребовать информацию о Вере. Кроме того Игорь вдруг отчетливо вспомнил, что как-то видел у этого самого Зама на компьютере дирректорию: «Информация о…», и файл с названием Сан там точно был…Девушка словно прочитала мысли Игоря.

– И не думай даже! – строго насупилась она.

– Вообще, или о чем-то конкретном? – попытался отшутиться Игорь.

– Не вздумай никого обо мне расспрашивать. Ты сам не знаешь, какую бучу это может вызвать. Пожалуйста, не лезь во все это…

– Во что?

Вера только хмыкнула, в качестве ответа. Игорь понял, что теперь уже и она кровно заинтересована в смене темы. Забавно, но в последнее время, любые разговоры о редакции выходили Игорю боком.

– Вера, скажи, а ты обучалась в этой своей школе выживания?

Конечно, это была не лучшая идея, но других вопросов «не о редакции» Игорь придумать не успел.

– Нет, – девушка еще больше помрачнела, вспомнив инцидент с Лерой, – Просто мой близкий друг был одним из её основателей, – Игорь насторожился, – Он, считай, вырастил меня. Ну и, естественно, втемяшил в голову массу необходимых в критической ситуации правил. Даже смешно, насколько они не действенны в нормальных условиях.

– Послушай, а за тебя не будут волноваться? – Игорь вдруг вспомнил, что Вера принадлежит не только ему.

– Нет. Я же при тебе предупредила, чтоб особо не ждали. А за тебя?

Игорь хотел завернуть нечто концептуальное, вроде «На то я и мужчина, чтобы за меня не волновались», но ощутил вдруг бессмысленность красивого пафоса.

– Не думаю, – честно ответил он, – Я домашних уже давно приучил, что прихожу, когда вздумается.

Конкретизировать, кто именно эти домашние, Игорь намеренно не стал. Марийка и вправду привыкла уже к ночным похождениям Игоря, и, скорее всего, спокойно спала.

– Нехорошо это…

– Что именно?

– Ну, то, что мы приучаем людей не волноваться за себя. Помнишь, «лучше быть нужным, чем свободным»…

– Видимо, с нашими странностями, по-другому будет негуманно по отношению к окружающим. Лучше пусть людям будет спокойнее…

– Негуманно жить с людьми, к которым так относишься, – Вера совсем посерьезнела, – Впрочем, таким, как я, вообще жить негуманно.

– По отношению к кому?

– К самой себе, – Вера на миг задумалась, – Ну и, похоже, по отношению к тебе теперь тоже.

– По отношению ко мне, факт твоего наличия – самый, что ни на есть, подарок судьбы, – пылко заверил Игорь.

– Если бы еще ты знал, о чем говоришь, – в сомнении покачала головой Вера.

– А я и не знаю. Я чувствую…

– И часто ты чувствуешь такое по отношению к малознакомым женщинам? – спросила Вера в уже привычной для Игоря язвительной манере.

– Такое – в первый раз. Всякое чувствовал, не скрою. Но такое – впервые…

Вера не ответила.

– Вера, – Игорь неожиданно для самого себя вошел в привычное русло романтической беседы, – Расскажи о себе всё.

Вера задумалась. Потом остановилась, кинула в Игоря сумасшедшинкой взгляда и многозначительно произнесла.

– Меня зовут Вера. По сути, это всё.

Игорь навсегда понял, что привычные технологии с этой женщиной не применимы. Остаток пути шли молча.

– Вот мы и пришли.

Вера с Игорем стояли на холме, у подножия которого располагался район, состоящий из частных домов. Рассвет уже диктовал свои правила, безжалостно обнажая, как покосившиеся хатки-развалюшки района резко контрастируют с замкообразными особняками.

– Дальше я сама, – Вера прервала затянувшееся молчание.

Игорь всё понял. Игорь молча помахал рукой в знак прощания. Игорь резко развернулся и зашагал прочь.

– Игорь! – Вера едва догнала его, – Подожди, я хотела спросить…

Страстный поцелуй не дал ей договорить.

– Извини, я, кажется, не вполне понимаю, что делаю, – Игорь заставил себя разжать руки.

– Я хотела спросить, – Вера пыталась нормализовать дыхание, – Когда ты завтра будешь в «Пробеле»?

– Вообще-то я в ночную смену…

– Увидимся, – мягко кивнула Вера, потом подошла совсем близко и осторожно потёрлась щекой о воротник джинсовой куртки, вдыхая ставший вдруг таким родным запах этого лучезарного мальчика. Мальчика, который и сам не ведает, что творит.

Дерзкие мечты, которые Игорь прокручивал в своей голове по пути домой, не рискнёт описывать ни один автор. И речь идет вовсе не о сексуальных фантазиях. Просто, как оказалось, Игорь всегда слишком многого хотел от жизни. А уж от личной жизни – тем более. Увы, все, подобные «слишком» обычно отдают нудной категоричностью, посему на попадание в книгу рассчитывать не могут.

* * *

К счастью, сегодня Марийка никого не затащила в гости. Она спокойно спала, высунувши из-под одеяла только кончик носа и остриё косы. Рядом с кроватью на полу валялся телефон. Так Марийка демонстрировала, что волновалась и переживала. Вот, мол, «спала в обнимку с телефоном». Игорь тихонько убрал аппарат обратно в коридор.

– Сколько время? – не открывая глаз, спросила Марийка.

– Спи, спи, – отворачиваясь, ответил Игорь, – На работу тебе еще через час.

– Где ты был?

– Гулял. Там совершенно чудесное утро.

– Сам?

– Что? – зачем-то прикинулся непонимающим Игорь.

– Гулял сам?

– Нет. Завтра поговорим, – Игорю вдруг стало стыдно, – Не обижайся, я, правда, очень устал. Там сегодня Жэка отличился. Не явился на работу, вынудил нас всем «Пробелом» его разыскивать…

– Ну, хоть живой? Нашли?

– Ага. В койке у случайной знакомой. Живой. После того, как нашли, были все шансы, что не выживет.

Марийка понимающе захихикала и снова провалилась в свои уютные женские сновидения. Игорь закрыл глаза. Улыбнулся лицу Веры, тут же вырисовавшемуся на черном фоне. И вдруг подумал, что впервые в жизни происходящее с ним серьезно и важно. Марийка отчего-то заворочалась, нащупала Игоря под одеялом. Развернулась, обнимая. Её мягкая теплая ладошка по-хозяйски скользнула к низу живота. Игорь капризно отстранился, сделав вид, что уже спит. И действительно уснул – то ли вид сделал слишком качественно, то ли и вправду очень устал.

Утро началось с аромата кофе. Снилась полуподвальная кофейня. Игорь сидел на подоконнике, одной рукой придерживая за ручку изящную кофейную чашечку. Другую руку он держал ладонью вверх, стараясь оставлять её недвижимой. Для чего? А для того, чтоб сидящая рядом Вера могла использовать его ладонь в качестве подставки под свой кофе. Возвышаясь над общей плоскостью и в физическом (подоконник был расположен довольно высоко) и в духовном смысле, Вера с Игорем с удовольствием наблюдали за остальными посетителями. С трудом втиснувшаяся внутрь веселая компания, мгновенно заполнившая собой всё помещение, громко смеясь и балагуря, требовала чего-нибудь для согрева. В прежней жизни Игорь бы досадливо отвернулся, ведь он так не любил суету и толпы. Сейчас же всё вокруг казалось забавным и по-своему симпатичным. Выяснилось, что личности отнюдь не растворяются в толпе. Напротив, когда есть перед кем показаться во всей красе, каждый только заостряет свою индивидуальность, раскрываясь с самых привлекательных сторон. Дополняя и оттеняя колорит друг друга, смеясь все громче и ругаясь все нецензурнее, вновь прибывшие двинулись к стойке.

– Удивительно, но мне и впрямь чудо как нравится всё происходящее, – рассуждал Игорь, – И эти жуткие морды, и их манеры, и даже стервозный прищур продавщицы, цинично оценивающей степень опьянения покупателей, чтобы не прогадать при обсчете. Мне нравится, понимаешь? Эти люди естественны, и тем прекрасны. Похоже, когда у тебя самого в душе всё ясно и гармонично, то и все вокруг тебе кажутся такими же. Даже не так, – Игорь и сам поражался, какая складная у него получается мысль, – Я больше скажу. Просто, когда кто-то родной рядом… Нет, не так… Когда ты, Вера, рядом, то зрение как-то автоматически переключается, и замечает в окружающих только хорошее. Ведь что такое окружающий мир? Голая объективность нейтральна – она не в счет. Окраску окружающему дает исключительно наша собственная трактовка. Когда человек счастлив, он формирует вокруг себя счастливый мир. Выходит, каждый просто обязан стремиться быть счастливым. Не от самолюбия, а во благо окружающей среды. Вот.

Последние фразы пролетали в Игоревом мозгу уже отдельно ото сна. Изображение кофейни куда-то исчезло из сновидения, ухмыляющиеся посетители растворились в налетевшем невесть откуда тумане. Ото сна остался только чарующий аромат кофе и ощущение присутствия Веры где-то рядом с сердцем. Игорь приоткрыл один глаз и тут же снова закрыл его, ощутив резкие уколы совести.

– Эй! – Марийка водила перед лицом Игоря кофейной чашкой, в надежде пробудить в нем желание просыпаться, – Уже утро. Вставай. Завтрак стынет. Игоре-е-ша.

Марийка ласково улыбалась и старалась придать голосу максимально щебечущие интонации. Она стремилась быть мудрой женщиной и, считая, что настроение всего дня зависит от ощущений, испытанных в первые секунды после сна, всячески пыталась обеспечить Игорю радостное пробуждение. В голове у Марийки в этот момент могло быть все что угодно: нерадивые ученики, бесстыдно списывающие у отличника выкачанное из интернета сочинение, недописанная методичка по изучению творчества Милорада Павича, за работу над которой Марийка принялась добровольно и альтруистично, или, скажем, сожаление по поводу повышения цен на маршрутку. Но, насколько бы ни были обременительны заботы и суетливы хлопоты, по утрам Марийка всегда выглядела безупречно ласковой и внушающей оптимизм. Вообще-то это было очень хорошо, но, увы, сегодня Игорь оказался не готов к продолжению этой игры.

«Можно подумать, что я не человек, а состоящее из инстинктов и предсказуемых реакций животное. Нажми на кнопку – и получишь результат. Улыбнись ему – и переключишь тем самым тумблер, отвечающий за включение состояния счастья в его примитивном организме,» – мысленно возмутился Игорь и, быстро натянув цветастое одеяло до ушей, перевернулся на другой бок, – «Забота должна быть искренней. Нельзя превращать её в пустую формальность и обязанность. Будь сейчас на моем месте кто угодно другой, Марийка даже не заметила бы подмены. Так же щебетала бы и варила бы кофе…»

Воображение любезно подкинуло эскиз обрисованного сюжета. Марийка откидывает угол одеяла, а там…

Игорь снова провалился в полусон.

Под одеялом вместо Игоря притаилась Вера. Изо всех сил зажмурившись, девушка плотно сжимала губы, чтобы не закричать и не выдать своего раздражения. Тонкие пальцы её отчаянно сжимали края цветастого одеяла, пытаясь натянуть его обратно на себя. Перед кроватью, пафосно прижимая одну руку к сердцу, коленопреклоненный Вадим Сан умолял жену открыть глаза.

– Ну, кофе же стынет! Просыпайся, – голосом Марийки прощебетал г-н Сан.

Игорь встрепенулся и резко открыл глаза, стремясь избавиться от принесшего с собой уколы ревности наваждения.

– Доброе утро, – обрадовалась Марийка, – Уже двадцать минут пытаюсь убедить тебя проснуться.

– Неужели нельзя было сначала поинтересоваться, надо ли мне вставать! – резко бросил Игорь, – Неужели нельзя понять, что если я отказываюсь просыпаться, значит так нужно!

– В каком смысле? – не привыкшая к столь резкому обращению Марийка так растерялась, что даже не сообразила обидеться.

– Я всю ночь не спал! – еле сдерживая гнев, сквозь зубы процедил Игорь.

– А на работу?

– На работу я не пойду. Не хочу! – Игорь отвернулся лицом к стене, но глаза закрывать не стал. Мало ли какая еще гадость привидится.

Спустя несколько секунд гнев ушел и Игорь осознал, что впервые незаслуженно обидел Марийку.

– Прости, – попытался исправить ситуацию он, – Это я от недосыпа. В «Пробел» мне сегодня только вечером. Мы перешли на ночную смену.

Марийка, понуро опустив плечи, сидела за письменным столом Игоря и бессмысленно водила пластмассовой ложкой по дну кофейной чашки. Задумчивая грусть, туманом стоящая в её огромных глазах, ранила больнее всяких упреков.

– Неужели нельзя было просто сказать? – вымолвила, наконец, она, – К чему всё это? Зачем этот… – Марийка замешкалась, подбирая слова, – Зачем этот раздраженный тон?

Игорь ничего не ответил, тяжело вздохнув. А, собственно, что он мог ответить? Сказать, что воспоминания о вчерашней прогулке с Верой наполняют его комплексом вины, а мысли о возможном нынешнем времяпровождении девушки повергают в панику? И что поэтому он, Игорь, места себе не находит, раздражается и срывает эмоции на ни в чем не повинной Марийке? А что? Рассказать все на чистоту, очистить совесть. Рассказывал ведь Игорь Марийке обо всех предыдущих своих флиртах… Игорь представил возможные последствия собственной откровенности. Нет. Нельзя. Предыдущие истории ни в чем не затрагивали Марийкиных интересов. Все они были невинны и мимолетны. Игорь понимал, что не сможет исказить рассказ о Вере таким образом, чтобы тот не задел Марийкиного самолюбия. Рассказывать же все, как есть, было бы слишком жестоко.

Как часто собственную ложь мы коронуем, выдавая за ложь во спасение. Как часто заботой об окружающих прикрываем собственный страх перед правдой.

«А что, собственно, такого произошло между мной и Верой?» – пытаясь сам себя подбодрить, мысленно проговорил Игорь, – «Что такое серьезное случилось, о чем непременно должна знать Марийка? Ровным счетом ничего. Приятный вечер, опьянивший романтикой. Случайный ливень чувств…»

Если бы Игорь предположил бы сейчас, что Вера думает о вчерашней прогулке нечто подобное, он, наверное, испытал бы ни с чем не сравнимые муки. Конечно, он знал, что поступать по отношению к другим так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой, ни в коем случае нельзя. Но, тем не менее, самому себе он позволял обвинять всё происшедшее между ним и девушкой в мимолетности.

Не без усилий, Игорю все же удалось убедить себя в том, что сознаваться перед Марийкой ему не в чем.

– Знаешь, – Марийка говорила значительно тише, чем обычно. По опыту предыдущих немногочисленных ссор Игорь знал, что это свидетельствует о том, что она собирается говорить о чем-то очень для неё неприятном, – Ты будешь смеяться… Но, кажется, тебе удалось обидеть меня. Я, педагог по профессии и убеждениям – и вдруг, словно перепуганная школьница, получившая двойку, отчаянно пытаюсь понять, в чем же моя вина.

– Я же сказал, – больше всего на свете Игорю хотелось, чтобы этот разговор скорее закончился, – Твоей вины нет…

– Вот именно, – Марийка мягко встала и направилась в кухню, – Делаем вывод: я раздражаю тебя самим фактом своего наличия. Это печально, – добавила она, на мгновение замерев в дверях.

Марийка вышла из комнаты, и Игорю сразу же стало легче. Ну поссорились, ну с кем не бывает… Игорь лениво потянулся, откинул одеяло и, пошарив ступнями по холодному полу, нащупал тапочки. Надлежало идти на кухню с торжественными извинениями.

Вопреки ожиданиям, Марийка не вертелась возле плиты или умывальника, а сидела за столом и, отрешенно глядя за окно, завтракала. Игорь с удивлением понял вдруг, что никогда не видел, чтобы Марийка в будний день завтракала сидя. Обычно она перекусывала на ходу, не переставая при этом собирать себя и Игоря на работы.

– Ты не опоздаешь? – с тревогой спросил Игорь и с ужасом заметил, что его это и впрямь беспокоит. Меньше всего ему хотелось вживаться в какой-то режим или темп жизни. Увы, паника, вызванная в мозгу видом не спешащей в лицей Марии, свидетельствовала о том, что ежедневный порядок вещей уже приручил Игоря.

– Возьму такси, – Марийка улыбнулась собственной шутке. Откуда у них деньги на такси?

– Хорошо, что уже улыбаешься. Мне стыдно, что я такой… Я исправлюсь…

– Будем надеяться, – Марийка покорно склонила голову на бок и вздохнула. Дескать, «что с тебя, дурака, возьмешь, придется простить», – А, между прочим, всё так и должно быть, – Марийка, видимо, мысленно отдав организму команду включаться в будничную гонку, порывисто поднялась и заметалась по квартире, собираясь.

– Что «так и должно было быть»? – не понял Игорь.

– Всё. Так в литературе написано. Во всех журналах. В жизни каждой пары существуют критические периоды, – снова звонкий голос Марийки мгновенно пропитался учительскими интонациями.

– Интересно, я делаю хоть когда-нибудь нечто, что не описано в твоих журналах? – усмехнулся Игорь. Ему всегда претило столь серьезное отношение Марийки к «мыльным» статьям в женских журналах. Все эти «Как обращаться с мужчиной?», на взгляд Игоря, писались или идиотками, или для идиоток. Все эти статьи казались ему не просто бесполезными, но и вредными. Не только искажающими факты, путем равнения всех под одну гребенку, но и разобщающими людей, убеждающими, что мужчина и женщина – существа друг другу чуждые, принадлежащие чуть ли не разным расам.

Что ж это за диковинный зверь такой – мужчина? Экзотическое растение, нуждающееся в особом уходе и длительном изучении. Конечно, разобраться в устройстве и правилах эксплуатации этого гуманоида без умудренных советчиц-укротительниц из редакций женских журналов невозможно.

От подобного подхода Игорю всегда делалось тошно. Это ж насколько поверхностными должны быть отношения в семье, чтобы люди, дабы понять друг друга, были вынуждены перерывать массу литературы? Если два человека всерьез не представляют, что сделать, дабы не чувствовать себя в присутствии друг друга дискомфортно, то никакие умные статьи им уже не помогут.

– Напрасно ты иронизируешь, – вновь заговорила Марийка, когда помада была уже наложена, и можно было шевелить губами, – Как это ни печально, но мы с тобой такие же люди, как и все.

– Ну и что?

– А то, что все наши проблемы уже возникали у кого-то до нас. Грех не воспользоваться этим. Глупо было бы не учиться на чужих шишках.

– Что же говорят тебе чужие шишки о нас? – не в силах скрыть презрительность в интонации, спросил Игорь.

– Говорят, что все в порядке, – Марийка снова была спокойна и оптимистична, – У большинства семей после первых шести месяцев совместной жизни вдруг появляются признаки взаимного раздражения. Так и должно быть. Розовые очки, дарованные нам влюбленностью, спадают, и мы проходим период адаптации к объективному облику партнера.

– На самом деле я оказался грубым животным? – уже не сдерживая смеха, поинтересовался Игорь, – Тебя сильно пугает мой объективный облик?

– Не слишком, – невозмутимо ответила Марийка, – Но, честно говоря, есть немножко. Как и тебя – мой, судя по всему. Но это пройдет. Обычно люди быстро адаптируются. Нужно просто перетерпеть. Вообще, основа любой семьи – терпимость.

Разговор уже не казался Игорю смешным. С горечью и почти неприкрытой враждебностью смотрел он на Марийку. Что же должно было произойти внутри этой очаровательной головки, чтобы она стала говорить такое? То есть как это «перетерпеть»? Если людям плохо – нужно что-то менять. Зачем жить семьёй, если отношения базируются лишь на умении терпеть друг друга? Раньше Игорю казалось, что они с Марийкой вместе, потому что им хорошо от этого… Лично ему, Игорю, хорошо. Удобно, спокойно и уютно. А ей, оказывается, приходится терпеть… Обижало, как ни странно, не отношение Марийки к нему, Игорю, а сам её подход к семейной жизни.

– Тебя послушать, так получается, будто ты дома, словно на работе.

– Ну, уж, не на отдыхе, – Марийка собрала волосы в высокий хвост, чем окончательно завершила перевоплощение симпатичной мягкой девчонки в строгую и энергичную учительницу, – Да не смотри ты на меня так… Совместная жизнь – действительно довольно тяжелый труд. Но не стоит раздувать из этого трагедию. Справимся. Все справляются, и мы справимся.

– А зачем? – Игорь не выдержал, – Зачем справляться, если можно не жить с теми, кого с трудом терпишь?

– Знаешь, ты ведь и сам думаешь так же, как и я. Просто боишься признаться. Хочешь оставить на себе маску наивного идеалиста. Детство кончилось, Игорь! Пора не страшиться увидеть жизнь такой, какая она есть, – Марийка заботливо улыбнулась, и это показалось Игорю фальшью.

Он вдруг понял, что чтение подобных моралей приносит Марийке самореализацию. Возможно, там, в компании лицейских учителей, «руссичка», как за глаза именовали Марию ученики, вела подобные беседы постоянно. Может даже, не таясь, обсуждала проблемы, возникающие в её с Игорем жизни. Игорь внутренне передернулся, почувствовав себя униженным.

– Так вот, – продолжала Марийка, застегивая змейку на модных сапожках с высоким каблуком. Несмотря на завистливые взгляды коллег, обувь эта всё же была совершенно неудобной, и Марийке приходилось хранить в классе сменные туфли, дабы давать ногам периодический отдых, – Все мы заложники собственных животных корней, и это нельзя не учитывать. Ученые провели эксперимент: посадили в одну клетку двух голубей и стали наблюдать за их способностью ужиться вместе. Казалось бы, голуби – символ мира и любви – должны стать образцом благожелательного отношения друг к другу. Знаешь, что с ними случилось?

Игорь хотел гордо промолчать, показывая, что не собирается вникать в весь этот бред. Но узнать окончание истории с голубями было интересно. Пришлось снисходительно поинтересоваться исходом.

– Ну?

– Голубка раскроила голубю череп на вторые сутки совместного пребывания.

– Сковородкой?

– Нет. Клювом. Видишь, опыт показывает, что общая кормушка и жилплощадь побуждает всё живое к взаимному раздражению, – Марийка не переставала улыбаться так, будто смерть описанного голубя открыла путь к счастью миллионам людей.

– Просто эти голуби не подходили друг другу. Если существа изначально будут родными по духу, то агрессия между ними возникнуть просто не сможет, – Игорь с досадой осознал, что перешел на Марийкину терминологию, и теперь тоже участвует в обсасываемых женскими журналами дискуссиях.

– Полностью подходящих друг другу существ не бывает! – уверенно заявила Марийка, – Родными по духу не рождаются, а становятся путем длительных тренировок и терпения.

Игорь вдруг вспомнил Веру. Сразу стало легче. Марийка ошибалась, родные люди существовали.

– Но люди – на то и люди, чтобы осознавать природу своего раздражения и учиться сдерживаться, – назидательно продолжила учительница.

Игорь последовал разумному совету и, не выпуская из головы спасительный образ девушки, которая стала своей сразу и без скидок, постарался окончательно успокоиться.

– Где ты набралась всего этого? – как можно безразличнее спросил он, скорее просто, чтобы что-то сказать, чем действительно интересуясь источником информации.

– Всякая женщина рано или поздно начинает интересоваться природой своих отношений с мужчиной и компонентами семейного счастья, – с невыносимо серьезным выражением лица произнесла Марийка.

Игорь ощутил приступ тошноты от подобной формулировки.

– То, что грозит нам, еще не самый страшный период. Главное – справиться с тем раздражением, которое вдруг возникнет в нас после года совместной жизни. Если обойдется, то потом сможем долго вообще ничего не бояться. Следующий критический период – три года. А потом уже семь лет совместной жизни, – с удовольствием делилась познаниями Марийка, – Не смотри на меня так, я ж не сама это придумала. Статистика – вещь упрямая.

– Знаешь, на что это похоже? – уже полностью пришедший в себя Игорь неожиданно решил попытаться переубедить Марийку, – Представь, что некий человек, заблудившись в лабиринте, рыщет в поисках выхода. Попутно, дабы облегчить поиски всем будущим жертвам, он оставляет заметки на встречающихся по дороге камнях. Мол, «был здесь, испытывал жуткие страдания по поводу отсутствия воды и пищи, пошел дальше».

– К чему это?

– Не спеши, сейчас поймешь.

– Но я действительно спешу, – рассеянно пожала плечами Марийка, и принялась надевать плащ, – Не могу же я действительно опоздать на работу. Запомни свою теорию, потом дорасскажешь.

На миг Игорю сделалось очень обидно. Марийка уже не воспринимала его мысли всерьез. Докатились. А может, так было всегда? Может, он просто не замечал этого раньше? Игорь что есть силы напряг память – и вдруг понял, что в подобном отношении к себе виноват сам. Разве стремился он хоть когда-нибудь донести до Марийки собственное мироощущение? Нет. Шутил, паясничал, грешил и каялся… Вел себя, как тот самый загадочный «мужчина» из женских журналов. И ни разу даже не потрудился открыть Марийке свои настоящие мысли. Раньше Игоря вполне устраивали ролевые игры, в которых они с Марийкой соответствовали четко очерченным образам и соприкасались вполне конкретными интересами. Тогда ему и не пришло бы в голову требовать понимания от женщины. А сейчас? Что же изменилось сейчас? Игорь отчетливо ощутил, что отныне не хочет больше удобной фальши. Пусть все будет колким, но настоящим. Пусть!

Марийка уже открывала дверь. Игорь вышел за ней на лестничную площадку, и, не обращая внимания на невнимание Марийки и внимание соседей, продолжил говорить. Ему было важно дооформить мысль.

– Так вот, мы – человечество, оказавшееся в лабиринте уже после этого человека, забыли предназначение этих наскальных надписей. Мы уже не помним, что он искал выход. Сотворив святыню из камней, как таковых, и обозвав их «мировой статистикой» мы умно киваем, восклицая: «О! Он тоже испытывал здесь жажду и голод. Значит всё в норме. У нас все происходит, как надо. Как и у всех.» Нам важно соответствовать надписям на камнях, перехватить эстафету предыдущих поколений. Выход нас при этом уже не интересует. А тот человек, между прочим, умер, так и не найдя возможности покинуть лабиринт. И мы, смирившись с неизбежностью подобного исхода, послушно следуем за ним, радуясь, что не только у нас все так плохо.

– Красивая сказка, – непонимающим тоном сообщила Марийка, – Только грустная.

Игорь понял, что так ничего и не объяснил. Мысленно выругал себя за спутанность изложения и решил не требовать от девушки слишком многого.

Марийка вызвала лифт, и Игорь заставил себя улыбчиво помахать ей рукой в знак прощания. После этого он быстро закрыл дверь на все обороты и почувствовал, что приступ беспокойства обостряется. В голове внезапно всплыли строки из давно позабытого собственного стихотворения:

И, оседлав, оседлая, бытом его стегала,

Где ты, большая-светлая, сердце не умолкало.

Так и есть! Липкие объятия бытовухи и мелочных разборок пытались присвоить Игоря себе, заставив сердце забыть о вечном поиске прекрасного. Ну уж нет! Он, Игорь, никогда не станет обычным, смирившимся с постоянным чувством гаденького раздражения, обывателем! Он всегда будет верить, что счастье возможно. Он докажет всем им, что можно быть счастливым и не лицемерить. Он никогда не докатится до самообмана и преступного разложения чувства на компоненты! Даже если Марийка права, и мудрые женщины действительно могут взращивать искусственное счастье… Ему, Игорю, нет до этого дела. Он все равно будет искать настоящее. Иначе, зачем тогда жить?

– Б-р-р-р!

Игорь, сам не понимая зачем, принялся мотать головой. Ощущение попадания в ловушку не проходило. Необходимо было срочно что-то предпринять. Не переставая мотать головой, Игорь легко оттолкнулся ногами от пола и встал на руки, уперевшись стопами в стену.

– Нет, не оно! – с видом одержимого сообщил он собственному отражению в большом коридорном зеркале.

Щелкнув кнопкой «плэй» на магнитофоне, Игорь наткнулся на оставленную Марийкой кассету «Белой Гвардии». Молниеносно нажав на «стоп» и заменив группу, он выкрутил регулятор громкости на полную мощность и принялся неистовыми скачками кенгуру– переростка сигать по квартире.

За безупречно натертым стеклом окна смирившиеся с серостью будней пешеходы, по-бычьи склонив головы, обходили лужи, спеша на работы. Стены дома дрожали от откровенности «Флойдов». Выбившийся из сил Игорь лежал на полу, распластавшись в позе морской звезды, и, перемежая слова с глупой улыбкой сумасшедшего, шептал загадочное: «Уф! Кажется, отпустило. На этот раз не сломили!»

* * *

– Поверьте, милочка, мой друг является здесь отнюдь не последним человеком, и я во многом могу оказаться вам полезен, – Стас интеллигентно поправлял очки, стремясь уверить и себя и общественность, в том, что они являются пенсне, многозначительно поглядывал на окна редакции и нервно подергивал сутулыми плечами.

Эта дурацкая привычка передергиваться появилась у него сравнительно недавно и вовсе не являлась, как могло показаться, нервным тиком. Начитавшись романов о пытающейся остановить красное безумие интеллигенции, Стас во всем стремился теперь походить на потрепанного боями белогвардейца, потерявшего в сражениях всё, кроме чести. На глупеньких барышень, которым давно уже осточертели всевозможные Рембы и Браты-2, этот образ производил неизгладимое впечатление. Вообще по внешнему облику бывшего одноклассника Игорь всегда мог безошибочно определить, что именно читает Стас сейчас. Поразительная способность вживаться в чужие образы заменяла Стасу отсутствие собственного. Увы, чудесные перевоплощения носили в бывшем однокласснике сугубо внешний характер. В душе он так и оставался непревзойденным треплом. Безобидным душкой-Стасом – в народе, подначиваемым Стасом-волокитой – среди друзей, вечным студентом – для преподавателей все еще не оконченного политеха, и всегда бодрым, улыбающимся и подтянутым Стасом-охранником – на работе. Ну не стал бы белогвардейский офицер так безбожно заливать первой встречной барышне о влиятельности своих знакомых. Не стал!

Между тем, положение Игоря сейчас носило несколько щекотливый характер. Намереваясь зайти перед дежурством в «Пробеле» к своим бывшим коллегам по редакции, он никак не намеревался встречать по дороге Стаса. И уж тем более не собирался подслушивать хвастливые речи этого Ловеласа, охмуряющего свою очередную жертву. Дабы сократить дорогу, Игорь двинулся в редакцию прямиком через городской парк, благо, тропинка через посадку давно была протоптана. Стас с барышней, как назло, разместились именно на той лавочке, рядом с которой Игорь должен был вылезти из кустов.

– Так вот, – продолжал ничего не ведающий о стоящем в двух шагах от лавочки Игоре Стас, – Мой друг, не без моих, конечно, рекомендаций, сможет попытаться договориться о вашем приеме на работу в этот журнал. Но я не могу ручаться перед ним за непроверенного человека. Понимаете? И, хотя, признаться, я давно пленен красотой ваших глаз и образа мыслей, но… Нам не мешало бы познакомиться поближе, понимаете? Может, кофе?

Саму барышню Игорь не видел из-за слишком густой листвы. Впрочем, судя по отсутствию у слушательницы возмущения в ответ на откровенные намеки говорящего, особого интереса барышня представлять и не могла.

– Уже пять минут, как пленены, я так понимаю?

Игорь вздрогнул, наткнувшись на холодные интонации Веры. Что она здесь делает!? Неужели всё-таки решила воплощать свои вчерашние умозаключения? Игорь почувствовал себя униженным, совершенно забыв, что сам пришел сегодня в редакцию с совершенно аналогичными по уровню низости целями. Конечно же, он шел расспрашивать злополучного замредактора о знакомстве с семьёй Веры. Конечно же, запрет Веры на подобные исследования Игорь решил проигнорировать.

– Ну отчего же так. Я, между прочим, от самого метро за вами иду…

– Я приехала на такси. Может, вы шли не за мной? – насмешливо поинтересовалась Вера.

– Значит, я видел вас во сне, – ничуть не растерялся Стас, – Точно. Сейчас вспомнил. Девушка ищет работу. В один из офисов её не пускают, и вот тут-то ей на помощь являюсь я.

– Это я ищу работу?! – едва заметное раздражение в голосе Веры потонуло в искреннем изумлении.

– Знаете ли, – Стас кашлянул неизвестно откуда взявшимся баском. Не иначе, как дома тренировался придавать своему подростковому «кхыканью» солидности, – По долгу службы я обязан с первого взгляда понимать о людях всё. Не пугайтесь, это не дьявольщина какая-то. Простая логика. У вас в руках газета с объявлениями о приеме на работу, вы просили охранника пропустить вас к редактору…

– О какой службе идет речь?

На этот раз Вера говорила абсолютно серьезно и спокойно. Кажется, она привыкла к незнакомцам из всякого рода «служб». Похоже, это была для неё намного более привычная ситуация, чем пристающий ни с того ни с сего волокита.

«Ну, конечно!» – тут же сообразил Игорь, – «Вряд ли жена Вадима Сан раньше разгуливала по улицам так запросто. Без охраны и тонированных стекол иномарки. Поэтому и не привыкла к ищущим случайных знакомств скучающим юношам. Любой непредвиденный интерес к себе она скорее склонна трактовать, как попытку выудить информацию о Вадим-Сане», – в мыслях Игорь давно уже именовал Вериного мужа на восточный манер, – «Кажется, Вера может всерьез потратить нервы на кретина-Стаса. Пора прекратить этот фарс.»

– Кстати, – пока Стас придумывал наименования своего места работы, Вера взяла инициативу в свои руки, – Можете попросить своего напарника не прятаться. Не люблю, когда стоят за спиной. Тем более, так громко. Так из какой вы организации?

Стас на короткой мгновение лишился дара речи, ничего не понимая.

– Из нашей, – ответил за одноклассника Игорь, выходя из своего укрытия, – Из главного офиса. Он там охранником работает, – в глазах Веры мелькнул и тут же погас намек на испуг, – Нет-нет, – поспешил успокоить её Игорь, истолковавший эмоции Веры по-своему, – Не переживай. Это не плановая проверка новых кадров… В нашем офисе до такого еще не докатились… Это просто наш Стас дурью мается. По собственной инициативе и отнюдь не из служебного интереса.

Стас раскрыл рот и даже выпрямился от удивления, на этот раз он лишился дара речи надолго. А заодно и права слова, потому что Вера с Игорем тут же накинулись друг на друга с упреками, не позволяя никому вставить и полслова.

– Ты подсылаешь ко мне своих друзей? – Вера встала, мгновенно погасила вспышку гнева в глазах, заставив себя смотреть куда-то мимо Игоря, – Шпионить – подло. Не ожидала от тебя такого. Ничего, впредь буду умнее.

– Начинается! – Игорь, поначалу собиравшийся свести всё в шутку, дабы не позориться перед Стасом, не выдержал подобных обвинений, – Я просто шел на работу, Вера! А вот, что ты здесь делаешь, скажи пожалуйста?

– Я свободный человек и имею право находиться, где мне заблагорассудится.

– Безусловно, – Игорь теперь тоже смотрел мимо собеседницы, – Где угодно и в чьем угодно обществе. А также говорить с кем угодно, о чем угодно. Даже если тебя просили этого не делать. Каждый действует, руководствуясь своим собственным внутренним уставом.

Игорь сухо кивнул Стасу, прощаясь и направился ко входу в редакцию. Говорить больше было не о чем.

– Вы что, сговорились, да? – обиженно заканючил Стас вслед бывшему однокласснику, – Ты специально мне её подсунул, да? Это что, новый метод издеваться? Шутка такая, да?

Игорю даже сделалось смешно. Уж, кто, кто, а Стас поводов для обиды, конечно же, имел здесь больше всех.

– Да подожди ты, моралист! – Стас уже догонял, – Я тебе ключи отдать должен. Марийка, когда я у вас ночевал, выделила комплект, чтоб я за собой дверь закрыл сам, вас не будя. Она велела еще вчера тебе на работу занести. Но я вчера не смог…

Игорь вспомнил, что из-за суматохи последних встреч рассказать Стасу о новом месте работы как-то не успелось.

– Я тоже здесь уже не работаю. Мы теперь с тобой в одной конторе. Меня Жэка к себе перетянул. Я в «Пробеле», – сообщил Игорь Стасу, забирая брелок с ключами.

– Кайф! Так мы теперь все втроем в одной фирме? – обрадовался Стас, – Чего ж ты раньше молчал?

Игорь насторожился, но тут же понял, что под третьим Стас подразумевает Жеку. С Верой этот Ловелас, таки–да, только что познакомился. И то неудачно.

– Не подумал, что ты не знаешь. И Марийка тоже не подумала. Тебе повезло, что я сюда зашел, а то б вообще не встретились.

– Это тебе повезло. Ключи ж твои, – резонно заметил Стас, – А мою новую знакомую ты, я смотрю, изрядно разозлил… – Стас присвистнул, оглядываясь. От присутствия Веры здесь остались только воспоминания и едва уловимый запах смородины. Отчего-то, и Игорь заметил это еще вчера, Верина кожа пахла какой-то особенной свежестью, похожей на запах ветки смородины, который так любил Игорь в детстве.

Игорь только пожал плечами, но Стас был не из тех, кто тактично прекращает расспросы по первому намеку.

– Что за фрукт? – Стас кивнул в сторону лавочки, где только что сидела Вера, – Я знаю только, что она заходила к тебе в редакцию, попросила у охранника вызвонить замредактора. И решила подождать здесь, на лавочке, пока этот тип соизволит подойти.

Стас не был нахалом. Ему просто действительно не приходило в голову, что есть нечто, во что Игорь может не захотеть его посвятить. Зануда – это тот, кому проще все рассказать, чем объяснить, почему сделать это невозможно.

– Её зовут Вера, она тоже работает в «Пробеле», – обреченно ответил Игорь.

– Загадочный персонаж, да? А что это она на тебя так взъелась?

– Вот догони её и спроси. Я, при всем желании, ничего тебе не объясню, потому как сам мало что понимаю.

– Бывает, – Стас послушно кивнул и, на удивление быстро попрощался, прекратив свои расспросы.

Игорь проводил товарища взглядом, ненароком заметив самому себе, что еще больший зануда – это тот, кто умудряется тому первому зануде объяснить, почему отвечать на его вопросы не будут. Похоже, Игорю удалось превратиться в того-самого-еще-большего.

Ссора с Верой крепко подпортила настроение и поубавила энтузиазма, но, раз уж пришел, надлежало все же навестить коллег.

– Зама действительно нет? – поинтересовался Игорь, предварительно наградив охранника крепким рукопожатием. Все-таки ребята здесь работали замечательные. Жаль было прерывать общение с ними.

– Действительно. Но можешь подождать, он должен вот-вот быть.

– Ты ж меня без пропуска наверх не пропустишь, – с несколько просительной интонацией произнес Игорь, который, чем спасаться от дурных мыслей в одиночестве, с большим удовольствием протрепался бы эти минуты ожидания с коллегами.

– Обижаешь, – лаконично отреагировал охранник, нажимая кнопку, открывающую механический замок на двери, выходящей к лестнице, – Только учти, твои сведения счетов с кем бы то ни было прямиком отразятся на моей зарплате!

Увы, о сведении счетов Игорь даже и не думал. Игорь думал о Вере. О том, что, несмотря на его объяснения и просьбы, девушка все-таки пошла к зам. редактора. И одному Богу известно, что бы она такого наговорила, договариваясь о карьере Игоря. Это ж надо?! Даже собственную маму Игорь давно уже отучил вмешиваться в свои дела. А тут какая-то малознакомая девчонка со своей никому не нужной глупой опекой. Еще и обиделась!

Как ни странно, ни в рабочей комнате, ни в курилке, где обычно толпились громко размахивающие руками, рукописями и рукопожатиями авторы, никого не было. Игорь растерянно потоптался на месте. Приподнял подлокотник одного из стульев, проникнув в чужой никотиновый тайник, и достал оттуда сигарету. Как человеку почти не курящему, Игорю охотно открывали свои сигаретные нычки. И ущерба практически никакого – ну, возьмет Критовский сигарету в неделю, и всё – и совесть чиста, мол, «я не жлоб, для коллег ничего не жалею». Игорь нелепо повертел сигарету в руках, пытаясь хоть чем-то скрасить ожидание. Рядом вдруг скрипнула дверь и щелкнула зажигалка. На пороге своего кабинета возвышался главный редактор.

Игорь подкурил и расстроился еще больше. Этой встречи ему не хотелось абсолютно.

– Никак на тему Обозрения говорить пришел? – на этот раз редактор обошелся без интонаций «кого я вижу!».

Об Обозрении Игорь говорить вообще-то не собирался. Ему и так все было понятно. Он, Игорь, пишет в качестве внештатника. Что ж непонятного?

– Знаю, знаю, что скажешь. Скажешь, что тебе, матерому сотруднику, оплата наших внештатников не подходит, – редактор уже скорчил жалостливую мину, уже развел руками, готовясь к долгим тирадам о том, что больше редакция, увы, заплатить не сможет.

– Подходит, – перебил его Игорь. Деньги, конечно, были нужны, но Обозрением Игорь собирался заниматься вовсе не ради них. Просто нечестно отдавать своё детище в чьи-то грязные лапы. О том, что внештатникам платят мизер, Игорь был прекрасно осведомлен и на большее претендовать даже не намеревался.

– Да? Вот это новость! – редактор довольно искренне удивился и тоже закурил. Обычно он делал это у себя в кабинете.

– А где все? – поинтересовался Игорь. Надо же было что-то спросить.

– Кто все? Зам мой скоро должен подойти.

– А остальные?

– Весна, знаете ли, – главный редактор развел руками, – Все разъехались навещать прихворнувших бабушек.

Ага! Значит-таки запомнил?

– Да? Вот это новость! – не сдержался Игорь.

Несколько секунд автор с редактором молча смотрели друг другу в глаза. После этого редактор неожиданно принял нормальные габариты и совершенно по-человечески рассмеялся.

– К счастью, не все, подобно вам, Критовский, увольняются, когда им отказывают в отпуске, – тоном нормального человека продолжил редактор, – Так что завтра утром все снова будут на работе. До первого же удобного случая сбежать, разумеется. Вот и сейчас все уже разбежались.

– А вы?

– Кто-то же должен работать, – снова развел руками редактор, – Не всем же за бабушками смотреть.

Игорю стало обидно.

– У меня действительно болела бабушка, – зачем-то полез оправдываться он, – Хотя, я понимаю, это не ваши проблемы.

Редактор не ответил. Видимо, последней формулировкой Игорь попал в точку, а повторяться редактору не хотелось.

– Не журнал, а редколлегия школьной газеты какая-то, – в сердцах пробурчал редактор, – Все норовят сделать меньше, и получить побольше. Как с такими работать? Неужто я и в правду должен к каждому из вас искать индивидуальный подход и чем-то приманивать…

На этот раз не ответил Игорь. На его взгляд, последняя фраза редактора соответствовала истине.

– А я вот так мыслю, – редактор снова начал возвышаться, и Игорь принялся посылать телепатические сигналы ожидаемому заму, требуя от того срочного появления, – Если мы под это дело подписались, на работу пошли, значит, все должны выкладываться на сто процентов. Не работать даже, а вкалывать! Тогда дело пойдет. Творческий человек, он на то и творческий, чтобы только этим своим творчеством жить. Без примеси посторонних интересов.

Игорь и все работники журнала давно подозревали, что будь на то воля главного редактора, весь коллектив давно жил бы прямо на работе. Сам редактор так и поступал. Ну так ему, холостому одиночке, сам Бог велел…

– Человек не может жить только работой, – непонятно зачем полез спорить Игорь, – Человек – существо, устроенное очень сложно. Он же ж, как с голоду от отсутствия пищи, так и с тоски, от отсутствия новых ощущений помереть может.

Редактор как-то странно посмотрел на Игоря, не уменьшаясь, но и возвышаться прекратив. Похоже, подобных мыслей он в этом вздорном мальчишке не подозревал.

– Так ты от нас, значит, из-за отсутствия новых ощущений ушел? А ты понимаешь, что наш журнал, он для того и существует, чтобы человечеству эти новые ощущения приносить. Чтобы оно, человечество, не вымерло, – редактор вдруг оживился, – Без таких, как мы, человек – что? Ничто он, а не человек! Мы даем ощущения. А они уже – и цели, и духовность… Известно ведь, что, к примеру, если в бой идешь с песней и с должным настроением, то становится значительно больше шансов победить. Ты понимаешь?

Игорь кивнул, стараясь скрыть скуку. Он не очень-то любил, когда ему долго и горячо втолковывали прописные истины. Да еще с таким серьезным видом и назидательным подтекстом.

– Мы – творцы, понимаешь? И раз уж ты в эту касту вступил, то ни на что другое претендовать не можешь. Ты эти ощущения для других должен производить, а не гоняться за ними лично для себя. Понимаешь?

Вот тут уж Игорь был в корне не согласен.

– Ну, знаете ли… Это примерно как запретить поварам есть, или работникам метрополитена ездить в метро.

Редактор задумался.

– Может, и так, – снова сделавшись нормального роста, заявил он, – Да только не приготовит повар для гостей истинно вкусное блюдо, если, вместо смакования процесса приготовления, будет о скорейшем его завершении думать и о походе в ближайшую таверну к другому повару.

Игорь только нахмурился в ответ. Добавить к уже сказанному ему было нечего. Каждый остался при своем мнении. Да, собственно, и не было у Игоря на этот счет своего мнения. Было бы – он давно уже счастливым бы стал. Но то, о чем вещал редактор – это безнадежное самоотречение во имя великих целей – лично для него, Игоря, уже давно оказалось неприемлемо.

В сущности ведь и Марийка утром, и главный редактор сейчас, говорили об одном и том же: терпеть, отрекаться от эмоций и желаний, заставлять себя. И все это ради служения целям, в которые Игорь совершенно не верил. Может быть, в этом и было дело? Марийка верила в терпеливо выстраиваемое семейное счастье. Редактор – в беззаветное служение работе, которая помогает человечеству выжить. Каждому, похоже, и правда, своё. Знать бы только, где оно есть… Моментально вспомнилась Вера.

– А что тебе, Критовский, от зама нужно?

– Информация.

– Если не секрет?

Игорь решился, понимая, что главный может кое-что подсказать.

– Секрет. Но вам скажу. Не от излишнего доверия, а по безвыходности. Вы-то наверняка все знаете, а зама нет.

Игорь не постеснялся даже подлить слегка лести для пользы дела, отчего моментально сделалось противно.

– Мне нужна информация о Вадиме Сан.

Просто так нормальные люди подобные заявления бы не делали. Поэтому редактор многозначительно покачал головой, понимая, что должно последовать объяснение. Пришлось выкладывать заранее заготовленную для зама ложь.

– Я пишу книгу. Прототип одного из героев – Сан. Понимаете, ведь это очень интересно… Реальный герой реального времени. Со своими изъянами, со своими прорехами в совести и отношениях с миром. Но при этом успешный. В общем, яркий персонаж-современник. Уверен, это будет интересно… То есть, я хочу, чтобы это было интересно…

– Похвально, что хотите… А кто знает об этой книге? – редактор явно пытался выяснить, не заказная ли это вещь.

– Сан не знает. И вообще никто из возможных заинтересованных лиц не знает. Вы меня неправильно поняли. Я сам решил написать.

Редактор недоуменно уменьшился. Игорь впервые чувствовал себя выше его.

– Возьми другой прототип, – неуверенно посоветовал редактор, наконец, усилием воли вернув себе обычный рост, – Какой-нибудь исторический, живыми неприятностями не грозящий…

– Придется, – Игорь понял, что здесь ему ничего не узнать, и уже пожалел, что сунулся.

– И к заму с таким вопросом не подходи. Он, чтобы перед Вадимом выслужиться, вмиг тебя сдаст.

Игорю пришлось сдержаться, чтобы не выдать удивления. Редактор предостерегал Игоря от зама? Это было уже что-то новенькое…

– Просто у зама вашего в компьютере файл-досье было. Я хотел просмотреть, фактов набрать… Да я не собирался ничего плохого писать…

– Про таких людей надо или лгать, причем под их диктовку, или вообще молчать, – редактор пристально смотрел на бывшего подчиненного, – Я старше, я знаю что говорю. Игорь, – редактор впервые назвал подчиненного по имени, – Я ведь не всю жизнь в нашем городишке пахал. Я ведь когда-то в столице работал. Понимаешь? Говорю тебе, забудь и не лезь.

В этот момент на лестнице послышались шаги.

– На палубу вышел, а палубы нет! – наигранно громко прохохотал главный редактор, показывая заму кивком головы на Игоря, – В смысле пришел проведать коллег, а их и нет тут давно.

Зам не вполне понял, одобряет Главный этот поступок Игоря, или нет, поэтому предпочел нейтрально поздороваться и промолчать.

– Я пойду, – понимая, что после услышанных предупреждений соваться к заму действительно не нужно, пробормотал Игорь, – Я ведь всего на секунду заскочил.

– Да? Вот это новость! – радостно отреагировал главный редактор, незаметно подмигивая Игорю из-за спины зама и кивая в направлении выхода.

С каждым часом Вера Сан становилась всё неприступней, загадочнее и желаннее.

* * *

– Суматоха, неразбериха и прочая росомаха, – прокомментировал нынешнее состояние внутренностей «Пробела» Жэка в ответ на приветственное Игоревское «как там?». Щепетильный менеджер лениво покуривал на крыльце и всем своим видом изображал, что царящий внутри хаос его, Жэку, не касается. Негодника-Жэку, кстати, Палюрич простил за вчерашний прогул. Простил, но предупредил, что повторение чревато отлучением менеджера от службы, надранными ушами и лично его, ВасьВася, презрением.

Игорь уже собирался зайти внутрь, как вдруг знакомый голос окликнул его и потянул за джинсовый рукав.

– Сто к одному даю, что она от тебя без ума, – без лишних предисловий, хитро скалясь, сообщил Стас.

– Кто? От кого? Чего-о? – хором переспросили Жэка и Игорь.

При этом всем троим пришлось сделать два шага вперед, дабы пропустить откуда-то вдруг появившегося запыхавшегося щуплого подростка.

– Ага, интересно, – поддразнил бывших одноклассников Стас. Потом серьезным тоном принялся объяснять, – Вера. Увы, от этого балбеса.

Стас больно ткнул указательным пальцем в грудь Игоря. При этом Стасу снова пришлось резко отскочить в сторону, потому что, вслед за первым, в «Пробел» забегал теперь второй подросток. Правда, первый, если б и налетел на кого-то из стоящих возле входа, вряд ли причинил бы кому-то зло, а вот габариты второго внушали серьезные опасения. Такой, даже просто на ногу наступив, может калекой оставить.

– Почему это «увы»? – моментально отреагировал Игорь, но быстро взял себя в руки и уже нормальным тоном добавил, – И с чего ты вообще взял такую чушь?

– А с того, что все время, пока я её до работы провожал, она только и делала, что о тебе расспрашивала. Все с ней ясно теперь, – победоносно заявил Стас. Значит, этот волокита все-таки догнал Веру. Вот же ж, – А «увы», потому как жалко девку. Ты у нас человек семейный. Марийку ни на кого не променяешь…

– Не гони! – совершенно неинтеллигентно воскликнул Жэка и присовокупил к этой фразе еще несколько ругательств, – Ты что, так Вере и сказал?

– А то, – Стас невозмутимо пожал плечами, хитро щурясь за очками и не сводя глаз с физиономии Игоря. Там было за чем понаблюдать.

Справиться с собственной мимикой Игорю удалось не сразу. Вот и всё. После подобных рассказов Стаса Вера потеряна навсегда.

«Эх, дружище,» – мысленно обратился Игорь к Стасу, – «Ведал бы ты, что творишь! Нашел, когда за Марийку мстить. Нашел, чем играться…»

Выходит, не просто так побежал догонять Стас Веру. За первой встречной понравившейся девчонкой не побежал бы. Нет. Тут бывший одноклассничек почуял возможность подколоть Игоря. Отомстить за то давнее поражение перед Марийкой. Отчего-то злости к Стасу Игорь не испытывал. Только горечь утраты. Только стыд оттого, что допустил ситуацию, в которой его счастье оказалось так беззащитно.

– Эй, – Стас несколько раз щелкнул перед лицом Игоря длинными пальцами с погрызанными ногтями, – Да ты что, поверил, что ли? Шуток не понимаешь. Конечно, я про Марийку ничего не сказал, – Стас многозначительно подмигнул, – Ну и расписал, конечно, какой ты у нас талантливый и замечательный… Доволен?

Игорь уже испугался, что придется отвечать, но тут из «Пробела» пулей вылетел тот самый крупногабаритный подросток, а следом за ним науськиваемая уже знакомым Щуплым толпа с криком: «Наших бьют!».

– Отойти бы, а то стоим как-то на проходе, – брезгливо поморщился Жэка.

В этот момент в дверях «Пробела» показалась взволнованная Вера.

– Что это было? – быстро спросила она.

