«Смертный приговор»

Томас Уолш Смертный приговор

Итак, что же у них в активе? Факт номер один, пожалуй, самый важный, во всяком случае, самый неопровержимый из всех, — тело убитого, некого Карла Сойера, пожилого аптекаря, добропорядочного, респектабельного джентльмена. Факт номер два, с которым, как правило, сопряжена наибольшая потеря нервных клеток, — привлекательная блондинка, скорее всего, вдова убитого, которую Кочран и Макрейнолдс, прибывшие на место преступления, застали надрывно рыдающей над телом мужа. Факт номер три, сразу же и бесповоротно прояснивший полицейским всю картину преступления, — разоренный кассовый аппарат. И, наконец, факт номер четыре, настоящая головная боль для любого сыщика, — лавка, до отказа забитая возбужденно галдящими соседями.

Поначалу складывалось впечатление, что все они просто сгорают от нетерпения поделиться с Кочраном крайне важной для следствия информацией. Однако после того как он опросил присутвующих, выяснилось, что лишь четверо смогли сказать что-то определенное. Миссис Сойер и случайная покупательница по имени Элен Морисон находились в лавке в тот самый момент, когда раздались выстрелы. Двое других, супружеская пара, успели заметить, как какой-то неизвестный мужчина выскочил из аптеки и стремглав бросился к машине, припаркованной чуть поодаль в густой тени деревьев. После некоторых препирательств супруги даже сумели прийти к единому мнению касательно внешнего вида машины, сообщив пару важных деталей, могущих облегчить поиск транспортного средства. Что же до четвертой свидетельницы по имени Элен Морисон, то эта стройная темноволосая девушка с умными карими глазами держалась весьма настороженно. Но говорила она взвешенно и довольно подробно обрисовала портрет убийцы.

Девушка рассказала Кочрану, что минут двадцать назад, когда она вошла в аптеку, незнакомец стоял напротив мистера Сойера, чуть левее кассового аппарата. Мужчины стояли так близко друг к другу, что поначалу покупательница решила, что это какой-то приятель аптекаря, который зашел к нему перекинуться парой слов. Но в этот момент незнакомец резко отвернулся, и девушка увидела, что покупатель чем-то сильно напуган. Он мельком взглянул на нее и тут же дважды выстрелил в мистера Сойера. При этом левой рукой он стал лихорадочно шарить в кассе. По словам свидетельницы, нападавшему не больше тридцати. Худощавый блондин с острым, несколько выступающим вперед подбородком. В первое мгновение девушка просто остолбенела от ужаса, что вполне естественно в подобных обстоятельствах. Но поскольку она запомнила в наружности убийцы пусть и немногое, но именно то, что нужно, Кочран был склонен отнести ее к разряду наиболее важных и надежных свидетелей.

Супруги, которые могли видеть убегавшего незнакомца только сбоку, оказались единственными свидетелями, запомнившими его машину. По их словам, это был черный или темно-синий седан с вмятиной на правом заднем крыле. Жена утверждала, что на мужчине были коричневый костюм и такого же цвета башмаки. По мнению же мужа, незнакомец был облачен в серую спортивную куртку и широкие брюки. Они оба подтвердили слова Элен Морисон: да, действительно, мужчина был без головного убора, и у него светлые волосы.

Между тем Макрейнолдс изо всех сил старался привести миссис Сойер в чувство, а затем допросить ее. Увы! — обе попытки не увенчались успехом. Женщина, судя по выражению ее лица, абсолютно не понимала, кто такой Макрейнолдс и чего он от нее хочет. Она лишь молча трясла головой, тупо уставившись на инспектора полиции в состоянии полнейшей прострации. Кочран велел оставить несчастную в покое. В конце концов, вся информация, необходимая для поиска преступника, у них уже есть. Им известен приблизительный возраст мужчины, они знают особенности его телосложения и внешности. У подозреваемого — недорогой седан с вмятиной на крыле, он вооружен, и, скорее всего, у этого типа богатое уголовное прошлое.

Итак, оставалась самая малость — вычислить преступника и задержать его. Для начала они с Макрейнолдсом прошерстили все последние сводки и полицейские донесения по городу. В результате образовался круг из нескольких потенциальных подозреваемых. Все они были доставлены в полицейский участок, но после подробного собеседования с каждым задержали лишь четверых. А еще через два дня миссис Сойер, истерично рыдая, с первого же взгляда опознала в одном из четверки убийцу мужа.

Супруги согласились с показаниями миссис Сойер, хотя, по мнению Кочрана, они не могли видеть и половины того, на чем так убежденно настаивали. Однако Элен Морисон отказалась поддержать остальных. Собственно, она была единственной свидетельницей из всех, кто тогда, на месте преступления, показался Кочрану не просто вменяемой, но и человеком, словам которого можно доверять. На опознании она заявила, что мужчина, которого ей показали, да, немного похож на того, кто стрелял в аптеке, но не более того. А потому она совсем не готова показать под присягой, что именно этот человек — убийца. Может, да, а может, и нет. Во-первых, тот мужчина был постарше. Да и ростом он был повыше. Этот же… он совсем не такой, заключила она с виноватым видом и неуверенно покачала головой.

Макрейнолдс уже начал терять терпение, слушая пустые разглагольствования девушки. Зато Кочран отлично понимал, почему миссис Сойер так решительно указала на преступника. Да после такого потрясения, когда у тебя на глазах убивают собственного мужа, любой на ее месте с готовностью ткнет пальцем в первого же встречного, предъявленного ему для опознания, с ходу признав в нем убийцу. Вот почему он не спешил с окончательными выводами, продолжив обычную рутинную работу, дотошно проверяя и перепроверяя все имеющиеся в их распоряжении факты.

Факты же были таковы: парень, которого опознала миссис Сойер, угрюмый неразговорчивый увалень по имени Джонни Палика, работал вторым водителем на грузовике. Его ситуацию усугубляло то обстоятельство, что в прошлом у подозреваемого уже случались приводы в полицию. В настоящее время Палика проживал в доме замужней сестры, и у зятя действительно имелся недорогой седан черного цвета, на заднем крыле которого имелось несколько глубоких царапин. В тот злополучный четверг шурин разрешил родственнику воспользоваться машиной, и Джонни укатил из дому рано вечером, а вернулся далеко за полночь. На вопрос Кочрана, где он был и что делал, парень с явной неохотой ответил, что просто катался по городу. Вместе с девушкой. Чем занимались? А чем занимаются, когда в машине девушка? Сами знаете. Тогда зачем спрашиваете?

Подружка Джонни была единственной, кто подтвердил слова Палики. Однако девушка была признана заинтересованным свидетелем, и ей не очень поверили. Зато трое других свидетелей без колебаний опознали в Палике убийцу. Причем двое из этой троицы узнали и седан. Правда, оставалась еще Элен Моррисон. Но она никак не могла определиться с окончательными выводами. Ее показания на суде звучали робко, держалась она неуверенно, все время путалась, сбивалась, а потому не сильно повлияла на мнение судьи. Присяжные признали молодого человека виновным и вынесли ему смертный приговор. После суда Кочран стал по непонятным для себя причинам избегать общения с инспектором Макрейнолдсом, а в один прекрасный день сделал весьма неприятное открытие, которое буквально повергло его в шок. Оказывается, коллега тоже всеми правдами и неправдами старается не встречаться с ним.

Что ж, будучи профессионалами, они оба прекрасно понимали, что далеко не всегда стоит доверять результатам опознания. Тем более, когда в нем участвуют свидетели, пребывающие в состоянии сильного нервного возбуждения и стресса. А потому, каждый из них в глубине души знал, что в деле Джонни Палики не все так безупречно, как может показаться на первый взгляд. Впрочем, в разговорах они старательно обходили столь болезненную тему. В конце концов, приговор и все остальное — это уже не по их части. Говорить — не говорили, но помнили о деле оба. А потому, когда в начале марта, часов около трех дня в кабинете Кочрана раздался звонок, то он ничуть не удивился. Всем своим нутром он чувствовал: рано или поздно такой звонок обязательно последует.

— Ты помнишь ту свидетельницу? Ее фамилия Морисон, — услышал он в трубке спокойный голос Макрейнолдса. Пожалуй, голос был слишком спокоен. — Ну, ту самую, которая все никак не могла определиться со своими показаниями.

— Кого-кого? — переспросил Кочран, хотя на самом деле он, конечно же, прекрасно помнил Элен Морисон. Просто не хотел, чтобы Макрейнолдс думал, что вся эта история с Паликой его по-прежнему волнует. — Ах, да, припоминаю, та девушка… нерешительная такая, — он энергично потер подбородок. — А что стряслось? С ней что-то случилось?

— У меня для тебя потрясающая новость, старина! — флегматично изрек Макрейнолдс. — Девушка только что сообщила мне, что Палика — совсем не тот парень, который прихлопнул аптекаря. Говорит, что сейчас она уверена в этом на все сто. Так что, Рей, давай подтягивайся к нам. Да поживее… Судя по всему, мы с тобой по уши в дерьме.

Кочран поймал такси и помчался в полицейское управление. Он нашел Макрейнолдса в кабинете на втором этаже в обществе Элен Морисон и еще какого-то суетливого молодого человека по фамилии Уилсон. Как выяснилось, он представлял окружную прокуратору. Наверняка какая-то мелкая сошка, решил про себя Кочран, бросив неприязненный взгляд на представителя прокуратуры, который проинформировал его о том, что вчера вечером на Третьей Авеню перед входом в бар под названием «Клеверок» мисс Морисон видела или, во всяком случае, считает, что видела человека, который убил Карла Сойера. Она абсолютно уверена в этом, сухо добавил Уилсон, потому что парень отвернулся и посмотрел на нее точно таким же взглядом, как тогда в аптеке. Мисс Морисон полагает, что он вряд ли узнал ее. Однако когда минут через десять она вернулась в бар в сопровождении полицейского, незнакомца уже и след простыл. Бармен не смог вспомнить о посетителе ничего, что представило бы интерес для следствия. Вот, кажется, и все, завершил свой рассказ Уилсон. В комнате повисло тягостное молчание.

Кочран надеялся, что первым его нарушит Макрейнолдс. Тот был бледен, и вид у него был какой-то пришибленный. Кажется, он тоже надеялся, что первое слово скажет Кочран.

Наконец Кочран не выдержал затянувшейся паузы и вполголоса пробормотал: «И что с того?» Затем уселся на край стола, слегка сдвинув шляпу на затылок. Так он сидел некоторое время, водрузив руки на колени и сосредоточенно покусывая верхнюю губу.

— Вот и я о том же, — с готовностью отреагировал прокурорский клерк, будто Кочран только что изрек нечто весьма глубокомысленное. — Все просто, как дважды два. Вчера вечером мисс Морисон случайно встретила мужчину, который показался ей похожим на нашего друга Палику. И тут же …

— Мы ни за что не найдем этот чертов пистолет, — нетерпеливо перебил его Кочран.

— Само собой! О, если б нам так пофартило! Хотя удалось же нам убедить присяжных и без него. Так что не вижу …

— Одну минуту! — загрохотал вдруг возмущенный голос Макрейнолдса, и слова полились из него неудержимым потоком. — Кто, в конце концов, несет ответственность за парня? Вы, уважаемый, или мы с Кочраном? Да знали бы вы, сколько нервов стоила мне вся эта тягомотина! Впрочем, черт с ними, с нервами. Не о том речь! Не нравится мне дело Палики, вот что. И с самого начала не нравилось!

Надо же, как разошелся, подумал про себя Кочран, самое время подставить ему плечо. Он убрал правую руку с колена и некоторое время молча разглядывал свою ладонь, а потом решил, что, пожалуй, напряжение можно усилить.

— Мне в свое время приходилось наблюдать, как одна истеричная дамочка, очень похожая, кстати, на миссис Сойер, опознала преступников в двух копах. Ребят посадили на опознании, чтобы заполнить свободные места, а в результате… Супружеская пара, да они просто согласились с потерпевшей. Такие, как они, всегда соглашаются со всем, что скажет первый свидетель. Думаю, Мак прав. Давайте-ка проанализируем все факты еще раз.

Элен Морисон, которая заметно нервничала, но всем своим видом демонстрировала, что отступать от своего она на сей раз не намерена, бросила на него благодарный взгляд и тихо сказала:

— Спасибо. После ваших слов мне стало немного легче. Вы помните, я говорила на суде, что человек, который стрелял в мистера Сойера, именно его я видела вчера вечером на улице возле бара, этот человек старше того, которого вы арестовали. К тому же, он не такой плотный и повыше ростом. Все это я рассказала судье, но мне не поверили, решили, что я сама толком не знаю, о чем говорю. А я просто не была уверена до конца и все время сомневалась: он — не он. Зато сейчас у меня нет и тени сомнения. Я готова хоть сто раз повторить: да, это — тот человек. А потому я настаиваю, я требую, чтобы вы предприняли действенные меры по задержанию преступника.

С лица прокурорского клерка мгновенно сбежало раздражение, и вид у него стал предельно серьезным и сосредоточенным. После короткого обмена мнениями было решено: первое, что они могут сделать, чтобы провести качественное дознание и окончательно определиться по дальнейшей судьбе осужденного на смерть парня, — это дать Элен Моррисон возможность еще раз увидеть Джонни Палику. Пусть рассмотрит его как следует, а потом скажет свое веское слово. Позвали лейтенанта, который благоразумно исчез из кабинета на время разговора. Тот, в свою очередь, созвонился с начальством в городе, а начальство дало соответствующие указания капитану Муни.

На следующее утро в половине девятого Кочран с девушкой прибыли в тюрьму, которую он уже мысленно успел окрестить как «это место». Инспектору было явно не по себе от мысли, что с минуты на минуту они окажутся в «этом месте». Капитан Муни уже поджидал их. Мужчины обменялись рукопожатиями и перекинулись парой слов. Муни искоса посмотрел в сторону Элен Морисон, но лицо его было непроницаемым. Из комнаты для посетителей они вместе с капитаном вышли в коридор с огромными зарешеченными окнами.

В сопровождении двух охранников в форме они отправились дальше. Остановились перед стальными дверями, которые оказались незапертыми изнутри, подождали несколько секунд, вошли и оказались перед следующей дверью, такой же массивной и устрашающе огромной. И снова ждали, пока за ними закроют и запрут на замок ту дверь, через которую они только что прошли.

Потом были еще другие двери, множество дверей и множество охранников. Их вели по каким-то длиннющим коридорам, они миновали тюремный дворик и, наконец, остановились перед корпусом, стоящим несколько на отшибе. Кочрану не надо было объяснять, кого именно содержат в этом здании, и он нервно облизал губы, входя в корпус, предназначенный для смертников. Он даже не взглянул в сторону Элен Морисон. И вообще не сделал ни малейшей попытки заговорить с нею.

Они остановились на пороге комнаты. Она была такой же угрюмой, как и все остальное в этом здании: стены, выкрашенные грязновато-желтой краской, коричневые плинтусы. Дешевый деревянный стол, на котором валялась измазанная чернилами промокашка, рядом пустая пепельница. Два стула, одно окно, слепящий свет откуда-то с потолка. В комнате Кочран явственно ощутил чье-то присутствие: какой-то незримый дух витал в этих стенах, словно поджидая его, Кочрана. Впрочем, он знал, что за духи его караулят здесь. Духи возмездия, вот кто. Ведь, по сути, они упекли за решетку невинного человека и обрекли его на смерть, разве этого мало? Да, это они с Макрейнолдсом во всем виноваты, только они. Он решительно переступил порог комнаты.

Элен Морисон осталась в холле. О том, чтобы девушке разрешили поговорить с Паликой, не могло быть и речи. Ей лишь предоставили возможность посмотреть на него через скрытое отверстие в двери, которое расположено прямо на уровне глаз. Капитан Муни вошел в комнату следом за Кочраном, молча глянул на него и вышел через другую дверь. Оставшись один, Кочран почувствовал себя еще более скверно. Звенящая тишина и резкий свет действовали на нервы. Так прошло несколько минут. Ему они показались целой вечностью. Наконец во внутреннем коридоре послышались шаги. Кочран засунул руки поглубже в карманы и, собравшись с духом, повернулся лицом к двери. По крайней мере, внешне он должен быть готов к встрече.

Вошел Муни.

— Все в порядке, — обронил он будничным тоном и добавил: — Входи, Джонни. Ты ведь помнишь Рея Кочрана, не так ли?

Кочран выпалил первое, что пришло ему на ум.

— Конечно, помнит! — воскликнул он чересчур экспансивно, чувствуя, что губы его стали непослушными и вязкими, как тесто. — С какой стати ему меня забывать? Проходи, приятель! Садись. Ну, как дела?

Он приготовился обменяться рукопожатием с арестованным, но в самый последний момент неловко опустил руку, увидев, что Джонни Палика, судя по всему, не узнал его. Парень начисто забыл о существовании инспектора за месяцы, проведенные в тюрьме. А потому тональность, которую решил избрать Кочран для разговора с осужденным, строго официальная, но доброжелательная и не лишенная приязни, показалась ему страшно глупой и откровенно фальшивой. Да и не нужно было в разговоре с этим человеком, смотревшим на него с видом затравленного животного, держаться с официальной строгостью. Джонни заметно осунулся и сильно нервничал. В нем не осталось и следа от прежнего нагловато-дерзкого увальня. Наконец Палика вспомнил, кто такой Кочран, и тут же стал отчаянно лебезить перед ним. Смотреть на это со стороны было невыносимо больно.

Перед инспектором сидел абсолютно сломленный человек. И виноваты в этом были отнюдь не Муни и не те несколько месяцев, которые Палика просидел в тюрьме. Скорее всего, парня добила сама мысль о том, что люди видят в нем убийцу. Будь оно проклято, то опознание, которое организовали они с Макрейнолдсом! Джонни изобразил на лице жалкое подобие улыбки, а когда увидел, что Кочран никак не отреагировал на его неловкую попытку усмехнуться, стал медленно растягивать губы в широком оскале. Было заметно, каких невероятных усилий это ему стоило.

— У меня все хорошо, мистер Кочран, — быстро проговорил он. — Все о’кей! Я… У вас есть новости?

Он впервые назвал Кочрана мистером. Мелочь, но это нестерпимо резануло слух. Кочран почувствовал, как весь покрылся испариной. Муни предупредил его, что нельзя зря волновать Палику или, тем более, вселять в него какие-то несбыточные надежды. Тот ничего не должен знать об Элен Морисон, пока у них не появятся конкретные факты, позволяющие продолжить следствие по делу. Инспектор глухо пробормотал, что особых новостей у него нет. Пока в деле не наметилось никаких подвижек. Правда, это только пока. В главном полицейском управлении хотят, чтобы он, Джонни Палика, еще раз подробнейшим образом изложил события того злополучного вечера. Если он, конечно, не против.

Джонни был не против. Он с готовностью закивал головой в знак согласия. Кочран задал ему несколько наводящих вопросов, ответы на которые он прекрасно знал. В свое время они с Макрейнолдсом сделали все, что было в их силах, чтобы проверить, насколько эти ответы правдивы. Однако он притворился, что слушает Палику с интересом, и даже изредка кое-что помечал у себя в блокноте, делая вид, что сверяет показания с собственными данными.

— Разумеется, разумеется, — изредка вставлял он невпопад, безотносительно того, о чем в этот момент рассказывал Джонни.

Они с Макрейнолдсом обязательно все проверят и перепроверят еще раз — пообещал он хрипловатым от волнения голосом. Проверят безотлагательно. И с подружкой его встретятся, конечно же. Они снова проанализируют все обстоятельства дела самым тщательным образом. Они…

Он был готов отдать все на свете, только бы поскорее уйти отсюда. Обещать что угодно, только бы не видеть умоляющего взгляда Джонни Палики. Взгляда, взывающего о милосердии и жаждущего сострадания. Эта мольба не была адресована кому-то конкретно. Нет, то был просто взгляд человека, который отчаянно нуждается в помощи, и ничего более. Да, такой вот пустяк, взять и помочь, вдруг неожиданно для самого себя разозлился Кочран. Как только Муни дал знак, что пора заканчивать свидание, он тут же подхватил пальто и, выдавив из себя пару ободряющих слов на прощание, поспешно ретировался. Но за стенами этой проклятой комнаты ему стало еще хуже. Потому что в коридоре его поджидала белая как мел Элен Морисон.

Глаза ее как-то странно блестели, и по всему было видно, что у нее нет ни малейшего желания разговаривать с Кочраном. Впрочем, он тоже не особо горел желанием вести с ней какие-то там разговоры. Девушка лишь молча посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Конечно, подумал он с раздражением, она считает, что это мы с Макрейнолдсом упекли за решетку невинного парня. Что мы тут вообще ничего... Он резко отвернулся от нее. Ему не хотелось размышлять над тем, насколько Элен Морисон права в своих претензиях к ним. В глубине души он знал, она права, и от этого на душе у него стало еще муторнее.

Судя по настроению Макрейнолдса, с которым они встретились после обеда, тот тоже был явно не в духе. Он даже не стал обсуждать с Кочраном, что им делать дальше. Он выслушал молча, пару раз кивнул в знак согласия, а в одном месте даже нервно сглотнул слюну. Затем так же молча нахлобучил на голову шляпу, и они вместе отправились к вдове убитого аптекаря.

Миссис Сойер тоже сильно изменилась за прошедшие месяцы. Куда подевалась милая голубоглазая блондиночка с роскошными золотистыми кудрями и кукольно-розовым личиком? Женщина заметно постарела. Стоило им завести разговор об убийстве, как она тут же замкнулась, потом вдруг сорвалась на крик и все время нервничала, снедаемая какими-то внутренними страхами. А под конец вообще закатила им истерику.

Миссис Сойер продолжала упорно стоять на своем: ее мужа убил именно Джонни Палика. Ну вот, подумал про себя Кочран и тяжело вздохнул, ненависть и одиночество сделали свое черное дело, за считанные месяцы превратили цветущую молодую женщину в злобную старуху. Было решено пока не трогать двух других свидетелей. Какой смысл допрашивать их по новой, пока они не вытрясут что-нибудь стоящее из вдовы? Вечером того же дня Макрейнолдс поехал в управление и снова погрузился в изучение старых оперативных сводок, пытаясь найти в них хоть какую-то зацепку, которая помогла бы им установить местонахождение Джонни Палики на момент совершения убийства. И почти в это же самое время Кочран и Элен Морисон заступили на первое совместное ночное дежурство, прямо напротив бара «Клеверок» на Третьей Авеню.

Отныне они коротали на своем посту все вечера до поздней ночи, просиживая по шесть-семь часов в салоне припаркованной под аркой моста машины Кочрана. И так изо дня в день, семь раз в неделю. Все это время над их головами мерно перестукивали колеса проносившихся по мосту поездов подземки. Было холодно и неуютно, неласковый мартовский ветер пронизывал до самых костей, но выбора не было. Надо было ждать. Около двух часов ночи Кочран отвозил девушку домой и, наспех осушив по дороге чашечку кофе, ехал к себе. Он совсем выбился из сна: возможно, виной тому был кофе, а может, что-то другое. В постели он долго ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть, потом забывался на какое-то короткое время и тут же подхватывался в полной уверенности, что его кто-то зовет. Голос звучал издалека, но Кочран слышал его отчетливо и ясно. Впрочем, нет, сам голос он не слышал или слышал его каким-то внутренним слухом, не как обычный звук. И тем не менее, Кочран безошибочно знал: это зовут именно его. В конце концов, он так привык к голосу, что стал воспринимать его как некую объективную реальность, неизбежный атрибут своего нынешнего бытия с его бесконечными ночными бдениями.

Он знал, о чем его просит голос. Собственно, он знал это с самого начала, с того момента, как только услышал его впервые. И он ничего не мог сделать. Ровным счетом ничего: ведь ходатайство об освобождении Джонни Палики из-под стражи в связи с прекращением дела могло быть подано только на основании новых свидетельских показаний, а для этого им с Макрейнолдсом был позарез нужен тот, другой человек, которого опознала девушка. Они же не могли его найти. И понятия не имели, где и как его искать. Вначале в их распоряжении было двенадцать недель. Потом недель осталось десять, восемь, и наконец, шесть. И никаких результатов, полный ноль. Ни у Макрейнолдса, перекопавшего все архивы в полицейском управлении, ни у них, несших свою вахту у бара.

Изредка, когда у Макрейнолдса наступал короткий просвет в работе с документами или, наоборот, когда от обилия бумаг уже начинало рябить в глазах, он бросал все и приезжал к ним, чтобы немного развеяться. Просиживал вместе с ними пару часов, и все трое при этом чувствовали себя немного не в своей тарелке. В остальные же вечера Кочран и Элен Морисон дежурили вдвоем. За это время Кочран уже успел как следует рассмотреть девушку и мог описать ее внешность в мельчайших подробностях. Но ничего личного при этом он не испытывал: никаких чувств, никакой эмоциональной приподнятости. Темные волосы, порой ему казалось, что он даже знает, какие они на ощупь, мягко очерченный нежный рот. Такие губки у других девушек ему категорически не нравились. А вот в Элен Морисон ему нравилось все. Впрочем, он никогда не думал о ней так, как думал о других девушках, с которыми у него случались интрижки. Да и о каком романе со свидетельницей можно было мечтать? На протяжении бесконечных, монотонных вечеров они едва ли перекинулись десятком фраз. Сама ситуация требовала от каждого из них максимальной собранности и предельной концентрации внимания. В таких условиях любой нормальный разговор просто невозможен. И, однако, вопреки всему и вся между ними установилась некая особая близость, что было совершенно ново и необычно для Кочрана в отношении с женщинами. Впрочем, у него не было времени задумываться над подобными пустяками.

Иногда на Элен Морисон нападало нетерпение: вместо того, чтобы сидеть себе тихонько и ждать, когда же появится тот, кто им нужен, она начинала допекать Кочрана попытками найти сходство с неизвестным у какого-нибудь случайного посетителя бара. В один прекрасный день, где-то на шестой неделе их дежурств, он не выдержал и постарался, как можно спокойнее, чтобы не обидеть девушку, объяснить ей, что в их деле нельзя пороть горячку. Единственное, что им остается, втолковывал он ей, это запастись терпением. Терпение, терпение и еще раз терпение. Нельзя подгонять события. Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. В конце концов, Элен тоже была вынуждена признать правоту его слов: надо ждать.

Но про себя она не преминула отметить, что сам Кочран не очень-то рассчитывает на то, что терпение им поможет. Судя по всему, он вообще не верил в успех их предприятия. Девушка откинулась на спинку сиденья в своем уголке и внимательно посмотрела на него.

— А я считаю, что его обязательно найдут. Только на сей раз… — она помолчала немного, а потом продолжила: — На сей раз всем придется засучить рукава и работать так, как того требует дело. Не думайте, я вовсе не обескуражена тем, что нам пока не повезло. Просто у меня до сих пор в голове не укладывается, как можно было допустить такую непростительную… такую чудовищную ошибку. Нет, мы обязательно выследим этого подонка! Вот увидите!

— Дай-то бог, — пробормотал Кочран без особого энтузиазма в голосе. Он глянул на затрапезный вид окружающих домов (что за убогая улочка эта Третья Авеню!), на пустую проезжую часть дороги, обильно поливаемую дождем сверху, на тускло мерцающие лампочки, подсвечивающие вывеску над входом в бар, и надежда совсем покинула его. — Какой-то шанс у нас есть, это точно.

— Вы не правы! — воскликнула девушка с горячностью, поразившей Кочрана. — У нас есть не просто шанс! Нет! Сейчас на карту поставлено много больше. Мы обязаны доказать, что так не должно быть. То есть правосудие не должно совершать такие чудовищные ошибки. В противном случае — зачем мы тут с вами торчим? Зачем пытаемся докопаться до правды?

— Затем и торчим, — вяло согласился он.

— Конечно же, все случившееся — это просто трагическое стечение обстоятельств, я понимаю! — голос девушки звучал удивительно спокойно. — Тем более, нам надо верить, что мы правы и что все это крайне важно. Иначе …

— Что «все»? — впервые у Кочрана появился хоть какой-то интерес к разговору. — Вы расшифруйте это «все». Назовите конкретно пару вещей, чтобы я мог понять, о чем идет речь.

И у них разгорелся жаркий спор. Надо же! Из всех тем для дискуссии была выбрана именно эта, самая заумная и трудная для понимания. К тому же, в ней никак нельзя было нащупать ту нить, ухватившись за которую можно было выстроить убедительную аргументацию. Каждый из них занимал позицию, абсолютно противоположную мнению оппонента, при том что оба совсем не были искушены в философских дискуссиях, и каждый опирался исключительно на собственные оценки того, что произошло, плюс на личный опыт и интуицию. Кочран был настроен крайне мрачно. Он заявил, что если бы девушка видела хотя бы малую толику того, что видел он, если бы она лицом к лицу столкнулась со всей мерзостью человеческой натуры, какую не раз приходилось лицезреть ему, то она бы не рискнула затевать бесплодные дискуссии насчет того, что позволено, а что — нет. Жизнь есть жизнь, и никто не знает, какой сюрприз может она преподнести. А потому надо воспринимать вещи такими, как они есть. Что случилось, то случилось. И нечего разводить антимонии на пустом месте.

Вначале она совершенно искренне пыталась переубедить его, но постепенно стала терять терпение, и все чаще в ее голосе прорывалось негодование. Впрочем, ей так ни разу и не удалось убедить Кочрана в своей правоте. Единственное, с чем он согласился, в конце концов, и то не вслух, а исключительно про себя, так это с тем, что совсем неплохо, когда есть люди, которые смотрят на мир глазами Элен Морисон и верят в разумный ход вещей. Приятно знать, что кто-то где-то всегда готов прийти на помощь ему, Рею Кочрану, или тому же Джонни Палике.

Как ни странно, от подобных мыслей на душе у него стало теплее. Он даже повеселел и решил, опять же, исключительно про себя, что кое в чем девушка, возможно, права и не стоит с таким упорством цепляться за собственные принципы. Во время очередной дискуссии, вспыхнувшей между ними в ночь дежурства с пятницы на субботу, примерно около одиннадцати вечера, Кочран примирительно заметил, что, возможно, люди были бы гораздо счастливее, если бы они, в отличие от него самого, разделяли взгляды Элен Морисон. Впрочем, с его точки зрения, это опять же ничего не доказывает. Иллюзии, как известно, еще никого не спасли, ибо правда всегда остается правдой, какой бы неприглядной она ни была. А вот если начать…

Прямо перед ними припарковалась машина, и из нее вышел парень, совершенно не похожий на Джонни Палику. Он направился к бару. Кочран мельком взглянул на незнакомца и тут же утратил к нему всякий интерес. Зато Элен Морисон, замолчав на полуслове, вдруг издала какой-то нечленораздельный звук и схватила Кочрана за рукав.

Он медленно вылез из машины, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.

— Спокойно! Посидите пока в машине. Не надо, чтобы он сразу же увидел вас. Пойду-ка рассмотрю его как следует. Я скоро…

Он скрылся в баре и через некоторое время вынырнул из него в совершеннейшей растерянности.

Мужчина, в котором Элен Морисон опознала убийцу, был дюйма на четыре выше Джонни Палики. К тому же, он был гораздо старше Джонни и гораздо плотнее его. За исключением светлых волос, между ним и Паликой не было ни малейшего сходства. Что она себе позволяет? — мысленно спросил себя Кочран, стараясь сохранить остатки спокойствия, ибо почувствовал, как на него неудержимо накатывает злоба. Холодная ярость, замешенная на самом что ни есть испепеляющем презрении. Быстрым шагом он направился назад к машине, где его поджидала Элен Морисон.

Она понимает, поинтересовался он хриплым от возмущения голосом, чем, черт возьми, занималась все эти шесть недель? И какую свинью, между прочим, подложила ему и Макрейнолдсу. Это по ее милости они все это время сами чувствуют себя смертниками, приговоренными к повешению. А она только и делает, что потуже затягивает у них петлю на шее. Вот и вся ее помощь в расследовании. Девушка была очень бледна, но по ее взволнованному лицу было видно, что она совершенно не понимает, почему Кочран вдруг набросился на нее.

— Что случилось? — проговорила она, наконец, срывающимся голосом. — Почему вы не... Это же он, Кочран! Он! Я уверена в этом! Неужели вы думаете, что я могла ...

— Тогда где ошиблись мы? В чем наша ошибка, я вас спрашиваю? — Кочран даже не заметил, что сорвался на крик. Он сжал руку в кулак и со всей силой треснул им по верху машины. — Как можно было принять этого верзилу за Джонни Палику? Вы же нам все время твердили, что они похожи. Словно близнецы-братья. Вот мы и старались, работали в этом направлении, искали похожего на Палику. И что? Что мы имеем в итоге, я вас спрашиваю?

— Но это он! — Она посмотрела на него умоляющим взглядом. — Да, он отрастил усы. Но что это меняет? Вы поэтому его не…

Кочран отпрянул от нее, не в силах более скрывать охватившее его бешенство. Черт! Эта девчонка, она доведет его до сумасшествия! Он молча залез в машину, захлопнул дверцу, вцепился обеими руками в руль и лег на баранку, уткнувшись в нее правой щекой. Так, по крайней мере, он хотя бы не будет видеть ее.

— Между прочим, он за это время сильно подрос, — пробормотал он с откровенной ненавистью. — На целых четыре дюйма! Какие же мы с Макрейнолдсом дураки! Безмозглые идиоты! Вот мы кто! Да окружная прокуратура просто вышвырнула бы вас вон, знай они, что вы на самом деле им приготовили! А мы-то думали, что вы действительно что-то можете... Какие же мы недоумки, что пошли у вас на поводу и согласились на повторное расследование.

Она попыталась вставить слово. Выдавила из себя несколько жалких фраз. Почему он так разговаривает с ней? Разве все эти недели они не вместе выслеживали убийцу? И вот сейчас он наконец-то у них в руках. Кочран молчал. У него в голове крутилась лишь одна мысль. Коль скоро вся версия строилась на том, что подозреваемый похож на Джонни Палику, им надо будет искать свидетеля, который смог бы опровергнуть это сходство. И вообще, им нужен свидетель, который сказал бы им, что именно в этом и состоит их ошибка. Они изначально пошли не по тому следу. Но кто ему поверит? Окружная прокуратура? Ни за что! Тем более что и миссис Сойер, и супружеская чета никогда не согласятся с такими показаниями. А следовательно…

Девушка снова тронула его за плечо.

— Кочран! — прошептала она жалобно. — Пожалуйста, прошу вас, выслушайте меня. Пожалуйста! Говорю же вам… это он!

Незнакомец вышел из бара, уселся в машину, немного повозился с зажиганием (в другое время Кочран вообще бы не обратил внимания на подобные мелочи) и тронулся с места. Машина покатила на север вдоль Третьей Авеню. Кочран выждал несколько мгновений (разве он, черт возьми, не настоящий коп?), включил двигатель и поехал следом. Едва ли он на что-то надеялся, ввязавшись в преследование: скорее всего, просто профессиональная выучка и обычный инстинкт полицейской ищейки, который с годами вырабатывается у многих сыщиков. В нем все еще кипела злость на девушку. Вот ведь как! Вначале она просто спорила с ним, потом почти убедила его в своей правоте и даже — стыдно подумать! — заставила его поверить в то, что он, Рей Кочран, представляет собой нечто более значительное, чем обычный полицейский детектив, которому просто поручили что-то там дорасследовать и исправить собственную ошибку. А сейчас он готов разорвать себя на мелкие клочки, потому что никак не может справиться с заданием. Всё шуточки шутил, зло подумал про самого себя Кочран. Но в чем шутка? Вот вопрос. Ведь должно же быть какое-то разумное объяснение всей этой несуразице! Должно! Только он такой безмозглый болван, что никак не может найти его. И в этом-то вся его беда. Но если только…

Дважды она пыталась заговорить с ним, и дважды он отмахивался от нее, как от назойливой мухи. Седан свернул на боковую улочку, которая вдруг показалась Кочрану смутно знакомой. Он тоже повернул в переулок. Посреди улочки маячило здание, которое он уже когда-то видел. Но где и когда? Седан припарковался возле дома, и в тот же миг Кочран узнал его. Нет, это уже слишком! У него даже в глазах потемнело.

Чертыхнувшись вполголоса, он проехал мимо, зафиксировав боковым зрением, что незнакомец звонит в парадную дверь, и остановил машину через пару домов. Вся его ненависть к Элен Морисон куда-то испарилась, и он, взглянув на девушку, вдруг с какой-то отрешенностью подумал, что у нее слишком несчастный вид. Она бледна, напугана, и вообще непонятно, что с ней творится. Неужели она и в самом деле решила…

Он вышел из машины и коротко приказал ей, откуда позвонить Макрейнолдсу и что ему сказать. А сам осторожно подошел к седану, за которым следовал от самого бара. Мысли вихрем неслись в его голове, и он снова почувствовал, как глухо забилось сердце. Машина отнюдь не новая, а вот покраска свежая. Конечно, никаких царапин на ней нет. Но ничего! Они с Макрейнолдсом отыщут ту автомастерскую, в которой этому типу заделали вмятину на заднем крыле. Обязательно отыщут, как пить дать! А потом, подумал он с каким-то мрачным злорадством, они пригласят супружескую чету. И уж он-то заставит сладкую парочку опознать машину, даже если для этого придется свернуть им обоим шеи.

Кочран отошел от машины и укрылся в полумраке за домом. Вернулась Элен Морисон, и он жестом приказал ей подойти к нему, не удостоив девушку объяснениями. У него не было времени на слова. Да и вообще сейчас ему было не до нее. Он достал сигареты и жадно затянулся. Через некоторое время на улице показалась патрульная машина. Она медленно ехала вдоль тротуара. Кочран негромко свистнул, и машина остановилась. Из нее вышли Макрейнолдс и несколько полицейских.

Они наскоро обсудили ситуацию. Кочран объяснил Макрейнолдсу, как и почему он оказался здесь, и тот мгновенно уловил суть дела. Полицейские немедля перекрыли черный вход и пожарную лестницу, после чего они с Макрейнолдсом поднялись по ступенькам крыльца и позвонили в домофон, набрав код квартиры на самом верхнем этаже. Они сознательно позвонили в другую квартиру. Два пролета они проскочили за считанные секунды и остановились, запыхавшись, на лестничной площадке. Кочран нажал на кнопку звонка, дверь, словно нехотя, приотворилась. Кочран мгновенно засунул руку в образовавшуюся щель и с силой дернул дверь на себя.

В следующее мгновенье он уже стоял в прихожей и смотрел на блондина со щеголеватыми усиками. Кочран сделал еще шаг и, противно улыбаясь, нанес ему сокрушительный удар. Вроде бы никаких причин для подобной грубости не было. Просто ему так захотелось, после чего настроение у него заметно улучшилось. А в это время Макрейнолдс, как они и договаривались, всецело сосредоточился на миссис Сойер.

Конечно, все мгновенно стало на свои места. Ну почему, в сотый раз спрашивал себя Кочран, они тогда не придали никакого значения словам Элен Морисон. Разве она не говорила им, что когда вошла в аптеку, то увидела мистера Сойера и задержанного, стоящих прямо друг против друга? Она еще тогда рассказывала, что мужчины беседовали, словно старинные приятели. И разве миссис Сойер не впадала всякий раз в истерику, когда они с Макрейнолдсом заявлялись к ней, чтобы спросить ее еще и еще раз, уверена ли она на все сто в виновности Джонни Палики? Уже нервозность ее поведения должна была бы натолкнуть их на мысль, что она пытается выгородить истинного убийцу, а следовательно, и сама замешана в преступлении.

Сейчас-то ему было ясно, что Элен Морисон своим появлением в аптеке в тот злополучный вечер спутала миссис Сойер и ее любовнику все карты. Они нашли простой, но верный способ отделаться от старого и поднадоевшего мужа, который, к тому же, владел весьма прибыльным бизнесом. Они продумали все до мелочей, полагая, что жена аптекаря станет единственным свидетелем его убийства. А уж она-то постарается описать полиции убийцу таким образом, чтобы его портрет ни в чем не совпадал с реальным прототипом. Но в тот самый момент, когда убийца приготовился выстрелить, в аптеку, как назло, вошла Элен Морисон. Приятель аптекарши здорово испугался. Он перепугался до такой степени, что машинально нажал на курок.

В тот вечер в аптеке миссис Сойер довольно убедительно разыграла перед ними сцену убитой горем вдовы, перенесшей, к тому же, страшный шок. Она даже притворилась, что не понимает вопросов, которые задавал ей Макрейнолдс. Такая уловка понадобилась женщине для того, чтобы немного потянуть время и постараться разузнать, что же из внешности ее любовника запомнила Элен Морисон. Ведь если бы ее собственные показания кардинально отличались от того, о чем рассказала девушка (а ее рассказ был предельно точен), то это могло бы натолкнуть полицейских на мысль, что она сознательно уводит их в сторону. А потому она с готовностью поддержала версию Элен Морисон и так же легко опознала убийцу в Джонни Палике.

Разумеется, лжесвидетельствуя, она не только выгораживала себя, но и пыталась еще больше запутать полицию, заведомо направляя их по ложному следу. А дальше все пошло как по маслу: супружеская пара тоже опознала Джонни Палику, а он не смог предоставить убедительные доказательства своего алиби. Словом, любовники получили возможность перевести дух и даже расслабиться. И все у них складывалось удачно до тех пор, пока приятель миссис Сойер не совершил одну непростительную глупость: заявился к ней домой, в тот самый дом, куда несколько месяцев тому назад приходили и Кочран с Макрейнолдсом, чтобы допросить вдову.

Как только Кочран узнал дом, у него возник вполне естественный вопрос: что общего может быть между такой привлекательной вдовушкой, как миссис Сойер, и этим верзилой. Ответ лежал на поверхности. И ему тут же стало ясно, почему миссис Сойер с такой готовностью опознала Джонни Палику и почему Элен Морисон отказалась сделать это. Одного он не мог понять. Почему, снова и снова спрашивал он себя, почему никому из них не пришла в голову такая простая версия, такой банальный мотив преступления? И когда Макрейнолдс и двое полицейских уводили вдову и ее дружка в патрульную машину, а те упирались, осыпали друг друга обвинениями, кричали, ругались, и потом, когда машина с преступниками уже тронулась по улице, эта мысль продолжала терзать Кочрана. Какие же они дураки! Это же надо сморозить такую глупость!

— Мы ведь всегда в подобных случаях проверяем причастность жены или мужа к совершенному преступлению, — виновато повторял он, словно оправдываясь, перед Элен Морисон, которая поджидала его возле дома. — Всегда! Понимаете? И сейчас мы обязательно проверили бы миссис Сойер, если бы не вы. Но ее рассказ точно совпал с вашими показаниями. А поскольку все это произошло на ваших глазах, то с какой стати нам было сомневаться? С какой? Не вижу оснований.

— И все же основания были, — устало промолвила Элен Морисон. Вид у нее был подавленный. — Но сейчас, слава богу, все стало ясно. Эти двое даже не достойны называться людьми. Впрочем, сейчас это не важно. Главное, что все… — у девушки дрогнули губы. — Кочран, пожалуйста, увезите меня поскорее. Я боюсь. Я не хочу ничего больше слышать об этом деле. Я просто хочу побыстрее уехать отсюда.

Элен начал сотрясать мелкий озноб. Кочран попытался успокоить ее. Стал неуклюже шутить. Дескать, у вас есть перспектива для профессионального роста. А что? Со временем из вас получился бы совсем неплохой коп. Главное — вы умеете сохранять хладнокровие, а еще — вы человек неравнодушный. И вообще... Но тут он спохватился и замолчал на полуслове, вспомнив, что еще каких-то пару недель тому назад яростно отстаивал прямо противоположную точку зрения. Да ну его к черту, подумал он вдруг со злостью. Кто ответит на вопрос, почему случаются подобные вещи? И кто знает, почему все случилось именно так, как случилось? Разве кто-нибудь из них хотел этого? Между прочим, они бы сработались с Элен Морисон. Да и потрудились они совсем неплохо. Во всяком случае, они сделали этого подонка! И это главное.

Он как-то не задумывался, что в своих отношениях с Элен Морисон он зашел много дальше, чем обычно позволял себе с представительницами слабого пола. А когда задумался, то решил, что, наверное, во всем, что случилось, есть какой-то особый, пока не очень понятный ему самому смысл. А потому он просто усадил девушку в машину, стал гладить по предплечью, уговаривая вполголоса взять себя в руки и не раскисать. Когда-нибудь в другой раз, подумал он, в другом месте и при других обстоятельствах они продолжат неоконченный философский спор о высоких материях. Но сегодня, сегодня он должен проявить благоразумие и твердость.

И Кочран действительно был очень благоразумен и предельно тверд. Он включил двигатель, и они тронулись с места. Вначале они просто бесцельно колесили по городу, пока девушка не пришла в себя. Потом он отвез ее домой и сразу же поехал к себе. Он проспал четырнадцать часов кряду. Его не разбудил даже шум мусоровозов, не потревожило начавшееся движение транспорта поутру. Он проснулся в преотличнейшем расположении духа и тут же поймал себя на мысли, что не перестает думать об Элен Морисон. Интересно, мелькнуло у него, чтобы все это значило? Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Так стоит ли задавать себе вопрос, заранее зная ответ на него?

Оглавление