«Из любви к десяти миллионам»

Джеффри Грейн любил высокие ставки — даже когда ставкой была сама жизнь. Конечно, если речь шла не о его жизни.

Он увидел свой шанс, суливший астрономический выигрыш, встретив сестер Аркрайт. Вот такую игру Джеффри любил больше всего — почти беспроигрышную. Ибо с самого начала он понял, что может вертеть сестрами, как хочет.

Любовная история — хотя и в форме треугольника — развивалась в салонах, у бассейна и на прогулочной палубе «Малагуньи» — огромного великолепного парохода, разрезавшего волны Карибского моря. Джеффри Грейн был так же великолепен, как сам корабль, как открывавшиеся морские дали, природа щедро одарила его для любовной истории любой геометрической формы. Невысокий, но безукоризненно сложенный, широкие плечи, узкие бедра, мускулистый, как маленький Геркулес. Добавьте к этим достоинствам красивое лицо, темные вьющиеся волосы, страстные карие глаза, бойкий язык и беспредельную готовность лгать, льстить, обманывать, идти наперекор своим вкусам, чтобы некрасивых женщин предпочитать красавицам.

Заурядная внешность Олив Аркрайт, которой было уже за 30, казалось, скрывала такую же внутреннюю серость.

Широкая в кости, довольно неуклюжая, она обладала лишь скромными достоинствами — кротостью, покорностью, великодушием.

Шестое чувство помогало Джеффри Грейну улавливать в женщинах тончайшие признаки богатства. Внимание его привлекали мелочи: он замечал и небрежное отношение к деньгам, и привычку к особому обслуживанию. Олив Аркрайт — это вам не стенографистка, выехавшая на отдых, о котором мечтала всю жизнь. Олив Аркрайт родилась в шелках и оказалась на этом пароходе от скуси, в поисках приключения.

Джеффри искал к ней подходы осторожно, не спеша, призвав на помощь весь свой огромный опыт. Он устроился неподалеку от Олив, загоравшей у бассейна, но не слишком близко — только чтобы попасть в поле ее зрения. И сразу же почувствовал, что она его заметила.

Затем немного поплавал, демонстрируя свою силу и ловкость, а, выйдя из воды, весь в сверкающих каплях брызг, уже оказался чуть ближе к ней. Потом, как будто лишь сейчас заметив ее, он улыбнулся своей завораживающей улыбкой.

И все. Джеффри был совершенно уверен в своих способностях и умении очаровывать. Он не станет, как новичок, затевать под каким-нибудь предлогом разговор, чтобы закончить его приглашением пообедать вместе. Его метод был совсем другим — манящим и бьющим без промаха. Рассеянно улыбнувшись в ее сторону, он больше ее не замечал.

Но четко знал, что, когда вернутся к бассейну после обеда, она будет там и будет ждать его.

Так и вышло. На этот раз он улыбнулся уже персонально ей, как бы узнавая и приветствуя ее. Это был очень тонкий комплимент, но женщина его всегда чувствует: красивый мужчина запомнил ее.

Широко используется известный прием, когда мужчина предлагает сигарету или зажигалку курящей женщине. Джеффри Грейн достигал больших результатов методом наоборот. Еще утром он заметил, что женщина курит, поэтому сейчас стал искать по карманам несуществующие сигареты. Так что, Олив Аркрайт первой произнесла роковые слова: «Может, угостить вас сигаретой?»

В тот же вечер они ужинали вместе.

Почти все время говорил один Джеффри, но так умно, что позволял и Олив рассказать о том, что его интересовало, и подтвердить то, о чем он уже догадался, — она очень богата.

К концу вечера Олив была буквально очарована им и даже не подозревала о его планах. Может быть, не подозревала и о том, что он знает о ее богатстве. А может, ей было все равно, знает он об этом или нет. Главное, она уже увлеклась им.

Беда пришла на следующее утро. Джеффри пообещал Олив, что они вместе позавтракают. Она пришла вовремя, счастливая, веселая, в открытом белом платье. Но… пришла не одна, и Джеффри сразу почувствовал тревогу, ибо тотчас уловил сходство между Олив и ее спутницей.

— Джеффри, это моя сестра Хейзел, — представила спутницу Олив.

Хейзел показалась ему моложе и ниже ростом, но на этом различия и заканчивались. У обеих сестер были одинаково тусклые светлые волосы, бледные серо-зеленые глаза, одинаковые угловатые фигуры. Однако на Хейзел, в отличие от Олив, был закрытый свитер с длинными рукавами и шерстяная юбка.

Чертыхнувшись про себя на новую помеху, внешне Джеффри оставался таким же обворожительным и галантным. Олив, как он считал, уже конкретно шла на крючок, поэтому Джеффри уделял ей большую часть своего внимания. С Хейзел же он был обходителен ровно настолько, насколько требовали обстоятельства — ведь она сестра его будущей невесты.

Однако, вопреки его ожиданиям, Хейзел не стала серьезной помехой. Правда, в течение всего путешествия они сидели за одним столом, но во время купаний в бассейне и на прогулках она оставляла их одних, да и по вечерам особо с ними не засиживалась. У Хейзел — «хрупкое здоровье», объяснила Олив.

Но довольно скоро Джеффри обнаружил, что это не совсем так.

Хейзел было всего 32 года, а она уже нашла себе занятие, в котором находят спасение многие стареющие скучающие женщины — без конца пеклась о своем здоровье. Но страдала она лишь ипохондрией, вернее, была на грани того, чтобы стать ипохондриком.

Но, как бы то ни было, Хейзел им не мешала, так что, когда пароход прибыл в Нью-Йорк, Олив и Джеффри были очень близки к взаимопониманию.

Джеффри знал, как опасно торопить события, но знал и то, как опасно медлить. Однако ему хотелось быть уверенным наверняка, что сестры и вправду так богаты, как он вычислил. Поэтому он принял приглашение Олив приехать к ним в Тэнбери на уик-энд.

Перед самым прибытием в порт в каюте Джеффри появился неожиданный посетитель — Хейзел Аркрайт, одетая в почти шикарный, хорошо сшитый шерстяной костюм. И если раньше она лишь подкрашивала губы, то сейчас, впервые за все время их знакомства, Джеффри увидел на ее лице умело наложенную косметику.

— Можно, Джеффри? — спросила Хейзел.

От неожиданности смутившись, — что случалось с ним крайне редко, — он пригласил ее войти. Легким повелительным кивком головы Хейзел заставила его закрыть дверь, и Джеффри сразу же повиновался. Но к нему быстро вернулось его обычное самообладание, и он предложил ей стул.

— Я так поняла, вы приедете к нам в Тэнбери, — мягко произнесла она.

— Да, — подтвердил Джеффри. — Ваша сестра пригласила меня. Надеюсь, и вы не против?

— Против? — улыбнулась Хейзел со странным выражением на лице. Может, она не так уж часто улыбалась. — Конечно, нет. Если бы Олив не пригласила вас, я бы сама это сделала. Напротив, я рада, что вы приедете к нам.

Удивить Джеффри Грейна было нелегко, но сейчас он был поражен.

— И я очень рад, — только и сумел выдавить он.

— Видите ли, Джеффри, — продолжала Хейзел, — в конце концов, чистая случайность, что первой вы заметили Олив, а не меня. Но ведь все могло быть совсем наоборот.

Джеффри плюхнулся на стул, забыв даже убрать лежавшие на нем рубашки.

Он снова почувствовал неловкость. Как бы там ни было, но, хотя Хейзел откровенно говорила ему о счастье, которое ждет его в Тэнбери, от нее веяло бедой. Он молчал, чтобы не брякнуть что-нибудь невпопад, потому что совершенно не знал, что сказать.

— До встречи через несколько дней, Джеффри, — продолжала Хейзел. — У вас есть время кое о чем подумать. В первую очередь о деньгах Аркрайтов. Олив говорила, сколько их у нас?

— Нет.

— Приблизительно десять миллионов.

Отец был нефтепромышленником, ему принадлежали еще и шахты, железные дороги, и везде он преуспевал. Мы с Олив унаследовали десять миллионов в равных долях.

Джеффри Грейн облизал пересохшие губы. Денег оказалось гораздо больше, чем он предполагал. Десять миллионов… поровну… по пять миллионов каждой.

— И мы обе не замужем, Джеффри.

— Я знаю.

— А что я на три года моложе Олив — это вы знали?

— Нет.

У него голова пошла кругом. На что она намекает? Что она так же доступна, как Олив?

— И потом, у меня более хрупкое здоровье. Я не проживу столько же, сколько сестра.

Джеффри обливался потом. Казалось, что кожу его покалывают тысячи маленьких раскаленных иголок. И как только эта женщина смогла догадаться о его тайных мыслях и намерениях? Он ведь был предельно осторожен. Но, похоже, она его раскусила. И при этом нисколько не шокирована. Ведь она фактически предлагает ему себя и напоминает, что может умереть раньше Олив. А что потом? Потом она оставляет ему свои деньги! Свои пять миллионов!

Хейзел вдруг встала.

— Подумайте над моими словами, Джеффри, и до встречи в субботу.

С трудом поднявшись на ноги, Джеффри преградил ей путь и с отчаянием произнес:

— Послушайте, я не понимаю, о чем вы говорите!

— Еще как понимаете, — спокойно улыбнулась Хейзел. — Или поймете, когда хорошенько поразмыслите. Откровеннее я не могу говорить, это будет уж слишком для воспитанницы лучшей школы в Швейцарии. — С этими словами она ушла, оставив его в состоянии полного замешательства.

Джеффри еще не пришел в себя, когда путешествие закончилось. Как в тумане, он помог сестрам высадиться, позаботился об их багаже. Потом сестры уселись в ожидавший их автомобиль и помахали ему на прощание, а он еще раз пообещал, что через четыре дня непременно навестит их в Тэнбери.

Джеффри был рад этим четырем дням. По крайней мере, у него будет время все обдумать, ибо он был совершенно растерян, а в голову приходили самые неожиданные мысли. Сначала все казалось относительно простым и многообещающим. Ведь в прошлом Джеффри Грейн — только под другим, не таким звучным именем — имел несколько жен. С которыми расстался вполне законно. Когда речь шла о больших деньгах, он считал, что действовать можно, только не нарушая законов, хотя бы потому, что глупо лишаться выгодной женитьбы или даже шанса на приличную сумму. Настанет время, и он, конечно, расскажет Олив о своих неудачных женитьбах, уверив ее в том, что сейчас он, наконец, нашел «свою единственную настоящую любовь».

А деньги были большие. Десять миллионов наследства, из которых пять миллионов принадлежат Олив.

Но теперь и на Хейзел можно рассчитывать!

Некоторые люди, возможно, и сказали бы, что между десятью и пятью миллионами практически нет разницы. И в том, и в другом случае денег столько, что и растратить трудно. Но у Джеффри Грейна была на этот счет своя точка зрения. Десять миллионов были в два раза желаннее, чем пять миллионов. Наверное, желание обладать миллионами растет в геометрической, а не в арифметической прогрессии.

Но как, как воспользоваться обеими, идущими прямо в руки женщинами? С пятью миллионами у каждой? Сначала эта мысль только повеселила его, но постепенно становилась навязчивой.

Конечно, выход был, но он боялся даже думать о нем. Только вспоминал слова Хейзел: «У меня здоровье не такое крепкое, как у Олив. Я не проживу столько же, сколько она».

Дом Аркрайтов в Тэнбери, или, лучше сказать, особняк, не оставил у Джеффри сомнений в том, что Хейзел нисколько не преувеличивала, когда говорила о богатстве в десять миллионов. Особняк представлял собою огромное здание в стиле Тюдоров, в котором было не менее тридцати комнат, кирпичные стены увиты виноградом, выложенные плиткой террасы поражали роскошной мебелью, имелись и бассейн, теннисный корт, конюшня и огромные пространства зеленых лужаек. Внутри дом впечатлял не менее: просторный, как в старинных замках, холл с дубовыми панелями и с камином высотой в два этажа. Именно холл поразил его сразу же, как только он вошел. Джеффри представил себе, как передвигается в этой роскошной громадине, в высоких сапогах, импортном твидовом пиджаке, как помахивает стеком, отдавая приказания камердинерам и конюхам. Помещик Грейн! О, стать хозяином такого поместья.

Да, хозяином. Но на какой сестре жениться, чтобы им стать? Эта мысль мучила его не меньше, чем размышления о десяти миллионах против пяти.

— Джеффри, как хорошо, что вы приехали! — радостно встретила его Олив Аркрайт, протягивая ему руку. Манеры ее отличались европейским лоском, хотя по внешности она могла сойти за деревенскую девушку.

— И вы могли подумать, что я не приеду? Да я с трудом дождался этого дня.

— Ну, и приехали бы раньше.

— О, нет. В ожидании тоже есть своя прелесть.

Только после этих слов Джеффри заметил Хейзел. Она стояла в темном углу и казалась особенно маленькой рядом с огромным камином.

— Привет, Джеффри Грейн! — прозвучал из темноты ее голос.

Он подошел к ней, и Хейзел протянула ему руку, оказавшуюся намного меньше, чем у Олив, и горячее. Этот жар встревожил его, и он тотчас же выпустил ее руку. Но такой же огонь горел в ее глазах, пристально смотревших на него.

— И как вы развлекались в эти дни, Джеффри?

— Практически ничего не делал, Хейзел.

— Бездельник.

— Ну, почему же.

Она улыбнулась, и на этом их разговор закончился. Однако между ними уже установилась какая-то связь, будто они вместе участвовали в чем-то, о чем не произнесли ни слова, будто оказались в заговоре, о котором сами еще не имели четкого представления.

С этого момента и все последующие дни Джеффри Грейн вел двойную игру. Он ухаживал за Хейзел и интриговал с ней, точно так же он интриговал с Олив и ухаживал за ней. И только в самом дальнем уголке сознания рождался хитроумнейший план, который пришел ему в голову еще в гостинице Нью-Йорка и который сейчас — после того как он увидел королевские палаты особняка Аркрайтов — он твердо решил хотя бы попытаться осуществить.

Джеффри был уверен, что Олив пойдет за ним хоть сейчас, со своими пятью миллионами. Но десять миллионов — особняк… да, за это стоило побороться. А для него, с его уже не раз испытанным рвением, борьба была не менее, если не более, важной, чем сама радость победы.

Он открыто ухаживал за Олив, не страшась ревнивых глаз Хейзел. А улучив момент, украдкой уверял ее, что ему неудобно вести себя по-другому — ведь сначала, еще на «Малагуньи», он начал ухаживать за Олив, да и в Тэнбери пригласила его она.

А Хейзел ревновала и не скрывала своей ревности от Джеффри, вероятно, и Олив ее заметила. В то время, как она старалась оставаться спокойной, нежной и покладистой, Хейзел уже все поняла. Ее чувства особенно проявлялись, когда она говорила о своей дорогой сестрице.

— Вы ведь женитесь на ней из-за денег, Джеффри. Не нужно притворяться, что это не так. Вы женитесь на старой корове, которая целыми днями готова сидеть и жевать свою жвачку. Вы же со скуки умрете.

— Если я, как вы говорите, женюсь на ней из-за денег, то едва ли буду скучать, имея пять миллионов.

— Значит, я права? Вы помешались на деньгах.

— Это уж точно, денежки я люблю.

— А знаете, что было бы с Олив, если бы она узнала об этом? Она бы в ужас пришла. Но мне все равно. Почему бы вам не жениться на мне, Джеффри? У меня ведь тоже есть пять миллионов.

Он задумчиво посмотрел на нее, как бы делая выбор. И, наконец, спросил:

— Вы очень хотите выйти замуж?

— Конечно, какая же женщина не хочет?

— И по какой-то не известной мне причине хотите выйти за меня.

— По какой-то неизвестной причине, — натянуто улыбнулась Хейзел.

— Но, девочка моя дорогая, неужели вы не видите, что на вашем пути стоит Олив? — улыбнулся он в ответ.

— А почему?

— Потому что я — культурный человек, вот почему. Я ведь дал понять Олив, что… ну, что, может быть, сделаю ей предложение. И если вдруг я разворачиваюсь и женюсь на ее сестре — это же очень жестоко.

— Да вы и думать бы забыли о своей воспитанности или жестокости, попади вам в руки эти пять миллионов! — расхохоталась Хейзел.

— Но я ведь могу получить их и без жестокости, оставаясь культурным человеком, — рассмеялся в ответ Джеффри и с этими словами покинул ее.

Время бежало незаметно. Джеффри играл с Олив в теннис, они вместе плавали, катались верхом, а Хейзел большей частью оставалась в своей комнате, пичкая себя пилюлями и порошками от придуманных болезней. Болезнь у нее была одна, и ей не помогут никакие лекарства — Хейзел терзала ревность.

Очередная их беседа протекала не столь спокойно, да и в голосе у Хейзел появились совсем другие нотки.

Она перехватила Джеффри, когда тот возвращался после длительной прогулки с Олив по зеленым лугам, и потянула его за собой в оранжерею, где они спрятались за листьями пальм.

— Вам приходится изрядно потеть за свои пять миллионов, — зло проговорила Хейзел. — Олив не отпускает вас от себя ни на шаг.

— Что ж, пять миллионов стоят того, чтобы потрудиться, — спокойно ответил Джеффри.

— Вы — просто дурак!

— Дурак? Может, не такой уж и дурак, как вы думаете? У меня есть цель, и я стремлюсь к ней.

— Какая? Пять миллионов?

— Хотя бы. Но я не откажусь и от большей суммы.

Хейзел, прищурившись, посмотрела на него — впервые он удивил ее так, как она сама когда-то удивила его, — и растерянно произнесла:

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что пять миллионов, конечно, хорошо, но есть суммы и побольше. Я уже говорил, что на нашем пути стоит Олив.

По существу, Джеффри не сказал ничего определенного, но в то же время сказал много и достаточно смело. Как он и ожидал, его слова напугали Хейзел, но не убавили ее решимости.

— Я и не думала, что вы такой жестокий, — проговорила она.

— Еще какой жестокий.

— Так вы предпочитаете меня?

— Может быть.

— И вступаете со мной в заговор против Олив?

— Ну, нет, — возразил Джеффри, — этого я не говорил. Ни в какой заговор с вами я не собираюсь вступать. Просто подтвердил, что я честолюбив, жесток и жаден. Однако своей цели могу достичь уже сейчас, а вы — нет. Вы — лишняя, по крайней мере, пока. Это ваша проблема, и я не собираюсь подсказывать, как ее решать.

Хейзел с ненавистью взглянула на него и выпалила:

— Олив — моя сестра, и я люблю ее.

— Да, конечно. Любите так, что с удовольствием украли бы меня у нее.

— Украла бы. Но я не хочу причинять ей боль.

— Тогда нам и говорить не о чем. И пожалуйста, не ловите меня больше в холле. Я связан с вашей сестрой обещанием. В этом доме не должно быть предательства.

С этими словами Джеффри вышел из оранжереи и вернулся в свою комнату, чтобы переодеться для плавания. Но свое дело он сделал — бросил зерно в землю.

Если и нужно что-то предпринять, теперь дело за Хейзел — так он ей и сказал. Джеффри ставил на кон пять миллионов, которые почти были у него в кармане, чтобы выиграть десять. Но делать ставкой свою жизнь, совершая убийство, — это уж увольте!

Шли дни. По общему согласию, короткое пребывание Джеффри превратилось в почти постоянное проживание в Тэнбери.

Он видел, что Олив все более нетерпеливо ждет от него предложения, и что, если не заговорит он, это сделает она сама.

В течение недели Джеффри почти не разговаривал с Хейзел и ни разу не был с ней наедине. Наконец, ей удалось встретиться с ним с глазу на глаз — он позволил это сделать, потому что хотел узнать ее решение. Разговаривали они в библиотеке, где со всех сторон на них хмуро смотрели многочисленные ряды книг старого Аркрайта в кожаных переплетах.

— Я чуть не потеряла рассудок, — пожаловалась ему Хейзел. — У меня — постоянные головные боли, я не сплю, не помогают никакие лекарства. Это все вы виноваты, Джеффри. Ваша идея не давала мне покоя.

— Что ж, я рад, что вы думали об этом.

— И слишком много думала. Додумалась даже до того, как именно все сделать. Балкон, на который выходит спальня Олив. Он довольно высок, а под ним — терраса с каменным полом. Если с него упасть, наверняка разобьешься. И уж вас никак не заподозрят — балкон-то в ее спальне. Так что, вы будете в безопасности. Что же касается меня, я даже не представляю, как можно будет доказать, что это я ее столкнула. Пусть доказывают — это их проблема.

— Умно придумано, — похвалил ее Джеффри. — Ну, и когда же мы приступим к делу?

— Только без меня!

— Без вас?!

— Во-первых, я — не убийца. И потом, Олив — моя сестра.

— Но по-другому просто быть не может, девочка моя дорогая!

— Нет, я не смогу, вот и все. — Внезапно Хейзел бросилась к нему и обняла за шею. Он почувствовал, что она вся горит, как в лихорадке. — Я же люблю тебя, Джеффри! Ты, может быть, не любишь меня, но, по крайней мере, предпочитаешь меня Олив. Я знаю, я это чувствую. Женись на мне. У меня денег столько же, сколько у нее. Женись на мне, Джеффри, пожалуйста, на мне.

Джеффри твердо освободился от объятий, оттолкнув Хейзел так, что она едва не упала.

— Хорошо, — произнес он. — Я понял: ты этого сделать не можешь, следовательно, нам больше не о чем говорить. Ясно! Между нами все кончено.

В Хейзел Джеффри ошибся. Не хватает ей духу на хладнокровное, тонко рассчитанное, преднамеренное убийство, даже ради любви.

В соответствии со своим планом, он тотчас же после провала с Хейзел начал обрабатывать Олив. Почва давно уже была готова — Олив с нетерпением ждала от него хотя бы намека на признание в любви, а он продолжал молчать.

А сейчас вместо признания он преподнесет ей сюрприз.

— Олив, я слишком долго пользовался вашим гостеприимством. Поэтому завтра уезжаю. Благодарю вас за все.

— Нет, нет, что вы! Как это уезжаете? Вы не можете уехать.

— Не могу оставаться здесь нахлебником, — кротко объяснил Джеффри.

— Какой же вы нахлебник? — На лице его отразилась такая боль, что Олив замолчала, вглядываясь в него и пытаясь понять, чем эта боль вызвана. — С какой это стати вы должны чувствовать себя нахлебником? У нас такой большой дом.

Лицо его помрачнело еще больше.

— Так это из-за Хейзел? Она что, дала понять, что вы здесь нежеланный гость?

Вот он, долгожданный момент! Вот когда он может признаться в своей страсти.

— Все так, но не вините ее. Она видит, что происходит между нами, видит, что я… влюблен в вас. И знает, что однажды я наберусь смелости и попрошу вашей руки. И кто знает, какие мысли приходят ей в голову, когда она предполагает ваш ответ? Ведь возникает угроза ее образу жизни, ее спокойствию. Естественно, она недружелюбна к человеку, от которого эта угроза исходит.

— Но я не позволю! — вскричала Олив. — Не позволю ей встать между нами!

— Боюсь, дорогая, что она уже стоит между нами, — грустно улыбнулся Джеффри. — Вы — ее сестра, единственная ее родственница. Вы ей нужны. Есть вещи, которые ни за какие деньги не купишь — ей нужны ваша любовь, понимание, общение с вами. Я не хочу сказать, что она платит вам тем же. Но она — больной человек и поэтому полностью зависит от вас. Не знаю, конечно, кому вы нужны больше — ей или мне.

— Джеффри, милый! — Олив подошла к нему совсем близко, но он ловко отступил.

— Где мы будем жить, Олив, если поженимся? Переедем отсюда и оставим Хейзел совсем одну в этом огромном доме? Или переедет она, найдя себе какой-нибудь дом? И то, и другое плохо, вы сами видите.

— Джеффри, дорогой, я об этом уже думала. Мы будем жить здесь все вместе. Это ведь дом Аркрайтов — мой и Хейзел.

— Вот это — худший из вариантов, — вполголоса произнес Джеффри. — Вы что, ничего не замечаете? Хейзел влюблена в меня.

Олив прижала пальцы к губам, как бы подавляя готовый вырваться крик и выдохнула:

— Нет!

— Увы. Так что, если я стану вашим мужем, Хейзел еще сильнее будет ревновать.

— Что же делать? — Олив в отчаянии ломала руки. — Что?!

— Ничего мы не можем сделать, — ответил Джеффри. — Нужно положиться на судьбу.

— На судьбу?

— Хейзел не очень здорова. Вы лучше меня это знаете, дорогая. Я тоже заметил, как она временами впадает в черную меланхолию. И на вашем месте присматривал бы за ней — как бы она не покончила с собой. Но что бы ни случилось, я тотчас же приду к вам, моя милая, и утешу.

Да, это было очень хорошее начало. А насколько хорошее — стало ясно из его последующего разговора с Олив. Он звонил по телефону, справляясь о расписании поездов, когда она вдруг схватила его за руку и потянула в пустой и гулкий холл.

— Джеффри, вы были правы. Хейзел влюблена в вас и ревнует.

— Я же вам говорил.

— Как вы думаете, она серьезно больна?

— Трудно сказать.

— Врачи говорят, что она много о себе придумывает.

— Так они иногда говорят, когда не могут распознать болезнь.

— Джеффри.

— Да, милая.

— Не хочу поступать с сестрой несправедливо. Но ведь и о своем счастье нужно думать. Я очень хочу выйти за вас замуж, Джеффри. А вы? Вы все так же хотите на мне жениться?

— Больше всего на свете, Олив.

Итак, он не уехал в тот день. Он остался ждать. Прошло три дня. Терпение Джеффри истощалось, но уверенность была прежней. Хотя однажды и она поколебалась, когда Олив сказала:

— Я никак не могу на это решиться, Джеффри.

Сначала Джеффри не поверил своим ушам, Олив ведь по уши в него влюблена. И все-таки отказалась действовать! Однако он продолжал играть свою роль, все еще надеясь на что-то.

— Конечно, не можете, любимая. Вы ведь такая нежная, ласковая.

— Но сделать это все равно нужно. Ради Хейзел, ради нас самих. Ради Хейзел по двум причинам: из-за ревности и из-за ее плохого здоровья. Но я просто не могу на это пойти.

— Понимаю.

— Джеффри, вы должны это сделать сами, ради меня.

— Нет!

Джеффри страшно разозлился. У Хейзел, по крайней мере, хватило ума не заставлять его совершать убийство.

Если бы Джеффри Грейн не был по натуре игроком, если бы он не принял твердого решения стать единственным хозяином особняка Аркрайтов, он мог бы удовольствоваться пятью миллионами и одной из сестер. Возможно, он выбрал бы Хейзел, ибо она больше походила на него характером, а еще потому, что она долго не протянет — сама часто повторяла. Он чувствовал, что у него в запасе есть выход: можно довольствоваться и полбуханкой. Пока же что-то заставляло его предпринимать все возможное, чтобы выиграть оба приза. Поэтому Джеффри еще раз объявил о своем намерении уехать.

Хейзел выслушала эту новость в мрачном молчании, Олив же более открыто выразила свое огорчение. Во время обеда, когда они все вместе сидели за столом, по круглым щекам Олив катились слезы.

— Куда же вы поедете, Джеффри? — спросила она.

— Пожалуй, махну опять на какой-нибудь корабль, — озвучил он заранее подготовленный ответ. — Мне все равно, куда двигаться.

— Это ваше твердое решение?

— Конечно. Может, снова найду какое-нибудь приключение.

— Женщину, вы хотите сказать?

— Кто знает?..

Разговор взволновал обеих сестер, но это не дало никаких результатов. В три часа шофер должен был отвезти Джеффри на вокзал, поэтому сразу после обеда он позаботился, чтобы его чемоданы были уложены в багажник автомобиля.

Именно в этот момент, когда он уже садился в машину, случилось то, чего он так долго ждал, на что так рассчитывал. В чем был уверен. В спокойном полуденном воздухе раздался пронзительный вопль, и Джеффри сразу узнал его — это кричала Хейзел.

Тут же он услышал торопливый стук женских каблучков, и из-за угла появилась она сама.

Ее глаза были широко раскрыты, волосы развевались, на лице — испуг и страдание. Она снова, на этот раз потише, вскрикнула и бросилась в объятия Джеффри.

— Олив… — с трудом вымолвила Хейзел. — Она, должно быть, упала… со своего балкона в спальне… прямо на каменную террасу… столько крови… кажется, она мертва.

Джеффри оставил рыдающую Хейзел и вместе с шофером бросился к месту происшествия. Там они и увидели Олив, распростертую под балконом, как и сказала Хейзел. И диагноз ее оказался точен — Олив была, без сомнения, мертва.

Пока лакей вызывал полицию, Хейзел подошла к Джеффри. На губах ее играла торжествующая улыбка, точно соответствующая чувству, которое испытывал он: он выиграл и был здесь уже почти хозяином.

— Это ты ее столкнула, Хейзел?

Она кивнула в ответ, и на лице ее не отразилось ни капли сожаления.

— Я выполнила то, что ты хотел.

— Но ведь ты мне дала понять, что отказываешься.

— Да, но кое-что произошло, и я изменила свое решение.

— Вот так? И что же произошло?

— Во-первых, хочу получить свою награду. Ты меня ни разу не поцеловал, Джеффри. Я считаю, что заслужила поцелуй.

Джеффри с готовностью заключил ее в крепкие объятия, отработанные до совершенства со столькими женщинами, она буквально обмякла в его руках. Лицо ее было очень бледным, на щеках пылали два красных пятна.

— Ты счастлив, Джеффри? — спросила она, все еще с закрытыми глазами. — Рад своим десяти миллионам?

— Я просто в восторге! Но ты еще не сказала мне, что заставило тебя передумать.

— Я решилась, когда почувствовала боль, — слабо улыбнулась Хейзел.

— Боль? Какую боль?

— От яда, которым Олив накормила меня за обедом. Вот тогда я поняла, что ты уговорил ее сделать то, от чего отказалась я. — Она как-то странно захихикала. — И Олив больше не была мне сестрой. Я вспомнила, о чем ты просил. Столкнуть ее с балкона. Вот я пошла и столкнула. — Снова зазвучал ее смех, злой, насмешливый, и тут же оборвался — девушка, которую Джеффри держал в своих руках, была мертва.

Полиция Тэнбери, прибывшая по вызову, обнаружила два трупа вместо одного. А также гостя хозяек дома по имени Джеффри Грейн, который бормотал что-то невразумительное, тупо уставившись в одну точку. Полиция решила, что он помешался. От горя.