Игорь собирался объяснить, но вдруг понял, что не может вымолвить ни слова. Может только смотреть, не отрываясь, на хрупкую взволнованную Веру и улыбаться. На помощь пришел помнящий о вчерашних подвигах девушки Жэка.

– Ничего особенного, Вера, не волнуйся. Это бздычи между собой разбираются.

– Но они же его догонят…

– Побуцаются немного, попереругиваются и разойдутся. Это же дети.

Вера нашла взглядом глаза Игоря, как бы спрашивая, верно ли рассуждает Жэка. Игорь, неожиданно для самого себя, утвердительно кивнул.

– Уф, – Вера улыбнулась и стерла локтем воображаемый пот со лба, – А я уж думала, опять кого-то спасать придется. Какая-то я с вами совсем нервная стала. Ладно, пойду работать.

Все три присутствующих джентльмена, не сговариваясь, последовали следом за девушкой.

– Нет! Еще раз повторяю, нет! – верещал Миленок, метаясь вокруг Палюрича настолько истерично, что казалось, будто ВасьВась чуть ли не в три раза крупнее собеседника, – Поймите, сейчас, в первые ночи, нужно полностью отработать схему. Проверить все плюсы и минусы. Если оставлять страхующих сейчас, то будет непонятно, сколько человек вообще необходимо на смене.

Игорь догадался, что речь идет о количестве людей, остающихся сегодня на ночь в «Пробеле».

– Всё же я бы на первых порах разрешал ребятам оставаться всем вместе, – едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы ВасьВась, – Тем более, сегодня все в сборе…

– Нет! – снова заверещал Миленок. Вообще-то он был человеком спокойным, и даже частенько выглядел вальяжно-галантно. Что с наместником учредителей случилось сегодня, оставалось только гадать.

– Хорошо, – Палюрич понял, что изменить уже ничего не сможет, – Кто останется?

– Два человека. Не больше! Кассир и консультант. Этого должно быть вполне достаточно.

– А охранник?

– Но сегодня же еще нет охранника?

– О, – вдруг включился в разговор Жэка, – Давайте я останусь сегодня за охранника. Как раз вчерашнее отработаю.

Миленок с сомнением покачал головой, но деваться было некуда. В результате долгих прений порешили, что останутся Игорь с Жэкой и… Вера. Девушка сама предложила свою кандидатуру в качестве кассира. Конечно, Палюрич отказал. Пускать девушку в ночное дежурство – само по себе свинство, а уж пускать нового работника к кассе – так тем более. Но, как ни странно, Милёнку идея оставить Веру понравилась необычайно. А может, ему просто понравилась сама Вера, и теперь он готов был удовлетворить любую её просьбу. Кто знает?

До полуночи, помимо дежурных, в зале собирался восседать сам Миленок, дабы проконтролировать процесс отбытия всех лишних и умение работать с ночными клиентами у оставшихся. Это было уже грустно. Присутствие начальства сковывало и создавало напряженную обстановку. Полуночи ждали с нетерпением.

Клиентов не было совсем: публика еще не привыкла, что «Пробел» работает и по ночам. Игорь сидел за дальним компьютером и ничего не делал. Удобное, надо заметить, место. От всего остального зала этот комп отделялся большим пальмообразным растением, которое еще на открытие «Пробела» притащила откуда-то обожающая украшать помещения Галина. Теперь получалось, что человек, работающий за дальним компьютером, практически скрыт от остальных посетителей зала, зато сам, при этом, может наблюдать за всеми их передвижениями. От скуки Игорь решил воспользоваться свойствами этого места, пристально наблюдая за перемещениями Миленка. Тот никак не хотел сидеть на одном месте, все время пересаживаясь и запуская на разных рабочих местах всевозможные программы. Может, проверял ресурсы техники, а может, и просто баловался. Кто его разберет? Жэка, всерьез озаботившись ролью охранника, восседал на табуретке у входа и читал какой-то журнал. Вера что-то делала в Анютином компьютере за стойкой. Наверное, снова рисовала пришедшие вдруг в воображение макеты визиток. Переговариваться при Миленке не хотелось. Игорь уже трижды выругал себя за то, что пошел на это дурацкое первое дежурство. Первый блин, как известно, никогда без присмотра начальства не обходится…

Тут на экране монитора самопроизвольно появилось сообщение. Игорь вздрогнул.

«Привет!»

Сообщение было послано по системе внутренней связи с компьютера, за которым сейчас работала Вера. Игорь быстро справился с нахлынувшим вдруг на каждую клетку порывом радости и деловито оглянулся. Вера, как ни в чем не бывало, смотрела в свой монитор. Лицо её не выражало никаких эмоций. Но Игорь уже научился распознавать оттенки этой конспираторши. Лукавые огоньки где-то в глубине Вериных глаз и чуть заметное напряжение губ, сдерживающее рвущуюся на волю улыбку, не укрылись от внимания Игоря.

«Смотрю на тебя и пытаюсь понять по твоему выражению лица, означает ли этот привет наше перемирие», – быстро выстучал на клавиатуре Игорь.

«Да», – ответ пришел через несколько секунд, следом посыпались короткие фразы объяснения:

«Хочу извиниться. Ты ведь на самом деле просто шел на работу. У меня просто нервы не в порядке.»

«Это и так понятно», – отвечал Игорь, – «Меня волнует другое. Я ведь просил тебя ни о чем, связанным со мной, не просить нашего зам.редактора. Ты же обещала не вмешиваться?!»

Игорь точно помнил, что никакого обещания Вера не давала, но для пущего оправдания правомочности своей безграничной обиды, слегка приукрасил ситуацию. Вера не отвечала довольно долго. То ли думала над ответом, то ли просто медленно набирала.

«Не думала, что ты можешь думать обо мне так плохо», – гласило пришедшее, наконец, послание от Веры, – «Я действительно хотела поговорить с замом вашего редактора. Действительно о тебе. Каюсь. Но ни о каких просьбах и речи быть не могло. Я просто хотела побольше узнать о тебе. Но Стас в этом случае оказался не менее полезен.»

Игорь почувствовал, как его лицо заливается краской. Она интересовалась им! Она хотела побольше про него узнать! Она говорит об этом, как о само собой разумеющемся факте… Она…

«Стоп!» – мысленно оборвал себя Игорь, – «Что за глупый восторг по поводу этого шпионского детского сада?!»

«Во-первых, все, что говорит Стас, нужно делить, минимум, на пять,» – спокойно застучал клавишами Игорь после непродолжительного раздумья, – «Во-вторых, к чему это «наведение справок»? Неужели нельзя просто спросить? Что за недоверие?»

«Извини. Дурацкие привычки,» – тут же пришел ответ, – «Если ты обещаешь честно отвечать на любые мои вопросы…»

«Конечно.»

«Хорошо. Впредь буду спрашивать у тебя.»

Игорь, честно говоря, ожидал, что это «впредь» наступит немедленно, и несколько расстроился воцарившемуся на том конце связи молчанию.

«А можно, спрошу я,» – не выдержал Игорь, мысленно кляня себя за столь наглое проявление инициативы, – «Скажи – то что произошло между нами вчера, – это просто твоя мимолетная слабость? Ты не была пьяна, не находилась под чужим влиянием… Что это было?»

«О чем ты?» – ответ пришел значительно быстрее, чем Игорь успел настроиться на то, что сейчас может произойти самое худшее.

Значит, ни о чем. Действительно, не о чем! Подумаешь, невинные поцелуи при луне… Так ведь, на то она и луна, чтобы замужним дамам можно было, на неё ссылаясь, позволять себе некоторые слабости. А он, Игорь, тоже хорош. Раздул миф о большой и светлой любви из случайного пожатия рук. Нашел, что выдумывать!

«У меня не бывает мимолетных слабостей. Если уж слабость – так всерьез и надолго. А если про нас… То не слабость это – сильность. Я так думаю.» – появившиеся на экране новые строки на миг заставили Игоря прекратить дышать. Он смотрел, читал, перечитывал и не верил. Потом верил и радовался. Потом верил, вспоминал все сопутствующие обстоятельства в лице Марийки, Сана, разницы в материальном положении и статусе, и тонул в приливе отчаянья. Сохранить при всем этом невозмутимое выражение лица оказалось невозможным. Как и усидеть на одном месте. Игорь вскочил, потом снова сел, быстро набрал подростково-банальное: «Я хочу быть с тобой.»

Не отправил, испугавшись глупой откровенности. Потом поймал за хвост улетучивающуюся уже из головы идею, и отправил Вере следующий текст:

« Каждому – своё. Так вот: Z k.,k. Nt,z? Dthf/ “nj cxfcnmt/ Правда, что с этим делать, пока совершенно непонятно.»

Игорь и сам не знал, зачем шифрует тексты. Он был почти уверен, что Вера не сможет прочитать закодированную часть.

«Зато выговорился,» – насмешливо цыкнул он сам на себя, – «Вот трепло! Хуже Стаса.»

После подобного самобичевания ничего не оставалось, кроме как направиться к выходу, стрельнув по дороге сигарету у сонного Жэки. Лишние эмоции необходимо было травить в зародыше. Никотин отлично справлялся с этой миссией.

Судя по состоянию улиц, Миленку давно уже пора было покинуть «Пробел». Ночь уже покрылась безлюдьем. Лишь кое-где, возле приглушивших музыку кафешек и ларьков, нарочито громко гоготали заводилы небольших компашек. Как ни удивительно, смеялись так громко они не от количества выпитого, и даже не от распирающей душу внутренней свободы, а от банального желания припугнуть возможных злоумышленников. Смотрите, мол, какие в этой компании развязно-смелые ребята. Смотрите, и не суйтесь! Соваться, впрочем, никто и не собирался. За несколько секунд до наступления полуночи все злоумышленники чудом успевали погрузиться в последние электрички метро, дабы не пришлось потом переться домой пешком. Ночью этот город всегда становился значительно безопаснее, чем днем.

– А зачем слова шифруешь? Боишься оставлять письменные свидетельства своих чувств? – насмешливо поинтересовалась Вера, неслышно вышедшая на крыльцо вслед за Игорем.

Игорь густо покраснел и не нашел, что сказать. Отчего-то ему казалось, что, даже если Вера вдруг догадается, что означают закодированные слова, то говорить об этом вслух не станет. Тактично промолчит, сделает вид, что не поняла о чем речь, будет вести себя так, будто ничего не произошло… Странный все-таки человек был этот Игорь: сам требовал от девушки честности, и сам же жутко пугался, обнаруживая её в ней.

– Я… Я… Я не боюсь. Я просто…

– Проверял мои интеллектуальные способности? – брови Веры резко взметнулись вверх, – На таком простом примере? Ведь клавиатура-то все время перед глазами! Понятно, что каждому латинскому символу соответствует какой-то русский.

– Как ты догадалась?

– Интуиция… И потом, я слышала, как быстро ты набирал текст, почти без запинок. Значит, код у тебя перед глазами. Что еще, кроме клавиатуры? Переключил язык на английский, и пиши себе, ориентируясь на русские буквы. Да?

Теперь Игорю тоже казалось, что отгадать подобный шифр было проще простого. Он даже расстроился, что не позаботился о пущей конспирации. Хотя, собственно, от кого конспирироваться-то?

– Молчишь? – Вера, оказывается, ждала ответа.

– Что говорить? – растерялся Игорь.

– Ну, хотя бы похвали меня за догадливость, – Вера явно была в игривом настроении. Игорю сделалось вдруг очень грустно. Вот так. Доверил человеку душу, а её, оказывается, как игрушку воспринимают.

– Ты молодец, – вяло подчинился Игорь.

– Спасибо, – серьезно ответила Вера, после чего круто развернулась и, не дожидаясь Игоря, снова вернулась на рабочее место.

«Ни полслова о собственных чувствах, ни полнамека на своё отношение к моему признанию, ни полвзгляда, дающего повод… Странная девушка Вера… А вы оказывается жестоки, мадам…» – Игорь поежился, то ли от ночной прохлады, то ли от неприятных мыслей, и тоже поспешил вернуться в «Пробел».

В дверях Игорь столкнулся с откланивающимся Миленком. Настроение моментально улучшилось.

-Свобода!!! – громогласно завопил Жэка, когда начальские шаги стихли, а запах дорогого одеколона, оставшийся после визита Миленка, уже слегка выветрился.

Жэку никто не поддержал. Вера – потому что старательно удерживала себя в рамках серьезного вида, напряженно изучая что-то в компьютере. А Игорь… Игорь был слишком занят. Не веря ни «Пробеловской» технике, ни собственным глазам, Игорь побуквенно рассматривал пришедшее от Веры подростково-банальное:

«Я хочу быть с тобой. Что с этим делать? Быть.»

И дело даже не в том, что приходилось уже всерьез все больше подозревать девушку в умении читать мысли. Дело в том, что если Вера Сан, жена Вадима Сан, не страшась и не прячась, посылала подобные тексты, значит, для неё все происходящее было не менее серьезно, чем для Игоря. Значит, предстояло многое сделать. Значит, было за что бороться. Значит, нужно было бороться…

Игорь едва успел закрыть сообщение, прежде чем к его компьютеру подбежал Жэка и принялся что-то мудрить с музыкальными программами. Колонки у Игоревского компьютера оказались самыми мощными в «Пробеле», а г-н Евгений, видите ли, изволили возжелать дискотеку.

* * *

Дискотека не сложилась по причине появления клиента. Высокий брюнет с пижонской бородкой, чуть пошатываясь, спустился по лестнице и застыл на пороге “Пробела”. Жэка моментально вспомнил о роли охранника, сурово сдвинул брови и уселся на свою табуретку возле входа. Одного взгляда на вошедшего было достаточно, дабы понять, что парень не в себе. Скорее наркотики, чем алкоголь, заставляли губы пришельца кривиться в какой-то страшной, нечеловеческой ухмылке, а голову – мелко подрагивать в такт беззвучных смешков. Сумасшедшие глаза проплыли по залу, потом, наконец, сконцентрировались на стойке и замерли. Оставшийся незамеченным Игорь решил пока не выходить из укрытия, дабы, в случае чего, поразить врага неожиданностью появления.

– Что вас интересует? – не выражающее ни малейших эмоций лицо Веры показывало, что она тоже признала посетителя не вполне нормальным.

Вместо ответа невменяемый клиент резко попятился, и срывающимся тоном прокричал наружу что-то вроде:

– Все в норме! Можно начинать!

Никто не успел опомниться, как возле кричащего выросли еще четыре темные фигуры в широкополых шляпах. С масками на лицах и в темных очках.

“Дела…” – не к месту подумал Игорь.

– Вау! Ну чисто ковбои! – громко восхитился Жэка, за что тут же был грубо отброшен одним из гостей к стойке. Возмутившись, новоявленный охранник хотел было ринуться в драку, но воздержался. Потому что в руке обидчика вдруг появился… настоящий пистолет.

Наркоман при этом суматошно закивал, явно благодаря за освобожденное место, уселся на табуретку и закрыл глаза. Видать, парню было совсем плохо.

Еще не вполне осознавая, что происходит, Игорь почувствовал непритяный холодок где-то в районе желудка.

“Только этого еще не хватало!” – суматошно замелькало в голове, – “И зачем только Вера решила остаться?”

Если б Игорь дежурил вдвоем с Жэкой, ситуация не требовала бы особых усилий. Можно было бы позволить себе расслабиться. Отдаться в руки этим придурковатым грабителям и спокойно, даже с некоторой долей здорового любопытства, наблюдать за происходящим. Возможно, вышло бы презабавное приключение. В конце концов, не каждый день Игорю доводилось наблюдать настоящие гангстерские налеты.

Присутствие Веры все значительно осложняло. Игорь был уверен, что девушка ни за что не согласится смириться с ролью безвольной жертвы и кинется защищать сомнительные Пробеловские ценности. Позволить Вере пострадать Игорь просто не имел права. Приходилось действовать.

Руководствуясь невесть откуда взявшейся вдруг бойцовской интуицией Игорь, не дыша, соскользнул за свой рабочий стол и затаился, пользуясь прикрытием ставшей вдруг такой любимой пальмы. Через мгновение можно было облегченно вздохнуть: похоже, грабители Игоря так и не заметили.

“Гениально!” – мысленно принялся подтрунивать сам над собой Игорь, – “Классно ты спасаешь любимую девушку! Спрятавшись под столом! Ну и зачем ты, спрашивается, сюда залез?!”

Бойцовская интуиция исчезла так же внезапно, как и появилась. Что делать дальше, Игорь совершенно не представлял. Больше всего хотелось дико заорать и выскочить из укрытия. Чтобы, получив законную пулю в живот, навсегда остаться героем в глазах Веры и избавить себя от мучительной необходимости придумывать пути спасения. Увы, на подобного рода легкие пути Игорь права не имел.

“Что же делать? Думай, Критовский! Думай!!!” – пульсировало в голове. Внезапно вспомнился вчерашний разговор с Верой о её школе выживания. Мелькнула мысль проверить кое что из услышанного на практике.

Сжавшись в комок и затаив дыхание, великовозрастный Игорь Критовский прятался под мелкогабаритным рабочим столом компьютерного центра “Пробел” и прокручивал в голове сценарий своих будущих геройств. Его друзья в это время находились в зоне прямой досягаемости четырех ублюдков и их пистолета. Каждая секунда имела все шансы стать для Жэки или Веры роковой, а Игорь все медлил с переходом от теории к практике. Медлил, проклинал себя за это, и от этих внутренних разногласий медлил еще больше.

Увидев наставленное на себя дуло ТТ, Вера удивленно вскинула брови. Ну надо же?! Девушка встала, послушно положила обе руки на стойку и едва сдержалась, чтобы не засмеяться. Столько раз она прокручивала подобную сцену в голове! И вот, надо же, придуманное сбывалось. Причем совершенно не вовремя и в таких пародийных формах. Грабители явно старались во всем походить на виденных в боевиках персонажей и слегка перебарщивали с нагнетанием обстановки. Сейчас все они замерли в боевых стойках, образовав тесный круг спинами друг к другу. Главный из нападавших нервно тряс оружием. В прорисованных ранее Вериным воображением сценах борьбы со злоумышленниками, преступники вели себя именно так. А вот сама Вера, конечно же, действовала совершенно по-другому. Лихо расправлялась с бандой, спасая жизни ни в чем не повинных заложников… Увы, в реальности Вера никак не могла сосредоточиться и сообразить, что же именно надлежало сейчас делать.

Сидящий на Жэкиной табуретке наркоман вдруг начал тихо похрапывать. Крепкие, однако, нервы у парня. Спать в такой момент! А может, он и совсем уже ничего не соображает. Вера еще раз пробежалась взглядом по спящему, навеки запечатляя в своей натренированной памяти черты его лица. Интересно, а почему он без маски?

Из оружия у нападающих, похоже, был только этот, наставленный на Жэку с Верой, ТТ. Всех-то дел! Забавно учителю Ромулу будет узнать, что его Вера, Вера Сан, погибла, героически обороняя копейки из кассы никому не известного компьютерного центра.

– Закрыть дверь! – резко прорычал тот, что держал пистолет. Говорил он с таким усилием, что сразу же стало ясно – в жизни привычка рычать парню совершенно не свойственна.

Тот, кто был ближе всех ко входу, преувеличенно рьяно кинулся исполнять приказание. Как там Игорь? Вера кинула беспокойный взгляд в глубину зала, и тут же поняла, что совершила первую непоправимую ошибку. Её взгляд не остался незамеченным.

– Проверьте, нет ли здесь еще кого!

Один из грабителей, вооруженный куском арматуры, начал медленно продвигаться по залу, заглядывая под каждое рабочее место. Судя по тому, как парень держал оружие, его можно было не опасаться.

– Этих я контролирую, – говоривший резко дернул пистолетом, словно указывал пальцем. Вера, осознавшая наконец, чем чревато наличие оружия в руках у неврастеника, невольно зажмурилась. Собственное сердцебиение на миг оглушило, заставив прикладывать неимоверные усилия, дабы взять себя в руки.

“Насколько нелепой может оказаться смерть! Ну вот. Разыскивая Жэку рыдала, мол нет настощих приключений и врагов. Напросилась…Теперь страдаю, что есть, ” – подумалось Вере.

– Руки за голову! Кто дернется – пристрелю, – вдруг принялся пищать нападающий, вспомнив, видимо, какой-то новый фильм про грабителей.

Предыдущий образ нравился Вере больше, но сообщать об этом она не решилась.

– Делай, что они говорят, – как можно спокойнее сказала Вера Жэке и сама тоже подняла руки.

“С одним безоружным Игорь, может, и справится,” – мысли Веры, наконец, пришли в должный порядок, – “Вот черт, мне бы всего мгновение…”

– Что вам нужно? – обрел, наконец, дар речи Жэка, возмущенный подобным обращением.

– Вопросы здесь задаю я! Ключи от сейфа, быстро! И деньги из кассы! Пошевеливайся!

Последняя фраза была обращена к Вере. Девушка уже рассчитывала в мыслях, сможет ли допрыгнуть до руки с ТТ, если будет ранена, как вдруг…

Звон бьющегося стекла, звонкие маты того, кто ушел вглубь зала и вспарывающая окружающую ночь отчаянно воющая сирена сигнализации. Еще ничего не понимая, на помощь парню с арматуриной кинулись двое. К счастью, Игорь не стал геройствовать. Не вникая в эстетику боя, он попросту оттолкнул стоящего на пути неудачника с палкой и, вскочив на стол, прошмыгнул на улицу. Только что разбитое табуреткой стекло окна все еще сыпало остроконечными осколками, но Игорю каким-то чудом удалось проскочить.

Вера мысленно выругалась. Все неверно, все глупо, все неграмотно… Эх, Игорь, Игорь…

А вот парень с пистолетом на этот раз повел себя грамотно. Не открыл пальбу, не впал в панику. Лишь на миг переключил внимание на события в глубине зала. К счастью, этого мига Вере оказалось достаточно. Моментально оказавшись за одежной вешалкой, она схватила свою сумочку.

– На место! Я сказал, вернись сюда! – перекрикивая сирену, зарычал Грабитель. Остальные, похоже, восприняли этот крик, как приказ, что избавило беглеца от преследователей. В погоню за сбежавшим Игорем никто не кинулся. – Или я сейчас расшибу ему башку! – оказывается, Грабитель обращался к Вере.

Не без помощи вернувшихся к вожаку двоих товарищей, Жэку поставили на колени. Грабитель приставил дуло к Жэкиному виску и принялся считать. Вера не знала, до скольки он считает, поэтому вышла из своего укрытия сразу же. Вдруг стало тихо. На миг все растерялись. Тишину уже и не ждали.

– Я нашел! Я нашел! – радостно закричал тот, что таскал за собой арматурину, – Это не сирена была! Это Winamp. Он нашел звук сирены в компьютере и запустил его на колонки. Думал, самый умный. Думал, испугаемся. Но я…

Ощутив, что длинные речи Главным не приветствуются, говорящий робко замолк.

– Сматываться надо, – мрачно изрек один из бандитов, – Шуму наворотили, свидетеля выпустили… Не дело это.

– Успеем, – оборвал товарища Главный, – Что ты там прячешь? Сумку на стойку, руки за голову!

Вера подчинилась. Пришлось расстаться и с сумочкой и с любимым телефоном.

– Сдать нас хотела! Папочке позвонить? – разглядывая телефон, прошипел Грабитель.

Вера согласно закивала, не желая вступать в спор с ненормальными.

Главное, что свою Беретту Вера уже извлекла из сумочки и заткнула за пояс брюк. Пусть газовое, но зато оружие… Теперь бы еще сообразить, как правильно его применить. Четверо против двоих… Как-то мрачновато всё складывается.

– Ключ от сейфа! Деньги из кассы! Быстро! – снова заорали на Веру.

– С удовольствием, – спокойно проговорила девушка, глядя прямо в глаза своему отражению в темных стеклах очков врага, – Только я тут новенькая. Понятия не имею, как кассу открывать. А про сейф вообще в первый раз слышу.

– Что?! Да ты?! – возмутился главный, но потом вдруг смирился, – Второй, пойди помоги даме с кассой! Ты! – это уже адресовалось Жэке, – Где ключ от сейфа?

– А я тоже новенький, – скорее сам себе, чем бандитам, пробормотал Жэка. Ему было страшно, но опозориться перед Верой он не мог.

– Какого черта, – прошипел Главный, – Второй! Поищи там за стойкой! Большой такой ключ с деревянным набалдашником…

– Да кого ты слушаешь! – вступил в разговор тот, кто говорил о необходимости уходить, – Врет он. Знает прекрасно, где ключ. А ну, говори, скотина! Нам уходить надо! Нам искать некогда!

– Ну так зайдите, когда будете располагать временем, – вдруг осмелев, выпалил Жэка.

Бандиту такой ответ не понравился. Бандит вспылил. Бандит размахнулся и со всей силы ударил Жэку кулаком по лицу.

– Нет! – громко закричала Вера. Допускать такое она не собиралась. Сдержаться и не кинуться к Жэке немедленно стоило Вере огромных усилий.

– Нет! – нормальным голосом завопил Главный и, не сдержавшись, кинулся к Жэке. Тот бессильно распластался на полу. Одного удара оказалось достаточно, чтобы лишить Жэку сознания. Главный склонился над недвижным телом, неуверенно похлопал его по щекам…

“Одна против четырех,” – мелькнуло в голове у Веры, – “Час от часу не легче. Почему медлит Игорь?!”

– Ты что, охренел?! – рычал, между тем на того, кто ударил Жэку, Главный, снова изменивший голос, – Мы ж договорились, никому никакого вреда… Да я тебе!!!

Вера расширенными от удивления глазами смотрела, как главный переводит дуло пистолета на своего подчиненного.

– Да ты че… Я ж как лучше хотел… – оправдывался перепуганный любитель мордобоя.

Дожидаться, пока главный остынет, Вера не стала. Злополучный помошник из бандитов как раз уже прошел сквозь рабочие помещения и оказался за стойкой. Подпустив врага поближе, Вера навалилась на него весом всего тела, заставив склонить голову к стойке. Схватив врага за волосы, Вера приставила к его шее свою Беретту.

– Двинешься, убью, – шепнула она, – А ну валите отсюда все! Чтоб духу вашего…А то товарищ без головы остаться может…

– Заложник на заложника, – резво отреагировал Главный, кивая в сторону Жэки.

– Пушка газовая, – тут же сообразил уже успевший завоевать стойкую ненависть Веры любитель мордобоя.

– Голову отобьет, как настоящая, – заверила Вера присутствующих, – Будем экспериментировать?

– И мы, – Главный навел пистолет на все еще валяющегося без сознания Жэку, – Мы тоже будем экспериментировать…

– Стреляем, на три-четыре? – Вера улыбнулась. Услышанный диалог между Главным и любителем мордобоя, как казалось Вере, давал некоторые гарантии Жэкиного благополучия, – Или обойдемся без кровавых драм?

В воздухе повисло напряженное молчание. Вера слышала учащенное дыхание жертвы. Чтобы доказать собственную значимость, не мешало съездить заложнику разок по физиономии. Жэку же эти сволочи ударили… А что, если этот ненормальный решится стрелять? Тогда ей, Вере, тоже придется нажать на курок. Вера не сводила глаз с растерявшегося вдруг Главного и с каждой секундой все яснее понимала, что не сможет выстрелить. От осознания этого факта сделалось вдруг очень страшно. Вера почувствовала собственное бессилие. Ничего, ничего не сможет противопоставить она тупой силе. Ничем не сможет помочь Жэке…

В этот момент у Главного запищало что-то в кармане.

– Да? – это оказался телефон. Главный раскрыл его одной рукой и приложил к уху. После чего тут же нажал на отбой и, громко выругавшись, бросил товарищам нервное: «Вот теперь уходим.»

Мгновение спустя, послышался вой милицейской сирены.

«Ну, наконец-то!» – мелькнуло в мыслях Веры, – «Появиться раньше Игорь, конечно же, не мог…»

– Эй! – неуверенно крикнул Главный, словно забывший о Жэке, – Ты, это, отпусти парня, а?

Этой просьбой забота Главного о подчиненных исчерпалась. Он быстро спрятал пушку за пояс и кинулся к выходу. Два его напарника бросились следом, не забыв, однако, растолкать своего наркомана.

Верин заложник неуверенно дернулся и вдруг заорал, зажмурившись:

– Кинули, суки!!!

После чего, заложник оттолкнул Веру в сторону и, не обращая внимания на преследующее его дуло пистолета, кинулся к выходу. Похоже, встреча с милицией пугала бандита больше, чем пистолет. Странная мутация инстинкта самосохранения, свойственная целому поколению выросших в этой стране людей: всё что угодно, только не милиция.

Вой сирен всё усиливался, снаружи доносились какие-то крики. Вокруг Жэки уже толпились неизвестные люди. Вера, не выпуская из рук пистолет, бессильно опустилась в кресло и смахнула дулом челку со лба. Руки предательски дрожали. Так часто описываемые на словах действия оказались для неё, Веры, абсолютно не осуществимыми. Все отчетливее девушка понимала, что не смогла бы выстрелить в заложника даже в случае крайней необходимости. Просто не смогла бы, и все. Это было провалом, унижением… Признанием собственной немощности… Это было полной и безвозвратной потерей себя.

– Вера! – Игорь уже стоял возле неё, уже держал её ладони в своей руке, уже гладил по волосам.

– Все в порядке, – Вера отстранилась и попыталась улыбнуться, – Знаешь, оказывается, я ничего не умею. Это не страшно. Просто необычное такое ощущение. Помнишь, мне казалось, что основная проблема в том, что кулаки чешутся, а драться не с кем? – Вера насмешливо хмыкнула. Говорила она, казалось, не с Игорем, а с кем-то внутри самой себя, – Оказалось, всё еще хуже. Когда есть с кем драться, кулаки чесаться перестают… Я – ничтожество. Понимаешь?

– Вера, но ведь ты же девушка, – попытался утешить Игорь, – Девушкам и не положено драться…

– Да, но когда врага нет, я почему-то думаю, что положено… Выходит, я сама себе вру, когда считаю, что проблема просто в отсутствии достойных задач. Проблема не в этом. В моем собственном бессилии проблема, на самом деле…

– Вера! – Игорь снова взял девушку за руку, – Это ведь неправда всё. Ты вела себя замечательно… Вдумайся! Просто мистика какая-то, мы своей жаждой приключений, своими глупыми поисками вовсе не пропадавшего Жэки, убедили судьбу подбросить нам настоящую критическую ситуацию. И она подбросила. И мы победили… Ограбление не состоялось! Ты молодец, Вера…

– Не стоит, – Вера резко вырвала ладонь. Глаза её сделались влажными, – Н надо меня успокаивать…

Игорь едва совладал с порывом прижать Веру к себе, успокаивая. Но девушка была права. Афишировать свою нежность при всех в данном случае представлялось губительным. Игорь пробормотал что-то бессмысленно подбадривающее. И вдруг понял, что категорически не согласен с такими правилами. Что постыдного в его чувствах к Вере? Почему они обязаны прятаться и скрываться?

Игорь заставил себя вспомнить о существовании Вадима Сан. Заставил ответить на это злополучное «почему» и попытался смириться. Не вышло. Удалось лишь еще больше разозлиться.

Игорь даже был рад, когда Палюрич попросил оставить Веру в покое и пройти в его, Палюричевский, кабинет, для дачи показаний.

Все ж лучше, чем стоять возле Веры и не иметь права хоть как-то продемонстрировать свою заботу.

В кабинете Палюрича сидел седоволосый мужчина с очень добрым лицом. Отчего-то Игорю показалось, что Незнакомец никак не может быть работником органов. Палюрич поспешил развеять это заблуждение. Незнакомец оказался давним приятелем ВасьВася, но, при этом, самым настоящим следователем. Судя по тому, что ранее Игорь его не заметил, подъехал г-н Следователь только что.

– Игорь Критовский, – представил Игоря Палюрич, – Тот самый.

– Искренне рад, что среди нынешней молодежи встречаются такие индивидуумы, – вместо приветствия произнес Следователь и предложил Игорю сесть.

За этим последовала вереница довольно скучных вопросов. Игорь, которому скрывать было нечего, подробно описал все случившееся. Да, выскочил в окно. Звонил Палюричу из ближайшего автомата.

– Простите, почему не к нам? Почему именно Палюричу?

– Не знаю, – Игорь на секунду даже растерялся, – Доверия к нему больше. И потом, я же наслышан о связях своего шефа. Кто, как не он, сможет найти ту ниточку, которая обеспечит прибытию органов оперативность…

ВасьВась самодовольно почухал подбородок, а Следователь почему-то нахмурился. Видать, роль «ниточки» не казалась ему слишком привлекательной.

– Продолжайте рассказ.

А что, собственно, продолжать, когда это всё? ВасьВась сказал – ждать приезда милиции. Игорь всё выполнил, как попросили.

Вот тут Игорь, конечно, решил перестраховаться и утаил от следователя массу важных подробностей. На самом деле ВасьВась поручил Игорю будить живущих поблизости бздычей, и выстраивать из них ловушку для беглецов. Расчет был прост. Чем бы ни окончилась попытка ограбления (а оптимистичный Палюрич, конечно же, и мысли не допускал о том, что Вере или Жэке посмеют причинить вред), бандитам необходимо будет каким-то образом покинуть помещение и отправиться на место своего постоянного обитания. Конечно, это в том случае, если милиция не задержит нападавших сразу же в «Пробеле». Но на это у дальновидного Палюрича надежды было мало.

Итак, куда бы ни двинулись грабители, выйдя из «Пробела», цепочка из беззаветно преданных Палюричу подростков должна была отследить перемещения преступников. Игорю оказалось достаточным позвонить только одному главному бздычу. Вызвать остальных тот брался сам. У местных подростков, как выяснилось, была давно отлажена система ночных подъемов по сигналу тревоги. Центральные районы, видите ли, находились в состоянии войны с соседними, поэтому «детки» всегда держались «настороже». Услышав все это от главного бздыча по пути к месту общей «стрелы», Игорь, который в нежном возрасте тоже участвовал в довольно организованных межрайонных подростковых «разборках», удивился лишь тому, каким образом Палюричу удалось стать «своим» для этих малолетних агрессоров.

Спустя десять минут после звонка, у Игоря уже была организована целая шпионская сеть. Говорить об этом Следователю Игорь на всякий случай не стал. Зачем детей впутывать? Если нужно будет, Палюрич сам расскажет.

Палюричу, похоже, было не нужно, и эта часть Игоревской деятельности осталась неоговоренной.

Дальше следователь изъявил желание поговорить с Верой. Девушка, кажется, уже оправилась от потрясения. Мимолетным движением руки попросив присутствующих подождать, она невозмутимо принялась консультироваться с сотовым телефоном.

– Все в порядке, – с достоинством сообщила она, вернув, наконец, телефон обратно в сумочку, – Адвокат не возражает. Я могу дать показания. Куда нужно пройти?

Игорь невольно восхитился Вериной выдержке. Несколько минут назад эта девушка находилась в полуобморочном состоянии. Не мудрено! Ей угрожали пистолетом, на её глазах избили ни в чем не повинного Жэку… Любая другая еще час сотрясалась бы в рыданиях. Любая другая, но не Вера. Игорь пристально глянул девушке в глаза, не нашел там и тени неуверенности и… ощутил вдруг накативший приступ отчаяния. Что он себе возомнил? Он не может быть нужен этой женщине. Жена Вадима Сан не имеет права на слабости. Она со всем справится сама. В крайнем случае, с помощью своего адвоката. Он, Игорь, никогда не сможет стать для Веры ничем большим, чем обычное мимолетное увлечение. Ему совершенно нечего ей дать. Что можно дать человеку, у которого все есть?

Почти бегом подскочив к разбитому окну, Игорь принялся лихорадочно заглатывать ртом свежий воздух. Необходимо было прийти в себя, необходимо было сосредоточиться на происходящем и выкинуть из головы нелепые мысли о нелепых чувствах и нелепом отсутствии перспектив.

– С тобой-то что?

ВасьВась не преминул воспользоваться возможностью перекинуться с Игорем парочкой слов.

– Устал, – соврал Игорь, – Просто устал. Поймали? – необходимо было срочно переключиться на деловые темы.

– Нет, – развел руками Палюрич, – Когда машины прибыли, эти гады уже испарились. Но я, честно говоря, на милицию и не рассчитывал. Когда бздычи объявятся?

– Как менты уедут, я думаю. Эти детки для любого человека в погонах – желанная добыча, – Игорь вспомнил, с каким азартом «детки» принялись выполнять поручение Палюрича, и улыбнулся, – А вы, ВасьВась, выходит, тайный предводитель целой организованной банды? С вашим именем на устах они, судя по сегодняшнему, в любой бой готовы идти.

– Ну, это ты загнул, – Палюрич прямо просиял от подобной лести, – Не такая уж они и банда… Но расспросить их все равно нужно будет. Жэку, кстати, увезли в неотложку. Говорят, не меньше недели теперь проваляется. Сотрясение там какое-то. И пить, кстати, нельзя.

Палюрича кто-то отвлек, и он умчался что-то открывать и показывать органам. Игорь тяжело вздохнул и до хруста сжал кулаки. Жалеть о том, что не остался внутри «Пробела», было глупо, но… Игорь чувствовал, что будь он там, сотрясение, возможно, пришлось бы на его, а не на Жэкину голову. И Вера, возможно, не была бы столь официальна…

«Что сделано, то сделано!» – мысленно приказал себе Игорь, – «Ведь она же сама говорила, если уж спасать, так наверняка… В любом случае, ограбление не состоялось.»

Мысль о том, что эти гады посмели ударить Жэку, все же пришлась ниже пояса. Игорь никак не мог заставить себя избавиться от комплекса вины за происшедшее и с каждой секундой раздумья чувствовал себя все хуже. Как он мог оставить Веру с преступниками, а сам сбежать?!

– Есть информация, – одними губами шепнул Палюрич, выдергивая Игоря из объятий самобичевания.

Несмотря на только что состоявшийся перекур, во время которого к ВасьВасю и подошел один из Бздычей-шпионов, Палюрич снова отправился на крылечко. Обеспокоенный Игорь прошел следом. Благодаря знакомству с приехавшим следователем ВасьВась, и Игорь вместе с ним, пользовались в царящей суматохе относительной свободой перемещения.

– Несостоявшихся грабителей поджидала машина.

– Где? Какая? – Игорь аж поперхнулся. Если детки запомнили номер машины, то бандитов уже можно было считать пойманными. Значит, всё правильно, значит всё не зря.

Кстати, на вид шайка грабителей производила впечатление совершенно неподготовленных к операции балбесов. То, что у них оказался в наличии автомобиль, показалось даже странным.

– В конце соседней подворотни, – ответил Палюрич, – Какая, пока не известно. Мой бздыч только услышал шум отъезжающей машины.

– Может, другие подскажут, – с надеждой проговорил Игорь, – Там при выезде тоже дежурный стоял.

В этот момент возле крыльца, отчаянно скрипя тормозами, остановился чей-то Опель. Невзирая на запрещающие стоянку знаки, водитель спешно покинул салон машины и в два прыжка преодолел ступеньки, ведущие в «Пробел». Увидев лицо гостя, Игорь подумал что-то о галлюцинациях. Это был глубоко восточный человек весьма преклонных годов. Морщинистое скуластое лицо больше походило на маску. Где-то в глубине узких глазниц прятался холодный осуждающий взгляд. Отчего-то этот старик казался нереальным. Удивляла легкость, с которой он передвигался, поражала совершенно юношеская осанка. Пугало отсутствие эмоций в складках сурового лица.

– Я за Верой. Верой Сан, – без малейшего акцента проговорил старик и моментально оказался внутри центра.

Игорь с Палюричем ошарашено переглянулись. В этот момент где-то возле соседнего подъезда послышался приглушенный свист. Это был условный сигнал. Игорь заставил себя забыть о странном старике. Лениво потянувшись, Критовский сказал положенное:

– Пойду прогуляюсь, а то уже ноги затекли стоять.

В темноте соседней подворотни, возбужденно притоптывая, поджидал подававший сигналы бздыч.

– Машина была. Я видел. Красное «рено», одинадцатка. Первые цифры номера 357. Больше не разглядел, – отрапортовал гордый собой малолетний шпион.

Игорь сдержанно похвалил пацана, велев передать остальным, что можно идти по домам.

– Не, мы еще немного поторчим, – отказался подчиняться бздыч, – Мало ли чего. Дядя Вася может нас еще к чему приспособит. Свистите, ежели что. Только нас всего трое осталось, остальные мусоров испугались и по домам разошлись.

Не дав Игорю опомниться, подросток испарился в окружающей темени.

Палюрич воспринял новую информацию как-то уж очень напряженно.

– Номер на 357, говоришь? Проверю. Но, кажется мне, плохи дела…

Раз вечно спокойный Палюрич говорил такое, значит дело и вправду пахло жареным. Игорь не сводил с ВасьВася вопросительного взгляда. Палюрич и не думал расшифровывать свое уныние.

В этот момент на крыльце показалась Вера. Девушка явно была глубоко расстроена. Её сумочку и плащ нес старик, почтительно вышагивающий немного позади девушки.

– До завтра, – излишне, как показалось Игорю, официально кинула Вера коллегам и прошла мимо.

– Ты не должна была, – в полголоса проговорил старик, догоняя Веру. Стало понятно, что эти слова сказаны в продолжение начатого ранее спора.

– Почему? – Вера истерично повысила голос, – Разрешение на оружие у меня есть. Зачем вообще оно тогда нужно, если его нельзя применять… Ты же сам говорил: «на крайний случай».

– Не каждый случай – крайний, Вера Сан. Ты не должна была.

Старик, кажется, прекрасно понимал, что Палюрич с Игорем слышат их диалог, и ничуть не смущался этого. Вера же, напротив, только сейчас осознала, что разговаривает слишком громко, и растерянно взглянула на Игоря. Как бы оправдываясь. Как бы прося прощения за некрасивую сцену. В этом Игорю тоже померещилась излишняя официальность и отчужденность. Разве перед родными людьми смущаются собственных споров с домашними?

Вера, кажется, истолковала хмурый взгляд Игоря по-своему.

– Я сейчас, – кинула девушка своему провожатому и вернулась ко входу в «Пробел», – Игорь, я совсем забыла сказать тебе…

Она стояла в полушаге от Игоря и пристально смотрела ему в глаза. Игорь чувствовал, что девушка пытается решиться на что-то важное.

– О чем? – Игорь невольно улыбнулся слишком решительному виду Веры.

– О том, что… Я очень благодарна тебе, Игорь. Ты, наверное, спас мне жизнь сегодня… Спасибо.

Отчего-то сейчас эти слова никому не показались пустым пафосом. Прямая, как струнка, Вера на миг зажмурилась и решилась. Обеими руками обхватив Игоря за шею, девушка на глазах у изумленных присутствующих наградила его долгим поцелуем.

Игорь оторопел. Что это? Капризная шалость? Хулиганская выходка, сотворенная, дабы вывести из себя строгого старика? Или все-таки признание? Ну конечно… Пусть все знают. Вера не станет прятаться и лукавить. Вера делает то, что велит ей сердце…

Придя в себя, Игорь собирался уже ответить на Верин поцелуй, показать, что и сам тоже не собирается ничего бояться… Или хотя бы просто спросить, правильно ли он понимает происходящее… Но девушка уже резко развернулась и направилась к машине.

– Вера Сан, ты ведешь себя хуже некуда! – все так же вполголоса проговорил старик, по-прежнему не стесняющийся невольных слушателей. Отчего-то Игорю почудилось в его словах скрытое одобрение.

– Можешь поставить меня в угол, или оставить сегодня без обеда, – премило улыбнулась Вера.

Похоже, содеянное изрядно повысило девушке настроение. Обогнув машину, Вера подошла к водительской дверце. Старик резко глянул на девушку, осуждающе покачал головой, но не произнес ни слова и перебросил через корпус машины ключи. Вера лихо поймала связку, уселась за руль, и Опель мгновенно умчался в ночь.

Дождавшись, пока стихнет шум мотора, Палюрич наигранно завистливо присвистнул.

– Поздравляю, – хитро прищурился он, – Жаль только, что наша Вера не красит губы…

– Это еще почему? – не понял Игорь.

– Ходил бы ты теперь со следами её помады, не стирая. Гордился бы. А так? Кто тебе теперь поверит, что сама Вера Сан…

– Да бросьте вы, – отмахнулся Игорь, раздражаясь собственному смущению.

– А что, – продолжал Палюрич, – У меня один знакомый есть – любит на машине погонять. Так у него на решетке радиатора крыло воробья всегда прилеплено. Он эту несчастную птицу умудрился когда-то сбить. Я ему говорю: «Убери труп с капота!» А он: «Не тронь! Пусть все видят, как я быстро езжу!». Так и ты. Оставил бы её помаду на губах, все б видели, каким ты спросом пользуешься…

Иногда шутки Палюрича казались Игорю невыносимыми. От одной постановки вопроса: «Сама Вера Сан и какой-то Игорь», отчаянно веяло обреченностью.

«А что, если Вера всерьез зависит от роскоши? Машина, адвокат, телефон… Вдруг она и вправду САМА Вера Сан… Что, если она не сможет отказаться от материальных благ?» –рассуждал Игорь. Ведь даже добрый Палюрич, и тот, всеми своими словами подчеркивал необъятную пропасть между Игорем и Верой…

Игорь не без труда заставил подобные мысли испариться. Сейчас предстояло заботиться о поисках злоумышленников.

– Так что там с этим «Рено»?– переспросил Игорь Палюрича намеренно сухо.

– До «Рено» ли сейчас, когда такие девушки…

ВасьВась явно пытался отшутиться, дабы скрыть что-то важное.

– Если мы команда, то вы должны доверять мне, – неожиданно для самого себя твердым тоном произнес Игорь, цитируя Веру и сам себя ругая за эту глупую склонность к плагиату.

ВасьВась сделался вдруг серьезным.

– Меньше знаешь, как известно, лучше спишь, – многозначительно заявил директор после непродолжительного раздумья.

– Так можно и всю жизнь проспать, – парировал Игорь, – Я готов к бодрствованию.

– Как знаешь, – Палюрич, казалось, поддался, – Тогда слушай. Не знаю точно, – ВасьВась как-то совсем замялся, – Но… В общем, похоже, это была одна из машин Орликов. Прежняя любимица Александры Орлик – алая реношка…

– Что?!

Игорь с трудом переосмысливал сказанное. Все происшедшее категорически отказывалось умещаться в голове.

– Похоже, с официальным оформлением дела стоит пока повременить, – сам себе пробормотал Палюрич и мрачно побрел внутрь «Пробела» просить об остановке оформления.

* * *

Вера позвонила спустя полчаса. Игорь даже не удивился, услышав её голос на том конце провода. А как могло быть иначе? Ведь это Вера. Не стала бы судьба показывать её Игорю, если б не подразумевала нечто большее, чем взаимная мимолетная слабость.

– Как здорово, что ты взял трубку! – радовалась Вера, – Я никак не могла изобрести, под каким предлогом позвать тебя к телефону…

– Меня? – спросил глазами пролетающий мимо телефона Палюрич. Он как раз провожал улыбкой одного представителя органов, и сигналил руками другому, чтобы тот задержался для конфиденциальной беседы.

– Нет, нет, – ответил Игорь за трубку, – Это мне.

– Ты не можешь сейчас разговаривать? – поинтересовалась Вера.

– Гхм, – неопределенно промямлил Игорь, не зная точно, где именно остановятся уши присутствующих через секунду.

– Я звоню, чтобы узнать, чем все это кончилось…

– Гхм, – снова ответил Игорь.

– Я и не заставляю тебя говорить это по телефону, – обиделась на почудившийся ей упрек, Вера.

Игоря вдруг осенило.

– Я как раз собирался проехаться до больницы, узнать, как там Жэка, и что ему привезти.

Подобное приглашение звучало и смело, и вполне прилично… Не мог же Игорь просто так, без весомого повода, вырывать даму из спокойной семейной ночи.

– Хорошо. Через пятнадцать минут жди меня на перекрестке возле метро.

Палюрич очень удивился, когда Игорь, сияя, подошел попрощаться.

– Ты ж вроде упрашивал не отправлять тебя домой? – хитро сощурился Палюрич, сопоставляя чей-то телефонный звонок и появившуюся вдруг у Игоря готовность уйти.

– Так я думал, тут моя помощь какая понадобится… А вы все сами, да сами… – промямлил Игорь, немного стыдясь столь резкой перемене своего настроения. Увидеться с Верой сейчас было в сто крат важнее участия во всяких передрягах. Тем более, что никакой реальной пользы Игорь сейчас принести «Пробелу» не мог.

– Да чем ты тут поможешь? Мы сейчас с господином хорошим, – Палюрич кивнул на своего седоволосого приятеля, который деловито выпроваживал из «Пробела» каких-то ребят в форме, – Посидим, выпьем, происшедшее обмозгуем… Кстати, подробностей про Рено я даже ему не сообщаю. До поры до времени. Молчать пока надо. Зачем собственных хозяев под подозрение ставить. Может, все это недоразумение какое… А если нет, так тем более, пока молчать следует. Усек?

– Так давно усек, – пожал плечами Игорь. Не спросить, что сам Палюрич думает о ситуации теперь, в свете появления Рено, стоило Игорю огромных усилий… Но, увы, имидж надежного и неглупого обязывал к сдержанности.

На обещанном перекрестке взъерошенная Вера выглянула из такси и замахала обеими руками. Игорь послушно уселся в машину.

«Интересно, за чей счет мы едем?» – язвительно подумал кто-то в голове Игоря, – «Хорошо устроился, разъезжаешь с любимой барышней на тачках, и все за деньги её мужа…»

– У меня такое чувство, будто голос этого переодетого клоуна я откуда-то знаю… – переключила мысли Игоря на другой лад Вера, – Или мне кажется просто…

– Но голос ведь явно был изменен, – вспомнил Игорь и тут же совершил непростительное, – Знаешь, там ведь все не так гладко с этими грабителями… Знаешь, на чьей машине они уехали?

Нет, нет. Игорь рассказывал то, о чем должен был молчать, вовсе не из желания похвастаться своей осведомленностью. И даже не в качестве попытки еще крепче привлечь внимание Веры к собственной персоне. Просто он понял вдруг, что испытывает непреодолимую потребность посвящать Веру во все, происходящее с ним.

– Раз Палюрич не хочет, чтоб мы об этом думали, лучше нам это действительно забыть, – после секундного раздумья выдала Вера, – Без комментариев.

Игорь слегка удивился столь не типичному для женщины ответу и даже мысленно упрекнул себя за излишнюю болтливость. Так недолго было и дураком показаться.

– Рядом с тобой я делаюсь лучше, – вдруг рассмеялась Вера, – И хочется нарушить все запреты, да раскрутить это дело с машиной Александры… и не могу себе позволить. Я ведь теперь не просто так, я ведь теперь с тобой, значит должна быть хорошей. Не копаться в том, что просили не трогать…

– Ну хоть какая-то от меня есть польза, – Игорь осторожно дотронулся до Вериной руки и та доверчиво окунулась в его ладонь. Так, будто только ждала такого приглашения, – Кстати, это важно. Выходит, мы вместе, чтобы делать друг друга лучше. Совершенствоваться просто так – не интересно. Абы для кого – не хочется. А вот когда встречаешь того самого человека, с которым хочешь быть рядом, и при этом важно, чтобы рядом с этим человеком был только кто-то очень хороший… Тогда в самосовершенствовании появляется смысл. Ты – мой смысл.

Вера ничего не ответила. Только легко пробежалась холодком пальцев по руке Игоря.

Дальше все происходило, будто по нарочно подстроенному сценарию. Ни от Игоря, ни от Веры больше ничего уже не зависело.

Жэка негодовал, Жэка канючил и обещал обязательно устроить в больнице бунт. Дело в том, что ныне Евгений чувствовал себя превосходно и страшно не хотел оставаться ночевать в этом «угнетенном месте». «Я нужен здесь врачам для количества! Держат, чтоб демонстрировать вышестоящим заполненность отделения!» Никакие доводы рассудка Жэка не принимал, и всё ныл и ныл о вселенской несправедливости. Возможно, его и отпустили бы домой, но Жэкина мама, услышавшая, что сыну неплохо было пройти хотя бы минимальный курс лечения, уговорила врачей ни под каким предлогом не выпускать Евгения.

– Ладно, не грусти, ты и здесь дурдом устроишь. Что тебе завтра принести?

После долго перечня всевозможных невозможностей, Жэка попросил, наконец, нечто реальное. Попросил он привезти плеер, который лежал у него дома на холодильнике. И заодно просил навести в комнате порядок. Потому как накануне Жэка ведь не знал, что в больницу попадет. Поэтому ни бутылки, ни окурки с пола и дивана не убирал. «А матушка, не ровен час, решит заглянуть, чтоб сыну бельишко свежее притащить, да в обморок свалится от увиденного.»

Игорь молча кивал в ответ на просьбы. Покраснел густо, когда Жэка ключ от своей коммуналки ему протянул. Уж слишком все один к одному складывалось. Даже нарочито как-то… Вера то ли искусно сделала вид, толи и вправду не придала появлению ключа никакого значения.

Ехать убирать Жэкину комнату решили сейчас же. Не подумайте ничего дурного, просто Жэкина мама могла решить заглянуть в жилище сына уже наутро. Так ведь?

Ехали молча. Любая фраза по сути, как казалось Игорю, могла бы совершенно опошлить ситуацию, а говорить о погоде или прочих приличиях – с Верой казалось дикостью.

– О, о! – Вера застыла на пороге Жэкиной комнаты, – Знаешь, до этого момента я подозревала Евгения в сводничестве. Теперь понимаю, что ему действительно требовалась наша помощь. Показывать такую комнату маме нельзя!

Каким-то загадочным щупальцем женской интуиции Вера обнаружила, где прятались веник и совок. Игорь, превратившись вдруг в существо ужасно хозяйственное, принялся собирать бутылки.

– Подозревала Жэку в сводничестве, но все равно пошла сюда? И как их, женщин, понимать? – спросил у аккуратно выстроенной перед дверью баррикады из бутылок Игорь.

– Знала бы, сама б себя с удовольствием поняла… – вместо баррикады ответила Вера, выбрасывая все с совка в сымпровизированную из пустой коробки от торта мусорку.

В этот момент Игорь поймал на себе взгляд Веры, и не смог уже остановиться.

– Так не бывает! – шептал он, вбирая каждой клеткой тела тепло Вериной кожи, – Не может быть, чтобы человек был настолько родным, настолько «для меня»… То ли в мировоззрении, то ли в манере говорить, то ли уж просто в физическом взаимодействии, должен быть хоть какой-то подвох… Где же он? Меня пугает даже эта твоя бесподвошность…

– Бойся! – смеялась Вера, целиком отдаваясь его рукам. И пробивающиеся сквозь щель в шторах лунные лучи бесстыдно играли её наготой.

Чтобы ни происходило в жизни потом, Игорь всегда помнил ту волшебную ночь. Кажущееся ранее таким глупым слово «счастье» заполнило тогда собой всю комнату. И Вера с Игорем плескались в нем, переливая друг в друга свою настоящую, посланную откуда-то свыше, любовь.

С первыми лучами рассвета нужно было уходить. Уже знакомым маршрутом, Игорь вел Веру к её дому. Хотелось наговорить глупостей, клятв и признаний. Хотелось расспросить, попросить и напроситься. Но Игорь молчал, боясь спугнуть гармонию.

– Как странно, – Вера заговорила первая, – По идее, мы ведем себя непозволительно. Отчего же я чувствую себя такой счастливой? Очищенной… Не совершавшей ничего плохого…

– Любовь делает чистым все, к чему прикасается, – неожиданно «прокрасноречился» Игорь.

– Ой, не Экзюпери меня! – отмахнулась Вера, наигранно сердито, – И так, от всей этой романтики голова кругом.

Вера расставила руки в стороны и вдруг начала кружиться, весело хохоча. Игорь едва успел схватить её за плечи после остановки.

– Вот видишь, чуть не упала!

– Держись за меня. Вместе мы – более устойчивая конструкция. Вместе у нас четыре ноги…

Верин дом показался значительно быстрее, чем хотелось бы. От необходимости отпускать любимую куда-то у Игоря защемило вдруг сердце.

– Когда-нибудь, мне не надо будет никуда уходить, – испытывая, видимо, тот же ужас перед расставанием, твердо произнесла Вера, – Господи, отчего же так сложно всё, а? – вдруг спросила она, обиженно глядя на небо. А потом развернулась и кинулась бежать со склона навстречу своим привычным будням.

* * *

Людям свойственно быстро забывать то, что они не в силах объяснить. К чему тратить силы на разгадывания неразгадываемого? Особенно, если и без того есть, чем заняться. В «Пробеле» страдать от безделья не приходилось. История с неудачным ограблением довольно скоро забылась. Некомпетентные – возмущенно посокрушались о несправедливом устройстве мира. Посвященные в неоднозначность ситуации Игорь и Вера предпочитали не вмешиваться, полагая, что Палюрич знает, что нужно предпринимать. В общем, поговорили, повспоминали, уже смеясь, а не переживая, и успокоились. Тем более, что Жэка благополучно вырвался из больницы на свободу, умудрившись надоесть медсестрам настолько, что его подвергли выписке, как только смогли.

– Скостили срок за плохое поведение, – гордо почесывал давно небритый подбородок Евгений. Отчего-то Жэка был уверен, что трехдневная щетина придает его лицу больше значимости.

О недавнем неудавшемся ограблении напоминали лишь молчаливые ребята, сменяющие друг друга на посту возле входа. Эмблема одной известной в городе частной охранной службы на форме этого нововведения красноречиво свидетельствовала о том, что на этот раз Палюрич обратился к профессионалам, принебрегая навязываемыми офисом ребятами, вроде Стаса. Нанятые Палюричем охранники привносили в атмосферу «Пробела» недостающую солидность и поражали всех умением никак не проявлять своё существование. В особенности, сражено наповал было воображение Антона, который, после скупого мужского разговора с одним из стражей «Пробела», попал под влияние и записался даже в какую-то обучающую восточным единоборствам секцию… Уже через неделю, на Тоху было просто смешно смотреть. Он, бедный, так старался стать молчаливым и замкнутым, что производил впечатление угрюмого и несчастного. Вместо уважения к появившейся в мальчишке мужественности, вид Антона вызывал желание погладить страдальца по голове и пожалеть.

– Ему там, на этих восточных единоборствах, каждый вечер морду бьют, вот он и переживает, – авторитетно заявляла Анюта, никогда в жизни не имевшая ничего общего с единоборствами, – Я вам точно говорю. Он, конечно, не признается, но по выражению глаз-то сразу видно.

В последнее время Анюта возомнила себя знатоком человеческих душ. Одного взгляда на человека было достаточно ей, дабы все понять про него. И неважно, если человек поступал каким-то прямо противоположным от обещанного Анютой образом, все равно она продолжала верить своему первому о нем впечатлению.

– Анечка у нас человек самодостаточный, – смеясь, комментировала Вера, которая уже накрепко прижилась в коллективе, – Люди ей нужны, только как живые носители наклеенных ею образов. Эдакие марионетки для ношения выдуманных Анютой одежек.

– Ну и что? – вступался в защиту коллеги Игорь, больше ради самого спора, чем от несогласия с Верой, – На нас то, какими мы ей кажемся, никак не отражается. Работе не мешает…

– Помогает даже! – спешила согласиться Вера, – Знала бы Анечка, что мы с тобой думаем на самом деле, она, с её-то строгими канонами порядочности, давно бы уже на дух нас не переносила… А знала бы, что делаем, так вообще… Лучше уж пусть думает, что я работать назло мужу пошла…

– Так-с! – если разговорчики эти велись на крыльце возле входа, куда Игорь частенько выходил покурить, то на пороге неизменно вырастала чеширская улыбочка Палюрича, – Бездельничаем и тунеядим? Разговоры разговариваем? А кто работать будет?

Игорь с Верой всякий раз смущенно шарахались друг от друга, хотя и так в рабочее время всегда держались на приличной дистанции.

– Работать? Чур, не я! – торжественно сообщал вываливающийся на перекур вслед за директором Жэка, – Я себе на целых три минуты перерыв устроил! Мне хорошо: сам начальник, сам подчиненный…

Дело в том, что, в качестве подарка к выходу из больницы, Палюрич назначил гоняющегося за звонкими титулами Жэку начальником отдела продаж. Игорь смотрел на искренне радующегося повышению Жэку и недоумевал, как можно всерьез мечтать о каких-то должностях? Но Евгений был совершенно счастлив.

– Палюрич меня с сегодняшнего дня начальником отдела продаж назначил! – хвастался тогда Жэка.

– Ну ты и карьерист, – подначивал Игорь.

– Дурак! – беззлобно огрызался Евгений, – Дело не в звании, а в том, от кого ты его принимаешь. От Палюрича мне всегда приятно.

– Господин назначил меня любимой женой! – передразнивал Игорь …

– Критовский! Отставить ёрничания и завистливые замечания. Евгений у нас теперь действительно начальник, правда материально ответственным все равно я остаюсь, так что я – главнее! – наигранно строго оповещал коллектив ВасьВась, а потом не выдерживал и, вместо положенной серьезности, снова усмехался.

– Если бы у меня были такие зубы, я бы тоже беспрерывно улыбалась! – подкалывала мужа иногда Галина, – Ощущение, будто у него зубов, эдак, шестьдесят… Только, увы, в бизнесе эта его повышенная зубастость ну никак не проявляется. Вечно лыбится там, где давно уже наброситься и кусать нужно…

– Просто я не люблю конфликтных ситуаций, – оправдывался Палюрич и снова улыбался, освещая пространство вокруг себя каким-то праздничным духом и приподнятостью, – Так что давайте-ка, господа работнички, заканчивайте перекур по-хорошему, да расходитесь по местам. Игорь, тебя это особенно касается. Тоха там уже, похоже, перегрелся, а ты тут Веру охмуряешь. Оставь, я подменю тебя на этом посту, а ты давай, дуй к Антону. Ты ж у нас – отдел по борьбе с особо опасными клиентами…

После подобного титрования Критовский просто не мог оставаться вне задачи и бросался подменять Антона, вконец измученного требованиями какого-то очередного джентльмена. Клиент просил, к примеру, немедленно объяснить, кто в мировом интернете самый главный.

– К счастью, у интернета нет ни владельца, ни самого главного начальника, – вежливо вступал Игорь, отпуская Антона, на которого любые пустые разговоры действовали разрушительно.

– Это вы так думаете, молодой человек! – конечно же, джентльмен радостно переключался на Игоря, – А точнее, вы просто не задумывались раньше. Так не бывает, чтобы нечто существовало, а начальника у этого «нечто» не было…

– Поверьте… – и сам поражаясь собственному терпению, начинал объяснять Игорь, мысленно коря Палюрича за отсутствие в штате «Пробела» собственного медика. Как ни крути, а процентов пятнадцать всех посетителей были явными клиентами психиатра. То ли в городе в принципе проживало так много сумасшедших, то ли, как говорила Вера, «Пробел» попросту притягивал психов.

– Здесь у нас очень яркая энергетика, – с гордостью делилась своими выводами Вера, – Одни мы с тобой своими переглядываниями накаляем атмосферу до опасности возгорания… Плюс Палюрич со своим волшебным умением немножко приподымать настроение в радиусе десятка метров вокруг себя. Плюс остальные. Каждый по-своему, но все со странностями… У нас тут всем городским магам, экстрасексам и прочим психам раздолье. Шаровое поле для мощной подзарядки. Вот все они у нас и пасутся.

– Это ж хорошо. Если нас зажигают, значит это кому-нибудь нужно, – Игорь слишком всерьез относился к таким Вериным гипотезам, – Значит, мы сильны. Значит, есть в нас какие-то витамины, раз нами кормятся…

– Главное, не вырабатывать в тех, кто кормится, зависимость от нас. Иначе потом выходит, что мы в ответе за тех, кого приручили… И тогда уже не имеем ни малейшего права уходить, – от таких мыслей Вера обычно тускнела, и разговор замирал на время. Пережидал, пока и Игорь, и Вера вновь найдут в себе силы делать вид перед самими собой, что союз их имеет право на существование.

Вот в таком вот приподнято-взвинченном состоянии проходили теперь тяжелые трудовые будни. Глаза болели от недосыпа. Резкие звуки заставали врасплох, заставляя вздрагивать. Клиенты, уже все, производили впечатление людей, которые глубоко не в себе. Коллеги – тем более. Но Игорь и не думал об отдыхе. Каждый день, невзирая на «не свою» смену, Критовский, едва открыв глаза, рвался в «Пробел». Там, притаившись, ждали его взбалмошный рабочий день и спасительный релаксационный вечер. И то и другое, освещенное присутствием Веры, делалось необычайно важным и необходимым. Вот уже неделя, как, по окончанию очередного внеочередного дежурства (Игорь постоянно напрашивался отработать вместо кого-то из коллег, стремясь совместить свое рабочее время с Вериным), Критовский вежливо откланивался с коллегами и, спешно выскочив за крыльцо «Пробела», серой тенью нырял в ближайшую подворотню. Там Игорь закуривал, усмехаясь комичности собственного положения. Скажи ему кто раньше, что Игорь добровольно будет прятаться, «шифроваться», делать вид, что состоит со своей любовью в крайне поверхностных приятельских отношениях, Критовсикй бы возмутился и выдал бы в свет нравоучительную речь о подлости скрытности и пользе открытости… А сейчас? Только тайно, только полунамеками, только ощущениями… Сейчас Игорь чувствовал, что по-другому нельзя. Пока нельзя. И потому каждый раз нырял из «Пробела» в свою роковую подворотню и ждал. Вера появлялась обычно в течение пятнадцати минут. За это время Игорь успевал выкурить полторы сигареты и заскучать…

* * *

– Ну, Вера, ну насмешила! – хорошо поставленный смех Палюрича достигал даже заветной подворотни, где Игорь нелепо притоптывал на месте уже минут двадцать.

– Один-один, – чтобы расслышать Верин ответ, Игорю пришлось напрячь слух, – Ваша шутка тоже была достойной. До завтра.

«Ну наконец-то,» – Игорь уже даже собирался вернуться в «Пробел», дабы визуально поторопить Веру, – «Я тут жди, мерзни… А она там шутки шутит…»

– Вера! – откуда-то из недр «Пробела» пробился Анютин зов, – К телефону!!!

«Тьфу!» – Игорь расстроился. Сначала из-за вынужденного продления ожидания, потом из-за мыслей о том, кто звонил сейчас Вере, – «А, между прочим, тот, кто звонит, наверняка, имеет на её время куда больше прав, чем ты. Так что досада твоя, глупый Критовский, совершенно неуместна. Ты ведь изначально знал, с кем связывался,» – внутренний голос Игоря в последнее время стал до ужаса противным, – «Может, она уже попросту забыла о том, что ты ждешь?»

Критовский не выдержал и проскользнул вдоль стены к крыльцу.

– Забыл кое-что, – пояснил Игорь Палюричу, попыхивающему сигареткой у входа.

– Не кепку, часом? А то тут, знаешь ли, опасно стало кепки забывать…

– В смысле?

Оказалось, Палюрич решил подшутить над Верой и теперь пребывал в состоянии крайнего восторга от её ответных действий.

– Я всего-навсего дождался, пока она в очередной раз с тобой парочкой слов перекинуться отойдет, и вытащил из её мышки шарик. Ну, думаю, проводит тебя до крыльца, вернется, мышкой туда-сюда по коврику начнет шарить, а, фигушки – не работает больше мышка. Обиделась, что её во время рабочего дня так надолго оставили без прикосновений. Я уже даже продумал детали своей обвинительной речи. Вот, думаю, сейчас Верка только ныть начнет, что у неё компьютер не работает, и я заговорю. Плюс, интересно же, как барышня на такое горе, как поломка машины, отреагирует… Притаился, наблюдаю…

– И? – Игорь уже забыл все расстройства. Представлять Веру, лихорадочно трясущую мышь, потом озадаченно перегружающую компьютер, потом растерянно глядящую в сторону пустого рабочего места Игоря, было любопытно…

– Увы, в обморок никто не упал, крик не поднял… Так ни у кого она ничего и не спросила. Встретилась со мной глазами и сразу поняла, в чем дело. Видно, взгляд у меня слишком хитрый был… Подходит, говорит, мол Василий Васильевич, верните орудие труда. Я вернул. И, честно говоря, забыл даже о происшедшем. Но Вера, на то и Вера… Она – не забыла. Собрался я сегодня пораньше домой уйти. Ну, как обычно, подхожу к охраннику, жму руку, потом иду в подсобку за пиджаком и шляпой.

Дальнейшее Игорь слушал сквозь смех. Давненько уже за Палюричем замечались довольно четко выработавшиеся привычки, переносимые из вечера в вечер с механической одинаковостью.

– Человека всегда легко ухватить за привычки. Не в смысле обвинения,(из-за чего его ловить, это уже другой вопрос), а в смысле уязвимости места. Поэтому я их, привычки, всю жизнь стремилась не иметь. Чтобы схватиться было не за что… – Игорь вспомнил, как Вера когда-то говорила такое. Потом она еще прибавила, – И надо же. Всего за полторы недели ты стал самой укоренившейся моей привычкой. Привычкой, от которой я и не могу, и не хочу избавляться… Никогда бы не думала, что такое может случиться…

Но сейчас речь шла не об этом. Каждый раз, приходя на работу, чинный утренний Палюрич вешал пиджак в шкаф, а шляпу на угол дверцы шкафа. Уходя из «Пробела», ВасьВась, не глядя, поднимал руку и театральным жестом приподымал шляпу за поля, забирая её с дверцы шкафа. Так вот, в ответ на шутку с мышью, Вера приклеила скотчем шляпу Палюрича к дверце. Нужно было видеть растерянное лицо ВасьВася, осознающего, что привычные законы окружающего мира вдруг видоизменились. Поначалу, как обычно, с шестидесятизубовой улыбкой и голливудской легкостью, ВасьВась попытался приподнять шляпу за поля. Не вышло. Лицо ВасьВася на миг омрачилось, потом засияло снова. Повторив попытку и уяснив, что шляпа не сдается, ВасьВась, все еще стараясь совершить шляпоснимательство галантно и красиво, несколько раз дернул её на себя. И только потом, осознав происшедшее, понял, в чем дело. К тому моменту весь персонал «Пробела» уже катался по полу от смеха. Негодница-Вера, конечно, предупредила всех, чтоб следили за выражениями лица Палюрича.

– Представляю, как глупо я смотрелся, – радовался выставленный на посмешище директор, – Я её дерг, дерг, а она ни в какую, я снова дерг, дерг… И стараюсь же делать вид, что все нормально… На меня ж люди смотрят…

– Вот она, сказка о вреде постоянных устоев, – прокомментировал Игорь.

– Эх, молодежь, – вздохнул ВасьВась, – Вечно вас раздражает устоявшееся… Разрушить до основания – главная ваша цель. А что потом строить будете – не задумываетесь…

ВасьВась говорил серьезно, и Игорю почудился в его словах упрек. Намек на его, Игоря, отношения с Верой и то, что отношения эти могут разрушить нечто устоявшееся.

«Откуда он знает?» – тревожно мелькнуло в голове, – «А, ясно откуда. По нам ведь и так все видно…»

– Мы задумываемся, – пожалуй, ВасьВась был единственным человеком, мнение которого на этот счет интересовало Игоря, поэтому Критовский решил оправдаться, – Мы будем строить. А рушить будем с минимальными затратами. Чтоб как можно безболезненнее для окружающих. Мы действительно задумываемся.

Впервые Игорь сформулировал эти цели так четко. Как можно безболезненнее для предыдущих жизней разрушить старые устои и начать жить по-новому. Честно, открыто, и, главное, вместе с Верой…

– А о чем это вы тут секретничаете? – на крыльцо «Пробела» выскочил Стас. Вообще-то, он частенько заглядывал сюда, перед ночным дежурством в офисе.

В этом году Стас в четвертый раз учился на своем третьем курсе, поэтому работать днем и на какой-нибудь человеческой работе возможности не имел. Нужно отдать Стасу должное, охмурять своих барышень на родительские деньги совесть ему не позволяла. Поэтому Стас был вынужден подрабатывать охранником. От природы ужасно амбициозный и мечтающий о поклонении мира, бывший одноклассник ужасно страдал от незначительности своей должности. Называл себя не иначе как «секьюрити» и вообще всячески приукрашивал собственную важность. «Я не охраняю, я курирую,» –многозначительно заявлял он, – «Стремлюсь предотвратить возможные неприятности заранее, поэтому хочу знать обо всем здесь происходящем. Это не навязчивость. Это – профессионализм.»

– О важных стратегических секретах, – усмехнулся Игорь.

– Конкретизируйте, – Стас грозно поправил очки, – Меня подобные вещи, так сказать, по долгу службы интересуют!

– Лучше иди виртуальные тайны разгадывай. Там ты нужнее.

Игорь намекал на страсть Стаса к компьютерным игрушкам. Собственно, для «поиграться» бывший одноклассник сюда и ходил. Любил он прилипнуть к монитору, периодически нервно отхлебывая из какой-нибудь очередной авангардной бутылки очередное модное пиво. Наблюдение за играющими обычно вел Тоха, так что ничего удивительного в том, что Стас просочился в «Пробел» незаметно для Игоря, не было.

– Не жизнь, сплошные мучения! – трагически прокоманнтировал Стас, – Все прогоняют. В стратегических секретах участвовать – нельзя, в интситут ходить – нельзя… Ужас!

Решив во что бы то ни стало перейти, все-таки, на следующий курс, Стас исправно прогуливал все пары. И это действительно был единственный способ окончить институт. Дело в том, что все предыдущие разы Стас вылетал из ВУЗа не из-за незнания – вообще-то Стас был довольно умным парнем – а из-за собственной конфликтности и неуживчивости. Он вечно спорил с преподавателями, обвинял их в неточностях и требовал к своим обвинениям повышенного внимания. Потом, смертельно обижался на отсутствие должного к себе почтения и демонстративно бросал учебу. Или, как было еще после первого курса, доводил преподавателей до состояния стойкого к нему, Стасу, антагонизма. Естественно, при таких отношениях с преподами, сессии Стаса были обречены на провал. Не являясь на пары, Стас имел значительно больше шансов сдать сессию. Он и не являлся. Но ужасно переживал по этому поводу и не упускал возможности пожаловаться кому-нибудь на свою нелегкую судьбу: «Вроде и хочу учиться, а не должен. Знаю, что если пойду, опять преподшу до слез доведу, а она меня потом к экзамену не допустит…»

– Уходишь уже? – Игорь с укоризной глянул на освободившуюся из объятий телефона Веру.

– Ага, – Вера, извиняясь, улыбнулась.

– И даже вот с барышнями черти что происходит, – наткнувшись взглядом на Веру, Стас решил продолжить свои сетования, – Вторую неделю пытаюсь напроситься Веру как-нибудь домой проводить, а она категорически против. Чужая жена – потемки…

Критовскому почудилась в голосе Стаса почти не скрываемая насмешка. Ну не мог Стас не знать, что не все так просто между Верой и Игорем. Ведь еще давно, после похода в редакцию, Стас отпускал свои сальные шуточки… Не зря, нет, не зря, говорил он «чужая жена»… Нарочно подчеркивал, что Вера замужем.

– Эй, Гошик, – Стас, кривляясь, похлопал Игоря по плечу, – Да шучу я. Ты что, шуток не понимаешь? Ни о каком «проводить» и речи быть не могло…

Критовский ощутил несвойственное ему раньше желание размахнуться и заехать собеседнику в челюсть. Просто так, без предупреждения… Исключительно грубо, поддаваясь первобытным инстинктам. Тут же вспомнилась собственная теория о том, что человек является переходным существом между животными и каким-то принципиально новым видом надчеловека («человека духовного»). А раз так, то пробуждение в себе грубых животных инстинктов нужно искоренять. Не считать их естественными отголосками прошлого, а бороться с ними. Мол, послали тебя сюда совершать переход, так совершай. От всего чисто животного отказывайся, а духовное ищи… Теория-то вспомнилась. Но такой жалкой она сейчас показалась. Такой мизерной, в сравнении с мощным желанием дать насмешнику «в дыню».

– Стас не собирался меня провожать, потому как прекрасно знал, что вакансий нет, – Вера подошла к Игорю и очень трогательно оперлась на его локоть, – Сегодня меня провожает Игорь.

– Тю! – Стас развернулся и ворча свое привычное, – Вот же ж! Шуток не понимают! Обиделись! – побрел в игровой зал.

Вера с Игорем молча простились с Палюричем, и ушли в ночь. На этот раз уже ни от кого не скрываясь.

– Кто тебе звонил? – спросил Игорь.

– Домашние… Интересуются, когда зайду.

Игорь помрачнел. Вера не сочла нужным продолжать и разяснять. Значит, было что скрывать? Или просто из неприязни к обсуждению таких скользких тем? Игорь не мог понять…

– Стас, кстати, сегодня со мной про нас пытался поговорить, – Вера умело переключила разговор в более мирное русло.

– Что именно говорил? – Игорю ничего не оставалось, как принять Верины правила ведения разговора.

– Чушь всякую… Ничего конкретного, нес что-то такое, мол, многие нас с тобой не одобряют, но он, Стас, ничего против меня не имеет… А потом принялся жаловаться на судьбу и невозможность окончить институт… По-моему, он просто перепил своего пива. Странно, что его в таком виде на работу пускают. Впрочем, до дежурства еще успеет в себя прийти.

– Бывает, – Игорь все еще злился, – Знаешь, когда язык чешется, проявить собственную компетентность ужасно хочется, а что именно сказать, не знаешь… Тогда всякую чушь несешь о своем одобрении. За Стасом это давно замечено.

– А, по-моему, он пытался рассказать мне о существовании у тебя Марийки. Только не знает как это сделать… Хочет, как бы, чтобы ты меня не обижал, но при этом не может позволить себе в открытую тебе гадости делать…

– Не обращай внимания, – отмахнулся Игорь.

– И на Стаса и на наличие Марийки? – остро спросила Вера, потом смягчилась, – Извини, он меня все-таки накрутил…

– Не поддавайся, любимая, – Игорь крепко сжал Верину ладонь, – Держись. Призываю тебя к храбрости…

– Зачем? – удивилась Вера, – Мы что, будем воевать?

– Будем. Отвоевывать у мира собственное право на существование. Если, конечно, у тебя, замужней барышни, есть желание что-то отвоевывать…

– Есть, – Вера остановилась, кусая губу, потом внимательно заглянула Игорю в лицо и, пересилив себя, произнесла, – А про то, что я замужняя барышня… Про это ты забудь. Не такая уж я и замужняя. Считай, фиктивный брак. У Вадима, между прочим, Яна есть. Но это тайна. Да, и не спрашивай ничего. Слышишь? Я категорически не хочу об этом больше говорить. Понятно?

– Понятно, – вместо облегчения, Игорь отчего-то испытал резкий укол ревности. Что ж это за фиктивный брак, если наличие у мужа Яны вызывает в Вериных речах столько горечи? – Мы не будем больше об этом разговаривать… И вообще ни о чем не будем разговаривать. Отчего-то сегодня хочется общаться молча. А тебе?

До дому Веру провожали в полнейшей тишине. Прикосновения и взгляды иногда могут выразить значительно больше, чем слова. Игорю с Верой слишком многое нужно было сказать друг другу, чтобы можно было доверить это нелепым, выдуманным кем-то чужим последовательностям из букв. Сегодня общались подсознаниями.

* * *

Рука хранила приятный холод недавнего прикосновения Веры. Хотелось застыть, не позволяя ощущению улетучиться. Это было глупо, и Игорь искренне радовался своей свежеприобретенной глупости. Как, оказывается, приятно быть сентиментальным.

С некоторых пор каждый обеденный перерыв Игорь с Верой проводили в полуподвальной Пирожковой. Это стало уже чем-то вроде традиции, и не терпящая раньше у себя никаких привычек Вера поражалась переменам в собственном мировоззрении.

– Вот что с людями делает любовь, – посмеивался Игорь.

Вера не отвечала, но удивляться не переставала.

Пышноволосая барышня за соседним столиком многозначительно подмигнула хихикающей подруге и обратилась к Игорю. Студентки-прогульщицы жаждали избавления от скуки.

– Можно подкурить? – с хорошо отработанной томной хрипотцой поинтересовалась барышня.

Игорь великодушно разрешил, чиркнув зажигалкой. Не спуская с Критовского глаз, девушка втянула в себя показавшееся пламя. Игорю вдруг захотелось рассказать этой барышне о том, как здорово быть влюбленным. Точнее, как здорово быть влюбленным в Веру. Желание, похоже, отразилось у Игоря на лице. Во всяком случае, барышня моментально перестала улыбаться и потеряла к Игорю всякий интерес.

Как обычно, возвращаясь в «Пробел», Игорь держал не слишком большую дистанцию. Несколько минут назад Вера вышла из Пирожковой. Вышла босиком, потому как очень растерла ноги. Категорически отказалась что-то предпринимать, заявив, мол, что прекрасно чувствует себя, расхаживая босиком и навек поразила воображение Игоря видом своих обнаженных ступней, шлепающих по каменным ступенькам Пирожковой. Эта картинка отчего-то плотно поселилась в голове Игоря.

«Поступью легкой, ступнями в ступени,

Голыми, хрупкими, ненастоящими…»

Начал он вынашивать очередного «Недописанка». Так Вера называла недооформленные в стихи строчки, выползающие периодически из мыслей Игоря.

«Очаровательный «Недописанок»!» – говорила она, хмурясь и улыбаясь одновременно. Увы, Недописанки плодились, а что-либо стоящее так и не появлялось.

«Хватит о грустном!» – сам себе приказывал Игорь, – «Когда нужно будет – все напишется… А сейчас – марш на работу. Марш – записывать чужие мысли…»

«Иди за мной на расстоянии выкуренной сигареты», – говорила всегда Вера. И Игорь подчинялся, хотя и давно уже считал нелепыми все эти условности.

«Кошмар!» – совсем недавно смеялась Вера, – «Мы так светимся, что по нам сразу все видно. Окисляй выражение лица!»

«Не буду,» – спокойно улыбался Игорь, – «Зачем прятаться, если уж оно видно.»

«Ты серьезно?» – Вера беспокойно заглядывала Игорю в лицо, – «Нет, я не спорю… Но… Это все моя боязнь перед окружающим миром. Боюсь показывать счастье. Позавидуют, отнимут, раздавят…»

Игорю тогда показалось, что Вера нарочно не говорит об истинных причинах. Оставлять недоговорки не хотелось.

«Умные за нас порадуются. А у глупых просто не хватит сил раздавить. Но дело ведь не в этом, да? Просто мы не можем себе позволить компрометировать тех, кто…»

Игорь не знал, как сказать, но Вера прекрасно поняла о ком идет речь.

«И это тоже,» – мрачнела она, – «Плохо ведь будет, если Марийка узнает обо мне от молвы»

«Да,» – решался Игорь, вспоминая, что решается уже далеко не в первый раз, но так ничего и не предпринял до сих пор, – «Я должен сам ей рассказать.»

О Вадиме Сан они почему-то не говорили. Сюда закон об отсутствии недоговорок пока не распространялся. В глубине души Игорь боялся этого разговора и не спешил.

Подобные размышления заметно сократили дорогу до «Пробела». Не успев опомниться, Игорь уже стоял на крыльце родного центра.

Выражение лица топтавшегося на пороге Антона оставляло желать лучшего.

– Что? – первые мысли Игоря были о Вере.

«Что-то случилось именно с ней. Точно. Ведь и правда – помешают, раздавят… Слишком хорошо все складывается. Слишком родным человеком она оказалась. Значит отнимут. Мир не любит счастливых. Что случилось?»

– Проверка, – одними губами прошептал Тоха.

Игорь облегченно вздохнул, даже не стыдясь этого своего облегчения. С «Пробелом» проблем возникнуть не могло. Связи Палюрича гарантировали относительную безопасность. То есть, конечно, и программное обеспечение на компьютерах было нелицензионным, и половина сотрудников в сотрудниках не числилась… Но ведь сейчас все так работали! Отчего проверка пришла именно в «Пробел»?

– А Вера где? Она ж сюда пошла…

Многозначительный взгляд Антона заставил осечься. У Тохи всегда лихо получалось говорить мимикой. На этот раз коллега предупреждал: «Не выдавай сам себя! Маскируешься, так следи за словами. Мне чужие тайны не нужны!»

– Я не здесь стоял, не успел её перехватить..

– Плохо… Да ничего, сориентируется… А я вот от «Пирожка» шел… Издалека заметил, как Вера сюда входила, вот и удивился, куда ж она делась, если ты тут нас караулишь…

Нелепые оправдания давались нелегко и еще больше усугубляли положение.

«Нет, с этой глупой конспирацией пора завязывать. Шифроваться дальше – попросту скучно.»

Что-то внутри подсказывало, что вести себя открыто будет совсем непросто.

«Чтобы Вера ни говорила, а в этом смысле она все же не свободна. Не человек она – а статус. Жена Вадима Сана. А значит, вольности себе позволять права не имеет.»

И не мог Игорь требовать от неё такого. Пока. Сначала нужно было самому с собой разобраться.

«А потом? Я-то разберусь, но она? Сможет ли? Или до конца дней своих мы будем шарахаться от каждого взгляда Палюрича? » – Игорь отогнал дурные мысли и инстинкты самосохранения. Сейчас были задачи поважнее «дел сердечных».

– И что там? – в наборе ежедневных инструментов Игорь давно уже таскал с собой клещи для вытягивания слов из молчаливого Тохи. Кажется, на занятиях единоборствами Антону внушили, что мужественность и неразговорчивость – это синонимы.

– Разбираются, – Антон пожал плечами и, отступившись, все же, от своих новых принципов, рассказал, что знает.

Знал он немного. Двое в штатском. Солидные такие. «Один даже очки нацепил!» – это Антона возмутило особенно. Очки, по мнению Тохи, – признак интеллигентности. Их таким хамам носить не положено. – «Пришли. Посидели за машиной, подошли расплатиться. А потом как начали на Анюту орать…»

– Что орали?

Кричали, мол, их тут обсчитали. Корочками в разные стороны тыкали, словно оружием. Вась-Вась корочки изучил, заулыбался, раскланялся, потребовал объяснить, что случилось. Оказалось, посетителям не понравилась названная Анютой цифра. Один из них перегнулся через стойку, заглянул в компьютер кассирши и увидел там сумму в два раза меньше названной. Палюрич попытался объяснить посетителям, что компьютер высвечивает цену только за пользование интернетом. К этой цифре прибавляется еще и оплата за время, проведенное за компьютером, о чем в прайсах подробно сообщено… Не понравились объяснения Палюрича посетителям.

– И тут началось! А программное обеспечение почему нелицензионное? А числится ли кассир у вас в официальных реализаторах? Между прочим, обсчет при контрольном визите… – передразнивал проверяющих Тоха, – В общем, Палюрич пошел за документами, незаметно меня за собой отозвал. «Ты Антон,» – говорит, – «Здесь клиент. В штате не числишься, так уходи потихонечку. Ясно?» Мне-то ясно, а вот этим уродам ничего не ясно… А я вот Веру проглядел. Предупредить хотел, да стратил. Ты же знаешь, она так ходит, будто и нет её вовсе. Незаметно как-то.

«Вере такое определение понравится» – подумал Игорь, вспоминая, что своим умением растворяться в толпе, становясь вдруг неприметной, Вера гордится до невозможности. Впрочем, при чем здесь это? Тут вот такие неприятные сюрпризы…

– Палюрич своим звонил?

– Наверное…

– Ладно. Пойду прикинусь богатым клиентом, – Игорь решил незаметно узнать, не нужно ли чего Вась-Васю.

– Не забудь сумму покрупнее в кассу отдать. Для правдоподобности, – понапутствовал Антон, после чего снова стал серьезным и сдержанным.

– Чтобы отдать «сумму покрупнее», нужно сначала поймать «сумму покрупнее», а у нас на мелководье таковые не водятся, – пробубнил себе под нос Игорь и дернул дверь.

Испуганная Анюта, растерявшая все «жизнезнание», диктовала джентльмену в костюме свои паспортные данные. При этом она то и дело пыталась все-таки оправдаться и объяснить, что «обсчета на контрольном визите» не было.

– Выдан Дзержинским РОВД… Послушайте, но ведь вы так и не поняли про компьютер…

– Все мы поняли. Ты мне тут мозги не крути… И без тебя мозгокрутов навалом. Молчи, я сказал!

Действительно, хам. Самый натуральный.

– Простите, девушка, – обратился Игорь к Анюте тоном постороннего человека, – Подскажите, что происходит? Я из газеты. Интересный материал из всего этого получится…

Игоря попросту выставили из зала. Вера, изображавшая праздную зеваку в зале продаж, вышла следом. Антон присоединился у выхода. Некоторое время они не разговаривали. Зашли, не сговариваясь, в ближайший к «пробелу» подъезд, заняли наблюдательный пост возле пыльного окна. Когда-то здесь всем коллективом скрывались от колючих ветров ранней весны, поджидая забывшего дома ключи от «Центра» Палюрича.

– Ну и страна! – Игорь вошел в образ, – Никакой свободы слова!

– Удивительно, что свобода тела еще есть, – усмехнулась Вера, – Могли бы оставить всех в зале до выяснения… Что будем делать?

Игорь пожал плечами. Антон промолчал. Оставалось следить за происходящим извне. Уйти, оставив родной «Пробел» без своего бесполезного присмотра, эта троица, конечно, никак не могла. Вера жадно впилась глазами в крыльцо родного центра. Стояла напряженная, твердо подпирая босыми ступнями асфальт. Складывалось ощущение, что так она готова стоять вечно. Игорь вдруг обнаружил, что обсуждать ситуацию не с кем. Тоха встал рядом с Верой, в точности повторив её позу и выражение лица. Игорь недовольно хмыкнул и уселся на подоконник. Изображать из себя героя-наблюдателя, уставившись в одну точку, он не собирался.

«Тоже мне, наблюдатели. Действовать надо, а не смотреть… Можно подумать, от их взглядов что-то меняется…». Оказалось, меняется. То есть, не от их взглядов, разумеется, а само по себе.

– Оп-па! – задумчиво протянул Антон, не покидая своего поста.

– А жизнь-то налаживается, – улыбнулась Вера.

– Что вы там усмотрели? – не выдержал Игорь.

– В «Пробел» только что спустился наш старый знакомый. То есть не наш – Палюрича, – снизошла до объяснений Вера, которая искренне не понимала, отчего Игорь спрашивает, вместо того, чтоб следить за происходящим самому, – Тот самый мужик из органов, что ситуацию с ограблением курировал. Думаю, он сейчас вмиг этих «проверяющих» на место поставит.

– Хотел бы я знать, что там внутри сейчас будет происходить… Впервые жалею, что не работаю в штате, – поделился Тоха, – А ты? – несмотря на уже месячный стаж занятий единоборствами, Антон все еще не выдерживал слишком долгого напряжения.

Игорь с удовольствием поддержал разряжающий обстановку разговор.

– Лично я жалею, что не работаю в Штатах… То что не в штате – меня мало волнует, – улыбнулся он.

Вера на миг отвлеклась от «Пробела», наградила Игоря насмешливым взлетом бровей и снова вернулась к своему созерцанию. Игорь вспомнил, что Вера работала в Штатах, и ощутил себя катастрофически неполноценным. То, что для таких, как Игорь, было недостижимым, вечной мишенью для самоиронии и тайных мечтаний, для Веры являлось много раз пережитой банальностью. Что ни говори, пропасть в социальных статусах была разительной…Не бывают люди вместе навсегда (а Игорь, конечно же, бредил уже своим навсегда) с такими пропастями.

«Невозможно быть вместе, статистике наперекор. У наших отношений врожденная болезнь,» – трагическое мелькнуло и погасло. Игорь принялся его высмеивать, – «Причем это – звездная болезнь. Ах, мы такие исключительные! Ах, таких как мы, не бывает… Нам, таким, быть вместе просто невозможно!» – передразнивая собственные мысли, Игорь смотрел на Веру, такую близкую, такую родную сейчас. Никакой пропасти. Просто показалось. – «Возможно все. Если очень захотеть, можно все, что угодно.»

– И снова гости, – слова Веры заставили Игоря обернуться.

Суетливый Миленок выскочил из притормозившего у входа в центр «Нью-Битла», кинулся к водительской дверце. Ни от кого не дожидаясь галантности, из машины выскочила разъяренная Александра Орлик. Кивнула властно Миленку: мол, отгони машину в место, пригодное для парковки. И чуть не сшибла с ног выходящего из центра улыбающегося Палюрича.

Игорь тут же почувствовал облегчение. Раз Вась-Вась улыбается, значит, всё уже решено. И действительно. Через несколько минут на пороге появились оба проверяющих. Горячо «поручкались» с Палюричем. Засветились новогодней елкой, когда им представили хозяйку центра. И тут в разговор вступила Александра. Отчаянно шевелящиеся губы, словно пытающиеся сбежать с этого неподвижного лица. Каждым словом Александра Орлик впечатывала присутствующих в стену. Эмоции передавались даже на такое большое расстояние. Растерянность успокоившихся было проверяющих сменилась возмущением. Игорь отчетливо ощутил, как солнце заходит за тучи.

Спустя несколько мгновений, вся наблюдаемая компания зашла обратно в «Пробел». Вернувшийся Миленок рванулся следом, всем своим видом демонстрируя готовность отдать жизнь за царя.

– Как думаете, может позвонить Александре на сотовый и выманить её из «Пробела»? Я номер знаю, – моментально включился Игорь, – Она же испортит всё…

Антон хмуро пожал плечами, не объясняясь.

– А чем ты её выманишь? – Вера отрицательно помотала головой, – Не послушается…

– Ну, там… – задумался Игорь, – Скажу: «У вас молоко убежало.»

Признавать собственное бессилие было не в правилах Игоря. Наскоро обсудив, Критовский отправился к ближайшему телефону-автомату. Звонить с Вериного сотового было нельзя – Орлик узнала бы номер.

– Алло? – Игорь постарался изменить голос, – Знаете, я хотел сказать… Вы самая добрая, самая милая женщина из всех, встреченных мною. Воплощение мудрости… Нет, вы меня не знаете. Александра, я тайный поклонник вашей безграничной доброты… Не кладите трубку!!!

Вера с Антоном и не скрывали своего дурацкого смеха.

– И слушать не стала – прокомментировала Вера ехидно, – Как я и предполагала.

– Ошибаешься, – Игорь был почти уверен в собственной правоте, – Сначала она слушала. Это должно подействовать. Понимаешь? Даже ребенок, когда его хвалишь, пытается соответствовать. Осознание того, что она являет собой образец «доброты и спокойствия», должно заставить её прийти в себя.

– Игорь, ты так мудр, – наигранно серьезно проговорила Вера.

– Спасибо, – невозмутимо раскланялся Критовский.

– Вот видишь, моя похвала и не подумала заставить тебя соответствовать. Здравый смысл так и не пробудился. Так почему же на Александру такое должно подействовать?

На этот раз выключился из разговора Игорь.

«Что тут говорить? Время покажет.» – думал он, пристально уставившись за пыльное окно. Вера рядом на подоконнике, тихонько посмеивалась и болтала босыми ногами.

Время и не думало что-либо показывать. Игорь уже устал стоять. Но Антон наблюдательный пост не покидал, посему и Игорю приходилось изображать саму выносливость.

«Тоха, небось, думает сейчас так же. Мол, раз Гошик стоит, и мне стоять придется. И так мы оба и погибнем на боевом посту. Из-за глупого чувства соперничества», – думал Игорь, но признаков усталости не выражал.

– То пусто, то густо, – намеренно гася радостные нотки в интонациях, сообщил Антон.

Из «Пробела» разношерстной массой повалил народ. Оба проверяющих имели слегка ошалелый вид. Важной поступью они двинулись подальше от «Пробела». Лишь свернув за угол, оба отбросили ненужную уже солидность и, отчаянно жестикулируя, заговорили о чем-то. Явно раздосадованные приятель Палюрича и его спутник показались возле выхода и тут же принялись ловить такси. Медленно выплыла из центра Александра Орлик, спокойная и печальная, подчеркнуто скорбно опирающаяся на подчеркнуто скорбный локоть Миленка.

«Чтобы все это значило?» – Игорь предчувствовал неладное.

Палюрич вышел на крыльцо лишь на миг. Огляделся, явно ища своих сотрудников. Сдержанно кивнул проносящейся мимо в машине хозяйке. Постоял, растерянный, потом, судя по мимике, грязно выругался, сложил руки в неприличный жест и показал его вслед уже не видящей крыльца Александре. После этого огромный директор солидного компьютерного центра круто развернулся и зашел обратно в «Пробел».

Игорь, Тоха и Вера кинулись следом.

Анюта рыдала на плече у Жэки. Тот, явно польщенный подобным доверием, шептал что-то до ужаса мужественное. Заметив Игоря, он скорчил страшную гримасу, и принялся делать странные жесты свободной рукой. Будто стакан к губам подносит.

– Это что значит? – поинтересовался Игорь, – Ты выпить хочешь, что ль? Нашел время.

Анюта заинтересованно замолкла, подняла голову и, перекочевав на более привычное Антоново плечо, снова затряслась всхлипами.

– Не я! – возмутился Жэка, – Я тебе говорил, воды принеси. Аньку успокоить надо. Впрочем… А есть что выпить?

Анюте не хотелось воды, ей хотелось выговориться.

– Да если б я знала, если б только предполагала, я бы вообще телефон отключила…

Оказалось, что Александру Орлик вызвала Анюта. Как только отвлеклись проверяющие, Анечка незаметно набрала номер центрального офиса и сообщила Орликовской секретарше о трагедии.

– Я-то думала, они помогут. Юриста пришлют или еще что…Я ж не знала, что она такое тут учинит. И зачем, зачем я ей только позвонила…

Игорь незаметно юркнул в коридор. С Анютой и без него было кому разговаривать.

– Войдите! – Палюрич восседал за своим рабочим столом и перебирал какие-то бумаги. Галина нервно курила, восседая на углу директорского стола.

– Можно узнать, чем все кончилось? – Игорь присел на краюшек стула.

– Я и сам хотел бы это знать, – Палюрич нервно дернул плечами и продолжил что-то искать, – Все бабы – дуры. С этого все началось. А чем кончилось, я пока не знаю.

Игорь улыбнулся, но не отвел от ВасьВася требовательного взгляда.

– Понимаешь, у меня ведь схвачено все было, – решил все-таки объяснить ситуацию Палюрич, – Работаю, как все, под патронатом определенных людей… Эти проверяющие совершенно случайно тут оказались. Их тут вообще не должно было быть. Не могло возникнуть. Понимаешь? А они, блин, возникли. В общем, чтоб не возникали, с ними мой товарищ поговорил. Обо всем договорился. Неограниченный доступ к интернету лично этим ребятам, да бесплатное время в игровом зале их детям. Всех дел… И пусть спасибо скажут, что мы не через руководство действуем, а с ними договориться пытаемся…

– То есть все окончилось хорошо? – обрадовался Игорь.

– Все должно было бы окончиться хорошо, – резко ударяя «бы», ответил Палюрич, – Если бы вдруг не появилась госпожа Орлик. С порога она начала наезжать, ругаться, кричать «По какому праву!» и грозиться судебным разбирательством. «У нас тут все в порядке!» – кричала она, – «Не имеете права…» Я отвел её в сторону и в двух словах обрисовал ситуацию. Мол, формально, они имеют право, конечно. Но что проблему я уже решил… «Вы мне ответите за каждую копейку, в которую обойдется эта проблема!» – сверкая глазищами, заявила мне Александра. Потом обернулась к проверяющим и, пообещав немедленно подать на них в суд, отвлеклась на разговор по сотовому. «С таким подходом хозяев придется аннулировать наши договоренности», – обиделись проверяющие, – «Раз нам официозом грозят, то и мы станем все официально выписывать.» Отговорить их не удалось. Ясное дело, кому ж охота свою задницу подставлять.

– И что?

– Да ничего. Начали оформлять. Александра вдруг сделалась бесконечно мила, – Игорь понял, что звонок его подействовал не вовремя, – «Что ж,» – говорит, печально улыбаясь, – «Если мы виноваты – накладывайте на нас штрафы. Понесем убытки… Что ж делать. Я понимаю, законы надо соблюдать…» И прочий бред.

– А эти что? – Игорь имел в виду проверяющих.

– Намекнули, мол, можно дело замять малой ценой. Разумные вещи говорят. Мол, все равно заминать придется. Только после оформления бумаг, прикрыть все это будет значительно дороже… А Александра уперлась и все. «Если мы каждой пешке,» – говорит, – «будем взятку предлагать, то разоримся в одно мгновение… Не получите вы ребята своего шарового интернета.» И держится при этом так, словно подвиг совершает. Голова высоко поднята, взор горит, грудь при каждом вздохе вздымается до потолка. Не баба – а загляденье… Но почему ж такая дура-то, а?

– Нет, – Галина глядела куда-то сквозь стену, и, казалось, чуяла своей проницательностью все происходящее в этом мире, – Не дура она. Кто угодно, но не дура… Я её достаточно долго наблюдала, чтобы это понять.

– Да и мне она, признаться, раньше глупой не казалась. Может, сглазили бабу?

Галина хрипло рассмеялась, так и не оторвав взгляда от стены.

– Жди! Таких, как она, оберегами с ног до головы обвешивают. Нет. Не в этом дело. Чует мое сердце, каждое слово свое она тщательно взвешивала…

– Но зачем ей вводить в лишние расходы собственную фирму? – удивился Игорь.

– Вот то-то и оно, – согласилась Галина, – Незачем вроде. Может, чтоб нас подставить? Она ж тебе говорила что, мол, «за каждый рубчик ответишь»… Так? Расходы вроде как не она, а ты понесешь…

– Вот! – в этот момент Палюрич нашел нужную бумагу, – Это договор нашего центра с офисом. Сейчас посмотрим, говорится ли здесь что-то о том, кто ответственность за подобные расходы несет…

– Вспомнил! – фыркнула Галина как-то совсем по-кошачьи, – О таком надо было думать, подписывая договор. Сейчас-то уже все равно.

– Как это? – вмешался Игорь, – Кто виноват, тот и несет расходы. Вы ж договорились о бесплатном урегулировании. Это ж она все испортила. Значит, она и виновата.

– Да, – Галина в упор глянула на Игоря, – А кто об этом знает? Раз есть к чему придраться – значит виноваты мы. Это же наша задача была правильно делопроизводство построить. А в том, из-за кого промашка стала так дорого стоить, никто разбираться не станет…

М-да. Ситуация складывалась прескверная.

– Перестань, – не слишком уверено прервал жену ВасьВась, – Делать больше Александре Орлик нечего, как намеренно мне неприятности доставлять. Просто сорвалась, натворила делов… Опомнится, поймет, что была не права, сама расхлебывать будет. Я надеюсь. Ну не с чего ей на меня зуб точить. Понимаешь?

– Не может бизнес-леди с её стажем работы «срываться». Она все это нарочно разыграла. Вот только зачем??? Ума не приложу.

В этот момент в дверь робко постучали.

– Извините, но там клиенты, – на редкость кроткая Анюта заглянула в кабинет, – Их запускать?

– Ладно. Позже все это обдумаем, – кинул ВасьВась жене, – Игорь, ты пока помалкивай. Никому особо о случившемся не…

– Естественно, – Игорь даже обиделся на такое недоверие.

– Итак! – ВасьВась набрал полную грудь воздуха, поднял левую руку вверх и, дав отмашку, скомандовал Анюте, – Запускай!

После чего нацепил свою чеширскую улыбку и бодро выскочил в зал.

* * *

– Я все слышала, – заявила Вера Игорю, как только он зашел за ней в ставшую уже священной подворотню.

– Что именно? – не сразу понял Критовский, нетерпеливо прижимая Веру к себе.

Они снова могли никого не бояться.

– То, что говорил тебе Палюрич, – Вера отстранилась, – Мне очень стыдно, но… Я подслушала разговор. На складе есть розетка, сквозь которую отлично слышно, что говорят в директорском кабинете. Мне было очень любопытно, понимаешь? – Вера заглядывала в глаза, пытаясь найти должное неодобрение и победить его.

– Ну, – Игорь развел руками, – Каждый поступает в соответствии со своей совестью…

Вера вдруг взорвалась.

– Да нет! При чем здесь совесть? Совесть как раз грызет меня и сейчас… Просто я волновалась. Думала, что смогу помочь, если что…

– А открыто спросить?

– Мне Палюричи бы не рассказали, – Вера даже удивилась такому вопросу, – Кто я такая им такая? А ты… Ты пообещал ВасьВасю, что никому не расскажешь… Значит, ты бы мне тоже не рассказал.

– Рассказал бы, – после короткой паузы признался Игорь, – Понимаешь, каждый поступает соразмерно своей совести. Моя говорит, что все, что знаю я, автоматически становится доступно и тебе. Между нами не может быть недоговорок. Даже если это касается других людей, – твердо проговорил Игорь. Он знал, что сможет требовать от Веры только то, что совершает сам, поэтому был готов изменить многим своим принципам, – И я хочу, чтобы ты тоже обо мне так думала. Это плохо?

Тревога моментально исчезла из Вериного взгляда, сменившись теплом и даже признательностью…

– Это просто замечательно! – проговорила девушка и крепко-крепко прижалась к груди Игоря, – Видимо, для того мы и вместе, чтобы научиться так жить. Это очень сложно, но у нас должно получиться. Мы ведь – мы. Да? Это очень здорово, что у нас такой потенциально плодородный союз… – Вера все еще пыталась четко сформулировать, – Не в смысле детей, а в смысле возможностей начать принципиально новую жизнь. Поэкспериментировать. Возможно ли так жить вообще? Полная окрытость – это же ведь и полная ответственность… Тебе не страшно?

– Нет, – Игорь говорил правду, – Я слишком верю в нас, чтобы бояться. Правда, вслух такие вещи, наверное, нельзя говорить… Это похоже на излишнюю самоуверенность… Но, что сделаешь, если я и впрямь так думаю?

* * *

До родного двора Игорь дошел, когда уже начало светать. Признаться, ежедневные ночные прогулки уже порядком поднадоели. Сказочность ночного города уже давно воспринималась, как должное. А протяженность знакомых до каждой морщинки асфальта улиц вызывала тоску и низменные мечты о материальном благополучии, включающем в себя наличие собственного транспорта.

От постоянного недосыпа ноги и мысли носили хронически ватный характер. А между тем, думать было о чем. Ситуация постепенно приобретала критические оттенки. В сотый раз прокручивая в голове сценарий своего будущего признания, Игорь пытался предугадать реакции Марийки и их возможные последствия. Все его существо при этом отчаянно искало поводы отсрочить разговор. Дескать, и текст признания недостаточно продуман, и свежей головы, необходимой для подобного разговора, сейчас не имеется. Да и вообще, времени нет: когда ж тут разговаривать, если возвращается домой Игорь, когда Марийка уже спит, а, просыпаясь, застает в квартире лишь вихрь, оставшийся после её скоропостижного отлета на работу. Тот Игорь, который, как всякий нормальный человек, боялся перемен, призывал самого себя не пороть горячку и еще раз тщательно всё обдумать. Но совесть – строгий стражник внутренней гармонии – поблажек больше не давала. Залатанная со всех сторон, она требовала развязки. На этот раз судьба решила подыграть ей.

Когда Игорь на цыпочках, почти не дыша, дабы не разбудить Марийку, подошел к двери в спальню, выяснилось, что тишину соблюдать не требуется.

– Я не сплю, можешь не таиться, – спокойно произнесла Марийка, откладывая вязание.

Игорь застыл в дверях. За те дни, что они не виделись, Марийка стала совсем чужой. Из-за того, что волосы её были перекинуты на бок и заправлены под горловину футболки, казалось, что Марийка подстриглась. Игорь непроизвольно заметил, что без своих шикарных волос Марийка теряла семьдесят процентов красоты. Проследив за его взглядом, она встряхнула головой, потом глянула на окно, и щелкнула выключателем на ночнике. В комнате уже было светло.

– Ты о чем думаешь? – шепотом спросил Игорь, стараясь ничем не выдать своё беспокойство. От растерянности в его мозгу моментально включились прежние технологии. Не успев сообразить, что делает, Игорь вел себя так, будто ничего необычного в его утреннем появлении нет. Будто всё в полном порядке, и ему, Игорю, нечего стыдиться и не в чем оправдываться.

– Обо всем сразу, – тоже шепотом ответила Марийка, включаясь в его игру, – Например, о рекламе.

Игорь слегка опешил. Обычно подобные темы были его, Игоря, прерогативой.

– То есть?

– Общество деградирует, – принялась объяснять Марийка, – Не удивительно, что мои ученики такие балбесы.

– Ну, это было бы не удивительно, если бы деградировала ты. Ученики ведь не общественные, а твои, – Игорь говорил и мысленно проклинал себя и за неудачность шутки, и за неуместность шуток, и за все, за все…

– Понимаешь, включаю это я телевизор, а там реклама всевозможных трансформеров с девизом: «Чтобы не было скучно на уроке». Вот любопытно, как они надеются вырастить нормальное поколение, если с детства внушают ему, что учение – это скучно.

Светский тон Марийки звучал слишком фальшиво. Игорь почувствовал, что она заранее продумывала, что будет говорить. «Почему она скрывает недовольство?» – заподозрив неладное, насторожился он, – «Почему не спрашивает, где меня носило?»

– Или этот метод изучения иностранного языка Илоны Давыдовой? Помнишь, что это такое? – размеренно продолжала Марийка, – Обещают помочь изучить язык за считанные часы. Наша «англичанка», как услышала рекламу, гласящую: «Избавим вас от долгого и изнурительного процесса изучения языка», так в обморок и грохнулась. «Я»,– говорит, – «Детям пытаюсь объяснить, как приятно учиться, а они мне всё портят!»

– Прямо так в обмороке и говорит? – не сдержался Игорь.

Марийка наигранно бодро рассмеялась. Отчего-то именно неестественность её смеха сыграла решающую роль. Игорь решился.

– Послушай, – стараясь говорить как можно серьезнее, начал он, – Всё это ни при чем. Я хочу…

– Как это ни при чем! – быстро перебила Марийка, – Ты спросил, я отвечаю…

– Я хочу…

– Прежде чем заявлять, что хочешь чего-то, нужно быть точно уверенным, что выдержишь, если желание воплотится, – снова перебила она, и Игорь почувствовал, что Марийка тоже боится предстоящего разговора.

Игорь вспомнил, как призывал Веру к храбрости.

«Кто-то должен решиться первым,» – отчаянно застучало в его мозгу.

– Я выдержу, – твердо проговорил Игорь, – Придется выдержать. Иначе будет еще тяжелее. Так вот, я хочу…

Марийка вдруг как-то разом поникла. Игорь понятия не имел, что творится сейчас в её сознании. Отчего-то ему казалось, что его последние слова послужили Марийке сигналом для принятия какого-то решения. Это решение, похоже, сломило девушку. Игорь испугался и не решился продолжать начатое.

– Я хочу спросить, почему ты не спишь, – стараясь скрыть, как стыдно ему от этого внезапного решения пойти на отступную, проговорил Игорь.

Марийка резко подняла голову.

– Нет уж. Придется выдержать – так придется выдержать, – сухо проговорила она, – Я не сплю, потому что тебя жду, – строго глядя ему в глаза, продолжила она, – Волнуюсь. Гадаю, не случилось ли чего… Думаю, коль не случилось бы – ты б позвонил…

Сердце Игоря болезненно сжалось. Меньше всего он хотел причинять кому-либо беспокойство. А сколько еще придется пережить Марийке, если она останется жить с таким, как Игорь? Тянуть с объяснениями и дальше представлялось немыслимым.

– Случилось, – едва шевеля губами, выдавил Игорь, – Мне нужно тебе кое-что объяснить.

– Подожди, – во взгляде Марийки мелькнула паника, но женщина быстро совладала с собой. Она откинула прикрывающий ноги плед и выскользнула из комнаты, – Давай хоть чаю попьем, раз встретились. Не так часто нам теперь с тобой видеться доводится, – послышался через секунду её голос из кухни, заглушаемый шумом текущей воды.

Игорь медлил. Он быстро пробежал глазами по комнате. Раньше это была их с Марийкой спальня. Хранилище интимных тайн и уютных сновидений. Здесь Игорь просыпался гармоничным, чувствуя себя любимым и нужным. Повторятся ли эти его ощущения с кем-то другим?

– Идешь? – позвала Марийка.

Мелькнула гаденькая мыслишка сослаться на усталость и завалиться спать, отложив разговор. Мелькнула и тут же трусливо ретировалась под натиском воспоминаний о подъездных разговорах с Верой.

– Ты даже представить себе не можешь, какая ты хорошая, – совершенно не с того, с чего собирался, начал Игорь, усаживаясь напротив Марийки за стол, – Кому-то ты станешь великолепной женой.

– А тебе? – вопрос обжигал ледяным спокойствием.

– А мне уже стала, – Игорь чувствовал, что говорит совершенно не то, – Правда. Просто я тебя не достоин.

– А её?

«Откуда она знает? Блеф? Интуиция?»

– Её? – Игорь вновь ощутил присутствие Веры, и неожиданно улыбнулся, – Её? Да. Достоин. Она такая же, как и я. Понимаешь?

– Не считаю нужным понимать, – голосом совершенно постороннего человека ответила бывшая жена через несколько секунд тягостного молчания, – Зачем мне, – Марийка смотрела за окно, и Игорь вдруг понял, что больше всего на свете благодарен ей за это вот напускное спокойствие. Марийкиных страданий Игорь бы, наверное, не перенес. Сошел с ума, наложил на себя руки, умер от сердечного приступа… Всё, что угодно, лишь бы не жить весь остаток жизни с воспоминаниями о боли, которую он причинил этому замечательному человечку.

– Ты действительно очень хорошая, Марийка.

– Что ты намерен предпринять? – не убавляя льда из интонаций, спросила она.

– Еще не решил, – растерялся Игорь, – Знаю только, что не могу больше тебя обманывать.

– Ты понимаешь, что это всё? Я соберу вещи, уеду, и ты никогда больше меня не увидишь.

– Нет, – быстро проговорил Игорь.

– То есть как это, нет?! – Марийка все-таки кинула взгляд на Игоря и он не смог не заметить мелькнувшую в глазах бывшей жены надежду, – Ты вытворяешь такие вещи, а потом говоришь «нет»?!

Произнести следующую фразу Игорю было тяжелее всего. Больнее всего оказалось рушить чужие надежды.

– Я имею в виду, что сам соберу вещи. Оставайся жить здесь, – еле слышно проговорил он.

Марийка выдержала. Ни закричала, ни заплакала, ни кинулась с упреками… Лишь еще плотнее сжала губы. Так, что они аж побелели.

– Я уже всё решила, – наконец, сказала Марийка, – У меня там, возле работы, сдают квартиру. Уютную и дешево. Не хочу упускать вариант. А здесь я все равно не останусь. Это ведь был наш дом. Понимаешь? Наш дом. Не хочу вечно дергаться от воспоминаний. Сам дергайся. Знаешь, у меня наконец-то будет квартира с колонкой. Горячая вода круглогодично. Представляешь? – Марийка внезапно оживилась, и Игорю стало значительно легче.

– Завидую, – улыбнулся он. До Игоря, наконец, окончательно дошел смысл содеянного только что. Теперь всё честно. Больше не нужно шифроваться и прятаться. Не нужно бояться кого-то обидеть. Огромный камень свалился у Игоря с плеч.

– А я тебе – нет.

Все верно. Все происходило так, как должно было. Марийка представляла свою будущую жизнь без него, а Игорь свою жизнь без Веры представить не мог. Значит, все шло правильно. В уютной квартире Марийка будет почти даром счастлива с горячей водой. Как бы там ни сложилось, эта сильная женщина заслуживала счастья. А он, Игорь, дать его ей не мог.

– А знаешь, почему? – спросила вдруг Марийка.

– Почему? – не вполне понимая, о чем она говорит, эхом повторил Игорь.

– Не завидую, потому что не будет вам с Верой счастья. Не хочу пророчить. Но на чужой беде счастья не выстроить… Ладно, мы с тобой. Но ведь и она тоже баба замужняя. Еще какая замужняя…

Игорь почувствовал, как руки его сжимаются в кулаки.

– Кто?! – едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, спросил он.

– Стас, – Марийка безошибочно поняла вопрос, – Видать, из ревности, – Марийка глянула на Игоря в упор, и взгляд её наполнился вдруг какой-то почти материнской жалостью, – Изведешь ты себя, – она глубоко вздохнула.

– Вот Стас скотина, да? – Игорь нашел на кого направить всю свою злость.

– И не думай даже! – Марийка укоризненно покачала головой, – Я ему всё равно не поверила. Считала, если что, то сам расскажешь… Он же охламон неразумный… Нашел, на кого злиться.

– Не лезь, – коротко рыкнул Игорь, набирая номер телефона.

К счастью, незадачливого предателя не оказалось дома. Перепуганный голос его разбуженной посреди самых сладких сновидений сестры испуганно поинтересовался, не случилось ли чего. Игорь, порыв которого уже прошел, трижды извинился и уверил собеседницу, что все в порядке.

– Я на часы просто не глянул, когда звонил, – совершенно не стесняясь насмешливого взгляда Марийки, оправдывался Игорь перед телефонной трубкой.

«А при Вере я бы не смог так откровенно врать… Побоялся бы испортить о себе мнение» – вдруг подумал Игорь, и внезапно ощутил, что жить с горячо любимым человеком во сто крат тяжелее.

– Хочешь знать, что про вас с твоей дизайнершей люди говорят? – Марийка сверкнула очами, и Игорю вдруг стало страшно.

«Спокойно» – приказал он сам себе, – «Какое дело мне до всех этих сплетен. Люди во все времена обожали языками чесать. Главное, что мы будем вместе. Мы всех их победим. Всем докажем… Какое мне дело до мнения внешнего мира. Главное, чтобы внутри нашего с Верой всё было чисто.»

– Ну, говори, – как можно безразличнее произнес Игорь.

– Говорят, ты не на бабу, а на деньги её мужа позарился. Говорят, подкаблучником стал. К мужу её на поклон ходил, говорят. Кем-то вроде Петрухи у этих Санов в семье пристроился…

Игорь замер с открытым ртом. Чего угодно он ожидал от возмущенной общественности, но такого… Петрухой звали любовника жены знаменитого когда-то в городе гипнотизера. Гипнотизер этот, как говорили, был настолько стар, что против Петрухи совершенно не возражал. Даже больше, взял его на материальное обеспечение и повсюду за собой таскал. Всем новым знакомым он свою семью так и рекомендовал: «Разрешите представить, это моя жена, а это – мой член» – тут Петруха делал шаг вперед и галантно кланялся. Байка эта, скорее всего, было совершеннейшим вымыслом, но передавалась из поколения в поколение с огромным удовольствием.

– Это кто, Стас, что ли, говорит? – Игорь едва сдерживал хохот.

– Да нет, Стас про тебя гадости говорить бы не стал. Достаточно того, что я подтверждение самого факта наличия у тебя бабы из него вытянула.

Игорь не совсем понимал, говорит ли Марийка правду, или просто пытается выгородить своего давнего ухажера. Впрочем, это Игоря и не волновало.

– Все эти веселые известия мне стасовские барышни сообщили. Представляешь, как я себя при таких разговорах ощущала? Хотя, что тебе до моих ощущений…

Укор был незаслуженным. Игорю и в голову не могло прийти, Стас станет делиться своими домыслами о Вере со своими сороками, а те рассказывать об этом Марийке. Всё-таки Стас – трепло редкое.

– Но это не всё. Я кое-где справки наводила. Так вот. Ты у Санов не первый. У них традиция так развлекаться.

Игорь вздрогнул и собрал всю силу воли, чтобы не перестать вальяжно улыбаться.

– Как наскучат друг другу – тут же кого-нибудь из ближайшего окружения в постель тянут, – ничуть не щадя Игоря, продолжала Марийка, – А потом меряются заслугами: я стольких-то соблазнил, а я стольких-то с ума свела. Думаешь, ты у неё первый такой, любовничек? – Марийка вдруг зашлась хохотом, – Ты посмотри, сколько молодых мужчин они у себя в свите держат. Думаешь, не для Верочкиных забав, да? Господи, в какую же грязь ты влез, Игореша…

«Спокойно!» – надрывно кричал кто-то в мозгу Игоря, – «Мало ли что говорят… Спокойно. Мало ли. В конце концов, Марийка и сама могла всё это выдумать. Низкая, надо заметить, месть. Не месть даже. Так, мстишка…»

* * *

– Низкая, надо заметить, месть, – Вера светила на Игоря любящими глазами и улыбалась улыбкой совершенно счастливой женщины, – Не месть даже, а так, мстишка… Не станешь же ты верить в этот бред? Даже про Петруху не так бредово. Правда…

Вера сидела в пенистой ванне и капризно-весело болтала выставленными из пены на поверхность точеными ножками. Игорь сходил на кухню за очередным нагревшимся чаном воды. В горячем кране, как обычно, было пусто, и Игорь получил отличную возможность совершить подвиг. Не мог же он оставить любимую женщину без ванны перед сном?

Это был первый вечер, проведенный Верой у Игоря дома. Три дня назад отсюда съехала Марийка. Без её вещей, вещичек, вещёночек квартира снова приняла вид аскетского жилища. Оставшиеся без покрывал старые кресла, лишенные занавесок окна и не прикрытые ковриками полы, не стыдясь, блестели своей наготой. Отчего-то Игорю это нравилось.

Вместе с домашним уютом квартиру покинули и воспоминания о прошлой жизни. Тем не менее, Вера ни за что не соглашалась немедленно переезжать в холостяцкое жилище Игоря. На долгие пространные уговоры девушка отвечала, что необходимо выждать для приличия, хотя бы неделю.

– Дух прежней хозяйки должен выветриться, – то ли в шутку, то ли всерьез говорила Вера, – Я не уживусь с ним.

– Поверь, давно уже выветрился, – пытался переубедить любимую Игорь, – Вместе со всеми атрибутами жилого помещения. Ты нужна мне там… Сам я даже приблизительно не представляю, как сделать жильё уютным.

– Это шантаж, – смеялась Вера, – Шантаж и примитивизирование женщины. «Новая женщина – новые тряпки, новое звучание старых мелодий семейной жизни» – думаешь ты, – иногда Вера выражалась очень витиевато.

– Ну… – замялся Игорь.

– Фигня это всё! – все же чаще Вера говорила просто, но резко.

– Что именно является этим словом?

– Глобально – всё. Локально – твои мысли о моих пятидесяти чемоданах. Увы, все мои личные вещи помещаются в две дорожные сумки. И больше вместе со мной в твою жизнь не прибудет вообще ничего, – Вера насмешливо вскидывала брови и порывисто прижималась щекой к внешней стороне ладони Игоря.

Отчего-то она ужасно любила его руки. Они отвечали её взаимностью. Впитывая кожей каждый изгиб, каждую черточку, Игорь внимательно проводил рукой по Вериной шее, опускал ладонь ниже, исследуя косточки ключиц. Спотыкался об импортный воротник рубашки, нелепо оглядывал стены очередного, ставшего их временным пристанищем, подъезда, и снова уговаривал Веру решиться на переезд. На третий день уговоров – свершилось чудо. Вера согласилась. Решение её, как всегда, казалось спонтанным. Просто после очередной рабочей смены Вера, подсаживаясь за столик к поджидающему её, как обычно, в кофейне, Игорю, глядя прямо перед собой, сообщила:

– Сегодня утром я занесла свои вещи в камеру хранения на вокзале. Не хотела афишировать в «Пробеле», что переезжаю.

– Немедленно отправляемся забирать их, – на одном дыхании выпалил Игорь.

Он уже привык к Вериным странностям и решил пока не лезть с расспросами. Может, Вера поругалась с домашними. Может, изначально решила переехать на третий день после отъезда Марийки, считая, что за три дня успеет выветриться любой дух. Вариантов могла возникнуть масса, но Игорь был настолько доволен самим решением Веры, что не придал его причине особого значения.

И вот теперь Игорь, предусмотрительно попросив Веру отодвинуться, заботливо подливал в ванну горячей воды.

– Не мерзни! – позвала Вера, и Игорь с наслаждением снова погрузился в теплую воду. Удивительно, но эти двое легко помещались в ванне вдвоем. Полулежа напротив друг друга, они соприкасались взглядами и глупо улыбались. Рядом на табуретке стояли нарды с незаконченной партией, которую прервали на время похода Игоря за добавкой горячей воды. Раньше Игорю никогда не приходило в голову использовать ванну, как место времяпровождения. Впрочем, раньше у Игоря вообще все было по-другому. Сейчас он, кажется, был почти счастлив.

Если бы не вспомнившиеся вдруг обвинения Марийки, слово «почти» в предыдущей фразе можно было бы не употреблять. Грустно, что так некстати в сознании всплывали подробности последнего разговора с Марийкой. Еще тогда, услышав брошенные в адрес Веры обвинения, Игорь решил забыть о них навсегда. Увы, человек не всесилен и не ему решать, что помнить, а что забывать. А еще Игорю очень не понравилась причина, по которой нахлынули эти воспоминания. Глядя на сияющую, совершенно не стесняющуюся возлюбленного Веру, Игорь невольно терялся в неприятных догадках. Являлось ли её чувство к Игорю причиной столь открытого поведения? Или, может, Вера была такой всегда. И точно так же сердито поводила смуглым точеным плечиком с игриво прилипшими брызгами мыльной пены, проигрывая в нарды Вадим-Сану? Игорь, считавший ревность, а уж тем более ревность к прошлому, высшей степенью глупости, искренне расстраивался, наблюдая в себе появление подобных мыслей. Но вместо того, чтоб исчезнуть, они привели с собой новые, связанные с воспоминаниями о Марийкиных словах. Тогда-то Игорь и решил, что проще и честнее будет поделиться с Верой своими переживаниями. Тогда-то и рассказал о сплетнях, слышанных Марийкой.

– Понимаешь, – продолжал Игорь неприятный разговор, после того, как Вера вдоволь отсмеялась, – Марийка не может быть столь жестокой. Она очень хорошая на самом деле. Сомневаюсь, чтобы она выдумала всё это.

Игорь считал, что, раз уж он решился на откровенность, то должен выложить все, что его беспокоит, до конца.

«Пусть даже это принизит меня в её глазах. Все должно быть честно. Пусть Вера знает обо всех моих комплексах. Знаю точно – она поймет» – думал Игорь.

– Нет, нет, – испуганно остановила Игоря Вера, – Я не то имела в виду. Ни в коем случае не хочу обвинять твою жену в том, что она обманщица…

– Бывшую жену, – как можно многозначительнее поправил Игорь, считая, что Вера оговорилась не случайно, и стремясь сразу на корню уничтожить в ней подобные поводы для беспокойства.

– Ну да, бывшую, – послушно соглашалась Вера, – Месть заключалась в том, что она рассказала тебе эту сплетню, зная, что ты будешь вспоминать об этом и мучаться догадками.

– Но нам такие выпады не страшны, правда? – с неприкрытой надеждой проговорил Игорь, – Потому что мы обо всем можем поговорить и всегда будем откровенны друг с другом. Да?

– Ну конечно, – Вера кинула кости и обрадовано присвистнула результату, собираясь передвигать фишки.

– Э, мой ход! – предотвратил нарушение правил Игорь.

– Вечно ты со своими правилами, – наигранно капризно вздохнула Вера, – Так вот. Я даю слово чести, что все эти гадости про меня, Вадима и наше окружение – враньё.

– Верю, – с радостью сообщил Игорь и действительно поверил, – Только расскажи, если не секрет, зачем, действительно, в вашем доме столько народу. Короля делает свита?

Игорь спрашивал из обычного любопытства, а вовсе не пытаясь подловить Веру, но девушка вдруг сделалась серьезной.

– Пожалуйста, верь мне без проверок. Я же сказала, никаких интимных отношений у меня ни с кем из, как ты выражаешься, «свиты», никогда не было.

– Ну что ты завелась? – Игорь искренне удивился, – Я просто спросил. Без умысла.

«Вот тебе и обо всем можем поговорить и будем полностью друг с другом откровенны» – мысленно передразнил сам себя Игорь, расстраиваясь.

– Игорь, пойми, – Вера бросилась спасать ситуацию, – Я не могу откровенничать с тобой о чужих тайнах. О моих собственных – сколько угодно. Не заставляй меня говорить о людях, судьба которых мне не принадлежит. Хорошо? Просто верь. Все рассказанное обо мне Марийкой – сплетни. Ты же сам понимаешь, обеспеченный человек оказывается в этом государстве в центре внимания. Про него тут же придумывают столько всего, что впору самому себе не верить. Про него, и про его близких, разумеется.

Игорь заставил себя не обратить внимания на то, насколько неприятные ощущения причиняет ему факт наличия среди близких Веры её мужа. Впрочем, не более неприятные, чем сам факт наличия мужа. Увы, Игорь с Верой встретились, когда у обоих за плечами было по солидному куску жизни. С этим приходилось считаться. Впрочем, теперь, когда они, наконец, жили вместе, все предыдущие жизни окончательно превращались в пустые формальности. Теперь Игорь с Верой по-настоящему принадлежат только друг другу. Теперь все будет хорошо.

Игорь, не в силах справиться с охватившим вдруг всё его существо порывом, подхватил смеющуюся Веру на руки и понес её в комнату.

* * *

На том хороший автор и закончил бы своё повествование. Отличное место для счастливого конца. Увы, жизнь частенько не заботится о красоте сюжета и сказочные хэппи-энды оказываются началом отвратительнейших, ничем не привлекательных историй. Сказаниями о том, как люди объявили войну собственным комплексам и проиграли её. Или, что еще печальнее, историями о том, как люди не объявляли войну собственным комплексам и постепенно наполнились ими. Заполнились настолько, что сами уже и стали этими комплексами.

Далее последует именно такая история. Не читай. Ты ведь не хочешь, чтобы варево из обид и непонимания снова вскипело в твоей душе? Не читай. И даже больше. Думай, пожалуйста, что это «дальнейшее» никогда не было мною написано. Думай, что я, хоть и не победил собственные комплексы, но, по крайней мере, не принялся расписывать их в гноящихся подробностях и скользких деталях.

Раз, два, три! Привычный взмах палочки. Итак, то, что никогда не должно быть написано…

* * *

Игорь поймал себя на том, что вздрагивает каждый раз, когда звенит телефон. За Анечкиным тщательно отработанным: «Компьютерный центр «Пробел»», в любой момент могло последовать: «Вера, тебя муж к телефону!» И совершенно неизвестно, как Вера отреагировала бы на этот звонок. Может, словно ребенок, прячущийся от надоедливой опеки родителей, недовольно поморщилась бы, перекинулась парой фраз и сделала вид, будто и не было этого звонка. Может, если звонили на сотовый, хитро подмигнув, отключила бы телефон вовсе. А может, стала бы вдруг серьезной. Сказала бы свое непреклонное: «Мне надо». И на длиннющий вечер испарилась бы из игоревой жизни. Вернулась бы потом, притихшая, ничего не объясняющая… Покрыла бы поцелуями. То ли извиняясь, то ли действительно оттого, что соскучилась. А он, Игорь, метался б между этими двумя вариантами. Не мог бы расслабиться, гадая. Мучался б унизительными догадками и проклинал себя за глупое: «Надо будет, – сама расскажет». Давно уже было ясно, что не расскажет. Давно уже было ясно, что жить с этим недосказанным Игорь больше не может… Но расспрашивать, демонстрируя свое недоверие, казалось стыдным. Кроме того, Игорь же прекрасно понимал, на что шел. Чего ж теперь жаловаться? Знал, что должно пройти время, прежде чем Вера окончательно изменит свою жизнь. Знал, что время это нужно будет каким-то образом пережить. Перетерпеть, не впадая в озлобленность. Постараться помочь Вере, а не еще сильнее усугублять тяжесть её положения.

Впрочем, многое ли пришлось пережить и перетерпеть Вере, прежде чем Игорь расстался с Марийкой? Много ли Вера помогала и поддерживала Игоря в той ситуации? Ведь, нет. Решил, поговорил, расстались. Без нудной резины и скользких ситуаций. Без омерзительных догадок и изнуряющих ожиданий. В любом случае, без неприятных для неё, Веры, моментов.

«Стоп! Основное правило – выкладываться полностью», – напомнил сам себе Игорь, – «В любви, в работе, в дружбе… Не считаться, кто для кого больше сделал, а просто совершать все от себя зависящее. Верить партнеру. Знать, что он тоже действует по этому правилу…»

Игорь поймал себя на том, что правило это кажется сейчас стандартным набором пустой высокопарности. Сделалось грустно.

– Алло, компьютерный центр «Пробел», – медовым голоском пропела Анюта и Игорь в очередной раз ощутил, как сердце начинает биться в припадке, – Критовский, тебя!

Может, Сан решил поговорить непосредственно с виновником ухода жены? Втайне Игорь был бы рад такому повороту событий. Это, по крайней мере, внесло бы ясность в их с Вадимом статусы. За Веру Игорь был готов воевать с кем угодно.

«Ах, Моська, знать она сильна…» – поддразнил внутренний голос. Игорь отмахнулся.

– Алло, Критовский? Так рано на работе? Вот это новость!

Меньше всего Игорь был готов услышать голос главного редактора.

– Здравствуйте, – промямлил он в ответ, лихорадочно соображая, какого же роста сейчас должен быть редактор, и чего от него можно ждать.

«Может, я ему что обещал и забыл? Или не обещал, и об этом забыл он?»

– Я по поводу интересовавшего вас господина, – ошарашил редактор. Рост его определить никак не удавалось, – Есть информация. Я тут покопался в материалах. В общем, могу поделиться фактажем. Я подумал… Идея книги – неплохая идея. Слишком смело, конечно. Но… бояться, так никуда не ходить…Я, собственно, никуда ходить и не собираюсь, а вот Вы сейчас в таком возрасте… Вам до осознания кайфа от статики еще ходить и ходить! В общем, рад подсобить в хорошем начинании.

Вот это новость! Или Главного Редактора подменили, или Игорь всегда ошибался в людях.

«В любом случае, сведения не помешают. Лень, конечно, но придется ехать…»

Наученный горьким опытом, Игорь не верил, что в этом городе кто-то может поделиться информацией просто по телефону. Если уж преподносятся «по дружбе» какие факты, то обязательно с понтом. В беседе с глазу на глаз, таинственным шепотом и под коньячок. Рассказчик тешит таким образом комплекс собственной значимости, слушатель платит за информацию подыгрыванием. Роли давно распределены и Игорю даже в голову не приходило менять сценарий пьесы.

– Куда мне подъехать? Я готов хоть сейчас.

– Упаси боже! Здесь только Вас еще не хватало… Вы же знаете, какой сумасшедший дом у меня тут в редакции. Я все расскажу вам по телефону. Нежный привет тем, кто прослушивает наш разговор. Знаете, иногда просыпаешься утром и понимаешь, что не хочешь больше бояться… И чего бояться-то? У нас свобода слова и экономия личного времени. В общем, слушайте… И потом, мне, человеку который боялся в столице, бояться в этом городе уже как-то неприлично.

Игорь ошарашено замер, многозначительно почесал затылок и огляделся. Несколько пар глаз жадно ловили каждое его слово. Такова специфика телефонных звонков на работе. Коллеги настолько привыкли слышать всевозможные разговоры друг друга, что уже даже не берут на себя труд скрывать нездоровое любопытство. Антон встретился глазами с Игорем, смутился и быстро отвел глаза. Анечка же, напротив, сочла нужным прокомментировать.

– Да не смотри ты так, будто мы тебе интимничать мешаем. Я на своем рабочем месте столько конфиденса наслушалась, что меня ничем уже не удивишь. Разговаривай на здоровье. Только недолго. Рабочий телефон личными нуждами занимать не велено. Тем более, если речь о параллельном заработке идет, – секретарша лукаво подмигнула Игрю и своим выводам о его собеседнике, – Не обижайся. Просто я всех тут уже насквозь вижу.

Как обычно, Анюта знала о коллегах нечто такое, о чем сами они никогда не догадывались.

– Вы меня, вообще, слушаете? – редактору не понравилась образовавшаяся пауза, – Можете говорить? – Игорь решил плюнуть на окружающих. В конце концов, слова Редактора им слышны не были, а сам Игорь собирался подбирать крайне обтекаемые формулировки. – Значится так, – начал Редактор, – Ваш герой, представительный мужчина сорока восьми лет. Уроженец нашего города. За что и поплатился гипертрофированным патриотизмом. Всю жизнь мечтал, наконец, остепениться. Осесть в нашем городе и не мотаться больше по миру. Вот, наконец, осел. Осёл! Нормальный человек отсюда стремится, хоть в столицу, не говоря уж о забугорье, а этот наоборот…

– А чего он мотался-то?

На «Пробел» в этот момент вдруг снизошло безлюдье. То есть в зале не было буквально ни одного клиента. Анюта заскучала. Анюта обратила все своё внимание на разговор Игоря. Явно озадачившись тем, кто, собственно, «мотался», она незаметно пододвинулась чуть ближе к Критовскому. Игорь прикрыл трубку ладонью.

– Имейте совесть! Мне поговорить нужно.

– Если ты не имеешь совесть, то твоя совесть поимеет тебя! – пришел на выручку другу Жэка, в срочном порядке принявшийся развлекать Анюту всевозможными россказнями.

– Где он только ни был, – продолжал Редактор, – Но работал в основном в Эмиратах. Официальная версия – дипломат. Второй человек в посольстве… Кстати, Он нигде не фигурировал сам по себе. Вечно со свитой. Жена, бухгалтер, секретарша, и плюс еще несколько человек телохранителей. Впрочем, последние слишком часто менялись, чтобы можно было причислять их к костяку свиты. Говорят, будто телохранители не приживаются у вашего Героя из-за излишней привередливости его бухгалтера – старика-корейца с очень специфическими взглядами на жизнь. Старик то ли скуп не по рангу, то ли требователен не по возможностям… Об этом бухгалтере-корейце, кстати, наверняка можно будет нарыть что-то очень интересное. Говорят, у него прескверный характер. Но он практически «член семьи», и к тому же духовный наставник жены Героя, поэтому все его терпят… Впрочем, это просто сплетни. Если придерживаться строгих определений и излагать лишь доказанные факты, то история Героя будет выглядеть скучно. Книге здесь разгуляться негде… Блестящая карьера дипломата внезапно обрывается из-за проснувшейся вдруг тяги к родному городу. Вернувшись на родину, человек, ранее бывавший здесь лишь наездами, наконец, ощущает себя счастливым. Решив заняться благоустройством здешних мест, наш Герой баллотируется в депутаты гор.совета. Слава Богу, думать о хлебе насущном ни ему, ни семье не приходится – еще во времена своих недолгих побывок в городе, Герой выкупил одну из разлагающихся городских гостиниц и привел её в должный, то бишь не разлагающийся, но разлагающий, вид. Не без помощи иностранных капиталов и отечественных трудовых ресурсов, разумеется. Но и та небольшая доля в прибыли, что принадлежит в этом бизнесе лично Герою, вполне способна перекрыть все его здешние расходы… В общем, официально все очень добропорядочно и благопристойно.

– Одну минуточку, – Игорь демонстративно отвернулся от настойчиво требовавших освободить телефон коллег. В конце концов, он, Игорь, первый раз в жизни занял линию. Ничего удивительного, что Анечка считала её своей собственностью. Она уже столько просидела на этой линии, общаясь с подрастающей по телефону дочерью, что просто срослась с этим аппаратом. Теперь ревновала его к Игорю и, прикрываясь рабочей надобностью, грозно хмурилась на нерадивого Критовского. – Г-н Главный Редактор, но ведь вы сейчас попросту пересказываете мне общеизвестную информацию. То есть спасибо, конечно, но… Что вы там о неофициальном взгляде на нашего героя говорили?

– О неофициальном я молчал, – сухо заметил Редактор, – Вы интересовались содержанием файла о вашем Герое, с компьютера моего Зама? Теперь не отнекивайтесь. Я подумал, что идею книги вы все равно не отбросите (добрым советам такие как вы, я надеюсь, не внимают), и решил вам помочь. Чужой компьютер распаролил… А вы еще и в претензиях!

Игорю было тошно от самого себя. Наврал чепухи какой-то, а люди в тебя поверили. Репутацией рисковали, в чужие компьютеры тебе за информацией лазили. Книга, мол, вещь капризная, если факты не подкопить, извести автора может. Грех, мол, литератору не помочь… Наврал. А сам и не думал ничего такого писать.

«Нехорошо получилось… Может, и впрямь в Саноописатели податься? Тема, вроде, интересная…»

Тут Игорь вспомнил, что все его «слова для писательства» давно уже одичали. Теперь не даются в руки, ускользают сквозь дырявые мысли. Кроме того, все они, эти слова, уже были. У кого-то, где-то, зачем-то… Острый приступ ненависти к собственной профессии заставил Игоря на миг задохнуться. Можно ли так зависеть от благосклонности каких-то жалких слов, нелепых последовательностей звуков?

– Ладно, – Игорь решил признаться, – Не стану я ничего писать. Передумал.

– Да я не в том смысле. Критовский, фи! Не уподобляйтесь капризно-обидчивой барышне… Если неофициально, то, говорят, что ваш Герой имел непосредственное отношение к продаже оружия воюющим странам. Только опомнился вовремя. Решил выйти из дела, как только стал очень богат. На следующей ступени, – когда человек становится слишком богат, – в этом мире обычно убивают. Ваш Герой – мужик мудрый. Опять же, ему есть что терять… Ну, не захотел он быть трупом! Сумел вовремя остановиться… Теперь вот на совершенно другие рельсы перестраивается. Вон даже в политику полез…

– Красиво это… – не удержался Игорь, – Идея про ступени и про грань между «очень» и «слишком»…

– Увы, я не автор. Лишь пересказываю услышанное. На одном банкете наш Герой говорил это моему Заму.

– И про оружие говорил?

– Нет. Про оружие говорят другие. Те, кто вокруг.

– Мало ли что они говорить будут. Завидуют, вот и… С их слов писать нельзя.

– Простите, не собирался влезать в дискуссию об источниках информации. Хотите, – проверяйте, хотите, – нет. Все, что общеизвестно, наверняка никому интересно не будет. Был, не сидел, не привлекался, женат, у них сын…

«Женат. У них сын. Женат. Сын…» – сначала просто эхом, а потом уже и с настойчивостью заевшей пластинки заклокотало в мозгу, – «Женат. Сын… У Веры есть сын?!» – оформилось, наконец, в слова невозможное.

Игорь не помнил, как он попрощался с редактором. Не помнил, как вернул Анечке драгоценный доступ к уху подрастающей дочери, не помнил, как оказался за спиной у что-то спокойно объясняющей заказчикам Веры… Начинать разговор при посторонних было нельзя. Игорь раскачивался взад-вперед на тонких подошвах туфель, мысленно подгоняя время.

«Немедленно понять. Немедленно спросить. Если у Веры есть сын, тогда вполне понятны её обязательные визиты к мужу. Понятно, чем они так связаны…» – собственные мысли разрывали голову Игоря изнутри, чужие – атаковали снаружи, – «Но… как она могла? Как могла не рассказать? Настолько не доверяет? Бред! Это все невозможный, сумасшедший бред…»

Когда в «Пробеле» в очередной раз зазвонил телефон, Игорь даже не вздрогнул. И без этих звонков, было от чего дергаться.

– Вера! Иди скорее! Тебя муж к телефону! – Анечкина фраза насквозь пронзила замерший на мгновение «Пробел».

Игорь ясно ощутил, что больше не может. Сейчас убьёт кого-нибудь или убьётся сам. Предохранители перегорели. Где-то на дне сознания надрывно выла сирена экстренной капитуляции. Сочувствующий взгляд Жэки, всезнающая усмешка Анечки, отводящий глаза Тоха, Палюрич, подмигивающий особенно хитро – они все всё понимали. И про сына знали, наверное…

Решение сначала оказалось принятым, а уж потом поставило об этом в известность мозг Игоря.

«Пробел» потерял свою чистоту, «Пробел» безнадежно испорчен, «Пробел» должен исчезнуть…

Не сказав никому ни слова, Игорь молча вынул из-за стойки свою сумку и навсегда вышел из Центра. По крайней мере, ему казалось, что навсегда.

Ноги привычно несли в сторону дома, в мыслях наметилось неприличное раздвоение.

С одной стороны, Игорь искренне верил в свое бегство.

«На фиг!» – бубнил себе под нос этот Игорь, – «Пусть со всем этим возится кто-то другой. Сил моих больше нет на все эти недоговорки и двусмысленности. Что ж это за родной человек, который даже наличие собственного сына от тебя скрывает? Б-р-р! Не хочу больше всей этой грязи. Сочувственные взгляды, ободряющие подмигивания… Любовь до гроба, которая спотыкается о каждый телефонный звонок. Это неестественно. Это ненормально. Где же вы, открытые чистые чувства? Где же вы, обещанные?» – потом этот Игорь на мгновение ставил себя на место Веры, ощущал изнутри беспробудную тоску её положения, осознавал её невиновность и собственную несправедливость, – «Как предательски быстро я закончился. Как на многое меня не хватило…» – самобичевания не помогали, Игорь хмурился и приходил к одному единственному справедливому, но ничего не меняющему выводу, – «Как все сложно… Господи, как же все сложно на этой планете! Все правы. Всех можно понять, принять, поддержать, облобызать… Но ничего нельзя изменить. Ни себя, ни людей с их судьбами. Я, Господи, сдаюсь. Я не выдержал и ухожу. И обжигающий хуже каленого железа собственный стыд будет мне самым суровым наказанием…»

В мыслях тут же всплыло интересное:

Уходим. Без слов, без сомнений,

Без вычурно бравых оваций.

Время погасших стремлений

Лишает нас права остаться.

Честь заклеймили ничтожностью.

«Гений» созвучно с «гниением».

Время Великих Возможностей

Нам обернулось гонением.

Уходим! Нас кормят гадливостью…

Только погасший спасется.

А со своей справедливостью

Пусть мир этот сам разберется.

Придуманное понравилось, Игорь попытался ухватить улетающие строки за хвост, дабы потом доработать их уже на бумаге. Но, споткнувшись о невыполнимое уже желание поделиться написанными строками с Верой, поэтический дух Игоря как-то сразу скукожился, окрестил написанное очередным «Недописанком» и прогнал прочь. Не для кого было теперь писать. Увы, не для кого…

С другой стороны, Игорь ловил себя на повышенном интересе ко всем проезжающим мимо машинам. Непутевое воображение подкидывало карандашные наброски решающих сцен. Конечно, Вера не смогла спокойно продолжать работать, когда Игорь так внезапно ушел. Конечно, она забросила все свои дела, отослала куда подальше телефонных просителей и бросилась вдогонку. Таксист-частник, как и положено, немного удивился столь странному выбору маршрута (он ведь, в отличие от Веры, не знал, какой дорогой Игорь обычно ходит домой), но пассажирка решительно подтвердила необходимость названого ею пути. И вот уже неуклюжий Москвиченок, пыхтя, тормозит у обочины прямо возле Игоря. И выскакивает из него взъерошенная Вера. Замирает. Смотрит своими бездонными, ворошит душу… «Как ты мог уйти? Что опять тебе показалось? Я ведь – вот она. Я ведь есть у тебя…» И от этого её взгляда переполняется Игорь небывалой внутренней силой. И чувствует, что, несмотря ни на что, по-настоящему любит и любим. И это главное. И это – такая это редкая благость в нашем суетном мире, что пренебрегать этим шансом никак нельзя.

«Как, блин, девица на выданье!» – мысленно подтрунивал Игорь над собственными мечтами, – «Говорю «нет», подразумеваю да. Ухожу, мечтая быть пойманным и возвращенным. Омерзительное раздвоение личности»

Несмотря на подобные самобичевания, Игорь ничего не мог с собой поделать. Давился подкопытной пылью проезжающих мимо автомобилей, настораживал водителей поведением потенциального самоубийцы, но все равно старался идти поближе к шоссе. Чтобы не проехала погоня мимо. Чтобы не перегнала Игоря та, у которой, по общему их мнению, скорость была значительно меньше…

Уже и встречные прохожие стали приветливо кивать Игорю головами, подчеркивая, тем самым, что Критовский движется ныне по родному району. Уже и ноги подустали на положенную для такого расстояния степень. Уже и сумерки загустели до вечерней вязкости… А желанная погоня все ничем не обнаруживала себя.

Небо вдруг поднатужилось, громыхнуло, и разразилось разноцветными брызгами. Игорь вспомнил, что сегодня день города. Долгожданный праздник, который так хотелось провести вместе с Верой. Родной двор встретил Критовского полным опустением. Все бросились за дом, откуда лучше было видно праздничный фейерверк.

Под подъездом Веры тоже не оказалось.

Игорь мельком глянул на полыхающее за домом небо и вдруг, неожиданно для самого себя истошно заорал:

«Выключите салют! Выключите салют! Сегодня нет праздника! Выключите салют!» – Город не обращал на истерику Критовского ни малейшего внимания, продолжая торжественно тужиться и празднично рассыпаться по небу мелким бисером блестяшек, – «Выключите салют!»

Через несколько секунд Игорь уже молчал, незаметной тенью просачиваясь в скрипучий лифт. Ему было стыдно за свой срыв. Стыдно и даже немножко страшно. Раньше Игорь не думал, что такое может происходить с ним.

* * *

Это была волшебная дверь. Ключ поворачивался в её чреслах только в специальные моменты. Когда ожидание встречи уже пересиливало все возможное раздражение. Когда всякая обида уже отходила на дальний план, уступая место одному единственному желанию увидеться. Когда даже нелепые пританцовывания возле телефона ( «Позвонить-не позвонить?») оканчивались, и оставалось только щемящее чувство тоски… Тогда в замке поворачивался ключ, и дверь резко распахивалась, пропуская радость от предстоящей встречи вперед пришедшего.

– Я пришла! – легко отрапортовала Вера, заполняя прихожую бодростью и запахом смородины.

Критовский кинулся встречать, но замер на полпути, устыдившись собственной непоследовательности. Игорь вспомнил, как нечто подобное когда-то рассказывала Марийка: «Вот соберусь на тебя наругаться за что-нибудь. Жду тебя, жду… А ты, негодник, приходишь только тогда, когда я про своё ругательное «что-нибудь» уже забываю. Помню только, что тебя хочу видеть и жду. Потому и встречаю тебя каждый раз так ласково-радостно…Хотя ты этого, в общем, нисколечко не заслуживаешь.» Вспомнил и поморщился от такой ужасной рокировки. Все перепуталось. Все поменялись ролями. Вместо положенной охоты на мамонтов он, мужчина, покорно сидел в пещере и с тоской ожидал возвращения своей самки.

«Пора завязывать!» – твердо решил Игорь и заставил себя снова усесться за стол в кухне.

– Ты мне не рад? – Вера замерла на пороге кухни, почуяв неладное.

– Я теперь ничему не рад, – с деланным безразличием разглядывая собеседницу, заявил Игорь, и самому ему сделалось тошно от этой своей наигранности.

– Бывает, – Вера, видимо, решила не воспринимать меланхолию Игоря всерьез, – Ты только объясни мне, что произошло, ладно? А то я ведь, возможно, волнуюсь за тебя. Звоню, звоню… Дома тебя нету, из «Пробела» ушел, не предупредив… Улыбнись и расскажи мне, в чем дело. Будем думать вместе…

– Вот в этом и дело. На словах – мы вместе. А на деле – каждый сам за себя. Впрочем, так, наверное, живут все люди… – потом Игорь непроизвольно смягчился, – А ты действительно звонила?

Игорь вспомнил, что вчера вечером отключал телефон и, кажется, забыл включить его сегодня. Поэтому Вера и не могла дозвониться…

– Конечно, звонила, – Вера, на этот раз не спрашивая, налила себе чаю и приземлилась напротив Игоря. Глаза её оживленно поблескивали, – Там, в «Пробеле» такое творится, а ты ушел. Пропустил самое интересное…

– Знаешь, мне больше не интересно, что творится в «Пробеле». Человек – существо эгоистичное. Интересоваться окружающим он может, только если внутри его самого порядок…

Вера недоуменно склонила голову.

– Да что с тобой? Во-первых, мы же вроде собирались самосовершенствоваться и отказываться от эгоизма и прочих неестественных для человека качеств… Ты же сам это в слова оформлял… Во-вторых, на любой внутренний беспорядок найдутся свои методы уборки… Давай наведем внутри тебя чистоту…

– Вот именно. Чистоту, – скорее самому себе, чем Вере, проговорил Игорь, – При желании грязь можно заметить во всем. Идеальная чистота – отсутствие всякой грязи. Значит, идеальная чистота – это пустота, – тут Критовский снова вспомнил о Вере, – Отсутствие тебя, например, существенно приблизило бы состояние моего внутреннего порядка.

Тяжелая пауза нелепой кляксой испортила красоту сказанного. Игорь хотел договорить, довести мысль до конца, но сломался… Вроде и говорил, то, что должен бы думать, вроде и правильно говорил, но… как-то так нелепо все это прозвучало. Даже не глупо, а зло, бессмысленно. Будто бы обиженный жестокий глупец говорит наобум, не считаясь с последствиями сказанного и переживаниями близких.

– Игорь, ты говоришь серьезно? – Вера замерла в полуулыбке, не веря в услышанное и не понимая его.

– Я и сам не знаю, – Критовский вовремя опомнился, – Просто не могу так больше… Раньше казалось – моя вина. Затянул свою резину с Марийкой – вот и казнишь ты меня безжалостно своим недоверием. А теперь что? Я все от себя зависящее сделал, а оно по-прежнему…

Вера наморщилась, помотала головой, будто бы пытаясь прогнать из ушей услышанный маразм. Она не притворялась. Услышанное и впрямь казалось ей невообразимым бредом.

– Постой, – она заговорила как-то настороженно мягко, будто вливала болеутоляющее, – Да разве враг я тебе? Разве могу сознательно казнить или миловать? Если чем-то задела, так ведь на то мы и родные люди, чтоб разговаривать… Ведь ты в этом сам меня убедил…

Игорь чуть не взвыл. Да! Да, он убеждал, что сила в умении все обсудить… Но как же объяснить теперь Вере, что есть такие ситуации, где сила эта бессмысленна? Где требуется не положительный ответ на просьбу, а самостоятельное нахождение этого ответа. Ведь если Игорь сам заведет разговор о Сане («Красиво звучит: «о Сане и сыне»», – мимоходом отметил Игорь.), то никогда не сможет себе простить этого своего вмешательства. Никогда не отделается от унизительного ощущения, что выступал в роли просителя, или, еще хуже, в роли тирана со своими ультиматумами. Как объяснить Вере, что единственное спасение сейчас – это её добровольная откровенность. Её собственное решение налаживать ситуацию… Пусть только решит, пусть только расскажет, доказав, что Игорь для неё – это всерьез. Но, увы, невозможно объяснить это, самому не затронув темы. Невозможно заставить человека чувствовать так, как человек этот не привык. А Игорю так было сейчас нужно, чтобы Вера чувствовала и говорила о своих чувствах. И тогда бы он, Игорь, нашел бы в себе силы пойти этим её чувствам на уступки…

«Угу, как глупая баба» – сам себя пресек Игорь, вспоминая старый анекдот, где женщина говорила о муже: «Хай он диктует. Только, хай он диктует только то, что мне нужно!»

– Игорь, – тихонько позвала Вера. Она сидела, поджав ноги и уместившись вся в квадратике табуретки. Следила, ставшими вдруг зеркальными, глазами. Выжидала, пока Критовский опомнится. Ждала ответа. Не дождалась, решила спросить еще раз, – Игорь, о чем ты говорил? Как это «по-прежнему»?

– Тоскливо… – невнятно пояснил Игорь.

Еще немного помолчали. Продолжать играть роль насупившегося обиженного дурака Игорь больш не мог. На объяснения не хватало сил и полномочий.

– Ладно, – Критовский решил временно отойти от главного, – Что там “такого” творится в твоем “Пробеле”?

Вера перестроилась мгновенно. Засияла глазами, вспонив об интересном.

“Как ребенок,” – восхитился Игорь, – “Увидела новую игрушку, и забыла тут же о всех своих предыдущих горестях. Эх, мне бы так.”

– Ты слушаешь? – Вера легко полскочила и в лицах принялась рассказывать о происшедшем.

“Как ожила она за последнее время. Как открылась. Будто и не было никгда её замкнутости и скованности. А я вот, наоборот, гляжу только внутрь себя. Правда, там у меня сейчас такое крушение миров, что откровенно есть, за чем наблюдать…”

– Только я заметила, что ты исчез, и собралась уже впасть в депрессию, как вдруг в “Пробел” приехали Орлики. Ни на кого не смотрят, ни с кем не здороваются, Вась-Вася жестами в кабинет выманивают. Ну Палюрич, ясное дело, бросает клиентов, следует за учредителями. Я ужасно хотела не подслушивать… Но тут, как назло, мои клиенты заторопились и ушли… А меня Антон попросил на склад сбегать бумаги принести… В общем, голова моя самопроизвольно притянулась к розетке.

Игорь, наконец, улыбнулся. Вера, завидев, что попытки разрядить обстановку начинают приводить к успеху, продолжила еще более оживленно:

– Стою это я в самой что ни на есть неприличной позе, самым что ни на есть неприличным делом занимаюсь и слышу такое… – тут Вера посерьезнела, – Это я тебе сейчас все так радостно рассказываю. А тогда, признаться, у меня даже желание схватить огнетушитель и ворваться в кабинет появилось.

– Зачем? – не понял Игорь.

– Полить хорошенько этих Орликов, чтоб подостыли и опомнились, – мечтательно протянула Вера, – Понимаешь, они отчитывали нашего ВасьВася, как мальчишку. И то, говорят, неправильно, и это… Прибыли “Пробела” не растут… А главное, кричат, мол, чтобы уладить конфликт с органами им, бедненьким, кучу денег выложить пришлось. И грозятся эту сумму в качестве личного долга на Палюрича повесить.

– С какой стати?

– Оказывается, он им за несколько дней до прихода проверки рапортоввал, что в “Пробеле” все в порядке, и никаких проблем с органами не возникнет.

– Правильно рапортовал, – Игорь вспомнил, что обсуждал эту тему с ВасьВасем, – Потому что Палюрич договорился со своим приятелем. Тот обещал прикрыть в случае любых неприятностей. Сейчас так все работают. Это и имелось в виду под “все в пордяке”.

– А Орлики восприняли это “все в порядке” так, будто проверке не к чему придраться будет. Они думали, что весь софт – уже лицензионный стоит, и все-такое…

– Да как же они могли такое думать? Ведь они ж все расходы контролируют. Они же видели, что лицензионка не закупалась? Не могла закупиться, потому что с тех пор, как приняли закон о лицензионном программном обеспечении, все оно, лицензионное, из продажи сразу же пропало. Мгновенно стало жутким дефицитом. Его сейчас только за два месяца вперед заказать можно. Как же они, учредители, могли этого не знать? Миленок же им все это должен был доложить… Чем же ж Палюрич виноват? Как на него можно долг вешать? Он ведь все от себя зависящее сделал. Это ж Орлик все испортила…

– Как ты понимаешь, она за собой никакой вины не признаёт…

– И что? ВасьВась их послал?

– Нет, – было видно, что такое развитие сюжета Вере даже не приходило в голову, – Очень спокойно сообщил им, что долга за собой не признает, и поинтересовался, что в этом случае делать. И тут Орлики внезапно раздобрились. Прямо засочились их голоса лаской и пониманием. Аж противно. «Ах, Василий Васильевич! Как мы вас понимаем! До чего же ситуация неприятная… Но, вы нас тоже поймите… Мы ж не единственные учредители, мы ж перед компаньоном, г-ном Громовым, ответственность несем… Так бы мы, конечно, может и простили бы, а так… В общем, это долг – не перед нами, а перед фирмой… Кстати, вам есть куда уехать? Есть, конечно, варианты, как спасти ситуацию…» ВасьВась, конечно, поинтересовался, какие же это варианты.

Вера внезапно замолчала.

– Ну? – Игорь всерьез заинтересовался, – Не томи душу. Какие варианты?

– Не знаю, – Вера вздохнула, – В этот момент Тоха меня пришел искать. Я ж ему бумагу должна была принести. Понятно только было, что ВасьВасю этот разговор ужасно не понравился. И варианты их тоже. Это по Палюричевскому настроению уже после ухода Орликов ох как заметно было…

– Ничего не понимаю, – Игорь мучительно раздумывал, стоит ли позвонить сейчас ВасьВасю с расспросами.

«Нет, не стоит. Все равно отошьет, отшутится. Он своими проблемами других грузить не любит…», – Игорь вспомнил, что собирался больше в «Пробеле» не появляться, – «И вообще, не мое это дело. Если помощь будет нужна, – догадается позвонить. Впрочем, какая с меня может быть польза?»

– И я не понимаю, – снова заговорила Вера, – Понимаешь, Орлики ваши уходили тоже в ужасном настроении. Он еще ничего, держался, а Александра так просто дрожала вся от негодования. Собственно, это меня и порадовало. Значит Палюрич им не поддался, – Вера снова засияла, – Наш ВасьВась – всем ВасьВасям ВасьВась. Он всех этих учредителей победит. Только… Ты уж Игорь, спроси, пожалуйста, у него завтра, что случилось. Может, мы что-нибудь придумать сможем, чтоб от него с этим мистическим долгом отстали. У меня, в конце концов, связи есть.

От последней фразы, как от спички, все Игоревы обиды снова вспыхнули.

– У тебя, Вера, не связи, – почти не сдерживая раздражения, проговорил Критовский, – А одна большая связь…

Вера настолько не ожидала от Игоря вражды, что даже не замечала явные её проявления.

– Точно, – с энтузиазмом согласилась Вера, улыбнувшись, – Одна Большая Порочная Связь – ты. И с этой Связью вместе я стою тысячи любых других связей. Мы с этой связью завтра все выясним и попробуем что-нибудь эдакое придумать, чтобы нашему Палюричу помочь. Да?

– Нет, – Игорь смотрел прямо перед собой, – Вера, я не пойду больше в «Пробел». Я там больше работать не хочу.

– Почему?!

– Не могу я работать в коллективе, где каждый в меня пальцем тычет и сочувственно так головой качает. Бедняжка, мол, связался с чужой женой, надеется на что-то, чего в жизни никогда не произойдет. А то и еще хуже, шипят вслед, мол, подлец, мать и жену с пути истинного сбивает…

– Это ты про кого?

Сейчас Игорь был уверен, что Вера все прекрасно понимает. Издевается просто. Насмехается…

«Господи, да что же я ей такого сделал?»

– Игорь, отвечай, – голос Веры звучал непривычно требовательно, – Кто это вслед нам тыкает пальцами? Может, этому кому-то стоит пальцы-то пообламывать?

– За что? За честные выводы?

– Да что б не лезли в чужую жизнь, в которой ни грамма не смыслят. Игорь, но ведь ты-то все понимаешь? Ведь ты-то знаешь, что никакой ты не подлец, никого ни от кого ты не уводишь… Мало ли что завистники сплетничают…

– Откуда? – на этот раз Игорь пристально смотрел на Веру, – Откуда я знаю? Ты мне ничего не рассказываешь.

– А сам ты не чувствуешь?

Вера подошла к Игорю вплотную. Критовский подавил накатившее желание обнять, напрягся, отсел. Вера поникла. Скукожилась, снова забираясь на табуретку с ногами.

– И почему люди не могут обмениваться мыслями? Все было так хорошо… Мы вместе, мы любим, мы – одно целое… Я так не хочу ни в чем оправдываться, ни о чем таком говорить…

– Не говори, – с мастерским безразличием пожал плечами Игорь, – Не хочешь – не говори.

– Понимаешь, я не хочу говорить, но хочу, чтобы ты знал и понимал. И писать тоже не хочу… Я эгоистка, да? Решила, мол, раз ты родной человек, то и так все поймешь. Без слов… А ведь на самом деле и тебе надо что-то доказывать. В общем, я давно уже должна была бы быть готова к этому разговору, но… В общем, неправда все это.

– Что?

– Ну, про жену. А уж тем более про мать, – тут Вера даже усмехнулась, – У Вадима действительно есть сын. Точнее, у Вадима с Яной есть сын… И сын, и семья.

Волна облегчения окатила Критовского с ног до головы, мгновенно смыв все налеты бесчеловечности. Игорь всматривался в любимую и никак не мог понять, причиняют ли ей эти признания боль.

– Прости, я не должен был спрашивать…

– Почему же? – Вера вскинула брови, – Кто ж еще должен, если не ты… Если бы Яна так сильно не ненавидела меня, я бы даже искренне радовалась за Вадима. Хорошо, когда у тебя есть близкие люди. Общие интересы, дела, все такое…

– Их невинные интересы были настолько близки, что вскоре от этого родился ребенок, – пошутил Игорь.

– Где-то так, – Вера уже тоже улыбалась, – Плохо только, что все это настолько запутано… Я ведь тоже дочь Вадима.

– Как?! – Игорь застыл с открытым ртом и снова тяжелым сердцем. Что же должно было происходить в этом семействе, что жена и дочь оказались в одном лице? Во что затащил этот Сан-негодяй Веру?

– Только приемная. А официально – жена. Вот видишь, как ты реагируешь. Я это пыталась объяснить только одному человеку до тебя, и тот тоже застывал с эдакой гримаской презрения на лице. А потом мы удивляемся, почему я не хочу об этом говорить…

– Нет-нет, говори, – поспешно изменил выражение лица Игорь, – Это же важно, в конце концов. Не бойся. Я с тобой, во имя тебя, ради тебя и для тебя. То есть целиком на твоей стороне…

– В том то ж и дело, – Вера поежилась, – Здесь нет сторон, есть только ситуация. Все правы, справедливы и благородны… А мне остается только терпеть…

– А ты не терпи, – глупо посоветовал Игорь.

Вера усмехнулась.

– Ты ж, вроде, на моей стороне? Значит должен говорить: «Будем терпеть вместе».

– Не будем, – на этот раз голос Игоря гремел от чего-то твердого, – Лучше сделаем так, чтоб терпеть было нечего. «Мы наш, мы новый мир построим…» Слышала такое? Для того мы и вместе, чтоб суметь создать благоприятную для нашего плодородного союза обстановку.

– Да, но ведь придется «рушить до основания старый мир»… А кто мы такие, чтобы распоряжаться судьбами миров? Если судьбе будет угодно, она сама создаст благоприятную для нас обстановку… Насильное вмешательство здесь чревато слишком большой ответственностью… Я боюсь её нести.

– Ну, так не живи! – возмутился Игорь, – Боишься нести ответственность за собственную жизнь, – откажись от неё. А раз и отказаться тоже не можешь, то должна найти в себе силы отвечать за прожитое. Фатализм здесь равносилен лени и эгоизму. Понимаешь, судьбе не «будет угодно»… Судьбе вообще в большинстве случаев не до нас. Причем не от равнодушия её, судьбинского, а от крайней занятости. Ей бы атомной войны не допустить, или террористов очередных от идеи использовать смертельное для планеты оружие уберечь. А ты к устройству своей личной жизни её привлечь пытаешься… Эгоизм в чистом виде.

Вместо того, чтоб обижаться, Вера вдруг повеселела, и, насмешливо вскинув брови и уголки губ, следила за мыслями Игоря. По всему было видно, что его горячность забавляет её.

– Кроме того, – уже начав излагать, Игорь не сумел остановиться, – Так как судьба эта у нас в некотором смысле общая, то я берусь утверждать, что знаю о ней некоторые факты. К примеру, что для меня она и пальцем не пошевелит.

– Почему?

– По привычке. Чтобы не утруждать её, я в своё время избрал довольно трудный путь – путь осознания и созидания. Вместо того, чтоб пенять на судьбу, я, когда нечто не устраивало мою привередливую персону, сначала пытался это нечто досконально исследовать, а потом, выявив, что же именно нужно изменить, брался менять это самостоятельно. И, ты знаешь, долгое время получалось. Устраивало всех: и мою привередливую персону, которую уже все устраивало; и судьбу, которой не приходилось тратить силы, вмешиваясь; и меня, получающего достойную самореализацию. Только выявился у этого метода один недостаток. Слишком поздно выявился, надо заметить. Когда изменить уже ничего было нельзя.

– Какой недостаток?

– Роковой. Подобно тому, как организм курильщика прекращает вырабатывать никотин, точно так же судьба того, кто сам решает свои проблемы, привыкает к этому и прекращает вырабатывать чудеса и спасительные хэлпы. Ныне в моей жизни происходит только то, что я делаю сам. Это – свобода. Но, с другой стороны, это ужасно скучно и бесперспективно. Ведь есть такие проблемы, которые без помощи чуда не разрешить… В общем, так как мы говорим об одной и той же судьбе, то выход у нас есть только один – менять её самостоятельно. И ты не имеешь права бояться.

– Браво! – Вера даже поаплодировала немного, – Теория блестяща. Звучит красиво и оригинально. Но только это совсем не про наш случай. Понимаешь, я считаю некорректным менять судьбу без её на то ведома. Не помощи я жду от неё, а всего лишь знака. Пусть подаст сигнал, что согласна на такие глобальные перемены, и я тут же начну действовать.

Все выводы, которые можно было сделать из текущего разговора, Игоря не устраивали.

«Что это мы все ходим, вокруг да около… Вроде как правильные вещи обсуждаем, но в столь обобщенном виде они совершенно ни о чем не говорят. Эх, как бы, не задавая вопросов, снова развернуть Веру к конкретике…»

– А ведь я по-прежнему ничего о тебе не знаю, – аккуратно начал Игорь.

– Неправда, – Вера насупилась, – Я – Вера. Я с тобой. Все это ты знаешь, и, по сути, это всё и есть я. Другой меня нет. Другая я – это формальности. Для чего же требовать унизительных откровений? – затянувшаяся пауза дала правильные ответы вместо Игоря, – Впрочем, действительно нужно объясниться, – смирилась Вера, – Просто мне хотелось сделать это потом, когда решение будет уже принято… В общем, слушай. Мы росли в селе. Точнее, росла я, а моя молодая мама, самая молодая, красивая и прекрасная из всех мам – не росла, а старела. Они с отцом познакомились на каком-то городском празднике, где понаехавшая из области молодежь перемешалась с городской и образовалось некое подобие всеобщей дружбы. Мама с отцом познакомились слишком рано, чтобы уметь регулировать обстоятельства. Мама воспитывалась в интернате. Родителей своих не помнила, и потому, поняв, что ждет ребенка, безоговорочно согласилась выйти замуж и переехать в село, к родственникам отца. А куда деваться-то? Жить негде, советоваться не с кем. Восемнадцатилетняя умница и красавица с грудной мною на руках осталась жить в селе, честно ожидая возвращения мужа из армии. Чтобы прокормиться, мама с дядьями и бабкой готовили горячие обеды и продавали их на местном базарчике проезжающим мимо села автомобилистам. Село тянулось вдоль оживленной трассы, и все сельчане подрабатывали прокормом пролетающих мимо путешественников. Конкуренция сделала жизнь в селе совершенно невыносимой. Соседи отравили нашу собаку – единственного моего друга за все детство. Впрочем, это я отвлекаюсь… Отец очень долго не писал вовсе, а потом сообщил, что нашел себе новую семью, и возвращаться к нам не намерен. Мама никогда не рассказывала мне о нем ничего дурного. Смеялась над ошибкою юности, оправдывала и себя, и отца, и все обстоятельства вместе взятые. «Просто мы слишком рано встретились. В том возрасте любая влюбленность кажется солидным чувством и гонит под венец. Его можно понять. Повзрослел, помудрел, встретил что-то настоящее… А я? Еще до его сообщения о новой семье, я поняла, что это обручальное кольцо жжет, будто кандалы. Вот приехал бы он – возмужавший, чужой, – я выплакала все слезы в преддверии этой пугающей встречи» – рассказывала она мне много позже, – «Впрочем, встреться мы позже, тебя бы, скорее всего, не было бы на свете. Так что, все случившееся не может не радовать». Мама всегда отличалась редкой жизнерадостностью и оптимизмом. Втайне я считала, что этим она пытается загладить душевные раны. Но, знаешь, однажды, уже в городской школе, я писала какое-то сочинение и спросила у мамы отчество отца. «Не знаю» – как-то даже растерялась мама, – «В их семье о деде никогда не говорили… А за те несколько недель, что мы с твоим отцом были близки, он не завоевал во мне должного уважения. Я обращалась к нему исключительно по имени. Откуда ж мне знать его отчество?» Сейчас это кажется смешным, но почему-то именно после этого разговора я всерьез поверила, что отец с мамой были абсолютно чужими людьми, и его уход никогда не представлял собой трагедии. Трагедия заключалась в другом. В месте жительства, в отсутствии перспектив, в окружении. «Личность моя гибла» – рассказывала мне мама о том времени, – «Монотонно пролетающие мимо дни, стучащие секундами, как машины колесами. Изнурительная своей одинаковостью работа… Я физически ощущала, как в мозгу моем образовываются страшные пролежни. А ведь в интернатовские времена я слыла лучшей головой школы. Побеждала на олимпиадах… Подавала будущему надежды, а потом обманула его и бросила. Теперь оно мстило мне деградацией»

Вера остановилась перевести дыхание, а Игорь не выдержал и спросил.

– Скажи, её слова ты передаешь дословно, или сама додумываешь словесные обороты?

Вера натянуто улыбнулась, понимая, но не принимая похвалу.

– Передаю дословно. Позже мама выучилась на переводчика, и оказалась ужасно талантливой в плане перевода всевозможной восточной литературы. С тех пор у меня периодически просыпается стойкая ненависть к словам и талантам. Думаю, что они украли у меня мать. Возможно, мама была бы жива сейчас, если б так не тряслась над всей этой гармонией формулировок, не гонялась за редкими рукописями, считая своим долгом донести их до соотечественников в первозданной красе…

Глядя, как ожесточается лицо Веры, как стекленеет её взгляд, Игорь уже и сам был не рад, что затронул эту тему.

– Извини… Не хотел причинить тебе боль, – Игорь успокаивающе взял Верину руку.

– Нет уж, – Вера резко вырвалась, – Я продолжу! Иначе нам еще триста раз придется возвращаться к этому ненавистному разговору. В общем, однажды на тот базарчик случайно занесло уже тогда преуспевающего Вадим-Сана. Крупный начальник чего-то там крупного – крупно напился, и решил отведать подножного корму. Корм пришелся не по чину и чин полез дебоширить. Его заместитель – собственно, Вадим, – пытался избежать крупного скандала и удержать своего начальника на должном государственном уровне. Всепонимающая мама, торговавшая рядом, улыбками и мягкостью помогла успокоить разбушевавшегося гостя и не позволила вызвать милицию. Вадим не мог не оценить мамино всепонимание, а также её красоту и остроумие. Начальника уложили отсыпаться. Там, куда он ехал, в таком состоянии показываться все равно было нельзя. А Вадим всю ночь сидел возле мамы, которая должна была торговать до утра, и не переставал оценивать и восхищаться. Даже такой крупный недостаток, как наличие трехлетней дочери, не смутил Вадим Сана. Спустя неделю он забрал нас к себе в город. Меня отдали в садик, а маму – на учебу. В общем, сказка о Золушке завершилась хэппи-эндом.

– Всегда знал, что так бывает, – обрадовался подтверждению реального существования красивых сказок Игорь, – До тех пор, пока ты не начал сам искусственно выстраивать свою жизнь, судьба понимает, что ей деваться некуда, и честно работает на тебя. Платит сказками и хэппи-эндами.

– Знаешь, Ромул как-то сказал на какой-то посольской свадьбе забавный тост: «Но не счастливого конца желаю я молодоженам! Потому как счастливый конец – это палка о двух концах. С одной стороны – счастливый, а с другой – все-таки конец…» Это я к тому, что в жизни история Золушек на этом «хэппи» не заканчивается. С него, как раз наоборот, обычно начинаются настоящие трудности и приключения. Впрочем, у мамы с Вадимом трудностей не возникало. Они на удивление подходили друг другу. Прожили в счастье и согласии аж 14 лет. Когда мне было десять, Вадим получил направление на работу за границей. Мама, как жена и переводчица, уехала с ним. Помимо желания быть рядом с мужем, её подгоняли профессиональные амбиции. Какое-то время мы с Ромулом жили здесь вдвоем.

– С тем стариком?

– Не такой уж он и старик, – Вера искренне обиделась за наставника, – Давний помощник Вадима, бухгалтер, советник, друг… Он, считай, меня вырастил. Кстати, школу выживания, о которой я тебе рассказывала, – это он придумал. И учебники издал…

Сейчас слова Веры были покрыты жирным слоем гордости. Отчего-то Игорю не понравилось столь теплое отношение Веры к правой руке мужа.

– А люди говорят, что у вашего бухгалтера прескверный характер, – с неожиданным ехидством вставил Критовский.

– Они также говорят, что у меня с Вадимом сын, и что ты – негодяй, уведший меня из семьи, – спокойно парировала Вера, – Ромул хороший. Просто не любит это показывать. Ведет себя резко и жестко. В каком времени живет, так себя и ведет. Ты ведь даже не знаешь, сколько всего он в жизни насмотрелся. Арабы – народ очень специфический.

– А при чем здесь арабы? – наигранно удивился Игорь.

– Вадим с ними работал долгое время, – Вера снова помрачнела, – Ты только не думай про него ничего плохого. Вадим – очень хороший человек. Просто у него работа была такая… Впрочем, я и сама его толком не знаю… В общем, вскоре после своего назначения, Вадим забрал нас с Ромулом к себе. Ну и к маме, разумеется. Только мама тогда стала уже совсем другой. Откровенно говоря, ей было не до меня. Подозреваю, она предвидела скорую кончину и намеревалась успеть сделать как можно больше. Все мы жили в одном доме, но как-то сразу так сложилось, что с Вадимом и мамой я почти не общалась, – они были по уши в своих работах. Воспитывал меня и других посольских детишек Ромул. Не по обязанностям, а по велению сердца. Он следил за тем, чтоб нам нанимали грамотных репетиторов, он возил нас на экскурсии, он доставал интересные русскоязычные книги, занимался с нами всякими духовными практиками. Жили мы очень замкнуто. Уходить куда-то без сопровождения категорически запрещалось. В общем, очень долго мои представления о жизни складывались исключительно из пафосных рассказов Ромула. И, знаешь, как подумаю, что на самом деле мир совсем другой, сразу хочется плакать…

– Мир такой, каким мы хотим его видеть, – Игорь снова полез со своими бессмысленными утешениями и тотчас же возненавидел себя за дурацкие вставки.

Но Вера не сбилась, удержалась от споров или соглашательств. Просто оставила вставку Игоря без внимания. От этого Критовскому сделалось еще обиднее.

– Ромул растил в нас бойцов. Воинов, призванных на стражу добра и справедливости. Я была уверена, что Вадим – предводитель какой-то тайной организации, помогающей угнетенным сбросить с себя кандалы. Нет, Ромул об этом ничего не говорил. Моё детское воображение само подсказало такое оправдание занятия родителей. В доме о деятельности Вадима уважительно говорили – Дело. «Человек, занимающийся таким Делом, не имеет права на ошибки,» – говорила мама о муже, – «Поэтому он и ведет столь напряженный образ жизни. И все мы должны помогать ему. Поддерживать его и вести себя столь же осторожно, как он» На все вопросы о сути Дела, взрослые отмалчивались. Даже Ромул тут же переводил тему, заводя свои наставнические беседы о чести, служении великим целям и необходимой скрытности и сдержанности. Он даже инструкцию нам, своим воспитанникам, написал, КодексЧести, так сказать. Одним из пунктов там, как мне казалось, было не задавать Вадиму лишних вопросов, доверять ему и безоговорочно подчиняться. «Человек, служащий Великим Целям, должен уметь пренебречь собственными слабостями и сдержать свое любопытство. Живи, помогай своим и доверяй, не спрашивая. Придет время – сами расскажут, » – расшифровывал этот пункт своего творчества Ромул. Как я понимаю теперь, он не имел в виду лично меня и Вадима. Он подразумевал любого человека. Ведь действительно, все мы неспроста посланы в этот мир. Каждый из нас в этой жизни на службе у пославших нас сюда. Нужно просто найти в себе силы пренебречь личным, ради общей гармонии… Ромул сам не знал, что я понимаю его слова так категорично… Понимаешь?

Игорю померещился он сам в этом «личном», которым следует пренебрегать, но он, на всякий случай, промолчал.

– Ну вот, – Вера вздохнула, извиняясь, – Я неисправима. Снова отвлекаюсь и гружу тебя целым ворохом ненужной информации. В общем, в детстве я была уверена, что олицетворяю собой будущего благородного воина, охраняющего справедливость, и всерьез собиралась сложить голову в бою за великое Дело великого Вадима. Потом, когда Дело это спешно свернулось и мы вернулись на родину, я долго еще ничего не могла понять и страдала от отсутствия великой реализации… Впрочем, я и сейчас слабо понимаю. Кажется, Вадим занимался там совсем не благородными делами, а банальным заработком денег, связанным с массой незаконностей. Знаешь, даже не хочу разбираться во всей этой грязи. В сущности, это очень хорошо, что Вадим порвал с прежними делишками и вернулся на родину. Удивительно, что вместо пули в лоб, в награду за все предыдущие труды, Вадим получил всего-навсего нашего Горилла. Телохранителя, приставленного к нам наблюдателем от бывших арабских компаньонов. Все в доме знают, что он за нами шпионит, он знает, что мы об этом знаем, но все усердно создают видимость нормальных отношений. А может, я опять чего-то не понимаю. Может, это действительно нормально. Вадим Сан постарался выйти из грязной игры малой кровью, и его отпустили, решив контролировать какое-то время… В общем, не слишком-то я в этом всем разбираюсь, не слушай меня. И, упаси боже, не передавай это никому дальше…

Игорь не верил, что Вера не знает о сути прежних дел Сана. Недоверие обжигало, но, с другой стороны, было понятным. «Я не хочу откровенничать о людях, судьба которых не принадлежит мне» – вспомнились давние Верины слова. Игорь смирился и решил не лезть с расспросами о делах Сана.

– Я так и не объяснила тебе, почему я замужем, – вернулась к нужной теме Вера, – Не хочу вдаваться в подробности… В общем, затянувшийся хэппи–энд окончился ужасно трагично. Мама погибла в авиакатастрофе. Бросилась в очередную погоню за своими любимыми словами и села именно в тот самолет, который разбился. Причем, мы все отговаривали её лететь на эту злополучную конференцию. Узнала она о ней слишком поздно, чтобы хорошо подготовиться, Вадим в этот раз не мог сопровождать супругу, я заболела ангиной и так хотела, чтобы мама осталась со мною… Но, увы… Словно одержимая, мама бросилась навстречу судьбе…

Растерянный Игорь ожидал слез или тяжелых пауз. Собирался снова принести извинения, пообещать не ворошить впредь… Но Вера держалась молодцом, спокойно продолжая говорить.

– Хоронили здесь. На родине. Говорят, на Вадима было больно смотреть. Мне тогда было больно в принципе, поэтому таких нюансов окружения я не замечала. После похорон остро стал вопрос о том, что же, собственно, делать со мной. О том, чтобы оставлять семнадцатилетнюю девочку, совершенно не приспособленную к жизни, в незнакомой стране, и речи быть не могло. Вадим понимал, что ответственен за меня перед памятью мамы. С опекунством возникли какие-то юридические проблемы. А уезжать надо было срочно… В общем, Вадим психанул и, не долго думая, заключил со мной брак. Фиктивный брак, разумеется. Я нисколечко не возражала, не представляя себе жизни вне дома и вне своих идеалов служения Делу. Тогда решение о браке представлялось всем сущей формальностью, удачно решающей все проблемы. «Как только понадобится – разведемся,» – решил Вадим, и мы с Ромулом целиком поддерживали его решение.

– Ничего себе! – вырвалось у Игоря. Критовский вспомнил, как содрогался от одной мысли о прикосновении к Вере чужих рук, как маялся неизвестностью, как сходил с ума, – И ты не могла об этом мне рассказать?

– Ты не спрашивал. Кроме того, по части рассказов у меня имеется горький опыт… Даже не горький, но так, с горчинкой… Но, давай по порядку. Позже все мы поняли, что погорячились. Можно было оформить мне выезд на работу, можно было заочно сдать экзамены и поступить на учебу… Можно было придумать массу вариантов, но все это требовало времени и напряжения сил, каковых на тот момент ни у кого из семьи не оказалось. Последствия необдуманного начали проявляться уже через год. Во-первых, у Вадима появилась Яна. Одержимый страстью к родному городу, справедливо полагая, что пора подготовить себе тылы, он закрутил здесь дела. Про гостиницы, я думаю, ты знаешь, и в подробностях не нуждаешься. Часто наведываясь на родину, Вадим нашел свою новую любовь. Все бы ничего, если б не этот досадный казус – официально-то Вадим был женат. Яна смирилась, но возненавидела меня навсегда. Отчего-то она считает, что я пью из отчима кровь, качаю с него деньги и препятствую созданию им новой семьи. Объяснить ей, что мне этот наш брак нравится еще меньше, чем ей, пока ни у кого не получилось. Знаешь, как и всякой женщине, Яне необходимо иметь суку-соперницу. Вадим – порядочный семьянин, и потому кроме меня, ни одной подходящей кандидатуры у Яны нет. В общем, в результате Вадим оформил для Яны визу на работу. Я к тому времени выполняла у Сана обязанности секретарши и даже получала зарплату… Теперь в доме появилось две секретарши. Личный секретарь Яна и офис-менеджер – я. Обстановка была напряженная до предела. Вадим все собирался уладить вопрос с нашим разводом, да никак не доходили руки… Кроме того, он боялся, что я тут же выскочу замуж за какого-нибудь идиота и поломаю себе жизнь.

– Забавный способ контролировать личную жизнь дочери…

– Да. Во-первых, все эти, как выражался Ромул «идиоты» и близко ко мне не подходили, зная, чья я жена. Оказывается, быть замужем – крайне невыгодно. Тебя попросту боятся. А, если не боятся сами, то им тут же любезно разъясняют, что бояться все же стоит.

– В смысле?

– Я тайно встречалась с одним молодым человеком. Тоже из наших, из посольских. Скорее для самоутверждения, чем из каких-то чувств… В общем, узнав об этом, Ромул устроил ему такую проверку по всем статьям, такую нравоучительную сцену… Может, сам этот человек и не испугался, но мне, после подобных унизительных событий, напрочь расхотелось продолжать отношения, – тут Вера довольно искренне рассмеялась, – Как я могу смотреть в глаза человеку, который знает обо мне такое? Ну, что я и шагу не могу самостоятельно ступить, что всюду я подотчетна и подконтрольна… Даже если он не стал бы меня упрекать в этом, я все равно чувствовала бы себя с ним неуютно. Подозревала бы его во всяких плохих мыслях обо мне… В общем, я наотрез отказалась снова с ним видеться. Такой уж странный у меня характер, понимаешь?

– Ой, – Игорь был рад, что обстановка немного разрядилась, – Ты же не откажешься теперь видеться со мной? Поверь, никаких негативных мыслей, никаких унизительных для тебя оценок… Ты же укротишь свой характер?

– Нет, – заявила Вера издевательски категоричным тоном, – В этой семье я уже проявила себя с дурной стороны, пойду поищу следующую. Хочу семью, где я буду исключительно хорошей, и не должна буду прилагать для этого никаких усилий!

– Прям как в том анекдоте, – подхватил шутку Игорь, – Мол, в этом Мерседесе уже пепельница засорилась, пойду куплю следующий.

Звонким смехом обитатели известили квартиру о том, что инцидент исчерпан. Ссора почти рассосалась.

– Один только вопрос, Вера, – все-таки Игорь должен был довести экзекуцию до конца, – Это здорово, что ты, наконец, доверилась мне и все рассказала. Это очень здорово. Но… Со всем этим ведь надо что-то делать. Понимаешь? Нужно что-то менять.

– А я и меняю. Смотри, мы живем с тобой вместе, ходим на одну работу, строим планы. Это и есть моя настоящая, уже измененная, жизнь. Просто я не хочу пока обнародовать её. Горчинка, оставшаяся от предыдущего опыта, учит не спешить. Не хочу, чтобы к тебе приставали с проверками. Не хочу, чтобы лезли к нам в души. Я просто сказала Ромулу, что ухожу от них. Что буду жить сама. Что могу жить сама. Не хочу пока никого посвящать в подробности…

Игорь снова ощетинился.

– А я не хочу жить с замужней дамой. Меня достали все эти косые взгляды и необходимость прятаться по подворотням и. … Неужели ты не понимаешь?

– Понимаю, – Вера опять поникла, – Но… Не сейчас. Нужно выбрать удачный момент. Нужно выждать, пока все они успокоятся по мою душу, привыкнут, что я живу отдельно… Тогда им и в голову не придет пытаться помешать…

– Зачем жить во лжи, когда можно всем рассказать правду. Ведь, если твой брак действительно фиктивный, то что мешает тебе развестись?

– Ничего. Просто мне нужно подобрать момент, когда ни Ромулу, ни Вадиму не придет в голову опекать меня. Тебе ведь не нужны постоянные звонки и всевозможные глупые нравоучения? Я подготовлю домашних, и все сообщу им. Но не сейчас…

Игорь задумался. Загадка Веры Сан, наконец, раскрылась. Все оказалось значительно проще и безболезненнее. Но тревога не покидала. Почему «не сейчас»? Сколько можно мучить и мучаться? Пусть лучше звонят, расспрашивают, пытаются помешать. Все лучше, чем эта унизительная завеса из лжи, убивающая всякое благородство их с Верой чувства.

– Скажи, а зачем ты ходишь туда?

– По делу, – сухо ответила Вера, – У меня остались долги перед Вадимом. Игорь, прошу, отложи допросы… Есть вещи, которые я не могу пока рассказать. Я и сама их не очень понимаю. Прошу тебя…

Игорь заставил себя принять это. Ни одна настоящая тайна не разгадывается сразу. Вере нужно время. Вере нужно собраться с силами. Он, Игорь, ломает себя, корёжит собственные принципы, выжимает последние капли из самообладания, но даёт ей это время. Он отрекается от инстинктов самосохранения и гонит прочь свои слабости. Он, Игорь, безжалостен к себе. Потому что он любит Веру. Не себя, не собственные чувства к Вере, а именно её саму. Значит, и поступать должен так, как ей будет лучше.

Критовский набрал полную грудь воздуха, зажмурился, чтобы заглушить отчаянно рвущееся на свободу несогласие со сложившейся ситуацией, и довольно бодро произнес.

– А пойдем гулять?

Вера вдруг порывисто схватила его ладонь, уткнулась в неё носом, в качестве благодарности за доверие, после чего, тоже не без усилий, заставила себя принять беззаботный вид.

– Будем лазить по деревьям и есть яблоки! – торжественно постановила она.

Ночной город, уже изрядно соскучившийся без этой взбалмошной парочки, заботливо окутал Игоря с Верой гармонией и безлюдьем.

* * *

Ни одной яблони, в обыскиваемом квартале не обнаружилось. А Вере хотелось непременно яблоню. Жэка, якобы, рассказывал как-то, что в этой части парка росла старая яблоня.

– Нашла, кому верить! Он, как обычно, напутал всё! – шутливо ворчал Критовский.

Игорь с Верой сосредоточенно разглядывали грозно нависающие над потайными тропками парка ветви и от души смеялись над собственным занятием.

– Представляешь, как все это смотрится со стороны? – заливалась Вера, – Ночь, самый темный уголок самого дремучего парка и двое идиотов, сосредоточенно разглядывающих деревья. Нашли, кому верить! Хорошо, что Жэке не привиделась яблоня где-нибудь на кладбище… Появляющаяся ровно в полночь! Вот бы мы наискались…

– Исключено, – стараясь поддерживать беззаботную болтовню, авторитетно заявлял Игорь, – Я б ему тогда не поверил. Я-то знаю, что Жэка наш – в жизни ночью на кладбище не пойдет… Слушай, а может тебя все же каштан устроит?

Говорил Игорь одно, а думал совсем о другом.

«Представляю. Прекрасно представляю, как все это смотрится со стороны. Светская львица-королевна решила отведать пастушеской любви. Семья даже и не беспокоится – и так понятно, наиграется, споткнется о нищету, вернется… И сама она, наверное, предвидит подобный финал. Иначе не боялась бы огласки» – Игорь сам себе портил настроение и ничего не мог с этим поделать, – «Забыть! Не думать об этом пока. Я пообещал Вере подождать. Я подожду…»

Игорь вдруг остановился, схватился за Верину руку, словно утопающий за спасительную соломинку и резко притянул любимую к себе.

– Ну да, – улыбнулась Вера, – Что еще делать ночью в кустах?

Игорь не ответил. Изо всех сил он вжимал в себя её гибкое тело. Такое родное, такое уже покладистое и доверчивое. Ладони лихорадочно передвигались, стараясь охватить Веру всю. Чтобы защитить, чтобы сохранить и (сейчас Игорь отчетливо ощутил появление этой новой цели) чтобы присвоить, утвердить право на владение…

– Моя, – горячо шептал Критовский, сам удивляясь проснувшейся вдруг жажде обладания, – Только моя… Это реальность. Это по-настоящему. Остальное – мираж. Главное, что можно вот так вот обхватывать тебя и уже не разбирать, где стучит твоё сердце, а где моё…

Потом порыв прошел. Игорь расслабился.

– Кошмар, – решил поделиться он, – Во мне открылись вдруг собственнические инстинкты. Те самые, которые я в людях всю жизнь презирал. Наверное, ты послана мне в наказание за слишком высокомерное отношение к окружающим.

– Я послана тебе на счастье, – попыталась оспорить Вера.

– Смотри, – Игорь засмеялся, – Как бы не превратился я окончательно в какое-нибудь доисторическое животное. Вдруг еще территорию метить начну. Задеру лапу и…

– Не переживай, я и так уже давно тобой меченая. Ты у меня всегда вот здесь, – Вера коснулась ладонью груди, – Мой внутренний Игорь локального пользования. Где бы я ни была, чтобы ни делала… Ты всегда во мне и со мной. И окружающие это чувствуют. Я им чужая. Я им – твоя. Никто на твои территории не претендует, не нервничай.

«Никто, кроме тех, от кого ты скрываешь мое существование. А скрываешь ты его почти ото всех» – агрессия мелькнула в мыслях Игоря и затухла от нежности Вериных прикосновений, – «Ну почему я никак не могу прекратить вспоминать о плохом? Подумать только, а ведь когда-то я кричал, что каждый человек должен всегда оставлять себе запасные варианты… Мол, перекрывать пути к отступлению – все равно, что рубить сук, на котором сидишь… А теперь сам вот отчаянно страдаю из-за нежелания Веры обрубать свою связь с тылами… Как глуп я был. Настоящие тылы – это те, которые всегда с тобой и всегда готовы поддержать, а вовсе не те, к кому можно возвратиться для зализывания ран. Я – её тылы. Иначе все происходящее между нами – фальшь и кромешная ложь. Господи, даруй мне силы в здравом уме дождаться момента, когда Вера сама все это поймет…»

– Знаешь, – Вера осторожно высвободилась из объятий, – Теперь я решила быть кроткой. Смиряюсь с отсутствием яблонь.

– Идеи твои, как всегда, гениальны, – вполне искренне сообщал Игорь, спустя несколько минут. Они с Верой взобрались-таки на дерево. Сидели, обхватив ногами толстенную ветку клена и, посмеиваясь, по очереди кусали купленное заранее в круглосуточном магазине огромное яблоко.

– Просто так хотелось яблок на дереве, – оправдывалась Вера.

– Прямо по-Прутковски: «Хочешь быть счастливым – будь им», – усмехался Игорь.

«Вот бы еще в личной жизни ты придерживалась тех же правил» – неугомонно комментировал некто ехидный, накрепко присосавшийся к Игоревому мозгу.

* * *

Как ни старался Игорь скрывать свои дурные мысли, Вера все равно чувствовала их.

– Знаешь, по-моему происходит что-то непоправимое, – уже дома завела она разговор, – Я чувствую, как мы сгораем. Любовь плавится и утекает сквозь пальцы. Неужели всего лишь какие-то невысказанные признания способны довести наши отношения до такого накала?

– О чем ты говоришь? –Игорь удивился слишком наигранно.

– Ну, вот видишь! Ты даже пытаешься скрыть от меня собственную озабоченность… Говоришь одно, думаешь другое, чувствуешь третье… Я боюсь. Я вижу, как все рушится. Как в страшных фильмах: «Доктор, мы его теряем»

– Если для тебя эти «невысказанные признания» подходят под эпитет «всего лишь», почему же ты не можешь их высказать? Если это настолько не важно…

Игорь не сдержался, Игорь снова заговорил об этом и в словах его звучал не прикрытый упрек.

– Игорь?! Да что же это? Нельзя заставлять человека менять что-то из-под палки…

– Ты сама завела этот разговор! – Игорь почувствовал, как в душе его вздымается что-то очень нехорошее, он уже даже не говорил, а шипел сквозь стиснутые зубы, – Зачем? Чтобы иметь возможность насладиться чтением моралей? Вот, мол, какой я стал такой-растакой: вынуждаю, упрекаю, требую… Я ничего не требую, Вера. Я просто говорю то, что думаю… Но это, кажется, тебя не устраивает. Извини, мне надо побыть одному…

Игорь выскочил из кухни, выместив злобу на ни в чем не повинной кухонной двери. От хлопка та жалобно задребезжала вставленным стеклом. На пол посыпалась штукатурка. Бледная Вера, не проронив не звука, молча принялась подметать. От этой её покорности Игорь мгновенно пришел в себя.

– Кажется, я тебя не достоин, – попытался улыбнуться он, забирая из рук Веры веник.

Телефонный звонок заставил вздрогнуть обоих. Игорь мельком глянул на часы и нехорошо сощурился.

– Поздновато для праздных разговоров. Может, началось? Предупреди хоть, как надо отвечать, чтобы прийтись по душе твоему мужу, – Игорь снял трубку, – Внимательно слушаю, – сдержанно поздоровался он с тишиной. Тишина немного подождала, вслушиваясь, потом повесила трубку.

Впрочем, после происшедшего, в доме и без неё хватало молчания. Вера напряженно думала о чем-то, привычно пристроив мизинец в уголок рта и глядя за окно. Игорь уже решил предпринимать попытки перемирия, как телефон снова зазвонил.

– Возьми, пожалуйста, трубку, – холодно произнес Игорь, вместо запланированных теплых слов, – Со мной им явно не хочется говорить.

Вера молча подошла к телефону. На этот раз молчали на том конце провода несколько дольше. Вера первая нажала отбой.

– Что ж, видимо просто хотели послушать голос твоего очередного ухажера. И правильно. О чем им со мной говорить? – Игорь раньше и не подозревал в себе столько ехидства, – Если бы у нас было что-то серьезное, ты б давно рассказала обо мне. А раз я просто очередное увлечение, то и …

– Игорь, ведь это была Марийка, – Вера исподлобья одарила взглядом-укором и снова отвернулась.

– С чего ты взяла? Она бы не стала звонить так поздно. Да и не молчала бы… – Игорь даже всю свою язвительность растерял от растерянности.

– Мне звонили бы на трубу, – пояснила Вера, – Кроме того… Знаешь, женщина всегда чувствует соперницу. Я знаю, что это была она. Просто знаю, и всё.

– Значит, перезвонит завтра, – резонно заключил Игорь, – Но это не в её привычках – молчать в трубку. Какая она тебе соперница, о чем ты? Мы с ней прекрасно друг друга поняли. В дружбе жили, дружески расстались. Я такой – какой есть сейчас – совершенно ей не нужен. Ей строители коммунизма нужны, а с сумасшедшими, к построению семьи по принципам женских журналов не пригодными, она всегда предпочитала не связываться… У тебя нет соперниц, Вера. Я свою жизнь от наносной фальши очистил полностью. Весь я теперь подогнан под нас с тобой. Без остатка. И знаешь, даже жаль немного. Оставил бы кусочек себя, было б куда сейчас прятаться. Когда ты уходишь в свою жизнь, оставаться нами становится невыносимо. А становиться собой уже не могу – весь в нас превратился.

И тут прорвало Веру.

– Ну что ты уцепился за эту свою «мою жизнь»? И как мне жить теперь, зная, что я мучаю тебя? – она почти кричала, нервно заламывая ладони и тяжело дыша, – Ведь ты крушишь сейчас все, что между нами есть, понимаешь? Оказывается, тебе плохо, оказывается, невыносимо… Я-то думала, что мы счастливы!

Такой реакции на свои последние слова Игорь никак не ожидал. Он открывал душу, стремясь к налаживанию контакта, а, его, как оказалось, воспринимали в штыки.

– Молчишь? – Вера сокрушенно покачала головой, – Нечего ответить? Значит, действительно несчастен, раз даже не возражаешь… И что же мне теперь делать? Понимаешь, все дело в разности темпов. У нас с тобой разные скорости… Ты успеваешь поломать прежний мир, выстроить свежий и уже приготовиться к разрушению этого нового, пока я только собираюсь с мыслями. Ты действуешь наобум и по наитию, а я хочу провести все как можно безболезненнее для всех, как можно правильнее. Я жду момента, а ты …

– А что мы будем делать, если момент этот не представится? Или, если наступит он тогда, когда от меня уже ничего не останется? Ты ведь не слепая, ты ведь видишь, в какое чудовище я постепенно превращаюсь из-за вынужденного бездействия…

– Момент представится! Я сама формирую его. Именно этим своим безэмоциональным бездействием и формирую. А ты своим неверием рушишь нас.

Игорь вдруг ощутил бесполезность всяких разговоров. Спор, в котором каждый преследует цель остаться при собственном первоначальном мнении, неизменно превращается в ругань. Ругаться уже надоело.

– Пойдем спать, – Игорь мягко обнял Веру за плечи, – Давай забудем все это, и пойдем спать. Знаешь, как будто сглазили… На нас обоих сегодня нашло что-то нехорошее. Это нужно усыпить. Пусть оно уснет вместе с нами, но, в отличие от нас, не проснется. Никогда больше не проснется.

Вера покорно позволила увести себя в комнату. Игорь вдруг почувствовал, что её слегка трусит. Кажется, происходящее стоило Вере еще больших нервов, чем ему самому.

– Вот такого тебя я люблю, – уже освободившаяся от оков одежды Вера сидела на краешке кровати и наблюдала, как Игорь заводит будильник, выключает телефон, гасит свет, распахивает окно, – То есть люблю-то я тебя любого, но с таким тобой, я, кажется, смогу быть счастлива всегда.

– С каким?

– Заботливым, мудрым, и верящим в то, что все у нас получится… Я очень люблю тебя. Правда.

– Я знаю, – Игорь взмахнул простынёй, укрывая, и сам нырнул в постель, – Я чувствую.

«Знаю, чувствую, но не знаю, смогу ли продолжать это делать» – мысленно добавил он, проваливаясь в сон.

– А ведь ты так и не переубедил меня. Неужели и впрямь чувствуешь себя несчастным со мной? – Вера подождала ответа и, не дождавшись, продолжила, – Если так, то к чему тогда все это…

Игорь промолчал. Опровергнуть – значило признать возможность дальнейшего затягивания всех этих маскировок, шифровок и тайных встреч. Увы, затягивалась они петлей, при чем на его, Игоря шее. Шею было не жалко. Жалко было испорченных отношений, которые потом уже вряд ли удастся восстановить. Согласиться – значило причинить Вере боль и дать повод к опусканию рук. Кроме того, на самом-то деле Игорю было очень хорошо с Верой. Она была, бесспорно, его женщиной – не в смысле собственности, а в смысле родства. Половинкой, судьбой… Шансом на настоящую жизнь, когда всю необходимую гамму ощущений получаешь от одного человека, и, отдаваясь, умещаешься в нем полностью. Когда не мечешься по разным судьбам, в поисках реализации чего-то своего невостребованного, или ради получения чего-то недоиспытанного. Шансом избавиться от фальши и поверхностности…

Игорь промолчал и сделал вид, что спит. Вера поняла, что он притворяется. Кажется, именно в тот момент она всерьез подумала о том, что ситуация начинает по-настоящему пахнуть безысходностью.

* * *

Будильник перехватил Игоря по пути к сновидениям. Ночью отчего-то не спалось. Критовсикй сражался с мрачными мыслями. То гнал их, то сам гонялся за ними, стремясь уничтожить, додумав до конца. Но у мрачных мыслей не бывает логического конца, а у Игоря не хватило сил просто забыть о них. Несколько раз Критовский подходил к окну покурить, потом долго сидел на постели, рассматривая спящую Веру. Во сне Вера превращалась в ребенка. Складывала ладошки под щеку, по-детски хмурилась каким-то своим снам. Простыня облегала, подчеркивая стройность тела. Игорь улыбался этакому противоречивому кадру. Женщина с лицом ребенка.

«Скорее ребенок, по нелепой случайности оснащенный телом женщины. От этого-то все беды. Ну не понимает она, что губит нас своей нерешительностью… Действительно не понимает. А может, у меня просто навязчивая идея? Что, собственно, пагубного в происходящем?»

Тут Игорь вспоминал, как дергается от любых телефонных звонков, вспоминал, что чувствует, когда Вера, как бы между прочим, бросает свое лёгкое: «Я сегодня к Вадиму. Приду позже»

«А раз не муж он ей вовсе, так тем паче нужно прекратить весь этот бред с тайнами. Раз не муж, то чего опасаться-то? Никому, значит, боль причинять не придется…»

В общем, как только Критовский нашел таки в себе силы уснуть – сразу же наступило утро. Игорь решил сделать вид, сто его это не касается. Не открывая глаз, он следил за Вериными перемещениями. Вот она просыпается, потом собирается с силами, резко подскакивает на кровати. Несколько секунд сидит, собираясь с мыслями. Успокаивает будильник, здоровается с городом возле окна, идет в ванну.

«На меня и не посмотрела даже. Может, обижена. А, может, нет ей до меня никакого дела. Что зря ласку расходовать? Я ведь сплю, значит, и не оценю даже»

Игорь вдруг понял, что уже много дней просыпается не в своей тарелке.

«Чтобы в своей тарелке просыпаться, нужно в ней и заспать» – справедливо объяснил себе он, – «Если наше «мы» когда-нибудь наладится, то и всякое утро будет, что надо. А от строевого построения с первыми же звуками будильника, Веру все же нужно будет отучить»

Вера вернулась в комнату и принялась собираться. Как всегда напряженно, четко, аккуратными рассчитанными жестами. Игорь открыл глаза.

– Каждое утро ты срываешься, будто в бой. Ведь масса времени еще есть. Улыбнись, расслабься…

– Не могу, – Вера сосредоточенно повязывала на шею какой-то прибамбас. То ли галстук, то ли просто платок. Получалась эдакая французская Вера, – Если расслаблюсь – усну. Для меня каждое утро – подвиг. Вообще-то я ужасная соня… Ладно, пойду кофе варить. Ты б тоже уже вставал.

– Могла бы хоть поболтать со мной для приличия, – проворчал Игорь.

– Не могу. Мне такие приличия вредны. Ты одним своим видом меня провоцируешь на совершенно недостойные мысли. Не подумай ничего дурного. Просто и так из последних сил заставляю себя не думать о сне, а тут ты блаженно валяешься, как наглядная провокационная агитация. В общем, приходи кофе пить. Выходим как обычно?

– А есть варианты?

– Нет. Сначала я, через пятнадцать минут – ты. Не обижайся… Это все скоро закончится.

– Безусловно. Только, боюсь, оно может закончиться плохо.

Вера молча ушла в кухню. Игорь вспомнил, что вообще-то сегодня не его смена. Со времени появления Веры, Критовский вне зависимости от графика каждый день ходил в «Пробел». Дел там на всех хватало, а лишней возможностью побыть рядом с любимой, пренебрегать не хотелось. Но это было раньше, до вчерашних насмешливо-сочувствующих взглядов коллег, до решения прекратить все это в ближайшее время, до сегодняшней бессонной ночи… В конце концов, вчера Игорь собирался вообще никогда не появляться в «Пробеле». Нужно было хотя бы один день отдать под соответствие этому «всегда»…

– Я не пойду сегодня на работу.

– Ой, – Вера так искренне огорчилась, что Игорь даже подумал изменить решение, – То есть, не ходи конечно. Смена-то не твоя… Просто я так не привыкла без тебя. Представляешь, целый день…

– Пусть у тебя будет время подумать. Своим постоянным наличием рядом, я никак не даю тебе собраться с мыслями… Кроме того, у меня по журналу уже столько дел накопилось… Это только кажется, что внештатникам время для работы не нужно…

Все это было правдой, хотя и вспомнил о ней Игорь уже после решения никуда не ходить. На самом деле Критовский попросту хотел выспаться. Чтобы усыпить собственную вспыльчивость. Чтобы разогнать мысли. Мрачные, не мрачные… Всякие. Отключиться и ни о чем не думать.

– Если ты очень хочешь, я, конечно, пойду с тобой, – без особого энтузиазма сообщил Игорь, после нескольких не слишком болезненных уколов совести.

– Очень хочу, но не ходи, – Вера пробежалась пальцами по волосам Игоря и в мире тут же стало чуточку светлей, – Журнал – это важно. Журнал, в отличие от «Пробела» – это творчество…

– Ты же терпеть не можешь слова, – Игорь подмигнул.

– Вот так я странно устроена. Терпеть не могу все, что мне по-настоящему нравится.

– Просто ты боишься попасть в зависимость. Но это дурацкая боязнь. Самая страшная разновидность несвободы – это строить жизнь, основываясь на боязни эту самую свободу потерять …

– Буду меняться, – покорно заявила Вера, немного насмешливо.

– Буду учиться не читать нотаций, – не менее покорно отреагировал Игорь.

– А еще я буду ужасно без тебя скучать. Постараюсь прийти поскорее.

Закрывая за Верой дверь, Игорь подумал, что, после вчерашних разговоров, во всем этом обмене любезностями, уже не сквозит прежняя непосредственность и искренность. Кажется, и Игорь, и Вера решили бороться за видимость хороших отношений, пренебрегая сутью.

Завалиться спать на этот раз помешал телефонный звонок. Уже знакомая тишина ехидно скалилась на том конце провода. После пятого нервного игоревского «Не молчите!», ситуация изменилась.

– Быстро же ты привел её в дом… От меня еще и соседи не успели отвыкнуть…

Значит, все-таки Марийка. Только этого не хватало.

– О соседях я как-то не подумал, – Игорь постарался держать нормальный дружеский тон, – Надеюсь, они обо мне тоже не думают. Надеюсь, у них есть дела поважнее. А чего ты звонишь и молчишь?

– А о чем нам с тобой разговаривать? – горечь в интонациях Марийки на миг сменилась агрессией.

– Если не о чем, то чего звонить? – Игорь произнес это непростительно мягко. Надо было жестче, чтобы навсегда убедить Марийку в том, какая он, Игорь, сволочь. Чтобы не сожалела добрая Марийка, теплая Марийка, мудрая Марийка, о потере Игоря. Чтоб не испытывала по поводу расставания никаких эмоций, кроме облегчения. Надо было жестче, но у Игоря не хватало сил.

– Действительно, – Марийка хмыкнула как-то совсем по-игоревски, – Наверное, просто привыкла иногда слышать твой голос… Ладно, извини. Я, кажется, не в том состоянии, чтобы сейчас адекватно общаться. Мне не стоило звонить… Просто, знаешь, жить самой оказалось не так просто… Думаешь всякое, переживаешь… Хорошо хоть работа у меня есть. Она – не человек, она – не предаст…

Хотелось закричать что-то поддерживающее. Хотелось кинуться оправдываться, мол, не предавал он никого – напротив, спас от необходимости жить с таким чудовищем, каким был Игорь до встречи с Верой. Хотелось просто узнать, как Марийка поживает. Но любое вмешательство ныне было равносильно вредительству. Марийку нужно было отпустить полностью, не оставив ни малейшей зацепки для былых привязанностей. И, кажется, выполняя это необходимое, исполнитель испытывал даже более болезненные ощущения, чем сама жертва.

– Ну, пока, – не дождавшись никакой ответной реакции, Марийка положила трубку.

«Все правильно. Ты поступил правильно,» – нашептывал растревоженный внутренний голос. А сам Игорь тревожился совсем по другому поводу. Вера… Прикрыв глаза, Игорь попытался представить, что происходит сейчас вокруг неё.

«Пробел» все так же тонул в суете. Чудачества клиентов забавляли, подбадривающий Палюрич заботливой квочкой витал над работниками. Анюта – полноправная хозяйка своих марионеток – направляла их незаметно на очередную жертву. Отчаянно пытался расти духовно Тоха. Нелепо старался случайно не повзрослеть Жэка. И даже Стас, конечно же, появлялся со своей неизменной бутылочкой пива. А вот Игоря уже среди них не было. И это ровным счетом ничего не меняло в компьютерном центре. Коллектив уже обрел собственную душу, не зависящую от наличия конкретных своих членов. А значит он, Игорь, свою миссию на этой работе уже выполнил. Значит, больше он был не нужен. Ни Палюричу, ни «Пробелу», ни, в сущности, Вере… Эта собственная ненужность тяготила. Вместо уместного ощущения свободы, несла с собой обиду. Игорь знал, что это злое чувство. Знал, что оно только портит все. Но ничего не мог с собой поделать.

«Порчусь», – произведя краткий самоанализ, сухо констатировал Игорь, – «Уже даже воняю тухлятиной. Уже сам себе противен. Пора менять. Снова пора что-то менять. Нужно жить своей жизнью. Господи, я ведь уже даже забыл, как это делается».

Отказавшись от первоначальных намерений выспаться, Игорь решил действительно позаниматься журнальными делами. В качестве холодильника, спасающего от окончательного протухания, такая работа вполне подходила. На первый взгляд. При последующем рассмотрении оказалось, что не так все это просто. Даже столь привычные и родные когда-то строчки обозрения отказывались сдаваться без боя. И война велась даже не за творчество или четкость формулировок. Завоевывать приходилось каждую секунду, свободную от трагичных мыслей о бесперспективности будущего. Вера, насмешливо выслушивающая очередные претензии клиентов, не покидала мысли Игоря. Точнее, не покидало отсутствие у Веры мыслей об Игоре. Писать в соавторстве с собственной обидой Игорь не умел.

– Алло, – Игорь все-таки набрал её номер, – Извини, что отвлекаю. Просто соскучился. Люблю, наверное… Как ты? Как "Пробел"? Что там наши монстрообразные Орлики?

– Извините, вы не туда попали, – холодно проговорила Вера и нажала отбой.

Игорь почувствовал себя последним идиотом. Что, интересно, на этот раз он сделал не так?

Гуманная Вера решила объяснить это, спустя несколько минут. Перезвонила с автомата на домашний телефон.

– Нет, с тобой в разведку ходить нельзя, – вместо ожидаемых извинений сообщила она, – Никогда не откровенничай, не уточнив, можно ли говорить. У меня же довольно громкий динамик в телефоне, а рядом Миленок стоял. Зачем ему знать, что я думаю о Орликах? Кроме того, если звонишь на сотовый, лучше просто говори, куда тебе можно перезвонить по городскому. Мы ведь с тобой пока еще не миллионеры.

Голос её звучал официально. Строго по-«Пробеловски». Так, будто звонила она не с автомата, а прямо из-под носа строгой Анюты.

«У нас действительно разные скорости», – Игорю оставалось только посмеяться, – «Я, выходя с работы, перестраиваюсь значительно быстрее.»

– Это все, что ты можешь мне сказать? – Игорь даже посмеивался, предвкушая положительный ответ.

– Пока все. У нас тут дурдомно и динамично. Как всегда. Правда есть и новости. Позже перезвоню. Пока отбой.

На отбой нажал сам Игорь. Вера Домашняя оказалась временно недоступна, а Вера Деловая его сейчас абсолютно не интересовала. Даже спорить и ссориться с такой Верой не хотелось.

«Все маслом вниз! И динамик в телефоне слишком громкий, и Миленок рядом, и в «Пробеле» все «как всегда», хотя меня там нет… Гадостно все-таки устроена гражданка-судьба. Все для неудобства пользователя!»

Совершенно не к месту вспомнился армейский БТР. Чтобы залезть в кабину, необходимо погрузиться в люк, наступая грязнющими подошвами не куда-нибудь, а прямо на сидение. Сначала потоптался, потом туда же сел. По другому в машину не залезешь. Такая уж конструкция. Все для отбивания человеческих инстинктов у солдата. Игорь вспомнил эту «школу жизни». Внутренне перешел на военное положение. Погрузился в привычный при данных обстоятельствах скептис и, без лишних капризов и творческих метаний, снова уселся за работу. Получалось пусто, но много. То, что нужно, для окружающей бессмысленности. К своему ужасу Игорь обнаружил, что даже не стыдится написанного. Все так пишут, отчего же ему, Игорю, нельзя?

«Вот и я научился подменять себя настоящего бессовестным роботом» – Игорь, ранее завидовавший боевым качествам Веры, вдруг обнаружил, что ему тоже довольно легко дается безразличие к плодам собственной деятельности, – «Нажал на кнопку, перекрыл нужные каналы… И вот уже не мечущийся между знанием “как надо”, и видением того “что получается”, слабак, не сгорающий от противоречий между любовью к ближнему и собственной целостностью, слюнтяй, а эдакий механический автор. Стальной строчитель ежемесячного литературного обозрения для журнала.”

Как ни странно, даже халтурная работа отняла довольно много времени. Когда телефон в очередной раз зазвонил, Игорь мельком глянул на часы и удивился. Вспомнив, что Вера обещала еще перезвонить, Игорь ускорил шаг.

– Старик, надо выпить и обмозговать, – вместо обещанной Веры, судьба, конечно же, подкидывала неожиданного Жэку.

– Что будем мозговать? – вообще-то Жэка не так часто навязывал своё общество в столь требовательной форме. Значит, и впрямь что-то стряслось. Отказаться от встречи Игорь не мог.

– Что будем пить, тебя, как обычно, не интересует… Или алкоголик, или абсолютнейший негурман.

Это странное словечко появилось у Жэки в обиходе сравнительно недавно. Произносилось оно с такой интонацией, что обозначало нечто вроде «профана», лишенного, вдобавок, всяких эстетических запросов.

– Скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты, – огрызнулся Игорь.

– Да, – смирился Жэка, – Действительно. Ты мой друг, значит и я тоже абсолютнейший… В общем, забивай стрелу.

Игорь, наоборот, с удовольствием забил бы на эту стрелу, но дружба обязывала, приходилось назначать встречу.

– Я с Веркой приду, – в довесок ко всему, обрадовал Жэка, – Ну, в смысле, с твоей Веркой, – поправился друг, дабы избежать уже знакомых странных реакций друга.

Игорь, нехотя, влез в кроссовки.

* * *

Из пижонства Игорь уселся прямо на бордюре. Домашние замызганные джинсы, выгоревшая футболка, легкий прищур, вместо солнечных очков… Прямо целый стиль, а не просто «лень погладить брюки». Вот оно, сладостное веяние свободы. Раз ни на какую работу идти не надо, значит, и одеваться можно, как вздумается…

Пришедший несколько раньше срока Игорь восседал под оговоренным с Жэкой памятником и лениво разглядывал прохожих.

Два торопливых силуэта в строгом показались на противоположной стороне дороги спустя несколько минут. Собранная Вера – чуть впереди. Жэка, кажущийся рядом с ней несуразной громадиной, – покровительственно отставая на два шага. Заметили Игоря, немного развернулись. Пошли на сближение по оптимальной траектории.

Со стороны казалось, будто серьезное приличное семейство решило вдруг вычитать курс нравоучений беспризорнику. Серьезная физиономия Жэки нависала над свеженьким, отутюженным пиджаком, полы которого, в свою очередь, нависали прямо над нерадивым Игорем.

– Игореха, мне тут не нравится, – доставал Евгений, – Пойдем где-то в приличном месте сядем. Кофейку бахнем. Массу всего обсудить надо…

– Лень идти. Давай, валяй, выкладывай…

– Нельзя ж вечно таким вот «Хиппи-эндом» страдать…

Вера аккуратно приземлилась на краюшек скамейки, развернувшись вполоборота к Игорю. Она молча ждала результатов переговоров, всем своим видом выказывая презрение к мелочности обсуждаемых тем. Ладони её чинно возлегали на плотно сжатых коленках.

«Утром и не заметил, что она сегодня в юбке. Кому скажи, что еще ночь назад эта леди с восторгом лазила по деревьям, – не поверят».

– Какая разница, где говорить? – вмешалась, все-таки, Вера, не выдержав, – Не хватало еще так много времени терять на обсуждение таких мелочей!

Можно было поспорить, рассказать, что антураж – это вовсе не мелочи, что он порой создает именно тот дух, который необходим для введения собеседника в нужное для восприятия конкретных мыслей состояние. Можно – но не нужно. Что-то в Вериных нотках насторожило, заставило почувствовать, мол, на этот раз речь идет не об очередных философских исканиях Жэки…

Игорь молча встал, демонстрируя готовность смириться с желанием Евгения.

– Да ладно, – Жэка, кажется, тоже решил уступить, – Могу и здесь остаться. Верка права, какая разница где…

Игорь сел на лавочку рядом с Верой. Её ладонь тут же перекочевала в его руку.

– Понятно, солировать придется мне, – Вера вздохнула, – Надеюсь, это хоть как-то поможет. А вообще, для пользы дела, вас, кажется, следует держать подальше друг от друга. Поодиночке – люди, как люди. Что-то делать пытаетесь, мыслить, осознавать… Стоит собраться вдвоем – как рычаг какой поворачивается – моментально переключаетесь на споры друг с другом, обо всех своих делах забывая.

– Это потому, что мы слишком всерьез друг к другу относимся, – улыбнулся Игорь, – Мужчины, знаешь ли, в присутствии достойного противника ни о чем другом, кроме победы над ним, думать не могут…

– Что естественно для обычного двуногого самца, но совсем ненормально для мужчины-Человека, – едко прокомментировала Вера.

Игорь собирался парировать, но вмешался Жэка.

– Не спорь с дамой! – наигранно строго сказал он, после чего значительно тише добавил, – С сумасшедшими лучше не спорить, – после чего, ловко увернувшись от брошенного Верой взгляда, весело захихикал.

Игорю такие игры не понравились. Это его Вера, вот пусть в него одного взглядами и метается!

– Ладно, гаврики, – Игорь резко посолиднел, – Что обсуждать-то собирались?

– Ты знаешь домашний телефон Вась-Вася? – вместо ответа, поинтересовалась Вера.

– Сотовый знаю. А что?

– Сотовый все знают, – отмахнулся Жэка, – Только он не отвечает, этот сотовый. А нам Палюрич сейчас позарез нужен.

– На работе искать не пробовал? – пошутил Игорь, – Ладно. Хватит словесного бисера. Что случилось, выкладывайте?

– Жэка, расскажи ты, у тебя статус круче. Не свидетеля, но участника – горько усмехнулась Вера.

– Скажи еще «соучастника», – огрызнулся Жэка, – Прямо счастлив буду от таких твоих формулировочек.

– О, – Игорь не удержался от смеха, – Его и с тобой, Вера, тоже нельзя рядом держать. Тоже спорить бросается, обо всем на свете забывая. Его вообще изолировать от общества надо…

– Перестань! – хором цыкнули на Игоря собеседники, – Дай человеку с мыслями собраться…

– Короче так, – затараторил Жэка, – Я тебе пока своего ничего не скажу. Только факты и все. А выводы – сам делать будешь… Наперекосяк все с самого утра пошло. Я в первый раз в жизни не опоздал к открытию, и, на тебе, не было открытия… Представляешь? Нету Палюрича, и все тут. Ну, мы, ясное дело, стоим под дверью, нехорошими словами ругаемся. Сначала только между собой потом уже и с клиентами некоторыми… Наконец, пришла Галина. Глянул я на неё, – и все упреки в горле застряли. Ну, точно, стряслось что-то…

– Не выдумывай, – вмешалась Вера, – Ничего такого по ней видно не было, это мы с тобой уже позже пофантазировали, что она, наверное, ужаснее всех себя в этой ситуации чувствовала… Не из тех Галина, кто свои ощущения так легко на публику выдает.

Не столько придерживаясь чьей-то стороны в споре, сколько внутренней интуицией представляя, как все это могло происходить, Игорь уже представлял описываемую картину. Как обычно, целеустремленным снарядом, Галина достигла крыльца «Пробела». Коротко взорвалась в ответ на недовольные реплики сотрудников.

– Мы вас ждем, ждем, – конечно же, это Анюта, – А вы…

– А где Вась-Вась? – это все хором.

– Нет, вы только посмотрите на них! – ворчит Галина, якобы, сама себе, но так, чтоб слышно было всем, – Я, значит, все бросаю, еду с того края света эту злополучную дверь открывать, а они еще и недовольны. Скажите спасибо, что я вообще сюда приехала.

– Спасибо, – умиротворяюще произносят сразу несоклько голосов (Верин, конечно же, среди них).

– В мои обязанности сие, вроде как, не входит. Директор ваш заболел, – продолжает Галина, пытаясь победить хитрый дверной замок, – Я, можно сказать, проявила верх альтруизма, вызвавшись вам ключи подвезти. А вы, мерзавцы, еще и морды кривите… – и тут же совсем другим тоном, – Ой, Тошенька, помоги мне завершить это вскрытие. В жизни с таким замком не сталкивалась…

Антон, давно Палюричем натренированный, легко открывает дверь. Толпа вваливается в «Пробел».

– Господа клиенты, господа клиенты! – голосит Анюта, заметив суматоху, – Пока не заходим. Стоим на крылечке, ждем. Работникам нужно три минуты, чтобы приготовиться к встрече с вами. Господа клиенты! Выйдите, я сказала! Ну, до чего тяжелый народ, а?!

Галина ловко хватает швабру и приходит на помощь Анюте, начиная механическими движениями обмывать пространство вокруг столпившихся на пороге любопытных клиентов. Те мгновенно испаряются за дверь.

– Галя, а что с Вась-Васем? – это Вера упросила Жэку подойти спросить. Сама она, конечно же, спрашивать постеснялась.

«Вдруг Галине будет неприятно, что я интересуюсь её мужем,» – игнорируя очевидный глубочайший маразм подобного предположения, Вера, все же, настаивает на том, чтоб спрашивал все же Жэка.

– Ты как, – Галина с секунду раздумывает, напряженно царапая безупречным маникюром наконечник швабры, – Для огласки интересуешься, или для души?

– Для осведомленности и нанесения помощи в случае необходимости, – отчитывается Жэка.

– В этом контексте все с твоим Вась-Васем в порядке, – Галина смотрит настолько многозначительно, что даже Жэка начинает искать в её словах второй, скрытый смысл, – Помощь не нужна. Спасибо, – потом Галина отводит глаза и снова повторяет, – Ты за него не волнуйся. С ним все хорошо. Не волнуйся и не вздумай что-то предпринимать, если не хочешь навредить. Понял? Просто обстоятельства так складываются… – Галина замолчала.

– Как? – Вера уже и не скрывает, что вслушивается в чужой разговор.

– Поживем, увидим. Мое дело сообщить, что жив ваш Палюрич, чтоб вы каких глупостей не придумывали и нервы зря не растрачивали. А все остальное меня не интересует, – загадочно отвечает Галина и больше уже не отвечает ни на какие вопросы, целиком отдаваясь скрупулезному оттиранию пола.

«Да уж, это все действительно весьма странно. С чего бы Галина вдруг заговорила загадками? Да еще сотовый у ВасьВася не отвечает…» – Игорь хмурился и не мог найти ровно ни одного здравого объяснения загадочных речей Галины.

– Ты слушаешь вообще? – Жэка перебил сам себя и Игорево воображение на самом интересном месте, – Морда лица у тебя такая, будто ты давно уже не здесь.

– Слушаю, слушаю, – поспешно заверил Игорь, – Просто не понимаю ничего. С чего это Галина так?

– Вот и мы не поняли, – Вера снова перехватила инициативу в разговоре, – А потом пришел Миленок и все нам объяснил.

– Это он вам, мадам, что-то объяснил. Для меня лично после его визита все стало только еще загадочнее.

– Не томите душу! Имейте совесть! – возмутился Игорь, – Что опять натворил Миленок?

– Он учинил переучет в отделе торговли, – уже без тени иронии ответил Жэка.

Нехорошие предчувствия заставили Игоря крепко сжать Верину руку.

– Да, да, – Вера поняла догадки Игоря правильно, – Ты не ошибся. Обнаружилась крупная недостача. По накладным на складе «Пробела» числится чуть ли не в два раза больше товара, чем есть на самом деле.

Игорь вопросительно уставился на Жэку.

– И не смотри на меня так. Откуда я знаю? Я ж не с самого начала работаю… Точно могу сказать только, что тот товар, что в недостаче, на моей памяти к нам не приходил. Я Миленку об этом говорю, а тот ласково так: «Ах, Евгений Викторович, вы еще так молоды и потому делаете поспешные выводы… Я разве в чем-то вас обвинял? Нет. Вы у нас вообще лицо материально не ответственное. Мы с вами никаких договоров не заключали… Палюрич ответственный. И подпись на накладных его. Значит, товар пришел в отдел продаж еще до вашего поступления на работу. Не переживайте, Евгений Викторович, лично вам это все ничем не грозит. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь. Мол, согласны со списком фактического наличия товара.

– Расписался?

– Нет, – Жэка косо хмыкнул, – Не знаю, что именно они там в офисе задумали, но точно уверен, что, если Миленок начинает вдруг разливаться медовыми интонациями, значит жди подлянку. Я ему так и сказал. Ничего не знаю, без своего непосредственного начальника ничего подписывать не стану…

– А Миленок что?

– Не знаю… Все так же медовенько откланялся. Сказал, что вызовет сейчас из офиса более сговорчивого свидетеля… Или даже самих Орликов освидетельствовать недостачу позовет… В общем, подозреваю, я там больше не работаю… Но это не так важно. Важно, что эти гады на Палюрича какой-то бред повесить хотят.

– Подпись на накладных действительно ВасьВася была? Он правда товар этот недостающий принимал? – Игорь лихорадочно соображал, что же такое происходит. Тревога возрастала прямо пропорционально глубине обдумывания проблемы.

– Подпись Палюрича была. Только… Понимаешь, я сам по три раза на день такую подпись на чеках ставил. Легкая у него подпись, как два пальца…

– В общем, очень легкая, – поспешила уточнить Вера, которая терпеть не могла грубые выражения.

– Ты переучет на складе когда в последний раз делал? – Игорь все еще сверлил Жэку требовательным взглядом. Жэка работал в этом самом отделе продаж. Жэка должен был знать хоть что-то обо всей этой загадочной недостаче, – Был этот недостающий товар у нас на складе?

– То-то и оно… По мне – так и не было никогда. Но точно я утверждать не берусь. Точно только один Палюрич знает. Он же – личность добрая, никогда не заставлял меня полный переучет делать. Ну там, мелочевку всякую и витрины – это я смотрел, подсчитывал. А на складе ВасьВась с Галиной сами все проверяли. Отвечать-то, если что, им, вот они основное всё сами и считали. Но… Понимаешь, старик, – Жэка приподнял одну бровь, – Меня смущают некоторые вещи… Во-первых, я не думаю, что Палюрич стал бы хранить на складе товар, образцов которого нет на витрине, а в перечне недостачи были и такие наименования. Во-вторых, если товар действительно должен быть в «Пробеле», а мы с Миленком его не нашли – это еще не значит, что товара там нет. Нужно у ВасьВася спрашивать, куда он его мог положить… А Миленок спрашивать и не собирался. «Ура, я нашел недостачу!» – и никаких других эмоций… А ведь он, по идее, перепугаться должен, панику поднять. И Палюрича вызвонить, и весь коллектив за шиворот перетрусить. У нас ведь – свобода. Весь коллектив спокойно на склад и обратно шляется… Значит, всех надо было построить, порасспрашивать, не видели ли, куда товар на энное количество штук испариться мог? А Миленок этого ну совсем не собирался делать…

– Естественно, – вмешалась Вера, – Ведь он и не собирался искать товар. Ему просто нужно было зафиксировать за Палюричем недостачу. Вот, мол, все видели, я пришел с переучетом, поискал, не нашел, имею теперь право обвинять…

– Кого обвинять?! – хором возмутились Игорь с Жэкой, и Игорь, заметив рвение друга, решил уступить тому право голоса, – Палюрича? Он что, по Миленковскому мнению, специально себе недостачу в отделе организовал? Что б побольше остался должен? Да это все просто какое-то недоразумение…

– Нет, – твердо заявила Вера, – Ты сам говорил, подпись Палюрича подделать всегда было очень легко… Это – не недоразумение. Это намеренное очернение «Пробела». Я ведь тоже видела, как Миленок старательно искал якобы пропавшие вещи. Совсем он их не искал… Он заранее знал, что товара этого на складе быть не может… Только вот зачем ему нужно вредить Палюричу?

– Из ревности, – не думая, ляпнул Игорь, – Чтобы Орлики его, Миленка, больше ценили… А то что-то много внимания они ВасьВасю начали уделять…

– Не похоже, – Вера без тени улыбки покачала головой, – Вряд ли Миленок будет предпринимать хоть что-то сам, без указаний Орликов…

– А ведь после того неудачного нападения на «Пробел», один из Бздычей утверждал, что видел неподалеку машину Александры Орлик, – у Игоря в голове постепенно сопоставлялись все факты. – Палюрич еще тогда замял это дело и порекомендовал мне считать это ошибкой… Мол, неисповедимы пути начальства… Плюс вчерашний разговор Орликов с ВасьВасем…

– Какой разговор? О чем ты? – оказалось, Вера Жэке ничего не рассказывала. Поволокла его на встречу с Игорем (которую перед этим вынудила назначить), а сама толком ничего не объясняла.

– Я думала, если ты сочтешь нужным, сам расскажешь, – объяснила Вера Игорю, и тот почувствовал себя неимоверно мудрым и значимым.

– Сочту. Точнее, уже счел, – и польщенный Игорь принялся вкратце излагать другу нюансы дела. Еще раз оформляя происшедшее в слова, Критовский и сам начинал лучше понимать происходящее. От выводов делалось жутко… Палюрича немедленно нужно было предупредить.

– Вот это бред! – восхищенно заявил Жэка, выслушав, – Мазохисты Орлики вдруг ужасно захотели сами себя разорить… Сначала попытались подослать грабителей – не вышло. Потом властей натравили, а когда Палюрич сумел утрясти проблему, намеренно снова раздули её. Но сумма для разорения получалась слишком маленькая… Тогда мазохисты-Орлики решили еще и недостачу на собственный «Пробел» повесить… Зачем им это может быть нужно? Не думают же они действительно повесить этот бред на Палюрича в качестве долга? Орлики не дураки. Они прекрасно знают, что, при всем желании, у ВасьВася таких денег нет и никогда не будет… Нет, они не могут подстраивать это все ради того, что б нажиться на Палюриче… Не их это уровень…

– Тем более, что они сами предупреждают Палюрича, что будут вешать на него долги, и предлагают уехать, – подтвердила мнение Жэки Вера, – А Палюрич, похоже, понимает, что загнан в тупик, и смиряется. Соглашается исчезнуть. Любой бы на его месте так поступил. Представляешь, если тебя ставят перед выбором: «Или будешь кругом должен, или уезжай-ка куда-нибудь на пару месяцев». Любой бы выбрал отъезд. Ну, если ему еще пообещали, что его отъезд всем остальным неприятностей не принесет, конечно. Поэтому он, Палюрич, сегодня на работу и не пришел. Поэтому Галина так странно и выражалась, чтобы мы поняли, что с ВасьВасем все нормально, что он по собственному желанию исчезает… Вспомни, она просила ничего не предпринимать, если мы не хотим навредить ВасьВасю. Галина – мудрая женщина. Она знала, что говорила…

– Нет! – Игорь не мог уместить все это в голове, – Такого просто не может быть! ВасьВась обязательно позвонил бы мне, рассказал бы. Не мог он просто так исчезнуть, никого из своих не предупредив… Он ведь… друг мне!

– Поэтому и не предупредил, – спокойно заметил Жэка. Евгений, похоже, все же признал теорию Веры за наиболее правдоподобную, – Меньше знаешь, крепче спишь. Настоящие друзья заботятся о спокойном сне друг друга. Кроме того, тебе еще в этой конторе пахать и пахать. Кто знает, как к тебе будут относиться, узнав, что до того, как исчезнуть, опальный Палюрич звонил тебе?

– Не буду я в этой конторе больше работать, – возмутился Игорь, – За кого ты меня принимаешь? – и тут же принялся действовать, – Давайте подумаем, как найти ВасьВася… Кошмар, мы ведь так давно его знаем, но даже не представляем, где он живет… Но я знаю район, – с видом одержимого шептал Игорь, – Можно обойти все школы района и попытаться найти дочку ВасьВася. Галина говорила, что дочь учится в седьмом классе. Через девочку можно передать записку. Или на всех возможных остановках мелом написать: «ВасьВась, позвони нам!»… В том районе всего три остановки…

– Дитё! – веско заметила Вера, кивая Жэке на Критовского. Евгений понимающе закивал, разводя руками. Что, дескать, с него, с Критовского, возьмешь.

– Ты, Игорь, спустился б. Там, в небесах, хорошо, но не совсем правильно… – посоветовал Жэка, наконец.

Игорь и сам уже понял, что витает в призрачных иллюзиях. На душе стало вдруг ужасно кисло. Захотелось вытянуть губы трубочкой и завыть… Не по-волчьи даже, по собачьи. Не от ненависти, а от тоски…

– Не хочу я спускаться, – зло ответил Игорь, – Мне здесь хорошо. А у вас на земле плохо… У вас, ни с того ни с сего, близких друзей можно насовсем потерять. Прийти однажды утром на работу и узнать, что нет, не было, и не будет здесь никаких Палюричей. Я так не согласен… Я с ними общаться хочу… Кроме того, вдруг ВасьВасю нужна помощь. Моральная поддержка… Давайте его найдем!

– Во-первых, – Вера говорила с Игорем, как с ребенком, – Надеюсь, что не найдем. И школу, и район, и круг общения, я думаю, Палюричи теперь временно сменят. Лучше их даже и не искать. Ведь, если мы найдем – значит, и другие сумеют. А он, Палюрич, сейчас от этих других прятаться должен. Не враги же мы своему ВасьВасю? Во-вторых, Галина не зря так настаивала на том, что все в порядке. Это она всем нам от Палюрича таким образом шифровку передавала. Мол, не ищите, не мечитесь, все образуется. Вспомни, в конце концов, как мы с тобой – детки панику из всего раздувающие – Жэку искали? Личную жизнь нашему бедному Евгению слегка покорежили. Неужели на том примере не стало ясно, что меньше нужно в чужие жизни вмешиваться… Вот как я думаю…

– И я так думаю, – подключился Жэка, – Если мы ВасьВасю будем нужны, – он номера телефонов знает. А если сами кинемся искать, то шумиха может подняться… Только навредим ВасьВасю, и все дела…

Игорь молчал. Игорь думал совсем по-другому. Думал, что затхло будет в городе без улыбки Палюрича. Думал, что нельзя человека в столь трудный час одного бросать, даже если этот человек самодостаточный ВасьВась. Думал, что хотя бы из любопытства стоит найти Палюрича и выяснить у него про причастность Орликов, и их возможные цели. Но мозгами нельзя было не признать правоту Веры. Искать Палюрича – значило иметь возможность ненароком навредить ему. Игорь смирился с вынужденным бездействием.

«Как беспощадно все меняется. Еще месяц назад Вера была готовой к любым военным действиям максималисткой, а сейчас она уже спокойно рассуждает о необходимости смириться с исчезновением ВасьВася. Как бы мне научиться так резко обзаводиться рассудительностью?"

– Ладно, от ВасьВася пока отстанем, – наигранно бодро проговорил Критовский, – Будем надеяться, что все мы тут немного перемудрили, и что завтра очухавшийся от простуды ВасьВась завалится на работу и тыкнет Жэку носом в антресоли, забитые тем самым товаром, который так не хотел находить Миленок.

– Будем надеяться, – эхом вздохнули Вера с Жэкой.

– Но если теория ваша правильна, то я просто сгораю от любопытства. Объясните мне одну простую вещь: на фига Орликам все это может быть нужно? Намеренно ухудшать положение собственных дел. Объясните мне, для чего? – Игорь вопросительно глянул на Веру.

– И мне! – Жэка тоже повернулся к главному изобретателю теории о зловредности Орликов.

– И мне! – Вера беспомощно огляделась по сторонам. Пространство и не подумало кинуться отвечать.

– Ладно, – спустя время стало ясно, что все возможные теории на эту тему слишком неправдоподобны, – Давайте считать совещание временно приостановленным. Ежели что надумаете – звоните вечером. – Жэка подозрительно быстро решил откланяться, – Мне еще к парочке «челов» надо зайти, – оправдывался он, – Я ж теперь новую работу искать должен. Между прочим, хорошую работу там одни предлагали. В издательство. Системщиком. Всю жизнь мечтал прекратить рыться в продажах и заняться чем-нибудь творческим.

– О, – Игорь оживился, – И про меня у своих «челов» поспрашивай. Я в «Пробел» без Палюрича и шагу не ступлю… Впрочем, можешь не спрашивать. Те работы, на которые подхожу я, не подходят мне… Все маслом вниз! Не нужны мне работы у твоих «челов»…

– А жрать что? – деловито поинтересовался Жэка напоследок и умчался, не дожидаясь ответа.

– Пока кое-что осталось, – сам себе проговорил Критовский. За время общения с Верой, Игорь был так занят, что попросту не успевал тратить деньги, от этого у него даже скопились некоторые, пусть мизерные, но сбережения, – А когда кончится, я к Главному Редактору ругаться пойду. Пусть повышает гонорары внештатникам!

Говорил все это Критовский довольно бодро. Так, что даже сам немного поверил в собственный оптимизм. Не надолго. Ровно до тех пор, пока Вера, твердо глядя ему в глаза, не произнесла.

– А я вот из «Пробела» пока не уйду.

– Как можно работать на таких людей, как Орлики? – поразился Игорь, – Как это не уйдешь? Почему?

– Потому что это не понравится Вадиму, – все так же уверенно проговорила Вера, – Знаю, что тебе не нравится такой мой ответ… Но…Я же обещала не врать тебе, Игорь. Вот и не вру.

Критовский замер, как от пощечины. Потом молча развернулся и зашагал прочь. Рано или поздно, любое терпение, над которым измываются так изощренно, лопается. Критовский чувствовал, как лопнуло что-то внутри него… Мысль о том, что Вера по-прежнему полностью подчиняется помыслам Вадим Сана, оказалась для Игоря не по плечам. Он не вынес её, эту мысль. Выбросил на полпути к счастью. Выбросил, вместе с осколками собственной веры и души, а потом свернул с пути, ушел в лес и заблудился… Игорь Критовский больше не желал терпеть весь этот маразм. Игорь Критовский хотел нормальной жизни. Без обманов, недоговорок, натяжек… Без скидок и взаимных снисхождений… Самое ужасное, что он не просто хотел такой жизни. Он хотел такой жизни с Верой. А желания с подобной степенью внутренней противоречивости никогда не сбываются.

* * *

Неуклюжий Москвиченок, пыхтя, затормозил у обочины прямо возле Игоря. Взъерошенная Вера легко выскочила из машины. Замерла. Смерила своими бездонными, пронзила до самой души… «Как ты мог уйти? Что опять тебе показалось? Я ведь – вот она. Я ведь есть у тебя…» Но не пришли к Игорю обещанные сила и уверенность от этого взгляда. А пришла усталость опустошения. А вместе с нею пронзительная досада.

Почему так устроен этот мир?! Почему все происходит так не вовремя? Почему в нагрузку к желаемому всегда выдается судьбой куча какой-то неподъемной гадости… И почему человек – этот венец творения природы – всякий раз оказывается слишком слаб, чтобы от гадости этой очиститься.

Сказку было жалко. Не уберегли, не сохранили, разбили всмятку об острые углы предыдущих жизней. Нет, предыдущей жизни, в единственном числе, потому что углы своего прошлого Игорь сгладил, а вот Вера со своими колючками бороться отказалась. Чем и спалила мир. Игорь отчетливо ощущал, что внутри у него перегорел предохранитель, система больше не функционировала, сил на очередное вытягивание ситуации не оставалось.

– Это финал? – Вера все поняла без слов, но не хотела верить.

Получалась какая-то пошло-пафосная трагедия. Игорь скривился.

– Не знаю, – честно ответил он, – Все не так…

– И у меня, – Вера с сомнением поглядела на машину. Отпускать, не отпускать? – И у меня все не так.

– Отпусти человека, – Игорь вступился за таксиста, – Ему-то наши метания зачем?

– Значит, еще поговорим, – Вера отошла рассчитаться с Москвиченком.

Игорь заставил себя представить, что никогда больше не увидит Веру. Постарался прогнозировать собственные ощущения в этом случае. Вздрогнул, отчаянно замотал головой, прогоняя наваждение. Душевная боль отчетливо ощущалась физически.

– Представил сейчас, что буду жить без тебя… Б-р-р! – прокомментировал Игорь, – Почти невыносимо.

– И я такая же, – выражение лица Веры вдруг потеплело, – Без тебя не могу, с тобой не умею…

– Все-таки не умеешь? – Игорь сжал кулаки, чтобы оставаться внешне спокойным.

– Не умею так сразу, – поправилась Вера, – Мы уже говорили об этом.

Игорь набрал полные легкие воздуха. Нужно было сдержаться. Не взорваться. Найти в себе силы честно все объяснить.

– Да, говорили, – автоматически оба они продвигались в сторону игоревского дома, – Но тогда у меня не было всей вводной информации. Информации о самом себе. Теперь есть. Теперь я точно знаю, что, и хотел бы спокойно подождать, пока ты обрубишь свои хвосты, но не могу. Спокойствие больше не дается мне. А жить по уши в нервах – это ужасно.

«Что ты делаешь!» – отчаянно вопил внутренний голос Игорю, – «Ты ведь прогоняешь её… Ты ведь не оставляешь ей выбора… Она ведь действительно уйдет!»

– Ты не любишь меня больше? – Вера спрашивала не потому, что не знала ответ, а для того, чтобы найти себе повод не уходить.

– Люблю, – Игорь грустно улыбнулся, – Всегда люблю. Но жить так дальше не могу.

– Ты пугаешь меня, – Вера забежала на два шага вперед, развернулась, заглянула в лицо Игорю, – Ты сам хоть понимаешь, что делаешь? Теперь, даже если мы починимся сейчас, я все равно постоянно буду помнить это твое настроение. Все равно не смогу простить, что однажды ты захотел принести нас в жертву своему личному комфортному состоянию… И это будет вечно терзать меня, – последние слова Вера говорила уже сама себе, накручивая собственные нервы, – Кажется, всё… Больше невозможно… Что же теперь делать?

Вопрос повис в воздухе. Провисел он там следующие три дня. И это были самые отвратительные дни, которые только можно было себе представить.

– Давай обсудим это дома…

– А знаю ли я теперь, где мой дом? – Вера послушно шла за Игорем, но ситуация от этого только накалялась.

Любые разговоры оканчивались глупыми разбирательствами. Здесь фигурировало уже и надменное: «Это ты во всем виноват!» И грубое: «Да кто ты такая, чтобы требовать от меня этого нелепого ожидания?!» Много раз проговариваемое: «Нам лучше не видеться», стояло уже поперек горла. Но всякий раз, когда кто-то из оппонентов всерьез собирался рвать отношения, второй вдруг пугался, пытался остановить, умолял еще раз «попробовать все перерешить». Компромисс так и не был найден, а отношения все накалялись.

Вдобавок, домыслы об исчезновении Палюрича оказались истиной. Прийдя с работы на следующий день, Вера, стараясь оставаться спокойной, пересказывала происходящее.

– Знаешь, я даже завидую тебе. Могла бы – сама бы туда не пошла.

– Так что же тебя там держит? Указания Вадима, я так понимаю, – Игорь уже не мог сдерживать ехидные интонации.

– Не об этом речь, – Вера старалась избегать больных тем, – Лучше послушай, что творилось.

На следующий день после мнимого обнаружения мнимой недостачи (Вера с Игорем единодушно не верили в искренность тех, кто обвинял ВасьВася) в «Пробел» нагрянули Орлики и высказали желание переговорить с коллективом. Говорил Миленок. Орлики, немым подтверждением собственного соучастия, стояли за спиной оратора.

– Ваш директор оказался недостойным. Заварил кашу, проворовался, понял, что не сможет уже вернуть долги, и исчез. Попросту испарился. Сейчас его ищут компетентные люди. Можете не сомневаться, найдут и привлекут к ответственности. От вас же сейчас требуется мобилизовать все силы и, несмотря на происшедшее, поддерживать работу центра на должном уровне. Контроль за работой «Пробела» господа учредители теперь возьмут лично на себя, – Александр Орлик утвердительно кивнул после этих слов своего поверенного, – Если кто-то знает, где искать Палюрича, пусть скажет сейчас…

Единогласное молчание никого не смутило.

– Мы и не надеялись на то, чтоб преступник такой хитрости, как Палюрич, мог оставить нам такие ценные зацепки. Что ж, неважно. Главное, не падать духом. К завтрашнему дню мы ожидаем от вас полный список сотрудников центра. С пояснениями, кто, что умеет делать, и кто за что здесь отвечает. Список будет просматривать и утверждать лично Александра Владимировна, – обворожительная улыбка Александры Орлик, как показалось Вере, сочилась ядом.

– Это какое-то недоразумение, – робко подали голос из толпы. Это идеалист Тоха пытался спасти положение, – ВасьВась… Я хотел сказать, Ваасилий Васильевич, не мог ничего украсть…

– Мы все знаем Палюрича, как порядочнейшего человека, – робко поддерживали Тоху остальные.

– Да? – Миленок тонко улыбнулся в ответ, – А почему же он тогда прячется? Телефон отключил, по месту прописки дверь никто не открывает… Куда вдруг исчезла его жена? Она ведь, вроде, тоже здесь работала. Почему не явилась сегодня? Вы – еще, в сущности, дети. Вам сложно поверить в такое разочарование… но…

– Мы не боимся поверить, – вмешалась Вера, – Мы точно знаем, что Палюрич не виновен.

– Ваше мнение здесь ничего не решает!

С этими словами Александра Орлик многозначительно оперлась на локоть мужа, приподняла брови и указала глазами необходимое направление движения. На выход. Миленок поручил Анюте составить список сотрудников и следить за нормальным течением рабочего дня, а сам засеменил следом за учредителями.

– Понимаешь, – Вера гневно сверкала глазами, пересказывая этот эпизод, – Им нужна не просто победа. Им нужна победа с антуражем. Мало просто вынудить Палюрича скрыться, нужно еще и публично оговорить его…

– И что наши? – Игорь чувствовал, что если сожмет кисть так сильно, как хочется, чашка с горячим чаем попросту лопнет у него в руках.

– Из всего коллектива решили остаться в «Пробеле» только Анюта и я. Анюте дочь кормить надо, она не может позволить себе рисковать…

– А тебе? Кого надо кормить тебе? – начинал заводиться Игорь.

– На днях планирую поговорить с Вадимом. Скажу, что не могу работать под начальством таких негодяев…

– А без разрешения папочки слабо? Тебе же уже не десять лет…

– Перестань, прошу тебя. Кажется, мы сейчас снова поругаемся…

И ругались, и кидались друг в друга колющими упреками. Потом снова пугались содеянного, наскоро склеивали разбитую чашу семейного счастья, ложились спать, измотанные собственной руганью, ворочались, не засыпали. Утром Вера молча собиралась на работу, стараясь не разбудить Игоря. Опасаясь новых вспышек непонимания…

«Дожили. Единственный способ не ссориться – вообще не разговаривать. Докатились», – притворяясь спящим, думал Игорь вслед Вере. То нехорошее, что когда-то Критовский усилием воли гасил в своей душе, теперь вырвалось наружу. Собственно, оно стало уже самим Игорем. Оно завладело им целиком.

Днем Вера звонила с автомата.

– Работать невозможно. Нагнали каких-то незнакомцев из офиса. Те пытаются навести здесь свои порядки. Анюту переводят на должность начальника отдела кадров. Это, вроде как, повышение… Без Палюрича здесь душно. Все фальшиво, все пропитано взаимным подсиживанием. Какая-то дурацкая иерархия в общении.

– Так что же ты там делаешь?

– Обязательно пойду к Вадиму…

– Если пойдешь – считай мы больше не вместе…

– Но я не могу не пойти! Я должна хотя бы извиниться перед ним за непослушание… Оправдаться…

Игорь клал трубку, а потом долго пилил себя. Через силу перезванивал Вере на сотовый, хрипло просил перезвонить домой. Она перезванивала, Игорь извинялся, просил приходить поскорее.

На следующий день все повторялось по тому же сценарию.

На третий вечер Вера не выдержала. После очередного обмена любезностями Игорь ушел в киоск за сигаретами. Вернулся – Веры уже не было. На кухонном столе лежала записка.

«Так больше не может продолжаться. Ухожу тайно, боясь, что ты снова начнешь останавливать меня, а потом сам же будешь жалеть об этом. Может, наше время еще не пришло? Может, мне действительно сначала надо разобраться с прошлым, а потом уже строить будущее? Попробую разобраться. Только не звони. Не тревожь, не мешай. Попробуй, вдруг тебе без меня будет лучше? Я тоже попробую. Надеюсь, разлука чему-то научит нас. Люблю тебя. Вера».

Игорь перечитал написанное, медленно сложил листок вчетверо и аккуратно разорвал его на множество отдельных букв. Огляделся. Странное чувство. Ни одной Вериной вещи в квартире не осталось, но, тем не менее, каждая молекула воздуха была пропитана здесь ею.

Игорь пулей вылетел из дома.

«Куда бежишь?» – издевались изнутри, – «Иди, звони, возвращай. Она ведь и вправду ушла… Тайно. Захотела – пришла, захотела – ушла… Из тебя душу вытянула, пошла тянуть из кого-то другого… Ты допустишь это? Иди, звони.»

Игорь вернулся домой. Тяжело дыша, подошел к телефону. Схватил трубку, злорадно усмехнувшись. Вцепился порывисто, как хищник в застигнутую врасплох добычу. Потом вспомнил все происшедшее.

«Вера права. Возможно, разлука поможет осознать. Ей – не мне. Для меня все давно уже осознано. Нужно ждать. Пусть воюет со своим прошлым, пусть решается. Нельзя мешать. Нужно верить в неё и ждать… Есть вещи, которые человек должен совершать сам. Но, Господи, почему же без неё так невыносимо? Куда же деть мне себя теперь?»

Игорь схватил телефон за горло и со всей силы отшвырнул врага в дальний голу коридора.

После этого спокойно вышел из квартиры и снова направился в киоск. Нужно было забыться. Никогда раньше не помогавший способ – напиться вчерную – отчего-то казался сейчас единственным спасением. Страшно хотелось рассказать все Палюричу. Кому-то близкому, но не из равных… ВасьВась – большая мудрая скала. Он помог бы. Он понял бы и нашел чем поддержать. Но, увы, доступ к Палюричевскому оптимизму теперь был строго ограничен. Игорь к числу избранных, имеющих этот доступ, больше не относился.

– Может, поехать в офис и набить морду Орлику? – отчего-то вслух поинтересовался Игорь сам у себя, – А что, пару раз успею садануть, пока охрана появится…

К счастью, эта мысль быстро исчезла, сменившись другой, менее агрессивной.

«Для чего же все-таки Орликам понадобилось так поступать? Что за мотивы могут быть у подобных махинаций?», – и эти мысли Игорь тоже принялся гнать, – «Не думать. Не искать. Отключиться. И Вере и Палюричу сейчас можно помочь только одним – невмешательством. И как бы умудриться не разбиться вдребезги об это свое бездействие? Как бы выжить?»

* * *

Это была та, самая мерзкая, разновидность бодуна, когда мир делается невыносимо гадким и бессмысленным. Игорь безутешно страдал. Собственно, физические последствия вчерашнего еще не пробудились: голова не гудела, жажда не мучила… Но жить уже не хотелось.

Вот вечно так! У всех бодун, как бодун, а у Игоря какое-то извращение: ощущение полнейшей безысходности бытия, помноженное на сомнительные угрызения совести. Вроде и не делал вчера ничего такого предосудительного, а все равно сам себе противен… И от этой собственной омерзительности становилось невыносимо. Ох, лучше б подкачивало физическое состояние!

Хотя пить и не хотелось, Игорь накинул куртку и отправился к ближайшему киоску. От одного вида пива сделалось тошно. С поистине мазохистическим наслаждением Игорь сорвал крышку и влил в себя добрых полбутылки обжигающе холодной кислятины.

– Пей, пей! – мысленно прикрикнул он на себя, – Нормальным людям от этого легче становится. А ты чем хуже?

На миг Игорь представил, как смотрится со стороны. Зрелище получалось отвратительное. Нет, не одинокий волк, по-мужски топящий в горькой свою суровую печаль, неподвижно застыл сейчас возле киоска с подозрительной надписью: «Отечественное пиво – вода». Жалкий мальчишка, не вызывающий ничего, кроме легкого презрения, втянув шею с куском подбородка в костлявые плечи, с отвращением потягивая пенистую жидкость из отечественной бутылки. Игорю сделалось еще стыднее и обиднее за собственную непрезентабельность.

«Хорошо, что Вера всего этого не видит» – мелькнула и тут же была выслана из сознания привычная мысль о Ней.

– Надпись видел? – раздался прямо над ухом знакомый голос, – Я так думаю, они тире не хотели ставить. Это уже кто-то из наших постарался. Так?

Игорь вздрогнул и поднял глаза. Скотина-Стас, галантно придерживая дужку очков, склонился в приветственном поклоне.

«И когда только этот проныра успел подойти? Как же я его не заметил? М-да… Реакция на нулях. Сейчас меня можно прямо голыми руками…»

После этих мысленных обрывков Игорь вдруг ощутил, насколько рад обществу хоть какого-то живого человека. Все-таки вчерашний вечер заставил опасаться одиночества. И даже хорошо, что встретился Игорю именно Стас. Не добрый весельчак Жэка, не кто-нибудь из дружественных соседей, а именно Стас. Скотина-Стас, который из-за этой своей скотинистости не заслуживал, чтобы его стеснялись или пытались перед ним рисоваться. Перед Стасом можно было не бояться выглядеть свиньёй. Лучшего собеседника Стас и не заслуживал.

Игорь даже приободрился. Что ж, заодно появилась возможность высказаться. Не век же за глаза думать о бывшем однокласснике гадости. Теперь, когда заботы о собственном моральном облике Игоря не волновали, он мог, наконец, дать волю чувствам. Опуститься до низких разборок, до грязной мышиной возни, но зато высказать Стасу всё, что думается.

Игорь пристально глянул в глаза бывшего одноклассника и вдруг ощутил, как окружающий мир куда-то поплыл. Пришлось приложить нимало усилий, чтобы плавание завершилось, а у Стаса снова стало четыре, включая очки, глаза, а не восемь. О подборе красивых слов праведного гнева в такой ситуации и речи быть не могло, поэтому Игорь просто скорчил презрительную мину и многозначительно бросил:

– Как ты мог!?

Стас вздрогнул и побледнел. Отчего-то складывалось впечатление, что он давно ждал этого вопроса. Ждал, и не знал, что будет отвечать. Ну, конечно. Одноклассничек не мог не предвидеть, что Марийка откроет Игорю имя предателя. Стас, видимо, сначала сообщил Марийке о Вере, а потом сам испугался содеянного, и принялся придумывать себе оправдание перед Игорем.

– Как ты мог, Стас?! – продолжил Игорь, заметив, что его слова оказывают должное воздействие, – И не делай вид, что ты не понимаешь, о чем я. Я всё прекрасно знаю. Как ты мог?! Ведь мы же с тобой и с Жэкой за одной партой…

Мир опять куда-то поплыл и Игорь сбился. Несмотря на то, что картина сидения втроем за одной партой истине никак не соответствовала, Стас сник на глазах.

– Не знал, что ты так быстро до всего докопаешься, – сквозь зубы произнес скотина-Стас, наконец, – Хотя, вру. Знал. Ты ведь всегда был ужасно догадостным.

Несколько минут царила тишина. Игорь пытался собраться с мыслями и сфокусировать зрение. Похоже, взгляд у него вышел уж слишком ужасным.

– Не смотри ты на меня так! – не выдержал Стас, – Понимаешь… Есть в человеке такая штука – амбиции. Слышал о таком? Тому, у кого они гипертрофированы, это приносит значительно больше неудобств, чем всему его окружению, вместе взятому… Понимаешь?

Игорь честно помотал головой в знак отрицания. Он действительно ничего не понимал.

– Это потому, что с тобой такого не происходило, – Стас сощурился и заговорил горячо, с видом невменяемого, – Амбиции – это значит, что любой намек на деградацию приносит тебе неимоверную боль. Агрессию, злобу, беспокойство… Как же так – я, такой великий, посланный, чтобы добиться всего, – и вдруг деградирую? Но это не самое страшное… Дальше – хуже. Сначала деградацией для тебя служит любой шаг назад, даже не назад, а в сторону. Ну, не к своей цели, в смысле… Потом пугало усовершенствуется. Оно кричит уже, что не просто шаг назад, а любая остановка в развитии – есть деградация. И тогда ты начинаешь лихорадочно двигаться. Но и тут пугало не упокаивается. Оно заявляет, что отсутствие ускорения в темпах продвижения к цели – есть деградация. И тогда ты начинаешь сходить с ума. Бежишь, задыхаясь, все увеличивая темп, но зная прекрасно, что еще чуть-чуть, и дальше будет уже некуда ускоряться… И тогда пугало настигнет тебя и собственные амбиции изобьют вусмерть, изотрут в порошок твою личность, превратив тебя в ничтожество. А это так болезненно. Ух, как болезненно. Понимаешь?

– Стас, – Игорь даже забыл на несколько секунд о том, с кем имеет дело и начал волноваться за бывшего одноклассника, – Ты в своем уме? Может, тебе нужно немного отдохнуть…

– Не могу!!! Не могу я отдыхать… Все что ни делаю – работа. Даже с женщинами встречаюсь не для удовольствия, а для того чтобы доказать этим сволочам-амбициям, что я еще что-то стою… Не докажу – они проглотят меня немедленно.

Игорь уже оправился от первого впечатления. Недоверчиво прищурясь, он прикидывал, из какого нового фильма или романа Стас передрал этот монолог и этот повод для страдания… Впрочем, даже если Стас сам искренне верил в произносимое, или даже если это происходило со Стасом на самом деле, какая разница?

– Все это как-то связано с совершенным тобой предательством? – безжалостно перебил Стаса Игорь.

– Да. Это не я совершил. Это – они. Амбиции. Хотел добиться положения в этой дурацкой конторе, не век же в обычных охранниках вахтерствовать. Я власти хотел… Отутюжить карьеру до безупречности… Начальником отдела безопасности можно было стать! Представляешь?

– У фирмы же не было такого отдела, – не понял Игорь.

– Я бы создал! Убедил Орликов, что нужно, и создал бы… Одно было необходимо – подступиться к начальству. А раз хотел, то отказаться, когда предложили такой прекрасный способ привлечь к себе внимание учредителей, уже не мог. Не мог я отказаться! Не имел ни малейшего права перед собой и своим пугалом… Но… Я ж не знал, что все так выйдет… Мне и в голову не приходило, что этот козел решит Жэке двинуть. Послушай, меня попросили – я выполнил. Не попросили даже, приказали! Я ж существо подневольное. Имитация ограбления, так имитация ограбления. Я еще тогда, сразу, тебе признаться хотел. Но как-то не вышло… А потом уже незачем было… А теперь вот ты, оказывается, сам все понял. Откуда я знал, что это исчезновение ВасьВася повлечет?! Откуда?!

Игорь моментально протрезвел.

– Что?! Да ты что, Стас?! И ты молчал?! Ну-ка пошли со мной немедленно. Ты мне сейчас всё подробно расскажешь.

Судя по выражению лица Стаса, ему от собственного признания сделалось существенно легче.

А ведь мог и раньше догадаться! Стас ведь единственный, кто умеет изменять собственный голос, в совершенстве подражая киногероям… Сейчас казалось, что одного взгляда на ряженого грабителя должно было бы хватить для того, что б распознать в нем Стаса… Как же можно было не догадаться?

– И расскажу! – твердо заявил тем временем Стас, – Знал бы, чем это все чревато, ни за что не согласился бы. А так… Начальство приказало, я послушался. А потом, вот так всё вышло. Я к Орлику вчера подходил. Или, говорю, объясните, где Палюрич, или я обо всем в милицию доложу. Так он орал на меня полчаса. Говорит, мол, про то, куда делся ВасьВась, он понятия не имеет. А про ограбление, мол, если я кому расскажу, так меня же первого и посадят. Я ведь – непосредственный участник. И оружие я держал. И бандой я командовал. Ох, Гошик! Влип я! – тут в глазах у разгоряченного Стаса мелькнула холодная трезвая мысль, – Помощь мне твоя позарез нужна. Не зря мы с тобой сейчас встретились. Ведь и правда, пистолетом-то я размахивал… Теперь, что с ВасьВасем случись – меня первого и поймают. А Орлики подставить кого – только рады будут. Это я точно знаю.

С каждым словом бывшего одноклассника Игорь становился все трезвее и трезвее.

* * *

«Ну, ничего себе! Сумасшедшие гипотезы оказываются верными?! Что-то делать! Что-то делать! Делать немедленно!» И понимая, вроде, что не время сейчас для суеты, Игорь никак не мог отделаться от навязчивой пульсации глупых мыслей. Сосредоточиться не получалось. Узнанное казалось ужасно значимым, но при этом было совершенно непонятно, куда его применить. Не в милицию же идти с этим Стасовым признанием? Бессмысленно. Да и совместное просиживание на школьных нарах к чему-то обязывало: Бестолочь-Стаса выдавать было нельзя.

Игорь метался между кухней, где уже закипал пунктуальный электрический чайник, и коридором, где полуразбитый бок телефона красноречиво провоцировал на недозволенное.

– Отставить буйняк! – сам себе скомандовал Игорь и замер, проверяя утренний бодун на гуманное отношение. Последствия сегодняшнего разговора не оставляли места для воздействия вчерашних самокопаний. Организм был, безусловно, трезв, но близок к помешательству. Хотелось перевернуть город, найти, высказать в глаза, набить морду… Скорее, ради того, чтоб хоть что-то предпринять, чем от злости. Хотелось изменить мир. Вера всегда говорила, что в таких состояниях главное ничего не предпринимать, а лучше так и подавно – наглотаться успокоительного и ждать, пока «буйняк» отпустит. Вместо этого Игорь решил наглотаться кофе.

Но сначала надлежало распахнуть окна и перемешать еще прохладный, но уже по-летнему насыщенный воздух с всеведающими стихами Моррисона.

Кофе полоснул озарением.

«Вась-Вась! Вот кому эта информация пригодится. Развяжет руки ему эта информация. Вот что!»

Не в силах больше бороться с собой, Игорь принялся накручивать на диске номер Вериного сотового.

– Да?

На миг заперло дыхание от звука любимого голоса. Все обиды, все ссоры показались такими глупыми. Она есть, она существует в этом лабиринте. Что еще может быть нужно?

– Я слушаю!

Вера хмурилась. Игорь отчетливо читал по интонациям, как сдвигаются к переносице её брови. Те самые, право на ухоженность которых Вера так горячо отстаивала неделю назад.

– Перезвони домой, – быстро проговорил Игорь и положил трубку.

Сердце сжалось вместе с кулаками.

«Домой?!» – отражение в зеркале скривило губы в презрительной ухмылке, и Игорь резко отвернулся, – «У неё теперь другой дом. Стол, парча и слоновая кость. Ей там хорошо. Зачем ворошить? Зачем?»

Игорь уже жалел о содеянном. Незачем было звонить. Любые слова будут расценены, как попытки начать все с начала. Любые попытки вернуть начало лишь продлят изощренные муки конца.

Чем дольше молчал телефон, тем менее уверенным в неуместности своего звонка становился Игорь.

«Может, что-то случилось? Может, и впрямь не дом ей тут? Может… В конце концов, я ж не просто так. Я ж по делу. Палюрич важнее всех личных драм вместе взятых»

Наконец, телефон зазвонил.

– Привет.

Игорь мгновенно успокоился. Все по-прежнему. Все в порядке. Она существует в этом лабиринте.

– Привет. Что?

Она не спрашивала «Что случилось?», не выражала удивления по поводу его звонка, не напоминала, мол «Договаривались же! Что такое ужасное могло произойти, чтобы нарушать договоренности?». Игорь понял, что благодарен за это. Очень благодарен.

– Привет. Тут такое! Надо срочно встретится, обсудить кое-что.

– Не надо. Обсудить можно и так. По телефону.

– Ты совсем не хочешь меня видеть? – Игорь ощетинился больше из-за её спокойно-делового тона, чем, обижаясь на смысл сказанного.

– Просто мне некогда. Встретится сегодня я не смогу.

– А что же ты делаешь?! – Игорь и сам испугался бесконтрольности этих язвительно-насмешливых интонаций. Они появлялись, как бы, вне зависимости от самого Игоря.

– Вадим попросил помочь, – все так же спокойно ответила Вера.

– Ладно, ладно, извини, – Игорь заставил себя подавить поднимающуюся волну негодования, – Я тебе верю. И потом, ты не обязана отчитываться… Тем более теперь. Теперь ты вообще можешь делать все, что хочешь.

Игорь подождал опровержения последнему предложению, не дождался, понял, что теряет Веру. Теряет совсем, навсегда.

– К черту, все это, Вера, – заговорил Игорь спустя целую вечность ощущений, – Я пытаюсь пробиться сквозь броню твоего отчуждения… Мне больно…

– Ей тоже.

– Кому?

– Броне. Ты слишком сильно об неё бьешься. Игорь, я тоже не железная. Оба мы очень тяжело переживаем этот разрыв. Может, не стоит усугублять положение? Звонить, видеться, делиться чем-то… Ворошить… Зачем?

– А с кем мне еще делиться? – с искренним недоумением закоренелого эгоиста поинтересовался Игорь и тут же решил исправиться, – Речь ведь идет о нашем с тобой общем деле. О Вась-Васе есть новости.

– Говорят, время лечит. Давай лечиться, Игорь, – будто не расслышав, с прежними нотками отчужденного трагизма проговорила Вера, потом, видимо, осознав, оживилась, – О Вась-Васе? Что?

– Можно говорить?

– Быстро учишься. Можно говорить всё.

Вера, судя по интонациям, грустно улыбнулась. Кажется даже искренне. Искренне грустно и искренне улыбнулась. Игорь сидел на корточках возле телефонного аппарата и, закрыв глаза, пытался представлять лицо Веры. Уголки губ чуть приподняты, брови слегка приподняты. Загадочная недоулыбка.

– Я слушаю тебя!

– То ограбление действительно подстроили Орлики.

– Как мы и предполагали… Орлик он или Орлик она?

– Оба. В качестве исполнителей наняли Стаса и его знакомых. Стас признался. В подробностях все мне изложил…

– Наличие доказательств и живых свидетелей – это хорошо…Очень ценная информация, Игорь. Спасибо.

И снова Вера показалась невыносимо чужой.

– Это еще не все. Я знаю, зачем Орликам это было нужно.

– Ну? – как ни старалась, Вера не смогла скрыть своей крайней заинтересованности.

– Потому что они намерены выкупить у Громового его долю фирмы и хотят, чтобы стоила она как можно меньше…

– Откуда информация?

– От Стаса. Он, после того, как в подстроенном налете участвовал, так за свою шкуру испереживался, что решил прояснить ситуацию досконально …

– А чем думал, когда соглашался изображать грабителя?

– Ему Миленок золотые горы наобещал, идеями о патриотическом долге напичкал. Мол, «вы окажете фирме неоценимую услугу, суть которой настолько секретна, что я, увы, не могу вам её раскрыть». Кроме того, он гарантировал лже-грабителям полную безопасность. Обещано было полное отсутствие милиции и сопротивления жертв. Миленку и в голову не пришло, что кто-то из нас попробует оказать сопротивление вооруженным грабителям. За хорошие деньги лже-грабителям и патриотам родной компании необходимо было просто пошуметь, гордо похитив для г-жи Орлик её же технику. Стас, кстати, умник еще тот. Он сначала отказался, ответив Миленку что-то вроде: «Откуда я знаю, вдруг вы не хозяевам похищенное вернули, а на базар пошли продавать. А нас просто использовать собираетесь… Не, так не пойдет» И тогда Миленок пообещал, что хозяева будут присутствовать при сдаче-приемке оборудования. Поэтому машина Орликов и засветилась.

– А что там про Громового?

– Не перебивай! Стас, когда понял, что мероприятие не удалось, испугался, что Орлики решат каким-нибудь хитрым образом закрыть рот исполнителю… Ты ж знаешь мнительность Стаса? Он возомнил себя важным и опасным свидетелем, которого могут попросту прибить втихую… Тогда Стас решил написать о Орликах разоблачительное письмо и спрятать его в надежном месте. С тем, чтоб заявить, если начнут убивать, мол, «если со мной что-то случится, мои сообщники обнародуют письмо». Все, как в лучших детективах. Но, вообще говоря, Стас знал очень мало и это его письмо сплошь состояло бы из недоказуемых домыслов. В общем, пришлось Стасу поднапрячься. Там подслушал, тут документацию поднял… Это только в обыденной ситуации скотина-Стас наш – жуткий растяпа. А, когда речь заходит о его собственной шкуре, он горы своротить может. В общем, выяснил Стас, что Громовой недавно оповестил Орликов о своем намерении выйти из дела. Информация сама по себе не секретная, и, в общем, ничего еще не значащая… Но мы-то не дураки! Мы-то понимаем…

– То есть Орлики, столкнувшись с необходимостью выкупить долю компаньона, решили сделать все, чтобы снизить стоимость… А что? Очень красивая идея. Устроить собственной фирме какие-нибудь грандиозные неприятности, и, считай, дело в шляпе. Отдать какие-то копейки Громовому, который только рад будет из состава учредителей загибающейся конторы выйти, а потом последствия неприятностей быстренько ликвидировать и нормальный ход процветания фирмы восстановить. Немудрено, что эксперименты все эти ставить решили не на центральном офисе или магазине. Там малейшее приостановление работы было чревато реальными убытками. А вот на начинающем «Пробеле», который еще не закостенел и может безболезненно претерпевать любые внутренние перемены, экспериментировать можно. Красиво придумано… Жаль, что не я до этого догадалась. Если б знала раньше, что Громовой Орликам свою долю продавать собирается, давно б уже сама это дело раскрутила… А ведь могла и догадаться, покопаться, задуматься…

– Ты неисправима! – наигранно возмутился Игорь, – Я ей про судьбу «Пробела», а она только о собственном тщеславии думает… «Жаль, что я до этого не додумалась…» В авторстве ли открытия дело? Кстати, идея эта оказалась не только красивой, но и существующей в реальности. Позже Стас случайно подслушал разговор, в котором Александра Орлик жаловалась Громовому на общее состояние дел и утверждала, что, если так пойдет и дальше, за долю в прибыли этой умирающей фирмы ни один уважающий себя человек ни даст не копейки. «Сначала ограбить пытались, потом налоговая напала» – томно вздыхая, описывала Орлик ужас положения фирмы, – «Ощущение, что нашу фирму кто-то сглазил. Я уже начинаю подумывать над тем, чтоб и нам самим тоже продать свою часть. Пока она не обесценилась совсем… Впрочем, капитан до последнего не должен покидать тонущее судно. Только это меня и держит здесь». Стас слышал это, и поражался актерскому мастерству Александры. Тогда он даже одобрял хозяев, так ловко решающих свои проблемы. Но, когда стало известно о выдвинутых против Палюрича обвинениях и о том, что бедный ВасьВась оказался вынужден уйти в подполье… Тогда Стас понял серьезность ситуации. Понял, что Орлики не остановятся не перед чем, ради выгоды. Понял, что сам чуть не помог «подставить» уважаемого им Палюрича. Мучаясь совестью, Стас решил во всем признаться. Признался почему-то мне.

– Но, какая лично нам выгода с его признания? –ничуть не страшась собственной официальности, напряженно рассуждала Вера, – Не в милицию же с этим идти…

– Да. Стаса жалко. Но Вась-Вась! Узнай Палюрич об этом, уверен, он все же решил бы воевать против них… Его положение от наличия живого свидетеля существенно улучшится… Он сможет вернуть себе «Пробел». Пойти к Громовому, объясниться… С таким козырем, как признание Стаса, у Вась-Вася есть реальные шансы, что ему поверят.

– Палюричу не нужен «Пробел», – словно приговор, Вера огласила то, что давно мучило Игоря, – Его собственностью центр никогда не будет, а работать «на дядю» ВасьВасю, я думаю, уже надоело. Не важно – на подлеца Орлика, или на некомпетентного Громового.

– А может…

– Не может, – Вера говорила с ним, как с маленьким ребенком, – О том, что ограбление – дело рук Орликов, Палюрич знал с самого начала. Еще с тех пор, как узнал про машину Александры. Почему же он тогда не пошел к Громовому?

– Возможно, Вась-Вась не был уверен… Или боялся, что Громовой не поверит ему.

– Игорь, скажи, а ты пошел бы?

Игорь задумался. На этот раз Вера была права. Игорь снова поразился, как отрезвило Веру прошедшее время. Какой логично-циничной стала она сейчас.

– Ты права. Не стал бы. Только я ушел бы сразу. Как только узнал, чьих рук дело – ограбление. Не дожидался бы дальнейших гадостей.

– Возможно, Палюрич все же не был точно уверен. Позже понял окончательно и предпочел исчезнуть.

Все верно. Вась-Вась не захочет встревать во всю эту грязь снова. Не захочет участвовать в гнусных разборках. Если хозяева «Пробела» оказались сволочами, то работать у них незачем. Любыми путями Вась-Васю нужно было вырваться из этой шайки. И он вырвался. Пусть даже ценой собственного детища – ценой порожденного им «Пробела».

– Возможно, – согласился Игорь.

– Кроме того, не совсем понятно, как сообщить всё это ВасьВасю. Ни он, ни Галина так нигде и не появлялись… Если бы Галина так не настаивала накануне, что «все в порядке», я бы даже встревожилась. А так, все ясно. Никаких поисков проводить не следует…

Надолго замолчали. Энтузиазм Игоря угас совсем. Кончено, признание Стаса ничего не меняло. Игорь знал это изначально. Просто…

– Просто хотел поделиться с тобой новостями, – как всегда, честно признался он.

– Спасибо, – холодно поблагодарила она, – Только это дурная привычка. Нам надо отвыкать друг от друга.

– Мы уже отвыкали. Целый день. Помогло?

– Пусть без сдачи, но чтоб вне очереди, – процитировала Вера одно из стихотворений Игоря, – Так не бывает. Помочь может только полный курс лечения.

– Как долго?

– Всегда. Нам вообще не нужно больше видеться. Возможно, это поможет.

Игорь вспомнил, в который раз кто-то из них произносит эти слова, и рассмеялся. Вера внезапно поддержала его.

– Должен же кто-то быть умней! – проговорила она, сквозь смех, – Прекрати! Это не смешно!

– Совершенно, – Игорь не мог остановиться, – Совершенно не смешно… Мы больше никогда не увидимся. Как обычно. Только скажи где и когда.

– Что «где и когда»?

– Где и когда мы больше не увидимся?

Вера выждала долгую паузу. Похоже, взвешивая.

– Нет, – уже серьезно сказала, наконец, она, – Все это ужасно глупо. Пора завязывать.

– Я ж не возражаю, – продолжал Игорь, для которого теперь стало абсолютно ясно, что ни при каких условиях он не сможет порвать с этой женщиной. Вера была ЕГО женщиной. И в смысле собственности, и в смысле родства, и в смысле ответственности за неё. – Давай завязывать. Только делать это нужно вместе. Вместе у нас четыре ноги. Помнишь?

– Да. И многое другое тоже. Про эгоизм, про то, «кто я, собственно, такая, чтоб требовать».

– Это в прошлом.

– Как и четыре ноги.

Опыт показывал, что подобная словесная дуэль может длиться очень долго. Бессмысленный спор снова затягивал их в свою бесперспективную пучину.

– Вера, – Игорь решил вырываться из всей этой глупости, – Сейчас не нужно шутить, упрямиться, спорить. Сейчас все очень серьезно. Я больше не позвоню, если ты настаиваешь.

– Не звони.

– Я действительно больше не позвоню.

– Не звони.

– Пожалуйста, ответь со всей ответственностью. Ты хочешь, чтобы мы жили вместе?

«Это шанс. Это тот самый последний шанс. Будет так, как она скажет сейчас. Невозможно больше тянуть эту резину».

Вера молчала.

– Нет, – холодными нотками полного отчуждения отозвалась, наконец, трубка, – Ты не сможешь. Ты никогда не сможешь быть со мной счастливым. Моё прошлое – из тех, что не отпускает. Причем, не отпускает тебя. Я бессильна что-либо изменить.

– Потрудись ответить ясно. Без оправданий. Без сомнительных «и хотела бы, но не могу». Будет так, как ты скажешь. Мы больше не вместе?

– Нет. Мы больше не вместе. Послушай, в этом нет ничего настолько трагичного. Миллион людей живут без этой твоей треклятой настоящей любви и чувствуют себя великолепно. Нельзя требовать от жизни слишком много. Лучше ожидать малого, и получать больше обещанного. Чем надеяться получить сразу все, и задыхаться под трупами собственных идеалов.

Глупый Игорь. Зачем все-таки он звонил? Зачем дергал, призывал к чему-то? Никакой «резины» давно уже не было. Вера все решила. Жестоко и бесповоротно. Вера самостоятельно сделала то, на что у Игоря не поднималась рука. Наивный Игорь. Оптимист, которому настоящее расставание казалось всего лишь затянувшейся ссорой. Который верил, что все еще наладится. Что все не может закончиться. Ведь настоящее – оно не проходит. Настоящее не обрывается на полуслове. Настоящее – оно навсегда. Увы, в жизни всякого «навсегда» рано или поздно наступало «ничто».

Очень медленно, стараясь не расплескать накопившийся внутри жидкий азот окончательного решения, Игорь положил трубку. Лабиринт был пуст. Вера исчезла, слившись с безликой толпой тех, кто живет «как все». Она больше не искала выход. Вместе с Вериным отречением, Игорь чувствовал это сейчас совершенно точно. Для него, Игоря, поиски выхода тоже теряли всякий смысл. Вера была билетом. Флаером, без которого Игорю не вырваться. Даже найдя, наконец, выход – не вырваться из объятий фальши и лицемерия. Потому что по-настоящему жить вместе человек может только с той самой СВОЕЙ женщиной. А жить одному, зная о ЕЁ существовании в твоем времени и пространстве – есть высшая степень лицемерия: лицемерие перед самим собой.

– Ну и черт с ним, с выходом! – намеренно громко крикнул Игорь в кровоточащее эхом пространство навсегда опустевшего дома.

И не думая проявлять надлежащую моменту скорбную торжественность, телефон отчаянно зазвонил. Раньше, чем отдал себе отчет, от кого именно ждет звонка, Игорь с торжествующим блеском в глазах схватил трубку.

«Ну, конечно. По-другому и быть не могло. Она поняла. Она возвращается. Как я только мог подумать, что это финал. Конечно, мы не можем расстаться так глупо. Не для того мы нашли друг друга, не для того нас друг другу показали… Она возвращается…»

– Слухай сюды, Гошик!

На этот раз Скотина-Стас появился вовремя. Игорь вернулся к реальности, устыдился собственной слабости, мысленно высмеял пафосные тирады о лабиринтах… Оглянулся, самокритично заметил, что с человеком, который за два дня превратил дом в такое страшилище, он бы и сам жить не стал. И поделом. На месте Веры Игорь давно бы уже все решил. И хорошо, что её нет! Лишние свидетели его, Игоря, упадка только утяжеляли процесс разложения. Как-нибудь без сочувствующих обойдемся!

– Гошик, ты на проводе?

– Угу. Как синий-синий иней.

– Ну, это ты брось. Чего ж синий, раз мы всего по литру пива шибанули?

– Шучу. Что там у тебя?

– Я совершил самый, что ни на есть, беззаконный акт беззакония. Подслушал под начальственным кабинетом. Кто ж им виноват, что они по субботам на работе ошиваются и дверь не закрывают?

– Ты что, еще на работу поперся? Смена ж вроде не твоя сегодня…

– А что делать? В общем, знаю я такое: сегодня решающий этап переговоров. Громовой только в присутствии доверенных лиц его проводить собирается. Причем на нейтральной территории. Эти доверенные лица Александре поперек горла стоят, она их терпеть не может. Кричит:«чего вмешиваются, козлы»! Это всё Александра в состоянии крайней истерии орала в свою Нокию. С мужем разговаривала.

– Экспрессивная барышня, – сам себе сообщил Игорь.

– Да не перебивай ты! Я тут, можно сказать, преступление против родной фирмы совершаю, такую тайну тебе сообщая.

– Преступление против дружбы и человечности ты уже совершил. Теперь тебе ничего не страшно.

– Да, да… Я знал, что ты мне всю жизнь теперь это будешь вспоминать.

– Да, – Игорь и не скрывал, – Буду.

«Впрочем, действительно, зря это я. Нечего травить человека. Может, он и впрямь раскаялся».

– Я тебе это все не просто так докладаю, а с корыстным умыслом, – развеял очередные иллюзии Игоря Стас.

Ну, конечно, стал бы приятель просто так делиться информацией. О своей шкуре печется Скотина-Стас, о решении своих проблем.

– Ну, колись, – спросил Игорь, – Я тебе теперь, за это инфо, душу должен?

– Нет. Мне такие слабосуществующие ценности ни к чему. Я вот что хочу. Если меня подставят. Если загребут… Ты – пару дней выжди, и не молчи дальше. Ты сразу бучу поднимай. Вся информация у тебя есть. Я еще вещ.доков, каких добуду, подгоню. Я Орликам, если что, так и скажу, мол, сам не сяду, всех с собой заберу. Скажу, у надежного человека все доказательства есть. Если со мной что случится, он вас в бараний рог скрутит. Хорошо?

Все понятно, Стас насмотрелся очередных фильмов, и теперь чувствует себя опальным гангстером, преданным собственной организацией.

– Хорошего, конечно, мало. Надеюсь, никто тебя никому подставлять не будет. Зачем? Ты свою роль уже выполнил.

– Так ведь я теперь опасный свидетель, – не без обиды за собственную значимость, пробурчал Стас.

– Ты себе, как свидетель, опаснее, чем им. Значит, будешь молчать.

– А может, не буду?

Все ясно. Стасу скучно. Стасу хочется приключений. Стасу нужно, чтоб за него переживали, чтоб его спасали и нянчили.

– Ты извини, мужик, что я тебя в это впутываю. Но, раз уж ты и сам обо всем догадался… Не мог же я тебе ситуэйшин не разъяснить. А, разъяснив, сразу тебя во все это и втянул.

И даже хрипотцы немного в голосе Стаса появилось. Ну, чисто бывалый вояка. Игорь решил провести эксперимент.

– А Марийка что про все это думает?

– Говорит, если что, поможет. У одного её ученика отец в СБУ работает. А ученик двоечник.

Игорь усмехнулся.

– А Марийку ты в это почему впутал?

Стас, поняв, что сам себе противоречит, немного растерялся.

– Ну, так это… Марийка, она ж и есть Марийка. Как же ей не рассказать-то?

Ну конечно, имея шанс произвести впечатление, Скотина-Стас не мог им не воспользоваться.

– И про то, что Жэка из-за тебя в больнице столько провалялся, ты ей рассказал?

– Да провались ты! – огрызнулся Стас, – Не из-за меня это, понимаешь? Не из-за меня! Я Марийке так и объяснил.

«Странно все-таки устроены женщины» – мелькнуло в голове у Игоря, – «Неужели я бы, если б узнал, что Стас руководил налетчиками, ворвавшимися, скажем, в её школу, не рассказал бы Марийке об этом? Неужели позволил бы предателю и дальше считаться приятелем… Неужели не предупредил бы? Выходит, какой-то Стас теперь дороже Марийке. Дороже Игоря, с которым вон сколько прожито. А может, потому и дороже, что «прожито», а не «проживается». Как легко обида меняет у них, у женщин, все ценности и приоритеты», – Игорь вспомнил о Вере и мысленно поправился, – «У некоторых женщин, разумеется».

– Так вот, что я досказать-то хотел. Нейтральная территория эта, по требованию Громового, не где-нибудь будет, а под носом у твоей Верки. А доверенным лицом – Вадим Сан выступает. Представляешь?

Игорь вздрогнул. Выходит, Вера оказалась в «Пробеле» не спроста. Отчего же молчала? Отчего же не говорила правду?

– Да, – теперь Игорю все стало ясно, – Сейчас, как никогда. Все представляю, – Игорь замялся, потом все же выдавил из себя, – Спасибо, Стас.

И даже от соответствующих добавок, вроде «Ты, Стас, хоть и скотина, но все же…», воздержался.

– Я вот что думаю: если Громовой им «Пробел» продать согласится – плохи мои дела. Ни я, ни моё молчание Орликам уже нужно не будет. Сдадут, чуть что, в ментовку, как пить дать… Ты уж тогда не молчи, бучу поднимай…

– Стас, прекрати. Если тебя до сих пор не тронули, то и не тронут уже, – особо не прислушиваясь, успокаивал собеседника Игорь.

«Все-таки, странно устроены женщины. Все женщины. Без исключений. «Одной жизнью живем!», «Полностью друг другу доверяем!» – глупые лозунги для наивных романтиков. Выходит, Вера делала вид, что Игорь сообщает ей новости, излагая историю об участии Орликов. Выходит, Вера знала, что Орлики хотят выкупить у Громового «Пробел». Знала, что Громовой, почуяв неладное, привлек Сана для разбирательства. Знала, что именно за этим Вадим Сан послал её работать в «Пробел». Знала, но делала вид, что и не догадывается Грош цена такому доверию. Грош цена такой любви…»

В голове Игоря такое просто не помещалось.

Стас все шептал, с придыханием загнанного зверя. Что-то о значимости собственной фигуры во всей этой истории, о подозрительности Орликов, о бесценности узнанной информации. Мистифицировал и подводил итоги своей не слишком-то успешной, но зато наполненной невероятными приключениями, судьбы. Игорь слушал в пол-уха и думал о том, как можно требовать порядочности от этого, в сущности, чужого, человека, когда Вера, собственная Вера, все это время лгала и темнила.

«Недоверием Вера разуверила» – мелькнула и тут же погасла поигрывающая переливающимися слогами строчка. Игорь сам прогнал её. Не время для оттачивания отсутствующего мастерства. Не повод для создания очередного недописанка.

– Ты меня слушаешь? Тебе интересно? – спросил Стас, используя эту стандартную вставку просто как перебивку между частями монолога.

– Нет, – неожиданно честно ответил Игорь.

– То есть?

– Не слушаю. И не интересно. Говорю тебе, зря играешь в шпионов. Расслабься и ищи себе следующее приключение. Это в тебе уже больше не нуждается. Только выбирай в следующий раз что-нибудь более чистоплотное.

– Что-то ты слишком часто стал читать нотации, дружище, – довольно жестко проговорил Стас.

– А ты не звони. Тогда не придется слышать, – неизвестно зачем завелся Игорь.

Нет, чтоб свести все в шутку и быстренько распрощаться. Нет, чтоб язвительно передать привет Марийке и остальным толпам поверенных в Стасовых секретах. Игорь впервые понял, как приятно бывает срывать зло на окружающих. Понял и устрашился собственной гнусности. Стас, конечно, скотина и хвастун, но зачем же вот так напрямую ломать человеку чувство собственного героизма.

– Ну и иди ты! – Стас, похоже, обиделся всерьез. Не исключено, что даже навсегда.

Что ж. Се ля ви.

– Ну и пока! – Игорь положил трубку.

И тут же снял её снова, чтобы набрать номер Веры. Конечно, Игорь прекрасно помнил, что собирался больше никогда не звонить. Конечно, понимал, что Вера не шутила, когда просила не дергать её больше и дать ей время забыть о его, Игоре, существовании. Конечно, гуманно было бы выполнить её просьбу. Но жить дальше, не выяснив, действительно ли Вера о деле Палюрича все знала с самого начала, действительно ли обманывала Игоря, изображая тщетные попытки докопаться до истины… Жить, не зная об этом правды, Игорь бы не смог. В конце концов, сегодня Игорь уже звонил Вере, сегодня она уже не забыла о его существовании, значит, сегодняшний день все равно придется вычеркнуть, как безнадежно испорченный. Значит, начинать взаимное забывание можно будет и с завтрашнего дня. Кроме того, все же не верилось. Не верилось в такой финал. Не верилось в настоящее расставание.

«Абонент недоступен». «Абонент недоступен». «Абонент недоступен.»

Вера выключила его. Видимо, нарочно, чтобы лишить Игоря всякой возможности разрушить её забывательный процесс. Ну, уж нет! Если Игорю нужно услышать её, он добьется этого, во что бы то ни стало…

Еще со времен внезапного проявления журналистской солидарности Главным Редактором, у Игоря в записной книжке красовался телефон приемной Вадим Сана. Насколько Игорь знал, Сан работал дома. Следовательно, Веру можно было разыскать по этому номеру.

– Приемная!

Вместо ожидаемого щебетания секретарши, в трубке послышался сухой мужской голос.

«Неужто сам Сан?» – усмехнулся Игорь, – «Вот так рыбу я поймал…»

Молчать было бессмысленно: у собеседника стоял определитель номера. На том конце провода уже прекрасно знали, кто им звонит.

– Здравствуйте, – спокойно и вежливо проговорил Игорь, – Пригласите, пожалуйста, к телефону Веру.

– Веру? – трубка явно удивилась. Так, будто Вере никогда не звонили сюда. Так, будто Вере вообще никогда никто не звонил по телефону. Так, будто звонить Вере казалось чем-то совершенно неприличным и запретным.

– Да. Веру Сан.

Игорь подумал даже, что, возможно, он все же набрал какой-то не тот номер.

– Госпожа Сан сейчас не сможет подойти. Она на совещании, – с неприкрытой неприязнью сообщил собеседник. Игорь вдруг понял, что говорит со стариком Ромулом. Понял также и то, что Ромул знает, кто Игорь такой.

– Когда мне перезвонить?

– Что ей передать?

– Как долго продлится совещание?

– Куда она сможет Вам перезвонить, когда освободится?

Бог знает, сколько вопросов пролетело бы еще по телефонным проводам, соединяющим Игоря со стариком, если б Критовский не решил прекратить этот глупый поединок.

– Пусть позвонит домой, – четко и уверенно произнес Игорь, – Передайте, пожалуйста, что я очень жду её звонка. Это важно.

Пауза на том конце провода продлилась не слишком долго. Игорь ожидал, что его наглость вызовет большее недоумение у Ромула.

– Хорошо. Передам ей.

– Это действительно важно, Ромул, – окончательно пересек все границы дозволенного Игорь. Да. Пусть знают. Пусть знают, что Вера рассказывала Игорю о них. Пусть знают, что Вера доверяет ему. Пусть знают, что Игорь с Верой ничего не собираются скрывать от окружающих и настроены ко всем дружелюбно. Пусть знают!

– Хорошо, Игорь, передам.

На этот раз «узнал» Игорь. Узнал и ощутил сначала растерянность, потом прилив радости. Вера не скрывала от старика существование Игоря. Это значило очень многое.

Собеседники повесили трубки одновременно.

С тех пор Игорь ждал, когда телефон снова зазвонит. Если бы действие происходило в каком-нибудь волшебном мире и автор писал бы сказку, опираясь исключительно на ощущения героя, то в этом месте следовал бы абзац о том, как Игорь напряженно замер, весь обратившись в слух и сконцентрировавшись на одном единственном ожидании. Новорожденные звезды, удивленно заглядывая в незашторенные окна, сокрушенно перешептывались бы. Солнце проснулось бы взволнованным. А юркие птицы возмущенным щебетом разносили бы новость о странном поведении Игоря по всем мирам. Жаркое лето покрыло бы чело Игоря потом, напрасно трезвонящие в двери друзья – руганью. Осень оставила бы на подоконнике ворох ничем не пахнущих, трескающихся от сухости, оранжевых листьев. Паук заботливо окутал бы Игоря паутиной, спасая от зимних стуж и сочащейся сквозь окна простуды. Весна превратила бы оставленные своей предшественницей снежные следы в пресные лужицы. Игорь не обращал бы на всё это никакого внимания. Важность ожидания не оставляла бы места для восприятия других проявлений мира. Жизнь и ожидание телефонного звонка стали бы для Игоря совершенно аналогичными понятиями.

Игорь успел состариться, умереть, родиться и состариться вновь, прежде чем телефон соизволил заголосить. Отчаянно замотав головой, Игорь убедился в отсутствии следов паутины и в чрезмерной реалистичности собственного воображения.

– Да, я слушаю, – голос его ничем не выдавал беспокойства.

А вот Вера своих эмоций больше не скрывала. И следа не осталось от прежней уравновешенной холодности. Этому можно было бы радоваться, если б не смысл сказанного.

– Никогда! Никогда, слышишь? – всхлипывала в трубку она, – Никогда больше! Ни слова мне! На метр близко не подходи!!!

– Любимая, что случилось?

Вера всхлипывала, ничего не говоря. Игорь хотел сорваться, подбежать обнять, кинуться. Но боялся отойти от телефона. Боялся, что потеряв эту хрупкую соломинку связи с Верой, потеряет девушку совсем. По всему было видно, что оставлять сейчас Веру одну не стоило.

«Вот зачем нужна мобилка!» – Игорь клятвенно пообещал себе в ближайшее же время отдать дань времени и купить сотовый телефон.

– Я с тобой. Все хорошо. Все будет хорошо, все было хорошо, – Игорь говорил первое, что приходило в голову, следя только за тем, чтоб интонации получались успокаивающими, – Тебе все кажется. Ничего ужасного не случилось. Все поправимо.

– Что ты говоришь такое? – Вера немного успокоилась. Истерика ушла. В голосе комом стояла тоска, – Что поправимо? Он что, воскреснет, по-твоему?

– Кто?

– Вадим.

– Что?

– Вадим мертв, – кажется, Вера впервые сформулировала это в слова и оценивала теперь их звучание. Оценивала почти трезво, как бы со стороны, – Вадим мертв. Убит. Вадима убили.

«Круто!» – Игорь поймал это слово на вылете и заставил его испариться неозвученным.

– Чем я могу помочь сейчас? – окончательно переварив услышанное, спросил Игорь, – Ты сама? Ромул с тобой?

– Нет. Ромул уехал в больницу, – сейчас Вера уже просто констатировала. Вытаскивала слова, скорее из памяти, чем из реальной себя. Говорила и даже сама удивлялась, откуда взялись эти предложения. Фразы без сил, без эмоций, без надежд. Игорь почти физически ощущал стремительно поглощающую Верину душу пустоту. – В больницу. С Яной плохо.

Игорь давно уже привык к странностям секретарши Вадим-Сана. Привык так, будто был лично знаком с ней, будто не Вера, а сам Игорь прожил все это время в доме Санов.

– Господи, неужели Яна не могла найти другого времени для обмороков?

– Причем здесь обмороки? Она ранена. Она… очень ранена.

– То есть?

– Яна бросилась под пулю. Хотела спасти Вадима. Закрыть собой. Бросилась. Закрыла за секунду до того, как Орлик нажала на курок. Это должна была быть я, понимаешь? Это моя работа… Броситься и закрыть собой. Это был мой долг.

– Вера, о чем ты?

Вера выдавала фразы короткими очередями. Игорь видел воображением, как у девушки дрожат губы.

– Шли переговоры. Все, в общем, было понятно. Мы с тобой блестяще раскрутили дело. Вадим говорил, что Громовой всегда любил эффектные действа. Поэтому настоял на этой финальной встрече. Орлики были уверены, что Вадим нужен для того, чтоб Громовой потешил своё самолюбие. Вон, мол, я какой: сам Вадим Сан на моих сделках секьюрити служит. Орлики считали, что Вадим проконтролирует получение денег, Громовой подпишет бумаги, нотариус, присланный Миленком, проследит, чтобы все было оформлено, как положено, и все разойдутся по домам. По крайней мере, мы считали, что Орлики уверены в этом.

Чтобы достроить из Вериных обрывков связный рассказ, Игорю приходилось напрягать все силы. Рассудок воспалился докрасна. Игорь почти физически ощущал, как внутри головы повышается температура. Но переспрашивать было нельзя. Вера могла сбиться и прекратить объяснения. Все понимаемое Игорь отдавал на дорисовки воображению, остальное – записывал в памяти для дальнейшего осознания.

Вера говорила, не задумываясь о воспринимаемости своего текста. Ей было важно выговориться. Обрисовать происшедшее словами. Хотя бы для самой себя.

– Обыскивал Горилл. Любых посторонних при входе в дом всегда обыскивали. Дань прошлому. Вадим сам остановил Горилла. «Дело не стоит такого форса. Оставьте гостей в покое. Это же дама!» Ошибался. Кто б мог подумать, что из всех возможных ошибок, Вадим Сан выберет именно роковую? Дальше было красиво. В кабинете делегацию поджидали мы с Громовым. Увидев меня и узнав, Орлики заметно начали нервничать. То я работаю в «Пробеле», то у Вадима… Непонятно…Их усадили, начали экзекуцию. Громовой молчал. Сверлил своим бессмысленным взглядом лоб Орлика и молчал. Говорил, как ни странно, Вадим. Было заметно, что происходящее забавляет его. Статус третейского судьи в деле подобного уровня казался ему детской игрой. Невинной забавой. Деньги, о которых шла речь, в былые времена почитались Вадимом за незначительные текущие расходы нескольких недель. Вадим Сан так и не привык к превратностям новой жизни. Возможно, это к лучшему, – Вера спазмами набрала в грудь новый воздух и, все же, сумев не расплакаться, продолжила, – Александр Орлик нервно теребил галстук, кусая губы. Его жена казалась владелицей безграничного самообладания. Вадим подробно объяснил Орликам, что сделка не состоится. Громовой, несмотря на договор о намерениях, отказывается продавать свою часть имущества за названную Орликами сумму. Громового устроят деньги совершенно другого порядка. Плюс компенсация за нанесенный ущерб. Или, может, г-да. Соучредители предпочтут решать вопрос через суд? Вадим подробно изложил, в чем обвиняются Орлики.

Тут Вера вспомнила о своем собеседнике и попыталась оживить голос. Вот, мол, до чего все наши искания довели. Такие последствия?! Это ж надо! Мы, мол, просто монстры! Вышло не слишком убедительно. Усмешка прозвучала истеричным всхлипом.

– Теперь ты понимаешь, зачем я должна была работать в «Пробеле»? Вадим решил перейти на мирные рельсы. В авторитеты-пенсионеры решил заделаться. Да только дел для его уровня здесь не бывает. Знаешь, термин такой «over qualification”? Чрезмерная квалификация для этого города, чрезмерная квалификация для этого бизнеса, чрезмерная квалификация для этой жизни… И болтался бы Вадим-Сан никому не нужным изгоем вместе со всей своей придворной свитой, с нами то есть. Как подводная лодка в степях Украины. Внушительная, но совершенно бесполезная. Но он, Вадим, был не из праздно болтающихся. «На первых порах и мелюзгой всякой поперебиваемся, а там, глядишь, и дорастет человечина до нашего пришествия», – он так рассуждал, я думаю. Поэтому сразу согласился сделку старого товарища подстраховать. Просто так. Для наработки опыта. И себе и товарищу. А может, рассчитывал в чем серьезном на Громового. Хотел иметь основания об ответной услуге попросить. Кто ж теперь разберет, для чего Вадим в весь этот мусор полез… Он и раньше ни перед кем ответ не держал, а сейчас, так подавно… В любом случае, Громовой, заподозрив неладное, когда Орлики согласились выкупить его долю фирмы, но предложили за это сущие копейки, решил привлечь Вадима к разбирательству. А Вадим, кто б мог подумать, согласился.

Игорь на миг отвлекся на собственные ощущения. Даже мертвый Сан не давал Критовскому покоя. Мертвый – тем более. В живом Вадиме Вера, возможно, смогла бы разочароваться, отказаться от своих категоричных воспеваний. А теперь? Теперь Вадим Сан станет для неё человеком-легендой, бессменным героем, указателем на Игорево несовершенство и несостоятельность.

«А ты, Критовский, однако, редкая сволочь» – нежно шепнул Игорю кто-то изнутри, – «Тут человек умер, а ты все х…ми меряться пытаешься! Сомневаешься, что у тебя потенции хватит труп переплюнуть… Нехорошо-о-о…»

От справедливости подобной самооценки Игорь резко разозлился и мгновенно пришел в состояние крайнего раздражения. В то самое, в котором с Верой говорить ну никак нельзя было.

«Не нравится, не смотрите!» –огрызнулся Критовский, мысленно обращаясь к Вере, – «Какой есть! Раз вам такой не подходит, так катитесь куда подальше… Все!»

К счастью Вера об этих Игоревых мыслях ничего не знала и говорила совсем о другом.

– Короче, – продолжала она уже без всхлипов, – Я предоставила присутствующим доказательства того, что Орлики нарочно устроили проблемы собственной конторе. Говорю же, мы неплохо поработали, Игорь. Мы молодцы.

– Да прям уж? – Игорь понимал, что не время, но удержаться от сарказма не мог, – Мы? Нет. Это ты – молодец. Ты всех так ловко использовала. Так тонко сыграла на моем расположении к Палюричу, привлекая к поискам.

– Я не играла…

– А почему же ты не объяснила мне, для чего участвуешь в расследовании? Почему не сказала напрямую?

– Я узнала об этом только вчера, – Вера нехорошо усмехнулась, – В этом доме исполнителей принято использовать вслепую. Как оказалось. После целой жизни работы, основанной на доверии. Вадим рассказал мне, для чего так пристально изучал «Пробел», только вчера. Сказал, что сделал бы это раньше, но необходимости не возникло. Мудрый Сан. Сильный Сан. Я и сама, без указаний, принялась копать в нужном месте. Естественно, все наши гипотезы я ему пересказывала. Просил говорить все, что я думаю о «Пробеле» – я и говорила… О контроле и предстоящей сделке я не знала. Меня не сочли нужным информировать… Бесчувственный, жестокосердный Сан. Теперь он мертв, и мне даже не на кого злиться… Не будем об этом.

– Не будем, – поспешно согласился Игорь.

Слова о том, что и у Вадима были кое-какие недостатки, привели Критовского в норму. Раздражение сменилось стыдом. Вере требовалась помощь, а он… Игорь растерянно замолчал. Недавний приступ ярости унес с собой все силы. Нужно было говорить, нужно было чем-то помочь, утешить, поддержать… Подавленный осознанием собственной паршивости, Игорь был не в состоянии вымолвить и слова.

– Предстояло решить, как достичь компромисса, – продолжала Вера, – Громовой не желал вмешивать в это дело своих бывших коллег из органов. К чему? Всегда успеется. Громовой ждал, что Орлики предложат какой-то разумный выход. Скажем, откажутся от какой-то части прибыли… Или таки купят «Пробел» и иже с ним, только по настоящей цене. В любом случае, оставлять деяния совладельцев безнаказанными Громовой не собирался. Нотариус, присланный, в общем-то, защищать интересы Орликов, заявил, что все это похоже на шантаж. Мол, или отдавайте свои заработки, или мы заявим на вас. «Заявляйте! Пусть государство разберется, виновны ли г-да Орлики!» Нотариус знал об общественном положении Орликов, но не знал о связях Громового. Поэтому распинался еще несколько минут, пока Александр Орлик жестом не попросил его замолчать. И вот тут Александра Орлик перехватила инициативу в свои руки.

Вера надолго затихла, пытаясь не упустить ни малейшей детали. Ей необходимо было выговориться. Переложить часть груза со своих плеч. Услышать что-то подбадривающее? Нет. Просто… Наказать себя. Сформулировать признание в слова. Вера знала, Игорь поймет, Игорь все поймет… И это будет высшим её, Вериным, самоистязанием.

– Орлик говорила… Всякое. Похоже, это был нервный срыв. Как у меня сейчас, да? Она кричала на Вадима. Кричала, что он низкий шпион. Мол, если считает, что все это просто так сойдет ему с рук, то ошибается. Что-то о том, что никто еще безнаказанно не мог разрушить планы Александры Орлик. «И никакие деньги и связи тут не помогут! Будет по-моему, я вам говорю!» В этот момент Яна занесла в кабинет кофе. Сейчас я понимаю, что догадалась о намерениях Александры тогда, когда их еще можно было предотвратить. Во время своего монолога, Орлик отчаянно рылась в сумочке. Я еще тогда заподозрила неладное, но кто-то внутри меня… теперь-то я знаю, кто… он заставил меня подумать, что Александра ищет носовой платок. Размазанная от слез тушь, искаженные криком черты сделавшегося вдруг безобразным лица, покрывшийся испариной лоб – всё это, в общем, свидетельствовало в пользу версии о платке. Но… и теперь это вспоминается совершенно ясно… на самом деле я прекрасно понимала, что достанет сейчас г-жа Орлик из сумочки. Яна тоже поняла. Хотя и не училась у Ромула. Хотя и не обязана понимать такое. Хотя и не взращена была в убеждениях, что высшее благо – отдать жизнь за служение. Яна бросилась заслонять собой Вадима за секунду до того, как Александра Орлик нажала на курок. Сейчас я пытаюсь утешить себя. Оправдываюсь, мол, никто не думал, что она выстрелит. Мы, мол, соображали, как успокоить эту истеричку, а не о защите Вадима думали… И вообще, если бы Яна не стала делать резких движений, Орлик, возможно, и не стреляла бы… Можно, конечно, такими отмазками купить себе кусок очищенной совести. Но вранье это все. Просто попытки выгородить себя. Правда звучит куда конкретней: заслонять собою Вадима должна была я. Это моя пуля сейчас у Яны в легком.

– Господи!

– Ценное замечание! – в интонации Веры Игорь моментально заметил нотки недавнего собственного раздражения. Впрочем, Вера тут же спохватилась, – Извини, я нервничаю… Не хотела язвить…

– Ничего.

– Орлик выстрелила еще три раза, прежде чем Ромул с Горрилом отобрали у неё пистолет. Вадим мертв. Я и пальцем не пошевелила, чтобы предотвратить это. Я – ничтожество, – Вера снова начала заводиться, – Я – трусливая дрянь! Понимаешь?

– Вера, успокойся. Перестань. Самобичевание – не лучший способ оплакивания близких.

– При чем здесь это?! Рано или поздно все мы умрем. Оплакивать нужно живых. Мертвым наши слезы не помогут. Я оплакиваю себя. Ту себя, которой никогда уже не стану. Ту себя, которой могли бы гордиться взрастившие меня. Ту себя…

– Опять этот пафосный категоризм, – простонал Игорь, прежде чем осознать, к чему может привести подобная фраза.

– Это все, что ты можешь сказать мне в качестве поддержки?! Что ж, ты прав. Я трусливая, категоричная дура. Чем более серьезными кажутся мне вещи, тем менее значимы они на самом деле. Ведь это из-за тебя я не кинулась спасать Вадима. Ты, тот самый Мой Внутренний Ты, не пустил меня под пулю… Приковал к полу любовью своей многопудовой, сладкими речами заболтал, мол, нам с тобой еще жить и жить, как же ж я без тебя останусь-то… Из-за боязни потерять тебя… тебя, а не себя… совершила я эту непростительную подлость.

Тогда Игорь еще не понял, насколько серьезно все это для Веры. Просто слушал. Не распознал, что пора бить тревогу. Не уловил момент, когда можно было еще вмешаться и спасти ситуацию. Впрочем, ведь Вера с самого начала разговора была настроена категорично. Позже Игорь утешал себя тем, что никакими вмешательствами не смог бы исправить ситуацию. И Верина откровенность в этом последнем разговоре, и неприкрытая беззащитность – всё это было ничем иным, как прощальным объяснением. Роковым признанием, после которого не возвращаются. После которого Игорь становился тем самым Вечным Укором. Но поначалу Игорь еще не осознал этого. Слушал несколько удивленный. Да что греха таить, даже польщенный и обрадованный. Она отказалась от своих принципов ради него!

– Ну почему же подлость, любимая? Ты и не должна бросаться грудью на амбразуру… Это не то испытание, которое ты обязана проходить… Ты ведь женщина…

Игорь и сам почувствовал, как гибнут его слова. Глупо, слащаво, мелко прозвучали они в сравнении с мощью терзающих Веру объятий самобичевания.

– А Яна?! – отныне Вера больше не слушала Игоря, – Яна не женщина? Ранимая клуша в заколочках, глупенькая пышка, и в тридцать лет засыпающая в обнимку с плюшевым тигром… Но она смогла! Она не струсила, как я. А я… Ведь единственное, за что я могла уважать себя, так это за вот такую вот искреннюю готовность к самопожертвованию… Чувствовала себя человеком. А оказалось… Трусливая дрянь, а не человек. Горилл говорит, мол, я попросту ничего не успела бы сделать… Это он мне в утешение. Сыскался утешитель. А Ромул молчит! Потому что все понимает, потому и молчит. Понимает даже, что это ты меня такой сделал. Ты – как болезнь. Просочился внутрь и лишил меня былой силы. Превратил в тряпку, в трусливое животное.

– Но ведь это нормально. Это любовь, Вера. Просто любовь, – отчего-то Игорь сегодня говорил только глупости.

– Ну вот! – Вера, то ли расхохоталась, то ли снова отдалась рыданиям, – Теперь во влюбленные дуры меня записали… Отчего бы и нет? Для такой, как я, сойдет статус, – тон Веры вдруг стал безгранично серьезным, – Пойми, я по-другому воспитана. Я – другая. Лучше вообще не жить, чем не мочь этой жизнью свободно распоряжаться. Чем иметь, что терять, лучше не иметь ничего вовсе…

– Вера, ты снова в плену у своих сказок…

– Сказки? Пусть сказки. Но это МОИ сказки. Никто ничего из меня не лепил, никто не влиял, никто не забивал голову и не ставил надо мною эксперименты. Я выбирала себе эти сказки и живу ими. А тобою жить не хочу! Это банально! И потом, не нравится, не смотрите! Какая есть! Раз тебе такая не подходит, так катись, куда подальше… Все!

Игорь так удивился схожести их с Верой формулировок, что даже забыл обидеться.

– Вера, успокойся, пожалуйста. Я не хочу катиться. Я хочу смотреть. Мне нравится…

– Нравится? Что? Что Вадим погиб, тебе нравится? Что я в размазню превратилась, нравится, да? Все ведь так верно складывается. Так «под тебя»! Ты хотел изменить мир. Что ж, вышло! Только мне все это совсем не нравится. Понимаешь? Я не хочу быть предательницей, не могу жить предательницей. Исчезни! Не хочу зависеть от тебя. Не хочу иметь тебя в своей душе.

А вот это было уже серьезно. Это было признание. Он, Игорь, не нужен. Он ограничивает свободу, мешает самовыразиться. Оставаться рядом с Верой, несмотря на этот факт, было бы слишком жестоко. Игорь понял, что действительно должен будет исчезнуть, и ощутил острый приступ жалости к себе.

Это предательство. Вера совершала легкомысленное предательство. Не по злому умыслу, а от юности. Внутри Веры, той самой Веры, которая проповедовала идею Настоящего, вдруг пробудилась глупая еще, не наигравшаяся в яркие атрибуты фальшивой свободы, девчонка. Рядом с этой, пробудившейся, Игорю не было места. Этой, пробудившейся, Игорь мог только навредить. Увы, путь к познанию истинных ценностей каждый должен пройти добровольно, осознанно и… в одиночку. Любое влияние извне может сбить ищущего с его личной колеи и навязать чуждые законы. Любое вмешательство – не позволительно. Игорь понял это совсем недавно. Лучше б не понимал.

– И потом, – продолжала Вера, – Неужели ты не понимаешь… после происшедшего, после сказанного сейчас мною… Все уже не может быть по-прежнему. Мы уже никогда не сможем быть близки. Эта смерть и моё падение… Они всегда будут стоять между нами. Я не хочу тебя больше видеть! Правда! Слышишь? Не молчи. Игорь, скажи, как нам быть? Мы докатились до мыслей, что друг без друга нам было бы лучше… Я хочу измениться. Стать другой. Не твоей, ничьей. Своей собственной. Начать с нуля. Вернуть себе самоуважение. Уехать. Туда, где обо мне ничего не знают.

«Не смогу же я жить с человеком, который знает обо мне ТАКОЕ. В этой семье моя репутация уже немного подпортилась, пойду, поищу следующую.» – вспоминал Игорь Верины самонасмешки и хотел, было, вмешаться. Напомнить, что ведь обо всем этом уже говорено ранее, ведь это же те самые комплексы, с которыми стоит бороться.

«От самого себя не убежишь!» – говорила когда-то Марийка. Тогда это казалось Критовскому пустой красивой фразой. Теперь же Игорь сам собирался прокричать эти слова.

Но кричать стало некуда. Телефонный эфир был плотно забит Вериной истерикой. Глупые бессмысленные приговоры один за другим хлестали Игоря по щекам, заполняя собой все пространство вокруг. Мешая дышать, запихивая обратно в глотку слова, молящие о примирении. Игорь задыхался. Задыхался, молчал и сходил с ума.

И даже сошел. Чуть-чуть. Странная улыбка заиграла на его губах. Торопливо отряхиваясь от грязных опилок настоящего, из заброшенного сундука памяти к Игорю тихо выбрались картины прошлых дней. Они несли с собой гармонию и покой. В отличие от Веры, они говорили о Главном. Игорь покорно отдался им. Он мысленно гладил любимую по мягким волосам, вдыхал запах своего смородинного наваждения, прижимал уже покорную Верину щеку к своей груди, шептал какой-то рифмованный бред… По крайней мере, это у него было. Воспоминания. Это у него никто не сможет отнять. Это уже не подвластно ни переломам судьбы, ни веяниям чьих-то недоброжелательных взглядов, ни вдруг просыпающимся у Веры потребностям в самоутверждении. То, что уже было – реально и незыблемо. Оно не предаст и не переменится. Игорю надоело бояться перемен. Он не хотел будущего, плевал на настоящее… Он прятался в прошлом.

– Молчишь? И правильно. Что здесь можно сказать? – а вот Вера жила в настоящем, – Все и так понятно. Нам нужно расстаться. Нам нужно расстаться навсегда. Я вычеркиваю тебя. Слышишь? Вычеркиваю. Хочу ворох новых друзей и настоящее дело. Без тебя. Прощай. Прощай и будь, пожалуйста, счастлив.

Игорь ничего не ответил. Он не слишком понимал смысл произносимых Верой слов. Само то, что слова – эти банальные, зарегламентированные кем-то чужим последовательности из звуков – могут всерьез изменить жизнь, казалось сейчас нелепицей. Короткие гудки в трубке лишь усилили это непонимание. Игорь сильнее прижал к себе Веру воображаемую, чтобы Вера настоящая не смогла забрать от неё ни капли.

Увы, это странное помешательство оказалось кратковременным. Грустная улыбка ушла вместе с ощущением реальности воспоминаний. Возврат к действительности привел с собой необходимость жить дальше. Сам по себе Игорь, может, еще отвертелся бы от этой надоедливой обязанности, но, как оказалось, Критовский был в доме не один. Чуткий надсмотрщик – телефон – отчаянно заголосил, едва Игорь, прищурившись, кинул невесть откуда взявшийся хищный взгляд в сторону распахнутого окна.

Без особого энтузиазма Критовский потянулся к трубке. Вера не позвонит больше. (Игорь знал это наверняка, осязал тем самым шестым чувством, которое нашептало когда-то о судьбоносности напряженного взгляда с виду обычной девочки-дизайнера). А на остальных звонящих было плевать. Вот так, всего за один разговор, из вершителя чудес и поверенного всех тайн, несчастный телефонный аппарат превратился в раздражителя. Неодушевленный хлам, мешающий спокойно распрощаться с реальностью.

– Критовский? – требовательно и приторно радушно поинтересовалась трубка голосом Главного Редактора.

Определять рост собеседника по телефону Игорь не умел, поэтому не знал, что несет с собой этот звонок. Впрочем, сейчас Критовскому уже ничего не было страшно. Отсутствие Веры несло с собой явные плюсы, – ничто не могло теперь всерьез задеть Игоря. Впрочем, ничто не могло и обрадовать его.

– Критовский, – послушно признал Игорь, наконец.

– Что с настроением? – тоном рабовладельца, обнаружившего, что недавно приобретенный слуга оказался бракованным, возмутился Редактор.

– Не ваше дело, – вяло огрызнулся Игорь, – На качестве работы профессионала настроение не отражается. К тому же я внештатник, и к вашим трудовым ресурсам имею отношение крайне косвенное…

Безразличие несло с собой вседозволенность. Игорь поддался, было, на её искушения, но вдруг вспомнил свой последний разговор с Редактором. В сущности, ведь, Главный оказался неплохим человеком. Неплохо было бы как-то загладить собственную резкость. Но Редактор больше не предоставлял Игорю слова.

– Думаешь, меня волнует только качество твоей работы? Дружеского любопытства, по-твоему, испытывать я не могу… Да? Вот это новость! Впрочем, ты почти угадал. Понимаешь ли, дабы у твой работы было хоть какое-то качество, необходимо прежде всего твое наличие. А оно превратится в отсутствие, если ты не оставишь интересовавшую тебя недавно тему. Я звоню очистить совесть. У меня душа за тебя болит. Это ж я насоветовал тебе вернуться к написанию книги… Понимаешь?

Факт наличия у Главного Редактора души показался Игорю крайне неправдоподобным.

– В общем, так. Поступила информация. Того господина, которым мы с тобой так интересовались, – убили. Подоплеки не знаю. Знаю только, что лучше тебе о своем интересе к покойничку помалкивать. Ты услышал?

Игорь, обрадовавшись праву голоса, открыл рот и тут же с клацаньем захлопнул его. Ответ Редактором не предполагался.

– Повторяю: увы, писать твою книгу сейчас нельзя. Даже праздно любопытствовать не стоит, не то, что открыто собирать информацию. Не в рядах милиции, так среди коллег покойного, интеллигентный, читающий человек найдется, тот, который тебе потом жизни не даст расспросами и подозрениями. Поверь мне, я в таких ситуациях кое-что смыслю. Убийства просто так не проходят. Имею в виду, убийства людей такого уровня, как Сан, – нечаянно произнеся фамилию убиенного, Редактор на несколько секунд замолчал, пыхтя и, наверное, настороженно оглядываясь, – Будут устраивать показное разбирательство. Будут искать козла отпущения, на которого можно будет все свалить. Просто, дабы репутацию свою не позорить. Такое случилось, а они виновного не нашли!!!

«Вообще, здорово. Один боится собственных работодателей, другой – мафиозных разборок, третья собственных угрызений совести. Мир сумасшедших! Людям нравится ощущать себя в центре событий, люди намеренно выдумывают себе массу опасностей. Выдумывают, боятся, переживают и гордятся собственными переживаниями. Я, мол, знаете, сколько уже пережил!»

– И прошу не считать меня психом! – продолжал Редактор, – Раз предупреждаю – значит есть основания!!! – а потом совсем другим тоном, словно сжавшись в комок, зашептал, – Я ведь именно в такое дерьмо во времена своей столичной карьеры влип. Писал с напарником про одну шишку. Без наездов, но и не слишком прогибаясь. Шишка поначалу не возражала: на тот момент ей лишняя реклама вполне уместна была. А потом возражать стало некому. Пришили мою шишку. А ко мне потом с разбирательствами пришли, не ты ли, мол? Хорошо, друган один выручил. Как прознал, что меня в козлы отпущения прочат, так и велел мне на дно слечь. А напарника моего… – Редактор издал тяжелый, совсем нередакторски искренний, вздох, – В общем, до сих пор простить себе не могу, что не предупредил его… Но мне, понимаешь, просто в голову не пришло тогда. Друган-то только про меня говорил. Тебе, мол, знаешь, что светит??? А про напарника молчал… Может не знал, может решил меня им прикрыть, – за несколько предложений состарившийся вдруг Редактор закашлялся и, видимо взяв себя в руки, заговорил относительно спокойно, – В общем, хочу предупредить тебя, Игорь.

– Спасибо. Не переживайте, напарника у меня нет.

Игорь мысленно отхлестал себя по щекам, за внезапно вылетевший сарказм. Вообще-то, должно бы жалеть Редактора, а не обсмеивать.

«Рассказать ему, что ли, кто на самом деле убил Сана? Ведь завтра об этом все равно раструбят все газеты… Нет. Не стоит. В свой срок узнает. А нет – значит, не судьба. Помучается своими страхами и забудет всё. Господи, я стал скрытым и замкнутым. Скрытым и скрытным. Как… как Вера раньше». Игоря вдруг посетила странная догадка. А ведь они полностью поменялись ролями… Восторженный распахнутый навстречу всему живому Игорь закончился. Сомкнулся удавом вокруг глубокой воронки собственной боли и шипит на весь мир. Баюкает ампутированную душу. А Вера? «Я хочу ворох друзей и настоящее дело…» Она выпила Игоря до дна, вобрала в себя его силу, его веру в людей, весь его стержень… Вобрала и исчезла…

«Главное, чтоб на пользу!» – отмахнулся Игорь от навязчивого ощущения обездоленности.

– Прощаю непростительное, – после долгой паузы выдавил из себя Редактор довольно холодно, – Списываю на юношескую черствость. Или на глупость даже.

– Я не хотел… Извините… Я немного… того.

В нелепом «того» Редактору предоставлялась свобода выбора. Как пожелает, так и поймет. Ничего неприятного для себя Главный пожелать не мог, поэтому Игорю извинение казалось исчерпывающим: смущенным и комфортным для собеседника. Собственное лицемерие ничуть не покоробило Критовского.

– Понимаю, понимаю… Такую задумку на взлете без крыльев оставили! Ты ведь, небось, и фабулу продумал и фактажем насытился…Что тут говорить. По одному голосу твоему сразу слышно – скис парень. А я ведь говорил тебе, не лезь на свободу. Я ведь предупреждал.

Нотки торжества в голосе сочувствующего покоробили. Унизили даже.

«Неужто и впрямь по моему голосу так легко считывается трагедия? Ну, уж нет! Не дамся! Жалеть себя не позволю!»

Редактор, тем временем, продолжал:

Знаешь, Критовский… Не нравишься ты мне. Работать с тобой невозможно. Хотя талантлив – это да… Не должен я такого делать. Себе же могилу копаю… Тебя в коллектив пусти – ты его вмиг разлагать начнешь… Но по-другому не могу. Видя твои сложности, предлагаю: возвращайся в штат. Это существенно. Коллектив, он, на самом деле спасает. Идиотизмом своим. Бюрократией бесконечной. Можно оценивать, кого ты лучше, к чему должен еще стремиться… Можно думать, что ты – как все…а значит, раз все в депрессию не впадают, то и ты не впадешь. Стая – она лучшее лекарство от душевных травм. Перед ней выделываться можно, тем самым самореализовываясь. Намучаешься весь день, «держа себя в руках», а потом домой приходишь – так тоскливо делается… Но в работе в коллективе есть свои плюсы. К вечеру ты устал уже настолько, что, несмотря на то, что тошно делается, блевануть не успеваешь – спать падаешь. А завтра снова играть свою роль… Времени на депрессию не остается. Возвращайся в штат, Критовский. Это серьезное предложение. Только у меня имеется парочка условий по поводу твоего поведения в коллективе…

Никаких условий Игорь выслушивать не стал. Бросать трубку было крайне невежливым, благополучно распрощаться представлялось невозможным… Игорь положил телефонную трубку на пол, и, стараясь не мешать Главному выговариваться, корректно оставил того наедине с самим собой.

В комнате Игорь все же подошел окну. Несколько минут, шутки ради, порассуждал о возможности выброситься. Отдаться захватывающему ощущению восторга от свободного падения, чтобы потом навеки перейти в собственность к блаженной пустоте… Это было бы слишком хорошо. На подобные упрощения он, Игорь, не имел ни малейшего шанса. Разбиться насмерть, скорее всего, судьба не позволит. Максимум – искалечиться и доставить массу неприятностей всем родственникам. Такого, конечно, не хотелось.

«И кому только в голову пришло называть целиком подвластное всемирному тяготению падение – свободным?» – фыркнул Игорь и отошел подальше от окна и от шальных мыслей. Чтобы не сойти с ума окончательно, нужно было немедленно придумать себе очередной смысл жизни. Сначала придумать, а потом убедить себя, что он вовсе не придуманный, а самый что ни на есть настоящий, рожденный самой природой, а не игоревой воспаленной потребностью в самореализации.

«Как странно, когда необходимость жить превращается вдруг в нуднейшую бессмысленную обязанность. Как грустно, что эту обязанность нельзя ни спихнуть на кого-то, ни заменить чем-то более приятным» – Игорь представил свою дальнейшую судьбу. Ежедневное одинокое вышагивание. Из осиротевшей пустой железобетонной коробки квартиры в очередную синтетическую кормушку бессмысленной работы.

И оседлав, оседлая, бытом его стегала.

«Где ты, большая, светлая?» – сердце не умолкало.

Игорь отшвырнул листик. Такие строчки можно было писать раньше. Теперь Игорь точно знал «где?» – в прошлом. И это убивало все надежды, мучило в сто крат сильнее, чем, если бы «большая светлая» не встречалась вовсе.

Критовский вернулся к телефону. Главный Редактор уже давно затих. Короткие гудки свидетельствовали о необходимости положить трубку на родное место. Слышать кого-либо не хотелось. Игорь честно собирался отключить телефон. Но на это попросту не хватало времени. Желающие сообщить свои колоссальные новости градом посыпались на Игоря. Опять зазвонил телефон.

– Кто говорит? Слон? – на этот раз Игорь, конечно, старался предстать прежним жизнерадостным Игорем.

– Нет, Гошик. Это я, – еще не отошедший от своей вселенской обиды Стас говорил серьезно и сдержанно.

«Или обижайся, или звони» – мысленно возмутился Игорь, вслух продолжая при этом вести вполне улыбчивый разговор.

– Извини, не узнал. Думал, Слон звонит. Как раз жду от него вымогательств.

– Каких вымогательств? Какой слон?

– Да так. Есть у меня один знакомый отец-одиночка. Вдобавок, слон. Постоянно вымогает у окружающих шоколада. Для сына своего.

– Ты о чем?

Возможно, задумавшись, Игорь и прекратил бы ёрничать. Но думать страсть как не хотелось. Кривляться оказалось приятнее.

И, все-таки, в отсутствии Веры имелась масса плюсов. Помимо уже обнаруженных, еще и то, что теперь можно было откровенно нести чушьь, изображая радостное настроение. Говорить глупые поверхностные бредни, не стыдясь. Не опасаясь, что такое поведение недостойно человека, взявшего на себя ответственность жить вместе с чистейшим и честнейшим в мире существом.

Игорю и самому было противно от примитивности своих шуток. Но «хочешь жить, – умей смотреться». Отныне Игорь желал выглядеть благополучным. Чтоб ни одна зараза не могла подкопаться, чтоб никому и в голову не взбрело жалеть или сокрушаться.

– Ты все прикалываешься, а я к тебе с серьезным звоню, – обиженно засопел Стас.

– И как он? – деловито поинтересовался Игорь.

– Кто?

– Ну, этот Серьезный, с которым ты звонишь.

– Прекрати! – оборвал Стас, – Лучше слушай. Отныне я свободен! Больше ничего не боюсь! Понял, да?

– Вот так совпадение. И я тоже. А ты-то чего?

Стас пропустил сарказм Игоря мимо ушей.

– Я тебе это говорю, Гошик, собственно, не из хвастовства. А потому что, раз я тебя во всю эту историю посвятил, то ты все равно напрягаться и нервничать из-за меня будешь. Так вот. Можешь уже не переживать. Дело сделано. Мы отыгрались. Ни Орлики, ни милиция нам больше не страшны. Не до нас им теперь. Я только что имел прелестную беседу с Миленком. После общего собрания, он отвел меня в сторону и просветил. Дело о нападении на «Пробел» замяли навсегда, заодно со всеми остальными проступками руководства. Там и без этого дела чернухи хватает. Ты рад за меня?

– Я просто счастлив, – заверил Игорь.

– Теперь о главном. Представляешь? Наша Александра убила Сана. Насмерть. Орлик отправил её лечиться. В клинику для душевнобольных. Им сейчас не до меня и не до того налета на «Пробел». Справедливость восторжествовала. Мы победили.

Стас говорил так, будто все случившееся было его личной, стасовой, заслугой. Раньше это забавляло бы Игоря. Теперь – раздражало.

– Поздравляю, – меланхолично сообщил он.

– Э, старик… Ты видно не понял еще. Сан убит. Понимаешь? Вера-то теперь… вдова.

«Ну вот, сейчас скотина-Стас начнет трепаться о моей личной жизни. Тем лучше. Отличный повод набить ему морду».

– То есть, я, конечно, все понимаю, – словно прочитав мысли Игоря, поспешил исправиться Стас, – Я только хотел сказать… Это… Ну… Передай ей мои искренние соболезнования. Ага?

– Ага. Если увижу – передам, – подчеркнуто холодно проговорил Игорь, пресекая любые попытки подвергать сомнению справедливость положительной репутации Веры-вдовы, – Сам понимаешь, у человека горе. Ей сейчас не до друзей.

– Понимаю. Все понимаю, – поспешно выпалил Стас таким мерзким тоном, что Игорь даже пожалел об отсутствии формального повода вызвать бывшего одноклассника на дуэль.

Положив трубку, Игорь тут же был вынужден снова хватать её. Ну что за день такой? Ждешь звонка, – телефон молчит. Не хочешь никого слышать, – звонят каждые три минуты…

«А потом позвонили зайчатки, нельзя ли прислать перчатки…»

Звонила Анюта. Тревожно стрекотала о грандиозном. В сущности, говорила все то же, что и Стас. Только много менее раздражающе. Констатировала факты, окрашивая эмоциональными всплесками именно их, а вовсе не собственную значимость. Миленок, мол, лизоблюд чертов, теперь решил подлизаться к коллективу. Провел собрание начальников отделов, выступал с пламенными речами. Сообщил, что у руководства компании серьезные неприятности. Александра Орлик, мол, от нервного перенапряжения заболела, совершила ужасное преступление, находится сейчас в психиатрической лечебнице. Александр Орлик, мол, весь в панике и беспокойстве о дальнейшей судьбе жены. Компания брошена на произвол судьбы и его, Миленка, здравого смысла. Так вот, ожидается кризис, к которому надо отнестись с пониманием. Необходимо быть готовыми переждать, перетерпеть, но работать и улучшать. Ждать, когда наладится, когда зарплаты возвратятся к прежнему уровню. При этом о происходящем, мол, особенно распространяться не стоит. А стоит делать вид, будто в компании всё благополучно. А кто не будет делать вид, того лично он, Миленок, перестанет уважать. «Можно подумать, я из его уважения ужин малой состряпать смогу. Что мне его уважение?» – секретно возмущалась Анюта. Прилюдно она, конечно же, как и все, внимательно слушала Миленка, серьезно кивала в ответ на его патриотические призывы, соглашалась переждать и перетерпеть. Потому что из уважения Миленка сварить не получится ничего, а вот от неуважения – все что угодно, «вплоть до внезапного увольнения на улицу, как было когда-то с Инкой из офиса.»

Анечка как все это узнала, так сразу побежала Игорю звонить. Уж он-то, конечно, имеет право знать о происходящем. Тем более, что «Пробела» это в первую очередь касается. Потому что «Пробел» отныне в полном ведомстве Громового будет. То есть вообще без Орликовского вмешательства. Орликам – торговля. Громовому – услуги. Офис общий, костяк коллектива общий, а сферы влияния – разные. Во как!

– Я, как начальник отдела кадров, подумала. Ты ведь со спецификой работы знаком, и со всякими другими спецификами… Ты ведь просто из-за Орликов ушел. Из-за личной своей неприязни к Александру. Так?

– Нет, – прекрасно понимая, что мнение Анюты его слова не изменят, Игорь все же ответил.

– Я прекрасно знаю, что «да»! – строго заявила начальник отдела кадров, – Так вот. Теперь этой преграды не существует. Возвращайся в «Пробел». Это тебе официальное предложение от фирмы. Громовой, я думаю, возражать не будет. А Миленок всегда на Критовсоком настаивал.

Игорь представил себе «настоянного на Критовском» Миленка и рассмеялся. О возвращении в «Пробел», естественно, и речи быть не могло. Нет. Ничего против нынешнего духа «Пробела» Игорь не имел. Но… Увы, этот дух был уже мал Игорю. Как классная детская одежда, втиснувшись в которую, взрослый человек рискует и сам стать посмешищем и одежду по швам распустить. Распускать нынешний «Пробел» Игорь не собирался. Кроме того, вдруг ожившие инстинкты самосохранения назидательно рекомендовали избегать пока посещения мест, прочно ассоциирующихся у Игоря с Верой.

– Спасибо, Анюта. Но я откажусь.

Сделалось очень интересно, как поведет себя начальник отдела кадров в этой ситуации. Ведь на этот раз не заметить наличия у очередной марионетки собственного мнения представлялось крайне затруднительным. Оказалось, для Анюты нет ничего невозможного.

– Нет, не откажешься! В тебе сейчас говоришь не ты. Говорит обида. А я хочу поговорить с нормальным Игорем Критовским. Не обиженным. Когда станешь таким, – перезвони. И кстати, это уже совсем между нами. Вадим Сан мертв. Александра застрелила Вадим Сана. Думаю, твое отношение к жизни значительно улучшиться, когда ты узнаешь эту интересную деталь. В общем, перезвонишь, когда опомнишься. Жду. Постараюсь пока придержать вакансию.

Возражения смысла не имели. Тем паче, что Анюта положила трубку. То ли обидевшись на мнимую обиженность Игоря, то ли испугавшись собственной откровенности.

«Надоели!» – не выдерживал уже Игорь, – «Своих жизней у них, что ли, нет. Чего в мою лезть… Больше не пущу. Даже просто слушать не стану. Вот уж действительно, уехать бы. Уехать бы туда, где обо мне никто ничего не знает».

Игорь наскоро смастерил в голове сказку. Дескать, решил это он, Игорь, уехать в СтрануГдеОТебеНиктоНеЗнает. Дабы зажить совсем по-другому. Дабы оставили в покое, не сочувствовали, не язвили, не советовали. Приезжает это он туда. Глядь, а там Вера. Точно. Она ведь в эту страну тоже мечтала переехать.

Инстинкты самосохранения – строгие цензоры – заставили воображение отставить сочинение подобных историй. Наличие следов Веры в мировосприятии Игоря отныне подвергалось строгим гонениям.

«А пойду-ка я прогуляюсь. И так, целый день дома просидел, телефон карауля» – на фоне общего абсурда мысль о прогулке выглядела вполне здравой.

Взлохматив волосы расческой и накинув ветровку (все-таки вечер уже), Игорь на цыпочках принялся пробираться к входной двери. Но телефон заметил. Задребезжал ехидно и требовательно. Не брать трубку – означало признать собственный страх перед этим надоедливым аппаратом. «А потом позвонил крокодил и со слезами просил…»

– Здравствуй, Игорь. Это Антон. Звонила Анюта. Есть новости. Это Веры касается.

И даже Антон туда же. Внезапно вспомнился другой такой же «отелефоненный», покрытый чужими «я думаю, ты должен знать» день. Это было до крайности глупо, до нелепого торжественно и до смешного серьезно. Это было в ту пору детства, когда оно уже кажется юностью. Это был день смерти Цоя. Узнав о гибели игоревого кумира (да, да, и даже гитару терзал вечерами под подъездом, и движения резкие перед зеркалом отрабатывал), все друганы и даже несколько девочек тут же думали: «А как же теперь Игорь?!». Телефон тогда звонил не переставая. Игорь был уверен, что принял в тот день даже больше соболезнований, чем обе жены Цоя. От этих бессмысленных звонков делалось тошно. Хотелось кричать: «Тут человек умер, а вы это, как удачную тему для трепа, воспринимаете! Как классный повод проявить собственную чуткость…» Хотя, в том возрасте Игорь еще не умел такое формулировать. Просто было тошно от соболезнований, и все. Прямо, как сейчас.

– Тоха, я все уже знаю, – обижать Антона не хотелось, поэтому матерился Игорь исключительно мысленно, – Меня просто достали уже этими известиями. Сильно достали…

– Бывает. Только еще новости есть. Ты такого не знаешь. Анюта предложила вернуться в «Пробел». Орлики там уже не начальство. Я согласился. Буду возобновлять прежние традиции. Ты?

– Пас.

– Зря.

Прощались так, будто навсегда. До этого разговора Игорь наивно полагал, что тяжелее на душе уже не будет. Без специальных объяснений Тоха наверняка не поймет игоревого «отступничества». А объяснять не было сил.

«Ну вот. Ни за что ни про что потерял авторитет в чьих-то наивных глазах. Обидно!»

Потом позвонила Жэкина мама, поинтересовалась местонахождением своего сына. Игорь даже удивился, почему она не сообщает о грандиозных новостях в семье Орликов. Но Жэкину маму волновал только Жэка. Это радовало и огорчало одновременно. Огорчало, – потому что Игорь не знал, где Жэка, и ничем не мог помочь привычно взволнованной женщине.

Потом позвонил Жэка и спросил, не искала ли его мама. Приготовившись выслушивать очередной рассказ о грандиозных новостях, Игорь облегченно вздохнул, когда Жэка, сославшись на массу дел, испарился с телефонной линии. Вздохнул и тут же ощутил дурацкую потребность немедленно перезвонить Жэке. Мол, «какие дела? Ты что от общих правил отклоняешься? Ты что, не знаешь, о чем сегодня говорить надо? Тут такие грандиозные новости, а ты…» С удовольствием констатируя, что, куда именно перезванивать Жэке – никто не знает, Игорь вдоволь насмеялся над собственным несовершенством.

«Кричал всем «дайте покою!», но впал в откровенное возмущение, когда и впрямь отстали. Точнее, когда и не начинали приставать… Прямо какая-то капризная барышня, а не Критовский…»

Самоирония, увы, не успела внести хотя бы шаткие зачатки гармонии в мысли Игоря. Её отвлекли. Позвонила Марийка. Помолчала, послушала нервные «Алло?!» Игоря и положила трубку.

«Размечтался! «Отстали!» Нет. Если от тебя что-то нужно, так всем одновременно…»

Игорь вдруг почувствовал непреодолимое желание поругаться. Он нехорошо ухмыльнулся и решил перезвонить Марийке.

«Вот сейчас и спросим, что нужно. Чтобы больше не лезли. Чтобы навсегда оставили в покое…»

– Ты звонила?

Долгая пауза. Слишком долгая, чтобы сохранить в тайне истинный ответ. Марийка поняла это и решила не лукавить.

– Да. Мне Стас все рассказал, – устало пробормотала Марийка. От этой её усталости разило совершеннейшей беззащитностью. Игорь, настроившийся непривычно агрессивно, споткнулся. Не решился набрасываться с разбирательствами на такую растерянную Марийку. – Я так захотела узнать, что ты теперь собираешься делать… Теперь ведь нет препятствий между тобой и этой девочкой. И что? Станешь воплощать свои утопические идеи о настоящей любви? Захотела узнать, а потом перехотела. По твоему голосу все и так слышно. Без лишних расспросов. Ты еще только говорил «Алло», а я уже знала, что ничего ты мне не ответишь. Кстати, хочу извиниться, – последние слова, чувствовалось, давались Марийке через силу, – Помнишь, я про то, что ты у них, у Санов, такой не единственный, говорила? Так вот… Врала я. Извини. Это что-то меняет? Впрочем, ты все равно не ответишь…

«Эх, Марийка. Глупая Марйика. Странная Марийка. Если б ты знала, насколько глубже стало теперь то препятствие, что разделяло нас с Верой… Насколько ни к месту сейчас твои признания…»

– Я угадала? Не ответишь?

В голосе Марийки сквозила неприкрытая надежда, необходимость ломать которую еще больше разозлила Игоря.

– А с чего я, собственно, должен отвечать? И потом, ты же обещала больше не молчать в трубку…

– Переживаешь, что это я звонила, да? – слова Марийки сочились горечью, Игорю же мерещился в них яд, – Надеялся, может она? Так?

– К счастью, тебя это больше не касается! – грубо оборвал Игорь и тут же опомнился, – Извини… Я, кажется, не в том состоянии, чтобы сейчас адекватно общаться. Мне не стоило тебе перезванивать…

– Игореш, что ж это? Ты ведь становишься злым.

Марийка оживилась, почувствовав пробой в колючей броне Игоря. Игорь уже жалел, что извинился. Так бы отстали, решив, что случай безнадежный. Отстали и всё. А теперь придется нотации выслушивать.

– Вспомни, ведь ты всегда призывал людей к искоренению своего внутреннего зла. Негативные эмоции отравляют планете атмосферу. Ты помнишь? Ведь ты же сам проповедовал когда-то…

Сделалось стыдно и грустно. Когда-то проповедовал. Когда-то, пока не столкнулся с настоящими эмоциями. С теми, что невозможно побороть.

– А теперь перестал. Перешел на другой уровень.

– Уровень чего? Что проповедуешь теперь?

– Ничего. И это на порядок глубже, чем то, что раньше. Между прочим, человеку свойственно испытывать раздражение. А раз так, значит это зачем-то нужно, – Игорь сказал просто так, но вдруг поверил сам себе. Почувствовал, что прав. Осознал, – Может, миру нужен негатив. В смысле и негатив тоже. Для равновесия, или еще для каких мирских нужд. Если он, негатив этот, не надуманный. Если он – не фальшивое желание выругаться или пожаловаться, самоутверждаясь, а самое настоящее ощущение полной омерзительности происходящего…

– В народе это называется депрессией, и от неё стараются излечиться, – Марийка, как всегда, упрощала, – Я серьезно. Попей таблетки, и все переменится…

– Ты про экстэзи, что ли? – не понял Игорь.

– Тьфу ты! Я серьезно говорю. Депрессия самолечению не подлежит. Обратись к врачам, тебе выпишут что-нибудь…

– Попей таблеток, и мир сразу покажется лучше, – задумчиво проговорил Игорь. Он больше не злился. Марийка говорила от чистого сердца. Действительно пыталась заботиться. Не её вина, что она не понимает. Увы, таблетками нужно кормить мир, – Понимаешь, проблема-то не во мне… Не я – мир болен. Наш мир очень-очень болен. А его к врачу не отправишь.

– Ты сегодня пил что-нибудь алкогольное? – вконец обеспокоилась Марийка.

Игорю резко расхотелось разговаривать. Еще несколько минут они с Марйикой приносили взаимные извинения. За беспокойство, за грубый тон, за затрагивание лишних тем, за папу, за маму, за Родину, за проезд…

Отключив телефон (да, Игорь признал собственную боязнь перед этим монстром и даже решил потакать ей), Критовский вырвался из затхлых раздумий о потерянном. Удивляясь, но постепенно подстраиваясь, Игорь ввалился в самую гущу благополучной размеренности воскресного вечера. Разноцветные силуэты возбужденно вышагивали по тротуару, обрывки чужих разговоров поражали беззаботностью, теплый воздух, плотно набитый весенними запахами, немного кружил голову. В общем, несмотря на события последних дней, небо не обрушилось на землю. Вера ушла, а город остался на месте.

Спящий город всегда был для Игоря лучшим лекарством. Бесцельно слоняясь по причудливо изогнутым переулкам центра, Игорь дожидался ночи. Времени, когда можно будет остаться один на один с Городом, ощутить его поддержку, вдохнуть его силу. Впустить в себя умиротворение. Мудрость, излучаемую видавшими и ведавшими всякое, величавыми постройками старинного центра.

Игорь думал о Вере. Что делает она сейчас? Как ощущает себя? А вдруг ей нужна помощь?

«Нельзя, нельзя, нельзя…» – нельзя было допускать в себя эти мысли. Нельзя было подчиняться собственной слабости и кидаться со своей навязчивой опекой. Каждый сам делает свой выбор. Вера захотела остаться одна. Это было решение – необдуманное, губительное, убивающее, – но решение. Игорь не имел права не уважать решение любимого человека. Игорю оставалось лишь смириться и надеяться, что ему хватит сил дожить до того дня, когда Вера осознает ошибку и сможет вернуться. Нет, не просто дожить (дожить легко, много сложнее умереть) – а дожить самим собой. Не очерстветь, не окуклиться, забившись в кокон собственных переживаний и обид, а дождаться, не растеряв по дороге желание любить.

«Она поймет. Должна понять, что мы нужны друг другу. Родные люди не расстаются. Что б ни произошло – мы вместе. На одной стороне. Родных людей не стыдятся…» – вдыхая вечернюю свежесть, Игорь анализировал происшедшее, – «Тем паче, чего стыдиться? Она ведь женщина – не бойцовая машина, служащая присяге. И это нормально, что она не бросилась под пули. А Яна бросилась… И это тоже нормально. Потому что, для каждой женщины существует лишь один такой мужчина, ради которого можно и под пули. Сан не был для Веры «тем самым, ради которого готова на все». А для Яны был. Никакого предательства Вера не совершала. Никаким принципам не изменяла. Поступала вполне в соответствии с законами мироздания… Она обязательно поймет это. Но, господи, где же взять мне мудрости, чтобы спокойно дождаться этого, ничего не испортив насильным вмешательством и поспешностью?!»

Постепенно мысли и чувства Игоря приходили в порядок. Вспоминая свое недавнее поведение, Игорь как-то недоумевал. Он ли это был? Психовал, обижался, злился… На кого? На ту, в ком видел единственное свое спасение. На ту, которую любил… Не руку помощи протягивал ей, пытаясь вытянуть из требовательных рамок прошлой жизни, а выдвигал эгоистичные ультиматумы… Смерть Сана, окончательно осознанная Игорем и признанная, как факт, убрала из мыслей Критовского главный раздражитель. Теперь Игорь мог рассуждать более или менее логично. Но теперь логично не могла рассуждать Вера.

«Я дождусь. Смирюсь с необходимостью этого ожидания. По инерции, на автопилоте, как угодно…Но дождусь. Буду пить таблетки от депрессии, работать над собой, в группу психологической реабилитации запишусь… Любую чушь сделаю, лишь бы не сойти с ума до того, как она вернется. Только пусть вернется, ладно?»

Усидчивостью и трудолюбием, смирением и мольбами Игорь пытался подкупить вечность. Молил выключить эту сверлящую, ноющую боль в глубине грудной клетки. Выключить и тем самым дать возможность не дергаться, оставить Веру в покое, не вмешиваться, оставляя ей свободу самостоятельного выбора. В то же время молил вразумить Веру, дать понять ей ценность истинных чувств, убедить вернуться…

Но вечность была неподкупна.

Подобно тому, как настоящее творчество не клюет на «червяка» мнимого усердия, так и судьба не «покупалась» на заверения в вечном послушании. Раз заслужил, – будешь отвечать. И никакие мольбы не выключат боль. Никакие попытки договориться не скостят срок.

Это Игорь понял, столкнувшись глазами с притаившимся в глубоких морщинистых расщелинах колючим взглядом Ромула. Верин наставник поджидал Игоря в дальнем от лифта углу лестничной площадки. Стоял, не шевелясь, и молча наблюдал, как Критовский, внезапно для самого себя решивший вернуться домой, выходит из лифта и, позвякивая ключами, лезет в замочную скважину. Почувствовав присутствие постороннего, Игорь обернулся и панический страх на миг парализовал его.

«Нет! Мир не может быть таким жестоким! Только не она!»

С хорошими вестями старик бы сюда не явился.

– Нет, – Игорь уже говорил вслух, – Ведь, правда же, «нет»? С Верой ведь ничего не случилось? Она ничего не сделал с собой? Правда? Я готов платить за все, но не такой же ценой… Она ведь жива?

Ромул на несколько мгновений утратил свою невозмутимость. Суровые черты лица вдруг поплыли, сделались обычными старческими и удивленными до предела.

– Вы, часом, крышей не поехали, молодой человек? – недовольно проскрипел Ромул и даже постучал себе костящками пальцев по лбу, для убедительности, – Надо ж такое придумать. Что одна, что другой…

Образ сурового аскета-наставника, нарисованный Верой, моментально развеялся. Игорь смотрел на ворчливого старика с восточными чертами лица, но совершенно родным, советским образом мысли.

– Фильмов вы бесстыжих насмотрелись, что ль? – пожал плечами старик, – Я к нему с просьбой, а он, оказывается, и сам немного «того».

На этот раз накидать любого угодного смысла в загадочное «того» предстояло Игорю.

– Нет-нет, что вы, я в порядке. Просто испугался за Веру очень. Да вы проходите, – захлопотал Игорь, – О чем вы хотели попросить. Я к вашим услугам…

Ромул не пошевелился, но отвечать начал.

– Поговорить надо. Тебе с Верой.

– Это она просила передать? – кулаками в стены грудной клетки затараторила надежда.

– Нет. Это я так думаю. Кроме тебя, на неё никто влияния не имеет.

В этот момент Ромул сделался ужасно похожим на Жэкину маму.

– А в чем надо влиять?

– Вера хочет уехать. Отказаться от всего и уехать. Это глупо.

– Отчего отказаться, куда уехать?

– А ты не знаешь? – старик прищурился. Игорь отрицательно помотал головой, – Раз не знаешь, значит, зря я сюда пришел. Извини. Значит, и ты уже не влияешь.

Старик развернулся и неспешно двинулся вниз по лестнице.

– Стойте! – в два прыжка Игорь оказался впереди Ромула, порезался о гневный взгляд старика, отошел с дороги и засеменил радом, – Может, влияния я и не имею, но знать должен. Поймите же… Остановитесь, объясните толком…

– Куда уезжает, – не знаю. Знаю только, что от своей доли наследства она в пользу Яны отказывается. А Яне той, между прочим, и так половина всего завещана. Жить будет безбедно до самой старости. Так и врачи, что оперировали, и нотариус, у которого завещание, говорят. Вере тоже часть наследства полагается… Зачем же добровольно в голодранцы идти?

Игорь не знал, что ответить. Он прекрасно понимал Веру.

– Видимо, Вера хочет начать все с нуля. Начать новую жизнь, избавившись от долгов предыдущей. Совсем избавившись, – неизвестно зачем начал оправдательную речь Игорь.

– У этой девочки всегда были странные представления о долге. И в этом моя вина. Не тому учил, не туда вел… Впрочем, вас, я так понимаю, это больше не касается…

– Она считает себя виноватой в смерти Сана. Думает, что должна была броситься вместо Яны. Думает, вы презираете её за то, что она не бросилась. Она очень дорожит вашим мнением о себе, – Игорь проводил Ромула до машины.

– Презираю?! – Ромул замер на несколько секунд, и забурчал себе под нос, – Мда… Действительно, странные представления о долге. Она что, телохранитель что ли? Сам виноват… Я во всем виноват… – потом снова обратился к Игорю, – Скажи прямо, ты сможешь её остановить?

– Если она что-то решила, её не следует останавливать, – Игорь неожиданно улыбнулся, – Сейчас ей так нужна самостоятельность… И это, наверное, правильно. Тяжело для меня, но нужно ей. Это верно…

– И для меня тяжело, – выговорил старик, болезненно морщась. Потом собрался и выдавил из себя решительное, – Но жить-то ей. Я умываю руки!

Говорить было не о чем. Взаимопонимание отдавало горечью. Вынужденная политика невмешательства несла с собой боль, которая ничуть не уменьшала своей тяжести от увеличения количества принимающих её.

Так они и стояли, соболезнуя друг другу взглядами. Скорбные, молчащие, торжественные. С умытыми напрочь руками…

* * *

Итак, Вера уезжает. Вера уезжает. Насовсем уезжает. Бросает все. И уезжает. Оставляет все Яне и уезжает. А его, Игоря, она кому оставляет?

Засыпая, Игорь вдруг понял, зачем было нужно сумасшествие сегодняшнего дня. Бесконечные звонки, чужие тайны, нелепые разговоры. Старина-телефон спасал хозяина. Намеренно не оставлял Игорю ни минуты для уединения. Потому что точно знал: тому Игорю, что только что узнал о непоколебимом решении Веры, наедине с собой оставаться нельзя. Бесконечные дерганья телефонных собеседников смягчили удар. Размыли во времени осознание безнадежности ситуации и тем самым спасли Игоря от…

«Сказание о том, как телефонный аппарат предотвратил самоубийство хозяина» – мелькнуло в голове у Игоря.

Потом подумалось, что предложение это сильно смахивает на название главы в романе. Да. Если бы Игорю взбрело в голову описывать сегодняшний день, то назвал бы он описание именно так. И взбрело. Через несколько минут Критовский уже воевал с музами за конкретные слова. Музы уверенно побеждали, не отдавая противнику ни крохи из своей собственности, не даруя ни единого «точного» предложения или меткого эпитета. Но Игорь не сдавался.

Так впервые Критовскому взбрело в голову писать книгу. Описание происшедших событий, являющееся, вместе с тем, посланием к Вере. Пусть знает, пусть вспомнит, пусть поймет… А, если нет? Тем более, нужно писать. Ведь не зря же все это было. Ведь нужно же, чтобы осталось в вечности хоть что-то от их любви. Игорь не умел менять судьбу, не умел также останавливать время… Но он умел запечатлять происшедшее. Заковывать обрывки воспоминаний в слова, удерживая их и не позволяя испаряться навеки.

Вы молчите! Вы там и не были!

Не любезно я соболезную.

Нет. Царапаю быль до небыли.

Чтоб не канула. Спорю с бездною.

Кроме того, написание книги позволяло Игорю во многом лучше разобраться самому.

Правда, реальности это занятие наносило непоправимый ущерб. Игорь ею попросту не интересовался. Телефон он так и не включал. На улицу не выходил. Строчил текст, как умалишенный.

И ведь главное, писалось! Понимаете, действительно писалось… Потому, что было зачем и о чем. С самого начала пообещав записывать одну только правду, Игорь ощутил теперь явное преимущество такого писательства. Не нужно было состязаться с творцом, охотиться за красивыми сюжетными ходами, мучаться над содержанием. Вспомнил, нашел слова, записал. В этом записывании Критовскому виделись теперь не столько технологии журналиста-профессионала, сколько его личный, Игоревский, долг. Долг перед Верой, перед теми, кто показал их с Верой друг другу, перед тем, кто создал тех, кто показал…

Не испытывая ни малейшего благоговения перед новым смыслом жизни Критовского, продуктовые запасы квартиры дерзко заканчивались, финансовые ресурсы бесчувственно отказывались пополняться самостоятельно, а желудок капризно требовал пищи…

* * *

Три дня спустя внезапное появление Жэки не позволило Критовскому помереть с голоду или окончательно сойти с ума в борьбе с ненавистным вдохновением (к тому времени уже «не писалось», слова оказывались малы вспоминаемым ощущениям, Игорь метался по квартире в бессильной злобе).

– О-о-о-о! – восторгу приятеля не было границ, – Да у тебя, дружище, запой! Игорь сидел на корточках в коридоре, подпирая затылком исписанную номерами телефонов стену. Жэка деловито сновал по квартире, не потрудившись даже снять ботинки. Возмущаться Игорь не стал, прекрасно понимая, что, разувшись, Жэка мог испачкать носки. Квартира как-то самопроизвольно превратилась в нечто ужасное. Игорю даже было её жалко. Квартире будто сделали аборт, выскоблили изнутри, очистив от любви Веры и Игоря, и теперь она осталась опустошенная, заброшенная, никому не нужная. У Игоря не было на наведение уюта сил и желания.

– Самый настоящий всеобъемлющий запоище, – продолжал Жэка делиться ощущениями от своего визита.

– С чего ты взял? – чтобы не молчать, поинтересовался Игорь.

– Не появляешься нигде… Да и видон у тебя соответствующий, – при слове «видон» Жэка отчего-то показал глазами не на Игоря, а на расставленные под умывальником пустые бултылки, – Эх ты, ушел в запой и не предупредил! Кто ж в такие приятные места без друзей-то ходит?

– Это давно было, – Игорь тоже показал на бутылки, – Сейчас если и запой, то творческий. Точнее, антитворческий, потому как никакого творчества в том, что мне удается сделать, я не наблюдаю… И ремеслом-то назвать нельзя, – Игорь спохватился, осознав, что жалуется.

– Это потому, что нахрапом берешь, – серьезно заметил Жэка, – Мысли вынашивать надо. А ты, еще не трахнувшись, уже рожать пытаешься…

Игорь вдруг ощутил, как рад визиту приятеля.

– Мне нельзя, – в тон Жэки ответил Игорь, – Мне сейчас ни секунды свободного мышления предоставлять нельзя. Мне чем-то занятым быть надо. А заниматься ничем не могу…

– Что за бред?

Жэка выглядел свежим и подтянутым. Новая работа явно была ему к лицу. Хотелось тоже чем-то «блеснуть», но ничего не получалось. По старой памяти, Критовский решил говорить Жэке правду.

– От меня Вера ушла, – Игорь попробовал это выражение на вкус. Противное. Отдает тухлятиной и пробивает на жалость к себе. Но ничего, пользоваться можно. Произносится, и ладно. Стоит закрепить произношение. – От меня ушла Вера. Собственно, уже давно ушла. Но я никому не говорил. Думал, это не на самом деле всё. Думал, еще сто раз переиграется. А недавно понял – ушла окончательно, – Игорю вдруг стало смешно от собственной беззащитности перед этим громоздким «окончательно». Нужно было спасаться. Немедленно писать. Те главы, где Вера еще есть. Те, где все еще хорошо…

«Стоп! При Жэке размазней быть нельзя!» – скомандовали изнутри.

Сработало основное правило ныне вспомненного инстинкта самосохранения: все болезное надо обсмеять для обеззараживания. Игорь скривил губы в гримасу малолетнего дегенерата и заставил себя расхохотаться.

– Навсегда ушла. Прикинь?

Жэка на миг почернел, но тут же включился в игру.

– Ой, горе-то! – Жэка по-бабьи запричитал, демонстративно обхватив голову руками, – Ой бедушки! Так мы с тобой, выходит, друзья по несчастью, да?

– В смысле? – Игорь опешил, – Тебя она, что ли, тоже того… ушла то есть?

– Хуже! – продолжал театрально сокрушаться Жэка, – Со мной она и не жила никогда… Как тяжело, а?

– Тебе-то что? – ничего не понимал Игорь,

– Вот то-то и оно… Ничего. Все они мне по барабану. А это еще хуже, чем если б какая была, да ушла. В любом случае, ты – один. Я тоже один. Отчего бы нам ни объединиться.

Жэка таки добился своего, обстановка разрядилась, Игорь искренне рассмеялся.

– Звучит как-то неприлично. Ощущение, Жэка, что ты меня жениться зовешь.

– Упаси Боже! Зову совсем по другому поводу. Раз оба мы с тобой одиноки… то есть, свободны совершенно… то выходит, общее горе у нас, дружище. У меня даже горестнее, да? Так скрепим же эту знаменательную трагедию…

Игорь представил, что сейчас снова придется пить, и почувствовал себя еще несчастнее.

– … развлекательным путешествием, – неожиданно закончил Женька.

– Чего? Каким путешествием?

– В Крым. А то ты тут совсем зачахнешь… И потом, мне на новой работе отпуск дали… Не должны были, но подарили. Представляешь? Я с одним «челом» просто поменялся. Тот хочет в конце лета на моря, а я сейчас… Эй, да оживай же ты!

Игорь почувствовал покровительственные нотки в тоне друга и невольно вспомнил, что еще недавно сам состоял при Жэке кем-то вроде опекуна. Как все-таки все изменилось. Бестолковый ранее Жэка оказался ныне здравомыслящим и дееспособным. А Игорь превратился в раскисшую тряпку…

– Как говорил Майк: «Здесь нас никто не любит, и мы не любим их». Пора менять обстановку. Сечешь? Если ехать без дам, то комфорт и прочие навороты нам не нужны. А значит, и стоить эта поездка будет всего ничего. Поехали! Развеемся, наберемся сил, выкрутимся… Ты мысли свои довынашиваешь. А не поедешь, я тебя силой утащу!

И утащил. Почти силой. Также силой оптимистичный Жэка таскал раскисшего Игоря по сумасшедше красивому, но безразличному Крыму. Силой же, спустя две недели, притащил обратно домой и отволок к себе на работу в издательство, которое как раз взялось производить на свет какой-то забавный журнал для подростков. Силой Жэка засадил Игоря за компьютер и заставил тарабанить десятком пальцев по измученной побоями клавиатуре. А потом, когда силы Жэки временно иссякли, выяснилось, что Игорь уже и сам привык. Ходить, писать, в конце концов, жить. Привычка жить закабалила Игоря, заставила считаться с собой, обязала действовать. И прожил наш Игорь с тех пор много-много лет. Дотянул до глубокой старости. В полсилы, в черно-белом, не волнующем более мире. Делая вид, что ныряет в него, но даже не пытаясь погружаться. Как тогда, когда якобы спасали Малого. Фальшиво, но жил. Не из азарта. Не от желания. Просто по привычке. А вредные привычки, как известно, почти неискоренимы.

* * *

Не читай, забудь, не придавай значения. Все это привиделось тебе. Ничего не было. Ничего не было написано. Ничего не было написано о тебе. Не было ни сказок, ни разрушивших эти сказки разочарований. Ни тщетных иллюзий, ни попыток исправить их безнадежную тщетность. И вообще, не было, ни тебя, ни меня, ни этой книги. Необходимо стереть из ощущений все обиды и поражения. Вычеркнуть претензии и мольбы. Очистить память от этого непосильного груза.

Надо же ведь и вправду умудриться дожить до старости.

PPS. Раз-два-три… Взмах волшебной палочки… Горечь уходит, память обнуляется, превращается в безразличный чистый лист.

Но, увы, непобедимым роком, неподвластным времени и волшебству диагнозом, на белой глади листа неукоснительно проступают насмешливые слова приговора: Я люблю тебя.

* * *

– Вам просили передать, – от излишней официальности доброжелательная интонация официантки казалась Игорю какой-то вымученной.

– Кто, простите? – засуетился Жэка. В планы Жэки-организатора, анонимные подарки Автору не выходили. – Кто просил передать и почему я об этом ничего не знаю?

– Пара из-за дальнего столика, – дисциплинированно ответила официантка, – Ой, девушка уже куда-то отошла. Вон тот джентльмен в бежевом пиджаке.

«Какая разница кто?» – Игорь тоскливо смотрел на запотевшую бутылку вина, выглядывающую из-под ослепительно белого вафельного полотенца официантки. Само полотенце вызывало у Игоря значительно больше подозрений, чем неожиданный подарок, – «Передавать Автору, на презентации книги которого присутствуешь, выпивку – вполне распространенное среди современных читателей явление. Спасибо, что «Мурку» сыграть не просят. А вот полотенце вызывает массу вопросов. По-моему, настолько белого цвета в природе вообще не существует…»

В последнее время Игорь стал ужасным ворчливым снобом. В подношении марочного вина мерещилась ему унизительная подачка, в выборе высокопробного ресторана местом презентации – излишняя помпезность, в любопытных взглядах и скоплении народа – фальшь и лицемерие.

– Игорь, ты это видишь?! – Жэка крепко сжал локоть своего подопечного, – Немедленно посмотри. Вот это сюрприз!

Из-за дальнего столика, широко размахивая руками, навстречу Игорю с Жэкой улыбался своим шестидесятизубовым улыбищем настоящий Вась-Вась.

– Палюрич!!! – Автор, чуть не опрокинув свой столик и чудом не налетев на шарахнувшуюся официантку, кинулся здороваться. Ворчливый сноб моментально умер, уступая место прежнему Игорю. Жэка распорядился, чтоб Вась-Вася «переселили» за центральный столик.

– Читал твою книжку… Услыхал о презентации, решил зайти. Ну, ты даешь! – весомо отрецензировал игоревское творчество Палюрич.

– Понравилось? Мне было бы приятно… – ловя себя на заискивающей интонации, поинтересовался обычно сдержанный и циничный Автор.

– Ну, не то чтобы, – лукаво улыбнулся Вась-Вась, – Ты же знаешь, я романы не люблю. Они для меня слишком уж романтичные… А вот меня ты раскусил лихо. Все, что я думал, ты прямо в точности отобразил. Как телепат. Да и вообще здорово… Что книга вышла, что такое вот празднество в её честь происходит, – Вась-Вась огляделся.

– Это не я, – поспешил откреститься от всей этой шумихи Игорь, – Это Жэка. Он на рукопись у меня в компьютере наткнулся – и пошло поехало. Он у нас теперь крупный менеджер. Шел в издательство системщиком, да не утерпел, опять к продажам вернулся. На этот раз он воротила издательского бизнеса. Раскручивает авторов своего издательства. На мне вот эксперементирует…

– Всего лишь скромный литературный агент, – с достоинством отрекомендовался Евгений, и тут же начал приставать к Палюричу с коммерцией, – А сами вы, часом, ничего не пишете? Если что, мигом раскрутим. У нас уже та-а-кие связи. А у вас? Если есть через кого, то можете вы нас раскручивать, а то нам этот город уже мал становится…

Всего этого Игорь уже не слышал. Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Игорь отвернулся и потерял связь с действительностью. Вера не подходила. Сидела за тем самым столиком, откуда только что ретировался Палюрич, и напряженно всматривалась в Игоря.

– Здравствуй, – Игорь и сам не заметил, как пересек банкетный зал и оказался рядом с ней, – Почему ты не подходишь?

– Боюсь, – глаза Веры светились, кажется, она и впрямь была рада встрече, – Ты про меня такого понаписывал… А я вот Палюрича вот на презентацию вытащила. Твой метод применила, на всех остановках района объявления развесила, и мне Галина перезвонила. ВасьВась уже не прячется. Он полностью обелен во всей этой истории. Не появлялся просто оттого, что не знал, где всех искать… Я его еле откопала. Знала, что тебе будет приятно. А сама вот подходить боюсь. Зачем? Все равно в самый ответственный момент ты вдруг онемеешь и ничего не сможешь сказать.

– Тогда я напишу. Осознаю и потом напишу…

– Потом – это слишком долго, – Вера поднесла к губам высокий бокал с вином, – Впрочем, это неважно. Важно другое… Ты снова пишешь. Поздравляю с выходом книжки.

– Подожди, – Игорю ужасно хотелось отвести в сторону бокал, закрывающий часть Вериного лица. Ему хотелось видеть лицо всё, изучать в мельчайших подробностях, вспоминать, – Скажи – ты что, вернулась, да?

Игорь сначала спросил, а потом осознал истинный смысл своего вопроса. Осознал и ужаснулся содеянному. «Никогда не задавайте вопросы, ответы на которые боитесь услышать». Игорь боялся. Он вдруг отчетливо понял, что единственным способом вернуть им с Верой взаимопонимание, было написать эту злополучную книгу. И понял еще, что знал об этом изначально, и что писал, исключительно ради этого. Ради того, чтобы Вера поняла, наконец, откуда бралась это душащая невозможность что-либо объяснить. И вот, Вера прочитала. Поняла ли? Важно ли это ей сейчас? Меняет ли понимание что-то в их судьбах? Сейчас от Вериного ответа зависело настолько много, что Игорь уже даже не хотел его слышать.

– Извини, – Игорь отвел глаза, – Я о чем-то не том спрашиваю…

Игорь очень боялся. Оказалось, зря.

– Да, – Вера говорила предельно серьезно. Глаза её снова стали глазами существа из другого мира. – Я вернулась. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я говорю.

И мир снова сделался красочным.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg