«Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей»

Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей (fb2) - Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей 871K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталия Речка

Выстрел в доме с колоннами Сборник повестей Наталия Речка

© Наталия Речка, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выстрел в доме с колоннами

– Динка, давай не пойдём туда, страшно, – стонала Нина, пытаясь остановить подругу, но та уже входила в старое полуразрушенной здание с колоннами, без дверей и окон, похожее в сумраке ночи на дом ужасов. Где-то вдалеке горел фонарь, единственный уцелевший во всей деревне, заливисто лаяли местные псы, щедро делясь друг с другом последними новостями и накопившимися за день эмоциями.

Выпросив у Дининой тётки ключи от дома в деревне, девчонки уехали за сто километров от Москвы с намерением провести свой долгожданный летний отпуск на лоне природы и теперь отдыхали от проблем и шума большого города, прогуливаясь по заросшему парку. Одной из немногочисленных здешних достопримечательностей, была княжеская усадьба с конным двором, башнями и несколькими флигелями.

– Нин, осторожно, там кажется много битых стёкол на лестнице! – предупредила подружку Дина, осторожно ступая в босоножках.

Искательницы приключений едва подошли к лестнице без перил, как услышали звук, похожий на выстрел из кино. Он прозвучал настолько неожиданно, что девушки вначале застыли, как будто ноги приросли к полу, потом тихо вскрикнули и вылетели из помещения.

– Что это? Ой, мамочки, бежим отсюда, – Нинка потащила Дину за собой в сторону парка, и они развили такую скорость, которую никогда не удавалось продемонстрировать при сдаче норм ГТО в школе.– Просила же тебя, не надо, а тебе всё неймётся…, вдруг за нами уже гонятся бандиты! Ты, наверно, забыла, что свидетели долго не живут, – задыхаясь, бормотала Ниночка.

– Заткнись и сиди молча, – сказала Динка, толкнув подругу в кусты. – Может, это охотники или местные ребята хулиганят…

– Динка, я отчётливо слышала, стреляли в доме! Какие охотники?!

Насидевшись вдоволь в кустах, девчонки решили всё-таки ещё раз наведаться в дом. Держась друг за друга, готовые незамедлительно закричать, они вновь подкрались к колоннам.

Там, в глубине дома послышался стон, потом тишина, через пару минут стон повторился.

– Нинка, перестань так дрожать и висеть на моей руке. Мы должны зайти внутрь, возможно, кому-то нужна наша помощь, – Нинка только замотала головой как китайский болванчик и задрожала сильней. – Ну, как знаешь, пойду без тебя, всё-таки я – врач, в случае чего должна буду оказать первую помощь, – подбадривала себя Дина.

– Даже не думай оставлять меня здесь одну, – проговорила, отбивая зубами дробь, Ниночка.

Дамы постояли немного при входе и, когда глаза привыкли к темени дома, стали пробираться по устланному битыми стёклами полу, заглядывая в комнаты.

В просторном зале на первом этаже лежал на спине человек. Подойдя ближе, девушки увидели пожилую женщину в пёстрой длинной юбке, тёмной вязаной кофте и цветастом платочке. Дина наклонилась над ней, зрелище оказалось не для слабонервных: на шерстяной кофте чуть выше груди справа разлилось тёмное пятно, деревенская жительница лежала с перекошенным ртом, руки были плотно сжаты в кулаки, глаза закрыты. Убедившись, что пострадавшая дышит, девушка-врач повернулась к перепуганной до смерти подруге со словами:

– Нина, успокойся и не вздумай кричать, женщина жива, надо вызвать «скорую» и милицию.

Машины с мигалками прибыли почти одновременно. «Скорая», забрав бабушку, умчалась, взрывая ночную тишину вводящей в столбняк сиреной, а представители доблестной милиции вежливо попросили девушек проехать в отделение. Полночи проторчав в районном отделении милиции уставшие подруги добрались до тёткиного дома и заснули только под утро, отключив мобильные телефоны и весь арсенал всевозможных мыслей и страхов, не покидавших их с того самого момента, как прогремел злополучный выстрел.

…Пробуждение было тяжким. Сквозь тюль в окно беспощадно светило июльское солнце, в запертом наглухо доме нечем было дышать. Проснувшись первой, Нина взглянула на часы, затем в окно, спрыгнула в ночной рубашке со скрипучей кровати и стала раскачивать завёрнутую в одеяло подругу.

– Уже четверть первого дня! Около калитки какой-то подозрительный тип пасётся, а мне одной его встречать как-то некомфортно, – пропищала Нинка.

– Встаю, – свесив ноги с постели, зевая, пропела Динка. Встряхнув головой и тоже выглянув в окно, она спросила: – Что за тип, и долго он там загорает?

Подруги, натянув платья на довольно объёмные формы и, слегка умывшись у рукомойника, устремились в сад. Наглый гость к тому времени уже зашёл на участок и поджидал жильцов на скамеечке у крыльца. Увидев его вблизи, подруги переглянулись, приосанились и изобразили на лицах подобие улыбки. Этому немало способствовал тот факт, что гость оказался красавцем-блондином лет тридцати пяти, чуть выше среднего роста, с виду очень серьёзным, но с вполне миролюбивым выражением лица. Блондин был одет в белую рубашку с расстёгнутыми верхними пуговицами и стильные джинсы, рядом с ним на скамейке лежала чёрная папка. Молодой человек поднялся навстречу девушкам и по-хозяйски произнес:

– В деревне так долго не спят, сразу видно, что городские! Небось обычно мамы по утрам будят дочурок и к завтраку зовут… Ну, не надо делать такую обиду на лице, я это так, шучу. Думаю, пора представиться: следователь Борцов Григорий Михайлович, вот моё удостоверение, веду дело о покушении на убийство гражданки Поликарповой Зинаиды Васильевны, совершённого восьмого июля сего год. – Кашлянув, мужчина протянул девушкам руку и, с улыбкой, как бы извиняясь, добавил: – Здравствуйте.

Дамы поздоровались с гостем, пожали его крепкую руку и пригласили к себе в дом. Пришлось извиняться за неубранные постели, но смущались недолго. Григорий покаялся, что пришёл без предупреждения, уселся с уверенным видом за стол, кинул на тумбочку папку и всё с той же обворожительной улыбкой попросил чайку.

Пока Нина прибиралась в доме, Дина вскипятила чайник, достала вазочку с конфетами, пачку печений и нарезала хлеба и колбасы. Тюль колыхался в распахнутом окне, солнечные лучи освещали белую скатёрку с фарфоровыми чашками, блюдцами и пузатым чайником с мелким рисунком в цветочек. Подруги с интересом разглядывали жующего бутерброды Борцова.

– Мы уже всё рассказали в милиции, спали сегодня мало, так что Ваши претензии по поводу позднего подъёма просто оскорбительны, – негодовала Дина. – Вы, надеюсь, пришли с хорошими новостями? Как чувствует себя раненая бабушка?

– Спасибо за угощение. Я мог вас вызвать к себе в кабинет, но понимая, какой стресс вы пережили и, тем более, почти не спали, пришёл к вам сам. Не буду лукавить, мне надо было поговорить и с другими жителями деревни, с теми, кто хорошо был знаком с потерпевшей. Состояние Зинаиды Васильевны остаётся тяжёлым, хотя, если бы не вы, её уже не было в живых. Давайте ещё раз повторим то, что вы рассказали в милиции и поподробнее.

Дамы поведали следователю всю вчерашнюю историю, вздохнули и стали разглядывать чашки.

– Получается, бабуля какое-то время пролежала с раной в груди, пока вы пережидали свой стресс в кустах, – с грустью сказал Григорий. – Возможно, вы кого-то или что-то заметили, коль так перепугались? Нам очень важно найти того, кто стрелял, не мешкая, ведь преступник может повторить попытку, узнав, что потерпевшая жива.

– К сожалению, мы никого не видели там, кроме бабушки, правда, Дин? —в глазах Нины был испуг. – Неужели злодей может вновь попытаться убить старушку?

И тут у Борцова зазвонил мобильный.

– Борцов слушает. Да, спасибо, что позвонили, сейчас выезжаю. – Посмотрев на девчонок, немного подумав, гость промолвил: – Звонили из больницы. – Уловив глазом, как Нина схватилась за сердце, Дина наклонилась вперёд с немым вопросом, Григорий пояснил: – Бабуля очнулась, я еду в больницу. Если хотите, можете составить мне компанию, заодно по пути расскажете, когда вы сюда приехали и надолго ли останетесь.

Удобно разместившись в Ниве Борцова, подруги наблюдали за быстро меняющимся пейзажем в окнах автомобиля. Григорий Михайлович вёл машину легко и умело, хотя сама дорога оставляла желать лучшего. На пути встречались памятники воинам, остановившим немцев в боях под Москвой. Внимание Дины привлёк памятник в виде крупных цифр «1941». Эти цифры как-то особенно выделялись на фоне просторов полей, как строгое каменное напоминание о страшном времени, которое пережили эти места. Воображению Дины представлялись советские воины, одетые по-зимнему, с винтовками в замерзших руках, огненные взрывы на снегу, чёрный дым над полями, почему-то бегущие женщины в бабьих бесформенных одеждах. Ей как будто слышались звуки автоматной очереди, ненавистная чужая речь, грохот орудий… и кругом танки, кровь на снегу, много крови, падающие люди и какое-то жуткое ощущение, что это никогда не кончится, что это страшное будет долго, потому что этого страшного врага слишком много и он очень сильный… Суровые морозы помогли тогда, как помогли они ещё в войне с Наполеоном, но в тот одна тысяча девятьсот сорок первый наши не отдали Москву. Именно здесь, где проезжали сейчас московские гостьи со следователем Борцовым, именно здесь, на этой земле был остановлен враг, который думал одним махом взять Москву.

В обычной подмосковной больнице на первом этаже было всё так же, как и во многих московских стационарах: грустно, серо и довольно людно. В отделении реанимации сурово сказали, что находиться здесь посторонним запрещено, но Григорий показал удостоверение, а Дина обратилась к людям в белых халатах, как к родным: – Добрый день, я – ваша коллега, врач из Москвы, это мы с подругой нашли раненую Поликарпову Зинаиду Васильевну и вызвали реанимационную бригаду скорой помощи.

Врач лет сорока пяти, сутулый, очень усталый, с синяками под глазами, который, вероятно, ещё не ушёл с ночного дежурства, повёл нас к койке у окна. Пожилая женщина лежала с закрытыми глазами, бледная как простынь.

– Она дышит? – тихо спросил врача Григорий.

– Это я Вам звонил, товарищ следователь, как Вы и просили, только получается, зря побеспокоил. Пациентка очнулась, что-то пролепетала и снова потеряла сознание. Пока её состояние стабильно тяжёлое, но так и должно быть после такой операции и при такой кровопотере.

– А кто оказался рядом с Вашей пациенткой, когда она что-то лепетала? – всё ещё надеялся что-то выудить у врача следователь.

Доктор негромко крикнул в пространство огромной палаты, наполненной медицинским персоналом, каталками и койками с пациентами обоих полов и какой-то аппаратурой около коек: «Ольга Николаевна, с Вами хочет поговорить следователь!» Откуда-то слева показалась худенькая женщина неопределённого возраста с жилистыми руками в розовом медицинском брючном костюме. Она сначала бросила беглый взгляд на девушек, затем на Борцова и, подойдя к ним поближе, обратилась: – Вы хотели спросить про пациентку, которую привезли этой ночью с ранением?

– Точно! Ольга Николаевна, Ваш коллега сказал, что Зинаида Васильевна пришла в сознание ненадолго и что-то «пролепетала», – с заинтересованным видом произнёс Григорий Михайлович.

– Больные, находясь в столь тяжёлом состоянии, часто бредят. Вы запишете этот бред с моих слов, а пациентка потом очнётся и будет уверять Вас, что ничего подобного не говорила, накатает на меня жалобу.

– Не беспокойтесь, жалоб не будет, я Вам обещаю. Так что же сказала пациентка? – не сдавался Борцов.

– Она открыла глаза и, смотря прямо перед собой, произнесла пару раз: «Ищешь? Но не найдёшь!» И сказано это было с такой злостью, что даже странно, обычно в таком состоянии на злость просто нет сил. Возможно, поэтому последние силы её быстро оставили.

– А больше Зинаида Васильевна ничего не говорила?

– Нет. Моё дежурство уже закончилось, можно я пойду? – слова Ольге Николаевне давались с трудом, сказывалась, видать, бессонная ночь. Григорий кивнул, и медсестра куда-то быстро пропала.

После разговора с медсестрой наши герои пробыли в реанимации ещё несколько минут, в течение которых Григорий Михайлович давал указания врачам, чтобы ему обязательно звонили и держали в курсе любых перемен в состоянии пациентки Поликарповой. Уже на выходе из больницы к Борцову подошёл пожилой доктор с бородкой и что-то ему шепнул, Гриша помрачнел и вежливо выпроводил дам на улицу, где они прождали его ещё минут пятнадцать. Обратно ехали молча.

По приезде в деревню девушки распрощались с Григорием Михайловичем, который как настоящий джентльмен, довёз их до самого дома, пообедали и решили навестить соседей. Подругам было ясно, что блондинистый страж закона за время их долгого утреннего сна поговорил со всеми здешними бабулями и дедулями и наверняка уже имел в своей папочке целый список подозреваемых.

Сначала решено было наведаться к бабе Насте. Кто не знает в той деревне бабу Настю, тот там не был! А кто в той деревне был…, того знает баба Настя!

За выкрашенным в белый цвет невысоким узорчатым заборчиком и такой же диковинной калиточкой виднелся небольшой аккуратный одноэтажный домик с открытыми ставенками. Подружки распахнули незапертую калитку и, пройдя по узенькой дорожке из плитки, обнаружили в окне с цветочными горшками на подоконнике обеспокоенную бабу Настю в ситцевом белом платочке.

– Спасительницы! Что ж вы к бабе Насте не заходите, ничего не рассказываете, когда такое кругом происходит! Всё только от властей приходится узнавать, а ведь мы же соседи. Чего бы по-соседски не посидеть и всё не обсудить. Заходите, заходите, ноги только вытирайте, обувь можете не снимать, садитесь за стол, я сейчас щец налью.

– Баба Настя, так мы и пришли, когда смогли. Выспаться не успели, как следователь к нам пожаловал, потом к бабе Зине в больницу поехали, а после сразу к тебе! – отрапортовала Нинка. – И, знаете, не зря мы в больнице сегодня были, такое узнали…

– И как же там Зинаида, жива?

– Жива, только в сознание пока не приходила, – быстро произнесла Дина, многозначительно взглянув на подругу. Нинка с пониманием кивнула и замолчала.

– Баба Настя, а с кем Зинаида Васильевна обычно общалась, дружила, были ли у неё враги? – спросила Дина, сама понимая, что несёт несусветную чушь, ну, какие у пожилой женщины могли быть враги.

Старушка задумалась и, посмотрев на свои морщинистые руки на чистом переднике, поведала:

– Да ни с кем Зина не дружила. Общалась со всеми понемногу. Пироги вкусные пекла, носила их Фёдору Ивановичу, сторожу нашего музея, да и меня с Еленой Тарасовной, соседкой, угощала. С Еленой Тарасовной, кстати, у Зинаиды приятельских добрососедских отношений почему-то не вышло, хотя Леночка и её папа Тарас Петрович такие культурные образованные люди. Они у нас городские, поначалу дачниками летними наездами здесь бывали, а когда Петрович на пенсию вышел и перебрался в деревню насовсем, Лена с сыном Митей на каникулы, да на выходные к Петровичу стали приезжать. Зинаида про Елену мне как-то сказала: «Никакая она не интеллигентная, попроще нас с тобой будет». Да и Тараса Петровича не жаловала.

На днях интуристы у нас были, с переводчицей по деревне ходили, всё расспрашивали про местные достопримечательности, как туда-то доехать, да что рядом можно посмотреть. А Зинаида только молча глянула в их сторону и прошла мимо с пирожками в кульке, наверное, к Фёдору. А ведь люди из-заграницы, не часто в наши края таких приносит! Диковатая она, Зинка. Я всё думаю, зачем она пошла в тот разрушенный дом? На неё это так не похоже, я имею в виду любопытство. Вы щи совсем не едите! А ну, взяли ложки в руки и вперёд! Эх, непростая у нас деревня, раз даже иностранцы понаехали, а музей какой! Директор музея – красавица, умница Ольга Сергеевна литературные вечера проводит. Иностранцы, как про эти вечера узнали, так сразу захотели послушать русскую поэзию.

– А что за музей у вас? И почему баба Зина навещает сторожа этого музея?

– С Фёдором Ивановичем они знакомы давно. Говорят, он сидел после войны в сталинских лагерях, за что не знаю, хотя многие тогда не за что сидели. Между прочим, Фёдор и Зинаида здесь самые старожилы, не в том смысле, что мы тут такие молодые, а в том, что деревня наша старая, ещё до войны была, а все, кроме них с Фёдором, уже после войны сюда приехали, обустроились, и никто ещё не пожалел, – улыбнулась добродушная баба Настя. – В деревне у нас народ хороший, всегда готов друг другу прийти на помощь. Вот только Колька-охламон, спасу от него нет. Знаете Кольку, рыжий такой? Родители на заработках в городе, а он целыми днями с парнями из соседних деревень без дела болтается, только и знает, что с сыном Елены Тарасовны, хорошим мальчиком, драться, да бутылки в усадьбе той злосчастной бить. Говорят, он с дружками ходит по лесу и всякие каски, гильзы и что-то там ещё военных времён находит. Страшно ведь как, а вдруг бомбу принесёт и взорвёт всю нашу деревню! – Бабулька так разозлилась, думая о Кольке, что забыла про подругу Зинаиду и про всё на свете.

Оставив на столе остывать щи, к которым даже не притронулись, мы уже выходили на крыльцо. Баба Настя следовала за нами, охая, да ахая, всячески вспоминая неизвестного нам Кольку разными народными словами. И тут за забором на соседнем участке показалась интеллигентного вида особа лет тридцати пяти-сорока, за ней виднелась фигура гражданина постарше с усами и коротко стриженной седой головой.

– Как жизнь, Леночка, огурцы собрала? Здрасте, Тарас Петрович. А это, познакомьтесь, новые соседушки наши: Диночка – племянница Лидина, будет теперь приезжать к нам в отпуск, и её подруга Ниночка. Это они спасли нашу Зиночку, – проговорила баба Настя, всплакнув в платочек.

– Очень приятно, заходите к нам, мы с Тарасом Петровичем только урожай собрали, будем свежий салатик пробовать! – позвала хлебосольная Елена Тарасовна.

Пришлось снова идти в гости. На этот раз очам подруг предстал двухэтажный кирпичный дом, с прочным на вид фундаментом, сразу было видно, что хозяин дома – человек серьёзный. На окнах – стеклопакеты, решётки, входная дверь мощная, металлическая, с нешуточным замком и тяжёлым засовом внутри.

Девушки, зайдя в дом, от угощения сразу отказались. Нина решила, что, если она всё расспросит про Кольку-охламона, общее дело от этого не пострадает, и осторожно начала «допрос»:

– Какой у вас уютный дом! Ой, надо же, и камин настоящий! Баба Настя хвалила вас как самых интеллигентных соседей и очень ругала какого-то Колю, который вашего Митю обижает.

Тут из недр дома возник лохматый пацан лет четырнадцати в очках, шортах и сандалиях на босу ногу.

– Кто тут про Коляна говорит? Колян – неплохой, он меня драться учит, а ещё обещал показать, как из ружья стрелять, – гордо поведал отрок.

– Сколько раз я тебе говорила, не водись с ним, ничего хорошего от этой дружбы не будет, а драться и стрелять тебя дед научит, когда в военное училище пойдёшь! – негодовала Елена Тарасовна. – Дед, ну скажи ему!

– Дедуля учит драться по правилам, а Колян говорит, что сейчас в моде бои без правил, и даже в кино так дерутся! – не унимался Митя. – Мне все завидуют, когда я рассказываю, какой у меня взрослый друг есть. А ещё я теперь могу защитить себя и приятелей. Меня за это и в школе, и во дворе очень даже уважают, а раньше очкариком обзывали. Коля считает, что мужчина, который не умеет драться, не мужчина вовсе. Он всё время повторяет, что против злой силы должна быть добрая сила, и зло нельзя оставлять безнаказанным.

– А внук-то весь в деда пошёл, – произнесла мама Мити.

Тут подал голос Тарас Петрович, такой низкий грубоватый мужицкий бас, и подруги, наконец, обратили внимание на мощную стать, широкие плечи и огромные ручищи Митиного деда.

– Ты, Митя, иди, помоги маме в огороде. Леночка, посмотри, кажется, я, слепой, новых огурчиков не заметил.

– Какой же ты слепой? Лучше меня с Митенькой видишь! Твои доблестные коллеги всегда хвалили твою меткость, помнишь, даже пели у тебя на дне рождения песенку из «Бременских музыкантов»: «А нюх как у собаки, а глаз как у орла»! – с гордостью продекламировала Леночка и выбежала с пустой миской в руках, отрок бежал вдогонку.

В доме остались всемогущий Тарас Петрович и девушки.

– Рад познакомиться со столь очаровательными юными леди. Надолго ли вы решили задержаться в наших краях? – пробасил Тарас Петрович.

– На месяц точно, а может, и дольше, нам здесь нравится! – не моргнув глазом, ответила Дина.

– Места у нас красивые. Вы ещё не плавали в реке? Нет? А зря! Вход в реку замечательный – песочек, а кругом – сосны, лиственницы. Так что, девушки, отдыхайте и не ввязывайтесь больше ни в какие тёмные дела, – нравоучительно изрёк седовласый сосед.

– Так мы ведь бабушку хотели спасти? – еле слышно пробормотала Ниночка. У подруг было ощущение, что перед ними самый главный начальник, слово которого закон и, как он скажет, так оно и будет, как будто все другие мнения были изначально ошибочными.

– Вам повезло. А, если бы преступник поджидал вас в усадьбе, когда вы возвратились туда снова? Надо было позвонить в милицию, доложить, что слышали подозрительные звуки в разрушенном княжеском доме. А вы что сделали? Всё, больше никуда не суйте свои милые носики и нигде по ночам не гуляйте. В нашей деревне в десять вечера все уже спят, и вы в это время ложитесь, сил набирайтесь. Давайте я вас провожу. А вон, уже и Леночка с Митенькой огурчики несут.

Нина с Диной распрощались со строгим соседом, его хлебосольной дочкой и внуком-супердрачуном, домой возвращались с пакетами, полными огурцов, укропа, репчатого лука и кабачков.

Над деревней сгущались сумерки. Ниночка тушила кабачки с луком, жарила отбивные из свинины, а Дина шинковала огурчики с укропчиком, заваривала чай и накрывала на стол.

– У тебя, Диночка, мировая тётя! Так просто взяла и дала ключики от домика в деревне. А то бы, куда мы с тобой в отпуск поехали на наши зарплаты? Каждый раз встречаем Новый год с надеждами, что именно он принесёт нам сытую комфортную жизнь. Помнишь, как мы отмечали с ребятами на квартире у Вадика? Все девки пришли в нарядах под леопарда, хотя девяносто восьмой – год тигра, – ухмылялась Ниночка. – Решили задобрить этого тигра, а он вон как зубы показал! Зарплаты хватает на три похода в магазин за продуктами. Моя сестра двоюродная, та, что в банке работает, сказала, в ближайшее время возможен кризис, и сбережения могут пострадать. Какие, Дина, у нас с тобой сбережения? У тебя, небось, как и у меня сберкнижки-то нет! Было бы что сберегать! Наши мамы хотели для нас стабильности, и в результате я пошла в педагогический, а ты в медицинский. И получили мы с тобой стабильную пятидневную трудовую неделю плюс, иногда, рабочие субботы, и зарплату, на которую не одеться, не съездить на курорт. А нам с тобой двадцать шесть, мы девочки на выданье… пока ещё! – возмущалась подруга, переворачивая на сковородке отбивные. – О чём мысли? Ты вообще слушаешь меня, врачиха?

– Тебе не показалось, что Григорий Михайлович какой-то задумчивый из больницы вышел, – высказала мысли вслух Дина.

– Он сам по себе и есть задумчивый. Ну, или только делает вид, чтоб тебе понравиться, – удивила Нинка, подмигнув.

– На что я ему сдалась, городскими сонями нас называл, вроде маменькиными дочками даже, – зарумянилась Дина, а сама с надеждой посмотрела на подругу.

– Точно я тебе говорю, глаз на тебя, Динка, положил наш следователь-блондинчик, потому и в больницу нас тогда с собой взял, хотя мы ему там совсем не нужны были. Со мной только так, для приличия разговаривал, всё на тебя косился, – продолжала щебетать говорушка Нинка. – Скажи, Дин, а тебе не показался этот дед-интеллигент странным? Такому убить, мне кажется, раз плюнуть! И из разговора с его дочкой, мамашей Митьки, наглядно вырисовывалось, что дедуля – меткий стрелок. Ещё спрашивал, надолго ли мы здесь задержались? Вот чует моё сердце, про деда Тараса я всё правильно поняла.

– Так любого приличного человека можно в убийцы записать, – сказала Дина, а у самой в душу закралось сомнение. В чутьё подруги Дина стала верить с того момента, когда однажды в Москве после выхода из театра в двадцать три часа Нина посетовала на своё недоброе предчувствие и позвонила брату с просьбой их встретить. Брат, будучи немного навеселе, прогуливаясь с компанией по центру Москвы, уверил, что находится недалеко и скоро подъедет с дружбанами. Портить возвышенные и светлые ощущения от спектакля встречей с подвыпившими дружками Нинкиного брата, Дине совсем не хотелось, и подруги в споре чуть не переругались. Не успели девушки пройти и двести метров, как непонятно откуда, прямо перед ними появился огромный чёрный джип. Из него выпорхнули две девицы, за ними вдогонку выбежали два бугая с мерзкими рожами и громкой мужицкой бранью, потом вдруг остановились, махнули рукой, и один за другим взглянули на всё ещё одухотворённые спектаклем, но уже несколько перепуганные лица театралок. Неизвестно, что им больше приглянулось на девичьих личиках, одухотворённость или испуг, но на наглых физиономиях парней отразилась полная решимость, и они поперли на девушек, как быки на тореадоров, раскинув широко руки и выкрикивая: «Какие красавицы нам попались». Один из них схватил Дину за пальто, другой снял с Нины шапку… и тут, рядом притормозило такси, из которого вывалилось человек пять мужского пола разного телосложения и роста, очень шумных и смелых, и кто-то из них пробасил: «Ребята, наших бьют!» И началось такое… ну, в общем, вспоминать Дине не хотелось, хотя Нинка была очень горда за брата и его «друзей-мушкетёров», которые, как она часто любила повторять, «один за всех и все за одного». Короче говоря, враги были повержены и убрались восвояси, а театралки благополучно добрались домой в окружении доблестной охраны. А, если б не Нинкино предчувствие…

– Да, Тарас Петрович – мужчина загадка… А что там баба Настя про сторожа музея говорила? Вроде, этот сторож и баба Зина давно знакомы… – произнесла Дина. – Надо бы наведаться в тот музей.

– Завтра сходим на пляж, погреемся на песочке, поплаваем, а потом пойдём в музей на экскурсию, – согласилась Ниночка. – А действительно, чего бы ни зайти в этот музей, раз даже иностранцы там бывают.

Утром отдыхающие из Москвы, как и планировалось, отправились на пляж и пробыли там несколько часов, время пробежало незаметно, а после купания такой аппетит, да жажда нахлынули на молодые организмы, что посещение музея решили отложить.

На подходе к деревне взоры посвежевших городских девушек привлекла людская толпа вокруг крайнего дома. Неподалёку виднелись две милицейские машины с мигалками, кто-то скомандовал: «Товарищи разойдитесь, не мешайте». Через несколько минут к машинам вышли люди в милицейской форме и в штатском. Два сотрудника милиции вели одетого в наручники долговязого рыжего парня на вид лет восемнадцати. После того как машины уехали, люди стали расходиться.

Поймав в толпе суровый взгляд Тараса Петровича, подруги не спеша потрусили к дому. Уже закрывая за собой калитку, девчонки услышали:

– Я с утра вас ищу! Где вы были? – Борцов в костюме, и это при такой-то жаре, почти бежал к ним, не отрывая глаз от Дины.

Нинка погрустнела и быстро направилась к дому. «Ничего, переживёт, и на её улице будет праздник», – подумала Дина и улыбнулась следователю всеобещающей улыбкой Клеопатры.

– Давненько не виделись, товарищ Борцов! Уже соскучились?

– Дина, вас с подругой в деревне с утра никто не видел, зато всем известно о ваших предпочтениях гулять по ночам.

– Проходите, посидим на скамеечке, тут тенёчек. Вам, наверно, жарко, Гриша? Можно Вас так называть?

Борцов выглядел растерянным, но недолго. Через минуту он уже сидел на скамейке в опасной близости от женщины-врача, по совместительству красавицы, и читал нотации о том, как опасно нынче гулять под луной без личной охраны.

Поболтав непринужденно ни о чём с полчасика, Дина осторожно перешла к волнующему вопросу:

– Гриша, скажите, кого и за что увезли в наручниках на милицейской машине?

Гриша хмурился, рассматривая траву под ногами, затем подкинул носком ботинка какой-то камушек, поймал его рукой и посмотрел на Дину. Он увидел взгляд мудрой женщины, которая ждёт доверительного отношения. Познакомились бы они при других обстоятельствах, он бы ответил: «это моя работа, тебя, к счастью, это не касается», но они встретились именно из-за его работы, и в больнице в двух шагах от смерти находилась бабушка, за судьбу которой они оба беспокоились, поэтому после минутной паузы Борцов произнёс:

– Хирург, который оперировал Зинаиду Васильевну, передал мне извлеченную из тела пулю. Наши специалисты установили: пуля была выпущена из немецкого пистолета «Вальтер» времён второй мировой войны. Вчера, ещё до прихода к вам, побеседовав с местными жителями, я узнал, что бездельник Колян любил похвастаться опасными находками. К тому же, он с приятелями частенько проводил вечера в старой усадьбе, деревенские слышали звон бьющихся бутылок в той стороне и пьяный голос Николая. Сегодня в его доме был произведён обыск, «Вальтер» оказался за печкой, аккуратно завёрнутый в тряпочку. Помимо пистолета были обнаружены и другие военные трофеи. Думаю, эксперты подтвердят, что в женщину стреляли именно из «Вальтера», найденного в доме Николая… – Борцову эта версия не нравилась, кое-что в ней не сходилось, но делиться своими соображениями с девушкой он не спешил. Более того, не в его правилах было говорить с посторонними о деле, пока ведется следствие. Но, как же приятно было находиться рядом с этой девушкой, она притягивала его к себе точно магнит! Григорий с удивлением заметил, что гладит кисть её руки. – Дина, а давайте перейдем на «ты»? – предложил Борцов, здраво рассудив: «а чего тянуть».

Дина сидела, не двигаясь, что-то шепча себе под нос, потом закашлялась и повторила громче: – Зачем этому мальчику убивать бабушку?

– Соседи поговаривали: Зинаида Васильевна страдала бессонницей, иногда поздними вечерами засиживалась на крыльце, гуляла по саду… и той ночью могла прогуливаться. Возможно, услышала шум, пошла к усадьбе, хотела сделать замечание хулигану, а Колька спьяну взял, да и выстрелил. Может, он и сам не ожидал, что пистолет выстрелит, но это уж пусть суд решает, – махнул рукой Борцов.

– Ты же сам в это не веришь! Мы с Ниной не слышали никакого шума, кроме выстрела! А Коля, как я поняла, раздражал именно шумом! Гриша, неужели этот Колька – настолько дурачок, чтобы прятать улику за печкой? Логичнее было бы сразу избавиться от пистолета. Послушай, здесь настоящие замки только в доме у Тараса Петровича, у остальных замки для честных людей, а этот Колька и вовсе дверь мог не закрывать! Любой, поверь, любой мог подкинуть ему пистолет.

– Согласен, хотя Колька, несомненно, дурак, каких мало. Он мог хранить пистолет, как ценный экземпляр, мог оставить для продажи, – сказал Борцов, вставая со скамейки.

Он спросил номер Дининого мобильного, тут же набрал и позвонил, мобильный девушки весело отозвался.

– Ну вот, у Вас определился мой номер, сохраните и звоните, если что-то случится, да и просто так звоните, Дина, – велел Борцов и направился к выходу.

Дина смотрела ему вслед, на душе было печально. Борцов уже взялся рукой за калитку, постоял секунду, потом развернулся и твёрдым шагом направился прямиком к Дине. Он взглянул в её глаза, резко привлек к себе, прижался жёсткой щекой к её нежной мягкой коже, нашёл губами её полные губы, они были такие горячие, почувствовал встречное движение всего её существа. Она гладила руками его спину, вся, как будто растворившись в его объятиях, ноги её не держали, голова приятно упиралась в крепкое мужское плечо. И в это время где-то издалека, с какой-то другой планеты донеслось:

– Товарищ следователь, Вы у нас папочку забыли, – над калиткой показалась голова интеллигентной Елены Тарасовны.

К удивлению Дины, Гриша не стал злиться, а наоборот весь расцвёл в самой наисчастливейшей улыбке и крикнул: «Леночка, я ещё к Вам зайду, нам с Тарасом Петровичем надо о многом поговорить». А Дина задумалась о том, как это Борцов мог забыть папочку с важными документами в доме у чужих людей. Или специально подбросил?

Елена Тарасовна исчезла из поля зрения. Григорий повернул рукой голову Дины лицом к себе, улыбнулся, потёрся носом о её носик, ласково провёл ладонью по её тонкой ручке от локтя до запястья. Еле ощутимые прикосновения его губ превращали тело в расплавленную массу, в голове тоже что-то приятно разливалось и оттаивало. Они сидели на скамейке, Борцов крепко держал Дину в своих объятиях, гладя её по длинным прямым волосам. Вырываться было бесполезно, и Дине хотелось верить, что с этого момента так будет всегда: эти сильные уверенные руки поддержат, широкая спина закроет от всех волнений и бед, на мужской груди можно будет поплакаться, и её поймут, приласкают и скажут правильные слова, в которые она сразу поверит. Как она существовала бы дальше, если б не поехала в это лето к тётке в деревню? Тем временем рука Борцова уже грела её ногу выше колена, она закрыла глаза и, как сквозь пелену, услышала, как Гриша прошептал: «Мне надо идти, я на работе, Дин». Затем вновь последовали поцелуи и ещё более крепкие объятия. Через полчаса, бросив лаконичное «увидимся», Григорий Михайлович сел в свою машину и отбыл. Дина поднялась на скрипучее крыльцо и вошла в дом, который показался ей самым уютным жилищем на земле. Нина позвала к накрытому к обеду столу:

– Поправь платье и садись, уже всё остыло. Может, расскажешь, как у вас дела-то?

– Ой, Ниночка, как здорово, что ты уговорила меня приехать сюда! Я тебе всю жизнь буду благодарна, – произнесла счастливая Дина.

– Ты думаешь, это может быть на всю жизнь?

– Он – мой суженый, я это чувствую. Слышала, что так бывает, но не верила.

– А те, что раньше в тебя влюблялись, чем хуже?

– А вот те, Ниночка, они и есть «те», а Григорий – мой.

– Ну и дела… Рада за тебя, подруга. Все мы ходим по свету и ищем, мужчина – свою женщину, а женщина – своего мужчину. Многие не находят и встают перед выбором: связать свою жизнь с хорошим, но нелюбимым человеком или прожить в одиночестве, надеясь до последнего встретить, как ты говоришь, суженого.

– Любовь, думаю, бывает разная, – рассуждала Дина. – Со временем муж и жена становятся родными, очень близкими людьми, у них появляется много общего, они понимают, что им вдвоём легче и испытывают что-то похожее на любовь друг к другу, а почему нет? Но, представь, Нин, ты – замужем и вроде всё хорошо, но, появись рядом человек, которого ты почувствуешь, как свою вторую кожу, все остальные мужчины перестанут для тебя существовать.

– Романов начиталась, подруга? Там, в романах-то всё складненько, а в жизни бывают и разочарования… Хотя, может, действительно повезло тебе?! Не знаю, чувствуешь ли ты Борцова, как вторую кожу, но, уверена, девять из десяти женщин, увидев его в толпе, сразу обратят на него внимание. Помимо улыбки соблазнителя, уверенности во всём облике, у него к тому же фигура как у Ахиллеса. Кто бы мог подумать, что за такими кадрами надо ехать в глухомань. Да, не перевелись ещё в России настоящие мужики!

– Не перевелись, Нин! – подмигнула Дина. Подруги посмотрели друг на друга и засмеялись.

Вечерком к девчонкам опять наведались гости, о том возвестил колокольчик у калитки, который им подарила Елена Тарасовна. На сей раз пришла баба Настя.

– Девоньки, вы в наш музей ходили? Говорят, там опять были иностранцы. Вам про них следователь ничего не рассказывал?

– А почему нам следователь должен рассказывать про интуристов? – ответила вопросом на вопрос Дина. Нина размахивала по углам веником и всем своим видом выражала полное равнодушие к беседе.

– Нынче утречком Григорий Михайлович с папочкой в музей заходил, а перед музеем стоял автобус фирменный, на котором этих иноземцев возят, – поведала баба Настя, многозначительно кивнув. – Эх, девчоночки, не знаете вы нашего следователя! Он просто так по музеям ходить не станет, он человек занятой. Столько дел в районе раскрыл! Больше, чем звёзд на небе!

– У вас что, район такой криминальный? – оживилась Нина.

– Район как район, только Григорий Михайлович не просто следователь, а настоящий герой! Три года назад он спас ветеранов-афганцев, когда на тех бандиты напали. У «афганцев» был свой маленький продуктовый магазинчик, а рядом построили супермаркет. Люди, как ходили к «афганцам» раньше, так и после открытия супермаркета продолжали по привычке у них продукты покупать: дешевле, да и паленой водки в магазинчике никогда не водилось. К тому же, если у покупателя на кассе немного денег не хватало, так разрешалось доплатить потом, все друг друга знали, не донесёшь долг, так тебе потом не уступят, хотя часто прощали, особенно стареньким. Хозяин супермаркета послал к ребятам своих дружков бандитов. «Афганцы», понятное дело, закрывать свой бизнес не собирались и стояли насмерть в прямом смысле слова. Бандюги начали с разговора, а потом беседа в драку перешла, кто-то даже пригрозил магазин поджечь. Один из случайных свидетелей этой недружеской встречи позвонил Григорию Михайловичу, тот приехал на своей Ниве и показал бандитам «Кузькину мать».

– Что показал, простите? Все, конечно, слышали про Хрущевскую «Кузькину мать», но никто в мире доподлинно не знает, что это такое. Расскажите, пожалуйста, поподробнее, бабушка Настя, – улыбнувшись, попросила любопытная Ниночка.

– А что тут рассказывать? Григорий Михайлович, у нас в деревне поговаривают, в армии в особой роте служил, владеет разными боевыми искусствами. Кого из бандитов сразу уложил, а с кем и повозиться пришлось. Знаю, что один из тех бандитов потом в больнице месяц лежал. Если честно, следователю нашему тогда тоже попало, он с таким отёчным лицом в синяках ходил, что страшно было смотреть, да и похрамывал к тому же.

– А много ли врагов было, с кем Борцов дрался? – поинтересовалась Нина, незаметно подмигнув Дине.

– По-разному говорят. Сначала, считалось, что трое, затем в этой истории появилось ещё двое бандитов, а по последней версии, которая нашла особое одобрение у жителей нашей деревни, негодяев было семеро.

– Прямо волк и семеро козлят! – съязвила Нинка.

– Зря ты, Ниночка, так неуважительно о Григории Михайловиче. Он мастак не только кулаками махать. Владелец супермаркета и его дружки были привлечены к ответственности за незаконные действия и ещё за что-то там… Михалыч позвонил, кому следует, на кого-то надавить пришлось, обычные-то люди супермаркеты у нас не открывают. Не просто ему было, но справедливость восторжествовала, а всё благодаря умению, юридическим знаниям и напористости нашего следователя, да и связям, конечно. Тут ведь, кто кого и у кого какие связи. Да, что там с этим супермаркетом! Сколько воровства, поджогов было! Каких только клубков он не распутывал.

– А убийства были?

– А как же! Я и так много рассказала, а вам, как будто и поделиться со старухой нечем. Нина, ты всё только спрашиваешь, а Дина и вовсе молчит. Какая молодёжь нынче неразговорчивая пошла!

Всезнающая соседка задержалась ненадолго и, чувствовалось, ушла разочарованная, Нинка была уверена, что из-за Дины, так как бабуся явно ожидала подробного повествования о зарождении новой неземной любви и пылкой страсти, но Динка, как в рот воды набрала.

– Дина, а ты, случайно, не знаешь, кем баба Настя до пенсии работала? – задумавшись, спросила Нина. – Так складно нам про геройства Борцова поведала, не похожа она на простую деревенскую жительницу.

– Тётя Лида вроде говорила, что Анастасия по профессии бухгалтер, а где работала, не знаю. Ходили слухи, что она была как-то связана с КГБ, только про это тётя могла понапридумывать, она у меня такая выдумщица…

– Баба Настя была связана с Комитетом государственной безопасности? – открыла рот Ниночка. – А почему ты мне раньше об этом не рассказывала?

– А ты и не спрашивала, – пожав плечами, ответила Дина.

Утро выдалось дождливое. Подруги оставили зонтики в Москве и теперь стояли у входа в музей совершенно промокшие. Высокая двустворчатая дверь была закрыта, никакого навеса не существовало, капли дождя продолжали капать на головы, стекая по платьям красавиц. Нина с Диной по очереди то и дело нажимали на звонок. Они уже подумывали идти обратно, ругая друг друга за безумную идею быстро пробежаться до музея под дождём, как одна из створок приоткрылась и показалась седая голова с бородой. Дверь вновь захлопнулась, послышался лязг металлической цепи, и обе створки двери отворились уже нараспашку, пропуская промокших до нитки гостей в теплоту и уют сухого помещения. Пожилой мужчина с бородой, был очень высоким, несколько худощавым, многочисленные морщинки покрывали его лицо, глаза смотрели исподлобья. Первая не выдержала Нинка:

– Извините, мы бы хотели купить билеты в музей. Вы, наверно, слышали, мы проводим отпуск в деревне, меня зовут Нина, а это моя подруга – Дина, Вы должны знать её тётю Лидию. А Вы – сторож Фёдор Иванович?

– Он самый. Доброе утро. Сегодня четверг, а по четвергам музей не работает, – ответил сторож.

– Фёдор Иванович, не могли бы Вы уделить нам несколько минут? Нам очень нужно с Вами поговорить. Уверена, Вы догадываетесь о ком, вести в деревне распространяются быстро.

Фёдор кивнул, повёл гостей в дальнюю комнатку на первом этаже. Девчонки разместились на маленьком старом диванчике. Фёдор, взял стул, стоявший перед массивным древним столом и, повернувшись к дамам, сказал:

– Мне про вас рассказывали. Вы пришли узнать о жизни Зинаиды Васильевны? – тихо спросил дед, мы кивнули. – Зиночка – единственный близкий мне человек. Когда меня по доносу одной сволочи отправили в лагерь на тяжёлые работы, только Зина обо мне помнила, посылала консервы, чеснок, сухари, тёплые вещи. Мы переписывались, письма шли долго, получив очередное письмо, я уже забывал, о чём рассказывал ей в предыдущем, и на какой вопрос она мне пыталась ответить. Но это было неважно, радость от маленькой весточки была великой. Возвратился сюда больной, помню, такой лютый мороз был, а я кашлял как чахоточный, задыхался, ноги, руки в суставах еле сгибались. В моей избе к тому времени уже жили чужие люди, Зина приютила меня у себя, выходила. Через пару лет я построил новый дом, не раз предлагал ей замужество, но она отказывалась.

– А почему, дядя Фёдор? Она хранила верность мужу? Расскажите, пожалуйста, про её семью, – попросила Ниночка.

Фёдор Иванович отрицательно покачал головой.

– У неё были замечательные родители, брат-близнец. В сорок первом в деревню пришли немцы. Отец Зины к тому времени уже был на фронте, Зиночке и её брату только исполнилось двенадцать. Мне тогда было шестнадцать, в армию ещё не брали, на фронт пошёл только в сорок третьем. О чём это я? Ах, да, надо рассказать предысторию. Незадолго до войны несколько ребят из нашей деревни, а мы бегали такой разновозрастной компанией, нашли тайник в усадьбе, в которой тогда размещался дом комсомольцев-активистов. Мама одного из мальчиков нашей веселой компании работала в этом доме, и нас сюда иногда пускали. В доме комсомольцев-активистов была неплохая столовая, а мы всегда были голодными, вот нас добрые повара и подкармливали.

Тайник нашёлся случайно в одной из небольших комнат, куда складывали всякий хлам. Среди нас самым хулиганистым был Славка, он кинул в кого-то железной палкой, железяка ударилась о стену, довольно большой кусок штукатурки откололся, а там оказалась дверка, маленькая, но за ней был глубокий проём, и в нём мы обнаружили золотые украшения с камушками. Незаметно вынести из усадьбы драгоценности на глазах большого количества людей, было невозможно. Вначале мы постарались замаскировать эту дверцу мебелью, потом отремонтировали часть комнаты на радость окружающим и стали хранить нашу общую тайну. Мы даже дали клятву на крови, что никому не расскажем про тайник, а когда вырастим, достанем сокровища, продадим, а вырученные деньги поделим поровну между всеми членами нашей команды. Славка больше всех задирался, говорил, что это он нашёл драгоценности, и они по праву должны принадлежать ему, но, то было время коллективов, и Славику пришлось с нами согласиться.

Когда пришли немцы, Славке было семнадцать, выглядел он крепким взрослым парнем, не то, что мы, доходяги. Немцы разместили в усадьбе свой штаб. Славка постоянно бегал там вокруг немецких солдат и офицеров, помогал им носить какие-то мешки. Когда мы увидели Славку в немецкой военной одежде, всё поняли и перестали с ним здороваться. Потом стало известно, что нескольких парней из нашей компании расстреляли ночью, а тех, кто помладше, забрали, чтобы отправить в Германию. Я спасся чудом и только потому, что был у немцев вроде поварёнка, они заставляли меня чистить картошку, лук, мыть посуду, их повар этим заниматься не хотел. Именно те дни работы на немецкой кухне мне после войны припомнила та гнида, которая на меня донос написала, хотя я возвратился с фронта в сорок пятом с медалью «За отвагу» и ранением.

Все в деревне знали, что Славка сам списки на расстрел оформлял, а немец-повар поведал, что Славик и в расстреле участвовал. Иуда представил в своих списках родителей ребят как коммунистов, а самих пацанов как ярых антифашистов, ненавидевших Фюрера. Мальчишек от одиннадцати до четырнадцати лет фашисты в Германию отправили. Среди этих мальчиков оказался и Зиночкин братик Павлик. Мать Зиночки не смогла пережить горя и вины материнской, что сыночка спрятать не успела, через год умерла от сердечного приступа. Зиночка осталась одна.

– Дедушка Фёдор, мы видели в районе множество памятников героям Великой Отечественной войны и около усадьбы памятник воину-освободителю. Вы были свидетелем тех событий. Как это было? – тихо спросила Дина.

– Фашисты вешали мирных жителей, расстреливали всех пленных, не прощали им мощного сопротивления, многие в плен врагу так и не сдались, последнюю пулю для себя приберегли. На территории нашего района действовали три партизанских отряда. В течение восьмидесяти дней партизаны уничтожили триста оккупантов, взорвали четыре моста, четыре танка. Подробности уже потом, после изгнания немцев стали известны. Семеро мужчин и трое женщин из нашей деревни сражались с немцами в одном из таких отрядов, их семьи Славка тоже не пощадил, всё выслуживался, видимо, очень хотел живым и невредимым остаться, чтобы когда-нибудь вернуться за своими сокровищами.

Нашим войскам предстояло одолеть достаточно сильного противника, не утратившего ещё способность к упорной обороне. Помню, как ворвалась наша пехота, советские танки. Гитлеровцы отходили беспорядочно, стремясь спасти только личный состав, бросая вооружение и технику. У нас в районе одиннадцать героев Советского союза, среди жителей района, участников войны – пятнадцать кавалеров ордена Славы. На территории района находятся шестьдесят братских могил.

– А парень-предатель, с ним что стало? – взволнованно прошептала Дина.

– Иуда с вражескими офицерами сопровождающим поехал, когда мальчиков в машины грузили для отправки в Германию. Немцы хохотали и по плечу его хлопали. А когда наши пришли, Славки уже здесь не было.

– Бедная, бедная баба Зина, – приговаривала плачущая Ниночка, ища в кармане носовой платок.

– Зиночка всю жизнь считала, что не имеет права на счастье, раз её брат пропал на чужбине, возможно, убит, а она живая осталась, да в родной деревне… С первых дней освобождения началось восстановление города и деревень. В начале сорок второго недалеко от нашей деревни образовалась швейная мастерская, выполнявшая заказы на пошив одежды населения и белья для фронта, и Зиночку взяли на работу, тогда брали и подростков. Ей, как самой маленькой, давали шить, что полегче и, главное, кормили. Меня оправили в город на старый завод, который переоборудовали для производства вооружения. Вот так и выживали, – дедушка вздохнул и замолчал, погрузившись думами в тяжёлые времена.

– Фёдор Иванович, – позволила себе нарушить затянувшуюся паузу Нина, – а что за иностранцы к вам зачастили в последнее время?

– Знаете, а ведь недавно меня и следователь о них спрашивал, – вдруг оживился сторож. – Их трое: двое мужчин и женщина, все в летах преклонных. Первый раз они появились с девушкой-переводчицей, а, узнав про вечерние литературные чтения, стали приезжать уже без неё, хотя по-русски ни бум-бум.

– Почему Вы решили, что интуристы по-русски не понимают? – перебила старца Нина.

– Зиночка принесла мне пирожки, солёные огурчики, картошечку с укропчиком, мы сидели здесь, в моей комнатушке, а тут эта троица заграничная подошла и стала что-то на своём языке болтать. Зина встала, прищурилась и спросила одного, говорит ли он по-русски, а тот ей в ответ: «Не понимать». Зина ещё долго рассматривала иностранцев, я ещё тогда подумал, что она на меня обиделась и просто в мою сторону глядеть не хотела.

– Вы поссорились? На что бабушка Зина могла обидеться? – решила поддержать беседу Дина.

– Пожилые люди могут просто так обидеться, – улыбнулся дед. – Я ей сказал: «Уж больно пересолённые огурцы у тебя, Зинуль, получились, не влюбилась ли?»

Нина засмеялась, а Дина сидела задумчивая, ей казалось: чего-то они упустили, какая-то догадка маячила где-то рядом в уголках сознания, но почему-то всё время пропадала, исчезала в туманной дымке.

Фёдор Иванович пожаловался, что в больнице к Зиночке его не пустили. Подруги, пытались успокоить старика, твердя, что состояние у Зинаиды Васильевны, как у всех больных после таких операций и, что там хорошие врачи, и надо надеяться на лучшее. И тут, все разом повернулись, так как со стороны холла раздался приятный грудной женский голос: «Фёдор, ты замок на входной двери, когда поменяешь, а, если, вдруг, пожар, и его снова заклинит, как недавно уже было?». Послышался стук каблучков, и взору подружек предстала красавица с картин Васнецова, женщина средних лет, с ровным пробором зачёсанных назад чёрных длинных волос, ниткой жемчуга на шее, платьем чуть ниже колена и шалью на плечах. Красавица обратилась к девушкам:

– Добрый день, а разве Фёдор Иванович вам не сказал? – музейная дама, не скрывая своего негодования, уставилась на смущённого деда Фёдора. – У нас сегодня санитарный день, посещений нет.

– Здравствуйте, мы приехали из Москвы. Меня зовут Нина Николаевна, а это моя подруга Дина Юрьевна. Восьмого июля мы обнаружили в усадьбе раненую местную жительницу, навещали её в больнице и поэтому лично заинтересованы в поисках преступника. Надеемся, Вы тоже считаете своим долгом всячески помогать следствию и уделите нам немного Вашего драгоценного времени. – Нинка явно рвалась в бой. Дина почувствовала, что ход мыслей у них идёт в одном направлении, раз и подруга понимает, как важны те сведения, которые они могли получить от директрисы музея.

– Ко мне уже приходил следователь, но раз вы не остались безучастны к судьбе Зинаиды Васильевны, – тут она посмотрела на деда Фёдора, – буду рада побеседовать с вами. В моём кабинете сейчас убираются, так что прошу вас в зал на второй этаж.

Если отреставрировать усадьбу с колоннами, то внутри она будет напоминать залы местного музея, хотя планировка последнего казалась более обычной, из экспонатов: картины на стенах, кое-где мебель той эпохи с вазочками, единичные миниатюрные скульптуры. Директриса музея предложила девушкам сесть на шаткие стулья, хотя рядом были бордовые диванчики для посиделок, и нетрудно было догадаться, что иностранцев васнецовская дама усаживала именно туда.

– Меня зовут Ольга Сергеевна. Я, как Вы, наверно, уже догадались, директор этого музея. Мы очень любили Зинаиду Васильевну, она часто к нам заходила и угощала своими замечательными пирогами.

– Почему «любили»? Никто не мешает Вам и дальше её любить, Зинаида Васильевна жива, – возмутилась Ниночка.

– Конечно, не придирайтесь к словам.

– Расскажите, пожалуйста, Ольга Сергеевна, про иностранцев. Как их зовут, откуда приехали, чем интересуются? – вступила в диалог Дина Юрьевна.

– Сейчас я посмотрю, у меня всё записано, – Ольга Сергеевна вытащила из сумочки небольшой блокнотик и стала перелистывать странички. – Нашла, вот их имена: Томас Хартманн, Рейн Гиршман и Марта Кун. Прилетели к нам из Австрии.

– Все трое говорят на немецком? На русском какие-то слова знают?

– Диночка, можно я Вас так буду называть? – спросила директор. Не услышав ответа, она продолжила: – Несколько простейших слов знает Марта Кун. Томас Хартманн, такой умничка, что-то улавливает в поэзии, чувствуется, изучал русский, хотя слова в предложения складывает с трудом. Рейн Гиршман по-русски не говорит, он часто обращается к Томасу, и тот ему переводит. Все трое, кажется, состоят в каком-то обществе любителей мировой истории.

– Ольга Сергеевна, а почему австрийцы так заинтересовались здешним музеем? Вам не кажутся странными их частые наезды в деревенскую глушь? – наседала с вопросами Дина.

– Почему глушь? Здесь историю можно изучать! В усадьбе жили великие князья с детьми, во время второй мировой войны на этой земле врагу было оказано мощное сопротивление, – возмутилась директриса.– Мне даже заранее, до прибытия иностранцев, звонили, спрашивали, живы ли очевидцы тех переломных событий начала войны, кто мог бы поделиться воспоминаниями.

– Кто Вам звонил и когда? – Дина подалась вперед, смотря Ольге Сергеевне прямо в глаза.

– За несколько дней до приезда австрийцев. Приятный мужской голос немного с акцентом.

– Это был голос Томаса Хартманна?

– Диночка, какая разница, чей это был голос, да и разве я вспомню? – продолжала негодовать краса музея. – Но, уж точно не Томаса, у него голос высоковат, похож на тенор. Знаете, он иногда подпевает, когда на наших вечерах я сажусь за пианино и начинаю играть русские романсы… Да, настоящий тенор! Ах, интуристы сразу полюбили наши литературные вечера! Тот голос в телефоне был значительно ниже, человек свободно говорил по-русски. Интуристов в первый их приезд сопровождала женщина-переводчица, но переводчиков могло быть несколько, возможно, кого-то из них наши гости попросили позвонить.

– И что Вы ответили обладателю приятного мужского голоса с акцентом? – вновь задала вопрос Дина.

– Мне, конечно, очень хотелось назвать Фёдора Ивановича и Зинаиду Васильевну. Но старикам бы не понравилось, если б к ним приставали с вопросами, и, понимаете, немецкая речь до сих пор напоминает им фашистов и тот кошмар, который пришлось пережить. Я и ответила, что, к сожалению, свидетелей тех военных событий в деревне не осталось, все наши теперешние жители приехали позже, но у нас сохранилась старинная усадьба, где когда-то размещался немецкий штаб, хотя она и не отреставрирована пока, есть замечательный музей и удивительная русская природа!

Подруги поблагодарили директора, и уже было собрались уходить, как вдруг Ольга Сергеевна произнесла:

– Кстати, если вам интересно, можете сами побеседовать с иностранцами. Наши гости будут здесь завтра в семь вечера. Григорий Михайлович, знаете ли, не только следователь, а ещё и очень уважаемый у нас человек, предложил мне приукрасить наш заключительный для почтенных гостей литературный вечер легендарной историей нашего края.

– Спасибо за приглашение, мы обязательно придём, – пообещала Нина и потащила Дину к выходу.

– Дядя Фёдор, помоги открыть девушкам дверь. Сколько раз я просила тебя поменять замок! А после, поднимись ко мне в кабинет, там опять что-то с телефоном, – прокричала в воздух васнецовская дама.

Так приятно, когда на дворе дождик, сидеть в тепле русской избы, в доме, ставшем за эти несколько дней родным, и пить крепкий чай с сахаром и с лимоном, похрустывая баранкой. Прекрасные дамы пытались поскорее согреться и прийти в себя после пробежки под проливным дождём, сидя в махровых халатах, шерстяных носках с огромными горячими чашками в руках.

– Сдался тебе этот телефонный звонок! – не без злости на подругу сказала Нинка. – Столько просидеть в мокрой одежде! Ревматизм из-за тебя подхвачу и никогда больше с тобой никуда не поеду. Главное, между прочим, здоровье, а не выяснение всяких лишних тонкостей. И так понятно, на бабку покушался тот предатель Славка, наверняка, это один из иностранцев, скорее всего певец Хартманн, он ведь, знает русский.

– По-моему, Славке было бы неосмотрительно показывать своё знание русского. Хотя, конечно, Хартманн мог прикидываться, что знает русский плохо, а на самом деле это его родной язык. К тому же, если обманщик вдруг проколется и что-то скажет на русском, это его не выдаст, так как все уже привыкли к его небольшому словарному запасу. Да и голос по телефону легко подделать. Молчун Гиршман тоже под подозрением.

– А Марта Кун? Вдруг Славка пол поменял и стал Мартой? Такое тоже может быть. Динка, как считаешь, можно ли узнать человека через столько лет? Зинаиде Васильевне тогда было, кажется, двенадцать, Славке – семнадцать. Интересно, она его сразу узнала?

– Я бы такого запомнила на всю жизнь и думала о мести! Судя по рассказу деда Фёдора, Славка по собственной воле, а не под пытками, товарищей к смертной казни приговорил, из-за него брата бабы Зины в Германию сослали. Может, и не довезли до Германии, расстреляли по дороге. Неважно, узнала предателя баба Зина сразу, как только интуристы по деревне ходить стали, или потом в музее, когда деду Фёдору пирожки принесла, но интересно, собиралась ли она мстить, докладывать властям? Может, следила за ним, хотела поговорить с глазу на глаз, узнать, жив ли её брат, а там – по ситуации, – рассуждала Дина. – Допустим, Зинаида Васильевна увидела, как старик в усадьбу пошёл, и за ним направилась. А он на всякий случай пистолет с собой взял, всё-таки почти «истинный ариец» зашёл на территорию «грубого русского мужика», где хулиганы, вроде Коляна со своими разбойниками, да ещё впотьмах. И, как он убедился, если узнал Зинаиду и Фёдора, свидетели его предательства живы, и они могут быть опасны…

– Диночка, ты думаешь, он пистолет с собой из Австрии привёз? Как же его пропустили с оружием в нашем аэропорту?

– Нина, «Вальтер» мог быть припрятан Славкой ещё во время войны в доме с колоннами или в одной из пристроек усадьбы, да, где угодно, места здешние ему были хорошо знакомы… Между появлением иностранцев в деревне и тем выстрелом прошло достаточно времени для того, чтобы облазить окрестности. Возможно, он нашёл пистолет той же злосчастной ночью, за некоторое время до появления Зинаиды Васильевны… – Дина так увлекательно рассказывала, что Ниночка заслушалась. Наступила тишина. Лишь шум дождя и раскатистого в полях грома напоминали, что они, две песчинки, живут в большом мире, полным ненависти, страха, отчаяния, любви, героизма, сильной воли… и жажды наживы, которая все человеческие чувства сметает на своём пути, создавая себе рабов.

Тем временем в кирпичном доме с крепкой дверью и надежными замками вели разговор двое мужчин, которые уже много лет понимали друг друга с полуслова.

– Петрович, ну ничего не могу я ему предъявить. Улетит он к себе и будет дальше поживать да добра наживать. А как я тут буду людям в глаза смотреть? На «Вальтере» отпечатки стёрты… Спасибо тебе за информацию по поводу чёрного БМВ на обочине в 100 метрах от деревни в ночь покушения на Васильевну. Вовремя ты тогда пошёл с собакой гулять.

– За то время, как я сюда из города переехал, пёс так и не привык на своей территории дела делать, приходится выгуливать.

– Наверняка тогда весь вечер футбол смотрел и только к ночи о четвероногом друге вспомнил?

– Забудешь о нём! Скулил, приставал, мешал, короче, всячески отвлекал главного болельщика, вот наши и продули со счётом 1:3! Ну что, проверил, брал он машину?

– Проверил, действительно на днях он брал в аренду чёрный БМВ. Но номера-то машины, которую ты видел в ту ночь, у нас нет. Начальство нам скажет, что любой, кто ехал мимо, мог оставить авто, да по нужде выйти. Взял бы он «Жигули», ты б на неё внимания не обратил, полно таких у местных. Не ожидал, видимо, гад, что мы здесь, как и десятки лет назад, на совковых машинах ездим, да ещё от отцов. К тому же, вполне вероятно, побоялся в непривычную машину с жёстким управлением садиться, думал, что такой автомобиль может подвести в самый ответственный момент.

– Темно было, а я на номер и не смотрел. А с рыжим что?

– Свидетелей того, что Колька был в то время около усадьбы, не нашлось. Да и сам пацан безостановочно твердит: «Да, как вы подумали такое, да я не в жизнь, да я за нашу бабу Зину кому угодно башку сверну, только скажите кому».

– Ясно.

– Ну, давай, Петрович, до завтра, как договорились, в семь вечера. Иваныча предупреди, наш человеческий долг всё ему рассказать, а он пусть сам решает, как быть.

Всю ночь Дине снилось, как она бежит по лесу от фашистов к партизанам, точнее она старалась бежать, но ноги не слушались, и её вот-вот должны были настигнуть враги с автоматами в руках и лающими собаками на повадках.

Нина просыпалась несколько раз за ночь. Во сне она видела себя привязанной к стулу, вокруг, не торопясь, прохаживались гитлеровцы и что-то резко говорили ей то на ломаном русском, то на своём языке. Вдруг её очам предстал русский парень в немецкой военной форме и крикнул: «Она – комсомолка, председатель совета отряда, её надо казнить в первую очередь!» В следующем сне она стояла у стенки рядом с деревенскими ребятами, кругом было темно и, когда вдруг в глаза ударил яркий свет, бедняжка увидела головы в касках и вытянутые вперёд винтовки, а, может, даже автоматы. Прогремели выстрелы, но свет не исчезал…

Долгожданное завтра наступило для наших отдыхающих солнечным лучиком в оконце, запахом мокрой травы и настойчивым перезвоном колокольчика.

– Ну, где эти сони? Разве можно в деревне спать до полдвенадцатого?! – негодовала баба Настя, размахивая руками у калитки.

– Заходите, баба Настя, калитка не заперта, – позвала появившаяся на крыльце сонная Ниночка.

Соседка зашла в дом, вытерла о коврик у входа резиновые галоши. Ниночка разрешила не снимать обувь, зная, что у пожилых людей часто мёрзнут ноги.

– Слыхали, Кольку-то выпустили! Сосед Тарас Петрович видел, как на следующий день после покушения на Зинаиду, какой-то мужчина заходил к Кольке в дом, значит, этот человек мог подкинуть нашему дураку пистолет. Все знали, что Колька тем утром с дружками на рыбалку отправился, значит, мужик тот в пустой дом залез. Что творится! Я всегда говорила, двери закрывать на хороший замок надо! Поеду в город за новым замком, попрошу Фёдора его врезать в дверь. Сегодня с ним об этом поговорить хотела, но он какой-то хмурый был, ну, да ладно, завтра скажу… Непонятно, почему Тарас сразу, как Кольку забирать стали, про того мужика не сказал? Ну, что я с вами тут разговариваю, надо ехать, а то хозяйственный магазин на обед закроют.

Баба Настя вышла во двор тяжёлой старушечьей походкой, переваливаясь с боку на бок. Городские сони переглянулись.

– Ну и, слава Богу, – вздохнула Ниночка. Дина кивнула.

Без пяти семь вечера в музей вошли Тарас Петрович и следователь Борцов, их встречал сторож Фёдор Иванович. Когда они втроем появились в просторном зале, там, на диванчиках уже разместились: Марта Кун – худосочная женщина лет семидесяти с крашенными светлыми волосам, одетая в тёмные брюки и бежевую блузку; несколько сутулый, коренастый, с короткой бычьей шеей лысеющий Рейн Гиршман в льняной рубахе и джинсах и, довольно статный для своих лет, улыбчивый Томас Хартманн с тёмными приглаженными волосами с проседью и аккуратными усиками, костюм абрикосового цвета очень ему шёл, оба мужчины выглядели чуть постарше Марты. Неподалёку на потёртых стульчиках сидели Дина с Ниной. В центре зала во всём своём гордом великолепии возвышалась стройная Ольга Сергеевна. Прибывшие последними, Тарас Петрович, Борцов и Федор Иванович пристроились на стульях с краю, у самой двери.

Вступление было посвящено русским традициям и русской культуре, затем королева музея в платье а-ля «капитанская дочка» исполнила пару романсов, и после многочисленных комплементов типа «бесподобно» и «настоящий русский красавица» со стороны Марты и Томаса, Ольга Сергеевна затянула длинный рассказ о княжеской усадьбе, её владельцах со времён декабристов. Ниночка стала позёвывать, интуристы тоже, видно, подустали: Марта, периодически похрапывала, потом вдруг, вскидывала голову, просыпаясь, и вновь начинала храпеть, роняя голову себе на грудь; Томас зачарованно смотрел на рассказчицу, и только Рейн Гиршман на протяжении всего действа сидел напряжённо, то и дело озираясь на троицу мужчин в углу у входа.

– …И теперь мы перейдём к самому сенсационному событию нашего края. Не так давно, всего лишь около года назад… – Ольга Сергеевна ненадолго замешкалась, посмотрела в сторону двери, потом продолжила загадочным голосом: – в одном из помещений нашей усадьбы в стене был найден тайник. – Все заметили, как Рейн наклонился вперёд и буквально испепелял взглядом хранительницу музея, одна рука его крепко держалась за подлокотник дивана, а другая подрагивала на толстом колене. Тем временем директриса произнесла: – C годами в стенах образовалось множество дефектов, и обнаружилась дверца, за этой дверцей в нише было спрятано большое количество всевозможных золотых украшений с бриллиантами, изумрудами, рубинами. Ювелиры оценили драгоценности в семьдесят пять миллионов долларов. Только одна работа царских ювелиров, не считая золота и камней, стоила немало… А вместе с камнями… Господин Гиршман, что с Вами? Поддержите его господин Хартманн, Вы же рядом сидите! – запричитала краса музея.

Побледневший Рейн Гиршман сполз с музейного дивана на руки Хартманна. Девушки, следователь и Тарас Петрович повставали со своих мест и столпились вокруг Рейна. Марта стала размахивать над ним невесть откуда взявшимся журналом, Ольга Сергеевна забегала в поисках воды. Кто-то попытался открыть окно, но оно, как нарочно, не открывалось. Вдруг Тарас Петрович скомандовал: «Дине, как врачу и Борцову, как представителю власти, пока никуда не выходить, а остальным не мешать оказывать господину-иностранцу первую медицинскую помощь и покинуть помещение». Петрович сгрёб в охапку Томаса и Марту, пребывавших в ступоре и, выведя обоих на улицу, посадил в автобус, а шофёру велел везти интуристов в гостиницу.

Захлопнув входную дверь, Тарас Петрович поднялся в зал и нашёл наших героев, склонившихся над синеющим Рейном. Дед Фёдор к тому времени куда-то исчез.

Дина расстегнула иностранцу воротник, прощупала пульс и сказала: «Пульс слабый, срочно нужны внутривенные лекарства, вызывайте «скорую». Ольга Сергеевна теребила кнопки мобильного, следователь и Нина как-то странно смотрели на свои телефоны, у Петровича и Дины мобильных не оказалось. Связь на территории музея отсутствовала, как впрочем, она пропадала временами во всей деревне и за её пределами. Можно ещё было попробовать выбежать на свежий воздух и поискать какую-нибудь спасительную возвышенность. Ольга Сергеевна попыталась открыть двери на улицу, но те не поддавались, как она ни вертела ключом в замке и не налегала на крепкое дерево всем телом. Старания мужчин, явившихся ей на помощь, тоже не увенчались успехом.

Ни в кабинете Ольги Сергеевны, ни в каморке деда Фёдора обычные старые телефонные аппараты тоже не работали. Нина бесполезно крутила циферблат и била по рычагу.

Во время всеобщей беготни в зале находились только Дина с Рейном. Дина сразу и не заметила, как появилась тёмная фигура Фёдора Ивановича. Девушка увидела воспалённые старческие глаза, а в них такую боль… Иваныч сказал:

– Ну-ка, девочка, отойди-ка в сторону. Мне надо поговорить со стариком. – Дина покорно отошла к двери и села на стул.

Наклонившись над головой иностранца, грозным шёпотом дед Фёдор произнёс:

– Вот мы и свиделись, Вячеслав. Жаль, не сразу тебя признал, а то бы Зиночка не страдала сейчас в больнице. Что открыл рот? Жива наша Зиночка, всё поведала мне и следователю, и прокурору, и журналистам из твоей Германии. Кто же из вас соврал Ольге, что вы из Австрии? Ты, наверно, посоветовал, предположив, что немцев здесь до сих пор помнят… А Петрович видел твою машину на обочине в ту ночь. Сказать, где ты её в аренду брал? Петрович также может подтвердить, как ты в Колькин дом входил, да и я подтвержу. Из страны тебя не выпустят, расстрелять, быть может, не расстреляют, но наши тюрьмы – не ваши германские, у нас всё по-старенькому, как при Сталине. И товарищи из спецслужб, знающие своё дело, с тобой беседовать будут, всё на допросе выложишь как миленький. Ну что, взял свои сокровища? А я-то к ним не прикасался, всё тебя ждал. Что, вылупил глазищи-то? Могилы у тебя не будет, в лесу закопаю… – В ответ раздался свистящий хрип, и Дина отчётливо услышала на чистом русском: «Ненавижу».

Минут через пять подошли остальные. На полу подмосковного деревенского музея испускал последний вздох полноватый старый человек в дорогой иностранной одежде.

Следующий день выдался для наших молодых героев насыщенным. Утром подруг разбудила мелодия Дининого мобильного, звонил Борцов. Гриша сказал, что скоро подъедет, есть новости. Дина засуетилась по дому в поисках косметики, нарядов и туфель, Нина, не торопясь, стала готовить завтрак, запахло кофе и блинами. В десять часов прибыл Григорий Михайлович, с удовольствием позавтракал блинчиками с вареньем и, сытый, в приподнятом настроении увёз москвичек на своей Ниве. По дороге в больницу Григорий рассказал, что дед Фёдор тогда про выздоравливающую бабу Зину предателю соврал, а сегодня в девять утра позвонил врач и сообщил: пациентка Поликарпова очнулась, состояние её удовлетворительное, можно навестить.

На вопрос Нины о беспокоящей её личности Тараса Петровича, Григорий ответил, что это так называемый «батяня комбат», и на этом тема закрыта, зато кое-что поведал о себе, например, что все его предки по мужской линии, уж точно, начиная с прадеда, были следователями. В разговоре Гриша, как бы невзначай упомянул, что Дина теперь вряд ли останется городской жительницей. Нина удивилась: её, всегда такая серьёзная подруга, даже не пыталась спорить и всю дорогу улыбалась, как дура.

В пятиместной палате трио выстроилось перед койкой Зинаиды Васильевны, как водится, с апельсинами, яблоками и соками, представилось, и коротко поведало историю прошедших дней. Баба Зина выглядела неплохо. Дина с Ниной разглядывали её ладони в ссадинах, Зинаида Васильевна, заметив направление их взгляда, пояснила:

– Вижу, ирод в усадьбу направился, так я потихоньку за ним. Не спешила, уж сильно сердце билось. Нашла его там, он на стену, где клад был, смотрел в недоумении, и тут мне совсем не страшно стало. Я ему: «Ищешь? Но не найдёшь драгоценностей! Не тебе, извергу, они должны принадлежать! Не претворяйся, я тебя узнала! Где мой брат Павел, отвечай? И не подходи ко мне близко, а то закричу, люди милицию вызовут». А он молчит, словно воды в рот набрал. Тогда я стала поднимать стёкла с пола, их полно там, и ему прямо в глаза бросать. Тут он наставил на меня пистолет и зло так закричал: «Нет твоего Пашки, помер ещё на пути в Германию, а тебе, старая, надо было давно из деревни убираться, так что сама виновата, нечего было попадаться мне на глаза». А в музее тогда только и говорил: «По-русски не понимать». Когда я про Павлика услышала, ком к горлу подкатил, стёкла так в ирода из моих рук и посыпались. А что было потом, уже не помню, кажется, боль сильную ощутила, удар… Вот и всё, ребятки мои хорошие, спасибо вам, родные, за меня и за Павлика.

– О Вас в деревне все беспокоятся, все ждут, когда Вы выздоровеете, – сказала Дина.

– Фёдор Иванович только и думает о Вас, переживает, а врачи его к Вам не пускают, – промолвила Ниночка. И, подумав, добавила: – Он Вас очень любит, мне кажется, всю жизнь.

Баба Зина слушала и плакала…

В палату зашла медсестра, посетители направились к выходу, пожелав всем пациенткам скорейшего выздоровления.

В больничном дворе прохаживались люди в тапках, разноцветных халатах и спортивных костюмах. Одна пожилая пара привлекла внимание Дины. Женщина лет восьмидесяти в байковом халате оступилась, а сгорбленный старичок в костюме с орденскими планками на груди тут же поддержал её под локоток, что-то причитая себе под нос. «Так всю жизнь поддерживают друг друга», – подумала девушка, – «возможно, этот старичок, будучи совсем молодым, участвовал в кровопролитных боях, и где-то здесь недалеко похоронены его товарищи, а эта женщина ждала его, может, даже сама партизанила в местных лесах».

Выйдя с территории больницы, молодые люди увидели серый обелиск. Подойдя поближе, они смогли рассмотреть выгравированную на нём надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто». Погода налаживалась, небольшой ветерок в июльскую жару только радовал, птички щебетали, перебивая друг друга, и всем хотелось думать, что впереди – только хорошее.

– Борцов, скажи, неужели действительно в усадьбе были несметные сокровища? – спросила Нинка, сгорая от любопытства.

– Были. Но камни в них оказались качественной подделкой.

– Это как же так? – выкрикнула обалдевшая Нинка.

– Шёл тысяча девятьсот четырнадцатый год, война, все сыновья великого князя отправились защищать Родину с оружием в руках. Вырученные от продажи драгоценных камней деньги княгиня отдала на нужды армии, оставив себе лишь золотые вещички в память о тех близких, кто эти украшения ей когда-то дарил. А после революции было уже не до колец и ожерелий, немногим членам семьи удалось выжить, – тихо произнёс Гриша. – Подробнее вам может рассказать директор музея Олечка. Она нам очень помогла, но запертая заклинившим замком дверь и бесполезные телефоны оказались для неё неприятным сюрпризом.

– А для тебя, для Тараса Петровича, для сторожа Фёдора? – не унималась Нина, но, взглянув на мрачного Григория, примолкла.

– В начале пятидесятых усадьбу решили превратить в дом отдыха для трудящихся, – продолжал делиться знаниями местной истории Борцов, – тогда во время ремонта и нашли тайник. Поговаривали, кто-то из деревенских подсказал, возможно, как раз, баба Зина или дед Фёдор.

И тут Нинка прощебетала:

– А Ольга Сергеевна сказала, что тайник отыскался год назад… Да, уж, мне даже самой стало жалко… драгоценности! – Ниночка тяжело вздохнула.

– Девушки, как же я забыл, вы же с утра, кроме блинов, ничего не ели! Поедемте, накормлю вас и напою. Кстати, нам есть, за что выпить! Как раз тут неподалёку открылся отличный ресторан, на машине до него десять минут, «У Романовых» называется.

– А за что пить будем, Гриш? – прищурилась Нина. – За прекрасных дам? За любовь?

– За победу в войне с гитлеровской Германией! За здоровье бабушки Зины! – предложила Дина. Борцов обнял её и сказал с улыбкой:

– За наш российский народ!

И все трое рванули к припаркованной в тенёчке Ниве.

Неженский ответ на немужские поступки

– Показывайте, что там у вас.

– Григорий Михайлович, тут и не разберёшь, мужской это труп или женский, – голос стажера звучал растерянно.

Следователь Борцов с трудом пробирался сквозь кусты по влажной траве осеннего леса. Под ногами хлюпало, холодный октябрьский ветер протискивался в полураспахнутую, наскоро одетую куртку. Жена недавно купила её Грише и каждый раз, провожая на работу, напоминала: «Застёгивай куртку, когда выходишь из машины». Но Борцов был непослушным и на здоровье плевал. Недавно, выехав на место происшествия, проторчал с Зайцевым под дождём битый час, показывая и объясняя ему, что, да как. Витька Зайцев, стажёр, оказался смышлёным добрейшим парнем, но временами выкидывал такие фортели, проявляя излишнюю инициативу, что терпение Борцова не выдерживало, и уж какое там здоровье, когда приходилось то и дело отчитываться перед начальством, покрывая самодеятельность мальчишки. Гриша смотрел на Витю и видел себя в двадцать пять. Конечно, в том возрасте он был взрослее, суровая армейская жизнь воина-интернационалиста сделала своё дело, да и после не сказать, чтобы стало легко. «Эх, надо бы Петровичу напомнить, давненько мы с ребятами не собирались, а то переехал в свою деревню и увяз по уши в огородных делах», – думал Борцов о командире, приближаясь к группе мужчин, что-то с задумчивым видом обсуждавших.

Мужики, узнав его, поздоровались и указали на груду сухих листьев, которая наполовину прикрывала обезображенный труп. Разорванная в клочья грудь, местами из-под мягких тканей выступали рёбра, лицо выглядело настолько изуродованным, что казалось невозможным угадать, каким оно было раньше: единственный глаз – без верхнего века, отсутствие носа и верхней губы могли ввести в ступор любого повидавшего на своём веку. Стажёр Витька вопросительно смотрел на Борцова.

– А ты взгляни на ботинок. Женщины носят такую обувь? Размер-то не меньше сорок пятого, ну или вроде того, – Григорий рассматривал черный ботинок на изувеченной ноге.

– Действительно! Но всё равно, кто ж его такого опознает? Если только по одежде, да и от неё мало что осталось…

– Кстати, где Сергеич?

– Сергей Сергеевич на больничном, нам прислали Марину Алексеевну. – Зайцев впервые за последние полчаса улыбался, показывая рукой на беседующую с людьми в милицейской форме симпатичную девушку в светлом пальто. Борцов с грустью подумал: «Ещё один стажёр, к тому же баба, придётся, батенька, до всего самому докапываться от начала и до конца». Девчонка, тем временем, уже бежала к нему, спотыкаясь о коряги.

– Здравствуйте товарищ майор, я ваш новый судмедэксперт, меня зовут Петрова Марина.

– Очень приятно. Следователь Борцов Григорий Михайлович, а это мой самый главный помощник – Виктор Васильевич Зайцев, которому Вы всё подробно доложите и передадите копию заключения. Хорошо?

– Да, Григорий Михайлович, Витя уже снабдил меня номером своего мобильного, буду держать его в курсе.

– Вот и славно, передайте ребятам, что я уехал на совещание. Витя, а ты со мной, – Борцов направился обратно по направлению к шоссе, ища в кармане трезвонящий мобильный. Звонила жена.

– Гриш, борщ стынет, ты же обещал, что уедешь ненадолго, говорил, у тебя сегодня выходной, – услышал Борцов в трубке.

– Динуль, я уже еду, буду с напарником, целую, жди, – тихо ответил Гриша и дал отбой.

– Витя, ты всё понял? – обратился Борцов к стажеру.

– А как же тут? У нас ведь работа…

– Работа работой, а обед по расписанию. Ты борщ любишь?

– Люблю!

– Ну, вот и молодец. Кстати, заедем за картошкой, у магазина рядом не припаркуешься, поможешь мне донести её до машины.

– А совещание?

– Будут у нас с тобой ещё совещания. – Сев в машину, Григорий произнёс: – Созвонишься с нашим юным судмедэкспертом, узнаешь время смерти убитого, посмотришь списки пропавших в этот день и ближайший к дате период, поищешь тех, кто заявлял о бесследно исчезнувших родственниках, ну и так далее с последующим опознанием. Но это потом, а сейчас надо к обеду успеть.

– Вы имеете в виду списки пропавших по нашему району, товарищ майор?

– Сначала по району, конечно.

– Понял. Не завидую я родственникам, – всё вздыхал Зайцев.

– Витя, работа у нас такая. Нам самим не позавидуешь. Не забудь пристегнуться. – Борцов нажал на газ, и машина плавно двинулась вперёд.

– Григорий Михайлович, почему преступники не закопали труп?

– Причины могут быть разные. Мне представляется самое простое: убийца или убийцы ничего не имели против того, чтобы труп обнаружили.

– В таком виде? Как Вы думаете, его специально так изуродовали, чтобы никто не узнал?

– Нет.

– Почему нет? Это же первое, что приходит в голову.

– Ну, с лицом-то всё понятно, по твоей версии. А грудь-то, зачем так потрошить, да и остальные части тела?

– А вдруг это волки? Пошёл человек вечерком по нужде…

– В этом лесочке волки не водятся, – изрёк подуставший от глупостей Борцов, – Витя, поумерь, пожалуйста, свою буйную фантазию и подумай. Создаётся впечатление, что тело истерзано каким-то зверем или зверьми, но от места преступления его увезли подальше, что говорит о причастности людей. Его оставили в лесной полосе, которая идёт вдоль дороги от города, значит, вероятнее всего, убийство было совершенно в городе. Никому не придёт в голову волочить труп через две полосы в противоположную сторону. Пока это всё. А вот и магазин, бери авоськи, они на заднем сидении.

Борцов жил в крепком деревенском доме из сруба, участок в десять соток окружал довольно высокий металлический забор. Просторные ворота были открыты и Нива, легко въехав в них, аккуратно встала под навес у сарая. Двери машины открылись, и мужчины вышли с весомыми авоськами в обеих руках. Несмотря на деревенский образ жизни, семья Борцовых не утруждала себя тяжелым физическим трудом по посадке и выкапыванию картошки, морковки, свёклы и т. д. Грядки небольшие имелись, но там сажались только клубника, огурчики, кабачки и зелень, так что приходилось почти полностью закупаться продуктами в магазинах. Правда, хозяйка увлекалась разведением цветов, и летом на участке было очень красиво: огромных размеров разноцветные цветки лилий радовали глаз; бутоны роз, ирисы, флоксы, ромашки и гладиолусы занимали четверть пространства борцовской фазенды. Весной по обе стороны дорожки к дому земля была покрыта тюльпанами.

В октябре хозяева уже не могли похвастать перед гостями таким великолепием красок, и семейное гнездо выглядело несколько уныло. Налетевшие сухие листья шелестели под ногами. Навстречу Грише и Вите вылетел крупный рыжий пёс Степан неустановленной доподлинно породы, но признанный на деревне как ирландский волкодав. Пёс положил огромные лапы на плоский спортивный борцовский живот, пролаял что-то очень убедительно радостное и, оттолкнувшись, забегал кругами вокруг мужчин, таким образом, провожая их к дому. Дверь на крыльцо приоткрылась, и показалась красивая полногрудая шатенка среднего роста с округлившимся животом в просторном домашнем платье до колена и фартуке, тапочки-шлёпки с помпонами были одеты на босу ногу. Зайцев обратил внимание на стройные, немного загоревшие ножки шатенки и подумал: «Когда-нибудь у меня тоже будет красивая жена, уютный дом и большая собака, и мы с Григорием Михайловичем станем по очереди ходить друг к другу в гости».

Мужчины последовали за хозяйкой в дом, сняли обувь. Следующая за прихожей комната оказалась столовой-гостиной, посередине неё стоял большой прямоугольной формы стол с белой скатертью в мелкий розовый цветочек, в центре стола возвышалась большая эмалированная кастрюля, около неё на блюдце лежал половник. Гриша повёл гостя мимо гостиной в ванную. Помыв руки и узнав у Григория, как зовут его жену, Зайцев бодро вошёл в столовую и с улыбкой произнес:

– Дина Юрьевна, позвольте представиться: помощник Вашего мужа Виктор Зайцев.

– Витенька, садитесь, я всё переживала, что остынет. Вам погуще или пожиже? Вы, наверно, много мяса в борще любите? Вам чёрный или белый хлеб? Сметанку кладите, вон ложка. А почему лимон не берёте? Мы с Гришенькой ещё лимончик в тарелки с борщем кладём, поострее так.

– Спасибо, – ответил Витя набитым ртом, – очень вкусно.

И тут к ногам Зайцева что-то прикоснулось, он наклонил голову вниз и нашёл под столом полосатого кота, по виду очень довольного жизнью. «И кота тоже заведу, будет тереться о ноги и снижать давление, как в народе говорят; наверняка, к тому времени, когда я обзаведусь домом и семьёй, у меня давление как раз станет повышенное», – вновь подумал о счастливом семейном будущем Витя, а затем его мысли понеслись дальше: «А жена у Борцова беременна, вероятно, майор только и думает, что о ней, да о наследнике. Про труп в лесу, небось, уже забыл. Вот будет здорово, если мне удастся самому найти убийцу! Конечно, Борцов – опытный следак, но, как нам в институте говорили, опыт, бывает, играет против следователя. А тут, как раз, особый случай. Надо будет Петьке рассказать, что я сегодня в лесу видел… Ещё, помнится, на лекциях читали, что с годами многие следователи начинают небрежно и цинично относиться к своей работе…»

– Витя, Вам ещё налить борща? – вежливо поинтересовалась Дина Юрьевна, глядя на опустевшую тарелку.

– Нет, спасибо, у нас с Григорием Михайловичем ещё много дел.

– Динуль, посмотри, как там чаёк, заварился? – ласково обратился к жене Борцов. Дина побежала на кухню, а Борцов повернулся к помощнику и произнёс: – Часа через три созвонись с Мариной Алексеевной, а лучше сам навести её на работе, потом займись пропавшими. Мне доложишь, когда найдёшь родственников. Ясно?

– А, если не найду? – поймав суровый взгляд майора, Зайцев добавил: – Григорий Михайлович, я сегодня могу не успеть, да и завтра, наверно, тоже.

– У нас в районе не так много людей пропадает. Если он из нашего района, конечно. Обзвони всех, кто обращался, возможно, кто-то уже своих нашёл. К примеру, вернулись в семью загулявшие мужья. Даю подсказку: посмотри заявления о пропавших сорокалетних мужчинах.

– А это как Вы определили? – спросил поражённый Витя.

– Ты руки его видел? А шею? А зубы? Кстати, он, вероятно, курил. Обрывки рубашки явно не из дешёвого магазина, да и ботинок этот… Короче, ищем родственников мужчины лет сорока-сорока пяти с достатком не ниже среднего, вероятно, проживавшего в городе… А вот и чаёк!

За чаем речь пошла о погоде, о том, что медики обещают ранний грипп и т. д. Зайцев из разговора понял, что жена майора врач, но сейчас временно не работает по случаю своего интересного положения. Григорий Михайлович ещё немного порассуждал о предназначении женщины сидеть дома с детьми и ждать мужа с работы, Дина Юрьевна ему повозражала, они посмеялись, и Вите показалось, что у них в семье нет ни патриархата, ни матриархата, а есть любовь, такая спокойная, верная и тёплая. Супруги не пытаются друг друга поучать, спорят так, играючи. Они относятся к браку легко и, при том, серьёзно. У Зайцева создалось ощущение, что он в гостях у близнецов, которые не могут друг без друга. Покормив кота и собаку, хозяева надели куртки, обувь и пошли провожать гостя. Закрыв калитку и заперев ворота, Борцовы с Витей прогулялись до автобусной остановки и, посадив его в автобус, стали возвращаться в деревню.

Дина убирала со стола, Гриша мыл посуду. Кот Барсик пристроился в углу и облизывал лапку. Стёпка сидел копилкой, с интересом наблюдая, как вкусно пахнущее отправляется в холодильник и на полки в буфет. И тут, о счастье, хозяйка ему бросила кусок колбаски, а потом и хлебушка. Кот смотрел с явной завистью, пока сам не выпросил угощение.

– Гриша, к нам хочет приехать Нина, моя подруга, ну ты помнишь, – произнесла Дина.

– Ещё бы, разве можно забыть Ниночку! Ты знаешь, а это прямо-таки замечательно! И тебе не скучно будет, и я за тебя спокоен.

– Почему спокоен? Причём тут Нина? Ты же сам всегда рядом, я только позвоню, и ты едешь сюда.

– Это последний месяц так. А помнишь, как я раньше сутками на работе пропадал? Сейчас, возможно, начнётся то же самое. Ты только не переживай, не скучай и не пугайся. Никаких опасностей для жизни твоего мужа не предвидится. А, если будешь нервничать, буду нервничать я и наш ребёнок, понятно?

– Как уж тут не понять. Хорошо, буду коротать дни с Ниной и не думать ни о чём плохом, – улыбнувшись, Дина обняла мужа, буквально повиснув у него на шее. Он поцеловал её сначала в нос, потом в щёчку, в губы; его руки, меж тем, нежно гладили её плечи, спину, потом спустились ниже, супруги уже не могли оторваться друг от друга, плавно перемещаясь в спальню. Отделка спальни была выполнена на японский лад: маленькие светильники в виде куба, иероглифы на покрывале и подушках, изображения сакуры на стенах, приглушённые тона обоев и небольшие фигурки японок на прикроватных тумбочках. С комнатой было связано много особенных моментов, воспоминание о которых вызывало любовный трепет, поэтому стоило супругам только заглянуть в неё, как последующие действия не трудно было предугадать. В течение дня, особенно, когда Борцов ждал важных звонков по работе, в спальню не заходили. Всего комнат в доме было пять, Борцовы иногда в них теряли друг друга. Взяв на руки Дину, Гриша донёс её до кровати, аккуратно пристроил на подушки и лёг рядом. Они медленно раздевали друг друга, в комнате было тепло, но не душно, горел маленький светильник, дыхание Гриши ласкало шею, грудь, живот… «В каком раю я живу», – подумала Дина и её сознание разлилось и пропало в далёкой бездне.

Витя Зайцев сделал всё, как ему велел майор. Марина Алексеевна приготовила специально для него копию заключения. Назначив ей свидание в недорогом ресторанчике на вечер, молодой следователь поехал в отделение и просмотрел списки пропавших в начале октября. Среди людей, разыскивавших мужчин нужного возраста, оказалось четыре женщины средних лет и один пожилой мужчина. Обзвонив их, Зайцев выяснил, что сын старика недавно объявился после запоя, две женщины уже успели заполучить обратно блудных мужей; из оставшихся двух одной позвонили из больницы и, слава Богу, супруг шёл на поправку. Оставалось надеяться, что последняя, четвёртая дама, искавшая мужа, опознает труп, иначе расследование зайдёт в тупик, и Зайцеву нечем будет похвастаться перед другом Петькой, да и его авторитет окончательно упадёт в глазах Борцова. Вечерело. Приближалось время свидания с Мариной, и Витя поспешил в сторону ресторана «Сулико». Они встретились, увидев друг друга, идущими навстречу. В ресторане тихо играла музыка, народу было немного, Зайцев заказал Марине чахохбили из курицы, салат и сухое грузинское вино, себе шашлык и пару рюмок коньяка. Марина, в синем облегающем платье, казалась такой изящной, невозможно было подумать, что перед ним сидит судмедэксперт. Чуть захмелевший Витя даже хохотнул от этой мысли. Марина тоже расслабилась от вина, да от хорошей пищи, много смеялась над анекдотами, которые травил Зайцев. В зале одни грузинские напевы сменялись другими, вслед за анекдотами пошли истории из собственной жизни. Марина поведала о своих родителях – врачах, о том, как они видели её исключительно стоматологом, после чего молодёжь снова стала хохотать. Рассказов у Марины было больше, чем у Вити, и все особенности её работы описывались с присущим ей остроумием. Зайцев для себя отметил, девчонка выдерживает границы между юмором и пошлостью и смеётся в основном над собой, своей неловкостью и неопытностью. Вите приятно было проводить с ней время, смотреть на её светлые волосы, спускающиеся кудряшками по тонкой длинной шее, на её чуть вздёрнутый маленький носик и зелёные, как у кошки, глаза. Она выглядела такой худенькой и беззащитной, и это очень ему нравилось, хотя до сегодняшнего дня Витю почему-то притягивали женщины с объёмными формами. Официант подошёл к их столику и зажёг свечи на небольших стеклянных подсвечниках. Марине раньше и в голову не могло прийти, что первый день на новой работе закончится так романтично. Молодой следователь оказался настоящим кавалером, его было интересно слушать, она с удовольствием наблюдала, как Витя доливает ей вино, подаёт салфетки в нужный момент, при этом, не теряя нити повествования. Когда её кавалер рассказывал о себе, девушка отметила, что он несколько амбициозен и подумала: «это хорошо». Марина всегда считала, современный мужчина обязательно должен быть немного амбициозным. Время шло, стрелки на часах приближались к одиннадцати. Конечно же, Витя заказал такси и отвёз даму до дома, проводив до самой двери, затем поцеловал в щёчку, поблагодарив за прекрасный вечер и, выдав одну из своих самых обворожительных улыбок, побежал вниз по лестнице, оставив пребывать Марину в женских мечтах о неземной любви.

Марина вошла в квартиру, скинула сапоги, повесила пальто и бросилась на диван. Идти в ванную не было сил. Помимо усталости физической, голова тяжелела от не отпускающих её мыслей о работе. Сегодняшний труп задал ей загадок, её любимый учебник по судебной медицине мало, чем мог ей помочь. Она уже представляла, как будет ухмыляться суровый следователь Борцов, читая её заключение. «Ну и ладно», – успокаивала себя Марина, – «Витя защитит меня перед Борцовым». Но её беспокоило не только это… И тут позвонила мама. Девушке пришлось долго выслушивать советы по поводу ответственности в работе, осторожности в общении с мужчинами, девичьей гордости и т. д. Марина успокоила мать, убедив её в том, что всё хорошо и будет ещё лучше. Про встречу с Зайцевым она умолчала, да и про жуткого вида труп, тоже. Так уж получилось, что с родителями всё общение сводилось к теме здоровья, быта и работы вкратце. Мама с папой большую часть своей жизни провели на работе: в дежурствах и подработках. В медицине, чтобы заработать на еду, одежду и оплату ЖКХ, всегда приходилось много пахать. Времени, свободного от работы, хватало родителям только на сон и на то, чтобы помыться, постираться и немного прийти в себя, поэтому принятых в некоторых семьях неторопливых душевных бесед за столом в доме Марининых родителей не получалось. Марина любила долгие разговоры по телефону с подружками, с которыми делилась всеми своими бедами и радостями, правда, встречалась с ними крайне редко. Школа, где училась Марина, была с углублённым изучением английского языка, но преподаватели там требовали углубления по всем предметам, а оценки нередко занижали. Уроки дома делались до ночи; о том, чтобы в будни погулять во дворе или сходить в театр или кино, не было даже речи. После школы Марина сразу поступила в медицинский институт. Первые два с половиной года одногруппники прозвали «сплошной нервотрёпкой», потом стало легче, но всё равно учёба занимала много времени. Кино, театр, концерты, походы по гостям с подружками, свидания с молодыми людьми, то есть нормальная человеческая жизнь, бьющая ключом, началась только в интернатуре. Партер в большинство театров был не по карману, а вот середина бельэтажа, балкон, оказались доступны, там подруги могли посмотреть спектакли и немного пошептаться.

Однокомнатная квартира, где сейчас жила Марина, принадлежала сестре её матери, которая на год уехала в командировку заграницу. Когда тётя вернётся, придётся снова переезжать к родителям в малогабаритную двушку, а Марине так хотелось отдельного жилья! Девушка жила в проходной комнате, которая являлась одновременно и общей гостиной, а её подруга Танюшка завидовала ей, потому что Таня обитала в такой же по площади комнате, в такой же квартире, в том же доме, где и Марина, но вдвоём с сестрой, младше Таньки на девять лет. По всем подсчётам, у Марины никак не выходило остаться в медицине и скопить на своё гнёздышко, как бы скромно она ни жила. Мама укоризненно твердила ей: «В наше время все мечтали выйти замуж за любимого человека, найти хорошую работу, родить детей, а ещё съездить в отпуск всей семьёй на юг, а у вас, молодёжи, только квартиры на уме, мы же все поначалу жили с родителями и ничего»! При этом мамам также добавляла, что она не уживётся ни с каким дочкиным мужем, и Марина должна будет искать жениха с квартирой. Папа всю жизнь мечтал о машине, купил её только в пятьдесят лет, не без помощи дедули-ветерана, а дача появилась совсем недавно, но на неё долго копили и всё равно влезли в долги. Зато теперь уже никто не думает об отдыхе в Крыму или Геленджике, все рады относительно экономному и полезному отдыху на даче, и с весны родители открывают огородно-копательный сезон, завершая его где-то к концу сентября. «Когда-нибудь я накоплю на турпоездку в Турцию или Черногорию, а может в Грецию, самое главное, загранпаспорт я уже получила», – с оптимизмом смотрела в будущее женщина-судмедэксперт.

За окном был октябрь двух тысячи первого года. В начале сентября Марине исполнилось двадцать пять, но она не справляла свой день рождения, так как, если б она накрыла стол, пригласив хотя бы самых близких подруг, ей пришлось бы жить впроголодь до конца месяца или просить денег у родителей, а это она считала недопустимым. «Чем больше буду просить денег у родных, тем дольше буду зависимой маленькой непослушной девочкой», – думала Марина.

Григорий Михайлович с хмурым лицом уже третий раз перечитывал заключение судмедэксперта, периодически поглядывая на сидящего напротив Зайцева. Они сидели в кабинете Борцова в свитерах, попивая горячий чай. Начало отопительного сезона, как обычно, запаздывало. Григорий, особенно в этот период времени, сочувствовал людям, которые живут в квартирах. В своей избе всегда можно подбавить или убавить отопление, будь то осень, весна, зима или лето, а эти городские бедолаги вынуждены после холодных кабинетов продолжать мёрзнуть уже у себя дома.

– Ну, что она пишет! Витя смотри: «… резаные раны на теле могли быть причинены острым предметом, возможно, ножом…». А теперь дальше: «…раны преимущественно рваные, в области груди, живота, паха, были нанесены, вероятно, когтями и зубами крупного животного…» Что ты молчишь, будто в рот воды набрал! Как это можно понять, а? – Борцов тыкал пальцем в лежащую у него на столе копию заключения судмедэксперта Петровой М. А., держа чашку с чаем навесу и периодически прихлёбывая из неё.

– По-моему всё подробно изложено, видно, что врач старался…

– Подробно, да не то! А как же краткость – сестра таланта? Но я не об этом. Объясни мне, о мудрый отрок, как раны могут быть рваными и резаными одновременно?! И каким крупным животным они могли быть нанесены? Большой собакой? Слоном? Верблюдом?

– Я уже не отрок, Григорий Михайлович, это, во-первых. Про описание ран, так они могут быть разными: одни резаные, другие рваные, это, во-вторых. И, наконец, точно назвать животное по характеру повреждения им мягких тканей и внутренних органов – суперзадача даже для самого опытного судмедэксперта. Так что извините, Вы чересчур придираетесь, слишком строго оценивая начинающего специалиста – стойко отбил удары Зайцев.

Гриша сначала недобро взглянул на противника, потом вдруг улыбнулся и от души засмеялся:

– Да ты никак, батенька, влюбился?! Вот это да! Наш пострел везде поспел. Небось, уже встречу назначил, в ресторан сводил и на такси прокатил красавицу? – Григорий говорил и всё больше забавлялся, видя краснеющую физиономию стажёра, но потом вдруг резко посерьёзнел и добавил: – А вот и правильно! Нравится девушка, чего тянуть, да ходить вокруг да около. Женщины любят решительных мужчин. А самое страшное для прекрасной половины – это что?

– Не знаю, товарищ майор, – с любопытством смотрел на майора Витька, хлопая глазами.

– Неопределённость, вот что! Иные парни всё вертят чего-то, то намекнут, то пропадут, то звонят, то не звонят, паузы специально выдерживают, как в игру какую-то играют. Это, знаешь, как-то по-женски. А девки, не зная настоящих мужиков, по таким сохнут. Определённости нет, так они сами додумывают, ночами не спят. А выигрышность такой ситуации для непорядочной мужской половины, не скажу, что сильной, в чём?

– В чём, Григорий Михайлович?

– А в том, что ничего конкретного девушке не обещая, в любой момент можно легко развернуться и со словами: «ты сама себе все напридумывала», гордо отбыть в свою новую жизнь без всяких долгов и мук совести, высматривая новый объект для охмурения.

– А ведь так ещё уметь надо. Я не умею.

– И не надо этому учиться, Вить. Так что у нас там с трупом-то?

– Кожа с мясом содрана во многих местах, на груди и правой руке – до костей…

– Это я и сам видел.

– Марина мне пыталась объяснить что-то вроде того, как она определила принадлежность трупа к мужскому полу по форме таза, – несколько сомневаясь, изрёк Зайцев.

– Что?

– Вы по ботинку, товарищ майор, решили, что труп мужской, а судмедэксперт – по форме таза, ну, я так понял.

– А…? – Борцов застыл в немом вопросе.

– Конечно, не только по форме таза. По крайней мере, по предстательной железе… Она мне так сказала.

– А больше никаких форм, кроме таза не было? Можно поподробнее: что ещё порвало мужику «крупное животное»? В лесу труп почти весь под листьями был, а заключение твоего любимого эксперта полной картины не даёт. Пусть пишет новое и, чтоб всё конкретно, как это делает Сергеич.

– А то самое мужское достоинство и порвало! Животное-то крупное… и, думаю, очень злое было, – уточнил Витя.

– Когда ушёл из дома? – кашлянув, произнёс Борцов.

– Я?

– Твоим режимом я пока не интересуюсь, Витя. Давай выкладывай всё, что тебе стало известно об убитом.

– Кустовский Валерий Максимович, сорок два года, числится… точнее, числился администратором в фирме «Дождь». Его опознала жена Клавдия Андреевна Кустовская, сорока четырёх лет, работает в городской поликлинике медсестрой-массажисткой. Если б я эту Кустовскую вовремя не поддержал, а Марина не дала ей понюхать какую-то гадость, несчастная женщина упала бы на кафель морга, разбила себе голову, и у нас было бы уже два трупа. Вдова видела мужа последний раз утром четвёртого октября. Супруги вместе позавтракали, потом Клавдия Андреевна пошла на работу, а Кустовский остался дома, так как обычно выезжал позже. Около десяти вечера, не дождавшись возвращения мужа с работы, она позвонила его брату Евгению Максимовичу, именно он, кстати, является владельцем фирмы «Дождь», спросила, когда Валерий ушёл с работы, не заезжал ли он к нему. Евгений Максимович ответил, что брат был в фирме где-то до пяти вечера, потом уехал. Конечно, Евгений обещал расспросить сотрудников и перезвонить, и ближе к двенадцати ночи действительно позвонил, но ничего нового рассказать не смог. Коллеги Валерия привыкли к его ранним уходам с работы, все понимали, что он был на особом положении, раз приходился братом начальнику. Это пока всё.

– С опознанием не возникло сомнений?

– Сначала мы показали Клавдии Андреевне одежду, точнее клочья одежды… Обувь они покупали вдвоём, рубашку тоже, так что одежду вдова опознала сразу. Когда показали тело, Кустовская увидела родинки на шее и зарыдала. – Зайцев сидел подавленный, говорил еле слышно. Борцов снова подумал, что когда-то он тоже не был таким циничным, как сейчас, всё принимал близко к сердцу… Когда это было?

– Витя, нам надо опросить родственников убитого. На сегодня оставим вдову в покое, наведаемся для начала к Евгению Максимовичу Кустовскому. Ты слышал раньше о фирме «Дождь»?

– Нет.

– А я покупал зонт этой фирмы ещё лет пятнадцать назад. Тебе не кажется странным, что один брат в одиночку руководит компанией, а другой так, сбоку припёку?

– Я об этом как-то не задумывался, товарищ майор.

– А надо задумываться, Вить. Бывает, мелочи приводят к разгадке самых сложных головоломок.

Григорий поднялся со стула и направился к выходу, за ним последовал озадаченный

Зайцев. В коридоре с ободранными стенами и потёртым линолеумом здания районного отделения милиции было довольно-таки людно. Навстречу Борцову и его помощнику, что-то громко обсуждая, шли опера Лёшка Ключиков и Генка Немчинов. Встретившись, мужчины пожали друг другу руки, и Григорий спросил:

– Ребята, не слышали, как там Сергеич? Говорят, он сильно захворал.

– Ходят слухи, что он заразился от трупа какой-то неприличной болезнью, вроде палец при вскрытии порезал и теперь лечится, – шепнул Лёшка.

– Наша служба и опасна, и трудна. Болезнь-то излечимая? – забеспокоился Борцов.

– Мужики толкуют, жив будет, – успокоил Гена. – А как продвигается расследование дела о бесполом трупе? Борцов не делай такое серьёзное лицо.

– Продвигается, как полагается. Медленно, но верно. Если бы Сергеич выздоровел в ближайшие дни, пошло бы значительно быстрее.

– А девица молодая, что, не справляется? – поинтересовался Лёша.

– Нормально справляется. Но Сергеич незаменим, – ответил Борцов.

– Да уж, такого специалиста ещё поискать надо. Ну, ребята, удачи вам. – Гена с Лёшей отправились дальше по коридору, а Григорий с Витей накинули куртки и выбежали на улицу.

– Всё-таки Сергеичу я позвоню, он мне сейчас как воздух нужен, чего-то явно не хватает в заключении твоей Марины, а чего, пока понять не могу, – сказал Борцов, набирая на мобильном номер болезного. Длинные гудки пришлось слушать долго до того как в трубке появился немолодой, но довольно бойкий мужской голос:

– Ну чего, соскучились там без меня?

– Не то слово! – обрадовался Гриша, – Мне мужики сказали, что у тебя какая-то неприличная хворь, вот я и беспокоюсь.

– Какие трупы вскрываем, такие и болезни подхватываем. Я всегда осторожен, а тогда подуставшим был, вот и порезался.

– Как себя чувствуешь, Сергеич? Долго тебе ещё лечится?

– Скажу тебе честно, Гриш, эту инфекцию я уже, считай, задушил, но на работу выходить не тороплюсь. Мне врачи устроили диспансеризацию и теперь диву даются, как я с такой электрокардиограммой каждый день в будни на работу ходил, да ещё по выходным и праздникам по первому вашему зову выезжал. У меня ещё большие планы на долгую жизнь с бабами, шампанским, путешествиями и заслуженной пенсией.

– Сергеич, ты мне так нужен, даже не представляешь! В лесу нашли труп…

– Не надо мне больному сейчас про трупы, пожалуйста, – прервал Григория Сергеич. – Я тебя, Борцов, как человека прошу. Знаю, у вас есть судмедэксперт, о ней хорошо отзывались коллеги, я о ней справлялся. Да, начинающая, но ведь отличница, голова у неё соображает. Ничего, перебьётесь пока без меня. До свидания Гриша.

– До свидания Сергеич. Выздоравливай. Мы все тебя ждём. – Борцов убрал мобильный в карман джинсов, повернулся к Зайцеву и произнёс: – Витя, созвонись с братом убитого, поедем к нему.

– А, если он занят, и сегодня откажется с нами встречаться? Ведь он деловой человек.

– Значит, отложит свои дела. Звони, а я зайду в магазин, куплю нам с тобой что-нибудь на обед. Сергеич о своём здоровье заботится, вот и нам о себе побеспокоиться не мешало бы.

Будь напорист в разговоре с Кустовским. Ты – представитель власти, а он – мелкий бизнесменишка. Кто знает, может он братца и убил. Родственники всегда под подозрением в первую очередь. Наследство, квартиры, большие деньги часто приходится делить между многими членами семьи. Ради безбедной жизни самые безобидные на вид люди идут на преступления.

– Но только не Клавдия Андреевна. Как она плакала в морге, Вы бы видели!

– Пока следствие не закончено, ты должен подозревать всех, даже того, кто тебе как человек очень симпатичен.

Несколько лет назад…

В квартире Николеты, известной как женщина – экстрасенс, царил полумрак. Небольшие торшеры и светильники создавали уютную атмосферу, тяжёлые гобеленовые занавески на окнах не давали дневному свету проникнуть в комнаты. На круглом столе горела одинокая свеча, рядом стояли чашки и турка с только сваренным кофе на подставке. Николета, красивая брюнетка тридцати трёх лет с иссиня-чёрными волосами, ждала клиентку. На душе было неспокойно, чувствовалось, человек спешит к ней не с добрыми намерениями. Она сразу поняла, что следовало отказаться, но деньги были так нужны. Женщина, записавшаяся на приём, была одета небогато, но Ника знала, клиентка отдала бы всё, чтобы добиться желаемого.

Дар видеть то, что не видят другие, начал проявляться у Ники ещё в школе, где её недолюбливали. За что её гнобили, девочка не знала. Одноклассницы собирались в кучки и ежедневно обсуждали её на переменах. То причёска не та, то нос длинный, то веки она красит, то сильно напудрилась, то походка у неё странная. Ника никогда в школе не пользовалась макияжем, директором это было категорически запрещено, но красивые сине-серые глаза и белая гладкая кожа в сочетании с тёмными длинными волосами не давали завистницам покоя. Ещё она часто пропускала учёбу, используя любой повод не пойти в ненавистное казённое учреждение с бегущей и орущей толпой учеников. Ей было настолько некомфортно находиться в помещении, наполненном большим количеством таких разных людей, что она часто болела, страдая физически и душевно. Ника не понимала, зачем надо изучать такой объём наук, подолгу находясь в классе с тридцатью детьми, и стоит ли это таких огромных человеческих энергозатрат. Дети особенно не любили тех, кто не посещал школу каждый день. Наверное, просыпалась обида, почему одним можно не ходить, а другим нельзя. Поначалу нелюбовь с одноклассниками у Николеты была взаимная. Она, как могла, пыталась уединяться, на уроках садилась одной за заднюю парту. У неё начало портиться зрение: парт впереди её глаз было много, а доска, на которой писали мелом учителя, объясняя предмет, далеко, и зрение приходилось напрягать. Где-то в пятом классе Ника вдруг стала определять, что вот эта ученица получит у доски пять, а та напишет сочинение на два. Бывало, она ошибалась, но со временем научилась чувствовать настроение учителей и попадала в десяточку. Однажды произошло нечто странное. Взглянув на радостную Лену, выходившую из школы, размахивая портфелем, Ника подбежала к ней, схватила за руку и соврала, что её зовёт классная руководительница. Почему-то она решила, во что бы то ни стало спасти Лену от чего-то страшного. Но не спасла, а только отдалила печальную весть. Ника подошла к Марии Ивановне, их классной и попыталась объяснить, что у Лены что-то случилось дома. Мария Ивановна посадила девочек за парту, дала им задание по подготовке к диктанту, объявив, что они у неё самые умницы и завтра будут помогать проверять тетради у всего класса. Затем Мария Ивановна вышла, как догадалась Ника, чтобы позвонить Лене домой. Возвратившись в кабинет, учительница как-то по-особенному взглянула на Нику и после диктанта предложила девочкам попить с нею чайку.

Потом Лена неделю не появлялась в школе. Классная руководительница рассказала Николете, что в тот день в больнице умерла Ленина бабушка. Отца у Лены не было, мать проводила все будни на работе, и девочку воспитывала бабушка, которую внучка очень любила.

С годами Ника осознала свои способности видеть не только настоящее, скрытое от окружающих, но и будущее почти каждого. Она знала, что один одноклассник разобьётся насмерть на мотоцикле, другой утонет; одни девчонки выйдут замуж, другие нет, притом некоторые одинокие будут счастливее замужних.

Если поначалу Ника испытывала гордость и самодовольство, то спустя время у неё появилась не беспокоящая её ранее головная боль и излишняя усталость. Пришлось учиться щадить себя, держа людей на расстоянии, не вглядываясь в их лица, не вникая в их проблемы. Окружающие вскоре начали догадываться о её способностях и донимать своими бесконечными просьбами, бывало, даже самыми нелепыми. Например, после окончания школы бывший одноклассник не оставлял Нику в покое до того момента, пока не узнал, купят ли ему предки к восемнадцатилетию машину или придётся ещё долго ждать, а соседка долго допытывалась, бросит ли её любимый жену или нет. Прошло немало лет, пока Николета поняла: подавляющее большинство по натуре потребители. Будучи уверенной в своём таланте и вечном желании человека знать, что с ним произойдёт, она охотно соглашалась помочь, но при этом называла немалую цену. Её забавляло наблюдать, как многие, услышав о стоимости услуг, сразу теряли интерес к будущему. Их переставало интересовать собственное здоровье, а также здоровье близких, надо ли делать операцию маме, отдавать ли замуж за того-то свою единственную дочь, стоит ли пытаться что-то изменить в своей жизни или наоборот позволить событиям развиваться своим ходом. Но находились те, которые не отступались и готовы были оплачивать её труд. Николета считала своим долгом приложить все усилия и способности, чтобы предотвратить плохое, помочь, придать силы, ей даже удавалось лечить и весьма успешно.

Вскоре весть о необыкновенной женщине-экстрасенсе распространилась по всему городу и за его пределами. Возникла очередь, клиенты принимались по записи. По понедельникам и вторникам велась запись, по средам и четвергам шёл приём, с пятницы по воскресенье Николета набиралась сил, уединяясь в своей квартире, иногда ходила в театр, выезжала на природу. Она приобрела два мобильных телефона с разными номерами: один – для родных и близких друзей, другой – для остальных. Последний отключался на время выходных, часы приёма и с девяти вечера до девяти утра так называемых рабочих дней, по первому номеру – абонент был доступен круглосуточно.

Сегодня был четверг, Ника услышала звонок в дверь, отключила рабочий мобильный телефон и пошла открывать.

Клиентка держалась настороженно, глаза излучали ненависть. Экстрасенс провела её в комнату, посадила за стол и предложила выпить кофе, но гостья отказалась.

– Вы могли бы наложить проклятие на одного человека? Поверьте на слово, он это заслужил, – чеканя слова, произнесла дама.

– Я не занимаюсь чёрной магией. Может, чем-нибудь другим смогу помочь? Выпейте кофе, я его только что сварила, – предложила Николета, наливая кофе из турки в чашку клиентки и протягивая ей сахарницу.

– Мне никто ничем не сможет помочь. Но я готова сама за себя постоять, я сильная, – женщина глотнула из чашки и добавила, – Кофе хороший, спасибо.

– Кто тот человек? У Вас есть его фотография? – спросила Ника, подумав.

Дама порылась в сумочке и вытащила черно-белое фото. С фотографии на Николету смотрел мужчина, не лишённый харизмы: волосы были модно зачёсаны, взгляд с прищуром, подбородок с ямочкой, нос с небольшой горбинкой. И тут Нике стало жутко, руки задрожали, голова отяжелела. Клиентка с любопытством наблюдала за ней. Кофе приятно согревало, женщина не заметила, как всё выпила, хотя дала себе слово ни к чему не притрагиваться в доме ведьмы, уж тем более что-то есть или пить. Ведьма долго пялилась на фотографию, затем, положив её на стол, какое-то время сидела молча. Ничто не нарушало тишину. Гостья терпеливо ждала.

– Этот человек причинил зло не только Вам, – произнесла Николета.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Оставьте мысли о проклятии. Мужчина умрёт страшной смертью, очень страшной.

– Когда?

– Точно не скажу. Но ему отпущено немного. Хотите, я расскажу про Вас?

– Да, хочу, я не боюсь судьбы, – немного помедлив с ответом, произнесла гостья.

– То, о чём Вы мечтаете, у Вас будет.

– Муж? Дети? – с надеждой спросила дама.

– Да. Мужчина, который Вам нужен, сам найдёт Вас.

– Вы не обманываете? – голос клиентки дрожал.

– Нет. Скоро сами убедитесь. Вы можете принести вознаграждение за мою работу после того, когда всё, о чём я здесь сейчас говорила, сбудется.

– Нет, что Вы? Я Вам верю! Скажите, про мужа и детей Вы узнали по кофейной гуще в чашке? Ведь Вы для этого налили мне кофе? – поинтересовалась клиентка, доставая из сумки деньги.

– И по кофейной гуще тоже, – улыбнувшись, ответила Николета.

Клиентка уходила расслабленная и спокойная, у двери она повернулась, обняла женщину, которую несколько минут назад считала ведьмой и заплакала.

Когда Ника закрыла за гостьей дверь, её всю колотило в ознобе, ужасная картина стояла перед глазами. В подобные моменты она жалела о своем даре. «Зря я попросила показать фотографию обидчика, ей вполне хватило бы предсказания о счастливой семье», – ругала себя экстрасенс. Но потом задумалась: «А может и не хватило бы…».

Кустовский Евгений Максимович жил в новом доме на одиннадцатом этаже в просторной трёхкомнатной квартире. Когда ему позвонил Зайцев и предложил встретиться, Евгений Максимович всячески пытался сослаться на неотложные дела, он хотел даже соврать про командировку, но вовремя спохватился, что в милиции могут проверить и ему тогда придётся снова придумывать и объяснять. И вот теперь у него в гостиной сидели два следователя. Молодая спаниелька Тина беспокойно бегала по квартире, периодически гавкая, к новым людям она относилась с настороженностью. Кустовский сразу сориентировался: с блондином, который постарше, нужно держать ухо востро, лишнего скажешь, потом не отвертишься. Если бы был выбор, он предпочёл бы вести беседу с младшим ментом, тот как-то больше располагал к себе, и сразу было видно, ему легче запудрить мозги. Евгений Максимович так и не решил, что рассказывать про братца, а что нет, и как скрыть то, что Валерка был ему как кость поперёк горла, как огромный чемодан, набитый всяким дерьмом, который тяжело нести. Сколько же он с ним намучился! Нет, им этого не понять, никто никогда его не поймёт, никто! И эта дура, его жена Клавка, какая же она дура! У Валерки все женщины были дуры, но эта… Смотрела на него влюблёнными глазами два года, всё лечила его спину, массажи делала, по поликлиникам к знакомым врачам водила, одевала, обувала, кормила, а он по бабам двадцатилетним бегал. Не могла же она не догадываться! Наверняка догадывалась, но всё равно почему-то терпела его измены. Сам чёрт не разберёт этих баб.

– Евгений Максимович, какие отношения у Вас были с братом? – спросил Зайцев, разглядывая полного лысоватого дядьку с небольшой бородкой и усиками.

– Он был моим единственным братом, моим младшим братом! Я помогал ему всю жизнь, мы всегда были рядом, и теперь мне его так не хватает, – Евгений Максимович схватился руками за виски и потёр их.

– Мы понимаем, как Вам тяжело, – кивал Зайцев. – Когда Вы последний раз виделись с братом?

– Если бы я чем-то мог помочь… Сотрудники сказали, Валерий ушёл с работы где-то около пяти вечера, а я его видел последний раз в два часа дня, обедающим в офисной кухне. Знаете, я очень занятый человек, часто отъезжаю на встречи и в тот день уехал из офиса в три, а вернулся после шести.

– Вам не показалось что-нибудь странным в его поведении? Может, Валерий Максимович перекинулся с Вами парой слов? Вы ведь, наверняка, много общались на работе?

– Нет, что Вы! – и тут Кустовский понял, что выдал себя с головой. Следователь постарше посмотрел с недоверием и как-то не по-доброму. Да что они могут знать! Разговаривать с Валерой?! О чём? Евгений Максимович вытер носовым платком пот со лба и произнёс: – В офисе каждый из нас занимался своими делами, рабочие вопросы обсуждались на общих собраниях, а личным Валера со мной делился редко.

– Он с кем-нибудь разговаривал по телефону в тот день?

– У меня свой кабинет. Валерий работал в комнате с двумя коллегами, так что спросите у них о его телефонных звонках.

– Значит, Вы видели брата последний раз в офисе четвёртого октября в два часа дня, ни о чём с ним не обмолвились и не знаете, звонил ли он кому-нибудь в тот день. Куда он направился после пяти часов, Вы тоже не знаете? – спросил Зайцев.

– Нет.

На какое-то время в комнате повисла тишина. Собака-спаниэль тоже затихла, спрятавшись в ногах Евгения Максимовича. И только большие настенные часы громко тикали. На полу лежал толстый бежевый ковёр, вся мебель была громоздкая, из красного дерева, на высоком потолке красовалась хрустальная люстра, по виду стоимостью в пять месячных зарплат Борцова. Неизвестно, что больше допекло Григория Михайловича: эта люстра, элитная мебель или сам неприятный ему Евгений Максимович, но он решил, что пришло время надавить на бизнесмена.

– Евгений Максимович, кто основал фирму «Дождь»? – спросил Борцов.

– Мой покойный отец.

– Ваш с братом отец, Вы хотели сказать?

– Как Вам больше нравится, товарищ следователь.

– А почему фирмой руководите только Вы?

– Да какое Вам дело! – не скрывая негодования и багровея от злости, выкрикнул Кустовский.

– Ваш брат давно как совершеннолетний, младше Вас всего на пять лет. Логично предположить, что отец передал в наследство фирму обоим братьям.

– Вы даже не представляете, какую чушь Вы несёте! Передать управление компанией Валере?!

– Он недееспособный? Или отец любил Вас больше?

– Это не Ваше дело! – Кустовский сжал пальцы в кулаки, губы его подрагивали. Прошло минуты две, никто не произнёс ни слова. Наконец хозяин дома взял себя в руки, вздохнул и произнёс: – Валера с детства доставлял родителям много хлопот. Его, как раз, очень любили и баловали. Да, он рос набаловышем. Игрушек покупалось не счесть, потом их заменили на тачки, одна была круче другой. Институт он бросил, машины бил одну за другой. Как-то в момент аварии он сильно травмировал спину и лечился до конца своих дней. Кстати, после той аварии отец отказался давать денег на новую машину, но брат приобрел автомобиль сам, непонятно на что.

– Почему непонятно на что. Разве он не работал в вашей с отцом фирме?

– Он там значился и получал умеренную зарплату. Работал – это громко сказано! Брат никогда не мог, как обычный служащий, отсидеть весь рабочий день с десяти утра до шести вечера, а руководить компанией и подавно! Ни одной здравой идеи никогда не рождалось в его пустой голове, один ветер. Да и дружки были соответствующие… Вот отец и завещал компанию мне и не ошибся. «Дождь» теперь знают в Европе, недавно мы заключили контракт с Сербией, ведём переговоры с нашими друзьями из Чехии.

– У меня тоже есть зонт Вашей компании, – сказал Борцов, улыбнувшись.

– Это очень приятно. Поймите, мне всё время приходилось смотреть за Валерой. В детстве родители доверяли мне, как старшему, гулять с ним во дворе. Когда брат стал старшеклассником, я следил, чтобы он не попал в дурную компанию, да и с взрослым много возился, не раз вытаскивал Валерку из казино пьяного, расплачивался за него.

– Евгений Максимович, Вы начали рассказывать про его «дружков»… – напомнил Борцов.

– Всех его дружков не назову, да я с ними, если честно, и не знакомился. Но одного знаю. Зовут его Колесниченко Игорь Леонидович. Его отец тоже был бизнесмен, рано умер, как и наш. Игорь, не смотря на праздный образ жизни, всегда руководствовался какими-то принципами в отличие от моего покойного брата.

– Какими принципами? Он честно работал?

– Нет. Он всегда слыл бездельником и балагуром, но жил по средствам. Леонид Владиславович оставил сыну две большие квартиры в центре города, Игорёк решил их сдавать, а сам переехал в маленькую однушку своей покойной бабушки. Он отремонтировал её, привёл в божеский вид. Квартиры в центре сдаёт приличным людям за хорошую плату, периодически созванивается с ними, приезжает, следит за порядком. Часть денег, завещанных отцом, потратил на покупку участков под Москвой, сейчас они только растут в цене и будут расти дальше. Игорь – настоящий хозяин, не удивлюсь, если он откроет свою фирму. Леонид Владиславович незадолго до смерти продал свой бизнес, успев сколотить небольшое состояние, которое Игорь бережёт и приумножает. К тому же, Игорёк – заботливый сын, его мать на старости лет ни в чём не нуждается.

– Позвоните Игорю Леонидовичу, скажите, что мы хотели бы его видеть, – сказал Григорий Михайлович, уходя. Собака проводила гостей до входной двери, наматывая круги вокруг Евгения Максимовича и радостно помахивая хвостом, на прощание всё же тявкнув. Уже взявшись за ручку двери, Борцов посмотрел в глаза Кустовскому старшему и произнес:

– А если бы с Валерием не возились, как с ребёнком, доверили бы ему стоящее дело, дали шанс, один, другой, третий, отнеслись бы к нему как к нормальному взрослому мужику, может, всё ещё по-другому бы обернулось? – Григорий наблюдал за выражением лица Евгения. Из равнодушно-уставшего оно превратилось в настороженно-злое, потом взор вновь потускнел. Кустовский отвёл глаза и, вяло махнув рукой, давая понять «уходя уходите», поспешил выпроводить малоприятных ему гостей за дверь.

Уже на лестничной клетке Витя обратился к майору:

– Вам не кажется, что это жестоко? Всё-таки он брата потерял, а Вы с упреками…

– Переживет, – буркнул Борцов.

Был обычный хмурый осенний день, в отделении милиции по-прежнему не топили. В кабинете Борцова сидел Игорь Леонидович Колесниченко собственной персоной. Он приехал сразу после звонка Евгения, спросил, кто ведёт дело об убийстве Валерия Кустовского и его проводили к Борцову. Выглядел друг убитого, если не считать дорогие костюм и галстук, как-то невзрачно: неопределённого цвета, что-то вроде светло-русого, волосы, ещё более светлые глаза почти без ресниц, бледный цвет лица, маленький нос картошкой, полные губы, ростом чуть ниже среднего, с небольшим брюшком.

– Мне Женя сказал, что Валеру будут хоронить в закрытом гробу. Как же так! Кто и за что мог его убить? Он не был богат, так что версию с ограблением можно смело вычеркнуть, среди его знакомых бандитов не значилось… Может это какой-то сумасшедший так поиздевался? – спросил посетитель.

– Все версии рассматриваются, – лаконично ответил Григорий.

– Можно закурить? – доставая пачку сигарет, спросил Колесниченко.

– Здесь не курят. Игорь Леонидович, Вы давно знали Валерия Максимовича Кустовского? Каким он был человеком? – подал голос стоявший у окна Зайцев.

– Да, мы знакомы с малышовского возраста. Не скажу, что с детсадовского, так как в садик нас не водили. Растили бабушки и нянечки, иногда нашим воспитанием занимались мамы, хотя они больше были заняты собой. Видите, вроде ничего ещё и не рассказал, а уже ясно, как много у нас было общего. Валера рос безбашенным, лихим парнем. Родителей это пугало, девочкам нравилось. Прикиньте, такой крутой парень притормаживает рядом на мотоцикле, снимает шлем, и улыбается в тридцать два белоснежных зуба! Он легко знакомился с женским полом, а тот, в свою очередь, его обожал. Для меня Валера был просто хорошим добрым другом, и этим всё сказано.

– А Евгений Максимович, напротив, не лестного о брате мнения, говорил, что Валерий не отличался трудолюбием, создавал много проблем семье, – произнес Витя.

– Братья не ладили, об этом вам все скажут. Они просто очень разные. А работать, если честно, почти никто не любит. Надо на что-то кушать, вот и прутся каждый день на работу, которую ненавидят. Работать – от слова раб, а мы с Валеркой рабами не были. Я давно подумываю своё дело открыть, у меня на это имеется начальный капитал, ещё папой оставленный, а отец Валеры всё завещал старшему сыну. Женя всегда жил, как разрешат, маме с папой в глаза смотрел, с детства очень боялся наказания. Моя сестра Маргарита так его и зовёт: «послушный Женя». А Валерий никогда ничего не боялся. Если будут говорить, что Валера – трус, не верьте! Мой друг был самым смелым человеком из всех, кого я когда-либо видел. Как он гонял на своих тачках! А как он далеко заплывал, когда мы ездили в Грецию! Спасатели были начеку. Помню, в Ялту летали. Как я ему завидовал, когда он прыгал с вышки вниз головой с вытянутыми вперёд руками, а потом выходил из волн таким красивым Аполлоном и забавно скакал на одной ноге, тряся головой, пытаясь выгнать воду из уха. Нас сразу окружали как будто случайно проходившие мимо загорелые девушки в купальниках. Бабы его любили…

– Наверно, стихи сочинял, на гитаре играл? – решил поддержать беседу Борцов.

– Нет, – горько улыбнулся Игорь, – музыка не была его стихией. Для Валеры жизнь звучала песней! К сожалению, она оказалась короткой, – в глазах Колесниченко появились слёзы, он несколько раз моргнул и отвернулся.

– Вы говорите, его любили женщины. И много их было? – спросил Витя.

– Не поверите! Пару месяцев назад мы напились с Валеркой у меня дома, и он показал мне список своих баб, который, представьте, он ведёт с пятнадцати лет. В этом списке они все значатся под номерами. Так их там восемьдесят четыре! Конечно, для какого-нибудь известного актёра – это ерунда, но для обычного жителя нашего небольшого городка… Не удивлюсь, если с того времени этот список пополнился новыми именами.

– За последние два месяца? – не мог скрыть удивления Витя.

– Это немалый срок, молодой человек.

– А он, что, список этот с собой всегда таскал?

– Не думаю. Настроение у нас обоих было отличное, вот он и прихватил его с собой. Женщины – неплохая тема для домашнего застолья двух старых друзей.

– А как вы считаете, почему Валерий Кустовский выбрал в жёны Клавдию Андреевну? – полюбопытствовал Зайцев.

– Сам не знаю. Такие тёлки были: длинноногие, молодые, кровь с молоком, а Клава обычная и старше него. Наверное, заботилась о нём. Ведь Клава – прекрасная хозяйка. Как вкусно она готовит! Насколько я знаю мать Валеры и Жени Галину Арнольдовну, она всегда была властной, в доме Кустовских царил матриархат. Может, Клавдия дала Валере то тепло, которого он не дождался от матери и других женщин?

– Он жил за её счёт? – спросил Борцов.

– Нет, Валера зарабатывал в фирме брата. Да, немного. Но с некоторых пор мой друг стал жить экономно и как-то правильно, можно сказать, как живёт обычный семейный мужчина. Думаю, он, наконец, осознал, что на самом деле является истинными ценностями: здоровье, уют семейного очага, то комфортное состояние, которое не дают мужчине не ночные клубы, не гламурные девушки, не заграничные пятизвёздочные отели с их «всё включено».

– Он изменял Клавдии? Вы же упоминали про список и его возможное пополнение новыми именами, – всё больше продолжал удивляться Зайцев. Ему казалось парадоксальным всё то, о чём вещал этот самодовольный тип. Никаких истинных ценностей Кустовского Витя в рассказе его друга так и не разглядел.

– Валера не часто делился со мной подробностями своей личной жизни. Да и какое сейчас имеет значение, изменял ли он жене? Мужчина может любить одну женщину, а встречаться со многими.

– А Вы философ, – произнес Борцов.

– Слово «философ», товарищ следователь, означает любящий людей человек.

– Он бросил, судя по списку, восемьдесят четыре женщины. И все полюбовно с ним расстались? Вам друг не рассказывал, наверняка, кто-то затаил обиду? Может, были и трагические истории? – Борцов задавал вопросы и наблюдал. Колесниченко явно колебался, он смотрел то в пол, то в угол кабинета, то искал что-то глазами в окне. Григорий решил его поторопить: – Вы хотите, чтобы мы нашли убийцу Вашего друга, Игорь Леонидович?

– О чём Вы спрашиваете! Я для этого сам прибежал к вам сюда! – воскликнул Колесниченко. Немного подумав, он произнёс: – Трагическая история была, даже очень трагическая… – Зайцев и Борцов поддались вперёд, приготовившись слушать. Игорь продолжил: – Где-то в двадцати – двадцати двухлетнем возрасте Валера поехал с девушкой в Крым. Девушку звали Ирина Медникова, я до сих пор помню, память у меня, знаете ли, неплохая, а то, что случилось, не забывается. На море она пыталась научиться плавать. Не успев в полной мере освоиться в воде, девушка, видимо, переоценила свои силы, поплыла за Валерой, захлебнулась, он не смог вовремя подплыть, так как был далеко за буйками… Короче, она утонула.

– Как же он оставил не умеющую плавать девушку одну в воде? – удивился Витя.

– Подробности я не знаю. Возможно, мой друг и был виноват, не доглядел. Но поверьте, он очень переживал, потом долго никуда не ездил, проводил лето в городе.

– У Ирины Медниковой остались родители, сёстры, братья, жених? – спросил Григорий.

– У неё была одна мать. Отец, вроде, уехал заграницу, поменял гражданство и семье не помогал. Мать Ирины, конечно, проклинала Валеру. Если Вы предполагаете, что это она его убила, то почему она не сделала этого сразу, а ждала много лет? Да и не похожа она на убийцу. Просто несчастная женщина.

– Вы не могли не слышать от друга о его амурных похождениях. Как Вы считаете, кто из любовниц мог мстить ему за обманутые чувства? – вновь задал вопрос Гриша.

– Да никто. Валерий подбирал себе определённых женщин.

– Это как? – поспешил уточнить Зайцев.

– Он говорил мне: «Гарик, все девушки делятся на волчиц и овечек, я встречаюсь только с овцами, которые преданно смотрят на меня своими овечьими глазками, и в них я вижу готовность ради меня на всё». Валерий, когда расставался с девушкой, нёс всякую чушь: про сложности и несправедливости жизни, про то, что ему надо искать работу где-то очень далеко, и он вернётся к ней единственной только самодостаточным и разбогатевшим. Или про внезапно слёгшего родственника, за которым надо непрерывно ухаживать.

– Восемьдесят четыре овцы, не фига себе! – позволил себе выкрикнуть Зайцев, за что получил неодобрительный взгляд Борцова.

– Да, представьте себе! Можете мне поверить, они все были похожи такой кротостью и смирением. Милые, добрые женщины. – Создавалось впечатление, что Игорю Колесниченко стал нравиться диалог, он чувствовал, его рассказ вызвал интерес у следователей, но не как у служителей закона, а как у обычных мужиков, поэтому он увлёкся и несколько ушёл в сторону: – А меня наоборот заводят активные девчонки, женщины-вамп, огонь! Посмотрит такая своим жгучим взглядом, и я совершенно теряю голову, представляя, как она меня…

– Он был альфонсом? – спросил, как отрезал, Борцов.

– Что? – Колесниченко словно вернулся обратно на землю.

– Да или нет? – Борцов начинал закипать.

– Валерий? Альфонсом? – Колесниченко почему-то смутился. – Нет. По-моему, альфонс – слабое создание, полностью зависящее от женщин, использует дам, чтобы построить свою карьеру и, как правило, знакомясь с женщиной, преследует определённую цель. Валера рос в небедной семье, особо в деньгах не нуждался, да и карьеру сделать не стремился. Независимость для него была важна, как воздух. Да, он позволял себе принимать от женщин дорогие подарки, бывало, брал деньги в долг, но затем, вроде бы отдавал. Во всяком случае, мне информация преподносилась так. Конечно, женщины Валерку баловали. Ну, а как же иначе? Хотите знать, каким он был в юности? Вот, полюбуйтесь! – Колесниченко достал из дипломата фотографию: два красивых парня в плавках стояли, улыбаясь, на больших камнях, оба с пышной шевелюрой, подтянутые и накаченные, а рядом обхватила валуны морская волна с пеной. Игоря Леонидовича можно было узнать с трудом, так он изменился.

– Вас фотографировали в Крыму в тот год, когда утонула Ирина Медникова? – спросил Витя.

– Нет, эта фотография сделана лет через пять после трагедии, а фотограф – моя сестра Маргарита. Кстати, она вам может рассказать о девушках Валеры гораздо больше, Валера и Маргарита были друзьями.

– Любовниками, Вы хотели сказать? – спросил Григорий Михайлович.

– Любовниками они не были, – быстро ответил Колесниченко.

– Как-то это странно, учитывая то, что Вы нам здесь поведали о Кустовском.

– Валера часто с улыбкой говорил мне и Марго: «Ну, должна же у меня остаться хотя бы одна женщина-друг». Думаю, таким образом, он берёг не только дружбу с Маргаритой, но и со мной. Валерка знал, я бы не простил ему разбитое сердечко сестры.

– Могли бы мы в ближайшее время встретиться с Вашей сестрой? – задал Зайцев риторический вопрос.

– Конечно, записывайте адрес.

Игорь Леонидович сообщил, что его сестра Маргарита Леонидовна Колесниченко владеет салоном красоты «Лилия», чьими услугами пользовались Кустовские. Её все любят и уважают. Он гордится сестрой, так как она самостоятельна, сама заработала себе на квартиру в центре города, домик загородом, вырастила двоих детей. Как-то, между прочим, выяснилось, что дети у неё от разных отцов, с которыми она в законном браке не состояла, старшего сына родила в шестнадцать, младшего в двадцать. Деток обеспечила неплохими однушками, оплачивает им образование. Сама проживает отдельно в свое удовольствие на соседней с ними улице.

Когда Игорь ушёл, Зайцев уткнулся в свои записи, Борцов включил в розетку электрический чайник. У каждого из следователей сложился свой портрет Кустовского младшего, каждый представлял его по своему, пытаясь переваривать услышанное.

– Григорий Михайлович, Вы можете себе представить восемьдесят четыре женщины-овечки? – осторожно спросил Зайцев.

– Нет, Витя.

– Вот и я. Как можно так неуважительно относиться к женщине, которая даёт жизнь, и которая гораздо беззащитней тебя, крепкого мужика?

– Нет, Витя, я не о том. Великий знаток женского пола Валерий Кустовский обязательно хоть раз ошибся, какая-нибудь оказалась-таки волчицей. И нам с тобой придется эту волчицу выследить.

В то время, когда Игорь Колесниченко покидал кабинет следователя, экстрасенс Николета готовилась к встрече с очередной клиенткой. Записаны были на этот день всего две дамы и один мужчина, то есть меньше обычного, в среднем в приёмные дни приходило по пять человек. В основном мужчин волновали прогнозы в бизнесе и карьере, у женщин преобладала любовная тема, часто обращались болеющие с просьбами об исцелении. С последними Николета была осторожна, многого не обещала, при этом старалась вселить надежду на улучшение состояния. Как ни странно, шлейф многих бед тянулся от отсутствия комфортного климата в семье. Бесконечные скандалы или наоборот недомолвки мешали сохранять здоровое тело и дух, а также материально обогащаться. Люди концентрировались на мелочах, налаживании отношений в своем доме, забивая голову тем, как решить проблемы с домашними, теряя при этом драгоценное время. Постоянное напряжение приводило к серьёзным заболеваниям. Николета часто задумывалась над тем, почему человеку свойственно загонять себя в порочный круг, из которого выбраться оказывается так сложно. Впрягаясь в ненужную ему суету, неведомо, зачем кем-то выбранную, он встаёт на рельсы и везёт груз придуманных дел, не всегда обязательных и уж, тем более, благодарных, до тех пор, пока не свалится с ног, теряя последние силы. А потом взглянет на свою уходящую жизнь, как на долгий изнурительный марафон и спросит себя: «Почему я не остановился, не сошёл с этой дистанции и не посмотрел вокруг?» Может, я увидел бы тогда что-то более подходящее мне. Кто очертил эти границы, за которые мне некогда было выйти? Что это за жизнь, когда всё время надо бежать, успеть? Куда? Люди помнят, что всем должны, забывая одну известную истину: «мы, прежде всего, должны быть счастливыми».

Внезапно раздавшийся звонок в дверь заставил экстрасенса вздрогнуть. Николета бросила взгляд на список посетителей, там были три буквы: «Зоя». «Наверняка её зовут иначе», – подумала Ника. Посетители часто называли свои настоящие имена и фамилии, даже приносили медицинские заключения и карточки из поликлиник, где были перечислены почти все их паспортные данные. Многие показывали семейные альбомы с фотографиями всех своих друзей и близких.

Клиентка явно не хотела быть узнанной. Большие тёмные очки закрывали половину лица, за чёрным париком прятались лоб и скулы, ярко красная помада покрывала губы так, что, возможно, выходила за их контур, объёмное платье скрывало очертания фигуры, огромный бюст наверняка был поролоновый.

– Вы – Зоя? – спросила Николета посетительницу.

– Да. Я к Вам записывалась на это время. Слышала, Вы хорошая предсказательница. Некоторые считают Вас настоящей ведьмой, – ответил голос с хрипотцой, который мог принадлежать как женщине, так и мужчине.

– Стараюсь помогать людям, как могу, – произнесла Николета.

– Я не займу у Вас много времени. Дело в том, что мой питомец недавно укусил человека. Скажу сразу, питомец у меня давно и никогда ни на кого не набрасывался так, то есть, так сильно не кусал. Теперь после того, как он познал вкус человеческой крови, я беспокоюсь, не стал ли он более опасным.

– А он и раньше был опасным?

– Любое животное опасно, если с ним не умеешь обращаться, – жёстко ответила посетительница.

– Безусловно, – согласилась Николета. – Я чувствую, Вы любите животных.

– Это так, – губы в яркой помаде расплылись в улыбке, но экстрасенс чувствовала напряжение человека, сидящего напротив неё, человека, который был буквально переполнен страхом. Николете передался этот страх так сильно, что ей стало нехорошо.

Так бывает, когда внешне вроде всё нормально, но что-то омрачает существование, не давая ровно дышать. Обычно это какая-то неопределённость с ожиданием чьего-то решения, когда впереди что-то трудное и пока с этим не покончишь, спокойствия не будет.

– Я не вижу явной опасности, исходящей от животных ни для Вас, ни для тех, кто Вам дорог. Скажу более, питомец привязан к Вам сейчас так же, как и раньше. Конечно, ровно настолько, насколько он может привязаться к человеку и, в любом случае, осторожность не помешает, это серьёзное животное. – Николета говорила мягко, её голос завораживал. Гостья облегчённо вздохнула, услышав вердикт предсказательницы, но уходить не спешила.

– Вы сказали: «Насколько он может»? – насторожилась клиентка.

– Он ведь у Вас гордый и уважает себя?

– Да, – ответила гостья, а про себя с ужасом подумала: «Она всё знает». – Я боюсь спрашивать, но всё-таки спрошу…

– Не надо, – отрезала Николета, – если Вы хорошо подумаете, то поймёте, ни Вам, ни мне это не нужно.

– Да, Вы правы, простите. И спасибо Вам. Возьмите заслуженное вознаграждение, – клиентка встала и положила конверт на стол. Николета взглянула внутрь и сказала:

– Это много.

– В самый раз.

…Николета наблюдала из окна, поглядывая в щёлочку между шторами, которые во время приёма обычно всегда закрывались, как человек, недавно находившийся у неё в квартире, сел в машину – жёлтое такси с шашечками. Автомобиль скрылся из поля зрения, человек был уверен, что остался инкогнито, но Николета знала, какого он пола, какое у него имя, имела представление о людях, которые его окружают, живых и мёртвых.

Маргарита Леонидовна Колесниченко оказалась очень любезной, гостеприимной хозяйкой. Она охотно поухаживала за мужчинами, повесив куртку Григория Михайловича и Витькино пальто на вешалки в шкафу с зеркалами в прихожей, а потом грациозно устремилась вглубь со вкусом обставленной квартиры. Борцов с Зайцевым направились за ней и оказались в большой столовой. Приглядевшись, можно было догадаться, что между комнатой и кухней снесли стену, создав просторную кухню – гостиную. Хозяйка усадила гостей на шикарный бордовый диван, поставила перед ними белые тарелочки с золотой каёмочкой, серебряные столовые приборы, чашки из китайского сервиза. Кругом красовались вазочки с вареньем, конфетами, вафлями, на тарелке в центре лежал нарезанный лаваш. Венцом хлебосольства явилось вытащенное из духовки огромное блюдо из мяса с овощами. Отказаться голодному следователю отведать мягкой говядины с кабачками, баклажанами, красным перцем, помидорами, кинзой и ещё какими-то специями, было подобно самоубийству, и ребята сдались, жадно набросившись на угощение. Что тут скажешь, голод – не тётка. К тому же, в небольших городах все являются в некотором смысле соседями и на многие условности смотрят сквозь пальцы.

– Это правильно, что вы заранее предупредили о визите. Даме обязательно нужно подготовиться к встрече с такими достойными людьми! – Маргарита Леонидовна вначале улыбалась обоим гостям, с удовольствием наблюдая, как голодная братия с аппетитом поглощает её стряпню. Но вскоре всё своё внимание она сконцентрировала на майоре. – У нас в городе все Вас знают, Григорий Михайлович. Вы же настоящий герой! Я столько читала о Вас в газетах! И не называйте меня по отчеству, я ведь ещё не в том возрасте, – щебетала хозяйка, одной рукой проводя по краю кофточки в зоне декольте, а другой, накручивая на пальчик локон золотистых волос. Они были скорее рыжие с медным оттенком, аккуратно забранные вверх. Кстати, далеко не каждая женщина могла похвастать такой густой копной волос, тем более в сорок лет. Небольшого роста, как и её брат, но для дамы рост был вполне подходящий, с серо-голубыми глазами, пухлыми губами, довольно аппетитной фигурой и чарующим голосом Маргарита Колесниченко могла произвести впечатление даже на самого требовательного мужчину.

На первый взгляд, её можно было принять за добрую милую женщину, которая во главу угла ставит семью и домашний уют, так и увидел её Витя, но Борцов знал, что владелица салона «Лилия» держит своих сотрудников в ежовых рукавицах. Трудовой день у них начинался в семь утра, а заканчивался в десять вечера, чтобы работающие люди могли забежать подстричься, сделать маникюр, педикюр до или после работы. «Мы работаем не только для домохозяек, к нам заходят деловые люди, у которых всё расписано по минутам», – строго вещала подчинённым суровая мадам. Маргарита Леонидовна следила, чтобы расчёски, ножницы, инструменты для маникюра и т. д. дезинфицировались специальными растворами после каждого клиента, к чему некоторые мастера не могли привыкнуть, за что безжалостно увольнялись. Чистые полотенца и фартуки, постоянно моющийся пол, обилие зеркал в просторном, всегда проветренном помещении с ненавязчивой негромкой музыкой создавали хорошее настроение перед началом рабочего дня или расслабляюще действовали после него, а также способствовали релаксации в выходные дни. Высокая стоимость услуг в салоне была не всем по карману, но недостатка в клиентах не было, зато сотрудники получали высокую зарплату, немалые премиальные, а особо отличившиеся награждались туристическими пакетами в Турцию, Египет, Болгарию или Грецию на время отпускного периода. Среди клиентов салона были сотрудники турфирм, и Маргарита одной из первых узнавала обо всех акциях и лучших предложениях. Менеджеры бронировали мастерам номера в отелях и места в самолетах, а в салоне «Лилия» сотрудникам турфирм предоставлялись существенные скидки на обслуживание. Маргарита очень любила Грецию. Каждый раз она возвращалась в эту чудесную страну со множеством великолепных пляжей, отмеченных «Голубым флагом», прозрачным бирюзовым морем, древней историей, пропитанной мифами и легендами, как в волшебную сказку и буквально со слезами покидала её. А в памяти оставались рассказы экскурсоводов о храбром Ахиллесе, воинственных ахейцах, боге врачевания Асклепии, малоговорящих спартанцах, которые засыпали с копьём, об отце медицины Гиппократе, первых олимпийских играх и атлетах, которые жили и тренировались в гимнасиях, откуда пошло слово «гимназия», и многое-многое, что невозможно забыть. Маргарита много работала и всегда знала, ради чего. Заработанных денег хватало и на хлеб насущный, и на насыщенную, интересную жизнь. Временами она завидовала сама себе и была благодарна судьбе за благосклонность, но и не давала себе расслабляться, зная, как капризна порой бывает госпожа Удача.

– Если вы не против, буду обращаться к Вам «Маргарита», – согласился сытый Борцов, – Вам брат уже сообщил о смерти Валерия Кустовского?

– Да, Гарик мне позвонил, сказал, что Валерочку убили, и всё. Я ожидала от вас услышать подробности, – Маргарита Леонидовна хлопала пушистыми ресницами. Борцов сурово взглянул на Зайцева, который по выражению лица уже готов был поведать хозяюшке всё на свете за вкусный-то обед.

– Маргарита, сейчас ведётся следствие, подробности будут оглашены позже. Игорь Леонидович сказал, Вы были с Валерием в доверительных отношениях. Я уверен, что именно Вы с Вашим умом, наблюдательностью и женским чутьём окажете неоценимую помощь в расследовании, – очень серьёзно сформулировал цель посещения Борцов.

– Не буду отпираться, вы пришли по адресу. Мы с Валерой дружили с детства, доверяли друг другу почти все тайны, после чего становилось легче на душе. Никто из нас никогда не разглашал секреты другого. Но раз его больше нет, спрашивайте, – тяжело вздохнув, согласилась Марго. Зайцев вытащил блокнот и приготовился записывать.

– Расскажите о его отношениях с братом Евгением, – к удивлению Вити произнес Борцов.

– Вы с Женей уже беседовали? – задала вопрос Маргарита. Григорий кивнул. – Представляю, что он Вам наговорил про Валеру! «Послушный Женя» всегда завидовал своему харизматичному брату. Он ведь Евгений! Заметьте, его так назвали, ожидая, что из мальчика вырастет гений, а он рос никаким: невзрачный такой, шуганный, всех сторонился. Мальчишки с ним не дружили, девчонки от скуки зевали и быстро бросали его. От любых своих мечтаний он отказывался сразу, как только видел недовольство матери.

– От каких мечтаний? – заинтересовался Витя.

– Женя хотел стать кинологом.

– Кем? Что-то связанное с кино? – высказал мысли вслух Зайцев. Борцов еле заметно улыбнулся.

– Вас, молодой человек, как зовут?

– Виктор Васильевич.

– Понятно. Можно, я Вас буду называть Виктор, ну, раз я – просто Маргарита?

– Называйте.

– Виктор, кинологами называют специалистов по воспитанию и разведению собак, ну, примерно так. Так вот, теперь уже наш общий с Вами знакомый, Евгений Кустовский мечтал всю жизнь крутить собакам хвосты, по крайней мере, его матушка Галина Арнольдовна изъяснялась именно так. Она любила стыдить всех, а тут он ей такой повод предоставил: вместо того, чтобы управлять фамильной компанией, грезил о собаках.

– И что же, мечта так и осталась мечтой? Мне кажется, сейчас Кустовский может себе позволить выучиться на кинолога, – почему-то решил Виктор.

– Не знаю, учился ли он или нет, но собаки теперь у него как хобби.

– Что Вы имеете в виду? – спросил Борцов.

– Он берёт собак на передержку.

– Это как? Извините, я неопытный собачник и мало разбираюсь в собачьей теме, хотя в детстве у меня была болонка, – добродушно поведал Зайцев.

– Какая прелесть! Брать пса на передержку, Витенька, значит держать его в своей квартире, кормить, выгуливать на время отсутствия хозяина. У Женьки открылся своего рода талант находить общий язык с собаками любой породы. Примечательно то, что имея проблемы в общении с людьми, Женька совершенно не боится лающих и кусачих четвероногих, даже самых злющих, к которым кроме их собственного хозяина никто не посмеет близко подойти. После смерти мужа Галина Арнольдовна переехала в другую квартиру, её раньше сдавали, а Евгений остался один в родительской квартире. Сначала он взял кобеля своего подчинённого, сотрудника надо было срочно послать в командировку, потом сосед с женой собрались в отпуск, а мать соседа отказалась выгуливать пса. Со временем о Жене узнали друзья и родственники коллег, соседей, друзья друзей и т. д. По приезде отдохнувшие хозяева находили своих любимцев здоровыми, в меру упитанными и счастливыми.

– Мы видели у него симпатичного спаниеля. Это не его собака? – спросил Борцов.

– Про спаниеля ничего не знаю, – ответила Маргарита. – Женя предпочитает изучать характеры и повадки собак разных пород, он как-то прочитал нам с Гариком целую лекцию на эту тему. Последний раз я видела, как он утром выгуливал добермана. Я слышала, Женька не первый раз его берёт на передержку. Игорёк как-то говорил, что хозяин этой собаки тяжело заболел, часто проходит курсы лечения в больнице и, возможно, наш друг возьмёт кобеля себе. Далее мой братец долго разглагольствовал о полном взаимопонимании добермана и Женьки. А почему вас заинтересовали Женькины увлечения собаками?

– Мы, Маргарита, пытаемся воссоздать психологический портрет всех, кто так или иначе был близок к Валерию, – кратко пояснил Борцов. – Расскажите про тот последний раз, когда вы видели Евгения Кустовского, выгуливающего добермана?

– Сразу и не вспомю… дайте подумать. В тот день я поехала на работу позже, потому что собиралась сначала забежать к сыну… Это было пятого октября. Хотя я видела его, гуляющим с этим псом и на два дня раньше. Каждые утро и вечер я проезжаю мимо дома, где живут Кустовские, точнее, ныне живёт один Женя, так как это самый короткий путь до моей работы.

– А что Вы можете сообщить о его женщинах? Лучше по именам и фамилиям, – попросил Борцов.

– Всех не знаю, тем более по фамилиям, но самых-самых, то есть тех, кто оставил заметный след в жизни Валерика, назову. Записывайте. – Зайцев снова схватился за ручку и весь превратился в слух. Тем временем, хозяйка продолжала: – Оксана Захарова, очень активная деловая женщина, но в амурных делах оказалась довольно наивной. Они даже собирались пожениться, по крайней мере, Валера говорил, что Оксана видит его мужем в своих самых сладких снах и не скрывает этого. Всё было бы не плохо, если бы она этим замужеством окончательно его не допекла. В конце концов, Валерка сел в их общую машину и отбыл в неизвестном ей направлении, а именно к другой особе – Дарье Смирновой. Дашенька – само очарование, утончённая особа, прямо девушка из института благородных девиц, а точнее, педагогического, – Марго не удержалась и хохотнула. – Валерий был с ней знаком давно, они то расставались, то любовь вспыхивала вновь, и голубки воссоединялись. Страсть прервалась в тот день, когда Дарья радостно сообщила любимому о беременности. Порыв сразу огорошить своего ненаглядного счастливой вестью оказался ошибкой. Таких, как Валерка, к подобным новостям надо подготавливать осторожно и лучше с правдой повременить, раз дама по-любому решила оставить ребёнка, и спешить, собственно говоря, некуда. Ей бы подождать пока подрастёт животик, дать любимому его погладить, позволить ощутить нежное чувство к зарождающейся душе, ну и всё такое. Но таким наукам в институтах благородных девиц не учат, как, впрочем, всему необходимому в жизни. Помню, как мой друг метался у меня по квартире, не зная, что делать, и ничего лучшего не придумал, как сказать ей, что ребёнок не его. Он очень сурово при мне отчитал её по телефону. Можете записать Смирнову в список подозреваемых под номером один. Если бы так поступили со мной, я бы точно убила подлеца, причём делала это медленно и с удовольствием, – произнеся последние слова, Маргарита Леонидовна даже облизнулась и напоминала гиену с горящими глазами. Витя подумал: «Кажется, она немного не в себе».

– Что стало с Дашей? – тихо спросил Витя.

– Она родила девочку. Родители вначале гневались, но потом пожалели дочурку и приняли всё как есть. А что им ещё оставалось?

– Дарья когда-нибудь обращалась к отцу ребёнка за помощью?

– Как бы она обратилась, если Валера сменил сим-карту в телефоне, а его адрес она не знала. Да и гордая была. Все они такие, образованные.

– Но Вам же известно, что Смирнова родила. Откуда? – наседал Зайцев.

– У меня, Витенька, кругом много знакомых, слухи… – с улыбкой ответила Марго.

– Маргарита Леонидовна, с кем ещё из известных Вам дам у Валерия были интимные отношения? – продолжал задавать вопросы Борцов.

– Ну вот, опять Леонидовна! С Анной Снегирёвой. Она была красивой и доброй, так её охарактеризовал Валера. Но, то ли особой любви он от неё не дождался, то ли ещё почему-то, но они быстро расстались. Валера назвал их отношения «кратковременным романом». Вроде, он взял у неё в долг немного денег на лечение, у Валеры после аварии часто болела спина и шея. И, кажется, не отдал… – Маргарита замолчала, разглядывая дальний угол комнаты, а потом вдруг оживилась, как будто что-то вспомнила: – А ещё до знакомства с Анной, он встречался с Леной Трошиной. Как же я могла забыть? Бедной девочке в юном возрасте пришлось отсидеть в тюрьме, подруга обвинила её в краже, да, такие вот подруги бывают. Галина Арнольдовна, когда узнала, что её младший сын встречается с бывшей заключённой, просто рвала и метала.

– Откуда его мать узнала об этом? – полюбопытствовал Витя.

– От «послушного Жени», конечно. Валерка тогда впервые подрался с братом, вдалбливая ему вместе с кулаками, чтобы тот не лез больше в его личные дела.

– А откуда узнал Женя?

– Не знаю, давно дело было.

– И чем закончилась любовная интрижка с Леной?

– Лена Трошина, как и Даша Смирнова забеременела от Валеры. Лена очень хотела семью и ждала от любимого защиты, опоры. Почему Валерка внушал девушкам такое доверие, сказать трудно. Может, он внешне выглядел сильным, смелым, и эти дурочки видели в нем некий щит против всех сложностей жизни? Не зря в народе говорят: «Не все то золото, что блестит». – Марго задумалась и через некоторое время тихо продолжила: – Валера бросил Лену ещё до того, как узнал о её интересном положении. Трошина решила прервать беременность и потом долго угрожала Валере, не желая оставлять его в покое. Он на этот раз проболтался, что живёт в доме для особо обеспеченных и влиятельных людей города. Короче, она его нашла, позвонила в квартиру Кустовских, а, открывшая дверь Галина Арнольдовна буквально спустила Лену с лестницы. Девушка сыпала в ответ проклятиями, угрожала расправой, орала на весь подъезд, что у неё много знакомых в уголовном мире и за неё есть, кому заступиться. Да кому она была нужна!

– Лена вышла замуж? – Григорию беседа не казалась скучной. За один день ему в руки свалилось столько подозреваемых.

– Кажется, она нашла своё счастье и успокоилась, хотя кто знает…

– Больше никто от него не беременел? – полюбопытствовал Витя. Борцов ухмыльнулся. Он о чём-то долго думал. Со стороны казалось, майор пребывает в своих мыслях где-то очень далеко.

– Валера любил Ирину Медникову или просто развлекался? – вопрос грянул как гром среди ясного неба. Маргарита внимательно посмотрела на Григория, затем встала, подошла к буфету, взяла пачку сигарет и уже собиралась закурить, как Борцов, сморщившись, произнёс:

– Пожалуйста, можно воздержаться от курения.

– Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, Григорий Михайлович, – Марго прищурилась, потом кивнула и, подойдя к окну, открыла его, пуская сигаретный дым в сторону улицы. – Не знаю, как Валера, а она его сильно любила. Думаю, раз Вы знаете про Ирину, Гарик уже поведал Вам эту историю. Едва ли я смогу к ней что-то добавить. – Маргарита курила в окно, а Борцову пришло в голову: «Наверное, зря я встрял со своей борьбой с табаком».

– Вы очень привлекательная женщина, Маргарита Леонидовна. Как-то не верится, что, находясь рядом с такой красавицей, Валерий бегал за множеством женских юбок, – попытался разрядить обстановку Зайцев. Хозяйка улыбнулась ему сдержанной и загадочной улыбкой Джоконды. И в этом был весь ответ. В тот момент Зайцева осенило: «она убила Валерия».

По всему было видно, хозяйка потеряла интерес к разговору. Гости уже были готовы к тому, что им укажут на дверь, как вдруг из соседней комнаты послышался звук, похожий на чихание, потом чих повторился снова, за которым последовало хриплое вякание и писк. Маргарита Леонидовна направилась в дальнюю комнату, приглашая рукой следователей. В комнате одна на другой стояли клетки, а в них пластмассовые, деревянные и соломенные домики и… крысы! Много крыс, разного окраса: серые, бело – серые, бурые, чёрные, в одной клетке несколько белых альбиносов с красными глазками грелись друг о друга, все с длинными голыми хвостами, чистенькие, ухоженные. Как только Маргарита вошла, грызуны повылезали из домиков и повисли на металлических прутьях, глядя на хозяйку.

– А это Ваше хобби? – поинтересовался Борцов.

– Да, это мои «четвероногие друзья», – ответила хозяйка. – Когда моему сыночку исполнилось десять лет, он принёс домой крысёнка. У его одноклассника домашняя крыса принесла потомство. Крысёнок оказался таким ручным. Сын поил его поилкой и кормил из рук. Я представила картину: клеточка, а в ней живёт зверёк, это то, что надо ребёнку. Он научится нести ответственность за кого-то, станет убирать клетку, заботиться о маленьком друге. Потом появилась невеста для крысика, потом детеныши.

– У них же зубы. Они кусаются? – спросил Витя.

– Хозяев не кусают. Крысы – умнейшие создания.

– Сколько их у Вас?

– Пока двенадцать, но будет больше.

– Вы одна за ними всеми ухаживаете? – Витя заметил, как бурый быстро ел кусок сырого мяса, придерживая его передними маленькими лапками, видно только заметил угощение, выбравшись из домика после сна.

– Брат их кормит, когда я уезжаю в свой загородный дом, но пару клеток всегда с собой беру, чтоб не скучно было, – хозяйка улыбнулась и снова стала похожа на милую добрую женщину. – Дети тоже заходят, подкармливают, меняют воду в поилках, убирают, они недалеко здесь живут. – Маргарита какое-то время молчала, видно, размышляя о чём-то. – Вы, наверно, думаете, Григорий Михайлович, что не похожа я на оплакивающую друга женщину? Ответа не последовало. Марго продолжила: – Я знала, Валера рано или поздно получит неженский ответ на свои немужские поступки. Как-то у меня на дне рождении он познакомился с моей подругой Таней Загорской, да, именно той Загорской. Её мужа все в городе знают. Таня Валерке приглянулась, и он решил за ней поухаживать. Что Вы на меня так смотрите, Григорий? Да, я ревновала. У меня дома он ходил хвостом за моей подругой. Но дело не в этом. Татьяна с мужем только узнали о том, что у них будет ребёнок, пребывали на седьмом небе от счастья. Ну, что вам сказать, господа следователи, конечно, и Татьяна не устояла перед чарами Валеры. Если бы вы только могли себе представить, как он целуется! – Мужчины переглянулись. – Кого хоть однажды целовал Валера Кустовский, тот, точнее та, знала, как тяжело сопротивляться неизбежному.

– И он стал встречаться с замужней беременной женщиной? – спросил поражённый Витя.

– Да. Они встречались в гостинице на окраине города. Таня совсем потеряла голову. Её муж довольно жёсткий человек, она домохозяйка, полностью от него зависит. О чём она, дурёха, думала?! Однажды подруга прибежала ко мне вся в слезах. На очередном обследовании в женской консультации у неё выявили венерическое заболевание, Татьяна поругалась с врачами, пыталась убедить их, что анализы перепутали. Ей пришлось обратиться в частную платную клинику, чтобы после анонимного лечения прийти в женскую консультацию здоровой. Её муж – известная личность. Понятно, существует врачебная тайна и медики обычно этого правила придерживаются, но они тоже люди, могли разнести эту весть по подругам, про слухи пронюхали бы журналисты. Моя подруга испытала тогда самый настоящий шок. В её-то состоянии!

– Может, её муж заразил? – поинтересовался Борцов.

– Валерий незадолго до знакомства с Таней спрашивал, знаю ли я хорошего венеролога, сказал, что его друг заболел, и сам при этом не мог скрыть смущения. Ну, я и порекомендовала, а позже решила выяснить у доктора, лечился ли у него мой знакомый. Конечно, опять же врачебная тайна и всё такое, но врач был мне должен, связи всегда решают всё. Он ответил, что Валерий Кустовский обратился к нему недавно, но уже проходит курс лечения. Сопоставив даты его встречи с Таней и начало лечения, я поняла, он знал о своём заболевании и, не смотря на это, спал с ней, а к своему лечению приступил, когда уже заразил её. Таня родила сына, у мальчика нашли дефекты в почках, точно не знаю, но доктора сказали, так могли подействовать на плод лекарства, которые мать принимала в начале беременности. Ребёнку сделали операцию. Сейчас ему пошёл восьмой год, учится во втором классе. Периодически Таня с ним ездит на обследование в Москву, недавно муж оплатил лечение в дорогой израильской клинике.

– Муж Татьяны Загорской мог догадываться про её измену?

– Не знаю. Я даже спрашивать у неё боюсь. Но вроде живут хорошо.

– Загорский… Это не тот ли, из управы? – спросил Борцов.

– Тот, – ответила Марго.

– Я слышал, у него красивая жена, как-то даже видел её. Говорят, он в ней души не чает.

– Зря я вам про неё рассказала.

– Мы всё равно бы узнали, Маргарита, только на это ушло бы много времени и сил. Спасибо Вам. И последний вопрос: «Вам не кажется странным, что Ваш друг выбрал в жёны Клавдию Андреевну?»

– Он к сорока годам совсем рехнулся, стал бросаться на каждую бабу. Думаю, здоровье мужское подкачало, порастратил себя за столько-то лет беспорядочных связей, пытался сам себе доказать, что вот с этой-то точно получится, раз с теми не вышло. А с такой серенькой как Клавка наш ходок чувствовал себя уверенней.

– Жестокая Вы, – неожиданно произнёс Витя. Борцов посмотрел на него с пониманием.

– Какие вы, такие и мы, – отрезала Маргарита Леонидовна.

Борцов вёл машину, Зайцев сидел рядом. Что-то они подустали за день, неизвестно от чего. У Борцова помимо этого ещё с десяток дел, и корил он себя за то, что углубился слишком сильно именно в это. Копаться в чужом грязном белье ему не привыкать, так чем же это расследование так выводит его из себя? Он знал, чем. Ему до сих пор не ясно, что за животное разорвало Кустовского младшего в клочья. Зайцев, как будто читающий его мысли, вдруг изрёк:

– Знаете, Григорий Михайлович, эта Марго и есть та волчица, которая натравила на Кустовского своих крыс. А что? Завела Валерия в квартиру, открыла клетки, крысы его покусали, а после, ночью она засунула труп в багажник и отвезла в лес. Её братец Игорёк нам впаривал про какую-то невинную дружбу между своим дружком и сестрицей. Ясно, как день, Маргарита Леонидовна и Валерий Кустовский были любовниками. Помните, как она про его поцелуи рассказывала?

– Крысы, говоришь, покусали? – ухмылялся Борцов.

– Их у неё много, Вы же видели! Да она, наверняка, ещё не всех нам показала. Я однажды ходил в музей средневековых пыток и видел сооружение: на дне его разжигали огонь, выше на решётки помещали голодных крыс и сверху на что-то тоже вроде решётки с редкими прутьями клали жертву и привязывали её. Крысы прогрызали брюхо несчастному, чтобы спастись от огня. Вы, Григорий Михайлович, сами слышали от Маргариты Леонидовны, какие они «умнейшие создания».

– Я Марине расскажу, чем ты увлекаешься.

– Это её не оттолкнёт.

– У вас что, уже закончился конфетно-букетный период?

– Я у Вас стажёр, товарищ майор, а не прихожанин на исповеди, – мгновенно посерьёзнел Витя.

– Хорошо-хорошо. Признаю, не прав. – Борцов задорно улыбался. – Витя, я сейчас в отделение, у меня там работы вагон и маленькая тележка, а ты попробуй успеть в офис компании «Дождь», расспроси о Кустовском младшем всё, как положено. Если останется время, постарайся раздобыть адреса и телефоны его девушек, тех, о которых нам поведала Маргарита. Записал их фамилии?

– Конечно, Григорий Михайлович.

– Сообщай мне обо всём, что узнаешь, я буду на связи.

– Григорий Михайлович, из Ваших вопросов Маргарите Леонидовне я понял, Вы подозреваете Евгения Кустовского. Не зря же Вы собирали информацию о его увлечениях собаками?

– Доберманы непредсказуемы, бесстрашны и могут быть агрессивными. Они обычно очень привязываются к своим хозяевам, но опасны для чужих им людей. И то, что Кустовский, умеющий обращаться с разными собаками, сам привязался к этому кобелю, вполне закономерно. Хозяин собаки много болеет, Евгений становится вторым главным человеком в жизни пса. Наверняка, Кустовский уделял ему много времени, дрессировал. выгуливал, кормил… Во всяком случае, мы должны учитывать факты: на время исчезновения брата, доберман жил у Евгения.

– Не верится, чтобы он мог натравить добермана на брата?

– Да, Вить, не верится, но мы не можем этого полностью исключить. У Кустовского старшего явно накопились обиды на брата, возможно, есть что-то ещё, чего мы с тобой пока не знаем. Евгений не похож на человека, который мог бы убить своими руками, а вот натравить собаку или кого другого…

– Кого? – Витя ждал ответа с открытым ртом.

– Не знаю, Вить, не знаю…

– Интересно, по какому принципу люди подбирают себе породу собак? Вроде говорят, собаки похожи на своих хозяев и внешне, и по характеру… Григорий Михайлович, вот Вы, к примеру, по каким параметрам выбирали себе Стёпу?

– Это не я, а он меня выбрал. Увязался за мной щенком-подростком. Был на нём ошейник, возможно, потерялся песик или хозяева сами выбросили.

– Вы догадывались, каким огромным он вырастет? – спросил Зайцев, раскинув широко руки, как будто пытался охватить что-то необъятное.

– Да.

– А как?

– У щенка были мощные лапы. Только у крупных пород и больших дворняг такие лапы. – Снова какая-то важная мысль пролетела в голове стрелой. Борцову, как он не пытался, не удалось ухватить её за хвост.

Григорий стоял перед подъездом высотного дома в центре города и наблюдал, как три бабули, укутавшись в тёплые пальто и оренбургские платки, увлечённо разговаривали, сидя на скамеечке. «Зря считают, что старость, не радость», – подумал он. – «В любом возрасте можно найти занятие, если не замыкаться в себе».

– Здравия желаю, девушки. Следователь Борцов Григорий Михайлович.

– Здравствуйте, – скромно ответила высокая худенькая старушка. Другая, полненькая круглолицая вдруг оживилась, дёрнула рукой третью, любопытно глазеющую на Борцова, со словами: – А мы в газетах про Вас читали, неужто Вы?

– Я, девчата, – улыбнулся Григорий.

– В нашем доме что-то случилось? – спросила третья бабулька.

– Нет, у Вас дом образцового содержания и поведения. Хотел поинтересоваться, не беспокоят ли вас кусачие собаки, ну, или какие другие опасные животные. Знаете, сейчас некоторые даже змей в доме держат и всяких экзотических зверей. Мы собираем сведения.

– Собак полно у жильцов, и выгуливают их без поводка, а тут дети! – недовольно произнесла тощенькая.

– А некоторые кошек своих без присмотра выпускают, те бегают сами по себе и закапывают свои дела в песочнице, тьфу! – поведала круглолицая.

– Ладно, там обычные кошки. У Загорских, вон, какой котище! Это же оборотень из фильмов ужасов! Мой внучок на днях смотрел ужасник, позвал меня и ткнул пальцем в кота на экране точь-в-точь, как у Загорских, только в фильме он всё-таки покрупнее был, – ответственно доложила любопытная.

– Так теперь поподробнее и по порядку. У кого собаки без поводка, у кого кошки в песочнице, ну и про зверя из ужасника, – Борцов достал блокнот и для вида стал водить в нем ручкой, а сам ждал, когда бабули дойдут до кота Загорских. Выслушав всё о необычном животном, Борцов поблагодарил бабушек за бдительность, пожелал здоровья, хорошего настроения и, пообещав поговорить с кошатниками и собачниками, устремился в подъезд.

Ему открыла невысокая женщина с каштановыми волосами, забранными в хвост. Выглядела она совершенно обычно, по-домашнему: в белом спортивном костюме и меховых тапочках с ушами. Просторный холл, паркет на полу, очень светлые комнаты с высокими потолками, диваны с дорогой обивкой. Навстречу ему выбежал, о Боже, настоящий гепард, только ростом поменьше. Зверь показывал страшные челюсти с острыми, внушительных размеров зубами. Голова выглядела несколько непропорционально маленькой по сравнению с длинным телом на высоких ногах, уши смешно топорщились. «Он примерно одного роста со Стёпой», – отметил поражённый Борцов.

– Барсик, нельзя! – скомандовала хозяйка, и зверь послушно сел копилкой, но смотрел на следователя недобро.

– Барсик? – удивлённо переспросил Борцов, предварительно представившись. По равнодушно спокойному выражению лица хозяйки Григорий понял: его здесь определённо ждали.

– Это сервал. Муж привёз его котёнком из Гвинеи полтора года назад. Сын назвал его Барсиком. Не бойтесь, Барсик хорошо отдрессирован, вполне домашнее животное. Марго мне уже сообщила о смерти друга их семьи, попросила ответить на Ваши вопросы. Но у меня с Кустовским было шапочное знакомство, – не моргнув глазом соврала Загорская.

– Татьяна Ильинична, у меня есть основания думать, что Валерий был бесчестным человеком и принёс много горя разным людям. Может, Ваше мнение опровергнет общепринятое суждение о нём?

– Какая разница, если он мёртв?

– Конечно, – немного подумав, согласился Борцов. – Как Вы познакомились с Валерием Кустовским?

– А разве Марго Вам не сказала? У неё на дне рождении.

– Я слушаю.

– Но мне нечего Вам рассказать!

– Татьяна, позволю Вам напомнить, я веду расследование убийства и пришёл сюда не просто для того, чтобы потратить время, которого у меня в обрез. Ваша подруга сообщила мне всё, что знает, а знает она про Вас с Валерием немало.

– Она всё врёт.

– А я склонен ей верить.

– Почему Вы верите не мне, а ей? Маргарита всю жизнь завидует моему семейному счастью. Вы знаете, кто мой муж?

– Разумеется.

– Он может позвонить, куда следует, и Вы лишитесь должности, – срываясь в истерику, выкрикнула Загорская.

– А вот угрожать мне, Татьяна Ильинична, я бы Вам не советовал, – наседал Борцов тоном, не оставлявшим сомнений, – опасно недооценивать противника. Вы сейчас успокоитесь и всё мне расскажете. Начнём с конца. Когда Вы последний раз видели Валерия Кустовского?

– Восемь лет назад, – прошипела Татьяна. – Раз Марго Вам всё донесла про меня и про него, Вы должны понять, насколько тяжело мне вспоминать об этом. Валерий знал, что я беременна. Он не пожалел меня, но мог бы пожалеть маленького! Это подло, гадко… Конечно, я была идиоткой, не спорю, но он воспользовался…

– Ваш муж знает подробности? – спросил Григорий. Ответа не последовало. Татьяна молча смотрела в сторону окна.

– Знает? – жёстко повторил Борцов.

– Мне кажется, он догадался. Возможно, нашёлся «доброжелатель», таких, знаете ли, хватает…

– Как Вы это поняли?

– Когда родился Димка, муж стал задумчивым, малоразговорчивым, часто подолгу смотрел на меня, как будто собираясь о чём-то спросить. Я боялась этих моментов и старалась переключить его внимание на обычные темы.

– Где были Вы и Ваш муж четвёртого октября после пяти вечера?

– Мы с Димкой ездили к маме на три дня, как раз с третьего по пятое. Муж обычно приходит с работы около восьми-девяти часов вечера, гуляет с Барсиком. Барсюша приучен ходить на поводке. Необязательно, как с собакой, гулять с ним по три раза в день, он ходит в свой туалет дома, но двигаться сервалу необходимо. Вот муж по вечерам и выводит его из дома, обычно перед сном, когда народу поменьше. Днём Барсик очень бросается в глаза прохожим, люди показывают на него пальцем, шарахаются, а Барсик шипит.

– Татьяна Ильинична, Я должен Вам сказать, хотите Вы того или нет, но мне необходимо встретиться с Вашим мужем. Лучше будет, если Вы сами попросите его об этом. – Снова наступила тишина. Барсик вдруг устремился в сторону дивана, подпрыгнул и в момент оказался на довольно высокой диванной спинке. Этот молниеносный бросок поразил Борцова. Ещё он заметил, что обивка края дивана была разворочена местами до пружин, на остальном пространстве виднелось множество глубоких порезов, вероятно от когтей зверя.

– Это его диван? – спросил Григорий, кивнув головой в сторону сидящего Барсика.

– Да. На другие ему прыгать запрещено, иначе вся мебель была бы испорчена. А как убили Кустовского? – вдруг спросила Татьяна.

– Его буквально порвали в клочья, – без всяких сомнений выдал Борцов, наблюдая за Загорской. Ему удалось поймать на секунду вспыхнувший ужас и страх в её глазах, но только на секунду. Татьяна быстро овладела собой, отвела взгляд и произнесла:

– Хорошо, я поговорю с Семёном, но учтите, он человек занятой.

– Учту. – Борцов поблагодарил Загорскую за беседу, ещё раз глянул на чудо, отдыхающее на диване, и вышел на лестничную клетку. Тут всё цвело и пахло. На подоконниках красовались горшки с цветами, в углу на полу возвышалось бамбуковое дерево. Окна сияли прозрачной чистотой, крупная плитка «люкс» блестела, как будто её драили каждые десять минут. Консьержка внизу ему загадочно улыбалась, и Борцов решил попытать счастья. Подойдя к ней, Григорий представился и спросил:

– Не Вы ли дежурили с четвёртое на пятое октября?

– Я, – ответила консьержка.

– Как мне повезло! Вы не помните, кто из соседей в тот вечер пришел домой поздно? – спросил Борцов. Женщина долго перечисляла всех, кого смогла вспомнить. Среди перечисленных полуночников был и Семён Вячеславович Загорский. По словам консьержки, он зашёл в подъезд около двенадцати ночи и выглядел очень довольным, а потом ещё с полчаса, может, и дольше выгуливал свою большую пятнистую кошку.

– А до этого времени он выводил животное на прогулку?

– Не помню, – честно ответила женщина. – Вечерком народу много мимо пробегает, кто с работы, кто с учёбы, а кто просто со двора. К тому же, я не всегда в окошечко таращусь, глаза уже не молодые, устают. Когда чаёк попью, когда с подругой по телефону поболтаю. Я же не охранник, и зарплата у меня копеечная.

Семён Вячеславович Загорский являлся одним из первых людей города. Входя в его кабинет, Григорий ожидал пренебрежительно холодного отношения, особенно учитывая обстоятельства. Но открытое лицо, спокойный взгляд и довольно простая обстановка помещения, где трудился Загорский, сразу располагали к себе. Семён Вячеславович вышел из-за стола, протягивая Борцову руку, мужчины обменялись крепким рукопожатием. Загорский предложил гостю присесть, указав на кожаное кресло напротив, кресло оказалось удобным. Григорий Михайлович огляделся: большой аквариум в стене с плавающими в нём разноцветными рыбками, а также с водорослями и камушками удачно вписывался в интерьер, на небольшом столике недалеко от окна стояла клетка с жёлтой канарейкой. То ли аквариум с рыбками создавал уют, то ли пение канарейки так приятно успокаивало, что Григорий размечтался: «Вот бы мне такую атмосферу в кабинете, так бы и жил там; надо на птичий рынок съездить и птицу какую-нибудь певчую с клеткой купить, а без рыбок обойдусь, забот с ними не счесть».

– Семён Вячеславович, спасибо, что согласились принять, – вежливо начал Борцов, – вижу, Вы большой любитель животных.

– А как их не любить? Мой дед был клоуном, выступал в нашем цирке, часто брал меня с собой на работу. Сколько там было зверушек! Мне разрешали многих гладить и подкармливать, некоторые из них даже меня узнавали и бежали навстречу.

– Вы носите фамилию деда?

– Да, но дедушка выступал под псевдонимом Пряничкин.

– Клоун Пряничкин?! А я его помню, – оживился Борцов.

– Все дети его знали.

– А как же Вы в политике оказались?

– Григорий Михайлович, мой дед был артистом, любой политик тоже должен быть немного артистом, – улыбнулся Загорский.

– Что наша жизнь? Игра! – вспомнил классику Григорий. Загорский еле заметно кивнул. Голос канарейки звучал переливами. Какое-то время собеседники разглядывали друг друга. Загорский сидел в кресле, закинув ногу на ногу, одной рукой облокотившись о подлокотник, другой перебирая пальцами ручку Паркер. Он считал всех ментов прямолинейными, простоватыми мужиками, но тот, что сейчас был перед ним, таким не казался. Одетый со вкусом в белую рубашку, явно недешёвые светло-голубые джинсы, чистые благородно-коричневого цвета ботинки, и это при такой осенней слякоти на улице, следователь Борцов явно себя уважал. Семён задумался: «Завел беседу о зверушках, с чего бы это?» Первым нарушил молчание Григорий:

– Тот зверь, что живёт у Вас в квартире, не опасен?

– Вам, наверно, соседи нажаловались?

– Нет.

– Тогда почему спрашиваете? – Загорский выглядел удивлённым.

– Работа у меня такая, – неопределённо ответил Борцов.

– Я как-то выгуливал Барсика вечером, Вы ведь с ним уже познакомились, мне жена рассказала. Двое подростков, от которых исходил сильный запах пива, стали протягивать к Барсику руки. Я не успел вовремя натянуть поводок, и в результате кот ухватился зубами за кисть одного из парней. Конечно, я заплатил ему гораздо больше размера штрафа, полагающегося за укус животного, и инцидент был улажен, но поползли слухи…

– Вам известно об убийстве Кустовского Валерия Максимовича?

– Да, я слышал об этом ещё до того, как Вы навестили мою жену.

– От кого? Информация не разглашалась.

– Нельзя, господин следователь, занимать такой пост, как у меня, и не знать, что происходит в городе.

– Думаю, Вы не удивитесь, если я спрошу, где Вы были четвёртого октября после пяти часов вечера?

– Почему же? Удивлюсь. Какое отношение я могу иметь к смерти какого-то Кустовского?

– Семён Вячеславович, прошу заранее простить меня за прямоту. Не вижу смысла ходить вокруг да около, раз этой темы нам с Вами в любом случае избежать не удастся. Я беседовал с подругой Вашей жены, а после и с самой Татьяной Ильиничной. Жаль, что приходится ворошить прошлое, но совершено убийство… Вы знали об отношениях Валерия Кустовского и Вашей жены?

– Мне говорили, что видели их вдвоём. Много лет назад. Я тогда решил нанять частного детектива следить за супругой. Моя жена порвала с Кустовским довольно быстро, и больше они не виделись. На всякий случай скажу Вам, жена не в курсе о моей осведомлённости и, не дай Бог, кто-нибудь ей об этом хотя бы намекнёт. Было и не было, – произнёс Загорский, вращаясь в кресле и указывая на Борцова ручкой. – Так вышло, что я знаю женщину, которая тоже встречалась с этим малоприятным типом. Она поведала мне, какой он негодяй, украл у неё деньги.

– Вы не могли бы назвать имя этой женщины? – спросил Григорий, а про себя подумал: «сказал „А“, говори и „Б“». Видя замешательство Загорского, Борцов добавил: – Вы же понимаете, мы собираем все сведения о жизни убитого, его родственниках, друзьях, приятельницах. История Вашей знакомой, если, как Вы говорите, она «тоже встречалась с этим малоприятным типом», всё равно всплывёт рано или поздно.

– Её зовут Аня Снегирёва. Я только что говорил Вам о цирке, там мы и познакомились с Аней. Не знаю, кто её туда привёл, но она пропадала там целыми днями, даже нередко вместо школы: помогала убирать клетки, присутствовала на репетициях. Помню, очень любила номер с енотами, где они стирают тряпочки. – Загорский мечтательно улыбнулся. Борцов поинтересовался адресом подруги детства политика и получил даже номер её мобильного.

– И всё-таки, я должен повторить вопрос: «Где Вы были вечером четвёртого октября?»

– Надеюсь, это не для протокола? – сурово глядя Григорию в глаза, спросил Загорский.

– Скажу больше, Семён Вячеславович, я сам очень надеюсь, что Ваше имя не всплывёт в официальных бумагах, но обещать ничего не могу, – ответил честный Борцов.

– С девушкой, – вдруг брякнул политик.

– Простите? – Борцов наивно решил, что ослышался. Образ идеального семьянина Семёна Загорского никак не хотел рушиться в его сознании.

– Да, у меня есть девушка! Что Вы на меня так смотрите? И не думайте, что я назову её. Дело даже не в моей репутации, а этого уже больше, чем достаточно. Если её родители узнают, что она встречается с женатым мужчиной намного старше неё…

– Ваша девушка несовершеннолетняя?

– Ей скоро исполнится восемнадцать, – не моргнув глазом, произнес один из самых уважаемых отцов города. – Поверьте, я очень люблю Татьяну, дорожу семьёй, а это другое. Короче, седина в голову, бес в ребро.

Борцов наблюдал за абсолютно уверенной физиономией Загорского, а сам думал: не маска ли это, какая-то печаль едва проглядывалась сквозь неё. Или ему это только показалось? И Борцов решился. Не отрывая взгляда от лица Загорского, он задал вопрос:

– Семён Вячеславович, Вы знаете Маргариту Колесниченко?

– Да, они с моей женой были подругами.

– Маргарита недавно рассказала мне и моему помощнику, как однажды у неё на дне рождения Ваша жена поделилась с ней радостью о своей беременности. И именно в тот день Татьяна Ильинична впервые увидела Валерия Кустовского. Маргарита была возмущена, что её друг детства захотел встречаться с её беременной подругой. – Борцов посмотрел на Загорского, тот тяжело вздохнул, встал из-за стола и подошёл к Борцову.

– Я дал Вам номер телефона моей знакомой, а Вы в обмен напишите мне номер этой всезнающей Маргариты, – попросил он усталым охрипшим голосом. Борцов оставил на столе вырванный из блокнота листок с телефоном Маргариты Колесниченко и поспешил уйти. Загорскому было необходимо остаться одному.

Лишь только за Борцовым закрылась дверь, Семён Вячеславович стал набирать номер жены: – Тань, что у нас сегодня на обед? Да, я приеду обедать домой. Ничего не случилось, просто соскучился. А Димка уже пришёл из школы? Ну, ничего, я его подожду, вместе пообедаем. Завтра устрою себе выходной, и мы втроём сходим в цирк. Билеты? Сегодня же закажу на первый ряд, чтобы Димке головы взрослых не мешали смотреть представление. – А про себя Загорский подумал: «Счастье есть, хотя то, что я сегодня узнал, ничего не меняет, Димка всегда был для меня сыном».

В кафе «Славянка» за столиком у окна доедали свой бизнес ланч двое интересных мужчин: блондин и брюнет. Девушки за соседним столиком обсуждали, кто из красавцев кому больше приглянулся и периодически хихикали. Это немного смущало брюнета, и он постоянно сбивался в разговоре.

– Вить, ну где ты витаешь? Мы сейчас c тобой уже о другом говорим. Получается, Валерий коллегам не докладывал, куда направляется, никому при них не звонил и вёл себя, как обычно: травил старые надоевшие анекдоты, гонял чаи, сидел за компьютером и слонялся по офису, так?

– Так, товарищ майор… А теперь они Вас разглядывают, – заныл Зайцев. Григорий повернулся в сторону столика с девчатами и, приветливо помахав их рукой, принялся за кофе. Со стороны девичьего столика послышались восторженные звуки.

– Как там звать друга покойного отца Кустовских? Он ещё работает в компании «Дождь»?

– Аркадий Ефимович, непростой такой дядька. На первый взгляд, рубаха-парень, а присмотришься, ещё та хитрая лисица. Вначале, мне всё про дружбу с Максимом Кустовским плёл, а потом про его денежки, мол, практически все доходы хозяин компании к рукам прибирал. Старым друзьям, которые с ним с нуля начинали, одни крохи доставались, зарплату немногим больше, чем другим платил, да и всё. Поговаривали о баснословном состоянии Максима Кустовского, но полной информацией о размерах его богатства никто не обладал. Считалось, он полностью доверял одной жене, и именно она знала, где и в каком виде хранить нажитое «непосильным трудом». Не исключено, что Галина Арнольдовна сама управляла компанией. Она умела налаживать связи, на все официальные приёмы Максим приходил только с ней. Аркадий Ефимович поведал о дьявольской красоте Галины. Думаю, старый лис во всём завидовал другу.

– Вить, ты про кофе забыл? Он у тебя остыл давно. Ну и где состояние? Всё любимчику Евгению-гению досталось?

– Оказалось, любимчиком у отца, а может, даже и у матери, был вовсе не Женя, а Валера.

– Да ну?!

– Папаша считал, сынуле надо дать время самому чего-то достичь в жизни. А на тот случай, если он не будет удачлив в бизнесе, существовала особая графа в завещании.

– Подожди, по завещанию все сбережения доставались Евгению Кустовскому.

– А вот и нет! Евгению по завещанию перешло восемьдесят пять процентов акций компании «Дождь», квартира, где мы с Вами были, а остальное должно было отойти Валерию Кустовскому, когда тому исполнится сорок пять.

– И много ли этого остального?

– Спросите Галину Арнольдовну! По скромным подсчётам Аркадия Ефимовича, не меньше сотни миллионов рублей, якобы, деньги эти лежат в каком-то банке, и Галина Арнольдовна ежемесячно имеет с них проценты.

– Тебя послушать, получается, старик обо всём неплохо осведомлён, но никакой точной информации почему-то не дал.

– А в этом и был весь Максим Кустовский. Болтал много и многим, но всё намёками и недоговорками. Начнёт секретничать, заинтригует, понаблюдает реакцию собеседника, а потом вдруг мастерски переведёт разговор на другую тему. Любил побеседовать с сотрудниками, спросить, как дела, бывало даже, обнимет, как родной, по спине похлопает, но при этом умел держать людей на расстоянии.

– Получается, Валерий немного не дожил до того счастливого момента, когда всё заработанное его отцом должно было упасть ему в руки на блюдечке с голубой каёмочкой, – размышлял Григорий.

– Аркадий Ефимович уверен, всё, что ни делал его друг, предназначалось для любимого Валерочки. А компанию ему отдавать Максим побоялся, говорил, продолжателем дела своей жизни видит Женечку. Аркадию неоднократно напоминал, в случае, если он сам умрёт первым, чтобы помог Жене, подсказал, где надо. Когда сердце владельца компании стало подавать тревожные звонки, Максим не поскупился на огромные премии для старого друга.

– Значит, Валерий и не думал зарабатывать свой хлеб тяжким трудом и пытаться построить империю, а просто ждал наследства. Логично. И что мы с тобой теперь имеем, друг мой Витя?

– Что, товарищ майор?

– Двух человек, которым была особенно выгодна смерть Валерия Кустовского.

– Неужели Евгений действительно мог убить брата из-за денег? Хотя подождите, Ефимыч ещё сказал, что дела фирмы идут не очень-то хорошо. Конкуренты растут как грибы после дождя, да и люди стали предпочитать импортный товар.

– Не только Евгений выигрывал от смерти Валерия, но и их мать.

– Галина Арнольдовна?

– Витя, она никогда не знала, что такое ходить на работу. Муж умирает, но она живёт на проценты от немалого состояния, которое, однако, одним прекрасным днём должно сделать богатым её младшего сына. И этот прекрасный день для него должен был обернуться чёрным днём для неё. Я правильно понял?

– Судя по всему, Максим был уверен, сыновья не оставят мать без средств к существованию. К тому же, компания ежемесячно отчисляет ей небольшую пенсию, об этом также позаботился Максим Кустовский.

– Даже, если вычеркнуть из списка подозреваемых мать, брат Валерия попадает туда в первую очередь. Молодец, Витя, удачно съездил, – Борцов протянул Витьке руку, Зайцев гордо её пожал и тут, они оба обнаружили около своего столика молодого человека в светлом костюме, который сидел на нём как влитой.

– Добрый день. Вы – следователь Борцов? – обратился мужчина к Григорию, тот кивнул. – Я – менеджер этого кафе. Женщина, которая недавно ушла, просила Вам передать, – произнес молодой человек, положив перед Борцовым маленький запечатанный конвертик.

– Как выглядела дама? – задал вопрос Борцов.

– Красивая брюнетка с длинными волосами.

– Она – ваш постоянный клиент?

– Да.

– Тогда у неё должна быть скидочная карта вашего заведения?

– Да.

– А, если есть карточка, то у вас должна быть и анкета с её паспортными данными, не правда ли?

– Видите ли, мы очень дорожим нашими клиентами и…

– Если нам понадобится, Вы предоставите все данные на всех Ваших клиентов, – безоговорочным тоном произнёс Борцов. Менеджер кивнул и удалился. Григорий Михайлович открыл конверт, внутри лежал небольшой блокнотный листочек. Он быстро пробежал глазами текст и со словами: «думаю, снова видеться с менеджером не придётся», передал его Зайцеву. На листочке синей шариковой ручкой аккуратным почерком было написано:

«Мы с Вами можем спасти человека. Жду Вас сегодня по адресу: улица Героев Панфиловцев, д.3, кв.8»

– Григорий Михайлович, я пойду с Вами, – уверенно заявил Зайцев, – вдруг это ловушка?

– Хорошо, будешь ждать меня возле дома в машине. Если минут через пять я не отзвонюсь, вызывай ОМОН, – с сарказмом произнёс Борцов.

Дом таинственной незнакомки доблестные служители закона нашли сразу. Зайцев остался скучать в машине. Дверь Борцову открыла женщина на вид лет тридцати с иссиня-чёрными длинными волосами. Что-то завораживающее было в её облике, Борцов на мгновение остолбенел. Он протянул ей записку.

– Это Вы писали?

– Да. А Вы – следователь Борцов? – спросила красавица.

– Борцов Григорий Михайлович.

– А я Николета, экстрасенс. Проходите, пожалуйста.

– Чем могу служить? – спросил Григорий, уютно устроившись на мягком диване с кучей подушек. Он обратил внимание на занавешенные окна. Полумрак приятно расслаблял, и Борцову пришла мысль, что послеобеденный сон был бы ему весьма полезен, но тут же напомнил себе, что до пенсии ещё трубить и трубить. Неожиданно нахлынули воспоминания о пионерском лагере «Зорька», где маленький Гриша всегда спал в тихий час. Ему как ночью, так и днём снились сны про войну. Соседи по палате часто слышали его тревожное бормотание. Как-то раз они сгрудились над пионером Борцовым во время его крепкого дневного сна, и кто-то воскликнул: «Гриша, пойдём фашистов бить!» Отважный Гриша, ещё разумом пребывая во сне, сел на кровати, вытянув вперёд руки со словами: «Пойдём!» Все, конечно, ржали, ну и сам Гриша тоже…

– Григорий Михайлович, ко мне за помощью обращается много людей. Однажды меня посетила несчастная девушка и показала фотографию мужчины. Так вот, недавно его нашли мёртвым в лесу без лица, – заговорчески произнесла Николета. Борцов немного подался вперед.

– А Вы откуда знаете про мёртвого парня из леса?

– Я не знаю, я вижу.

– И часто у Вас бывают подобные видения?

– Григорий Михайлович, Вам я могу открыть только то, что может кому-то помочь. Тому мужчине помочь невозможно. Я не свидетель, а предсказания к делу не пришьёшь, – ответила она Григорию не в бровь, а в глаз.

– Простите, я Вас внимательно слушаю.

– Скажу сразу, образ девушки мне представляется размытым, так как она посещала меня несколько лет назад и узнать или описать её я не смогу.

– А мужчину с фотографии запомнили.

– Понимаете, фотографии экстрасенсы рассматривают очень внимательно, да и потом, лицо у него было запоминающееся, и энергетика шла особенная…

– Это, какая же?

– Мужчина на фотографии был смелой яркой личностью, но при этом не ценил человеческое доверие и привязанность. Он как будто искал опасность, нарывался на неё.

– Испытывал судьбу?

– Можно сказать и так.

– Зачем девушка показывала Вам его фотографию?

– Поверьте, это теперь не имеет никакого значения? Я тогда успокоила её, обещав, что у неё всё будет хорошо.

– Наврали?

– Нет! – возмутилась Николета. – Но, жизненные обстоятельства, бывает, вносят свои коррективы. Мы все зависим от того, что вертится в головах окружающих нас людей, а там вспыхивают иной раз такие ураганы, которые никакой экстрасенс не сможет предвидеть.

– Это очень удобное объяснение для Вашего брата, точнее сестры.

– Это данность, с которой приходится мириться. Более того, я уверенна, человек сам может менять свою судьбу. Но мы отвлеклись. Так вот, той девушке грозит опасность.

– Скажите честно, откуда Вам это известно?

– Я почувствовала. Сначала увидела мёртвого мужчину в лесу, параллельно в памяти всплыла встреча с той девушкой…

– Вы сами рассказали мне про мёртвого мужчину без лица. Как же Вы поняли, что это тот с фотографии?

– Мне дано то, что не дано Вам. Вы зря пытаетесь всё уточнить и получить доказательства. Я видела его в последние минуты жизни, когда он ещё был с лицом! Давайте не уходить от темы. Ту девушку могут убить.

– Кто?

– Этого я не вижу, да и скажу Вам прямо, видеть не хочу. Девушку могут удушить, я чувствую, как она задыхается, ещё мгновение и… – Николета взялась за горло и закашлялась.

– Вам плохо? – забеспокоился Григорий и уже бежал на кухню. Там он нашёл чашку, налил холодной воды из-под крана и принёс предсказательнице. Она стала жадно пить. И в этот момент у Борцова зазвонил мобильный. Голос Зайцева звучал тревожно: «Григорий Михайлович, с Вами всё в порядке, я у двери стою».

– Можно я впущу в Вашу квартиру своего напарника? – обратился Борцов к хозяйке. Она попыталась ответить, но лишь захрипела. Неопределенные вялые движения её головы Григорий истолковал как «да» и поспешил открыть дверь. Зайцев вошёл, озираясь кругом. Полумрак вначале его напугал, но когда он увидел хозяйку квартиры, сразу оживился, представился и даже приложился к изящной ручке губами, чем весьма удивил наставника. Такое милое приветствие произвело самое положительное впечатление на иссиня-чёрную красавицу. Она сразу прониклась к посетителям добрыми чувствами и предложила:

– А хотите, я скажу, о чём вы, господа следователи, мечтаете?

– Нет, – не раздумывая ответил Борцов, бросив взгляд на заинтригованного Зайцева. – Витя, она что-то вроде местного экстрасенса.

– А я не против! – Витя бухнулся задом на диван и откинул вытянутую руку на его спинку, чем значительно потеснил старшего по званию. «Расселся тут, и зачем я его только впустил?» – подумал Борцов. – «Наплетет эта женщина небылиц, забьет парню голову всякой хренью, и вместо работы он будет думать о глупостях».

– Ну, для начала, скажу о том, о чём мечтает Ваша девушка, – с чёртиками в глазах обратилась к Вите Николета.

– О чём же? – Витя, по мнению Борцова, выглядел несколько придурковато.

– Ваша девушка грезит о квартире. – Григорий и Николета заметили, как Витька сник, и женщина поспешила добавить: – у вас обоих будет общая квартира, только не могу сказать когда. Вы, молодой человек, видите себя известным и успешным, как Ваш наставник Борцов. – Зайцев покраснел, а экстрасенс продолжила: – Но до этого пока далеко. Зато скоро Вы встанете перед трудным выбором.

– И я могу продолжить, как будет дальше! – встрял Борцов. – Дальняя дорога, встреча в казенном доме, хлопоты, интерес, поцелуй, интимная связь, разврат…

– Госпожа экстрасенс, возьмите товарища майора в ученики! – подмигнул красавице Витя и все-таки решился спросить: – И что же я выберу?

– А этого пока никто не знает. Хотя, возможно, господин майор нам приоткроет завесу тайны? – Николета ехидно улыбнулась Григорию.

– Скажите хотя бы, я сделаю правильный выбор? – настаивал на ответе Витя.

– Думаю, да. Ваша девушка доверится Вам именно потому, что Вы – человек слова и на Вас можно положиться. Редкое в наше время качество для мужчины… А господин Борцов очень расстроен, потому что его мечты откладываются, так как на нём лежит огромная ответственность…

– Я же просил, не надо озвучивать мои мысли, – процедил сквозь зубы Григорий. После мечтаний о дневном сне, перед его глазами возникла Дина. Когда Николета говорила о спасении неведомой незнакомки, он думал, что в последнее время рано уходит на работу и поздно возвращается домой. Он уже забыл, как выглядит его жена без белья, так как видит её только сонной, завёрнутой в одеяло, слушает её сопение и охраняет её сон. Сколько раз по утрам он гнал желания прочь, объясняя это себе тем, что жене в её положении надо хорошо высыпаться. На самом деле, он постоянно куда-то торопился. Расследование большинства дел, по которым Борцов скоро должен был отчитываться перед начальством, застопорилось, приходилось работать по двенадцать часов в сутки, но и этого не хватало. А всё потому, что вагон времени съедало это мерзкое дело с бабником-альфонсом. Ход мыслей прервал голос хозяйки:

– Это скоро закончится.

– Вы о чём? – очнулся Борцов. Ему было неприятно, что кто-то нагло читает его мысли.

– Извините, но Вы очень громко думаете. Я имею в виду то дело, которое вы ведёте.

– Да что Вы говорите? Как, по-вашему, убийца будет найден и понесёт заслуженное наказание?

– Помните, что я Вам говорила ранее: «Жизненные обстоятельства могут вносить свои коррективы».

– Есть, дорогая Николета, только закон! Никакие жизненные обстоятельства тут не работают. Засиделись мы у Вас. – Григорий толкнул в бок Зайцева, который, видно, собирался состариться на диване предсказательницы. – Пойдём, Виктор Васильевич, спасать женщину. Неведомый злодей собирается задушить одну из многочисленных дам Кустовского младшего, о чём мне поведала очаровательная Николета. Так что, будем искать иголку в стоге сена.

– У него действительно было много женщин? – почему-то спросила и без того всезнающая Николета.

– Восемьдесят четыре, – просветил Зайцев.

Открывая дверцу машины, Борцов произнёс: – Я еду прямиком к Анне Снегирёвой, с которой договорился о встрече на семь вечера, а ты дуй к Оксане Захаровой. Подвезу тебя до кинотеатра «Стрела», а там пешком до её дома минут пятнадцать, адрес и телефон должен быть у тебя в блокноте. Не забудь предупредить женщину, что ей может угрожать опасность, выясни, нет ли у неё врагов, но много не трепись. Ясно?

– Так точно, Григорий Михайлович, – ответил Зайцев, набирая номер Оксаны Захаровой. По телефону Оксана Вите показалась несколько хамоватой. Узнав, по поводу чего ей звонят, она вначале бросила трубку, но через минут пять сама перезвонила по определившемуся номеру и выдала, как одолжение: «Ладно, приезжайте».

Анне Снегирёвой было лет тридцать с небольшим, хотя, вероятно, она просто выглядела значительно моложе. Длинные пшеничные волосы, гладкое несколько вытянутое лицо почти без морщинок, голубые глаза, натурального цвета помада, красивые руки с тонкими пальцами и длинные стройные ноги. Одета Анна была в безупречно белый облегающий юбочный костюм. Великолепный вид дополняли белые туфли на каблуках. В маленькой двухкомнатной квартирке жил ещё один человечек. Во время разговора выяснилось, что девятилетняя девочка – Анина приёмная дочь Оля, которую женщина удочерила три года назад.

– Моя подруга Света работает в детском доме. Мы раньше после работы по вечерам любили вместе в кино ходить. Обычно я за Светой заходила, потому что она часто задерживалась. Подолгу стоять, ожидая её у входа в кинотеатр, как-то тоскливо, а зимой к тому же и холодно. И вот однажды я застала подругу, успокаивающей плачущего ребёнка. Девочка была такая худенькая и казалась такой несчастной, что у меня дрогнуло сердце. Мы стали утешать её вдвоём. Я спросила, какую игрушку она бы хотела. Девочка вдруг перестала плакать, посмотрела на меня с надеждой и сказала, что хочет говорящего попугайчика, только не игрушечного, а живого, и много красивых платьев, как у золушки. Видя, что я внимательно её слушаю и киваю, она продолжала, перечисляя: «тортик с кремом, персики, арбуз, колбаску…»

– И Вы сразу же решили претворить в жизнь все пожелания ребёнка? – удивился Борцов, попивая чай с мятой. Последнее время он уже начал привыкать ходить в гости к красивым гостеприимным женщинам.

– По дороге в кинотеатр Света мне всё рассказала про девочку. Оленькины родители погибли в авиакатастрофе, когда ей было четыре с половиной годика. Через год Олю взяла на воспитание молодая семья, где она прожила не больше пяти месяцев.

– И они вернули ее обратно в детдом?

– Да.

– И как это объяснили?

– Они написали, что ребёнок с психическими отклонениями. Света рассказывала, новые родители ругали Олю за разбросанные вещи, незакрытый тюбик зубной пасты, за то, что она бегала по коридору и громко говорила. Короче, причина отказа была банальна – чужой ребёнок просто-напросто раздражал. Оля тяжело пережила это предательство, понять, почему от неё отказались, она не могла. Закомплексованная, неуверенная в себе, девочка начала часто болеть. Я стала навещать её в детдоме, мы с Оленькой познакомились поближе. Поняв, какая она замечательная, я занялась оформлением документов на опекунство. Мы уже три года как вдвоём поживаем и добра наживаем. А вот оно и добро! – воскликнула Анна, идя навстречу появившейся из детской Оленьке. Борцов увидел на плече у девочки волнистого зелёного попугайчика с жёлтой головкой. Птица периодически касалась клювом шеи ребёнка, но еле-еле, как будто целовала её и что-то тихо щебетала.

– Какое симпатичное крылатое «добро»! – Борцов с некоторых пор ощущал неравнодушие к пернатым. – Он у тебя разговаривает?

– Нет, но я его и без этого люблю. Подумаешь, не разговаривает, зато он умеет играть в прятки и ещё много чего! – Оля посадила попугая на тумбочку, а сама побежала в сторону коридора, птица полетела за ней и, догнав, уселась ей на голову. Девочке понравилось внимание гостя к её другу, и она решила продолжить птичью тему: – Василёк часто садиться на край моей тарелки, когда мы с мамой кушаем. Он обожает картофельное пюре.

– А мама, наверное, его отгоняет?

– Не! Ещё Василёк играет в футбол бусинкой! Только он не лапкой её толкает, а клювом! – с гордостью поведала Оля. Девочка была одета в розовое фланелевое платье, белые колготки и тёплые мягкие тапочки с помпонами. На юбке платья ближе к талии виднелось свежее пятно, вероятно, от сока, со стаканом которого она недавно выбегала в прихожую, где топтался уставший к концу дня Борцов.

– Оленька, иди, отнеси Василька в клеточку, поменяй ему воду в поилке, он, наверняка, пить хочет, и ты мне обещала сама написать сочинение, – напомнила Анна.

– Мамочка, а можно потом? У нас же гость?

– Гость пришёл по делам, нам с дядей Гришей надо поговорить, – твёрдо сказала Аня. – И не забудь переодеть платье, найди в своём шкафчике такое же, только голубое.

– А мне и так нормально, – потерев руками пятно на платье, Оленька пошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.

– Анна Владимировна, Вы были знакомы с Валерием Кустовским?

– Да.

– Его недавно нашли убитым.

– Мой старый добрый друг Семён Загорский сегодня звонил мне. Он и поведал про встречу с Вами и про смерть Валеры.

– Мне нужно спросить Вас для протокола: «Где Вы находились четвёртого октября после пяти часов вечера?»

– На работе. Я работаю в круглосуточной ветеринарной клинике. Четвёртого я дежурила.

– С какого и до какого часа?

– С девяти утра четвёртого октября и до девяти утра следующего дня, то есть пятого. В девять часов я сдала смену, но находилась в клинике ещё до одиннадцати.

– Ваши коллеги это подтвердят?

– Конечно. А что, меня подозревают?

– Пока нет. Расскажите о Ваших отношениях с Валерием Кустовским. Когда познакомились? Когда и почему расстались?

– Мы познакомились на боулинге года четыре назад. Оленька ещё жила в детском доме, я тогда чувствовала себя очень одиноко. Наши отношения продолжались месяца два, да и только.

– Почему? – спросил Борцов.

– Семён, наверно, Вам уже говорил о том, что Валера украл у меня деньги?

– Да.

– Вспоминать об этом неприятно… – Анна вздохнула. – Валера знал, где я храню свои сбережения. Однажды, он видел, как я достаю крупные купюры из секретера.

– Он просил у Вас когда-нибудь денег? На лечение, например.

– Напрямую нет. Он жаловался на боли в спине, называл какую-то баснословную сумму, которая якобы нужна на обследование и лекарства. Честно говоря, я не догадывалась, что он намекает на то, чтобы я ему материально помогла. Валерий ездил на шикарной тачке, носил дорогую одежду, уж, поверьте, я-то в тряпках и ценах на них разбираюсь. Пару раз в неделю он водил меня в рестораны и платил за нас обоих, остальное время, правда, столовался у меня, но это выглядело вполне естественно.

– Он украл деньги сразу после разговора о необходимости лечения?

– Сейчас уже трудно вспомнить, но не исключено, что именно сразу после этого разговора, – ответила Анна.

– И много там было?

– Немного. У меня никогда не получалось много откладывать, потому я и удивилась. Парень, вроде, не бедствующий, а решается на кражу из-за сорока с небольшим тысяч рублей. И у кого? У своей женщины.

– Вы жили вместе или он к Вам изредка наведывался?

– Скорее второе, но не изредка. Иногда он оставался на ночь.

– Помимо того, что Валерий Кустовский был вором, как-нибудь ещё Вы могли бы его охарактеризовать?

– Он выглядел очень привлекательным. На боулинге, где мы познакомились, Валера произвёл на меня сильное впечатление. Одетый по фигуре, со вкусом, с улыбкой белоснежных зубов, внимательный, заботливый, он пригласил меня в ресторан на следующий же день. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Со временем он стал много говорить о себе любимом, и я поняла, что познакомилась с самовлюблённым индюком.

– И после того, как он сбежал с Вашими деньгами, четыре года Вы не перезванивались и не виделись?

– Да. Я и забыла о нём.

– Ну и правильно. Вы теперь не одна, у Вас есть о ком заботиться, – сказал Борцов, направляясь к выходу. Анна стояла, прислонившись к двери в комнату. Вдруг послышался звонкий голосок Оленьки: «Мамочка, я уже написала сочинение, иди, проверяй»!

– Анна Владимировна, Вам никто не угрожал в последнее время? – спросил Григорий.

– Нет, – удивилась Анна.

– Будьте осторожны, пожалуйста.

– Объясните, почему, – насторожилась женщина.

– Просто был сигнал, что одной из бывших девушек Валерия Кустовского грозит опасность. Больше я Вам ничего не могу сказать. Вот мой номер мобильного. Если заметите что-нибудь подозрительное, сразу звоните.

– Спасибо, что предупредили. Но это как-то странно. Почему какая-то девушка Кустовского может оказаться в опасности? И от кого эта опасность исходит? Кто-то мстит за смерть Валеры? – выпытывала Анна.

– Если бы я знал… До свидания Анна Владимировна и ещё раз… будьте начеку, особенно в общении с неизвестными Вам людьми, да и со знакомыми тоже, на всякий случай. Береженого, как говорится, Бог бережёт.

Борцов про себя отметил: чем больше он общается с людьми, окружавшими Валерия Кустовского, тем омерзительней представляется ему личность убитого, и тем больше растёт симпатия к его предполагаемому убийце. Григорий пытался гнать эти мысли, но они прочно заняли свое место у него в голове. Потом он вновь вспомнил о жене и решил, что сегодня-то непременно приедет домой пораньше. Но, когда он уже был на полпути к дому, ему позвонил Зайцев с просьбой прибыть в отделение. Борцов, развернул Ниву обратно, произнося себе под нос все самые народные слова, и добавил скорости.

Витя Зайцев застал Оксану Захарову в домашнем халате с сигаретой во рту. В однокомнатной квартире было прокурено и не убрано, по всей прихожей валялась обувь, на тумбочке под зеркалом лежал толстый слой пыли. Хозяйка выглядела уставшей и злой. Непослушные кудрявые каштановые волосы торчали в разные стороны, черная тушь немного растеклась под глазами, тонкие губы были синими и потрескавшимися, а красивой формы кисти рук портили цыпки.

– Сегодня с работы отпросилась, заболевшую мать навещала, намотала за день сто двадцать километров. Думала полежать отдохнуть, да не тут-то было, – недовольно молвила Оксана.

– Я следователь Зайцев Виктор Васильевич. Пришёл предупредить Вас о возможной опасности.

– Чего? – лицо у Оксаны как будто вытянулось.

– Вы слышали об убийстве Валерия Кустовского?

– О нём скоро весь город говорить будет, – равнодушно ответила Оксана.

– Есть информация, что одну из девушек погибшего Валерия Кустовского могут задушить.

– По-моему за Валерку никто никого душить не станет, – не раздумывая, сказала хозяйка.

– Это почему?

– Тварью он был поганой. Все Валеркины бабы в своих самых сокровенных мечтах видели его в гробу.

– И Вы, конечно, знаете за что? Ваша помощь может оказаться очень полезной следствию.

– Кто Вам рассказал про меня? Небось, эта курва Ритка, сестра его дружка? Молчите? Ну да ладно, всё равно знаю, что она. Я раньше в её салон ходила, Ритка тогда часто в зале появлялась, теперича-то зазналась, всё больше в кабинете своём сидит. Валерка ей всё про свою личную жизнь рассказывал, как баба, и фотографии своих женщин демонстрировал, вот она меня и узнала. Представьте, подошла ко мне собственной персоной и говорит: «У нас сегодня акция: каждому пятому клиенту бесплатная стрижка и маникюр, а Вы как раз пятая будете». Ну, я обрадовалась, ещё педикюр попросила. Всё бесплатно сделали, с улыбочками. Слышала, как она с мастерами шепталась, что я очень важная клиентка.

– А Вы сами-то откуда про хозяйку салона узнали?

– Как откуда? Вы как-то плохо соображаете. От того же Валерки. Он как баба, говорю Вам, трепло. Одним женщинам про других рассказывал.

– И что же он поведал про хозяйку салона красоты?

– Курвой её называл, жаловался, что она его домогается, а он брезгует, мол, пробы негде на ней ставить, – сообщила «добрая» Оксана.

– Так прямо и сказал? – спросил ошеломленный Витя.

– А чего Вы удивляетесь? Валерка с ней с детства знаком. Ему ли не знать.

– Оксана Петровна, где Вы были четвёртого октября этого года после пяти вечера?

– Не помню.

– Надо вспомнить.

– Дома, наверное, а, может, гуляла. Я часто в парке прогуливаюсь. Найду себе уголочек или дорожку, где людей поменьше, там и хожу, не торопясь. Работаю менеджером в продуктовом магазине, от толп народа устаю.

– Четвёртого вечером Вы одна гуляли, не вспомните?

– Да одна я, как перст. Одна живу, одна отдыхаю.

– Когда Вы познакомились с Валерием Кустовским?

– Лет двенадцать назад, кажется. Дурой была. Он мне нравился, представлялся идеальным мужем.

– Чем же Кустовский был похож на идеального мужа? – Зайцеву стало интересно.

– Мы вместе по магазинам ходили. Валерка мог долго со мной наряды выбирать. Помню, два часа по рынку бродили, сапоги мне подходящие искали. И за продуктами мы вместе, и в кино, и на танцы. Сумки всегда Валера носил, мне все завидовали. А какой он был красавчик! – Вите показалось, что Оксана вдруг как-то сразу преобразилась, похорошела даже: лицо просветлело, в глазах появились искорки, губы расплылись в улыбке, но только на пару мгновений, потом взор потух, и она вся сникла.

– И что же случилось?

– Мы жили вместе, а меня с детства воспитывали так: у любящих людей должно быть всё общее. Валера предложил купить машину, одну на двоих.

– А разве у него не было своего автомобиля?

– Валера попал в аварию, машина не подлежала восстановлению, это очень омрачало его жизнь. Он ещё говорил мне: «я без машины, как птица без крыльев». В кредите банки ему отказали, так как официальная зарплата оказалась слишком маленькой, а мой менеджерский оклад вполне подошёл. Мы приобрели иномарку, а через неделю Валера пропал вместе с нашей машиной. Я пыталась до него дозвониться, но телефон был отключён, потом обзвонила все три наши городские больницы, ну и морги, конечно. Пару дней просидела дома у телефона, ждала от него звонка или весточки хоть какой-то, дура. Думала, а вдруг он лежит в коме и его личность определить не могут, ну, как почти во всех сериалах показывают. Кредит выплачивала пять лет, во всём себе отказывала и всё надеялась, что Валера объявится и отдаст долг.

– В милицию не обращались?

– Нет, – Оксана вздыхала и смотрела в сторону.

– Почему?

– Мне стыдно было признаться, кому бы то ни было в том, что меня обманул, обокрал собственный ухажер, – как-то неопределённо ответила Оксана.

– Вы собирались мстить сами? – неожиданно для самого себя задал вопрос Зайцев. Ему показалось, что женщина испугалась, но, видимо, только показалось, потому что Оксана встала подбоченившись и произнесла:

– Вы слишком много себе позволяете, товарищ следователь. Не надо из меня выбивать признание в преступлении, которого я не совершала.

– А я пока и не выбиваю, – удивился Витя.

– Наслышана о том, как Вы дела шьёте! – негодовала женщина.

– Давайте не о деле. Скажите, у Вас нет собаки? – миролюбиво улыбнувшись, спросил Зайцев.

– Странные вопросы у Вас?

– Отчего ж странные? Собираюсь завести собаку, у всех собачников спрашиваю советы, какую породу лучше взять.

– Смотря для чего? Если любите на охоту ходить, то охотничью, если для куража, то бойцовую. Вы в доме живёте или в квартире? Для охраны заводите? Многие приобретают породистое животное как красивое дополнение к интерьеру, впрочем, как нередко мужчины выбирают себе женщину.

– А Вы любительница поязвить, – отметил Витя. – Не буду продолжать тему про женщин, но, почему Вы решили, что животное может быть для кого-то просто дополнением к интерьеру?

– Одна приятельница, помню, пожаловалась мне, как ей пришлось несколько часов прождать в ветеринарной лечебнице с больной собакой, потому что какой-то придурок принёс породистого пятнистого кота для кастрации и удаления всех когтей!

– Ну, ладно кастрировать, а удалять когти-то зачем? – искренне удивился Зайцев, а про себя подумал: – где люди, а где звери…

– Моя подруга того мужика об этом же и спросила. Он ответил, что это необходимо для того, чтоб кот своими когтями мебель не портил.

– Мне друга надо, настоящего, чтобы понятливый и добрый был, чтобы встречал меня, когда домой прихожу, хвостиком махал, радовался, – искренне поделился Зайцев, догадавшись, что у Оксаны нет собаки, просто из-за скуки и одиночества она рада поддержать нейтральную тему в разговоре с незнакомым ей человеком.

– Тогда дворнягу с улицы возьмите, она Вам всю свою собачью жизнь будет благодарна, а, если породистую надумаете, так я попрошу отца помочь, он у меня в собачьем питомнике работает.

«Упс, вот вам и здрасте», – подумал Зайцев, а вслух спросил:

– Вы говорили отцу о том, что выплачивали кредит за машину Кустовского?

– Пришлось, папа помог мне его погасить. Он, в тот момент, как узнал, очень ругался, называл меня доверчивой дурёхой, но видя, как я переживаю, просто помог и тему больше не поднимал. Конечно, настоящую сумму я от папы скрыла, основную часть сама выплатила.

– После Валеры у Вас были мужчины?

– Вам не стыдно?

– Простите, это моя работа.

– После такого, как Валера, найти подходящего парня очень сложно…

– Неужели никого?

– Вы меня за синий чулок принимаете? – возмутилась Оксана.

– Нет, что Вы!

– Были так себе… Короче, не сложилось.

– Знаете, Оксан, настоящие мужики часто на вид невзрачные, замученные добыванием денег, вечно невыспавшиеся. Им некогда, они постоянно заняты. Ваш Валера был тунеядцем, любил только себя, оттого и выглядел таким франтом. Мы, хорошие верные ребята всегда поблизости, но с виду серенькие, вот вы, девушки, нас и не замечаете. А, если бы пригляделись, то, может, и увидели рыцаря, готового ради Вас на всё. Вы, Оксан, должны помнить, нас много, мы рядом, надо просто искать и не сдаваться! – с восторгом закончил свою речь Витя.

– Вы это серьёзно говорите? – спросила Оксана, взглянув на Зайцева с надеждой.

– Конечно. А курить бросайте. Курящие женщины часто даже курящим мужчинам не нравятся, а уж некурящих и вовсе раздражают.

– Но раз человека любишь, то принимаешь его со всеми недостатками, разве не так? – прищурясь, спросила ставшая ещё более разговорчивой хозяйка.

– Так, но для начала этот человек должен приглянуться и расположить к дальнейшему общению, а запах табака может отпугнуть. Но и это не важно. Вы главное, не отчаивайтесь. И снова напоминаю Вам, будьте осторожны. Постарайтесь не гулять одной, найдите себе хорошую подругу, кстати, вдвоём познакомиться с мужчинами гораздо легче.

– Я подумаю. А с Вами было приятно побеседовать, – настроение Оксаны поднималось с каждой минутой.

– Мне с Вами тоже.

– А Валерку Кустовского любая с удовольствием бы убила. Его убийце повезло.

– Почему?

– Он, хотя, вероятней она, смогла отомстить за тех, которым Валерка испортил жизнь, и избавить новых его жертв, как минимум от разочарования и океана слёз.

– Я с Вами не согласен. Жизнь свою мы портим себе сами из-за того, что теряем разум, а разочарований на наш век всем хватит. Никто, Оксана, не имеет право отнимать жизнь у другого, – произнёс Витя вслух высокопарные слова.

Но сам себе вынужден был признать, что кривит душой. Его любимыми героями были граф Монте-Кристо и Робин Гуд, оттого всем сердцем он полностью разделял мнение Оксаны. Зайцеву виделась вся эта история таким образом: избалованный с малолетства богатством, роскошью и потворством родителей, вечный мальчик привык к безнаказанности и решил, что ему всё дозволено, однако нашёлся храбрый человек, сумевший остановить его, пусть даже так жестоко, вероятно, очень его ненавидел и потому увлёкся.

– Ну что, Витя, нового ты сегодня нарыл? – поинтересовался Борцов, сбрасывая с себя куртку на протёртый диван в кабинете.

– У Оксаны Захаровой нет алиби. Выплачивать кредит за машину Кустовского младшего ей помогал отец, который, между прочим, работает в собачьем питомнике, – отрапортовал Зайцев. Кратко передав разговор с Оксаной, Витя отметил, что женщина от одиночества и безысходности выглядит не лучшим образом.

– А чего ты вызвал меня в отделение на ночь глядя?

– Шеф подкинул мне вот эти документы, приказал срочно передать Вам, Григорий Михайлович, – с этими словами Зайцев вытащил из верхнего ящика и положил на стол перед Борцовым синюю папку, кем-то старательно перевязанную верёвочкой. Борцов открыл папку, пару минут разглядывал, после чего выругался.

– Всегда у них всё срочно.

– А что там?

– Завтра в три часа совещание. Могли бы до утра подождать с оповещением. Ну и ещё кое о чем тут указано, что тоже ждёт.

– Наверное, по делу Протопопова и Сушко.

– А ты откуда знаешь. Читал?

– Я, Григорий Михайлович, чужие документы не читаю. Просто шеф сказал, что спит и видит, когда Вы, наконец, соберёте все доказательства и передадите дело дальше.

– Ты их допрашивал?

– Конечно, ещё вчера.

– И что?

– Сушко молчит.

– Значит, так и не признался. Впрочем, я знал это с самого начала.

– Вы знали с самого начала, Григорий Михайлович, а я потерял с ним три часа. Уговаривал, угрожал и даже бил, толку-то.

– У Сушко в биографии две ходки. О каких признаниях может идти речь?! Тот бомж, которого предположительно убил Сушко, до того, как стал бомжевать, всё, что у него имелось: деньги, квартиру, проиграл одному товарищу.

– Да ну?

– Ныне убитый Гоша когда-то был при хороших деньгах… Иван Сушко водил дружбу с туберкулёзником Фомой Мецких, который, бывало, зависал в кабаках с Гошей. Так вот, пару лет назад Фома обчистил квартирку одного состоятельного бизнесмена и, видимо, по пьяни разболтал об этом Гоше. Гоша сдал Фому за очень приличное бабло, которое вытянул из того же ограбленного богача, а так бы на Фому Мецких никто бы и не подумал. Фому посадили, в тюрьме у него возникло обострение его заболевания. Оказывается, Иван Сушко к тому времени побеспокоился и нашел врачей для кореша – хороших хирургов, и Фоме предстояла операция, на которую возлагались большие надежды, а тут арест, срок, тюрьма. В итоге через семь месяцев Фома умер в тюрьме. Это он ещё немало протянул в его-то состоянии, да в наших камерах, что наводит на мысль, что в тюрьме хоть как-то, да лечат.

– И Сушко отомстил за друга, убив бомжа Гошу?

– Получается так.

– Зря я его бил.

– Получается так.

– Что Вы заладили со своим «получается»? – Зайцев выглядел расстроенным.

– Если свидетели не появятся, придётся его выпускать, мы и так долго его продержали, – неожиданно подытожил майор.

– А Протопопов?

– А Протопопов у нас ещё по одному делу проходит, пусть сидит пока. Завтра с утра ты в моём кабинете за главного останешься, а мне надо будет съездить в одно место. Потом я займусь делом Сушко, а ты отправишься к бывшей девушке нашего казановы, той, что из института благородных девиц, то есть педагогического, а ныне, если верить Маргарите Леонидовне Колесниченко, матери дочки Валерия Кустовского Дарье Смирновой.

– Я, товарищ майор, совсем запутался.

– Тогда коротко, Витя: завтра утром ты приходишь в отделение, дожидаешься меня, потом едешь к Дарье Смирновой. Ты с ней созванивался?

– Нет ещё.

– Ну, так самое время. До завтра, Витя, – произнёс Борцов, накинул куртку и, помахав Зайцеву рукой на прощание, отбыл домой.

Марина, ожидая Витю, пожарила мясо с луком и приготовила лёгкие салаты. Один раз они уже встречались у неё, ту ночь Марина запомнит надолго. Кто бы мог подумать, что этот, на вид, обычный парень, окажется таким искусным любовником. Кажется, на этот раз, она выиграла джекпот. В книжках «про это», так популярных в свое время среди подрастающего поколения, обычно советовалось в любовных делах не торопиться и медленно вкушать удовольствие. Но такой интим возможен только в выходные, когда на него есть и силы, и время, а в конце тяжёлых рабочих будней Марина видела этот процесс, как логичное завершение дня, хорошую разрядку, выход глубоко забитых, но рвущихся наружу лавиной, разнокалиберных чувств и эмоций. Странно, думала она, мы целыми днями, годами, десятилетиями ходим в разных масках, не снимая их даже, когда проводим ночи с любимыми. Счастье, если встретится человек, которому можно решиться открыть свою первозданную сущность в полной мере. Марина чувствовала нечто родственное в Вите, но пока осторожничала.

Витя шёл к дому Марины с бутылкой хорошего красного вина. Конечно, надо было бы купить цветы, но где их взять: цветочные магазины уже давно закрылись, и тётки с букетами все куда-то пропали. Мечтая о предстоящей ночи, Витя почему-то вспомнил, как один известный американский актёр в одном из интервью признался, что предпочитает темнокожих женщин, хотя сам белый, и это, наверняка, потому, что они ближе к природе. А наши девушки очень над многим задумываются, когда не надо. Хотелось бы знать, что в голове у Маришки. Она в прошлый раз его приятно удивила. А такая скромница на первый взгляд. Как-то один старший товарищ ещё в институте сказал Вите: «Надо уметь видеть женщину». А как их увидишь, когда они все так успешно шифруются? Ужасно, что раньше существовало понятие первой брачной ночи, жди эту ночь и терпи. А если после первой, второй уже не захочется? Эти древние законы явно для женщин создавались, ну, да ладно, хорошо, что они остались в далеком прошлом. Если Витя правильно понял, Марина по своей сути и темпераменту не дальше от природы, чем темнокожая женщина и ему представлялось такое… Короче, буйству его фантазий не было предела.

Как только Марина открыла дверь, он, аккуратно поставив бутылку на тумбу под зеркалом, рывком поднял её на руки лицом к себе, она обхватила его талию ножками и прижалась к нему. Так они дошли до кровати, Витя положил её на спину, небрежно бросив куда-то в угол комнаты пальто, и набросился на неё как одичавший воин, вернувшийся после многолетней войны. Неистово целуя все части её тела, которые попадались его губам, он скинул с неё всё мешавшее. Когда действо феерично закончилось с криком, вздохами и испариной на лбу, Витя напомнил Марине, что голоден как волк. Через пять минут они уже пробовали салаты, непринуждённо болтая о событиях прошедшего дня. Первый бокал принесённого Витей вина Марина смаковала с удовольствием, отметив, что красное вино очень полезно для здоровья, и врачи его часто рекомендуют ослабленным больным, второй бокал она выпила залпом. Витя сидел, откинувшись на спинку стула и, вытянув ноги, молча наблюдал. Ему нравилось, как она красиво держала бокал, как вытирала губы, едва прикасаясь к ним салфеткой, её изящные руки с тонкими запястьями и длинными пальцами приковывали к себе взгляд. Наглядевшись вдоволь, он с трудом заставил себя встать и приступить к мытью посуды. Марина надела на него передник, завязав его сзади на талии бантиком, при этом задержав там руки, которые как бы случайно спустились вниз и далее по бёдрам. Витя, разумеется, сделал вид, что ничего не заметил, но ускорился с посудомойством. Марина использовала это время для быстрого душа. Стоя под струёй горячей воды, она думала, какой смысл в запоздалых водных процедурах, когда правильный порядок уже был нарушен. Привычка по три раза в день принимать душ, видимо, останется в прошлом. Да и вряд ли каждый раз перед сексом Витя позволит ей бежать в ванную, накинется вдруг как зверь и все дела. Вода лилась ей на плечи, а она вспоминала, как лежала перед ним обнажённая, в то время как он был в рубашке и частично в штанах, хотя разглядеть его она тогда не успела, так как пребывала в каком-то тумане, вся покрытая градом его поцелуев. Как всем влюбленным свойственно лелеять в памяти все малейшие подробности романтичных встреч, так Марина пыталась сберечь в душе каждый момент проведенного с Витей времени.

Выйдя из ванной, одетая в блузку с небрежно расстёгнутыми верхними пуговицами и длинную шифоновую юбку, она первым делом подняла Витино пальто, которое валялось на полу в углу комнаты, и аккуратно повесила его в шкаф, затем сняла смятое шёлковое покрывало с постели и, откинув одеяло, встряхнула подушки. Она вспомнила его мускулы под рубашкой, напористые ласки и приготовилась мечтать, но времени на мечты Витя ей не предоставил. Приняв душ за считанные минуты, он явился пред её очами полу-мокрый, не утруждая себя прикрыть хотя бы ту важную часть тела, которая давала понять, что долгой прелюдии не будет. Витя сам не заметил, как её грудь оказалась в его руках, а губы целовали её плечи, его нос чувствовал приятный запах её тела, сдерживаться стало просто невозможно. «Какие маленькие у неё ушки, тонкая шея, какая она вся легкая и нежная», – крепкий Витя боялся придавить её. Марина же удивлялась, что не чувствует его веса, при этом ощущая тепло его разгорячённого тела, и прикосновение волос его мужественной груди. Он был над ней, опираясь на руки, согнутые в локтях. Всё окончилось быстро… у неё, что было странно. Раньше с другими, если и удавалось испытать что-то подобное, то этого приходилось ждать довольно долго… Витя взглянул ей в глаза, стал целовать лицо, шею, и через полминуты завершил свою партию.

Настало обычное осеннее утро, за окном было пасмурно, погода располагала ко сну, но Вите спать уже не хотелось. Он смотрел на изящную неприкрытую одеялом ножку его соседки по кровати, потом стал целовать её щиколотку, голень, бедро… Марина проснулась и Витя спросил: «Повторим?» Она кивнула, улыбнувшись. И всё началось снова. Витя целовал внутреннюю поверхность её бёдер… От поцелуев он быстро перешёл к делу, не оставив Марине возможности показать свои умения в искусстве любви. «Ну, ничего, у меня есть, чем его поразить, прибережём на ближайшее будущее», – ухмылялась она. И снова волны пробежали по их телам, накрыв с головой.

Витя распластался на простыни, одеяло валялось скомканное где-то на полу, расслабленная Марина повернулась на живот и пыталась отдышаться. Какое-то время Витя разглядывал потолок, потом сбегал за бутылкой воды и поставил её около Марины. Она как будто вновь уснула. Витя привстал над ней на колени, крепко зажав её бёдра, и принялся поглаживать её ягодицы, потом его ладони, одна справа, другая слева поползли вверх по талии и обхватили сбоку её грудь. Накрыв Марину своим телом, он принялся целовать шею, нашёптывая ей на ухо слова, да такие, какие не каждый мужчина решится произнести, за что получил всеобещающий поцелуй, при этом его рука спустилась вниз и продолжала поглаживать её ягодицу, его рот ласкал её плечи, слегка покусывая зубами нежную кожу. Витины нескромные ласки вскоре перешли в совершенно нескромные, а выскользнуть из-под его нагло осмелевших рук не было никакой возможности. Марина, играючи, лягнула его ножкой, и Витя лёг рядом, не прекращая ласкать прелести любимой.

– Нам скоро на работу! А где завтрак в постель? – спросила Марина, улыбнувшись. На её щеках играл стыдливый румянец.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, – ответил довольный Витя, влезая в трусы-боксёры и шлёпки. Через минуту из кухни донеслось: – А в следующий раз господином буду я.

– Ты и представить себе не можешь, что я с тобой сотворю, когда войду в образ госпожи! – ответила ему Марина из спальни.

– Что ж, я весь в твоей власти, но, и я пока ещё был с тобой очень скромен! – хохотнул Витя, мысленно представляя себе будущие ночи.

– Ах вот как! – Марина появилась в дверях в полураскрытом шёлковом халате. – Ну что ж, удивляй! – С этими словами она сбросила халат и шагнула к нему навстречу с взглядом волчицы, готовой к прыжку. Витя поднял упавший халатик, надел его на её прекрасное тело, завязал поясок, они поцеловались. И тут неожиданно он повернул её к себе спиной, наклонил вперёд и положил грудью на стол, затем вскинул вверх её халат и прижался бедрами к её бедрам…

Через полтора часа они вышли из дома, посвежевшие после душа, взбодрившиеся после вкусного завтрака, окрылённые любовью и немного надушенные одним парфюмом унисекс. Марина предпочитала сладким женским ароматам туалетную воду унисекс. Её подруга считала, что женщина должна быть женщиной во всём. «Мариночка, не зря говорят: женский ум, женский взгляд, женская туалетная вода», – то и дело повторяла подружка, морщась от запаха Марининых духов. Но Марина была убеждена, что не существует мужской или женский ум, бывает его наличие или отсутствие, а духи каждый выбирает по своему вкусу.

Витя с Мариной не стали вызывать такси, решив пройтись пешком пару остановок, а потом проехать немного на автобусе. Марина знала, она должна рассказать Вите всю правду, но боялась, что он не поймёт, почему всё это время она молчала. Мысленно подбирая слова, вслух она несла всякую чепуху вроде того, что знакомство осенью – хороший знак, что скоро они с Витей будут кататься на коньках, а потом наступит весна… Вите было приятно идти рядом с ней, держать её за руку, поглаживать пальцами её ладонь и слушать звучание её голоса. И тут она поведала такое, что Витя остановился, взглянув ей в глаза. Она опустила голову вниз, его взгляд её пугал.

– Почему ты не сказала мне об этом раньше? – спросил Витя.

– Разве мало того, что я доверилась тебе сейчас, – парировала Марина.

– Мы должны поставить в известность Борцова.

– Если ты это сделаешь, то подведёшь не только меня, – Марина выдернула свою руку из его ладони.

– Как ты не понимаешь, рано или поздно он всё равно обо всём догадается. Марина, Григорий Михайлович не дурак, с ним эти игры в кошки-мышки не пройдут. Ты сейчас же поедешь со мной и всё ему расскажешь.

– Нет. Обещай мне Витя, что ты будешь молчать, пожалуйста! – Не дождавшись ответа, Марина побежала вперёд. Витя быстро догнал её, обнял и произнёс:

– Марин, прости. – Это единственное, что он мог ей сказать, но сам не понимал, за что просит прощение: за то, что старался заставить её выдать себя, за то, что в ближайшее время сам предаст её или за что-то ещё… А, может, за то, что она вынуждена будет оттолкнуть его, и они оба станут самыми несчастными одинокими людьми на свете.

Борцов решил сам пообщаться с Оксаной Захаровой, предупредил её о встрече и уже с самого открытия магазина ожидал её в комнате администратора. Оксана выглядела гораздо лучше, чем описал её Зайцев: аккуратно уложенные волосы, накрашенные губы, белая блузка, синий брючный костюм, туфельки-лодочки. То ли женщина старается подать себя на работе в лучшем свете, то ли визит Зайцева так благотворно на неё подействовал. Захарова, увидев Борцова, с улыбкой спросила:

– Как поживает Ваш обаятельный коллега?

– Следователя Зайцева я сегодня еще не видел, но, думаю, со вчерашнего вечера его состояние вряд ли изменилось.

– Передавайте ему привет.

– Обязательно, он будет рад. Оксана Петровна, у меня к Вам только два вопроса.

– Ну, так задавайте, времени у нас в обрез. Мне надо работать.

– На счёт украденной машины. Почему Вы не сообщили в милицию? Я в курсе того, что Вы ответили Виктору Васильевичу, но меня это не устраивает. Вы можете ничего не говорить, только кивните. Валерий Кустовский что-то знал, скажем, про некоторые незаконные действия в этом магазине и Вас шантажировал, а Вы испугались, что он проболтается, если Вы не дадите ему спокойно уехать на купленной Вами машине? – Оксана села на стул у окна, закрыла лицо руками. Пауза затянулась. Наконец, она посмотрела на Борцова и кивнула:

– Родители учили меня жить честно, и я старалась. Мы жили втроём в совсем маленькой однокомнатной квартире. А мне так хотелось, чтобы и я, и родители успели пожить нормально, вот я и стала мечтать о своём собственном жилье. А честно работать, сами знаете, только на еду. Когда мама начала болеть, папа ещё трудился на заводе. Через какое-то время он с друзьями организовал собачий питомник. Папа – неродной мне отец, но он всю жизнь посвятил нам с мамой, мы его очень любим.

– А Ваш родной отец?

– Не хочу о нём вспоминать. Это был Ваш второй вопрос? – Оксана строго посмотрела на майора.

– Ваш отец четвёртого октября дежурил в питомнике?

– Нет, он был со мной.

– Но другому следователю Вы сказали, что провели тот вечер в одиночестве.

– А я забыла. Вопрос Вашего коллеги прозвучал неожиданно, и я перепутала дни, а потом вспомнила, что папа приезжал в тот день меня навестить и остался. Мы с ним весь вечер проболтали, он тогда полночи кран на кухне чинил, этот кран уже три дня до его прихода не закрывался, как следует, а воду надо экономить, – быстро проговорила Оксана.

– Это всё, о чём я хотел с Вами побеседовать. И не забудьте об осторожности. Помните, о чём Вам говорил Виктор Васильевич?

– Да.

– Молодцы. Хорошего Вам дня, Оксана Петровна.

– И Вам. Не забудьте передать привет коллеге и скажите: если он надумает завести собаку, так мы ему подберём.

– Спасибо. Обязательно скажу.

В отделении Григория ждал задумчивый Витя. Стажер как-то странно смотрел, и Борцову казалось, что пока он листал страницы в деле Сушко, Витя порывался ему что-то сказать.

– Витя, у тебя что-то случилось или ты плохо себя чувствуешь? – спросил Гриша.

– Нет, Григорий Михайлович, всё нормально.

– Витя, я слышал, ты встречаешься с Мариной у неё на квартире. Тебя беспокоит жилищный вопрос?

– Марина живёт в той квартире временно, это жильё не её, а одной родственницы, которая скоро вернётся из заграницы.

– А сам ты обитаешь в общежитии?

– Да, у меня там комната напополам с Петькой Симонихиным. Ну, Вы его знаете.

– Ещё бы. Петька – хороший опер.

– Он и друг хороший. Товарищ майор, решу я как-нибудь квартирный вопрос, пойду подрабатывать.

– И куда же, интересно?

– Пока не знаю.

– Витя, ты Дарье Смирновой дозвонился вчера?

– Да.

– Ну, так чего сидишь? Разве забыл, что предсказательница нам наговорила? Я навёл справки, эта женщина действительно наделена даром предвидения. Предупреди Смирнову, чтобы поберегла себя. К сожалению, мы не можем обеспечить всех бывших девиц этого мерзавца охраной, но предупредить обязаны. Конечно, слова какой-то ясновидящей нам не указ, но чисто по-человечески…

– Хорошо, Григорий Михайлович.

Витя ехал в автобусе и вспоминал совсем другие слова экстрасенса: «Скоро Вы встанете перед трудным выбором». Похоже, это «скоро» наступило. И какой выбор правильный? Борцов – его наставник, честный человек, герой здешних мест. Промолчать, значит соврать ему. Как он будет каждый день смотреть Борцову в глаза? Рассказать? Подвести девушку, которую он видит своей женой? Дилемма…

Родители Дарьи Смирновой встретили Зайцева вполне доброжелательно, проводили его в светлую комнату с двумя большими окнами, и предложили подождать, объяснив причины отсутствия дочери: «Дашенька скоро будет, она в аптеку пошла, Катенька приболела, врач выписал лекарства, а у нас дома таких нет». Из разговора, Зайцев понял, что дочке Дарьи Катеньке около десяти лет, она простудилась, уже несколько дней не ходит в школу и лежит сейчас в своей кроватке в соседней комнате.

– Не стану от вас скрывать, хотя предполагал, что беседа у меня будет только с Дарьей, – обратился Витя к Смирновым, – я расследую дело об убийстве Валерия Кустовского и опрашиваю всех, кто был с ним знаком.– Смирновы переглянулись, пожилой мужчина вздохнул, накрыл своей ладонью руку жены.

– И давно его убили? – спросил отец Даши.

– Четвёртого октября. Скажите, где в это время находилась Ваша дочь?

– На даче. У друга Дашеньки дом загородом, тёплый, в нём можно и зимой жить.

– У Дарьи есть друг? Давно они вместе?

– Дмитрий живёт в нашем доме давно, его квартира двумя этажами ниже, но стали они встречаться всего два года назад. Дима служил в спецназе, у него были длительные командировки, да и знаете, как бывает, люди живут в одном доме, а никогда не видятся.

– Так обычно и бывает в многоквартирных домах, соседи не знают друг друга в лицо, – кивнул Виктор. — А когда Дарья рассталась с Кустовским?

– После того, как она сообщила ему о беременности, они больше не виделись.

– И он никак не напоминал о себе?

– Нет. Поверьте, Дашенька нам бы рассказала, у нас с ней полное взаимопонимание, – ответил отец Даши. И тут вступила в разговор мать:

– Тогда нам было очень тяжело. Дашенька переживала… Но родилась Катенька, и мы все погрузились в заботы о ней: гуляли по очереди, купали её, качали по ночам, читали сказки. Даша купила книжку, где по месяцам было расписано, как дети развиваются. Во времена нашей молодости таких книжек не продавалось. А это же целая наука! Пока гуляли с Катюшей во дворе, познакомились с жильцами нашего дома, теперь ходим друг к другу в гости, поздравляем с праздниками.

– Ваша дочь до сих пор злится на Валерия? Он ведь её бросил одну с ребёнком.

– Да что Вы, ей на него давно наплевать, – возмутился пожилой мужчина. – К тому же, у неё есть на кого опереться, вон, гляньте, какой у неё мужик! – Отец Даши смотрел в окно, и жестом подозвал Зайцева подойти. Витя взглянул во двор с высоты четвёртого этажа. На детской площадке резвились дети, на лавочках сидели женщины: одни общались друг с другом, другие смотрели в раскрытые книжки и журналы. Двое мужчин солидного возраста прохаживались вдоль невысокого заборчика, чуть дальше, за детской площадкой на небольшой аллейке виднелась крупная фигура мужчины в куртке камуфляжного цвета с накинутым на голову капюшоном, рядом с ним на поводке шла большая чёрная собака, по виду похожая на овчарку.

– Это тот мужчина с собакой? – спросил Витя.

– Да, это и есть наш Дима, у него очень умный пёс, настоящая дрессированная, боевая немецкая овчарка. Поначалу мы побаивались, что приученный к военной службе пёс не сможет терпеть приставания и игры нашей внучки. Но Лорд, так зовут собаку Димы, позволяет ребёнку всё. Катя крутит ему уши, целует в нос, хватает за лапы. Она даже пыталась усесться на Лорда верхом, но мы вовремя увидели и воспрепятствовали, а то у пса могли бы возникнуть проблемы с позвоночником, – поведала мать Даши. И в это время послышался звук поворота ключа в замке, а затем скрип открываемой двери. Через пару минут в комнату вошла среднего роста очень симпатичная женщина с короткими тёмно-русыми волосами, носом с небольшой горбинкой и тонкими аристократическими губами. Серьёзные серые глаза смотрели на Зайцева оценивающе. В голове у Вити пронеслось: «Если она раньше и была овечкой, сейчас вполне могла бы служить в разведке». А вслух он сказал:

– Добрый день, Дарья Алексеевна. Я – следователь Зайцев Виктор Васильевич. Помните, мы с Вами созванивались?

– Я уже поняла. Вас ещё не угощали чаем? Мама, завари чай и отведи гостя на кухню, возьми пакеты, там зефир в шоколаде и вафли, сейчас будем чай пить, а я пойду Кате в нос закапаю. Лекарства дорожают с каждым днём. Всегда говорила, лучше дать ребёнку лишний день дома отсидеться, чем потом долго лечить запущенную болезнь, ходить по поликлиникам и аптекам. – Строгая Дарья исчезла в комнатке дочери, а Витя со стариками отправились на кухню. Поговорили о погоде и делах житейских вроде того, что с отоплением опять запоздали, люди простужаются, а в аптеке всё дорого. Через десять минут появилась Дарья, налила в кружку с нарисованными мишками горячего чая, добавила в неё варенья, и, поставив её вместе с вазочкой всяких вкусностей на поднос, отдала приготовленное матери со словами: «Мам, посмотри, чтоб Катя эту таблетку выпила и витаминку из пачки». Родители вышли, оставив дочку вдвоём со следователем.

– Дарья Алексеевна, сразу хочу Вас предупредить, чтобы Вы были осторожны. К нам поступила информация, что бывшим девушкам Валерия Кустовского может угрожать опасность.

– Но не мне. У нас с ним давно всё закончилось. Он сбежал от меня сразу, как узнал о беременности.

– И всё-таки, постарайтесь одной нигде не ходить, чужим дверь не открывать.

– Хорошо. Вы только за этим пришли?

– Вы знаете, что Валерия Кустовского убили? – спросил Витя.

– Что-то слышала.

– От кого?

– Одна моя знакомая дружит с парикмахершей из салона Маргариты, той Маргариты, которая общалась с Валерой. У него ведь было много знакомых женщин?

– Где Вы были четвёртого октября? Дарья Алексеевна, как бы странно это не выглядело, я должен задать Вам этот вопрос.

– Я провела этот день за городом, вместе с другом, – быстро ответила она. Зайцеву показалось, что Дарья подготовилась к подобным вопросам.

– У Вашего друга в квартире живёт немецкая овчарка. Вы её брали с собой?

– Конечно. А почему Вы спросили о собаке? – глаза Дарьи смотрели настороженно.

– Дарья Алексеевна, я вправе не объяснять, почему я задаю Вам те или иные вопросы, – ответил Витя, а потом спросил: – Валерий Кустовский после расставания Вам звонил, писал, справлялся о здоровье дочери?

– Нет. Виктор…

– Васильевич.

– Виктор Васильевич, Вы зря теряете время, я не смогу ничем помочь Вам в поиске убийцы Валеры… К тому же я ему завидую.

– Кому?

– Тому человеку, у которого хватило смелости наказать подлеца. Да, Валера был подлым, предательским существом, эгоистом…

– Дарья, он был также отцом Вашего ребёнка. Не было б его, не было бы…

– Хватит. Не надо меня воспитывать. Катя – моя дочь, только моя. Вам этого не понять. Есть женщины, которые беременеют благодаря достижениям медицины, у их детей – биологические отцы, про которых они ничего не знают. Валеру можно считать таким же биологическим отцом. Настоящий отец – тот, кто растит ребёнка, кто тратит средства на его питание, одежду, игрушки, обучение, лечение. Валера считал, что ходить каждый день на работу и трудиться на чужого дядю – несусветная глупость и предпочитал валять дурака, выпрашивая деньги у родителей и брата. Конечно, на его внебрачных детей они бы вряд ли раскошелились, а жениться Валера не хотел. Я считаю, зарабатывать на хлеб своим трудом – каждодневный подвиг, и неважно, грузчик ты или профессор, продавец или учитель, официант или журналист. Важно, что есть дело, которое кормит тебя и твоих близких. Такая вот, простая истина.

– А как Вы с такой философией смогли полюбить тунеядца? Вы ведь хотели выйти за него замуж?

– Я не верила в вечную беспечность? Думала, он любит меня, полюбит и нашего ребёнка, захочет стать главой семьи, у него появится ответственность. Наивная была.

– Простите, если Вам тяжело об этом говорить.

– Лет пять назад этот разговор вывел бы меня из себя, а сейчас меня уже трудно достать упоминанием о Валере. Кстати, а как его убили? Отравили?

– Почему Вам пришла в голову мысль об отравлении? – удивился Зайцев. Ему даже показалось, что она задала вопрос не случайно, как будто знала правду и сознательно демонстрировала противоположное.

– Его наверняка убила женщина, а женское оружие из века в век это яд.

– Убийца пока не найден, – лаконично ответил Зайцев.

– В газетах хоть напишут, как идёт расследование? – любопытствовала Дарья.

– Как идёт, не напишут. Дарья Алексеевна, сейчас рано говорить о чём-то определённом. Скажите, Вы рассказывали Вашему другу об отце Кати?

– Да. Только он-то Вам зачем?

– Дарья Алексеевна, я был бы Вам очень признателен, если бы Вы попросили его подняться к Вам на пять минут. Он сегодня не работает?

– Да, у него выходной. Подождите несколько минут. Если я застану его дома, он вряд ли откажется с Вами поговорить. – Дарья выбежала в подъезд, а Витя подумал, что она довольно быстро согласилась показать своего возлюбленного, вероятно, хотела похвастаться. Наверняка она им гордится. Ждать пришлось не больше семи-восьми минут. Перед Зайцевым стоял крутой парень из кино: высокий, плечистый, с прямым взглядом и небольшим шрамом на щеке. Вспомнилась саркастическая стихотворная строчка: «шрам на роже для мужчин всего дороже». Мужчины познакомились, обменявшись рукопожатиями. Дарья налила обоим чаю и вышла из кухни.

– Дмитрий, Вам Дарья Алексеевна уже сказала, почему я здесь?

– Да, – ответил Дашин ухажёр.

– Вы были знакомы с Валерием Кустовским?

– Нет.

– И никогда с ним не виделись?

– Нет.

– Не торопитесь отвечать. Может быть, случайно где-нибудь сталкивались, в магазине, например, или Даша показывала Вам его издалека, – Витя смотрел сидящему напротив мужчине прямо в глаза.

– Нет, Виктор, я не был знаком с Дашиным бывшим, никогда его не видел и сожалений по поводу его ранней кончины не испытываю. – Взгляд Дмитрия казался спокойным и уверенным. Зайцев не знал, что можно ещё вытрясти из этой парочки. Мужик, ясно, тертый калач, и даже, если натравил своего боевого пса на Кустовского, ни за что себя не выдаст, хотя и смотрит в глаза вполне искренне. Любимая женщина ему вполне соответствует: один за двоих и двое за одного. Витя попрощался, пожелал влюблённым счастья и поспешил из дома Смирновых в родное отделение.

Как только за следователем закрылась дверь, Даша и Дима уединились в кухне.

– Ты ничего ему не сказал?

– Конечно, нет, – ответил Дима, усаживая любимую женщину себе на колени, – Спрашивал, виделся ли я с этим паразитом. Конечно, виделся. Набить ему морду, да и не только её, доставило мне огромное удовольствие.

– Дима, скажи честно, зачем ты тогда с дачи отлучался?

– На рыбалку с Серёгой соседом, у которого дом напротив, я ж тебе говорил?

– А почему так поздно явился?

– Ну, так после рыбалки согреться надо было?

– А со мной рядом согреться не мог?

– Дашуль, у нас же обычай такой, после рыбалки надо принять на грудь в тёплой мужской компании, – пояснил Дмитрий, обнимая Дашу и лаская широченными ладонями её упругое тело. Тревожные мысли недолго одолевали Дарью, потому что Дима взял её на руки и направился к входной двери, крикнув Смирновым: «Даша будет доставлена домой через пару часов в целости и сохранности». Дарья, в свою очередь, поспешила добавить: «Мам, пап, я у Димы, если что, звоните!»

Когда Зайцев появился в отделении, Борцова в кабинете не оказалось. Зато на пути ему попался Лёша Ключиков, который и поведал последние новости:

– Борцов, наконец, передаёт дело Сушко в суд. Поздравляю, довели всё-таки дело до конца.

– Подожди, как в суд? – удивился Витя.

– Так, ты не в курсе? Появился свидетель, который видел Сушко, спускающимся в подвал, где убитый бомж Гоша обычно ночевал, и где Гошу впоследствии и обнаружили. Предполагаемое время убийства совпадает со временем, указанным свидетелем.

– Когда успел материализоваться этот свидетель? – раздраженно спросил Витя.

– Сегодня утром. Явился к Борцову. Борцов устроил опознание, как полагается: выстроил нескольких мужиков, похожих по комплекции на Сушко, ну и самого Сушко где-то между ними. Так тот старикан на Сушко и показал. Борцов стал на него наседать: «Отец, как же Вы могли тогда его видеть, на улице-то темно было, а у вас в подъезде всегда лампочки выкручены».

– Ну и?

– И ничего. Старикан рожу Сушко раньше неоднократно в газетах видел, только то и говорил, что «этому бандюге место в тюрьме, а не в нашем доме».

– А что старичок ответил Борцову по поводу непроглядной темени в подъезде?

– Сказал, что лампочку новую он самолично вкручивал, и зрение у него хорошее.

– Сколько же лет этому упёртому глазастому правдолюбцу?

– Борцов сказал, где-то около девяноста. Гриша даже психиатра пригласил, представив его старику как следователя.

– И что же психиатр? Наверняка, в таком преклонном возрасте какая-то энцефалопатия уже имеется. К тому же, старик привык с советских времён искать в ближнем образ врага.

– Ничего подобного. Дедушка признан вполне вменяемым. А чего ты, Витёк, загрустил? – прищурившись, поинтересовался Ключиков, – Ты ж сам из Сушко признание выбивал!

– Ты это видел? – возмутился Зайцев.

– Так ребята говорили, слышно было, – саркастически улыбался Лёша.

– А ты что, бабулька старенькая, слухи собирать? – попенял Витя, а потом добавил: – Спасибо за информацию, Лёш, а где Борцов?

– А я знаю? Хмурый он сегодня. Полдня с этим стариканом провозился, затем Ивана Сушко к нему в кабинет приводили. Может, какая ещё причина его плохого настроения есть, ты не в курсе?

– Нет. А вот и он. Ну, бывай, Лёш, увидимся, – сказал Витя. Борцов шёл по коридору с папочкой под мышкой. Поймав глазами Зайцева, он кивнул ему, и они вместе направились в сторону борцовского кабинета.

– Григорий Михайлович, Лёшка Ключиков по большому секрету доложил, что Сушко посадят. Это правда?

– Правда. А что ты удивляешься? Ему не впервой. Лёша тебе и про свидетеля уже успел нашептать?

– Да, сказал, что какой-то старец видел Сушко, спускающимся в злополучный подвал в тот памятный вечер.

– Вот ответь мне Витя, почему в Москве все подвалы уже какой год на замке, а наши граждане там хранят всякое тряпьё, банки-заготовки и старые велосипеды? – орал разозлённый Борцов, – кошек там подкармливают всяких, бомжей развелось…

– А о чём Вы с Сушко беседовали?

– Это тебе тот же Лёшка поведал?

– Да.

– Болтун.

– Точно, товарищ майор.

– Иван Сушко произнёс здесь только несколько слов: «Фома отомщён, я могу теперь спокойно помереть, а в тюрьме и жить можно».

– Григорий Михайлович, Вы сегодня хоть завтракали? – побеспокоился Витя.

– Не успел. Давай в кафе забежим. Ты мне за обедом отчитаешься, идёт?

– Идёт, – ответил, вмиг повеселевший Зайцев. Сладостей в доме Смирновых оказалось недостаточно для полной радости желудка молодого бойца.

Женщина, услышав звонок, поспешила в прихожую. В глазке входной двери перед ней стояла дама в роскошной белой норковой шубе, лицо её практически полностью скрывали поля шляпы. «Ходят в белых норковых шубах в грязный дождливый октябрь, с жиру бесятся», – недобро подумала хозяйка квартиры и, сгорая от любопытства, открыла дверь. Дама стремительно вошла, на закрытом шляпой лице видны были только кончик носа и губы в ярко красной помаде. И вдруг, к шее хозяйки потянулись руки в белых перчатках. Это произошло так внезапно, что жертва не успела отстраниться. Костлявые пальцы давили на горло с такой силой, что нечем было дышать, в глазах потемнело, и всё исчезло…

– То ли я такой голодный, то ли в этом кафе стали готовить как в лучших ресторанах мира.

– Нет, Григорий Михайлович, просто персонал узнал Вас и приложил все усилия, чтобы Вам угодить.

– Да ну?

– Мы ведь не просто так прождали тут целый час. Люди старались!

– А я уже готов был уходить отсюда. Если бы они то и дело не бегали и не уговаривали: «подождите, пожалуйста, скоро будет готово», я бы давно сбежал, – довольный Борцов уплетал за обе щеки, – Витя, что у тебя там за салатик? Дай попробовать. А это что за корзиночки с булочками?

– Около Вас блюдце с таким же салатом стоит. И это не булочки, а пирожки. Смотрите, те вытянутые – с капустой и яйцом, круглые – с мясом, а треугольные – с яблоком.

– Ну, и как там поживает интеллигентная барышня Даша Смирнова? – перешел к разговору о деле Борцов.

– Хорошо поживает. Четвёртое октября она с другом-спецназовцем и его собакой провела в загородном доме.

– А друг действительно спецназовец?

– Нет сомнений.

– Собака, конечно, огромная?

– Немецкая овчарка.

– С убитым друг Дарьи был знаком?

– Знакомство отрицает. Не видел, не слышал, не знает.

– О предсказаниях ведьмы женщину предупредил?

– Разумеется, только про ведьму, конечно же, ничего не говорил.

– Молодец. Скажи, Витя, ты-то кого подозреваешь?

– Пока никого. Григорий Михайлович, каждая из допрошенных нами женщин имела основания отправить Валеру Кустовского на тот свет. Да и его брат тоже мог убить, ему выгодна смерть Валерия. Ведь все деньги, которые должны были упасть в руки Кустовского младшего в день его сорокапятилетия, достанутся теперь Евгению.

– Ты забыл про Галину Арнольдовну и вдову Валерия Клавдию.

– Клавдии точно ничего не перепадает. Хотя, какое это может иметь значение, Вы же, товарищ майор, не подозреваете Клавдию?

– Но и не исключаю её из списка подозреваемых. Про наследство Клавдия могла не знать, но, учитывая то, что нам известно о личности Валерия, не трудно предположить: он мог обидеть её не меньше, чем других женщин. Кстати, давай подъедем сейчас к ней. Как раз скоро заканчивается ее смена.

– Григорий Михайлович, у Вас ещё десерт, и я пока не доел, – пробубнил набитым ртом Зайцев.

– Витя, у тебя нет ощущения, что нас водят по кругу? – вдруг спросил Борцов. Витя в момент прекратил жевать и замер, посмотрев майору в глаза. «Вот оно, сейчас он снова вспомнит, когда его попытались направить по ложному следу», – Зайцев почувствовал, как его прошиб пот. С того самого момента, как ему открыла душу Марина, Витю начали одолевать сомнения, хотя он, зная себя, был почти уверен, что всё расскажет Борцову. «Ничего, я сам только сегодня узнал, время ещё терпит, нельзя принимать такие решения с ходу», – внушал себе Зайцев. Григорий тем временем уже вытирал руки салфеткой, готовясь выйти из-за стола. Витя допивал кофе, аппетит куда-то улетучился. Они вышли из кафе и через двадцать пять минут уже звонили в квартиру Клавдии Кустовской.

За последние несколько дней жена Валерия Кустовского постарела лет на десять: лицо выглядело отёкшим, в волосах появилась седая прядь, под глазами синие круги, женщина заметно горбилась, руки подрагивали.

– Вам что-нибудь стало известно… Кто убил Валеру? – невнятно произнесла она.

– Мы ищем, Клавдия Андреевна, ищем… – только и смог сказать Борцов. – Вы знали, что по отцовскому завещанию к своему сорокапятилетию Валерий должен был получить немалую сумму денег?

– Нет, муж мне ничего не говорил, да и какое сейчас это может иметь значение, – тихо ответила несчастная женщина. – Валеры больше нет.

– Клавдия Андреевна, какие у Вас были отношения с мужем?

– Что Вы имеете в виду?

– Он был довольно… сложным человеком, – пришёл на помощь Борцову Витя, – женщины, с которыми он встречался до женитьбы на Вас, не очень лестно о нём отзываются.

– Он изменял Вам? – не стал жалеть вдову Борцов.

– Как Вы смеете! – возмутилась она и тут же заплакала. Зайцев подумал, что она сейчас выгонит их из квартиры, но она только плакала и, казалось, пребывала в каком-то своём мире.

– Если Вам тяжело говорить о муже, мы уйдём, – вдруг заявил Григорий.

– Не спешите уходить, прошу вас, я все эти страшные дни и ночи одна в квартире, чуть с ума не сошла. Если б не работа, не знаю, чтобы со мной было.

– Родственники Валерия не навещали Вас? – спросил Зайцев.

– Зачем я им? Я нужна была только моему Валерику. – Всхлипывания и рыдания усилились, Витя принёс ей воды с валерьянкой, которую нашел на кухонном столе.

– Спасибо за заботу, только валерьянка мне не помогает. Наш невролог выписал мне более сильные лекарства, и ещё я пью снотворное. Засыпаю быстро, но сны ужасны, постоянно перед глазами то, что осталось от Валеры. Вы спрашивали про измены. Да, я знала, что у него есть другие женщины. Валера был полигамным. Это то, что нельзя истребить в мужчине, можно только принять или нет. Я приняла, потому что знала, он никогда не уйдёт от меня.

– Почему? – спросил любопытный Зайцев, да и Борцов тоже ловил каждое слово вдовы.

– Валера чувствовал себя комфортно в моём доме.

– Что Вы понимаете под словом «комфортно»? – спросил Борцов.

– Одним словом этого не объяснишь. У многих мужчин есть жена и любовница, которые соревнуются друг с другом, борются за то, чтобы быть единственной для любимого. Но он выберет не ту, которая лучше в постели, красивее и моложе, вкуснее готовит, больше детей ему родила, а ту, с которой ему банально комфортней. Спокойная обстановка, понимание… Супруги должны уметь чувствовать настроение друг друга, когда-то поддержать, побыть рядом, а когда-то отойти в сторону и не мешать. В любом случае, надо признать, что каждый имеет право на своё личное пространство.

– А можно конкретней про комфорт, а не про личное пространство, – продолжал любопытствовать Витя.

– Так ведь это одно и то же. Ну, хорошо, можно и конкретней, например, мой муж ходил по квартире в одном халате. Вы знаете, почему дворяне предпочитали халаты другой домашней одежде?

– Нет, – почти хором ответили служители закона.

– Мужчинам полезно, как можно больше ходить в просторной одежде, в которой они чувствовали бы себя практически обнажёнными, при этом, чтобы не простудиться, она должна быть достаточно тёплой. Дворяне надевали халат, колпак, тапочки и садились напротив камина…, правда, камины появились в России только в петровские времена, но не в этом суть. Например, об обратном: Валера любил рыбные блюда, а его мать предпочитала мясные, и это мясо домработница ежедневно готовила, в родительском доме часто повышали голос, а Валера не выносил криков.

– Но он давно уже не жил в доме своих родителей, – отметил Витя.

– Верно. А Вы думаете, его девушки никогда не повышали на него голоса? И потом, будучи полигамным, Валера считал себя собственником.

– Неужели? – не удержался от сарказма Борцов. Разговор начал выводить его из себя. – Скажите, Клавдия Андреевна, Вы часто делали мужу массаж, насколько я знаю, Вы профессионал в этом деле? Также я знаю, что для женщины – это нелегкий физический труд.

– Бывало, приходилось делать массаж по несколько раз в день. У него же была больная спина.

– Ваш муж чем-нибудь помогал Вам? – вновь задал вопрос Григорий.

– Да, мы часто вместе ходили по магазинам, он помогал мне прибираться дома…

– Нет, я имею ввиду другое. Муж помогал Вам строить дачу, покупал мебель, давал Вам большие суммы денег, когда Вы остро в них нуждались, возил Вас или, к примеру, Вашу маму в больницу? – не унимался Борцов.

– Дача у меня давно, ее ещё мой отец строил, мы с Валерой там сажали цветы. Когда мне нужно было сделать ремонт, я взяла кредит. Мне даже в голову не пришло просить мужа оплачивать ремонт в моей квартире, – Клавдия выглядела удивленной. – А зачем Валере надо было заниматься моей мамой, когда у него хватало проблем с Галиной Арнольдовной?

– Вы, Клавдия Андреевна, святая женщина. Простите, если были какие не совсем корректные вопросы. Всего Вам доброго. Витя, мы уходим.

На улице лил холодный осенний дождь, к тому же усилился ветер, и Зайцев был счастлив забраться в Ниву Борцова. «Всё-таки наличие машины значительно повышает качество жизни», – подумал Витя.

– Григорий Михайлович, а совещание опять отменили?

– Я про него забыл, – Борцов даже притормозил от внезапного открытия. – Ну да ладно, авось не уволят. Там и без меня хватает, кого чихвостить.

– Может, нам тогда в отделении лучше сегодня больше не показываться?

– Может. Подвезу тебя, Витя, до общежития, а сам домой. Дина уже забывать стала, как я выгляжу.

– Как Вам философия Клавдии Андреевны?

– Овечья. По крайней мере, понятно, почему наш Казанова выбрал её в жёны.

– А, если задуматься, так ли уж виноват Кустовский перед своими женщинами? Взять, к примеру, беременность Дарьи и той уголовницы, как её там…?

– Лена Трошина. Кстати, с ней мы ещё не беседовали.

– О чём думали эти женщины, когда беременели от мужика, у которого ветер в голове? Моя Марина считает, что женщина должна сама думать о последствиях… Григорий Михайлович, а почему Вы нажали на тормоз, мы ведь ещё не доехали?

– Витя, мужик на то и есть мужик, чтобы думать за себя и за свою женщину, так как она слабее, эмоциональнее, более ранима и зависима по своей природе. А Марину воспитывали родители так, потому что готовили к встрече с такими, как Валера, зная, что их пруд пруди, – Борцов наставительно вещал, повернувшись лицом к Зайцеву. Машина в это время стояла на обочине шоссе, по которому мимо них носились автомобили от жигулей и малышек типа старой Оки до дорогущих джипов.

– Я понял, Григорий Михайлович, – произнёс Витя.

Зайцев раньше обычного прибыл в общежитие, его сосед по комнате ещё не пришёл с работы. Витя набрал номер Марины и услышал: «Привет, Вить».

– Марин, мне приехать сегодня к тебе?

– Я пока на работе. А ты уже освободился?

– Да, Борцов пораньше сегодня отпустил. Как себя чувствуешь?

– Да что с тобой? Почему ты спрашиваешь про моё самочувствие? Ты не рассказал Борцову про наш разговор?

– Нет, – ответил Витя, и ему показалось, что девушка облегчённо вздохнула. – Марин, ты нужна мне, очень.

– И ты мне нужен, Витя, очень нужен. К сожалению, сегодня я задержусь на работе, а ещё вечером мне предстоит долгий разговор по телефону с родителями. Тётя собирается возвратиться на Родину раньше, мы пока не знаем, оставит она меня у себя или придётся снимать жильё. Давай проведём вместе ночь завтра, ладно?

– Конечно. Марин, мне неловко говорить тебе об этом, понимаешь, я не смогу пока полностью оплачивать съёмную квартиру, но вместе мы могли бы…

– Спасибо, Вить. Но, зная свою тётю, думаю, она ещё не раз передумает со скорым возвращением.

– Позвони, когда соберёшься выходить, я тебя хотя бы встречу и провожу до дома, если ты не против.

– Хорошо, – Марина была счастлива. Несмотря на внешнюю неустроенность и волнительные ожидания, в душе поселилось долгожданное счастье. Она скучала по Зайцеву ежеминутно, засыпала и просыпалась с мыслями о нём, это было похоже на одержимость. Ей казалось, что никто в мире не может быть счастливее её, никому так сильно не повезло, как ей.

Витя, лёжа на своей койке в общежитии, ломал голову над тем, как он будет решать жилищный вопрос, кем, где и когда подрабатывать. «Если ситуация припрёт, поменяю профессию», – думал он, – «на фига нужна такая работа, которая не позволяет жить достойно». Но Борцов жил достойно, уж это Зайцев знал точно. К его наставнику обращались по совершенно разным вопросам и платили ему, поговаривали, немало, хотя официально частных клиентов он не имел, так как работал на государство. Среди его знакомых были учёные, политики, судьи их города, а также большие люди из столицы. Считалось, что сам начальник их отделения милиции смотрел на Борцова снизу вверх. А ещё, Григорий Михайлович Борцов был народным героем, его все в городе знали, о его подвигах слагали легенды, и его славе Зайцев завидовал больше всего, но, конечно же, белой завистью, так как очень уважал своего коллегу и гордился, что работает с ним бок о бок. Но при этом никогда не лебезил перед ним.

Витя Зайцев рос гордым мальчиком, быстро научился ни перед кем не пресмыкаться. В четвёртом классе он с родителями переехал в новый район и сменил школу. Ребята играли с его портфелем как с футбольным мячом, перебрасывая его из угла в угол, от стены до стены по школьным коридорам чуть ли не каждую перемену. Стеклянные термосы с чаем, заботливо приготовленным его мамой, то и дело разбивались. Как-то раз, Витя едва не проглотил осколок стекла. Мама начала его ругать, что никакой зарплаты им с папой не хватит покупать ему новые термосы, на что Витя, ничего не объясняя, грубо ответил: «купите металлический», пошёл и сам записался в секцию по боксу. Ему повезло, он попал в группу к классному тренеру и научился всему, чего должен знать и уметь настоящий боксёр. Из мальчика для битья Витя быстро превратился в лидера класса, да и не только класса, но и всей школы. На межшкольных соревнованиях по боксу он одерживал одну победу за другой, каждый обиженный знал, к кому надо обращаться за помощью, и кто сможет защитить. Слухи про Витькины быстрые удары и фирменные приёмы разнеслись далеко за пределы школы, и одного его слова бывало достаточно для усмирения хулиганов. На школьных дискотеках девочки выстраивались в очередь на медленный танец с ним. Витя стал звездой! Первый сексуальный опыт юный боксёр получил в четырнадцать лет и стал активно его накапливать. Его называли везунчиком. Но в институте Зайцеву некому стало показывать свои боксёрские умения, так как никто не собирался с ним драться. Девушки интересовались модными парнями в дорогой одежде, подъезжающими к институту на иномарках, купленных, разумеется, на родительские деньги. Да и учёба давалась Вите тяжело. На первом курсе он по коллективной привычке ориентировался на товарищей по группе, которые не торопились сдавать зачёты и тянули до последнего, но прямо перед экзаменами вдруг выяснилось, что ребята практически все зачёты самым волшебным образом уже получили в зачётную книжку, а Витя остался с носом. Тот первый год в институте он запомнил на всю жизнь, прекратив наивно верить, что все равны и каждому по труду, каждому по способностям, как всегда назидательно вдалбливали ему в голову родственники и учителя. С трудом сдав первую сессию, тоже не без помощи, родители спешно отыскали нужных людей, он, прежде всего, перешёл в группу, где не было блатных, к тому же там учились в основном ребята из небогатых семей. Очутившись в своём кругу, Витя почувствовал себя гораздо свободнее, начал спокойно заниматься, стараясь не накапливать хвостов, приобрёл друзей и даже влюбился. Но любовь длилась недолго, девушка переехала в другой город, они год переписывались, и всё закончилось письмом, где она сообщила, что собирается замуж «за перспективного парня». К тому времени Витя поменял уже трех подружек и не особенно переживал.

Воспоминания прервались звонком мобильного. Марина позвонила, как договаривались, сказать, когда она выходит с работы. Витя быстро оделся и поехал к ней на работу. Марина выглядела усталой и при этом радостной. Они поцеловались. Как обычно, проехали несколько остановок на автобусе и вышли раньше, чтобы прогуляться пешком. Дождь к тому времени уже закончился, воздух был влажный, и дышалось легко, но тропинку местами размыло, и Витя поддерживал Марину под локоток, чтобы она, поскользнувшись, не упала. Перед дверью квартиры, где она жила, влюблённые долго не могли выпустить друг друга из объятий. Им обоим вспомнилось сегодняшнее утро. Марина собралась с силами и, открыв дверь ключом, буквально втолкнула Зайцева в квартиру. Душа Вити пела и плясала.

Телефонный разговор Марины с родителями продолжался минут двадцать пять, за которые Витя успел заварить чай, подогреть ужин в микроволновке и принять душ.

Марина долго не могла завершить разговор, у мамы почему-то накопилось много вопросов и пожеланий: «Надеюсь, ты не водишь в тётину квартиру мужиков?.. Не позорь нас с папой… веди себя интеллигентно».

После общения с родителями Марине понадобилось полчаса, чтобы прийти в себя. Она никогда не могла понять смысл этих напутствий, хотя откуда-то из глубоких недр души доносился едва слышимый голос: «Они так выражают свою любовь, тревогу, боль, они так скучают…». Марине ничего не оставалось, как обманывать родителей, отвечая: «Конечно-конечно, не беспокойтесь, у меня всё по-прежнему». Маме и папе становилось легче от этого вранья, как будто только это они и ожидали услышать, а не правду.

– А собственно, что такое, правда, и какой она должна быть? – последние мысли Марина почему-то произнесла вслух и в это время увидела Витю в дверях комнаты босиком и с одним полотенцем на бёдрах.

– А правда в том, что я никак не могу дождаться девушку-СЕКСмедэксперта! – с улыбкой сказал Зайцев.

– Зайцев, что у тебя с рубашкой? – Борцов с интересом смотрел на помощника.

– А что такое, товарищ майор? – удивился Витя, разглядывая белоснежную рубаху под пиджаком.

– Где ты пуговицы потерял? И вон там немного разорвано. У тебя одна рубашка, что ли? Или не заметил? На тебя тоже напал загадочный зверь? – улыбался Григорий.

– Я не из дома… – уже было начал Витя, вспоминая сегодняшнее утро. Он уже был при полном параде, когда они с Мариной принялись целоваться, посмотрели на часы и решили, что время у них ещё есть. Марина, торопясь снять с него одежду, буквально порвала её, пара пуговиц, вероятно, отлетели. – Я, Григорий Михайлович предпочитаю носить вещи из натурального материала, а стопроцентный хлопок очень рвётся.

– Понятно. И ничто естественное нам не чуждо!

– Вы о чём? – покраснел Витя.

– О сексе, Витёк. Надеюсь, спина у тебя не поцарапана? – продолжал издеваться Борцов.

– А я знаю?! – смеялся в ответ Зайцев, вспоминая недавно пережитые страсти. С утра у всех в отделении милиции настроение было лучше обычного, этому немало способствовал тот факт, что в здании наконец-то затопили. Борцов с Зайцевым решили столь значимое событие отметить сладким чаепитием, по случаю чего Витя сбегал за тортом и лимоном. Во время чайной трапезы в окне вдруг появилось солнышко, а на душе заиграли радостные нотки. Чудесное начало дня было омрачено появлением в отделении обеспокоенного Евгения Кустовского. Он ворвался в кабинет Борцова с самым разнесчастным выражением на лице. Григорий Михайлович, как только его увидел, первым делом придвинул к нему полную кружку чёрного чая. Евгений сел, посмотрел на чай и принялся его пить, собираясь с мыслями, потом его рука потянулась к нарезанному торту, он поднял глаза на Борцова, последний кивнул, и поставил перед оголодавшим блюдце, в котором быстро оказался аппетитный на вид бисквитный кусок.

– Спасибо большое, я, когда нервничаю, всегда сладкое ем, извините, такая детская привычка, – сказал Евгений Кустовский, прожевывая кусочек торта и отхлёбывая из кружки горячий чай.– Мама пропала…

– Галина Арнольдовна? – удивился Витя.

– Что значит, пропала? Когда? – спросил Григорий.

– Мама живёт отдельно, она сама так решила. Я обычно звоню ей несколько раз на день и обязательно вечером, раз в неделю, а то и чаще навещаю, привожу продукты, покупаю ей всё необходимое. Вчера мы разговаривали около полудня, потом я несколько раз звонил ей после шести вечера, но она не отвечала и, когда она снова не ответила в девять вечера, я поехал к ней. Дома её не было, а мобильный телефон лежал на столе. Я решил подождать у неё на квартире, но мама так и не появилась. Мне ничего более не оставалось, как обратиться к Вам, Григорий Михайлович. Пожалуйста, помогите.

– Одежда, в которой Галина Арнольдовна обычно выходит на улицу, была на месте, Вы смотрели? – спросил Борцов. Евгений задумался, потом вдруг оживился, всплеснул руками:

– Шикарная шуба, которую мама недавно приобрела, ещё хвасталась обновкой… Эта шуба в последнее время висела на вешалке около двери. Я маме ещё говорил, что шубу надо убрать в шкаф, а мама запротестовала, мол, ей так удобно. Так вот, шубы на вешалке я не видел!

– Может, Ваша мама всё-таки убрала её в шкаф?

– Нет, я вешал в шкаф своё пальто, и шубы там не было.

– Может, Вы её не заметили?

– Её нельзя не заметить, товарищ следователь. Это была белая норковая шуба. На фоне верхней одежды тёмных цветов она очень выделялась

– Из этого следует, что Вашу маму из дома никто не похищал. Она одела самую любимую вещь и куда-то направилась. Галина Арнольдовна ведь редко выходит из дома?

– Да, очень редко и обычно меня предупреждает, когда выходит и куда.

– А в наши городские больницы звонили?

– Конечно. Мне сказали, что Кустовская Галина Арнольдовна вчера к ним не поступала. И женщины без документов тоже.

– Евгений Максимович, вспомните последний разговор с Вашей матерью. О чём он был?

– Обычный разговор. Я спросил о её самочувствии, напомнил, чтобы она не забывала мерить давление, я маме недавно купил автоматический тонометр. Кстати, очень нужная штука. А мама мне в ответ стала причитать: «Какое давление, когда Валерика убили, твоего, Женя, единственного брата, а ты сидишь, сложа руки…»

– Ваша мама ждала, что Вы сами найдете и накажете убийцу? – спросил Зайцев.

– Нет, конечно. Горе захлестнуло её. Мама всегда была человеком действия. А в данной трагической ситуации она не знает, что надо делать и винит себя и всех вокруг.

– Милицию? – спросил Борцов.

– И милицию тоже.

– Себя, милицию, Вас… А кого ещё винит Ваша мама? – Борцов напряженно смотрел на Евгения. Кустовский старший только молча махнул рукой. Борцов повторил вопрос.

– Она считает, что его убила та девушка, которая отсидела срок в тюрьме.

– Лена Трошина? – напомнил Зайцев.

– Да, кажется, её так звали, – ответил Евгений. Борцов к этому времени уже застегивал молнию на куртке и зачем-то доставал из сейфа пистолет. Зайцев, глядя на него, стал надевать пальто. Вдвоем они буквально выпихнули Евгения Кустовского из кабинета, Борцов повернул в замке ключ и со словами: «мы Вам позвоним» исчез с Зайцевым из отделения.

В машине Зайцев подробно отчитался Борцову по поводу Елены Трошиной: её жизнь складывалась вполне благополучно, Лена вышла замуж за бывшего заключённого, который, как и она, отсидел за кражу, на сегодняшний день у супругов двое маленьких детей.

– Как звать её мужа? – спросил Борцов, внимательно следя за дорогой. Витя открыл блокнот, долго листал странички, злился, потом радостно воскликнул:

– Нашёл! Стольников Андрей.

– Он вышел, кажется, по амнистии лет семь-восемь назад. Женился, работает водителем…

– Верно! Откуда, Григорий Михайлович Вы всё знаете?

– Витя, мы сейчас подъезжаем. Слушай меня внимательно: этим людям новый срок ни к чему, они уже своё отсидели, обзавелись семьёй… Если всё обошлось, а я очень на это надеюсь, поступаем следующим образом… – Борцов вдруг задумался. – Короче, у нас не выйдет так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Главное, чтобы овцы остались целы, ты меня понимаешь?

– Если честно, совсем не понимаю, Григорий Михайлович.

– Тогда молча наблюдай и продолжай молчать дальше, это понятно?

– Абсолютно, товарищ майор.

Им открыли сразу. Где-то за закрытой дверью, которая вела в одну из комнат, устрашающе лаяла собака, вероятно, крупной породы. Перед ними стоял среднего роста коренастый мужчина с рыжей шевелюрой, одетый в майку и шорты. Он даже не спросил, кто они, предложив пройти на кухню. «Ждал», – мелькнуло в голове у Вити. Из детской выбежали двое малышей, почти одного роста, тоже в майках и шортах. На кухне мыла посуду стройная женщина с испуганными глазами в лёгком халате и переднике. На её шее виднелись страшные с багровым отливом синяки.

– Здравствуйте. Я следователь Борцов Григорий Михайлович. Вы – Елена Николаевна Трошина?

– Да. Здравствуйте.

– А Вы – Стольников Андрей…

– Борисович.

– Ну вот, теперь мы друг друга знаем. Я рад, Елена Николаевна, что Вы живы, здоровы. – Борцов повернулся к Стольникову и спросил:

– Вы слышали обо мне?

– Да, Григорий Михайлович.

– Тогда должны знать: я за свои слова отвечаю.

– Знаю.

– Вы мне ответите честно на несколько вопросов, и я Вам обещаю: никаких печальных последствий для вас обоих не будет. Молчание расцениваю как согласие? – спросил Борцов, сурово глядя на хозяина дома. Стольников в ответ кивнул. Григорий продолжил: – Отлично! Елена Николаевна, вчера Вас пытались задушить? Отвечайте!

– Да, – кивнула Лена Трошина.

– Кто Вас защитил? Муж?

– Кузьма. Если бы не Кузьма, она бы задушила Лену. Я смотрел футбол и ничего не слышал. Только, когда Кузьма залаял… – начал рассказывать Андрей.

– Кузьма, это кто? – спросил Борцов. Стольников вышел и через минуту появился с ротвейлером. Пёс скалился, издавал жуткие звуки и выглядел чудовищем.

– Не страшно Вам такую собаку держать, у Вас же дети?

– Детей он никогда не обидит.

– Значит, Кузьма спас Елену Николаевну, набросившись на злую гостью, а Вы, Андрей Борисович, поспешили на помощь позже?

– Да.

– Вы вызывали «скорую» жене?

– Нет, Лена быстро пришла в себя.

– В тюрьме и не такое бывало… – произнесла Лена.

– А та другая женщина? – спросил Борцов. Стольников переглядывался с женой. Оба молчали. Борцов выждал время и решил уточнить:

– Та женщина напала на Вашу жену, войдя в Ваш дом?

– Да, – ответил Стольников.

– Вы понимаете, что Ваши действия расцениваются как необходимая самооборона? – на вопрос Григория ответа не последовало. Тогда он обратился к Елене: – Почему Вы открыли дверь незнакомому человеку?

– Я посмотрела в глазок, увидела женщину в дорогой шубе и большой шляпе. Разве могла я предположить, что она вдруг накинется на меня и станет душить?

– Вы сразу её узнали?

– Нет. Только после того, как пришла в себя, увидела её лицо и услышала проклятия в свой адрес, вспомнила, где я видела эту стерву.

– Вы приходили в дом Кустовских, а она Вас выгнала?

– Можно сказать и так.

– Эта женщина – Кустовская Галина Арнольдовна, мать Валерия Кустовского?

– Не знала, что она Арнольдовна. Я поняла, что это мамаша Кустовского, – процедила сквозь зубы Лена, потом схватилась за шею и закашлялась.

– Раз Кустовская разразилась проклятиями, значит Ваши муж и пёс её не убили, – облегчённо вздохнув, Борцов сел на табуретку. Все остальные, как по команде, почему-то тоже сели, и кто-то также вздохнул. Григорий хрипло обратился к супругам: – У меня ещё один вопрос: «Куда Вы спрятали Галину Кустовскую?»

– Она собиралась заявить в милицию, что мы её похитили, – сказал Стольников.

– Чушь! Она этого не сделает.

– Друг, уезжая в санаторий, оставил мне ключи от своей квартиры, чтобы я попугая кормил. Она там. Мы носим ей еду и питьё. А что нам оставалось? Кузя покусал ей руки и поцарапал спину. Я прекрасно знаю, как ваши товарищи могут состряпать дело! Двое бывших заключённых напали на беззащитную старушку, натравили на неё бойцовую собаку…

– У Вашей жены синяки на шее, – произнёс Борцов.

– Скажут, я её побил, – хозяин дома махнул рукой, в его глазах была безысходность.

– Давайте договоримся так: Вы передаёте мне Галину Арнольдовну, и мы забываем про этот… инцидент. Кстати, ей оказали медицинскую помощь?

– Да, у меня друг – фельдшер. Раны перевязали. Собака не бешеная, у меня есть веткнижка со всеми перечисленными в ней прививками.

– Как Вам, Стольников, с друзьями повезло: один квартиру с попугаем доверяет, другой по первому зову лечить бежит.

– Если ты с людьми по-хорошему, то и они с тобой также, – сказал Андрей. – Квартира над нами, этажом выше. У них такая же двухкомнатная, как и у нас. Сосед с матерью живёт. Он мать в санаторий повёз, ну и свое здоровье решил там поправить. – Мужчины зашли в квартиру с очень старой мебелью, ремонт явно давно не производился. В большой комнате на кровати лежала женщина лет семидесяти, её руки и ноги были связаны, она вся тряслась, вероятно, от холода. На круглом столе стояла клетка, в ней сидела необыкновенной красоты яркая разноцветная экзотическая птица и с любопытством наблюдала за происходящим. В то время, пока Витя с Андреем развязывали верёвки на конечностях Кустовской, Григорий что-то нашёптывал птице, и она ему в ответ тоже что-то щебетала.

– Григорий Михайлович, что говорит важный свидетель? – пошутил Зайцев. И тут Кустовская как закричит:

– Вы что, издеваетесь! Почему этот бандит до сих пор без наручников? А где его сообщница? А вы, я надеюсь, из милиции?

– Да, Галина Арнольдовна, так ведь Вас зовут? – обратился к женщине Григорий.

– Именно. А Вы кто?

– Cледователь Борцов Григорий Михайлович.

– Вы сейчас же арестуете этих бандитов! – приказала Кустовская.

– За что, Галина Арнольдовна? – изобразил удивление Борцов.

– Как за что! Они меня похитили и держали здесь связанной! – возмущалась Кустовская, стуча зубами. Григорий обратился к Стольникову:

– Найдите тёплое одеяло, лучше ватное. – Укрыв женщину одеялом, Григорий подошёл к Зайцеву, что-то тихо ему сказал, после чего Витя увёл Стольникова, и в квартире остались только Борцов и Кустовская. Борцов сел на стул напротив кутающейся в одеяло Галины Арнольдовны.

– Гражданка Кустовская, Вы совершили покушение на убийство. – Женщина попыталась протестовать, но следователь оборвал её на полуслове: – Дайте мне договорить. Стольниковы не хватали Вас где-то на улице, а Вы сами пришли к ним в дом без предупреждения, хозяйка доверчиво открыла Вам дверь, после чего Вы стали её душить и задушили бы, если б на помощь не поспешили её муж с собакой. Сегодня он позвонил нам и сообщил, где Вы находитесь, ещё до того, как к нам обратился Ваш сын Евгений. Пообщавшись с Евгением, мы узнали, что Вы обвиняли Елену Трошину в смерти Вашего младшего сына. Получается, ни о каком похищении здесь не может идти речь. Вы решились на месть и сознательно шли на преступление. То, что Вас связали до нашего появления, выглядит вполне логично, учитывая Ваше буйное поведение. Сейчас нам надо подумать о том, как Вам избежать ареста и тюрьмы. – Кустовская перестала стучать зубами. Григорий смотрел на её руки в бинтах, которые недавно были жестоко перетянуты верёвками, выглядела Галина Арнольдовна страшно измученной и утомлённой. Что он делает? Запугивает пожилую женщину, которая недавно потеряла сына. Но Борцов понимал: эта дама со своими связями может подпортить жизнь многим и, если решит добиться своего, ни перед чем не остановится. Ему вспомнились слова Дзержинского: «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Сейчас Борцову нужна была холодная голова.

– Вы бы лучше убийцу искали, а не думали, как загнать в угол слабую больную женщину, – парировала Галина Арнольдовна.

– Мы ищем. У Елены Стольниковой, в девичестве Трошиной, маленькие дети, муж, проще говоря, устроенная личная жизнь. Вы, как мудрая женщина, должны были понять, она – последняя, кого надо подозревать.

– Я была в состоянии аффекта, неужели не ясно!

– Галина Арнольдовна, Вам надо прийти в себя, умыться, поесть и попить. Вы можете зайти в ванную здесь, мы Вас подождём и отвезём домой. Если хотите, поедемте сейчас.

– Отвезите меня сию же минуту, – Галина Арнольдовна зарыдала, запас прочности иссяк. Борцов помог ей встать, она, с трудом передвигая ноги и опираясь ему на руку, направилась к двери.

Через пять минут они уже были в машине. Зайцев не заставил себя долго ждать и вскоре плюхнулся на соседнее с водителем место, Галина Арнольдовна что-то бормотала на заднем сиденье. Пока они ехали, Витя созвонился с Евгением, сообщив, что с его матерью всё в порядке, и в самое ближайшее время ее доставят домой. Евгений сказал, что ждёт маму в её квартире.

– Этот олух заслуживает хорошей трёпки за свой длинный язык! – вдруг произнесла Галина Арнольдовна. – Никчёмный увалень даже не потрудился отправиться с вами на спасение родной матери!

– Евгений очень волновался за Вас, – попытался встать на защиту Кустовского старшего Витя.

– Молчать, щенок! Удобно просто волноваться и ничего не предпринимать. Женька не способен на мужские поступки. Если б Вы знали Валеру! Тот мог бы стать вторым Шумахером, великим пловцом, большим артистом! Он был таким смельчаком, что, не раздумывая долго, мог бы полететь в космос, зайти в клетку к тигру! – восхищенно говорила Галина Арнольдовна. И тут, видно что-то случилось, потому что Борцов резко нажал на тормоз.

– Григорий Михайлович, Вам плохо? – наклонился к Борцову обеспокоенный Зайцев. И впервые решился предложить: – Я сяду за руль, а Вы отдохните, у Вас были такие напряжённые дни. – Борцов вначале посмотрел на Витю недоверчиво, а потом кивнул, и они поменялись местами. К немалому изумлению Борцова, Витя вёл машину аккуратно, но уверенно.

– Где ты научился водить? – спросил Гриша.

– Как и все, в автошколе. Вы не беспокойтесь, у меня и права есть, я их всегда с собой ношу, всякое же может произойти.

– Что, например?

– Водителя могут ранить, а я его заменю и спасу, вовремя доставив в больницу.

– Молодец, парень! А трусишка Женька садится за руль только тогда, когда я прикажу мне что-нибудь привезти. Если бы вы видели этого «асса» за рулём! Мне кажется, не только он машину, но и сама машина его боится, тьфу! – продолжала чихвостить сына строгая мадам. Чем больше она его ругала, тем быстрее приходила в себя. «Боевая женщина», – отметил про себя Зайцев.

И Витя, и Борцов поначалу беспокоились, что придётся как-то объяснять Кустовскому старшему забинтованные руки его матушки. Но от этого они были избавлены, так как, едва переступив порог своей квартиры, Галина Арнольдовна сняла шарф и принялась хлестать им Евгения по лицу, которое за секунду до этого светилось необычайной радостью. Присутствовать при таком унижении бизнесмена следователи долго не могли и, потоптавшись у двери, бросив что-то наподобие «всего вам хорошего», отчалили.

Борцов вести машину вновь отказался, указав Зайцеву пальцем на руль.

– Понравилось, товарищ майор? Так набалуетесь у меня! – смеялся Витя, за что получил от Борцова подзатыльник. – Ну, Вы как Галина Арнольдовна! – не унимался Зайцев, чем вызвал неодобрительный взгляд наставника и осмелился добавить: – Я имею в виду, по-материн… по-отечески попеняли! – Витя завёл автомобиль и мягко тронулся. Как только они выехали на шоссе, он кратко поведал Григорию содержание беседы с четой Стольниковых:

– Вечер четвёртого октября супружеская пара провела с детьми. Соседи видели их сидящими на лавочке на детской площадке, где играли их дети. А поздно вечером Стольников распивал пиво с соседом, это можно проверить, номер телефона соседа мне дали, Лена в это время долго не могла уложить детей спать. Пёс Кузя оказался не такой уж и страшный, я даже рискнул его погладить, и он меня лизнул. У него, товарищ майор, язык, как полотенце. Я предупредил Стольникова, как Вы мне велели, что якобы он сам позвонил нам и сообщил об Арнольдовне.

– Витя, эта версия была придумана мной на скорую руку и только для Кустовской. Любой мент сообразит, что вся эта история со звонками притянута за уши.

– А по-моему, вполне сойдёт. Странную дамочку страшно было выпускать на улицу, она могла бы осмелиться ещё кого-нибудь придушить, вот её и изолировали.

– Как тогда объяснить, что Стольниковы сообщили о ней только на следующий день? К тому же звонки в милицию поступают дежурному, а не нам.

– Вас, Григорий Михайлович, многие знают, кто-то мог дать Стольникову Ваш номер мобильного… А всё-таки, кто из участников этой истории с удушением и похищением, овцы, а кто волки? Хотя Арнольдовна точно не овца, – рассуждал Витёк. – Товарищ майор, Вам, кстати, лучше? Чегой-то Вам ни с того ни с сего поплохело?

– В теме овец, волков, крыс, собак, сервалов появился ещё и тигр, – пробубнил Борцов, пребывая где-то далеко в своих мыслях.

– Григорий Михайлович, Вы вызываете у меня беспокойство, Вам обязательно надо отдохнуть, – сказал Витя, а сам тоже задумался.

– Витя, куда мы едем? – Борцов принялся наблюдать за видом из окон автомобиля.

– Я везу Вас домой.

– Отставить! У нас ещё дела в отделении.

– Я Вас отвезу домой, а сам поеду в отделение. Если кто будет спрашивать, скажу, Вы ведёте допрос свидетелей.

– Получается, я тебя вранью учу?

– Не Вы учите, я сам учусь, – улыбнулся Витя.

– Хороший ты, Витя, парень, – изрёк Борцов. Движение на шоссе стало оживлённее и, когда Зайцев снова смог перевести внимание на майора, то застал его в кресле спящим. Таким его и привёз, сдав в надёжные руки жены.

Автобуса долго ждать не пришлось, нахождение в общественном транспорте способствовало неприятным мыслям, последнее время одолевавшим Зайцева. Он снова усердно думал о предстоящем выборе: «Сказать или не сказать». Как не поверни, Витя по-любому видел себя предателем. Он пытался внушить себе, что сказанное Мариной не так уж и важно, но почему-то сам в это не верил. Видел, как Борцов старается изо всех сил докопаться до истины, чувствовал то напряжение, в котором тот пребывает и не мог подать ему ту веточку, за которую майор бы ухватился и выбрался с победой. Каждое доведённое до конца дело представлялось Зайцеву звёздочкой, нарисованной лётчиком-истребителем сбоку от кабины пилота за каждый сбитый самолёт противника. И вот, сейчас он мешает своему наставнику сбить очередной самолёт, точнее не помогает ему, хотя может помочь. Но, если он, Витя, позволит Борцову нанести этот удар, то пострадает и маленький самолётик – его Марина, которая решила быть благородной, выгораживая одного человека. А человек этот может быть опасен, он может оказаться убийцей или его сообщником. Стоп! Человек, которого выгораживает Марина, может убить и её! Тут Зайцеву самому стало нехорошо, и он вознамерился срочно ехать к Марине, нашептывая себе под нос оправдания: «Ничего, в родное отделение он заедет после, все-таки работа, как говорится, не волк…»

Борцов, выйдя сонным из машины, прямо в одежде рухнул на диван в гостиной и снова отрубился. Дина заботливо укрыла его одеялом, аккуратно подложив под голову подушку, занавесила шторы и на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв дверь. Через час должна была подъехать Ниночка, её давняя и самая лучшая подруга. Муж порывался её встретить, но Нина всё отпиралась, зная со слов Дины, каким усталым он обычно возвращается с работы. Сейчас Дина была рада, что уступила подруге, сладко спящего мужа будить не хотелось. Ниночка уже отзвонилась, восторженно сообщив, что проехала почти две трети пути на электричке. Но помимо путешествия в поезде, до деревни, где жили Борцовы, оставалось ещё минут пятнадцать-двадцать тряски в такси, а бывало и больше в зависимости от того, будет ли открыт переезд. У переезда обычно собиралась длинная вереница машин, а когда шлагбаум открывали, почти каждая последующая машина начинала сигналить предыдущей, и это выглядело, по мнению Дины как-то совсем некультурно.

Нина собиралась провести у Борцовых две недели отпуска, ехать решила сразу после работы в пятницу, по случаю чего понимающие коллеги отпустили её пораньше. Её походная сумка была собрана тремя днями раньше, а мечтать об отдыхе под Москвой в доме любимой подруги, равно как и отсчитывать дни, Нина начала за месяц до отпуска. Когда-то она и Дина жили совсем рядом, а потом Динуля встретила Гришу и переехала из Москвы в Подмосковье. Судьбоносное событие произошло не без участия Ниночки. Именно Нина уговорила в то лето подругу провести отпуск в деревне, где у Дининой тёти был дом. Их прогулка по тамошним живописным местам в позднее время обернулась встречей со следователем, который оказался красив, умён и к тому же слыл местным героем. Герой влюбился в Дину, и она не смогла устоять. На свадьбе подруги Ниночка всплакнула, но её слёзы оказались напрасными: подругу она не потеряла, а напротив, приобрела ещё и хорошего друга, который мог дать юридически грамотный совет и имел связи в московской милиции, что никогда никому не помешает. Подруги стали созваниваться почти ежедневно, Нина иногда приезжала к Борцовым на выходные, как она говорила «подышать свежим воздухом», а Дина с мужем навещали её в Москве, когда останавливались там по делам. Одно время Борцов предпринимал попытки выдать Ниночку замуж за кого-нибудь из своих замечательных коллег, но успехом они не увенчались. Нина оставалась сильной и независимой, лелея мечту встретить мужчину ещё сильнее и независимей, к тому же умного, решительного, верного и дальше перечень достоинств не имел предела. Её мечты Дина называла супермегаиллюзиями и очень переживала за подругу. Уж сама-то она знала разницу между беззащитным одиночеством и спокойной уверенностью счастливой семейной жизни, но при этом понимала, что всё решает его величество случай.

Когда Нина приехала, хозяин дома ещё спал, и собрались они все только утром за завтраком. На столе стояла большая тарелка с блинами, банка клубничного варенья и блюдо с творогом, а также только испечённая подругами шарлотка и бутылка белого сухого вина, привезённая Ниной. У всех было хорошее настроение, в окна светило ласковое солнце, раздавался звон столовых приборов, запахи еды возбуждали аппетит. Собравшиеся немного подискутировали на тему политики, покритиковали зарплаты бюджетников. Ниночка поинтересовалась, достаточно ли внимания уделяет муж беременной жене, Борцов рассказал пару анекдотов. Пёс Стёпа вилял хвостом и попрошайничал, то и дело устраивая свою рыжую шерстяную голову Нине на колени. Дина чувствовала себя особенно счастливой: выходной день, муж дома, рядом подруга, с которой не заскучаешь, к тому же в ближайшие две недели у неё будет помощница по кухне. Нина умела и любила готовить, многие рецепты её кулинарных шедевров Дина взяла себе на заметку и нередко баловала Гришу прямо таки ресторанным меню. Борцов, привыкший жить самостоятельно, вполне и сам мог блеснуть поварским талантом, что значительно облегчало жизнь его жене, но в последнее время из-за его загруженности на работе почти все домашние заботы свалились на хрупкие Динины плечи.

Порассуждав с девчонками о том, о сём, Борцов вдруг непонятно зачем задал странный для гостьи вопрос:

– Ниночка, как ты думаешь, за что женщина могла бы убить?

– Да, за что угодно! Я, например, готова убить соседей, которые регулярно прокуривают наш подъезд в Москве, запах просачивается в квартиру, а я аллергик, страдаю!

– А из ревности?

– Гипотетически, да.

– Почему гипотетически? – удивился Борцов.

– Кому охота идти в тюрьму из-за блудливого придурка? – скорчила рожу Нина.

– А, если серьёзно?

– Серьёзно? – Нина задумалась. – Не дай Бог, кто-нибудь Диночку обидит, я бы за неё точно убила мерзавца, она ведь мне как сестра, – с этими словами Нина почему-то погрозила Грише половником, Дина рассмеялась и обняла подругу. Потом Дина стала вспоминать, как они с Ниночкой впервые увидели Борцова, и какое впечатление он на них произвёл, а подруга призналась, что немного тогда завидовала Дине, настолько следователь выглядел крутым парнем. Всё это говорилось, чтобы сделать приятное Борцову. Он это понял и от радости предложил вымыть посуду, хотя знал, что женщины не позволят ему трудиться на кухне.

Собрав грязную посуду в раковину, женщины стали перешёптываться, а Борцов уединился в маленькой комнате, делая записи в блокноте.

«Я бы за неё точно убила мерзавца, она ведь мне как сестра», – звучало у него в голове. Вспомнились также слова Ивана Сушко: «Фома отомщён, я могу теперь спокойно помереть, а в тюрьме и жить можно». Григорий решил, что в понедельник первым делом договорится о встрече с матерью Ирины Медниковой и удивился, почему он с этого не начал. «Старею», – пришло на ум никчёмное объяснение. «И Зайцев последние пару дней никаких идей вслух не высказывает, что так на него непохоже», – не ускользнуло от внимания майора.

Мать Иры Медниковой жила в доме старой постройки с высокими потолками в просторной двухкомнатной квартире вдвоём с полосатой кошкой. Когда хозяйка с гостем уютно расположились в удобных мягких креслах, кошечка устроилась у неё на коленях и приятно заурчала. Борцов огляделся: в серванте фарфоровые сервизы и хрустальные бокалы, на диване подушки, облачённые в голубой шёлк, небрежно разбросанные на таком же шёлковом покрывале. Кукушка в часах прокуковала, кошка зевнула, показав розовый язычок и мелкие острые зубки, хозяйка продолжала с интересом смотреть на следователя, который пока молчал, раздумывая, с чего начать разговор. По спокойному взгляду женщины было заметно, что её горе вероятно притупилось, и напоминать о нём сейчас выглядело бы жестоко. «А что мне остаётся, такая уж работа», – убеждал себя Борцов.

– У Вас очень уютно, Эльвира Викторовна. Вы живёте одна?

– Сейчас да, – лаконично ответила женщина. Борцову показалось, что разговорить её по поводу знакомств погибшей дочери, будет нелегко.

– Я расследую одно запутанное дело, которое, думаю, не имеет к Вам прямого отношения, но мне кажется, Вы могли бы помочь. Вы работаете в ЖЭКе, общаетесь с разными людьми, многих знаете…

– О ком Вы хотели спросить?

– О Валерии Кустовском? – Борцов заметил лишь мимолётное напряжение на лице хозяйки дома, но она быстро взяла себя в руки.

– Вы ведь не случайно спросили меня об этом человеке, и моя работа здесь не причём? – женщина укоризненно посмотрела на следователя.

– Эльвира Викторовна, Вас не обманешь. Поверьте, мне трудно найти слова, чтобы подойти к интересующей следствие теме.

– Он кого-то убил? – спросила Эльвира Викторовна.

– Его убили, – ответил Борцов и посмотрел в глаза Эльвиры. Она аккуратно сняла кошку со своих колен и поставила лапками на пол, нежно оттолкнув её от себя рукой. Кошке это явно не понравилось, она вытянула хвост вертикально вверх, повернулась к хозяйке задом и, что-то по-кошачьи промямлив, гордо удалилась в коридор.

– И чем же я по-Вашему могу помочь?

– Вы были знакомы с убитым?

– Видела его несколько раз. Давно. – Женщина замолчала. Борцов понял, что придётся спрашивать напрямую, времени на вежливые походы вокруг да около у него не было.

– Вы ведь были замужем? У Вас была семья?

– Да, была.

– С мужем давно развелись?

– Как погиб Валера? – неожиданно спросила мать Ирины.

– Судя по всему, страшной смертью.

– Как? – Женщина ждала подробностей, и Борцов решил, что она имеет право знать.

– Его разорвали на куски, сильно изуродовав тело, – ответил Григорий. Эльвира Викторовна закрыла рот рукой и почему-то несколько раз кивнула, потом спросила:

– И кто его так изуродовал? Волки?

– Предполагаем, человек натравил на Кустовского какое-то животное или несколько животных, мы ищем этого человека.

– Какой ужас!

– Эльвира Викторовна, Вы первая, кому я поведал эту секретную информацию. Верите?

– И за что мне такое доверие?

– Надеюсь на взаимное доверие. Я знаю о трагической гибели Вашей дочери. Она тогда отдыхала на море вместе с Кустовским? – осмелился задать вопрос Борцов.

– Да, – тихо произнесла женщина, и слёзы полились по её щекам. Гриша почувствовал себя фашистом из самых страшных фильмов про войну.

– Простите меня, – не нашёл ничего лучшего сказать Борцов.

– Моей девочке было двадцать лет, представляете, двадцать! Если б не эта её любовь, я бы уже растила внуков или даже правнуков.

– Понимаю… Они любили друг друга?

– Ирочка очень его любила, верила, что и он любит её не меньше. Она столько о нём рассказывала. Я, когда произошло… это несчастье, часто вспоминала слова своей бабушки: «Там, где любовь, там смерть…». Бабушка часто мне это говорила, приводя примеры, вроде Анны Карениной, и при этом напутствовала: «Надо искать мужа, который бы тебя боготворил, преклонялся перед тобой, а ты бы его уважала». Но я не слушала её и не воспитывала так доченьку, вот и результат…

– Вам не в чем винить себя.

– Матери всегда есть, в чём себя винить. Где-то что-то не досказала, в какой-то важный момент не смогла наладить контакт с ребёнком… Мне казалось, Ира была со мной откровенной и доверяла все свои тайны, всё, что её беспокоило, но потом я поняла, как ошибалась…

– Что Вы имеете в виду?

– Многое. Ира не поделилась со мной тем, что её возлюбленный плавает как настоящий спортсмен. Уже после ее смерти мне об этом рассказала Маргарита Колесниченко, в салон которой я хожу стричься. Поначалу Маргарита работала обычной парикмахершей. Короче, мы знакомы давно. Так, о чем я? А… я сама неплохо плаваю, сводила бы Иру в бассейн, там общими усилиями с инструктором мы бы её научили плавать. Не понимаю, как он мог оставить её в воде одну, а сам уплыл так далеко! До сих пор ругаю себя, что отпустила её в ту поездку. Как она меня упрашивала: «Мамочка, ну пожалуйста…», – Эльвира Викторовна вновь всплакнула. – Я была бессильна противостоять её порывам в тот последний год её жизни. Ирочка то и дело приходила домой около полуночи, причём он её никогда не провожал до двери. Она говорила: «Валера меня подвёз к дому». Но я была не уверена в этом. Как-то спрашивала соседей – любителей поздних прогулок, никто неизвестной машины не видел. Возможно, она и добиралась-то домой одна.

– Но Вы сказали, что видели его несколько раз?

– Мы покупали телевизор, Валера подъехал к магазину и довёз нас до дома. Ещё он водил нас обеих в ресторан на Ирочкин день рождения, пару раз подвозил меня с продуктовыми сумками. Валера с Ирой часто просто катались по городу, иногда дочка звонила, и они за мной заезжали. Валера гонял на машине, как настоящий гонщик. Я как-то попросила его ехать потише, на что он мне ответил: «Какой русский не любит быстрой езды». Боялась, что Ирочка с ним разобьётся, а её поджидала совсем другая опасность… Как она его любила! Бросалась к нему по первому зову. Только он ей позвонит, она уже бежит. Никакой гордости. И счастливая была, прямо летала. Ещё он любил звонить по ночам, и Ирочка подолгу не могла уснуть, ждала его звонка, даже когда очень усталая после учёбы приходила. Она жила его жизнью, дышала им.

– И что, он каждый день звонил?

– Нет. Два-три раза в неделю, не чаще. Она не утерпев, часто сама ему названивала. Я ей, конечно, делала замечание, но она только злилась и кричала на меня. Помню, как-то сказала: «Мама, если я сейчас с ним не поговорю, то умру». Ну, что я могла поделать? Надеялась, что эта любовь пройдёт, как тяжёлая болезнь, – Эльвира Викторовна говорила в полголоса, теребя ткань домашнего платья тонкими, несколько скрюченными пальцами. Как-то незаметно в комнате вновь появилась кошка и, недолго раздумывая, снова запрыгнула хозяйке на колени. Хозяйка на сей раз не стала её прогонять, а наоборот обняла, прижав к своей груди, шепча что-то только им обеим понятное.

– Эльвира Викторовна, Вы начали разговор с того, что Ира не во всём Вам доверяла, а я Вас прервал, извините, – напомнил Григорий, привстал, протянул руку и сам погладил кошку. Мать Иры на мгновение замерла, взглянула на Борцова и задумалась.

– Ирин отец ушёл из семьи, когда дочке было пять лет. Честно сказать, я его выгнала…

– На это, конечно же, были веские причины… – подталкивал к диалогу Борцов.

– Я узнала, что у него другая семья и дочка, почти ровесница Ирочке, – жёстко произнесла Эльвира.

– И Вы узнали об этом только через пять лет? – спросил обалдевший Борцов.

– Да, представьте, такое бывает.

– Это был незаконный брак?

– Да. Они сыграли свадьбу для родственников той женщины, но в загс не ходили. Его любовница знала, что выбрала женатого и при этом имела наглость забеременеть, – голос матери Иры был ровным, но глаза извергали молнии.

– Вы выгнали мужа, и он ушёл в ту семью? – спросил Борцов, вдруг осознав, что за Иру есть, кому мстить.

– Но их счастье длилось недолго… – саркастически улыбнулась Эльвира Викторовна.

– А что произошло? – Борцов придвинулся поближе к хозяйке.

– Года через три неверный сбежал якобы заграницу, объяснив своей второй жене, что он всю жизнь мечтал увидеть мир.

– И он действительно улетел в другую страну на постоянное место жительства?

– Я в эти байки не верю. Вероятнее всего, он нашёл себе третью семью, а может уже четвёртую или пятую.

– Почему Вы так думаете?

– Когда-то я влюбилась в своего мужа с первого взгляда. Он казался мне увлечённым молодым человеком. Мой возлюбленный любил путешествовать, походы с палатками были для него лучшим отдыхом, а из окон поезда он увидел почти всю Россию. Представьте себе, сколько такой человек мог рассказать интересного! Мне никогда не было с ним скучно, я выслушала столько фантастически увлекательных историй, в путешествиях ведь разное случается. И я не жалею, что вышла за него замуж, только обидно за Ирочку, он предал не только меня, но и её… Да, о наших доверительных беседах с Ирочкой… Так вот, когда Ире исполнилось четырнадцать, а это, скажу Вам, очень вредный возраст, но Вы, я думаю, сами поймёте, когда у Вас подрастут свои дети… Извините, я постоянно забываю, о чем хотела сказать. Итак, в четырнадцать лет Ира пожелала познакомиться со своей сестрой, – Эльвира Викторовна тяжело вздохнула. Борцов не отрывал от неё взгляда и весь превратился в слух. Женщина продолжила: – Я не хотела даже слышать об этом, за что буду корить себя всю оставшуюся жизнь. Несмотря на мои протесты, Ира поехала к тем людям, её там хорошо приняли, и она стала бывать в их доме довольно часто. Девочки подружились, что нельзя было сказать про наши с дочерью отношения. С каждым годом Ира всё больше отдалялась от меня. Я догадывалась, что всё самое сокровенное дочь обсуждала с той девочкой. Мать оказалась лишней. Часть красивых платьев, юбок и кофт пропало из нашего шкафа, я была уверена, что этими вещами пополнился гардероб той семьи и устроила Ире скандал… Сейчас я понимаю, как это было мелочно, мы часто беспокоимся и раним друг друга по ерунде, забывая, как ценен каждый день, каждый миг, – на глаза Эльвиры вновь навернулись слёзы. Кошка, урча, потёрлась о её щёку.

– Как звали сестру Иры?

– Не поверите, не знаю. Ира, понимая, насколько болезненной для меня была тема второй семьи её отца, избегала разговоров об этой девочке.

– Но Вы, наверно, слышали какие-то отрывки разговоров по телефону? – с надеждой спросил Борцов.

– Если и слышала, то не запомнила. К тому же, Ира любила болтовню по телефону и беседовала с разными детьми, у всех у них были обычные имена. Если бы, к примеру, она назвала кого-нибудь Пелагеей, Анфисой или Дианой, я бы обратила на это внимание.

– А откуда Ирина узнала адрес своей сестры?

– Ясно откуда! От дяди. Не исключено, что он сам их встречу и устроил.

– Дядя Иры – это брат Вашего мужа? – решил уточнить Борцов.

– Да, его родной брат. Кстати, очень хороший человек, внимательный, отзывчивый и щедрый. Он нам с Ирочкой всячески помогал после того, как мой бывший муж отбыл в так называемую заграницу. И материально, и руками, где что починить надо, заменить, поднять и принести.

– Ира носила фамилию отца?

– Медникова – это моя фамилия. После того, как наш папа ушёл в другую семью, я поменяла дочке фамилию на свою.

– Возможно, Вы знаете, взяла ли та девочка фамилию своего отца?

– А вот это я знаю. Единственное, что мне рассказала Ирочка о своей сестре по папе, так это то, что у той тоже фамилия матери. Таким образом, Ира, вероятно, хотела дать мне понять, что, если я пожелаю поругаться с её новыми родственниками, их не так легко будет найти.

– Ваш муж официально оформлял отношения с той семьёй?

– Нет, во всяком случае, Ира мне так говорила. Вроде бы, он собирался, но, так и не решившись, отбыл в неизвестные края, – с сомнением сказала Эльвира. Не узнав ни имени, ни фамилии сестры Иры, Борцов злился и, прежде всего, потому, что зря побеспокоил мать, когда-то потерявшую дочь. К тому же, время шло, а дельной информации не прибавлялось.

– Может, в фотоальбомах Вашей дочери найдутся фотографии ее сестры?

– Нет, я часто перелистываю её альбомы. Все фотографии мне хорошо знакомы, как и люди на них. Я же Вам говорила, Ирочка старательно скрывала свою сестру от меня, – теряя терпение, повысила голос Эльвира Викторовна.

Уже в прихожей, влезая в ботинки, Борцов задал несчастной женщине последний вопрос, который был из ряда «авось пригодится»:

– А как фамилия Вашего мужа и соответственно его брата, дяди Иры?

Получив ответ, Борцов замер, потом встряхнул головой, как будто, скидывая что-то тяжёлое, закашлялся и хрипло спросил: «А имя и отчество дяди»? То, что произнесла Эльвира Викторовна, прозвучало, как приговор, прояснив многое, и теперь Григорий Михайлович знал почти всё. Выйдя из дома Медниковой, он сделал пару звонков и направился в отделение.

Витя застал Борцова в кабинете, уткнувшегося в ворох бумаг, с чашкой в одной руке. Приятно пахло кофе, в помещении было тепло и уютно, несмотря на небольшой беспорядок. Эту ночь Витя не спал, ломал голову, взвешивая все «за» и «против». Он знал, что никакая умная книга, никакой великий мудрец не укажет ему правильный выход. А, может, его и вовсе нет. Всё в этом мире субъективно: книги, законы пишутся людьми, известные философы – тоже люди, а значит, могут ошибаться. Конечно, есть учёные и точные науки, но нет такой науки, которая бы сейчас перемножила все переменные и выдала ему, как дважды два четыре, единственно возможный ответ. Но, открыв дверь кабинета и увидев, похудевшего, осунувшегося Борцова, Витя уже не колебался, мысленно попрощавшись с мечтами о безоблачном семейном счастье с любимой и такой близкой ему женщиной.

– Добрый день, – начал он, продолжая топтаться у входа.

– Добрый, – сказал Борцов, кинув взгляд, на помощника и снова уткнувшись в бумаги.

– Я бы хотел… Григорий Михайлович, мне надо Вам сказать…. Я давно хотел… Короче, Марина тогда в своём заключении не…

– Витя, – вдруг резко оборвал его Борцов на полуслове, и тут зазвонил стационарный рабочий телефон. Витя от неожиданности подпрыгнул, а Григорий поднял трубку, буркнул «слушаю», потом весь выпрямился, несколько раз ответил «так точно», а затем «скоро буду», аккуратно вернул трубку на рычаг и стал поспешно собираться, оставив недопитое кофе на столе. Зайцев растерянно наблюдал за майором. Борцов, уже накидывая куртку, как будто, что-то вспомнив, повернулся к Вите и, недолго обдумывая, произнес:

– Помнишь, Витя, как один свидетель круто повернул судьбу Ивана Сушко? Я ведь к Сушко на работу звонил, интересовался. Его там хвалили, называли незаменимым, всегда готовым прийти на помощь. Не появись у него на пути этого Гоши, жил бы и работал как нормальный гражданин. Да, что там говорить, про Гошу через месяц-другой уже никто и не вспомнил бы. А тут этот старичок-полуночник… и Сушко до конца своих дней в тюрьме. Здоровье-то у Ивана не намного лучше, чем было у его дружка Фомы. Я тебе к тому это говорю, Витя, что человек – существо хрупкое, испортить кому-то жизнь очень просто, а, от нашего слова, бывает, зависит жизнь и благосостояние нескольких людей.

– Спасибо Вам, Григорий Михайлович, – облегченно вздохнув, сказал Витя. Борцов взглянул ему в глаза и кивнул.

Если бы Григорий только знал, какой камень скинул он с души молодого человека. Но Борцову уже было не до этого, он бодрым шагом шёл к машине, думая, как быстрее будет в этот час доехать до здания городской администрации.

Гранит Павлович, так звали очень влиятельного человека в городе, руководил здесь всеми и вся. Он не был мэром, депутатом, не состоял, в какой бы то ни было партии, он просто был всем. С его мнением считались отцы города, его решения всегда были окончательными и бесповоротными и их побаивались, без его одобрения ничего не открывалось, не двигалось, не строилось, не сажалось и не росло. Малые и средние бизнесмены смотрели ему в рот, а олигархов в городе попросту не могло быть, Гранит Павлович никого не подпускал близко к государственной собственности.

В народе говорили, что друзей, как таковых, у него не было, но среди людей, которых Гранит Павлович особенно выделял, значился и Григорий Михайлович Борцов.

Увидев знакомое честное лицо, Гранит Павлович повеселел и направился по дорогому ковру через огромное пространство своего кабинета к Борцову. Пожав руку и обняв дорогого гостя, хозяин указал ему на кожаный диван и сам демократично присел рядом, закинув ногу на ногу.

– Григорий Михайлович, слышал я о каком-то жутком деле с изуродованным телом.

– Обычное дело, – поморщился Борцов.

– Я так понимаю, расследование зашло в тупик?

– Вы, как всегда правы, Гранит Павлович.

– Ну, это с самого начала было ясно, чего ты печалишься, Михалыч? А с этим Сушко ты молодец!

– Если бы не внезапно появившийся свидетель…

– Знаю, Бориска Лукошкин, изучал я его биографию. Он еще, будучи пионером, доносы писал, теперь на старости лет сам стал в милицию наведываться. Квартирку-то себе он таким образом и приобрёл.

– Это как? – удивился Борцов.

– Лукошкин жил-поживал в коммуналке, куда его заботливо поселило руководство завода, через какое-то время прописал туда родителей и сестру с семьёй, а потом настрочил донос на соседей. Соседей арестовали, а Бориске и его родственникам вся квартира целиком досталась. Сестра рано потеряла мужа, родители из деревни переезжать в город не захотели, вот Лукошкин с сестрой в трёхкомнатной квартире так до сих пор и живут вдвоём, обоим около девяноста. Сестра за ним ухаживает, готовит, обстирывает. У меня знакомый всю жизнь с ними в одном доме проживает, я спросил, он рассказал. Ну, да ладно, про этих Лукошкиных, давай о тебе, Михалыч. Ты ведь у нас герой-интернационалист, успешный следователь, уважаемый в городе человек, а живёшь в старом деревенском доме на окраине. Не порядок!

– Почему в старом? Я его перестраивал, – гордо ввернул Борцов.

– Это конечно… Квартирку бы тебе. И не смей отказываться, коль предлагаю!

– Спасибо Вам, Гранит Павлович.

– Пожалуйста. В самом центре, рядом с центральным парком, трёхкомнатная!

– Нас же пока только двое с женой.

– Вот именно, что пока… Как здоровье жены?

– Спасибо, хорошо.

– Вижу, ты чего-то мне сказать собираешься, да никак не соберёшься…

– У меня два сотрудника живут в общежитии, один из них уже лет семь, а другой жениться собирается на нашем судмедэксперте, а у той тоже жилья нет, – Борцов быстро проговорил, выдохнул, и сам обалдел от своей наглости. Гранит Павлович сидел, надув губы, не глядя на Борцова. Тот уже подумывал извиняться и просить разрешение удалиться, как большой начальник поднялся с дивана и направился к столу, плюхнулся в кресло, придвинул к себе телефонный аппарат и рыкнул в трубку: «Маша, соедини меня с Иваницким!».

– Здравствуй Сергей Митрофанович. Как твоё ничего? Ну, слава Богу. А вот у меня не очень. Наша доблестная милиция по семь лет в общежитии живёт! У тебя, я слышал, дом на Партизанской почти готов? Многоэтажка? Так вот, городу две квартирки надо, да такие, чтоб людей не стыдно было туда селить. Говоришь, есть жильё эконом класса по доступной цене? Да на твоё жильё, так называемого эконом класса, даже на мою зарплату несколько лет пахать надо, во всём себе отказывая, и то, без взяток не обойтись! Что? Видел я в гробу твою ипотеку под чудесный процент, собственно, туда она и вгоняет! Как на вторую очередь? Да? Ну, это ясно, конечно-конечно, всё я понимаю. Кстати, я тут кое от кого узнал, что Добровольский к вам с проверкой собирается. Как, с какой? С обычной. Документы, вроде, у вас не все в порядке. Что ты сказал, Митрофаныч? Я чего-то плохо слышу! Есть квартирки? Тебе сообщили? Ну, так замечательно! А что Добровольский? Ну ладно, поговорю, чтоб не лютовал особенно, мы же с тобой не чужие люди. Когда заселять будем? Через полгода? Это с отделкой уже? Ну, спасибо! Людочке привет передавай и поцелуй её от меня. – Гранит Павлович положил трубку и брякнул Борцову:

– Будет жильё твоим орлам. Пусть женятся, детей рожают.

– Огромное спасибо, Гранит Павлович, – Борцов стоял по стойке смирно, испытывая огромное уважение к этому невысокому человеку с седой головой.

– На счёт того трупа в лесу. Надо бы что-то для прессы придумать, а то слухи уже поползли. У нас в городе полно бродячих голодных собак стаями бегают. Ты дашь интервью журналистам, что тот гражданин шёл пьяный поздно, собаки на него набросились…

– Эти бедные псы никого ещё не покусали и не совсем они голодные, их старушки и ребятня подкармливают.

– Это ты к чему?

– Гранит Павлович, люди начнут бояться, на собак организуется охота. Власти ведь после такой статьи должны будут принять меры?

– Да, какие там меры! – Палыч махнул рукой. – В приюты собачьи упрячут, да и кормить станут.

– Люди начнут травить псов. Не надо никаких статей, Гранит Павлович. В том, что бездомных псов много развелось, люди сами и виноваты. Заведут щеночка, поиграются, а потом выбрасывают.

– Что, правда, то, правда. Ладно, будем надеяться, скоро страсти поулягутся. Надо отвлечь народ статьями о раскрытых преступлениях. Ну, как обычно, когда кругом всё плохо, мы находим великое и прекрасное, что, безусловно, у нас всегда было и будет и, по всем каналам это расчудесное и раздуваем, чтобы граждане не печалились и продолжали спокойно жить и работать. Есть, чем порадовать, Борцов?

– Так точно!

– Ну, вот и чудненько. А парочку приютов для бездомных собак построить надо. Назначу главной… Есть у меня одна сердобольная на примете, ветеринар, смелая девка, она ещё в нашем цирке тигров лечит. Знаешь её?

– Теперь очень даже хорошо знаю, – тихо ответил Григорий.

– Ещё бы тебе не знать, у тебя же собака! Небось, возишь к ней пса на прививки и профилактические осмотры?

– Пока не возил.

– А зря! Загорский своего зверя у неё лечит, очень доволен.

Баня «Веники» располагалась на краю города. Народу там всегда бывало немного, в основном одни и те же постоянные клиенты. Обеспеченные люди предпочитали сауны в центре города, деревенские жители – собственные бани, большинство горожан довольствовались ванной, а для общения и встреч – небольшими забегаловками и пивными.

К одиноко сидящему в парилке уже немолодому человеку, присоединился хорошо сложенный мужчина, завёрнутый в белую простыню.

– С лёгким паром, Сергеич!

– Борцов?

– Не ожидал? Как здоровьице?

– Паром лечусь.

– Сердечникам вроде париться вредно, аритмия может начаться, – Борцов придвинулся к мужчине поближе и немного подтолкнул его плечом.

– Да уж, выходить из парилки пора.

– И сразу в холодный бассейн?

– Ты, никак, Борцов, здесь по мою душу?

– Угадал.

– Ну, пойдём. Здесь есть комната для отдыха. – Мужчины в простынях, словно греческие боги, вышли из парилки и устроились в помещении с большим столом, скамейками и телевизором, стены кругом были обиты вагонкой. Тот, что постарше, поднял голову вверх и стал оглядываться кругом.

– Жучков нет, можешь не искать.

– А я тебе не верю. Проследил за мной, узнал, в какую баню я хожу, да и жучков везде понаставил, – с укором сказал Сергеич.

– Сергей Сергеевич, поверь, нет никаких жучков, – проникновенно повторил Борцов. Сергеич посмотрел с недоверием, а Борцов снял с себя простынь, повернулся на триста шестьдесят градусов и добавил:

– Вот тебе голая правда, нет никаких подслушивающих устройств. А теперь, Сергеич, гони свою голую правду.

– Прикажешь и мне голышом перед тобой вертеться?

– Ты знаешь, о чём я, – Борцов, вновь немного прикрывшись, сел на скамейку напротив и, положа руки на стол, приготовился слушать.

– Что, Марина Алексеевна проболталась? – спросил Сергеич. В ответ Григорий отрицательно повертел головой.

– Тебя видели наши сотрудники в тот день в морге. Зная, что ты на больничном, несколько удивились и поделились событием.

– Каким?

– Твоего появления на работе во время тяжкой болезни.

– Ну и что?

– Ты взял больничный, надеясь, что новый молодой судмедэксперт не догадается, какой зверь мог нанести подобные раны, и представит нам общее неопределённое заключение, а ты останешься в стороне. Но на месте не сиделось, и ты появился на работе. Марина о чём-то догадывалась? В ее заключении как-то вскользь описаны следы от когтей. Расстояния между кровавыми полосами в некоторых местах соответствуют промежуткам между когтями лапы огромного зверя, а точнее, тигра или льва. Я не поленился и почитал умные книжки, где чёрным по белому написано, что раны, наносимые тигром когтями и зубами, бывают почти всегда очень тяжелые, мускулы при этом рвутся и сухожилия отделяются от костей, что как раз мы и наблюдали на нашем трупе.

– На каком нашем-то? Тьфу!

– Главное, понятно.

– И чего ты от меня хочешь?

– Правды.

– Да, Марина Алексеевна предположила, будто тигр или лев содрал с него кожу и мышцы, и я подумал, что даже, если она не решится упомянуть это в своём заключении, то всё равно может поделиться своими догадками с тобой, Борцов. Я, конечно, раскритиковал её доводы, посоветовав, как правильно описать раны и ни в коем случае не говорить сотрудникам милиции всякие глупости, которые она себе напридумывала.

– А она?

– Она так серьёзно на меня посмотрела и вроде согласилась, но, мне показалось, как-то неохотно. Представь себе, Борцов, что я пережил за эти дни! Джунглей, зоопарков у нас здесь нет, и не было отродясь. Упоминание о тигре привело бы вас с Зайцевым прямиком в цирк. Вы бы начали выяснять, кто находился в цирке в тот злополучный вечер…

– Сергеич, мы с тобой в течение многих лет работаем бок о бок. Неужели ты думаешь, что я приложу все усилия, чтобы засадить твою племянницу, которая к тому же растит девочку из детдома, в тюрьму?

– Девочку уже раз возвращали в интернат, и её психика очень пострадала, второй раз она может не пережить.

– Знаю, Сергеич, я навещал твою племянницу.

– И что она тебе рассказала? – со страхом в глазах посмотрел на Борцова Сергеич.

– Ничего. Про то, что работает ветеринаром, в день убийства дежурила. Но её давний друг Семён Загорский упомянул о её любви к цирку, я решил позвонить в ветеринарную клинику и узнал, что во время дежурства Анна Снегирёва ездила делать уколы заболевшему тигру, что только она из всех сотрудников лечебницы имеет смелость лечить этих диких животных. У погибшего Валерия Кустовского было много облапошенных им женщин, но только у родственников Иры Медниковой была веская причина ему мстить.

– Ты, конечно же, разговаривал и с Эльвирой? – тихо спросил Сергей Сергеевич.

– Да. Эльвира Викторовна поведала мне о своём сбежавшем муже и дружбе двух сестёр, а также назвала твоё, Сергеич, имя, имя человека, который все эти годы помогал обеим семьям своего эгоиста брата. У нас город небольшой, и Сергея Сергеевича Сидорчука долго искать не пришлось. Зато я потратил много сил и времени на поиски убийцы, и теперь имею полное право услышать подробный рассказ, всё, как было на самом деле.

– А, если нет?

– Тогда я пойду в цирк! Наверняка кто-то что-то слышал, что-то заметил на следующий день. Кровищи-то, думаю, много было, вряд ли впопыхах всё убрали идеально в ту ночь.

– Тебе никто ничего не скажет.

– А жильцы близлежащих домов? Крики наверняка были слышны за стенами цирка. А охранник? Полагаю, его молчание можно объяснить близкими отношениями с Анной. Но его не мог не впечатлить вид Кустовского после пребывания в клетке с тигром. Вряд ли после этого охранник будет продолжать встречаться с такой опасной особой. А сама Анна, думаешь, не захочет похвастать, как она отомстила за сестру?

– Нет! – вдруг воскликнул Сидорчук. – Аня, представь себе, очень сожалеет о том, что произошло. Так сложились обстоятельства. Негодяй имел наглость позвонить ей после того, как украл у неё деньги и попросить их снова.

– Что? – Борцов от удивления открыл рот.

– То! Кустовский позвонил Ане, стал клясться в любви, просить прощение за то, что взял её деньги, пытался оправдаться, объясняя, что они были нужны на лечение, затем принялся канючить, что вновь остро нуждается в материальной помощи, сообщив, о якобы предстоящей операции на позвоночнике. Аня предложила ему подъехать к цирку, где у неё было дежурство, тот и согласился.

– Почему твоя племянница стала встречаться с человеком, причастным к смерти её сестры?

– Он ей понравился ещё до того, как она узнала его фамилию. Аня решила не торопить разрыв и узнать его как человека. Она расспросила о Кустовском своих знакомых, и ей поведали о его роли альфонса. Анечка рассказала мне, что нарочно показала ему, где прячет сбережения, а потом незаметно от Кустовского убрала оттуда большую часть, оставив лишь немного купюр. Потом Аня поехала в те места, где утонула Ира, она возвратилась оттуда совсем другой, ожесточённой, стала молчаливой, иногда грубила мне и матери. Думаю, она винила всех за то, что никто не пытается наказать виновного в смерти Ирочки. – Сидорчук тяжело вздохнул и минуту сидел молча, таращась на стену напротив. – Эти две женщины, мамы девочек, такие несчастные… Не подумайте плохо о моём брате. Да, он очень любил путешествовать, ещё в школе начал ходить в походы, а тут появилась возможность выезжать заграницу. Не судите его строго, ведь он все эти годы присылал деньги, которые я приносил его семьям. Анечка и жены брата до сих пор думают, что это я помогаю им из своих средств.

– И ты знаешь местонахождение брата?

– Да. Но брат не хочет, чтобы об этом знали его женщины.

– Как всё запущено… – лишь смог произнести Борцов.

– Жизнь – непростая штука, Гриша. Брат очень переживал, когда утонула Ирочка. Но что он мог сделать? Возвратиться – значит вскрыть старые раны тех, кто был ему дорог. Он дал клятву до конца своей жизни помогать бывшим жёнам и Анечке. Знаешь, каково мне, когда меня благодарят за внимание и поддержку, а сам я со своей небольшой зарплатой могу прокормить лишь себя?

– Мы отошли от темы. Ты сказал, Кустовский согласился подъехать ночью в цирк?

– Он подъехал к одиннадцати. К тому времени четверо мужчин, которые держали тигра, чтобы предоставить возможность Ане сделать ему укол, уже ушли домой. В цирке оставались только Анечка и охранник. Да, они встречаются. Гриша, ты назвал Аню «опасной особой» и предположил, что вид тела мужчины, изуродованного тигром, «впечатлит» её друга? Саша, так зовут того охранника, бесстрашный человек, он много чего повидал на своём веку…

– Как его фамилия?

– А зачем тебе его фамилия?

– Сергеич, я всё равно узнаю.

– Долгов.

– Саша Долгов? Александр Фёдорович Долгов?

– Да, а Вы его знаете? – вдруг перейдя на «Вы» спросил удивлённый Сидорчук.

– Знаю, – неожиданно улыбнулся Григорий. – Этого точно не впечатлит.

– Что Вы сказали?

– Саша – мой боевой товарищ. Сначала мы служили вместе, потом его взяли в особое подразделение… Так он, кажется, был женат?

– Он и сейчас женат, – вздохнул Сергеич. – У него двое детей, а с Анечкой они встречаются тайком, хотя довольно часто. Александр пашет на трёх работах, две из них связаны с ночными дежурствами, а третья и вовсе с командировками, хотя и редкими. Жена воспринимает его не более как кормильца семьи, дома-то его почти не видит, а если и видит, то спящего богатырским сном. К тому же, супруги давно привыкли жить каждый своей жизнью, но дети знают, что у них есть папа, их маму устраивает быть замужней женщиной при работящем муже, а моя племянница просто любит его беззаветно.

– Безответно?

– Нет, Борцов. Беззаветно и безответно – это не одно и то же. Саша, насколько я успел заметить, тоже в Анечке души не чает.

– Как всё запущено…

– Вы что-то повторяетесь, товарищ майор, со своим «запущено», – возмутился Сергеич.

– Я к тому, что давно мы не виделись с Долговым, – нашёлся Борцов.

– А может и не надо, я имею в виду, пока не надо вам видеться, – с мольбой обратился к Борцову обеспокоенный судмедэксперт.

– Труп был спрятан и перевезён в багажнике машины Долгова?

– Я Вам всё рассказал, что касаемо моей племянницы, как Вы и просили.

– Мне нужно знать, что произошло в цирке. Как Валерий оказался в клетке?

– Тигр Матрос, вполне миролюбивый и старый, к тому же простуженный, подпускает к себе дрессировщика, пару человек, которые его кормят и Аню, она уже несколько лет его наблюдает, как врач. Этот Кустовский, увидев, кого лечит Аня, стал смеяться над животным, сомневаться что эта «дряхлая кошка» годна для цирковых номеров. Матрос тихо лежал в своей клетке и не внушал страха. Кустовский сам попросил Аню впустить его в клетку, ещё сказал: «Всем буду хвастаться, что был один на один в клетке с тигром, а ты подтвердишь!» Мужик, видать, был совсем дурак, раз о таком подумал. Никогда нельзя знать, что в голове у дикого зверя. Не понимаю, как Аня могла такое ему позволить, видно, вспомнила об Ирине…

– И?

– Аня открыла клетку, у неё был ключ. Кустовский вошёл. Матрос поначалу дремал и не обращал на него внимание. Кустовский почему-то стал смеяться, выкрикивать что-то вроде: «ты не Матросик, а матрасик», тигр приоткрыл глаза и сделал молниеносный прыжок. Всё случилось очень быстро, и мужик тот кричал недолго.

– Да, тигр это не беззащитная девушка… Анна закрывала за ним клетку?

– Что? – Сергеич пребывал где-то далеко в своих мыслях.

– Кустовский имел возможность выйти из клетки или та была закрыта?

– А вот этого я не знаю. Но, думаю, если тигр нападает, пути к отступлению уже нет.

– Ваша племянница не опасается за жизнь дрессировщика и свою жизнь? Тигр познал на вкус человеческую кровь…

– Я тоже об этом спрашивал у неё, но Аня пыталась успокоить меня, убеждая в том, что Матрос её не тронет, она даже советовалась, как бы Вам сказать… со знающими людьми…

– С местной ясновидящей, как я понял?

– Как Вы узнали, Гриша?

– Догадался. Городок у нас небольшой, «знающих людей» не так много. Анна доверилась Вам, надеясь, что именно Вы будете делать вскрытие? – спросил Борцов. Сидорчук кивнул.

– Жаль, что подвёл Марину Алексеевну. Я просто попросил не описывать…

– А не проще было обо всём доложить мне?

– Не проще, Григорий Михайлович. Вы пощадите Анечку? Лучше накажите меня. Хотите, я напишу признание, что это я толкнул Кустовского в клетку? Он приехал в цирк после разговора с моей племянницей, а там его ждал я, я же отвёз труп в лес и потом подделал заключение. Я так виноват перед своим братом! Позволил Ирочке поехать с каким-то проходимцем на юг, где она утонула. Но Анечку, пока я жив, в обиду не дам! – Сидорчук привстал, лицо его выражало полную решимость идти на самопожертвование. Борцов опустил руку ему на плечо, и Сергеич снова присел на скамейку.

– Пойдём, посмотрим, какой у них тут бассейн, – неожиданно предложил Гриша, скинув с себя простынь.

А в это время двое шептались в маленькой комнатке. Говорили они тихо, чтобы не разбудить спящую Оленьку. Ребёнок долго не мог настроиться на сон после просмотра страшного, хотя и детского, фильма. Мать уже было начала корить себя за то, что не выключила вовремя телевизор, но дочь, помучив попугая своей крепкой дружбой где-то с полчаса, вскоре уснула, пожелав спокойной ночи маме и дяде Саше.

– Милая, всё будет нормально, доверься мне, – внушал красивой женщине загорелый брюнет, прикрывая дверь в детскую. Женщина потянула его за руку, и они на цыпочках, тихо ступая, направились в спальню.

– Саша, следователь показался мне очень неглупым. Я кожей чувствовала, что он о чём-то догадывается.

– О чём он может догадываться, если ты сказала, что была знакома с убитым всего-то ничего, каких-то пару месяцев, – успокаивал Саша. – Аня, ты, главное, успокойся, обо всех новостях, неважно каких, сразу сообщай мне. Договорились?

– А новости могут быть только одни, Саша. Так что, готовься мне в тюрьму передачи носить, – Анна опустила голову вниз и закрыла лицо руками. – Какие у Валеры тогда были глаза…

– Хватит изводить себя воспоминаниями. Можно я закурю? – Не дожидаясь ответа, Александр достал сигарету, поднёс к ней зажигалку и глубоко затянулся.

– Ты, Саня, не видел, ты подошёл позже. Он сам бы никогда не зашёл в клетку один. Я открыла дверь, он едва занёс ногу за порог и посмотрел на меня, ожидая, что я войду за ним…

– Хватит, Ань…

– Мне важно, чтобы ты знал всё. Я тогда едва улыбнулась, он, вероятно, расслабился, и я его толкнула, резко закрыв за ним дверь. Он опешил от такого поступка, а я воспользовалась его замешательством, чтобы успеть запереть клетку. – Руки Анны дрожали, Саша взял их в свои и легонько сжал.

– Он сам нарвался. Вспомни, как он говорил, что собирался оказаться один на один с тигром? Вот, киваешь. А за свои слова мужчина должен отвечать.

– Матрос набросился так неожиданно…

– Знаешь, хоть царём зверей общепринято считается лев, но тигр тоже не ягнёнок. Какой-то неизвестный мужик нагло заходит в его дом, нарушая покой, чего-то вещает… Этот Валерик, кажется, зверя дразнил?

– Можно сказать и так, – Аня немного успокоилась, и устало посмотрела на друга. – Когда Матрос привстал на передние лапы, я сказала Валере: «Это тебе за Ирочку Медникову, я – её сестра». Кустовский обернулся и спросил: «Ты разве Медникова?»

– И ты ответила ему?

– Да, я успела произнести: «У нас разные фамилии, но отец один, и мы были самыми неразлучными сёстрами на земле, а ты нас разлучил».

– А попытаться оправдаться он уже не успел… – цинично выразился Александр.

– Матрос сделал прыжок, я бы даже сказала, выпад, и время Валеры закончилось.

Но за секунду до этого страшного момента я увидела глаза Валеры. Они смотрели зло, а рот криво улыбался.

– Я не говорил тебе…

– Что? Саша, не молчи!

– Я наблюдал за вами. Вы не могли меня видеть.

– Зачем? – Анна смотрела на него широко открытыми глазами.

– Понимаешь, я думал…

– Ну, что ты тянешь? Не трудно догадаться. Ты думал, я вновь решила встречаться с ним? Дай мне закурить.

– Я сам почти бросил, не хватало, чтобы из-за какого-то избалованного придурка-самоубийцы моя любимая приобщилась бы к вредной привычке. – Он посмотрел на Аню с улыбкой, привлёк её к себе и стал целовать. У неё крупным горохом потекли слёзы, а он целовал эти мокрые щёки, губы, и в его надёжных объятьях страх отступил далеко-далеко. Ей вдруг стало ясно главное: «Они вместе – она, Саня и Оленька, остальное уже не имело значения.

– Жаль, Ира уже никогда не будет со мной. Говорят, с годами становится легче, а у меня всё та же горечь на душе. Знал бы ты, какая она была! Её мама не хотела, чтобы мы общались, но Ира всё равно приезжала к нам, всегда привозила мне какие-нибудь подарки. Мы часто обменивались модной одеждой, размеры у нас были одинаковые. Некоторые общие знакомые отмечали наше сходство, как внешнее, так и по характеру. Дядя Серёжа так радовался нашей дружбе! Он как-то повёз нас в Москву, мы ходили слушать оперу, сидели так близко к сцене! А ещё в малый театр, театр сатиры… Мы тогда много гуляли по центру, дядя Серёжа нас даже в Кремль водил. Нам тогда казалось, что это только начало, а самое лучшее и интересное у нас ещё впереди…

– Всё пройдёт, всё пройдёт, – приговаривал Саша. Они сидели, обнявшись, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону.

– А этот Борцов пусть ещё докажет! – сквозь слезы выговорила Аня.

– Борцов – это тот следователь, который приходил к тебе? – Саша немного отстранился от Ани и задумался.

– Да, его все в городе знают, он, говорят, дотошный, все дела раскрывает.

– Тебе не о чем беспокоиться, Борцов – честный парень, мой боевой товарищ, он нас не выдаст, – уверенно произнес Саша.

– Не выдаст, потому, что вы воевали вместе? – в глазах Ани появился лучик надежды.

– Нет, не потому, что воевали, а потому что честный, – с улыбкой ответил Саня.

– Ты шутишь?

– Мне не до шуток. Борцов раньше всегда становился на сторону справедливости, а такие люди с годами не меняются. Правда за тобой и за теми женщинами, которые пострадали из-за этой сволочи. – Саша явно имел боевой настрой. И, хотя враг уже был повержен, огонь ненависти всё ещё полыхал в груди Александра. Он, как мог, сдерживал этот огонь, не давая ему вырваться наружу, и поэтому просил Иру избавить его от подробностей, которые он и так знал. Когда они с Аней познакомились, он сразу понял, что у возлюбленной есть тайны, стал копать и накопал даже то, о чем она сама уже позабыла. Анна смутно догадывалась про его всезнайство и однажды сказала: «Мне иногда кажется, что ты обо мне знаешь всё, а я о тебе ничего».

– Я ездила туда, где утонула Ира.

– Аня, я об этом уже слышал.

– Кажется, я тебе этого не рассказывала.

– Разве? Не понимаю, зачем вспоминать, всё в прошлом, – настаивал Александр.

– А местные жители долго помнили о той трагедии, про мою сестру писали в тамошних газетах: «Девушка тонула, звала на помощь своего приятеля, а тот даже не обернулся, наслаждаясь плаванием за буйками, спасатели бросились в воду, но опоздали, девушка быстро шла ко дну», «…поразительное равнодушие мужчины к своей девушке привело к трагедии». Одна женщина поведала, что Валера с Ирой часто ссорились, Валера позволял себе игнорировать мою сестру, подолгу с ней не разговаривал, бросал посередине дороги и шёл впереди, как будто Иры вовсе не существовало, а она пыталась его догнать, оправдывалась. Какой-то старичок рассказал, как она унижалась перед своим самодовольным кавалером, постоянно извиняясь, а Валера ей говорил: «Да кто ты такая, ты даже деньги зарабатывать не умеешь, машину не водишь, плавать и то не научилась». Старику настолько странными показались претензии молодого человека к своей девушке, что они надолго врезались в его память. Узнав, что я собираю сведения об утонувшей сестре, а в том городке новости разлетаются быстро, пожилой человек сам подошёл ко мне…

– Негодяй получил заслуженное наказание. А знаешь, на войне случалось убивать всех подряд, не разбираясь, кто враг, а кто так, рядом постоял. Замешкаешься, и конец, не ты, так тебя.

– Так ведь, то на войне…

– Война там, где людям помогают умереть преждевременно. Ты не должна всю жизнь изводить себя муками совести. Во всяком случае, он сам напросился, никто его специально не звал.

– Саша, каждое утро, открывая глаза и вспоминая то, что произошло, мне хочется снова заснуть и проснуться в то время, до того злополучного звонка, когда можно было послать Валеру ко всем чертям. Он бы остался жив, и я его никогда бы больше не увидела.

– Что сделано, то сделано. – Саша встал, подошёл к выключателю и потушил свет. Аня, съёжившись в комок от какого-то внутреннего холода, стала закутываться в большое двуспальное ватное одеяло. Она очень любила это одеяло, оно превращало вселенную в уютный островок. Сейчас самый близкий человек согреет её своим теплом, и на острове станет жарко, её тело и душа отогреются, и мир покажется не таким уж и мрачным. А утром они будут искать попугая, которого Оля выпустит из клетки полетать. Волнистый проказник устроится на карнизе, станет раскачиваться на занавеске или ходить важно по кухонному столу. Аня мысленно рисовала приятные сердцу картинки, и боль потихоньку отпускала. Саша, проникнув под одеяло, окружил её своими мышцами, дыханием и каким-то только ему всегда присущим знанием, что всё будет хорошо. Правда, вместо «хорошо» обычно использовалось другое слово-заменитель, но это значение не меняло, а напротив, его усиливало. Рядом с Сашей почему-то всё казалось намного проще и яснее, поэтому, когда он оставался на ночь, Аня спала как сурок.

Прошёл год и три месяца…

– Витя, ты торт выбирай, а я пойду, игрушки посмотрю.

– Так ведь дочурка у Борцова маленькая ещё, а там только мягкие игрушки.

– Ниночке год исполняется, самое время большого медведя дарить. Вить, у тебя был в детстве большой медведь?

– А как же? Потапычем звали.

– А моего медведя – Алёшкой.

– Марин, давай сначала вместе торт выберем, а потом к игрушкам направимся. Я сейчас возьму что-нибудь не то, а ты меня потом ругать будешь.

– Они в доме собираются праздновать или в квартире?

– Марин, ты что, забыла? У них пока ремонт там. В доме, конечно, отмечать будут.

– Мы с тобой, Витюш, молодцы, как нам дали ключи, так и въехали. Потихонечку то кухню, то спальню сами отремонтировали. Хорошо, с сантехники сразу начали. Помнишь, плита в кухне уже была, унитаз с раковиной приобрели и зажили себе нормальненько. А раскладушки соседка тётя Тася дала.

– Да помню я. Как, скажи, они с грудным ребёнком переедут туда, где краской пахнет? Григорий Михайлович – мужик основательный. Пока всё, как следует, мастера не сделают, не въедет. А у нас с тобой тогда выхода не было, тётка твоя из-заграницы прилетела, и пришлось для нее хату освобождать, причём, в экстренном порядке.

– Скоро опять новоселье будем справлять. То у Петьки твоего справляли, то у нас, теперь у Григория Михайловича!

– Марин, вино будем брать? – спросил Витя, мечтательно разглядывая ряды бутылок с манящими красивыми этикетками.

– Бери только хорошее, не жадничай.

Нагруженные продуктами, тортом, конфетами, шампанским и пару бутылками вина, молодые долго спорили, какого медведя купить.

– Мне этот нравится, у него выражение лица чем-то борцовское напоминает, вон, как смотрит серьёзно, – ржал Зайцев.

– Морда у мишки, а не лицо. А мне тот нравится, с розовым бантиком, такой миленький, вроде как улыбается, смотри! Наверное, это медведь-девочка.

– Марин, помнишь, Дине, как дочурка родилась, пришлось идти в детский мир закупать одеяла, распашонки в розовых тонах. Григорий Михайлович так пацана хотел, что в доме до рождения ребёнка всё для мальчика было припасено: синие ползунки, голубые тельняшки, машинки, большой детский трактор, железная дорога, – смеялся Витя. – Теперь, небось, пупсики, куколки, платьица покупает.

– Ничего, ещё всё пригодится, особенно, тельняшки. Меня до десяти лет, как мальчика одевали, папе очень нравилось, а маме только бы любимому угодить. А то, что девчонки на их дочь косо смотрели, до того родителям дела не было. Витя, иди взвесь помидорчики с перцами.

– Там пока продавец отошла. Смотри, какой укроп. Откуда они его везут зимой?

– Повнимательнее яблоки выбирай, на том пятно, видишь!

– Если яблочко гладенькое, ровненькое и без пятнышек, как на картинке, значит нитратов в нём много.

– Да ты что!

– А вот и то. Всё, я к кассе поехал, – Витя устремился с тележкой к кассам супермаркета, Марина – за ним с медведем с розовым бантиком. Расплатившись, они вместе принялись рассовывать покупки по пакетам. Марина стояла в расстёгнутом пуховике, без шапки, с развязанным шарфом и тяжело дышала от духоты. Тут двери в магазин открылись, и морозный воздух ворвался в помещение.

– Где твоя шапка? Что, простудиться хочешь? – Витя с усердием стал закутывать Марину в шарф, застёгивать молнию на её пуховике и, вытащив у неё из кармана вязаную шапку, напялил её Марине на голову. А потом взял в руки тяжёлые пакеты, оставив ей кулёк с медведем и торт. Только они вышли из супермаркета, как увидели большущих лохматых барбосов, шерсть их местами была в сосульках.

– Господи, холодно-то как, чего-то крещенские морозы сильно затянулись, – произнесла Марина.

– Марин, возьми у меня вон из того пакета сосиски, угости псов. – Витя поставил пакет на снег, и Марина, сняв варежку, запустила в него руку. Вытащив сосиски, она разломала их и стала кидать по кусочку собакам. Псы живенько набросились на угощение.

– Витя, смотри, какие они красивые. Им так холодно.

– Да, неизвестно, переживут ли они эти морозы. – Супруги переглянулись, какая-то искорка промелькнула между ними.

– Какого? – спросила Марина. Витя стоял в задумчивости, наблюдая за барбосами. И, вдруг, из-за машины, нагло припаркованной у самого входа в магазин, появилась маленькая мордочка с полустоячими ушами.

– А ты чего спрятался? Иди, возьми! – Марина сделала несколько шагов навстречу мордочке с ушами и протянула сосиску. За мордочкой показалось худое тельце, гладенькое, с очень короткой шерстью, трясущееся как осиновый лист. Пёсик с сомнением посмотрел на сосиску, Марина бросила её ему, и тут барбосы накинулись на еду, а маленькая собачка как-то неловко отшатнулась в сторону. Правая задняя лапка несчастного была перебита напополам, нижняя часть её висела на тонком лоскутке собачьей кожи. Марина достала из пакета ещё две сосиски. С одной получилось то же самое, её схватил огромный пёс, другую Марина разломала на маленькие кусочки и снова кинула, покалеченному пёсику достался лишь один из них, остальные кусочки разобрали барбосы.

– Он пропадёт в такой холод, – изрёк Витя. Молодые вновь переглянулись и молча кивнули друг другу. Витя подошёл поближе к маленькому пёсику, присел на корточки. Пакеты с продуктами были брошены на снег. Витя тихо посвистел, глядя в глаза бедняге, и тот медленно подошёл, и даже позволил взять себя на руки.

– Его надо к ветеринару, – сказала Марина.

– Борцов знает отличного ветеринара. Лапу, видимо, уже не спасти, но у собаки и без того наверняка целая куча заболеваний. Смотри, как дрожит, как бы не было воспаления лёгких. Марин, ты его подержи, только аккуратно, а я зайду на минуту в магазин, попрошу тележку. Если я один возьму все эти авоськи, торт непременно помнётся, да и медведь потеряет товарный вид.

– Тебе не разрешат вывезти тележку из магазина.

– А я удостоверение предъявлю. Надо же когда-нибудь воспользоваться служебным положением, – подмигнул Витя.

Зайцевы шли рядом по направлению к дому, где на пятом этаже у них была собственная квартира. Витя вёз перед собой тележку из супермаркета, наполненную пакетами, Марина прижимала к груди ценный груз, поглаживая его ладошкой по маленькой беззащитной собачьей голове, пёс пригрелся и боялся пошевелиться, как боятся вспугнуть веру в счастье и любовь.

Оглавление

Выстрел в доме с колоннами

Неженский ответ на немужские поступки Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg