«Баловень судьбы»

Баловень судьбы (fb2) - Баловень судьбы 1503K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Моисеевич Гурвич

Владимир Гурвич Баловень судьбы

Глава 1

Этот день начинался как обычно, а оказался поворотным в моей судьбе.

Хотя день, как я сказал, начался вполне обычно, но при этом он был на редкость противным. Когда я проснулся и взглянул в окно, то меня невольно всего передернуло. Представьте себе небо сплошь затянутое плотной пеленой свинцовых туч, из которых вытекали обильные холодные потоки воды.

Я взглянул на Наталью, которая тихо похрапывала, и почувствовал, что мне стало еще противней. Я поспешно спрыгнул с кровати и прошел на кухню. Вдруг сильно захотелось выпить воды. Осушив залпом целый стакан, я открыл форточку, сел за стол и закурил.

Наши отношения с Наташей или Натой, как любила она себя называть, никогда не были ровными. А в последние два месяца стали настолько плохими, что не проходило недели, чтобы мы крупно бы не поссорились. О мелких стычках я даже и не говорю. Все же началось с того, что она вдруг неудержимо захотела выйти за меня замуж. А раз она чего-то хочет, то непременно постарается осуществить свое желание, какое бы нелепое оно бы не было. Как вот это.

В общем, ее напор оказался столь сильным, что однажды я не выдержал его и сказал, что согласен. Но когда мы на следующий день направились к ЗАГСУ, то у самых его гостеприимно распахнутых дверей меня настигло такое мощное ощущение надвигающейся катастрофы, что я остановился как вкопанный и сказал, что еще не готов к столь ответственному шагу.

Разразилась гроза с громом и молнией. На потеху собравшихся зевак мы едва не подрались. Завершилась же все эта сцена ее истошным, на всю улицу, криком, что я подлец и больше она меня никогда не хочет видеть После чего она побежала в сторону ближайшего метро.

Однако прошло дня три и однажды вечером, когда я наслаждался тишиной и покоем, раздался требовательный входной звонок. Так обычно извещают о своем появлении работники не безызвестных органов. Когда я, как законопослушный гражданин, повинуясь прозвучавшему сигналу, отворил дверь, то увидел Наталию. Он вошла в квартиру как ни в чем не бывало, приложила свои ярко накрашенные губки к моей щеке и сказала, что не сердится на меня.

Так она снова, не спрашивая моего согласия, вторглась в мою жизнь. И вот сейчас я уже курил вторую сигарету, так как не мог решить, что же мне с ней дальше делать? Не то, что я уж совсем мягкий человек, даже скорей наоборот, но сказать женщине, что она больше не нужна, выставить ее за порог, мне было не легче, чем забраться на высокую гору. И все же я понимал, что чем раньше я перережу соединяющую нас нить, тем лучше будет и мне и ей. Да и что она во мне нашла? На мой взгляд, Наталья вполне привлекательная особа, по своему не глупа и потому ей нет никакого смысла цепляться за такого человека, как я. Тем более ни денег, ни перспектив в жизни у меня нет никаких.

Вторая сигарета кончилась, я затушил ее и в этот же момент решил, что обязательно поговорю с Натальей. Ну если не сегодня, то уж завтра непременно. Пора срубить высохшую ветку со ствола своей жизни.

Пока же пора было отправляться на работу. При мысли о ней я поморщился. Вот еще одна головная боль, причем, неизвестно, которая из них сильней. Я работаю в одном спортивном клубе тренером по дзюдо. Когда я поступил в него, то дела там шли просто превосходно. От желающих заниматься богатых бездельников обоего пола не было отбоя. Хозяин заведения – мой старый знакомый отлично вел свои дела, и я получал весьма приличные бабки. Но через некоторое время с ним случилась глубокая метаморфоза, он неожиданно увлекся азартными играми: рулеткой, джек-потом и другими подобными удовольствиями. И стал просаживать все деньги, которые в поте лица зарабатывали ему его сотрудники. Он так сильно ушел в эту свою страсть, что забросил свои прямые обязанности. Это быстро сказалось на доходах, они стали стремительно катиться вниз, не дремлющие конкуренты стали переманивать клиентов – и теперь речь шла о закрытии спортклуба.

То, что дела катятся к такому исходу, я понял не сейчас. И начал подыскивать себе новое теплое местечко. Но оказалось, что в городе, где десятки тысяч безработных, не так-то просто найти подходящую работу. То, что предлагали мне, я воспринимал не иначе как издевательство. На такие деньги и ребенок ноги протянет, ни то что сильный, любящий вкусно поесть, хорошо выпить и поразвлечься мужчина. И вот теперь я со страхом ждал, когда мне скажут, что в моих услугах больше не нуждаются.

Я вернулся в комнату и стал одеваться. Наталья продолжала тихо похрапывать. Она любила ложиться рано и вставать поздно. Причем, иногда она вставала только для того, чтобы снова лечь. Пожалуй, только это сходство нас и объединяло, так как я тоже был, по крайней мере, в душе лежебока. Во всем остальном мы отличались друг от друга не меньше, чем животные разных видов. Да по большому счету мы и ими и были.

Я не стал нарушать ее сладкий сон и вышел за дверь. Я не выписываю газет, а потому не часто лазаю в свой почтовый ящик. Но сегодня я решил поглядеть, есть ли там что-нибудь интересное, так как не смотрел в его чрево не меньше двух недель.

На дне почтового ящика в кипе рекламных буклетов я обнаружил конверт. Я достал письмо. На нем крупными буквами была выведена моя фамилия. Я посмотрел на обратный адрес и удивился: отправителем выступала юридическая фирма, «Ляндрес и партнеры».

Я никогда и ничего не слышал о Ляндресе и его партнерах. Что им могло понадобиться от меня? Но вскрывать письмо было некогда, так как я уже сильно опаздывал. А повода уволить меня по причине нарушения производственной дисциплины я не хотел давать. Недавно с помощью такого нехитрого трюка был выставлен за дверь мой коллега. Хозяин избавлялся от лишних людей, как терпящие кораблекрушение от балласта. А быть балластом мне никогда не нравилось.

Дождь продолжал лить, и я помчался к остановке. Терпеть не могу носить над собой зонт, а потому приходиться мокнуть. Ну, уж такой я человек, если чего-то не по нутру делать, то меня не в состоянии заставить так поступать даже самая страшная угроза.

Я успел минуту в минуту. Но едва я вошел в зал, то почувствовал, что это мне не помогло. Обычно там тренировалось не меньше десятка человек, сегодня же он был абсолютно пустой. Если не считать хозяина клуба.

Взгляд, который он на меня бросил, не сулил мне ничего хорошего.

– Пойдем, – сказал он вместо приветствия, – надо поговорить.

Моего хозяина или, как я его называю, босса, зовут Василий Никитин. Мы пару лет служили в одном батальоне. Нельзя сказать, что были большими друзьями, но вместе много чего пережили, в том числе и потери товарищей по оружию. А это, хоть как-то, но сближает.

Мы прошли в его кабинет. Обычно он любил принимать посетителей, сидя в очень мягком черном кожаном кресле. Но сейчас он по-свойски сел на стол. Я занял место рядом на стуле.

– Вот что, Женька, не без некоторых усилий произнес он, и я, взглянув на него по внимательней, вдруг заметил, что Василий изрядно пьян. – Боюсь, но с сегодняшнего дня лавочка закрывается. У меня больше нет денег продолжать это дело. – Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки на лице вырисовалась гримаса.

Я был готов, что однажды услышу эти слова, все к этому планомерно шло, но не сейчас, а чуть позже. И потому почувствовал растерянность и страх. Куда я пойду, на что буду жить? У меня нет никаких накоплений. Все, что я получал, я быстро спускал. Зато есть, пусть небольшие, но долги. Из каких средств я их буду отдавать?

– Я знаю, что виноват, – продолжил Василий, – но, понимаешь, я ничего не мог с собой поделать. – Он вдруг всхлипнул. – Эта игра захватила меня и вытрясла все, что у меня было, хуже любой женщины. Прости меня и не серчай.

Я молчал, так как не мог его простить и не мог не серчать. Я выполнял все его условия, работал, когда надо сверхурочно, выходил в выходные дни, а он вместо благодарности пустил меня по миру. Мне хотелось его ударить, и я едва сдерживал себя. Что касается слез, которые текли по его щекам, то они меня нисколько не трогали. Крокодилы, говорят, тоже плачут, когда перемалывают своими страшными зубами суставы своих жертв.

– Я тебе тут наскреб немножечко. Понимаю. этого мало, но ничего не осталось. Вернее осталось, только там, – махнул он куда в сторону. Впрочем, понятно, что под «там», он имел в виду казино, которые любил посещать.

Василий взял со стола конверт и подал его мне. Даже на ощупь было ясно, как там совсем мало денег. Мне хотелось швырнуть его ему в лицо, но, увы, я не мог себе позволить такие красивые жесты. Для них нужно иметь совсем другие доходы, чем у меня.

Я встал, находиться в его кампании мне было невыносимо.

– Может, выпьем напосошок, у меня остался отличный французский коньяк, – предложил Василий.

Он достал бутылку и рюмки и стал разливать по ним золотистую жидкость. Затем протянул мне мою порцию.

Я почувствовал, как волна гнева уже не умещается в моем теле и рвется наружу.

– Иди-ка ты со своим коньяком! – Я взял рюмку и плеснул ее содержимым ему в лицо. Он неожиданности он оступился и, споткнувшись о стул, растянулся на полу. Я же от греха подальше выбежал из кабинета.

Я шел по улице, не в силах успокоиться. По натуре я человек вспыльчивый, мне трудно удерживать свои эмоции в отведенные для них приличием рамки. И сейчас я просто весь дрожал от бешенства, не зная, куда и на кого его выплеснуть.

Внезапно я резко остановился. Я же совсем забыл о письме. А какая в нем таится пакость? А что еще можно ожидать мне в этой жизни?

Я разорвал конверт и стал читать текст, не в силах сдержать своего изумления. Там было написано следующее: мне предлагалось прийти в любое удобное для меня время в юридическую контуру «Ляндрес и партнеры» для урегулирования дела о наследстве.

Я несколько раз пробежался глазами по лаконичным строчкам. Что за наследство, насколько я знаю, все мои родственники – самая настоящая голытьба. И если кто-то из них и мог что-то мне оставить, то разве какую-нибудь рухлядь. И все же стоит заглянуть в эту юридическую контору. Тем более удобного для меня времени теперь у меня выше крыши.

Я взглянул на адрес конторы и снова удивился. Оказывается, она располагалась совсем рядом с моим прежним местом работы, всего-то нужно было проехать пару остановок на автобусе.

Я сел в автобус и через десять минут стоял возле нужного мне офиса. Это было солидного вида здание, которое внушало невольное уважение к расположенным внутри нее организациям.

Я отворил дверь, однако сразу же уперся в расположенный у входа пост охраны.

– Я в юридическую контору «Ляндрес и партнеры» – пояснил я охраннику.

– Ваши документы? – последовал ответ.

Я подал ему паспорт. Он стал сверять его с каким-то списком. К моему удивлению, он быстро обнаружил в нем мою фамилию.

– Проходите, – разрешил он. – Седьмой этаж.

Когда я оказался в помещение юридической фирмы, то невольно почувствовал некоторое волнение. Что ожидает меня через несколько минут?

Молоденькая симпатичная секретарша встретила меня ледяным взглядом и сухо произнесенным вопросом: «По какому делу я пришел?». Но едва она взглянула на полученное мною письмо, как тут же ее лицо преобразилось, на нем появилась любезная улыбка, словно она только что получила от меня щедрый подарок.

– Проходите, пожалуйста, в кабинет, Владимир Борисович вас ждет.

Владимир Борисович оказался пожилым мужчиной, с приятным, умным и немного хитроватым лицом. При виде меня на нем е появилась точно такая же любезная улыбка, как полминуты назад у его смазливой секретарши.

– Здравствуете, Евгений Викторович, а мы давно вас ждем, – приветствовал он меня. – Письмо с приглашением послали вам уже больше недели. Вы были в отъезде?

Мне стало неудобно говорить, что я просто не заглядывал в свой почтовый ящик. Поэтому я ограничился неопределенным междометием. Понимай, как знаешь.

– Извините, но я из письма ничего не понял. Какое-то наследство? Но я не жду никакого наследства.

Ляндрес неопределенно кивнул головой. Этот жест можно было воспринимать и как подтверждение моих слов и как их опровержение.

– Прежде чем начать наш разговор, я бы хотел убедиться, что разговариваю именно с тем человеком, которого мы искали. Можно взглянуть на ваш паспорт.

Я пожал плечами и протянул ему паспорт.

Ляндрес изучал его очень тщательно, как изучает эксперт подлинность купюры, внимательно вчитывался в каждую строку, периодически сверяя мои паспортные данные с теми, что были записаны в его бумагах. Наконец эта несколько подзатянувшаяся процедура подошла к концу, и я получил документ обратно.

– Это действительно вы, – констатировал с удовлетворением Ляндрес. – Теперь разрешите задать вам, Евгений Викторович, несколько вопросов. От ответов на них будет многое зависеть.

– Что зависеть, вы можете сказать.

На лице юриста появилась снисходительная улыбка.

– Потерпите немножечко. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о своей семье?

– У меня нет семьи, я никогда не был женат.

– Этот факт зафиксирован в вашем паспорте, а так же в имеющейся у меня справке. Я имею в виду ваших родителей.

– Но они умерли.

– Это мне известно, прошу назовите их.

– Пожалуйста, – пожал я плечами. – Мой отец – Рунов Виктор Михайлович, моя мать – Рунова Валентина Владимировна. Я единственный сын в семье. Что еще вы хотите услышать?

– Известно ли вам что-нибудь о ближайших родственниках ваших родителей?

– У моей матери есть сестра, тетя Нина. Она не выходила замуж и детей у нее нет. Что касается отца, то у него был старший брат. Но он очень давно исчез, и я ничего о нем не знаю.

– Не припомните, как его звали?

– Кажется, Александром. Да, точно, именно так.

– Что ж, все верно, – снова сверился Ляндрес с какими-то документами. – Поздравляю вас, вы являетесь наследником имущества старшего брата вашего отца Александра Михайловича Рунова. Это следует из его завещания.

– Ничего не понимаю, – пробормотал я, – какого имущества, какого завещания. Выходит, он жив? То есть, нет, он был жив и умер?

– Разумеется, умер, иначе вы бы не имели право претендовать на его имущество. Если быть точнее, он не умер, его убили.

– Убили? Кто?

– Следствие пока не установило преступника.

– И где это произошло?

– Далеко, очень далеко отсюда. В К-ом крае.

Я невольно присвистнул.

– И в самом деле, далеко же его занесло.

– Вам известна история его жизни?

Я покачал головой.

– Только тот эпизод, из-за которого он ушел из дома.

В моей памяти внезапно воскрес голос отца. Эту историю он рассказывал мне неоднократно, и сейчас я даже слышал те интонации, с которыми он всегда говорил мне о том, что случилось много лет назад в их семье.

Брат был старше его на пять лет. Мой отец никогда не скрывал, что восхищался им и даже отчасти завидовал ему. Хотя они и были близкими родственниками, но характеры имели абсолютно разные. Мой отец был мягким покладистым и даже робким мальчиком, причем все его качества он сохранил почти в законсервированном виде до конца жизни. Саша же был, наоборот, очень независимым, своевольным, не терпящим над собой никакого принуждения. Именно эти качества его натуры и послужили причиной семейного конфликта.

Вскоре после того, как ему исполнилось семнадцать лет, он привел в дом молоденькую девушку и объявил, что намерен на ней жениться. Родители были категорически против этого шага и запретили ему даже думать об этом. Однако парень не согласился с таким вердиктом. Разразилась, сравнимая разве только с океанским тайфуном, ссора. Стороны не шли ни на какие уступки. Внезапно он в бешенстве закричал, что в таком случае уходит навсегда из дома. Родители не успели моргнуть глазом, как дверь за ним с шумом захлопнулась.

Он не пришел ночевать, не появился и днем. Так прошло еще пару суток. Сперва родители предполагали, что он живет у какого-нибудь своего товарища и были даже этому рады, так как, зная упрямый нрав сына, предвидели в случае его появления новые ссоры. Но когда прошла неделя, они забили тревогу. Стали обзванивать всех его друзей, но никто ничего о нем не ведал. Обратились в милицию, те объявили розыск. Однако истек месяц, а его следы так и не были обнаружены. Тело беглеца искали в реке, в других близлежащих водоемов, обшарили все больницы и морги, но безрезультатно. В конце концов, и наши доблестные милиционеры вынуждены были признать свое бессилие, а Сашу – пропавшим без вести. И до сего момента никаких известей о нем не поступало.

Эту историю я и поведал юристу. Тот снова кивнул головой, по-видимому, это был его фирменный жест.

– Мне в общих чертах известно, какие события произошли тогда в вашей семье. Но, как видите, ваш дядя не только не погиб, а весьма преуспел в жизни. – Ляндрес пристально взглянул на меня.

– И в чем же это выражается?

– Ну, хотя бы в перечне того имущества, которое вы унаследуете. Вам огласить?

– Ну, конечно, – сказал я, ощущая, как вдруг начали покалывать кончики моих пальцев.

– Согласно завещанию, вы получаете трехкомнатную квартиру в городе К. общей площадью 125 квадратных метров и дом в поселке Руновске общей площадью 450 квадратных метров. Кроме того, вам завещано 50 тысяч долларов. – Ляндрес прервал чтение и на секунду взглянул на меня, словно желая удостовериться, слушаю ли я его. Он еще мог в этом сомневаться, еще никого я не слушал с таким напряженным вниманием! – Вы так же получаете шестьдесят процентов акций компании «Северное сияние» Иными словами, вы становитесь ее фактическим владельцем.

Он замолчал, а я, воспользовавшись паузой, перевел дух. Пот выступил у меня на лбу. Говоря честно, я был так ошеломлен, что просто не знал, что и говорить.

Мне потребовалось несколько минут, дабы собрать вдруг разлетевшиеся в разные стороны, словно напуганные птицы, мысли. Все это время Ляндрес терпеливо ждал, когда я хоть немного успокоюсь. Вполне вероятно, что за свою долгую жизнь такие сцены он наблюдал неоднократно.

– Но это же огромная квартира и еще больше дом, все это стоит кучу денег. Он что был богатым человеком?

– Не просто богатым, а очень богатым, – уточнил Ляндрес. – Однако главная ценность наследства не в недвижимости, в акциях компании «Северное сияние».

– Никогда не слышал о такой компании.

– Она не афишировала себя. Да и от Москвы, надо признать, находится не близко. Но, насколько я могу судить по той информации, что располагаю, это действительно весьма процветающее предприятие. – Он замолчал, затем с каким-то особым выражением взглянул на меня. У меня есть знакомые брокеры, мои клиенты. Я у них спросил, сколько может стоить на рынке такой пакет акций компании вашего дяди. И они мне сказали, что не меньше двух миллионов долларов. А то и побольше, все зависит от того, когда и как продавать.

У меня само собой отпала челюсть, а на лице, по-видимому, выступило такое странное выражение, что Ляндрес посмотрел на меня с явной тревогой.

– С вами все в порядке, может дать вам воды?

Но я ничего не мог ему ответить, так как на какое-то время лишился дара речи. Меня не покидало ощущение, что меня разыгрывают. Вот только непонятно, кому и зачем это понадобилось?

Мне пришлось приложить усилия, чтобы вновь обрести голос и способность хоть как-то логически мыслить.

– Я не ослышался, вы сказали: два миллиона долларов?

– Именно это я и сказал. А что тут удивительного, ведь это весьма крупная, многопрофильная компания.

– И все это теперь принадлежит мне?

Ляндрес снисходительно улыбнулся одними уголками губ.

– Что касается компании, то я уже вам сказал: ваша доля в ней составляет шестьдесят процентов. Впрочем, это дает вам полный над ней контроль. Плюс к этому недвижимость и деньги. Да я еще забыл упомянуть вертолет.

– Вертолет? – Я почувствовал, что вот-вот упаду со стула. – А морской прогулочной яхты случайно нет?

– У вас разыгрался аппетит, – улыбнулся Ляндрес. – Яхты, к сожалению нет.

Нужно успокоиться, дело более чем серьезное, подумал я. Я просто должен взять себя в руки.

– Что я теперь должен делать?

Ляндрес слегка пожал плечами.

– Согласно закону, вступление в наследственные право наступает через полгода. Вам предстоит подготовить ряд документов. Моя секретарша предоставит вам список. Если же вы хотите моего совета… – Он задумчиво посмотрел на меня. – Я бы на вашем месте слетал бы туда и посмотрел своими глазами, что там творится, в каком состоянии ваша недвижимость. Она осталась без хозяина и с ней может всякое случиться. В моей практике такие факты бывали достаточно часто; когда наследник приходил за своим наследством, то оказывалось, что все разграблено или порушено. Никто, кроме вас, не будет следить за сохранностью доставшегося вам имущества.

– Я подумаю над вашим советом.

– В таком случае пока все. Пожалуйста, больше не теряйтесь и держите со мной постоянную связь. В ваших же интересах, чтобы я знал бы о всех ваших перемещениях в пространстве. Рад был познакомиться, Евгений Викторович.

– Взаимно, – искренне ответил я. Ляндрес мне понравился. но еще больше понравилось то, что он мне сказал.

Глава 2

Все то время, которое прошло с момента, когда я узнал эту новость, меня не оставляло чувство, что мир перевернулся. Причем, оно было столь сильным, что когда я вышел из здания, меня слегка покачивало, словно пьяного. Чтобы справиться со своим состоянием, я сел на скамейку в расположенном рядом малюсеньком скверике. До сих пор я был уверен, что такое могло происходить только в фильмах. Однако никто меня не снимал, только что состоявшийся разговор был самый что ни есть настоящий.

И внезапно я почувствовал себя по-настоящему счастливым. Я богат, причем, не просто богат, а сказочно богат, как арабский шейх. Ну, может быть, чуток поменьше. А это значит, что прощай все унижения, которыми я до сыта нахлебался за последние годы. Впервые я по-настоящему ощутил, какая же грандиозная удача мне привалила. О такой удаче я не мог помыслить даже в самых смелых своих мечтах. Я начну совсем иную жизнь, буду проводить свои дни не в каком-нибудь задрипанном спортивном клубе или в пропахшей запахом табака конторе, а на лучших курортах мира, останавливаться в шикарных отелях. Моего внимания станут домогаться самые красивые женщины. Я вспомнил о Наташке, и мне стало смешно. Вот кто мне не нужен в моей новой жизни, так это она. Сегодня же выставлю ее за порог без всяких объяснения причин. Довольный таким предстоящим развитием событий, я засмеялся.

На меня удивленно посмотрела сидящая напротив старушка. Но мне было совершенно все равно, отныне я вовсе не обязан следовать общим для всех предрассудкам. У богатых, как известно, свои причуды, на них не распространяются обязательные для всех законы и установления. А я богат, невероятно богат!

От соблазнительных картин предстоящей жизни у меня кружилась голова. Я начал составлять список первоочередных покупок. Прежде всего куплю себе коттедж. Не так давно я был в одном из таких домов у своего ученика, который захотел получить у меня несколько дополнительных уроков, в надежно защищенном от внешнего мира высоким забором и изрядным количеством охранников поселке. До сих пор помню чувство жгучей зависти, которое я испытал, когда он со снисходительным видом показал мне свое «скромное» как он его назвал, жилище.

Затем сразу же куплю настоящий автомобиль. Я очень люблю ездить, хотя никогда собственных колес не имел и лишь облизывался, смотря на чужие роскошные лимузины. Теперь у меня будет свой собственный экипаж. Само собой разумеется, что запишусь в различные оздоровительные клубы, по вечерам буду посещать дорогие рестораны, которые бьют все мировые рекорды по количеству на одном квадратном метре роскошных женщин. Ну а когда покончу с первоочередными делами, на месяц, а может, и на больший срок уеду на модный курорт. Море пальмы, доступные девушки со всего света, разве это не предел мечтаний любого человека?

Я полностью потерял ощущение времени, словно бы оно исчезло из этого мира. Я сидел на скамейке и в моей голове, как картинки в калейдоскопе, одна мечта сменялась другой. Даже странно, что всего несколько часов назад я был полон самых мрачных предчувствий касательно своего будущего. Спасибо тебе дядя, я непременно повешу твой портрет в своем кабинете и никогда не забуду, кому я обязан своим благоденствием.

Уже начало немного темнеть, когда я очнулся от своих грез. Мне было так хорошо, что не хотелось уходить из этого уютного скверика настроение лишь слегка портило предстоящее неприятное объяснение с Натальей. Свои позиции в моей жизни она без боя не отдаст, непременно устроит шумный скандал. Но придется пройти и через это испытание, в моем лучезарном будущем ей место не отведено.

Несмотря на то, что совсем скоро я должен быть стать обладателем крупного состояния, в данный момент с деньгами у меня было туговато. И все же я решил, что будущему миллионеру негоже задыхаться в плотной толпе пассажиров метро. Я поймал такси и отправился к себе домой.

Я вошел в свой грязный двор, который, кажется, убирали и чистили только по праздникам, и направился к своему подъезду. Навстречу мне шел высокий, широкоплечий парень. Я посмотрел ему в лицо и заметил, что хотя он двигается прямо на меня, смотрит он куда-то в сторону.

Сам не зная почему, я насторожился. Скорей всего дело было в этом его взгляде. Когда я командовал разведротой в Чечне, нашей задачей являлась поимка боевиков, подрывников и прочих враждебно настроенных элементов. И я тогда обнаружил одну закономерность: если у человека совесть не чиста, если он хочет избежать с тобой контакта, то старается не смотреть тебе в лицо, подсознательно боясь, что его взгляд выдаст его преступные намерения. По этой примете я вычислял наших противников и почти никогда не ошибался. И сейчас внутренний голос предупреждал меня, что мне грозит опасность.

Мы поравнялись. Внезапно парень быстрым движением поднял вверх руку и в его кулаке блеснул нож. Он резко опустил ее вниз, целя мне прямо в грудь. Но я был готов к такому повороту событий, поймал его запястье, быстро подсел под него, положил его тело на свое бедро и резким движением швырнул вперед.

Парень пролетел никак не меньше двух метров и шлепнулся прямо в оставшуюся от утреннего дождя лужу. Внезапно откуда-то появился его напарник, он тоже, словно флажком, размахивал ножом. Но я не позволил ему замахнуться им на меня, ударом ноги по его ладони я выбил оружие из его рук.

Поняв, что нападение не удалось, парень бросился бежать в сторону улицы. Тот, что валялся в луже, тоже вскочил и устремился за ним, оставляя после себя влажные следы. И через секунд двадцать уже ни что не напоминало о только что произведенном на меня нападении.

Нет, это было не совсем так, напоминание все же осталось. Я едва не поскользнулся, наступив на нож. Я поднял его и внимательно осмотрел. Я неплохо разбирался в холодном оружие; нож был великолепный, прочный, отлично заточенный, с красивой резной рукояткой. Таких, пожалуй, в магазине не купишь, скорей всего это работа на заказ. Невольно меня всего передернуло, я представил, как входит его острое лезвие в мой живот.

Что же это было? Не похоже на банальную попытку ограбления. Я не мог отделаться от ощущения, что эта парочка готовила нападение именно на меня. Причем, намерения их были самые решительные, они собирались меня убить. Это следовало из силы удары, который обрушил на меня первый нападавший. После такого ранения обычно не выживают.

Я не мог не связать это нападение с разговором в юридической фирме. Трудно поверить, что эти два события никак не связаны одной цепочкой. Вот только в чем заключается эта связь? У меня впервые возникла мысль, что не все так уж и просто обстоит дело со свалившимся на меня богатством. И все же, кто бы ни хотел его у меня отнять, я не собираюсь никому ничего отдавать и готов драться за него хоть зубами. Фантастическая удача постучалась в мой дом, и я сделаю все, чтобы она из него больше бы никогда не уходила.

Глава 3

Самолет оторвался от взлетной полосы. Прошло каких-то десять минут, и он уже парил над облаками в ослепительно голубой вышине.

У меня было ощущение, что я не просто совершал банальное перемещение в пространстве, а совершал полет из своего прошлого в свое будущее. Позади осталась моя прежняя жизнь, принесшая мне лишь разочарования, бесконечную серию неудач, ошибочных решений. И вот теперь я провел под ней большую, жирную черту. Несколько дней назад после бурной сцены я окончательно вычеркнул из нее Наталию. И теперь мне ничего не мешало целиком отдаться во власть надежд на совсем другую судьбу.

Я бы чувствовал себя абсолютным счастливцем, если бы не тот таинственный эпизод с нападением на меня. Я тщетно гадал, кому могла понадобиться моя смерть. Я уже не сомневался, что это покушение какими-то образом связано с получением мною наследства. Когда речь идет о таких больших деньгах, было бы странно, если бы никто не позарился на них. Но я был полон решимости отстоять свои права. Я не собирался ни с кем делиться ни единым долларом, ни одной акцией. Это все принадлежало моему дяде, и коль он счел необходимым завещать имущество мне, то в память о нем я просто обязан исполнить его волю в полном объеме.

Перед отъездом я пытался узнать, что собой представляет эта компания с поэтическим названием «Северное сияние». У меня было несколько знакомых бизнесменов, в основном бывших членов нашего спортивного клуба, которых я тренировал. Но они в один голос говорили, что ничего не знают о такой фирме. И лишь один заметил, что что-то слышал о ней, но никаких деталей так и не смог припомнить.

Пока я летел, то размышлял о несправедливости судьбы. Мой отец закончил с отличием университет и всю жизнь проработал маленьким клерком на более чем скромной зарплате, так и не выбравшись, несмотря на все усилия, из бедности. А вот его изгнанный из дома старший брат стал настоящим богачом. Вроде бы они самые близкие родственники, но сколь по-разному сложились их жизни. Но зато теперь я отыграюсь за неудачи своего родителя и стану жить в свое удовольствие. Ничего не хочу, вернее, хочу только одного: не знать никаких забот, не зависеть ни от кого, только разве от своих многочисленных желаний и прихотей. Достаточно я потянул лямку и в армии и после увольнения, так что могу со спокойной совестью остаток своих дней провести так, как того душе будет угодно.

Четыре часа полета на комфортабельном лайнере пролетели как один миг, так как все время я думал только о том, как весело и приятно заживу через всего каких-то несколько месяцев.

В аэропорту я сел в такси и назвал адрес квартиры своего дяди, а теперь и моей квартиры, который заботливо вручил мне Ляндрес.

Машина привезла меня к красивому дому, заметно отличающему по своей архитектуре от окружающих его унылых безликих построек. Было сразу видно, что тут живут состоятельные люди, ценящие не только комфорт, но и красоту. И я совсем не удивился, когда войдя в подъезд, увидел сидящего за стеклянным окном вахтера.

Я кратко объяснил крепкому молодому парню, зачем я прибыл сюда и увидел по его глазам, что он в курсе моей ситуации, хотя и старался делать вид, что все, что ему я ему рассказал, для него абсолютно в новинку. Почему-то эта ложь по умолчанию мне не понравилась.

Он куда-то позвонил, зачем объявил мне, что сейчас за мною спустятся. Я не без интереса ожидал, кто же сейчас появится. Почему-то я был уверен, что моим провожатым тоже окажется какой-нибудь дюжий молодец. Однако действительность оказалась совсем иной, створки лифта распахнулись и из него вышла маленькая пожилая женщина.

Она внимательно, ничуть не скрывая этого, разглядывала мою особу. Затем случилось нечто неожиданное. Ее лицо вдруг сморщилось, из глаз брызнули слезы, она сделала шаг вперед и с громким всхлипыванием уткнулась мне грудь.

Мне ничего не оставалось сделать, как только обнять ее. В такой позе мы простояли никак не меньше двух минут. Наконец женщина справилась с волнением, отошла от меня на шаг и снова взглянула мне в лицо.

– До чего похож, до чего похож! – воскликнула она и вновь зарыдала.

Однако на этот раз этот плач Ярославны закончился гораздо быстрей.

– Чего же мы тут стоим, пойдемте в квартиру, – всплеснула она руками.

Вслед за женщиной я вошел в квартиру. И с первых же шагов по ней понял, какая она огромная. Прихожая, комната, кухня – поражали своими размерами.

– А мы вас давно ждем, Евгений Викторович, – сказала женщина, вытирая ладонью красные от слез глаза. – Слава богу, что приехали.

– Откуда же вам известно о том, что я собирался сюда ехать? – спросил я.

– Так из Москвы позвонил этот, как его… Все забываю фамилию, юрист он.

– Ляндрес, – подсказал я.

– Вот, вот он, – обрадовалась старушка. – Горе то какое, горе.

Мне показалось, что она в очередной раз собирается пустить слезу.

– Что поделать, все мы под богом ходим, – поспешно проговорил я. – А вы хорошо знали дядю?

На лице пожилой женщины появилось выражение изумлению, смешанное с возмущением.

– Да как же я Александра Михайловича могла не знать, что же вы такое говорите, я ж у него последние десять лет домоправительницей была. После того, как муж погиб на его глазах, спасая его, он и взял меня к себе.

– Извините, но я же ничего не знаю об его жизни. Вам, наверное, известно, что мы не были с ним знакомы.

– Как же не знать мне про то, как его, родимого, из дома родители выгнали. Об этом у нас всем известно. Так вы и обо мне ничего не слышали, – наконец догадалась она. – Меня зовут Таисия Прокофьевна.

– Очень приятно, – сказал я.

– Ой, да что ж я делаю, то плачу, то болтаю невесть что. Вы же с дороги, устали, голодны. Проходите в любую комнату, теперь вы тут хозяин. А я сейчас быстро все приготовлю.

Я вошел в ближайшую от меня комнату. Судя по обстановке это был кабинет. У окна стоял массивный письменный стол, по стенам несколько шкафов с книгами. В углу телевизор с большим экраном.

Я подошел к столу. Мое внимание привлек портрет молодой женщины. Она была снята на фоне зимнего пейзажа, в пышной шубе. Она широко улыбалась и казалось смотрела прямо на меня своими большими глазами.

Я долго не мог оторваться от портрета, так как женщина была безо всякого преувеличения самой настоящей красавицей. Кто она ему? Я вдруг подумал о том, что абсолютно ничего не знаю о личной жизни своего дяди. Был ли он женат? То, что у него нет детей, можно судить по тому обстоятельству, что он сделал своим наследником меня, человека, несмотря на близкое родство, ему совершенно чужого. Или он тоже выгнал из дома своего ребенка?

Я продолжил экскурсию по квартире. Большое количество дверей обещало сделать ее довольно продолжительной. Но вскоре меня постигло разочарование. Почему-то я ожидал увидеть здесь настоящую роскошь, как подобает жилищу миллионера. Но вместо нее я обнаружил скромную недорогую мебель, скорей всего местного производства. Все это не очень вязалось с огромными размерами апартаментов, в которых я находился.

Я услышал, как зовет меня домоправительница. Я посмешил на ее зов.

Нашел я ее в кухне. На столе распространял во все стороны аппетитные ароматы ужин. Хотя в самолете меня кормили, я вдруг почувствовал зверский голод. Не дожидаясь второго приглашения, я сел и стал есть.

Утолив первую стадию голода, я чуть притормозил темп и увидел что Таисия Прокофьевна внимательно наблюдает за мной.

– А вы почему не едите, садитесь рядом, – пригласил я.

Таисия Прокофьевна в самом деле селя рядом, но есть не стала. И я вскоре понял, почему: ее занимало нечто иное.

– А вы одинокий или семейный? – спросила она.

– Одинокий, – ответил я, и тоже внимательно посмотрел на старушку. Мне показалось, что ее беспокоит совсем другой вопрос.

– Одному такая большая квартира, наверное, и не нужна? – как-то осторожно спросила она.

– Может быть, – неопределенно отозвался я.

– И что же вы с ней будете делать?

– Еще точно не знаю. Но я живу далеко отсюда и не собираюсь переезжать в эти края. Что в таком случае вы бы посоветовали сделать?

– Да, конечно, – грустно согласилась Таисия Порфирьевна, – значит вы квартиру продадите.

Я вдруг понял, что беспокоит старушку: что будет с ней, если я продам квартиру? Что ж, все верно, каждый в этом мире беспокоится о себе любимом. Мне вдруг пришло в голову, что не стоит первому встречному раскрывать свои планы. Мало что может произойти. Покушение на меня в Москве должно побудить меня к осторожности. Лучше попытаться выпытать как можно больше у других полезной информации.

– Вы, кажется, сказали, что ваш муж спас дядю?

– Да, да, – энергично закивала она головой, – Федор у меня был старателем. Вместе они и забрались в глухие места, куда никто не ходил. Вот тут-то на них бурый и вышел. Он сперва бросился на Александра Михайловича, но мой Федор сумел отвлечь его на себя. Да только от его лап и когтей не спасся. Видели бы вы в каком виде его привезли.

Глаза женщины увлажнились от слез. Я подумал о том, что плач – это ее одно из естественных состояний.

– А у вас осталось какое-нибудь жилье? – поинтересовался я.

– Нет, – грустно призналась она. – Домик наш дочери с мужем отдала. У нее трое уже народилось. У сына тоже своя семья. Так что мне некуда податься.

Я понимал, что она хочет меня разжалобить. Однако я не собирался поддаваться на сентиментальные чувства. Я могу сочувствовать кому и сколько угодно, но поступать я намерен, исходя исключительно из собственных интересов. Иначе на кой черт я преодолел такое огромное расстояние? Чтобы выслушивать чужие жалобы на жизнь. А кто будет внимать моим?

Внезапно я увидел, как Таисия Прокофьевна побледнела.

– Что с вами? – не без тревоги спросил я, опасаясь стать свидетелем истерики.

– У вас сейчас было такое лицо… – Она замолчала, словно не решаясь продолжить.

– Что за лицо?

– Совсем как у Александра Михайловича. Боже, как же вы похожи. Как будто близнец, только помоложе.

– Что тут удивительного, мы же близкие родственники.

– У меня была старшая сестра, но совсем на меня не чуточки не походила.

– Всякое бывает. А вы любили дядю?

Таисия Прокофьевна посмотрела на меня так, словно я ляпнул какую-то чудовищную глупость.

– Да кто ж его не любил, да разве можно его было не любить. Да таких людей и на свете может быть, больше нет! – горячо воскликнула она.

– И в чем же проявлялась эта его уникальность?

– Да во всем! Он же все там создал. Он один, а тысячам людям столько хорошего сделал. Одни все живут и живут, а радости никому не приносят. Все только для себя. А то бывает, что и для себя ничего Просто так с ноги на ногу переваливаются. А Александр Михайлович… – Она замолчала, не в силах справиться с волнением. Влага в очередной раз выступила на ее глазах.

Я же почувствовал, что общество Таисии Прокофьевны мне уже немного начинает надоедать. Я уже понял, что она может говорить в основном только о двух вещах: о моем дяде и о том, что боится быть выселенной из квартиры. По-видимому, она уловила мое настроение, так как уже знакомым мне жестом всплеснула руками.

– Что же это я все говорю. Вы же устали с дороги. Хотите отдохнуть?

Она угадала мое сокровенное желание, мне действительно хотелось немного полежать, подумать о том, что делать дальше? Почему-то меня не оставляло ощущение, что впереди меня ждет немало не самых приятных сюрпризов. И еще мне очень хотелось узнать, кто эта красавица на фотографии?

Но я решил не спешить задавать вопросы. По опыту своей службы в разведки я знал, что лучше всего узнавать все постепенно. Когда на тебя наплывает целое море разнообразной информации, то через некоторое время с удивлением обнаруживаешь, что от него осталась лишь маленькая лужица. Все же остальное утекает неизвестно куда.

– Я вам постелю в спальне Александра Михайловича, – сообщила мне домоправительница.

Я лежал на широкой мягкой кровати и не мог никак унять мысли о том, что вполне возможно, что именно на ней мой дядя и та красавица с фотографии занимались любовью. Наверное, это для обоих было очень приятным времяпрепровождением. Один вид такой красивой женщины способен подарить целый океан блаженства. А уж что говорить о том, если имеешь возможность ее ласкать.

Незаметно я заснул, и в моих снах появилась эта прекрасная незнакомка. Я что-то говорил ей, она что-то отвечала, затем мои руки потянулись к ее волнительному телу, которое доверчиво стало льнуть ко мне…

Внезапно я пробудился от какого-то постороннего звука. Я прислушался: где-то в недрах квартиры звонил телефон. Затем тонкое дребезжание звонка сменил голос Таисии Прокофьевны. Мне показалось, что он звучит слишком удивленно.

Неожиданно она показалась на пороге с телефонной трубкой в руках.

– Это вас? – сказала она.

– Меня?! Но кто может знать, что я тут?

– Спросили вас, – повторила домоправительница.

Я протянул руку за трубку.

– Алло, – сказал я.

– С приездом в наши края, Евгений Викторович, – произнес не старый мужской голос.

– Кто говорит? – довольно резко спросил я. Я подумал, уж не разыгрывает меня кто-то.

– Я обязательно вам объясню, кто с вами говорит. Просто мое имя вам ничего не скажет. Я бы хотел с вами поговорить об одном важном деле. У меня есть к вам чрезвычайно выгодное для вас деловое предложение.

– Сперва скажите, как вас зовут, потом поговорим обо всем остальном.

В трубке раздался вздох.

– Я же вас предупредил: мое имя вам ничего не скажет.

– Скажет или не скажет – это мое дело. Но с анонимом я беседовать не стану.

Я нажал на кнопку отбоя. Но отдавать трубку не стал, я почти не сомневался, что вот-вот вновь раздастся звонок. Так оно и случилось.

– Хорошо, я представлюсь. Мое фамилия Обозинцев, зовут Вилор Геннадьевич. Что-нибудь изменилось после этого?

Он был прав, не изменилось ничего, это имя, как слово на незнакомом языке, мне ни о чем не говорило.

– Мне с вами легче стало беседовать, – сказал я.

– Я понимаю, вы попытаетесь собрать обо мне информацию, – послышался смешок. – Не сомневаюсь, что у вас ее будет долее чем достаточно. Но мне бы очень хотелось поговорить с вами прямо сейчас. Поверьте, это в ваших интересах.

– Говорите.

– Ну что вы, разве можно по телефону. Даже на свидание любимую девушку приглашать опасно, вдруг подслушает соперник. А тут такие важные дела.

– Какие дела?

– Ну, вот вы опять. Вы человек много повидавший в жизни, смерти смотрели, так сказать, прямо в ее костлявое лицо. Мне ли вам объяснять, о чем можно говорить по телефону, а о чем лучше не стоит. Я понимаю, что вы беспокоитесь о своей безопасности. Все же незнакомый город, незнакомый человек. Рядом с вашим домом, прямо за углом находится отделение милиции. Почему бы нам рядом с ним не встретится? Вы же опытный человек, если бы у меня были бы против вас плохие намерения, я бы ни за что не назначил свидание в таком месте. Клянусь мамой, что я буду один.

Мне вдруг захотелось встретиться с моим телефонным собеседником. Мое любопытство было растревожено. Что он хочет мне предложить?

– Позвоните через пять минут, – сказал я. – Я обдумаю ваше предложение. – Я разъединился и посмотрел на часы.

Все это время, пока шла беседа, Таисия Прокофьевна напряженно вслушивалась в мои слова.

– Скажите, вам ничего не говорит фамилия Обозинцева? – спросил я.

Она наморщила свой узенький лоб.

– Нет. Я последние годы мало интересовалась, что происходит вокруг.

– Ну а милиция за углом существует?

– Как ей не бывать. Ваш дядя, Александр Михайлович, им многим помог, ремонт за свой счет сделал. Они его там все любили.

Пойду, решил я. И в эту секунду зазвонил звонок. Прошло ровно пять минут. Этот Обозинцев был пунктуальным человеком.

– Когда вы там будете? – спросил я.

– А я уже там, сижу на скамейке, жду вас. В пяти метрах от меня два милиционера, сержант и капитан. Так что можно сказать, вас будет охранять родная милиция.

– Я иду.

Сопровождаемый удивленными, ничего не понимающими глазами Таисии Прокофьевны, я вышел из квартиры, спустился вниз и оказался на улице. Завернул за угол и увидел небольшой сквер. Напротив него расположилось двухэтажное здание, украшенное большой табличкой «Отделение милиции».

Я посмотрел на скамейку и увидел одиноко сидящего мужчину. В метрах двадцать от него, в самом деле, скучали два милиционера. Пока все было точно так, как он мне и описал.

Я пересек дорогу и сел на скамейку. Я с любопытством разглядывал человека, который вызвал меня сюда. На первый взгляд он был почти моим ровесником, может быть постарше на несколько лет. На нем был хорошо сшитый дорогой костюм, его грудь украшал неброский, но очень красивый галстук. Он явно не только любил, но и умел хорошо одеваться.

Мужчина тоже с откровенным интересом разглядывал меня.

– Вы просто удивительно похожи на Александра Михайловича, – наконец сделал он свое резюме.

– Вы знали моего дядю?

– Знал, – неопределенно ответил он и усмехнулся. Я увидел, что его передний зуб упрятан в золотую коронку.

– Так о чем же вы хотели со мной поговорить?

Вместо ответа Обозинцев достал пачку сигарет и протянул ее мне. Я отрицательно покачал головой и достал свои. Обозинцев ничего не сказал, только снова усмехнулся.

– Я бы очень хотел, чтобы мы друг друга правильно бы поняли, – сказал он, закуривая.

Я тоже закурил.

– Почему же это так необходимо? Мы даже не знакомы.

– Вы правы в том, что ничего не знаете обо мне. Будь иначе, тогда вам стало бы все гораздо яснее. Я бизнесмен, у меня весьма обширные деловые интересы в этом крае. И еще более обширные планы. Мы в чем-то похожи с Александром Михайловичем, ради реализации своих идей готовы идти напролом.

– Куда же вы идете напролом сейчас?

Обозинцев засмеялся.

– Вы мне нравитесь. Хотя ваша биография весьма извилистая, человек вы смелый и напористый.

– Откуда вы можете об этом знать? Мы знакомы всего каких-то десять минут.

– Это вы знакомы со мной десять минут, а я с вами – гораздо дольше.

– И как прикажете это понимать?

– Прежде чем сесть на эту скамейку, я позволил себе затратить некоторое время на изучение вашей биографии, а так же на знакомство с особенностями вашей натуры. Я знал, что нам придется встретиться по очень серьезному поводу и поэтому не мог прийти на эту встречу не подготовившись.

Уж не он ли послал ко мне тех ребят, которые едва не отправили меня на тот свет, подумал я. Спросить бы его об этом? Но он все равно не признается. А доказательств у меня нет никаких.

– Из ваших слов я понял, что у вас ко мне деловое предложение.

Может быть, начнем обсуждать его прямо сейчас.

– Мне нравится ваша хватка, так и надо действовать. Я сам таким был еще недавно.

– А теперь изменились?

– Представьте себе. Я понял: чем крупнее дела, тем неторопливей и обстоятельней их следует вести.

– Но я к крупным делам пока еще не привык. Поэтому предпочитаю сразу же переходить к делу.

– И все же нее торопитесь, Евгений Викторович. Погода замечательная, разговаривать с вами одно удовольствие. Надеюсь, и вам – тоже. Я бы хотел не только изложить суть моего предложения, но чтобы вы бы и оценили правильно мои намерения.

– Зачем?

– Мой опыт говорит, что в этом случае людям бывает легче договориться.

– Ну, хорошо, – уступил я, – я вас слушаю, а сам молчу.

– Это правильно, – засмеялся Обозинцев, – я почти уверен, что мы с вами придем к согласию.

Следуя своему обещанию, вместо ответа я промолчал. Обозинцев несколько секунд подождал, не подам ли я все-таки ответную реплику, затем продолжил:

– Вы человек совершенно чужой для этих мест, ваша жизнь протекает в краях далеких отсюда. Вы родились в Москве, и этот город для вас наиболее пригоден для жизни.

– Мой дядя тоже родился в первопрестольной, но большую часть жизни провел тут, – не удержался я. И мне показалось, что мои слова не слишком понравились моему собеседнику.

– Да, ваш дядя действительно сроднился с этой землей. Но не обижайтесь, он был совсем другим человеком. Вы на него похожи только внешне. А все, что внутри вас, это совсем иное. Я же родился тут и вырос. И не представляю, что могу жить где-то еще. Ваш дядя был великолепный бизнесмен, я тоже кое что смыслю в этой сфере. И мне бы очень не хотелось, чтобы его дело попало бы в плохие руки. А в последнее время дела у него и так шли хуже, чем раньше. Еще несколько неверных действий и, поверьте мне, начнется необратимый процесс распада всего того, что он создал за столько лет. И тогда никто не спасет компанию.

– Насколько я понимаю, вы бы хотели, чтобы созданное моим дядей попало бы в ваши надежные руки?

– Я был уверен, что мы поймем друг друга, – улыбнулся Обозинцев. Он бросил докуренную сигарету в урну и достал другую. – Я знаю, что по завещанию вам достается контрольный пакет компании «Северное сияние». И мне известно, что вы собираетесь его продавать. Максимум, что можно выручить за него, два миллиона долларов. Не спорю, деньги, конечно, большие, однако в мире нет такой сумму, которую нельзя бы было бы побить другой, еще большей суммой. Я хочу вам предложить за вашу долю три миллиона долларов.

Я задумался. Ляндрес мне говорил, что мой пакет акций действительно стоит два миллиона, что совпадает с той цифрой, которую назвал Обозинцев. Если оба они правы, то это неслыханная удача, на меня словно с неба сваливается еще один миллион. А это означает, что я могу все свои планы пересмотреть в сторону их еще большего увеличения.

– Но с какой стати вы проявляете такую щедрость? – спросил я.

Обозинцев немного удивленно поглядел на меня.

– Мне казалось, что я вполне доходчиво объяснил свои намерения. Лишний миллион плата за то, чтобы пакет не попал бы в чужие руки. Никто вам больше за него не даст. Подумайте, стоит ли отказываться от такого подарка судьбы.

– Хорошо, я подумаю. В любом случае до той счастливой минуты, когда я войду в права наследования, еще несколько месяцев.

– Разумеется, все должно быть строго по закону. Но вы офицер, и если вы скажете «да», то я не сомневаюсь, что вы выполните свое обещание. Я готов вам авансировать в любой момент третью часть этой суммы под честное ваше слово.

Или он действительно очень искренний и очень честный человек, либо он великий хитрец. Я внимательно посмотрел на Обозинцева. Он выглядел совершенно спокойным, и казалось весь был сосредоточен на том удовольствие, что получал от выкуриваемой сигареты.

– Я подумаю над вашим предложением. Как с вами связаться?

Обозинцев протянул мне визитную карточку.

– Тут мой мобильный телефон, он всегда со мной. Звоните в любое время дня и суток, всегда буду рад вас услышать, даже если ваше решение будет неблагоприятным для меня.

Я положил визитку в карман брюк.

– До свидания, рад был познакомиться.

– Я тоже, Евгений Викторович, был очень рад нашему знакомству.

Глава 4

Когда я возвратился в квартиру дяди, а вернее теперь в свою квартиру, то уже практически решил, что соглашусь с предложением Обозинцева. Беспокоило меня лишь то, что я совершенно не знал этого человека. А кого не знаешь, то всегда боишься, что он тебя может кинуть. Тем более почему-то Обозинцев, несмотря на всю его внешнюю обходительность, вызывал у меня чувство безотчетного недоверия. Я не мог отделаться от ощущения, что за каждым его словом, за каждым жестом скрывается какой-то иной, не исключено, что даже совсем противоположный смысл. И там, где звучит вежливая просьба, на самом деле она является не чем иным, как завуалированной угрозой.

Войдя в квартиру и сопровождаемый все тем же настороженным взглядом Таисии Прокофьевны, в котором, как мне показалось, затаилась укоризна, я прошел в спальню и лег на кровать. Как все-таки плохо, когда не знаешь абсолютно никого в городе, и каждый шаг вынужден делать практически наобум. А это всегда чревато опасными последствиями. Недаром же в армии ничего не делается без разведки, лишь получив от нее нужные сведения, командир отдает приказ идти в наступление. А вот я начисто лишен такой возможности. И на этой горестной мысли, я заснул.

Проснулся я от того, что мне послышался за дверью какой-то шум. Я взглянул в окно и по положению ярко сияющего солнца определил, что уже никак не меньше десяти часов. Здорово же я храпнул, проспал почти полу-суток. Давно со мной такого не случалось. Вот что значит мягкая постель.

Полагая, что виновник шума Таисия Прокофьевна, я в пижаме вышел из комнаты. И едва не сшиб молодую женщину. Она резко и испуганно отстранилась от меня. На секунду прямо передо мной оказалось ее лицо, которое мне показалось знакомым.

Меня ничуть не меньше чем ее напугало это неожиданное столкновение. Особенно неприятным было то, что я предстал перед ней, в мягко говоря, неприглядном виде. В пижаме, небритый, неумытый, с красными, еще не до конца проснувшимися глазами. Легко представить, что она обо мне подумала, и какое впечатление осталось у нее от этой встречи.

Пока я брился, одевался, прыскал себя большим чем обычно, количеством одеколона, то все время пытался вспомнить, где же я видел этот чудный лик? Я чувствовал, что отгадка находится совсем рядом. Но едва я к ней приближался, как она тут же отодвигалась от меня.

Не без некоторого опасения я снова вышел из своей комнаты. Но молодой женщины уже здесь не было. Я попытался определить, где она может находиться? Сам не зная почему, я направился к кабинету.

Я отворил дверь и сразу же увидел ее. Она стояла у письменного стола и держала в руке фотографию. Меня сразу же озарило; так это же она запечатлена на так поразившем меня фотоснимке!

Услышав шаги, она быстро обернулась и взглянула на меня. Сердце мое замерло, а затем забилось учащенной аритмией.

Передо мной стоял образец классической русской красавицы. Как и было положено ей по статусу, у нее была дородная фигура, но совсем не полная, а наоборот, очень соразмерная, с великолепно обтекаемыми, как у изысканной машины – да простится мне это сравнение – формами. Ее лицо, словно мастерски выполненный художником портрет, поражало своими правильными и ясными чертами. Только на этот раз в роли живописца выступила сама матушка природа, которая явно не пожалела усилий и проявила максимум художественного вкуса для создания столь совершенного образа.

Я смотрел на нее и не мог не оторвать взгляда, не вымолвить ни единого слова. Я не сомневался, что все мои чувства, как в зеркале, отражаются на моей изумленной физиономии. Но судя по ее виду, это откровенное восхищение совсем не смущало молодую женщину, скорей всего она давно привыкла к производимому ею впечатлению и потому терпеливо ждала, когда я выйду из транса.

Она поставила фотографию на прежнее место и сделала навстречу мне несколько шагов. Я тоже двинулся вперед, и мы снова едва не столкнулись лбами. Быстрая улыбка пробежала по ее прекрасным губам, но тут же исчезла. Кажется, при виде этой прекрасной женщины, я полностью теряю ориентацию в пространстве и способность рассчитывать свои движения, мелькнула у меня мысль.

Она слегка отодвинулась от меня, сохраняя безопасную от возможных столкновений дистанцию.

– Давайте знакомиться, – райской мелодией прозвучал ее голос. – Кто вы, я знаю, а меня зовут Анастасия Мефодьевна Успенская.

Она протянула мне руку, я с благовением, как у святой, ее пожал.

– Может быть, присядем, – предложила она, указывая на диван. – Я думаю, что нам надо о многом поговорить.

Я кивнул головой, так как еще не был готов произнести хотя бы слово.

Мы сели. Она посмотрела на меня и ее полные губы снова раздвинула улыбка.

– У вас усталый вид, вы хорошо тут устроились?

– Все просто замечательно, – хрипловатым голосом ответил я, – Таисия Прокофьевна принимает меня по высшему разряду, как высокую правительственную делегацию другой страны.

– Да, она это умеет. Она замечательная женщина. Это она сообщила мне о вашем прибытии.

– А вы были далеко отсюда?

– Да, в поселке Руновске.

– Как вы его назвали?

– Руновск, – вновь на мгновение улыбнулась она. – А вы не знали?

После смерти Александра, то есть Александра Михайловича, – быстро поправилась она, – сход жителей постановил назвать так поселок в честь вашего дяди. Ведь это он его создал.

По-видимому, мое лицо вновь отразило недоумение.

– Кажется, мне следует вам кое-что объяснить. Иначе вам будет многое непонятно. Видите ли, последние десять лет мы жили с Александром Михайловичем вместе.

– Вы были его женой?

– Смотря что понимать под этим словом. Мы не были ни повенчаны, ни расписаны, но мы действительно жили, как муж и жена.

Я на мгновение задумался.

– Тогда вам известно о завещание моего дяди?

– Разумеется.

– Но почему он завещал все мне, а не вам. Ведь меня он не знал.

Мне показалось, что мой вопрос вызвал в ней какое-то внутренне волнение. По крайней мере, она слегка покраснела.

– Это не так-то легко объяснить. Могу сейчас лишь сказать, что это я настояла на таком решение.

– Вы?!

Она, подтверждая, кивнула головой.

– Может быть, я была не совсем права, но я женщина и не очень хорошо разбираюсь в производстве. Мне казалось, что руководить этим предприятием должен мужчина. Я решила, что вы лучше справитесь с этой ролью.

– Но вы же ничего обо мне не знаете.

– Но я более чем хорошо знала вашего дядю. И я полагала, что если в вас есть хотя бы половина его талантов, вы будете несравненно лучшей кандидатурой, чем я.

– То есть, это я вас должен благодарить, что оказался его наследником.

Анастасия энергично замотала головой.

– Нет, это его решение. Я лишь высказала свое мнение. У него были свои резоны.

– Какие, можете мне сказать?

Впервые она взглянула на меня как-то не очень решительно.

– Может быть, потом я вам попытаюсь рассказать о них, но простите, сейчас не могу. Я вас еще слишком плохо знаю.

– Значит, все будет зависеть от моего поведения?

– Все будет зависеть от слишком многих обстоятельств, – поставила она меня на место. – Вам надобно многое увидеть и уяснить, прежде чем вы начнете что-либо понимать.

– Я готов, особенно если вы станете моим гидом.

– Посмотрим, – не то пообещала, не то отказала она мне. – Что вы намерены делать?

– Смотря, о чем вы меня спрашиваете?

– Да, вы правы, простите. Я хотела бы знать, что вы намерены делать в ближайшее время и как вы собираетесь поступить с наследством?

– Что касается первого вашего вопроса, то не знаю, что я буду делать. Это зависит, в том числе и от вас. Я намеревался отправиться в этот ваш Руновск, посмотреть, что там и как. Ведь у меня, если не ошибаюсь, там есть еще дом. Ну а на счет наследства, то я собираюсь его продать. Я провел свою жизнь далеко от этих мест, занимаясь совсем другими делами. Вряд ли я могу быть вам полезен в этом качестве. А как вы бы поступили на моем месте?

Мне показалось, как что-то неуловимо изменилось в ней. Хотя она продолжала сидеть на том самом же месте, у меня возникло чувство, что она отдались от меня на большее расстояние, чем находится от земли звезда Альфа-Центавра.

– Я вряд ли когда-нибудь окажусь на вашем месте, – сухо, если не сказать враждебно, ответила она. – Простите. – Анастасия встала и, не глядя на меня, направилась к двери. Но на пороге она вдруг остановилась. – Я сегодня вечером улетаю назад, в Руновск, если хотите, можете отправиться вместе со мной. – Не дожидаясь моего ответа, она вышла из комнаты.

Хотя мы находились в одной квартире, но она была столь обширной, что до обеда мы больше так и не увиделись. Хотя это вовсе не означало, что я не хотел, чтобы это случилось. Но в конце нашей беседы она выразила столь откровенное презрение ко мне, что я просто не смел предпринимать новой попытки. Поэтому я предпочел почти не выходить из спальни дяди, только лишь раз сходил в его кабинет, взял книгу, лег на кровать и стал читать.

Снова встретились мы с ней во время обеда. Однако за все время, что мы провели за столом, едва обменялись парой ничего не значащих фраз. Мне было искренне жаль Таисию Прокопьевну, так как она смотрела поочередно на нас ничего не понимающими глазами. Наше внезапное взаимное отчуждение явно ставило ее в тупик.

После обеда я стал собирать сумку. Честно говоря, когда Анастасия предложила мне составить ей кампанию, я первоначально решил не лететь. У меня тоже есть своя гордость. Но во время обеда я вновь ощутил ни с чем не сравнимое очарование этой женщины и понял, что не смогу не отправиться вместе с ней. Неожиданно я поймал себя на мысли, что завидую дяде; он был любим ею, обладал ее прекрасным телом, мог сколько ему вздумается слушать ее, похожий на звучание музыкального инструмента, голос. Да, ему не откажешь в отменном вкусе, он умел выбирать себе женщин.

Я вышел из комнаты с дорожной сумкой в руке. И застал Анастасию уже на пороге, целующуюся с Таисией Прокопьевной. Старушка была снова в слезах, она смотрела на нее так, как будто бы прощалась навсегда.

Анастасия бросила на меня не слишком приветливый взгляд, и по нему я понял, что если бы я опоздал даже на пару минут с выходом, она бы уехала одна.

На улице нас ждала «Волга». Рядом с ней стоял средних лет мужчина.

– Знакомьтесь, – сказала Анастасия, – это глава нашего представительства в К. Анатолий Анатольевич Гвоздев. А это племянник Александра Михайловича.

Я отметил, что она не назвала меня по имени.

– Очень приятно, – сказал Гвоздев. Мы обменялись с ним рукопожатием. – После смерти Александра Михайловича у нас наступили трудные времена, все точат против нас зубы, хотят откусить от нашей компании лакомые кусочки. А мы пока не даем им это сделать, – засмеялся он и тут же снова стал серьезным. – Надеюсь, ваш приезд поможет нам. Когда есть хозяин, есть и определенность. Все как бы само собой встает на свои места.

Я подумал, что Гвоздев первый, кто назвал меня хозяином. Только вот уж кем, кем, а им я становиться не собираюсь. У меня совсем другие планы.

Гвоздев ждал моего ответа, поэтому мне пришлось промычать несколько слов.

– Я хотел бы лучше сначала разобраться в делах компании. Надеюсь, вы поможете?

– С превеликим удовольствием, – с энтузиазмом откликнулся он. – Все, чем сможем и не сможем. – Он вновь на секунду позволил себе улыбнуться. – Буду рад всегда оказать вам любое содействие. – Он повернулся к моей прекрасной спутнице. – Ваши планы, Анастасия Мефодьевна, не изменились, в аэропорт? – спросил он.

«Интересно, что это за планы», – подумал я.

– Да, я хочу вернуться поскорее назад, – ответила она.

Мы сели в машину. По дороге разговаривал только Гвоздев. Он рассказывал о каких-то делах, проектах, я слушал в вполуха. Мне было просто не до этих всех скучных дел. Я сидел на одном сиденье с Анастасией и чувствовал, как поднимается в моем теле самый настоящий жар, словно я вдруг попал в парилку. Я не мог оторвать глаз от ее круглых, как теннисные мячики коленок, которые выглядывали из под юбки. Я был уверен, что она отлично замечает, куда направлен мой распаленный взгляд. Но, судя по всему, это ее совершенно не волновало, она сидела неподвижно, словно статуя, и не обращала на меня ровным счетом никакого внимания, словно рядом находился не живой человек, а манекен.

Машина въехала на небольшой аэродром, по-видимому, предназначенный для местных авиалиний. Пройдя неизбежные формальности и простившись с Гвоздевым, мы вышли на летное поле.

Мы подошли к вертолету Ми-8.В свое время я довольно много полетал на них и не все полеты оставили у меня приятные воспоминания. Из него выскочил пилот – статный красивый молодой мужчина и замер возле Анастасии.

– Вертолет к полету готов, – по-военному четко доложил он.

– С этого дня, Борис, будете докладывать не мне, а Евгению Викторовичу, – сказала она. – Теперь он вместо Александра Михайловича.

Пилот повернулся ко мне и слово в слово повторил свой рапорт.

Я кивнул головой и вслед за Анастасией забрался в чрево машины.

Через несколько минут вертолет загудел, оторвался от земли и стал набирать высоту. Я смотрел вниз на то, как быстро уменьшаются в размерах вокзальные постройки. Меня снова посетило ощущение, что я не просто покидаю город, а покидаю свою прошлую жизнь и лечу в новую.

Глава 5

Полет занял два часа. За это время мы пролетели над несколькими селениями, довольно большим озером. И все же в основном внизу, под нами простирался бесконечный зеленый ковер тайги. Я впервые наблюдал с воздуха такой огромный лесной массив. Казалось, что ему не будет конца, и он простирается до самого края земли.

В свое время я немало провел часов в вертолете, пару раз это едва не заканчивалось для меня трагично. Но почему-то сейчас я волновался сильней, чем тогда. Очень уж не хотелось, чтобы неприятность случилась как раз в тот момент, когда я стою у порога совсем другой жизни.

Стоит ли говорить, что во время полета мы практически не разговаривали. Анастасия неподвижно сидела на противоположной от меня скамейки, всецело погруженная в океан собственных мыслей, И судя по всему, если у меня и был в нем какой-то островок, то совсем малюсенький.

Мы приземлились на небольшой полянке. Вслед за своей прекрасной спутницей я ступил на твердую землю.

Поселок находился в каких-нибудь метрах двести. Я шел за Анастасией, любуясь той частью ее фигуры, которая открывалась моему взору, и одновременно с интересом осматривался вокруг себя. И надо сказать, здесь было на что посмотреть.

Поселок произвел на меня сильное впечатление. Представьте себе прямые асфальтированные улицы, застроенные небольшими, но очень оригинальными по архитектурному решению коттеджами. На крышах многих из них стояли тарелки космических антенн. Вокруг царила непривычная для наших селений чистота, пока я шел, то заметил не больше двух-трех валяющихся на земле окурков.

Все, кто попадались нам на встречу, кидали на меня откровенно любопытные взгляды. У меня создалось твердое впечатление, что эти люди хорошо осведомлены, кого привезла с собой Анастасия. Что касается непосредственно ее, то она без всякого сомнения пользовалась тут большой популярностью, так как не было ни одного человека, кто бы не поздоровался с ней.

Мы подошли к дому, который своими размерами превосходил все остальные виденные мною здесь строения. Анастасия остановилась и впервые за все наше путешествие по поселку повернулась ко мне.

– Это дом вашего дяди. Теперь ваш дом.

– Большой дом, – оценил я.

Анастасия никак не отозвалась на мое замечание, вместо этого она сделала шаг в сторону, пропуская меня, как хозяина, вперед.

– Только после вас, – любезно сказал я.

Анастасия не стала спорить, лишь едва заметно пожала плечами, словно тем самым говоря, что все это не имеет ровным счетом никакого значения, и первой вошла в калитку.

Снаружи дом мне понравился меньше, чем изнутри. Он был обставлен совсем простой, даже немного грубоватой мебелью. Единственное, что получило безоговорочное мое одобрение то, что в каждой комнате был сооружен камин. Это, наверное, чертовски романтично сидеть перед огнем с любимой женщиной, пить чай или потягивать ликер в то время, когда по улице гуляет самый настоящий сибирский мороз.

– Вам нравится тут? – спросила Анастасия, видя, что я внимательно разглядываю интерьеры.

– Не очень, – не стал я лукавить. – Мне нравится, что дом большой, но не нравится, что меня тут окружает.

Анастасия никак не отреагировала на мою реплику, она по-прежнему казалась невозмутимой.

– Я вам покажу комнату, в которой, как мне кажется, вам будет удобней всего. А после того, как вы устроитесь, пожалуйста, спускайтесь сюда. Нам надо с вами обсудить один вопрос. Пойдемте.

По лестнице мы поднялись на второй этаж. Анастасия открыла дверь, и я вошел в комнату. Она же осталась за ее порогом, словно подчеркивая тем самым полную экстерриториальность моих владений.

Комната была очень большая, никак не меньше метров тридцати. Обставлена была все той же грубой мебелью. Зато тут было все необходимое для жизни. Большая кровать, на которой вполне могли уместиться не меньше троих человек, шкаф, стол, телевизор, телефон, пара кресел. Ну и, разумеется, камин.

– Мне тут нравится, – сказал я, почти не лукавя. – Спасибо за выбор.

– Тогда устраивайтесь, а когда закончите, то я вас буду ждать.

– А зачем ждать, я оставлю тут сумку и давайте посидим у камина, попьем чайку, да поговорим.

– Как вам будет угодно.

Анастасия стала спускаться, я последовал за ней.

Анастасия оставила меня сидеть за столом, а сама куда-то скрылась. Вернулась она минут через десять с подносом в руках. На нем стояли две чашки чая и тарелка с бутербродами.

Я испытывал голод и поэтому сразу же взял в руки бутерброд. Анастасия же не притронулась ни к питью, ни к еде. Она задумчиво смотрела на меня, словно не отваживаясь начать разговор. Я решил ей помочь.

– Так о чем же вы хотели со мной поговорить?

Она как человек, решившись на какой-то поступок, слегка тряхнула головой.

– Мы должны решить с вами жилищный вопрос. Я попытаюсь вам объяснить ситуацию. Я прожила в этом доме десять лет, с того самого момента, как его построили. Мне кажется, что я люблю этот дом почти как живого человека.

– Наверное, вы здесь были счастливы, поэтому так к нему и относитесь.

– Наверное, – после короткой паузы согласилась она. У меня возникло ощущение, что мое замечание немного смутило ее. – Я, конечно, могла бы подыскать себе какое-нибудь жилье в поселке, но мне, честно говоря, не хочется это делать. И если вам это не в тягость, мы могли бы некоторое время пожить тут вместе. Дом такой большой, что мы, я надеюсь, не будем мешать друг другу. У каждого будет своя половина. Конечно, когда вы захотите его продать… – она вопросительно посмотрела на меня.

– Да, я намерен его продать, – подтвердил я.

– Я сразу же съеду. Но сейчас мне его так же тяжело покидать, как родного человека.

– Я буду только рад, если вы здесь останетесь на правах хозяйки, – поспешно сказал я. Все внутри меня ликовало, о такой удаче я даже не мог и мечтать. – Живите, как жили, а я постараюсь по-возможности вам как можно меньше докучать. Да и вряд ли я тут надолго задержусь. Посмотрю, что и как, и улечу обратно. Хотя, с другой стороны. здесь очень красиво. Можно ходить на охоту и рыбалку.

– Этого тут вдосталь.

– Но у меня будет все же к вам одна просьба. – Мне было очень важно, как она отреагирует на нее. – Я никого и ничего здесь не знаю, а я бы хотел досконально изучить положение дел в компании. Все же я скоро стану главным ее акционером. А, согласитесь, с моей стороны было бы неразумно не разобраться с тем наследством, что мне досталось в независимости от того, как я затем с ним поступлю. Поэтому, я был бы вам крайне благодарен, если вы помогли бы мне войти в курс всего, что тут происходит.

Если говорить честно, то еще минуту назад я совершенно не собирался влезать в дела кампании. Какое мне до нее, простите за тавтологию, в сущности, дело. Мною лишь владело желание быстрей получить от ее продажи свои денежки. И теперь я сознавал, какую глупость только что совершил. И все лишь из-за того, что в этот самый момент на меня пристально смотрели большие глаза сидящей напротив красавицы. А если она меня однажды поцелует, какое безумие я в таком случае сотворю? Даже подумать страшно.

Моя смиренная просьба заставила ее задуматься. Впрочем, размышляла она недолго.

– Хорошо, я согласна, – сказала Анастасия.

Глава 6

Я лежал на кровати, курил сигарету и наблюдал за тем, как поднимаются колечки дыма к потолку. После нашего разговора прошло уже часа два, а я все не мог успокоиться. По своей глупости я сам себя загнал в ловушку. Теперь мне на самом деле придется вникать во все эти скучные дела. А если учесть, что дядя создал большую компанию, то это занятие займет у меня не одну неделю. А то и не один месяц. Было от чего прийти в отчаяние.

Кроме того, возникла еще проблема, о который я поначалу даже не задумался. Дело в том, что мне чертовски захотелось есть. И я не знал, как утолить голод.

Одно из занятий, которое всегда вызывало у меня сильное отвращение, – это приготовление еды. Необходимость нанести визит на кухню всегда вызывала у меня дрожь. В армии меня выручала армейская столовая, после того, как я демобилизовался, я встал на кормление к Наталье. Не могу сказать, что она делала это очень вкусно, но мне помогало поглощать приготовленные ее блюда мысль, что я их сделал бы гораздо хуже. В период же наших ссор, когда она уходила от меня, я посещал расположенное неподалеку от дома кафе. Хотя цены там для меня были высоковаты, это было все же предпочтительней, чем стоять на вахте у пышущей жаром, как африканское солнце, плиты.

Но как решать эту проблему здесь, я не представлял. Я даже не знал, есть ли в поселке какое-нибудь заведение общепита. К этому следует добавить, что у меня оставалось совсем мало денег. Хотя впереди меня ждали миллионы, сейчас я был на мели, так как перелет и сопутствующие ему расходы съели больше половины моих сбережений. И даже если я буду покупать продукты, то буквально через пару дней, останусь без копейки.

Нужно было срочно раздобыть где-то деньги. А единственной возможностью осуществить это намерение в тех условиях, что я находился, их у кого-то занять. Вот только у кого? Кроме Анастасии я никого тут не знаю. Но у нее просить в долг я не намерен. Лучше умереть голодной смертью.

Внезапно ко мне пришла одна мысль: а почему бы в счет будущей сделки не попросить денег у Обозинцева? Когда мы шли по поселку к дому дяди, я увидел почту. Значит, можно их сюда прислать переводом. Если телеграфным, то они уже прибудут к завтрашнему утру.

Я достал визитку Обозинцева и подошел к телефону. Он отозвался почти сразу же. Я кратко объяснил ему свое затруднение. В ответ я услышал добродушный смех.

– Ну, конечно же, дорогой Евгений Викторович, я вам пришлю деньги. Назовите сумму, и завтра вы уже будете богатым человеком. Я даже готов не засчитывать ее в счет наших будущих расчетов по сделки.

– Об этом не может быть и речи! – решительно возразил я. – Иначе я отказываюсь от своей просьбы.

– Ну как хотите. Если возникнет еще какая-то потребность, звоните, не стесняйтесь. Всегда буду рад вам помочь.

Я положил трубку на место и перевел дух. Этот разговор достался мне не так-то просто. Я поймал себя на том, что не могу отделаться от ощущения, что только что совершил ошибку. Мой звонок он без всякого сомнения примет за мое окончательное согласие продать ему пакет акций. И хотя я тоже склонялся к этой сделки, мне все же хотелось до поры до времени чувствовать себя не связанным ни какими обязательствами. А теперь я уже стал должником. А я никогда терпеть не мог ни от кого зависеть. Потому-то уволился из армии, что количество людей, имеющих право отдавать мне приказания, многократно превышало пределы, которые я был способен вынести.

За окном уже совсем стемнело. Есть же хотелось так сильно, что я едва сдерживал стоны. У меня всегда был очень хороший аппетит, и еще Наталья жаловалась, что легче насытить слона, чем меня.

Я решил выйти на разведку. Должны же быть в таком большом доме хоть какие-то продукты. Надо отыскать столь нелюбимую мною кухню, скорей всего там и находится холодильник с припасами.

Я спустился вниз. Голод настолько обострил мои инстинкты, что я обнаружил кухню за считанные секунды. Я вошел туда и столкнулся лоб в лоб с Анастасией. Это была уже наше второе подобное столкновение. Кажется, они входили в традицию.

– Извините, вот решил посмотреть, есть ли в доме какие-нибудь продукты, – пробормотал я.

Внезапно я стал свидетелем неожиданного зрелища, белая гладкие, словно отполированные щечки молодой женщины, приобрели пунцовый оттенок.

– Как же я не подумала? вас же некому накормить! – воскликнула она. – А вы тут ничего не знаете. Хотя и знать-то нечего, в поселке нет ни одной общественной столовой. Они тут просто никому не нужны. На обед люди ходят домой. Если вы не возражаете, то на первых порах я возьму на себя обязанности вас кормить. А там посмотрим. Александр мне бы не простил, если бы я поступила иначе.

Еще бы я возражал! Однако вслух я произнес совсем другой текст.

– Мне бы не хотелось вас затруднять. Могу представить, что кормить чужого человека – не слишком увлекательное занятие.

– Может быть, это и так, – не стала отпираться она, – но раз я попросила вас оставить меня жить в этом доме, то моя обязанность не дать умереть вам с голоду. Знаете что, вы пока можете возвращаться к себе, а как все будет готово, вас позову.

Следующие полчаса я провел в большом нетерпении. Во-первых, живот, требуя пищи, вел себя просто по-хамски, не давая мне ни минуты покоя. А во-вторых, я с большим волнением ожидал нашей премьерной совместной трапезы в этом доме. А вдруг удастся хотя бы чуть-чуть растопить сковавший с первой минуты наши отношения толстый лед. Все же вызвалась она, можно сказать, почти добровольно кормить меня.

Мы сидели за столом, я накладывал себе одно блюдо за другим и все никак не мог остановиться. Судя по вкусовым качествам того, что я ел, Анастасия была просто прирожденным кулинаром. И я в какой уже раз снова позавидовал своему дяде: он занимался любовью не только с одной из самых прекрасных женщин на свете, но и еще благодаря нее и вкусно питался. А это занятие для мужчины почти такое же важное, как и первое.

Наконец я почувствовал, как голод постепенно отступает на заранее подготовленные позиции, и я обретаю способность заняться чем-нибудь другим. Например, поговорить с Анастасией. Впрочем, первой нашу застольную беседу начала она.

– Я виду, вы сильно проголодались, – заметила она своим бесстрастным тоном.

– Да, на меня напал какой-то небывалый аппетит. Даже самому удивительно.

– Ничего удивительного тут нет, это происходит не только с вами.

Все дело в воздухе, он тут не только очень чистый, но еще и целебный. Здесь на многие километры тянется тайга, хвойные леса. И никаких загрязнений.

– Даже трудно себе представить, что мы находимся в столь глухом месте. В этом поселке так уютно и красиво.

– Вы правы, и все это благодаря вашему дяде.

Я взглянул на Анастасию и заметил, как от волнения ее щеки покрылись румянцем. Кажется, она просто не может спокойно говорить о нем, отметил я.

– Я, к сожалению, его совсем не знал, может быть, вы хотя бы немного расскажите о нем.

– Вы действительно хотите о нем услышать?

– Почему вас это удивляет, ведь он мой близкий родственник?

Мы говорим о нем, как о живом человеке, который ненадолго вышел из дома, подумал я.

– Мне казалось, что вас интересуют совсем иные вещи. Впрочем, простите. – Она немного замешкалась. – Это был удивительный человек. Когда он первый раз пришел на это место, тут стояло несколько покосившихся избушек и жило всего каких-то двадцать, ну может быть тридцать жителей. Нищета была страшная, а едва ли не единственным занятием здесь живущих людей было поголовное пьянство. Но ему понравилось тут, и он обещал, что здесь со временем появится благоустроенный поселок. Все, с кем он был тогда, просто рассмеялись. Но с того момента прошло чуть более пятнадцати лет – и вы сами все видите.

– Но как ему удалось это чудо?

– Благодаря огромному труду и упорству. Он тогда возглавлял малюсенькую артель, в ней было всего семь человек. И все, что им удавалось заработать, Саша, то есть Александр Михайлович, – поспешно поправилась Анастасия, – вкладывал в развитие поселка. Большинству товарищей это не нравилось, в конце концов с ним остался только один. Он и сейчас здесь живет. Но ваш дядя не отступал, он вообще никогда не пасовал ни перед какими трудностями. Он понял, что для развития необходимо не только намывать золото, но и развивать другие производства. Он отказывал себе во всем, жил очень скромно, а все деньги вкладывал в производство. Сейчас в поселке целых три фабрики. Мы даже экспортируем продукцию за границу. – В ее голосе отчетливо прозвучала гордость. – У него было еще множество планов. Но теперь я не знаю, что с ними будет? Что будет со всеми нами? – Она отвернулась и несколько секунд сидела неподвижно. Я же не мог отделаться от ощущения, что на это время она забыла о моем присутствии.

Я кашлянул, и она посмотрела на меня. У нее было такое выражение лица, словно она вернулось к действительности после небольшого обморока.

– Что вы еще хотите узнать?

– Вы сказали, что он жил скромно, а все деньги вкладывал в развитие поселка. А шикарная квартира в городе, а этот огромный дом?

– Это единственное, что он позволил себе иметь. Он был такой человек… Как бы вам объяснить? У него были некоторые внутренние установки, с которыми он не мог ничего поделать. И одна из них заключалась в том, что он терпеть не мог тесные помещения, он не мог в них физически долго находиться. Он мне рассказывал, что в детстве их семья, то есть ваша семья, жила в маленькой пятнадцатиметровой комнатенке – так он всегда говорил, – и его кровать и кровать брата стояли друг над другом, как полки в купе поезда.

– Да, мне отец тоже об этом рассказывал.

– Поэтому ему нужен был простор. И он сокрушался, что не может в этом себе отказать.

– Могу я задать вам еще один вопрос?

– Конечно, – несколько удивленно посмотрела она на меня.

– Мне не совсем понятно, почему у дяди не было других наследников? Вы же жили вместе десять лет.

Несколько секунд Анастасия молчала.

– У него был другой наследник, – как-то напряженно ответила она.

– До меня он был женат на другой женщине и у них был сын. Они погибли из-за падения вертолета. Ваш дядя тогда только что купил его, и это был пробный полет. Они должны были лететь всей семьей, но в самый последний миг его отвлекло какое-то спешное дело. И они полетели одни. Они должны были сделать всего несколько кругов. И на предпоследнем вертолет рухнул.

– Что же случилось?

– Расследование показало, что сломался мотор, что-то там не выдержало. Александр Михайлович страшно переживал это горе, хотел все бросить и уехать далеко отсюда.

– И что его удержало?

Анастасия вдруг опустила глаза. И поэтому едва заметному жесту, я догадался об ее не произнесенном ответе.

– Это были вы?

– Да, когда он уже почти совсем собрался уезжать, то встретил меня. Мы даже не разговаривали, просто посмотрели друг на друга. Он мне потом рассказывал: я не понимал, что тогда со мной случилось, я был сам не свой. Я просто вернулся домой и, не зная почему, стал распаковывать чемоданы.

Но почему он это сделал, понять как раз несложно, подумал я.

– Вы спросили, почему за десять лет у нас не было детей? После гибели его сына, в нем поселился страх, что эта история может повториться. И он боялся, что если у него снова родится ребенок, то его будет постоянно преследовать боязнь снова потерять его. Я вам говорила, что у него были свои внутренние препятствия, которые ему было трудно преодолевать. Он относился к тому типу людей, которым было легче справляться с внешними трудностями, чем с теми, что у них возникали внутри.

Она посмотрела на меня с таким выражением, словно говоря: ну когда же ты кончишь меня расспрашивать, не видишь что ли, как мне тяжело. Но я все же решил продолжить, даже если с моей стороны это было и жестоко.

– Я понимаю, что вам нелегко об этом говорить, но мне бы хотелось знать обстоятельства его смерти?

– А их почти нет, – слегка пожала она плечами. – Его просто нашли убитым, пуля попала ему лоб. Никаких особых следов, словно там никого и не было. Откуда прилетела эта пуля, никто не знает. Хотя место обследовали весьма тщательно.

– А что за пуля?

– От охотничьего ружья. Большой калибр. С такими патронами у нас ходят на крупного зверя, Например, на медведя. Кстати, его многие так и называли: медведь. Во-первых, за его рост и силу и во-вторых, за то, что он всегда шел на пролом. Вы узнали все, что хотели?

Я понял, что дальнейшие расспросы были бы с моей стороны просто неуместны.

– Пожалуй, на сегодня все.

– Тогда я уберу со стола и пойду спать. Я устала. А завтра, если вы не передумали, я начну вводить в вас в курс дела, знакомить с людьми.

– Я не передумал, – сказал я.

Я поймал ее взгляд, но что он выражал, на этот раз я не разобрал. Но одно было ясно и без слов и без взглядов: на сегодня мое общество для нее было больше нежелательным.

Я пожелал Анастасии спокойной ночи и стал медленно подниматься в свою комнату. Мне очень не хотелось уходить, меня неудержимо тянуло к этой женщине. Но что я мог поделать в этой грустной и безнадежной для меня ситуации?

Глава 7

Я проснулся от шума. Я прислушался и ясно различил два голоса: один знакомый – Анастасии, другой незнакомый – мужской. У меня возникло впечатление, что их обладатели говорили на повышенных тонах.

Я быстро оделся, вышел в коридор и посмотрел вниз. Там действительно находились Анастасия и какой-то мужчина. Вели они себя по-разному. Если Анастасия стояла почти неподвижно, то мужчина, словно дирижер, размахивал во все стороны руками. Мне показалось, что он сильно возбужден.

Мое появление не осталось незамеченным, оба собеседники дружно подняли головы и посмотрели на меня. Я стал спускаться вниз.

Я с интересом рассматривал раннего гостя. Это был высокий и по виду физически сильный мужчина. У него было красивое лицо, которое портило выражение гнева и раздражения. Он взглянул на меня так, что я понял, что он крайне недоволен моим присутствием в этом доме. А может быть, и не только в доме. Скорей всего мое появление помешало важному для него разговору с Анастасией.

– Доброе утро, – поздоровался я.

Анастасия спокойно ответила мне тем же приветствием, зато мужчина что-то неразборчиво буркнул; это могло означать и «Доброе утро» а могло: «Иди ты к черту». По-видимому, право выбора оставалось за мной.

Я выбрал «Доброе утро».

– Познакомьтесь, – произнесла Анастасия, – это Евгений Викторович Рунов, а это Струганов Валерий Анатольевич, главный инженер нашей компании.

Мы обменялись рукопожатиями. Причем, мужчина весьма неохотно протянул мне свою руку.

– Мы как раз говорили о вас, – продолжила Анастасия. – Я просила Валерия Анатольевича познакомить вас с нашим хозяйством. Лучшего гида здесь не сыскать. И Валерий Анатольевич любезно согласился это сделать.

При этих словах Струганов так посмотрел на молодую женщину, что сразу стало ясно, что он только что говорил прямо противоположное. Впрочем, я почему-то сомневался, что именно из-за моей особы у них разгорелся столь жаркий спор, что даже разбудил меня. Для столь громкого разбирательства должны были быть какие-то более важные причины.

Струганов сделал над собой усилие и постарался посмотреть на меня не столь откровенно враждебно.

– Когда же вы желаете начать экскурсию? – спросил он, выделяя слово «экскурсия». тем самым он давал понять, что весьма пренебрежительно относится к моему желанию познакомиться с компанией.

– Да сразу после завтрака, если вам это удобно? Чего тянуть.

– Мне удобно, – хмуро сказал Струганов.

– Валерий, – произнесла Анастасия, – оставайтесь с нами завтракать.

«Она назвала его по имени», – отметил я.

– Нет, спасибо, – почти не скрывая своего раздражения, отказался Струганов. – Я приду через час. Надеюсь, вам хватит этого времени, чтобы насытиться.

Струганов одарил нас поочередно не самыми доброжелательными взглядами и стремительно вышел из дома. Я посмотрел на Анастасию, и мне показалась, что она немного смущена разыгравшейся только что сценой.

– Я приготовлю завтрак, – поспешно сказала она и быстро направилась на кухню.

Мы снова сидели за столом, и Анастасия явно не испытывала никакого желания поддерживать светскую беседу. Зато я просто сгорал от нетерпения задать ей пару вопросиков. Чем больше я размышлял над увиденной только что сценой, тем больше убеждался в том, что между этими людьми существуют какие-то свои непростые отношения. Уж больно выразительные взгляды бросали они друг на друга.

Наконец я не выдержал. Правда, зайти я решил издалека.

– Мне показалось, – произнес я, – что ваш главный инженер не слишком рад выпавшей ему миссией – показывать мне компанию. У меня возникло чувство, что он чем-то недоволен.

– Извините, мы говорили слишком громко и разбудили вас, – уклонилась она от ответа.

– Я привык рано вставать, в армии – это обычное дело.

– Да, вы правы, – вдруг произнесла она каким-то решительным тоном, – Валерий Анатольевич недоволен тем, что вы поселились в этом доме.

Я пристально взглянул на свою сотрапезницу.

– Он недоволен тем, что я поселился в этом доме или тем, что вы остались тут жить?

– Послушайте, это совершенно к вам не имеет никакого отношения. Я не сомневаюсь, что он детально расскажет вам о компании. Все, что он делает, делает очень добросовестно. Александр Михайлович очень его ценил.

Ее лицо приняло такое замкнуто-отчужденное выражение, что я понял, что дальнейшие расспросы ничего не дадут. Впрочем, на первый раз я и так достаточно получил информации. В разведшколе нас учили делать глубокие выводы из любой, самый поверхностной детали. Дело не в том, сколько и какие сведения мы получаем, дело в том, как хорошо мы умеем их анализировать.

Ровно через час за мной зашел Струганов. Он пытался казаться приветливым и предупредительным, но эта роль у него получалась плохо. Скорей всего этот человек не слишком хорошо умел притворяться.

Мы ходили уже несколько часов. Концы оказались довольно большими, но Струганов почему-то не желал воспользоваться автотранспортом. Я почти слышал, как устало гудят мои ноженьки, но упрямо не хотел сдаваться своего сопровождающему. Меня преследовало ощущение, что между нами с первых же минут нашего знакомства возникло некое соперничество.

Но, несмотря на утомление, я не мог ни восхититься увиденным. В дикой тайге, вдали от центров цивилизации возник очаг высокой культуры. Это был законченный производственный лесопромышленный комплекс, который перерабатывал древесину, превращал ее в готовые изделия. Несколько фабрик, на которых мы побывали, распиливали деревья, делали из них мебель, столярные изделия для домов, оригинальную расписную посуду. На окраине поселка, на некотором отдалении от жилой зоны располагалась птицеферма. За ней тянулись теплицы, по словам Струганова, обеспечивающие жителей круглый год свежими овощами, а так же снабжающие ими магазины краевого центра. И все это было оснащено самым современным оборудованием. Я мысленно прикидывал, во сколько же обошлось создание это разветвленного хозяйства. Цифры получались немаленькие.

Струганов не скрывал своей гордости при показе мне достижений компании. Он даже на время забыл про неприязнь ко мне и рассказывал обо всем не менее вдохновенно, чем если бы речь шла о любимым им человеке. И через каждое его предложение звучало имя моего дяди. Он явно преклонялся перед его талантами.

Наконец мы обошли все основные объекты. Струганов привел меня в главное административное здание компании. Это было трехэтажное очень приятное снаружи и изнутри здание. Оказавшись в этих стенах, было трудно себе представить, что находишься посреди глухой тайги, а не в каком-нибудь уютном европейском городе.

Струганов повел меня в приемную. При виде меня секретарша, пожилая женщина, встала.

– Вот тут расположен мозг компании. Это был кабинет Александра Михайловича. Теперь, наверное, он будет вашим кабинетом.

На двери была прибита табличка «Генеральный директор Рунов А. М.» По-видимому, никто и не собирался снимать ее. Как будто это был уже не кабинет, а мемориальный музей.

– Я могу войти в кабинет? – осведомился я.

– Вы можете здесь делать все, что угодно, – ответил главный инженер. В его голосе послышалась ирония.

Я отворил дверь и вошел в кабинет. Почему-то я был уверен, что он должен быть гигантских размеров; несколько раз я бывал именно в таких. Но он оказался совсем небольшим и очень просто обставленным, причем той самой мебелью, производство которой я только что видел на местной фабрике.

Невольно я примерил себя в этом кабинете. Я попытался представить, как бы я смотрелся за этим столом, как бы принимал посетителей, звонил по стоящему на тумбочке телефону. Нет, все это глупости, я бы не выдержал в этой глуши и недели.

Я поспешно, словно от кого-то убегая, вышел из кабинета.

– Пойдемте ко мне, – пригласил меня Струганов.

Его кабинет мало чем отличался от кабинета генерального директора, разве был чуть поменьше.

– Садитесь, – предложил он мне и посмотрел на часы. – Я взял на себя смелость пригласить в мой кабинет весь руководящий состав компании. Думаю, так вам будет удобней с ним познакомиться. Заодно и устроим нечто вроде производственного совещания. Они придут с минуты на минуты. А пока если у вас есть вопросы, буду рад ответить на них.

Однако ни его интонации, ни весь внешний вид не подтверждали только что сказанного.

– Это была очень интересная экскурсия, спасибо вам, Валерий Анатольевич. Только главное вы мне так и не показали.

– Что же я от вас скрыл?

– Золотой прииск.

– Но он довольно далеко отсюда, туда надо лететь на вертолете. В любой удобный вам день мы вас доставим на прииск.

– Хорошо, непременно слетаю.

В этот момент дверь отворилась, и кабинет вошли несколько человек. Я понял, это и есть руководящий состав компании.

Все быстро расселись по местам. Я вдруг отчетливо почувствовал, как возникло в кабинете напряжение. Я ловил на себе настороженные взгляды присутствующих и отвечал им тем же.

– Друзья, разрешите представить нового владельца нашей компании Евгения Викторовича Рунова. Теперь наша с вами судьба находится исключительно в его руках.

Я недовольно посмотрел на Струганова, сделанное им мое представление мне совершенно не понравилось. Я не сомневался, что в его словах скрывается насмешка надо мной. Если не издевательство.

– Позвольте представить вам первого заместителя генерального директора Гессена Генриха Оскаровича.

Со своего места поднялся высокий плотный средних лет мужчина с типично европейским культурным лицом и какими-то прозрачными глазами. Он пожал мне руку.

– Рад нашему знакомству, – произнес Гессен.

– Взаимно.

– А это наш бог и спаситель, от которого зависит общее благополучие, – продолжил обряд знакомства Струганов, – финансовый директор Ращепкина Марина Владимировна.

Невысокая, средних лет женщина быстро встала и тоже протянула мне руку.

– Руководитель нашей службы безопасности – Маринин Юрий Николаевич.

Поднялся крепкий высокий мужчина немного старше меня со сломанным носом.

– Буду рад, если смогу вам быть полезным.

– Теперь я так полагаю, мы предоставим слово нашему уважаемому Евгению Викторовичу, – провозгласил Струганов.

Я чертыхнулся про себя. Вот гад, отлично знает, что я не готов да и не намерен выступать, так он специально загнал меня в угол. Кажется, он и не скрывает, что является моим врагом. Какую же дорожку я ему пересек?

Однако выхода не было, надо было произносить речь. Вот только бы еще бы знать, о чем говорить. Ладно, положусь на наитие, что скажу, то и скажу.

– Я человек здесь совершенно новый, и вы, конечно, понимаете, что мне трудно высказываться о состоянии дел в компании. Я в восторге от всего увиденного. То, что здесь создано, говорит об огромном труде и большом таланте людей, которые все это сделали. Я даже чувствую себя неловко, хотя я скоро стану владельцем «Северного сияния», я хорошо понимаю несправедливость этого перевоплощения, так как здесь нет даже самой малюсенькой частички моего труда. И я…

Внезапно я услышал какой-то шум, поднял голову и увидел, как от порога к свободному стулу направляется Анастасия. Я замолчал, и она синхронно этому остановилась. Мы посмотрели друг на друга. Затем она продолжила свой путь, а я свою речь.

– И я хотел бы, чтобы вы продолжали выполнять свои обязанности в полном объеме. А там разберемся, что к чему. В любом случае я не намерен вторгаться в вашу компетенцию, я придерживаюсь принципа, что прежде чем что-либо делать, надо досконально изучить это дело.

– Это разумный подход, Евгений Викторович, – похвалил меня Гессен, – однако вы не совсем представляете нынешнюю ситуацию. Есть такие решения, которые имеет право принимать только владелец компании.

По-русски он говорил правильно и чисто, только произносил слова слишком твердо, словно печатал их на пишущей машинке.

– Что вы имеете в виду?

– Это отдельный разговор. Мы с Мариной Владимировной хотели бы попросить у вас аудиенции.

Слово «аудиенция» заставила меня внутренне вздрогнуть. Чего они хотят от меня? Они же прекрасно сознают, что я в их делах разбираюсь не больше, чем в китайской грамоте.

– Хорошо. когда вы хотите получить аудиенцию?

– Сегодня. А еще лучше прямо сейчас. Александр Михайлович никогда ничего не откладывал.

Я не Александр Михайлович, а Евгений Викторович, мысленно возразил я Гессену. Но вслух произнес нечто прямо противоположное.

– Я тоже не люблю ничего откладывать. Давайте поговорим.

– Тогда будет лучше всего, если мы переместимся в кабинет Александра Михайловича. Так нам привычнее.

Они меня загоняют все дальше угол и как из него выбираться, я даже близко не представляю, с тоской подумал я. Если бы знал, что все так обернется, ни за что бы не приехал сюда. Послал бы какого-нибудь доверенного и пусть он отдувается. И как я раньше это не сообразил!

Я, Гессен и Ращупкина пересекли приемную и вошли в кабинет моего дяди. Мы остановились около дверей. Они смотрели на меня, словно проверяя, что я стану делать дальше. Я понял, что другого выбора у меня нет, кроме как сесть в кресло моего дяди.

Я обошел письменный стол и впервые сел на главное место компании.

– Садитесь и давайте поговорим. Что за вопрос, который нельзя решить без меня?

– Это крайне важный вопрос, – сказал Гессен, а Ращупкина, соглашаясь, кивнула головой. – Сейчас я вам все объясню. Вы сегодня были на мебельной фабрике.

– Был, – подтвердил данный факт своей биографии я. – Очень хорошая фабрика.

– Да, фабрика хорошая, – согласился Гессен, – вот только, к сожалению, приносит убытки.

– Почему? – удивился я. – Мне казалось, что работа там кипит.

– К сожалению, фабрика оснащена устаревшим оборудованием, на нем можно производить только самые простые изделия. И производительность труда тоже невысокая. Стоит вопрос: либо закрывать фабрику, либо ее модернизировать?

– Мне кажется лучше ее модернизировать, – осмелился я выступить с предположением.

– Этого же мнения придерживался и Александр Михайлович. Вот поэтому полгода назад он ездил в Германию, где вел переговоры с одной фирмой о поставке нового оборудования.

– Так в чем проблема?

– Проблема в том, подписывать ли контракт или отказываться от него. Это очень важное решение, речь идет о сумме в два миллиона долларов.

Я невольно присвистнул.

– Так что вы хотите от меня?

– Я временно исполняю обязанности генерального директора и считаю себя не вправе принимать столь ответственное решение. Его может принять только постоянный генеральный директор и владелец компании.

– То есть вы хотите сказать, что принять решение должен я.

Гессен молчал, но его молчание было красноречивей всяких слов. Я же вдруг почувствовал, как покрываюсь холодным потом. Я понятие не имею, как поступить в этом случае? Шутка ли, мое слово стоит два миллиона долларов. Никогда еще она не ценилось столь дорого. К такой огромной ответственности я не привык.

Я мучительно размышлял, как выкрутиться мне из этой ситуации? Я видел, как оба моих собеседника напряженно ждут моего решения.

– И когда компания должна дать окончательное согласие на заключение контракта? – спросил я, с замиранием сердца ожидая ответ на свой вопрос.

– Скоро, – произнес Гессен, – через две, максимум через три недели. Все зависит от наших партнеров в Германии. У нас есть с ними договоренность, что они должны приехать сюда, чтобы изучить обстановку на месте, составить точный перечень необходимого нам оборудования. Приглашение мы им отослали еще при жизни Александра Михайловича. Они должны были уже появиться у нас, но потом случилась эта печальная история – приезд, естественно, отложили. Но недавно мы получили новую от них телеграмму. Они просят в двух-трехнедельный срок подтвердить наше приглашение.

Я откинулся на мягкую спинку кресла, которая мне показалось очень жесткой, так неуютно чувствовал я себя на этом месте.

– Но вы же понимаете, что я ничего не в состоянии сейчас сказать.

Пока я не разберусь детально в делах компании, я не могу принять никакого решения.

– Мы понимаем и готовы оказывать вам всяческое содействие. Скажите, какую информацию вы хотите получить?

– Ну, прежде всего о финансовом состоянии компании.

– Я готова предоставить вам обстоятельный анализ, – впервые за весь разговор подала голос Ращупкина.

– Я его непременно выслушаю, но не сейчас. Чуть попозже. – Я почувствовал, как от всех этих дел и забот у меня начинает ломить в висках. Я предвидел, что финансовый отчет меня окончательно доконает.

– Я готова это сделать в любой момент, – сказала финансовый директор.

– Будем считать, что первое мое знакомство с компанией прошло успешно, – проговорил я.

Гессен и Ращупкина оказались людьми сообразительными, она практически одновременно встали.

– Было очень приятно познакомиться, – на этот раз почему-то особенно четко выговаривая слова, произнес Гессен.

– Я тоже очень рада началу нашего сотрудничества, – проговорила Ращупкина.

Я заглянул в ее глаза, но не обнаружил там никакой радости. Они смотрели на меня холодно и настороженно. С этой бабой надо держать ухо востро, сам не зная почему, подумал я. И вообще, неплохо бы узнать обо всех этих людях побольше.

Гессен и Ращупкина покинули кабинет, и я вздохнул с облегчением. Эти дела утомляли меня больше, чем многокилометровые марши с полной выкладкой по пересеченной местности. Там по крайней мере было ясно, куда и зачем идешь и когда придешь к финишу. А тут абсолютно ничего не понятно. Нельзя сказать, что я совсем не смыслил в экономике, мой небольшой стаж бизнесмена обогатил меня немалыми познаниями в этой области. И все же, чтобы разобраться во всех здешних хитросплетениях, надо затратить большой труд и массу времени. И я был далеко не уверен, что у меня хватит на это терпение. Скорей бы продать акции, помахать всем ручкой и навсегда позабыть про «Северное сияние» и здешних обитателях.

Однако моя радость, что от меня хотя бы на время отхлынули все эти нудные и тягостные заботы, продолжалась недолго. Дверь приоткрылась и в нее заглянул Маринин.

– Могу я вами поговорить, Евгений Викторович? – осведомился он.

– Разумеется, Юрий Николаевич.

Поведение Маринина меня заинтриговало с первых же секунд. Вместо того, чтобы пройти к моему столу, он долго и тщательно закрывал дверь, словно намеревался сделать это так, чтобы ни один бы звук из этого кабинета не вышел бы наружу. Затем он, стараясь передвигаться как можно тише, приблизился ко мне.

Что-то знакомое по прежней жизни мелькнуло мне в его повадках.

– Скажите, вы не бывший офицер.

– Так точно, подполковник запаса. Служил во внутренних войсках, заведовал следственным отделом прокуратуры военного округа.

– Получается, что мы с вами коллеги.

– Именно так, – кивнул Маринин. – Приятно, что возглавлять компанию будет офицер. Значит, будет во всем порядок.

Я решил никак не реагировать на эти слова.

– О чем же вы хотели со мной побеседовать?

Ответ Маринина прозвучал более чем неожиданно.

– Я хочу вам предложить взять себе охрану.

Я не скрыл своего удивления.

– Иными словами телохранителей. Вы полагаете, что мне что-то угрожает?

– Не сомневаюсь в этом.

– Что же именно?

– Того же что и вашему родственнику. Если убили его, то почему не могут убить и вас.

Логично, подумал я, если он кому-то мешал в качестве главы компании, то занимая это место, мишенью для убийцы становлюсь я.

– И кто же, по-вашему, может желать моей смерти?

Его ответ снова удивил меня.

– Любой. Ведь убийцу Александра Михайловича так и не нашли.

Я ненадолго задумался.

– Расскажите мне об обстоятельствах его смерти.

Маринин пожал плечами.

– Они остались почти невыясненными. Его нашли мертвым с простреленной головой в пяти километрах отсюда. Хотя местность тщательно обследовали, никаких следов убийцы так и не обнаружили.

– Так не бывает, мой опыт ясно мне говорит, что хоть что-то, но остается.

– Ничего не нашли, – повторил Маринин.

– Может, быть, он сам покончил жить самоубийством?

– Исключено. с ним было охотничье ружье, из нее выстрелить себе в голову крайне сложно. Тем более, он даже его не достал, оно висело у него на плече, и никаких следов выстрелов в нем не было.

– Загадочная история, – пробормотал я. Затем внимательно взглянул на Маринина. – Интуиция подсказывает мне, что вы проводили собственное расследование.

Маринин слегка замялся.

– Это нельзя назвать расследованием, просто я попытался собрать и сопоставить ряд фактов.

– Не поделитесь ли ими, дорогой Юрий Николаевич.

Маринин вдруг подался вперед в мою сторону.

– Ни у кого из них нет алиби, – прошептал он. – Ни у немца, ни у финансистки, ни у моториста, ни у старика, ни у красавицы.

– Постойте, давайте по порядку. Немец – это, наверное, Гессен, финансист – Ращупкина. А кто такой моторист?

– Струганов, он хорошо в моторах разбирается. Сам автомобиль собрал.

– А старик?

– Мироненко Василий Степанович, начальник прииска. Они должны были встретиться с Александром Михайловичем и вместе поохотиться.

– Ну а красавица?

– Анастасия Мефодьевна.

– А она-то ту причем, неужто вы и ее подозреваете? – изумился я.

– А почему бы и нет. Кто любит, тот чаще всего и убивает.

Я подумал, что у этого человека весьма своеобразная логика.

– Больше вы никого не подозреваете?

– Сержанта. Это прозвище, его настоящая фамилия Тюленев. Он возглавляет небольшую артель старателей. На самом же деле – это не старатели, а самые настоящие бандиты. Ходят слухи, что они подстерегают одиночек или нападает на маленькие артели, грабят их и убивают. А золото переправляют за границу. За последние два года в районе бесследно пропали не меньше десяти человек.

– Веселые тут у вас дела творятся. – Я задумался. – На счет охраны спасибо, но я уж как-нибудь сам. Не люблю, когда за мной тянется хвост, это вызывает у меня неприятные ощущения. пропадает чувство свободы. Я в Москве таких парочек навидался. Я бы хотел с вами съездить на место преступления.

– Хоть сейчас.

– Завтра. И мы еще поговорим о ваших подозрениях. – Ко мне пришла мысль, что Маринин как раз и может стать для меня кладезем полезной информации. Такие, как он, всегда знают больше других. Ну а выводы делать, пусть уж он извинит меня, я буду самостоятельно. – Спасибо за полезные сведения, – поблагодарил я.

– Всегда рад помочь, чем смогу. А на счет охраны, все же подумайте.

– Подумаю, – пообещал я.

Глава 8

C чувством огромного облегчения я поспешно покинул здание, боясь лишь одного, что меня задержит в нем какое-нибудь очередное неотложное дело. Я не сомневался, что у такой большой компании их выше крыши. Но на сегодня с меня было достаточно. Я предвкушал, что через несколько минут встречусь с Анастасией. И хотя она меня с трудом переваривает и, кажется, даже презирает, сравнивая явно не в мою пользу с дядей, все равно каждая встреча с ней наполняет меня глубоким озером радости.

Я вошел в дом и замер прямо на пороге. Все окна были плотно зашторены, электрический свет не горел, зато горели многочисленные свечи. Анастасия безмолвно сидела за столом с идеально прямой спиной. На меня она даже не взглянула.

Я не сразу решился нарушить ее странное уединение. После небольшого колебания я сел напротив нее.

– Можно спросить, что сие все означает?

Только после моих слов она удостоила меня своего взгляда.

– Сегодня два месяца, как умер Саша.

А я и не знал, вернее не думал об этом.

– Извините, я с этой экскурсией совсем забыл об этой дате, – не вполне честно проговорил я. – А почему свечи?

– Так принято в нашей семье. Когда умирал кто-нибудь из родственников, мы тушили свет и зажигали свечи. Это очень старинный обычай.

Внезапно она поднялась со стула, стала ходить по комнате и задувать свечи. Я молча наблюдал за ней, полагая, что это действие так же входит в старинный ритуал.

– Я собираюсь к нему на кладбище, – сказала она. – Вы не хотите проведать человека, которому обязаны своим богатством?

– Конечно, я с самого начала хотел это сделать, – соврал я. Удивительно, но до сих пор мне не приходила в голову такая естественная мысль.

Мы вышли из дома и направились в сторону кладбища. Вернее, туда шла Анастасия, я же следовал за ней. Все, кто попадались нам на встречу, жаловали нас своими любопытными взглядами, но моя спутница, казалось, ничего не замечала, так глубоко она погрузилась в свои мысли. За всю дорогу, а она длилась минут двадцать, мы не обменялись ни единым словом.

Кладбище оказалось совсем небольшим, могилы были расположены всего в два ряда. Судя по всему люди в поселке, пока умирали редко. Мы подошли к скромной, ничем не выделяющейся среди других могилы. Невысокий памятник из мраморной крошки со стандартной надписью: фамилия, имя, отчество и годы жизни.

Анастасия положила на гробницу цветы, которые она прихватила из дома. Я как-то вовремя об это мне подумал, а по дороге их не продавали.

Мы молча стояли над могилой, я украдкой посматривал на молодую женщину. Внезапно мне показалось, что ее лицо сделалось каким-то странным, оно покрылось мертвенной бледностью. Неожиданно Анастасия качнулась куда-то в сторону. И если бы не моя быстрая реакция, она бы упала прямо на могильную плиту.

Я подхватил ее уже на лету. Я прижал Анастасию к себе, не зная, что делать дальше. По близости не было ни одной скамейки, чтобы ее усадить или уложить. Не класть же ее на землю.

Безжизненное тело было не так-то легко удерживать на ногах и мне пришлось прижать молодую женщину к груди. Сколь внезапно она потеряла сознание, столь же внезапно она его и обрела. И первое, что сделала Анастасия, это стремительно отпрянула от меня. Однако резкое движение привело к тому, что у нее закружилась голова. Мне пришлось снова обнять ее и прижать к себе. Невольно она положила свою голову мне на плечо. Я был готов многое отдать за то, чтобы она сделала бы это добровольно, а не под влиянием минутной слабости.

В такой позиции мы простояли не меньше минуты. Наконец она окончательно пришла в себя. И сразу же освободилась из моих объятий. Я же подумал о том, что вряд ли мне когда-нибудь еще доведется прижимать к себе это соблазнительное тело.

– Что со мной было? – нахмурясь, спросила она.

– У вам был небольшой обморок. Наверное, вы переволновались. Как вы себя чувствуете сейчас?

– Нормально. Только немного дрожат ноги. И в глазах что-то мелькает.

– Это пройдет. Но нам лучше уйти отсюда, это место плохо на вас действует.

Соглашаясь, она кивнула головой.

Если по дороге к кладбищу, она молчала, то на обратном пути почти не умолкала. Стоит ли говорить, что наша беседа была целиком посвящена моему дяде.

– Вы знаете, он не любил говорить о смерти. Делал это крайне редко. Однажды он сказал мне, что не в состоянии представить себя мертвым. Других очень даже легко, а вот себя никак не может. Иногда к нему даже приходит совершенно идиотская мысль – он так и сказал идиотская – что он является исключением из всего человечества и ему даровано бессмертие. Самое удивительное, что он произнес это абсолютно серьезно. Я не исключаю, что на один или два процента он в это верил.

– На самом деле такое ощущение совсем не редкость, – сказал я. – Я был на войне и там многим кажется, что смерть их обязательно минует. придет к другим, но не к ним. Это помогает в какой-то мере побороть страх.

– Но у него не было страха, смелее человека я не встречала. Он любил ходить один в тайгу, он говорил, что если кто-то находится рядом с ним, это мешает ему сливаться с природой. И примерно год назад он столкнулся во время одной из таких прогулок с бандитами. Их было трое. Но он не испугался вступить с ними в схватку и заставил их убежать. Если бы он чего-либо боялся, разве бы когда-нибудь сотворил бы он все это, – показала Анастасия кивком головы на поселок. – Надо было постоянно находиться рядом с ним в самых различных ситуациях, дабы понять, что это был за мужественный человек. Я знаю, что больше не встречу даже близко похожего на него.

Я вдруг ощутил обиду. Не слишком ли она упивается своим горем? Конечно, мне далеко до дяди, но я тоже обладаю кое-какими, пусть немногочисленными, но достоинствами. И под пулями был, и никто не обвинял меня в трусости. Но ничего подобного вслух, разумеется, я не стал произносить.

Мы вошли в дом.

– Извините, я устала, я пойду, прилягу, – прямо на пороге сказала Анастасия.

Она скрылась на своей половине. Было еще далеко не поздно, но как провести оставшееся до сна время, я не представлял. Не смотреть же телевизор, стоило для этого переться в такую даль.

Я вспомнил, что над камином расположен бар. Что в нем хранится, я еще не исследовал. Я открыл его створки и увидел целую батарею самых разных бутылок. После короткого колебания мой выбор пал на виски.

Я сел за стол перед камином, налил себе виски и выпил почти полный стакан. Я пил за упокой души моего дяди, пил за свою бродячую, безрезультатно ищущую покоя душу, за женщину, которая мертвого любит не меньше, если не больше, чем живого.

Глава 9

Меня разбудила обида. Обида на самого себя. Я смотрел в едва проступающей в темноте белый квадрат потолка, и думал о том, сколько успел сделать за свою жизнь мой дядя и как бесцельно, бездумно, бессмысленно транжирю я отведенное мне на этой земле время жизни. Не случайно же Анастасия почти не скрывает своего пренебрежения, если даже не презрения ко мне. Ей есть с кем меня сравнивать, и это сравнение по всем статьям не в мою пользу.

И мне некого обвинять в этом, кроме как самого себя. Я всегда старался не взваливать на свои плечи слишком тяжелого груза, а если и приходилось не по своей воли это делать, то сбрасывал его с себя при первой же возможности. И не будь этого сверхщедрого подарка судьбы – дядюшкиных миллионов – я бы всю жизнь провел в безнадежной борьбе с нищетой. А ведь я вовсе не лишен ни ума, ни храбрости, в армии и сослуживцы и начальство хором пророчествовали мне завидную карьеру. И я действительно довольно бодро поднимался по служебной лестнице. Но однажды я представил себе, что впереди меня ожидает бесконечная череда серых, одинаковых, как близнецы, дней. Эта перспектива показалась мне столь безрадостной, что я при первой же возможности ушел со службы. Но страх перед однообразием – это может быть, самая большая в мире трусость, так уж устроено в жизни, что добиваются в ней успеха в основном те, кого не страшит такое будущее, кто находит в ней неиссякаемый источник для разнообразного творчества.

Я думал о том, что судьба совсем не случайно привела меня в этот отрезанный от большого мира поселок, свела с невенчанной женой моего дяди, чтобы я сам перед собой наконец-то предстал во всей своей непривлекательной наготе. Раньше же я не то, что ее не замечал, скорей не акцентировал на своей ущербности своего внимания, воспринимал ее как неизбежный фон своего бытия. Но теперь по чьей-то не то злой, не то доброй воли я попал в такой плотный поток странных событий, что продолжать делать вид и дальше, что все идет нормально, больше не возможно. Или я приму какое-то решение или уже никогда не смогу уважать самого себя. Как кажется, говорили древние: третьего не дано.

Когда утром я спустился вниз, в нашу одновременно гостиную и столовую, то завтрак уже был накрыт, а Анастасия сидела за столом и ела. Я поздоровался, она ответила, и по ее виду я понял, что на этом она бы хотела ограничить наш диалог.

Я решил пойти навстречу ее желанию и за время завтрака не проронил ни слова. Окончив есть, она извинилась и удались к себе.

Хотя поведение Анастасии уязвляло мое самолюбие, я постарался не акцентировать на этом внимание и заняться теми делами, которые я наметил во время своей бессонницы.

Я вышел из дома и направился к зданию управления компании. Хотя я первый раз шел один по поселку, заблудиться я не боялся, так как он имел очень четкую планировку. По пути я зашел на почту. Там меня уже ждал перевод от Обозинцева. Сумма оказалась весьма щедрой. Что ж, спасибо. По крайней мере, теперь я могу чувствовать себя более свободным.

Я вошел в приемную и решительно направился к бывшему кабинету дяди. Секретарша при виде меня резво вскочила со своего места, словно дневальный при виде командира части. Я улыбнулся ей. – Могу я пройти в кабинет? – спросил я.

– Конечно, Евгений Викторович, – несколько удивленная вопросом, ответила она.

Секретарша быстро вышла изо стола и отворила передо мной дверь. Я прошел в кабинет и сел за стол. Я заметил, что по сравнению со вчерашним днем тут стало почище, пыль, которая лежала на всех предметах, была тщательно вытерта.

– Позовите ко мне Маринина.

Но первым пришел, если не прибежал Гессен. Я прочел по его глазам, что мой незапланированный визит вызывает у него беспокойство.

– Что-нибудь случилось, Евгений Викторович? – спросил он, испытывающе смотря на меня.

– Ничего, хочу лучше узнать, что происходит в компании. Есть какие-нибудь новости?

– Ничего особенного, все как обычно. Дела обстоят вполне благополучно. Наше мебельная фабрика завершает выполнение крупного заказа. Надеемся на новый, собираемся участвовать в тендере.

Я кивнул головой, это было, конечно, все важно, но меня сейчас волновало совсем другое.

– Скажите, Генрих Оскарович, а где вы находились в тот день, когда погиб Александр Михайлович?

На лице Гессена отразилось удивление, он явно не ожидал такого вопроса.

– Я был в городе по делам. И узнал о смерти Александра Михайловича из сообщения по телевидению.

– И вы сразу отправились сюда?

– Нет, вертолет за мной должен был прилететь только утром. Я провел ночь в гостинице. Это была кошмарная ночь.

– Могу представить. Конечно, это был одноместный номер.

– Да, в гостинице «Сибирь». Я там всегда останавливаюсь. Но почему вы спрашиваете?

– Сам не знаю, – приветливо улыбнулся я. – У меня вдруг возникло желание разобраться в смерти дяди. Человека убили, причем, человека, который все это создал, и никому нет дела до того, кто совершил это злодеяние.

– Это не совсем так. Мы пытались разобраться, но здесь тайга, в ней трудно найти кого-нибудь. Люди могут там скрываться годами и никто не узнает, где они находятся. Такие случаи тут не редкость. В радиусе триста километров расположены несколько колоний, из них постоянно кто-то бежит. И многие прячутся поблизости от поселка, так как им требуется одежда и еда. Здесь очень небезопасно, некоторых убивали только для того, чтобы снять с них вещи. Мы не раз говорили Александру Михайловичу, чтобы он во время своих прогулок по лесу брал бы сопровождающих. Но он не слушал, ему нравилось бродить одному.

– Вы полагаете, что его убил какой-нибудь беглый зэк? Только странно, что он не взял ни ружья его, ни деньги, ни одной вещи. Зачем же тогда он это сделал?

– Я не знаю, вполне возможно, что вы и правы. Многие убийства остаются нераскрытыми. Например, убийство президента Кеннеди.

– Но если продолжить вашу аналогию, то значит, что против моего дяди был организован заговор.

Гессен понял, что допустил оплошность, и на его лице на миг появилось растерянное выражение. Но он быстро вернул себе самообладание.

– Если у вас нет больше ко мне вопросов, я пойду. Надо решить ряд срочных дел.

– Вопросов нет, – сказал и мысленно добавил, что не исключено, что они могут появиться.

Место Гессена в моем кабинете занял Маринин.

– Я к вашим услугам, – произнес он.

– Я бы хотел отправиться к месту трагедии, – сказал я.

Маринин хотел было возразить, но быстро передумал.

– Как скажите, Евгений Викторович. Когда выезжаем?

– Сейчас. Это возможно?

– Вертолет стоит на полянке.

Предполетная подготовка заняла примерно час. Когда мы подошли к машине, меня приветствовал знакомый мне уже пилот Борис. Вместе с нами на борт сели еще несколько охранников. Я не возражал.

Через двадцать минут машина опустилась на небольшой, свободный от деревьев пяточек. Маринин пояснил, что ближе сесть невозможно, везде лес. А идти к месту трагедии примерно с километр.

Лес, в самом деле, оказался густым, многочисленные баррикады из буреломов затрудняли путь. На преодоление всех этих препятствий ушло минут сорок. Внезапно Маринин остановился.

– Вот то самое место, – показал вперед он.

Между двумя высоченными соснами я разглядел вбитый в землю небольшой крест.

– Именно тут его и нашли, – пояснил Маринин.

Я подошел к кресту и застыл на месте, словно в почетном карауле. Несколько секунд я стоял неподвижно. Затем обернулся к начальнику службы безопасности.

– Откуда стреляли?

– Это не удалось выяснить.

– Как так? – удивился я.

– Неизвестно, в какую сторону было обращено его лицо. После выстрела он сделал несколько шагов, а затем упал. Это стало ясно после изучения следов. Как и то, что убийца не подходил к нему. Единственное, что установила экспертиза, что в момент выстрела он смотрел вверх. Это определили по пулевому отверстию.

– На что же он смотрел?

Маринин пожал плечами и, как мне показалось, немного снисходительно улыбнулся наивности моего вопроса.

– Кто может знать, что привлекло его в тот миг внимание. Может быть, пролетела птица, он любил следить за их полетами.

– А с какого расстояния сделан выстрел?

– Точно нельзя сказать, но с близкого. Может быть, метров двадцать, тридцать. Пуля ушла глубоко в череп.

– Ну а с какой высоты стрелял убийца?

– Экспертиза показала, что он находился с ним примерно на одном уровне. Может быть, чуть повыше.

Я еще раз внимательно оглядел это место.

– Неужели, в самом деле, ни одного следа?

– Поверьте, все вокруг подверглось тщательному обследованию. Но ничего не нашли.

Я посмотрел на Маринина, и мне показалось, что моя настойчивость вызывает у него раздражение. И все же я никак не мог с этим согласиться. В свое время я осматривал немало мест происшествий и всегда хоть что-то, но находил. Почему же в данном случае нет никакой зацепки?

Я стал ходить вокруг этого места кругами, осматривая его сантиметр за сантиметром. Любое преступление оставляет хоть какие-то следы. Другое дело, если их не заметили. Или не захотели заметить. Конечно, с момента убийства прошло два месяца, тут побывало множество людей и все, что могли, затоптали. И все же надо искать.

Мое внимание почему-то привлекла сломанная верхушка березы. Ничего особенного в этом не было, мало ли почему это произошло. Хотя нельзя исключить, что убийца залез на дерево и стрелял оттуда. Вот потому-то и не обнаружили его следы на земле. Но с другой стороны, должен же он был после преступления с него слезть и наследить. Но каким-то образом это не сделал.

Я внимательно обследовал место вокруг дерева. Но если и были тут следы, то они давно и, простите за тавтологию, бесследно исчезли. И все же я решил запомнить это обстоятельство. Иногда самые нелепые, на первый взгляд, не относящиеся к делу факты могут вывести на правильную дорогу.

Убедившись, что, даже проведя тут целый месяц, я больше ничего не обнаружу, я прекратил дальнейшие поиски.

– Полетим назад? – спросил Маринин.

– Да. – Наш небольшой отряд направился в сторону оставленного нами вертолета. Я в последний раз оглянулся, дабы посмотреть на крест. – Скажите, Юрий Николаевич, его поставили в память об этом печальном событии?

Он немного удивленно посмотрел на меня.

– Нет, таких крестов в лесу вкопано довольно много. Это было сделано специально, чтобы иметь ориентиры, для того чтобы не заблудиться и где назначать место для встреч. Как у вас в Москве у фонтана в ГУМе. Таких крестов здесь штук десять. И каждый имеет свой номер. У этого номер один.

– Но тогда получается, что дядя оказался здесь не случайно, скорей всего у него была назначена тут встреча. И даже может быть, не с одним человеком, а с несколькими.

– Что ж, возможно, эта версия почему-то не рассматривалась следствием. Но что следует из этого?

Я пожал плечами.

– Может быть, ничего, а может быть, все.

Когда я вернулся домой, то по некоторым приметам понял, что Анастасия дома. Однако выйти ко мне она явно не спешила. Подождав немного, я поднялся в свою комнату.

Мне же хотелось с ней поговорить. Из моей головы не выходил вопрос: почему убийца не оставил следов? И я все больше склонялся к немного парадоксальному выводу: именно их отсутствие и есть самый важный след. Если я пойму, как преступнику удалось совершить преступление и при этом не наследить, то приближусь к разгадке этой тайны. И помочь в этом деле должна была Анастасия. Ни на кого больше я не мог тут положиться.

Но она все не появлялась, а потревожить ее самому я не решался. Поэтому я лежал на кровати, курил и прислушивался к тому, что происходит в доме. Внезапно мне показалось, что я слышу не то крики, не то возгласы. Я выскочил в коридор и действительно до моего слуха донеслись протяжные вопли, которые раздавались на половине Анастасии. Я бросился туда.

Я дернул за ручку двери, она легко поддалась, и я впервые очутился в комнате Анастасии. Молодая женщина лежала на кровати на животе, плечи и спина ее содрогались, и она громко рыдала.

Я растерянно топтался у порога, не зная, как поступить в столь деликатной ситуации. Я сделал неловкое движение, задел за висящий на стене расписной поднос, и он, словно колокол, возместил о моем присутствии. Анастасия резко обернулась, неприязненно посмотрела на меня.

– Извините, но я услышал крики и испугался, что происходит что-нибудь страшное. Поэтому я здесь. Может быть, вам нужна моя помощь?

– Нет, – срывающимся, но твердым голосом произнесла она.

Я повернулся, чтобы уйти. Но внезапно она остановила меня.

– Вы, наверное, проголодались. Я сейчас спущусь и все сделаю.

Я действительно проголодался, и у меня не хватило воли попросить ее не беспокоиться.

Через полчаса мы уже сидели в гостиной за столом. От недавних слез не осталась и следа, даже глаза не были красными, хотя никакой косметики на ее лице я не обнаружил. Впрочем, при ее красоте она была и не нужна.

– Я вспомнила некоторые эпизоды нашей с ним жизни и не выдержала, – вдруг пояснила она. – Иногда накатывает так сильно, что невозможно сдержаться.

– А зачем сдерживаться, – заметил я, – когда я служил в армии, я никогда не стеснялся своих слез по погибшим товарищам. Так легче переносить потери близких людей.

Почему-то мои слова вызвали у нее удивление, это я понял по выражению ее лица.

– Вы воевали?

– Да, на Кавказе, я командовал разведротой. За два года похоронил половину личного состава. Но это все дела минувших дней. Мне бы хотелось с вами поговорить о делах настоящих. Вы в состоянии?

– Да, конечно. Но о чем?

Возникшее у нее удивление все еще не проходило, новость, что я был на войне, оказалась для нее слишком неожиданной. Можно себе представить, какой мой образ уже сформировался у нее в голове. Но это хорошо, это позволит нам стать чуточку ближе.

– Я был сегодня на месте убийства. Я внимательно обследовал его. Ни тогда, ни сейчас нет никаких следов.

– Мне это хорошо известно.

– Но отсутствие следов – это тоже след. Только надо выйти на него. Я сегодня весь день думаю об этом преступление. У него есть одна особенность, которая дает надежду на раскрытие.

Я заметил, как заблестели ее глаза.

– Но здесь работала целая бригада следователей. И никаких результатов, – с сомнением проговорила она.

– И все-таки, мне хочется попробовать покопаться в этом деле. Я слишком многому обязан дяде, чтобы ничего не сделать для раскрытия убийства.

– Вы сказали, что у этого дела есть одна особенность, – напомнила мне она.

– Дело в том, что убийца находится рядом со своей жертвой. Я не верю в случайную встречу с каким-нибудь беглым каторжником, все факты указывают на то, что преступление было тщательно продумано. Иначе остались бы следы. А значит, преступник либо находится в поселке, либо он как-то связан с деятельностью компании.

– Вы хотите сказать, что, возможно, что это сделал кто-то из ближайших сотрудников Саши?

– Не обязательно, но не исключено.

– Но тогда и я вхожу в круг подозреваемых.

– Теоретически – да, но я не верю, что это вы.

– Почему же? – В ее голосе прозвучала ирония.

– Интуиция. Из-за любви нередко совершаются преступления, но не такими, как вы.

– Спасибо и на этом.

– Анастасия, я понимаю, что вам тяжело все это слышать. Но это преступление не может остаться безнаказанным.

– Что же вы хотите от меня?

– Помощи. Расскажите мне о ближайших сотрудников дяди. Я бы хотел знать, что они из себя представляют.

– Хорошо, я согласна, – почти не раздумывая, произнесла она. – Если это поможет раскрытию преступления.

«Это поможет в первую очередь стать нам друг к другу ближе», мысленно ответил ей я.

– С кого начнем?

– Давайте начнем с главного инженера.

Мне показалось, что Анастасия немного смутилась.

– Валерий, Валерий Анатольевич очень талантливый человек. Саша взял его в компанию прямо из института. Ему нужны были специалисты, и он поехал выбирать выпускников. Ему указали на него. И он мне много раз говорил, что не ошибся. За десять лет, что он работает в компании, он вырос с инженера до главного инженера. Он определяет всю техническую политику. Я плохо разбираюсь в этих вопросах, но его считают хорошим изобретателем, он внедрил у нас десятки своих изобретений. Он очень уважал вашего дядю, хотя отношения у них были не очень ровными – Она замолчала, явно не решаясь продолжать.

– В чем же причина? – Я пристально взглянул на молодую женщину, и она опустила глаза к долу. – Причина в вас?

Анастасия, не поднимая глаз, кивнула головой.

– Да, сначала их отношения были замечательными, но года два назад они стали портиться и докатились почти до враждебности. Валерий откровенно выражал свою неприязнь к Саше, так как он хотел, чтобы я бросила бы вашего дядю и ушла к нему.

– А мой дядя знал об этом?

– Да Валерий этого и не скрывал. Весь поселок знает об его отношении ко мне. Несколько раз они сильно ссорились.

– Но почему же дядя не прогнал его?

– Потому что он считал, что личные отношения не должны мешать служебным, а Валерия было некем заменить. Такого квалифицированного главного инженера в этих местах найти почти невозможно. Поэтому Саша предпочитал терпеть.

– Он угрожал дяде?

– В общем, да. То есть, скорей не угрожал, а оскорблял. Валерий ничего не может держать в себе, он все выплескивает наружу. Он очень импульсивный.

– Это я уже заметил. А как вы относитесь к Валерию?

– Он мне нравится, не как мужчина, а как человек. Он умный, образованный, с ним интересно разговаривать. Он увлекается подводным плаванием и очень красочно рассказывает то, что видит на морском дне. Мы с ним долгое время дружили. Но потом его чувства из дружеских переросли в совсем иные. Вот тогда все и началось, он периодически становился невменяемым. Но при всем при том он очень уважал Сашу. Если бы не я у них были бы прекрасные отношения. Они очень хорошо дополняли друг друга; у Саши рождались идеи по развитию компании, а Валерий воплощал их с технической стороны.

– Вы не думаете, что человеком, который убил дядю, мог быть главный инженер?

– Мне трудно в это поверить, но буквально то ли за два, то ли за три дня до убийства между нами состоялось окончательное выяснение отношений. Валерий потребовал в ультимативной форме, чтобы я ушла бы от Саши к нему. Я наотрез отказалась это сделать. Таким взбешенным я его никогда не видела. Чтобы не травмировать Сашу, я ему не стали ничего говорить.

– А чтобы было потом?

– Ничего не было. По крайней мере мне ничего не известно. Я лишь мельком видела, как за день до смерти Саша и Валерий вполне мирно беседовали друг с другом.

Я понял, что в главе, посвященной главному инженеру, можно пока поставить точку.

– Давайте поговорим о других действующих лицах. Например, о Гессене.

– Можно попросить у вас сигарету? – вдруг проговорила Анастасия.

– Я полагал, что вы не курите.

– Так оно почти и есть, я курю обычно тогда, когда волнуюсь или чувствую затруднение. Это помогает успокоиться или сосредоточиться, в зависимости оттого, что требуется в данный момент.

– Но почему вы волнуетесь сейчас? – спросил я, подавая ей пачку сигарет и затем поднося к сигарете зажигалку. Анастасия закурила так красиво, что у меня на мгновение от восхищения остановилось дыхание.

– Поймите, с этими людьми меня связывает долгое знакомство. В каком-то смысле мы коллеги. Хотя я не работаю в компании, но являюсь членом Совета директоров. У меня десятипроцентный пакет акций. В свое время Саша подарил мне его на день рождение.

– Я ничего не знал об этом. – Я вдруг подумал, что я не знаю не только это, но и на каком поприще и где она трудится. Завороженный ее красотой, мне не приходило в голову поинтересоваться таким естественным вопросом. – Скажите, Анастасия, а кем вы тут работаете?

Она немного удивленно посмотрела на меня, по-видимому, ей, как и мне, тоже не приходило в голову, что я могу не знать таких очевидных вещей.

– Я директор местной школы.

– То есть вы учительница. И какой преподаете предмет?

– Математику.

По-видимому, мое лицо отразило такое удивление, что она не удержалась и улыбнулась. Это была, кажется, первая улыбка, которую я увидел на ее губах за все время нашего знакомства.

– Никогда не был в ладах с этим предметом.

– А я всегда его любила. Впрочем, – уже другим, гораздо более сухим тоном проговорила она, – вы спросили меня о Гессене. Что вам о нем сказать? Саша был высокого мнения об его деловых качествах, он всегда хвалил его за исполнительность и дисциплинированность. И часто на собраниях ставил его в пример своим русским сотрудникам, указывая на его немецкую пунктуальность и собранность. Он не стеснялся таких вещей и всегда говорил то, что считал нужным. Хотя, я знаю, некоторых это сильно обижало.

– Еще бы!

– Но при этом он мне как-то сказал, что Гессену никогда не быть первым лицом, так как он типичный исполнитель чужих замыслов. А своих у него нет. И мне известно, что однажды он сказал ему об этом прямо в глаза. Причем, на оперативке, когда в кабинете у Саши было полно народу.

– Вряд ли Гессену это понравилось.

– Видите ли, – задумчиво произнесла Анастасия, – я вам сказу свое субъективное мнение. Я не раз была свидетелем их разговоров, и у меня всегда возникало одно и то же ощущение, что Генрих Оскарович не любит Сашу. Мне казалось, что он ему завидует, хотя и старательно это скрывает. Года два назад произошел один странный эпизод. Саша, как обычно, отправился в тайгу на охоту или просто погулять – он это любил – и вовремя не вернулся. В его отсутствии всеми делами заправлял Гессен. И он отправил на поиск отряд с большим опозданием, хотя в поселке существует строгое правило: каждый, кто отправляется в лес, сообщает время своего возвращения. И если он не приходит в срок, то сразу начинаются его поиски. Такой порядок установил Саша после того, как исчез один мальчик. Дело было зимой, спасатели вышли с опозданием и нашли его уже насмерть замершим.

– Что же тогда случилось с дядей?

– Он подвернул ногу и не мог двигаться. Его вполне мог загрызть медведь, его берлогу затем обнаружили в каких-то нескольких сонет метров.

– А как объяснил эту задержку Гессен?

– Точно не помню, кажется, что в тот момент не было нужных людей.

– А что вы можете сказать о Ращупкине?

Анастасия вдруг излишне резко затушила сигарету.

– Мне бы не хотелось ничего говорить о ней.

– Почему?

– Ну, хотя бы потому, что мы с ней не разговариваем.

– Но для этого должна быть причина?

– Разумеется, она существует.

По ее виду было ясно, что она не желает продолжать этот разговор.

– Анастасия, я понимаю, что есть неприятные темы, о которых не хочется вспоминать. Но если вы хотите разобраться в этой истории, то…

– Хорошо, – резко прервала она меня, – я скажу. Дело в том, что через несколько лет после того, как ваш дядя семнадцатилетнем пареньком приехал в наши края, он встретил Ращупкину. И они стали вместе жить. Это продолжалось примерно год до тех пор, пока он не познакомился со своей первой женой. Я не знаю всех подробностей, но она очень сильно переживала разрыв. Я даже слышала, что она пыталась покончить с собой. – Анастасия замолчала, при этом она сидела с таким видом, как будто увидела что-то неприятное.

– Это все?

– Не совсем, – неохотно проговорила Анастасия. Когда семья Саши погибла, она решила, что ее час снова настал. И повела решительное наступление. Но в этот момент в поселке появилась я и разрушила все ее надежды. И с того момента мы не сказали друг другу ни слова.

– А как складывались их отношения?

– Внешне они делали вид, что эта страница в их жизни окончательно перевернута. Для Саши так оно и было, но вряд ли для нее. Она так и не вышла за муж, хотя я знаю, что предложений было достаточно. Она ведь красивая и очень не бедная. Но она всем отказывала.

Внезапно Анастасия быстро поднялась со своего места.

– Больше я ничего говорить на эти темы не стану, я не привыкла обсуждать других людей. И, кроме того, у меня разболелась голова. Я пойду, прилягу.

Она направилась к лестнице. Я проводил ее взглядом и тихо вздохнул. Были минуты, когда мне начинало казаться, что лед в наших отношениях начинает чуть-чуть подтаивать. Но скорей всего желаемое, как это часто случается, я принимал за действительное, и ледяной панцирь прочен как никогда.

Глава 10

В доме дяди в небольшой комнатке я обнаружил пистолет и целую коллекцию охотничьих ружей. Я неплохо разбирался в оружие и по достоинству оценил представленные здесь экземпляры. Я вспомнил слова Анастасии о том, что их владелец любил ходить в одиночку в тайгу на охоту. И ко мне пришла мысль: почему бы и мне не пойти по его стопам? Тем более от безделья я не знал, куда себя деть. Была суббота, в компании никто не работал, и я даже не мог продолжить знакомство с ее делами. Кроме того, куда-то исчезла Анастасия. Когда я проснулся и спустился вниз, то на столе обнаружил приготовленный для меня завтрак и записку о том, что ее не будет два дня. Это новость привела меня в мрачное расположение духа, я-то надеялся, что мы продолжим нашу беседу. Теперь же продеться все выходные провести без ее столь приятного мне общества.

Я выбрал ружье, отсыпал из ящика побольше патронов и направился к лесу, который начинался сразу же за околицей.

Я вошел в зеленую чащу и стал углубляться в нее. Я не боялся заблудиться, так как прежний род моей деятельности научил меня хорошо ориентироваться на местности. Я запоминал дорогу и кроме того оставлял ножом зарубки на деревьев.

Я шел уже около часа. День был довольно жаркий, но здесь в лесу царила приятная прохлада. Насыщенный ароматом хвои воздух прочищал лучше любого фильтра мои прокуренные и продымленные городской атмосферой легкие. Мне было так хорошо, как уже не было давно. Теперь я понимал, почему мой дядя так любил одиночные лесные прогулки. Только будучи один посреди всего этого великолепия можешь по-настоящему почувствовать свое единение с природой, со всем окружающим миром.

Я немного, хотя и приятно устал, и решил передохнуть. Я сел на траву и достал припасенные бутерброды. Обычная колбаса казалась здесь самым утонченным лакомством. Я даже подумал: а не подремать ли мне тут немного. Час сна на свежем чистом воздухе стоит целой ночи в душной комнате.

Я прислонился к толстому шершавому стволу дерева. И через несколько минут стал чувствовать, как тяжелеют мои веки. Внезапно мой натренированный слух бывшего разведчика заставил меня насторожиться. Я не слышал никаких посторонних шумов, но по прошлому опыту знал, что какая-то выпадающая из общей симфонии звуков нота проникла в мое сознание.

Я огляделся вокруг, но ничего не заметил. И все же беспокойство не оставляло меня. Конечно, где-то поблизости мог прошмыгнуть какой-нибудь зверек. Но я был почти уверен, что дело не в нем, он бы скорей всего меня не потревожил.

Я встал, сорвал ружье с плеча и взвел курки. Шестое чувство настойчиво подсказывало мне, что я здесь не один, что есть еще кто-то рядом. И даже не исключено, что я нахожусь на чьей-то мушке. Опытному же человеку спрятаться в этих зарослях не составляет никакого труда.

Я сделал несколько шагов. Остановился, прислушался. Единственные звуки, что доносились до моего слуха, – протяжный скрип раскачивающих под напором ветра деревьев. Неужели все-таки померещилось?

Нет, не померещилось. Я бросился на землю и практически одновременно прогремел выстрел. Пуля прошла буквально в нескольких сантиметрах над моей головой, срезав несколько листьев, которые упали на меня.

Я выстрелил в том направлении, откуда раздался выстрел и услышал, как убегает человек. То, что я его не видел, свидетельствовало о том, что он находился на приличном от меня расстоянии. Потому скорей всего и промахнулся. Правда и реакция меня не подвела, слава богу, что я растерял еще не все приобретенные некогда навыки. Правда, когда я увольнялся из армии, то очень надеялся, что они мне больше никогда не понадобятся. Но, как оказалось, я ошибался.

Я продолжал лежать на земле, опасаясь того, что у стрелявшего в меня может быть сообщник, и он только и ждет, когда я встану. И тогда он подстрелит меня, словно куропатку.

Я отполз немного в сторону и, прикрываясь деревом, как щитом, поднялся с земли. Я напрягал свой слух, но мой природный локатор больше ничего подозрительного не фиксировал.

Я решил обследовать то место, откуда по моим расчетам был произведен выстрел. И почти сразу же обнаружил гильзу от пистолета. Этот человек явно был не охотником, вернее охотником, но не на зверей. Выходит Маринин, был прав, когда советовал мне ходить только с охраной.

Великолепная прогулка была испорчена, мое слияние с природой на этот раз было прервано в самом начале да еще таким грубым способом. Я решил вернуться домой. Хотя там меня и поджидала мой мучитель – скука, но зато я был в относительной безопасности. А это все же лучше, чем ради борьбы с ней подставлять свою грудь под пули.

Я прошел уже треть пути, как впереди себя заметил какого-то человека. Я поднял ружье, которое так и не повесил на плечо, и решил попробовать подстеречь его. А вдруг это тот самый, что хотел меня убить.

Человек вдруг резко изменил направление движения и направился в мою сторону. Я едва успел залечь за густыми зарослями.

Кусты мешали мне его разглядеть, я видел только туловище и руки, которые сжимали охотничье ружье. Если стрелял в меня он, то надо выяснить, зачем он это сделал и кто приказал ему отправить меня на тот свет.

Мужчина поравнялся со мной, я пропустил его немного вперед, и, как пантера, бросился ему на спину. Я повалил его и прижал к земле, пытаясь завести руку противника назад. Это мне удалось, так как он выронил ружье и громко завопил от боли.

Его голос мне показался знакомым. Рывком я приподнял его с земли и заглянул в лицо. Это был главный инженер Струганов. Если быть честным, то на такую добычу я не рассчитывал.

Он тоже узнал меня, и его лице отразило сперва изумление, затем возмущение. Я освободил его руки и встал. Струганов, делая сразу два дела: отряхиваясь и громко посылая проклятия в мой адрес, тоже поднялся с земли.

– Извините меня, Валерий Анатольевич, я вас принял за другого человека.

– За кого, черт возьми, вы меня приняли. Вы мне руку чуть не сломали.

– Еще раз прошу прощения. Я принял вас за убийцу. В меня десять минут назад стреляли.

– Стреляли? – Изумление снова появилось на его лице. – Но кто?

– Не видел. Стреляли из-за кустов.

– И вы подумали, что это я.

Я пожал плечами.

– Я увидел впереди себя человека. И предположил, что им мог быть тот стрелок. А вы никого не видели?

– Никого. Ну и дела! – вдруг воскликнул Струганов. – Сперва кто-то пристрелил Александра Михайловича, теперь – вот вас.

– Ну меня еще не пристрелили, – внес я маленькую поправку в его слова.

– Пристрелят, – пообещал главный инженер.

– Приятно это слышать. Но почему вы в этом так уверены?

– Да ни в чем я не уверен, – буркнул Струганов. – Просто вокруг компании в последние месяцы происходит что-то странное.

– Хотелось бы знать, что именно?

– А вам мало этих двух выстрелов? – насмешливо проговорил Струганов. – Вам, как в американском боевике, нужна гора трупов.

– Вы, кажется, забыли, что только что трупом мог стать я, – раздраженно проговорил я. Мне не нравилось ни содержание его слов, ни то, каким тоном они произносились.

– Ничего я не забыл. Только я-то тут причем. Не я же в вас стрелял.

А вот это совсем еще неизвестно, мысленно возразил я. Вот бы его обыскать, вдруг он прячет пистолет. Хотя, если он в самом деле хотел меня убить, то скорей всего выбросил орудие преступления. Или спрятал, в потайном месте. Зачем хранить такую улику. Но обыскивать Струганова у меня не было никаких оснований.

– Вы в поселок? – спросил он.

– Куда же еще. После того, как тебя чуть не убили, желания блуждать по этим лесам как-то больше не возникает. А вы тоже возвращаетесь?

Он как-то неопределенно кивнул головой, затем поднял с земли ружье, повесил на плечо и зашагал в сторону поселка. Я двинулся вслед за ним.

Некоторое время мы шли молча. Струганов уверенно шагал по лесу, было очевидно, что он великолепно ориентируется на местности. И это вызвало у меня к нему вопросы.

– Могу я вас кое о чем спросить?

Главный инженер неохотно повернул голову в мою сторону.

– О чем же?

Я решил идти напролом. С этим человеком это лучший способ разговора.

– Я бы хотел узнать, что вы делали в день смерти моего дяди?

Струганов даже остановился.

– А вам, черт возьми, что за дело? Вы что следователь? Я не обязан отвечать вам на такие вопросы. И вообще, могу не отвечать ни на какие ваши вопросы.

Это была уже неприкрытая грубость. И я решил, что так просто это его не пройдет.

– Конечно, вы можете не отвечать на мои вопросы, заставить вас я никак не могу. Но только прошу учесть одно обстоятельство: когда я вступлю в права наследования и стану фактическим владельцем компании, то не исключено, что мне захочется, как сейчас говорят, совершить кадровую революцию. Так что советую все взвесить.

Я почти физически видел, как разливается по его телу энергия гнева.

– Знаете, где я видел вашу кадровую революцию. – Струганов смачно выругался. – Ваша рожа мне сразу же не понравилась. Она очень нахальная, а ваши руки любят загребать себе то, к чему они совершенно не прикладывались. А потому держитесь от меня подальше. И, кстати, от Анастасии тоже.

Я решил довести его до кипения.

– Ах, вот в чем дело! – насмешливо воскликнул я. – Да вы ревнуете.

Слышал я про то, как она вас отшила. Вот молодец женщина, понимает, кто настоящий мужчина, а кто только прикидывается им.

Эти слова оказались тем самым фитилем, который привел в действие детонатор его гнева. Я не успел и глазом моргнуть, как он, словно ястреб, налетел на меня. Нападение было столь внезапным, что я не успел среагировать и сбитый с ног упал на траву.

Струганов навалился на меня всем своим тяжелым телом. Он был в такой ярости, что совершенно не контролировал себя и его руки тянулись к моему горло.

По его повадкам я понял, что он когда-то занимался борьбой, так как делал все вполне профессионально. Он пытался провести мне болевой прием, понимая, что он окончательно сломит мое сопротивление. Мне стало по-настоящему страшно, я понял, что нахожусь на волоске от гибели. Это придало мне дополнительные силы, я оперся о землю и сделал отчаянный рывок.

На мое счастье он удался, и я сумел сбросить себя Струганова. Теперь уже я лежал на нем и тянулся к его горлу. Он отчаянно сопротивлялся, подбадривая себя потоком ругательств и проклятий в мой адрес. Но мне все же удалось сделать то, что не получилось у него, я схватил его руку и перевел на болевой. Из его глотки вылетел отчаянный вопль, и это отчасти отрезвило меня.

Я ослабил хватку.

– Не желаете закончить поединок? – спросил я.

В ответ Струганов что-то прохрипел нечленораздельное, но по его глазам я понял, что такое желание у него имеется и даже в избытке. Я встал.

Вслед за мной то же самое сделал и мой противник. Он смотрел на меня с такой нескрываемой яростью, что я почти уверился, что это он недавно стрелял в меня. Я уже не сомневался, что главный инженер возненавидел меня с первой же минуты нашего знакомства. И основания для этого у него вполне достаточные; я живу в доме вместе с Анастасией, а, судя по всему, именно это является его самой заветной мечтой.

– А ведь вы меня чуть не придушили, – сказал я.

– Все еще впереди, – мрачно отозвался Струганов.

– И вас не пугает взять на себя такой тяжкий грех, как убийство человека?

– Есть люди, убийство которых является не грехом, а добродетелью.

А ему не откажешь в прямоте, отметил я.

– Неужели я отношусь к этой категории? У меня, разумеется, масса самых разнообразных недостатков, но все же в своей жизни я не совершил ничего такого, за что меня следовало бы так сурово покарать.

– Знаете, давайте каждый дальше пойдет своим путем. Нам вредно находиться вместе.

Пожалуй, в этом он прав, мысленно согласился я. И все же вряд ли это в ближайшее время осуществимо. По крайней мере некоторое время нам все же придется идти одним путем.

В этом духе я и хотел ему ответить, но он не стал ждать моих слов. Вместо этого он быстро, почти бегом стал углубляться в лес, в противоположную от поселка сторону. Я смотрел ему в след, пока он не скрылся за деревьями, затем пошел дальше. Безо всякого сомнения моя прогулка в лесу оказалась весьма насыщенной самыми разнообразными событиями и впечатлениями.

Глава 11

Я с нетерпением ждал возвращения Анастасии, почему-то я был уверен, что в понедельник утром она заявится в наш, хотя и временный, но общий дом. Но часы пробили уже полдень, а ее все не было. От безделья и от бесплодного ожидания я слонялся по коридорам и комнатам этого таежного дворца, но, несмотря на его большие габариты, никак не мог найти в нем для себя места.

Наконец окончательно убедившись, что ее мне не дождаться, я решил отправиться в офис компании и заняться там делами. Правда, какими конкретно делами, представлял весьма смутно. Надежда была лишь на то, что там, на месте, я сумею найти подходящее занятие.

Хотя я еще официально не стал владельцем шести десятипроцентного пакета акций, хотя Совет Директоров на своем заседании не утверждал меня главой компании, я не без удивления мог убедиться, что ее сотрудники воспринимают меня именно в этом качестве. Едва я переступил порог здания, как все, кто попадался мне навстречу, поспешно здоровались со мной. Когда же я вошел в приемную, пожилая секретарша резво вскочила со своего места, словно молоденькая девушка при виде возлюбленного, предупредительно отворила двери в кабинет и спросила, не подать ли чаю и не будет ли каких-либо распоряжений.

Ее последние слова заставили меня задуматься.

– Пригласите, пожалуйста, Ращупкину Марию Владимировну, – сам не зная, то ли попросил, то ли приказал я. Пока мне было весьма трудно найти правильную интонацию для разговоров с сотрудниками компании.

Финансовый директор явилась незамедлительно. Я подумал, что, наверное, так же быстро она приходила сюда на зов предыдущего хозяина этого кабинета. Я предложил ей сесть, она устроилась напротив меня на стуле. Мне показалось, что она весьма настороженно смотрит на меня.

– Мария Владимировна, мне бы хотелось получше разобраться в финансовом состоянии компании, – сказал я, хотя еще десять минут назад не имел и следа подобных намерений. – Мы должны решить, нужно ли нам закупать оборудование для мебельной фабрики? А для этого я должен знать все и досконально. Вы согласны с такой постановкой вопроса?

– Безусловно, Евгений Викторович. Это абсолютно разумный подход. Что бы вы хотели узнать?

Я вздохнул про себя. Я бы тоже очень хотел бы узнать, что бы я хотел бы узнать. Хотя нет, знаю: меня на данный момент интересуют два вопроса: почему не приехала Анастасия, и какие отношения в последнее время были у этой дамы с бывшим хозяином этого кабинета? Вот только говорить нам придется о другом.

– Объясните, что происходит в компании? Насколько мне известно, в последнее время она переживает определенные трудности. С чем они связаны?

Ращупкина как-то странно посмотрела на меня, Но что означал этот ее взгляд, распознать я не мог.

– Можно я закурю? – вдруг спросила она.

– Конечно, курите. – Я придвинул к ней пепельницу.

Она достала из кармана своего строгого темного костюма пачку сигарет. Мне показалось, что ее движения излишне порывисты для столь простой операции, как прикуривание. Кажется, она волнуется больше, чем желает того показать, отметил я.

– Хорошо, я попытаюсь вам объяснить. Но для этого вам следует лучше представлять характер и психологию Александра Михайловича. Сама компания и все, что происходит в ней, это в каком-то смысле слепок с его натуры.

– Любопытный взгляд, – заметил я.

– И, тем не менее, это так. Видите ли, Александр Михайлович, был человеком определенного склада. В жизни его воодушевляло только постоянное, ни на минуты не останавливаемое развитие, только движение вперед. Поэтому все деньги, которые зарабатывала компания, вкладывались в новые проекты. Он обладал замечательным даром – видеть перспективу, находить те виды деятельности, которые могут принести отдачу.

– Но это же прекрасно! – перебил Ращупкину я.

Она снова посмотрела на меня своим загадочным, как у сфинкса, взглядом.

– Да, это прекрасно, но только даже самые прекрасные качества должны быть у человека в меру. А когда их слишком много, они подчас мешают делу. Это я вам говорю, как финансист. А, поверьте, я кое-что в этом понимаю.

– А я нисколько и не сомневаюсь, – сам, не зная для чего, польстил я ей.

И снова в ответ на свою реплику получил все тот же странный взгляд.

– Александр Михайлович, едва закончив один проект, тут же начинал другой. А подчас начинал другой, не закончив предыдущий. Но ведь каждое новое дело имеет свой срок окупаемости, а на первоначальном этапе требует вложений. Иногда очень больших. А у вашего дяди не всегда хватало терпения дождаться отдачи, прежде чем предпринимать что-то новое. В итоге же мы попали в ситуацию, когда у нас работает несколько производств, их продукция востребована рынком. Но прибыли от них пока нет, мы ее получим только через пару лет. А жить-то надо каждый день, возвращать кредиты, платить зарплату, содержать социальную сферу. Ведь весь поселок – а это пять тысяч жителей – целиком питается от компании. Где на все это взять деньги? А ведь он собирался приступить к еще ряду начинаний.

– Интересно, каких?

– Здесь, недалеко, в тридцать километров обнаружено богатое месторождение угля. Александр Михайлович намеревался приступить к его разработке. Проложить узкоколейку до краевого центра и подвозить уголь на электростанции города. Мы просчитали экономический эффект: он огромный. Но и затраты на проект тоже немалые.

– Да, это очень любопытно. И что же вы бы мне посоветовали в этом случае?

Ращупкина несколько мгновений молчала.

– Мне трудно вам что-то посоветовать, скажу честно, меня приучили к другому стилю работы. Александр Михайлович всегда выслушивал чужие мнения, но советов никогда не просил. Он сам принимал все решения. Извините меня, но я не привыкла давать советы первому лицу.

– Но я пока не первое лицо, а так, с боку припека.

– Но вы же собираетесь им стать. Если я вам больше не нужна… У меня срочные дела. Нужно урегулировать пару вопросов с банками. Они все настойчивей требуют возвращение денег. Это плохой признак.

– Конечно, идите. И все же спасибо за высказанное мнение.

Я проводил женщину взглядом. Да, совсем не просто оказаться в шкуре моего дяди. И как он справлялся со всем этим потоком дел?

Интересно, что же это за женщина Марина Владимировна Ращупкина? Мысленно я представил ее фигуру. В ней есть нечто странное, она напоминает застегнутый на все пуговицы френч. Такая же закрытая, однотонная, как военная форма. И одевается соответственно: темно-синий, спускающийся вниз почти до пяток костюм. Хотя мне показалось, что как раз нижняя часть ее тела сохранилась лучше всего. Но при этом она явно следит за собой, но следит как-то странно, напоминая чем-то аккуратно одетую монахиню; она словно сознательно создает впечатлении у окружающих о себе, как о человеке мрачном, даже отчасти нелюдимом. Но действительно ли она такая, какой себя пытается явить миру? Или это не более чем маска? Но тогда, зачем ей нужна такая, далеко не самая лестная репутация?

Но дальше продолжать разматывать клубок мыслей по этой дорожке мне хотелось, вместо этого я стал ломать голову над вопросом: каким должен быть мой следующий шаг? Как для меня это ни прискорбно, но именно мне придется решать, брать или не брать этот, будь он трижды проклятый, кредит? А ведь эти ребята настоящие хитрецы, руководят компанией, а ответственность хотят спихнуть на человека, который по крайней мере формально к ней не имеет никакого отношения. Когда я еще стану хозяином здешних мест, а принимать важнейшее решения я почему-то должен сейчас.

Неожиданно для себя я решил отправиться на мебельную фабрику и посмотреть, что происходит на ней воочию. С главным инженером во время ознакомительной экскурсии мы там уже побывали, но знакомство было чересчур поверхностным и скоротечным, дабы я мог бы сделать какие-либо выводы. Теперь же я хотел изучить все более основательно.

Я вышел из кабинета в приемную и почти лоб в лоб столкнулся с главным инженером. Он посмотрел на меня как на заклятого врага и прошел к себе. Я поймал понимающий взгляд секретарши и подумал, что эта женщина может знать весьма много о царящих тут нравах и отношений между людьми. Надо будет как-нибудь воспользоваться ее эрудицией.

Я сообщил ей о своем предстоящем маршруте.

– Вам вызвать машину? – предупредительно осведомилась она.

– Тут недалеко, дойду пешком, – отказался я. Затем подумав, добавил: – Пока меня не будет, я вас попрошу найти для меня отчет о деятельности компании за прошлый год.

– Непременно, – пообещала она.

Я все же недооценил предупредительности секретарши, на фабрике меня уже ждали. Едва я переступил ее порог, как мне на встречу поспешил директор, с которым мы познакомились во время первого моего посещения. Это был пожилой, болезненного вида человек по фамилии Антонов Василий Борисович. Мой внезапный приход сильно взволновал его, это было видно по его нервным порывистым, немного невпопад движениям.

– Я хотел бы с вами поговорить, – произнес я.

Мы прошли в его кабинет. По своим размерам он был раза два меньше, чем тот, который занял я. Мы расположились за столом, девушка тут же принесла нам чай, печенье, конфеты. Это было весьма кстати, так как я уже начинал чувствовать голод.

– Василий Борисович, я бы хотел разобраться, как обстоят дела на фабрике. Прошу вас, рассказать все, без утайки. Вы же понимаете, потом я все равно все узнаю. И уж тогда не обессудьте.

Антонов, соглашаясь с такой постановкой вопроса, кивнул головой. Но я видел, что моя просьба не слишком обрадовал его.

– К сожалению, дела обстоят неважно, – сказал он.

Я не удивился его словам, я сам не знал, почему, но именно нечто подобное я и ожидал услышать. Впрочем, у меня с детства была сильно развита интуиция, нередко я заранее знал, о чем скажет или что сделает тот ил иной человек. Хотя, как и откуда приходила ко мне эта информация, мне неведомо до сих пор.

– Пожалуйста, объясните все по подробней, – попросил я.

– Да, собственно особенно и объяснять-то нечего. Когда мы запустили фабрику, то она была рассчитана на производство самых простых изделий: стульев, кухонных столов, детских кроваток. Тогда на все это был большой спрос. И мы процветали. Даже поставляли часть продукции на экспорт. – В голосе директора зазвучали нотки гордости. – Но затем, видя наш успех, за дело взялись конкуренты. И за короткий срок рынок оказался переполненным точно такими же по качеству и ассортименту изделиями. И сейчас у нас большое падение производства. Мы вынуждены держать людей, так как в поселке больше негде им работать. В результате уже целый год мы находимся в минусе. Если и дальше все так будет продолжаться, то фабрику придется закрывать. Иначе она разорит всю компанию.

– Что же делать?

Антонов пожал плечами.

– Либо останавливать производство, либо переходить на новые виды продукции.

– А для этого фабрику нужно полностью переоборудовать.

– Именно так. Ничего другого придумать невозможно.

– А вам известна требуемая для этого сумма?

Антонов не без смущения посмотрел на меня.

– Да, известна, – негромко произнес он.

– И она окупится?

– Мы произвели все расчеты, затраты окупятся в течение трех лет.

– А как прожить эти три года?

Теперь Антонов бросил на меня затравленный взгляд.

– Это вам должно быть виднее, я отвечаю только за фабрику.

– Проведите меня еще раз по ней.

Мы вышли в цех, Меня тут же окружили работники. Их собралось не меньше пятидесяти. Я сразу же почувствовал, с какой тревогой воспринимают они мой визит. Они понимают, что от него зависит их дальнейшая судьба.

Мы разговаривали не меньше часа. И за это время я узнал гораздо больше о том, как живут в поселке люди, что их заботит и беспокоит, чем за те предыдущие дни, что я тут провел. Я не ошибся, они действительно были крайне встревожены и почти хором просили меня не закрывать фабрику, не лишать их работы, а детей – пропитания. Одна женщина даже расплакалась, и мне пришлось ее утешать. И чем больше я слушал их, тем сильнее нарастали во мне растерянность и отчаяние. Ну почему я должен отвечать за этих мужчин и женщин, я никого из них не знаю, они же требуют от меня, чтобы я взвалил бы на себя ответственность за их судьбы. Но все дело в том, что в отличии от моего дяди я привык отвечать только за себя.

Мне хотелось немедленно убежать отсюда. И я уже в тысячный раз проклинал себя за то, что в мою глупую голову пришла такая нелепая мысль отправиться в этот чертов поселок. А теперь, после того, как я все тут видел и слышал, мне во сто крат трудней принять любые решения.

Наконец, измученный, словно после изнурительной и долгой работы, я вырвался из плотного круга окруживших меня людей и выскочил на улицу. Я был раздавлен и не знал, что мне делать. И тут ко мне пришла спасительная мысль. А собственно чего я так переживаю, как только я получу акции в собственность, я на следующий же день продам их Обозинцеву и таким вот простым способом сброшу со своих плеч весь тяжкий и непосильный для меня груз ненужных мне забот. Надо в самое ближайшее время с ним встретиться и договориться обо всем окончательно. Пусть он выслушивает жалобы людей, пусть принимает важные решения. А это все не для меня.

Я вмиг повеселел. И уже совсем с другим настроением и даже другой, гораздо более бодрой и уверенной походкой, направился к дому.

Анастасия уже вернулась. Я почувствовал, как теплая радостная волна прокатилась по моему телу. Но держалась она недолго, так как брошенный ею на меня взгляд был холоднее, чем температура в морозильной камере.

– Что-нибудь случилось? – спросил я.

Анастасия как-то неопределенно посмотрела на меня.

– Объясните мне, чем вы здесь занимаетесь? – холодно, если не враждебно спросила она.

– Вникаю в дела компании. А что произошло?

Я вдруг заметил, что она еле сдерживает себя.

– Меня только что посетил Струганов. Он мне заявил, что вы всерьез подозреваете его в убийстве Александра. И он поставил передо мной условие: либо я уговорю вас немедленно покинуть поселок, либо он подает заявление на увольнение.

Пораженный ее словами, я замер на месте. Такого поворота событий, я, признаюсь, не предполагал.

– Но почему он сказал об этом вам, а не мне? – наконец спросил я.

– Как вы знаете, я член Совета директоров компании, а во-вторых, он, по-видимому, считает, что раз мы живем в одном доме, я могу на вас как-то воздействовать.

– Вы тоже полагаете, что мне лучше уехать?

Анастасия несколько мгновений молчала.

– Да, – словно приговор, произнесла она.

Я вдруг почувствовал, как закипает во мне гнев. До сих пор я стоял почти у порога, теперь я прошел к камину и сел в кресло напротив Анастасии. Я закинул ногу за ногу и закурил.

– А собственно, что такого случилось? Разве мы знаем, кто убийца? Почему им не может быть Струганов. Вы лучше меня знаете, что мотивы для этого у него весьма веские.

Я увидел, как окрасились щеки молодой женщины в пурпур.

– Это не он, – глухо произнесла она. – Он действительно очень вспыльчивый, даже не сдержанный, но убить… – Анастасия отрицательно покачала головой.

– Никто не знает, что происходит в душе человека. Я не поручился бы ни за кого. Даже за папу Римского.

Анастасия вдруг встала и нервно прошлась по комнате.

– Оставим убийство. Он отличный главный инженер, он знает компанию, как свои пять пальцев. Если он уйдет, тут все быстро развалится. Кто будет всем руководить? Вы что ли? Вы как приехали, так и уехали, а тут, все, что столько лет создавал Саша, пойдет прахом. Поймите, мы живем не в большом городе, где можно найти много хороших специалистов, у нас они все наперечет. Здесь нельзя действовать так, как это делаете вы.

– А вам все равно, кто убил моего дядю?

Она снова села и сжала ладонями виски.

– Я очень хочу знать, кто это совершил, я хочу, чтобы он понес бы заслуженное наказание за свое ужасное зло деяние. Но я знаю, что самое важное дело – это сберечь компанию. Если выбирать между нахождением убийцы и сохранностью компанией, я выбираю второе. Я уверена, что Саша одобрил бы мой поступок. Для него жизнь имела смысл только тогда, когда он что-то делал, когда создавал новое. Он мне говорил, что значение жизни человека по-настоящему раскрывается только после смерти, по тому, что осталось после него. А если компании не станет, значит после него ничего не останется – и все было напрасно. Уезжайте, я прошу вас.

Так будет лучше и для вас и для всех.

– А вы не думаете, что будет дальше, после того, как я вступлю в свою права. Я продам акции, и сюда придет совершенно посторонний человек на правах хозяина. Что он будет делать? А если он захочет все тут ликвидировать?

Анастасию удивленно взглянула на меня. По-видимому, она не думала о таком варианте развития событий.

– Вы готовы продать акции чужому человеку?

– А почему бы и нет. Особенно после того, как меня отсюда фактически изгоняют. А коли так, то гори все синим пламенем. Кстати, у меня есть и покупатель на мой товар.

– Кто? – в ее голосе звучала откровенная тревога.

– Некто Обозинцев.

По ее лицу я понял, что эта фамилия ей знакома.

– Вы знаете его? – спросил я.

– Да. Он давно мечтает прибрать компанию к своим рукам. Несколько раз он просил Сашу продать его долю, предлагал очень большие деньги.

– Что он за человек?

– Я точно не знаю, но о нем ходят много разных слухов. Он один из самых богатых людей края. Но как он накопил свои богатства, никто толком не ведает. Некоторые у нас считают его главой всего местного преступного сообщества, обвиняют в разных преступлениях, вплоть до убийств. Пару раз против него даже возбуждались уголовные дела, но доказать ничего не могли. Или не хотели. Он вхож во многие высокие кабинеты. Говорят, что у него на даче гостил даже губернатор. Впрочем, у нас многое чего говорят. Но Саша утверждал, что Обозинцева интересует только золотой прииск, все остальное ему не нужно, он все это ликвидирует.

Я подумал, что это весьма похоже на правду, вряд ли такой человек станет возиться с какой-то мебельной фабрикой, которая еще бог знает когда будет приносить доход. Впрочем, какое мне до этого дело. Почему-то я вспомнил плачущую работницу. Конечно, мне ее жалко, как и многих других, но я не благодетель, меня, например, в жизни никто не жалел. Наоборот, посылали под пули те, кто в уюте и в полной безопасности восседали в своих кабинетах. А я в это время я жил в неустроенных блиндажах и расчесывал до крови зудящее от грязи давно немытое тело.

Анастасия внезапно грустно посмотрела на меня, такого взгляда я у нее еще не видел.

– Прошу вам, не продавайте ему акции. Если вам дорога память о вашем дяде, найдите другого покупателя, только не его.

– Все зависит от цены, – безжалостно произнес я. – Кто больше даст, тот их получит. А Обозинцев готов предложить за них хорошую цену.

– Поверьте, это не чистые деньги.

– А они не пахнут, об этом еще сказал какой-то древний император. Когда я буду расплачиваться ими, никто не станет к ним принюхиваться, никто не будет задавать вопрос о происхождении этих денег. Наоборот, их будут охотно принимать.

– Что ж, это ваше право, – встала Анастасия. – Я могу лишь повторить мою просьбу: уезжайте отсюда, вам тут делать нечего. – Не смотря больше на меня, она направилась к лестнице. – Внезапно она остановилась и обернулась ко мне. – Вы можете продавать акции кому угодно, но будьте уверены, что мы будет бороться за компанию до последней возможности. Я еще не знаю, как мы станем это делать, но мы не сдадимся. Так что учтите это вы и сами передайте мои слова вашему покупателю.

Когда Анастасия произносила этот краткий, но исполненный пафоса монолог, ее лицо приобрело такое гордое и решительное выражение, стало столь прекрасным, что на него, как на солнце, было почти невозможно смотреть, так сильно ослепляло оно своим неземным сиянием. Во мне все перевернулось. Передо мной стояла сошедшая на землю богиня, воительница и одновременно самая обольстительная женщина, которую я когда-либо встречал в жизни. Но мы были с ней врагами. И ничего другого между нами быть не могло.

Глава 12

На следующее утро, пройдя по уже хорошо мне знакомой дороге в офис компании, я первым делом спросил у секретарши, могу ли я воспользоваться вертолетом для полета в краевой центр.

– Разумеется, Евгений Викторович, – даже немного удивленно ответила секретарша. – Это же личный вертолет Александра Михайловича. Позвонить пилоту, чтобы он готовил машину к полету?

Я кивнул головой и прошел в кабинет. Оттуда я позвонил Обозинцеву. Мой звонок, если судить по звучащему в трубке голосу, обрадовал его. Радость его еще больше усилилась, когда он услышал, что я желаю переговорить с ним о важном деле. Мы договорились, что посланная им машина будет ждать на аэродроме, она и отвезет меня к нему.

Через полчаса секретарша зашла в мой кабинет и сказала, что вертолет готов к полету.

– Когда вас ждать назад? – поинтересовалась она.

«Никогда» – мысленно ответил ей я, но вслух произнес нечто иное:

– Точно не знаю, но, думаю, в крайнем случае завтра прилечу.

На летном поле меня встретил вертолетчик. Он по-военному четко чеканил шаг, не дойдя несколько метров, он остановился и приложил руку к козырьку фуражки.

– Вертолет готов к полету. Доложил пилот первого класса Борис Гусарев.

Я протянул ему руку.

– Вы бывший военный? – спросил я.

– Так точно.

– А почему уволились?

– Здесь больше платят, – ни секунды не колебался с ответом он.

Мне понравилась его искренность, по крайней мере, не придумывает, как многие мои коллеги по службе, всякие сверхуважительные причины.

Я почувствовал, как во мне зарождается симпатия к этому человеку. Впрочем, скорей всего подобное чувство он вызывал не только у одного меня. Это был высокий приятный мужчина примерно моего возраста, очень аккуратно одетый; черные ботинки были начищены до блеска, а стрелки на дорогих брюках были такими острыми, что казалось, что о них можно обрезаться.

– Долетим? – спросил я.

– Можете не сомневаться, машина в полном порядке.

Мы летели над бескрайней тайгой. Я смотрел через иллюминатор на расстеленный внизу сплошной зеленый ковер и вспоминал другие места; глубокие горные ущелья, между склонами которых, уклоняясь от посылаемых с земли ракет, словно испуганная птица, носился вертолет, ежесекундно рискуя врезаться в землю и похоронить его пассажиров.

На аэродроме, едва я вышел из вертолета, ко мне подошел рослый и широкоплечий молодой парень. Моя личность ему была известна, так как он уверенно обратился ко мне.

– Евгений Викторович, пойдемте за мной, вас ждет машина.

Я повернулся к Гусареву.

– Спасибо за хороший полет, – протянул я ему руку.

Он пожал ее и вручил мне визитку.

– Как только вы соберетесь лететь назад, позвоните по этому телефону за час до отлета.

Вместе с посланцем Обозинцева, я вышел за территорию аэропорта. Парень подвел меня к «БМВ», предупредительно распахнул дверь. В машине нас ждал уже шофер.

– Поехали к шефу, – приказал ему парень.

По указателям я понял, что мы едем не в город, а в противоположную от него сторону. Скорость, с которой мчалась машина, была такой, что у меня невольно захватывало дух. Но сидевший рядом со мной на заднем сиденье попутчик оставался абсолютно невозмутимым; по-видимому, такая бешеная езда была для него привычной.

Мы съехали с шоссе на боковое ответвление и покатили по узенькой, но вполне ухоженной дороге. Я старался запомнить путь, по которому меня везли. Эта привычка осталась у меня с прошлых времен, я делал это и в тех случаях, когда не было даже намека на грозящую мне опасность. Следовало ли мне чего-то опасаться на этот раз, я не знал. Даже если Анастасия права, и Обозинцев – глава всей местной братвы, пока я не вступил в права наследства, я ему нужен живым, и он будет оберегать меня, как самого дорогого для себя человека. Что в некотором смысле на данный момент так и есть.

Ехали мы недолго. Дорога уперлась в высокие железные ворота. Пока мы ждали, когда они распахнутся перед нами, я обозревал окружающий меня мир. Я отдал должное вкусу Обозинцеву, свою резиденцию он разместил в очень живописном месте. В каких-то сотнях метров от меня простирался аккуратный овал небольшого озера, заполненный прозрачной голубой водой, за ней виднелся зеленый массив леса.

Внутри оказалось ничуть не хуже, если не лучше, чем снаружи. Все пространство перед домом было разбито на клумбы, на которых полыхало яркая палитра цветов. Соединялись эти цветники пунктирами аккуратных дорожек. Повсюду было так чисто, что за время своего пребывания здесь я так и не обнаружил ни единой соринки.

О доме следует сказать особо. Если дяди построил себе огромный особняк, то загородная резиденция Обозинцева по праву гордо могла называться дворцом. На первом этаже этого паллацио за стеклянными стенами расположился зимний сад с журчащими ручейками и бьющими прямо из земли фонтанчиками. Невольно мне пришла мысль, что примерно так и должен выглядеть рай. По крайней мере именно в такое великолепное местечко я бы хотел попасть после смерти.

Именно в «раю» и встретил меня хозяин здешних мест. На его лице было запечатлено самое радушное из всех возможных выражений. Он шел мне навстречу, широко расставив руки, и мне показалось, что он намеревался меня обнять. Я сделал шаг в сторону, дабы уклониться от его объятий. Почему-то мне претила столь грубая демонстрация нашей не существующей близости.

По потемневшим глазам Обозинцева я понял, что он заметил мой маневр, однако менее радушным его лицо не стало. Он протянул мне руку, и я пожал ее.

– Безмерно рад нашей встречи, Евгений Викторович, – приветствовал меня он. – Как прошел полет? Вертолет – штука опасная.

– Замечательно. Пока летел, рассматривал пейзаж. Очень красивые тут места.

– Места замечательные, я рад, что вам они нравятся. Поэтому я здесь и живу, хотя давно мог бы перебраться в любой уголок земного шарика. Но я считаю, что человек по-возможности должен жить там, где родился. Это придает жизни какой-то дополнительный смысл. У вас нет такого ощущения?

– Думаю, что нет, я скорей по натуре бродяга.

Обозинцев пристально посмотрел на меня.

– В этом тоже есть свои прелести, чем легче человек расстается с тем, к чему привыкает, тем удобней ему жить. А я вот, если к чему-то прикипел, то уж надолго, не могу от этого себя оторвать, даже если обстоятельства того требуют. Такой уж характер, а мы все его рабы. Но, впрочем, все эти скучные детали мы еще успеем обсудить. А пока прошу отведать, чем бог послал.

Обозинцев подвел меня к лифту, на нем мы поднялись прямо в большую комнату, где уже был накрыт стол. Я быстро убедился, что из всех придуманных за историю человечества блюд, на нем находилось большинство. Невольно у меня потекли слюнки.

Кажется, Обозинцев заметил мою реакцию, так как он явно оживился, словно обнаружил во мне слабинку. Он усадил меня на мягкий стул, а сам сел напротив. Затем взял бутылку французского коньяка и, не спрашивая согласия, разлил его по рюмкам.

– Давайте выпьем за встречу и за продолжение так приятно начавшегося знакомства. Я не сомневаюсь, что оно будет обоюдно полезным. Знаете, у меня всегда вызывают симпатию боевые офицеры. Я заметил, что люди, которые прошли войну, совсем другие, чем те, которые на ней не побывали.

– Но откуда вы это могли заметить. Разве вы тоже воевали?

Обозинцев снисходительно засмеялся.

– Разве по мне похоже, что я воевал. Но я являюсь председателем краевого фонда помощи военнослужащим, пострадавшим во время военных действий. И я вижу этих людей. Война приносит в человеческую душу нечто такое, что, как закаленная огнем сталь, делает ее более прочной и цельной. Мне бы очень хотелось, чтобы мы с вами бы сблизились даже в независимости от наших с вами дел. Скажу честно, мне нужны такие люди, на них можно положиться, как на самого себя. У меня большой бизнес, а вот надежных помощников очень не хватает. Кто готов работать не только за деньги, но и за совесть. Выпьем за тех немногих, кто умеют презирать смерть.

Такого коньяка я еще никогда не пил, это был нектар, а не всем известный напиток. Обозинцев заметил, какое впечатление произвело на меня содержимое бутылки.

– Не правда ли, замечательный коньяк. Хотите еще?

Я кивнул головой.

– Но вы не правы, те, кто был на войне, вовсе не презирают смерть. Страх смерти одинаков у всех людей. Все дело в том, что одни способны его преодолевать, а другие нет. Причем, те, кому это удается успешно делать во время военных действий, в других ситуациях нередко проявляют малодушие, а то и трусость. Я сам видел, как бывшие герои, попав в гражданскую жизнь, начинают бояться буквально всего, подчас самых пустячных проблем.

– Да, – задумчиво произнес Обозинцев, – наверное, вы в чем-то правы. Мне как-то не приходила такая мысль в голову. Проявлять геройство на войне, наверное, действительно в чем-то легче, чем на гражданке. Там сама ситуация требует от человека определенных качеств, а тут все непонятно, все как-то смещено. Бывает нелегко определить, кто друг, кто враг, кто поможет, а кто нанесет удар из-за угла? Я сам с моим богатым опытом иногда ошибаюсь, а что уж говорить о тех, кто приходят в эту жизнь, словно младенцы, неопытными.

Он очень неглуп, думал я, отправляя в рот очередной кусок заливной осетрины, густо смазанной хреном. С ним надо ухо держать востро, ему обвести другого вокруг пальца ничего не стоит. Он заговорит, загипнотизирует своим приятным обращением и обворожительными манерами кого угодно.

Обозинцев в очередной раз наполнил мою рюмку янтарным коньяком.

– Хочу выпить за вас, за ваши успехи. Я знаю, у вас сейчас в жизни непростой период, много новых впечатлений. – Внезапно он хитро улыбнулся. – А скажите честно, какое на вас впечатление произвела мадам Успенская? Обворожительная женщина, не поддаться ее обаянию невозможно. А как вам, удалось?

Судя по всему мой ответ было легко прочесть на моем челе, поэтому Обозинцев вдруг рассмеялся. Впрочем, смех его звучал не обидно, а скорее даже сочувственно.

– Все понимаю и сопереживаю вам. Устоять перед такой женщиной так же трудно, как остаться на ногах, когда попадаешь в эпицентр торнадо. Только один вопрос: для вас это серьезно? Спрашиваю не из любопытства, а из чисто прагматических соображений. Ваши чувства могут повлиять на ваши решения по поводу продажи акций.

– Не думаю, – сказал я.

– Дай-то бог. – В голосе Обозинцева послышалось облегчение. – Я еще в молодости взял за правило не смешивать любовь и бизнес. Поверьте, когда это происходит, это не приносит добра ни бизнесу, ни любви.

– Я не собираюсь это смешивать. Чувства приходят и уходят, а деньги остаются.

– Вот это абсолютно деловой подход. За это нужно еще раз выпить.

Я не стал отказываться, вместо этого подцепил вилочкой круглую, как колесо, густо посыпанную сахаром дольку лимона. До чего же бывает иногда хорошо жить. И я тоже смогу себе устроить такой же небесный уголок, с деньгами попасть в рай не составляет большого труда.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Обозинцев, когда мы вышли изо стола.

– Отлично.

– Тогда не хотите ли пострелять. У меня это одно из самых любимых занятий Вы, как военный, тоже, наверное, его любите.

– Почему бы и нет.

– Тогда пойдемте за мной.

Мы вышли на поляну, расположенную за домом. Там я снова увидел знакомого посланца Обозинцева. Он протянул мне спортивное ружье.

– Вы не против, если мы устроим соревнование, – предложил хозяин усадьбы. – Стрелять без соперника не так интересно. А особенно, когда у меня в доме такой стрелок, как вы. Не возражаете?

– Буду только рад.

– Давай, – приказал он своему человеку.

Парень зарядил в автомат тарелку, и она взвилась вверх. Первые несколько выстрелов я промахнулся, крепкие коньячные пары лишали твердости руку и меткости глаз. Но затем я справился с легким опьянением и стрелял без промаха.

Обозинцев тоже стрелял неплохо, но в нем чувствовался любитель, а не профессионал. До сих пор он казался неуязвимым и непоколебимым, как сфинкс, но сейчас я заметил, что он нервничает. Каждый очередной промах выводил его из себя.

Мы отстрелялись, я выиграл с большим преимуществом. Обозинцев с натянутой улыбкой пожал мне руку.

– А вы действительно замечательный стрелок, – похвалил он меня. – Вам не стоит попадаться где-нибудь в лесу. Вашу победу просто необходимо отметить.

Словно из-под земли появился еще один примерно такого же вида парень, что и мой знакомый. В руках он держал поднос с бутылкой и двумя рюмками.

– Прошу в дом, – пригласил Обозинцев, после того, как мы поставили на поднос опустевшие сосуды. – Теперь можем поговорить и о деле.

Мы снова оказались в той же комнате, где проходила наша трапеза. Однако все ее следы были уже убраны, и стол украшала экибана из бутылки вина и вазы с фруктами.

Мы уселись в кресла, Обозинцев взял бутылку и разлил вино.

– Это мое любимое вино, – известил он меня. – Попробуйте.

Я попробовал и уже не в первый раз признал, что вкус у этого человека отменный.

– Нравится?

– Очень. И дом, и еда? и вина. Нелегко представить, что в наше время кто-то может жить так, как вы.

Обозинцев, не скрывая своего удовлетворения, засмеялся.

– А ведь вы можете в скором времени догнать меня по всем параметрам, – произнес он, любуюсь насыщенным цветом вина в бокале. – Все в ваших руках. Я все это нажил только благодаря напряженному, а иногда и весьма рискованному труду. А о таких, как вы, говорят: баловень судьбы, к вам все это может прийти без всякого труда. Я вам сильно завидую, я всегда мечтал о таком везение. Но мне не везло.

– Глядя на вас, трудно в это поверить.

– Но это так. В нашей стране человек, который хочет быть богатым, вынужден ежеминутно рисковать жизнью. Здесь нельзя так, как это происходит у них, начать свое дело с нуля и разбогатеть. Не позволят ни власть, ни мафия, ни налоговая инспекция, ни наша уважаемая милиция. Первые прижмут к ногтю, другие угрохают, третьи разорят, четвертые посадят. Вы счастливы, что вам не придется сталкиваться с этим беспределом. Я бы на вашем месте уехал отсюда навсегда. Или по крайней мере до тех пор, пока тут жизнь не станет нормальной. – Внезапно Обозинцев залпом выпил вино и повернулся ко мне. – Так чем же вы обеспокоены?

Я тоже осушил бокал и поставил его на стол.

– Меня интересует, как будет оформлена наша сделка? Вернее, каким образом я получу оговоренную сумму.

– А как бы вы хотели ее получить?

– Наличными!

– Три миллиона баксов – наличными. – Обозинцев громко захохотал.

– Вы хотите, чтобы я пригнал бы грузовик с деньгами. – Внезапно он посерьезнел. – Если я стану снимать такую сумму со своего счета, то через полчаса все местные уголовники и все местное начальство узнают об этом и соберутся возле моего дома. И у нас с вами будет крайне мало шансов выбраться из него живым. Нет, дорогой Евгений Викторович, любой другой способ, только не этот.

– Что же вы предлагаете?

– Самый простой и надежный вариант. Вы открываете счет в любом банке, в каком сочтете нужным, и я вам перевожу на него оговоренную сумму. А чтобы у вас не возникали бы сомнения, в момент подписания договора показываю вам платежное поручение о переводе.

– Нет, – покачал я головой, – у меня нет доверия к банковским документам. Вы мне вручаете сберкнижку на предъявителя.

– Как хотите, мне все равно. Это все, за чем вы захотели со мной свидеться?

– Могу я налить себе еще вина?

– Сколько угодно. Хотите, принесу еще бутылку?

– Нет, этого достаточно. Скажите, а что вы собираетесь делать с акциями?

– Владеть ими, – засмеялся Обозинцев.

– Я имел в виду нечто иное. Что будет с компанией, когда вы станете ее владельцем?

– А что вас интересует конкретно?

– Компания многопрофильная, существуют разные производства. И не все они на данный момент прибыльные. Чтобы это произошло, нужно вкладывать в нее немалые средства. Иначе все развалится, люди останутся без работы. А мне бы не хотелось, чтобы это произошло. Мой дядя вложил во все свои проекты огромный труд.

Впервые за все наше знакомство лицо Обозинцева стало вдруг жестким.

– Хочу вам сказать, Евгений Викторович, я не имею привычки давать отчет о том, чем я владею и что я делаю со своим имуществом. Вы намерены продать компанию, я намерен ее купить. И давайте не выходить за рамки сделки. Я могу понять ваши чувства, но все это от того, что вы смотрите на ситуацию не как бизнесмен. Хорошо, ради вас я кое-что вам объясню. Работать должно то, что приносит прибыль. Яснее я вам сказать не могу, потому что не знаю сейчас, что останется, а что придется закрыть. И давайте более не возвращаться к этой теме. – Его лицо снова приняло выражение любезного хозяина. – Если вы все выяснили, то в качестве следующего пункта программы, не поплескаться ли нам в бассейне. А потом прямиком в сауну.

– Я согласен, – ответил я, допивая вино.

Глава 13

Дом, вернее дворец Обозинцева я покинул лишь на следующее утро. Вечером хозяин дал в мою честь самый настоящий бал. Из оперного театра пригласили квинтет музыкантов. И хотя я не очень хорошо разбирался в музыке, было очевидно, что это профессионалы самого высокого уровня.

Кроме них в дом понаехало человек двадцать гостей. Судя по одежде, манерам и речам, то были сливки местного делового общества. В их разговорах суммы в сотни тысяч долларов звучали так же часто, как рубли и копейки в разговорах базарных торговок. Я догадывался, что Обозинцев отнюдь не случайно собрал у себя всю эту публику, он явно хотел мне продемонстрировать, что и я скоро могу попасть прямиком в избранный круг. Но пока же я чувствовал себя среди этих разодетых мужчин и женщин белой вороной и старался не слишком привлекать к себе внимание. Однако Обозинцев был неумолим, в самом начале вечера он громогласно представил меня, как владельца компании «Северное сияние». А то, что это весьма почетный даже в глазах этих людей статус, я ощутил немедленно; познакомиться со мной, обменяться визитками, пожать мою мужественную руку выстроилась целая очередь желающих. Причем, особо настойчивое намерение свести со мной знакомство проявляли представители слабого пола; среди них было немало очень привлекательных, чья красота к тому же многократно усиливалась дорогими и изысканными украшениями. И все же никто из них не мог даже близко сравняться с Анастасией, она была, говоря языком собравшихся, в не конкуренции. В ней было нечто такое, что отсутствовало напрочь в этих холеных дамах. Она была живая и естественная во всех своих проявлениях, мои же новые знакомые напоминали больше говорящих кукол, старательно копирующих человеческих существ.

За эти несколько часов я получил целую кучу деловых предложений. Причем, некоторые мне показались весьма дельными, и я подумал, что если бы я, в самом деле, собирался стать хозяином компании, я бы непременно взял их на заметку.

Почему-то эта мысль так сильно испортила мое настроение, что я не нашел ничего лучшего, как напиться. А потому дальнейшее помнил довольно смутно. Кажется, я что-то и кому-то пытался доказать, затем в памяти сохранился фрагмент, в котором несколько человек, взяв меня под локоть, так как я отчаянно сопротивлялся, тащили мое вышедшее из под контроля сознания тело куда-то наверх.

Я проснулся от того, что пробившееся сквозь шторы лучи солнца, кольнули меня в глаза. Я вспомнил вчерашнее свое поведение, и мне стало стыдно. Я не мог понять, что же со мной такое неожиданно случилось? За всю свою жизнь я не так уж мало и выпил, но до сих пор не было ни одного случая, когда бы я полностью утратил контроль над собой. Объяснение этому феномену я находил лишь одно: по-видимому, на этот раз мне подсознательно очень хотелось, чтобы это произошло, чтобы алкоголь отключил бы мое сознание, так как оно мешало мне чувствовать себя комфортно. И судя по всему, это как раз и произошло.

Я оделся, вышел из комнаты, наугад спустился вниз по винтовой лестнице и очутился в комнате, где находился Обозинцев. Увидев меня, он улыбнулся.

– Как вы спали? – спросил он.

– Как убитый. Я хочу извиниться, вчера я вел себя не совсем так, как должен был.

– Не извиняйтесь, вы всем очень понравились. Вы без конца им говорили, что любите их. Особенно ваши слова большое впечатление произвели на женщин, – засмеялся Обозинцев. – Прошу к столу.

У меня проснулся зверский аппетит, и я поел с огромным удовольствием.

– Что вы намерены дальше делать? – поинтересовался Обозинцев, когда мы перешли к десерту.

– Вернуться обратно, – коротко ответил я.

По взгляду своего сотрапезника я понял, что он ждет более детальных объяснений, но я решил не вдаваться в подробности. Я не обязан отчитываться перед ним в своих поступках, передвижениях, намерениях. Я почувствовал, что он разочарован таким моим поведением.

– Могу я попросить вас кое о чем, Евгений Викторович? – проговорил Обозинцев.

– Конечно, Вилор Геннадьевич.

Обозинцев пристально взглянул на меня.

– Коль мы с вами пришли к согласию по поводу покупки ваших акций, то у меня будет к вам настоятельная просьба: прежде чем принимать какие-либо важные решения, касающиеся судьбы компании, не сочтите за труд поставить меня в известность. Между прочим, это в ваших интересах, чем в лучшем состоянии будет в момент нашей сделки компания, тем большую сумму вы получите.

– Но разве мы с вами не договорились о сумме? – удивился я.

– Разумеется, договорились, однако речь идет о состоянии компании на данный момент. Но достаточно одного непродуманного решения, и «Северное сияние» уже будет сверкать не так ярко. А при всей моей симпатии к вам, я прежде всего бизнесмен, а уж потом человек со своими слабостями. Я хочу заплатить за акции ровно столько, сколько они будут стоить. Сейчас я оцениваю их в одну сумму, и я бы хотел, чтобы вы ее бы и получили. Поэтому будьте осмотрительны, мне бы не хотелось начинать свою работу с исправления ваших ошибок.

– Я понимаю вас, – сказал я.

– Позвольте я вам дам один совет. Я хорошо знаю тех людей, которые стоят у руля компании. И на мой взгляд, не все они адекватно оценивают ситуацию. Лучше всех понимают ее Марина Владимировна Ращупкина. Очень толковая женщина. Так и быть, открою тайну, в свое время я предлагал ей перейти на ту же должность ко мне и даже предлагал значительно более высокое вознаграждение. Но она отказалась, что еще больше усилило мое уважение к ней.

Это был несколько неожиданный поворот в разговоре. Чтобы лучше собраться с мыслями, я решил прибегнуть к помощи сигареты.

– А кто же, по вашему мнению, представляет наибольшую опасность?

Обозинцев, как мне показалось, хитро посмотрел на меня.

– Боюсь вас огорчить, но я считаю самой опасной Анастасию Мефодьевну Успенскую. И не только потому, что она очень красива, она хочет любой ценой сохранить компанию в нынешнем виде. И готова ради этой цели на любые меры. Я понимаю, что ей двигают самые возвышенные мотивы, память о вашем родственнике. Но бизнес такая уж мерзкая штука, что ему плевать на все наши самые распрекрасные чувства, у него свои законы. Надеюсь, вы правильно воспримите мои слова.

Я кивнул головой, и хотя Обозинцев улыбался, я не мог отделаться от впечатления, что он не вполне доволен состоявшимся разговором. Может быть, он надеялся услышать от меня горячие заверения, что я буду сверять с ним каждый свой не только шаг, но и жест, даже если я с его помощью отгоняю от лица муху. Поступать подобным образом я, естественно, не собирался. Но и отмахиваться от его слов – тоже. Однако в одном он без всякого сомнения прав: мне надо скорее выработать свою линию поведения. Пока же я больше реагировал на идущие из глубины меня импульсы. А они были самые разные, подчас полностью противоречащие друг другу. Но ведь долго так продолжаться не может, рано или поздно мне придется что-то решать.

Я позвонил по телефону своему пилоту, тот отозвался немедленно. Почему-то мне показалось, что он был не один, первое произнесенное им слово имело совсем другую интонацию, чем все последующие. Так иногда случается, когда человек не успевает вовремя перейти подобно музыкальному инструменту, с одного лада на другой.

Я сообщил ему, что собираюсь лететь назад и выезжаю на аэродром. Обозинцев любезно предоставил мне машину с тем же самым не то сопровождающим, не то временным телохранителем. Я уже узнал, что его зовут Николай. Я пытался с ним завязать беседу, но он отвечал почти одними междометиями, что побудило меня, в конце концов, замолчать.

Борис уже ждал меня. Я внимательно его оглядел, надеюсь отыскать на его одежде следы того, чем он занимался все это время. Но он выглядел все так же безупречно как и всегда. Я сам не знал, по какой причине мне хотелось узнать, как он провел эти часы. Я никогда не испытывал любопытства к личной жизни других людей, но сейчас я старался собирать любую информацию в надежде на то, что что-нибудь из это коллекции в последствии может пригодиться.

Николай даже не простился со мной, а просто умчался. Нельзя сказать, что меня это обстоятельство сильно обидело, но мною вдруг завладело безотчетное беспокойство. Может быть, оно было вызвано хмурым неприветливым взглядом, который бросил на меня человек Обозинцева. Хотя что тут странного, не исключено, что он на всех так глядит. А на меня смотрели и не так, сколько раз я видел в чужих глазах и жгучую ненависти и предсмертную тоску. Война штука жестокая, на ней одни люди безжалостно убивают других людей. Ну а тут, разве нет своих военных действий? Стреляли же в меня. Следовательно, здесь есть некто, кто считает меня своим врагом. Но коли так, то вряд ли он успокоится на одном неудачном покушении, весьма вероятно, что сделает еще попытки отправить меня к праотцам.

– Летим? – спросил Борис.

– Подожди несколько минут.

Дальнейшие мои действия подвергли вертолетчика в изумление. Я лег на землю и залез под брюхо машины. И почти сразу заметил прикрепленное к ней устройство.

То, что эта была бомба, я нисколько не сомневался. Я навидался их предостаточно. Самых разных. Видел и такие, как эта, они приводились в действие от постороннего сигнала. Например, с мобильного телефона, который я заметил в кармане пиджака Николая. Хотя уверенности, что это именно он должен был позвонить, когда мы поднимемся вверх, у меня не было.

В свое время я кончил курсы саперов. Поэтому обезвредить взрывное устройство было для меня не так уж и сложно. Я достал из кармана перочинный ножичек и перерезал пару проводков, отсоединив начинку от взрывателя. Затем отцепил примагниченную бомбу от днища машины.

Я поднялся с земли и протянул находку Борису. Его глаза стали такими же круглыми, как монеты в моем кармане.

– Что это? – с придыханием спросил он.

– Ничего особенного, обыкновенная бомба.

– Бомба?!

– Она самая. Кто-то с земли должен был привести ее в действие. Она очень слабая, но в полете ее мощности вполне хватит, чтобы вертолет рухнул бы на землю.

– Но кто это мог?

Я увидел, что Борис весь затрясся. По-видимому, перед его глазами предстала картина, чем мог бы кончится наш полет. А такое документальное кино всегда производит особо сильное впечатление.

– Тот, кто хотел убить либо вас, либо меня. У вас нет никаких соображений на этот счет? Может, у вас есть враги?

– Нет, – не без усилий разлепил губы Борис. – Я же пришлый, почти никого не знаю.

Я похлопал его по плечу.

– Ну, успокойтесь, все хорошо, бомба обезврежена, бояться больше нечего. Пора в дорогу.

Но Борису понадобилось еще минут десять прежде чем он действительно успокоился. Я не осуждал его, не будь я более привычным к таким ситуациям, я бы тоже еще долго дрожал как осенний листок.

Полет прошел благополучно. Пока я пребывал на небесах, то размышлял о том человеке, который подготовил это покушение. Его сегодня постигло большое разочарование. Но это всего лишь означает, что следует ждать новой попытки. Я вдруг подумал о том, что моей смерти могут желать очень много людей, ведь я стою поперек множество дорог, по которым к своей цели идут мои недруги.

Приземлившись, я сразу же направился к своему дому. И едва переступил порог, как почти столкнулся нос носом с Анастасией. По выражению ее лицо я понял, что мое появление является для нее весьма неприятным сюрпризом.

Почему-то это вызвало во мне такой гнев, что я не сдержался.

– Вижу, вы не слишком довольны моим возвращением.

Она посмотрела на меня в упор своими прекрасными глазами.

– Да, я надеялась, что вы уехали навсегда.

– Чуть не уехал, – ответил я, имея в виду совсем не то, что имела в виду она.

Внезапно ко мне пришла безумная мысль: а если покушение на меня – ее рук дело. Ну, скорей всего непосредственно не Анастасии, а ее сообщника.

– А собственно, почему я должен уезжать! – почти не скрывая своего гнева, проговорил я. – Тут все принадлежит мне. Так захотел моя дядя. Раз он мне все завещал, он надеялся, что я останусь тут на совсем. И я сейчас раздумываю над этим его предложением.

Внезапно ко мне пришла одна мысль. Даже странно, что раньше я ни разу не подумал об этом. Надо будет при первой же возможности позвонить Ляндресу.

– Вы здесь чужой и всегда будете чужим, – проговорила Анастасия. – Вы никогда тут не приживетесь. Чтобы вы для этого не делали бы.

– А вот увидите, приживусь. Мне здесь нравится, хорошие места, природа чудная. Я начал к ним привязываться. А вы бы лучше помогли бы мне стать здесь своим. А знаете, я уверен, что дяде жутко не понравилось бы ваше отношение ко мне. Когда он писал свое завещание, он рассчитывал, что с вашей стороны мне будет оказан совсем другой прием.

Этот аргумент к моему большому удивлению оказал на нее такое сильное эмоциональное воздействие, что она внезапно села на стул и заплакала. Я, словно столб, стоял перед ней, не представляя, что делать мне в этой ситуации. Уже не первый раз меня поражала ее неожиданная реакция.

Потребовалось несколько минут, чтобы она успокоилась бы.

– Вы правы, я виновата перед его памятью. Однажды он действительно просил меня об этом. Как будто он предчувствовал свою смерть.

– Когда это было?

– Буквально за несколько дней до гибели.

Я сел напротив Анастасии, впервые взял ее за руку, и о чудо из чудес она ее не отобрала.

– Анастасия, ну чего мы с вами ссоримся, давайте придем хоть к какому-нибудь согласию.

– Это невозможно, вы хотите продать компанию. Причем, Обозинцеву. А Саша считал его своим, если не врагом, то недругом.

Я несколько секунд молчал. Знала бы, где я провел последний день, она разговаривала бы со мной не так. И уж точно не позволила бы мне поддержать ее руку и секунду.

– Я еще окончательно не принял решения. Возникают все новые обстоятельства, которые меняют мои намерения.

– Что за обстоятельства?

– Я расскажу вам, только в другой раз.

По-видимому, мое нежелание делиться с ней своими соображениями обидело ее, и она вырвала свою руку из моей ладони. Затем резко встала.

– Я вам обещаю, что не буду с вами нетерпимой. Но изменить свое отношение к вам, я не в силах даже во имя памяти о Саше.

Она поднялась наверх и скрылась в своей комнате. Я подождал несколько секунд, затем подошел к телефону.

Я услышал знакомый голос адвоката.

– Здравствуйте, Владимир Борисович, это я, Рунов.

– Очень рад вас слышать. Как ваши дела?

– По разному. У меня к вам вопрос.

– С удовольствием отвечу, если смогу.

– Согласно завещанию, если я откажусь от наследства или, к примеру, умру, кто наследует имущество?

– Анастасия Мефодьевна Успенская, – не задумываясь, как хорошо выученный урок, ответил он.

– Спасибо, – поблагодарил я и положил трубку.

Я невольно посмотрел на стул, на котором совсем недавно сидела Анастасия. Получается, что она более всех заинтересована в моей смерти. Я вдруг почувствовал, как прошиб меня холодный пот.

Но тогда, почему она не убила меня в доме? Что за чушь я несу, ведь это означает по сути самой написать признание в преступление и отнести его на почту. Я вдруг вспомнил ее слова о том, что главный инженер – большой изобретатель. Ему пару пустяков смастерить подобную смертоносную штуковину. Ну а кто конкретно ее прикрепил к вертолету, даже не столь важно, исполнитель всегда найдется. Любой подкупленный служитель аэродрома мог это сделать без всяких препятствий. И кто потом разберет, почему упала машина? Да и разбираться-то, наверное, никто не будет. Сломался мотор, вот и вся причина. Зачем другую искать?

Я вдруг почувствовал себя как человек, которого освещают мощным прожектором. Его всех видят, а он никого. Все тут на меня смотрят и в лучшем случае испытывают ко мне неприязнь, а в худшем – ненависть. Я тут ни кому не нужен, везде лишний. Я один против всех. Даже трудно сосчитать, скольким людям я мешаю. Может, стоит все бросить к чертовой матери и удрать отсюда пока не поздно?

Эта идея мне показалось столь привлекательной, что я едва не бросился собирать чемодан. И все же, несмотря на такое сильное желание, я оставался сидеть на месте. Какая-то сила удерживала меня здесь. И, честно говоря, я понимал ее происхождение. Дело заключалось даже не в прекрасной Анастасии; в конце концов, за свою жизнь я бросил не одну женщину, а тут даже ничего и не начиналось, а в том, что перед моим мысленным взором постоянно находился дядя. И хотя я видел его только на фотографии, он так зримо, словно тень Гамлета, представал передо мною, что мне подчас казалось, что он вот-вот заговорит. У меня было полное ощущение, что в нашем незримом соревновании, я проигрываю ему в чистую. И не только потому, что Анастасия его любила и любит, а меня презирает и ненавидит, ему удалось сделать в жизни то, к чему я даже и близко не подступал. И эта собственная на его фоне ущербность уязвляла меня до самой глубины моей натуры.

Мои размышления прервало появление Маринина. Он выглядел крайне встревоженным.

– Евгений Викторович, Борис мне только что все сообщил. Это просто ужасно! Я даже не знаю, что тут сказать.

Маринин говорил столь громко, что Анастасия выглянула из своей комнаты.

– Могу я узнать, что случилось, Юрий Николаевич? – спросила она, спускаясь вниз.

– А вам разве Евгений Викторович ничего не сказал?

– Нет, ничего, – перевела она взгляд на меня.

– Когда они сегодня вылетали из краевого аэродрома, Евгений Викторович решил обследовать вертолет. И представьте себе, обнаружил бомбу.

– Не может быть! – Мне показалось, что испуг Анастасии было искренним. Хотя, если она хороший актер, то должна именно так и сыграть эту мизансцену. – В самом деле, вы обнаружили бомбу? – за подтверждением, словно не веря только что услышанному, обратилась она ко мне.

– Действительно обнаружил. Приводится в действие с помощью внешнего сигнала, – как можно небрежно, словно речь шла о прохудившейся кастрюле, подтвердил я.

– Но кто это мог сделать?

– Тот, кто прикрепил бомбу, наверное, так торопился, что забыл оставить автограф. Впрочем, и без него ясно, что сделал этот тот, кто хотел меня убить.

Она как-то непривычно взволнованно взглянула на меня. И я подумал, что ради одного такого взгляда я не против, чтобы к вертолету прикрепили бы бомбу еще раз.

– Вы должны постоянно находиться в окружении телохранителей, – проговорил Маринин. – Анастасия Мефодьевна, ну скажите ему.

– Да, да, – как-то нерешительно согласилась она.

– Если меня хотят убить, то они мне не помогут. Я много раз видел это на войне, польза от них очень небольшая. Зато опасность немалая.

– Что вы имеете в виду? – удивился Маринин.

– Всего лишь то, что если среди телохранителей окажется один, кого наняли меня убить, то это сделать ему будет легче легкого. С этим я тоже сталкивался.

Мой аргумент произвел на начальника службы безопасности весьма странное влияние, он нервно разразился каким-то противным смешком.

– У вас чрезмерно развито воображение. Мы очень тщательно отбираем наш контингент, у нас все проверенные люди.

– Тем легче им меня укокошить, ведь в таком случае я буду пребывать в расслабленном состояние.

Маринин в знак того, что не может меня убедить, развел руками.

– У вас буквально на все есть свои аргументы.

– Я привык охранять себя сам, – сказал я. – Так я чувствую себя спокойней. А ваши ребята, чую я, еще пригодятся.

Маринин понял, что я не изменю своего решения, покинул нас. Мы остались вдвоем.

– В это невозможно просто поверить, – задумчиво сказала она.

– Если бы я не нашел бомбы, ни меня, ни Бориса уже не было бы в живых, – заметил я. – Не только мне, но и другим людям угрожает опасность.

– Почему вы так думаете?

– Те, кто пытаются меня устранить, на мне вряд ли остановятся, они продолжат свой кровавый счет до того момента, пока не уйдут все, кто им мешает. Такова логика событий.

– Может быть, вы и правы. – Она на несколько секунд замолчала. – Я должна обдумать то, что случилось. – Она подошла к лестнице, на мгновение остановилась, посмотрела на меня, словно желая мне что-то сказать. Но затем передумала и стала молча подниматься.

Глава 14

Почему-то этой ночью я спал так крепко, что пробудился, когда солнце уже вовсю сияло на небосклоне. Я вышел из комнаты, спустился вниз. На столе стоял завтрак, а к нему небольшое добавление в виде письма. Я подумал, что это записка от Анастасии и быстро схватил его. На конверте не очень разборчивым почерком было начертано: «г-ну Рунову, лично в руки».

Я распечатал конверт и прочел короткую записку: «Уважаемый Евгений Викторович! Я очень (слово «очень» было дважды подчеркнуто) хочу с вами поговорить по одному важному делу. Разговор конфиденциальный. Поэтому предлагаю встретиться сегодня в полдень у креста номер один».

Разумеется, подписи под текстом не было.

Я посмотрел на часы, до назначенного свидания оставалось немногим более часа. Время на раздумье оставалось совсем мало, так как идти было далеко. Это может быть ловушка, меня символично приглашают на место смерти моего дяди, чтобы там же расправиться и со мной. Но может быть, кто-то действительно хочет со мной поговорить в дали от любопытных глаз. За это говорит то, что уж слишком для западни придумано все просто, если не примитивно; вряд ли они стали бы так действовать, зная, что имеют дело с опытным в некоторых вопросах человеком. А то, что они это знают, я не сомневался.

Значит идем?

Пару дней назад, роясь в ящиках стола в кабинете, я наткнулся на пистолет. Как пояснила Анастасия, дядя им был награжден за то, что поймал в тайге беглого опасного преступника. Я взял это оружие, несколько секунд поддержал его в руках, как бы воскрешая полузабытые ощущения, затем засунул его за пояс брюк, в карман из коробки переложил три обоймы. После этого я почувствовал себя значительно уверенней.

Я быстро шел по лесу, внимательно смотря по сторонам. Я был готов в любое мгновение выхватить пистолет и начать пальбу по любому, вызывающему у меня подозрение, объекту. Но пока все было тихо, как в могиле, никто не попадался мне на пути, никто не покушался на мою, стоящую три миллиона долларов, жизнь.

Не доходя несколько сот метров до условленного места, я остановился, внимательно огляделся, затем медленно, стараясь по возможности бесшумно, двинулся вперед.

Мне это вполне удалось, так как когда я уже близко подошел к кресту, то увидел человека, который прохаживался взад-вперед и был так погружен в свои мысли, что не слышал моего приближения.

Я спрятался за дерево; теперь нас разделяло не больше пятнадцати метров. Внезапно я выскочил из-за ствола и, наставив на него пистолет, громко закричал «Ни с места! Руки вверх! Стреляю!»

От испуга мужчина едва не упал, но, узнав меня, на его лицо отразило чувство облегчения. Он было сделал ко мне шаг, но я закричал снова: «Ни с места, стреляю!»

– Евгений Викторович, это же я вам писал, – пролепетал мужчина.

– Вы одни?

– А с кем еще? – удивился он.

«С наемным убийцей, например» – мысленно ответил я.

– Зачем вы меня вызвали? – спросил я, не опуская пистолет.

– У меня важный разговор.

«Кажется, он действительно один, – подумал я, – если бы кто-нибудь еще рядом прятался, время для выстрела у него имелось предостаточно.

Я медленно опустил пистолет.

– О чем вы со мной хотите поговорить?

Мужчина не спускал глаз с пистолета, его вид явно мешал ему вести беседу. Я водрузил оружие на прежнее место за поясом.

– Я хотел поговорить с вами о компании. Верней, об одном человеке.

– Кто вы?

– Мне кажется, это не так уж и важно, Я снова выхватил пистолет.

– Пока не состоится обряд представления, разговора не будет.

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился он. – Моя фамилия Тараканов, а зовут Сергей Иванович. Я начальник производственного отдела компании.

– Мне кажется, я вас видел в конторе.

– Конечно, видели, я же там провожу время с девяти утра до шести вечера.

– О чем или вернее, о ком мы будем говорить, Сергей Иванович?

– О Гессене.

От удивления я даже присвистнул, меньше всего я предполагал, что он станет предметом нашего разговора.

– Что вы хотите сообщить мне о нем?

– Я хочу, чтобы вы поняли, почему моим словам можно доверять. Я, как начальник производственного отдела, нахожусь в непосредственном подчинении у Генриха Оскаровича. По сути дела я его правая рука.

– У вас высокий статус, быть правой рукой Гессена весьма почетно. Не правда ли?

– Да, вы верно заметили. Поэтому я слишком много знаю и поэтому не могу больше это носить в себе. Гессен делает все возможное, дабы погубить компанию.

– Это из тех заявлений, которое надо доказывать очень детально.

– Я знаю. Но беду это так.

– Но почему он так поступает, ведь он один из тех, кто создавал компанию?

Тараканов в знак согласия кивнул головой.

– И все же он делает это, потому что ненавидит компанию. Вернее, не компанию, а то, что она – детище Александра Михайловича.

– Пожалуйста, объясните поподробней.

– Генрих Оскорович, очень исполнительный человек, ему просто равных в этом нет. Но он начисто лишен всяких творческих дарований. Как раз этим был сполна наделен ваш дядя. И его нередко раздражало то, что Гессен никогда не проявлял никакой инициативы. А Александр Михайлович был на язык весьма не сдержан и нередко высказывал свое недовольство при других сотрудниках. Я знаю, что Гессен давно возненавидел его. Но пока Александр Михайлович был жив, он не мог и помыслить что-то такое предпринять. А как только его не стало, и вся власть перешла к нему, он начал вести дело к краху на второй же день. Понимаете, для него компания – символ его бесталанности.

То, что рассказывал Тараканов, сходилось с тем, что я слышал о Гессене от Анастасии, и это придавало его словам дополнительную убедительность.

– Однако вы пока не привели ни одного доказательства его злонамеренных действий.

– Сейчас приведу, – пообещал Тараканов. – Я знаю, что вы недавно побывали на мебельной фабрике, беседовали с его директором. Так вот, вскоре после смерти Александра Михайловича, к нам поступил заказ от китайцев. Наш край имеет партнерские отношения с прилегающей к границе китайской провинции. И они хотели оснастить свои школы сделанными у нас партами и столами. Такого заказа я не припомню, на пять миллионов долларов.

– Не может быть!

– Я держал в своих руках их предложения. Они просили ответить им о нашем согласии начать переговоры.

– И что же мы ответили?

– Ничего не ответили. Указанные в их письме сроки прошли, и они передали заказ другой компании.

– Но почему же никто из руководства не вмешался в ситуацию?

– Потому что никто ничего не знал. Только Гессен и я.

– И вы никому не сказали, даже финансовому директору?

– Об этом попросил меня Генрих Оскарович.

Я пристально посмотрел на Тараканова.

– По-видимому, это далеко не первая с вашей стороны подобная услуга ему. Он вам платит за это?

Я увидел, как щеки Тараканова покрылись красными пятнами.

– Пожалуйста, говорите только правду и ничего кроме правды.

– Это не совсем так, – промямлил он. – Напрямую он мне ничего не дает. Но он за каждую услугу выписывает премию, поощрение или материальную помощь. В зависимости от ситуации.

– Тогда не понятно, что вас заставило предать своего патрона?

– Я больше не могу молчать! – вдруг закричал Тараканов. – Не могу смотреть на то, что он разрушает все то, что было сделано за эти годы. Ведь в компании и мой труд тоже есть. Я не хочу, чтобы она бы погибла.

– Что это так вдруг? – насмешливо спросил я. – То помогали Гессену разрушать компанию, а теперь не хотите.

– Если компания разорится, где я буду работать. А у меня трое детей. И хотите верьте, хотите нет, но я горжусь тем, что я тут тружусь. Я очень уважал Александра Михайловича, он сам был чрезвычайно. талантлив и заражал своим талантом нас всех. А что теперь, куда мы катимся? – унылым голосом задал он риторический вопрос.

– А что для вас главней: судьба компании или ваше место работы в ней?

Тараканов не ответил, но и без слов были понятны истинные причины его поступка.

– Но что вы хотите лично от меня?

– Кроме как на вас, больше надеяться не на кого. Только вы его можете остановить.

– Но каким образом? В настоящий момент я в компании никто. А за те месяцы до моего вступления в наследственные права, он может натворить много дел. У меня нет никаких рычагов давления на него.

Тараканов как-то странно посмотрел на меня и как заклинание повторил:

– Только вы одни можете ему помешать. Это не только моя просьба, если же здесь были все те, кто работает в компании, они бы присоединились к ней.

– Ну хорошо, я обещаю подумать, какие шаги можно предпринять.

Я увидел, что на лице Тараканова отразилось облегчение.

– Я тогда пойду. Пожалуйста, оставайтесь тут подольше, нас не должны видеть вместе.

Тараканов исчез за деревьями. Я закурил сигарету только тогда, когда затихли его шаги. И что им всем от меня надо, тоже нашли палочку-выручалочку. Я не обязан их спасать. И приехал сюда совсем с другой целью. Я затушил окурок и медленно побрел в сторону поселка.

Глава 15

Я решил слетать на прииск. Это намерение появилось у меня давно, но все никак не удавалось воплотить его в жизнь. Тем более что Анастасия опять куда-то исчезла, а без нее в доме мне становилось как-то невесело. Лучше уж ссориться с ней, чем переносить ее отсутствие в полном согласии с принципом: пусть будет ненависть, чем равнодушие.

Из дома я направился в офис, раздумывая, как мне вести себя с Гессеном. Если Тараканов говорит правду – а чутье мне подсказывало, что так оно и есть – столкновения нам не избежать. Я не собираюсь получать в наследство разоренную компанию. Но какие найти способы воздействия на него? Знать бы чего он боится, какое у него слабое звено? Вернее оно мне известно – ненависть к моему дяде. Но вот как воспользоваться этим рычагом, я пока не представлял.

Секретарше я сообщил о своем намерение. И пока она договаривалась о вылете, я решил зайти в кабинет к Гессену. Он встретил меня с подчеркнутым бесстрастием, переходящим в безразличие.

Я сел напротив него.

– Как дела идут в компании? – спросил я.

– Все в порядке, обычная текучка, – отозвался он.

– И неужели никаких проблем?

– Что вы имеете в виду?

Мне показалось, что в его глазах мелькнуло подозрение.

– Просто спрашиваю, компания большая, должны возникать сложные вопросы.

– Она большая, но отлаженная. Поэтому чрезвычайные ситуации случаются крайне редко.

Он подчеркнул голосом слово «крайне».

– Если вдруг что-то возникнет важное, не сочтите за труд, поставьте меня в известность. Я хочу вникнуть в дела как можно глубже.

Гессен весьма неопределенно кивнул головой и посмотрел на часы.

– Извините, но у меня через десять минут оперативка, мне нужно к ней подготовиться.

– Ухожу, ухожу, – улыбнулся я. – Кстати, собираюсь лететь на прииск. Хочу посмотреть на главную кладовую компании. Одобряете?

– Счастливого полета, – сказал Гессен, но ни и его голос, ни и его выражение лица как-то не гармонировали с этим пожеланием.

Борис меня уже ждал.

– Бомбы нет? – спросил я.

– Я все осмотрел, нет.

– Тогда в небо.

И снова вертолет летел над тайгой. В разрыве между деревьями я вдруг заметил знакомый мне крест. И в этот момент раздалась автоматная очередь. Мы находились довольно низко над землей и несколько пуль впились в обшивку машины. Я выглянул снова в иллюминатор и увидел мужчину, который целился в нас.

– Давай вверх! – крикнул я.

Но вертолет и без моей команды стал круто набирать высоту. С земли нам в вдогонку прозвучало еще несколько очередей, но на этот раз они прошли мимо.

Я немного успокоился лишь тогда, когда вертолет набрал максимальную для себя высоту и стал недосягаем для обстрела с земли. Правда, я бы не очень удивился, если бы обнаружил, что огонь по нам ведут из зенитного пулемета. Кажется, здесь все возможно. А для него мы просто идеальная мишень.

Я подумал о том, что ни один полет, ни один выход в лес не обходится без того, чтобы не покушались бы на мою жизнь. Имеет ли этот обстрел какую-то связь с моим разговором с Таракановым и встречей с Гессеном?

Мы приземлились на прииске. Я увидел, как к нам быстро приближается пожилой, но судя по походке, сохранившей еще немало сил, мужчина. Его лицо покрывала густая сеть складок и морщин, губы были обветрены, как у человека, много времени проводящего на свежем воздухе.

– Добро пожаловать к нам на прииск, Евгений Викторович! Давно ожидаем. – Неожиданно он крепко обнял меня. – Затем снова посмотрел мне в лицо. – Как похож, – покачал он головой, – ну просто вылитый Сашка в молодости.

– Вы знали его в молодости? – спросил я.

Мужчина рассмеялся.

– Мне ли его не знать, я ж его почти что пацаненком в артель принял, всем секретам его обучал. Должен тебе сказать, до чего ж способный был паренек, один раз покажешь, а через неделю глядишь, он лучше тебя тоже самое делает. Ну, давай знакомиться, – вдруг резко переменил он тему, – Сидоренко Василий Трофимович, начальник всего этого хозяйства. Ты с дороги, вижу устал. Пойдем-ка до моей хаты, отдохнешь немного, а потом про разные дела погутарим.

«Хата» представляла из себя большую цветную палатку, скорее даже шатер. Внутри нее, ровно посередине стоял накрытый стол; в глаза сразу же бросилось большое обилие бутылок. Рядом со столом примостились несколько складных стульев.

– Садись, где хочешь, да отведай, чем бог послал. Не ел поди никогда пельмени из медвежатины. Наши мужички пару дней завалили одного мишку. Большой был зверюга, повадился к нам ходить, еду воровать. Чуть одного старателя не загрыз. Вовремя подоспели.

Я не слишком хотел есть, а еще меньше пить, но отказывать столь гостеприимному хозяину было неучтиво. Поэтому я сел за стол. Невесть откуда, словно выкристаллизовалась из воздуха, появилась женщина средних лет. Она улыбнулась мне самой доброжелательной улыбкой и стала накладывать мне еду. Через минуту передо мной уже возвышалась целая горная гряда разнообразной снеди. На мой взгляд, съесть это было под силу разве только тому медведю, которого застрелили на прииске.

Хозяин здешних мест налил мне из графина до краев в граненый стакан.

– Выпьем за упокой светлой души раба божьего Александра, – словно священник, скорей не произнес, а пропел густым басом Сидоренко.

Он встал, я последовал его примеру. Сидоренко одним залпом осушил свой стакан. И на этот раз мне пришлось последовать его примеру.

Я закашлялся, так как в стакане оказалась не водка, а чистый спирт. У меня было полное ощущение, что где-то в груди у меня начался пожар. Несколько минут мне понадобилось на то, чтобы чуточку прийти в себя. Дабы не захмелеть, я налег на еду. Пельмени действительно были очень вкусными, хотя немного не привычными.

– Еще по одной, за тебя, – провозгласил тост Сидоренко.

– Не могу, иначе свалюсь, – взмолился я.

Сидоренко горестно вздохнул.

– А вот Сашок бы не отказался. Для него осушить пару стаканов спирта было, что родниковой водицы испить.

– Я научусь, – пообещал я, – но не сейчас. Меня беспокоит другое.

Пока мы летели, нас обстреляли из автоматов с земли. Не догадываетесь, кто бы это мог сделать?

– Почему же не догадываюсь, очень даже догадываюсь, банда «Сержанта» и сделала.

– Это тот, кто возглавляет артель старателей?

Сидоренко негодующе хмыкнул.

– Это мы старатели, а они – бандиты. Мы уже несколько раз имели с ним столкновения. До настоящей перестрелки доходило.

– Но чего они хотят?

Теперь Сидоренко хмыкнул насмешливо.

– Того хотят, чего все хотят. Золота. Наш прииск считается одним из самых богатых. Пока был жив Саша, они вели себя смирно, так иногда пакостили, но по мелочам. А как только его не стало, решили, что пришла их пора взять реванш. Хотят нас вытеснить отсюда. Пришлось нам часовых на ночь выставлять. Иначе того и гляди всех перебьют. А автомат у них точно есть, давеча из него по нам пуляли. Одного нашего даже слегка ранили.

– И они не боятся, ведь за это можно срок приличный схлопотать.

В ответ раздалось многоголосое фырканье.

– Да кто же их поймает, мил человек, здесь до ближайшего милиционера 200 верст. Тут у нас один закон: кто сильней, тот и прав.

Сидоренко смотрел на меня так, как смотрит взрослый человек на неразумное дитя, которое еще ничего не знает о настоящей жизни. Я понимал, что в его глазах я выгляжу неопытным, неоперившимся птенцом. Сидоренко, без всякого сомнения, с первых минут нашего знакомства сравнивает меня с дядей. Ну а то, что сравнение не в мою пользу, об этом даже не стоит и говорить.

Он явно решил прощупать мои планы.

– Что же ты, мил человек, намерен делать? – Он взялся за бутылку, только на этот раз Сидоренко решил сжалиться надо мной и налил мне обыкновенной водки.

Я решил, что будет лучше, если я стану отвечать максимально уклончиво.

– Изучаю, что делается в компании. А потом решу, как мне поступить.

– Крепкая тут рука нужна, ох крепкая, – покачал головой Сидоренко. – Вижу, те, кто сейчас у нас заправляют, не удержат ее. Не бывало такого, чтобы Саша хоть разок за неделю на прииск бы не заглянул. А эти месяцами нос сюда не кажут. Оно, конечно, в поселке сидеть приятней. А здесь одни комары житья не дают. А еще сколько разных неудобств. У Саши любимый тост был: «За успех нашего безнадежного дела». Давай и мы выпьем.

После чистого спирта водка показалась минеральной водой.

– Скажите, Василий Трофимович, как бы между делом проговорил я, – а вы не помните, в тот день, когда убили дядю, где вы были?

Сидоренко спокойно посмотрел на меня.

– Проверяешь алиби, – хмыкнул он. – Что ж, верно делаешь. Это он со мной должен был встретиться в тот сто раз проклятущий день. Мы с ним договорились немного поохотиться, да погутарить про наши дела. вопросов много накопилось. Да только я запоздал, два парня у нас подрались. Пришлось воспитывать. А он взял да и не дождался. Так что когда все это произошло, аккурат в лесу я был, к нему спешил.

– И ничего подозрительно не слышали, не заметили.

– Ничего. До места, где его убили, я далеко был, никак не меньше трех километров. А у тебя какие-нибудь зацепочки есть?

– Да так, ничего. Просто хочу разобраться.

– Я бы тоже хотел знать, кто тот гад, кто его застрелил. Своими бы руками удавил.

Сидоренко для наглядности выставил передо мной свои далеко не маленькие кулачища.

Трапеза закончилась.

– Хочешь поглядеть на прииск?

– Затем и приехал.

Сидоренко хитро хмыкнул, но ничего не сказал.

– Тогда пойдем.

Мы подошли к реке.

– Желаешь посмотреть на то, из чего все беды людские проистекают? – спросил Сидоренко. Я кивнул головой. – А ну, Петр, покажи хозяину, что ты там намыл.

Петр, средних лет мужчина, поднес ко мне ковшик. На его дне я увидел маленькие золотинки.

Невольно я почувствовал волнение.

– Я могу золото подержать.

– Только не россыпь, – предупредил меня Сидоренко.

Петр осторожно насыпал на мою ладонь золотого песка. Я смотрел на него и испытывал противоречивые чувства. С одной стороны я понимал, что держу в руках великую силу, которая дает власть, богатство, позволяет получать без ограничений как самые грубые, так и самые утонченные наслаждения. С другой – это были всего лишь малюсенькие крупинки, которые можно легко швырнуть в реку. И ровным счетом ничего не изменится, абсолютно ничего не произойдет, все останется на своих местах.

Я аккуратно ссыпал золотой песок обратно в ковш.

– Ну что почувствовал? – поинтересовался Сидоренко.

– Трудно передать словами. Что-то такое очень важное, как будто бы прикоснулся к какому-то истоку.

– Так оно и есть, – согласился глава прииска. – Этот песочек и стал истоком всей компании. Ну айда дальше.

Сидоренко, несмотря на солидный возраст – потом из личного дела я узнал, что ему шестьдесят девять – казался неутомимым. Он не только показал мне весь прииск, но и его окрестности. А место было сказочным по красоте. Вокруг возвышались поросшие лесом горы, между которыми петляла синей лентой быстрая, мелкая, катящая вниз студеную, как из холодильника, чистую, словно отфильтрованную, прозрачную, будто хрусталь, воду река. Я попробовал ее на вкус, такого умопомрачительного напитка я еще не пил.

После прогулки мы снова оказались в шатре, где, к своему ужасу вновь обнаружил плотно уставленный яствами и питьем стол. Правда, когда я сел за стол, то у меня пробудила аппетит, и я набросился на еду. Но на предложение поднять бокал за дорогого гостя, я отказался. Я был уверен, что сегодня вечером мне лучше быть трезвым.

Стемнело, долгий день кончился. Сверху на лагерь вместе с плотным, как чернила мраком, спустилась и прохлада. В легкой курточке мне стало зябко. Сидоренко вынес мне телогрейку, и я с благодарностью накинул ее на плечи.

Старатели для обогрева разожгли несколько костров, мы с Сиидоренко присели к одному из них.

– Ну как тебе у нас? – спросил Сидоренко.

– Очень нравится. Так легко дышится, как будто и не на земле, а где-то на другой планете.

– Так оно и есть, я в городе не могу, задыхаюсь. А ты оставайся, – вдруг предложил Сидоренко. – И Сашок будет доволен. Он очень тосковал, что у него нет наследника.

Я удивленно посмотрел на своего собеседника.

– Что значит: «будет»? Вы думаете, он оттуда, – кивнул я на звездное небо, – смотрит на нас, слушает наши разговоры.

– Конечно, смотрит и слушает. Разве он может оставить свое дело. Он же в него душу вложил. Вот она и наблюдает за всем тут происходящем.

Кто знает, может, он и прав, подумал я. И все же гораздо больше, чем наблюдающая за нами дядина душа меня занимало сейчас нечто иное. Я придвинулся вплотную к Сидоренко.

– Я так полагаю, что этот ваш «Сержант» сегодня может напасть на лагерь.

– Вряд ли, в последний раз он получил хороший отпор. Ребята потом в том месте, где была его банда, кровь нашли.

– Это все так, да только на меня идет охота. По всем правилам. Кто-то хочет меня убить. Не случайно же стреляли в вертолет, на котором я летел, не с птицей же его спутали. Я не знаю, каким образом, но у меня есть ощущение, что этот Сержант как-то связан с теми, кто стремится с мной расправиться, выполняет их заказ.

Я видел, что Сидоренко воспринял мое сообщение весьма серьезно.

– А что, может, ты и прав. Усилим-ка дозоры. Пойду-ка я отдам распоряжения.

Мне, как важному гостю, была отведена отдельная палатка. Хотя события сегодняшнего дня меня порядком утомили, но сну никак не удавалось смежить мои веки. Я не знал, откуда ко мне пришла такая уверенность, что эта ночь спокойной никак не будет, но она не давала покоя. Помаявшись с полчаса, я оделся, засунул пистолет за пояс и вышел на свежий воздух.

И почти сразу же наткнулся на Сидоренко.

– Чего не спишь? – не очень любезно спросил он.

– Не могу. Жду. Как вы думаете, откуда они скорей всего придут?

– Вон оттуда, – показал он куда-то в темноту.

– Почему?

– Там самый удобный подход, там расщелина, по ней можно пройти сразу по нескольким дорогам. И по верху и по низу. Сам понимаешь, все их не перекроешь. А «Сержант» эти места знает, сам отсюда.

– Значит, мне надо туда.

– А ты я смотрю рисковый парень. Почти как Сашок. Он тоже любил рисковать. Всегда лез на рожон. Я ему говорил: не надо, остановись. А он в ответ: не могу, судьба зовет. Вот она и позвала.

– Ну положим лезть на рожон желания у меня мало, но лежать и ждать, пока тебя прирежут, тоже не в моем характере. На войне я четко усвоил принцип: кто нападает первым, у того больше шансов остаться в живых. А кто ждет нападения, оно его чаще всего застает врасплох. Потому что расслабляешься от пассивного ожидания. А в атаке человек всегда собран.

– Да ты, я смотрю, стратег, – не то насмешливо, не то с одобрением проговорил Сидоренко. – Ладно, пойдем в расщелину. Мне тоже что-то расхотелось просто ждать, когда пожалуют эти ребята.

Я не возражал. Мы двинулись к расщелине. Для этого пришлось перейти русло реки. Было мелко, не выше колен, зато вода была, словно только что вынутое пиво из морозилки. Когда я вышел на другой берег, то от холода не чувствовал ног.

Было темно, буквально за час тучи заслонили всю небесную ночную иллюминацию, и я почти ничего вокруг себя не видел. Зато Сидоренко уверенно шел впереди, это место он знал, как свои пять пальцев. Или даже лучше.

– Вот тут самое удобное место для засады, – шепнул он мне. – Садись вон туда, – указал он на смутно темнеющий куст.

Я занял указанное мне позицию и огляделся. Мы находились где-то посередине между землей и небом. Сидоренко очень точно выбрал место, так как отсюда можно было наблюдать за нижней и верхней тропинками.

Хотя с моим напарником нас разделяло всего метров десять, мы не общались друг с другом, так как в полной тишине, которая окружала нас, даже шепот разносился далеко. Уже прошло не менее часа, а никого по-прежнему не было. Очень хотелось курить, но я боялся, что огонек сигареты могут заметить. Владевшее мною все последние часы возбуждение из-за неподвижного ожидания стало проходить, и я почувствовал на своих веках тяжесть неслышно приближающего сна. Я уже жалел, что покинул палатку, где мне была постелена мягкая постель. И почему мне взбрело в голову, что они непременно должны сегодня напасть на лагерь? Может быть, у них даже и мыслей таких не было? Или по графику намечен другой день?

Нет, не другой. Вдруг я заметил, как наверху появилось сразу несколько неясных, словно призраки, фигур, Я стал считать: их было пятеро.

Я повернулся к Сидоренко и увидел, что он тоже обнаружил появление противника. А то, что приближались враги, не вызывало никаких сомнений, достаточно было посмотреть, как шла, а вернее кралась эта пятерка.

Сидоренко сделал жест: следовать за ним. Мы находились ниже их, а потому, чтобы спуститься вниз, нам следовало пройти совсем небольшое расстояние. В том же месте, где верхняя и нижняя дорога соединялись, росли несколько деревьев. Я спрятался за одним из них. Моему примеру последовал и Сидоренко.

У меня не было конкретного плана действий, но в стародавние времена я неоднократно попадал в схожие ситуации. И потому решил, что нет смысла выдумывать что-то новое, а лучше использовать уже проверенный опыт.

Это был старый прием разведчиков, который успешно срабатывал не один раз. Я дождался, когда идущая гуськом группа немного удалится от меня, вышел из-за укрытия и последовал за ними. Догнав последнего, я обрушил удар на его голову рукояткой пистолета, а другой рукой зажал рот. Он упал, даже не пикнув. Но в этот момент под моими ногами что-то зашуршало, бандиты дружно повернули головы в мою сторону.

Они мгновенно оценили ситуацию и бросились на меня. Я пнул ногой первого подбежавшего ко мне, тот громко застонал и зажал ушибленную часть тела. Но на его место тут же заступил другой. Он действовал более осторожно, и мне не удалось сшибить его с ног одним ударом.

Мы обхватили друг друга за плечи, как заправские борцы. Парень был сильный, я слышал его громкое сопение. Но, несмотря на такое звуковое сопровождение, ему никак не удавалось сбить меня с ног.

Меня спасало еще то, что тропинка, на которой происходила наша схватка, была такой узкой, что остальная братва никак не могла к нам подобраться и вынуждена была играть роль зрителей этого борцового поединка. Правда, весьма активных, так как они давали моему противнику без конца советы. Причем, по большей части весьма дельные.

Неожиданным резким движением я положил его на бедро и швырнул прямо под откос. С громким криком он покатился вниз. Я же успел подобрать упавший во время борьбы пистолет и выстрелил в набегающего на меня человека. Такого жуткого крика я не слышал с того самого времени, как вернулся с войны. Бандит упал на землю и почти сразу же затих.

Его товарищи так перепугались, что, позабыв обо всем, бросились вниз. Я не стал их преследовать. Мне было не до них.

Ко мне подошел Сидоренко. В пылу боя я совсем забыл о том, что он находится где-то рядом. Он зажег фонарь, и направил его луч на лежащего на земле. Я склонился над ним и сразу понял, что он мертв.

Невольно я вздрогнул. Я убил человека. Что же теперь делать? Внезапно меня охватила сильная злость на Сидоренко. Пока я рисковал жизнью, он спокойненько стоял в стороночке, как дружинник на танцплощадке, и, как в кино, словно зритель, наблюдал за всем происходящем.

Я повернулся к нему.

– Почему вы мне не помогали, они же могли меня убить, – резко произнес я.

Сидоренко отозвался не сразу, словно ему требовалось время, чтобы придумать ответ. Он посмотрел на убитого.

– А я тебе помогал, просто ты не заметил. Я этих ребят на мушке держал. Если бы кто-то из них взялся бы за оружие, я бы не промахнулся. Глаз у меня верный, даже в темноте.

Мне стало стыдно. Как бывший разведчик, я понимал, что Сидоренко совершенно прав, если бы он ввязался в потасовку, опасность быть убитыми у нас значительно возросла бы, так как в ситуации численного превосходства противника просто невозможно держать каждого под контролем.

– Извините, – пробормотал я, – я был не прав.

– Ничего, ты славно поработал. Теперь они долго не сунутся.

– Так-то оно так, да вот что делать с трупом? – уныло спросил я.

Я уже представлял заведенное уголовное дело и себя на скамье подсудимых. Конечно, я оборонялся, но во-первых, это еще надо доказать, а во-вторых, и это самое неприятное, я не имел права брать чужой пистолет. Разрешение на его владение было дано дяде, а не мне. А это серьезное преступление.

Сидоренко склонился над трупом, осветив его лицо фонариком.

– Да ведь это же Мишка, вот где он оказался! – вдруг воскликнул он.

– Что за Мишка?

– Да парень был тут у нас, работал на прииске. Так вроде бы ничего, да малость жуликоватым оказался. Пытался утаить золотишко, да мы во время обнаружили пропажу. Я его тогда пожалел, даже Сашке говорить ничего не стал, он воров люто ненавидел, обязательно в милицию сдал бы. Ну я просил ребят не выдавать вора, а просто его выгнал. Год ничего о нем не слыхивал. А он, оказывается, к Сержанту подался.

– Что делать-то с телом? – снова напомнил я.

Сидоренко посмотрел на меня.

– А то и делать, что всегда с ним делают. Твоей вины в его смерти нет. Сам ее по глупости напросил. А значит так тому и быть. Закопаем его и всего-то делов. Был человек и нет человека.

– Так не бывает, – возразил я. – У него поди родственники есть, может быть жена, дети. Рано или поздно спохватятся, где он? Начнется розыск.

– Детей и жены у него нет, а мать-старушка была в наличие. Да если она и заявит куда следует, что толку-то. Здесь в тайге сколько всякого народа пропадает. Уходят и исчезают без следа. И никто не знает, что с ними стряслось. А Сержант и его головорезы молчать будут, у них рыльца в таком пушку… Чего стоишь, бери его и несем вниз.

Этот Мишка оказался тяжелым и пришлось немало попотеть прежде чем мы спустили его вниз. Сидоренко оставил меня с трупом, а сам пошел в лагерь. Вернулся он минут через пятнадцать с двумя старателями. Каждый из них нес лопату.

На мой немой вопрос, Сидоренко пояснил:

– Не бойся, эти ребята до самой могилы ничего никому не скажут.

Те, подтверждая слова босса, дружно кивнули головами. Мы понесли тело дальше, в небольшой лесок. Там возле высокой сосны могильщики быстро вырыли могилу, затем мы все спустили в нее труп. Потом они так же быстро набросали на него землю и тщательно выровняли участочек. И через какой-то час практически не осталось никаких следов того, что здесь был похоронен человек.

Почему-то мне стало неприятно. Конечно, он бандит, но все же как-то несправедливо не поставить на могиле хоть какой-нибудь знак. Но я понимал, что это единственный способ навсегда сохранить это происшествие в тайне. Что же касается Сидоренко и его старателей, то их я мог не бояться; помогая мне скрыть труп, они в полной мере становились моими соучастниками. И как странно, что этот, почти незнакомый мне человек, оказался накрепко связан со мной общей тайной.

Все вместе мы вернулись в лагерь. Я крепко пожал руки не то своим помощникам, не то своим соучастникам. Сидоренко задержался возле полога моей палатки.

– Постарайся заснуть, это успокоит тебя. – Его голос прозвучал непривычно мягко. Так говорят родители со своими чадами. Я от души поблагодарил его.

К моему удивлению мне в самом деле вдруг захотелось спать. И едва моя щека коснулась мякоти подушки, я тут же заснул.

Утром, когда я вышел из палатки, рабочий день был в разгаре. Часы показывали, что я спал почти десять часов. Ко мне подошла та самая женщина, что прислуживала нам вчера. Она пригласила меня позавтракать.

К моему удивлению в палатке меня поджидал Сидоренко.

– Встал, наконец, а я уж-то думал, что ты будешь спать весь день.

Садишь, отведай.

Начальник прииска налил водки, мы выпили без тоста и чоканья. Сидоренко задумчиво смотрел на меня, словно желая что-то сказать.

– А ты молодец, парень, – вдруг промолвил он. – Когда я тебя увидел, то подумал, что ты Сашке и в подметки не годишься. Я теперь понял, что вполне потянешь. Давай-ка бери бразды правления в свои руки, не то всем нам будет плохо. Уже дела худо пошли. – Неожиданно он хлопнул меня по плечу. – А я если что, на меня всегда можешь рассчитывать, одного в беде не оставим. И мои ребята за тебя, у нас тут смелых ценят.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я. Я, в самом деле, был и горд, и тронут словами Сидоренко, давно никто обо мне так хорошо не отзывался. В последние годы я слышал о себе лишь пренебрежительные суждения.

– Так что ты решил?

– Еще не знаю. Не так-то все просто, Василий Трофимович.

Сидоренко как-то странно посмотрел на меня.

– Это верно, не так-то все просто. Письмо ребята утром нашли, вот можешь почитать. – Он протянул мне бумажку.

Письмо было совсем коротким, всего в одно предложение, да и то состоящее из одного слова. Зато какого! «Убью». И подпись: Сержант.

Глава 16

После суточного отсутствия я вернулся в особняк моего дяди. Настроение было мрачное, я убил человека и получил письмо с угрозой. И у меня не было никаких оснований для сомнений, что то были не пустые слова.

Зато в доме меня поджидали большие неожиданности. И начались они сразу же, едва я переступил порог. Навстречу мне вышла Анастасия, чего до сей поры еще не случалось ни разу. Более того, на ее лице не было, словно обязательной маски, выражения враждебности, я бы даже сказал, если бы не побоялся сглазить, что молодая женщина смотрела на меня вполне доброжелательно.

Впрочем, гадать о том, что же такого необычного случилось, что вызвало в ней столь разительную перемену, долго не пришлось, Анастасия сама все объяснила.

– Мне надо с вами поговорить, – произнесла она, повергнув меня в изумление. – Если вы не устали, я бы не хотела откладывать наш разговор.

Откровенно говоря, чувствовал я себя не лучшим образом, но у меня и мысли не возникло перенести нашу беседу на другое время. А вдруг Анастасия передумает.

– Нет, я не устал, – поспешно ответил я. – Готов выслушать вас внимательно.

– Давайте присядем тут у камина, – предложила она.

Мы сели напротив вдруг друга в креслах. Несколько секунд Анастасия молчала, то ли накапливая решимость, то ли собираясь с мыслями.

– Я все время думала над вашими словами о том, что Саша был бы недоволен моим поведением по отношению к вам. Я хочу вам сказать одну вещь, он лишь однажды поделился со мной этой своей мыслью. Я полагаю, что это было одно из самых интимных его переживаний. Он всю жизнь тосковал по своей семье, по родителям, по своему младшему брату, то есть по вашему отцу. И не раз хотел приехать, повидаться, а та и окончательно соединиться со своими самыми близкими родственниками. Мне кажется, что он чувствовал по отношению к ним свою вину. И то, что он составил завещание в вашу пользу, скорей всего побудила сделать его именно эта причина.

– Но что же ему тогда мешало приехать к родителям, к моему отцу? А он даже не раз им не написал, не позвонил.

– Понимаете он был человек очень тонких чувств, но всю жизнь старательно скрывал это обстоятельство. Окружающие считали его беспощадным, даже грубым, он мог сказать любому самые нелицеприятные слова. Наверное, это было по-своему оправдано, его окружала грубая, а подчас жестокая действительность. И справиться с ней было совсем нелегко. И только те, кто были рядом с ним, видели, как он потом мучается. Я так думаю, что все это как раз и помешало ему вернуться в вашу семью, ему было непросто даже самому себе признаться в своей сентиментальности. Он оказался заложником собственного образа. Все последнее время я размышляла над тем, как я должна к вам относиться. Неожиданно для меня этот вопрос оказался весьма непростым. Поймите меня правильно, дело не в моем личном отношении, а в том, как я должна к вам относиться, исходя из желания Саши. И я ясно осознала, что он бы ни за что не одобрил моего поведения.

– Мне не в чем вас упрекнуть, – великодушно сказал я, – вы не обязаны меня любить только потому, что я близкий родственник дорогого вам человека. В конце концов, мы любим людей за то, какие они есть, а не за то, в какой родственной близости они от нас находятся. В каком-то смысле родственная любовь – это любовь по принуждению, а она никогда не бывает искренней. Я предпочитаю, чтобы вы относились ко мне так, как подсказывает вам сердце, а не пытались бы насильно заставить себя испытывать ко мне добрые чувства.

По лицу Анастасии я понял, что мой пассаж вызвал у нее удивление.

– Я рада, что вы так думаете, признаюсь, что я не ожидала от вас услышать такие слова. Если мы возьмем их за основу, нам будет легче строить отношения друг с другом.

Я отнюдь не был в восторге от перспективы взять эти слова за основу, но мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ней.

– Думаю, не самые лучшие, но естественные отношения предпочтительней самых хороших, но искусственных. А, как известно, все искусственное недолговечно.

– В таком случае будем считать, что по этому вопросу мы договорились.

– А есть еще какой-то вопрос, по которому нам нужно договариваться?

– Я сказала уже вам, что много думала над тем, как бы отнесся к моим поступкам Саша. И я поняла, что должна вам помочь. Вы сказали, что хотите лучше понять, что за люди здесь живут, какие мотивы двигают их поведением?

– Да, я действительно не все понимаю. Иногда мне кажется, что я приземлился сюда с другой планеты. Мир, в котором я вырос и жил, существенно отличается от того, в который я попал. И нередко мне трудно ориентироваться в нем.

– Именно это я и имела в виду. И я хотела бы вам помочь разобраться в этом новом для вас мире. Вы правы в том, что люди смотрят здесь на многие вещи по иному, чем там, где вы жили до сих пор. То, что для вас часто не имеет значение, здесь воспринимают, как самое драгоценное.

Я вспомнил события предыдущей ночи. В самом деле, есть вещи, которые повергают меня в изумление. Например, то, что каждому здесь дают возможность дойти до самого дна, а затем, если хватает воли и сил, позволяют подняться вверх. И при этом за тобой наблюдают, сравнивают с только им одним известными критериями.

– И как будут происходить эти уроки?

Анастасия, как мне показалось, немного нерешительно посмотрела на меняя.

– Я хочу вас познакомить со своими родителями. Мне кажется, для вас это будет очень полезно.

– Буду только рад. Знаю немного их дочь, я могу судить о том, какие достойные это люди.

И сразу же заметил, что пересластил, так как на лицо Анастасии наплыла тень. Из этого можно сделать вывод: не знаю, как вообще она воспринимает комплименты, то к моим – относится сугубо отрицательно. Впрочем, учитывая, какой тектонический сдвиг произошел сегодня в наших отношениях, это можно воспринимать, как небольшую досадную помеху.

– Когда же мы отправимся к вашим родителям?

– Скоро. Я должна их предупредить. Им нелегко будет вас встречать, они очень любили Сашу…

– Понимаю, вы опасаетесь, что я не вызову у них таких же эмоций.

– Не совсем так, хотя частично вы правы. Впрочем, вы сами все увидите. У меня будет к вам еще просьба.

– Да, конечно, – Было же желательно, если бы сходили в офис. Я точно не знаю, так как Гессен старается не слишком допускать меня до дел компании, но там, кажется, происходит нечто важное.

Рассказать ли ей о разговоре с Таракановым? По крайней мере, не сейчас. Я сам попробую кое в чем разобраться.

– Я обязательно последую вашему совету.

– Спасибо. – Анастасия встала. – Я приготовила вам обед. Извините, что оставляю вас есть одного, но мне надо идти.

Она встала и направилась к выходу.

В офисе компании все было по-прежнему. Кондиционеры разносили по помещениям прохладный воздух, делая в них нахождение весьма приятным. И все же я не мог отделаться от ощущения, что в коридорах и кабинетах таится какая-то напряженность.

Секретарша откровенно обрадовалась моему появлению, словно я привез из поездки ей дорогой подарок. Я сел за стол, она встала по другую его сторону в ожидании распоряжений.

– Что-нибудь произошло за время моего отсутствия? – спросил я. По ее лицу я понял, что произошло. Говорите, я же вижу.

Она вдруг ответила мне шепотом.

– Ходят слухи, что пришла телеграмма от немцев по поводу закупки оборудования. Но никто точно ничего не знает.

– Это все?

На лице женщины я прочитал ответ: «А разве этого мало?».

– Пригласите мне Гессена, – сказал я. – Хотя не надо, я сам к нему пойду.

Учитывая наш последний разговор, я решил, что не стоит лишний раз разыгрывать из себя начальника. Вот когда я им стану… Иногда я ей богу начинаю жалеть, что этого никогда так и не случится.

Я постучал в дверь кабинета Гессена. Тот пригласил войти. Но когда он увидел, что за персона пожаловала к нему, то явно пожалел, что поступил столь опрометчиво.

– Здравствуете, Генрих Оскарович, как тут у нас дела?

– Все в порядке, – не сказал, а процедил он.

– А мне кажется, что не совсем. На прииске жалуются, что вы их забросили, не кажетесь туда. А у них к вам есть вопросы.

– Сидоренко регулярно бывает на совещаниях.

– Не мне вам говорить, что не все вопросы можно решить в кабинете. Иногда надо выехать и на пленэр. Там многое выглядит по-иному.

– Послушайте, я бы попросил вас не учить меня. Я сам знаю, когда и куда мне надо ехать.

– Не спорю. Но я еще слышал о том, что немцы прислали телеграмму, просят предварительного подтверждения нашего намерения заключить с ними сделку.

В брошенном Гессене на меня взгляде явно читался вопрос: и откуда этому хлыщу об этом известно? Я с напряжением ждал, будет ли он отрицать факт получения телеграммы. Однако у него хватило ума этого не делать.

– Да, получил и уже готовлю ответ.

– А вам не кажется, что такой важный вопрос следовало бы обсудить на правление, ведь от него в немалой степени зависит, как станет развиваться компания.

– Моих полномочий достаточно, чтобы я один принял бы решение.

– А можно узнать, какое решение вы приняли?

Гессен явно раздумывал, как ему вести себя в этой щекотливой ситуации. Весь его вид просто вопил о том, что меньше всего на свете ему хочется говорить со мной на эту тему.

– Послушайте, Генрих Оскарович, совсем скоро я стану владельцем компании, и я не могу оставаться в неведение относительно принимаемых вами решений. Поэтому я настоятельно прошу вас, сказать, что вы намерены предпринять, – усилил я давление.

Чтобы не выдать свое раздражение моей настойчивости, Гессен плотно сжал губы.

– Я жду ответа, – поторопил я его.

– Послушайте, какая вам, в сущности, разница, вы же собираетесь продавать свои акции. А уверяю вас, если мы не закупим это оборудование, они лишь подорожают.

– Это мое дело, как поступить с акциями. А сейчас я хочу, чтобы вы бы известили меня о своем решение.

– В нынешней ситуации покупать такое дорогое оборудование – это просто безумие. Мы едва сводим концы с концами.

«Под вашим чутким руководством» – хотел я ему сказать, но промолчал, решив, что не стоит еще больше раздражать зверя в его логове. Несмотря на свое внешнее спокойствие, меня не покидало ощущение, что он почти на пределе своей выдержки.

– Генрих Оскарович, прошу вас, не давайте пока немцам никакого ответа. Мы должны все тщательно взвесить.

– Я уже все взвесил, – процедил Гессен.

– В таком случае я настаиваю на том, чтобы мы закупили бы это оборудование. И я запрещаю вам без моего согласия предпринимать в этом направлении любые шаги.

– А мне плевать на ваше запрещение, вам понятно! – вдруг закричал Гессен. Плотина, препятствующая выходу потока эмоций, наконец, не выдержала, и ничем не сдерживаемая больше ярость полилась из него. – Уходите из моего кабинета!

Я встал.

– Мне кажется, что вы совершаете роковую ошибку, – как можно спокойней сказал я. – Я бы на вашем месте тщательно все взвесил, прежде чем принимать окончательное решение. Я говорю не только об этой сделке.

Стараясь не потерять достоинства, я вышел из кабинета Гессена и вернулся в свой. Я сел за стол. Хотя я пытался сохранять спокойствие, на самом деле все внутри меня вибрировало от возбуждения. Честно говоря, я не ожидал, что у нас с Гессеном получится такой жаркий спор. Оно понятно, что когда мы конфликтуем с главным инженером, с ним просто по другому невозможно себя вести, из него чувства так и прут. Но уравновешенный Гессен… Даже не понятно, что это вдруг с ним.

Внезапно я остановил бесконтрольный поток своих мыслей и попытался сосредоточиться. Во время разговора с Гессеном он произнес какую-то фраза, которая заставила меня в тот момент насторожиться. Но это было мимолетное ощущение, словно пролет рядом с ухом шмеля. Но сейчас я пытался мысленно вернуть то мгновение, дабы понять, что же меня обеспокоило. Но промчавшись несколько минут, я так и не сумел вспомнить.

Я решил не терзать себя больше, может быть, потом то ощущение всплывет само собой; так бывало уже неоднократно. Сейчас же меня волновал другой вопрос: как воспрепятствовать Гессену торпедировать эту сделку? Я не настолько хорошо представлял состояние дел в компании, чтобы определить, окажется ли ей по силам выполнить такой большой контракт, однако мною владело безотчетное ощущение: все, что делает Гессен, идет ей во вред. А следовательно я должен противодействовать любым его начинаниям. Но одному мне не справиться с этой задачей, нужны союзники.

Я перебрал всех, кто способен был выполнить эту миссию. Несколько минут я колебался, но затем встал и направился в соседний кабинет.

Струганов сидел за своим столом и азартно играл в компьютер. Когда я вошел, он даже не кивнул мне головой, словно и не заметил моего появления. Хотя не заметить мой приход было совершенно невозможно.

Я сел напротив него.

– Валерий Анатольевич, у меня есть к вам важнецкий разговор.

Струганов, всем своим видом, выражая недовольство, что ему помешали, оторвал свой взгляд от монитора и перевел его на меня.

– И о чем вы хотите поговорить?

– О закупке оборудования для мебельной фабрике.

– Вот как, странная тема для нашего с вами разговора! Вот уж не знал, что она способна вас заинтересовать.

– Как видите, заинтересовала и даже весьма.

– Ну я тут причем, стратегическое развитие компании не в моей компетенции – пожал плечами главный инженер и снова его взгляд прилип к монитору.

– Да выключите вы компьютер! – вдруг взорвался я. – Это очень серьезное дело, а вы в игрушки играете, словно ребенок.

К моему удивлению Струганов послушно выключил компьютер и развернулся ко мне всем корпусом.

– Так-то оно лучше, – уже намного спокойней проговорил я. – Гессен под предлогом финансовых трудностей не хочет закупать оборудование для мебельной фабрики. А без него она долго не протянет. Вы это знаете намного лучше меня.

Струганов, подтверждая мои слова, кивнул головой.

– Действительно ли мы не можем позволить себе закупку оборудования?

– Положение, в самом деле, довольно хреновое, но если мы не купим эти линии, будет еще хреновей. Таково мое мнение. Нам предлагают уникальное оборудование, на нем можно делать практически все. Во всем крае ни у одной фабрики и близко нет ничего подобного. Если мы подсуетимся, все лучшие заказы будут наши. И годика через два, ну три все окупим сполна.

– Хорошо, а где взять деньги на закупку сейчас, коли дела идут хреново?

– Деньги есть. – Струганов посмотрел на меня, словно решая, продолжать ли ему эту тему дальше.

– Говорите, раз начали.

– Два года назад нам крупно повезло, мы получили большие заказы, намыли много золото. Образовалась большая прибыль. И Александр Михайлович решил создать гарантийный фонд на случай непредвиденных обстоятельств или, говоря проще, на черный день. И положил в один из банков пять миллиончиков зеленых. Они там спокойненько и лежат, накручивая на себя проценты.

– Интересно. И Гессен об этом знает?

– Это знают все члены правления. Теперь – вот и вы.

– Думаю, черный день если не настал, то совсем близок. И мы могли бы оплатить заказ этими деньгами. А как их извлечь из банка?

– Когда был жив Александр Михайлович, то он мог это сделать в любой момент, так как был наделен такими правами. Сейчас же использовать фонд можно только по решению Совета Директоров.

– Значит, надо немедленно созывать Совет Директоров. Вы можете это сделать?

Несколько секунд главный инженер молчал.

– Могу, – наконец произнес он.

Глава 17

Я вернулся в дом и не застал Анастасии. Мне стало грустно, я надеялся, что наша предыдущая беседа получит какое-нибудь продолжение. Впрочем, гораздо сильнее меня сейчас занимали другие мысли и чувства. Дела принимали совершенно неожиданный оборот, я все сильнее втягивался в нечто такое, что все время создает для меня все большую угрозу моему привычному существованию и даже жизни. И едва ли не каждый день приносит мне нового врага. И я даже не знаю, кого мне следовало бы опасаться в первую очередь, кто способен из всех моих тайных и явных недоброжелателей на самые решительные действия?

Я взял листок бумаги и стал писать фамилии своих врагов. Первую строчку занял Сержант, на вторую – я поставил Гессена, почетное третье место занял Струганова. После этого я на некоторое время задумался. Затем я вывел фамилию Обозинцева, поставив возле нее знак вопроса. Когда я выводил фамилию Анастасии, ручка дрогнула в моей руке. И все же я дописал ее имя до конца.

Затем я прочитал список. Меня не покидало ощущение, что он далеко не полон. Но пока я терялся в догадках, кто еще е его должен пополнить? Ладно, решил я, события покажут.

Так как мне было грустно, я решил подремать. Разбудил меня стук в дверь. Я отворил ее и увидел Анастасию. Одета она была по походному, в темный, элегантный брючный костюм.

– Простите, что разбудила, – безошибочно определила она мое состояние, – но если вы не передумали, то нам нужно сейчас лететь к моим родителям.

– Я не передумал, – поспешно проговорил я.

Примерно через час мы уже находились на вертолетной площадке. Как всегда подтянутый, аккуратно одетый пилот вертолета нас уже ждал. Мы обменялись с ним дружеским рукопожатием.

– Далеко ли нам лететь? – спросил я, когда мы уже поднялись в воздух.

– Не очень, – ответила Анастасия, – всего двести километров.

– Вы считаете, это не далеко?

– У нас тут свои измерения. Если кто-то живет за двести километров, то для нас это как для вас на соседней улице.

Вертолет летел довольно низко, и я в какой уже раз любовался бескрайнем океаном тайги. Мне было очень хорошо, рядом сидела Анастасия, и впервые я не ощущал идущих от нее в мою сторону враждебных импульсов. Я бы назвал это дуновение нейтральным. И это было уже огромным достижениям, по крайней мере, дающим надежду на более благоприятное развитие дальнейших событий.

Внезапно я увидел, как посреди сплошного зеленого покрова вдруг появились яркие желтые вспышки. Я настолько отключился от действительности, уплыв куда-то далеко на корабле грез, что не сразу понял, что это пулеметные очереди. Несколько пуль пробили обшивку и прожужжали рядом с моей головой.

– В нас стреляют, падайте на пол! – крикнул я Анастасии.

Она среагировала мгновенно и вслед за мной бросилась на покрытый ковром пол.

Вертолет, уходя от обстрела, резко взмыл вверх. Я слышал, как внизу снова раздалось несколько поспешных очередей, но они уже не причинили нам вреда.

Я встал и подошел к кабине пилота.

– Все в порядке? – спросил я.

Борис был бледен, я заметил, как дрожали его лежащие на штурвале руки.

– Мы теряем высоту! – срывающим голосом крикнул он.

– Черт! Вы сможете посадить машину?

– Попробую, если найду место.

Я вернулся в салон. Анастасия снова сидела на прежнем месте.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Мы теряем высоту, – не стал скрывать я.

Я боялся, что Анастасию охватит паника, но она бесстрастно восприняла мое сообщение. То, что произошло дальше, вызвало во мне безмерное изумление. Она вдруг встала на колени и начала молиться. Совершала обряд она совершенно спокойно и одновременно отрешенно.

Внезапно она замолчала и поднялась с колен.

– Теперь я готова к смерти, – спокойно объявила Анастасия она, словно бы речь шла о самой обыденной вещи.

А вот я нет, мысленно ответил я. Мне было стыдно, но мне было страшно.

Я посмотрел в иллюминатор и увидел, что мы летим совсем низко над верхушками деревьев. Еще несколько десятков метров – и мы рухнем прямо на них. По прежнему опыту я знал, что в этой ситуации самое опасное – это возможный взрыв и пожар.

Неожиданно между деревьями возник просвет. Когда-то давно тут похозяйничал огонь – и часть леса выгорело. Это было видно по обуглившимся остаткам деревьев. Чтобы благополучно сесть на такую сложную площадку, требовалось немалое мастерство.

Однако Борис проявил себя как настоящий виртуоз, можно сказать, что мы приземлились почти мягко. Нас лишь сильно тряхнуло, в результате сидевшую напротив Анастасию бросило прямо в мои объятия. Несколько мгновений мы обнимались как самые настоящие влюбленные. Затем она резко отодвинулась от меня.

Из кабины показался Борис. То ли от пережитого испуга, то ли от напряжения его пошатывало.

– Сели, – сказал он. – Мы сели. – Он опустился на скамью и сжал руками голову. Внезапно он по очереди посмотрел на нас какими-то странными безумными глазами. – А ведь я мог бы быть уже мертвым.

Мы могли бы быть уже мертвыми, мысленно поправил его я. Я подошел к нему и довольно сильно затряс авиатора за плечо.

– Кончайте хандрить, надо немедленно осмотреть машину. Мы не можем здесь оставаться. Нас уже ищут.

Я открыл дверцу и спрыгнул на землю. И сразу же на обшивке обнаружил следы от пуль. Даже странно, что ни одна из них не попала ни в меня, ни в Анастасию. Нам крупно повезло.

Я обернулся и увидел, что и она рассматривает пробоины. Впрочем, на ее лице признаков страха я не обнаружил. Откуда у нее такое самообладание? Как будто бы она побывала во множестве сражений. Удивительная женщина, таких одна на миллион! Я почувствовал, как мои чувства к ней стали еще горячей.

– Можно считать, что сегодня мы родились заново, – заметил я.

– В меня уже стреляли, так что это уже второе мое новое рождение.

– В таком случае я не исключаю, что вам предстоит сегодня родиться в третий раз.

– Что вы имеете в виду?

– То, что эти ребята, что по нам стреляли, находятся где-то поблизости. Они видели все, что с нами произошло. И будут нас искать. И я почти уверен, что скоро найдут.

Впервые за все время я увидел на ее лице тень тревоги. Но она почти тут же исчезла.

– Что же нам делать?

– Прятаться. У них есть даже пулемет, а у нас всего один пистолет. Дорога каждая секунда. Борис, – крикнул я, – вы где, черт возьми, застряли?

– Я здесь, – отозвался пилот из вертолета.

– Выходите немедленно.

Борис появился в дверях. Он все еще был в шоке, и я подумал, что, несмотря на свой бравый вид, он явно мне не помощник. Из этой ситуации мне придется выгребать одному.

– Бежим отсюда! – приказал я.

– А как же вертолет? – растерянно спросил Борис.

– Без нас он не улетит.

Я осмотрел местность. Со всех сторон нас окружал лес. Если бы знать, с какой стороны придут наши враги, можно было определить, куда нам бежать. А так, можно надеется лишь на случай.

– Туда, – махнул я рукой.

Мы побежали к лесу. Это решение оказалось более чем своевременным, так как едва мы углубились в чащобу на каких-нибудь пятьдесят метров, как невдалеке послышался характерный звук ломающихся веток, а затем до нас донеслись и мужские голоса.

Я махнул рукой в сторону завала, образованного из нескольких поваленных ураганов деревьев. Мы бросились к этому спасительному укрытию. Разбирать дорогу было некогда, и я почувствовал, как сухая ветка оцарапала мне лицо.

Мы едва успели спрятаться, как мимо нас прошествовала четверо здоровых мужчин. У троих из них в руках были автоматы Калашникова, один нес на плече ручной пулемет. Без всякого сомнения, что именно из него был обстрелян наш вертолет.

Наши недруги прошли от нас всего в метрах десяти. Будь они повнимательней, то легко могли бы заметить нас. Но я понимал, что до спасения нам еще очень далеко, сейчас они обнаружат пустой вертолет и тогда уже начнут настоящее прочесывание леса. И скрыться от них нам будет крайне затруднительно.

Я ломал голову, что делать дальше? Прятаться от них, словно зайцы, мне представлялось более опасным, нежели чем вступить с ними в бой. Когда я ходил в разведку, то всегда применял именно такую тактику; открытое столкновение давало больше шансов на выживание, чем отсидка в укрытие; если его обнаруживают, то надежды уцелеть практически не остается. А то, что эти бравые ребята, получили задание на наше уничтожение, я не сомневался, я уже понял, что живым я тут никому не нужен.

– Что будем делать? – вдруг придвинулась ко мне Анастасия.

– Они сейчас вернутся обратно. Нам нужно их уничтожить. Это единственный шанс на спасение.

– Но они же вооружены, у них пулемет, – не скрыла своего удивления Анастасия.

– Это не всегда самое важное. Если сделать все правильно, мы справимся. Вы умеете стрелять?

– Да, я ходила на охоту с десяти лет.

– Прекрасно. – Я протянул ей пистолет. – Когда они появятся, возьмите кого-нибудь на мушку. Но без моей команды не стреляйте. Борис, – позвал я пилота.

Тот успел забрести в какую-то лужу и теперь стал вылезать из нее. С его щегольской одежды стекала вода.

– Дай мне твой нож, – приказал я.

Он послушно протянул мне тесак. Я потрогал его, он был хорошо наточен.

– Вы собираетесь им убивать? – спросила Анастасия. В ее голосе смешалось отвращение с изумлением.

– А вы хотите, чтобы убили бы нас. Выбирайте, что вам дороже: ваша жизнь или этих подосланных подонков?

Но ответа я не дождался, так как снова послышался хруст веток под ногами. По звукам я определил, что если в первый раз они двигались неторопливо, то теперь шли очень прытко.

– Прячьтесь, – шепнул я.

Анастасия и Борис послушно укрылись за буреломом, я же притаился за стволом толстого дерева. Я внимательно прислушивался к раздающимся вокруг меня звукам, пытаясь определить по ним расположение противника. Судя по всему, они разделились, и каждый прочесывал свой участок. Именно на такой поворот событий я и рассчитывал. Теперь только оставалось ждать, пока кто-нибудь из них не окажется совсем близко от меня.

Ждать пришлось недолго. Я увидел, как в мою сторону идет один из этой четверки, высокий крепкий парень. Автомат он держал на изготовке. Я в мыслях проделал все то, что должен был сделать через несколько секунд на деле. Я боялся лишь одного, что из-за отсутствия практики могу допустить ошибку. А достаточно одного неточного движения, и я окажусь изрешеченным автоматной очередью.

Парень двигался прямо к дереву, за которым я стоял. Если бы он то и дело не озирался бы по сторонам, то вполне мог бы меня заметить. Внезапно он остановился, явно раздумывая, куда ему направиться дальше. Для него это было действительно судьбоносное решение: пойдет в одну сторону, найдет смерть. в другую… Я напряженно ждал, куда он сделает первый шаг, от этого зависело, рухнет ли мой план. Если он выйдет на то место, где прятались Анастасия с Борисом, то непременно их обнаружит. И тогда на всех нас можно ставить крест.

Парень продолжал двигаться вперед, неуклонно приближаясь к тому месту, где затаился я. Теперь нас разделяло всего несколько метров. Я буквально остановил дыхание и поднял нож. Ну, еще три шага, и я начинаю. Давно я так не волновался, как в эту минуту.

Парень сделал те самые три роковых для себя шага, и я оказался у него за спиной. Именно этого момента я с таким нетерпением и ждал. Стремительным прыжком я преодолел разделяющее нас расстояние и приземлился рядом с ним. Одной рукой я зажал ему рот, другой ударил ножом прямо в сердце.

Я вдавил ладонь в его рот и не позволил предсмертному крику вырваться из горла своей жертвы. Парень повернул ко мне голову, на миг наши глаза встретились. В его взгляде я словно бы прочитал вопрос: за что? Затем он стал падать. Я придерживал на всякий случай его тело, пытаясь определить, не имитация ли это. Затем отпустил его в свободный полет. Оно рухнуло на землю. Для него все было кончено.

Я поднял автомат, с пояса убитого снял запасной диск. Теперь, держа в руках оружие, я чувствовал себя гораздо уверенней. Сколько раз оно меня спасало из самых безнадежных ситуаций, дай бог выручит и на этот раз.

Я направился к бурелому. Анастасия вышла мне на встречу. Она все видела и все ее чувства открытым текстом были написаны на ее лице. Так смотрят, наверное, на страшного хищного зверя, растерзавшего невинное животное. Я бы много мог бы ей сказать в свое оправдание, если бы по лесу не гуляли еще трое желающих нас убить парней.

Где-то недалеко послышались чьи-то шаги.

– Прячьтесь! – прошипел я.

– Эй, Сержант, они убили Леху, – громко заорал хриплый мужской голос.

Наконец-то мне представилась возможность увидеть этого таинственного Сержанта. Это был верзила почти под два метра, косая сажень в плечах, грубое, перекошенное ненавистью лицо. В руках он сжимал ручной пулемет. Значит, это непосредственно ему мы обязаны тем, что вертолет вместе с нами едва не грохнулся на землю.

– Сука, этот парень убил уже второго! – громко воскликнул Сержант. – Дайте мне эту блядь, я его прикончу! Он должен быть совсем рядом. Ищите его! – приказал он своим подручным. – А ну-ка гляньте в том завале, – показал он пулеметом прямо туда, где притаились мы.

У этого парня была прямо звериная интуиция. Хотя вряд ли стоит этому сильно удивляться, так как по повадкам и по жестокости на эволюционной лестнице он располагался явно ближе к животному, чем к человеку. Сержант уже лежал на моей мушке, как в тот самый миг, когда я уже собрался надавить на гашетку автомату, он вдруг бросился на землю. Моя очередь пролетела над его головой.

– Пригнитесь! – крикнул я и что есть силы вдавил лежащую рядом Анастасию в землю. И в тоже секунду длинная пулеметная очередь вонзилась в высохший ствол совсем рядом со мной.

Нас спасло лишь то, что он не видел точно цели, и пока все очереди, которые он выпускал по нам, уходили мимо, их принимали на себя ни в чем не повинные деревья. Сержант понял, что выбранная им тактика не приносит желаемого результата. И надо отдать ему должное, он принял абсолютно верное с точки зрения тактики боя решение, что указывало на его военный опыт:

– Обходите его с двух сторон, – приказал он оставшейся у него живой силе, – я вас прикрою.

Дело принимало самый из всех возможных вариантов самый печальный оборот. Я не мог поднять головы, так как ее тут же? словно бритвой, срезала бы пулеметная очередь, а потому не мог и следить за передвижениями подручных Сержанта.

На раздумье у меня было вряд ли больше тридцати секунд.

Сержант лежал под деревом, прямо над ним нависала толстая тяжелая ветка. Она была сломана, но все же кое-как держалась.

– Анастасия, смотрите прямо вперед, – проговорил я. – Видите толстую, надломанную ветку?

– Вижу.

– Сможете попасть точно в место надлома?

– Я постараюсь.

– От меткости вашего выстрела зависит моя, да и ваша жизнь. – Цельтесь. Будете стрелять по моей команде. Пуль не жалейте, выпустите хоть всю обойму, лишь бы ветка обломалась. Я считаю: раз, два, три, четыре, пять. Стреляйте! – закричал я.

Анастасия произвела несколько выстрелов. Искалеченная ветка окончательно надломилась и упала прямо на голову Сержанта. Я вскочил на ноги, два бандита с двух сторон уже совсем близко подкрались к нашему лежбищу. Уверенные, что их главарь не позволит никому поднять головы, они пребывали в несколько расслабленном состояние.

Это-то их и погубило. Я выпустил очередь в одного, мгновенно развернулся и снова нажал на гашетку. Затем снова бросился на землю. Это я сделал более чем своевременно, так как Сержант за те несколько секунд, что я расправлялся с его людьми, успел сбросить с себя опутавшую его ветку и открыл по мне огонь. Но было поздно, оба бандита корчились в предсмертных муках, окрашивая зелень травы красной кровью. Их главарь не мог не видеть, что произошло с ними, и вперемежку с выстрелами в нас летели его яростные ругательства.

Я продолжал лежать, как можно плотнее прижимаясь к мягкому травяному настилу. Внезапно очереди и ругательства смолкли и, то ли мне показалось, то ли в действительности мой слух различил удаляющиеся шаги. Острожно я приподнял голову и увидел убегающего Сержанта. Я подтянул к себе автомат и послал вдогонку ему очередь. Но он спрыгнул куда-то вниз; по-видимому, там шел овраг. И это спасло его. Преследовать его я не стал, с меня было более чем достаточно только что завершившейся страшной бойни.

То, что я, то, что мы все остались в живых, с моей точки зрения было настоящим чудом из чудес. Почему-то я вспомнил Обозинцева, назвавшего как-то меня баловнем судьбы. Как ни странно, но он оказался недалек от истины, после всех этих ужасных событий, я сам начал в это верить. Сегодня я должен был как минимум дважды умереть: первый раз в вертолете, второй – здесь в лесу. А я даже не ранен. Если не считать царапины, правда, довольно глубокой, от которой неприятно саднит лицо.

И все же я все еще не верил в удачу и боялся, что Сержант вернется, да еще с подкреплением. Но интуиция мне подсказывала, что этого не случится, что мой страшный враг, которому я, кстати, не сделал ничего плохого, решил за благо ретироваться с поле брани.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем я осмелился встать в полный рост. Я бросил взгляд на два трупа, лежащих почти на равном расстоянии, только по разные стороны от меня. Сегодня я убил троих, а до этого еще одного. Когда я отправлялся в эти места, мне и в голову не приходило, что доведется участвовать в таких кровавых событиях. Я из армии то ушел, в том числе и потому, что не желал больше ни подставлять свою шкуру вражеским пулям, ни дырявить ее у других. И был абсолютно уверен, что больше заниматься такими делами никогда не буду. Но именно в этом глухом лесу прошлое снова накрыло меня.

Я подошел к Анастасии и Борису.

– Все, врагов по близости больше нет, – сказал я. – Можно вставать.

Анастасия первая поднялась с земли. Причем, вид у нее был такой, словно она прилегла ненадолго отдохнуть. Как ни в чем не бывало молодая женщина стряхнула с костюма налипшую на него землю и ветки. Ее взгляд задержался на двух неподвижных телах, но она ничего не сказала, лишь отвернулась. Зато Борис был в полуобморочном состоянии, он весь дрожал, как лист под напором ветра. Он даже не мог говорить, губы просто не слушались его. Но именно он-то мне был сейчас нужен больше всего.

Я схватил его за плечо и с силой тряхнул.

– Успокойтесь, вы живы, ничего больше вам не угрожает, – сказал я. Его поведение, его трясущийся, как у больного лихорадкой, вид был мне неприятен. Однако сейчас было не время для высказываний своего мнения о нем. – Пойдемте к вертолету, нужно посмотреть, что с ним.

За то время, что мы шли к машине, Борис немного пришел в себя и выглядел уже не столь жалко. Мы подошли к вертолету.

– Я свое дело сделал, теперь все зависит от вас. Делайте, что хотите, но вы должны починить этот драндулет. Иначе мы можем отсюда не выбраться.

Борис кивнул головой и стал осматривать подраненную машину.

Ему удалось починить ее через три часа. Пока он возился с ремонтом, мы сидели неподалеку и почти не разговаривали. Анастасия казалось настолько отрешенной от всего происходящего, что я не решался тревожить ее. Внезапно она словно очнулась и внимательно посмотрела на меня.

– Вы понимаете, то, что произошло, просто ужасно?

Почему-то я почувствовал раздражение. Ведь это я спас ей жизнь, а она готова осудить меня за смерть этих подонков. Хотя я лишь только защищался.

– А это уж смотря как посмотреть на все. Если вы считаете, то, что мы остались в живых. ужасным, то тогда мне ничего не остается, как согласиться с вами. Если вы имеете в виду гибель этих бандитов, – я особо выделил голосом это слово, – то они заслужили свою участь. Не рой другому яму, чтобы не попасть в нее самому. Лучше не сожалеть о происшедшем, а понять, почему они хотели нас убить, и кто заказал нашу смерть? Больше всего меня интересует именно этот вопрос. Не забывайте, что где-то по близости бродит Сержант, который мечтает о мести.

Анастасия несколько секунд молчала, словно переваривая мои слова, как плохо проваренную пищу.

– Извините, я должна вас поблагодарить за наше спасение. Вы действовали очень смело. – Однако в ее голосе не слышалось ни благодарности, ни признательности.

– Вы тоже вели себя очень мужественно. Если бы не ваши точные выстрелы, мы бы не выкарабкались из этой заварухи.

– У меня к вам будет просьба, не рассказывайте моим родителям о том, что с нами произошло. Это очень их обеспокоит, а им нельзя волноваться.

– Хорошо.

На этом наш диалог прервался. Возобновился он лишь через часа три, когда мы совершили посадку на краю какого-то селения. Анастасия уверенно и, не оборачиваясь, словно бы нас и не было рядом, зашагала вперед, мы с Борисом следовали за ней.

Это было не то большое село, не то небольшой районный центр. Деревянные, но красивые дома образовывали прямые улицы. На небольшом пригорке возвышалась старинная церковь. К моему удивлению Анастасия вошла в нее, мы – за ней.

В церкви шла вечерняя служба. Ее вел пожилой, статный, с красивым лицом священник. Мне оно показалось знакомым, хотя никаких сомнений, что этого человека я никогда ранее не видел, у меня не возникало.

Народу в церкви было довольно много, причем, не только старушки в повязанных платках, но я заметил много молодых лиц. Мы влились в число прихожан.

Я не был религиозен и почему-то всегда, попадая в церковь, испытывал приступ сонливости. Меня никогда не волновал вопрос: есть ли Бог или нет? Я считал его для себя не существенным: кто бы мне не дал эту жизнь, передо мной стояла задача прожить ее как можно приятней. Что там же случится после того, как она, подобно старому колодцу, окажется исчерпанной, меня волновало крайне мало. А потому сейчас я почти не слушал священника, а больше смотрел по сторонам, разглядывая расписанные библейскими сюжетами стены.

По-видимому, мы пришли к окончанию службы, так как она вскоре завершилась, и народ потянулся к выходу. Остались лишь мы трое, не считая священника.

Анастасия подошла к нему и поцеловала священника. Тот обнял ее и прижал к себе.

– Папа, я привезла к тебе гостей, – повернулась она ко мне. – Это Евгений Викторович Рунов, племянник Саши. Ну а Бориса ты знаешь.

Я почувствовал некоторое смущение. И как я сам не догадался, отец и дочь были удивительно похожи друг на друга. Теперь понятно, откуда к Анастасии пришла ее красота.

Священник с улыбкой подошел ко мне и протянул руку.

– Очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут отец Мефодий или если вам удобней, называйте меня Мефодием Порфирьевичем. Весьма рад, что Настенька вас привезла. мы с вашим дядей были большими приятелями. Это был удивительный, по-настоящему божий человек, хотя он сам считал, что в Бога не верит.

– Он не верил в Бога? – сам не зная почему удивился я.

– Как вам сказать. Есть люди, которые вспоминают Бога едва ли не через каждую минуту, а ничего в них божественного нет. А есть люди, которым и Бога-то вспоминать не надо, так как их вся сущность озарена Его светом. Вот Александр Михайлович был как раз из таких.

– Мне кажется, что священники должны придерживаться немного иных взглядов, – проронил я.

– Папа, на многие вещи смотрит по своему, – присоединилась к нашему разговору Анастасия. – Поэтому я вас и привезла к нему.

– Ничего особенного в моих взглядах нет, я верю в троицу, в то, что Иисус – Сын Божий. Просто я хочу, чтобы люди не просто верили бы, а то чтобы эта вера озаряла бы своим светом их души, чтобы она была бы вечной путеводной звезду для всех их мыслей и поступков. Смысл всей проповеди Иисуса именно в этом. Впрочем, – внезапно улыбнулся он самой приятной их всех улыбок, какие я только когда-либо видел, – на эти все темы можно толковать бесконечно. А вы с дороги, проголодались. Пойдемте в дом.

Дом священника располагался рядом с церковью. Он был совсем не большим и каким-то благообразным, так гармонично сочетались в нем все элементы и конструкции. Там нас встретила приятная, но скорей некрасивая, зато подтянутая женщина. Я невольно подумал, что Анастасии очень повезло, что лепкой ее лица Богом было поручено заняться генам отца, а не матери.

– Познакомьтесь, – это Евгений Викторович, а это моя мама – Татьяна Тихоновна, – представила нас Анастасия.

Я быстро почувствовал особую атмосферу этого дома, пронизанную невидимыми, но очень прочными нитями взаимной любви, накрепко соединяющие в единый организм его обитателей. Я заметил, как преобразилась Анастасия, ее лицо посветлело, из глаз ушла печаль и настороженность. В каком-то смысле передо мной был совсем другой человек, и его я совсем еще не знал, но который вызывал во мне даже больший интерес и большее восхищение, нежели тот, с которым я уже успел более или менее познакомиться.

Я сразу же оценил кулинарные таланты хозяйки; давно я так вкусно и так много не ел. Я поймал себя на мысли, что даже забыл о тех страшных событиях, что произошли всего несколько часов назад. В этом уютном, гостеприимном доме они казались такими же нереальными, как увиденные в кино. Коль можно тихо и ясно жить в любви и согласии, почему надо непременно убивать друг друга?

Иногда я ловил на себе вопрошающий взгляд Анастасии, но что он означал, до конца не понимал. За этот день произошло столько разных, совершенно не похожих друг на друга событий, что свести их все к одному общему знаменателю было ничуть не легче, чем зашагать по воде. И насколько я помнил, такая прогулка удалась только Христосу. Так что во всем этих хитросплетениях предстояло разбираться и разбираться. И все же я решил, что непременно спрошу у нее, что она хотела узнать или о чем спросить, когда так странно смотрела на меня.

После ужина мы все, кроме хозяйки, которая убирала со стола, вышли из дома и сели в палисаднике на скамейку. На землю уже опустился вечер, легкий ветерок теребил листья, которые слабо шуршали, словно бы переговаривались между собой.

– Папа, – произнесла Анастасия, кутаясь в легкую шаль, – я специально привезла к нам Евгения Викторовича, чтобы он понял, почему мы тут такие, а не другие.

– А какие такие, ты мне можешь пояснить? – отозвался священник.

– Ну, ты же сам понимаешь, ты же жил и здесь и там у них.

– Вы жили в Москве? – спросил я.

– Жил, вернее учился на математическом факультете МГУ. Но, как видите, математиком не стал. Хотя очень люблю эту дисциплину.

– А можно узнать, почему?

– Я понял, что светская жизнь не по мне, что у меня есть другое, более высокое призвание.

– Быть священником?

– Не совсем так, – улыбнулся он, – служить Богу, тому высшему, что есть в человеке. Ну а священничество – это лишь одна из форм этого служения. Быть может, даже не самая удачная.

– Но вы могли служить высшему в человеке и в Москве.

– Мог, но, видите ли, в этом городе я так и не прижился. Человек, как растение, которое в полный рост вырастает только на той почве, которая наиболее пригодно для него, питает его дополнительными соками. А Москва у меня их, наоборот, отнимала.

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Лично я старался всегда жить там, где мне хорошо.

– Да, конечно, вы по-своему правы. Вопрос в том, что понимать под словом «хорошо».

– Хорошо – это когда хорошо. И этим, по-моему, все сказано.

– Но хорошо и алкоголику, когда он напьется и наркоману, когда примет свою дозу. Но должны ли мы принимать подобный образ жизни за образец хорошего? Видите ли, там, в Москве, меня как и всех, тащил за собой вихрь жизни. В большом городе все чувствуют себя чужими, непонятно, кому он принадлежит. Всем и как бы никому. Даже те, кто искренне его любят, на самом деле глубоко отчужденны от той среды, в которой обитают. В лучшем случае лишь прикасаются к ней краем своего существования. А мне же хотелось укорененности, хотелось ощущать непосредственную связь с землей, с людьми, которые на ней живут. Я знаком со многими столичными священнослужителями, их контакты со своей паствой ограничиваются преимущественно рамками церкви и носят во многом формальный характер. И священники и прихожане только играют свои роли. Но в их отношениях нет ничего божественного, это не более чем обрядовая сторона церковной жизни. Это не служение, а служба.

– Я не очень хорошо разбираюсь в церковной жизни, но мне кажется, что за такие речи ваше начальство должно лишить вас сана. Церковь не любит свободомыслия и критики в свой адрес.

– Будь я в Москве, так бы непременно и случилось. Но здесь многое иначе. Во-первых, не так-то легко найти человека, кто согласится возглавить приход в такой глуши. А во-вторых, мое, как вы выражаетесь начальство, во многом само разделяет эти взгляды. По крайней мере, они смотрят на мир несколько иначе, чем у вас.

– И вы смогли тут укорениться?

– Не простой вопрос. Кое-что мне удается. Может быть, вы заметили, как много в церкви молодежи. Когда я принял этот приход, она туда не заглядывала даже из любопытства. Теперь же молодые парни и девчата приходят ко мне советоваться по поводу своих любовных дел. За те годы, что я здесь священник, я спас десять душ.

– Что значит спасли?

– Нравы испортились не только в больших городах, но и здесь, молодежь вступает в половые связи без разбора. А иногда от этого появляются дети. Чаще всего нежеланные. И, к сожалению, многие молодые мамы хотят от них избавиться. Десятерых мне удалось отговорить от абортов. Теперь эти ребята растут на моих глазах. Я слежу за их судьбой. Удивительное дело, все они очень хорошие и здоровые. Бог любит своих спасенных. И матери счастливы, что родили детей. Вот только у Анастасии моей их пока нет. А давно пора.

– Папа, ты же знаешь, – прозвучал из темноты голос Анастасии.

– Да, знаю. Я пытался переубедить Александра Михайловича, но не удалось. Страх потерять ребенка был в нем сильнее желания его иметь.

– А вас не смущало то, что Анастасия и моей дядя жили невенчанными, то есть по вашей терминологии во грехе?

– Я понимаю, о чем вы говорите. И отвечу: не смущало. Я видел, как они любят друг друга. Я всегда считал, что прелюбодеяние – это не отсутствие узаконенных формальностей, а отсутствие любви. Если люди живут в браке, но не любят друг друга – вот они-то как раз и совершают прелюбодеяние.

– Вы в самом деле необычный священник, – оценил я отца Мефодия. – Теперь я начинаю понимать некоторые черты характера вашей дочери.

– Я рад, если наша беседа прошла для вас не без пользы.

Я грустно вздохнул.

– Польза, безусловно, есть, вот только на пользу ли мне эта польза?

Глава 18

Мы снова летели над тайгой. Как ни странно, но после посещения родительского дома Анастасия стала относиться ко мне более благожелательней. По крайней мере, если раньше она вступала со мной в беседу лишь тогда, когда не вступить было уже невозможно, то теперь она все чаще сама начинала разговор. Впрочем, и на меня общение с ее отцом произвело сильное, я бы даже сказал, целебное воздействие. Анастасия оказалась права, после знакомства с ним я лучше начал осознавать мотивы, которые двигали окружающими меня людьми. И если еще недавно фигура моего дяди представлялась мне странной и во многом непостижимой, даже чудоковатой, теперь я все глубже проникал в те его душевные пласты, которые определяли характер и смысл его поступков.

Впрочем, на обратном пути мы говорили не о нем, а о другом человеке. О Гессене.

Его фигура привлекала мое внимание все больше и больше. Несколько подряд совершенных на меня покушений свидетельствовали о том, что кто-то всерьез намерен убрать меня с дороги. И среди заинтересованных в этом лиц на первое место я все чаще ставил именно его.

У меня не вызывало почти сомнений, что он сознательно ведет компанию к разорению. Однако каковы истинные мотивы его поступков? Только ли он дает выход годами копившейся черной зависти к своему руководителю, который отказывал ему в своем доверии, держа исключительно на вторых ролях? А если его план гораздо тоньше и коварней?

Когда я работал тренером в спортивном клубе, среди моих учеников был очень преуспевающий адвокат. Однажды после сеанса в сауне, мы расположились с ним в предбаннике за столом, на котором гордо красовался принесенный им невероятно дорогой коньяк. Вот тогда после не то второй, не то третий рюмки, сильно захмелев, он поведал мне о том, каким образом он зарабатывает себе на хлеб насущный. И не только на него. Как доверительно он мне тогда сообщил, возглавляемая им адвокатская контора специализировалась на устройстве заказных банкротств. Используя разные юридические тонкости и хитрости, они по заказам клиентов добивались финансового краха вполне дееспособных предприятий, которые затем с помощью различных юридических и административных схем и процедур попадали в другие руки. А если и Гессен пытается устроить нечто подобное, чтобы присвоить себе предприятие. Именно такой трюк, на мой взгляд, и стал бы настоящей местью моему дяде.

Этими соображениями я поделился с Анастасией. Она восприняла их очень серьезно.

– У меня периодически возникали подозрения, что он ведет себя не всегда совсем честно. Я даже делилась своими предположениями с Сашей. Но он отмахивался от них. Он сам был очень честным человеком, я не помню ни одного случая, чтобы он соврал бы или нарушил свои обязательства. А потому не верил в нечестность других. Он сказал мне, что Гессен при всех своих недостатков, не способен на подлость.

– И все же, если это предположение верно, через кого он мог бы действовать? В таком сложном деле ему одному не справиться.

– Его двоюродный брат является вице-губернатором края, он отвечает как раз за промышленность. Может быть, нити тянутся туда? – предположила Анастасия.

Я даже присвистнул от удивления, до сих пор я ничего об этих родственных отношений не знал.

Анастасия тут же отреагировала на мое удивление.

– А вам разве этот факт не был известен? Ах, да, вы же пришлый, у нас-то об этом знают даже малолетние дети. Я думала, что и вы тоже. Впрочем, Саша никогда не пользовался этой связью, и Гессену запрещал это делать. Он был крайне щепетилен в таких вопросах.

Я уже начинал привыкать к тому, что любой разговор Анастасия закончила панегириком в адрес моего дяди. Нередко это вызывало во мне досаду, но сейчас я вполне спокойно отнесся к ее словам.

– Вы не знаете, в последнее время Гессен встречался со своим высокопоставленным родичем?

– Конечно, встречался, когда он бывает в краевом центре, то почти всегда заходит к нему. Что ж тут такого, они же братья.

Я подумал о том, что даже если мои подозрения имеют под собой основания, что-либо доказать будет крайне трудно. Вице-губернатор защищен слишком высокой крепостной стеной власти, чтобы я бы мог добраться до него. Надо действовать с другого конца.

И еще об одном человеке я думал во время полета. Но пока своими сомнениями я решил с Анастасией не делиться.

Но одну тему мы тщательно обходили, пока летели в поселок, – это то, что случилось в лесу. Вернее, старательно ее обходила, словно лужу на дороге, на этот раз моя прекрасная спутница, она явно не желала вспоминать эти жуткие события. Я не настаивал, хотя мне было немного обидно. Без ложной скромности я мог себе сказать, что Анастасия обязана мне жизнью. Но об этом я решил ей никогда не говорить.

Отправляясь в эти далекие и тихие, как я по наивности надеялся, края, я мечтал о том, как спокойно проведу здесь время. Мне представлялось, что это будет нечто вроде курорта. Вместо же этого я все глубже погружался в угрожающую поглотить меня пучину опасных дел. И чем больше я ими занимался, тем сильнее ощущал, что уже не могу вот так просто выйти из этой игры со смертью. И не только по причине того, что пока идет эта партия, она крепко связывает меня с Анастасией, я вынужден был, хотя и с большой неохотой, признаться себе, что с каждым днем все происходящее в компании, волнует меня сильней и сильней.

С аэродрома Анастасия отправилась домой, я же – в офис. Мне хотелось быстрее узнать о последних событиях.

Нина встретила меня с обычной своей предупредительностью. Однако на этот раз в ее голосе и движениях сквозила еще какая-то тема.

Я сел на свое привычное место за большим письменным столом и внимательно взглянул на нее.

– Что-нибудь произошло? – спросил я.

Я заметил, что она не решается мне отвечать.

– Прошу вас говорите все, как есть. Даже если кто-то умер, то молчанием его не воскресить.

– Как знать, Евгений Викторович, – загадочно произнесла секретарша.

– Послушайте, говорите прямо.

– Понимаете, – не уверенным голосом проговорила она, – разнесся слух, что вы и Анастасия Мефодьевна разбились на вертолете. Что тут было, все просто с ума сошли.

Я аж откинулся на спинку кресла.

– И кто принес этот слух?

– Не могу сказать, вдруг все разом заговорили об этом. А потом появился слух, что вы живы.

– И тоже все разом стали это говорить?

Она кивнула головой.

Теперь я не сомневался, что как только Сержант выпустил по вертолету очередь из пулемета, он тут же доложил по рации, что сбил машину. А после нашего боестолкновения сообщил своему шефу или как там он у них называется, что мы, к большому для них огорчению, оказались живы. И тогда тому, кто распустил первый слух, пришлось его срочно опровергать. Вот только бы узнать, кто этот опровергальщик?

– Как видите я не только жив, но и добром здравии, – сказал я. – И Анастасия Мефодьевна – тоже. Мы совершили отличное путешествие к ее родителям. А сейчас я хотел бы заняться кое-какими делами. Пожалуйста, пригласите ко мне через минут десять Марину Владимировну.

Я вышел из своего кабинета и прошел к кабинету главного инженера. Он встретил меня без всяких следов радости, но и без прежней враждебности. Скорей так принимают у себя кого-нибудь из нижестоящего персонала, пришедшего решать рутинный производственный вопрос.

Если он распространитель этих слухов, то хорошо маскирует свое авторство, отметил я. Впрочем, на данный момент меня больше интересовал другой вопрос.

– Вы сделали то, о чем мы договаривались? – осведомился я.

Почему-то Струганов старался не смотреть на меня.

– Да, через два дня состоится экстренное собрание Совета директоров с повесткой дня состоящего из одного пункта.

– Спасибо, – поблагодарил я и вышел из кабинета.

В моем же кабинете меня уже ждала финансовый директор. Я поздоровался и сел за свой стол. Мне показалось, что Ращупкина выглядит не очень хорошо, она была без косметики, что сильно старило ее, а цвет лица был каким-то землистым.

– Я бы хотел с вами поговорить о финансовом состоянии компании, – произнес я. – Насколько мне известно, дела обстоят не слишком замечательно.

Ращупкина посмотрела на меня так, словно пытаясь определить, куда я клоню.

– Вы правы, дела действительно обстоят как-никогда плохо. Мы подвели итоги за первое полугодие, впервые за все время своего существования компания свела баланс с минусом. Мы понесли убытки.

– И в чем причина таких результатов?

– Они самые разные, – пожала она задрапированными темной блузкой плечами.

– И все же я бы желал знать, в чем причина?

– Мы провели анализ наших накладных расходов, они оказались высокими как никогда. Кроме того, все наши предприятия, кроме прииска, работали не на полную мощность. Было мало заказов.

– Что это вдруг случилось, всегда заказов хватало на то, чтобы получать прибыль, а сейчас мы несем убытки. Непонятно.

– Так нередко случается, когда меняется руководство, клиенты теряют к компании прежнее доверие, – неохотно произнесла Ращупкина. – Обычно они выжидают некоторое время, пока не поймут, что в ней происходит. Кроме того, мы проворонили ряд заказов, которые ушли к конкурентам. Большие убытки принесла нам мебельная фабрика, она съедает в два раза больше, чем приносит доходов.

– А вот о мебельной фабрике я вами хотел поговорить особо. Пришла телеграмма из Германии по поводу поставки оборудования для нее. Очевидно, что если мы его не закупим, фабрику придется закрывать.

– Но финансовое состояние компании не позволяет нам делать такие траты.

– Тут я с вами согласен. Но ведь есть еще один источник, гарантийный фонд.

– Ах, вот оно что! – воскликнула Ращупкина. – Теперь я понимаю с чьей подачи Валерий Анатольевич выносит этот вопрос на Совет Директоров.

– Не буду скрывать, это я настоял.

– Но как вы не понимаете, это же последний резерв компании, если мы его израсходуем, то при любом неблагоприятном развитии событий, нам конец.

– А разве сейчас как раз не такое развитие событий. Если мы не купим современного оборудования, мы тем самым перекроем себе кислород для дальнейшего развития. Я служил в армии и знаю: если во время в бой не ввести резервы, сражение будет проиграно. Даже если это последние резервы. Если война проиграна, они уже становятся никому не нужными. А мы как раз в такой ситуации, когда можем проиграть войну.

– Я решительно против такого шага! – вдруг непривычно резко произнесла Ращупкина. – Здесь вам не армия, тут другие законы.

– А мне кажется по своей сути – те же. Если мы сейчас не пойдем на прорыв, то будем окружены и уничтожены. Надо не ждать, когда нас добьют, а атаковать первыми.

– Финансовый резерв дает нам свободу маневра, благодаря ему мы сможем покрыть убытки.

– Никакой свободы маневра он нам не дает, а лишь затягивают агонию.

– Вы смотрите на ситуацию с точки зрения ведения военной компании. Но, поверьте моему опыту, тут совсем другие правила игры. И ваши аналогии неуместны.

– А я так думаю, что правила игры везде одни, побеждает в любом деле тот, кто берет на себя инициативу, а не ждет, когда все рухнет. Мой дядя поступал именно так и побеждал.

– Я остаюсь при своем мнение, вы толкаете нас всех на самоубийственный шаг.

Она встала и направилась к двери. Внезапно она остановилась и снова направилась в мою сторону.

– Послушайте, Евгений Викторович, я не понимаю, зачем вам это надо. Ведь известно, что как только вы получите свой пакет акций, вы намерены его тут же продать. Так почему же вы так поступаете?

– Могу я вас спросить, откуда вам известно про мои намерения?

Ращупкина несколько секунд молчала.

– По роду своей деятельности я часто имею дело с людьми, для которых достоверная информация имеет первостепенное значение для их бизнеса. О том, что вы намерены продать свои акции, им хорошо известно. По крайней мере, если вы хотели оставить это в секрете, вам не стоило появляться в доме Обозинцева.

– Может, вы и правы и все же это не меняет моей позиции: мы должны произвести закупку оборудования из гарантийного фонда. Мебельщики уверяют, что выгодные заказы будут.

– Да разве в этом дело, – вдруг как-то странно, словно сквозь сон, произнесла она. – Кто будет руководить компанией? Александр Михайлович создавал ее исключительно под себя, он любил себя пробовать в самых разных делах, вот он и сделал ее такой, каким был сам. Но кому под силу управлять ею? Вам никогда не удастся справиться с этой задачей.

– Ну а Гессену, удастся? – задал я провокационный вопрос, – Гессену. – Она усмехнулась. – Кто такой Гессен? Когда была единица, то он был для ее нулем, а вместе они составляли десять. Теперь единицы не стало, а нуль, так и остался нулем.

Я подумал, что яснее высказаться просто невозможно.

– И все мне жаль, что вы не хотите меня поддержать, – сказал я почти искренне.

Ращупкина снова встала.

– Я давно знала, чем все это кончится. Когда я услышала о смерти Александра Михайловича, то сказал себе: компании скоро придет конец Правда я не предполагала, что распад будет столь стремителен. Я думала, что год мы еще продержимся.

– Мы продержимся больше. – Я сам не знал, как вырвалось у меня это обещание.

Она посмотрела на меня без всякого выражения, словно мои слова не имели для нее никакого значения. Затем она направилась к двери. У самого порога она замедлила шаг, словно желаю мне что-то сказать напоследок. Но вместо этого решительно вышла из кабинета.

Глава 19

Меня разбудил телефонный звонок. Я с большим трудом разлепил глаза и обнаружил, что они ничего не видят. Я напряг зрение, но с тем же эффектом. И только после этого до меня дошло, что дело не в зрение, а в том, что вокруг меня разлилась сплошная темнота.

Кто же мог мне звонить в столь ранний час?

Я нащупал трубку телефона. И сразу же узнал голос Обозинцева.

– Евгений Викторович, не стал бы вас беспокоить в столь ранний час, если бы не новость, которую только что узнал. Не могу поверить, хотел бы чтобы вы лично опровергли этот совершенно идиотский слух.

– Что за слух до вас дошел?

– Вы хотите закупить оборудование для вашей мебельной фабрике на сумму аж в два миллиона долларов. Не сомневаюсь, что это чья-то злонамеренная шутка.

– Нет, не шутка, все так и есть.

На несколько секунд в трубке воцарилась тишина, если не считать периодически возникающего треска.

– Евгений Викторович, я просто не понимаю вас, зачем вы это делаете. Немедленно отмените это решение! – Спокойный в начале разговора голос Обозинцева внезапно перешел в крик. – Вы понимаете, что вы ставите под сомнения нашу с вами договоренность. Чего вы добиваетесь?

– Ничего, если не считать того, что хочу оснастить фабрику новым оборудованием.

– Я призываю вас одуматься. Не только я, но и никто другой не купит у вас разоренную компанию.

– Не купят и не надо, обойдемся, – спокойно отреагировал я. – В конце концов, это семейное предприятие, а семейные предприятия продаются только в крайнем случае. А он еще далеко не наступил.

– Вы ошибаетесь, он наступил или наступит совсем скоро, – откровенно пригрозил мой далекий собеседник. – До принятия окончательного решения Совета Директоров у вас есть еще время изменить решение. И хочу вас предупредить: я не прощаю, когда меня кто-то кидает. Учтите это, когда будете думать о всех последствиях вашего шага.

Голос Обозинцева исчез, а по трубке заколотили короткие, но очень энергичные гудки. Я же почувствовал, как с меня слетел сон, будто легкое покрывало сдутое ветром. Кажется, я спросонья даже до конца не понял, какие далеко идущие последствия имеет только что состоявшийся разговор. Судя по всему, я приобрел такого врага, что если кто-либо хочет свести счет с жизнью, то лучшего способа и не найти.

Мне хотелось поделиться своей тревогой с Анастасией. Но она, разумеется, спит в такой неурочный час. И все же оставаться в комнате было свыше моих сил, я спустился вниз и зажег камин. Как известно, вид огня всегда успокаивает, но на этот раз этот естественный транквилизатор подействовал крайне слабо.

Внезапно я услышал наверху какой-то шум, я поднял голову и увидел, как, завернувшись в халат, спускается по лестнице Анастасия. Я встал и помог ей занять кресло напротив меня.

– Почему вы не спите? – впрочем, без всякого удивления спросила она.

– Для этого есть слишком веские причины, отбивающие напрочь всякий сон. Буквально пять минут назад мне звонил Обозинцев, кто-то ему уже донес о предстоящем заседании Совета Директоров. Он сначала упрашивал меня отказаться от намерения купить оборудование, а затем стал угрожать. И мне почему-то кажется, что его угрозы – это не пустой звук. Если решение будет одобрено, он, кажется, готов пойти на любые меры.

– Боюсь, что вы правы. Многие его считают едва ли не самым опасным человеком в крае. Никто не знает, скольким людям пришлось отдать свои жизни, чтобы он сколотил бы свое состояние. Но что вы собираетесь делать?

– Можно я закурю? – попросил разрешение я.

– Конечно, курите.

– А как бы вы поступили бы на моем месте?

– Мне трудно даже сказать, – задумчиво произнесла Анастасия. – Внезапно она посмотрела на меня. – Зато я точно знаю, как бы поступил Саша.

– И как?

– Он бы ни за что не капитулировал перед ним, а начал бы против него войну. Я все это видела своими глазами, за эти годы на него многие нападали. Были и не менее страшные, чем Обозинцев. Но он всех победил. – В ее голосе послышалась гордость.

– Понятно, – пробормотал я. – Только вы не учитываете одного маленького обстоятельства. В конце концов, он погиб, и мы даже не знаем, от чьей руки. А недавно, если вы еще помните, мы сами спаслись только чудом. Что вы на это скажете?

Анастасия молчала, по-видимому, ей было не просто занять четкую позицию.

– Вы как хотите, а я отступать не намерена, – вдруг решительно произнесла она. – Я – тоже член Совета Директоров и буду голосовать за приобретение оборудования. А вам почему бы и не уехать к себе. Там вам будет гораздо безопасней.

– И оставить вас на съедение волкам?

– Меня не так-то легко съесть.

– Знаете, я подумаю над вашим предложением. Только будьте осторожны. И реже летайте вертолетом. Этот транспорт небезопасен.

– Спасибо за совет, – сказала Анастасия и поднялась с кресла. – Я пойду спать.

Хотя утром я проснулся поздно, голова была чугунная, как шар, которым раздалбливают старые, отжившие свой век дома. И первая мысль, которая у меня возникла: до Совета Директоров остался один день. И что может случиться после него, даже страшно представить.

Я спустился вниз, Анастасии не было, зато завтрак стоял на столе. Но мне было не до еды, я чувствовал себя так, словно нахожусь на прицеле у снайпера. В очередной раз я проклял себя за то, что ввязался в эту ужасную историю, но еще больше за то, что не в силах плюнуть на все и уехать как можно подальше отсюда, как советовала мне ночью моя соседка по дому.

Я сел за стол, взял лист бумаги и стал уже не в первый раз рисовать фигурки на нем. Каждая олицетворяла одного из действующих лиц в этой кровавой шахматной партии. Одна из них притягивала мой взгляд особенно сильно. И чем сильнее я размышлял о ней, тем все настойчивей приходил к выводу, что следует ей уделить особенное внимание.

Но вот как это сделать? Я не могу все здесь бросить и заняться исключительно этой фигурой. Ясно, как день: одному мне не справиться с этой задачей. Нужен кто-то еще. Но особенность этой партии в том-то и состоит, что доверять никому нельзя. Но и не доверять абсолютно всем тоже невозможно, иначе из этой переделки живым уж точно не выбраться. Эту истину я очень твердо постиг на войне: верить всем одинаково опрометчиво и опасно, так же как и считать всех обманщиками и предателями. Иногда возникает ситуация, когда надо рисковать, выбрать какой-то один вариант и сделать на него ставку. А уж там как получится. И судя по всему именно таким образом придется поступить и сейчас, другого выхода я не вижу.

Я набрал телефона Маринина и попросил прийти немедленно ко мне. Через пятнадцать минут он уже был у меня.

Маринин так откровенно и пристально смотрел на меня, что у меня возникло ощущение, что ему известны кое-какие мои злоключения.

– Вы плохо выглядите, Евгений Викторович, – вынес он свой вердикт. – Цвет лица серый, мешки под глазами. У нас тут климат считается целебным, всем, кто приезжает сюда, он дает бодрость и силы. А с вами все наоборот.

– Голова что-то болит, – соврал я и вдруг с удивлением обнаружил, что несколько острых иголочек действительно впились в мой мозг.

– Сочувствую, – сказал Маринин. – Чем я могу вам помочь?

Несмотря на то, что головная боль усиливалась, мне приходилось размышлять о том, как сильно я могу доверять этому человеку. Но кто еще мне может прийти на помощь?

– Видите ли, у меня есть некоторые основания полагать, что из компании происходит утечку конфиденциальной информации. Это означает, что кто-то ведет двойную игру.

Я взглянул на Маринина и не заметил, чтобы мое заявление произвело на него какое-то впечатление.

– Вас это не удивляет? – не удержался от вопроса я.

– Не вижу причины удивляться, двойную игру ведут многие. Ничего странного, что и у нас появились такие перевертыши.

– Вы сказали перевертыши, то есть вы считаете, что их, как минимум, несколько? У вас есть какая-то информация?

– Нет, никакой. А что касается множественного числа, то торговля информацией многими воспринимается как доходный бизнес. Тем более, мне известно, что покупателей на нее хватает. И все же я пока не совсем понимаю, чем я могу вам помочь?

– Мне требуется толковый и абсолютно честный парень. У меня есть к нему поручение.

Начальник службы безопасности задумался.

– Пожалуй, я знаю, кого порекомендовать. Не могу судить, подойдет ли он вам, но за его честность ручаюсь. Это все?

– На данный момент, да. Можете прислать его немедленно?

– Через двадцать минут он будет у вас. – заверил Маринин и встал.

– Я бы вам посоветовал почаще гулять в лесу. Это очень прочищает организм.

Я усмехнулся про себя. Всякий раз, когда я оказываюсь в лесу, на меня совершается покушение. Но я решил не озвучивать этот текст.

Как и обещал Маринин, ровно через двадцать минут его посланец появился в доме. Это был высокий, крепкий парень с приятным, открытым, внушающим доверие лицом. Он мне понравился с первого взгляда. Впрочем, это ровным счетом ничего не значило, далеко не всегда внешнее отражает внутреннее.

– Мне сказали прийти к вам, – проговорил парень. – Меня зовут Антон Привалов.

– Садись, – предложил я. – Чая не хочешь?

– Не откажусь, – без всякого стеснения, согласился он.

На кухне я вскипятил чай и принес его в комнату. Затем предложил отведать оставленный мне Анастасией завтрак. Антон тоже не стал отказываться. И буквально за считанные минуты он исчез в его желудке.

Непосредственность этого парня просто восхищала. Если он все так делает естественно и непринужденно, как ведет себя в гостях у незнакомого человека, то от него явно будет толк.

– Говорят раньше, когда нанимали на работу, смотрели как работник ест. Хорошо – значит, и работать будет хорошо, плохо – будет и плохо работать. Судя по тебе, трудишься ты здорово.

Антон засмеялся.

– Не знаю почему, но мне все время хочется есть. Наемся до отвала так что кажется, что в животе нет пустого места, а через полчаса в желудке опять бурчит.

– Большим людям надо много еды, – заметил я. – Надеюсь, что чувство голода не помешает выполнить тебе мое задание. Ты не возражаешь немного поработать на меня?

– Юрий Михайлович мне разъяснил, что у меня будет особое задание.

– Да, – нахмурился я. Мне не понравилось что Маринин рассказал ему об этом, зачем заранее оповещать о таких вещах. – Скажи, ты давно работаешь в службе безопасности компании?

– Два года.

– А до этого?

– В армии, десантником.

– Хорошо. Не исключено, что полученные там навыки могут тебе пригодиться, так как задание не простое, и может быть, даже опасное. Подумай, еще есть возможность отказаться.

– Я готов.

Следующие полчаса своей жизни я потратил на объяснение его задачи.

Я внимательно наблюдал за лицом Антона, пытаясь определить, как он воспринимает мои слова. Но они никак не повлияли на его хорошее настроение.

– Я все понял, – сказал он в заключении.

– Удачи тебе, – проговорил я и протянул ему руку.

Глава 20

Мною вдруг овладела какая-то безмятежная лень. Ничего не хотелось делать. Я лежал на кровати и дымил сигаретой. Даже когда я услышал внизу шаги Анастасии, то не сделал и движения, чтобы выглянуть из своей продымленной берлоги.

Я ждал развязки. меня не покидало ощущение обреченности. После того, как я настроил против себя Обозинцева, объективный анализ ситуации неумолимо доказывал, что никаких шансов выбраться из этой переделки у меня нет. Теперь я для него окончательно превратился в лишнюю фигуру на доске, мешающая добраться до нужной цели. А что делают с ней? Ставят мат и убирают с игрового поля.

Если я даже захочу немедленно уехать, то у меня не было даже уверенности, что мне дадут добраться до аэропорта. Ему нет никакого резона выпускать меня за границу своих владений. Если я окажусь в Москве, то достать меня там будет значительно сложней. А здесь кто меня защитит? И вообще, тут идеальное место для любых преступлений, закопаешь тело где-нибудь в тайге, как того парня, что мне пришлось прикончить, так через два-три месяца и сам не сыщешь могилки. А через пару лет на ней вообще вырастет молодой лес. Здесь царство беспредела, здесь сбивают вертолеты, убивают людей, воруют золото – и все сходит с рук. Здесь торжествует сильный, а не правый, именно сильному, а не правому подчиняется тут власть. Когда сильным был мой дядя, она служила добру, а как только его не стало, тут же сбежалась всякая нечисть и стала устанавливать свои порядки. А что я могу этому противопоставить? У меня нет никаких сил, меня самого надо спасать от этих беспощадных, не знающих жалости людей. Стоит лишь удивляться тому, что я еще жив. Но такое мое состояние вряд ли продлится еще долго.

Внезапно зазвонил телефон. Я взял трубку. Голос, который в ней раздался, я сразу не узнал, но не потому, что никогда раньше его не слышал, а потому, что его обладатель не должен был мне звонить.

– Здравствуйте, Евгений Викторович, извините, если я вас побеспокоил.

– Ничего, Генрих Оскорович, чем могу быть полезен?

– Понимаю, что моя просьба вас может удивить, но мне бы хотелось с вами побеседовать. Не можете ли вы прийти ко мне. Это совсем недалеко от вас.

– Да, конечно, приду, – сказал я раньше, чем подумал, а стоит ли вообще это делать, а не является ли его приглашение ловушкой?

– В таком случае я вас жду.

Я спустился вниз, хотел предупредить на всякий пожарный случай Анастасию о том, куда я направляюсь. Но она видимо находилась в своей комнате, и я не решился ее побеспокоить. Будь, что будет. Я вышел на улицу в темный и немного прохладный вечер.

Дом Гессена находился всего в пяти минутах ходьбы. Он ждал меня на пороге.

– Спасибо, что откликнулись на мою просьбу, – проговорил Гессен. – Прошу вас, входите.

Дом, куда я попал, был немного меньше по размеру, чем дом, из которого я вышел. Зато был обставлен гораздо роскошней. Мебель была вся импортная и очень дорогая, все вещи хорошо гармонировали и дополняли друг друга. Честно говоря, я не ожидал увидеть здесь проявления столь отменного вкуса.

– Садитесь поудобней, где хотите, – предложил мне Гессен.

Я выбрал широкий диван с подушками. Хозяин дома расположился напротив меня в кресле. Впрочем, оставался он в нем совсем недолго.

– Вы не против, если мы с вами чего-нибудь выпьем, мне так легче будет разговаривать.

– Но если это поможет взаимопониманию, то я готов осушить хоть целый винный погреб.

Гессен кивнул головой, встал и достал из бара несколько бутылок.

– Виски, джин, коньяк, водку? – предложил он на выбор.

– Я буду пить то, что будете пить вы, – Тогда с вашего позволения коньяк.

Теперь кивнул головой я.

Гессен разлил коньяк по низким пузатым рюмкам и одну протянул мне. Сам же он одним глотком осушил свою. Я последовал его примеру. Коньяк у Гессена был отменный.

– Не знаю, с чего начать разговор, не помогло, – с огорчением произнес Гессен.

– А вы начните с любого места, а потом вместе вырулим к старту, – посоветовал я.

Он с некоторым недоумением посмотрел на меня.

– А что может вы и правы, – вдруг заявил он. – только с какого места начать? – Гессен задумался. – Знаете, с момента вашего появления тут у нас, я почти сразу же понял, что должно что-то случится.

– Вот не думал, что мое появление вызывает у вас такие мысли, – заметил я. – И чем же они были навеяны?

– Не знаю, – тоскливо произнес он. – Я вдруг понял, что для меня наступает конец.

– Конец чего?

– Всего.

– Честно говоря, мне не совсем понятна взаимосвязь между моим появлением и наступлением вашего конца, – не совсем искренне проговорил я. Но мне очень хотелось вызвать его на максимальную откровенность.

– Но неужели не ясно. Я наконец почувствовал себя тут полным хозяином и вдруг появляетесь вы. Ничего не знаете, ничего не понимаете, зато излучаете полную самоуверенность.

– Даже не предполагал, что я произвожу такое впечатление, – пробормотал я теперь уже вполне искренне.

– Хотите еще коньяку? – поинтересовался Гессен.

– С удовольствием.

Гессен встал и повторил свои манипуляции с бутылкой и рюмками. Он снова выпил первым и до конца.

– Я хочу с вами объясниться. Я знаю, что я вам не симпатичен.

Знаю и то, что вам говорили обо мне. И должен сказать, что все это правда.

– Что правда?

– Что я был всегда на вторых ролях, что не способен эффективно управлять компанией. Только прошу не обманывайте, вам же говорили это про меня?

– Говорили, – признался я.

Гессен глубоко вздохнул.

– Да, я действительно не обладаю такими организационными способностями, как Александр Михайлович. Но, поверьте, я не меньше его люблю «Северное сияние». И то, что я возражаю против сделки с немецкой фирмой, вовсе не от того, что хочу нанести компании вред. Но я считаю, что для нас этот контракт чересчур разорителен. Мы очень рискуем.

– Чем больше риск, тем больше можно и выиграть.

– Но, согласитесь, и проиграть.

– Проиграем мы и без этой сделки, только растянем удовольствие. Риск же дает нам всем шанс, отсутствие риска делает нашу партию безнадежно проигрышной. Это все, что вы мне хотели сказать?

– В общем, все. Вернее не совсем. Вы спрашивали, где я был в тот день, когда погиб Александр Михайлович?

– Было такое дело. Вы мне ответили, что находились в городе, в одноместном номере гостиницы.

– Я сказал правду, но не всю правду.

– Тогда скажите всю.

– Я в тот день ездил к Обозинцеву. Мы давно знакомы. Хотя дело не в этом. Он уговаривал меня продать ему мой пакет акций компании.

– Интересно. Что же вы ответили?

– Сказал, что подумаю.

– Вы намеревались продать ему свои акции?

– Видите ли, мне давно хотелось уйти из компании, мне надоело, что меня все сравнивают с вашим дядей и, как вы понимаете, не в мою пользу. Это уже много лет отравляет мою жизнь. Я собирался на полученные деньги открыть свое дело, бросить ему вызов, доказать, что я тоже кое что могу.

– Скажите, а после смерти дяди, у вас были контакты с Обозинцевым?

– Да, он звонил мне, напоминал о нашей договоренности. Но она потеряла для меня всякий смысл, мне больше некому было ничего доказывать.

– Он вам не угрожал в связи в вашим отказом?

– Мы говорили довольно резко. Но прямых угроз не было. Он очень не любит, когда ему кто-то в чем-то отказывает. Я знаю людей, которые за это сильно поплатились.

Боюсь, что следующим таким человеком стану я, пришла ко мне мысль.

– Если я вас правильно понял, завтра на Совете Директоров вы проголосуете против приобретения оборудования.

– Именно так, – подтвердил Гессен. – И именно поэтому я хотел поговорить с вами сегодня. Вы должны понять, что я это делаю исключительно по той причине, что считаю риск неоправданным. И мне хочется, чтобы у вас не возникали бы подозрения на мой счет, будто я преследую совсем иные цели. И я хотел бы, чтобы между нами не было бы недопонимания, а то и вражды. А я заметил, как она возникает.

Я встал. Наша беседа была не столь уж долгой, но у меня затекли ноги.

– Я учту все, что вы мне сказали, – проговорил я.

– Да, – как-то вяло отозвался Гессен.

Я направился к выходу. Внезапно меня остановил его голос.

– Евгений Викторович, я хорошо знаю здешние нравы и здешних людей. Вам надо остерегаться.

Я посмотрел на него, он выглядел одновременно подавленным и серьезным.

– А вы не приложите к тому, что только что сказали, еще и список тех, кого следует остерегаться?

– Я на вашем месте остерегался бы всех, – ответил Гессен. – До скорой встречи, – как-то загадочно попрощался он.

Глава 21

Разговор с Гессеном внес сумбур в мои мысли, в моем мозгу уже выстраивалась некая, хотя и весьма смутная схема того, как происходили и возможно, будут происходить дальнейшие события. И Гессен, по моим представлениям, был один из главных игроков этого турнира по захвату компании. Теперь же, словно чья-то рука смела с доски все столь тщательно расставленные на ней фигуры. И как вновь их расставить по клеткам, я пока не представлял. Приходилось лишь уповать на то, что новые ходы всех фигурантов этой истории помогут мне вновь выстроить комбинацию.

Впрочем, в этот день, вернее в ночь произошло такое событие, что на некоторое время я буквально забыл обо всем. Хотя и до этого тоже случилось немало любопытного.

Когда я вернулся в дом, то стал свидетелем весьма необычного зрелища. В центре гостиной стоял большой, покрытой белой скатертью стол, а вокруг него сновала Анастасия и сервировала его.

– Что происходит? – изумленно проговорил я, – сегодня какое-то событие.

– А вы не знаете?

– Нет, – честно ответил я. – Одни праздники кончились, до других еще далековато.

– Сегодня день рождения Саши, – ответила Анастасия и посмотрела на меня с таким презрением, будто я совершил какую-то огромную подлость.

– Я действительно не знал, мы же не жили вместе. И что же здесь намечается?

– Придут гости, человек двадцать. Хотя желающих было раз в пять больше. Но он не любил отмечать дни рождения, предпочитал их забывать. Он говорил, что это самый грустный день в его жизни. Не потому, что он появился на свет, а потому, что он приближал его к моменту ухода из него. А Саша просто фанатично любил жизнь. В отличии от других, ему нравилось не получать от нее, как подарки к Новому году, примитивные удовольствия, а созидать что-то новое.

Анастасия столь красноречиво посмотрела на меня, что у меня не осталось сомнений в том, кого она имела в виду в образе любителя получения удовольствий.

– Вам помочь?

– Нет, я всегда готовила его дни рождения сама. Я знала, что вопреки тому, что он говорил, ему нравилось отмечать эти даты в небольшой компании, с самыми близкими людьми. Это до некоторой степени примиряло его с тем, что он становился на год старше.

– Но сегодня компания будет не такой уж и маленькой, – заметил я.

– Потому что отныне его дни рождения превращаются в дни памяти.

Внезапно Анастасия села на стул, спрятала голову в руках, и ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Я стоял рядом, не зная, как себя вести в такой деликатной ситуации. То, что мне хотелось предпринять, я не мог себе позволить, а то, как я вынужден был себя вести, вызывало во мне протест.

Неожиданно Анастасия открыла лицо и посмотрела на меня красными заплаканными глазами.

– Ну что вы смотрите на меня, не видели плачущей женщины. Я прошу вас, идите в свою комнату, я позову вас, когда все будет готово.

Мне ничего не оставалось делать, как ретироваться.

В своей комнате я безвылазно просидел несколько часов до того самого момента, когда начали собираться гости. Анастасия сдержала обещание и постучала в мою дверь в знак того, что я могу выходить. Я не преминул это сделать, спустился вниз и замер от восхищения. Анастасия была одета в строгое черное платье, без косметики и украшений, просто причесана, но такой красивой, такой величественной я ее еще не видел. В ней, в самом деле, проглядывала богиня, богиня красоты и одновременно благородной скорби.

В гостиной, как и говорила Анастасия, собралось человек двадцать. Теперь я понял, почему Гессен попрощался со мной словами «до скорой встрече». Кроме него, тут находились Струганов, Ращупкина, Сидоренко, Маринин, Антонов, Гвоздев. Некоторых я знал только в лицо, других вообще видел впервые. Мое удивление вызвало то, что среди приглашенных был и Борис Гусарев.

Это был странный день рождение, на котором виновник торжества, если так можно выразиться, зримо присутствовал в незримом виде. Почти все, кто произносил спитчи и тосты, обращались к нему так, словно он сидел среди них за столом или в лучшем случае на минуточку вышел. У каждого было свое личное отношение к этому человеку; это чувствовалось по интонациям произносимых речей. И все же всех объединяло единое чувство восхищение им и глубокая горечи от постигшей утраты.

Почему-то весь вечер я чувствовал себя неловко, словно по ошибке забрел на чужое торжество. Это ощущение усиливалось тем, что за все это время никто и ни разу не упомянул моего имени. Но при этом мне упорно казалось, что все противопоставляли меня и его. Когда в очередной раз перечислялись славные деяния моего дяди, то я невольно ощущал, насколько мелкими и незначительными поступками отмечена моя жизнь.

Все разошлись поздно ночью. Опустошенный и измученный, я поднялся к себе и рухнул на кровать. Сам не зная почему, но за весь вечер я мало выпил, обычно на таких вечеринках я с удовольствием предавался обильным возлияниям. Чтобы прогнать черные мысли, я решил, что неплохо, когда все ушли, наверстать упущенное. На столах осталось целое море вина и водки и все это богатство было в моем распоряжении.

Я встал с кровати, и собрался было уже покинуть комнату, чтобы спуститься вниз, как дверь внезапно отворилась, и на пороге появилась Анастасия. Она уже переоделась и была запахнута в легкий домашний халатик.

Выглядела она как-то необычно, мне показалось, что она находится в крайнем не то замешательстве, не то смущение. Анастасия остановилась возле дверей, не решаясь больше сделать ни шагу.

– Анастасия, вам не хорошо? – встревоженный ее странным видом спросил я.

Она как-то странно посмотрела на меня и сделала ко мне несколько шажков. Теперь она находилась так близко от меня, что я ощущал на своей щеке ее учащенное горячее дыхание.

– Вы должны мне оказать одну услугу, только не отказывайте, для меня это крайне важно, – вдруг проговорила она.

– Я готов для вас на все, – взволнованный и растроганный ее необычной просьбой произнес я.

Она снова взглянула на меня своим странным взглядом.

– Это правда?

– Конечно, правда, разве вы этого не знаете?

Она как-то неопределенно кивнула головой, по этому жесту я так и не понял, сказала она мне таким образом «да» или «нет».

Она вдруг села на кровать. Это было так неожиданно, что я в первую секунду не поверил своим глазам. Но то, что я услышал через мгновение, заставило меня усомниться: не брежу ли я?

– Я вас прошу сделать мне ребенка.

По-видимому, на моем лице отразилось такое изумление, что Анастасия в один миг сделалась вся пунцовой.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – выдавил я из себя через пару секунд, когда чуть-чуть пришел в себя.

– Я всегда хотела от него иметь детей. А вы его ближайший родственник. Значит, в этом ребенке будет хотя бы несколько капель его крови.

Голова моя шла кругом, словно при катании на карусели. Я не представлял ни что говорить, ни что делать.

– Почему вы молчите? – вдруг нетерпеливо произнесла она.

– Я не знаю, что сказать.

– Мне не нужно от вас слов! – почти гневно сказала Анастасия.

– А этот ребенок, он будет чей? Наш.

– Этот ребенок будет мой. Мой и его. Зачем он вам? Вы не будете иметь к нему никакого отношения. Что вы стоите. Я бы хотела как можно быстрей с этим покончить?

– Но с первого раза это не всегда получается.

– Мне это известно не хуже вас. Мы будем этим заниматься, пока не получится. Неужели это так сложно для вас?

– Да нет, совсем не сложно. – Я ощутил, как на лбу выступил холодный пот. – Но мы должны, так сразу не бывает, надо какое-то время…

– Делайте все, что вам нужно.

– Хорошо.

Я сел рядом с ней. Сколько раз в своем разгоряченном воображении я прокручивал эту сцену, какие соблазнительные картины рисовало оно. Но сейчас я сидел так, словно одеревенел.

– Ну что вы медлите, приступайте.

Я пододвинулся к ней, обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал в губы. Я много раз хоронил своих боевых друзей, запечатлевал прощальный поцелуй на их мертвых лицах. И сейчас меня обдало таким же смертельным холодом. Я держал в объятиях не живое человеческое тело, а холодный труп.

Я встал.

– Извините, но я не могу. Это выше моих сил. Я никогда не занимался любовью с женщиной, которая не испытывает ко мне никаких эмоций. Я просто не знаю, как это делать в такой ситуации.

Несколько последующих мгновений Анастасия сидела неподвижно, затем тоже поднялась с кровати.

– Простите, я не подумала, – произнесла она и вышла из комнаты.

Не знаю, сколько времени я пребывал в неподвижности. Внезапно у меня подкосились ноги, и я едва не упал. Я лег на кровать и закрыл глаза. Почему-то мне хотелось раз и навсегда забыть этот невероятный, совершенно неправдоподобный, но случившийся в действительности эпизод.

Глава 22

Проснувшись, я не сомневался, что не найду Анастасии дома. Так оно и случилось. Я съел оставленный ею завтрак и посмотрел на часы. Ровно в десять должно начаться заседание Совета Директоров. Оставался целый час.

Я решил отправиться в офис. Я прошел в свой кабинет и сел за письменный стол. Я ничего не делал, просто ждал. Заседание должно было происходить в кабинете Гессена. Я слышал, как собирается народ, до меня доносились голоса людей, среди них я различил и принадлежащий Анастасии. Я вдруг подумал о том, что сегодняшнее событие может стать окончательным водоразделом между моей прошлой и моей будущей жизнью. Я даже загадал: если решение будет отрицательным, то я соберу манатки и отправлюсь восвояси. В конце концов, я выполнил ту задачу, с какой ехал сюда, познакомился с состоянием дел в компании. Ну а если они все же решат расконсервировать гарантийный фонд и одобрят сделку по закупке оборудования… Дальше моя мысль как-то терялась, однако получалось по всему, что в этом случае я никак не могу уехать. Ведь это я инициировал все эти события.

Не могу сказать, что такое развитие событий вызывало во мне восторг. Но я вдруг поймал себя на том, что все больше привыкаю к окружающей меня обстановке, к людям, с кем свела меня судьба. Конечно, далеко не ко всем я испытываю большую приязнь, но ведь весьма нередко и к врагам человек прикипает душой столь же сильно, как и к друзьям. И еще неизвестно, к кому сильней. На войне к своему удивлению я столкнулся именно с этим феноменам, когда люди жалели о гибели своих противников не меньше, чем соратников.

Началось заседание. Это я понял потому, как стало вокруг тихо. Я представил, какие горячие баталии идут совсем рядом от меня, можно сказать, что почти за стенкой. Не просто будет им принять решение, соотношение сил примерно равное. А если я не прав, а прав Гессен и не надо рисковать, как говорят в армии, последним стратегическим резервом командования. А ведь не исключено, что дядю убили именно потому, что он собирался заключить эту сделку. Кто-то сильно не хотел, чтобы он потратил бы на эти цели деньги. Но тогда получается, что в случае одобрения Советом Директоров этой идеи, я тем самым окончательно подписываю себе смертельный договор. Как я раньше не увидел столь очевидной связи этих двух событий. Появляется полный набор причин для расправы со мной.

Мне вдруг захотелось ворваться в кабинет, где проходит заседание, и снять вопрос с повестки дня. Я представил, каким презрительным взглядом наградит меня Анастасия, и это намертво пригвоздило меня к креслу. Нет уж, хватит с меня ночной сцены, дневной – я просто не выдержу.

Прошло уже больше часа, а пока еще никто не выходил. В кабинет без разрешения вошла секретарша, на подносе она несла чашку чая. Она молча поставила ее передо мной и так же, не сказав ни слова, бесшумно удалилась. Волнуюсь не только я, волнуется весь персонал компании, дошло до меня. Я же, как окончательно сформировавшийся эгоист, все это время думал только о своих чувствах и о своих взаимоотношениях с Анастасией. А ведь сегодня по сути дела решается судьба нескольких тысяч человек. То, что будет решено в самое ближайшее время, напрямую повлияет на их дальнейшую жизнь.

Только через два с половиной часа снова послышались возбужденные громкие голоса, и я понял, что заседание завершилось. Но я решил не выходить из своего пристанища, мне даже стало интересно, кто возьмет из них на себя миссию прийти сюда, и объявить о принятом решении. Но минуты текли за минутами, а дверь моего кабинета оставалась закрытой.

Внезапно она резко отворилась, и на пороге показался Струганов. На его лице сияла радостная улыбка.

– Будем покупать оборудование, – сообщил он. – Ну и сеча была, Гессен и Ращупкина с пеной у рта выступали против. Доказывали, что это конец. В общем, мы победили перевесом в один голос.

Я не знал, радоваться ли мне или огорчаться. И для того и другого причин было предостаточно.

Кажется, Струганов уловил мое настроение, он пристально посмотрел на меня.

– Вы, кажется, не слишком этому рады, – заметил он.

Я решил, что не стоит посвящать его во все свои размышления и переживания.

– Пока особенно радоваться нечему, от этого решения положение в компании ведь не улучшилось, – уклончиво ответил я.

– Улучшится, – уверенно произнес главный инженер. – Вы молодец, что заострили этот вопрос, без вас у нас бы ничего не получилось.

Внезапно он протянул мне руку. Этот жест был столь неожиданный, что я немного замешкался и не сразу подал ему свою.

Мы обменялись вполне дружеским рукопожатием. Интересно, как бы он себя повел, если бы я ему сейчас поведал о ночной сцене, подумал я.

– Надо послать телеграмму в Германию о нашем принципиальном согласии, – сказал я.

– Сегодня же и пошлем. Меня беспокоит другое, уже сейчас нужно думать о том, чтобы получить заказы под новое оборудование. А наш уважаемый Генрих Оскарович не хочет этим озаботиться. Видели бы вы его обиженную физиономию, когда обнародовали результаты голосования.

– И кто же по-вашему этим должен заниматься?

– Вы.

– Но разве вы забыли, что я не работаю в компании.

– Устройтесь, пусть Гессен пока вас зачислит на должность коммерческого директора. Она у нас, кстати, целый год пустует. После того, как ушел последний директор, Александр Михайлович взял его обязанности на себя. Нам очень не хватает такого человека.

Признаться, ничего подобного до сей минуты в мою голову не приходило.

– Я подумаю над вашим предложением.

Струганов, как мне показалось, как-то странно взглянул на меня.

– Вы знаете, что это решение принято во многом благодаря Анастасии. Она очень ярко выступила и склонила колебавшихся. Если бы она промолчала, я не уверен в положительном итоге. Пойду заниматься своими делами.

Глава 23

Я стал коммерческим директором компании «Северное сияние». Это было неожиданно не только для меня, когда Гессен прочитал заявление, он не сразу сумел поверить в реальность того, что было в нем написано. Затем он долго и непонятно смотрел на меня, словно видел впервые, но так ничего и не сказал, а лишь чиркнул ручкой по бумаге.

– Желаю удачи, – То были единственное сказанное им напутствие.

Итак, я стал временно исполняющим обязанности коммерческого директора. И одновременно я понимал, что я вышел на финишную прямую в поединке с моими убийцами. Никаких шансов разминуться с ними отныне у меня не было.

Но проблема по-прежнему заключалась в том, что я никак не мог определить, кто же тот, кто непосредственно попытается свести со мной счеты.

Пару дней назад я сделал одно невероятное открытие. Роясь в бумагах дяди, которыми были забиты ящики его письменного стола, я обнаружил тоненькую папку, написанное от руки название, которое меня просто потрясло: «Мои убийцы».

Я открыл ее, в ней был всего один листок. На нем были выведены фамилии, возле каждой стоял один или два вопросительных знака. Это был хорошо знакомый мне список, так как я тоже составлял точно такой же. В нем было всего единственное отличие, не было имени Анастасии. Выходит, что он тоже ощущал рядом с собой ледяное дыхание смерти и тоже пытался определить, с какой стороны она может дохнуть на него. И тоже как я – неудачно. Иначе вряд ли бы он позволил расправиться с собой.

Я с нетерпением ждал возвращения с задания Антона, надеясь, что его информация хотя бы приоткроет краешек тайны. Но он не появлялся. Меня это тревожило, но пока я решил ждать и не предпринимать никаких шагов, Если обнаружат, чем он занимается, то нельзя исключить самого страшного. Впрочем, долго размышлять на эти темы у меня не было времени, так как со вступлением в должность у меня появились новые обязанности.

На следующий день после этого события меня вызвал к себе Гессен. Было заметно, что он смущен и ему нелегко найти со мной подходящий тон. Он никак не мог определить, кто же из двоих нас главней. По нынешнему статусу, безусловно, он, однако по будущему – вне всякого сомнения – я. И это явно мешало ему строить со мной разговор.

– Евгений Викторович, я хочу вам дать важное поручение. Оно входит в вашу прямую компетенцию, как коммерческого директора. Вы, как человек не здешний, можете не знать, что в нашем краевом центре возводится четырех звездный отель. Он должен быть самым лучшим в городе. Сейчас его администрация изучает вопрос, кому предоставить право на оснащение его мебелью. Так как я не собирался закупать оборудование, то и ничего не предпринимал, чтобы этот очень выгодный заказ достался бы нам. Если удастся его завоевать, то окупим наши затраты на оснащение фабрики достаточно быстро. Но предупреждаю, сделать это будет нелегко, так как кроме нас есть несколько сильных претендентов. Более того, имеется информация о том, что за некоторыми из них стоят криминальные круги. Но коли по вашему настоянию мы приняли такое решение, то вам и добиваться благоприятного исхода дела. Мы вас снабдим всеми необходимыми адресами. Так что приступайте к работе, причем, немедленно. Мы и так упустили массу времени.

Бориса не было, он взял краткосрочный отпуск, поэтому до краевого центра предстояло добираться на машине.

Я решил ехать один. Мое недоверие ко всем окружающим меня людям в последнее время возросло настолько, что я не был уверен абсолютно ни в ком. По крайней мере, в этом случае я не рискую получить пулю спину. А уж если придется вступать в бой, то лучше знать, что тебя никто не предаст. Потому что на войне самый большой урон наносит не противник, а предатель.

О том, что я уезжаю, я не сообщил даже Анастасии. Секретарши же сказал, что меня несколько дней не будет на работе. Для поездки я решил воспользоваться одним из автомобилей дяди, которые стояли в гараже прямо под домом. Я выбрал черную «Волгу» в отличном состоянии и ухоженная, как аристократка. Я положил в нее охотничье ружье, подвесил кобуру с пистолетом под мышку. Экипировавшись, я почувствовал себя несколько уверенней. Уж по крайней мере голыми руками меня никто не возьмет, а если кто захочет отнять у меня жизнь, ему придется заплатить за этот товар большую цену. Теперь можно было отправляться в путь.

Я почти сразу ощутил всем своим телом, как плохо содержится ведущая из поселка в краевой центр дорога. Машина то подпрыгивала на колдобинах, то проваливалась в очередную яму. Теперь я вполне понимал жителей Руновска, которые предпочитали добираться до места назначения на вертолете.

И все же сейчас меня беспокоили не шероховатости дорожного покрытия, а то, что может случиться во время пути. Это была на редкость пустынная трасса, я мчался по ней уже минут двадцать, а мне не повстречался ни один автомобиль.

Но, несмотря на мое полное одиночество, я не сомневался, что меня ждут. Сигналы об этом подавал мне мой организм, который буквально весь напрягся в ожидании этой минуты. Я внимательно смотрел по сторонам, опасаясь выстрелов из-за кустов, но пока было тихо.

Я вспомнил, как несколько лет назад вот так же ехал по пустынной дороге пока внезапно под колесами не раздался грохот взрыва. Машину перевернуло и отбросило на обочину. И одновременно из кустов понеслись в мою сторону пулеметные очереди. Тогда я остался жив только чудом, вернее, роль чуда сыграл взвод наших солдат, который случайно оказался неподалеку. Заслышав выстрелы, они бросились на их звуки и сразу же вступили в бой, частично перебив, частично рассеяв боевиков. Я же отделился царапинами и легкой контузией. Но случись что сейчас, никто на помощь мне не придет, я здесь совершенно один одинешенек. И рассчитывать могу исключительно только на свои силы.

Позади осталось уже полпути, а никто пока не покушался на мою драгоценную особу. В моем сознание постепенно стал пробивать себе русло слабенький ручеек надежды, что на этот раз, может быть, все обойдется. Но едва он появился, как почти сразу же пропал, впереди я увидел как мне на встречу на огромной скорости несется джип.

Вот оно начинается. Я сразу понял все, так как этот маневр мне был известен, более того, пару раз я сам его не без успеха применял. Позади меня где-то в кустах притаилась в засаде другая машина, которая сейчас выедет на дороге. И таким образом я окажусь в клещах, из которых уже не вырваться.

Я резко крутанул руль влево, машину вынесло на обочину, и она едва не врезалась в дерево. Я из-за всех сил надавил на тормоза. Меня бросила вперед на рулевое колесо. Соприкосновение с ним тут же отозвалось сильной болью в груди. Зато мне удалось остановиться в каких-то двадцати сантиметрах от препятствия. Схватив ружье, я выбрался из автомобиля.

И сразу же понял, что правильно угадал их замысел. Буквально в метрах ста от меня на дорогу выскочил тот самый рояль в кустах, то есть второй автомобиль и помчался в мою сторону.

Я бежал в лес, не оглядываясь, практически не выбирая дороги. Моя задача была предельно проста – как можно дальше отдалиться от дороги. В этом заключался единственный шанс моего спасения. Но и мои преследователи понимали эту несложную истину ничуть не хуже меня. Я слышал за своей спиной сперва гул рассерженных моторов, затем громкие крики и наконец, выстрелы. Но пока они меня не обнаружили, я мог особенно не бояться их смертельных укусов.

Но я не сразу учел один фактор. Когда я готовился к этому опасному путешествию, то внимательно изучил карту предстоящего пути. Эти ребята вовсе не случайно подкараулили меня именно в этом месте. Дело в том, что как раз тут, дабы обогнуть большое болото, дорога делала петлю. А потому я как бы оказался зажатым на небольшом пятачке между двумя полосами шоссе. Я полагал, что удаляюсь от него, углубляясь в лес, а на самом деле прямиком шел к трассе.

Это обстоятельство я осознал лишь тогда, когда в прогалах между деревьями увидел серую асфальтовую полосу. И почти в тот же миг до моего слуха донеслось тарахтение мотора. Одна из их машин перекрыла мне переход через шоссе. Ничего не скажешь, действовали они вполне грамотно. Вот только мое положение от этого становилось с каждой минутой все отчаянней.

У меня не было возможности идти ни вперед, ни назад, я был вынужден принимать бой на небольшом участке, где окружить меня не представляло никакого труда. Для того, чтобы прийти к какому-то решению мне оставалось буквально пара минут, а затем будет поздно, так как они меня обнаружат. Ну а насчет их последующих действий сомнений у меня не было никаких.

На земле прятаться было негде, для спасения оставался один путь наверх. Я полез на рядом стоящее дерево.

На мое счастье ветви у него росли низко, и я быстро взбирался наверх. В детстве лазанье по деревьям было одним из моих любимых занятий, я даже был неофициальным чемпионом двора по этому виду спорта, так как быстрее всех взбирался на макушку.

Я взобрался на вверх и теперь мог обозревать то, что происходит вокруг. Они шли навстречу друг другу с двух сторон; всего я насчитал шесть голов. Наверное, еще кто-то оставался в машинах, но и без них противников было более чем достаточно.

Я понимал, что долго скрываться на дереве мне не удастся, как только они меня обнаружат, то подстрелят как охотник белку. Я снял с плеча ружье, взвел курки и прицелился в ближайшую от меня голову. Я выстрелил и тут же навел оружие на другую.

За каких-то тридцать секунд я вывел из строя сразу двоих моих потенциальных убийц. Обдирая кожу о ветви, я почти скатился со ствола дерева, И вовремя, так как мои преследователи начали интенсивный обстрел только что покинутой мною позиции.

Я решил прорываться к шоссе. Там у меня появлялась хотя бы какая-то, пусть даже довольно призрачная возможность захватить машину, здесь же не было ни одного шанса уцелеть. Я быстро перезарядил ружье и пополз в сторону дороги. Мои противники стали стрелять в мою сторону. Так как я по-прежнему оставался для них человеком-невидимкой, пули, хотя летали рядом, но мимо. Но с каждым разом расстояние между мной и ими неуклонно сокращалась. Эти ребята методично сжимали зону обстрела.

До дороги оставалось метров пятьдесят. Я даже видел стоящую на обочине машину. Правда, разглядеть есть ли кто в салоне, никак не удавалось. Внезапно ветка под чьими-то ногами громко хрустнула столь близко, что в первое мгновение мне показалось, что раздался выстрел.

Я затаился за стволом дерева. Я увидел, как в мою сторону шагает крепкий парень с пистолетом в руке. Если бы он смотрел прямо перед собой, то непременно бы заметил меня, но он глазел по сторонам.

Он подошел так близко ко мне, что я мог бы дотронуться до него, не сходя с места. Внезапно он что-то почувствовал, резко повернулся, и наши глаза встретились.

Я выстрелил, и он повалился прямо на меня. Мне ничего не оставалось, как подхватить в миг обессилевшего тело. И, как ни странно меня спас тот, кто хотел меня убить. Он стал моим щитом. Показался еще один из моих преследователей. Увидев эту сцену, он тут же стал палить из пистолета. Но пули впивались не в меня, а в его умирающего товарища. Я тоже сделал выстрел, угодив стрелявшему прямо в сердце.

Пригибаясь, как можно ниже к земле, я двигался в сторону дороги. Мои преследователи, понеся серьезные потери, теперь опасались открыто меня преследовать. Не жалея патронов, они палили во все стороны света. Но это не было прицельной стрельбой, так как они стреляли скорей для острастки.

Тем временем я подошел вплотную к дороге. Машина, на которой приехала вся эта свора, находилась в каких-то пятидесяти метрах от меня. Я разглядел сидящего за рулем человека. Судя по его жестам, он сильно нервничал. Я решил, что будет нелишним, если это его нервное состояние дойдет до критической отметки.

Я выстрелил два раза так, чтобы пули взметнули землю рядом с колесами. Нервы его окончательно сдали, он выпрыгнул из автомобиля и с громким криком бросился в лес на то ли помощь своим, то ли спасаясь от меня. Этого мне только и было надо, что есть силы я помчался к машине.

Этот парень так спешил, что даже не вынул ключи из автомобиля. Я вскочил в машину и стал заводить ее. Но шум мотора выдал мое местонахождение, двое потерявших меня преследователей выбежали из леса и открыли по мне стрельбу. Одна пуля разбила ветровое стекло и, пролетев сквозь салон, через заднее стекло вырвалась наружу. Но в этот момент джип тронулся с места, я круто повернул руль, и что есть силы надавил на газ.

Автомобиль от такого противоестественного маневра едва не перевернулся, но в свое время конструкторы снабдили его замечательной подвеской, что и позволило удержаться на дороге. Я развернул машину и понесся по шоссе, быстро удаляясь от тех, кто так жаждал моей крови.

Не снижая скорости, я промчался километров сорок. И лишь убедившись, что меня никто не преследует, замедлил ход. Это выглядело совершенно неправдоподобно, но я снова уцелел в ситуации, когда уцелеть было практически невозможно. Кажется, Обозинцев назвал меня баловнем судьбы. После такого невероятного везения начинаешь в это верить.

Оставшуюся часть пути я доехал без осложнений. В городе я остановил машину возле дома моего дяди.

За стеклянным ограждением сидел все тот же вахтер. Когда он меня увидел, то на его лице появилось такое странное выражение, словно бы перед ним материализовалось приведение. Впрочем, я был столь измучен, что ровным счетом не обратил ни на него самого, ни на выражение его лица никакого внимания. Вернее, мой мозг никак не отреагировал на его странное поведение.

С целью конспирации я не предупреждал Таисию Прокофьевну о своем прибытии. А потому отворив дверь, она была поражена моим появлением. Но и не меньше обрадована. Я даже не ожидал, что мой приезд способно хотя бы у одного живого существа вызвать целый вихрь положительных эмоций. Старушка даже обняла меня и поцеловала, оросив при этом своими слезами воротник моей куртки.

Она начала расспрашивать про мои дела, но мне было не до разговоров, я хотел лишь одного – прийти в себя. Заряд пережитого нервного напряжения был таким мощным, что у меня почти не оставалось ни на что больше сил. Я даже отказался от еды, прошел в спальню и, не раздеваясь, рухнул на широкую двуспальную кровать.

Проспал я никак не меньше трех часов. Зато сон вернул мне бодрость в тело и ясность в мысли. Я стал обдумывать ситуацию. И чем больше я размышлял, тем мрачнее она мне представлялась. Я не мог отделаться от ощущения, что на меня развернута настоящая охота. Даже здесь, под охраной бдительного вахтера и толстой стальной дверной плиты, я не чувствовал себя в безопасности.

Я вышел их комнаты, Таисия Прокопьевна тут же захлопотала на счет еды. Я спросил ее не наведывался ли кто-нибудь сюда в мое отсутствии, но она ничего об этом не знала.

У моей поездки было две цели: провести переговоры по поводу заказа мебели и найти Антона. Ему было пора давно выходить на связь. И его судьба с каждым часом вызывала у меня все большую тревогу.

Я позвонил по телефону, которым меня снабдил Гессен и договорился о встрече. По голосу моего невидимого собеседника я почувствовал, что он отлично представляет, с кем говорит. Из этого факта я сделал вывод, что моя известность в крае становится все шире. Затем я стал звонить Антону. Но безучастный к моим волнениям автоматический голос оператора сотовой связи раз за разом безучастно повторял, что абонент не доступен.

В этот день на мою долю выпали трудные переговоры. Это я понял едва ли не с первых произнесенных моим собеседником фраз. Предстоит напряженная борьба за заказ, уже поступило несколько предложений. И администрация будущей гостиницы намерена выбрать того поставщика, который предложит наиболее выгодные условия при высоком качестве продукции. Впрочем, если бы дело ограничилось только такими условиями.

Холеный и важный господин – руководитель проекта явно не доверял моим пламенным речам. Судя по всему, они не производили на него должного впечатления. Он молча слушал мой рассказ о том, что скоро мы оснастим свою фабрику первоклассным оборудованием и будем на нем выпускать мебель не хуже, чем в Европе.

Проинструктированный Гессеном, я подробно и, как мне представлялось, весьма убедительно, излагал наши аргументы. Однако я видел, что пока они не производят должного впечатления. После того, как источник моего красноречия иссяк, холеный господин некоторое время ничего не говорил, наслаждаясь дымком ароматной сигары. Затем пристально взглянул на меня.

– То, что вы мне рассказали, господин Рунов, весьма впечатляет, однако по моим сведениям ваша кампания скоро обанкротится. – Он выжидательно посмотрел на меня, словно приглашая к ответу.

Я стал горячо опровергать это, как выразился я «нелепое утверждение». Однако мои слова и мои мысли шли разными путями; я думал о том, что кто-то сознательно распускает слухи о нашем скором крахе. И я далеко не был уверен, что делают это непосредственные конкуренты, задача здесь ставится более грандиозная, нежели чем просто не дать получить нам этот заказ. Авторы этих вымыслов стремятся погубить всю компанию, дабы скупить ее затем по дешевке.

Было уже совсем темно, когда я вышел из офиса. Я сел в трофейный джип и отправился домой.

Я поставил его во дворе, а сам направился к подъезду. Внезапно неизвестно откуда прямо перед моим носом вырос какой-то человек.

Не сомневаясь, что это очередная попытка расправиться со мной, я бросился на него и попытался повалить на землю. Но противник оказался сильным и хорошо натренированным, он ловко меня подсек, и на асфальте растянулся не он, а я. Он навалился на меня всей своей немалой массой, не давая мне ни малейшей возможности для дальнейшего сопротивления. Я понял, что на этот раз мне не избежать смерти. И в самом деле, не может же все время вести человеку, к сегодняшнему вечеру я исчерпал, словно банковский счет, лимит на удачу.

– Евгений Викторович, это же я Антон, – вдруг вместо выстрела или удара ножом услышал я шепот.

– Антон? – еще не до конца поверил я неслыханному счастью. Я пригляделся, это был, в самом деле, он.

Антон помог мне встать.

– Пойдемте скорей домой, пока нас никто не увидел, – так же тихо проговорил он.

Мне не надо было дважды этого повторять, мы быстро направились к подъезду.

За стеклянной перегородкой сидел все тот же вахтер. Он сопровождал нас взглядом все то время, пока мы двигались к лифту.

Таисия Прокофьевна нисколечко не удивилась позднему гостю, зато она выразительно посмотрела на мой костюм. Я тоже взглянул на себя и обнаружил, что я весь покрыт пылью и грязью.

– Я упал, – соврал я. – Накормите нас, мы оба жутко голодны.

Пока Таисия Прокопьевна хлопотала на кухне, мы уединились с ним в кабинете.

– Я тебе звонил много раз, но твой телефон не отвечал, – сказал я.

– Я его отключил, – сообщил Антон.

– Зачем?

– На всякий случай, мобильные телефоны многих сгубили.

Я оценил его предусмотрительность, кажется, мне повезло, так как Антон весьма сообразительный парень.

– У тебя есть, что рассказать?

Антон так выразительно посмотрел на меня, что я понял, что он пришел ко мне не с пустыми руками.

– Мне кое-что удалось увидеть, – сказал он. – Вы оказались правы.

Я грустно вздохнул, меня не особенно обрадовала моя правота.

– Давай все по порядку.

– Я начал следить за ним с момента, как он прилетел на аэродром. Он направился на автомобильную стоянку и сел в «Мерседес».

– Ты уверен, что это его машина? – перебил я.

– Он открыл ее своим ключом.

– Хорошо, дальше.

– Ну а дальше он поехал, а я, естественно, – за ним. Мы пересекли весь город, я долго не мог понять, куда же он направляется. И только когда он уже подъезжал, то догадался, куда этот парень держит путь.

– И куда же?

– В двадцати километрах от города есть небольшой поселочек, местные его зовут Нью-Йорком, а официальное название «Песочный». Там рядом пляжи замечательные, чистейшей песок.

– А почему Нью-Йорк?

– Там в основном свили себе гнездо богатеи, построили вилы и коттеджи. А улицы назвали как в этом самом Нью-Йорке: первое авеню, второе авеню, ну и так далее. А всего там десять авеню.

– Поселок охраняют?

– Да, но не так чтобы очень уж. Меня пропустили, потому что я был на иномарке. Я так понял, что те, кто ездит на них, охрана не останавливает. Так что я проследил за ним до самого конца. Он въехал на один из участков. Я осмотрел его, ясно дело снаружи, скажу я вам, что ничего себе особнячок. Два этажа, участочек весь цветами засажен. В общем, мне понравилось.

– Это приятно, что тебе понравилось. И что же было дальше?

– Ничего не было. Мне пришлось уехать, чтобы не мозолить никому глаза. Можете записать адрес дома: шестое авеню, шесть. Почти число зверя. Легко запомнить.

Я внимательно посмотрел на парня.

– И это все?

– Не совсем. – Как хороший артист, Антон несколько мгновений держал эффектную паузу. – Когда я возвращался назад, то в метрах трехстах от поселка меня обстреляли. Одна пуля попала в салон и пролетела вот здесь. – Антон показал на свое ухо. После этого я отключил свой мобильник.

– Получается, что за тобой тоже следили.

– Получается.

Я задумался.

– Тебе надо на некоторое время скрыться, – решил я. – Забудь о задание. У тебя есть место, где можно пересидеть. В поселок тебе тоже нельзя.

– Найду.

– А сегодня переночуешь тут, здесь безопасно.

– Нет, я пойду в свое укрытие. Я тут не чувствую себя спокойно. Я вас два дня жду и успел заметить, что вокруг дома крутятся подозрительные типы. Причем, их довольно много, я пятерых насчитал. Я бы и вам посоветовал в квартире долго не задерживаться. Мало ли чего.

– Ты уверен, что это не жильцы дома или не случайные прохожие?

– Конечно, на сто процентов утверждать не могу, но больно уж у этих типов вид подозрительный. Объясните, зачем взрослый мужчина несколько часов сидит на детской площадке и делает вид, что играет с детьми, а сам при этом глаз не спускает с въезжающих во двор машин.

– Хорошо, поешь и пойдешь.

Мы быстро поужинали, затем я проводил Антона до выхода, мысленно пожелав ему благополучно добраться до своего убежища. Несмотря на все его интересные рассказы, мне хотелось спать, сказывалось слишком большое напряжение.

Но едва я добрался до кровати, как раздался звонок. Почему-то я подумал о том, что звонит Анастасия. Я поспешно взял трубку, но в ней зазвучал совсем другой голос. Голос Обозинцева. Вот уж с кем мне совершенно не хотелось сейчас разговаривать.

– Снова приветствую вас, дорогой Евгений Викторович на нашей земле. Я вас не разбудил?

– Почти. Я уже лег спать.

– Тысячу извинений. Но, поверьте, если бы не настоятельная нужда, я бы никогда не побеспокоил вас в столь неурочный час. Дело не только очень важное, оно еще не терпит отлагательств.

– И что за дело?

– Ну не по телефону же его излагать. Давайте сейчас встретимся, поговорим.

Я молчал, не зная, что сказать на это предложение.

– Почему вы не отвечаете? Ба, да неужели боитесь. Вот никогда бы не поверил, что боевой офицер может испугаться тыловую крысу. Мы можем встретиться на том же месте, рядом с милицией. Уверяю, что я буду один. Вы разочаровываете меня, я ожидал от вас большей смелости.

Я понимал, что он меня провоцирует, но мне самому вдруг захотелось с ним поговорить.

– Хорошо, я приду, ждите через пятнадцать минут.

Я оделся, за пояс заткнул пистолет. Таисия Прокопьевна еще не спала, она с удивлением смотрела на мои воинственные сборы.

– Куда же вы в такой поздний час?

Мне показалось, чтобы меня не пускать, она готова встать на моем пути.

Я обнял ее за плечи и осторожно отодвинул с дороги.

– Если я не вернусь, запомните, я встречался с Обозинцевым.

Она побледнела, но я не стал ждать продолжение начинающейся сцены с обязательным слезовыделением и вышел из квартиры.

Все тот же охранник открыл мне дверь, и я вышел на улицу. Ночь была тихой, теплой, звездной, и я невольно подумал, что умирать в такую погоду особенно не хочется.

Я вспомнил про подозрительных типах, о которых мне поведал Антон, но вокруг не было ни души. Стараясь не потерять ни на секунду бдительности, я направился к скверику.

Обозинцев был хорошо заметен, так как он сидел на скамейке прямо в центре светового пятна от висящего над головой фонаря. Он тоже увидел меня, но оставался сидеть неподвижно.

Я сел рядом. По обоюдному молчаливому согласию, мы не стали жать друг другу руки.

– Спасибо, что вы пришли, – сказал Обозинцев. – Я держу слово, я один. А вот вы – не держите.

– Не припоминаю, чтобы я вас в чем-то обманул, – возразил я.

– Не припоминаете или не хотите припомнить?

Я пожал плечами.

– Сейчас слишком поздний час, чтобы говорить недомолвками. Я хотел бы выспаться.

– А вот мне не до сна. Я все думаю, что же с вами случилось? Так все хорошо у нас шло, мы прекрасно понимали друг друга. А затем все вдруг резко изменилось. Может, вы объясните, в чем тут дело?

Я молчал, я не считал себя обязанным отчитываться перед этим человеком в своих поступках.

– Почему-то я так и предполагал, что вы не захотите объяснить мне, что происходит. Позвольте в таком случае мне сделать это вместо вас. Сначала я подумал, что все дело в прекрасной Анастасии. Вы решили продемонстрировать перед ней свои лучшие черты. Сразу скажу, это меня как раз не особенно удивило, мужчины из-за любви совершают и не такие глупости. Но потом я капнул глубже, и ко мне пришла другая мысль, что дело не только в этой красавице. Вы напрямую столкнулись со своим дядей, вернее, с тем, что он сделал. И вы почувствовали себя уязвленным.

Он создал целую империю, помог стать на ноги сотням людей. А вы? Неудачный офицер, не нашедший себе применение на гражданке. Конечно, вам стало очень обидно и захотелось хоть в чем-то сравняться с вашим родственником.

Теперь замолчал Обозинцев. А он не только хитер, но еще и умен, отдал я ему должное. Я и предположить не мог, что он так хорошо меня изучил, хотя это наша всего лишь третья встреча. Да, его знаниям человеческой природы можно только позавидовать.

– Даже если все так, как вы говорите, – произнес я, – то это касается исключительно меня одного.

– А вот здесь вы глубоко ошибаетесь, – живо возразил Обозинцев. – На самом деле это касается весьма многих. Это когда вы помогали вашим толстым клиентам потрясти немножко их жирок, никому до вас не было дела. А сейчас в ваших руках такое богатство, что все, что происходит с вами, затрагивает интересы большого количество людей. Вы даже не представляете, скольких и каких людей! Мы с вами обо всем договорились, но теперь, как я понимаю, вы намерены пересмотреть условия нашей сделки.

– Согласитесь, что это мое право.

– Ваше право? – Впервые за всю беседу в голосе Обозинцева сквозь броню иронии прорвались подлинные настроения. – У вас было одно право – продать мне ваши акции.

– Это с вашей точки зрения. Но есть и другие.

– Послушайте, когда вы сюда приехали, вы ничего не знали обо мне. Но теперь-то вы, я надеюсь, о многом наслышаны. Теперь-то вы представляете, кто я и каковы пределы моего могущества. Вы полагаете, что в этом крае правит губернатор. Я хозяин тут и на самом деле то самое отделение милиции, которое думаете вас защищает, принадлежит мне. Эти продажные менты будут делать только то, что я им прикажу.

Невольно моя рука потянулась к поясу, там, где за курткой висел пистолет. Это движение не ускользнуло от бдительного внимания моего собеседника.

– У вас там оружие? – поинтересовался он и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: – Не советую даже пытаться его доставать. Вы на прицеле. Посмотрите вот туда, – показал он рукой за мою спину.

Я обернулся.

– Видите, вон там стоит человек, между прочим, чемпион страны по стендовой стрельбе. Если вы сделаете одно резкое движение, он вколотит пулю прямо в ваш череп.

Я действительно разглядел стоящего за фонарным столбом человека. И как только я его не обнаружил сразу!

Я откинулся на спинку скамейки, положил ногу на ногу, приняв таким образом вальяжную позу. Нельзя было давать Обозинцеву повод для решительных действий.

– Не бойтесь, я не собираюсь вас здесь убивать, – сказал Обозинцев. – Если, конечно, вы будете благоразумны.

– А где собираетесь?

– Не беспокойтесь, подходящих мест для этого много, – засмеялся он. – Найдем. Но я все же надеюсь, что до этого дела не дойдет, и мы с вами договоримся.

– О чем?

– Все о том же. Продайте мне акции.

– И что будет с поселком, с предприятиями, с людьми?

– Опять вы о том же самом, – с досадой произнес Обозинцев. – Да какое вам дело? Думайте о себе. Когда вы прибыли сюда, у вас об этих предметах мыслей не было.

– Тогда я многого не знал и еще меньше понимал. И прежде всего самого себя.

– Скажу откровенно, до нашего разговора у меня была еще надежда, что мы с вами поймем друг друга. Теперь я вижу, что вы весьма похожи на вашего дядю.

– Для меня это высший комплимент. И потому вы его убили, что не могли с ним договориться.

– Я не убивал, для меня его смерть – точно такая же загадка. У него помимо меня были и другие враги. Итак, в последний раз вас спрашиваю, вы согласны совершить со мной сделку?

– Честно говоря, мне не нравится покупатель. Я не люблю, когда мне угрожают, еще меньше мне нравится, когда пытаются убить. До свидание. И покажите жестом вашему человеку, чтобы он не стрелял. У вас наверняка заготовлен какой-нибудь условный знак.

Обозинцев посмотрел на меня, усмехнулся, затем большой палец опустил вниз. Я увидел, как чемпион страны по стендовой стрельбе кивнул головой и, уже не таясь, вышел из укрытия. Я, не оборачиваясь, неторопливой походкой направился к своему дому. Чего мне стоило выдерживать этот размеренный ритм, думаю и не стоит и говорить.

Я вошел в подъезд и вновь наткнулся на внимательный взгляд все того же вахтера. Что-то долго длится у него смена, подумал я. Такое чувство, что он никогда не сменяется. Я поднялся на лифте, открыл ключом дверь, прошел в квартиру, включил свет.

Мне преследовало какое-то странное ощущение, я не мог выразить его словами, но оно не отпускало меня ни на мгновение. Причем, возникло оно не сейчас, а гораздо раньше. Что же меня так насторожило, снова и снова спрашивал я себя.

«Стоп», – сказал я себе. Это ощущение возникло в тот момент, когда я увидел на лице охранника странную улыбку. Так смотрят на человека, который не должен был бы тут появиться. Что, собственно, и должно было случиться, ведь то, что я добрался до города, иначе как чудом не назовешь. И если мои предположения верны, то этот парень работает на того же хозяина, что и те ребята, что встретились мне на таежной дороге.

Мне стало мигом тревожно до такой степени, что меня прошиб холодный пот. Это квартира – самая настоящая ловушка. Звонить в милицию? Бессмысленно, она вся куплена, Обозинцев разъяснил мне это прямым текстом. Милиционерам даже пришить меня сподручней, чем бандитам; сами убьют, сами и преступление будут расследовать. И разумеется, виновных никогда не найдут. Круговая порука у этих ребят всегда была на высоте.

Несколько секунд я в панике бессмысленно метался на квартире, словно таракан при внезапно вспыхнувшем освещении. Затем я замер на месте и попытался взять себя в руки. Черт знает сколько у меня осталось минут до того, как сюда пожалуют незваные, но крайне опасные гости. И железная дверь не спасет, они скорей всего все предусмотрели и придут с нужными инструментами.

Я решительно открыл дверь в покои Таисии Прокофьевны. Ее богатырский для такого маленького тела храп разносился по всей комнате.

Я подошел к кровати и стал ее будить.

– Что происходит? – испуганно вскрикнула она.

– Таисия Прокофьевна, нам надо немедленно выгребаться из квартиры, сюда вот-вот нагрянут бандиты. Убивать будут меня, но убьют заодно и вас, им свидетели ни к чему.

К моему удивлению старушка буквально тут же смекнула в чем дело, она вскочила с кровати, накинула на ночную рубашку халат.

– Вниз мы идти не можем, там нас караулят, значит, надо идти вверх. У вас есть ключи от чердака?

– Ключи есть в каждой квартире. Сейчас я их найду.

С неожиданной прытью она бросилась к серванту и стала шарить в его ящиках. И через минуту подала мне ключ.

– Идемте, нельзя терять ни секунды.

В чем мы были, в том и вышли из квартиры. На секунду я замер и прислушался к звукам доме. И понял, что опоздай покинуть ее на минуту, для нас все было бы кончено, так как внизу раздались шаги сразу нескольких человек, затем послышался характерный звук поднимающего вверх лифта.

– Вперед, – сказал я. Мы поднялись на этаж вверх, прямо над головой находился закрытый на большой амбарный замок чердачный люк. К нему вела железная лесенка.

У нас есть столько времени, сколько им потребуется его на то, чтобы взломать железную дверь, прикинул я. Обнаружив, что мышеловка опустела, им не составит труда быстро смекнуть, где нас искать.

Я залез по лесенке, вставил ключ в скважину, и два раза провернул его. Слава богу, за замком хорошо следили, он был смазан, и открылся легко и без шума.

– Лезьте за мной! – тихо сказал я Таисии Прокофьевне.

Сначала я, потом старушка оказались на чердаке. Там было чисто и пусто. Но меня это мало радовало. Проблема заключалось в том, что с этой стороны люк невозможно было закрыть на замок. Значит, нам в любом случае предстояло отступать на крышу. А куда – с крыши?

Я прислушивался к раздающимся внизу звукам, пытаясь определить, сколько времени им еще осталось ломать дверь. Поразительно, что никто из жильцов не вышел из своих квартир, никто не желал вмешиваться в чужие разборки.

– Как вы? – спросил я Таисию Прокофьевну.

– Что же это происходит, господи? – запричитала она.

– Ничего особенного. Я же вам уже говорил, эти ребята пришли меня убивать. Дело, можно сказать, обычное.

Я снова прислушался. Судя по радостным крикам, им удалось взломать железную плиту.

– Через несколько минут они будут здесь, – сказал я. – Нам надо что-то срочно придумать.

– Там снаружи есть лестница, – вдруг проговорила Таисия Прокофьевна. – Она спускается прямо с крыши.

– Что же вы молчали! Лезем на крышу.

Я направился к слуховому окну, затем обернулся к своей спутнице. Она нерешительно стояла на том же месте.

– Давайте быстрей, времени нет.

Старушка наконец сдвинулась с места, но в этот самый миг до моего слуха донеся топот сразу нескольких ног. Эти ребята, убедившись, что нас нет в квартире, теперь поднимались на чердак.

– Лезьте быстрей, я их задержу! – сказал я.

Таисия Прокофьевна стала вылезать с чердака, я же бросился к люку. Я поспел вовремя, так как первый из этой команды убийц уже поднимался по лесенке. Я дождался, когда он покажется в проеме люка и изо всех сил ударил ногой по его голове. Он покатился вниз, увлекая за собой остальных.

Я помчался к окну и через мгновение уже был на крыше. Таисия Прокофьевна уселась прямо на кровлю и поджидала меня.

– Где лестница? – крикнул я.

– Вон там, – показала она на противоположный край крыши.

– Так чего же вы тут расселись! – зло крикнул я. – Бегом!

Неожиданно старушка уже не первый раз показала совсем не свойственную ее возрасту стремительность и быстро пошла к лестнице. Еще секунда – и она исчезла из вида.

Я стал спускаться вслед за ней. Делала она это не очень быстро, в результате мы теряли драгоценные мгновения, каждое из которых могла стоить нам жизни. В любую секунду наши преследователи могли нас обнаружить.

На уровне третьего этажа я остановился, прислонился к лестнице и достал из-за пояса пистолет.

Интуиция уже не в первый раз спасла меня, едва я изготовился к стрельбе, как увидел, что на меня с крыши смотрит один из наших преследователей. В руке он держал пистолет. Я не стал ждать, когда он выстрелит, а сделал это первым. Пуля угодила ему в голову, раздался душераздирающий крик, и он полетел вниз. Через пару мгновений послышался характерный звук упавшего тела.

Желающих подвергать себя смертельному риску больше среди них не нашлось, и мы благополучно спустились на землю. Я едва не наступил на лежащее тело. Уличный фонарь освещал страшную картину: вокруг погибшего расползлась огромная лужа крови вперемежку с мозгами и грязью. Я почувствовал прилив тошноты.

– Куда идти, говорите? – спросил я у Таисии Прокофьевны. Мне показалось, что она довольно спокойно воспринимает это явно не для слабонервных зрелище.

– Пойдемьте за мной, – сказала она.

Оказалось, что в нескольких метрах от нас между двумя домами находится узкий, напоминающий каньон, проход. Мы едва протиснулись между стенами и вышли на соседнюю улицу.

Таисия Прокофьевна решила взять инициативу на себя.

– Остановите машину, – попросила она.

Я вышел на проезжую часть, поднял руку. И сразу же рядом со мной тормознули «Жигули».

– Куда ехать? – спросил водитель.

– Куда ехать? – переадресовал я вопрос старушке.

– В поселок Заречный, – сказала она.

– В поселок Заречный, – повторил я водителю.

– Пятьсот, – оценил свой труд хозяин машины.

Цена была сильно завышенная, но на мое счастье в кармане у меня был кошелек.

– Хорошо. Только с ветерком.

– За это не беспокойтесь.

Через полчаса мы уже были в поселке Заречном. Он представлял из себя нагромождение давно построенных деревянных развалюх. Не надо было проводить социологического исследования, чтобы определить, что здешние обитатели относятся к бедным слоям нашего замечательного общества.

По просьбе Таисии Прокофьевны машина затормозила возле одной из таких хибар. Вслед за ней вышел из автомобиля и я.

– Куда мы приехали? – спросил я.

– Здесь живет мой сын, – пояснила старушка.

Была уже ночь, и в доме, разумеется, спали. Пришлось долго стучаться. Наконец послышался металлический скрежет открываемого замка, и показалась всклокоченная шевелюра мужчины.

– Мама, это ты? – удивленно воскликнул он. Затем его взгляд переместился в мою сторону.

– Я – Ванюша. А это Евгений Викторович, я тебе о нем говорила. Ты знаешь, Ваня, нас сейчас чуть не убили. – В ее голосе послышалось нечто вроде гордости.

Это заявление смыло с сына Таисии Прокофьевны остатки сна. Он зашевелился значительно быстрее и через несколько секунд мы уже оказались внутри дома. Здесь было столь же бедно, как и снаружи.

– Ванюша у меня докер, – важно пояснила Таисия Прокофьевна. – В порту работает.

– Ваша мама просто молодец, – польстил я ему, – вела себя очень храбро. Если бы не она, не уверен, что мы бы спаслись.

– Она такая, – согласился с моей характеристикой Иван и обратился к матери: – Говорил же я тебе, что добром эта твоя работа не кончится. Вас покормить? – посмотрел он на меня.

– Уложите где-нибудь спать. Хочется отдохнуть, успокоится.

Остаток этой ночи я провел на раскладушке в чулане. Другого уединенного места в доме не нашлось. Впрочем, я готов был спать где угодно, лишь бы чувствовать себя в безопасности. Игра со смертью очень утомительное занятие, требующая к тому же полной самоотдачи. Тем более я отчетливо понимал, что она далеко еще не завершена. Все самое страшное только начинается. Противник открыто объявил войну. И щадить никого в ней не собирается.

Утром я застал Ивана дома. Сын и мать сидели за столом и пили чай. При виде меня, Таисия Прокофьевна обрадовалась.

– Я Ванюше рассказала про то, как вы меня спасли, – промолвила она.

– Ну это еще неизвестно, кто кого спас, – возразил я. – Если бы ваша мама вовремя не подсказала, что там есть лестница, не знаю, чем бы все это кончилось.

– Она никогда не теряется, – похвалил ее сын. – Только упрямая очень, никого не любит слушать. Я ей говорил, не лезь в эти дела, жила бы тут у меня. Хоть и тесно, да спокойно.

– Да где ж тут жить! – воскликнула Таисия Прокопьевна. – Я отвыкла от такой тесноты.

Я понял, что становлюсь свидетелем очередной серии сериала бесконечных споров на эту тему между матерью и сыном. И поэтому поспешил вмешаться.

– Когда меня нет, в той квартире вполне безопасно, им нужен только я. – Я присел за стол, и Таисия Прокопьевна придвинула мне чашку с чаем. – Я вот думаю, как мне в поселок вернуться. Вертолета нет, а на машине опасно, они поди на дороге свои заставы установили.

– А если по реке? – предложил Иван.

– По реке? – удивился я. Такой вариант мне не приходил в голову.

– У меня есть небольшой, но скоростной катер, туда плыть всего 200 километров. Часов за пять доберемся.

– Я согласен. А можем быстро отплыть?

– Да хоть прямо сейчас, здесь до лодочной стоянки десять минут хода.

Это было незабываемое путешествие. Такой красоты я в жизни еще никогда не встречал. Быстроходный катер острым носом резал ровную, полупрозрачную, как вуаль, гладь воды. С обеих берегов нас обступали поросшие густым лесом горы, которые то вздымались круто вверх, то приседали совсем низко, переходя в равнинные участки. Я забыл обо всем, еще ни разу меня не посещало такое могущее ощущение полной своей слитности с окружающим миром. Мне хотелось, чтобы эта поездка никогда бы не кончалась.

Кажется, Иван почувствовал мое настроение.

– Нравится? – спросил он.

– Не то слово, это какое-то другое ощущение жизни. Словно бы я высадился на другую планету.

Он кивнул головой.

– Я каждый выходной вот так плаваю. Мы с женой деньги на квартиру копили, так меня приятель однажды свозил на своей лодке по этому маршруту, ну я после того, все скопленное за долгие годы на этот катерок и ухлопал. Ну а супруженция моя так рассердилась, что взяла дочку да ушла к своей матери на жительство. Говорит, пока лодку не продашь, не вернусь. А уж лучше без нее жить буду, чем без всего этого.

Я подумал, что скорей всего Иван сделал правильный выбор, зачем нужна жена, если в ней нет ощущение красоты. А вот Анастасия вся им переполнена, она бы ни за что так не поступила, а наоборот, одобрила бы такой поступок. Мне вдруг очень захотелось, как можно поскорее увидеть ее.

До поселка мы добрались без приключений. Я поблагодарил Ивана за помощь, и он умчался назад. Я же побрел к дому.

Внезапно я услышал над своей головой характерный звук летящего вертолета. Я поднял голову и действительно увидел, как он идет на посадку. Я решил, что будет неплохо если я побеседую с пилотом.

Борис как раз вышел из кабины. Но в машине он был не один, так как вслед за ним из салона вышла Ращупкина. Мне показалось, что при виде меня на их лицах появилось смущение. Впрочем, Я не был до конца уверен в том, что мои глаза меня не обманули, то это выражение, если он и появилось, то продержалось какие-то доли секунды.

– Вы летали в город? – спросил я у Ращупкиной.

– Да, по делам. Надо было заглянуть в пару банков. В последнее время к нам там стали хуже относиться. Кто-то упорно разносит слухи о нашем скором банкротстве.

Это сообщение соответствовало тому, что сказал мне мой партнер по переговорам.

– Да, кто-то против нас затеял большую игру, – согласился я.

– И она нам может нанести большой ущерб, – добавила финансовый директор. – Надо срочно принимать меры, опровергать эти слухи. Вы как наш новый коммерческий директор могли бы многое сделать для этого.

– Я подумаю, что можно предпринять. – Затем я повернулся к Борису. – А вы, по-моему, брали отгул?

– Да, хотелось немного отдохнуть, позагорать, покупаться, погода великолепная. Но Марина Владимировна попросила срочно свезти ее в город. Пришлось прервать отдых.

– Сочувствую, – сказал я.

– А вы собираетесь куда-то лететь?

– Были такие мысли, но в самый последний момент передумал. Нам надо созвать совещание и обсудить некоторые вопросы, – повернулся я к Ращупкиной. – В частности, как бороться против злонамеренных слухов.

Идея совещания возникла у меня только что как предлог, объясняющий, почему я передумать отправляться в полет. Но мне она показалась весьма разумной и своевременной. Этот вопрос стоит обсудить. Иначе слухи, в самом деле, могут нанести компании непоправимый ущерб.

– Отдыхайте пока, Борис, – сказал я. – Но будьте наготове, в любой момент мы можем отправиться в полет.

Борис под предлогом того, что ему надо произвести послеполетный осмотр машины, остался у вертолета. Мы же с Ращупкиной направились в поселок.

Я раздумывал, как построить мне беседу с этой женщиной. Мысль, которая только что пришла мне в голову, сперва показалась мне странной. Но, поразмышляв, я пришел к заключению, что ничего уж такого невероятного в ней нет, в жизни случается и не такое.

– Мне кажется, Борис очень хороший пилот, – заметил я.

– Да, квалифицированный и предупредительный, мне нравится с ним летать, – согласилась она.

– Может, стоит прибавить ему зарплату, вдруг переманят конкуренты. А это нежелательно по разным причинам, он ведь возит начальство, а следовательно немало знает.

– Недавно мы ему значительно повысили жалованье именно по этим соображениям. Мне кажется, он доволен.

– Тогда ладно.

Ращупкина остановилась возле небольшого, но приятного коттеджа.

– Спасибо, что проводили, после поездки хочется немного отдохнуть. До свидания. – Она протянула мне руку, я пожал ее. При этом у меня возникло ощущение, что она рада тому, что может распрощаться со мной.

Наконец я оказался возле двери своего дома. Я открыл ее и, и мы едва не столкнулись лбами со Стругановым. Он ошпарил меня таким взглядом, что можно было бы свариться. Так как я из-за неожиданной встречи стоял неподвижно прямо на его пути, он резко толкнул меня в сторону, Я не удержался на ногах и упал. Главный инженер что-то яростно воскликнул и почти побежал по улице.

Я проводил взглядом быстро удаляющуюся фигуру, затем встал и посмотрел на стоящую рядом со мной Анастасию. При виде меня из ее груди вырвался вздох облегчения.

– Наконец-то вы вернулись! – воскликнула она. – Таисия Прокофьевна мне звонила и рассказала обо всем, что произошло. Это все ужасно.

Я не верил своим глазам и ушам, вид и голос Анастасии свидетельствовали об одном: она волновалась за меня. Что случилось: небо упало на землю или по телевизору объявили о грядущем светопреставление?

Я сел возле камина и вытянул ноги, затем посмотрел на молодую женщину. Я просто не мог отказать себе в удовольствие и не понаслаждаться этим восхитительным зрелищем: взволнованной из-за меня Анастасии.

– Ситуация действительно была крайне напряженной, – скромно подтвердил я. – Нас спасло только чудо. Но у меня нет оснований считать, что на этом все и кончилось. Пока меня не убьют, они не успокоятся.

– Но кто они?

– Скорей всего это были люди Обозинцева. У нас с этим господином состоялся разговор, он мне открыто угрожал. Он объявил нашей компании тотальную войну. Либо мы продаем ему компанию. либо он нас уничтожает.

Анастасия взволнованно заходила по комнате.

– Саша всегда боялся, что однажды это случится. Он говорил про Обозинцева, что он из тех людей, которые способны ради достижения своих целей на все. Что же теперь делать?

– У нас два варианта: либо готовиться к сражению, либо отдавать им компанию.

– Только не это! – вскричала Анастасия. – Они ее никогда не получат. Саша не простит нам этого. Вы должны спасти кампанию.

– Даже ценой своей жизни?

Мои слова несколько охладили ее пыл. Она села напротив меня.

– Поверьте, я не хочу и никогда не хотела вашей смерти, сама эта мысль мне представляется чудовищной. Я знаю, что встретила ваше появление не слишком любезно, но я очень боялась, что вы захотите продать компанию Обозинцеву или кому-нибудь еще. А ваше поведение как раз подтверждало это опасение. А это конец всему тому, чему Саша посвятил всю свою жизнь. Простите меня, я к вам была не объективна.

Если бы сейчас к нам прилетел архангел Гавриил, я был не так поражен, как словами Анастасии. Эта гордая женщина просит у меня прощение! Такое я не ожидал услышать никогда. Но внешне я постарался ничем не выдать своего смятения.

– Вам не за что извиняться. Я понимаю ваши чувства, вам было нелегко смириться с моим появлением и с моими планами в отношении компании. Но сейчас нам следует действовать заодно.

– Я согласна, – не колеблясь, произнесла она.

– Тогда могу я задать вам кое-какие вопросы?

– Задавайте.

– Зачем приходил Струганов? Что у вас произошло такое, что заставило его в ярости вылететь отсюда?

Анастасия секунду помедлила с ответом. Было заметно, что она колебалась, посвящать ли меня в ее отношения с главным инженером, но затем все же решила это сделать.

– Он приходил свататься, хотел, чтобы я стала бы его женой.

– И судя по его реакции, вы отказали?

– Да, отказала.

– Могу я узнать, почему?

– Потому что я люблю другого человека. – Она сделала паузу. – Я люблю Сашу.

Она говорит о нем, как о живом, отметил я. Но действительно ли она его по-прежнему любит или это не что иное как очень сильное самовнушение? Когда человек слишком долго играет одну и туже роль, ему затем трудно признаться себе в том, что это всего лишь самопостановка спектакля для единственного зрителя, которым и является он сам.

– Вас удовлетворили мои ответы? – не без некоторого вызова поинтересовалась она.

– Более чем. Я недоволен другим, у нас только-только стала налаживаться со Стругановым отдаленное подобие какого-то взаимодействия, а теперь все опять разрушилось. Он еще подумает, что вы отказали ему из-за меня.

Произносить эту фразу с моей стороны было величайшей наглостью, но я не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Неожиданно для меня, Анастасия покраснела.

– Поверьте, вы к этому отказу не имеете никакого отношения.

– Я в этом и не сомневаюсь, но меня волнует, что станет думать на сей счет Струганов. А сейчас мне бы не хотелось портить с ним отношения. Я иду по следу тех, кто не исключено причастен к убийству моего дяди. И наша взаимная неприязнь может сослужить мне плохую службу.

– Извините, я не знала, – насмешливо проговорила Анастасия. – выходит, по-вашему, я должна была принять его предложение.

– Совсем нет! – излишне горячо воскликнул я. Мы одновременно посмотрели друг другу в глаза, и так же одновременно почувствовали смущение. – Просто отказать можно по-разному, например, оставить маленькую щелочку надежды. Это вас ни к чему не обязывает, а ему дает некоторое утешение. И все рады, все остаются при своих, а главное дело не страдает.

– Наверное, вы правы, я как-то не подумала об этом. Я в самом деле разговаривала с ним излишне резко. Но меня возмутило его предложение, после смерти Саши прошло меньше трех месяцев, а он уже предлагает мне вступить в новый брак.

– Но поймите и его, он давно вас любит, и ему с каждым днем становится все труднее сдерживать свои чувства. тем более вы знаете, какой он импульсивный человек. А тут еще появился некто, который живет с вами в одном доме. Согласитесь, поводу для беспокойства достаточно.

Мы снова посмотрели друг другу в глаза, и я понял, что она поняла, что на самом-то деле я говорил вовсе не о главном инженере, а о самом себе.

– Давайте оставим эту тему, – попросила Анастасия. – Даже если я вела себя не совсем правильно, уже ничего не изменишь. Вы сказали, что идете по следу убийц Саши.

– Сказал, – подтвердил я.

– И как далеко вы продвинулись? – В ее голосе зазвучала надежда. – Вы не представляете, как я хочу узнать, кто совершил эту гнусное убийство?

– Пока у меня есть некоторые догадки, предположения. Но они еще не оформились в стройную версию. Здесь легко ошибиться, убить дядю хотело чересчур много людей. Так получилось, что он всем мешал.

Анастасия кивнула головой.

– Я знаю.

– Меня волнует, каким будет следующий удар? Партия вступила в эндшпиль. У меня к вам будет одна небольшая просьба. Не летайте пока вертолетом. Да и вообще, не отдаляйтесь от дома.

– Вы считаете, что опасность угрожает не только вам, но и мне?

– Понимаете, первоначально я полагал, что убийство было совершенно по коммерческим мотивам. Но затем я пришел к выводу, что другие мотивы могут быть не менее побудительными для совершения преступления.

– И какие же, по вашему мнению, эти побудительные мотивы?

– Например, любовь.

Глава 24

Когда я на следующее утро пришел в офис и уже на законных основаниях занял свой кабинет, то первый, кто пожаловал ко мне, к некоторому моему удивлению оказался главный инженер. Он выглядел непривычно подавленным и растерянным. Я предположил, что такой его вид – следствие вчерашнего бурного объяснения с Анастасией, но первые же его слова изменили мое мнение.

Не здороваясь, он прошел к моему столу и сел на стул, довольно бесцеремонно вытянув вперед ноги в далеко не самых чистых ботинках. Впрочем, небрежностью страдала не только нижняя часть его туалета, с ног я перевел свой взгляд на его лицо и заметил, что сегодня утром бритва явно не касалась щек Струганова. Я привык его видеть аккуратно одетым и чисто выбритым. Впрочем, я даже до какой-то степени сочувствовал ему, отказ Анастасии мог вышибить из седла практически любого. Вряд ли он встретит в своей жизни еще такую женщину, как она.

– Я должен вас кое о чем проинформировать, – после довольно продолжительного молчания, которое я выдержал вместе с ним, произнес он. – Сегодня я хотел оплатить срочные счета, а бухгалтерия их не приняла к оплате. Мне заявили, что на расчетном счету нет денег.

Эта новость повергла меня в изумление.

– Как нет денег? Куда же они делись? Я точно знаю, что совсем недавно денег было вполне достаточно. Я сам видел счета.

Струганов пожал плечами и почесал свой небритый подбородок.

– Ничего о том не знаю, деньги – это не моя эпипархия.

– Но и не моя – тоже. Деньгами у нас заведут Ращупкина. В конце концов можно обратиться к Гессену.

Главный инженер, кажется, впервые за весь разговор, посмотрел на меня.

– Гессена нет, уехал в город. А на счет Ращупкиной… Это уж вы с ней выясняйте, что и как. Не люблю я эту бабу. – Он встал. – В общем, я вам сказал, а вы уж сами решайте, что делать? В конце концов, все это будет скоро ваше, – обвел он взглядом мой кабинет, но явно подразумеваю, гораздо большую территорию. – Или кого-нибудь еще, – вдруг загадочно усмехнулся Струганов. – Он резко повернулся и вышел.

Оставшись один, несколько минут я размышлял над возникшей ситуацией. Меня не оставляло ощущение, что все это продолжение некого дьявольского плана по разрушению и захвату компании. Если у нас нет средств на расчетном счету, то любой кредитор может потребовать возвратить ему долг. А если в указанный срок своих денег он не получит, то имеет законное право возбудить дело о банкротстве. И на этом в истории «Северного Сияния» можно будет поставить жирную точку.

Кабинет Ращупкиной располагался этажом ниже. Я деликатно постучался и, получив разрешение, войти, толкнул дверь. Финансовый директор сидела за компьютером и изучала какие-то документы. При виде меня, на ее лице появилось удивление, но она быстро согнала это выражение, заменив его дежурной любезной улыбкой.

– Здравствуйте, Евгений Викторович, чему обязана вашему приходу?

– Да вот хочу кое-что у вас узнать. Я попросил бухгалтерию оплатить мой маленький счетик, а мне отказали, сказали, что денег нет. (Я не обманывал, я в самом деле только что проделал этот несложный эксперимент).

– Они правильно сказали, денег действительно нет.

– Но куда же они в таком случае подевались?

– Я приказала оплатить несколько срочных счетов. Я надеялась, что нам переведут средства кое-кто из получателей нашей продукции. Но пока ничего нет. По-видимому, у них тоже возникли трудности. Сейчас в крае довольно сложное финансовое положение, сильно выросли неплатежи.

– Но в таком случае, если кто-нибудь сейчас потребует оплатить ему долг, а мы не сможем, то он имеет законное право подать иск в суд по признанию нас банкротами. И выходит, мы можем потерять компанию.

Ращупкина откинулась на спинку кресла, мне показалось, что она испытывает раздражение.

– Не предполагала, что вы так хорошо знаете наше законодательство, – проговорила она, сопровождая свои слова каким-то странным выражением лица.

– В бытность тренером я общался с разными людьми. Они меня кое в чем просветили.

– Вы правы, гипотетически такое возможно, но вряд ли кто-нибудь пойдет на такой шаг. Ну, скажите, кому нужно нас банкротить. Мы гораздо всем выгоднее в рабочем состоянии. Я думаю, через несколько дней все наладится.

– А если представить, что вдруг не наладится, если неплатежи пойдут по цепочке. Что нам делать в таком случае?

– Но вы же помните, у нас есть еще гарантийный фонд.

– Но мы решили использовать его на закупку оборудования. Без него мебельную фабрику придется закрывать.

– Да что вы заладили, банкротство, банкротство, выкрутимся. Пришли сложные времена, когда-нибудь они всегда наступают. Подумаем, что будем делать. Приедет Генрих Оскарович, созовем совещание.

Я почувствовал злость, но решил ничем не выдавать своих эмоций. Наоборот, я сделал вид, что ее слова меня успокоили.

– Да, вы, наверное, правы, я зря запаниковал. И все же как быть с моим счетом?

– А он большой?

– Да нет, пятьсот рублей.

– Не волнуйтесь, такую сумму мы отыщем. Я дам команду бухгалтерам.

– Спасибо, Марина Владимировна.

Я вернулся в свой кабинет с ощущением еще большей тревоги.

– Можете попросить зайти ко мне Тараканова, – попросил я секретаршу.

С моей стороны это было не совсем осторожно, но у меня не хватало выдержки дожидаться вечера, когда с ним можно было бы встретиться где-нибудь в лесу. И хотя там мне грозила опасность, других мест для уединения в поселке не было предусмотрено.

Он вошел в мой кабинет с выражением удивления на лице, он явно не ожидал, что я захочу его видеть здесь в офисе. Я плотно закрыл дверь, усадил его в кресло, а сам сел на против.

– У меня к вам срочное дело, Сергей Иванович.

– Да, слушаю вас.

– В компании нет денег.

– Я знаю, – спокойно сообщил он как о само собой разумеющемся факте.

– Да, а я-то думал, что это великая тайна, которая доверена только избранным. И многим об этом известно?

– Точно не скажу, но кое-кто знает. Это, в самом деле, большая тайна, но вы же знаете, что чем больше тайна, тем сильнее появляется у ее обладателя искушение с кем-нибудь ею поделиться.

– Кто же поделился с вами?

– Одна бухгалтерша, мы живет в соседних домах, наши участки примыкают друг к другу, она дружит с моей женой. Она мне по секрету и сказала.

– А больше ничего она вам по секрету не сказала?

– Больше ничего.

– У меня к вам будет большая просьба. Мне очень важно знать, как и почему исчезли деньги, кому они переведены, кто приказал это сделать? Ваша бухгалтерша может добыть такие сведения?

– Полагаю, что да.

– Сколько вам потребуется на это времени?

– Ну, с запасом часа три.

– Хорошо. Через три с половиной часа я вас буду ждать с донесением. Только не тут, это опасно, а на том самом месте, где мы с вами уже встречались. Пожалуйста, никому ничему не говорите.

– Я понимаю.

– Тогда до встречи.

Тараканов ушел, а я вдруг почувствовал сильную усталость. Эта вся суматоха отняла у меня слишком много сил. Все равно я ничего пока больше сделать не сумею. Так что с чистым сердцем могу пойти немного отдохнуть. Тем более сегодня еще предстоит работа.

Анастасии не было, я прошел в свою комнату и, не раздеваясь, растянулся на кровати. Настроение было паршивым, меня не оставляло ощущение, что петля затягивается с каждым днем все плотнее. Еще немного и от моего наследства останутся одни лишь прекрасные воспоминания. Каким же я был наивным, коли серьезно полагал, что все это огромное имущество без всякого труда окажется в моих руках.

Незаметно для себя я заснул. Когда же проснулся и взглянул на часы, то с ужасом обнаружил, что я безнадежно опаздываю на встречу. Я вскочил с кровати и даже, не пригладив волосы, выбежал из дома.

Я шел с максимально возможной для меня скоростью. И все же, когда я приблизился к кресту, часы показывали, что я опоздал на целых двадцать минут.

Я подошел уже почти вплотную к месту встречи, но Тараканова не обнаружил. Случилось то, чего я опасался, он не дождался меня. А мне просто дозареза нужна его информация.

Я сделал еще пару шагов и едва обо что-то не споткнулся. Я посмотрел вниз и увидел Тараканова. Он лежал на земле в луже крови. Прямо посередине лба зияло пулевое отверстие.

То, что он был мертв, не было ни малейших сомнений. Я дотронулся до его руки, чтобы определить, когда наступила смерть. Он был еще теплым, по моим ощущениям, это произошло самое большое полчаса назад.

Я внимательно обследовал местность радиусом в метров двадцати, но ничего не обнаружил. Все было точно так же, как и в первом случае, убитый есть, а следов убийцы нет.

Я сел на землю, дабы прийти в себя. Я пытался понять, что же все-таки произошло? Я был уверен, что это убийство самой прямой дорогой связано с нашим сегодняшним разговорам. Но в таком случае получается, что он стал достоянием чьих-то посторонних ушей.

Я еще раз взглянул на Тараканова. И вдруг вспомнил, что у него же трое детей. Боже мой, какой ужас, они же остались без кормильца! Кто теперь будет их обеспечивать? От ненависти к этим мерзавцам, совершим это гнусное злодеяние и от своего бессилия что-то исправить, я стал бить кулаками о землю. Я понимал, что он погиб из-за меня, если бы я не стал его просить раздобыть мне нужную информацию, он бы сейчас сидел на своем рабочем месте абсолютно целехоньким.

Мне потребовалось минут десять, чтобы немного успокоиться, прийти в себя. Я стал размышлять, что же мне делать дальше? Для пользы дела будет лучше, если никто не узнает о том, что у нас должна была состояться здесь встреча. Правда тогда пройдет некоторое время, прежде чем его тут найдут. Но может, это даже к лучшему, жена и дети еще некоторое время будут не введение относительно постигшей его страшной участи.

Я встал, бросил прощальный взгляд на Тараканова, прошептал «Прости» и быстро стал удаляться от этого кошмарного, словно магнитом, притягивающего смерть места.

Пока я шел, то все время думал, как мне поступить? Я осознавал, что от правильности и быстроты моих действий зависит моя жизнь. И быть может не только моя. Эта кровавая партия явно идет к финалу, те, кто нацелились на захват компании, пошли ва-банк, они решили прибегнуть к любым способам, дабы достигнуть желаемой цели. И судя по всему, их ни что не может остановить, они уже пересекли ту черту, которая отделяет человека от вседозволенности.

Стараясь казаться совершенно спокойным, я вошел в офис и стал подниматься на «начальственный» этаж, как прозвал его работающий в здание персонал. Навстречу мне попался Гессен, его лицо было непривычно взволнованным. Или мне так показалось в силу развившейся у меня мнительности? Он кивнул мне головой и поспешно скрылся в своем кабинете.

Я тоже прошел в свой кабинет, и стал тщательно, сантиметр за сантиметром, обследовать комнату. Впрочем, долго возиться мне не пришлось, уже через минут десять я обнаружил то, что искал. Маленький «жучок» был прикреплен к одной из ножек моего письменного стола. Сделано это было вполне профессионально, его можно было заметить лишь при специальном осмотре.

Итак, меня прослушивают. Сколько времени, сказать трудно, но ясно, как день, что кто-то сегодня слышал до последнего слова весь наш разговор. Вот только, кто? Как это определить? В чьем-то кабинете стоит специальная аппаратура? Я же не могу обыскивать их всех. Да и не исключено, что она достается лишь на какое-то время, когда ко мне кто-нибудь заходит, а потом где-нибудь прячется.

Я вышел из кабинета и подошел к секретарше, которая играла на компьютере в какую-то детскую игру. Она смутилась от того, что я застал ее на месте преступления и густо покраснела. Как было бы замечательно, подумал я, если бы все человеческие грехи и провинности имели бы такое невинное содержание.

Я мягко положил руку на ее плечо.

– Скажите, Нина, у меня такое чувство, что пока меня не было кто-то что-то делал в моем кабинете.

– А разве вам неизвестно? – удивилась она, – Валерий Анатольевич вчера приказал обновить все ваши линии связи. Он сказал, что раз вы теперь в компании лицо официальное, вам надо иметь хорошую связь. А что я сделала что-нибудь не так? – На ее лице появился испуг.

– Нет, вы все сделали правильно, просто я хотел знать, что происходит в моем отсутствии. Вы молодец.

Похвала ободрила секретаршу настолько, что когда я вернулся в кабинет? она продолжила свою игру. Значит, Струганов интересуется моими разговорами. А значит, велика вероятность, что убийцей был он или это совершено по его приказу. Честно говоря, это несколько ломало мои представления о раскладе сил и роли каждого действующего персонажа в этой пьесе. Но против фактов не попрешь, если они упорно показывают на Струганова, значит, виноват он. И мне следует внести коррективы в мой расклад лиц.

Я снова вышел в приемную.

– Нина, а вы не знаете, где Марина Владимировна?

– Она недавно улетела на вертолете в город.

– Странно, она ничего мне не говорила о своем намерение улететь.

– Она сказала, что внезапно возникло срочное дело по поводу какого-то кредита. Вот она и поехала. – Секретарша вдруг пристально посмотрела на меня. – Скажите, вы хорошо себя чувствуете?

– А что такое?

Она чуть-чуть замялась.

– У вас не очень здоровый вид, лицо бледное и глаза блестят, как при высокой температуры. Может, вызвать врача?

– Спасибо, не надо, я вполне нормально себя чувствую. Хотя, пожалуй, вы в чем-то правы, я немножко устал. Пойду-ка я домой, срочных дел сегодня тут все равно нет.

По взгляду Нины я видел, что мне не удалось до конца развеять ее сомнения. Но мне было сейчас не до нее. Я чувствовал сильную растерянность. Беда заключалось в том, что я подозревал буквально всех. Вот и ее тоже, а вдруг она работает на моих врагов, информирует их о всех моих посетителях. И главное, что ничего удивительного в этом-то и нет, зарплата у нее небольшая, двое детей, такую подкупить – пара пустяков. А что я о ней знаю? Да, почти ничего.

Я вернулся домой, Анастасии по-прежнему отсутствовала. Я почувствовал раздражение. И где ее носит? Мне сейчас так нужно чье-то плечо, кто-нибудь с кем бы я мог поговорить, поделиться своими сомнениями, лишь бы не носить эту неподъемную тяжесть в себе.

Я вспомнил, что в части, где я служил, командир, когда кто-то из его подчиненных терял друга, всегда давал ему один и тот же совет: говорите с кем-нибудь о чем угодно, это не важно, только не молчите. Когда человек молчит, тяжесть усиливается, а когда он произносит любые, пусть даже самые бессмысленные слова, она выходит из него вместе с ними.

Что ж, раз не с кем поговорить, найдем другое лекарство. Я открыл бар, достал бутылку водки, налил полную рюмку и опрокинул ее содержимое в рот. Это я пью за упокой души Тараканова, чтобы ему на том свете было бы спокойно и уютно. Конечно, при условии, если там существует спокойствие и уют, в чем я не до конца уверен.

Я снова наполнил рюмку. А теперь я выпью за упокой собственной души, так как если дела пойдут подобным образом и дальше, то она совсем скоро присоединится к душе Тараканова.

В этот самый момент и появилась Анастасия. Зрелище, которое открылась ее глазам, заставила ее замереть на месте, на ее лице отразилось плохо скрываемое отвращение.

– Зачем вы пьете?

– А зачем люди пьют, – пожал я плечами. – Чтобы, например, облегчить душевную боль.

– У вас болит душа? – Интонация ее голоса отразило сильное в этом сомнение.

– А чем моя душа хуже любой другой души? Тоже иногда болит. – Я снова наполнил рюмку. – Не хотите присоединиться?

– Нет, – решительно отказалась она. – Когда у меня болит душа, я не прибегаю к таким лекарствам.

– А к каким лекарствам вы прибегаете?

– Я молюсь Богу.

Я уже изрядно опьянел, а потому плохо контролировал как поступь своих мыслей? так и их словесное выражение.

– Молитесь Богу, – засмеялся я. – Ну да, вы же дочь священника.

Но почему ваши молитвы не уберегли моего дядю и вашего невенчанного супруга? Стоит ли ему класть поклоны и шептать какие-то слова, если чуть ли не каждый день гибнут люди. Мы с вами сами едва не погибли.

– Он нас спас.

– Чушь! – воскликнул я, – это я вас спас. А Бог где-то в это время сидел в сторонке. Может быть, даже пьянствовал.

– Вы пьяны и потому сами не понимаете, чего говорите.

– Пьян, но понимаю, чего говорю. Люди совершают преступление, а Бог ни при чем, люди убивают друг друга, он снова ни во что не вмешивается. Знаете, сколько я видел в своей жизни убийств. В одном бою их может совершаться десятки и сотни. Я бы на вашем месте забыл про Бога. Он него нет никакой пользы.

– Я не желаю с вами разговаривать. Когда протрезвеете, дайте знать. Мне надо кое-что вам сообщить.

Анастасия поднялась к себе на вверх и исчезла в своей комнате. Я подумал, что стоит последовать ее совету и попробовать протрезветь. Я пошел в ванную, разделся и встал под холодный душ. Это лекарство оказалась весьма эффективным, через десять минут приема таких процедур алкогольные пары выветрились из моего организма.

Анастасия оставалась в своей комнате, я решил тоже пойти в свою. Я сел в кресло и стал соображать. Тараканов должен был встречаться со свое бухгалтершей, и вполне возможно она ему рассказала кое-что интересное. Но то, что узнал он, хочу знать и я. Он говорил, что она живет в соседнем доме, ее участок примыкает к его участку. Следовательно, найти ее совсем не трудно. Другое дело расположить незнакомую женщину к себе, будет ли она столь же откровенна со мной, как, возможно, была с ним?

Было уже довольно темно, рабочий день закончился. Нашли ли тело Тараканова? Я снова подумал о том, какое горе ждет его семью, когда они узнают об его гибели – и сердце мое сжалось.

Я знал, где живет, вернее жил Тараканов. Пока я шел к его дому, то старался по возможности незаметно осматриваться по сторонам – не следят ли за мной? Но ничего подозрительного я не обнаружил. Это меня чуть-чуть успокаивало, вполне возможно, что ничего ужасного сегодня больше не произойдет.

Я подошел к дому Тараканова, его окна были темны. Знают ли уже обитатели этого особнячка о том, что сегодня случилось? Скорей всего нет, иначе там бы не царила такая тишина.

Я огляделся вокруг и в самом деле по соседству увидел небольшой домик с участком, который примыкал к участку Тараканова. По-видимому, здесь и живет та самая бухгалтерша. А я даже не знаю, как ее зовут.

Я двинулся вперед, открыл калитку, прошел по дорожке и поднялся на крыльцо. Затем стал стучать в дверь.

Открыла мне ее маленькая женщина с приятным, но испуганным лицом. Я вспомнил, что пару раз я видел ее мельком в офисе.

– Евгений Викторович, это вы? – Она даже не пыталась скрыть своего глубочайшего изумления моим визитом.

– Это действительно я. – Мне было неудобно от того, что я не знал ее имени отчества. – Мне очень нужно с вами поговорить по крайне важному делу.

– Не понимаю, какое дело, – пробормотала она. – Ну, хорошо, проходите.

Я очутился в небольшой, но очень чистой и опрятной комнате. Было видно, что ее обитатель, вернее обитательница аккуратный и чистоплотный человек, которая не жалеет усилий для поддержания в доме порядка.

– Пожалуйста, садитесь, – показала она на стул. Сама же хозяйка села на диван, плотно сдвинув ноги, помещенные в короткую и тесную юбку.

– Я понимаю, что вы сильно удивлены моим визитом, но меня привели к вам очень важные обстоятельства. – Я налег на слово «важные».

– Важные обстоятельства? – недоверчиво переспросила она меня.

– Именно так. Хотя я даже не знаю, как вас зовут?

– Людмила Семеновна.

Я решил идти ва-банк. Если я не расскажу ей всей правды, она это почувствует и ни за что мне не поверит. А значит ничего и не скажет.

– Мне известно, что сегодня с вами встречался Сергей Иванович и кое-чем интересовался. Так вот, это он делал по моей просьбе. Мы с ним сотрудничали и раньше. К сожалению, он уже не сможет подтвердить мои слова. Чтобы не привлекать к себе внимание, мы должны были с ним встретиться в лесу, у первого креста. Вам, разумеется, известно, это печальное место. Я немного опоздал на встречу и когда появился там, то обнаружил его убитым.

Женщина громко вскрикнула и испуганно посмотрела на меня.

– Вы хотите сказать, что…

– Да, он убит. Это, по-видимому, еще никто не знает, но вскоре станет известно всем.

– Но почему вы ничего не сказали?

– У меня были на то веские причины, подумайте и вы поймете.

Она снова посмотрела на меня и едва заметно кивнула головой.

– Боже мой, Тамара, что с ней будет, когда она узнает! – Глаза Людмилы Семеновны наполнились слезами, а плечи затряслись.

Этот плач мог длиться сколько угодно долго, поэтому я был вынужден его остановить.

– Это действительно ужасное событие, но прошу вас, успокойтесь, сейчас дорога каждая минута. Нам надо выяснить кое-какие факты. От этого зависит невероятно много.

– Да, да, я понимаю, я понимаю, – пролепетала она. Внезапно она встрепенулась. – Но кто убил Сергея?

– Я не в состоянии назвать его имени, но одно ясно: его убил тот, кто не хотел, чтобы то, что вы сказали ему, узнал кто-нибудь бы другой. А если быть точнее, он не хотел, чтобы этими сведениями Сергей Иванович поделился бы со мной.

Внезапно мне в голову пришла простая и очевидная мысль: а ведь опасность угрожает и бухгалтерши, по логике событий тот, кто убрал Тараканова, должен убрать и ее. Иначе его смерть не имеет смысла.

– Вы правду так думаете? Нет, этого не может быть. Это все невероятно!

– Но что невероятного вы находите в этих событиях? Идет борьба за компанию, а в ней все средства хороши. Если вы не хотите, чтобы она досталась бы бандитам, вы должны мне рассказать все то, что вы рассказали Сергею Ивановичу. А лучше еще больше.

– Но я не могу, понимаете, не могу! – с болью в голосе воскликнула она.

– Сергей Иванович говорил, что вы – друг их семьи. Неужели вы хотите, чтобы его смерть оказалась бы неотомщенной?

– Но это же…, ну я не могу. Зачем вы меня мучаете?

– Потому что у меня нет иного выхода. Либо я их, либо они меня. А без вашей информации их шансы многократно повышаются. Вы же уважали, может быть, любили Александра Михайловича. Не предавайте его.

Она опустила голову. Было заметно, как одна половина ее сознания мучительно боролась с другой, и в этой схватке я либо сильно проиграю, либо крупно выиграю.

Наконец победитель определился, это я понял по тому, как изменилось выражение ее лица. Я с волнением ждал объявления о том, кто же одержал вверх в этой поединке между долгом и совестью.

– Пусть так, однажды это должно было произойти, – словно отвечая невидимому собеседнику, произнесла Людмила Семеновна. – Спрашивайте, что хотите узнать?

Я облегченно вздохнул, ее сопротивление было сломлено.

– На расчетном счете компании практически не осталось денег. Это так? – Она кивнула головой. – Куда же они делись? Вы не можете этого не знать.

– За последние два дня были переведены разным юридическим лицам большие суммы.

– По приказу Ращупкиной?

– Да.

– Что за юрлица?

– Я не знаю, вернее мне известны только названия. Мое дело выполнять приказы и оформлять переводы. А куда и зачем, меня это не касается.

– Но вы же догадываетесь.

– Догадываюсь, – не сразу призналась бухгалтер.

– Вы догадываетесь, что это подставные фирмы.

– Да, подставные.

– Но ведь вы не могли не видеть, что совершается преступление. И не только вы, но и вся бухгалтерия. В чем дело?

– Марина Владимировна, она, она… – Людмила Семеновна явно не решалась докончить фразу.

– Говорите, пожалуйста, все.

– Она нас подкупила.

– Каким же образом?

– Марина Владимировна выписывала нам дополнительные премии. В каждую зарплату мы получаем по дополнительному окладу. Поэтому все молчат.

– Неплохо придумано. Но вы же видели, что таким образом она обескровливает компанию.

– Я очень переживала. И другие – тоже. Но эти деньги, от них так трудно отказаться. Не будь их, не было бы и всего этого. – Она показала глазами на обстановку в комнате. – А ведь я одна воспитываю сына, мне никто не помогает. Я даже не представляю, где мой бывший муж. За все годы он не прислал ни копейки.

– Не только у вас такие трудности, они у многих, но не все совершают подобные деяния. Впрочем, я не прокурор, чтобы вас в чем-то обвинять. Вы сможете мне достать атрибуты этих подставных фирм?

– Да, когда появлюсь на работе.

Я встал, подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску. Но за окном уже почти полностью стемнело, и разглядеть чего-нибудь было невозможно.

– Вам надо на эту ночь уйти из дома, – сказал я.

– Зачем?

– Тем, кто убил Сергея Ивановича, известно, что вы все ему рассказали. А зная вашу близость, они не могут быть уверены, что вы не расскажите это кому-нибудь еще. В частности, мне. Они просто не могут вам позволить пережить эту ночь.

– Куда же я пойду? – растерянно спросила Людмила Семеновна.

– Пока к нам, а утром посмотрим. На работе вы в безопасности, они не осмелятся напасть на вас там. Так что у нас есть время подумать. Собирайтесь, только быстро. Берите все самое нужное.

На сборы ушло минут двадцать. Я не без некоторого удивления заметил, что в сумку она положила даже косметику. Воистину, женщины непостижимый народ, ей грозит смертельная опасность, а она думает о том, как будет выглядеть!

Пока Людмила Семеновна собиралась, я прислушивался к доносившимся с улицу звукам. Но там все было тихо.

Мы вышли из дома, она заперла дверь, Я же на всякий случай достал из-за пояса пистолет. Нервы у меня были так обострены, что ими, наверное, можно было бы порезаться. Меня не покидало ощущение, что убийцы где-то совсем рядом. Оставлять в живых такого важного свидетеля могли лишь сумасшедшие.

Тень возникла совершенно внезапно всего в каких-то десяти метров от нас. Я так сильно толкнул женщину, что она слетела с невысокого крыльца и шлепнулась в газон. Но зато такие мои, мягко говоря, не слишком учтивые действия, спасли ей жизнь. Выстрела не было слышно, пистолет был явно с глушителем, зато пуля наделала много шума, так как разбила оконное стекло. Его осколки осыпали нас своим дождем.

Я выстрелил в сторону тени, но она бросилась бежать с такой скоростью, что в сгустившимся ночном мраке я никак не мог поймать на мушку едва заметный темный силуэт. Мне даже не удалось определить, кому он принадлежит: мужчине или женщине?

Я выстрелил еще раз и снова промахнулся. Больше стрелять было не в кого, так как тень окончательно исчезла между домами.

Я наклонился к бухгалтерше.

– С вами все в порядке?

В ответ я услышал громкий плач. Но по его звучанию я определил, что она не ранена, это был всего лишь сильный стресс.

Я протянул ей руку и помог подняться. Затем внимательно ее осмотрел. Никаких следов ранения, слава богу, не было.

– Вы можете идти? – спросил я.

– Кажется, могу, – уже чуть успокоившись, ответила она.

– Тогда пойдемте.

– А она?

– Кто она? – не сразу понял я.

– Ну та, что стреляла, она не вернется.

– Почему вы думаете, что в вас стреляла женщина?

– Мне так показалось, – неуверенно сказала она.

– Показалось или вы точно видели?

– Да я не знаю, – произнесла она предплачевым голосом. – Я ничего не знаю. Такого ужасного дня в моей жизни еще не было. Даже когда от меня ушел Николай…

Она замолчала, но я и так понял, что Николай – ее бывший муж.

– Так она не вернется?

– Успокойтесь, сегодня уж она точно не вернется. Пойдемте к нам.

Но едва мы вышли за забор, как увидели, что к нам бегут сразу несколько человек. Они слышали выстрелы и теперь, разумеется, хотели понять, что же происходит. Не каждый же день стреляют под твоими окнами.

Первой выбежала женщина из соседнего дома, того самого, где жил Тараканов. Скорей всего она и была его женой, вернее, уже несколько часов вдовой.

Она бросилась к Людмиле Семеновне.

– Людочка, что случилось? С тобой ничего не произошло?

Она одновременно настороженно и подозрительно посмотрела на меня.

Вместо ответа Людмила Семеновна упала ей на грудь и громко зарыдала.

– Ничего особенного, Тамара, просто какой-то вор хотел забраться в мой дом, – сквозь плач все же расслышал я ее слова.

– Но у нас в поселке нет воров, – удивленно проговорила Тамара.

– Теперь есть. – Бухгалтерша заплакала еще пуще.

Тамара стала гладить подругу по волосам и плечам, я же рассматривал вдову Тараканова, насколько это позволяла сделать темнота. Она была довольно высокой и худой, скорее даже тощей, с некрасивым лицом. Я подумал о том, что второй раз ей выйти замуж будет не легче, чем взобраться на Эверест. К тому же длинный хвост из троих детей. Меня снова обжег кипяток ненависти к убийцам Тараканова. Только бы добраться до них.

Я не знал, что делать дальше. Женщины по-прежнему обнимали друг друга, и та, что потеряла мужа, но еще не знала об этом, утешала ту, что никого не потеряла и вообще осталась невредимой в ситуации, когда ей реально угрожала смерть.

Я знал, что именно я должен был бы принести эту ужасную весть вдове Таракановой, но в природе не было такой силы, которая бы разомкнула мои уста. Пусть эту тягостную миссию возьмет на себя кто-нибудь другой. Я осторожно дотронулся до плеча бухгалтерши.

– Людмила Семеновна, нам пора идти.

К моему облегчению она сразу же постигла весь кошмар ситуации и кивнула головой.

– Да, Евгений Викторович, пойдемте. Извини, Тамарочка, нам нужно срочно идти. У нас есть одно важное дело.

Тамара, ничего не понимая, изумленно смотрела на нас. Людмила Семеновна порывисто обняла ее и быстро зашагала по улице. Мне пришлось догонять ее бегом.

Мы молча добрались до моего дома. Едва я открыл дверь, как увидел Анастасию. У нее был вид человека, который только что пришел с улицы. Она удивленно посмотрела на мою спутницу.

– Что произошло, я слышала какие-то странные звуки.

– Этими звуками были выстрелы. Стреляли в Людмилу Семеновну. Мне кажется, вы только что пришли.

– Ну да, когда я услышала эти выстрелы, я выбежала из дома. Но только не могла определить, откуда они раздаются?

Я посмотрел на Анастасию. Она была одета в черную кофту и в черную юбку. На убийце была так же черная одежда, машинально отметил я. Хотя это совпадение само по себе ни о чем не говорит и ничего не доказывает, черный цвет, пожалуй, самый распространенный.

– Проходите Людмила Семеновна и располагайтесь вот там у камина, – пригласил я бухгалтершу. Затем я посмотрел на Анастасию. – Чтобы вы были бы в курсе дела, я должен вам кое что рассказать. Давайте все сядем.

Мы расселись рядом с горящим камином. Я коротко поведал Анастасии обо всем, что произошло в этот кошмарный день. Я внимательно наблюдал за ее реакцией, но на ее лице отражались поочередно лишь изумление и ужас. Единственное, о чем я ей не сказал, это о своих подозрениях в отношении главного инженера. Я и сам точно не знал, почему я решил утаить этот факт, может быть, потому, что мне казалось, что в нем еще надо до конца разобраться.

Все рассказанное мною Анастасию повергло в шок. Она схватилась за голову.

– Я ничего не понимаю, что же тут такое творится. Я никогда не доверяла Ращупкиной, но в такое мне трудно поверить. Неужели она, в самом деле, старается уничтожить компанию?

– Совсем не обязательно, что она хочет уничтожить компанию, вероятней всего она хочет уничтожить ее нынешних владельцев, а компанию взять себе. Или передать тем, кто стоит за ее спиной.

– А кто, по вашему, мнению эти люди?

Я пожал плечами.

– Да кто угодно, желающих хоть отбавляй. Но сейчас меня заботит другое, что делать с Людмилой Семеновной? Оставаться ей здесь слишком опасно. У меня есть подозрение, что на этом они не успокоятся и захотят закончить то, что не удалось сделать с первого раза.

– А если отвезти ее к моим родителям? – предположила Анастасия.

Я внимательно посмотрел на нее, но не заметил в ней никакого подвоха.

– Почему бы и нет? По крайней мере, другого места я не знаю. Только отправляться нужно прямо сейчас. Придется ехать на машине. Туда есть дорога?

– Плохая, но есть. Это двести километров.

– В таком случае выезжаем.

Я сознавал, что рискую, но я по-прежнему не понимал, кого мне следует бояться. Все настолько запуталось и переплелось между собой, что разобраться в этих хитросплетениях было крайне сложно. И все же внутренний голос мне упрямо твердил, что Анастасия не может быть моим врагом. Как бы она ко мне не относилась, но злоумышлять против меня ни при каких обстоятельствах не станет. Не возможно представить, чтобы такая красивая женщина оказалась бы злодеем, да еще таким хитрым и жестоким. Бог не настолько коварен, чтобы поместить в столь прекрасную оболочку убогую и злую душонку. Другое дело Ращупикина, у нее внешнее и внутреннее, если не совпадает, но кардинально не расходится. Но если с Людмилой Семеновной что-нибудь случится, виноват буду только я и никто другой. Но, если она останется тут, то я не сумею ее защитить, даже если не буду отходить от нее ни на шаг. Президентов убивают, а у них охрана будь здоров, а что я могу сделать один?

Мы уже собрались выходить, как внезапно в дверь позвонили. Анастасия бросилась ее открывать, но я силой схватил ее за руку и остановил. Получилось довольно грубо, и она резким движением вырвала ее из моей ладони.

– Что вы себе позволяете? – с вызовом спросила она.

– Ничего такого, за что можно меня упрекнуть. Вам известно, кто к нам рвется? А вдруг вы откроете дверь, и сразу же прозвучит выстрел. Или раздастся взрыв. Отойдите в сторонку.

Женщины выполнили мой приказ, причем, Анастасия повиновалась мне без всякого сопротивления. Я достал пистолет и направился к двери.

Подойдя к ней, я прислушался. Кто-то стоял и тяжело сопел с той стороны. По крайней мере, раз там находится человек, значит взрыв бомбы нам не грозит.

Я резко открыл дверь и направил пистолет в живот стоящему на пороге человеку. Он побледнел от страха, я же облегченно перевел дыхание.

– Проходите, Генрих Оскорович. Извините, что напугал. Но, вы, наверное, знаете, что сегодня в поселке стреляли. Будете чай, мы как раз хотели накрывать на стол.

– Нет, спасибо, я не за этим пришел, – сухо отказался Гессен, проходя в комнату, однако сделав несколько шагов, он остановился в нерешительности. – Происходят просто непостижимые вещи. Вы говорите, сегодня вечером стреляли. Я действительно что-то слышал. А в кого стреляли?

– Вот в Людмилу Семеновну.

Гессен изумленно уставился на бухгалтершу. Мне показалось, что его изумление было совершенно искренним. Или он просто замечательный актер?

– В вас стреляли? – переспросил он. – Но зачем?

– Обычно стреляют для того, чтобы избавиться от человека, – заметил я.

– Но зачем избавляться от Людмилы Семеновны?

– Наверное, она знала то, что некоторые люди не хотели, чтобы она знала. Или вы думаете иначе, Генрих Оскарович?

– Да нет, я не думаю. Я вообще, не знаю, что думать. Исчез мой сотрудник Тараканов. После обеда он ушел – и нигде его нет. Дома тоже не знают, где он находится. А мне он срочно нужен.

– Вы пришли меня спросить, где Тараканов?

– В том числе. Кто-то же должен знать, где он?

– Кто-то должен, – согласился я, – но почему вы считаете, что этим человеком обязан быть я?

– Но вы же пытались выяснить про убийство Александра Михайловича. Вот я и подумал, может, вы знаете и про то, где Сергей Иванович?

Он действительно ничего не знает или пытается запудрить мне мозги? Если это так, то надо признать, что действует он ловко. Я даже не в состоянии понять его намерений, так как со стороны все его действия выглядит как одна сплошная нелепица.

– Я не знаю, где Тараканов, – как можно более спокойным тоном постарался сказать я. – Вас кажется еще что-то беспокоит?

– Да, – кивнул головой Гессен. – Я сегодня узнал, что у нас на расчетном счете нет денег. И Марины Владимировны тоже нет, куда она запропастилась?

– Она улетела на вертолете в краевой центр, по ее словам, улаживать какой-то финансовый вопрос.

– Тогда понятно, – задумчиво произнес Гессен, однако весь его вид свидетельствовал об обратном, – И все же куда подевались деньги, ведь недавно их было вполне достаточно для текущих расчетов? А сейчас как раз надо срочно сделать несколько таких платежей.

– Это в самом деле странно, меня тоже интересует вопрос: куда делись деньги? Вот Людмила Семеновна рассказала, что по приказу Ращупкиной были переведены крупные суммы каким-то фирмам. Это так? – обратился я к бухгалтерше.

– Так, – чуть поколебавшись, подтвердила она.

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Гессен. – Какие фирмы? Насколько я знаю, в ближайшее время никаким фирмам мы не должны были перечислять деньги. Мы же так можем прогореть! – вдруг возмущенно воскликнул он.

– Вам еще что, а каково мне, я же полностью лишусь своего наследства. Получу акции по цене туалетной бумаги.

– Мне кажется, что необходимо создать комиссию по расследованию всего того, что происходит в компании после смерти Александра Михайловича, – вдруг впервые за разговор подала голос Анастасия.

Гессен бросил на нее чуть ли не испуганный взгляд, но ничего не ответил. Он вдруг как-то сник; если сюда он пришел с прямой спиной, то теперь походил на сгорбленного старика.

– Мне следует подумать обо всем, – вдруг сказал он и последовательно одарил каждого из нас своим взглядом. Что-то затравленное почудилось мне в его глазах. Я даже ощутил нечто вроде жалости к нему.

– Конечно, подумайте Генрих Оскарович, только недолго. Не мне вам говорить, как в такой ситуации дорого время. Надо принимать срочные меры. А на счет идеи Анастасии Мефодьевны, мне кажется, она весьма здравая. В компании происходят какие-то нездоровые процессы. Пока они окончательно не погубили ее, надо во всем разобраться.

– Вы правы, Евгений Викторович, – без всякого энтузиазма согласился Гессен. – Но сейчас я пойду. Кажется, я напрасно пришел сюда.

– А по-моему наш разговор был небесполезен для нас обоих. Нельзя сказать, что мне все ясно, но все же теперь я немножко лучше понимаю ситуацию. Только не уезжайте никуда, как Марина Владимировна, вы скоро понадобитесь.

Гессен пристально посмотрел на меня, но промолчал и направился к выходу. Мы проводили его взглядами. Он вышел и аккуратно закрыл дверь за собой, как человек, попавший в не тот дом по ошибке. Будь я в другой ситуации, я бы поломал голову над загадками его поведения. Но я чувствовал себя, словно грешник поджариваемый на сковородке в аду, меня ни на минуты не оставляло ощущение, что в любой момент стоит ждать неприятностей.

– Пойдемте быстрей, – поторопил я женщин, которые продолжали пребывать в нерешительности. И первый двинулся к выходу.

Ночь была совершенно темная, на небе не сияло ни одной, даже крошечной звездочки. Плохо утрамбованная дорога все время петляла, а так как я гнал машину едва ли не на предельной скорости, то постоянно рисковал вылететь с трассы. Но я не мог ехать медленней, так как столь быстро мчаться принуждал меня страх. За каждым кустом, за каждым деревом мне чудился притаившийся враг, который в любой момент может выскочить на дорогу и бросить гранату или ошпарить автоматной очередью. Никто не разговаривал. Иногда я лишь поглядывал на сидящую рядом Анастасию. В темноте было трудно разглядеть выражение ее лица, я лишь видел, что она, не отрываясь, смотрит вперед. Мне хотелось проникнуть в ее мысли, но они всегда оставались для меня недоступной зоной. Это говорило о том, что я по-настоящему так и не узнал, что она за человек, нечто важное в ее натуре постоянно ускользало от меня. Иногда мне казалось, что я приближаюсь к пониманию ее загадки, но затем всякий раз убеждался, что это не более чем моя очередная иллюзия.

Так как я все время напрягал глаза, то в какой-то момент вдруг почувствовал, что почти ничего не вижу. Я затормозил. Анастасия повернула ко мне голову.

– Что случилось, что-нибудь с мотором?

– С мотором слава богу все в порядке, не в порядке с моими глазами. Я их перенапряг и сейчас плохо вижу. Нужно подождать, пока не восстановится зрение.

– Но нам опасно останавливаться на дороге.

– Опасно, – подтвердил я.

– Тогда давайте поведу машину я.

– А справитесь?

– Я водила бульдозер и трактор.

Мы поменялись местами и снова машина начала отсчитывать километры пути. Я смотрел на темнеющий по обеим сторонам дороги лес, и думал о том, что то сражение, которое я веду сейчас, в чем-то по сложнее и по страшнее, чем те битвы, в которых участвовал на войне. Там были хоть какие-то правила, по которым развивались действия, а здесь они отсутствуют вообще. Там я знал, на кого мог опереться, кому мог довериться, а у кого попросить подмоги, а тут я совершенно один в окружении людей, чьи замыслы я в лучшем случае могу лишь иногда угадывать. Сам себе я напоминаю попавшую в паучью сеть муху, которая отчаянно пытается выбраться из паутины.

Где-то в середине ночи вдали на горке показались редкие огоньки села. Я облегченно вздохнул, мои враги, по крайней мере, временно потеряли меня из вида. А это значит, что можно немного передохнуть.

Я взглянул на Анастасию и заметил, что она сильно утомлена.

– Давайте я вас сменю, мое зрение воскресло.

Анастасию не споря, покорно уступила мне кресло водителя.

Через пятнадцать минут мы въехали на спящие улицы. Наше появление приветствовал лишь собачий лай. Анастасия указывала мне путь. Когда я заглушил мотор, то почувствовал сильное облегчение. Мне снова повезло.

Нас, разумеется, не ждали, а потому прошло не меньше десяти минут прежде чем Анастасия вместе со своим отцом показалась из дома.

– Здравствуйте, – поздоровался священники. – Вы правильно сделали, что приехали сюда. Проходите в дом.

Начались обычные хлопоты, связанные с нашествием внезапных гостей. Пока готовился не то поздний ужин, не то ранний завтрак мы по очереди принимали водные процедуры. Все чувствовали большую усталость, а потому ели почти в полном молчании.

Но когда ужин закончился, мне почему-то совсем расхотелось спать. Вместо того, чтобы лечь на постеленную мне кровать, я вышел на улицу и сел прямо на крыльцо. Воздух был свежий, прохладный, но не холодный, а потому дышалось легко. Казалось, что втягиваешь в себя не кислород, а какой-то необычный целебный бальзам, возвращающий силы и бодрость.

Но к своему удивлению я не долго оставался один. Заскрипела дверь, раздались шаги. Я поднял голову и увидел стоящую Анастасию.

Я вскочил.

– Вы не спите? Я думал, что после такой тяжелой дороге, вы заснете как убитый.

– Я тоже так думала. Я хотела пожелать вам спокойной ночи, но увидела, что ваша кровать пуста. И решила составить вам кампанию. Если вы, конечно, не против.

– Наоборот, это очень неожиданный сюрприз, а от того вдвойне приятный.

– Давайте сядем, – предложила она.

Мы сели и несколько минут молчали. Не знаю, какие чувства испытывала в эти мгновения Анастасия, а мое сердце стучала просто как молот по наковальне.

– Знаете, о чем я думала, когда мы ехали в машине? – вдруг спросила Анастасия.

– Если быть честным, то не имею понятия.

– О вас.

– Обо мне? Мне даже немного странно от вас это слышать.

– Да, я понимаю. И все-таки так оно и было.

– А можно пойти дальше и узнать, о чем вы думали?

– Я думала о том, что не совсем или совсем не понимаю вас.

– А мне казалось, что все мои действия видны как на ладони.

Анастасия, которая до сего момента смотрела куда-то в даль, повернула голову в мою сторону. Наши губы оказались так близко друг от друга, что для того, чтобы коснуться их, мне было достаточно лишь слегка наклониться. Разумеется, ничего подобного я не сделал.

– В таком случае у меня что-то со зрением.

– Вы его перенапрягли.

– Возможно.

Мы тихонечко засмеялись.

– Скажите, – уже серьезно проговорила она, – зачем вы все это делаете?

– А можно узнать, что это?

– Вы более чем активно вмешиваетесь в дела, о которых совсем недавно ничего не знали, рискуете собой, даже спасаете от расправы других. Когда я вас увидела в первый раз, то подумала: вот типичный мелкий эгоист, который стремится лишь к одному: получить то, что ему по закону причитается, и навсегда отбыть в неизвестном направлении. А что останется после него, ему абсолютно все равно.

– Между прочим, так оно и было, – честно признался я.

– Я знаю, но ведь сейчас уже не так. Что же изменилось? Мой папа мне всегда говорит: больше всего меня удивляет в людях то, как сильно они способны меняться, какой огромный у человека диапазон для перемены в его помыслах и действиях. Признаюсь, я до сих пор не очень этому верила, мой отец – идеалист, хотя он и никогда не соглашается с таким определением. Он, наоборот, считает себя реалистом, просто, как он говорит, он видит реальность глубже, чем другие. Но, как ни странно, вы как раз доказываете его правоту.

– Не так-то легко мне вам ответить, хотя бы потому, что не все сам понимаешь. Когда я стал влезать в ваши дела, знакомиться с людьми и прежде всего, как ни странно это звучит, с моим дядей, о котором я до сей поры ничего не ведал, что-то стало меняться во мне. Я вдруг обнаружил, что у жизни есть какое-то иное измерение, о котором я раньше не то, что не догадывался, скорее не придавал ему никакого значения. И в этому в немалой степени способствовали вы.

Это было самое большое, на что я был способен признаться в ту темную ночь. Анастасия сидела молча, мне даже показалось, что она не поняла скрытого смысла моих слов. Но я ошибался.

– Удивительно, но со мной произошло почти тоже самое. что и с вами. Когда я познакомилась с Сашей, то тоже поняла, что в жизни есть, как вы сказали, другое измерение. Может, мне было чуть полегче, у меня все же необычный отец. Они в чем-то с ним похожи. Но отец больше мыслит и разговаривает, а Саша делам доказывал, что можно быть таким не только на словах, но и на самом деле. Это был редкий случай, когда человек всегда делал именно то, что говорил. Сперва я даже не верила, считала, что он пытается, таким образом, меня завоевать. Но затем убедилась, что все так и есть, что это его естественное состояние. И это стало для меня самым большим потрясением в жизни, которое полностью перевернуло ее. Я стало другой женщиной. А что касается моей роли в вашем преображении, то вы очень сильно ее преувеличиваете. Поверьте, она равна нулю. Или почти нулю.

Эта была отповедь, ясная и четкая, как статьи воинского устава, гасящая, словно светильник, всяческую надежду. Я собрал все имеющиеся на тот момент у меня силы, дабы достойно выдержать этот удар.

– Пойдемте спать, – предложила Анастасия. – Завтра в дорогу.

Она встала и вошла в дом. Я молча последовал за ней.

Глава 25

Я хотел выехать рано утром, но задержался. Во-первых, впервые за несколько дней я хорошо выспался. Я даже удивился тому, как замечательно спалось мне в этом доме. Я встал таким бодрым, словно выпил какой-то волшебный эликсир. Затем мне очень не хотелось расставаться с Анастасией. Правда она намеревалась ехать со мной, но я настоял на том, чтобы она задержалась у родителей. Я считал, что так будет для всех безопасней: и для меня, и для нее, и для Людмилы Семеновны. Кстати, я неожиданно обнаружил, что последняя буквально не сводит с меня своих глаз, а в них просто, как изображение на экране, было видно, как разгорается все сильнее чувства ко мне. Судя по всему, в представление бухгалтерши я олицетворял героический образ ее спасителя. Я тоже иногда поглядывал на нее и при этом находил ее все симпатичней. Она очень тщательно и со вкусом разрисовала лицо косметикой и перестала походить на синий чулок. Если бы мое сердце не было бы столь безраздельно оккупировано другой, я бы не пропустил возможность завязать небольшую, но приятную интрижку. Но с некоторых пор все женщины, кроме одной, меня перестали волновать.

После сытного завтрака я вышел за калитку, где стояла машина. Меня провожали Анастасия с отцом. Людмила Семеновна тактично осталась в доме.

– Будьте осторожны, – напутствовала меня Анастасия. Она протянула мне руку, я пожал ее, хотя мне до жути хотелось попрощаться несколько иным способом.

– Благослови вас Бог, – перекрестил меня отец Мефодий. – Я чувствую, что вам его помощь в ближайшее время может понадобиться. Помните, что Бог помогает лишь праведным.

– Тогда мне на его помощь не приходится рассчитывать, – усмехнулся я.

– Вы не правы, праведник – это не тот, кто не грешит, праведник тот, побеждает собственную греховную природу. Это гораздо труднее, нежели чем просто не совершать грехов. Иногда в этом и заключается главный грех.

Я не совсем уразумел утонченную софистику отца Мефодия, но на всякий случай возразил:

– И до этого мне еще далековато.

– Может быть, но вы вступили на истинный путь. А один раскаявшийся грешник для Бога дороже чем два праведника.

Я ничего не ответил и сел в машину. Праведник я или не праведник – это сложный вопрос, ответ на который я скорей всего получу очень не скоро, а вот то, что мне предстоит опасный путь – это почти точно.

Я тронулся с места и в последний раз взглянул на своих провожатых. Анастасия помахала мне рукой. Я ответил ей тем же.

Я уже немного освоился с этой сложной трассой и без особого труда вел автомобиль. День был теплый и безветренный, и вокруг все дышало спокойствием, оно буквально струилось от неподвижно стоящих деревьев, с безоблачного голубого неба, лишь усиливалось громким и разноголосым вокалом птиц.

Я уже проехал половину пути, а еще никого и не встретил. Я так расслабился, что даже не сразу услышал быстро нарастающий гул, Когда я среагировал на него, было уже поздно, вертолет почти летел надо мной.

Я так резко затормозил, что больно ударился грудью о руль. Зато этот маневр меня и спас, автоматная очередь вонзилась в дорогу впереди машины в каких-нибудь десяти метрах.

Вертолет ушел к лесу, но совсем недалеко и стал разворачиваться для новой атаки.

Я не стал ждать, когда машина вновь повиснет надо мной, а выскочил из кабины и бросился к спасительному лесу. Длинная очередь прошила насквозь «Волгу», которая почти сразу же загорелась. Следующая вереница пуль понеслась в мою сторону.

Я прыгнул в кусты и стал быстро отползать в сторону от дороги. Стрелок на вертолете потерял меня из вида и лупил наугад. Пули свистели вокруг меня, мне же оставалось только лежать неподвижно и надеяться на предсказание отца Анастасии, что Бог не оставит меня без своей защитной длани.

Вертолет окончательно потерял меня из виду и теперь кружился над лесом, по-видимому, сидящие в нем люди не теряли надежды, что я каким-то образом себя обнаружу. Но я не собирался предоставлять им такую возможность. Я размышлял о том, как выбираться из этой западни? Машина уже превратилась в самый настоящий костер и в любой момент могла взорваться. А до поселка по моим прикидкам оставалось никак не меньше ста километров. На шоссе в надежде встретить попутку выходить я не могу, меня тут же пристрелят. Значит придется пробираться лесом. Но этот путь займет у меня не один день, если вообще я когда-нибудь доберусь до его конца.

Вертолет, покружив над лесом, немного переместился в сторону. Я решил, что нет смысла терять время даром, и следует сполна воспользоваться представленной возможностью. Я осторожно встал и, стараясь двигаться как можно скрытней, пошел по лесополосе вдоль дороги. Я полагал, что главная опасность на этот момент отдалилась от меня, но буквально шагов через сто убедился, что сильно заблуждаюсь.

Я резко остановился, как будто налетел на невидимую преграду; до меня донеслись звуки человеческих голосов. Соблюдая крайнюю осторожность, я сделал несколько шагов вперед. Затем притаился за деревом, ожидая дальнейшего развития событий. И они не заставили себя долго ждать. Буквально через несколько мгновений появился мужчина, В руках он держал переговорное устройство.

Внезапно он поднес ее ко рту.

– Первый, первый, я второй, отзовитесь. Пока его не вижу. Труп тоже не обнаружил. Вы видите что-нибудь с высоты?

Я понял, что он переговаривается с теми, кто находятся в вертолете. Что же делать с этим парнем? Застрелить его не представляло никакого труда, не помню, когда я последний раз мазал с десяти метров. Но я опасался того, что он тут не один, и на звук выстрела сбежится вся свора.

Ладно, мысленно сказал я сам себе, поступим иначе. Я затаился за деревом в ожидании, когда он еще больше приблизится ко мне. Словно выполняя мое пожелание, он сделал в нужном мне направление несколько шагов и повернулся ко мне спиной.

Все остальное было, как говорится, делом техники. Я быстро вышел из своего укрытия и обрушил на макушку парня удар рукояткой пистолета. Но меня подвела самонадеянность, удар оказался чуть-чуть неточным, и он, прежде чем повалиться на травяной настил, успел вскрикнуть.

– Эй, Слюнявый, где ты, что там у тебя? – совсем рядом со мной раздался громкий голос. И еще через пару мгновений показался человек. Увидев меня, он закричал что есть мочи: «Он здесь, сюда, ко мне!».

Он должен был стрелять, а не кричать, поэтому выстрелил я, а он проделал то, что должен был проделать я – схватился за грудь и упал. И почти сразу же я услышал, как кто-то бежит в моем направлении.

Я бросился в сторону, пытаясь найти хоть какое-то укрытие. В метрах десяти был небольшой завал. И едва я. обдирая кожу, спрятался за ним, как из-за деревьев показались сразу двое. Оба были вооружены автоматами. В одном из них я узнал Сержанта.

Он сразу же наткнулся на убитого. Я услышал его громкое ругательство. Затем он увидел второго, правда, только оглушенного. И ругнулся еще громче.

– Эта сука где-то совсем рядом, ищи его, только будь осторожней, – крикнул он своему напарнику.

Тот сразу же, словно собака по запаху, направился в мою сторону. Еще несколько шагов и он меня обнаружит. Я быстро прицелился и выстрелил. И тут же бросился на землю. И не напрасно, так как Сержант дал по мне длинную очередь.

Все повторялось почти полностью, как и в первый раз. У него было большое преимущество в вооружение, автомат против моего пистолета. Но он помнил, чем кончались наши предыдущие боестолкновения и им владел страх, что делало его не столько осторожным, сколько трусливым. И это давало мне какой-то шанс.

Сержант не спешил меня преследовать, вместо этого он укрылся за деревом и внимательно наблюдал за тем, что происходит. Меня он не видел, но он знал, где я нахожусь, и периодически постреливал в этом направлении.

Я же, стараясь не шуметь, потихоньку отползал от завала. Пули, словно шмели, то и дело со свистом проносились над моей головой, но ни одна пока не впилась в мое тела. Мое неслыханное везение продолжалось.

Однако Сержанту надоело пассивное пребывание в укрытие, он осторожно двинулся вперед, держа автомат впереди себя и готовый при малейшей опасности открыть шквальный огонь. Я хорошо его видел, но боялся пошевелиться. Но и ждать, пока он меня заметит и пристрелит, тоже было неразумно. Поэтому я, словно змея, продолжал ползти.

Я отполз довольно далеко от места своего старта, прежде чем остановился. Осторожно приподнял голову, чтобы осмотреться. И не увидел своего врага, он словно бы испарился. Это крайне меня встревожило, так как по своему прежнему опыту я знал, что самый опасный противник тот, кого ты не видишь.

Я крутил головой по сторонам, но все не мог его обнаружить. Хотя он был где-то рядом. Чтобы заставить его выдать себя, я решил использовать давний, но многократно проверенный трюк: взял ветку и что есть силы бросил ее в подальше. Но никто не открыл огонь по тому месту, где она приземлилась.

Кажется, этот парень решил меня перехитрить, подумал я. Что ж, посмотрим, кому повезет на этот раз. Теперь я стал изучать открывающуюся моему взору местность, я хотел определить, где может скрываться Сержант?

Разглядывать окрестности было неудобно, так как я боялся слишком высоко приподнимать голову, не говоря уж о том, чтобы приподняться даже на колени. Я ощущал себя в большей безопасности, когда был распростерт на земле.

Мне показалось, что в одном месте находится какой-то обрыв или овраг. Лежа, я не мог, как следует разглядеть, что расположено в той стороне на самом деле. Но деревья, которые там росли, мне казались, были ниже ростом, чем те, что стояли невдалеке, а толщина их стволов была одинаковой. Значит, они тянулись к верху из низины.

Чем дольше я смотрел туда, чем больше убеждался верности моей догадке. Я уже почти не сомневался, что Сержант залег именно там, другого места для засады просто не было. И теперь он ждет, когда я встану и побегу. А он в этот момент выскочит из своего укрытия и срежет меня очередью. Неплохо придумано, мысленно похвалил я его, не зря же его кличка Сержант, чувствуется военная выучка. Не будь я не менее опытным воякой, то вполне бы попался на этот нехитрую, но от того не менее опасную уловку.

Однако Сержант не учел одного маленького нюанса. Сидя в своем овраге, ему не так-то было просто наблюдать за всем периметром боевых действий. Скорей всего он вынужден полагаться на слух и периодически выглядывать наружу, чтобы убедиться, что я не удираю от него.

Теперь я не спускал с этого места глаз; если мои предположения верны, рано или поздно он обязательно покажет свою макушку. Даже если у него самый тонкий слух, полностью полагаться на него он не рискнет. Тем более прошло уже никак не меньше минут десяти, а он так ничего не слышит, так как я веду себя очень тихо.

Ну, давай же, проверяй, где я, ты должен это сделать, гипнотизировал я его. Но пока безрезультатно.

И все же мое терпение было более чем щедро вознаграждено. Я увидел не только его макушку, но и глаза. Сержант внимательно смотрел вокруг себя, пытаясь обнаружить мое местопребывание. Но меня укрывал густой кустарник. Конечно, если бы он знал, где я лежу, то заметил бы меня, сейчас же его взгляд лишь скользнул по этому месту и ушел в сторону.

Зато теперь я знал, где он затаился. И это давало мне существенное преимущество. Оставалось лишь им эффективно воспользоваться.

Сержант вновь ушел на дно в прямом и переносном смысле, и я мог ненадолго перевести дух. И прикинуть, что же делать дальше?

Я осмелел настолько, что на несколько мгновений приподнялся на коленях. Но и этих мгновений мне хватило, чтобы в моем мозгу возник план действий.

Недалеко от того места, где залег Сержант, росло большое дерево. Его ветви висели прямо над оврагом. Если добраться до него, взобраться на ствол, проползти по той ветке, что простерлась над балкой, то с него можно будет вести огонь по врагу или спрыгнуть в овраг. Вряд ли он ожидает нападение оттуда.

Проблема в том, как забраться на дерево так, чтобы он ничего бы не обнаружил? Как на зло нет ветра, его свист заглушил бы издаваемые мною звуки. А вряд ли я сумею все проделать бесшумно.

На помощь мне пришел тот, кто хотел меня убить. Я имею в виду вертолет, он снова появился над лесом. Машина летела низко над деревьями, громкий вой мотора заглушал все остальные звуки мира. Нельзя было терять ни мгновения, иначе эта железная хищная птица опять исчезнет. Правда появлялась новая опасность, что мои маневры могут заметить с высоты и навести по рации на меня Сержанта. Но выхода у меня не было, надо было выбирать, что представляет большую опасность.

Я быстро пополз к вожделенному дереву. Я даже не смотрел по сторонам, если Сержант меня обнаружит, меня уже не спасет даже божье провидение. Я рассчитывал на то, что мой смертельный враг сейчас поглощен переговорами с теми, кто находится в вертолете. Не исключено, что там сидит некто, кто направляет его действия.

Я добрался до дерева и теперь стал карабкаться по его шершавому стволу. Затем осторожно переместился на ветку и пополз по ней. Я увидел Сержанта там, где, по моим прикидкам. он и должен был находиться. Он лежал на животе и переговаривался по рации.

Мне никак не удавалась достать пистолет из-за пояса, иначе я просто бы свалился, так как приходилось держаться за ветку обеими руками. В этой ситуации у меня оставался лишь один, не самый лучший выход: спрыгнуть в овраг. Мое преимущество заключалось во внезапности, однако вряд ли оно продлится больше двух-трех секунд. Успею ли я за такой короткий промежуток достать оружие и выстрелить? Полной уверенности в успехе у меня не было.

Я отыскал глазами удобный пятачок для приземления. Как странно, но кому-то из нас осталось жить всего каких-то несколько мгновений. И ни мне, ни ему еще неизвестно, кого судьба на этот раз решила оставить в живых?

Я упал не совсем удачно, не удержавшись на ногах. Целую секунду я потерял на то, чтобы обрести равновесие. Реакция же у Сержанта была отменная, он тут же вскочил, автомат грозно нацелился на меня. И все же я выстрелил первым, это заставило моего врага вздрогнуть, и очередь уклонилась чуть в сторону. И все же одна пуля ударила меня в руку, я ощутил острую боль и выронил пистолет.

Мой же выстрел пришелся ему в живот. Пока я приходил в себя после ранения, он лежал на земле и громко стонал. Хотя рука у меня болела и сильно кровоточила, я поднял пистолет и направился к нему.

Сержант лежал на спине, зажав рану рукой. Но это не останавливало обильного кровотечения; красный ручеек сочился сквозь его пальцы. Я много раз видел в своей жизни подобные ранения и знал, что с такой пробоиной человек не жилец.

Я присел рядом с ним. Я не испытывал к нему жалости, я ничего не сделал плохого этому человеку, а он все время пытался меня убить. За что?

– Ты сейчас умрешь, – безжалостно сказал я.

На секунду он даже перестал стонать и посмотрел на меня.

– Зачем ты меня хотел убить, кто тебе приказал это сделать? Говори, тебе уже нет смысла ничего скрывать.

– Обозинцев, – с трудом произнес он. – Он тебя все равно убьет.

Жаль, что я не увижу.

Внезапно ко мне пришла одна догадка.

– Это он в вертолете?

Сил у Сержанта уже не было, он лишь кивнул головой.

Я поднял лежащую рядом рацию.

– Обозинцев – это я, Рунов, Ты меня слышишь?

– Слышу.

– Сержант сейчас умрет. Я его убил.

– Мразь! Ты заплатишь мне за это, живым тебе не выбраться из этой переделки. Я тебе обещаю, что ты пожалеешь, что однажды явился на свет.

– Не ты первый говоришь мне об этом. Но, как видишь, пока я не слишком жалею.

– Запомни, я не прощаю тех, кто встал на моем пути. Я предупреждал тебя, просил по-хорошему, не делай то, чего не нужно. Но ты плюнул на все мои слова. А ведь совсем скоро смог бы стать богатым человеком.

Я засмеялся.

– Ты считаешь меня полным идиотом, думаешь, что я поверил, что ты и впрямь хотел заплатить мне эти миллионы. Ты с самого начала хотел лишь одного: меня убить. Еще в Москве. Ведь это же ты подослал ко мне тех ребят?

– Ты мне надоел. Помни каждую минуту из тех, что тебе осталось: совсем скоро за тобой придет смерть.

По изменившемуся шуму вертолета я понял, что он начал набирать высоту.

– Эй, Обозинцев, подожди! – крикнул я в рацию, но на этот раз ответа из нее не последовало. Наш диалог на этом временно прервался.

Я снова перевел взгляд на Сержанта; он был еще жив. Но уже текли последние минуты его жизни. Об этом убедительней любых медицинских заключений свидетельствовала мертвенная бледность, растекшая по его лицу.

– Затем ты, дурак, связался с этой мразью? – спросил я. – Ты же, как и я, солдат. Ты должен находиться на моей стороне.

Сил отвечать у Сержанта уже не было, но по его глазам я понял, что он меня слышит. Внезапно губы его шевельнулись. но я ничего не расслышал, так тихо он говорил. Я наклонился к его рту.

– Добей, очень больно. Зачем мучить?

Я посмотрел на него, он был абсолютно прав. Даже такому подонку не стоит без необходимости доставлять лишние страдания. Я выстрелил ему в голову.

Мне нужен был небольшой отдых. Сил идти дальше у меня не было. Я отошел от тела на несколько десятков метров и сел рядом с деревом, прислонившись спиной, как к спинке кресла, к стволу. Передо мной стояла нелегкая задача: выбраться из этого гиблого места. А выбираться нужно как можно скорей, совсем не исключено, что Обозинцев полетел за подкреплением. И если сюда высадится новый десант, мне не сдобровать.

Я решил идти вдоль дороги, но лесом, без необходимости не выходя на трассу. Впрочем, пока на ней не было никого, словно бы я остался единственным человеком на земле. Даже непонятно, куда подевались все остальные люди?

Только что завершившееся лесное сражение отняло у меня слишком много сил, и я шел очень медленно. Если я и дальше буду двигаться таким темпом, то приду в поселок не раньше чем через неделю. Но такой срок без всяких припасов, даже без зажигалки, которая осталась в машине, мне не выжить.

Каждый шаг уносил остатки сил, несколько раз я падал, некоторое время совершенно отрешенно лежал на земле. В эти минуты мне было абсолютно все равно, что со мной произойдет. Даже лучше если что-нибудь случится, тогда разом прекратятся все мои страдания, как нынешние, так и будущие. А то, что они неизбежны, я не сомневался, Обозинцев не успокоится, пока не сотрет меня в порошок. Только теперь я начал постигать масштабы вреда, который я принес этому человеку и степень той ненависти, которую он ко мне питает.

Уже вечерело, а я продолжал, спотыкаясь, словно пьяный, идти. Впрочем, я был действительно пьяный, только не от вина, а от усталости. Но разница в состояние была минимальной.

И по мере того, как пространство вокруг меня окутывало темное покрывало ночи, кроме страха перед людьми, во мне пробуждался страх перед животными. Анастасия как-то говорила, что здесь водятся медведи, рыси. А если эти хищники нападут на меня. Оказаться загрызенным косолапым, ничуть не лучше, чем быть убитым боевиками Обозинцева.

Внезапно я услышал сперва шум мотора, а затем увидел свет приближающихся фар. Достав пистолет, я бросился на дорогу. Если это мои враги, то пусть уж убивают, все равно мне тут не уцелеть.

Я встал по середине дороги и поднял руку. Автомобиль затормозил. Я бросился к нему и увидел, что в салоне сидит средних лет мужчина. Больше в машине никого не было.

Но полной уверенности в том, что это не мой враг, у меня не было. Поэтому я решил не искушать судьбу.

Я наставил на него пистолет.

– Выходи! – приказал я.

– У меня нет денег! – дребезжащим голосом проговорил он.

– Выходи! – еще решительней произнес я.

Он повиновался.

– Руки вверх!

И на этот раз он послушно поднял руки.

Я быстро ощупал его, но оружие не нашел.

– Куда едешь?

– В краевой центр.

– Поедешь в Руново. Ты понял?

– Да, понял, в Руново, – покорно согласился он.

– Чего тогда стоишь, поехали.

Я дождался, когда он займет свое место водителя, сам же сел на заднее сиденье. На всякий случай приставил пистолет к его шее.

– Хочешь остаться невредимым, не хулигань. Стрелять буду без предупреждения и промаха. Понял?

– Да, да я все понял.

Наш путь занял два часа и прошел без приключений. Водитель довез меня прямо до дома. Правда, последние километры дались мне с трудом. Хотя рана была несерьезной, я все же потерял довольно много крови и чувствовал слабость и головокружение. Мне даже было трудно держать моего невольного водителя на прицеле, я полулежал на сиденье, закрыв глаза и лишь иногда их приоткрывал, дабы убедиться, что все в порядке и мы едем туда, куда мне надо.

– Спасибо, – сказал я, когда автомобиль затормозил возле моего дома. Собравшись с последними силами, я вышел из машины. Я чувствовал раскаяние за то, что перепугал этого человека, заставил его свернуть с нужного ему пути. – Извини, друг, – произнес я, – но другого выхода у меня не было. Хочешь, я тебя накормлю.

Но он явно предпочитал побыстрее убраться отсюда как можно дальше.

– Мне надо ехать, я опаздываю, – сказал он, весьма неприязненно поглядывая на меня.

Я кивнул головой и, повернувшись к нему спиной, зашагал к дому. Я услышал, как машина отъехала, но я даже не повернулся. Я открыл дверь, сделал два шага и упал на ковер.

Глава 26

Очнулся я в кровати. Было уже утро, задернутые шторы протыкали многочисленные солнечные лучи, некоторые из них приятно покалывали мое лицо. И хотя я уже проснулся, но сознание еще не полностью вернулось ко мне, так как я никак не мог определить, где я нахожусь и что со мной?

Заскрипела дверь, послышались чьи-то шаги, и я увидел склоненное над собой лицо.

– Это вы? Но вас же здесь не должно было быть. – Я произнес эти слова прежде чем понял их значение. И сразу же весь ход событий восстановился в моей памяти. Я постарался сесть на кровати, но это оказалось не таким уж простым делом, тело плохо повиновалась мне.

– Я вернулась, – сказала Анастасия, – мне было очень тревожно. Я увидела на дороге сожженную «Волгу». И подумала, что вы погибли.

– Скажите честно, вы в тот момент хотя бы чуть-чуть огорчились?

Анастасия несколько мгновений хранила молчание, затем вдруг улыбнулась.

– Огорчилась. Я даже заплакала.

– Вы плакали из-за меня? – не веря своему счастью спросил я.

– Не знаю, но мне стало тяжело. Со смерти Саши мне не было еще так тяжело.

– Это хорошо, – проговорил я.

На лице Анастасии отразилось удивление.

– Хорошо то, что мне было тяжело?

– Да, – подтвердил я, – мне хорошо, что вам стало плохо из-за меня.

По сразу же изменившимся ее глазам я понял, что она поняла, что я имею в виду.

– Вы говорите глупости, – пробормотала она.

– А что вы делали после того, как обнаружили сгоревшую машину?

– Я попыталась обследовать местность, но из-за темноты это было абсолютно бессмысленным занятием. Я поехала дальше. А когда открыла дверь, то увидела распростертого вас на полу.

– Я был без сознания?

– Да, без сознания. Мне пришлось тащить вас наверх. Скажу я вам, это было крайне трудное занятие. Я не подозревала, что вы такой тяжелый.

– Бедная, я вам сочувствую.

– У вас кровоточила рука, я промыла вашу рану и перевязала.

– Вы все сделали абсолютно верно.

– В свое время я окончила курсы медсестер, так что для меня все это было не в новинку.

– Все равно вы молодец, – похвалил я ее. Мне доставляло удовольствие это делать. Не исключено, что она догадалась об этом, так как не стала возражать против такой своей оценки.

– Лежите спокойно, я принесу вам сюда завтрак. И вы мне расскажите, что же произошло.

Она вышла, а я улыбнулся. Это было не первое мое ранение в жизни, но впервые после ранения я был счастлив.

Глава 27

Я провалялся в постели целый день. Анастасия заботилась обо мне, как сиделка. Признаюсь, что я немного играл, уже к полудню я почувствовал себя вполне сносно, чтобы встать с постели и заняться неотложными делами. Я понимал, что пребываю в сладком ничегонеделании, тем самым подвергаю себя большому риску. Этот Обозинцев и иже с ним вряд ли ждут, когда я окончательно выздоравлю, они не станут сидеть сложа руки и скорей всего снова замышляют какую-нибудь очередную пакость.

Но встать с постели было выше моих сил, уж слишком мне доставляло огромную радость зрелище заботящейся обо мне Анастасии. Нельзя уж сказать, что она была особенно ласковой и нежной, я бы даже сказал, что после первых минут моего возвращение к жизни, когда она показала свое беспокойство за мое здоровье, она стала вести себя даже чересчур сдержанно, словно боясь выплеснуть наружу даже капельку своих подлинных переживаний. И все же такое ее поведение отношение меня не обманывало, я уже знал, что она относится ко мне лучше, чем даже быть может сама того желает. И то ощущение, что посетило меня впервые на крыльце дома ее отца, что в наших отношениях произошел перелом, сейчас лишь окрепло.

Впрочем, я не подавал вида, что разгадал ее игру, наоборот, сам активно в ней участвовал. Моим поведением руководил не расчет, а инстинкт, который подсказывал, что слишком быстрое сближение, неосторожное слово или жест с моей стороны может вызвать обратную реакцию, снова отдалить ее от меня. Чтобы взять тяжелый вес, штангист поднимает штангу не одним решительным движением, вложив в него всю свою мощь, а несколькими, постепенно поднимая ее все выше и выше. Точно такую же тактику должен взять на вооружение и я.

Вечером я решил: дабы не переиграть, пора прекращать изображать из себя мнимого больного и возвратится к полноценной жизни. Поэтому я встал и вышел из комнаты.

Я застал Анастасию, сидящую у камина в задумчивой позе. Причем, она ушла в себя на такую глубину, что не сразу заметила мое появление. Когда это все же случилось, то ее изумлению не было предела.

– Вы встали? Что-нибудь произошло? Вам стало хуже?

– Мне стало лучше, благодаря вашим заботам и вниманию я уже на ногах. Готов продолжать.

– Продолжать, но что?

– Битву за компанию. как выяснилось, желающих захватить ее оказалось даже больше, чем я предполагал еще совсем недавно.

– Кто же, по-вашему они?

– Прежде всего некоронованный король здешних мест Обозинцев, затем наш замечательный финансовый директор Ращупкина. Затем ваш обожатель Струганов…

– Я не верю в то, что Валерий вынашивает такие планы, – решительно прервала она меня.

– У меня есть доказательства.

– Какие?

Я заколебался.

– Я вам непременно сообщу о них, только позже. У меня действительно есть доказательства, но кое что надо бы еще проверить.

– А что вы тогда скажете о Генрихе Оскаровиче?

– Не знаю, – задумчиво проговорил я, – его роль мне не совсем ясна. – Кто у вас еще на подозрение? Может быть я? Я ведь тоже акционер и не маленький.

– У меня были такие мысли, – честно признался я.

– Ну знаете! – возмущенно воскликнула она.

– Не сердитесь, прекрасная Анастасия, – примирительно произнес я, – когда я сюда приехал, я никого и ничего не знал. Как я мог определить, кто мои враги, а кто друзья? Я и сейчас обо всех не могу сказать это доподлинно. Зато теперь мне кажется, я знаю, как был убит мой дядя?

Она встрепенулась.

– Говорите, я прошу вас. – Ее лицо от волнения даже побледнело.

– Я еще не до конца уверен. Прошу вас, пока не спрашивайте меня о таких вещах. Ближайшие дни все расставят по местам.

– Почему вы считаете, что главные события произойдут именно в ближайшие дни?

– Потому что все фигуры, ну или почти все заняли свои позиции. И один из королей просто не может не получить мат. Вопрос лишь в том, чей ход окажется острей и продуманней.

– И вы уже знаете, как вы пойдете? – пристально посмотрела она на меня.

– Все будет зависеть от той информации, что я получу. Но меня сейчас очень беспокоит судьба Людмилы Семеновны, она слишком много знает, чтобы можно было бы быть уверенным в ее безопасности даже в доме вашего отца.

– Если бы ей угрожала бы опасность, папа тут же сообщил, – Опасность может возникнуть внезапно, а при всем моем глубоком уважение к вашему отцу, он будет не в состоянии ее защитить. Может быть, это и грустно, но слово господа тут бессильно, здесь требуется оружие.

– Что же вы предлагаете?

– Пока не знаю. Но было бы хорошо найти для нее какое-нибудь другое убежище. Те, кто жаждут с ней расправиться, могут в любой момент обнаружить, где она скрывается. тем более им известно направление поисков.

– Есть такое место! – вдруг радостно объявила Анастасия. – Несколько лет назад мы с Сашей построили нечто вроде небольшой дачки. Здесь в километрах тридцати есть озеро, а на его берегу целебные грязи. Просто замечательно лечат ревматизм. Тогда у него начали немного болеть суставы. Вот мы и решили сделать там небольшую резиденцию. Место пустынное. Саша хотел со временем создать там курорт, даже проект первой очереди уже существует. Кстати, эскизы в этом доме находятся, могу показать. Хотите, принесу?

– Конечно.

Анастасия вернулась через несколько минут, неся кипу ватманов. Она расстелила их на столе.

– Вот смотрите, это озеро, – показала она мне. – А вот тут наш домик. И рядом вокруг на многие километры нет больше ничего.

Недалеко от места, где был помечен домик, я увидел еще какой-то знак.

– А это что?

Анастасия как-то странно взглянула на меня. Мне показалось, что она не совсем уверена в том, надо ли мне говорить об этом.

– А это то, что мы с ним открыли. Видите, вот это мелководный лиман, здесь самые целебные грязи. Саша вылечился буквально за несколько сеансов. А вот чуть подальше вплотную к озеру подступают горы. Мы обследовали их.

– И что же вы обнаружили?

– Пещеру, сквозную. Она начинается вот здесь, – показала пальцем Анастасия, – и выходит сюда. В пещере правда вода, в нескольких местах приходиться нырять и плыть под водой. Но пробраться к другому выходу можно.

– Но как найти вход с в нее?

Саша сделал специальный знак, там растет большая ель, она одна, и с одной стороны все ветви до высоты человеческого роста вырублены. Вход в пещеру буквально в нескольких метрах от дерева. Он очень маленький, мы с ним едва протиснулись, поэтому его никто раньше и не обнаружил.

– А можно проехать на машине в это замечательное место?

– На внедорожнике можно, мы проезжали. Конечно, трасса очень опасная, там есть такие крутые склоны, что мы только чудом не перевернулись.

– Надо ехать немедленно. Сперва за Людмилы Семеновной, потом сразу туда.

– Вы хотите отправиться в дорогу прямо сейчас? – удивленно проговорила она.

– Да, откладывать опасно. Мало ли что может случиться. А если вы там укройтесь, мне будет за вас спокойней.

– Я тоже там должна находиться?

– А как же? – удивился теперь я. – Что же она будет там одна?

Анастасия погрузилась в молчание.

– Хорошо, поехали.

Сборы заняли меньше полчаса. Я вывел из гаража трофейный внедорожник. Анастасия села в машину, одарив перед этим меня не самым ласковым взглядом. Ей явно не нравилась предстоящая перспектива оказаться запертой на берегу целебного озера.

Была уже ночь, поселок спал, и я надеялся, что никто не заметил нашего отъезда. Мы выехали за околицу и понеслись по дороге.

Эта поездка запомнится мне на всю жизнь. По такой тяжелой трассе я еще никогда не ездил. Напряженность момента скрадывала лишь прекрасная ночь, теплая и звездная. И, конечно, присутствие Анастасии, которая сидела так близко от меня, что на ухабах и склонах, когда меня относила в ее сторону, я ощущал ее теплое бедро. И ни разу она не попыталась отодвинуться от меня.

Мы быстро и вполне благополучно домчались до дома родителей Анастасии, переполошили и напугали их, разбудили спящую сладким сном Людмилу Семеновну, полусонную, ничего не понимающую, запихнули в машину и понеслись к озеру. Вот здесь-то и начался этот небывалый слалом. Такой умопомрачительной по сложности трассы я не встречал. И как мы не сломали в ту ночь себе шеи, до сих пор не понимаю. Иначе как чудом или божьим промыслом, называйте как хотите, объяснить этот факт невозможно. Пару раз вездеход едва не перевернулся, затем мы чуть не полетели в пропасть, так как я в темноте не разглядел вовремя, что дорога обрывается и надо поворачивать. Я успел изо всех сил надавить на тормоза буквально за несколько мгновений до падения, и автомобиль остановился менее чем в метре от обрыва.

Я взглянул на Анастасию; без всякого сомнения она все отлично видела, но сидела, как сфинкс, неподвижно, ни жестом, ни словам не выражая своих эмоций. А то, что их у нее хватало, я не сомневался. Ну, скажите, как было не восхищаться этой женщиной, одинаково прекрасной и мужественной.

Оставшуюся часть пути я ехал на минимальной скорости. Поэтому расстояние в пятьдесят километров мы покрыли только к утру. Уже начало рассветать, когда впереди показался синий глянец озера.

Место было удивительно красивое и напоминало красочную открытку. Неровный овал озера со всех сторон окружали поросшие лесом горы, словно оберегающие его от всех напастей. Я подумал о том, что дядя был абсолютно прав, когда хотел организовать тут курорт, люди будут сюда приезжать только для того, чтобы запечатлеть в своем сознание этой фантастический по красоте вид.

– Нам туда, – показала Анастасия рукой, куда следует ехать.

Домик оказался совсем небольшим, одноэтажным, состоящим из трех небольших комнатушек и застекленной верандой. Его окружал высокий и крепкий забор.

Мы вошли в дом. Анастасия осмотрелась вокруг.

– Как я тут давно не была, – произнесла она первые свои здесь слова.

Мебели в доме было мало, только самое необходимое. Скорей всего им будет тут не слишком уютно, отметил я. Но иного выхода я не видел.

Мы стали выгружаться, вернее этим занялись мы с Анастасией, так как Людмила Семеновна оказалась совершенно измученной дорогой. Она просто валилась с ног. Что касается нас, то мы на удивление чувствовали себя бодро.

В шкафу нас дожидались несколько комплектов постельного белья. Мы постелили кровать и уложили на нее усталую женщину. Едва ее голова прикоснулась к подушке, она тут же заснула. Мы же с Анастасией, не сговариваясь, вышли из дома и неторопливо побрели вдоль берега.

– А вот здешние знаменитые грязи, – показала она мне. – Давайте обойдем их.

Мы поднялись в гору, затем снова спустились вниз и остановились возле кромки воды. Я смочил в ней пальцы, она была очень холодной.

– Брр, – невольно издал я звук.

Анастасия тихо засмеялась.

– Да, тут не покупаешься. Правда Саша окунался, но я так и не решилась. Горы закрывают солнце, и вода слабо прогревается даже в самые жаркие дни. К тому же со дна бьют ключи. Зато вода очень чистая, ее даже можно пить.

– Такой красотищи я не видел нигде. С удовольствием остался бы здесь хотя бы на несколько дней.

– А почему бы вам не остаться, – вдруг проговорила Анастасия. – Нам было бы с вами спокойней.

Я резко повернулся к ней.

– Вы хотели, чтобы я бы остался?

– Да, – спокойно, как о само собой разумеющейся вещи, ответила она.

Я сделал к ней шаг.

– Но ведь… – Я замолчал. От волнения я не знал, что сказать, мысли неслись в моей голове с такой бешеной скоростью, что я никак не мог ничего вычленить из этого стремительного потока. – Я хочу вам сказать…

– Не надо ничего говорить, Женя.

Она впервые назвала меня по имени. Чтобы ее обнять, мне было достаточно поднять руки. Это я и сделал. Наши губы соединились.

Все было настолько неожиданно, что, даже чувствуя вкус ее мягких губ, я не был уверен до конца, что все это происходит на самом деле, а не, к примеру, во сне.

Я не знаю до сих пор, сколько длился тогда наш поцелуй: секунду, минуту или вечность, время куда-то исчезло. Затем Анастасия вдруг выскользнула из моих объятий и повернулась лицом к озеру.

– Настя, я должен сказать…

– Пожалуйста, не надо ничего говорить. Я очень прошу тебя. – Ее голос дрогнул. – Я прошу, уезжай быстрей.

– Но почему? Ты же только что просила меня остаться.

– Да, просила… Это все озеро, Саша говорил, что оно как-то странно влияет на людей.

– Озеро тут ни причем, – упрямо сказал я. – Ты это знаешь.

– Не важно, уезжай. Я должна обо всем подумать.

– Но мне надо отдохнуть. Дорога слишком тяжелая, если я засну за рулем даже на секунду, мне каюк.

Анастасия наклонила голову.

– Отдохни, но потом сразу же уезжай. Обещаешь?

– Да, я уеду.

– Пойдем в дом.

На самом крыльце я вдруг остановился. Она удивленно посмотрела на меня.

– Скажи, а кто-нибудь знает об этом вашем пристанище?

– Кажется, никто, мы не афишировали его строительство. Даже строителей нанимали не из поселка, а шабашников с Кавказа.

– И никто здесь не был?

– Никто. Нет, подожди, однажды был Маринин.

– Зачем? – удивился я.

– Он утверждал, что как руководитель службы безопасности обязан знать все места, где мы можем находиться. Может, произойти все, что угодно, и он должен иметь возможность быстро связаться с Сашей.

– Вполне возможно, что он по-своему прав, – заметил я. Однако это обстоятельство мне не очень понравилось.

Анастасия постелила мне на небольшом диванчике, а сама ушла в другую комнату, оставив меня одного. При этом она тщательно закрыла дверь, словно отгораживаясь от меня. Но я уже знал, что сделать ей это с каждым днем будет все трудней. То, что только что произошло на берегу озера, при всей своей непредвиденности, не могло произойти случайно, просто ей нужно время, чтобы свыкнуться с новой, скорей даже неожиданной для нее реальностью. Но это случиться скоро и тогда… На этой счастливой мысли я и заснул.

Проснулся я под вечер. Мне очень не хотелось уезжать, но я знал, что это неизбежно. И не только из-за того, что так хочет Анастасия, но мне нужно было находиться в поселке. Там происходят важные дела, и я просто не могу не участвовать в них.

Наше расставание прошло очень сдержанно. Ни о каких поцелуях не могло быть и речи. Анастасия держалась от меня на почтительном расстоянии, да и Людмила Семеновна была постоянно рядом. Она явно не хотела меня отпускать и старалась все время находиться поближе ко мне. Но скажу честно, мне было совершенно не до нее. Лишь только в самый последний момент, когда я садился в джип, Анастасия сделала ко мне шаг и пожала руку. Но я не слишком огорчался этой внешней холодностью, я уже знал, что отныне между нами все будет по-другому.

Глава 28

Я приехал домой ночью, совершенно измученный с одной лишь мыслью, что немедленно приму душ и лягу спать. Но едва я вошел в особняк, как в дверь застучали. Нервы у меня были так обострены, что я автоматически достал пистолет и направился к входу.

– Кто? – крикнул я, прижимаясь к стене, чтобы оказаться неуязвимым для пуль, если в меня будут стрелять.

– Это Генрих Оскарович, очень бы хотелось с вами поговорить.

– Вы одни?

– С кем же еще?

Голос его звучал столь недоуменно– искренне, что я поверил. Я распахнул дверь и наставил пистолет в грудь своего позднего гостя и огляделся вокруг. Но на улице в самом деле никого не было.

– Входите, – сказал я и почти втолкнул его в дом.

Гессен выглядел поникшим и растерянным. Обычно всегда аккуратно одетый, он был в каком-то заляпанном грязью плаще, а на шее не было привычного галстука.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Это просто чудовищно, я ничего не понимаю, – почти зарыдал он.

– Садитесь, хотите что-нибудь выпить для успокоения?

– Воды.

Я налил воды и подал ему стакан. Пока он пил, руки у него тряслись, как у алкоголика.

– Расскажите все по порядку, – попросил я, когда он выпил весь стакан.

У меня создалось впечатление, что мое предложение помогло ему хотя бы отчасти привести в какой-то порядок его разбросанные мысли.

– Да, вы правильно сказали, по порядку, я так и сделаю, – обрадовано согласился он. – Сегодня утром нашли убитым Тараканова. Не могу себе представить Сергея Ивановича мертвым. Кто и за что его убил?

– Что-нибудь удалось узнать?

– Ничего, абсолютно ничего! – вдруг приподнялся в кресле Гессен.

– Что случилось еще?

– Исчезли, они исчезли.

– Кто исчез?

– Марина Владимировна, ее нигде нет. телефон не отвечает. Я не знаю, что думать.

– Кто исчез еще?

– Валерий Анатольевич, его тоже нигде не могут найти.

Вот это, пожалуй, уже интересно, отметил мысленно я.

– Я смотрю, что нет Анастасии Мефодьевны, получается, она тоже исчезла.

– Скорей всего она в городе. По-моему, она что-то мне об этом говорила, – соврал я.

– У нас на расчетном счету нет ни копейки. Как мы будем работать?

– Я догадываюсь, где деньги.

– Что это значит? – изумился Гессен.

– У меня есть информация, что они переведены на счета нескольких подставных фирм. У меня есть их список. Утром нужно остановить работу бухгалтерии и начать ревизию всех финансовых операций. И кроме того, необходимо немедленно подать на эти компании в суд, пока деньги из них не ушли. Если это случится, что-либо вернуть будет крайне трудно.

– Вы подозреваете, что… – У Гессена не хватило мужества закончить фразу.

– Я не подозреваю, я знаю, что Ращупкина занималась финансовыми махинациями. Между прочим, у вас под носом.

Последнее сообщение окончательно добило Гессена. Он низко опустил голову и закрыл лицо руками. Плечи его затряслись, как у наказанного за шалость ребенка. Мне даже стало его немного жалко.

– Полно, Генрих Оскарович, всякое в жизни случается.

Гессен посмотрел на меня красными глазами.

– Я никак не ожидал от Марины Владимировны такого. Что же теперь делать?

– Пока спать, этой ночью мы все равно ничего не изменим.

– Да, да извините, я должен был подумать, что сейчас время для сна. Но я был так возбужден всем происшедшим. Такого в компании еще не было.

Ему надо было бы сказать: такого не было при Александре Михайловиче, поправил его я.

Гессен, сгорбившись, вышел из дома. Я закрыл за ним дверь на все навешанные на нее замки и отправился спать. Иногда это желание перевешивает все остальные.

Проснулся я от того, что кто-то шумно барабанил в дверь. Я посмотрел в окно, рассвет только начинался и было еще довольно темно. Я накинул халат, засунул за пояс трусов пистолет и в таком виде пошел открывать.

– Кто там? – спросил я.

– Открывай, это Струганов.

Я открыл и сразу же на меня набросился главный инженер. Он нанес мне весьма чувствительный удар в скулу, от которого я покатился по полу. Но я быстро вскочил и встретил его приближение прямой ногой.

Главный инженер был отброшен к стене, я прыгнул на него. Но он не собирался сдаваться, а ударил меня на этот раз в живот. Несколько секунд пришлось ловить воздух ртом, Струганов же не терял даром времени, а снова двинул кулаком меня? на этот раз в плечо.

Я упал, он набросился на меня и стал тузить, пытаясь попасть в самые уязвимые места моего тела. Некоторое время наша схватка продолжалась в партере, затем мне все же удалось упереться ногой в его живот и сбросить с себя.

По-видимому, он уже мнил себя победителем, так как явно не ожидал такого продолжения и несколько мгновений пребывал в растерянности. Я воспользовался предоставленной счастливой возможностью и что есть силы ударил его в челюсть, отправив его в глубокий нокаут.

Пока главный инженер приходил в себя, я прочно оседлал его, прижав руки к полу. Но он и не помышлял больше о сопротивление, мой удар сломил его волю к борьбе. Поняв это, я ослабил хватку.

– Что все это значит, Валерий Анатольевич? – затряс я его за плечи. – Почему вы набросились на меня?

Он сплюнул на пол сгусток крови.

– Где Анастасия, куда вы ее дели, я всю ночь ее искал?

– Вы из-за нее на меня напали?

Он кивнул головой.

– Откуда я знаю, где Анастасия, она взрослый человек, куда хочет, туда и отправляется.

– Не правда, вы ее увезли, вас видели вместе в машине.

– Померещилось.

Струганов попытался встать, чтобы снова напасть на меня, но я сильным толчком вновь уложил его на пол.

– Черт, да отпустите же меня!

– А вы не будете больше драться?

– Нет.

На всякий случай, прежде чем его отпустить, я решил его обыскать. И не напрасно, за поясом я нащупал пистолет. Я извлек его оттуда.

– А это штука вам зачем? Чтобы убить меня?

– Вы сошли у ума, я никого не убиваю. Это вы спец по убийствам.

– Есть такое, – не стал возражать я. – Но набросились на меня вы, а не я на вас. И уже не первый раз.

– Я боюсь за Анастасию. Скажите, где она?

Несколько мгновений я колебался: говорить или не говорить.

– Она в надежном месте.

Главный инженер пристально посмотрел на меня, словно проверяя меня на честность.

– Здесь нет надежных мест, – вдруг сказал он, и я с горечью осознал его правоту. Так вы не скажете?

– Нет, не скажу.

Теперь он мрачно посмотрело на меня.

– Если с ее головы упадет, хотя бы один волосок, вам несдобровать.

Я решил проигнорировать его угрозу. На его месте я бы тоже поступил точно так же.

– Почему вы думаете, что ей что-то угрожает?

– Ее вчера ночью искали.

Я аж чуть не подпрыгнул.

– Кто искал?

– Не знаю, они пытались проникнуть в ваш дом, но здесь никого не было.

– Откуда вам это известно?

Несколько мгновений главный инженер молчал.

– Я бродил возле дома и видел каких-то людей. Даже кое-что слышал из их разговора. Они с кем-то говорили по телефону и называли ее имя.

– А мое?

– Вам не повезло, вами они не интересовались, – насмешливо проговорил Струганов.

Я раздумывал над всем услышанным. Я бы не сомневался в искренности главного инженера, если бы не одно обстоятельство: я помнил о найденных мною жучках и его приказе перед этим проверить линии связи в кабинете, который я занимал. Как увязать эти два обстоятельства? Может быть, спросить об этом прямо? Но где гарантия в правдивости ответа, как я смогу определить, что он не лжет?

– Вы раньше видели этих людей? – спросил я.

– Нет, они не из поселка. Поселковых я всех знаю.

– Но сюда невозможно приехать незаметно. Как же они попали в поселок?

– Не знаю.

– Может быть, их кто-нибудь привез?

– Может быть.

Я грустно вздохнул. Нет, недоверие между нами столь сильно, что нам не сговориться.

– Вам что-нибудь известно о Ращупкиной? – поинтересовался я.

– Кроме того, что она куда-то исчезла. Гессен пытался ее найти, но она не выходит на связь.

– Вам не кажется это странным?

– Вообще-то кажется, но, честно говоря, меня больше интересует другой человек.

Не понять, о ком он говорит, было просто невозможно.

– Так вы не скажите. где она? – спросил Струганов.

Я ничего не ответил.

– Ладно, но учтите, вы будете отвечать по полной программе, если что… Вам ясно?

– Яснее не бывает.

Главный инженер выстрелил в меня угрожающим взглядом, затем решительно повернулся и направился к выходу. Он так хлопнул дверью, что его звук был, наверное, слышен на другом конце поселка.

Я перевел дух и решил, что время еще есть немного поспать. Но только я двинулся в свою комнату, как в дверь снова застучали. Я чертыхнулся и пошел открывать.

Я снова взял наизготовку пистолет и распахнул дверь. На этот раз на пороге стоял Маринин. Ему-то что надо в такой неурочный час, раздраженно подумал я.

– Извините, что разбудил вас, но у меня к вам срочное делу, – вместо приветствия произнес начальник службы безопасности.

– Проходите, – пожал я плечами. – Я все равно не спал. – Я проводил его до кресла, жестом пригласил садиться, сам сел напротив. – Что-то случилось?

Но Маринин не спешил поведать мне цель своего визита, вместо этого он крутил по сторонам своей головой. Я заметил, что он делает это весьма методично, сантиметр за сантиметром осматривает помещение. Что же он хочет найти или определить?

– Кстати, своими разговорами мы не разбудим Анастасию Мефодьевну? – вдруг проявил он заботу о ней.

– Думаю, что нет, – по-возможности неопределенней ответил я.

– Что означает этот странный ответ? – неискренне засмеялся Маринин.

Его слабая сторона в том, что он никудышный актер, отметил я. Ему нельзя разыгрывать никаких ролей, сразу видна фальшь.

– Анастасии Мефодьевны нет дома.

– А где она?

– В городе. У нее какие-то там дела. Ей позвонили и она срочно уехала.

– А разве вы ее не отвозили?

– Да, отвозил. Но какое это имеет значение?

– В самом деле, никакого. Да я просто так спрашиваю, как-то тревожно. Ращупкина пропала, Антон – вот тоже. Вы не знаете, где он? Вы же его куда-то посылали.

Боже, я забыл об Антоне, я давно должен был выйти с ним на связь. А он, наверное, мне звонил во время моего отсутствия.

– Вы за этим и пришли?

– Да в общем, да. Может быть, парню нужна помощь.

Он пришел узнать в пять часов утра, где находится Антон, словно является его отцом. Но в том-то и дело, что он не его отец. А если сейчас ворвется в дом банда головорезов? А я даже забыл закрыть на замок дверь за Марининым.

Я почувствовал холодок где-то внизу живота. Кажется, Маринин уловил мою нервозность.

– Вас что-то беспокоит, Евгений Викторович?

– Да нет, ничего. Просто немного устал. В компании не все благополучно.

– Да, я кое-что слышал. Но эти вопросы вне моей компетенции. Извините еще раз, что побеспокоил.

Я проводил Маринина до выхода и едва он оказался за порогом тут же закрыл на замок дверь. Затем проверил все окна. Лишь после этого я направился к телефону и включил автоответчик. И сразу же услышал взволнованный голос Антона.

«Евгений Викторович я только что видел Ращупкину. Они шли вместе с Гусаревым и о чем-то говорили. Затем вошли в дом. Я продолжаю следить».

Внезапно голос Антона прервался, и я различил характерные звуки. Их я не мог спутать ни с чем, слишком много в своей жизни мне довелось их слышать. То были выстрелы.

«Они меня ранили! – прокричал на пленке отчаянный голос Антона. – Они снова стрел…» Вновь послышались те же самые звуки, затем все оборвалось.

Я впал в оцепенение. Еще одна жертва этой страшной пляски смерти. Все умирают вокруг, только я жив. Но судя по всему это будет продолжаться недолго.

Глава 29

Не знаю сколько прошло времени, когда я снова услышал стук в дверь. Я попытался взять себя в руки и даже посмотрел на свое отражение в зеркало. Оно меня не порадовало, на меня глядел человек с безумным лицом. Зрачки расширены, волосы всколочены, выражение лица – не от мира сего. Надо было срочно приводить себя в порядок, но стучали все настойчивей, и у меня даже возникло опасение, что собираются взломать дверь. А потому вместо того, чтобы заняться своей внешностью, пришлось идти открывать.

Я пребывал еще в прострации, так как не вынул из-за пояса пистолет, ни даже не спросил, кто стучится, просто распахнул дверь. И увидел Гессена.

По его лицу я понял, что мой вид испугал его, он как-то странно взглянул на меня, словно проверяя, а не свихнулся ли я от всех этих передряг.

– Евгений Викторович, что с вами, вам нехорошо?

– Все нормально, Генрих Оскарович, – успокоил я его. – Что вас привело ко мне на этот раз?

– Телеграмма.

– Какая телеграмма? – удивился я столь мирной причине. Я-то полагал, что сейчас он сообщит об очередном убийстве.

– Из Германии. Она, оказывается еще пришла вчера, но у нас совсем разболтался персонал и мне ее не передали.

– И что в этой телеграмме такого страшного?

– Это действительно в некотором смысле страшное сообщение, приезжают специалисты из немецкой фирмы, у которой мы собираемся заказывать оборудование. Они хотят посмотреть на наше производство и заключить контракт.

Это было, в самом деле совершенно не кстати, сейчас просто не до таких дел. Не могли что ли эти немцы приехать чуточку попозже.

– Что же делать? – спросил я.

– Вы эту кашу заварили, вам ее и расхлебывать. Если вы помните, я с самого начала был против этого контракта.

Мне нечего было возразить, так как он был прав.

– Когда они приедут?

– Прилетят. Сегодня в четырнадцать часов в краевой аэропорт.

– А сейчас сколько?

– Ровно десять.

– Так надо же немедленно лететь туда. Можно себе представить, что они о нас подумают, если мы их не встретим.

– Представить несложно. Только лететь не на чем, вертолет стоит на аэродроме в городе, а Гусарев на телефонные звонки не отвечает.

Черт возьми, я же совсем забыл, что его нет.

– Тогда придется ехать на машине. Успеваем в притык. Мне нужно десять минут на сборы. Вы поедете со мной.

– Но… – попытался возразить Гессен, но я прервал его.

– Послушайте, Генрих Оскорович, мне без вас не справиться. Вы знаете компанию как свои пять пальцев и даже лучше, ваши разъяснения нашим гостям будут просто бесценны. А что могу сказать им я.

– Но вы же скоро станете владельцем компании.

– И что это меняет по существу? Мне быть может, потребуется десять лет, чтобы разбираться во всех тонкостях так, как в них разбираетесь вы.

Я немного польстил Гессену, так как надеялся, что мне хватит для этого гораздо меньший срок. Однако моя лесть, как ни странно, подействовала, так как Гессен согласился.

– Хорошо, я поеду с вами.

Через обещанные мною десять минут мы тронулись в дорогу. Правда теперь я уже жалел, что взял с собою спутника. А если он прикончит меня по дороге. Полной уверенности, что Гессен чист и ни в чем не замешен, у меня нет.

Мы выехали за околицу и помчались по дороге. Я то поглядывал на хмуро сидящего рядом со мной Гессена, то крутил головой по сторонам. Я гадал: появятся ли преследователи и если появятся, то когда?

Машина мчалась на предельной скорости, а по такой неустроенной дороге. это было почти безумием. Но я слишком опасался всевозможных неожиданностей, и мне хотелось проскочить как можно быстрей опасный участок пути. За пятьдесят километров до города траса становится относительно оживленной и там вряд ли нам что-то грозит. А здесь на пустынном отрезке можно ждать все, что угодно.

– Не слишком ли мы быстро едем? – произнес свои первые слова с начала нашего путешествия Гессен.

– Вы боитесь?

– Как вам сказать.

– Генрих Оскарович, если здесь чего-то надо и бояться, то только не скорости.

– А что же еще? – удивленно спросил он.

– Всего, что угодно. Вот я, например, боюсь вас.

– Меня?

– Вас это удивляет?

– Честно говоря, да. До сегодняшнего дня мне казалось, что меня не боится не один человек. А если кто здесь кого и боится, так это я.

Настала моя очередь удивляться.

– Кого же вы боитесь?

Ответ изумил меня еще больше.

– Вас.

Я даже немного снизил скорость, чтобы внимательно взглянуть на Гессена.

– Но почему?

– Я с самого начала предполагал, что вы хотите все прибрать к своим рукам, а всех нас по боку. Вас интересовал только один вопрос, сколько можно выручить за компанию?

– Неужели это было так заметно?

– Не знаю, как кому. Мне – да.

– И что вы делали, чтобы этого бы не случилось?

Мы промчались несколько километров, прежде чем я услышал ответ Гессена.

– Я намеревался создать новую компанию, куда бы перевел все самые ценные активы. Я даже зарегистрировал ее. Я назвал ее «Золотой стандарт».

Теперь становится более или менее понятным рассказ Тараканова во время нашей первой с ним встречи о действиях Гессена.

– Почему вы мне именно сейчас доверили ваш секрет?

– Потому что я отказался от этой идеи. Мой план был слишком наивным. Мне одному не спасти компанию. Особенно теперь после того, как я узнал, что сотворила Марина Владимировна. Я и раньше замечал кое-какие странные поступки с ее стороны, но все же не мог предположить такое. Зачем она это сделала? Ведь у нее было все.

– У человека никогда не бывает всего, дорогой Генрих Оскарович, ему всегда чего-то да не хватает. Иначе теряется смысл жизни. А у Ращупкиной с этим было все в порядке, она очень много хотела. И не только и даже может быть не столько завладеть компанией. Тут совсем другие мотивы.

– Но какие могут быть еще мотивы?

– Самые сильные, что есть у человека.

– Не понимаю, Евгений Викторович, о чем вы говорите.

– Жаль, что не понимаете. Я говорю о любви.

– О любви?

– О ней, родимой. Вы когда-нибудь любили?

– Ну, конечно, любил. Жену свою первых семь лет супружеской жизни очень любил. Потом она мне изменила, – неохотно признался он. – Ну мы разошлись, что еще делать в такой ситуации?

– Счастливый вы человек, Генрих Оскарович, вы перестаете любить, как только вам изменяют. Это чертовски удобно. Многие хотели бы чтобы с ними происходило точно так же. А вот, насколько я понимаю Ращупкину, она любила всю жизнь одного человека. А ненавидела целых двух.

– Вы имеете в виду Александра Михайловича. Но это всем известно об их давнем романе. Но кто второй, кого она ненавидела?

– Но это же элементарно, второй, вернее вторая та, что увела возлюбленного у нее.

– Вы говорите об Анастасии Мефодьевне?

– Вот видите, вы начинаете что-то понимать. И эта женщина сквозь годы несла в своей душе тяжеленный камень мести. И она отомстила.

– Что вы имеете в виду? – тревожно прозвучал голос Гессена.

– Только то, что она убила моего дядю.

– Это невозможно! Это просто не могло быть. Точно установлено, что ее не было в тот момент в поселке.

– А где она была?

– Она летела в краевой центр.

– Вот именно летела. И кто видел, что она летела именно в краевой центр?

– Ну, я не знаю… Ну, там же был летчик, этот Гусарев.

– Был. А вы знаете, что этот Гусарев и Ращупкина – любовники.

– Не может быть! Но он же моложе ее лет на пятнадцать.

– А она его богаче раз в пятнадцать. Чем одно не уравнивает другое.

– Конечно, всякое случается, – не уверенно произнес Гессен. – Но откуда вам это известно?

Я вспомнил об Антоне и вздохнул.

– По моей просьбе за ними следили. Я даже знаю, где они сейчас вдвоем находятся. Если, конечно, не покинули это милое гнездышко.

– Предположим, что даже все так, как вы говорите, Как же она могла его убить, если находилась в вертолете.

– Очень просто, снизилась на вертолете и выстрелила сверху. А затем полетела дальше, куда и должна была лететь. Абсолютно чистое убийство, ни одного следа. Когда я понял, как все произошло, я не мог не отдать должное ее находчивости.

– Трудно в это поверить, – задумчиво проговорил Гессен. – Убить Александра Михайловича – это все равно что поднять руку на святыню.

– На Иисуса тоже подняли руку – и ничего. А уж сколько за человеческую историю разрушили святынь… Так что никаких проблем и тут не возникло. Зато она убивала сразу двух зайцев, во-первых, мстила человеку, который нанес ей глубокую душевную рану, которая? несмотря на годы, все никак не заживала, а во-вторых, перед ней открывалась возможность стать еще богаче, ограбив компанию. Что она и сделала, переводя деньги на счета фиктивных фирм, которые сама же и по открывала. А я выяснил, это почти миллион долларов. Я так думаю что ни она, ни наш славный авиатор больше в поселке никогда не появятся. Скорей всего они давно наметили маршрут, по которому собираются отправиться в долгое путешествие.

– Невероятно, невероятно! – воскликнул Гессен.

– А, по-моему, вполне заурядная история. – Я вдруг замолчал, так как мне на ум пришли сразу несколько очевидных мыслей, Было даже странно, что они посетили меня только сейчас. – Я извиняюсь перед вами, Генрих Оскарович, но вынужден вас огорчить. Я не поеду встречать немцев, довезу вас до города, а там вы возьмете такси – и на аэродром. Мне надо успеть сделать одно важное дело.

– Но мы же с вами договорились, – обиженно сказал Гессен.

– Да, но сейчас я понял, что могу опоздать. А мне бы не хотелось, чтобы птички улетели.

– Какие птички? – не понял Гессен.

– Хищные.

И в этот момент откуда-то из-за кустов прямо навстречу мне вылетел джип. Он несся что называется в лоб в лоб. Все же предчувствие меня не подвело, теперь я не сомневался, что кто-то следит за каждым моим передвижением и информирует моих врагов.

Не будь я внутренне готов к такому повороту событий, столкновения было не избежать. Но я резко крутанул рулем вправо, и ушел от лобового удара. Я даже успел заметить, что в кабине сидели трое.

Я не стал ждать, когда они повторят свой маневр. Я резко затормозил и выскочил из машины на дорогу. И понял, почему они избрали такую на первый взгляд самоубийственную тактику, бампер их джипа защищала прочная решетка. Так что при столкновении он бы пострадал значительно меньше, чем мой.

Джип, стремительно разгоняясь, словно разъяренный зверь, мчался прямо на меня. Я достал пистолет и выпустил всю обойму. Одна из пуль пробила стекло и угодила прямо в лоб водителю. Машина резко отклонилась в сторону, съехала на обочину и врезалась в дерево.

Я вскочил в свой внедорожник и до отказа вдавил педаль газа вниз. Только отъехал километров десять, я перевел дух и взглянул на Гессена. Такой мертвенной бледности на лице я еще ни разу не видел.

– Генрих Оскарович, с вами все в порядке?

Тот медленно, словно малейшее движение доставляло ему сильную боль, повернул ко мне голову.

– Что это было?

– Ничего особенного, нас хотели убить. Только и всего.

– Но почему?

– Кому-то мешаем. У меня к вам будет великая просьба, забудьте об этом досадном эпизоде и никому и никогда о нем не рассказывайте. Как будто бы и ничего и не было. Договорились?

Гессен медленно кивнул головой. Он явно еще не пришел до конца в себя.

– И правильно, думайте о предстоящей встрече с немцами. Скоро приедем.

Едва мы въехали на городскую окраину, я высадил Гессена и пожелал ему успехов в его нелегкой и ответственной миссии. Сам же помчался по дороге, ведущей в поселок.

У меня не было четкого плана действий, да и некогда было его придумывать. А потому я полагался на наитие, оно не раз выручало меня и в более тяжелых ситуациях. Я вообще до конца не представлял, зачем еду туда, что буду делать? Но я ясно ощущал, как какая-то непреодолимая сила гонит меня в этом направление.

Показались ограждения поселка. Я слегка притормозил перед КПП, но при этом принял самый неприступный вид, на который был только способен. Охранник взглянул на меня, но не стал останавливать.

Я хорошо помнил дорогу и ехал уверенно. Поселок был словно вымерший, пока я мчался по нему, то так и не встретил ни одного человека. Впрочем, вполне вероятно, что тут не принято расхаживать по улицам, все чинно сидят в своих шикарных домах и смотрят передачи космического телевидения, тарелки для приема которого были видны едва ли не на каждой крыше.

Я остановил машину за метров сто до коттеджа и вылез из нее. Пригибаясь, чтобы меня не увидели бы из дома, я подошел к воротам. Осторожно я бросил взгляд за забор.

На крыльце сидел парень по виду типичный охранник. Однако он пребывал явно в расслабленном состояние, грелся на солнышке, подставляя его лучам свою столь же могучую, столь же и волосатую грудь.

Незаметно перемахнуть через забор не было никаких шансов, он был слишком высокий. Как же мне попасть на территорию этой шикарной виллы?

Внезапно ко мне пришла одна мысль. Если она сработает, я не только окажусь здесь, то и получу весьма ценную и не достающую информацию. Конечно, риск есть и немалый, но это единственный шанс.

Я встал во весь рост.

– Эй! – крикнул я.

Охранник встрепенулся, посмотрел на меня, и его рука сама полезла в карман брюк. Значит, там у него пистолет. Будем знать.

– Тебе чего? – поинтересовался он.

– Поручение у меня срочное к хозяйке.

– К какой еще хозяйке? – грубо спросил он.

– К твоей, Ращупкиной.

Произнесенная мною фамилия, наконец, заставила его встать. Я по достоинству оценил его габариты: почти двухметровый рост и широченный размах плеч. Ничего не скажешь, настоящий амбал.

Он неторопливо подошел ко мне. Теперь нас разделяли лишь ворота.

– Какое еще поручение? От кого? – недоверчиво спросил он.

– От Вилора.

Это имя, без всякого сомнения, произвело на него должное впечатление. Теперь он смотрел на меня по-другому, испытывающе, словно пытался определить, что я за птица и как себя следует со мной вести.

– Когда ему что-то надо сказать, он сюда звонит, – выдал после довольно длительного раздумья амбал столь нужную мне информацию.

– А ты что ли не знаешь, что бывают вещи, которые нельзя доверять телефону. Давай быстрей, время не ждет. Срочно мне ее надо увидеть. Если хочешь, обыщи. Держи.

Я достал из-за пояса пистолет и кинул ему. Я очень рассчитывал на этот жест, если он не сломает его недоверие, то я могу оказаться в крайне опасной ситуации.

– Ладно, сейчас обыщу, – сказал он таким тоном, словно оказывал мне большую милость.

Он открыл дверь и вышел за забор. Я поднял руки, амбал вполне профессионально ощупал меня с ног до головы.

– А на чем ты прикатил? – продолжил он допрос.

– Видишь там тачка. Это моя, – показал я. – Не ставить же ее сюда. Сам должен понимать.

Амбал кивнул головой, словно говоря, что понимает.

– Ладно, пошли. Если что, считай, что ты уже покойничек.

– Ясно дело, – согласился я с такой перспективой.

Амбал достал свой пистолет и навел на меня.

– Шагай вперед. И без баловства.

Я толкнул дверь и направился по тропинке к дому. Мой конвоир шагал сзади, я чувствовал, как его пистолет упирается мне между лопаток. Этот парень знал, куда надо стрелять, чтобы наверняка.

Оставалось идти всего метров десять. В дом я должен был войти один, там амбал мне был совершенно не нужен. Время же искать благоприятный случай для нападения у меня не оставалось.

– Смотри, что там такое? – ткнул я куда-то вверх пальцем.

Амбал задрал голову вверх. У меня была всего лишь одна секунда. Я изо всех сил ударил ногой по его руке с пистолетом, который отлетел в сторону. И тут же пнул коленом его в пах.

Амбал громко и яростно зарычал и попытался ответить мне своей могучей дланью. Но боль оказалась такой сильной, что вместо этого он упал на колени. Я обрушил на его голову свои кулаки. Я знал, куда надо бить, чтобы лишить человека сознания. Так что мой противник рухнул на землю и затих.

На шум выскочил Гусарев. Но он был для меня не опасным противником. Тем более, увидев, кто пожаловал к нему в гости, он замер в оцепенение и даже не порывался оказать сопротивления.

Я вытащил из кармана лежащего амбала свой пистолет и только затем подскочил к авиатору. Но не стал его бить, а просто толкнул пистолетом обратно в дом и сам последовал за ним.

– Веди к Ращупкиной, – приказал я.

Тот послушно повел меня по дому. Впрочем, идти было совсем недалеко, мы миновали всего одну дверь и вошли в большую комнату. На полу находились два огромных раскрытых чемодана, а на стульях, на столе, на диване висели, лежали огромное количество вещей. Парочка явно собиралась отчалить. И скорей всего в их планах не было такого пункта, как возвращение обратно домой.

Ращупкину я застал за сборами. Она была в домашнем халате. Увидев меня, ее лицо исказило сперва изумление, потом – страх.

Я толкнул любовника к своей любовнице.

– Здравствуйте, Марина Владимирвона. Вижу не ждали. А вы вроде бы куда-то намылились. А между прочим, отпуск не оформили. Придется засчитать за прогул и с вычитанием из заработной платы. Эта потеря вас не очень обременит?

Ращупкина продолжала смотреть на меня и молчать.

– Вам не кажется, что пришла пора нам кое о чем поговорить, – продолжил я. – В частности очень хотел бы услышать из ваших уст рассказ о том, как и почему вы убили моего дядю, Рунова Александра Михайловича. И еще Тараканова Сергея Ивановича. А потом – узнать, где находятся украденные вами деньги компании? По самым скромным подсчетам, это примерно миллион долларов. Хорошая сумма, дабы начать новую жизнь где-нибудь далеко от родных мест.

– Я ничего вам не стану говорить, это не ваше дело, – злобно проговорила Ращупкина. – И вы ничего не докажете.

– А вот он расскажет, – кивнул я на Гусарева. – Хотя бы для того, чтобы облегчить свою вину. За соучастие в двух убийствах ему грозит чуть ли не пожизненное заключение. И это вместо Рио-Де-Женейро или Парижа. Так куда вы собрались? Впрочем, не важно, вы уже никуда не поедете. Вернее, поедете, вот сюда, – показал я пальцами решетку. – И боюсь, навсегда.

– Что нам делать, Марина? – растерянно спросил Гусарев.

– Заткнись, – огрызнулась она. – Чего стоишь, убей его, если ты мужчина.

– Спокойно, эта штука иногда стреляет, – нацелил я пистолет на Гусарева. – Повторяю свою смиренную просьбу: я жду подробного рассказа о ваших злодеяниях. Впрочем, я и так все знаю. Вы ненавидели Рунова за то, что он отверг вашу любовь и выбрал другую женщину. И вы решили ему отомстить. Но скорей всего только после того, как вы стали любовницей нашего славного авиатора, у вас появился конкретный план, как это сделать. Убить моего дядю – это слишком мало, надо уничтожить его детище – компанию, но так, чтобы разбогатеть самой. Вы связались с Обозинцевым, который давно широко разевал рот, желая заглотнуть то, что ему совсем не принадлежит. Он естественно клюнул на такого огромного живца, и вы стали действовать совместно. Свою часть работы вы добросовестно выполнили, убили Рунова, перевели все деньги в подставные фирмы. Теперь можно и улетать из гнездышка. Вы должны мне быть по гроб благодарны, Марина Владимировна, что я освободил вас от такого тяжкого труда, как рассказывать всю эту мерзость.

– Да, я его ненавидела, я имела на это право. Я его любила больше, чем саму себя, а он предпочел эту гусыню только потому, что она красивей.

– Она не только красивей, она в отличии от вас благородный человек, – уточнил я. – А кто вы, думаю, сами знаете.

– Убей его, Борис! – вдруг исступленно воскликнула она.

– Бросьте, вы же отлично знаете, что он сам никого не убьет. Ассистировать – это да, но солировать – кишка тонка. Одевайтесь, едем.

– Куда? – дрожащим голосом спросил Гусарев.

– Туда, где место для преступников. Погуляли и хватит, пора за решетку. Следуйте за мной.

– Я что должна так идти! – вдруг закричала Ращупкина. Она неожиданно дернула за пояс халата, и он раскрылся, обнажив тело. Не могу не отметить, что оно было в весьма хорошем состоянии, этот Гусарев, по-видимому, получал немало удовольствия от этого лакомства.

– Переодевайтесь, – пожал я плечами.

– Здесь, при вас! – возмущенно воскликнула она.

– А где?

– Там темная комната. – показала она на дверь, окон нет.

– Хорошо, только дверь пусть будет на всякий пожарный открыта. Уж извините.

Ращупкина посмотрела на меня, в ее взгляде было столько бешенного огня, что его хватило бы на то, чтобы поджечь весь поселок. Она направилась в комнату. Там она скинула халат, и я мог лицезреть очертания ее обнаженного тела. Внезапно раздался хлопок выстрела, и оно стало быстро клониться вниз. Затем рухнуло на пол.

Я подбежал к ней. Рядом лежал маленький дамский пистолет, но его убойной мощи хватило на то, чтобы оборвать человеческую жизнь. Ращупкина лежала с открытыми глазами и смотрела на меня. Но меня она не видела, так как она больше уже ничего не видела.

Пребывавший несколько мгновений после выстрела в оцепенение Гусарев, вдруг бросился перед ней на колени.

– Маша, Маша! – звал он ее, пытаясь приподнять ее голову. Кажется, он не сразу понял, что для нее отныне все уже кончено.

Я задумчиво смотрел на эту сцену. Гусарев теперь громко рыдал, совсем как женщина. Причем, мне показалось, что его горе было искренним. Несколько секунд я задумчиво наблюдал за этой сценой. Затем повернулся и направился к выходу. Хотя авиатор и был замешан в преступлении, меня он не интересовал. Он был всего лишь мелкая пешка в большой чужой игре. А один из настоящих игроков был уже мертв. Я отомстил за смерть дяди.

Глава 30

Я даже успел примчаться на аэродром. Самолет уже совершил посадку и прилетевшие на нем пассажиры дружно высаживались на летное поле. При виде меня, на лице Гессена появилось крайнее удивление и облегчение. Я кивнул ему и улыбнулся, давай тем самым понять, что все обстоит как нельзя хорошо.

Немцев оказалось двое: Питер Келлер и Ганс Шредер, оба довольно молодые. Было заметно, что они приехали в далекую полудикую Сибирь не только для установления деловых контактов, но и с огромным желанием получить все имеющиеся тут удовольствия по полной программе. Это открытым текстом читалось на их лицах. И мы с Гессеном быстро набросали нечто вроде плана их пребывания на гостеприимной русской земле.

Это был замечательный вечер. Я чувствовал себя великолепно, словно сорвал банк. Тот тяжкий груз, что лежал на моих плечах все последнее время, исчез, и мне было на удивление легко и весело. Гессен, как оказалось, отлично говорил на немецком наречии, и у меня с гостями с его помощью быстро установился дружеский контакт. Тем более вскоре выяснилось, что оба в свое время служили в бундесвере офицерами, так что были моими бывшими коллегами. Поэтому тем для бесед у нас оказалось предостаточно. К тому же Гессен представил меня, как хозяина компании, что сразу подняло меня в их глазах на огромную высоту.

Мы повели их в русский ресторан, где посетителей потчевали национальными блюдами, а между столиков сновали официантки с старинных сарафанах, только в не по-старинному не прикрывающие даже колени. Обнаженные ножки девушек привели наших гостей в не меньший восторг, нежели подаваемые нам кушанья. Водка, коньяк, виски лились рекой. И когда поздно ночью мы вышли из столь приглянувшегося нам заведения, то в гостиницу уже возвращались, обнявшись и горланя русские, немецкие и английские песни.

Утром мы повезли немцев в поселок. Я боялся, что по дороге нам опять кто-нибудь встретится, но мы доехали без непредвиденных осложнений. Мне даже показалось, что трясло нас меньше, чем обычно, словно шоссе решило тоже продемонстрировать свое гостеприимство и не подбрасывать немилосердно иностранцев, а заодно и нас на ухабах.

Я вошел в дом, сожалея, что рядом нет Анастасии. Увидя ее, немцы бы уж точно подписали любое соглашение. Я принял душ, выпил чашечку кофе. Благодушие по-прежнему переполняло меня. Через час должен был состояться деловой завтрак с гостями, после чего мы приступим к обсуждению деталей будущего соглашения, от которого так много будет зависеть. Но сейчас я был физически не в состоянии думать о таких прозаических вещах, мои мысли блуждали вокруг Анастасии. Ничего мне так не хотелось, как увидеть ее, снова ощутить ни с чем не сравнимый нектар ее поцелуя.

И в этот миг зазвонил телефон. Я поднял трубку и сразу же узнал голос Обозинцева. Что-то тут же оборвалось у меня внутри, я почувствовал, что услышу сейчас нечто ужасное.

– Где тебя черти носят? – зло проговорил он. – Ты мне нужен.

– А ты мне нет, – ответил я.

– Ну это мы сейчас посмотрим, – насмешливо проговорил он. – Расправился с этой дурой и думаешь, что теперь все в порядке. Полагаю, что сейчас ты запоешь по-другому. Твоя краля у меня.

Я сразу же понял, что он говорит об Анастасии.

– Чего молчишь? – нетерпеливо произнес Обозинцев.

– Жду, когда ты все выложишь, подонок.

– Меня это не обижает, называй меня, как тебе нравится. Ситуация такая: я взял эту сучку твоего дяди в заложницы. Заодно еще и другую бабу прихватил, хотя она мне на черта не нужна. Теперь будет все зависеть только от тебя, останутся ли они в живых или я их закопаю где-нибудь в лесочке, так что никто не сыщет их могилку.

– Чего ты хочешь?

– Ты отдашь мне компанию.

– Она мне еще не принадлежит. Тебе придется подождать.

В трубке раздался презрительный смех.

– Ну ты дубина, я не собираюсь ждать ни дня. Слушай меня внимательно и запоминай, как свой главный урок. Сегодня в семь часов ты приедешь в город. Иди в свою квартиру и жди моего звонка. Мы пойдем с тобой к нотариусу. И ты по доброй воле и в здравом рассудке составишь дарственную на мое имя, в которой отписываешь мне все свои акции, до единой. И на веки веков ты и твои поганые потомки, если они у тебя когда-нибудь будут, отказываешься от прав на них. Тебе все понятно?

– Кроме одного, как я получу Анастасию.

– Не волнуйся, ее в тот же вечер доставят тебе в лучшем виде на машине. Просто придется немного подождать. Она сейчас далеко от города.

– Я не согласен. Все должно происходить одновременно. Я подписываю дарственную, а ты тут же отпускаешь Анастасию.

– Будет так, как ты только что услышал. Условия ставлю я. Если, конечно, хочешь ее видеть живой. У тебя нет выбора. Если в семь часов ты не появишься в квартире, значит, ты убил ее. И ту бабу тоже. Мне свидетели, сам понимаешь, не нужны.

Обозинцев дал отбой.

Я просто упал в кресло. Несколько минут я сидел в полном оцепенении. Причем, в оцепенение находилось не только мое тело, но и моя душа и мозг. Кажется, за это время в голове у меня не появилась ни одной мысли.

Наконец я встал, подошел к бару, налил полный бокал коньяка. Я было поднес его уже ко рту, как моя рука замерла. Что я делаю, идиот, только сейчас самое время пить.

Я снова сел в кресло, но уже в другом состоянии. Надо было срочно решать, что же делать?

На размышление у меня ушло полчаса. Но зато за это время я прокрутил в голове все возможные варианты дальнейшего своего поведения. Пока не остановился на одном из них.

Я встал и вышел из дома и направился в офис компании. Я шел и ничего не видел вокруг, в моей голове лишь звучал голос Обозинцева. У меня не было никаких сомнений, что он выполнит свои угрозы. В решительности и жестокости этого человека я уже успел убедиться.

Войдя в здание, я прямым ходом направился к кабинету Струганова. Не скрою, я испытывал определенные сомнения, но иного выхода для себя я не видел.

Главный инженер работал за компьютером. Мое появление вызвало у него удивление. Несколько мгновений он не говоря ни слова, смотрел на меня. Я не стал ждать приглашения садиться, а сел на стул.

– Валерий Анатольевич, я пришел к вам по очень важному делу, – начал я. – Пожалуйста, выслушайте меня внимательно.

Струганов неопределенно пожал плечами.

– Разве у нас с вами могут быть дела?

– Получается, что могут, если это дело касается Анастасии.

Я сразу заметил, как он насторожился.

– А я-то думал, что как раз именно поэтому…

– У нас очень мало времени, а потому давайте оставим словесную эквилибристику на потом. Немногим более полчаса назад я получил сообщение, что Анастасия взята в заложницы.

Струганов вскочил и уставился на меня.

– Что вы сказали?

– То, что вы только что слышали. Она заложница.

– И кто этот гад?

– Обозинцев.

Несколько мгновений главный инженер молчал, о чем-то думая.

– Эта мразь давно подбиралась к нашей компании. Я не удивлюсь, если когда-нибудь обнаружится, что это он убил Александра Михайловича.

– Его убила Ращупкина, – сказал я.

– Что? Как Ращупкина! Как она это сделала?

– Выстрелила с вертолета.

– Но если это правда, я ее своими руками…

– Все уже сделано, она вчера покончила с собой. Но сейчас у нас с вами другая задача.

– Да, я понимаю, – немного растерянно проговорил Струганов. – Внезапно он встрепенулся. – Но что хочет этот Обозинцев?

– Чтобы я написал ему дарственную на передачу всех моих прав на компанию.

– И вы еще здесь? Почему же вы не пишите эту дарственную. А, понимаю, вам жалко, вам не хочется отдавать то, что вам принадлежит. Пока может быть там ее пытают, вы здесь ищите способ как сохранить свою долю. Да знаете вы кто после этого?

Жгучий поток ярости ударил ему в голову, и Струганов бросился на меня. Прежде чем я схватил его за руки, кулак главного инженера довольно больно заехал мне под глаз. Я схватил его за запястье, он попытался вырваться, и мы стали бороться. Кабинет для борцового поединка был тесноват, и мне никак не удавалось провести прием. Он же все время пытался ударить меня, не получалось рукой, лягался ногой.

Все же мне удалось уложить его на свое бедро и бросить прямо на его письменный стол. Во время приземления ногами он задел монитор, который с грохотом упал и разбился.

Как ни странно, гибель монитора немного утихомирило наши страсти. Струганов сполз со стола в кресло, он тяжело дышал, но это помогало ему успокаиваться.

– Можно продолжить разговор? – спросил я. Он кивнул головой. – Вы ужасно невыдержанный человек, я начинаю жалеть, что пришел к вам. Я-то полагал, что вы любите ее, а у вас, по-моему, кроме бешенства, иных чувств не бывает.

– Но почему вы ради ее спасения не хотите отдать свою долю?

– Именно это я и хотел сделать, как только получил сообщение. Но потом я стал анализировать ситуацию и понял, что это совершенно бессмысленно.

– Почему бессмысленно?

– Потому что Обозинцев убьет ее, как только получит от меня вожделенную бумагу. Вы же знаете характер Анастасии лучше меня, она ни за что не согласится, что компания перейдет к Обозинцеву, да еще таким способом. И будет бороться. И для него она представляет огромную опасность, она же все будет знать, как все происходило. Она обязательно напишет заявление в прокуратуру. Даже если бы он хотел ее пощадить, он не сможет это сделать, не поставив себя под смертельный удар. Так что моя жертва никак ее не спасет.

Кажется, мои аргументы подействовали на главного инженера, он успокоился до такой степени, что мог анализировать то, что я ему говорил. До сих пор ему это не удавалось.

– Скорей всего вы правы, – согласился он. – Но что же делать?

– Мне известно, где они ее держат. Я не вижу иного выхода, кроме как постараться ее освободить. Одному мне не справиться, поэтому я и пришел к вам. Ведь она же вам дорога. Мы должны это сделать вместе.

Больше некому.

– Но почему некому, у нас есть служба безопасности. А там бравые ребята. Они нам помогут вызволить Анастасию и наказать этих подонков.

Я отрицательно покачал головой.

– Я думал об этом варианте. Мы не можем так рисковать.

– Я вас не понимаю.

– У меня нет никаких сомнений, что в компании есть люди, которые давно работают на Обозинцева. И есть они в службе безопасности. Кто-то следил за всеми моими здесь перемещениями. И если мы возьмем с собой такого человека, он нас, либо прикончит, либо сдаст.

– А вы не боитесь, что и я…

– Вы любите ее или я совсем ничего не понимаю в людях.

– Нет, кое-что вы все же понимаете в людях, – не сразу отозвался Струганов. – Я согласен.

– Нужно раздобыть настоящее оружие, лучше всего автоматы. С пистолетами там делать нечего. Вы, кстати, умеете с ними обращаться?

– Я служил в армии и всегда был лучшим в роте в стрельбе. А автоматы мы раздобудем. Я знаю, где их можно достать. Только потребуется немного времени.

– Максимум полчаса. И еще нам могут понадобиться акваланги. Как-то Анастасия сказала мне, что вы увлекаетесь подводным плаванием.

– Есть такой грех. Каждый год летаю в Египет на Красное море, там фантастический подводный мир. Акваланги у меня есть. Но зачем они нам?

– Расскажу по дороге. Через сорок минут жду вас у себя дома. Да, и не забудьте прихватить два фонарика.

Глава 31

Через сорок минут Струганов подъехал ко мне на своем джипе. Из него он выгрузил тяжелую сумку.

– Здесь все, что вы просили, – пояснил он. – Два автомата, по запасному рожку, два акваланга. И еще я раздобыл по одной гранате на каждого.

– За гранату отдельное спасибо, – поблагодарил я. – У меня всегда было особое пристрастие к ним.

Я положил арсенал на заднее сиденье своего джипа.

– Если вы готовы, то поехали, – сказал я.

– Я готов, – ответил главный инженер.

Если первый раз, когда я преодолевал это расстояние, дорога была жуткая, то теперь она была просто кошмарная. Ночью прошел сильный дождь, и во многих местах грунт размок, превратившись в сплошное жирное месиво. Мотор джипа надсадно ревел, словно раненный зверь, но все же тащил и тащил нас вперед. Дядя знал толк в машинах и выбрал для себя едва ли не лучшую модель. Впрочем, он знал толк и в женщинах и во многом другом.

Я то и дело посматривал на часы, стрелки неуклонно приближались к шести часам. Мы же двигались крайне медленно, и я все сильнее боялся, что не успеем добраться во время. И не дай бог перевернуться на этих крутых виражах, это будет конец всему.

– Куда мы едем, можно спросить? – после долгого молчания подал голос главный инженер.

– На озеро Спокойное. Там мой дядя и Анастасия соорудили небольшой домик. Я туда и отвез женщин. По такой дороге вряд ли их могли оттуда куда-то увезти. Да и зачем? Только сумасшедший захочет туда добраться.

– А что будет потом, когда мы ее освободим?

Я быстро взглянул на своего спутника, его лицо застыло в напряженном ожидании моего ответа.

– Вы хотите спросить, кому достанется приз под названием «Анастасия»?

– Если вам так угодно, – довольно сухо подтвердил он.

– Я так полагаю, что приз сам должен выбрать кого-то из нас. Или кого-то другого. Или вообще никого не выбрать. Она может навсегда сохранить верность памяти Александра Михайловича. Это в ее характере.

– Вы правы, я сморозил глупость, – согласился Струганов.

– Да нет, вовсе не глупость. Я сам все время об этом думаю.

– Странно, – задумчиво произнес он, – мы соперники, а едем вместе освобождать женщину, которую одинаково любим. Вот уж не думал, что такое возможно.

– Просто есть нечто более важное, чем наше соперничество, – Что же?

– Честно говоря, я и сам не знаю. Просто чувствую, что есть нечто более важное, чем даже наша жизнь. Иначе не ты, ни я не стали бы рисковать своими шкурами. – незаметно для себя я впервые обратился к нему на ты, но он это мое панибратство воспринял без возражений.

– Да, ты, пожалуй, прав. Александр Михайлович не раз мне говорил, что если человек не ощущает нечто высшего в себе, если он не выходит за рамки собственного эгоизма, узких интересов своей личности значит, он еще не человек, а только тесто без дрожжей. Он употреблял именно это выражение.

– Это он верно заметил, сразу видно, что моя дядя был мудрым человеком. Я всегда подсознательно ощущал, что как раз являюсь этим тестом. Вот только не очень представлял, какие фигуры из него надо лепить.

– А теперь представляешь?

– Более или менее.

– И что же эта за фигура?

– Фигура простая, я хочу спасти компанию, не позволить таким, как Обозинцев заглотить ее в свою ненасытную пасть.

– Мне бы тоже этого не хотелось. Хотя я принял решение уехать из поселка. Меня зовут в Москву, в одну крупную фирму. Они познакомились с несколькими моими изобретениями и предлагают очень выгодный контракт.

– Вот как? – Эта новость была для меня абсолютно неожиданной. – Это из-за Анастасии?

– Да. Я окончательно понял, что у меня нет никаких шансов. Чем дальше я от нее буду находиться, тем легче мне будет вытравить из себя это чувство.

– Но подожди, мне кажется, далеко еще не все потеряно. Она уже немножко отходит после смерти дяди. Надо еще подождать, и она снова вернется к полноценной жизни. И тогда…

Главный инженер отозвался не сразу.

– Сначала я тоже так думал. И решил ждать ровно столько, сколько потребуется. Но после того, как появился ты, я начал понимать, что мне ничего не светит.

– Причем тут я? – удивился я.

– Ты ей сразу же понравился.

– Что!? – Моему изумлению не было предела. – Что за чушь ты несешь. Да она в первое время на меня без ненависти смотреть не могла.

– Я тоже так думал и даже обрадовался, что она так к тебе относится, и у тебя нет шансов. Но затем я стал наблюдать за ней и заметил, как она стала меняться. Хуже относиться ко мне, даже слушать намеков на мои чувства больше не желала. Хотя еще недавно было по-другому.

– И ты связываешь эти перемены со мной?

– Да.

– И все же мне трудно в такое поверить.

– Я понял, что она и сама не подозревает, что с ней происходит.

Но бывает, когда со стороны видно лучше, чем изнутри. По блеску глаз, по выражению ее лица я угадывал, что в ней созревает что-то новое. Я очень ее хорошо знаю, может быть в чем-то даже лучше, чем она себя. Ты не представляешь, какую ярость вызывали во мне все эти почти незаметные перемены.

– Как раз это-то я представляю. Была возможность почувствовать ее проявление на себе. Впрочем, все объяснения можно оставить на потом. Тем более. мы уже приехали.

Я остановил машину и вылез из нее. Следом за мной то же самое сделал главный инженер. Он с удивлением озирался вокруг.

– А где же озеро? Мы же к нему направлялись, – подозрительно проговорил он.

– Озеро за этой горой, – показал я на возвышающуюся прямо над нами вершину. – Глазами я отыскал то самое одинокое дерево, на которое мне указывала Анастасия. – Нам туда, – показал я рукой. Берем с собой нашу поклажу.

Склон оказался весьма крутым и нам пришлось попотеть прежде чем мы взобрались на него. Рядом с деревом действительно зиял узкий вход.

– Вот он вход в пещеру, – указал я на него.

– Но мы же не влезем!

– Если хотим спасти Анастасию, то другого выхода у нас нет. Я немного уже тебя в плечах, попробую протиснуться первым.

Это оказалось не простым занятием, я дважды застревал в лазе, сперва в районе пояса, затем в плечах. Чтобы протиснуться, пришлось пойти на то, чтобы обдирать кожу. После чего я все же оказался в узком и низком проходе, по которому можно было перемещаться только ползком. Если весь путь такой, мы можем и не добраться до другого выхода, подумал я.

– Давай за мной! – крикнул я Струганову.

До сих пор не могу понять, как ему все же удалось протиснуться внутрь пещеры, так как без всякого сомнения его плечи были шире лаза. Не зря же говорят, что любовь творит чудеса. Правда мне пришлось ему изрядно помочь, я обхватил его ноги и потащил вниз. Я понимал, что Струганову очень больно и впервые сочувствовал главному инженеру. Но он стоически терпел эту муку и ни одним словом не выдал своих ощущений.

Наконец мы оба оказались внизу. Я пополз первый, главный инженер за мной. Трудно определить, как долго мы так передвигались, так как в темноте у человека нарушается нормальное восприятие времени. Внезапно я почувствовал, как что-то изменилось вокруг, стало как-то просторней, подул даже слабенький ветерок.

Я расстегнул сумку и ощупью нащупал два фонарика. Один отдал Струганову, другой взял себе. Почти одновременно мы их зажгли.

Мы находились в большом зале. Его свод поднимался аж на метров пять. Я направил луч вперед, и он уперся в озеро. Вот она та самая преграда, о которой говорила Анастасия.

Выйти с другой стороны пещеры можно только проплыв под водой, – сказал я. – Теперь понятно, зачем нужны акваланги?

– Теперь понятно, – отозвался Струганов.

Мы быстро разделись. Положили одежду в целлофановые пакеты. Затем обернули в пакеты и автоматы с боеприпасами. После чего надели акваланги. С такой амуницией плыть было неудобно. Но выбора у нас не было.

Струганов, как более опытный подводный пловец, первым шагнул к воде.

– Просто ледяная, ею только шампанское остужать, – пошутил он.

– Жаль, что мы не прихватили бутылочку, – в тон ему ответил я.

Я тоже сделал несколько шагов вперед. Он не обманывал, вода просто обжигала холодом. Скорей всего снизу били студеные источники.

Я бросился в воду и поплыл. Я не представлял даже приблизительно, какое расстояние необходимо преодолеть. Озеро уходило куда-то вниз, свод пещеры тоже опускался. Я нырнул.

Видимость была нулевой. В любое мгновение можно было наткнуться на стену или другое препятствие. Я плыл по наитию, пытаясь отыскать подводные течения. Где-то рядом с собой я слышал всплески плывущего главного инженера.

Внезапно мне показалось, что стало чуть-чуть светлей. Я решил попробовать всплыть. Достигнув поверхности, я огляделся и в первое мгновение даже не поверил своим глазам. Прямо надо мной сияло голубизной небо. Мы даже и не заметил, как выплыли из пещеры.

Рядом со мной показалась голова Струганов.

– Плывем к берегу, – сказал я.

На наше счастье на берегу никого не было. Впрочем, удивляться этому особенно не приходилось, дул очень прохладный ветер и вряд ли кому-нибудь было охота стоять на стреме в ожидании водного десанта. Никто с этой стороны нашего появления явно не ожидал.

Мы вылезли из воды и просто затряслись от холода.

Сбросив акваланги, прямо на мокрое тело стали напяливать одежду. Ощущения были не из самых приятных, такого холода я еще никогда не испытывал. Я схватил автомат и побежал к дачному строению. За мной припустился Струганов. Но в этот самый момент дверь отворилась, и из нее вышли двое парней. Завидев нас, они истошно завопили и поспешно скрылись в доме. Я понял, что сейчас все и начнется.

Я огляделся и увидел в метрах двадцати довольно большой сарай.

– Туда! – махнул я рукой.

Мы едва успели укрыться за ним, как из дома показались сразу четверо парней, все с автоматами в руках. Несколько секунд они растерянно озирались, не понимая, куда же мы исчезли, пока один из них, по-видимому, самый сообразительный не показал на сарай. И сразу же в нашу сторону понеслись целые стаи очередей.

Я лежал, прижавшись к земле, укрываясь за стеной сарая. Все было как на той войне, сколько раз я вот так же, распластавшись на траве, а то и в зловонной жиже, отбивался от превосходящих сил противника.

Эти ребята явно не испытывали дефицит в боеприпасах, так как щедро поливали нас свинцом. Я осторожно приподнял голову и попытался высунуть ее за угол стены. И тут же едва не поплатился за это, пуля прошла в каких-то нескольких сантиметров над моей макушкой.

Зато я увидел, что парни разделились, как клетка, пополам, двое продолжали вести обстрел, а двое других, под плотным огневым прикрытием, медленно продвигались вперед.

– Валера, – сказал я, впервые назвав его по имени, – ты должен будешь отвлечь их на себя. Иначе они вот-вот доберутся до нас.

Струганов приподнял голову и кивнул.

– Только береги патроны, – предупредил я его. – Ползи вот туда, – показал я на край стены.

Главный инженер ничего не ответил, а стал быстро перемещаться в указанном мною направлении. Я же пополз к противоположному краю.

Струганов посмотрел на меня, я сделал знак, чтобы он начинал. Он высунул автомат и дал несколько коротких очередей. Вся мощь огня противника переместилась на него. теперь все зависело от моей быстроты и меткости.

Я прыгнул вперед, в одно мгновение оглядел весь театр военных действий. Те два парня уже находились совсем рядом с нами. Так что попасть в них не представляло большого труда. Я нажал на гашетку и сразу же бросился назад. Я не мог видеть, насколько точны оказались мои выстрелы, зато явственно слышал стоны и яростные крики.

– Ну как ты? – спросил я подползающего ко мне Струганова.

– Нормально, – ответил главный инженер, но я видел, что он очень бледен. – Нет, страшно, я ведь ни разу не был в настоящем бою.

– Это еще не бой, а так, маленькая прелюдия, – успокоил я его. – Знать бы сколько там их? Вряд ли больше десяти. Больше в доме не уместятся.

– Неужели так много? – Струганов даже не скрывал своего страха.

– Это немного, это самый раз. – Я вспомнил, как однажды на нас, пятерых разведчиков, надвигалась целая туча не менее чем из пятидесяти боевиков. Трое из нас тогда там полегли. Правда у нас было два пулемета, куча гранат и очень удобная позиция на холме. А тут приходиться беречь каждый патрон, как в концлагере хлебную пайку.

В уже привычный шумовой фон ворвались какие-то новые звуки. Я выглянул за сарай и обмер, их было не десять, а все пятнадцать. И среди них я узнал Обозинцева. Рядом с ним стоял Маринин и почтительно, если не подобострастно, его слушал.

Бандиты заметили меня и стали стрелять. Я поспешно спрятался.

– Что там? – с тревогой спросил Струганов.

– Там Обозинцев, а рядом с ним Маринин.

– Вот сволочь, – выругался Струганов. – Я никогда ему не доверял.

А сколько их всего?

– Человек пятнадцать.

Главный инженер выругался еще раз, только сильней и длинней.

– Мы не выберемся отсюда живыми, – вдруг грустно проговорил он. – Хорошо, что не успел обзавестись женой и детьми, никто не останется ни вдовой, ни сиротами. Только вот мама, даже не знаю, как переживет она мою смерть.

– Мы пока еще живы, не надо хоронить себя раньше времени. Это плохая примета.

Струганов как-то надрывно засмеялся.

– Вот уж не знал, что ты суеверный.

Внезапно я увидел валявшуюся всего в двух метрах от нас лестницу. Ко мне пришла одна мысль.

– Я заберусь на крышу. А ты отвлекай их, они не должны заметить меня.

Струганов вновь стал стрелять одиночными выстрелами, я же приставил лестницу к сараю и взобрался на крышу. Она была покатая и крайне шаткая, доски подо мной прогибались, и я мог провалиться вниз в любой момент. Но я решил положиться на волю случая, ведь меня не раз в последнее время уверяли, что я баловень судьбы.

С крыши открывался замечательный обзор поле боя. Я быстро убедился, что атакующие нас парни не слишком охотно идут вперед и если бы не громкое и злобное понукание Обозинцева и Маринина, они бы давно дали бы деру.

Я решил не спешить и дождаться наиболее благоприятного момента для того, чтобы вступить в бой. Больше всего я боялся, что меня могут обнаружить в любой момент. Я даже удивлялся, что этого еще не случилось. Меня спасал Струганов, который действовал умело, редким, но прицельным огнем, заставляя противника постоянно обращать на себя внимание.

Но долго это тянуться не могло, хотя бы потому, что у главного инженера в любой момент могли кончиться патроны. Я еще раз посмотрел вперед и решил, что лучшего момента для атаки и не придумаешь. Эти бравые вояки почему-то вдруг стопились на небольшом пятачке, став хорошей мишенью. Я прицелился и бросил гранату прямо в его середину. На несколько мгновений огонь и дым заволокли от меня всю картину. Но когда дымовая завеса рассеялась, я увидел, что мой бросок оказался более чем удачным. На земле лежали не меньше пятерых человек, некоторые из них были убиты на повал, другие еще подавали признаки жизни, корчась в предсмертных муках. Зато те, кому повезло, улепетывали к дому. Я сопроводил их бегство двумя длинными очередями, опорожнив не меньше половина диска. Зато еще трое споткнулись и растянулись на земле. Я мог быть собой доволен; одна умелая атака и все их подавляющее численное преимущество почти растаяло.

Оставшиеся в живых стали палить по крыше, но я, предвидя такое развитие событий, уже слезал с нее по лестнице.

– Все удалось! – возбужденно крикнул я Струганову, – бежим за ними!

Я не стал ждать главного инженера и бросился вперед. Пробежав пару метров, залег и стал стрелять по дому. Те, кто уцелел в этой бойне, решили превратить его в неприступную крепость, они рассредоточились по окнам и вели из них беспорядочный огонь. Но я еще раньше понял, что стрелки они все никудышные, с боевой подготовкой дела обстояло у них крайне неважно. Их бы на пару месяцев в мой взвод, я бы сделал из них настоящих солдат.

Рядом со мной шлепнулся Струганов.

– Что будем дальше делать? – спросил он.

– Смотри, – сказал я, – видишь с этой стороны окна. А вот с противоположной – их нет. Нам надо перебраться туда. Тогда мы сможем подойти к дому.

– Под огнем? – с испугом спросил он.

– Делай, как я.

Я вскочил, пробежал метров пять и бросился на землю. Пара очередей просвистели над моей головой. Я кивнул Струганову, тот тоже поднялся и, совершив маленькую пробежку, упал неподалеку от меня.

– Они нас подстрелят! – крикнул он.

Я ничего не ответил, на войне по большому счету все зависит от везения. Кого Бог считает следует оставить в живых, того он и ограждает от смерти. Ну а у кого другой удел, ему не помогут никакие предосторожности. А потому вопрос лишь в том, кто из нас двоих сегодня Им приговорен.

Я снова устремился вперед. Несколько пуль взрыли землю прямо перед моими ногами. Я упал, тяжело дыша. Мне осталось преодолеть каких-то жалких двадцать метров, и я окажусь в зоне недосягаемости их огня. В обычных условиях даже не замечаешь, как их проходишь. Но когда каждый шаг сопряжен со смертельным риском, то расстояние удлиняется многократно.

Струганов приземлился рядом со мной. Я даже не посмотрел в его сторону, просто машинально отметил, что он, как и я, пока жив. Хотя по всем канонам боевого искусства, мы оба должны были давно лежать утыканными пулями на земле.

На несколько секунд все стихло. Из дома не стреляли, может быть, берегли патроны, а может быть, готовились к отражению нашей атаки. Я повернул голову в сторону, превратившихся в бойницы, окон, но ничего не заметил. Мне это не очень понравилось, нередко подобное затишье взрывалось затем какой-нибудь мерзкой неожиданностью.

Так оно и случилось. Внезапно отворилась дверь и из нее вышли Анастасия и Людмила Семеновна. За ними двигались трое боевиков.

Эти сволочи решили прикрыться женщинами. Почему-то такой вариант мне до сих пор не приходил в голову, и я был к нему не готов. Хотя не раз сталкивался с ним на той войне.

– Гады, вот гады! – услышал я восклицание главного инженера. – Вы сволочи, вы подлые трусы, отпустите женщин! – вдруг во всю мощь своего горла заорал он.

– Заткнись! – рявкнул я. Его крики мешали мне сосредоточиться и понять, как же поступить в этой ситуации. И уж тем более, подобными аргументами этих ребят не прошибешь.

Женщины и идущие за ними боевики остановились. Я услышал голос укрывавшегося в доме голос Обозинцева.

– Бросайте оружие, иначе мы их прикончим. Я считаю до десяти.

– Придеться подчиниться, – поспешно сказал я Струганову, боясь, что он с горяча наделает глупостей и погубит не только нас, но и заложниц.

– Да ты что спятил!

– Выхода нет. – Я встал и отшвырнул от себя автомат. – Я сдаюсь.

– Я повелительно посмотрел на Струганова, тот чертыхаясь, повторил всю последовательность моих действий.

– Вот и молодцы, – снова раздался голос невидимого Обозинцева. – Эй, ребятки, отнимите у них оружие и обыщите их.

Из дома вышли двое «ребяток» и направились к нам. К ним присоединился и один из той явно не святой троицы, которая держала на мушке женщин.

Нас обыскали, отняли пистолеты и ножи, затем больно тыча дулами автоматов в спину, погнали в дом. Там нас ожидали Обозинцев и Маринин.

Обозинцев вальяжно сидел в кресле. Он явно ощущал себя хозяином положения. Он уже пришел в себя после пережитых, вызванных нашим появлением страхов, и курил с презрительной улыбкой на губах.

Нас грубо втолкнули в комнату. Я остановился возле Обозинцева.

– Ну что, командир, доигрался? – усмехаясь, спросил он, выдувая прямо мне в лицо перистые облака сигаретного дыма. – Я ж тебе предупреждал: не вставай у меня на дороге. А теперь что вот с тобой делать? Сам понимаешь, только убить и остается. Задал ты мне задачу. Как с ним поступить, Юрий Николаевич? – обратился он к Маринину.

– А что думать-то? Убить да тут где-нибудь закопать. Место глухое и через тысячу лет поди не найдут. А даже найдут, что нам за разница, – засмеялся он. – Я на него насмотрелся, неугомонный он больно. Все время лезет, куда не следует. Таких только одна могила и исправляет.

– Видишь, все тебя хотят убить, всем ты поперек горла встал, – поднес руку Обозинцев к горлу. – Ты по своей дури думал меня победить. А я-то каждый шаг твой знал. Все про тебя сообщали.

– Нет ничего страшней предателей, – сказал я.

– Это ты про него, – кивнул головой на Маринина Обозинцев. – Это верно. Но и полезней тоже нет. Все зависит от точки зрения. Для тебя он предатель, а для меня – помощник. Так что не оскорбляй его по напрасно. Разве бы не хотел иметь в моем лагере такого же своего человека.

– У тебя их было немало. Одна Ращупкина чего стоит. Убила моего дядю.

Обозинцев поморщился.

– Глупая баба, столько лет прошло, а все ревновала. Я ее отговаривал, но она ни в какую. Как пластинка повторяла, что замыслила убить его в тот день, когда он нашел вот эту кралю – кивнул он на Анастасию, которая с завязанными руками стояла у порога.

Я посмотрел на Анастасию и увидел, что в ее лице нет ни кровинки. Теперь она всю оставшуюся жизнь будет корить себя за то, что явилась невольной причиной смерти своего невенчанного супруга. Правда долго ли осталось ей и всем нам жить?

Обозинцев бросил на пол выкуренную сигарету и достал другую. По этому жесту я понял, что несмотря на всю свою браваду, несмотря на свой насмешливый тон, на самом деле он сильно нервничает.

– Ты мне сразу не понравился, – сказал он. – Но вот что есть в тебе, так это есть – везунчик ты. Надо бы тебя убить, да приходиться в живых оставлять. Помнишь, что мы должны были поехать в город и там оформить кое-какие документики. Так что придется совершить небольшое путешествие.

– Я никуда не поеду, пока ты не отпустишь женщин, – поставил я условие.

– Не волнуйся, женщин я отпущу, зачем мне они нужны, у меня их достаточно и без них. Но только после того, как буду держать заверенный нотариусом документ о передаче всех твоих акций вашему покорному слуге. И не надо больше брыкаться, сейчас мы все дружненько встанем и пойдем к машинам. Если ты будешь хорошо себя вести, то уже вечером сможешь сесть на самолет, который отвезет тебя домой. Можешь прихватить с собой эту кралю, – кивнул он на Анастасию. – Мне не жалко. Видишь какой я добрый. Пойдем?

Я понял, что наступает решающая минута. Обещаниям этого негодяя я не верил ни на один процент, я нисколько не сомневался, что он убъет всех нас сразу после того, как получит желанное соглашение. И, кстати, правильно сделает, только безумный может оставить в живых такое количество ненадежных свидетелей.

Я быстро осмотрел всю диспозицию. Прямо напротив меня сидел Обозинцев, а с боку от него – Маринин, который поигрывал пистолетом, периодически нацеливая его мне в грудь. Я не совсем понимал, почему он так непримиримо настроен против меня, ничего плохого я ему не сделал. У двери стояли две женщины, рядом с ними – два человека Обозинцева с автоматами. Еще один держал автомат у моего затылка, я то и дело ощущал прикосновение его холодного металлического ствола. У стены расположился Струганов, на него наставлял свой автомат еще один боевик.

Моя мысль безуспешно металась в голове в поиске ответа на вопрос: что делать? Мои глаза встретились с глазами Струганова, и я понял, что он занят разгадкой точно такого же ребуса. И именно он и спас нас всех. Его конвоир в порыве усердия больно ткнул его в спину, побуждая начать движение. Это вывело главного инженера из себя, он что есть силы схватился за ствол автомата и рванул его на себя. Не ожидавший такого нападения парень, выпустил оружие из рук. Но Струганов не успел произвести ни выстрела, это сделал Маринин, точно попав в него.

Однако возникло замешательство, которым я и воспользовался. Мой сторож на мгновение отвлекся, и я не преминул воспользоваться такой счастливой возможностью. Я вырвал из его рук автомат и полоснул очередью по Маринину. Вторая очередь пришлась по стоящим рядом с женщинами боевикам. Помогла мне расправиться с ними Анастасия, которая среагировала мгновенно, бросившись на пол и при этом сбив с ног свою напарницу по несчастью. Затем пришла очередь и обезоруженного моего охраннику, я приставил к его животу автомат и спустил курок.

Я обернулся к Обозинцеву, тот трясся от страха и пытался извлечь из-за пояса пистолет. Но руки его не слушались, и ему никак не удавалось выполнить эту простейшее движение. Я выстрелил ему в голову. Его смерть была мгновенной. Все было кончено.

Я подскочил к громко стонущему Струганову. Пуля разворотила ему живот. С таким ранением и без немедленной операции шансы его были ничтожны. Анастасия подбежала к нему.

– Его надо перевязать, он умрет от потери крови! – воскликнула она.

Я кивнул головой, хотя, на мой взгляд, все было бесполезно.

Анастасия кинулась к аптечке. Я же приподнял голову главного инженера. До этого мига он находился в полузабытьи, но неожиданно пришел в себя. Его взгляд устремился к Анастасии.

Она с бинтом и настойкой йода подошла к нему.

– Я люблю, я люблю… – На то, чтобы закончить фразу, сил у него уже не было. – Я…, – снова попытался произнести он, – но вместо слов на губах выступила кровавая пена. Его голова поникла.

Анастасия громко, по-бабьи зарыдала. Я молча стоял над остывающим телом, в своей жизни я проводил в тот, неизвестный, но по слухам лучший мир, немало своих товарищей, но никогда мне не было еще так тяжело.

Прошло никак не меньше десяти минут, а Анастасия продолжала рыдать с тем же накалом. Казалось, что она не один год копила слезы и вот теперь собиралась истратить весь свой многолетний запас.

Я дотронулся до ее вздрагивающих плеч. Она резко обернулась и посмотрела на меня.

– Анастасия, я понимаю, как вам сейчас тяжело, но нам кое-что нужно срочно сделать.

– Что сделать? – с упреком проговорила она, словно это я был виноват в его смерти. – Его больше нет.

– Его нет, но есть компания и тысячи людей, которые от нее зависят. Подумайте о них.

– Что я должна сделать? – уже другим, более спокойным тоном спросила она.

– Нам нужно собрать все трупы в дом и сжечь здесь все, что есть Мы не должны оставлять следов, никто не знает, как повернутся события. А рисковать нам нельзя.

– Хорошо, – безжизненно произнесла она. – Пойдемте.

Это была очень неприятная работа, собирать трупы, сносить их в дом. Хотя нас было трое, но на это ушло не меньше трех часов. Затем я облил строение бензином и поджег зажигалкой.

Мы стояли на приличном удалении от дачи и смотрели, как разгорался этот жертвенный костер. Горючее сделала свое дело, и огонь распространялся стремительно. И уже через минут пятнадцать все полыхало.

Никто из нас за все то время, что горел дом, не проронил ни слова. Примерно через час, сожрав все, что можно и не находя больше для себя пищи, огонь стал стихать. К тому же начался дождь, который помогал гасить устроенный нами пожар.

– Нам надо ехать, – сказал я.

Никто не возражал.

Мы сели в машины и поехали.

– Остановите! – внезапно потребовала Анастасия.

Я остановил машину. Она вылезла из нее и направилась к пепелищу. Я вышел вслед за ней, но не стал ее нагонять, а остановился на некотором расстоянии от Анастасии.

Анастасию опустилась на колени и стала неистово молиться. Так продолжалось минут десять. Затем поцеловала землю, она встала и, уже не оборачиваясь, как человек, который окончательно расстался с прошлым, пошла к автомобилю.

Она села рядом со мной.

– Поехали, – спокойно и в тоже время отрешенно сказала она.

Я тронулся с места. Впереди нас ждала очень трудная дорога.

«Прощай, Валера, – мысленно произнес я. – Ты был отличным парнем. Как жаль, что я это понял только после твой смерти».

Я взглянул на Анастасию, она посмотрела на меня. Взгляд ее не выражал ничего. Но это было и не важно. Я вдруг почувствовал, как что-то хорошее наполняет всего меня. А ведь мне в самом деле неслыханно везет. А впереди новые везения. Мне вдруг очень захотелось, чтобы эта дорога закончилась бы как можно быстрей. Ведь в самом недалеком будущем меня ожидали другие дороги, гораздо более ухоженные и приятные.

Какие и полагаются везунам.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg