«Блондинка в Монпелье»

Блондинка в Монпелье (fb2) - Блондинка в Монпелье (Детективные путешествия Елены Николаевой - 2) 1172K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталия Станиславовна Левитина (Маргарита Воронцова)

Наталия Левитина Блондинка в Монпелье

Глава 1 Похищение или побег?

Ребёнок испарился на шестой день нашего пребывания в Монпелье.

Но возможно, ещё и раньше. Я этого не знаю, потому что никак не могу восстановить в памяти события вчерашнего вечера…

Сегодня Натка должна была вернуться после занятий где-то в районе пяти. Я, конечно, не надеялась, что она придёт точно к этому времени. Накинула пару часов, ведь ребёнку наверняка захочется погулять по городу с новыми друзьями — двумя страшненькими немками, волоокой венесуэлкой и кудрявым бразильским хлопцем.

Кроме того, я учла, что моя дочь будет изо всех сил оттягивать момент возвращения домой. Вряд ли она мечтает поскорее возобновить вчерашний разговор. То, что Натка вчера сказала…

Да она меня просто убила!

Безусловно, я потребую объяснений!

Таким образом, до восьми вечера я терпеливо ждала ребёнка, а заодно занималась делами — ноутбук и телефон всегда под рукой. Параллельно восстанавливала здоровье, подорванное накануне. В качестве лечебного средства назначила себе в крупных дозах коктейль из запасов мадам Ларок. Голова у меня не то что раскалывалась, но неприятно гудела.

Я лежала в шезлонге на зелёной лужайке, листала страницы документов в ноутбуке, вносила исправления и потягивала из запотевшего бокала напиток с приятным горьковатым вкусом. Надо мной шевелила листьями-опахалами пальма с толстым ананасным стволом, благоухали цветы в глиняных кадках всех калибров, рядом в кустарнике щебетали птицы, а над головой сияло бирюзой прозрачное июньское небо.

На улице, за изящным забором из кованого железа, скрытые высокой живой изгородью, перекрикивались местные малыши. Они играли в мяч. Я слышала, как хлопал по асфальту его резиновый бок, как раздавала указания громогласная французская маман из соседнего особняка — чернокожая Луиза… «Они немножко шумные, — извиняющимся тоном говорила мадам Ларок за ужином в саду, когда нас пригибало к столу взрывной волной хохота и визга, а иногда и экспрессивной ругани. — Но в целом очень милые люди».

Я бы таких соседей давно уже прикончила. У меня нет и десятой части толерантности Виржини.

До самого вечера я не звонила Натке, чтобы она хорошенько прочувствовала: мамуля сердится. Обычно за день я успеваю позвонить дочке раз сто, порой вызывая её раздражение. Но сегодня продержалась до восьми вечера. Злилась и дулась, возмущалась, бормотала ругательства, вспоминая вчерашнее… Как Натка могла так поступить? Ведь взрослая уже девушка, умная к тому же!

Где были её мозги?

В восемь вечера я всё-таки решила позвонить Натке и поинтересоваться, в какой картинной галерее она прячется от материнского гнева. В музее Фабра? Наверняка он уже закрыт. В любом случае ей придётся вернуться домой и всё мне объяснить. Серьёзного разговора не избежать.

Я набрала номер дочери, подождала минуту и вдруг поняла, что из окна второго этажа доносится трель Наткиного айфона. Выскочив из шезлонга, сквозь стеклянные раздвижные двери я влетела в дом и ринулась вверх по лестнице. Толкнула дверь в комнату дочери…

Точно! Наткино сокровище, то, без чего она и шагу ступить не может, уютно расположилось в центре двуспальной кровати, на мягком покрывале и надрывалось изо всех сил. «Ленусик», — сияла надпись на экране.

Это, значит, я звоню, её мать.

Итак, детёныш забыл дома айфон, не вернулся из школы, где-то бродит, и связаться с ним нет никакой возможности. А скоро стемнеет — здесь, на средиземноморском побережье это происходит очень быстро…

Если Натка умудрилась забыть свою драгоценность, вероятно, она собиралась в сильной спешке? Но в комнате — идеальный порядок, покрывало аккуратно заправлено, стенной шкаф закрыт, на комоде — выставка косметических прибамбасов, флаконы выстроены в ровную линию, на столе — стопка учебников и брошюр по французской грамматике.

Ничего не понимаю. Куда же она делась?

Где бродит моя бессовестная дочь?

Если загулялась с друзьями — обязательно предупредила бы меня с чужого телефона. Она очень организованный и разумный ребёнок. По крайней мере, до вчерашнего дня я именно так о ней и думала. Да, вчера моя вера в Наткину способность принимать взвешенные и осмотрительные решения пошатнулась, но кредит доверия всё ещё не исчерпан. Я понимаю: если Натка так долго не возвращается, значит что-то произошло…

За окном послышался шум открывающихся ворот, и вскоре внизу, на первом этаже, раздался голос Виржини:

— Ку-ку, Натали! Ку-ку, Элен! Ку-ку, Кристин!

Так мадам поприветствовала всех постояльцев, то есть нас с Наткой, а ещё Кристину, в данный момент тоже отсутствующую. Весь пассаж мадам не прокричала, а мелодично пропела. Дочь, дрессируя меня перед поездкой, тоже учила правильно произносить некоторые французские слова — причём обязательно их не проговаривать, а петь.

— Мама, не так! — возмущалась Натка. — Смотри. Или снизу вверх — бо-о-н-жур, или сверху вниз — бон-жу-у-у-р… — Дитя мурлыкало, как котёнок. — Французы — они же поют! Ведь это не язык, а музыка!

— Не знаю. Какое-то гырканье, разбавленное хрипами. Гыр-гыр, гыр-гыр. Уж лучше китайский. И вообще, отстань. Мне французский ни к чему, у меня есть персональный переводчик: ты…

Я спустилась вниз к мадам Ларок, она сгружала в холодильник покупки. Мы обменялись улыбками. Даже в моём взволнованном состоянии я не могла не отметить, что Виржини, как обычно, выглядит изумительно. От Монпелье до Парижа — восемьсот километров. Но эта дама из провинции — воплощение настоящего парижского шика. А ведь ей прилично за шестьдесят, думаю, даже ближе к семидесяти. Я в её возрасте, надеюсь, буду выглядеть так же эффектно.

Если, конечно, доживу.

Сегодня на Виржини было простое платье, чья бесхитростность компенсировалась массивными и яркими этническими украшениями. Единственный недостаток мадам — она плохо владеет английским. Для жителя Европы это неприемлемо. Без Натки нам с Виржини приходится туго. К счастью, мы не первые русские постояльцы у мадам, поэтому ей удалось освоить несколько русских словечек.

Сейчас Виржини на англо-франко-русской абракадабре объяснила, что не ночевала дома, так как навещала маму. И там же провела весь день, пока маман не стало лучше.

Матушке мадам Ларок уже под девяносто, поэтому её детям иногда приходится поволноваться. Но в остальные дни старушка лихо смолит одну сигарету за другой, любит хорошо поесть и выпить и, взбив седые кудряшки, активно тусуется в парке с салагами — семидесятилетними дедушками. Мамулю, как драгоценный объект, пришлось снабдить тревожной кнопкой. Хотя пожилая дама до последнего сопротивлялась и ни в какую не желала вешать на шею хомутик с прибором. Утверждала, что это повредит её имиджу беспечной кокетки, а также вряд ли будет сочетаться с жемчугом и другими украшениями.

Когда я, наконец, поняла, что Виржини не ночевала дома, мне стало совсем плохо. А что, если Натка исчезла ещё вчера?

Знаками и пантомимой я объяснила мадам, что мой ребёнок куда-то пропал.

— Виржини, а вчера вечером вы видели Натали? Вчера! Yesterday! Hier! Вче-ра!

— Non! — отрицательно покачала головой хозяйка пансиона, лишая последней надежды. — Я… Moi… Ходить… Есть уходящий… Уходить… — Она показала три пальца и постучала по запястью.

Я поняла, что вчера Виржини ушла из дома в три часа дня.

Мы с дочерью расстались на площади Жана Жореса в половине седьмого вечера. Натка отправилась домой на трамвае, а мы с Кристиной надолго зависли в уличном ресторанчике. Наверное, недурно выпили, так как, во-первых, после Наткиного заявления мне было необходимо расслабиться, а во-вторых, потому что сегодня я ничего не могу вспомнить. Я даже не знаю, когда мы вернулись домой. Сколько же мы выпили? Бутылку? Две? Цистерну?

Не могу понять, как нам удалось без приключений добраться до дома и пристроить «Ситроен» на маленькой парковке во дворе, не снеся пальму.

Глухая тревога — постоянный спутник заботливой мамаши — тугим обручем сжала моё сердце.

— Натали гулять, — щебетала над ухом Виржини. — Avec garçon, гарсон, мальчик! Гулять!

Она поправила эффектную чёлку, бряцая, словно доспехами, браслетами на запястье, затем поднапряглась и выдала:

— The weather is fine!

Очевидно, эта фраза сохранилась в её памяти ещё из школьной программы по английскому языку. «Погода чудесная!» Да уж, я не спорю.

Но где мой ребёнок?!

Я нашла телефон Наткиных языковых курсов и набрала контактный номер. Там никто не отвечал. Естественно, ведь уже девять вечера.

Виржини тем временем пыталась меня успокоить, изменив направление моих мыслей:

— Элен, кофе? Да? Капучино? Пить, да? Круассан? Кофе, о’кэй? Круассан, о’кэй?

Как же легкомысленны французы! Они демонстрируют поразительную беспечность в самых разных вопросах — от секса до иммиграционной политики. У меня пропала дочь, но я должна успокоиться, выпить капучино, съесть круассан… Да он у меня встанет поперёк горла!

Где моя маленькая доченька?

Моя прелестная блондинка?

Я тем временем с телефона зашла на сайт Наткиной языковой школы, настрочила письмо на английском и отправила его по электронному адресу, указанному в контактах. Попросила срочно связаться со мной. И — о, чудо! — вскоре телефон затрясся мелкой дрожью в моей ладони.

Администратор школы отлично владела английским, почти так же хорошо, как я. Она пообещала выяснить у преподавателя, как прошёл сегодняшний день, не планировала ли Натка с друзьями отправиться на какую-нибудь затяжную экскурсию и так далее.

Внимательная девушка перезвонила через пять минут. Взволнованным голосом она сообщила, что сегодня моя дочь… вообще не пришла на занятия!

— Что?! — в ужасе закричала я, мгновенно покрываясь холодным потом. — Как это — её сегодня не было?!

Виржини с напряжённым лицом следила за моей реакцией. Она поняла, что ничего хорошего мне не сообщили.

— О! — выдохнула она. — Это катастроф. Где есть маленький мадемуазель?

Итак, находясь в райском уголке на берегу Средиземного моря, я постепенно погружалась в ад. Неведомая сила затягивала моё сердце по нисходящей спирали в чёрную воронку.

Куда пропал ребёнок?

И даже точнее: куда пропал мой беременный ребёнок?

Глава 2 Вспомнить всё! Но как?

За несколько месяцев до окончания десятого класса Натка осветлила волосы. Со мной она посоветоваться забыла. Но я, безусловно, не перестала бы её любить, даже если бы она решила вставить в нос гвоздь и сбрить брови.

К счастью, у меня адекватный ребёнок, поэтому Натка всего лишь перекрасила волосы. Надо признать, она превратилась в очаровательную блондинку.

— Не дают покоя лавры Джульетты Иванцовой? — язвительно поинтересовалась я, когда дочь предстала передо мной в новом образе.

Иванцова, Наткина одноклассница, девица исключительных внешних данных — с льняными волосами до талии и бесконечными ногами — два года назад получила приглашение от модельного агентства и уехала сначала в Москву, а затем за океан. В восьмом классе Натка сражалась с этой куклой за сердце одного достойного юноши, Леонида. Главный приз остался невостребованным, так как обе соперницы самоустранились на финишной прямой: Натка изменила Леониду с Мишей, Иванцова — с Нью-Йорком.

Сейчас Иванцовой шестнадцать, как и моей дочери. Мы видим эту диву на страницах глянцевых журналов — она обнимает гигантские флаконы духов, или задумчиво перебирает пальчиками шевелюру какого-нибудь красавчика в смокинге, или же, закусив губку и придав взгляду отрешённость, тычет в камеру свои ласты в сапогах сорок третьего размера (реклама кожаной обуви знаменитого бренда).

Портрет Иванцовой венчает экспозицию «Наша гордость» в холле школы. Там, кроме фотографий прославившихся выпускников, стоят кубки за победу в лыжных и баскетбольных соревнованиях.

Не сомневаюсь, Натка тоже попадёт на этот стенд, когда окончит школу с золотой медалью. Пока Иванцова мечется между Парижем, Миланом и Рио-де-Жанейро и проводит долгие часы за кулисами подиумов, где её штукатурят и причёсывают, дочь добросовестно учится и коллекционирует грамоты за участие в олимпиадах. Я ею горжусь, она такая умная. Два года назад у них ввели факультатив по французскому, и — вуаля! — моя бусинка уже быстро тараторит на этом языке.

Более того, Натка заявила, что после одиннадцатого класса хотела бы учиться во Франции.

— Заметь, в этой стране бесплатное высшее образование, — сообщила она мне.

— Да ладно, так не бывает. У нас оно официально тоже бесплатное. Однако попробуй-ка поступи на бюджет. Проще поймать акулу сачком для бабочек. Даже ты, суперотличница, не поступишь.

— Но во Франции действительно масса бесплатных университетов. И даже иностранцы могут там учиться. Удивительно, правда?

— Удивительно, — согласилась я.

— Можно разослать запросы в разные города — в Лилль, Бордо, Монпелье, Лион, Страсбург. Я погуглила, там отличные универы. Как ты думаешь, а?

Я пожала плечами:

— Но как же Миша? Его-то ты куда денешь? Сама сбежишь за границу, а его оставишь здесь? О чувствах матери, покидаемой единственной дочерью, я не говорю, это сущая ерунда. Но вот Миша… Он тебя разве отпустит?

Дочка сразу приуныла. О женихе она как-то не подумала. Что с неё взять, она же теперь блондинка!

Вопрос о заграничном университете мы пока отложили, но на лето я пообещала отправить Натку на языковые курсы в один из названных городов — вроде как на разведку.

Дочь выбрала Монпелье — небольшой городок на средиземноморском побережье, залитый солнцем и наполненный кипучей студенческой энергией, со средневековыми улочками, монументальными каменными башнями и грандиозным ботаническим садом.

Наметив цель, дочь рьяно занялась организацией поездки. Нашла учебное заведение, прошла тестирование и записалась на курсы. Потом купила билеты на самолёт и ТЖВ — скоростной поезд, способный преодолеть расстояние от Парижа до Монпелье всего за три часа. Хотя я предлагала взять напрокат автомобиль и добраться своим ходом, часов за восемь или десять, если уж совсем не спеша. Эти европейские страны — они такие маленькие!

Кроме того, именно дочь разыскала в Интернете «Пансион мадам Ларок». На фотографиях мы увидели двухэтажный таунхаус со стеклянной стеной на первом этаже, двор с пальмой и кустами роз в массивных кадках, огороженный высокой живой изгородью. Мадам Виржини сдавала три комнаты наверху, мы забронировали две. Мне досталась спальня с фиолетовыми стенами и кремовыми портьерами, дочь выбрала комнату, декорированную в прованском стиле — светлые занавески в цветочек, белая мебель, букетики лаванды.

— Ну вот, — сказала я, — в Провансе и апартаменты соответствующие.

— Мама, мы едем не в Прованс, — авторитетно поправила Натка. — Монпелье — столица провинции Лангедок-Руссильон.

— Обалдеть! Молодец, отличница, урыла непросвещённую мамочку! Что, довольна?

* * *

В воскресенье в четыре утра мы погрузили чемоданы в багажник джипа и помчались в аэропорт. Вещей было много, но почти все — дочкины. Потому что я собиралась вернуться обратно уже через неделю. С моей работой не так-то просто вырваться на подольше. Приеду, удостоверюсь, что Натка хорошо устроилась, город безопасен, учителя добросовестны, а мадам Виржини — так же сердечна и заботлива, как мне это показалось во время нашего общения по скайпу. И со спокойной душой вернусь домой — работать в поте лица, заниматься делами моей фирмы под названием «Современные медтехнологии».

В полночь, проведя семь часов в двух самолётах, три часа в поезде и целое столетие в очередях на паспортный контроль, преодолев в общей сложности семь тысяч километров, мы вывалились из вагона на пустынный перрон в пункте назначения.

Тусклый жёлтый свет освещал обшарпанное здание маленького вокзала, под ногами валялись окурки и что-то похрустывало, от чёрной ямы с железнодорожным полотном тянуло гарью, тут и там мелькали подозрительные и мрачные фигуры.

— Ой, — сказала Натка. — Куда это мы приехали?

Если вспомнить, как выглядит вокзал в нашем городе — современный, огромный, со стеклянной крышей и вылизанными до блеска перронами, — то складывалось ощущение, что забрались мы в настоящую дыру.

— На картинках всё выглядело иначе, — расстроенно пробормотала дочь.

Я пересчитала чемоданы.

Натка совсем сникла. Она тщательно готовилась к поездке, собирала информацию, запоминала названия достопримечательностей… И тут такая встреча! Неужели всё остальное тоже окажется фикцией? А вдруг наш пансион — не райский уголок, а клоповник с ржавой сантехникой, а сама мадам Виржини — злая ведьма, зарабатывающая на доверчивых туристах? А если тут на каждом углу торгуют наркотой?

Куда мы попали?

— Ку-ку, Натали! Ку-ку, Элен! Бонсуар! Бьенвеню! Здрастуйтэ, добро пажалывать! — раздался радостный голос с другой платформы. Напротив, в сияющем золотым огнём квадрате вокзального окна, стояла Виржини и махала нам рукой. Ей хватило пары секунд, чтобы нас очаровать. Закутанная в воздушный палантин, нарядная и элегантная, она словно материализовалась из облака, как сказочная фея. Не прошло и пяти минут, а мы уже ехали по ночному городу на машине Виржини, и Натка возбуждённо тараторила на французском, отвечая на многочисленные вопросы мадам.

* * *

Я зря волновалась — сантехника в особняке сверкала, полотенца были белоснежными и пушистыми, как в пятизвёздочном отеле. И заплатили мы за это великолепие в три раза меньше, чем если бы сняли комнату в гостинице. Натка очень гордилась своей финансовой ловкостью — она сэкономила деньги и на авиаперелёте (нашла дешёвый рейс), и на ТЖВ (дождалась какой-то особой акции и купила билеты по бросовой цене), и на проживании. Потом дочурка предъявила мне листочек с бухгалтерскими выкладками и предложила выдать ей сэкономленную сумму.

— С какой стати?

— Но я ведь сберегла для семьи кучу денег! Дай мне их на карманные расходы.

— Вымогательница! Для блондинки ты чересчур изобретательна и коварна. Проще надо быть. И беззаботнее.

— Я же фальшивая блондинка.

Так как дочь должна была остаться в Монпелье на целый месяц, меня устраивало, что она будет жить не в студенческом общежитии или отеле, а под присмотром мадам Виржини. Ей ведь всего шестнадцать лет, она маленькая.

Хотя не знаю, чем они там занимаются с Мишей, пока я с утра до ночи развиваю бизнес. Мише почти двадцать два, это настоящий буйвол, тонна мышц. Он очень полезен в хозяйстве, мы активно используем в быту его созидающую энергию — переставить мебель, донести пакеты с едой. Но возможно, моя дочь уже совсем не такая маленькая, как я думаю…

В Монпелье детёныш загрузил себя не на шутку: по три часа групповых занятий в день и три — индивидуальных. В восемь утра мы завтракали в саду под пальмой, затем Натка уезжала в центр, где в средневековом замке располагалась языковая школа. Дочь перемещалась по городу на трамвае, а я предпочитала ездить на арендованном синем «Ситроене».

Мне потребовалось проявить хирургическую точность, чтобы вписать короткометражный отпуск в мой график. В субботу я отправила восвояси обласканных партнёров из Гуанчжоу, в воскресенье мы с дочкой уже сели в самолёт. Сейчас пятница, и я ещё как будто отдыхаю, хотя ни на минуту не расстаюсь с ноутбуком и телефоном. На следующий вторник намечена встреча с товарищами из Новосибирска. После долгих, тяжёлых переговоров мы должны подписать миллионный контракт. Речь идёт о чудодейственном приборе для кардиологических больных, выпускаемом нашей компанией… Далее. В среду — опять китайцы, из Шанхая, в пятницу — партнёры из Владивостока, в воскресенье ждём делегацию из Минска.

Вот такая напряжённая жизнь! Мне нравится.

А дочь недовольна.

— Мама, ты совсем меня забросила, — часто жалуется она. — Ты меня не слушаешь, я тебе не нужна! Ты занимаешься только бизнесом, фирмой, своими драгоценными «Современными медтехнологиями»!

— Что ты говоришь! Во-первых, ты — самое дорогое, что у меня есть. Во-вторых, моя круглосуточная занятость обеспечивает нам комфортное, порой даже роскошное существование. В-третьих, а как же Ми-ша? Почему он тебя не развлекает? Неужели он тебе надоел?

— Вовсе нет! Но он мой парень, а ты мама. Это разные вещи, правда?

Кто спорит… Да, я могла бы сбавить обороты, меньше работать, чаще бывать дома. Но бизнес засасывает, трудно остановиться, когда поймал удачу за хвост. А я поймала и держу очень крепко. Хочется прыгнуть выше, дальше. Ну и деньги, конечно… Отказаться от них? Но как? Это всё равно как если бы ты привык грести их ковшом экскаватора, а тебе вдруг предложили пластмассовую лопатку для песочницы.

Нет, я не могу остановиться.

Но дочь — моё сокровище, она единственный человек, чьи желания я учитываю. Поэтому неделю отпуска я всё же у себя выцарапала. Разметала во все стороны дела, аудиенции, поездки, разрисовала стрелочками семь страниц в ежедневнике, перенеся встречи на другие даты. И до сего момента не уставала радоваться, что так поступила, потому что каникулы удались на славу.

Отдых получился шикарным. Для человека, привыкшего двадцать часов в сутки жонглировать тремя смартфонами, планшетом и гроссбухом, возможность посидеть в шезлонге под пальмой — это настоящая роскошь… Можно задумчиво рассматривать небо, потягивать из бокала коктейль, можно гулять по тенистой эспланаде Шарля де Голля, валяться на пляже, закутавшись в лёгкий плед…

Фантастика!

Этим я и занималась, пока ребёнок пыхтел на занятиях. Развлечениям я предавалась в компании Кристины. Удивительно, но в городке, где совсем нет русских (это вам не Париж или Ницца, до отказа заполненные нашими соотечественниками), мы в первый же день нос к носу столкнулись с землячкой — она снимала третью комнату в доме Виржини.

Более того, Кристина являлась моей давно забытой однокурсницей. Мы вместе учились в мединституте, но после окончания вуза никогда не встречались. Да, стоило проехать несколько тысяч километров, чтобы на французской окраине встретить давнюю знакомую!

Глава 3 Кристина. Двадцать лет спустя

— Кобылкина! — завопила я. — Кристинка! Ты-то здесь откуда?!

Накануне, когда мы раскладывали вещи в комнатах, Виржини сказала нам, что третью комнату занимает русская мадемуазель. И только утром, спустившись к завтраку, я увидела, что это никакая не мадемуазель, а моя старая знакомая Кристина Кобылкина.

— Николаева! — заорала в ответ однокурсница. — Ты ли это? Здесь?! Но как?!!

Мы придирчиво осмотрели друг друга, и каждая ощутила неприятный укол в сердце: нет, радоваться нечему, ни одна из нас не растолстела и не подурнела. Мы обе были по-прежнему невесомы и грациозны, как во времена учёбы. В принципе, выглядели так же, как и двадцать лет назад. Менее свежо, чем в юности, зато более эффектно. Сошёл натуральный румянец, зато появился стиль.

Честно говоря, я бы отказалась вернуться обратно, в мои двадцать лет, и заново пройти весь путь. Мне очень комфортно в моём возрасте, это возраст расцвета и уверенности в собственных силах. Безусловно, если бы сейчас я не могла похвастаться успешным бизнесом и дочкой-умницей, то наверняка заговорила бы иначе: сидела бы и оплакивала ушедшую молодость…

— Классно выглядишь, старушка, — похвалила Кристина. — Всё те же дивные зелёные глаза, шикарные тёмные волосы… Седина-то уже попёрла, признайся? Подкрашиваешь?

— Какие глупости! О чём ты? Я совсем малышка. А ты тоже неплохо сохранилась. Ставлю пять с плюсом.

— Стараюсь. Мучаю себя всякими процедурами лишь бы только не скукожиться, как печёное яблочко.

Кристина рассказала, что приехала во Францию знакомиться с женихами. Да, вот так. Кто-то и дома ни одного мужика подцепить не может, а у неё сразу два иностранных претендента — один лучше другого.

В понедельник Кристина встретилась с первым кандидатом, владельцем прачечной, а потом поделилась со мной впечатлениями. Мы выпутались из каменного лабиринта улочек, обогнули церковь и устроились за одним из ресторанным столиков, выставленных на маленькой, выложенной брусчаткой площади.

Напротив возвышался дом с разрисованным фасадом. Я не сразу поняла, что перед нами сплошная стена, а не здание с настоящими дверями и окнами. Картина выглядела настолько достоверной, что казалось — дверь приоткрыта, а из окон высовываются живые люди. Впоследствии Натка просветила свою дремучую мамочку, что традиция разрисовывать фасады пришла из Средневековья, когда за каждое окно горожанам приходилось платить налог. Тогда жители стали строить дома с глухими стенами, а окна просто рисовали. Потом мы ещё не раз видели многоэтажные здания, покрытые такими же правдоподобными фресками.

В бирюзовом небе над зубчатыми башнями собора плыли облака, а над нами трепетал матерчатый навес. Я договорилась с Наткой, что в обеденный перерыв она прибежит на эту площадь и мы накормим её обедом. А пока мы с Кристиной заказали по чашке кофе.

* * *

Во Францию Кристину Кобылкину привели безуспешные поиски гармонии.

Сколько я её помню, она пыталась привести к единому знаменателю свои имя и фамилию. Пока все усилия оборачивались прахом, судьба жестоко смеялась над бедняжкой.

Ещё на первом курсе забавное сочетание стало предметом неукротимого студенческого веселья. На втором курсе Кристина в результате пары неосторожных движений залетела. Пришлось срочно выходить замуж. И за кого? За Петю Вилкина. Так наша горемыка превратилась в Кристину Вилкину. Поменяла шило на мыло. А лет через десять, уже после развода с Петей, Кристину накрыла неземная любовь, и приятельница второй раз вышла замуж — за достойного человека с фамилией Ножкин.

— Так ты теперь Кристина Ножкина? — всхлипнула я, давясь смехом. — Какая блистательная эволюция: Кобылкина, Вилкина, Ножкина!

— Смейся, смейся, — мрачно произнесла страдалица. — Я не сдамся. Я сейчас опять свободна, развелась, у сына своя семья. Меня ничто не связывает, и теперь-то я уж точно обзаведусь красивой фамилией!

Кристина решила бить прицельно — обратилась в брачное агентство, основанное в Марселе бойкой русской дамочкой, когда-то закончившей иняз. Та подобрала нескольких кандидатов. Их фамилии были красивы и мелодичны, согревали душу и звучали как песня. Французам в этом плане очень повезло.

— Верный ход, — поддержала я Кристину. — Например, связалась бы с итальянцем — стала бы какой-нибудь синьорой Скоттучини. Грек наградил бы фамилией Попандопулос. А у французов любая фамилия радует слух.

В конце концов из красочного полотна французских женихов выкристаллизовались два претендента: владелец прачечной из Монпелье и инженер из Марселя. Первый — Жюстан Делорм, второй — Грегуар Ламонтань.

— Ну как тебе? Послушай, — мечтательно проворковала Кристина. — Кристин Делорм… Кристин Ламонтань… Звучит, да?

— Обалдеть, — согласилась я. — Красиво, слов нет! Потрясающе! Выбирай любого мужика, с фонетической точки зрения всё равно не прогадаешь.

— С Жюстаном я уже познакомилась. Он мне понравился.

— Владелец прачечной? — не удержалась я от саркастической усмешки.

— Понимаю, почему ты усмехаешься. Прачечная — это, конечно, не очень романтично. Зато мужик твёрдо стоит на ногах. Видела бы ты его дом. Шикарный двухэтажный коттедж посреди большого сада. С Грегуаром я встречаюсь в пятницу. Он специально приедет из Марселя.

— А далеко оттуда ехать?

— Приблизительно… Километров двести.

— И у обоих мужиков серьёзные намерения?

— Ещё какие! Оба рвались оплатить накладные расходы, — засмеялась Кристина.

— Удивительно, если вспомнить, насколько экономны французские мужчины.

— А ты откуда знаешь?

— Имела однажды дело с партнёрами из Франции. За месяц они из меня душу вынули. Каждую копеечку обговаривали. Да и вообще, у французских мужиков репутация сквалыг.

— Наверное, это проявится после. А пока парнишки обещают мне золотые горы. Готовы кормить икрой и купать в шампанском.

— А ты?

— А что я? За самолёт получила с обоих.

— Ну, Кристинка, ты даёшь! Это же нечестно!

— Не надо всё усложнять. Я заранее сделала парням приятное — позволила проявить щедрость.

— Надо сказать, ты никогда не испытывала недостатка в мужском внимании.

— О тебе, Лена, можно сказать то же самое.

— Вот удивительно! Возьмём мою секретаршу Вику. Она умненькая, симпатичная, молодая. Но ей даже дохленьким ухажёром не удаётся обзавестись. А ты — хлоп! — и в дамки. Уже сидишь в ресторане во Франции, а женихи дерутся за право оплатить твой авиабилет. Как у тебя получается?

— Пардон, что-то я не поняла… Вика, значит, умненькая и симпатичная. А я, по-твоему, тупая и страшная?

— Моя Вика, между прочим, на двенадцать лет тебя младше. И что? Ни-че-го!

— Так надо шевелиться! — засмеялась Кристина. — Твоя секретарша, наверное, возвращается домой и весь вечер тупо смотрит сериалы в Интернете. А нужно по свиданиям бегать… Ах, да! Вот ещё что! В анкете я указала, что согласна на секс на первом свидании!

— В смысле?

— В брачном агентстве мне предложили заполнить анкету. Пунктов этак под шестьсот. И попался хитрый вопрос: на каком свидании вы согласны на секс? На первом? На третьем? На десятом? Никогда?

— Я бы ответила «никогда» — просто, чтобы приколоться. И посмотреть, какой будет результат.

— А я подумала, что вопрос поставлен неверно. Надо спросить так: как долго вы сможете гарантировать мужчине неприкосновенность? — захохотала Кристина. — Да если мужик на первом же свидании согласится, разве я откажусь? Мне сорок лет! И я одинока! Да я первая в него когтями вцеплюсь!

— Зато честно, — улыбнулась я. — Постой! Так ты уже успела? С этим, как его… маркизом Жюстаном? Владельцем прачечной?

— Угу, — блаженно мурлыкнула Кристина. — Как же мне понравилось… У него не только ФИО красивое, но и тело тоже. Он идеален!

— Идеальная прачка?

— Какая же ты противная… Не прачка, а хозяин прибыльного бизнеса! Жюстану, между прочим, всего тридцать шесть. И пять раз в неделю он занимается в спортзале. На бицепсах у него татуировки, в ухе — серьга. И одевается он с большим вкусом.

— Ух ты! Так, может быть, тебе забыть про второго? Грегуара? Пусть не приезжает. Чего мужику зря пилить из Марселя?

— А вдруг он ещё круче? Нет, я обязательно должна проверить. А потом выберу того, кто лучше.

— Ну, ты и чертовка!

— Просто мне нравится жить. Обожаю процесс. Боже, это так классно! Посмотри вокруг! Мы на юге Франции, в самом настоящем раю… И все нам улыбаются, все такие милые…

Наверное, именно эта радостная энергия, бьющая фонтаном, и привлекала всегда к Кристине мужчин.

Плюс готовность к сексу на первом свидании.

— Лен, а у тебя-то как дела? Мы всё обо мне да обо мне. У тебя кто-то есть?

— У меня много чего есть. Дочка, бизнес.

— А мужчина?

— С этим вопросом сложнее. Мужчина у меня вроде бы и есть. Но в то же время его как бы и нет.

— Да, — вздохнула Кристина. — Так часто бывает. А как его зовут? Твоего принца-невидимку?

— Вольдемар.

— Что?

— Вовчик. Короче, Владимир.

— И что у вас случилось?

— Нашла коса на камень. Он крутой, а я ещё круче. У него холдинг, но и у меня фирма. Он гордый, я своенравная. Он лев, а мне совсем не страшно. Вот и не можем ужиться.

— Ленка, да ты полная дура!

— Почему?

— Разве так с мужчинами обращаются?

— Я тебя умоляю. Не надо меня учить, как обращаться с мужчинами. У меня их было множество.

— И хоть один задержался надолго?

Я задумалась. Володя вроде хотел задержаться. Но, похоже, и у него уже лопнуло терпение…

Настроение испортилось. Пока ещё непонятно, расстались мы с Володей или всё же наладим отношения. Но стоит подумать о том, что он навсегда исчезнет из моей жизни, — и солнце меркнет…

Разговор о мужчинах пришлось свернуть, так как появилась Натка.

— Бонжур, — сказала она. — Привет, мамочка, здравствуйте, Кристина Эдуардовна. Девушки, вы ослепительно выглядите!

Ах, какая вежливая и культурная у меня доченька!

— Блин, сейчас сдохну от голода! — добавила Натка. — Срочно дайте чего-нибудь пожрать. У меня всего сорок минут.

Мы тут же подозвали официанта. Высокий черноволосый паренёк маячил неподалёку и бросал в нашу сторону скорбные взгляды — он уже потерял надежду дождаться от нас полноценного заказа.

Кристина, не утруждая себя изысканным произношением, скомандовала ему принести три комплексных обеда по пятнадцать евро. Я видела, как вытянулось лицо дочери: корявая и безграмотная речь моей однокурсницы резала ей слух. Натка-то целый год оттачивала произношение с помощью профессора из Сен-Мало, занимаясь по скайпу. А Кристина не парилась, она выучила пять глаголов, три местоимения — и вперёд, на мины, ни капли не сомневаясь в том, что великолепно владеет французским…

— Мама, но ведь она издевается над языком! — возмутилась Натка в понедельник, после того, как в первый раз услышала Кристинины перлы.

— Да ладно! Как смогла, так и выучила. Ей нужно с женихом прийти к консенсусу. Было бы затруднительно это сделать, не владея языком. Кристину Эдуардовну похвалить надо, а не ругать.

— Мама, а знаешь ли ты, что сказал Анатоль Франс о французском языке?

— Да зачем мне…

— Нет, ты послушай, — перебила дочь. — Цитирую близко к тексту: «Французская речь — это женщина столь прекрасная и гордая, скромная и изысканная, мудрая и легкомысленная, что, влюбившись в неё всем сердцем, уже никогда ей не изменишь».

— Эка завернул!

— Как-то так.

— Флаг ему в руки.

— Мама! — вздохнула дочь. — Анатоль Франс, вообще-то, нобелевский лауреат, а его произведения относятся к сокровищам французской литературы!

Вот. Моя дочь не только вежливая, но и очень образованная.

Горжусь!

Пусть дочь и возмущалась лингвистической нахрапистостью Кристины, а мне однокурсница нравилась всё больше и больше. В мединституте мы особо не дружили. Не каждому удастся проломить мою броню закоренелого мизантропа. В целом, я не очень-то хорошо отношусь к людям. Злая и вредная. Но радостное и позитивное отношение Кристины к жизни мне импонировало, а её компания доставляла удовольствие…

Итак, мы наконец сделали заказ.

Официант сразу принёс приборы, а также графин воды и корзину с багетами и булками. Дочь тут же выхватила из корзинки хрустящий батон и, урча, как голодная кошка, впилась в него зубами.

— Бедная малышка, совсем заучилась! Так, сейчас мы посмотрим, что вкладывают французы в понятие «комплексный обед», — сказала Кристина.

Как выяснилось — очень многое!

Сначала нам принесли по огромной тарелке салата из зелени, оранжевой дыни, пармской ветчины, шариков моцареллы и помидорок-черри, нанизанных на шпажку в виде шашлычков.

Покончив с салатом, мы отвалились от стола, как три сытых саранчи, слопавших гектар посевов. Но это было только начало. Официант уже спешил в нашу сторону с новым грузом. Теперь каждой голодающей русской даме досталось блюдо с гигантской отбивной, источающей сок и аромат. К мясу прилагались золотистые горошины картофеля и ещё один салат — теперь уже из баклажанов со сладким перцем.

— В меня столько не влезет! — взмолилась Натка.

— Трескай, поправляйся, — приказала Кристина.

На десерт коварный юноша притаранил подносы с кофе, мороженым, шоколадным пирожным и суфле из манго. Каждой из нас! А ведь мы уже не могли дышать.

— Не понимаю, как француженкам удаётся сберечь фигуру! — в отчаянии воскликнула Кристина.

— Всё, я побежала на занятия! — Натка поднялась из-за стола. — Мам, не забудь оставить чаевые официанту, он так старался.

— И глаз с тебя не сводил, — хмыкнула я.

— Ещё бы, — заметила Кристина. — Такая прелестная блондинка. И сразу видно — девочка из России. Русская — значит красивая!

— Ой, Кристина Эдуардовна, вы совсем меня захвалили, — зарделась Натка и гордо отбросила за спину светлые волосы. — Ладно, гуд-бай!

— Не гуд-бай, а оревуар, — строго поправила Кристина. — Беги, крошка, беги. Какая ты счастливая, — повернулась она ко мне. — У тебя доченька.

Глава 4 Отпуск ещё не закончился

Мы с Наткой ошиблись. Даже представить не могли, что в июне на берегу Средиземного моря можно замёрзнуть. Я думала, мы будем изнемогать от жары и наши единственные тёплые вещи — мой кардиган и Наткина джинсовая куртка — так и пролежат в чемодане.

В первый же день, встретив парочку негров в пуховиках (правда, на ногах у них всё же были резиновые сланцы), мы осознали глубину нашего заблуждения. Да, солнце палило вовсю, однако с моря постоянно дул холодный бриз.

Требовалось пополнить дочкин гардероб, ведь она должна была остаться в Монпелье до конца месяца. Вооружённая только короткими платьицами, крошечными шортами и топиками, она точно околеет от холода. Замёрзнуть под пальмами — это парадокс!..

Ребёнок воспринял идею с энтузиазмом, но пожертвовать занятием ради беготни по магазинам не согласился:

— Мам, ну ты это… Сама давай. У тебя отличный вкус.

— Ах, как же это здорово! — прокомментировала Кристина. — Услышать от шестнадцатилетней дочери: «У тебя отличный вкус»! Ленка, твоя жизнь, определённо, удалась…

В среду мы с прекрасной искательницей гармонии оставили «Ситроен» в районе парка Променад дю Пейру.

— Вполне бы доехали на чудесном трамвайчике, — бухтела Кристина, пока я искала место для парковки. Вдоль тротуаров всё было настолько плотно заставлено автомобилями, что между бамперами соседних машин не протиснулся бы и комар.

Да, трамваи Монпелье заслуживали целой поэмы. Ярко раскрашенные, они радовали глаз и оживляли улицы. Каждая линия имела свой фирменный стиль. Натка добиралась до школы на трамвае, разрисованном крупными красно-жёлтыми цветами, или на синем с белыми голубями, похожими на звёзды в вечернем небе, или на фиолетево-зелёном, с морскими мотивами…

— И зачем ты арендовала машину? — удивилась Кристина.

— Я привыкла всегда быть на колёсах. А что? Заплатила каких-то триста евро — и вуаля! Целую неделю в моём распоряжении отличный, застрахованный по самое не хочу, автомобиль. К тому же мы с Наткой планируем съездить в Камарг.

— Куда?

— В Камарг. Это национальный парк, расположенный неподалёку. Там водятся розовые фламинго, чёрные быки и белые лошади. Натка прожужжала мне все уши про этот заповедник. Быков она, что ли, не видела?

— Триста евро для тебя не деньги, — сделала вывод Кристина.

— Нет, не деньги, — призналась я. — Особенно, если речь идёт о моём комфорте.

— Крутая ты, Ленка, стала. А в институтской столовке, помнишь, прикидывала: брать второе или обойтись супчиком?

— Помню! — засмеялась я. — Точно! Так оно и было. Каждую копеечку считала, на еде экономила. Весёлые были времена. Выкручивалась, как могла. Жила на стипендию да по квартирам бегала — уколы делала и капельницы ставила. Родители мне особо не помогали, они и сами бедно жили.

— Зато сейчас ты вся в шоколаде.

— Однозначно. Но поверь мне, Кристиночка, каждый миллиграмм этого шоколада я оплатила кровью и по́том. Когда другие люди отдыхают, когда у них, например, наступает вечер пятницы, или выходные, или отпуск, я продолжаю вкалывать, как папа Карло. Никогда не останавливаюсь.

— Но сюда же ты приехала? Отдохнуть?

— Эту неделю я буквально выгрызла зубами из моего расписания. Спасибо Натке, уговорила, уломала. Я даже не припомню, когда я куда-нибудь ездила просто так, а не по делам.

— Скажи, тогда в институте ты дружила с Игорем. Причём, насколько я помню, у него была девушка, а у тебя — парень. Но вашей дружбе это не мешало.

— Игорь, — вздохнула я. — Да. Было дело.

— И что? Где он сейчас?

— Именно с Игорем мы и затеяли общий бизнес, когда осознали, что врачи из нас получились хреновые. Открыли фирму, стали торговать медицинским оборудованием…

Я нахмурилась. Воспоминания о друге будили двойственные чувства. С одной стороны, пятнадцать лет дружбы, словно годы долгого и счастливого брака, из жизни не вычеркнешь. Сколько хороших моментов сохранилось в памяти — то, как мы подписали первый крупный контракт, то, как переехали в новый офис, как проводили «мозговой штурм», как поддерживали друг друга и пили шампанское, празднуя победы…

Да, мне есть, что вспомнить… Но два года назад наша дружба лопнула, как мыльный пузырь. Потому что Игорь ужасно меня подставил…

— О, нам туда! — кивнула Кристина в сторону красивой арки.

И мы совершили головокружительный марш-бросок по улице Фош, грабя фешенебельные магазины.

Конечно, мы с Кристиной были в неравных финансовых условиях. Не зря она уточнила, является ли для меня сумма в триста евро значительной. Приятельница тратила то, что ей удалось сэкономить за несколько месяцев в преддверии поездки. С зарплатой врача особо не разгуляешься, сама знаю, ведь работала в поликлинике. С тех пор ничего не изменилось — как были рядовые медики нищими, так и остались…

Вчера вечером, когда мы ужинали в саду, завязался разговор на экономические темы. Было интересно сравнить жизнь в двух странах, узнать, кто сколько платит за жильё, за коммунальные услуги, ужасны ли налоги. Виржини подробно расписала свой бюджет, а потом поинтересовалась, сколько получает Кристина.

— Приблизительно… Триста пятьдесят евро, — подсчитала в уме приятельница.

— Это в неделю? Так мало?! — изумилась Виржини.

— Нет, что вы, в месяц!

…Поэтому Кристина в магазинах особо не буйствовала, вещи выбирала придирчиво. А я вовсю дербанила карточку, привязанную к банковскому счёту моей фирмы «Современные медтехнологии» и потому практически бездонную. Кристина купила два платья, я — целый ворох одежды для Натки. Но и себя, конечно, не обидела.

Улицу Фош украшала очаровательная Триумфальная арочка — копия той, что высится на площади Этуаль в Париже, только в два раза меньше. Мы миновали арку несколько раз, пока метались по магазинам, и рассмотрели её со всех сторон. В конце концов вернулись на Променад дю Пейру, купив по дороге половинку испанского арбуза.

Пикник на скамейке в прохладе под сенью деревьев был чудесен. Мы ковыряли сладкий арбуз пластмассовыми ножами и вилками. Морской бриз трепал наши волосы, холодил плечи. Огненный шар солнца перекатывался над кронами деревьев, сверкая сквозь листву короткими вспышками.

— Ты заметила, сколько старушек в дорогих магазинах? — спросила Кристина.

— Насколько я поняла, они тут главные покупательницы. Продавщицы танцуют вокруг них канкан, пока те выбирают маечки со стразами или мини-платья на бретельках. Ни в чём себе не отказывают.

— Почему-то молодёжи в бутиках не встретишь.

— Мне кажется, здесь, во Франции, молодёжь — самая бедная часть населения. А дамы элегантного возраста могут себе позволить одежду подороже. Наверное, у них пенсии, накопления, акции, страховки. Посмотри на мадам Ларок. Наша Виржини наверняка тоже постоянно пасётся в «дольче-габбана» и «версаче».

— У нас всё наоборот.

— А как выглядят эти французские бабули! Они меня поражают, — призналась я. — Издалека и не поймёшь, что перед тобой давно уже не девочка. И даже не тётенька.

— Вот-вот, смотри, — прошипела Кристина, кося глазами в сторону двух подобных экземпляров.

Я осторожно повернула голову вправо и увидела двух девушек. Нет, серьёзно, а как ещё назвать стройных мадемуазель на высоченных шпильках, в мини-юбках и открытых маечках? У одной был иссиня-чёрный «конский хвост» до талии, у другой — эффектное «каре». Плюс масса украшений — браслеты, кольца, серьги… И только на близком расстоянии становилось ясно — «девушкам» давно за семьдесят!

Барышни хохотали и переговаривались о чём-то, сияя белоснежными зубами. Лица у них были загорелыми и морщинистыми.

Они и нас одарили радостными улыбками:

— Бонжур! Бон аппети!

— Бонжур! Мерси, — лихо ответила я по-французски.

— Я сейчас сфоткаю их, — шепнула Кристина, шаря в сумке.

— Перестань, неудобно, — сказала я и помахала «девчатам» рукой.

Мы доковыряли арбуз, превратив его в полусферу, похожую на каску пехотинца, и выкинули в мусорку.

Глава 5 Безумная новость

И вот, перебирая воспоминания, словно хрустальные чётки, я мысленно добралась до четверга, до той границы, откуда начиналось полное забвение…

День стартовал прекрасно, как и все остальные, было солнечно и прохладно. Как говорится, ничто не предвещало. Я приготовилась с восторгом отдаться ещё одному волшебному дню, но никак не могла запретить себе думать о работе. Совершила ритуальный обзвон — Тане, секретарше Вике, главному бухгалтеру, в отдел продаж. Все удивлялись не тому, что я контролирую их даже из Франции, а почему не звоню каждые двадцать минут.

— Бьёшь себя по рукам? — догадалась Татьяна, совладелец компании.

— Елена Владимировна, вы что, телефон вчера в море утопили? — нервно спросила Вика. — Я жду-жду, а вы всё не звоните! Пожалуйста, у меня опять накопилась бездна вопросов. Спросить, как вы понимаете, не у кого. Потому что Татьяна Николаевна вообще ни в чём не разбирается! — сдавленно прошипела она…

В четыре часа я бросила арендованный «Ситроен» на одной из улочек с булыжной мостовой в районе площади Комедии — главной площади города, где перед Оперным театром красовался заросший зеленью фонтан Трёх граций. Прогулялась по центру, заполненному толпами весёлой молодёжи, не спеша добралась до площади Жана Жореса. Там, под большими навесами, шумели уличные кафе. Туристы и студенты в атмосфере всеобщей расслабленности и легкомыслия потягивали напитки и вели бесконечные беседы, в то время как между столиками ловко маневрировали официанты. На тротуаре стояли громоздкие чёрные доски-треноги, исписанные мелом, или изящные пюпитры с меню. Гул голосов и звяканье приборов, звон посуды и смех висели над площадью, словно густое марево.

Я сидела за столиком, наблюдала за бесконечным перемещением народа, а в голове, сцепившись зубчиками, работали шестерёнки: главный бухгалтер подбросила проблему. Ощущение праздничной беззаботности как рукой сняло…

Мы договорились с Наткой, что перекусим в кафе после занятий, а потом придумаем себе какое-нибудь развлечение.

Я издали увидела мою крошку — она шла в толпе друзей и, очевидно, являлась эпицентром их маленькой компании. Лица немок были обращены в сторону дочери, высокий бразилец шёл, склонившись к её плечу, и что-то рассказывал, а черноглазая венесуэлка держала Натку за руку.

Поднявшись из-за стола, я помахала ребятам, чтобы привлечь внимание дочери. Вскоре она попрощалась с одноклассниками и подошла ко мне.

— Ты сегодня обедала?

— О, да! Слопала сэндвич из багета.

— Где взяла?

— Купила!

— Да неужто? — удивилась я.

Бесконечные лотки и витрины с едой являлись неотъемлемым атрибутом пешеходных улиц города. Отрытые магазинчики под зелёными и красными балдахинами соблазняли прохожих бриошами, круассанами, пончиками, миндальными пирожными «macarons» всех цветов радуги и живописными сэндвичами из разрезанных багетов с начинкой из салата, ветчины, козьего сыра и так далее.

Но дочь если и делала поползновения в сторону соблазнительной уличной еды, то лишь мысленно. И дело было не только в желании сохранить фигуру…

Помню, как-то в Париже мы с ней решили перекусить на скорую руку между двумя экскурсиями. В районе метро Бланш, рядом со знаменитым кабаре «Мулен Руж», подстёгиваемые голодом, сгоряча заскочили в палатку, где смуглый араб жарил «les crêpes» — огромные блины диаметром в полметра. Нафаршировав, он сворачивал их треугольником.

— Jambon et fromage, s’il vous plaît, monsieur, — заказала Натка и тут же перевела мне: — Возьму с ветчиной и сыром.

— Отлично. И мне то же самое! Скажи ему.

Араб тем временем приступил к манипуляциям: щедро навалил резаной ветчины на распятый на плите солнечный блин, подхватил из контейнера горсть тёртого сыра… Мы с дочкой впали в оцепенение, не в силах отвести взгляда от его тёмных пальцев с серыми ногтями… Он и не подумал надеть одноразовые перчатки!

Как можно?!

У Натки, вероятно, остановилось сердце. Потрясённый до глубины души ребёнок, не дыша, следил за движениями повара. Вот он, бросив на нас маслянистый взгляд, добавил начинки, типа, «для красивых девушек ничего не жалко!». Одновременно принял мелочь — семь евро монетами — и бросил в ящик кассы. Почесал затылок, потом висок, вытер руки о замызганный передник…И в конце концов вручил нам по увесистому горячему конусу, завёрнутому в салфетки.

— Я это есть не буду, — прошептала дочь.

Мы удалились на пять метров от палатки и отдали добычу бездомному, клошару. Они в этом районе встречались в избытке…

Насколько я поняла, и здесь, в южном средиземноморском городке, царили столичные нравы: продавцы подавали покупателям бриоши и багеты голыми руками. Нам с Наткой это казалось дикостью. Представляю, какой бы поднялся гвалт, если бы такой фокус попыталась проделать продавщица у нас в магазине. Её бы сожгли на костре негодования.

Но здесь, очевидно, существовали другие стандарты чистоты.

Что поделаешь, везде свои обычаи!

Вот почему я удивилась, узнав про съеденный Наткой сэндвич. Наверное, дочь умирала от голода, раз поступилась гигиеническими принципами…

Вообще, я считаю, что ребёнок чересчур загрузил себя на курсах. Могла бы не брать индивидуальные уроки после обеда или, наоборот, отказалась бы от групповых по утрам. Но Натка, вероятно, решила выжать всё возможное из месяца занятий и вернуться домой синхронным переводчиком.

Мы заказали салат.

— А ты знаешь, кто такой Жан Жорес? — спросила Натка.

— Конечно, — не моргнув глазом ответила я. — Тот солидный бородатый чувак, что стоит в центре площади.

— Но кто он?

— Доча, нехорошо напоминать мамочке о некоторых пробелах в её образовании. Если ты уже посмотрела в Интернете, чем прославился этот суровый дядька, то просто скажи. И всё.

— Угу. Он — видный французский политический деятель, социалист, историк и философ. Его застрелили в парижском кафе в тысяча девятьсот четырнадцатом, в год начала Первой мировой войны. Это из-за него в Советском Союзе стали называть мальчиков Жоресами.

— Вон откуда ноги растут! Так значит знаменитый Жорес Алфёров, нобелевский лауреат, красавец-мужчина, обязан именем этому самому французу? — я кивнула в сторону памятника.

— Получается, что так.

— Ух ты!

— И кстати… Ты помнишь Анатоля Франса? Мы говорили о нём недавно.

— Конечно.

В тот же вечер, когда Натка процитировала знаменитого литератора, я нырнула в Интернет и бегло просмотрела несколько его произведений. Теперь могу поддержать в течение получаса беседу в кругу профессоров филологии. Если хочешь говорить со своим ребёнком на одном языке, надо разделять его интересы. Мне ещё очень повезло, что Натка увлекается литературой, а не биологией. Иначе пришлось бы изучать способы размножения мокриц, а это, подозреваю, жесть!

— И что насчёт Анатоля Франса?

— Они с Жаном Жоресом были близкими друзьями.

— Круто.

Но потом я вдруг отключилась от действительности.

Натка и дальше что-то рассказывала, она безостановочно щебетала, но я ничего не слышала. Проблема, поставленная передо мной бухгалтером, занимала все мысли, необходимо было как можно быстрее её решить и дать распоряжения.

Когда руководишь собственным делом, производственные проблемы — твоя круглосуточная головная боль. Их более чем достаточно. Вот и сейчас я вдруг поняла, что поступила ужасно неосмотрительно. Как я могла на целую неделю удрать в Монпелье?! О чём я думала! Я словно сбежала с поля боя, бросив на произвол судьбы беспомощных солдат и военную технику.

Нельзя мне было уезжать.

— Извини, — коротко бросила я дочери. — Надо позвонить.

— Ну, мама! — возмутилась Натка. — Мы же договаривались! Ты обещала целую неделю не заниматься делами, а думать только обо мне.

— О тебе я думаю всегда! Денно и нощно!

Произнеся пафосную тираду, набрала номер главного бухгалтера и принялась диктовать план действий. Затем позвонила Татьяне. И снова — главному бухгалтеру. А дочь тем временем обиженно ковырялась в тарелке с салатом.

— Мама, у меня для тебя сообщение, — заявила Натка спустя минут двадцать и выпрямилась на стуле.

— Подожди минутку, — бросила я, прикрыв рукой трубку. — Уже заканчиваю.

— Мама, я беременна.

А-а-а-а-а!!!

Не знаю, как мне удалось поймать айфон в двух миллиметрах от земли…

Я судорожно сжала спасённый аппарат в ладони, внезапно ставшей влажной, и чуть слышно произнесла онемевшими губами:

— Что ты сказала сейчас?

— Ну, это самое.

— Ты беременна, — повторила я, положила айфон на стол и прижала пальцы к вискам. — Ты беременна… Ты беременна…

— Да, — криво улыбнулась Натка. — А что? Ты недовольна? Ребёнок — это счастье. Ты сама так всегда говорила… Разве нет?

— Я говорила о своём ребёнке, а не о твоём! А я тебя родила, между прочим, в двадцать четыре. А не в шестнадцать!

— Мне будет уже семнадцать. Вполне приемлемо.

— Боже мой, боже мой, боже мой, — как заведённая бормотала я. — Ты беременна. Это произошло… Случилось…

— Ты боялась услышать подобную новость гораздо раньше? — проницательно догадалась Натка.

— Ещё бы! С тех пор, как в четырнадцать лет ты связалась с этой гориллой… Мишка! Вот гад! Убью! — воскликнула я.

Компания за соседним столом удивлённо обернулась в нашу сторону. Но я не сдерживала эмоций:

— Подлец и негодяй! А ведь я его предупреждала! Я столько раз его предупреждала!

— Серьёзно? — удивилась дочь. — Ты вела с ним просветительские беседы об опасности ранней беременности?

— Сейчас как дам больно, будешь у меня тут острить! — рявкнула я. — Сиди и помалкивай, чучело беременное! В воскресенье вернусь домой и сделаю фарш из твоего козла!

— Мам, мам, да я же пошутила! — испугалась Натка. — Это была неудачная шутка! Правда!

— Да кто ж тебе теперь поверит? Обратно в кусты? Призналась, теперь я всё знаю! Ну, Мишка, ну, скотина! Да я…

Тут я задохнулась и прикусила язык. Как бы сильно я сейчас ни злилась, произносить при ребёнке все те слова, что рвались с губ, я не могла. Поэтому целых три минуты беззвучно давилась ругательствами. Так нельзя. Мат требует яростного извержения, иначе можно запросто спалить себе внутренности.

Натка смотрела на меня во все глаза, я видела, как пульсируют её зрачки, наливаясь страхом, как дрожат губы.

— А ведь ты специально уговорила меня уехать, — внезапно поняла я. — Чтобы у меня не было возможности сразу же прибить эту сволочь! Ну, Мишка, погоди, подлая рожа, я тебе устрою!

К нашему столику с опаской подошёл официант и что-то спросил у Наташи, посматривая в мою сторону. Дочь быстро ему ответила.

— Спрашивает, всё ли у нас в порядке.

— Да, у нас всё в абсолютном порядке! — с сарказмом выдавила я.

И тут увидела Кристину. Яркая и солнечная, в коротком платье жёлтого, почти канареечного цвета, она пробиралась к нашему столику и радостно улыбалась.

— Девчонки, привет!

Она сразу поняла, что у нас что-то произошло.

— В чём дело?

— Моя дочь беременна, — зло сообщила я.

— Ах! — восхитилась Кристина и засияла ещё ярче. — Какая прелесть! Вот это новость! Поздравляю! Боже, это обязательно надо отметить!

Передохнув минутку от восклицаний, она озабоченно добавила:

— Натуся, крошка, а как ты себя чувствуешь? Давление не скачет? Не тошнит? Токсикоз не мучает? А какая у тебя неделя? Давай-давай, скорее рассказывай!

— Всё хорошо, Кристина Эдуардовна.

Мне вдруг стало стыдно. Вместо того чтобы орать на дочь, лучше бы я поинтересовалась её самочувствием. Быть беременной — то ещё удовольствие!

— Ах, у вас будет ребёночек, какое чудо! Вы счастливые! — продолжала ворковать Кристина. Она едва не прослезилась от умиления. Вероятно, уже представила себе бело-розовый комочек, хаотично дрыгающий маленькими ножками и ручками.

Хм-м, его сначала родить надо!

— А можно я пойду домой? — жалобно попросила Натка. — Нам дали на завтра такое задание — ужас. Сообщение о знаменитом соотечественнике, написанное в Passé Simple. Это сложная грамматическая форма.

— Давай езжай, — разрешила за меня Кристина. — Твоей мамочке явно надо прийти в себя. Она в шоке от привалившего ей счастья.

— Можно?

— Иди, — буркнула я. — Вечером поговорим.

— Стоять, — остановила Натку Кристина. — О ком будешь писать сочинение? Наверное, о Владимире Путине?

— Вообще-то, я хотела о Юрии Гагарине, — чуть слышно пролепетала дочь.

— Ах, вот как? — удивилась Кристина. — Как тонко! Ты настоящий дипломат. Отличный выбор!

Глава 6 Безрезультатное взятие Бастилии

И вот сейчас уже пятница…

Виржини напряжённо наблюдала за мной, готовая по первому знаку приступить к полномасштабным поискам Натки. Шёл десятый час вечера. Мой ребёнок не только не вернулся с занятий, но даже не добрался утром до школы.

Я вспомнила, как вчера мы расстались на площади Жана Жореса, как она уходила, пробираясь между столиками уличного кафе, и у меня сжалось сердце. Я накричала на неё… И вот…

— Мы должны обратиться в полицию, — решительно заявила я Виржини. — Прямо сейчас. Пусть что-то делают. А если вчера дочка не доехала до дома? Вдруг на неё напали? Какая-нибудь гопота, фрики, клошары, бомжи? А?

— Пардон, мадам, я…

Виржини ошарашенно моргала и что-то взволнованно бормотала. Боюсь, она не понимала и восьмидесяти процентов моей речи, однако улавливала суть и настроение.

— Так. Вы ночевали у мамы. Мы с Кристиной вернулись — о боже, во сколько же мы вернулись? — очень-очень поздно. Значит Натка сидела одна дома. Если только добралась до него. А вдруг поздно вечером она решила прогуляться? Господи! Что же делать? Нам обязательно надо в полицию!

Ключевое слово «полиция» мадам уловила молниеносно. И через пару минут мы уже ехали по вечернему Монпелье на «пежо», ловко управляемом Виржини. Не знаю, правда, зачем стоять на красном светофоре, если на улице ни души… Тем не менее поездка заняла не более пятнадцати минут, и мы вошли в ярко освещённое здание.

Виржини взяла на себя функции посредника между мной и представителем власти. Тот, как выяснилось, тоже, как и мадам, изъяснялся по-английски с виртуозностью глухонемого, а уж русского и вовсе не знал.

Они разговаривали минут пять, полицейский — привлекательный молодой мужчина, черноволосый и кареглазый, — внимательно слушал Виржини, посматривая в мою сторону, и кивал. Мадам волновалась, она отчаянно жестикулировала, звенела браслетами, дотрагивалась до локтя мсье. Тот произвёл на меня благоприятное впечатление: я увидела перед собой в высшей степени компетентного полицейского, заинтересованного в судьбе моей дочери не меньше, чем я сама.

— Attendez, mesdames, s’il vous plaît, attendez![1] — произнёс он наконец, кивая на стулья, установленные вдоль стены.

Виржини потянула меня за руку, предлагая приземлиться. Я поняла, что полицейский просит подождать.

— Ждать, — подтвердила мою догадку Виржини. — Ждать, сидеть, терпение.

Я уселась на стул и сразу принялась трясти коленом и нервно сжимать ладони, не в силах справиться с нервами. Мадам сочувственно гладила меня по плечу и что-то бормотала. Моё прыгающее загорелое колено (я была в платье) привлекало к себе внимание каждого полицейского, появлявшегося в участке. Они беспрестанно курсировали туда-сюда, переговаривались, смотрели в компьютер, установленный на рабочем столе за высокой стойкой.

Наконец моё терпение лопнуло. Я подскочила к стойке и хлопнула по ней ладонью. Кареглазый красавчик удивлённо поднял брови и что-то быстро заговорил. Мадам Виржини тут же переполошилась и попыталась вернуть меня на место. Я отбивалась.

— Говорите по-английски, мать вашу! — рявкнула я. — Speak English! Сколько я тут буду у вас сидеть? Почему вы не ищете мою дочь? Она маленькая, ей всего шестнадцать! Я не знаю, где она! Уже ночь! Какого (…) вы (…) здесь (…)?!

Мадам в изумлении смотрела на меня. Полицейский вспыхнул, напрягся, я прочитала его мысли. Он успел подумать: «Эта бешеная русская баба сейчас всё тут разнесёт! Они же дикие! У них медведи и сорокоградусные морозы! Нормальные люди в таких условиях не выживают!»

Они загалдели хором — Виржини и полицейский. А я тем временем погружалась в малиновое пламя ярости. Когда я начинаю бушевать в своём офисе, подчинённые выпрыгивают из окон. Но обычно они стараются не доводить меня до такого состояния.

Полицейский сразу куда-то убежал, а вернувшись, жестом пригласил следовать за ним.

— Вот видите, Виржини, у вас тоже без скандала ничего не решается.

Мы преодолели коридор, свернули за угол и вскоре очутились в маленьком кабинете, где нас встретил ещё один солидный господин, очевидно, уже рангом повыше. Этот мужчина также выглядел в высшей степени привлекательно: седая короткая стрижка, окладистая борода, загорелая кожа, проницательные голубые глаза… Но мне, конечно, было абсолютно наплевать на внешние данные этого очаровашки, самое главное — займётся ли он поисками моей дочери?

Мадам Виржини вновь пустилась в пространные объяснения…

* * *

В половине двенадцатого мы возвращались домой по тёмным улицам Монпелье несолоно хлебавши. Виржини выглядела подавленной, если не сказать пришибленной. Таинственное исчезновение Натали её обеспокоило, а моё поведение в полицейском участке — ужаснуло. Мадам приложила невероятные усилия, чтобы предотвратить катастрофу: я собралась разнести по кирпичику здание полиции и выщипать — волосок за волоском — седую бороду инспектора Фалардо…

Ироничная усмешка инспектора меня доконала. Я довольно долго — и беспомощно — наблюдала, как Виржини рассказывает ему о нашей проблеме. Полицейский терпеливо слушал, посматривая на меня. И в конце концов это сексапильное бородатое чудовище заявило… что моя дочь решила переночевать у бойфренда! Да-да, и вчера, и сегодня… Ах, у девочки нет бойфренда, здесь, в Монпелье? Так вы просто не в курсе! Наверняка бойфренд уже появился. Вы в нашем городе с воскресенья, значит дочка давно обзавелась поклонником. О-ля-ля, молодёжь, у них всё быстро, очень быстро! Успокойтесь, мадам, ваша дочь скоро вернётся!..

Вот, как мадам Виржини объяснила мне слова инспектора: мадемуазель и гарсон, сразу амур, дружба, гулять, спать дома, где мальчик жить, там спать, надо терпеть немножко подольше, девочка вернуться, мама спокойная.

Уловив суть сказанного инспектором, я заскрежетала зубами и едва ли не бросилась на Фалардо с кулаками.

Да он спятил что ли?

Какую чушь он несёт!

Как ему объяснить, что моя дочь так не поступила бы? Во-первых, она не пропустила бы целый день занятий в школе, то есть шесть часов языковой практики. Для Натки это драгоценность. Во-вторых, парень, бойфренд у неё есть в России. Она даже от него беременна. В-третьих, завтра, в субботу мы планировали поехать в Камарг — там нас заждались розовые фламинго и необыкновенные белые лошади. В-четвёртых…

Так. А что в-четвёртых?

И тут я погрузилась в тягостные размышления.

Что у нас произошло вчера? Да, на площади Жана Жореса мы разыграли настоящую греческую трагедию. Дочь призналась, что беременна, а я закатила скандал. Накричала на неё. Пообещала убить Мишу сразу же, как только вернусь в родной город.

Безусловно, это обещание напугало Натку. Ведь она могла не раз наблюдать, с каким блеском я провожу карательные мероприятия в офисе компании, как летят во все стороны клочья шерсти и куски мяса. Раззудись плечо! В гневе я страшна — прибью не моргнув глазом…

Наверное, Натка сразу нарисовала в воображении страшную картину: буйная мамаша возвращается домой и делает отбивную из её бойфренда, отца ребёнка…

А ведь я даже не спросила, какой у неё срок! Кристина спросила, я — не удосужилась… Месяц? Два? Три?

Что я натворила…

Где сейчас моя маленькая девочка?

* * *

Оставалась призрачная надежда обнаружить Натку в её комнате, когда мы приедем домой. Ну, хорошо, погуляла, оторвалась на всю катушку с друзьями и явилась обратно с повинной головой…

Увы, ничего подобного! Коттедж мадам Виржини хранил безмолвие.

Даже Кристина так и не вернулась со свидания со вторым кандидатом. Наверное, они с Грегуаром сняли комнату в гостинице и сейчас проверяют друг друга на выносливость.

Вот если бы Кристина сейчас была дома… Я бы схватила её в охапку и рванула обратно в полицейский участок. Адрес запомнила. Вдвоём — моя материнская ярость плюс Кристинино безупречное знание французского — мы смогли бы вдолбить в головы тупых полицейских, что необходимо немедленно начать поиски ребёнка. Прочесать кварталы, закоулки, подъезды, отправить вертолёт с прожектором…

Я зашла в комнату дочери и внимательно просмотрела её вещи. Вот лежит пластиковая папка с учебными материалами. Это говорит о том, что вчера дочь всё же до дома добралась. Но сегодня утром уже в школу не пошла, иначе обязательно взяла бы папку с собой.

Я переворошила одежду в стенном шкафу. Так, не хватает ветровки, джинсов и маленького рюкзачка…

Как же так? Получается, Натка действительно сбежала? Спряталась от материнского гнева? Придумала хитрый план: сначала она заставит меня поволноваться за её жизнь, а потом вернётся обратно, и я буду настолько счастлива увидеть ребёнка в целости и сохранности, что больше не стану ругать?

Неужели она могла так со мной поступить?

Но я согласна, согласна, пусть всё именно так и будет! Это самое лучшее и безобидное объяснение для её исчезновения. Только бы не думать о том, что она лежит где-нибудь изувеченная и бездыханная или рыдает в каком-нибудь подвале, прикованная к батарее маньяком…

Я посмотрела на стенные часы и поняла, что давно наступила суббота. Стрелки на циферблате показывали три часа ночи. Я поджаривалась на медленном огне собственных жутких фантазий, моё воображение рисовало картины одна страшнее другой. Перед глазами мелькали кадры из сводки чрезвычайных происшествий.

Боже, верни мне мою дочь!

Я вышла из комнаты и, миновав маленький холл, толкнула дверь Кристины.

Закрыто.

Внизу на кухне надрывно вздыхала и постукивала чашками мадам Виржини. Ей не спалось, как и мне, она переживала из-за Натки.

Когда же вернётся Кристина? Сколько можно развлекаться с Грегуаром? У меня тут такие дела происходят… По крайней мере, однокурсница могла бы объяснить, чем закончилась наша вечеринка в четверг после ухода Натальи. Какую же отраву и в каких количествах мы в себя влили, если я до сих пор ничего не помню? Что мы пили — вино, водку, текилу?

Если текилу — то это конец. Она мне противопоказана, даже закрытую бутылку брать в руки нельзя…

— Элен? Не спать?

Передо мной стояла мадам Виржини в халате до пят. Её спальня тоже находилась на втором этаже. Без макияжа и многочисленных украшений, после нервного вечера и поездки в участок Виржини выглядела лет на двадцать старше, чем днём. Доставили мы ей хлопот…

Мадам вопросительно указала на дверь Кристининой комнаты, покачала головой и развела руками. Я поняла, что долгое отсутствие квартирантки её удивляет.

Но Кристина — взрослая дама, и она сама за себя отвечает. Возможно, инженер Грегуар оказался намного лучше, чем может вообразить русская невеста…

И вдруг мой мозг пронзила молния, и перед глазами возникла яркая картинка. Я совершенно чётко увидела нас с Кристиной за столиком на площади Жана Жореса… А рядом — двух улыбающихся парней.

Точно! Там были парни.

Наконец-то ко мне вернулась память!

Они к нам подсели — два молодых испанца. Двадцатипятилетние парнишки с чёрными кудрями и крепкими загорелыми плечами, в майках и джинсах… Сначала с испанцами хихикала одна лишь Кристина, так как я всё ещё пребывала в шоке от Наткиного признания. Мне требовалось время, чтобы успокоиться, чтобы представить себя в образе бабули, воркующей над крошечным внуком…

Затем на столе появилась бутылка вина, и после двух бокалов будущее уже показалось мне менее мрачным.

А дальше — занавес.

Память снова укрыта плотным чёрным покрывалом. Как отрезало… А вдруг испанские ловеласы предложили нам попробовать галлюциногенных грибов или какой-нибудь другой отравы — а мы с Кристиной согласились (чего уж там, один раз живём!).

Чем ещё объяснить мою амнезию?

Глава 7 Всё приходится делать самой!

В половине девятого утра после ночи, проведённой в лихорадке, я уже стояла у массивных дубовых дверей здания, где размещалась Наткина языковая школа. Подёргала металлическое кольцо, рассмотрела мраморную табличку с золотыми буквами…

Узкая и кривая средневековая улочка в сотне метров от площади Комедии хранила ночную прохладу. Солнце заглядывало сюда нерешительно и осторожно, словно боялось провалиться в каменный колодец.

Без пяти минут девять вместе с преподавателями, администраторами и студентами я вошла в школу и посвятила несколько часов расспросам. От полиции помощи не дождёшься, поэтому я сама взялась за дело. Терзала и учителей, и Наткиных одногруппников, надеясь получить хоть какую-то информацию о дочери.

Мне искренне сочувствовали и старались помочь.

Сотрудники учебного заведения нервничали. Школа долгие годы ежемесячно принимала сотни студентов всех возрастов, и всегда обходилось без происшествий. Никто не травмировался, не исчезал, не попадал в криминальные истории. И вот надо же — пропала эта очаровательная маленькая блондинка, русская…

* * *

В два часа дня я удачно втиснула «Ситроен» на свободное местечко всего в двадцати метрах от полицейского участка и мысленно пожелала себе, чтобы и в остальном мне так же повезло.

Выйдя из автомобиля, я глубоко вздохнула. С моря дул свежий ветер, а в машине, взятой напрокат, почему-то появился неприятный запах. Даже кондиционер не спасал. Этот странный запашок возник ещё утром, а сейчас, после того, как «Ситроен» постоял на солнце, только усилился…

Тут же вспомнилось, как однажды осенью Игорь, мой бизнес-компаньон и друг, три дня доставал меня жалобами на дикую вонь в машине. Прямо замучил нытьём, я даже ему сказала: иди и купи новый джип, только перестань меня терроризировать. Игорь, умница, корпоративные денежки тратить не стал, а отогнал машину в автосервис, и там довольно быстро обнаружили источник божественного аромата — тухлую селёдку. Как она попала в чрево автомобиля? Приплыла из Атлантики, чтобы залезть в машину Игоря и там, наконец, спокойно помереть? А что, запросто! Учитывая, какие реки и моря разливаются на дорогах города каждой осенью…

Ничего не поделаешь, придётся потерпеть этот неприятный запашок, потому что мне некогда разбираться, не припрятана ли где-то в «Ситроене» дохлая мышь. По идее, завтра я должна отогнать арендованный автомобиль к офису, расположенному на вокзале, и вернуть ключи.

Я хлопнула дверцей, набрала в лёгкие побольше свежего воздуха и направилась к входу в здание…

Юг Франции — удивительное место! Стоит на мгновение задержать взгляд на прохожем, и человек тут же говорит тебе «бонжур» и одаривает радостной улыбкой. А так мой взгляд напряжённо шарил по лицам встречных людей — словно я хотела спросить у них, не видели ли они мою дочь, — то улыбки и приветствия неслись со всех сторон. Нет, сейчас они меня не радовали, я была слишком измучена страхом, чтобы поддаться атмосфере весёлой беспечности, царящей в этом городе…

Я миновала каменное крыльцо, сбитое за тысячу лет миллионами подошв, и очутилась в полицейском участке. Вот, опять сюда приехала, теперь уже самостоятельно, без сопровождения мадам Виржини. Сейчас никто не будет сдерживать мою агрессию и испуганно шептать, чтобы я успокоилась. И поэтому, надеюсь, мне удастся раскрутить полицейских на полномасштабные поиски дочери.

Дежурный с ночи поменялся, его коллеги — тоже, я не увидела ни одной знакомой физиономии. Однако новый полицейский, едва услышав о причине моего визита, сразу закивал и сообщил, что «моим делом» занимается инспектор Фалардо.

Да, начало было обнадёживающим. Во-первых, я сразу же наткнулась на человека, не пренебрегавшего в детстве уроками английского, а во-вторых, меня здесь уже знают. Ещё бы! Я сделаю так, что они засыпать и просыпаться будут с моим именем на устах!

Но пока меня попросили подождать — опять на том же самом стуле у стены. «Атандэ, мадам, атандэ», — эту фразу я теперь распознавала безошибочно.

У стены томилась живописная дама — грузная негритянка в белоснежном спортивном костюме с серебряными лампасами. На голове у неё красовалась шляпа с вуалью и цветами, на ногах — розовые носки в сеточку и золотые босоножки с тонкими каблучками.

Дама бросила на меня из-под вуали царственный взгляд, но тут же расцвела в улыбке и забормотала что-то на своём языке, похлопывая ладонью по соседнему стулу — очевидно, приглашала сесть рядом.

Ожидание было долгим и томительным, жизнь в участке бурлила, в помещении гулял сквозняк из-за постоянного перемещения тел, все вокруг выглядели занятыми и гиперозабоченными. Я три раза штурмовала барьер, отделявший полицейского от «зала ожидания», и требовала уделить мне внимание, но в ответ слышала просьбу подождать ещё немного, произносимую со смесью раздражения, учтивости и высокомерия…

И только в половине четвёртого появился, распространяя аромат хорошей туалетной воды, инспектор Фалардо. У него под глазами залегли фиолетовые тени. Видимо, как и мне, поспать ему этой ночью тоже не удалось.

Вежливо поприветствовав, он жестом пригласил меня следовать за ним и что-то сказал полицейскому, после чего тот сразу поднялся с места и устремился за нами. Вскоре я поняла, что этого мсье пригласили в кабинет в качестве переводчика. Надо признать, он был гораздо эффективнее милой Виржини.

— Успокойтесь, мадам, я понимаю, как вы нервничаете, — начал инспектор Фалардо. — Но мы провели небольшое расследование, и я думаю, причин для беспокойства нет.

— Вы шутите? Вы издеваетесь надо мной?! — подпрыгнула я на стуле.

Инспектор и переводчик обменялись взглядами, так, словно говорили друг другу: «О, боже, и откуда она взялась на нашу голову!»

— Дело в том, что в четверг вечером вашу дочь видела соседка особняка, где вы арендуете комнаты.

— Да? — напряглась я. — И что она сказала?

— Ваша дочь шла по улице в компании симпатичного молодого человека. Они оживлённо разговаривали. У мадемуазель на плече был небольшой рюкзачок.

Я резко сдулась, опала вниз, как бисквит, вынутый из печи. Безумие последних суток, неизвестность, страх доконали меня. И сейчас, когда я наконец услышала хоть что-то положительное, силы меня оставили. По крайней мере, стало ясно, что дочь жива. Её никто не подкараулил в тёмном переулке, не стукнул по голове кирпичом. Она сама ушла с каким-то парнем.

— Постойте! Откуда вы знаете, что это была именно моя Наталья?

— Соседка уже встречала вашу дочь и знала, что вы разместились в доме у мадам Ларок. Кроме того, она подробно описала девушку.

Фалардо пододвинул к себе лист бумаги и зачитал описание.

— Ну что?

— Да, верно, это она.

— А парень?

— Парень соседке не знаком. На вид ему лет двадцать, тёмные волосы, светлые глаза, хорошее телосложение, рост приблизительно метр восемьдесят.

«С таким бы я и сама сбежала», — мысленно вздохнула я.

— У вас доверительные отношения с дочерью? В последнее время не возникало разногласий? Дочь обо всём вам рассказывает?

«Да! — безмолвно крикнула я в ответ. — Она мне даже сообщила, что беременна!»

Но вслух не произнесла ни слова, только кивнула полицейскому.

Инспектор Фалардо целую минуту гипнотизировал меня пристальным взглядом. Воображал, вероятно, что видит перед собой деспотичную мать — фурию и тюремную надзирательницу. Наверное, довела дочурку придирками и нотациями. И что же оставалось ребёнку? Ускользнуть, сбежать…

— Мадам, я думаю, нужно немножко подождать, и ваша дочь вернётся домой.

— Что?! Вы даже не собираетесь её искать?!

— Но, мадам…

— Я понимаю, мсье инспектор, лишняя работа никого не радует! Отдыхать от неё — национальный французский спорт. Вы переплюнули всю планету по продолжительности отпусков. Но, может, вы всё-таки преодолеете врождённую страсть к праздности и хотя бы установите личность этого красавчика? Кто он? Куда она с ним пошла? Где они сейчас? Как-никак моей дочери только шестнадцать. Разве у вас во Франции нет уголовной ответственности за связь с несовершеннолетним ребёнком?

Фалардо и переводчик вновь многозначительно переглянулись.

— И хватит переглядываться, господа! — возмутилась я. — Что вы пялитесь друг на друга, как два гея?

Вторую фразу я, сделав усилие, зажевала, произнесла её нечётко и вполголоса. А то ещё привлекут за оскорбление полиции.

Тут в моей сумке сработал брелок сигнализации. Он просигналил так громко, что все вздрогнули. Я сунула руку в кармашек и достала ключи от машины. На маленьком дисплее горела красным огнём иконка с топором. Да ладно, не взломали же дверь у моей машины, оставленной в паре шагов от полицейского участка! Кому она нужна! Наверное, ложная тревога. Автомобильные сигнализации обожают срабатывать от дуновения ветерка, особенно в три часа ночи. Это их невинное развлечение, чтобы хозяину жизнь мёдом не казалась.

— На чём мы остановились? Ах, да! Значит так. Вы обязаны найти этого парня.

Инспектор Фалардо скривился. Очевидно, он предпочитал позицию сверху. А я всё время пыталась уложить его на лопатки.

— Мадам, кажется, у нас тут случай из классической литературы. Ромео и Джульетта. Вам эти имена о чём-нибудь говорят?

— Нет, мсье. Видите ли, я тупая и необразованная мать-мегера, которая довела своего ребёнка до крайности.

— Вы слишком самокритичны, мадам.

— Я требую, чтобы вы немедленно нашли этого парня! А с ним и мою дочь!

— Мадам, дети сами вернутся, когда захотят. Проявите понимание!

— Вы отталкиваетесь от предположения, что моя дочь и неизвестный юноша испытывают друг к другу симпатию, возможно, даже любовь. Они — современные Ромео и Джульетта, да? Влюбились. Сбежали… Но этого не может быть!

— Вы не верите в любовь, мадам?

— Но у неё уже есть бойфренд, Миша. Он остался дома, в России…

И она, между прочим, ждёт от него ребёнка!

Но про беременность дочери я вновь не сказала ни слова, понимая, что этот факт, во-первых, выглядит как моё педагогическое упущение, а во-вторых, окончательно утвердит мсье Фалардо в мысли, что моя дочь — взрослый человек, способный принимать самостоятельные решения.

Натка и Миша вдвоём уже два года. По меркам молодёжи — целую вечность. Вот где любовь и полный консенсус. Откуда взялся этот французский донжуан? Он не вписывается в схему. Завтра у меня обратный самолёт. Как я могу улететь, если не знаю, где мой ребёнок? Полицейские просто не хотят связываться с этим делом. Им легче придумать сказку о волшебной любви, чем искать пропавшую маленькую туристку.

— Но существует ещё и любовь с первого взгляда! — продолжал плести кружева инспектор. — Поверьте, мадам, так бывает. К тому же во Франции. Тут особая атмосфера.

Меня словно проткнули иглой и выпустили весь воздух. Любовь с первого взгляда… Мне ли не знать, что это такое? Тогда, в Праге, у нас с Володей всё именно так и произошло. Словно обоих внезапно пронзила молния…

Ладно, хорошо, пусть будет любовь с первого взгляда. Но если нет?

А вдруг этот парень — маньяк, ловко завлекающий в сети маленьких глупышек? Тем более, если вспомнить о состоянии моей дочери… Во-первых, она беременна. Во-вторых, блондинка. Разве можно ждать адекватного поведения от такого человека? Да, раньше Натка была вполне благоразумна. Но теперь у неё шалаш сдуло — и надолго… Она вполне могла попасться на удочку этого обольстительного молодого незнакомца и пойти за ним. А если сейчас он издевается над моей дочерью где-нибудь в гараже?!

Я не успела поделиться мыслями с инспектором, так как дверь в кабинет приоткрылась и появившийся полицейский начал что-то взволнованно объяснять моим собеседникам. Те сразу подскочили с мест.

— Мадам, извините, вы не могли бы подождать в коридоре? — подхватил меня под локоть переводчик.

— А что случилось?

— У нас тут небольшое происшествие.

Галантно выставленная из кабинета, я, как сирота, осталась стоять под дверью — Фалардо поспешно закрыл её на ключ. Полицейские усвистели так быстро, словно на улице бесплатно раздавали красные «Феррари». Там возник какой-то переполох, суета, доносился напряжённый гул голосов.

И тут я поняла, что оставила в кабинете сумку! Меня вытолкали взашей столь внезапно…

Я ринулась вдоль по коридору, в надежде вернуть инспектора и потребовать назад имущество. Неизвестно, сколько придётся провести времени в ожидании, а я пока могла бы сделать пару звонков. Завернув за угол, с разбегу налетела на какого-то француза. Удар был довольно сильным, мы оба вскрикнули от неожиданности.

Глава 8 Да что же это такое?!

— Ой, блин! — возмутилась я, хватаясь за ушибленное плечо. — Осторожнее надо быть!

Вообще-то, столкновение произошло по моей вине, но меня это не волновало. Что бы ни произошло — виноват всегда мужчина.

— Пардон, мадам! Я не хотел, простите!

Он говорил по-русски! Вот это сюрприз.

— Вы из России? — с приятным лёгким акцентом осведомился незнакомец.

Француз быстро и беззастенчиво ощупал меня взглядом. Я ответила ему тем же и убедилась, что налетела на мужчину в высшей степени импозантного и привлекательного.

Да, умею! На всякую шушеру не размениваюсь.

С Володей мы познакомились точно так же: я случайно споткнулась на пражской мостовой и упала в его объятия, не оставив товарищу шанса меня проигнорировать. Безусловно, я это сделала не специально — просто подвернула ногу. Когда выйду на пенсию, буду проводить мастер-классы для старых дев: «Как грамотно прилечь на мужика в общественном месте»…

Закончив осмотр персонажа, я мысленно отметила, что на моего Володечку француз и близко не похож — и в плечах поуже, и ростом пониже. Более того, незнакомец щеголял густой шевелюрой, а у Володьки бритый череп. Хлебом не корми, дай избавиться от волос. Один раз попробовал — понравилось, с тех пор постоянно ходит лысый. За два года знакомства я ни разу не видела, чтобы его волосы успевали отрасти хотя бы на полсантиметра.

А может, сейчас он уже обзавёлся косами?

Что у Володи произошло за месяц разлуки?

Сердце противно заныло. Сколько переживаний: ребёнок — исчез, любовник — испарился… Но вернёмся к нашим французам.

В момент столкновения волосы мужчины растрепались, длинная чёлка упала вниз, закрыв лицо. Он тут же убрал её назад, выставив на обозрение высокий безупречный лоб. У него были изогнутые чёрные брови, голубые глаза, прямой нос с хищными ноздрями, крепкий подбородок… Морщины присутствовали, но именно те, что делают лицо не старым, а обаятельным.

«Сколько же тут красавчиков! — промелькнуло в голове. — Породистый мужик. Кто он? Инспектор в штатском?»

Загадочный джентльмен был одет в дорогой элегантный пиджак и гораздо менее пафосные джинсы. На шее красовался лёгкий шарф — любимый аксессуар французских мужчин…

Ну что тут скажешь… В двадцатилетнем возрасте выглядеть на пять с плюсом можно без всяких затрат. Но чтобы в сорок лет сиять ухоженностью Джеймса Бонда — надо безустанно трудиться и основательно вкладываться в свою внешность.

— Откуда вы знаете русский язык? — спросила я у знойного красавца.

— Сначала сам учил. Потом год жил в Москве. Русский язык и литература — это моя страсть, — сказал мужчина. По всей видимости, ему доставляло огромное удовольствие общаться со мной. Он был счастлив, что я едва не сбила его с ног.

— Вы отлично говорите.

— Благодарствую, голубушка.

— Благодарствую, голубушка?! — засмеялась я.

— Что, я неуместно употребил это выражение?

— Наоборот, даже слишком!

Почему этот русофил-виртуоз не попался мне раньше? Не пришлось бы мучиться с переводом, когда я вдалбливала тупым полицейским, что необходимо начать поиски моей дочери. Новый знакомый строил и произносил фразы почти безупречно.

— Вы тут работаете?

— Боже упаси! Я не полицейский, а бизнесмен и преподаватель.

— И то, и другое сразу?

— Здесь, в Монпелье, у меня риелторская фирма. А по воскресеньям я руковожу русским клубом при университете. Веду занятия, обучаю студентов и всех желающих вашему прекрасному языку.

— А в будни торгуете квартирами?

— Квартирами, апартаментами, домами, виллами, особняками, коттеджами, поместьями, резиденциями, фермами, земельными участками, коммерческой недвижимостью. И так далее.

— Да у вас великолепный словарный запас! — восхитилась я.

— Вот спасибочки! Вы даже не представляете, как приятно пообщаться с носителем языка.

С носителем языка?

Чудесное заявление! Я-то решила, что с первого мгновения очаровала его как сногсшибательная женщина. Сногсшибательная — и в прямом, и в переносном смысле.

— Но прежде всего, конечно, с невероятно красивой девушкой.

Вот, уже лучше!

— Позвольте, я представлюсь. Жан-Поль Флери, — отрекомендовался мужчина.

— Елена Николаева.

— Елена, — мечтательно произнёс новый знакомый, словно пробуя на вкус звуки русского языка. — Елена… Елена… Красота!

Он не стал тут же переделывать моё имя на французский манер. Мадам Виржини, к примеру, упорно называла меня «Элен».

Жан-Поль полез в карман пиджака и достал визитку, отпечатанную на тиснёной бумаге.

— Ой, нет, пока не надо, — остановила я его. — Придержите у себя. Мне её даже положить некуда. Моя сумка — там, в кабинете инспектора Фалардо.

— Да?

— Поэтому я вас едва не покалечила — мчалась за инспектором, чтобы сообщить ему, что забыла в кабинете сумку.

— Сумку, — повторил Жан-Поль. Он вновь скользнул взглядом по моей фигуре.

— Мсье, хватит меня изучать! — усмехнулась я.

— Ой, простите, сударыня, — смутился Жан-Поль. — Это происходит против моей воли. Вы настолько хороши, что я не могу удержаться. Нескромные взгляды — своеобразная расплата за вашу привлекательность. Терпите уж, раз родились красавицей.

Я на минуту потеряла дар речи, услышав этот витиеватый пассаж. Ладно бы его произнёс какой-нибудь русский паренёк, посетивший сто двадцать пять тренингов по пикапу. Но ведь Жан-Поль иностранец. Ему надо не только придумать комплимент, но ещё и перевести его на чужой язык.

Вижу, ни с тем, ни с другим мсье проблем не испытывает. Заливается соловьём. Хитрый французишка! Натренировался на богатых клиентках — вешает тётенькам лапшу на уши, убалтывает их прикупить виллу на побережье или ферму среди лавандовых полей.

— Не нахваливайте меня так, Жан-Поль! Я не квартира с гнилым паркетом и ржавыми трубами, которую вы срочно хотите кому-то впарить!

— Ах! Елена, у вас непревзойдённое чувство юмора! Впарить — это, наверное, продать?

— Да. Впарить, сбагрить.

— Минуточку, я должен обязательно это записать! — Француз вытащил из кармана блокнотик с прицепленной к нему крошечной авторучкой.

Какой анахронизм!

— Впарить… Сбагрить… Отлично! Елена — вы просто находка! И поверьте, я был искренен. Вы так эффектны, что, увидев вас, я едва не забыл, зачем сюда пришёл.

Жан-Поль моментально сник, игривый огонёк в его глазах потух.

— А вы тут по какой причине? — спросила я. — Велосипед угнали?

— Я ничего не угонял! — испугался Жан-Поль.

— Нет, я имею в виду, что у вас велосипед стибрили.

— Стибрили?

— Украли. Я заметила, что тут повсюду стойки с велосипедами, по двадцать штук в ряд. И можно взять велик напрокат, заплатив несколько евро. Очень удобно.

— А! Понял. Вы думаете, что у меня украли велосипед. Вовсе нет. Я приехал на машине. Мне нужно написать заявление. Дело в том, что у меня пропал сын.

Я разинула рот от удивления. Но, очевидно, даже в этом эпическом образе не потеряла привлекательности, так как Жан-Поль продолжать преданно смотреть на меня.

— Не знаю, может быть, ничего серьёзного… Но всё же я беспокоюсь… Конечно, он совсем большой, ему девятнадцать, но раньше он всегда ставил меня в известность, когда уезжал с друзьями. А тут… Его телефон не отвечает — вот, что беспокоит меня больше всего. Я разослал сообщения друзьям Этьена, но пока ответа не получил.

— У него тёмные волосы и голубые глаза, как у вас? — осенило меня.

— Да.

— Рост — примерно метр восемьдесят?

— Метр восемьдесят три.

«И он такой же красавчик, как вы?» — добавила я про себя.

— Вы его видели? Вы что-то знаете? — всполошился Жан-Поль.

— Инспектор Фалардо утверждает, что моя дочь сбежала с привлекательным темноволосым парнем лет двадцати.

— Ваша дочь!

— Да, моя дочь тоже пропала. Она исчезла в четверг вечером. Вот уже вторые сутки от неё нет никаких вестей.

— Знаете что, — предложил француз, — нам надо поскорее найти инспектора и всё ему рассказать.

Мы с Жан-Полем двинулись к выходу.

На улице толпились люди, звучали испуганные и удивлённые возгласы, ахи, вздохи… Чёрной птицей витало над головами ощущение чего-то непоправимого. Что-то явно случилось — там, где стояло несколько припаркованных автомобилей. И мой «Ситроен» в том числе.

Странное предчувствие заставило меня замереть на месте. Словно загорелось перед глазами красное табло с надписью: «Стоять! Дороги нет!»

— Сходите на разведку, Жан-Поль. Я всё равно не пойму, о чём говорят.

Мой новый знакомый кивнул и, преодолев быстрым шагом несколько метров, вклинился в толпу. Я напряжённо ждала его возвращения.

Жан-Поль вернулся через пять минут — и его лицо было напряжённым.

— Надеюсь, это не ваш синий «Ситроен» там припаркован, — он ткнул пальцем в сторону взволнованной толпы.

— Конечно, нет! — уверенно ответила я. — А что?

— Это невероятно.

— Что?!

— Кто-то въехал ему в зад…

«Проклятье! — подумала я. — Только этого мне не хватало!»

— …и от удара багажник машины открылся.

— Значит, хорошо въехали.

— А там…

— Что? — помертвела я. — Что там?

— Тело женщины в жёлтом платье.

Глава 9 Ангел или демон? Я — убийца?

Одна улица, поворот, переулок, другая улица, переулок, арка, двор, третья улица… Стеклянные витрины и лотки с круассанами, бриошами, тарталетками, пирожными; манекены и вешалки, выставленные на тротуар; платья, сумочки и шарфы, свисающие с распахнутых дверей маленьких магазинов; планшеты и столы с книгами, картинами, открытками; панно, залепленные сувенирными магнитами… Удивлённые взгляды, мелькающие лица, задетые локти и бока, негодующие возгласы; глухо зарычавший пёс, привязанный за поводок к чугунному столбику на тротуаре; клошар в грязной плащ-палатке и лощёный господин с кожаной папкой в руках, предупредительно отскочивший в сторону… Сорванное дыхание, мокрая спина, пересохшие губы… Ужас и бессилие…

Сначала за мной определённо, гнались. Явственно слышала за спиной взволнованное «атандэ, мадам, атандэ!». Но возможно, померещилось от страха. В любом случае, мне удалось быстро оторваться от преследователей и скрыться в лабиринте незнакомых средневековых улочек…

И вот я наконец-то остановилась и перешла с галопа на шаг.

Это дурной сон. Почему никак не получается проснуться? Теперь понятно, откуда в машине неприятный запах… Я привезла в полицейский участок труп!

Кристина… Жёлтое платье так красиво подчёркивало её загар. Я вспомнила её радостную улыбку и восторженный возглас — «Мне нравится жить!»… Господи, неужели она пролежала в багажнике с четверга?

Кто её туда засунул?!

Внезапно меня прошиб холодный пот. А вдруг… А вдруг я тоже во всём этом замешана? Ведь я не знаю, чем закончился наш вечер на площади Жана Жореса… Два молодых испанца, столик на четверых, оживлённая беседа, вино… Кристина — такая весёлая и эффектная в этом ярко-жёлтом платье.

А наутро — полное забвение. Что у нас произошло с этими испанскими ловеласами? Вдруг мы вляпались в какую-то историю? Драка, или падение, или неудачный акробатический трюк — трудно ли убиться по пьяни? Да запросто! А потом бедняжку запихали в багажник, чтобы свалить всю вину на меня!

Получается, что всю пятницу и половину субботы Кристина вовсе не развлекалась с инженером Грегуаром, как я полагала. Её труп уже покоился в «Ситроене»…

Невозможно поверить в этот кошмар! Сейчас у меня взорвётся мозг и осколки черепной коробки разлетятся по улице! Бедная, несчастная Кристина… Приехала познакомиться с женихами… И вот…

В четверг на площади Жана Жореса она звонко смеялась и строила грандиозные планы. А жить-то оставалось всего ничего. Её мечте заполучить наконец-то красивую фамилию не суждено сбыться. В последний путь она отправится всё той же Кристиной Ножкиной… Какая трагедия.

Я была так потрясена случившимся, что даже на полчаса забыла об исчезновении дочки. И тут новая мысль пронзила меня разрядом электротока: а если бегство Натки и гибель Кристины связаны? Возможно, Натка что-то видела? А вдруг она что-то знает?

Например, что её мать — убийца.

Нет, это глупости. Даже выпив бочонок вина и полностью потеряв рассудок, я никого не смогла бы убить. Безусловно, ангелом меня не назовёшь. Персонал компании «Современные медтехнологии» за глаза ласково именует меня ведьмой, кактусом и мучительницей. Они, тунеядцы, даже утверждают, что я питаюсь их мясом. Но убивать людей — нет, это чересчур. Как бы плохо они себя ни вели… А Кристина и вовсе мне нравилась. Зачем бы я стала её убивать?

Осмотревшись по сторонам, я двинулась к автобусной остановке. Опустилась на скамейку и перевела дух. Улица, куда меня занесло, была пустынной, необитаемой. Вдоль проезжей части возвышались платаны. Солнце ложилось пятнами на пыльный асфальт, листва деревьев шелестела высоко над головой.

Плавно подъехал автобус, высадив одного пассажира.

И тут я вспомнила один эпизод из нашего с Володей прошлого… Это случилось несколько месяцев назад. Тогда нам ещё удавалось найти компромисс и примирить два гордых нрава, мы отлично ладили, а наши отношения пока не подошли к критической границе.

Так вот, как-то раз мы с Вольдемарушкой отправились в ресторан поужинать и выпить. Но как выяснилось, неправильно выбрали заведение. За соседним столом гуляла шумная компания — натуральная гопота в костюмах «адидас». Вскоре они стали до нас докапываться. Лично я ничего не помню, но Володя сказал, что всё было именно так. Раздражённые парни затеяли возню прямо в ресторанном зале. Они хамили и нарывались. Словесная перепалка закончилась потасовкой. Вот чем обернулось невинное желание скоротать вечер в общепите. Мы, два интеллигентных, обеспеченных, достаточно известных предпринимателя ввязались в банальную драку.

И — опять же, по словам Володи, — я в мгновение ока раскидала всю толпу! «Я только немного помог».

Не может быть!

Я слабая, хрупкая женщина. Не надо приписывать мне подвиги Геракла.

— Ты дралась, как Джина Карано! — с восхищением рассказывал Володя.

Пришлось сходить в Интернет, посмотреть, кто она такая, чего натворила.

Ох ты боже мой! Оказалось, что Джина Карано — чемпионка галактики по борьбе муа-тай, зубодробительная машина в обличье потрясающей девушки — сексапильной и обворожительной. Её противницы летали по рингу теннисными мячиками, вытаращив глаза от ужаса и боли. А она из любой схватки выходила целой и невредимой, не пролив ни капли крови…

Сравнение, безусловно, польстило. Но я не понимала, каким образом мне удалось его заслужить. Конечно, я регулярно хожу на фитнес, тренируюсь. Но не достигла каких-то фантастических результатов. Даже муху убиваю с пятой попытки — и не всегда без ущерба для собственного здоровья.

— Нет, ты что-то путаешь, — ответила я Володе. — У меня не хватит сил, чтобы кому-то свернуть челюсть. Это была не я.

— Это была ты, но под воздействием текилы. Наверное, в дальнейшем тебе стоит воздержаться от употребления этого напитка.

— Больше никогда не буду её пить, — поклялась я, рассматривая счёт, присланный из ресторана. Ещё и мебели наломала на кругленькую сумму — словно заготавливала дрова на зиму…

Тот счёт мы, конечно, оспорили. Предложили хозяину ресторана засунуть его себе… в какую-нибудь аккуратненькую бухгалтерскую папку. Пусть сначала обеспечит нормальную охрану заведения, чтобы гостям не приходилось самим себя защищать…

Так что мы там пили с молодыми испанцами? Неужели текилу? Да, наверное, её… Поэтому память снова отказала.

Совершенно убитая данным предположением, я поднялась со скамейки и поплелась вдоль улицы, не замечая ничего вокруг и полностью погрузившись в невесёлые мысли. Было страшно думать о том, что же я натворила в четверг вечером. Ужасное состояние: ты хочешь вспомнить, ты концентрируешься, но вместо чёткой картинки перед тобой беспросветная мгла, сплошной мрак…

Вот, именно поэтому я и сбежала из полицейского участка — чтобы разобраться во всём прежде, чем меня закуют в наручники и начнут мучить бесконечными допросами. Полиция наверняка уже выяснила, кому принадлежит синий «Ситроен». Теперь мне несдобровать, за мной будут охотиться. Ладно, если бы я была абсолютно уверена в своей невиновности. Но ведь нет!

Самое главное — никто не станет заниматься поисками Натки. До моей дочери французам и дела нет! Они полагают, что если девушку видели в компании симпатичного парня, то здесь замешан купидон, и полиции вмешиваться не следует.

Удобная позиция!

Получается, кроме меня, ребёнка искать некому. Но с наручниками на руках это будет нелегко. Поэтому, едва услышав страшное известие, я решила сбежать. Мой знакомый — Жан-Поль — отправился за новой порцией информации, и как только он повернулся ко мне спиной — рванула прочь от полицейского участка. Сначала, конечно, пришлось сдерживаться, идти чинным шагом. Но едва пересекла площадь и свернула за угол — припустила изо всех сил!

Сейчас я даже не знаю, где нахожусь. С собой ничего нет, даже влажной салфетки, чтобы вытереть руки. Машина — брошена, сумка — заперта в кабинете. Ни телефона, ни кошелька, ни кредитки.

Но возвращаться в особняк мадам Виржини нельзя, там меня, наверное, будет поджидать полиция. Вот уж задала я им задачу. Явиться в полицейский участок с трупом в багажнике — более экстравагантного поступка нельзя придумать.

«Эти русские… Ну как их понять?» — покачает головой инспектор Фалардо.

Глава 10 У меня появляется сообщник

— Елена, вы быстро бегаете! С трудом вас догнал! Садитесь скорее в машину!

От неожиданности я шарахнулась в сторону. Прямо около меня на проезжей части затормозила серая «Ауди», за рулём сидел Жан-Поль. Он потянулся к правой дверце и толкнул её.

— Давайте-давайте, — поторопил он.

Воровато оглянувшись, я юркнула в салон, и автомобиль тронулся.

— Елена, почему вы убежали?

— Мне стало так плохо… — пролепетала я. — Когда вы сказали, что… Я пришла в ужас. В общем, сама не понимаю, как я здесь очутилась!

Жан-Поль с сочувствием посмотрел на меня.

— Да, ужасное происшествие. Хорошо, что вы не подошли поближе. Картина не для слабонервных. До сих пор не могу поверить. Такое ощущение, будто смотрю детективный фильм.

Минуточку. Это он меня сейчас назвал «слабонервной»?

Но да, да, он прав — хорошо, что я не имела шанса заглянуть в багажник. Пусть Кристина останется в моей памяти весёлой и цветущей — такой, какой я видела её в последний раз на площади Жана Жореса.

— Мне только что позвонил один из друзей Этьена. Сказал, что в четверг столкнулся на улице с моим сыном. Тот был с девушкой, и весьма хорошенькой. Говорит, похожа на шведку — светлые волосы, явный акцент. Я уверен, это была ваша дочь!

Сердце взволнованно затрепетало в груди, так, словно я сунула за пазуху пойманного воробышка. Неужели я так быстро напала на след дочери? Значит, она действительно куда-то улизнула в компании этого самого Этьена.

Натка в первый же день занятий сообщила, что её принимают за шведку. А когда она признаётся, что вовсе не шведка, а русская, — все удивляются. Мол, акцент не тот.

— И как меня угораздило обзавестись шведским акцентом? — негодовала дочь.

— Не волнуйся, скоро ты от него избавишься…

Сейчас мне очень хотелось верить, что речь идёт о дочке.

— Но вдруг это действительно какая-нибудь шведка? Или полька, латышка? Мало ли в мире блондинок, говорящих по-французски с акцентом? Наверное, у вашего сына подружек хватает.

— Хватает. Но я не припомню в их числе ни одной девушки с подобными параметрами. Похоже, это действительно ваша дочь. Натка… Натка… Вот так вы её называете, да? Интересное сокращение, я не слышал раньше. А как ещё?

— Натусик, — ответила я и вдруг всхлипнула, совершенно неожиданно. Какой-то отвратительный бабий стон вырвался из груди помимо моей воли. Столько всего навалилось… А тут ещё француз, так старательно выговаривающий имя мой дочери.

Надо взять себя в руки. Я не размазня, я — кремень!

Когда ты управляешь собственным бизнесом, твоя нервная система постоянно находится на взводе, количество стрессовых ситуаций ежедневно зашкаливает. Поэтому, чтобы выжить, необходимо превратиться в йога, способного безмятежно сидеть на гвоздях. И мне это удалось, я этому научилась…

Но представьте, что случится с йогом, если кто-то возьмёт и пропустит через гвозди электрический ток!

— О, — сочувственно выдохнул Жан-Поль. — Успокойтесь! Возьмите салфетушки.

— Салфеточки.

— Спасибо, что исправляете мои ошибки. У меня голова кружится от ваших суффиксов. Но я должен их использовать, они обогащают мою речь.

Он милый. Весьма и весьма.

Мы уже пять минут стояли в очереди к «зелёному» светофору. С правой стороны простирался роскошный парк Променад дю Пейру, хорошо мне знакомый. Здесь буквально на днях мы с Кристиной ели арбуз… И она хотела сфотографировать двух живописных старушек. Старушки проживут ещё лет двадцать. А Кристины больше нет…

Наконец загорелся зелёный, и мы сдвинулись с места.

— Друг Этьена сказал, что ребята направлялись к Даниэлю.

— А это кто?

— Ещё один приятель. Я хорошо его знаю. Надеюсь, он мне перезвонит, потому что я отправил ему сообщение. Давайте мы сейчас вернёмся в полицию, заберём вашу сумку, а также расскажем инспектору о наших подозрениях. То есть о том, что, наверное, дети сбежали вместе.

— Нет! — закричала я.

Жан-Поль вздрогнул и испуганно обернулся ко мне.

— Почему? — Он запустил пятерню в свою гриву и привычным жестом отправил назад чёлку. Он делал это постоянно, даже когда она не падала ему на глаза.

— Не надо терять время! Давайте сразу поедем к Даниэлю и всё у него узнаем! Нам нужно срочно найти детей, пока они чего-нибудь не натворили. Инспектор Фалардо наверняка сейчас стоит на ушах, как и весь полицейский участок. На них чуть ли не с неба свалился труп. А наши дети — дело десятое. Никто не будет о них беспокоиться. Давайте проверим, действительно ли речь идёт о моей Натке. Вдруг она сбежала вовсе не с Этьеном?

В этот момент у Жан-Поля зазвонил телефон.

— Почему вы не отвечаете?

— Сначала надо остановиться. Нельзя разговаривать за рулём.

— Какая щепетильность, Жан-Поль! Уж пару слов сказать можно.

— Нет, нельзя. Это запрещено!

— А что ещё вам запрещено?

Спутник не ответил. Проехав ещё метров двадцать, он нашёл где остановиться и только после этого достал телефон — маленькую чёрную раскладушку «Нокиа».

Таких лет сто уже не выпускают.

Сохранил раритет с прошлого века?

— О, это Даниэль! — обрадовался Жан-Поль, посмотрев на экран. — Сейчас я ему перезвоню.

Он разговаривал с невидимым абонентом всего полминуты, и его лицо разгладилось и повеселело.

— Отличная новость! Вы не поверите! Этьен с его новой девушкой ночевали у Даниэля в ночь с четверга на пятницу. И девушку зовут — угадайте, угадайте! — Натали! Значит, это и есть ваша Натка.

— О-о-о, — обессиленно простонала я. — Наконец-то хоть одна хорошая новость!

— Поздравляю, это именно ваша дочь, и никто другой.

— Спасибо вам, Жан-Поль!

Мы с французом, взволнованные и обрадованные, пожали друг другу руки.

— Давайте скорее к Даниэлю!

Мой дорогой мсье вновь тронулся с места, и мы продолжили путь.

Но как же медленно!

Итак, мы напали на след беглых пупсиков. Впервые за двое суток я испытала нечто, похожее на облегчение. Теперь я знаю, что Натка не ушла с каким-то маньяком, умудрившимся её загипнотизировать, а отправилась в путь в обществе положительного молодого человека, чей папаша сейчас находится рядом со мной. Конечно, ещё предстоит выяснить, почему дочь решилась на побег и когда успела втайне от меня познакомиться с Этьеном… Но по крайней мере сейчас я знаю, что она жива и невредима…

— Скорее же! — скомандовала я. — Нам надо добраться до Даниэля и вытрясти из него правду. Почему вы не обгоните эту голубую каракатицу? Мы тащимся за ней уже два квартала! А вы точно знаете адрес? У меня такое ощущение, что мы уже десять минут ездим по кругу!

Жан-Поль дёрнулся, поморщился. Наверное, он привык иметь дело с менее активными девушками.

— Елена, я еду правильно.

— Вот если бы ещё и побыстрее!

— На этом участке дороги ограничение скорости — тридцать.

— Но кто сказал, что вы обязаны ехать с такой скоростью?

— Но ведь стоит знак!

— И пусть себе стоит. А вы езжайте. И побыстрее!

Жан-Поль возмущённо закатил глаза и покачал головой…

Так, надо сбавить обороты. А то я лишусь сообщника быстрее, чем мы найдём детей. Француз устанет от моих наездов и сдаст меня полиции.

Шёл седьмой час вечера, но солнце по-прежнему пылало под синим куполом неба. Я с тоской подумала о том, что завтра утром вряд ли сяду на самолёт в аэропорту Монпелье. Как всё внезапно изменилось! Происходит что-то страшное и непонятное, разрушая все мои планы.

— А вы не дадите ваш телефон? — попросила я. — Мне бы домой один звоночек сделать.

— Конечно! Берите и пользуйтесь.

— Но я боюсь, что дорого получится… В Россию-то звонить… У вас все деньги улетят.

— Нет, у меня хороший тариф. — Жан-Поль протянул телефон. — Пожалуйста!

Я взяла в руки чёрную раскладушку, выпущенную, наверное, во времена Римской империи. Осторожно раскрыла, взглянула на маленький экран.

Каменный век!

Почему он не купит себе нормальный телефон? Мсье явно не бедствует. Вон, пиджачок у него дорогой, стильный. Машина, опять же, крутая. Часы, сверкающие на запястье, наверняка обошлись в целое состояние…

— И вы вот так живёте, да? — сокрушённо вздохнула я. — Как же можно!

— А что? — не понял Жан-Поль.

— Телефончик у вас допотопный.

— Допотопный?

— Несовременный… Почему вы затормозили?

— А хочу записать это слово. Я слышу его впервые.

— Жан-Поль, умоляю, не останавливайтесь. Потом запишете!

— Ну, хорошо. А что не так с моим телефоном?

— Но у вас же ничего нет под рукой — ни Интернета, ни фотокамеры.

— И зачем мне всё это?

— Как зачем?! Например, я могла бы проверить, не появилась ли Натка в Интернете. Вдруг сейчас она висит в социальной сети? Или мы смогли бы скинуть Наткину фотографию Даниэлю.

— Зачем её скидывать?

— Чтобы он точно сказал, моя ли дочь ночевала у него.

— Но он уже и так сказал, что это была Натка.

— Ладно. Хорошо. Но я, например, могла бы изменить дату вылета.

— Сделаем это прямо у Даниэля, на его компьютере.

— Хотя вряд ли получится. Билет наверняка пропадёт.

— Тем более.

— А словарь? Вы же изучаете язык! Вам нужно обязательно иметь в телефоне словарь.

— Вы не поверите, но у меня есть словарь. Знаете, такой… С обложкой и страницами. Лежит вон там, посмотрите сами, — Жан-Поль указал на бардачок.

— Нет, ну… А как же без фотокамеры, без видео? Если, например, вы попадёте в ДТП? Надо будет всё сфотографировать.

— Это забота полиции. И потом, Елена, я за рулём уже двадцать два года и ни разу не попадал в аварии. Если только по мелочи.

— Мы это исправим, — пообещала я. — Нет, постойте! А всякие приложения? Мой айфон контролирует, сколько я истратила калорий, сколько прошла километров, сколько выпила воды.

— А мой телефон, слава богу, за мной не шпионит. Нет у него такой вредной привычки. Он просто терпеливо ждёт, когда мне захочется кому-нибудь позвонить. И всё.

— Вижу, что мы друг друга не убедили. Ладно. Раз уж вы не против, то я сделаю один звонок. Мерси.

* * *

Куда можно позвонить с чужого мобильника? Да никуда особенно и не позвонишь, ведь в его памяти нет необходимых мне номеров. А наизусть я помнила только домашний номер Игоря. Этот телефон я использовала последние десять лет, чтобы круглосуточно терроризировать партнёра и поднимать его с постели даже ночью. Татьяна с детьми продолжала жить в той же квартире.

— Лен, ты чего так поздно, пацаны спят! — недовольно прошипела она в трубку.

— Привет. Извини. Так получилось.

— А я тебе сегодня звонила, но ты трубку не брала.

— Таня, пока на мой номер не звони. Я без телефона.

— Потеряла? Украли?

— Нет. Я тут капитально вляпалась. Завтра не смогу вернуться.

— Что за ерунда?

— Никак не смогу. У тебя определился этот номер телефона?

— Да, — ответила Татьяна через секунду.

— Вот сюда и звони.

— Лен, да что случилось? Ты объясни хотя бы!

В двух словах я обрисовала Тане ситуацию — рассказала о загадочном исчезновении Натки. Но про гибель однокурсницы не обмолвилась ни словом.

Известие о пропаже ребёнка ввергло Татьяну в ступор. Она минуту напряжённо сопела в трубку.

— А что тебе подсказывает материнское сердце? — наконец спросила она.

Сначала я сочла этот вопрос странным. Но затем подумала: а ведь Таня права! Если прислушаться к себе, то я не ощущаю той особой тяжести на сердце, которая возникает всякий раз, когда с дитём что-то приключается.

Однажды Натку увезли из школы на «скорой» — сильно заболел живот. Классная не смогла до меня дозвониться, так как я вела переговоры и надолго отключила телефон. Но как же я измаялась в тот день!

Не находила себе места, пока потенциальные партнёры изучали предложенный контракт, неторопливо переворачивали страницы, вдумчиво вчитывались в строки. Но волновалась я вовсе не из-за будущей сделки. Чувствовала: с дитём что-то не так.

«Да подписывайте же!» — мысленно приказывала я медлительным партнёрам. А когда подписали — первым делом схватилась за телефон и начала названивать Натке.

— Вроде молчит, — ответила я на Танин вопрос. — Сердце моё.

— Ты бы почувствовала, если бы с Наташей произошло несчастье.

— Но я не понимаю, почему и куда она сбежала.

— Наверное, есть причина. Может быть, она влюбилась в этого юного француза, и у неё снесло крышу?

— Даже не знаю. Я вся на нервах.

— Успокойся. Постепенно ты во всём разберёшься.

— Но домой я завтра точно не вернусь. Не могу же я уехать, не узнав, где мой ребёнок.

— Конечно. Я бы тоже не смогла.

— Пока меня нет, тебе придётся поруководить.

— О, нет! — сразу отказалась Таня. — Я не умею. И не хочу.

— Надо, Татьяна, надо. Кот на крышу — мыши в пляс.

— Скорее, кошка — в Монпелье.

— Без разницы. Представляю, как сейчас резвятся мыши!

— Да, ты права. Пока ты отсутствуешь, в офисе царит лёгкая и непринуждённая атмосфера. Я для них не авторитет. Ты вернёшься и всех построишь. У тебя хорошо получается.

— Но пока меня нет, командовать будешь ты. А ещё — подписывать документы. Если у меня тут затянется, я пришлю тебе какую-нибудь подтверждающую бумагу.

— Ни за что! — отрезала Татьяна. — Возвращайся сама.

У неё своя печаль. С тех пор как произошло несчастье с Игорем, она балансирует на краю чёрной пропасти. И единственный человек, не позволяющей ей туда упасть, — это я. Загружаю работой, придумываю задания, хоть это и непросто, учитывая полное отсутствие у Тани деловой смекалки.

Но если Татьяну не теребить, она закроется в четырёх стенах и ляжет на диван носом к стене. Я видела её в таком состоянии — в первые два месяца после похорон. Игорь так и не вышел из комы, умер в больнице. Таня попыталась сделать то же самое. Даже необходимость заботиться о детях её не спасала. Она отдала пацанов бабушкам и дедушкам, а сама предалась отчаянию.

Пришлось хорошенько встряхнуть бедную женщину и впрячь в бурлацкую лямку.

— Будешь работать. А ну-ка, шевелись! — приказала я. — Ты теперь вместо Игоря. Ты его наследница. Половина бизнеса принадлежит тебе. Что, я должна за двоих отдуваться? Категорически не согласна!

Скоро будет уже два года. Татьяна работает как может. Иногда от неё больше вреда, чем пользы. Если я — предприниматель до мозга костей, то она привыкла исполнять роль хранительницы очага. В бизнесе она полный ноль. Ни способностей, ни желания, ни огонька. Но не могу же я бросить бедняжку, отдать её на растерзание чёрной депрессии!

Мне тоже трудно без Игоря. Он был ловким дельцом и потрясающим другом. Мы виртуозно управляли фирмой в четыре руки. Во время сложных переговоров достаточно было одного взгляда, чтобы я поняла, о чём подумал Игорь, а он точно так же читал мои мысли. Мы были настроены на одну волну, имели одну цель, одно детище — нашу компанию, и не разлучались двадцать часов в сутки.

Именно Игорь забирал нас с Наткой из роддома, словно молодой папаша — хотя вовсе им не являлся. Просто больше было некому. Именно Игорю я могла доверить ребёнка, когда уезжала в командировки. Он присматривал за Наткой, пока я решала сложные производственные проблемы вдали от дома.

А потом что-то сломалось в наших отношениях. Не просто сломалось — взорвалось и разлетелось на молекулы. Это было похоже на землетрясение, когда рушится всё вокруг, а почва уходит из-под ног. Игорь совершил предательство. Как же было больно узнать, что мой милый и такой надёжный друг крупно меня подставил — из-за денег.

Расплата последовала незамедлительно. После моего разоблачения Игорь выскочил из офиса, прыгнул в автомобиль и на ближайшем перекрёстке влетел под «КамАЗ». Так распорядились небеса. Я их об этом не просила. Узнав о предательстве, я возненавидела партнёра. Но позже, наверное, смогла бы его простить. Слишком многое нас связывало…

Теперь приходится иметь дело с Татьяной. Я повесила ей на шею хомут ежедневной офисной рутины и не спускаю с бедняжки глаз. Ей надо безостановочно вкалывать — это единственное лекарство, способное заглушить её боль.

Год назад Танины родители удалились от дел, продали свою фирму и магазин и переехали жить в Канаду. Татьяна тоже навострила лыжи за океан, к предкам.

— Детям там будет лучше. Здесь у них нет будущего, — твердит она.

— Почему это? Их ждёт прекрасная жизнь миллиардеров. Сейчас пацанам семь и восемь. А к тому моменту, когда им исполнится двадцать и двадцать один, мы с тобой сколотим для них грандиозное состояние.

— И тогда они будут бояться собственной тени. Мне эта идея не нравится…

Думаю, сбежав в Канаду от моих распоряжений и придирок, Татьяна быстро расклеится и опять начнёт лить слёзы. Она хочет воздвигнуть вокруг себя стену отчуждения и в одиночестве упиваться горем. Я ей этого не позволяю, не даю уединиться, держу подругу в тонусе. «Как же ты меня достала!» — ругается она.

А она меня?

Да, я, наверное, чересчур требовательна. Даже Игорю — ловкому предпринимателю — доставалось за нерасторопность. А уж какие эмоции вызывает у меня бывшая домохозяйка! Я часто беззвучно ругаюсь матом. Как же мне хочется обозвать её «тупой курицей» и отдубасить айфоном. Подобное желание возникает почти каждый день, но я его подавляю. Во-первых, Татьяна — совладелец, поэтому я берегу её авторитет в глазах персонала. Во-вторых, она девушка гордая, насмешки и ругань терпеть не станет. В-третьих, я сама втянула её в эту игру…

После гибели компаньона я могла бы выкупить у вдовы её долю и продолжать путешествие по бурному океану бизнеса самостоятельно. Тем более что золотая лавина накрыла компанию «Современные медтехнологии» уже после смерти Игоря — когда стали поступать деньги от реализации нашего грандиозного проекта под названием «Кардиостимэкс». Именно из-за этого спланированного и ожидаемого денежного потока и сорвало у Игоря башню. Потому он попытался обойти меня на повороте.

Но я так не поступлю с его вдовой и детьми, грабить их не стану. Могла бы, но не буду. Я потеряла друга, не хватало ещё и себя потерять. Татьяна даже не знает, что учудил её муж после пятнадцати лет совместного бизнеса и двадцати лет преданной дружбы. Я ничего ей не рассказала. Зачем? Лучше я буду помнить хорошее, а о плохом забуду, словно ничего и не было.

Тем более что за своё предательство Игорь расплатился жизнью.

Глава 11 Сладкая и коварная парочка

— Поговорили?

— Да, — коротко ответила я и вернула Жан-Полю его необычный телефонный аппарат. — Спасибо.

— Мне понравилось выражение «кот на крышу — мыши в пляс». Как мило! Правильно ли я понял его значение? Ваши подчинённые, лишившись контроля, предаются буйному веселью?

— Точно! Ой, как же они предаются. Мне даже страшно об этом думать.

— Чудесно! Надо обязательно это записать.

— Только не сейчас! — взвилась я.

— Да-да, не волнуйтесь, я сделаю это позже! — испугался бедный француз.

Не знаю, удалось ли мне убедить Татьяну. Надеюсь, она хорошенько подумает и сама поймёт, что я не шучу. Да, собираясь в Монпелье, я раскидала все дела. Но если не вернусь домой в срок, нас ждёт коллапс. Всё встанет без моего контроля и моей подписи. Ведомости, накладные, приказы, распоряжения… Кому-то необходимо взять в руки бразды правления. Даже если сегодня-завтра удастся найти дочь, я всё равно не вернусь в понедельник. Потому что останется нерешённым вопрос с Кристиной. Наверняка меня не выпустят из страны, пока полиция не разберётся с этим делом.

Значит, как минимум на неделю, а то и две я тут застряну.

А во вторник — судьбоносная встреча с сибиряками, мы должны подписать миллионный контракт. Обсуждение длилось полгода, уже истрачено столько сил и нервов. И вот во вторник новосибирские партнёры приедут — а меня нет, фирма обезглавлена… Дальше — больше. Запланирован визит коллег из Шанхая, Владивостока, Минска. Всех нужно принять, обласкать, восхитить, уболтать… Я это делаю великолепно, а Татьяне придётся учиться на ходу. Потому что деваться некуда. У нас форс-мажор, надо как-то выкручиваться.

Буду снабжать её инструкциями, шпаргалками. Сделаю Таню моей марионеткой, управляемой по телефону с юга Франции. Фактически, она мой компаньон, хозяйка фирмы. Неужели она сможет наплевать на общее дело? Если сорвутся запланированные встречи и сделки…

Даже и думать об этом не буду!

Достаточно мне переживаний.

* * *

В половине седьмого, оставив далеко позади и Променад дю Пейру с конной статуей Людовика XIV, и позеленевшую фигуру распятого Христа, и ажурные соты акведука, мы выбрались на окраину города. Долго петляли по кварталам, застроенным трёх— и пятиэтажными домами, утопающими в густой южной зелени.

Территория жилого здания была огорожена. Жан-Поль нажал кнопку домофона на чугунной решётке, и мы вошли во двор, больше похожий на сосновый лес.

— Дорого здесь стоят квартиры? — поинтересовалась я у специалиста по недвижимости.

— В этом районе — от ста пятидесяти тысяч евро за апартаменты с двумя спальнями, — ответил Жан-Поль.

— А сколько квадратных метров?

— Шестьдесят-семьдесят.

Подъезд многоквартирного дома мало напоминал подъезды российских многоэтажек — это было самое настоящее «парадное»: цветы в кадках, витражи, ковровое покрытие в коридорах, сверкающий зеркалами и лампами лифт.

Нам открыл дверь высокий тощий парнишка, совершенно чёрный, если не считать белков глаз и белоснежных зубов.

— Bonsoir Monsieur, bonsoir Madame, — поприветствовал, улыбаясь, он. — Entrez, s’il vous plaît!

Я вдруг осознала, что всё понимаю. Парнишка сказал: «Добрый вечер, мсье, мадам, входите, пожалуйста».

Ух ты! Я выучила французский!

Даниэль и Жан-Поль трижды расцеловались в щёки на французский манер. После этого угольное чудо-юдо предприняло попытку проделать тот же фокус и со мной. Я в ужасе отпрянула.

Ещё чего не хватало!

Манера французов непрерывно целоваться — даже с едва знакомыми людьми — меня обескураживала. К чему эти массовые лобзания? Во-первых, поцелуй — это интимный подарок, зачем же его обесценивать, раздаривая направо и налево? Во-вторых, а как же личная гигиена? Если в течение дня к тебе устремляется, вытянув губы трубочкой, миллион друзей и знакомых, тут нетрудно и какую-нибудь вредоносную бациллу подцепить!

Мы стояли в прихожей — просторной и претенциозно оформленной: красные стены, напольные вазы, белый с золотом комод, зеркало в замысловатой раме…

Жан-Поль улыбнулся и что-то быстро объяснил пареньку. Тот опять засверкал жемчужными зубами и затарахтел в ответ.

— Нам очень повезло, — обратился ко мне Жан-Поль. — Даниэль сфотографировал ребят в четверг вечером, когда они пришли к нему ночевать.

Оживший уголёк радостно закивал, достал смартфон и принялся искать снимок. Я, замерев, ждала результата.

Моё сердце сейчас не выдержит!

— Вуаля! — воскликнул Даниэль и повернул ко мне экран.

Я взяла смартфон из его рук. И я её увидела… Мою доченьку! Она спокойно смотрела в камеру, притулившись плечом к тёмноволосому красавцу, и ждала, пока её сфотографируют… Я вглядывалась в изображение и надеялась прочитать ответ в глазах Натки. Что же произошло? Почему она убежала?

Но сейчас меня словно вытащили из-под завала. Гора свалилась с плеч, и я снова задышала свободно. Да, я пока не понимаю, в чём причина её бегства, но с дочерью явно всё в порядке. Она не выглядит расстроенной и угнетённой, у неё здоровый вид…

Даниэль что-то объяснял моему спутнику. Прождав минут пять, я аккуратно потыкала Жан-Поля локтем в бок: ау, дорогой товарищ, вы про меня не забыли? Я всё ещё тут — и ничего не понимаю из вашей болтовни. Пора бы перевести!

— Ребята пришли к Даниэлю в четверг вечером и переночевали у него, — объяснил Жан-Поль. Он совсем не удивился, что в него тычут локтем, похоже, ему даже понравилось. — Но мы об этом и так знали, правда? Даниэль тут живёт с родителями, но они уехали в отпуск, в Испанию. В пятницу Даниэль ушёл на работу, он выкладывает товары в магазине, а ребята собирались на пляж Палава-ле-Фло. Спрашивали, на каком трамвае доехать. Они ушли, захлопнув дверь. Больше Даниэль их не видел.

— У него есть принтер? Попросите его распечатать фотографию Натки и Этьена. Побольше, штук десять. Мы будем показывать людям. Вдруг кто-то ещё их видел?

Жан-Поль кивнул и перевёл мою просьбу Даниэлю.

Парнишка отправился в комнату, махнув рукой, чтобы мы шли за ним. Вскоре из принтера полезли одна за другой страницы формата А4 с чёрно-белым изображением сбежавшей парочки. Стильная получилось картинка — можно использовать для рекламы.

— А что насчёт авиабилета? — вспомнил Жан-Поль. — Вы хотели изменить дату вылета.

Я махнула рукой. Похоже, это дело безнадёжное.

— Знать бы её ещё, эту дату! Когда я смогу вернуться домой?

— Что ж… Тогда мы можем идти?

Я забрала из рук Даниэля распечатанные листы.

— Мерси, мсье!

— Vous parlez français, Madame! Bravo![2] — опять сверкнул он белоснежным оскалом.

* * *

В машине, когда я устроилась на сиденье, не прекращая рассматривать фотографию детей, Жан-Поль эффектно откинул назад волосы и снова предложил вернуться в полицейский участок.

Да что ему там мёдом намазано?!

Вот прикопался!

— Мы могли бы показать снимок инспектору, — заявил он.

— Чтобы тот убедился в верности своей догадки? Что наши дети — это влюблённые Ромео и Джульетта и не нужно препятствовать их общению и совместному путешествию?

— Но вам ведь нужна ваша сумка?

— Нужна. Но в данный момент я собираюсь воспользоваться вашими ресурсами. Вы же не против? А потом всё вам компенсирую.

— Если вы имеете в виду телефон, то звоните, сколько угодно. Вы меня не разорите, — пожал плечами Жан-Поль. — Но документы? Косметика? Расчёска? Как же вы без этого?

Вид у него был удивлённый. Наверное, впервые видел женщину, готовую без боя расстаться с самым святым — своей сумкой, хранилищем необходимых и бесценных сокровищ.

— В полиции она под присмотром. Не исчезнет же она оттуда.

«А вот мне появляться в участке вовсе не желательно. Наверное, и так уже ищут», — мысленно добавила я.

— Жан-Поль, давайте-ка лучше прокатимся в сторону пляжа.

Насколько я знаю, от города до моря всего километров десять. Можно доехать на общественном транспорте — он здесь работает изумительно, по минутам. Сначала на трамвае, потом на бесплатном автобусе и ещё немного пешком. Я слышала, как мадам Виржини и Кристина говорили об этом, и Кристина потом перевела мне слова нашей хозяйки.

Кристина… Бедняжка…

— Неужели вы думаете, что дети до сих пор на пляже?

Жан-Поль наконец-то сдвинул машину с места, и мы отправились в путь. Я пока ещё не поняла, что он выбрал — пляж или полицейский участок. Если последнее — придётся выскакивать из «Ауди» прямо на ходу.

— И куда мы едем? — уточнила я.

— Вы же хотели на пляж.

— Отлично. Даже если детишки уже оттуда исчезли, вдруг их кто-то видел? Покажем всем нашу листовку.

За окном мелькали современные кварталы города. Дома выглядывали из буйных зарослей зелени, как десантники из естественного укрытия. Вдоль улицы шёл частокол кипарисов, цвели гиацинты и незнакомые мне кустарники с крупными жёлтыми цветами.

Я вновь посмотрела на распечатанные листовки с лицами детей.

— Кстати, у вас очень красивый сын.

Есть в кого!

— Спасибо, — отозвался папаша. — Могу то же самое сказать о вашей дочке. Очень изящная мадемуазель. Вся в маму.

— Не отвлекайтесь от дороги, Жан-Поль, — строго приказала я, проигнорировав комплимент.

— А чем, Елена, вы занимаетесь у себя дома? Вы, наверное, крупный руководитель? Вы постоянно пытаетесь командовать! — усмехнулся француз.

— Не пытаюсь, а командую. Да, вы угадали. Руковожу крупной компанией под названием «Современные медтехнологии».

— И чем занимается ваша фирма?

— Как следует из названия — организацией тренингов подводного плавания.

— Издеваетесь?

— Шучу. Моя компания контролирует региональный рынок медтехники. Занимаюсь поставками современного медоборудования, а также продвигаю на международный рынок уникальный прибор «Кардиостимэкс», разработанный нашей фирмой.

— И как? Получается?

— Не то слово! Заказы текут рекой, только успевай крутиться.

— Значит, работаете с утра до ночи?

— Круглосуточно! Неделя отпуска на Средиземном море должна была стать коротким, но драгоценным тайм-аутом. А что в результате получилось?

— Получилось не очень, — согласился Жан-Поль. — Думаю, расслабиться вам тут не удалось. Ваши нервы на взводе.

— Вот-вот.

— А я правильно выразился? Нервы на взводе?

— Уж куда правильнее.

А ведь он ещё не знает про Кристину! Он думает, что труп в багажнике имеет ко мне такое же отношение, как торговое эмбарго Китая на ввоз американской кукурузы.

— Жан-Поль, вы очень хорошо говорите по-русски. Я удивляюсь, как вам удалось так здорово выучить язык вне языковой среды.

— Я же говорил, что целый год изучал его в Москве. Кроме того, благодаря Интернету сейчас любой человек может организовать себе языковую среду, не выходя из дома.

— В принципе да.

Я снова уставилась на фотографию детей. Натка выглядела такой маленькой и хрупкой на фоне широкоплечего парня. Как она себя чувствует? Не тошнит ли её? Кристина первым делом поинтересовалась самочувствием будущей юной мамочки. А я даже и не подумала. Вместо этого орала, пылала возмущением.

Как странно! Всё повторяется. Семнадцать лет назад мама тоже устроила скандал, когда узнала о моей беременности. Мужа у меня не было, а как же без него? Значит — «в подоле принесла». Позор, да и только!

— Не переживайте так сильно. Поверьте, ваша дочь — в хорошей компании, — успокоил Жан-Поль. Очевидно, заметил, как напряжённо я изучаю фотографию. — Этьен — отличный парень. А ещё он занимается спортом. Так что девушку, если что, защитить сумеет.

— Как вы думаете, как они познакомились? И когда?

— Может, в Интернете?

— Странно. Неужели я ничего не знаю о собственном ребёнке? Я всегда думала, что Натка мне доверяет… А сейчас я в полном замешательстве. Да, конечно, в последнее время я совершенно перестала уделять ей внимание. Управлять бизнесом нелегко, на мне лежит ответственность за сотни людей, работающих в офисах, представительствах, всех наших магазинах и на производстве, где собирают прибор.

«А ещё и Володя не даёт расслабиться ни на минуту, — добавила я про себя. — Занимает мои мысли. У нас с ним всё очень сложно, мы не виделись уже целый месяц. Не звонит и не приезжает. Что я должна думать? Он меня бросил, да?»

— Так неужели наши дети заранее обо всём договорились и спланировали побег?

— Вы думаете, что ваша дочь полностью с вами откровенна. А на самом деле Натка для вас такая же шкатулка с секретом, как вы сами, например, для вашего мужчины. В этом прелесть настоящей женщины — никогда не узнаешь, что у неё на уме. Всегда есть какая-то загадка, второе дно, секретный уголок в её сердце. Именно такие женщины и кружат головы мужчинам…

— А тренируется она на мне. Вот спасибо! Я чуть с ума не сошла от страха.

— В шестнадцать лет ваша дочь уже превратилась в настоящую женщину.

Знал бы он, до какой степени!

Скоро у неё даже появится ребёнок.

— Не грустите, Елена. Вспомните ваше состояние сегодня утром. Вы, наверное, решили, что с дочкой случилось непоправимое. А сейчас? Всё, в принципе, не так уж и плохо. Вот они, наши красавчики, — Жан-Поль кивнул на фото. — У них всё в порядке. И мы их обязательно найдём.

— Спасибо, — пробормотала я. — Мне нравится ваш оптимизм…

И вдруг новая страшная мысль плетью полоснула меня.

А что, если Натка каким-то образом замешала в гибели Кристины? Сказать прямо — «моя дочь убила Кристину» — я не могу, потому что у меня сразу остановится сердце… Но если это так? Вот поэтому дочь и бросилась в бега…

Нет, это совершенно невероятное предположение.

Глава 12 Пляж Палава-ле-Фло. Подлое телевидение

Мы опять несколько минут кружили по зелёному кварталу, выбираясь на волю, затем свернули на улицу Палава и после тридцатиминутной поездки добрались до пляжа. Пройдя сотню метров по дощатому настилу, мы увязли в сероватом песке. Перед нами раскинулось бескрайняя свинцово-серая равнина с белыми «барашками», залитая сверху жёлто-розовой акварелью уходящего солнца. У меня перехватило дыхание — так всегда бывает, когда видишь перед собой безбрежные морские просторы. Нас окутало нежным облаком, наполненным солёными брызгами.

Набегали волны, темнело. То там, то тут встречались парочки, укутанные в одеяла и в обнимку спящие на песке. А вдруг мы прямо сейчас наткнёмся на наших беглых голубков?

Над головой метались и орали толстопузые белые чайки размером с носорога. Я подумала, что если какая-нибудь из них вдруг потеряет управление и упадёт мне на голову, то от меня останется мокрое место. Но они, конечно, не падали, а продолжали летать со скоростью истребителей.

Дул прохладный ветер, огромный пляж стремительно пустел, вдали виднелись ряды однотипных белых домов с балконами-террасами, расположенными ступеньками, и квадратными окнами, закрытыми полосатыми ставнями.

— А что это там за дома? Такие симпатичные!

— Там сдаются комнаты. Можно жить в ста метрах от пляжа.

— Чудесная перспектива.

Ещё дальше виднелись особняки, окружённые кирпичными заборами, тянулись вдоль широкой улицы цепочки пальм.

— Райское местечко.

А с нашей стороны, там, куда мы направлялись, шла вереница открытых пляжных кафе. Перед каждым заведением были выставлены в три ряда пластмассовые лежаки с зонтиками, причём цвет матрасов сигнализировал, что закончилась территория одного кафе и начались владения следующего.

Я вдруг поняла, что ничего не ела и не пила с самого утра. К тому же я замёрзла. Что на мне было? Платье без рукавов, туфли. Ещё, конечно, бельё. На данный момент — это всё моё имущество. Даже палантин остался в сумке, а я бы могла в него сейчас завернуться.

— Да вы дрожите! — заметил Жан-Поль. — Ну-ка, стойте!

Он снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. Подумав, я сунула руки в рукава. Пиджак был тёплым — какое блаженство! К тому же он приятно пах туалетной водой.

— Предлагаю перекусить в ближайшем кафе. Заодно поспрашиваем о детях.

— Согласна! — горячо поддержала я здравую мысль. — Боже, я такая голодная.

Мы зашли в небольшое помещение и заняли столик. Кроме бармена и официантки, здесь никого не было.

— Жан-Поль, вам придётся за меня заплатить, — вздохнула я. — Ничего не поделаешь. Увезли девушку на пляж — теперь кормите.

— Так я с большим удовольствием! — галантно заверил Жан-Поль.

— Потом я верну вам деньги. Правда.

— Не беспокойтесь об этом.

— Ха! А если я захочу съесть целого слона? Я и вправду хочу.

— Вряд ли здесь его умеют готовить, — засмеялся Жан-Поль. — Но вы себя не ограничивайте, заказывайте всё, что хотите.

Однако несмотря на дикий голод, мы решили не тратить время на обстоятельную трапезу, а заказали всего лишь кофе и багеты с ветчиной. Правда, размерами каждый багет превосходил подводную лодку.

В ожидании заказа я сбегала в туалет. И там едва не взвыла от ужаса, увидев себя в зеркале. На меня смотрела лахудра с блуждающим взглядом. Ни грамма косметики не осталось на лице, волосы растрепались. Умывшись холодной водой, я пальцами расчесала волосы.

Полцарства отдала бы за расчёску!

И Жан-Поль умудряется делать комплименты моей внешности? Ах, французы… Их галантность беспредельна…

Кофе был превосходным. Едва горячая жидкость коснулась моего горла, а затем, блаженно согревая, разлилась по внутренностям, я ощутила, что теряю последние силы. Прошедшие сутки стали настоящим испытанием для моей нервной системы.

Над стойкой бара, заставленного батареями бутылок, пылал красками телевизор. Показывали выпуск новостей, диктор тараторил что есть сил, картинки мелькали одна за другой. Бармен меланхолично полировал бокалы, посматривая на экран.

Я сладострастно впилась в багет, ощущая, как мои зубы ломают хрустящую корочку и погружаются в пышный мякиш. Вот он, момент истинного блаженства! И дело не в гастрономическом удовольствии — оно было вполне примитивным — банальный сэндвич подарил мне минуту забвения: на несколько сладких мгновений я забыла обо всём на свете, о всех страхах и ужасах прошедшего дня.

Бармен прибавил звук телевизора, и насколько я поняла, на экране засверкала заставка экстренного выпуска местных новостей. В следующую секунду кусок багета застрял у меня в горле, и я замерла с набитым ртом. Потому что на экране увидела… собственную физиономию — фотографию со странички моего загранпаспорта. Рядом тут же появилось фото Кристины. Затем пошли кадры, снятые на площади перед полицейским участком. Бурлила толпа вокруг синего «Ситроена», грузили в машину чёрный пластиковый пакет с телом жертвы. Голос диктора звучал напряжённо. Потом показали особняк Виржини Ларок и саму мадам. Она что-то быстро и взволнованно говорила в микрофон корреспондента и прижимала ладонь к щеке. В её глазах блестели слёзы, но причёска и макияж были, тем не менее, абсолютно идеальны…

Я опустила голову, с невероятным усилием проглотила застрявший в горле ком и прикрыла лицо рукой. Мне показалось, что бармен удивлённо и лихорадочно шарит по мне глазами, сопоставляя реальную и телевизионную картинку.

Да, это я. Меня показывают по телевизору.

Я прославилась.

Жан-Поль и вовсе впал в прострацию. К счастью, ненадолго. Избегая моего взгляда, он подозвал официантку и оплатил счёт. Девушка, возвращая сдачу, с подозрением всматривалась в моё лицо.

Жан-Поль резко поднялся из-за стола, взял меня за локоть и чуть ли не силой потащил к выходу.

— Так это был ваш «Ситроен»! — воскликнул он через пару минут, когда мы удалились от злополучного кафе на некоторое расстояние. — Вы меня обманули! Тело… Эта женщина в жёлтом платье… Она была вашей соотечественницей! Вашей подругой!

— Клянусь, я её не убивала! Жан-Поль, пожалуйста, поверьте мне! — взмолилась я.

Мне показалось, что сейчас он схватит меня за шкирку и потащит в полицию. В его глазах плескались страх, злость и отчаянье. Он, благонадёжный гражданин, связался с русской преступницей, укокошившей землячку!

— Жан-Поль, я всё объясню! Я тут ни при чём! Жан-Поль! — умоляла я.

Даже и не припомню, когда ещё в последний раз мне приходилось умолять мужчину. Обычно это они ползают у меня в ногах. А теперь…

— Вы обманывали меня! Весь день водили за нос! Вешали мне лапшу на уши!

— О! — не удержалась я. — Вы уместно используете фразеологизмы. Браво, Жан-Поль!

— Я вас сам сейчас убью! — воскликнул француз, схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул. — Говорите же правду! Что у вас произошло? Вы и та несчастная женщина снимали комнаты в одном пансионе. Вы общались, вас постоянно видели вместе.

— Да, да, мы с Кристиной практически не расставались несколько дней. Она моя сокурсница. Мы ходили по магазинам и ресторанам. А потом я взяла и убила её. Сунула в багажник арендованной машины. И приехала с этим грузом прямо в полицейский участок. Скажите, а не слишком ли?

Жан-Поль ослабил хватку, но до конца ладоней не разжал. Он всё ещё держал меня за плечи и пристально рассматривал, словно прикидывая, достаточно ли я ненормальная, чтобы привезти в полицию тело своей жертвы.

Мы стояли слишком близко друг другу, чтобы ничего не почувствовать. Электрические разряды потрескивали и сверкали в тесном промежутке между нашими телами. Я вдруг ощутила страшную усталость и прислонилась к Жан-Полю, положила голову ему на грудь. Нет, я не прижалась к нему, словно какая-нибудь соблазнительница, а использовала француза как подставку, чтобы не сползти вниз на песок.

Жан-Поль не сопротивлялся. Ничто не говорило о том, что ему противно держать в объятиях преступницу.

— Но вы точно её не убивали? — с надеждой произнёс он.

— Конечно, нет!

— Правда?

— Не убивала! — сказала я то, в чём и сама была не очень уверена.

— Слава богу!

О, эта трогательная доверчивость европейца!

— Я и сама до сих пор в шоке, Жан-Поль! Не могу поверить, что такое случилось — с Кристиной, со мной… Что произошло? Я не знаю… Моя дочь куда-то исчезла. Кристина убита. Я в розыске… Это какой-то страшный сон. Поскорее бы проснуться.

Жан-Поль ласково погладил меня по голове.

Я поняла, что передача русской бандитки стражам правопорядка отложена на неопределённое время.

— А что-нибудь ещё сказали по телевизору? — Я осторожно высвободилась из объятий француза, хотя мне было тепло и уютно в его крепких руках.

— Очевидно, жертве нанесли сильный удар по затылку тупым предметом, — мрачно ответил Жан-Поль.

Бедная Кристина. Кто же её так? Я? Молодые испанцы с площади Жана Жореса? Кто-то вовсе незнакомый? Кто?!

Ну и поездочка!

— Давайте сделаем так, Жан-Поль. Мы находим наших детей, а потом я сразу же сдаюсь полиции. Нет, я абсолютно невиновна. Но готова сотрудничать, давать показания и так далее. Только сначала мы должны поймать наших бессовестных беглецов.

— Если бы мы передали полиции фотографию, то их могли бы найти гораздо быстрее. Разослали бы информацию по городам.

— Или вообще ничего не стали бы делать!

— Возможно… Кто их знает…

Я вдруг поняла, что Жан-Поль и сам не очень-то рвётся привлечь к поискам полицию. На секунду задумавшись, поняла почему. Всё ясно. Его здоровый девятнадцатилетний лоб таскает за собой мою несовершеннолетнюю девочку. Тут и до тюрьмы рукой подать, если я вдруг устрою скандал. В интересах папаши уладить дело самостоятельно.

Эта мысль меня немного приободрила. Мы с французом почти в равных условиях. Значит, я могу и дальше им командовать.

— Хватит размышлять, Жан-Поль, пора действовать. Обойдём те кафе, что ещё не закрылись, и покажем фотографию.

— Давайте-ка я сам, а то вас кто-нибудь узнает. Ведь вас только что показывали по телевизору. Посидите пока здесь, Елена… — он указал на пластмассовый лежак. Затем снял с себя шарф и заботливо обмотал мою шею. Уже темнело, ветер становился всё более холодным и неласковым.

Я послушно опустилась на мягкий матрас, тем более что сил оставалось совсем немного.

Жан-Поль прав. Нечего мне мелькать.

Я смотрела, как он бредёт по пляжу в сторону кафе с фиолетовым козырьком. Гарсон складывал зонты — тоже фиолетовые. Теперь Жан-Поль остался в одной рубашке и джинсах. Учитывая моё положение, в этот момент я должна была подумать о чём-то трагическом — о бесславной гибели Кристины, об исчезновении ребёнка… Но в голове почему-то вертелась одна-единственная мысль: «Какая же классная у него задница!»

А потом я вдруг провалилась в пропасть и долго летела вниз, в потоке чего-то нежного, невесомого и обволакивающего. Мой полёт закончился на пружинистой и шелковистой сердцевине гигантского цветка, куда я мягко шлёпнулась. Огромные фиолетовые лепестки сомкнулись над моей головой, и бутон стал раскачиваться, словно колыбель…

Глава 13 Новая цель — город Ним

К парковке мы пробирались уже в сумерках, они опускались на пляж серой вуалью. Товарищ по несчастью применил силу, чтобы вернуть меня в чувство. Вероятно, Жан-Поль вошёл во вкус — уже второй раз за последние два часа он осмеливался на физический контакт: хватал и тряс как грушу.

Хороший мы взяли темп!

И чем всё это закончится?

— Я что, уснула?

— Да, прямо здесь.

— И долго спала?

— Не очень. Я отсутствовал всего час.

Едва сев в машину, я вновь начала клевать носом.

— Ау! Лена! Подождите, не засыпайте!

«Ауди» набирала скорость. Впереди неслись красные габаритные огни автомобилей, пылали золотом фары встречных машин.

Разбудив меня на пляже, Жан-Поль сообщил, что в одном кафе ему повезло: нашу молодёжь опознали по снимку. Натка и Этьен не только перекусили в этом заведении, но и довольно долго разговаривали с барменом. Тот оказался жителем Нима, городка, расположенного неподалёку, а ребята именно туда и собирались. Девушка сказала, что обязательно хочет посмотреть достопримечательности: римскую арену, Мезон Каррэ, а также Пон-дю-Гар.

— Вы не спросили, как они выглядели? Наши дети?

— В смысле, в чём были одеты? — уточнил Жан-Поль.

— Да нет же! Я имею в виду их душевное состояние. Они были подавлены? Встревожены?

— Насколько я понял, они производили впечатление счастливой влюблённой парочки.

— Даже так? Но это загадка!

— Совершенно верно. Вообще-то я знаю всех подружек моего сына. По крайней мере, мне так казалось.

— У вас с ним полное взаимопонимание?

— Хочется верить. Но про Натку он не сказал мне ни слова.

— Я тоже в шоке от поведения дочери. Я всегда считала её умницей-разумницей, чудо-девочкой, идеальным ребёнком. И вдруг получила по голове кувалдой…

— Бармен видел детей в пятницу, то есть вчера, в четыре часа дня. Покинув кафе, они отправились ловить попутку до Нима…

— Где же мы будем их искать? Он большой, этот ваш Ним? — зевнула я и тряхнула головой, прогоняя остатки сна.

— Большой, — вздохнул Жан-Поль. — Где-то сто пятьдесят тысяч жителей.

— Тю! Деревенька. Прочешем вдоль и поперёк за пару часов.

— Прочешем? — задумался Жан-Поль. — В смысле, обследуем? Да, прочешем. Но, наверное, уже не сегодня, а завтра.

За окном сгущались сумерки, мы ехали по вечернему шоссе.

— А это далеко?

— Пятьдесят километров. Доедем за полтора часа.

Я прыснула.

— Что? — не понял спутник.

— Вы издеваетесь, милый Жан-Поль? За полтора часа я долетаю до Екатеринбурга, когда вдруг понадобится выпороть кнутом екатеринбургский офис. А это, между прочим, двести километров.

— Да ладно вам!

— Ещё и дорога, учтите, такая, что если на секунду расслабишься, то прокомпостируешь язык собственными зубами. В целом, хочу сказать, дорогой Жан-Поль, что ваш стиль вождения неприемлем.

— Почему же? — нахохлился француз.

— Так ездить нельзя!

Чему обычно учит девочку хорошая мать? Не спорь, не давай советов, молчи и улыбайся. Универсальная формула на все случаи жизни. И за умную сойдёшь, и врагами не обзаведёшься. Но этот алгоритм поведения не для меня. В отличие от большинства людей, я не перестаю казаться умной, едва открыв рот. Всё, что я говорю, является истиной в последней инстанции. Зачем же лишать людей чарующей возможности приобщиться к моему разуму?

Поэтому я всегда спорю, возражаю. Вероятно, именно поэтому у нас с Володей ничего не получилось. Он-то думал, что познакомился с милой и ласковой блондиночкой, не способной на конфронтацию. А я мало того, что оказалась фальшивой блондинкой и быстро перекрасилась в натуральный цвет, так ещё и перечила ему по любому вопросу и никогда не шла на уступки. Я всегда оставалась неприступным бастионом. Какому мужику это понравится?

Да, трудно сохранить пленительный шарм и очарование женственности, когда вокруг валяются головы мужчин, отрубленные твоим безжалостным клинком. Когда речь идёт об отношениях, я размахиваю мечом, как Жанна д’Арк. А надо быть тихой и кроткой Белоснежкой.

— А что я делаю не так? — донесся сбоку обиженный голос.

— Что?

— Вы сказали, я плохо управляю автомобилем.

— Дорогой Жан-Поль, вы всё делаете неправильно! Вы же не менуэт на дороге танцуете в окружении дам в кринолинах! И вы не улитка. И на крыше вашей машины не стоит хрустальная ваза, оценённая на аукционе «Сотбис» в три миллиона евро. И рядом с вами не сидит тёща, готовая выгрызть ваш мозг, если её вдруг подбросит на ухабах.

— Как здорово, — восхитился Жан-Поль. — Благодаря вам я узнаю много новых русских слов. Хорошо, что мы встретились. К тому моменту, когда мы завершим поиски детей, я буду говорить по-русски как закоренелый петербуржец.

— Коренной петербуржец.

— Коренной?

— Да. Коренной петербуржец, коренной зуб. Но: закоренелый холостяк, закоренелый придурок.

— Вы на что-то намекаете? — подозрительно прищурился Жан-Поль.

— Всего лишь привожу примеры сочетаемости слов.

— А, ясно! Иногда я прихожу в отчаяние. Русский язык — океан. А я самонадеянно пытаюсь вычерпать его чайной ложкой.

— Да вы отлично справляетесь с этим океаном! Лучше Магеллана, Марко Поло и Фёдора Конюхова вместе взятых. Ладно, раз мы всё равно ползём в сторону Нима со скоростью покалеченной улитки, ответьте вот на какой вопрос: а раньше ваш сын практиковал подобное?

— Что именно?

— Внезапные исчезновения.

— Видите ли, Лена… Ему ведь уже девятнадцать. Этьен — взрослый парень. Бывает, он путешествует с друзьями неделю-другую. Или ночует у одной из своих подружек.

«У одной из своих подружек! — мысленно воскликнула я. — Сколько же их у него? И с таким ловеласом моя глупая птичка отправилась в путешествие?»

— Но раньше он всегда предупреждал о своих планах.

— Но не в этот раз.

— Да. Что удивительно.

— Надеюсь, когда мы найдём беглецов, вы хорошенько надаёте по шее своему оболтусу.

«Этьен-кретьен, — зло добавила я про себя. — Увёз мою дочь, негодяй!»

— А чем занимается мама Этьена?

— Не знаю, — усмехнулся Жан-Поль. — Последние восемнадцать лет мы с ней не встречались.

— Вот как?

Я задумалась на пару минут, переваривая информацию. А француз, наверное, решил, что спутница сражается с непосильной математической задачкой: пытается отнять от девятнадцати восемнадцать.

— Бросила нас, когда Этьену исполнился год, — объяснил Жан-Поль. — Влюбилась, сбежала.

Я ошалело посмотрела на него. Представила, каким он был восемнадцать лет назад. Добавила сюда годовалого голубоглазого пупсика — крошку Этьена. Картинка получилась на загляденье. На кого же она променяла такие сокровища? В кого влюбилась? И какова была сила этой любви?

Или она полная дура.

Или встретила бога.

— Но она интересуется вашей жизнью? Звонит?

— Нет, никаких контактов, — криво усмехнулся Жан-Поль.

— А вы не делали попыток вернуть её обратно?

— Нет. Вообще-то, она сбежала не с мужчиной, а с подругой.

Упс! Приплыли.

По голосу чувствовалось, что спустя восемнадцать лет боль ещё не утихла. Я сочувственно потрепала Жан-Поля по плечу.

— Давайте лучше сменим тему, — попросил он. — Скажите, что вы успели посмотреть в Монпелье? Вам понравился город?

— Как он мне понравился! До вечера пятницы я считала, что попала в райский уголок. Весь этот курортный антураж — пальмы, платаны, кипарисы, гиацинты… Морской воздух, солнце и прохлада, бесконечные улыбки…

— В музей Фабра сходили?

— Ещё бы! Таскались по этажам и конспектировали как безумные. Моя дочь — ценитель прекрасного, её хлебом не корми, дай на Рембрандта и Караваджо полюбоваться.

— Собор святого Петра оценили?

— О да. — Я вспомнила, как мы стояли с Наткой у монументальных стен собора, размышляя о людях, живших здесь несколько веков назад и прикасавшихся к этим же камням, ходивших по этой же мостовой. А солнце зацепилось за зубчатую башенку на крыше собора и не могло продолжить свой путь по небосводу.

— А вам понравился квартал Антигоны? — ревниво спросил Жан-Поль.

— Да, он произвёл на меня впечатление. Сочетание бежевого камня и чёрного стекла, строгие фасады, фонтаны, колонны, подпирающие небо, — всё это здорово. Как называется этот архитектурный стиль — постмодернизм? Нет, классно, мне понравилось!

— Вот! А многие критикуют, — с обидой заметил Жан-Поль.

Было ясно — он любит свой город.

— Однако у вас тут грязно, — не дала я ему возгордиться. — Грязноватенько, скажем так.

— Да, да, — согласился Жан-Поль. — Южный город, что вы хотите. Много приезжих, туристов.

— Вот только не надо на туристов всё сваливать! Лично я ни одной бумажечки мимо урны не бросила. Убирать нужно лучше!

— А наш знаменитый ботанический сад? А зоопарк с гигантским тропическим парником? — быстро увернулся Жан-Поль.

— Нет, туда мы попасть не успели… Сегодня, кстати, планировали съездить в Камарг. Натка, очевидно, совсем об этом забыла.

Глава 14 Интим в гостинице

В одиннадцать вечера мы добрались до Нима, маленького городка на границе с Провансом. Я быстро поняла, что путешествую в компании опытного экскурсовода. Жан-Поль, очевидно, знал как свои пять пальцев не только Монпелье, но и соседний Ним.

— Это римский император Октавиан Август, — прокомментировал он, когда мы увидели статую кучерявого хлопчика в юбке и плаще. Тот словно благословлял нас, простирая над нашими головами руку в отеческом жесте.

— Именно император Август и основал город. Ним называют маленьким Римом на юге Франции. Завтра вы его увидите во всей красе и не сможете в него не влюбиться.

— Вы забываете, у меня другая миссия — отнюдь не туристическая.

— Но раз вы сюда попали, не будете же вы ходить с закрытыми глазами! Тут даже есть амфитеатр, копия римского Колизея! Ему две тысячи лет! — жарко добавил экскурсовод.

— Милый Жан-Поль, меня сейчас гораздо проще соблазнить чашкой кофе и ванной, чем копией Колизея.

— Милая Елена, потерпите немного, мы почти приехали.

Вот так культурно общаясь, мы добрались до отеля, расположенного на площади у амфитеатра. Не потребовалось дожидаться утра, чтобы проникнуться очарованием Нима. Горячо разрекламированный французом, римский амфитеатр представлял собой величественное строение, которое трудно было назвать развалинами. Римские архитекторы постарались на славу, их творение отлично сохранилось. В свете фонарей под тёмно-синим небосводом махина амфитеатра пылала золотом…

Я застыла на месте, внезапно ощутив себя песчинкой в водовороте вечности. Это сооружение стоит здесь уже два тысячелетия. И вся моя жизнь — ничтожное мгновение перед лицом этой вечности… Но эта мысль не вызывала протеста, напротив, она успокаивала. На меня снизошло какое-то божественное озарение: всё закончится хорошо. Даже если в моём понимании это будет не так уж и хорошо, всё равно, что бы ни случилось — это часть неустанного движения, вечного потока жизни…

— Елена, да что же вы, зову вас, зову, — дёрнул меня за руку Жан-Поль.

Едва не оторвал!

Он уже вовсе со мной не церемонится.

Отель, выбранный бесцеремонным французом, назывался «Фиолетовая лошадь». Что нужно сделать с животным, чтобы оно стало фиолетовым, лучше не думать, но здание и вход выглядели весьма симпатично. Окна мерцали уютным светом, мы вошли внутрь и очутились в просторном мраморном холле с красными диванами и изящной круговой лестницей, убегающей вверх. На стенах висели живописные картины. Здесь главенствовала тема корриды — размахивали плащами тореадоры, а огромные чёрные быки, неистовствуя, выпускали из ноздрей пар. Учитывая, что отель располагался напротив римской арены, где проходили бои, замысел дизайнера был понятен… Но откуда взялась «фиолетовая лошадь»?

Я увидела в руках Жан-Поля небольшой несессер.

— Что это у вас?

— Дорожный чемоданчик. Часто приходится ездить по окрестностям, показывая покупателям за́мки или фермы.

«А вы хотите оставаться свежим и благоухающим двадцать четыре часа в сутки», — усмехнулась я про себя.

О, как бы я хотела сейчас вернуть себе сумку, брошенную в полиции. В ней есть всё — от флакона любимых духов до мини-офиса (ноутбук плюс айфон).

Портье у лакированной стойки вежливо улыбнулся. Наверное, мы выглядели странно: элегантный полураздетый мсье — а на улице было совсем не жарко — и замотанная в шарф, взмыленная дамочка в платье и мужском пиджаке. Багаж — маленький чемоданчик, один на двоих.

Я облокотилась на стойку и стала ждать, пока портье и Жан-Поль наговорятся. Они тарахтели вовсю, одаривали друг друга улыбками, жестикулировали, цокали языками.

— Ваш друг? — поинтересовалась я. — Старый знакомый?

— Нет, почему вы так решили? — удивился Жан-Поль.

— Хм… Ну, продолжайте, продолжайте.

В конце концов спутник закончил диалог и со вздохом повернулся ко мне:

— Нам не везёт. Все номера заняты. Пик сезона.

Я обалдела.

— Все номера заняты?! И вам понадобилось в лицах пересказать портье «Илиаду» Гомера, чтобы это выяснить?!

Парень за стойкой снова быстро закудахтал. Мой акын с готовностью подключился к беседе. Минут пять я переводила взгляд с одного на другого, прикидывая, а не кинуть ли в багажник ещё парочку трупов.

Опыт-то имеется. Мозги не помнят, но руки сделают.

— Осталась всего одна комната. С двуспальной кроватью, — Жан-Поль одарил меня многозначительным взглядом.

— Так чего мы ждём? — воскликнула я. — Оплачивайте! Или я прилягу прямо здесь…

Портье проводил нас наверх и показал номер. Он был крошечным, но милым. Половину комнатушки занимала кровать под покрывалом цвета кофе с молоком. На покрывале лежали сложенные квадратом два банных халата. Но самые яркие чувства вызывал белоснежный санузел, я просто рвалась туда всем сердцем: скорее, скорее в душ!

За окном виднелась ажурная решётка балкона, сквозь зелень деревьев проглядывали стены и арки местного колизея.

Прихватив халат, я тут же закрылась в ванной, встала под душ и замерла от блаженства: тёплые струи воды смывали с меня все страхи и горести.

Последние двое суток были дикими. Позавчера, в четверг, я узнала о том, что мой ребёнок ждёт ребёнка. Вот такая тавтология, немудрено и голову потерять… Надеясь укрепить моральный дух, будущая бабуля предалась горькому веселью в компании Кристины и двух обольстительных испанцев. Вчера вечером, окончательно убедившись, что моя крошка исчезла, я пережила множество ярких моментов, общаясь с местной полицией. Сегодня я, не ведая о том, доставила в полицейский участок тело несчастной сокурсницы, познакомилась с Жан-Полем, попала в розыск, лишилась телефона и документов…

А ещё — впервые за шестнадцать лет материнства — я поняла, что совершенно ничего не знаю о собственной дочери.

…Комплект белья изумрудного цвета украсил собой блестящую змею полотенцесушителя. Платье выглядело нормально, несмотря на мою беготню по городу и пляжу. Но я и его заодно сполоснула, так как ткань обладала волшебными свойствами — быстро сохла, не мялась, не теряла форму. Стирать в раковине дорогущее платье было свинством. Но у меня рука не дрогнула. Я трупы развожу по городу, как пиццу. Разве можно меня чем-то смутить?

…Лампы на прикроватных тумбочках излучали тёплый свет. Я вышла из ванной, сияя чистотой. Влажные волосы холодили шею. Но я сразу поняла, что погорячилась с платьем.

— Давайте сходим в ресторан и наконец нормально поедим, — предложил Жан-Поль, внимательно меня осматривая. — Я умираю с голоду. А вы?

— А мне не привыкать, — вздохнула я. — Сколько у меня было таких голодных вечеров. Стараюсь вообще после шести не есть. И до шести желательно тоже. Так что идите сами, мой дорогой Жан-Поль, оторвитесь за нас двоих. Дело в том, что мне не в чем выйти из номера. Не в халате же идти в ресторан?

— Да, это было бы чересчур смело, — признал француз, терроризируя меня взглядом. Он словно надеялся просветить халат насквозь и убедиться, что под ним ничего нет.

— А я — пас. У меня не осталось никаких сил…

Подушка была мягкой и пахла свежестью.

Не слышала, отправился ли Жан-Поль в ресторан. И не знаю, как он провёл ночь в одной кровати с полуголой обворожительной красавицей (это я о себе, да!), потому что отключилась в одно мгновение, словно кто-то нажал кнопку.

Глава 15 Великолепный Пон-дю-Гар

В девять утра мы сидели за завтраком в ресторане «Фиолетовой лошади». Стол перед нами, накрытый белоснежной скатертью и фиолетовыми салфетками, был заставлен немудрёной французской едой: тут были горячие круассаны и булки, масло и джем, кофе и сок.

Я провела пальцем по краешку фарфорового блюдца, увидела своё отражение в сверкающем лезвии ножа…

Кристина… Мысли о ней лишали сил и самообладания. Едва открыв глаза сегодня утром и сладко потянувшись в ворохе душистых простыней, я сразу вспомнила все ужасы вчерашнего дня и похолодела.

Я, в конце концов, решила вовсе не думать о бедной однокурснице. Ей уже ничем не поможешь, а мысли о том, как глупо и трагично оборвалась её жизнь, просто выматывают. Мне нужно оставаться сильной, ведь я должна найти свою дочь…

Мой спутник загадочно сверкал глазами. Вероятно, ночью у меня задрался халат, и милый Жан-Поль увидел мою голую попу, укреплённую тренировками не хуже, чем северные границы Отечества.

Подумаешь, голая попа.

Разве француза этим удивишь?

Пусть ночью пришлось посверкать различными частями тела, зато утром я смогла надеть чистое бельё и чистое платье и сейчас сидела за столом красивая и безупречная — как на дипломатическом приёме.

— Вчера, когда вы спали, я показал Антуану фотографию наших детей.

— Кто такой Антуан? — Я принялась увлечённо намазывать булочку маслом, мой желудок давно уже скрутило от голода.

— Портье.

— Ах, он. Да, я заметила, у вас с ним сразу же установились приятельские отношения.

— Вовсе нет!

— Но вчера вечером вы с ним едва не осыпали друг друга лепестками роз. Сначала я даже подумала, что вы разлучённые в детстве близнецы.

— Ха-ха, очень весело. Но видите ли, мадам, мы, французы, приветствуем сердечную и открытую манеру общения.

— Это верно, — кротко согласилась я, вспомнив, как меня одаривали улыбками на улицах Монпелье совершенно незнакомые люди.

Знали бы они, с кем имеют дело!

Я, может быть, подругу укокошила.

— А вы, русские, закрыты и насторожены.

— Увы. Но из-за вашей сердечности и открытости Франция скоро превратится в сплошное гетто, где живут люди, не знающие французского языка и не желающие принимать ваши культурные и нравственные ценности.

Жан-Поль сразу насторожился.

— Мы не можем закрыть границу на замок и не пускать к нам несчастных иммигрантов, лишённых крова, работы, еды, — сказал он.

— А почему бы вам сначала не позаботиться о миллионах ваших безработных граждан?

— У нас политические дебаты?

— Хорошо, оставим эту тему. Что сказал Антуан? Как я понимаю, наших детей он тут не видел. Иначе вы бы сразу мне об этом сообщили. А не встали бы грудью на защиту иммигрантов.

— Увы! Не видел.

Я протянула руку к волосатому запястью Жан-Поля и повернула к себе циферблат его часов.

Чудесно! Пять минут назад мой самолёт поднялся в воздух в аэропорту Монпелье. Он улетел, а я осталась. И никто не знает, что будет дальше и когда удастся вернуться на родину.

— Спасибо, Жан-Поль, что не сдали меня полиции.

— На здоровье. Надеюсь, вы сами сдадитесь, как только мы найдём беглецов.

— Однозначно.

— И уверен, что полиция во всём разберётся. Вы не имеете никакого отношения к смерти этой несчастной женщины.

— Безусловно, — кивнула я. — Как вы думаете, как долго мы будем гоняться за нашими наглыми сусликами?

— Сусликами? — удивился Жан-Поль.

— Козявками, инфузориями, спиногрызами, — пояснила я. — В общем, за детьми.

Жан-Поль пожал плечами:

— Не представляю.

— Тогда вы не могли бы купить мне зубную щётку?

Сегодня утром в ванной я едва не откусила себе палец, когда чистила им зубы. Сейчас, ясное дело, мне пальцы ни к чему — ведь у меня ни телефона, ни планшета, ни компьютера. Но не всегда же я буду сидеть в полной… то есть я хотела сказать, без средств коммуникации.

— И солнцезащитные очки надо бы купить, — заметил Жан-Поль. — Иначе вас опознает какой-нибудь жандарм или активная бабушка.

Он сказал «бабу́шка». Как же мило это прозвучало! Я благодарно улыбнулась Жан-Полю. Хорошо, что мы с ним встретились. Если бы не этот элегантный, красивый, обходительный, образованный, блестяще владеющий русским языком мужчина, полиция бы сцапала меня ещё вчера.

Надо же, сколько эпитетов!

И ведь совершенно искренне.

Влюбилась я в него, что ли?

* * *

Мы купили не только зубную щётку и солнцезащитные очки, но и массу других полезных вещей, заскочив в какой-то магазинчик. Сетевые супермаркеты не работали в субботу и воскресенье. Можно было увидеть целую улицу с закрытыми дверями, опущенными жалюзи или сонными витринами. Зато маленькие лавки делали бизнес именно в выходные.

Цены меня ошарашили.

— Это не шутка? Так правда бывает? — обалдело оглядывалась я на Жан-Поля, щупая джемпер неплохого качества за пять евро. — А это что? Симпатичные брюки за десять евро? Чудесное платьице за пятнадцать? Очевидно, я умерла и попала в рай!

— Вы живы. Но, похоже, обратились не по адресу. Меня мучает смутное подозрение, что раньше вы покупали одежду исключительно в магазинах типа парижского универмага «Галери Лафайет».

— Вообще-то, да.

— А вы знаете, что у нас в Монпелье тоже есть «Галери Лафайет»? В торговом центре «Полигон»?

— Да, и я там основательно порезвилась. Как и на улице Фош.

Я вздохнула, снова вспомнив прохладный и сияющий день, когда мы с Кристиной после долгого променада по улице Фош присели на скамейку в парке, чтобы съесть арбуз. Жизнь в тот момент казалась такой радостной и безоблачной…

Стоп. Не надо вспоминать о Кристине! Я запретила себе о ней думать. Всё равно ей ничем не поможешь, зачем же трепать себе нервы?

Солнечно улыбаясь кассирше, Жан-Поль рассчитался за мои покупки: голубые джинсы, три футболки (продавались упаковкой), два комплекта белья (тоже упаковкой), кардиган, палантин, босоножки, сумка… Плюс всякая мелочёвка, насыпанная в круглые чаши около кассы (косметика, салфетки, колготки и т. д.).

Надеюсь, я не облезу от тайваньской помады и пудры?

— Деньги верну, век воли не видать! Отдайте чек.

— Лена, я вас умоляю, — закатил глаза Жан-Поль и выкинул чек в урну под кассой.

Мои покупки обошлись благородному шевалье почти в сто евро. Я повесила на плечо сумку, а пакет остался у Жан-Поля.

— Вот и славно, — удовлетворённо сказал он, когда мы вышли на улицу, сверкающую солнцем и наполненную дыханием летнего ветра. — А то были как…

— Как кто?

— Сейчас вспомню слово… Бесприданница!

— Да, — засмеялась я и похлопала по сумке. — Теперь я богатенькая невеста. Жан-Поль, вы не перестаёте меня удивлять. Вы здорово выучили русский.

— Я много читаю. Занимаюсь со студентами, объясняю им… А это выражение — «век воли не видать»… Оно, наверное, означает «клянусь», правда?

— Правда.

— Обязательно запомню.

— А кроме Москвы вы ещё где-нибудь побывали в России?

— Проехал по Золотому кольцу — посетил восемь городов. Был в Санкт-Петербурге. Безумно понравилось. Но знаете, чтобы отшлифовать мой русский, было бы классно поиметь русскую подругу.

Я прыснула со смеху.

— Да уж, не сомневаюсь! Поиметь русскую подругу — это верх блаженства.

Жан-Поль не понял моего веселья.

— Я сказал что-то не так? — засомневался он.

Пришлось объяснить французу, какие сложности подстерегают иностранца при использовании глагола «иметь» и его производных.

— Ох, — вздохнул Жан-Поль. — Как же сложно всё в русском языке. Я совсем не то хотел сказать. Откуда взялся этот сексуальный подтекст?

— Что касается русской подруги, она у вас уже есть, — улыбнулась я. — Пользуйтесь. Готова отшлифовать ваш русский не хуже токаря шестого разряда.

— Я имел в виду — жить вместе. Вы-то решите свои проблемы и вернётесь в Россию.

— Хотите сделать мне предложение? Валяйте! — засмеялась я.

Вместо ответа Жан-Поль привлёк меня к себе и поцеловал в нос.

Я отпрянула от неожиданности. Ловко у него получилось, ничего не скажешь! Чувствуется почерк опытного донжуана. Да и с кассиршей в магазине перемигивался, лопотал — та аж зарделась от удовольствия.

Хитрый французище!

Мы познакомились только вчера, и уже такой прогресс: он за меня платит, он меня кормит, мы спим в одной кровати… Теперь ещё и поцелуй! Как бы голову не потерять.

Мне её и так уже три раза оторвало взрывом — первый раз, когда услышала о беременности Натки, второй раз, когда ребёнок исчез, и третий раз, когда я узнала о смерти Кристины.

Мужское обаяние Жан-Поля не подвергается сомнению, оно стопроцентно. Эти жесты, взгляды… Его длинная чёлка вдруг падает вниз и так красиво закрывает глаза… К счастью, он собой не любуется, он просто хорош сам по себе, как красивый зверь. К тому же мы с ним находимся в необычной ситуации, мы оба вырваны из привычных условий и ритма жизни. А это всегда работает как афродизиак…

Но этот красавчик мне абсолютно не нужен. Ведь у меня есть Володя — и такой любимый. Возможно, он давно дал мне отставку, но я всё ещё не считаю себя свободной. Надеюсь, мы просто взяли паузу, необходимую для нас обоих. Мы как два тяжёлых бомбардировщика — нам нужно держать дистанцию, иначе не миновать катастрофы. Нет, мы не разошлись, просто отступили в сторону на пару шагов, чтобы лучше понять, как сильно нуждаемся друг в друге…

Но если Володя думает иначе?

А вдруг он давно уже поставил точку?

* * *

К двум часам дня в попытке найти следы беглецов мы посетили миллион мест, вписанных золотыми буквами в справочник туриста. Мы ходили по волшебному саду Фонтанов с его белыми статуями, упорно циркулировали вокруг римской арены, отирались около Мезон Каррэ, поднимались на смотровую площадку башни Мань, бродили вдоль каналов. И везде приставали к местному населению — официантам уличных кафе, продавцам бутиков, прохожим — показывали им фотографию Этьена и Натки.

Безрезультатно. Никто не видел наших детей.

Обессиленные, мы повисли на балюстраде канала и смотрели вниз, на подёрнутую рябью поверхность воды. Ветер шевелил наши волосы, было тихо и безлюдно, как будто мы были совершенно одни в этом прекрасном парке, хотя всего минуту назад Жан-Поль проводил здесь опрос.

Кроны деревьев склонялись над умиротворённой заводью и отражались в воде, маленькие мосты с арками, белые чаши и изящные кованые решётки украшали канал.

Передохнув, мы опять отправились в путь.

Я могла ещё раз убедиться в справедливости слов Жан-Поля о том, что они, французы, гораздо более открыты, чем мы, русские. Когда обращаешься на улице к незнакомцу у нас, в России, человек испуганно шарахается в сторону, почти отпрыгивает, как кенгуру. И сразу принимает настороженный вид: «Что вам от меня надо? Я ничего не сделал! Денег не дам! И вообще, я тороплюсь!»

Тут же, в уютном и очаровательном городке, наблюдая за моим сыщиком, я видела, что реакция иная. Едва Жан-Поль задавал вопрос, его одаривали улыбкой, и вниманием, и горячей заинтересованностью. Потом, когда собеседники видели фотографию молодых людей, на лицах появлялись волнение и искреннее сочувствие. Разводили руками, делали брови домиком. Переживали за нас.

Однако если бы я обратилась к прохожим по-английски, они тут же приняли бы высокомерный и неприступный вид.

Знаем, плавали!

Только на французском они готовы говорить часами.

Одна элегантная пожилая дама в шляпке с цветами (из категории «активных бабу́шек») надолго повисла на локте Жан-Поля, уточняя детали, охая и ахая, а под конец едва не прослезилась.

— Мадам приглашает нас в гости, — обернулся ко мне Жан-Поль, перейдя с французского на русский. — Она решила, что мы измучены многодневными поисками и нам надо передохнуть и пообедать.

Расстались с поцелуями, мне тоже досталось солидная порция. Щека пожилой дамы вкусно пахла пудрой и духами «Шанель».

— Но идея пообедать мне понравилась, — заявил Жан-Поль.

И через пару минут мы уже сидели в плетёных креслах под жёлтым зонтом и листали меню ресторана. Я заказала салат «нисуаз», отломила кусок багета и предалась унынию. Мы намотали сотню километров по старинным улочкам, обошли и объехали все достопримечательности города, но ни на йоту не приблизились к нашей цели.

Официант принёс Жан-Полю бифштекс в капельках раскалённого жира и с горой зелени.

— Так значит, у вас нет подруги? — продолжила я начатую утром тему.

— Мы живём вдвоём с сыном, — ответил Жан-Поль.

— Девушки в вашей квартире не водятся?

— Водятся. Но почему-то не задерживаются… Ну что, в городе мы ничего не нашли. Теперь нас ждёт Пон-дю-Гар.

— А что это?

— Пон-дю-Гар — гигантский древнеримский акведук. Бармен на пляже сказал, что ваша дочь обязательно хотела его посмотреть. Это в двадцати километрах от Нима, на реке Гардон.

* * *

Да, я была ужасно разочарована отсутствием результата, маялась и грустила.

И всё равно, когда перед нами открылся вид на Пон-дю-Гар, это невероятное и грандиозное сооружение древних римлян поразило меня.

Монументальный трёхъярусный мост-акведук соединял берега живописной речушки с россыпями белых камней у самой воды. Два ряда больших арок, а сверху — третий, из арок поменьше. Эрудированный Жан-Поль тут же открыл рот, намереваясь сообщить мне массу исторических фактов, а также снабдить математическими выкладками из теории мостостроения. Но я подняла руки вверх:

— Увольте! Давайте строго по делу. Вы направо, я налево. Показываем фото и задаём вопросы.

— Неужели вам неинтересно? Ведь этот акведук является чудом инженерной мысли! Благодаря ему в древние времена каждый житель города мог ежедневно расходовать четыреста литров воды… Нет-нет, вы послушайте, Елена! В высоту он как шестнадцатиэтажный дом. Эта махина сложена из огромных глыб, пригнанных друг к другу так плотно, что не потребовался известковый раствор. И у такого гиганта только одна арка является несущей. Вы себе это представляете? Тем не менее мост имеет двукратный запас прочности!

— Да что вы! Гениально, — пробормотала я, думая о своём.

Вокруг нас курсировали туристы с профессиональными фотокамерами. Другие снимали просто на телефон. Многие взбирались на скалистые берега, чтобы найти выгодный ракурс. Историческая достопримечательность пользовалась невероятной популярностью. То и дело подъезжали автобусы или машины, и из них выходили новые группы людей, увлечённых желанием везде побывать, всё посмотреть и везде сфотографироваться.

Но у нас, конечно, была другая задача… Я вручила Жан-Полю листовку:

— Принимайтесь за работу, товарищ экскурсовод. Хватит лясы точить!

О, нет! Зачем я это сказала!

Жан-Поль тут же полез за блокнотом:

— Постойте-ка, надо записать. Как вы сказали? Точить лясы? То-чить ля-сы…

Глава 16 Придётся сложить полномочия

— Это вас, — Жан-Поль протянул мне мобильник.

Мы ехали обратно, оставив позади и речку Гардон, и вросший в её зелёные берега монументальный акведук.

Я услышала в трубке взволнованный голос Татьяны.

Первым делом подруга поинтересовалась, нашлась ли дочь.

— Ты должна была обратиться в полицию, — упрекнула меня компаньонка.

Знала бы она!

— Да обратилась же! Безрезультатно.

Я кратко рассказала Тане о загадочном Этьене, умыкнувшем Натку, и о встрече с его блистательным папашей.

— Ты познакомилась с отцом этого парня? — удивилась Таня.

— Да, представь себе.

— Но это же невероятное совпадение!

— Вовсе нет. Жан-Поль пришёл в полицию заявить о пропаже сына, а я уже находилась там, так как у меня исчезла дочь. Наверное, мы бы в любом случае познакомились, ведь полиция почти сразу установила, что Натка и Этьен свалили вдвоём.

— А-а, — протянула Татьяна. — Ну надо же. Он привлекательный? Папаша-то?

— Очень, — призналась я, быстро стрельнув глазами в сторону водителя. — Мы сейчас едем вместе в машине.

— Куда?

— Колесим по Лангедоку и Провансу, разыскивая детишек.

— Мужчина свободен? Так ты воспользуйся ситуацией.

— В смысле?

— Лена, не мне тебя учить! Ты совсем скисла без Владимира. Вы же расстались. Вот и займись французом, время зря не теряй.

— Мы не расстались! — обиделась я. Но вдаваться в подробности не стала, так как рядом сидел Жан-Поль, и его правое ухо уже выросло до размеров подсолнуха.

— Хорошо, не кипятись! Значит, завтра ты точно не прилетишь?

— Без вариантов. Это невозможно.

— И что же делать? Если ты завтра не появишься в офисе, меня разорвут на части. Всю неделю они надо мной измывались, а в понедельник и вовсе сойдут с ума. Они постоянно задают мне какие-то вопросы… Им всем что-то нужно…

— Да уж, собственное дело — это жесть, только успевай крутиться.

— Главбух точно повесится. Она еле выдержала пять рабочих дней без тебя, у неё накопилась целая тонна бумаг, требующих твоей подписи. Не понимаю, почему? Может, она меня дурит? Ты говорила, что накануне отъезда подписала всё что нужно, всё уладила, подготовила и так далее… Понедельник прошёл нормально. Но уже во вторник начался самый настоящий дурдом. Такое ощущение, что у нас одновременно бомбёжка и наводнение.

— Ох, Танюша, — выдохнула я.

Всё верно. Без меня всё рушится…

После того как Игорь меня подставил, я перестала кому-либо доверять. Полностью узурпировала власть, лежу грудью на панели управления и никому не позволяю прикасаться к кнопкам. Всё сама! У меня нет ни зама, ни исполнительного директора.

— Ой, а давай ты прилетишь на денёк! — предложила Татьяна. — Быстро подпишешь все бумаги, раздашь указания и подзатыльники, назначишь кого-нибудь вместо себя, а потом со спокойной душой вернёшься в Монпелье и продолжишь поиски Натки?

Отличная идея!

Почему бы именно так и не поступить? Думаю, французская полиция не будет против — инспектор Фалардо вернёт мне сумку с документами и расцелует в обе щёчки на прощание. Возможно, ещё и орден Почётного легиона пожалует.

— Нет, Таня, ничего не получится. Я остаюсь здесь. А ты займёшь моё место.

— Я? Ты смеёшься? Да меня же никто воспринимает всерьёз!

Это верно.

Таня у нас как маленькая принцесса, которой на королевской кухне разрешают порезать морковку и поиграть половником. Да, все знают, что Татьяне Николаевне принадлежит половина компании. Но ещё все знают, что второй совладелец абсолютно ничего не соображает в бизнесе.

— Завтра утром занимай мой кабинет.

— Я и так в нём сижу с утра до вечера!

— С утра до вечера? — не поверила я.

— Всю неделю!

— О! Неужели? Какая же ты умница! — обрадовалась я. Если честно, думала, что Татьяна за всю неделю появится в офисе от силы два раза и на пять минут. — Хорошо. Объяви всем, что Елена Владимировна задерживается во Франции, а ты назначена директором. Сейчас я найду какого-нибудь юриста и оформлю доверенность. Ты сможешь подписывать документы. Подпиши всё, что накопилось у главбуха. Мы с ней съели пуд соли, ничего лишнего она тебе не подсунет. Во вторник сама заключишь сделку с сибиряками. Там тоже всё улажено, осталось только хорошо — ну просто очень-очень хорошо! — принять гостей, а потом подписать контракт. Как принимать гостей по высшему разряду, я тебя учить не буду, уж в этом вопросе ты отлично ориентируешься.

— Хоть за что-то ты меня похвалила!

— Я за последние пять минут уже два раза тебя похвалила. Первый раз — за то, что ты всю неделю провела в офисе… В общем, гостей из Новосибирска надо принять с бурным ликованием. Вот представь, как бы встречали нашу сборную по футболу, если бы она только что завоевала титул чемпионов мира. Ты опытная домохозяйка и знаешь, что гости — это святое. Поэтому сибиряков надо облизать со всех сторон, как лимонную карамель.

— Оближу, — послушно согласилась Татьяна.

— Вот и отлично.

— Но ты же не исчезнешь? Не отключишь телефон? — с паническими интонациями спросила подруга.

— Не исчезну. Я найду Интернет и отправлю всем чёткие указания. Вике, главбуху, отделу продаж, производственному отделу. И тебе тоже. Только не сорвите сделку с сибиряками. Я так долго их умасливала. А теперь они могут подумать, что мы им не очень-то и рады. Директор отсутствует и вместо того, чтобы ждать их с мытой шеей, развлекается где-то во Франции… Нет, даже и думать об этом не хочу. Если сорвёте сделку — вернусь и головы всем поотрываю!

— Полегче! — возмутилась Таня. — Не надо буйствовать. Успокойся. Я устрою приём на высшем уровне. Новосибирцы останутся довольны. Но Лена! Видимо, ты что-то не договариваешь. Почему ты звонишь с чужого телефона? Почему у тебя нет Интернета? Что случалось?

— Ой, Таня… Я тут попала в переплёт… Но ничего, вывернусь. Главное — найти Натку.

* * *

— Не обессудьте, голубушка, но сегодня воскресенье, а значит найти юриста для оформления документов мы не сможем, — осторожно произнёс Жан-Поль.

— Даже не говорите мне этого! — заорала я. — У меня сделка срывается, производство останавливается! Всё горит синим пламенем. Я всё замкнула на себе, на собственной персоне. И теперь, когда я здесь, дома всё рушится. Поэтому мы прямо сейчас едем к какому-нибудь нотариусу.

Мы вернулись в Ним и сейчас неторопливо ехали по окраине города в потоке машин.

— Но как я…

— Милый Жан-Поль, для человека нет ничего невозможного. У вас же есть знакомый юрист в Монпелье? А у того наверняка найдётся масса знакомых в Ниме. Позвоните и разузнайте. И вскоре получите телефончик надёжного товарища. Это же элементарно.

— Хорошо, я попробую, — вздохнул Жан-Поль. Он свернул на пустую парковку у закрытого супермаркета и достал мобильник.

…Я не переоценила интеллект и коммуникабельность моего мушкетёра — через три минуты экспрессивного диалога с невидимыми собеседниками Жан-Поль вновь включил зажигание, и мы отправились в путь.

— Куда едем? — на всякий случай уточнила я.

А вдруг я так его достала, что он решил сдать меня полиции?

— К нотариусу, — коротко ответил Жан-Поль.

Я удовлетворённо хмыкнула.

Попетляв по улицам, он остановил автомобиль за безлюдным перекрёстком, и вскоре к машине подбежала дамочка в розовом костюмчике «шанель» и с портфелем в руках. Она плюхнулась на заднее сиденье, но тут же полезла вперёд — целоваться с Жан-Полем и жать мою руку — и наполнила салон ароматом духов и безостановочной болтовнёй. Она тарахтела как пулемёт и показывала водителю, куда ехать, нависая над нами и отчаянно жестикулируя. Она едва не сломала мне нос, размахивая ручонками. В другой ситуации я бы ей быстро грабли поотрывала, но сейчас сохраняла невозмутимость, так как экзальтированная дамочка, Валери, была очень мне нужна.

Наконец мы подъехали к белому двухэтажному особняку, скрытому в глубине сада за воздушной оградой из кованых железных листьев и дельфинов.

— Entrez, entrez! — пригласила Валери, и мы проследовали за ней в дом.

Кабинет с антикварной мебелью и узорчатым паркетом находился на втором этаже. Тут мы провели почти два часа, оформляя документы, наделявшие Татьяну космическими полномочиями.

— А ваша подруга вас не обманет? — вдруг забеспокоился Жан-Поль. — Вы не сильно размахнулись, Лена? Она же теперь всё что угодно сможет сделать с вашей фирмой?

Его забота меня тронула. Ещё и суток не прошло, как мы познакомились, а мсье уже переживает, как бы меня не обвели вокруг пальца.

Жан-Поль перевёл фразу для Валери, и та уставилась на меня выпученными глазищами и энергично закивала, поддерживая соотечественника. В одной руке она держала авторучку, в другой — печать, но медлила, ждала разъяснений. Милая женщина — она тоже беспокоилась о судьбе моего имущества.

Я поняла, что нужно разъяснить заботливым французам ситуацию.

— Татьяна — не просто подруга. Прежде всего она — совладелец компании. И поэтому заинтересована в процветании фирмы не меньше моего.

— А она возьмёт и продаст вашу долю! Пока вы тут!

— Да что вы! Моя коллега плохо разбирается в бизнесе, но она совсем не идиотка. Она знает, что ежедневно я зарабатываю для нашей фирмы уйму денег, преумножаю наш общий капитал. Какой же смысл избавляться от меня? Зачем лишать себя будущих доходов?

— Что ж… Логично.

— Кроме того, ведь я скоро вернусь домой. И тогда поубиваю всех, кто что-то сделал не так. Уничтожу! В капусту порублю! — злобно оскалилась я и едва не щёлкнула по-волчьи зубами.

И зря!

Французы испугались. Валери замерла. В глазах Жан-Поля мелькнула какая-то догадка, тень легла на его красивое лицо. Он нервно откинул назад волосы и пригладил их ладонью. Я уже заметила, что в моменты душевного смятения он сразу начинал гонять туда-сюда свою длинную чёлку.

Всё понятно… Жан-Поль вспомнил о трупе, обнаруженном в «Ситроене». И задумался, не моих ли это рук дело. Ведь я только что откровенно призналась, что способна на массовое убийство.

— Это была шутка! Шуточка! Вы, надеюсь, поняли! — быстро поправилась я. — Что вы, что вы! У меня прекрасные отношения с коллективом, с подчинёнными. Я никогда никого не убиваю.

«Разве что гвоздиками к косяку приколачиваю… Тех, кто сильно напортачит!» — беззвучно добавила я.

— Лена, вы пошутили?

— Конечно!

Жан-Поль и Валери сразу расслабились и заулыбались.

Мы оформили генеральную доверенность на имя Татьяны, я также напечатала и подписала приказ о назначении её моим «и.о.». Затем Валери отсканировала документы и отправила их по электронке. А мы забрали оригиналы, чтобы отослать их вдогонку экспресс-почтой. За пару дней бумаги доберутся до России.

А вот когда я сама туда вернусь?

Жан-Поль достал бумажник и отсчитал несколько купюр. За работу в выходной день он заплатил Валери с гаком. Я мысленно прибавила эту сумму к ста евро, истраченным в магазине. Надо будет ещё посчитать бензин, гостиницу и еду… Он ведь постоянно меня кормит. Вообще-то, я привыкла сама за всё платить.

Какая странная ситуация!

* * *

В одиннадцать вечера я посмотрела на часы и с грустью подумала о том, что давно могла бы уже быть дома, в родном городе, в собственной квартире.

Но вместо этого сейчас я находилась в Ниме, в отеле «Фиолетовая лошадь». Лежала на боку на кровати, подложив под щёку ладонь, в новой футболке и трусах. Сверху целомудренно накинула простыню.

Напротив, на соседней подушке, точно в такой же позе лежал верный французский товарищ и задумчиво смотрел прямо мне в лицо. Мы с ним стали практически как Жан Жорес и Анатоль Франс — друзья не разлей вода.

О чём он сейчас размышлял? Его взгляд задумчиво скользил по моему лицу, плечам, очерчивал изгибы, скрытые простынёй…

— И что мы будем делать дальше? — поинтересовалась я у Жан-Поля.

Его ресницы затрепетали, голая волосатая грудь заходила ходуном…

Когда мой сокамерник вышел из душа в одних трусах-«боксёрах», явив миру крепкую поджарую фигуру, я уже почти открыла рот, чтобы призвать его к порядку — мсье, пардон, но не следует пренебрегать банным халатом! Но потом передумала. Ладно, чёрт с ним. Чего стесняться, мы же взрослые люди.

В «боксёрах» Жан-Поль был очень хорош.

Как же не рассмотреть, как же не оценить…

Я, конечно, без пяти минут замужем. Однако жених не балует невесту вниманием. Ничего не поделаешь, но у нас с Володей не получается без ссор. Мы столкнулись, как два небесных тела, и превратили в космическую пыль парочку соседних галактик. Но кто-то ведь должен сделать шаг к примирению? Безусловно, это не я. Я не могу идти на уступки, так как потом Володя уже не остановится.

Он хочет многого: во-первых, официально жениться. Во-вторых, он мечтает о том, чтобы жена встречала его дома с горячим ужином. И чтобы мы жили вместе, в одной квартире, а не в разных городах, как сейчас. И чтобы я уделяла всё внимание ему, а не своей работе.

Да как он до такого додумался?!

Это же полный бред!

Мой бизнес встал между нами. Я не могу отказаться от дела всей жизни даже ради нашей невероятной любви. Неужели наша любовь так мало значит, что Володя не способен смириться с моими деловыми амбициями?

Он не звонит уже месяц. Сама я ни за что не позвоню. Первую неделю проверяла телефон каждые пятнадцать секунд — не прислал ли покаянную эсэмэску? Нет, ничего… Пусто.

Так. Похоже, мне пора запретить себе думать о Володе, так же, как сегодня утром я запретила себе думать о трагедии с Кристиной. Лучше я подумаю о чём-то приятном. Например, о сексе с Жан-Полем.

Ой! Надеюсь, я не произнесла это вслух?

Мне необходим лёгкий летний роман, чтобы немного отстраниться от запутанных отношений с Володей и взглянуть на них со стороны. Возможно, переоценить их…

Да, лёгкий летний роман. Это хорошо. Но если роман начинается с исчезновения дочки и продолжается появлением трупа в багажнике, то его уже никак не назовёшь лёгким!

— И что же мы будем делать дальше? — многозначительно улыбаясь, повторил Жан-Поль мой вопрос.

— Не знаю. С утра опять начнём бродить по городу и пытать местное население? Сегодняшний день — это полный провал, да? Такой маленький городок. Я думала, тут все заметили наших красавчиков. И что же? Никаких следов, никакой зацепки.

— Да, — разочарованно вздохнул Жан-Поль.

Я поняла, что он разочарован не только сегодняшней неудачей, но и тем, что наш диалог не принял игривого направления. Ему хотелось обсудить не план завтрашних действий, а то, что мы сейчас испытываем. Безусловно, нас тянуло друг к другу, как магнитом. И в то же время мы ощущали непреодолимую преграду, возведённую столетними предрассудками и здравым смыслом, его и моим прошлым, нашими воспоминаниями и надеждами. Мы снимали один номер на двоих, лежали рядом на кровати, но даже не могли прикоснуться друг к другу.

Лиха беда начало!

Мы знакомы всего сутки.

Глава 17 Телепортация в город Арль

Утром я натянула голубые джинсы и белую футболку и подивилась своему отражению в зеркале.

Надо же! Лет пятнадцать скинула в этой незамысловатой, купленной за копейки одежде. Сейчас запросто сойду за студентку. Получается, все мои шикарные платья и статусные деловые костюмы по цене атомной подводной лодки добавляют мне возраста?

— Елена, вы выглядите потрясающе! — подтвердил догадку Жан-Поль.

Чтобы уж совсем сразить француза, я решила ещё и накраситься. Зря мы, что ли, потратили вчера целых два евро на пудру, тени для век и помаду? Настал черёд тайваньской косметики.

Я вывернула из тюбика губную помаду, присмотрелась к ней и задумалась. Цвет, конечно, хороший… Но из чего сделано это чудо парфюмерной промышленности?.. Нет, наверное, не стоит рисковать, личико-то у меня не казённое.

Губная помада поняла, что бенефис не удался, и с горя попыталась покончить с собой — тюбик выскочил из моих пальцев и упал на пол.

Нагнувшись за ним, я увидела что-то под кроватью…

— Лена, вы куда? — удивился Жан-Поль. — Мы, вообще-то, собирались на завтрак!

— Смотрите! — потрясённо воскликнула я, выбираясь обратно с красной физиономией. — Смотрите, что я нашла!

Жан-Поль удивлённо уставился на добытый под кроватью предмет.

— Видимо, здесь убирают не очень тщательно, — сказал он.

— И слава богу! Ведь это Наткина заколка, вы понимаете?

У меня в руке была заколка с крошечным мишкой из белых и розовых стразов.

— А вы уверены? — усомнился Жан-Поль. — Таких штучек сотни у любой девочки. Ведь я беседовал с портье. Он сказал, что не видел Этьена и Натку.

— Давайте спросим ещё раз!

Я схватила с тумбочки листок с фотографией беглой парочки, и мы отправились к портье.

Но сегодня Антуана уже не было, вместо него за стойкой сидела яркая мулатка. Её чёрные глаза были огромны, словно две нефтяные кляксы, по величине с ними мог соперничать только её нос. Чёрные волосы тысячей тугих и пружинистых спиралей спускались к плечам и подпрыгивали при каждом движении. Девушка выжидательно посмотрела на нас, хлопая длинными ресницами, а я протянула ей фотографию.

Тут вулканом извёргся Жан-Поль. Он забросал мулатку бесчисленными вопросами. Дальше диалог продолжался на скоростях Формулы-1, собеседники даже не успевали переводить дыхание.

— Жасмин говорит, что ребята заселились в номер в пятницу, седьмого июня, — обратился ко мне Жан-Поль. — Это было её дежурство. А сдали комнату на следующий день в двенадцать часов.

— И мы её заняли где-то в одиннадцать вечера. Немного разминулись.

— Да, мы опоздали на одиннадцать часов. Иначе столкнулись бы с детьми нос к носу на пороге гостиницы.

— А я вам говорила — прибавьте газу! — желчно воскликнула я. — Вы тащились по шоссе, как гусеница!

— Вы говорили, что я раздавленная улитка, — обиделся Жан-Поль. — Теперь — гусеница. Вы уж определитесь, а то у меня начнётся раздвоение личности. И потом, не одиннадцать же часов мы добирались до Нима.

— Вам лишь бы со мной спорить! — огрызнулась я. — Лучше бы потрясли эту носатую мадемуазель! Она больше ничего нам не скажет?

— Жасмин говорит, молодые люди собирались сначала посмотреть Пон-дю-Гар…

— А-а! Так значит, они туда всё-таки съездили!

— …а затем отправиться в Арль. Жасмин распечатала для них расписание автобусов.

— Милая девушка. Лучше бы она приковала их наручниками к батарее и не отпускала до нашего приезда.

— Возможно, сейчас они в Арле.

— Арль! Ещё и Арль!

Я задумалась на секунду. Название города было знакомым. Что-то я уже слышала об этом Арле. Но от кого? От дочери?

— Где он находится?

— Приблизительно в тридцати километрах отсюда.

— Отлично! Значит, часа за четыре мы уж точно доедем.

Жан-Поль метнул на меня яростный взгляд. Я примирительно положила руку ему на локоть. Жасмин с интересом наблюдала за нами.

— Милый Жан-Поль, идёмте скорее собирать вещи!

— Давайте хотя бы позавтракаем.

Пусть круассаны были не менее соблазнительными, чем вчера, а кофе распространял божественный аромат, кусок не лез мне в горло. Я обдумывала полученную информацию. К вопросам, так и оставшимся без ответа («Почему сбежала Натка? Куда они едут? Как они познакомились? Что у них на уме?»), прибавились новые.

Значит, дети сняли один номер на двоих, как и мы с Жан-Полем… Но мы-то с папашей Этьена взрослые люди! И я вовсе не беременна, в отличие от Натки!

Как же они могли ночевать в одной кровати?

А вдруг они… Нет!

Похоже, этим летом я точно сойду с ума…

* * *

— Жасмин не сказала, где молодёжь решила остановиться в Арле? И будут ли они вообще там останавливаться? Возможно, они проедут город, не задерживаясь? — недовольно бормотала я. — Жан-Поль, ау!

Жан-Поль крепко сжимал руль и сосредоточенно смотрел на дорогу. Не знаю, что он интересного там увидел, да и руль не эспандер, вовсе не обязательно прикладывать столько усилий.

Тут я поняла, что компаньон решил реабилитироваться в моих глазах и побить мировой рекорд скорости на безумной дистанции в тридцать километров, разделяющей два города.

— Ой! Смотрите, Жан-Поль, смотрите! — закричала я.

Справа за окном виднелось зелёное поле с серо-голубыми островками воды, и всё оно было утыкано огромными коконами розовой сахарной ваты на тонких длинных палочках.

— Фламинго, — улыбнулся гонщик. — Как вам повезло! Они прилетели специально, чтобы покрасоваться перед вами.

Чудесные птицы выгибали шеи и поправляли крылья. В мягком свете утреннего солнца они выглядели чем-то нереальным, призрачным, словно волшебный отголосок недавнего сна.

— Камарг, куда вы собирались с Наткой, расположен рядом с Арлем. Но даже если бы вы туда поехали, вовсе не обязательно, что вы бы смогли увидеть фламинго. Тут как повезёт.

— Точно, Камарг! Национальный парк в дельте реки Роны, — вспомнила я и мысленно представила карту. — Почему же Натка забыла о наших планах? Почему она сделала выбор в пользу вашего сыночка, а меня отправила в отставку?

— Думаете, дети по пути завернули в Камарг?

— Откуда я знаю? Натка очень хотела туда попасть и страстно рекламировала мне розовых фламинго, ибисов, цапель, а также соблазняла уникальной коллекцией нарциссов и тамарисков. Там ещё какие-то необыкновенные лошади.

— Да, всё верно. В Камарге обитает особая порода лошадей. Жеребята рождаются с тёмным окрасом, но примерно к пяти годами они белеют.

Мне стало грустно. Я увидела перед глазами картину — нас с дочкой, азартно исследующих богатые угодья Камарга. Натка бы верещала от восторга и каждые пять секунд хваталась бы за айфон, чтобы сделать снимок.

Чем закончится её путешествие?

Как далеко она от меня — моя малышка…

Указатель возвестил, что до Арля осталось всего ничего.

— Жан-Поль, вы сегодня разогнались не на шутку, — похвалила я.

Шофёр настороженно покосился на меня, видимо, ждал, что комплимент является замаскированной издёвкой. Но я только кротко улыбнулась.

— Этот Арль… Там вообще есть что посмотреть? Почему их туда понесло?

— В Арле, конечно, есть достопримечательности. Например, там можно посмотреть… римский амфитеатр.

— Вы смеётесь? Мы уже посмотрели один — в Ниме. Любовались на него прямо из окна гостиницы.

— В Арле есть другой, не менее впечатляющий. Он вмещает двадцать тысяч зрителей. На его арене проходят бои быков и тренируются молодые тореадоры. А ещё в Арле находится знаменитый античный некрополь Аликан со средневековыми церквями и часовнями. Что ещё можно назвать… Храм Святого Трофима с красивым порталом и ратуша на площади Республики.

— Надеюсь, Этьен и Натка освидетельствовали все эти достопримечательности и наших красавчиков обязательно кто-то запомнил.

— Хотелось бы. А знаете что, Елена? Может быть, нам прекратить поиски и вернуться обратно в Монпелье?

Я в изумлении уставилась на Жан-Поля:

— Чего вдруг?

— Мы же убедились, что с детьми всё в порядке. Они путешествуют. Так пусть продолжают, раз им это нравится.

— А мы вернёмся в Монпелье?

— Да. Вы сразу отправитесь в полицию, дадите им показания насчёт… насчёт вашей бедной подруги. Разберётесь с этим ужасным делом. А Натка и Этьен тем временем нагуляются и вернутся обратно.

— Не согласна! — яростно замотала я головой. — Нет!

— Но почему?

Потому!

Жан-Поль думает, что Натка — обычная шестнадцатилетняя девочка, способная сорваться с места, поддавшись романтическому увлечению. Он не знает, что у барышни давно есть жених и она ждёт от него ребёнка. Должно было произойти нечто невероятное, чтобы Натка вдруг забыла о Мише и о своём интересном положении и отправилась в путь с незнакомцем.

Однозначно, всё это каким-то образом связано с гибелью Кристины. И чтобы выяснить, что же произошло на самом деле, я должна добраться до Натки раньше, чем полиция доберётся до меня. Не знаю, что я натворила, но сидеть во французской тюрьме не согласна. Если что — мы с дочкой сбежим из страны, сделав фальшивые паспорта. Или перейдём границу как пастор Шлаг — на лыжах.

В общем, я обязательно что-нибудь придумаю. Но сначала мне надо найти дочь и всё у неё выяснить.

* * *

Оставив машину в переулке, мы вышли на площадь Республики, и она была практически пустой. Проехав по улицам, я уже поняла, что этот маленький провинциальный городок вовсе не содрогается от ажиотажного паломничества туристов.

На ступеньках храма Святого Трофима стояла стайка английских школьников, а экскурсовод размахивал над их головами руками, как ветряная мельница, и увлечённо говорил — гораздо увлечённее, чем его слушали.

Молодёжь озиралась по сторонам, кто-то смотрел в небо, кто-то разглядывал каменный портал собора с вырезанными фигурами. Несколько парочек сидели на ступенях церкви и прижимались друг к другу.

Жан-Поль направился к дверям, чтобы показать служителям фотографию беглецов. В последний момент я ухватила его за локоть.

— Оставьте телефончик, мсье! Я там отсвечивать не хочу. Могла бы пока постоять здесь и поговорить с Россией.

— Отсвечивать?

— Мелькать, показываться на глаза.

— Один момент! — Жан-Поль полез в карман и достал блокнот. И только записав новый глагол и удостоверившись, что сделал это правильно, спрятал блокнот и вручил мне мобильник. Но когда я попыталась забрать телефон из его ладони, придержал мои пальцы. Я подёргала руку, ещё раз. Ещё.

Что это?

Он со мной заигрывает?

После того, как мы провели две ночи в одной постели, — самое время начать! Наверное, его взбудоражил вид влюблённых парочек, обнимающихся на ступеньках.

— Да отдайте же телефон! Мне позвонить надо!

Надо узнать у Татьяны, как началась трудовая неделя в «Современных медтехнологиях». Понедельник — день тяжёлый. Если в Арле приближалось время обеда, то у нас рабочий день почти закончился.

А ещё я внезапно подумала о Савве Андреевиче, и мне стало дурно. Когда я вспоминала о нём, сидя в рабочем кабинете, ничего, кроме азарта и злости, эти мысли не вызывали. Савва Андреевич держал меня в тонусе, не давал расслабиться.

Но сейчас я нахожусь в нескольких тысячах километров от родного дома. Моя фирма — драгоценное сокровище — осталась без присмотра. Я словно бросила трёхлетнего ребёнка в глухом лесу, где рыщут голодные волки.

Савва Андреевич — волк. Самый настоящий. Кто защитит мою фирму от этого чудовища? Татьяна не в счёт, она ничего не знает и не умеет.

— Натка нашлась? — первым делом спросила подруга, едва я набрала номер.

— Пока нет. Идём по следу.

— С папашей того парня?

— Угу.

— Надо же… И как это вы с ним…

— Хорошо, что мы вместе. Он мои уши и голос. Я же по-французски ни бум-бум.

— Зато ты английский и китайский знаешь.

— Тут во Франции от этого так же мало пользы, как в пустыне — от умения плавать брассом. Французы признают только один-единственный язык. На нём и говорят. А ты там как?

Таня подробно отчиталась, как прошёл рабочий день. Помпезные бумаги, заверенные французским нотариусом, произвели должный эффект. Во-первых, народец сразу же проникся к Тане уважением. Во-вторых, подруга смогла утолить жажду главного бухгалтера и производственного отдела, изнемогающих без моего автографа. У нас большая фирма, за один день приходится подписывать десяток-другой документов, платёжек, накладных.

— Вижу, ты освоилась, — подбодрила я Таню.

Она сразу начала жаловаться на то и на это, пересказывать в лицах, кто её не послушался, кто возразил.

— Приеду — укокошу! — пообещала я. — А ты умница, работаешь, справляешься.

— Да ещё понедельник не закончился, — уныло вздохнула Татьяна. — Вся рабочая неделя впереди. Всё это очень тяжело. Завтра будем сибиряков принимать. С фанфарами и ванной шампанского. Им понравится.

— Вот! У тебя всё хорошо получается. Правильно я сделала, что не позволила тебе киснуть в четырёх стенах, как простокваше, а привлекла к работе.

— Не знаю, — сказала Татьяна. — Может быть, ты ещё сильно об этом пожалеешь.

— Выше нос, подруга! — подбодрила я. — Ты молодец.

Только нажав на «отбой», вспомнила, что не предупредила Татьяну о Савве — голодном волке в лесной чаще. Таня должна быть начеку… А с другой стороны, может быть, не стоит нервировать подругу. Она и так чувствует себя неуверенно в кресле начальника.

Глава 18 Долгожительница Жанна Кальман

За день мы исходили город вдоль и поперёк — прочесали и бульвар Клемансо, и бульвар Эмиля Комба, и набережную Роны, и Аликам, и всё, что находилось между этих главных ориентиров.

Всё те же узкие средневековые улочки, древний амфитеатр, античные развалины, портики, колонны… Маленькие кафе, яркие деревянные ставни на окнах, прорубленных в метровых каменных стенах… Выставленные на подоконники букеты подсолнухов в голубых глиняных горшках.

Заботливый и эрудированный экскурсовод, Жан-Поль старался впихнуть в меня как можно больше разнообразных сведений. Например, когда мы проходили мимо Терм Константина, я чудом избежала двадцатиминутной лекции о римском архитектурном наследии…

Солнце жарило немилосердно, от прохлады предыдущих дней не осталось и следа. Жан-Поль расстался со своим неизменным шарфом, потом снял пиджак. А когда его рубашка промокла и прилипла к телу, и мы вернулись к машине, оставленной на бесплатной общественной парковке, прекрасный француз устроил стриптиз — достал из походного чемоданчика чистую футболку и переоделся.

— У вас отличная фигура, — похвалила я.

— Вы только сейчас заметили? — самодовольно ухмыльнулся Жан-Поль.

— Нет, ещё раньше, когда вы разгуливали по номеру в одних трусах. Надрываетесь в спортзале? В вашем возрасте уже непросто поддерживать хорошую форму.

— О, — тут же сник Жан-Поль. — А сколько мне лет, как вы полагаете?

Он так расстроился из-за шпильки насчёт возраста, что я решила дать задний ход. Пусть я люблю поиздеваться над мужчинами, но от этого товарища не видела ничего плохого, только хорошее.

— Вам… — я окинула спутника оценивающим взглядом. — Ну, тридцать пять-то точно есть. Увы, милый друг, вы давно уже не мальчик.

Улыбка победителя озарила лицо Жан-Поля.

— Мне сорок два! — гордо объявил он.

— Ах! — изумилась я. — Невероятно! Вы обманываете! Стоп, подождите, я совсем забыла, что Этьену девятнадцать, — невинно похлопала я глазами. — Тогда, конечно… Не в шестнадцать же лет он у вас родился.

— Вот именно.

— Значит, у вас хорошие гены, милый Жан-Поль.

— А давайте я расскажу вам про Жанну Кальман.

— Она ваша родственница?

— Вовсе нет! Но у неё, надо полагать, тоже были отличные гены. Она родилась и прожила всю жизнь здесь, в Арле.

Утомлённые и разочарованные, мы, наконец, остановили бег на тенистой улице и устроились под тёмно-зелёным полотняным навесом кафе. Я с наслаждением, как пиявка, присосалась к ледяному бокалу с колой.

— Жанна Кальман? Кто она такая? Я ничего о ней не слышала, — смачно булькнула я, поставила на стол пустую ёмкость и поискала взглядом официанта — повторить!

— Эта дама прожила сто двадцать два года.

— Да ладно вам! Столько не живут!

— Нет, серьёзно! Она попала в Книгу рекордов Гиннесса как самая старая жительница планеты, чей возраст подтверждён документально.

— Ух ты! Наверное, вела здоровый образ жизни.

— А вот и нет! Говорят, съедала по килограмму шоколада в неделю, а курить бросила только в сто семнадцать лет. По Интернету гуляет её фотография, где она прикуривает сигарету от свечки на именинном торте. А свечи изображают цифру сто.

— Ха, круто! — восхитилась я. — Славная, наверное, была бабулька.

— Думаю, весёлая. Она говорила, что не стоит волноваться из-за того, что нельзя изменить. И пережила нескольких некурящих врачей, убеждавших её бросить курить. В восемьдесят пять она всё ещё занималась фехтованием, а в сто — ездила на велосипеде. Никогда нигде не работала.

— И правильно, — вставила я. — От работы кони дохнут.

— Пословица? — тут же заинтересовался Жан-Поль. — Первый раз слышу. Погодите, барышня, я запишу.

Он достал свой блокнотик и тщательно законспектировал новое выражение.

Усердный ученик!

— Подскажите заодно и другие выражения, где фигурируют конь или лошадь.

— Баба с возу — кобыле легче.

— Так-так… Записал, продолжайте!

— Не в коня корм.

— А что это означает?

— Когда кормишь кого-то зря. Ещё: дарёному коню в зубы не смотрят.

— Это понятно.

— Старый конь борозды не испортит.

— Отлично!

— Ещё говорят — конь не валялся. Это означает, что вы даже не начинали к чему-то готовиться. Например: завтра приезжают партнёры из Новосибирска, а у нас и конь не валялся.

— Записываю: конь не валялся.

Пока Жан-Поль старательно выводил буквы в блокноте, я погрузилась в размышления.

Татьяна утверждает, что у неё конь очень даже хорошо повалялся и завтра она примет сибиряков по высшему разряду. Надеюсь, девушка меня не обманывает. Если сорвёт сделку, я… А что я? Я ничего ей не сделаю, даже ногами бить не буду. Потому что она придавлена нимбом мученицы, потерявшей любимого мужа. Мне так её жаль.

Все утверждают, что я злобная и безжалостная фурия и у меня каменное сердце. А оно давно уже подточено изнутри горячими родниками: любовью к дочери и Володе, жалостью к Татьяне… Эти чувства делают меня слабой и уязвимой…

Жан-Поль спрятал блокнот. Официант тем временем принёс ему тарелку с колбасками, а мне — бутылку воды и новый стакан со льдом.

— Вы точно не хотите попробовать традиционное блюдо местной кухни — арлезианские колбаски?

— Мне жарко, я ничего не хочу, — проныла я.

— В них добавляют ослиное мясо, — продолжал соблазнять Жан-Поль.

— Колбаса из ослика? Это всё меняет. Дадите мне со своей тарелки?

Жан-Поль протянул к моему рту вилку с нанизанным кусочком колбасы. Со стороны мы выглядели, наверное, как супружеская парочка, сохранившая трепетное отношение друг к другу.

— Вкуснятина! — удивилась я.

— Заказать вам отдельную порцию?

— О, нет. Я продолжаю умирать от жары.

— Кстати, я ещё не все рассказал о Жанне Кальман. Вот один интересный факт, — вспомнил любитель русской словесности и ослиных колбасок. — Послушайте. Один юрист заключил с девяностолетней старушкой Кальман договор о ежемесячной ренте. После смерти Жанны этот мужчина должен был унаследовать её дом. Рента была такова, что за десять лет покрывала стоимость жилища. Сделка казалась выгодной, ведь ветхая старушка могла умереть в любой момент. Однако прошло десять лет, потом двадцать. И даже тридцать! Юрист заболел и умер в возрасте семидесяти семи лет, так и не дождавшись наследства. Он отвалил Жанне столько денег, что мог бы купить целых три дома, а не один. После смерти бедняги Жанна прожила ещё два года, и эти два года ренту выплачивала вдова юриста.

— Да уж, не повезло товарищу. Как он ошибся! Наверное, старушка не умирала из вредности или спортивного интереса.

— Возможно.

— Да, так бывает — сделка, казавшаяся невероятно выгодной, превращается в ловушку. Сколько раз я и сама так попадалась… Что ещё у вас есть на Жанну Кальман?

— Она пережила мужа, единственную дочь и внука. И на долгие десятилетия осталась в полном одиночестве.

— О-о… И кому нужно такое долголетие?

— Жанна не предавалась унынию. Она говорила: я всё ещё девчонка, только последние семьдесят лет плохо выгляжу… Она видела, как строится Эйфелева башня, запомнила две мировые войны. Пока она жила, у страны сменилось семнадцать президентов… Такова Жанна Кальман — местная знаменитость, жительница Арля.

— Спасибо, что рассказали. Это всё очень интересно. Но меня волнует вот какой вопрос: что мы будем делать дальше?

— Давайте ещё пробежимся на набережной. А потом, думаю, будем искать отель, — сказал Жан-Поль. — Всё, о чём я сейчас мечтаю, — холодный душ. Вы, наверное, тоже устали.

— Посидим здесь ещё минутку.

Итак, мы пробегали по городу целый день без всякого результата. Заключительный марш-бросок совершили по набережной реки Роны, опрашивая публику и показывая всем фотографию детей.

На город опускались сумерки. Каменные стены домов и тротуары постепенно окрашивались в фиолетовые, лиловые и нежно-зелёные тона. Угасающие солнечные лучи преломлялись здесь особым образом, рождая необычные оттенки. Город, совершенно не тронувший моего сердца днём, вдруг преобразился до неузнаваемости, превратился в красочную картину, наполненную таинственным светом. Он менял краски, оттенки постоянно смешивались и растворялись друг в друге. Жёлтый превращался в лимонный, а затем — в салатный, потом — в цвет пыльной зелени. Фиолетовый бледнел и угасал, вдруг становился нежно-розовым, как крыло фламинго, а потом превращался в пылающий алый… Серая дымка окутала реку, но постепенно, по мере того, как опускалось солнце, гладь воды наливалась сочным золотисто-оранжевым цветом.

Я не верила своим глазам. Невзрачный городок, показавшийся мне таким суровым и неприветливым, вдруг расцвёл перед глазами, как огромный волшебный цветок…

— Это изумительно! — восхитилась я. — Последний раз подобную красоту я видела в магазине отделочных материалов, когда выбирала обои для спальни. — Какие цвета! Какие краски!

— Вы серьёзно?

— Неужели вы ничего не видите, Жан-Поль? Откройте же глаза! Ведь это потрясающе!

Нет, мой спутник только удивлённо пожал плечами. Похоже, красота пейзажа волновала его так же мало, как морскую свинку волнует курс доллара к йене.

— Что ж, детей мы не нашли, — вздохнула я. — Идёмте искать отель.

— Я уверен, это будет гораздо проще.

* * *

Неподалёку от римского амфитеатра мы обнаружили вывеску гостиницы «Розовая зебра». К дубовой двери средневекового здания вела маленькая, сточенная временем лестница с поворотом, по бокам от входа висели два фонаря в виде белых матовых шаров, сверху — треугольный, почерневший за несколько веков, карниз.

— Да что же это такое? — удивилась я. — Нам везёт на разноцветных непарнокопытных. Фиолетовая лошадь, розовая зебра… Что дальше? Голубой жираф, оранжевый бык, изумрудный козёл?

— Козлы, жирафы и быки, вообще-то, относятся к отряду парнокопытных, — поправил Жан-Поль. — Вы ошиблись.

— А вам бы всё спорить!

— Пардон, мадам, я не хотел вас обидеть. Вы, конечно, правы. Какая разница? Главное добраться до ванной комнаты и кровати.

В тесном холле «Розовой зебры» нас приветствовал портье — приятный темноволосый и чернобровый молодой человек, каких во Франции — я это уже поняла — миллионы. Смотреть приятно, но через минуту лица уже не вспомнишь.

С симпатичным администратором Жан-Поль, по обыкновению, завёл душевный разговор.

— Двухместный номер с большой кроватью, — интимно сообщил он мне через минуту.

— Валяйте! — махнула я рукой. — Невинность я утратила уже позавчера, в Ниме.

Если у Жан-Поля и существовали сомнения относительно даты, когда я потеряла невинность, то он тактично промолчал.

По винтовой лестнице мы поднялись наверх. Просторная комната представляла собой каменный мешок: пол — из шершавых плит, стены сохранили старинную кладку. Здесь было чисто, прохладно. Все элементы декора отсылали в прошлое, в простенке стоял тёмно-коричневый комод с витиеватыми резными украшениями. А за окном опять возвышались стены античного амфитеатра.

— У меня, вероятно, дежавю. Мы всё это уже видели в Ниме.

Приняв душ, я с блаженством растянулась на белоснежных подушках. Покрывало на кровати было розовым в полоску, напротив висела картина, изображающая зебру. Эта была зебра-мутант: чёрно-розовая. Но возможно, зебры именно так и выглядят, когда их освещает закатное солнце — белые полоски превращаются в розовые…

Я взяла пульт, и чёрный экран телевизора ожил. И в ту же секунду перед глазами снова возникли поочерёдно наши с Кристиной фотографии, а диктор за кадром взволнованной скороговоркой, очевидно, пояснил, что одна русская прикончила другую. Прикончила, сунула в багажник и сутки возила по городу… Вот они, русские, какие!

Проклятье! Из-за меня страдает имидж великой нации. Нас и так в мире не любят… Я тут же выключила телевизор — за мгновение до того, как из ванной вышел Жан-Поль, целомудренно завёрнутый в халат.

— Надо бы новости посмотреть, — сказал он. — Вдруг появились новые сведения о вашей несчастной подруге.

— Где-то я видела пульт.

— Где же он?

— Ах, вот. Держите!

Жан-Поль потянулся за пультом, но так как у меня не было желания его отдавать, то завязалась борьба, сопровождаемая удивлёнными и полными надежды взглядами француза.

Сегодня днём он сам проделал такой же фокус с телефоном. А теперь и я затеяла потасовку на кровати. Моё поведение указывало Жан-Полю — девушка созрела, она не в силах противостоять его неотразимости.

Вот ещё!

Мужчины всегда слишком хорошо о себе думают. Они готовы любой знак расшифровать в свою пользу. На самом деле я просто не хотела включать телевизор, распространяющий злобные инсинуации в мой адрес.

Жан-Поль его и не включил. В конце концов он упал на подушку и рассмеялся, глядя в потолок.

— Знаете, Жан-Поль, я регулярно хожу в спортзал и считаю себя практически спецназовцем. Но поиски так выматывают. Сколько мы сегодня намотали километров?

— Пару сотен, не меньше. Но, Елена, вы совсем не похожи на спецназовца. Вы хрупкая и изящная.

— Но я же сильная.

— Сильная. Но хрупкая и изящная.

— Мерси. Вы меня сегодня позабавили рассказом о Жанне Кальман.

— Про памятники старины вы же слушать не захотели.

— Неунывающая старушка — это гораздо интереснее.

— Говорят, она даже запомнила Ван Гога. Она была подростком, когда он жил здесь, в Арле.

Я подпрыгнула на кровати едва ли не до потолка и хлопнула себя ладонью по лбу:

— Ван Гог! Он жил тут! Вот почему мне знакомо название этого городка!

— Ну, я вас поздравляю. Удивительное открытие.

— Почему же вы мне об этом не напомнили?

— Не сомневался, что вы и так в курсе.

Да, я кое-что знаю о Винсенте ван Гоге. О некоторых фактах его трагической жизни мне поведала дочь. Натка, давясь рыданиями, рассказывала мне, как он нищенствовал, голодал, считал гроши, выбирая, купить ли ещё красок или кусок хлеба. И всегда делал выбор в пользу красок. Его картины не покупали, они никого не трогали, ценители и критики презрительно пожимали плечами, коллеги деликатно намекали попробовать себя в чём-то другом…

За всю жизнь, нарисовав сотни полотен, он продал одну-единственную картину. Одну! Единственную! Его не понимали — плохо одетый, с всклокоченными волосами, странный — он вызывал насмешки обывателей и жалость друзей. Жестокий мистраль, пронизывая насквозь, сводил его с ума, но он продолжал, как в лихорадке, рисовать одну за другой свои фантастические картины…

Натка — ярая поклонница Ван Гога. Она влюблена в картины голландца да и меня на них постепенно подсадила. По вечерам, рассматривая в тысячный раз копию «Звёздной ночи» на стене моей спальни, путешествуя взглядом по золотым спиралям звёзд, рассыпанным по тёмно-синему небу, я погружаюсь в космический водоворот Вселенной, и постепенно мне начинает казаться, что я приблизилась к разгадке великой тайны. Ещё одно мгновение, и я всё пойму, всё узнаю — о мире, о человечестве, о себе самой.

Но его всегда не хватает — одного мгновения. Поэтому завтра я снова буду рассматривать эту колдовскую картину в попытке приблизиться к истине, к пониманию, к бесконечному счастью…

— Что же вы молчали, Жан-Поль? — возмутилась я. — Вот что мне не давало покоя всё это время! Арль — это прежде всего Ван Гог, а уж потом — Жанна Кальман, римский амфитеатр и церковь Святого Трофима. И вы мне не напомнили? Кормили сказочкой о вечной старушке, а надо было прежде всего сказать, что здесь когда-то жил и рисовал божественный, невероятный Ван Гог!

Жан-Поль пренебрежительно сморщился:

— Божественный? Не понимаю! И что все находят в картинах этого голландца? Да, на аукционах они продаются за сотни миллионов евро. Но разве они того стоят? Какое-то массовое помешательство. Лично я считаю, что Ван Гог вообще рисовать не умел.

— Что?! — возмутилась я. — Да пусть у вас язык отсохнет! Или даже яйца! Как вы смеете такое говорить?! Вы полный профан в искусстве! Вы не признаёте очевидного! Надо быть слепым, чтобы так говорить! Да вы и есть полный слепец! Ван Гог ему не нравится… Рисовать он не умел… Да никто не чувствовал мир так остро, как он! Он пропускал сквозь себя всю боль человечества… Он рисовал сердцем и оголёнными нервами.

— Его картины — это каракули пятилетнего ребёнка! — упрямо возразил Жан-Поль.

Я схватила подушку и принялась лупить ею негодяя, приговаривая:

— Ван Гог — гений! Ван Гог — гений! Ван Гог — гений!

— Да успокойтесь же вы, дикая русская женщина! — заорал, смеясь, Жан-Поль. — Вы меня убьёте!

— А надо бы! Чтобы вы не говорили гадостей про Ван Гога! Плохо мы вас отдубасили в тысяча восемьсот двенадцатом году, не пошла наука впрок! Убить вас мало!

Я ещё пару раз ударила француза подушкой. В следующее мгновение он вырвал её из моих рук, схватил меня за локти и, ловко перевернув, подмял под себя. Его эрекция сделала бы честь двадцатилетнему юноше. Я ощутила, что меня вот-вот что-то проткнёт — и это отнюдь не кисть Ван Гога.

Глава 19 Трудно иметь дело с человеком, лишённым художественного вкуса!

— Из-за вас мы потеряли целый день! — пилила я Жан-Поля утром, когда мы, наспех перекусив, вновь отправились на поиски.

Сейчас мы стояли у дома с надписью на стеклянной витрине — «Комната Ван Гога» — и собирались войти.

— Если бы вчера вы хотя бы намекнули, хотя бы словечком обмолвились… Нет же! Вы упорно водили меня по развалинам, восхищались высотой колонн римского театра и видом грешников на портале Святого Трофима. А надо было произнести одно волшебное слово: Ван Гог! И я сразу бы вам сказала, где искать детей! Я уверена, Натка прорыла траншею в тех местах, где ступала нога художника. Проползла везде с лупой в руках, благоговейно поцеловала каждый камень. И я её понимаю.

— Вы ненормальные!

— А вы напрочь лишены художественного вкуса. Как можно не восхищаться Ван Гогом!

— Да запросто.

— Следующий раз я точно вас убью.

— Хорошо, — кротко согласился Жан-Поль. — Надеюсь, вы понимаете, что это не настоящая комната Ван Гога, — он кивнул на вывеску.

Мы вошли в здание.

— Как же так?

— Она воссоздана по его картинам. Настоящая комната Ван Гога в знаменитом «Жёлтом доме» на площади Ламартин не сохранилась, дом был разрушен бомбёжкой во время войны.

Жан-Поль хоть и не ценил творчество голландца, однако хорошо ориентировался в вопросе. Мы показали фотографию миловидной женщине лет пятидесяти, работавшей здесь. Она сразу узнала молодых людей; её лицо, напрочь лишённое косметики, засияло лучистыми морщинками.

— Oui, oui, — закивала она.

Завязалась дружеская беседа. Я, как обычно, исполняла роль приятной глухонемой девочки — кивала и мычала.

Мадам поведала нам, что парень и «маленькая блондинка» побывали здесь в воскресенье. Они обязательно хотели посетить клинику Сен-Реми, где художник лечился, а также заглянуть в кафе на площади Форума, изображённое им на знаменитой картине «Терраса ночного кафе».

— Под жёлтым навесом? — уточнила я.

— Да, конечно.

— Я помню эту картину! — возбуждённо воскликнула я. — Она изумительна! Хотя Ван Гог писал её ночью, она вся сияет разноцветными красками и золотом! А какое там небо, о-о-о!

К сожалению, мадам не смогла ничего нам сказать о глобальных планах молодых людей. Куда они отправятся после того, как посетят Сен-Реми и площадь Форума? Куда поедут дальше? В какой город?

А вдруг они всё ещё здесь, в Арле?

* * *

В полдень над площадью Форума, заставленной столиками и креслами нескольких кафе, несся непрерывный гул голосов, раздавалось звяканье столовых приборов, смех. Французы поспорят с кем угодно в умении устраивать обеденный зал посреди улицы. Они ставят столики на мостовую даже в тесных переулках, предлагая посетителям насладиться трапезой и беседой, в то время как прохожие боками и сумками задевают тарелки с едой.

Кафе, изображённое Ван Гогом, выглядело так же, как и на картине. По крайней мере, навес и стены были жёлтыми.

— Ну как? — поинтересовался моими впечатлениями Жан-Поль. — Каков ваш вердикт? Вы же ценительница творчества Ван Гога. Удалось ли хозяину сохранить кафе в первозданном виде?

— Почти. Но картина гораздо ярче, — заметила я.

— Художник говорил, что написал её, не использовав ни грамма чёрной краски, рисовал только синим, фиолетовым и зелёным… Рисовал по ночам, воткнув с десяток свечей в полы своей шляпы.

— Понятно, почему арлезианцы считали его психом. Представляете, как он выглядел в этой шляпе? О, смотрите-ка, а вот ещё один художник!

Мы увидели фигуру живописца, водрузившего неподалёку от кафе треногу мольберта. Это был грузный седовласый мужчина в длинной неряшливой рубахе и шароварах, насколько колоритный и запоминающийся, что его, должно быть, нанял владелец заведения для создания особой атмосферы.

Или художнику не давали покоя лавры Ван Гога.

Вчера его здесь не было. Он увлечённо чертил простым карандашом на бумаге, полностью погрузившись в процесс, не реагируя на шум и взгляды. Казалось, ничто не заставит его оторваться от будущей картины.

Ничто, кроме просьбы нарисовать портрет за тридцать евро. Целая коллекция готовых работ — лица в полупрофиль и анфас — была выставлена рядом.

Едва мы приблизились, я тут же схватила Жан-Поля за руку:

— Смотрите!

Прямо на меня с мольберта смотрела Натка — её карандашный портрет красовался среди других набросков.

— О! — воскликнул Жан-Поль. — Значит, они здесь побывали!

— Что я вам говорила! — тоном желчной старухи заметила я. — Нечего было носиться, высунув язык, по античным развалинам! Ван Гог — вот ключ к успеху! Подсказка в нашем квесте.

— Высунув язык, — повторил Жан-Поль. — Значит — очень старательно? Упорно? Изо всех сил? Как собака?

Он опять полез за блокнотом.

— Да. Так и запишите: высунув язык и выпучив глаза. Нет, подождите, сначала узнайте у художника, когда он нарисовал портрет моей дочери.

Мсье Арман — именно так звали художника — заговорил с нами высоким голоском, что совсем не соответствовало его массивной фигуре. Я-то ждала, что эта туша исторгнет из груди шаляпинский бас, а раздалось журчанье ручейка. Да, да, молодые люди подошли к нему в воскресенье, они прогуливались тут, рассматривали фасад знаменитого кафе, заглядывали внутрь. Арман за десять минут нарисовал портрет девушки, но ребята отказались его купить — цена их не устроила.

— А сколько он заломил? — спросила я у Жан-Поля.

Мой друг передал вопрос художнику. Тот быстро смерил нас взглядом, словно прикидывая, сколько мы сами — теоретически — сможем заплатить за этот рисунок. Я видела, что он отсканировал швейцарские часы на волосатом запястье Жан-Поля… А меня осматривать никакого толку! Джинсы за пять евро, футболка за два — сирота казанская!

— Сорок евро, — неуверенно ответил художник.

Он явно накинул вдвое. В этом вопросе у меня глаз намётанный, я опытный переговорщик — если понадобится, выторгую себе Луну с неба с семидесятипроцентной скидкой.

— Отдадите за пятнадцать? — предложила я по-английски.

— Twenty, — тут же ответил художник. — Twenty euros.

Ага, когда речь идёт о деньгах, французы вдруг вспоминают, что знают английский!

— Заплатите ему двадцать евро, — кивнула я Жан-Полю, так, словно он был моим личным казначеем. Потом опомнилась: — Пожалуйста!

Милый друг безропотно отмусолил две купюры по десять евро, и я свернула в трубочку белый ватман с Наткиным портретом. Очень даже неплохим, надо сказать!

Не зная, что делать дальше, мы нашли свободный столик под жёлтым навесом и заказали минералку.

— Почему они не купили портрет? Как вы думаете, Жан-Поль? — заволновалась я.

— Сорок евро — это действительно дорого за карандашный набросок.

— Но вряд ли им Арман назвал эту цену. Запросил те же двадцать евро. Неужели у них совсем нет денег? А если они голодают? Чем платят за ночлег? — взволнованно кудахтала я. — Честно говоря, я даже не знаю, сколько у Натки с собой денег. Она запасливый хомячок. А так как она разумно распоряжается финансами и не покупает всякую фигню, то я выдаю ей на карманные расходы по первому требованию. Не представляю, сколько в результате осело в её карманах. А у вашего сколько?

— Аналогично. Ничего не могу сказать. Этьен получает стипендию и постоянно где-нибудь подрабатывает. Я ему тоже подкидываю, но очень редко, в исключительных случаях. Не переживайте, Елена. Художник сказал, ребята выглядели вполне довольными и даже счастливыми. Он принял их за влюблённую парочку… Лена, как вы думаете, наши дети действительно влюблены друг в друга?

Но это невозможно!

Я отставила в сторону запотевший бокал, и капля сползла вниз по его ледяному боку. Солнце сверкнуло прямо под моими пальцами, прорвавшись сквозь жёлтый навес. Вокруг сидели люди, они едва не касались нас локтями. Официанту приходилось показывать чудеса эквилибристики, протискиваясь с подносом между плетёных кресел.

Вчера глубоко ночью, когда Жан-Поль не только уснул, но даже принялся сладко похрапывать, а мне, конечно же, не спалось, я спустилась вниз, к круглосуточной стойке портье и попросила разрешения нырнуть в Интернет. Надеялась, что Натка появилась в Сети и оставила мне какое-нибудь сообщение. Если не письмо с объяснениями, то хотя бы намёк.

Увы, я ничего не нашла. Детёныш не отметился ни в одном из своих аккаунтов. Я понимаю, она сейчас без айфона. Но ведь и я тоже. Однако нахожу возможность зайти в Интернет. Вывесила бы статус «Чувствую себя хорошо, не тошнит, голова не кружится, дыхание ровное, кожные покровы розовые, чистые»… Нет, ничего. Никакого знака, сигнала, чтобы успокоить издёрганную мамочку.

Выяснилось, что парень-портье сносно говорит по-английски. Повинуясь смутному подозрению, я спросила у него, нет ли одноместных номеров. А так как глаза молодого человека тут же вспыхнули удивлением, я сразу пояснила:

— Мой приятель так храпит!

— О, это беда, — улыбнулся портье. — Да, у нас есть два свободных одноместных номера.

— Они освободились только сейчас?

— Нет, почему же. Я сообщил о них вашему спутнику, но он выбрал двухместный.

Жан-Поль! Подлый обманщик!

— Не хочет расставаться со мной ни на минуту, — вздохнула я.

— Мадам, его можно понять, — улыбнулся юноша. — Я бы тоже не захотел расставаться с вами ни на минуту.

И он так сумрачно сверкнул карими глазищами, что я тут же отвалилась от стойки и ретировалась в номер, оборвав игривый диалог на полуслове.

О, Франция! Здесь всё пропитано сексом.

Или мне так только кажется, потому что я лишена секса уже целое столетие? Вернее, больше месяца — с тех пор, как мы поссорились с Володей. Не знаю, как долго я смогу отражать атаки Жан-Поля. Трудно держать оборону, если каждую ночь вы ложитесь в одну постель. Полуголые! Это как если бы я защищала крепость от захватчиков, предварительно опустив мост, засыпав ров с крокодилами и разбросав по улицам лепестки роз и сдобные плюшки.

Я уже убедилась, что в жилах моего мушкетёра кипит горячая кровь, однако он умеет мастерски себя контролировать. Его манеры изысканны, элегантность и такт ставятся превыше всего. Я поняла, что понравилась французу уже на пятой секунде нашего общения в полицейском участке Монпелье. И тем не менее мы снимаем одну комнату на двоих без ущерба моим моральным принципам.

Да, все эти дни я умудрилась избегать интимного контакта — и всё ещё храню верность Владимиру. Хотя не уверена, нужно ли ему это…

Жан-Поль пощёлкал пальцами в воздухе:

— Лена, ау! О чём вы вдруг задумались?

— Да всё о том же, — встрепенулась я. — О наших детях.

Жан-Поль прикрыл мою руку своей ладонью.

— Не волнуйтесь. Я чувствую, с ними всё хорошо.

— Вы ночью храпели, как паровоз, — обиженно заметила я.

— Да ладно! — не поверил, усмехаясь, Жан-Поль.

— Серьёзно.

— Лена, я мог бы не дать вам уснуть другим способом, но вы предпочли слушать мой храп.

Целую минуту мы пристально изучали друг друга, мысленно проделывая всё то, на что не решились прошлой ночью.

Приятно видеть, что ты зацепила мужика и его от тебя штырит и колбасит. Хотя меня, конечно, этим не удивишь — много их таких, заинтересованных, постоянно вертятся вокруг. Самое странное, что, несмотря на мой возраст, желающих всё больше. И ровесники оказывают знаки внимания, и молодая поросль домогается, лезут, как щенята… Но я предпочла бы отгородиться от внешнего мира и остатки жизненного пиршества разделись с одним только Володей. Я смотрю на Жан-Поля, он безумно мне нравится — стильный, поджарый, учтивый, образованный… И в то же время — абсолютно чужой. Чужой, незнакомый мужчина, пусть даже мы и провели в одной постели уже три ночи подряд…

Но если всё будет продолжаться в том же духе, возможно, в какой-то момент мне захочется самой убрать волосы с его лба и прижаться к нему губами…

— Мадам, мсье… — донеслось откуда-то сбоку.

Художник Арман махал нам рукой, подзывая к себе.

— Картину закончил, — поняла я. — Ждёт нашего одобрения. Несчастная участь творческого человека — вечная жажда похвалы.

— Пойду узнаю.

— Давайте.

Жан-Поль отправился к художнику и перекинулся с ним парой словечек. Потом, как ни странно, мой товарищ не вернулся к столику, а открыл сезон охоты на официантов: сначала прицепился к одному, затем к другому. А с третьим и вовсе скрылся в здании кафе.

— Интересно, что случилось? — пробормотала я.

Жан-Поль возвратился, удовлетворённо потирая руки:

— Арман кое-что вспомнил. В воскресенье наши ребята познакомились с одной девушкой, Шанталь…

— И?

— Шанталь иногда на этой площади поёт под гитару. Один из официантов сказал, что как-то раз провожал её домой. Улицу он назвал, а номер дома не помнит. Телефона тоже не знает.

— Ну и бестолочь! Как такого брать в разведку! Не помню… Не знаю…

— Но он хорошо описал дом Шанталь, так что мы его найдём.

— Отправляемся на поиски певицы, — воодушевлённо сказала я и поднялась с места. — А вдруг наша сладкая парочка до сих пор у неё в гостях? Может быть, они договорились пожить у неё пару дней?

— Я не испытываю подобного оптимизма, однако в любом случае нам надо найти и расспросить Шанталь.

* * *

Зажатый между других таких же зданий, серый каменный дом стоял в шаге от перекрёстка двух кривых улочек. Благодаря распахнутым ярко-розовым деревянным ставням, придававшим фасаду удивлённо-радостный вид, и причудливым фонарям над массивной дверью обойти его стороной было невозможно.

— Думаю, это здесь, — объявил Жан-Поль и начал ломиться внутрь.

— А жильцы не вызовут полицию? — осторожно поинтересовалась я. Встреча с полицией по-прежнему не входила в мои ближайшие планы.

— Если стучать тише, нас просто не услышат.

— Наверное, можно позвонить, — я указала на кнопку звонка.

— Надо же, а я и не заметил.

Вскоре дверь отворилась, и на улицу выглянула недовольная мадам лет шестидесяти в короткой зелёной кофточке и полосатых леггинсах. От её макушки сползали вниз, извивались и скручивались спиралями разноцветные змеи-бигуди — красные, жёлтые, синие. Мадам явно мечтала о тугих упругих локонах…

Натка тоже купилась на рекламу этих волшебных бигуди, и мы заказали в интернет-магазине две упаковки. Потом в ванной я битый час манипулировала крючком, протаскивая пряди сквозь гибкие спирали. Ребёнок обвинил меня в намеренной порче личного имущества — я, видите ли, вырвала половину её волос. Какая глупость! Я действовала очень аккуратно и постоянно сверялась с инструкцией. К тому же я — мать и не причиню вреда своему ребёнку. Если и вырвала, то не половину, а всего лишь треть, у неё ещё много осталось…

Надо сказать, что результат превзошёл все ожидания. Натка выглядела так же, как модель на рекламе бигуди. Правда, локоны развились уже через час, но целый час моя дочь провела в образе голливудской дивы — я ахала и заламывала руки, Миша онемел от восторга… И кто знает, возможно, именно в тот вечер он и заделал младенца моей малышке.

Подлец! Вернусь — придушу!

Мадам в змеевидных бигуди хмуро уставилась на Жан-Поля. Я не поднималась по ступеням, а стояла чуть поодаль, на тротуаре, опустив солнцезащитные очки — на случай, если дама следит за выпусками новостей и знает, что в соседнем Монпелье орудует жестокий маньяк с моей внешностью.

Жан-Поль объяснял и жестикулировал, мадам нетерпеливо трясла ногой, не лишённой изящества. А когда я оторвала взгляд от её полосатых леггинсов, то увидела, что на лице женщины не осталось и следа от недовольства и раздражения: эти эмоции уступили место заинтересованности и кокетству.

Она строила Жан-Полю глазки, играла то одной, то другой разноцветной змеёй, ухватив её двумя пальцами, хихикала. Похоже, она уже зазывала нас в дом, но Жан-Поль отказывался. Я мысленно вновь поставила ему пять с плюсом за умение компостировать мозги противоположному полу. Ловко у него получается. Он в два счёта очаровал бы самку богомола, при условии, что та понимает французский. Французский язык создан для того, чтобы очаровывать и совращать. А Жан-Поль, безусловно, владеет им намного лучше русского…

Что же он такое ей говорит?

Мадам помахала на прощание рукой и закрыла дверь, и обольстительный ловелас легко сбежал с крыльца.

— Шанталь вернётся завтра в девять вечера. Улетела в Париж по делам, — сообщил Жан-Поль. Он взял меня за руку и привлёк к себе. Я видела, как мелькнула тень в окне второго этажа — мадам шпионила за нами.

— Вот же …! — расстроилась я, выпутываясь из объятий донжуана.

— Что это вы сейчас сказали? — насторожился Жан-Поль и полез в карман за блокнотом. — Впервые слышу это слово!

— И слава богу, — заверила я. — Не надо его записывать.

— Это мат, да? Ваш знаменитый русский мат? — прицепился мсье.

— А вы не узнали телефон Шанталь? Мы могли бы просто позвонить и обо всём её расспросить.

— Нет. Соседка не знает.

— Ну как же так?! — расстроилась я.

— А разве вы знаете телефоны всех ваших соседей?

— Да нет же!

— Тем более Шанталь только недавно сюда переехала.

— И что? Будем ждать до завтрашнего вечера? Но это… Это слишком долго!

— Терпение, мой друг! А вы не могли бы ещё раз повторить то бранное словечко? Пожалуйста! Без ненормативной лексики моё знание языка не будет полным!

Вот же привязался!

— Открывайте блокнот, — вздохнула я. — Сейчас мы обогатим ваши знания.

Глава 20 Невинные развлечения юных следопытов

Мы с Жан-Полем нашли способ сократить время ожидания. Вечером, отправившись на ужин в ресторан, надрались, как два калифорнийских суслика.

— Похоже, мы пьяны в стельку, — объявила я, с трудом выговаривая слова и повиснув на плече у Жан-Поля в виде мушкетёрского плаща. — Запишите. Вы наверняка ещё не знаете этого выражения.

Перед нами расстилалась ночная Рона, мы зигзагами продвигались по безлюдной набережной.

— А вот и знаю! Ха-ха! — возразил Жан-Поль. — Мы пьяные в стельку и возвращаемся домой на бровях. Лена, куда вы сползаете?

Ноги почему-то не держали, и мне пришла в голову очаровательная идея продолжить путь на четвереньках. Казалось, что это будет потрясающе смешно.

— Нет, вы определённо падаете. Вы, …, падаете! — смачно выматерился Жан-Поль.

Вот, научила на свою голову!

Способный, однако, ученик.

— Лена, я вас не удержу.

— Почему? Я думала, у вас мышцы.

— У меня мышцы, но перед глазами всё крутится… Я такой неустойчивый!

К горлу внезапно подступили рыдания, и на волю вырвался жалобный всхлип. Только что было так весело, и вдруг — хлоп! — накатило уныние. Потому что я вдруг подумала о Володе. Вот он бы удержал меня на одной вытянутой руке, даже если бы весь мир вокруг вращался, словно чёртово колесо. А этот дохлый француз… Куда ему… С ним даже напиться весело не получилось, сразу нахлынула тоска. А с Володей мы классно напивались, достигая состояния умопомрачительного единения и взаимопонимания, такого же, как в сексе, но с хмельным привкусом.

Как всё плохо… Володя сейчас так далеко. И ему совсем нет до меня дела. А я… Что я тут делаю? В какой-то провинциальной дыре… Как меня сюда занесло? Бедный Ван Гог! Угораздило же его… Эти ар… арзл… зарз… зарзе… зазрелиан… тьфу, чёрт… арлезианцы… Они и тогда его гнобили, и сейчас не очень-то… У них даже музея Ван Гога нет!

— Я прилягу.

— Лена, не вздумай! — переполошился Жан-Поль. — Нам нужно дойти до отеля.

— Я прилягу.

— Лена! Сразу появится полиция!

— Я прилягу.

— Лена, нет!

— Всё, я ложусь… Вы можете лечь сверху… Я не против…

* * *

— Лена, подъём! Вам звонят. Уже третий раз.

Я покопошилась среди подушек и простыней, помычала, высунула наружу нос.

— Где я?

— В гостинице, где ж ещё, — Жан-Поль протянул мне телефон.

— Лена, привет! Почему ты вчера не отвечала? Я звонила пять раз, — донёсся из трубки непривычно деловой голос Татьяны.

Я сразу пришла в себя. На похмелье нет времени, работа — прежде всего.

— Ты со своим французом, что ли, совсем не расстаёшься? — удивилась Таня.

— Мы уже практически сиамские близнецы.

— Ну надо же! Как интересно.

— А ты ничего не хочешь мне сказать?

— Хочу, — многообещающим тоном ответила Таня и выдержала паузу. — Та-да-а-ам! Контракт подписан!

— Ах! Ура! — воскликнула я. — Прямо гора с плеч.

— Всё прошло отлично. Конечно, сибиряки погоревали, что тебя нет. У них возникло два миллиарда дополнительных вопросов. Поэтому они хотели пообщаться с тобой по скайпу. Я звонила вам пять раз, но вы не отвечали. Чем вы там занимаетесь, с этим французом?

— Детей ищем, ты же знаешь.

— В общем, я устроила приём по высшему разряду, все остались довольны. Контракт подписан, — гордо повторила Таня.

— Вот видишь, какая ты молодец! Справилась! И тем самым принесла нашей компании миллионы.

Конечно, я не стала напоминать подруге, что полгода трудилась над этим проектом, забрасывала приманку, раскидывала сети. И вот добыча поймана! Но Татьяна, безусловно, умница. Не запорола, не испортила.

Я чувствовала, что подруга и сама гордится успехом. Она впервые поставила подпись под крупным контрактом — тут есть чем гордиться. Сибиряки вполне могли обидеться: ах, Елена Владимировна не соизволит нас принять? Значит, она не очень-то в нас нуждается? Развернулись бы и уехали домой. Но благодаря Татьяне это не произошло.

Я рада, что подруга занимается делами. Столько сил понадобилось, чтобы вернуть её к жизни, чтобы она перестала сидеть и смотреть в одну точку, лить слёзы, ныть… Работа — лучшее лекарство от всех бед.

— Продолжай руководить, — подбодрила я напарницу. — Завтра вечером приезжают шанхайцы. Но с ними уже проще. Закажешь переводчика, устроишь экскурсию на производство, всё расскажешь-покажешь.

— Не завтра, а сегодня, — тоном классной руководительницы поправила меня Татьяна.

— Да нет же, завтра! В среду.

— Среда — это уже сегодня.

* * *

— Вы пропустили вчера пять звонков? — набросилась я на Жан-Поля. Он сидел в кресле, завернувшись в халат и закинув ногу на ногу, и с безмятежным видом пил кофе. Рядом на подносе стояли фарфоровые чашки и кофейник, лежали на тарелке круассаны и пирожные.

Я осторожно заглянула под простыню. К большому облегчению обнаружила, что одежды на мне предостаточно, хоть сейчас в Кремль на вручение какой-нибудь премии: сверху футболка, снизу стринги.

Джинсы, похоже, с меня вчера содрал Жан-Поль.

Кто ему разрешил?!

— Это вы сняли с меня джинсы?

— Нет. Они сами уползли подальше с воплем — заберите нас отсюда!

— Я что, очень плохо себя вела, да? Жан-Поль, пожалуйста. Скажите мне всю правду…

И вот опять!

Да что же это такое!

Я ведь пообещала себе больше никогда, никогда, никогда не устраивать разнузданных попоек. Чем закончились посиделки в компании Кристины и двух испанцев? Трупом в багажнике.

Ведь мне так и не удалось восстановить в памяти подробности той вечеринки. Я так и не знаю, что же у нас произошло… Хорошо, Жан-Полю удалось избежать подобной участи. Он жив и выглядит как огурчик. А ведь вчера, одурманенная алкоголем, я вполне могла бы причинить некоторый вред его здоровью, например порубить в капусту тесаком.

— Успокойтесь, — невозмутимо ответил Жан-Поль и налил себе ещё кофе. — Vous étiez formidable[3].

— Материтесь, да?

«Формидаблем» каким-то ругается… Почти формальдегидом обзывает. Я вдруг вспомнила, что инспектор Фалардо тоже повторял это слово, когда я бушевала в его кабинете и грозилась разворотить к чёртовой матери весь город, если они не найдут мою дочь…

По-английски «formidable» означает «грозный, пугающий, чудовищный». По-французки, наверное, то же самое. Вот какого Жан-Поль обо мне мнения. Интересно, что же я вчера натворила?

— Ленусик, вам не о чем волноваться.

— Ленусик? — удивилась я. — Вот даже как вы заговорили!

— Вы сами вчера мне назвали сто двадцать вариантов вашего имени. «Ленусик» мне понравилось больше всего.

— Не помню, ничего не помню.

Похоже, незаметно подкралась старость… Раньше я могла без последствий выпить целую цистерну. А сейчас с одной рюмочки развозит, как деревенскую дорогу после дождя!

В расстроенных чувствах я завалилась обратно в кровать, но пролежала среди подушек недолго. Спустя минуту подскочила, обмоталась простынёй и понеслась в ванную комнату.

Вчерашний день остался в прошлом, наступил новый, поэтому хватит ныть. Ныть и мечтать — занятия для неудачников, а я предпочитаю действовать. Тем более что утро началось с хорошей новости о подписанном контракте.

* * *

В девять вечера мы вновь подошли к дому с розовыми ставнями. Даже и думать не хотелось о том, что встреча с Шанталь по какой-то причине сейчас не состоится. Или состоится, но девушка не скажет нам ничего нового. Тогда наши поиски зайдут в тупик. Жан-Поль опять предложит вернуться в Монпелье и сдаться полиции…

Весь день я трудилась в поте лица — сидела в Интернете.

Наш уютный средневековый отель предоставлял wi-fi-доступ, но какой в нём толк, если мой ноутбук остался лежать в полицейском участке? Администратор сменился, теперь это была хорошенькая черноглазая мадемуазель. Ловко использовав чары Жан-Поля и его мастерство обольстителя, я уговорила девушку мне помочь. Мы работали в паре, как два мошенника: француз заливался соловьём, а я стояла рядом и делала несчастное лицо. Мадемуазель прониклась горем русской бизнесвумен, оставшейся на чужбине без средств коммуникации, и вскоре раздобыла для меня ноутбук.

Удобно устроившись с ногами в кресле и положив на колени ноут, я всё же не забыла попилить Жан-Поля за его техническую отсталость.

— Вот видите, — прогундела я. — А был бы у вас с собой хотя бы паршивенький планшет, нам не пришлось бы попрошайничать! Ваш телефон я уже не обсуждаю. То, что вы пользуетесь подобным анахронизмом, выше моего понимания. Но неужели вы не испытываете постоянную неутолимую потребность оставаться подключённым к Всемирной паутине?

— Не испытываю, — пожал плечами Жан-Поль.

— Вот вы сейчас здесь, со мной. А ваша риелторская фирма? Закрыта на замок? Наверняка повесили на дверь конторы и на главную страницу сайта объявление: «Мы в отпуске до конца августа»?

— Почему же? Делами занимается Женевьева.

— Женевьева?

— Моя помощница. Если у неё возникают вопросы, она мне звонит.

— А-а… Понятно.

Внезапно я ощутила острый укол ревности — Женевьева у него, понимаешь ли!

— Она красивая? — настороженно поинтересовалась я.

— Кто?

— Как кто? Женевьева.

— Очень, — не раздумывая ответил мерзкий донжуан. — Женевьева — красавица и прелесть. К тому же она большая труженица. Я могу совершенно спокойно оставлять на неё фирму. Она виртуозно справится с любым делом.

— Везёт вам. А у меня в помощницах Татьяна, бывшая домохозяйка, способная разве что виртуозно варить рассольник и разнимать дерущихся детей.

— Но вы её хвалили утром по телефону.

— Да это я так, чтобы крылья ей не резать. У меня ведь нет выхода.

— Думаю, вы несправедливы к вашей подруге. Не каждый сумеет сварить… как вы сказали?.. рассольник, когда под боком дерутся дети. Проще сразу утопиться в кастрюле с супом. Наверное, Татьяна — прирождённый организатор, как, впрочем, любая домохозяйка.

— У прирождённого организатора дети не дерутся. Они сидят по углам и учат таблицу умножения. Но да, да, вы правы. Я несправедлива к Татьяне. Она пережила трагедию — потеряла мужа. Теперь вместо Таниного мужа, моего бывшего компаньона, я должна иметь дело с ней. И это меня безумно раздражает. Потому что она не Игорь.

— И не вы.

— Да. Абсолютно не я. Ничего не знает, не умеет и не хочет учиться!

— Мне кажется, она и так знает очень многое. Как варить рассольник, как рожать детей.

— Вы постоянно со мной спорите! — возмутилась я. — Почему вы такой вредный?

— Я просто удивляюсь вашему лицемерию. По телефону вы поёте Татьяне дифирамбы, а мне говорите про неё гадости.

— Это не лицемерие, а невинное манипулирование. Если я не буду хвалить и подбадривать Таню, она за время моего отсутствия развалит фирму.

Противный французишка! Обозвал лицемеркой. Я, конечно, и глазом не моргнула, потому что привыкла слышать в свой адрес и более резкие замечания. Как меня бранят подчинённые и конкуренты — впечатлительным барышням лучше заткнуть уши! Да, я именно такая — неидеальная. Все чудеса в своей жизни я сотворила собственными руками. И если мне везло — то лишь потому, что мои руки всегда были в железных перчатках.

— А знаете что, милый Жан-Поль? Идите на …! Мне надо работать.

Верный товарищ застыл на месте, переваривая услышанное.

— И не надо лезть за блокнотом. Это выражение вы уже записали.

— Да, я помню, помню… Просто подумал, насколько же выразителен русский язык. Не перестаю им восхищаться.

— Восхищайтесь где-нибудь там, — я махнула рукой в сторону коридора. — Мне надо работать.

Стерва, иначе и не скажешь. Я предстала во всей своей красе: спасённая французом от полиции, одетая и накормленная им же, я послала благодетеля на три буквы. И так всегда. Самое интересное — мужчин это только заводит.

Я вздохнула и наконец-то принялась за работу. Установив на чужой ноутбук кириллицу и помучившись немного с раскладкой клавиатуры, я с головой погрузилась в родную стихию: редактировала документы, рассылала письма и инструкции, муштровала сотрудников по скайпу… В общем, руководила. Удалось даже поприветствовать китайских партнёров и извиниться перед ними за моё отсутствие. Мы устроили видеоконференцию. Китайцы сидели в моём кабинете рядом с Татьяной и нанятым переводчиком, преданно смотрели на меня, кивали и улыбались, кивали и улыбались…

Жан-Поль, как заворожённый, следил за моими действиями, наблюдал, как порхают мои пальцы над клавиатурой, прислушивался к непонятным речам.

— Вот китайский я никогда не выучу, — сказал он. — Мне это не под силу, да и желания особого нет.

— А зря! Это язык номер один, рекомендованный к изучению в современном мире. Но не переживайте, я говорю на нём в тысячу раз хуже, чем вы — по-русски. Мне его ещё учить и учить. Я тоже не в восторге от необходимости мяукать, но у моей фирмы, как видите, много китайских партнёров, поэтому пришлось напрячь извилины.

…Только в половине девятого вечера я закрыла ноутбук, и мы с Жан-Полем отправились к дому Шанталь.

* * *

У меня было собственное представление о том, как выглядит уличная певичка. Наверняка мадемуазель немного не от мира сего — вся в фенечках, странных украшениях, вероятно, с зелёными волосами.

И когда мимо нас процокала на высоченных каблуках девица в строгом офисном костюме, белой рубашке и прямоугольных очках, я даже не повернула голову в её сторону. Девушка несла папку-кейс, а также тащила за ручку чемодан на колёсиках. Он подпрыгивал и переваливался, словно утка, на выпуклых камнях мостовой.

Брючный костюм из отличной ткани идеально облегал фигуру девушки, рубашка с пышным жабо сияла белизной. Моя секретарша Вика целый месяц, обиженно надув губки, ходила в таком же виде после того, как я сделала ей замечание. Голые колени и буйное декольте — это что за внешний вид! Понимаю, девушка до сих пор не пристроена, она в активном поиске. Но пусть решает личные проблемы подальше от моей приёмной…

Через месяц Вика опять сделала поползновение в сторону обтягивающих платьев и вновь получила по кумполу. Да, я люблю командовать и делать замечания. Как сказал Генри Форд: «Все можно сделать лучше, чем это делалось до сих пор». Я живу именно по этому принципу, а другие — нет. Поэтому имею моральное право раздавать ценные указания и репрессировать непослушных. Результат: подчинённые жалуются, что их начальница — помесь бульдозера с бульдогом. Сначала раздавлю в лепёшку, а потом ещё и косточки обглодаю… Чего только не придумают эти лоботрясы! Елена Владимировна им, видите ли, не нравится. Зато хорошую зарплату получать они не против.

Единственный человек, избежавший участи быть мною раздавленным, — моя дочь. С ней я превращаюсь в мёд и патоку.

Мой любимый дружочек…

Инспектор Фалардо намекнул, что я — мать-деспот, мол, поэтому ребёнок от меня и сбежал. Но откуда ему знать? На самом деле я, напротив, слишком добрая, заботливая и деликатная мамаша. Может быть, именно поэтому сейчас и приходится метаться по Франции в поисках пропавшей дочери. Была бы я с Наткой построже, она побоялась бы устроить мне такую нервотрёпку.

…Если я не обратила внимания на девушку с чемоданом, то Жан-Поль на всякий случай забросил крючок.

— Шанталь, — тихо позвал он.

И сработало! Красотка тут же остановилась и вопросительно посмотрела на нас. Удивительно, но это она и была — Шанталь, девушка, устроившая концерт в воскресенье на площади Форума.

Я опять имела счастье наблюдать за работой опытного обольстителя: две минуты разговора — и Шанталь уже задорно хихикала, смущённо хлопала ресницами и кивала в сторону дома с розовыми ставнями, приглашая заглянуть в гости.

Что он ей такое говорил? Впрочем, таким голосом и на таком языке достаточно перечислить элементы таблицы Менделеева, чтобы дрогнуло сердце любой барышни.

Я заслушалась.

— Шанталь время от времени поёт на площади Форума, подыгрывая себе на гитаре, — повернулся ко мне Жан-Поль. — Она вовсе не профессиональная певица, поёт просто для души.

— Наверное, хорошо поёт, раз её до сих пор не закидали помидорами.

— Шанталь работает в отделении международного банка, и нудная офисная работа её угнетает. Пение — это отдушина.

— Безумно за неё рада, — сказала я. — Дорогой Жан-Поль, надеюсь, вы не забыли, что мы ищем детей, а не проводим социологический опрос на тему «Устраивает ли меня моя жизнь?» Вовсе не обязательно выяснять у этой хорошенькой куклы столько ненужных подробностей.

Жан-Поль на секунду недовольно поджал губы, а затем снова обратился к Шанталь. Та деловито кивнула, достала смартфон, поискала что-то и протянула нам гаджет. На экране мы увидели нашу парочку. Этьен и Натка сидели за столиком на террасе кафе и безмятежно улыбались фотографу.

— Вот они, — вздохнула я. — Лыбятся паразиты!

— Лыбятся? — навострил уши Жан-Поль. — Что это? Однокоренное слово к глаголу «улыбаться»?

— Точно… Надеюсь, девушка скажет нам ещё что-нибудь? Наши мучители не сообщили ей, куда направляются дальше?

— Сообщили. Они решили поехать в Экс-ан-Прованс.

— Чудесно! — вздохнула я. — География странствий неумолимо расширяется. Прощайтесь с юной леди и погнали в этот ваш Экс.

* * *

Но мы никуда не поехали — отложили отъезд до утра. Это было мудрым решением, ведь в Экс-ан-Провансе, уже в потёмках, мы бы прежде всего стали искать не детей, а ночлег. И тогда какой смысл срываться с места, если номер в «Розовой зебре» оплачен до завтра.

Кроме того, отправляться в путь на ночь глядя было совершенно не разумно, учитывая неуверенную манеру езды Жан-Поля. Хотя товарищ утверждает, что виртуозно управляет машиной, вид человека, сжимающего руль двумя руками и ни на секунду не расслабляющего спину, меня настораживает. Лично я успеваю в дороге переделать массу дел — накрасить ресницы, наорать на нерадивого поставщика, просмотреть документы.

…Вечер и ночь превратились в испытание для нас обоих. Нам было душно и жарко, несмотря на самоотверженную работу кондиционера. Совместное путешествие и поиски детей сближали нас всё больше, и вот уже казалось таким естественным протянуть руку к лежащему рядом мужчине, дотронуться до плеча и подползти поближе, прорыв траншею в душистых простынях.

Но нет, я этого не сделала — боролась с собой изо всех сил. Я даже и не представляла, что настолько верная и преданная. Храню верность мужчине, давно и без объяснений исчезнувшему с горизонта.

— Расскажите мне о нём, — вторгся в мучительные размышления Жан-Поль.

Он повернулся на бок, и теперь его красивое лицо освещалось светом ночного фонаря в окне.

— О ком?

— О том, о ком вы постоянно думаете. Вы давно вместе? Как его зовут? Чем он занимается?

— Милый Жан-Поль, неужели у меня мало тем для размышлений? — фальшивым голосом отозвалась я, пресекая град вопросов. — Я думаю о наших детях и о том, что означает их бегство. Ведь что-то за этим скрывается, правда?

— Правда, — согласился Жан-Поль. Чувствовалось, что он обиделся.

Почему мужчины так обидчивы? Слова им не скажи.

Или это только мне такие попадаются?

Игорь, мой партнёр по бизнесу, заводился с полоборота, едва я делала ему невинное (и всего пятьдесят восьмое за текущую неделю) замечание. Володя начинает метать молнии, стоит лишь ему возразить. А как не возражать, если я привыкла самостоятельно принимать все решения?

Вот, опять я думаю о Володе. Сегодня, когда целый день у меня под рукой был ноутбук, так и тянуло связаться с любимым по скайпу, посмотреть ему в глаза и задать простой вопрос: мы ещё вместе? Или уже нет?

Но я поклялась не звонить первой. Я не сделаю шаг навстречу, потому что его должен сделать тот, кто виноват. А я не виновата в нашей ссоре — нельзя быть виноватой в том, что ты такая, какая есть…

Присутствие другого мужчины разжигает мои эмоции, будоражит и заводит. Находясь в полуметре от Жан-Поля в тёмном номере отеля, я не могу не думать о сексе, но так как на секс с французом наложено табу, воспоминания крутятся вокруг секса с Володей… О, это было прекрасно! Всегда. Нам удавалось идеально синхронизироваться…

Интересно, а как получится с Жан-Полем?

Ох. Опять за рыбу деньги.

— О чём же вы думаете, Елена?

— Я вам уже сказала о чём!

— Подозреваю, вы думаете о чём-то другом. У вас такое мощное энергетическое поле, что я сейчас изжарюсь до угольков, — вздохнул несчастный Жан-Поль и отвернулся. — Давайте, что ли, спать.

А ведь ему предлагали два одноместных номера! Сам виноват, отказался. Пусть теперь обиженно сопит в подушку…

Какой же он милый, этот Жан-Поль.

А что, если… А вдруг Володя действительно решил разорвать наши отношения? Пять с половиной недель молчания — это не шутка… Сердце останавливается, едва подумаю, что он на самом деле меня бросит. Я словно замираю на краю бездны и смотрю вниз, туда, где плещется океан боли. Мрачные волны накатывают одна за другой… Неужели Володя столкнёт меня в эту пропасть? Неужели я буду отчаянно барахтаться там, внизу, корчась в муках?

Нет-нет, не хочу!

Я достаточно натерпелась от мужчин, чтобы вновь позволить себя растоптать… Измена Наткиного отца, предательство Игоря… Плюс тысяча мелких, но всё-таки кровавых и болезненных царапин на сердце. Вот с таким бесславным багажом я вступила в отношения с Володей. Он перечеркнул моё прошлое, ему удалось, несмотря ни на что, сделать меня самой счастливой женщиной на свете. И за два года наших отношений я привыкла просыпаться утром и чувствовать всплеск безудержной необъяснимой радости ещё до того, как открою глаза…

Не хочу думать, что наша история уже закончилась. Я ужасно боюсь той боли, что меня ждёт. Пусть меня называют стервой, бульдозером, мексиканским кактусом, я всё-таки обычная женщина, страстно желающая трепетать от счастья в объятиях любимого мужчины…

Может быть, лучше не ждать, когда меня собьют с ног сокрушительным ударом, а сделать упреждающий выпад? Вот он, Жан-Поль, милый и славный француз, лежит рядом и что-то бормочет во сне… Он может стать профилактическим уколом анальгетика. Использую француза, займусь с ним сексом, влюблюсь. И благодаря Жан-Полю избегу страданий в случае расставания с Володей…

Ну, а если мы не расстанемся? Тогда что?

Так. Похоже, я немного запуталась.

Глава 21 Бермудский треугольник

После завтрака я с огромной неохотой вернула ноутбук администратору гостиницы, предварительно отправив по «мылу» пару сотен важных распоряжений. Завтра, в пятницу, компанию «Современные медтехнологии» должна навестить делегация из Владивостока, а значит, Татьяне опять нужно хорошенько подготовиться.

Как же неудобно без орудий труда! Но неловко просить Жан-Поля купить мне ноут или планшет (а ещё — смартфон, три платья, туфли… да и яхту в придачу, чего уж!). Мужик и так истратил уйму денег на отели, бензин, еду, нотариуса и всякие мелочи…

Впрочем, возможно, для него эти расходы необременительны.

— Далеко нам ехать до Экс-ан-Прованса?

— Около восьмидесяти километров, — отозвался Жан-Поль.

— О, это близко.

Водитель бросил на меня напряжённый взгляд — ждал критики. Но сегодня я была кроткой и тихой. Не стала мучить француза язвительными замечаниями по поводу его тихоходности. А сразу попросилась за руль.

— Жан-Польчик, милый, дайте порулить, — прощебетала я нежно, так нежно, насколько это было возможно. — Пожалуйста!

Просьба повергла добропорядочного француза в ужас. Он вздрогнул — словно я сунула ему под нос извивающегося червяка.

— Но у вас нет документов!

— И пофиг!

— Нет с собой прав на вождение!

— Подумаешь!

— А страховка? Нет-нет, я никак не могу пустить вас за руль.

— У меня руки чешутся, Жан-Поль! Пять дней сижу на пассажирском сиденье — ведь это страшное мучение! Знаете, как тут скучно! Меня начинает ломать, как наркомана, если я один день не повожу, а тут — целых пять! Нет, серьёзно!

— Не понимаю, — покачал головой Жан-Поль. — Подумаешь. Я бы вообще предпочёл всегда ходить пешком.

— Пешком! — ужаснулась я. — Да что вы такое говорите?!

— Это полезно.

— Полезно. Но сидеть за рулём, вести машину — это наслаждение!

— Да бросьте, — недоверчиво хмыкнул Жан-Поль.

— Я давно заметила, что вождение для вас — не удовольствие, а тяжкий труд.

— Вынужденная необходимость и настоящая нервотрёпка.

— А я от этого балдею.

— Мы с вами разные.

А с Володей — одинаковые!

Он так же, как и я, обожает водить автомобиль и кайфует от самого процесса. Прыгнуть в машину и отмахать туда-обратно четыреста километров, чтобы встретиться со мной, — для него сущий пустяк…

— Заедем на заправку, — объявил Жан-Поль, вырывая меня из сладких грёз.

Я вдруг представила, что все мои страдания — выдумка больного воображения. Ничего фатального и необратимого не произошло. Наша с Володей ссора — обычная размолвка, пауза, а после неё чувства вспыхнут с новой силой. Возможно, сейчас на моём мобильнике, оставленном в полиции, двести пятьдесят непринятых звонков от Владимира Константинова.

* * *

Жан-Поль свернул с шоссе на боковую дорогу, и вскоре мы остановились у маленькой заправки. Фасад магазинчика и навес над колонками были раскрашены в яркие цвета. Я сразу отправилась в здание. Прошла сквозь стеклянную дверь, миновала ряды полок с разнообразным товаром и достигла цели — крошечного, но сверкающего зеркалами и опрысканного освежителем туалета.

Вернувшись обратно, я увидела, что наша красотка «Ауди» стоит поодаль, но Жан-Поля за рулём нет. Наверное, в этот момент он тоже избавлял организм от лишних запасов жидкости.

К заправке тем временем подъехала, вздымая пыль колёсами, «Тойота», битая и ржавая. Вместе с ней нёсся ураган диких звуков — из открытых окон машины рвалась музыка, воздух вибрировал, земля содрогалась от бешеного ритма. Из замызганной тачки вывалились один за другим три парня лет двадцати устрашающих габаритов. Это были негры в мешковатых спортивных костюмах и сморщенных гармошкой шапках-«презервативах». Их чёрные лица лоснились на солнце. Наверное, с шапками они переборщили, как-никак июнь в самом разгаре. В июне тепло даже у нас, в нашем суровом климате, а что уж говорить о Провансе.

Я скользнула по утеплённым парням равнодушным взглядом и направилась к «Ауди». Пришлось продираться сквозь плотную завесу зубодробительных звуков. Басы заколачивали в землю гвозди, солист визжал, словно кошка, попавшая в вентилятор. Юноши озабоченно переглянулись и заорали что-то друг другу. Они возбуждённо сверкали белоснежными белка́ми и зубами, оттопыривали губищи…

Один бугай бросился ко мне, протянул в мою сторону огромные лапы.

Я испуганно шарахнулась от него:

— Отвали! Чего надо?

Парень с шапкой на бровях улыбался и что-то голосил, стараясь перекричать музыку. Одного из юношей вдруг осенило — он сунулся в салон и убавил громкость. И вот уже ко мне приблизились все трое. Они явно чего-то от меня хотели, куда-то показывали, что-то объясняли.

— Да идите вы на фиг! — возмутилась я. — Брысь! С дороги!

Путь к машине был отрезан, бока автомобиля призывно серебрились на солнце, лобовое стекло пылало золотом… Но добраться до убежища я не могла, дорогу перекрывали три туши.

Я беспомощно оглянулась. Кроме нас на площадке у колонок не было ни души. Вдали шумело шоссе. Хозяин заправки если и видел происходящее сквозь стеклянную стену магазина, то не спешил на помощь.

Где Жан-Поль? Где его носит? Мы не так много выпили кофе на завтрак, чтобы радовать своим обществом унитаз целых пятнадцать минут!

Парни продолжали теснить меня к пыльной «Тойоте», я не знала, что они замыслили. В их разгорячённой скороговорке понятным было лишь одно слово — «мадам».

Вдруг мне стало очень страшно.

— Что вы … привязались, … уроды! — заорала я им, сочно приправляя фразу ядрёными ругательствами. — Говорите, мать вашу, по-английски! Я вас не понимаю!

Один из парней схватил меня за локоть, его рожа исказилась скабрезной ухмылочкой. Двое других тоже тянули мерзкие ручонки к моему божественному телу.

Безумная ярость накрыла меня белым покрывалом. Я на миг оглохла и ослепла, а когда вернулась к действительности, от страха не осталось и следа. Наверное, удар ногой в интимное сплетение нервных окончаний получился довольно сильным, так как через мгновение один обидчик валялся на земле, подтянув колени к животу и матерясь, а двое других замерли от неожиданности.

Хорошо я ему заехала!

Вот почему Володя называл меня Джиной Карано!

Минутную передышку — прежде чем публика опомнилась — я использовала эффективно: рванула с места со скоростью шаттла, выходящего на околоземную орбиту. На бегу увидела, как из магазина появился с пакетом в руках совершенно спокойный и умиротворённый Жан-Поль.

— Уезжаем! Быстрее! — крикнула я ему на ходу. — Я тут одному придурку по яйцам зафиндилила! Сейчас нас будут убивать.

Жан-Поль мгновенно оценил ситуацию. Он не стал читать нотацию о толерантности и хороших манерах, а просто сиганул к нашему автомобилю быстрее зайца. Мы вскочили в машину и рванули с места, визжа покрышками.

Бугаи тем временем затащили в машину скрюченного братана, и «Тойота» ринулась за нами в погоню.

— Чего они от вас хотели? — воскликнул Жан-Поль, посматривая в зеркало заднего вида.

— Наверное, спросить сколько времени, — предположила я.

— Но вы не стали разбираться, а уложили одного из них на землю.

— Между нами возник непреодолимый диссонанс с примесью расовой и гендерной неприязни.

— Всего-то? Наверное, вы всё же погорячились. Что же вы, голубушка, сразу по яйцам лупите?

— Давайте остановимся, и я попрошу у него прощения.

— Нет уж. Лучше я прибавлю газу.

Так как с заправки Жан-Поль свернул в сторону, противоположную от шоссе, сейчас мы пылили по какой-то просёлочной дороге среди полей. Преследователи не отставали. Я вертелась на сиденье, наблюдая за «Тойотой», подпрыгивающей сзади в клубах пыли. Наверняка в багажнике у обиженных парнишек найдётся пара-тройка бейсбольных бит… Дети! Куда им до меня. Я гораздо круче: недавно в моём багажнике полиция нашла труп.

— Жан-Поль, поднажмите! У вас хороший автомобиль — мощный, резвый! Дайте же ему волю!

— Неужели я дождался хоть какого-то комплимента? — обрадовался француз.

— Где тут комплимент? Вы едва плетётесь. А нам надо удирать изо всех сил! Эта загорелая троица настроена очень воинственно.

— Вы их немножко разозлили.

Внезапно я увидела, что «Тойота» притормозила, а потом и вовсе остановилась. Из-под капота пошёл сизый дым, преследователи вылезли из машины и бессильно смотрели нам вслед, размахивая руками и посылая проклятия.

— Ура! — воскликнула я. — Мы выиграли эту гонку! Но только потому, что у них сломалась машина.

— Да ладно! — самоуверенно ухмыльнулся Жан-Поль. — Я бы обязательно оторвался.

Наше путешествие продолжалось ещё полчаса, прежде чем мы поняли, что заблудились. Мы плутали по лугам, неслись по дороге в совершенно безлюдной местности, ныряли в тенистые рощи оливковых деревьев с шелковистыми листьями и выбирались из зарослей, чтобы вновь окунуться в простор расстилающихся вокруг полей.

Жан-Поль жадно шарил глазами в поисках указателей, но мы, очевидно, заехали в глушь, поэтому мой водитель выглядел всё более обескураженным.

— Я немного запутался, — наконец признался он. — Совсем не понимаю, где мы сейчас находимся.

— Без навигатора заблудиться — раз плюнуть, — укоризненно заметила я. — Вот что бывает, когда пренебрегаешь достижениями научно-технического прогресса. Вот скажите, почему у вас нет навигатора?

— Ленусик, — мягко сказал Жан-Поль. — Хватит на меня наезжать, ладно?

— Ладно, — вздохнула я. — Не буду. Но если бы…

— Птс!

— Молчу-молчу! Надо же, какие все чувствительные и ранимые. По яйцам не бей, про навигатор не говори…

Жан-Поль остановил машину, и мы вышли на просёлочную дорогу. И сразу погрузились в деревенскую тишину, услышали стрекотание кузнечиков, вдохнули чудесного воздуха, пропитанного ароматом луговых трав. Над нами в бесконечном синем небе полыхал золотой шар солнца, вдали виднелись лавандовые поля — визитная карточка Прованса — ещё не фиолетовые, а лишь подёрнутые нежной лиловой дымкой… От подобной красоты замирало сердце и в то же время становилось невыносимо грустно… Что я здесь делаю — в чужой стране, в какой-то глуши? Как я здесь оказалась?

Я не видела дочку уже целую неделю.

И ещё дольше — любимого мужчину.

* * *

— Нет, не может быть! — Жан-Поль пятидесятый раз повернул в замке зажигания ключ, но машина не отзывалась.

— Вот, я её сглазила. Зря похвалила.

Мы удивлённо прислушивались. Жан-Поль поворачивал ключ, дисплей на панели управления вспыхивал и тут же гас. Ничего не происходило.

— Всё понятно, нас затянуло в бермудский треугольник лавандовых полей. Смотрите, сначала у негритосов машина сдохла, теперь у нас.

— Не следует называть афро-французов негритосами, — деликатно заметил Жан-Поль.

— Кстати, почему вы сказали, что едва дождались от меня комплимента? Мне кажется, я делаю вам комплименты каждые пять минут! Хвалю ваше знание русского языка.

— И только!

— Ну, уж простите! Для меня и это — чересчур. Гораздо проще дождаться цунами посреди Техаса, чем вырвать у меня похвалу.

— Тогда я вполне счастлив. Спасибо.

Жан-Поль ещё повозился с замком зажигания. Тщетно. Наш автомобиль окончательно скопытился.

Не ожидала! Вот тебе и «Ауди»!

Какие только сюрпризы не подбрасывает жизнь.

Спутник в отчаянии хлопнул по рулю.

— Нет, скажите, неужели действительно было необходимо устраивать драку на заправке?

— Но они лезли ко мне — вся эта нечисть! Вы не врубаетесь, Жан-Поль? Я должна терпеть и улыбаться? Уж извините!

— И вы всегда абсолютно уверены в собственной правоте?

— Нет, почему же? Иногда случаются моменты затмения. Но потом я прихожу в себя, и всё становится на свои места.

— Знаете, в университете мои студенты участвовали в одном эксперименте…

— Каком?

— Это тест Соломона Аша, изучающий, как меняются суждения индивида под давлением группы.

— И что там?

— В этом классическом эксперименте участвует восемь испытуемых.

— То есть подопытных кроликов.

— Ничего сложного: студенты должны были сравнить три отрезка с эталонным и сказать, какой из трёх равен образцу. Причём ответ напрашивался сам собой, он был очевиден. Но семеро студентов являлись «сообщниками» экспериментатора и постоянно давали неверный ответ. Настоящий испытуемый отвечал последним.

— И каков результат?

— Семьдесят пять процентов студентов поддавались влиянию большинства хотя бы один раз, а двадцать пять процентов и вовсе повторяли неправильный ответ как зомби и ни разу не сказали то, что думают на самом деле.

— И зачем вы мне это рассказываете?

— А как бы поступили вы, если бы участвовали в этом эксперименте?

— Я бы просто сказала тем семерым: вот вы тупые! Откройте глаза, идиоты, и хватит нести чушь.

— Вот именно! Я так и думал. Вы принадлежите к абсолютному меньшинству людей, не поддающихся чужому влиянию. Вы всегда твёрдо уверены в своей правоте.

— Разве это плохо?

— А вдруг вы на самом деле не правы? Может быть, не следовало пинать ногами того парня на заправке?

— Ох! — вздохнула я. — Знаете, что, дорогой Жан-Польчик? Я сейчас и вам насую в три счёта, если не прекратите читать мне нотации. За мной не заржавеет.

— Насую? Не заржавеет? — задумался психотерапевт. — Подождите, где мой блокнот… Итак, что означают эти выражения? Их этимология, семантика…

О господи! Я хочу домой! К Володе!

* * *

Оставив «Ауди», мы уже третий час брели по просёлочной дороге, заросшей по обочинам буйной растительностью, и еле-еле переставляли ноги.

— Да что ж такое! Какая глухомань. Ни души. Хоть бы одна машина… Подобрали бы нас… — прохрипела я. Язык прилипал к нёбу, в горле пересохло.

Жан-Поль ободряюще сжал мою руку:

— Мужайтесь, гражданочка, в конце концов мы отсюда выберемся.

— Я вас умоляю! Уж лучше называйте Ленусиком, чем гражданочкой.

— А что? Такое симпатичное слово. Звучит ласково. Разве нет?

— Да. Но тут есть особые оттенки смысла, непостижимые для иностранца.

— Вы считаете меня тупым?

— Жан-Поль!

— Ленусик.

Несколько минут мы ползли молча, из последних сил, изнывая от жары и усталости. Мне даже не хотелось думать, как я сейчас выгляжу — замученная, с блестящим от пота лицом, с волосами, прилипшими ко лбу. Бедный Жан-Поль выглядел именно так. И всё равно оставался милым. Всплеск адреналина, пережитый во время погони, ещё больше нас сблизил. Я взяла его за руку, и мы тащились по дороге, похожие одновременно и на заблудившихся детей, и на двух старых кляч…

— Как там ваша прекрасная Женевьева справляется? — ревниво спросила я.

— Что это вы вдруг вспомнили о моей помощнице? — удивился Жан-Поль.

Просто я ни на секунду не переставала думать о собственной работе, о Татьяне, брошенной сейчас на амбразуру бизнеса. Как же она выкручивается, бедняжка? Без знаний, опыта, сноровки… Наверняка поставщики, заказчики и персонал рвут её сейчас на части, как злобные тигры антилопу, а она не в состоянии ответить ни на один вопрос. Конечно, я забросала её по почте ценными указаниями, но что с того? Она даже терминологии не знает, приходится объяснять, как ребёнку на пальцах.

— Женевьева всегда на высоте. Я совершенно не беспокоюсь за неё.

— Какая у вас была самая крупная сделка за последний год?

— Мне удалось выгодно продать несколько зданий разорившейся сети супермаркетов.

— Ого! Получили хорошие комиссионные?

— Конечно. У меня всегда хорошие комиссионные.

— Браво, Жан-Поль! А самая интересная сделка?

— Продал одному магнату замок семнадцатого века.

— Старьё, значит, впарили толстосуму?

— Смеётесь! Не старьё, а, практически, наследие ЮНЕСКО, — засмеялся Жан-Поль. — Там, конечно, грибок и плесень. Но если сделать хороший ремонт…

— …сопоставимый по цене со стоимостью замка!

— …модернизировать коммуникации, пригласить ландшафтного дизайнера, то в результате получится конфетка.

— Но вы, тем не менее, умудрились выгодно продать развалины, покрытые плесенью?

— Вообще-то… да, — признался Жан-Поль и засмеялся. — Но если господин магнат вдруг решит, что овечка не стоит выделки…

— Овчинка, — поправила я.

— Почему? — удивился француз. — Овечка! Это значит — маленькая овца.

— Овчинка, Жан-Поль, овчинка. Выделывают не саму овцу, а её шкуру. Шкура маленькой овцы — овчинка.

— Твою мать! — возмутился старательный ученик. — Как же трудно всё!

— Итак, вы говорили о богаче и его замке.

— Если что, я помогу ему избавиться от проблемной недвижимости.

— Снова продадите кому-то груду позеленевших камней и сбарабаните приличные комиссионные и с покупателя, и с продавца? — восхитилась я.

Наш человек! Бизнесмен.

— В принципе, это очень красивый замок, — улыбнулся Жан-Поль. — Очень, уверяю вас. А вы, Елена, не интересуетесь недвижимостью во Франции? Я бы подобрал для вас чудесную виллу на Лазурном Берегу.

— Тоже с плесенью?

— Я вас умоляю! Для своих — всё самое лучшее.

— Тогда надо подумать. Интересная идея.

* * *

Целые сутки мы потеряли из-за сломавшейся машины. Только в пять вечера нас подобрал какой-то милосердный фермер на облупленном пикапе. А до этого два автомобиля проскочили мимо, несмотря на наши отчаянные вопли. Я предлагала Жан-Полю лечь поперёк дороги и не двигаться с места, пока нас кто-нибудь не подберёт. Он резонно заметил, что, учитывая интенсивность дорожного движения, так можно пролежать до второго пришествия.

Поэтому мы из последних сил продолжали путь. Жан-Поль любезно подставил плечо, и я висла на джентльмене, повторяя замогильным голосом:

— Брось меня, командир, вместе погибнем.

Пришлось, конечно, объяснить французу, что выражение восходит к временам Великой Отечественной войны. На это Жан-Поль гордо заметил, что его дед участвовал в Сопротивлении, сражался с фашистами.

Фермер не только довёз нас до деревни. Потом он вернулся за мёртвой «Ауди» и оттащил автомобиль в сервис. Кроме того, прекрасный и благородный мсье Арно приютил нас в своём доме — добротном двухэтажном коттедже.

Я испытала настоящее наслаждение — сначала в ванной под душем, когда на меня полились струи прохладной воды, а затем — за массивным дощатым столом, заставленным непритязательным угощением: картошка с мясом, гора зелёного салата, сыр, вино, гигантский каравай хлеба с провансальскими травами…

Мсье Арно — грузный, седой мужчина в клетчатой рубахе и комбинезоне — подкладывал мне кусочки на тарелку, что-то приговаривал, на его лице застыло умиление — словно он кормил прожорливую зверушку. Мы друг друга не понимали, и когда фермер задавал какой-то вопрос, я могла только улыбаться и разводить руками. Полиглот Жан-Поль, способный исправить ситуацию, застрял в соседней деревне, где располагался автосервис.

Мой друг вернулся на попутке. В сервисе ему заявили, что не смогут устранить поломку быстрее, чем за сутки.

— Да ладно! — не поверила я, с трудом выговаривая слова набитым ртом. — Совсем они, что ли, безрукие? Что с машиной?

— Электроника отказала. Какой-то глюк. Будут чинить.

Жан-Поль устало опустился на деревянный стул. Мсье Арно задал ему несколько вопросов, наверное, на ту же тему. Потом Жан-Поль отправился наверх, в спальню, чтобы принять душ.

Когда он вернулся, я продолжала объедать фермера: смачно намазывала третий ломоть хлеба творожным сыром — воздушным и белым. Мужчина обратился к Жан-Полю с новым вопросом. Наверное, спрашивал у моего спутника, сколько килограммов еды обычно в меня влезает. Жан-Поль на миг замер, а потом начал что-то быстро объяснять.

Я переводила взгляд с одного мужчины на другого и не переставала жевать. А они говорили, и говорили, и говорили… Глаза у меня закрывались. Вероятно, мы прошли сегодня километров сто. Или двести…

— Он вас узнал, — сказал Жан-Поль, когда мы остались вдвоём наверху, в спальне. — Видел тот выпуск новостей, где показывали вашу фотографию.

Минуту я переваривала информацию.

— Тогда нам надо рвать когти.

— Что? — не понял сообщник.

— Сматываемся. Бежим отсюда. Пока мсье не вызвал полицию. — Я с грустью посмотрела на подушку, обтянутую белоснежной наволочкой. Только-только собиралась завалиться в кровать.

— Он не вызовет полицию.

— Почему вы так уверены?

— Я всё ему объяснил. Что вы ни в чём не виноваты. Что вы ищете свою дочь, а я — сына. Что вы пойдёте в полицию сразу же, едва мы найдём наших детей.

— И он поверил?

— Почему бы нет? Ведь речь не идёт о высадке инопланетян. Разве трудно поверить в нашу историю?

Жан-Поль резко замолчал и с подозрением уставился на меня.

— Лена, вы хотите сказать, что это всё ложь? — нахмурился он.

— Нет, что вы! — воскликнула я. — Абсолютная правда! Я ни в чём не виновата. И я сразу же пойду в полицию.

— Вот, — удовлетворённо кивнул Жан-Поль. — К тому же мы внушаем доверие.

— Правда? Хотите сказать, на гангстеров Бонни и Клайда, удирающих от полиции, мы не похожи?

— Нет.

— И всё равно предлагаю тихонько отсюда свинтить.

— И куда мы пойдём на ночь глядя?

— А если мсье Арно уже побежал в полицию?

— Не думаю… К тому же я обещал заплатить ему за ночлег и еду, и он согласился.

— Да? Ну, хорошо… Авось пронесёт…

Кровать притягивала меня как магнит. Сегодня у нас было две односпальных. Будем надеяться, мсье Арно не проявит себя благонадёжным гражданином и не помчится среди ночи в жандармерию. С тихим стоном я рухнула на подушку.

— А я-то лопала за троих… Думала — халява, плиз… Вы бы хоть под столом меня пнули, что ли… Вдруг мсье Арно каждое блюдо посчитает по ресторанным расценкам? Знаю я вас, французов. Вы прижимистый народ. Каждый центик учитываете.

— Да бросьте! Неужели это из-за меня у вас сложилось такое мнение?

— Нет. Вы как раз являетесь исключением из общего правила.

— Слава богу! — засмеялся Жан-Поль. — Ладно, засыпайте.

Глава 22 Вторжение в Экс-ан-Прованс

В гостях у фермера мы провели всю пятницу. И только к вечеру раздался звонок из сервиса: машину починили, можно забирать. У мсье Арно не было ни компьютера, ни Интернета, поэтому идея превратить его дом во временный филиал компании «Современные медтехнологии» не прокатила. Всё, что я могла делать — так это лежать на диване в холле и орать по телефону.

Настроение испортилось сразу после того, как я узнала, что моя бестолковая заместительница распугала делегацию из Владивостока. Визит был сорван, потенциальные партнёры вернулись восвояси — обиженные и неудовлетворённые, не сделав ни одного заказа, не подписав контракта.

— Что за фигня! — бушевала я по телефону. — Ты даже с китайцами справилась, а на своих обломалась!

— Отстань от меня, ладно? — огрызалась Татьяна. Та ещё красотка, своенравная. Где сядешь, там и слезешь. — И вообще, у нас уже одиннадцатый час. Мне детей надо укладывать. Они вообще матери не видят из-за того, что я с утра до вечера вкалываю вместо тебя.

— Ты же не на чужого дяденьку вкалываешь, а для собственной фирмы стараешься. Свой кармашек золотыми монетками набиваешь.

— Мне столько не надо! Мне даже и четверти не надо. Это ты мечтаешь заработать все деньги мира, остановиться не можешь, гребёшь лопатой, — сухо процедила в трубку Татьяна. — Когда вернёшься? Ты забыла, у меня билеты в Торонто заказаны.

— Ничего я не забыла. Я даже не знала о твоих билетах!

— Лена, я тебя предупреждала, что хочу съездить с детьми в Канаду, навестить родителей.

— Нет, что же это такое?! Ещё и Канада на мою голову. Поменяй билеты. Успеешь съездить, твои предки никуда не денутся.

— Ты всегда так легко распоряжаешься чужой судьбой! — возмутилась Таня. — Поменяй билеты! Думаешь, это просто? А может, я не хочу их менять? Я устала, мне надо отдохнуть.

— Всего-то неделю по-настоящему поработала и уже устала! Я в таком режиме всю жизнь вкалываю, между прочим.

— Это твой выбор. А я не вижу никакой необходимости надрываться… Ну, хорошо… Ты ещё не сказала о главном — о Натке. Насколько я понимаю, она всё ещё не нашлась?

— Нет. Нам сказали, что она с другом поехала в Экс-ан-Прованс. Мы едем туда.

— Всё с тем же мужиком?

— Да. С Жан-Полем, отцом Этьена.

— А ты там случайно не собираешься замуж? — усмехнулась в трубку Таня.

— Вообще-то, я собиралась замуж совсем за другого мужчину. Ты ведь знаешь.

— Но ведь вы с Владимиром поссорились. Насколько я поняла — разорвали все отношения. Сто лет его не видела в офисе.

— Ты его не видела всего месяц… нет… учитывая, сколько времени я нахожусь здесь… Уже полтора… Полтора месяца?! Кошмар… И всё равно ещё рано делать выводы. Кстати, он не звонил мне на рабочий номер? Я же осталась без телефона.

— Нет. Впрочем, надо спросить у Вики. Я узнаю.

— Спасибо.

* * *

Закончив разговор с Татьяной и нажав отбой, я вновь вспомнила о том, что не предупредила компаньонку о существовании серьёзной опасности.

Савва Андреевич Роос.

О нём нельзя забывать ни на минуту.

Долгие годы этот высокий чин в областном руководстве «курировал» нашу с Игорем фирму, получая солидные комиссионные. «Современные медтехнологии» были опутаны липкой паутиной Саввы Андреевича, и что мы только с Игорем не делали, чтобы выбраться из этого удушающего плена.

Годы шли, Савва набирал силу, наливался чиновничьим соком. Его запросы становились непомерными, так как и наша компания тоже развивалась и становилась всё более лакомым куском. Мы разработали и запустили в продажу аппарат «Кардиостимэкс», и деньги полились рекой. Савва всегда стоял рядом с оттопыренным карманом и жаждал ассигнований.

Но вот у меня появился покровитель в высших сферах — так высоко, куда не залетал даже Савва Андреевич. Некоторое время мздоимец скрежетал зубами и практически нищенствовал без наших комиссионных, но ничего не мог поделать — боялся получить по лбу от небожителя, Анатолия Зарницкого, мужчины, ко мне неравнодушного.

Но Анатолий Александрович умер, и наша фирма осиротела, лишившись сильного покровителя. А Савва тут же перешёл в наступление, ему захотелось прибрать компанию к рукам. Год назад он попытался осуществить рейдерский захват «Современных медтехнологий». Развернулись настоящие военные действия, мне даже пришлось спрятать Натку в глухомани у родителей, чтобы этот упырь не добрался до моего ребёнка.

Год назад мы отбились, вывернулись.

Но если сейчас Савва пронюхает, что я увязла, как в болоте, в странной французской истории и не могу вернуться домой, а фирмой в это время руководит неопытная и безмозглая Татьяна, — он обязательно придумает какую-нибудь пакость! Пойдёт на абордаж и наконец воплотит свою давнюю мечту — стать владельцем золотоносной жилы под названием «Современные медтехнологии».

Но если я намекну Татьяне о Савве, у неё начнётся истерика. Она схватит детей и убежит в Канаду так быстро, что только пятки засверкают…

Когда я смогу вернуться обратно? Где сейчас Натка?

Кто убил Кристину? Вдруг — я?

Татьяна, видите ли, устала. Знала бы она, как я устала! Я измучена неизвестностью и собственным бессилием. Мне не удаётся влиять на развитие событий, я подчиняюсь происходящему, а для человека с моим характером это невыносимо…

* * *

Милый мсье Арно довёз нас на пикапе до автосервиса, и мы забрали автомобиль из ремонта. Жан-Поль щедро расплатился с фермером и за ночлег, и за пять центнеров съеденной мною еды.

В Экс-ан-Прованс мы приехали уже в девять вечера. Если Арль не раскрылся мне сразу, то этот городок, напротив, очаровал с первого взгляда. Центральная улица города была запружена потоками людей. Туристы и аборигены сидели за столиками бесчисленных кафе на бульваре Мирабо, отдыхающие фланировали по длинной аллее из огромных платанов с зеленовато-серыми стволами. Всё здесь дышало летней негой и безмятежностью.

— Экс-ан-Прованс называют городом ста фонтанов, — начал лекцию неутомимый экскурсовод.

Жан-Полю обязательно хотелось расширить мои знания о Франции. Он постоянно подкидывал цифры и факты. К концу нашего вынужденного путешествия я стану настоящим знатоком Прованса.

— В какой бы дворик вы ни свернули, на какую бы площадь ни вышли — первым делом увидите фонтан.

— Это прекрасно! — с чувством сказала я. — Предлагаю обойти все сто. А вдруг рядом с одним из фонтанов тусуются наши дети?

— Боюсь, мы сильно отстали от их графика.

— Думаете, они уже уехали в какой-то другой город?

— Да. Мы потеряли время, пока чинили машину.

— Зато отдохнули в гостях у мсье Арно.

— Это вы называете отдыхом? — искренне удивился Жан-Поль. — Да вы сегодня ни на минуту не закрыли рот! Руководили. И порой орали так, словно у вас только что угнали позолоченный «Ламборгини».

— Таков мой стиль, — покаялась я. — Да, бываю несдержанна.

— Я понял, в чём ваша проблема. Вы не сумели создать команду.

Надо же!

А я-то думала, мои проблемы заключаются в том, что у меня исчезла дочь, любимый мужчина сделал ноги, а однокурсницу кто-то отправил на тот свет. И по мне плачет французская тюрьма.

— Вы никому не доверяете и поэтому не умеете делегировать полномочия.

— У меня непростой характер. Я вам противна?

— Вовсе нет! — возразил Жан-Поль. Он помолчал пару секунд, потом отправил назад чёлку, даже и не собиравшуюся падать на глаза, и тихо добавил: — Знали бы вы, насколько вы мне не противны.

— Настолько, что сегодня вы опять будете требовать у администратора гостиницы двухместный номер?

— Почему бы нет? Нам очень удобно оставаться вдвоём даже ночью. В любой момент мы можем обсудить детали поисков.

— Ну-ну, — скептически произнесла я.

Сегодня ночью в доме фермера мы ничего не обсуждали. Я валялась на кровати в полной отключке, как дохлый суслик, потому что днём протопала шестнадцать километров. Жан-Поль и мсье Арно отследили по карте наш маршрут и сообщили эту страшную цифру. Шестнадцать километров! Возможно, иногда я и пробегаю половину этого расстояния по беговой дорожке в фитнес-клубе, но ведь в кроссовках и не под палящим солнцем.

Поэтому ночью меня можно было использовать в качестве материала для запрещённых опытов, я бы всё равно не отреагировала. А сегодня? Мы с милым французом полностью восстановили силы под кровом мсье Арно. Выспались на мягких кроватях, налопались вкусной деревенской еды. Что же, опять будем ночью горячо вздыхать и возиться в метре друг от друга, не позволяя себе нарушить невидимую границу?

Как странно! Чем ближе становится Жан-Поль, чем чаще он невзначай обнимает меня за плечи, тем сильнее мне хочется вернуться в другие мужские объятия. Жан-Поль напоминает о том, чего я лишилась. Я смотрю в его красивое лицо, вижу прекрасные прозрачные глаза, чётко очерченные губы, шикарные волосы, но думаю о другом мужчине, вовсе не таком привлекательном. У того, другого, немного бандитская физиономия и бритый череп. Но мне он почему-то в миллион раз милее утончённого француза…

Нет, лучше бы сегодня мы сняли в отеле два одноместных номера. Хватит издеваться над организмом. Я очень верная и преданная. Но в тёмной комнате два голых тела притягиваются друг к другу — это физический закон. Третий закон Ньютона, если не ошибаюсь…

— Улыбайтесь, — вдруг пихнул меня локтём герой моих жарких дум.

— А? Что? — испугалась я.

— Голубушка, у вас такое лицо, словно вы сейчас достанете «калашников» и начнёте палить направо и налево. Не надо пугать людей.

— Я задумалась.

— О чём же таком вы думаете?

— Вам лучше не знать! — Я опустила глаза.

— И наденьте-ка очки.

— В десять вечера!

— Иначе вас обязательно кто-нибудь узнает. Мсье Арно ведь узнал.

— Могла ли я представить, что приеду во Францию и стану звездой криминальной хроники! — горько вздохнула я.

Глава 23 Кабаре и калиссоны

— Экс-ан-Прованс славится своими калиссонами, — заявил Жан-Поль.

О чём он говорит? Какие ещё кальсоны? Кому они нужны на юге Франции? Тут жарко, вообще-то, даже пальмы растут!

Было чудесное субботнее утро — свежее и умиротворённое, столь не соответствующее сумятице в моей душе. Мы с французом вновь бороздили бульвар Мирабо, как два патрульных катера, и показывали фотографию детей метрдотелям и официантам.

Ночь прошла отлично: я даже и не заметила, как она пролетела. Портье гостиницы, где мы остановились, сразу же обломал моего хитрого спутника, предложив ему только одноместные номера. Возможно, именно этой ночью красавчик Жан-Поль планировал наконец-то меня атаковать, ощущая каждой клеточкой тела моё к нему расположение. В половине двенадцатого он постучал в дверь номера и заявил, что нам необходимо срочно обсудить наши дальнейшие действия.

— Вы могли бы найти более хитроумный предлог для ночного вторжения. — Я едва подавила зевок. — Идите спать, Жан-Поль.

И даже не пустила беднягу на порог…

— Вы когда-нибудь пробовали калиссоны? — повторил Жан-Поль. Он остановился у кондитерского магазина. — Вот они!

Жан-Поль указал на витрину. Там за стеклом пестрели разноцветные коробочки, кулёчки и цилиндры, наполненные конфетами, мармеладом, марципановыми фигурками. Но прежде всего бросались в глаза маленькие белые ромбики, выложенные — словно великая драгоценность — на золотые блюда.

— Говорят, что калиссоны имеют форму лепестков, или лодочек, или женских глаз, — сказал Жан-Поль. — Кто что увидит. Они сделаны из миндаля и дынных цукатов, а сверху покрыты сахарной глазурью. Давайте-ка сюда зайдём.

Мы зашли в крошечный бутик. Вид его полок и витрин довёл бы до сердечного приступа любого сладкоежку — это был апофеоз кондитерского искусства. Внутри магазинчика витал густой аромат шоколада, кофе, ванили. Продавщица тут же вышла к нам с небольшим подносом, словно усыпанным белыми лепестками — так у нас бывает в мае, когда порывы ветра обрывают яблоневый цвет и гонят его по асфальту нежной пеной.

— Попробуйте, — предложили хором продавщица и Жан-Поль и замерли, ожидая моей реакции.

Я послушно отправила в рот белый ромбик.

И что? Марципан — он и в Африке марципан.

Впрочем… Возьму-ка я ещё штучку.

Девушка-продавщица и мой преданный спутник перестали дышать. Они смотрели на меня так, как смотрит молодая мать на младенца, впервые пробующего прикорм.

Я поняла, что надо соответствовать ожиданиям.

— Это изумительно! — потрясённо выдохнула я. — Божественно!

Девушка и Жан-Поль расслабились и заулыбались. Знаменитый прованский деликатес был успешно продегустирован иностранкой, тут же превратившейся в фанатку калиссонов.

— Вот, вы поняли, да? — Жан-Поль тоже сунул в рот один лепесток. — М-м-м, — простонал он, прикрыв глаза. — Обожаю калиссоны!

Продавщица тихо ликовала.

— Я куплю для вас коробочку, — сказал Жан-Поль. — Съедим потом в гостинице.

Подозреваю, сам всё и сожрёт!

По глазам вижу.

Жан-Поль заплатил за маленькую коробочку калиссонов шестнадцать евро. Дорогое, однако, удовольствие!

* * *

Я сидела за столиком уличного кафе и меланхолично рассматривала праздную публику. Французский сыщик бродил где-то неподалёку, не теряя надежды напасть на след беглецов. А я уже отчаялась. Поэтому устроилась под навесом в тени, заказала чашку эспрессо и предалась размышлениям.

Мысли плясали в голове, словно солнечные зайчики, перескакивая с одного предмета на другой, высвечивая то одну, то другую проблему.

Я вспомнила инспектора Фалардо. Наверное, он был прав, когда заподозрил, что причиной Наткиного бегства стало моё педагогическое убожество. Я плохая мать. Сейчас, вместо того чтобы метаться по улицам Экс-ан-Прованса, как это делает Жан-Поль, хватая прохожих за руки, подсовывая им фотографию наших ребят, я сижу, спокойно пью кофе и обдумываю, как составить шпаргалку для Татьяны. Завтра приезжают партнёры из Минска. Не хочется, чтобы моя дура-заместительница запорола ещё одну сделку. Необходимо подробно написать, что и как она должна говорить и делать.

Вот. Думаю о бизнесе, а вовсе не о пропавшем ребёнке.

Кто я после этого?

— Извините, мадам, мы с вами не знакомы?

Я вздрогнула от неожиданности, услышав английскую речь с сильным французским акцентом. Почему я не послушалась Жан-Поля и не надела солнцезащитные очки? Вот, меня уже кто-то засёк.

Я обернулась. За соседним столиком потягивал мохито из высокого бокала симпатичный незнакомец лет тридцати пяти. Так же, как и Жан-Поль, он являлся приверженцем шейных платков.

Очередной французский очаровашка на мою голову!

Сколько же их тут!

— Нет, мы с вами абсолютно не знакомы, — пренебрежительно повела я плечом. Но тут же улыбнулась, вспомнив наставления Жан-Поля. Если сидеть с мрачной рожей, окружающие могут подумать, что я замышляю теракт.

— Значит, вы актриса. Потому что я определённо видел ваше лицо на экране.

Такое заявление не могло не взволновать. Наблюдательный товарищ! Сейчас он ещё немного подумает и вспомнит, что моё лицо мелькало вовсе не в популярном телесериале, а в хронике чрезвычайных происшествий.

Надо бежать! Надо срочно сматывать удочки!

Но я не могу немедленно уйти, так как не оплатила кофе.

— Вы почти угадали. Я не то чтобы актриса, но снималась в рекламе чипсов. Наверное, поэтому моё лицо вам знакомо.

— Вы снимались в рекламе? Так мы почти коллеги! Я — режиссёр, — радостно подхватил мужчина.

— Люк Бессон, — кивнула я. — Сразу вас узнала, только не решилась взять автограф.

— О, нет! Я вовсе не Люк Бессон, — засмеялся француз. — Позвольте представиться: Флоран Дюбе. И я снимаю не художественные, а документальные фильмы. Я вас разочаровал?

— Ужасно. Хотела попроситься в последнюю часть «Такси». Но, видимо, облом. Меня зовут Элен.

— Очень приятно. Вы англичанка? Нет, скорее американка?

— Да, — не моргнув глазом продолжила я обматывать лапшой уши француза. — Из Бирмингема, штат Алабама.

— А я из Лиона.

— Отдыхаете в Провансе? Или приехали по делам?

— В данный момент колесим со съёмочной группой по стране, снимаем цикл телевизионных передач.

— И какая у вас тема?

— Животрепещущая. Воровство в супермаркетах.

— О! Это интересно.

— Правда? Вы бы захотели посмотреть такой фильм?

— Ещё бы! — успокоила я режиссёра.

— Вы знаете, какой урон ежегодно наносят торговым сетям Франции магазинные воришки?

— Да откуда же мне это знать!

— Четыре миллиарда долларов.

— Не может быть! Какая-то чудовищная сумма.

— Всё так и есть. Мы уже отсняли уйму материала.

— Расскажите о каком-нибудь эпизоде.

Мы с Флораном развернули друг к другу плетёные кресла и теперь мило беседовали. Флоран не сводил с меня глаз — похоже, я наповал сразила его своей неземной красотой. Или он просто не знал, как убить время. Я тоже была не прочь поболтать. Надоело ощущать себя чуркой с глазами, не понимающей ни слова из речи собеседников. Хоть кто-то согласился поговорить со мной на понятном языке.

— Заказать вам ещё кофе?

— Нет, спасибо.

— А мохито хотите?

— М-м-м… Нет.

— А я, пожалуй, ещё выпью.

Флоран знаками показал официанту, что нужно повторить. Потом вновь повернулся ко мне:

— В Бордо трое злоумышленников проникли через вентиляционную решётку в подсобное помещение супермаркета, где стоял погрузчик. С его помощью выломали дверь в торговый зал и за пять минут, пока ехала полиция, загрузили несколько тележек бутылками шампанского, коньяка и виски. Мы смотрели записи камер наблюдения. Видно, как чётко и слаженно работают грабители. В ту ночь они украли алкоголя на десять тысяч евро, а учинённый в магазине погром оценивается ещё в тридцать тысяч.

— Придурки, если честно. Устраивать такую суету из-за жалких десяти тысяч евро!

Флоран умолк, удивлённо подняв брови. Вероятно, указанная сумма не казалась ему ничтожной. Или он удивился, что меня больше волнует не этическая сторона вопроса, а несопоставимость затраченных усилий с сорванным кушем.

«Овечка не стоит выделки», — как сказал мой дорогой Жан-Поль.

— Ладно, оставим грабителей, действовавших под покровом ночи, — продолжил рассказ режиссёр. — А что вытворяют внешне приличные и благополучные граждане средь бела дня!

— Тоннами выносят из супермаркетов неоплаченные товары?

— Да. Насколько я понял, это настоящее национальное бедствие. Подростки и старики, матери семейств, весёлая молодёжь, солидные мсье… Воруют все! Снимают с упаковок защитные наклейки, суют за пазуху флаконы с шампунем, перекладывают мясо из контейнеров в мешочки, выносят коробки в потайных карманах или в специальных сумках с алюминиевой подкладкой. А какие фокусы проворачивают на кассе, чтобы отвлечь внимание кассира!

— Да ладно! Неужели всё так плохо?

— Наверное, у вас в Америке дела обстоят ещё хуже.

— Не сомневаюсь… У нас в Америке ворья и бандитов хватает… Да и правительство убогое… Президент такой… как бы сказать помягче… своеобразный. И вообще, я не согласна с внешней политикой моей страны. США превратились в международного агрессора, помешанного на мировом господстве. Ну, это же полная хрень! Вы не согласны?

— О! — выдохнул Флоран, поражённый таким всплеском антипатриотизма.

Я поняла, что чересчур увлеклась. Надо сворачивать политические дебаты.

— Думаю, у вас получится интересный фильм.

— Я тоже на это надеюсь. Мы очень стараемся… Элен, а какие у вас планы на вечер? — Флоран уставился на меня испытующим взглядом. — Сходим куда-нибудь вместе? У меня ещё много занимательных сюжетов. Обещаю, вы не заскучаете.

— Это невозможно, — улыбнулась я. — Потому что здесь, в Эксе, я не одна.

— Путешествуете с подругой? Тогда берите её с собой, — не растерялся Флоран.

— Нет, с другом.

— М-м-м… Что ж, тогда предлагаю потусоваться втроём, — не моргнув глазом предложил бойкий мсье. — Мы приятно проведём время.

Ах, французы… Какие они!

— У нас деловая поездка. Вероятно, сегодня вечером мы уже уедем из города.

Флоран поднял вверх обе ладони.

— Никаких проблем! Жаль, конечно. Элен, вы очень приятная собеседница. Знаете, мне вдруг пришла в голову чудесная идея. А что, если мы с вами…

Чудесная идея так и осталась при режиссёре, мне не удалось узнать, что он придумал, потому что в этот момент я увидела Жан-Поля и помахала ему рукой. Шустрый мсье тут же умолк, проследив за направлением моего взгляда.

Жан-Поль приближался на всех парах, возбуждённый и радостный. Я поняла, что у него хорошие новости, и поднялась навстречу.

— Мне позвонила Шанталь! — сообщил он.

— Шанталь? Вы разве дали ей свой телефон?

И когда успел?

Я вспомнила, как увлечённо мой спутник беседовал с сотрудницей международного банка, снимающей стресс выступлениями на улице. Это было в среду в Арле. А сейчас суббота, и мы в Экс-ан-Провансе. Как поверить, что прошло всего три дня?

Если вы путешествуете, время растягивается. Если кого-то ищете — тоже. А если делаете и то, и другое одновременно, то оно и вовсе превращается в безразмерный мыльный пузырь, мерцающий радужными стенками и уничтожающий чувство реальности. Все происходит словно во сне, и этот сон никак не кончится…

Краем глаза я заметила удивление на лице Флорана. Ему было странно слышать, что мы с моим другом говорим по-русски… Бог с ним, с Флораном! Пусть думает что хочет. Если поймёт, что я его обманула, выдав себя за жительницу Алабамы, — меня это не колышет.

Кивнув на прощание удивлённому режиссёру, мы оставили на столе пять евро и покинули ресторанчик.

— Шанталь вспомнила, что мой сын говорил о Доминик из «Прэнтам».

— Кто он такой, этот Доминик? Что за «Прэнтам»? Знаменитый парижский универмаг? Я там была.

— Доминик — это девушка. Одна из подруг моего сына, если я не ошибаюсь.

— И что?

— Этьен сказал Натке, что в Эксе надо будет обязательно заехать в «Прэнтам» к Доминик.

— Чудесно! Ваша дорогая Шанталь не могла сообщить об этом раньше?

— Она только сейчас вспомнила и сразу же позвонила.

— Что у неё с памятью? — возмутилась я. — И как с таким склерозом она умудряется работать в крупном банке?! Почему её до сих пор не уволили?

— Лена, Лена, притормозите! Что вы разошлись? Шанталь, вообще-то, нам помогла. А вы, кстати, кокетничали в ресторане с каким-то типом, пока я занимался поисками.

— Он сам ко мне привязался, я не виновата.

Ревность и обида, прозвучавшие в голосе Жан-Поля, меня позабавили. Надо же, стоило провести несколько ночей в одной кровати, и вот он уже заявляет на меня свои права. Разве это не смешно?

— Вы настоящая ловеласка, — надулся Жан-Поль. — Ещё со мной не переспали, а уже строите глазки другим мужчинам.

— Ловеласка — так не говорят.

— Ну, тогда — донжуанка.

— Тоже нельзя. Ловелас и донжуан — исключительно мужского рода. Вот так-то!

— А, вспомнил! — хлопнул себя по лбу Жан-Поль. — Вы — ветрянка!

— Чудесно. Ветряной оспой меня ещё точно никто не обзывал, — вздохнула я. — Вы хотели сказать «ветреница».

— Наверное, как-то так, — согласился Жан-Поль. — Вы — ветреница!

— Но вернёмся к нашим баранам. То есть к Доминик. Вы хорошо её знаете? Она живёт здесь, в Эксе? Вы ей уже позвонили?

— Честно говоря, я сто лет уже не видел эту девушку. И её телефона у меня нет — откуда?

— Ну, телефоном Шанталь вы обзавелись в два счёта, — напомнила я.

— А вот телефоном Доминик не обзавёлся! Она дружила с сыном, а не со мной.

— Позвоните друзьям Этьена. Наверняка, кто-то знает номер девушки.

Пока Жан-Поль терзал мобильник и задавал вопросы друзьям сына, мы не спеша миновали бульвар Мирабо, свернули на другую улицу и в конце концов приземлились под оранжевым зонтиком кафе. Обед мы давно пропустили, и оба умирали от голода.

Когда официант принёс нам тарелки, Жан-Поль закончил телефонные переговоры и удручённо объявил, что Доминик не приблизилась к нам ни на йоту.

— Что, никакой информации? — удивилась я. — Не может быть! Кто она вообще? Чем занимается? Агент ФБР? Почему друзья Этьена ничего о ней не знают?

— Вроде бы она балерина. Если я ничего не путаю. — Жан-Поль откинул назад чёлку, норовившую нырнуть в тарелку с салатом.

— Вы, между прочим, говорили, что знаете всех подружек сына.

— Совершенно верно.

— Почему же вы не можете ничего сказать о Доминик?

— Но ведь я не составлял досье на каждую из этих крошек! Тут понадобилась бы бригада квалифицированных специалистов по переписи населения.

— Вы хотите сказать, что у вашего Этьена тысячи подружек? Миллионы?

— Их немало, скажем так, — вздохнул папаша херувима.

И моя беременная дочь путешествует в компании этого опасного серцееда!

Я прижала руку к груди, потому что внезапно заболело сердце.

— Не переживайте, — уловил мой страх Жан-Поль. — Он хороший парень.

— Надеюсь, — мрачно пробормотала я.

* * *

— Будем искать Доминик через социальные сети, — объявила я, когда попытки Жан-Поля узнать телефон девушки не увенчались успехом.

Мы вернулись в отель.

— Давайте найдите нам какой-нибудь завалящий планшетик, раз не удосужились вовремя обзавестись нормальным смартфоном с выходом в Интернет.

— Только не начинайте опять попрекать меня!

— Так я уже это делаю! А что, я не права? Сидим тут, пронизанные насквозь волнами вай-фая, а воспользоваться этим богатством не можем. Хорошо, да? Каменный век!

Обиженный француз вышел за дверь и вскоре вернулся с планшетным компьютером. Уж не знаю, каким образом Жан-Полю удалось так быстро его раздобыть. Кроме гаджета товарищ принёс румяное яблоко. Видимо, решил заткнуть мне рот.

— И как же мы найдём Доминик?

— Да запросто, — объявила я, включая планшет и вонзая зубы в красный яблочный бок. — У нас масса подсказок. Во-первых, мы знаем, что девушку зовут Доминик. Во-вторых, она балерина. В-третьих, подружка вашего сына. В-четвёртых, она как-то связана с «Прэнтам», но это не парижский универмаг.

— Ну и что?

— Располагая таким колоссальным объёмом информации, можно отправляться на поиски не только французской, но даже и китайской девушки.

— Вы заблуждаетесь. — Жан-Поль скептически хмыкнул.

— Но если дело касается француженки, это будет сделать в двадцать раз легче.

— Почему?

— Я разделила один миллиард двести миллионов китайцев на шестьдесят миллионов французов.

— Гениально, — усмехнулся Жан-Поль. — Но у вас неверные цифры. Французов гораздо больше. А китайцев и вовсе уже один миллиард триста сорок миллионов.

— Не сомневаюсь, что, пока вы произносили эту фразу, их стало ещё на пару миллионов больше. Я просто округлила, чтобы было легче считать. А вам бы всё спорить! У нас же не дискуссия о демографических показателях планеты, нам нужно найти Доминик.

— Не понимаю, как вы собираетесь это сделать.

Он всё ещё мне не верит! Сейчас я устрою мастер-класс под названием «Загугли весь белый свет!».

— Как пишется «Доминик»? А «Прэнтам»? А «балерина»? Диктуйте по буквам. Посмотрите, я правильно написала?

Поисковая система призадумалась на мгновение, а потом с восторгом засыпала меня результатами. Нашлось… четыре миллиона совпадений. Я растерянно оглянулась на сообщника. Тот торжествовал.

— Жан-Поль, что у вас с лицом?

— А что у меня с лицом?

— Оно искажено пренеприятной саркастической ухмылочкой.

— Да неужто?

— Так, хорошо, зайдём с другой стороны. Скажите, в какой социальной сети обитает ваш сын? «Фейсбук»? «Твиттер»? — Я снова сочно захрустела яблоком.

— Да откуда мне знать? — пожал плечами Жан-Поль.

Я едва не подавилась.

— Как?! Вы не знаете, в каких сетях сидит ваш ребёнок?

— Может быть, он вообще в них не сидит? Я, например, не люблю социальные сети.

— И вас там нет?

— Нет. Предпочитаю общаться с друзьями вживую.

— Ох! Откуда вы такой взялись…

— Из каменного века, откуда ж ещё, — съязвил Жан-Поль.

— Ладно.

Вскоре я обнаружила аккаунт Этьена Флери на «Фейсбуке». А в друзьях у парня значилась симпатичная девица по имени Доминик Бернар.

Кто ищет — тот найдёт!

— Она? — уточнила я.

— Да, это Доминик, — подтвердил Жан-Поль.

На одной из фотографий девушка красовалась в сценическом костюме — стразы, блёстки, пайетки, розовые страусиные перья, колготки в сеточку, на голове — тюрбан с фальшивыми бриллиантами.

— А вы уверены, что Доминик — балерина? Мне кажется, она, скорее всего, танцует в кабаре.

— Вероятно, вы правы, — согласился Жан-Поль, рассматривая фотографии.

— Отправьте ей сообщение. Скажите, что ищете сына. Когда она объявится в Сети, она нам ответит.

Жан-Поль потянулся к планшету, но вдруг замер.

— А что, если наши дети сейчас у Доминик? И сбегут сразу же, едва поймут, что мы напали на их след?

— Ох! Как же не хочется думать, что они драпают именно от нас.

— Но ведь они сбежали. Разве нет? И сбегут снова.

— Тогда не пишите никакого сообщения, — я забрала планшет и вновь принялась изучать страничку Доминик на «Фейсбуке». На одной из фотографий она эффектно позировала на сцене в компании другой мадемуазель, тоже облачённой в костюм танцовщицы кабаре. Перейдя на страницу второй девушки — Франсуазы Шарпантье, я увидела, что она работает в кабаре «Прэнтам», г. Экс-ан-Прованс.

— Вуаля! — торжествующе объявила я сообщнику. — Полюбуйтесь! Я её нашла. «Прэнтам», оказывается, это не только парижский универмаг, но и кабаре в Эксе.

Жан-Поль сосредоточил взгляд на экране планшета. Там как раз открылась новая фотография Франсуазы — уже не в розовых, а белых перьях и с обнажённой грудью.

— Но это не Доминик!

— Это Франсуаза, подруга Доминик, — объяснила я.

— Эффектная девушка, — заметил мой француз, не отрывая глаз от экрана.

Ну надо же! Неужели можно удивить француза голой грудью? Сиськи, конечно, симпатичные, я не спорю, маленькие, круглые… Но у меня лучше!

— Отдайте же планшет, Жан-Поль, что вы в него вцепились, как США в Ирак и Ливию? Теперь я хочу найти адрес кабаре «Прэнтам».

Но как ни странно, мне это не удалось. У кабаре не было своего сайта.

Мы отправились к администратору, и он сразу вручил нам флаер богемного заведения, являющегося, как выяснилось, тайным местечком для избранных.

— Никакой рекламы, но зал всегда полон. Очень красивые девушки, феерическая программа. Представление начинается в девять вечера, билет стоит восемьдесят евро, включая закуски и полбутылки шампанского.

Глава 24 Падение в бездну

Мы подумали, что, если выехать в восемь — а заведение, где выступала Доминик, располагалось далеко за городом, то мы успеем перехватить девушку перед началом шоу.

— Останемся на представление? — вопросительно посмотрел на меня Жан-Поль. — Вы наверняка побывали в парижских кабаре — «Мулен Руж», «Лидо», теперь посмотрите выступление провинциальной группы… Вечер может получиться приятным, мы отлично проведём время. Впрочем, в вашем обществе любое мероприятие — удовольствие. Наденьте платье, оно очень мне нравится.

— О’кэй, — согласилась я. — Платье. А что это с вами, Жан-Поль? Концентрация комплиментов в вашей речи приближается к критической отметке.

— Не знаю. — Француз пожал плечами. — Наверное, вы мне нравитесь. Разве я уже не говорил вам об этом?

…Экс-ан-Прованс остался позади, мы проехали десять километров по шоссе, а затем свернули на просёлочную дорогу. Жан-Поль получил чёткие указания от администратора гостиницы, как добраться до секретного местечка.

— Что же там за кабаре? Почему оно находится чёрт знает где? Почему всё так таинственно? — удивлялась я. — А вдруг у них там творятся всякие неприличные дела, устраиваются оргии?

— Разве нас можно напугать оргией? Мы уже не маленькие, — улыбнулся Жан-Поль. — И не мечтайте. Будет самое обычное шоу, а в зале мы увидим сплошь добропорядочных буржуа.

Я опустила стекло, хотя в машине работал кондиционер, и прохладный вечерний ветер радостно ворвался в салон. Над головой расстилалось бледно-розовое сумеречное небо. Мои руки безвольно лежали на коленях, на подоле платья, очаровавшего Жан-Поля. Я вдруг вспомнила, как собирала чемодан перед поездкой в Монпелье… Казалось, с того момента прошла целая вечность, по крайней мере лет десять… Чем закончится вся эта история? Захочу ли я ещё когда-нибудь приехать во Францию?

Я попыталась представить, что делает сейчас моя маленькая беглянка. Как она себя чувствует? А если парень ей надоел? Вдруг он к ней пристаёт? Вдруг моей малышке плохо, она раскаивается, и тоскует, и мечтает вернуться домой?

Так в чём же дело! Надо вернуться!

Но ведь я не знаю, почему Натка сбежала. А что, если ей нельзя возвращаться?

Сердце сжалось от боли. Внезапно я поняла, что испытываю нежность не только к дочери, но и к неведомому и нежданному существу, поселившемуся внутри неё. Это было новое чувство, так как раньше перспектива стать бабулей не вызывала у меня ничего, кроме гнева и раздражения. А сейчас я представила, как прижимаю к себе крошечного младенца и сквозь тонкую пелёнку ощущаю, какой он хрупкий, нежный… Родной!

Эмоции накатили горячей лавиной. Значит, у меня скоро появится внук, это чудесное, лысое существо. Натка родилась практически лысой, а вот поди ж ты, постепенно превратилась в шикарную блондинку. Говорят, от внуков получаешь даже больше удовольствия, чем от детей. Когда родилась Натка, об удовольствиях речи не шло, так как я выбивалась из сил, зарабатывая на кусок хлеба — себе и ребёнку. Зато на внуке я оторвусь по полной программе, получу всё, что недобрала с собственным детёнышем. Я готова вступить в волшебную страну розовых пяточек, упругих щёчек, душистой присыпки и погремушек. Буду наслаждаться каждым мгновением материнства, ведь по возрасту я вполне могла бы быть не бабушкой, а мамой этого малыша.

О, счастье! У нас скоро появится прелестный пупсик!

— Что с вами? — удивлённо покосился на меня Жан-Поль. — Вы чем-то расстроены? У вас такое лицо.

— Внезапный прилив чувств, — всхлипнула я. — Ужасно по дочке соскучилась. И переживаю за неё.

Не стала вдаваться в подробности и объяснять французу, что рядом с ним сидит не роскошная девица, а без пяти минут бабуля.

— Всё будет хорошо, — успокоил Жан-Поль. — Детишки от нас никуда не денутся. Мы скоро их поймаем. Поймаем, отлупим, расцелуем.

Я вновь погрузилась в блаженные фантазии, рисуя картины новой жизни — в компании с хорошеньким пупсиком. Как я набросилась на дочку, когда она объявила мне о беременности! Готова была прибить на месте. А теперь, измученная неизвестностью, я мечтаю дождаться счастливого завершения беременности и взять на руки маленькое существо.

У Жан-Поля зазвонил телефон.

— Посмотрите, пожалуйста, — он протянул мне мобильник.

— Ой, так это меня!

Таня поприветствовала меня тоном, каким зачитывают некролог или сводку новостей с фронта. Сразу стало ясно — похвастаться ей нечем.

— Что? — недовольно буркнула я. — Опять проблемы? Только не говори, что нагрянули налоговики с проверкой.

— Думаю, всё гораздо хуже, — промямлила Татьяна. — Ты ещё не проверила почту? Я пять минут назад тебе кинула ссылку.

— Но ты же знаешь, что у меня под рукой нет Интернета! Днём был, а сейчас уже нет.

— Всё равно не понимаю! Ты же находишься во Франции, а не на необитаемом острове!

— И тем не менее. Мы с тобой уже обсуждали этот казус.

Мне показалось, что Татьяна умышленно тянет время.

— Говори, что случилось?

Подруга сопела в трубку и не решалась начать.

— Вчера в Интернете наткнулась на фотографию с какой-то помпезной вечеринки в Екатеринбурге, — наконец заговорила она.

— Так.

— На ней — твой Володя.

Я насторожилась. Вот это новость! Мой возлюбленный стал звездой Интернета? Невероятно. Володька предпочитает конспирироваться, не любит рекламной шумихи, поэтому не так-то просто найти о нём информацию в Сети.

— И не один. А с юной особой. Едва ли не в обнимку.

Катастрофа!

Это самая настоящая катастрофа!

— Нет! — воскликнула я.

Жан-Поль оторвал взгляд от дороги и посмотрел на меня.

— Лена, ты сама потом увидишь. Там ещё подпись. В таком духе: «Известный предприниматель Владимир Константинов, владелец многопрофильного холдинга «Константа», долго скрывавшийся от взоров публики, наконец-то порадовал нас своим присутствием. Да к тому же он посетил мероприятие не один, а в компании очаровательной спутницы Алины…»

Проклятье!

— Я тебе процитировала близко к тексту.

— А как она выглядит, эта сволочь?

— Алина? Увы, прекрасно. Не хочу тебя расстраивать, но… Ей от силы лет двадцать пять. Очень хорошенькая, стройная, эффектная.

— Таня, ты меня без ножа режешь!

— Прости, я не хотела. Мне продолжать или не надо?

— Продолжай.

— Да и на безмозглую куклу совсем не похожа — вид у неё довольно интеллектуальный. Кстати, написано, что она юрист.

— Юрист, конечно! Так я и поверила!

— Ты в порядке? — уточнила Таня. — Извини. Я решила, что нужно тебя предупредить. Да и сама была удивлена, увидев эту фотографию. Хотя… Давно уже подозревала, что между тобой и Владимиром всё кончено.

— Я надеялась, мы всё исправим…

Вздор! Кого я пытаюсь обмануть? «Мы исправим» — как же! Я не сделала ни одного шага навстречу. Всё ждала, когда Володя сам приползёт на коленях, униженно умоляя снизойти до него. Хотела вырвать у него признание, что он не прав, что его требования непомерны. Встала в позу — ах, тебе не нравится, что я своенравная, резкая и безапелляционная, да ещё и хозяйка большого бизнеса? Ну и пожалуйста! Я такая, какая есть, и угождать никому не намерена!

Вот и получила по башке. Так мне и надо.

Мой любимый мужчина променял неуправляемую стерву на милого ангелочка. Она наверняка и слова ему поперёк не говорит.

Какая же я идиотка… Потерять такого мужика!

— Плохие новости? — с сочувствием взглянул на меня Жан-Поль.

— Ужасные.

* * *

Благодаря непревзойдённой ловкости француза мы опять заблудились и подъехали к заведению в тот момент, когда в сером небе уже повисли жемчужины первых звёзд, а представление давно началось. Погружённая в мрачные мысли, я молчала, повесив нос, а Жан-Поль был ещё более обходителен и деликатен, чем обычно. Он распахнул передо мной дверцу, помог выбраться из автомобиля, и когда наши взгляды встретились, сделал попытку привлечь меня к себе.

— Не холодно?

— Я взяла это.

Синтетический палантин, купленный за два евро, идеально сочетался с цветом моего дорогого платья. Подумав о том, что теперь мне никогда уже не услышать от Володи: «Слушай, какая ты у меня клёвая!», я едва не забилась в истерике. Мне казалось, мои плечи обнимает не воздушный палантин, а траурное покрывало, сотканное из слёз и тоски. Вечная тоска — вот что меня ждёт. Всю жизнь я старалась быть сильной, и у меня это получалось: рвала противников в клочья, уничтожала конкурентов. В результате перестала быть женщиной. Потому что главное достоинство женщины — её слабость, оттеняющая силу мужчины. А я и сама мужик в юбке, любого сотру в порошок. Никто этого не выдержит. Вот Володя от меня и сбежал.

Я — дура.

Проиграла самую важную партию в жизни.

…Кабаре располагалось в скромном двухэтажном особняке, окружённом прекрасным садом с лужайкой. Других зданий в прямой видимости не наблюдалось. Скопление машин на площадке у коттеджа свидетельствовало, что заведение пользуется успехом и не испытывает недостатка в посетителях.

— Лена, что произошло? — не выдержал Жан-Поль.

— Большие проблемы с бизнесом, — солгала я. — Нельзя безнаказанно бросать фирму на попечение дилетантов.

— Вы вернётесь и всё уладите!

— Думаю, будет слишком поздно. Эта поездка мне дорого обойдётся.

Дороже всего обходится собственная глупость.

…Мы открыли стеклянную дверь с тёмным стеклом и вошли внутрь, в холл с красными стенами, увешанными афишами. Из-за тяжёлых бархатных портьер доносились звуки весёлой музыки и игривые повизгивания.

Нас встретил пожилой, сильно накрашенный мужчина в смокинге, и пока я заворожённо рассматривала его напудренное лицо, похожее на алебастровую маску с нарисованными бровями и трёхцветными тенями на веках, Жан-Поль вёл переговоры.

— Мест нет, — обернулся он ко мне. — Но ради вас он готов постараться и куда-нибудь нас пристроить. Я сказал, что вы моя русская невеста и нужно обязательно показать вам, насколько колоритен Прованс, — с этими словами Жан-Поль обнял меня за плечи и дружески поцеловал в висок.

У меня вдруг задрожали губы, и я едва не расплакалась. Слишком часто Володя привлекал меня к себе тем же самым жестом. И целовал — конечно, совсем не по-дружески.

И вот… Я его потеряла…

Как там меня называют? Бульдозер? Дикобраз? Танк? А вот и не угадали! Я самая обычная женщина — нежная и ранимая, мечтающая о большой любви, но не способная её удержать.

Расфуфыренный и напудренный метрдотель усадил нас с краю за какой-то столик на небольшом возвышении. Зал был полон. Девушка в чёрном платье тут же быстро поставила перед нами приборы, принесла фужеры и разлила шампанское. На сцене, освещённой огнём рампы, танцевали и пели полуголые девушки. На головах танцовщиц сверкали уборы в виде золотых кобр, их крошечные, но яркие наряды и браслеты на запястьях и щиколотках отсылали к эпохе фараонов. Одну девушку опутывал питон, за спинами красоток в золотистом дыму возвышались египетские пирамиды. Но всё это являлось антуражем к главному — безупречным и грациозным телам шоу-гёрлз, их обнажённым прелестям и длинным стройным ногам.

Я не следила за действом, а просто накачивалась шампанским, пытаясь унять глухую боль внутри. Расправившись с бутылкой, попросила Жан-Поля заказать вторую. Спутник что-то говорил, похоже, он хотел привлечь моё внимание к одной из девушек — наверное, это и была Доминик…

К тому моменту, когда представление закончилось, мне удалось — благодаря щедрым возлиянием — слегка приободриться. Шампанское тут продавалось с дикой наценкой, как и во всех подобных заведениях, но милый Жан-Поль даже и глазом не моргнул, в очередной раз опровергнув слухи о скаредности французских мужчин. Или мне попался уникальный экземпляр?

Жан-Поль попросил кого-то, и Доминик вызвали к нам из-за кулис. Она вышла уже одетая, но всё ещё в гриме. Девушка выглядела миловидно и соблазнительно, а тембр её голоса завораживал. Они с Жан-Полем расцеловались и перебросились парой фраз.

— Лена, — подёргал меня за руку Жан-Поль. — Ау! Леночка!

— А? Что?

— Вы задумались о чём-то. Наши дети приезжали сюда во вторник. А после представления их забрали с собой на машине мсье и мадам Буффар.

— Кто они такие?

— Завсегдатаи этого кабаре. Они живут в Эксе. Доминик отправилась к менеджеру, чтобы расспросить о них. Вдруг кто-то знает их адрес или телефон.

Хорошенькая танцовщица вернулась и протянула Жан-Полю бумажку.

— А вот и адрес четы Буффар. Отлично!

— Мерси, — вежливо поблагодарила я подружку Этьена и спросила у Жан-Поля: — Сама-то она не знает, куда ребята направлялись?

— Они сказали Доминик, что путешествуют автостопом. Больше она ничего не может вспомнить.

— Значит, придётся искать Буффаров. Опять куда-то ехать, — вздохнула я. После выпитого шампанского тянуло в сон, хотелось прилечь где-нибудь на коврике и закрыть глаза.

— Сейчас уже поздно. Мы найдём их завтра.

* * *

По дороге в отель я успела уснуть, проснуться, а затем и разгуляться. Винные пары кружили голову, я плохо стояла на ногах, когда вылезла из машины. Держась за дверцу автомобиля, громогласно требовала продолжения банкета. Хохотала, как ненормальная, и пыталась танцевать на крыльце гостиницы — чем я хуже красоток из кабаре?

Верный мушкетёр схватил меня в охапку и потащил в номер.

— Как вас развезло, — заметил Жан-Поль, сбрасывая меня на кровать, словно авиабомбу, и жадно осматривая. — Вы ловко уговорили две бутылки игристого.

— Шампусик был суп… суппперский!

— Шампусик? — сделал стойку француз, услышав новое слово. — Погодите, я запишу. — Шампанское — шампусик. Интересная трансформация. Это из той же оперы, что и Ленусик. Ленусик — шампусик.

— Она самая. Во мне щщщас… девяно…носта прцентв шампсссика!

— Вас раздеть?

— Жан-Польчик, — я протянула руку, ухватила друга за воротник рубашки и притянула к себе, — идите сю… сюда. Вы такой… такой классный, вы знаете? Вы просто… по… по… потрясающий! Я в-вас обожаю. Давайте уже трахаться. Круто я при… придумала, а? Оторвёмся на попо… нет… на попо… блин… на полную… катушку! Мы же не… не… кас… кастеты!

— Кастеты?

— Ас… аскеты!

— К сожалению, вы совершенно пьяны, — вырвался из моих цепких лап Жан-Поль. Он отодвинулся. — Я бы и хотел принять ваши слова за чистую монету… Но — увы! Нет, я не могу воспользоваться вашим состоянием, как бы сильно мне этого ни хотелось. Утром мы оба пожалеем об этом!

— Вспольссс… ссстоянием! Да вы себя сссслышите? Ссслышште? Где вы, вот вы, набрлисссь пдобных выражений? Кто так грит! Кто?!

— Я сделал какую-то ошибку? — испугался Жан-Поль.

— Глбальную! Я лежу, жду… Вот я. Ноги, да? Срдце… А вы? Блкнотик у него! Грматтика! Ха! Три ха-ха!

— Лена, — улыбнулся Жан-Поль. — Засыпайте. Закрывайте глаза. Вот так. Спокойной ночи. Я от вас без ума. Завтра, если не передумаете, мы обязательно это сделаем.

Глава 25 Сколько можно метаться?

Я открыла глаза, осторожно пошевелилась. В глаза бил яркий свет из окна, солнечные лучи поджаривали голое плечо. Пришлось, как моряку, определять время суток по высоте солнца над горизонтом — ни часов, ни мобильника у меня не было.

Наверное, уже полдень.

Мой верный французский товарищ отсутствовал. Надеюсь, он не сбежал в расстроенных чувствах из-за того, что вчера вечером я грубо его домогалась. Слава богу, Жан-Поль проявил благоразумие и отверг пьяную российскую туристку. Какой пошлостью обернулся бы мой вчерашний демарш: узнала об измене Володи и тут же совратила француза. Отомстила, значит…

Я мысленно горячо поблагодарила Жан-Поля. Не прояви он твёрдость, мне сейчас было бы стыдно смотреть в зеркало.

А так — не стыдно. Только противно. Ну и рожа!

Я приняла контрастный душ, и внешность значительно улучшилась. Исчезли тени под глазами, ушла зеленоватая бледность, делавшая меня похожей на измученную болотную кикимору. Несколько нехитрых манипуляций, известных любой женщине, — и я уничтожила последние признаки вчерашней пьянки. Превратилась, можно сказать, в голливудскую красотку.

Но что мне делать с печатью чёрной тоски на челе? А у глаз проклятое ищущее выражение, как у потерявшейся собачки. Да, я только что узнала, что меня бросили. Владимир даже не удосужился объявить мне об этом. Он ушёл по-английски, не попрощавшись, не расставив точки над i, не объяснив, в чём моя вина.

Зачем? Я и сама всё знаю.

Более того — не сомневаюсь, что он прав. С такой грымзой, как я, не ужился бы ни один мужчина.

Итак, мы расстались. Мысль об этом похожа на огромный, чёрный, весь в клубах пара и машинном масле, локомотив, со скрежетом и лязгом неумолимо надвигающийся на меня. А я бессильно смотрю на это чудовище и не могу сдвинуться с места.

Нет, я не хочу, чтобы эта мысль меня раздавила. Я вообще не хочу думать о том, что Володя от меня ушёл. Лучше, как это делала Скарлетт O’Хара, отложить печальные мысли на потом… А пока буду считать, что у нас с любимым ещё ничего не решено, всё в подвешенном состоянии и всё можно вернуть на круги своя. А эта девочка Алина… Юрист… Что ж, может быть, она действительно юрист, консультирующий Володю по каким-то там вопросам?

Хорошо. Чтобы остаться в живых, я буду верить в эту сказочку… Но как же трудно прикидываться тупой!

Я знаю, что меня бросили! Что Алина — это не просто так «сбоку что-то прилепилось», а новое увлечение… Пожалуйста, пусть всё будет по-прежнему… Я не хочу его терять! Я слишком сильно его люблю!

* * *

Дверь номера открылась, и появился Жан-Поль, элегантный, как рояль, и гордый, как победительница конкурса «Мисс Галактика». Сохранять элегантность, когда ты находишься в бегах, — это надо ещё умудриться. Выглядеть гордым, будучи едва не изнасилованным пьяной русской бабой, — тоже надо уметь. Моему другу удалось и то, и другое.

Он вошёл в комнату, уселся в кресло, привычным жестом отправил назад чёлку и закинул ногу за ногу. Храня молчание, он оценивающе меня разглядывал.

— Привет, — неуверенно пробормотала я. — Как дела?

— Привет, — отозвался рыцарь.

Так я его изнасиловала или нет?

Да? Нет? Да? Нет?

— Пока вы спали, я съездил к Буффарам.

— Куда?

— К Буффарам.

— А-а, — вспомнила я. — И каков результат?

— Мы отправляемся в Марсель, — объявил Жан-Поль.

— Да что ж такое! — возмутилась я. — Опять куда-то ехать!

— Зато мы вот-вот настигнем наших красавчиков.

— Мы никогда их не догоним.

— Мы планомерно сокращаем разрыв. Лена, вы, наверное, хотите есть?

— Ничего я не хочу.

И жить — тоже.

— Господа Буффар предложили с ними позавтракать. Они так сердечно меня приняли, угостили калиссонами, — сыто мурлыкнул Жан-Поль.

— Рада за вас, — мрачно буркнула я.

— Буффары вспомнили, как во вторник после представления подвозили молодых людей до города. Ребята собирались автостопом поехать в Марсель и остановиться у какого-то Стефана. Этот парень работает в ресторане в Старом порту.

— Надеюсь, Буффары вспомнили название ресторана?

— Сначала нет. Но потом я — по вашему примеру! — предложил порыться в Интернете и посмотреть, какие рестораны расположены в районе Старого порта.

— Растёте, — криво улыбнулась я. — Так, глядишь, и айфон себе купите. И на «Фейсбуке» пропишетесь.

— Это вряд ли. Но должен отметить, что ваша система работает. Я вспомнил, как вы по любому поводу ныряете в Интернет, и сделал то же самое. В общем, в конце концов мы выяснили название.

— Отлично! Вот видите, как это удобно — иметь под рукой Интернет. Далеко нам пилить до Марселя?

— Нет. Тридцать километров.

— Пешком можно дойти. Никак не могу привыкнуть к вашим игрушечным расстояниям. А куда наши дети отправятся потом? В Ниццу, Монако и дальше? Наверное, они давно уехали из Марселя. Сколько мы ещё будем за ними охотиться?

— Я понимаю, вам нужно как можно скорее вернуться домой. Ваш бизнес под угрозой.

— С чего вы так решили?

— Но вы сами мне это сказали, — удивился Жан-Поль. — Вчера, по дороге в кабаре. После разговора с вашей компаньонкой на вас лица не было. Вероятно, Татьяна сообщила вам какую-то ужасную новость.

— Да уж, — выдавила я. — Совершенно ужасную.

Володя дал мне отставку. Наша история закончилась.

Но я не буду об этом думать!

— Вы сами-то как? В порядке? — сменила я тему.

— А вы? Голова не болит? Это же не я вчера выхлестал две бутылки вина, а потом танцевал канкан и орал арии, — улыбнулся Жан-Поль. Он гипнотизировал меня своим голубым взглядом.

Увы, теперь его сексуальный магнетизм на меня не действует. Всё равно что человека со вспоротым животом соблазнять аппетитным блюдом. Да, приготовлено шеф-поваром и пахнет изумительно, но я не могу это оценить, ведь почти уже умерла…

— Простите, вчера я вела себя отвратительно.

— Да нет, что вы! — Жан-Поль усмехнулся, его глаза мерцали. — Vous étiez formidable… Вы были великолепны… Мне очень понравилось.

— Я рада, что вашего благоразумия хватило на двоих, так как я сама соображала очень плохо. К счастью, мы сумели удержаться в рамках приличий.

— К счастью? — расстроился Жан-Поль. — Видимо, я капитально колыхнулся.

— Что?

— Колыхнулся. Упустил свой шанс. Совершил промах.

— А! Наверное, лопухнулся.

— Я лопухнулся?

— Да, милый Жан-Поль, вы лопухнулись по полной программе. Но я вам за это благодарна. Гран мерси!

Я встала с кровати и отправилась в ванную комнату — дав понять, что разговор на фривольную тему закончен. Жан-Поль остался сидеть в кресле, вид у него был удручённый. Наверное, надеялся, что теперь наши отношения перешли на новый уровень. Да, перешли — на стопроцентно платонический.

Раньше я прикидывала, а не использовать ли француза в качестве антидепрессанта, на случай, если Володя меня бросит. Какая я была глупая! Как можно было такое придумать? Сейчас в сердце торчит нож, и ни один мужчина на свете не избавит меня от этой боли. Даже такой чудесный, как Жан-Поль… Хм-м, а вот две бутылки шампанского хорошо мне помогли. Может быть, стоит повторить?

* * *

— Добро пожаловать в Марсель, крупнейший порт Франции и всего Средиземноморья, — гостеприимно объявил мой гид, когда мы подъезжали к городу по шоссе, забитому автомобилями.

— Чувствую, мне не увернуться от лекции по географии и экономике региона.

— Надо же вас развеселить. Вы совсем приуныли.

Я приподнялась в кресле и посмотрела в зеркало заднего вида. М-да… Надо улыбаться. Улыбаться изо всех сил — чтобы никто не догадался, как мне сейчас плохо… Жалость отвратительна. Ещё не хватало превратиться в липкую лужицу киселя из-за того, что меня бросил любимый.

— Каково население? — с искусственным энтузиазмом поинтересовалась я.

— В районе восьмисот тысяч. Это огромный город, второй по численности после Парижа.

— Ну, не такой уж и огромный.

— Марсель располагается ярусами на прибрежных холмах, а вдоль побережья простираются многочисленные пляжи.

— Тут занимаются сёрфингом?

— И сёрфингом, и дайвингом. Всё, что душе угодно… Посмотрите туда, — Жан-Поль указал влево. — Видите остатки каменной стены?

— Вижу. Что это? В старину марсельцам не давали покоя лавры китайских архитекторов, построивших Великую Китайскую стену?

— Всё гораздо печальнее. Это «Мюр де ля пест», стена, защищающая от чумы. В высоту она достигала двух метров, а в толщину — семидесяти сантиметров. Стена была возведена вокруг Марселя во время катастрофической эпидемии бубонной чумы в восемнадцатом веке. В июле тысяча семьсот двадцатого года его жителям было запрещено покидать город, а жителям Прованса — въезжать в него. В тысяча семьсот двадцать первом году половина города вымерла, став жертвой этой болезни. Марсельцы были заключены в каменное кольцо, а нарушение карантина каралось смертной казнью.

— Соблюдение — тоже.

— Представьте, что творилось в городе. Какая трагедия там разыгрывалась, какое отчаяние испытывали несчастные горожане, превратившиеся в заключённых. Не хватало продовольствия, на улицах гнили сотни трупов, распространяя смрад. А уцелевшие жители предавались разгулу и разврату, ощущая близкое дыхание смерти.

— Да уж, весело… Жан-Поль, вы хотели меня приободрить? У вас это отлично получилось!

А я тут убиваюсь из-за расставания с любимым. Да все мои страдания — мелочь по сравнению с кошмаром, пережитым марсельцами три века назад. Бубонная чума — вот где настоящий ужас!

Глава 26 Буйабес на грани истерики

В полдень мы уже были в Марселе и ехали по широкой набережной Старого порта. Гавань, заставленная плотными шеренгами яхт, катеров и баркасов, встретила нас частоколом матч и солнцем, сверкающим в тёмно-синей воде. Как в любом портовом городе, здесь всё дышало воздухом дальних странствий и приключений, романтики и сомнительных авантюр.

— Марсель неповторим, тут множество замков, дворцов, церквей и базилик. Но особый колорит ему придают шумные рынки и ярмарки, где продаются восточные пряности, цветы, изделия из кожи, африканские ткани, этнические украшения, разнообразные продукты и, конечно, рыба, — воодушевлённо рассказывал Жан-Поль. — Мы уже опоздали, но как раз здесь, в Старом порту, каждое утро на рыбном привозе торгуют свежим уловом местные рыбаки.

— Прекрасно. А где наш ресторан?

— Мы почти у цели.

— Вы хорошо здесь ориентируетесь.

— Да, я отлично знаю Марсель.

Свернув с набережной, мы проехали по широким улицам, застроенным жилыми домами с окнами, забранными реечными ставнями, и остановились у здания с вывеской «Траттория Франческо».

— Минуточку, — не поверила я. — Неужели это итальянский ресторан?

— Вот именно.

— А я-то надеялась попробовать настоящий марсельский буйабес.

Несмотря на душевные терзания, у меня опять проснулся аппетит.

Неубиваемая вещь!

Сам-то Жан-Поль вкусно позавтракал у Буффаров, а я осталась ни с чем, пропустив гостиничный завтрак. В тот момент мне казалось, что я уже больше никогда не захочу есть. Как можно думать о презренной пище?! Ведь меня бросил любимый! Однако сейчас мой желудок скручивало от голода.

— Ой, я только сейчас понял, что так вас и не покормил! Вы, наверное, ужасно проголодались! — прочитал мои мысли Жан-Поль.

— Вы тормоз, мой дорогой иностранный друг. Я уже готова собирать пыльцу и личинок.

— Потом обязательно сходим в один ресторанчик, где изумительно готовят буйабес. Надо сказать, что Марсель знаменит не только этим блюдом. Тут ещё нужно попробовать рататуй и рыбу в анисовом ликёре, козий сыр и мидии, сваренные в луковом бульоне с провансальскими травами.

Я схватила с приборной панели карту, свернула её в рулон и несколько раз треснула Жан-Поля по голове.

— Да вы издеваетесь надо мной, что ли?! — крикнула я.

Дайте мне хотя бы кусок банальной пиццы!

…Мы предположили, что друг Этьена работает в ресторане официантом. И ошиблись. Стефан подвизался здесь в качестве повара. Нам повезло — сегодня была его смена. Парень вышел к нам не сразу, а чуть позже. Наверное, разрывался между пастой карбонара и салатом капрезе, так как в обеденный час заведение трещало по швам от наплыва посетителей.

К моменту появления Стефана мы с Жан-Полем уговорили на двоих вкусную пиццу, заваленную начинкой, как Килиманджаро — снегами. Высокий симпатичный парнишка в белом колпаке замер у нашего столика в напряжённом ожидании. Он, наверное, подумал, что его вызвали к какому-нибудь привередливому клиенту и сейчас будут промывать мозги.

Но у нас была другая цель. Жан-Поль тут же засыпал повара вопросами. Тот задумчиво почесал нос, набрал побольше воздуха в лёгкие и включился в диалог. Я молча наблюдала за их словесным пинг-понгом. Оба демонстрировали отменную реакцию, вопросы и ответы выстреливались с пулемётной скоростью.

В конце концов Стефан одарил меня лучезарной улыбкой, пожал руку Жан-Полю, да ещё и расцеловался с ним, а затем отправился на кухню.

— Что он сказал?

— Что Этьен и его русская подружка заходили позавчера. Они ему объяснили, что путешествуют автостопом и хотят посмотреть Марсель. Стефан подсказал им недорогую гостиницу. Это хостел на улице Фрэ Валлон. Поехали туда. А вдруг дети ещё там?

— Поехали, — довольно спокойно согласилась я, но тут же ощутила, как внутри закипает протест. — Сколько мы будем гоняться за этими наглыми, бессердечными оболтусами?! Как же меня всё это достало! — прорычала я, а последние слова почти выкрикнула.

— Лена, Лена, — испугался Жан-Поль. На меня оглядывались другие посетители. — Успокойтесь! Сейчас мы поедем в хостел…

— И узнаем, что они давно уже оттуда смылись. Как можно так издеваться над собственными родителями?! Что за маленькие бессовестные уродцы?!

Жан-Поль сунул в папку со счётом несколько купюр и, поднявшись со стула, потянул меня за собой к выходу.

* * *

Пока мы колесили в поисках хостела, я взяла телефон и набрала номер Татьяны. Странно, но подруга до сих пор не позвонила, чтобы рассказать, как организовала встречу минской делегации. Знает ведь, что я волнуюсь, но почему-то не торопится с отчётом.

Сейчас Таня была вне зоны доступа… Куда же она запропастилась? А вдруг она решила: «Да гори всё синим пламенем!» — и вместо того, чтобы обхаживать белорусов, взяла своих мальчишек и свалила с ними на дачу или в аквапарк?..

Мы взбирались вверх по холму и наконец нашли нужное здание. Перед нами открылась красивая панорама города, мой гид указал на пылающую золотом статую, установленную на высокой башне собора. Я уже её заметила, потому что эта фигура возвышалась над городом и была видна отовсюду. Жан-Поль объяснил, что это статуя Девы Марии на базилике Нотр-Дам-де-ля-Гард — и её называют хранительницей Марселя.

Я бросила мимолётный взгляд на сверкающую золотым огнём фигуру, сказала «ах!» и снова попыталась дозвониться до Татьяны. Опять ничего не получилось.

Хостел располагался в старом здании семидесятых годов, но внутри был сделан симпатичный ремонт в салатно-бежевой гамме. За стойкой в холле мы обнаружили администратора — девушку лет двадцати, Фанни, как значилось на бейджике. Она сразу насторожилась увидев перед собой двух респектабельных и пожилых господ. Наверное, постояльцы гостиницы относились в основном к другой социально-возрастной категории. Две нимфетки и один расхристанный татуированный юнец, обосновавшиеся на зелёных диванах в холле, это доказывали.

— А почему вы их ищете? — нахмурилась Фанни, рассматривая нашу листовку с изображением улыбающихся Этьена и Натки. — С ними что-то случилось?

Девушка мигала, как совёнок, и яростно жевала жвачку. Она так напряжённо орудовала челюстями, что, если бы к ней подключили провода, могла бы вырабатывать электроэнергию.

— Мы — мама и папа, — начал объяснять Жан-Поль. — Ищем наших детей.

Вскоре Фанни вытащила изо рта и выкинула жевательную резинку. Потом взбила волосы. Подозрительное выражение исчезло с её лица, глаза заблестели, засияли улыбкой… Жан-Поль её очаровал. А мне было грустно наблюдать за их флиртом, потому что я ощущала себя существом с другой планеты. Так почерневшая от горя вдова смотрит на игру юных влюблённых, понимая, что у неё всё осталось в прошлом. И это счастье больше не повторится.

Мы с Володей никогда не будем вместе.

Как больно!

А что, если попытаться всё исправить? Я замерла от этой странной мысли. За последние сутки она впервые пришла мне в голову. Зачем соглашаться с фактом, что Володя отправил меня в отставку? Я умная, смелая и совсем недавно ещё им любимая. Прошло всего полтора месяца после нашего расставания. Можно вернуться и всё объяснить. А заодно стереть в порошок юриста Алину, чтобы не путалась под ногами. Трудно, конечно, конкурировать с двадцатипятилетней девицей, прилепившейся к моему Владимиру, как ракушка к днищу корабля. Придётся отковыривать ножичком… Я это сделаю!

Ах, нет, о чём я… Наши с Володей противоречия непреодолимы. У крошки Алины наверняка есть масса других преимуществ (кроме упругого юного тела): она таращится на Володю, как на бога, она его превозносит, она живёт с ним в одном городе, готова встречать после работы и приносить тапочки в зубах. Я на такое не способна. И на Володю всегда смотрела как на звезду равной мне величины…

За два года мы так и не смогли договориться. Почему же я думаю, что сумеем теперь — после долгого бойкота и появления в его жизни красавицы Алины?

— Пойдёмте. — Жан-Поль взял меня за руку и потянул в сторону коридора.

— Куда? — очнулась я от тяжёлых дум.

— Фанни покажет нам номер, где ночевали дети. Кроме того, там завис один парнишка, он тут живёт уже неделю. Возможно, он снабдит нас какой-нибудь информацией.

У Фанни на ногах были неподъёмные тюремные колодки — туфли на высоченной платформе. Мадемуазель неуклюже ковыляла перед нами по длинному коридору, оглядываясь и приветливо улыбаясь Жан-Полю.

— Вы её очаровали, — шепнула я другу. — И что вы делаете с девушками?

— То, что мне не удаётся сделать с вами.

— Да ладно! Я тоже всецело во власти вашего головокружительного обаяния.

— Не верю. До сих пор не получил никаких доказательств.

Не знаю почему, но я вдруг притормозила и чмокнула француза в щёку. Жан-Поль вспыхнул, как пятиклассник…

Фанни открыла дверь в комнату, заставленную двухэтажными кроватями. В углу стоял шкаф-сейф с шестнадцатью ячейками. И моя дочь ночевала в шестнадцатиместном смешанном номере? И на соседней койке храпел какой-нибудь португальский мачо?

Невероятно!

Но я тут же вспомнила, как однажды летом моя дочурка рванула в скаутский лагерь и жила там в палатке на берегу речки. Вообще без всяких удобств. Потому что тогда она была влюблена в одного мальчика и хотела провести с ним пару недель на лоне природы. Может быть, моя Натка влюблена в Этьена (несмотря на то, что беременна от Миши)? Вдруг она давно готовила побег? Откуда в нашей биографии возник город Монпелье? Это была Наткина идея, не моя…

— Тут симпатично, — заметил Жан-Поль, осматривая ярко-салатные стены и весёлые оранжевые занавески на окнах.

Фанни тем временем осторожно потрясла за плечо парня, спящего поверх покрывала на втором этаже кровати. Он возвышался как гора — одетый в яркие шорты и футболку, и не производил ни звука. Дышал беззвучно, как младенец.

— Люк! Люк! — звала Фанни, но тот не просыпался.

— Подъём, туша, хватит дрыхнуть! — рявкнула я и, с трудом дотянувшись, ударила парня кулаком.

Фанни и Жан-Поль изумлённо посмотрели на меня. Я поняла, что своим разнузданным поведением опять навредила международному имиджу России. Зато мы получили результат — Люк тут же подскочил на кровати, испуганно озираясь.

Фанни и Жан-Поль в два голоса начали его успокаивать и вводить в курс дела. Парнишка потёр лицо ладонями, чтобы окончательно проснуться, и что-то ответил.

— Что он говорит? — спросила я у друга.

Люк продолжал объяснения.

— Что он говорит? — Я настойчиво дёрнула Жан-Поля за руку.

Мой мушкетёр ошарашенно уставился на меня.

— Говорите немедленно, или вам тоже врежу, — пообещала я.

— Они отправились в… Монпелье! — пробормотал Жан-Поль.

— Обратно в Монпелье?!

— Да.

— Вот как? И что же нам думать?

— Может быть, у них деньги кончились?

— Или они поссорились?

— Как бы то ни было, следующий пункт назначения нам известен.

— В путь?

— Но вы совсем не видели Марселя! — всполошился Жан-Поль.

— Не страшно. Переживу как-нибудь.

— Давайте задержимся хотя бы на денёк. Этот город того стоит!

— А детишки тем временем улизнут куда-нибудь ещё. В Париж или Довиль.

— Вы даже не попробовали буйабес!

— Ничего, стройнее буду.

— Так нельзя! Давайте сначала…

— Жан-Поль! — с металлом в голосе перебила я. — Мы возвращаемся.

Надеюсь, мы вернёмся в Монпелье, найдём наших детей и услышим от них внятный ответ на вопрос: что означала их странная выходка? Чего они добивались? Какую цель преследовали?

А меня в Монпелье поджидает полиция. Представляю, какие яркие чувства испытывает ко мне инспектор Фалардо…

Глава 27 Захват цели

Обратный путь составлял сто восемьдесят километров. Если бы Жан-Поль пустил меня за руль… Мы бы… По такой-то хорошей дороге… О-о-о!..

Но он, естественно, не пустил. Снова прочитал лекцию о том, как важно соблюдать законы страны пребывания и придерживаться общепринятых норм поведения.

Тоска!

Я откровенно психовала, размышляя о предстоящей встрече с полицией. А если они без разговоров защёлкнут наручники на моих запястьях? Я, по их мнению, являюсь убийцей бедной Кристины…

Чтобы переключиться на другую тему, опять набрала номер Татьяны. За весь день моя бестолковая компаньонка так и не удосужилась позвонить. Сейчас её телефон был вне зоны доступа. Даже не знаю, удалось ли заключить контракт с белорусами. Или гости из Минска в расстроенных чувствах отправились домой?

…Жан-Поль плёлся как на последнем издыхании. Я, безусловно, не спешила броситься в объятия полиции Монпелье, однако мечтала о встрече с дочкой.

— Нельзя ли немного побыстрее?

— Прекратите командовать, — возмутился Жан-Поль.

— Я очень вежливо попросила!

— Вы постоянно указываете мне, что нужно делать!

— Что вы завелись?

— Почему вы всегда так агрессивны?

— Какая чушь! — заорала я. — Не выдумывайте! Вы действительно едете слишком медленно. С ума сойти! Я ещё и виновата!

— Вы ломаете репутацию русских женщин! Все знают, что они добрые, нежные и отзывчивые… И самые красивые… А вы…

— Я — страшная?!

— Вы красивая! Но вы же тигрица! Зачем вы ударили парня в хостеле?

— Чтобы разбудить! Неужели не понятно? Иначе Фанни до сих пор бы вокруг него прыгала.

— Но вы его напугали!

— Что вы на меня набросились? Подозреваю, это из-за вашего Этьена мы мотаем километры по югу Франции. Он запудрил мозги моей девочке и таскает её за собой, как чемодан. Сама бы Натка не отправилась в путешествие по чужой стране, бросив свой драгоценный айфон, наплевав на курсы языка и нервы любимой мамочки! А вы ещё недовольны! Обвиняете меня! Лучше надо было сына воспитывать!

Жан-Поль насупился.

Наше приключение, по-видимому, подходило к концу, а мы вдруг поссорились — и буквально на ровном месте. Так бывает: одно неверное слово — и понеслась лихая тройка ссоры, всхрапывают лошади, стучат копыта, звенит воздух, и летят во все стороны комья земли…

Я ужасно нервничала, тарабанила пальцами по дверце машины, с ненавистью посматривала на неторопливого водителя… Боялась, что не успеем и Натка опять ускользнёт.

* * *

И вот, наконец, мы добрались до города, откуда начались наши странствия. Я смотрела по сторонам, приглядывалась. Мы проезжали по тенистой немноголюдной улице: граффити на стенах домов, синие козырьки автобусных остановок, густые кроны платанов… Не покидало ощущение, что в Монпелье мы отсутствовали, по крайней мере, пару месяцев. На самом деле — чуть больше недели. Восьмого июня мы отправились в Ним. Сегодня — шестнадцатое число.

Посчитаем дальше. Моя фирма оставалась без нормального руководства целых четырнадцать дней. Страшно подумать, что там наворотила Татьяна, пока я отсутствовала. И кстати… Никому не известно, как долго продлится моё отсутствие. Всё будет зависеть от лояльности французских полицейских. Согласятся ли они с моей версией событий? Поверят ли, что я не имею никакого отношения к гибели Кристины?

Только сначала не мешает самой в это поверить.

— Куда поедем? Хотите — ко мне домой? — уже миролюбиво спросил Жан-Поль.

— Давайте сначала к мадам Ларок. Вдруг она что-то знает о Натке? Если вы, конечно, не против, — тихо и учтиво отозвалась я.

По молчаливому согласию мы решили забыть недавнюю ссору и восстановить наши чудесные отношения.

Жан-Поль кивнул и тут же поменял курс. Теперь мы направлялись в район города, где располагалась «резиданс» Виржини Ларок.

Но вдруг полицейские устроили там засаду?

— Остановите здесь, — попросила я, когда мы свернули в нужный квартал.

— Мы можем подъехать ближе!

— Пожалуйста, остановите здесь! Давайте сначала сходим на разведку.

Жан-Поль пожал плечами и наконец-то вспомнил, где находится педаль тормоза.

Мы выбрались из автомобиля и двинулись вдоль улицы. Я напряжённо следила за обстановкой, улавливала малейшие детали — именно так ведут себя настоящие разведчики. В любой момент мне на плечо могла опуститься крепкая ладонь инспектора Фалардо: «А вот и вы! Как долго мы вас искали!»

Мы приблизились к воротам. Улица, как ни странно, была пустой и тихой в вечерний час. Обычно в это время тут с воплями заколачивают в асфальт свой мячик соседские малыши. А их мамаша — чернокожая Луиза — контролирует процесс, вопя не меньше отпрысков.

Я протянула руку, чтобы нажать кнопку звонка, и вдруг из-за живой изгороди до меня донеслись голоса Виржини и… Натки! Нет, я не ошиблась! Там, за ажурной решёткой забора и плотными переплетениями веток, раздавался голосок дочери. Неужели она здесь — моя маленькая беглянка?

Изо всех сил я вдавила кнопку звонка и затрясла калитку, чувствуя, как бешено колотится сердце. Через мгновение ребёнок вывалился из-за двери прямо в мои объятия.

— Мамуля! — радостно заголосила Натка. — Ну, наконец-то! Всё нормально? Как ты? Мамуся, дорогая, как же я по тебе соскучилась! И переволновалась!

Ничего не понимая, я целовала и обнимала дочку и прижимала к сердцу своё дорогое сокровище. Она жива и невредима и снова рядом со мной.

О, боги! Какое это счастье!

— Как ты себя чувствуешь? — нервно спросила я. — Ты в порядке? Дай я на тебя посмотрю… А в целом? Как состояние? Не тошнит? Голова не кружится?

— Мама, да что с тобой? Со мной-то всё отлично! А вот из-за тебя я ужасно волновалась!

Она за меня волновалась!

Скажите, пожалуйста!

Виржини суетилась вокруг, что-то радостно лопотала и хватала меня за руки, тоже мечтая обнять. Жан-Поль наблюдал за сценой в полном недоумении. Я заметила, что он внимательно рассматривает Натку.

— Наташа, — я на секунду оторвала от себя дочь, — объясни! Что всё это значит? Почему ты сбежала? Как ты могла со мной так поступить?

— Я? Сбежала?! — изумилась Натка. — Что ты такое говоришь? Мамочка, ты сама-то в порядке? О, я всё знаю про Кристину. Виржини рассказала, что с ней произошло… Жуть, кошмар! Убиться об стол! Я не могу поверить… До сих пор вижу её перед собой — весёлую, радостную… Ой, это ужасно…

И моя маленькая девочка снова прилипла ко мне и начала осыпать поцелуями.

— Постой! Всё равно ничего не понимаю! Давай разберёмся.

— Дамы, прошу прощения! Позвольте мне вмешаться, — вклинился Жан-Поль. — Лена, вы меня не представите?

— Знакомьтесь, девушки, это мсье Жан-Поль Флери, — автоматически пробормотала я. — А это, как вы уже поняли, моя дочь Наталья. И госпожа Ларок.

— Виржини, — кокетливо пояснила мадам, протягивая руку моему спутнику. — Очень приятно!

— Мадемуазель, вы случайно не скажете, где мой сын? — обратился Жан-Поль к Натке.

Дочь обернулась в его сторону.

— Ваш сын? Ой, так вы, наверное, папа Этьена! Точно! Вы очень похожи! И вы так хорошо говорите по-русски! Этьен меня предупреждал, но я не ожидала, что вы виртуозно владеете языком.

Жан-Поль зарделся, получив комплимент от барышни.

— Этьен столько всего о вас рассказывал, — прощебетала Натка. — Похоже, у вас отличные отношения. Он очень вас ценит.

— Правда? — Француз размяк ещё больше. Теперь он смотрел на мою дочь едва ли не с обожанием.

Наверное, подумал: надо же, мамаша — стерва, зато дочка — настоящий ангел! Мужчины смешны. Ведутся на элементарную лесть.

— Этьен, должно быть, дома, — сообщила Натка. — Или у друзей, не знаю. Мы расстались вчера вечером, с тех пор я его не видела.

— Дома? — удивлённо повторил Жан-Поль.

Мы с ним переглянулись. Ни он, ни я ничего не понимали. Что с нами вытворяют дети? Какую игру они ведут? Ладно. Мы постепенно во всём разберёмся. Главное — все живы и здоровы.

— С вашего позволения я исчезну, — произнёс Жан-Поль. — Поеду домой и поговорю с сыном.

— Созвонимся завтра, хорошо? Я должна вернуть вам деньги. Вы очень сильно потратились.

— Я уже сто раз просил вас не беспокоиться насчёт денег!

— Давайте хотя бы поделим расходы пополам.

— Забудьте!

Наверное, в совершенстве освоив русский язык, Жан-Поль утратил частичку французской сущности и вместе с иностранными звуками и фразами впитал в себя особенности другого народа. Настоящий француз не махнул бы бесшабашно рукой «Забудьте!», а подсчитал бы всё до последнего евро и выкатил счёт.

— До завтра! Езжайте к сыну и вытрясите из него всю правду. А я займусь дочкой.

— Передавайте привет Этьену! — крикнула вдогонку дочь. — И Женевьеве!

— Обязательно.

Жан-Поль развернулся и направился обратно к машине. Я смотрела ему вслед и испытывала нечто, близкое к сожалению. Да, как ни странно, я грустила о том, что наше совместное путешествие закончилось. На протяжении восьми дней нас обоих переполняли сильные эмоции. Страх неизвестности, трепет, надежда, недоумение, ярость, негодование… А кроме того — подавленное желание и страсть, так и не излившаяся наружу…

Мадам Виржини решительно втолкнула нас во двор и закрыла калитку.

— Мама, ты вернулась! Какое счастье! — вновь нежно проворковала Натали. — Что это за одежда? Джинсы, футболка, тапки какие-то… Нет, тебе, конечно, классно…

— Сидеть, ужинать, рассказывать, — потянула меня за руку Виржини и усадила за стол.

Да, нам есть о чём поговорить. Но я не знаю, как вести допрос беременного человечка: волновать нельзя, бить по голове — тоже. Как же вырвать у Натки правду? Ведь сама она, по-видимому, так и будет заговаривать мне зубы ласковыми словами.

— Прежде всего мы должны позвонить мсье инспектору, — объявила Виржини, а дочь тут же перевела её слова на русский. Удобно иметь под рукой персонального переводчика.

Виржини потянулась к телефону, но я резко пресекла её поползновения:

— Нет, подождите! Сначала я должна разобраться с дочерью, выяснить наши отношения. Потом принять душ и переодеться.

Инспектор Фалардо, безусловно, меня арестует. Надо встретить неприятности во всеоружии: с хорошей причёской и в красивом платье.

— Мама, зачем нам выяснять отношения? — удивилась Натка. — Что-то не так?

Изображает саму невинность!

— Мама, ты уладила дела? Всё нормально? Папа Этьена тебе помог, да?

Нет, ничего не понимаю.

Этот ребёнок сведёт меня с ума.

— Он очень милый. — Дочь с подозрением уставилась на меня.

— Кто?

— Папа Этьена.

— О, да, безумно хорош, — подхватила Виржини. — Какие глаза, какие волосы, фигура! Роскошный мсье. Очевидно, вы времени зря не теряли, дорогая Элен! Пока я тут волновалась за вас, за Натали! И умирала от горя из-за трагедии с мадемуазель Кристин!

— Вы, наверное, впредь не захотите принимать постояльцев из России, — вздохнула Натка. — От нас одни проблемы.

— Боюсь, мне вообще придётся забыть о постояльцах! Кто теперь согласиться жить в моём пансионе? После того, как здесь погибла Кристина?

Я насторожилась:

— Кристина погибла здесь?

— О, так вы ничего не знаете?

— Абсолютно!

Если бы я владела французским, то могла бы тем или иным образом собрать информацию о расследовании преступления. Смотрела бы местные новости, прислушивалась к разговорам в кафе, искала сведения в Интернете. Но всю неделю я полностью зависела от Жан-Поля. Естественно, я вовсе не хотела подталкивать к подобным поискам моего друга. Он бы утвердился в мысли, что связался с жестокой преступницей.

— А что, какие новости?

— Её поймали!

— Кого?

— Эту несчастную женщину… Она даже не стала отпираться… Ещё бы — нашлись свидетели. Например, Луиза, наша соседка. Кроме того, отпечатки её пальцев остались на багажнике машины…

Услышав про неведомую даму, которая «даже не стала отпираться», я словно обрела крылья и оторвалась от земли. С моих плеч обрушилась вниз гранитная глыба… и ещё одна… и ещё несколько.

Так я ни в чём не виновата?

С прошлой субботы, с того самого момента, как в багажнике арендованного «Ситроена» полиция обнаружила страшный груз, меня не покидала мысль о моей причастности к преступлению. Я старалась об этом не думать и всё равно думала. Поклялась никогда больше в жизни не пить текилу — раз наутро после попойки не удаётся восстановить в памяти вчерашние события…

Сейчас я была готова пуститься в пляс: во-первых, с Наткой всё в порядке. Во-вторых, мой арест, судя по всему, откладывается.

— Стоп! — Я подняла руки вверх. — Дорогая Виржини, пожалуйста, расскажите всё подробно. А ты, Наталья, переводи. Максимально близко к тексту.

— Я всегда отлично перевожу, — самоуверенно заявила дочь.

— Элен, лучше бы вы сами рассказали, куда исчезли! Я не знала что и думать.

— После вас, мадам. Вы — первая. Кто убил Кристину?

— Полиция восстановила картину преступления по минутам. Помните, в ту пятницу, седьмого июня, мы с вами поехали в полицейский участок? Вы нервничали из-за исчезновения Натали. В этот момент домой вернулась Кристина. Она отсутствовала весь день, мы с вами её не видели, так как у неё было свидание с Грегуаром. На улице вашу подругу подкарауливала Жаннин Фобер.

— Кто она такая?

— Подруга Жюстана Делорма.

— Минуточку! — взмолилась дочка. — Грегуар, Жаннин, Жюстан! Кто все эти люди? Я уже запуталась!

— Вот видишь, как вредно быть блондинкой — мозги сразу отказывают, — съязвила я. — Раньше ты бы ни за что не запуталась в трёх именах и двух фамилиях. Объясняю. Кристина приехала в Монпелье, чтобы познакомиться с женихами и выбрать одного из двух. Да, у неё было два кандидата. Первый — Жюстан, владелец прачечной, житель Монпелье. Второй — Грегуар, инженер из Марселя. С первым претендентом она встретилась в позапрошлый понедельник. Со вторым, Грегуаром, — в ту роковую пятницу.

— Сожительница Жюстана узнала о происках русской невесты. Она почувствовала угрозу, поняла, что ей вот-вот дадут отставку. Женщина выяснила, что Кристина остановилась в моём пансионе, и подкараулила её в пятницу вечером. Хотела поговорить, объяснить, что так дела не делаются, что мужчина давно занят и не надо к нему приставать. Они вместе вошли сюда, во двор. Разговор постепенно перерос в шумный скандал. Разъярённая Жаннин полезла драться, толкнула Кристину, и бедняжка упала назад, на спину. При этом ударилась затылком о мои розы. — Мадам всхлипнула. — И потеряла сознание!

— Не о розы, а о горшок, — поправила дочь и указала на массивную глиняную кадку с роскошным розовым кустом.

— Я его уничтожу, — пообещала Виржини. — Этот куст — убийца!

— Цветы ни в чём не виноваты. — Натка положила ладонь на руку мадам. — И вы ни в чём не виноваты. Успокойтесь.

— Убийство произошло прямо здесь! — воскликнула Виржини.

— Не убийство, а несчастный случай.

— И мы теперь тут сидим и пьём чай!

— Ну надо же где-то сидеть и пить чай, — сказала я. — У вас чудесный двор.

— Но я как представлю… Нет-нет, это ужасно! Неужели придётся продать мой дом? Но я так его люблю… И ведь никто и не купит…

— Виржини, вы сами себя накручиваете! Перестаньте! Можно подумать, тут расчленили бензопилой пять трупов. Ведь нет? Этого не было. Не надо доводить себя до истерики. Несчастный случай может произойти где угодно. Вы и сами могли сто раз споткнуться, долбануться головой об этот проклятый горшок и отбросить копыта.

— Если ты не настаиваешь, я не буду переводить последнее предложение, — сказала Натка.

— Хорошо. Мадам Виржини, а что было дальше?

Мадам достала носовой платок и добрых три минуты с ним забавлялась, производя различные звуки. Потом судорожно вздохнула и наконец возобновила рассказ:

— Жаннин, безусловно, никого не хотела убивать. Но женщина она экзальтированная, несдержанная. Я видела её по телевизору… Она, конечно, испугалась и совсем потеряла голову. Вместо того чтобы вызвать врача, она запихнула бедняжку в багажник «Ситроена»! Надо же до такого додуматься! Машина стояла во дворе, вы, Элен, оставили ключи в зажигании.

— Я всё время оставляла машину открытой, да вы и сами так делаете! Ворота ведь на замке.

— После этого Жаннин убежала. Но её заметили соседи. Когда мы с вами вернулись, несчастная Кристина так и лежала в багажнике без сознания. Врачи заявили, что она умерла не сразу. Её ещё можно было спасти.

— Прибить бы эту Жаннин! — зло воскликнула я.

— О, её задержание показывали по телевизору… Она так рыдала в камеру… Раскаивалась, просила прощения, — покачала головой Виржини. — Но дело сделано, ничего не изменишь. Инспектор сказал, что за телом приедут родственники из России.

— Какой ужас, — прошептала Наташа. — Бедная Кристина!

— Утром вы, Элен, взяли машину и отправились в школу — искать дочь. Потом поехали в полицейский участок, и там полицейские совершенно случайно обнаружили в «Ситроене» тело бедняжки.

— Думаю, французские полицейские ошалели от твоей наглости, мамуля. Ты рассекала по городу с таким грузом.

— Я же не знала.

— А потом вы исчезли, Элен, — вставила Виржини. — Ко мне приезжал неотразимый инспектор Фалардо и долго про вас расспрашивал. Он решил, что вы испугались. Подумали, что сейчас вас обвинят в убийстве. И поэтому сбежали.

— Ещё бы я не испугалась! Конечно, подумала!

— А Жаннин арестовали буквально на следующий день. Она не стала отпираться и сразу во всём созналась. К моменту появления полиции она уже была близка к тому, чтобы самой сдаться в руки правосудия.

— Лучше бы не запихивала Кристину в багажник. Мы бы вернулись, увидели, что она лежит на земле, и вызвали бы «скорую». Врачи бы её спасли.

Итак, ситуация разрешилась в мою пользу. Не в пользу Жаннин, и уж конечно, не в пользу несчастной Кристины.

— Натка, а ты не видела репортаж с места события? — обратилась я к дочери. — Мою фотографию показывали по телевизору. И Кристинину тоже.

— Видела, — вздохнула дочь. — И очень за тебя переживала.

— А что говорил диктор?

— Что одна российская туристка убита, а вторая — её подруга — исчезла.

— Но то, что это я убила Кристину, не говорили?

— Нет! Иначе я бы вообще сошла с ума от страха!..

Итак, всё время, пока я находилась «в бегах», я полагала, что являюсь объектом преследования полиции… А на самом деле стражи порядка не особо интересовались моей персоной, так как быстро поймали настоящую преступницу.

Однако ещё одна деталь не давала покоя — жёлтое платье подруги.

В четверг, шестого июня, когда мы веселились на площади Жана Жореса в обществе молодых испанцев, на Кристине было жёлтое платье. В субботу, когда её тело нашли в багажнике, — оно же. Жан-Поль сообщил мне об этом. «Там нашли тело женщины в жёлтом платье», — сказал он.

Но ведь не могла девушка отправиться на свидание с женихом в том же самом платье, в котором накануне намотала десять километров по магазинам, а потом веселилась в ресторане? Поэтому я и сделала вывод, что Кристину убили в четверг, и до пятничного свидания с Грегуаром она просто не дожила.

Придя к такому заключению, я сделала следующий вывод: наша гулянка с испанцами закончилась трагической гибелью Кристины. Что уж там произошло, кто виноват…

— А вы не знаете случайно, во что была одета Кристина, когда её нашли? — спросила я у Виржини. — Вдруг по телевизору мелькали кадры? Или инспектор Фалардо обмолвился?

— На ней было жёлтой платье.

— Такое яркое, да? Мини? Почти канареечного цвета?

— Нет, что вы! Тёмно-жёлтое с чёрными полосками. И вовсе не мини, чуть ниже колена. Очень эффектное… Бедная, бедная девочка!

Мадам вновь прибегла к помощи носового платка.

Значит, на Кристине было совсем другое платье! Что ж, теперь всё встало на свои места. Наконец-то я в этом разобралась.

— Давайте уже позвоним инспектору, — попросила Виржини. — Должны же мы ему сообщить, что вы нашлись.

— Ладно, звоните, — разрешила я.

* * *

Нет, инспектор Фалардо не потребовал, чтобы я незамедлительно приехала в участок для объяснений. Наверное, он побаивался, что я опять привезу что-нибудь в багажнике.

Вместо этого — не прошло и получаса — мсье Фалардо самолично предстал перед нашей девичьей компанией. Инспектор всё так же благоухал хорошей туалетной водой и прятал усмешку в седой бороде.

Он пожал мне руку и разразился длинной тирадой, но потом в замешательстве умолк — видимо, вспомнил о непреодолимом языковом барьере. Нам с ним ещё ни разу не удалось нормально поговорить, мы друг друга не понимали.

Но сейчас проблемы не существовало: тут же подскочила Натка и принялась переводить. Инспектор сообщил, что синий «Ситроен» стоит на специальной парковке в качестве вещественного доказательства. Мне придётся обратиться в фирму, где я арендовала автомобиль, заполнить и подписать бумаги и оплатить штрафы, так как у машины разбит бампер, а я скрылась с места аварии, да к тому же не вернула «Ситроен» вовремя.

Однако так как все эти неурядицы произошли не по моей вине, а вследствие злого умысла третьих лиц, то я вроде бы и не виновата в этой ситуации. Поэтому инспектор рекомендует мне не оплачивать никаких штрафов, а настаивать на судебном разбирательстве. Он сам готов вступиться за меня.

Ого! Вот как всё обернулось!

— Спасибо. Но мне проще будет заплатить штраф.

— Смотрите сами, мадам. Кстати, заберите, это ваше, — Фалардо протянул мне объёмный пакет. Внутри я обнаружила свою сумку, оставленную в полицейском участке.

— О-о, — простонала я, расстёгивая молнию и вынимая сокровища — айфон, косметичку. — Спасибо, спасибо, господин инспектор!

Я была готова расцеловать доброго мсье. Как же мне было плохо без этих полезных в хозяйстве штучек!

— Всё в порядке? Всё на месте? — осведомился инспектор, наблюдая, как я, словно енот-полоскун, роюсь в сумке.

— Всё в полном порядке!

— Ещё вы должны подписать протокол, я захватил документы с собой, — с этими словами инспектор бросил на стол пачку бумаг.

— Здрасте, приплыли! — тут же возмутилась я. — Не буду я ничего подписывать!

— Мадам, у нас к вам никаких претензий. Но вы должны подтвердить, что и у вас к нам никаких. Необходимо соблюсти установленную процедуру.

— Откуда я знаю, что там написано!

— У вас отличный переводчик, — Фалардо похлопал по плечу Натку и лучезарно ей улыбнулся.

— Мамуля, не буйствуй! Посмотри, какой он лапочка. В лепёшку готов разбиться ради тебя. Сумищу твою неподъёмную приволок, бумаг центнер на себе тащил. А мог бы официально в полицию вызвать, сама бы поехала. Тебя не выпустят из страны, пока он не даст отмашку. А он не даст, пока ты всё не подпишешь.

— Уговорила. Давай тогда читай и переводи. Кто знает, чего он там понаписал!

* * *

Целый час мы с Наткой возились с полицейскими бумагами, а инспектор тем временем наслаждался обществом мадам Виржини. Они пили кофе, ели круассаны и тарахтели без умолку. Диалог, густо сдобренный флиртом, не замирал. Мадам, судя по всему, полностью восстановила душевное равновесие. А ведь совсем недавно она была близка к истерике, жаловалась, что не сможет жить в доме, где произошла трагедия.

Сейчас Виржини кокетливо поправляла седую чёлку и стреляла глазами покруче тяжёлой артиллерии Наполеона, забыв, что она лет на двадцать старше инспектора.

Французы!

— Всё готово! — объявила наконец Натка и вручила мсье Фалардо стопку листов с моим автографом.

Тот быстро просмотрел документы, удовлетворённо хмыкнул и поднялся со стула.

— Ах, вы уже уходите! — расстроенно воскликнула Виржини. — Останьтесь!

— Я бы с огромным удовольствием, но должен вернуться на работу.

— Ещё парочка трупов, дорогая мадам, и вы сможете наслаждаться обществом инспектора гораздо дольше, — сказала я. — Нет, Ната, подожди, это переводить не нужно!

— Я и не собираюсь, — хмыкнула дочь.

— А почему вы сбежали из участка в ту субботу? — спросил напоследок инспектор. — Даже сумку бросили в кабинете… Испугались?

— Конечно, испугалась!

— А мне почему-то казалось, что вы вообще ничего не боитесь. — Инспектор выдержал паузу, пристально меня рассматривая. — Вы же едва не разгромили всю нашу контору, когда я отказался начать поиски прелестной Натали.

— Вот я и подумала: кто будет искать мою дочь, если вы меня сейчас арестуете?

— Понятно… Я вижу, дочку вы нашли. И где же она была?

— Она путешествовала с очаровательным юношей, — ответила Виржини. — Они посетили Ним, Арль, Экс-ан-Прованс, Марсель. Отличный маршрут!

— Вот видите, я же вам говорил, — усмехнулся Фалардо, гипнотизируя меня взглядом. — Вы зря волновались. Дело молодое.

Я не стала спорить. Пусть думает, что он оказался прав: моя дочь отправилась в путешествие с бойфрендом. Почему не предупредила? Чтобы нервная мамаша не спутала её планы.

Мы-то с дочкой прекрасно знаем, что Этьен — случайный знакомый. Мне ещё предстоит выяснить, откуда он возник и зачем потащил за собой Натку.

— Уточни у инспектора, можем ли мы завтра уехать домой, в Россию, — попросила я дочь.

Натка переполошилась:

— Что значит «мы»? У меня же не закончились языковые курсы!

— Да? Ты только сейчас об этом вспомнила?

— Я об этом не забывала!

— Ты полторы недели шаталась непонятно где и непонятно с кем! — зло выпалила я.

Натка озадаченно посмотрела на меня. Она словно не понимала, о чём я говорю.

Дочь перевела мой вопрос инспектору, и тот ответил утвердительно.

Ура! Значит можно ехать домой. Кто бы мог подумать, что из этой передряги мне удастся выкрутиться без потерь. Даже и не мечтала.

Глава 28 Понятно только то, что совершенно ничего не понятно

Только поздно вечером удалось, наконец, остаться наедине с Наткой в её комнате с цветочными обоями. Теперь я решила обязательно вытрясти из дочери правду. Пусть эта коварная инфузория признается, почему она сбежала с Этьеном, где познакомилась с парнем и так далее.

Сначала подготовилась: в течение трёх минут уговаривала себя быть с дочерью помягче, не орать и не топать ногами. Она же беременна…

Но как быть помягче, если хочется её прибить?!

— Рассказывай. Жду с нетерпением. — Я притянула к себе ребёнка за плечи. Мы сидели бок о бок на кровати, утопая в воздушном покрывале.

— Мама, я тебя не понимаю!

— Почему ты сбежала с Этьеном?

Наталья выглядела потрясённой.

— Ты же сама подослала ко мне этого парня!

— Что?!

— Ты прислала Этьена с запиской!

— Наташа, я никого к тебе не присылала!

— Но как же? Откуда он тогда взялся?

— Не знаю!

— Тогда я ничего не понимаю!

— Я тоже.

— В четверг я вернулась домой, а вы с Кристиной остались в ресторане на площади Жана Жореса. Так?

— Так.

— Я просидела допоздна в саду. Вы всё не возвращались. Я писала сочинение о Юрии Гагарине. И вот в девять вечера кто-то позвал меня по имени из-за живой изгороди. Это был симпатичный высокий парень. Он протянул мне записку, сказал, возьми, прочитай, твоя мама просила передать.

— ?!

У меня пропал дар речи. Я только таращила глаза, удивляясь, какую чушь выдумывает Натка, лишь бы избежать возмездия.

— Ты, мама, написала, что на фирму опять наехали и я должна на время исчезнуть. Этьен поможет, он обо мне позаботится. Айфон не брать, в Интернет не выходить… Я сделала всё, как ты сказала. Быстро собрала рюкзак и отправилась вслед за Этьеном. Я же помню, год назад у нас был такой опыт. Когда Савва попытался прибрать к рукам компанию. Тогда ты отправила меня к бабуле. На этот раз всё было гораздо романтичнее. Мы с Этьеном автостопом объехали всё побережье, он знакомил меня с друзьями, мы ходили в музеи…

— Где эта записка? — сурово спросила я.

— Этьен её забрал, — невинно похлопала глазами дочь.

Целую минуту я боролась с раскалённым приливом злости. Так хотелось двинуть этой маленькой врушке!

— Ты всё придумала прямо сейчас, да? Я не писала тебе никакой записки. Я не знаю Этьена! Ты, наверное, познакомилась с ним через Интернет, и вы договорились встретиться в Монпелье. Таким экстравагантным образом ты решила покончить с Мишей? Он тебе надоел, да?

— Какие глупости, мама!

— Тебе не стыдно? Да я с ума чуть не сошла! Думала, что ты попала в лапы маньяка! Едва не разнесла по кирпичику полицейский участок!

— Мама! Это была твоя записка! Написанная твоей рукой и в твоём стиле! Клянусь, я ничего не выдумываю!

— Сначала ты объявляешь, что беременна. И тут же сбегаешь с неизвестным парнем!

— Если я хотела сбежать, то почему вернулась? И потом… Я вовсе не беременна!

Тут мне совсем стало плохо.

Эта девочка меня прикончит!

— Ты… не… беременна? — выдохнула я.

— Конечно нет! Я же сказала, что пошутила! Ты разве не помнишь? Да, я сморозила глупость… Но ты никак не могла оторваться от телефона, звонила то одному, то другому подчинённому, руководила, как обычно… Я-то надеялась, ты хотя бы в поездке будешь разговаривать со мной, а не с Татьяной и персоналом. Вот и брякнула про беременность, чтобы привлечь к себе внимание. Хотела тут же дать задний ход, но не успела. Ты начала орать, потом появилась Кристина и бурно возрадовалась. Я поняла, что загнала себя в ловушку. Решила быстренько смыться, а вечером — когда улягутся страсти — всё объяснить.

— Так ты действительно не беременна?!

— Да нет же!

Я застыла и тупо уставилась в одну точку, не в силах переварить всю информацию, свалившуюся на меня. Сегодня был день открытий и потрясений. Во-первых, я снова смогла прижать к груди любимую дочку. Во-вторых, узнала, что французская полиция ко мне равнодушна. В-третьих, выяснила, что мой «бабушкинизм» откладывается. У меня есть шанс ещё несколько лет побыть девушкой!

— Не беременна?

— Нет же, мама! — воскликнула Натка.

— Тогда я тебя сейчас придушу, — злобно сверкнула я глазами. — Что ты мне устроила, а? Завтра организую очную ставку с Этьеном. И если ты не скажешь правду, я выбью признание из парня. Я этому красавчику…

Следующие четыре слова успела проглотить, так как в последнее мгновение поняла, что произносить их при ребёнке не следует.

— Мама, но я ни в чём не виновата! Он принёс записку от тебя! — заныла Натка. — Почему ты мне не веришь?

— А как мне тебе верить? Ты же совсем завралась! То ты беременна, то уже нет. Такими вещами не шутят, вообще-то!

— Прости, прости! Но насчёт записки я не вру!

— Поклянись моим здоровьем.

— Клянусь! — без промедления произнесла Натка самую страшную клятву и прижалась ко мне.

Я впервые подумала о том, что, возможно, она говорит правду.

— Серьёзно, что ли?

— Да, мама, записка была! Правда-правда! Ну, хочешь, я тебе процитирую по памяти?

— Давай.

— Вот слушай! — Натка закрыла глаза, представляя текст. — «Натусик, на фирму опять наехали. С этого момента мы на военном положении. Ты должна спрятаться, чтобы я могла свободно действовать, не опасаясь за твою жизнь. Извини, малыш, придётся потерпеть некоторые неудобства. Парня зовут Этьен, возьми вещи и езжай с ним. Он о тебе позаботится. Думаю, за неделю я управлюсь. Айфон оставь, его могут использовать в качестве маячка. В Интернете не сиди. За меня не беспокойся, я разотру наших врагов в порошок. Я тебя очень люблю! Твой нежный кактус»… Вот!

— Хм-м…

— И что я должна была подумать?

— Действительно… В моём стиле.

— Вот именно! Да ещё и написано твоей рукой.

Я задумалась.

Всё это странно и подозрительно… Очень похоже на чей-то жестокий розыгрыш. Кто-то отправил мою дочь в незапланированное путешествие, чтобы я поволновалась и побегала. Может быть, всё это время меня снимали скрытой камерой?

— Ты знаешь адрес Этьена?

— Зачем тебе? — напряглась дочь.

— Мы поедем к нему прямо сейчас! И всё у него выясним!

— Ты собираешься устроить ему допрос с пристрастием? — испугалась Натка.

— Безусловно!

— Мама, пожалуйста, не надо! Я не хочу, чтобы ты набросилась на этого милого парня. Он не сделал мне ничего плохого! И потом, уже поздно, ночь за окном.

Я помедлила. Действительно, уже стемнело, а силы были на исходе. День получился слишком длинным и насыщенным. Вопрос с запиской оставался невыясненным, но я решила отложить его до завтра. Жан-Поль обязательно позвонит. Возможно, он сам выпытает информацию у сына, а потом всё мне расскажет…

Натка испуганно ожидала вердикта. Она боялась, что я закачу грандиозный скандал её новому французскому приятелю.

— Ладно, — смилостивилась я. — Разберёмся завтра. Вся эта история с запиской мне ужасно не нравится. Думаю, нам надо поскорее уехать, пока ещё чего-нибудь не случилось. Для Кристины всё закончилось плохо, для нас — вроде бы хорошо. Но на сердце как-то неспокойно.

— Сматывать удочки? Ну, мама, а как же мои курсы? Я их не закончу?

— Когда-нибудь в следующий раз.

— Но мы же заплатили! И эта комната тоже оплачена до первого июля!

— Теперь я тебя здесь одну не оставлю. Быстро ныряй в Интернет и ищи нам билеты на самолёт.

Натка с трагическим видом, но всё же покорно взялась за планшет и начала поиски. А я тем временем наконец-то проверила свой мобильник — не держала в руках целую вечность! Глубоко в сердце теплилась надежда увидеть несколько пропущенных звонков от Володечки…

Размечталась! Увы — ни одного!

Зато обнаружила два миллиона рекламных эсэмэсок, а также сообщений от Тани, бухгалтера, сотрудников, партнёров… Платные входящие эсэмэски съели все деньги на счету, и телефон мне отключили.

— Доченька, пусти в Интернет, кину с карточки денег на телефон.

— Сначала оплати билеты. Вот, смотри, что я нашла. Если полетим через Париж — то билеты обойдутся в пятьдесят тысяч.

— Два?

— Нет, каждый.

— Итого — сотня. А не слишком ли жирно?

— Ты же знаешь, в одну сторону покупать всегда дороже. Но я нашла рейс через Дюссельдорф — по двадцать пять тысяч. И пересадки удобные — в Дюссельдорфе два часа, в Москве — четыре. Будем болтать! Я расскажу тебе о моём фантастическом путешествии.

— Хорошо, давай эти билеты и забронируем.

Я достала банковскую карточку, чтобы ввести данные. И через пару минут… Через пару минут…

— Что за чёрт! Ошибка. Карточка не проходит.

— Да ладно! — удивилась Натка. — Твоя кредитка надёжна, как российский противоракетный щит.

— Попробую другую.

Вскоре мы с дочкой убедились, что обе банковские карты не срабатывают. Ужасные подозрения, словно бесшумные ниндзя, закрались в сердце и стали размахивать нунчаками.

— Мама, успокойся! Наверное, какой-то сбой на линии. Вай-фай глючит или у банка с Сетью проблемы.

Хочется верить, что дело именно в этом!

Глава 29 Триумфальное возвращение

Утро следующего дня было очень напряжённым, я провела его, разбираясь с синим «Ситроеном». Арендованный автомобиль стал звездой местных теленовостей, его показали со всех сторон. Кроме того, у него был разбит бампер.

Как и предвещал инспектор Фалардо, пришлось заполнить монблан бумажек (Натка снова выступала в роли переводчика) и заплатить штраф. К счастью, у меня были наличные. Несладко бы нам пришлось в чужой стране с двумя заблокированными кредитками на руках. Наверное, я опять прибегла бы к помощи милого Жан-Поля. Он столько дней нянчился со мной, оплачивал счета — думаю, и сейчас бы не отказал.

Закончив с фирмой проката автомобилей и страховой компанией, мы с Наткой быстро вернулись «домой», схватили упакованные ночью чемоданы и на машине Виржини помчались в аэропорт. Из-за всей этой суеты так и не удалось поговорить с Жан-Полем и Этьеном — мы не успели с ними встретиться. Вопрос с запиской повис в воздухе.

Я всё же сунула мадам конверт с деньгами для моего мушкетёра-экскурсовода и нацарапала пару строчек: «Спасибо за помощь! Позвоните мне или напишите!»

— Не очень-то ты многословна, — заметила дочь. — Мужчина тебя, можно сказать, целую неделю на руках носил.

— Да… Надо бы написать ему что-то приятное… Мы с ним ещё и поцапались напоследок, потому что у меня были нервы на пределе. Ничего, вот позвонит, и я буду с ним ласковой, как двести шахерезад.

— У тебя не получится. Вспомнить хотя бы, как ты с дядей Володей разговаривала, — вздохнула Натка. — А вы случайно не помирились?

— Нет, — буркнула я. — Помиришься с ним, как же! Он не хочет.

— Его можно понять. Если выбирать между наждачной бумагой и лионским шёлком — мужчина однозначно выберет второе.

— Не слишком ли ты много болтаешь? Для любимой мамочки могла бы подобрать более лестное сравнение.

— Кто тебе ещё скажет правду? Все тебя боятся, — снова вздохнула Натка. — Приходится вызывать огонь на себя.

Дочь права. Меня постоянно упрекают в том, что мой стиль ведения диалога восходит к кайнозойской эре, когда лучшим аргументом в споре являлась каменная глыба… Сброшенная на голову собеседника, она молниеносно устраняла все противоречия между спорщиками…

— Уже сделала выводы, — сказала я ребёнку. — Мне нужно быть мягче, добрее. И внимательнее к людям. Обещаю исправиться. Честное пионерское!

— Что с тобой? — изумилась Натка. — У тебя нет температуры? Ты меня не пугай! Лучше оставайся прежней — так привычнее.

…В аэропорту мы расцеловались с Виржини. На глазах у мадам навернулись слёзы.

— Извините, что всё так вышло! — всхлипнула она. — Трагедия с вашей подругой омрачила всю поездку. Не хочу, чтобы у вас остались ужасные воспоминания о нашей стране… Как будто у нас тут бандитский притон, где убивают туристов.

— Но ведь убивают, это факт! И не только туристов. Никакого порядка в вашей, пардон, Франции.

— Мама говорит, чтобы вы не падали духом, — перевела Натка. — Франция — восхитительная страна, мы полюбили её всем сердцем.

— О, спасибо, спасибо! — простонала Виржини. — Вы так добры! Ах, подождите! Мы не решили один важный вопрос. Вы оплатили комнату Натали до первого июля. А уезжаете почти на две недели раньше. Я должна вернуть вам деньги. Со всеми этими переживаниями совсем из головы вылетело!

— Не волнуйтесь, Виржини. Свою комнату я должна была освободить девятого июня, а улетаю только сегодня, семнадцатого. Получается, никто никому не должен.

— Всё-таки одна неделя в мою пользу. Позвольте, я верну вам деньги! — настаивала щепетильная мадам. Она нервно теребила невесомый шарф из фиолетового шёлка, тихо бряцала браслетами. Такая красивая, яркая, элегантная…

— Милая Виржини, перестаньте! Мы вам столько нервов попортили… О каких деньгах может идти речь!

Мы обнялись с мадам. Вряд ли когда-нибудь образ милой жительницы Монпелье сотрётся из нашей памяти.

* * *

В международных аэропортах, очередях на паспортный контроль, магазинах дьюти-фри и салонах трёх самолётов я ни на секунду не прекращала обдумывать сложившуюся ситуацию. Что за всем этим стоит? Откуда взялась записка? Какую цель преследовал таинственный организатор аферы? Постепенно я склонялась к мысли, что стала жертвой какого-то розыгрыша.

Итак, попробуем разобраться.

Для Натки всё обернулось увлекательным приключением: ей устроили экскурсионный тур по югу Франции в компании симпатичного юноши, она погрузилась в языковую среду и за десять дней не произнесла ни слова на родном языке. Общалась с друзьями Этьена, осматривала достопримечательности и при этом щебетала по-французски.

Тут всё отлично. Организатор розыгрыша явно не ставил перед собой задачу навредить Натке.

Хотел ли он навредить мне?

Возможно, для меня тоже был приготовлен приятный сюрприз. Моё путешествие с Жан-Полем могло обернуться волнующей романтической авантюрой. Француз был так обольстителен… Признаться, я с трудом устояла…

Но в дело вмешалась ревнивая Жаннин Фобер. Она расправилась с Кристиной, и всё пошло наперекосяк. Моё путешествие превратилось в психологический триллер — разве можно было хоть на секунду забыть о гибели подруги, о том, что я сама, словно перевозчик мафии, доставила тело несчастной Кристины к полицейскому участку!..

…Что ж, наверное, постепенно всё выяснится. Таинственный режиссёр выйдет на сцену и объяснит, какие цели он преследовал.

Но почему заблокированы мои банковские карточки? Почему не звонит Татьяна? Тут объяснение напрашивалось само собой, в один миг превращая меня в паровой котёл, готовый к взрыву.

Эта глупая мартышка всё испортила! Наверняка она не только не смогла заключить сделку с белорусами, но ещё и организовала нам проблемы с налоговой службой. А что, если счета компании арестованы?

* * *

В аэропорту родного города мы первым делом — положив денег на счёт — реанимировали наши мобильники.

Вот теперь совсем другое дело!

— Какое счастье! Наконец-то! — закричала Натка и со всего разбегу плюхнулась в пучину социальных сетей, где её заждались друзья и подруги.

— Подожди, давай хоть до дому доберёмся, подними нос от айфона, — дёрнула я дочь. — Держи сумку, держи чемодан.

Нагруженные барахлом, мы поплелись к выходу. Натка тащила за собой чемодан на колёсиках, несла сумку, однако умудрялась по пути отправлять на сайты сообщения и комментарии.

Две несчастные девушки — в аэропорту нас никто не встречал! Ни с цветами, ни просто так. Я с надеждой огляделась: а вдруг к нам сейчас бросится Володя? Пронесётся, как смерч, по залу прилёта и стиснет в объятиях? И скажет, что последние полтора месяца были ошибкой, их надо навсегда вычеркнуть из памяти. А у нас впереди — долгая и счастливая жизнь…

Увы, это всего лишь сладкие фантазии.

— Ты соскучилась по Мишке? — поинтересовалась я.

Мой будущий зять завербовался на лето инструктором в скаутский лагерь в Краснодарском крае, поэтому сейчас не мог принять нас на свою широкую грудь. Уж этот мускулистый бычок в два счёта дотащил бы до машины все наши чемоданы. И нас самих в придачу!

Сейчас мы еле-еле переставляли ноги. И когда мы успели накупить столько барахла?

Родной город встретил чудесной погодой — нас обдувал ласковый июньский ветер, солнце пряталось среди живописных розовых облаков. Температура воздуха была достаточно комфортной, однако, преодолев несколько тысяч километров и побывав за сутки в четырёх аэропортах, мы ощущали себя потными и липкими. Хотелось побыстрее принять душ и смыть с тела миллиарды микробов, привезённых из дальних странствий.

— Ой, я ужасно соскучилась по Мише, — ответила на мой вопрос Натка. — Но он вернётся в конце августа, — вздохнула она. — Ещё так долго ждать! Мама, а давай Мишутка к нам переедет?

— А разве он это уже не сделал? — изумилась я. — Куда ни посмотришь — везде Мишины носки, наушники, гантели, джинсы. И когда прихожу с работы, первым делом я вижу что? Его довольную физиономию!

По крайней мере, хотя бы у дочки всё в порядке на любовном фронте.

Чего нельзя сказать обо мне…

* * *

На платной парковке нас ожидал неприятный сюрприз: машины там не оказалось!

— Как это? Что за дела?! — возмутилась я. — Где мой джип?! Где мой любимый автомобильчик?!

Охранник — рыжеволосый двухметровый детина с трогательными конопушками на носу — разводил руками и не мог ничего объяснить. У него была простецкая физиономия рубахи-парня. Чувствовалось, он сумеет ответить на вопрос, сколько будет дважды два, но только если воспользуется калькулятором.

А куда спрятали наш автомобиль, он сказать не мог. Мычал что-то невразумительное.

— Мама, не заводись, — попросила Натка. — Давай возьмём такси и поедем домой. А с машиной потом разберёмся. Тут какая-то ошибка. Но ведь сил уже нет никаких!

Я посмотрела на ребёнка и поняла, что дочь действительно измучена долгой поездкой.

— Ты точно не беременна?

— Нет! Я просто устала!

— Что-то быстро ты выдохлась, — с подозрением процедила я, терроризируя дочурку напряжённым взглядом.

— Но мы мотаемся уже двадцать часов и всё никак не можем попасть домой! Это преступление — устать после двадцатичасового путешествия?

Натка права.

Добавить четыре часа разницы во времени, и получается, что мы покинули Монпелье сутки назад… Самолёты, трапы, сквозняки на лётном поле, запах металлической обшивки и турбин, бесконечное небо, пуховая перина за иллюминатором, карта местности под крылом, стюардессы, униформа, улыбки, оранжевые пилотки, шёлковые платки, «эппл о оранж джюс, мадам?», белая рыба под фольгой, пёстрый салат в коробочке, автобусы-челноки, стеклянные стены аэропорта, эскалаторы, пиктограммы, надписи, гигантские чёрные табло с номерами рейсов, кабинки туалетов, кафель, кафе и рестораны, кофе, пепси, тирамису, мягкое ковровое покрытие под ногами, сверкающие витрины, стойки с одеждой, бижутерия, сувениры, парфюмерия, служба охраны, уборщицы, таможня, упаковочные аппараты, офицеры в стеклянных аквариумах, шершавая корочка паспорта, розовые страницы, штампы, плиточный пол, резиновые лепестки транспортёрной ленты, тележки, чемоданы в плёнке, рюкзаки…

— Ты права, возьмём такси, — согласилась я. — Не мешало бы подпортить рожу этому лопуху. Но сил на самом деле нет.

— Разве он виноват? — вступилась за охранника Натка. — И потом, у него такие чудесные веснушки.

— Сбагрил куда-то наш джип.

— Но ты ведь вернулась на девять дней позже, чем планировала. Сегодня уже восемнадцатое июня.

— Ну и что! Оплата всё равно по факту. Хорошо, сейчас возьмём такси, отвезём пожитки, примем душ, а потом я вернусь и разнесу к чёртовой матери эту контору.

— Ты умеешь правильно расставить приоритеты. Душ — вот что сейчас самое главное, — похвалила дочь.

* * *

— Хорошо отдохнули? — поинтересовался весёлый таксист, выгружая чемоданы из багажника и поднимая их на крыльцо. — Куда летали? Далеко?

— В Монпелье, — измученно улыбнулась Натка.

— Где это?

— На юге Франции.

— О, куда вас занесло.

— Не поможете дотащить до лифта? — спросила я у молодого мужчины. — Не бесплатно, конечно.

— Нет вопросов! Вы сестрички, да? Ради таких красавиц я бы и забесплатно подсуетился.

— Серьёзно? — не поверила я. — Хорошо, уговорили.

Сестрички! Ну и льстец!

Расточая улыбки мне и дочке, бойкий парень в мгновение ока дотаранил наш багаж до дверей лифта. Я всё же протянула ему купюру. Он изловчился и задержал мою руку.

— Лучше бы телефончик, а?

— Хотите, чтобы я подарила вам свой айфон? — засмеялась я и выдернула руку из его цепких пальцев.

Двери лифта закрылись, я мысленно сделала себе комплимент: проведя сутки в пути, взмыленная и уставшая, умудрилась-таки привлечь внимание тридцатилетнего мужчины.

Мы выгрузили чемоданы из лифта.

— Мама, что это?! — изумилась Натка.

Мы застыли на месте, словно поражённые молнией. Дверь нашей квартиры… Это была не наша дверь!

— Что происходит, мама? — взмолилась Натка. — Почему кто-то поменял нашу дверь?

— Полный бред, — я приблизилась и нажала кнопку звонка.

Никто не ответил. Внутри было тихо, никаких признаков жизни… Я позвонила ещё раз, и ещё, а потом в ярости пнула дверь ногой и беззвучно выматерилась.

Вход в нашу любимую, удобную квартиру был забаррикадирован куском холодного металла.

— Давай спросим у соседей, что всё это значит, — предложил ребёнок.

Но так как я особо дружеских отношений с соседями не поддерживала, консультироваться у них по поводу идиотской ситуации с дверью мне не хотелось.

— Доченька, соберись в кучку, — попросила я. — Мама во всём разберётся, но чуть позже. Всех урою, всех, кто посмел нам устроить этот праздник! А сейчас поедем в однокомнатную на Комсомольском проспекте.

Это был запасной аэродром, квартира, купленная, чтобы вложить деньги.

— Господи, неужели опять все чемоданы тащить?

— Сейчас вызову такси.

— У меня дежавю. Такси только что было.

Мы мечтали лишь об одном — сгрузить барахло в прихожей, принять наконец-то душ и упасть на любую горизонтальную поверхность…

— Подождите, — попросила я таксиста. Теперь это был не тридцатилетний шустрый мужчина, а седовласый дяденька с красным лицом. — Я должна кое-что уточнить. Не двигайтесь с места.

— Вы куда? — испугался водитель. — У вас что, денег нет?

— Что вы так волнуетесь, я оставляю вам в залог ребёнка и две тонны французских тряпок.

— Мне нужно всего лишь триста рублей.

— Вы их получите буквально через две минуты.

Я взлетела наверх на лифте и убедилась, что с этой квартирой всё в порядке — она не экспроприирована неизвестным захватчиком. Достала из сумки ключи, открыла дверь…

— Натуся, всё хорошо. Выгружайся из машины.

* * *

Разместив чуть живого ребёнка в пыльной квартире (пусть не такой комфортной и с минимальном набором мебели, но всё-таки нашей), приняв в конце концов душ, переодевшись, я отправилась в офис. Интуиция подсказывала, что именно там получу ответы на все вопросы. Заблокированные карточки, исчезнувший джип, наглухо задраенная квартира, а также умершие телефоны Татьяны, бухгалтера, менеджеров, — всё это звенья одной цепи…

Скоро я получу ответ на все вопросы.

Надеюсь, меня не хватит инфаркт!

Офис, где уже многие годы располагалась штаб-квартира «Современных медтехнологий», встретил разгромом и чудовищным беспорядком: мебель сдвинута, повсюду валяются бумаги, по углам стоят коробки. Похоже на массовое переселение народов.

Незнакомые люди сновали по кабинетам. Я вглядывалась в их лица, наблюдала за суматошной беготнёй и постепенно теряла связь с реальностью: всё это походило на дурной сон.

Сейчас я проснусь!

— Что вы здесь делаете? Это мой офис! — схватила я за локоть какого-то загорелого парня в серых брюках и блестящей розовой рубашке.

— Ваш?

— Компания «Современные медтехнологии»!

— А-а… Это… Нет, не знаю. Мы — рекламное агентство. Посмотрите в Интернете их адрес.

— Чей?

— Этих ваших… медтехнологий! Наверное, они переехали, раз мы вселяемся в их офис. Красивое платье, — рекламщик бесцеремонно ощупал меня взглядом и ринулся прочь.

Вдруг из-за угла выскочила… Вика! Моя преданная секретарша. Никогда раньше я не радовалась её появлению столь сильно.

— Вика! Что здесь происходит?!

Девушка резко затормозила, пошла юзом, едва не снесла шкаф. Она захлопала ресницами и уставилась на меня так, словно я возникла из преисподней.

— Елена Владимировна?! Вы?!

— Я! Что случилось? Ничего не понимаю. Где все? Где Татьяна Николаевна? Почему наш офис оккупировало рекламное агентство?

Вика издала возглас крайнего удивления, затем поперхнулась и закашлялась.

— Елена Владимировна, вы же нас продали!

— Что?

— Вы нас продали!

— Кому? — помертвела я.

— Савве!

Нет, только не это…

— Мы все в недоумении… Вы столько лет сражались с Саввой, а тут преподнесли ему фирму на блюдечке! Татьяна Николаевна объяснила, что у вас глубокая душевная травма из-за расставания с любимым человеком. Вы решили отойти от дел и перебраться во Францию. Дочку забрали с собой, Натка будет там учиться. Недвижимость присматриваете, риелтор у вас французский… как же она сказала… а, Жан-Поль! А фирму велели продать.

— Вот значит как, — прерывающимся голосом пробормотала я, прижав руки к груди. Мне хотелось удержать сердце, оно с треском колотило изнутри по рёбрам, словно пыталось выскочить наружу. — Татьяна продала фирму…

А также она избавилась от имущества, записанного на компанию, то есть от моей шикарной квартиры и недавно купленного внедорожника!

Ну и стерва!

— Вы сами это поручили Татьяне Николаевне, прислали из Франции юридические бумаги. Она их показывала…

Да, прислала…

Дёргала Жан-Поля: найдите мне нотариуса, найдите! Очень нужно оформить доверенность на имя Татьяны. Чтобы эта подлая тварь смогла беспрепятственно распоряжаться моим имуществом! А ведь Жан-Поль пытался меня остановить! Почему я его не послушалась?

— А сама Татьяна сейчас где? — глухо проскрежетала я.

— Так она тоже уехала! — сообщила Вика. — В Канаду, к родителям. Она же давно собиралась. Сказала, что ей смысла нет надрываться. Если вы фирму бросили, то ей она и подавно не нужна. И сбагрила компанию Савве Роосу. Честно говоря, мы все были в шоке. Не могли поверить. Ведь ещё в начале июня вы сами звонили из Франции, давали указания, руководили. А потом вдруг резко перестали отвечать. Уж мы вам названивали! Хотели услышать объяснение от вас лично… Но вы не брали трубку. Мы сделали вывод, что да, душевная травма, горе, депрессия… Ой, Елена Владимировна, так вы вернулись?

— Да, вернулась, — сквозь зубы выдавила я.

— Передумали?

— Да.

— Не понравилось, наверное, во Франции, да? Скучища? Но как же теперь… — расстроилась Вика. — Что делать-то? Фирма продана… Эх! А сами вы как, Елена Владимировна? Вышли из депрессии?

— Вышла. Можно сказать — галопом выбежала.

— Ой, вот и отлично! Хоть одна хорошая новость.

Да ничего хорошего!

Теперь мне всё стало ясно. И если я так долго оставалась в неведении — то только потому, что из нас двоих тупой курицей являлась именно я, а не Татьяна.

А вот она — умная.

Только она могла написать записку, попавшую в Наткины руки. У Татьяны масса образцов моего почерка — подделала сама или кого-нибудь попросила. К тому же эта гадюка знает, как я разговариваю с дочерью, как к ней обращаюсь. Интонация письма была выдержана идеально.

Вот почему у Натки не возникло сомнений в подлинности бумажки, полученной от Этьена…

Итак, меня обвела вокруг пальца бестолковая мямля. Я привлекла её к делам только из жалости… Сама трудилась не покладая рук, преумножала её богатство, приписывала нолики к её банковскому счёту — ведь Татьяне принадлежит половина компании.

Поправка: теперь Татьяне принадлежит всё!

Как же ловко она меня провела!

* * *

Я вышла на улицу, постояла на крыльце офиса, размышляя. Наступал тихий летний вечер, нежный и струящийся, как парное молоко. Но мне не хватало воздуха, я задыхалась. Ярость не давала дышать, сдавливала горло тугим кольцом. А сердце словно заковали в тесный панцирь, и оно судорожно и беспорядочно трепыхалось в железном застенке. Каждый его удар сопровождался неприятным хрипом в груди…

Спокойно, спокойно! Не хватало ещё отбросить коньки прямо на крыльце бывшего офиса! Да, я понесла чудовищное поражение. Меня не только пустили по миру, но и морально растоптали. Я лишилась любимого детища, всецело занимавшего мои мысли последние семнадцать лет. Плодами моего каторжного труда теперь будет пользоваться Савва Роос, давний враг, человек, глубоко презираемый мною.

За что мне такое наказание?

Что я ей сделала? Неужели всё дело в деньгах?

Первым моим порывом было броситься к Савве и обвинить его в мошенничестве. Закатить скандал, высказать ему всё, что я о нём думаю. Но эта была неудачная идея. Я живо представила Савву в его рабочем кабинете (если меня ещё туда пустят!) — вот он развалился в кресле, противный, самодовольный…

Что он мне скажет? В голове зазвучал голос Саввы:

«Позвольте, милочка! Поостерегитесь обвинять меня в мошенничестве! Я, между прочим, не у вахтёра фирму купил, а у соучредителя. Тут всё законно. Вы наделили Татьяну всеми полномочиями. Она сказала, что вы навсегда покидаете страну, переезжаете во Францию. А ей поручили заняться имуществом. Вот я и купил. И кстати, заплатил неплохую цену! А если ваша компаньонка денежки придержала, то я здесь ни при чём!..»

Нет, к Савве я не поеду. Не хватало ещё выставить себя на посмешище перед всем городом. У меня столько врагов — не хочется радовать их мыслью, что мне нанесён удар в самое сердце…

И кем я размазана по асфальту? Думаете, мощным и властным противником, суперпрофессионалом моего уровня?

Нет же!

Меня отправила в аут тихая домохозяйка!

Глава 30 В кольце ненависти

На следующий день позвонил Жан-Поль.

— Привет, как дела? — поинтересовался он. — Взял у Виржини ваши координаты.

У меня возникло ощущение, будто я слышу голос из далёкого прошлого, из тех забытых времён, когда у меня всё было хорошо. Тогда я была успешной предпринимательницей, собственницей процветающей компании… А сейчас? Сейчас, скорее, похожа на пантеру, агонизирующую в луже собственной крови.

— Ленусик, вы не поверите, но мне вас ужасно не хватает.

— Очень даже поверю. Я и сама соскучилась, — грустно ответила я.

— Правда? — обрадовался Жан-Поль. — Знаете, мне удалось в общих чертах выяснить, почему Этьен увёз Натку в путешествие по городам. Это была идея какой-то вашей родственницы. Она решила организовать для Натки погружение в языковую среду, но для пущего эффекта обставила всё с некоторой долей таинственности. Она оплатила все расходы, а также услуги Этьена. Ваша дочка довольна? Насколько я понял, путешествие ей понравилось.

— Да, понравилось, — эхом отозвалась я.

— Непонятно только, почему для вас всё обернулось нервотрёпкой. Наверное, потому что вмешался случай… Трагическая гибель Кристины спутала карты. Вы остались без телефона, и родственница не смогла предупредить вас о своей интересной затее.

— Да, всё так и было, — безучастно подтвердила я.

Не стала объяснять французу, что в роли таинственной «родственницы» выступила Татьяна — та самая, что каждый день звонила ему на телефон. Жан-Поль ей отвечал и передавал мне трубку. Так что если бы она захотела, то могла бы сто раз сообщить, что авантюра придумана ею.

Но, безусловно, это не входило в её планы.

— Вы тоже поволновались за сына. Даже отправились в полицейский участок, чтобы заявить об исчезновении Этьена.

— Я так и не понял, зачем была нужна такая конспирация. Почему ваша дочь не взяла телефон, а мой сын игнорировал звонки. Этьен сказал, мадам на этом настаивала. Но вы ведь сами можете её расспросить обо всём.

Не хочу её расспрашивать.

Просто хочу её убить.

— Вы чем-то расстроены, Лена?

— Что? Ах, нет… Всё в порядке. Просто немного грустно.

— Я понимаю… Много работы? Наверное, уже с головой погрузились в дела?

— Точно, — прошептала я.

Как бы я хотела с головой погрузиться в дела!

— А вы? Уже включились в процесс? Как там красавица Женевьева без вас справилась? Не напортачила?

— Она умница. Завтра отправляю её на неделю в отпуск, она заслужила. Когда тебе семьдесят пять, не так-то просто вкалывать за двоих.

— Женевьеве — семьдесят пять? — изумилась я.

— Разве я не говорил?

— Нет! Но передайте ей от меня привет.

— А вы — своей очаровательной дочке. Я бы хотел к вам приехать…

— Валяйте, — разрешила я.

— Но у вас, наверное, сейчас ни минутки свободной?

Вообще-то, когда мужчина хочет нагрянуть в гости, такие мелочи его не волнуют!

— Ни минутки, — подтвердила я. — Но в будущем… Почему бы вам действительно не приехать к нам в гости?

* * *

А ещё через три дня Татьяна сама вышла на связь по скайпу.

Мы с детёнышем потихоньку обживались на новом месте, нам не хватало одного-другого-пятого, тысячи привычных мелочей. Наша любимая квартира так и стояла закрытой, я не могла выяснить, кому гадюка-компаньонка её сбагрила и куда подевались вещи. Вполне вероятно, Татьяна продала апартаменты со всей обстановкой и бытовой техникой. Но кроме красивой и удобной мебели, там оставалось огромное количество одежды, книг, посуды, полезных в хозяйстве предметов, милых сердцу дизайнерских штучек и так далее. Да хотя бы мой леопардовый вибратор! Пусть последние два года я почти не прибегала к его дружеской поддержке, с тех пор, как в моей жизни появился Володя, но почему я должна дарить эту волшебную вещицу неизвестно кому?!

Протестую!

Расспрашивать и выискивать было не просто. Татьяна безукоризненно провернула операцию — её усилиями я превратилась в тень, в пустое место. Мне удивлялись: Елена Владимировна, откуда вы взялись, вы же прикрыли бизнес и уехали во Францию, парле ву франсэ?

А я клокотала от злости, но беспечно улыбалась, так как не хотела оповещать коллег и знакомых о своём позорном провале. Даже от Натки, моей преданной союзницы, я постаралась скрыть подробности. Но она сама догадалась.

— Мамуль, тебя капитально кинули?

— Угу.

— Татьяна Николаевна?

— Угу.

— Вот же хрень!

— Доченька, не бери пример с мамы. Выражайся культурнее.

— Это было очень культурно. Учитывая, как Татьяна с тобой поступила.

— Вообще-то, да.

Сама я, размышляя о предательнице, использовала выражения, убойные, как нервно-паралитический газ. Если бы она могла их услышать, у неё мозги бы через уши вытекли! Что же это за семейка такая? Неумение хранить верность — у них в крови. Игорь меня предал, его жёнушка — тоже…

Я сидела за ноутбуком и тупо играла в тетрис — бесконечно складывала разноцветные кирпичики, строила башни, промахивалась, начинала снова. Давно не занималась этим безумно увлекательным и интеллектуальным делом, лет двадцать, наверное. На большее моя голова сейчас была не способна. Я словно впала в спячку, не в силах осознать и принять потерю…

Кто-то вызывал меня по скайпу. Щёлкнув пару раз по клавиатуре, увидела на экране… лицо Татьяны!

От неожиданности я отпрянула в сторону.

— Привет, — сказала она как ни в чём не бывало.

— Привет… Ты где?

— В Торонто у родителей.

— Понятно…

Бывшая подруга напряжённо смотрела на меня, видимо, готовясь отразить поток обвинений. Должна же она объяснить, почему так со мной поступила?

— Как мальчишки? — спросила я. — Им там нравится?

— О, тут для них рай! — оживилась Татьяна. — Каждый день какое-нибудь приключение. Сегодня ловили форель в пруду. Вчера бегали по лабиринту на кукурузном поле. Завтра поедем на пиратский корабль.

— Здорово, — криво улыбнулась я. — Рада за них…

И что теперь? Как с ней разговаривать?

Если бы она находилась рядом, я бы выцарапала ей глаза и повыдирала бы космы. А может быть, ещё и кости все переломала — зря, что ли, Володя называл меня чемпионкой мира по боям без правил?

Но она в Торонто. И может в любой момент выключить скайп.

— Ты, наверное, задаёшься вопросом, почему я продала фирму?

— Нет, почему же. Я знаю. Потому что ты бессовестная, алчная тварь.

Татьяна поморщилась.

— Ты не меняешься, Лена. Не извлекаешь уроки, не делаешь выводы.

— Я делаю выводы. Подозревала, что ты дура, но теперь поняла, что ты просто непроходимая тупица! Продать нашу фирму — эту золотоносную жилу… И кому? Савве! Нет, у меня просто нет слов…

— И ты даже не потрудилась подумать — нет ли здесь какой-то другой причины, кроме жажды наживы.

— Ну? Она есть? Другая причина?

— Да. Моя ненависть.

— Что? — удивилась я. — О чём ты?

— «Современные медтехнологии» существуют семнадцать лет. Из них пятнадцать ты вела бизнес совместно с Игорем. Знала бы ты, как же все эти годы я ненавидела и тебя, и твою мерзкую фирму!

Я застыла в изумлении.

Ну и новость!

— Мой папа дал вам денег, и вы с Игорем стали раскручивать дело. Всё. Тут моя счастливая жизнь закончилась. Игоря никогда не было рядом, он всегда был с тобой. Он беспрестанно говорил только о бизнесе и о тебе. Ты всегда незримо присутствовала в нашем доме: сидела в гостиной у телевизора, в столовой за столом и лежала третьей на супружеском ложе. Ты бесцеремонно втискивалась между нами. Постоянно, всегда! Вы даже не были любовниками — и без секса ты полностью завладела моим мужем. Я только и слышала: Лена, Лена, Лена, Лена, Лена, Лена, Лена, Лена, Лена! Контракты, переговоры, партнёры, конкуренты, томографы, сканеры, «Кардиостимэкс», сертификация, испытания, чиновники, откаты, командировки… И снова — Лена, Лена, Лена, Лена, Лена!

Конец фразы Татьяна уже прокричала — с горечью и жгучей ненавистью.

Я не шевелилась и смотрела на неё во все глаза. Как же ловко Татьяна маскировалась все эти годы… Мне и в голову не приходило… Мы ведь даже дружили… Вроде как…

— Ты была повсюду. «Современные технологии» были везде. У нас рождались дети, Игорь был заботливым отцом. Но ты и ваш долбаный бизнес оставались незыблемым приоритетом. Всегда везде была только ты. Ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу… Игорь погиб из-за тебя!

— Какая глупость, Таня! Вот сейчас ты точно ошибаешься!

— Нет! Ты закатила ему истерику, он выскочил из кабинета весь на нервах и поэтому попал в аварию. Ты довела его! Если бы не ты, он остался бы жив!

Если бы тогда он остался жив, я бы сама его прикончила!

— Таня, поверь, в тот злосчастный день я не устраивала ему истерики!

— Ты всегда скандалишь! Ты не умеешь нормально общаться с людьми. Потому и Владимир с тобой не смог. Ты даже такого роскошного мужика гнобила!

Вот здесь она права.

Против истины не попрёшь.

— Если Игорь попал в аварию, то только потому, что он плохо водил машину, — заметила я.

— Да, зато ты всё делаешь идеально! Ты самая лучшая, самая умная и ловкая. А люди — это пыль. Все вокруг тебя — уроды и придурки…

— Если честно, то да, хватает.

— А потом… Ты не дала мне пережить моё горе! Игорь погиб, я осталась вдовой с двумя маленькими детьми. Ты же вцепилась в меня мёртвой хваткой и потащила в офис ненавистных «Современных медтехнологий»! К себе под бок! Ты заставила меня работать, заниматься какой-то ерундой. Ты думала: «Ах, ах, какая я благородная! Спасаю бедняжку от депрессии, не даю ей умереть от горя!»

— Разве нет?

— Нет! Так не спасают! Ты постоянно оскорбляла и унижала меня. Только за то, что я не разбираюсь в твоём бизнесе, что для меня все эти закорючки — тёмный лес… А я всё это время мечтала лишь об одном — как я тебе отомщу. Уничтожу и тебя, и твою гадкую фирму. Именно эта мысль поддерживала меня на плаву. Я семнадцать лет провела в твоей тени, лучшие годы моей жизни улетучились, мой муж погиб, дети остались без отца… Но теперь я тебе отомстила. Оставила с носом — тебя, такую умную, успешную, самоуверенную! И у меня всё получилось. Я разработала план, и он идеально сработал. Посоветовала Натке поехать в Монпелье на курсы, нашла через Интернет парня, Этьена, сочинила и отправила ему записку. Натка уехала с юношей, а ты помчалась за ней следом. Не смогла вернуться домой вовремя, прислала мне документы, подтверждающие мои полномочия.

— А если бы не прислала?

— Тогда бы я использовала мой статус соучредителя. И всё равно завершила бы задуманное. Я готовилась целый год. Мне нужно было выгадать время. Ты хотела остаться в Монпелье всего на неделю, а мне было необходимо задержать тебя там как можно дольше.

— Чтобы провернуть аферу.

— Всё! Я блестяще разыграла партию! Разве нет? Я забрала самое ценное — твой бизнес, твоего второго ребёнка. У тебя больше ничего нет. Я уничтожила то, что ненавидела больше всего в жизни: тебя и «Современные медтехнологии». Ура! Ну, скажи, что я отлично справилась! Я, тупая курица, бездельница, рохля — как ты за глаза меня называла.

— Ты отлично справилась, — мрачно признала я.

— Попробуешь меня достать? Ну, что ты молчишь?

Да, я молчала… Потому что никак не могла оправиться от потрясения. Я не сентиментальна, не ранима, не впечатлительна… Но узнать, что кто-то ненавидел тебя в течение семнадцати лет лютой ненавистью… Кто-то довольно близкий, кто всё время находился рядом…

Странно, что до сих пор я не покрылась бородавками и не заработала рак с метастазами! Видимо, все эти годы от чёрных флюидов Татьяны меня оберегала моя броня — то из-за чего противники обзывают меня безжалостным танком и суперстервой.

— Лена! Скажи что-нибудь! — раздался откуда-то издалека требовательный голос Татьяны.

Я поняла, что она боится. Поверженная и растоптанная, я всё равно остаюсь грозным противником. Ведь могу подняться, сконцентрироваться и броситься в атаку. И даже Атлантический океан меня не остановит — доберусь до Канады и разложу на молекулы пару провинций. Где там их Торонто находится?..

Я всё ещё хранила молчание. Танины признания явились для меня откровением. Я прокручивала в голове её слова и понимала, в каком аду она жила все эти годы. Этот ад создало её воображение. Она была красивой женщиной, женой успешного предпринимателя и заботливого мужа, она была матерью двух классных пацанов, хозяйкой большого дома… По крайней мере целых пятнадцать лет (пока не погиб Игорь) могла бы наслаждаться жизнью… Но она выбрала другую роль — вечно обиженной, недолюбленной, несчастной женщины…

Удивительное и незнакомое чувство острой жалости окатило меня горячей волной, жалости к этой несчастной дуре — а заодно и ко всему глупому, страдающему, запутавшемуся человечеству…

Непонятно, что произошло, но на мои плечи словно опустилась невесомая вуаль — наверное, ангел, пролетая, задел крылом… В одном мгновение я избавилась от тяжкого груза и теперь смотрела прямо в лицо коварной предательницы, не ощущая ненависти!

Она меня ненавидела, я её — нет!

— Что ж… Прости.

Наступила Танина очередь удивляться. Бывшая подруга потрясённо смотрела с экрана.

— Не собираюсь тебя преследовать. Ты сделала то, что ты сделала… Если ты считаешь, что именно я на сто процентов виновата в твоих несчастьях… Вряд ли удастся убедить тебя, до какой степени ты заблуждаешься…

Рассказать ей, какую подлость совершил её муженёк? Объяснить, почему в тот роковой день Игорь выскочил из офиса фирмы, как ошпаренный?

Нет, не буду.

Я никогда не говорила об этом Татьяне, хранила тайну ради неё самой и детей. Ей было бы ещё труднее в одиночестве растить пацанов, зная, что их папаша вовсе не благородный герой, а самая настоящая сволочь…

Может быть, признаться Татьяне, насколько мне сейчас плохо?

Нет, такого счастья она не дождётся… Мне словно отрубили и руки, и ноги. Я не понимаю, зачем мне утром просыпаться, не знаю, как дальше жить… Но я выкарабкаюсь. Обязательно что-нибудь придумаю…

— Удачи тебе, подруга, — криво усмехнулась я на прощание. — Тебе и детям…

Изумлённые глаза Татьяны ещё минуту сверкали на экране, потом скайп булькнул, и картинка исчезла.

И тут я вспомнила, что забыла сказать ей самое главное. Пусть отдаст половину суммы, вырученной от продажи фирмы. Дело сделано, компания уничтожена, назад её не вернёшь. Но половина денег мне причитается по закону.

Я буду не я, если не выцарапаю их.

Глава 31 Хорошие девочки получают подарки

Закончился бурный, насыщенный переживаниями июнь, приближалась середина лета, но жары мы так и не дождались… Я сидела на скамейке в парке, завернувшись в трикотажный кардиган, и прохладный ветер трепал мои волосы. Удивительно, но вот уже целый месяц я никуда не спешила, ничего не делала, не звонила, не проводила совещания, не ругала персонал, не препиралась с поставщиками…

Напротив моей скамейки благоухала клумба с чудесными розами, по песчаным дорожкам гуляли голуби, вдали пищали на детской площадке малыши… Впервые мне в голову закралась мысль, что незапланированный отпуск — не наказание, а подарок. Всё не зря придумано небесами. Эта пауза дана мне не просто так. Я была обязана остановиться, чтобы всё обдумать и сделать важные выводы… Вероятно, я шла куда-то не туда, хотя и брала одну вершину за другой. Но неизвестно, к какому печальному финалу привели бы меня мои вздорный характер и чудовищное самомнение. Продвигаясь по жизни, я топтала людей и даже этого не замечала…

Решено. Пора меняться!

Я уже меняюсь. Почти не думаю о Татьяне, не разрабатываю план мести. Ещё пару месяцев назад подобное было невозможно. Я бы настигла обидчицу где угодно — хоть в Торонто, хоть на Южном полюсе — и зубами вытянула бы из её шеи сонную артерию… Безусловно, я заставлю Татьяну вернуть половину украденных у меня денег, но убивать её не стану…

Огромный прогресс!

Посмотрите! Смирно сижу на скамейке, как тихая пенсионерка, любуюсь розами, улыбаюсь детским голосам… И уже вхожу во вкус. Мне нравится уединение, нравится прислушиваться к себе.

Но если подвести промежуточные итоги — по всем статьям глубокий минус. Теперь у меня нет фирмы, счетов, квартиры, машины. Наши с Наткой вещи — в контейнере на складе. Мы даже не можем их забрать, потому что в однокомнатной конуре, где мы теперь обитаем, совсем мало места.

А ещё у меня нет мужа! Я его потеряла… До того достала мужика, что он даже со мной не попрощался.

И внука тоже нет! Хотя слово «внук» в приложении к такой прелестной стройной девушке, как я, звучит дико…

Но тогда откуда это спокойствие в душе? Почему я чувствую себя лёгкой, беззаботной и помолодевшей? Я словно вернулась в то время, когда у меня ничего не было, — отмотала назад целых двадцать лет… Загадочное умиротворение разливается в груди солнечным теплом, словно я привезла его из Прованса. Собрала по капле с фиолетовых полей лаванды и розовых крыльев фламинго, с песчаных пляжей Палава-ле-Фло, сверкающей золотом статуи Девы Марии и синих волн Средиземного моря…

Что ж, начну сначала…

Постепенно в голове проступила идея нового бизнеса. Гуляя в парке, каждый день я добавляла штрихи к плану, превращая набросок в живописное полотно. Мне всё равно не жить бездельницей — засохну от тоски. Люблю шевелиться, добиваться поставленных целей. Опять же, люблю руководить и командовать… Конечно, теперь я не буду грымзой и стервой, с этим покончено. Подчинённые будут меня боготворить и называть мамой.

Нет, стоп, с «мамой» уже перебор!

В общем, цель обозначена. Я создам другое предприятие, не менее успешное. Теперь мне не придётся начинать с нуля, как двадцать лет назад. У меня есть Натка, а ещё — опыт и знания, связи и уверенность в собственных силах.

Продам то, что осталось, выпотрошу все мелкие счета… Интересно, сколько наберётся? Хватит ли для старта? В крайнем случае возьму кредит в банке. Надо всё просчитать. Думаю, пары миллионов для начала хватит…

Воодушевившись, я поднялась со скамейки и направилась домой.

* * *

— Бонжур, маман! — пропела Натка, встречая меня в крошечной прихожей. И добавила ещё какое-то предложение по-французски.

Ребёнок почему-то, как и я, был в хорошем настроении.

И чего мы радуемся? Две странные девочки.

— У нас гости, — добавила дочка уже по-русски.

— Жан-Поль? — ахнула я. — Неужели всё-таки приехал?

— Какой ещё Жан-Поль?! — возмущённо прорычал, появляясь из комнаты, Володя. — Откуда? Придушу!

Я ахнула ещё раз и едва не заломила руки, как барышня из немого кино.

Володечка! Вернулся?!

— Сюрприз! — захлопала в ладоши Натка.

Милый друг надвинулся, как скала, и сжал квадратные лапы на моей шее.

— Колись! Откуда взялся какой-то Жан-Поль? — Володя вёл себя так, словно мы вовсе не расставались.

Что происходит? Я опять ничего не понимаю!

Натка, хихикая, повисла на Володином локте и прижалась щекой к его страшному бицепсу.

— Да это экскурсовод из Монпелье, — небрежно объяснила она. — Влюбился в маму. Обещал в гости приехать.

— А-а, — ослабил хватку Владимир. — Я уж подумал… Смотрите у меня! И на минуту одних оставить нельзя!

— Вообще-то, не на минуту! — возразила я. — Где ты пропадал столько времени?

— Лучше не спрашивай, — вздохнул Володя. — Влип.

И он тоже?!

— Сына из переделки вытаскивал. Еле выпутался.

— Но ты мог хотя бы позвонить?

— Я оказался в таком положении, что любой контакт со мной слишком дорого бы тебе обошёлся. Поэтому не звонил. Не имел права впутывать тебя и Натку. Но ты же разумная девочка и железная леди. Я не сомневался, что ты не будешь себя накручивать, а спокойно дождёшься моего возвращения.

— Так оно и было! — соврала я.

— Нет, мама очень сильно переживала! Только она не признаётся, — сдала меня Натка.

— А твоё фото в Интернете с милым юристом по имени Алина?

— Забей, — махнул рукой Володя. — Она адвокат. Папарацци — уроды! Но объясните, что тут происходит? Лена, почему вы сюда перебрались? Я на ту квартиру приехал, а там другая дверь. У тебя телефон выключен. Хорошо, до Натки дозвонился и узнал адрес, куда фуру с цветами гнать.

— Фуру? С цветами?

— Мама, у нас в ванной три миллиарда роз! Иди посмотри!

— Но что случилось? — повторил Володя. — Почему вы переехали?

— Маму кинули по полной программе, обчистили до нитки! — сказала Натка. — Мы всё потеряли.

— Всё? — не поверил Володя.

— Да, — подтвердила я.

— И кто посмел? Я уничтожу этого гада!

— У меня нет фирмы. Нет капитала. Нет квартиры. Нет машины… Вот так… Полностью разорена, — горько вздохнула я.

— Подожди, повтори-ка ещё раз. Не могу поверить! — засмеялся Володя.

— Чему ты радуешься? Я разорена! У меня ничего нет!

— У тебя ничего нет… Звучит как музыка! Неужели ты, наконец, превратилась в нормальную женщину? Я этого дождался? Какое счастье!

И, несмотря на присутствие ребёнка, Володя припечатал мои уста страстным поцелуем.

— Теперь ты не будешь митинговать по любому поводу? Задирать нос? Говорить — я, я, я?

— Да уж куда мне…

— Будешь тихой и покладистой?

— И кроткой.

— Да, кроткой.

— Хорошо, буду тихой и кроткой.

Зря, что ли, целый месяц медитировала на скамейке в парке? Сделала выводы. Готова меняться. Судьба подарила мне последний шанс — теперь своего мужчину я не отпущу!

— И никогда не будешь перечить мужу? — не поверил Володя.

— Никогда!

— Жить будете у меня.

— Безусловно.

— Но ведь придётся переехать в Екат?

— Переедем.

— И никакой круглосуточной работы.

— Никакой! Работа — зло! — послушно закивала я.

— Да ты просто умница! — восхитился Володя и отодвинулся, чтобы получше меня рассмотреть. — Вот, совсем другое дело!

Он снова привлёк меня к себе и поцеловал. Притаившись в его медвежьих объятьих, я ощутила блаженство. Почему я вдруг решила, что навсегда его потеряла?

А он и не думал теряться! Он — мой!

— Займёшь пару миллиончиков? — горячо прошептала я на ухо любимому. — Очень надо! Ну, просто очень!

Сноски

1

Мадам, подождите, пожалуйста! (фр.)

(обратно)

2

Мадам, вы говорите по-французски! Браво! (фр.)

(обратно)

3

Вы были великолепны (фр.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Похищение или побег?

Глава 2 Вспомнить всё! Но как?

Глава 3 Кристина. Двадцать лет спустя

Глава 4 Отпуск ещё не закончился

Глава 5 Безумная новость

Глава 6 Безрезультатное взятие Бастилии

Глава 7 Всё приходится делать самой!

Глава 8 Да что же это такое?!

Глава 9 Ангел или демон? Я — убийца?

Глава 10 У меня появляется сообщник

Глава 11 Сладкая и коварная парочка

Глава 12 Пляж Палава-ле-Фло. Подлое телевидение

Глава 13 Новая цель — город Ним

Глава 14 Интим в гостинице

Глава 15 Великолепный Пон-дю-Гар

Глава 16 Придётся сложить полномочия

Глава 17 Телепортация в город Арль

Глава 18 Долгожительница Жанна Кальман

Глава 19 Трудно иметь дело с человеком, лишённым художественного вкуса!

Глава 20 Невинные развлечения юных следопытов

Глава 21 Бермудский треугольник

Глава 22 Вторжение в Экс-ан-Прованс

Глава 23 Кабаре и калиссоны

Глава 24 Падение в бездну

Глава 25 Сколько можно метаться?

Глава 26 Буйабес на грани истерики

Глава 27 Захват цели

Глава 28 Понятно только то, что совершенно ничего не понятно

Глава 29 Триумфальное возвращение

Глава 30 В кольце ненависти

Глава 31 Хорошие девочки получают подарки Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg