«Уйти, не оставив следов»

Уйти, не оставив следов (fb2) - Уйти, не оставив следов (Телохранитель Евгения Охотникова) 880K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Серова

Марина Серова Уйти, не оставив следов

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (), 2014

* * *

Тихим субботним вечером я уютно устроилась у домашнего компьютера. Пару дней назад соседский мальчишка попросил помощи в освоении новой игры. Эта стратегия вышла пока только в английской версии, и у ребят возникли трудности с переводом некоторых настроек и фраз, что выкрикивают герои. Суть игры – в сражении команды из пяти игроков против пяти игроков-соперников. Нужно защищать свою территорию с охранными башнями, одновременно уничтожая башни врагов. Неожиданно я увлеклась игрушкой, даже подсказала мальчишкам простой, но результативный ход: поддерживать постоянную связь в скайпе, чтобы иметь возможность координировать действия своих героев в обход соперников. В благодарность мальчишки пригласили меня в свою пятерку. Вскорости мы отлично сыгрались и побеждали всякий раз, молниеносно вынося «крепов» и башни противника.

За этим увлекательным занятием меня и застал неожиданно явившийся в гости Генка. Сквозь шум компьютерной битвы и вопли мальчишек мой слух уловил суету и топот в коридоре. Я немного сдвинула наушник, настороженно прислушалась.

– Пугает меня это новое увлечение, – торопливо шептала тетя Мила, – сидит сутками, по экрану бегают рожи страшные, вопят, стреляют. А однажды они связь громкую включили. Ужас какой, свист, треск, грохот, все орут и слова-то какие странные выкрикивают. Тарабарщина, в общем. Слушай, Геночка, я переживаю, может, это секта какая-то новая? А что, слыхала, от компьютерной зависимости лечат даже.

– Разберемся, – тактично крякнул Генка и шагнул через порог в мою комнату.

– До зависимости мне далеко, – с улыбкой кивнула я на немой вопрос приятеля, – так, легкое увлечение. Нам осталось две башни снести, внизу, потом прервемся. Подождешь?

– Конечно. – Генка уселся в кресле, демонстративно схватил дамский журнал, лежащий на тумбочке. – Ты на меня не обращай внимания.

– Это быстро, – утешила я.

Приятель усиленно делал вид, что листает журнал, на самом деле он настороженно присматривался ко мне, думая, что я, увлеченная игрой, ничего вокруг не замечаю.

Наконец схватка завершилась, я поздравила своих соратников с победой и попрощалась до следующего раза, сославшись на дела.

– Привет, – запоздало поздоровалась я, – девятый раз подряд выигрываем, между прочим.

– Привет, подруга. Тетя Мила переживает.

– Уже слышала. Это она тебя вызвала? Прости, увлеклась немного, не заметила, что тетушка вся в терзаниях пребывает и опасениях.

– Нет, я заехал тебя в кафе пригласить. Мы с ребятами хотели отметить наступающий Международный женский день.

– Хорошему празднику заранее рад? Сегодня только пятое марта.

– Неизвестно, как там дальше со временем будет, а сегодня все свободны. Заодно отметим успешное завершение дела.

После появления в Тарасове Геннадия Петрова, полковника полиции и моего давнего приятеля, жизнь частного телохранителя Евгении Охотниковой значительно упростилась. По крайней мере, наши доблестные полицейские перестали видеть в моей особе личного врага и вставлять палки в колеса при каждом удобном случае. А недавно я даже участвовала в разработке полицией крупной международной банды, вернее практически все свелось к охране главного свидетеля. Тарасовские полицейские провели несколько успешных блицопераций, задержаний в сотрудничестве с Интерполом, – я в нашей компании была чем-то вроде свадебного генерала.

Сейчас моя роль в нем называется «Приглашенная звезда». Так звучит пикантней. Но сути не меняет. Хотя я совершенно лишена чувства зависти и если не имею права разделить успех, то всегда готова поздравить с ним друзей.

– Не скромничай, это общий успех. Все прошло хорошо, суд состоялся, свидетельница дала показания, подследственные получили приличные сроки, несмотря на усилия дорогих адвокатов.

– Ты прав, без сомнения, это успех, пойдем праздновать.

Я, задорно поглядывая на приятеля, метнулась в гардеробную, быстренько переоделась, привела макияж и прическу в порядок. Перед выходом из комнаты бросила беглый взгляд в зеркало на свою особу. Стройная зеленоглазая девушка, темные длинные волосы ниспадают каскадом на спину. Льняной брючный костюм синего цвета удачно дополнила блузка с тонкой вышивкой. В этом наряде можно смело отправляться как на званый ужин в фешенебельный ресторан, так и на вечеринку в любую скромную забегаловку. Я подмигнула своему отражению и шагнула за порог.

– Женька, можно тебя кое о чем спросить? – замялся Генка на пороге квартиры.

– Ну да.

– Почему вы летающую лошадь называли «Кура»??!

– Тише ты! – Я оглянулась и хихикнула. – А то тетя Мила решит, что Геннадий Петров заразился сумасшествием. «Кура» – это курьер. Нечто вроде артефакта – помощника. Покупаешь его в лавке, активируешь. А потом он доставляет герою вещи или доспехи от главной башни, если тот далеко ушел по карте.

– Тогда понятно, – с умным видом кивнул приятель, – а я думал, ты в «танчики» режешься.

– Вы, мужики, других игр, похоже, не знаете, – снова хихикнула я.

* * *

По приезде мы с Генкой застали всю честную компанию в сборе. К моему глубочайшему удивлению, ребята выбрали для встречи детское кафе в центре, неподалеку от здания консерватории. Здесь подавали двадцать сортов мороженого, вкуснейшие пирожные и отличный чай. Центр зала был уставлен удобными круглыми столиками с креслами, вдоль стены располагались столы с уютными мягкими диванчиками. В углу зала лежал большой красочный ковер с детской мебелью, коробками игрушек и деревянными качелями в форме перевернутой радуги.

– Странно, – заявила я после общих приветствий, – всегда считала, что для мужчины лучшее пирожное – стейк или котлета.

– Нам тоже немного удивителен выбор заведения, – съехидничал Лешка, рыжий лейтенант, весельчак и балабол, – думали, посидим, как взрослые, но не тут-то было, – и покосился в сторону Василия.

Капитан сердито зыркнул на Лешку, но промолчал.

Ну, теперь все понятно. Василий слышал, что это мое любимое кафе, но сам здесь никогда не бывал. Вот, желая угодить даме, попал впросак. Дело в том, что Василий переехал в Тарасов всего пару месяцев назад. И пока не знает карты города с его увеселительными заведениями в совершенстве.

С Муромцевым мы познакомились прошлым летом в Питере, где Василий трудился опером, а я охраняла одну молодую особу и расследовала убийство нумизмата. Вот в этом расследовании мне и помогал капитан. По окончании наших приключений подопечная обрела семейные ценности на кругленькую сумму, я – моральное удовлетворение от поимки убийц, гонорар и щедрую премию, а Василий, судя по всему, ничего особо полезного. Хотя заслуживал как минимум присвоения очередного звания, ведь официально дело вел он. В общем, что там не заладилось у Муромцева в Питере, не знаю, но теперь он трудится под началом моего приятеля, Генки.

– Что же будем делать? – спросил русый парнишка, с которым я не была близко знакома.

– Учиться, учиться и учиться! Как завещал великий Ленин! – бодро выкрикнул Лешка. – Я вот тут подумал, а он не мог еще «Работать, работать, работать!» лозунгом выдвинуть? Тогда советы, может, не довели бы страну до кризиса недопроизводства.

– Не мог, – хихикнула я, – учитывая отнюдь не пролетарское происхождение Владимира Ульянова, подобный лозунг был бы начисто лишен политкорректности.

– Вот только не нужно о политике, – скривился Генка.

– Мы не о политике, больше об истории. А вообще на правах единственной дамы в компании предлагаю покинуть это милое заведение. Милое, но не совсем подходящее к тематике нашего собрания.

– И куда пойдем?

– Отсюда до проспекта Петровского рукой подать. Прогуляемся и выберем кафе, они там практически на расстоянии метра друг от друга.

– Точно! Много заведений хороших и разных.

– Даже с алкоголем попадаются, – съехидничал кто-то из компании.

* * *

На улице я, чтобы утешить, взяла поникшего Василия под руку. С другой стороны, нахально оттеснив Генку, устроился Лешка, с намерением продолжить прерванный разговор.

– Нет, вы только подумайте, если бы не революция, история нашей страны могла пойти совсем по другому руслу!

– Это нам сейчас легко судить, по прошествии десятилетий, видя конечный результат, разбирая чужие ошибки, так сказать. Думаю, тогдашние революционные деятели были уверены в своей правоте.

– Да, – мечтательно закатил глаза Лешка, – жалко, что машину времени еще не изобрели. Вот бы махнуть и все изменить.

– Алексей, это изобретение привело бы к коллапсу.

– Почему, интересно знать? – изумился лейтенант.

– Мало ли, кто что захочет изменить? Ну вот ты, например, судьбу России. А я…

– Евгения отправилась бы в средневековую Европу, сколотила бы там небольшую армию и стала воительницей. Грозной и прекрасной завоевательницей, – язвительно заявил Генка, идущий немного позади всей компании.

– Совершенно не прельщает, – отрезала я, бросив лукавый взгляд через плечо. – Лучше Америка, лет так за пять до ее открытия Колумбом. А то и за три года. Думаю, за это время я успела бы подготовить наивных индейцев к вторжению коварных европейцев. Это спасло бы целую нацию от истребления и, разумеется, навсегда изменило историю не только обеих Америк, но и Европы. Да и остальных стран обязательно коснулось. Ведь в нашем мире все взаимосвязано.

– Я как-то не думал об этом в таком ключе. Действительно, одно изменение, пусть к лучшему, повлечет за собой цепь событий, а значит, может привести к коллапсу.

– Да, я уже не говорю о том, что мы, перемещаясь, принесем с собой вирусы, новые и сильные. И можем спровоцировать ряд страшных эпидемий. Ведь иммунная система людей, живших столетие назад, значительно слабее, чем у современных. Я уже не говорю о Средневековье.

– А вы не слишком увлеклись фантазиями? – снова съехидничал Генка.

– Кстати, о фантазиях: новый фильм видели? Там через портал монстры прут на Землю, а люди с ними сражаются внутри таких громадных дроидов.

– Давно посмотрела, люблю новинки кино отслеживать. Правда, последнее время производители редко радуют.

– Погоди, – удивился Лешка, – как давно? Он только вышел! В «нете» еще даже экранки не появились.

– Плохо ты, Алексей, знаешь Евгению. Она способна провернуть любую авантюру, лишь бы заполучить диск с еще не вышедшим на экраны фильмом первой, – с многозначительной миной бросил реплику Генка.

– Да, усилия себя не оправдали. Слабоват фильмец и ляпов тьма.

– Я ничего такого не заметил. Какие ляпы? Когда?

– Рассказать могу, но должна предупредить, это заразно и смотреть спокойно фильм, по крайней мере этот, ты больше не сможешь, будешь несоответствия и глупые ляпы выискивать.

– Да ладно, мне уже интересно.

– Уже даже и мне, – вставил, улыбаясь, Василий.

Так, неспешно шагая по проспекту и болтая о разной ерунде, мы облюбовали небольшое уютное кафе. Уселись вокруг двух сдвинутых столов. Сделали заказ, немного потанцевали, выпили. Отметили и наступающий праздник, и удачно завершенное дело. Генка весь вечер держался демократично и несколько отстраненно. Единственный раз напомнил всей компании, что он им начальник, когда взял слово, поздравил и заверил, что в скором времени всех его подчиненных ожидают премии, а некоторых повышение в звании.

Народ одобрительно загалдел. А подвыпивший Лешка выкрикнул, что все наоборот: это они ожидают премий и званий, притом всегда и с нетерпением!

Я внимательно присмотрелась к приятелю. В шуме общего застолья, при веселых и радостных выкриках, стало еще более заметно, что Генку что-то беспокоит. Не нравится мне это. Нужно будет поговорить с ним по окончании праздника.

Но осуществить намерение мне в этот вечер не удалось. С каждым новым тостом приятель все больше мрачнел, отстранялся, хмурился и думал о чем-то своем. А потом и вовсе отошел на приличное расстояние от шумной компании, отвечая на телефонный звонок. Я мысленно перебирала возможные причины загадочного поведения старого друга, а заодно прикидывала, кто может звонить Генке в столь поздний час.

Танцуя с Муромцевым последний медленный танец, я не выдержала:

– Вась, теряюсь в догадках, может, ты что подскажешь…

– Насчет чего? – насторожился Василий.

– В управлении все нормально? Может, неприятности какие?

– Дело раскрыли, начальник хвалил и повально всем премии обещал, ну ты слышала.

– А что тогда шеф такой хмурый?

Василий уставился на меня долгим задумчивым взглядом.

– А это обязательно? Говорить о шефе сейчас, когда мы танцуем? Я так ждал этого вечера, строил планы, хотел, чтобы все прошло идеально, – выдал наконец капитан тираду ревнивым тоном.

– Вась, прости, – извинилась я, – просто я беспокоюсь. Думаю, вечер отлично удался. А то, что ты промахнулся с выбором кафе, – глупые мелочи, похохмят немного и забудут.

– Да, им еще не приелась шутка о моем карьерном росте, а тут повод для новой подкинул.

– Ты говоришь о переводе из Питера в Тарасов?

Василий молча кивнул.

– Им просто непонятно, как можно променять Северную столицу на провинцию. Но я думаю, ты правильно поступил. Не знаю, какие были причины для принятия такого решения, но человек сам вправе выбирать, где и с кем ему работать. И потом, Тарасов очень приятный город, со временем, когда лучше узнаешь, ты его полюбишь.

– Вот-вот, они тоже намекают, что здесь замешана любовь, – буркнул Василий, – а шеф, он и вправду какой-то смурной сегодня. Но я не знаю почему, может, ревнует? – выдвинул капитан гениальную версию.

– Глупости не говори. Нет, Генка чем-то серьезно озабочен, – нахмурила я брови.

– Знаешь, Женя, я, когда увидел тебя при первой встрече, сразу подумал…

– «Это явились мои неприятности» – помню, помню, – засмеялась я.

– Нет, я подумал, что передо мной самая прекрасная и таинственная девушка на свете. И чем лучше я тебя узнавал, тем больше понимал, что девушка ох как непроста и не даст приблизиться к своим тайнам.

– Вась, не фантазируй! Какие еще тайны? Я вся открыта как на ладони.

– Вот-вот, так обычно и говорят люди, которые представляют собой нескончаемую головоломку.

Я в ответ раздраженно пожала плечами. Нравится выдумывать разную ерунду, потом верить в нее – пожалуйста. Мешать не буду.

Василий насупился и замолчал. Музыка тем временем закончилась. Я оглянулась, компания потихоньку распадалась. Кто-то собирался уходить, кто-то уже ушел. Лешка, красный как рак, бубнил по телефону слова оправдания. Видимо, выяснял отношения с девушкой. Генка вышел на улицу. Через просторные окна было видно, что он закончил разговор по телефону и закурил сигарету. Помахал на прощание сотрудникам, покинувшим заведение первыми, и продолжил курить, мрачно разглядывая носки своих ботинок.

– Время позднее, пожалуй, пора домой, нужно такси вызвать.

– Женя, может, позволишь тебя проводить? – с надеждой заглянул Василий мне в глаза.

– Будешь охранять в пути? – насмешливо улыбнулась я. – Или желаешь проследить, чтобы никто не напал на девушку в подъезде?

– Как с тобой сложно, – фыркнул капитан. – Позволь хотя бы такси вызвать.

Болтая, мы вышли на улицу, подошли поближе к Генке, я достала сигарету и закурила.

– Чем это ты здесь занимаешься? – весело окликнула я приятеля.

– Разглядываю звездное небо, – отшутился Генка.

– Евгения домой собирается. Такси через пять минут будет, – доложил Василий одновременно и мне и приятелю.

– Да, уже пора. Мы с тобой сейчас посадим Евгению в такси, пойдем в заведение, расплатимся, выпьем на посошок и по домам.

– Ага.

– Слышишь, Женька, тут поступило одно дельное предложение. Как ты относишься к тому, чтобы пойти работать в наше ведомство, под начало твоего покорного слуги? Как думаешь, Вася, возьмем к себе Евгению?

– Это что, шутка такая? – немного опешила я.

– Ну, как посмотреть, может, и не шутка. Сама посуди: у нас форма, карьерный рост, премии бывают иногда.

– Ты еще соцпакет вспомни, – буркнула я.

– Да, соцпакет, кстати, льготы. Сама подумай, бросишь свою работу, полную постоянного, зачастую неоправданного риска, и к нам с Василием под теплое крылышко и дружескую опеку.

– Даже не знаю, что сказать, чтобы никого не обидеть. А столь гениальная идея в чью светлую голову пришла? – попробовала я прощупать почву.

– Пусть это пока останется загадкой, – напустил таинственности приятель.

Я перевела взгляд на Василия. Тот недоумевающе пожал плечами. Генка закурил вторую сигарету, выпустил струйку дыма, поднял вверх глаза, изображая задумчивость.

– Ладно, мальчики, пока. Спасибо за прекрасный вечер. И за неожиданное предложение тоже, разумеется. Но время позднее, а у меня завтра рано утром посещение тира запланировано, так что позвольте откланяться. – Я запрыгнула в подъехавшее такси, назвала водителю адрес и откинулась на заднее сиденье.

По моему лицу блуждала тихая улыбка. Генка совершенно не умеет хранить секреты, по крайней мере от меня. Помнится, во времена нашей совместной учебы в Ворошиловке приятель, желая что-то скрыть, делал то же самое. Закатывал глаза и пялился с умным видом в небо так долго, как хватало сил. А потом выдавал очередную тайну со скоростью строчащего пулемета. Так же будет и в этот раз. Ничего страшного не произойдет, если я подожду до завтра. Нужно будет после тренировки в тире пригласить Генку в кафе. Все равно собиралась поговорить с ним. Нашего бравого полковника что-то серьезно беспокоит. Может, у него неприятности и понадобится моя помощь? Сам он никогда не попросит, но зачем еще нужны друзья?

* * *

Обычно я обхожусь без будильника. Просто встаю в шесть утра по привычке, выработанной годами. За время учебы мой организм привык справляться с постоянными физическими нагрузками. А также легко переносить недостаток сна, если приходится поздно ложиться и рано вставать или вообще не спать по несколько суток кряду.

Звонок телефона выдернул меня из глубокой фазы сна; наверное, поэтому я не сразу сообразила, что происходит.

– Алло.

– Простите за слишком поздний звонок, видимо, я разбудил вас. – Собеседник говорил на английском языке с йоркширским акцентом.

Я бросила взгляд на часы – два часа ночи.

– Скорее уж ранний. Слушаю вас внимательно. – Я тоже перешла на английский, благо знаю его в совершенстве.

– Это Евгения Охотникова?

– Да. С кем имею честь?

– Женя, это Майк! Я муж вашей подруги, Ольги. Вы гостили у нас пару лет назад.

– Привет, Майк, – запоздало поздоровалась я, – прости, не узнала тебя спросонья.

– Да, здравствуй, Евгения. Это я виноват, разнервничался, закрутился, забыл о разнице во времени. У нас одиннадцать вечера.

– А у нас два часа ночи.

– Прости еще раз.

– Ничего страшного.

– Женя, в нашей семье случилось несчастье. Просто кошмар, наваждение какое-то! При странных обстоятельствах погибла моя мать, Мари!

– Боже, какой ужас! Прими мои соболезнования, – влезла я в образовавшуюся паузу.

– Спасибо. Страшнее всего, что Ольга… она в тюрьме! И я ума не приложу, что делать!

– Что?! Как? Почему в тюрьме?!

– Ее подозревают в убийстве моей матери!

– Боже, дикость какая! Майк, надеюсь, ты сам в это не веришь? Ольга просто не способна никого обидеть, не то что убить!

– Да, конечно, я тоже не думаю, что Оля причастна к смерти моей матери. Но полицейские, они другого мнения… Стоп! – сам себя перебил Майк. – Я сейчас не о том хотел поговорить. Я нанял для Ольги адвоката, самого лучшего из тех, кого могу себе позволить. Но она настаивала, чтобы я позвонил тебе и попросил приехать к нам. В Англию. Что ты скажешь на мое предложение? Понимаю, что твое время дорого, и готов подписать контракт.

– Майк, о чем ты говоришь? – возмутилась я. – Оля моя подруга, и я никогда не брошу ее в беде.

– Значит, ты согласна приехать в Саутгемптон?

– Разумеется, согласна.

– Тогда я забронирую для тебя билет на ближайший рейс до Лондона. И после этого перезвоню. А потом, когда приедешь, расскажу обо всем происшедшем с возможными подробностями. И отвечу на все твои вопросы.

– Хорошо. Буду ждать звонка.

Майк попрощался и отключился, а я продолжала, лежа в кровати, сжимать в руке телефон. Просто в голове не укладывается. С Олей мы дружны много лет. Вместе воспитывались в Ворошиловке, военном учреждении закрытого типа. В котором негласно готовили боевиков экстра-класса. Меня туда отдал отец-генерал, всю жизнь мечтавший о сыне. А Олю, насколько я знаю, «пристроила» ее бабушка. Так вот, педагоги частенько ругали подружку за излишнюю мягкотелость, добрый нрав и отсутствие необходимой жесткости. Самым страшным испытанием для Оли был спарринг на тренировке. Она, прежде чем ударить соперника, зажмуривала глаза и шептала: «Прости». Помнится, подруга даже была на грани отчисления, но потом каким-то чудом взяла себя в руки и сдала все нужные нормативы.

Правда, боевика экстра-класса из Оли все же не вышло. Зато в Ворошиловке качественно преподавались иностранные языки, здесь подруга преуспела, была лучшей на курсе. После окончания учебы она уехала в Москву работать переводчиком. Руководители крупной международной компании, имевшей филиалы по всему миру, увидев Олино резюме, настолько заинтересовались сотрудником такой высокой квалификации, что сразу предложили выгодный контракт, ведомственную квартиру, даже оплатили переезд. К тому времени Олина бабушка умерла, родителей подружка лишилась еще раньше, так что в Тарасове ее ничего не держало.

Проработав в столице чуть меньше года, Оля познакомилась с Майком. Приятный, образованный, обходительный молодой человек молниеносно вскружил голову моей подружке. Оля – хрупкая блондинка с громадными серыми глазами, правильными чертами лица и фарфоровой кожей, тоже оставила значительный след в сердце Майка. Они полюбили друг друга и вскорости поженились. Майк на момент знакомства руководил одним из европейских филиалов той же фирмы, где трудилась Оля. Сразу после свадьбы молодые уехали жить в Вену. А еще через пару лет, после рождения первенца, Майку предложили возглавить филиал в Англии.

Сейчас семейство Ландри проживает в уютном двухэтажном коттедже в городке Саутгемптон. Это неподалеку от Лондона. Растят сына Алекса и маленькую дочь Анику. До сегодняшнего дня я считала, что жизнь подруги легка и безоблачна. Ольга занимается домом, растит детей. Причем в этом ей помогают няня, горничная и повар. Ухаживает за своей внешностью и отчаянно скучает. В общем, ведет жизнь обычной европейской домохозяйки. С Мари, матерью Майка, у Оли сложились теплые, доверительные, почти дружеские отношения. В гостеприимном доме семьи Ландри для свекрови была отведена комната, где она частенько гостила, приезжая из Лондона. И я просто ума не приложу, что должно было произойти, чтобы женщины поссорились, не говоря уже об убийстве. Нет, это какое-то чудовищное недоразумение. Здесь может быть замешано как предвзятое отношение полиции, так и неправильно истолкованное стечение обстоятельств. В таком деле, как убийство, нельзя полагаться на волю случая. Нужно отправляться в дорогу как можно скорее и самой во всем разобраться.

С этой мыслью я поднялась наконец с постели – все равно заснуть уже не смогу и принялась упаковывать дорожную сумку. Бросила тонкий свитер и серый брючный костюм, купленный недавно в Париже. Джинсы, смену белья, водолазку, футболку, на всякий случай прибавила пару светлых рубашек – вдруг придется изображать деловую леди. Добавила еще кое-что необходимое из одежды.

Пожалуй, достаточно, можно обдумать вопрос профессиональной экипировки. Я повертела в руках верный револьвер, вздохнула и положила обратно в сейф. Если путешествуешь самолетом, лучше отказаться от перевозки личного оружия. Слишком много формальностей и бюрократических преград придется обойти. Это съедает массу времени и стоит определенных усилий и нервных затрат. На этот раз обойдусь любимым набором звездочек и ножей из высокотехнологичного пластика, привезенных несколько лет назад из командировки в Японию. Ведь я всего лишь еду выручать подругу, попавшую в неприятности, и не планирую масштабных боевых действий. В конце концов, если мне понадобится оружие в Англии, найду способ его достать на месте.

В небольшой дорожный несессер я упаковала косметику, на всякий случай два парика и набор цветных контактных линз. А также миниатюрный прибор для выявления прослушивающих устройств. За этим увлекательным занятием меня застала тетя Мила, заглянувшая в комнату.

– Доброе утро, Женечка, я зашла узнать, чего бы тебе хотелось на завтрак, – с самым невинным видом поинтересовалась тетушка. – Ты ведь поедешь сегодня в тир с утра?

– Доброе утро, теть Мил, – я чмокнула тетушку в щеку, – ты у меня такая заботливая, – широко улыбнулась, – но мне совершенно все равно, что съесть на завтрак. Пожалуй, ограничусь кофе с тостами.

– Это никуда не годится! Ведь обычно ты пропадаешь на своих стрельбах до обеда. Значит, нужен полноценный завтрак.

– Тир на сегодня отменяется. И пробежка с тренировкой тоже. Срочно собираюсь в дорогу.

– Как? Опять работа? Почему мне ничего не говоришь? А я думала, мы поболтаем неспешно за завтраком, и ты мне все расскажешь…

Так-так-так, вот тетушка и выдала свои истинные намерения. Вчера вечером я слишком поздно вернулась домой. Тетя Мила, разумеется, слышала, что поход в кафе планируется в мужской компании. Видимо, изначально она собиралась дождаться моего возвращения, но, не выдержав, уснула. По крайней мере, я застала тетушку крепко спящей в гостиной. Теперь тетя Мила жаждала подробного отчета о проведенном вечере.

– Конечно, расскажу, сейчас позавтракаем с тобой и поболтаем.

Мы прошли на кухню. Я поставила на плиту чайник, запихнула в тостер хлеб, достала из холодильника масло и джем. Тетя Мила, благополучно забывшая, что пять минут назад предлагала племяннице приготовить здоровый завтрак, села за стол, сложила перед собой руки и замерла в ожидании рассказа.

– Отлично отдохнули, повеселились, отпраздновали успех. Сидели в кафе, знаешь, что на углу Петровского и Лихачева. Кухня там хорошая, алкоголь сертифицированный. Если кто и перебрал, думаю, выживет. В кафе меня привез Генка, «фольк» остался на стоянке, притом я выпила, поэтому домой приехала на такси. Водитель вежливый, корректный, добралась без приключений.

– Как?! – подпрыгнула на стуле тетушка. – Тебя никто не проводил?! Поражаюсь нравам нынешней молодежи! Это же неприлично! Одна, на такси!

– Я современная эмансипированная девушка и не нуждаюсь ни в чьей опеке, – строго заявила я, мысленно улыбаясь.

– Но как же так, – страдала тетушка, – неужели тебе никто не понравился?

– Почему не понравился? В Генкином отделе работают отличные ребята. Мы чудесно время провели. Правда, думаю, некоторые мальчишки могли бы привезти с собой жен или подруг. На этом корпоративе явно не хватало дам, но, очевидно, им виднее.

– Ничего не понимаю. Этот твой приятель, Гена, ведь ухаживал за тобой! Думаю, что он мог бы действовать немного активнее.

Я молча пожала плечами.

– Или, как его, новенький у них, Василий из Питера! Ты, Женечка, очень нравишься этому молодому человеку! Сама видела, когда он заезжал за вами с Линой пару месяцев назад!

Я снова пожала плечами, широко ухмыляясь:

– Современные молодые люди такие нерешительные.

Тетя Мила вспомнила эпизод из операции, проведенной совместно с полицией. Действительно, тогда мы с Василием проводили вместе много времени. Некоторые общие знакомые считают, что капитан в меня тайно влюблен. Но Василий всегда ведет себя очень корректно и не допускает никаких намеков на чувства, особенно с тех пор, как познакомился и подружился с Генкой. Правильно, я тоже считаю, что крепкая мужская дружба стоит сотни ветреных девиц.

Пока я, размышляя, ухмылялась, тетя Мила вспомнила, что ее племянница собирается в дорогу, – судя по упакованным сумкам, дальнюю.

– Женечка, а куда ты едешь? Появилась работа? Ты вроде бы отдохнуть планировала.

– Вот как раз и отдохну, вернее, развеюсь, сменю обстановку. Я, тетя Мила, отправляюсь в Англию, в Саутгемптон. Рано утром звонил Майк. Он закажет мне билет, у Ольги неприятности, просит приехать.

– Оленька?! Как деточки ее? И что такого страшного могло произойти? У них там так тихо, спокойно. Британские власти преступность практически искоренили. Мне Вера Михайловна рассказывала, ее сын уехал в Йорк работать по контракту…

– Теть Мил, погибла Мари, мать Майка. Ольгу арестовали, ее обвиняют в убийстве свекрови, – неожиданно прервала я поток полезной информации.

– Шутишь, что ли? Твои шутки порою бывают такими дикими…

– Нет, все очень серьезно.

– Женя, я не могу поверить, Оленька такая добрая, нежная девушка! Как они могли подумать, что она способна убить? Произошло жуткое недоразумение!

– Совершенно согласна с тобой. Вот и хочу сама во всем разобраться.

Из спальни раздался звонок сотового, я рванула на звук. Майк сообщал, что ближайший рейс до Лондона сегодня в три часа дня по местному времени. Осуществляется компанией Трансаэро. Он забронировал и оплатил мой билет. Получить проездной документ можно в аэропорту Тарасова, только приехать нужно минут за сорок до начала регистрации. Я поблагодарила Майка. Он заверил, что обязательно приедет в Лондон к прибытию моего рейса, чтобы встретить и как можно скорее посвятить в подробности трагичного происшествия.

* * *

До вылета, если учесть предстоящие формальности, осталось не так уж и много времени. Я попрощалась с тетей Милой, обещала звонить, писать, сообщать все новости. Добраться до аэропорта решила на «фольке», а потом оставить его на охраняемой стоянке, так будет удобнее и сейчас, и на обратном пути.

По дороге вспомнила о своем вчерашнем намерении поговорить по душам с приятелем. Как ни печально, придется отложить беседу до лучших времен. Совершенно нет времени разбираться, что в последние дни беспокоит Генку. Немного поразмыслив, я все же набрала номер полковника Петрова. Кратко сообщила, что уезжаю за границу и что у нашей давней подруги серьезные неприятности. Гена, как и тетя Мила, выказал уверенность в невиновности Ольги. И в том, что я сумею разобраться с этим страшным недоразумением. Пожелал удачной дороги, велел звонить, особенно если понадобится помощь.

После беседы с приятелем меня не покидало странное чувство. Кажется, Генка испытал явное облегчение, когда услышал, что я уезжаю срочно и далеко. Может, показалось? Но долго раздумывать над этим не было времени, я занялась оформлением бумаг, регистрацией и другими хлопотами, связанными с вылетом.

Во время полета я разглядывала пассажиров, лениво, не разбирая вкуса, жевала предложенный обед, пыталась читать купленный в аэропорту журнал, даже, кажется, дремала, откинувшись в кресле. Все эти действия я проделала как в тумане, ни на минуту не переставая думать о подружке. Что могло произойти в доме Ландри? Какие были обстоятельства? Кто присутствовал при трагедии? И главное, почему во всем обвинили Ольгу?

Из-за разницы в часовых поясах казалось, что на дорогу ушло совсем немного времени. В шестнадцать тридцать самолет приземлился в лондонском аэропорту Хитроу. Майка я увидела среди встречающих сразу после выхода из терминала. Мы обменялись приветствиями, получили багаж. Не сговариваясь, избегали говорить о происшествии или Ольге, пока не оказались в машине. И даже потом, петляя по оживленным улицам Лондона, Майк хранил молчание, и я не решалась его прервать.

– Еще раз прими мои соболезнования по поводу смерти матери, – выдавила я, когда серебристый «Бентли» Майка выехал на прямую, как стрела, автостраду. – Если тебе сложно говорить и вести машину, я могу сесть за руль, – предложила я.

– Этой дорогой я каждый день езжу на работу и обратно. Иногда кажется, что мой железный конь протоптал здесь невидимую колею, и не заблудится сам, если я вдруг перестану участвовать в управлении. За соболезнования спасибо. А говорить обо всем мне сложно, поверь. Но лучше сделать это сейчас, в машине. Не хочу, чтобы дети лишний раз слышали. Дети или прислуга. Знаешь, Женя, кажется, они шепчутся у меня за спиной, бросают косые взгляды. Я даже хотел рассчитать их всех разом, но потом сдержался.

– Правильно сделал, – одобрила я. – Если есть за что, уволить успеешь. Но торопиться с этим не надо.

– Да. Начну, пожалуй. Мама приехала к нам в пятницу днем. Они с Ольгой и детьми гуляли в городском парке, вечером пили чай с пирожными в кафе. Мама, как обычно, осталась погостить на выходные. В субботу меня вызвали на работу после обеда. Я уехал, рассчитывая вернуться через пару часов, но задержался до позднего вечера. Когда пришел, дом был битком набит полицейскими, а тело матери уже увезли в морг. Что произошло, не знаю. Говорят, полицию вызвали соседи. Сначала они услышали громкие крики двух женщин, очень похожие на ссору. Потом жуткий вопль Ольги. Прибежавшие на шум соседи, семейная пара, увидели маму, лежащую на полу в прихожей, у основания лестницы, ведущей на второй этаж. Под ее головой растекалась кровавая лужа. Над ней стояла Ольга. Руки ее были в крови, она стояла над телом моей мамы бледная, дрожащая, с вытаращенными глазами. Ольга не могла объяснить, что произошло, просто говорила, что ничего не помнит. В доме больше никого не было. У горничной по субботам всегда выходной. Повар отпросился на юбилей родителей, уехал в пятницу. Дети с няней еще не вернулись с прогулки. В доме не было никаких следов борьбы, беспорядка, других доказательств нападения грабителей или присутствия посторонних.

– Расскажи мне, как вы провели утро субботы, ничего не опускай.

– Как провели? Как обычно. Проснулись, позавтракали все вместе.

– Кто готовил завтрак?

– Ольга, няня ей помогала, кажется, накрывала на стол. Какое значение могут иметь эти подробности?

– Пока не знаю. Но ты сам подумай: в доме произошла трагедия, свидетелей нет. Вот я и хочу знать точно, что случилось тем утром. Может, были неожиданные визиты или необычные звонки. Как вели себя обе женщины, вспомни, между ними наблюдалось какое-то напряжение?

– Нет, все было как обычно. Ни визитов, ни звонков. И вели себя все как всегда. За завтраком смеялись, шутили, хвалили русские блины, что испекла Ольга. Потом я уехал в Лондон.

– Когда задержали Ольгу?

– Тем же вечером. После показаний соседей о криках, ссоре. Ей уже предъявили обвинение в убийстве. Ольга ведет себя странно: с адвокатом общаться отказывается, показаний не дает, просит срочно вызвать Евгению Охотникову.

– Оперативно работает ваша полиция. Думаю, они хватаются за соломинку и других подозреваемых, кроме Ольги, у них нет. А с няней ты пытался поговорить?

– Она очень испугана, плачет, бормочет, что не знает ничего. Нэнси уверяет, что увела детей гулять сразу после моего отъезда. Гуляли долго – парк, детская площадка, кафе. Когда пришли домой, там были полицейские.

– Плачет?! – Не слишком ли бурная реакция, подумалось мне. – А сколько ей лет?

– Нэнси Холд девятнадцать лет. Она исполнительная девушка, хорошо ладит с детьми. – Майк сердито хмыкнул. – Мисс Холд боится, что скандал в нашей семье повредит ее профессиональной репутации и ее не возьмут служить ни в один приличный дом. По крайней мере, рекомендациями моей жены она не сможет воспользоваться.

– Как прагматично. Майк, ты ведь не будешь возражать, если я сама расспрошу Нэнси, остальную прислугу и соседей?

– Конечно, нет, делай все, что нужно.

– Важнее всего сейчас поговорить с Ольгой. Возможно, она сможет все прояснить. Ты пытался?

– Она в шоке, расстроена и не захотела меня видеть. Нет, с Ольгой общался только наш адвокат. Но тебя она ждет, значит, согласится поговорить.

Я пробормотала слова утешения, какие смогла подобрать, хотя что в такой ситуации может утешить?

* * *

В уютном коттедже семьи Ландри ничего не изменилось с моего предыдущего визита, разве что отделку в гостиной освежили и сменили мягкую мебель. Майк помог отнести сумку в отведенную мне комнату. Ту же, в которой я останавливалась в прошлый раз.

– Ужин через сорок минут. Оставлю тебя одну, наверно, захочешь освежиться с дороги.

– Спасибо. Майк, не будешь возражать, если я после ужина осмотрю комнату Мари?

– Мама всегда занимала спальню здесь же, на втором этаже, это угловая комната, чуть дальше по коридору. Можешь не спрашивать моего разрешения, делай все, что нужно.

За ужином царило напряженное молчание. Даже дети, проникшись настроением взрослых, не щебетали как обычно. Алекс, насупившись, гонял по тарелке кусочек стейка с зеленым горошком и практически ничего не ел. Аника жевала манную кашу и настороженно стреляла по сторонам темно-серыми, как у матери, глазками.

– Где мама? Когда она придет? – прошептала девочка на ухо няне.

– Тише, солнышко, – одернула та ребенка и виновато покосилась в нашу с Майком сторону.

Наконец тягостная трапеза закончилась. Майк, сославшись на усталость, удалился в свою комнату. Я прошла в детскую, немного поболтала с малышами. Почитала Анике ее любимую сказку про Золушку. Нэнси мое присутствие в детской явно тяготило. Видимо, она ожидала расспросов и, кажется, страшилась их. Я намеренно не приставала к няне сейчас. Пусть привыкнет ко мне, немного расслабится.

Разговор с поваром и горничной тоже можно немного отложить. Тем более, насколько я помню, постоянно в доме проживала только Нэнси. Остальная прислуга была приходящей, и сейчас они должны собираться домой. Наконец няня стала готовить детей ко сну, я ушла, чтобы не мешать им укладываться.

Гостиная, центральный холл, столовая и кухня находились на первом этаже, остальное пространство занимали подсобные помещения. Все спальни, детская, малый холл и гостевые комнаты располагались на втором этаже дома. Я спустилась в холл к основанию лестницы, подошла к входной двери, развернулась, огляделась. Круглая просторная комната с высокими потолками, огромной люстрой в центре, витражными окнами. Практически всю ее занимала удобная широкая лестница, ведущая на второй этаж. Ее перила заканчивались немного выше, для безопасности огораживая часть малого холла. Под лестницей три двери: узкая кладовка с хозяйственными принадлежностями и две гардеробные комнаты. Меньший овальный холл на втором этаже освещался настенными бра и небольшими оконцами в крыше. У основания лестницы наверху стояли цветы в огромных напольных вазах. Из малого холла в разные стороны расходилось два коридора, и небольшая витая лестница вела наверх. Там, в мансардном помещении, был оборудован зимний сад, из которого можно попасть на широкую открытую лоджию. В теплое время года здесь стояла легкая плетеная мебель: стол, кресла, крытые садовые качели, тут было множество цветов, лианы и пальмы в огромных горшках. Помнится, Ольга называла это место «мой оазис». И проводила здесь все свободное время. В хорошую погоду прислуга часто накрывала чай или завтрак наверху.

Я вспоминала все детали, продолжая стоять у входной двери. И пыталась представить, что же могло произойти. На самом деле вариантов немного: Мари могла скатиться по ступенькам лестницы или упасть, перевалившись через перила со второго этажа. Высота здесь большая, для летального исхода вполне достаточно. А что конкретно случилось, предположить, не зная точного положения тела и характера травм, сложно. Я присела на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть кафельный пол. Нет никаких следов, все тщательно убрано. Завтра расспрошу горничную. А пока осмотрю комнату Мари.

Просторная угловая спальня располагалась на втором этаже. Имела отдельную ванную, туалетную комнату и небольшой круглый балкончик. Я открыла дверь и выглянула наружу. Сразу представилось, как Мари, стройная, симпатичная, ухоженная женщина, выходит ранним утром на балкон. Закуривает тонкую сигару, поправляет локоны, сбившиеся за ночь, на ней небрежно запахнутый пеньюар персикового цвета. Взгляд наткнулся на пепельницу. Два окурка, одну сигару докурили до конца, другую раздавили в пепельнице, едва закурив. Мари, похоже, нервничала. Я закрыла балкон и продолжила осмотр. Комната чисто убрана, постель заправлена, накрыта покрывалом. В шкафах постельное белье, чистые полотенца, кокетливое кружевное белье. Пушистый банный халат, пеньюары, белый и персиковый, пара костюмов, платье-коктейль висят на плечиках. Обилие косметики в ванной говорило о том, что Мари частый гость в доме сына и невестки, впрочем, я и так об этом знала.

Осмотр тумбочек, журнального столика и письменного стола тоже не дал ничего особого. Деловых бумаг Мари здесь не держала. Как современная европейская женщина, следила за модой и любила читать дамские журналы. Взгляд упал на сумочку. Наглеть, так до конца: я вытряхнула содержимое на кровать. Расческа, помада, пудра, флакон духов, салфетки, ключи от квартиры. В кошельке права, кредитки и немного наличности. Мобильный телефон отсутствует, впрочем, его мог взять Майк.

«Сама не знаю, что рассчитывала здесь обнаружить», – думала я, покидая помещение. При этом в подсознании плескалось ощущение, что комнату не просто убрали, а избавились от всех вещей, которые могли пролить свет на личность, мысли, чувства, настроение Мари. Например, ежедневник или записная книжка отсутствовали. В общем, имеем в активе лишь нервно раздавленную сигару. Негусто.

Перед сном я, как обещала, написала по сообщению тете Миле и Генке, доложила, что нормально добралась и больше новостей нет.

* * *

Проснулась я рано, не столько следуя привычке, сколько испытывая непрерывное беспокойство за судьбу подруги. Спустилась на кухню выпить кофе с тостами, спланировать день. И столкнулась с Майком.

– Доброе утро, Евгения, как спалось?

– Доброе утро, беспокойно. Ты, я смотрю, тоже на ногах уже.

– Да, с некоторых пор страдаю бессонницей. Вертелся в постели, вертелся. Понимаю, что повар придет только через час, все равно не выдержал, спустился. Чаю хоть выпить. Никакая еда не лезет.

– Я вчера забыла спросить: Олю держат в лондонском отделении или здесь, в Саутгемптоне?

– Должны были перевезти в Лондон, но пока оставили здесь. У нас одно отделение в центре, напротив южного входа в парк. Там же и камеры временного содержания. Если хочешь, собирайся, я завезу тебя по дороге на работу.

Майк включил электрический чайник, я занялась приготовлением тостов. Через пять минут импровизированный завтрак был готов.

– Прекрасно помню ваш город, во время прошлого моего визита Оля показала мне здесь каждый уголок. Если торопишься, то я доберусь одна, пройдусь пешком, ведь это совсем рядом.

– Может, мой порыв покажется тебе эгоистичным, но все свободное время я стараюсь проводить на работе. Немного помогает отвлечься.

– Если помогает, что тут плохого, – пожала я плечами.

* * *

Несмотря на раннюю весну, городок Саутгемптон светился чистотой, все вокруг блестело и дышало размеренным комфортом. Настоящие английские газоны радовали глаз. Фасады домов и дорожки, украшенные вазонами, пестрели ранними весенними цветами.

К зданию полицейского участка я добралась в два счета. И тут начались трудности. Новость о странной гибели Мари Ландри произвела в тихом спокойном городке эффект разорвавшейся бомбы. Ко времени моего появления в Саутгемптоне новость обросла слухами и кровавыми подробностями. Ольга из подозреваемой в глазах обывателей превратилась в преступницу – кровожадного монстра. Тем более что чопорные англичане, видимо, никогда не забывали о русском происхождении миссис Ландри. Глава местной полиции поскорее договорился о переводе заключенной в Лондон, а тем временем вознамерился никого к ней не пускать, что совершенно не вязалось с моими планами.

Все это я успела понять и продумать, сидя возле дежурного в ожидании его начальства. Десятью минутами ранее я вбежала в полицейский участок, развернула листок бумаги и сбивчиво, коверкая слова, изображая сильнейший акцент, прочитала:

– Здравствуйте. Я прилетела из России. Хочу видеть свою сестру, Ольгу Ландри.

– Что нужно этой девице? – недоуменно спросил дежурный у другого полицейского, стоящего чуть в стороне со стопкой бумаг.

Тот пожал плечами.

– Здравствуйте! Я прилетела из России! Хочу видеть свою сестру, Ольгу Ландри! – снова повторила я, глядя на листок бумаги, немного поднажав с тоном.

– Ничего не понимаю, что говорит эта девица, – пробормотал дежурный, изображая полную растерянность.

– Здравствуйте!!! Я прилетела из России!!! Хочу видеть свою сестру, Ольгу Ландри!!! – почти прокричала я. Снова заглянула в листок бумаги. – Где ваш шеф?!! Когда придет?!! – И для колорита добавила на русском: – Что же это творится?!! Хуже, чем дома, никто ни за что не отвечает!!!

Теперь мне осталось только присесть на указанную дежурным лавочку и тихонько слушать, как он, сам того не понимая, сообщает мне о существующем положении дел и настроениях в обществе. Сначала дежурный ворчал про себя. Потом, после недолгих размышлений, позвонил начальству. Сообщил, что в участке скандалит очень красивая и не менее наглая девица. Родственница «этой русской преступницы». И запросил дальнейшие инструкции. Начальник отделения, видимо, сам был на подходе, городок-то маленький. Реплика про «красивую девицу» его заинтересовала, он заявил, что скоро будет.

– Шеф велел ждать, – чуть ли не по слогам выдал дежурный то, что я уже слышала.

Вошедшего начальника отделения я узнала по преданному взгляду дежурного, устремленному в сторону двери. И молниеносно бросилась шефу наперерез. Он на ходу скороговоркой проговорил:

– Свидания с заключенной запрещены до ее перевода в Лондон.

– Я прилетела из России!! Хочу видеть свою сестру Ольгу Ландри!! – выкрикнула я набившую оскомину фразу. Правда, сейчас на чистейшем английском, с легким уэльским акцентом.

Дежурный уставился на меня, немного приоткрыв рот от напряжения. Фраза та же, а звучит совсем по-другому. А мне совершенно надоело ломать комедию.

– Если мне сию минуту не предоставят полноценное свидание с сестрой, я покажу вам, как умеют скандалить «эти наглые русские»! От вашего занюханного городка вместе с полицейским участком не останется камня на камне! Я еще посмотрю, в каких условиях содержится моя бедная девочка! Знаем, знаем! Наслышаны о пропитанных сыростью пыточных камерах, уходящих своими необозримыми лестницами в Темзу! – кричала я, как на митинге. – Позвольте напомнить, что Ольга Ландри не осужденная, а всего лишь подозреваемая! И никто не вправе лишать ее свидания с родными, – закончила я свою гневную, немного сбивчивую тираду.

– Какие пытки, вы о чем? – пробормотал шеф отделения. – Я просто не хотел лишнего шума, только и всего.

– Если меня не пропустят, я обещаю устроить скандал вселенского масштаба. И начну с департамента полиции в Лондоне.

– Миссис Ландри сама отказывалась от свиданий, – выложил последний козырь начальник.

– Скажите, что приехала Евгения Охотникова, она меня ждет.

Шеф отделения тяжко вздохнул, кивнул дежурному, тот приставил ко мне жандарма. В общем, бюрократическое колесо закрутилось. Жандарм выдал мне временный пропуск, потом немного подумал и сам проводил в комнату для свиданий. Куда через пару минут другой полицейский привел Ольгу.

Подружка выглядела исхудавшей и усталой. Фарфоровая кожа стала матово-бледной, глаза ввалились, нос заострился. Мы молча обнялись, Ольга всхлипнула у меня на плече.

– Ну, ну, держись, дорогая, я с тобой!

– Обниматься не разрешается! – выкрикнул пристав. Вытянулся по струнке в углу комнаты, посмотрел отсутствующим взглядом перед собой, намекая, что намерен находиться во время свидания здесь.

– Женя, ты приехала! – Ольга снова всхлипнула, разжала объятия.

– Я тут поскандалила немного, так что за нами будут наблюдать, – кивнула в сторону полицейского.

Мы устроились в жестких креслах напротив друг друга по обе стороны от безликого письменного стола.

– Ты приехала! – словно не веря, повторила Ольга.

– Конечно, друзей в беде не бросают.

– Женя, ты ведь поможешь? Вытащи меня отсюда! Я с ума схожу от страха, не сплю вторые сутки. – Подружка нервно оглянулась.

– Не думаю, что он нас слушает, вернее, скорее всего, не понимает русский язык. Так что опасаться нечего. Оля, ты можешь мне спокойно и подробно рассказать, что произошло? Чтобы помочь, я должна быть в курсе всех обстоятельств.

– Вытащи меня из тюрьмы. – Глаза подружки нервно блестели.

– Так. Для начала успокойся! Я обязательно помогу, верь в это! Вместе мы преодолеем любые препятствия и устраним угрозу. Если нужно, задействую все свои связи. Только пообещай, что будешь есть, спать и перестанешь себя изводить, так и до нервного срыва недалеко. Посмотри на себя! Кожа серая, под глазами синяки в пол-лица, это никуда не годится. И еще, тебе придется сделать усилие. Сосредоточься и расскажи мне, что произошло.

– Женя, понимаешь, весь ужас в том, что я не помню! В голове временной провал, как черная дыра. А мне никто не верит!

– Так, давай по порядку. Твои отношения с Мари всегда были хорошими, ровными. Или как? Может, между вами зрела неприязнь, тщательно завуалированная от посторонних?

– Да мы никогда слова грубого, неласкового друг другу не сказали! В ту субботу все было как обычно. Мари приехала накануне, в пятницу, осталась на выходные. После завтрака Майк уехал в офис. Нэнси с детьми ушла гулять. Мы с Мари мирно пили чай с тостами наверху. Вот буквально только что дышали свежим воздухом и болтали, вот я уже стою на первом этаже, у входной двери над остывающим телом свекрови.

– Только без паники. Мы во всем разберемся. Свидетели видели, что твои руки были в крови.

– Это зафиксировано и в протоколе полиции. Но я не помню! Может, наклонилась проверить пульс на шее и случайно испачкалась?

– Тело Мари лежало прямо у основания лестницы или дальше?

– Примерно в центре комнаты. Я уже думала: она могла там оказаться, и если скатилась с лестницы, и если свалилась сверху, через перила, – пробормотала подружка.

– Ладно, не буду больше тебя терзать. Поговорю об этом с экспертами. Тебя сегодня переводят в Лондон. Знаешь?

– Да. Майк нанял адвоката по уголовным делам, Эндрю Райт его зовут. Адвокат сообщил вчера. Мистер Райт будет меня сопровождать.

– Тогда я его дождусь. Распорядись, чтобы Райт предоставил мне допуск ко всем материалам дела. Экспертизы, протоколы, свидетельские показания, всю имеющуюся информацию, мне нужно лично изучить.

– Хорошо. Женя, это еще не все. Я собиралась тебе звонить раньше, до трагической гибели Мари. За мной следят какие-то люди. И я очень боюсь и за себя, и за Майка с детьми.

– Слежка, здесь? Как долго это происходит?

– Точно не могу сказать, европейские домохозяйки ведут беззаботный образ жизни, – хмуро усмехнулась подружка. – Замечать стала примерно с неделю назад. И здесь, и в Лондоне. Водят довольно профессионально. Так что со временем начала слежки могу и ошибиться.

– Так. Есть соображения? – Меня не оставляло ощущение, что Ольга не слишком удивлена и очень испугана.

– Я думаю, что в этом деле замешана старая семейная тайна. Но предпочла бы здесь, – она обвела глазами помещение, – ничего не обсуждать.

– Оля, как думаешь, люди, следившие за тобой, могут быть причастны к гибели Мари?

– Не знаю, – вымолвила подружка и начала бледнеть.

– Давай только без паники! Я рядом с твоими родными, ни с Майком, ни с детьми ничего не случится. Сначала вытащим тебя из тюрьмы, потом вместе разберемся со всеми тайнами.

Я попрощалась с подругой, и конвойный увел ее в камеру. В ожидании адвоката пришлось немного задержаться в полицейском участке. Зато я раздобыла все материалы по делу Ольги. Узнала, в каком полицейском участке Лондона будет содержаться заключенная, а также имя судебного следователя, который будет вести ее дело.

* * *

Уставившись на листы бумаги, я бездумно помешивала ложечкой чай с молоком. Отщипнув кусочек от ароматной свежеиспеченной булочки с корицей, отправила его в рот и проглотила, практически не различая вкуса.

Перечитывая протоколы допроса свидетелей и выводы коронера, я изо всех сил искала, за что можно зацепиться.

Полицейский коронер пришел к выводу, что Мари погибла от падения с высоты. Произведя вскрытие, эксперты обнаружили у нее две травмы, не совместимые с жизнью. Перелом шейных позвонков и перелом теменной кости. Такие травмы можно получить, если упасть, например, через перила второго этажа. Или при падении с лестницы, если она достаточно высока.

А вот сама Мари упала или ее толкнула Ольга – непонятно. Судебный следователь уверил себя, что виновата Ольга, так как соседи слышали ссору двух женщин, а миссис Ландри никак не оправдывает себя. Судя по всему, в амнезию он не верит.

– Местные леди предпочитают пить чай в гостиной, столовой, на худой конец в собственной спальне. Кухня – это как-то не комильфо, – вывел меня из задумчивости строгий голос, – а читать при этом бумаги… Вы же не сможете оценить мою чудную выпечку.

Я изумленно моргнула и подняла глаза. Передо мной стоял упитанный седой мужчина невысокого роста и улыбался.

– Булочки восхитительные. – Я улыбнулась в ответ. – Вы повар. И судя по акценту…

– Бельгиец. Меня все называют месье Жиль.

– Охотникова Евгения, – представилась я, – приятно познакомиться. Когда я гостила здесь, мы не встречались.

– Был в отпуске, навещал родню, – отвесил мужчина шутливый поклон, – но я наслышан о вас, Евгения. Оленька, наша милая хозяйка, часто вспоминает родину и ваши совместные детские проделки.

– Месье Жиль, не хотите выпить со мной чаю? – сделала я приглашающий жест.

– Пить чай на кухне, да еще с прислугой! Леди, где вас воспитывали? – строго проговорил повар, глаза его при этом искрились смехом.

– В казарме, – легко обронила я, – не обращайте внимания.

Мы дружно рассмеялись.

Через пять минут мы пили чай с булочками и непринужденно болтали так, будто были знакомы всю жизнь. Документы я отложила в сторону, чтобы не портить окончательно репутацию «леди».

Как я и предполагала, месье Жиль был в курсе всех событий, происходящих в доме Ландри. А также в курсе симпатий, антипатий и подводных течений, бурлящих в семье.

– Я тебе так скажу, – повар отечески похлопал меня по руке, – в недобрый час угораздило к родне уехать. Пусть бы провалился этот юбилей! Уму непостижимо – обвинить леди Ольгу в убийстве! Она нежная как голубка, добрая, ласковая. За эти годы я не слыхал от хозяюшки резкого слова.

– А какие у них были отношения с Мари? Соседи уверяют, что слышали громкую, бурную ссору.

– Быть такого не могло! Про Мари ничего плохого сказать не могу. Она была леди сдержанная, вежливая, разве что немного надменная. Но подумай сама, что ей было делить с невесткой? Если бы женщины не ладили или между ними тлела скрытая вражда, Мари не гостила бы здесь часто и с удовольствием. Думаю, все происшедшее – странная и нелепая случайность.

– Как же показания соседей?

– Эти чопорные англичане вечно склонны все преувеличивать. Для них весенний ливень это стихийное бедствие, а пара громких хлопков – пушечная канонада. Может, Мари громко вскрикнула, когда оступилась, или Оленька кричала от испуга, когда увидела мертвую свекровь.

* * *

В общем и целом я разделяла мнение месье Жиля. Ольгу знаю с детства, она человек неконфликтный, Мари тоже не была похожа на скандалистку. А допустить мысль, что Ольга осознанно, по собственной воле способна причинить кому-то боль, просто невозможно. Поговорив с немолодой семейной парой, живущей в соседнем коттедже, я снова согласилась с категоричным суждением повара: свидетели относятся к определенному типу людей, склонному все вокруг преувеличивать.

Пожилая миссис большую часть свободного времени посвящала увлекательному занятию: наблюдению за соседями. Остальное время тратилось на обсуждение увиденного с мужем, флегматичным джентльменом, предпочитавшим дремать в кресле или читать прессу. Несмотря на желчность характера, пожилая леди была вынуждена признать, что раньше никогда не слышала громких звуков из дома семьи Ландри, разве что возню играющих детей. Да и в тот злополучный день, кроме нескольких резких выкриков, не слышала ничего конкретного. Но леди показалось, что кто-то определенно зовет на помощь. Поэтому она отправилась посмотреть, что происходит, и уговорила мужа ее сопровождать.

Думаю, что легко смогу вытащить подругу из тюрьмы. И хоть обстоятельства смерти Мари остаются туманными, я ни минуты не сомневаюсь в невиновности Ольги. Нужно убедить судебного следователя вызвать свидетелей на повторный допрос, а также провести психологическое освидетельствование Ольги, чтобы убедить полицейских: амнезия не предлог, не отговорка и не отказ от дачи показаний. Это случилось на фоне пережитого стресса.

Оставшуюся часть вечера я провела с детьми. Прочитала Анике английские стишки про молочницу и корову. Сыграла с Алексом пару партий в странную игру, в которой нужно ловить кольца на острую палку. Нэнси перестала меня дичиться, даже пару раз улыбнулась моим кульбитам на лужайке, но я не торопилась с расспросами. Картину происшедшего няня не сможет прояснить, она гуляла с детьми. А если Нэнси знает что-то важное, я тоже это узнаю, чуть позже, когда девушка научится всецело доверять моей особе.

Майк, как и ожидалось, пришел довольно поздно, няня уже собиралась уводить детей в спальню. Алекс бросился к отцу и восторженно прокричал:

– Папа, папа, тетя Женя крутая! Ты бы видел, как ловко она умеет прыгать! Даже через голову и без разбега! Вперед и назад! О, я, когда немного подрасту, тоже научусь так!

– И я, – добавила Аника, блестя глазами.

– Слово «крутая» сленговое, – строго сказал отец, – юные джентльмены должны избегать подобных выражений. А юные леди никогда… – повернулся Майк к Анике. Но продолжить не успел.

– Женя тоже девочка! – выдал ребенок и насупился.

– Да. Конечно, моя дорогая. Нэнси, детям пора спать.

Я повернулась так, чтобы Майк не видел моего лица, подмигнула детям с няней, усмехаясь. Нэнси, уводя малышей, прятала робкую улыбку.

– Женя, я хотел поговорить. Пройдем в гостиную?

– Конечно. Прости, не хотела слишком баловать детей. Просто они скучают по матери и…

– Я был у нее сегодня, – прервал меня Майк.

– Был у Ольги? Уже в Лондоне? Как она?

– Я не виделся с Олей непосредственно, просто посетил полицейский участок, в который ее перевели. Меня пригласил адвокат на встречу с судебным следователем.

– Очень интересно. – Я присела на предложенный стул, Майк расположился напротив.

– Полицейские предлагают нам сделку: Ольга должна признаться в убийстве по неосторожности. Полицейский психолог напишет справку о том, что преступление было совершено в состоянии аффекта. Этот документ будет фигурировать в деле. Если при этом удастся доказать наличие смягчающих обстоятельств, срок наказания будет минимальным.

– Та-а-ак, – протянула я, не замечая, что повторяю любимое словцо друга Генки, – а что говорит Ольга?

– Она слишком подавлена происходящим и отказалась участвовать в обсуждении.

– Адвокат?

– Мистер Райт советует согласиться на сделку.

Я вопросительно подняла бровь:

– И?

– Собираюсь послушаться совета.

– Судебное право Великобритании не слишком отличается от нашего. Так что осмелюсь предположить, если ты пойдешь на эту сделку, Ольге дадут лет пять-семь тюремного заключения, – сказала я, закипая.

– Да? Пять? Так много? – мямлил нерешительно Майк.

– Это при благоприятном стечении обстоятельств. И ты всерьез считаешь ЭТО выгодной сделкой?! И твой адвокат советует согласиться?! Понимаешь, ты должен бороться! Бороться за то, чтобы твоя жена была с тобой и твоими детьми! Сражаться до последнего! Использовать любую возможность! А ты собираешься сдаться! Это просто бесхребетность!

– Но они говорят…

Майк совершенно растерялся, а я продолжала бушевать:

– Доказательства у полицейских дохлые! Мало ли, что они говорят! Как ты дела на фирме ведешь?! Всем веришь на слово и сразу принимаешь предложенные условия?!! Адвокат, право слово, тоже хорош! Ты уверен, что мистер Райт специализируется на уголовных делах?! Очень сомневаюсь в его компетентности!

– Этого адвоката рекомендовали хорошие знакомые, отзывы о его работе весьма удовлетворительны.

– Значит, абсолютно незаслуженно! Ни в коем случае ни на что не соглашайся! Никаких сделок! Никаких признаний! Эдак они возьмутся и Ольгу обрабатывать, завтра утром навещу ее! И с судебным следователем тоже поговорю. А адвокат ваш, выгнать бы его взашей, но, как лицо процессуальное, мистер Райт нужен для беспрепятственного общения с Ольгой. Только, Майк, прошу тебя, настоятельно прошу: ты откажешься от предложения полиции. И не будешь принимать никаких решений, не посоветовавшись со мной. Будь добр, обещай!

– Хорошо, – окончательно растерялся под моим напором Майк, – хорошо, обещаю. Тогда со следователем поговори сама, если можно.

– Конечно. Я передам ему твой отказ. Еще тебе нужно подписать эту бумагу. – Порывшись в документах, я протянула Майку составленный пару часов назад договор о предоставлении услуг. Где написано, что мистер Ландри нанимает Евгению Охотникову для расследования обстоятельств смерти его матери. И фигурируют номер и дата выдачи моего свидетельства частного детектива, а также разрешения на ношение оружия.

– Здесь в пункте «гонорар» написано: «информация конфиденциальна».

– Так иногда делают, например, когда не желают, чтобы задавали вопросы относительно источника дохода. Финансово этот документ тебя ни к чему не обязывает. Он мне необходим для подтверждения полномочий перед адвокатом и судебным следователем.

Думаю, в Великобритании, как и у нас, полицейские очень не любят, когда в их расследование вмешиваются частные лица. Помимо предоставления полномочий этот документ отвлечет следователя от моей скромной особы. Уж я позаботилась, связавшись днем с Генкой, чтобы у местных властей ушло некоторое время на проверку моих персональных данных. Как и о том, чтобы результат проверки оказался несколько туманным и полным «засекреченных документов». В таком случае и судебный следователь, и его начальство будут опасаться ставить мне палки в колеса.

* * *

Ранним утром следующего дня я отправилась на встречу с одним психиатром, обладавшим лучшей профессиональной репутацией во всей Великобритании. Накануне вечером, после разговора с Майком, я подняла свои обширные связи. Пришлось сделать немало звонков и разбудить массу народу. Но если судебный обвинитель перешел к активным действиям, нет возможности проявлять такт и хорошее воспитание. Глубокой ночью у меня было не только имя «Генри Смит», но и адрес его лондонского офиса, а также твердое обещание, что мистер Смит получит настоятельные рекомендации от влиятельного источника: «Принять Евгению Охотникову первой, а также оказать ей максимальное содействие».

Дорога промелькнула перед моим взором, как одно размытое цветное пятно. Озабоченность судьбой подруги не давала насладиться чудным видом за окном электрички. Мозг лихорадочно выстраивал планы. План «А» основной и официальный, план «Б» на случай провала плана «А». План «С» на случай провала двух предыдущих. В конце концов я приказала себе остановиться, пока не начала планировать вооруженный штурм лондонской тюрьмы с последующим отходом в Шотландию и отлетом по поддельным документам. В страну, у которой нет экстрадиции с Великобританией; но эти размышления уже похожи на готовый план.

Кабинет мистера Смита располагался в деловом районе Лондона в фешенебельном офисном центре. Нашла я его без труда. Современный прозрачный лифт поднял меня на нужный этаж. Его шахту спроектировали снаружи здания и сделали зеркальной. Я неодобрительно хмыкнула. Впрочем, дизайн всего помещения был выполнен в модном нынче стиле, полном зеркал, стекла, прозрачных стен и блестящего металла. Мысленно я его называю «мечта снайпера», но некоторым людям нравится.

Миловидная секретарша, услышав мое имя, вскочила с места и почти вбежала в офис шефа.

– Можете пройти, – заявила она через несколько секунд, – мистер Смит ожидает вас.

Кабинет психиатра, как и приемная, был украшен огромным панорамным окном. Интересно, он и больных здесь принимает? А как же агорафобия?

– Здравствуйте, меня зовут Евгения Охотникова.

– Доброе утро. – Ухоженный, симпатичный джентльмен лет около тридцати пожал протянутую мной руку. – Присаживайтесь, – указал на стул, стоящий напротив его рабочего стола с таким расчетом, чтобы пациент не смог дотянуться до крутящегося офисного кресла психиатра. – Если честно, заинтригован, Эжени. Можно мне вас так называть?

– Конечно. Всем носителям языка романской группы сложно произносить мягкие согласные, распространенные в русском языке. А заинтригованы вы чем?

– Вашей особой, разумеется. Вот, жду с самого утра, дал секретарю распоряжение провести гостью немедленно.

– Спасибо, очень любезно.

– Со вчерашнего вечера мне звонили и просили оказать вам должный прием и всяческое содействие.

Я согласно кивнула.

– Четыре раза, – с нажимом добавил доктор, – совершенно разные по статусу и степени влияния люди.

– Не имей сто рублей, а имей сто друзей, – скромно улыбнулась я и пожала плечами.

– Что, простите?

– Много знакомых, хороших и разных, гораздо важней и полезней денег, – пояснила я русскую поговорку.

– О, полностью с вами согласен. Кстати, о деньгах: мои услуги будут для вас совершенно бесплатны.

– Но почему? – несказанно удивилась я.

– Один ваш знакомый оплатил все расходы.

– Очень странно. – Об этом я точно никого не просила. – А его имя можно узнать? Не люблю оставаться в долгу.

– К сожалению, он не представился.

Я хотела сказать, что если способ оплаты был безналичный, вычислить щедрого знакомого не составит труда, но мистер Смит продолжал:

– Да и сейчас важно не это.

– Вы совершенно правы, есть дела поважнее. Мистер Смит, можете уделить мне часть своего, без сомнения, драгоценного времени?

– Конечно, что от меня требуется?

– Провести освидетельствование моей подруги, обвиняемой в убийстве и страдающей фрагментарной амнезией.

– Я должен подтвердить этот диагноз? – несколько напрягся доктор.

– Не рискну предложить ничего, что могло бы навредить вашей безупречной репутации. Обследование должно быть максимально прозрачным. Единственная просьба – я первая должна узнать о результатах.

– Это вполне приемлемо.

– Спасибо, мистер Смит. Если можно, оправимся в участок прямо сейчас, а в подробности происшедшего в доме Ландри посвящу вас по дороге.

Несмотря на наличие нужных документов и репутацию Генри Смита, к Ольге нам удалось пробиться ближе к полудню. Такая потеря времени могла обернуться катастрофическими последствиями. Я очень нервничала и уповала только на то, что подруга верит, безоговорочно верит в мою помощь. И не станет опрометчиво принимать необдуманных решений.

Результатов освидетельствования мы с адвокатом ожидали в отдельной комнате полицейского участка. Немногим ранее я, не сдержавшись, говорила с мистером Райтом в несколько резком тоне. Даже, как давеча в разговоре с Майком, обвинила адвоката в некомпетентности. Поэтому господин Эндрю, надувшись, сидел в углу, всем своим видом демонстрируя презрение к нахальной девице, посмевшей его, признанного специалиста, не только учить работать, но и тыкать как нашкодившего кота в ошибки носом.

Наконец Генри Смит закончил свою работу. Нас всех собрали в кабинете судебного следователя, включая адвоката, коронера, государственного обвинителя и пару полицейских, не представленных мне. Пришлось немного побороться с некоторыми вышеперечисленными чиновниками за право находиться на этом обсуждении. Перед началом заседания я успела обменяться двумя короткими фразами с мистером Смитом, так что, идя ва-банк, ничем не рисковала. Чтобы страсти немного улеглись, я попросила предоставить первое слово именитому психиатру.

Для начала перечислив свои заслуги и звания, дабы никто не усомнился в его компетентности, мистер Смит заявил:

– Проведя освидетельствование обвиняемой, я пришел к выводу, что фрагментарную амнезию Ольга Ландри не симулирует. Пациентка выдает адекватные реакции, полностью вменяема и не представляет угрозы для окружающих. Если учесть отсутствие провалов памяти прежде, как и травм головного мозга, должен сделать вывод: амнезия миссис Ландри является локальной и возникшей на фоне пережитого стресса. Все положенные в этом случае бумаги я готов выслать из своего офиса не позднее завтрашнего дня.

– Опираясь на этот протокол осмотра гостиной, – начала я, выудив из кипы бумаг документ, – а также на слова миссис Редсон, горничной, работающей в семье Ландри несколько лет, чьи показания, разумеется, зафиксированы в полицейских протоколах, смею заявить следующее: положение тела Мари Ландри, а также характер ее травм, повлекших смерть, таковы, что недоказуемо – упала Мари со ступеней лестницы или со второго этажа через перила у основания той же лестницы.

– Это правда, – подтвердил коронер.

– Тогда позвольте спросить, – потрясла я бумагами, – почему все выводы полицейских построены на утверждении, что Мари Ландри упала через перила?

– Не просто упала, ее толкнула Ольга Ландри, – вставил полицейский следователь.

– Конечно, именно это вы утверждаете. Но никто не ответил на мой вопрос. Почему именно падение через перила? – Я сделала небольшую паузу. – Тогда я сама отвечу. Господа полицейские пошли по пути наименьшего сопротивления. Падения с лестницы чаще всего бывают случайными. Для желающих возразить сразу замечу, что это статистическая закономерность, можете проверить. Так вот, Мари могла оступиться, поскользнуться, просто потерять равновесие наверху лестницы, то есть, вероятнее всего, упала сама.

– А если это все-таки было падение через перила?

– В этом случае возможны два варианта развития событий: случайное падение – например, Мари оперлась на перила и у нее закружилась голова или потянулась за чем-то и не удержалась. Или ее толкнула Ольга.

– Вот видите, вы сами это утверждаете, – нетерпеливо выкрикнул кто-то из полицейских.

– Нет, это утверждаете вы! Причем нагло подтасовываете факты, делая выводы без доказательной основы. Продолжу, с вашего позволения, – с нажимом сказала я. – Обвинение основывается на отказе Ольги давать показания. И развивает целую теорию, процитирую часть обвинительного акта: «Миссис Ландри категорически отказывается сотрудничать со следствием. Не сообщает обстоятельств происшествия. Не приводит доводов или аргументов в свою защиту. Проявляет подозрительную скрытность, значит, миссис Ландри есть что скрывать». Позволю себе заметить, что каждому человеку есть что скрывать, даже автору этих строк, – прокомментировала я. Кто-то из полицейских хихикнул в кулак, а я продолжила: – Как вы слышали ранее, Генри Смит свидетельствует о несостоятельности этой теории.

– Свидетельствую, – подал голос психиатр со своего места.

– Спасибо, – кивнула я, – с вашего позволения, продолжу. Обвинение основывается на ссоре между двумя женщинами, такой сильной, что ее слышали соседи. Побеседовав с пожилой семейной парой, я выяснила, что леди, несомненно впечатленная увиденным, так сказать, под влиянием момента, несколько преувеличила масштаб событий. Соседка слышала несколько резких выкриков, но не может сказать о них ничего конкретного, не только не берется утверждать, о чем была ссора, но и не уверена, ссора ли это была вообще. Например, это мог быть крик о помощи падающей женщины или, наоборот, крик леди, нашедшей тело свекрови. Или оба этих крика. Свидетельница готова скорректировать свои показания. Добавлю также, что остальные свидетели, повар и горничная, работающие в семье Ландри, знакомые с обстановкой и атмосферой этого дома, утверждают, что Мари и Ольга Ландри никогда не ссорились! Между ними не возникало размолвок, обе женщины никогда не сказали друг другу ни единого грубого слова. Наоборот, Мари часто и с удовольствием гостила в доме сына и невестки, о чем свидетельствуют не только вышеупомянутые люди, но и наличие среди гостевых комнат дома личной спальни Мари, в которой до сих пор хранятся ее вещи и предметы туалета, в чем господа полицейские могли убедиться сами при осмотре дома. Позволю себе сделать вывод из всего вышесказанного: у Ольги Ландри не было мотива для убийства свекрови. И у господ полицейских нет ни одного веского довода в подтверждение вины клиентки мистера Эндрю Райта.

При моих последних словах взоры всех присутствующих обратились на адвоката. Мужчины загалдели как-то все разом, пожелав высказаться.

Я понимала, что это победа, но для полноты картины не хватало легкого штришка.

– Господа, прошу еще секундочку внимания! Позволю себе заметить, что на долю семейства Ландри уже выпали серьезные испытания. Без сомнения, членам семьи предстоит череда потрясений в виде скорбного ритуала похорон и поминок. Поэтому настоятельно прошу не затягивать с вынесением вердикта.

– Конечно, как только мне представят обещанные бумаги и будут вызваны все свидетели, госпожа Ландри будет свободна. То есть не позже завтрашнего дня, – заявил судебный обвинитель, глядя то на меня, то на адвоката. – Поверьте, я умею достойно проигрывать.

Пока все присутствующие не разошлись, я подошла к мистеру Райту и протянула ему руку.

– Позвольте поздравить вас. Несмотря на некоторые разногласия, что были между нами до сегодняшнего дня, искренне восхищаюсь вашей блестящей работой. И еще раз прошу принять мои поздравления, мистер Райт.

– Спасибо, – ошарашенно пробормотал адвокат.

А психиатр едва слышно хмыкнул, отвернувшись и прикрыв рот рукой. Затем стремительно пересек комнату и взял меня под руку, уводя в сторону от толпы. Похоже, он единственный среди присутствующих оценил мой пассаж.

– Несколько грубовато. Не находите, Эжени? – Глаза Генри смеялись.

– Завтра он мне поверит. Через неделю будет считать комплимент вполне заслуженным. Через год – что он своей находчивостью спас безнадежное дело. А когда мистеру Райту исполнится семьдесят, он станет рассказывать внукам историю, как героически спас от виселицы прекрасную леди, – стараясь, чтобы никто из посторонних меня не услышал, заявила я, хихикая.

– Так и рождаются легенды, – громко рассмеялся мистер Смит.

Хорошо, что в этот момент мы выходили из участка. Я отвечала хитрой улыбкой.

– Вы мне определенно нравитесь, Эжени. Очень надеюсь пообщаться с вами снова, когда наши общие дела будут закончены.

– Если я задержусь в Лондоне, с удовольствием, – просто ответила я.

– Позвольте спросить.

– Да.

– Зачем?! Зачем вы поздравляли его? Зачем прилюдно, позволю себе заметить, изящно отдали все лавры?

– Мне не нужны лавры. Я пришла на помощь близкому человеку, Ольга больше чем подруга, она мне как сестра. А мистер Райт… обычно я стараюсь без особой надобности не оставлять после общения со своей особой разгневанных, озлобленных или обиженных людей.

– Чтобы в случае крайней нужды был лишний друг?

– Мистеру Райту не грозит стать моим другом, в этом смысле я очень избирательна. Несмотря на это, друзья у меня имеются.

– О, в этом я успел убедиться. Эжени, вы меня не только заинтриговали, а очень впечатлили. Вы относитесь к тому редкому сейчас типу людей, что умеют достойно выигрывать. И, пообщавшись с вами, хочется стать вашим другом или поклонником.

– Спасибо за комплимент.

– Завтра утром я лично привезу в участок необходимые документы. Будет лишний повод увидеться.

Я улыбнулась:

– Большое спасибо.

– И еще хочу переговорить с Ольгой, когда все закончится, конфиденциально.

– Обязательно ей передам, – заверила я, – а сейчас прошу простить меня, тороплюсь сообщить хорошую новость Майку и детям.

– Да, конечно. До завтра, Эжени.

* * *

Я действительно торопилась обрадовать всех. Ведь за судьбу Ольги искренне переживали не только муж и дети, а также повар, горничная, няня и даже соседи.

Первым делом я позвонила Майку, но, как оказалось, он уже был в курсе оптимистичных новостей. Эндрю Райт успел проинформировать своего клиента о блестяще проделанной работе. Что ж, приятно узнавать о точности своих прогнозов и характеристик.

Остаток дня я провела с детьми. Прочитала Анике сказку. Показала Алексу несколько простых приемов защиты. Пользуясь отсутствием строгого отца, научила малышей парочке традиционных русских игр. Даже организовала соревнования по перетягиванию каната, правда, для воплощения этой идеи пришлось задействовать няню и повара. Миссис Редсон участвовать в затее категорически отказалась, мотивируя свой отказ почтенным возрастом. Что не помешало ей выступить в роли толпы болельщиков, хихикая и подбадривая криками обе команды.

Немного позже мы обсудили с месье Жилем меню завтрашнего торжественного ужина в честь возвращения Ольги. С миссис Редсон и Нэнси, любезно предложившей свою помощь, решили, какими цветами украсить столовую и гостиную. А поздним вечером, после того как няня уложила детей спать, сыграли все вместе несколько партий в бридж. Майк приехал домой глубокой ночью.

* * *

Следующим утром не только я, но и все домашние, включая детей, проснулись очень рано. Я пыталась пояснить, что Ольга вернется только после обеда или даже ближе к вечеру, все без толку. И дети и прислуга находились в приподнятом настроении, в состоянии лихорадочного ожидания.

Мы с Майком отправились в Лондон в полицейский участок. Я некоторое время молча присматривалась к мужу Ольги. Немного настораживало странное настроение, в котором пребывал Майк. Все закончилось, вроде бы нужно радоваться, не хандрить. Хотя, может, я преувеличиваю, парень недавно потерял мать, вот и расстроен.

Потом в суете, хлопотах и улаживании различных бюрократических формальностей по освобождению Ольги я перестала об этом думать. Наконец, все было закончено, следователь объявил, что с миссис Ландри сняты все обвинения и она может быть сво бодна.

Пока мы с Олей обнимались, обмениваясь короткими радостными репликами, мистер Райт отозвал Майка в сторону. Я по давней привычке ничего не упускать навострила уши.

– Дело об убийстве вашей матери закрыто. Вернее, переквалифицировано в несчастный случай и закрыто за отсутствием состава преступления.

– Хорошо, спасибо. – Майк пожал адвокату руку.

– Осталось уладить небольшие формальности с документами, и можно забирать тело из морга для похорон.

– Похороны? – растерянно пробормотал Майк. – Я об этом совсем не думал…

Я легонько толкнула подругу в бок и подвела к говорящим мужчинам.

– Я помогу с организацией похорон.

– А я улажу все вопросы с документами, – поддержал меня адвокат.

– Спасибо, мистер Райт, – благодарно кивнула я.

Майк остался обсудить с адвокатом некоторые детали, а мы решили выйти на свежий воздух. В фойе участка нас поджидал Генри Смит.

– Оля, этот джентльмен приложил массу усилий для твоего освобождения. – Я подвела подружку к психиатру.

– Да, понимаю, большое спасибо.

– Не стоит благодарности. Это заслуга Эжени. Я поджидал вас, леди, хотел попрощаться. И сказать несколько слов мадам Ландри, если возможно, наедине.

– У меня нет секретов от Евгении. – Подруга нервно вцепилась в мою руку.

– Хорошо, как будет угодно. Меня кое-что насторожило в состоянии вашей психики.

– Я ненормальная? – Оля стала стремительно бледнеть. – Так и знала, провалы в памяти это первый шаг к психушке.

– Тихо, спокойно, твоя нервная система несколько взвинчена, отдохнешь немного, и все будет в порядке, – сказала я.

– Простите, не хотел напугать вас. Ничего страшного не случилось. Просто меня насторожили некоторые реакции. Просматриваются своеобразные блоки. Но я провел поверхностное обследование. Точнее можно сказать, если немного вас понаблюдать, хотя бы несколько сеансов.

– Но это необязательно? – снова напряглась Ольга.

– Настоятельно рекомендую, – сделал упор на первом слове психиатр.

– Хорошо, – решила я взять ситуацию под свой контроль, – мы обещаем подумать. Ольга отдохнет, оправится от пережитого, решит свои семейные проблемы, и мы свяжемся с вами, мистер Смит.

– Для вас просто Генри.

– Спасибо, Генри. Номер вашего телефона и адрес офиса я помню.

Наконец мы со всеми попрощались и отправились в Саутгемптон к нетерпеливо ожидающим нашего приезда домашним.

* * *

Следующие несколько дней прошли в подготовке к похоронам Мари и поминкам. Сначала я засобиралась домой, считая свою миссию выполненной. Но Ольга слезно просила меня остаться. Немного понаблюдав за поведением подруги, я поняла, что это не просто расшатавшиеся нервы, ее что-то серьезно беспокоит. Олю продолжали мучить кошмары, несколько раз она громко кричала во сне, пугая домашних. Подруга чахла на глазах. Теперь мне казалось, что при свидании в тюрьме она выглядела гораздо лучше, чем сейчас.

Солнечным мартовским днем мы отправились в парк. Нэнси с детьми расположились на детской площадке. Мы с Олей облюбовали небольшое летнее кафе. Столик выбрали с таким расчетом, чтобы не терять их из виду, но никто не мог услышать наш разговор. Заказали холодный чай и очень популярные в Англии маленькие миндальные пирожные.

– Оленька, я понимаю, ты испугалась. Тут и горе от потери свекрови, и страх перед осуждением. Стресс пережила огромный. Но нужно оправляться, брать себя в руки, так же нельзя. Ладно, Майк взрослый, ты детей пугаешь.

– Не могу взять себя в руки, не выходит, Женька, мне страшно. Постоянно, круглосуточно, я испытываю всепоглощающий ужас. – Оля нервно оглянулась. – Даже сейчас… Они следят за мной, – прошептала она после небольшой паузы.

– Неправда! – твердо заявила я. – Я проверяла постоянно, с того момента как ты в разговоре обронила слово «водят». Никакой слежки. Да и раньше, ты же знаешь, я никогда не теряла бдительности.

– Значит, смерть Мари или мой арест их спугнули. Но, поверь, слежка была! Они нашли меня! А я наивно полагала, что все закончилось! Что же делать?! Что же теперь делать?! Теперь мы все в опасности: я, Майк, дети и ты! Должна предупредить, что, помогая мне, ты очень рискуешь! – Подруга так сжала высокий стакан, в котором подали чай, что побелели костяшки пальцев.

В первые несколько секунд Олиной тирады я вспомнила о Генри Смите и его предупреждениях. Оно-то понятно, все психиатры в глубине души считают, что нет здоровых людей, есть недообследованные. Подруга пережила стресс, но повредиться в уме она не могла, не хочу верить в такое. С другой стороны, слежка, опасности, тайны. Что про Ольгу я могу не знать? Мы же выросли вместе.

– Так, во-первых, разожми пальцы, сейчас стакан лопнет. Давай, сделай глубокий вдох и медленно, очень медленно выдохни! – Оля послушалась. – Хорошо. Давай еще раз и еще! Хорошо. Приступ панической атаки мы остановили. Теперь давай спокойно и с самого начала. «Они» – это кто?

– Представители серьезной организации, – неожиданно совершенно спокойно сказала Оля.

– Организации какого рода?

– Помнишь, кто негласно курировал наше учебное заведение?

– Да ладно!

– Именно!

– Что им от тебя может быть нужно? – усомнилась я.

– Понимаю, такое заявление требует пояснений. Иначе ты примешь меня за сумасшедшую. Видела, в твоих глазах уже промелькнуло нечто вроде опасения. Но это долгий рассказ.

– Погода отличная, дети гуляют под присмотром, времени у нас обеих вагон, так что начинай.

– Не знаю, с чего…

– С главного: что им от тебя нужно?

– Старинная семейная драгоценность, я храню ее со дня смерти бабушки, как и тайну, которую узнала незадолго до того.

– Драгоценность? Сомнительно, что одна вещица, пусть и очень дорогая, стоит таких усилий, слежки в течение десятилетий.

– Все по порядку. Как ты помнишь, я потеряла родителей в возрасте двух лет и воспитывалась бабушкой. Бабуля всегда очень боялась за мою безопасность и, как только я немного подросла, задействовала все связи, чтобы пристроить внучку в Ворошиловку. Она надеялась, что в этом заведении меня научат, как постоять за себя. А еще бабуля часто любила повторять: «Драгоценное яйцо лучше всего прятать в корзинке, среди похожих яиц. Желательно в той, что расположена поближе к врагу». Но я тогда не понимала смысла этой фразы, а в ответ на расспросы бабушка только хихикала. За полгода до окончания учебы я осиротела окончательно.

– Да, помню, ты уезжала дней на десять, пришла телеграмма, что у тети Маши инфаркт.

– Я провела с бабушкой ее последние дни, потом занималась похоронами. А вначале, как только приехала, застала бабулю без сознания. В бреду она все время повторяла: «Они ее искали. Они ее нашли». Перед смертью, казалось, бабуле стало лучше, она полностью пришла в себя и рассказала все о семейной тайне, которую хранила многие годы. Ее мама Галина, моя прабабушка, происходила из богатой купеческой семьи. До революции они жили в Питере. Иван, отец Галины, быстро сообразил, что после дворянских погромов новые власти начнут трясти всех обеспеченных людей. Поэтому он быстренько сосватал дочь за своего помощника, молодого амбициозного парня подходящего, пролетарского, происхождения. И выделив юной семье часть денег, отправил жить в провинцию, в город Тарасов. Там в это время было гораздо спокойнее, чем в Питере. Купец планировал таким же способом спасти от жерновов революции обоих сыновей: женить, сменить фамилии и, выделив денег, отослать жить в небольшие города. Но не успел, погиб вскорости вместе с женой. Братья Галины сгинули во время Гражданской войны, один погиб, другой вроде бы пропал без вести. Галина прожила со своим мужем хоть и короткую, но счастливую жизнь. Жили хорошо, не бедствовали, но старались ничем не выделяться из общей массы. Муж был очень осторожный, продуманно и медленно тратил выделенные тестем деньги. Бабушка говорила, что ее отец с дедом были очень близки по духу. Дед относился к зятю как к родному сыну. Тот отвечал преданностью и любовью, он всю жизнь сокрушался, что не спас тестя. Но выполнил данную ему при отъезде клятву – сберечь единственную дочь.

Купец Иван был человеком грамотным, продумывал каждый шаг. Капитал нажил самостоятельно и честно и терять его не собирался. До революции, хоть и жил богато, не устраивал загулов, не пил, не кутил, любовниц не заводил, в карты не играл, богатством не кичился.

– То есть совершенно не соответствовал образу купца, растиражированному советским кинематографом? – ухмыльнулась я.

– Точно. Основной капитал прадед держал в золотых монетах и драгоценностях. Он рассказал зятю, что спрятал все далеко и надежно. Самое главное, прадед оставил зятю ключ к поиску сокровищ на случай, если с ним что-то станется. Бабушка Маша думала, что ключ существовал не один, например, у братьев Галины тоже могли быть такие же ключи – подсказки.

– Ключ в прямом смысле слова? Как золотой ключик?

– Нет. Это старинная семейная драгоценность: брошь черненого серебра с опалом.

– Скажи, а твой прадед, отец бабушки, сам не пытался клад найти?

– Нет. Бабушка думала, что он знал примерное место, но боялся ехать в Питер. Всю жизнь трясся от страха. В Тарасове никто не знал, чья Галина дочь, и муж ее надеялся, что так будет и дальше. Думаю, он знал или подозревал, кто приложил руку к гибели Ивана.

– Возможно. Могли слухи дойти, а мог и справки потихоньку наводить.

– Отец бабушки Маши сам погиб довольно молодым, лет в тридцать пять. Не знаю подробностей, какая-то авария на производстве. А мама, Галина, дожила до глубокой старости и рассказала дочери о броши перед самой смертью. Завещала беречь и скрывать от посторонних глаз.

– И она же рассказала бабушке Маше про клад?

– Только то, что знала сама: сокровища существовали и были спрятаны в городе на Неве. А брошь являлась ключом. А еще она предупредила, что за вещицей могут охотиться.

– Бабушка Маша брошку спрятала, как было велено, но в рассказ о кладе не поверила. Посчитала все это старческими фантазиями. Шли годы, подросла дочь Марина, моя мама. – Внезапно Ольга замолчала, смахнула набежавшие слезы.

– Если это слишком тяжело для тебя, можем отложить рассказ.

– Продолжу, здесь нас сложно подслушать, когда еще случай представится. Мама выросла, вышла замуж, родилась я. Все это время брошку она открыто носила, не подозревая об опасности, правда, считала вещицей довольно дорогой, берегла, надевала только по торжественным случаям. Однажды мама надела украшение на празднование Первого мая. У них на заводе прошло торжественное собрание с вручением наград и премий, потом парад, как это было тогда заведено. Затем всем коллективом гуляли в ресторане. На брошь обратила внимание сотрудница, мама не удержалась, похвасталась, что это настоящая старинная драгоценность. Приятельница усомнилась, они поспорили. И на следующий день решили отнести украшение в скупку. Чтобы оценить, якобы желая продать.

– Поступок глупый, если вещь искали.

– Да. Но бабуля не предупредила маму о возможной опасности. Она и в скупку пошла, никому не сказав о споре. По словам мамы, оценщик повел себя странно. Долго рассматривал брошь в лупу, потом листал какой-то каталог или альбом. Потом заявил, что дает за вещицу тысячу рублей. Мама с подругой растерялись: девушки не ожидали, что прозвучит такая крупная по тем временам сумма. И ведь на самом деле брошь продавать никто не собирался. Мама отказалась. Оценщик повел себя еще более странно: сразу увеличил сумму до двух тысяч, все время вытирал потеющий лоб сильно трясущимися руками. Когда мама твердо потребовала свою вещь назад, ювелир стал спрашивать ее адрес и настоятельно предлагать номер своего телефона, вдруг они передумают. Телефон мама взяла, но адрес сообщать не стала, по крайней мере, она так рассказала бабушке. И тут бабуля испугалась не на шутку, сразу вспомнила предостережения матери, но было поздно. Родители разбились на машине через день после похода в скупку. Перед смертью бабуля покаялась, что винит себя в их гибели.

– Почему она сразу связала аварию с брош кой? Это могло быть простым совпадением.

– Много странностей и несоответствий было в той аварии. Погода хорошая, трасса сухая, дневное время, видимость отличная. Идущий навстречу грузовик вдруг выезжает на их полосу, лобовое столкновение, «Жигули» родителей всмятку, мама и папа оба мертвы.

– А что водитель грузовика говорил?

– Он скрылся с места аварии. Саму машину угнали пару дней назад с какой-то стройки.

– Да, похоже на «заказ».

– Не то слово. Бабушке знакомый гаишник сказал, не под протокол, что кабина внутри грузовика вся протерта, включая руль. Никаких отпечатков пальцев.

– Плохо искали. Иногда они забывают посмотреть на капоте, особенно под крышкой.

– Думаю, никто и не старался особо. Но, как ты понимаешь, это уже не важно.

– Ну да. Прости, продолжай.

– У бабушки вообще сложилось впечатление, что органы правопорядка спустили это дело на тормозах. Водителя грузовика никто не искал. Авария, каких тысячи бывает на дорогах, так что просто закрыли дело через время. Но и это еще не все. В тот день на маме был надет голубой кримпленовый костюм. Пиджак украшала брошка, исполненная в виде камеи: подделка под слоновую кость с эмалью. Так вот, брошь пропала. Причем была не потеряна, ее содрали с мертвой или умирающей мамы, вырвав клочок ткани на пиджаке. Представляешь, с какой силой нужно дернуть, чтобы плотную ткань порвать, да еще не по шву?

– Думаешь, был заказ забрать у женщины брошь, а описания броши не имелось? Или вор взял, что было, особо не разбираясь? Дилетантство какое-то.

– Неизвестно, как это произошло, но, согласись, трудно предположить, что медики, как правило, образованные и неглупые люди, могли позариться на копеечную безделушку.

– Да. Тем более что и у врачей, и у гаишников была возможность аккуратно снять брошку, расстегнув замочек. И что сделала бабушка?

– Она была очень умной женщиной. Понимала, что дочь с зятем не вернешь, а внучку и себя спасать надо. И бабуля придумала довольно тонкий ход. Поднимать шума не стала, но заявление о пропаже с пиджака дочери броши, семейной драгоценности, написала. И в заявлении дала описание не копеечной безделушки, которую украли на самом деле, а старинной броши, надежно спрятанной в тайнике.

– Действительно, умно. Вещь пропала, от вас должны были отстать.

– Бабушка все равно боялась. Продала добротный дом, купила небольшую квартиру, тоже в Тарасове. И адрес сменила, и всем любопытным объясняла: нам с внучкой такой громадный дом не нужен, да и жить на что-то надо. На самом деле у бабушки еще осталось немного купеческих золотых монет, так что мы не нуждались. Когда пришла пора учиться, бабушка отправила меня в Ворошиловку, ну это ты знаешь. А тогда, в больнице, она рассказала, что не было ей покоя со дня гибели моих родителей. Периодически казалось, что замечает одних и тех же людей в разных частях города.

– Слежку?

– Именно. А несколько раз бабушке чудилось, что кто-то обыскивал квартиру. Ну, знаешь, такое ощущение бывает зыбкое, почти на уровне подсознания. Вроде все как всегда, но со своего обычного места немного сдвинута любимая вазочка, половичок в ванной лежит как-то боком.

– Книга, оставленная на диване, теперь лежит в кресле? – подхватила я.

– Примерно так, мелочи, на которых заостряешь внимание, если всегда настороже.

– Думаешь, за бабушкой продолжали наблюдать?

– Периодически, вне всякого сомнения. Умирая, она просила быть очень осторожной и хранить тайну ото всех. Так что прости, тебе я тоже ничего не говорила. Не потому, что не верю, просто сначала пребывала в шоке и от услышанного, и от смерти бабули, а потом не знала, как сказать, позже и вовсе решила, что так будет лучше.

– Что ты, Оля, я все понимаю и не в обиде. Скоропалительно уехала работать в Москву ты тоже поэтому?

– Бабушка просила, как получу диплом, бежать как можно дальше из Тарасова, а лучше из страны.

– Что ты в итоге и сделала.

– Да, но, как показывают недавние события, это не помогло. И теперь я не знаю, как быть. Боюсь за мужа, за детей. Боюсь ему все рассказать, а Майк подозревает что-то, нервничает, мучается.

– Знаешь, рассказывать пока не торопись. История давняя и покруче любого детектива будет, а доказательств никаких. Решит еще, что это стресс так сказался на твоей психике.

– А что же делать?

– Я всегда придерживалась мнения, что проблемы надо решать, а не убегать от них. Обычно такой совет я даю своим клиентам, можешь взять на вооружение.

– Вообще-то я рассчитывала тебя нанять, знаю, что вдвоем мы во всем разберемся.

– Оля, это не очень удобно, брать деньги с подруги. Давай ты просто оплатишь накладные расходы, а я помогу с удовольствием.

– Женя, твое время дорого, а я не стеснена в средствах.

– Твой муж, конечно, хорошо зарабатывает, но…

– Это мои личные средства. – Щеки Оли начали наливаться румянцем. – Майк о них не знает.

– Ого! Девушка, кто вы? И куда вы подевали мою подругу? – хихикнула я.

– Понимаешь, когда мы уезжали из России, я продала квартиру бабушки и все оставшиеся золотые монеты. Оставила только одну, на память. Сумма получилась довольно внушительная, а Майку при знакомстве я рассказывала, что сирота, одна на белом свете. И тут такие деньжищи. Ну как объяснить, откуда?

– И ты вообще ничего не рассказала.

– Ну да.

– Думаю, эти деньги пригодятся тебе самой, на образование детей, например, или мало ли на что еще.

– Понимаешь, за все эти годы сумма значительно выросла.

– Значительно? Это каким же образом? Поливала? – хихикнула я.

– Скучала по твоим шуткам, – улыбнулась подружка. – От нечего делать я начала вкладывать деньги в ценные бумаги, следить за движениями финансового рынка, потом увлеклась. Умом бог не обидел, так что сначала я удвоила начальный капитал, потом утроила, потом… В общем, я очень богатая женщина.

– А Майк по-прежнему не в курсе? – уточнила я.

– Ну да, чем больше времени проходит, тем сложнее рассказать.

– Без сомнения, подобное признание породит волну новых вопросов. Значит, подруга у меня – финансовый гений? Видимо, тебе, Оля, передалась коммерческая жилка предка.

– Может быть. Так что, заключаем договор?

– Собственно, он уже заключен, подписан Майком. Мне нужен был документ для адвоката и полиции. Так что можешь только дату продлить.

– И вписать сумму гонорара.

– Как скажешь. Тогда ставь задачу. Будем клад искать? У меня и опыт имеется.

– С той поры много воды утекло, может, несметных сокровищ уже и след давно простыл. И потом, информации мало, намеков нет никаких. Я брошь разглядывала со всех сторон. Ума не приложу, как она может быть ключом? Но ты права, разобраться со всем этим надо, больше не хочу жить в страхе.

– Итак…

– Задача в следующем: понять, что за люди преследовали бабушку и меня. Имеют ли они отношение к гибели Мари. Разобраться в этой давней истории, если получится, найти клад.

– Хорошо. Готова немного попутешествовать?

– Да, правда, не знаю, как обезопасить Майка с детьми.

– Проще простого, следили всегда за тем, у кого хранится брошь. Так?

– Да.

– Значит, мы уедем и уведем их за собой. А для полной безопасности нужно Майка с детьми отправить из страны. Лучше всего на курорт, туда, где достаточно много отдыхающих, но нет неконтролируемых толп туристов.

– Ницца подойдет? Майк очень любит там бывать.

– Отлично, отель выбирайте довольно дорогой, там обычно приемлемый уровень охраны, да и случайные люди сразу бросаются в глаза.

К концу нашего разговора Оля заметно расслабилась. Видно, тревога в ее сердце уступила место надежде. Она допила чай и с удовольствием съела пару пирожных.

Тут к нам подбежали проголодавшиеся дети с уставшей няней. Оля заказала какао с булочками для детей, пока они с Нэнси выбирали десерт, я шепнула Алексу на ухо:

– Сегодня вечером на газоне будем делать разминку. Покажу тебе пару новых приемов.

– Здорово! Я отрабатывал те, как ты и учила.

– Молодец!

– А мама ругать не будет?

– Нет. Скажу тебе по секрету, мама убеждена, что настоящий мужчина должен уметь постоять за себя, – подмигнула я. Мальчишка радостно хихикнул. – А завтра пойдем в тир, постреляем.

– Я никогда не пробовал.

– Не страшно, поможем, подскажем, научим. Правда, Оля?

– Да, конечно, – медленно и не очень уверенно проговорила подруга.

* * *

Вечером, за ужином, мы беседовали о погоде, отдыхе, мягко подводя разговор к теме курортов. Дома, до приезда Майка, мы с Олей придумали небольшую легенду, оправдывавшую отъезд подруги. И даже обеспечили ее доказательствами. Я позвонила Генке, сообщила, что с Олей все в порядке, и попросила отослать на электронную почту подруги письмо примерно такого содержания: «Общество с ограниченной ответственностью «Русский век» разыскивает Ольгу Ландри, в девичестве Ольгу Рудову, для вступления в права наследства. И сообщает, что Рудов Олег Викторович скончался двадцать пятого января сего года и завещал своей внучатой племяннице все свое имущество».

Оля, хихикая по поводу бурной фантазии своих друзей, подучила легенду и сообщила Майку по телефону новость: «Нужно срочно ехать в Россию».

– Дорогая, ты немного оживилась, – сказал Майк, внимательно глядя на жену, – конечно, путешествие пойдет тебе на пользу.

– Давно мечтала побывать на родине, а тут и повод подвернулся.

– А что это за родственник такой? Откуда он взялся? Ты раньше говорила, что сирота и в России у тебя никого не осталось.

– У бабушки был троюродный брат, Олег. Но жил он далеко, где-то на Севере, так что с бабулей они переписывались, а мы даже никогда не встречались.

– Вам с детьми, чтобы без Оли не очень скучать, тоже не помешает развеяться немного.

– Правда, – вступила подружка, – хорошо бы вам на курорт съездить, отдохнуть.

– Как я могу? У меня работа.

– Попроси отпуск у руководства, по семейным обстоятельствам.

– Я смотрела в Интернете, в Ницце сейчас хорошие скидки во всех приличных отелях, – забросила Оля крючок.

– Даже не знаю, – пробормотал Майк, почти соглашаясь.

– Еще, я узнавала, в гостинице в марте номер люкс свободен. Он с отдельными комнатами для няни, детей, тебя, соединенными общим холлом, – добавила подружка, – тот, с ванной, где тебе отделка понравилась. И это все со скидкой, – подсекла Оля крючок.

– Заманчивое предложение, – пробормотал Майк, – а какая скидка?

– Семьдесят процентов, – смело выдала подруга, – ниже за весь сезон не бывает!

– После ужина позвоню руководству, – сдался Майк.

– Настоящий англичанин никогда не устоит от соблазна воспользоваться услугой, если при этом он сможет хорошо сэкономить, – тихонько хихикая, шепнула мне Ольга, когда ее муж ушел звонить.

– А на самом деле?

– Я все полностью оплатила, – с полуслова поняла подружка, – в Ницце крайне редко бывают скидки. И не больше двадцати процентов. Это круглогодичный курорт, популярный среди европейцев. Майк копит деньги, хочет купить виллу в Ницце.

Я молча улыбалась.

– Был однажды у меня порыв подарить мужу виллу на юбилей, но…

– Теперь, благодаря бурной фантазии приятеля Генки, ты сможешь это сделать. Объяснишь наличие денег на покупку полученным наследством.

– Отличная идея! Как она мне раньше в голову не приходила?

– Ну, для чего еще нужны друзья? – хихикнула я.

* * *

Следующим утром Майк отправился в офис улаживать вопрос с отпуском. Как и ожидалось, владельцы фирмы пошли ему навстречу. Мы с Олей забронировали авиабилеты в нужных направлениях. Майк с няней и детьми улетали сегодня в семь вечера, мы с подругой в одиннадцать. Помогли горничной упаковать вещи и в оставшееся время решили немного прогуляться.

Оля наблюдала за резвящимися в парке детьми так, будто не могла насмотреться. Алекс помогал сестре взобраться на горку, скатывался первый и ловил Анику внизу, оба смеялись нежным заливистым смехом.

Подружка смахнула с глаз набежавшую слезу.

– Мы со всем этим разберемся, и ты вернешься к ним, не успеют потускнеть первые впечатления от курорта.

– Очень надеюсь. В любом случае я это делаю и для своих детей. Чтобы они жили в безопасности.

– Конечно, – одобрила я ее настрой.

– Думаю, что прожила несколько спокойных, безоблачных лет только потому, что надежно спрятала брошь.

– И уехала далеко.

– Да, а еще старалась не вспоминать семейную историю, не думать о гибели родителей.

– Кстати, о броши: я предполагала, что ты ее мне покажешь.

– Когда достану из тайника, – загадочно улыбнулась подруга. – Вещица в надежном месте, далеко, не здесь.

– А, ну тогда ладно.

– Как же тир? – подбежал к нам Алекс. – Тетя Женя, ты обещала!

– Конечно, сейчас пойдем. У вас в парке есть тир? – повернулась я к Оле.

– Есть один, ближе к восточному входу.

– Тогда веди нас!

– Я, – подпрыгнул Алекс, – я знаю это здание.

– Тогда веди ты! Кто первый добежит, тот первый и стреляет! – И мы понеслись, оглашая чопорный британский сад воплями, как воинственные и дикие команчи.

Алексу довелось стрелять первым.

– Для начала неплохо, – похвалила я.

– Я попал всего один раз, в шестерку, – расстроился мальчишка, – а ты в центре мишени сделала сердечко из дырок!

– В стрельбе важно тренироваться как можно чаще.

– Обязательно буду! Мама, а ты постреляешь? – предложил ребенок.

– Даже не знаю.

– Давай, ты же отлично стреляла по мишеням в Ворошиловке.

Оля попросила зарядить ей несколько винтовок, быстро отстрелялась. На принесенной смотрителем мишени красовался цветочек в центре.

– Ух ты! – Ликованию Алекса не было предела.

– Миссис Ландри, нам уже пора возвращаться, – Нэнси глянула на часы, – пообедать, окончить сборы в дорогу.

– Да, конечно.

– Колись! – прошептала я, обходя подругу и беря обоих детей за руки.

– Каждый день! – тихо ответила Оля. – Не хотела форму терять.

Значит, в душе миссис Ландри не было спокойствия никогда, если она тренировалась в стрельбе, не желая терять форму, думала я, прыгая с малышами по дорожке под звуки детского стишка, который читали Алекс с Аникой по очереди.

Немного позже, дома, я улучила момент, когда рядом никто не вертелся, чтобы спросить у Ольги:

– Если ты регулярно тренировалась, значит и оружие в доме имеется?

– Да. В сейфе.

– А…

– В зимнем саду наверху. Я сама все там планировала и обустраивала, так что о сейфе никто из домашних не знает.

– И…

– Кроме револьвера там только банковские бумаги, «не санкционированные мужем», пластиковые карты, немного наличности. И все вещи лежат в том же порядке, что я оставила, недавно проверяла, – предупредила Оля мои вопросы.

– Хорошо, – улыбнулась я в ответ.

Оставшееся до отъезда в аэропорт время Оля отдавала распоряжения по дому. Месье Жиль отпросился в отпуск к родне на срок отсутствия хозяев. А миссис Редсон осталась присматривать за коттеджем.

* * *

Всю дорогу до Тарасова Ольга, расстроенная прощанием с детьми и мужем, молчала или отвечала односложно на мои вопросы. Я оставила ее в покое и решила немного проанализировать ситуацию. Пока ни в Саутгемптоне, ни в Лондоне, ни в аэропорту я не заметила слежки. Это, в общем-то, неплохо, Майк с детьми действительно будут в безопасности некоторое время, раз заинтересованные лица не могли наблюдать за их отъездом. С другой стороны, я переживала, не была ли слежка плодом воображения моей подруги. Или недавние трагические события в доме Ландри действительно спугнули соглядатаев? Что ж, это вполне возможно, значит, они обязательно проявят себя позже.

Если рассуждать здраво, вероятность найти сокровища Олиного предка очень невелика. Мы имеем всего одну зацепку – старинную брошь. И больше никаких сведений о кладе, кроме информации, что он был спрятан где-то в Питере. Этого ничтожно мало. Можно попробовать расследовать давнюю историю гибели родителей Оли. Любой оперативник вам скажет, что лучше всего вести розыск по горячим следам, а чем больше времени проходит, тем меньше шансов докопаться до истины. Но попробовать стоит, вдруг повезет и мы получим выход на заказчиков аварии.

Еще нужно собрать все возможные сведения о купце Иване, его детях и жене. Как погибли, при каких обстоятельствах? Мог ли кто-то остаться в живых? Как, кстати, его фамилия? Я напрягла память, вспоминая Олин рассказ. Нет, она точно не называла. Скосила глаза на подружку. Немного склонив голову набок, она дремала, пушистые ресницы оттеняли глубокие синяки под глазами и подчеркивали общую изможденность, бледность ее лица. Не стану будить, пусть отдыхает. Время уточнить еще будет.

* * *

Ранним утром наш самолет приземлился в аэропорту города Тарасова. Ночь из-за разницы во времени пролетела слишком быстро. Несмотря на то, что оставляла свой верный «фольк» на охраняемой стоянке, я внимательно проверила машину. Технический прогресс не стоит на месте, вовсе не обязательно лично следить за интересующим объектом: прикрепил маячок и смотри за передвижениями по карте. Оля, не задавая лишних вопросов, молча наблюдала за моими манипуляциями. Короткий, прерывистый сон в кресле самолета не сказался на внешности подружки, она выглядела отдохнувшей и посвежевшей, лучше, чем за всю последнюю неделю.

– Смотрю, к тебе обычный цвет лица возвращается. Как дышится? Отвыкла от воздуха отечества? – хихикнула я, запихивая в сумочку прибор для обнаружения «жучков».

– Ты шутишь, а мне кажется, что он совсем другой: чистый, легкий, даже какой-то сладкий, – грустно улыбнулась подруга.

– И нет такого смога, как в Лондоне: ныряешь в него, как в реку, в белой рубашке, выныриваешь в серой.

– В Саутгемптоне воздух достаточно чистый, но все равно не тот, что здесь. Я по нему скучала. Эти меры безопасности обязательны? – кивнула Оля в сторону прибора. – Испытываешь опасения?

– Я всегда настороже, особенно во время работы.

– Женя, ты же не думаешь, что они могут предупредить наши шаги?

– Из твоего рассказа можно заключить, что «резвые ребятки» всегда были впереди, и даже не на один шаг, а на несколько. Сейчас я просто перестраховалась. Согласись, лучше поискать маячок и не найти, чем обнаружить, что тебя незаметно водят несколько дней.

– Конечно.

– Какие планы? Отдохнем с дороги, приведем себя в порядок? Посетим тайник?

– Да. Именно в этом порядке, – хитро улыбнулась подруга, – но сначала позвоню Майку, узнаю, как они добрались, как дети.

Прогревая мотор «фолька», благодаря мощному динамику телефона я слышала не только как Ольга расспрашивает родных о перелете, самочувствии, настроении детей, но и восторги Майка по поводу отличного номера, чудной погоды, сервиса на любимом курорте.

– Похоже, у них все хорошо.

– Да, слава господу!

– Готова к обзорной экскурсии по улицам родного города? – выруливая со стоянки, подмигнула я подружке.

– Не просто готова, я мечтала о ней годами, – подхватила Оля мой веселый тон.

Мы решили не снимать номер в гостинице, а пока остановиться у тети Милы. Помнится, она была не против приезда моей подруги. По пути домой я сделала несколько петель по центру Тарасова, чтобы дать Оле возможность насладиться видом памятных мест.

– Смотри, смотри, – вертела она головой, – вон то кафе, где мы познакомились с мальчишками на каникулах. Помнишь? Они были братьями, погодками, кажется, а мы сочиняли, что тоже сестры.

– Ага, они заявили, что внешне мы совершенно не похожи: блондинка, хрупкая и нежная, как фарфоровая кукла, и брюнетка, симпатичная девушка с грубыми манерами.

– Точно! Но ты выкрутилась, заверив, что мы кузины. – Оля улыбнулась воспоминаниям. – Все так же, только вывеска сменилась.

– Это ты вовнутрь еще не заходила. Там такой ремонт отгрохали! Была демократичная забегаловка, стала «ВИП-кофейня», – хихикнула я.

– А к этому памятнику я бежала на первое свидание. Все не могла решить, какое надеть платье, раз пять переодевалась, в итоге опоздала на сорок минут.

– Говорила же сразу, надевай то, розовое, не ошибешься.

– Мне на принятие окончательного решения всегда нужно много времени, это только ты мгновенно соображаешь, разрабатываешь план и молниеносно действуешь. Как тебя инструктор по «военке» называл? «Блицкриг»? Все едва переписали задание, а Охотникова уже приготовила решение в двух вариантах.

– Ага, и третий план, запасной!

– Ой, а в этом парке ты любила бегать. В любую погоду, без выходных и каникул.

– Я и сейчас здесь бегаю, удобно, рядом с домом. Кстати, предварительный план нашего расследования тоже готов.

– Не сомневаюсь, ты совсем не спала?

– Сон в кресле самолета – удовольствие, конечно, специфическое, но я отдохнула.

* * *

Тетя Мила встретила нас пирогами и сервированным к праздничному обеду столом. Я позвонила ей еще из Саутгемптона, сообщила время прилета и предупредила, чтобы не сильно наседала на Ольгу с ахами, охами и расспросами.

После приветствий и объятий с поцелуями я кивнула на сервировку:

– А четвертый прибор зачем? Ждем кого-то в гости?

– Конечно. – Щеки тети Милы немного порозовели. – Геночка обещал быть скоро. Он очень соскучился, – тетушка запнулась, – хочет видеть вас обеих. Поздравить Оленьку с благополучным завершением жизненных невзгод. Мы все очень переживали. Ты права, дорогая, отдыхать, восстанавливать силы нужно на родной земле. Знающие люди советуют. Молодец, что приехала.

– Теть Мила, раз мы все равно гостя ожидаем, то оставим тебя ненадолго. Нужно освежиться с дороги, разобрать некоторые вещи.

– Конечно, девочки, устраивайтесь. Я пока салатик заправлю, его нужно перед самой подачей солить, перчить, не то будет слишком много сока.

– Тетя Мила, как всегда, хлопочет, заботится, – улыбнулась Оля, раскладывая вещи в шкафу.

– Это точно. – Я включила ноутбук. – Успею до праздничной трапезы почту проверить, – ответила я на немой вопрос подруги, – и напишу письмо одному знакомому. Он мастер в поиске информации, наведет справки о твоем предке и его сыновьях. Попытается поднять все возможные документы об аварии, в которой погибли твои родители. Может, в протоколах, отчетах всплывет что-то полезное.

– Ладно папа с мамой, но прапрадед? Какие сведения можно найти почти через сто лет?

– Ты удивишься, когда поймешь, сколько интересного можно нарыть.

– Исходных данных очень мало. Иван – имя распространенное, а фамилию предка я не знаю.

– Как не знаешь?! – Я подпрыгнула на месте.

– Очень просто. Бабуля не говорила, я, шокированная, оглушенная потоком информации, спросить не сообразила. А потом, после похорон, разобрав все документы, что хранила бабушка, не нашла ни единого намека на родство с купцом Иваном или его фамилию.

– Ладно, давай систематизируем крупицы имеющихся сведений. Твоя девичья фамилия была Рудова.

– Это фамилия отца. Мама до замужества была Тихоновой.

– А какая была фамилия у тети Маши до замужества?

– Талимина.

– Значит, дочь купца после замужества стала Галиной Ивановной Талиминой. А муж ее, помощник купца…

– Талимин Петр. Отчества не знаю.

Можно попробовать найти сведения, проследив по этой цепочке. Только боюсь, она оборвется как раз на дочери купца Галине Ивановне. Ведь она скрывала свое родство с ним, а возможности моего товарища велики, но не безграничны.

– Понимаю.

– Еще можно через мужа Галины попробовать. Я так поняла, что до революции Петр Талимин был практически правой рукою известного питерского купца?

– Видимо, так.

– Значит, и в документах того времени мог засветиться. А как звали жену и сыновей Ивана?

– Татьяна, отчества не знаю. Сыновья Дмитрий и Сергей, Ивановичи соответственно.

Пока Оля принимала душ и приводила себя в порядок, я написала письмо знакомому хакеру с просьбой найти сведения о вышеперечисленных личностях. Но в успехе этой затеи сомневалась. Хакер, конечно, способен найти доступ к любой базе данных, но исходного материала слишком мало, имена и фамилии обычные, на Руси довольно распространенные. Мой помощник ответил, что задача интересная, но может занять довольно много времени. И за точность сведений он не поручится, могут возникнуть погрешности. Я, обрадованная, ответила, что в этом деле любая, даже незначительная на первый взгляд информация может сыграть решающую роль. И заверила, что с нетерпением буду ждать от него известий. Еще попросила найти всю возможную документацию по аварии, произошедшей двадцать пять лет назад в Тарасове. Меня интересовали все подробности ДТП, в котором погибли супруги Рудовы.

Пока я торопливо приводила себя в порядок, пришел Генка. Из гостиной доносились оживленные голоса. Приятель расспрашивал Олю, как живется в «этих Европах», заверял, что выглядит она отлично, и требовал показать фотографии детишек. Тетя Мила хлопотала над пакетом провизии, которую, судя по всему, приволок хозяйственный Генка, восклицая: «Ой, ну зачем ты так тратился?» и «Куда же это все теперь? Ведь полно продуктов».

– С приездом вас, девочки! Всех присутствующих дам с прошедшим праздником! – Как только я вошла в комнату, приятель, заговорщицки подмигнув тете Миле, метнулся вон из гостиной. И тут же вернулся с тремя огромными букетами. Сначала, целуя ручку, вручил цветы тете Миле. Потом обнял и расцеловал в обе щеки Олю – «на правах друга детства», потом обернулся ко мне, вручил оставшийся букет, притом, случайно или намеренно, подошел слишком близко. – Я специально оставил тебя напоследок, чтобы руки освободить, – выдал, дурачась, Генка. Сгреб меня в охапку, нависая с высоты своего немалого роста.

– Бить будете, папаша? – приглушенно процитировала я героя одного из любимых произведений Булгакова.

Генка хмыкнул, но объятия не разжал, даже не ослабил.

– Ничего не пойму, чего ты, Женечка, говоришь? – в повисшей тишине неожиданно громко прозвучал голос тети Милы.

– Между прочим, я скучал, – негромко обронил Генка, вздохнул и добавил шепотом: – Поговорить надо, тет-а-тет.

– Это я шучу так, теть Мил, – громко заявила я, потихоньку высвобождаясь из Генкиных медвежьих объятий. – Давай чуть позже прогуляемся, – шепнула приятелю.

Оля наблюдала всю сцену молча, уткнувшись в цветы, в ее глазах прыгали веселые искорки.

– Тетя Мила, давайте я помогу вам букеты расставить в вазы. Женя, и свой давай.

Я протянула розы, разомкнув наконец объятия и немного отстраняясь от приятеля.

– Генка, что это на тебя нашло?

– Говорю же, соскучился, – снова приблизился он, – может, поцелуемся?

– Если ты решил продемонстрировать тете Миле всю серьезность своих намерений, не переигрывай. Тем более что нас тактично оставили в комнате одних.

– А если нет? Если я хотел обнять любимую женщину? – отворачиваясь, сердито буркнул приятель. – Женька, вот скажи, откуда в тебе это стремление все и всех подвергать сомнению? Испытывать на прочность?!

– Жизненный опыт, наверное, – прищурилась я.

– Рассказывай! Ты с детства такой была! Ни наивности, ни доверчивости, обычно присущих всем юным особам, никогда не проявляла!

– Значит, это генетический опыт!

– Чего?!

– Доставшийся от предков. Проявляется в любом возрасте, присутствует всегда, на подсознательном уровне, – с серьезной гримасой вещала я.

– Ври больше! Ты в подобную ерунду никогда не верила, – с сомнением в голосе протянул Генка.

– Что нас возвращает к природной черствости и недоверчивости. – Дурачась, я изо всех сил удерживала серьезное выражение на лице.

– Разводишь… В этом ты, конечно, мастерица, – насупился Генка.

– Разве что немножко, – наконец, не выдержав, я рассмеялась. – Ладно тебе дуться, – обняла приятеля, легко касаясь губами, поцеловала в щеку, – пошли к остальным, может, тете Миле помощь нужна, и неудобно заставлять себя ждать.

Ранний обед превратился в дружеские посиделки, плавно перетек в ужин и, затянувшись, грозил стать вечером воспоминаний. Сначала Оля рассказала о спокойном течении жизни в маленьком европейском городке. Вопросы сыпались на нее со всех сторон. Похвасталась успехами мужа на ниве карьерного роста, скромно умолчав о личных достижениях. Живо и красочно описала свой быт. Рассказала, какой у нее чудный дом и любовно устроенный зимний сад. Темы недавней смерти свекрови и проблем с законом самой Ольги все тактично избегали.

Потом тетя Мила стала расспрашивать о малышах. Бросая в мою сторону сердитые взгляды и намеки, мол, от некоторых черствых девиц внуков не дождешься, так хоть о чужих детках поговорить. Генка тоже включился в игру: закатывал глазки, томно вздыхал, всем своим видом намекая, что он-то давно готов, а вот черствые девицы… И чего им надо в этой жизни – не понять.

Завершились посиделки воспоминаниями о времени нашей учебы и детских шалостях и проделках. Оля с Геной наперебой сыпали веселыми рассказами. Даже у тети Милы нашлась пара историй. Я радовалась атмосфере всеобщего веселья и тому, что подруга оживилась и забыла на время о проблемах. Поддерживала настроение репликами и уместными комментариями, но размышляла совсем о другом.

Сегодня утром, по пути из аэропорта, я наматывала круги по городу не только для того, чтобы порадовать Олю. Мне показалось, что нас ведут от самой стоянки. Осторожно и профессионально следящие сменили три машины на маршруте с незначительным километражем. Машины, неприметные внешне, все время держались на приличном расстоянии. Это не может быть совпадением. Странно одно: уж больно быстро нас нашли. В Англии слежки точно не наблюдалось. Значит, ждали здесь, в Тарасове? Значит, просчитали? Так быстро? Каким образом? Информатора тоже не стоит исключать. Но тогда под подозрение попадают все близкие Оле люди: домашние, прислуга, друзья. Интересно, она могла проболтаться кому-нибудь из приятелей о готовящемся отъезде?

Я осознанно промолчала, не сказала Оле о слежке. Завтра мы отправимся на прогулку по городу, предполагаю, соглядатаи проявят себя. А если нет, подругу рано пугать. И расспросить ее успею. Может оказаться, что близкие люди не виновны вовсе. Например, уже после нашего отъезда явился в дом человек, под благовидным предлогом спросил хозяев. Ничего не подозревающая горничная сказала, что никого нет и в ближайшее время не будет. Дальше дело техники: навести справки в железнодорожных и авиакассах, выяснить направление. Потом телефонный звонок опережает самолет, и нас поджидают в Тарасове. Правда, для такого маневра нужны связи и широкая агентурная сеть. Неужели Ольга права и за ней охотится серьезная организация?

– Женя!

– Женечка, ты что?

Видимо, я слишком задумалась, перестала участвовать в беседе, чем обратила на себя всеобщее внимание.

– Да, прости, что ты говорил? – нежно улыбнулась я приятелю.

– Рассказывал Оле, как ты недавно разбила сердце молодому питерскому оперу. А ты ни разу не возразила и вообще, похоже, не слушала.

– Простите, задумалась.

– Так вот, завладев наконец вниманием всей аудитории, продолжу. Парень бросил службу в Северной столице, перевелся к нам в Тарасов. И все из-за прекрасных зеленых глаз.

– Помнится, в эфире звучала информация, что Василий, если ты его, конечно, имеешь в виду, не поладил с новым начальством. И вообще, хватит ерничать.

– Вот, теперь она нас слушает, – кивнул приятель Оле, – видишь? Разозлилась.

– Обсуждать отсутствующих, по-моему, дурной тон. Тетя Мила, давай помогу со стола убрать.

– Мы с Олей тоже поможем, тем более что мне пора откланяться.

– Что ты, Геночка, куда торопиться? – возразила тетушка. – Ты обиделся? Женя, ну где тебя воспитывали? Гонишь гостя.

– В казарме, как и большинство присутствующих.

– Странно, – задумчиво склонила голову тетя Мила, – вот Оленька такая нежная, вежливая барышня. Ни тебе шуточек армейских, ни замашек, и с пистолетом в руках никогда ее не видела.

– Вот, тетя Мила! Значит, это не издержки воспитания!

– А что же тогда? – растерянно моргнула тетушка. Мы все дружно заржали.

– Ну вот, слышали? Опять, – нерешительно улыбнулась тетя, – шутишь все.

– Сегодня я отгул взял на службе в честь вашего, леди, приезда, а завтра с раннего утра нужно впрягаться в работу. Так что не переживайте, я не обижался. И вообще, меня выгнать очень трудно.

– Ага, его в дверь, а он в окно. – Мы с Олей переглянулись и вновь рассмеялись, припомнив еще одну веселую историю из детства.

* * *

Мы неторопливо брели по тротуару. К вечеру стало значительно прохладней. Лужи, подтаявшие в течение дня, покрылись тонкой корочкой льда.

– Похоже, погорячилась я с легкой ветровкой, не жарко так, – поежилась я и плотнее прижалась к приятелю, держащему меня под руку.

– Ныряй ко мне под куртку, – быстро отреагировал Генка, – теплей будет.

– Смешно.

– Давай сниму. – Приятель немного отстранился, намереваясь стянуть и передать мне верхнюю одежду.

– Ладно тебе, не выдумывай. Тогда, может, будем гулять назад, в сторону твоей машины?

– Ведь предлагал в авто поговорить.

– Пройтись хотелось. Ты, кстати, желал обсудить что-то.

– Как визит в Туманный Альбион? Дела нашей подруги были действительно так плохи?

Хорошо зная приятеля, я понимала, что он медлит, оттягивает начало разговора, значит, имеет сообщить что-то малоприятное.

– Теперь все хорошо, хотя история мутная, Олю они сгоряча обвинили, как первого, кто под руку подвернулся.

– Хочешь сказать, ничего серьезного ей не светило?

– Гена, ты, как никто другой, знаешь, что неоднозначное дело можно по-разному повернуть. От следака, его предвзятости много чего зависит. От компетентного адвоката опять же.

– Ага.

– Бывает, выполнит человек просьбу друга. Привезет с острова письмо, клочок бумаги. И получит за это пожизненный приговор без права обжалования и разрушенную жизнь.

– Женька, ты о ком говоришь?

– О графе Монте-Кристо. А ты чего так напрягся? – Я внимательно посмотрела на Генку. Даже в свете фонарей было заметно, как смутился, покраснел приятель. – Ну, колись давай!

– Хотел просто предостеречь тебя от опрометчивых шагов.

– Просто предостеречь? – медленно повторила я. – А в связи с чем возникла такая необходимость, можно узнать?

– Я всегда за тебя переживаю. Особенно если учесть твой авантюрный характер и талант ввязываться в неприятности.

– Попытка засчитана! А если честно?

– Женька, твоя недоверчивость просто возмущает!

– Моя недоверчивость мне столько раз спасала жизнь, что и не счесть. Так что теперь мы лучшие подруги, – мрачно проронила я.

– Договорились, – попытался отшутиться Генка, – больше не наезжаю на твоих подруг.

– Так вот оно что! Ты намекаешь, что, помогая Ольге, я пошла на сделку с совестью?! Каким-то образом подтасовала факты, подкупила свидетелей, то есть сделала все, чтобы вытащить ее из тюрьмы?!

– Не кипятись, – успокаивающе похлопал Генка меня по руке, – а что, ты не стала бы делать ничего подобного? Только честно, Жень!

– Я была готова пойти на многое.

– В-о-от, – удовлетворенно протянул приятель.

– Но ты упускаешь один очень важный момент: я уверена, что Оля ни в чем не виновата! И, зная нашу общую подругу, ты должен понимать: она просто не способна на убийство!

– Согласен, это сложно допустить.

Болтая, мы вышли к набережной. Разгоряченная ходьбой, в пылу спора, я совершенно согрелась, даже забыла, что требовала вернуться к машине. Но здесь, на берегу реки, дул сильный пронизывающий ветер, и было на порядок холоднее.

Генка провел рукой по моей дрожащей спине.

– Женя, да ты заледенела вся! Это же не куртка, так – пиджачок для летнего вечера! И климат у нас не английский! Я тоже хорош. – Приятель снова сделал попытку надеть на меня свою куртку.

– Не надо, сам простудишься.

– Тогда иди ко мне и не упирайся. – Генка распахнул кожанку, притянул меня к себе, плотно прижал и свел полы куртки за моей спиной. – Обнимай меня за спину, грей руки!

– О, у тебя тут мех внутри, – мечтательно протянула я. Носом я практически уткнулась в шею приятеля, вдыхая теплые запахи кожи, меха, дорогого одеколона и чего-то еще, едва уловимого.

Генка, согревая, сложил руки на моей спине, прижал плотнее и замер.

– Женя, прости, я не понимал, насколько легко ты одета.

– Угу.

– Не хочешь поднять ко мне лицо? Что ты там делаешь?

– Нос грею, он тоже замерз, оказывается. Ты такой теплый. – Я взглянула приятелю в глаза.

Мы дружно рассмеялись.

– Слушай, Гена, как ты домой ехать собирался? Машину бросил во дворе нашего с тетей дома, водителя я около нее не видела, а сам ты пил. Правда, шампанское и давно, но все же.

Приятель вздохнул, помолчал немного, глядя вдаль, за реку:

– Водитель выходной выпросил. Я думал, мы немного посидим в машине, поболтаем, потом вызову такси, а утром разберемся – или Пашка заберет, или сам заеду.

– Зачем ты тогда гулять согласился?

– Ну, ведь прогулка в вашей компании, мадам, как я надеялся, сулила немного романтических переживаний.

– Да? И как? – Я снова подняла лицо, заглядывая Генке в глаза.

– Твои комментарии, как всегда, способны все испортить. – Мы снова рассмеялись.

Редкие прохожие обращали на нас внимание. Стоит парочка на ветру, обнимается и хихикает. Женщина средних лет, проходя мимо, бросила в нашу сторону быстрый взгляд и пошла дальше, грустно улыбаясь своим мыслям.

– Так стоять, конечно, очень приятно, но может, ты такси вызовешь?

Генка снова вздохнул, достал телефон, сделал звонок.

– Будет через десять минут. Давай мы и тебя подбросим.

– Хорошо, выныривать на холод после таких теплых объятий будет неприятно.

– Женька, ты же знаешь, мои объятия всегда в твоем полном распоряжении.

Легкий, шутливый тон приятеля не обманул меня: его сердце забилось гулко и быстро. Глядя ему в глаза, я молча улыбалась. Пауза затягивалась, я продолжала улыбаться, а приятель стал хмуриться, его сердцебиение постепенно выравнивалось.

– Гена, скажи, пожалуйста, затевая этот разговор, ты от чего хотел предостеречь? – Его сердце гулко ухнуло, пропустило удар и забилось быстро-быстро, как пойманная птица. – Не можешь же ты всерьез переживать за мою профессиональную репутацию.

– Почему же? Очень даже могу…

– Гена! Ты никогда не умел мне врать, теперь уже и не научишься! Ведешь себя странно! Недавно выдал это предложение – сменить вид деятельности! И моему отъезду в Англию ты как-то странно обрадовался! Еще в отпуск отправиться порекомендуй!

– А что, здравая мысль! К тебе подруга приехала погостить, вот и махните на курорт!

– Знаешь, в чем коварство тесных объятий? Я могу чувствовать движение каждой твоей мышцы. И сердце…

– Что сердце?

– Трепещет, колотится так бешено, именно после того, как прозвучал вопрос, на который ты не хочешь отвечать.

– Как у загнанного зверя? – нежным шепотом выдохнул мне прямо в ухо Генка. Вопреки ожиданиям, вместо того чтобы отстраниться, он еще теснее прижал меня к себе. Склонил голову, зарылся лицом в волосы. – Не забывай, дорогая, объятия – вещь обоюдная: биение твоего сердца я тоже слышу.

Только я собралась возмутиться, за спиной раздался звук клаксона и голос таксиста:

– Молодые люди, это не вы такси вызывали?

– Мы, – обронил Генка.

– А чего ж молчите? Я уже пять минут рядом стою!

Я насмешливо хмыкнула, высвобождаясь из объятий приятеля, и направилась к машине.

Уже сидя в салоне такси, Генка сграбастал мою руку в свою, склонился и прошептал на ухо:

– Женька, я не переживу, если с тобой что-то случится. Поэтому предлагал должность в управлении. Если ты будешь в системе, я смогу тебя защитить.

– Если угроза серьезная, человека не спасет пребывание в системе, и ты это прекрасно знаешь.

– Можешь просто отдохнуть, хотя бы временно не ввязываться ни в одно расследование?!

Генка что-то знает. Эта информация касается меня, и он испуган не на шутку, но предпочитает секретничать. Пока я размышляла, таксист заехал во двор нашего дома, приятель указал водителю нужный подъезд. Машина остановилась. Я собралась покинуть салон.

– Женя, пообещай мне, пожалуйста! Просто держись в стороне, – притормозил мой порыв Генка. Он продолжал сжимать в своей руке мою руку.

– Нет. – Я высвободила свою конечность.

– Но почему?

– Я никогда ничего не боялась! Не стану и сейчас! Спокойной ночи, пока, – кивнула на прощание и заскочила в подъезд.

* * *

Игнорируя лифт, я поднялась на свой этаж по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. От злости хотелось двигаться быстро и резко. Терпеть не могу недомолвки. Если есть что сказать, говори, нет – молчи. Напустил туману, ходит вокруг да около, гадай теперь, Женя, кому умудрилась дорогу перейти. Ладно, разберемся, Генка никогда не умел долго тайны хранить.

Дома меня ожидал сюрприз. Оля, разумеется, поселилась в моей комнате. Она, одетая в домашний пеньюар, приготовилась ко сну и, сидя в кресле, листала томик французской поэзии. А рядом, на журнальном столике, на любимой льняной салфетке тети Милы красовалась массивная серебряная брошь.

– Это она? Та самая вещица? – уточнила я.

– Да.

– Оля, я, конечно, долго отсутствовала, но ты могла и подождать, не выходить одна.

– После того как вы с Генкой ушли, мы с тетей Милой домыли посуду, потом выпили чайку. Затем тетя Мила отправилась отдыхать, а я приняла душ и жду твоего возвращения с прогулки.

– А когда ты успела посетить тайник?

– Женя, должна тебе сообщить одну вещь, только, пожалуйста, не сердись.

– Вся внимание.

– Тайник был здесь.

– Не поняла. Где?

– Здесь, в Тарасове, в твоей комнате тети-Милиной квартиры, – виновато потупившись, пробормотала Оля.

– Ну ты даешь! Промолчать о семейной тайне – это я еще могу понять. Хранить ее требовала бабушка, любя тебя и желая уберечь от беды.

– Она действительно настаивала и перед смертью взяла с меня обещание, прости.

– Но оборудовать тайник в квартире тети Милы! Как ты додумалась до этого?! Когда успела?!

– Если ты немного успокоишься и подумаешь, то поймешь – надежней места мне было не найти. Никто и никогда не смог бы догадаться здесь искать. А значит, вам ничего не угрожало.

– Согласна, пожалуй, ты права. – Я присела на соседнее кресло, взяла брошь в руки, повертела. – Но ты очень рисковала, хозяева квартиры могут обнаружить тайник, когда задумают капитальный ремонт, – я сама себя оборвала и задумалась. – Погоди, тетя Маша умерла за полгода до выпуска. Значит, ты могла спрятать брошь на весенних каникулах или после окончания Ворошиловки, перед твоим отъездом в Москву. Но мы с тетей Милой действительно делали ремонт и мебель меняли, где же была все эти годы брошь?

– В твоих вещах. Я спрятала ее надежно и не боялась, что ты спустя годы выбросишь этот предмет за ненадобностью, ведь это был подарок на память.

– Заинтриговала, – медленно протянула я, взвешивая на ладони брошь, осматривая комнату и пытаясь сообразить, о чем говорит Ольга. Мелкие или новоприобретенные вещи я отметала сразу. Это должен быть предмет, который я храню со школьных лет, достаточно большой и тяжелый сам по себе. Взгляд упал на массивную резную шкатулку из красного дерева, инкрустированную медью и эмалью. Ее мне подарил Генка в день выпуска и взял обещание беречь эту вещицу на память о нем, как бы нас ни разбросала жизнь. Шкатулка всегда стояла на комоде, я хранила в ней серебряные безделушки и пару ниток речного жемчуга.

Я подошла к комоду, открыла шкатулку, внимательно осмотрела внутри.

– Тут подкладка с правой стороны надрезана чем-то острым, – прокомментировала я.

– Прости, завтра все поправлю, заметно не будет, – отозвалась Оля.

– Генка, когда дарил, рассказывал, что это старинная вещица, раритет. Просил беречь как зеницу ока. Неужели он знал?

– Что ты, конечно, нет.

– Петров искал для тебя нечто особенное, но что мог купить курсант на сэкономленные карманные деньги? Однажды на стихийном рынке, где продают обычно разный хлам, мы увидели шкатулку. Я заверила, что если ее привести в порядок, вещица будет выглядеть достойно и дорого.

– Кто же ее реставрировал?

– Я сама, правда, ходила на консультацию к старому мастеру-краснодеревщику. Он объяснил, как правильно очистить дерево, каким воском натереть, чем медь отполировать. А внутри покрытие оказалось сильно испорчено, его пришлось удалить и заново обить внутренности бархатом. Мы с Генкой выбрали темно-зеленый, под цвет твоих глаз.

Я погладила пальцем завитушку на шкатулке, грустно усмехнулась:

– Если бы только знала, с какой любовью вы готовили для меня подарок…

– Генка промолчал о моем участии не просто так. Во время реставрации я заметила, что у шкатулки двойное дно, небольшое отделение для особо ценных вещей. Как раз тогда я узнала семейную историю и поняла, что лучше и надежней тайника не найти. Вот я и замаскировала выдвижную крышку бархатом, а приятеля уговорила молчать. Чтобы никому не пришло в голову связать Ольгу Рудову со шкатулкой Евгении Охотниковой.

– Понятно.

– Женя, ты не сердишься? Я понимаю, что преследовала свои интересы, но меня буквально парализовал ужас. Притом, храня тайну ото всех, я была уверена, что вам с тетей Милой ничего не грозит.

– И оказалась права, как доказывает жизнь. Если эта брошка так ценна, что некто ее продолжает искать спустя не один десяток лет, то…

– Что ты хочешь сказать? Женя, не молчи, – тут же встревожилась подруга.

– Ты действительно надежно спрятала вещицу, и не будем больше об этом. Я правда не сержусь.

На самом деле мне пришла в голову простая мысль. Если некто был так серьезно настроен, переезд Оли в другой город или даже другую страну не мог ее обезопасить, по крайней мере надолго. Значит, все эти годы подружку держали под колпаком, но очень осторожно. Тщательно и аккуратно обыскивали ее квартиры в Москве и Вене, дом в Саутгемптоне. Тот факт, что Оля ничего не замечала, говорит о высоком профессионализме. А то, что они сейчас проявили себя, может быть жестом отчаяния или способом оказать психологическое давление. Ведь, по сути, они добились своего: Оля достала брошь из тайника. Ну нет, господа хорошие, мы еще посмотрим, кто кого. Подруга только стала немного успокаиваться, приходить в себя после пережитого, поэтому я не торопилась сообщать свои соображения, зачем пугать зря. Но если я права, нас должны взять под плотный колпак в ближайшее время. Завтра и проверим.

* * *

Ранним утром я вышла на балкон, зябко кутаясь в легкую спортивную толстовку, закурила сигарету, осмотрела двор. Вдоль клумбы стояли машины, припаркованные владельцами, живущими в соседних подъездах. Обычно я ставлю «фольк» на стоянку, но вчера тоже бросила под окнами. А вот Генкиного авто не наблюдалось, наверное, водитель забрал ни свет ни заря. Я поежилась и вернулась в комнату.

Оля уже проснулась, она нежилась под одеялом, щурясь на свет настольной лампы.

– Прости, разбудила тебя?

– Нет, что ты. Выспалась просто, впервые за последнее время. Как там погодка?

– Пасмурно и влажно, будет дождь или снег.

– Или, как частенько бывает в Тарасове ранней весной, и то и другое сразу, – счастливо улыбаясь, предсказала Оля. – Ты давно проснулась?

– Да, рассматривала твой раритет.

– Брошку? А что с ней?

– На сегодняшний день это наша единственная зацепка.

– Наверное.

– Смотри! – Я включила настенное бра, села рядом с кроватью, поднесла брошку к пятну света и медленно повертела. – Изделие массивное, из серебра, работа старинная, век примерно восемнадцатый.

– Ага, камни блестят так. – Оля подняла подушку повыше и устроилась в постели полулежа.

– Представляет собой узор из листьев виноградной лозы, обвивающей крупный камень в центре. Камень ярко-огненного цвета с золотистыми вкраплениями. Миниатюрные виноградинки сделаны из качественного гематита, листья и лоза инкрустированы марказитом. Красивая, неординарная вещь, может стоить немало, несмотря на то что материал – скромное серебро.

– А как называется красный камень? Опал?

– Да, в центре изделия огненный опал. По моему мнению, основную ценность представляет именно он. Марказит и гематит – камни полудрагоценные. А вот опал – очень дорогой, особенно такой крупный и редкого огненного оттенка.

– Женя, ты думаешь, что эта вещица сама по себе стоит дорого? И представляет интерес для этих людей? А как же клад?

– Я рассматриваю ее целое утро со всех сторон – никаких намеков на клад, его местоположение или способы поиска. Ничего не нашла. Скажи, ну как такая вещь может быть ключом?

– Может, «ключ» это аллегория?

– Скорее всего. Видишь, узор какой замысловатый: веточки, листики, вот, смотри, тонко завитый усик винограда. Нет, такого сложного замка быть не может. Тем более что серебро металл мягкий, гнется легко. Но если вещица замка не отпирает, а называется ключом, значит, в ней кроются подсказки, просто мы их не видим.

– Может, клада не существует вовсе?

Я пожала плечами:

– Надеюсь, повезет и мы узнаем это. Но в том случае, если твоему предку действительно удалось спрятать ценности, если они уцелели за эти годы, найти их все равно будет невероятно сложно. Информации ноль, по крайней мере на сегодняшний день.

– Понятно. Я не очень-то и рассчитывала.

– Но мы имеем важное преимущество перед противниками. Вещь, которая отчаянно нужна им, находится у нас.

– Это хорошо?

– Конечно. Но нужно соблюдать осторожность. Без меня никуда не выходишь, дверь никому не открываешь, даже почтальону. Тетю Милу я уже проинструктировала.

– Женька, я зря остановилась тут! Думаешь, что они могут вломиться в квартиру?

– Это маловероятно. Перестраховываюсь просто.

– Но тетя Мила, что она подумает? Рядом со мной опасно находиться!

– Я сказала тетушке, что тебя одолели ушлые журналисты.

– Кто? Зачем я им сдалась?

– Сенсаций ищут, как всегда. Даже в тарасовском аэропорту ожидали. Могут и в квартиру пытаться внедриться. Ты не бойся, знаешь же, тетушка у меня – кремень. Теперь она на порог никого не пустит, и если кто поблизости станет справки наводить, доложит мне. Тем более что долго мы вряд ли будем гостить.

– Почему? А, – прищурилась подружка, – у тебя уже есть план?!

– Конечно, – хитро улыбнулась я, – поскольку брошь – наша единственная зацепка, попытаемся узнать о ней побольше.

– Каким образом?

– Нужна консультация специалиста.

– Женька, это может быть рискованно. Твой ювелир сольет информацию на счет «раз». На счет «два» нас будут поджидать заинтересованные лица прямо у подъезда.

– Теоретически есть такая возможность. Но мы обратимся к моему знакомому, проверенному временем. Живет Павел Петрович в Санкт-Петербурге, вот почему я заговорила об отъезде. Правда, он не ювелир, а коллекционер-искусствовед. Но специалист отличный и человек порядочный. Даст нам развернутую консультацию по истории вещицы и ее оценочной стоимости.

– Ну, если ты так в нем уверена, тогда звони.

– Уже, – Оля изумленно моргнула, а я ухмыльнулась, – отправила письмо электронной почтой. Правда, ответит он не скоро, Павел Петрович не фанат ранних подъемов.

– Что же мы будем делать? Просто ждать?

– Позавтракаем и отправимся на прогулку по городу.

– Женя, ты же только что говорила, что нужно соблюдать осторожность… не понимаю.

– Правильно. Быть настороже – это не значит окопаться в квартире и бояться собственной тени, а проявлять бдительность. Что мы и станем делать, прогуливаясь по памятным местам города Тарасова.

* * *

Выходя из дома, я снова проверила «фольк» на наличие техники слежения или прослушки, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Мы немного покатались по городу, смеясь и наперебой вспоминая веселые истории. Потом я припарковала машину и предложила подруге пройтись пешком. Преодолевая сопротивление изнеженной и привыкшей к комфорту ухоженных, чистых европейских городов Оли, я все-таки уговорила ее на пеший променад. Делала я это с конкретной целью: вытащить наших соглядатаев на свет божий. За последние полтора часа я снова наблюдала три меняющиеся машины, действовали парнишки осторожно и слаженно.

Проспект Петровского подходил идеально. Бутики, магазины, банки, аптеки, разнообразные закусочные и кофейни на каждом шагу. Всегда довольно много народу снует в обе стороны, а вот автомобилям проезд запрещен. Они будут вынуждены выйти, может, рискнут подойти поближе. Иногда по приемам, которые используют агенты, можно довольно точно определить их уровень подготовки, а если повезет, то и структуру, к которой они принадлежат.

Мы с Олей, неспешно гуляя, посетили несколько бутиков, сувенирных лавок и забрели выпить кофе и передохнуть в небольшую кондитерскую.

– Ну и цены в местных магазинах, а ведь это не брендовые, даже, кажется, не фирменные вещи! – возмущалась подружка, помешивая ложечкой капучино. – И такая грязь кругом! По всему городу и тут в центре тоже!

– Весной в России всегда так: лужи, грязь, подтаивающий снег, в центре хоть снег чистят, – ухмыляясь, заверила я, – а летом грязь подсыхает и превращается в пыль.

– Странно, я как-то не помнила ничего такого. А у нас специальная техника моет тротуар и проезжую часть каждое утро с жидким мылом.

– И по улице можно ходить в белых носках?

– Да! И они останутся белыми, что характерно!

– Просто эйфория от приезда проходит. Видны недостатки, про которые ты в ностальгической тоске благополучно забыла.

– Зато здесь, в Тарасове, люди хорошие! Добрые, открытые, всегда готовые прийти на помощь! – нашлась Оля.

– Это точно! За что я и люблю наш тихий город.

– Женька, ты меня своими улыбочками не обманешь, мы ведь не просто так гуляем?

– А как же тоска по родным местам, знакомым с детства? У меня еще прогулка по набережной запланирована.

– Сегодня?! Женя, пощади мои ноги, они давно отвыкли от долгой ходьбы! Кажется, скоро мозоли будут.

– Мадам Ландри, вы изнежились совсем. – Я продолжала ухмыляться.

– Может, вернемся домой? Время далеко за полдень, твой знакомый ответил, наверное, давно.

– Проверить почту можно и удаленно, с помощью мобильного телефона, но не сейчас, дорогая. Давай еще немного пройдемся, заглянем в пару сувенирных лавочек, сделаем кружок по Чкалова, вернемся к «фольку», и я отвезу тебя домой с ветерком.

– Хорошо. А на мой вопрос ответишь? – Оля ковыряла ложечкой пирожное и, нервно блестя глазами, осматривала улицу сквозь стеклянную витрину кафе.

– Ты слишком нервничаешь, успокойся, возьми себя в руки.

– После приезда я никого не замечаю. И мне уже начинает казаться, что там, в Англии, было какое-то временное помешательство. И я все придумала со слежкой.

– У-у, куда тебя занесло! – Я широко улыбнулась. – Не кипятись, подруга! Пасут нас от самого аэропорта. И сегодня целый день, как только покинули квартиру.

– Правда? – непонятно чему обрадовалась Оля.

– Когда это я тебе врала? И гуляем мы с тобой, чтобы рассмотреть резвых ребяток поближе, но они осторожничают, гады. Описать могу только одного: плотный блондин в черной кожанке и джинсах. А видеть хочется всех задействованных лиц. Это позволит судить о масштабе организации, конечно, если мы имеем дело с организацией, и уровне подготовки агентов.

– Наверное, профессионалы. Ладно, давай еще немного отдохнем и прогуляемся по набережной.

– Страна не забудет ваш подвиг! – дурачилась я. – Кстати, беседуем только на отвлеченные темы, вдруг кто-то резвый и наглый близко подберется.

– Женька, ты так улыбаешься, будто и не нервничаешь совсем.

– Точное наблюдение, нервозности нет и следа. Во-первых, я ко всему готова, во-вторых, они не будут сразу предпринимать активных действий. Это глупо. Понаблюдают, прощупают, начальству отчитаются и разве что потом… Но на это надо время. Дня два-три, думаю. Так что и ты не нервничай, лучше представляй себе, что мы просто гуляем, дышим свежим воздухом. Осматриваем достопримечательности.

Мы еще немного посидели в кафе, потом прогулялись до места, где оставили «фольк», прокатились к набережной, там еще немного погуляли, болтая о разной ерунде. Соглядатаи не оставляли нас с подругой ни на миг. Действовали аккуратно, четко и слаженно. Поддерживали связь между собой для координации действий. Мой маневр с покинутой машиной и возвращением к ней не произвел на агентов ни малейшего впечатления. Нас не потеряли из виду. Это были не просто высококлассные профессионалы, чувствовалось, что работает слаженная и опытная команда. Похоже, Оля права, ее преследует серьезная организация. Не обязательно государственная, такие выводы делать рано.

* * *

Когда мы вернулись домой, Оля отправилась развлекать тетю Милу, которая скучала целый день в одиночестве. А я бросилась проверять почту. Павел Петрович ответил, что поможет с удовольствием и ждет нас в Санкт-Петербурге послезавтра. Отлично, как раз будет время собраться в дорогу. И еще немного понаблюдать за работой агентов противника.

Выйдя на кухню, я застала тетушку и подругу за приготовлением ужина и болтовней. Разумеется, беседовали о наболевшем: почему любимая племянница Женечка до сих пор не замужем? И когда тетя Мила, уже, между прочим, немолодая женщина, дождется внуков?

– Ага, и о чем мы тут говорим?! – неожиданно появляясь в дверном проеме, выкрикнула я.

– Господи! – вырвалось у тети Милы.

– Нет. Это всего лишь я.

– Женечка, ты всегда тихо приближаешься, словно крадешься. Нельзя же, право, так пугать, – пробормотала тетя, хватаясь за сердце.

– Прости. Это все мои шуточки дурацкие. – Я обняла тетушку и поцеловала в щеку.

Оля молча улыбалась.

– А что у нас на ужин?

– Салат и запеченное мясо. А еще я печенье к чаю приготовила.

Мы дружно накрыли на стол, я достала из холодильника сок, помогла тетушке подать мясо, нарезала хлеб. И мы сели ужинать.

– Тетя Мила, вы такая заботливая, спасибо за все.

– Ну что ты, Оленька! Мне же это в радость, вы же мои любимые девочки! Я так по тебе скучала и очень рада твоему приезду.

– Я тоже очень скучала и по родному краю, и по любимым людям. Там, в Англии, я и вас, и Женю каждый день вспоминала.

– Послушай, Оленька, а там у вас нет никого на примете? – аккуратно отрезая небольшой кусочек мяса и макая его в соус, вымолвила тетя.

– Не совсем поняла, в каком смысле?

– Ну может, есть друг у тебя или Майка. Симпатичный, положительный, – начала увлеченно перечислять тетушка…

– А главное, неженатый! – влезла я, перемешивая салат.

– Нет, тетя Мила, – Оля усмехнулась, – не наблюдается никого, достойного нашей Евгении. Хотя она произвела неизгладимое впечатление на одного лондонского доктора. Не знаю, правда, холост ли он…

– Вот я не пойму, тетя Мила, Генка в роли кавалера тебя уже не устраивает? – вскипела я.

– Женечка, ты же не даешь бедному парню ни единого шанса! И Геночка тоже хорош: сходили один раз в ресторан, уж не помню когда. И один раз в кафе, в компании его сотрудников. Кто так ухаживает? Вот я и подумала, вдруг влюбится в тебя…

– Принц на белом коне, – прервала я, – и увезет далеко-далеко.

– Зачем нам конь? И почему сразу увезет?

– А ты сама подумай, разве согласится житель европейского мегаполиса переехать в Тарасов? Тут и большая любовь не поможет. Так что увезет меня кавалер за синие моря, а тетушка останется одна-одинешенька, – с постной миной обрисовала я перспективы.

– Знаешь, Оленька, – после небольшой паузы пробормотала тетя, – ну его, этого доктора. Что у нас, ребят хороших мало? – и принялась за еду с удвоенным энтузиазмом.

Мы с подружкой, довольные, рассмеялись. Остаток вечера Оля делилась впечатлениями от прогулки по городу, дополняя рассказ описанием европейских достопримечательностей.

* * *

Потом мы готовились ко сну. Оля звонила мужу и детям, рассказывала о Тарасове, расспрашивала, как они отдыхают и все ли у них хорошо. Я забронировала и оплатила картой билеты и теперь строила планы на завтрашний день.

– Послушай, Женя, – прошептала подружка, когда мы улеглись в постели, – можно спросить?

– Интригующее начало. Давай.

– Ты и Генка, почему вы не вместе? Он любил тебя всегда, еще со школы, да и ты, думаю… – Оля замолчала.

– Что я?

– Никогда не была к нему равнодушна, правда, чувства свои искусно скрывала.

– В жизни нужно уметь правильно расставлять приоритеты. Замужество сразу после окончания Ворошиловки никогда не входило в мои планы.

– Конечно, тебе, с твоими данными, все прочили головокружительную карьеру в определенных структурах.

– Ну, с карьерой, как ты видишь, не сложилось. Нет во мне умения идти на компромиссы, поступаясь своими убеждениями. Ладить с начальством, слепо выполнять приказы. А Генка, он через полгода после выпуска женился на другой девице, видимо, из большой любви ко мне, – язвительно закончила я тираду и замолчала.

– И теперь, когда Гена снова свободен, ты наказываешь его за прошлое? Женя, так нельзя, нужно уметь прощать.

– Тему прощения можно отнести к нравственно-религиозно-философской. Я никогда не держу зла ни на кого. К слабостям других людей отношусь с пониманием. И считаю, что нет прощения только предательству. Но с людьми, которые разочаровали меня, предпочитаю разрывать всяческие отношения. Это мое право и мой выбор. Что касается нашего общего приятеля, ты права, он мне не безразличен.

– Но? – подсказала Оля.

– Но к любовным отношениям я не готова. Понимаешь, Генка мой друг, один из немногих людей, кому я полностью доверяю. То, что есть между нами сейчас, очень ценно. И я не могу рисковать разрушить все это неудачной любовной интрижкой.

– А как же тетя Мила? Она пребывает в уверенности, что Геннадий Петров ухаживает за ее племянницей. С далеко идущими намерениями.

– Так это Генка все придумал: изображать пару, чтобы тетушка не одолевала меня попытками познакомить с «перспективными молодыми людьми».

– Представление такое?

– Ну да. Правда, как видишь, это не умерило ее пыла. И тетя Мила по-прежнему в активном поиске.

– А, тогда понятно. – Подружка грустно усмехнулась и многозначительно замолчала.

* * *

Ранним утром я, стараясь особо не шуметь, упаковала дорожную сумку. Кроме пары обычных джинсов, футболок, толстовок и свитеров, вздыхая, бросила куртку. На себе ее тащить жарко, в сумке – слишком объемно, но ничего не попишешь, в это время в Питере еще прохладно и очень сыро. На всякий случай добавила представительный костюм – тройку и светлую рубашку. Набор париков и грим – вдруг пригодится. Револьвер, небольшой дамский «браунинг» для Оли. Набор звездочек и метательных ножей, ноутбук. Устраивать масштабные боевые действия я не планировала, брала все это в дорогу так, на всякий случай. Подруга, в отличие от меня, упаковала свой багаж еще вчера.

Поезд в Санкт-Петербург уходил сегодня в девять вечера. Билеты я оплатила, корешки распечатала, значит, на вокзале нам нужно появиться за час до отправления, обменять электронные билеты на обычные, посадочные, в кассе. Днем я планировала, изображая простушек, еще немного поводить вражеских агентов по городу. Потом оторваться от преследования и отправиться на вокзал. Главное, все правильно разыграть. Олины враги не могут предположить, что брошь все эти годы хранилась в доме моей тети. Значит, перед агентами поставлена задача: не упустить момент извлечения ценности из тайника. Вчера мы с Олей метались по городу без видимой системы и однозначно подкинули врагам материал для размышления. Но просчитать, посетила ли Оля тайник, думаю, они не смогут, значит, должны просто наблюдать. Так, размышляя, я отнесла наши с Олей сумки в багажник «фолька», припаркованного возле подъезда на ночь. Проверилась на предмет наблюдения и пошла будить подругу.

Наскоро позавтракав, предупредив тетю Милу, что до завтрашнего утра наш отъезд тайна для всех, кто спросит, мы отправились на прогулку по городу. Вражеские агенты появились как по расписанию. Машины они больше не меняли. Но что это – проявление беспечности или тонкий расчет, было пока непонятно.

Для начала мы некоторое время покатались по городу, зашли в международный банк, Оля хотела снять наличные деньги. Потом еще немного поводили агентов, пока наконец подруга не взмолилась об отдыхе. Я припарковала «фольк» в небольшом дворе в центре. Этот дворик производил впечатление обычного, тупикового, но на самом деле являлся проходным. Мне были известны два прохода через подъезды и один служебный вход для работников кафе. Мы с Олей прошли через арку, обогнули дворик по улице Пугачева и зашли в небольшую уютную кофейню на втором этаже. Заказав чай с десертами, устроились напротив углового окна.

– Что будем теперь делать? – устало проговорила Оля, удобно устраиваясь на мягком диванчике.

– Отдыхать, наслаждаться видом на площадь, парк и красивейшее здание консерватории. Плюс рекомендую попробовать яблочный чай, он здесь лучший в городе, и пирожные, я «Тирамису» заказала. Но если есть другие предпочтения, можно переиграть. Мороженое тут тоже отличное, сортов двадцать, в общем, отдыхай, подкрепляйся.

– А как же наблюдатели?

– Они будут видеть нас из окна, так что сюда вряд ли заявятся.

– Хорошо. Мы здесь до вечера просидим?

– Да. А чего тут осталось? Кстати, туалет расположен на первом этаже, слева, под лестницей.

– Зачем ты? Мне пока не надо, – смутилась Оля.

– Мы должны не просто сидеть – в окне светиться. Периодически отходить ненадолго и порознь, и вместе. Нужно, чтобы наблюдатели это видели и привыкли, потом поймешь, зачем.

Мы просидели в кофейне почти три часа. За это время, как и планировалось, отходили к стойке, выходили из зала. Я спокойно просчитала всех присутствующих агентов. Первый парень наблюдал за окнами кафе, сидя на лавочке у входа в парк и демонстративно листая газету. Второй остался в машине, неприметном «Део Ланосе» синего цвета, припаркованном рядом с тротуаром. Третий находился вне моей видимости, но выдал себя: когда мы с Олей одновременно отправились в туалет, парнишка занервничал и припустился к двери кафе практически бегом. По моим расчетам, где-то должен быть и четвертый, но пока он себя не проявлял.

Когда настало время отправляться на вокзал, я предупредила Олю, чтобы она была готова действовать быстро, и подошла к стойке.

– Ирочка у меня к вам необычная просьба, – обратилась я к девушке-администратору.

– Слушаю, – улыбнулась та.

– Можно мы с подругой выйдем через служебную дверь, ту, что выходит в маленький дворик?

– Вообще, это не принято…

– Ирочка, мы быстро и тихо, как мышки, поверьте, очень надо.

– Ну хорошо, только я вас должна проводить.

– Конечно. Спасибо огромное!

Я кивнула Оле, и мы в сопровождении Ирины спустились на первый этаж и почти бегом миновали дверь туалета. Пока Ира отпирала замок в двери подсобки, я оглянулась на улицу через стеклянную витрину у входа в кафе. Наше перемещение не вызвало интереса, агенты решили, что мы снова спустились в дамскую комнату.

– Оля, теперь бегом! – скомандовала я медлительной подружке.

В маленькое подсобное помещение умудрились втиснуть две холодильные установки, остальное пространство было заставлено большими коробками. Мы побежали по узкому проходу. Ирина открыла следующую дверь. Я выглянула, оценив обстановку, пропустила вперед Олю, обернулась к девушке.

– Ирочка, большое спасибо, я не останусь в долгу.

– Что вы, не за что! Счастливо!

Ира захлопнула и заперла за нами дверь.

– Оля, нас хватятся очень быстро, ребятки настоящие спецы, не стой, быстро в машину.

Подружка закинула сумочку на плечо, нервно оглянулась. Я, подбегая, на ходу отключила сигнализацию «фолька», быстро разблокировала двери. Едва прогрев мотор, плавно выехала из двора.

– Страху натерпелась, ну ты, Женька, даешь! Предупредить не могла?

– Это был экспромт, почти полностью. Такой вариант я заранее продумала, но Ирина могла и не согласиться. В служебное помещение запрещено пускать посторонних.

– Но почему пустили тогда?

– Я постоянный клиент… Как-то раз даже дорожную сумку у них оставляла. «Фольк» тогда был на ремонте, а болтаться по городу с грузом очень не хотелось.

– У нас в Англии нет подобных услуг, даже для ВИП-персон.

– Оля, ты забываешь, это же Тарасов! – Я усмехнулась. – В этом кафе работают замечательные девчонки. Меня помнят с первого визита. И всегда готовы прийти на помощь просто потому, что люди хорошие.

– Наверное, забыла. – Подружка смутилась. – В Европе много образованных людей. Все достаточно вежливые, но отстраненные, чопорные, холодные, что ли. За эти годы у меня так и не появилось друзей, с которыми можно поговорить по душам.

– Конечно. Англичане идут с проблемами к психоаналитику, а мы делимся наболевшим с друзьями за чашечкой чая.

Болтая с подружкой, я не забывала все время проверяться – слежки не было. Для верности сделала пару петель по городу и поехала к вокзалу.

* * *

На решение вопросов с билетами ушло меньше двадцати минут. Получая проездные документы, я спросила у кассира:

– В продаже остались свободные места?

– Только купе, плацкарты нет, – ответила женщина.

– Спасибо, – наклонилась я к окошку.

Платформу, на которую прибудет наш поезд, еще не объявляли. Мы с подружкой устроились в зале ожидания. Я, стараясь не привлекать внимания, осматривалась.

– Женя, а зачем ты справлялась о наличии билетов?

– На всякий случай.

За десять минут до прибытия нашего поезда я увидела парня, которого мысленно окрестила крепышом. Он бестолково метался от одной кассы к другой, высматривая, в какой короче очередь. Если этот тут, остальные тоже рядом.

– Оля, давай, спокойно поднимайся, пройдем на платформу.

– Наш поезд не объявляли еще.

– На табло уже написали, прибывает к первой. Нас нашли. Если они не догадались расставить людей везде, может, повезет и направление не просчитают.

– А если просчитают?

– Тогда мы привезем их с собой в Питер, ты же слышала, билеты есть. Да ладно, не расстраивайся, – подбодрила я подружку, – будет немного сложнее, но мы оторвемся от них.

К моему удивлению, резвые ребятки не только просчитали наше направление, но и успели купить билеты. Более того, у них хватило наглости расположиться в том же вагоне, что и мы, буквально через одно купе.

Поезд тронулся, проводник проверил билеты и выдал нам комплекты постельного белья. Оля заметно приуныла. Я, желая ее приободрить, подмигнула подруге.

Пользуясь тем, что наши соседи отсутствовали, мы заказали чай и негромко обсуждали создавшуюся ситуацию.

– Женя, может, это простое совпадение? – нервничала подружка. – Билетов мало, остались только тут.

– Даже если случайность, все равно странно. На Пугачева нас потеряли, я это точно знаю. Как тогда нашли на вокзале? «Фольк» без маячков, проверяла утром.

Кто-то сливает информацию, мелькнула мысль, но озвучивать ее я не торопилась.

– А сейчас нас можно «слушать»?

– Нет, слишком много посторонних шумов: стук колес, скрежет, скрипы. Но на остановках будь осторожна, тогда бывает достаточно тихо.

– Они могут знать, что брошь у нас с собой? – прошептала Оля так тихо, что я едва расслышала.

Я пожала плечами.

– Они что-то слишком много знают, так что не удивлюсь.

– Женя, тогда оставаться тут рискованно!

– Предлагаешь выйти на ближайшей станции? Бессмысленно. Думаю, они уже навели справки и знают, куда мы направляемся. Будут спокойно ждать на питерских вокзалах. Ты же видела, их четверо, могут себе позволить.

– Тогда что же делать?

– Ехать спокойно. Отрываться будем в Питере. Город большой, возможностей много. А сейчас соблюдаем осторожность. Брошка зашита во внутренний карман моей ветровки, снимать ее я не буду. Ты тоже сложи паспорт, деньги в надежное место, не в сумку.

– Толстовка подойдет?

– Если карман закрывается на молнию, то вполне.

– Вдруг они залезут к нам ночью, Женя, мне страшно. Мысль о том, что противник совсем рядом, просто парализует волю.

– Не бойся. Дверь я заблокирую, в туалет ходим только вместе. Если они станут сюда ломиться, мы отобьемся, нет – отстреляемся. Дверь купе узкая, больше одного человека зараз никак не зайдет. В случае необходимости оборону можно держать сколь угодно долго, хоть до Питера.

– А как же спать? Вдруг мы обе крепко уснем?

– Ты отдыхай и не бойся уснуть. Я спать не хочу пока, понаблюдаю за обстановочкой.

Оля улеглась и вскоре уснула. В вагоне было тихо, наши противники никак себя не проявляли. Я несколько раз осторожно открывала дверь, осматривала коридор, пробовала прислушиваться. Пыталась размышлять: за нами ведут наблюдение четыре человека, по крайней мере, больше я не видела. Они прекрасно обучены и оснащены. Все это время наблюдение велось тайно, агенты не светились, на контакт не шли, даже близко не подходили. Прокол блондина с дверью кафе можно считать единичным. До их появления на вокзале все закономерно: наблюдают, собирают сведения. Дальше неразбериха полная: каким-то, неизвестным пока способом, они нас находят. Грубо светятся, располагаясь в такой непосредственной близости, что должно означать переход к активным действиям. Но они сидят как мыши, даже чаи не гоняют. Совсем непонятно. Но возможен и другой вариант: агентам даны такие инструкции для оказания психологического давления.

Ночь прошла беспокойно: Оля ворочалась и вздыхала. Я продолжала обдумывать ситуацию, перебирать разные варианты развития событий, пока, убаюканная движением поезда, не задремала. Проснулась я резко, как от толчка. В купе было тихо, спокойно, по-прежнему горел ночник. Оля мирно спала. Я немного полежала, прислушиваясь: кроме ритмичного перестука колес, поскрипывания вагона, никаких звуков. Бросила взгляд на часы, начало пятого, скоро рассвет, спала я всего минут сорок. Но чувствовала себя достаточно бодрой.

Внезапно мне пришла в голову довольно авантюрная идея. А что, если с нашими соглядатаями поговорить? Поспрашивать жестко, как я умею. В своих силах я абсолютно не сомневаюсь. Главное, тихо проникнуть во вражеское купе, быстро вырубить двоих-троих, чтобы ликвидировать их численный перевес. И остается грамотно задавать вопросы. Это может очень помочь нам с Олей, по меньшей мере прояснит, кто наш противник. И какие парнишкам даны инструкции.

Время для допроса сейчас самое подходящее. Раннее утро, основная масса пассажиров крепко спит. Агенты, если повезет, тоже дремлют. Я не стала откладывать задуманное в долгий ящик. Тихо поднялась, с помощью нескольких упражнений немного разогрела затекшее от долгого лежания на полке тело, аккуратно, чтобы не разбудить Олю, открыла дверь нашего купе. Бесшумной тенью проскользнула по коридору, на несколько мгновений замерла, прислушиваясь, взялась за ручку двери, пробуя отпереть. Неожиданно дверь поддалась моим усилиям и плавно отъехала в сторону. Открывшаяся картина поразила: четверо мужчин в купе были мертвы.

Я тихо присвистнула, вошла и осторожно прикрыла за собой дверь. Нужно аккуратно осмотреть трупы. Да, агентов, по-видимому, устранил профи очень высокого класса. Быстро и практически бесшумно уничтожить четверых тренированных мужчин способен не каждый. Нет никаких следов. Они играли в карты и остались в расслабленных позах, значит, застали ребяток врасплох. Крепышу, сидящему у самой двери, сломали шею простым, но весьма эффективным приемом. Блондину, сидящему напротив, тоже, притом нападавший действовал настолько быстро, что бедный парень не успел разжать пальцы руки. Веер карт, который продолжал держать мертвец, выглядел нелепо и дико. Я запретила себе отвлекаться и осторожно продвинулась вперед. Мужчина средней комплекции, сидящий у окна справа, пытался сопротивляться, видимо, он умер последним и успел сообразить, что происходит. Об этом говорил характер его травм. Он даже, судя по всему, привстал, намереваясь защищаться. Я призадумалась: что он хотел? Повернула голову, осмотрела полку напротив, там валялась небрежно брошенная наплечная кобура. Точно! Пытался дотянуться до оружия. А вот четвертый меня очень заинтересовал. Это был тот парень, которому в течение двух дней удавалось держаться в тени. Но интерес, разумеется, вызвала не его внешность, а полное отсутствие видимых травм и посмертных гематом. Положение тела говорило о том, что человека застали врасплох, он, как и его коллеги у двери, не успел сменить расслабленную позу. Даже выражение лица осталось безмятежным. Я пошарила по карманам своей ветровки, нащупала тонкие замшевые перчатки. Ладно, за неимением ничего лучшего сойдут. Стараясь не терять времени, ведь застать здесь мою особу могут в любой момент, приступила к тщательному осмотру тела. Результат меня несколько обескуражил. Агентов «убрал» не просто профи, это был очень узкий специалист. В мире таких, думаю, не больше двух десятков наберется. Этот парень убит секретным приемом: нажатием на уязвимую точку. В человеческом организме таких мест достаточно много. Благодаря современному кинематографу о них слышали практически все. А вот применить подобную технику могут немногие. Подобное убийство практически не оставляет следов. Но в этом купе «спец» очень торопился и допустил небольшую оплошность. Поэтому в районе шейно-плечевого отдела я заметила крошечный синяк.

В этот момент неподалеку резко хлопнула дверь купе. Нечего стоять над трупами, размышлять можно и потом, сейчас нужно ускориться, скомандовала я себе. Быстро привела в порядок одежду парня, придала телу прежнее положение. Тщательно протерла ручки двери с обеих сторон. Окинула напоследок внимательным взглядом тесное пространство и осторожно прикрыла дверь. Метнулась к нашему купе, на ходу стягивая и скручивая в тугой клубок перчатки.

– Оля, быстро просыпайся! – потрясла я за плечо подругу.

– Женя, что случилось? Уже Питер?

– К счастью, еще нет. Но нам нужно быстренько покинуть поезд, парни мертвы.

– Те, кто следил за нами? – вяло двигаясь, продолжала задавать вопросы Оля.

– Ага.

– Как такое возможно? Кто же их мог убить?

Я понимала, что времени у нас очень мало. Скоро народ начнет просыпаться, движение по вагону станет намного активнее, и покинуть его незаметно вряд ли удастся. Трупы могут обнаружить в любой момент. Тогда на ближайшей станции вызовут полицию. А по прибытии в Санкт-Петербург всех, кто ехал в этом вагоне, задержат для допроса. Доказывай потом невиновность до посинения, особенно если всплывет, что я частный детектив. Обычно полиция нашего брата не жалует.

Поэтому я резво, особо не разбирая, побросала в сумку разбросанные тряпки, расчески, книжки, осмотрела купе на предмет оставленных вещей или улик.

– Потом, Оленька, все вопросы потом. Бери сумку и двигай к тамбуру в конце вагона, бегом!

– А ты?

– Сейчас. – Я схватила полотенце, быстро протерла все, к чему могли прикасаться наши руки, и рванула за подружкой.

– Знаешь, Женя, по-моему, нам нужно в другую сторону. Во время остановок дверь открывается там, – махнула подружка.

– А кто говорит об остановке? Будем прыгать на ходу. – Я затолкала Олю в угол тамбура, прикрыла за ней дверь. Огляделась, отошла к стене, с разбега подпрыгнула, насколько позволял потолок, и ударила по заблокированному замку двери. От ручки отлетела какая-то скобка.

– Женя, что ты творишь? Нас арестуют за вандализм!

– А ты предпочитаешь по подозрению в убийстве? – Я снова разогналась, подпрыгнула и ударила. На это раз вышло удачнее. С силой дернула ручку, она рассыпалась, дверь отворилась. В лицо ударил ветер, донесся запах чего-то горелого.

– Я не буду прыгать, не могу, это верный способ покалечиться.

Подруга сжалась в комок, побледнела и выставила впереди себя дорожную сумку, словно защищаясь.

– Оля, ты сможешь, нас учили, тренировали, тело помнит, как себя вести. Оттолкнись и прыгай, не забудь сгруппироваться в нужный момент. Хочешь, толкну тебя хорошенько?

– Не знаю, Женечка, я очень боюсь.

В это время машинист поезда стал немного сбрасывать скорость, видимо, впереди была узловая станция. Время для прыжка самое подходящее.

– Так, Оля, давай! Боишься зажмурь глаза!

Я отобрала у подружки сумку и с силой вытолкнула ее из вагона. Следом швырнула наш багаж, мысленно моля ноутбук уцелеть в передряге, и, немного разогнавшись, прыгнула. Благодаря ускорению насыпь я перелетела, в полете скрутилась в клубок, коснулась земли, несколько раз кувыркнулась и остановилась. Не теряя времени, поднялась и побежала назад, чтобы найти место падения подружки. По пути краем глаза заметила наш багаж. Одна сумка валялась на траве, вторая повисла в полуметре от земли, подмяв своим весом жиденький кустик, за ветки которого и зацепилась.

Оля лежала на спине, разбросав руки в стороны, и не мигая смотрела в небо. Я подбежала к ней.

– Дорогая, ты ударилась? Покажи, где болит?

– Не знаю, – вяло пробормотала она, – кажется, я вся просто развалилась.

– Что ты болтаешь? Руки, ноги на месте. Ну-ка, давай, пошевелись! – скомандовала я.

Оля молча осторожно поводила конечностями, покрутила головой.

– Переломов нет, серьезных ушибов, кажется, тоже. Все вроде в порядке. Давай попробуем встать.

– Не могу! Голова кружится, – пожаловалась подружка.

– Покажи! – склонилась я. – Какой частью головы ты ударилась? Макушка, затылок? Может быть, лоб?

– Да не ударялась я. Просто, когда приземлялась, голова сильно дернулась, что-то противно хрустнуло, вот тут, – показала Оля руками, – в шее, и мне показалось, что она сейчас не выдержит и оторвется.

– Это ничего, это скоро пройдет. С непривычки мышцу потянула резко, так бывает. Давай, опирайся на меня. Потихонечку, вот так!

Мы сделали несколько шагов, подружка постепенно пришла в себя, отказалась от помощи. Правда, шагала не очень уверенно, отрешенно глядя по сторонам.

Я не стала бы на нее наседать, но нам нужно было как можно скорее убраться от железнодорожного полотна. Пройдя еще немного в сторону движения поезда, я подобрала наши сумки. Насколько могу судить, багаж не пострадал. Вот и отлично.

Свинцовое небо было плотно затянуто тучами. Стал накрапывать мелкий дождик, который в сыром и прохладном утреннем воздухе превращался в густой туман. Через некоторое время Оля совсем оправилась, шагала бодро, ни на что не жаловалась. Но хмуро молчала. Мы шли по колено в прошлогодней сорной траве, я старалась не упускать из виду рельсы.

– Ты как себя чувствуешь? Шея, голова не болят?

– Нет вроде. Женя, ты можешь понять, что происходит? Кто их убил?

– Пока не знаю, но нам это скорее на руку. Как бы жестоко ни звучали мои слова, – добавила я в ответ на укоризненный взгляд подружки. – Ты прости, что я так давила на тебя, даже напомнила об аресте.

– Не переживай, прекрасно понимаю, что мы для полицейских идеальные подозреваемые, а в свете последних событий я так особенно. И как тяжело доказать свою невиновность, прочувствовала на собственной шкуре. Так что не извиняйся. Как станем дальше действовать?

– Доберемся до Питера, встретимся с коллекционером, а потом будет видно.

– Мы с тобой не заблудимся?

– Нет. Смотри, вдалеке городок виднеется! Это Мгинское поселение, оттуда до Санкт-Петербурга минут пятьдесят на электричке.

– Разве нам не опасно идти на станцию?

– Мы и не пойдем, вон за той березовой рощицей, если взять чуть правее, будет трасса. Выйдем на нее, поймаем попутку и будем в городе, глазом не успеешь моргнуть.

* * *

До Питера мы действительно добрались очень быстро. Водитель грузовика, веселый мужчина немного за сорок, который подобрал нас на трассе, несколько удивился появлению из лесу двух промокших девиц. Но я рассказала, что мы ехали на машине, которая неожиданно заглохла. Вызвали техпомощь из поселка Мга. А когда выяснилось, что сделают ее завтра или даже послезавтра, оставили нашу «лапочку» на попечение ремонтников. Нам в Питере нужно быть срочно, а машину можно и потом забрать.

Радуясь, что есть с кем поболтать, водитель довез нас до Невского проспекта. Особо не мудрствуя, мы сняли номер в небольшой уютной гостинице с потрясающим видом на реку, Дворцовый мост и Петропавловскую крепость.

Привели себя и пострадавшую одежду в порядок. Затем Оля бросилась звонить Майку и детям. Я набрала Павла Петровича, сообщить, что мы добрались, и уточнить время встречи. Коллекционер заверил, что ждет нас к семи вечера и постарается помочь.

После ночи в поезде, бурно проведенного утра и небольшого марш-броска по пересеченной местности мы с подружкой несколько часов отсыпались. Потом пообедали в небольшом кафе и немного прогулялись по живописным улицам Питера. Я в подробностях рассказала Оле об увиденном в купе. Описала характер травм мужчин и высказала свои соображения.

– Каким бы ужасным ни было происшествие в поезде, нам оно действительно облегчило жизнь. Теперь не нужно опасаться слежки, – заявила подруга.

– И отрываться от преследования. Хотя слишком расслабляться тоже не стоит.

– Женя, как же нас можно найти?

– А как нас нашли на вокзале в Тарасове? – Подружка пожала плечами. – Вот и я пока не знаю, но существует масса способов. И не забывай еще об одном факте.

– Каком?

– В поезде работал профессионал очень высокого уровня. Чудесно, если у него были к ребяткам свои претензии и наши пути пересеклись случайно. А если нет? Если профи тоже охотится за твоим раритетом и просто устранил конкурентов?

– Думаешь, такое возможно?

– Совпадения – это рука провидения, своего рода божий промысел. Чудеса случаются, но гораздо реже, чем принято считать. Я так вообще не верю в подобное. Так что расслабляться рано, противник у нас серьезный, и может быть, даже не один.

– Женечка, это ужасно, – приуныла подружка.

– Ну почему? Вспомни стратегические приемы. Пока конкуренты сражаются друг с другом, мы проведем расследование, все выясним…

– И добьем ослабленного схваткой победителя?

– Ну, если понадобится. – Я пожала плечами, хитро улыбнулась. – По крайней мере, приобретем фору, которой были лишены на старте. На сегодняшний день наши противники информированы гораздо лучше нас.

* * *

Павел Петрович Морозов проживал в Таможенном переулке, рядом с Университетской набережной. Приближалось время встречи, и мы отправились туда на такси. Дорогой, как и во время прогулки, я все время проверялась на предмет слежки, но скорее по привычке, не испытывая особых опасений. Если заинтересованные лица и найдут нас, то точно не сегодня.

С Морозовым я была знакома несколько лет и периодически обращалась за консультациями. Павел Петрович много пережил, имел богатый жизненный опыт и был очень интересным собеседником. До пенсии он служил искусствоведом в одном из музеев, которыми так изобилует Санкт-Петербург. Семьи коллекционер не имел, проводил дни в одиночестве и, подозреваю, отчаянно скучал, так как по привычке всех коллекционеров не пускал в свой дом людей посторонних, а при затворническом образе жизни можно и всех знакомых растерять. Встретил он нас очень радушно. Накрыл в гостиной стол, приготовил чай с баранками, вареньем, печеньем и прочей снедью.

– Хорошо, что мы торт захватили, – шепнула мне Оля, – ты как в воду глядела, когда говорила про королевский прием.

– Женечка, не представляете, как я рад вас видеть! Вот уважили старика! Не поверите, друзья потихоньку уходят в мир иной, скоро будет совсем не с кем даже словом перемолвиться. Что же это я, – сам себя перебил Павел Петрович, – болтаю без умолку. Проходите к столу, буду вас чайком потчевать, и, Женечка, с барышней меня познакомьте.

– Это моя близкая подруга, Ольга Ландри.

– Очень приятно, очень. А я Павел Петрович Морозов, но видимо, Женечка вам говорила. Знаете, Оленька, – продолжал болтать старик, ловко разрезая, раскладывая по блюдцам торт, разливая чай по чашкам саксонского фарфора, – наша Евгения получила неординарное, весьма занятное для барышни воспитание. И профессию выбрала прелюбопытную.

– Знаю, – улыбнулась Оля, – мы вместе воспитывались, в одном заведении.

– Что вы говорите? Как интересно! А вы, позвольте спросить, тоже трудитесь…

– Я обычная европейская домохозяйка, – скромно сказала подружка.

Мы пили чай, вели неспешную беседу. Павел Петрович был всегда не прочь поболтать. Притом, являясь человеком эрудированным и прекрасно образованным, умел сделать занимательным разговор практически на любую тему. Поэтому мы провели в роли пассивных слушателей часа три, пока Павел Петрович спохватился, что у нашего визита была определенная цель.

– Что же я, совсем заболтал вас, барышни.

– Нам очень интересно.

– Значит, в следующий раз будет повод навестить старика. Просто в гости зайти. А сейчас давайте пройдем в мой кабинет. Там у меня и свет поярче, и все инструменты, лупы приготовлены.

Я достала из распоротого и сколотого булавкой кармана брошь. В кабинете Павел Петрович уселся за старинный резной дубовый стол, нам указал на кресла под стать, стоящие рядом.

Мне не единожды доводилось бывать в этой комнате, поэтому, усмехаясь, я наблюдала за реакцией Оли. Стены кабинета от пола до потолка были увешаны коллекционным оружием, холодным и огнестрельным. Здесь, кажется, были представлены выдающиеся образцы всех стран и эпох. Подружка повертела головой и шепнула мне:

– Я даже в музее не видела столько. В прошлом году водила Алекса на выставку доспехов и оружия. Она бледнеет перед этой экспозицией, правда, там были только Средние века охвачены.

Павел Петрович внимательно изучал брошь, но краем уха к нашему разговору прислушивался, я заметила, как он, польщенный, тихонько улыбнулся.

После тщательного осмотра Морозов заявил:

– Чем вас порадовать, барышни, не знаю. Вещица старинная, интересная. Может стоить немало, около десяти-двенадцати тысяч, несмотря на то, что материал – скромное серебро. Главную ценность представляет центральный камень – редкий огненный опал. Вообще странно, что этот образец так обыграли. Композиция броши очень гармонична, но такой драгоценный камень достоин быть в золотой оправе или в платиновой.

Все сказанное только подтвердило мои выводы, но ситуацию не прояснило.

– Павел Петрович, подумайте, может ли быть в этой вещице нечто особенное? Например, видна рука знаменитого мастера или чувствуется принадлежность к известной ювелирной школе?

– Женечка, вы намекаете, что эта брошка интересует многих?

– Я этого не говорила, – хитро улыбнулась я.

– Зачем слова? У старика есть глаза, и они пока еще отлично видят и замечают разные детали. Например, судя по всему, вещица принадлежит вашей подруге, но для пущей сохранности она у вас, Женечка. И положили вы брошку не в сумочку, во внутренний карман, на булавку застегнули, но это сейчас, чтобы быстро достать – положить на место, раньше кармашек был нитками зашит. Так поступают неизлечимые параноики или люди, у которых есть основания для опасений.

– Вашей проницательности можно позавидовать.

Павел Петрович одобрительно крякнул и продолжил:

– Я, конечно, не ювелир, поэтому могу ошибаться. Но кажется, эта брошь похожа на вещицу из знаменитой дореволюционной коллекции одного богатого купца. Много лет назад я видел вещи в каталоге, некоторые известны только по описанию. Но в революцию сгинуло множество раритетов. Что-то продано в частные коллекции, что-то ушло за границу, некоторые вещи переплавлены, что поделаешь, варвары.

– И если это та самая брошка?

– Конечно, нужно будет навести справки, но если информация подтвердится, стоимость вашей, Оленька, вещицы, возрастет в разы.

– Вы сможете это сделать?

– Конечно. Правда, понадобится немного времени.

– Павел Петрович, мы не сможем оставить у вас брошку, – начала я. – Не из недоверия к вам, просто это может быть небезопасно. И очень вас попрошу, соблюдайте осторожность.

– Женечка, опытный прожженный лис всегда осторожен, – хихикнул старик, – но если вы предупреждаете, то ситуация серьезная?

– Довольно-таки. Факты говорят сами за себя, и нам понадобится любая информация, от нее может зависеть многое.

Морозов назначил нам встречу на послезавтра, обещая к тому времени сделать все возможное. Мы тепло простились с гостеприимным хозяином и отправились в гостиницу на такси. Притом машину вызвали не к самому дому старика. Несмотря на поздний вечер, предпочли пройтись несколько кварталов вперед по Университетской набережной, постоянно проверяясь на предмет слежки.

– Ты беспокоишься о Морозове, – сидя в такси, прокомментировала мой маневр подружка.

– Занятный старик, правда?

– Конечно. Вы давно знакомы?

– Несколько лет. И все эти годы он относится ко мне исключительно тепло, даже заботливо. И конечно, мне очень не хочется, чтобы, помогая нам, старик навлек на себя неприятности. Не забывай, где-то рядом хладнокровный и жестокий убийца.

– Тогда почему ты обратилась к нему за помощью?

– Понимаешь, ювелиры, коллекционеры, нумизматы относятся к определенной касте. Нечто вроде закрытого клуба, куда невозможно попасть постороннему. Если мы с тобой станем собирать информацию, об этом тут же станет известно многим. Где гарантия, что среди этих многих не окажется наших соперников? А Морозов наведет справки тихо, профессионально и не создаст ненужных кругов на воде.

* * *

Весь следующий день мы провели в праздном шатании по городу. Живописные улочки, каналы, набережные и мосты – неповторимый стиль архитектуры Питера никого не оставит равнодушным. Мы гуляли, разглядывали достопримечательности, перекусывали в небольших кафе и снова гуляли. Я постоянно вспоминала происшествие в поезде, размышляла, прокручивала в памяти, и беспокойство не покидало меня. Радовало только одно: за нами никто не следил – томимая опасениями, я проверялась постоянно.

Оля, напротив, вроде бы успокоилась. Видимо, уверовав, что проблема, терзавшая ее долгие годы, скоро уладится. Правда, она несколько раз на дню звонила мужу, справлялась, как проходит отдых, как кушают дети и не случалось ли у них каких-то происшествий. Майк заверял, что они весело и беззаботно проводят время.

Я несколько раз набирала тетю Милу, рассказывала, что мы с подругой гуляем, отдыхаем и у нас все в порядке. Расспрашивала, не интересовался ли кто Олей после нашего отъезда. Тетушка сообщила, что звонил Генка и очень обрадовался, что «девочки» уехали отдыхать. Только удивился, что его об этом не предупредили, даже несколько раз спросил, не обижаюсь ли я на него.

День пролетел очень быстро. А на следующий мы, как и договаривались, отправились с визитом к Павлу Петровичу. До Таможенного переулка снова добрались на такси. Поднялись на нужный этаж, долго звонили в дверь. Нам никто не открыл. Я стала нервничать. Набрала мобильный Морозова, но никто не ответил.

– Женька, может, его просто дома нет, задержался?

– Оля, ты не понимаешь! На часах у нас сколько?

– Двадцать минут первого.

– Вот! Старик – коренной петербуржец, вежливый, интеллигентный человек. Его воспитание не позволит так поступить. Если изменились обстоятельства, он перенесет встречу, в крайнем случае предупредит, что опаздывает. Но он не звонил и дверь не открывает, значит, что-то произошло!

– Давай еще немного подождем. Бывают досадные недоразумения, стечения обстоятельств.

Несмотря на попытки Оли меня успокоить, я нервничала все больше, опасаясь, что случилось непоправимое.

– Давай взломаем дверь!

– Женька, с ума сошла?! Представь себе, Морозов опаздывает, а телефон дома забыл. Подходит он к квартире, а обе двери, стальная и дубовая, раскурочены. Да у старика инфаркт случится!

– Ты права, ломать долго, и соседи шум поднимут, – растерянно пробормотала я. Соседка! – осенило меня. – С теткой из какой квартиры дружит Павел Петрович? Кажется, из тридцать пятой, этой, справа.

– Женя, ты чего бормочешь? – пробовала уточнить Оля.

Но я уже звонила в тридцать пятую квартиру. Дверь открыла женщина в ярком банном халате и кокетливых тапочках в тон. Я силилась вспомнить ее имя.

– Клавдия Андреевна?

– Антоновна, – поправила женщина.

– Простите. Клавдия Антоновна, вы меня, вероятно, не помните. Я знакомая вашего соседа, Павла Петровича.

– Помню, вы Евгения.

– Точно, – обрадовалась я. – Тут такое дело. Павел Петрович назначил нам встречу сегодня на двенадцать и не открывает, к телефону не подходит. Может, он срочно уехал, не предупреждал вас?

– Ничего не говорил, – медленно произнесла женщина. – Вообще, это не в Пашкиных привычках – укатить, назначив встречу.

– Вот и я о том же. Вдруг ему плохо стало? Может, участкового вызвать? И «Скорую»?!

– Если Пашка в квартире, но без сознания, участковый не поможет. Он закрывает двери на все замки, а потом еще на толстенный засов. Придется слесаря с болгаркой вызывать.

– Что же тогда делать?

– Так у меня ключи есть, – скромно выдала соседка, – на всякий пожарный случай запасные храню.

– Давайте откроем, все проверим, если Павла Петровича дома нет, запрем, как было.

Пока мы разговаривали с женщиной, Оля пыталась с моего телефона дозвониться на мобильный Морозова. На мой немой вопрос она отрицательно покачала головой. Я нервно переминалась с ноги на ногу, ожидая тетку.

Клавдия Антоновна начала с верхнего, самого простого замка. Их на первой двери было три. Женщина открыла замок, и дверь отворилась.

– Странно, – пробормотала она, – обычно Пашка на все запирает.

Предчувствие беды уже не оставляло меня.

– Дайте вперед пройду. – Я немного отстранила соседку, натянула рукав ветровки на правую руку, осторожно надавила на ручку двери. Не заперто.

Мы втроем ввалились в квартиру. Пока Оля с женщиной топтались в коридоре, я вихрем пронеслась по комнатам, добежала до кабинета – и застыла на пороге истуканом. Павел Петрович сидел в кресле у рабочего стола. Его седая голова немного склонилась влево, в уголке рта чернела засохшая струйка крови, из груди торчала ручка дамасского кинжала, инкрустированная золотом и бирюзой, гордость, жемчужина коллекции старика.

Тем временем на пороге кабинета показались Оля с Клавдией Антоновной.

– Не входите сюда! – крикнула я им. – Вызывайте «Скорую» и полицию. – Я подошла ближе, чтобы проверить пульс. Тщетная надежда: тело не только остыло, наступило трупное окоченение.

Но Оля с женщиной уже успели увидеть покойника. Подруга охнула, соседка заголосила. Оля вывела соседку в коридор, краем сознания я отмечала, что нужно ей помочь. Тетка рыдала и билась в истерике, подруга пыталась звонить в службы и успокаивать женщину одновременно. Другая часть моего сознания пыталась выхватить из обстановки комнаты недостающие, неправильные детали. Все, как и день назад. Чисто, в комнате и на полках образцовый порядок. Все предметы на своих местах, кроме дамасского кинжала. Он покинул уютное бархатное гнездышко, чтобы вонзиться в сердце своего хозяина по самую рукоять. Я попыталась сдержать эмоции, унять клокочущую ярость, подошла ближе. Старик убит одним ударом. Сильным, точным, грамотно поставленным, профессиональным.

На объяснения с полицией ушел остаток дня. Мы ответили на массу глупых вопросов: зачем пришли? почему забеспокоились? откуда знали, что ключи у соседки? почему зашли сами, не дожидаясь полицейских? что я делала в комнате, пока остальные ожидали в коридоре? прикасалась ли я к телу? Я, стараясь не злиться, терпеливо ответила на каждый. Битый час мы с Олей растолковывали, что, будучи в Питере, зашли навестить знакомого. Потом, разумеется, возник вопрос о моей профессии, ну тут болтливая соседка постаралась. В ход пошла проверка документов, лицензии, разрешения на ношение оружия. Потом сверка серийных номеров и новая поверка. Я дала показания о привычках и знакомых Морозова, которых знала, разумеется. И предложила помощь в расследовании. Бравые полицейские отпустили нас поздним вечером, заявив напоследок, чтобы мы не смели путаться у них под ногами.

* * *

– Я так понимаю, от помощи они отказались? – уточнила Оля в салоне такси. Мы вымотались, устали. Хотелось упасть на кровать и не шевелиться.

– Если родственники не станут требовать, спустят полицейские это дело на тормозах. Ты же слышала? Отпечатков нет ни на дверях, ни на рукоятке кинжала, следов нет, погода стоит сухая. Ничего не украдено, соседка подтвердила. Замки не взломаны, видимо, впустил сам. Значит, знал убийцу? Двери преступник, уходя, просто захлопнул, верхний замок в первой двери английский. Вот никто и не хватился, старик так почти сутки просидел. Господи!

– Женька, знаю, о чем ты думаешь. Этого не может быть!

– Чего?!

– Его не из-за нас убили. Мы же проверялись постоянно, на Морозова не могли выйти никак. И у него, вероятно, были свои дела, какие-то враги.

– Проверялись, слежки не заметили, значит, на него вышли иначе. А если враги имелись, то Павел Петрович преспокойно дожил с ними до глубокой старости. Убили Морозова сразу после того, как он начал наводить справки о нашей вещице. Давай смотреть правде в глаза, таких совпадений не бывает. Старик погиб из-за нас. Я виновата и должна разобраться, найти убийц и наказать!

– Женечка, конечно, мы проведем расследование, плевать на запрет полицейских. Слушай, может Генка попросит коллег о лояльности?

– Идея хорошая. Пожалуй, наберу его.

По приезде в гостиницу Оля пошла привести себя в порядок, а я посмотрела на часы. Почти одиннадцать. Обычно Генку возмущают ранние звонки, значит, против позднего он не станет возражать.

– Привет, любовь моя, куда пропала? – раздался в трубке веселый голос приятеля после первого же гудка.

– Привет, Геночка, не разбудила?

– Та-а-ак. Колись, подруга, чего случилось? – Мгновенно из радостного Генкин тон стал настороженным.

– Откуда знаешь? – сдала я себя с головой.

– Женька, когда тебе что-то нужно, ты проявляешь медовую вежливость. А это означает, возникли сложности. Я, наивный, полагал, что вы отпуском наслаждаетесь. В общем, рассказывай!

– Мы с Олей в Питере.

– Значит, исключительно красотами Северной столицы любуетесь? – мрачнел приятель.

– Нет. У Оли некоторые проблемы. Но это не телефонный разговор.

– Вот, так и знал! Ты просто неугомонная девица, ведь просил же… И что случилось?

– Я обратилась за консультацией к одному знакомому. Он должен был навести справки, но его убили.

– И ты думаешь…

– Дела серьезные.

– Конечно, не лезть в расследование тебя можно и не просить?

– Уже. Местные органы правопорядка велели не путаться под ногами.

– Ну да. Это они тебя плохо знают. Ладно, прилечу к вам первым рейсом. Буду в городе, наберу. Пока, привет общей подруге.

Разговор закончился, а я продолжала сжимать трубку. Похоже, у Генки вошло в привычку странно себя вести. Говорит загадками. Ну то, что разозлился, понятно. Но замолвить словечко перед коллегами можно и по телефону. Зачем лететь в Питер?

После водных процедур я улеглась в кровать, но сон не шел. В памяти всплывал то момент моего знакомства с Морозовым, то наши редкие, но всегда занимательные беседы, то его труп, сидящий в кресле кабинета. Ведь за нами не следили, тут Оля права, привести убийц к старику мы не могли. Павел Петрович начинает наводить справки, и через пару часов его убивает агент. То, что это дело рук агента, ни на минуту не сомневаюсь, знаю, где учат подобным ударам. Я сжала челюсти так сильно, что заскрипели зубы. Моя вина, моя беспечность, нужно было остаться со стариком, а мы по городу гуляли. Но как на него вышли? И зачем убили? Неужели, Морозов узнал что-то важное? Или обратился не к тому человеку? Или снова утечка информации? Нет, исключено, о визите к Павлу Петровичу знали только я и Оля. Постель казалась мне раскаленной жаровней, я вертелась из стороны в сторону, сбивая простыни. Наконец отказалась от попыток заснуть. Нужно принять контрастный душ и составить план расследования. Одобрение или неодобрение местной полиции меня, разумеется, не остановит.

Только я вышла из душа, раздался уверенный стук в дверь. Я бросила быстрый взгляд на часы – половина третьего. Плавно скользнула к спинке стула, достала из кобуры револьвер, встала под стену около двери:

– Кто?

– Это Петров, – раздался голос Генки.

– Как ты так быстро? – От изумления я впустила приятеля, все еще сжимая в руке оружие.

– Смотрю, дела действительно серьезные, – тут же отреагировал он, – значит, не зря приехал. – И добавил совсем другим тоном: – М-м, отлично смотришься.

Тут я наконец сообразила, что завернута в не слишком широкое мокрое полотенце.

– Прости, я на минутку, – метнулась в ванную за халатом.

– Да ничего, мне нравится, – ерничал Петров.

Через пару минут я пригласила Генку устроиться в маленькой гостиной, разделяющей наши с подругой комнаты.

– Прости, будем говорить здесь, Оля спит, оставить ее не могу.

– Да ладно, мне все равно. Кстати, чуть не забыл. – Приятель достал из кармана небольшой приборчик, щелкнул тумблером.

– Что за дровишки?

– Полегче с ярлыками. Новейшая разработка, между прочим. «Наступает на любые уши» в радиусе пяти километров.

– Нас не пасли, думаешь, может быть удаленная прослушка?

– Если не следили, то скоро будут. Одна знакомая недавно корочки засветила.

– Час от часу не легче. А ты, кстати, как нас нашел?

– Это тебе еще одна информация к размышлению, подруга. Нашел я, смогут и другие.

– А с чего, скажи на милость, местным ментам нас прессовать? Они, помнится, раньше проявляли лояльность. Если ты снова замолвишь словечко…

– Женя, с той поры много воды утекло. Теперь Питер не просто чужая земля… – Генка замолчал.

– Ну начал, так договаривай!

– Помнишь наш давний разговор о конфликте с начальником? После которого ты предпочла оставить службу?

– Разумеется, а при чем тут Мартынов?

– С тех пор он сделал неплохую карьеру. А несколько месяцев назад его перевели в Питер с повышением. Так что моя протекция ничего не изменит, подруга. И лояльности от местных полицейских даже не жди.

– Только этого не хватало. – Я ненадолго задумалась. – Погоди, как давно ты знаешь об этом?

Под моим взглядом Генка немного смутился.

– Ну, давненько.

– А поточнее? Со времени перевода Василия? Значит, он из питерской полиции не просто так ушел? Что ж, очень мудрое решение, Мартынов подставит и глазом не моргнет. Тот старый скандал в благородном семействе, который ты дипломатично назвал конфликтом, стоил мне карьеры. И если бы со времени операции прошло лет двадцать-тридцать, я бы порадовала тебя поразительными подробностями. Скажу в двух словах: Мартынов вел разработку одной секретной операции и допустил массу грубых ошибок, отчего мы понесли значительные потери. Но наверху все предпочли замять, и Мартынов вышел сухим из воды.

– Выдам тебе секрет. Василий поведал мне за рюмкой чая, что он дал в морду одному офицеру, когда вышеупомянутый офицер непечатно высказался о милой, но тоже скорой на расправу девушке, ныне – частном детективе.

– Обо мне что, во всех курилках треплются? Другую тему сложно найти?

– Это все, что тебя изумило?

– Зря парень себе карьеру сломал. Мартынова не исправить, а Вася останется до конца своих дней капитаном в Тарасове.

– Точно, мстительный гад, и связи имеет в столичном управлении. Я недавно подавал документы Василия на повышение – завернули. Но Муромцев, как настоящий благородный рыцарь, вступился за честь дамы. Имеет право. Ладно, – сменил Генка тему, – давай поведай, что тут у вас произошло?

Я, не вдаваясь в детали – ведь получить разрешение подруги не успела, – пояснила, что у Оли есть некая проблема. Рассказала о слежке в Тарасове, загадочной смерти топтунов в поезде и гибели коллекционера, что помогал мне в расследовании.

– Может вам, бросить все это? Копание в старых тайнах может стоить очень дорого.

– Бросить кого, подругу?! – немедленно возмутилась я. – Или оставить без внимания смерть старика, который получил кинжал в сердце, помогая мне?! Нет уж, найду виновных во что бы то ни стало.

– Женька, вероятно, ты рискуешь влезть в чужую разборку. Это может быть очень опасно. И тогда трупов станет больше.

– Ты меня пугать пытаешься? Не хочу прослыть жестокой, но лично готова свернуть шею тому гаду, который Морозова убил!

– Сейчас в тебе бушует ярость, а это плохой советчик. В любом случае пообещай мне воздерживаться от опрометчивых шагов.

– Боишься, что я начну убивать направо и налево? Мои нервы в порядке.

– Даже не сомневаюсь, ты всегда была сильной, спокойной, способной импровизировать и повернуть, казалось, провальную ситуацию в свою пользу. Просто помни, что враги сильны и опасны, будь осторожна.

* * *

В создавшейся ситуации я понимала, что прибегать к Генкиной помощи означает подвергать риску и его. Но расследовать смерть Морозова, одновременно охраняя Олю и брошь, проблематично. Утром мы с друзьями все обсудили и решили разделиться. А действовать так, будто за нами уже следят. Разумеется, первым пунктом в списке необходимых шагов было сменить гостиницу. Причем регистрируясь в новой, использовать только паспорт Петрова.

Денек обещал быть солнечным и теплым. Я, одетая в джинсы, ветровку и Олины балетки, покинула номер первой. В дамской сумочке у меня лежала косметика, белый парик и короткая джинсовая юбка. В мою задачу входило заинтересовать и увести за собой возможных наблюдателей. Чтобы Оля с Геной успели переехать в заранее выбранный отель.

Размахивая сумкой, я неспешно двигалась по набережной. И некоторое время чувствовала себя глуповато. Примерно такое чувство должно быть у актера, который уже играет пьесу, а его зрители еще бродят по фойе театра. Но потом поняла, что Генкин прогноз полностью подтвердился. Мною заинтересовались сразу два топтуна. Один сопровождал по тротуару, пытаясь изображать зеваку в толпе прохожих, другой выписывал круги на зеленом «Матисе». Я делала вид, что не замечаю этого безобразия. С беззаботным выражением на лице села в маршрутку, доехала до первого попавшегося торгового центра. Потом вошла в примерочную магазинчика, выбирала такой, где толпилось побольше девиц. В кабинке надела парик со светлым каре, щедро добавила яркости макияжу, стянула джинсы, засунула в сумку, надела юбку и вывернула наизнанку ветровку. Она двухсторонняя, внутри такая же курточка, только розового цвета. Из зеркала на меня смотрела совсем другая девушка. Несколько вульгарная блондинка в слишком короткой юбчонке. Отлично, теперь пора выходить.

С независимым видом, зажав сумку под мышкой, я покинула торговый центр, поймала такси и поехала в Таможенный переулок. Поговорить с соседкой Морозова, это самое логичное, с чего нужно начать расследование. Старик дружил с ней, доверял, женщина может знать многое.

Клавдия Антоновна открыла сразу, как только мой палец коснулся звонка, будто стояла с той стороны двери. На ней был все тот же халат, рыжие волосы накручены на крупные бигуди. Глаза покраснели, да и все лицо немного припухло, видимо от пролитых слез.

– Чего вам, девушка? – недоуменно уставилась она.

– Это я. Можно войти?

– Женя? Вот это да! Клянусь, пока вы не заговорили, я и подумать не могла… Да, проходите.

– С подругой поспорили, что мне пойдет образ вульгарной блондинки, – сочла нужным пояснить я.

– Ну ничего, хорошо, свежо так. Правда, с черными длинными волосами вы, Женечка, смотрелись органичней. Проходите в большую комнату, сейчас чаю заварю.

– Давайте я помогу, – предложила я. – Клавдия Антоновна, мне нужно с вами поговорить. О Павле Петровиче.

– Ой, Женечка, горе-то какое! – На глаза женщины навернулись слезы. – Мы ведь с ним очень дружили, даже пожениться планировали, только не успели.

– Правда?

– Да. Он хоть и старше, но такой был человек начитанный, интересный, положительный. – Женщина болтала, проворно накрывая на стол, заваривая чай.

– Точно, и знал многое, и рассказчик был отличный.

– За что? Женечка, за что так?! Почему? Он ведь слова грубого никому не сказал, за всю жизнь никого не обидел! Вот, а я теперь на похороны собираюсь и все плачу, успокоиться не могу.

– Похороны? – удивилась я. – А когда?

– Завтра с утра.

– Странно, обычно, если человека убили, тело не хоронят, пока идет расследование.

– Женя, так они дело закрывают! – Женщина слегка подпрыгнула на стуле, так, что едва не расплескала напиток в своей чашке. – Ой, горячий, – поставила на стол и торопливо заговорила: – Своих-то деток Павлу Петровичу бог не дал, значит, наследником является племянник его внучатый. Эти полицейские дозвонились до него вчера. Уже и прикатывал, на наследство посмотреть.

– Он и сейчас в квартире?

– Нет, разминулись вы. А при жизни Павлуши даже не проведал его ни разу, так, созванивались изредка.

– А что полиция про убийство говорит?

– Сказали, следов нет. Закрывать нужно дело, не найдут никого. Говорят, Павлушу ограбить пытались, а он сопротивлялся. А потом грабителя спугнул кто-то.

– Глупости какие! – не сдержалась я. – Человека в квартиру он сам впустил, значит, знал его.

– Точно! Пашка ни в жизнь чужому не откроет!

– И убили его неожиданно, Павел Петрович не только не сопротивлялся, с кресла привстать не успел.

– Согласна с вами, Женя, глупо звучит. Впустил преступника в дом, провел в кабинет, в кресло сел, пожалуйста, грабьте, режьте. – Женщина сделала широкий жест рукой. – А тот убил и сбежал. Нелепо! Но наследничек этот согласился, написал, что претензий к расследованию не имеет, сама слыхала.

Значит, помогать он мне не станет, но поговорить все равно надо, подумала я и спросила:

– А как племянника зовут?

– Сашка, фамилию не помню, но телефон дать могу.

– Если можно, пожалуйста.

Женщина продиктовала мне номер.

– Скажите, Клавдия Антоновна, а вы сами в тот день ничего особенного не замечали?

– Особенного?

– Ну да, может, необычное что-то?

– Накануне Павлуша вас с подругой ждал в гости, готовился, переживал. На следующий день утром я забежала к нему, блинчиков занесла с творогом. Павлуша сказал, что завтра вас опять пригласил, а сейчас будет занят до самого вечера.

– А чем, не говорил? – уточнила я, прекрасно понимая, что Морозов собирал сведения о броши.

– Я не лезла в его дела. Сказал, нужно поработать, сделать несколько звонков.

– Значит, из дому в тот день Павел Петрович не выходил?

– Нет, но в обед примерно приходил к нему молодой мужчина в джинсовом костюме. Я услышала голоса, Павлуша его, прежде чем впустить, расспрашивал через дверь.

– В обед, говорите? – насторожилась я. Судя по трупному окоченению, убит старик был ориентировочно в это время. – А как мужчина покидал квартиру, вы не видели?

– Пашка всегда своих гостей провожает. Мне слышно все, коридоры рядом. А в этот раз просто дверь хлопнула, я бегом к глазку, но увидеть успела только шрам на щеке да джинсы. Даже цвет волос не рассмотрела.

– А какой был шрам?

– Большой, сантиметра три-четыре. И яркий, может, от ожога или от пореза, но свежий совсем. Я еще подумала: так неудачно, почти на всю щеку. Вот, а Паша в тот вечер так и не зашел, я ждала, а потом уснула. На следующий день мы его и нашли с вами. Женечка, вы меня простите, это я, глупая, сболтнула полицейским, что вы детектив. У меня от горя в голове помутилось, и доктор со «Скорой» какой-то укол сделала, чего говорила, прям все подряд.

– А про мужчину со шрамом говорили?

– Не помню, – задумалась соседка, – сказала, что приходил кто-то накануне, но они отмахнулись и больше не расспрашивали. Это теперь, после разговора с вами, я поняла, что, хоть и мельком, видела молодого человека.

Я попрощалась с Клавдией Антоновной, предупредив ее, чтобы соблюдала осторожность, чужим не открывала. И про человека в джинсовом костюме никому не рассказывала. По опыту знаю, что полицейские дело закроют, раз собрались. А если до убийцы – а это, по-видимому, он – дойдет, что соседка видела его лицо, женщина – не жилец на этом свете. Уж больно легко парень пускает в ход острые предметы. Ну за что было убивать старика? Просто потому, что он начал копаться в той давней истории?

* * *

В гостиницу я добралась без приключений. Этот отель Генка выбрал из-за удобного расположения и простоты поселения. Войдя в наш номер, я застала Олю и Генку за горячим обсуждением истории, связанной с брошкой.

– Ты пойми, – вещал приятель, – твой предок был купец, историю знаешь со слов бабушки, значит, тут может быть масса вариантов и версий.

– Интересно, каких это?

– Ну, например. Дмитрий, сын купеческий, что числится без вести пропавшим в Гражданскую, мог не умереть. Выжил, женился, сменил фамилию и потерялся для всех. Вот теперь его детки или, вернее, внуки претендуют на наследство предков и беспокоят тебя.

– У них должен быть свой ключ, так бабуля говорила, зачем нашу семью преследовать?

– Потеряли или в голодные годы сменяли на хлеб-масло. Но выйти на них при наших раскладах невозможно. И Женькин хакер ничего не найдет, раз ты даже фамилии купца не знаешь.

– А еще может быть, – начала я, устало входя в комнату и падая в кресло, – что была у предка-купца любовница. Он ее от жены скрывал, разумеется, значит, и бабуля твоя знать ничего не знала. У любовницы родились дети, в революцию они не погибли, у них уже есть внуки, и все это время лелеют родственнички мечту добраться до денежек предка. И вполне возможно, что люди они не бедные, раз имеют возможность организовать и оплатить эту катавасию со слежкой и агентами.

– Да ну вас! Все шутки шутите!

– Нет, просто тебе нужно осознать многогранность возможных вариантов. А мы можем до конца так и не выяснить, как же события развивались на самом деле.

– Значит, мы на этих предполагаемых родственников не сможем выйти?

– За агентами кто-то стоит. Но вряд ли это организация. Скорее всего, человек, который знает тайну твоей семьи и располагает ресурсами организации в силу, например, своего служебного положения. Мы его просчитаем!

– Женька, почему ты так думаешь?

– Помнишь, что сказал Морозов про брошку? «Похожа на вещицу из дореволюционной коллекции богатого купца». Как только он стал это уточнять, был убит, значит, был прав.

– А ты вообще как, подруга? Как визит к тетке прошел? – уточнил приятель.

– Плодотворно. Вспомнила соседка про визит к Морозову человека одного… Вот скажите мне, – прервала я сама себя, – можно трудиться топтуном, если шрам у тебя в поллица?

– Нет.

– Да.

Сказали синхронно друзья.

– Скорее с Генкой соглашусь, – выдержала я паузу. – Очень даже можно, если шрам накладной. Удобно решен вопрос маскировки: свидетели в случае чего помнят только шрам. А как только агент со шрамом примелькался, он удаляет грим. И на него уже никто не обращает внимания. Кстати, возле нашего нового пристанища как раз пасется подобный субъект. И еще парочка обычных, неприметных товарищей.

– Женя, мы знаем. Утром, когда ты двоих увела, мы выехали из номера, и еще двое следом увязались. Надолго уйти от них не получалось. Тогда Генка придумал забросить вещи на квартиру приятеля, здесь снять номер, для отвода глаз. Дождаться тебя и отрываться по одному. Потом встретимся на квартире.

– Хороший план. А что за приятель?

– Давно дружим, со времени операции в одной африканской стране. Серега сейчас в отъезде, но запасные ключи от его берлоги у меня есть. И друг не стал бы возражать. Квартира на Вознесенском проспекте, недалеко от Исаакиевской площади. Отсюда, из гостиницы, уходить можно в разные стороны. Хотите, можно встретиться у канала Грибоедова?

– Нет, это может быть неудобно, ведь возвращаться будем в разное время. Лучше на квартире. Говори адрес.

* * *

Оля уходила первой. Мы с Генкой переждали немного, приятель аккуратно посматривал в окно.

– Ушла, – доложил он.

– Гена, ты следом идешь, если я задержусь, не переживайте. Созвонюсь с наследником Морозова. Коллеги дело закрывают, попробую убедить парня, что расследование нужно продолжать.

– Хорошо. Женя, ты там осторожней.

– Ладно.

Генка ушел. Я неторопливо приняла душ, придала своей внешности обычный вид. Надела более удобную обувь.

На мою долю достались сразу два агента. То ли они заподозрили подвох, то ли вообще пропустили мое появление в гостинице, а сейчас растерялись. Вообще складывалось впечатление, что эти агенты были гораздо хуже подготовлены, чем те, что погибли в поезде Тарасов – Санкт-Петербург. Они шли за мной всего пару кварталов и уже допустили несколько промахов. Я не торопилась. Звонила по телефону племяннику Морозова. Заходила в торговый центр, бродила между прилавками с сувенирами на набережной. В общем, пришлось ребятишкам побегать. Потом, когда, по моему мнению, они достаточно утомились, зашла в небольшое кафе-погребок. Не теряя времени, рванула к служебной двери. Она по чьей-то беспечности оказалась открытой. Быстро лавируя между коробок и ящиков с овощами, нашла в темном коридорчике выход, закрытый изнутри на засов. Через секунду я уже оказалась в маленьком дворе-колодце, которых так много в Питере. Быстро пересекла дворик, вышла через арку. Ступила на проезжую часть, остановила первую попавшуюся маршрутку. Для надежности через время пересела еще на одну, проверяясь. И с чистой совестью отправилась на квартиру Генкиного приятеля.

С Петровым мы столкнулись у дверей квартиры, видимо, он только подошел.

– Внушительная у твоего друга дверка. – Пока Генка возился с замками, я рассматривала бронированную конструкцию.

– И квартира ничего так, правда, ремонт до конца никак не доведет, все в разъездах. Проходи.

– Это потому, что до сих пор не женился, – окинула я взглядом холостяцкую берлогу. В одной, совершенно пустой комнате недавно покрасили стены, полы настелили новые. В другой стояла мягкая мебель и коробки с нераспакованными вещами. В широком коридоре вперемешку валялись коробки, малярные инструменты, старая детская ванночка, ящики и куча разного хлама.

– При случае обязательно передам ваши, мадам, рекомендации. Как у тебя дела? Быстро справилась?

– Оторваться труда не составило. А вот с племянником Павла Петровича глухо. Торопится мальчишка в права наследства вступить и слышать про расследование ничего не хочет. Сначала заявил, что услуги детектива ему не по карману, а потом, что дядю и видел-то раз в пятилетку. И вообще с версией полиции полностью согласен. Так что дело повисит немного, потом коллеги с чистой совестью его в архив спишут.

Мы прошли на кухню. Я поставила чайник на огонь, Генка достал из пакета хлеб, сыр, колбасу и теперь с хозяйским видом шарил по шкафам в поисках заварки, сахара.

– Да, не повезло. Но тебя, упорную, ведь это не остановит?

– Конечно, нет, – не усмотрела я подвоха, а Генка хихикнул. – И нечего ржать. Кто-то убил старика и должен ответить за свое преступление. Жалко, что самого близкого родственника Морозова этот вопрос не беспокоит. Но ничего не поделаешь, сама разберусь. Тем более что описание злодея, по-видимому, имеется. Одного не пойму, зачем Петрович его впустил? И каким образом преступники так быстро вышли на искусствоведа?

– А больше ты вопросов себе никаких не задаешь?

– Думала уже, нас слишком легко вычисляют. И пока непонятно, как. И что делать дальше? Хакер тоже молчит. Про брошь мы толком ничего не выяснили.

– Кстати, подруга, ты бы хоть дала взглянуть на вещицу. Оля мне поведала семейную историю, а брошку, сказала, ты с собой носишь.

– Конечно, смотри на здоровье. – Я достала ее из кармана и положила на стол перед приятелем.

– Интересно, и как это может быть ключом? – Генка, недоумевая, покрутил брошь в руках. – Узор слишком замысловат и извилист, а вот эти веточки лозы слишком тонкие и хрупкие.

– Согласна с тобой, мы уже думали с Олей, замка такой штукой не открыть. Значит слово «ключ» – аллегория. И в броши должны быть намеки, подсказки, что приведут к сокровищам.

– И где эти подсказки? – Генка так таращился на украшение, что мне стало смешно.

– Вот и мы с подругой не нашли.

– Жень, скажи, а Олина бабка, она, часом, пошутить не любила? С чувством юмора у нее как было?

– Нормальная, адекватная женщина. Думаю, она верила в эту историю.

– Хорошо, а если допустить, что, передаваясь в семье из уст в уста, предание трансформировалось, обросло подробностями, а клада нет и не было никогда?

– Олин предок был богатым купцом, это утверждение бесспорно. Тому есть материальные свидетельства: у тети Маши имелись золотые монеты, остатки которых продала Оля, уезжая из страны. А вот само существование клада вполне может быть чьей-то фантазией – Галины например. Но сути дела это не меняет. За брошкой охотятся многие годы, значит, ценность ее велика.

– То есть вещица сама по себе – раритет?

– Возможно.

Мы приготовили горячие бутерброды, заварили чай.

– Гена, какого ты мнения о «своем» агенте?

– Квалификацию имеешь в виду? Да я его сделал, как мальчишку.

– Потом проверялся?

– Обижаешь, подруга, конечно. А что?

– Непонятная картина вырисовывается. В Тарасове за нами следили агенты очень высокого уровня. Здесь крутятся мальчики гораздо проще, и подготовка у них хромает.

– Так кончились у хозяина хорошие агенты, их же твой спец в поезде угробил. Вот и послали тех, кто был.

– Лучшие из лучших погибли, послали лучших из худших? – пробормотала я.

– Ну да. Ты подробностей так и не рассказала никаких, наверно, при Оле не хотела?

– Да, она у нас девушка нежная. Зачем заранее пугать?

– Значит, впечатление произвел?

– Не то слово. Сама не ожидала. Генка, там работал профи редкой квалификации, он четырех подготовленных мужиков уложил тихо, быстро и чисто. Двое, что у дверей сидели, подозреваю, вообще ничего понять не успели.

– Правда? А два других? Они должны были отреагировать.

– Один пробовал, даже сделал попытку дотянуться до оружия.

– Только попытку?! – Генка присвистнул.

– Это еще не все. Четвертый убит вот таким приемом. – Пользуясь тем, что кухня невелика и мы с приятелем сидим близко, я показала захват на его шее.

– Да ладно! Женька, быть этого не может! – Он перестал непрерывно жевать и настороженно уставился на меня.

– Может. Все тщательно осмотрела, если парень не умер от внезапно нахлынувшей скорби и печали, остается этот прием. И еще я нашла маленькую гематому.

– Где?

– Там, где она должна быть.

– Ее вообще быть не должно, – уперся Генка.

– А знаешь, почему все-таки была? Убийца очень торопился, злился, может, и то и другое вместе, и сжимал слишком резко. Вот и получился кровоподтек.

Генка непечатно выругался. Я не помнила, когда в последний раз слышала, чтобы он выражался.

– Ты чего? – изумленно заморгала я.

– Срочно мотайте из Питера! Подругу домой отправим, а ты со мной в Тарасов!

– Ага. Разгон сейчас только возьму, и побежала, – зло заявила я.

– Женька, я не смогу надолго остаться, начальство давит. Хотя за этот визит мне холку в любом случае намылят.

– Каким? – спросила я с умным видом.

– Чего? – не понял приятель.

– Каким мылом? Вот Василию прежнее начальство мылило шею исключительно дустовым мылом.

– Земляничным! – сообразив, что я шучу, зло гаркнул Генка. – Старшему начальствующему составу мылят только таким. – И жалобно добавил: – Жестокая ты, Женька.

Я прыснула со смеху, приятель крепился недолго и тоже рассмеялся.

– Женя, уезжайте из Питера. Вас будет некому прикрыть, а я в Тарасове ночами не буду спать. И чего ему может быть нужно?

– Спецу? Может, тоже за брошкой охотится, может, у него были к парнишкам из купе свои претензии. Кто ж знает?

– Здорово! – снова вскипел приятель. – И ты с вещицей ходишь одна! Хоть с Олей не разделяйтесь. Так мне спокойнее будет, хотя какое тут, к чертям, спокойствие?

Генка замолчал, сосредоточенно глядя в тарелку. Я тоже задумалась, бросила взгляд в окно, потом на часы и занервничала не на шутку. Из гостиницы Оля уходила первой. Это было примерно около полудня. Уже начинало темнеть, мы с Петровым вернулись давно, а подруги все нет. Уж не случилось ли чего?

– Гена, за Олей шел один топтун? – оторвала я приятеля от задумчивого созерцания остывшего бутерброда.

– Один. Переживаешь, что долго возится? Она за эти годы могла навыки немного подрастерять. А может, проверяется, у Оли всегда было гипертрофированное чувство ответственности.

– Или с ней уже что-то случилось. Как тот тип выглядел?

– Я его только со спины видел. Обычный, средний рост, темно-русые волосы, джинсовая куртка. Не нагнетай, Оля умеет постоять за себя, если отбросит свою обычную стеснительность.

Время шло, а Оли все не было. Уже не только я, но и приятель беспокоился не на шутку. Поглядывал то в окно, то на часы, то на телефон.

– Нужно пойти искать.

– Женя, интересно, куда? Вариантов слишком много.

– Агенты не должны нападать, разве что… – Я замолчала.

– Чего?

– Они могут подумать, что брошка у Оли, и попытаются завладеть вещицей.

– Тогда подруга станет отстреливаться, – оптимистично брякнул Генка, – «браунинг», что ты захватила, у нее.

– Правда? Тогда есть надежда, стреляет миссис Ландри отлично, сама видела. Может, и правда не получается оторваться от топтуна? Подождем.

* * *

Оля появилась далеко за полночь. Одежда, руки, лицо и даже волосы подруги были перепачканы в грязи и крови. Пятна подсохли, превратились в заскорузлую корку, свежего кровотечения не наблюдалось, значит, она, слава богу, была цела.

– Ты напугала нас до смерти!

– Сама-то как?

– Оля, с тобой все в порядке? – трясла я молчавшую подругу.

– Ребята, на мне нет ни царапины. Это чужая кровь, – обморочным голосом пробормотала Оля.

– Уже догадалась. Пойдем в ванную! Гена, приготовь чай с бутербродами. И поройся в чемодане, чистые вещи найди.

Подруга отмокала в густой душистой пене. Румянец постепенно возвращался на ее фарфоровые щеки. Я не торопилась с расспросами. Сложила испорченную одежду в пакет, от нее лучше избавиться. Принесла чистое полотенце и вещи. Присела на краешек ванной.

– Ты как? Хочешь одна побыть?

– Женечка, пожалуйста, не уходи! Мне так страшно!

– Оля, что случилось, можешь рассказать?

– Я опять ничего не помню! Женька, у меня снова провал! Схожу с ума, это уже точно!

Несмотря на пребывание в горячей воде, подруга начала стремительно приобретать синюшную бледность.

– Так. Успокойся, несколько раз глубоко вдохни, медленно выдохни. – Оля выполнила требуемое. – Хорошо, и не паникуй! Теперь давай с самого начала, что помнишь.

– Я вышла из гостиницы, за мной увязался топтун. Вычислила его сразу и на удивление легко. Сначала я заподозрила в происходящем подвох. Что это прием такой, когда один агент светится, а другой тем временем следит тайно. После того как убедилась, что топтун один, попыталась уйти, как в школе учили.

– Хорошо, а дальше.

– Потом провал. Не могу сказать, сколько времени прошло, но очнулась я в каком-то тупиковом проулке, вся перепачканная в грязи и крови.

– Где это было?

– Недалеко от станции метро «Маяковская».

– Так, это центр. И что дальше?

– Ничего. Перебралась в соседний двор, нашла открытый чердак. Отсиделась там до темноты, потом стала сюда добираться, пешком, разумеется.

– Оля, ты молодец. Действовала грамотно, а с провалами в твоей памяти мы разберемся.

– Я так устала от этого всего.

– Вот и отдыхай. Мойся, приводи внешность в порядок. Генка приготовил перекусить. Хочешь, принесу прям сюда?

– Спасибо, уже согрелась, лучше домоюсь и приду на кухню.

Пока Оля не вышла из ванной, мы с Генкой обменялись короткими тревожными репликами. Состояние подруги беспокоило не на шутку. Отключение сознания один раз в жизни на фоне пережитого стресса – это не страшно, такое редко, но случается. А вот повторение подобного, снова в состоянии стресса, может означать определенную систему. И не сулит радужных перспектив. Оля жила в страхе годами, может ее мозг таким способом борется с нервными перегрузками?

Остаток вечера мы с друзьями совещались, обговаривали дальнейшие планы. Было решено, что завтра Гена улетает в Тарасов. Я решила немного задержаться, чтобы расследовать смерть Морозова, и подруга поддержала такое решение.

* * *

Пользуясь тем, что квартира Генкиного приятеля не засвечена, ранним утром следующего дня мы проводили Петрова в аэропорт. Перед отлетом Генка нервничал, вытребовал обещание не задерживаться, помнить, что мы на «чужой земле», а рядом бродит жестокий убийца.

Потом мы с Олей отправились на железнодорожный вокзал и взяли билеты на электричку до Пушкино. По сведениям, полученным от Клавдии Антоновны, сегодня утром в этом городке на Казанском кладбище состоятся похороны Павла Петровича.

Сегодня слежки не наблюдалось, около дома и возле аэропорта было спокойно, и по городу мы передвигались свободно. Я допускала мысль, что агенты, потерявшие нас, устроят засаду на кладбище. Но приходилось идти на риск. Оставалась маленькая надежда, вдруг получится достучаться до совести племянника Морозова. Правда, вероятность, что мальчишка знает что-то полезное, мизерная, ведь они почти не общались. Просто будет лучше, если мы не допустим закрытия дела. Менты и так работают спустя рукава, а в данном случае и копать ничего не будут, просто сдадут папку в архив и забудут о старике.

Сегодня с самого утра светило солнышко сквозь редкие облака, но после десяти часов небо заволокли тяжелые, низкие, свинцовые тучи. Когда мы сходили с электрички, в воздухе пахло приближающимся дождем.

– Мы промокнем до нитки, – заявила Оля, отворачиваясь от пронизывающего ветра.

– Не промокнем! – Я тряхнула объемной сумкой, захваченной из дому. – Пошли вон в то кафе. По виду приличное, значит, должен быть просторный туалет.

Дамская комната в заведении оказалась действительно просторной и почти чистой. Мы заказали чай с булочками, сразу рассчитались и со спокойной совестью заперлись в туалете.

– Женя, ты проголодалась? Зачем мы вообще сюда пришли? – недоумевала подруга.

– Нас будут ждать на кладбище. Но если повезет, не узнают. – Я быстро раскладывала на столике у умывальника припасенные вещи. – Доверься мне.

– Ладно, колдуй, – улыбнулась подружка.

Я убрала светлые локоны Оли под парик с черными волосами средней длины. Потом, налегая на темно-серые тени, черный карандаш и светлый тональный крем, внесла коррективы в ее макияж.

– Теперь, дополнив образ длинным черным плащом и зонтом того же цвета, мы убили сразу двух зайцев. Значительно утеплились и получили скорбящую девочку-гота.

– Она не скорбящая, просто страшная. – Оля недоверчиво разглядывала свое изображение в зеркале.

– Сейчас будет, не торопись. – Я нанесла на свое лицо крем, который создает искусственную пигментацию, а когда подсыхает, стягивает его, получается полная иллюзия старческой кожи со множеством мелких морщинок. Потом повязала на голову платок, прямо поверх брюк надела длинную юбку из плотного трикотажа и накрыла все это великолепие бесформенной плотной накидкой в мелкий цветочек. Постояла перед зеркалом, оценивая видок, набросила накидку прямо на голову, плотнее закуталась и немного сгорбилась, словно под тяжестью прожитых лет.

– Откуда у тебя эти ужасные вещи?

– Наверно, от бабушки Генкиного друга остались. В квартире нашла, одолжила ненадолго, – прошамкала я, репетируя старушечий голос. – Теперь, внученька, бери меня под руку и веди тихонечко старую развалину на кладбище.

Во время похоронной церемонии начался дождь. Мелкие капли с порывами холодного штормового ветра бросало в лица всех присутствующих. Кроме племянника и моложавой соседки на кладбище пришли всего несколько стариков и могильщики. Павел Петрович был прав, уверяя, что друзей молодости осталось мало. А я правильно выбрала маскировку. Никто не обратит внимания на старуху, пришедшую проводить в последний путь приятеля в сопровождении внучки.

Как бы еще с пареньком поговорить.

Неожиданно на помощь пришла Клавдия Антоновна. Кода рабочие сформировали могильный холмик и стали устанавливать венки, она аккуратно обогнула мою громоздкую от обилия тряпок фигуру.

– Простите, вы знакомая Павла Петровича? Позвольте представиться, Клавдия Антоновна, его соседка, мы планировали вскорости пожениться, – ревниво заявила женщина, прикладывая платок к заплаканным глазам.

– Очень приятно, милая, – прошамкала я, – мы с Пашенькой учились вместе, давно, кажется, вечность назад. Были очень дружны, но в последние годы общались только по телефону, меня болезни, знаете ли, одолели. Вот, на кладбище с внучкой еле добрались, – на всякий случай я говорила, мелко подрагивая низко опущенной головой.

– Мы с Александром, племянником Павла Петровича, на машине, хотите, до города подвезем? – любезно предложила соседка.

– А это Сашенька? Не узнала, глаза уже не те. Милая, попросите его подойти ко мне на пару слов. А то земля под нами стремительно превращается в грязь, боюсь поскользнуться здесь, внученька меня не удержит. Скажите, это важно, по поводу наследства.

– Хорошо. – Соседка метнулась к племяннику. И зашептала ему на ухо, указывая на нас с Олей.

А я пробормотала в спину:

– Боюсь, наследничек после услышанного не пожелает везти старушку в своей машине.

– Вы хотели говорить со мной? Разве мы знакомы? – надменно уставился на нас молодой человек.

– Лично, нет, Сашенька. Скажите, вы знаете, кто такие поручители?

– Нет, – неуверенно промямлил племянник.

– Так я поясню. Когда составляется завещание, в нем могут указываться люди, что следят за выполнением воли покойного. Или за тем, чтобы после смерти никто не оскорбил его чести и достоинства.

– Я не понимаю, дядя не оставил завещания.

– Это вы так думаете. Закон признал вас наследником, но полгода еще не прошло. Завещание может появиться, и кто знает, в чью оно будет пользу.

– На что это вы тут сейчас намекаете?! – занервничал, побледнел мальчишка.

– Не намекаю, говорю прямо. Полиция должна продолжать расследование смерти Павла Петровича. Не соглашайтесь на закрытие дела и останетесь наследником.

– А если они никого не найдут?

– Дайте полицейским время, хотя бы полгода. Мы ведь поняли друг друга, Сашенька?

– Да. Конечно. Хорошо.

Молодой человек отошел, утирая со лба то ли пот, то ли капли дождя. Мы развернулись и неспешно стали удаляться с кладбища. Вслед старушке с внучкой уставился растерянным и несчастным взглядом промокший до нитки агент, стоящий у соседнего надгробия.

– Решила устроить скандальчик на похоронах? – ехидно поинтересовалась подруга.

– Понаблюдала за пареньком и поняла, что призывами разбудить дремлющую совесть его не проймешь. А потерять наследство молодой человек боится. Теперь дело точно не закроют. Может, менты найдут доказательства.

– А если нет?

– Пусть они хотя бы анализы проведут, токсикологию. Может, пальчики какие всплывут, может, следы, показания соседей, ну хоть что-нибудь, что позволит нам привязать человека со шрамом к убийству, если это он, конечно.

* * *

Домой мы добрались без приключений. Правда, на дорогу ушло много времени и продрогли изрядно, несмотря на обилие теплых тряпок. Хоть агент на кладбище нас и не узнал, пришлось, страхуясь, немного поколесить по городу. Первым делом я с наслаждением избавилась от маскирующего грима, кожа под ним совсем не дышит. И мне начинало казаться, еще немного – и собственное лицо сморщится, как засохшее яблоко. Оля отправилась отогреваться в ванную и, судя по звукам, звонить Майку с детьми.

Я поставила чайник на огонь и заметалась по кухне, размышляя. Расследование Олиного дела зашло в тупик. Шансы на успех, конечно, с самого начала были мизерные. Хакер вряд ли нароет полезные сведения, у него слишком мало исходных данных. Теплилась надежда на помощь Морозова, но пропала со смертью старика. Итак, что мы имеем? Брошка, похоже, стоит гораздо дороже, чем кажется на первый взгляд. И она, очевидно, до революции была в коллекции богатого купца. И, как показывают факты, вещицей действительно интересуются. Кто – мы по-прежнему не знаем. Со смертью искусствоведа тоже ничего не ясно. Я отталкиваюсь от версии, что убили Морозова из-за нас. Мужик в джинсах и со шрамом – самый вероятный подозреваемый. Но почему старик его впустил? Павел Петрович был осторожен до занудства. Значит, знал пришедшего, иначе просто не открыл бы ему дверь. Если Морозов знал парня, может, его и убили по другим причинам? Не из-за броши? Что-то тут не стыкуется.

И еще полиция. Как же не вовремя назначили этого прохвоста Мартынова. Если даже Генка не смог составить мне протекцию, то соваться туда – нарываться на дополнительные неприятности. Мартынов вполне может слежку со своими людьми организовать, с него станется. Только сообразит, что у Евгении Охотниковой имеется личный интерес в расследовании, тут же начнет ставить палки в колеса, мстительный гад. И чего я добьюсь? Еще и от ментов бегать? Но мне очень надо знать, что их эксперты нарыли, иначе никак.

После непродолжительных душевных метаний, рискуя нарваться на Генкин гнев, я набрала телефон Василия. Муромцев вырос в Питере, работал тут много лет, не может быть такого, что не осталось у парня в органах ни одного надежного приятеля.

– Василий, привет.

– О, привет, пропажа. Шеф говорил, ты на моей малой родине, бегаешь по лезвию ножа? – Шутливый тон капитана не скрывал некоторой настороженности. Чувствуется, Генка успел провести политбеседу.

– Скорее по лезвию бритвы, – отшутилась я.

– Опасной?

– Вася, даже не представляешь.

– Шеф прилетел уже, говорил с ним, так что представляю. Женя, мотайте оттуда. Наш общий знакомый опасный человек, и у него хорошие связи и большие возможности.

Это был прямой намек на Мартынова, и я уточнила:

– Возможности только той организации, где «знакомый» начальником служит?

– Женя, по слухам, не только.

– Вот это финт, – мысленно присвистнула я, – поняла тебя. Спасибо, буду осторожней.

– Но из Питера не уедешь?

– Обещаю, больше, чем нужно, не задержусь. Вася, ты мог бы мне помочь?

– Конечно, что требуется?

– Сведения о деле старика одного, потерпевшего. Из ведомства, где ты трудился.

Вася ненадолго задумался.

– Дам тебе номерок друга детства. Встречаться с ним не стоит. В эфире ничего лишнего не произноси, сама понимаешь.

– А как же?

– Передашь от меня привет, назовешь фамилию «терпилы». Потом скажешь фразу: «Хороший у вас городок: дворцы, музеи, храмы, сувениры, сфинксы». В этом порядке. Он все поймет и сделает как надо.

– Спасибо, диктуй номер.

– Через минуту эсэмэс сброшу.

– Спасибо, Вася, пока.

– Счастливо.

Пока я болтала по телефону, Оля покончила с водными процедурами. Она, стараясь не шуметь, вертелась рядом, сооружала бутерброды из остатков продуктов.

– Это Генка был?

– Вася, ты его не знаешь.

– Есть будешь?

– Да, спасибо, и чаю, и в душ, только сделаю один звонок.

Пока я отогревалась и приводила себя в порядок, пришло сообщение с номером. Не теряя времени, взяла телефон.

– Внимательно! – раздался бодрый голос после пары гудков.

– Здравствуйте. Мы не знакомы, хочу передать привет от Василия Муромцева.

– Добрый день, и как он там?

– Хорошо. Просил сказать: «Хороший у вас городок: дворцы, музеи, храмы, сувениры, сфинксы».

Повисла пауза, молодой человек тихонько присвистнул.

– Чтобы наш город обозвали городком, небывалый случай. И чего?

– Морозов – фамилия «терпилы», все, что ваши нарыли, нужно знать.

– Как скоро?

– Чем быстрее, тем лучше. И общаться со мной… – Я хотела сказать, что может быть опасно, но молодой человек прервал:

– Все понял из приветствия. Серега меня зовут, наберу завтра.

И отключился. Лаконично так. Даже поблагодарить не успела.

Остаток дня мы провели в безделье. Оля еще раз звонила родным, долго ворковала с детьми. Я набрала тетю Милу, доложиться, что жива-здорова. Застала ее в суете и хлопотах. Приятельница приглашала отдохнуть в загородном пансионате. Расположен он в сосновом лесу, рядом речка. Правда, прохладно еще, но не все же по жаре отдыхать. Я одобрила идею, будет спокойней на душе, если тетя уедет на пару недель.

* * *

Утром позвонил Сергей. Сообщил, что дело должны были закрыть, но племянник «терпилы» неожиданно заартачился. Вообще это «глухарь» процентов на девяносто девять, раскроют, если по случаю что всплывет. Прирезали старика аккуратно, отпечатков, следов нет. Несмотря на то что потерпевший во время удара сидел, а преступник стоял, можно предположить, что это был крупный сильный мужчина. Это видно по входному отверстию раны и силе удара. Токсикология чистая, следов борьбы нет. Свидетели ничего особого не слышали. Есть описание визитеров, двух девиц накануне, они же и труп нашли. И мужика в джинсовом костюме в день убийства. Предположительно, судя по опросу, выходил из квартиры Морозова. Описание мужика скудное, видели мельком и только со спины.

Я поблагодарила парня и задумалась. Клавдия Антоновна обещала про «джинсового» молчать пока. Значит, полицейские делали поквартирный опрос и мужчину видел еще кто-то из соседей. Для суда, конечно, доказательства шаткие, но с соседкой нужно еще раз поговорить.

После завтрака мы с Олей отправились в Таможенный переулок.

Я осознавала, что рядом с квартирой Павла Петровича могли устроить пост агенты. Ведь они нас потеряли, значит, будут искать. Но решила рискнуть.

Клавдия Петровна открыла дверь не сразу. Накануне женщина долго плакала, лицо носило следы припухлости, может быть, вечерних возлияний.

– Простите, мой внешний вид оставляет желать лучшего, еле глаза разлепила. Всего пара рюмок коньяка на ночь, и выглядишь поутру, как алкоголичка со стажем. Возраст сказывается. Прошло то время, когда гуляешь на вечеринке ночь напролет, а утром как ни в чем не бывало бежишь на службу, и личико при этом свежее розового лепестка. – Женщина сделала приглашающий жест рукой. – Проходите на кухню, сейчас сварю кофе.

– Мы понимаем, у вас горе.

– И не хотели надоедать, – мялась тактичная Оля.

– Что вы, девочки. Мне бы поговорить хоть с кем. Тоскливо так, грустно.

– Да, конечно.

– Смотрите, сегодня солнечно. А вчера, когда мы Пашеньку в последний путь провожали, природа словно страдала, плакала вместе с душой.

Мы понимающе покивали, взяли из рук женщины чашки с дымящимся напитком.

А она продолжала:

– Саша даже поминок не стал устраивать. Не по-людски это.

– Что ж так?

– Уехал с кладбища как ошпаренный. Расстроился, видно.

– После разговора с престарелой дамой?

– Да. А как вы узнали? Вас же там не было. Вот, между прочим, Женечка, Паша вас так любил, так уважал, могли бы и прийти на похороны. Не отделываться от старика присланным венком.

– Да мы были. Инкогнито, так сказать. С Павлом Петровичем попрощались. Все видели вашу печаль и разговор Александра со старухой, которую сопровождала внучка.

– Видать, и вправду были. Ну да ладно. Может, помянем Пашу? По славянскому обычаю.

– Утро на дворе, – обескураженно прошептала мне Оля, – рано пить!

– Мы же чуть-чуть, – услышала Клавдия Антоновна.

– Может, помочь?

– Да, спасибо, Женя, вот, лимончик порежьте.

Женщина достала початую бутылку коньяка, расставила пузатые бокалы. Собрала нехитрую закуску. Я порезала лимон, посыпала дольки сахаром и, не задумываясь, молотым кофе, стоящим в банке на столе.

– Паша так любил коньяк закусывать, – уставилась женщина на тарелку.

– Простите, не хотела вас еще больше расстраивать.

– Да ничего. – Клавдия Антоновна плеснула в бокалы коньяк. – Помянем раба божьего.

– Царствие небесное.

Мы пригубили напиток.

– Женя, вы просили, если чего вспомню, сказать, правда, не уверена, что это важно…

– Расскажите, – прервала я колебания соседки.

– Да. В день, когда Пашу убили и тот мужчина приходил, со шрамом. Помните?

– Конечно, и что с ним?

– Паша его пускать не хотел. Я слышала, как они говорили в коридоре, так мужчина сказал, что он от вас пришел.

– Что?! – Я поставила бокал на стол так резко, что у него чудом не отпала стеклянная ножка. – Что вы говорите?! Не пойму!

– Ну, ведь ваша фамилия Охотникова? Вот он и сказал: «Меня прислала Охотникова».

– И только после этих слов Павел Петрович открыл пришедшему дверь? – уточнила я после непродолжительной паузы.

– Ну да. У меня еще мелькнула мысль, что обычно в помощниках бегают мальчишки чуть моложе, а потом я на свои дела отвлеклась, и этот момент совсем из головы вон.

Вот оно что! Значит, убили старика из-за броши. А в квартиру агент попал, прикрываясь моим именем! Вот ведь гад! Теперь странная картина прояснилась. Изображая деловой визит, агент проходит в кабинет искусствоведа. Может, отвлекает его разговором, пытается выведать про Олину брошку. Делает вид, что имеет что-то сообщить или передать. Старик усаживается в кресло, предлагает визитеру сесть напротив. Может, они поговорили еще некоторое время, пока Павел Петрович не раскусил агента или тот сам прокололся. Это уже не важно. Но среагировал агент быстро, старик даже позу сменить не успел, как кинжал по рукоятку оказался в его груди. Значит ли это, что убивать Морозова не планировали? Может, и так, а может, агент знал, что в квартире, и в частности в кабинете, полно оружия. Подозрительно, что они так много знают. Мою фамилию, к примеру. Все-таки очень похоже на утечку информации. Из довольно близкого круга.

– Женя!

– Женечка, что с вами?

Клавдия Антоновна снова разлила коньяк, предлагая пригубить еще раз. Они с Олей держали в руках свои бокалы и с недоумением смотрели на меня.

– Простите, задумалась.

Теперь нет смысла уточнять, говорила ли женщина полицейским о мужике в джинсовом костюме или его видели другие соседи. Крепких доказательств на таких показаниях не построишь. Ведь описание размытое, подходящее многим. Свидетели, которые общались с полицейскими, видели мужчину со спины. Клавдия Петровна заметила шрам, но настоящий ли он?

Не важно. Сухим из воды этот гад не выйдет. Для меня доказательств достаточно. Он поплатится за смерть старика. Пусть не сегодня, но я его найду.

Генка прав, нужно увозить Олю из Питера. Ее дело с места не сдвинулось, от хакера сведений можно и в Тарасове ждать. Я и так в последние дни подвергала риску подругу и тем временем искала убийц своего знакомого.

* * *

Как и ожидалось, соглядатай увязался, едва мы вышли из подъезда. Изображая неторопливо гуляющих девушек, мы дошли до Университетской набережной. За это время к первому топтуну присоединились еще двое. Агенты сменили тактику наблюдения, они по-прежнему держались на расстоянии, избегая контактов. Но один из них занял лидирующую позицию, впереди нас с Олей. Интересно, ребятки все-таки вспомнили, чему их учили, или получили четкие инструкции от начальства и более опытных коллег?

Подруга тоже заметила перемены.

– Женя, они хотят нас взять в плотное кольцо, – прошептала она.

– Спокойно. Для этого маневра у ребяток недостаточно ресурсов. Разве что здесь есть те, кого мы еще не видели в лицо.

Чтобы прощупать обстановку, мы немного прошлись по набережной, заглядывая в витрины всех встречных магазинчиков и сувенирных киосков. Или заходили внутрь и аккуратно рассматривали улицу через стекло. Потом зашли в небольшое кафе, сделали заказ, столик выбрали с таким расчетом, чтобы нам было видно набережную и всем любопытным особам нас соответственно.

– После алкоголя всегда есть хочу. – Оля отрезала маленький кусочек от сочного стейка, макнула в соус и отправила в рот.

– Это хорошо. – Я размешала салат, придвинула ближе свою тарелку с мясом и посмотрела в окно.

– Почему?

– За нами следят довольно плотно. Это может быть попытка оказать психологическое давление. Ты по-прежнему боишься, но теперь страх не лишает тебя здорового аппетита.

– Я больше не боюсь.

– Да? – перевела я изумленный взгляд на подругу. – Давно?

– Ну, с тех пор как ты со мной, дети и Майк в безопасности, мне намного легче. Но здесь, в Питере, не могу сказать точно, когда, я не анализировала, эти люди перестали пугать меня. Теперь страшно только одно. Боюсь за свой рассудок, очень не хочется сойти с ума или превратиться в овощ.

– Думаю, ты рисуешь слишком мрачную перспективу, смирительная рубашка, мадам Ландри, вам пока не грозит.

– Ага. Какие у нас планы?

– Будем возвращаться в Тарасов.

– Правда? А как же смерть старика?

– Его убил один из агентов, доказать это в полиции я не могу, по крайней мере пока. Так что здесь нас ничего не держит. Если хакер нароет полезную информацию, разберемся в этой странной истории. Если нет, мы будем вынуждены перейти к активным действиям, но для этого лучше быть дома. По многим причинам.

– Надеешься, что агент-убийца последует за нами в Тарасов? – прищурилась подружка.

– Это возможно. Из тех, кто здесь сейчас прогуливается, нет никого подходящего под описание, даже если учесть, что шрам искусственный и он его то накладывает, то снимает.

– Планируешь месть?

– Пока знаю только, что имею очень сильное желание встретиться с ним на узкой дорожке.

– Так мы за вещами и сразу на вокзал?

– Сначала оторвемся от топтунов. Квартира Генкиного приятеля не засветилась, пусть так и остается. Незачем человеку лишние проблемы создавать.

– Согласна с тобой.

– Потом есть два варианта.

– Какие?

– Самый надежный – добраться до Тарасова автостопом. – Лицо подружки вытянулось. – Но такой способ передвижения очень утомляет, особенно изнеженных барышень. – Я улыбнулась.

– Это да. А по другому – никак?

– Можно самолетом улететь. Сегодня в десять минут первого рейс. Или поездом, он отходит завтра рано утром. Но вычислить, где мы есть, для людей с возможностями не составит труда и много времени не займет.

– Когда они нас снова потеряют, первое, что проверят, это Тарасов.

– Логично.

– Так что не будем мучиться, летим самолетом.

– Хорошо. Тогда нужно в ускоренном темпе разобраться с делами. Оторваться от топтунов, забрать багаж, заказать билеты и вовремя добраться в аэропорт.

– Разделимся, так быстрее будет.

– Генка советовал этого не делать, помни, рядом может увиваться убийца из поезда.

– Да плевать и на спеца этого, и на дружеские советы. Так правда быстрее будет. Смотри, у выхода из кафе пасутся двое.

– Да, значит, третий у черного входа.

– Именно. Я ухожу через дворик, цепляю одного, отделываюсь от него по-быстрому, забираю вещи. Тебе достаются двое, это сложнее, поэтому отрывайся и сразу в аэропорт. Билеты на наш рейс приобретет тот, кто приедет первым.

– Билеты я по телефону закажу, через Интернет.

– Ну вот, отличный план. Только дай мне немного времени и объясни, что с ключами от квартиры делать.

– С собой бери, будем дома, Генке отдадим. Это его комплект. Ладно, если решили, давай, не тяни. И осторожна будь, не торопись, проверяться не забывай.

– Хорошо. До встречи.

Оля неторопливо удалилась в глубь кафе. Там располагалась дверь служебного входа, через которую рассчитывала выскользнуть подружка. А я неторопливо доела десерт. Заказала и оплатила билеты на последний рейс до Тарасова. Украдкой посмотрела на часы, прошло пятнадцать минут, должно хватить. Попросила и оплатила счет. Демонстративно вышла из кафе через центральную дверь.

* * *

Пройдя немного по улице, я обогнула Румянцевскую площадь, ускорилась, пробежала по улочке с поэтичным названием «Пятая линия», свернула в Бугутский переулок, нырнула в арку двора. Поколдовав немного с кодовым замком в подъезде длинного жилого дома, заскочила внутрь. Поднялась вверх по лестнице, осторожно выглянула в окно пролета между вторым и третьим этажами. Оба мои парнишки, запыхавшись, вбежали во двор, один растерянно оглядывался, другой рванул к двери ближайшего парадного.

Теперь важно, что они решат делать. Будут терпеливо ждать, рассредоточившись? Или бросятся проверять подъезды? Разделятся? Ведь их двое, неужели не хватит ума использовать преимущество? Один из агентов достал телефон. Понятно, сообразили набрать начальство, запросить инструкции.

Замечательно и предсказуемо. Один агент устроился на лавке, близ детской площадки. Другой стал штурмовать дверь той парадной, в которую вошла я. Надо заметить, что кодовые замки, домофоны, которые теперь повсеместно, практически не защищают подъезд от вторжения чужака. И способов проникнуть внутрь масса. Можно, если знаешь как, просто вскрыть замок. Можно набрать номер квартиры наугад и голосом потерявшейся девочки сказать: «Откройте, пожалуйста, я ключи забыла». Срабатывает, сама проверяла. Наши люди порой слишком доверчивы. Как будет действовать агент, я решила не дожидаться, просто быстро поднялась на пятый этаж. В этом доме есть переходы между подъездами. А предпоследний снабжен черной лестницей и является проходным. Таким образом, я в ускоренном темпе пробежалась по переходам и вышла в переулок, параллельный Бугутскому. Прошлась до остановки и села в первую попавшуюся маршрутку. Немного покаталась по городу, проверяясь. Потом пересела на транспорт, идущий к аэропорту.

* * *

Я сидела за столиком в небольшом баре на втором этаже зала ожидания аэропорта. Устроилась так, чтобы видеть всех входящих через огромное прозрачное стекло. Неумолимо приближалось время регистрации нашего рейса. Я давно забрала билеты в кассе и с нетерпением ждала подругу. Оля задерживалась. Сначала я не беспокоилась, понимая, что чисто технически ей нужно больше времени. Ведь я оторвалась от своих соглядатаев быстро и до смешного легко. Потом тревога стала постепенно овладевать моими мыслями. Идея Оли разделиться уже не казалось такой удачной. Вдруг с подругой что-то случилось? Она, конечно, хрупкое, нежное, но отнюдь не беззащитное существо. Что не оправдывает моего легкомыслия, ведь я взялась охранять Ольгу. Вдруг агент решит перейти к активным действиям? Или сможет вызвать подмогу?

Когда до начала регистрации оставалось минут десять, я дошла до пика переживаний, решительно встала из-за столика, собираясь отправиться на поиски подруги, и увидела ее, входящую в зал ожидания. Я помахала рукой, Оля приблизилась, бросила на пол наши сумки, устало опустилась в кресло.

– Закажи и мне чего-нибудь выпить.

– Вино какой страны мира вы предпочитаете в это время суток?

– А? Все равно, – не поддержала Оля мой шутливый тон. Она терла то переносицу, то виски обеими руками.

– Вот. Выбрала на свой вкус, – вернулась я от стойки бара, – уж не обессудьте.

– Спасибо.

– Оля, все хорошо прошло? – Не нравилось мне ее состояние. – Были осложнения? Ты что-то уж очень долго.

– Все в порядке, просто устала с непривычки, – выдала подружка вымученную улыбку, – не все присутствующие истязают себя бегом по утрам.

– Пришлось тяжело?

– Нет, просто устала. Я шла долго, потом забежала на огороженную площадку бывшей стройки. Дом уже, видимо, сдали, но еще не заселили, мусор не вывезли, двор не привели в порядок, технику оставили, бардак, короче говоря.

– А оторвалась как?

– Да зашла в подъезд. Сторож топтуна заметил, ну, пока дед его гонял, я ушла через окно. Оно как раз на соседнюю улицу выходит. Вот. – Она протянула мне кисть, обмотанную платком. – Сорвалась немного, костяшки сбила.

– Надо обработать рану, чего там только нет на этих стойках, инфекцию можно подцепить.

– Я в квартире нашла аптечку, промыла, потому и задержалась.

– Ну хорошо.

Пока Оля немного сбивчиво рассказывала о своих приключениях, объявили регистрацию на наш рейс. Оставшееся время до посадки подруга дремала в жестком кресле, я осторожно осматривалась, проверяя окружающую обстановку. Заинтересованных лиц не наблюдалось, вот и славно.

В самолете Оля сразу же уснула, отказавшись от позднего ужина. Я некоторое время задумчиво смотрела на спящую подругу. Несмотря на то что она бодрилась, заявляла об отсутствии страха, выглядела Оля измученной и уставшей. Под глазами залегли глубокие тени, лицо побледнело и осунулось. Неужели подругу что-то беспокоит? Это очень плохой знак, раньше она от меня ничего не скрывала.

Я устроилась в кресле как можно удобней и попыталась задремать, сон не шел. Вместо него в голову лезли навязчивые мысли. Что-то не стыкуется во всей этой истории, я упускаю нечто важное. Инстинкты не обманешь. Вообще ситуация странная, и несоответствий масса. В Тарасове за нами следили настоящие профи. В Питере у агентов совершенно другой уровень подготовки. Может, разные конторы? Но допустить мысль, что две организации перенесли сквозь десятилетия интерес к броши – глупо. Это статистически невозможно. И в жизни так не бывает. Даже если вещица очень дорогая и клад действительно существует. Скорее здесь чей-то личный интерес. Возможно, что оба брата Олиной прабабки выжили, оставили наследников и теперь они устроили борьбу за раритет и с моей подружкой, и между собой. Или есть линия наследников, о которой мы вообще не знаем, например, от адюльтера купца. Только зачем враждовать? Устраивать тайные наблюдения, аварии и убийства? Не проще объединить усилия, потом разделить найденные ценности? Правда, так считают не все, жадность человеческую еще никто не отменял.

Потом подозрительная осведомленность противника не дает покоя. Допустим, если за Олиной семьей следили годами, узнать мою фамилию не проблема. Но как нас нашли на Тарасовском вокзале? Как находили в Питере? Осведомитель из очень близкого круга. И кого подозревать? Олю? Могла проболтаться по неосторожности, но она ни с кем не контактировала, кроме мужа и детей. Майк? Зачем это ему? Да и насколько возможно, мы оставили его в неведении относительно целей поездки. Няня детей? Возможно, но маловероятно. Находится далеко, и до Нэнси доходят лишь крохи информации, что Оля сообщает Майку.

И еще одна нестыковка не давала покоя, тревожила не на шутку. И в Тарасове и в Питере агенты пассивно наблюдали. Допустим, ими получены такие инструкции: «Просто ждать, смотреть, что девицы нароют». Но в эту схему не вписывается важное событие – убийство Морозова. Его заколол один из агентов. Даже сам визит к коллекционеру выпадает из общей схемы. Значит, старик представлял угрозу? Знал что-то важное или успел обнаружить, но не успел сообщить мне. И почему агент, которого видела соседка, исчез из нашего поля зрения? Следов он не оставил, интереса у правоохранительных органов не вызвал. Должен был спокойно ходить за нами по Питеру. Или он настолько виртуозно сменил внешность, что стал неузнаваем? Слишком много вопросов. Я уже не говорю о том убийце в поезде. Кто он? Одиночка или на кого-то работает? Ладно, что толку сейчас голову ломать? Разберемся со временем. С этой мыслью я уснула.

* * *

Ранним утром меня разбудил звонок мобильного. Я аккуратно, чтобы не побеспокоить спящую на диване Олю, выбралась из кровати и вышла в соседнюю комнату.

– Привет, Гена.

– Охотникова, ты чего шепчешь? Вы в Тарасове?

– Только прилетели, Оля отдыхает, не хочу ее будить.

– Как добрались?

– Вроде нормально все. А ты чего такой возбужденный? И, – я бросила быстрый взгляд на часы, – на ногах в такую рань? Что-то случилось? С тетей Милой все в порядке?

– Отдыхает твоя тетушка. Я организовал доставку обеих дам в пансионат, и приглядят ребятки негласно. Так что там все хорошо, не переживай.

– Спасибо, Гена. Я мотаюсь, как всегда, а за квартирой все-таки следили, мало ли что.

– Всегда пожалуйста, ты же знаешь, верный рыцарь готов угождать своей даме вечность, – ерничал приятель.

– Но ты звонишь так рано, значит…

– Есть разговор, но не по телефону.

– Так приезжай, заодно ключи отдам от квартиры питерского друга.

– Я и звоню сказать, что еду, вернее, подъезжаю уже. Только Олю не буди, поговорить надо тет-а-тет.

– Хорошо.

Приятель отключился. Я прошла на кухню, поставила на огонь чайник. Сварю пока кофе. Заглянула в холодильник: пачка масла и подсыхающий кусочек сыра. Тетя Мила не знала, когда вернется ее любимая племянница, вот и не запаслась продуктами. Мы с Олей тоже не подумали заехать в магазин. Ну да ладно, главное, кофе есть. Обычно я легко переношу недостаток сна, но сегодня как никогда нуждалась в бодрящем напитке.

Заботливый Генка приволок целый пакет готовой еды. Салаты в коробочках, запеченное мясо, фаршированные блинчики, пирожные.

– Что вы, мадам, так глаза округляете? – спросил он, выкладывая на стол снедь. – Тетя Мила в отъезде, значит, ты будешь тостами питаться и гостей заморишь голодом.

– Хлеба нет, тосты отменяются. Зато кофе готов.

– Вот! А я о чем говорю! Давай, расставляй приборы!

Я помогла Гене сервировать стол, но от еды отказалась:

– Прости, хочу только кофе, и в самолете кормили.

– Как желаете. – Приятель с аппетитом принялся за еду, всем своим видом демонстрируя нестерпимый голод и оттягивая начало разговора.

– Гена, что-то случилось? – не выдержала я через некоторое время.

– Неприятности у вас, девушки. – Петров сердито отодвинул пустую тарелку. – И связаны они, по-видимому, с делом нашей подруги.

– Ты о чем говоришь?

– Вот только не психуй! Спокойно послушай! Прислали сегодня ориентировку на двух девиц. Описание очень подходит для вас с Олей. Блондинка и брюнетка, обе хрупкого телосложения, могут быть вооружены и очень опасны.

– Это совпадение. Я скорее спортивного сложения. И потом, если ориентировка пришла из Питера, местные менты знают наши фамилии, данные засветились, когда труп Морозова нашли.

– Они объявили вас в розыск как свидетелей. И убийство коллекционера не упоминается.

– Тогда к чему «вооружены и опасны»?

– Думаю, это способ оказать давление на вас обеих. Но это еще не все плохие новости. За вами, девушки, тянется шлейф из трупов. И парни в купе поезда – только начало.

– Гена, это не мы! Я же тебе говорила!

– А подозревают как раз вас! Проводник дал описание. Ведь билеты были приобретены до Питера, а пропали девушки по дороге, на станциях не сходили. А в тамбуре обнаружили сорванную дверь. Просто питерские менты пока не связали описание с девицами, что засветились на квартире Морозова.

– Если ты сказал «шлейф», значит, трупы есть еще?

– Да. Вы с Олей были вместе перед отлетом?

– Нет, нас взяли в плотное кольцо, разделиться пришлось.

– Сегодня ночью обнаружили труп на стройке. Сторож говорит, мужик шел за миниатюрной девушкой. Он вмешаться собирался, но когда обогнул здание и подошел, парень был мертв, а девица сиганула из окна второго этажа. Ни о чем не говорит?

– Черт. – Я задумалась, нервно покусывая губу.

– И это еще не все. Помнишь, мы по отдельности из гостиницы уходили? Когда Оля пришла в крови?

– Да.

– Я навел справки. На следующий день нашли за мусорными баками тупикового двора труп мужчины в джинсовом костюме, на щеке шрам от недавнего ожога.

– Шрам?

– Настоящий, довольно крупный, ярко-розового цвета. Заколот парень четким сильным ударом в грудь, своим же ножом, между прочим.

– По заслугам, честно говоря, получил. Гад был сам убийцей! Старик Морозов – его работа! – вскипела я.

– Женя, ты же понимаешь, что это не оправдывает подобных действий?! Двое топтунов, что ходили за вами в Питере, мертвы плюс трупы в купе! Вот что сейчас важно!

– И ты хочешь сказать…

– Пока ничего конкретного. Кроме того, что у вас проблемы.

– Может, этот странный спец ходит за Олей и защищает ее?

– Зачем ему? Сама-то веришь в подобное?

– Но Оля не могла! Она хрупкая, нежная, добрая. Вечно всех жалеет и обо всем переживает! Она в детстве случайно котенка прибила дверью, так кот покричал секунд десять и поскакал дальше, а у Оли от переживаний температура подскочила. Она дня три больная ходила.

– Ну, не знаю. Может, ты и права. Все равно, бросать нужно это дело, если еще не поздно. Оле срочно выезжать из страны, я помогу. Питерские менты пока не сложили два и два, но могут. А кому надо, сложат быстро.

– Я должна с ней поговорить. И не смогу ее оставить, поедем вместе.

– Как знаешь, подруга.

Генка простился и уехал. Я некоторое время продолжала сидеть на кухне, размышляя. Если проанализировать недавние события, легко предположить, что заинтересованные лица уже знают, что мы улетели в Тарасов. Даже знают, по какому адресу мы находимся сейчас, несмотря на то что от аэропорта слежки не наблюдалось. Если мы хотим спокойно и беспрепятственно покинуть страну, нужно сменить адрес и держать его в тайне ото всех. Ведь через кого уходит информация, по-прежнему неясно.

К тому времени как Оля проснулась, у меня уже было все готово. Собраны и погружены в багажник «фолька» вещи, в маркете рядом с домом закуплены необходимые продукты. Я даже успела сделать несколько звонков. После завтрака предложила подруге немного прокатиться.

Для начала мы покружили по улицам города, чтобы осмотреться и проверить предположения. Как и ожидалось, за нами снова следили.

– Они нас опять нашли, – заметила настороженно молчавшая все это время Оля.

– Нашли, – спокойно подтвердила я.

– Не понимаю, как? Судя по всему, у нас должна быть пара суток в запасе.

– Ты сама говорила, просчитать не сложно.

– И какие у нас теперь планы?

– Сейчас оторвемся от ребятишек и заедем на СТО, надо «фольк» переобуть. Теплая погода позволяет предположить, что ни снега, ни льда на дорогах больше не будет, а у меня резина зимняя до сих пор стоит.

– А зачем отрываться? Адрес станции техобслуживания великая тайна?

– При обычных обстоятельствах – нет. Но сегодня я хочу кое-что проделать. Следящие нас должны потерять. И когда станут искать, СТО может оказаться нужной зацепкой, а я не намерена давать им никаких подсказок.

– Мы уезжаем? Куда и зачем?

– Пусть это будет небольшим сюрпризом, – ушла от ответа я, – да, и у меня к тебе есть небольшая просьба. На вопрос «Где ты?» всем отвечай: «В Тарасове».

– Кому? Я здесь ни с кем не общаюсь.

– Так только на первый взгляд кажется. И ни о чем сейчас не спрашивай, потом объясню.

На СТО нас уже ждали. Серега, давний и хороший знакомый, широко отворил ворота, я загнала машину во двор. Мы обменялись парой коротких фраз. Серега дал мне ключи от своей дачи, расположенной в поселке неподалеку от Тарасова. Предупредил, что замок может после зимы немного заедать. Объяснил, как включить отопление, если понадобится. Помог переложить вещи из багажника «фолька» в багажник его зеленой «Мазды». Протянул ключи и заранее написанную доверенность. Я поблагодарила, в случае возникновения сложностей обещала звонить.

* * *

До поселка мы добрались быстро, несмотря на то что после выезда с СТО я предпочла немного поплутать по городу, проверяясь. Только через время, как убедилась, что все в порядке и слежки нет, направила машину в сторону дачи. Пока мы катались, я предложила Оле позвонить Майку с детьми, а после окончания разговора отключить сотовый. Конечно, было бы лучше его вообще выбросить или оставить в тарасовской квартире, но подружка не согласилась остаться без средств возможной связи с семьей.

Дачный поселок был практически необитаем, только самые рьяные садоводы, имеющие капитальные, отапливаемые дома и море свободного времени, приехали наводить порядок после зимы. Серега заверил, что раньше чем через пару неделек его дамы, теща с женой, поездку на дачу не планировали. Я, в свою очередь, считала, что хватит двух-трех дней – мне проверить свою теорию, а Генке оформить нужные документы и купить билеты на самолет до Лондона.

Раскручивая массивный винтовой замок на воротах, пришлось приложить немало усилий, видимо, за зиму механизм действительно немного заржавел. Зато домик, компактное двухэтажное строение с крыльцом и балконом, порадовал простотой и дачным уютом. Правда, за зиму в помещении скопилась сырость, какая-то промозглость, но я залила в систему отопления воду и включила котел. Пока возилась, Оля освободила мебель от чехлов, вытерла пыль и протерла пол. Осталось разложить в холодильнике продукты, заварить чай и расположиться в маленькой кухоньке у плетеного столика.

Все это время я собиралась начать с Олей разговор и оттягивала его. Подруга чувствовала мое томление и терпеливо ждала.

– Женя, может, ты мне все-таки объяснишь, что задумала? – Оля протянула мне кружку с только что заваренным чаем.

– Спасибо, – кивнула я, – конечно, сейчас все расскажу, потерпи минутку. – Я достала купленный утром в маркете дешевый сотовый и новую симку. Активировала карту, включила телефон и отправила Гене СМС с улыбающимся смайликом, чтобы он знал мой новый номер и мог связаться.

– А где твой телефон? – не поняла моих манипуляций подруга.

– В Тарасове оставила.

– Зачем?

– Я тут поразмыслила, уж больно легко на нас выходят. Причем происходит это безобразие регулярно, что исключает вмешательство слепого случая.

– И это значит?

– Жучки и маячки можем сразу отмести, я регулярно проверялась на наличие посторонней электроники. Остается утечка информации или слежка за мобильными устройствами. Что, в свою очередь, снова подразумевает утечку информации, ведь для слежки нужен номер абонента.

– Женя, это совершенно исключено. О поездке в Питер знали только ты и я. И как можно достать мой номер? Я из России звонила только Майку в Ниццу.

– Тебе так только кажется. Такси вызывала? Несколько раз. Значит, в базе данных диспетчеров номерок уже имеется. Услугами банка пользовалась? Значит, оставляла свой телефон сотруднику. Как только сим-карта активирована, служащие компании связи могут пользоваться твоим номером, например, включать рассылку рекламы. Проходя по центральным улицам современного города, среднестатистический человек засвечивается на камерах видеонаблюдения около пятидесяти раз. Передвижение субъекта можно наблюдать с восьмидесятипроцентной точностью, даже бегать за ним не нужно.

– Но для этого надо иметь юридические санкции.

– Только в последнем случае. И то необязательно, достаточно хороших связей или большой взятки. Вариантов так много и разбираться в этом так сложно, что я решила исключить их все. Дачный поселок и новая симка вот, что нам сейчас нужно.

– А если они опять вычислят наше местоположение?

– Значит, их возможности гораздо шире, чем можно представить.

– Отлично, и долго здесь сидеть?

– Вот об этом я собираюсь поговорить с тобой.

– Долго решаешься, новости плохие?

– Очень. Сегодня утром Генка приезжал. Нас подали в розыск, пока как возможных свидетелей. Надеюсь, не надо объяснять, как легко из свидетеля можно превратиться в подозреваемого?

– Из-за убийства в поезде? – насторожилась подруга.

– Оля, не только! Кто-то убивает топтунов, что следили за нами. Просто питерские менты еще не связали эти смерти с трупами в купе и нашими личностями. Но тот, кто послал топтунов, уже все знает. Он или виртуозно подставляет нас, или этот человек не один, и они вступили в борьбу между собой, ну и с нами заодно.

– Но что же им надо?

– Вывод напрашивается сам собой – драгоценность твоей семьи. Все закрутилось после того, как тебя вынудили достать брошь из тайника.

– Тогда я ее просто уничтожу.

– И кто в это поверит? Да и как сообщить всем заинтересованным лицам? Мы их по-прежнему не знаем.

– Тогда продам. Заявлю о продаже на крупном европейском аукционе.

– Могло бы сработать. Если они люди доверчивые, поверят аукционным экспертам. Или достаточно влиятельные, чтобы внедрить своего человека для проверки подлинности вещицы.

– Они тиранят моих родных десятки лет, найдут возможность подлинность проверить!

– У такого плана есть слабая сторона.

– Какая, интересно?

– Ты не знаешь точной стоимости броши. И если окажется, что она слишком дорогая, они не станут вещь покупать. Таким образом, ты рискуешь поставить под удар себя и свою семью.

– Что же делать?

– Приостановить расследование, по крайней мере в нашей стране. Эти убийства не дают мне покоя, может, все специально устроили, чтобы тебя прижать.

– Я отдам им брошку, пусть только выйдут на контакт.

– Не советую, сейчас это твой единственный козырь. Такие люди не способны на честную сделку. Что им помешает получить вещицу и засадить тебя в тюрьму или того хуже?

– Женя, – обморочным голосом уточнила подруга, – почему ты говоришь «тебя»?

– Хотела сказать «нас», но подставляют именно тебя! Не хочу пугать, но убитыми нашли только тех топтунов, что ходили за тобой, Оля.

Подруга закрыла лицо руками и всхлипнула. Мой новый аппарат чирикнул, сообщая, что пришла эмэмэска. Я открыла сообщение. Приятель прислал изображение: открытый глаз с криво нарисованными ресничками.

– Черт, – не сдержалась я.

– Что это за художества? – заглянула Оля в телефон, чтобы понять, отчего я злюсь.

– Генка сообщает, что за ним следят.

– Господи! Женя, но почему ты так думаешь?

– Вспомни этот знак! – Я сделала пальцами жест, имитирующий взмах ресниц. – Мы им в детстве активно пользовались, когда нужно было предупредить о повышенном внимании инструктора. Вот он в изображении Геннадия Петрова. Не Репин, конечно, но узнаваемо.

– Теперь мы и уехать не сможем?

– Не переживай. Генка все подготовит и найдет возможность передать документы. Он просто предупреждает, чтобы с ним на связь не выходили. И были осторожней.

* * *

Время в бездеятельном ожидании тянулось медленно, словно вовсе остановилось. Я пыталась придумать нехитрые развлечения, но Оля увиливала от всех предложений. Подруга хандрила, ходила по дому, как задумчивая тень. Валялась на диване, делая вид, что читает старые журналы, стопку которых мы нашли в комнате на этажерке. Она часами лежала, уставившись в никуда, вздыхала и забывала переворачивать страницы. Оля совершенно утратила аппетит, лицо ее снова приобрело матовую бледность, она выглядела изможденной.

Я, чтобы провести время с пользой, усиленно занялась своей формой. Бегать по дачному поселку, конечно, не рискнула, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вместо этого методично отрабатывала приемы из боевого карате, самбо и упражнения на растяжку. Не забывала регулярно проверять окрестности на предмет интереса к нашим особам. Вражеских агентов нигде не наблюдалось, что косвенно подтверждало мою теорию об утечке информации. Нужно придумать какой-нибудь каверзный ход, чтобы просчитать источник утечки. Хорошо, если это случайное лицо, оператор связи или диспетчер, но если информацию о наших планах и передвижениях сливает близкий к Ольге человек, дальнейших неприятностей не избежать.

В конце третьего дня пребывания на даче мне пришла СМС с номера Василия. Капитан сообщал, что будет ждать на площади перед парком, напротив моего любимого кафе. Завтра в полдень. Все необходимое готово. Рейс в три часа того же дня.

– Оля, собирай вещи, Генка все устроил, завтра улетаем! – сообщила я приятные новости подруге.

– Хорошо, – вяло отреагировала она.

Честно признаться, я думала, что Олю просто терзают опасения. Что она боится возможных неприятностей. Оказаться в тюрьме по обвинению в убийстве, застрять в стране на нелегальном положении, долго не видеться с мужем и детьми. Но сейчас поняла, что подругу мучает что-то совершенно другое. Мысль, которая засела в голове и не дает покоя.

– Новости тебя совсем не обрадовали. Оля, ты мне ничего не хочешь сказать?

– Не хочу, – пробормотала подруга, – но должна. Я больше не могу обманывать.

– Когда это ты мне врала? – немного растерялась я.

– Иногда утаить правду – то же самое, что солгать. – Оля закрыла лицо руками. – Ужас меня так терзает, так мучает. Я даже сформулировать эту мысль не могу, вслух проговорить. Женька, помнишь, что сказал тот психиатр, что обследовал меня в Лондоне?

– Мистер Смит?

– Да. Он настоятельно советовал мне продолжить обследование. Какие-то там пробелы насторожили.

– Блоки, – поправила я.

– Ну блоки, не важно. Мы от него отмахнулись, и совершенно зря. Кажется, я теряю рассудок!

– Оля, ты глупости говоришь! Вот так, в одночасье, никто не сходит с ума. Должны быть предпосылки, звоночки, странности, которые замечают окружающие, а больной, наоборот, игнорирует. Называется – пограничное состояние. Процесс растягивается на месяцы, иногда на годы.

– Да? Посмотри на это внимательно! – Оля развязала повязку, покрывающую ее кисть, и протянула руку мне.

– Ранки подживают. И что?

– Посмотри внимательно, – настаивала подруга. После небольшой паузы добавила: – И хорошо подумай!

Я уставилась на сбитые костяшки трех пальцев, мизинец не пострадал. Взяла Олину кисть в руки, осторожно повертела.

– Ты не смогла бы так повредить пальцы, если бы сорвалась со стены. Это травма от удара об достаточно твердую поверхность. Но не слишком, иначе могли быть выбиты суставы или сломаны кости руки. Так, где ты ударилась?

– Не помню! Женя, я снова ничего не помню! Прости, при встрече в зале ожидания аэропорта я просто не смогла тебе сказать!

– Оля, если амнезия не единичная, это очень тревожный признак. Но стыдиться тут нечего, тем более не нужно было скрывать. Так, давай немного подумаем. Первый случай был когда? Дней двадцать назад?

– Девятнадцать.

– Второй и третий?

– Четыре и шесть дней назад. А что?

– Видимо, временной зависимости нет. А что предшествует отключению сознания? Страх, тревога, может, злость? Я пытаюсь понять, что провоцирует приступы.

– В последнее время я практически постоянно испытываю тревогу и страх. Здесь ничего не получится просчитать. И поскольку я не помню, что происходило во время отключения сознания, не могу знать и что ему предшествует.

– Скажи, а перед тем как это началось, ты головой не ударялась?

– Издеваешься, что ли? – прищурила глаза подруга.

– И в мыслях не имела. Амнезия может возникать после травмы головного мозга, хирургического вмешательства, кислородного голодания. Может быть признаком опухоли головного мозга. Даже зарегистрированы случаи подобной реакции организма на общий наркоз.

– В Европе заведено следить за физическим здоровьем, обследуюсь я регулярно, так что об опухоли не может быть и речи. Травм, операций, случаев удушения или утопления тоже не было. Чрезмерное употребление алкоголя, как и психотропных препаратов, опять-таки можно смело исключить.

– Отлично. А когда мы все это исключили, что остается?

– Уже думала. Нет никаких вариантов.

– Есть, просто мы о них не знаем. Значит, нужно обратиться за помощью к специалисту. Я как раз знакома с одним таким в Лондоне. И рекомендации у мистера Смита отличные.

– Мне страшно.

– Ты хочешь знать, что происходит, или нет?

– Хочу, но боюсь.

– Чего? Проходить лечение или даже обследование тебя никто не может принудить. Генри Смит частный врач, он не имеет права применять к пациенту какие-либо санкции.

– А вдруг в особых случаях имеет право?

– Ну, можно уточнить, как этот вопрос урегулирован в Великобритании юридически, прежде чем отправляться на консультацию. Но видимо, без нее не обойтись.

– Согласна, но у меня есть одно условие.

– Какое?

– Ты будешь присутствовать на сеансах и контролировать ситуацию.

– Не знаю, доктор может воспротивиться.

– Нарушение конфиденциальности? – усмехнулась подружка. – Мне нечего скрывать. Женя, я без опасений доверю тебе свою жизнь.

– Хочешь, чтобы в случае возникновения сложностей я применила грубую силу и отбила свою нежную подругу у докторов? Это всегда пожалуйста!

– Правда?

– Даже не сомневайся. Ну что, готова отправляться в путь?

– Конечно.

Оля, похоже, немного воспряла духом. Поэтому я не стала сообщать подруге, что мы провели три тихих, безмятежных дня благодаря ее полной изоляции. И стоит нам только засветиться в центре Тарасова, как на горизонте могут появиться отдохнувшие, полные сил враги. Такие же опасения я испытывала относительно общения Оли с родными и прислугой.

* * *

Сегодня светило яркое солнышко, к полудню воздух прогрелся, стало тепло, почти как летом. В парке и на площади перед ним наблюдалось много мамочек с детками и студентов из ближайших учебных заведений, решивших перекусить на свежем воздухе. Но Василия, с праздным видом листавшего журнал на лавочке, я заметила сразу. Капитан мгновенно отреагировал на тормозящую у бордюра «Мазду», словно знал, что я сменила машину.

Он резво заскочил на заднее сиденье.

– Привет. Женька, поезжай!

– Привет. Оля, познакомься, это Василий.

– Да, я тот самый мент, который сменил Северную столицу на провинциальный Тарасов, так что вы, видимо, могли слышать обо мне раньше.

– Конечно, могла, – влезла я.

– С поручением к вам, дамы, – дурачился капитан, отвесив легкий полупоклон.

– Это понятно, за тобой, видимо не догадались следить, вот Генка и доверил важную миссию.

– Точно.

– А скажи, Василий, как ты про машину узнал?

– Немного поспрашивал, прошелся по вашим следам и нашел Серегу, нежно заботящегося о твоем «фольке».

– Да? И как он там?

– Кто, – хихикнул капитан, – молодой человек или автомобиль?

Я проигнорировала язвительный вопрос. Не вижу ничего плохого в любви хозяйки к своей машине. Василий передал документы и билеты.

– Спасибо. Да, тебе привет от приятеля, он помог нам в Питере. Кстати, что это за фраза-пароль про городок? Родом из детства?

– Ага, мы учились вместе, дружили. И придумали слова: «Хороший городок», это означало просьбу о помощи на уроке, со шпаргалкой или подсказкой. Отлично работало, между прочим.

– И вы с годами добавляли в предложение другие слова, которые несли нужный смысл?

– Конечно, например, «сфинксы» значит «нахожусь под наблюдением, могут слушать».

– Молодцы. Часто пользоваться довелось?

– Не слишком, но пригодилось. Вы сами-то как?

– В последние дни спокойно было. А вы с Генкой? Сложно пришлось?

– Я нормально, все время проверялся, чисто. А шефу туго приходится, но он прикрывает вас по всем фронтам.

– Тетя Мила?

– Да, мы сказали, что вы улетели отдыхать на тропические острова. Примерно на недельку. И сотовой связи на курорте том нет.

– Вот и хорошо.

По дороге в аэропорт я несколько раз меняла маршрут, чтобы удостовериться в отсутствии слежки. Поэтому мы немного задержались и приехали, когда регистрация уже началась. Я попрощалась с Василием на стоянке, поблагодарила за помощь. И предложила вернуться в город на машине. А заодно, раз уж они с Серегой познакомились, заехать на СТО, вернуть ключи от дачи и обменять «Мазду» на моего красавца.

В аэропорту и во время полета не произошло ничего примечательного. Разве что мне пришлось пресечь Олину попытку позвонить мужу с детьми. С помощью небольшого внушения удалось убедить подругу в том, что она сможет защитить родных, только держась от них подальше. А для этого на время нужно прекратить все контакты.

* * *

Наш самолет прибывал в лондонский аэропорт Хитроу. Пока Оля стояла в очереди на получение багажа, я, не теряя времени, позвонила мистеру Смиту.

– Здравствуйте, Генри. Вас беспокоит Эжени.

– О, добрый день! Рад слышать. Признаться, уже не надеялся, что вы позвоните. Как поживает миссис Ландри?

– Спасибо, неплохо. Мы с подругой решили прислушаться к вашим рекомендациям. Собственно, я звоню сказать, что мы согласны провести расширенное обследование. Очень надеюсь, что вы сможете найти место в своем, без сомнения, плотном графике и назначите сеансы в ближайшее время.

– Вероятно, перед сеансами нужно обсудить некоторые вопросы.

– Вы, Генри, верно уловили суть. У миссис Ландри есть определенные пожелания… – Я замолчала, предоставив инициативу мистеру Смиту.

– Эжени, мы можем назначить первый сеанс на завтра. А если это удобно, встретиться сегодня за ланчем для уточнения всех нюансов.

– В каком заведении предпочитаете обедать?

– У нас в Лондоне последнее время мода на японскую кухню или некий фьюжн на тему азиатской кухни. Лично я предпочитаю классическую французскую или итальянскую, по настроению. Но выбор, разумеется, предоставлю дамам.

– В тех лондонских ресторанах, где мне доводилось бывать, невозможно вести спокойную, тихую беседу. Столики стоят слишком близко друг к другу, за едой принято громко болтать и жестикулировать, – усмехнулась я, – так что выбор заведения за вами.

– Тогда приглашаю вас в один из самых известных ресторанов Лондона. Он расположен в отеле Дорхейст. У меня там постоянно заказан один из уютных салонов для обедов, ужинов и конфиденциальных бесед с теми клиентами, что не желают или не могут терпеть официальной атмосферы офиса или клиники.

– Отлично. А на какое время?

– Эжени, вы сейчас где находитесь?

– В аэропорту.

– Тогда вам понадобится время на дорогу, двух часов, думаю, будет достаточно. Когда приедете, просто назовите распорядителю мою фамилию, вас сразу проводят за столик. Даже если вы прибудете немного раньше меня.

– Хорошо, спасибо.

Попрощавшись с мистером Смитом, я поискала глазами подругу в толпе. После получения багажа мы отправились на стоянку такси. Я пересказала Оле содержание беседы с психиатром. Подруга высказала мнение, что лондонские психиатры редко принимают пациентов в салонах фешенебельных ресторанов. И корень столь странного поведения доктора – в моем сногсшибательном природном обаянии. Хитро улыбаясь, я не стала спорить.

* * *

Несмотря на то что мы добрались до отеля часа за полтора, Генри Смит уже ожидал в ресторане. Из фойе администратор проводил нас через обеденный зал гигантских размеров и с высоченными потолками. Из огромных окон открывался чудесный вид на Гранд-парк. Салон выглядел менее грандиозно, но гораздо более уютно. Окна были задрапированы шторами, светильники занятного дизайна в виде мерцающих листьев испускали мягкий свет.

Кроме мистера Смита, встречать нас вышел колоритный господин в белой куртке. Он по-французски заявил, что рад приветствовать милых дам и готов угостить дорогих гостей лучшими блюдами. В этом ресторане мы можем насладиться любыми шедеврами кулинарного искусства. Но сегодня он рекомендует попробовать маринованные устрицы на закуску. Утку в вине, приготовленную по старинному прованскому рецепту, и восхитительные пирожные буше на десерт. Господин тараторил очень быстро. Казалось, его совершенно не заботит, понимают ли собеседники слова, льющиеся, как стремительная горная река. Если бы не моя природная склонность к иностранным языкам и периодическая практика, я не уловила бы и половину смысла.

– Мы счастливы, – ответила Оля на языке Вольтера, – что один их самых заслуженных поваров в мире нашел возможность приветствовать скромных гостей.

– Леди говорят по-французски, это комплимент для меня. Но оставлю вас с картой вин. Сомелье подойдет минут через десять. – Он кивнул мистеру Смиту, поклонился и скрылся за дверью, украшенной драпировкой.

– Видимо, вы здесь любимый клиент. – Мы расселись в креслах вокруг стола.

– Просто месье Аллен весьма любезен со всеми постоянными клиентами и их гостями. Вы можете просмотреть меню, выбрать блюда по вкусу, ведь это были всего лишь рекомендации шефа.

– Прозвучало довольно заманчиво, так что, – я посмотрела на Олю, та согласно кивнула, – мы с удовольствием попробуем устрицы и утку.

– Отлично. Тогда рекомендую еще сырные тарталетки, они здесь восхитительны. Приступим к выбору вина?

– Полагаемся на ваш вкус, – пожала я плечами.

Пока Генри общался с сомелье, делал заказ, бесшумные, как тени, официанты подавали закуски и вино, мы, не сговариваясь, обсуждали не по сезону теплую погоду. Мистер Смит рассказал парочку свежих сплетен о лондонском бомонде и расспросил нас, как прошел полет.

Когда мы остались наедине, Генри пригубил вина и решился:

– Миссис Ландри, позвольте задать немного нетактичный вопрос.

– Можно просто Ольга.

– Спасибо. Во время последней встречи вы не особо прислушивались к моим рекомендациям. Что заставило вас передумать?

Оля нервно сжала ножку бокала так сильно, что заставила опасаться за судьбу хрупкой вещицы.

– Скажем так, – я, успокаивая, положила свою ладонь на руку подруги, – у нас появились основания беспокоиться о здоровье миссис Ландри.

– Позвольте предположить, что странный приступ повторился?

– Да, – выдохнула Оля.

– Это очень тревожный симптом. Вы совершенно правы, что не стали затягивать с обращением к врачу.

– Мистер Смит, прежде чем мы приступим к обсуждению всех деталей, вопроса оплаты и прочих мелочей, хочу кое-что уточнить.

– Конечно, миссис Ландри.

– Обследование и его результаты… – Оля запнулась и замолчала.

– Мою подругу беспокоит вопрос конфиденциальности.

– О, можете не переживать. То, что происходит в моем врачебном кабинете, не покидает его стен. Результаты обследования, как и методы лечения, обсуждаются только с пациентом. Даже близкие родственники не могут затребовать информацию без вашего на то согласия.

– Хорошо, – выдохнула Оля, – а если окажется, что… если результаты будут…

– Мы хотим знать, – снова пришла я на помощь, – в случае крайне неутешительных результатов обследования, как далеко простираются ваши полномочия как психиатра?

– О, вы имеете в виду принудительное лечение? – правильно истолковал доктор мою витиеватую фразу. – Не нужно так переживать, я частный врач. Должен сказать, мои услуги достаточно дороги. Вы пришли добровольно. Никто не станет принуждать вас, Ольга, тем более удерживать силой.

– Хорошо. – Подруга немного успокоилась, даже сделала робкий глоток из бокала. – Значит, мы договорились и можно обсуждать условия оплаты.

– Думаю, это можно будет сделать за десертом, – улыбнулся Генри.

– Да, у меня есть одна просьба, вернее, небольшое условие.

– Говорите, миссис Ландри.

– На сеансах должна присутствовать моя подруга, Евгения.

– Эжени? Я должен заподозрить некоторое недоверие? – Улыбка доктора стала немного натянутой.

– Как психиатр и психолог, наверное, да, – ухмыльнулась я поверх бокала. – Понимаете, Генри, миссис Ландри не испытывает недоверия к вам лично. Просто предпочитает все время находиться рядом со своим телохранителем.

– А, выпад по поводу психолога был тонкой шуткой? – улыбнулся Генри. – Простите, успел забыть, как вы умны, Эжени, не сразу оценил.

– Ну, психология и психиатрия тесно связаны. Думаю, несмотря на все опасения Ольги, она нуждается скорее в психологическом обследовании.

– Вы правы, с подобных тестов я и планировал начать.

– Хорошо.

В продолжение обеда мы больше не поднимали эту тему. Наслаждались прекрасными блюдами и чудесным вином. Мистер Смит рассказал, как несколько лет назад познакомился с французом Алленом, владельцем этого ресторана, как они подружились. И какая забавная история предшествовала столь знаковому событию. Рассказчиком Генри был отличным, мы весело смеялись и хорошо провели время.

После того как подали десерт, Оля с мистером Смитом приступили к обсуждению финансовых вопросов. Я в разговор больше не вмешивалась, пригубила из чашки тонкого фарфора великолепно приготовленный кофе с корицей, улыбнулась и задумалась. Нужно не забыть подробнее расспросить доктора о неизвестном благодетеле, который оплатил счет за его услуги в прошлый раз. Как я умудрилась выпустить из внимания этот вопрос? Ведь подобные случаи альтруизма среди посторонних людей крайне редки и должны настораживать сами по себе.

* * *

Солнце клонилось к линии горизонта, окрашивая живописные домики и зеленые лужайки в малиновый цвет. Такси мчалось по прямой, как стрела, автостраде. Уставшая от перелета и нелегкой беседы Оля отказалась ехать до Саутгемптона электричкой. Всю дорогу до городка она переживала, что мы заявимся в коттедж без предупреждения.

Я подшучивала над подругой:

– Конечно, сейчас приедем, а миссис Редсон, дама почтенных лет, закатила в твоем доме вечеринку. С пивом, бараниной в мятном соусе и танцами на газоне. Приглашены все горничные и дворецкие милого городишки.

Оля хихикнула, видимо, представляя эту картину.

– Ты не понимаешь. В Англии очень трепетно относятся к традициям и нормам приличия. Явиться в дом без предупреждения – неприлично.

– И чтобы пойти в гости к друзьям или даже родителям, предварительно нужно сделать звонок. Знаю, знаю.

– Да. Исключение делается только для соседей, которых хозяева пригласили заходить запросто, без церемоний. Но и для подобных посещений отведены определенные часы. Например, неприлично приходить ранним утром или поздним вечером. Или во время ланча. Если в доме соблюдается традиция собираться всей семьей за обедом, подобный визит может поставить в неудобное положение хозяев.

Я немного подумала.

– Это каким же образом, не пойму?

– Понимаешь, – Оля немного замялась, – англичане очень экономны. Здесь принято готовить обед строго по количеству членов семьи. И если планируются гости, это нужно учитывать заранее.

– О, я поняла суть твоих терзаний. Если почтенные англичане приехали в город поздней ночью, они остановятся в гостинице, домой не станут ехать из боязни побеспокоить прислугу.

– Нет, – засмеялась Оля, – что ты, это нарушит режим экономии. Домой поедут, предварительно предупредив прислугу о времени прибытия.

– Ладно, не терзай себя. Ты, конечно, за эти годы привыкла соблюдать местные традиции и нормы поведения, но у нас имеется весомый повод устроить миссис Редсон сюрприз. Оля, ты ведь не хочешь, прежде чем прибыть на прием к доктору, три часа колесить по Лондону, отрываясь от хвоста?

Подружка вздрогнула.

– Конечно, нет. Женя, думаешь, это поможет?

– Наверно, – я пожала плечами, – по крайней мере, пока мы никого не наблюдаем рядом. Будет лучше, если тишина и покой на горизонте продлятся как можно дольше. Понимаю, тебе очень хочется позвонить мужу и детям. Отсутствие общения с любимыми людьми сильно тяготит, но тем не менее прошу, потерпи.

– Я говорю себе, что мое отсутствие и молчание их защищает.

– Правильно. Повторяй это, как мантру.

– Язвишь? – Подруга настороженно посмотрела в мое лицо.

– Нет. Шутить пытаюсь. Но получилось не очень смешно.

– Да, ситуация в целом не веселая.

– Должна сказать, что подводить итоги…

– Рано?

– Страшно. Потому что их нет. Мы почти две недели болтались по матушке-России. Время, деньги и усилия потрачены, а результатов нет. Если гору трупов не считать за результат.

– Мы точно знаем, что мои прабабушка Галина и бабушка Маша не были сумасшедшими. И кто-то действительно охотится за брошкой.

– И этот «кто-то» не один. Я вот тут думала, может, зря мы с ними миндальничали? Бегали, следы запутывали. Может, нужно было взять одного, оттеснить от остальных, заманить в глухой питерский дворик да поговорить, как в Ворошиловке учили? А?

– Не знаю. Вдруг агент не стал бы говорить, начал сопротивляться. Если пришлось бы стрелять? Тогда на один труп стало бы больше.

– Зачем сразу такие крайности? Сломить сопротивление можно, не нанося особого урона. Как и допросить, кстати, а ты сразу – труп.

– Нет, нет. Мы пытались соблюдать осторожность, и то в неприятности попали. Подумать страшно, выехали из страны по подложным документам!

– Заметь, отличного качества, спасибо Генке. Все прошло без сучка без задоринки!

– У меня внутренности от напряжения до сих пор вибрируют.

– Да? Тогда за обедом надо было не тонкое французское вино заказывать, а попросить графинчик спирта. А что? Опрокинула стаканчик, закусила устрицами, и нервов нет.

Оля слушала меня, вытаращив глаза, пока не сообразила, что это шутка.

– Представляю, – засмеялась она, – глаза психиатра, французского повара и сомелье после подобного заказа.

– Оба ресторатора стали бы заикаться. А Генри не сходя с места поставил бы диагноз: «Провалы в памяти на почве алкоголизма».

Услышав слово «диагноз», Оля стала вновь серьезной, смех словно обрубили острым мечом.

– Женька, мне страшно.

– Я с тобой, ничего не бойся.

– Между прочим, – Оля подвинулась ближе и доверительно зашептала мне на ухо, – о мистере Смите. Он пытается произвести впечатление на мою лучшую подругу.

– Да? Кто такая, я ее знаю? – ерничала я. – Надеюсь, девушка достойная. Джентльмен так старается: ресторан, отдельный зал, шеф-повар лично встречает, раскланивается. Счет за обед, видать, как недельный бюджет небольшой страны.

– Кстати, да. И поделить его мистер Смит отказался. Даже для преуспевающего англичанина это практически признание в любви.

Я в ответ состроила гримасу, дурачась, молитвенно сложила руки.

– Только тете Миле не рассказывай.

– Жалко, бедный Генри не знает, что Евгению Охотникову подобной ерундой не проймешь.

– Точно подмечено.

На этой оптимистичной ноте наша беседа прервалась, такси подъехало к дому семейства Ландри. Оля протянула водителю карточку, я достала наш багаж и позвонила в дверь. Некоторое время не раздавалось ни звука. Наконец миссис Редсон, в домашнем халате, с папильотками в растрепанных волосах и с раскрытой книгой в руках, появилась на пороге. Несколько секунд она бестолково таращилась, потом отступила назад.

– Миссис Ландри, и вы, Евгения. О, простите мой внешний вид. И дом совершенно не готов к приезду хозяев, кругом чехлы. Повар до сих пор в отпуске. – Женщина отшвырнула книгу и заломила руки. – Что же это происходит?! Видно, телеграмма затерялась. Хотя раньше на нашей почте никогда не случалось подобного!

– Миссис Редсон, все хорошо, – успокоила Оля горничную, – достаточно приготовить две спальни. Нашу и гостевую, ту, где обычно останавливалась Евгения.

– А остальные?

– Мы приехали вдвоем, дети и муж еще на курорте. Но и сами мы будем уезжать с утра почти на весь день. Так что повара не нужно пока вызывать, пусть отдыхает. С комнатами не торопитесь, завтра можно будет привести в порядок мебель в гостиной и наверху, в моем уголке рядом с оранжереей.

– С вашего позволения, мебель на лоджии я не стала убирать в чехлы. Последнее время стоит теплая погода, такие солнечные деньки, а дел значительно поубавилось, так что я проводила там целые дни. Пила чай и читала.

– Хорошо, миссис Редсон.

Горничная отправилась убирать спальню хозяев. Мы с Олей пошли на кухню заварить чаю.

– Спорим, она читает только дамские романы? – шепнула я подружке. – Такие, с рыжей красавицей в объятиях пирата на обложке. Или с нежной блондинкой в бальном платье, отталкивающей от себя оборванца с яркими синими глазами на романтичной физиономии.

– Откуда знаешь? – хихикнула подружка. Она включила чайник, достала из шкафа заварку, сахар и печенье.

Я молча улыбалась.

– Нет, правда, миссис Редсон только такие книги любит. Глотает их прямо одну за другой. Но никогда не позволит себе читать в присутствии хозяев или их гостей. А ночует в коттедже крайне редко. Но и в этом случае у тебя не было бы возможности застать ее за отдыхом.

– Иногда ответ на сложный вопрос прост и очевиден. Горничная открывала нам дверь с похожей книгой в руке, и я рассмотрела обложку. А любительницы историй про романтическую любовь читают все только в подобном стиле. Ты при случае в прикроватную тумбочку тети Милы загляни.

– Боюсь, что случай представится не скоро, – вздохнула подружка. – Тебе чай с лимоном или молоком?

– Давай с лимоном. И не переживай так уж слишком. Нас разыскивали для дачи свидетельских показаний. А шумиху, думаю, устроили, чтобы страху напустить.

– Знаешь, у них получилось.

– Ничего, пересидим здесь, все успокоится, попробуем опять навести справки. Может, хакер чего полезного найдет.

– Кстати, от него не было писем?

– Молчит, проверяла недавно.

* * *

Мистер Смит назначил нам с Олей встречу на десять утра в своем офисе-аквариуме. После взаимных приветствий Генри проводил нас в небольшую комнату, примыкавшую к кабинету. Ее дизайн отличался от остальных помещений: стены и мебель выдержаны в нежных пастельных тонах. Удобные мягкие кресла, тропические растения, тихая музыка были призваны навевать спокойствие и расслаблять посетителей.

Небольшое окно выходило во внутренний двор офисного центра. Я окинула пространство быстрым взглядом, кивнула Оле на кресло, стоящее в углу под стенкой, перпендикулярной окну. Оно находилось в слепой зоне для любого наблюдателя извне. Себе выбрала место немного в стороне, расположенное таким образом, чтобы видеть Ольгу, окно и дверь кабинета одновременно.

Мои маневры не ускользнули от внимания Генри.

– Обычно я предлагаю пациентам располагаться вот на той кушетке, – кивнул он на диванчик, стоящий под окном.

– Думаю, там будет удобнее, – мягко возразила я.

– Хорошо. – Мистер Смит не стал спорить, подвинул небольшой журнальный столик на колесиках, разложил на нем бумаги и устроился напротив Оли. – Приступим?

Она согласно кивнула.

– Я тут приготовил определенные тесты. Но для начала нужно уточнить некоторые вопросы. Только, пожалуйста, не обижайтесь.

– Вы по поводу злоупотребления алкоголем, возможного кислородного голодания и операций на мозге?

– Так, вижу, вы подготовились, – улыбнулся Генри.

– Да, мы перебрали все возможные причины возникновения амнезии, вплоть до опухоли головного мозга.

– Видите ли, Ольга, – доктор слегка замялся, – в вашем случае определение «амнезия» не совсем корректно. Вы же помните себя, осознаете как личность. Помните события вчерашнего дня, прошлой недели, последнего десятилетия, как и более ранних лет вашей жизни?

– Да, конечно. Подробности давних и не слишком важных событий, правда, немного стираются из памяти со временем, но ведь это нормально? – уточнила Оля.

– Конечно, нормально. Итак, что мы имеем? Временной провал? Потеря или отключение сознания? И это не единичный случай? Я правильно оцениваю ситуацию? – приготовился записывать в блокноте Генри.

– Да, – кивнула подруга, – я абсолютно не помню, что происходило во время этих провалов.

– Так, позвольте кое-что уточнить. Это происходило сколько раз?

– Три, – выдохнула подружка.

Генри сделал пометку.

– Попробуйте сосредоточиться и вспомнить, что предшествовало этому состоянию.

– В первый раз я вместе с Мари, матерью мужа, пила чай на открытой лоджии.

– Так, хорошо, а в другой?

Оля бросила в мою сторону затравленный взгляд.

– Шла по улице, оба раза.

– Очень интересно. Одна? – снова черкнул доктор в записной книжке.

– Это был город, дневное время, кругом толпы прохожих. Но все незнакомые люди.

– Припомните, Оленька, вы просто гуляли?

– Нет. – Подружка замялась и снова посмотрела на меня, взглядом призывая на помощь.

– Если вы желаете знать, в каком душевном состоянии пребывала миссис Ландри перед тем, как с ней произошел очередной приступ…

– Да-да, разумеется. Поймите, я задаю все эти вопросы не для того, чтобы вас смутить или в чем-то уличить. Мне необходимо понять ваше состояние.

– Миссис Ландри оба раза уходила от преследования. То есть ее тело двигалось на выбросе адреналина.

Повисла небольшая пауза.

– Хорошо, ладно, – оправился доктор от шока. – А во время чаепития со свекровью постарайтесь припомнить, могло ли случиться что-либо, что спровоцировало бы ваш организм на выброс адреналина? Например, услышанная новость, которая очень впечатлила. Или неприятное письмо, телеграмма, увиденная статья в газете? Или, может быть, небольшая ссора с собеседницей?

– Простите, Генри, ничего подобного не помню, – пробормотала Оля, – могу сказать только, что обычно мы со свекровью не ссорились. И никаких новостей, кажется, в тот день не было.

– Ничего. Не расстраивайтесь. А теперь сосредоточьтесь, пожалуйста, на другом моменте. Как вы пришли в себя. Понимаю, эти воспоминания могут быть неприятны, но они крайне важны.

– В первый раз очнулась рядом с телом свекрови, кажется, я кричала.

– Стояли или сидели?

– Стояла. Руки были в крови, думаю, я пыталась проверить пульс, вот и испачкалась.

– Это ваше предположение? Или вы очнулись в тот момент, когда трогали тело, проверяя пульс?

– Да, точно, я склонилась над телом Мари, а когда пришла в себя, закричала.

– Хорошо, а второй раз?

– Сидела в подворотне, прямо на земле.

– Так. И в третий?

– Стояла у стены. Я сбила кожу на пальцах руки, кажется, это привело меня в себя.

– Сильные болевые ощущения?

– Да, очень саднило ранки.

– Весьма любопытно.

– В ваших устах эта фраза скорее пугает, чем вселяет надежду в сердца пациентов.

– Не нужно искать в моих речах намеков и двойственного смысла. Не стану скрывать, случай неординарный, в практике редко встречающийся, потому интересный. Ведь что лечит современный психиатр? Депрессии и всевозможные неврозы в основном. Ваши симптомы и некоторые реакции на предыдущие тесты представляют собой увлекательную шараду, загадку, которую нам предстоит разгадать.

– Простите, Генри, – посчитала нужным вмешаться я, – вас что-то настораживает? Нащупали нечто существенное?

– Весьма вероятно. Правда, пока не могу понять, что это может означать. Но в характеристиках состояния миссис Ландри смешиваются позитивные и негативные симптомы в равных долях. А обычно они прямо пропорциональны друг другу.

– Негативные симптомы – это амнезия… – блеснула я.

– Да, еще апатия, которую я наблюдал у Ольги во время посещения ее в тюрьме. А позитивные – страх, тревога, психическое возбуждение, перепады настроения.

– Мистер Смит, вы еще бредовые идеи и галлюцинации миссис Ландри припишите, – вскипела я, указывая рукой на молчавшую подругу.

– Вижу, Эжени, вы действительно подготовились. Но не нужно сердиться и тем более пугаться. Не буду нагружать вас обеих лишними медицинскими терминами. Поясню только, что состояние миссис Ландри не вписывается в общепринятые в психоневрологии рамки. И чтобы все прояснить, нужны дополнительные тесты и их тщательный анализ. Оленька, вы не устали?

– Нет.

– Тогда сейчас проведем тест Аммона. Он выявляет нервно-психическое напряжение, определяет грани расстройства личности и психики. – Генри протянул Оле небольшую стопку листков с напечатанным текстом и карандаш. – Здесь вы прочтете различные утверждения. Под каждым из них нужно написать: «Согласна» или «Не согласна». Вот в этих рамочках, пожалуйста. Будьте искренни, откровенны. Долго не раздумывайте, отвечайте быстро, предпочитая первый ответ, который пришел в голову.

– Хорошо.

– Удачи, дорогая, не буду вам мешать.

Генри аккуратно обошел небольшой столик, присел в кресло, стоящее рядом с моим. И негромко, чтобы не мешать Ольге, проговорил:

– Понимаю вашу тревогу, Эжени. – Он осторожно взял в руки мою ладонь, расслабленно лежащую на подлокотнике кресла. – Вы не должны сердиться. Иногда врач вынужден задавать неудобные вопросы и говорить неприятные вещи. Доверяйте мне, как специалисту. Я найду возможность диагностировать состояние вашей подруги и помочь ей.

– Тест Аммона разработан для психически больных людей, – сердито прошипела я, выдергивая свою ладонь из рук врача и одновременно косясь в сторону Ольги, наблюдая, чтобы подруга не услышала мои слова.

– Вы снова правы, Эжени. Я усмотрел некоторые нарушения структуры идентичности у Ольги. Этот тест систематизирует ее Я-функции и даст мне подсказку, в каком направлении двигаться дальше.

– Прекрасно понимаю вас. Генри, вы защитили докторскую диссертацию по психиатрии.

– Позвольте заметить, не одну!

– Да, это просто замечательно. Всеми признанный специалист, хороший врач и, смею надеяться, замечательный человек.

– Тогда почему вы так боитесь мне довериться, Эжени?

– Потому, что у меня, как и у Ольги, кстати, «нарушенные межличностные отношения в значимых социальных группах», – процитировала я выдержку из статьи по психиатрии, которую штудировала накануне. – Господи, Генри, практически каждый второй рос или в неполной или в неблагополучной семье. Это не значит, что из таких людей вышли социопаты или психи.

– Но, согласитесь, предрасположенность остается, – хитро прищурился мистер Смит.

– Нас воспитывали в казарме. Оля потеряла обоих родителей в двухлетнем возрасте. Ее растила бабушка, человек достойный во всех отношениях. При обработке данных и показателей теста прошу учитывать эти факторы, – сухо обронила я.

– Вы все-таки обиделись. Простите, не хотел. Кстати, факты из детства и сведения о гибели родителей вашей подруги могут действительно пригодиться. Спасибо.

Я молча кивнула.

Генри скосил глаза в сторону Оли, корпевшей над бумажными листками.

– Простите, Эжени, а не могли бы вы пролить свет на тип учреждения, где проходило ваше обучение? Это тоже может быть крайне полезно для анализа.

– Вы правы, доктор, по сути, с данного вопроса нужно было начать, наверное. Ворошиловка – военное учебное заведение закрытого типа.

– Там готовят военных?

– Универсальных солдат, если быть точнее, специалистов для выполнения особых операций.

– Каких операций? – растерянно пробормотал мистер Смит.

– Захват, устранение, диверсия, шпионаж, любые военные задачи, – бойко перечисляла я, – набор, обучение, инструктаж, формирование, руководство подразделением. Охрана, защита или уничтожение любого объекта. И многое другое. Как во времена моего детства любил выражаться мой отец: «Солдат делает то, что Родина прикажет».

– Но вы такая красивая, нежная, женственная девушка.

– За красивую спасибо, – я усмехнулась, – а все остальное… Инструктора Ворошиловки вырастили и воспитали гибкую личность, своего рода хамелеона. Я могу быть любой. Сильной, резкой, злой, жестокой, беспощадной. Доброй, веселой, ласковой. Вы видите во мне только те качества, которые я желаю продемонстрировать. И несмотря на все свои дипломы и несколько докторских степеней, проведя массу тестов и опросов, способны обнаружить только ту грань моей натуры, которую я сочту нужным продемонстрировать. Кстати, о тестах: нас учили их обходить, обманывать. Это входит в подготовку сопротивления допросам. И я владею этим искусством виртуозно. – Я наклонилась к самому уху доктора и прошептала: – Например, ваш тест Аммона. Проходить не доводилось, врать не стану. Прочла о нем вчера, всего лишь общую информацию. Но догадываюсь, что в ответах пациента, который хочет продемонстрировать свою нормальность, должны преобладать ответы: «Нет», или как там у вас: «Не согласен». Я бы сделала процентов восемьдесят пять – девяносто подобных ответов, чтобы результат не получился уж слишком стабильным и оттого подозрительным.

Генри Смит некоторое время поглотал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Поразительно! Неужели этому обучают?! – наконец проговорил он. И после небольшой паузы: – Эжени, а вы не согласитесь пройти один небольшой тест?

– Желаете проверить мои слова? – улыбнулась я. – Легко!

– Вот. – Генри порылся в своей папке, достал два листка. – Этот тест недавно разработан группой немецких и английских ученых, выдает минимум погрешностей. Он призван определить степень креативности личности, качество взаимодействий в коллективе. А также степень адаптации личности в корпоративной плоскости.

– О, мистер Смит, креативность – это мой конек. Был им даже тогда, когда слова такого еще не употребляли. Будьте добры, дайте мне листок бумаги.

– Зачем?

– Для чистоты эксперимента. Набросаю в двух словах результат тестирования, который хочу продемонстрировать я. Потом сверим, совпадет ли он с тем, что покажет тест.

Мистер Смит, заинтригованный, протянул мне чистый листок. Я набросала несколько слов: «Уровень креативности высокий. Задатки лидера. Не показано взаимодействие в коллективе. Низкая склонность к подчинению». Свернула листок и протянула доктору.

– Подержите пока у себя.

Генри кивнул.

– Приступайте. – И замолчал, предоставляя мне возможность заняться тестом.

Разработка действительно была новой, но вопросы не порадовали оригинальностью. Отвечала я быстро, заранее просчитывая подтекст, задуманный составителями теста. В Ворошиловке нам в самом деле часто приходилось решать подобные задачи. Инструктора уверяли, что подобные проверки помогают развить в курсантах изворотливость ума.

Я закончила и протянула листки Генри.

Он занялся подсчетом баллов, потом вслух зачитал результат, что выдал тест.

– Высокий уровень креативности. Иногда слишком высокий уровень креативности, что может вредить совместной деятельности. Поэтому в некоторых случаях ее нужно держать в узде. Если же вы работаете один или являетесь начальником, то у вас большие перспективы. Ну-ка, посмотрим. – Генри развернул листок, на котором я предсказывала результаты тестирования. Прочел. Помолчал немного. – Поразительно! Практически все совпало!

– Желаете, попробуем еще раз? Я выберу другие ответы, с тем чтобы уровень креативности был средним или, скажем, низким?

– Не стоит, Эжени, вы меня убедили. – Доктор призадумался. – Занятно вас тренировали. Скажите, а миссис Ландри умеет вносить погрешности в результаты тестирования или корректировать их в свою пользу?

– Нас обучали за небольшим исключением по единой программе. Но Ольга не делала особых успехов, патологическая честность и мягкость мешали. – Я усмехнулась. – Не переживайте, Генри. Вы можете полностью доверять тесту Аммона. Уверена, что подруга о нем раньше не слышала и сейчас отвечает честно и совершенно искренне, как вы и просили.

Через несколько минут Оля закончила с ответами на вопросы. Мистер Смит галантно поблагодарил нас за сотрудничество и попрощался до завтра. Ему было необходимо обработать результаты и, основываясь на них, приготовить тесты на следующий сеанс, который был назначен на завтрашний день.

* * *

Выйдя из офиса, мы решили немного пройтись шумными улицами лондонского центра. Оля жаловалась на усталость, напряженность в глазах. Сетовала на мой запрет созваниваться с мужем и детьми. Я ее утешала и просила потерпеть немного.

Во время прогулки я не забывала аккуратно осматриваться, проверяя, нет ли в толпе непрерывно снующих людей, на стоянке такси, автобусных остановках, лиц, интересующихся нашими особами. Соглядатаев по-прежнему не наблюдалось, что косвенно подтверждало мою теорию. Конечно, очень хочется просчитать того товарища, что все это время сливал информацию врагам. Вдруг повезет и получится узнать хоть что-то о противнике. Но как разработать схему, если я даже не предполагаю, кто это может быть?

Мы зашли перекусить в традиционный лондонский паб. Есть не хотелось, поэтому заказали чай с молоком и пирожные.

– Жень, а о чем вы там с мистером Смитом болтали, пока я на вопросы отвечала?

– Да так, – дернула я плечом, – кажется, меня слегка занесло. Рассказала о Ворошиловке и немного напугала нашего доктора.

– Тетя Мила расстроится, – хихикнула подружка, – такого жениха упустили.

– Это уж точно, – усмехнулась я в ответ, – но ты можешь ей и не рассказывать ничего.

– Главное, чтобы Генри с перепугу ничего жуткого про меня не сочинил. Слушай, Женя, может, мы зря к нему обратились?

– Опять ты об этом! Надо узнать, что с тобой происходит! Так нельзя, Оля. И потом, чего такого страшного он может обнаружить? Ты же должна понимать, что все это тестирование, подсчеты баллов – вещь относительная. Результаты могут колебаться как в ту, так и в другую сторону. Допустимые погрешности огромны.

– Хочешь сказать, что не веришь в подобное обследование?

– Ну, так это почти то же самое, что гадать на кофейной гуще или верить гороскопам. Я их никогда не читаю.

– А я всегда, – смутилась подружка.

– Тогда скажи, если прочтешь нечто типа: «На этой неделе звезды сулят вам новое знакомство и неземную страсть». А ты тем временем давно живешь в счастливом браке. Что делать будешь?

– Не знаю, – смущенно опустила глаза подружка, – наверное, постараюсь не выходить из дома.

– Прекрасно, – рассмеялась я. – Чтобы случайно не завести неожиданных знакомств?

– Да ну тебя! Все равно астрологические прогнозы иногда сбываются.

– Чушь это, совпадение. При составлении гороскопов специально используются общие формулировки, которые подойдут примерно семидесяти процентам читателей. А дальше просто: подсознательно ты запоминаешь предсказание, которое сбылось, и забываешь то, что не оправдало ожиданий…

Внезапно я прервала свою болтовню, обратив внимание на состояние подруги. Оля замерла в кресле с неестественно выпрямленной спиной, ее руки были опущены на колени. Лицо застыло, как восковая маска, невидящие глаза, как стеклянные, смотрели в пустоту.

– Оля! – позвала я. – Оля, отзовись! Да что с тобой?! – стала я тормошить подругу. Но она не отвечала и, казалось, впала в какой-то непонятный транс.

На несколько мгновений я растерялась. Что делать? Можно, конечно, подождать, проследить, что будет дальше. Но мы находимся в общественном месте, за столиком в многолюдном кафе. Вдруг в подобном состоянии Оля способна навредить окружающим или себе? Поэтому я, мысленно прося прощения, нырнула под стол и сильно сжала кисть подруги болевым приемом, который обычно применяется для захвата.

– Больно, пусти! Женя, что ты делаешь?!

– А ты?! – Я вылезла из-под стола, отпуская Олину руку. – Пришла в себя?

– Я что, отключилась? Надолго?

– Насколько могу судить, всего минут на десять, – дернула я бровью. – Что последнее помнишь?

– Мы разговаривали. Ты шутила про гороскопы. Больше ничего. Потом провал! Господи, Женька, это опять случилось!

– А ты еще обследоваться не хотела! – резонно заметила я.

Пока Оля несколько минут молча занималась самобичеванием, я призадумалась.

– Похоже, логическая система мистера Смита не работает: ты не боялась, не злилась, ведь так? Ни с кем не ссорилась, значит, выброс адреналина не может провоцировать приступ.

– Что же тогда? – всхлипнула подруга.

– Шут его знает. Но мы обязательно во всем разберемся.

– Женя, мне расхотелось сидеть в кафе. Поехали домой.

– Есть другое предложение. Давай сегодня останемся в Лондоне.

– Ладно, если честно, я очень устала и хочу лечь в постель поскорее. Пойдем в гостиницу?

– Помнится, у Мари была квартира в городе. Если для тебя это не будет слишком тяжело, давай остановимся на ночь там. Ты отдохнешь, а я тем временем осмотрюсь немного.

– Свекровь не владела недвижимостью, просто арендовала небольшую квартирку на Кенсингтон Хай-стрит. Это тихий безопасный район, рядом парк. Майк постоянно шутил, что в ее возрасте несолидно снимать жилье. А Мари ворчала в ответ, что любимый район заполонили иностранцы. Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на богатого араба, россиянина или поляка. И как только ей станет невмоготу, придется искать другую квартиру, вот тогда можно будет приобрести жилье, – грустно усмехнулась Оля. – У меня есть ключи. Если желаешь, можем поехать. Правда, я не совсем понимаю, что ты хочешь там найти.

– Пока не знаю, – пожала я плечами в ответ.

* * *

Если честно, я сама до конца не осознавала, что именно собираюсь искать в квартире Мари. Но понимала – в свой предыдущий приезд, обеспокоенная судьбой подруги, я все силы бросила на то, чтобы вытащить ее из тюрьмы. По сути, у полицейских не было веских доказательств Олиной вины. Поэтому мне удалось довольно быстро добиться ее освобождения. И я, удовлетворенная результатом, успокоилась и оставила личность Мари без внимания. Потом, после неожиданных откровений подруги о давней семейной тайне, совсем забыла о матери Майка.

А ведь это в корне неверно. При расследовании скоропостижной смерти, будь то убийство или несчастный случай, нужно постараться узнать как можно больше о пострадавшем. С кем человек дружил, имелись ли враги или просто недоброжелатели? Что же я смогла узнать о Мари? Женщина любила модные журналы, курила тонкие сигары и нервничала перед смертью. А еще кто-то тщательно убрался в ее комнате. И это было не просто наведение порядка с целью соблюдения правил гигиены, когда смахивают пыль и протирают пол. Отсутствовал сотовый телефон Мари, блокнот или ежедневник. В комнате не было ни единого клочка бумаги: ни чеков, ни счетов, ни записок. На похоронах и поминках присутствовали только члены семьи Ландри и прислуга. Но ведь так не бывает, чтоб у женщины совершенно не водилось приятелей, подруг, просто хороших знакомых.

Все это вместе выглядело немного странно. Допустим, на похороны и поминки у англичан не принято приглашать «лишних» людей из соображений экономии. Допустим, телефон матери мог забрать Майк. Но что получится, если предположить: Мари – это жертва неизвестных охотников за брошкой? И убийство свекрови – жестокий способ оказать психологическое давление на Ольгу? Попытка дискредитировать, обвинив в преступлении? Напугать до полусмерти, заставить действовать и достать раритет из тайника? Тогда выходит, что гибель Мари – вовсе не несчастный случай. На женщин напали. Олю могли лишить сознания с помощью специального приема или инъекции медицинского препарата. Мари столкнули с лестницы, потом тщательно прибрались в ее комнате, уничтожая что? Быть может, следы борьбы? Или компрометирующие документы? Тогда, выходит, Мари могла быть знакома с убийцами? Или, по крайней мере, с одним из них? Возможно подобное развитие событий, или я позволила фантазии совсем разыграться? Пока не могу сказать точно. Но чтобы не тревожить расспросами подругу и пролить свет на эту историю, нужно осмотреть квартиру женщины.

До Кенсингтон Хай-стрит мы добрались довольно быстро, несмотря на пробки европейского мегаполиса.

Уставшая и расстроенная Оля хмуро поглядывала в окно такси и ворчала:

– Вот почему мы с Майком поселились в Саутгемптоне. От лондонских заторов и постоянного смога можно сойти с ума.

– Конечно, – миролюбиво заметила я, – растить детей лучше в маленьком тихом городке. А если он еще расположен вблизи столицы, делового и экономического центра страны – вариант просто идеальный.

– Знаешь, Женя, – горячо зашептала подруга, хватая меня за руку, – кажется, в моей жизни больше никогда не будет ничего идеального! Ни дома уютного, ни любящей семьи! Эта страшная история никогда не закончится, болезнь не отступит. И что остается? Скатываться в пропасть отчаяния и горя?!

– Оля, что ты такое говоришь?! У тебя уже есть уютный дом, чудесные детки, любящий муж!

– Нет, Женя, я не рискну к ним приблизиться! Моя болезнь прогрессирует! Я могу стать опасной для окружающих! И не спорь, не утешай меня! Становится только хуже, доктор вряд ли сможет помочь. И это тоже моя вина!

– Откуда вообще взялась подобная мысль в твоей голове?! – изумилась я.

– Ну как же! Сама подумай! Я с подросткового возраста жила в постоянном страхе. Пряталась, скрывалась, копила тайны от самых близких людей. Нет ничего удивительного, что психика не выдержала подобного напряжения. И вот вам результат! Теперь я просто схожу с ума! Но даже сейчас, когда обратилась за помощью, скрываю многое от своего врача. Как, скажи на милость, мистер Смит поставит правильный диагноз?!

– Оля, ты расстроена и поэтому воспринимаешь текущие события слишком остро. И потом, не забывай, что я рядом и слежу за всем вокруг, за постановкой диагноза в том числе. И если возникнет такая надобность, смогу, не вдаваясь в подробности вашей семейной тайны, дать Генри нужные пояснения.

– Правда?!

– Конечно, мы же с ним обсуждаем многое. И если он выскажет мнение, что причина твоего теперешнего состояния нервный срыв на фоне затяжного стресса, мы расскажем о его источнике. Не думаю, что мистер Смит станет задавать лишние вопросы, он тактичный человек.

За разговорами мы совсем не заметили, как преодолели оставшуюся часть пути. Такси остановилось перед подъездом многоэтажного дома. Мы вошли в фойе, украшенное зеркалами и цветами, освещенное вычурными настенными бра. Оля двинулась в сторону лифта.

– Миссис Ландри? – окликнул ее портье.

– Да.

– Простите, узнал вас не сразу… – замялся молодой человек в форменной одежде.

– Я хотела остановиться в квартире свекрови на ночь, может быть, на две. Дела задерживают нас с подругой на несколько дней в Лондоне, – гордо сообщила Ольга и снова повернулась в сторону лифта, собираясь пройти дальше.

– Простите, но вы не можете остаться.

– Как это? Почему? Помнится, Мари продлевала договор аренды на год с января месяца. В январе этого года она сделала то же самое, значит, до конца года помещение находится в распоряжении нашей семьи.

– Все верно, кроме последнего утверждения. Мистер Ландри приостановил договор аренды в связи со смертью владелицы.

– Ничего не понимаю! Когда же он успел это сделать? В начале марта Мари еще была жива!

– Правильно. – Молодой человек полистал толстый журнал. – Тридцать первого марта заканчивается аренда.

– Значит, сегодня и даже завтра миссис Ландри может пользоваться жильем? – влезла я. – Ведь месяц еще не закончился.

– Разумеется, если вы будете настаивать, – и снова повернулся к Оле, – но в квартире вашей свекрови совершенно нет мебели, просто голые стены. А со следующего месяца в помещение собираются въезжать новые жильцы…

Реплику про жильцов подруга, кажется, уже не слышала. На несколько секунд она впала в ступор.

– Скажите, пожалуйста, а вывезти мебель тоже мистер Ландри распорядился?

– Точно не могу сказать, была не моя смена, а в журнале не отмечено. Но мебель вывезли давно, в первых числах месяца.

– А личные вещи, одежда миссис Ландри как же? – поинтересовалась я.

– Сменщик рассказывал, приехали люди, все упаковали и увезли. Если желаете, можете подняться в квартиру и проверить. Но уборщица говорила: «Какие странные грузчики! Не то что клочка бумаги, пылинки после себя не оставили!»

– Рабочие, которые вывезли мебель и вещи миссис Ландри, уходя, сделали уборку в квартире? – еще больше насторожилась я. – Как странно. Может, кто-то из ваших коллег заметил название фирмы? Обычно на грузовике бывает логотип или на форме.

– Знаете, сменщик действительно смотрел, ему любопытно стало, но ничего не было. А когда прямо спросил, из какой они фирмы, ребята сделали вид, что не слышали вопроса.

Мы поблагодарили любезного молодого человека и ушли.

Некоторое время просто брели по улице.

– Здесь есть хорошая гостиница неподалеку. Пройти примерно полквартала, потом через парк, – все еще находясь в состоянии задумчивости, пробормотала Оля. – Давай остановимся там.

– Конечно, как скажешь.

– Женя, я не понимаю ничего. Зачем Майк так странно поступил? Зачем от меня скрывать?! Что происходит вообще? – нервно выкрикнула подруга.

– Погоди, не нужно сразу нервничать. Ты сама убедилась, да и я наслышана – об экономности англичан слагают легенды. Так что ответ на главный вопрос предельно прост: Майк не желал оплачивать аренду пустующей квартиры.

– Ладно, согласна с тобой, муж не хотел лишних трат. Но почему мне ничего не сказал? И куда дел вещи своей матери?

– Наверное, скажет потом, когда вернется из Ниццы, – предположила я. – Просто после всего перенесенного тобой Майк не желал лишний раз поднимать тему смерти Мари. Он ведь видел, как ты страдаешь, как напугана. А вещи мог сдать для хранения на специальный склад. И людей посторонних нанял для работы, потому что ему тяжело было делать это самому. А тебя он берег и не хотел лишний раз нервировать.

– Может, ты, Женя, и права. По крайней мере, доводы звучат логично. Но на душе у меня кошки скребут. Так не должно быть в семье. Это неправильно!

– Что именно?

– Когда у мужа и жены тайны друг от друга!

– Э-э-э, – немного замялась я.

– Понимаю, что ты хочешь сказать. Я тоже не безгрешна, но поверь, все эти годы скрывала от Майка тайну моей семьи, оберегая его. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я была готова все рассказать мужу. Но в последний момент, взвесив «за» и «против», решала повременить. И все равно мечтаю, что рано или поздно этот кошмар закончится.

– И ты сможешь покончить с тайнами.

– Да. Ни секретов, ни постоянного страха больше не станет. И я наконец обрету свободу. Буду просто жить, радоваться солнцу, дождю, цветку, пестрой бабочке. Просто любить мужа и детей и ничего не бояться. Женька, ты не представляешь, как тяжело постоянно оглядываться в поисках врагов. Засыпать и просыпаться с одной только мыслью: «Что, если сегодня нас найдут? И мне не уберечь своих близких от беды?»

Я слушала Олю и понимала: у подруги начинается истерика. Если пару недель назад она радовалась моему вмешательству и верила в возможность благополучного исхода, то сейчас значительно пала духом. Расследование за эти дни не продвинулось. Здоровье Оли ухудшилось, эти приступы странные участились, будь они неладны. И никакие слова утешения тут не помогут.

Поэтому, как только мы сняли номер в гостинице, я приготовила подруге горячую ванну с душистой пеной. Заказала в соседнем баре травяной чай. Даже была готова предложить Ольге несколько глотков крепкого алкоголя, но потом отказалась от этой идеи. Пусть будет пока только чай.

И разумеется, все время повторяла ободряющие слова:

– Все будет хорошо. Помни, что ты больше не одна. А вместе мы преодолеем любые трудности и сможем победить всех врагов.

* * *

Утром по дороге на прием к доктору Смиту Оля была задумчива и молчалива. Вчера вечером мне удалось успокоить подругу, она перестала стенать о разбитой жизни. Вскоре заснула и крепко спала всю ночь, а поутру выглядела свежей, отдохнувшей. Когда я ловила на себе ее взгляд, то ободряюще кивала и улыбалась. Но мысли мои были не слишком радостны. Хакер по-прежнему не торопился сообщать полезную информацию. Обычно он работал быстро и очень продуктивно. Видимо, поставленная задача оказалась слишком сложной.

Мне не удалось подтвердить или опровергнуть свои догадки по поводу смерти Мари. И мысль, что некто вездесущий, но мною пока не замеченный, снова опередил и не оставил даже малейшей зацепки, не давала покоя. Обсуждать это с Олей я не торопилась. Во-первых, доказательств нет – одни догадки. Во-вторых, наваливать их все на подругу просто не честно, ей и так сейчас слишком тяжело.

Радовало только одно обстоятельство: слежки по-прежнему не наблюдалось. Или у наших противников ограниченные ресурсы за границей, или принятые меры все же помогли, и некоторое время мы будем пребывать в относительной безопасности.

Мистер Смит встретил нас радостной, но какой-то неуверенной улыбкой. После взаимных приветствий он заявил, что проанализировал результаты вчерашних исследований. И предложил Ольге, не теряя времени, заполнить еще несколько тестов.

Пока подруга трудилась над заданием, я осторожно попыталась уточнить, какие именно выводы сделал Генри. Но он вежливо и довольно виртуозно уклонился от ответа. А поразмыслив, попросил дать ему чуть больше материала для исследований и еще немного времени. Я не стала настаивать, по крайней мере пока.

Потом Генри с помощью специальных лекал подсчитывал результаты, сверялся с таблицами и диаграммами. Продолжал улыбаться – еще неуверенней. И снова предлагал пройти несколько тестов. Мое терпение начинало понемногу истощаться. Даже возникла крамольная мысль, что результаты готовы и они отнюдь не радужные, Генри это тщательно скрывает, а при выходе из кабинета нас будут поджидать полдюжины крепких санитаров. Оля тоже уловила идущие от доктора флюиды неуверенности и начала нервничать. Я ей молча ободряюще подмигивала, одновременно прикидывая, что при правильном сочетании везения и наглости вдвоем мы справимся и с большим количеством санитаров. Так что задержать Ольгу силой в этом заведении или другом не получится.

Пока я размышляла, мистер Смит предложил Оле пройти еще один тест, для выявления личностной тревожности, на сей раз устный. Генри предупредил, что будет задавать вопросы, на первый взгляд никак между собой не связанные. Ей нужно отвечать быстро, особо не раздумывая и, разумеется, честно.

Они начали опрос. Немного послушав, я поняла, что Генри решил применить разновидность теста со скрытыми вопросами. Для выявления психических проблем. Когда доктор получает представление о состоянии пациента, опираясь на основной костяк вопросов, который маскируется пачками вопросов, никак с постановкой диагноза не связанных.

Растянулся процесс надолго, и у меня возникло ощущение, что Генри просто тянет время. Поэтому я тихонько, чтобы не мешать и не привлекать к себе внимания, выскользнула из комнаты. Прошла рабочий кабинет мистера Смита и вышла в приемную. Попросила у секретарши стакан воды, а когда она удалилась в небольшую подсобку, находящуюся справа от входа и, видимо, выполняющую функцию кухни, просочилась в коридор. Потом спустилась вниз, стараясь не привлекать особо внимания, быстренько обследовала местность, осмотрела парочку выходов из офисного центра. Подозрительных личностей поблизости не наблюдалось, медицинских или санитарных машин тоже. Похоже, мое воображение действительно разгулялось, думала я, возвращаясь в офис мистера Смита. Там меня поджидала растерянная секретарша со стаканом воды. Я поблагодарила девушку, взяла воду и, снова пройдя через кабинет, вернулась в комнату, где Генри уже заканчивал с последним тестом.

– Устала? А я тебе водички принесла, – ответила я на недоумевающий взгляд подруги.

– Спасибо. Пить действительно хочется ужасно. Как ты догадалась?

– Проявляю зачатки телепатии, – легкомысленно хихикнула я в ответ. – Например, сейчас мне кажется, мистер Смит желает нам что-то сообщить.

– Что? – оторвался Генри от созерцания блокнота. – Да, леди, еще немного терпения, пожалуйста.

– Конечно, – ответила за нас обеих Оля.

Наконец мистер Смит закончил расчеты, нервно повертел в руках ручку.

– Должен сказать, что я в тупике, – огорошил нас доктор.

– Результаты плохие? Я сумасшедшая?! – нервно встрепенулась подружка.

– Успокойтесь, миссис Ландри. Сумасшедшей вас нельзя назвать, и тем не менее я нахожу в вашей психике серьезные отклонения от нормы. Они базируются в глубинных зонах сознания или даже подсознания, и мне непонятен механизм, благодаря которому эти отклонения возникли.

Мы с Олей переглянулись.

– И что вы, Генри, можете порекомендовать?

– Как вообще лечить подобное?

– Вы, Эжени, смотрите в корень проблемы. Чтобы иметь возможность устранить отклонения, необходимо знать причину и механизм их возникновения.

Мы снова переглянулись.

– Поэтому я рискну предложить старый добрый гипноз.

– Что?! Это зачем еще?! – встревожилась Оля.

– Вам совершенно не о чем беспокоиться. Все очень просто: я введу вас, миссис Ландри, в транс и проведу еще один устный тест. А для вашего спокойствия и безопасности во время сеанса, разумеется, будет присутствовать Эжени.

– Женя, ты останешься?

– Конечно, о чем речь!

– Тогда, если не возражаете, приступим. Только вам, Ольга, придется прилечь вот на эту кушетку, – указал доктор.

– Хорошо.

Пока подруга устраивалась, а Генри выуживал из шкафа приспособление для гипноза, я тихонько присела в кресло, стоящее напротив, чтобы ничего не терять из виду.

Мистер Смит стал раскручивать блестящий рифленый медальон на плотной леске перед Олиным лицом, мягко повторяя:

– Дорогая, смотрите на этот предмет. Вам хочется смотреть на него неотрывно. Ваше тело расслаблено, конечности наливаются теплом, веки тяжелеют…

После того как Оля была полностью погружена в гипнотический сон, Генри приступил к тестированию. Он, как и недавно, задавал вопросы, а после ответа помечал что-то в блокноте.

Сначала я была склонна усмотреть скрытый подвох в этой затее. Потом, когда поняла, что ничего страшного против моей подруги не затевается, немного расслабилась. Отдалась своим мыслям и слушала диалог Оли с доктором краем уха.

Через некоторое время я все же вникла в суть вопросов, что задавал Генри, и с удивлением поняла, что он повторяет тест для выявления психических проблем, который проводил с Ольгой последним, но не стала пока вмешиваться. Доктор Смит специалист, ему виднее.

Наконец Генри закончил тестирование и снова склонился над блокнотом, что-то высчитывая.

– Эжени, подойдите, пожалуйста, сюда, – негромко позвал меня Генри, – хочу кое-что показать вам.

– Вы не вывели Ольгу из транса? – Я подошла.

– Пока нет. – Доктор протянул мне блокнот. – Не знаю, насколько вам будут понятны мои расчеты, обратите внимание вот на это и на это, – подчеркнул он ручкой некоторые пункты.

Я внимательно просмотрела записи мистера Смита и в изумлении подняла на него глаза.

– Но ведь так не бывает!

По его подсчетам выходило, что Оля на одни и те же вопросы в обычном состоянии и под гипнозом выдает разные ответы!

– Заметили?! – непонятно чему обрадовался Генри. – Я выявил разную динамику в состоянии психики вашей подруги!

– Этого не может быть! – снова повторила я. – Так не бывает.

– Вы же верите своим глазам, Эжени?! К сожалению, это факт! Я заподозрил давно, погружение в гипноз было проверкой моих предварительных выводов.

– Генри, вы хотите сказать, что, отвечая на многочисленные вопросы, проходя тесты, Оля не была честна с вами?! Что она могла лукавить или попросту врать?! – изумилась я.

– Это не совсем так. Дело в том, что составители тестов предусматривают такую возможность.

– То есть в тест заранее закладывается погрешность?

– Да, на случай, если пациент вздумает хитрить с врачом.

– Тогда что это может быть?! Неужели раздвоение личности?! Я всегда считала, что подобное явление бывает крайне редко и встречается только в фантастических триллерах.

– Вы, как всегда, правы, Эжени. Раздвоение личности – крайне редкое расстройство психики, и оно, к счастью, не имеет никакого отношения к вашей подруге. Обследование показало, что личностные функции, Я-фактор, у миссис Ландри совершенно не нарушены.

– Но проблема все же существует?

– Без сомнения. Она кроется немного глубже. Сначала меня насторожили результаты, которые показал тест Томаса. Он выявил скрытую агрессию и повышенную конфликтность.

– У Ольги?! Это какая-то ошибка. Быть того не может!

– Я прекрасно помню, как вы характеризовали свою подругу, поэтому проверил все несколько раз.

– Хорошо. – Я попыталась успокоиться. – Что вы рекомендуете?

– Опять-таки старый добрый гипноз. С его помощью мы выявим корень проблемы. Докопаемся до причины возникновения блоков и неожиданных приступов. А потом, разумеется, найдем способ помочь миссис Ландри.

– Приступим сегодня? Или на завтра перенесем? Боюсь, Оля устала.

– Если позволите, мне нужно задать небольшой набор вопросов, чтобы спланировать завтрашний сеанс для его большей продуктивности.

– Хорошо, Генри, не буду мешать.

Я снова присела в сторонке, предоставив мистеру Смиту спокойно работать с пациенткой.

Когда сеанс был окончен, Генри вывел Ольгу из транса. Заверил, что наше обследование проходит отлично, и всячески приободрил.

– Скоро я буду готов поставить вам, миссис Ландри, диагноз. Для этого потребуется еще один, может, два сеанса гипноза. На завтрашнем приеме я планирую погрузить вас немного глубже, дальше во времени. Детство и подростковые годы сейчас меня очень интересуют.

Мы простились до завтрашнего утра и покинули офис мистера Смита.

– Женька, я там ничего лишнего под гипнозом не наболтала? – нервно прошептала подруга по дороге к лифту.

– Нет. Он только вопросы из теста задавал. И вообще, ты же слышала, тебе нужно расслабиться и перестать беспокоиться. Скоро мы получим разгадку шарады под названием «Необычная болезнь миссис Ландри».

Я предложила Оле немного развеяться и отдохнуть, пользуясь тем, что номер в гостинице оплачен и не нужно возвращаться в Саутгемптон. Пока подруга приводила себя в порядок перед прогулкой, я позвонила миссис Редсон, предупредить, что хозяйка задержится еще ненадолго в Лондоне.

– Не интересовался ли кто-нибудь посторонний местонахождением миссис Ландри? – заодно уточнила я.

– О, как хорошо, что вы спросили, Женя. Из посторонних никто. Но вчера вечером звонил из Ниццы Майк, сокрушался по поводу долгого отсутствия новостей от жены. А я от неожиданности так растерялась, ведь хозяйка не оставила никаких распоряжений, поэтому не сообщила о вашем с Ольгой возвращении в Англию.

– Вы правильно поступили, милая Эмили. Дело в том, что миссис Ландри готовит для мужа романтический сюрприз, и наше возвращение нужно держать в тайне. А Ольга, занятая хлопотами, просто забыла вас предупредить.

– Хорошо, дорогая, я буду нема, как печная заслонка, – радостно хихикнула женщина.

Попрощавшись с горничной, я усмехнулась. Сразу видно поклонницу любовных романов. Информация о «романтическом сюрпризе» заставит ее скрывать возвращение Оли от всех. Если, конечно, не миссис Редсон сообщала о наших передвижениях или планах противнику все это время. Вот и проверим.

После полудня мы немного погуляли по городу. Посетили ботанический сад, прошлись по магазинам модной одежды, заглянули в любимый Ольгой салон красоты, вечером посидели в открытом летнем ресторане. Словно сговорившись, мы обе избегали неприятных тем: о диагнозе и предстоящем лечении Ольги и о нашем неудачном расследовании.

Не стала я интересоваться и судьбой фамильной драгоценности подруги. Помнится, она все время была при мне, но по возвращении из Санкт-Петербурга я отдала раритет Ольге. Если бы мы не находились все время вместе, клянусь, стала бы подозревать, что брошка уже покоится на дне Волги или Темзы, поскольку подруга была полна решимости избавиться от вещицы.

* * *

Следующим утром мы отправились в офис мистера Смита. Оля была спокойна и сосредоточенна.

– Я готова ко всему, – ответила подруга на мой недоумевающий взгляд, – и пришла к выводу, что самая страшная правда лучше неизвестности.

– Вот и отлично.

– Да, и ты совершенно права, нужно принимать меры. Скоро вернутся с курорта Майк с детьми. А подрастающим малышам нужна мать со стабильной психикой.

– Отличный настрой, – одобрила я, – боевой!

Я со своей стороны с беспокойством ожидала предстоящий сеанс. Неизвестно, что мистер Смит обнаружит и как отреагирует. Поэтому, помня данное подруге обещание в случае чего отбить ее у санитаров и врачей, была наготове.

После взаимных приветствий Генри, не теряя времени, погрузил Ольгу в гипнотический транс. Попросил у меня разрешения включить диктофон. Сегодняшний сеанс в корне отличался от предыдущих. Доктор больше не задавал каверзных вопросов и не проводил мудреных тестов. Он просто расспрашивал Олю о ее жизни. Примерно такие вопросы стал бы задавать обычный психолог при знакомстве с пациентом.

Оля рассказала о жизни в Англии, о детях и муже. Потом последовал рассказ об их знакомстве с Майком в Москве. О том, как она, юная выпускница Ворошиловки, отправляла резюме в известную международную компанию, предлагая фирме свои знания иностранных языков.

До этого момента все шло гладко и спокойно.

Неожиданно Генри спросил:

– Скажите, Оля, почему вы решили работать переводчиком?

– Я в совершенстве знаю несколько языков, – последовал ответ.

– Оля, чему вас учили в Ворошиловке?!

Она молчала.

– Оля, чему вас учили в Ворошиловке? – повторил доктор гораздо настойчивее.

Внезапно тело подруги несколько раз конвульсивно дернулось. Очень быстро, с интервалом в четверть секунды.

– Генри, что происходит?! – вскочила я со своего места.

– Эжени, вы видели?! Она сопротивляется. В сознании Ольги стоит барьер, и он определенно искусственного происхождения.

– Как это?! Что нужно предпринять, чтобы его обойти?!

– Спокойно, Эжени! Я погружу ее еще глубже в транс.

Кажется, мистер Смит знал, что делает, и, видимо, был готов к подобному препятствию.

После нескольких гипнотических внушений Генри продолжил прерванный опрос. И начал с вопроса, на который не получил ответа.

– У нас было всестороннее образование, – ответила Оля.

– На что делался основной упор?!

– Нам прививали навыки боевика очень высокого уровня.

– Тогда почему вы стали переводчиком?

– Все вокруг считали, что боевика из меня не получится из-за врожденной мягкости характера. А я не хотела выделяться.

Последнее замечание меня несколько насторожило.

– Генри, уточните, что она имеет в виду? – шепнула я, подойдя ближе.

– Ольга, кто велел вам не выделяться?

Оля снова промолчала, только конвульсивно дернула головой, словно отгоняя назойливую муху.

– Генри, ей это не навредит?! – снова забеспокоилась я.

– Не переживайте, Эжени, это еще один барьер. Кто-то очень не хотел, чтобы миссис Ландри рассказывала об этом, даже находясь в состоянии гипнотического транса. Я снова переведу ее через это препятствие.

Спустя несколько минут Генри продолжил опрос.

– Ольга, кто велел вам не выделяться?!

– Наставник, – последовал ответ.

– Даже не берусь предположить, кого она может так называть. В Ворошиловке учитель назывался инструктором, – прошептала я.

– Наставник – это кто?

– Его имени я не знала, мне велели называть этого человека наставником.

– Нужны подробности, – шепнула я.

– Оля, расскажите подробно, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с наставником?

– Примерно за год до окончания Ворошиловки меня вызвали в кабинет директора. Там присутствовал незнакомый человек. Директор листал мое личное дело, выглядел очень расстроенным. Он сказал, что готовится принять неприятное и трудное решение и отчислить меня из учебного заведения. Несмотря на успехи в изучении языков и общих дисциплин, все инструктора заявляют, что солдата из меня не получится из-за врожденной мягкости характера, нежной психики, неспособности причинить боль человеку. К сожалению, их инструктора не смогли меня изменить, сделать грубее и жестче. Он должен был меня отчислить с пометкой «профнепригодность».

Я очень расстроилась, так как знала, что бабушка приложила титанические усилия, чтобы устроить меня в Ворошиловку несколько лет назад. Бабуле почему-то было очень важно, чтобы я там училась, и она стала бы переживать по поводу моего отчисления. Подводить, огорчать бабушку мне не хотелось. Я спросила у директора, что можно сделать для того, чтобы остаться. Он ответил, что вариант существует. Мне нужно пройти ряд индивидуальных занятий с психологом. И предоставил слово незнакомцу.

Этот человек велел называть его наставником и держать наши занятия в тайне от всех. От товарищей по учебе и родных. Чтобы не возникало вопросов, для сокурсников и инструкторов была озвучена версия, что я прохожу ряд индивидуальных тестов с психологом.

– Я помню это время, – уточнила я шепотом. – Оля была на грани отчисления и занималась с психологом. Мы ожидали, что она будет расстроенной и подавленной, но подруга была на удивление бодра. А потом все как-то само собой утряслось.

– Вряд ли само! Эжени, мы нащупали источник изменений в психике миссис Ландри.

– Что вы хотите сказать?

– Еще немного терпения, дорогая.

– Ольга, чем вы занимались на занятиях с наставником?

– Не могу сказать, – последовал ответ.

– Ольга, каковы были методы работы наставника?! – перефразировал Генри вопрос.

– Не знаю. Не могу сказать.

– Эжени, я готов поставить диагноз, но, чтобы не повторяться, сначала выведу из транса миссис Ландри.

– Хорошо.

Мистер Смит задействовал оговоренную в начале гипнотического сеанса установку, велев Оле проснуться. Она, разумеется, не помнила ничего из сказанного, поэтому Генри включил для прослушивания запись с диктофона. Мы прокрутили ее несколько раз, пока ошарашенная подруга пришла немного в себя и осознала, что произошло.

– Мистер Смит, вы понимаете, что сделал со мной этот «наставник»?

– Догадываюсь. Вас подвергали гипнотическому воздействию. Разумеется, не могу сказать, какие именно были применены внушения и методы. Но основной вывод однозначен – во время учебы в Ворошиловке вам привили физические умения и знания боевика, а во время гипноза внедрили психические навыки.

– То есть Оля могла стать солдатом без принципов, сомнений, переживаний?!

– И без угрызений совести, – подхватил Генри, – практически машиной для убийства.

Подруга сидела в кресле, опустив в пол глаза, пальцы ее рук, сложенных на коленях, мелко подрагивали.

– Так что эти провалы… – начала она.

– Вероятно, да. Простите, мне очень жаль, но скорее всего, когда ваше сознание отключалось, вы превращались в созданного этими людьми солдата.

– Скажите, а что могло запустить дремавшие все эти годы установки?

– Да! Почему именно сейчас?! Раньше ведь ничего подобного не происходило! – встрепенулась Оля.

– Точного ответа я дать не могу. Может, он хранится где-то в глубинах вашей, миссис Ландри, психики. Обратите внимание, на записи слышно, мне приходилось проводить вас через несколько искусственно созданных барьеров.

– То есть этот наставник под гипнозом запретил Ольге вспоминать или говорить о нем и его методах работы?

– Да. Могу предположить только, что это может быть кодовое слово или фраза, обычно они служат запуском внедренных навыков. Но, как вариант, могла быть реакция на сильный стресс или обострившееся чувство самосохранения.

– То есть Оле что-то угрожало в этот момент? А физическое воздействие, удар например?

– Вполне возможно, что на миссис Ландри напали. Может, даже, – немного подумал доктор, – да, сильный удар по голове способен сыграть роль катализатора.

– Значит, я представляю собой угрозу для окружающих? И нуждаюсь в строгой изоляции?! – нервно воскликнула подруга. – Скажите, чем это лучше, чем быть буйнопомешанной?!

– Ну что вы, Оленька! Думаю, что окружающие рядом с вами в полной безопасности, по крайней мере до тех пор, пока вам или вашим близким ничего не угрожает. Ваша ситуация нетривиальная, но отнюдь не безвыходная. Мы проведем несколько сеансов гипноза, и все нормализуется. Быстрого результата не обещаю, сначала нужно разобраться в методах этих умельцев, но, думаю, что у нас обязательно получится. В крайнем случае я постараюсь внедрить в вашу психику запрет на убийство, причинение серьезного вреда человеку. Метóду можем разработать сами, нужно пробовать, и все получится.

– Значит, мне придется жить с этим всегда? С установкой, внедренной в мозг?

– Повторюсь, такое решение будем принимать только в крайнем случае. Может, выйдет нейтрализовать внушения, полученные много лет назад. Но наблюдаться у специалиста, по возможности избегать стрессовых ситуаций, боюсь, будет нужно всю оставшуюся жизнь.

Мы простились с мистером Смитом до завтрашнего утра и покинули офис. После недолгих размышлений вызвали такси до Саутгемптона.

Сначала Оля молча терзалась: побледневшая подруга заламывала руки, часто, прерывисто дышала, как больное животное. Широко открытые глаза ее наполнялись слезами.

Я поняла: пора брать ситуацию под контроль, или у подруги начнется истерика.

– Оля, ты должна понимать, что не виновата в произошедшем!

– Знаешь, о чем я вспомнила в первую очередь? – неожиданно спокойным голосом спросила подруга.

– Когда? – уточнила я.

– Как только Генри объяснил, что они со мной сделали.

– И о чем?

– Сначала мне вспомнились сбитые костяшки пальцев. И разумеется, кровь на моей одежде. Женя, подозреваю, я убила следивших за мной агентов.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Пауза затягивалась. Я молчала, понимая, что возразить особо нечего, потому что догадалась обо всем чуточку раньше. Еще в Тарасове Генка описал травмы мужчины, погибшего на стройке. Его нос был сломан с такой силой, что кость вдавилась в мозг. И травмы на руке подруги соответствовали повреждениям нападавшего. И кровь на одежде Оли тогда, в Питере, ее было довольно много. Агента со шрамом зарезали в подворотне. Сегодня, в кабинете доктора, сложилась полная картина. Я должна была давно понять, может, даже догадывалась, только не могла, не хотела поверить.

Теперь многое проясняется. Подозреваю, что Оля причастна и к смерти свекрови. Скорее всего, они поссорились. Более того, во время ссоры двух женщин что-то произошло, что и запустило дремавшие все эти годы установки, вот почему Оля не помнит ничего о тех событиях.

– Ты не виновата. Боевик просчитал и устранил угрозу простым и доступным способом.

– Я понимаю, – заплакала она, – но когда у хозяина питбуля пес выходит из-под контроля и нападает на людей, виноват хозяин. Его штрафуют, а животное усыпляют. Я тоже, как бешеный пес, опасна для окружающих. – Сквозь всхлипывания я едва разобрала слова подруги. – И если бы мистер Смит знал об убийствах, он принял бы меры для моей изоляции.

– Даже если Генри догадывается о твоей причастности к смерти Мари, об остальном он знать не может и не должен!

– Господи, Женя! О чем ты сейчас?! Страшно не это! Неужели я сама, своими руками убивала?! В голове не укладывается. Как, скажи, как с этим жить дальше?!

– Ты должна считать все, что произошло, несчастным случаем!

– Я убийца, чудовище.

– Ты солдат. Они были агентами неизвестного врага, а один из них убил старика Морозова. Генка описывал труп со шрамом в питерской подворотне. Прекращай терзаться! Каждый солдат в своей жизни убивал, – твердо сказала я, – просто ты об этом даже не помнишь.

– Женя, неужели ты тоже хотела бы так? – ужаснулась подруга.

– Пожалуй, нет. Я слишком люблю все держать под контролем. И лишиться собственной воли было бы очень неприятно. Но ты избавишься от этого, Генри обещал помочь. И забудешь все, как кошмарный сон.

Мои слова практически не помогали. Подруга продолжала страдать от сделанного открытия. Так и до затяжной депрессии недалеко. Нужно срочно что-то предпринять. Как-то отвлечь Ольгу, направить ее мысли в иное русло, иначе чувство вины ее попросту раздавит.

По приезде в Саутгемптон я расплатилась с таксистом, провела заплаканную, опухшую от слез подругу мимо растерявшейся горничной в спальню. Уговорила прилечь и постараться уснуть. Сама отправилась приготовить травяного чаю с медом для Ольги – говорят, успокаивает. И позвонила в Ниццу Майку, чтобы они приезжали ближайшим рейсом. Очень надеюсь, любимый муж и дети помогут Оле успокоиться, собраться с силами.

– Женечка, – немного коверкая мое имя, произнесла миссис Редсон, – что произошло? Я полагала, вы готовите сюрприз, в радостных хлопотах.

– Дорогая Эмили, вы же слышали, что у миссис Ландри нашелся родственник в России?

– Вероятно, да, правда, без подробностей.

– Сегодня мы получили известие о его смерти. – Мне было неловко врать этой милой женщине, но другого выхода я не видела.

– Что вы говорите?! Бедная наша хозяйка, одно несчастье за другим! И так переживает, просто лица на ней нет!

– Она надеялась обрести родню, поэтому романтический сюрприз для Майка отменяется. Еще неизвестно, может, вся семья Ландри отправится на похоронную церемонию в Россию. Поэтому Оля просила меня дать вам небольшой отпуск. Думаю, дней на десять.

– Правда? – обрадовалась миссис Редсон. – Вот спасибо, давно хотела отдохнуть. – И отправилась собирать вещи.

Подруге нужно излечиться, неизвестно, как будут проходить сеансы гипноза. Вдруг что-то выйдет из-под контроля. Чем меньше будет посторонних людей в доме, тем лучше, решила я. Может, и няню с детьми придется куда-то отправить, надо посоветоваться с Олей. Не сразу, пусть повидаются сначала. Но, думаю, подруга предпочтет их обезопасить, отослать подальше от себя на всякий случай. А вот любовь и поддержка Майка сейчас нужны Ольге. Они помогут преодолеть трудности, успокоиться и смириться со всем случившимся.

* * *

Когда я зашла с чаем в спальню подруги, миссис Редсон уже уехала. Оля немного поспала, но все равно выглядела как человек после тяжелой затяжной болезни.

– Как себя чувствуешь?

– Разбитой. Может, еще поспать?

– Вот чай с медом, выпей и поспи. А вечером я тебя разбужу.

– Зачем?

– Прости, что не посоветовалась, но я вызвала Майка с детьми. Семья тебе сейчас необходима. Он звонил перед регистрацией, будут часа через четыре.

– Хорошо. Я расскажу ему все.

– Э-э-э, – замялась я, – ты уверена?

– Да, – твердо заявила подруга, – больше никаких тайн. Надоело лгать.

– Искренне советую не торопиться и хорошенько все взвесить. Рассказать успеешь, если не передумаешь.

– Нет, Женя, я приняла решение и не отступлюсь от него. Рядом со мной находиться опасно, особенно человеку неподготовленному. И если Майк, зная все, останется рядом, то только из любви ко мне. Обманывать его и подвергать опасности, по-моему, нечестно.

– Ну как знаешь, подруга, дело твое.

Дети ворвались в тихий дом, словно дикий ураган. С радостным повизгиванием, выкрикивая русские слова вперемешку с английскими, загорелые ребятишки прокатились по коридору пестрым клубком. Вбежали, опережая отца и няню, в гостиную и бросились на диван, в объятия Ольги.

Она обнимала детей со слезами на глазах, слушала их восторги о курорте с веселым смехом. Дети рассказывали, как катались с водяных горок, больших и маленьких. Что Нэнси спускалась с ними и однажды наглоталась воды. А папа все время загорал у бассейна и редко плавал. На десерт в отеле были вкусные пирожные, с таким белым кремом. И мягкие рогалики на завтрак, под названием «круассаны». Майк, улыбаясь, наблюдал за этой картиной и вставлял редкие ироничные реплики. В этот момент мне казалось, что решение вызвать из Ниццы семью подруги самое верное.

Поздним вечером, когда все новости с курорта были рассказаны, дети сто раз зацелованы и затисканы, Нэнси уложила малышей спать и сама отправилась отдыхать, а мы собрались в гостиной. Майк устроился в кресле у камина, мы с Олей – на диване напротив.

– Майк, – начала Оля, – нам нужно серьезно поговорить.

– Я уже догадался, дорогая, ты пропадаешь, долго не звонишь, потом Евгения просит срочно приехать. Что-то случилось?

– Да. Мы выяснили нечто ужасное о заведении, где воспитывались, и об их методах.

И Оля в подробностях рассказала об учебе в школе, о грозящем ей отчислении и о том, что, сама не подозревая, согласилась на гипнотическое внушение, которое сделало ее довольно опасной.

Майк реагировал на новость довольно спокойно, вернее, совсем без эмоций. Может, это так шок проявляется?

Неожиданно Оля попросила:

– Майк, подумай, вспомни, может, Мари говорила что-то в то утро? Или накануне вечером, может, намекала, что хочет поговорить со мной? Понять, могли ли мы ссориться в день ее смерти, очень важно.

Во время Олиной тирады Майк несколько раз менялся в лице. Растерянность, удивление, гнев сменили друг друга за несколько секунд.

– Значит, ты наконец все вспомнила? – Гримаса злобы и ненависти исказила черты его ухоженного лица. – Где камень?!

– Что?! – растерялась Оля.

– Где камень?! – повторил он.

Подруга бросила в мою сторону растерянный взгляд и вскочила с места.

– Вспомнила! Женя, я все вспомнила! В то утро Мари тоже требовала сказать, где камень! А я никак не могла понять, о чем идет речь! Тогда свекровь разозлилась и стала кричать. Она говорила ужасные вещи: что незаметные глазу агенты всегда следят за мной, даже теперь, когда я считаю себя в безопасности. Что я не пара ее мальчику, а он вынужден был жениться, чтобы наблюдать за мной по заданию! Женя, я просто задание, а мои дети, оказывается, побочный продукт! Им нужно было найти семейную драгоценность, и терпению пришел конец. Во время этого разговора я и убила свекровь! – Обессиленная подруга упала на диван. – Женя, я все вспомнила, – прошептала она.

Неожиданно Оля подскочила с дивана, словно подброшенная пружиной, лицо ее исказила злобная гримаса. В два прыжка она преодолела расстояние до кресла, в котором сидел Майк. По выражению лица и движениям подруги я поняла, что она собирается сделать, и среагировала мгновенно, скорее инстинктивно, – помешала ей свернуть Майку шею. Резким круговым движением отвела руки подруги в сторону, захватила, прижала к телу с обеих сторон, грубо встряхнула.

– Оля, успокойся сейчас же! – и отбросила ее на диван.

В этот момент я боковым зрением уловила движение. Очевидно, Майк решил воспользоваться ситуацией. Он обогнул кресло, подбежал к камину и, оглядываясь, стал ощупывать декоративную гипсовую панель. Видимо, там был оборудован тайник с оружием. Вот с ним я церемониться не стала. Подпрыгнула вперед и вверх и нанесла сильный удар локтем в основание шеи. Майк тяжелым мешком рухнул к моим ногам. Думаю, он даже не успел понять, что произошло.

– Принеси мне длинную веревку или несколько! – скомандовала я подруге. Сама заметалась по гостиной в поисках чего-нибудь подходящего. Жалко, наручников не было.

Била я с таким расчетом, чтобы обездвижить, лишить сознания ненадолго, так что скоро Майк придет в себя.

Когда Оля вернулась с мотком бельевой веревки, я уже связала его руки за спиной шелковым шнуром от занавески.

– Зачем это? – спросила подруга.

– Попытается бежать, еще покалечим. Свяжем, приведем в сознание и допросим.

– Зачем?

– Ты что, не понимаешь?! Оля, он работал на людей, которые преследуют твою семью! Это Майк сообщал им все время, где мы находимся, ведь выспросить подобную информацию у тебя по телефону ему не составляло труда. Видимо, в его задачу входило найти брошь. Значит, Майк может знать тех людей! И это он вывел агентов на старика Морозова!

– Тогда лучше в подвал! – последовала сухая рекомендация.

– Правильно, показывай дорогу.

Вход в подвал оказался в одной из гардеробных комнат и представлял собой узкую лестницу, замаскированную деревянным люком. Оля прошла вперед, щелкнула выключателем. Тусклая лампочка скудно освещала довольно захламленное пространство. Глаз выхватил из мрака газонокосилку, столярные инструменты, старую мебель и прочие мелочи, нужные в хозяйстве и не очень.

Я толкала впереди себя вяло переставляющего ноги Майка.

– Здесь есть стул покрепче?

– Конечно, англичане никогда не выбрасывают хорошие вещи, – иронично обронила Оля и выудила стул из дальнего угла.

Мы усадили Майка и крепко привязали.

– Как ты уже, наверное, понял, добраться до пистолета не выйдет, – начала я.

Перекошенная гримаса была мне ответом.

– Продолжу. У тебя есть два варианта. Первый простой и безболезненный: ты нам все рассказываешь. И второй: ты нам все расскажешь, но сначала я сделаю тебе очень больно. Чтобы не разбудить детей и няню, можем заткнуть тебе рот. Что выбираешь?

Майк мутным, полуобморочным взглядом уставился на Ольгу.

– Она хотела тебя убить, – зло прокомментировала я, – но быстрой, легкой смерти ты не достоин.

– Что вы хотите знать?

– Все, с самого начала.

Майк злобно усмехнулся:

– Девять лет назад один мент нашел меня в Вене и предложил сделку: познакомиться с девицей, влюбить ее в себя и выведать некую информацию. А если сразу не получится, идти на длительные отношения, пока «ведомая не проколется».

– Он представился?

– Нет.

– Как ты нашел нужную девушку? Мент дал описание, сообщил имя?

– Да. А также место работы и даже некоторые предпочтения.

– Понятно, подготовились, значит. Что обещал взамен?

– Чудесное продвижение по службе. Перевод на родину, а по достижении результата крупную сумму. Но ничего не получалось. Вернее, познакомиться, повести под венец – легко. С тобой было приятно работать, – гадко усмехнулся мерзавец, глядя на Олю.

– По морде получить хочешь? – ласково спросила я.

– Обойдусь, пожалуй.

– Тогда продолжай!

– Ольга постоянно шифровалась. Про семью ничего не рассказывала. Я пытался искать в домах, где мы жили, в багаже при переезде, в вещах жены – тщетно. Потом пробовал осторожно следить за ней, но ничего не добился. Переиграла ты меня, дорогая. Время шло, терпение заказчика истощалось. Да и мне надоело комедию ломать до жути. Хотелось скорее найти чертову вещицу, получить деньги и отвалить.

– А что Мари?

– Мама все знала и помогала мне. Следила за Ольгой, рылась в ее вещах, изображая подругу, пыталась вести откровенные беседы. Более непробиваемого человека, чем моя женушка, трудно найти. Хорошо вас, девушки, воспитали.

Оля молча всхлипнула.

– По крайней мере, полезные навыки привили. Продолжай!

– У мамы лопнуло терпение. Она хотела подтолкнуть женушку к действиям, спровоцировать. Вот и устроила скандал, в ходе которого сказала лишнее, может, что и не собиралась. Я сразу понял, что это Ольга убила мать, но ничего не помнит, и решил использовать ситуацию в своих целях.

– Как прагматично.

– Мать к жизни не вернуть, и что было делать? С арестом получилось незапланированно, но довольно удачно. Я не торопился вызволять Ольгу, чтобы она испугалась и вызвала того, кому абсолютно доверяет. Женя решит разобраться, что произошло, Оля расскажет подруге свою тайну и достанет брошь из тайника. Я получу вещицу, мне выплатят премию, и я свободен ото всех, в первую очередь от супруги и ее детей.

Но снова ничего не вышло. Вы догадались сплавить меня на курорт. Появиться в России, не вызывая опасений, я не мог. Пришлось заказчику самому искать людей для выполнения всей работы. Но вы, девицы, помотали мужиков по стране, избавляясь от них виртуозно и жестоко, чем привели многих в трепет.

– Как вы связывались с заказчиком?

– Писал на электронный абонентский ящик. Его меняли периодически, а отвечали мне на рабочую электронную почту. Как только заказчик сообразит, что я провалился, он оборвет этот след. Мужик – настоящий профи.

* * *

За окном начинало светать. Мы с подругой сидели на кухне и молчали. В чашках остывал кофе.

– Знаешь, Жень, я думала после вчерашнего открытия у доктора Смита, что ничего страшнее в моей жизни больше не произойдет.

– Помнишь, как любил повторять наш инструктор по рукопашной борьбе: «Как бы тебе ни было плохо – держись. И помни – всегда может стать хуже».

– Моя жизнь оказалась обманом! Мир рухнул, рассыпался на куски! Как теперь жить, Женя? И для чего?!

– У тебя есть дети. Подумай, кто может быть роднее?!

– Его дети, – горько всхлипнула подруга.

– Твои! Любимые дети! – сделала я упор на каждом слове.

После того как мы покинули подвал, Оля билась в истерике и рыдала так сильно, что, казалось, не сможет остановиться никогда.

Подобные проявления чувств во мне обычно вызывают растерянность. Не знаю, как реагировать и чем помочь. Сейчас она, кажется, немного успокоилась, не молчит, уже лучше.

Что дальше делать, я и сама не знала. Оля моя лучшая подруга. Но, хоть и невольно, – она убийца. Ведь теперь не может быть сомнений в том, кто такой загадочный спец, который виртуозно уничтожил агентов в поезде. Плюс два агента в самом Питере и свекровь. Спору нет, Мари с сыном поступили подло, но все же убийство есть убийство. Оля не контролирует привитые инстинкты, и осуждать ее я не могу. Но что же делать?! И как быть с Майком? В полицию его не сдашь. Нет ничего незаконного в браке по расчету, даже такому чудовищному. В сотрудничестве с неизвестным мужчиной из непонятно какой организации не обвинишь, доказательств нет никаких. Так что посидит пока Майк связанный в подвале.

– Женька, прости меня, – снова заговорила Оля.

– Ты с чего вдруг извиняешься?! – изумилась я.

– Я же понимаю, что поставила тебя перед трудным моральным выбором. Ты защищала меня до последнего, даже тогда, когда стала догадываться, кто убийца. И теперь не знаешь, как быть. Поступить, как велит ум и совесть или как велит сердце и многолетняя дружба.

– Оля, мы все исправим. Доктор Смит поможет тебе, и я буду рядом, сколько понадобится.

– Нет, Женя, уезжай в Тарасов! Прямо сегодня, очень тебя прошу! Я сама все здесь закончу, обещаю. Пристрою детей в хороший пансион, желательно в английской глубинке, оплачу все расходы на несколько лет вперед, а также гонорар доктору, чтобы он не оставил меня без помощи. И сдамся властям Великобритании, обещаю.

* * *

С дорожной сумкой в руках я стояла у двери кукольно красивого коттеджа. Раннее утро дышало свежестью. Знаменитый английский газон ярко зеленел, пестрели весенние цветы. Я прощалась со своей лучшей подругой…

Мы с Олей молча смотрели друг другу в глаза. Подъехавший таксист некоторое время постоял, ожидая, потом нетерпеливо посигналил. Он, конечно, не понимал, что происходит. Я прощалась со своей лучшей подругой навсегда.

Мы молча обнялись.

– Ты можешь рассчитывать на мою помощь. В любое время.

– Прости. Я всегда буду любить тебя, как сестру. Прощай.

Машина ехала по пустым улицам маленького городка. Я смахнула набежавшие слезы.

Дорога домой всегда короче, чем из дому, не в первый раз замечаю. В три часа дня я уже поглядывала на улицы Тарасова из окна такси.

Тревожные мысли о судьбе подруги не покидали меня ни на миг. Вероятно, будет громкий судебный процесс. Обязательно нужно будет позвонить мистеру Смиту. Во-первых, я уехала не простившись. Во-вторых, я хочу убедить его выступить на суде и во время следствия экспертом, свидетельствовать в пользу Ольги. Если найти хорошего адвоката, можно добиться не слишком сурового наказания. На территории Великобритании Ольгу могут судить только за убийство свекрови. Думаю, с Майком подруга разведется как можно быстрее.

В какой организации служили убитые агенты, сейчас не важно. Вероятно, начальник, который и отправил своих людей на задание, постарается замять их гибель. Для правоохранительных органов будет озвучена официальная версия, чтобы никто не стал раскапывать загадочные смерти и не мог связать их с англичанкой, миссис Ландри.

* * *

Тетя Мила еще не вернулась с отдыха. В квартире было непривычно тихо, на мебели красовался толстый слой пыли. Я швырнула сумку в угол комнаты – разберу потом. Приняла душ и отправилась спать.

Некоторое время вертелась в постели, тишина давила на уши, в голову лезли невеселые мысли, сон не шел. Но затем усталость прошедших дней навалилась тяжелым грузом, я крепко уснула.

Проснулась я раньше, чем обычно. Стала собираться на пробежку. Потом подумала немного, включила компьютер, проверить почту.

Три дня назад пришло письмо от бывшего коллеги из Японии. Генка Петров набросал пару строк: «Подруга, дай знать, когда появишься в Тарасове. Пригоню твой “фольк”».

И пришло письмо из Англии, от Ольги. Отправлено оно было вчера, сразу после моего отъезда из Саутгемптона.

«Дорогая Женя, – писала подруга. – В моей разрушенной жизни осталось слишком мало родных людей. Если быть точной, это ты и дети: Аника с Алексом. Расставаясь с тобой, я испытала всю боль, на какую еще способно мое разбитое сердце. Ведь прощаемся мы навсегда. Я буду помнить и любить тебя до конца своих дней. И прошу только об одном: прости меня и не суди строго. Прости за то, что втянула тебя в эту странную историю, и прости за обман. Я не могу бросить своих детей. Не хочу, чтобы они росли без матери, да еще с клеймом «дети уголовницы». В Великобритании и многих других странах с таким пятном в анкете невозможно получить приличное образование или построить карьеру. А я не хочу лишать их будущего. Поэтому забираю деток и пускаюсь в бега. Благодаря нашему общему приятелю у меня есть документы, которые сойдут на первое время. Денег, как ты знаешь, у меня достаточно, сегодня, как только откроются банки, я обналичу все счета. Помнишь название тарасовского банка, в котором я снимала наличные? На твое имя там открыт счет, нужно только предъявить паспорт или права. К оговоренной сумме, за услуги, я добавила немного сверх, это для нашего приятеля. Отблагодари его от моего имени.

Да, из любопытства я заглянула в тайник Майка, что у камина. Оказалось, он хранил там оружие и внушительную сумму наличности. А я терзалась, что имею тайны от мужа, как иронично.

После размышлений и принятия этого трудного решения я осознаю, что представляю угрозу для окружающих. Но теперь я знаю об этом и постараюсь держать все под контролем. В конечном счете львиная доля вины за мои поступки лежит на тех, кто превратил добрую, мягкую девочку в страшное оружие.

Прощай, дорогая подруга. Твоя Оля».

Это письмо вызвало бурю противоречивых чувств в моей душе. Сначала я растерялась, разозлилась, потом испытала облегчение и тревогу одновременно. Подруга приняла решение, ничего нельзя изменить. Но, пускаясь в бега, она отказалась от лечения, ведь помочь ей сможет далеко не каждый врач. И если Оля когда-нибудь причинит вред человеку, это будет моя вина, потому что я могла ее остановить, но не стала.

Некоторое время я, размышляя, металась по квартире, потом решительно набрала номер мистера Смита.

– Генри, добрый день, это Охотникова.

– Эжени, куда вы пропали?! – Голос доктора был взволнованным и напряженным.

– Я дома, в Тарасове. Миссис Ландри прервала контракт и отказалась от моих услуг. Скажите, она связывалась с вами?

– Нет, Эжени. После того как вы не явились в назначенное время, я сам звонил Ольге, она не отвечала. А сейчас, буквально несколько минут назад, я услышал страшную новость по телевизору.

– Что случилось? – напряглась я в предчувствии беды.

– Все каналы передают. Жестокое нападение грабителей в тихом городке. Майка Ландри нашли мертвым в подвале. Он был привязан к стулу, шея оказалась сломана. По предварительным выводам коронера, мужчину могли пытать. Миссис Ландри с детьми исчезли в неизвестном направлении. Няня, работавшая в семье, находится в больнице. У нее сотрясение головного мозга и ссадина чуть выше виска от удара. Она в сознании и дала показания о нападении двух неизвестных мужчин. Серебристый «Бентли», принадлежащий Майку Ландри, исчез из гаража. Буквально полчаса назад его нашли брошенным в Лондоне на подземной парковке около крупного торгового центра.

– Держу пари, что с этой парковки вчера была угнана неприметная машина средней цены, – пробормотала я.

– Что? Не расслышал вас, Эжени.

– Значит, полиция склонна считать происшедшее ограблением с похищением?

– Да. Но у меня есть сомнения. Я получил конверт по почте, в нем сумма, оговоренная с миссис Ландри за мои услуги, плюс премия. И еще запись сеанса гипноза Ольги исчезла. Ее удалили с диктофона, а копии я не делал. Секретарь уверяет, что офис утром был закрыт, охрана посторонних не наблюдала.

– Думаю, Оля позаботилась, чтобы ваши сомнения остались только при вас.

– Согласен.

– Хочу попросить у вас прощения, Генри.

– За что?

– За то, что уехала не попрощавшись и вообще втянула вас в эту историю.

– Вы не виноваты, Эжени. Если будете в Лондоне, всегда рад вас видеть.

– Спасибо. До свидания, Генри.

Я отключилась, но некоторое время продолжала сжимать трубку в руке. Потом отправилась на пробежку. Занятия спортом уже много лет для меня – не только способ поддерживать тело в должной форме, но и возможность прояснить мысли, успокоить нервы. Сегодня я посвятила тренировке рекордное количество времени.

Дома меня ожидал сюрприз. Пришло письмо от хакера. Он писал, что перерыл множество документов, рассмотрел и отсеял массу вариантов. Остановился именно на этом, потому что нашел два весьма любопытных документа. Первый, датированный тысяча девятьсот четырнадцатым годом, – договор купли-продажи. Петр Талимин, помощник купца второй гильдии Семиплярова, покупал дом в Петербурге. Второй документ – фотокопия докладной записки, что написал офицер НКВД своему начальнику. Датирована октябрем тысяча девятьсот восемнадцатого года. Некто Мартынов В. П. рекомендует отложить расстрел купца Семиплярова Ивана и применить к нему и его жене Татьяне на допросе пытки, так как поступила информация о существовании клада в золотых монетах и камнях, которые этот купец утаил от народной власти.

Видимо, пишет хакер, Семипляров и есть искомый купец. Совпадают фамилии с именами жены и зятя. Похоже, что купца с женой и старшим сыном Сергеем расстреляли в феврале того же, восемнадцатого года. Судьбу второго сына, Дмитрия, точно проследить не удалось, он пропал без вести годом ранее.

Я поблагодарила молодого человека за работу, попросила сбросить на мою почту копии обоих документов и обещала выслать гонорар в ближайшие дни.

Вот кое-что и прояснилось, жаль, что поздно. Видимо, предок Ольги так и не выдал местонахождение клада. Все офицеры, которые читали докладную записку, знали о существовании ценностей. И в первую очередь следователь Мартынов. Он вполне мог вести личное расследование, выйти на дочь купца, Галину Талимину. И даже узнать некоторые подробности о вещице, что послужит ключом, то есть о брошке с опалом. Не желая делиться с государством, он предпочел выждать, последить, понаблюдать, в надежде, что Галина с мужем выведут его на клад. А потом мог рассказать все своим детям или даже внукам. Вот и получилось, что Олину семью преследовали десятилетиями.

Доказательств, конечно, нет, но внутренний голос подсказывает, что большой питерский начальник Мартынов имеет отношение к офицеру НКВД Мартынову В. П. и является его прямым потомком. Вот чьи люди следили за нами и завербовали много лет назад Майка для поиска драгоценности. Значит, Мартынов знает о брошке. Но вряд ли ее когда-нибудь увидит. Сейчас его усилия будут направлены на то, чтобы замять гибель агентов в Питере и поезде. А также, чтобы смерть Майка Ландри все продолжали считать гибелью при ограблении и похищении и никто не мог связать его с Мартыновым. За это время следы Оли совсем остынут, потеряются навсегда. Азам конспирации и выживания на нелегальном положении в Ворошиловке тоже учили.

Мои размышления прервал звонок в дверь, автоматически я, прежде чем идти открывать, выглянула в окно. У подъезда стоял мой красавец «фольк», а у двери квартиры, улыбаясь, маячил Петров. В руке приятель держал пакет с продуктами.

– Привет, пропажа, почему не звонишь?

– Привет. Не успела. Ты как узнал, что я в городе? – спросила я, пропуская Генку в квартиру.

– Сорока на хвосте принесла.

– Наверное, соседка отрапортовала. Она сегодня утром, как увидела меня, сразу схватилась за телефон. Такими темпами скоро ты заведешь тут широкую агентурную сеть.

– Это точно. Пойдем, подруга, на кухню. Буду кормить тебя и разъяснять, что порядочные девушки по приезде из командировки бегут в магазин забивать едой холодильник, а не в парк на пробежку.

– Пойдем, тем более что разговор есть, так сказать, не для протокола.

– Значит, коньячок я не зря прихватил.

– С ума сошел? Кто пьет в такую рань? Хотя новости у меня сногсшибательные, так что по глотку не повредит.

– Ого, похоже, дела скверные!

– Не уверена, что имею право тебе это рассказывать, но Оля и твоя подруга. Тем более что ты нам активно помогал, значит, должен быть в курсе всего. И мне нужно обсудить создавшуюся ситуацию с тем, кому могу доверять.

Во время моего рассказа Генка бросил без внимания пакеты и коробки с едой. Он без движения сидел за кухонным столом и внимательно слушал, только периодически отпускал короткие реплики, выражавшие изумление.

– Что будешь дальше делать? – настороженно спросил он, когда я дошла до конца.

– А что я могу?

– Многое! И ждать от тебя, подруга, можно чего угодно, вот и уточняю.

– Ты прав. Я отпустила на свободу преступницу.

– Ольга обманула тебя, обещала сдаться! Не смей себя винить!

– Да, но я готова была ее защищать даже после всего, что случилось.

– Конечно, и она это знала. Как знала, что эта история, стань она достоянием общественности, могла испортить твою репутацию. Вот Ольга и ушла.

– Да уж. А напоследок Майку шею свернула. Он, конечно, мерзко поступил, спору нет, и косвенно виноват в смерти Морозова, но я полагала, что больше Оля не убьет.

– Она прикрыла тылы с помощью показаний няни, значит, осознавала, что делает.

– Думаю, с теми деньгами, что ей предложила Оля, Нэнси больше не будет работать няней никогда.

– И вообще радуйся, подруга, что все так закончилось. Мартынов действительно потихоньку сворачивает деятельность вокруг убийств его людей. Вас с Олей сняли с ориентировки.

– Мартынов, – повторила я таким тоном, словно сама фамилия вызывала во рту гадкий привкус.

– Женька, сейчас не время начинать крестовый поход! Ни против него, ни против руководства Ворошиловки.

– Сама не дура, понимаю! – огрызнулась я. – С таким человеком нужно делать выпад только в том случае, если комбинация сложная и последним ходом планируется сокрушительный удар. Но этот день обязательно настанет. Я подожду и выберу лучший момент для многоходовки.

– Правильно, а пока забудь, не ввязывайся.

– Знаешь, что я поняла только сегодня? Когда Олина бабушка, тетя Маша, бредила после инфаркта, она повторяла: «Они ее ищут, они ее нашли!» После рассказа бабушки подруга подумала, что речь шла о драгоценности. Но ведь ее искали и в наши дни, значит, тогда точно не нашли. Тетя Маша говорила о самой Ольге! Как думаешь, открытие, что заведение, в котором спрятана от врагов любимая внучка, курирует один из них, может довести до инфаркта?!

– Вполне. Но с чего ты взяла?

– Я точно знаю, что во времена нашей учебы Мартынов негласно курировал Ворошиловку. А у тети Маши были связи, значит, могла узнать и она.

Эпилог

Прошло несколько недель. От Ольги не было никаких вестей. Я начала свыкаться с мыслью, что никогда не увижу подругу.

Чтобы отгородиться от неприятных дум, затеяла генеральную уборку в квартире. Такую, когда перебирают все вещи и выбрасывают ненужный хлам. Двигая комод, случайно столкнула шкатулку красного дерева. Водружая на место Генкин подарок, я открыла крышку и заглянула внутрь. Осененная внезапной догадкой, поддела бархатную обивку и отодвинула крышку тайника. Передо мной лежала завернутая в кусок бархата брошка с опалом. К ней прилагалась записка.

Оказывается, еще до сеансов гипноза Оля подозревала, что причастна к убийствам. Понимала, что я буду разрываться между долгом и дружбой, и решила избавить меня от необходимости делать выбор. А для этого, писала Оля, ей придется расстаться с подругой навсегда. Семейную драгоценность она оставляет Евгении Охотниковой на память о себе. В полную собственность с правом распоряжаться по своему усмотрению.

Ее семье брошь принесла много горя, но, может, мне повезет больше. Если я пожелаю, могу попробовать разгадать тайну клада, если нет – могу выбросить вещицу в Волгу.

Я повертела брошь в руке, взвесила на ладони, задумчиво любуясь, как золотистые вкрапления в красном опале играют затейливыми бликами. Неожиданно мне вспомнилось, что Мари и Майк искали именно камень. Я положила брошь на стол, аккуратно отогнула лапки крепления, достала камень. В небольшом углублении броши лежала туго свернутая записка. Я развернула пожелтевший от времени листок, достала увеличительное стекло и прочла: «Я купец второй гильдии, Семипляров Иван. Завещаю все свое имущество своим детям: Семиплярову Дмитрию, Семиплярову Сергею и Марии Талиминой (в девичестве Семипляровой) или их потомкам и преемникам. Камень будет служить ключом». Дальше несколько столбцов текста, написанного каким-то шифром. Видимо, пояснения, где искать клад.

Я, улыбаясь, размышляла. В моей голове зрел план мести подлому и коварному питерскому начальнику. Потом я сложила записку, засунула в брошь, приделала на место камень, закрепила. И убрала брошь обратно в тайник.

Мартынов никогда не получит огненный опал и не найдет клад, уж я-то постараюсь. Более того, наступит день, когда жажда наживы приведет его в расставленную мною ловушку.

Оглавление

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg