«Самый красивый кошмар»

Светлана Алешина Самый красивый кошмар (сборник)

Самый красивый кошмар

Глава 1

Я бросила придирчивый взгляд в зеркало. С такой критичностью может смотреть на свое отражение только женщина. Ну и, пожалуй, на какую-нибудь красотку, проходящую мимо. Такие уж мы уродились! Мужчина, по сложившемуся расхожему мнению, должен быть чуть симпатичней обезьяны, зато нам-то, представительницам слабого пола, бог дал красоту. Ну, конечно, не всем, но большей части. Однако иногда встречаются такие экземплярчики, что хочется просто глаза закрыть.

На свое же отражение в зеркале я могла спокойно любоваться, потому что уверена: отношусь к той части прекрасной половины, которая не обделена привлекательностью. Аккуратненький ротик, выразительные глаза, маленький носик — в общем, вполне приятные черты лица. Только маленький прыщик на подбородке портит весь вид. Я аккуратно замазала его корректирующим карандашом. Вроде бы получилось: скрыла этот мелкий изъян. И тем не менее нашла еще несколько слабых мест в моей внешности, но не буду об этом.

Уж кому-кому, а героине моей очередной программы упрекнуть себя было не в чем. Красавица! Глаз невозможно отвести! У меня на столе среди прочих бумаг лежала ее фотография. Большие выразительные зеленые глаза, слегка полноватые губы, идеальной формы нос, прелестный овал лица, каштановые волосы — и придраться не к чему. Да я и не старалась разглядеть в этой красотке что-то отталкивающее. Помимо всего прочего, фигура Екатерины Николаевны Золотовой, именно так звали очередную героиню ток-шоу, была просто идеальной. Длинные стройные ноги, как говорится, от ушей, тонкая талия, пышная грудь… Просто загляденье!

Для зрительниц программы «Женское счастье», ведущей которой я являюсь, образ очередной героини — это идеал для подражания. Моя программа, обычное ток-шоу в прямом эфире, завоевала себе постоянную аудиторию. В основном, конечно же, это домохозяйки, которые не обременены ни служебными обязанностями, ни семейными проблемами. Именно у таких женщин хватает времени, чтобы каждую пятницу вечером смотреть мою программу, прильнув к экрану телевизора.

В студию приходят более обеспеченные дамочки. Среди них я уже приметила более-менее постоянных зрительниц, которые не пропускают ни одного выпуска. Их лица уже примелькались; с некоторыми я была знакома лично и даже раскланивалась при встрече.

Пока зрительские места в студии оставались пустыми. До прямого эфира времени чуть больше часа. Торопиться некуда. Золотова должна была вот-вот появиться. Она уже перезвонила мне со своего сотового телефона и сообщила, что выехала из дома.

— Ирина, ты что у зеркала застыла? — Галина Сергеевна галантно подвинула меня в сторону и заняла место перед зеркалом.

Моршакова, режиссер программы «Женское счастье», появилась в кабинете неожиданно. Наверное, в студии было уже все готово, поэтому она и забежала навести окончательный марафет. Несмотря на то что ее возраст приближался к пенсионному, Моршакова с особой тщательностью следила за своей внешностью и с еще большим усердием — за волосами. Галина Сергеевна кокетливо поправила свою новую прическу, приподняла растрепавшийся локон, пригладила его и взглянула на меня еще раз, но уже с большим интересом.

— Выглядишь очаровательно, — бросила она в мою сторону, но отходить от зеркала не торопилась, все еще разглядывая свою прическу.

— Ой, Галина Сергеевна, вы, как всегда, преувеличиваете, — отмахнулась я. — Это героиня наша сейчас просто сразит всех своей красотой, а я по сравнению с ней — так, посредственность.

— Ирочка, подруга Золотовой уже в студии! — Режиссер сразу же перевела разговор на другую тему. — Ты ее видела?

— Да, она ко мне забегала, — без особого энтузиазма ответила я.

Тареева Лидия Петровна, близкая подруга героини, почему-то не понравилась мне с первого взгляда. Не знаю почему, но я сразу же почувствовала к ней нечто вроде антипатии. В принципе, ничего отталкивающего в ее внешности не было, но тем не менее мне не пришлась по душе эта слегка взбалмошная девица с явным излишком косметики на лице. Лидочка, как она сама просила себя называть, буквально напрашивалась на участие в нашей программе, и ее кандидатуру мы с Галиной Сергеевной тщательно обсуждали.

Лида занимается мелким частным бизнесом, довольно-таки выгодным, по ее словам. Семейная жизнь ее тоже относительно благополучна: преуспевающий в бизнесе муж на несколько лет моложе ее, ребенок. Тареева во время подготовки материала для программы с участием подруги совала свой нос буквально в каждую дырку. Она и в съемках участвовала, и во время предварительного интервью вертелась рядом. Даже на прямой эфир напросилась, поэтому пришлось выделить для Тареевой место в студии. Может быть, такая настойчивость меня и раздражала. Но, кроме личной антипатии, у меня не было никаких оснований отказать ей в участии в следующей программе.

Вот и сейчас мне не удалось отвертеться от Тареевой. Как только у нас с Галиной Сергеевной зашел разговор о ней, я услышала требовательный стук в дверь, и на пороге возникла Лидочка собственной персоной.

— Ой, Ирина Анатольевна, мне все так нравится. Я от студии просто в восторге, — защебетала она, будто кто-то интересовался ее мнением.

Мне, например, было совершенно безразлично, что о моей программе думает эта льстивая девица с неестественно желтым цветом волос. Ничто, как говорится, так не красит женщину, как перекись водорода. Я усмехнулась, вспомнив это давно знакомое выражение, которое идеально подходило к Тареевой.

— А Катенька еще не подъехала? — заинтересованно спросила Тареева, выглядывая в окно.

Я покачала головой. Интересно, что она пыталась рассмотреть на улице, если окно выходило на другую сторону от проходной? Стоянку все равно было невозможно увидеть из нашего кабинета.

— Ничего, она скоро будет, — продолжала щебетать Лидочка. — Я с ней сегодня днем виделась. Она в хорошей форме, даже хотела в салон зайти, чтобы выглядеть еще более привлекательно. Я тоже приведу себя в порядок, если вы пригласите меня на следующую программу, только на этот раз в роли героини.

Тареева хитровато прищурилась. Глаза ее блеснули.

— Лида, об этом еще рано говорить, — намеренно строго сказала я.

— Ну, я так… просто так сказала, — замялась Лидочка. — Где же Катенька?

Этот вопрос начинал волновать и меня тоже. До съемки Екатерине Николаевне надо было еще просмотреть конечный вариант сценария, встретиться с визажистом, да и вообще нанести, как говорится, последние штрихи. А Золотова задерживалась уже основательно. К тому же мы знали, что она уже была в пути и, по моим расчетам, с минуты на минуту должна быть в студии.

Телефонный звонок прозвучал неожиданно громко, я подошла к своему столу.

— Ой, телефон! — восторженно вскрикнула Лидочка, как будто первый раз в жизни видела это изобретение человечества. — Это Катенька… Я чувствую…

Тареева и в самом деле оказалась права: на другом конце провода послышался приятный женский голос, и я узнала Золотову. Она уже подъехала к проходной ГТРК и выходила из машины, поэтому разговор был коротким. Я пообещала, что немедленно спущусь за ней к проходной, так как охранник не пустил бы на территорию ГТРК незнакомого человека без сопровождения.

— Я буду вас ждать, — пообещала Екатерина Николаевна и отключила телефон, не попрощавшись.

* * *

Золотова добилась всего в жизни собственными силами. После окончания экономического института она занялась мелким оптовым бизнесом, чем-то вроде перепродажи фруктов. Именно таким путем был накоплен первоначальный капитал, достаточно приличный для организации собственного серьезного дела.

Началось все с открытия магазина, где продавались лечебные травы для любителей фитотерапии. Лет десять назад такой специализированный магазин был уникальным в нашем городе, и поэтому сначала дела шли относительно успешно. Когда же появились конкуренты, Екатерина Николаевна пошла на расширение бизнеса. За одним магазином появился второй, третий… Постепенно и специализация стала более широкой. В магазинах появлялись медикаменты и бальзамы, предметы личной гигиены. Таким образом, из небольших магазинчиков по городу выросла разветвленная сеть частных аптек. Появилось и вполне презентабельное название «Федра» — по-моему, именно так звали одну из героинь древнегреческой мифологии. Именно под этим названием сейчас действует большинство аптек нашего города.

В результате Золотова имела постоянный доход от сети частных аптек. В деньгах не нуждается именно благодаря своим стараниям. В отличие от некоторых героинь моего ток-шоу эта дама сама обеспечила себе достойную жизнь без помощи друзей, родственников, что так редко случается в наше время. И разве после всего этого она не достойна быть героиней моей программы «Женское счастье»?..

Обо всем об этом я думала, спускаясь к проходной, где поджидала меня Екатерина Николаевна, уверенная, что зрительницам и на сей раз понравится моя очередная героиня.

Пронзительный женский крик у проходной в первую секунду даже не испугал почему-то меня, но затем я прибавила шаг и торопливо подошла к двери. Что-то случилось с Золотовой? Эта мысль уже в следующую секунду промелькнула у меня в голове, хотя голоса Екатерины Николаевны в этом пронзительном крике я не узнала. Торопливо открыв дверь, я прошла сразу за ограждение.

Из проходной же теперь доносился женский визг, прерываемый чьими-то криками, но разобрать что-либо было невозможно. Кто-то стремительно пробежал мимо меня, чуть не сбив с ног. За стеклянной перегородкой проходной не было охранника, это я заметила сразу. Крики стали более слышны, и уже кое-что можно было разобрать. Чуть в отдалении я заметила кучку столпившихся людей. Именно оттуда и доносились крики. Где же Екатерина Николаевна? Я подбежала ближе.

— Я даже не успела заметить… Он меня толкнул… — бормотала краснощекая женщина средних лет. — Грубо так… Локоть болит…

И тут я увидела в окружении немногочисленной толпы Золотову. Она стояла, прислонившись к стене, спиной ко мне, но я узнала ее по идеальной, на мой взгляд, фигуре. Ноги ее были полусогнуты, она прикрывала лицо руками и теперь уже не вопила, а как-то странно подергивалась и всхлипывала. И тут Екатерина Николаевна как бы соскользнула со стены. Мгновение — и ее тело уже лежало на бетонном полу. Я стояла в метре от нее, не в силах шевельнуться. Кто-то толкнул меня в бок, лишив возможности пробраться дальше.

— Ментов! «Скорую»! — сообразил один из очевидцев произошедшего и бросился к будке охранника.

Другой не менее активный свидетель принялся расталкивать любопытных, освобождая пространство около упавшей. Я заметила среди толпы несколько знакомых лиц, сотрудников ГТРК: коллеги никак не хотели расходиться по своим делам. Над Екатериной Николаевной склонилась какая-то девушка, но разглядеть что-то подробнее я не могла — слишком плотный круг образовался около места трагедии.

— Бедная девушка! — послышалось бормотание все той же краснощекой женщины. — Он так ее схватил… Все произошло так быстро…

Я наконец-то протиснулась сквозь толпу и взглянула на Екатерину Николаевну, которая лежала без движения. Мой взгляд остановился на лице, точнее говоря, на том, что от него осталось, лица я не смогла разглядеть: такое ощущение, что оно превратилось в лиловое пятно. Девушка, склонившаяся над Золотовой, беспомощно тормошила ее. Одежда Екатерины Николаевны в нескольких местах была порвана. Что же все-таки произошло? Кто-нибудь мне может объяснить?

— Ирина Анатольевна, эта женщина вам знакома? — поинтересовался один из очевидцев в толпе, кивнув на Золотову. — Она не к вам шла?

— Ко мне, — тихо ответила я, узнав одного из корреспондентов программы новостей. — Моя героиня. Я как раз ее ждала… Золотова Екатерина Николаевна… Что произошло?

— Серная кислота… В лицо кто-то плеснул… Я не видел… — забормотал молодой человек и отошел в сторону.

От неожиданности запоздало вскрикнула и я. В те несколько минут, которые я провела на проходной, мне так и не удалось сообразить, что произошло с Золотовой. И только теперь эти слова обрушились на меня, как гром среди ясного неба. Серная кислота! Вот отчего я не смогла разглядеть лицо пострадавшей! Вот почему Екатерина Николаевна так истошно кричала! Вот почему вокруг собралось столько народу с открытыми ртами!

Я отвернулась от лежащей на бетонном полу Золотовой, не в силах смотреть на ее неузнаваемое лицо. Зрелище не для слабонервных! В тот момент я даже не думала о программе: какая-то пустота в мыслях. И только грубый окрик охранника в камуфляжном костюме вывел меня из оцепенения:

— Всем разойтись! Освободить площадку!

Он вбежал в проходную и теперь, тяжело дыша, с трудом расталкивал любопытствующих. Толпа на моих глазах начала редеть, и уже через несколько минут на площадке осталось всего несколько человек. Среди них была все та же розовощекая дамочка, которая весьма эмоционально рассказывала только что подошедшей подруге о том, что случилось. Я решила обратиться к ней.

— Не видела ничего… — поспешно ответила дамочка, отстраняясь от меня. — Меня этот бандит тоже толкнул, я чуть в стенку не влетела. Я за ней шла. — Женщина кивнула на Екатерину Николаевну. — Потом он ее за волосы схватил… Ничего я не видела… А он убежал… Охранник за ним бросился… Бедная… У кого же это рука поднялась?

Постепенно из этой бессвязной речи я восстановила картину произошедшего. Вслед за Екатериной Николаевной кто-то вбежал на проходную, плеснул ей в лицо серной кислотой и скрылся. За ним помчался охранник, и, наверное, поймать преступника молодому человеку в камуфляжном костюме так и не удалось.

— Вы этого гада поймали? — опередила мой вопрос розовощекая дамочка, обращаясь к охраннику.

— Нет, — резко ответил тот и тут же набросился на любопытствующих: — Расходитесь! Кому сказано?!

Ко мне охранник отнесся с явной симпатией, может быть, потому, что знал меня в лицо. Как это обычно случается, его молоденькая жена являлась поклонницей программы «Женское счастье», поэтому за пару ранее данных мною автографов охранник теперь выделял меня из общей массы.

— Ирина Анатольевна, не смог я его схватить, — виновато поник головой молодой человек в камуфляже, разогнав толпу. — Он в машину бросился, гад! Его у дороги «шестерка» поджидала. Он в нее заскочил…

— Номер вы запомнили? — уточнила я.

— А как же! — Молодой человек продиктовал мне цифры, которые я тут же записала на первой же попавшейся в записной книжке странице.

— Как он выглядел?

— Высокий такой, широкоплечий, — отозвался охранник, отчаянно жестикулируя. — Лица я не видел. У него пуловер такой с капюшоном. Он им прикрывался. Даже когда бежал, не оглядывался…

Рассеянно выслушав охранника, я осмотрелась на площадке. Если незнакомый мужчина вылил в лицо Золотовой серную кислоту, значит, где-то должна валяться емкость, в которую она была налита. Наверное, на ней остались отпечатки пальцев. И тут я заметила под ногами осколки, большинство из которых было растоптано. Охранник проследил за моим взглядом и, наверное, тут же сообразив, что они могут служить ценной уликой, громко выкрикнул:

— Всем покинуть площадку! Не топтать! На полу — осколки!

Несколько оставшихся свидетелей прошли через проходную на территорию ГТРК, среди них и розовощекая дамочка. Как ни странно, и милиция, и «Скорая» прибыли относительно быстро. Не прошло и пяти минут с момента трагедии, а менты уже оказались тут как тут. Медики тоже действовали оперативно. Дородная врачиха в белом халате сделала укол Екатерине Николаевне, отчего та встрепенулась и пробормотала:

— Карие… Бешеные карие глаза… Ничего не вижу… Боже!

Это все, что удалось расслышать. Затем Екатерина Николаевна опять впала в бессознательное состояние. Ее быстро внесли на носилках в машину «Скорой», и автомобиль медицинской помощи выехал со стоянки.

Началась рутинная работа сотрудников правоохранительных органов. Усатый оперативник обратил внимание на стеклянные осколки емкости, в которую, по-видимому, была налита серная кислота. Он осторожно собирал стекло в плотный пластиковый пакет. Место преступления было оцеплено, поэтому работники ГТРК, проходящие мимо, не без интереса смотрели на работу сотрудников правоохранительных органов.

Менты окружили молоденького охранника, который эмоционально рассказывал о том, как упустил преступника. Разговор с ним, по моим расчетам, должен был затянуться надолго. Мне же здесь больше делать было нечего, к тому же в студии поджидали коллеги. Надо было поскорее сообщить им, что очередная программа сорвана.

В дверях проходной я буквально нос к носу столкнулась с Валерой Гурьевым, репортером «Криминальной хроники». За ним уверенной походкой шел оператор. Наверное, Гурьев уже узнал о случившемся на проходной и теперь прибежал готовить «горячий» репортаж с места события.

— Ой, Ирина, а ты что здесь делаешь? У тебя же прямой эфир через полчаса! — удивился Валерка.

— Не будет никакого прямого эфира, — с горечью отозвалась я.

— Ты что, мать, с ума сошла? — набросился на меня Гурьев. — Бегом в студию!

— У меня героиню убили.

— Убили? Так это…

Валерка тут же догадался, что пострадавшая ехала на мою программу: Гурьев всегда отличался особой понятливостью.

— Ира, тебе на трупы всегда везло, — с сарказмом заметил он. — С героинями вечно что-то случается. Постой, но этой же только кислотой плеснули… Она что, уже и умерла?

— Нет, не умерла, — тут же поправилась я. — Я просто так ляпнула, не подумав. Надеюсь, что она выживет.

— Выживет, — с немалой долей уверенности отозвался Гурьев. — Только с тебя — интервью. Не отвертишься. Ты об этой бабенке знаешь гораздо больше, чем все здесь собравшиеся.

Пришлось еще на пару минут задержаться у проходной. Я сказала несколько фраз в камеру для программы «Криминальная хроника» и только после этого пошла дальше. Валерий же занялся опросом сотрудников правоохранительных органов. Краем глаза я видела, как он настойчиво приставал к тому усатому оперу, на что мент только махал руками: понятно, что в настоящий момент сотрудники правоохранительных органов будут скупиться на слова. «Без комментариев! Следствие разберется!» — это все, чего сейчас можно в лучшем случае добиться от них.

* * *

А в студию тем временем уже запустили зрителей. Трибуны заняты, камеры наготове. Золотова, было ясно, опаздывала, поэтому к ее приходу все уже были в боевой готовности. На сцене же до последнй минуты оставалось пустым кресло героини, сиротливо возвышаясь на постаменте. А ведь могло бы все получиться! Я надеялась, что очередная программа станет одной из удачных. Материал подготовлен, сценарий отработан с особой тщательностью, героиня — просто загляденье… А теперь все коту под хвост!

— Ирина, ты одна? — Ко мне подлетела Галина Сергеевна. — А где Золотова? Что случилось?

— Программы не будет, — устало ответила я и опустилась на первый попавшийся стул в студии.

Из-за монотонного перешептывания в зале Моршакова, наверное, плохо расслышала мой ответ, поэтому задала вопрос еще раз. Пришлось Галине Сергеевне вкратце объяснить, что произошло на проходной.

Мой рассказ перебил появившийся на программе Павлик Старовойтов. Напрямую к нашей программе он не имел отношения, лишь снимал подготовительный материал, который во время прямого эфира просматривался телезрителями. Мы с Павликом очень хорошо сработались, поэтому я предпочитала брать на съемки только его, а не других работников технического персонала. Павлику это тоже было приятно. К коллективу программы «Женское счастье» он относился весьма трепетно — более, чем к любому другому. Причина тому — его тайная симпатия к Лере Казариновой, помощнику режиссера нашей программы. Именно поэтому Павлик всегда крутился в нашем кабинете, часами просиживал в нем. На этот раз он не занял скромное местечко у выхода, а уверенной походкой направился прямо ко мне.

— Ирина, там на проходной не твою героиню покалечили? — неожиданно спросил Старовойтов.

— А ты откуда знаешь?

— Слухи донеслись, — отмахнулся Павлик. — Еще несколько минут, и вся ГТРК на ноги встанет. Это же ЧП!

— Именно! И от Женьки нам теперь взбучка будет, — поддержала его Моршакова, даже не дослушав мой рассказ до конца.

Женькой она называла нашего непосредственного начальника — Кошелева Евгения Ивановича, на что имела полное право. Галина Сергеевна когда-то начинала свою карьеру на телевидении с ним вместе. Только на данный момент достигли они разных высот. Евгений Иванович — заместитель главного редактора ГТРК, а Моршакова — режиссер программы «Женское счастье».

Я и сама понимала, что теперь нам разборок с начальством не избежать. Мало того, что на проходной совершено преступление, жертвой которого стала наша героиня, так еще и надо было что-то делать с прямым эфиром, до которого оставалось все меньше времени. Обычно у нас есть несколько запасных вариантов, заранее отснятых, но включать их в работу за полчаса до прямого эфира рискованно.

— Ирина, придется пустить в эфир повтор какого-нибудь выпуска, — безапелляционно заявила Галина Сергеевна, будто догадавшись, о чем я думаю.

— Галина Сергеевна, вы займетесь этим? А то я не в своей тарелке после всего, — попросила я Моршакову, и она не отказалась.

Из студии я выходила совершенно раздавленная, слыша у себя за спиной, как наш режиссер обращается с извинениями к зрителям в студии. Перед глазами у меня все еще стояло обожженное лицо Золотовой. Лучше бы я вообще этого не видела. Теперь ночью наверняка будут кошмары мучить. Хорошо еще, что по дороге я никого не встретила, а то пришлось бы отвечать на совершенно бессмысленные вопросы коллег. Павлик был прав: уже через несколько минут новость о том, что случилось на проходной, станет известна всем работникам ГТРК. И опять все шишки посыплются на меня!

В кабинете никого не было, поэтому, закрыв дверь, я с облегчением вздохнула, оставшись в одиночестве. Только здесь было тихо и спокойно. Я включила чайник и села на стул около своего рабочего стола.

Почему так всегда происходит?! Стоит мне только подумать о том, что все идет просто замечательно, как тут же случается что-то из ряда вон выходящее!

Дверь в кабинет неожиданно распахнулась, и в мое одиночество бесцеремонно вторглась Тареева.

— Ирина Анатольевна, это правда? — набросилась она на меня. — Где Катя? Что случилось? Почему прямой эфир отменили?

— Потому что Екатерина Николаевна не пришла в студию, — уклончиво ответила я уставшим голосом.

— Как не пришла? Она же уже ехала сюда? Вы же с ней созванивались? — возбужденно спрашивала Лида. — Вы должны были встретиться у проходной. Что случилось?

От настойчивых вопросов подруги потерпевшей меня избавила Казаринова, которая следом за Лидой вошла в кабинет. Лера не стала задавать лишних вопросов, лишь бросила на меня встревоженный взгляд серых глаз, потом перевела его на Тарееву, недовольно фыркнула и подошла к уже закипавшему чайнику.

— Лера, сделай и мне кофе, пожалуйста, — попросила я.

— Хорошо, — покорно отозвалась Казаринова.

Тареева бесцеремонно попросила кофе и себе, с недовольным видом усаживаясь в единственное кресло кабинета. Это место считалось почетным, и обычно в нем после окончания программы восседала очередная героиня. Лида, конечно же, не знала об этой традиции и заняла место Золотовой.

Уже через несколько минут в кабинет вернулись и Галина Сергеевна со Старовойтовым. Настроение у всех было паршивым. В эфир пошел повтор одной из программ, что, разумеется, очень не поощрялось руководством ГТРК. Но на этот раз у нас другого выхода не было.

Пришлось рассказать Тареевой о происшествии на проходной. Все-таки Золотова была ее подругой, к тому же Лида продолжала настойчиво задавать мне вопросы. Я рассказала все, что удалось увидеть, и реакция Тареевой была вполне естественной.

Изумленные выкрики, несколько всхлипов, испуганный взгляд, и она затараторила:

— Бедная Катенька! Что же за сволочь такая это сделала? Как такое могло произойти? Я вообще ничего не понимаю!

— Давайте по коньячку, и тогда разберемся, — предложил Старовойтов и достал из бара початую бутылку хорошего коньяка.

В принципе, распитие коньяка после очередной программы тоже было нашей своеобразной традицией. Напиток снимал напряжение после прямого эфира, кроме того, происходило это опять же в присутствии героини, в неформальной обстановке. Конечно, сейчас настроение было не столь радужным, как после удачно прошедшей программы, но от коньяка никто не отказался. Даже Лидочка восприняла это предложение с восторгом.

Молчание в кабинете прервал телефонный звонок, и я уже догадалась, кто это мог быть. Мои худшие предположения оправдались: звонил Кошелев Евгений Иванович.

— Да, конечно, Женечка, — залепетала Галина Сергеевна, приложив трубку к уху. — Так получилось…

Затем последовала долгая пауза, во время которой Галина Сергеевна тактично молчала, выслушивая гневную речь начальства.

— Да, да, завтра — к вам, — поспешно ответила Моршакова собеседнику и подмигнула мне. — Будем! С самого раннего утра! До свидания, Женечка!

Галина Сергеевна медленно положила трубку на телефонный аппарат и сообщила, что завтра нас Кошелев вызывает к себе на совещание. Это для меня не являлось новостью. После сорванного выпуска этого следовало ожидать.

— Ирина Анатольевна, а почему вы сразу мне о Катеньке не сказали? — поинтересовалась Тареева. — Я бы с ней в больницу поехала. Ей сейчас поддержка нужна.

— Боюсь, ваша поддержка ей сейчас не поможет, — вздохнув, ответила я. — Гораздо нужней квалифицированная врачебная помощь. Надеюсь, Екатерина Николаевна выживет…

Тареева бросила на меня печальный взгляд, подняла стопку с коньяком и залпом выпила обжигающую жидкость, даже не поморщившись и не закусывая, в упор рассматривая меня.

— И что же теперь делать? — вопрошала Лидочка. — Надо мужу Катеньки рассказать. Иван, наверное, ничего еще не знает.

— Это не ваша забота, — резко ответила я Лидочке. — С родственниками обычно связываются врачи или сотрудники правоохранительных органов.

— Менты? А при чем здесь милиция? — испуганно прошептала Лидочка.

— Это же преступление, — объяснила Лера. — Причинение тяжкого вреда здоровью. И если преступника найдут, срок его заключения будет значительным.

— Где его теперь найти? К тому же менты не очень-то будут стараться, — апатично протянула Лидочка и повертела в руках опустевшую рюмку, рассматривая что-то в прозрачном стекле.

Павлик, заметив ее взгляд, предусмотрительно поставил коньяк обратно в бар: продолжения пьянки не будет. Обычно мы ограничивались тридцатью граммами, и от этого становилось уже легче. Теперь я могла взглянуть на ситуацию более осмысленно.

Лидочка на этот раз была права. Я и сама знаю, что сотрудники правоохранительных органов не станут дотошно заниматься этим делом. У них и без того забот хватает. К тому же это преступление можно смело причислить к разряду так называемых «висяков». Никаких улик преступник не оставил.

Хотя почему не оставил?! Охранник же видел номер машины, в которую прыгнул незнакомый мужчина. Можно найти владельца этого автомобиля, а там уже и на преступника выйти. К тому же на осколках посуды могли остаться отпечатки пальцев. Но это только в том случае, если преступник был без перчаток. Хотелось надеяться на это.

— Ирина Анатольевна, а если менты не найдут этого гада? — с опасением спросила Тареева. — Что тогда?

— Можно будет попробовать самим отыскать его, — неуверенно отозвалась я, чем тут же привлекла к себе удивленные взгляды своих коллег.

— Ирина, ты что, решила опять влезть не в свое дело? Тебе мало своих проблем? Нам завтра к Кошелеву, — напомнила Галина Сергеевна, так как понимала, что если я займусь поисками бандита, то на моей работе в ближайшее время можно будет поставить крест.

— Ирина Анатольевна, вы не оставите это вот так, — нашептывала с другой стороны Тареева. — Надо во всем разобраться. Больше некому.

— Нам очередной выпуск программы готовить, — продолжила Галина Сергеевна. — А перед тем, Ирочка, тебе и отдохнуть не мешало бы.

— А как же Катенька? Кто ей поможет? — с отчаянием вскрикнула Тареева.

Я молча выслушивала доводы обеих сторон, хотя сама для себя уже приняла решение: не могу я просто так бросить Золотову. В конце концов, это и по моей вине плеснули ей серной кислотой. Кто знает, если бы Екатерина Николаевна не пришла в ГТРК, была бы у преступника возможность воплотить свой замысел? К тому же Тареева оказалась более настойчивой, чем Моршакова, и Галина Сергеевна в конце концов сдала позиции, признав, что в произошедшем надо разобраться.

— Хорошо, — согласилась я с Лидочкой намеренно строго. Тареева едва сдержала восторг, услышав о моем согласии. — А вы, Лидия Петровна, знаете, кто мог бы пойти на такой поступок в отношении Золотовой?

— Вы имеете в виду, кого я подозреваю? — осторожно уточнила Тареева.

— Да. Вы же были хорошо знакомы с Екатериной Николаевной…

— С самого раннего детства, — вздохнула Лидочка. — Мы с ней в один садик ходили. Потом в одну школу, правда, в параллельные классы. Даже в один институт поступали. Катя училась очень хорошо, тянула на красный диплом, а я в свое время прогуливала…

— Так все-таки кто же это мог быть? У вас есть какие-то соображения по этому поводу? — нетерпеливо перебила Тарееву наш режиссер.

— Не знаю, — не задумавшись ни на миг, с готовностью ответила Лидочка. — У Катеньки не было врагов. Она ни с кем не конфликтовала.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Но кто-то же плеснул ей в лицо кислотой. И явно не из дружеских побуждений. Не сама же Екатерина Николаевна вылила на себя эту гадость, — заметила Лера.

— Не представляю, кто на это мог решиться, — с той же уверенностью повторила Лидочка. — У Кати почти не было подруг. Только я. Может быть, что-то случилось на работе? — неожиданно спохватилась Тареева. — Я ее рабочими делами никогда не интересовалась. У нас без того всегда было о чем поговорить.

— Значит, это связано с ее бизнесом, — решительно заявила Галина Сергеевна. — Наверное, какой-нибудь фармацевт одной из ее аптек решил отомстить хозяйке. И кислоту мог запросто достать прямо с прилавка…

— Серная кислота так просто не продается, — заметил Павлик. — Если бы эту гадость можно было купить в каждой аптеке, любой преступник мог бы воспользоваться ею для осуществления своих идиотских планов.

— Слушайте, а вы не помните, как несколько лет назад одной манекенщице тоже плеснули в лицо серной кислотой? — неожиданно спросила Лера, не обратив внимания на предположение Моршаковой. — Тогда об этом говорили почти все. У девушки сложилась очень успешная карьера, а тут такое несчастье.

— Да, да, было такое, — закивала Лидочка. — Но это не имеет никакого отношения к Катеньке. Она же не манекенщица.

Лера не стала спорить. Для меня на данный момент было очевидно только одно: кто-то не хотел убивать Екатерину Николаевну. В этом случае достаточно было бы сделать несколько выстрелов из пистолета, что было бы гораздо надежнее. Значит, целью преступника было только сильно навредить Золотовой, что получилось у него, надо признать, очень удачно.

Нашу дискуссию по этому поводу прервал Валера Гурьев, который бесцеремонно ворвался в кабинет, не постучавшись.

— С вашей Золотовой пришлось повозиться, — сообщил он недовольно. — Час торчал на съемке. Менты упорно ничего не хотят говорить. Ну ничего, я по своим каналам доберусь до них. Материал для «Криминальной хроники» получился хиленький. Вот если бы нам удалось заснять саму потерпевшую с обожженным лицом — это была бы бомба, а так…

— Там даже смотреть невозможно было, — успокоила я Гурьева. — Картина ужасная!

— А предварительные версии у следствия есть? — поинтересовалась Лера.

— Из ментов удалось выбить только то, что они обратят особое внимание на личную, то есть семейную, жизнь потерпевшей, — отмахнулся Валерий.

— А что с семейной жизнью? — насторожилась Лидочка. — У Катеньки с этим все в порядке. Иван ее очень любит, и она его тоже. Дочь у них растет. Катя никогда не жаловалась на мужа.

Валерка посмотрел на пустые рюмки, все еще стоявшие на столе, и вздохнул, понимая, что опоздал на коньяк. Зато Лера предложила ему чашечку кофе, от которой Гурьев не отказался.

Вопреки моим ожиданиям Лидочка на этот раз не выразила особого желания выпить еще кофе. Напротив, она встала и схватила свою сумку со спинки стула.

— Вы уже уходите? — поинтересовалась Галина Сергеевна.

— Да! Мне домой пора, а потом в больницу к Катеньке надо съездить, — отозвалась Лидочка. — Я ее, конечно же, не оставлю в беде.

Удерживать Тарееву никто не стал. Может быть, еще и потому, что ее общество было неприятно всем членам редакции: ее желание сунуть свой нос во все происходящее раздражало. К тому же ее откровенная глупость временами выводила меня из себя.

Лидия Петровна уже с порога намекнула в очередной раз на то, что хотела бы стать героиней следующей программы, но опять не получила определенного ответа. Такое поведение Тареевой было несколько странным: неужели после всего произошедшего можно быть такой настойчивой?

Как только за Лидочкой захлопнулась дверь, Павлик вскочил со своего места и пересел в освободившееся почетное кресло.

— И чего вы голову ломаете? Неужели не понятно, кто все это подстроил? — неожиданно сказал он.

— Кто? — хором спросили Галина Сергеевна с Лерой.

— Тареева!

— Ты в своем уме? Как же она могла, если находилась в студии? К тому же они с Золотовой были подругами, — заметила Моршакова.

— Галина Сергеевна, неужели вы не знаете о том, что за определенную плату очень легко найти исполнителя, чтобы себе обеспечить алиби? — продолжил Старовойтов. — Тареева могла быть только заказчицей. Деньги у нее есть. К тому же я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в женских взаимоотношениях, но наслышан о зависти, ревности, ненависти. Эти понятия пока никто не отменял. Лидочка не так проста, как может показаться на первый взгляд.

— Ага, я вот тост один знаю о женской дружбе, — поддержал его Гурьев, намекая на продолжение импровизированного банкета. — Змея и черепаха ползут по пустыне. Перед ними овраг. Черепаха может проползти, а змея нет. Вот змея и вскарабкалась на нее. Двигаются они и думают каждая о своем. «Сейчас дойду до самого опасного места и сброшу ее!» — решила черепаха. «Вот только овраг перейдем, там я ее и ужалю!» — думает змея. Так выпьем же за…

— Мы и так уже выпили, — поспешно перебила его Лера, чтобы Валера не надеялся на коньяк.

— Слушайте, а ведь Павлик прав, — неожиданно поддержала Старовойтова Галина Сергеевна. — Вы заметили, Лидию Петровну даже не напугал этот инцидент. Она по-прежнему настаивает на своем участии в программе, будто ничего и не произошло.

Как же я сама не додумалась до этого? Почему сразу не обратила внимания на поведение Тареевой? Лида же знала о том, когда Екатерина Николаевна выехала из дома, когда была уже у проходной. Я не скрывала деталей, даже не подумав о том, что это-то и было нужно ее подруге. Иначе как объяснить ее настойчивое присутствие в студии, желание быть в курсе всего происходящего? Понятно теперь, что таким образом Тареева обеспечивала себе алиби.

— Что же вы тогда ее так легко отпустили? — заволновался Валера. — Сейчас бы у нее признание выбили, а я бы репортаж снял. Вот это была бы бомба!

— Тареева далеко не уйдет, — уверенно сказала Галина Сергеевна. — Стоит мне только ей позвонить и сказать, что мы согласны на съемку программы с ее участием, как она пулей вернется к нам.

— Ага, а до этого Лида свяжется с исполнителем, отдаст ему деньги за удачно проведенную операцию, а мы об этом и знать не будем, — протараторил Павлик и вскочил с кресла. — Как хотите, но ее упускать нельзя!

— И что же мы можем сделать, чтобы расколоть Тарееву? — попросила я совета у коллег.

— Следить надо за ней, — возбужденно сказал Павлик. — Я это беру на себя. Уж от меня-то она никуда не денется, будет у меня на крючке.

— Что же ты тогда здесь сидишь? Беги за ней, — укоризненно произнесла Казаринова, хмыкнув. — А то дальше разговоров у тебя редко до дела доходит.

— Ну и побегу. Вы мне еще благодарны будете, когда я ее ментам сдам.

В принципе, Павлик был прав. Упускать Тарееву было рискованно. Она могла уже этой ночью обстряпать все свои делишки, а потом ищи-свищи… Возражать Старовойтову мы не стали, поэтому Павлик схватил свою сумку, полную каких-то операторских примочек, и вышел из кабинета.

Я даже подумала о том, что, наверное, небезопасно отпускать одного Павлика по следу преступницы. Но я искренне верила в то, что Старовойтов справится с неожиданными поворотами событий, в крайнем случае позвонит нам, если что-то произойдет.

Я задержалась в кабинете, чтобы попросить Валеру об одном одолжении. Гурьев имел многочисленные связи в нашем городе, начиная от ментовских и кончая криминальными, и мог раздобыть любую информацию. У меня в голове до сих пор крутился номер «шестерки», в которую прыгнул незнакомец, убежав от охранника. Надо было узнать владельца этой машины. Валера, как всегда, не отказался мне помочь и информацию о владельце автомобиля пообещал раздобыть в самое ближайшее время.

Глава 2

Настроение после разговора с Кошелевым было поганым. Нынешним утром я вообще чувствовала себя плохо. Мало того, что умудрилась проспать на работу, так еще и опоздала на совещание к Евгению Ивановичу. Отчитал он нас по полной программе, как нашкодивших школьников.

Причем своей непосредственной вины в срыве программы я не чувствовала: невозможно было предвидеть, что именно на проходной с Екатериной Николаевной случится такое. Но возражать Евгению Ивановичу было бесполезно — все-таки начальник!

После такой утренней взбучки вовсе пропало желание продолжать работу дальше. Мы лениво обсуждали кандидатуры для очередного ток-шоу, которые предлагала Галина Сергеевна. И только Гурьев, стремительно вбежавший в кабинет, немного расшевелил нас:

— Ирина, я кое-что узнал о той «шестерке», в которую прыгнул бандит, — отчитался он. — Между прочим, мои подозрения по этому поводу подтвердились.

— Какие подозрения? — заинтересовалась я, сразу же переключившись с обсуждения кандидаток на более волнующую меня тему.

— «Шестерка» числится в угоне, — коротко ответил Валера, добавив: — Ее только позавчера угнали ночью прямо от подъезда.

— А как же сигнализация? — удивилась Лера.

— Сигнализацию, наверное, отключили, — предположил Гурьев. — В этом нет ничего сложного. Надо только немного разбираться в таких устройствах.

— Похоже, что эту машину просто использовали в своих целях, чтобы не засвечиваться, — сообразила я.

— А что же ее владелец в милицию не обратился? — недоумевала Галина Сергеевна.

— Обратился. Сразу же, как только с утра не увидел свою машину под окнами, как обычно, — рассказал Валера. — Он сразу же ментов вызвал. Так что сотрудники правоохранительных органов теперь занимаются поисками угнанной тачки.

— А нам теперь чем заниматься? — раздраженно вырвалось у меня. — Я думала, что, хоть зная номер машины, можно будет кого-нибудь отыскать, а теперь и ухватиться не за что.

— Ладно, Ирина, мне сейчас к себе пора, а то меня там, наверное, уже разыскивают. Я тебе все рассказал, что смог узнать.

Дверь за Валеркой не успела закрыться, как в кабинет вошел Павлик Старовойтов с сонным и угрюмым видом, не внушающим оптимизма. Он пробормотал что-то невнятное вроде приветствия и сел на один из свободных стульев, не покушаясь на почетное кресло, которое так любил. Павлик даже не позвонил мне, после того как отправился вслед за Тареевой. Мог, кстати, и сообщить, как продвигается слежка. Я еще вчера вечером ждала от него звонка, да и сегодня утром, когда Старовойтов еще не пришел на работу.

— Ну как там? Что узнал? — нетерпеливо спросила я.

— Ничего, — разочаровал меня Павлик, потягиваясь и зевая.

— Совсем ничего? — коварно взглянув, спросила у него Галина Сергеевна. — Такого быть не может. Судя по твоему виду, ты всю ночь гонялся за нашей обожаемой Лидочкой. Неужели так ничего подозрительного и не обнаружил?

— Если вам кажется подозрительным то, что она весь вечер провела дома со своим малолеткой-муженьком, то я вам расскажу об этом в подробностях, — недовольно пробурчал Старовойтов. — Всю ночь провел у двери Тареевой. Чуть ли не в замочную скважину подглядывал. Она сразу же после программы поехала домой. Лидочка живет довольно далеко.

— Как же она добралась? — уточнила Лера.

— Поймала машину около телецентра.

— А ты?

— И мне пришлось маленько поиздержаться, — вздохнул Старовойтов. — Тоже поймал машину и поехал за ней. Подъехав к своему дому, она вышла из машины, поднялась к своей квартире, открыла дверь своим ключом, а я остался в подъезде куковать.

— Всю ночь? — недоверчиво спросила я. Павлик только головой кивнул в ответ. Ничего подозрительного в поведении Лидии Петровны Старовойтову заметить не удалось. С утра, как обычно, Тареева отправилась на работу, а Павлик вернулся в редакцию. Неплохо было бы, конечно, поставить прослушку на ее домашнем телефоне, подумала я, но у нас не было такой возможности.

— А разве Лидочка по субботам работает? — удивилась Лера. — Когда Тареева напрашивалась на участие в нашей программе, она намекала, что работой не загружена. А тут выходит, что она и по субботам трудится.

— Ну и что тут такого, — отозвался Павлик. — Не думаю, что работа психолога непомерно трудная. Так что на самом деле дама не обременена рабочими обязанностями.

— Тогда что же она к подруге в больницу не съездила? — насторожилась я. — Зато вчера распиналась, что не бросит Золотову в беде.

— Откуда я знаю, — отмахнулся Павлик. — Может быть, передумала. Я же с Тареевой не разговаривал.

— А ты уверен, что она с утра на работу поехала? — уточнила Галина Сергеевна.

— Уверен, — твердо ответил Павлик. — Она садилась в автобус. Я ее до самого офиса проводил. Даже подождал немного, не выйдет ли она обратно, а потом сюда пришел. Тареева на работе, не сомневайтесь! Я ей несколько раз звонил, все время трубку брала она. Можете сами в этом убедиться.

Павлик уверенно набрал на память телефонный номер и приложил трубку к уху Леры. Казаринова сосредоточенно вслушалась, а затем положила трубку на телефонный аппарат, слегка улыбнувшись.

— Тареева Лидия Петровна слушает, — ехидно сказала Лера, похоже, скопировав свою собеседницу.

— Надо же, такая взбалмошная девица и психологом работает, — удивилась Галина Сергеевна. — Почему-то людей этой профессии я представляла совершенно другими. По крайней мере, у них должен быть пронзительный взгляд, а не туповатое личико.

— Выходит, что Лидия Петровна не причастна к совершенному преступлению, — сделала я вывод. — И следить за ней, наверное, уже нет смысла. Не думаю, что она долго бы тянула время до встречи с исполнителем.

— Нет уж, — перебил меня Павлик. — Тарееву из виду упускать нельзя, тем более что других подозреваемых у нас пока нет. Я за ней и дальше буду следить.

— Надо же, какая настойчивость! — искренне изумилась Лера.

— Павлик, ты что же, готов еще одну ночь провести в ее подъезде? — улыбнулась Галина Сергеевна.

— Если надо для дела, то готов, — самоотверженно отозвался Старовойтов, искоса посматривая на Леру. — Только мне сейчас немного поспать надо. Тареева будет в офисе где-то до пяти, а потом я ее и перехвачу.

— Ты отпрашиваешься? — догадалась Галина Сергеевна. — Ну и хитрец! Готов ночевать в подъездах, только бы не работать.

— А что? У меня, между прочим, сегодня выходной, — заметил Павлик. — И у вас тоже. Не знаю, что это вы все приперлись сюда.

— Кошелев вызвал, — сообщила Галина Сергеевна.

От упоминания имени нашего начальника меня даже слегка передернуло: никак не выходил из головы утренний разговор с ним. Я на протяжении всего совещания так и не сказала ни слова в свое оправдание. Говорил в основном Евгений Иванович. Даже Галина Сергеевна предпочитала на сей раз молчать.

Павлик отпросился домой, и мы не стали его удерживать. Кто-кто, а уж он-то заслужил нынче отдых, и поспать ему не мешало. Мы же вернулись к дальнейшему обсуждению кандидатур.

* * *

Гурьев зашел к нам уже во время обеденного перерыва, когда мы расположились за столом в предвкушении кофе, приготовленного Лерой.

— Тачка нашлась, — коротко сообщил он. — А вы тут кофе попиваете, пока там менты работают.

Я чуть не поперхнулась, услышав новость. Валера связался со своими знакомыми в правоохранительных органах и узнал, что «шестерка», числящаяся в угоне уже два дня, была найдена в одном из районов города.

— Где ее откопали? — уточнила я, откашлявшись.

— Около гостиницы «Волна», — сообщил Валера, заливая кипяток в чашку с растворимым кофе.

— Какой гостиницы? Первый раз слышу о такой, — заметила я.

Родной город Тарасов я знала как свои пять пальцев. А гостиниц в нашем городе было не больше десяти. Все их я также знала наизусть. Во многих бывала сама, так как иногда наши героини были приезжими. И тогда приходилось готовить материал прямо в гостиницах. Но вот о «Волне» ничего до сих пор не слышала.

— Ты что, Ирина? Стыдно не знать родных пенатов, — поспешила упрекнуть Галина Сергеевна. — «Волна» — на набережной. Когда-то она была одной из самых популярных в городе.

— А сейчас, наверное, перестала относиться к разряду хороших отелей, если я ничего о ней не слышала. Это во времена вашей молодости, Галина Сергеевна, «Волна» славилась.

— Да, — неожиданно согласилась Моршакова. — Сейчас она не столь известна. Какое-то время долго ремонтировалась, а теперь вот опять функционирует.

— А как же машину обнаружили? — с интересом обратилась к Валере Казаринова, уводя разговор об отелях ближе к насущному.

— Работники «Волны» обратили внимание на то, что незнакомая машина стоит на стоянке и никто ею не интересуется. Администратор вызвал ментов. Тут-то и выяснилось, что это и есть та самая «шестерка».

— Вот ее владельцу-то повезло, — присвистнула Лера.

— Не то слово, — кивнул Гурьев. — У нас угнанные тачки, как правило, бесследно исчезают, а эта нашлась. Я сейчас, кстати, туда еду, надо там отснять материал. Все-таки машина замешана в серьезном преступлении.

— Я с тобой, — поспешно решила я и отставила в сторону недопитую чашку кофе. — Может быть, что-то разузнаю.

Валера был не против моего присутствия, поэтому из здания ГТРК мы вышли вдвоем. Оператор уже ждал нас внизу около одной из рабочих машин телевидения. На проходной я покосилась на то место, где накануне случилось трагическое событие. Никаких следов на бетонном полу не осталось. Все было убрано, будто бы ничего и не было.

До гостиницы мы доехали за четверть часа. Трехэтажное здание у дороги не было похоже на гостиницу. Никаких признаков недавнего ремонта я не обнаружила. Здание словно и не реставрировали, хотя оно относилось к старому городскому фонду. Может быть, ремонт был сделан только внутри, но внешний вид производил жалкое впечатление.

Около гостиницы на небольшой стоянке я и заметила «шестерку» белого цвета, окруженную сотрудниками правоохранительных органов. К ним-то мы с Гурьевым и подошли.

— Ага! Вот уже и телевидение приехало, — недовольно пробурчал один из ментов и тут же закрыл свою папку с заполненными протоколами.

— От них никуда не денешься, — поддержал его коллега и демонстративно отвернулся от нас. Я поняла, что общаться с Гурьевым у них не было никакого желания. Валера попробовал порасспросить сотрудников правоохранительных органов, но те отмалчивались. И только после, так как Гурьев явно не без лести похвалил милиционеров за оперативность в поиске угнанной машины, один из ментов согласился коротко выступить перед камерой.

Я отошла в сторонку, пока проходила съемка. Стоя около машины, я мельком заглянула в нее, но ничего подозрительного не обнаружила. Салон автомобиля был совершенно обычным. Потрепанные тканевые сиденья и пожелтевшая от времени отделка говорили о том, что владелец машины не богач нашего города — в ней даже не было магнитолы. Наверное, владелец «шестерки» заботливо забрал ее на ночь с собой. Вот уж обрадуется, когда узнает, что нашли его боевого коня!

— Девушка, это ваша машина? — послышался незнакомый мужской голос сзади.

Других представительниц слабого пола поблизости не было, поэтому я решила, что рыжеволосый мужичок простоватого вида обращается именно ко мне. Заметив, что я оглянулась на его вопрос, мужчина вылез из салона белой «Волги» с шашечками на крыше. Наверное, он работает таксистом, сообразила я. Около каждой гостиницы обычно пасутся таксисты, и «Волна» не исключение.

— Так это ваша машина? — настойчиво спросил мужичок низенького росточка, как говорится, метр с кепкой.

Я искоса взглянула на его кепку и усмехнулась. Мужичок же словно не заметил моей усмешки и требовательно посмотрел на меня в ожидании ответа на вопрос.

— Нет, не моя. Сейчас подъедет владелец.

— Сомневаюсь, что эта тачка ему понадобится, — ухмыльнулся таксист.

— С чего вы взяли? — удивилась я.

— Видел я этого хозяина, — со знанием дела отозвался мужичок и прикурил сигарету, чиркнув спичкой. — Ни один нормальный мужик не бросил бы свою тачку так просто. А этот даже не закрыл ее. Он что, думает, что мы ее здесь охранять будем?

— А где вы видели его?

— Девушка, я же здесь торчу целыми днями. Работаю таксистом около этой гостиницы. Моя машина всегда здесь стоит. Я клиентов вылавливаю. А вчера вечером денек выдался… не позавидуешь.

— Что? Работы было полно? — с сочувствием поинтересовалась я.

— Нет, наоборот, хоть бы один клиент попался! Весь вечер простоял без работы! Но день на день не приходится. Бывает, просто отбоя нет. Все как с цепи срываются. Мы с Лехой еле управляемся, а сейчас…

— И вы видели того, кто приехал на этой машине? — Я кивнула в сторону «шестерки».

— Видел. Их двое было. Два мужичка лет по тридцать. Один из них, который сидел рядом с водителем, потом в гостиницу зашел. А тот, что за рулем, его в машине ждал.

— В гостиницу? — удивилась я.

— Да, — уверенно ответил таксист. — Только он там пробыл недолго. Наверное, ему там не понравилось. Через пять минут он оттуда выбежал как ошпаренный, подозвал своего дружка, и они укатили.

— Как укатили? На этой вот машине?

— В том-то и дело, что не на этой, — недовольно пробурчал таксист. — Он вышел на дорогу и поймал другую тачку. И все на моих глазах! Когда я тут торчу именно для того, чтобы посетителей развозить, этот еще и частников на дороге ловит. Меня это вообще взбесило, до сих пор успокоиться не могу. Частники с него бабки сдерут, да еще и завезут куда-нибудь не туда, а у нас все для клиентов. Полный сервис. Цены не завышаем…

Мужичок опять расчувствовался, полагая, что нашел в моем лице благодарного слушателя. Мне же слушать байки о его проблемах было совершенно неинтересно, поэтому я только безразлично кивала.

— А в котором часу это было? — перебила я душевный рассказ таксиста.

— Что было? А-а… Вы про «шестерку»?.. Да часов в семь, — после непродолжительной паузы ответил он. — Может быть, в начале восьмого. Я за временем слежу. К тому же в семь обычно еще и мой напарник на работу подтягивается.

— А в какую машину тот мужчина сел? — перебила я таксиста.

— Тот парень? Не помню, — сразу ответил таксист. — Попутка какая-то шла, они в нее и заскочили. Я даже номера не запомнил. А мне зачем? Мне не надо…

Я по-прежнему кивала ему, хотя думала уже совсем о другом. Выходит, что после проходной телецентра кареглазый молодой человек со своим товарищем поехали к гостинице «Волна». Интересно, а почему именно к ней? Мало ли в городе отелей?.. А потому что у них, наверное, догадалась я, здесь была назначена с кем-то встреча. Таксист же сказал, что парень заходил в гостиницу и пробыл там какое-то время, а потом поспешно уехал, даже машину не отогнал. А куда должен ехать преступник после осуществления намеченных планов? Разумеется, к заказчику!

Я не сомневаюсь, что именно этот молодой человек плеснул кислотой в лицо Золотовой, выполняя чей-то заказ. Сама она его не узнала. Тареева тоже ничего не сказала о том, что кто-то из близких знакомых подходит под это вполне обычное описание. Кроме того, молодой человек даже не прятался от Екатерины Николаевны. Если бы ему хотелось скрыть свою внешность, он хоть бы чулок, что ли, на голову надел. Хотя охранник говорил, что незнакомец прикрывался капюшоном пуловера, но это совсем другое. Он не боялся быть узнанным, ведь Екатерина Николаевна его не знает. Следовательно, молодой человек выполнял чей-то заказ. И заказчик, по-видимому, ожидал его в одном из номеров именно этой гостиницы!

После того как кареглазый получил деньги, он быстренько свалил отсюда, даже не позаботившись о том, чтобы убрать машину в менее приметное место. И это тоже показалось мне странным! Преступник оставил серьезную улику на самом виду! Но и такое поведение кареглазого вполне объяснимо: ему нужно было срочно скрыться, поэтому не было времени даже для того, чтобы позаботиться о «шестерке». Может быть, гостиничный номер был снят всего на несколько часов, поэтому заказчик не опасался, что его вычислят за это короткое время.

— Ты о чем задумалась, Ирина?

Гурьев лениво подошел ко мне. Съемка уже закончилась, и теперь Валера был свободен. Он не слышал моего разговора с таксистом, поэтому я рассказала об этом Гурьеву уже в машине, когда мы возвращались в редакцию.

* * *

— Ирина, нам Старовойтов звонил, — радостно сообщила Лера.

— Как там у него дела? Выспался? — поинтересовалась я.

— Он никак не мог уснуть, поэтому опять пошел к офису, где работает Тареева, — рассказала Казаринова.

— Да? Молодец Павлик! — восхитилась Галина Сергеевна. — Надо же, какая настойчивость! С таким удовольствием он оператором бы работал, так был бы вообще незаменим.

Моршакова подмигнула Лере, демонстративно не обращавшей внимания на Павлика. Галина Сергеевна же намеренно поднимала в ее глазах Старовойтова.

— Что с ним? — поинтересовалась я.

— Пока ничего, — ответила Лера. — Он звонил перед выходом, около получаса назад. Сейчас, наверное, уже дежурит у офиса. А у вас как там, Ирина? Машину нашли?

Я рассказала коллегам обо всем, что мне удалось узнать от таксиста у гостиницы «Волна». Галина Сергеевна невероятно оживилась и тут же подбросила одну из своих бредовых версий.

— Все понятно, — со знанием дела произнесла Моршакова, кокетливо поправляя перед зеркалом растрепавшийся локон. — Уверена, здесь замешана одна из религиозных сект… Да, да! Ничего удивительного. Сектанты способны на все…

— С чего вы это взяли? — изумилась Лера.

— Вы разве не слышали о существовании секты «Спасение мира»? Ее члены считают, что сейчас все находится в руках грешников, поэтому постепенно расправляются с состоятельными людьми. Я слышала, они и поджигательством занимаются, и грабежами… Вообще, такие отморозки, которые способны пойти на все! А центр — гостиница «Волна»!

— Ну это вы загнули, Галина Сергеевна!

— Лерочка, вы еще слишком молоды, а вот я в свое время чуть не стала сектанткой. Несколько лет назад меня чуть не затянуло в одну секту…

— С вами все могло произойти, — заметила я, вспомнив о богатом жизненном опыте Моршаковой. — Но все это ерунда. Сектанты обычно действуют в более изощренной форме, к тому же с участием всяких атрибутов — кресты там, одежда…

— Ничего подобного! — воспротивилась Галина Сергеевна. — Зачем им раскрывать свои карты?.. Религиозное действо было разыграно как обычное уголовное преступление… Кара господня настигла Золотову…

Услышав эти восклицания Моршаковой, я как-то вся даже передернулась. Надо же было додуматься до такой глупости! Но блеск в глазах нашего режиссера говорил о том, что Моршакова не отступит от своих позиций. Галина Сергеевна уже хотела было развить свою версию, но Лера тактично прервала:

— Хорошо, Галина Сергеевна, мы обязательно учтем ваше предположение. Еще какие-нибудь версии есть?

Как ни странно, но я никак не смогла увязать воедино происшествие на проходной у ГТРК с гостиницей «Волна», хотя в голове и вертелось предположение, что после совершенного преступления там произошла встреча заказчика и исполнителя. А почему бы и нет? По крайней мере, это гораздо правдоподобней, чем кара господня в отношении Золотовой.

На телефонный звонок первой отреагировала Лера, которая сидела ближе к аппарату. Она терпеливо подождала третьего зуммера, сняла трубку и строго представилась:

— Редакция программы «Женское счастье»! Казаринова!

Услышав ответ на том конце провода, Лера слегка улыбнулась и передала трубку мне.

— Кто это? — прошептала я, прижимая микрофон ладонью.

— Сейчас услышишь…

И я услышала беспокойный голос Лидии Петровны Тареевой. Уж ее-то звонка я никак не ждала, поэтому растерялась так, что даже забыла поздороваться.

— Ирина Анатольевна, я была у Катеньки в больнице, но меня к ней не пустили. Врачи сказали, что повреждения кожи слишком серьезные, у нее возникли проблемы и со зрением. В больнице дежурит Иван. Позже, наверное, и мать Катеньки приедет. Она где-то в области живет.

— А когда вы к Золотовой ездили?

— Только что. Вчера вечером уже было поздно, да и не смогла я вчера…

Павлик, наверное, до сих пор на хвосте у Тареевой, подумала я. Это к лучшему. Снимать с нее подозрения пока было рано.

— А как у вас дела? Что нового? Что-нибудь удалось узнать? — поинтересовалась Лидочка своим обычным льстивым голосом.

— Почти ничего, — после небольшого раздумья отозвалась я. — Машина была брошена преступниками около гостиницы «Волна», а дальше следы теряются…

— «Волна»? Вы не ошиблись в названии? — заинтересованно спросила Лидочка.

— Нет, а что?

— Мне очень хорошо знакома эта гостиница, — неожиданно ответила Тареева, а затем загадочным тоном добавила: — И Катеньке тоже.

— Золотовой?

— Да. Если вам интересно, я могу рассказать, но это не телефонный разговор. Нужно встретиться.

Встречаться с Тареевой у меня не было никакого желания, я предпочитала избегать контактов с этой взбалмошной девицей, но в разговоре была заинтересована. Тареева не смогла скрыть удивления, едва услышала название гостиницы. Я уловила в ее голосе растерянность. Интересно, в чем причина такой реакции? От встречи с Тареевой мне не отвязаться. К тому же Лидочка еще раз намекнула, что по телефону рассказывать ничего не будет, и я сдалась.

— Лидия Петровна, вы сейчас где? — поинтересовалась я.

— На работе. Но могу приехать к вам в редакцию за несколько минут. Это несложно. У меня свободный график…

— Нет, на работу не надо, — решительно оборвала я Тарееву. — Давайте встретимся где-нибудь на нейтральной территории. В кафе, например.

Лидочка тяжело вздохнула, немого подумала и предложила встретиться в одном из кафе в центре города. Я согласилась, назначила время и, не прощаясь с ней, положила трубку.

— У меня через полчаса встреча с Тареевой в кафе «Одуванчик» на проспекте, — сообщила я коллегам, посмотрев на часы.

— Ирина, только не поддавайся на ее уговоры. У нас полно кандидатур на участие в программе. Обойдемся и без нее, — напомнила Галина Сергеевна.

Я заметила, что во встрече заинтересована сама, и это успокоило Моршакову. Когда я уже открыла дверь кабинета, чтобы выйти в коридор, телефон опять зазвонил.

— Павлик, ты? — воскликнула Лера. — Ты откуда?.. Сейчас дам трубку Ирине.

Я бросилась к телефону и услышала знакомый голос. Этому звонку я обрадовалась несравненно больше, чем предыдущему.

— Ирина, Тареева сейчас уезжает куда-то с работы. Мне удалось перехватить мобильник у одного лоха. Я у нее на хвосте. Все.

Я не успела сказать ни слова, как в трубке послышались короткие гудки. Павлик отключился. Понятно, что Лидия Петровна направляется на встречу со мной, но сказать об этом Старовойтову уже не было возможности.

* * *

Одинокая женщина, сидящая за одним из столиков в кафе, сразу же привлекла мое внимание. Виной тому был ядовито-зеленый цвет ее костюма, который сразу притягивал взгляд. Лидия Петровна выглядела чересчур экстравагантно, если не учитывать того, что на этот раз косметики на ее лице было намного меньше, чем вчера. Макияж был легким, а прическа простенькой. Может быть, поэтому она показалась мне немного симпатичнее, чем всегда.

Заметив меня, Тареева нетерпеливо вскочила с места и замахала рукой — прямо как закадычной подруге!

Я обвела зал рассеянным взглядом и заметила за столиком в углу бородатого молодого человека. Старовойтов прикрывался газеткой, как показывают в детективных фильмах, и наблюдал за Тареевой. Конечно же, он и меня заметил, но не подал виду. Мы с ним обменялись взглядами, которые не были замечены Тареевой.

— Ирина Анатольевна, я пришла немного раньше, а вы не опоздали, — защебетала Лидочка, отодвигая для меня стул за столиком. — Хорошо, что вы пришли, а то по телефону как-то неудобно. Здесь уютно и обслуживание ненавязчивое. Нам никто не помешает.

Я присела за столик. Чашка кофе, стоящая перед Лидией Петровной, была уже наполовину пуста, и кофе, наверное, остыл. Тареева заказала еще по чашечке, и уже через мгновение заказ был выполнен. Обслуживание и в самом деле показалось ненавязчивым: за время нашего разговора официантка ни разу не подошла к нашему столику. Как я успела заметить, Павлик тоже заказал себе кофе.

— Так в чем, собственно, дело? — сразу же перешла я к разговору, чтобы не слушать бессмысленное щебетание Тареевой.

— Предупреждаю, все, что я вам сейчас расскажу, должно остаться между нами, — загадочно улыбнулась Лидия Петровна. — Это нужно прежде всего самой Катеньке.

— Могила, — пообещала я, с нетерпением посмотрев на Тарееву.

— У Катеньки был любовник, — выпалила Лидия Петровна, полагая, что вызовет у меня какие-то эмоции после этого сообщения.

Ничего себе, удивила! Я и не сомневалась, что такая роскошная женщина, как Золотова, пользовалась успехом у мужчин. И уж, конечно же, предполагала, что у нее есть любовник, несмотря на вполне благополучный брак, ничего странного в этом не находила. Неужели именно это Лидия Петровна должна ото всех скрывать, хотя все настолько очевидно?

— Так вот, она встречалась с Денисом около года, — продолжала Тареева, не заметив в моем взгляде удивления. — Познакомились они вполне банально: на одном из южных курортов. Уж не знаю, питали ли они какие-то особые чувства друг к другу, но Катин выбор понять легко: Денис приятный мужчина, красивый, высокий… Тоже занимается бизнесом… У них очень много общего. И хотя Катенька рассказывала мне иногда о нем, ничего конкретного я не знаю.

— А какое отношение это имеет к гостинице «Волна»? — спросила я, так как мне наскучило слушать любовные россказни о женской неверности.

— Самое прямое! — крикнула довольно громко Лидия Петровна, но затем перешла чуть ли не на шепот: — Встречались они именно в этой гостинице!

— В «Волне»? — уточнила я. — Откуда вам-то это известно?

— Как откуда? Катенька мне кое-что рассказывала, — зашептала Тареева. — Денис постоянно снимал там номер для интимных встреч, так сказать. Он же человек женатый! И Катенька же тоже замужем! Зачем же компрометировать друг друга? А в гостинице они оставались незамеченными, тем более что этот отель не относится к разряду дорогих.

— Он снимал всегда один и тот же номер? — поинтересовалась я.

— Да, — уверенно кивнула Тареева. — Полулюкс! Таких номеров всего два в «Волне». Люксовый только один. Я же повторяю, гостиница паршивенькая, а номер полулюкса седьмой! Денис снимал этот номер постоянно специально для таких целей.

— И сейчас, наверное, тоже? — предположила я.

— Может быть, — уклончиво ответила Лидия Петровна. — После того как они с Катериной расстались, это было около полугода назад, я ничего о нем не слышала. И только сейчас в памяти всплыло название гостиницы.

— А полное имя Дениса вы не знаете?

— Знаю, а как же! Лапов Денис Владимирович! — с готовностью ответила Тареева. — Только это… все между нами. Никому ни слова! Я вас прошу. Это в интересах Катеньки. Я не могла вам не рассказать, коли так все случилось.

— Спасибо большое за откровенность, — нехотя поблагодарила я верную подругу.

Значит, все стрелы попадают в Лапова Дениса Владимировича. Я не верю в случайные совпадения. К тому же отношения с любовниками часто приводят к роковым последствиям.

— А почему они расстались? — спросила я у Тареевой, которая уже лениво помешивала ложечкой в чашке.

— Наскучило, наверное, — отмахнулась Лидия Петровна. — Такое часто случается. Катенька никогда не сохраняла долгих отношений с мужчинами. Видите ли, у нее и до Дениса было много любовников. Странно, что с Лаповым она встречалась такое продолжительное время.

— А скажите, к Екатерине Николаевне врачи никого не пускают?

— Нет, что вы! Она в реанимации. Опасности для жизни нет, но врачам предстоит большая работа: у нее, кажется, повреждено зрение. Лишь бы Катенька не осталась слепой, а то конец ее бизнесу.

— А Лапов Денис Владимирович чем занимается? — неожиданно спросила я, едва Тареева напомнила о рабочих проблемах.

— Не знаю. У него вроде бы тоже какой-то бизнес, но точно не знаю.

Надо прощупать этого Лапова! Что-то здесь явно не то. Тареева продолжала говорить о тяжелом состоянии Золотовой, то и дело вздыхая, но я не обращала на это никакого внимания: меня больше волновал бывший любовник Золотовой. Не слишком ли много совпадений? Она встречалась с ним в «Волне», и следы бандитов тоже привели к этой гостинице.

Я поблагодарила Тарееву за откровенный разговор, на что Лидия Петровна не преминула — в который раз! — упомянуть, что надеется на участие в нашей программе. Я опять не ответила ничего определенного. После такого задушевного разговора отказать Тареевой у меня просто не повернулся язык.

Глава 3

— Валерка, я тебе точно говорю: надо брать Лапова за хвост! Не бывает таких случайных совпадений. Он, наверное, и был заказчиком этого ужасного преступления!

— Ирина, так действовать нельзя, — упирался Гурьев, расхаживая то туда, то сюда по моему кабинету. — У нас против него пока нет никаких доказательств. Даже если бывший любовник Тареевой замешан в этом, мы его только спугнем. Улик нет!

— Будут, — уверенно отозвалась я. — Мне бы только узнать, снимает ли до сих пор Лапов номер в гостинице «Волна».

— Только это? — хмыкнул Валерий.

— Да, это очень важно.

— Без проблем. — Гурьев был, как всегда, лаконичен.

Мы остались с ним в кабинете вдвоем. Галина Сергеевна с Лерой поехали решать насущные рабочие проблемы. Кажется, они уже подыскали героиню для очередной программы «Женское счастье», но я в настоящий момент так далека была ото всего этого. Происшествие с Золотовой волновало меня сейчас гораздо больше. К тому же я напала на след ее бывшего любовника.

Валерка достал из своей сумки увесистую записную книжку, покопался в ней и извлек какую-то визитку, с которой подошел к телефонному аппарату и уверенно набрал номер.

— Гостиница «Волна»? Не могли бы вы меня соединить с Лаповым Денисом Владимировичем?.. Да, я его брат… Денис говорил, что я его могу найти в вашей гостинице. Он снимает номер… Да, да, седьмой, полулюкс… Его сейчас там нет? Хорошо, я перезвоню попозже.

Валера положил трубку и с победоносным выражением лица посмотрел на меня. Все, что меня интересовало, Гурьеву удалось узнать с помощью самого обыкновенного телефонного звонка. Я бы на такой звонок, наверное, никогда не решилась: врать не в моих привычках.

— Лапова пока в номере нет. Но на его имя и в самом деле забронирован полулюкс. Все? — вопросительно посмотрел на меня Валерка.

— Нет, не все! Теперь начинается самое интересное. Значит, молодой человек, приехавший на «шестерке» после выполнения заказа, заходил к Денису Владимировичу.

— Это неизвестно. Почему ты говоришь так уверенно? — оборвал меня Валерка.

— Валерка, если Лапов действительно замешан в этой истории, то сомневаюсь, что он после опрометчивого шага с «шестеркой» появится в гостинице, — осенило меня. — А может быть, вообще скроется на время!

— И где же ты его собираешься разыскивать?

— На работе, дома, у друзей! — бодро отреагировала я.

— Адрес его я могу узнать, — с готовностью отозвался Гурьев.

За что я люблю Валеру, так это за его оперативность: он никогда ничего не откладывает в долгий ящик. И уже через несколько минут передо мной лежала бумажка с адресом Дениса Лапова.

* * *

К нему домой я поехала с Костей Шиловым. Он работал у нас в ГТРК водителем и разъезжал на служебной «Волге». К тому же с Шиловым я чувствовала себя гораздо спокойней, чем с тем же Валеркой. Костик, всегда пребывавший в хорошей физической форме, мог дать отпор любому преступнику. Честно говоря, Лапова я немного опасалась. Денис Владимирович мог пойти на все, чтобы замести следы. А с Костиком было безопасней.

Шансов, что Лапова мы застанем дома, было немного, но других ниточек у нас не было. В гостинице поджидать его бесполезно, а дома можно было, на худой конец, поговорить с родственниками, с женой, о которой упомянула вскользь Тареева.

Дверь квартиры открылась сразу же, после первого звонка.

— Ой, это вы? — изумилась молоденькая девушка лет двадцати с пышными формами, которая открыла нам дверь. — Лебедева?

Ну вот и замечательно! Жена бизнесмена, а, по-видимому, это была именно она, узнала меня. Такое частенько бывает. Иногда поклонницы программы «Женское счастье» узнают меня в самый неподходящий момент, но сейчас мне это было на руку.

— Ирина Анатольевна Лебедева, — на всякий случай представилась я. — А Денис Владимирович дома?

— Нет, его нет. Он в командировке, — растерялась девушка, но тут же спохватилась: — Что же вы на пороге стоите? Проходите, пожалуйста.

Я не стала сопротивляться проявленному гостеприимству и уверенно вошла в квартиру Лапина. Обстановка в доме показалась мне прямо-таки роскошной. Мало того, что квартира была обставлена новенькой мебелью в персиковых тонах, так еще и наличие всевозможной аппаратуры говорило о состоятельности хозяина. Девушка проводила нас в гостиную, где в кресле сидела дородная женщина средних лет с вульгарно разукрашенным косметикой лицом.

— Мама, это Ирина Анатольевна Лебедева, — представила нас девушка. — Она разыскивает папу.

— Дениса? Зачем? — взглянула на меня женщина.

Понятно, что я ошиблась, приняв молоденькую девушку за жену Лапова: оказывается, располневшая и постаревшая дама в кресле и была его женой. Женщина выглядела неухоженно. К тому же и возраст брал свое — морщины под глазами, дряблая кожа, двойной подбородок… Ей можно было дать около пятидесяти.

Дочь хотела было тоже сесть в кресло, чтобы присутствовать при разговоре, но мать строго посмотрела на нее.

— Маша, тебе здесь делать нечего, — грубо обратилась к дочери женщина, и девушка покорно вышла из зала.

Жена Лапова с интересом осматривала меня в течение нескольких секунд, затем самодовольно хмыкнула и переспросила:

— Так зачем вам понадобился Денис?

— Я хотела бы пригласить его для участия в программе, — ляпнула я первое, что мне пришло в голову.

— В программе «Женское счастье»? Вы считаете, что он и в самом деле этого заслуживает? — ухмыльнулась хозяйка дома.

Женщина кивнула в сторону небольшой фотографии в рамке, где был запечатлен, наверное, ее муж, Лапов Денис Владимирович — высокий, широкоплечий красавец с пронзительным взглядом голубых глаз. Слегка полноватые губы расплылись в улыбке, высокий морщинистый лоб, густые брови, сросшиеся у переносицы. Короткая стильная стрижка, строгий костюм добавляли солидности его образу. Лапову было скорее всего столько же, сколько и его жене, — около пятидесяти, но выглядел он гораздо моложе. Я мысленно представила этого человека рядом с располневшей, неухоженной женой и поняла, что они совершенно не подходят друг другу. А вот Лапов с Золотовой составляли бы шикарную парочку.

— Так мы другую программу решили попробовать, похожую, но о мужчинах, — отреагировала я довольно уверенно, отвлекшись от снимка и чувствуя за своей спиной дыхание Шилова.

— Я вашу программу частенько смотрю, — уже более благосклонно сказала женщина, потягиваясь в кресле. — Иногда там появляются интересные персоны. Только вот не пойму, на что вам может сгодиться мой муж? Он вообще не имеет никакого отношения к женскому счастью! Мало того, что мне всю жизнь испортил, так еще теперь решил вообще меня бросить.

— Испортил? — удивилась я, осматривая обстановку квартиры.

— Я с ним столько натерпелась! — Жена Лапова театрально взмахнула руками. — Его постоянные аферы в бизнесе, падения, взлеты, банкротство… Он никогда не сидит на месте, где только не пробовал себя! Начиная со службы в органах и кончая банковским бизнесом.

— Вот! А вы недовольно так говорите!.. Разносторонне развитый человек получается! — восхищенно воскликнула я. — Есть кем гордиться!

— Гордиться нечем. Денис ни в чем не достиг успеха. Постоянно мыкается то туда, то сюда…

— А чем он занимается сейчас?

— Я перестала интересоваться его делами, — безразлично махнула рукой женщина. — Вроде бы хотел выкупить сеть спортивных магазинов в городе, но мне ничего не рассказывает. К тому же с Денисом мы виделись последний раз где-то с полгода назад.

— Вы разведены?

— Нет. С чего вы взяли? — спохватилась женщина, с тревогой посмотрев на меня. — Денис не живет со мной, да мне это и не нужно. Достаточно того, что он обеспечивает семью материально.

— А дочь сказала, что Денис Владимирович в командировке, — напомнила я.

— Я ничего об этом не слышала. Машка с отцом видится чаще, чем я. Может быть, он и уехал сейчас куда-нибудь.

— А как же нам его найти?

— Откуда я знаю.

Вот и поговорили! Жена Лапова оказалась не слишком дружелюбной, поэтому от нее мы уходили в плохом настроении. Неудивительно, что Лапов не живет со столь стервозной бабой. Странно, что он вообще на такой женился в свое время. Хотя семью Денис Владимирович до сих пор обеспечивает, и довольно-таки хорошо.

* * *

К гостинице «Волна» мы с Костей поехали потому, что на данный момент других вариантов у нас просто не было. К тому же меня волновал вопрос: был ли Лапов в седьмом номере в день совершения преступления и к нему ли приходил молодой человек, приехавший на «шестерке».

— Ирина, это Гурьев, — Костя протянул мне трубку радиотелефона, который был у него в салоне.

Результаты посещения квартиры Лапова были неутешительными, но я поделилась ими с Гурьевым.

— Я сейчас тоже к гостинице подъеду, — пообещал Валера. — Дождитесь меня.

Он умудрился приехать к гостинице раньше, чем мы, и я сразу же заметила его одинокую фигуру у входа в «Волну». На стоянке у гостиницы было пусто. Шилов аккуратно припарковался прямо перед входом, и мы вышли из салона автомобиля.

— Сейчас мы все у администратора узнаем, — решительно заявила я и уже направилась было ко входу, как Валера остановил меня.

— Ирина, ничего спрашивать не нужно, — скомандовал он. — Я уже все узнал. В тот вечер, когда Золотовой облили кислотой лицо, Лапов был в своем номере. А теперь, полагаю, нам надо снять соседний с ним. Оттуда можно будет следить.

— Подслушивать? Да ты что! — собралась было возмутиться я, но потом поняла, что другого выхода у нас нет.

Забронировать соседний номер оказалось весьма просто: гостиница в это время года была практически пуста. Нам достался обычный двухместный номер по соседству со снимаемым Лаповым на втором этаже. Мы поднялись туда сразу же, как только Валерка оплатил счет за проживание.

Две односпальные кровати с тумбочками, небольшой шкаф, старенький телевизор, холодильник — вот и все убранство нашего номера. Хорошо еще, что был балкон, который по счастливой случайности соседствовал с балконом седьмого номера.

— Располагайтесь удобнее. Нам здесь предстоит сидеть долго, — предупредил Валера и первым плюхнулся на кровать.

Шилов же постучал по стенам и удовлетворенно причмокнул: они оказались не такими толстыми, как в других постройках того времени, поэтому мы решили воспользоваться старым дедовским способом, чтобы услышать, что происходило у соседа, — небольшая стеклянная банка, приставленная к стенке, стала своеобразным прослушивающим устройством.

Я же обследовала балкон, с которого можно было кое-что разглядеть в номере Лапова. Скажем, гардины. Они в номере Дениса Владимировича были более добротными, чем у нас. Все-таки полулюкс как-никак!

— Я спущусь в кафе, — предупредил Валерий. — Надо едой запастись. А то жрать охота — страсть!

— Неудивительно, — поддержала я Гурьева. — Уже почти шесть часов вечера, а я ведь еще и не завтракала.

— Тебе чего взять?

— Не знаю, сам посмотри, — отмахнулась я и опять вышла на балкон.

Окна выходили во двор, а не на центральную улицу. Напротив гостиницы стоял обыкновенный типовой девятиэтажный дом. За ним возвышалась еще одна высотка. На горе. Двор был большим, ухоженным. Детская площадка, по которой бегала ватага ребятни, была огорожена от остальной его части невысоким забором. Около каждого подъезда стояли машины. Кроме того, со двора выходила дорога на центральную улицу.

Я поежилась. На балконе стало прохладно. Летний ветерок был не слишком теплым. И неудивительно: уже стоял август и вечерами становилось прохладно.

Не знаю даже, чем привлекла меня обычная серебристая «десятка», медленно въехавшая во двор, но я в упор разглядывала ее. Может быть, потому, что больше ничего занятного во дворе не происходило. «Десятка» вяло приближалась к одному из подъездов. Я хотела было уже отвести от нее взгляд, но мне показалось подозрительным, что машина не остановилась у последнего подъезда, к которому, как мне казалось, она направлялась, а развернулась и поехала в обратном направлении столь же неспешно. Хотя и в этом не было ничего странного. Наверное, водитель решил таким образом развернуться, чтобы было удобнее выезжать.

Как ни странно, «десятка» не остановилась ни у одного из подъездов. Водитель припарковал ее с торца дома, но не торопился выйти из салона, что заинтриговало меня еще больше. Мне сразу же вспомнилось, что Костя Шилов обыкновенно тоже никогда не подъезжал к моему подъезду, чтобы не попасться на глаза мужу. Может быть, водитель «десятки» являлся незадачливым любовником замужней дамы? Зачем же в таком случае нужно было проезжать по двору? Такая неосмотрительность мне показалась странной.

Когда же дверь «десятки» наконец-то распахнулась, я чуть не ахнула. Из салона автомобиля вышел Денис Владимирович Лапов собственной персоной. Ошибиться я не могла. Несмотря на то что до соседнего дома было чуть больше ста метров, а я стояла на втором этаже гостиницы, видно все было отлично. Именно этого мужчину средних лет я рассматривала на фотографии: широкие плечи, короткая стрижка, голубые глаза, кустистые брови…

Ой! Кажется, Лапов посмотрел на окна гостиницы и обнаружил меня на балконе! Я машинально пригнулась, выглядывая в промежуток между перилами. Нет, меня он не видел и по-прежнему оставался спокоен. С невозмутимым видом распахнул дверцу машины, подавая ручку сидящей в салоне женщине. Понятно, что такое внимание он мог оказывать только представительнице прекрасного пола.

Высокая стройная брюнетка в длинной облегающей юбке и практически полностью просвечивающей блузке вышла из салона, опираясь на руку Лапова. Вот это номер! Неужели очередная любовница? Эта мысль сразу же промелькнула в голове, и мой взгляд на мгновение задержался на красотке.

Женщина была очень красива. Ей было не больше тридцати, хотя я могла и ошибаться. Длинные черные как смоль волосы были аккуратно уложены, ровный легкий макияж подходил к изысканному облику. Рассмотреть ее лицо мне не удалось, так как девушка тут же нацепила на нос черные очки и, пока Лапов занимался машиной, повернулась спиной к гостинице. Фигура девушки была просто потрясающей. Если это и в самом деле любовница Лапова, то, надо признаться, он нашел достойную замену Екатерине Николаевне.

Лапов подхватил свою очаровательную спутницу под руку и неторопливой походкой повел ее к гостинице. Судя по тому, как уверенно шла девушка, здесь она была не первый раз. К тому же мне показалось, что она тоже бросила едва уловимый взгляд на окна полулюксового номера. На этот раз я без сомнения осталась незамеченной, так как пряталась за перилами.

— Ирина, ты что тут засела? — послышался сзади громкий голос Гурьева.

От неожиданности я вздрогнула и приложила палец к губам, будто Лапов, уже свернувший к центральному входу гостиницы, мог нас услышать. Валерка намек понял и тоже присел ко мне. Денис Владимирович со своей спутницей скрылись из виду, поэтому такая предосторожность была лишней.

— Я тебе пиццу принес, — зашептал мне на ухо Гурьев. — Идем поедим…

— Лапов приехал. Вон его машина. Он не один. С ним девушка. Они пошли в гостиницу.

Валера перевел взгляд на серебристую «десятку» и тут же сообразил:

— Надо бы машину обыскать.

— Зачем? — удивилась я, поднимаясь с колен.

— Мало ли что там можно обнаружить. Иногда в машине и записную книжку оставляют, и номера телефонов, и оружие…

— Этого еще не хватало. — При упоминании об оружии меня передернуло.

— А ты чего тогда здесь стоишь? — спохватился Гурьев. — Надо занимать позиции для слежки.

Слежка за гостиничным номером мне представлялась процессом весьма затруднительным. Сомневаюсь, что через стену даже при помощи банки Валере удастся что-то услышать. Заглянуть же в номер Лапова можно было только с балкона, поэтому я настойчиво заняла место тут же. Гурьев же прошел в глубь номера.

Хорошо бы было вообще перемахнуть на балкон полулюксового номера. Тогда можно было увидеть гораздо больше, но рисковать я побоялась: Денис Владимирович мог в любой момент выйти на балкон.

* * *

Я стояла, прислонившись к стене, и пыталась услышать, что происходит в соседнем номере, но это мне удавалось с трудом. Валерка уже просигнализировал, что Лапов со своей спутницей вошел в номер, но оттуда не доносилось ни звука.

Костя изредка слышал обрывки разговора, но не мог уловить содержания. Валерий замер между мной и Шиловым, надеясь, что хоть одному из нас удастся расслышать что-либо существенное. Мне был виден только кусок комнаты в номере Лапова, так как гардины мешали заглянуть дальше.

Вдруг неожиданно одна половина занавески резко отодвинулась, и я еще теснее вжалась в стену. В проеме балконной двери замаячила фигура Лапова, чуть позади него выглядывала девушка. Вторая половина гардин тоже отъехала в сторону, и Денис Владимирович неожиданно распахнул дверь своего балкона.

— Ну вот, а то я уже задыхаюсь в этой жаре, — послышался визгливый, неприятный голос девицы.

— Здесь нет кондиционеров, — констатировал Денис Владимирович.

— Я уже знаю. Не первый раз, — хмыкнула спутница, лица которой я не видела.

Из предосторожности пришлось немного отойти назад, чтобы иметь возможность незаметно проскользнуть в номер, если Лапов выйдет на балкон. Разговор был слышен благодаря тому, что голубки оставили приоткрытой балконную дверь и не торопились отходить от нее. На улице было еще светло.

— Это тебе не шикарные гостиницы, где в номера подают даже шампанское, — продолжал Лапов. — Все простенько, но со вкусом.

— А шампанского не будет? — игриво спросила девушка.

— Будет, Даша, будет! — поспешно отреагировал Денис Владимирович и увлек свою спутницу в глубь номера.

Голоса стихли. Я прислушалась. Снова тишина.

— Ирина, ну что там? — беспокойно зашипел из-за спины Валерка.

— Уйди, — коротко отозвалась я, опасаясь, что он заговорит громче и Денис Владимирович как-то обнаружит наше присутствие.

Валерка с пониманием посмотрел на меня и возвратился в номер. Я же осталась на балконе. Интересно, что происходит в номере Лапова? В принципе, чего уж тут лукавить: я прекрасно представляла, что там происходит. Естественно, что за такими недвусмысленными фразами о шампанском последуют поцелуи, объятия, ласки… Вот бы сейчас видеокамеру или хоть фотоаппарат. Можно было бы заснять эту сладкую парочку, и Денис Владимирович был бы у нас на крючке. А потом можно было бы его шантажировать этими снимками, как это обычно случается в детективных романчиках.

Хотя такое с Лаповым не пройдет. Его супруга ничуть не заблуждается на предмет сексуальной «подвижности» своего муженька, и для нее, видимо, не секрет, что он меняет любовниц как перчатки. Кажется, она не очень-то и противится этому, ей достаточно материального обеспечения. Интересно, а знает ли жена Дениса Владимировича о существовании этого номера, снятого для интимных встреч?

Неожиданно балконная дверь соседнего номера скрипнула, и на балкон резво выбежала длинноногая брюнетка. Я еле успела прошмыгнуть в свой номер. Вслед за красоткой подтянулся и Денис Владимирович. Объятия были недолгими. Я наблюдала за парочкой через занавеску, до сих пор оставаясь незамеченной.

Денис Владимирович достал из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и протянул их девушке, которая воспользовалась его любезностью.

— Так как насчет шампанского? — проворковала красавица, выпуская изо рта тонкую струйку дыма.

— Может быть, мартини? — предложил Лапов, повернувшись к своей спутнице.

— Можно, это даже лучше, — согласилась девушка. — У нас же уйма времени!

— Да, времени полно, — отозвался Денис Владимирович, как мне показалось, с сожалением в голосе. — Я на работе пока не загружен, так что ближайшее время в полном твоем распоряжении.

— Ну, наконец-то, — с облегчением проворковала Даша — так называл ее Лапов. — А то все время говорил: «Дела! Дела!» Будто у других никогда проблем с бизнесом не бывает. Я тоже, извините, не баклуши бью.

— Дашенька, ты молодец! Хорошо, что и ты смогла вырваться. Давно я себе не устраивал таких праздников.

Денис Владимирович еще что-то прошептал на ухо своей любовнице, приблизившись к ней. Девушка обняла его за шею и поцеловала в щеку. Поцелуй опять был недолгим — Лапов первым отстранился от своей спутницы.

— Слушай, а что нам здесь сидеть? Может быть, спустимся в бар? — неожиданно предложил он. — Там вроде бы спокойная обстановка. И поужинаем заодно, а потом уже и…

Девушка не дала ему закончить фразу. Ее губы страстно прильнули к его и закрыли рот, не давая возможности что-то ответить. На этот раз поцелуй был более долгим. Теперь первой отстранилась Дарья.

— Ты просто чудо! — восхищенно сказала она. — Только мне переодеться надо. Подождешь?

Денис Владимирович кивнул. Дарья ушла с балкона. Лапов же прикурил еще одну сигарету и возвращаться в номер не торопился, предоставив девушке возможность спокойно сменить туалет.

Кстати, откуда у этой красотки здесь одежда для переодевания? Неужели они с Лаповым настолько близки, что Дарья перевезла сюда часть своего гардероба? А почему бы и нет? У меня создалось впечатление, что Денис Владимирович знаком с ней не первый вечер. Может быть, с Дарьей он познакомился сразу же после расставания с Екатериной Николаевной, поэтому в данный момент их отношения стали близкими. И если этот номер — место его постоянных встреч с представительницами прекрасного пола, то неудивительно, что девушка привезла сюда что-то из своих вещей.

Лапов лениво осматривал двор, не обращая на балкон нашего номера никакого внимания. Он медленно выкурил сигарету, затем лениво развернулся и возвратился в номер.

— Ты готова? — удивился он, и это было последнее, что я услышала.

Не осмелившись выйти на балкон нашего номера, я услышала только четкий хлопок входной двери в соседнем. Наверное, Денис Владимирович со своей спутницей вышли из номера. Я бросилась к Валерке с Костиком.

— Они пошли в бар! Только что. Собираются там поужинать. У нас есть минут пятнадцать, — затараторила я.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался Валера.

— Обыскать номер, — не сомневаясь в своем намерении, с готовностью отозвалась я. — Может быть, и машину тоже. Ты же сам на это намекал.

— Тогда так. Костик — к машине, я — в номер, — скомандовал Валерий.

— А я?

— Сиди тут! Не женское это дело — по балконам лазить.

Костик ушел из номера и направился к машине, Валера вышел на балкон. До перил балкона соседнего номера было чуть больше метра. Хорошо еще, что между нашими номерами проходила пожарная лестница, которая заканчивалась метрах в двух от земли.

Гурьев ловко вскочил на перила. Времени в его распоряжении было немного. К тому же человек, который лезет из одного гостиничного номера в другой средь бела дня, мог бы вызвать подозрения случайных прохожих, хотя на улице было не так много народу, чтобы заметить это. Во дворе девятиэтажки по-прежнему бегали ребятишки, лавочки же были пусты. Валера ухватился за пожарную лестницу, перескочил на нее и тут же перебрался на балкон полулюкса Лапова. Все произошло так быстро, что маневр Гурьева остался вроде бы незамеченным.

Около «десятки» Дениса Владимировича я увидела Шилова, который умело отключил сигнализацию и уверенно занял водительское место, скрывшись в салоне. Валера вошел в номер. Я посмотрела на часы — без пятнадцати семь! Если учитывать то, что Лапов повел свою спутницу на романтический ужин в бар, возвратиться они должны оттуда не ранее семи. Уверена, что Лапов не поскупится и сделает в баре приличный заказ. Это добавляет нам времени.

Я ушла с балкона, беспокойно пройдясь по нашему номеру. А что, если Денису Владимировичу вдруг неожиданно взбредет в голову вернуться или же он задумает проверить свою машину? Тогда Костик и Валерка могут погореть!

И тут я решилась на отчаянный шаг. Чтобы обеспечить безопасность своих коллег, я задумала последить за Лаповым в баре. Еще заходя в гостиницу, я успела заметить, что он располагается на первом этаже, недалеко от входа. Туда-то я и направилась уверенной походкой, пересчитав всю имеющуюся наличность у себя в кошельке. Дверь номера я не стала закрывать, так как Костик мог вернуться в любую минуту.

В баре было довольно пусто. Войдя в банкетный зал, я сначала даже не заметила одинокую парочку, сидящую в одном из отсеков. И только окинув зал второй раз, я разглядела Дениса Владимировича. Оставаясь незамеченной, я видела, как любовники были увлечены друг другом, несмотря на то что в баре было слабое освещение. Да и с чего бы это Лапов стал обращать внимание на незнакомую женщину, которая вошла в бар, то есть на меня, когда с ним сидела такая красотка.

Заняв место в углу, я спряталась от интересовавшей меня парочки под раскидистой пальмой. Может быть, поэтому и официант не так быстро заметил меня. Пять минут я сидела в полном одиночестве, наблюдая за Лаповым.

На столе Дениса Владимировича пока стояли только бутылка обещанного мартини и ваза с фруктами, поблескивающими в свете свечей. Лапов что-то увлеченно рассказывал своей спутнице, и один раз Даша на удивление громко рассмеялась, прикрывая худенькой ладошкой ротик. Надо же, как обхаживает свою любовницу! Девушка протянула спутнику свой бокал, они слегка чокнулись и замерли, потягивая мартини. Я подоспела как раз вовремя: наверное, это был первый выпитый ими бокал мартини.

Через некоторое время официант на огромном подносе принес и заказанные блюда. Хотя гостиница была не самого высокого класса, бар был статусом немного выше: я успела пробежать глазами меню. Печень в кисло-сладком соусе, жаркое по-шотландски, креветки… Я с трудом смогла прочитать экзотические названия блюд, зато обратила внимание на цены и вздохнула. Содержимое моего кошелька вытянуло только на пресловутый шашлык, к которому обязательно потребуется заказать хотя бы бокал вина.

— Девушка, добрый вечер, — послышался приятный мужской голос, и передо мной неизвестно откуда взялся официант.

— Да, бокал красного полусладкого вина, — ответила я поспешно.

— Еще что-нибудь будете брать?

— Пока нет, — с той же поспешностью отозвалась я и попросила, чтобы счет принесли сразу же.

Тем временем, пока я лениво потягивала не слишком приятное на вкус вино, Денис Владимирович активно приступил к поглощению принесенных блюд. Его спутница умело орудовала ножом с вилкой, изредка маленькими глотками отпивая мартини. Кажется, парочка не торопилась покидать уютный бар. Я посмотрела на часы. Было уже больше семи часов: надеюсь, что Валера с Костиком управились за это время. Оставив на столе чуть больше указанной в счете суммы, как и положено, я направилась к выходу из бара, не оборачиваясь.

— Ирина, где ты была? — набросился на меня Гурьев, как только я вошла в наш номер.

— В баре. Обеспечивала вашу безопасность, — ответила я. — Костик где?

— Здесь. Мы тебя уже минут десять поджидаем, пока ты по барам шляешься.

— Успокойся, Валера. Что-нибудь нашли?

— Костик ничего.

— А ты?

— А я обыскал весь номер. Заглянул даже в шкаф, под кровать. Можно сказать, что тоже ничего, — отчитался Гурьев. — Вот только эту визитку нашел в шкафу. И еще фотографию.

Я взяла из рук Гурьева ламинированную бумажку стандартного для визиток размера и прочитала: «Лапов Денис Владимирович. Генеральный директор фирмы «Гранд»«. На визитке был также указан и номер сотового телефона. На фотографии же были запечатлены Лапов с Дарьей в обнимку. Вот и компромат появился! Может быть, он когда-нибудь и пригодится.

— Надеюсь, Лапов не хватится сразу пропажи снимка и визитки, — заметил Гурьев.

— Не волнуйся, не хватится, — уверенно подтвердила я. — У него другие планы на вечер. Романтика! А мне, кстати, поесть не мешало бы.

— Ты же только из бара!

— Мне хватило денег лишь на бокал вина. А где обещанная пицца?

Валерка протянул мне кусок пиццы, которая, разумеется, уже остыла. Но голод брал свое: я смела доставшуюся мне долю за минуту.

— Ирина, и как долго мы будем за ним следить? — поинтересовался Валерий, заметив, что я завершила свою нехитрую трапезу.

— Не знаю. Что ты предлагаешь?

— Надо с ним поговорить. Пора уже выводить этого конспиратора на чистую воду.

— Ты же сам говорил, что у нас нет никаких доказательств его вины, — напомнила я Гурьеву.

— Их и не будет. Сейчас же Лапова вполне можно будет вывести из равновесия. В конце концов Костик знает много способов, чтобы освежить человеку память.

— Только без мордобоя! — резко оборвала я.

— Обижаешь, Ирина, — подал голос Шилов.

* * *

Лапов со своей спутницей вернулся в номер уже в начале девятого. И через несколько минут Гурьев тактично постучал в дверь седьмого полулюкса. На первый стук ответа не последовало. Пришлось постучать еще раз, на этот раз более требовательно.

За дверью послышался шорох, лязг открываемого замка, и на пороге возник Денис Владимирович. Пиджака на нем не было, как, впрочем, и галстука. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Наверное, логическое продолжение романтического ужина уже последовало.

— Добрый вечер, Денис Владимирович, можно войти? — начал Валерка и, не дожидаясь ответа, протиснулся в дверь.

За ним проскользнула и я. Лапов уже хотел было выкрикнуть что-то грубое, но за моей спиной возник Шилов, на которого Денис Владимирович посмотрел с немалым уважением.

— Что все это значит? — только и пролепетал Лапов.

Не могу сказать, что он сильно перепугался. Его реакция была вполне объяснимой: в номер врываются совершенно незнакомые люди. Еще бы не растеряться!

Валера не стал с порога объяснять цель своего прихода. Он уверенно прошел в комнату. Конечно, Гурьев не первый раз здесь и ориентируется. Шилов же предусмотрительно закрыл дверь на замок.

— Молодые люди, я сейчас вызову охрану, — предупредил Денис Владимирович, застыв около стены.

— Зачем? — спокойно спросил Валера, усаживаясь поудобнее в кресле и закидывая ногу на ногу.

— Вы не имеете права врываться в мой номер!

— А вам, Денис Владимирович, неужели так трудно принять старых знакомых?

— Знакомых?

— Точнее говоря, не ваших, — исправился Гурьев, — а знакомых одной…

— Денис, кто там? — послышался женский голос из спальни, и Валера не смог договорить фразу.

— Даша, не выходи, — предупредил свою спутницу Лапов. — Все нормально. Это ко мне.

— Благородно, — похвалил Гурьев. — Девушка и в самом деле ни при чем, а разговор у нас сугубо личный.

— О чем разговор-то? — уже более спокойно и менее растерянно спросил Лапов, усаживаясь в свободное кресло.

Он, вероятно, уже понял, что бояться ему особо нечего, так как никто не собирался приставлять к его виску пистолет. И уж тем более мордобоем здесь и не пахло.

— Вы знаете Екатерину Николаевну Золотову? — требовательно спросила я намеренно жестко, чтобы Лапов не расслаблялся.

— Катю? — растерянно переспросил он. — Да, знаю.

— Вы с ней были знакомы продолжительное время. Точнее говоря, почти год. Вы были очень близко знакомы. Практически так же хорошо, как с нынешней любовницей.

— Что вам нужно? И при чем тут Даша?

— За Дашу не беспокойтесь. Разговор не о ней, — успокоил Лапова Костя Шилов.

От этого верзилы Денис Владимирович, наверное, меньше всего ожидал доброго слова, поэтому почувствовал себя более уверенно.

— В чем дело? — требовательно спросил он.

— Вы обвиняетесь в покушении на убийство! — сообщил Гурьев.

— Я? Какое убийство? — изумился Денис Владимирович и тут же догадался: — Вы из ментуры, что ли?

— Вчера вечером было совершено нападение на Екатерину Николаевну Золотову, — продолжал Гурьев, не обращая внимания на вопросы Лапова. — В результате чего был причинен серьезный ущерб ее здоровью. У нас есть все основания считать, что вы, Денис Владимирович, замешаны в этом преступлении!

— Катенька? Что с ней? — как ни странно, залепетал Лапов. — Ничего не понимаю!.. Что случилось с Катенькой?

Этот лепет вывел Гурьева из равновесия. Честно говоря, и я ждала совершенно другой реакции от Дениса Владимировича. Думала, что, услышав о наших подозрениях, он бросится в лучшем случае оправдываться, в худшем же — вытолкает нас из номера. Но Лапов не смог скрыть своего волнения. Как мне показалось, о происшествии на проходной ГТРК он вообще слышал первый раз в жизни. Если же это не так, то я могу только позавидовать его актерским способностям.

Тем временем Валера в подробностях рассказал Лапову о том, что случилось с Золотовой. Реакция Лапова оставалась прежней: он был ошарашен новостью и долго не мог прийти в себя.

— Денис, что все-таки случилось? — опять послышался женский голос, и в гостиную вошла Дарья. На ней уже не было элегантного платья, в котором она спускалась в бар: длинный шелковый халат салатового цвета облегал ее стройную фигуру.

— Вон! Иди в свою комнату! — громко выкрикнул Денис Владимирович и даже привстал с места.

— Что? — Дарья застыла на пороге.

— Это тебя не касается, — уже смягчаясь, отозвался Лапов.

Девушка недовольно хмыкнула и вышла, громко хлопнув дверью спальни. Разумеется, она обиделась! Такого гнева со стороны Лапова и я не ожидала.

— Где сейчас Катенька? Как она себя чувствует? — взволнованно продолжал спрашивать он, обращаясь к Валерию.

— Какое кощунство! Вы присылаете к Золотовой этого бандита с серной кислотой, а теперь изображаете из себя заботливого любовника!

— Никого я не присылал! Вы что, издеваетесь? Я вообще об этом слышу первый раз! — возмутился Денис Владимирович. — Меня ваши обвинения совершенно не волнуют. Я хочу знать, что с Катенькой!

Гурьев беспомощно оглянулся и встретился взглядом со мной. Неужели Лапов и в самом деле ничего не знает о произошедшем? Или только притворяется? Хотя вроде бы не похоже на то, чтобы он ломал перед нами комедию. Его, разумеется, не могло не взволновать, как мы вышли на него, и вообще, какие у нас есть доказательства его вины. Однако Дениса Владимировича это совершенно не волновало. Помимо всего прочего, я заметила, что Екатерина Николаевна ему до сих пор не безразлична. Не зря же он так ласково называет ее Катенькой, к тому же так сорвался на Дарью: девушка вообще здесь ни при чем.

— Успокойтесь, Екатерина Николаевна сейчас находится в больнице под присмотром врачей, — ответил наконец Гурьев. — Опасность для жизни миновала, но ей необходима врачебная помощь.

— Я могу помочь! Это нужно? — спохватился Денис Владимирович. — Я помогу Катеньке! Всем, чем могу!

— Вы что, не понимаете, что вам самому сейчас нужна помощь? — не вытерпела я. — Вы обвиняетесь в покушении на убийство.

— Я здесь ни при чем, — снова пробормотал Денис Владимирович.

— Парень, который вылил в лицо Екатерине Николаевне серную кислоту, после совершения преступления приехал в эту гостиницу и даже оставил у входа угнанную машину, — сообщил Валерий.

— Я ничего об этом не знаю. Это простое совпадение!

— Ну, конечно! — недоверчиво ухмыльнулся Валерка. — Совпадение!

Денис Владимирович беспомощно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Шилова, наверное, в очередной раз ожидая от Кости утешения, а затем пробормотал:

— Меня и в гостинице вчера не было! Я вообще был по делам в Москве.

— Врете, Денис Владимирович, — с укором заметил Костик. — Нехорошо! Мы к вам со всей душой…

— Ну ладно! Был я в номере, но никто ко мне не приходил. Я поздно приехал.

— Это не снимает с вас подозрений, — заметил Валера. — Ментам все известно, и если неожиданно выяснится, что вы снимаете номер в этой гостинице и долгое время были в близких отношениях с Золотовой, вам будет очень сложно оправдаться.

— Но я ни в чем не виноват.

— Это мало кого волнует.

Лапов тяжело вздохнул и подошел к окну. Похлопав по карманам своих брюк, он достал только зажигалку. За сигаретами ему пришлось сходить в спальню к Дарье под присмотром Шилова. Закурив, Денис Владимирович уже более осмысленно взглянул на нас. Он уже было открыл рот: наверное, хотел в следующее мгновение спросить, кто мы, собственно, такие, но Валера перебил, не дав ему задать вопрос:

— К тому же ваше недавнее расставание с Екатериной Николаевной пошло не в вашу пользу!

— При чем тут вообще наши отношения? — Денис Владимирович плотно обхватил голову руками, отчего даже выронил сигарету. Поднимая окурок, Лапов небрежно бросил его в пепельницу и продолжал: — Я никогда бы не оставил Катеньку. Это она так захотела. Она не могла долго обманывать мужа. Мы с ней познакомились на курорте. Это был самый прекрасный роман в моей жизни… Сказка! Вы просто не представляете, как нам было хорошо вместе весь этот год!

— Зачем же надо было расставаться? — не понял Валера.

— Иван, Катин муж, узнав о ее связи, устроил скандал. Он вообще очень жестокий человек. Застав нас в этом номере, он бросился на меня с кулаками, увел Катю. Это было полгода назад… Ночью… И все… Больше я с нею не виделся. Точнее говоря, виделся, но не… близко. Она избегала встреч со мной. Я понял, что продолжения сказки не будет…

— А вы надеялись на свадебный пир на весь мир? — съехидничал Гурьев.

— Ни на что я не надеялся. Мне просто было очень хорошо с этим человеком…

— Почему же вы отступились от своей любви? — удивилась я. — Надо же бороться за нее!

— Я отношусь с уважением к Катеньке… Я сделал все так, как она хотела. А теперь вот что с ней сделали…

Воцарилось молчание. Денис Владимирович трясущимися руками достал еще одну сигарету, нервно прикурил ее и опять отошел к окну, чтобы скрыть печаль на лице.

— Так, может быть, это муженек ее так покалечил? — осенило вдруг Валерия.

— Нет! Этого не может быть! Иван не тронет Катю и пальцем! Он ее тоже любит, — уверенно опроверг это предположение Денис Владимирович.

— Все правильно. Любит и ужасно ревнует. Муж не хочет, чтобы жена доставалась кому-то, кроме него. Поэтому и решил облить ее лицо кислотой, — решительно заявил Гурьев.

— Так может поступить только безумец! — поразилась я такой жестокости.

— Нет, Иван вполне нормальный человек. Это не он, — с той же уверенностью бросился на защиту мужа Золотовой Лапов, что мне показалось странным.

— Тогда кто же? — поинтересовался мнением Лапова Валерка.

— Даже не знаю, — ответил после непродолжительной паузы Денис Владимирович.

— А Тареева Лидия Петровна? — неожиданно вспомнила я. — Не могла она?

— Лидочка? Катина подруга? — встрепенулся Лапов. — Я с ней знаком. Не думаю, что она могла бы пойти на такое. С Катенькой у них были замечательные отношения. Лидочка просто боготворит ее. Они очень хорошие подруги. Причем знакомы довольно давно. Лидочка настолько открытый и бесхитростный человек, что не способна совершить такой низкий поступок.

Надо же, какой герой! Выгораживает всех подозреваемых, даже не заботясь о собственной шкуре! Я бы на его месте уцепилась за любую возможность, чтобы отвести подозрения от себя. Нельзя же так поспешно отвергать предложенные нами кандидатуры. Доброте Лапова можно было только позавидовать.

— Вы знаете, я, кажется, догадываюсь, кто это мог быть. — Неожиданно Денис Владимирович недоверчиво посмотрел на Валеру Гурьева.

— Да-да, мы вас слушаем внимательно, — закивал головой тот.

— У Катеньки не так давно возникли проблемы с бизнесом, — начал Лапов. — Мы с ней тогда еще встречались. Катенька сняла в аренду под центральный офис одно из помещений в центре города. Помещение было хорошим, и вокруг него развернулась целая битва.

— Битва? С кем?

— С предыдущим арендатором помещения. Катенька очень долго искала что-то подходящее и, когда нашла, отступать уже не захотела. Она может быть настойчивой в некоторых случаях, особенно если это касается ее дела.

— Значит, на это помещение имел виды владелец другой фирмы? — догадался Гурьев.

— В принципе, вы правы. Катя присмотрела помещение, которое уже было сдано в аренду под офис небольшой фирмы. Она предложила владельцу помещения большую сумму денег, поэтому мелкая частная фирма по истечении срока договора была выселена. Владелец отказал в продлении в пользу Катерины.

— Таков уж бизнес! За все нужно бороться! — со знанием дела заметил Валерка.

— Вы правы. Бизнес — тяжелая штука, — с сожалением покачал головой Денис Владимирович. — Ради своего дела можно пойти на любые поступки, порой даже противозаконные.

— Но здесь же все было по закону, — сообразила я.

— По закону, — согласился Лапов. — Но все дело в том, что до официального подписания договора аренды Катя пыталась подступиться к этому помещению с разных сторон. Она не очень тактично поговорила с предыдущим арендатором, кажется, даже предлагала ему оформить договор субаренды, но тот уперся как бык! И что только они нашли в этом здании?

Я усмехнулась, вспомнив Галину Сергеевну Моршакову, которая тут же бы сообразила, что в помещении спрятаны какие-то сокровища времен Екатерины Второй, которые не достались коммунистам. И об этом знают лишь немногие. Но я для себя решила, что дело здесь в простом упрямстве.

— После этого разговора в здании произошел пожар, обстоятельства возникновения которого до сих не выяснены, — продолжил Денис Владимирович. — Сгорело практически все имущество фирмы арендатора, документация. Он в этом обвиняет Катеньку, требует возмещения убытков. Не думаю, чтобы она пошла на это.

— Случайное совпадение, — спокойно отозвался Шилов, который молчал на протяжении всего разговора.

— Можно сказать и так. В результате фирма предыдущего арендатора оказывается на грани банкротства, а Катенька тут же подписывает договор аренды. Разумеется, владелец этой фирмы так просто не успокоился. Он какое-то время даже угрожал Катеньке, обещал, что так просто это не оставит.

— Это нам знакомо! — авторитетно заявил Валера. — Письма с угрозами, телефонные звонки, разборки…

— Этот сумасшедший даже на работу к Кате приходил, — подтвердил Денис Владимирович.

— И вы полагаете, что через полгода он мог пойти на такое преступление? — удивилась я. — Мстить — так уж сразу!

— А что, если в эти полгода он безуспешно пытался восстановить свой бизнес после пожара, но ничего не получилось? — осенило Гурьева. — Человек остался без любимого детища. А его злейший враг, то есть Екатерина Николаевна Золотова, процветает.

Я задумалась. Версия, предложенная Лаповым, показалась мне заслуживающей внимания. Бизнес и в самом деле жестокое дело, и разборки могут дойти даже до роковых последствий.

— И где же находится этот лакомый кусочек, вокруг которого развернулись такие баталии? — поинтересовалась я у Лапова.

— Центральный офис? — уточнил Денис Владимирович. — На пересечении Советской и Чапаева. Небольшой двухэтажный особняк. Теперь там центральный офис фармацевтической компании.

— Ой, а мы же там на съемках были, — вспомнила я. — Перед каждой программой «Женское счастье» у нас проходят предварительные съемки…

— Так вот вы откуда, — с облегчением и одновременно радостно воскликнул Денис Владимирович. — С телевидения!

Конечно, лучше разговаривать с телевизионщиками, чем с ментами. Тем более что на Лапова указывали косвенные улики. Денис Владимирович совершенно успокоился и даже, когда прикуривал очередную сигарету, игриво повертел в руках зажигалкой.

— Денис, они ушли? — послышался из спальни голос Дарьи, но ей никто не ответил.

Уходить нам действительно было пора: беседа затянулась. Ведь Лапов, по сути дела, выбыл из круга подозреваемых, и мне он после этого был неинтересен. С большей охотой теперь мне хотелось встретиться с тем конкурентом Золотовой, у которого Екатерина Николаевна выхватила лакомый кусочек — этот особняк.

Меня беспокоило только одно странное совпадение: преступник после совершения преступления заехал именно в эту гостиницу. После разговора с Лаповым Костя предположил, что таким образом заказчик хотел подставить Лапова, указав на «Волну». Поэтому-то исполнитель даже не позаботился о том, чтобы спрятать машину.

Глава 4

Как хорошо все-таки дома! Можно спокойно сидеть в кресле, закинув ногу на ногу, и слушать любимую музыку. Я просто обожаю хорошую музыку и таю, услышав голос обожаемого мною Джо Дассена. Пласидо Доминго тоже ничего. Лучано Паваротти… Красота!

Сейчас же комнату наполняли звуки скрипки, но я все никак не могла отключиться от проблем и беспокойных мыслей. Из кухни долетал звон посуды. Володька, мой любимый муженек, занимался, как всегда, домашними хлопотами. Мало того, что он приготовил изумительный ужин, который я смела за несколько минут — за целый день ничего существенного не съела, — так он еще теперь и посуду перемывал!

Повезло мне с мужем, конечно, здорово! Где еще найдешь такого хозяйственного мужчину, который без ворчания выполняет всю домашнюю работу? Может быть, если бы я больше внимания уделяла семье, на мои плечи тоже бы лег этот нелегкий груз домашних забот. Но с моей работой это совмещать очень тяжело! К тому же я постоянно влипаю в какие-то передряги и потом долго не могу успокоиться, пока не доберусь до истины, например, как с Золотовой.

Ну вот! Хотела отключиться от тревожных мыслей, забыть о своем расследовании хоть на минутку, но не помогли ни приятная музыка, ни любящий муж. На душе как-то тревожно: не давала покоя мысль, что мы в шаге от раскрытия преступления. Стоит только выйти на владельца фирмы, который угрожает Екатерине Николаевне, и вывести его на чистую воду, как можно сказать, что дело закрыто.

Интуиция мне подсказывала, что мы находимся на верном пути. Хотя Валера Гурьев упорно твердил, что доверять Лапову нельзя. Слишком уж странным показалось ему совпадение с гостиницей «Волна». Но я не стала оправдывать Лапова в глазах Гурьева. Валера остался в гостиничном номере и продолжал слежку за Лаповым. Надеюсь, он услышит для себя много интересного и поучительного. Романтический вечер был испорчен, но Денис Владимирович остался в номере с Дарьей.

— Ирочка, дорогая, может быть, киселя глотнешь? — послышался из кухни заботливый голос мужа. — Я его недавно сварил и только что остудил. Холодненький!

— Ты у меня просто золото! — отозвалась я, и уже через мгновение Володька протянул мне стакан киселя, приятно пахнущего лесными ягодами.

— Ирина, ты бы спать ложилась, а то уже поздно, — напомнил Володя. — Я сейчас только тарелки домою и приду к тебе. Ты звонка ждешь?

— Какого звонка? — встрепенулась я и тут же вспомнила, как муж говорил, что целый день мне звонила какая-то женщина.

Представляться звонившая не хотела, а муж и не настаивал. Звонила она почти каждые полчаса с завидной периодичностью. Последний звонок был около часа назад. Я уже забыла думать об этой настойчивой даме, но Володя сам напомнил об этом.

— Нет, звонка не жду, вообще о нем забыла, — честно призналась я. — Но теперь буду ждать!

— Ирина, тебе спать пора. — Володька заботливо погладил меня по плечу.

— Ничего, я не устала.

— Не устала? Целый день где-то гоняла без устали… Никогда не поверю!

— А сколько сейчас времени?

— Почти одиннадцать, — сообщил Володька. — Ложись. Завтра воскресенье, выходной!

— Только не у меня. У меня завтра дела. Надо будет…

— Какие еще дела? — перебил меня муж. — Ты ни одного дня дома нормально посидеть в выходной не можешь. Даже отдохнуть некогда. Вон посмотри, уже и мешочки под глазами появились, и бледная какая-то…

— Не нравится — не смотри!

— Нравится, Ирина. В том-то и дело, что очень нравится! Но жалко мне тебя, — промямлил Володька и, немного подумав, добавил: — И себя жалко. Так хотелось хоть один денек в кругу семьи провести. Я завтра вообще свободен!

— Володечка, солнышко, я не могу человека в беде оставить…

— А меня можешь?

Если бы наш разговор не прервал телефонный звонок, Володя в очередной раз высказал бы все, что думает о моей работе. Ему не нравилось, что я часто прихожу поздно, что за время нашей совместной жизни бываю дома в общей сложности чуть больше трех часов в сутки, не считая времени для сна. Понимаю, что мужу не хватает моего внимания, но ничего не могу поделать с этим.

— Иди, это тебя, — недовольно пробурчал Володька, протягивая мне трубку.

— Да, слушаю, — строго сказала я, приложив трубку к самому уху.

— Ирка, это Павлик… Старовойтов… Не забыла? — проговорил знакомый голос в трубке, слегка взволнованный на этот раз, как мне показалось.

— Нет. Что там у тебя? Как Тареева?

— Ничего интересного. После встречи с тобой, которая, надо сказать, для меня стала сюрпризом, она возвратилась на работу, потом прогулялась по магазинам, а вечером посетила бассейн. Потом возвратилась домой и теперь опять, наверное, развлекается со своим сопляком-супругом.

— Она тебя до сих пор не заметила?

— Нет, — уверенно ответил Павлик. — Только мне кажется, что следить за ней бесполезно. Ничего подозрительного я за это время не заметил… Да! Мне удалось прослушать ее телефонный разговор с мужем Золотовой.

— Как тебе это удалось? У тебя же никакой прослушки?

— Она с ним в магазине по мобильнику беседовала. Муж Золотовой сам позвонил. Она его Ванечкой назвала, словно своего родного.

— Мало ли в городе людей с такими именами, — хмыкнула я.

— Это точно был муж Золотовой, так как они разговаривали о Екатерине Николаевне. Кажется, ее состояние постепенно улучшается. Я слышал, что Тареева дотошно расспрашивала, какие операции предстоят Золотовой. А когда Иван Михайлович ответил, что самое страшное уже позади, она с облегчением вздохнула.

— И, кроме этого разговора, ничего подозрительного?

— Лидия Петровна пыталась до кого-то дозвониться, но у нее ничего не получалось, — сообщил Павлик. — Она часто набирала какой-то номер и, наверное, слушала гудки в трубке.

— Кому же она звонила? — насторожилась я.

— Не знаю. Я же не ясновидящий. Она каждые полчаса набирала этот номер…

— Полчаса? А-а-а… Понятно, с кем она хотела поговорить.

— С кем?

— Со мной. Она мне домой звонила, а я с Гурьевым в это время моталась. Так что в этом ничего подозрительного тоже нет, — сделала я вывод. — Только интересно, что же это такое она мне так настойчиво хочет рассказать? Ладно, потом выясним! Так ты что же, считаешь, что Лидия Петровна вне подозрений?

— Ну, не знаю… Может быть… — боясь определенного ответа, заюлил Старовойтов.

— Тебе что, следить уже надоело? — догадалась я.

— Да, — откровенно признался Павлик. — Я почти весь день за ней мотался, а ничего выяснить так и не удалось. Она ведет себя обыкновенно…

— Ты откуда звонишь?

— С таксофона. Около дома Тареевой. Пост не брошен. Я перед ее окнами. Свет уже погашен. Кажется, они с мужем легли спать.

— Ну и ты иди домой, — посоветовала я Павлику. — Оставим пока Лидию Петровну в покое. Тем более что в деле появились новые обстоятельства…

— Какие?

— Завтра, Павлик, — остановила я Старовойтова от расспросов. — Я сегодня уже устала. Спать хочется. Сейчас Тареевой перезвоню, и спать. Давай встретимся завтра часиков в девять.

— Где?

— В центре города, — уточнила я. — Около кафе «Улей». Знаешь его?

— Ты меня поведешь с утра по ресторанам? — догадался Павлик.

— Нет, это ты меня поведешь, — парировала я. — А теперь иди спать. Все, пока!

Павлик обрадовался, что ему можно наконец покинуть свой пост. Сам он на это не решился, а меня с удовольствием послушался. Я же позвонила Тареевой и только после второго зуммера услышала сонный голос Лидии Петровны.

— Это Ирина Анатольевна вас беспокоит, — сразу представилась я.

— Ой, а я вам весь вечер звонила, — мгновенно проснулась Тареева. — Мне ваш муж, наверное, отвечал. У него голос такой приятный…

— Он мне говорил, что вы звонили, — сухо отозвалась я.

— Ирина Анатольевна, как у вас дела? Вы нашли Лапова? Что с ним? — затараторила Тареева.

— С ним все в порядке. Кажется, он ни в чем не виноват.

— Ну вот. Так я и думала!

— Странно, но вы же сами указывали нам на него.

— Я не указывала, а просто сообщила, что Денис Владимирович в гостинице «Волна» снимает номер, — поправила меня Лидия Петровна. — Я так и думала, что он не мог сделать плохо Катеньке. Мне только непонятно, почему они так странно расстались…

— Если расстались, значит, так им было нужно, — резко ответила я, так как опять почувствовала, что Тареева слишком любопытна. — Если Екатерина Николаевна не рассказала вам об этом, я не вправе секретничать с вами по этому поводу.

— Ладно, — как ни странно, сразу же успокоилась Лидия Петровна. — А что-нибудь новое вы узнали?

— Да. Вы, кстати, не слышали о конфликте Екатерины Николаевны с владельцем одной частной фирмы? Кажется, они оба претендовали на одно помещение…

— И в результате выиграла Катя, — продолжила за меня Тареева. — Конечно же, слышала. Этот гад Катьке прохода не давал. Грозился, что отомстит ей за то, что она подорвала его бизнес. Только было это уже давно. Катя тогда еще с Денисом встречалась.

— А в последнее время угроз от него не поступало?

— Нет.

— А может быть, он просто затаился и копит силы перед серьезным ударом? — предположила я.

— Точно! — неожиданно поддержала меня Лидия Петровна. — Как же это мы с Катей до этого не додумались! Ей казалось странным, что этот безумец сначала серьезно грозился чуть ли не убить ее, а потом вообще пропал. Ни писем, ни звонков!

— Лидия Петровна, а вы случайно не знаете, где нам его найти?

— Я? Нет, не знаю. Даже имени его не знаю. Катя, когда говорила о нем, всегда употребляла не очень цензурные выражения. Даже и говорить не хочу!

— Мы его найдем, — уверенно ответила я.

— Конечно, я не сомневаюсь.

— Спокойной ночи, Лидия Петровна, — ответила я и первая положила трубку.

Ну вот, как я и думала! Подозрения в том, что Екатерине Николаевне угрожали, подтвердились. Если Золотова и в самом деле так настойчиво пыталась завладеть помещением в центре города и для этого даже устроила поджог, то, разумеется, владелец пострадавшей фирмы не оставит идею отомстить. Тем более если в результате всего его фирма разорилась, как предположил Валерий.

К тому же серная кислота в данном случае могла стать неким символом. Ожог кислотой символизирует нечто вроде поджога! Вот до каких мистических мыслей я дошла в своих размышлениях поздно вечером, когда уже лежала в кровати. Володька мерно посапывал рядом, а я все никак не могла забыться. И только когда стрелка часов приблизилась к двенадцати, я заставила себя забыться и погрузилась в сон.

* * *

— Ирка, ты еще спишь? — в трубке послышался возбужденный голос Гурьева, который я спросонья не сразу узнала.

— Нет, уже встаю, — нахально соврала я, хотя на самом деле телефонный звонок меня и разбудил. — Ты откуда звонишь?

— Я за городом. Все бегаю за Лаповым.

— За городом? Денис Владимирович же был в гостинице.

— Был, — подтвердил Гурьев. — Но романтическим свиданием в номере встреча не закончилась. Вчера на ночь глядя Денис Владимирович повез Дарью за город. Поселок Луговой знаешь?

— Откуда мне знать!? Что они там забыли?

— Ты знаешь, они мне напоминают влюбленную парочку в первую неделю медового месяца. В Луговом они остановились в одном небольшом особняке и отрываются по полной. Баня, шашлык на свежем воздухе, поцелуйчики… И самое главное, что Денис Владимирович будто бы совершенно забыл, что его любимая Катенька сейчас лежит на больничной койке. Он только рассказал Дарье в общих чертах, что произошло с его предыдущей любовницей, на что та отшутилась, мол, в смысле, а не могут ли и ей в личико какой-нибудь гадостью прыснуть. Короче говоря, ничего интересного.

— Валер, а тебе не кажется странным, что после нашего прихода Денис Владимирович предпочел покинуть гостиницу, где его могут найти, и уехал за город? — насторожилась я.

— Чего же тут странного? Он понял, что если менты узнают о снимаемом номере, то немедленно выйдут на него. А ему лишние проблемы не нужны, вот он и слинял на время от греха подальше. Ирина, мне кажется, что он ни при чем. Ты знаешь, он ведет себя очень спокойно, даже не нервничает. Как будто бы ничего и не случилось.

— Вот это-то меня и настораживает, — задумчиво сказала я. — Он так серьезно воспринял новость о том, что Екатерина Николаевна пострадала в результате нападения, а теперь вот спокойно продолжает веселиться.

— Я думаю, что он с этим просто смирился. Лапов сильный человек. Смог уступить любимую женщину, усмирить свои чувства: ему пришлось сделать усилие, чтобы забыть о Золотовой хотя бы на время.

— Валерка, а тебе не кажется, что теперь после наших обвинений в его адрес Денис Владимирович должен найти какие-то отмазки, чтобы быть чистеньким перед ментами?

— Зачем? Лапов же ни в чем не виноват, — уверенным голосом сказал Гурьев. — Хотя на время все равно удрал подальше от города. Заметает следы!

— Ладно, ты что теперь собираешься делать?

— Возвращаюсь в город. Лапов собирается со своей дамой пробыть в Луговом еще долго: я это из их разговоров понял. Так что мы его без проблем сможем найти, если это понадобится.

Я положила трубку и посмотрела на пустое место в кровати, где совсем недавно посапывал Володька. Теперь муж уже суетился на кухне, стараясь не греметь посудой. Разумеется, он слышал, что мне позвонили, но почему-то даже не заглянул в комнату.

Я накинула на плечи легкий халатик и протопала к нему. Володя в фартуке суетился около плиты.

— Доброе утро, — пробурчал он. — Ты еще здесь?

— А где же мне быть?

— Ты же собиралась на работу, — хмыкнул муж, опять повернувшись к плите.

Так! Предстоит серьезный разговор с любимым. На Володьку опять накатила волна недовольства моей работой. Такое часто случается, и я могу понять мужа. Не каждому понравится постоянное отсутствие супруги, но я же не виновата, что часто бываю загружена работой по уши. К тому же на этот раз мне нужно было выручить человека из беды: не могла же я бросить Золотову в трудный момент. Об этом я спокойно сказала Володе, чем вызвала новую волну возмущения.

— Мать Тереза… — с прежним недовольством бурчал муж, так и не повернувшись ко мне. — А тебя не волнует, что твой дорогой муженек тоже в тебе нуждается?

— Володечка, солнышко, ты же у меня терпеливый и все понимаешь, — заканючила я, приблизившись сзади к мужу и положив руки ему на плечи.

Он нервно дернулся, и мои руки соскользнули вниз.

— Все! Надоело! Выбирай — я или работа!

— Володь, да ты чего? — изумилась я, потому что не ожидала от мужа такого ультиматума. — А если я выберу работу?

— Ну что ж. Значит, такая моя судьба, — глубоко вздохнув, пробурчал несчастный. — Я уйду, а ты…

— Глупенький, я же без тебя погибну, — не дала я договорить мужу. — Кто же меня будет кормить? Поить? Я же не могу без тебя… И без работы тоже.

Я опять попыталась приласкать мужа, и на этот раз у меня получилось более удачно. Володька не стал сопротивляться. Я обвила руками его шею, а последовавший за объятием долгий поцелуй заставил его расслабиться. Но нам пришлось оторваться друг от друга, так как послышалось противное шипение, и только сейчас я обратила внимание на оладьи, которые заботливо жарил муж.

— Ирина, может быть, никуда не пойдешь? — с надеждой в голосе все-таки спросил он.

— Пойду, — безапелляционно ответила я и схватила еще не остывший оладушек. — Через час я должна быть в центре. Там меня ждет Старовойтов.

— Ну вот, — хотел было опять возмутиться Володька, но на этот раз я его остановила тут же: следующим оладушком заткнула ему рот.

— Ирина, ты хоть поешь тогда нормально, — дожевывая, попросил муж. — А то опять придешь поздно, голодная, как собака.

— Обязательно, — пообещала я мужу. — Только умоюсь.

* * *

Павлик одиноко стоял около кафе и озирался по сторонам. Меня он не сразу заметил: я вышла из автобуса в толпе пассажиров. В выходные дни людей в общественном транспорте ничуть не меньше, чем среди недели. Народ стремился в центр на рынок, я же ехала по делам. Надо было встретиться с владельцем здания на пересечении Чапаева и Советской и узнать, кто был предыдущим арендатором.

— Привет, — недовольно пробурчал Павлик, что мне показалось странным.

Вчера он воспринял идею встретиться с утра с большим энтузиазмом. Теперь же, наверное, был недоволен, что в выходной день ему пришлось рано вставать. В принципе, я могла встретиться с нужным мне человеком сама, но со Старовойтовым было лучше.

— Как дела? — поинтересовалась я.

— На букву «х», — с тем же недовольством отозвался Павлик и тут же добавил: — Не подумай, что хорошо.

— Что случилось-то? Долго ждешь?

— Спать охота. Я вчера домой уже в начале второго приехал. Не выспался.

— Ничего, сейчас взбодришься.

— Чашечка кофе меня бы, конечно, поставила на ноги.

— Какие проблемы? — поддержала я Павлика. — Зайдем в «Улей», попьем кофейку, а потом — за дела.

Кофе в обычном баре оказался не очень хорошим. Я даже не допила свою чашку, зато в спокойной обстановке рассказала Павлику о том, что нам удалось вчера узнать в гостинице «Волна».

— Правильно, Ирина. Мы на верном пути. Осталось только отыскать этого психованного арендатора — и делу конец.

— Отыщем сначала владельца здания, а там уже распутаем весь клубок, — предложила я.

Мы встретились с владельцем строения на пересечении Советской и Чапаева прямо у него в офисе. Валерий Яковлевич, невысокий полноватый мужичок, которого мы отыскали, являлся владельцем некоторых помещений, сдаваемых под офисы в центре города. Он занимался ремонтом ветхих зданий, которые впоследствии сдавал в аренду. Этим и зарабатывал себе на жизнь, и, надо признаться, очень даже неплохо.

О разногласиях между арендаторами помещения на пересечении Советской и Чапаева он знал и помнил. На этот счет у него было свое мнение. Кто больше платит, тот и правит бал! Екатерина Николаевна не поскупилась на деньги, поэтому Валерий Яковлевич и не сомневался, когда подписывал с ней договор аренды. С предыдущим же владельцем, Куракиным Николаем Федоровичем, он, как ни странно, тоже остался в хороших отношениях. Удивительно, но гнев арендатора не распространился на него.

Валерий Яковлевич рассказал также, что Куракин является директором мелкого агентства недвижимости «Небоскреб». Дела у него еще три года назад шли неважно. Среди крупных аналогичных агентств была большая конкуренция, чего уж говорить о всякой мелочи. Именно поэтому Куракин и не смог предложить большей, чем предлагала Золотова, суммы за аренду и расстался с помещением.

— А что вы думаете о пожаре в здании, когда его еще арендовал Куракин? — поинтересовалась я у Валерия Яковлевича, внимательно выслушав его рассказ.

— Вы и об этом знаете? — удивился собеседник, немного растерявшись. — Пожар был, но причины его до сих пор не выяснены. Сотрудники правоохранительных органов считают, что причиной возгорания стала непотушенная сигарета в одном из кабинетов. Я же в это не очень верю. Пожар произошел поздно вечером, когда в здании уже никого не было.

— Вы уверены, что никого? — коварно переспросил Павлик. — Может быть, кто-то из работников все-таки задержался?..

— Нет, не уверен. Да и вообще, откуда я это знаю? — поспешно поправился Валерий Яковлевич. — Но все равно, сигарета — это банально, вам не кажется?

Мы с Павликом ничего не ответили на этот вопрос, оставив свое мнение при себе. Я не стала заикаться и о предположении, что пожар могла устроить сама Золотова, чтобы ускорить выезд предыдущего арендатора, несмотря на искренность Валерия Яковлевича. Он скромно поинтересовался уже в конце нашего разговора, почему нас так интересуют эти факты, и Павлик, не моргнув глазом, соврал, что нам просто хотелось бы снять помещение.

— Не надо врать, молодой человек, — назидательно проговорил Валерий Яковлевич. — Поверьте мне, за столько лет работы в этом бизнесе я уже стал хорошим психологом и всегда чувствую, что от меня нужно людям. Вас совершенно не интересует само помещение.

Павлик смутился, недовольно фыркнув. Мне же пришлось сознаться в том, что Золотова сейчас находится в больнице и мы занимаемся частным расследованием, проверяем круг ее знакомств.

— Лицо облили серной кислотой?! — ужаснулся Валерий Яковлевич. — И вы думаете, что на такое мог пойти Куракин?

— А почему бы не мог? — парировала я.

— Нет, что вы. Я не хочу направить вас по ложному следу, но мне кажется все это диким, — оправдывался Валерий Яковлевич. — Хотя, признаюсь, Куракин мне показался несколько нервным типом. Очень тяжелый человек!

— Способный на все, — добавил Павлик.

— Может быть, — неуверенно ответил собеседник, и на этом наш разговор закончился.

Нам удалось выяснить все, что мы собирались узнать. Значит, неудачливого арендатора зовут Куракин Николай Федорович и он директор агентства по недвижимости «Небоскреб».

* * *

Гурьева на работе, разумеется, не оказалось, и дозвониться я ему домой не смогла. Мы с Павликом сидели в кабинете вдвоем: в выходной день все занимались своими делами. Даже Галина Сергеевна, которая отличалась тем, что все свое свободное время посвящала программе «Женское счастье», не звонила мне, чтобы рассказать о проделанной работе. Лера тоже как в воду канула. Но меня это все даже немного радовало. Если Моршакова молчит, значит, у нее не возникло особых проблем с поиском очередной героини. Надеюсь, что у нее уже есть подходящая кандидатура.

В дверь кабинета кто-то требовательно постучал, и, не дожидаясь ответа, к нам вошел Валера.

— Ты где пропадал? — набросилась я на него. — И что ты такое вчера бормотал про Луговое?

— Я провел ночь на свежем воздухе, — с гордостью ответил Гурьев, усаживаясь на свободное место. — Хорошо в деревне летом! Тишина! Воздух чистый! Для здоровья опять же польза.

— Ты когда приехал?

— Только что с автобуса. На такси у меня уже денег не хватило, поэтому пришлось воспользоваться транспортом пригородного сообщения.

— А Лапов?

— Денис Владимирович провел все время в объятиях этой распутной девки!

— Ты о ком?

— О Дарье, разумеется. Ирка, ты бы видела, что они там вытворяли!..

— Ну-ка об этом поподробнее, — сразу же заинтересовался нашим разговором Павлик.

— Обойдемся без подробностей, — резко одернула я Старовойтова и опять обратилась к Гурьеву: — Что с Лаповым?

— По-моему, он вне подозрений, — уже с большей долей уверенности, чем в телефонном разговоре, ответил Валера. — Ничего подозрительного в его оргиях я не заметил. Он, наверное, на самом деле решил расслабиться и устроить себе романтический отпуск.

— Ага, и заодно от ментов скрыться. В деревне! — сообразил Старовойтов.

— Если бы он хотел где-то скрыться, то выбрал бы более надежное убежище, — заметил Гурьев. — Я узнал кое-что о домике в Луговом. Оказывается, ни для кого не секрет, что особнячок принадлежит Лапову Денису Владимировичу. Он туда частенько наведывается. Это мне от односельчан удалось узнать.

— Валер, ты нигде не пропадешь, — похвалила я Гурьева. — Значит, Дениса Владимировича вычеркиваем из списка подозреваемых. Остается один Куракин.

— Кто еще такой? — встрепенулся Гурьев.

— Незадачливый конкурент, который претендовал наряду с Золотовой на выгодное помещение в центре города, — объяснила я.

— Вот только для начала его найти надо, — напомнил Павлик.

— Адрес его я отыщу по своим каналам, — пообещал Валера. — Где он работает, известно?

— Генеральный директор агентства по торговле недвижимостью «Небоскреб», — отчеканила я.

— А! Тогда какие проблемы? Все оказывается гораздо проще, чем вы думаете, — обнадежил нас Гурьев. — Адрес и телефончик этой фирмочки можно узнать в любой газетенке. Вот хотя бы в этой.

И он взял со стола Казариновой какую-то газету и разложил ее перед собой. Это, как я смогла заметить, был обычный рекламный еженедельник. Гурьев ловко перевернул несколько страниц и тут же зачитал:

— «Обменяем, продадим, купим вашу квартиру на взаимовыгодных условиях». Агентство по торговле недвижимостью «Небоскреб»«. Даже номер лицензии опубликован.

Я заинтересовалась объявлением и подвинулась ближе к Гурьеву. Среди прочих объявлений о купле-продаже недвижимости рекламный призыв агентства «Небоскреб» я заметила не сразу, Валера ткнул в него пальцем. В объявлении, как и предполагал он, был опубликован адрес агентства и несколько телефонных номеров.

Валерий набрал один из них и дождался, когда на другом конце провода снимут трубку: в выходной день агентство по торговле недвижимостью функционировало. Таковы уж требования рынка! Уверена, что у работников этой фирмы вообще не было выходных, коли уж они занимались таким бизнесом. К тому же агентству приходится выдерживать неслабую конкуренцию со стороны других фирм.

— Да, девушка, я хотел бы поговорить с генеральным директором, — сообщил Гурьев, а затем для важности добавил: — Николаем Федоровичем… Да, да… По личному вопросу. Он сейчас свободен?… Подъеду через полчаса. До свидания.

Валерка весело подмигнул мне.

— Через полчаса встречаемся с Куракиным, — сообщил он, хотя я это и так поняла.

— Только без меня, — отозвался Павлик, демонстративно позевывая. — У меня все-таки сегодня выходной. Выспаться бы не мешало, а то в погоне за Тареевой я измотался.

— Да мы и вдвоем справимся, — уверенно сказал Валерка. — Я Шилова сегодня видел, так что он нас довезет.

Гурьев за несколько минут разыскал нашего водителя. Костик был свободен в ближайшее время, поэтому согласился помочь нам. Хорошо, что до агентства мы доехали на машине, а не на общественном транспорте, а то бы опоздали к назначенному времени.

* * *

— Вы хотели бы купить квартиру? Или продать? — сразу же накинулась на нас молоденькая женщина, едва мы втроем переступили порог офиса фирмы «Небоскреб».

— Нет, — резко оборвал ее Гурьев. — Мы к Николаю Федоровичу. Лично!

— А его, по-моему, нет, — неуверенно отозвалась женщина и отошла в сторону, пропуская нас.

Объяснять, что ему даже предварительно звонили, чтобы назначить встречу, рядовой сотруднице агентства мы не стали. Фирма «Небоскреб» располагалась почти в центре города, офис был небольшим. В глубине его находился кабинет директора, а в проходном помещении сидели риелторы. Кроме женщины, первой встретившей нас, никто не обратил внимания на наш приход, поэтому мы беспрепятственно проникли в глубь конторы.

Металлическая полированная табличка на двери генерального директора поблескивала в свете ламп. Мы остановились перед дверью, а Валера заглянул внутрь, предварительно осторожно постучавшись.

— Девушка, мы к Николаю Федоровичу, — напомнил Гурьев, вваливаясь к секретарю. За ним прошли и мы. — Я вам звонил.

— Ой, совершенно забыла предупредить директора о вашем звонке, — растерялась молоденькая длинноногая девица, вскочив со своего места. — Боюсь, сейчас Николай Федорович не сможет поговорить с вами. Он как раз собирается на деловую встречу.

— Но я же вас просил, — укоризненно произнес Валерий и уже хотел было открыть дверь в кабинет Куракина, как неожиданно из нее вышел мужчина в строгом костюме.

— Николай Федорович, это к вам, — заволновалась секретарша, и я догадалась, что это и есть сам Куракин.

Николай Федорович был невысокого роста, коренастый. Голову его украшала почетная лысина, благодаря чему он выглядел старше своих лет, а ведь было ему не более тридцати. Респектабельный и деловой, он строго посмотрел на нас, потом на портфель в своих руках и пробурчал:

— Я сейчас занят.

— Николай Федорович, вы, очевидно, что-то не поняли? — удивился Валерий. — Нам с вами надо поговорить, мы специально заранее звонили вам…

— И это в ваших интересах, — добавила я.

— Сейчас не могу, — тем не менее спокойно ответил Куракин и запер дверь своего кабинета на ключ.

Наши реплики не возымели действия. Увесистую связку ключей он положил в карман своих брюк и обратился к секретарше:

— Мариночка, меня до пяти не будет.

— И что, нам тут до пяти торчать? Мы не будем вас ждать! — грубо сказал Гурьев.

— Тем лучше, — так же спокойно ответил Куракин. — Приходите завтра.

Валерий беспомощно оглянулся на меня, затем перевел взгляд на секретаршу, которая только пожала плечами. Начинать разговор в присутствии секретарши нам не хотелось. Тем временем Куракин деловито прошел к двери и вышел из кабинета. Такое спокойствие мне показалось подозрительным: или Куракин совершенно не догадывается о цели нашего прихода, или же настолько уверен в себе, что не боится ничего.

Мы ринулись следом за директором, и Валерий догнал его уже на выходе.

— Молодые люди, я же сказал, что сейчас не могу с вами говорить, — оглянувшись, отрезал Николай Федорович.

— Это касается Золотовой, — не выдержал Валерка, — вы должны…

— Я никому ничего не должен, — прервал его Куракин и вышел на улицу.

Мы же с открытыми ртами застыли на пороге офиса, беспомощно наблюдая за тем, как тот усаживается в салон своей иномарки. Разглядеть номер и марку машины я не могла, так как она стояла боком к нам.

— Костя, ты чего не едешь? — набросился на Шилова Валерий. — Он сейчас скроется.

— Догоним, — уверенно ответил Костя. — Не хватать же его на пороге собственного офиса!

Николай Федорович выехал со двора и нажал на клаксон, вроде бы прощаясь с нами. Звук сигнала иномарки оказался резким и противным, и я недовольно поморщилась. Нет, Куракин явно издевается над нами! Неужели он ничего не заподозрил, когда увидел совершенно незнакомых людей в своем офисе? Мне казалось подозрительным, что он так же спокойно отреагировал на упоминание фамилии Екатерины Николаевны. Что-то здесь не так! Неужели он настолько талантливо изобразил перед нами безразличие или ему действительно все все равно?

— Бегом в машину, — скомандовал Шилов, как только иномарка Куракина завернула за угол.

Шины Костиной «Волги» взвизгнули, и «Волга» отъехала от «Небоскреба». Куракина мы нагнали только через несколько кварталов. Приближаться к машине вплотную Костя не решался, а Николай Федорович, кажется, так и не заметил слежки. Он не прибавил скорости, послушно останавливался около каждого светофора, не выезжая вперед, плавно газовал. Шилов не упускал его из виду, прячась за другие машины, следовавшие в том же направлении.

— Ну и сука! — с ненавистью прошипел вдруг Гурьев.

— Ты про кого это? — поинтересовался Шилов.

— Про Мариночку.

— Про какую Мариночку? — ничего не понимая, донимал Гурьева Костя.

— Да секретарша эта… Забыла она, видите ли… — буркнул Валера.

— Ну ладно тебе, успокойся, — примирительным тоном проговорил Костя.

Меня же мучил вопрос: почему Николай Федорович не обратил на нас внимания? Мало того, что Валерий был настойчив, так еще и при упоминании фамилии Золотовой Куракин ничего не ответил. Такому спокойствию можно было позавидовать. Неужели такой невозмутимый человек способен затеять подобный скандал из-за помещения?

Валерий насупился и больше не произнес ни слова. Фиаско в «Небоскребе» повергло его в дурное настроение.

Когда мы выехали на Советскую, в душу закрались тревожные предчувствия: на этой улице располагался главный офис фармацевтической компании Золотовой, из-за которого и разгорелся весь скандал. Здесь же находилась фирма Валерия Яковлевича, который занимался офисными помещениями.

Когда же Николай Федорович остановился около офиса, где только сегодня утром были мы с Павликом, я чуть не вскрикнула. Валерка посмотрел на меня подозрительно, заметив, что я заволновалась еще больше.

— Что такое? Что-то вспомнила? Забыла выключить дома утюг?

— Какой утюг! Мы же сегодня были здесь со Старовойтовым у того мужика, который сдает помещения под офисы в аренду. Он владелец того злополучного здания, на который положили глаз и Золотова, и Куракин.

— Все понятно! — со знанием дела сказал Валерка. — Значит, наши подозрения оправдались. Николай Федорович не отступился от выгодного помещения, и теперь, когда бизнес Золотовой под угрозой и она не сможет платить прежнюю арендную плату, а может, и вообще откажется от дорогого помещения, он оформит договор аренды на свое имя. Ну и гадина!

Валерка уже хотел было выскочить из машины, чтобы броситься вслед Куракину, но Шилов остановил его.

— Подождем немного, — посоветовал Костя. — Пусть они поговорят, а когда выйдет, схватим Куракина.

— С Николаем Федоровичем надо говорить один на один, — сообразила я. — Владельцу помещения наверняка неизвестны обстоятельства дела, а лишние уши нам ни к чему.

— Да вы что! Сейчас Куракин обстряпает свои делишки, — не успокаивался Гурьев, нетерпеливо оглядываясь на дверь офиса Валерия Яковлевича.

— Не торопись, — опять одернул его Шилов. — Куракина мы не упустим!

* * *

Тот появился на пороге офиса уже через несколько минут — ждать долго нам не пришлось. Он медленно приближался к своей машине, не выпуская из рук портфель. Теперь он нес его, плотно прижав к груди, будто там лежали не бумаги, а деньги. Конечно, теперь же в его руках заветный договор!

Когда Куракин уже достал ключи от машины и хотел было открыть дверь, Шилов неожиданно возник позади него. Николай Федорович, видимо, почуял неладное. Подняв глаза, он увидел перед собой Валеру. Я же наблюдала за всем происходящим из салона автомобиля. Испуга в лице Николая Федоровича я не заметила, но он случайно выронил из рук портфель. Значит, все-таки испугался, хотя лицо его оставалось невозмутимым. Я еще раз позавидовала его актерским способностям.

— Молодые люди, я же вам сказал, что мне некогда… — не изменил ему спокойный тон, но Шилов оборвал его, схватив сзади за руки.

Валера же ловко поднял с земли портфель, но не спешил его отдавать Куракину. До нашей «Волги» было всего несколько шагов. Шилов схватил Куракина в охапку и буквально затащил к нам в салон.

— Что такое? Что вы себе позволяете? — вырвалось у Николая Федоровича, но Костик зажал ему рот.

Затолкав Куракина на заднее сиденье, Шилов сел за руль, Гурьев же занял место рядом с владельцем «Небоскреба», который не мог не поразиться такому техничному нападению. Он растерялся, не зная, что делать — молчать или же кричать как можно громче? Николай Федорович держался спокойно и не проронил ни слова, даже когда Шилов выехал со стоянки. Машина Куракина осталась в одиночестве стоять у дверей офиса Валерия Яковлевича.

— Не дергайся — будет хуже! — прикрикнул Гурьев.

Николай Федорович последовал этому совету и только озирался по сторонам, силясь понять, чего вообще от него хотят. Неужели можно так умело скрывать свои эмоции? И только когда мы проехали центр города и, не сбавляя скорости, поехали в направлении аэропорта, Куракин беспокойно заерзал на своем месте.

— Ребята, у вас с головой все в порядке? — прошептал он, сглатывая слюну. — Куда это вы меня везете?

— Заткнись, — грубо ответил ему Гурьев и передал мне портфель.

Я положила его себе на колени и нетерпеливо открыла замки. Это было совсем не трудно, так как они были не кодовыми, а совсем обыкновенными, как на старых чемоданах. Увидев, что я собираюсь просматривать содержимое, Куракин все-таки занервничал, предупредил:

— Девушка, там очень важные бумаги! Вы не имеете права их смотреть. Это моя документация!

— Не переживайте, Николай Федорович, все будет в целости и сохранности, — успокоила я Куракина.

В портфеле и в самом деле оказались только бумаги, если не считать канцелярских принадлежностей, которые были рассованы по внутренним его карманам. Я просмотрела их все, а затем взяла в руки небольшую стопку бумаг. Взглянув на первую папку, я увидела, что это договора по продаже квартир. Документы были аккуратно скреплены, поэтому не рассыпались в моих руках. Я просмотрела все остальные бумаги: договора об аренде помещения на пересечении улиц Советской и Чапаева там не было, как я и предполагала. Неужели Валерий Яковлевич отказал Куракину?

— Девушка, вы ответите за это, — предупредил меня Николай Федорович. — Я об всем сообщу в милицию.

— Хорошо, сообщите, но нам тоже есть что рассказать сотрудникам правоохранительных органов, — спокойно сказал Валерий.

Эта фраза насторожила Куракина, и он с опасением посмотрел на Гурьева.

Шилов наконец остановил машину в одном из безлюдных закоулков, где на нас никто не мог обратить внимания.

— Николай Федорович, отпираться бесполезно, — начала я, повернувшись к Куракину. — Мы уже убедились в ваших актерских данных, однако это вам не помогло. И не надо принимать вид несчастной овечки.

— Я в самом деле абсолютно ничего не понимаю, — попытался убедить меня Куракин, но Валерий только шикнул на него, и Николай Федорович замолчал.

— Мы все знаем о ваших планах, — продолжала я.

— О вашей преступной деятельности тоже, — добавил Гурьев.

— Зато сам я об этом ничего не знаю, — подал голос Николай Федорович.

— Конечно, гораздо проще все отрицать, — ухмыльнулся Валерий. — Но с нами этот номер не пройдет. Вы знакомы с Екатериной Николаевной Золотовой?

— С кем? — переспросил Куракин. — Что-то не припоминаю… А-а-а! Вот вы о ком! — неожиданно осенило его, и он уверенно ответил: — Знаком, но не столь близко, как вы, наверное, думаете.

— Ваша фирма снимала помещение на пересечении Советской и Чапаева? — продолжил Валерка.

— Да, несколько лет в этом здании располагался наш офис, — согласился с ним Николай Федорович. — А потом это помещение арендовала Екатерина Николаевна. Тогда-то мы с ней и познакомились.

— Не только познакомились, но и поскандалили, — заметила я. — Не старайтесь делать вид, что вам совершенно ничего не известно. Вы даже угрожали Золотовой.

— А-а-а, вот вы куда клоните, — догадался Николай Федорович. — А я все никак в толк не возьму, что вам от меня надо. Вы что, и в самом деле считаете, что мои разговоры с Золотовой можно считать угрозой?

Куракин усмехнулся, исподлобья посмотрел на меня, я же растерялась: ну как еще можно назвать его приставания?

— История с этим злополучным помещением на самом деле получилась не очень приятная, — сказал, неловко улыбаясь, Николай Федорович. — Мы претендовали на этот офис вдвоем. Мне не было никакого резона выезжать с выгодного места в центре города, но после пожара, о котором вы тоже, наверное, знаете, — Николай Федорович дождался моего кивка, — восстанавливать офис было бессмысленно.

— Вы же сами обвинили Екатерину Николаевны в организации пожара, — напомнил Валерка.

— Ребята, это же было буквально в первые дни, когда я еще не разобрался в ситуации, — бодро отреагировал Николай Федорович. — Тогда я был в отчаянном положении. Бизнес катился к чертовой матери. Мне надо было любыми путями сохранить это помещение, так как ничего лучше у меня на примете не было. Тогда я и сорвался на Золотовой, думал, что это она пошла даже на поджог. Я доставал ее в течение недели. И потом она тоже поступила не очень честно: превысила предлагаемую сумму за аренду, поэтому Валерий Яковлевич подписал с ней договор. Это меня и вывело из себя. Я почти месяц ходил сам не свой. Представляете, что это такое?

Я понимающе кивнула, хотя, честно признаться, все еще не доверяла Куракину. И с чего мне было ему доверять, если у меня в голове уже сложилась вполне правдоподобная версия произошедшего с Золотовой, и отступать я не желала. Николай Федорович же воспринял мой кивок без всякой задней мысли и продолжил свой рассказ.

— Да, я говорил Екатерине Николаевне, что просто так это не оставлю, что доберусь до истины. И я добрался. Я узнал, что причиной пожара стало короткое замыкание в проводке одного из кабинетов. И виноват в том один из сотрудников моей фирмы, он наказан по заслугам. Сотрудники же правоохранительных органов успокоились на версии о непотушенной сигарете. Раздувать из этого скандал мне не было никакого смысла, тем более что за того работника я нес ответственность.

— Зачем же вы угрожали Золотовой? — не успокаивалась я.

— Как только мне все стало ясно, я оставил Екатерину Николаевну в покое, — вздохнул Николай Федорович. — Я извинился перед ней. Мы, конечно же, расстались не друзьями, но и не конфликтовали больше. Да и чего мне с ней было делить?..

— А как же помещение?

— Мне оно уже не нужно. Кроме всего прочего, я узнал, что здание на пересечении Советской и Чапаева отнесено к старому жилому фонду и на данный момент по решению комиссии является аварийным…

— Что? Вы в этом уверены? — насторожилась я. — Почему же Валерий Яковлевич ничего нам об этом не сказал?

— Потому что ему выгодно, чтобы эта информация не разглашалась, — объяснил Николай Федорович. — До самого последнего дня арендатору съемщик будет вносить условленную плату, а потом уже его просто попросят покинуть помещение. И Валерий Яковлевич останется чистеньким.

— А как же комиссия по эксплуатации зданий допускает, что сейчас в аварийном здании работают люди? — удивилась я.

— Ой, да вы что, не знаете, что в наше время все можно купить за деньги? — ухмыльнулся Николай Федорович. — Думаю, у Валерия Яковлевича все схвачено, потому он так уверенно себя чувствует. Так что Золотова ничего не выиграла!

— А вы?

— Я даже рад, что вовремя избавился от этой рухляди. Мне предложили не менее хорошее помещение. Вы же сами видели. Кроме того, за меньшую плату. Я сразу оформил арендную плату на более длительный срок, так что теперь мне ничего не грозит, и фирма, дай бог, существует нормально.

— А почему Екатерина Николаевна ничего не знала о заключении комиссии? — насторожился Валерка.

— Потому что Валерий Яковлевич запудрил ей мозги. Он в этом бизнесе работает уже не первый год и знает все его тонкости. Достаточно просто промолчать в нужный момент, подкинуть на подпись нужную бумажку.

— Мне Валерий Яковлевич показался очень приличным человеком, — высказала я свое мнение.

— У него свой бизнес, поэтому крутится как может, — вздохнув, заметил Николай Федорович.

— А зачем вы к нему сегодня приходили? — поинтересовался Валерка.

— Моя фирма расширяется, поэтому нам нужно еще одно офисное помещение, — объяснил Куракин. — Я обратился к нему, чтобы снять подходящий офис, но Валерий Яковлевич отказал мне, точнее говоря, предложенные им варианты не подошли мне.

Я с опаской смотрела на Куракина. Николай Федорович держался очень уверенно и спокойно. В какой-то момент он понял, что ему ничего не грозит, тем более что он достаточно откровенно изложил суть своего конфликта с Золотовой. Но доверять ему я все равно боялась. Слишком уж сильной была моя недавняя уверенность в том, что в произошедшем с Золотовой виноват именно он. Хотя теперь я убедилась, что серьезно ошибалась. Если все обстоятельства, им изложенные, и в самом деле имеют место, то у него нет оснований мстить Екатерине Николаевне.

Я вернула Куракину портфель. Николай Федорович оживился при виде возвращенных документов. Он дотошно просмотрел бумаги, убедился, что все в целости и сохранности, и закрыл замочки.

— Как я понимаю, вас больше ничего не интересует? — поинтересовался он деловым тоном.

Такое спокойствие несколько смутило нас с Валерой. В принципе, нам удалось узнать все, что было нужно. Только мне показалось странным, что Николай Федорович даже не поинтересовался, почему мы так дотошно расспрашивали его о сути конфликта с Золотовой. Может быть, он знает о том, что случилось с ней, и теперь просто ломает перед нами комедию? Хотя, с другой стороны, я вообще заметила его полное безразличие не только к пострадавшей, но и к нам.

Нам ничего больше не оставалось, как отвезти Куракина обратно на стоянку, где он оставил свою машину. Валера извинился перед ним за беспокойство, и владелец «Небоскреба» только снисходительно кивнул в ответ.

— Надеюсь, вы не будете больше предпринимать таких вероломных попыток к похищению? — укорил он нас. — В противном случае мне придется обратиться в милицию.

— Думаю, мы больше с вами не встретимся, — заметил Гурьев, прощаясь с Куракиным.

Глава 5

Галина Сергеевна придирчиво рассматривала себя в зеркале, поправляя прическу. Ни с того ни с сего в воскресный день она явилась на работу, что стало для меня полной неожиданностью. Моршакова, как я и предполагала, нашла подходящую кандидатуру для участия в программе. На этот раз она отыскала женщину, занимающуюся политикой, что, кстати, до сих пор вызывает шок у большинства представителей сильного пола. Маковецкая Полина Павловна занимала почетный пост заместителя председателя правительства областной Думы. Звучит уже солидно! Это не какой-то там депутат от лидирующей партии или член правительства.

Маковецкая не столь давно достигла высот в политической карьере, и я немало удивилась, как Галина Сергеевна раздобыла такую серьезную героиню для ток-шоу «Женское счастье». Моршакова же на все мои расспросы только тяжело вздыхала. Ей и в самом деле было нелегко выйти на эту женщину, но режиссер была настойчива и пробилась к ней на прием. Полина Павловна дала согласие участвовать в программе, и уже в понедельник к ней поедет наша съемочная группа, чтобы отснять рабочий материал.

Галина Сергеевна не смогла удержаться, чтобы тут же в подробностях не рассказать мне о такой удаче, поэтому-то она и отыскала меня в студии. Но и нам тоже было чем похвалиться перед Моршаковой.

— Ирина, а если он вам все наврал? — с опасением спросила осторожная Галина Сергеевна, когда мы с Валеркой, перебивая друг друга, изложили суть нашего разговора с Куракиным.

— Зачем?

— Затем, чтобы вы от него отвязались, — со знанием дела заметила режиссер. — Неужели вы на слово поверили этому человеку? Что-то это на тебя, Ирочка, не похоже. Вы же всегда дотошно проверяете факты!

— И что мы должны были проверить? — я вопросительно взглянула на Моршакову.

— Действительно ли существует решение комиссии о том, что здание на пересечении Советской и Чапаева относится к аварийным. К тому же надо узнать подробнее о пожаре в здании. Слишком уж быстро переубедил вас Николай Федорович.

Этого я и боялась. Мне и самой трудно было отказаться от мысли, что Куракин замешан в том, что случилось с Золотовой. До встречи с ним я просто была уверена в этом. Но как я могла поверить ему на слово? Правда, Куракин держался очень уверенно и спокойно. Я обратила внимание на его реакцию, когда мы задавали ему вопросы. И ничего подозрительного не заметила. Хотя, может быть, он умело скрывал свое волнение? Закралось сомнение и не отпускало.

— Хорошо, мы все перепроверим, — тут же отозвался Валера. — Я прижму к стенке Валерия Яковлевича и поговорю с кем-нибудь из агентства Куракина. Если виновником пожара стал кто-то из работников фирмы «Небоскреб», то не думаю, что это удалось скрыть от любопытных сотрудников.

— Ты один справишься? — поинтересовалась я.

— Конечно, тут ничего сложного, — хмыкнул Валерка. — Мне сопровождение не нужно. К тому же я сегодня работой не загружен.

Уже через несколько минут Гурьев, допив кофе, вышел из нашего кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Галина Сергеевна подсела ко мне и зашептала тоном заговорщика:

— Ирина, я, кажется, догадалась, кто так жестоко отомстил Золотовой. Ты даже не представляешь, как все просто.

— Кто же? — насторожилась я.

— Жена Лапова, — коротко ответила Галина Сергеевна и замерла, ожидая моей реакции.

— Жена? С чего это вы взяли? — искренне удивилась я, так как сама до этого момента даже и не подумала о таком повороте.

— Ирина, представь: ты замужем за красивым, высоким, солидным мужчиной, — мечтательно произнесла Моршакова, закатив глаза к потолку. — Представила?

— А чего мне представлять? Так оно и есть. Володька у меня самый умный, самый красивый мужчина на свете.

— Я такого ответа и ожидала, — кивнула Галина Сергеевна. — А теперь представь, что ты толстая, некрасивая, старая женщина, на которую никто не обращает внимания. Ты очень переживаешь по этому поводу, так как даже твоему мужу на тебя наплевать.

— Такого никогда не будет, Володька меня любит…

— Я же не о вас с ним, а о Лаповых! При таком донжуане муже вряд ли жена останется довольной своей жизнью. Денис Владимирович меняет любовниц как перчатки, если не чаще. А вот с Екатериной Николаевной у него были необычные отношения. Он же сам говорил, что без ума влюбился в эту женщину. Думаешь, такое устраивало его супругу? — коварно спросила Галина Сергеевна и, не дожидаясь моего ответа, продолжала: — Это ее не устраивало. Она не хотела терять мужа, который всю жизнь кормил ее, одевал, детей обеспечивал.

— Денис Владимирович до сих пор о семье заботится, — заметила я.

— Ирина, но у этой женщины нет самого главного! Женского счастья! Она в отчаянии! А отчаявшаяся женщина способна на многое. Она не могла мириться с положением брошенной жены и отомстила Золотовой.

— Галина Сергеевна, мне так не показалось, когда я с нею виделась. Жена Лапова держится вполне нормально. Она, конечно, недовольна мужем, но чтобы дойти до такого!.. — отвергла я предположение Моршаковой. — На данный момент Денис Владимирович уже не встречается с Екатериной Николаевной. Если бы жена Лапова хотела ей отомстить, то сделала бы это гораздо раньше. Зачем через полгода ворошить старое?..

— Ну, не знаю, — растерялась Моршакова. — Может быть, раньше ей не представлялось удобного случая. Может быть, только теперь она дошла до такой степени отчаяния.

— Тогда бы жена Лапова озлобилась на его нынешнюю любовницу, — предположила я. — А Дарья, насколько я успела заметить, не подвергалась ее нападкам. Валерий следил за Лаповым, и в разговорах между любовниками не было ни намека на мстительную жену.

— Как это не было?! — вспыхнула Галина Сергеевна. — Дарья же предположила, что и ей в лицо могут плеснуть кислотой…

— Это была шутка, — настаивала я на своем. — Нет! Жена Лапова ни при чем. Такие истории больше походят на детективный роман, чем на реальную жизнь.

— Ирочка, в жизни еще и не такое бывает, — вздохнув, сказала Моршакова. — Женщины могут быть настолько жестокими, что нам и не снилось. А когда речь заходит о любимом мужчине…

— Нет, Галина Сергеевна, жена Лапова ни при чем, — уже более уверенно отозвалась я.

Надо же было Моршаковой додуматься до такого! Жена мстит бывшим любовницам мужа, поливая их серной кислотой! Полный абсурд! К тому же жена Лапова чувствовала себя, по моим наблюдениям, вполне нормально, а раздражение поведением мужа вполне логично в ее положении. Удивляюсь, как она вообще еще не развелась с ним. Хотя это объясняется просто: Денис Владимирович не отказывается обеспечивать семью материально, заботится о дочери. На что еще может рассчитывать постаревшая женщина?! Тем более что теперь Денис Владимирович и в самом деле расстался с Золотовой. К чему возвращаться к старому? Галина Сергеевна всегда выдвигала фантастические версии, и, хотя сейчас ее размышления были более приземленными, я отрицала ее предположения. Может быть, если бы я не виделась с женой Лапова, версия Галины Сергеевны и заинтересовала меня, но мне слишком много уже было известно о семейной жизни четы Лаповых.

* * *

Валерка вернулся в редакцию через несколько часов. В принципе, раньше я его и не ждала. На осуществление его планов и так ушло немного времени. Отчитался он передо мной по полной программе.

Здание на пересечении Советской и Чапаева на самом деле находилось в аварийном состоянии, как и большинство домов старого жилого фонда города. Эту информацию удалось выбить из Валерия Яковлевича. Он сначала разговаривал неохотно, говорил, что ему ничего не известно о заключении комиссии, но после настойчивых вопросов Гурьева пришлось сознаться в том, что он сокрыл содержание документа от Золотовой.

В местных новостях можно было нередко слышать о том, что ветхие постройки рушатся. В большинстве случаев это случается с жилыми домами, где располагаются коммунальные квартиры, и местные власти не принимают никаких мер, чтобы выселить жильцов. Дома рушатся, как карточные домики, подобные факты становятся важными событиями в жизни горожан, но на них мало кто обращает серьезное внимание. Гурьев пригрозил Валерию Яковлевичу милицией и заставил показать управляющему фирмы Золотовой все необходимые документы.

Николай Федорович, как выяснилось, о пожаре в собственном агентстве сказал нам правду. Валере удалось встретиться с одним из постоянных сотрудников фирмы «Небоскреб», и тот рассказал, что на самом деле после переселения в другой офис Куракин уволил своего заместителя, и в агентстве поговаривали, что именно он по неосторожности устроил пожар. Эта информация тоже теперь не подлежит сомнению. Помимо всего прочего, сотрудник подтвердил, что Николай Федорович теперь планирует расширение офиса и подыскивает еще одно помещение.

После рассказа Гурьева Куракин предстал передо мной беленьким и чистеньким. Обвинить его было не в чем. Честно говоря, я даже не ожидала, что Валере удастся найти подтверждение тому, что Николай Федорович был с нами честен и откровенен. И теперь мне даже было неудобно за то, что мы так грубо обошлись с ним: затолкали в машину, обыскали документы… И Николай Федорович даже не возмутился! Такому терпению и спокойствию можно было позавидовать! Хотя теперь, конечно, стало очевидным, что бояться Куракину нечего: он не причастен к тому, что случилось с Золотовой.

— Ирина, это тебя, — Галина Сергеевна протянула мне трубку, зажав микрофон. — Кажется, Тареева. Можешь ей сказать, что мы уже нашли достойную кандидатуру для участия в программе. Надеюсь, после этого она, может быть, отстанет?

Я взяла трубку, приложила к уху.

— Ирина Анатольевна, я к вам домой звонила, а тот мужчина… ну, у которого голос приятный, мне сказал, что вы на работе, поэтому я решила в редакцию, — затараторила Лидия Петровна.

— Это мой муж, — напомнила я. — Кажется, я вам говорила.

— Ах да, да, — спохватилась Тареева и как ни в чем не бывало продолжала щебетать: — Я вам звоню из больницы. Катеньке немного лучше. Она уже и говорить может спокойно, без срывов. Врачи даже разрешили ей свидания с родственниками. Но я ее близкая подруга, поэтому мне тоже разрешили зайти в палату. Иван тут…

— К Екатерине Николаевне пускают посетителей? — уточнила я.

— Только родственников. Организм ее пока еще очень слаб, ей нельзя волноваться, нервничать.

— Мне нужно с ней поговорить, — решительно заявила я.

— Зачем? — не удержалась от вопроса Тареева. — Боюсь, что у вас это не получится. К ней даже сотрудников правоохранительных органов не пустили, чтобы снять показания. Иван все крутится вокруг нее… бедненький…

— Лидия Петровна, мне нужно поговорить с Екатериной Николаевной, — повторила я на сей раз безапелляционным тоном. — Это очень важно. Мы сейчас подъедем.

Тареева ничего не успела ответить, так как я, не прощаясь, положила трубку. Валера поехал со мной. Поговорить с Золотовой мне и в самом деле было необходимо: накопилось множество вопросов, ответить на которые могла только она. Точнее говоря, с помощью Екатерины Николаевны мне нужно было проверить всю полученную информацию. Почему она рассталась со своим любовником? Действительно ли конфликт с Куракиным можно считать исчерпанным? Кого сама Екатерина Николаевна подозревает в случившемся?.. Хотя на последний вопрос я уже, в принципе, знала ответ. В тот злополучный вечер, в пятницу, она пробормотала, что ничего не знает и никого не подозревает. Но об этом она говорила почти в беспамятном состоянии. Теперь же Екатерина Николаевна наверняка обдумала произошедшее, не исключено, что и ей самой что-то пришло в голову.

— Ирина, и ты собираешься пугать больную женщину своими вопросами? — спросила Галина Сергеевна, когда я сообщила о цели своей поездки. — Тебе ее не жаль? Она еще настолько слаба, что вряд ли от нее можно добится чего-то конкретного. Не думаю, что Екатерина Николаевна готова возвратиться к ужасным воспоминаниям.

— И тем не менее, Галина Сергеевна, нам с Золотовой нужно увидеться, — поддержал меня Гурьев. — К тому же это в ее интересах. Екатерине Николаевне ведь не все равно, кто покалечил ее. — Да, ей сейчас надо подумать о себе, — вздохнула Галина Сергеевна. — К тому же предстоит перенести еще столько операций. Сейчас, уверена, ее больше волнует будущее, чем прошедшее. Да и вряд ли вас врачи пустят к ней…

— Попробовать надо, — ответил Гурьев и посмотрел на меня. — Ну, едем?

Я согласно кивнула и схватила со стола свою сумку. Галина Сергеевна вышла с нами. Она поехала домой, мы же с Гурьевым сели в автобус, чтобы добраться до ожогового центра при областной больнице.

* * *

Белые халаты на меня всегда производят удручающее впечатление. И это не потому, что я боюсь врачей. Нет, просто люди этой профессии появляются в жизни каждого человека не в самый счастливый момент. В больнице я всегда чувствую себя неуютно.

Уже зайдя в регистратуру, я и на этот раз ощутила какой-то своеобразный дух, витающий в этом заведении. Может быть, виной всему невыветривающийся запах лекарств. В регистратуре практически никого, кроме нас, не было. На единственном стуле в коридоре сидел престарелый мужичок, склонивший голову набок. Кажется, он вообще уснул.

В окошке регистратуры я заметила довольно миловидное личико молоденькой медсестры. Она с интересом посмотрела на нас, ожидая, когда мы сообщим о цели своего прихода, и когда Валерка сказал, что мы хотели бы навестить больную Золотову, девушка подняла на нас удивленный взгляд.

— Вы знаете, это очень тяжелая больная, — заметила она, порывшись в своем журнале. — Врач не рекомендует частые посещения. Только близкие родственники. Поэтому я не могу вас пропустить.

— А мы и есть родственники, — не моргнув глазом, соврал Валерка.

— Родственники? — недоверчиво посмотрела на нас девушка.

— Я ее сестра, — подтвердила я.

Я вынуждена была пойти на ложь, иначе нас бы не пропустили. Я очень редко говорю неправду, но теперь без этого было не обойтись, тем более что и Гурьев начал с того же.

— А вы, молодой человек? — обратилась сестра к Гурьеву. — Кем вы приходитесь больной?

— Он мой муж, — поспешно ответила я.

— Вас, молодой человек, я пропустить не могу. А вы проходите. — Девушка ткнула в меня пальцем, но я нисколько не обиделась на такое обращение. — Халат есть?

— Ой, совершенно забыла. Мы так спешили, — затараторил Валерий.

— Девушка, возьмите этот, — медсестра показала мне на один из халатов грязно-серого цвета, висевших в углу регистратуры. — У нас без них нельзя. С этим строго.

— Хорошо, спасибо большое, — поблагодарила я, и Валерка накинул мне на плечи халат, от которого противно пахло лекарствами. — Ты здесь подождешь?

— Конечно. Удачи тебе.

Я прошла через регистратуру, и уже сзади послышался голос девушки.

— Тринадцатая палата! — крикнула она.

Меня почему-то передернуло при упоминании этого числа. Я, вообще-то, не очень суеверная. Например, если кошка перебежит дорогу, я не обращу на это никакого внимания, даже плевать через плечо не стану. Но сейчас упоминание этой цифры связалось с чем-то зловещим. И сразу вспомнилось, что за границей в иных больницах и салонах самолетов этот номер вообще исключен из нумерации.

В коридоре, в который выходили двери палат, стояла тишина. Врачей не было видно. Я заметила у стены каталку, накрытую целлофаном грязно-зеленого цвета. В окно рассеянно смотрела немолодая женщина с перевязанной рукой. Наверное, пациентка больницы, решила я. Женщина повернулась ко мне лицом, и я заметила, что правый глаз ее прикрыт марлевой повязкой.

— Вам кто нужен? — поинтересовалась она довольно строго, осмотрев меня с ног до головы.

— Мне в тринадцатую палату, — сообщила я.

— Последняя дверь в конце коридора, — объяснила женщина и опять отвернулась к окну.

Надо же, какая добрая! Я к ней за помощью не обращалась, а она мне все объяснила. Хотя нужную палату я бы и сама нашла без труда: нумерация шла по порядку. Я остановилась перед дверью с цифрой «13» и легонько постучалась. Ответа не последовало, поэтому решилась заглянуть.

Палата была одноместной, как я успела заметить. Разглядеть что-то подробнее я не успела, так как сразу же ко мне подскочила Тареева, до этого сидевшая около кровати.

— Ирина Анатольевна?! — изумленно воскликнула Лидия Петровна, не сдержав удивления. — Как вы-то прошли? Пускают же только родственников!

— Ну, вы тоже не родственница, — заметила я, оглядываясь.

В палате было светло, но воздух не отличался свежестью. Рядом с кроватью стояла небольшая тумбочка, а с другой стороны у стены — столик и холодильник. На тумбочке, как и водится в больницах, стояла упаковка сока, лежали фрукты.

Екатерину Николаевну узнать было тяжело в накрытой до подбородка одеялом женщине с перебинтованной головой. Цвет кожи был неестественно розовым, а губы, наоборот, белесыми. Золотова при моем появлении не издала ни звука, зато Тареева уже щебетала мне на ухо:

— Катенька только уснула. Ей сделали укол успокоительного. Медсестра оставила меня с ней, чтобы никто не потревожил ее сон.

— А где Иван Михайлович? — спросила я шепотом.

— Ваня уехал домой за продуктами и вещами. Он и так здесь все дни и ночи напролет, измотался весь. Я его сменила…

Тареева замолчала, так как с кровати донесся еле слышный звук: как мне показалось, Золотова проснулась. В тишине голос Екатерины Николаевны звучал отчетливо, но был еще настолько слаб, что мне пришлось подойти поближе, чтобы что-то расслышать.

— Лида, кто здесь? — бормотала несчастная пересохшими губами.

— Это Ирина Анатольевна Лебедева, — затараторила Лидия Петровна. — Она тебя навестить пришла…

— Ирина… Лебедева… — рассеянно пробормотала Золотова. — «Женское счастье»? Передача…

— Да, Екатерина Николаевна, это я. — Мой голос оказался неожиданно громким по сравнению с бормотанием женщины, хотя я старалась говорить как можно тише. — Мне с вами нужно поговорить.

— Поговорить?.. О чем?..

— Ирина Анатольевна, ей больно даже разговаривать, — зашипела мне на ухо Тареева. — Может быть, ее не надо беспокоить?

— Я недолго, — виновато произнесла я. — Это очень важно.

Екатерина Николаевна еле заметно дернулась, а я подошла ближе.

— Вы до сих пор не предполагаете, кто мог вам в лицо… — Я запнулась, так как от волнения не смогла продолжить фразу, но Золотова тут же все поняла.

— Я, кажется, его узнала, — неожиданно ответила Екатерина Николаевна. — Это тот паренек… Он работал… В охране…

В этом несвязном ответе я не могла ничего толком разобрать, поэтому попросила Золотову сказать что-то еще. Екатерина Николаевна вздохнула и продолжила говорить только через какое-то время:

— Он у нас работал в доме. Охранял… Мы жили за городом… Особняк… Иван его нанимал.

— Ваш муж знает этого охранника? — удивилась я.

— Да… но, может быть, не очень. Я не помню, как его зовут… Кажется, это был он.

— Вы не уверены?

— Бешеный взгляд… Он… Не знаю… Мне показалось…

— Екатерина Николаевна, вы сможете его узнать, если увидите еще раз? — поинтересовалась я.

— Его… Увидеть? Нет, я не хочу, — более громко сказала Золотова. — Я не могу… Не хочу…

— Ирина Анатольевна, может быть, хватит? — робко поинтересовалась Лидия Петровна. — Ей сейчас опять плохо будет, я уж знаю, она начинает нервничать. Придется врача вызывать.

— Хорошо, — согласилась я, услышав, как Екатерина Николаевна начала тихонько постанывать.

Больше того, что я услышала, мне, наверное, от нее добиться не удастся. Вздохи все слышнее разносились по палате.

— Узнала… Он… Охрана… Ваня… — прерывисто зашептала Золотова.

Тареева подбежала к ней и, приникнув к кровати, заговорила:

— Катенька, все хорошо. Все нормально. Успокойся… Все прошло…

Едва стоны стали стихать, Тареева подняла на меня глаза:

— Ей плохо. Вы что, не видите? Боль ужасная. Она живет только на обезболивающих, которые вкалывают через каждый час, но легче от этого не становится. Но ничего… Она сильная… Катенька, мы все вынесем. Все будет хорошо.

— Лидия Петровна, я пойду, — прошептала я, чтобы Екатерина Николаевна не обнаружила моего присутствия и оставалась спокойной. — До свидания.

— Я вам обязательно позвоню, — пообещала Тареева. — Как только Иван приедет.

— А когда он обещал?

— Только к вечеру. Не раньше.

— Он сейчас дома?

— Да, наверное, — неуверенно ответила Лидия Петровна. — Вы с ним хотите поговорить?

Я не стала отвечать на ее вопросы и молча вышла из палаты, уже в коридоре твердо решив, что поговорить с Иваном Михайловичем мне просто необходимо. По бессвязному бормотанию Екатерины Николаевны я могла только понять, что и Иван тоже может опознать преступника. Хорошо, что Екатерина Николаевна узнала его, несмотря на то что она не была уверена в своих догадках.

Валерка теперь сидел в регистратуре на том стуле, где засыпал незнакомый мужчина. Но, завидев меня, он вскочил с места, заботливо помог снять халат и нетерпеливо спросил:

— Ну что, как она там? Что говорит?

— Сейчас расскажу, — уклончиво ответила я, покосившись на девушку-регистраторшу.

Валерка понял, что разговор не для чужих ушей, и замолчал. Уже на улице, когда мы с ним шли к воротам больницы, я ему все рассказала.

— Ирина, может быть, ей это только показалось? — неуверенно спросил Гурьев уже за воротами. — И тогда мы можем пойти по ложному следу. Ведь Золотова могла что-то и перепутать.

— Надо проверить, — решительно заявила я. — Все равно нам больше пока уцепиться не за что.

— Ирина, а ты не боишься ошибиться еще раз? Мы и за Тареевой гонялись, точнее говоря, Павлик за ней следил. Потом на Лапова насели. Куракин тоже оказался ни при чем.

— Валерка, у нас нет другого выхода. Теперь надо поговорить с Иваном Михайловичем.

— Сомневаюсь, что сейчас показаниям Золотовой можно доверять, но как скажешь.

* * *

Иван Михайлович мне понравился с первого взгляда, но выглядел не так ослепительно, как его супруга. Между ними была большая разница в возрасте. Екатерина Николаевна когда-то говорила мне, что муж старше ее лет на двадцать. Посеребренные виски, многочисленные морщины, слегка дряблый живот говорили о том, что ему уже далеко за пятьдесят. Когда-то, наверное, фигура Золотова была спортивной и вполне складной. Черты лица и сейчас сохранились довольно приятные, мягкие. Высокий лоб, прорезанный глубокими бороздами, волевой подбородок… Словом, будь он немного моложе, я бы вообще назвала его красавцем!

Иван Михайлович, судя по всему, старался следить за своей фигурой и сохранял пристойный внешний вид. Одна из комнат квартиры была оборудована под тренажерный зал, где он, по словам самой Екатерины Николаевны, проводил свой досуг — в доме Золотовых мне уже приходилось бывать, когда мы со Старовойтовым готовили рабочий материал для программы. Еще во время съемок я основательно познакомилась с квартирой, заметила расположение комнат: ведь дом был построен по индивидуальному плану. Но тогда мне, к сожалению, не удалось познакомиться с мужем моей героини — генеральным директором одного из охранных агентств нашего города. Этим бизнесом он занимался уже несколько лет, сразу же после выхода в отставку в чине полковника.

Иван Михайлович сам открыл дверь. Голубые глаза хозяина были печальными и тревожными. Волнение его я заметила сразу и объяснила тем, что он не ожидал нашего прихода: сразу из больницы мы с Валерой приехали сюда, не созваниваясь. Как ни странно, муж Золотовой сразу узнал меня.

— Ирина Анатольевна? — Он не скрыл удивления. — Неожиданный визит. Проходите, пожалуйста.

Мы с Гурьевым вошли в просторную прихожую. Я уже знала, где находится гостиная, поэтому уверенно пошла в нужную сторону. В квартире я не заметила никаких изменений. В напольной вазе даже стоял тот же букет роз, который был и во время съемок, — цветы сохранились очень хорошо. Екатерина Николаевна говорила тогда, что муж подарил розы на годовщину их свадьбы. Они прожили вместе почти десять лет. За это время Екатерина Николаевна родила дочь, которой теперь уже семь лет. Так что семья выглядела вполне благополучной.

— А дочери нет дома? — поинтересовалась я, вспомнив о шустренькой малышке, которая в прошлый мой приход так и стремилась попасть в кадр.

— Нет. Машеньку я отвез к родителям, — объяснил Иван Михайлович. — Мне некогда ею заниматься, я все время в больнице. Дочь переживает. А с бабкой и дедом ей спокойнее.

— Мы тоже были в больнице, — сообщила я.

— Были? Вас пропустили в палату? — удивился Иван Михайлович. — Врачи же говорили, что посещать Катеньку могут только близкие родственники.

— Мне пришлось сказать, что я — ее сестра.

— Как она? — с тревогой спросил Иван Михайлович, будто давно не виделся с женой.

— Не могу сказать, что хорошо, но держится мужественно. Она сильная!

— Вы не представляете, как она переживает все это! Ей кажется, что жизнь кончилась. Все время твердит, что теперь она никому не нужна и бизнес ее накроется. Как только она терпит такую боль? А ведь предстоит еще несколько операций…

— Иван Михайлович, я разговаривала с вашей женой, — перебила я его, потому что заметила, что он начинает волноваться еще больше, рассказывая о страданиях жены. — Екатерина Николаевна узнала того парня, который плеснул ей в лицо кислотой.

— Узнала? Она мне про это ничего не говорила.

— Этот молодой человек, как я поняла, занимался охраной вашего загородного особняка, — сказала я. — Она говорит, что вы тоже его знаете.

— У нас действительно есть загородный дом, — подтвердил Иван Михайлович. — Мы туда часто переезжаем жить на лето. А в остальное время особняк находится под надежной охраной работников моего агентства. Вы не представляете, сколько их переменилось за два года! Я даже не знаю, кого из них она имела в виду.

— И все они знакомы с вашей женой? — спросил Валерка.

— Нет, — не растерялся Золотов. — Когда Катенька жила там, охранял особняк только Олег, он был что-то вроде постоянной охраны.

— Нам нужны координаты этого молодого человека, — попросил Валерка.

— Олега? Боюсь, что я не смогу вам ничем помочь. Олег раньше работал у меня в агентстве, но потом уволился…

— По собственному желанию? — поинтересовалась я.

— Разумеется. Но меня он вполне устраивал — надежный, стоящий работник. На него можно было положиться. Он никогда меня не подводил. Думаю, что Катенька ошибается, она что-то путает. Олег не мог пойти на это.

— Иван Михайлович, нам его все равно найти надо. Проверить это подозрение не мешало бы.

— Конечно, конечно, — поспешно проговорил хозяин, соглашаясь со мной. — Комов Олег… Борисович! Ему около тридцати лет…

— Высокий, кареглазый, — продолжил Валерка.

— Да, — кивнул Иван Михайлович. — Он охранял наш особняк тем летом. Никаких конфликтов… Только вот с Катенькой они немного не ладили. Уж не знаю почему, но жена постоянно настаивала на том, чтобы я сменил его.

— Что ей не нравилось? — насторожилась я.

— Понятия не имею, — отмахнулся Иван Михайлович. — Мне пришлось уволить Олега, но он остался в моей фирме. А через некоторое время, где-то около месяца назад, сам уволился.

— И не оставил никаких координат? — настойчиво спросила я еще раз.

— Нет, мне ничего о нем не известно. Кажется, он вообще собирался уехать из города, но я не уверен.

— Комов Олег Борисович? — уточнил Валера и даже записал эти данные к себе в ежедневник.

— Да, — вздохнув, ответил Иван Михайлович. — Вы его собираетесь разыскивать? Не думаю, что это мог сделать он. Катенька была в таком состоянии, что не может до сих пор адекватно реагировать на какие-то вещи, поэтому могла что-то и перепутать. А потом, наверное, лицо Олега неожиданно всплыло в ее памяти и… — Золотов не нашелся, как закончить фразу, поэтому замолчал.

Полковник в отставке будет меня учить психологии?! Мало ли что могло показаться Екатерине Николаевне, но если есть хоть какая-то зацепка, почему бы не воспользоваться ею? Мне показалось странным, что Иван Михайлович так уверенно говорит о невиновности Комова. Это, я видела, насторожило и Валеру. Когда мы уже вышли из подъезда, Гурьев недовольно пробормотал:

— Надо же, любящий супруг! Я бы на его месте не Комова отмазывал, а за жену впрягался в дело.

— Мне это тоже показалось странным, — поддержала я коллегу. — Такое ощущение, что он знает, где можно найти Комова, но не говорит.

— А почему не говорит? — коварно задал вопрос Валера.

— Откуда я знаю.

— А потому, Ирочка, — Валерка хитровато улыбнулся, — что он заодно с Комовым.

— Что? — изумилась я, услышав такое предположение. — С чего ты взял?

— Иван Михайлович пытался отмазать своего сообщника, — продолжил Валерка, самодовольно причмокивая. — Разве это не заметно? Он несколько раз сказал, что Комов не виноват. К тому же очень сомневаюсь, что он не знает координат Олега. А все почему?

— Почему? — я с удивлением смотрела на своего коллегу.

— А потому, что Иван Михайлович «заказал» Комову свою жену, — вскрикнул Валера.

— Да с чего ты взял? Как такое тебе вообще в голову могло взбрести? Да и какие, по-твоему, мотивы у Золотова?

— А вот с последним вопросом нам и придется разобраться, но сначала надо отыскать этого Комова.

Валерка заглянул в свой ежедневник, огляделся по сторонам, а затем прибавил шагу и пошел быстрее, опередив меня. Я с трудом догнала его уже у дороги. Валерка беспомощно озирался, будто надеялся, что Комов по счастливой случайности окажется здесь. Даже если он и наблюдает за нами, вычислить Олега Борисовича мы не могли, так как, кроме того, что он высокого роста и что глаза у него карие, нам ничего не было известно.

— Нашел! — радостно воскликнул Гурьев и опять побежал вперед.

Оказывается, целью его поисков была телефонная будка, в которую Валерка протиснулся первым, выгнав оттуда какую-то ребятню, висевшую на телефоне. Мальчишки недовольно убежали от злого «дяденьки», копающегося в своем ежедневнике.

— Комов Олег Борисович, — напомнила я, думая, что Гурьев потерял нужную страницу.

— Я помню, — пробурчал Валерка, нахмурившись и перебирая страницы. — Мне номерок один нужен… Вот, нашел!

Пригладив нужную страницу ежедневника, Валерка схватил трубку телефонного аппарата, обернулся ко мне:

— Телефонная карточка есть?

Я протянула ему карточку, на которой оставалось еще несколько неиспользованных звонков, и протиснулась в будку к коллеге.

— Игорек?.. Не узнал? Богатым буду… — обрадованно затараторил в трубку Валерка. — У меня к тебе дело… Узнай там по своим каналам адрес одного типа… Бандит? Нет, не знаю… Пока еще неизвестно… Комов Олег Борисович. Перезвоню через пять минут.

Валерка положил телефонную трубку, вытащил карточку, но возвращать ее мне не торопился, так как со знакомым Игорьком предстояло еще созваниваться. Мы с Валеркой вышли из будки и встали рядом.

— Валер, и все-таки твои выводы поспешные… — начала я, но Гурьев бесцеремонно перебил меня:

— Поспешные, говоришь? Ты же видела, как Иван Михайлович юлил? — вскипел Гурьев.

— Ничего конкретного я не видела, — честно призналась я. — Да, Золотов вел себя несколько странно, не придавая значения воспоминаниям жены, но Екатерина Николаевна и в самом деле могла ошибиться.

— Да никакой ошибки здесь быть не могло. Она не могла забыть бандита! Уверен, что его рожа надолго врезалась в ее память, — почти закричал Валерка, а затем перешел на более спокойный тон: — К тому же, Ирина, ты слышала, что жена Золотова не ладила с этим охранником?

— Ну и что? Мало ли кто кому не нравится? Однако это не основание для того, чтобы поливать друг друга кислотой!

— Согласен. Для такого поступка нужны более веские основания. И у Ивана Михайловича они есть…

— Что же мы тогда его оставили? Если муж Золотовой виноват в этом, то с него ни в коем случае нельзя спускать глаз! — заметила я.

— Но у нас против него нет никаких улик, — напомнил Валера. — Ментам его не сдашь. То, что он знаком с Комовым, еще не основание для серьезных подозрений. Поэтому придется крутиться самим. И начнем мы с Олега Борисовича.

Глава 6

Комов проживал в Ленинском районе, как стало нам известно из сведений знакомого Валерия. По нашим расчетам, сейчас ему было уже около тридцати трех лет. Игорь прощупал Комова и по милицейской линии, хотя Валерка не просил его об этом. Оказалось, что Олег Борисович был неоднократно судим. Этот факт не мог не настораживать меня, Валерке же добавил уверенности в том, что его предположения близки к истине.

— Вот! Я тебе говорил! Он отъявленный уголовник, — обрадовался, как ребенок шоколадке, полученной информации Гурьев. — Этот бандюга за всю свою жизнь украл столько, что загремел в тюрягу на семь лет.

— Валерка, вот это-то не может не озадачить, — задумчиво сказала я. — Ни одного разбойного нападения, ни одного изнасилования, ни одного покушения на убийство… только кражи.

— Ну и что, — не смутило мое замечание Гурьева. — Начинают всегда с малого. Это он по молодости только кражами занимался, а теперь, наверное, ничем не брезгует. Как только такого уголовника на работу в приличное охранное агентство взяли? — удивило Валеру. — Ну конечно же, по знакомству. Сомневаюсь, чтобы Иван Михайлович обрадовался такому кадру у себя в агентстве.

— Может быть, Золотов не знал ничего о прошлом Комова? — предположила я, высматривая на остановке номера подошедших автобусов.

Ни один из них нам не годился. В Ленинский район было доехать сложно, а Комов жил практически на его окраине.

— Не знал? — возмутился Валерка, который по-прежнему отстаивал свою версию очень импульсивно. — Да сейчас на работу принимают только при наличии резюме, которое перепроверяется по нескольку раз. А потом, в охранном агентстве в основном работают такие ребята, которые грабителей на дух не переносят. Как Комов вообще мог быть в таком коллективе?

— Он же занимался охраной особняка Золотовых, — напомнила я. — Может быть, даже ни с кем в агентстве и не был знаком.

— Конечно… — ухмыльнулся Валерка, запихивая к себе в сумку ежедневник. — А зачем тогда Ивану Михайловичу понадобилось вообще его брать на работу в агентство, когда он мог договориться с Комовым сам по поводу охраны особняка? Уверен, Комов был рядовым работником охранного агентства. Вот только почему Иван Михайлович теперь так выгораживает его?

— Слушай, надо с ребятами поговорить в фирме Золотова! Может быть, кто-то из охранников был знаком с ним близко, — предположила я.

— Это потом, — отмахнулся Валерка. — Если сейчас Комов расколется, лишние разговоры будут не нужны.

— Сначала нужно этого Олега Борисовича отыскать, — резонно заметила я. — Ой, вон, кажется, наш автобус!

Несмотря на то что сегодня был выходной день, в общественном транспорте было полно народу. Нам с Валеркой пришлось стоять в толпе пассажиров, сталкиваясь друг с другом чуть ли не носами: водитель резко притормаживал на остановках и тяжело трогался с места.

— Таня, ты вчера «Луиса и Марию» не смотрела? — послышался негромкий голос одной из пассажирок в цветастом платье типа сарафан.

— Нет, мне вечером не до этого было, — отмахнулась собеседница. — Только новости… Кстати, ты ничего о той женщине не слышала?

— Какой женщине? — без особого энтузиазма поинтересовалась первая, подтягивая тяжелую продуктовую сумку ближе к себе.

— Да которую кислотой облили, — спокойно ответила вторая, и я вздрогнула, услышав эту фразу.

Валерка тоже прислушивался к разговору и, не отрывая взгляда, смотрел на пассажирок, разговаривавших довольно громко.

— Нет, не слышала, — отреагировала первая.

— Да ты что?! Это же просто кошмар какой-то! Прямо на телевидении во время передачи женщине в лицо плеснули серной кислотой. Об этом полгорода говорит. Это же такое событие!..

— Ничего не слышала. С этими сериалами совсем от жизни отвыкнешь.

— У нее все лицо обожжено, — не унималась дама. — Бедная! Молодая еще… Я репортаж в криминальной программе смотрела.

— И что сказали? Кто ее так изуродовал?

— Ничего не сказали. У милиции, как всегда, никаких версий. Ну ты что, не знаешь, за что так могут покалечить?

— Откуда мне знать, — пожала плечами пассажирка в цветастом сарафане и опять дернула своей сумкой.

— Муж, наверное, — совершенно неожиданно высказалась собеседница, чем еще больше привлекла наше с Валерой внимание. — Наверняка была красоткой. Богатая тоже, наверное… А мужья у них знаешь какие ревнивые?! Могут еще и не такое натворить.

— Да ты что?! — от удивления раскрыла рот первая. — Твой Димка бы тебе тоже мог такое устроить?

— Что мой Димка? Он и пальца на меня поднять не смеет. Да и я не красавица. — Женщина усмехнулась и обнажила неровный ряд зубов. — К кому мне от него сбегать? Если только к Феде… Нет, со мной такие шуточки…

Дальше вслушиваться в разговор мы не стали. Переглянувшись со мной, Валерка бодро подмигнул и прошептал мне в ухо:

— Видишь! Даже невооруженным глазом видно, что все следы ведут к Ивану Михайловичу.

Я недовольно поморщилась. Неужели настолько очевидно, что Золотов замешан в этом преступлении? Неужели он мог совершить такой поступок, так покалечить жену? Женщину, которую он, судя по словам самой Золотовой, безумно любил, боготворил, пылинки сдувал с нее? Мне кажется, любимому человеку никогда не сделаешь ничего дурного. Да и Иван Михайлович не походит на разбушевавшегося ревнивца. Такой поступок может скорее совершить неуравновешенный, психически нездоровый человек, измотанный бесконечными изменами жены.

Надо признаться, что Екатерина Николаевна ему изменяла. Стоит вспомнить хотя бы о Денисе Владимировиче, который до сих пор, наверное, все еще отдыхает в Луговом. И тут же на памяти был и тот скандал в гостинице «Волна», когда Иван Михайлович застукал там свою супругу. Сам же Лапов говорил, что муж Золотовой был тогда не в себе. Значит, измены жены ему не безразличны.

Еще бы! Она красива и молода, а он уже почти прожил жизнь, и не за горами время, когда ему пора будет и о душе подумать. А у Екатерины Николаевны, можно сказать, жизнь только начиналась…

Я просто содрогнулась, представив, на что способен пойти человек ради сохранения своей семьи. До чего может дойти муж, измотанный, измученный, издерганный изменами жены… Ужас! Нет, и все же не верилось: не мог он пойти на такое!

Почему же тогда Иван Михайлович дежурит днями и ночами в больнице, «пожиная» результаты своих трудов? Почему ухаживает за супругой? Зачем ему нужна искалеченная женщина? Почему Екатерина Николаевна никогда прежде не заикалась о том, что ее муж ревнив и может решиться даже на убийство? А ведь все могло закончиться гораздо трагичнее — если бы ожог был более обширным, Екатерина Николаевна не выжила бы. А нужна ли была Ивану Михайловичу ее смерть?

— Ирина, о чем задумалась? — перебил мысли Валерка, заглядывая мне в глаза. — Мы уже почти приехали. На следующей выходим.

Я огляделась. Пассажирки, разговор которых я невольно подслушала, уже вышли. Автобус был полупустой, и я даже заметила несколько свободных мест, однако мы с Валеркой остались стоять.

— Куда нам? — поинтересовалась я у Гурьева, как только мы вышли на остановке.

— Полагаю, что это здесь, — предположил Валерка и огляделся.

Несколько человек, сошедших вместе с нами, прошли под горку и разбрелись в разных направлениях. На остановке никого не осталось: она была одна из последних, потому и новые пассажиры здесь не садились.

— Это тут! — неожиданно радостно вскрикнул Гурьев. — Вон смотри, надпись… На стене дома.

Никакой таблички я не заметила, зато в глаза бросилась неяркая надпись: выцветшей желтой краской было написано название нужной улицы.

Дверь квартиры Комова оказалась старой и обшарпанной. По сравнению с железными дверями соседних квартир эта смотрелась убого и жалко. Звонка рядом с нею Валера не обнаружил. Не было и «глазка», благодаря которому жильцы могли заранее разглядеть непрошеных гостей, какими мы и являлись в настоящий момент.

Гурьев осторожно постучал кулаком в дверь. Раздался глухой звук, на который, увы, никто не отреагировал. Валерка стукнул еще несколько раз костяшками пальцев, уже более требовательно, и прислушался, прижав палец ко рту. Я тоже замерла. Гурьев прижался головой к двери, а потом, отстранившись, прошептал:

— Там кто-то есть. Шорох, шум… По-моему, даже скрип у порога был слышен.

— А что же тогда не открывают?

— Не знаю. Не хотят, наверное.

Валерка еще раз побарабанил кулаком к Комову, и вдруг неожиданно открылась одна из соседских дверей. Выглянувшая оттуда старушка опасливо покосилась на нас, огляделась, нет ли в подъезде еще кого, а потом пробурчала:

— И день и ночь стучат! Покоя от вас нет. Я ментов вызову, вы у меня дождетесь. Устроили здесь притон!

— Извините, пожалуйста, — вежливо начал Гурьев, не обращая внимания на недовольство соседки. — Вы не подскажете, Олег дома?

— А шут его знает, — отмахнулась старушка, немного смягчившись, услышав в свой адрес не ответную брань, как наверняка не раз бывало. — С утра был дома. Чего только так стучать…

Валерий уже открыл было рот, чтобы еще о чем-то спросить соседку, но та неожиданно захлопнула дверь. Общение с ней было хоть и коротким, но относительно полезным: нам удалось узнать, что Олег и в самом деле проживает в этой квартире и еще сегодня утром был дома. Шансы отыскать его значительно повысились.

Валерка уже собрался постучать еще раз, как дверь неожиданно распахнулась и на пороге возникла немолодая прыщавая женщина с пышными формами. Голова ее была обвязана большим полотенцем грязно-голубого цвета, но, как ни странно, одета она была не по-домашнему. Женщина безразлично посмотрела на нас, а потом грубо, с хрипотцой спросила:

— Что надо-то?

— Комов Олег Борисович здесь проживает? — уточнил Валерка.

— Олег? Да, здесь, — с тем же безразличием отозвалась дамочка, не торопясь впускать нас в квартиру. — Он спит.

— Нам нужно с ним поговорить, — сообщил Валерий.

— Ну, проходите, — без расспросов не стала препятствовать незнакомка.

В тесной прихожей было грязно. Пройти дальше мы не решились. Женщина захлопнула за нами дверь и громко крикнула:

— Олег, к тебе пришли! Вставай, мать твою!

Босыми ногами женщина протопала в глубь квартиры, откуда опять послышался ее хриплый голос: наверное, она старательно будила хозяина квартиры. Мы огляделись по сторонам, и мой взгляд задержался на старом комоде, где стояло местами почерневшее от времени зеркало. Среди каких-то ненужных мелких вещей на нем я заметила записную книжку и показала на нее взглядом Валере. Сообразительный Гурьев протянул руку, и уже через мгновение записная книжка лежала у него в кармане.

Больше в прихожей не обнаружилось ничего примечательного, и мы решили все-таки пройти дальше, в комнату, где из мебели стояли лишь изрядно потрепанный диван, накрытый каким-то покрывалом, и тумбочка с телевизором одной из самых простеньких марок. Садиться у меня не было желания, поэтому я прислонилась к стене, а Валерка присел на краешек дивана.

— Кто там еще, Галка? Ты очумела, что ли, меня в такую рань будить? — недовольно пробормотал мужской голос.

— Там к тебе пришли, — сообщила женщина.

— Кто пришел? Кого ты опять пустила? Колян, что ли?

— Нет, не Колян. Я их не знаю, — ответила она, полагая, что мы не слышим их разговора.

— Где штаны? — требовательно спросил мужской голос. — Ага, вот! Сейчас выйду… Ты домой, что ли, собралась? А как же вечером словимся?

— Хватит уже, — отозвалась недовольно Галина. — Я тебя и так охранять замучилась. Сколько же спать можно?

Галина первой вышла из проходной комнаты, но уже без полотенца. Она тряхнула мокрыми волосами, пригладила их рукой и, пройдя к зеркалу, заколола. Кинув ноги в туфли, вышла из квартиры, громко хлопнув дверью. Отчаянная, судя по всему, девица!

Сам Олег Борисович появился через несколько минут. Честно говоря, увидев его, я немного разочаровалась, так как представляла совершенно другим — этаким высоким, широкоплечим молодцом. На вид Комову было около сорока, хотя думаю, что ему немного меньше: неопрятный, неухоженный вид прибавлял несколько годков. Волосы на голове торчали во все стороны, черная небритая щетина покрывала подбородок. Домашние трикотажные грязно-серые штаны были немного великоваты, поэтому брючины свисали чуть ли не до пола.

За всей этой неряшливостью я все же заметила, что глаза его были и в самом деле карими, только вот взгляд их показался мне каким-то мутным. Олег Борисович слегка сутулился, хотя рост его был вполне приличным, правда, телосложение несколько худощавое. В принципе, он соответствовал тому описанию, которое дал ему незнакомый мужчина на проходной.

— Что вам надо? Вы кто такие? — требовательно спросил он, плюхнувшись на старенький диван.

Мы с Гурьевым оторопели от такого обращения. Комов вел себя уверенно, даже нагловато. Он смерил нас высокомерным взглядом, самодовольно хмыкнул и откинулся на спинку дивана.

— Вы Олег Борисович Комов? — начал Валерий, хотя это и без того было понятно. Только после вялого кивка хозяина мой коллега продолжил: — Вы знакомы с Екатериной Николаевной Золотовой?

Вот так сразу все и выложил! Ну, Валерка!.. Я с укором посмотрела на него. Ну кто же так разговаривает с подозреваемым?! Валерка с ходу раскрыл все наши карты, и теперь Комову нетрудно догадаться о цели нашего прихода. Гурьев сделал условный знак рукой, чтобы я не волновалась, и задал тот же вопрос еще раз.

Олег Борисович встрепенулся, бросил заинтересованный взгляд на нас, а затем, потупив глаза, пробормотал:

— Нет, не знаком… Вообще, впервые слышу эту фамилию.

— Зачем же врать?! Разве это серьезный разговор? Мы к вам со всей душой, а вы… — совершенно спокойно сказал Валера.

— Не знаю такой… И вообще, что вам нужно? — попытался еще раз возмутиться Олег Борисович, но, заметив строгий взгляд Гурьева, опять потупил глаза.

— Комов, вы же нас обманываете, — продолжал Валерий, подойдя ближе к дивану. — Вы работали охранником в загородном доме Екатерины Николаевны. С памятью у вас, что ли, плохо?

— Когда работал? — не поднимая глаз, отозвался Комов.

— Около года назад, — напомнил Гурьев. — Было такое?

— Уже не помню. — Олег Борисович безразлично махнул рукой, но я заметила его взволнованный взгляд, который он бросил на Валеру. — Ну, работал я у нее. Что случилось-то?

— Вопросы здесь задаю я, — важно сказал Гурьев. — Когда вы последний раз виделись с Екатериной Николаевной?

Олег Борисович не торопился отвечать. Он в упор посмотрел на меня, затем достал из кармана трико помятую сигарету, прикурил и дыхнул в мою сторону облачком дыма. Мы с Валерой следили за ним, не сводя глаз. Только теперь я заметила, что Олег Борисович занервничал, рука его мелко дрожала, а взгляд становился все беспокойней.

Эх, жалко, что мы с собой Шилова не взяли! Костя живо заставил бы говорить этого типчика, у него совершенно другие методы общения с подобными людьми. А так от Комова Валерка ничего не добьется.

— Тогда же летом и виделся, — не моргнув глазом, ответил Комов.

— А по нашим сведениям, это случилось совсем недавно, — заметил Гурьев.

— По каким это сведениям? — насторожился Олег Борисович.

— Вы знаете о том, что на Золотову совершено покушение несколько дней назад? — поинтересовалась я.

— Покушение? А я здесь при чем? — возмутился Комов и неожиданно спросил: — Вы что, меня обвиняете?

— Да, — уверенно отозвался Гурьев.

— Да я вообще ничего не слышал об этой вашей Золотовой, — крикнул Олег Борисович, вскочив с места. — Вы меня за бандита держите? Я вообще не понимаю, что вы мне тут впариваете? Ничего не знаю!

— Значит, отрицаете свою причастность к покушению на убийство? — переспросил Валерий.

— Да какое к черту убийство? Вы на меня больше ничего повесить не хотите? А то я по ментовкам в свое время находился, — вскипел Олег Борисович.

— Про ваш тюремный опыт мы знаем, — сообщил Гурьев.

— Вы что, менты? — испуганно спросил Комов и бросил на меня изумленный взгляд. — Вот это влип! Менты в моем доме?!

Мы с Валерой не торопились опровергнуть предположение Комова. И так сказали ему много лишнего!

— Так менты, что ли? — требовательно переспросил Комов. — Хотя бы ксивы показали…

— Обойдешься, — грубовато ответил Валера: ведь, кроме журналистского удостоверения, нам показывать было нечего.

— А-а-а, значит, не менты, — с облегчением вздохнул Олег Борисович и даже опять плюхнулся на диван.

Он прикурил еще одну сигарету, пустил облачко дыма и посмотрел на Гурьева мутным взглядом.

— А чего тогда надо? — поинтересовался Комов.

— Хватит юлить, — резко ответил Валера. — Мы знаем, что именно вы облили серной кислотой лицо Золотовой. Вряд ли стоит отпираться…

— Я? Кислотой? — усмехнулся Олег Борисович. — Да вы что, сдурели? Я вообще от вас об этом первый раз слышу. Да! Воровал, грабил… Но не убивал.

— А Екатерина Николаевна, между прочим, не умерла, — заметила я.

— Мне это дело по фигу! Я свое отсидел. И больше не хочу на зону! Десяточка от звонка до звонка… На мой век хватит. Теперь ментов за километр обхожу. А вы что же, меня пугать пришли? Дело мне шьете? Так улик даже против меня никаких нет. На понт меня не возьмете!

Олег Борисович разговаривал с нами уже не так спокойно. Теперь он почти кричал о своей невиновности, причем так убедительно, что я усомнилась в своем первоначальном предположении.

Мы с Гурьевым переглянулись. Реакция Комова на наш приход уже в первые минуты показалась мне странной. Волнение он, разумеется, скрыть не сумел, но теперь было заметно, как он с облегчением вздохнул, узнав, что мы не из правоохранительных органов. Неужели все уголовники до такой степени ментов опасаются?

— Да не… Вы не менты… — со знанием дела замотал головой Олег Борисович. — У вас глаза человеческие. А эти гады…

Комов с ожесточением махнул рукой, не закончив фразы.

— Так, значит, вы ничего не знаете о произошедшем с Золотовой? — уточнила я.

— Да вообще первый раз об этом слышу, — пожал плечами Олег Борисович. — Вы с чего взяли, что это я совершил?

— По приметам сходится. И карие глаза, и рост…

— Да таких, как я, в городе до фига, — заметил Олег Борисович, не стесняясь в выражениях.

Согласиться с Комовым было очень легко. Ведь половина мужского населения города по приметам может сойти за того преступника, который плеснул серной кислотой в лицо Золотовой. Может быть, Екатерина Николаевна и в самом деле ошиблась.

В первые секунды после случившегося она ничего не могла сказать о преступнике, а теперь, восстановив события, указала на Комова. Но похоже было, что Олег Борисович на самом деле не имеет к произошедшему никакого отношения.

Комов смотрел на нас с нескрываемым интересом, но уже не пытался опровергнуть наши подозрения. Разговор с ним, надо признаться, получился не очень хорошим. Может быть, Валера избрал не тот тон? А может, мы слишком рано раскрыли свои карты? Но Олег Борисович настаивал на том, что ничего не знает о случившемся с Золотовой. Я заметила, что ему вообще наш разговор безразличен. К тому же и никаких улик против него у нас не было.

Поэтому нам с Валерой ничего не оставалось, как попрощаться с Комовым, что мы и сделали после затянувшейся неловкой минуты молчания.

— А это… извинение за беспокойство?.. — уже на пороге укоризненно заметил хозяин, на что Валерка только ухмыльнулся.

Комов уже хотел было открыть перед нами дверь, как вдруг его взгляд упал на комод, и он заорал:

— Сволочи! Где записная книжка? Я сам сейчас ментов вызову! Вы что же? Воровать пришли? Вот гады! Запудрили мне мозги со своей бабой и книжку умыкнули!

— Ничего мы не брали, — отозвался Валерка, стоящий ближе к двери, поэтому Комов махал кулаками перед моим носом.

— А вот хрен я вам теперь дверь открою! — злорадно прошипел он. — Отдавайте, что сперли!

— Мы ничего не брали, — рассердился Гурьев. — Тут и ваша девушка была!

— Девушка? Какая еще девушка? — насторожился Олег Борисович. — А-а-а! Вы про Галку! Да ей на фига у меня что-то воровать… Гады! Не выпущу!

Комов еще крепче сжал в руках ключ от входной двери и зло посмотрел на нас. Если была бы ручка с внутренней стороны двери, то мы бы с Валерой без проблем ушли, не отдавая записную книжку. Но теперь Комов был настойчив.

— На фига вам мои бредовые записи? — подал он голос после затянувшегося молчания, во время которого Гурьев усиленно соображал, как лучше поступить: и записную книжку хотелось оставить у себя, и выбраться из квартиры не мешало бы поскорее. — Не отдадите?

Валерка еле заметно покачал головой из стороны в сторону. Перед моими глазами опять возник кулак Комова, и я дернула Гурьева за рукав, прошептав:

— Валера, отдай ему! А то еще бросится на нас!

Гурьев немного помялся, не решаясь уступить Комову, но в конце концов с недовольным видом протянул ему потрепанную записную книжку, которую хозяин квартиры тут же сунул на одну из полок комода.

— Ну вот и молодцы! — потирая руки, буркнул Олег Борисович. — Можете быть свободны!

Выйдя из подъезда, мы с Валерой и не знали, куда теперь нам идти. Комов был последней ниточкой, которая могла привести нас к раскрытию преступления. Теперь же все надежды улетучились. Постепенно отпадали один за другим все подозреваемые, и на кого теперь думать, я даже не знала.

— А книжечку жалко! — протянул Гурьев. — Она бы нам о многом рассказала. Может быть, там и телефончик Золотовой был записан.

— Чего уж теперь, — вздохнула я. — Воровать, вообще-то, нехорошо.

— А менты его, наверное, здорово припугнули, — задумчиво сказал Валера, как бы разговаривая сам с собой. — Чуть в штаны не наделал, когда я с ним разговаривал.

— Ну, конечно, — усмехнулась я. — Как я посмотрю, ты тоже разговаривал что-то не очень уверенно.

— А что я мог ему еще сказать? — возмутился Валерий и отвел меня в сторону от входа в подъезд. — Что, у нас теперь вообще нет против него никаких улик? Только то, что на него указала сама потерпевшая? Кстати, может быть, Екатерина Николаевна и в самом деле ошиблась? И Комов не виноват?

— Может быть, — рассеянно сказала я. — А кто же тогда плеснул кислотой в лицо Золотовой?

Этот вопрос я уже задала просто от отчаяния: следствие зашло в тупик, как принято говорить в подобных случаях. И выбраться из него не представлялось возможным. Ни одного подозреваемого на примете, так еще и Комов отпадает.

Стоп! А почему это он отпадает? Нет улик против него, но и нет никаких оснований полагать, что он не виновен, кроме его собственных слов, разумеется. Комов напрочь отрицает свою причастность к совершению преступления. Ну а что же мы от него ждали? Что он бросится нам в ноги, попросит прощения и сознается в содеянном? Такого и быть не могло. С чего это ему сознаваться во всем? А зная о том, что у нас нет никаких улик, можно спокойно отпираться, хоть до бесконечности.

Я невольно вскрикнула от мгновенно пришедшей мне в голову мысли.

— Что такое? — насторожился Гурьев.

— Комова нельзя упускать из виду, — решительно заявила я. — Надо за ним следить! Может быть, что-то разнюхаем. Все равно ведь у нас других версий пока нет.

* * *

Слежка оказалась не слишком результативной. Воскресный вечер мы с Гурьевым провели перед подъездом Комова в надежном укрытии. Валерка завел меня за гаражи во дворе, где мы простояли часа три, не меньше. За это время Комов так и не появился, оставаясь дома. В первые минуты слежки я то и дело вздрагивала, едва только хлопала дверь подъезда, но позже воспринимала все спокойнее, рассеянно осматривая двор.

Постепенно начинало смеркаться. Валерий сообразил, что окна квартиры Олега Борисовича выходят не во двор, а на противоположную сторону, поэтому заметить нас он не мог. Но зато и мы не могли увидеть света в его окнах.

Однажды, правда, Гурьев совершил вылазку и посмотрел на темные окна квартиры Комова, но выходить часто из своего убежища мы не решались. Наверное, Олег Борисович сразу после нашего ухода лег спать и до сих пор не отошел ото сна. Вид его, надо признаться, наводил на мысли, что ему не мешало отдохнуть. И вел он себя как-то странно. Разве может человек, которого подозревают в совершении преступления, держаться так спокойно? Хотя Комов, судя по всему, тертый калач! А на наши безосновательные подозрения ему наплевать.

— Валера, может быть, по домам? — подала я голос.

— Надоело? — спросил Гурьев, всматриваясь в сумерки двора.

— Ну, мы же здесь не собираемся ночевать? Уже девять! Пора и на покой! — заканючила я.

— Иди, я тебя не держу, — неожиданно милостиво отпустил меня Гурьев. — А я тут еще покараулю.

— Один? — удивилась я.

— Ну если ты можешь, то подгони ко мне Шилова, — попросил Валера. — Может быть, нам машина понадобится.

— Ага, понадобится… Чтобы заночевать в салоне. А то за гаражом не очень-то уснешь.

— Нет, Ирина, — резко отозвался Гурьев, — ты что, мне не доверяешь? Мы с Шиловым вполне можем расколоть Комова. Это с тобой на рожон лезть неудобно, а Костя и кулаками помахать может.

— Что же ты не махал?

— Я? Я могу заниматься более интеллектуальными делами, — заметил Валера важно.

— Хорошо, я отыщу Шилова, — бросила я на прощание и вышла из-за гаражей прямо во двор.

Пройти к автобусной остановке можно было только, минуя подъезд Комова. А что, если именно сейчас он выйдет на улицу? Что мне тогда делать? Сделать вид, что мы с ним не знакомы? Я проходила мимо подъезда с опасением, и, когда дверь вдруг неожиданно распахнулась прямо перед моим носом, даже сердце кольнуло. Я вздрогнула. Но, слава богу, из подъезда выходил какой-то совершенно незнакомый мне молодой человек.

Я поспешно завернула за угол и бросила взгляд на окна Комова. Все три окна были темными. Неужели Олег Борисович и в самом деле лег спать?

До дома я добралась довольно быстро благодаря тому, что автобус подъехал, едва я подошла к остановке.

Нажав на кнопку звонка своей квартиры, я надеялась, что Володька сейчас выбежит мне навстречу, но шагов любимого мужа не услышала. Я достала ключ, покрутила им в замке и распахнула дверь. Было тихо и темно. Наверное, муж, не дождавшись меня, лег спать. Я почти бесшумно, чтобы не потревожить любимого, сняла туфли и протопала в гостиную.

Из спальни лился слабый свет, я приоткрыла дверь и увидела своего благоверного на супружеской постели в полном одиночестве. Володька даже не повернул головы в мою сторону: он что-то читал.

— Привет, — виноватым тоном поздоровалась я, но ответа не последовало.

Володька демонстративно перевернулся на бок, и только теперь я заметила, что он уткнулся в какой-то журнал. Наверное, как всегда, по работе.

Если бы не обещание, данное Гурьеву о том, что я пришлю к нему Шилова, я бы немедленно бросилась к супругу. Но я осторожно закрыла дверь спальни и возвратилась в гостиную.

Костю отыскать было не так-то просто. Домашний телефон его не отвечал. На ГТРК тоже уже никого не было, и только по радиотелефону, который всегда находится в салоне машины Шилова, я услышала наконец знакомый голос.

— Костя? Привет, — обрадованно сказала я. — Это Ирина. Узнаешь?

— А как же, — отозвался он. — Ты где сейчас? Нужно подвезти?

— Нет, я дома, — сразу же отрезала я. — А вот Гурьеву требуется твоя помощь.

— Валерке? — удивился Костик. — А что случилось?

— Мы с ним за одним типчиком следили, а теперь я его одного оставила. Он тебя просил позвать.

— Где это? Куда ехать?

Я продиктовала Костику адрес и объяснила, где прятался Гурьев. Ни капельки не сомневаясь, что Шилов бросится на помощь Валерке уже потому, что об этом попросила его я: он всегда относится к моим просьбам с особым вниманием.

Я положила телефонную трубку и возвратилась в спальню. Володька лежал, отвернувшись от меня. Я присела на краешек кровати, посмотрела на затылок мужа и попыталась дотронуться до его оголенной спины. Муж отвел мою руку.

— Володечка, милый, — заканючила я. — Теперь я вся твоя. Вечер можем провести вместе. Я свободна. Ты рад?

Он снисходительно посмотрел на меня, не выпуская из рук журнала, и пробурчал:

— Ужин на столе. Голодная, наверное…

— Ой, есть хочу ужасно, — обрадованно зашептала я. — Но могу и потерпеть.

Я обхватила руками шею Володьки, и муж от неожиданности даже журнал выпустил из рук. Поцелуй был долгим и настолько волнующим, что я тут же забыла обо всем, что тревожило меня.

Глава 7

— Вот тебе даже фотографии. — С этими словами Валерий выложил передо мной несколько снимков.

На некоторых из них я заметила Комова в обществе незнакомого мужчины в каком-то баре. Я просмотрела снимки, которые Валерка сделал вчера поздно вечером. В салоне автомобиля Кости был фотоаппарат, поэтому грех было им не воспользоваться.

Комов вышел из квартиры только около полуночи. Все это время Шилов с Валерием не сводили глаз с подъезда, и их старания были вознаграждены. Олег Борисович вел себя совершенно спокойно. Он без всякой суеты поймал такси и доехал до одной забегаловки, в которой, наверное, обычно любил проводить свободное время. В этом-то баре и были сделаны снимки.

Гурьев зашел вслед за Комовым в зал, где Олег Борисович подсел к мужичку неприметной наружности и о чем-то с ним стал разговаривать. Разговор был коротким, и подслушать его Валерке не удалось, так как в зале слишком громко играла музыка. Но зато снимки получились очень четкими.

Я внимательно изучала внешность ночного собеседника Комова. Ничего примечательного. Кстати, и у этого тоже были карие глаза. И этот мужчина был высокого роста. Может быть, на самом деле совершенно бессмысленно искать по этим приметам преступника? А может, именно этот незнакомец и есть тот бандит, который плеснул кислотой в лицо Золотовой? После того как Олег Борисович понял, что мы занимаемся расследованием и уже вышли на него, разумеется, он забеспокоился и сообщил об этом своему дружку.

— А после этого разговора что было? — поинтересовалась я у Гурьева, оторвавшись от снимка.

— Олег Борисович вышел из бара и поехал домой, — сообщил Валера.

— А этот? — указала я на собеседника Комова.

— А что этот? Мы же за ним не следили, — пожал плечами Валерка.

— А надо бы было, — причмокнула я.

— Тебе надо, вот и паслась бы весь вечер на свежем воздухе, — грубо ответил Гурьев, недовольный тем, что ему минувшей ночью так и не удалось прилечь.

Шилов «довел» Олега Борисовича до его квартиры, где и окончилась слежка, однако больше ничего интересного не произошло.

— Ну вот и замечательно, Ирина, — радостно вскрикнула Галина Сергеевна, которая молчала все время нашего разговора. — Можешь теперь снимки в милицию отнести. Пусть они дальше и копают.

— Да уж они раскопают, — присвистнул Валерка.

— В милиции меня даже слушать не будут, — уверенно ответила я. — Против Комова нет никаких улик, и с чего это менты поверят моим домыслам. Надо до всего самим докопаться.

— Конечно, а я буду как проклятая всеми днями и ночами корпеть над никому не нужной программой, — недовольно пробурчала Галина Сергеевна. — Ты, Ирина, вообще-то тоже имеешь отношение к «Женскому счастью».

— Галина Сергеевна, ну еще немножко, и я вам помогу, — взмолилась я, хотя совсем не была уверена в том, что мы находимся в нескольких шагах от раскрытия преступления.

— Тебе даже неинтересно, кого я пригласила на следующую программу, — с укором бросила Моршакова.

— Вы же мне рассказали. И я не сомневаюсь в вашем выборе. Вы же профессионал и любую работу сделаете гораздо лучше меня.

Валерий посмеивался, прислушиваясь к нашей дискуссии. Воспользовавшись ситуацией, он налил себе кофе и теперь медленно потягивал обжигающий напиток. Когда же Галина Сергеевна после моих комплиментов немного оттаяла, Валера обратился ко мне:

— Ну что, Ирина? Что со снимками?

— А знаете что? Покажите-ка их Золотовой, — неожиданно предложила Галина Сергеевна. — Пусть она сама на Комова укажет, а потом уже можно будет на законных основаниях ментов подключать. Екатерина Николаевна должна узнать бандита…

— А если не узнает? — предположил Валерка.

— Почему же не узнает?! Она же сама говорила, что узнала Комова.

— Да вы что, сдурели совсем?! Екатерина Николаевна вся перебинтована. У нее глаза под бинтовыми повязками, да еще и не одна операция предстоит. Наверное, она вообще после всего этого может ослепнуть, — напомнила я. — Жаль, конечно, человека, но что поделаешь. А нам только на себя можно рассчитывать.

— Ирка, а что, если эти снимки показать еще кому-нибудь? — поддержал Моршакову Валерка.

Гурьев подошел к моему столу, где отобрал самые удачные фотографии. — Кому показать-то? — недовольно отозвалась я.

— Тому, кто видел преступника, — осенило Валерия.

— Его никто не видел, — отрезала я.

— Ну как же! А охранник? А случайные прохожие на проходной?

— Таксист! — неожиданно осенило меня. Вскрикнув, я привлекла к себе удивленные взгляды Моршаковой с Гурьевым.

Как же это сразу было не вспомнить о том таксисте, который работает около гостиницы «Волна»! Он же мне сказал, что запомнил хозяина «шестерки». Может быть, и кареглазого видел в лицо, значит, сможет опознать того по снимкам.

— Точно, Ирина, — согласился со мной Гурьев. — А в гостинице можно будет и других работников опросить. Тот парень ведь забегал в один из номеров, может быть, кто-нибудь его видел в лицо. Это он здесь скрывался под капюшоном, чтобы не быть узнанным во время совершения преступления.

— Еду в гостиницу! — приняла я решение, сгребая все снимки себе в сумочку.

* * *

Стоянка около «Волны» была пустынна. Ни одной машины и, разумеется, ни единого такси. Я надеялась, что увижу того знакомого таксиста на стоянке, но, оказывается, напрасно: наверное, отдыхает дома после ночного дежурства. Поиски осложнялись.

Потоптавшись на стоянке, я решилась заглянуть в фойе гостиницы, где сразу же попала на глаза администратору. Не успела я подойти к стойке, как он с преувеличенной вежливостью поинтересовался у меня:

— Доброе утро! Хотели бы снять номерок?

— Нет, я уже имела счастье отдыхать в одном из них в вашей гостинице, — сообщила я.

— И что? Какие-то проблемы? Что вам не понравилось? — затараторил администратор. — Я обязательно разберусь, если что-то не то.

— Все понравилось, не беспокойтесь. У вас очень хорошая гостиница, — не без лести заметила я, так как в самом деле она едва дотягивала до средненького уровня. — Я совсем по другому вопросу.

Открыв свою сумочку, я хотела было достать фотографии, но администратор грубо схватил меня за руку и требовательно заявил:

— Девушка, вход торговым агентам запрещен!

— Извините, но вы ошибаетесь! Я не торговый агент!

Резко отдернув руку, я все-таки достала несколько более удачных снимков, которые протянула администратору.

— Вы никогда не встречали в гостинице этого человека? — Я показала на сидящего за столиком в баре Комова.

Мужчина внимательно посмотрел все фотографии, а затем протянул мне стопку, покачав головой:

— Нет, к сожалению, ничем не могу помочь.

— Он мог и не снимать у вас номер, а просто зайти в гости к одному из ваших постоянных клиентов, — заметила я.

— Нет, девушка, впервые вижу этого молодого человека. У меня хорошая зрительная память, — уверенно ответил администратор и отошел вглубь, за стойку.

Больше я его не интересовала, как, впрочем, и он меня. Так! Значит, Комов не опознан администратором гостиницы. И как же мне теперь отыскать таксиста, если я даже не знаю его имени?

— Девушка, вы здесь еще долго будете стоять? — строго спросил администратор, тревожась оттого, что я не выхожу из гостиницы.

— А вы не знаете, где я могу отыскать одного из таксистов, который работает возле вашей гостиницы? — спросила я, на что администратор, как ни странно, отреагировал очень живо:

— Кого именно?

— Я, к сожалению, не знаю его имени и фамилии…

— А узнать в лицо хоть сможете?

Я уверенно кивнула.

— Обычно все таксисты после ночной смены идут в бар, — объяснил администратор. — Это тут неподалеку. Выйдете из гостиницы и сразу налево. За углом!

— Спасибо большое, — поблагодарила я администратора и вышла на улицу.

Завернув за угол, я сразу же заметила уже знакомую машину, которая была припаркована на небольшой стоянке. Это вселило надежду, что в конце концов нужного таксиста я все-таки отыщу.

В баре было тихо, безлюдно, и только за одним из столиков сидела небольшая компания мужчин, среди которых я без труда узнала знакомого таксиста. И он тоже увидел меня, но не подал виду, бросив лишь заинтересованный взгляд. И тут же потупился. Только когда я подошла вплотную к нему, он встрепенулся и вскочил с места.

— Мне надо с вами поговорить, — сообщила я ему коротко, и оживленный разговор в мужской компании сразу же смолк.

— Ба! Да это же сама Лебедева, — послышался негромкий голос.

Таксист встал со своего места и присел за соседний столик. Выглядел он каким-то уставшим и, наверное, был немного пьян. Его нетрезвый взгляд не остался незамеченным.

— Вы помните того молодого человека, который приехал на «шестерке» к гостинице в пятницу? — уточнила я, после чего таксист недовольно поморщился, а я добавила: — Вы мне сами про него рассказывали, помните?

— Помню, а что опять случилось? — насторожился таксист.

— Вы сможете его опознать на этих снимках? — Я протянула ему фотографии.

Таксист мельком просмотрел снимки, а потом громко крикнул:

— Леха, подойди!

Из компании подвыпивших мужчин к нам пересел еще один таксист, который выглядел более трезвым, по крайней мере, взгляд его был более осмысленным.

— Того паренька на «шестерке» помнишь? — спросил у Лехи мой знакомый таксист и передал коллеге фотографии. — Они с другом еще были, он машину оставил у гостиницы в пятницу. А потом такси поймал. Мы еще возмущались, что клиентов нет.

— Ну… помню, — отозвался Леха, всматриваясь в снимок. Он бросил на меня заинтересованный взгляд, перевел его на своего товарища, немного замешкался и спросил, хитровато прищурившись:

— А вы из милиции? За ценную информацию вознаграждение положено.

— Ладно тебе. Она нормальная баба, это же Ирка Лебедева, — послышался шепот одного из собутыльников.

Только после этого Леха уверенно ответил:

— Это он! Я его наглую рожу хорошо запомнил! Уголовник какой-то. От него за версту зоной несет!

Леха ткнул пальцем в Комова, и знакомый таксист тут же затараторил:

— Да-да! И я его узнал! Точно, это он!

Я тоже взглянула на фотографии.

— А второго не знаете? Он не с ним приезжал?

Леха еще раз просмотрел снимки и покачал головой:

— Вроде бы он… А может быть, и нет. Этого не запомнил. Он в гостиницу не заходил, наверное, сидел в машине. А потом сразу же к дороге пошел. Не уверен, он ли это!

— И я тоже так думаю, — с ходу отозвался знакомый таксист.

Я собрала фотографии и засунула их обратно в сумочку.

— Вы не ошибаетесь? — уточнила я. — А то администратор его не узнал.

— Какой администратор? — насторожился Леха.

— Я с ним только что разговаривала.

— Еще бы! — хмыкнул Леха. — Он ведь и не мог его видеть. В пятницу не этот администратор в фойе дежурил, у него был выходной.

Теперь мне все стало понятно: сомневаться в том, что к гостинице подъезжал именно Комов, не было смысла. Таксисты не могли ошибиться, тем более что оба узнали Олега Борисовича. Я поспешно распрощалась со всеми и вышла из бара.

— Валер, это он! — зашептала я в трубку, стараясь, чтобы администратор не слышал моего разговора. Звонить мне пришлось из гостиницы, так как другого телефона я найти не смогла.

— Олег Борисович? Его опознали? — обрадованно переспросил Гурьев.

— На него указали таксисты, — уточнила я. — Второго они не заметили, а Комов там был точно.

— Ирина, ты где сейчас?

— В гостинице, — коротко отозвалась я.

— Мы с Шиловым сейчас будем, — ответил Валера, и в трубке послышались сигналы отбоя.

Я положила трубку на место и поблагодарила администратора.

* * *

Машина Шилова с визгом вывернула на стоянку гостиницы «Волна», где я ее поджидала. Уже в салоне автомобиля я подробно рассказала коллегам, каких трудов мне стоило добиться признания в том, что именно Комов приезжал в гостиницу на «шестерке».

— Таксистам можно доверять? — с сомнением спросил Валерий. — Я не уверен, что они так хорошо запомнили Комова и даже опознали его по фотографии.

— Не сомневайся, — успокоила я Валерку. — Оба на него указали.

— Ладно, получается, что мы шли по правильному следу, — заметил Гурьев. — И мы с Костиком всю ночь следили за бандитом. Странно, что Комов ни на чем не раскололся. Он даже не испугался, когда мы сообщили ему о своих подозрениях.

— А чего ему бояться? — хмыкнул Шилов. — У нас ведь никаких доказательств, поэтому опознать его никто не сможет, во всяком случае, так он думает.

— Кстати, показания таксистов, что именно Комова они видели выходящим возле гостиницы из «шестерки», тоже ни о чем еще не скажут милиции, — заметил Валера. — Вот если бы кто-то опознал их на месте преступления…

— Олега Борисовича никто не видел на проходной ГТРК, — напомнила я.

— Золотова видела! Так что в дальнейшем можно будет положиться на ее показания.

— А сейчас на чем будем раскалывать Комова? — поинтересовалась я.

Гурьев с Костиком многозначительно переглянулись. Валерка стукнул кулаком по обшивке автомобиля, и я сразу же догадалась об их намерении.

— Только без мордобоя, — попросила я.

— Постараемся, — уверенно ответил Костик. — Ну уж если не получится по-мирному, то придется применить силу.

— Только бы Комов был дома, — рассеянно пробормотал Валера.

— Что ты имеешь в виду? — обратилась я к Гурьеву.

— То, что Олег Борисович просто мог скрыться на некоторое время, заметив, что на него вышли, — пояснил Гурьев. — Может быть, первое время он даже и не думал, что мы можем представлять серьезную для него опасность, да и состояние у него было не то. Кажется, вчера он был с бодуна, но если теперь все хорошенько обдумает, то решит, что ему пока лучше залечь на дно.

— Но с утра ведь он был еще дома? — уточнила я.

— Был, — ответил Гурьев. — Будем надеяться, что и до сих пор он сидит в своей квартире и поджидает, пока его схватят менты.

— Все! Приехали, — сообщил Костик.

За разговорами мы даже не заметили, как въехали в знакомый двор. Я покосилась на гараж, за которым накануне вечером мы с Валеркой прятались. Место было неприметным, и вряд ли Комов нас заметил.

Поведение Олега Борисовича и мне казалось несколько странным. Разве может человек, совершивший серьезное преступление, продолжать вести нормальный образ жизни и не попытаться убежать, после того как в его адрес были высказаны прямые обвинения? Неужели он настолько уверен, что мы ничего не сможем доказать? Или же думает, что мы поверили в его болтовню? Как бы не так! Не на таких еще напарывались!.. Сейчас, вот только вилку достану, а то уже лапша с ушей до пола тянется… Настроение у меня было боевое, а мысли настолько противоречивые, что никакой логики в своих размышлениях я не уловила. А с чего это я вообще решила, что Олег Борисович нам наврал? После разговора с самим Комовым я была уверена, что мы ошиблись. Мы спокойно вышли из его квартиры, и о дальнейшей слежке за собой Олег Борисович даже не подозревает. Вероятно, он решил, что убедил нас и что теперь мы будем отрабатывать другие версии. Честно говоря, если бы у нас появилась еще хоть одна ниточка, ухватившись за которую можно распутать весь этот клубок, мы бы отбросили кандидатуру Комова и занялись бы разработкой другой версии. По счастливой случайности, на тот момент она оказалась единственной.

Уверенности в том, что Олег Борисович замешан в совершении преступления, мне прибавили только показания таксистов. И если бы Гурьев не сделал снимки, а просто сообщил, что Олег Борисович ведет себя вполне спокойно, то я бы вообще не обратила на Комова никакого внимания.

Может быть, именно на это и рассчитывал Олег Борисович. Исчезни он в тот же вечер, мы бы были уверены, что что-то он скрывает. И тогда уж разборок с ментами не избежать. Только бы он и сейчас оказался дома!..

Мы поднялись на лестничную площадку и остановились около его квартиры. Валера прижал палец к губам и прислушался. Мы с Костей стояли на некотором отдалении, Валера же приник к двери и пытался понять, что происходит в квартире.

— Комов с кем-то разговаривает, — едва слышно прошептал он через минуту.

— Что-то слышно? — Я подошла ближе к двери и тоже прислонилась, чтобы что-то услышать.

Но оттуда доносились только голоса, разобрать которые было невозможно. Я поняла только то, что за дверью было двое, по крайней мере, слышно было только два мужских голоса. Я различала лишь хрипловатый бас Комова.

— Ну что? Пошли? — спросил Гурьев и уже хотел нажать кнопку звонка, но Костя остановил его:

— Не звони. Дверь сами откроем. Лучше застать врасплох!

Шилов наклонился, чтобы рассмотреть устройство замка. Я отошла немного в сторону. Шилов подергал ручку, достал какую-то железку и вставил ее в замок. Голоса в квартире мне практически не были слышны: кажется, они там вообще замолкли.

Раздался легкий щелчок, и дверь открылась. Первым в квартиру вошел Шилов, за ним — я. Валера даже не прикрыл за собой входную дверь. Одно мгновение — и Костя оказался в комнате.

На диване сидел мужчина, который был запечатлен на снимке рядом с Комовым в баре. Самого же Олега Борисовича не было видно. Незнакомец испуганно смотрел на нас, хлопая глазами. Он попытался подняться, но Шилов грубо осадил его, и тот рухнул обратно на диван. Ему связали руки, чтобы пресечь попытку к бегству.

Неожиданно я почувствовала толчок в спину, и тут же кто-то очень сильный схватил меня за шею. Я не в состоянии была оглянуться. Сзади должен был быть Гурьев, но схватил не он. И вдруг я ощутила прикосновение чего-то твердого и прохладного мне в бок.

— Всем стоять! — требовательно прозвучал в тишине голос Комова.

Тут я поняла, что именно он и схватил меня сзади, наверное, оттолкнув Гурьева. Тут же я увидела, что к моему боку приставлено дуло пистолета. Вот это номер! Я чуть не упала от страха в обморок. Под дулом пистолета мне приходилось бывать нечасто, а при моем паническом страхе перед любым оружием приставленный пистолет окончательно вывел меня из равновесия. Ноги мои подкосились, однако рука, сжимавшая шею, не ослабила хватки. Я повисла на ней и постаралась освободиться.

— Шелохнешься — убью! — угрожающе крикнул Комов. — Спокойно, крошка! Ничего плохого тебе не сделаю, если будешь умницей! И твои дружки тоже пусть поутихнут немного.

Костик, который приготовился броситься мне на помощь, застыл на месте, опасаясь, что Комов выстрелит. Валера уже поднялся на ноги, но тоже не подходил к нам: и его страшил возможный выстрел.

— Отойдите к стене! — скомандовал Комов, прижимая меня все сильнее к себе.

Но Гурьев с Шиловым не торопились выполнить его приказ. И только после того, как Олег Борисович прикрикнул на меня еще раз, Гурьев отошел к стене. Шилов отпустил незнакомца и тоже подчинился приказу. Мужчина, с которым Комов только вчера сидел в баре, похоже, тоже опасался делать лишние движения, но Олег Борисович не обращал на него вообще никакого внимания.

Вдруг я ощутила, что хватка Комова стала чуть слабее и он потащил меня к двери, не сводя взгляда с Шилова и Гурьева. Меня он и не думал выпускать. Я ощутила еще острее холод металлического дула пистолета.

— Стоять всем на месте! — требовательно выкрикнул Комов, когда мы с ним уже были в прихожей.

Неужели он решится протащить меня по всему подъезду под дулом пистолета? Скорее всего, мне не выкрутиться. Я чуть не вскрикнула от такой мысли и безвольно повисла на его руках.

— Слышь, ты, подай сумку, — скомандовал Комов и кивнул на барсетку в прихожей.

Руки у меня были свободными, поэтому я смогла взять сумку. Олег Борисович ловко перехватил у меня барсетку. Кожаная сумочка с потертой ручкой мельтешила прямо перед моим носом, наверное, в ней лежали документы Комова. Я смогла бы схватить ее зубами и вырвать из рук Олега Борисовича, но это было чревато непредсказуемым. Дуло пистолета впивалось мне в бок все глубже.

— А теперь тихонечко пошла назад, — скомандовал Комов и поволок меня к двери.

Я еле передвигала ноги, и Олегу Борисовичу пришлось меня нести чуть ли не на руках. Ну вот я и попалась! Сейчас он меня точно спустит по лестнице, а потом увезет в какой-нибудь подвал, где и прикончит. Я уже зажмурилась, готовая покориться судьбе…

И вдруг Комов резко ослабил хватку, толкнул меня вперед, хлопнул дверью и опрометью бросился вниз по лестнице. Не успела я подняться на ноги, как Шилов опять сбил меня, преследуя Олега Борисовича.

— Ирка, с тобой все нормально? Больно? Ушиблась? Что этот гад с тобой сделал? — зачастил Гурьев, поднимая меня на ноги.

— Нормально, — отозвалась я. — Где Костя?

— За Комовым помчался, — сообщил Валера. — Не сомневайся, он его догонит и приведет обратно сюда.

Я посмотрелась в зеркало прихожей и не узнала себя: лицо было неестественно бледного цвета — так я перепугалась. Странно еще, что в обморок не грохнулась! А ведь могла бы и до бесчувствия дойти…

— А этот хмырь в квартире все так же и сидит? — спросила я у Гурьева, вспомнив, что там был еще и незнакомый нам мужчина, с которым Комов о чем-то мило беседовал до момента нашего внезапного вторжения.

— Сидит, — уверенно ответил Валерка. — Куда он денется?

Мы вернулись в комнату, где все в той же позе словно застыл товарищ Комова. Несомненно, это был тот тип со снимка, с которым Комов вчера беседовал в баре. Я его узнала почти сразу. И Валерий, по-видимому, тоже. Гурьев подмигнул мне и обратился к незнакомцу, который по-прежнему не понимал, что происходит.

— Вот вы и попались, бандиты хреновы! — от души припечатал Валера.

— А в чем, собственно, дело? Вы из милиции? — Незнакомый мужчина встал с дивана.

Валера предусмотрительно закрыл собою выход в прихожую. Незнакомец беспомощно оглянулся, понял, что убежать ему не удастся, и вернулся на диван.

— Вы хоть объясните, в чем дело? — попросил он. — Мы с Олежкой спокойно сидели, ни о чем таком не думали… А тут вы налетели. Менты, что ли?

— Нет, не менты, — признался Валерка. — Но не сомневайся, скоро здесь и менты появятся вместе с твоим дружком. Эх, и долго сидеть вам предстоит в тюряге! Вкатают по полной.

— За что? Ничего не понимаю! — совсем растерялся незнакомец. — Вам документы показать?

Валерка сначала покачал головой: мол, и без документов разберемся! Но потом согласился, протянул за ними руку. «Винник Илья Аркадьевич, 1969 года рождения», — прочитал он в паспорте, а я просмотрела каждую страничку. С пропиской было все нормально.

Неужели этот Винник и в самом деле оказался случайным человеком и ничего не знает о проделках Комова? А если Шилов упустил Олега? Мы опять останемся ни с чем.

Мои подозрения подкреплял совершенно растерянный вид этого человека; он не сделал попытки убежать, несмотря на то что выход в прихожую был свободен: Валерка отвлекался на проверку документов.

— Вы знакомы с Олегом Борисовичем Комовым? — строго спросил Гурьев, засунув к себе в сумочку документы незнакомца.

— Да. Это он убежал… Вы же сами видели… — смутился Илья. — Только я не очень хорошо с ним знаком, мы вместе когда-то работали.

— В охранном агентстве? — насторожился Валерка.

— Откуда вам это известно? — удивился Винник, безвольно опустив руки и вздохнув. — Работали мы с ним в паре охранниками около года. Там и подружились… Теперь вот до сих пор встречаемся.

— О том, что у Комова дома хранится пистолет, вы знали? — спросила я.

— Ничего не знал. Мне Олег свой арсенал не показывал.

Я пощупала ноющую шею: наверняка останется синяк после такого испытания.

— Илья Аркадьевич, где вы были в пятницу вечером? — строго спросил Гурьев.

— В эту пятницу вечером? — уточнил Винник.

— Да, да! Только не пытайтесь ничего скрывать, — предупредил Валерий. — Будет хуже.

— В пятницу мы с Олежкой… Мы с ним в бар заходили. Посидели немного. А потом он предложил к одной знакомой в гости съездить.

— К какой знакомой? — насторожился Гурьев.

— Которая на телевидении работает, — пояснил Илья Аркадьевич. — Олежка сказал, что у нее есть бабки, чтобы вечером нормально посидеть…

Илья Аркадьевич замолчал и внимательно посмотрел на нас, не решившись, наверное, рассказывать дальше.

— И что, встретились? Ну, что же вы замолчали? — поторопил Гурьев.

— Олежка опять вляпался? — неожиданно спросил Илья Аркадьевич и, не дождавшись ответа, воскликнул с досадой: — Так я и знал! Он мне говорил, что покончил с уголовным прошлым. Что было — забыто! Говорил, что встал на путь исправления и в тюрьму больше не хочет.

— Что-то незаметно его стремление к порядочной жизни, — съехидничал Валерка.

— Так что же все-таки случилось в тот вечер? — дотошно спрашивала я Винника.

— Ну, как мы и договорились, подъехали к ГТРК, — продолжил Илья Аркадьевич. — Встали там около дороги. Я сидел в салоне, а Олежка пошел на встречу…

— Ага! А вы в салоне ворованной машины отдыхали! — вскрикнул Гурьев.

— Почему ворованной? Это была машина Олежкиного друга, — объяснил Илья. — Мне об этом он сам сказал, когда мы с ним еще в баре сидели. Когда собрались на телевидение ехать, Олег сказал, что ему друг дал на время машину… покататься.

— Может быть, владелец той «шестерки» и в самом деле был другом Комова и дал ему машину на время, — согласился Валера. — Только потом заявил в милицию, что его «шестерку» угнали.

— Так Олег ее угнал? А я-то думаю, что это у него в бардачке какие-то бумаги, которые вроде не имеют к нему отношения. Когда мы подошли к машине, Олег попросил меня сесть за руль. Я, говорит, пьяный, менты могут остановить, садись ты. Олежка мне даже ключи дал.

— А ты что же, в баре не пил? — удивился Валерка.

— Нет, — уверенно ответил Винник. — Я сейчас лекарства пью, мне спиртное нельзя употреблять. Это я в бар так, за компанию пошел…

— И что же дальше? — поторопила я Илью.

— Ничего, — пожал он плечами. — Мы подъехали к ГТРК, Олег вышел, отправился к проходной. Я его не видел, потому что машину остановил не на стоянке, он сказал: будет недолго, нечего парковаться. А вскоре прибежал назад…

— И вас не смутило, что он возвратился не шагом, а бегом? — удивилась я.

— А что тут странного? Олежка объяснил, что там, на проходной, эта баба со своим мужем была, поэтому встретиться не удалось. Вот он и улепетывал оттуда.

— А охранника, выбежавшего за ним, вы не видели?

— Нет, никого не видел. Я в машине сидел, ждал Олега. Но денег он у бабы той, разумеется, не взял и предложил в одну гостиницу заехать на набережной, говорил, что у него там еще одна зазноба есть, которая ему должок не отдала. Мы к гостинице «Волна» и поехали, как он просил.

— Потом Комов вошел в гостиницу, а вы опять сидели в машине, — продолжила я за Винника. — Когда он вернулся, вы пошли ловить другую машину, а эту оставили на стоянке у гостиницы.

— Ну да! — подтвердил Винник.

— И вас не смутило, что «шестерка» осталась бесхозной черт знает где? — удивился Гурьев.

— А чего смущаться? Олег сказал, что с ней ничего не будет, — оправдывался Илья. — Он должен был другу своему позвонить и сообщить, где оставил его машину. А у той подруги в гостинице он бабки взял, поэтому мы и такси поймали.

— Олег сказал… Олег попросил!.. — возмутился Валерка. — А у вас собственная голова на плечах имеется? Вы хоть понимаете, что друг вас очень серьезно подставил?

— Как подставил? Ничего не понимаю, — смутился Илья Аркадьевич. — И вообще, что вы на меня орете?!

— Ваш друг женщину покалечил очень серьезно, — объяснил Гурьев. — На телевидении! Куда вы сами его привезли на угнанной машине. И вас, между прочим, там видели. И у гостиницы «Волна» вас тоже видели. И видели, как вы в машину садились. А вчера, между прочим, за вами слежка велась.

— Я же ничего не сделал! Я ничего не знал… — испуганно залепетал Илья Аркадьевич. — Что вам от меня надо?

— Правду говори, гад! — прикрикнул на него Валера.

— Я все рассказал, — еле слышно отозвался Илья.

В этот момент как раз и подоспел Шилов. Поймать Комова ему не удалось: тот уехал на машине. Костя за ним бросился в погоню на своей «Волге», но слишком много времени было упущено в прихожей, и тот скрылся в неизвестном направлении.

— На какой машине? — подал голос Илья Аркадьевич.

— На «Москвиче-2141», — ответил Костик. — Номера я не успел рассмотреть, тачка около подъезда стояла. Как это еще Комов в нее успел вскочить, ума не приложу! Я же следом бежал, а ему еще и замки надо было вскрыть, ключи подобрать…

— Это была моя машина, — печально сообщил Винник. — А ключи, наверное, на комоде схватил.

— Твоя? Что же ты молчишь? — возмутился Гурьев. — Звони в милицию! Может быть, гаишники еще успеют ее перехватить где-нибудь.

Илья вздрогнул, подошел к телефону и набрал номер.

— Милиция? У меня только что угнали автомобиль… Да, да! Откуда? Сейчас адрес скажу…

Пока Винник разговаривал с сотрудниками правоохранительных органов, мы решали, как с ним поступить. Отпускать так просто пособника в совершении серьезного преступления — чревато: менты разыскивают обоих бандитов. С другой стороны, выходило, что Винник ни в чем не виновен. Комов просто-напросто подставил его, да так ловко, что тот ни о чем не догадывался.

— Ментам его сдать, — решительно заявил Валера.

— Зачем? Он же невиновен, — упорствовала я.

— Пусть расскажет о своей невиновности, — заметил Гурьев. — Если ментам удастся поймать Комова, не сомневаюсь, что он-то скажет, что с ним вместе был Винник. Тертый калач, этот Комов может и в дальнейшем подставить Винника.

— Как это? Куда уж дальше?

— Свалит всю вину на него, — хмыкнул Валерка. — А менты долго разбираться не будут. Впаяют обоим по полной. Илья и пикнуть не успеет, а тем временем Комов на него такую кучу дерьма свалит…

— Уже свалил! — заметила я.

— Сейчас менты прибудут, — сообщил Винник, положив трубку на место. — А мне что делать?

— Вам лучше во всем сознаться, — после короткого раздумья посоветовала я, согласившись с доводами Гурьева.

— В чем? Я даже не знаю, что произошло!

— И это хорошо, — поддержала я вконец растерявшегося Винника. — Вам и не нужно ничего знать. Так все выглядит правдоподобнее. Расскажите в милиции все, о чем вы только что поведали нам, иначе потом будет поздно.

Илья виновато понурил голову. Мне его, честно говоря, было жалко. Пока будет продолжаться следствие, ему придется еще столько натерпеться. Сотрудники правоохранительных органов, разумеется, учтут явку с повинной, но его будут долго обрабатывать. Надеюсь, что у него хватит терпения выдержать все допросы.

Глава 8

— Ирка, да никуда Илья Аркадьевич не денется, — уверенно произнес Валерка, поерзав от нетерпения на сиденье салона «Волги». — Его друган по полной обложил. Ему сейчас одна дорога — к ментам, и если этот Винни-Пух ничего не понял, то, прости меня, это его проблемы. Нам-то что до этого?

— Да, подставили его круто, — причмокнул Шилов.

Мы сидели в машине около подъезда Комова, поджидая, когда явится милиция, которую вызвал Винник. По моей просьбе мы задержались в этом дворе, чтобы убедиться, что Илья и в самом деле встретится с сотрудниками правоохранительных органов. Если он все правильно понял, то обязательно последует моему совету, это в его интересах.

В машине негромко звучала приятная, ненавязчивая музыка. Валерка регулировал громкость и отыскивал волну. Он вообще не видел смысла в нашей слежке, мы же с Костей, не сводя глаз, следили за входом в подъезд.

Сотрудники правоохранительных органов что-то задерживались. С момента звонка прошло больше пяти минут, а ментов все еще не было. Неудивительно, что с такой оперативностью сотрудников правоохранительных органов большинство угонов в нашем городе до сих пор не раскрыты.

— А вот и Винни-Пух! — радостно вскрикнул Валерка, указывая на только что вышедшего из подъезда Илью Винника.

— Он что, сдурел? — возмутился Костик. — Ему к ментам надо, а он от них бежит.

Винник торопливой походкой, не оглядываясь по сторонам, выходил со двора. Костя хотел было броситься за ним, но я его остановила:

— Не надо! Сейчас мы за ним поедем.

— Ирка, да ты что? Если этот крендель уйдет… — воскликнул Валерка в нетерпении.

— От нас никто не уйдет, — уверенно ответила я. — Тем более такой тюфяк. Что ему дома не сиделось? Милиция же с минуты на минуту будет здесь.

— Может быть, он нам наврал? — предположил Шилов. — То есть сказал неправду, чтобы мы от него отстали. Прикинулся дохлой рыбой, а теперь уплывает.

— Вот мы и проследим, куда он намылился, — заявила я. — Если поймать его еще раз, то он опять отбрешется и расскажет все то же самое.

— Костян, дави на газ! — скомандовал Валерка, едва Винник скрылся за углом.

Противно взвизгнули тормоза, «Волга» выехала на центральную дорогу, но Илья как в воду канул: нигде не было видно его сутулой фигуры среди прохожих! Костик сбавил скорость.

Вдруг Валера резко обернулся ко мне и кивнул на небольшой ларек около остановки. А вот и он, невысокий мужчина в светлой рубашке и темно-коричневых брюках: Винник просунул голову в окошко и разговаривал с продавщицей. Головы его почти не было видно. Разговор состоялся недолгий. И когда к остановке подошел автобус, Винник тут же кинулся в него, так ничего и не купив в палатке.

— Придется ехать за автобусом и отслеживать Винника на остановках, — вздохнул Гурьев.

Костя вывернул на центральную дорогу и поехал за автобусом, в который заскочил Илья. Мы ехали с минимальной скоростью, стараясь держаться подальше от автобуса, и только на остановках Шилов подъезжал ближе.

— Странный какой-то этот друг Комова, — пробормотал Валера. — Если уж ты решил от ментов смотаться, то надо бежать, не останавливаясь. А он время нашел и с продавщицей поговорить, и автобуса дождаться.

— Ничего странного, — заметил Костя. — Если бы он просто стоял на остановке, то на него бы скорее обратили внимание, а так даже лица не было видно.

— А от кого ему скрываться-то? Его менты в лицо не знают. Мы уже уехали, как он думает, — предположила я.

— Излишняя предосторожность, — сказал Костик и в очередной раз притормозил на одной из остановок, чтобы было видно всех выходящих из автобуса.

— Нет, это не предосторожность! — неожиданно заявил Валерка. — Винник знаком с продавщицей, поэтому обратился к ней за помощью, за советом… или еще за чем-то… Я не знаю!

— Какая знакомая?! — ухмыльнулся Шилов. — Ты думаешь, что он языком теперь будет трепать повсюду, что его так друган подставил?

— Стоп! Вот он! — схватила я за руку Гурьева, увидев, как на остановке в центре Илья Аркадьевич поспешно выскочил из автобуса.

Не оглядываясь по сторонам, он пошел по тротуару.

— Хватать надо этого хмыря, — посоветовал Валерка.

— Еще рано, — возразила я, а Костик вел автомобиль следом за Винником, который уже отдалялся от нас.

На тротуаре было много народу, поэтому я не спускала глаз с Винника, боясь его упустить. Мы уже проехали несколько перекрестков, когда Гурьев недовольно пробурчал:

— Он что, решил до следующей остановки пешком прогуляться?

На его реплики я уже не отвечала. Тем временем Винник сбавил шаг и остановился около двери продуктового магазина «Молоко». Илья бросил взгляд на табличку с указанием времени работы, посмотрел на часы. До обеденного перерыва оставалось еще десять минут.

— И надо было через весь город тащиться, чтобы молочка попить, — опять злился Валерка.

Винник тем временем толкнул дверь магазина и зашел в него.

— За ним! Не просто же так он в этот магазин приперся. — Валерка уже открывал дверь со своей стороны.

— А если он следы запутывает? — предположил Костя. — И это просто подстава? Мы сейчас в магазин ворвемся, а Винник на нас напорется. И вся слежка к черту!

— Костя, да ты что, его не видел, что ли? Полный тюфяк! Он вряд ли додумается до такого ловкого приема, — заметил Валерка. — Надо за ним!

На этот раз мы не стали спорить с Гурьевым и высыпали из машины. Дверь магазина первым открыл Валера, предусмотрительно пропуская впереди себя Костю. Магазинчик был небольшим, всего каких-нибудь несколько квадратных метров, на которых разместился молочный, колбасный и кондитерский отделы. В зальчике вообще не было покупателей, поэтому мы сразу же очутились под взглядами продавцов.

— Вы что, читать не умеете? — набросилась на нас толстомордая тетка из кондитерского отдела в заляпанном желтыми пятнами колпаке.

— А что случилось? — оторопела я.

— Обед у нас, девушка! — отчеканила продавщица. — На табличке умеете надписи читать или вы неграмотная?..

Закончить фразу не дал Гурьев. Он посмотрел на свои наручные часы и резонно заметил:

— Вы должны работать еще пять минут. А за оскорбление можете и нагоняй от начальства получить.

— Нашелся правдоискатель! — переключилась на него тетка, выходя в зал из-за прилавка. — Сказали — обед, значит, обед!

— Машка, да что ты с ними возишься? — подала голос другая продавщица, из молочного отдела. — Пусть уж покупают что им надо и уходят.

— А нам ничего не надо, — заметил Валера.

— А чего шляетесь по магазинам, если денег нет? — набросилась на него толстомордая.

— Минуту назад к вам мужчина зашел. Куда он делся? Это ваш работник? — поинтересовалась я довольно вежливо.

— А вам какое дело? — возмутилась продавщица.

— Женщина, вы совершенно напрасно разговариваете таким тоном с представителями «четвертой власти», — заметил Валерка, покопался в кармане и извлек свое журналистское удостоверение, на обложке которого значилось «Пресса».

При виде этой ксивы продавщица даже сделала несколько шагов назад и прижалась спиной к прилавку.

— Стоит нам только упомянуть в одной из программ о вашем чрезмерно вежливом обращении с покупателями, как вы полетите со своей работы, — предупредил Валерка, раскрывая перед самым носом толстомордой тетки удостоверение. — Не думаю, что директор магазина будет после этого вас удерживать на рабочем месте.

Продавщица смутилась и возвратилась за свой прилавок. Ее коллега из соседнего отдела вообще отвернулась от нашей компании, сделав вид, что не замечает нас.

— Ой, извините, заработалась, — виновато пробормотала продавец кондитерского отдела. — Ходят ведь всякие, их не выгонишь… Извините… Так что вам нужно?

— Где Илья Аркадьевич? — требовательно спросил Гурьев.

— Кто? Я такого не знаю, — растерялась толстая продавщица, кинув взгляд на подругу.

— Он только что, перед нами, к вам зашел и не выходил из магазина, — напомнила я.

— А-а-а! Это Илюха к Верке пришел. Они в подсобке, наверное, сидят, — сообщила продавщица и зычным голосом выкрикнула: — Верка! К тебе пришли!

За прилавком колбасного отдела я заметила дверь. Наверное, именно там и находилось подсобное помещение. Я уверенной походкой прошла за прилавок. Продавщица на этот раз даже не возмутилась: сила «четвертой власти» все-таки хоть для кого-то имела вес!

Открыв дверь подсобки, мы оказались в длинном узком коридоре, в который выходило еще несколько дверей. Тут стоял полумрак, одна тусклая лампочка освещала все помещение. И где тут искать Винника? Тишина, ни голосов, ни шепота Ильи Аркадьевича с Верой не было слышно. Я прошла немного вперед, а Валерка постучался в первую попавшуюся дверь. Не дождавшись ответа, он пнул ее, но она не поддалась.

— Они там, — уверенно сказал Валерка. — Точно! Притихли!

Костик покрутил ручку, а потом постучался в соседнюю дверь, не торопясь открывать ее. Когда же толкнул ее от себя, дверь опять не поддалась, и она тоже оказалось запертой.

— Это складские помещения, — раздался зычный голос продавщицы сзади. — Верка, наверное, в той комнате, где мы обычно обедаем.

Тетка сама прошла в глубь коридора и открыла самую маленькую и обшарпанную изо всех дверей. Это помещение и в самом деле было не закрыто. Я протиснулась вслед за продавщицей. Помещение оказалось небольшим. Мебели минимум: только шкаф, заваленный посудой, косметикой, бумагами, и маленький столик, покрытый потрепанной клеенкой. За столиком сидела молоденькая розовощекая девушка и ровными кусками резала батон колбасы. Она испуганно посмотрела на нас, ничего не понимая, а затем спросила у пришедшей продавщицы:

— Это к нам? Проверка?

— К тебе, к тебе, — затараторила толстомордая тетка и вышла в коридор.

Она возвратилась в торговый зал, а мы остались наедине с Верой. Винника в комнате не было.

— Где Илья Аркадьевич? — требовательно спросил Валерка.

— Илюша? А его нет… — растерянно прошептала девушка.

— Как нет? — удивился Гурьев. — Мы только что видели, как он заходил к вам.

— Илья уже ушел, — немного успокоившись и поняв, что мы не из комиссии, ответила девушка.

— Как он смог уйти, если мы его не встретили на входе? — поинтересовалась я.

— Через служебный вход.

— Что же вы молчите? — накинулся на ее Гурьев. — Где служебный вход?

— А что случилось? И по какому праву вы на меня орете? — не вытерпела Вера.

— Где служебный вход? — переспросила я уже более спокойным тоном.

— Сейчас я открою его вам, — отозвалась девушка и встала из-за стола.

Она схватила со шкафа увесистую связку ключей и вышла в коридор, мы — за ней. Девушка подошла к той же двери, в которую рвался Гурьев, и отперла замок ключом. Дверь открылась, и в глаза ударил сноп света: эта дверь, как оказалось, выходила во двор.

Я выскочила в нее. Напротив стояло несколько гаражей, а прямо перед глазами располагался обычный жилой дом — уйти через служебный вход было проще простого. Шилов даже не бросился вдогонку беглецу, ведь прошло слишком много времени. Винника и след простыл.

Я растерянно оглянулась на коллег. Валерка уже выпытывал у девушки, куда мог скрыться Илья Аркадьевич.

— Откуда я знаю куда? — пожала плечами Вера. — Я с ним не так давно знакома.

— А что же ты тогда его на работу к себе пригласила? — допытывался Валерка.

— Он сам пришел, — оправдывалась девушка. — Я даже не поняла зачем. Он меня в щечку чмокнул и попросил, чтобы я его быстрее через служебный вход выпустила. А что случилось? Он от вас убегал?

— Наверное, от нас, — отозвался Костик.

— Ваш друг замешан в серьезном преступлении, а вы ему помогли скрыться, — строго сказал Валерка.

— Он кого-то убил? — испугалась Вера.

— Убил, убил, — безразлично пробормотал Костик, осматриваясь во дворе.

— Ой, а я ничего и не знала, — еще больше перепугалась девушка. — А вы из милиции?

— Сотрудники правоохранительных органов заглянут к вам позже, — ответил Валерий. — И в ваших интересах рассказать нам все правду.

— Какую правду? Я почти ничего об Илюше не знаю, — растерялась девушка. — Познакомились мы с месяц назад. Совершенно случайно. Теперь встречаемся. Он иногда за мной после работы заезжает.

— Сегодня уже не заедет, — уверенно заметил Гурьев.

— Почему вы так решили?

— Потому что у него машину угнали около получаса назад, а сам Илья Винник от ментов укрывается, — пояснил Гурьев.

— Ой, какой ужас! Но я правда ничего не знаю!

— Даже не знаете, где он живет? — поинтересовалась я.

— Нет. Я у него дома ни разу не была, — отозвалась Вера. — Он меня не приглашал. Что же, он меня к своей жене поведет знакомить?

— Он женат? — поразилась я.

— Женат, — неожиданно ответил Валерка. — Мы же с тобой его паспорт смотрели.

— А что в этом удивительного? Вы об этом не знали? — затараторила девушка. — Илюша мне еще в день первой встречи все рассказал. У него жена такая стерва, что он с ней жить не может. Илюша обещал с ней развестись.

На ее щебетание мы уже не обращали никакого внимания, так как Валерка вспомнил, что паспорт Илье он так и не отдал. Открыв его, Валерка продиктовал нам адрес.

Больше разговаривать с Верой было не о чем. Я поняла в очередной раз, что Винник просто воспользовался возможностью улизнуть от нас. Интересно, в какой момент он заметил за собой слежку? Неужели сразу, как только вышел из подъезда? Почему же тогда, зайдя за угол, не бросился наутек? Потому, очевидно, что уже наметил план побега и провернул все очень удачно, обвел нас вокруг пальца, как слепых котят. А мы-то думали, что такой тюфяк ни на что не способен.

— Так что будем делать? — спросил Костик, когда мы остались на пороге служебного входа одни. Вера вернулась в магазин, и дверь за нами захлопнулась.

— Не знаю, — растерянно призналась я.

— Я же говорил, что надо его брать, — напомнил Валерий со злорадством. — А вы тут слежку устроили, совершенно никому не нужную. Могли бы его еще и у подъезда поймать.

— Ничего, он никуда не денется, — уверенно отозвался Костя. — Адрес его есть. Можно и дома прижать его к стенке и кишки выпустить.

— Нам его кишки не нужны, — заметил Валерка. — Надо было только, чтобы он пошел в милицию и все честно там рассказал. Дурак он! Теперь Комов на него все повесит!

— Валер, если бы Винник нам сказал правду, то скрываться ему было бы незачем, — заявила я. — По его словам, он был совершенно не в курсе замысла Комова, поэтому за соучастие в преступлении его привлечь будет очень сложно.

— Привлекут, не сомневайся! Его везде видели с Комовым, поэтому ему не отвертеться!

— Вот Винник так и подумал, что теперь ему крышка, — сказал Костик. — Решил, что лучше быть в бегах, чем самому наводить на себя ментов. Наверное, все-таки и за ним водится какой-то грешок, а то уж слишком он невинный оказался, хотя и общался с отпетым уголовником.

— Ну и что нам теперь делать-то? — спросила на этот раз я.

— То, что мы наконец разоблачили преступников, это, конечно, хорошо, — заметил Гурьев. — Только вот где их теперь разыскивать?

— Пойдемте, нечего здесь ошиваться, — недовольно буркнул Костик.

Шилов, разумеется, был недоволен сложившимся положением. Когда это такое было, чтобы он упустил двух преступников сразу? Шилов двинулся в сторону гаражей, протиснулся между двух металлических коробок. Мы пошли за ним. Может быть, именно этой дорогой и смотался Винник? Только что нам это теперь даст?

* * *

Попытки отыскать Винника оказались безуспешными, несмотря на все наши старания. Мы съездили к нему домой, поговорили с женой, которая не видела мужа с самого утра. Сомневаюсь, чтобы Илья после побега пришел сюда. Наверное, теперь где-нибудь скрывается в укромном местечке. Жена не очень лестно отзывалась о друге мужа.

— Этот дружок, я поняла с самого начала, вообще ему не пара, — призналась жена Ильи. — Олег — уголовник. И замашки все у него уголовные. Он был у нас в доме однажды. В день рождения Ильи, он всех своих друзей приглашал. Олег с одним товарищем тут такую драку затеял, что мы их еле разняли. А после его ухода у меня пропали некоторые золотые вещи: цепочка, кольцо, серьги.

— Вы думаете, их взял Комов? — поинтересовалась я.

— А кто же еще, — хмыкнула женщина. — У нас больше ни одного знакомого уголовника нет. А Илья мне говорил, что Олег на такое не способен. Он якобы со своей воровской карьерой покончил. Я, например, в это не поверила. У Олега рука нечистая. Не нравится он мне.

После разговора с женой мы даже на работе у Винника побывали — он трудился охранником в одной из фирм нашего города. Обыкновенная непыльная работа охранником устраивала Илью: сутки через трое, особенно работой был не загружен. Устроился на это место уже после того, как уволился из агентства Золотова. Так сказать, пошел на вольные хлеба.

Один из его непосредственных начальников припомнил, что Илья хотел и своего дружка к ним в контору пристроить, но вакантных мест не оказалось. Наверное, за Комова хлопотал. Следующее дежурство Винника — завтра утром, но я намекнула директору фирмы, что его сотрудник в настоящий момент влип в серьезную передрягу и может на работе не появиться.

— А что с ним случилось-то? — не без интереса спросил начальник Ильи Аркадьевича. — Он что, сам не сможет меня предупредить? Вроде бы так никогда не делал? Работал хорошо, пожаловаться не могу.

— У него машину угнали, — сообщила я, чтобы не портить хорошую репутацию человеку.

— Ой, столько раз я ему говорил, что надо за тачкой следить, — махнул рукой начальник. — Он ее вообще мог незакрытую на стоянку ставить. Мог и сигнализацию забыть включить. Разве так можно? Я вот, например, о своей красавице забочусь.

Что нам было делать после таких разговоров, когда выяснить ничего конкретного не удалось? Я попросила и жену Ильи, и директора фирмы, в которой он работает, чтобы обязательно мне позвонили, если Винник хоть где-то объявится. Я оставила номера телефонов, начиная от рабочего и кончая домашним. И даже номер телефона в машине Шилова дала, надеясь, что хоть где-то он проскользнет. Комов исчез с документами, а вот у Винника ничего на руках не было.

После безуспешных попыток отыскать Илью мы возвратились в редакцию, где нас давно поджидали Галина Сергеевна со Старовойтовым и Лерой. Время близилось к концу рабочего дня, но коллеги все еще сидели на своих местах. Лера с Моршаковой расписывали сценарий очередной программы, Павлик возился с камерой.

— Ой, Ирина, — изумилась Галина Сергеевна, увидев меня на пороге кабинета. — Никак поработать пришла?

— Нет, работать уже поздно, конец дня, — заметила я.

— Для того, кто весь день вкалывал, да, конец, — продолжала нападать Галина Сергеевна. — Мы тут с Лерой целый день сидим, голову ломаем…

— Да ладно вам, Галина Сергеевна, — перебила ее Лера. — Ирина тоже не пустяками занимается. Как там ваши дела, удалось что-нибудь?

— Плохо, — призналась я и рассказала о том, как мы умудрились упустить обоих подозреваемых.

Рассказывать мне пришлось одной. Костик повез по делам своего непосредственного начальника, а Валерка, едва мы вернулись, побежал к себе в редакцию, где его тотчас запрягли. Галина Сергеевна недовольно морщилась на протяжении всего рассказа, а когда я закончила, пробурчала:

— Лучше бы вы ментов привлекли! Уж те бы не растерялись.

Лера же, услышав, что я сегодня даже побывала под дулом пистолета, сильно перепугалась, постоянно вздыхала и подливала мне кофе.

— Не надо было Косте дверь самому открывать, — заметил Павлик. — А то вечно суется со своими отмычками куда не надо. Можно было бы просто позвонить, прикинуться почтальонами. Комов бы не успел и пистолета выхватить.

— Ага! И не открыл бы нам, — вступилась я за Шилова.

— А Илья Аркадьевич вас вокруг пальца здорово обвел, — с восхищением продолжил Павлик. — Если бы я был с вами, то быстро бы раскусил этого гада!

— Молчи уж, — прикрикнула на него Лера. — Знаем мы, что ты горазд языком трепать, а как до дела дойдет, так сразу и в кусты.

— Что уж говорить, — вздохнув, сказала я. — Все потеряно, где нам теперь их разыскивать?

— А меня больше интересует, что толкнуло Комова на совершение этого преступления, — проигнорировав мой вопрос, сказала Галина Сергеевна. — Ирина, ты же говорила, что у него с Золотовой был какой-то конфликт еще минувшим летом. Неужели все было так серьезно, а закончилось так трагично? Дошло аж до серной кислоты. Чем таким досадила ему Екатерина Николаевна, что он ей так отомстил?

— Вот уж не знаю, — отозвалась я. — Валера считает, что Комова нанял муж Золотовой.

— Муж Екатерины Николаевны? — хором воскликнули Лера с Павликом.

— А что, и я так думаю, — неожиданно согласилась с этим Галина Сергеевна. — Иван Михайлович не хотел свою красавицу жену никому показывать.

— Чушь все это! — возразила я. — Муж у Золотовой вполне нормальный, мы с ним разговаривали.

— А кто же тогда? И зачем все это нужно было Комову?

— Может быть, об этом сама Екатерина Николаевна знает? — предположил Старовойтов.

— Ради бога, Ирочка, не вздумай к ней ездить, — взмолилась Моршакова. — Сегодня Тареева весь день мне названивает. После твоего прихода у Золотовой начался какой-то приступ, и врачи запретили вообще пускать посетителей. Теперь даже Лидия Петровна к ней не может пройти.

— А ей там и делать нечего, — отозвалась я, вспомнив о надоедливой подруге Золотовой.

— Ирина, тебе нужно возвратиться в квартиру Комова, — неожиданно предложил Павлик. — Там можно что-то нарыть. Ты же даже не обыскивала ее как следует. Может, там остались какие-то следы. Илья же в спешке бежал!

— Ага, найдете там следы серной кислоты, — усмехнулась Казаринова. — А почему бы и нет? — ухватилась за эту идею и Галина Сергеевна. — Это же тоже доказательство!

Так как никаких вариантов наших дальнейших действий не было предложено, мы с Павликом отправились по знакомому адресу. Шея у меня уже не болела, зато в боку время от времени все еще ощущалась прохлада дула пистолета. Я никак не могла забыть, что не далее как сегодня утром находилась под прицелом преступника.

Конечно, для большей надежности нужно было взять с собой еще и Шилова: все-таки на машине быстрее. К тому же с Костей я всегда чувствовала себя более защищенной. А что может хиленький Старовойтов, если на нас еще кто-нибудь нападет? Да ничего! Тогда уже придется смириться со своей участью. К тому же Павлик не был таким профессионалом по вскрыванию замков, как Шилов, поэтому мы могли застрять уже перед дверью. Но Старовойтов убедил меня в том, что за долгое время общения с Шиловым он кое-чему научился.

* * *

Подходя к квартире Комова, я то и дело беспокойно оглядывалась назад. Старовойтов шел сзади, даже не пытаясь забежать вперед. Около двери я с опасением остановилась и прислушалась, прислонившись ухом к прохладным деревянным планкам. Вроде бы в квартире было тихо, по крайней мере, ничьих голосов не было слышно. И шорохов никаких тоже.

— Ирина, подвинься, — шепотом попросил Старовойтов и достал из кармана какую-то штуковину.

— Подожди. Может быть, сначала позвонить? Вдруг там кто-то есть?

— Никого там нет, — уверенно ответил Павлик. — Можешь убедиться.

Старовойтов нажал на кнопку звонка. Послышался все тот же противный визг. Однажды на такой звонок открыла незнакомая мне девушка Комова, может быть, Галина и сейчас у него в гостях. Но никто не ответил. За дверью по-прежнему было тихо. Павлик еще раз позвонил, но и на этот раз ответом было молчание. И только после этого Старовойтов приладил отмычку к замку.

— Подожди, — опять притормозила я его. — Может быть, Винник, когда уходил, и двери не закрыл.

Павлик потянул за ручку, но дверь не поддалась. Костик возился с замком утром всего несколько секунд. Павлику же на это потребовалось минут пятнадцать. За это время нас успела заметить все та же соседка Комова, которая проходила мимо, но меня она не узнала.

— А вы к Олегу? — спросила она, с неизбывным интересом разглядывая нас.

Мы с Павликом кивнули.

— А у него сегодня друзья были, — сообщила соседка. — Может быть, он с ними уехал куда.

Старовойтов демонстративно нажал на кнопку звонка, будто мы и не думали взламывать квартиру. И только когда женщина зашла к себе, Павлик продолжил.

Противный лязг возвестил о том, что замок наконец поддался. Павлик распахнул дверь перед моим носом, но я не торопилась входить в квартиру.

— Ты останься здесь, — посоветовала я Старовойтову, указав на лестничную площадку этажом выше. — Будешь на шухере, а то мало ли что.

— Да кто сюда сунется?! — возмутился Павлик.

— Мне так будет спокойней. Если что, свисти.

Старовойтов согласился, и, как только Павлик поднялся на этаж выше, я прошмыгнула в квартиру. Было светло, поэтому мне не пришлось искать выключатель. Я покосилась на комод в прихожей, с которого Комов забрал барсетку с документами, и прошла в комнату.

Тут ничего не изменилось после нашего ухода. Все то же скомканное покрывало на диване. Мусор на полу меня тоже не смутил: квартира, признаться, не блистала чистотой. Я заглянула на кухню. Там было тихо. В спальне стояла только одна широкая кровать, накрытая простыней серо-грязного цвета. Я брезгливо приподняла ближайший угол матраса, но ничего не обнаружила. Обследовала и остальные углы кровати, а потом прощупала поверхность рукой. Кровать противно скрипнула, и этот скрип в полной тишине было слышать особенно жутко.

Может быть, надо все-таки было пойти сюда с Павликом? Одной возиться в чужой квартире страшновато.

Других предметов мебели, кроме кровати, в спальне не оказалось. Одежда Комова висела на перекладине, соединяющей одну стену с другой. Я где-то слышала, что сейчас это особый писк моды: одежду можно вешать прямо на эту перекладину, ничем не прикрывая. И шкафа не нужно, и помещается гораздо больше. Сомневаюсь, чтобы Комов сделал в своем доме такое приспособление, соблюдая последние веяния моды. Скорее всего, это была просто необходимость. Тем более что одежды у него раз-два и обчелся, и большая часть перекладины оставалась пустой.

Я осмотрела вещи, передвигая вешалки, заглянула в каждый карман, ощупала единственный пиджак на случай, если что-то спрятано в его подкладке. Кроме обрывков бумаг и талонов на проезд в общественном транспорте, среди которых преобладали трамвайные, я ничего не нашла.

Пришлось мне возвратиться в комнату-гостиную, так как осмотр спальни оказался безуспешным. Тут я первым делом проверила содержимое тумбочки, на которой стоял телевизор, но ничего интересного не обнаружила. Несколько стареньких газет, журналы, детективные романы в количестве двух штук в таком потрепанном состоянии, что невозможно даже прочитать их название на обложке. В самом углу тумбочки я отыскала видеокассету, которая не была подписана. На слегка потертой бумаге, приклеенной сбоку, стояла только цифра 3. Больше ничего. Я предусмотрительно положила кассету в сумочку: на досуге можно будет просмотреть. Диван я осмотрела уже более поверхностно: только заглянула под него и подвинула покрывало.

Переместившись на кухню, первым делом заглянула в холодильник. Набор продуктов был обыкновенным и подходящим для холостяцкой жизни. Морозилка забита полуфабрикатами. Когда я ее открыла, прямо под ноги выпала упаковка рыбных пельменей. Я засунула ее обратно и закрыла холодильник, недовольно поморщившись.

А вот шкафы оказались полупустыми. Запасов продуктов у Комова было немного — разве что крупы в полиэтиленовых пакетах. Я обратила внимание только на довольно большой кулек пшена, который был открыт. Рядом с ним валялась скомканная тряпка.

Точно! Именно в этой крупе Олег Борисович хранил пистолет. Я не стала касаться ни пакета, ни тряпки, осмотрела остальные полки и перешла в прихожую, где сразу же обратила внимание на комод.

Верхний его ящик я отодвинула с легкостью, так как он оказался почти пустым — старые газеты, ручки, какие-то листы бумаги. Я покопалась еще в ящике и извлекла на свет пачку фотографий. Их было немного, на большинстве снимков был сам Комов в компании постоянно меняющихся друзей. На одном из снимков я увидела и Илью Винника, который широко улыбался в кадр. Эту фотографию я отложила в сторону с намерением захватить с собой.

Мельком просмотрев остальные снимки, я остановила свой взгляд еще на одном, где Комов был снят в домашней обстановке, но не в своей квартире. Кроме его физиономии, тут был еще и Иван Золотов собственной персоной. Муж Екатерины Николаевны сидел за столом. С этими двумя была еще и полноватая женщина средних лет. Ее я не знала. Но снимок служил доказательством того, что Иван Михайлович с Комовым встречался. Отложив и эту фотографию в сторону, я задвинула ящик, снимки перекочевали ко мне в сумочку.

Я уже хотела было открыть второй ящик комода, как вдруг неожиданно громко прозвенел звонок. Я вздрогнула. Это был не Старовойтов, так как с Павликом мы договорились, что он будет стучаться, если что. Я не решилась подойти ближе к двери, боясь скрипа половиц.

Звонок зазвенел вторично, и я опять вздрогнула. Может быть, кто-то из соседей? Постоят, позвонят, да и уйдут? Слабая надежда на это крутилась у меня в голове. Но когда раздался лязг ключей, я испугалась не на шутку и отпрянула в сторону, с ужасом наблюдая за дверью, которая через секунду должна была открыться.

Черт! И для чего я Старовойтова оставила в подъезде? Какой от него толк, если меня все равно здесь сейчас застукают?

В самый последний момент я сделала несколько шагов назад, наткнувшись на диван в комнате, и села на него, в очередной раз смирившись со своей участью. Если в доме было бы побольше мебели, то я бы спряталась в какой-нибудь шкаф, и, может быть, мне удалось бы остаться незамеченной. Но скрыться было негде.

Дверь открылась почти бесшумно. Я так и не решилась встать с дивана и только поджала ноги. В прихожей же мелькнул кусок цветастого платья, и я вздохнула с облегчением. Вероятно, это была женщина. Это могла быть и Галина, подруга Комова. Но я ошиблась…

Вошедшая не задержалась в прихожей, а прошла в гостиную, где ее взгляд тут же упал на меня. Незнакомке было за пятьдесят. Маленького роста, полноватая. Травленные перекисью водорода волосы неаккуратно причесаны и основательно побрызганы лаком. Большие карие глаза, покрытый морщинами маленький лобик, тонкие бесформенные губы… Что-то в ее лице мне показалось знакомым.

Точно! Именно ее я видела всего несколько минут назад на фотографии в компании Золотова и Комова. Я открыла от удивления рот.

— Здравствуйте, вы Галина? — растерянно пробормотала женщина, и я машинально кивнула.

Тут же последовал второй вопрос, на который я сразу не нашлась, что ответить.

— А что вы тут делаете? — с любопытством спросила женщина, рассматривая меня. — Олежка разве не сказал вам, что его в ближайшие дни не будет?

— Нет, не сказал, — пробормотала я, все еще не в силах прийти в себя.

— Галя, а что вы так напугались? — подозрительно посмотрела незнакомка, подходя ближе ко мне. — Ничего страшного не произошло. Просто Олегу надо немного отдохнуть, поэтому он уехал к родственникам в деревню.

Женщина вызывала во мне даже какую-то симпатию. Может быть, потому, что она вела себя так спокойно, а это было мне как нельзя на руку. К тому же сама предложила версию моего появления в доме. Она, конечно, ни разу не встречалась с Галиной, но была о ней наслышана от Комова. Что ж! Будем подыгрывать до конца.

— А я сестра Олега, — представилась незнакомка. — Ольга… Ольга Борисовна… — Она протянула мне руку, которую я неуверенно пожала. — Будем знакомы.

— Очень приятно, — только и смогла я выдавить из себя, проклиная собственную неосторожность и Старовойтова, который пропустил эту женщину в квартиру.

Ольга Борисовна с интересом продолжала рассматривать меня, а потом прошла в спальню. Переведя дух, я встала с дивана, прижав к себе сумочку.

— А когда Олег появится? — полюбопытствовала я, заметив, что Ольга Борисовна поправляет скомкавшуюся простыню на кровати.

— Ой, даже и не знаю, — отозвалась она. — Думаю, он вам позвонит.

Я не знала, о чем дальше говорить, поэтому застыла у входа в спальню, наблюдая за хлопотами сестры Комова. Ольга Борисовна опять бросила на меня любопытный взгляд, и у меня вырвалось:

— Ну, я тогда пойду. А то мы с Олегом хотели встретиться… Он сказал, чтобы я его здесь ждала, а он не пришел…

— Идите, идите, Галина, — равнодушно откликнулась Ольга. — Я Олегу от вас привет передам…

Я еще что-то пробурчала на прощание и поспешно вынырнула из квартиры, даже не закрыв за собой впопыхах дверь. Старовойтов опрометью бросился ко мне. Оказывается, он стоял под самой дверью, но не решался войти в квартиру.

— Ну что там? Кто она такая? — беспокойно зашептал Павлик.

— Сестра Комова, — ответила я, увлекая Старовойтова за собой на лестничную площадку этажом выше. — Для чего тебя здесь оставили? — шипела я.

— Ирка, да я видел, как она в дверь звонила, но не подумал, что у нее могут быть ключи, — оправдывался Павлик. — Я думал, она позвонит и уйдет…

— Думал, думал… — воскликнула я. — А если бы у нее при себе, кроме ключей, еще и пистолетик оказался? Чик — и меня бы через три дня хоронили с почестями.

Павлик виновато понурил голову и боялся взглянуть на меня, ожидая очередной вспышки гнева. Но, на его удивление, я как-то неожиданно успокоилась и замолчала. Покопавшись в сумочке, я вынула фотографии, которые отыскала в квартире Комова, и протянула их Павлику.

— А это что за мужик? — поинтересовался он, указывая на мужа Золотовой.

— Иван Михайлович Золотов собственной персоной, — представила я незнакомца Павлику.

— Муж Екатерины Николаевны? — сообразил Старовойтов. — Он что, с ним в одной команде? Вот это номер! Об этом бы я сроду не подумал!

— Иван Михайлович до последнего момента держался в тени, но теперь ему придется объяснить, что его связывает с Комовым и его сестрой!

— Я тебе и так скажу! Иван Михайлович «заказал» свою жену этому уголовнику.

— А при чем тут сестра Комова? Ольга Борисовна?

— Может быть, именно она их и познакомила? — предположил Павлик. — Кстати, а что она в квартире своего брата забыла?

— Не знаю я. Мне как-то неудобно за ней следить было. Я так испугалась ее появления, что только головой кивала. Она приняла меня за девушку своего брата.

— Это уже лучше. Значит, твое появление не вызвало ее удивления. Значит, братцу она не расскажет, что в его квартире застала подозрительных людей.

— Может быть, и не расскажет, — неуверенно отозвалась я. — Она сказала, что Олег Борисович где-то за городом… Отдыхает…

— Тс-с! — Павлик прижал палец к губам.

Я прислушалась. Откуда-то снизу раздавались тяжелые шаги. Судя по всему, по лестнице шел мужчина. Он шагал через ступеньку. Может быть, вернулся Комов? Эта мысль мгновенно промелькнула у меня в голове, и мы с Павликом, отпрянув от лестницы, встали, прижавшись к стене.

В одном из лестничных проемов я разглядела высокого худощавого мужчину, но лица его не разобрала. Если это Олег Борисович, зачем ему лишний раз в своей квартире светиться?..

Когда незнакомец ступил на лестничную площадку, куда выходила квартира Комова, я вскрикнула от неожиданности и облегчения: перед дверью стоял Шилов. Его появление для нас стало полной неожиданностью, Костик же не удивился, застав нас в подъезде.

— Как у вас дела? Что? Войти не можете? Я так и знал, что тебе, Павлик, не удастся дверь открыть, — радостно заговорил Костя, как мне показалось, довольно громко.

Павлик шикнул на него, и Костик поднялся еще на несколько ступеней к нам.

— А мне Моршакова сказала, что вы опять к Комову отправились, — зашептал Шилов мне в ухо. — В квартире кто-то есть?

— Сестра Комова, — коротко ответила я и протянула Косте фотографии.

— Ага! Вот и вся шайка в сборе! — еще более радостно воскликнул Шилов. — Что будем с ней делать?

— Конечно же, брать, — не раздумывая, отозвался Павлик. — Сейчас в хату ворвемся, и все как по маслу пойдет. Женщину расколоть гораздо легче, чем мужика!

— Ага! А она захлопнется, как ракушка, и ничего не скажет, — присвистнул Костя. — И как нам потом на Комова выйти? Он что, так и будет за городом скрываться?

Рассуждать по поводу дальнейших действий нам не пришлось. Неожиданно дверь в квартиру со скрипом открылась, и в подъезд выпорхнула Ольга. Она нас не заметила, ведь мы притаились на верхнем этаже, быстренько заперла квартиру своим ключом и спустилась по лестнице.

Как только хлопнула подъездная дверь, мы бросились вниз. Высунувшись из подъезда, я увидела, как Ольга, не оглядывась, торопливо шла к автобусной остановке. Мы высыпали следом и сели в машину Шилова: Павлик — сзади, я — рядом с Костей.

— Может быть, она выведет нас на Комова? — задумчиво сказала я. Так хотелось надеяться на лучшее.

— Последим за ней, а там посмотрим, — отозвался Костик и нажал на газ.

Глава 9

На автовокзале, куда приехала сестра Комова, было полно народу. Шилов припарковал машину на небольшой стоянке рядом. Ольга присела на скамейку. Нам было хорошо ее видно, поэтому следить за ней не представляло особого труда. Только вот проходящие мимо люди закрывали время от времени от нас объект наблюдения.

Ольга Борисовна терпеливо ждала автобуса, так и не вставая со скамейки. Вещей при себе у нее не было, если не считать маленькой дамской сумочки, которую она прижимала к груди. Прошло больше получаса, и Павлик нетерпеливо заерзал на заднем сиденье.

— И долго это будет продолжаться? — спросил он. — Может быть, ей ночевать негде, и она решила остаться здесь на вокзале? А мы ее пасем. Она даже не смотрит, какие номера автобусов подходят.

— А чего ей смотреть, — хмыкнул Костик. — Автобусы определенного направления приходят по времени. Значит, ей еще рано.

— Если рано, то я могу за пирожками сбегать, — предложил Павлик. — А то уж очень есть хочется…

Мы с Костей переглянулись. У меня и самой уже немного урчало в желудке, хотя есть не очень хотелось, а вот от сока я бы не отказалась.

Лотки с торговками пирожками находились в стороне от остановки, поэтому Павлик мог пройти и стороной, чтобы его не заметила Комова. Но Старовойтов поперся прямо к остановке, влившись в толпу беспокойных пассажиров. Зачем ему это было нужно? Стоит ли так рисковать? Ольга Борисовна не могла его узнать, но конспирация никогда не мешает.

Старовойтов прошел прямо перед носом Комовой. Ольга Борисовна опять не обратила на него внимания. Зато я заметила заинтересованный взгляд Павлика, который он бросил на эту пассажирку.

— Он что, сдурел? — не вытерпела я. — Сейчас все испортит!

— Он что-то задумал! Я так и знал, что Пашка все испортит, — пробурчал Костя, наблюдая за нашим оператором.

Тем временем Павлик уже возвращался с полным кульком пирожков и пакетом сока. На обратном пути он опять поперся через остановку. Народу вокруг было по-прежнему много. Павлик протискивался через плотное кольцо пассажиров, осаждавших очередной автобус. Проходя в метре от Комовой, он вдруг неожиданно поскользнулся и бросился чуть ли не под ноги Комовой.

Ольга Борисовна вскочила со своего места, поймав на лету выпавший из рук Павлика пакет сока. Кулек с пирожками тоже был спасен — Павлик во время падения держал его на вытянутых руках. Отряхнувшись, Старовойтов принял пакет из рук Комовой. Они обменялись несколькими фразами, и Павлик пошел назад, но не к стоянке, а куда-то в сторону.

— Дурак! Что он наделал? Сейчас Комова испугается и переменит свои планы, — воскликнула я.

Ольга Борисовна и в самом деле засуетилась. Она не села обратно на скамейку, а подошла к одной из пассажирок с увесистыми сумками в руках. Комова пялилась на автобусную стоянку, нервно посматривая на часы.

— А вот и я! — неожиданно громко послышался откуда-то сзади знакомый голос.

Дверь в нашу «Волгу» открылась. Я обернулась: в салон ввалился Павлик со спасенными пирожками и соком. Старовойтов широко улыбался, а бородка его слегка подергивалась.

— Ты что наделал? Хочешь все провалить? — набросился на него Костя.

Я тоже строго посмотрела на Старовойтова. Павлик перестал улыбаться и скорчил обиженную рожу.

— Для вас же старался, — пробурчал он себе под нос. — Чего ты старался? — возмутился Шилов. — Теперь тебе на глаза Комовой и показаться нельзя. Она обязательно припомнит неуклюжего парня с пирожками, которому она спасла сок.

— Зато я кое-что узнал… — начал Павлик, но я шикнула на него, чтобы он замолчал.

Посмотрев на остановку в очередной раз, я уже не увидела в толпе Комовой: Ольга Борисовна исчезла. Еще несколько секунд назад она стояла рядом с пассажиркой с огромными сумками, а теперь ее не было. Рядом опять образовалась толпа пассажиров. Разглядеть что-то уже было невозможно.

— Комова сейчас уедет, — надув губки, пробурчал Павлик.

— Ну вот мы ее и упустили, — щелкнув себя по лбу, воскликнул Шилов. — И все из-за тебя.

— Да никуда Ольга Борисовна не денется, — уверенно сказал Старовойтов. — Она едет в направлении Горска. Так что сейчас сядет в автобус.

— Откуда ты знаешь? — насторожилась я, недоверчиво посмотрев на Старовойтова.

— Оперативная разработка, — отмахнулся Павлик и издал радостный вопль, показывая куда-то пальцем: — Вот она! Что я вам говорил?

Ольга и в самом деле суетливо влезала в только что подошедший автобус, подталкиваемая сзади нетерпеливыми пассажирами. Комова исчезла в салоне обычного «пазика» с заляпанными грязью окнами, и только тогда я вздохнула с облегчением.

— Ну что я говорил? А вы еще на меня кричали. — На лице Старовойтова опять светилась улыбка.

— Как ты узнал, что Комова направляется в сторону Горска? — с интересом спросила я.

— Все просто! Спросил у нее, в каком направлении следует следующий автобус. Ольга Борисовна ответила, что до Горска. Потом поинтересовался насчет второго, но она ответила, что не знает. Какая-то посторонняя женщина сообщила, что до Ртищева.

— Ну и что? — не поняла я логики в догадках Павлика.

— А то, что Ольга Борисовна, разумеется, знает время прихода только нужного ей автобуса! Значит, она едет в направлении Горска.

Я удивилась смекалке Павлика, но тем не менее предупредила его, что не нужно лишний раз светиться на глазах у Комовой. Она может обо всех подозрительных обстоятельствах поведать братцу.

«Пазик» неторопливо вывернул с остановки и направился к основной магистрали. Шилов тоже дал по газам и поехал за ним. Павлик развернул перед собой кулек, источавший приятный запах. Я съела пару еще тепленьких пирожков с капустой и выпила немного апельсинового сока.

На выезде из города мы попали в небольшую пробку, но Шилов не упускал из виду нужный нам автобус. Я даже запомнила номер «пазика» на всякий случай.

Уже на трассе мы прибавили скорость. Машин было немного, поэтому мы держались на приличном расстоянии от «пазика». Автобус следовал без остановок около четверти часа. И только на одном из переездов он резко притормозил. Шилов сбавил скорость. Из салона вышли несколько пассажиров, но Ольги Борисовны среди них не было.

Так мы проехали еще несколько остановок, и только почти через час пути на очередной остановке вышла Комова и еще несколько пассажиров. Они дружно перешли на другую сторону дороги. Я заметила светло-синюю табличку около остановки. Латухино! Вот, значит, где скрывается Комов! Сомнений в том, что дамочка ехала к брату, у меня в данный момент уже не было. Куда же еще она могла направляться после посещения квартиры брата?

* * *

Небольшая деревянная постройка, смутно напоминающая жилой дом, стояла на самом краю участка, поросшего травой. Домишки деревушки Латухино не отличались особой роскошью. Некоторые были выстроены из кирпича, но попадались и совершенно ветхие, отжившие свой век. Заборы, как по команде, были перекошены в одну сторону. Полное запустение, как, впрочем, и в большинстве деревень нашей области.

Ольга приподняла калитку с креном на себя, открыла ее, прошла в глубь участка и направилась к крыльцу дома, отыскивая что-то около оконной рамы. Костя остановил машину около поселкового магазина, и последние несколько метров мы за Комовой шли пешком: незнакомая машина могла вызвать лишние подозрения у деревенских. А так могли подумать, что мы подъехали к продуктовому магазину. Пока нам удалось оставаться для Комовой незамеченными. Она не оглядывалась назад и не прибавляла шагу.

В руках ее на солнце блеснуло что-то металлическое, наверное, ключ. Ольга подошла еще ближе к двери и довольно быстро справилась с замком. То, что ключ был спрятан с внешней стороны дома, меня немного смутило. Стал бы Олег Борисович скрываться, если находился в таком надежном укрытии. Никто бы и не додумался разыскивать его в этой глухой деревушке. Может быть, в доме никого и нет?

Дверь за сестрой Комова закрылась, мы продолжали наблюдать. По улице мимо прошла какая-то старушка, бросив заинтересованный взгляд в нашу сторону. Но, как ни странно, ничего не спросила.

— Извините, пожалуйста, — обратился к ней Павлик, уже когда та отдалилась от нас на несколько шагов. — Вы живете в этой деревне?

— Что, милок? — Старушка подгребла ближе. — Ты громче говори, а то я туговата на уши. И ноги уже не ходят. Восьмой десяток пошел, а я все…

— Вы в этой деревне живете? — прокричал Павлик чуть ли не на ухо старушке.

— В этой, в этой, — закивала головой бабушка. — Всю жизнь провела здесь… Раньше хорошо было! Корова, хозяйство… А сейчас вон я только помидорки выращиваю да к дороге ношу… Авось кто купит….

— А кто живет вон в том домике? — спросил Павлик, перебивая воспоминания собеседницы.

— В котором? Ты прямо говори, я же не вижу… И глаза не очень…

— Да вот в том… Зеленом, напротив стоит, — пояснил Павлик. — Я номера его не вижу.

— А-а-а, — протянула старушка, указывая клюкой на дом. — В Городском переулке… Это Комовых дом! Боря там отродясь жил.

— Кто такой Боря? — уточнил Старовойтов, мне же было уже понятно, что дом действительно принадлежит семье Комовых. Значит, выбор при бегстве на эту деревню пал не случайно.

— А он умер уже, — тяжело вздохнула старушка. — Почитай, лет двадцать прошло… Бобылем жил остаток жизни… Евойная Нинка умерла рано. Оставила дочь и сынишку. Он детей сам вырастил, выкормил, на ноги поставил. А дети в город перебрались, про отца совсем забыли! Вот Боря и не смог один.

— А кто сейчас в его доме живет? — поинтересовался Павлик.

— Никто, — уверенно ответила старушка. — Кому же там жить, в такой халупе?

Старовойтов больше не стал донимать бабулю расспросами, хотя та была не против. Общения в деревне ей явно не хватало. Старушка помялась и пошла своей дорогой.

Олег Комов не мог найти лучшего убежища, чем заброшенный родительский дом в деревне, принадлежавший его отцу. Уверена, что менты, разыскивая преступника, никогда бы не вышли на эту халупу. Да и нам бы это было не под силу, если бы не благоприятное стечение обстоятельств: удалось сесть на хвост сестре Комова.

Во дворе дома никого не было. Ужасно интересно было узнать, что в доме делает Комова, но подойти ближе я не решалась: случайно выглянув в окно, Ольга могла нас заметить.

— Ира, надо подойти сзади дома, — предложил Костик.

— Ага, а я через забор соседнего участка перелезу, — подхватил эту идею Старовойтов. — Будем вести наблюдение со всех сторон.

— А мне что делать? Тут, что ли, стоять? — немного обиженно спросила я.

— Пошли со мной, — предложил Шилов.

Мы с Костей вернулись к началу переулка и повернули к дому Комовых по другой улице. Начинало темнеть. В некоторых окнах домов загорелся неяркий свет. Легкие сумерки позволяли нам оставаться незамеченными. Остановились мы с задней стороны участка Комовых. Забор, окружавший владение, с этой стороны вообще выглядел убого. Нескольких досок в нем не было. Для Костика не представило большого труда найти удобный лаз в месте, где отсутствовали доски, и мы пробрались через эту дыру. В задней части дома не было окон, поэтому увидеть нас Ольга Борисовна не могла.

Чтобы подобраться к дому, нам пришлось преодолеть заросли травы, которая доходила мне почти до пояса. Надо же так запустить участок! Хотя нам-то сетовать было не на что: при необходимости бурьян мог бы нам послужить надежным убежищем.

Подойдя еще ближе к дому, я заметила, что одно из окон светится. К нему-то мы и притиснулись почти вплотную. Ставни висели на разболтанных петлях, окно приоткрыто. И тут в доме послышались едва различимые голоса. Я подошла еще ближе и прислушалась.

— Мне теперь только здесь куковать! Ты что?! — послышался возмущенный голос Комова. — Менты еще на хвост сели. Илюха меня подставит, это как пить дать. Я его, конечно, по полной облапошил, но он не отвертится. И его менты за задницу схватят. Я-то от них смог убежать! Пришлось одной их ментовской бабенке в брюхо пистолетом кольнуть…

— Ты ее убил? У тебя есть пистолет? — беспокойно затараторила Ольга.

— Да не убивал я никого, сеструха, — ухмыльнулся Комов. — А пистолетик у меня имеется. Меня голыми руками не возьмешь! Так просто не дамся. Мне терять нечего. Зона — мой дом родной.

— Олежка, не шути так, — перебила его сестра. — Мы что-нибудь придумаем.

— Теперь думать будет легче, — отозвался Комов. — Бабки ты привезла, и на том спасибо. А то все ради тебя и затеял.

— Да ну что ты, Олежка, меня во всем винишь, — воскликнула Ольга. — Я же не думала, что ты так ее покалечишь?

— А что же ты думала? Что я с Катькой в игрушки играть буду? Я такими вещами не занимаюсь. А для родной сеструхи на все готов.

Голоса стихли, но шагов не было слышно. Я немного приподнялась на цыпочки и заглянула в окно.

В доме было просторно. Отсутствие мебели было в стиле Комова, стоило только вспомнить его квартиру. Ольга сидела на низеньком стульчике, Комов стоял напротив нее, пересчитывая принесенные сестрой деньги. Вот зачем она приходила в квартиру брата! Наверное, деньги лежали на нижних полках комода, до которых я не успела добраться. Судя по пачке, сумма была довольно приличной: она не умещалась в руках Комова, и купюры все были крупные.

— Ну вот, на жизнь хватит, — уверенно сказал Комов, переложив деньги в непрозрачный пакет, который он свернул кульком и засунул под одну из половиц. — Сеструха, а может быть, мне и правда куда-нибудь подальше уехать?

— Не знаю. Сам думай, — безразлично ответила Ольга. — У меня на душе как-то тошно!

— Да чего ты дрожишь? Все прошло удачно! А если Илюха попался, так это его проблемы, — успокаивал сестру Комов. — Тебе-то чего бояться? Никто об этом домике не знает. Отец дом так и не переписал на нас. Менты не докопаются.

— Ага, а на меня выйдут?

— Ну и что! Если кто будет спрашивать, ты скажешь, что не знаешь, где я, — посоветовал Комов. — И вообще можешь соврать, что ты со мной, уголовником, никаких общих дел иметь не хочешь и забыла уже, когда последний раз меня видела.

— Хорошо, — согласилась Ольга. — Я твоей Галине сегодня уже сказала, что ты уехал в деревню.

— Кому? Какой Галине? — насторожился Олег Борисович.

— Я когда к тебе домой заходила, там девушка сидела, — объяснила Ольга. — Она представилась Галиной, сказала, что тебя ждет.

— Галка? Что она в моей квартире делала? У нее и ключей-то нет, — воскликнул Комов и беспокойно замельтешил по дому. Мне пришлось даже немного пригнуться, чтобы он невзначай меня не заметил. — Ольга! Менты это были!

— Как менты? Да ты что? Такая женщина приличная… — Тогда это точно была не Галка! Ты что, на хвосте кого привела?

— Никого не было, — уверенно ответила Ольга. — Я приехала на автобусе, как ты и посоветовал сделать. Ничего подозрительного не заметила.

— Суки! Пасут меня! — бесновался Комов. — Менты на хвосте!

Вдруг топот его шагов стал еще слышнее, Костик неожиданно пнул меня, и я повалилась в густую траву сбоку от окна. Шилов прикрыл меня сверху. Вдруг окно, около которого мы только что стояли, распахнулось, и Комов выглянул на улицу. За травой нас с Шиловым не было видно.

— Что ты там увидел? — поинтересовалась Ольга Борисовна, подойдя со спины к брату.

— Так… Показалось, наверное… — отходя в глубь комнаты, ответил Комов.

Мы с Костей пока не решились подняться на ноги: теперь окно было еще больше распахнуто, и Комов мог услышать все, вплоть до шума травы.

— Мотать мне надо отсюда! — неожиданно сказал Олег. — Они наверняка за тобой шли! Уже пасут, наверное…

Комов поднял половицу и, еще плотнее скомкав мешок с деньгами, засунул его себе под рубашку. Потом опрометью бросился из освещенной комнаты и исчез где-то в доме. Ольга пошла за ним.

— Олежек, может быть, все обойдется? — кудахтала она. — Я за дорогой следила. Никого сзади не было. Клянусь тебе…

— Да что ты в этом понимаешь! — раздраженно вскрикнул Комов.

— Ой, а пистолет тебе зачем? — испуганно прошептала Ольга Борисовна. — Тебя могут с ним поймать. Разрешения же нет. Если кто-то пистолет увидит…

— Ладно, пистолет не возьму, — согласился Комов. — А ты давай это…

Дальше нам ничего не было слышно, так как Комовы отошли слишком далеко в глубину дома. Костик приподнялся на руки, а затем проворно вскочил. Он, не скрываясь, заглянул в окно, а затем, ухватившись за раму, протиснулся туда. Судя по еле различимым голосам, брат с сестрой находились в другой части дома. Костик схватил в руки оторванную половицу, и я невольно вскрикнула, предчувствуя, что за этим последует. Шилов обернулся и шикнул на меня. Павлик выглянул из-за угла.

— Что там у вас? — поинтересовался он. — Они в доме. Я слышал. У двери стоят.

Это сообщение добавило уверенности Шилову. Он бросился в глубь дома, а Старовойтов встал у двери, чтобы стеречь Комова на выходе. Я наконец тоже поднялась с колен из травы и, не отряхнувшись, побежала за Павликом.

В доме послышался противный женский визг. Потом что-то упало. Голоса Комова не было слышно, Шилова — тоже. Визг Ольги прекратился. Тишина стала подозрительной, и мы с Павликом бросились к двери. Старовойтов потянул ее на себя, и прямо ему под ноги вывалилось тело Комова. Над ним стоял Костик с доской в руках.

— Он умер? Ты что, его убил? — забеспокоилась я, склонившись над Комовым.

— Такой гад еще и нас переживет, — хмыкнул Костик. — Я его доской хорошо уработал.

Из-за плеча Шилова выглянула Ольга, она бросилась к брату, оттолкнув меня в сторону.

— Олеженька, что с тобой? — забормотала она, склонившись над ним.

— Сука! Из-за тебя все! — прошипел Комов, приходя в чувство. Шилов, не дожидаясь, когда Комов совсем очухается, ловко вывернул ему руки назад и затащил в дом, у того не было сил сопротивляться. На макушке показалась кровь. Несколько капелек противной красной жидкости осталось у порога. Костя достал из кармана ключи и бросил их Павлику.

— Беги к машине, вызывай ментов! Там есть телефон! — скомандовал Шилов, волоча на себе Комова, который что-то бормотал себе под нос.

Из-за пазухи выпал пакет с деньгами. Ольга подняла его и засунула к себе в сумочку, даже не пытаясь бежать. Я пошла за ней в дом.

Костя бросил Комова на диван в одной из комнат, сел рядом, не выпуская его связанных сзади рук. Ольга Борисовна даже не оcмелилась подойти к ним: вид у Костика был слишком грозный.

— Вот ты и попался! Сидеть тебе теперь долго! — торжествуя победу, сказала я, подходя ближе к Комову.

Он поднял опущенную голову, посмотрел на меня мутным, полным ненависти взглядом. Как мне показалось, хотел что-то сказать, зашевелил губами. В следующую секунду я отвернулась — и вовремя: слюна полетела на обшарпанный пол. За этот опрометчивый поступок Комов получил от Шилова удар в нос.

— Ой, не надо, не бейте, — взмолилась Ольга. — Я все расскажу. Вы же видите, что ему плохо.

— Молчи, сука! — огрызнулся на нее Комов. — Только попробуй слово произнести, прирежу!

— Олежек, я же твоя сестра…

— Дура набитая, хоть и сестра. Ментов привела на хвосте! — с ненавистью выкрикнул Комов и с прежней злобой добавил: — Молчи! Хуже будет!

Ольга повиновалась приказанию. Мы так и не смогли добиться от нее ни единого слова до приезда милиции.

* * *

К Ивану Михайловичу Золотову мы поехали уже после того, как сотрудники правоохранительных органов взяли под свою бдительную опеку Комовых. Теперь я не сомневалась, что брат и сестра действовали заодно. Безусловно, в одной с ними шайке был и муж Екатерины Золотовой. Его появление на фотоснимке не случайно. Так как от Ольги Борисовны мы так ничего и не добились, а Комов вообще изрыгал из себя только грязные ругательства, единственным, кто мог пролить свет на произошедшее, был муж потерпевшей.

Как ни странно, мы застали его дома. Он на сей раз не был у постели несчастной, а проводил вечер в одиночестве. Золотов провел нас на кухню, нисколько не удивившись нашему приходу. На столе я заметила початую бутылку коньяка и стопку рядом с ней. Этим и объяснялся странный блеск в его глазах.

— А у Катеньки сегодня дежурит Лида, — объяснил он. — Я, честно говоря, уже вымотался за эти дни. Столько ночей не спал.

— Не переживайте, но спокойного сна у вас в ближайшее время не предвидится, — с издевкой сказал Павлик.

Я остановила Старовойтова — к чему лишний раз наезжать. Павлик только покосился на бутылку с коньяком. Иван Михайлович заметил его взгляд и предложил нам по рюмочке. Я отказалась, Костик тоже, а Павлик придвинулся ближе к столу.

— Надо напряжение снять, — объяснил Старовойтов, разливая коньяк по рюмкам.

— Понимаю, тоже переживаете, — поддержал его Иван Михайлович. — Скажите, вы так ничего и не нашли? Хоть есть за что зацепиться?

— Есть, но вам это не очень понравится, — честно призналась я.

— Я уже на все готов, — покорно отозвался Иван Михайлович. — Готов услышать любую правду.

Я не стала ничего говорить, а только покопалась в своей сумочке, достала снимки и выложила их на стол. Перед Золотовым лежали фотографии, которые я раздобыла в квартире Комова. На первую он взглянул безо всякого интереса. А вот второй снимок, где был запечатлен он сам, заинтересовал его: я заметила его легкое волнение.

— Где вы это взяли? — спросил Золотов, возвращая мне снимки.

— В квартире Олега Комова, — не скрывая, ответила я.

— Так все-таки это был он, — печально отозвался Золотов и разом осушил до дна рюмку коньяка, даже не чокнувшись с Павликом, который медлил. — Я до последнего надеялся, что он встал на путь исправления. Олег меня уверял, что с уголовным прошлым покончено и теперь он хочет наладить нормальную жизнь. И Ольга мне говорила, что брат исправился.

— Ни фига он не исправился, — крикнул Павлик. — Начал с грабежей, а закончил чуть ли не убийством по вашей же указке.

— Иван Михайлович, хватит врать, — поддержала я Старовойтова. — Нам известно, что вы были с ними в одной команде. Не ломайте комедию.

— Да вы что, Ирина Анатольевна? — встрепенулся Иван Михайлович. — Думаете, что это я его нанял? Чтобы Катеньке такое… С чего вы взяли? Да я сроду бы не подумал…

— А как вы объясните ваше столь близкое знакомство с Комовыми? — поинтересовалась я, намекая на снимки.

— Ольга — моя бывшая жена, — сообщил Иван Михайлович спокойно.

— Жена? Бывшая? — не удержался от возгласа удивления Павлик.

— Да, — вяло мотнул головой Золотов. Видимо, коньяка уже было выпито достаточно. — Надеюсь, что доказательства этого вам не нужны? А то я могу показать штамп в паспорте о разводе…

— Не мешало бы, — поспешно отозвался Костя.

— Не надо. Поверим на слово, — предложил Старовойтов.

Иван Михайлович не стал настаивать.

— Мы с Ольгой поженились, когда мне было двадцать, — вздохнул Иван Михайлович. — Она тогда была такой молодой, красивой, веселой… Я заканчивал военное училище. По распределению поехал работать на Север. Ольга была со мной все это время. Десять лет мы мотались по стране, до тех пор пока мне не удалось возвратиться в родной город. Мы оба родились здесь. Тогда у нас уже было двое детей, я получил хорошее место, дослужился до высокого звания. Полковник, как говорится, это почти генерал. Так сказать, достиг высшей точки…

Иван Михайлович замолчал, налил себе еще коньяка, подлил Старовойтову, опять залпом выпил рюмку. Пауза затянулась, но торопить Золотова мы не стали: Иван Михайлович и без того был настроен на откровенность.

— Тогда-то я и встретил Катеньку, — сказал он, и в глазах его блеснул огонек. — Совершенно случайно… Я подвозил ее домой. Было уже поздно… Она шла одна… Тогда-то мы с ней и стали встречаться. Я влюбился, как мальчишка! И до сих пор ее люблю!

Золотов с недоверием посмотрел на меня. Я сомневалась в его искренних чувствах, но сейчас мне было просто жаль этого постаревшего мужчину, на руках которого теперь осталась изуродованная жена.

— Я и не хотел разводиться с Ольгой, — вздохнув, продолжил Иван Михайлович. — У Кати тогда была однокомнатная квартира, которую ей купили родители. Мы там и встречались.

— То есть Екатерина Николаевна была вашей любовницей? — уточнил Павлик, хотя это и без того было понятно.

— Была, — согласился Иван Михайлович. — Но Ольгу это не устраивало. Да и какую же жену устроит?.. Она хотела все или ничего. Хотела, чтобы я был только с ней… Оля тоже меня любила и до сих пор, наверное, любит. И тоже не хотела меня ни с кем делить. Ольга начала устраивать скандалы, отыскала Катю, угрожала ей, и тогда я решил сделать для себя выбор: остаться с женой, забыв о своей любви, или же жить с Катей, бросив жену.

— И выбрали второе, — поспешно добавил Старовойтов. Коньяк и ему развязал язык.

— Выбор был очень сложным. Я долго не решался его сделать. Но однажды Катенька сообщила мне, что беременна. Бросить ее с ребенком одну? Послать на аборт? Я этого не мог позволить!..

Иван Михайлович налил себе еще и так же жадно выпил. Пустая бутылка перекочевала на пол. Золотов тут же достал из холодильника другую и откупорил ее ножом.

— Ольга никак не могла смириться, — продолжил Золотов. — Она оставалась с двумя детьми, которые сидели на ее шее. Я же ушел в другую семью. Развелся с ней почти насильно, а уже через несколько недель мы с Катей поженились.

Иван Михайлович тяжело вздохнул, поник головой, но тут же встрепенулся:

— Нет, не подумайте, что я оставил Ольгу без средств к существованию! Я ежемесячно передавал ей деньги на детей. Понимаю, может быть, этого было мало, но это все, что я мог ей дать.

— И все это время вы общались со своей бывшей женой? — уточнила я.

— Сразу после развода мы какое-то время находились в контрах. Оля не хотела меня видеть и слышать. А потом постепенно все пришло в норму. Мы иногда с ней созванивались, я передавал ей деньги на детей.

— Да-а-а, нелегкая судьба! А что же Олег Борисович? — поинтересовался Павлик, который тоже смягчился, впав в сентиментальность.

— С братом Ольги мы первый раз встретились у нее дома, — рассказал Иван Михайлович. — Это, кстати, оттуда снимок. Он всю жизнь просидел в тюрьме. Когда мы с Ольгой поженились, он уже сидел, когда развелись — еще сидел. Я его помнил еще сопливым мальчишкой, а теперь он вырос, стал серьезным мужчиной. Ольга слезно просила, чтобы я устроил брата на работу, но уголовника с несколькими судимостями нигде не хотели видеть, а он сидел на шее у сестры. Я поговорил с Олегом. Тогда он мне показался еще не таким уж опустившимся типом. Физически развит, силен. Я предложил ему работать охранником и, честно говоря, не пожалел об этом. Работал Олег хорошо. Ни единого нарекания со стороны клиентов! Вы помните, я вам рассказывал, что Олег с Катенькой на даче скандалили?

Я закивала, так как именно этот факт в тот момент укрепил меня в моих подозрениях.

— Так вот. Катя была против того, что у нее перед глазами постоянно вертится родной брат моей бывшей жены, — объяснил Иван Михайлович. — Я-то хотел как лучше, думал, что если дом будет охранять не совсем посторонний человек, которому я доверяю, все будет нормально. Не предполагал, что Катя так остро воспримет его появление.

— А почему Олег уволился, если все было так хорошо? — поинтересовался Павлик.

— Вот уж этого не знаю! Он принес мне заявление об увольнении и сказал, что нашел более выгодную работу. Я еще тогда ему предложил повышение зарплаты, хотя и без того платил немало, но Олег отказался.

Иван Михайлович замолчал. Он опять потянулся к бутылке с коньяком, но Старовойтов по-дружески остановил его руку: пить больше Золотову не следовало.

— Если бы я тогда знал, что он намеревается сделать с Катенькой! — неожиданно выкрикнул Иван Михайлович. — Я бы ему шею свернул! Но я даже и подумать не мог, что он способен на такое. Может быть, это Ольга его надоумила?

— Может быть, — неуверенно ответила я. — Следствие разберется!

* * *

С утра у меня было поганое настроение. Мало того, что мы с Володькой умудрились проспать, встали позже на целый час, так еще и на улице шел сильный дождь. Разбудил нас телефонный звонок. Володька первым бросился к трубке, а потом передал ее мне.

— Ирина Анатольевна? — В трубке послышался женский голос, но спросонья я не разобрала, кто звонил. — Это я… Лидочка… Лидия Петровна Тареева.

— А-а-а, — протянула я без энтузиазма, натягивая на себя халат и не выпуская трубки из рук.

— Бандитов поймали! Вы знаете об этом? — восторженно сообщила Лидия Петровна, будто ей посулили большую сумму денег, если она поведает кому-нибудь об этом. — Это все бывшая жена Вани подстроила! Представляете, какая сволочь?! Подговорила своего братца-уголовника…

Я не дослушала Тарееву до конца, бросила трубку и пошла в ванную. Телефон зазвонил снова, но я не стала брать трубку. Володька возился на кухне и не слышал. Звонок Тареевой окончательно испортил мне настроение: именно с этой дамой мне меньше всего хотелось обсуждать личную жизнь Екатерины Золотовой.

На работе преследовали неприятности. Галина Сергеевна рвала и метала, что у нее ничего не клеится с очередной программой. Лера бегала где-то по ГТРК и улаживала организационные вопросы. Я тоже с головой погрузилась в дела. Героиней следующей программы должна была стать Полина Павловна Маковецкая, занимавшая пост заместителя председателя правительства областной Думы. Но у нее совсем не было времени для съемок рабочего материала. Полина Павловна была настолько занята, что под сомнение ставилось даже ее участие в программе.

После нескольких попыток дозвониться ей я уже хотела было оставить эту затею, но наконец в трубке послышался приятный женский голос.

— Ирина Анатольевна Лебедева, ведущая программы «Женское счастье», — представилась я. — Могу я поговорить с Маковецкой?..

— Да, да, конечно, — поспешно отозвалась собеседница.

Через несколько секунд в трубке послышался другой женский голос, взрослее и серьезнее, чем первый.

— Полина Павловна? — уточнила я.

— Слушаю, — ледяным тоном отозвалась та.

Я объяснила цель звонка. Надо было снимать рабочий материал, без этого не получится полноценного выпуска программы. Полина Павловна отнеслась ко мне с пониманием.

— Вы меня извините, постоянная занятость, — отозвалась она с уже меньшей строгостью. — Можете сейчас приехать ко мне?

— Сейчас?

— Ну да, — подтвердила Полина Павловна. — У меня выдалась свободная минутка, я могу вам уделить внимание. Я, кстати, уже разговаривала с режиссером вашей программы, но мы никак не можем с ней договориться о встрече. Дела! А сейчас есть около часа свободного времени. Так вы подъедете?

— Да, да, конечно, — согласилась я и положила трубку.

Галина Сергеевна обрадовалась такой новости. Она разыскала Старовойтова, собрала все необходимые наработки по сценарию и встала на пороге. Ее чуть не сбил с ног Валера Гурьев, который, как всегда, забежал в кабинет без стука.

— Ирка, ты сейчас упадешь! — выкрикнул наш криминальный репортер, не поздоровавшись с Моршаковой, отчего Галина Сергеевна недовольно скривила лицо. — Правда, я пока сам ничего не понял. Сейчас вместе будем разбираться!

Валерка положил передо мной потрепанную ксерокопию, которую вытащил из своего кармана. Я посмотрела на листок, но ничего не смогла прочитать из-за корявости почерка.

— Что это? — уточнила я у Гурьева.

— Малява для вашего бандита, — ответил Валера, вырывая у меня листок. — Сегодня менты сообщили, что Олегу в камеру подбросили эту записку. Я подсуетился, съездил и сделал ксерокопию. Очень любопытная бумажка!

— И что же в ней интересного?

— А ты прочитай, прочитай…

— Сам прочитай, — взбесилась я. — Тут так написано, что сам черт ногу сломит.

— «Развяжешь язык — вырвем! — прочитал вслух Гурьев. — Достанем из-под земли. Молчи! Адвокат будет!»

— А подпись? — заинтересовалась я.

— Ирка, да кто же такие записки подписывает? — засмеялся Валера. — Ты поняла, что это значит?

— Что?

— А то, что за Комовым стоит еще кто-то, — прошептал Валерка, будто его кто-то мог подслушать, кроме нас с Галиной Сергеевной. — Маляву писала не его сестрица. Кстати, Ольга Борисовна оказалась очень даже покладистой женщиной. Рассказала ментам все, что знала. Она на самом деле ничего и не знала вовсе о планах брата в отношении Золотовой.

— Ну да! — ухмыльнулась я. — Ей проще всего было промолчать. Она же в таком случае остается в стороне.

— Нет, Ирина, она бы его не заставила это делать, — уверенно ответил Гурьев. — Кстати, тебя не смущает, что у Комова дома хранилась большая сумма денег, а жил он в нищете?

— Может быть, копил на что-то, — предположила Галина Сергеевна, которая все не уходила, ожидая Павлика.

— На что? В тюряге ему ничего не пригодится, — выкрикнул Валерка. — Эти деньги ему заплатили за убийство Золотовой.

— За убийство? — поразилась я. — Она же выжила.

— Выжила, — согласился Гурьев. — Благодаря заботе врачей, а так бы сейчас уже лежала на кладбище, оплакиваемая любимым супругом. При таком глобальном ожоге серной кислотой редко кто выживает.

— И кто же хотел ее смерти? — насторожилась я.

— Вот этого я не знаю, — вздохнув, отозвался Гурьев. — Наверное, тот, кто прислал эту маляву Комову.

Я еще раз взглянула на ксерокопию. Теперь я уже различала кое-какие слова благодаря предварительному чтению Гурьева. Записка скорее всего писалась второпях, так как буквы были неровными.

— Может быть, отдать ее на экспертизу? — посоветовала я.

— Ага, а потом бегать по городу и сравнивать этот почерк со всеми подряд, — съязвил Валерий. — Это невозможно. К тому же записка могла быть написана совершенно посторонним человеком, а ее суть передал заказчик. Кстати, Ирина, пальчики Золотова сверили с отпечатками на осколках бутылки. Теперь есть доказательства его причастности к этому преступлению. И еще: отыскали Винника!

— Где? — заинтересовалась я.

— Сам домой явился, тут его менты и сцапали, — объяснил Гурьев. — У него же на руках даже документов не было. Он по-прежнему косит под дурачка. Похоже, что Комов на самом деле его подставил. Зато машина Ильи Аркадьевича нашлась брошенной на одной из улиц.

Ксерокопию Валерка опять засунул к себе в карман и посмотрел на меня в ожидании дальнейших действий. А ведь еще сегодня утром я была уверена в том, что Олег Комов расквитался с Золотовой за страдания сестры. Теперь же получалось, что эта версия отпадает. Ему кто-то заплатил бабки, следовательно, смерть Золотовой нужна была еще кому-то. Вот только кому? Я опять перебрала в голове всех прошлых подозреваемых, но ни на ком не остановилась. Неужели я пришла к тому, с чего начала? На данный момент мне был известен только исполнитель, а вот заказчик неизвестен. И после угроз в записке Комов будет молчать.

— Ой, Галина Сергеевна, вы куда-то собрались? — поинтересовалась у Моршаковой только что вошедшая в кабинет Лера.

— Надо же хоть кому-то работать, — с укором, адресованным явно мне, отозвалась Галина Сергеевна.

Лера не обратила на ее ответ никакого внимания, а подошла ко мне. Только сейчас я заметила в ее руках журнал, который Лера держала перед собой открытым.

— Смотри, Ирина, есть идея! — вскрикнула Лера, протягивая мне журнал. — В углу, видишь, объявление о конкурсе «Бизнес-леди». Всероссийский конкурс преуспевающих в бизнесе дамочек проходит ежегодно, только мы об этом ничего не слышали, так как до нас информация о нем не доходила. В этом же году конкурс будет проходить прямо в нашем городе. Вот где нам героинь надо искать!

— Точно, — поддержала Казаринову Галина Сергеевна. — Это же прямо кладезь для нашей программы!

Я мельком посмотрела на открытую страницу журнала. Рекламное объявление о грядущем конкурсе мне сразу же бросилось в глаза, так как оно было самым ярким и броским. Рядом была нарисована симпатичная блондинка с пышными формами в очках и с «дипломатом» в руках. Именно так, наверное, по мнению организаторов конкурса, должна выглядеть настоящая бизнес-леди. Объявление сообщало, что в данный момент происходит только прием заявок на участие в конкурсе, уточнялись требования к претенденткам на главный приз. Как было указано в статье, победительнице будет вручен денежный приз: десять тысяч долларов. Я присвистнула от такой суммы. Вот бы мне такие деньги! Я бы нашла, на что их потратить. С другой стороны, приз победительнице мне показался слишком уж незначительным. Та же самая Золотова могла заработать эту сумму за неделю.

— Екатерина Николаевна, уверен, заняла бы на этом конкурсе, безусловно, первое место, — заметил Валерий. — Она соответствует всем требованиям: и внешние данные, и процветающий бизнес, достойный внимания…

— Золотова? Ты хочешь сказать, что Екатерина Николаевна могла бы принять участие в этом конкурсе? — пробормотала я.

— Конечно, и имела бы неплохие шансы на выигрыш, — высказал свое мнение Валерка.

— Ну, вы, братцы, опять за старое! Что бы вам ни сказали, вы всегда только и думаете, что о Золотовой, — недовольно пробурчала Галина Сергеевна. — У меня другая идея: можно подготовить несколько программ «Женское счастье», и каждая будет посвящена одной из претенденток на победу в конкурсе. Недостатка в героинях у нас на какое-то время не будет.

Я слушала Галину Сергеевну невнимательно, так как думала в этот момент совсем о другом. Екатерина Николаевна на самом деле как нельзя лучше подходила для участия в подобном мероприятии. Может быть, она бы и победила, если бы не случившаяся накануне трагедия. Если бы Золотова была в той же превосходной форме, то не упустила бы случая принять участие в таком соревновании. И тут мне в голову совершенно неожиданно пришла идея: а что, если кому-то было на руку, что Золотова не станет выставлять свою кандидатуру на участие в конкурсе? Именно для этой цели наняли Комова, который плеснул кислотой в лицо Екатерине Николаевне. Я невольно вскрикнула от такой мысли, чем тут же привлекла внимание Гурьева.

— Что с тобой? — заботливо спросил он.

— Поехали, — скомандовала я. — Надо узнать подробности этого конкурса… Что-то мне подсказывает, что он связан с нашим расследованием.

— Ну вот! А на меня, как всегда, свалили всю черновую работу! — недовольно пробурчала Моршакова.

— Галина Сергеевна, мы предложим организаторам конкурса снять ряд программ, как вы и говорили, — успокоила я Моршакову.

Глава 10

— Ирка, а с чего ты взяла, что Золотова хотела участвовать в этом конкурсе? — поинтересовался Шилов, когда мы ему рассказали о своих подозрениях, уже сидя в салоне «Волги». — К тому же до трагедии, произошедшей с ней, никакого упоминания о грядущем конкурсе нигде не было.

— А зачем об этом знать кому ни попадя? — задался вопросом Гурьев. — Эта информация была сначала для узкого круга людей, а потом пошла в народ. А женщины, занимающиеся бизнесом, уж наверняка знали об этом ежегодном конкурсе.

— Вот и надо узнать сначала у Золотовой, знала ли она об этом конкурсе, — предложил Шилов.

— Кто же нас к ней пустит? — обреченно вздохнула я.

— Слушай, Ирка, а можно насчет этого узнать у ее подруги, — сообразил Валерий. — Тареева наверняка была в курсе планов Екатерины Николаевны.

Я согласилась и позвонила Лидии Петровне, второй раз за день услышав не очень приятный мне голос.

— Ирина Анатольевна, а я пыталась связаться с вами, но у вас что-то с телефоном, — обрадованно затараторила Тареева, едва узнав, кто ей звонит. — Я вам еще не до конца рассказала об этом бандите.

— Лидия Петровна, об этом потом. Сначала скажите, вы что-нибудь слышали о ежегодном конкурсе «Бизнес-леди»? — без обиняков спросила я, перебивая трескотню Тареевой.

— О конкурсе? Еще бы мне об этом не слышать, — не задумываясь, ответила Лидия Петровна. — Это же всероссийский конкурс, причем довольно известный. Между прочим, в этом году он будет проходить у нас в городе. А почему вас это интересует?

Я проигнорировала вопрос Тареевой и сама спросила в свою очередь:

— А Екатерина Николаевна не хотела принять в нем участие?

— Катенька? А почему бы и нет? Она мне как-то говорила, что хочет показать себя. Катенька достойна этого. Только что уж теперь об этом говорить. В ее состоянии участие в конкурсе невозможно. Если бы не эта трагедия, то Катя составила бы серьезную конкуренцию бизнесменшам нашего города.

— А почему вы об этих планах Екатерины Николаевны не сказали сразу? — насторожилась я.

— Ой, Ирина Анатольевна, это же совсем вылетело у меня из головы, — оправдывалась Тареева. — О конкурсе ли нужно думать в ее состоянии?

Мои подозрения подтверждались. Золотова и в самом деле хотела принять участие в конкурсе. Тареева подтвердила мои опасения: стало быть, она была в курсе этого, наверное, еще до официального опубликования рекламной статьи. Что-то уж слишком случайно стечение обстоятельств: с Золотовой случается несчастье почти накануне знаменательного события.

А кому было выгодно, чтобы Екатерина Николаевна вышла из игры? Разумеется, конкуренткам, которые понимали, что не смогут победить в борьбе. Боже! Как все оказалось просто! Мы предприняли столько попыток, чтобы раскрыть это преступление, а оказывается, все лежало на поверхности! Оставалось только выяснить, кто претендует на главный приз в конкурсе «Бизнес-леди».

— Алло! Алло! — В трубке послышались тревожные крики Тареевой. — Ирина Анатольевна?!. Черт побери… Что с этим телефоном?..

— Лидия Петровна, а кто мог еще занять лидирующие позиции в этом конкурсе, помимо Золотовой? — спросила я после непродолжительного молчания, во время которого Тареева и забеспокоилась.

— Ну, есть еще пара более-менее достойных кандидатур, но они с Катенькой не идут ни в какое сравнение, — сказала Лидия Петровна.

— Вы их имен не знаете?

— Как же не знаю? — хмыкнула Тареева. — В нашем обществе все друг друга знают. Одна из них — Анна Дорофеева. Может быть, вы знаете косметологические салоны в нашем городе, которыми она владеет? Они все называются «Виринея».

— Знаю, — уверенно ответила я, так как однажды посетила один из таких салонов.

— Главный офис ее фирмы в центре города, — сообщила Тареева и даже любезно продиктовала адрес.

— Спасибо, — поблагодарила я, попутно записывая нужную информацию. — А вторая?

— Рычагова Дарья Павловна, — продолжила Лидия Петровна. — У нее туристическая фирма, которая претендует на общероссийскую известность. У Рычаговой бизнес пока еще только налаживается, но уже видны перспективы.

— А где ее можно найти? — поинтересовалась я.

— Понятия не имею. Я с Рычаговой никогда близко не общалась. Мне все советовали воспользоваться услугами ее фирмы, но я как-то все откладывала отпуск. Бегаю по делам, а тут еще и с Катенькой такое приключилось…

Как и сегодня утром, я не простилась с Тареевой, а просто отключила телефон. Значит, Рычагова и Дорофеева! Что ж, начнем с них. Общаться с организаторами конкурса пока не было необходимости.

* * *

В отделанном по самым последним технологиям офисе за небольшим письменным столом сидела симпатичная голубоглазая блондинка, которая сразу же, как только мы вошли, бросила на нас заинтересованный взгляд. Длинные пушистые ресницы украшали ее и без того красивые глаза. Носик был идеальной формы, слегка полноватые губки расплылись в улыбке.

Анна Валерьевна Дорофеева, в офис которой мы и зашли, встала со своего места, приветствуя нас. Теперь я смогла заметить и ее прелестную фигуру.

— Ирина Анатольевна Лебедева? — неожиданно встала она мне навстречу. — Ведущая программы «Женское счастье»? Очень приятно познакомиться! Вы опять в поисках подходящей героини? Я наслышана о вашей программе и однажды чуть не стала ее участницей. Со мной созванивалась ваш режиссер, кажется, ее фамилия Мурашкина.

— Моршакова Галина Сергеевна, — поправила я, удивившись не только тому, что Дорофеева узнала меня, но еще и ее осведомленности о моей программе.

— Конечно, конечно. Но тогда нашлась более подходящая кандидатура для участия в программе. А теперь опять вернулись ко мне?

— В принципе, да, — невольно согласилась я с Дорофеевой, присаживаясь на диване рядом с Гурьевым, который уже занял место. Шилов остался стоять около двери.

— Ну что ж, я готова, — покорно отозвалась Дорофеева. — Что от меня требуется?

— Вы что-нибудь слышали о конкурсе «Бизнес-леди», который в этом году будет проходить в нашем городе? — спросил Валерий, который не любил хороводов вокруг да около.

— Конечно, слышала, — подтвердила Анна Валерьевна. — Я даже хотела принять в нем участие, но на данный момент это меня мало волнует. Собираюсь заняться расширением своего бизнеса, поэтому работы слишком много, а для участия в конкурсе нужно много времени на подготовку. К тому же мне кажется, что игра не стоит свеч: я не тщеславна. Тем более что мои шансы на выигрыш не столь велики, как можно думать. Предполагаю, что не выдержу конкуренции с Екатериной Николаевной Золотовой…

— Золотова не участвует в конкурсе, — сообщил Костик, перебивая Дорофееву.

— Как — не участвует? — удивилась Анна Валерьевна.

— Вы разве не знаете, что с ней произошло? — спросил Гурьев, на что Дорофеева в недоумении только покачала головой. — Она сейчас находится в больнице. Несколько дней назад лицо Екатерины Николаевны облили серной кислотой.

— Боже мой! Это правда? — забеспокоилась Дорофеева. — Вот видите, как далека я от этих проблем. Совершенно ничего не слышала об этой трагедии. Я только вчера приехала из Москвы, еще не успела в делах разобраться… Боже мой! Какой ужас! А ведь у Золотовой были все шансы стать победительницей.

— И у вас тоже, — заметил многозначительно Костик, намекая на причастность Дорофеевой к этому преступлению.

— Вы что, думаете, что это я постаралась? — Анна Валерьевна заметила подозрительный взгляд в ее сторону. — Да зачем мне это нужно? Я занимаюсь бизнесом, а все эти штучки вроде конкурсов не для меня. К тому же это надо вообще быть безумной! Чтобы я ради каких-то десяти тысяч долларов пошла на преступление?! Абсурд!

— А кто бы мог пойти? — поинтересовалась я, постепенно утверждаясь в мысли, что Анна Валерьевна не причастна к совершению преступления.

— Даже не знаю, — откровенно призналась она.

* * *

Рычагову нам удалось разыскать через адресное бюро, пользуясь связями Гурьева, который, как всегда, не отказался помочь. Дарья Павловна жила на набережной в новостройке. Мы надеялись застать ее дома. На работе ее отыскивать мы не решились, так как было слишком плохо информированы об ее фирме.

Въехав во двор ее дома, Шилов остановился у единственного подъезда и распахнул передо мной дверь. Я вышла из машины и огляделась. У подъездной двери, как ни странно, был довольно примитивный кодовый замок. С ним Костик справился без особого труда. В подъезде было чисто, ухоженно.

Квартиры в новостройке, по-видимому, были индивидуальной планировки, и Рычагова занимала два верхних этажа, как мы поняли по номеру квартиры. На верхний мы поднялись в лифте, тоже блиставшем чистотой.

Валерка нажал на кнопку звонка, и послышалась переливистая трель соловья. Но на него никто не отреагировал, поэтому Гурьев позвонил еще раз. Только после этого дверь открыла женщина средних лет в домашнем фартуке.

Она пропустила нас за порог, и я поинтересовалась, дома ли Дарья Павловна, на что женщина ответила слегка заметным кивком и предложила нам тапочки. — Проходите в гостиную, — предложила домработница. — Сейчас я скажу хозяйке, что к ней гости.

В гостиной было просторно и уютно, как, впрочем, и во всей квартире. Мягкая кожаная мебель, классная аппаратура, небольшой журнальный столик красного дерева говорили о состоятельности хозяйки дома. Валера слегка толкнул меня в бок и кивнул на один из углов. Я машинально посмотрела в ту сторону и заметила вверху объектив видеокамеры. Значит, происходящее в гостиной может сниматься на кассету.

Гостиную от остальных помещений отделяла широкая полупрозрачная дверь. Дарья Павловна пришла к нам через несколько минут, одетая по-домашнему: длинный шелковый розовый халат радовал глаз.

Что-то знакомое мне показалось во внешности Рычаговой. Ее прямые, черные как смоль волосы, большие карие глаза, смотрящие прямо и строго, тонкие, четко очерченные губы… Где-то я уже с ней встречалась. Но где? Я с интересом посмотрела на Рычагову, и, когда она заговорила, меня сразу осенило: именно эта женщина была любовницей Лапова там, в «Волне», когда мы следили за Денисом Владимировичем. Тогда я не обратила на нее особого внимания, сейчас же мне это совпадение показалось довольно странным.

Дарья Павловна не подала и виду, что мы с ней уже встречались, и вполне натурально удивилась, увидев незнакомых людей у себя в гостиной. Я представилась, Рычагова благосклонно кивнула. И все же я заметила в ее лице признаки волнения, которое она умело скрывала.

— Дарья Павловна, а мы, кажется, с вами уже знакомы, — без стеснения заметил Гурьев.

— Да? — удивленно взмахнула ресницами Рычагова. — Что-то не припомню.

— Вы никогда не посещали гостиницу «Волна»? — спросил Гурьев.

— А что случилось? — не отвечая на вопрос, отозвалась женщина, присев на свободное кресло напротив нас.

— Кажется, вы там были с Денисом Владимировичем Лаповым? — продолжал Валерка.

— Вы знаете, об этом я бы не советовала вам говорить в моем доме, — смутилась Дарья Павловна. — В любой момент муж может спуститься в гостиную.

Ошибиться мы не могли: в гостинице с Лаповым была именно эта женщина, я была в этом уверена. К тому же Дарья Павловна явно начала нервничать.

— Мы хотели бы с вами поговорить насчет участия в моей программе «Женское счастье», — начала я издалека. — У нас готовится к выпуску серия передач, посвященная грядущему конкурсу «Бизнес-леди»…

— Да, да, конечно, я согласна, — поспешно отозвалась Дарья Павловна. — Что от меня требуется?

— Честность и откровенность, — буркнул Валерий, чем заслужил гневный взгляд хозяйки.

— По-моему, я вам не дала повода сомневаться в моей неискренности, — заметила женщина, поежившись. — А наши отношения с Денисом Владимировичем не ваше собачье дело, молодой человек.

— Ваша личная жизнь и в самом деле нас не касается, — подтвердила я. — А за искренность спасибо.

Рычагова опять благосклонно кивнула, бросив взгляд, полный презрения, в сторону Гурьева.

— Дарья Павловна, вы знакомы с Екатериной Николаевной Золотовой? — не удержался от вопроса Валерка.

— Не буду отрицать, знакома, но не лично. Даже слышала о случившейся с ней трагедии. Очень жалко ее. Денис сильно переживает по этому поводу, но ничего уже не поделаешь.

— Вернемся к конкурсу, — предложила я. — Вы знали о том, что Екатерина Николаевна хотела принять в нем участие?

— А какое это имеет отношение к вашей программе? — осторожно спросила Рычагова.

— Вы не хотите отвечать? — возмутился Гурьев.

— Почему же не хочу? Просто считаю разговор на эту тему бессмысленным. Теперь Золотова не сможет не только в конкурсе участвовать, но и бизнесом заниматься. Только я не понимаю, зачем вам все это нужно выяснять? Неужели для программы? — Хитровато прищурившись, Дарья Павловна посмотрела на меня, а затем неожиданно задала вопрос: — Вы что же, думаете, что это я подстроила собственную победу в конкурсе?

Я не ожидала такого прямого вопроса, поэтому не сразу нашлась с подходящим ответом. А вот Гурьев, как всегда, не растерялся:

— А почему бы и нет? — произнес он, пристально посмотрев на Рычагову.

— Потому что в этом случае игра не стоит свеч, молодой человек, — отозвалась Дарья Павловна. — Вы что же, думаете, что я совершенно ненормальная, чтобы за какие-то десять тысяч долларов убирать соперницу?

Именно об этом нам говорила и Дорофеева, но сейчас мои подозрения в отношении Рычаговой были более основательными.

— Победа в конкурсе, насколько я понимаю, может принести еще и хорошую прибыль бизнесу, — заметила я. — Если владелица фирмы заняла первое место в таком конкурсе, это привлечет внимание партнеров, клиентов…

— Мне и так этого хватает, — ухмыльнулась Дарья Павловна. — Мой бизнес в настоящий момент не находится в критическом состоянии. Дела идут очень успешно. Кстати, я могла бы вам организовать несколько путевочек на какой-нибудь курорт, по блату, так сказать.

— Нет, спасибо, — удержался от соблазна Валерка. — Работы много.

— Так что ваши подозрения безосновательны, — Рычагова сама вернулась к теме разговора. — Я сочувствую Золотовой, но совершенно не причастна к случившемуся с ней. Мне это не нужно. Я люблю честную борьбу. И мне приятно было бы соревноваться с достойным конкурентом.

— Только вот проигрывать не очень хочется, — с издевкой заметил Валерий.

— Как я понимаю, вас совершенно не интересует мое участие в программе, — неожиданно заметила Дарья Павловна. — Тогда мне с вами больше не о чем разговаривать. Извините.

Она уверенно встала со своего места, прошла к выходу из гостиной и, обернувшись, добавила:

— Вас проводят к выходу.

Как только Дарья Павловна исчезла, в дверях появилась та же домработница, которая открыла перед нами дверь, молча указывая на выход. Нам ничего не оставалось, как уйти из этого дома ни с чем.

* * *

— Ирка, зуб даю, что это она все подстроила, — возмущался Гурьев, усаживаясь в салоне автомобиля.

— Смотри, как бы не пришлось расплачиваться зубом, — усмехнулся Костя.

— Но у нас против нее ничего нет, — вздохнув, заметила я. — К тому же совершенно непонятно, зачем ей все это было нужно. Десять тысяч долларов и в самом деле не такая уж большая сумма, чтобы за нее биться насмерть.

— Слишком много совпадений. Тебе это не кажется странным? — продолжил Гурьев. — В отеле с Лаповым была Рычагова. В конкурсе принимает участие тоже она. Тебе до сих пор не кажется интересным, зачем Комов заезжал в гостиницу после совершенного преступления?

Я неуверенно пожала плечами, а Валерка продолжал:

— Об этом укромном местечке знала и Рычагова. Расплата с исполнителем, как мы и предполагали, произошла в номере этой гостиницы. Чего тут сомневаться? Это Дашка Рычагова все подстроила! По ней же видно, что она что-то скрывает!

— Валера, и зачем же она так насолила Золотовой? — не унималась я. — Неужели за пачку денег стоило рисковать своей репутацией?

— Откуда я знаю, — отмахнулся Валерка. — Не об этом сейчас разговор… Может быть, приз не настолько мал, как было объявлено в условиях конкурса. Организаторы намеренно опубликовали информацию только об этом вознаграждении, чтобы не привлекать к нему большого числа участниц. У них и без того полно кандидатур! Ты же понимаешь, что об этом конкурсе уже знают все женщины нашего города, которые имеют хоть малейшее отношение к бизнесу?

— Тогда надо узнать, что еще является призом для победительницы, — тут же сообразил Костик. — Тогда хоть будет понятно, ради чего Рычагова все это затеяла.

— Если это и в самом деле была она, — неуверенно заметила я.

Нет! Я совершенно была не против этой версии. Разговор с Дарьей Павловной наводил на серьезные размышления, но я не видела ни мотивов ее действий, ни доказательств ее вины. Комов никогда не раскроет имени заказчика, даже если это была Рычагова. Дарья Павловна же так удачно отмахнулась, намекнув, что никогда не стала бы вредить конкурентке за такую смешную сумму, что я не могла с уверенностью показать на нее пальцем.

В конце концов мы решили убить двух зайцев сразу: и Рычагову в покое не оставлять, и следствие продолжать. Костик в машине остался около дома, мы с Валеркой продумали план дальнейших действий.

Гурьев добился встречи с организаторами конкурса по телефону, и мы поехали на встречу с ними. Тем более повод для этого у нас был: мы прикрывались намерением снять ряд программ о конкурсантках для «Женского счастья».

Официальным представителем одной московской фирмы, которая взяла на себя организацию конкурса, являлся Владислав Иванович Раднянский, о котором я до нашей встречи ничего не слышала. Оказывается, фирма, в которой он работает, известна на всероссийском уровне. Попутно у нас появился шанс наладить знакомства и в этой сфере бизнеса.

— Владислав Иванович, нас интересуют подробности проведения конкурса, — уточнил Гурьев, когда мы удобно расположились в офисе Раднянского.

— Никаких секретов у нас нет, — с готовностью ответил тот. — Конкурс проводится ежегодно. Участницей его может стать любая женщина, которая подходит к опубликованным нами требованиям. Кстати, мы забыли упомянуть, что она должна обязательно являться гражданкой России, но я думаю, что это само собой разумеющееся условие. На данный момент уже подано несколько заявок на участие в конкурсе…

— И среди них есть Рычагова Дарья Павловна? — перебивая его, заинтересовался Гурьев.

— Кажется, есть, но я могу уточнить, если вам это так интересно.

Владислав Иванович не дождался нашего ответа, достал с верхней полки стоящего в углу кабинета шкафа увесистую папку с бумагами и открыл ее. Просмотрев несколько листков, он взял в руки нужный и протянул нам.

— Вот, это все претендентки на данный момент, — сообщил он.

Я заглянула в список. Первой числилась фамилия Рычаговой, затем шли данные совершенно незнакомых мне женщин. Где-то в середине я заметила фамилию Анны Валерьевны Дорофеевой. Рядом с ее данными стоял какой-то знак, на который я обратила внимание. Как ни странно, в списках была фамилия и Золотовой. Рядом стоял все тот же знак. — А как же Золотова и Дорофеева? — уточнила я, возвращая список. — Что означают эти знаки?

— И Золотова, и Дорофеева отказались от участия в конкурсе, хотя имели неплохие шансы на победу. Серьезный бизнес… Прекрасные внешние данные… — Владислав Иванович самодовольно причмокнул. — Но с Золотовой, кажется, случилось какое-то несчастье, а вот Дорофеева отказалась сама, и совершенно напрасно…

— Постойте, — перебил его Гурьев. — Но ведь объявление о предстоящем конкурсе было опубликовано гораздо позднее трагедии с Золотовой. Когда же Екатерина Николаевна смогла выставить свою кандидатуру?

— Объявление — это чистая формальность. Рекламный трюк, так сказать. На самом деле уже за несколько месяцев до этого у нас был приблизительный список участниц. Бизнес-леди вашего города проявили необычайную активность.

— С Золотовой все понятно. А как же с Дорофеевой? Почему она отказалась от участия? — напомнила я.

— Вот уж этого не знаю, — пожал плечами Владислав Иванович. — У нее были неплохие шансы на победу. Потом, насколько я знаю, Анна Валерьевна в настоящий момент занимается расширением своего бизнеса, так что главный приз ей бы непременно пригодился.

— Десять тысяч долларов? — не удержался Валерка и съязвил, напомнив о столь незначительной для серьезного бизнеса сумме.

— Вы по-прежнему ориентируетесь на данные рекламной статьи, — укоризненно произнес Раднянский. — На самом же деле, помимо этой суммы, победительнице вручается гранд на разработку собственного бизнес-проекта. А это уже немалые деньги!

— Почему же об этом не указывалось в рекламе? — удивилась я.

— Чтобы ограничить круг кандидаток, — объяснил Владислав Иванович. — Представляете, сколько женщин бы пришли к нам, чтобы получить такой приз. Любая женщина, занимающаяся обычной оптовой торговлей или владеющая рядом лотков на базаре, рвалась бы к победе. А зачем нам это нужно? У нас и так есть предварительный список участниц, и там нет ни одной колхозницы. К тому же мы подчинились желанию спонсоров этого конкурса, которые не хотели, чтобы о главном призе знали все. Владелец концерна «Волга-бизнес» Мякишев Геннадий Львович сам лично попросил об этом. Да и Лапов Денис Владимирович, генеральный директор фирмы «Гранд», настаивал…

— Лапов? — насторожилась я, услышав знакомую фамилию.

— Да, Денис Владимирович является одним из спонсоров нашего конкурса, — подтвердил Валерий Иванович.

Вот это номер! Такое неожиданное стечение обстоятельств! Если бы я с самого начала знала, что Лапов, бывший любовник Золотовой и нынешний бойфренд Рычаговой, занимается спонсорской поддержкой конкурса «Бизнес-леди», то не стала бы так рисковать собственной жизнью, гоняясь за Комовым. Странно, что сам Денис Владимирович даже не заикнулся, что он занимается спонсорской деятельностью. Хотя Лапов и не распространялся по части своей деятельности.

Я с трудом скрыла свое удивление. Для Владислава Ивановича это осталось незамеченным. От него мы вышли полные новых идей.

Значит, сказка о безумной любви к Екатерине Николаевне стала просто отмазкой, чтобы мы больше не досаждали Лапову? А какими словами он отзывался о «Катеньке»! Как искусно скрыл свою причастность к совершенному преступлению! Как умело разыграл перед нами страдающего любовника!

Теперь у меня не было сомнений в том, что Лапов и Рычагова находятся в сговоре. Трагедия, случившаяся с Золотовой, была на руку Рычаговой. О том, что победительнице конкурса, помимо денежного вознаграждения, выдается еще и гранд на реализацию собственного проекта, она могла узнать только от Лапова. Да это и проще всего. Денис Владимирович тянул Дарью на первое призовое место, но понимал, что Золотова может ее обойти. К тому же Денис Владимирович, по-видимому, до сих пор испытывал чувства незаслуженно брошенного любовника, что бы он там ни плел нам о высоких чувствах. Как только я во время нашей первой встречи могла купиться на сказки о безумной любви к Золотовой?!

У Рычаговой с Лаповым созрел вполне реальный план. Не знаю, от кого из этой парочки поступило предложение убрать Екатерину Николаевну из игры, но то, что она мешала и Дарье, и Денису Владимировичу, очевидно. Найти исполнителя заказа не так-то сложно. К тому же Лапов слишком много знал о семейных проблемах Екатерины Николаевны и был в курсе, что Иван Михайлович когда-то был женат и Ольга до сих пор недовольна тем, что ее бросил муж. К тому же, нанимая Олега, Лапов и Рычагова предполагали, что менты могут выйти на след исполнителя заказа. Тут-то и пригодилась бы история о брошенной жене.

— Надо позвонить Шилову! — решительно заявил Валерий, направляясь к телефонному аппарату на улице. — Лапова мы теперь вряд ли отыщем, а вот Рычагова у нас на крючке.

Гурьев набрал номер и протянул мне трубку. Я услышала знакомый голос Шилова.

— Да, слушаю, — строго отозвался Костик.

— Это я. Как там у тебя? Все у подъезда караулишь?

— Да ты что, Ира! Как только вы ушли, Рычагова вышла из своей квартиры, села в машину. Кстати, у нее приличная тачка… «БМВ»! — зачастил Костик. — Она поехала знаешь куда?

— Откуда я знаю, — нетерпеливо отмахнулась я.

— В гостиницу «Волна»! — восторженно сообщил Костик. — Машину оставила так же, не на стоянке, а у соседнего дома, а сама вошла внутрь. Я ее здесь караулю.

— Значит, сейчас приедет Лапов, — решила я.

— Денис Владимирович? — удивился Костик. — А он-то тут при чем?

— Жди, сейчас приедет, — коротко ответила я и положила трубку.

* * *

Соседний с полулюксовым номер снять нам удалось без особого труда. Никакого сопротивления со стороны администрации мы не испытали. Большинство номеров в гостинице «Волна» пустовало, поэтому для нее были желанны даже недолгие клиенты, как мы.

— Ирка, надо ментов вызвать, — бормотал Валерка настойчиво. — Сами не справимся с этими гадами. А вдруг у них еще серная кислота припасена? Мне моя рожа пока еще не совсем опротивела, чтобы я так рисковал.

— Хватит тебе. Сейчас пойдем в номер, там есть телефон, оттуда и вызовем, — наконец поддалась я уговорам Гурьева.

Открыв дверь снятого номера, Валерка бросился к телефону. Я же открыла балконную дверь, машинально бросила взгляд на стоянку около соседнего дома. Рядом с машиной Рычаговой стояла уже знакомая мне «десятка» Лапова. Вот, значит, где решили встретиться сообщники! Закопошились, как осы в улье! Тем лучше, не надо будет разыскивать Дениса Владимировича. Можно будет взять обоих с поличным.

Я пошире распахнула балконную дверь, которая тихонько скрипнула, и выползла на балкон, где еще совсем недавно наблюдала за Лаповым. В полулюксовом номере стояла тишина. Дарья пока была там одна. Денис Владимирович, видимо, только что подъехал.

— Да, Лешка, я тебе говорю — верняк! Давай подгоняй своих ребят! — донесся возбужденный голос Гурьева, который разговаривал по телефону. — У тебя что, звездочек на погонах много?.. Лишние не помешают?.. Я никогда тебя не подводил… Все проверено… У нас есть доказательства!

В соседнем номере послышался шорох. Я обернулась к Гурьеву, чтобы он замолчал. Валерка послушно продиктовал наши координаты и положил трубку на аппарат.

— Менты будут через несколько минут! — отчитался он и подошел ко мне.

В номере Лапова послышались голоса. Я прислушалась. Различить что-то было невозможно, поэтому я решилась подкрасться еще ближе. Балконная дверь полулюкса тоже была приоткрыта, но Дарья, вероятно, разговаривала с Денисом Владимировичем в прихожей. Наконец голоса стали слышнее. Сообщники переместились непосредственно в комнату.

— Дашка, я же тебе говорил, чтобы ты меня не вызывала, — недовольно пробурчал Денис Владимирович. Послышался скрип мебели. Наверное, Лапов уселся на диван.

— Все! Я больше не могу! — в отчаянии воскликнула Рычагова. — Не могу больше…

— Чего ты не можешь?! Мы же договорились, что расстаемся, — совершенно безразличным тоном отозвался Лапов. — Ты же была не против. Я все равно на днях в Москву уезжаю. Наши пути расходятся.

— Денис, ты ничего не понимаешь! — воскликнула Рычагова. — Все это совершенно ни при чем.

Послышались отчетливые шаги. Наверное, Рычагова ходила из стороны в сторону. Она была больше напугана, чем Лапов. Денис Владимирович держался более спокойно. Только вот Рычагова была в отчаянии.

— Я тебе сейчас все расскажу, — предупредила она, тяжело вздохнув. — Только ты меня выслушай…

— Дашка, ну сколько же можно выяснять отношения? — перебил Денис Владимирович Рычагову.

— Я не об этом, — продолжила Дарья. — Ты помнишь, что случилось с Катькой Золотовой?

— Да, помню, — согласился Денис Владимирович. — Только не понимаю, как это связано с нашими отношениями.

Еще бы он про это не помнил! Сам же и заварил всю эту кашу! Я недовольно поморщилась.

— Это я! Это я все подстроила! — сообщила вдруг Дарья, чем вызвала мое неподдельное удивление.

— Что ты подстроила? — не понимая, куда клонит Рычагова, переспросил Лапов. — Ты так не шути! Это же подсудное дело!

— Я и не шучу! Как ты не понимаешь?! Я организовала покушение на Катьку! — крикнула Рычагова.

Я от неожиданности чуть не повалилась на бок, но вовремя удержалась на ногах, точнее говоря, на коленях. Получается, что Лапов был не в курсе? Значит, Денис Владимирович не участвовал в осуществлении коварных планов Рычаговой? Это подтверждало и содержание разговора, и реакция Лапова.

— Дашка, ты не врешь? — не веря собственным ушам, переспросил Денис Владимирович.

— Да, да, Денис! Это я наняла брата бывшей жены Золотова, чтобы он плеснул серной кислотой Катьке в лицо, — подтвердила Дарья. — Это было не так сложно. Ты же сам мне рассказывал о семейных проблемах Золотовых. От тебя я узнала, что бывшая жена Ивана Михайловича страдает от того, что ее бросил муж. Рассказывал, что у нее есть брат, недавно вернувшийся с зоны, который охранял загородный дом Золотовых. Я воспользовалась этим и встретилась с Олегом Комовым. Тот оказался отпетым уголовником, готовым на все. А уж помочь сестре справиться с горем он вообще посчитал за свой долг! Когда же ему еще и платят за это деньги… Короче говоря, Олега наняла я.

— Ты? Все это сделала ты? — никак не мог поверить Лапов. — Как ты могла?

— Могла! Еще как могла! — отозвалась Рычагова. — Когда ты мне сказал, что победительнице конкурса «Бизнес-леди», помимо нищенской суммы, будет вручен еще и гранд на разработку бизнес-проекта, я решила, что приз будет моим. Никто не сможет мне в этом помешать!

— Дашка, да ты с ума сошла?! — испуганно пробормотал Денис Владимирович.

— Ты знаешь, что у меня бизнес катится коту под хвост. Мне бабки как воздух нужны. А тут гранд на осуществление бизнес-проекта! Я не могла упустить такой возможности. Помнишь, однажды ты мне сказал, что Золотова, по-видимому, станет победительницей конкурса. Я что, не знаю, что у вас там все уже куплено-перекуплено?! Ты бы тянул свою любовь за уши, чтобы гранд достался ей. А мне он был нужнее. У Катьки и так все нормально. Тогда-то я и придумала этот план! Я устранила главную соперницу. Конечно, на тот момент оставалась еще и Дорофеева, но Анна Валерьевна по счастливой случайности сама вышла из игры.

— Ты что, хотела и Дорофееву?.. — Денис Владимирович не договорил фразу до конца.

— Да! Я ни перед чем не остановлюсь! — уверенно заявила Рычагова. — Ты не представляешь, что я пережила за это время. Помнишь, когда к тебе приходила эта баба… с телевидения. Ну, Лебедева? Она тогда обвинила тебя в случившемся. Менты бы никогда на меня не вышли! А эта пронырливая сучка сегодня приперлась ко мне в дом под видом того, что хочет снять программу с моим участием. Ну я-то не дура! И сразу заметила, куда она клонит. Лебедева вышла на меня. Что теперь делать? Я же не думала, что, кроме ментов, кто-то заинтересуется произошедшим с Золотовой! Ментам достаточно того, что они поймали Комова. Олег не расколется. Я бы ему обеспечила хорошего адвоката. Он бы получил по минимуму. А менты бы успокоились, что Комов расквитался таким образом с бывшем мужем своей сестры.

— Дашка, неужели ты пошла на это? — в шоке проговорил Денис Владимирович. — А ведь Катенька могла умереть! Ты понимаешь, что ты «заказала» убийство ни в чем не повинной женщины?

— Ты теперь будешь читать мне нотации?! — вспыхнула Рычагова. — Мне уже это не поможет.

— А зачем тогда ты все это рассказала мне?

— Ты — единственный, кто теперь мне может помочь. Я знаю, у тебя есть связи с криминальным миром. Мне нужно срочно выехать за границу: Лебедева ведь не остановится и в конце концов докопается до истины…

— Вот и замечательно! — неожиданно перебил ее Лапов. — Неужели ты думаешь, что я буду тебе помогать после того, как ты изуродовала Катеньку? Ты знаешь, что я люблю ее до сих пор? Ты ошиблась, я не буду тебе помогать, не надейся. К тому же я сейчас же вызову ментов, и ты расскажешь им все, что только что сказала мне.

Шаги в номере стихли. Наверное, Дарья застыла от неожиданности. Лапов бросил ее. Она надеялась, что с помощью его сможет в кратчайшие сроки уехать за границу, а теперь ей и положиться не на кого. Воцарившееся молчание в номере показалось мне подозрительным. Я встала, перегнулась через перила, чтобы заглянуть в соседний номер, но не смогла ничего разглядеть. Когда же снова послышался голос Рычаговой, я опять присела.

— Вызывай, — спокойно согласилась Рычагова. — Но ты сядешь вместе со мной. Я наплету ментам, что ты был со мной заодно. Ты был в курсе моих планов. Мы были сообщниками. Даже если ты будешь кричать, что ничего об этом не знаешь, слишком многое указывает на то, что мы были соучастниками. Откуда я могла узнать о главном призе конкурса? Откуда я могла слышать про брата бывшей жены Золотова? Почему именно в твой номер после совершения преступления заехал Комов? Ты по уши в этом дерьме!

— Ах ты, змея! Ты меня подставила! — прокричал Денис Владимирович.

В номере послышался звук падающего предмета, затем пронзительный женский крик. Неужели Лапов бросился на Рычагову с кулаками?

— Сволочь! Тебе не отвертеться! Я тебя тоже сдам! — злорадно зашипела Рычагова.

Опять послышался крик, но на этот раз мужской. Голос Лапова был почти неузнаваем. Скрип дивана был ужасающим. Что-то ударилось о стену и разбилось вдребезги.

Больше наблюдать за этой сценой с балкона я не могла, да и почти ничего не было видно. Лапов в порыве гнева просто-напросто мог прикончить Рычагову! Или же Дарья бросится на Лапова! Такого я допустить тоже не могла. Пока я думала, Валера среагировал мгновенно. Как и в первый раз, он перемахнул через перила на балкон полулюксового номера. Костик же вышел в коридор и справился с замком соседнего номера в считанные секунды. Я стояла за спиной Шилова. Костик открыл дверь, и я услышала крик Дарьи.

Ужасная картина предстала передо мной, когда я вошла в номер. Рычагова сидела на коленях около дивана, держась обеими руками за голову. На ее одежде были видны следы крови. Лапов склонился над ней с кулаками и собрался было в очередной раз ударить ее, но в этот момент Шилов ловко ухватил его за руку. Денис Владимирович не заметил в пылу борьбы, что в номер кто-то вошел. Он испуганно оглянулся, но, узнав меня, даже вздохнул с облегчением, как мне показалось.

В этот момент подоспел и Гурьев с балкона, подскочил к Рычаговой, свел ее руки сзади. Кровь попала ему на брюки. Валерка попытался поставить Рычагову на ноги, но Дарья не подчинилась, подняла голову. Перекошенное ненавистью лицо было просто неузнаваемым.

— Скотина! Ты сам их на меня навел! — гневно выкрикнула она Лапову.

Денис Владимирович не пытался оправдываться в глазах этой жестокой женщины. Он беспомощно опустил голову, подчинившись воле Шилова, Дарья же продолжала изрыгать ругательства. Только когда через несколько минут подъехали сотрудники правоохранительных органов, она успокоилась. Полный ненависти взгляд, брошенный на меня в тот момент, когда ее уводили из номера, я запомнила надолго…

Королева черного золота

Глава 1

На меня вдруг дохнуло странной сыростью, померещился теплый туманный день, без единого дуновения ветерка. Призрачные очертания деревьев парка, скрывающегося в белом молочном сумраке, лениво моросящий осенний дождь. Все это было, по меньшей мере, странно: на дворе и правда была осень, но день сегодня выдался ослепительно яркий, солнечный, бодрящий свежестью, высоченная полосатая труба крекинг-завода, по территории которого мы шли, упиралась в изумительной красоты безоблачное голубое небо. Тут на меня снова пахнуло, и я вдруг сообразила, что пахнет вовсе не туманной сыростью, а попросту бензином. Мне вспомнилось, как саркастически все это объяснял мой муж Володька. Дело в том, что крекинг-завод в нашем городе расположен на южной окраине, и как только дует юго-западный ветер, приносящий осенью и весной теплую и сырую погоду, смог от нефтепродуктов накрывает его до самых северных окраин. Вот почему в теплую и сырую погоду у нас всюду пахнет бензоколонкой, и в сознании каждого жителя туман прочно всю жизнь ассоциируется с запахом бензина.

— Так, давайте-ка сначала, — сказал с усмешкой, оглядываясь на меня, мой спутник. — А то мы по телефону разговаривали, и я толком ничего не понял.

Этот человек встретил меня на проходной, провел на крекинг-завод и теперь, похоже, вел по нему с экскурсией. Он мне представился Денисом Федоровичем Щегловым, заместителем главного инженера завода по эксплуатационной части — если бы я еще понимала, что означает все это наукообразное нагромождение слов! На вид ему было лет тридцать семь или сорок. Небольшого роста, коренастый, весьма мускулистый и хорошо сложенный, лицо загорелое, гладко выбритое, а вокруг губ какие-то странные неприятные морщины. Когда он говорил, я не могла оторвать глаз от этих складок вокруг губ, меня они просто шокировали, впрочем, я прекрасно знала почему. Был среди моих знакомых один человек с точно такими же неприятными складками вокруг губ, потом этот человек оказался отъявленным мерзавцем. Из чего, однако, не следовало, что мерзавцем окажется и мой собеседник, поэтому я изо всех сил гнала прочь от себя это неприятное впечатление.

— В принципе, если вы с телевидения, — продолжал он, оглядывая меня, — я думал, вы с телекамерами приедете, снимать нашу работу будете…

— Снимать передачу мы будем в студии, — терпеливо пояснила я. — Сейчас я только подбираю кандидатуру для участия в передаче, потом мы ее утверждаем и выпускаем в прямой эфир.

— И когда же передача?

— В пятницу…

— А сегодня понедельник, — сказал Щеглов. — Ну что ж, время у вас еще есть.

Мы шли по разбитой асфальтовой дороге мимо каких-то непонятных сооружений, похожих на огромные отстойники, в которых что-то бурлило, кипело, разбрасывая грязные брызги. Какая-то грязно-водянистая бурда источала запахи бензина, и над всем этим клубился, мгновенно рассеиваясь, пар, казавшийся воплощенным нефтяным зловонием. Я невольно морщила нос при виде всего этого.

— Да, специфических запахов у нас хватает, — сказал мой спутник, искоса смотревший на меня со стороны.

— Боже мой, что это? — проговорила я, кивая на одну из ванн, клубящихся паром и зловонием около нас.

— Нефтяные отстойники, — пояснил с невозмутимым видом Щеглов. — Перед каждым технологическим процессом реакторы промываются горячим паром. Водно-углеводородная эмульсия поступает сюда, в эти отстойники, где нефть частично осаждается, а частично… — Он, выразительно усмехнувшись, умолк. И до меня дошло.

— А частично смывается в Волгу? — переспросила я его.

— Именно! — подтвердил мой собеседник. — Экологический ущерб, впрочем, невелик. На берегу есть другой отстойник, там вода становится еще чище. Основная же грязь и, соответственно, самая большая вонь остаются здесь…

— И как же вы тут работаете? — спросила я, невольно содрогаясь от ужаса при мысли, что кто-то ходит сюда каждый день и проводит здесь по восемь часов рабочего времени.

— Вот так и работаем, — отозвался Щеглов. — На пенсию, как положено, в 60 и в 55 лет, никаких льгот за вредность.

— И женщины тоже?

— Именно, — подтвердил мой спутник. — Между прочим, женщин-то у нас около двух третей от всего персонала, в том числе главный инженер, Валерия Дмитриевна Рогачева, мой непосредственный начальник. Так что вы правильно сделали, что к нам приехали передачу о нелегкой женской доле снимать.

— Вообще-то наша программа называется «Женское счастье», — робко заметила я.

— Да? — Он от души расхохотался, покачав головой. — Ну, тогда вы ее переименуйте в «Женское несчастье», во всяком случае, несчастья вы здесь найдете больше. Вон, смотрите!

И он показал на дальний конец благоухающего бензином отстойника. На хрупких деревянных мостках я заметила двух женщин, одетых в какие-то темно-зеленого цвета балахоны, с оранжевыми касками на головах. Вдвоем они, напрягаясь изо всех сил, крутили рукоятки какого-то огромного вентиля, поддававшегося медленно и с трудом. Вдруг струя белого пара поднялась откуда-то снизу, окутала обеих работниц на манер заградительной дымовой завесы, сквозь которую я едва различала, как они, пытаясь уберечься от горячего пара в складках своего балахона, продолжают возиться около злосчастного вентиля, крутить его тугие рычаги.

— Вон, видели? — сказал, саркастически хмыкнув, мой спутник. — Мужиков на такую работу надо, тут мужская сила нужна. Да разве мужиков заставишь? — Он безнадежно махнул рукой. — Низкоквалифицированная работа, оплата мизерная… Кто на такое согласится? Только женщины!

— А можно я с ними побеседую?

Мой спутник резко обернулся и пристально посмотрел на меня.

— Успеете, еще побеседуете, — сказал он несколько отчужденно. — Здесь таких, знаете, целый завод. Сначала зайдем к главному инженеру.

В это время мимо нас прогрохотал, обдав бензиновой вонью и пылью, бензовоз. Отважно подскакивая на ухабах, он свернул куда-то за угол и скрылся из виду.

— Так! — хихикнув, сказал Щеглов. — Уже средь бела дня авиационный керосин воруют!

Я с изумлением оглянулась на него:

— А почему вы так решили? Может, это вовсе не керосин…

— А запах? Вы не чувствовали запах?

— Запах как запах, — я пожала плечами. — Бензиновый, как и все они…

— Ну, нет! — Он расхохотался. — Запах керосина совершенно особенный. Лично мне этот запах до сих пор мой старый сарай напоминает. У нас там керосиновая лампа была, мы с ее помощью в погреб лазили. У вас никогда не было старого сарая с керосиновой лампой?

Я отрицательно покачала головой.

— Вон, глядите! — Он показал мне на тот самый бензовоз, остановившийся неподалеку за углом. — Еще тепленьким берут!

Люк у цистерны бензовоза был теперь открыт, и в него свисал толстый пожарный шланг, по которому, наверное, уже лилось внутрь топливо. Шланг был прикреплен к какой-то толстенной трубе, уходившей одним концом внутрь большого производственного корпуса, другой конец этой трубы скрывался где-то вдали, в лабиринте таких же толстых труб. На нас, внезапно появившихся из-за угла, водитель бензовоза не обращал ни малейшего внимания.

— А почему вы решили, что керосин именно воруют? — недоумевающе спросила я Щеглова. — Вид у рабочего, знаете ли, очень в себе уверенный и спокойный.

— Значит, просто очень в себе уверенный вор, — заметил Щеглов. — Понимаете, для аэродромов мы отправляем керосин по железной дороге или в больших пятнадцатитонных автоцистернах-полуприцепах. Видели, наверное, на аэродромах такие цистерны-полуприцепы к пассажирским самолетам всегда подгоняют для заправки?

Я подтвердила, что, конечно, видела.

— Ну, вот, — продолжал Щеглов. — А иначе просто нерентабельно, самолеты керосина столько жрут. А у этого трехтонная цистерна! Этим керосином, что он теперь налил, разве что «кукурузник» заправить можно, да и то только на два часа полета. Для чего ему тогда, спрашивается, этот керосин?

Я неопределенно пожала плечами. Вся эта производственная история была мне совершенно неинтересна, а от обилия изрыгающих пар и разного рода химические запахи технических монстров вокруг меня начинала болеть голова. Для подростков, наверное, все это устройство крекинг-завода было бы безумно интересным, но мне, Ирине Лебедевой, двадцати семи лет от роду, замужней, тележурналистке областного ГТРК, — какое мне до всего этого было дело?

— Здорово, Денис! — вдруг раздался позади нас мужской голос. — Кого это ты по заводу водишь?

Обернувшись, я увидела молодого, крепкого на вид мужчину, немногим старше тридцати лет, высокого роста и с приятными, правильными чертами лица, понравившимися мне много больше, чем физиономия моего спутника. На пальце левой руки у подошедшего к нам тускло и завораживающе блестел большой мужской золотой перстень с печаткой.

— Слышишь, все нормально, Ген, — поспешил заявить Щеглов. — Это Ирина Лебедева, журналистка с областного телевидения. Начальство выписало ей пропуск, все как положено. А это начальник охраны завода, — пояснил Щеглов, поворачиваясь ко мне.

Я понимающе кивнула, посмотрела на красивого мужчину с любопытством.

— Значит, вы Ирина Лебедева, — повторил тот задумчиво. — Знаю я ваше имя, смотрел и вашу программу, хотя и не так часто, как моя жена. Ей уж очень ваша программа нравится.

Я поблагодарила его за добрые слова.

— А вы что, передачу про наш завод хотите делать? — снова спросил меня начальник охраны. — Хорошее дело, тут есть чего людям показать. Кстати, Денис, — повернулся он к Щеглову, — там Валерия Дмитриевна тебя спрашивала.

— Да? Так я сам ее ищу! — отозвался мой провожатый. — Где она? Мне сказали, что в конторе ее нет!

— Она в пятый цех пошла, — ответил начальник охраны крекинг-завода. — Вон! — Он кивнул в сторону высоченной серой бетонной стены, откуда выходила труба, по которой тек керосин. Водитель грузовика успел уже наполнить свою цистерну, закрыть ее крышку и теперь спускался на землю, готовясь сесть за руль бензовоза и уехать прочь. — Здесь она, с Сергеем Викторовичем какие-то дела у нее…

— А, ну вот и отлично, — сказал Щеглов. — Мы как раз сюда и пришли. Пойдемте, Ирина Анатольевна, в пятый цех.

И он жестом предложил мне следовать за собой. Начальник охраны с усмешкой посмотрел нам вслед.

Мы вошли внутрь огромного цеха и буквально нос к носу столкнулись с другой парой. Это была женщина лет сорока пяти, одетая вовсе не в защитный комбинезон, а в нормальный бизнес-костюм, из чего я заключила, что это наверняка и есть главный инженер крекинг-завода Валерия Дмитриевна, о которой шла речь в разговоре мужчин. Рядом с ней стоял высокий полноватый мужчина преклонного возраста, о чем можно было догадаться, глядя на его седые волосы, лицо же он имел гладкое и весьма моложавое, и определить по нему возраст я бы не рискнула. На меня они оба уставились подозрительно, но на стоявшего рядом со мной Щеглова даже не посмотрели.

— Ты что это, Сергей Викторович? — начал мой спутник, ехидно посмеиваясь и пристально глядя на седого мужчину. — Опять керосин налево продаешь? Хоть бы делился с людьми, что ли, доходами от своего левого бизнеса…

— Ты, Щеглов, соображаешь, что говоришь? — Названный Сергеем Викторовичем смотрел на моего спутника откровенно неприязненно. — Вообще, как я погляжу, ты чокнулся из-за своих баб! Последних мозгов лишился…

Мой спутник продолжал посмеиваться, впрочем, уже не так уверенно.

— Щеглов, а что вы за человека с собой по заводу водите? — строго спросила женщина в бизнес-костюме. — Своих знакомых вам совершенно необязательно сюда приводить, устраивать им здесь экскурсии.

Щеглов нахально улыбнулся, смерил небольшого роста, изящную женщину взглядом обольстителя.

— Видели? — сказал он мне, ничуть не смутившись. — Наша Валерия Дмитриевна во всей своей строгости!

Я кивнула: значит, это и правда была главный инженер завода.

— Валерия Дмитриевна, — снова заговорил Щеглов, — вот, позвольте вам представить: тележурналистка Ирина Лебедева, ведущая программы «Женское счастье». Помните, мы с вами говорили насчет участия в телепрограмме?

— Ах, ну, разумеется, помню! — воскликнула Рогачева, немного смутившись и с улыбкой беря меня за руку. — Как хорошо, что вы приехали. Пойдемте, мы покажем вам завод!

Сергей Викторович немилосердно оттер Щеглова прочь, тот только ехидно поморщился, и дальше по крекинг-заводу меня повела главный инженер.

Мы вошли в производственное помещение цеха. Это был огромный ангар с забетонированным вровень с землей полом. Посреди этого сооружения на равном удалении друг от друга высились три стальные громадины, в основании которых виднелся бетонный пьедестал. Какие-то бесчисленные трубы разного размера и цвета тянулись к каждому из этих сооружений, они глухо и очень солидно гудели, что-то там у них внутри клокотало, бурлило и бушевало, шла невидимая химическая реакция. Позади каждой стальной установки, отделенная от нее широким бетонным экраном, также на небольшом бетонном возвышении находилась аппаратная, что-то вроде стальной будки с толстыми стенами и двумя узкими, как бойницы, окнами, выходившими на две стороны. Когда мы вошли, только в одной аппаратной горел свет, и там виднелась фигура работницы в широком, как принято тут, брезентовом балахоне, видимо, являющемся предписанной правилами техники безопасности спецодеждой. Глядя на аппаратную снизу вверх, мы видели, как аппаратчица, на мгновение выглянув в окно, чтобы посмотреть на нас, тут же снова сосредоточилась на своей работе, внимательно следя за какими-то приборами, расположенными на невидимом отсюда пульте.

— Вот это наш цех № 5 вакуумного гидроформинга нефти, — заговорила Рогачева тоном экскурсовода, ведущего группу школьников по музею краеведения. — Кстати, познакомьтесь, его начальник Сергей Викторович Венглер. — Пожилой мужчина рядом с нами довольно церемонно поклонился. — В этих трех реакторах, что вы видите, происходит разделение природной углеводородной смеси, которую, как вы знаете, обычно и называют нефтью, на легкие и тяжелые. Тяжелые углеводороды, это смесь низкооктановых бензинов, дизельного топлива, мазута, вплоть до битума, остаются в нижней части реактора и впоследствии удаляются, перекачиваются для дальнейшего разделения и переработки. Легкие углеводороды испаряются, затем конденсируются в специальном конденсаторе, таким образом, получается высококачественный авиационный керосин, на котором летают и пассажирские самолеты, и вертолеты, и военные истребители…

Наверное, было в выражении моего лица что-то такое, из-за чего мой гид вдруг запнулась.

— Слушайте, вам это все, наверное, неинтересно, — сказала она. — Вы ведь, наверное, в первую очередь интересуетесь людьми?

— Мне нужно выбрать кандидатуру для программы, которая должна выйти в эфир в ближайшую пятницу, — сказала я со вздохом.

— Ну, так считайте, что уже нашли! — оптимистично заявил Сергей Викторович за моей спиной. — Лучшего, более знающего, более добросовестного работника, чем Валерия Дмитриевна, вы здесь все равно не найдете!

— Сергей Викторович отлично знает, что грубая лесть — самая действенная, — сказала с доброй усмешкой главный инженер завода. — Однако мне кажется, что лучше пригласить на вашу передачу кого-нибудь из рядовых работниц завода. Одну из этих вот аппаратчиц, например…

Она не договорила, потому что вдруг зазвонил ее мобильный телефон. Валерия Дмитриевна сказала в трубку «да», потом через некоторое время «хорошо» и сунула телефон обратно в карман.

— Вы меня простите, — заговорила она торопливо, — но мне сейчас срочно нужно в заводоуправление, там новая партия нефти прибыла… Сергей Викторович вам и без меня прекрасно все покажет!

И она поспешила прочь из цеха. Сергей Викторович некоторое время смущенно таращил на меня глаза, затем открыл было рот, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, как из-под земли появился Щеглов.

— Ты, Сергей Викторович, иди отдохни, — сказал он нахально. — Я сам корреспонденткой займусь…

Тот в изумлении взглянул на него, но ничего не сказал, и Щеглов занял его место.

— Вот, — продолжал он, ухмыляясь, — как уже объяснила вам наш главный инженер, в этом цеху производят авиационный керосин, часть которого вон тот тип, — он кивнул на топтавшегося сзади Сергея Викторовича, — нагло разворовывает…

— Да, ты, хорош трепаться! — проворчал сердито Сергей Викторович. — Ничего я не разворовываю, ты понял?

Но Щеглов сделал вид, что не слышал его.

— Пойдемте, — продолжал он, — я познакомлю вас с персоналом цеха.

Мы направились к одной из пыхтевших паром и керосиновыми запахами громадин, поднялись по узкой и грязной, напоминавшей корабельную лестнице, зашли в единственную аппаратную, где горел свет, через похожее на бойницу смотровое окно виднелся весь реактор и даже кое-что из остального пространства цеха.

— А что, работает только один из трех реакторов? — поинтересовалась я у Щеглова.

— Нефти для переработки мало, — отозвался он, — поэтому два реактора пока простаивают. Слышали, Валерия Дмитриевна убежала, потому что новая партия нефти прибыла? Я заказывал восемь цистерн, вот, если они все прибыли, значит, скоро еще один реактор включим, чтобы поскорее железнодорожные цистерны освободить.

Я огляделась вокруг. Внутри аппаратной находилась панель управления реактором, на которой мигали разноцветными огнями лампочки, дрожали стрелки приборов. Какие-то малые и большие рычажки находились на пульте, обилие которых приводило меня в ужас: неужели же во всем этом можно разобраться, запомнить, когда и что нажимать и поворачивать? Но самым большим и внушительным в кабине управления реактором, как я про себя окрестила это помещение, были два вентиля средних размеров, какие можно видеть на трубах магистрального водопровода. Они помещались с разных сторон от пульта, один из них был выкрашен нежно-голубой, другой — ярко-красной краской, что едва ли было случайно. На противоположной от окна стене аппаратной я заметила большое полотнище белого ватмана. «Сначала — СИНЕЕ, потом — КРАСНОЕ», — аршинными буквами было написано на нем, причем слова «синее» и «красное» были нарисованы более крупно гуашью соответствующего цвета.

Хозяйка всего этого, та, что мы видели в окне, женщина средних лет в бесформенном, безобразном комбинезоне и оранжевой каске, снова на мгновение оглянулась и улыбнулась нам, когда мы вошли, но тут же отвернулась и опять стала смотреть на приборы. Вид у нее был сосредоточенный, но спокойный, работа казалась привычной.

— Ну, ты, Сергей Викторович, — сказал Щеглов, ткнув локтем в бок начальника пятого цеха, — давай раскрой свое хайло, представь работницу корреспондентке с телевидения!

— Шутова Наталья Сергеевна, — послушно заговорил тот, — аппаратчица пятого разряда, работает на заводе с 1981 года…

— Блин, ты еще все ее наградные и премии перечисли! — Щеглов снова ткнул в бок начальника пятого цеха. — До седых волос дожил, а не научился с женщиной разговаривать!

— Да ну тебя на хрен! — вдруг вспылил Сергей Викторович. — Вот сам с ней и разговаривай, если ты такой умный. Только не слишком долго, сейчас новая заправка реактора начнется, Наташе не до вас, обормотов, будет.

И рассерженный начальник пятого цеха вышел из аппаратной. К моему удивлению, Щеглов, кивнув мне на прощание, последовал за ним. Оставшись одна рядом с погруженной в наблюдение за приборами аппаратчицей, я немного растерялась: ловко они все меня бросили! А кто мне расскажет обо всем, что здесь происходит? Как мне вообще поговорить с этой аппаратчицей, когда она даже глаз оторвать от приборов не может?

В этот момент аппаратчица снова на мгновение обернулась и приветливо улыбнулась мне.

— А вас Ирина Лебедева зовут, да? — спросила она неожиданно певучим, мелодичным голосом. — Сразу вас узнала. Столько раз по телевизору видела — я вашу программу часто смотрю…

Я вздохнула несколько облегченно: кажется, все-таки контакт налаживается.

— Послушайте, я ведь вам мешаю, да? — проговорила я. — У вас, я так поняла, сейчас какой-то ответственный момент…

— Ну, не сейчас, а скоро, — сказала она, снова на мгновение оборачиваясь. — Сейчас технологический процесс закончился, и идет выгрузка реактора. Керосин уже ушел по трубам. Теперь отводятся тяжелые углеводороды…

От сочетания этих слов «тяжелые углеводороды» я опять почувствовала, как у меня начинается головная боль.

— А ваша работа очень ответственная, правда? — спросила я, чувствуя, что вопрос звучит глупо.

— Да ну, я бы так не сказала, реактор сам все делает, — проговорила аппаратчица, не отрываясь, однако, от приборов. — Самый ответственный момент, — продолжала она, — наступает во время подачи воды и создания вакуума. Тут главное — не перепутать, сначала подать воду, а потом включить вакуумные насосы. Если сделать наоборот, произойдет взрыв. Вон, смотрите, — добавила она беспечно, кивая на разноцветные вентили.

Я еще раз оглядела внушительные краны, потом плакат на стене и почувствовала, что в голове моей что-то проясняется.

— Синий кран подает воду? — спросила я. — А красный включает насосы, так?

— Ну, почти, — с доброй усмешкой подтвердила аппаратчица. — Насосы включает вот этот рычаг, — она показала рукой. — Но в момент их включения вакуумные трубы должны быть открыты, и в реакторе, кроме нефти, должна быть вода. Если ее там не будет, произойдет взрыв…

Мне снова стало чуточку не по себе от этого, самым обыденным тоном сказанного уточнения.

— По-моему, нетрудно запомнить, — заметила я.

— В принципе, да, — согласилась аппаратчица. — Тем более, смотрите: вон плакат, краны разного цвета, разной формы… Они, кстати сказать, и открываются в разные стороны. Но до сих пор время от времени допускаются ошибки, путаница, подают вакуум к одной чистой нефти, и происходит взрыв…

— И у вас у самой бывало такое? — спросила я.

— Нет, слава богу! — весело воскликнула аппаратчица. — Тех, кто допустит взрыв, как минимум с работы увольняют, а то и под суд отдадут. Если, конечно, им удается в живых остаться! — добавила она с лукавой улыбкой.

— Ну, как тут у вас дела? — спросил Щеглов, вдруг появившись в дверном проеме. — Беседуем? Отлично, беседуйте на здоровье! — Он усмехнулся. — Слушайте, сейчас правда будет новая загрузка реактора, — сказал он чуть более серьезным тоном, — по инструкции, посторонним присутствовать в этот момент в цехе запрещено…

— Да ладно, Денис, пусть журналистка посмотрит! — возразила аппаратчица неожиданно фамильярным тоном. — Что ей сделается-то…

— Ничего, да? — Щеглов довольно ухмыльнулся. — Ну, смотри, Наташка, под твою ответственность…

Он хотел уже выйти из аппаратной, как вдруг на пороге ее появился Сергей Викторович, начальник пятого цеха.

— Так, вы что? Ну-ка, марш отсюда! — заговорил он сердитым тоном. — Сейчас ответственное начало технологического цикла, вы не имеете права здесь находиться!

— Ладно, ладно, Сергей… Викторович! — воскликнул Щеглов, бесцеремонно выталкивая начальника цеха из аппаратной. — Пусть посмотрит, ничего не случится.

— Да ну тебя на хрен! — снова вспылил тот. — Ты что, нас всех под суд хочешь отдать? Пусти, обормот проклятый!

Но Щеглов, схватив сопротивляющегося начальника цеха в охапку, уже тащил его прочь из аппаратной.

Я оглянулась на аппаратчицу, казалось, она не замечала произошедшей сцены. На ее пульте мигало теперь зеленое табло: «Реактор к новой загрузке готов». Шутова переключила какой-то рычаг, и тут же зеленое табло погасло. Зажглось желтое с надписью: «Идет загрузка нефти». Стрелка одного из приборов быстро и плавно отклонялась, показывая растущее количество нефти в реакторе, аппаратчица не сводила глаз с нее, сжимая в руке еще один какой-то рычаг. Внезапно, когда стрелка прибора достигла красной черты, аппаратчица быстро переключила рычаг, и желтое табло погасло.

— Все, реактор полон, — объявила она вполголоса. — Теперь самый ответственный момент. Главное — не перепутать вентили…

Аппаратчица потянулась к синему вентилю, но увидеть, как она откроет его, мне не было суждено: снаружи аппаратной меня окликнул Щеглов:

— Ирина Анатольевна! Смотрите сюда! Здесь самое интересное!

Я послушно высунулась в смотровое окно, увидела Щеглова и Сергея Викторовича, стоявших вместе посреди цеха.

— Вон, вон туда смотрите! — крикнул мне Щеглов, показывая куда-то в сторону.

Я послушно посмотрела туда, но не увидела ничего особенно интересного. Клубы пара поднимались из какой-то трубы, как от прорванной линии теплотрассы — зрелище вовсе не оригинальное и совсем не радостное. Реактор тем временем задрожал, зарокотал, и я восторженно приветствовала его рокот, свидетельствующий о начавшейся внутри его реакции.

Вдруг позади меня в аппаратной раздался истошный женский вопль. Краем глаза я успела заметить, как огромный реактор медленно приподнимается над полом, и снизу его, точно ракету, окутывают клубы пара. И в этих клубах тонут стоящие посреди цеха Щеглов и Сергей Викторович. Волна грохота нарастает, огромный стальной реактор раскалывается надвое, обнажая светящееся огнем свое нутро. В этот момент чьи-то руки оторвали меня от бокового смотрового окна и бросили на холодный, грязный стальной пол. Кто-то, скорее всего аппаратчица, упала на меня сверху и закрыла меня всю своим огромным бесформенным, как балахон, комбинезоном. И в этот момент громыхнуло страшно, оглушительно, казалось, сотрясся и закачался весь мир, и я на некоторое время оглохла и онемела. Страшный удар обрушился на нас, да такой силы, что мне показалось, еще мгновение, и я его не выдержу, и поток тяжелой, огненно-горячей жидкости хлынул на нас сверху, просочился, обжигая, под защитный балахон, укрывавший нас. Мы обе, не помня себя от ужаса, закричали, но наши крики в стоявшем вокруг грохоте едва ли были слышны.

— Прижимайтесь к земле! — вдруг разобрала я нечеловеческий вопль аппаратчицы прямо над моим ухом. — Как можно крепче прижимайтесь к земле! Сейчас будет…

Я послушно прижалась к полу, залитому вытекшей из реактора нефтью, ожидая того, что сейчас будет. И оно пришло. Волна огня обрушилась на нас сверху, на мгновение мне стало невыносимо горячо, ужас охватил меня. В узкой щели между тканью комбинезона и полом я видела, как пляшут вокруг нас ослепительные желтые языки пламени, пожирающие вылившуюся из реактора нефть. Вскоре они стали гаснуть и вовсе исчезли, оставив невыносимый запах керосиновой гари, подействовавший на меня удушающе. Невыносимый жар также стал спадать, оглушительный грохот стихал, и вскоре вокруг стало неожиданно тихо и спокойно, будто ничего особенного не произошло. Некоторое время я лежала в растерянности, не зная, что теперь делать. Аппаратчица лежала поверх меня неподвижно, и я терялась в догадках, ожидает ли она нового взрыва, или, может быть, она без сознания.

Вдруг отчетливо послышались чьи-то торопливые шаги, кто-то на бегу заскочил в аппаратную. Этот кто-то приподнял лежащее на мне тело аппаратчицы, и, подняв голову, я узнала Щеглова. Вид у него был ужасный: волосы на голове обгорели, на лице багровел сильный ожог и множество ссадин. Элегантный зеленый пиджак был перемазан нефтью и тлел в нескольких местах.

— Быстрее, Ирина Анатольевна, бежим! — закричал он во всю глотку, глядя на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. — Сейчас остальная нефть полыхнет, здесь такой факел зажжется, всему городу видно будет!

И, подхватив бесчувственное тело аппаратчицы, он потащил его куда-то к выходу. Я, совсем потеряв голову от страха, как могла быстро последовала за ним.

Оказавшись снаружи помещения, мы оба еще продолжали некоторое время бежать прочь от страшного цеха. Изнутри валили клубы черного дыма пополам с паром, а нам навстречу бежали люди с перекошенными от ужаса лицами. Завыла где-то сирена, показалась красная пожарная машина, отчаянно переваливаясь на ухабах, она мчалась к аварийному корпусу крекинг-завода. Наконец мы без сил повалились на узкий клочок старой пожухлой травы возле какой-то широченной стальной трубы, внутри которой что-то напряженно клокотало и журчало. Щеглов бережно опустил на землю бесчувственное тело аппаратчицы, ее лицо было бледно, но спокойно. Наклонившись над ней, Щеглов вскоре с удовлетворением констатировал:

— Дышит… Наверное, взрывной волной ее оглушило. Ничего, оклемается.

— А Сергей Викторович? — спросила я нетерпеливо. — Он спасся?

— Не знаю, — сказал Щеглов торопливо.

Я видела, что руки его отчаянно дрожали.

— Как из реактора пар пошел, я сразу тикать, а он стоит посреди цеха и смотрит как дурак… — продолжал Щеглов.

И он снова умолк, рассеянно глядя на громаду цеха ь5, из которого продолжали валить клубы дыма.

— Эх, ядрена-матрена, вот это фейерверк! — проговорил зам главного инженера, нервно потирая перемазанными в нефти руками свое закопченное лицо. — Убытку-то теперь на несколько миллионов рублей… Как же это ты, Наташка, а? Столько лет проработала на этом проклятом заводе… Неужели вентили перепутала?

И он вопросительно посмотрел на лежащую аппаратчицу. Лицо ее было по-прежнему бледно, и глаза закрыты. Она была без сознания.

* * *

Аппаратчицей вскоре занялись врачи «Скорой помощи», подъехавшей на аварийный завод удивительно быстро. Щеглову врач «Скорой помощи» мазнул пару раз зеленкой по особо страшным ссадинам и посоветовал непременно пойти к дерматологу: ожоги кожи на лице очень серьезные. Щеглов только досадливо отмахнулся. Мне врач порекомендовал умыться бензином. На его настойчивые расспросы я отвечала, что ничего у меня не болит, и это была чистая правда. Отделавшись от врачей «Скорой помощи», мы вместе со Щегловым направились к продолжавшему дымиться цеху, где теперь кипела работа, возились люди в оранжево-желтой спецодежде, а рядом выстроились машины с оранжево-черной полосой на борту — оперативные МЧС. Мы со Щегловым направились к небольшой группе солидных мужчин, стоящих чуть в стороне от всеобщей суеты и наблюдавших за работой других. Среди них я заметила и знакомую фигуру Валерии Дмитриевны, главного инженера завода, и поняла, что все они не иначе как руководство предприятия.

Так и оказалось. Один из мужчин глянул пристально на подошедшего Щеглова, переспросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Этот тоже, что ль, там был? — И, не дожидаясь ответа, отвернулся, добавив вполголоса: — Вот черт, ничего его не берет. Другие гибнут, а ему хоть бы хны…

В этот момент взоры всех обратились к выходу из аварийного цеха. В дверях показались четверо спасателей МЧС, тащивших нечто большое и тяжелое, завернутое в черный полиэтилен. Вытащили, донесли до противоположного края асфальтовой площадки перед аварийным цехом, где они никому не мешали, бережно положили черный сверток на асфальт. После чего один из спасателей направился к группе руководства крекинг-завода.

— Все обыскали, нашли только одно тело, — проговорил он будничным тоном. — Смотреть будете? Хотя там так все изуродовано, просто куски мяса… Вряд ли лицо можно узнать…

При этих словах стоящие переглянулись, даже несколько побледнели, никто из них не двинулся с места. Царило напряженное, скованное молчание. Спасатель МЧС, видимо, прекрасно понимавший страхи присутствующих, молча, терпеливо ждал.

— Кто был в цеху-то? — спросил наконец один из мужчин, по виду самый главный. — Кто успел выбежать перед взрывом, а кто остался?

— Ясно, кто, — сказал сердито Щеглов. — Венглер остался. Я ему кричал: «Тикай, Сергей Викторович, сейчас эта штука взорвется, сгоришь на хрен». А он стоит, смотрит словно завороженный, как пар из реактора идет.

— Откуда вы ему кричали? — поинтересовался спасатель МЧС.

— Из-за бетонного экрана, — отвечал Щеглов.

— Ты был за бетонным экраном возле реактора? — удивился солидный мужчина. — И уцелел при взрыве?

Щеглов смущенно замялся, за него ответил спасатель МЧС: — Вполне может такое быть, товарищ директор завода, — заявил он уверенно. — Экран как бы создает мертвое пространство, взрывная волна проходит мимо, как бы огибает его, и находящегося за ней только огнем немного опалило, и все. Этот экран очень умные люди строили.

Названный директором крекинг-завода сначала пристально посмотрел на Щеглова, потом кивнул и спросил спасателя МЧС:

— Ну, если точно известно, что в цеху был только один Венглер, зачем же нам тогда смотреть на труп? Ясно, что это он…

— Так положено, — пожал плечами спасатель.

— Вы говорите, он сильно изуродован? — переспросил директор. — Он что, обгорел, что ли?

— Ну, обгорел он не сильно, — отвечал тот преспокойно. — На него какая-то деталь арматуры свалилась, кости переломала. Посмотрите. Может быть, можно узнать. В любом случае опознавать придется. Для милиции акт составлять и все такое…

Тяжко вздохнув, мужчины направились к лежащему на асфальте черному полиэтиленовому свертку. Недолго думая, мы с Валерией Дмитриевной последовали за ними. Один из спасателей стал осторожно разворачивать черный полиэтилен, и я почувствовала, как меня охватывает дикий ужас и ноги делаются ватными.

— Не смотрите, — сказала главный инженер, осторожно беря меня за руку, отводя в сторону и поворачивая спиной к страшному свертку. — А то потом ночью уснуть не сможете.

Мы обе стали послушно глядеть в сторону. Слышали, как перестал шуршать полиэтилен, на минуту воцарилось молчание.

— Да, это он, — сказал Щеглов. — Вон и рубашка его, часы на руке…

— Эх, бляха муха, — проговорил директор крекинг-завода. — Щеглов, ты ж рядом был. Не мог, что ли, утащить его из опасной зоны взрыва?

— Я что, помню, что делал? — отозвался хмуро Щеглов. — Я как увидел, что реактор вот-вот взорвется, одна только мысль — бежать. В таких ситуациях, сами знаете, каждый думает только о себе.

— Правильно, — вторил ему кто-то. — Стал бы он нашего Сергея Викторовича спасать, и его бы вытащить не успел, и сам бы погиб.

Мы опять услышали, как шуршит полиэтилен, видимо, тело снова заворачивали. Когда мы обе решились обернуться, обычный черный сверток лежал на асфальте. Группа руководства завода стояла рядом, покачивая головами.

— А чей реактор, собственно, взорвался? — вдруг резко обернувшись, спросил директор завода.

— Шутовой, — отозвался Щеглов. — Сегодня только один ее и работал, для остальных нагрузки не хватает. Вы же сами распорядились второй и третий реакторы временно остановить.

— Да, помню, — отозвался директор хмуро. — Как же это она, а? Неужели вентили перепутала? Столько лет проработала, все было нормально.

В этот момент мы заметили приближающуюся к нам фигуру в белом халате, наверное, одного из врачей «Скорой помощи».

— Послушайте, там пострадавшая пришла в себя, — сказал он, подходя к нам. — Она очень просит, прежде чем ее увезут, сказать вам несколько слов.

Директор удивленно посмотрел, но последовал за врачом, что-то недовольно ворча себе под нос. Мы все двинулись за ними.

Аппаратчица лежала уже на медицинских носилках возле машины «Скорой помощи», готовая к отправке, группа врачей стояла кружком возле нее, и они о чем-то переговаривались между собой. Шутова была по-прежнему бледной, но на этот раз ее глаза были широко открыты и лихорадочно блестели. Увидев нас, приближающихся к ней, она задрожала.

— Михаил Евгеньевич, послушайте! — Она заговорила горячо, быстро, но очень тихо, на большее, очевидно, не хватало сил. — Михаил Евгеньевич, я ничего не перепутала, клянусь вам!

— Да? — вдруг вспылил директор. — А почему же тогда реактор взорвался, можете вы мне это объяснить? Само собой это ведь не взорвется, правильно?

Я видела, как губы лежащей на носилках отчаянно кривятся, а глаза налились слезами. Один из врачей «Скорой помощи» осторожно тронул директора за рукав.

— Слушайте, не надо так! — тихо проговорил он. — Ее состояние достаточно тяжелое.

Директор смутился, потупился с выражением досады на лице, стал в растерянности потирать себе лоб. Мы стояли вокруг, затаив дыхание, и ждали, что будет дальше.

— Я клянусь вам! — продолжала сквозь слезы аппаратчица. — Всякий раз, прежде чем эти проклятые вентили крутить, я сосредотачиваюсь, думаю, что именно и в каком порядке нужно сделать, смотрю на этот плакат. И в этот раз все было так же. И я отлично помню, что сначала открыла синий вентиль, а потом красный. Не знаю, почему произошел взрыв.

— Да, — вдруг неожиданно для самой себя заговорила я. — Я отлично помню, Шутова сначала потянулась к синему вентилю. Вот только как она его открывала, я не видела, меня отвлекли.

Несколько мгновений руководящая компания молча и изумленно смотрела на меня.

— Слушайте, вы кто, собственно, такая? — в изумлении спросил директор завода. И до меня вдруг дошло, что, перемазанная нефтью, я, вероятно, имею очень даже экстравагантный вид, но ведь это может навести на какие угодно мысли. Я и не подумала об этом, когда рухнула на пол под тяжестью навалившейся на меня аппаратчицы, между прочим, спасшей мне жизнь.

— Это Ирина Лебедева с телевидения, — поспешила объяснить Валерия Дмитриевна, главный инженер. — Мы ее сюда пригласили…

— Пригласили? Кто? Зачем? — возмутился директор.

— Сейчас трудно вспомнить, от кого именно исходила инициатива, — произнесла Валерия Дмитриевна не совсем уверенно.

— И она что, находилась в аппаратной во время технологического процесса? — спросил директор прокурорским тоном.

— Конечно, была, — подтвердил Щеглов. — И во время взрыва тоже.

Тут директор и все остальные уставились на меня во все глаза.

— Как вы в таком случае уцелели? — спросил он ошарашенно. — Я вас поздравляю, из всех пострадавших вы отделались легче всего!

— А ее Наташка своим телом накрыла! — пояснил Щеглов. — Я когда вбежал, она аккуратненько так поверх тележурналистки лежала… Сама без сознания, а ее спасла.

Все снова и снова переводили взгляд с меня на лежащую на носилках Шутову, которой, видно, снова стало нехорошо, и она в изнеможении закрыла глаза.

— Это она и виновата, сбила Наташку с панталыку, — вдруг с непонятной мне ненавистью сказал Щеглов. — Пристала к ней с вопросами, что да как. А та голову и потеряла: как же, к ней с телевидения приехали! Наверное, уже телезвездой себя вообразила.

— Ты все врешь, Щеглов! — вдруг тихо и отчетливо сказала лежащая на носилках. — Ирина Лебедева мне ничуть не мешала и с расспросами ко мне не приставала. Как ты можешь все это утверждать? Тебя же в это время не было в аппаратной!

— В аппаратной не было, — согласился Щеглов. — Я внизу стоял и через окно все видел.

— Ничего ты не видел, ты с Венглером трепался, — с видимым усилием проговорила аппаратчица. — И теперь тебе ответственность полагается за то, что ты во время технологического процесса в аппаратную постороннего человека привел.

— Ты сама разрешила ей там находиться!

— Все равно, правилами техники безопасности это запрещено, — проговорила как-то безжизненно аппаратчица. — Это ты недоглядел, а теперь хочешь на меня всю вину свалить.

— А на кого еще я должен ее валить? — вдруг вспылил Щеглов. — Кто вентили перепутал — я? Кто не в той последовательности их открыл?

— Я не перепутала! — вдруг изо всех сил крикнула Шутова. — Я все сделала правильно!

Ее тело на носилках вдруг обмякло, глаза закатились, лицо посерело, рот скривился. Врачи «Скорой помощи» засуетились, стали надевать на лицо потерявшей сознание кислородную маску. Один из врачей, повернувшись к нам, строго сказал:

— Так, господа, все: производственное совещание окончено! А то мы ее не довезем, по дороге помрет!

И так выразительно посмотрел на нас, что директор, а вслед за ним и все остальные отступили в сторону, молча и хмуро наблюдая, как носилки с бесчувственной аппаратчицей задвигают в машину «Скорой помощи».

— Я же говорил, — продолжал вполголоса оправдываться Щеглов. — На время технологического процесса надо посторонним покинуть цех. А Наташка мне возразила: «Нет, пусть останется. Под мою ответственность». Ну, скажите, разве не так это было? — повернулся он вдруг ко мне.

Мне ничего не оставалось, как подтвердить его слова. Директор с сумрачным видом наблюдал за нами, потом кивнул.

— Ладно, ситуация ясна, — сказал он наконец. — Вы отвлекли аппаратчицу от ее обязанностей, в результате та допустила ошибку в управлении технологическим процессом, что привело к аварии. Винить вас в этом никто не винит, вы про все эти тонкости знать не могли, а вот самой Шутовой достанется, это я вам обещаю… Если бы при этом человек не погиб, тогда ладно, может быть, без лишнего шума замяли бы дело, но теперь! — Директор тяжело вздохнул. — Эх, Серега, Серега! Столько лет на нашем заводе проработал, производство от первого до последнего звена наизусть знал! И вот, на тебе…

Тут до нас донеслись звуки чьих-то отчаянных рыданий и воплей, которые не мог заглушить даже шум работавших возле цеха пожарных машин. Оглянувшись, мы все увидели, как около свертка из черного полиэтилена рыдает какая-то женщина, рухнув на колени прямо на асфальт, а один из спасателей стоит рядом и сумрачно смотрит на нее.

— Жена, — пояснил вполголоса директор. — Вот для кого горе-то. Эх, Серега, Серега, как же это тебя угораздило-то?!

Тем временем к черному полиэтилену подъехал еще один «уазик» с надписью «Дежурная УВД» на лобовом стекле. Один из спасателей бережно поднял за плечи жену погибшего Венглера и повел ее прочь от мертвого тела. Два санитара в белых халатах с бесстрастным выражением лица взяли сверток с двух сторон и стали весьма небрежно запихивать его в салон автомобиля «УАЗ». Вдова Венглера, увидев это, зашлась истерическими рыданиями.

— У него, наверное, дети остались, — предположила я, чувствуя, что фраза моя совсем не к месту и звучит довольно глупо.

— Да, двое, — отозвался директор. — Сын и дочь. Сын Юрка, девятнадцать лет, в политехе учится… Хороший парень!

В это время к директору подошел мужчина с золотым перстнем на пальце. Я не сразу сообразила, что уже видела его сегодня, это был начальник охраны крекинг-завода.

— Михаил Евгеньевич, там на проходной еще какой-то корреспондент пройти хочет, — сказал начальник охраны. — Говорит, криминальный репортер. Говорит, ему нужна Ирина Лебедева… — продолжал начальник.

Некоторое время директор смотрел на него сумрачно, потом безнадежно махнул рукой.

— А, хрен с ним, пусть проходит, — сказал он со вздохом. — Криминальный так криминальный. Вот она, Ирина Лебедева, пусть берет ее.

Директор крекинг-завода махнул на нас рукой и, снова вздохнув, направился к исходившей рыданиями вдове погибшего начальника пятого цеха. Его свита следовала за ним. Тем временем я видела, как начальник охраны отдает какой-то короткий приказ по небольшой компактной рации, после чего, сунув ее обратно в карман, с любопытством и наглой усмешкой рассматривает меня. Я чувствовала, как против воли голова моя начинает кружиться и в груди тесниться от восторга, впрочем, это было не удивительно, ведь начальник охраны был красивым мужчиной.

— Вон, идет ваш знакомый, — сказал он, кивая куда-то в сторону проходной, после чего, повернувшись, направился прочь.

Обернувшись, я и в самом деле увидела приближающегося Валерия Гурьева, нашего криминального репортера.

Не доходя нескольких метров, он вдруг узнал меня, на мгновение остолбенев, потом вдруг покраснел и стал как-то странно кривляться. Я поняла: его душит приступ еле сдерживаемого смеха. Молча и довольно равнодушно наблюдала я, как некоторое время Валера пытается взять себя в руки. Когда он все-таки справился с собой и подошел ко мне, непроизвольные ухмылки то и дело проскальзывали у него по лицу. Такой уж он был ехидный, наш криминальный репортер Гурьев.

— Везет тебе, Ирина, прямо-таки притягиваешь к себе несчастья, — сказал он. Потом его лицо снова растянулось в ухмылке: — Хорошо выглядишь! Говорят, нефть никакие шампуни не берут, только бензин…

— Значит, буду мыться бензином, — преспокойно констатировала я.

И, вытащив из сумочки зеркальце, взглянула в него: так и есть, я вся чумазая. В нефти перемазана не только одежда, но и лицо.

— Меня тут чуть не убило этим проклятым взрывом, — сказала я. — Не до внешнего вида. А ты что, собственно, приехал? Здесь никакого криминала, просто несчастный случай…

— Как знать. — Валера Гурьев, продолжая ухмыляться, неопределенно пожал плечами. — Совпадений уж больно много: взрыв реактора, человеческие жертвы, и это все в то время, когда Ирина Лебедева как раз готовит там свою новую программу… — Оглядывая меня, он опять ехидно захихикал: — Между прочим, пошли скорее, а то твой Костя Шилов с ума сойдет.

— Где он? — Я и в самом деле встревожилась. — Он что, здесь? А почему сюда не прошел? — Валера Гурьев с усмешкой наблюдал мою тревогу.

Отношения с Костей были у меня исключительно дружеские, без всяких даже намеков на интим. Но я знала, что Костя отчаянно и безнадежно влюблен в меня и в случае, если решит, что мне угрожает какая-то опасность, может сорваться и начать совершать глупости. От этого его нужно было тщательно оберегать.

— Не пугайся, все нормально, — сказал наконец Валера, вдоволь насладившись моим смятением. — У ворот проходной дожидается. У него же нет журналистского удостоверения, его сюда не пропустили. Потом, он же с машиной, ее он в этом сомнительном районе тоже одну оставлять не хочет.

— А с какой стати он вообще сюда приехал? — недоумевала я.

— А с такой! — Валера довольно ухмыльнулся. — Он как узнал, что на крекинг-заводе ЧП и ты как раз там должна быть, все бросил, Кошелева в глаза на хрен послал, сел в машину и сюда помчался. Я едва его уговорил меня с собой взять.

Я кивнула, торопливым шагом направляясь к проходной завода. Оставлять в таком состоянии Костю и вправду было нельзя.

Костя Шилов изумился при виде моей «закопченной» внешности и перепачканной нефтью одежды. Но в отличие от Валеры не зашелся смехом, а страшно встревожился. Впрочем, быстро успокоился, поняв, что я никак более не пострадала. Однако потребовал подробного и тщательного рассказа о том, что именно произошло со мной на крекинг-заводе. Валера Гурьев тоже смотрел на меня с жадным любопытством, и я поняла, что мне не отвертеться.

Рассказывала я, стоя возле машины рядом с заводом. Шилов время от времени хмурился и приходил в ужас от мысли, какой опасности я подвергалась в его отсутствие, но в общем и целом был совершенно спокоен и даже как будто бы счастлив, что все так хорошо обошлось. Валера, напротив, вскоре потерял интерес к моему рассказу: по-настоящему его интересовал только криминал, здесь же криминалом, по-видимому, и не пахло, стало быть, вся эта история его мало касалась.

Потом Костя предложил довезти нас домой на телевизионной «Волге», от чего никто из нас не решился отказаться: крекинг-завод был черт знает как далеко от центра города. По пути мы все трое молчали, каждый отдался своим мыслям. Мне, несмотря ни на что, не давало покоя сегодняшнее происшествие. Перед глазами все стояло бледное лицо аппаратчицы Наташи Шутовой, из последних сил клявшейся, что она все сделала правильно и вентили открыла в нужном порядке. Вообще-то, утверждать такое было в ее интересах, ведь за халатность, приведшую к гибели человека, ей полагалась немалая ответственность. А с другой стороны, если она и вправду повернула вентили в правильной последовательности? Я ведь своими глазами видела, как она потянулась к синему вентилю, а не к красному! Жаль, конечно, что Щеглов меня отвлек и я не увидела, какой она на самом деле открыла… Но трудно поверить, чтобы человек, столько проработавший на производстве, знающий его на сто процентов, мог перепутать, когда и почему должна сначала потечь вода, а потом создаваться вакуум, причем плакат на эту тему висит на стене перед глазами… А что я ее могла отвлечь разговором, как утверждают директор и этот Щеглов, так это полнейший вздор: вовсе я с ней не разговаривала, а просто стояла и смотрела. Что-то в этой истории мне решительно не нравилось, и я не совсем понимала что. Можно, конечно, плюнуть и сказать, да какое мне дело до всего этого! Радуйся, что осталась жива и здорова, только в мазуте немного перемазалась, ну, так это отмоется, не шампунем, так бензином. Но тут мне вспомнилось, как в момент взрыва меня сзади отчаянно схватила Наташа Шутова, как повалила на пол и накрыла собой и своим таким неуклюжим, бесформенным комбинезоном. Эта бесформенность, однако, спасла нам обеим жизнь. Вот именно — спасла жизнь! Я вспомнила, как плясали вокруг нас языки пламени, как навалилась на меня страшная, невероятная тяжесть, наверное, взрывной волны. Если бы не Наташа, я погибла бы в этом аду, как бедный Сергей Викторович, и теперь бы точно так же, как он, лежала завернутая в черный полиэтилен. Наташе Шутовой я обязана жизнью, вот что! А раз так, разве не мой долг помочь ей? Хотя бы тем, чтобы попытаться разобраться в этом деле, тем более что есть веские сомнения в том, что Наташа и правда допустила ошибку. И пусть администрации крекинг-завода это не понравится, пусть ко мне это не имеет прямого касательства…

— О чем задумалась, Ирина? — Валерий прикоснулся к моей руке. — Смотри, уже приехали…

Наша машина остановилась, припарковавшись неподалеку от моего дома. Гурьев и Костя недоумевающе смотрели на меня.

— Что-нибудь случилось, Ирина Анатольевна? — обеспокоенно спросил Шилов. — Вы что-нибудь забыли там, на заводе?

— Нет-нет, Костя, пока все в порядке, — поспешила я заверить его. — Кстати, какие у вас планы на завтра?

Мужчины смущенно переглянулись. Наконец заговорил Валера:

— У него планы заглаживать перед начальством свой несвоевременный посыл на хрен, — сказал он, с ухмылкой кивая на Костю. — Так что, Ирина, завтра на его машину лучше не рассчитывай. Если, конечно, не хочешь, чтобы Шилова с работы уволили.

Нет, я не хотела, чтобы Костю уволили, Валера был прав.

— А ты сам-то завтра очень занят? — спросила я.

— Может, и не очень. — Валера усмехнулся: — А скажи, ты что, собственно, задумала?

— Еще не знаю, — вздохнула я. — Завтра в девять встретимся на работе, может, к тому времени что-то и решу. Не нравится мне вся эта история на заводе, понимаешь? Не нравится!

С этими словами я вылезла из серой телевизионной «Волги» и направилась домой, где меня ждал мой муж Володька, должно быть, уже вернувшийся со своих лекций в университете.

Глава 2

— Ну вот, сразу видно, что ты побывала на крекинг-заводе! — сказал Володька, встретив меня в прихожей и критически рассматривая мой внешний вид. — Вот и Виталька Белоусов тоже постоянно жалуется, что каждый раз, когда его сын приходит с улицы, сразу видно, где именно он побывал и куда слазил…

— Ты замечательно остроумный мужчина, — сказала я, — для жениха это очень важное качество. Но для супруга много любезнее было бы с твоей стороны, если бы ты придумал, как мне отмыть лицо от мазута…

— А это мазут? — В его вопросе чувствовался профессиональный интерес. — Мазут я очень люблю, в свое время диссертацию по нему защитил очень успешно.

— Ах, ну да, ты ведь у нас нефтехимик! — сказала я саркастически, сбрасывая туфли и направляясь в ванную. — Но готова поспорить, что в твоей диссертации не было ни слова о том, как отмыть от мазута лицо и руки.

— Да я это и так знаю. — Володька пожал плечами. — Мазут, как и гудрон, как и битум, хорошо растворяется в бензине. У нас в доме где-то был бензин специально на такой случай…

Конечно, я знала, что у нас в доме хранится бензин, и в отличие от Володьки даже знала, где он спрятан. Взяв с полки бутылку с прозрачной маслянистой жидкостью, я открыла ее, стала тереть ею лицо и руки, черные маслянистые пятна растворялись в ней мгновенно, и их после этого легко было стирать тряпочкой. Ободренная было успехом, я попробовала сделать то же самое и с блузкой. Но к ней бензин отнесся менее доброжелательно, чем к моей коже, и я решила, что, пожалуй, блузку и юбку, в которые я в тот день была одета, придется выкинуть. Пока же, аккуратно сняв вещи, я положила их в бельевой таз — сразу сунуть в помойное ведро у меня не хватило духу.

— Если не секрет, как это тебя угораздило, а? — спросил Володька, с вялым любопытством наблюдая за моими манипуляциями. — Цистерну с нефтью на тебя опрокинули, что ли?

— Да нет, все гораздо проще, — сказала я как можно легкомысленней. — Там, на крекинг-заводе, реактор с нефтью взорвался, а я была поблизости. Вот меня всю и окатило.

— Реактор взорвался? — С затаенной радостью я отметила, что лицо Володьки вытянулось. — На крекинг-заводе? Ни фига себе! То-то я смотрю, в той стороне столб черного дыма к небу тянется. Я так и подумал, уж не случилось ли что на крекинге, в то время как ты там ошивалась.

— Случилось, как видишь, — сказала я сухо, заканчивая водные процедуры и надевая домашний халат вместо испорченной нефтью одежды. — Я, кстати сказать, хотела с тобой посоветоваться! — заявила я, проходя в нашу гостиную и усаживаясь на диван. Володька тотчас пристроился рядом со мной.

— А скажи, — начал он, — что именно там, собственно, взорвалось?

Я озадаченно уставилась на него. Конечно, название этого реактора мне говорили, даже не один раз, но вспомнить его при всем желании теперь я не могла.

— Там что-то с вакуумом было связано, — сказала я, напряженно потирая лоб. — И еще с водой…

— Может быть, ректификационная колонна? — предположил Володька.

— Нет, нет! — я решительно замотала головой. — Они не называли это колонной, отлично это помню. Там один кран синий, другой красный, и сначала нужно повернуть синий, а только потом красный, иначе произойдет взрыв. Они там авиационный керосин на этой установке получают, — вспомнила наконец я.

— Ах, вот это что! — воскликнул радостно Володька. — Это установка по вакуумному гидроформингу нефти.

— Вот-вот! — подтвердила я. — Именно так они и говорили. Я же помню: гидро-, что-то с водой связано.

— Ну, тогда понятно, почему она взорвалась, — продолжал уверенно Володька, — Ты, наверное, пристала к аппаратчице со своими вопросам, та отвлеклась, забылась и вот перепутала краны: вместо воды сначала открыла вакуумный кран. Там, видишь ли, в таком случае происходит дикий перепад давления, такого стенки реактора при всем желании не выдержат. Да, Иринка, везет тебе на несчастья! — добавил муж, сочувственно глядя на меня.

А я продолжала смотреть на него озадаченно. Уверенность, с какой мой супруг повторил версию руководства завода, меня сильно смущала.

— Понимаешь, Вовик, — осторожно заговорила я. — Аппаратчица клянется, что она в правильной последовательности повернула вентили.

— Конечно, она в этом клянется! — заявил Володька самоуверенно. — И будет со слезами на глазах клясться перед государственной комиссией. А что еще ей остается делать? Это же подсудное дело, то, что она там учинила! Надеюсь, никто не погиб?

— Погиб, — ответила я. — Начальник цеха…

— Ну, вот видишь! — заключил Володька торжествующе. — Боюсь, ей круто за это отвечать придется. Комиссию теперь никакими доказательствами не убедишь, если она даже будет плакать и утверждать, что все сделала правильно.

Муж умолк, видно было, что он исключительно доволен собой, своей проницательностью и тонким знанием женской психологии. А я, задумчиво глядя в лицо моему супругу, все пыталась вспомнить, воскресить перед внутренним взором эти мгновения, последние секунды перед взрывом, сосредоточенное лицо аппаратчицы Наташи Шутовой… Вот ее руки тянутся к вентилю — синему, а вовсе не красному, который к тому же находится совсем в другой стороне от пульта, довольно далеко от синего…

— Вовик, а ты уверен, что этот реактор не мог взорваться сам по себе? — спросила я. — Из-за какой-нибудь внутренней неисправности, например. Не по вине аппаратчицы.

— Ну, чего захотела… — раздумчиво протянул мой супруг. — Химия — это тебе не математика, не точная наука, здесь на сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным.

Я снова задумалась, внимательно глядя в лицо супругу.

— А ты не помнишь, — сказала я, — такие реакторы… по вакуумному гидроформингу нефти… Были прежде случаи, чтобы они взрывались?

Володька смотрел на меня озадаченно, потирая лоб, честно пытался припомнить.

— Знаешь, — сказал наконец он, — мне сейчас кажется, что бывали, что-то я такое слышал, очень даже любопытное. Но где, что… Самое главное, из-за чего происходил взрыв, сам механизм процесса — вот этого я сейчас ни за что не вспомню… Стой-ка! — вдруг вскочил он. — Знаешь, кто по вакуумному гидроформингу нефти диссертацию писал? Лешка Самосадный! Помнишь, был у нас такой, небольшого роста, сутулый?

Я кивнула. Конечно, я помнила Самосадного уже из-за одной его необычной фамилии. Пару раз он приходил к нам в гости потрепаться на химические темы. Самосадный был из тех чудаков, которые, кроме своей отрасли знаний, ничего более не знают и ни о чем другом говорить не умеют. Зато в химии, которой он, похоже, жил, его эрудиция была бесспорна, он запросто мог рассуждать практически обо всем, что касается этой науки, — во всяком случае, так утверждал мой муж.

— Сейчас мы ему позвоним, он должен знать, — сказал Володька, направляясь к телефону. — Кстати, — он вдруг остановился на полпути, — ты что, есть сегодня вообще не собираешься? Или тебя на крекинг-заводе покормили?

Володька вспомнил о еде, как всегда, вовремя: из-за всех этих печальных происшествий я совсем забыла о ней. И теперь голод проснулся во мне с дикой силой. Оставив Володьку разговаривать с Самосадным по телефону, я направилась на кухню, где, к радости своей, обнаружила даже кое-что съедобное. Со стороны Володьки было очень любезно съесть не все от приготовленного мною сегодня утром обеда.

Впрочем, долго жевать мне на этот раз не пришлось. На пороге кухни возник сияющий супруг и радостно объявил:

— Послушай, Ирин, Самосадный приглашает нас к себе домой на ужин!

Я чуть не подавилась.

— Что, прямо сейчас? — кое-как выдавила я из себя. — У меня сейчас нет сил даже до постели дотащиться, не то что куда-то еще в гости ехать!

При виде выражения моего лица муж смутился. — Но… Я так понял, тебя все это очень интересует… — проговорил он. — Разве нет? Мне кажется, ради науки можно пренебречь любой усталостью!

Я кивнула. Ради науки… Не ради науки, а ради спасения аппаратчицы Наташи должна была я теперь пренебречь своей усталостью. Что ж, это было справедливо: если я хочу в этом деле разобраться, я должна ковать железо, пока горячо. Как говаривал тот же Валера Гурьев, сыщика ноги кормят!

— Понимаешь, — продолжал между тем Володька извиняющимся тоном. — Самосадный как узнал, что на крекинг-заводе авария и что ты оказалась ее свидетельницей, сказал, что мы должны немедленно ехать к нему и все рассказать. Иначе он сам к нам приедет!

— Вот и пусть едет к нам! — сказала я сердито. — А я за сегодняшний день уже достаточно наездилась, больше не хочу.

— Ну нет, Ирина! — расстроился Володька. — Он уже попросил свою мать приготовить лечо с грибами, мы как раз к тому времени успеем.

Вид у моего мужа в предвкушении приятного ужина был такой довольный, что я не посмела отказаться, встала из-за стола, на котором остался недоеденный ужин, и отправилась переодеваться. Я надеялась, что запах бензина, которым я отмывала лицо и руки, улетучился и он не помешает нашему застолью.

* * *

Самосадный жил довольно далеко, но до его дома ходил прямой автобус, который домчал нас довольно быстро. Мы успели как раз к столу и уселись за него сразу же, как вошли. Как ни хотелось Самосадному узнать подробности происшествия на крекинг-заводе, он вынужден был последовать настоянию своей матери, полной и совершенно простонародной на вид пожилой женщины, и дать нам поесть. Что было далеко не лишне. Есть мне по-прежнему очень хотелось, а приготовленное матерью Самосадного лечо с грибами было и впрямь замечательно вкусно. Сам хозяин почти не ел. Но, умилительно глядя на нас с Володькой, непрерывно трепался о каких-то химических делах и в конце концов перескочил и на вакуумный гидроформинг нефти.

— Вот, вот, — приободрил его Володька с набитым ртом. — Об этом расскажи! Мы ради этого к тебе и приехали.

— Ну, что тут рассказывать, — Самосадный немного помялся. — Вакуумный гидроформинг нефти — это процесс получения высокооктановых легких углеводородов из первичной углеводородной смеси методом барботирования водяным паром при пониженном давлении…

— Стой, стой, Леха! — Володька в негодовании даже отложил в сторону ложку. — Здесь тебе не научная конференция, нечего людей-то пугать…

Самосадный заметно обиделся.

— Что ж тогда вам рассказывать-то? — спросил он, глядя почему-то на меня. — Химия — это вам не бульварный роман, это наука, она всегда такими выражениями оперирует.

— Вот что нам лучше расскажите, — начала я. — Сегодня на крекинг-заводе взорвался реактор вакуумного гидроформинга нефти…

— Да, я знаю, — бесцеремонно перебил меня Самосадный. — Мне ваш муж по телефону это уже сообщил. Вот я и хотел бы узнать от вас подробности, почему это произошло. Самое простое объяснение, конечно, это то, что аппаратчица попросту перепутала вентили, подала сначала вакуум в реактор, где была одна только нефть. Это, конечно, непременно должно было привести к взрыву…

— Володька мне это уже рассказал, — несколько резковато возразила я. — И, между прочим, на заводе то же самое думают. Для них, знаете ли, проще всего обвинить во всем простую аппаратчицу, чем копаться всерьез в этом происшествии, из которого еще неизвестно, что можно выкопать.

— Ну а вы, собственно, что хотите? — спросил несколько недоумевающе Самосадный.

— Меня же интересует, возможно ли чисто теоретически, чтобы при правильной подаче сначала воды, затем вакуума реактор так внезапно взорвался… При том, что аппаратчица выполнила все правильно, реактор все-таки взорвался.

Тут Самосадный серьезно задумался, и я почувствовала досаду на своего драгоценного супруга. Бог знает, о чем они там болтали по телефону, но самого главного, из-за чего мы к нему приехали, Володька, похоже, ему не сообщил. А между тем наш ученый друг мог бы тем временем основательно продумать проблему, вместо того чтобы теперь сидеть молча и рассеянно пялиться в потолок.

— Вы знаете, — сказал наконец Самосадный, — теоретически при определенном стечении обстоятельств такой взрыв вполне возможен. И я даже теперь вспомнил, что был один такой случай, по счастью, не на нашем заводе…

— Да, и я тоже помню, что-то такое было, — сказал Володька. — Только что именно? Из-за чего тогда этот взрыв произошел?

— Из-за сернистого ангидрида, — сказал Самосадный веско и с расстановкой.

— Вот как? — удивился Володька. — Так в нефти же всегда есть сернистый ангидрид, и ее всегда гонят на керосин, все идет нормально.

— Тут дело в концентрации, — пояснил задумчиво Самосадный. — Да, я теперь точно вспомнил: для вакуумного гидроформинга нефти существует ПДК по сернистому ангидриду, как раз после того случая его и ввели.

— ПДК по сернистому ангидриду? — таращил глаза Володька. — Впервые слышу!

— Не веришь? — пожал плечами Самосадный. — На, смотри!..

И Самосадный встал из-за стола, подошел к одной из многочисленных полок с книгами, простиравшихся вдоль стен этой комнаты, снял с нее одну, очень толстую, по виду какой-то химический справочник, и протянул его Володьке. Тот послушно взял справочник и стал его листать, положив к себе на колени и согнувшись над ним на манер вопросительного знака.

— Слушайте, ребята, а что такое ПДК? — осторожно спросила я.

— Предельно допустимая концентрация, — отозвался Самосадный. — Для каждого без исключения процесса существует перечень веществ, наличие которых в концентрациях, превышающих допустимые, оказывается вредным и даже гибельным для здоровья человека.

Наверное, Самосадный искренне думал, что он мне все нормально объяснил. Я же, беспомощно хлопая глазами, сидела и покорно ждала, что мой супруг оторвется наконец от своей книги и объяснит мне все это в более популярных выражениях.

— Про эту ПДК мало кто помнит, — продолжал меж тем Самосадный задумчиво, — потому что он значительно выше средней концентрации сернистого ангидрида, встречающейся в нефти.

— Да, действительно, — вполголоса пробормотал Володька, глядя в книгу. — Вот она, ПДК, и действительно очень высокая, 5,4 %. Столько в нефти и не встречается никогда! — заявил он самоуверенно.

— Встречается, — спокойно возразил Самосадный. — Редко, но встречается. И когда такая нефть попадает в установку вакуумного гидроформинга, происходит взрыв.

Я вопросительно переводила взгляд со своего супруга на Самосадного, пытаясь понять, что скрывается за их мудрыми рассуждениями.

— Послушайте, — сказала я, — а есть какая-нибудь возможность доказать, что в реактор попала нефть с повышенным содержанием… этого?..

— Сернистого ангидрида? — подсказал Володька. — Можно, конечно. Надо делать анализ партии нефти, которая поступила в реактор.

— А разве обычно такой анализ не делается? — спросила я. — Я хочу сказать, перед подачей в реактор?

— А черт их там знает, что у них делается! — отозвался Самосадный. — Как бы то ни было, вас они делать этот анализ не допустят, вы человек для этой организации совершенно посторонний. Вам они вообще ничего не должны ни показывать, ни объяснять.

Пессимистическое заключение Самосадного отозвалось внутри меня тоской, только сдаваться мне пока еще не хотелось.

— Может быть, подключить адвоката? — предположила я. — Ведь если не был сделан обязательный анализ на сернистый ангидрид, а его концентрация случайно превысила ПДК, значит, вина за взрыв лежит на администрации крекинг-завода, а не на аппаратчице.

— Да, но только попробуйте это доказать! — с печальной усмешкой сказал Самосадный. — Содействия со стороны администрации завода вы точно не дождетесь. Кстати, почему у вас такая уверенность в невиновности аппаратчицы? — спросил он небрежным тоном. — Вы что, видели, как она открывала вентили?

— Ну… — я немного замялась. — Почти что видела.

— То есть как это — почти? — изумился Самосадный. — Вы что, были в аппаратной во время взрыва?

Мне ничего не оставалось, как признаться, что я там была. И мой Володька, и Самосадный ошалело вытаращили на меня глаза.

— Ну, ничего себе! — воскликнул Володька в изумлении. — Как же это ты тогда уцелела? Ведь там же взрывная волна, и полыхнуть должно было как следует. А ты даже не поцарапалась!

— А аппаратчица меня своим телом накрыла, — преспокойно сообщила я. — Сама она в больницу попала, а я, вот видишь, жива и здорова.

— Вот это да! Прямо роман! — Самосадный и не скрывал своего изумления. — Только если вы были в аппаратной и точно видели, что аппаратчица сначала открыла вентиль с водой, а потом вакуумный…

— В том-то и дело, что я не видела. — объяснила я. — Меня окликнули снаружи, из цеха, где стояли реакторы.

— Это тот, что погиб, тебя окликнул? — спросил Володька.

— Нет, другой. Их там было двое.

— И что, этот первый не погиб? — снова изумились оба моих собеседника. — Как же это ему удалось?

— Говорит, вовремя за железобетонным экраном спрятался, — пояснила я. — Спасатель МЧС сказал, что такое вполне возможно.

Мои собеседники удивленно переглянулись, словно сомневаясь, стоит ли доверять моим словам или нет.

— И зачем же этот, который выжил… Зачем он тебя окликнул? — спросил у меня Володька.

— Зачем, зачем… — Я чувствовала немалую досаду: с каких это пор муж начал меня ревновать к людям, с которыми я встречаюсь по работе? — Говорит: «Выгляните, посмотрите, здесь сейчас самое интересное будет», — сказала наконец я.

— Так, и вы выглянули? — Самосадный смотрел на меня заинтересованно.

— Разумеется!

— И что вы увидели?

— Да ничего особенного, — я пожала плечами. — Увидела, как пар идет, словно из прорванной трубы теплотрассы.

— Пар идет? — Вид Самосадного становился все заинтересованней. — А откуда шел пар?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Сначала вроде бы из какой-то трубы. А затем, как реактор стал дрожать, он откуда-то из-под реактора повалил.

— Из-под реактора? — Самосадный и мой муж удивленно переглянулись. — Но если из-под реактора шел пар, значит, аппаратчица первым открыла вентиль с водой. Тогда взрыва быть не могло!

— Но он был, — заметил Володька. — Значит, все-таки халатность дирекции завода… Пустили партию нефти в переработку, не сделав полный количественный анализ, а как взорвалось, стали все валить на простую аппаратчицу. Ирина права, это намного удобнее.

— Черт их там разберет, — заметил печально Самосадный. — Ведь, по правилам, химический состав нефти определяют несколько раз, прежде чем она в реактор попадет. Сначала при добыче, непосредственно на месторождении, затем при оформлении документов на транспортировку, если она осуществляется по железной дороге или водным транспортом. Потом по прибытии на нефтеперерабатывающий завод. И про эту ПДК ты не знаешь, потому что работаешь совсем в другой сфере. А химики на заводе, которые отвечают за анализ поступающей на переработку нефти, отлично про него помнят и знают. Они не могли пропустить неликвидную нефть, понимаешь? Я на сто процентов уверен!

— Однако ж пропустили, — заметил Володька. — И произошел взрыв.

Некоторое время оба мужчины растерянно молчали. Я сидела, затаив дыхание, ждала, что они еще скажут.

— Может быть, это была левая партия нефти? — предположил Самосадный. — Кто-то тайком пригнал нефть на переработку, хотел втихую сделать на этом бизнес. Так, чтобы не то что налоговая полиция, но даже администрация завода про это ничего не знала. Поэтому он не стал делать этой партии полный химический анализ. Сразу направил ее в реактор, а там оказалась превышена ПДК по сернистому ангидриду, и произошел взрыв…

— А на чем он доставил эту левую нефть? — веско возразил Володька. — На собственных «Жигулях» в канистре? На нашем крекинг-заводе емкость одного реактора что-то около половины железнодорожной цистерны. И наименьший объем нефти, ради которого стоит процесс запускать, — соответственно…

— Может быть, он привез нефть на бензовозе? — предположила я. — На таком большом, пятнадцатитонном… — добавила я, вспомнив сегодняшние объяснения Щеглова.

— А вы знаете, сколько горючего жрет такой бензовоз? — поинтересовался Самосадный саркастически. — Если таким способом везти нефть издалека, из Баку, например, то за время пути грузовик потратит солярки столько, сколько можно будет получить из нефти, что он привезет с собой в своей цистерне!

Тут мы все трое снова умолкли, растерянно глядя друг на друга и по сторонам, в том числе и на уставленный тарелками с лечо стол, про который мы уже все позабыли. Замечание Самосадного казалось очень резонным, значит, надо было искать другое объяснение происшедшему. И тогда я снова решилась высказать свое предположение.

— Может быть, это злой умысел? — робко предположила я.

Оба мужчины посмотрели на меня недоумевающе.

— Если злой умысел, — заговорил задумчиво Самосадный, — тогда кто мог это сделать, зачем? Какой смысл взрывать реактор на крекинг-заводе?

— А вот в этом и надо постараться разобраться! — решительно заявила я.

— Ах, ну да! — сказал с заметной иронией Володька. — Ты же у нас сыщик-любитель, новая мисс Марпл, видите ли…

Я изо всех сил постаралась на него обидеться, подумала, как он несправедлив ко мне в своей иронии. Я, между прочим, не одно по-настоящему трудное дело распутала, и один раз даже его самого из тюрьмы вытащила, куда он, впрочем, попал тоже из-за моего расследования, так что… Нет, я решительно не в состоянии была на него обижаться!

— Понимаете, — сказала я, — меня интересует чисто теоретическая возможность злого умысла. Кто-то мог бы, если б захотел, устроить взрыв этого реактора? Предположим, что он имеет к реактору неограниченный доступ и знает обо всех процессах столько же, сколько и мы с вами.

— Разумеется, смог бы! — ответил, немного подумав, Володька, и Самосадный кивнул в знак согласия с ним.

— Но если так, надо попробовать найти того, кто мог это все устроить! — продолжала я.

— Ну и зачем тебе это? — Володька смотрел на меня непонимающе. — У тебя что, других проблем больше нет?

— Видишь ли, Вовик, — терпеливо стала объяснять я, — эта аппаратчица, кстати сказать, ее зовут Наташа Шутова, закрыла меня своим телом во время взрыва.

— Да, ты мне об этом уже говорила!

— Если бы не она, я бы сейчас перед тобой не сидела живая и здоровая…

— Только немного пахнущая керосином, — добавил Володька.

Я не удержалась, машинально поднесла к носу пальцы: Володька был прав, запах керосина от них шел совершенно отчетливый.

— Неважно, — сказала я торопливо. — Лучше быть пахнущей керосином, но живой, чем лежать в виде кусков обугленного мяса завернутой в черный полиэтилен, как Сергей Викторович. Я этой аппаратчице жизнью обязана, понимаешь ты это? И эта аппаратчица теперь в беде. Значит, я должна попытаться помочь ей, снять с нее это обвинение. Тем более если вы оба так уверены, что простая случайность здесь маловероятна.

— Да, уверен на сто процентов, — сказал с определенностью Самосадный. — А если вы мне достанете образец нефти, которая была в реакторе в момент взрыва, то свою уверенность я смогу доказать научными методами.

— Конечно, — сказал Володька. — Если мы определим точную концентрацию сернистого ангидрида в этой нефти, многое станет понятнее. Только вот где взять эту нефть, что несомненно была в реакторе в момент взрыва?

Я задумалась: в самом деле, где? Мне вспомнилось, как плясали вокруг меня языки пламени, когда мы с Наташей Шутовой лежали в аппаратной.

— Знаете что, ребята, — сказала я. — Я боюсь, что этой нефти в природе больше не существует.

— Почему? — Оба моих собеседника уставились на меня во все глаза.

— Потому что она вся сгорела во время взрыва.

— Ты в этом уверена?

— Конечно! — сказала я. — Там такой огненный шквал прошел над нами, в то время как мы обе лежали на этом противном, залитом нефтью полу… Залитом нефтью… — пробормотала я рассеянно.

— Черт возьми! А разве эта нефть попала в аппаратную не из разорвавшегося реактора?

— Стойте-ка! — воскликнула я радостно. — Я знаю, где легко и просто взять нефть, которая на сто процентов была в реакторе в момент взрыва.

— Ну же? — Оба во все глаза смотрели на меня.

— На моей одежде! — торжественно провозгласила я. — Когда этот реактор разорвало, нефть брызнула во все стороны, и в аппаратную в том числе. Это уж в следующее мгновение огненный шквал прошел, и все полыхнуло. Но тогда мы обе уже лежали носом к земле! И в этой нефти как свиньи вымазались!

— Молодец, Ирина, ты гений! — воскликнул мой Володька восторженно, глаза Самосадного тоже заблестели. — Так что я все устрою! — заявил муж уверенно. — Завтра я отправляюсь с утра в университет, захвачу с собой Иринины шмотки, которые сильнее всего в нефти испачканы. И вместе с тобой мы попробуем сделать количественный анализ. Ты ведь мне поможешь, правда, Леха? — спросил он, обращаясь к Самосадному.

— Конечно, о чем разговор! — Тот с готовностью кивнул, поднимаясь из-за стола.

Мы поняли, что, пожалуй, пора прощаться. Было уже поздно, автобусы же не ходят всю ночь, и, посидев еще немного, мы рисковали: пришлось бы добираться до дома пешком, что нам было совершенно ни к чему — и мне, и Володьке рано с утра надо было на работу. Вообще, судя по всему, как раз завтра меня ждал особенно трудный, полный беготни и нервотрепки день. Мне предстояло расследование. Но с какой стороны приниматься за него, я пока что представляла лишь в самых общих чертах.

Глава 3

Иногда мне хочется просто на весь мир прокричать: ну до чего ж мне повезло с начальством! Мой шеф, заместитель главного редактора нашего областного ГТРК Евгений Васильевич Кошелев — добрейшей души человек. Он всегда идет мне навстречу в небольших просьбах и пожеланиях. Сегодня, например, он не только дал мне всю мою съемочную группу для поездки на крекинг-завод, не только позвонил на этот завод и попросил, чтобы нас всех приняли там хорошо и ни в коем случае не выставили за дверь — а я всерьез опасалась такого поворота событий после вчерашнего несчастья, — но он даже подписал наряд и выделил нам машину Кости Шилова вместе с ним самим, разумеется, хотя накануне тот же самый Костя Шилов и в самом деле послал Кошелева, важного телевизионного начальника, на хрен, причем не когда-нибудь, а в тот момент, когда Евгений Иванович жестким начальственным тоном потребовал от Шилова отвезти его жену в супермаркет: ей, видите ли, непременно нужно было прикупить кое-каких продуктов по мелочи для застолья. У Кошелева прошлым вечером отмечали день рождения дочери — боюсь, дело кончится тем, что со временем эту историю будут пересказывать как некий веселейший, хотя и неправдоподобный анекдот. И вот теперь мы все, включая оператора Павлика и мою помощницу Лерочку Казаринову, втиснувшись кое-как в серую «Волгу» Кости Шилова, едем по направлению к крекинг-заводу, и я машинально вглядываюсь в ветровое стекло, ища вздымающийся к небу столб черного дыма из аварийного цеха. Нет, все это глупости, конечно, пожар давно уже потушили, и никакого дыма больше нет.

Впрочем, въехать вместе с машиной на территорию предприятия нам все равно не позволили. И Костю Шилова, несмотря на все мои просьбы, вместе с нами на территорию завода не пустили, оставили ждать за воротами, потому что в отличие от нас у него не было журналистского удостоверения. Я Косте сказала, что ему необязательно стоять здесь, у ворот, и ждать нас. Мы, скорее всего, пробудем здесь долго, так что он может смело отправляться по своим делам. Я была уверена, что советы мои будут Костей проигнорированы и он все равно останется сидеть в своей «Волге» здесь, у проходной крекинг-завода, честно дожидаясь нас. Я знала, что протестовать в таких случаях бесполезно, временами наш водитель отличается редким упрямством и все делает по-своему.

Пройдя через проходную, мы втроем направились было по знакомой разбитой асфальтовой дороге к злополучному пятому цеху. Павлик, тащивший телекамеру и прочие необходимые для ее работы телевизионные аксессуары, злился, что Костя Шилов теперь отдыхает в своей машине, тогда как он, Павлик, должен надрываться один. Он, впрочем, не стесняясь, разделил часть своего груза между нами, мной и Лерой, однако самое ценное, телекамеру, тащил сам, не доверяя ее никому.

Вдруг впереди мы заметили спешащего нам навстречу Щеглова. Уже издали, заметив нас, он широко заулыбался, картинно раскрыл объятия, выражая тем самым свой восторг от того, что обнаружил нас всех здесь.

— Ну, обалдеть! — воскликнул он весело. — Вчера только одна с телевидения пришла, так реактор на хрен взорвался. Теперь целая телевизионная шайка приперлась, и даже с телекамерами. Значит, теперь весь завод ко всем чертям разнесет!

Лера Казаринова рядом со мной хихикнула, я почувствовала, как они со Щегловым обменялись небезразличными друг к другу взглядами.

— Чем обязан? — обратился он ко мне, галантно целуя руку — украдкой я вытерла о штанину оставшееся на руке слюнявое пятно. — Вчерашний осмотр завода вас не удовлетворил?

— Напротив, — ничуть не смущаясь, ответила я. — Я нашла здесь так много интересного, что вот решила на сей раз захватить с собой всю съемочную группу.

Он снова окинул стоящую рядом со мной Леру понимающим взглядом. Та снова хихикнула.

— Ну что ж, прошу! — сказал Щеглов, показывая широким жестом завод. — Снимайте, если вам так хочется. От начальства получено строжайшее указание не скрывать от вас ничего!

Мы продолжили свой путь по разбитой и пыльной асфальтовой дороге мимо дымящихся паром и нефтепродуктами очистных сооружений. Не без иронии я незаметно наблюдала, как брезгливо морщит нос наша Лерочка Казаринова: такого рода зрелища ей были явно не по душе. Напротив, Павлику все открывавшееся взору было, видимо, интересно и занимательно: не сгибайся он под тяжестью телевизионных аксессуаров, то всем бы был доволен. Как-то само собой получилось, что мы направились снова к тому самому пятому цеху, где вчера произошла авария, унесшая человеческую жизнь.

— А что, — осторожно начала я разговор, — правительственная комиссия по выяснению причин вчерашней аварии сейчас работает?

К моему удивлению, Щеглов зашелся смехом.

— Да бог с вами, Ирина Анатольевна, — воскликнул он сквозь смех, — какая комиссия? Дело яснее ясного, тут и расследовать нечего!

— Значит, все свалили на Наташу Шутову, — подытожила я. — Ну, очень мило…

— А вы что, с этим не согласны? — сказал Щеглов, внезапно становясь серьезным и пристально вглядываясь мне в глаза. — Вы что, видели, какой она вентиль сперва открывала?

— Нет, не видела, — призналась я. — Но я видела, как пар идет из реактора. Знающие люди мне сказали, что раз шел пар, значит, вода там уже была, значит, пар подан был прежде вакуума, и взрыва быть не должно было бы.

— Не должно? — вдруг вспылил Щеглов. — Да как бы не так! Пар шел, потому что задвижку от паровой трубы в первую очередь давлением выбило, понятно вам? Вообще, обследование аппаратной показало, что водяной вентиль тоже был открыт. Значит, Наташка прежде взрыва успела открыть оба вентиля, потому и шел пар из реактора во время взрыва. Сам по себе тот факт, что он шел, еще совершенно ничего не доказывает!

— Вы в этом твердо уверены?

— Абсолютно! — неожиданно жестко отрезал Щеглов. — Кстати… — Он вдруг остановился, повернулся ко мне и опять стал пристально вглядываться мне в глаза. — Если не секрет, что это за знающие люди, с которыми вы советовались?

— Да так… — Я чувствовала себя совершенно сбитой с толку замечаниями Щеглова. — Мой муж, преподаватель химического факультета университета, в том числе…

— Ах, университета! — Щеглов зло расхохотался. Отвернувшись от меня, он энергичными шагами продолжил свой путь, а я покорно засеменила следом. — Тоже нашли мне знающих людей! — С досадой он сплюнул на землю. — Вы посмотрите, каких они недоумков присылают нам из этого университета! Какая-нибудь девочка с красным дипломом и кучей всяких премий за отличную учебу, а ацетон от водки отличить не умеет!

Я молчала, смущенная этим неожиданным взрывом эмоций. Щеглов, казалось, тоже устыдившийся своей несдержанности, вдруг умолк и притих.

— А вы сами химик по образованию? — не зная зачем, спросила я его.

Щеглов резко обернулся, пристально посмотрел на меня.

— Нет, не химик. И дальше что? — сказал он довольно агрессивно. — Думаете, если у меня нет официального диплома, заверенного государственной комиссией, о том, что я пять лет протирал штаны в химическом вузе, то я полный придурок и в производственных процессах на этом заводе ничего не смыслю, да?

Я неопределенно пожала плечами. Неожиданно эмоциональная и даже, я бы сказала, агрессивная реакция Щеглова изумила меня. Однако, думала я, если он по образованию не химик, то говорить ему про сернистый ангидрид бесполезно, он опять начнет ругать моих советчиков, и ничего путного от него не добьешься.

Мы вошли в пятый цех, пострадавший накануне от взрыва и пожара. На месте взорвавшегося первого реактора оставалась только закопченная бетонная платформа, основание реактора, его искореженные стальные обломки были уже убраны. Сверху и по бокам над пустой бетонной платформой нависали обрезки труб, еще вчера подводивших к реактору реагенты и откачивавших готовую продукцию. Этих труб было так много, их переплетение так замысловато, что я не могла отделаться от ощущения, что вот точно так же должна выглядеть грудная полость человека после того, как руки хирурга извлекут оттуда сердце.

На полу неподалеку от пустой бетонной платформы лежала груда живых цветов и горели свечи. Я поняла, что они обозначают то место, где нашли изуродованное тело погибшего Венглера, начальника цеха. Однако, оглядевшись вокруг, я не без удивления обнаружила, что два уцелевших реактора, простаивавшие еще вчера, теперь работали, деловито гудели, сопели и попыхивали горячим паром. Я видела освещенные желтым светом лица аппаратчиц в узких, точно бойницы, окнах их стальных коробок-аппаратных, на мгновение каждая из них выглянула наружу, чтобы посмотреть на посетителей, после чего тут же снова повернулась к своим приборам.

— Ну да, цех работает, — словно прочитав мои мысли, проговорил Щеглов. — Контракты на поставки авиационного керосина никто не отменял, а других установок по его производству на нашем заводе нет.

— И не боитесь нового взрыва? — поинтересовалась я.

— Ох, вы опять? — Щеглов покорно вздохнул. — Я же вам объяснил, что взрыв произошел из-за человеческого фактора. Понятно вам?

— Нет, непонятно, — я постаралась прикинуться дурочкой. — Что это значит — из-за человеческого фактора?

— Это значит, — стал раздраженно объяснять Щеглов, — что если эти аппаратчицы будут делать все правильно и крутить вентили в нужной последовательности, то никаких взрывов реактора не будет.

— Вы это аппаратчицам так и объяснили?

— Нет, не я объяснял, — сказал Щеглов с нервным вздохом, — а директор нашего завода Михаил Евгеньевич Горбунов собственной персоной.

— Даже сам директор? — удивилась я. — Значит, что же, эти аппаратчицы сначала отказались выходить на работу?

— Ну, какая же вы догадливая, черт вас возьми! — проговорил Щеглов с прежней своей ухмылкой. — Вы как, случайно не в юридическом институте учились на следователя? Там вас научили из людей сведения вытягивать?

— Никто меня этому не учил, — сказала я. — Просто я думаю, что если у аппаратчиц были сомнения в том, что здесь, как вы выразились, сработал человеческий фактор, значит, это неспроста. Что-то здесь в этой аварии неладно!

— Ох, ну я же вам объясняю! — воскликнул Щеглов, теряя терпение. — Никаких сомнений у этих аппаратчиц нет! Они попросту боятся нового несчастного случая, понимаете вы это? Самый простой, элементарный человеческий страх, что, раз взорвалось один раз, может взорваться и во второй. И неизвестно, уцелеешь ли ты при этом новом взрыве или сгоришь, как этот старый брюзга Сергей Викторович.

Щеглов с выражением крайней досады на лице умолк и отвернулся от меня в сторону. Мои спутники смотрели на меня выжидающе: когда, наконец, я дам им указание начинать работать. Но у меня еще не иссякли вопросы к нашему провожатому, поведение которого все больше удивляло меня и казалось мне подозрительным.

— Скажите, — спросила я, пристально глядя на Щеглова, — а вы сейчас продолжаете перерабатывать ту же самую партию нефти, что вчера взорвалась в реакторе?

— С чего вы взяли? — удивился Щеглов. — Вчерашняя партия нефти вся израсходована, от нее не осталось ни капли. А это новая. Вчера поздно вечером к нам прибыл состав из восьми цистерн, вот мы их и перерабатываем. Железная дорога совсем осатанела из-за вчерашнего взрыва, требует, чтобы цистерны были возвращены в кратчайшие сроки, поэтому и пришлось оба реактора запустить. Еле уговорил директор этих чертовых аппаратчиц на работу выйти, даже премиальные пообещал.

— А что, железнодорожные цистерны вчера тоже пострадали? — глупо спросила я.

— Да в том-то и дело, что нет! — горячо воскликнул Щеглов. — Как стояли вон там, за стеной, так и стоят. Но эти железнодорожники боятся, что у нас здесь опять что-нибудь взорвется и их хреновы цистерны вообще к черту разнесет.

— А такое бывало?

— Да нет, конечно! — Щеглов рассмеялся. — Но вчера, представляете, сразу после взрыва какая-то падла на станцию Князевка позвонила, говорит, на крекинг-заводе авария, взрывы, страшный пожар, так что забирайте скорее ваши цистерны, если вообще хотите назад их получить. И они тут же прислали маневровый тепловоз!

— И укатили цистерны?

— Конечно! — рассмеялся Щеглов. — Раньше, чем пожарные машины с завода уехали.

— И вы уверены, что нефти в цистернах больше не осталось?

Щеглов смущенно усмехнулся, поглядывая на меня.

— Вы думаете, я в них заглядывал? — сказал он наконец.

— Значит, часть нефти в цистернах могла остаться? — констатировала я.

— Могла, — согласился Щеглов. — Только железнодорожникам на это наплевать. Они отправили цистерны на мойку, и вся лишняя нефть вместе с горячим паром отправилась в отстойники.

— Эти отстойники находятся возле станции Князевка? — поинтересовалась я.

— Что, терминалы, где моют цистерны? Нет, они возле станции Нефтяная, там, дальше, возле моста через Волгу. Там, около этого моста, еще более мощный нефтяной отстойник, там нефтью пахнет еще сильнее, чем здесь, на крекинг-заводе! — Щеглов весело рассмеялся, будто сообщил мне нечто в высшей степени забавное.

Я умолкла, переваривая полученную информацию. Что-то во всем, рассказанном Щегловым, мне не нравилось, я еще не могла понять, что именно. Тем временем я заметила, что Павлик, которому, видимо, надоело стоять без дела, включил все-таки свою телекамеру и стал снимать место аварии и лежащие на полу цеха цветы. Лерочка Казаринова, решив, что я уже достаточно долго занимаю внимание Щеглова, подскочила к нему и стала донимать его вопросами об устройстве цеха и его реактора, Щеглов сразу же заметно повеселел, охотно отвечал на ее расспросы. Я стояла рядом и рассеянно слушала. Потом заметила, что Щеглов все больше и больше увлекается разговором с Лерой, перестает обращать внимание на меня, а их диалог все более перетекает в незатейливый флирт. Признаться, мне было обидно наблюдать своими глазами, как молодая девочка дает мне фору, однако у меня родилась отличная мысль: пока Щеглов занят флиртом с моей ассистенткой, самое время мне потихоньку улизнуть от него. Опека Щеглова начинала действовать мне на нервы, а с главным инженером мне бы хотелось побеседовать без его контроля. Поэтому я шепнула Павлику, чтобы он держался возле Щеглова и снимал все, что Лера ему скажет, а сама осторожно, так, чтобы тот ничего не заметил, вышла из цеха и направилась к зданию заводоуправления, высившемуся неподалеку от заводской проходной.

* * *

Там меня встретили не очень ласково. Один совершенно незнакомый мне управленец, лысый, с животиком, я была абсолютно уверена, что не видела его вчера, остановил меня посреди коридора и строго спросил, что мне здесь надо. Узнав, что я хочу поговорить с главным инженером крекинг-завода, посмотрел на меня сумрачно и заявил, что Валерии Дмитриевны сегодня не будет, она срочно улетела на совещание в Москву.

— Наверное, делать отчет о вчерашнем происшествии? — предположила я. Сообщение, что с главным инженером мне сегодня поговорить никак не удастся, серьезно опечалило меня.

— Стойте-ка, вы ведь Ирина Лебедева, корреспондентка с телевидения? — вдруг поинтересовался лысый управленец, глядя при этом все так же неприветливо.

Я подтвердила, что все именно так и обстоит.

— Что же вы тогда одна по заводу ходите? — осведомился он удивленно. — Вас же Щеглов по заводу водит, вот и идите к нему, — заметил он, как ему показалось, очень резонно. — Где вы его потеряли?

— Нигде я его не теряла, — отвечала я, пожимая плечами. — Он моей ассистенткой увлекся.

— Да, это на него похоже, — управленец рассеянно кивнул. — Как кобель хренов, за каждой юбкой бегает.

— А какие у него отношения были с Сергеем Викторовичем? — вдруг неожиданно для самой себя спросила я.

— С Венглером, что ли? — переспросил управленец. — Да нормальные. Они собачились, конечно, ну да Венглер со всеми собачился. А потом с теми же самыми людьми водку пьянствовал.

— Он водку пьянствовал? — изумилась я.

— Ну, выпивал, — лысый управленец сердито хмыкнул. — Что вы к словам-то придираетесь?

— Да нет, вовсе я не придираюсь, — робко проговорила я. — Меня просто интересует, какие у Сергея Викторовича были отношения с работниками завода.

— Да нормальные! — управленец снова хмыкнул. — Старый хрен он был, конечно, это все знают… Но, в принципе, мужик как мужик. А вы почему спрашиваете? — вдруг насторожился он.

— Да так, — рассеянно отвечала я. — Просто интересно…

— Интересно, какие у Венглера были отношения с людьми? Это похоже на милицейское расследование. Вы что, расследованием пытаетесь заниматься? — Управленец ухмыльнулся. — Попробуйте разберитесь в этом. Здесь такой клубок всего…

Он вдруг умолк, точно жалея о сказанных только что словах.

— А правда, что Венглер продавал налево авиационный керосин? — спросила я.

— Кто вам сказал? — Управленец невозмутимо поднял на меня глаза.

— Щеглов, еще вчера.

— Может, и продавал. Дальше что?

— Кому, за сколько, вам известно?

Управленец смотрел на меня со смесью недоверия и презрения.

— Вы что, на налоговую полицию работаете, сведения для нее собираете? — спросил наконец он.

— Нет, но я интересуюсь причинами вчерашней аварии…

— Причины вчерашней аварии установлены точно и определенно: ошибка аппаратчицы, не в той последовательности открывшей вентили подачи водяного пара и вакуума, — сказал управленец жестко. — А насчет, как вы выразились, продажи налево авиационного керосина, то у меня по этому поводу концов не ищите, я про это ничего не знаю и знать не хочу. Понятно вам?

Я кивнула. Самосадный вчера был прав, утверждая, что администрация крекинг-завода никак не будет в восторге от моего расследования, результатом которого может вполне оказаться доказательство вины руководства завода, допустившего халатность, а не скромной аппаратчицы Наташи Шутовой.

— Слушайте, давайте-ка на выход, — вдруг сказал лысый управленец, глядя на меня по-прежнему сурово. — Вас Щеглов по заводу водит, так? Вот пусть он вас и водит и за вас везде отвечает. Я не могу позволить, чтобы вы шлялись здесь где попало без провожатых!

— Боитесь, что я криминал какой-нибудь откопаю? — спросила я насмешливо.

— Нет, не боюсь, но одной вам здесь ходить не положено! Если не пойдете, я начальника охраны позову!

— Валяйте! — сказала я беспечно. — Пусть мне скрутят руки за спиной, надают дубиной по голове и выволокут на улицу через проходную. У меня там, за проходной, оператор с включенной телекамерой работает, он все это дело аккуратно заснимет, а потом мы это покажем по областному телевидению!

— Да что вы, собственно, хотите? — воскликнул управленец раздраженно. — Здесь-то вы что ищете? Я же вам сказал, главного инженера завода сейчас на месте нет и не будет, она улетела в Москву.

— А заводская лаборатория на месте? — спросила я агрессивно. — Или она тоже в Москву улетела?

— Господи, да зачем вам лаборатория?

— Хочу побеседовать с людьми, — сказала я невозмутимо. — У меня, знаете ли, работа такая, с людьми беседовать — и перед телекамерами, и так. Понятно вам?

И, не дожидаясь ответа лысого управленца, я повернулась и пошла прочь от него по коридору. Насчет лаборатории это я хорошо придумала, с ее работниками мне нужно было поговорить обязательно, вдруг они знают что-то конкретное? Правда, я не знала, где именно эта лаборатория находится, но почему-то у меня была уверенность, что стоит мне только немного походить по многоэтажному зданию заводоуправления, как я непременно ее отыщу.

* * *

Я и правда вскоре отыскала заводскую химическую лабораторию в полуподвальном этаже. Это было обширное, с высокими потолками помещение, заставленное широкими столами со множеством колб, пробирок, каких-то необычного вида стеклянных аппаратов с резиновыми трубками; назначения всего этого инструментария я не могла знать. Во всех хранились, кипели, бурлили и испарялись какие-то разноцветные жидкости, от коричнево-черных до совершенно бесцветных и прозрачных. Несмотря на работавшие мощные вентиляторы, запах нефтепродуктов стоял чувствительный. Впрочем, за последние сутки я так надышалась нефтяными запахами, что постепенно стала воспринимать их как совершенно нормальные и естественные.

На этот раз я сознательно не пошла к начальнику лаборатории, дверь в кабинет которого находилась тут же, рядом, а решила побеседовать с кем-нибудь из младшего персонала, лучше всего женского пола — такие, по опыту, оказываются со мной откровеннее. Поэтому, зайдя в лабораторию, я стала напряженно оглядываться, ища, с кем бы можно было поговорить. На меня поначалу никто не обратил внимания, трое или четверо сотрудников, занятых в тот момент делом, казалось, не замечали меня. Я уж собралась было подсесть к одному из них, как вдруг дверь лаборатории отворилась, и в нее влетела молодая лаборантка в белом, как и все тут, халате. Увидев меня, она вдруг застыла на месте с открытым от изумления ртом.

— А вы к нам, да? — проговорила она, смутившись и кое-как оправляясь от изумления.

Я подтвердила, что это именно так.

— Ой, а вас же Щеглов должен водить, — снова проговорила она. Из этой фразы я заключила, что, без сомнения, узнана.

— Щеглов занялся своими делами, — сказала я устало, — а мне бы очень хотелось посмотреть вашу лабораторию.

— Ах, ну конечно! — воскликнула лаборантка радостно. — Девочки, отвлекитесь на минуту, к нам Ирина Лебедева пожаловала!

«Девочки», одна из которых была мужского пола, а другой было явно за пятьдесят, вяло подняли голову и равнодушно посмотрели на нас, не выказав при этом ни малейшего энтузиазма. Однако это не смутило лаборантку.

— Проходите, садитесь, пожалуйста, — сказала она. — Чаю хотите?

Мне подумалось, что до сих пор не приходилось пить чай в такой нефтяной атмосфере. Впрочем, отказываться было поздно, лаборантка уже включила электрический чайник.

— Меня зовут Оксана, — сказала лаборантка. — Скажите, а вы что, передачу про нашу лабораторию делать будете?

— Возможно, будем, — мне не хотелось сейчас говорить «нет», — если найдем интересный материал для съемок. Для этого, собственно, я вчера на крекинг-завод и приезжала.

— И попали в такую переделку, — сказала лаборантка, сочувственно глядя на меня. — Скажите, — тут она понизила голос, — а вы очень испугались, когда вчера рвануло?

— Нет, я толком и испугаться не успела, — ответила я, — пока поняла, что это авария, Щеглов уже вывел меня из цеха.

— Да уж, Щеглов! — Лаборантка скроила презрительную гримасу. — Балбес!

— Вы думаете, это он виноват в случившемся?

— Да ну, нет, — сказала Оксана грустно. — Он-то здесь при чем? Ума не приложу, кто виноват. Все говорят, Наташа Шутова, аппаратчица, но у меня в голове не укладывается, как она могла. Там всего-то проблема — вентили не перепутать, и она столько лет на этом реакторе проработала.

— Щеглов говорит, человеческий фактор, — сказала я. — Рано или поздно кто угодно может ошибиться.

— Да ну, бросьте! — воскликнула лаборантка. — Вы больше слушайте этого Щеглова! Тут у нас покруче проблемы решать приходится, где по-настоящему голова нужна, и ничего, справляемся. А там всего-то два вентиля в нужном порядке открыть!

— А если не это, тогда почему произошел взрыв?

— Не знаю, — с искренним сожалением сказала лаборантка. — Просто ума не приложу.

Я кивнула, рассеянно оглядывая стол со множеством пробирок, колбочек, каких-то стеклянных устройств с резиновыми шлангами, закрепленных в штативе. Электрический чайник тем временем вскипел, лаборантка приготовила чай в большой фарфоровой кружке, подала мне ее. Несмотря на нефтяные ароматы вокруг, чай был хорош на вкус.

— Скажите, а вы делаете анализ каждой партии нефти, что поступает на завод? — прихлебывая напиток, спросила я.

— Конечно! — кивнула лаборантка. — Без разрешения нашей лаборатории ни одну партию в технологический процесс не пропустят.

— Делали и в этот раз?

— В какой раз? — переспросила лаборантка озадаченно. — Мы ведь здесь партии не считаем. Все, что нам приносят, мы делаем, потом результат кладем на стол начальнику лаборатории, он выписывает разрешение. Конечно, мы делали анализ той партии, которая взорвалась в реакторе, — добавила лаборантка задумчиво.

Я кивнула, не ожидая другого ответа.

— А анализ на этот… — я запнулась, припоминая название, — сернистый ангидрид — тоже делаете?

Оксана посмотрела на меня заинтересованно.

— В смысле, количественный анализ? — переспросила она. — Конечно, делаем!

— Вы знаете о ПДК на сернистый ангидрид для нефти, что отправляется на переработку в этот…

— Для вакуумного гидроформинга? Конечно, знаем! — отвечала лаборантка — Вы что, думаете, взрыв произошел из-за превышения ПДК?

— Вполне возможная версия, — заметила я.

— Только тогда это должна быть какая-то левая партия, прошедшая мимо нашей лаборатории, — сказала лаборантка. — Мы все партии нефти проверяем, до сих пор ни разу превышения ПДК по сернистому ангидриду не зафиксировали. Правда, Ольга Александровна? — обратилась она к даме за пятьдесят.

Однако та только усмехнулась, бросила на нас короткий неприветливый взгляд, потом снова занялась своими пробирками. Такое поведение коллеги ничуть не смутило Оксану.

— А такое возможно — левая партия нефти? — осторожно спросила я.

— На нашем заводе все возможно! — уверенно заявила лаборантка. — Мафия тут страшно сказать как шурует. И нефть воруют, и дорогой бензин…

— И авиационный керосин? — подсказала я.

— И его тоже, — ничуть не смущаясь, подтвердила лаборантка.

— И кто его ворует?

— Я же говорю вам — мафия. Здесь целая шайка орудует, все друг с другом повязаны, все друг за дружку горой стоят. Только потяни за одного, все остальные тебя съедят.

— А кто это — все? — нетерпеливо спросила я. — Покойный Сергей Викторович Венглер тоже воровал? Или как?

— Венглер? — Лаборантка презрительно рассмеялась. — Кто это вам сказал?

— Щеглов.

— Я же вам сказала, поменьше вы слушайте этого Щеглова, он балбес!

Лаборантка продолжала с улыбкой смотреть на меня. Я в это время задумалась — что-то во всех этих разговорах мне активно не нравилось. Но понять, что, я не успела. Потому что в этот момент в лабораторию влетел раскрасневшийся от волнения и быстрой ходьбы Щеглов. Увидев меня, он одно мгновение напряженно хмурился, словно стараясь понять, что мне удалось узнать от лаборантки. Но это длилось только одно мгновение. В следующее он широко улыбнулся, словно надел маску любезной улыбки, и подошел ко мне.

— Ну вот, Ирина Анатольевна, наконец-то я вас нашел! — воскликнул он радостно и фальшиво. — Что же это вы, взяли да и сбежали от меня? И даже свою команду бросили! Пойдемте, нас ждет стол, ваши сотрудники уже все сидят там.

И, взяв меня за руку, он бесцеремонно потащил меня прочь из лаборатории. Ее работницы, пряча иронические ухмылки, смотрели нам вслед.

* * *

Стол и в самом деле был накрыт в заводской столовой, причем очень даже неплохой стол. И нефтью внутри столовой больше не пахло — или, может быть, я просто уже привыкла к этому запаху настолько, что более не ощущала его. Этот обед оказался теперь очень даже кстати, был уже первый час дня, и с утра я успела проголодаться. Щеглов, усевшись рядом со мной, к досаде Лерочки Казариновой, ухаживал за мной как мог. Открыл бутылку шампанского, предложил тост за областное телевидение. Однако я только пригубила вино и поставила фужер обратно на стол. Пить мне было еще решительно рано: за прошедшие полдня я не узнала практически ничего из противоречивых слухов и неясных подозрений, и «загудеть» теперь мне было совершенно ни к чему. Хотя создалось такое ощущение, что именно этого и добивался Щеглов. Что ж, его можно было понять. Он, очевидно, получил от начальства задание встретить телевизионщиков как можно радушнее, для виду ни в чем им не отказывать, но на деле показать как можно меньше.

Щеглов меж тем выпил два больших фужера шампанского, рожа его покраснела, а глаза сально заблестели.

— Зря вы не хотите ничего выпить, — проговорил он, вплотную придвигаясь ко мне и дыша в лицо отвратительной смесью винного и табачного перегара. — Живем-то мы один раз, надо же что-нибудь и хорошее в жизни иметь.

— Например, напиться, как свинья, — заметила я.

Щеглов нахально ухмыльнулся.

— А кстати, как к вам прибывает нефть на завод? — поинтересовалась я. — Только по железной дороге?

— Бывает, что и по железной дороге, — сказал он, глядя на меня расслабленно. — Как раз этой ночью пришло восемь цистерн.

— Это я уже слышала, — сказала я. — А других способов доставки нефти на завод не существует? Я вот слышала, что через Багаевку тянется к вашему заводу нефтепровод…

— Тянется, конечно. — Щеглов ухмыльнулся, вальяжно откидываясь на стуле и не сводя с меня своих сальных глаз. — Тянется, потягивается…

— Но он ведь сейчас не функционирует, правда?

— Почему это не функционирует? — удивился Щеглов. — Все нормально функционирует. Качают по нему нефть, все как положено.

— И эта нефть также поступает для производства авиационного керосина?

— Эта — нет, — сказал Щеглов. — Эта идет на производство солярки и дешевого бензина… Слушайте, бросьте вы это все на хрен, а? Охота вам в этом дерьме копаться? Давайте лучше выпьем! Нате-ка ваше шампанское! Такое шампанское грех не выпить!

И он, нагло облапив меня левой рукой за плечи, правой взял мой невыпитый фужер шампанского и стал подносить его к моему лицу. Почувствовав бесконечное омерзение, я стряхнула его руку, едва-едва удержалась от того, чтобы не заехать ему по морде. От удивления Щеглов выронил фужер, шампанское разлилось по столу.

— Что-то вы не очень любезны, гражданин начальник! — заявил Щеглов, делано рассмеявшись. — Ни дружить, ни пить со мной вы не хотите. За что такая суровость?

— За свинское поведение, — невозмутимо сказала я. — Вы мне заявили, что погибший вчера Венглер воровал на заводе авиационный керосин. Это правда?

— Может быть, и правда, — Щеглов нахально ухмыльнулся.

— А поподробнее вы мне можете про это рассказать?

— Вам что, надоело жить на этом чудесном белом свете? — деловито осведомился Щеглов. — Вы что, не знаете, что такое бензиновая мафия?

— Нет, не знаю, — сказала я сухо. — Вот вы мне и расскажите, что это такое. Так сказать, просветите меня.

— Ну уж нет! — Щеглов расхохотался, снова наливая себе шампанского. — Если вам на земле жить надоело, то я-то умирать раньше времени не собираюсь!

— Стоило тогда вчера трепаться? — сказала я презрительно. — Хотели цену себе набить в моих глазах, да? Этаким борцом за порядок на заводе представиться, а на самом деле вы просто пустое трепло!

Лицо Щеглова вытянулось, он посмотрел на меня ошалело.

— Слушайте, вы что, собственно, хотите, а? — сказал он настороженно. — Я вас уже спрашивал об этом. Вы мне так ничего и не ответили.

— Я хочу знать: в реактор, который вчера взорвался, могла случайно поступить левая партия нефти, не прошедшая лабораторной проверки?

— Левая партия? — Щеглов изумленно посмотрел на меня. — Впервые слышу про такое. Здесь, на нашем заводе, все надежно схвачено, и на входе, и на выходе, постороннему человеку голову оторвут, вздумай он какой собственный бизнес устроить без ведома других. Чтобы неизвестно какая партия нефти прошла в реактор… Чушь какая-то! Да и зачем это? Готовый керосин все равно поступит в общую емкость.

— Вчера мы видели, как его сливают прямо из трубы, — возразила я.

— Да, действительно, — согласился Щеглов. — Вот и надо воровать керосин из трубы, а не левые партии нефти на завод присылать!

— Вы уверены?

— Не знаю, — Щеглов с сомнением покачал головой. — Никогда не слышал, чтобы на наш завод неизвестно откуда нефть прибывала. А что, у вас есть сведения, что такое имело место? — спросил он, внезапно оживляясь.

— Нет, у меня только предположения, — отвечала я. — Сначала расскажите, а Сергей Викторович, который погиб, знал о ПДК на сернистый ангидрид?

На мгновение лицо Щеглова снова стало серьезным.

— ПДК по сернистому ангидриду? Может, и знал, — сказал он сухо. — Он ведь был химик по образованию в отличие от меня. При чем здесь это?

— При том, что превышение концентрации сернистого ангидрида могло привести к взрыву реактора, даже если вентили были открыты в правильной последовательности.

— Серьезно? Ну ни хрена себе! — Щеглов выглядел совершенно выбитым из колеи этой информацией.

— Вы что, никогда не слышали про такую возможность?

— Никогда! — с совершенно искренним видом признался он. — А вы откуда про это знаете?

— Секрет фирмы, — ответила я.

— Но даже если это так, — проговорил рассеянно Щеглов, — что это нам дает? Что из всего этого следует?

— Из этого следует, что тот, кто занимался левым бизнесом — перерабатывал нефть на керосин, минуя лабораторию, — мог случайно отправить в реактор партию нефти, в которой было превышение ПДК на сернистый ангидрид. А он про это ничего не знал. И в произошедшем взрыве обвинили аппаратчицу Наташу Шутову, которая на самом деле во всем этом не виновата.

Щеглов вдруг стал серьезным и задумчивым, откинулся на спинку стула, отодвинулся от меня, стал рассеянно смотреть в сторону.

— Вон вы куда, барышня, клоните, — сказал он наконец. — Только ведь это не я, а покойный Сергей Викторович Венглер, царство ему небесное, хотя он и был сволочью, — это он левый керосин гонял. Вот, значит, и поплатился! — добавил он не без иронии.

— Проболтались-таки! — сказала я насмешливо. — А тоже мне, грозились: жить хочу, ничего не скажу!

— Ничего и не скажу! — повторил Щеглов с детским упрямством. — И вам я ничего не говорил, барышня. Вам все это в пьяном сне приснилось!

Пожалуй, Щеглов становился невыносимо груб, но делать было нечего, такая уж у меня работа. Мне подумалось, что обижаться на него пока еще рано, можно попробовать еще кое-что из него вытянуть.

— А что, про это на заводе никто не знал? — осторожно поинтересовалась я. — Что Венглер керосин воровал?

— Обижаете, барышня, все знали, — нехотя отозвался Щеглов. — Все, до самого последнего рабочего.

— И директор знал?

— Ясное дело!

— И терпел такое?

— Так Венглер же делился! — Щеглов нагло ухмыльнулся. — Здесь от его левого бизнеса многие доход имели.

— Поэтому-то они все так и поспешили обвинить во всем Наташу Шутову, — подытожила я. — А мои возражения, что я ей вовсе не мешала следить за технологическим процессом, что видела, как она нужный вентиль открывала, никто и слушать не хотел. И вы, между прочим, тоже не хотели!

— И не хочу! — Щеглов расхохотался. — То, что я вам теперь по пьянке наболтал, в счет не идет, этому ни один следователь не поверит. И обелить Наташку Шутову не мечтайте, это здесь никому не нужно, понимаете? Жизнь она вам, конечно, спасла, здесь не поспоришь, но…

— Эй, стой, стой, стой!

Резкий и неожиданный выкрик Павлика, нашего оператора, заставил нас обоих вздрогнуть и обернуться. К нашему удивлению, Павлик вдруг стремительно выскочил из-за стола, где он так удобно устроился и ел в свое удовольствие, кинулся к тому месту, где у него были сложены телекамера и прочие телевизионные аксессуары. В испуге мы тоже повскакивали со своих мест, пока что не понимая, что происходит. А Павлик судорожно схватил свою камеру, некоторое время бережно осматривал ее, потом, убедившись, что с ней все в порядке и кассета на месте, положил ее обратно, сокрушенно покачав головой.

— Чуть-чуть не сперли, — сказал он в ответ на наши вопросительные взгляды. — Я только-только отвернулся, задумался, стал пирог с бужениной жевать, смотрю — кто-то вдоль стены крадется и прямо к камере! Если бы я не крикнул, он уволок бы ее на хрен. Слушайте, у вас тут что, на заводе, одни жулики работают?

— Да ладно! — Щеглов беспечно расхохотался, блеснув веселыми и пьяными глазами в мою сторону. — Украли бы — мы бы вам новую купили. Проблем-то куча!

Оптимизму Щеглова можно было позавидовать. Я-то знала, какое горе для телеоператора, когда происходит потеря любимой телекамеры. Впрочем, бдительность спасла Павлика и на этот раз. Мы снова уселись за стол, Павлик же, теперь не доверяя никому, взял свою драгоценную камеру с собой, расчистил место на столе и положил ее рядом, чтобы была в поле зрения. Щеглов с усмешкой наблюдал за его манипуляциями.

Впрочем, настроение у всех было решительно испорчено. К еде мы более не притронулись, Павлик скорее для приличия, чем из аппетита дожевывал свой пирог с бужениной, происшедшее расстроило его больше других. Щеглов, верный своим принципам, продолжал трепаться, рассказывать какие-то анекдоты, впрочем, не особенно смешные и оригинальные, я слушала его рассеянно и едва улыбалась в ответ. Непонятная тревога вдруг овладела мною, я чувствовала, что что-то здесь не так с этим внезапным похищением телекамеры, все это неспроста. Но объяснение, что именно все это должно означать, мне и в голову не приходило.

Наконец Щеглов дал нам понять, что пора вставать из-за стола, и мы поднялись без особого сожаления. Пора было и вовсе уходить с этого крекинг-завода, в данный момент делать тут было абсолютно нечего. Можно, конечно, потребовать организовать беседу с директором завода Михаилом Евгеньевичем, но не было сомнения, что на свои вопросы я получила бы столь же неопределенные, уклончивые ответы, как и от Щеглова. Этот тип был прав: администрации завода совершенно ни к чему, если я докажу невиновность аппаратчицы и виновность их самих. Да еще всплывет история с переработкой левой нефти на левый керосин, что, несомненно, может потянуть за собой и другие неприятные разоблачения. В тот момент я решила непременно написать заявление на имя прокурора области, изложить там все, что видела тут и слышала, потребовать создания специальной комиссии по расследованию причин взрыва. Как я поняла, такая комиссия так и не была создана. Пробираясь по разбитой асфальтовой дорожке между дымящимися паром и нефтепродуктами отстойниками, я пыталась сообразить, какое ведомство в правительстве области занимается крекинг-заводом, куда именно следует мне обращаться с жалобами и своими подозрениями. Логичнее всего спросить об этом у Валеры Гурьева, нашего криминального репортера, тот хорошо знал все подобные вещи.

Миновав проходную и очутившись на небольшой асфальтированной площадке перед въездом на территорию завода, мы все, к нашему всеобщему огорчению, обнаружили, что наша телевизионная «Волга» вместе с Костей Шиловым куда-то исчезла. С одной стороны, конечно, я сама сказала ему, чтобы не ждал нас и отправлялся по своим делам. И наверняка Кошелев не преминул позвонить ему и повелеть немедленно быть с машиной на рабочем месте — теперь у Кости не было уважительной причины послать его на хрен. С другой стороны, нам теперь предстояло добираться в центр города на общественном транспорте, самим тащить на себе все телевизионные аксессуары. Павлик отчаянно кряхтел и ругал свою тяжелую долю телевизионного оператора, наверное, в глубине души жалея, что не имеет права точно так же отругать меня. Впрочем, мы ему помогали, как всегда, приняли на себя часть его груза, но основную тяжесть аппаратуры до ближайшей автобусной остановки Павлику пришлось тащить самому, а это не было особенно легко, так как остановка находилась неблизко. От проходной крекинг-завода к оживленной городской улице, по которой ходил в центр города автобус, вела довольно широкая дорога. Высокий непроницаемый бетонный забор крекинг-завода был с одной ее стороны, с другой — толстая труба теплотрассы, за которой виднелись какие-то дачные участки, желтевшие листвой в это осеннее время года плодовые деревья. Вокруг было пустынно и, можно сказать, тихо, если не считать равномерного гудения крекинг-завода за бетонной стеной, воспринимавшегося как сама тишина. День был почти такой же прекрасный, как вчерашний, теплый, солнечный, только теперь на небе клубилось некоторое количество пушистых облаков, похожих на клочья белой ваты. Не без удовольствия ощутила я эту тишину и покой практически в центре промышленного района города рядом с одним из самых грязных и экологически вредных предприятий, какие только могут быть…

То, что произошло дальше, стремительностью своей, неожиданностью и абсурдностью напоминало кошмарный сон. Неожиданно раздался рев мотора легковой машины, вывернувшей откуда-то из бокового проулка между дачными участками. Машинально я посторонилась и потянула к себе Павлика, шедшего по самой середине тихой, безлюдной дороги. Я ожидала, что машина на бешеной скорости промчится мимо нас — мало ли зачем гоняют люди на больших скоростях! Но, к нашему удивлению, раздался вдруг оглушительный визг и скрежет тормозов, оглянувшись, мы увидели, что машина — это была ничем не примечательная «шестерка» темно-синего цвета — остановилась около нас, едва не наехав на груженного телеаксессуарами Павлика. В тот же момент из машины выскочили трое мужчин. Они были одеты в одинаковые зеленые пятнистые куртки, и на головах у них были надеты жуткие черные чулки с прорезями для глаз. Двое из них, те, что выскочили с передних сидений, были огромного роста и исключительной ширины, настоящие гориллы. Третий же, выбравшийся с заднего сиденья, был нормального роста и телосложения, тем не менее непонятно почему мне казалось, что именно он здесь самый главный. На пальце правой руки его я заметила большой золотой перстень с печаткой. Все трое набросились на бедного Павлика, и, прежде чем мы успели что-либо понять, один из них с силой ударил его ногой в живот, так что наш оператор со стоном согнулся пополам и повалился на землю, роняя коробки с телекамерой и аксессуарами, которые держал в руках. Впрочем, двое других тут же подхватили это и стали как попало швырять в свою машину. Потом они направились к нам с Лерой, ошалело и беспомощно стоявшим на месте, и стали вырывать у нас из рук пакеты, коробки, оставив, однако, наши сумочки. Все отобранное как попало они покидали в машину, стремительно запрыгнули в нее сами. Взревел мотор, заскрежетали колеса, и, стремительно сорвавшись с места, машина умчалась прочь, скрывшись за ближайшим поворотом. Мы остались стоять на месте, словно пригвожденные, лежащий скрючившись на земле Павлик тихо постанывал.

Прошло некоторое время, прежде чем до меня стал доходить смысл произошедшего. Вокруг по-прежнему не было видно ни одной живой души, тускло светило сентябрьское солнце, деловито гудел, сопел и попыхивал крекинг-завод за бетонной стеной. Павлик, корча отчаянные гримасы, тяжело кряхтя и постанывая, приподнялся и сел прямо на пыльный асфальт. Вид у него был жалкий и беспредельно несчастный.

— Павлик, тебе очень больно? — спросила его Лера Казаринова, похоже, легкомысленнее всех нас отнесшаяся к происшедшему.

— Очень! — неожиданно для всех нас Павлик по-детски всхлипнул. Тогда Лера Казаринова подошла к нему, наклонилась и ласково погладила его по голове. — Черт бы побрал эти рабочие окраины! — воскликнул Павлик в неожиданной ярости, отстраняясь от ласковых рук Леры. — Чтобы я еще раз сюда приехал! Телекамера была новая, я с ней только-только работать начал… Все они отобрали, сволочи, все! До последнего проводка! Да еще по морде дали, бандюги проклятые! Что у нас за город, вообще, что за страна!

— Не по морде тебе дали, а под дых! — уточнила Лера Казаринова. — Радуйся, что вообще жив остался. У меня есть один знакомый, которого вот так же поздно вечером в рабочем районе встретили и так избили, что потом ему череп вскрывали, он первую группу инвалидности получил…

— Ну, спасибо, утешила! — воскликнул сердито Павлик. — По-твоему, это мало, что меня обокрали, нужно, чтобы мне еще башку проломили, да?

— Такого я не говорила, — невозмутимо заметила Лерочка. — Ладно, Павлик, хватит ныть. Давай вставай, не сиди на холодном и грязном асфальте, а то еще простудишься…

Лера подала ему руку, и Павлик послушно стал подниматься, отчаянно кряхтя и постанывая. Я растерянно наблюдала за обоими, не зная, что про все это и думать. Нас обокрали посреди бела дня прямо на улице! Подумать только, что делается в нашем городе!

— Это все ты виновата! — вдруг Павлик в ярости накинулся на меня. — Если бы ты сегодня утром Шилова не отпустила, мы бы сейчас нормально на машине домой поехали, и ничего такого с нами не случилось бы!

— Да ладно тебе трепаться, Павлик! — возразила невозмутимо Лера. — Ты же знаешь Шилова. Ирина могла ему говорить все, что угодно, он все равно остался бы стоять здесь и ждать ее.

— Куда же он тогда на хрен делся? — воскликнул Павлик в ярости.

— Наверное, Кошелев вызвал его по телефону и сказал, что предстоит срочная поездка, — предположила Лера Казаринова. — Ты же знаешь, такое и раньше бывало. Без приказа Кошелева Шилов никуда бы не уехал, это точно, стоял бы здесь и ждал свою Ирину.

— Сволочи проклятые! — продолжал ругаться, не слушая ее доводов, Павлик. — Что за страна такая, что за народ! Хотели потихоньку камеру умыкнуть на заводе — не получилось! Так они дождались, когда мы выйдем! Выследили нас, на машине подъехали! Ну не мерзавцы ли?

Тем временем мы уже шли по направлению к остановке автобуса, чтобы ехать в центр города. Впрочем, один автобус нам все-таки пришлось пропустить, потому что на остановке я обнаружила телефонную будку и решила, что мне надо бы позвонить на телевидение и сообщить о случившемся с нами несчастье. Такого рода вещи самое безопасное рассказывать начальству именно по телефону. Пусть оно, это грозное начальство, мечет свои громы и молнии в телефонную трубку, а не в нас. А потом, когда мы наконец подъедем, начальство уже немного разрядится, успокоится, а заодно и подумает над тем, что теперь делать. Не мне же одной над всем произошедшим голову ломать! Подумав немного, я также решила рассказать о происшествии Валере Гурьеву и попросить его во время нашего с начальством объяснения быть рядом. Конечно, простая уличная кража для Валеры была не столь интересная вещь, как, например, убийство, но все равно. Нам же от Валеры теперь очень нужна была помощь.

Глава 4

— Что, все отняли? — громовым голосом спросил Кошелев, глядя в лицо Павлику. — Прямо до последнего проводка?

Павлик, сидя на стуле перед начальственным столом, устало и безнадежно кивнул, покорно поникнув головой. А Кошелев продолжал смотреть строго, недоверчиво, будто сомневаясь, не продал ли попросту его оператор телеаппаратуру по дешевке, деньги пропил, а теперь вот пришел жаловаться на каких-то там мифических уличных воров.

— Ирина Анатольевна! — Кошелев в своих репликах был строго официален. — Вы подтверждаете, что именно так все и было, как этот олух теперь рассказывает?

— Да, Евгений Васильевич, подтверждаю, — так же официально ответила я. — Только, если хотите, олухи мы все трое. Эти бандиты на нас налетели, все поотнимали, а мы даже пикнуть не успели. Так что в произошедшем виноваты мы все одинаково.

Кошелев посмотрел на меня пристально, однако было видно, что мои слова внушают ему большее доверие. Как будто мы не могли кому-нибудь загнать по дешевке телеаппаратуру все вместе, а деньги потом пропить на троих!

— Однако это черт знает что такое, Ирина Анатольевна! — заявил Кошелев таким тоном, что я поняла: сейчас пойдет метать громы и молнии. — Вы посмотрите! Куда бы вы ни поехали, к кому бы ни обратились с поисками кандидатов для вашей программы, обязательно с вами что-нибудь случается! То взрыв какой-нибудь, то криминальная разборка, то отравят кого-нибудь насмерть. Что это за чертовщина такая, а? Может быть, вы это нарочно так делаете? Может быть, вас сглазил кто? Ну, не в состоянии же просто так человек притягивать к себе несчастья!

Про себя я подумала, что, в принципе, очень даже в состоянии, такие случаи и прежде с кем угодно бывали, но вслух я сочла за лучшее этого не высказывать. Начальству надо выговориться, что называется, выпустить пар. После этого с ним можно будет разговаривать серьезно.

— Ладно, прежде несчастья случались с вами хотя бы через раз! — продолжал Кошелев. — Убьют с самого начала какого-нибудь бедолагу, и все. Теперь же всякие истории стали происходить с вами буквально каждый день. Вчера взрыв на крекинг-заводе, сегодня эта кража. А завтра что будет?

— Ну, не знаю, какие-нибудь хулиганские действия, наверное, — отвечала я, пожимая плечами. — Что там еще в Уголовном кодексе осталось?

Кошелев, шокированный моей внезапной наглостью, бросил на меня взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Но пока что решил сдержаться и продолжал таким же сухим, официальным тоном:

— Ну, объясните мне, Ирина Анатольевна, за каким чертом вы поперлись сегодня на этот злосчастный крекинг-завод? Вас кто-то туда звал? Вам что, мало вчерашнего взрыва?

— Вы что, думаете, это я его устроила?

— Да ничего я не думаю! — воскликнул с досадой Кошелев. — Просто хочу знать, почему вы решили туда сегодня поехать.

— А я хочу знать, почему я поехала туда вчера! — парировала я сердито. — Вы говорите, что я притягиваю к себе несчастья? Хорошо! Как раз вчера на крекинг-заводе произошло это ужасное несчастье, когда погиб человек. А почему, спрашивается, я туда попала? Если не ошибаюсь, именно вы меня туда направили, фактически в приказном порядке! Или это не так?

Кошелев даже приоткрыл рот от изумления. Такой капитальной наглости он от меня явно не ожидал.

— Послушайте, — сказал он наконец. — Вы на что, собственно, намекаете?

— Вовсе ни на что я не намекаю! — решительно возразила я. — Но непременно желаю знать, с чьей именно подачи я оказалась вчера на этом проклятом крекинг-заводе.

— Ну а если с моей? — сказал Кошелев. — Что тогда?

— С вашей? — Я не шутя изумилась. — Чем же этот крекинг-завод вам так приглянулся?

Кошелев скорчил гримасу досады, на некоторое время умолк, хмуро глядя в сторону.

— Я, конечно, понимаю, наглость города берет, — проговорил он наконец вполголоса.

— Евгений Васильевич! — вмешался Валерий Гурьев. — Однако это в самом деле необычайно интересно. С нашей Ириной постоянно происходят какие-то чрезвычайные происшествия, да еще нередко замешанные на криминале. Вы что, серьезно считаете, что это просто злой рок? У вас нет ощущения, что во всем этом надо разобраться? Кто-то же, черт возьми, затащил ее на этот хренов крекинг-завод? Если не она сама туда приехала, по собственной, так сказать, инициативе, тогда по чьей? Евгений Васильевич, вы должны это знать!

— Кто-то с завода ее пригласил, — произнес Кошелев устало. — Мне лично позвонили и предложили непременно прислать на завод съемочную группу, посмотреть, в каких условиях трудятся там женщины.

— Тот, кто вам звонил с завода, — сказал я, — хотел просто, чтобы мы сняли репортаж о работе предприятия?

— Ну, что-то вроде этого, — отозвался Кошелев.

— Значит, звонившему было все равно, кто конкретно приедет на крекинг-завод?

— Ну, нет! — возразил Кошелев. — Он требовал именно вас, Ирина Анатольевна, и никого, кроме вас!

— Меня? — С одной стороны, мне было приятно такое проявление внимания телезрителей, с другой, после того, что на этом крекинг-заводе произошло, это внимание несколько пугало. — Евгений Васильевич, а почему именно меня? Этот звонивший как свое желание объяснил?

— Ну, как объяснил, — Кошелев неопределенно пожал плечами. — Просто тем, что они там постоянно смотрят вашу программу и очень ее любят.

— И это говорил мужчина?

— Кто вам такое сказал? — удивился Кошелев.

— Вы постоянно говорили «он»…

Кошелев озадаченно посмотрел на меня, потом кивнул.

— Ну, в принципе, да, — сказал он. — Я теперь отчетливо припоминаю, это был именно мужской голос.

— И как он вам представился, этот звонивший? — спросила я. — Он называл вам свою фамилию, занимаемую должность?

— Разумеется, — отвечал Кошелев. — Заместитель главного инженера завода по чему-то там.

— А по чему именно заместитель? — не унималась я. — Может быть, по эксплуатационной части?

— Вот, вот! — радостно воскликнул Кошелев. — Он мне это несколько раз повторил, так что я хорошо запомнил.

— А фамилию свою он вам случайно не назвал? — поинтересовалась я.

— Разумеется, назвал, — сказал Кошелев. — Только я ее забыл. Какая-то простая такая фамилия, очень русская, короткая…

Он задумался, рассеянно глядя в сторону.

— Может быть, Щеглов? — не выдержала я.

— Вот! — обрадованно воскликнул Кошелев. — Точно, Щеглов!

— Вы уверены? — со вздохом спросила я.

— Абсолютно, — сказал Кошелев. — Он мне ее несколько раз повторил, и очень отчетливо, так что я точно запомнил.

— Щеглов… — повторила я задумчиво. Что-то во всем этом меня не устраивало. — Перед своим вчерашним визитом на крекинг-завод я туда звонила по номеру телефона, который получила от вас, Евгений Васильевич.

— Ну, правильно! — воскликнул Кошелев. — Мне ваш Щеглов этот номер и продиктовал, чтобы я его записал.

— Но когда я приехала на крекинг-завод, — задумчиво продолжала я, — и с этим Щегловым встретилась, мне пришлось ему заново объяснять, зачем я приехала. Как будто бы это не он пригласил меня сюда. Но если не он, тогда кто?

Я замолчала и изо всех сил попыталась сосредоточиться. Мне показалось, что работники крекинг-завода вчера или уже сегодня что-то говорили по поводу того, кто устроил наш визит на их предприятие. Но что именно они говорили? Как я ни силилась, я не могла припомнить ничего конкретного.

— Шалавый, как я погляжу, мужик этот твой Щеглов, — сказал с усмешкой Валера Гурьев.

— Ладно, бог с ним, с Щегловым, — решительно заявил Кошелев. — Я думаю, что в конечном счете не так уж важно, кто именно пригласил вас на крекинг-завод.

С этим я была не согласна, но решила, что в настоящий момент не время спорить.

— Теперь вот что, — продолжал Кошелев. — Предположим, вчерашний взрыв на крекинг-заводе чистая случайность, и лично вы, Ирина Анатольевна, предотвратить его никак не могли. Но сегодняшняя кража! Ее-то вы, если бы захотели, вполне могли избежать!

— Серьезно? — обиженно вскинулась я. — Каким это образом, если не секрет?

— А сами вы не догадываетесь? — Кошелев посмотрел на меня иронически. — Тогда объясните мне, я что-то никак не пойму, за каким же чертом вы шли от проходной крекинг-завода пешком? Почему решились ехать на автобусе? В таком опасном, криминогенном районе, одни, с кучей материальных ценностей на руках?.. Почему же, черт вас раздери, вы не поехали вместе с Шиловым?

— Потому что Шилова на месте не оказалось, — сказала я похоронным тоном. — Мы вышли из проходной, смотрим, ни его, ни машины.

— То есть как это ни его, ни машины? — изумленно вскинулся Кошелев. — Что же он, сволочь, опять куда-то смылся?

— Так Ирина сама его отпустила, — мстительно улыбаясь, сказал Павлик. — Не захотела, чтобы он мучился, стоял, ждал нас.

— То есть как это не захотела? — ошалело посмотрел на меня мой начальник. — Ирина Анатольевна! Это что, правда? Вы действительно отпустили Шилова вместе с машиной?

Мне ничего не оставалось, как подтвердить, что такого рода указание я Косте действительно дала.

— Ну, знаете! — Кошелев все еще никак не мог прийти в себя от удивления по поводу моего легкомыслия и глупости. — Тогда уж извините, но пенять вам не на кого! В случившемся виноваты сами! Не отпустили бы вы Шилова, доехали бы на машине, и ничего дурного с вами не произошло бы.

— Но, Евгений Васильевич! — попыталась оправдываться я. — Я отпустила Шилова как бы не совсем, а только на несколько часов, потому что на крекинг-заводе мы собирались пробыть достаточно долго. Так, собственно, оно и оказалось. Я думала, что Костя ко второй половине дня подъедет…

— А разве вы сами, Евгений Васильевич, Шилова не вызвали для очередной поездки? — воскликнула молчавшая до сих пор Лерочка Казаринова.

— Я? — Кошелев смотрел на нее удивленно. — Как же это я его вызову? У него что, мобильник свой имеется?

— А радиотелефон в машине?.. — робко возразила Лера.

— Эк хватились! — воскликнул Кошелев насмешливо. — Эта штука уже давно вышла из моды, ее попросту демонтировали еще пару месяцев назад. Вы же ездили на «Волге», неужели не заметили?

Мы дружно захлопали глазами: нет, ничего не заметили! И как-то даже не обратили внимания, что место радиотелефона возле рычага переключения скоростей в Костиной «Волге» теперь занял обычный радиоприемник.

— Однако, если вы его не вызывали, — задумчиво проговорил Павлик, — тогда почему он уехал? Шилов ведь непременно должен был ждать Ирину.

— Да, в самом деле, почему? — вторила ему Лерочка. — Не мог же он допустить, чтобы Ирина возвращалась в центр города на автобусе, в то время как само начальство приказало возить Ирину Лебедеву везде, где она только пожелает!

— Почему, почему… — недовольно проворчал Кошелев. Он снял трубку внутреннего телефона, набрал какой-то номер, грозно сказал в нее: — Это Кошелев! Водителя Шилова пригласите ко мне в кабинет, пожалуйста! Что? — Выражение его лица изменилось. — С утра еще не появлялся? А почему? Понятно, спасибо…

Он положил трубку, растерянно оглядывая нас.

— Слышали? С утра весточки от него ждут! — Кошелев с досадой поморщился. — Чертовщина какая-то, однако, происходит! — сказал он после паузы. — Аппаратуру отобрали, водитель исчез… Ну, что скажешь, Гурьев? Криминал — это по твоей части!

Валера Гурьев, до сих пор молча слушавший наши разговоры, важно откашлялся.

— А что, ценность украденной аппаратуры велика? — как бы между прочим поинтересовался он.

— Я тебе что, завхоз? — проворчал в ответ Кошелев. — Уж не меньше десяти тысяч вся эта хренотень наверняка стоит, можешь быть уверен!

— Всего-то десять тысяч? — Гурьев высокомерно пожал плечами. — Ради таких копеек настоящие криминальные элементы даже не почешутся! Уж точно не станут рисковать разбойным нападением средь бела дня, уверяю вас!

— Однако ж рискнули, как видишь! — произнес Кошелев грозно. — И вполне успешно!

— Я поняла тебя, Валера, — сказала я негромко. — Ты хочешь сказать, что аппаратуру украли не ради нее самой, а ради чего-то еще, более важного. Но вот только ради чего?

— В том-то весь вопрос! — сказал, ухмыляясь, Гурьев.

— Это Павлика надо спрашивать, — сказала насмешливо Лера. — Что у него там за сокровища были, что даже таких матерых преступников привлекли…

— Да ничего особенного!.. — обиженно вскипел Павлик. — Обычная телекамера, южнокорейская… Правда, почти новая. Ну не знаю, такую купить в магазине проще, чем украсть с риском быть пойманными. Вон она в магазине на Привокзальной площади продается, бери не хочу…

Он хотел еще что-то добавить, но осекся, замер с открытым от изумления ртом, уставившись на дверь. Мы тоже оглянулись туда и тоже изумленно застыли. Потому что, пока мы увлеченно спорили, дверь кошелевского кабинета незаметно приоткрылась, и на ее пороге возник Костя Шилов с самым виноватым, какой только может быть, видом. Мы так и ахнули.

— Смотрите, «видение в лаптях»! — воскликнул Кошелев, довольно потирая руки. — Ну-с, молодой человек, проходите, рассказывайте, где это вас черт носил, пока вашу съемочную группу грабили матерые бандиты…

Костя послушно закрыл дверь, прошел к столу, несмело остановился посередине кабинета. Мне показалось, что он уже в курсе всего случившегося с нами.

— Понимаете, Евгений Васильевич, со мной какая-то чертовщина произошла, — начал он.

— Опять чертовщина! — радостно воскликнул Кошелев.

— Да, — поспешил заверить Костя. — Я знаю, вы мне не поверите…

— Ну почему же? — возразил Кошелев. — Смотря как будете врать!

— Понимаете, — невозмутимо продолжал Костя, — я стоял возле проходной, ну, в смысле, сидел в машине, книжку читал… Вдруг ко мне подъехала какая-то машина, темно-синяя «шестерка», оттуда выскочили трое в камуфляжных куртках и черных масках. Главное, так быстро все произошло, я и очухаться не успел, как они уже вытащили меня из машины, дали чем-то тяжелым по голове, и я больше ничего не помню. А когда очнулся, смотрю, я лежу на заднем сиденье в машине, а сама она стоит в каком-то узком дачном проулке… Ну, пока я из этих проулков выбрался, пока сориентировался, пока доехал до проходной завода, мне там сказали, что съемочная группа уже ушла.

Костя смущенно умолк, робко глядя на нас, словно прося прощения за свою неловкость. Мы все некоторое время ошарашенно молчали.

— А про то, что произошло с вверенной вашему попечению съемочной группой после того, как они вышли с проходной завода и направились к автобусной остановке, вам, конечно же, ничего не известно? — спросил, саркастически улыбаясь, Кошелев.

— Почему неизвестно? — возразил Костя Шилов. — Я как сюда приехал, мне в гараже все уже рассказали. Кошмар, что делается в нашем городе! — И он снова оглянулся на меня с виноватым видом.

Кошелев тяжело задумался, потом кивнул, жестом указав Косте Шилову на стул. Тот послушно и с видимым облегчением уселся. Мы помолчали.

— Снова темно-синяя «шестерка», — заметил Валера Гурьев задумчиво. — Слушай, а те трое, которые на тебя напали… Костя, ты успел разглядеть их, запомнил, как они выглядели?

— Лица — точно нет, — поспешил заверить тот. — Я же вам говорю, у них на голове какие-то черные маски надеты были. И потом, они так неожиданно сзади подскочили…

— И что, значит, вообще ничего не запомнилось?

Костя задумался.

— Ну, двое из них вроде как огромного роста, типичные амбалы такие, высокие, широкие, как бочонки… — Наш водитель немного помялся. — А у третьего на пальце золотой перстень был…

— Золотой перстень? — в изумлении переспросила я.

— Да, — подтвердил Костя, — здоровый такой, с печаткой…

Мы с Валерой понимающе переглянулись.

— Итак, без всякого сомнения, это действия одной компании, — подвел итог Валерий. — Кстати, — спросил он, — номерные знаки этой «шестерки», я надеюсь, вы потрудились записать?

— Номерные знаки? — Мы все так и ахнули. В самом деле, как же это мы про них забыли!

Мы все трое, я, Лера и Павел, недоумевающе переглянулись друг с другом, чувствуя, что не понимаем в этой истории вообще ничего.

— Слушай, Валера, — вспомнила я. — Что-то никак не могу понять, как они даже выглядели, эти номерные знаки. Будто их вовсе не было.

— Вот-вот! — подтвердила Лера. — Я эту «шестерку» как сейчас вижу, вот она стоит, и те трое бандитов из нее выскакивают. А что у нее на месте номерных знаков было, не помню, так, какое-то черное пятно.

— Серьезно? Точно черное? — переспросил Валера с ехидной ухмылкой. — А не белое?

— Черное, — повторила Лера тихо и печально.

— Ну а ты, Костя, что по этому поводу скажешь? — повернулся Гурьев к Шилову.

— Ничего, — Костя покачал головой. — Говорю тебе, я книжку читал. А они сзади подъехали. Я мельком глянул — синяя «шестерка», а потом снова в книжку уткнулся.

— Значит, все, что мы видели, это черное пятно вместо номера, — подытожил Валера Гурьев.

— Ну, значит, Ирина Анатольевна права, их там не было вовсе, этих номеров! — воскликнул Костя Шилов. — Они, наверное, попросту сняли их, когда на дело отправились, и все! Место там пустынное, гаишников в радиусе трех километров ни одного. А встретится, остановит их — ну и что? Дадут ему на рыло, сколько попросит, он их и отпустит. Ничего подозрительного они с собой не везут, так, какую-то телеаппаратуру…

Валера посмотрел на нашего шофера с ехидной ухмылочкой, как бы удивляясь, когда это Костя научился так рассуждать. Однако потом кивнул в знак согласия: то, что говорил Костя, выглядело весьма логично и правдоподобно.

— Ну, прямо детективный сериал какой-то, — Кошелев саркастически усмехнулся. — Смотрите-ка, они даже потрудились заранее нейтрализовать Костю Шилова, чтобы шуму меньше было. И это все ради каких-то десяти тысяч рублей!

— Каких десяти тысяч рублей? — не понял Костя.

Пришлось ему рассказывать все наши сомнения и доводы по поводу соизмеримости ценности украденной аппаратуры и риска быть пойманными на месте преступления. Костя слушал внимательно и, видимо, с нашими соображениями полностью согласился.

— Вот задача, Костя, — сказал Валера Гурьев после того, как тому все объяснили. — Из-за чего некие таинственные преступники решают украсть не новую и не самую лучшую в мире телевизионную аппаратуру методом разбойного нападения? Сейчас в криминальном мире крутятся такие деньги, что десять тысяч рублей за аппаратуру — гроши, ради которых не стоит рисковать разбойным нападением!

— Значит, им нужна была не аппаратура! — убежденно заявил Костя.

— А тогда что? — огрызнулся Павлик. — У меня там больше ничего не было!

— Было! — тихо, но отчетливо сказала я. Все присутствующие посмотрели на меня с напряженным ожиданием. — У тебя, Павлик, там была видеокассета, на которую ты снимал внутренности крекинг-завода. Ведь ты снимал, Павлик, правда?

— Ну, снимал, — Павлик смотрел на меня недоумевающе. — Там нечего особенно и снимать-то было, просто закопченный цех, и все…

— Это для тебя ничего особенного, — заметил Валера. — Значит, там было что-то такое, что преступники не хотели, чтобы оно было заснято. Павлик пожал плечами, считая нас не иначе как недоумками. Слышно было, как он бормотал себе под нос: «Да ну, не было там ничего особенного. Цех как цех…»

— А ты только в цеху снимал? — вдруг спросил Валера Гурьев.

— Почему? Нет, — Павлик пожал плечами. — Что я там, в цеху, снимать буду? Как этот тип с Леркой заигрывает? Я вышел во двор, в смысле, через другую дверь, не ту, через которую мы зашли.

— Постой, какую дверь? — не поняла я. — Там больше никаких дверей не было!

— Да была дверь, — возразил невозмутимо Павлик. — Я сам-то чисто случайно на нее наткнулся. Как раз мужик какой-то из нее вышел, ну и мне интересно стало, что там.

— И ты попер туда?

— Ну, ясное дело, — Павлик хмуро кивнул.

— Ну? — спросил настороженно Валера Гурьев. — А там что?

— Да ничего! — Павлик снова недоумевающе пожал плечами. — Какие-то цистерны с нефтью разгружались.

— Цистерны? — переспросила я. — Их было сколько, восемь?

— Я их что, считал? — спросил Павлик весьма агрессивно. — Довольно длинный был состав, все, что я помню.

— И долго ты его снимал? — поинтересовался Гурьев.

— Ну да, — кивнул Павлик. — Там как раз один рабочий по цистернам лазил, ругался страшно, а я его снимал.

— Ругался? Почему ругался?

— Потому что в нефти перемазался как свинья, — Павлик ухмыльнулся.

— В нефти перемазался? — удивилась я. — Он что, внутрь самих цистерн забирался?

— Конечно, внутрь, — Павлик снова довольно ухмыльнулся. — Залезет, спрыгнет в эту дырку, а там же, наверное, скользко из-за нефти, так он как поскользнется и шлепнется с грохотом на стальной пол! Ну, и пошел чесать трехэтажно! А цистерна-то стальная, слышно через стенки хорошо, только немного гулко, как через очень большой рупор. Умора! Представляете, стоит ряд цистерн, никого вокруг нет, только мат слышен. Я специально снимал, хотел вам показать. Думаю, вы бы лежали от смеха!

Мы переглянулись, однако вовсе не столь весело.

— И долго он так лазил? — спросил Валера Гурьев.

— Долго, — кивнул Павлик. — Наверное, в каждую цистерну залезал. Я-то до конца не мог снимать, ко мне этот тип подошел, говорит: «Пойдемте, там вас банкет ждет».

Я кивнула. Конечно, Щеглов был поблизости и старался держать ситуацию под контролем.

— А зачем же он лазил по цистернам, ты не понял? — спросил Гурьев.

— Вроде как выгружал оттуда что-то, — сказал Павлик. — Он ругался, говорил, трудно было в одной цистерне все сложить, надо обязательно в каждую сунуть.

— Сам себе, что ли, он это говорил? — поинтересовался Валера Гурьев.

— Ну а почему нет? — Павлик ухмыльнулся. — Матерился он точно не для чужих ушей, а вполне от души.

— Павлик, а ты не рассмотрел, что именно он доставал из нефтяных цистерн? — спросила я. — Хотя бы на что это было похоже?

— На мешки это было похоже, — отвечал Павлик.

— Большие мешки?

— Ну да, обычные мешки, в каких сахар или муку возят. — Павлик, казалось, немного удивлялся настойчивости наших расспросов.

— Что, белые мешки? — спросил Валера.

— Должны быть белые, — усмехнулся Павлик. — Когда он их вытаскивал, они скорее были черно-коричневые, все в нефтяных разводах.

— Ах, ну да, — сказала я со вздохом. — Они же были в нефти.

— Ну а что потом? — спросил Валера. — Я не пойму, с чем эти мешки-то оказались?

— А я знаю? — Павлик пожал плечами. — Какая-то коричневая труха… На молотое сено похожая..

— Молотое сено? — задумчиво переспросил Валерий, откидываясь на спинку стула. — Вряд ли молотое сено стали бы возить таким способом!

— И я так думаю! — согласился Павлик. — Я еще удивлялся, что он над этой трухой так трясется!

— Трясется? — удивились мы.

— Ну да! — Павлик снова ухмыльнулся. — Он же ее просыпал на землю, эту труху, понимаете? Мешок на землю швырнул, наверное, слишком грубо, что-то в нем лопнуло, я это слышал. Потом он стал из него пакеты поменьше доставать, смотрит, а они все полопались. Как он тут разъярился, стал психовать, я думал, помру со смеху!

— Подожди, подожди, Павлик! — воскликнула я. — Значит, в больших мешках были пакеты поменьше, так? И только в них уже находилась эта, как ты говоришь, труха?

— Конечно, пакеты поменьше, — подтвердил Павлик. — Он как все мешки из цистерн повыкидывал, руки о какую-то тряпку от нефти вытер и стал мешки распаковывать. Раскрыл первый, смотрит, а там эти пакеты полопались, ну, он и начал ругаться.

— Большие мешки, а в них поменьше, — проговорил Гурьев задумчиво, — а в тех, что поменьше, какая-то травяная труха… Знаете, на что это больше всего похоже? Кто-то в железнодорожных цистернах нелегально возит травку с юга страны в наш город.

— Травку? — недоумевающе переспросила я.

— Ну, в смысле, марихуану или что-нибудь в этом роде, — пояснил Валера. — Наркотик такой есть, знаешь?

Разумеется, я слышала о таком наркотике. Только поверить в то, что кто-то решил возить его в нефтяных цистернах, мне было трудно.

— А все остальное просто нет смысла возить с такими предосторожностями, — заметил Валера Гурьев. — Чай и табак давно уже перестали быть объектом контрабанды, их проще перевозить легальным путем. Я вот только одного не пойму. Ведь нефть жидкость очень тяжелая. А травка — штука очень легкая, в нефти сразу же всплывет, как поплавок. И те, кто нефть в цистерны наливал, должны были сразу же заметить, что внутри что-то плавает. Почему же тогда не заметили?

— Да мало ли? — робко возразила я. — Может, те, кто мешки в цистерны закладывал и кто заполнял их нефтью, были одними и теми же людьми…

— Едва ли… — начал было Валера, но договорить ему не дал внезапно зазвонивший внутренний телефон.

Кошелев снял трубку, сказал коротко: «Хорошо, пусть проходит».

— Инспектор уголовного розыска прибыл, — пояснил он. И, видя наши вытянувшиеся лица, воскликнул: — А как же вы хотели? Украдена собственность телецентра, государственная собственность, понимаете? Разумеется, я обязан был сообщить о случившемся в милицию!

Впрочем, нас немного успокоило, что инспектором уголовного розыска оказался наш хороший знакомый, майор Белоглазов, с которым нам уже приходилось сталкиваться при прежних недоразумениях и криминальных происшествиях. Он кивнул нам с Валерой как хорошим знакомым, но, как мне показалось, не без иронии. В самом деле, и у него, наверное, создалось впечатление, что я притягиваю к себе криминал, не убийство, так ограбление! Велика разница!

Майору Белоглазову пришлось рассказывать все с самого начала и во всех подробностях, это было довольно утомительно, потому что он неустанно донимал нас глупыми вопросами, сомневаясь практически в каждом нашем утверждении. Я твердо решила про виденные Павликом пакеты, достававшиеся из нефтяных цистерн, Белоглазову ничего не говорить — мало ли что! Поэтому незаметно, но изо всех сил надавила на колено Павлика, чтобы он помалкивал, и на все вопросы отвечала сама, кому бы они ни адресовались. Майор Белоглазов скоро заметил эту мою тактику, злился, но ничего поделать не мог: мы держались, как мушкетеры, один за всех и все за одного. Потом, отчаявшись узнать от нас больше, чем мы хотели ему сообщить, Белоглазов решил свозить нас на место происшествия, к крекинг-заводу, а заодно и порасспросить там людей, не видел ли кто чего-нибудь подозрительного.

Уже смеркалось, когда мы туда подъехали на тряском милицейском «уазике». Однако без труда нашли то место, где на нас напали и отобрали аппаратуру. Майор Белоглазов рассеянно осмотрел смазанные жирные следы от протекторов на гладком и сухом асфальте, оставшиеся там, где темно-синяя «шестерка» резко и с таким шумом тормозила. Вздохнув и покачав головой, он решил, пока светло, отправиться и поискать тот проулок, где Костя Шилов очнулся вместе со своей «Волгой» после нападения на него у проходной. Надо сказать, что и этот проулок наш Костя также нашел без труда. Оперативники взялись было и здесь изучать следы, но на твердой, как камень, глинистой земле отпечатался лишь рисунок протектора последней проехавшей здесь по грязи машины. Касательно же нашего преступления оперативникам не удалось найти почти ничего. Что же касается размазанных следов на асфальте возле проходной, то это были следы протекторов самой обычной «шестерки», какие тысячами бегают по улицам нашего города, и никакого ключа к разгадке тайны сегодняшнего преступления они не давали.

Майор Белоглазов все-таки подошел к вахтеру на проходной крекинг-завода, стал спрашивать, не заметил ли он чего подозрительного во время дежурства возле ворот, но вахтер, весьма затрапезного вида дедок, заявил, что наружу он не смотрит, его дело следить за теми, кто проходит через его вертушку. Да, какой-то шум в середине дня он слышал, визг тормозов в том числе, но выходить смотреть, в чем дело, он не стал, потому что, знаете ли, нелюбопытный. Майор Белоглазов с самым безразличным видом выслушивал объяснения старого вахтера, будто ничего другого он и не ожидал узнать от него.

Однако мы все-таки не зря съездили к крекинг-заводу. Потому что, едва зайдя в проходную, я сразу же заметила на противоположной стене большой портрет погибшего накануне Сергея Викторовича Венглера в траурной рамке и объявление, что гражданская панихида по нему состоится завтра в помещении заводского ДК «Нефтяник». Таким образом, я знала, под каким предлогом я снова смогу прийти завтра на крекинг-завод, не вызывая у начальства подозрения, что чересчур интересуюсь происходящими здесь делами. Впрочем, я отлично знала, что Дворец культуры «Нефтяник» находится не на территории завода, а в спальном квартале, что было вполне разумно — там живут люди, там он нужнее. Но зато можно было быть уверенной, что на панихиде будет присутствовать все заводское начальство, а уж незаметно приставать к этим людям с вопросами — это было для меня делом техники.

Кроме того, в некрологе о смерти Венглера сообщалось, что попрощаться с телом усопшего можно также у него дома. Был предусмотрительно указан и домашний адрес. Немного подумав, я вытащила записную книжку и записала его туда: наверняка пригодится для чего-нибудь.

Тем временем оперативники пришли к выводу, что здесь им делать больше нечего, и собрались уезжать. Нам тоже было пора отправляться восвояси, я не без самоиронии размышляла, насколько справедливо в данном случае выражение: «не солоно хлебавши». Майор Белоглазов галантно распахнул передо мной дверцу потрепанного милицейского «уазика», приглашая сесть первой, но я замерла на пороге машины, одна навязчивая мысль вдруг овладела мной.

— Так, ребята, я не еду! — заявила я решительно. Все присутствующие посмотрели на меня озадаченно.

— Слушай, Ирина, мне домой пора, — заявил недовольным тоном Павлик.

— Нас средь бела дня здесь ограбили, а ты хочешь вечером тут остаться? — вторила ему Казаринова. — Вообще с ума, что ли, сошла? Лично я теперь в этих местах иначе, как в сопровождении милиции, ни за какие тысячи не появлюсь!

— Ну, поезжайте, — сказала я твердо. — Я же вас не держу, правильно? Лично я остаюсь здесь. Так надо!

Лерочка Казаринова обиженно хмыкнула и скроила презрительную гримасу. Видимо, решив, что я окончательно сдурела, она махнула рукой и первой полезла в милицейский «уазик». Павлик, недолго думая, последовал за ней. Валера и Костя Шилов остались стоять рядом, выжидательно глядя на меня. Майор Белоглазов, видя, что мы трое не садимся, махнул рукой, пробормотал себе под нос что-то вроде: «Да ну вас всех на хрен, своих проблем полно!» — и тоже полез в машину. Дверь ее с оглушительным грохотом захлопнулась, мотор взревел, «уазик» резко тронулся с места, покатил по пустынной дороге и вскоре скрылся из виду. Мы остались втроем посреди небольшой заасфальтированной площадки-парковки перед проходной. Над нами раскинулось широкое густо-синее вечернее небо; несколько расположенных у самого входа на завод уличных фонарей лишь немного прогоняли ночной мрак, за бетонной стеной деловито сопел и гудел крекинг-завод.

В стороне, у самого края асфальтовой парковки, где в этот поздний час стояло всего две машины, я заметила лавочку, почти скрытую от постороннего взгляда раскинувшейся кроной старого клена, и предложила пойти и сесть там. Ребята молча, беспрекословно подчинились.

— Ирина, у тебя что, есть идеи? — доверительно спросил Валерий Гурьев, когда мы уселись на жесткую деревянную лавочку.

— Нет, Валера, — сказала я грустно, — одни только сомнения. Или, если хочешь, на старости лет я решила поискать себе приключений, сижу в бандитском районе, вдали от мужа, в компании двух молодых мужчин.

Валера довольно ухмыльнулся, Костя Шилов смотрел на меня по-прежнему внимательно и очень серьезно.

— Я все пытаюсь понять, — сказала я, — что у них там могло быть в этих пакетах? Не молотое же это сено, в самом деле!

— Говорю тебе, это марихуана, — беспечно ответил Гурьев. — Что еще имеет смысл перевозить так тайно?

— Марихуана? — переспросила я недоверчиво. — И они нагло, средь бела дня, доставали эти пакеты со дна цистерны?

— Ну а почему нет? — пожал плечами Валера. — Что, там, на заводе, очень людно?

— Да я бы не сказала… Все равно, увидит кто-нибудь, пристанет с вопросами, что это, для чего, где взял…

— И получит по репе! — добавил Валера с обычной своей ухмылкой. — Ты с этим просто не сталкивалась, а вообще, любого человека запугать элементарно просто. Взбучить один разок как следует, сказать, что, если в милицию нажалуется, вообще отдаст концы, никто его не спасет, — и все. И не пикнет!

— Персонал целого завода ведь не изобьешь, правильно? — возразила я. — А если они этим бизнесом будут заниматься постоянно, на заводе будут все про это знать, и тогда обязательно рано или поздно информация в милицию просочится.

— Но доказательств у нее никаких не будет! — возразил Валера Гурьев.

— Оперативники могут нагрянуть с обыском…

— И ничего не найдут! — заявил Валерий жестко. — А тем немногим, что найдут, ни у кого заниматься желания не будет. Ты же знаешь, как они там, эти опера, загружены работой!

Мы умолкли. Логика Гурьева казалась мне непробиваемой, спорить с ним было бесполезно.

— Интересно, откуда прибыли эти цистерны с нефтью, — вздохнула я.

— Из Чечни, наверно, — легкомысленным тоном предположил Валера. — В Чечне черт знает какой криминал сейчас орудует, из-за войны безнаказанно шурует, там наверняка есть перевалочные базы торговцев наркотиками.

— А нефть-то они откуда в Чечне взяли? — удивилась я.

— Из земли выкачали! — со смехом отвечал Гурьев. — В Чечне крупнейшие месторождения нефти в нашей стране, если хочешь знать. Я слышал, что оттуда в наш город нефть по железной дороге возят. Потому что нефть с местных месторождений поступает по нефтепроводу, это я совершенно точно знаю!

— А у нас в области тоже месторождения нефти есть? — Мое удивление было искренним. — Я знала, что у нас есть нефтепровод, но почему-то думала, что по нему нефть гонят откуда-нибудь из Сибири…

— Нет, это из местных месторождений, — возразил Валера. — Их у нас даже очень много, и нефтяных, и газовых!

— Тогда зачем же нам эта нефть из Чечни? — не унималась я. — Что, нам своей мало?

— Наша нефть плохая, — сказал Костя Шилов. — Уж не знаю, чем именно, но слышал, что чеченская нефть намного лучше. Например, делать авиационный керосин предпочтительнее именно из чеченской нефти, какие-то в ней есть преимущества.

— А, я слышала, слышала про это! — воскликнула обрадованно я. — Мне Щеглов про это уже трепался сегодня во время нашего застолья на крекинг-заводе.

— Ну, вот и отлично, тогда ты все знаешь, — сказал Валера Гурьев. — Потому-то чеченскую нефть и возят цистернами по железной дороге, это недешево, но в этом есть смысл.

— Хорошенькая, однако, картина получается! — возмутилась я. — Возят в наш город цистерны с нефтью, вместе с нею — пакеты с наркотиками. Затем их, наверное, вскрывают, развешивают на более мелкие партии. А куда при этом смотрит милиция, вот что вы мне скажите!

— Стой-ка, Ирина, — Валера задумчиво посмотрел на меня. — У меня есть один знакомый лейтенант из отдела борьбы с незаконным оборотом наркотиков. Сейчас я ему позвоню и спрошу, не попадалась ли ему марихуана, упакованная в полиэтиленовые пакеты со следами нефти снаружи.

Он вытащил свой мобильный и стал звонить кому-то, мы рассеянно слушали реплики Валеры, из которых, впрочем, выходило, что никаких таких пакетов местный отдел борьбы с незаконным оборотом наркотических средств не видел.

— Да, там все чисто, — сказал наконец Валера, засовывая свой телефон обратно в карман. — Значит, хорошо прячутся, заразы!

— Однако полиэтиленовый пакет, перемазанный нефтью, — заметная штука, — возразила я. — Если этот канал работает достаточно активно, таких пакетов должно быть множество.

— Самое главное, с ними у самих перевозчиков много возни, — сказал молчавший до сих пор Костя Шилов. — Выгрузить, перегрузить, привезти… Пока все это сделаешь, в нефти как свинья перемажешься.

— Что наш Павлик и снимал сегодня на видеокассету, которую у него потом отобрали, — сказала я.

— Да, не зря этот рабочий, который по цистернам лазил, так матерился, — довольно ухмыльнулся Валерий. — Ему-то, наверное, больше всех досталось!

Я улыбнулась рассеянно. Мне не давало покоя одно соображение, и я сказала:

— Пакеты с марихуаной, перемазанные нефтью, не всплывали до сих пор ни разу во время милицейских проверок, правильно?

Валера кивнул.

— Этот факт можно объяснить по-разному, — продолжала я. — Во-первых, это может быть никакая не марихуана, и мы тут с вами гадаем на кофейной гуще. Во-вторых, это самая первая партия марихуаны, переправленная таким способом, и те пакеты, что видел Павлик, единственные, существующие в природе. И в-третьих, перевозчики марихуаны освобождаются от пакетов прямо здесь, на крекинг-заводе, где столько всего перемазанного нефтью, что на это просто никто не обращает внимания.

— Молодец, Ирина, ты гений! — восторженно воскликнул Валера Гурьев. — Третий вариант самый правдоподобный, он, между прочим, прекрасно объясняет, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор с похищением старой телевизионной аппаратуры Павлика.

— И, может быть, с убийством Сергея Викторовича Венглера, — тихо, словно про себя, добавила я.

Ребята удивленно посмотрели на меня.

— Ты думаешь, что это убийство? — спросил, озадаченно глядя на меня, Валера Гурьев.

— Я только предполагаю, — сказала я. — Официальная версия причины аварии, которую выдвинуло руководство крекинг-завода, выглядит очень сомнительно. Впрочем, версия о взрыве как злом умысле также не имеет пока никаких конкретных подтверждений. Но зато, если окажется, что в пакетах из цистерн была именно марихуана и след ведет к наркобизнесу, то версия об убийстве Венглера получает вполне правдоподобный мотив.

— То есть мотив, что Венглер стал случайным свидетелем того, как наркоторговцы провозят марихуану в наш город, и покатил на них бочку? — предположил Валера.

— Ну да. А почему нет? — заговорила я, все более воодушевляясь. — Понимаете, ребята, Венглер ведь был начальником пятого цеха, того самого, где произошел взрыв и за стеной которого перегружались эти мешки с пакетами. Если подобное случалось не раз, неужели вы думаете, что руководитель долго ничего не замечал?

— Наверняка замечал, — согласился Валера. — Вопрос только в том, что Венглер, заметив, стал делать дальше. Он мог потребовать у наркоторговцев делиться, запросив за свое молчание слишком много, и те решили, что проще и безопаснее его устранить. А мог оказаться принципиальным человеком, этаким производственным донкихотом. Такие в этой жизни, правда, редко, но встречаются. Пригрозил им всем расправой, и те только и ждали удобного случая, чтобы ликвидировать его.

Валера умолк, а я почувствовала, что у меня по спине поползли противные холодные мурашки от Валериных выкладок и соображений. Как же это жестоко — убить человека из-за того, что тот проник в твою криминальную тайну и угрожал лишить бандитов — нет, вовсе не жизни, а просто очень легкого и быстрого источника обогащения. А ведь у Венглера осталась семья: жена, двое детей-подростков. Я вспомнила, как вдова Венглера рыдала вчера над изуродованным и обгорелым телом своего мужа. Черт возьми, этак они и меня могут прикончить, если я слишком глубоко проникну в их бизнес и не буду при этом достаточно осторожной! И мой Володька будет плакать над моим мертвым, изуродованным телом!.. При мысли о муже я вдруг подскочила на месте, впрочем, совсем по другой причине.

— Слушайте, ребята, — воскликнула я, спохватившись, — а который теперь час?

— Начало восьмого, — ответил Костя, глянув на свои часы. — Ты куда-то спешишь?

— Да куда мне спешить! — воскликнула я сердито. — Меня же дома муж ждет! Теперь Володька совсем с ума сойдет! — проговорила я огорченно. — Я ж его даже не предупредила, что задержусь, и он подумает, что со мной опять черт знает что случилось!

— Но ведь так и есть! — заметил хладнокровно Гурьев. — Или, по-твоему, сегодняшняя кража аппаратуры не черт знает что? Ладно, не нервничай, — сказал он, вытаскивая из кармана и подавая мне мобильник. — На вот, позвони домой, успокой мужа!

Я поспешно схватила трубку, набрала домашний номер и немного успокоилась, только услышав в трубке голос моего драгоценного супруга.

— Слушай, Вовк, у нас тут такое случилось!.. — залепетала я.

— Да уж знаю, — преспокойно сообщил он. — Я звонил тебе на работу, мне сказали, что ты опять загуляла с Шиловым и Гурьевым.

— Да нет, Вовик, тут все гораздо серьезнее!..

— Ладно, ладно, знаю, опять расследование! — Тут только я уловила иронию в его голосе. — Кстати, тебе интересно узнать результат нашего анализа на сернистый ангидрид?

— Ох, что-то я совсем закрутилась! — воскликнула я удрученно. — Позабыла про все на свете. Конечно, интересно. Ну же, Вовик, давай, рассказывай, что вы там такого нашли!

— Мы с Самосадным обнаружили какую-то чертовщину, — заявил Володька.

— Опять чертовщину?

— Именно! — Володька был невозмутим. — Сначала подумали, что оба чокнулись, потому что результат количественного анализа на сернистый ангидрид был 17,3 %. Представляешь?

— А это много, да? — осмелилась я робко его спросить.

— Слушай, ты случайно сернистым ангидридом не потеешь? — спросил он самым невинным тоном.

— Ты в своем уме?

— Не знаю, просто я перебираю все возможные варианты объяснения этого факта, — сказал Володя очень серьезно. — 17,3 % — это очень много, такое при всем желании в нефти раствориться просто не может. Мы уж думали, прибор барахлит, делали анализ снова и снова, так что от твоей блузки, которую я взял утром в лабораторию, только лоскуты остались. Но результат все равно оставался прежним: больше 17 %. И тогда твой хороший знакомый Самосадный подумал, что тут дело нечисто, и решил делать полный количественный анализ образца. В результате от твоей блузки не осталось даже лоскутов, но зато наука точно установила, что, во-первых, нефть такого состава вообще не может содержать сернистый ангидрид больше 0,4 процента. Во-вторых, содержание ангидрида в нем действительно не менее 17 % от массы. А в-третьих, в нефти, кроме всего прочего, имеется около 10 % азотной кислоты, которая и является непосредственным растворителем ангидрида. Без нее он давно бы выпал в осадок.

— Ну, и что из всего этого следует? — спросила я, по-прежнему ничего не понимая.

— А вот что, — продолжал менторским тоном Володька. — Я еще могу допустить, что ангидрид мог попасть в нефть естественным путем. Понимаешь, нефть, протекая по трещинам в земной коре, соприкасается с самыми разнообразными минералами и веществами. Случается, что на ее пути оказываются залежи сернистого ангидрида, и когда в составе нефти имеются вещества, способные быть его растворителем, а таких веществ, надо сказать, не так уж мало, то нефть попросту вымывает сернистый ангидрид из прочей породы. В таком случае концентрация сернистого ангидрида, как, впрочем, и других попутных соединений, может оказаться весьма высока. Случается это, впрочем, довольно редко. Но азотная кислота не может оказаться в нефти естественным путем, или я самый последний придурок!

— Почему не может оказаться? — тупо спросила я.

— Потому что в природе этого вещества практически не наблюдается! — патетически провозгласил Володька. — Азотная кислота — слишком активный реагент, и, едва появившись в естественных условиях вследствие, ну, например, грозового разряда, она с чем-нибудь сразу же вступает в новую реакцию и, таким образом, исчезает.

— Но как же тогда она попала в нефть? — спросила я, чувствуя, что голова у меня идет кругом от всех этих научных разглагольствований моего супруга.

— Думаю, не иначе как с помощью человеческих рук, — сказал Володька торжествующе. — Проще говоря, кто-то ее туда налил. И затем насыпал ангидрид и еще как следует поболтал смесь, чтобы это вещество наверняка растворилось. А потом подал всю эту адскую смесь в реактор.

— То есть ты на сто процентов убежден, что здесь налицо чей-то злой умысел?

— Именно, — удовлетворенно сказал Володька. — Я рад, что ты наконец-то поняла меня.

— Я тоже очень-очень этому рада, — вздохнула я. — Так ты говоришь, что от моей блузки почти ничего не осталось? — спросила я мужа. — Полагаю, мы должны предъявлять милиции как вещественное доказательство ее остатки.

— Да зачем тебе блузка? — возразил Володька невинно. — У тебя цела юбка, которая тоже хорошо пропиталась нефтью.

— Да, и еще комбинезон Наташи Шутовой, — проговорила я. — На нем наверняка должно быть немного нефти из реактора, если, конечно, кто-то уже не догадался от этого комбинезона избавиться. Ладно, Вовик, — сказала я громко. — Счастливо и спасибо тебе за работу. Ты меня скоро не жди, я тут сижу вместе с Гурьевым и Шиловым, мне с ними очень хорошо, погода чудная, так что мы еще немного погуляем! — И прежде, чем Володька мог что-то возразить, я отключила телефон.

Я вернула трубку Валере Гурьеву в глубокой задумчивости. Ребята сидели рядом, молча и выжидающе смотря на меня.

— Азотная кислота, ангидрид… Володька только что сказал, что кто-то сознательно добавил эти вещества в нефть, которая пошла в реактор, в результате чего произошел взрыв. Само собой такого произойти не могло.

— Значит, все-таки убийство, — удовлетворенно констатировал Валера Гурьев. — Ну, ни хрена себе! Я-то думал, просто несчастный случай. Везет тебе, Ирина, на криминал, ей-богу, везет!

— Понимаете, ребята, — продолжала я. — Нефть в реактор подавалась прямо из железнодорожных цистерн, Щеглов мне об этом достаточно определенно сегодня сказал.

— Значит, взрывоопасная смесь была смешана прямо в железнодорожной цистерне! — сделал вывод Гурьев.

— Да, похоже на то, — согласилась я. — Иначе попросту больше негде. Меня изумляет, что они все так ловко подгадали по времени: реактор взорвался как раз в тот момент, когда и Венглер, и я были в цехе. Или вообще никто ничего не подгадывал? — тут же усомнилась я. — И все это чистое совпадение?

— Ну а что там было особенно подгадывать? — пожал плечами Валера Гурьев. — Высыпал реагенты в железнодорожную цистерну, помешал их как следует, чтобы хорошо растворились, и все. Они тут же пошли в реактор, и тут же громыхнул взрыв. Главное, чтобы этот Венглер на месте был.

— Вот именно! — согласилась я. — А ведь он мог в любой момент выйти, он же начальник цеха и не обязан там сидеть восемь часов подряд, не покидая рабочего места.

— Значит, они держали ситуацию под контролем, — сказал Валера невозмутимо. — Кто-то постарался сделать так, чтобы и взрыв произошел будто бы по естественным причинам, и Венглер в это время на месте был. Кто-то должен был задержать его в цехе как раз в это время.

— Как это — задержать? — удивилась я. — В цехе его держал один только Щеглов, я видела, как они стояли посреди цеха и чесали языки. А Щеглов сам чуть-чуть не погиб во всей этой заварухе.

— Вот именно — чуть! — саркастически усмехнулся Валерий. — Ты говорила, он сегодня снова водил вас по крекинг-заводу с экскурсией, а потом вы даже сели пьянствовать вместе с ним?

— Ну, сели, и дальше что?

— Больно уж легко он отделался, вот что! — Гурьев криво усмехнулся. — Как же так получилось, что, находясь практически в одинаковых условиях, один человек погиб, а другой почти не пострадал, только рожа обгорела? Ну, объясни мне! — закончил Валера торжествующе.

— Щеглов говорит, он за бетонным экраном спрятался, — попыталась робко возразить я.

— Ах, за экраном! — Валера цинично рассмеялся. — А почему тогда он за этот экран Венглера не утащил? Что же он своего товарища бросил?

Валера смотрел на меня победоносно, а мне словно огнем обожгло грудь. Щеглов — главный злодей во всей этой истории? Да ну, бред какой-то! То, что Щеглов трепло и бабник, я согласна, но убийца! Однако в следующий момент мне вспомнились неприятные, безобразные морщины вокруг его рта. Значит, все-таки Щеглов? И я целых два дня провела в обществе матерого уголовника, торговца наркотиками, злодея и убийцы? Мне вдруг стало невыносимо душно, хотя спустившаяся на город осенняя ночь, ясная и сухая, становилась все свежее и холоднее.

Костя Шилов тем временем принялся рассказывать, что в армии во время боевых действий бывали такие случаи, когда практически в одинаковых обстоятельствах, при взрыве или чего-то в этом роде, один человек погибал, а находившийся буквально рядом с ним выходил из переделки живым и невредимым, как будто ничего с ним не случилось. Так происходит потому, что существует как бы два типа людей, продолжал Костя. Одни в момент опасности или, скажем так, экстремальной ситуации впадают в особого рода транс, когда им кажется, что время вдруг остановилось, все вокруг происходит как в замедленной съемке, и они начинают что-то делать, и делают все, в общем-то, правильно, и спасают свою жизнь. А другие, наоборот, замирают на месте, смотрят тупо на происходящее и ничего не предпринимают. Если такие случайно остаются живы, их потом спрашивают, ты что это, мол, ничего не делал, стоял столбом. Тогда они рассказывают, что про само происшествие ничего не помнят, будто в тот момент в черную яму какую-то провалились. Так что, сделал вывод Костя Шилов, ваши Щеглов и Венглер могут попросту принадлежать к этим двум разным типам людей. Щеглов как понял, что реактор сейчас взорвется, так вошел в этот самый транс и вовремя метнулся к защитному экрану. А Венглер впал в апатию, замер на месте, ну, его взрывом-то и накрыло!

Мы с Валерой, занятые каждый своими мыслями, рассеянно слушали Костины объяснения.

— Все равно странно, — сказала я задумчиво. — Подгадать так, чтобы взрывом убило одного только Венглера, и так рисковать при этом жизнью самому! И почему, спрашивается, в этот момент оказалась там я? Это что, тоже случайность? Или кто-то меня все-таки подставил? Если подставил, то зачем? И почему я не могу найти концов, кто именно пригласил меня на этот крекинг-завод? Щеглов ведет себя так, будто он сам здесь ни при чем, а инициатива исходила от кого-то еще.

— Конечно, он теперь так себя ведет, — согласился Валера. — Зачем ему лишний раз в этой истории светиться?

— Мне кажется, в первую очередь нам надо найти того, кто мог подсыпать реагенты в железнодорожную цистерну, — сказал Костя Шилов убежденно.

— Да, только и всего, пустячок какой-то, — заметил ехидно Валера Гурьев. — Это мог сделать кто угодно, понимаешь ты, Костя, любой рабочий. Подозревать можно весь завод.

Я рассеянно кивнула. Конечно, это мог сделать кто угодно, и нет никакой возможности уличить его в этом. А если я начну во всем этом копаться, задавать неприятные вопросы всем подряд, мне или будут врать и давать путаные, противоречивые сведения, как Щеглов, или просто пошлют куда подальше, как этот лысый управленец, с которым я беседовала сегодня утром. Одним словом, все это задачка не из легких.

— Послушайте, ребята! — сказала я решительно. — Мне нужен работник завода, в котором я могла бы быть на сто процентов уверена, что он к убийству Венглера и контрабанде наркотиков непричастен. Думаю, от такого человека мы могли бы получить наиболее объективную информацию о том, что на самом деле происходит на этом проклятом крекинг-заводе.

— Ну, это ты многого захотела! — рассмеялся Валера Гурьев. — Где ж ты такого возьмешь? В душу людям не залезешь, правильно? Не посмотришь, что там у них происходит.

— Однако я знаю такого человека, — не слушая его, продолжала я.

— Да? И кто же это?

— Наташа Шутова, аппаратчица, едва не погибшая при взрыве реактора. Едва ли она, зная о готовящемся преступлении, согласилась бы так рисковать своей жизнью. И не только жизнью: ведь в случившемся непременно обвинили бы ее, что, собственно, и произошло на самом деле.

— И что-то из заводских сплетен она наверняка знает, — заметил Валера с усмешкой. — Молодец, Ирина, ты гений! Если в этой истории и можно кому-то верить, так это пострадавшей аппаратчице. Нам надо с ней непременно побеседовать. Только вот где ее сейчас найти?

— В одной из городских больниц, — отвечала я.

— Ах да! — воскликнул он. — Я же видел, как ее вчера на «Скорой» увозили. Если так, едва ли ее отпустили по истечении суток. Ты подожди, Ирина, — Гурьев снова достал свой мобильник. — Сейчас я позвоню кое-кому и все выясню.

Еще раз уточнив у меня фамилию и имя аппаратчицы, Гурьев стал названивать куда-то, кажется, диспетчеру службы «Скорой помощи». Там ему сообщили номер телефона больницы, и я видела, как лицо у Валеры при этом заметно вытянулось. Предчувствие, что опять возникли какие-то препятствия, стало томить меня, но я не решалась задавать вопросы, предпочтя дождаться объяснений от него самого. Он позвонил по больничному номеру, стал просить о встрече, и тут на его лице отразилось еще большее разочарование по поводу услышанного.

— Ладно, не беда, — сказал наконец Гурьев, засовывая свой мобильный в карман. — Шутова переведена в закрытую спецбольницу для подследственных, вход туда только с разрешения следователя.

— Ого! — присвистнул Костя. — Дамочка-то, кажется, увязла!

— Именно, — подтвердил Валерий Гурьев. — Ей предъявлено обвинение по статье «Халатность на рабочем месте, приведшая к гибели людей». Но ничего, это не проблема. Я добьюсь с ней свидания, у меня есть знакомые в ментовке. Но это, конечно, не сегодня, а только завтра, и не раньше вечера!

Я кивнула: лучше, чем вообще ничего.

— Ну, что теперь? — спросил Костя.

— Теперь? — Я нервно вздохнула, поднимаясь с лавочки. — Как вы думаете, в этом заборе вокруг крекинг-завода есть какие-нибудь дыры?

— Наверняка, — пожал плечами Валера. — Вон там, где заросли кленов, обязательно должны быть потайные выходы. Рабочие же должны иметь возможность тайком слинять с родного предприятия, иначе жить нельзя. А ты почему об этом спрашиваешь?

— Пойдемте поищем эти ходы, — сказала я. — Я непременно хочу проникнуть сегодня на этот крекинг-завод так, чтобы никто из начальства об этом не знал.

— А если охрана задержит? — предположил Гурьев. — Ирина, ты что, спятила? Это же, между прочим, подсудное дело, на чужой завод без пропуска!

— Мне плевать, у меня журналистское удостоверение с собой, — ответила я невозмутимо. — А этот завод вовсе не секретный объект, никакой государственной тайны тут нет. Так что в шпионаже против своей страны и в измене родине нас не обвинят.

— Да зачем вам все это, Ирина Анатольевна? — воскликнул Костя Шилов в смущении. — Это же в самом деле очень опасно!

— Ну, что ж теперь поделаешь, — вздохнула я. — Волков бояться — в лес не ходить. Но мне позарез надо поискать на территории крекинг-завода рваные и перепачканные нефтью полиэтиленовые пакеты. Иначе я сегодня ночью не смогу уснуть.

С этими словами я решительно повернулась и направилась к зарослям кленов, где, по мнению Валеры, должен был быть потайной ход на крекинг-завод. Не оборачиваясь на своих спутников, я тем не менее чувствовала, что они следуют за мной. Неохотно, но следуют.

Глава 5

Валера оказался прав: сквозь кленовые заросли вела узкая, но хорошо протоптанная тропинка. Значит, здесь явно ходят. Тропинка вскоре привела нас к дыре в заборе, через которую можно было, хотя и рискуя зацепиться, но все-таки проникнуть на заводскую территорию. За забором тропинка стала шире, словно осмелела: видно, тут рабочие уже не боялись ходить парами. Тропинка петляла между какими-то непонятными в сумраке ночи стальными сооружениями, где-то что-то клокотало, шипело, бурлило, источая разного рода нефтехимические запахи, я чувствовала, что постепенно они становились для меня привычными. Внезапно до меня дошло, что это — те же самые очистные сооружения, что я видела днем, только, так сказать, это был вид сзади. Осенняя ночь становилась все прохладнее, и над очистными сооружениями вздымались клубы пара, придавая окружающему пейзажу какой-то жуткий, зловеще-сказочный вид, как в американских фильмах ужасов. Ощущение призрачности, нереальности происходящего усугублялось тем, что территория крекинг-завода была слабо освещена немногими уличными фонарями, расположенными на стоящих далеко друг от друга столбах, и нужно было внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь производственный хлам, который в изобилии валялся под ногами.

— Интересно, а собаки тут есть? — спросила я, на ходу оборачиваясь к своим спутникам. — Меня удивляет, что я ни разу не слышала собачьего лая.

— Услышим еще, — пообещал Валерий. — Боюсь, что постоянная керосиновая вонь собакам весь нюх отшибет и они за пять метров человека не учуют.

— И охраны что-то не видно, — заметил Костя. — Может быть, ее здесь и нет?

— Сидит, наверное, в сторожке и музыку слушает, — предположил Валера. — Здесь в одиночку-то воровать глупо, канистрами бензина немного натаскаешь. Да и потом, вокруг обычных рабочих полно. Технологический цикл ведь постоянный, безостановочный, работают здесь в три смены, только руководство завода днем приходит.

Вдруг где-то впереди нас раздался оглушительный свисток, что-то мощно зарокотало, громыхнуло железом, заскрипело протяжно, надрывно. От неожиданности я вздрогнула, испугалась и остановилась, и мои спутники налетели на меня сзади.

— Это железнодорожные цистерны, Ирина, — пояснил Валера Гурьев. — Так что не пугайся. Вон, смотри. Видишь, вот они. Судя по грохоту, это порожняк, пустые цистерны. Их с завода обратно на станцию перегоняют.

Я посмотрела вперед и действительно разглядела мерцающие огни маневрового тепловоза, его огромную фару спереди, льющую желтый свет, несколько небольших красных огоньков по сторонам. Маневровый тащил за собой вереницу цистерн. Машинально начав считать их, я насчитала восемь штук.

— Наверное, те самые, что снимал наш Павлик, — усмехнулся Валера. — Теперь они, похоже, никого более не интересуют.

Мы свернули куда-то за угол. Тропинка вела нас мимо каких-то непонятных груд бесформенного металла, и вскоре мы вышли на асфальтовую дорогу. Это меня обеспокоило. Пробираться малоосвещенными задами крекинг-завода казалось мне спокойнее и безопаснее, чем тащиться по основной дороге, где нас запросто могут увидеть. Но другой дороги, кроме этой, мы не знали. Впрочем, как оказалось, опасаться особенно было нечего: вокруг, как и днем, было пустынно, завод работал словно сам собой, без участия человека. Но не совсем без участия: вскоре нам встретились две женщины в тяжелых, похожих на балахоны комбинезонах и касках. Посмотрев на нас спокойно и дружелюбно, они прошли мимо. Мы все трое вздохнули с облегчением.

— Да уж, — прокомментировал не без ехидства Валерий. — И люди здесь доверчивые, как дети.

Мы прошли еще немного. Вдруг я замерла на месте и сказала вполголоса:

— Стойте, ребята, вот он, этот цех!

И это было правдой: громадный цех № 5, в ночном полумраке казавшийся еще необъятнее и страшнее, высился теперь в двух шагах от нас. Мысль, что чуть больше суток назад в его бетонных стенах оборвалась человеческая жизнь, наполняла меня суеверным ужасом, будто какая-то неведомая опасность продолжала угрожать нам оттуда и сейчас.

— Стойте, ребята, давайте не пойдем туда, — предложила я. — Искать там, по-моему, все равно нечего, тем более что мне говорили: во время работы цеха это запрещено.

— Нам вообще запрещено шататься здесь без провожатых, если уж на то пошло, — заметил Валерий. — Пойдемте, мне хочется посмотреть на то место, где все это произошло!

И, не глядя на нас, Гурьев решительным шагом направился к цеху, где накануне произошла трагедия. Мы с Костей вынуждены были последовать за ним.

Мне показалось, что внутри цех выглядит не так страшно. По-прежнему работали оба реактора, глухо рокоча, струился по трубам керосин. В зале было сумрачно, почти темно, только наверху, где располагались аппаратные, горел свет, сквозь узкие окна-бойницы виднелись склоненные над приборами сосредоточенные лица аппаратчиц. Мне было жутко и сладостно одновременно наблюдать эту картину напряженной работы, осознавая, что мое присутствие здесь незаконно, небезопасно и, несмотря на мое журналистское удостоверение, грозит нам всем неприятностями.

— Здесь, значит, все и произошло, — сказал Валера Гурьев задумчиво. — А это, стало быть, все, что осталось от третьего реактора, — добавил он, сравнивая развороченное взрывом бетонное основание с висящими над ним обрывками труб с двумя другими, которые работали.

Мы прошли вперед еще немного и вдруг обнаружили небольшую стальную дверь, слегка приоткрытую и как бы приглашающую войти.

— А вот это, стало быть, та самая дверь, через которую наш Павлик вышел, как он говорил, во дворик, — констатировал Валера. — Кто-нибудь из присутствующих видит причины не последовать его примеру?

Недолго думая, мы вышли в эту дверь. И вправду оказались в небольшом дворике, окруженном с трех сторон высоченными кирпичными стенами остальных корпусов крекинг-завода, совершенно глухими: ни единого окна не выходило на эту сторону. Только с четвертой, слева от нас, оставалось неширокое открытое пространство. При неверном свете одинокого уличного фонаря возле самой нашей двери были видны тускло поблескивающие рельсы подъездных путей, что шли через это пространство, ширина которого, как мне тогда показалось, едва-едва позволяла вместиться одной-единственной цистерне, так что рядом с трудом можно было протиснуться. Зато возле двери, через которую мы попали во дворик, обнаружилась небольшая ниша, и прямо из стены над нами выходило несколько толстых тяжелых шлангов, маслянисто поблескивавших в свете уличного фонаря над нашей головой.

— Похоже, что здесь перекачивают нефть из цистерн в реакторы, — сказала я, кивнув на шланги. — Вон, видите, как все в нефти перемазано!

Валера Гурьев согласно кивнул. Не только шланги, но и все кругом было заляпано, закапано нефтью, капитально замусорено какими-то словно застывшими пузырьками, бумажками. Выглядело это все уныло и неприветливо, как, впрочем, всегда выглядят подобного рода производственные территории, по выражению моего супруга Володьки, антропогенные ландшафты.

— Вот здесь, значит, и снимал наш Павлик таинственные нефтяные цистерны, в то время как некий ядреный пролетарий доставал из них большие, перемазанные в нефти мешки, а в них пакеты поменьше, а в тех пакетах марихуана, — констатировал Валера.

— Понятно теперь, почему они не постеснялись делать это днем, — заметила я. — Смотрите, как это место идеально защищено от посторонних взглядов. С трех сторон глухие стены, с четвертой тоже закрыто цистерной, никому ничего не видно. Незачем и темноты ждать. Тем более что на этом заводе ночью так же многолюдно, как и днем.

Гурьев наклонился и поднял с земли нечто большое, темно-коричневое, напоминающее негнущийся лист резины.

— Вот он, — сказал Валера, показывая нам то, что держал в руках. — Вот он, этот мешок. Только посмотрите, как он хитро устроен!

И стал осторожно отдирать от основной материи мешка какую-то тонкую полупрозрачную пленку.

— Видите? — сказал он. — Этот мешок был, кроме всего прочего, одет в тонкую полиэтиленовую пленку. Предосторожность, чтоб нефть не проникла. Эти мешки из химического волокна, — он потряс тем, что держал в руках, — они же вовсе не герметичные, вода сквозь них свободно проходит, а нефть тем более.

— И как же они умудрялись все это запаковывать? — недоумевала я.

— Наверное, специальным вакуумным упаковщиком, — сказал Валера. — Не такая уж редкая штука, если честно. В любом приличном супермаркете такой обязательно стоит. И для его работы всего-то и надо, что обычная бытовая розетка в 220 вольт, так что установить ее где угодно не составит проблем.

Я кивнула, переваривая полученную информацию. Получалось, что тот, кто все это устроил, продумал каждую мелочь.

— Так, а вот те самые небольшие пакеты, — сказал Валера, поднимая с земли один из них. — Тот же самый полиэтилен, значит, точно так же травку прямо на месте упаковывали партиями.

— Почему же он тогда порван? — спросила я. — Этот упаковочный полиэтилен что, такой непрочный?

— Он может быть порван, если в упаковщике произошли сбои, — вдруг сказал Костя Шилов. — У меня знакомый в супермаркете работает. Так он рассказывал, что их упаковщик, в принципе, нормально работает, а когда что-то на него находит, он начинает оставлять в упаковках слишком много воздуха.

— И этот так! Точно, точно! — воскликнул Валера. — Под давлением нефти эти пакеты во время перевозки полопались, и травка просыпалась. Вот, смотрите-ка! — Он показал нам пакет на свет. — Видите, он в нефти перемазан, а к ней часть травы пристала.

— А ты на сто процентов уверен, что это именно марихуана? — спросила я.

Валера внимательно осмотрел пакет с частицами прилипшей травы, смущенно помялся.

— Похоже, во всяком случае, — сказал он.

— Надо этот пакет с собой захватить, — решила я. — Показать его Володьке, пусть он определит, что это за трава, марихуана или, может, просто какие-нибудь измельченные сорняки на корм скоту.

— Что мне непонятно, — задумчиво сказал Валера Гурьев, оглядываясь, — так это как им удалось предохранить мешки от всплытия в цистернах. Ведь они же должны плавать в нефти, как хрен во щах…

— Прижали чем-нибудь, — предположил Костя Шилов. — Вон, кстати сказать, что за обрезки рельсов валяются? Очевидно, тоже в нефти перепачканные…

Приглядевшись, мы действительно обнаружили какую-то странную груду металлолома, сваленную у края железнодорожной насыпи. Впечатление было такое, что они не просто были перемазаны в нефти, но пролежали в ней достаточно долгое время. Валера, осмотрев их, удовлетворенно кивнул, а я смотрела на все его действия и пыталась представить, насколько все это реально: заложить в нефтяные цистерны мешки с марихуаной, да еще прижать их сверху какой-то железякой, чтобы не всплыли… Тогда много ли останется места для самой нефти? Впрочем, подумалось мне, нефтяные цистерны огромные, на несколько десятков тонн, туда много что может уместиться. А на месторождениях нефть едва ли измеряют при загрузке. Просто заливают в цистерну, видят, что она полна, значит, все готово, можно отправлять в путь. Так что это все оказалось вполне реально — перевозить наркотики таким способом…

— Слушай, Ирина, а это что за хлам? — спросил Валера, указывая куда-то вперед, чуть дальше.

Мы направились к куче мусора, который лежал возле бетонной стены в стороне от рельсов. Валера наклонился, поднял одну из больших банок из коричневого стекла и, прочитав этикетку, тихо присвистнул.

— Смотрите-ка. Вот это истинно по-русски, — сказал он, протягивая стеклянную банку мне. — Сделать злое дело и даже не потрудиться замести следы!

На этикетке стояло: «Сернистый ангидрид».

— Или он здесь все-таки применяется в каком-нибудь технологическом процессе? — вдруг усомнился в собственных выводах Валера.

Я в ответ пожала плечами: с такими вопросами надо обращаться к моему Володьке, а не ко мне. Мы торопливо стали поднимать одну за другой стеклянные банки, которых тут, возле путей, было множество. На всех них была одна и та же надпись «Сернистый ангидрид», но вскоре Костя Шилов протянул мне точно такую же стеклянную банку, на этикетке которой я прочла: «Концентрированная азотная кислота».

— Ну? — сказал Валера торжествующе. — Какие еще нужны тебе доказательства?

Я ничего не ответила, продолжая и дальше рассматривать кучу всякого хлама, которая лежала рядом с рельсами. Света решительно не хватало, высокая кирпичная стена отбрасывала тень и закрывала и без того тускло светивший уличный фонарь. Касаться руками омерзительных, перепачканных нефтью предметов, лежащих на земле, ужасно не хотелось, но в данной ситуации это был единственный способ понять, что же это такое лежало здесь. Мои спутники делали то же самое. Мы нашли еще несколько банок из-под химических реактивов, затем несколько больших и малых пакетов, похожих на те, что мы уже осмотрели. Они были перемазаны в нефти, и я отчетливо видела, как частицы «травки» прилипли к ним.

— Нет, это потрясающе! — сказал Валера, распрямляясь с небольшим пакетом в руках. — Или вся эта история, которой мы занимаемся, гроша ломаного не стоит, или таинственные господа мафиози и контрабандисты потрясающе беспечные и легкомысленные люди. Оставить весь этот хлам лежать на месте, да еще после того, как им стало известно, что их видели во время разгрузки товара!

— Ну, они же не могли предполагать, что мы обнаглеем настолько, что припремся на крекинг-завод посреди ночи искать улики! — возразила я. — Кассету с видеозаписью они у нас отняли и теперь считают себя в безопасности. А это, — я кивнула на стеклянные банки и полиэтиленовые пакеты, — подождет…

Валера Гурьев, морщась от омерзения, стал сворачивать грязный, скользкий пакет так, чтобы повернуть его сухой, не испачканной нефтью стороной.

— Ну-с, гражданин следователь? — с комичной любезностью обратился он ко мне. — Что дальше?

— Милиции показать бы все это надо, — вместо меня ответил Костя Шилов. — Пусть наш майор Белоглазов приедет сюда, посмотрит, вызовет понятых, составит протокол. Без всего этого наша с вами находка не значит ровным счетом ничего, а для закона попросту не существует. В милиции же должны и анализ содержимого пакета сделать, и определить, наркотики там были или еще что…

— Да? А как мы объясним милиции, что мы делали на крекинг-заводе среди ночи? — возразила я. — Майора Белоглазова ты сегодня видел, помнишь, как он искал подвох и преступление в каждом нашем утверждении? Тут ничего удивительного нет, с пострадавшими они всегда так обращаются!

— Верно, Ирина, все именно так и есть! — поддержал меня Гурьев. — Мы сами должны сначала сделать анализ, а потом думать, что с этим со всем делать. С милицией надо быть крайне осторожными и идти с чистосердечным признанием в самую последнюю очередь, иначе можно влипнуть, как эта аппаратчица. Кстати, Ирина, ведь у тебя же муж химик…

Валера внезапно запнулся, застыл с приоткрытым от изумления ртом. Потому что в этот момент стальная дверь, ведущая из пятого цеха, протяжно скрипнула, отворилась, и из нее появились двое мужчин.

— Так, ребята, а вы что тут делаете?

Это было сказано спокойным, даже доброжелательным тоном, но у меня внутри вдруг все похолодело. Потому что до меня дошло, что это были не кто-нибудь, а охранники крекинг-завода. Несмотря на все наши предосторожности, мы все-таки влипли!

— Бежим! — вдруг ошалело крикнул Валера Гурьев, хватая меня за руку и увлекая за собой. В другой руке он комкал найденный перепачканный в нефти полиэтиленовый пакет.

Мы побежали прямо по железнодорожным шпалам — быстро, как только я успевала в своих туфлях на высоком каблуке. Это было зверское испытание. В тот момент я очень пожалела, что, отправляясь на это мероприятие, не надела кроссовок: в них бегать от заводской охраны было бы точно намного удобнее. Впрочем, откуда же я могла знать, что все так обернется? Валера Гурьев тянул меня за собой с такой силою, что мне казалось, еще немного, и он выдернет мне руку. Но зато это неплохо помогало бежать, собственными усилиями мне не удалось бы мчаться по шпалам и щебенке железнодорожной насыпи с такой скоростью. Костя Шилов бежал следом, не отставая от нас. Краем глаза я видела, что двое охранников у двери пятого цеха сначала опешили, видимо, не ожидая, что мы вздумаем спасаться бегством. Но потом, опомнившись, они закричали: «Стоять! Стрелять будем!» Совсем как в кино. Затем бросились за нами следом, так же, как и мы, неуклюже прыгая по железнодорожным шпалам.

Мы уже успели обогнуть широченное здание цеха, рельсы вели прочь от него, к ржавым железным воротам, которые, мы видели, были в этот момент наглухо закрыты, стало быть, бежать туда не имело смысла. Мы выскочили на ту самую асфальтовую дорогу, по которой я шла сегодня днем, и изо всех сил помчались по ней в сторону заветной дыры в заборе — Валера Гурьев продолжал безжалостно тянуть меня за руку. Однако топот ног и торопливое дыхание охранников приближались. Несмотря на все наши усилия, они догоняли нас, были уже где-то рядом, их присутствие ощущалось спиной. И тогда Костя внезапно остановился и крикнул во все горло:

— Бегите! Я их задержу!

Невольно обернувшись, я увидела, что Костя отважно подскочил к одному из охранников и внезапным ударом сшиб его с ног. Второй охранник замахнулся на Шилова чем-то похожим на саперную лопату. Я похолодела от ужаса, но рассмотреть, что будет дальше, не успела: Гурьев с удвоенной силой потащил меня дальше за собой, прочь от места драки.

Мы бежали долго, выбиваясь из сил. По знакомой уже узкой тропинке, свернувшей в сторону от большой дороги, мы примчались к заветной дыре в заборе, через которую, не задерживаясь, выскочили наружу, прочь с территории завода. Я не уставала удивляться нашему исключительному везению: на этом проклятом крекинг-заводе не оказалось собак. Иначе нам бы точно не выкрутиться из той переделки, в которую мы только что попали!

Я предложила было подождать Костю возле дыры, но Валера решительно потащил меня прочь по тропинке, петляющей среди зарослей клена. И я поняла, что Гурьев, в принципе, прав: чем скорее мы уберемся подальше от крекинг-завода, тем лучше. С Костей могло случиться все, что угодно, его могли избить и задержать, а потом бы отправились искать нас. Не для того Костя жертвовал собой, чтобы в конце концов мы тоже попались, пусть и за территорией завода.

Мы выбрались наконец на асфальтовую дорогу, ведущую от проходной крекинг-завода до оживленной городской улицы, где ходил автобус. Дорога была, как всегда, пустынна. Мы шли молча, и я, чувствуя дикое беспокойство за Костю, поминутно оглядывалась, надеясь на самое невероятное. И оно случилось! Мы не прошли и половины пути, как позади нас послышался топот ног бегущего человека. Приглядевшись, мы в ночных сумерках узнали Костю.

— Отделался от них! — сообщил он, подбегая к нам. — Как, с вами все в порядке?

Вид у Кости был смущенный и довольный одновременно, несмотря на то что его пятнистая камуфляжная куртка была в нескольких местах разорвана, а на лице виднелась ссадина. Я почувствовала вдруг безумное желание броситься ему на шею и расцеловать, и бросилась бы, если бы не ехидное покашливание «криминального авторитета», наблюдавшего за нами. Это меня образумило.

Мы пошли по дороге дальше, уже втроем, к автобусной остановке. На ходу Валера протянул мне пакет.

— На, не бойся, не перемажешься, — сказал он мне. — Я его так свернул, что мокрой стороной нефти он внутри.

— Да ладно, — сказала я, сжимая заветный пакет в руке. — Последние два дня я уже столько раз перемазывалась в нефти, что мне это начинает даже нравиться.

— Ты знаешь, Ирина, время только начало двенадцатого, — сказал Валера Гурьев. — Мы можем пойти еще куда-нибудь погулять. Правда, Костя?

— Ничего себе — только! — возмутилась я. — Меня Володька теперь убьет! Как я ему буду объяснять такое долгое отсутствие?

— Расскажешь ему правду, только правду, и ничего, кроме правды, — торжественно провозгласил Валера. — Между прочим, ничем предосудительным мы не занимались, не считая того, что залезли на крекинг-завод и подрались там с охраной!

— Ну, допустим, — со вздохом согласилась я. — А скажи на милость, как же мы теперь доберемся отсюда до центра города? Да еще при нашем шальном виде!

— Вот именно! — заявил Валера. — Потому-то я и сказал, что время только начало двенадцатого. Последний автобус отсюда в центр города уходит минут через двадцать. И нас в него впустят, несмотря на наш, как ты выразилась, шальной вид!

— Это значит, что не придется идти до дома пешком, — сказала я. — Уже отрадно. Впрочем, объяснения с Володькой все равно не миновать. А ведь мне придется еще просить его сделать анализ вот этого! — я показала пакет.

— Он поймет вас, не беспокойтесь, Ирина Анатольевна. Поймет, простит и все, что вы попросите, сделает! — убежденно сказал Костя Шилов. — Мы же столько времени знакомы…

— Да, это, конечно, аргумент, — не без иронии согласилась я. — Я, видите ли, шлялась допоздна черт знает где не с первым встречным, а с верными старыми друзьями.

Валера только снисходительно улыбнулся в ответ на мои жалобы. Костя Шилов смущенно отмалчивался.

— Кстати, вот еще что, ребята, — сказала я. — Завтра ровно в одиннадцать утра похороны Венглера, гражданская панихида во Дворце культуры «Нефтяник». Как, по-вашему, я должна туда идти одна?

Валера грустно вздохнул и молча потупился. Костя еще больше смутился и пробормотал в ответ, что завтра у него командировка.

— Ну так что же? — не унималась я. — Значит, все-таки одна?

— Ладно, Иринка, не плачь, я с тобой поеду, — смилостивился наконец Валера Гурьев. — Встретимся завтра в одиннадцать около этого ДК «Нефтяник». А до этого я схожу к кое-каким своим знакомым, попробую договориться насчет встречи с аппаратчицей… как ее…

— Наташей Шутовой, — подсказала я. — Сделай это, Валера, пожалуйста! Это очень нужно!

Валера кивнул, глядя куда-то в сторону. В это время мы уже подошли к остановке, возле которой стоял, сверкая огнями и рокоча мотором, автобус, последний в тот вечер. Он должен был отвезти нас в центр города, домой.

Глава 6

Самое постыдное заключалось в том, что утром самым бессовестным образом я проспала. Мой драгоценный супруг был в данном случае не без вины, потому что сразу по моему возвращению он — нет, вовсе не устроил мне сцену ревности, чего я всерьез опасалась, — напротив, был исключительно рад меня видеть, несмотря на столь поздний час. Еще больше он обрадовался сообщению о моих успехах в расследовании этого дела, а на предъявленный мною грязный полиэтиленовый пакет смотрел как на какую-то святыню, бережно развернул его, тщательно стал осматривать на свет. Володька обещал непременно завтра же им заняться, отнести пакет в университетскую лабораторию, его друг Самосадный ему в этом поможет. По словам моего супруга, частицы травы на стенках вполне могли быть марихуаной, и он, Володька, знал способ абсолютно точно это определить.

Однако мой драгоценный супруг непременно, прежде чем отправиться спать, пожелал услышать подробный рассказ обо всех моих сегодняшних происшествиях, включая разбойное нападение на дороге возле проходной с похищением старой телевизионной аппаратуры Павлика и наш ночной визит на крекинг-завод с дракой и погоней. Последним рассказом он особенно заинтересовался и все задавал мне уточняющие вопросы. Володька, между прочим, уверял, что ни сернистый ангидрид, ни азотная кислота не используются ни в одном из технологических процессов переработки нефти, и их нахождение на территории крекинг-завода кому угодно должно показаться по меньшей мере странным.

— Впрочем, химический завод там рядом, — добавил Володька резонно. — Своему человеку стырить оттуда все эти химикалии ничего не стоит.

Я непонимающе уставилась на него, и Володьке пришлось терпеливо объяснять мне, что расположенный в нашем городе химический завод называется «Нитрон» не просто так, а потому, что там производят азотные удобрения, те самые пресловутые нитраты, от которых как черт от ладана бегут все экологи и желающие прожить долгую и безболезненную жизнь, считая их чем-то особенно вредным, губительным для здоровья человека. Однако на самом деле без этих нитратов ни одно растение обойтись не может. Для растений нитраты — это примерно то же, что для животного организма белки, философски пояснил мой супруг. Делают же нитраты, они же азотные удобрения, не без участия азотной кислоты. Так что на «Нитроне» этой, в общем-то, достаточно опасной в обращении жидкости завались, и ее не воруют оттуда канистрами только потому, что в отличие от этилового спирта внутрь ее употреблять нельзя, и, таким образом, простым гражданам азотная кислота на хрен не нужна. И еще Володька разуверил меня в том, что завод «Нитрон» — то же самое, что крекинг-завод, они только расположены рядом, буквально через дорогу, и дыр в их заборах достаточно, чтобы без проблем пронести какое угодно количество реактивов.

— Значит, — сказал Володька, — ты думаешь, что и сернистый ангидрид, и азотную кислоту протащили на крекинг-завод тайно и потихоньку влили в цистерну с нефтью, в то время как она подавалась в реактор?

Над этим предположением супруга я так глубоко задумалась, что начала даже клевать носом от усталости. Заметивший это Володька тут же напомнил мне, что, пожалуй, пора ложиться спать и что ему завтра рано вставать, идти в университет учить студентов, аж к первой паре… Как будто не он донимал меня глупыми расспросами! Мы улеглись, и он тут же засопел, как ребенок, я же еще долго ворочилась с боку на бок, перенапряжение тяжелого дня давало о себе знать, стало причиной бессонницы. В конце концов я все-таки уснула. Володька, впрочем, встал как положено, рано утром. Я последовала было его примеру, сварила ему кофе, отважно сидела рядом с ним, смотрела, как он завтракает, потом проводила на работу, не забыв сунуть ему в карман завернутый в газету полиэтиленовый пакет, который мы нашли вчера. Потом я присела на диван, чтобы тщательно обдумать все свои сегодняшние действия, особенно то, что я могу успеть сделать до того, как надо будет идти на похороны. Но в голову мне что-то ничего не приходило, и я решила, что обдумывать это лучше, лежа на диване: так спокойнее, и наверняка придут в голову умные мысли. Я улеглась на диван и даже закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Когда же я открыла их, свет, льющийся из окна, показался мне слишком ярким для раннего утра, и, глянув на часы, я обнаружила, что время уже близится к десяти. Только бы успеть к началу панихиды! Я была в ярости на собственную слабость, в отчаянии, что не успела сделать ничего путного и зря потеряла бесценное время. Но делать было нечего. Наскоро умывшись и позавтракав, я отправилась на панихиду, впрочем, не предвкушая от этого мероприятия ничего путного.

* * *

И все-таки я не опоздала — мне повезло с транспортом. Когда я подошла к Дворцу культуры «Нефтяник», люди в темных костюмах и с сумрачными лицами стояли возле входа группами и разговаривали. Даже если бы на дворце не висел государственный трехцветный флаг с траурной ленточкой, даже если бы траурная музыка не звучала через динамики громко и прямо-таки душераздирающе, по всему было видно, что здесь готовится траурно-торжественное мероприятие.

В толпе людей я разглядела Щеглова. Он стоял с совершенно незнакомыми мне мужчинами и что-то рассказывал, судя по его виду, весьма интересное и даже смешное. Я была шокирована выдержкой и цинизмом этого человека. Нужно быть последним мерзавцем, чтобы вести себя весело и непринужденно на похоронах человека, к смерти которого ты имеешь самое непосредственное отношение. Нет, не зря у Щеглова вокруг губ эти морщины, подумала я в тот момент, сразу понятно, что он негодяй. Впрочем, я заметила, что собеседники Щеглова моего ужаса перед ним не разделяют, слушают болтовню с интересом и сдержанно, соответственно обстоятельствам, но одобрительно улыбаются. Хорошо еще, что он, стоя вполоборота ко мне, меня не видел. Не испытывая большого желания снова оказаться под его опекой, я поспешила пройти во Дворец культуры.

В последний момент я вдруг вспомнила, что мы с Валерой Гурьевым договорились сегодня встретиться здесь около входа. Однако среди столпившихся вокруг мужчин Валеры совершенно точно не было: наверняка он опять опаздывал. Поэтому я решила, что Гурьев, если захочет, найдет меня, и поспешила внутрь здания, откуда доносилась скорбная похоронная музыка.

Первое, что я увидела, был огромный портрет покойного Сергея Викторовича Венглера в траурной рамке, укрепленный на стене в вестибюле. Под портретом груда живых и искусственных цветов, на вершине которой находилось нечто, краснеющее кумачовой тканью, накрытое сверху белой простыней. Конечно, Сергей Викторович лежал в закрытом гробу, дошло до меня. Я поскорее отвела глаза, чтобы не смотреть на эти цветы и на то, что было под ними. Последнее время как-то слишком часто мне приходилось бывать на похоронах совершенно незнакомых, посторонних людей. Разумом-то я понимала, что это необходимость и так было надо, но вот душой хотелось всего этого по возможности избежать.

Рядом с цветами выстроился ряд стульев, на которых сидели несколько женщин в черных платках. Одна из них, лица которой не было видно, казалось, совершенно раздавлена горем. Она содрогалась от рыданий, едва была в состоянии сидеть на стуле; ее поддерживали, бережно обняв за плечи, с одной стороны главный инженер крекинг-завода Валерия Дмитриевна, с другой молодая девушка, подросток, в чертах лица которой угадывалось явное сходство с покойным. Я поняла, что это, должно быть, дочь Венглера. На тех же самых стульях, чуть поодаль от женщин, сидел молодой парень, едва ли старше двадцати лет, симпатичный, как всегда в этом возрасте: пышная копна русых волос на голове и первый мягкий пушок, пробивавшийся над верхней губой. Пожалуй, это был сын Венглера, решила я. И даже вспомнила, что мне называли его имя — Юрий — и то, что он учится в политехническом университете. Сходство его черт с отцовскими было много меньше, чем у дочери, и я подумала, что сын внешне, наверное, больше похож на мать.

В траурном зале было полно народу. Все так же, как и на улице, стояли небольшими группами и переговаривались между собой: не умолкая звучала траурная музыка, которая позволяла говорить довольно громко, отчего в зале стояло гудение человеческих голосов, имевшее, впрочем, вполне пристойный, скорбно-торжественный характер. Оглядевшись вокруг, я вскоре заметила в одной из групп лысого управленца, он, увидев меня, испуганно уставился на меня и поспешил отвернуться в сторону: видимо, разговаривать со мной ему не хотелось. Это мне показалось обидным. В другой группе людей я разглядела красивое, правильное лицо начальника охраны крекинг-завода. Он широко улыбнулся мне, поклонился. Золотой перстень блеснул на его пальце, напомнив мне что-то, я не сообразила, что именно, поняла только, что нечто весьма неприятное. Однако, к огорчению своему, и здесь я не обнаружила Валеры Гурьева. Это мне очень не нравилось. Или этот тип бессовестно решил улизнуть с похоронного мероприятия, которые, это было известно всем на телевидении, Валера Гурьев терпеть не мог, несмотря на свои криминальные увлечения, или у него нашлось какое-то еще более срочное дело, ради которого он бросил на произвол судьбы меня вместе с моим расследованием. Довольно подло с его стороны и на Валеру не похоже, но его отсутствие заставляло меня нервничать и делать самые невероятные предположения.

Сын Венглера явно скучал, и по его лицу было заметно, что он не чувствовал ни особенного потрясения от гибели родного человека, ни желания рисоваться перед людьми выражением неискренней скорби. Я заметила, что он уставился на меня во все глаза, едва только я вошла в зал, и через некоторое время, пока я осматривалась вокруг, наклонился к Валерии Дмитриевне, главному инженеру завода, и что-то негромко сказал ей. Та посмотрела в мою сторону, кивнула, как хорошей знакомой, потом, жестом приглашая сына Венглера позаботиться пока о своей матери, встала со стула и направилась прямо ко мне.

— Спасибо, что пришли, — сказала она, протягивая руку. — Такое ужасное несчастье. Супруга Сергея Викторовича совсем раздавлена горем.

Я внимательно посмотрела на главного инженера, представляя ее на месте того, кто устроил позавчерашний взрыв. Ее сочувствие выглядело вполне искренним, что означало, что или она здесь ни при чем, и все случившееся дело рук кого-то другого, того же Щеглова, например, или эта дама хорошо умеет притворяться и делает это специально ради меня.

— Там, на улице, Щеглов где-то был, — снова заговорила она, так и не дождавшись моего ответа. — Если хотите, он вам все покажет…

— Да ну, зачем, — я пожала плечами. — Здесь не завод, здесь мне нечего показывать. А у Щеглова своя компания, я, знаете ли, совсем не стремлюсь в нее попасть.

Главный инженер посмотрела на меня несколько озадаченно, но ничего не сказала.

— Кстати, — осторожно начала я, — мне говорили, что вы вчера в Москву летали, делать доклад по поводу вчерашней аварии…

— Да, летала, — сказала Валерия Дмитриевна довольно сухо.

Я почувствовала, что это для нее далеко не самая приятная тема.

— Основная версия происшедшего остается прежней? — поинтересовалась я. — Ошибка аппаратчицы?

— Да, и это единственная версия, — отвечала Рогачева рассеянно.

Мне очень хотелось видеть в этой рассеянности и нежелании говорить со мной об аварии злой умысел, почти признание в том, что она знает истинные ее причины. Но, оценивая поведение и интонации ее голоса спокойно и непредвзято, я склонялась к убеждению, что причины здесь в другом. Все эти технари — люди высокомерные ничуть не менее, чем высокомерные интеллектуалы-гуманитарии, и им не нравится, когда об их профессиональных проблемах начинает судить дилетант. Однако нравится ей это или нет, но я все-таки решилась осторожно заикнуться про сернистый ангидрид: мне было просто интересно, как главный инженер будет на это реагировать.

— Скажите, а на вашем заводе используются в каком-нибудь технологическом процессе сернистый ангидрид и азотная кислота?

Валерия Дмитриевна удивленно посмотрела на меня:

— Азотная кислота? Нет. С какой стати?

— И сернистый ангидрид тоже? — вежливо переспросила я. — Тогда объясните мне, пожалуйста, с какой стати на территории вашего крекинг-завода обнаруживаются банки из-под этих реактивов?

— Кто вам сказал, что они там обнаруживаются? — Рогачева смотрела на меня все более отчужденно.

— Вчера я их видела своими глазами в куче мусора, — ответила я, решив, что лучше не уточнять, в какое именно время дня я их там видела.

— Мало ли какой хлам валяется на территории нашего завода, — пожала плечами главный инженер. — Мусор мы, надо сказать, регулярно с территории вывозим, но, ей-богу, не знаю, откуда он там опять берется. Кстати сказать, ваш Щеглов заведует вывозкой мусора! — добавила она, глядя на меня довольно холодно.

— Щеглов? — переспросила я, чувствуя, что мне опять становится жутко. Неужели это все устроил все-таки Щеглов?

— Именно, — подтвердила Валерия Дмитриевна. — Вот и обращайтесь к нему с вопросами, почему он этот мусор вовремя не вывез.

В самом деле, почему? Чувствовал, знал, что у него рыльце в пуху из-за всей этой истории, и не постарался вовремя замести следы? Или опять та самая пресловутая русская беспечность, о которой толковал мне вчера вечером Гурьев?

— Кстати, если не секрет, Валерия Дмитриевна, — снова заговорила я. — Вы сама химик по образованию? Или как?

— Нет, я не химик, — отвечала главный инженер. — Я закончила политехнический университет. А почему вы это спрашиваете?

— Жалко, что вы не химик, — не унималась я. — Тогда вам, наверное, неизвестно о существовании ПДК на сернистый ангидрид для нефти, идущей на переработку методом вакуумного гидроформинга.

То, как я бодро и без запинки выговорила этот замысловатый технический термин, произвело на Валерию Дмитриевну хорошее впечатление. Однако смысл моих слов ее явно насторожил.

— Нет, впервые про это слышу, — сказала она озабоченно. — А что, есть такая ПДК?

— Есть, — сказала я со вздохом. — И в случае ее превышения происходит взрыв, совсем как тот, от которого погиб Сергей Викторович Венглер! — Я кивнула на груду цветов под портретом в траурной рамке.

— Откуда вам это известно? — с тревогой в голосе спросила главный инженер крекинг-завода.

— У меня муж химик, — ответила я с гордостью. — И преподает химию студентам в университете!

— Ах, в университете! — Валерия Дмитриевна презрительно рассмеялась. — Эти в университете вообще ничего не знают про настоящие технологические процессы на крекинг-заводе. Сами посудите, они учат по учебникам, устаревшим как минимум лет на двадцать! Вот и присылают к нам своих выпускников, которые элементарных вещей о нефти и нефтепродуктах не знают. Зато рассуждают, химические формулы писать горазды!

— Между прочим, то же самое мне говорил Щеглов! — заявила я обиженно.

— И это один из немногих случаев, когда он был прав! — довольно резко перебила меня Валерия Дмитриевна. — Впрочем, — сказала она, вдруг успокаиваясь, — может быть, вы и правы. Спасибо, что сказали. Я завтра же, как только вот с этим развяжемся, — она кивнула на груду цветов под портретом Венглера, — пойду в лабораторию, побеседую там с людьми.

Рогачева умолкла, потупившись и глядя в пол, видимо, напряженно что-то обдумывала. Значит, сказанное мной задело ее, оказалось для главного инженера информацией к размышлению. Однако, незаметно наблюдая за ней со стороны, я готова была поклясться, что ничего про сернистый ангидрид она не знала и все сообщенное мною явилось для нее полнейшим сюрпризом. Значит, решила я, к взрыву на крекинг-заводе она не причастна? Тогда главным виновником по-прежнему остается наш старый знакомый Щеглов? А уж как увивался вокруг меня вчера это тип! Неспроста это, ей-богу, неспроста! Значит, он тоже что-то от меня хотел, что-то хотел осуществить с моей помощью!

В зале тем временем настроение заметно оживилось, народу стало больше, новые группы работников завода, женщин и мужчин самого разного возраста, подходили и подходили с улицы, в зале становилось все теснее. А Валеры Гурьева все не было! Я чувствовала нарастающее беспокойство: уж не случилось ли чего-нибудь с нашим криминальным репортером? После вчерашнего ограбления я готова была уже поверить во все, что угодно.

Внезапно по наполненному людьми траурному залу пошло какое-то движение. Все стали оглядываться назад, на входные двери. Вскоре через них вошли несколько мужчин солидного вида, в числе которых я узнала и директора завода Горбунова. Однако он шел немного позади какого-то важного дядьки, постоянно пропуская его вперед. Значит, в этой группе был явно кто-то посолиднее нашего директора, быть может, какой-нибудь нефтяной чиновник из Москвы. Все эти важные мужчины направились было к груде цветов под портретом Венглера со скорбными физиономиями, некоторое время печально взирали на видневшееся сверху этой груды нечто красное и белое. Потом встали в ряд и тоже принялись что-то вполголоса обсужлать. Время уже приближалось к полудню, однако траурная церемония никак не начиналась. Видимо, так было положено, устроители чего-то выжидали.

Внезапно мне показалось, что кто-то сзади пристально смотрит на меня. Оглянувшись, я действительно обнаружила довольно далеко от себя широкую мясистую физиономию, не сводившую с меня глаз. Впрочем, едва я обернулась, физиономия скрылась за спинами стоящих рядом. Я тоже отвернулась. Однако в следующее мгновение я снова почувствовала на себе неотрывный, давящий взгляд. Итак, за мной наблюдали, да еще так назойливо. Спрашивается, кто и зачем? От всего этого мне снова стало невыносимо жутко и страшно. Что за чертовщина происходит на этом крекинг-заводе? Что за банда здесь орудует?

Чтобы хоть как-то избавиться от неприятного ощущения, я решила опять заговорить с Валерией Дмитриевной, все это время стоявшей в глубокой задумчивости и не обращавшей внимания на происходящее вокруг.

— Скажите, — спросила я, поглядывая на сидящих возле груды цветов, — а что, у Венглера остались дети?

— Да, сироты, — очнувшись от задумчивости, вздохнула Рогачева, тоже глядя в их сторону. — Вон сидит Юрка, сын, умный парнишка. В политехе учится, хочет на наш завод после окончания прийти работать.

— Ну а что, дело выгодное, — сказала я, чувствуя, как мной овладевает бес иронии. — Зарплаты у вас высокие, есть возможность левого заработка. Правда, иногда несчастные случаи происходят, как с его отцом, но он-то уж будет осторожен…

Валерия Дмитриевна вздрогнула, посмотрела на меня с нескрываемым безразличием.

— Что за вздор вы болтаете насчет левых заработков? — спросила она строго.

— Вы утверждаете, что это вздор? — Я пожала плечами. — Меня уверяли, что вовсе нет, скорее наоборот…

— Я вижу, что вы наслушались болтовни этого дурачка Щеглова. — Валерия Дмитриевна неодобрительно покачала головой. — И, наверное, верите каждому его слову.

— Верю? — удивилась я. — Да какое мне, собственно, до всего этого дело?

— Никакого? — Главный инженер посмотрела на меня недоверчиво. — А зачем тогда вы сюда пришли?

— Да вот, хочется поприсутствовать на похоронах человека, с которым вместе едва сама не погибла за компанию, — сказала я беспечно. — Вообще-то у меня дед был, который ни одних похорон своих соседей и знакомых не пропускал, неважно, близкие с ними были отношения, не слишком близкие… Я тогда еще девчонкой была, удивлялась такой дедовой блажи, даже страшно было… А теперь, с возрастом, начинаю его понимать.

Но Рогачева посмотрела на меня еще более недоверчиво.

— А зачем тогда вчера вы снова приходили сюда? — спросила она строго. — Да еще притащили с собой всю вашу съемочную группу. Для чего вам это было нужно?

Я внутренне страшно испугалась, ожидая от нее услышать что-то вроде: «Зачем вы лазили на наш завод этой ночью?» Но нет, Валерия Дмитриевна молчала, ожидая моего ответа и глядя на меня по-прежнему строго и недоверчиво, и я немного успокоилась, решив, что, очевидно, про ночную вылазку она еще ничего не знает. — Мы начали готовить передачу про ваш завод, — ответила я наконец. — И нам нужно было снимать для этой передачи материал. Для этого мне понадобилась съемочная группа. Только теперь, когда у нас отняли всю нашу аппаратуру прямо возле проходной вашего завода и избили нашего оператора, ни о какой передаче речи быть не может!

— Что-что? У вас отняли аппаратуру? — Я готова была поклясться, что изумление и даже испуг главного инженера были абсолютно искренними. — Да как же это?.. И мне никто ничего не сказал!

— А наверняка никто ничего и не знает, — ответила я. — Улица возле вашей проходной совершенно пустынная, никто нас там не видел. Милиция уже спрашивала вахтера, но тот тоже говорит, что ничего не видел, не знает…

Валерия Дмитриевна потупилась, вид ее стал куда менее уверенным в себе.

— Так что криминала на вашем заводе много, — продолжала я так же легкомысленно. — Кстати, Щеглов говорил мне, что не кто иной, как сам Сергей Викторович, авиационный керосин налево продавал. Как вы думаете, это правда?

— Что? Венглер воровал керосин? — Главный инженер завода смотрела на меня как на ненормальную. — Да вы что, спятили?

— Я только повторяю слова Щеглова, — возразила я преспокойно.

— Нашли кого слушать! — Валерия Дмитриевна состроила презрительную гримасу. — Я же говорила вам, что нельзя доверять словам этого придурка!

— Как раз придурком-то он мне совсем не показался, — сказала я задумчиво.

— Все равно, не верьте ему! Он, кстати сказать, мне уже жаловался. Нес какую-то чушь, будто бы Сергей Викторович самый первый жулик на нашем заводе.

— А почему вы считаете, что все это полная чушь? — невинно спросила я. — Лично я, между прочим, два дня только на вашем заводе побыла, а уже кое-что видела!

— Вы? — Главный инженер завода заметно напряглась. — Что вы видели? Когда?

— Как раз позавчера, перед самым взрывом реактора, — преспокойно ответила я. — Там из стены пятого цеха тянется труба, по которой отводится готовый керосин, верно?

— Верно, — подтвердила Валерия Дмитриевна. — Его откачивают в специальный резервуар, откуда потом разливают по цистернам для заказчиков.

— А вы знаете, что на этой самой трубе есть такой небольшой симпатичный кран? — продолжала я иезуитским тоном. — Когда я позавчера подошла к пятому цеху, около этого крана стоял бензовоз и сливал керосин прямо из трубы себе в емкость!

Валерия Дмитриевна посмотрела на меня с недоумением, но в глазах ее мелькнула тревога. Признаюсь, ощущение одержанной победы было для меня очень приятно. Впрочем, тогда я еще не знала, что последует дальше.

Главный инженер завода стала растерянно оглядываться по сторонам, затем, отыскав кого-то в толпе, кивком позвала подойти. К нам приблизился незнакомый лысоватый полный мужчина.

— Василий Николаевич, — сказала она, — вспомните, у нас на отводном трубопроводе из пятого цеха дополнительные патрубки есть?

— Из керосинового, что ль? — переспросил он, тем временем вальяжно разглядывая меня. — Есть, конечно.

— И кто по ним у нас керосин сливает? — Голос у Валерии Дмитриевны сделался стальным, поэтому лысоватому мужчине я от всей души не позавидовала.

— Да никто. — Василий Николаевич тем не менее оставался невозмутимо спокоен. — Он, по-моему, заварен наглухо, этот патрубок.

— Вы уверены, что заварен? — переспросила Валерия Дмитриевна строго. — Однако поступил сигнал, что керосин через этот патрубок кто-то все-таки сливает!

Тут только ее собеседник заметно смутился, посмотрел удивленно сначала на своего начальника, потом на меня.

— Так это позавчера, что ли? — спросил он, пожимая плечами.

— Да, позавчера!

— Ах, это! — Он рассмеялся с видимым облегчением. — Так это Александр Николаевич Витьку Чернова туда отправил свой бензовоз налить. Ну, помните, он у нас для авиамодельного клуба покупает!

— Помню, — сказала Валерия Дмитриевна так же строго. — Только почему он прямо из трубы сливал? Чем ему основной наливной терминал не понравился?

— А, ну так там позавчера запарка была! — пояснил, смеясь, Василий Николаевич. — Приехало из вертолетного училища три керосиновоза, каждый по 15 тонн, требуют заправки, а документы у них не в порядке. И вот Александр Николаевич послал одного из них обратно в часть за документами, а остальные стояли и ждали. И тут как раз Витька со своим «ЗИЛом» приперся. Ну, он хотел было мимо них сунуться, так те так разорались, что чуть морду ему не набили, говорят, наш керосин, наша очередь. Так Александр Николаевич Витьку и послал к тому патрубку, чтобы тот потихоньку налил, пока эти олухи ждут…

— А документы на все это оформлены?

— Разумеется, Валерия Дмитриевна, какой разговор! — Василий Николаевич выглядел прямо-таки обиженно. — Все оформлено, накладная заверена, по счету проплачено…

— Так, понятно, — сухо оборвала Валерия Дмитриевна разглагольствования своего подчиненного. — Спасибо, что все объяснили.

— А вы что, думали, там воровство? — Василий Николаевич снова усмехнулся. — Да нет, Валерия Дмитриевна, я вас уверяю…

Валерия Дмитриевна еще раз сухо кивнула, поворачиваясь к своему подчиненному боком. Наконец тот понял, что разговор окончен, и удалился. Я чувствовала, что щеки у меня горят огнем.

— Нет, нет, это ничего, все нормально, — сказала она, видя мое смущенное выражение лица. — Спасибо, что сказали. В сущности, вы правы, у нас тут все, что угодно, может быть…

— Однако, — осмелилась заметить я, — вы были так уверены, что Венглер не мог воровать. Если не секрет, почему у него такая репутация?

— Потому что это было всем известно, — сказала Валерия Дмитриевна. — Нехорошо это говорить теперь, на похоронах, но над ним весь завод смеялся из-за его мелочной принципиальности.

— Смеялся? — немного опешила я. — Что же в этом было смешного?

— Ну, понимаете, — сказала главный инженер, потирая виски. — Тут у нас есть дополнительные ворота, через которые бензовозы на территорию завода заезжают. Все, кто имеет личный автомобиль, также имеют право беспрепятственно через эти ворота на территорию крекинг-завода въехать. Только въехать, ничего больше! Однако, вы понимаете, они заезжают через эти ворота с пустым бензобаком, а выезжают оттуда с полным… Это как бы неписаный закон, надо только уметь не попадаться.

— Кому не попадаться? — не поняла я.

— Иногда комиссии приезжают из области, — пояснила, несколько нервничая, Валерия Дмитриевна. Казалось, она начала жалеть, что продолжила со мной разговор на эту тему. — И Михаил Евгеньевич, директор завода, теоретически, если увидит, обязательно будут взыскания…

— Но только он не видит, и никаких взысканий нет, — подытожила я. — Понятно. И что же дальше?

— Так вот, — продолжала главный инженер. — Хотя Венглер имел старую «Волгу», которой, как известно, бензина много надо, он никогда в эти ворота не заезжал, всегда заправлялся на заправке. И со всеми ругался из-за этого воровства, обещал написать в областное правительство. Даже писал жалобу нашему директору, только этой жалобе ходу не давали. Представляете, что это был за человек? И про такого человека Щеглов говорит, что он продавал налево авиационный керосин!..

Это было сказано убежденно и очень серьезно. Впрочем, я собиралась было возразить, что все это может быть чистейшей комедией, просто умелой маскировкой для того, чтобы воровать по-крупному, но не успела: к нам подошел Юрий, сын Венглера, украдкой, с наивным любопытством глядя на меня, и сказал, обращаясь к Рогачевой:

— Валерия Дмитриевна, извините, там панихида начинается, мы вас ждем!

— Ах да, панихида, — сказала она с печальным вздохом. — Я должна речь говорить, так что извините… Вон Щеглов вами займется.

Щеглов действительно уже подходил к нам. Я внутренне вся похолодела, чувствуя, какой ответственный для меня разговор должен сейчас состояться. Виновен Щеглов в происшедшем или нет, это я должна была постараться вытянуть из него именно теперь, потому что неизвестно, когда представится еще возможность для откровенной беседы. Между тем Щеглов с усмешкой смотрел вслед удаляющимся Валерии Дмитриевне и сыну Венглера, не скрывая своего иронического отношения к ним. Я же в этот момент снова почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. И, обернувшись, снова увидела пухлую, мясистую физиономию. На этот раз ее обладатель был уже довольно близко от меня и смотрел не сзади, а сбоку. Я чувствовала, что у меня внутри все холодеет от такой неслыханной наглости этих бандитов. Щеглов тем временем, проводив взглядом прежних моих собеседников, повернулся ко мне.

— Вас, я смотрю, уже обработали, — нахально заявил он. — Рассказали, каким покойный был замечательным, порядочным, принципиальным человеком.

— Рассказали, — не стала отказываться я.

— И про то, что он на заправках заправлялся, тогда как все остальные на родном заводе, — тоже?

— И про это, — подтвердила я.

— Ну, тогда вам уже достаточно навешали лапши на уши, мне тут делать абсолютно нечего! — И он снова ухмыльнулся.

— Что-то вы слишком веселы для сегодняшнего печального мероприятия, — заметила я. — Почему, если не секрет? Неужели Сергея Викторовича не жалко?

— Жалко? — Щеглов скорчил насмешливую гримасу. — Скажете же такое — жалко! Впрочем, — он вдруг серьезно кивнул, — вы правы, мне Венглера не жалко, а от всего здесь происходящего попросту очень смешно.

— У вас своеобразное чувство юмора, — заметила я.

— Может быть, — согласился Щеглов. — Но с другой стороны, как же мне не смеяться? Собрались солидные мужики, вон даже из Москвы чиновник приперся! Все с самым серьезным видом говорят о том, какой кристальной честности и высоких нравственных качеств был покойный. Вон послушайте!

Действительно, взгромоздившийся на трибуну толстый директор завода как раз произносил эти самые слова. Щеглов слушал все это с презрительной гримасой.

— А разве это не правда? — поинтересовалась я. — Разве Венглер не был человеком высокой порядочности?

— Ну, вы видели позавчера, — сказал Щеглов, — как керосин прямо из трубы налево откачивают. И это только верхушка айсберга! Про настоящий его бизнес только несколько человек на заводе знают!

— Вы в их числе?

Он обернулся, усмехаясь, пристально посмотрел на меня.

— Нет, какое там! Я маленький человек на птичьих правах, сегодня я здесь, завтра меня отсюда выперли. Меня солидные люди в долю брать не хотят.

— А мне вы сказали, что вы — заместитель главного инженера по какой-то там части, — возразила я. — По-моему, не так уж мало…

— Да? По-вашему, это много? — Он вдруг стал серьезным, придвинулся ко мне вплотную, и я вдруг ощутила, что сегодня с утра он уже попил пивка. — А вы знаете, сколько, собственно, заместителей у нашего главного инженера? Знаете, какая у каждого из нас зарплата?

— Что, маленькая? — с невинным видом поинтересовалась я.

— У нас только вчерашнему выпускнику политеха, как только он оттуда приходит, дают должность простого инженера. А как он проработает на заводе три года, его сразу повышают в должности, назначают заместителем, подзаместителем, придумывают еще какую-нибудь хренотень…

— А вы сколько лет проработали на заводе?

— Да вот уже лет семь будет, — ответил Щеглов, глядя в сторону трибуны, где теперь говорила траурную речь главный инженер крекинг-завода. — Уже семь лет? — удивилась я. — И до сих пор вас своим не считают?

— Ну, вы видели. — Щеглов пожал плечами, кивая в сторону стоящего у трибуны заводского начальства. — Только что видели, как наша Валерия повернулась и ушла, прежде чем я успел подойти? Лишь бы только не здороваться со мной!

Щеглов досадливо скривил губы. Я могла думать о нем что угодно, однако то, что он сейчас мне рассказал, было чистой правдой: я своими глазами видела презрительное отношение к Щеглову Валерии Дмитриевны. Поэтому у меня вдруг мелькнула мысль: а может быть, Щеглов как раз и есть тот человек, которому в данной ситуации можно довериться? Раз Валера Гурьев все равно куда-то пропал и, как добраться до арестованной аппаратчицы Наташи Шутовой, я понятия не имела…

— Послушайте, — сказала я. — А вы по-прежнему убеждены, что взрыв реактора произошел по естественным причинам?

— Ой, не надо про это! — с досадой отмахнулся от меня Щеглов. — Не начинайте все снова! Вчера вы меня уже достали этими рассказами про сернистый ангидрид, который в реакторе взрывается не хуже тротила!

Я опешила от неожиданной грубости Щеглова. Подозрения в том, что все это устроил Щеглов, заговорили в моей душе с прежней силой.

— Я, между прочим, вчера к Оксанке ходил, спрашивал про этот сернистый ангидрид, — продолжал Щеглов. — Она говорит, правда, такая ПДК существует, но в данном случае она не имеет смысла, там такой сорт нефти перегоняли, где его почти нет.

— Она что, показывала вам химический анализ партии? — поинтересовалась я.

— Да, показывала, — Щеглов согласился. — И не только анализ. Еще справочник какой-то доставала, там сказано, что бакинская нефть практически не растворяет сернистый ангидрид.

— Это была бакинская нефть, которая взорвалась в реакторе? — переспросила я.

— Конечно, — подтвердил Щеглов. — Усть-Катымское месторождение.

— А вы случайно не знаете, — продолжала я, — откуда прибыли те восемь цистерн, что перегоняли на керосин вчера?

— А, эти, — Щеглов кивнул. — Эти прибыли из Чечни, я совершенно точно знаю. Я даже специально смотрел, там прямо на бочках видны следы от пуль! Представляете?

Он сообщил это с какой-то совершенно мальчишеской гордостью. А я во все глаза смотрела на него и никак не могла понять: он про пакеты, что приехали из Чечни вместе с нефтью, не имеет никакого понятия? Или в этих пакетах правда какой-нибудь совершенно безобидный порошок, а вовсе не наркотики?

— А кто еще знал, что эти цистерны прибыли из Чечни? — спросила я.

— Да кто угодно, — Щеглов дернул плечом. — Вообще-то мы часто оттуда нефть получаем, у нас на заводе все про это знают, и никто особого значения этому не придает.

— Все знают? — с сомнением посмотрела я на него. — И простые рабочие тоже, которых я видела там, на очистных сооружениях?

— Ну, эти нет, — Щеглов усмехнулся. — А вот лаборантка Оксана про это знает, хотя, в принципе, ей про это знать ни к чему!

— Оксана? — переспросила я. — Между прочим, эта Оксана говорила про вас, что вы балбес. Вы случайно не в курсе, что это она о вас так неласково?

— Папашка ее баламутил, — отвечал небрежно Щеглов. — У нее папашка крутой был, Шумков Николай Егорович, важный чиновник здесь. Он меня терпеть не мог и ей все на мозги капал: не связывайся ты с этим да не связывайся!

— А она что, с вами связывалась?

— Ну так мы же с ней встречались одно время! — Щеглов осклабился с довольным видом. — Правда, недолго, потом ее у меня этот Генка Мальцев отбил. Вон он, кстати сказать, стоит, смотрит на нас.

И Щеглов кивнул куда-то в сторону: там я увидела смотрящего на нас не кого-нибудь, а начальника охраны крекинг-завода. На его красивом, с правильными чертами лице застыла обычная улыбка, не совсем соответствующая печальному поводу, по которому мы все здесь собрались. Машинально начальник охраны поднял руку к голове, и на его пальце блеснул большой золотой перстень с печаткой.

— А что, начальник охраны вашего завода Геннадий Мальцев? — спросила я.

— Ну да, а что? — Щеглов глянул на меня подозрительно. — Вы что, с ним знакомы?

— Он подходил к нам позавчера, еще до взрыва, — отвечала я. — Неужели забыли?

— Ах да, точно, подходил, — кивнул Щеглов удовлетворенно. — А то я уж подумал было, что он уже и за вами приударил.

— Я что-то не поняла, — сказала я. — Почему же Оксана считает вас балбесом? Что вы такого ей сделали?

— Да ну ее на хрен! — Щеглов с досадой отмахнулся. — Она сама дурочка. Не знает, чего хочет. Сначала встречалась со мной, потом потащилась за Генкой, а он с ней побаловался немного и бросил. И тогда она на меня обиделась. Представляете? Генка ее бросил, а обиделась она на меня!

Я рассеянно кивнула. Вся эта история с несчастной любовью Щеглова меня совершенно не интересовала.

— А сегодня, — продолжал Щеглов, — зашел я туда, в лабораторию, смотрю, они снова сидят с Генкой вместе, как два голубка, только что не воркуют. Из-за этого типа я еле уговорил Оксанку мне файлы открыть, посмотреть, что там насчет партии нефти, которая позавчера в реакторе взорвалась.

— Однако, как я поняла, вы всем этим очень заинтересовались, — заметила я.

— А вы? — нагло переспросил Щеглов. — Вы, скажете, просто так сюда приволоклись? Чего ради вы для этой Наташки стараетесь?

— Мне Наташа Шутова жизнь спасла!

— А я сам чуть не угробился! — нервно повысил голос Щеглов. — Интересно было бы вывести эту шайку на чистую воду. Если бы только ваша версия оказалась верна и это правда была левая партия нефти, прошедшая мимо лаборатории. Но куда там! Все везде оформлено, запротоколировано, акты анализа составлены, везде все чисто. Или они в лаборатории тоже на эту банду работают?

— Если они работают на банду, — предположила я, — тогда бы они своевременно сделали анализ, и взрыва никакого не было бы.

— Верно! — воскликнул Щеглов, глядя на меня ошарашенно. — Почему же тогда эта хренотень взорвалась?

Я молча пожала плечами. Поведение Щеглова меня ставило в совершеннейший тупик. Я не могла поверить, что можно так искренне разыгрывать участие, заинтересованность, попытку собственного расследования обстоятельств трагедии, если ты сам был ее прямым виновником и организатором. Или это все настоящий блеф? Можно позвонить лаборантке Оксане и спросить, правда ли, что к ней вчера приходил Щеглов и задавал эти вопросы. Впрочем, скорее всего последует положительный ответ, который не будет означать ничего определенного. Не без досады я констатировала, что подцепить Щеглова никак не удается.

— Скажите, — снова заговорила я, — вы ведь утверждаете, что Венглер торговал налево авиационным керосином, так?

— Ну, утверждаю. Дальше что?

— Я думаю, на вашем заводе должна быть непременно керосиновая мафия, которая держит это дело под контролем.

— Ну а я вам чего вот уже третий день подряд вдалбливаю? — вскинулся Щеглов. — Конечно, тут работает мафия. И вон, — он кивнул в сторону группы руководства завода, стоявшей возле трибуны, — ее главные представители.

— А если так, — невозмутимо продолжала я, — может быть, здесь имела место мафиозная разборка? Венглер с кем-то что-то не поделил, и его убрали. Могло такое быть?

Несколько мгновений Щеглов опять смотрел на меня ошарашенно, и я не могла отделаться от ощущения, что такая мысль не приходила ему до сих пор в голову.

— Да ну, бред! — воскликнул он сердито. — Взрывать реактор? Достаточно сложно и, потом, не слишком надежно. Венглер мог и не погибнуть, как вот, например, вы или я…

Я не сводила глаз с Щеглова, чувствуя, что тот говорит искренне. Взрыв реактора и мне самой представлялся теперь крайне рискованным способом убийства. Однако Володька уверял меня, что взрыв произошел вследствие чьего-то злого умысла. Тогда чьего? И зачем все это было нужно?

— Слушайте, девочка, — сказал вдруг пожилой рабочий, стоявший рядом со мной и внимательно заглянувший мне в глаза. — Зачем вы во всем этом копаетесь? Что вам неймется?

— Ничего мне не неймется, — пробормотала я как-то уж совсем глупо. — Просто мы обсуждаем свои дела, и ничего больше.

И я, и Щеглов были немало шокированы тем, что наша беседа стала достоянием чужих ушей. С другой стороны, чего же мы хотели? Мы говорили далеко не шепотом, а вокруг было полно народу.

— Нет, вы вовсе не свои дела обсуждаете, — возразил рабочий спокойно, глядя на меня так же внимательно, но с доброй усмешкой. — Ты интересуешься, почему Сергей Викторович погиб, а вот этот щегол выжил, да?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть ему в ответ.

— Так я тебе сейчас это объясню, — заявил рабочий. — Мы с Сергеем Викторовичем, когда еще молодые были, как-то раз собрались в горы. На Кавказ, в Осетию, пешком походить. Ну, тогда в горах-то спокойно было, не то что теперь. И вот однажды, когда мы были в походе, испортилась погода, пошел дождь, туман спустился. А мы шли по узенькой тропинке, ну, вы представляете, с одной стороны отвесная скала, с другой пропасть. Серега, он же высокий был, шел впереди, вдруг поскользнулся на каком-то камешке и покатился вниз, в пропасть. Ну, мы в шоке, конечно, орем, кричим: «Серега, где ты, ты живой?..» В ответ тишина, только слышно, как внизу, в ущелье, ручей журчит, а что там, внизу, ничего не видно, кругом туман. И вот была у нас длинная альпинистская веревка, мы взяли обвязали ее вокруг пояса нашего проводника-инструктора, а он был мастер спорта по альпинизму, и стали этого инструктора вниз, в это ущелье, спускать. Метров десять спускаем, вдруг услышали, он рявкнул: «Стой, нашел я его!» Минут пять мы стояли, ждали, потом слышим, инструктор кричит: «Тяни!» Ну, вытянули мы их обоих. Смотрим, Серега ободранный, весь в крови, но живой, только дрожит от страха, глаза круглые, и зубами клацает. Мы на него накинулись: что ж ты, мол, мы ж тебя звали, кричали, а ты молчок. А он: «А я ничего не помню!» И инструктор рассказывает, что нашел Сергея вцепившимся в корягу, корни сосны там из скалы торчали. Вцепился он так, что у нашего инструктора едва сил хватило ему пальцы разжать. А был он мастер спорта, наш инструктор, очень сильный человек. Потом этот инструктор объяснил нам: Сергей Викторович был из тех людей, которых опасность парализует, делает неспособными к любым действиям. Таким людям в горы ходить нельзя!

Щеглов смотрел на старого рабочего с досадой: видно было, что эта история ему хорошо известна. Я же как зачарованная не сводила взгляда с рассказчика. Внезапно мне вспомнилось что-то очень похожее, что совсем недавно рассказывал мне Костя Шилов, и в голове моей начало проясняться.

— И многие на заводе знали про этот случай? — спросила я старого рабочего.

— Да весь завод! — вместо него со смехом отозвался Щеглов. — Кому этот папаша только не рассказывал про то, как они вдвоем с Сергеем Викторовичем по горам лазили.

Я задумалась, пытаясь понять, какое значение этот факт может иметь во всей цепи случившихся происшествий.

— Так что бросьте вы во всем этом копаться! — продолжал меж тем старый рабочий. — Кто вас об этом просит?

— Вот именно! — вдруг вскинулась я. — Кто меня об этом просит? Кто меня втянул в эту историю?

Я в упор посмотрела на Щеглова, но тот только нахально усмехнулся.

— Послушайте, — продолжала я. — Вы не ухмыляйтесь, а лучше объясните мне, почему вы меня пригласили на ваш завод! С какой стати? Зачем вам было все это нужно?

— Я? Пригласил? — Щеглов продолжал ядовито улыбаться. — Это вы что-то путаете, барышня!

— Ничего я не путаю! — сказала я твердо. — Мой начальник Евгений Васильевич Кошелев отлично помнит, что вы представились ему и назвали свою фамилию и занимаемую должность на заводе! Так что отпираться глупо!

— Какой еще Кошелев? — искренне удивился Щеглов. — Ни с каким Кошелевым на телевидении я не разговаривал! Я разговаривал с вами, — тут Щеглов лукаво хихикнул, — но первой мне как раз позвонили вы!

— А вы? — окончательно рассердилась я. — Разве вы сначала не позвонили на телевидение? Не сказали, что хотите, чтобы телевидение сделало передачу о нелегком труде женщин на вашем заводе? Что вы непременно хотите, чтобы приехала снимать репортаж не кто-нибудь, а именно Ирина Лебедева?

— Да вы что, в своем уме? — не выдержал и тоже вспылил Щеглов. — Я про вас до позавчерашнего дня вообще не знал, не слышал! Я ваше хреновое губернское телевидение не смотрю, потому что оно занудное!

— Так, ребята, вы бы заткнулись, а?

Мы с Щегловым оба спохватились и умолкли. Прямо рядом с нами стоял, улыбаясь по своей привычке, начальник охраны крекинг-завода и смотрел на нас насмешливо и спокойно.

— Ты что, Щеглов, вообще совесть потерял, что ли? — говорил он негромко, но очень внушительно. — Даже директор завода попросил пойти угомонить тебя. Здесь же все-таки похороны, а ты разорался! Стой спокойно и молчи или иди на хрен отсюда вместе с твоей бабой, если тебе так хочется поскандалить! — Начальник охраны повернулся и пошел от нас прочь.

Последние его слова были явно в мой адрес. Люди вокруг нас как-то сразу расступились, образовав небольшое свободное пространство, словно мы были прокаженные. Старый рабочий, рассказывавший историю про то, как он с Сергеем Викторовичем ходил в горы, куда-то исчез, скрылся за спинами стоявших. Несмотря на то что я не считала себя виноватой в случившейся неприличной сцене, тем не менее чувствовала, как отчаянно горят огнем мои щеки.

А на Щеглова замечание подействовало как ушат холодной воды. Он пристыженно умолк, притих, даже стал чуть поодаль от меня, сделал вид, что вовсе не знаком. Будто это я была виновата в том, что он разорался прямо на панихиде!

Я постаралась отвлечься от мучительного чувства стыда и осмыслить слова Щеглова, все то, что он мне наговорил. Признаться, голова у меня шла кругом. Если это не он пригласил меня на крекинг-завод, тогда кто? И почему Кошелев так уверен, что по телефону ему звонил именно Щеглов? Может быть, Евгений Васильевич все перепутал, и ему называли вовсе не фамилию Щеглова, а какую-то на нее очень похожую? Мало ли какие фамилии могут быть у работников этого крекинг-завода, разве я знаю всех! Но тогда почему Кошелев твердо запомнил должность звонившего: заместитель главного инженера? Здесь-то не могло быть совпадения! Или, может быть, Щеглов попросту все врет? Сам пригласил меня на завод для того, чтобы я стала свидетелем имеющих здесь место махинаций, а теперь отказывается от этого, хочет сделать вид, будто он здесь ни при чем? У меня вдруг возникло дикое желание задать все эти вопросы Щеглову, но тот стоял поодаль от меня с таким неприступным видом, смотрел вперед, где на трибуне, возле груды цветов выступал очередной оратор, что я никак не могла решиться снова начать разговор с ним.

Тем временем гражданская панихида подходила к концу. Последний оратор, кончив свою речь, сошел с трибуны и отошел в сторону. Какие-то люди, похоже, служащие похоронного агентства, направились к груде цветов и стали разбирать ее. По толпе стоящих людей прошло некоторое движение, одни стали постепенно расходиться, другие поспешно направились к выходу на улицу, переговариваясь между собой, послышались чьи-то всхлипывания и даже рыдания. Траурная музыка играла теперь особенно громко и скорбно, так что даже мне стало жутко и комок подкатил к горлу.

Щеглов незаметно и как-то осторожно покинул меня. Я видела, как он направился к руководству завода, чтобы присоединиться к нему. Вдруг я заметила, что к Щеглову сквозь толпу протиснулся какой-то мужчина в зеленой камуфляжной куртке, судя по его виду, только что подошедший с улицы. Я вздрогнула при виде его физиономии, сомнений не возникало: это был один из охранников крекинг-завода, от которых мы с Костей Шиловым и Валерой Гурьевым убегали минувшей ночью. Он остановил Щеглова, взял его за руку, стал ему что-то говорить, Щеглов рассеянно слушал и кивал. Но вдруг блуждающий взгляд охранника упал на меня, он замер с открытым ртом. Щеглов встревоженно обернулся, посмотрел на меня, потом на своего собеседника. Видно было, что он донимает охранника вопросами, и тот с готовностью на них отвечает. Мне стало до безумия жарко, голова отчаянно закружилась: не оставалось сомнений, он узнал меня! И теперь расскажет все Щеглову о нашем ночном визите на завод! Черт возьми, несмотря на наше удавшееся бегство, мы все-таки влипли в историю!

Стоп! — сказала я сама себе. Ну, расскажет, и что дальше? Не пойман, значит, как говорится, не вор. Что они мне теперь сделают, если заветный пакет уже у Володьки в лаборатории? Это меня немного успокоило, и я не без иронии наблюдала, как разговор Щеглова и охранника становится все эмоциональнее, как их снова, второй раз уже за это утро, одернули. В ответ Щеглов посмотрел довольно злобно и ответил, судя по виду, весьма резко. Потом, видимо, махнув рукой на официальные похороны, оба стали выбираться из толпы, отправившись куда-то прочь из зала, наверное, чтобы спокойно где-то поговорить. Мне снова стало не по себе. О чем они там будут толковать? И непонятно, почему этот охранник обращается именно к Щеглову по поводу меня. Разве не стоит в толпе руководства крекинг-завода начальник охраны, которому и нужно докладывать обо всех ночных происшествиях?

В это время гроб с телом покойного взяли на руки и стали выносить из зала. Плач и рыдания стали еще громче и отчаянней, мужчины вокруг меня смотрели прямо перед собой с хмурыми сосредоточенными лицами. Наконец гроб вынесли из траурного зала, и толпа людей устремилась за ним следом. Меня как-то незаметно оттерли к стене, где я и осталась стоять и молча смотреть на происходящее. Присоединяться к толпе работников завода у меня не было ни малейшего желания.

— Простите, а ведь вы Ирина Лебедева, да? С телевидения? — услышала я рядом с собой юношеский голос.

Подняв голову, я обнаружила, что сын покойного Венглера стоит около меня и смотрит самым восторженным взглядом.

— Да, Ирина Лебедева, — подтвердила я. — А вы Юрий, сын Сергея Викторовича?

Он кивнул, приветливо улыбнулся, впрочем, его улыбка, как я могла заметить, была печальной.

— Мама вашу передачу постоянно смотрит, — сказал он, — ну, и мы вместе с ней. У вас очень хорошее ток-шоу, почти как в Москве…

Я улыбкой поблагодарила его за комплимент моей программе.

— Мама тяжело переживает гибель Сергея Викторовича? — спросила я. Глупый, конечно, бестактный вопрос, но ничего умнее не пришло в голову.

— Очень, — лицо Юры сделалось скорбным. «Хороший парень!» — подумала я. — Плачет постоянно, никак в себя не придет…

— А ты? — поинтересовалась я. — Ты очень любил своего отца?

— Да ну, как сказать… — Он замялся, и я почувствовала, что у парня что-то на душе, что он хотел бы, но никак не решается высказать. Раз так, подумала я, нужно ему помочь.

— Как ты считаешь, его гибель — это правда несчастный случай? — спросила я его как можно невиннее.

Сын Венглера вздрогнул, посмотрел на меня пристально, потом, нервно вздохнув, покачал головой.

— Все так говорят, — отвечал он осторожно.

— И ты тоже так считаешь?

— Я? — Он снова смущенно помялся. — Я даже не знаю. Понимаете, я ведь не просто так к вам подошел…

— Вот как? — переспросила я. — Ты что-то хотел мне рассказать о своем отце?

— Да… — Он снова немного помолчал. — Понимаете, полгода назад я как раз третий курс в политехе заканчивал, и у меня на нашем крекинг-заводе была производственная практика…

— Тебя распределил институт? — поинтересовалась я. — Или ты сам захотел вместе с отцом поработать?

— Сам захотел, — подтвердил юноша. — С отцом было знаете как интересно! Он все объяснял, рассказывал…

— Он был хорошим специалистом?

— Да, очень, — Юрий Венглер поспешно кивнул. — Ну, вы же слышали, что о нем говорили сегодня.

— И это все правда? — спросила я. — Твой отец был действительно порядочным, честным, принципиальным?

— Безусловно! — Он смотрел на меня чистыми, почти детскими глазами.

— И все эти чиновники разве не говорят все то, что полагается говорить в таких случаях?

— Нет, что вы! — Юрий Венглер был близок к тому, чтобы обидеться на меня. — Как вы могли такое подумать!

Я поспешно кивнула. Собственно, так и следовало ожидать, что со всех сторон я буду получать противоречивые сведения о происшедшем и о людях, причастных к этому. Теперь мне надо решать, кому верить — хлыщеватому Щеглову или этому мальчику.

— Да-да, Юра, — поспешно проговорила я. — Вы мне что-то хотели рассказать…

— Ну да, — сын Венглера обрадованно закивал головой. — Так вот. Дело в том, что этой весной, как раз во время моей практики, на крекинг-заводе тоже произошел несчастный случай…

— И тоже кто-то погиб? — заинтересованно спросила я.

— Именно! — подтвердил юноша. — Тогда погибли двое: один из руководителей завода, замдиректора по перевозкам, и рабочий.

— А как это случилось?

— Понимаете, под ними мостки провалились, когда они по очистным шли.

— По очистным? — Я вздрогнула, пораженная неприятным воспоминанием.

— Ну, конечно. Видели, они от проходной завода вдоль дороги тянутся? Над ними еще вечно пар клубится.

— Разумеется, видела, — подтвердила я, вспомнив двух работниц, закрывавших вентиль в клубах пара. — И точно было установлено, что они сами собой утонули, никто им в этом не помог?

— Не утонули, а сварились заживо в кипятке, — сказал Юрий. Я содрогнулась от ужаса. — Там, на очистных, кипяток, потому что реакторы горячим паром промывают, другим их ничем не возьмешь. Образуется водно-нефтяная эмульсия, которая потом отстаивается, а вода многократно очищается, после чего сливается обратно в Волгу…

— Понятно, мне кто-то уже объяснял все это, — со вздохом сказала я. — Так вы говорите, под теми двумя провалились мостки?

— Именно так.

— Следствие, эксперты-криминалисты этим занимались? — спросила я. — Было определенно установлено, почему обрушились мостки?

— В том-то все и дело! — воскликнул Юра Венглер. — Эксперты-криминалисты выдали заключение, что обрушение произошло по естественным причинам. С одной стороны, мостки деревянные, им прогнить в такой агрессивной среде ничего не стоило…

— А с другой?

— А с другой, я отлично помню, как отец не раз говорил матери, за каким чертом эти двое на эти мостки посреди ночи полезли.

— Это случилось ночью? — удивленно переспросила я.

— Их нашли рано утром, да и то чисто случайно, — пояснил Юра Венглер. — Дело в том, что они оба к очистным сооружениям не имели никакого отношения, это не их дело, за очистными следить.

— И что же, у милиции насчет естественности их смерти никаких сомнений не возникло? — спросила я. — Уголовное дело по факту гибели людей вообще-то было возбуждено?

— В том-то и дело, что, в принципе, было, — отвечал Юра Венглер. — Вернее сказать, следователь из прокуратуры приехал, составил кучу всяких протоколов, затем сложил их в портфель и тут же уехал обратно. В качестве причины происшедшего было названо плохое состояние заводского оборудования, кого-то тогда даже, помнится, уволили, кого-то осудили условно.

— Мостки поставили новые, а уголовное дело закрыли, — подытожила я. — Так, да, это было?

— Именно, — подтвердил Юра Венглер. — Совсем как в этот раз. Но только мой отец тогда все повторял, что это все не просто так. У нас на крекинг-заводе производство слишком надежное и хорошо отлаженное, ни с того ни с сего здесь ЧП не бывает. А мостки тем более просто так не проваливаются, хотя они и деревянные. Что мостки могли взять и вдруг сгнить, это полная чушь!

Я задумалась. Рассказанное Юрием могло иметь отношение и к случившемуся позавчера, как и могло быть самостоятельной разборкой. Милиции бы этим заниматься надо, подумала я с досадой, милиции, а не мне!

— И что же, по мнению твоего отца, там произошло на самом деле? — спросила я. — Кто подстроил гибель тех двоих? И за что их погубили?

— Да если бы я знал! — воскликнул Юра Венглер. — Отец сам ничего толком не мог объяснить, говорил только, что мафия на нашем заводе совсем обнаглела, шурует как хочет, ни с кем не считается…

— И твой отец решил попробовать бороться с заводской мафией? — предположила я.

— Точно не знаю, — сказал Юра задумчиво. — Мне он вообще ничего не рассказывал, а матери только изредка. Как-то я чисто случайно стал невольным свидетелем их разговора. Мать плакала, говорила ему: «Брось, не связывайся, не твое это дело! Они тебя убьют, как Шумкова убили!»

— Шумков, это тот, что погиб полгода назад? — переспросила я, чувствуя вдруг большой интерес.

— Ну да, — мой собеседник кивнул.

— Шумков… — повторила я задумчиво. — Мне только что называли эту фамилию. Это его дочь лаборантка Оксана, верно?

— Ну конечно! — подтвердил Юра. — По нашему заводу ходили слухи, что отец ее какие-то странные анализы просил сделать.

— Когда он ее об этом просил?

— Да не знаю, — Юра Венглер сделал неопределенный жест. — Это ведь все только слухи. А вы что, с Оксаной знакомы?

— Я вчера заходила в вашу химическую лабораторию, побеседовать с людьми, — пояснила я. — Ну, так что же сказал Сергей Викторович в ответ на жалобы твоей матери?

— Да ничего особенного, — сказал Юра Венглер. — Сказал, что он и так никуда не лезет и что это все не ее дело.

Я согласилась. Итак, получалось хуже некуда: Сергей Викторович Венглер, значит, все-таки под кого-то копал. Но под кого? И насколько далеко он продвинулся в этом деле? Было ли ему известно что-нибудь более определенное по поводу царящего на крекинг-заводе криминала?

— Слушай, Юра, твой отец какие-нибудь конкретные имена называл? — спросила я, пристально вглядываясь в лицо юноши.

— Имена? Нет, не помню… — Сын Венглера с сомнением покачал головой.

— Кто именно из руководства завода мог иметь касательство к гибели тех двоих? — не унималась я. — Неужели он ни разу никого не назвал?

— Нет, насколько я помню, — отвечал Юра грустно.

— Но, может быть, он говорил, чем именно занимается ваша заводская мафия? — продолжала я. — Что продает, минуя налоги, авиационный керосин? Или придумали что-то покруче?

— Это все точно знал Шумков, — очень определенно сказал Юрий. — Я отлично помню, как незадолго до своей гибели он кричал, что выведет всех на чистую воду!

— Кому именно он это кричал?

— Ну, там целая толпа из руководства стояла, — пояснил сын Венглера. — Директор, главный инженер, Щеглов, помню, тоже стоял…

— Щеглов? — переспросила я, чувствуя, как снова закрадывается в душу тревога. — Он знал об угрозах Шумкова?

— Знал, конечно, — Юра Венглер кивнул. — Щеглов, кстати сказать, первым трупы нашел, когда они в отстойнике плавали. Он же и милицию вызвал. Еле отделался потом от этих ментов. Следователь сгоряча хотел его в умышленном убийстве обвинить, стал на него собирать улики.

— Серьезно? — Я почувствовала, как у меня от волнения сильно забилось сердце. — И чем же все это кончилось?

— Да ничем, — ответил Юрий. — У Щеглова обнаружилось алиби на тот момент, когда те двое провалились в кипяток.

— Алиби? Какое?

— Одна девчонка подтвердила, что он всю ночь был с ней, — невесело сказал Юра. — Щеглов ведь еще тот бабник. Эту девчонку потом поспешили уволить за безнравственное поведение, а Щеглов страшно злился из-за всей этой истории, милицию ругал. Говорил: «Чтобы еще раз этим ментам что-нибудь стал рассказывать! Да пусть хоть весь завод перережут, я ничего не видел, не знаю!»

Я задумалась. Опять имя Щеглова всплыло в этой истории, да еще в таком жутком контексте! Что я теперь должна про все это думать?

— Слушай, Юра, а отец-то твой по этому поводу что говорил? Кто, по его мнению, был виноват в гибели Шумкова?

— Нет, он ничего не говорил, — отозвался сын. — Но я совершенно точно знаю, что он собирал на кого-то компромат!

— Компромат? — ахнула я.

— Именно, — подтвердил Юра. — У отца есть тайник в гараже.

— Да? И что там?

— Не знаю, я туда не заглядывал. — Юноша смущенно улыбнулся. — Я как-то отца застал за тем, что он в него что-то прятал. Отец сначала испугался, что я про его секрет узнал, а потом меня очень просил никому про тайник ничего не болтать. Говорил, если с ним что-то на заводе случится, в несчастный случай не верить, не бывает на крекинг-заводе просто так несчастных случаев. И с содержимым этого тайника ни в коем случае к ментам не ходить. Потому что менты все в городе купленные, самому под суд угодить можно, а всю эту мафию ничем не возьмешь!..

Он на мгновение умолк, я тоже молчала. «Мафию ничем не возьмешь», — повторила я про себя. Однако Венглер надеялся ее чем-то все-таки взять, иначе зачем бы ему устраивать тайник? Опасная это игра!

В этот момент траурная музыка в зале внезапно умолкла, стало неожиданно тихо и как-то жутко. Оглянувшись, к немалому своему удивлению, мы обнаружили, что почти одни в пустом траурном зале, только несколько человек занимались уборкой помещения, кто-то подметал пол, кто-то, забравшись на лестницу-стремянку, снимал со стены портрет Венглера в траурной рамке. Зал из траурного в спешном порядке переделывался в обычный. Внезапно я вздрогнула и похолодела: в одном из многочисленных выходящих в зал дверных проемов стоял человек и пристально смотрел на меня. Я поняла, что это та самая мясистая физиономия, обладатель которой следил за мной все сегодняшнее утро. Мне стало еще страшнее от мысли, что этот тип мог слышать наш с Юрой Венглером разговор. Однако в следующий момент я успокоилась: траурная музыка играла слишком громко, а этот тип находился все время слишком далеко.

— Слушай, Юра, милый мальчик! — проговорила я настойчиво, заглядывая ему в глаза. — Ты кому-нибудь про все это говорил? Про тайник и все прочее?

— Нет, нет! — он решительно замотал головой. — Только вам… Потому что вы тележурналистка, и я слышал, что вы несколько сложных уголовных дел распутали… Я и подумал, что вы в этом деле сможете мне помочь…

— Но имей в виду, — продолжала я, — про это никто ничего не должен знать, иначе… Ты понял?

— Юра, Юрка, черт! — вдруг раздался громкий мужской голос совсем близко от нас. Он обрушился так неожиданно, что мы оба невольно вздрогнули. — Юрка! Оглох ты, что ли? Я тебя зову, зову…

К нам быстро подошел какой-то незнакомый мне мужчина, похоже, близкий родственник или друг Венглера, судя по тому, как фамильярно он обращался с его сыном.

— Ну, ты что стоишь-то? — проговорил с упреком мужчина, глядя в упор на Юру и словно не замечая меня. — Мы уж по автобусам расселись, готовы ехать, только тебя одного ждем. Не время теперь для флирта с девушками!

Юра, не ожидавший упрека по поводу флирта, скривил недовольную гримасу. Мужчина меж тем взял его под руку и повел прочь из траурного зала. Юноша, обернувшись, кивнул мне на прощание, приглашая следовать за собой.

Мы вышли на улицу. Вереница автобусов и дорогих частных автомашин — траурный кортеж действительно уже давно был готов тронуться в путь, но мы так увлеклись нашей беседой, что совершенно позабыли про него. Я направилась было к одному из автобусов, где вроде бы виднелись свободные места, но тут сзади меня окликнули по имени. Обернувшись, я обнаружила, что это был Валера Гурьев.

— Извини, Ирина! — сказал он, подбегая. — Раньше не мог приехать… Пойдем со мной! — И он решительно потянул меня куда-то в сторону от автобусов.

— Подожди, подожди, ты куда меня тащишь? — изумилась я решительности Валеры. — Я собираюсь ехать на кладбище.

— Черт с ним, с кладбищем! — воскликнул Гурьев, неумолимо таща меня за собой. — Я наконец-то договорился со следователем, он разрешил нам свидание с Шутовой в больнице при городском следственном изоляторе. Давай, Ирина, побежали скорее! Времени в обрез, надо уже ехать. Надеюсь, мы не застрянем в пробке. Это было бы совсем некстати!

Я пристально посмотрела на честное и без малейших проявлений обычного ехидства лицо Валеры Гурьева. И вдруг поняла, что мне никогда не узнать правды, действительно ли он именно на это время сумел договориться со следователем прокуратуры и как раз так удачно успел застать здесь меня перед самым отъездом автобусов на кладбище, или он попросту ждал, пока я закончу говорить с сыном Венглера, после чего выскочил из-за угла, для того чтобы увезти меня с этого печального мероприятия, которые наш криминальный репортер терпеть не мог.

Впрочем, я сочла за лучшее не выпытывать у Валеры никаких подробностей всего этого, тем более что в каком-то смысле он был прав: едва ли на кладбище я узнала бы что-то для себя новое, а побеседовать с аппаратчицей Наташей Шутовой было необходимо, другая же возможность вряд ли когда-нибудь представится. Поэтому я покорно пошла рядом с Валерой, в глубине души надеясь, что за углом стоит серая «Волга» Кости Шилова, на которой мы и поедем в следственный изолятор. Но нет, Валерий повел меня на остановку автобуса. Поняв это, я вздохнула: уж такая, видно, моя доля, ездить исключительно на общественном транспорте, несмотря на самую широкую известность областного масштаба.

Глава 7

Помещение, где содержалась Наташа Шутова, оказалось очень похожим на обычную больницу, только коридоры выглядели мрачнее, а постоянно на каждом повороте встречающиеся решетчатые двери, которые наш провожатый открывал ключом с противным стальным грохотом, действовали угнетающе.

На ходу я спросила фельдшера в белом халате, что вел нас по лабиринту коридоров больницы, как чувствует себя аппаратчица. Тот, безразлично пожав плечами, заявил, что она почти здорова и ее скоро переведут в обычную камеру. Я не знала, радоваться мне по поводу услышанного или печалиться.

Камера или палата, где содержалась Шутова, отличалась от обычной больничной комнаты тем, что закрывалась на тяжелую стальную дверь, запирающуюся снаружи, на единственном окне были решетки с толстыми прутьями. В палате стояло две кровати, одна из которых была свободна. Когда мы с Валерой вошли, Наташа лежала на постели, накрывшись до подбородка больничной простыней. Увидев нас, женщина радостно улыбнулась, лицо ее заметно просветлело. Мне показалось, что она выглядит и в самом деле неплохо, лицо, правда, было немного бледным, но глаза ясными и спокойными, несмотря на ощутимую депрессию и подавленность, которые так свойственны всем заключенным, с которыми мне доводилось общаться.

В палате Наташи Шутовой нас ждал сюрприз в лице майора Белоглазова. Никак не ожидала я, что дело Наташи Шутовой тоже ведет он.

— Однако, как широк спектр вашей работы, — заметила я, отвечая на его приветствие. — Как я погляжу, вы расследуете и убийства, и разбойные нападения, и даже аварии на производстве. Когда это вы только успеваете?

— Как могу, так и успеваю, — ответил майор не слишком дружелюбно. — И работы у меня было бы намного меньше, если бы лично вы не совали свой нос куда не надо!

И пока я, открыв от изумления рот, пыталась понять смысл его слов, Гурьев с ухмылкой добавил:

— Майор Белоглазов у нас специализируется на тех делах, где так или иначе замешана Ирина Лебедева.

Я обернулась на Валеру, потом посмотрела на майора, пытаясь понять, чего больше в словах Гурьева — шутки или правды. Но Белоглазов только досадливо поморщился, стараясь не смотреть мне в глаза, поэтому я так ничего и не поняла.

— Кстати, — вдруг словно спохватился Белоглазов, пристально глядя на меня. — Почему вы мне не сказали, что ваш оператор вчера на крекинг-заводе снимал, как из цистерн с нефтью выгружали какие-то полиэтиленовые пакеты? Или вы не догадывались, что это могло быть непосредственной причиной похищения вашей телеаппаратуры? Не камера им была нужна, а видеокассета! Неужели не понятно?

Так, кажется, несмотря на все мои усилия, майор все-таки выжал из Павлика правду до конца! Впрочем, беда от этого была небольшая. Рано или поздно про эти пакеты ментам все равно пришлось бы рассказывать.

— А собственно, почему я должна была вам это говорить? — спросила я невозмутимо. — Я-то про это все тоже только с его слов знаю. Вот его вы бы и расспрашивали!

— Вот мы его и расспросили! — воскликнул Белоглазов сердито. — Вам известно, что это были за пакеты?

— Откуда же мне это может быть известно? — изумилась я. — Я ведь их даже не видела своими глазами! Или вы что, думаете, я соучастница этого преступления?

— Нет, не думаю, — майор заметно смутился. — Тогда объясните мне, зачем вы всем этим занимаетесь? Ради нее, да? — Он подбородком показал на кровать Наташи Шутовой, молча и безропотно наблюдавшей за нами.

— Да, ради нее! — проговорила я с вызовом. — Если бы Наташа меня тогда своим телом не прикрыла, меня бы теперь уже зарывали в землю, как Сергея Викторовича Венглера, с похорон которого мы как раз сейчас и возвращаемся.

Тут майор окончательно смутился и умолк. Я посмотрела на лежащую Наташу Шутову и поняла, что она готова вот-вот расплакаться.

— Послушайте, это не я! — прошептала она едва слышно. — Это не я его убила! Я все правильно повернула! Реактор не должен был взорваться!

— Я знаю, знаю, — поспешила заверить ее я. — У меня есть доказательства, что взрыв реактора был кем-то подстроен.

— Доказательства? — воскликнул заинтересованно майор. — Это какие же такие у вас доказательства?

— У меня дома, — сказала я, — лежит юбка, вся перепачканная нефтью, вылившейся из взорвавшегося реактора. Если вы сделаете полный количественный анализ этой нефти, то обнаружите там вещества, которых в обычной нефти никак не могло быть. Зато они обязательно должны были привести к взрыву!

— Серьезно? Очень интересно! — Белоглазов задумчиво почесал за ухом. — А вы откуда про это знаете? Вы уже где-то делали анализ, так, что ли?

— У меня муж химик, — гордо объявила я.

— Понятно, — сухо сказал майор Белоглазов. — Сейчас поедем к вам домой, и я возьму у вас эту юбку. Мы сделаем свой анализ и проконсультируемся у экспертов. Так, а что еще вы узнали? Что это за пакеты такие были?

— Мы-то откуда знаем? — сказала я со вздохом. — Я же вам объяснила, пакеты видел один только Павлик. Вот, спросите у Наташи, может, она их видела, она же столько времени на заводе работает.

Майор уставился на Шутову вопросительно, но та только молча покачала головой.

— Послушайте, Наташа, — заговорила я как можно дружелюбнее. — Ведь вы же наверняка слышали все заводские сплетни. Неужели никогда не заходила речь о том, кто на заводе химичит?

— Всякое у нас болтают, — сказала наконец она. — Я не могу вам этого пересказать.

— Ну почему? — спросила я ее. — Ну хотя бы что-то!

Но Шутова только качала головой.

— Ну хорошо, — сказала я, отступая. — Тогда скажите мне вот что: нефть для вашего пятого цеха всегда поступает только по нефтепроводу?

— По нефтепроводу? — удивилась Наташа. — Вовсе нет! По нефтепроводу поступает нефть с местных месторождений, а наша местная нефть для производства высокооктанового авиационного керосина не годится.

— Вообще не годится? — изумилась я.

— Ну, не то чтобы из нее вообще нельзя получить было керосин, — стала объяснять аппаратчица. — Просто она бедна легкими углеводородами, выход керосина из такой нефти ничтожен, так что ее попросту нерентабельно перерабатывать на керосин. Из нее предпочитают вырабатывать солярку и мазут. Или битум.

— А керосин из какой нефти делается?

— Из привозной, — отвечала аппаратчица. — К нам с юга нефть по железной дороге привозят, из Баку или из Чечни…

— Из Чечни? — удивился майор Белоглазов.

— Ну а что здесь такого? — спросила Наташа Шутова. — Нам и раньше нефть из Чечни постоянно возили, даже после 1996 года. У нашего завода был договор с правительством Дудаева. Только, как вторая чеченская война началась, поставки прекратились. А последние годы снова возобновились.

Я кивнула. Именно это мне вчера рассказывал за пьяным столом Щеглов. До сих пор сообщаемые сведения совпадали, и мне было интересно, до каких же пор они и дальше будут совпадать.

— И когда же последний раз был состав из Чечни? — спросила я.

— Не знаю, — аппаратчица покачала головой. — Нам же это никто не докладывает. Знаете у кого спросите? — вдруг оживилась она. — У Дениса Щеглова. Он это точно знает!

— Щеглов? — переспросила я. — А почему именно Щеглов точно знает? Он же заместитель главного инженера по чему-то там.

— По эксплуатационной части, — подсказала Наташа Шутова. — Только это все ничего не значит. Все поставки нефти по железной дороге через его руки проходят, это все на нашем заводе знают. Собственно, это обязанность Щеглова, не гласная, скажем так, но фактическая: нефть на Северном Кавказе для нашего завода добывать. То есть не то что он сам из скважин ее качает…

— Так, понятно, — сказала я. — В советские времена это называлось снабженец.

— Вот именно! — подтвердила Наташа Шутова.

— И как часто он в Чечню ездит? — спросил Валера Гурьев.

— Конкретно в Чечню — не знаю. А вообще туда, на юг, — постоянно, чуть ли не каждый месяц.

Мы с Валерой недоумевающе переглядывались: получалось очень даже интересно.

— Слушайте, Наташа, — сказала я. — А что он вообще за человек, этот Щеглов?

— Ну, не знаю, — на ее лице возникла презрительная гримаса. — Бабник он страшный, весь завод про это знает, а так… работник хороший.

— А я заметила, что Валерия Дмитриевна на него как-то плохо смотрит, — не удержалась я.

— С Валерией Дмитриевной у него личные проблемы, — сказала Наташа. — По заводу всякие сплетни ходили… Как хотите, но я не буду вам их пересказывать.

— Значит, только личные, — подытожил Валера. — А производственные проблемы в их отношениях были?

— Производственные — нет. Он считается одним из лучших работников у нас на заводе. Вы же его видели! — воскликнула аппаратчица. — Он же вас в тот день по заводу водил!

— Водил, — согласилась я. — И не только в тот день, но еще и на следующий… Вот что мне еще скажите, Наташа! — обратилась я к ней. — Вы не в курсе, сернистый ангидрид и азотная кислота на крекинг-заводе для чего-нибудь используются?

— Сернистый — что? — переспросила аппаратчица немного ошалело.

— Так, ясно! — сказал с ухмылкой Валера. — Дальше можно не спрашивать.

— Нет, вы знаете, какую-то химию мы используем для разных технологических процессов, — заверила меня аппаратчица. — Но вот то, что вы сказали, я впервые в жизни слышу. Этого у нас на заводе нет.

— А на «Нитроне»? — переспросил Валера.

— Ну, на «Нитроне» не знаю, там все, что угодно, может быть. А почему вы спрашиваете?

— Да так, — отозвался Гурьев. — Учимся ловить рыбку в мутной воде.

И он посмотрел на меня вопросительно, как бы приглашая в свою очередь тоже приставать с вопросами к аппаратчице Наташе. Я решила именно так и сделать.

— Скажите, Наташа, а у Щеглова с покойным Венглером какие были отношения?

— Да нормальные. — Наташа посмотрела на меня несколько удивленно.

— Позавчера я слышала, как Щеглов обвинял Венглера в том, что тот ворует и продает налево авиационный керосин, — сказала я. — Как, по-вашему, это правда?

— Сергей Викторович? — воскликнула аппаратчица. — Воровал керосин? Да ну, что вы, бред какой-то! Сергей Викторович на весь завод славился своей принципиальностью.

— Да, — сказала я не без иронии. — Про то, как он заправлялся на заправке, я уже знаю.

— Серьезно? Ну а тогда что же я могу вам еще рассказать?

— Помнится, позавчера Щеглов был с Сергеем Викторовичем не очень вежлив, — заметила я.

— Ах, это, — аппаратчица улыбнулась. — Так Денис всех подначивает, такой уж у него характер.

— Наташа, а вам не показалось, что последнее время ваш начальник цеха был какой-то странный?

— Сергей Викторович? — Аппаратчица смотрела на меня весьма озадаченно и медлила с ответом. — Может быть… — тихо проговорила она наконец.

— Так, а если поконкретнее? — вмешался Валера Гурьев. — Он с кем-нибудь ссорился? Кто-нибудь ему угрожал?

— Угрожал? Нет, ничего подобного я не слышала, — аппаратчица с сомнением покачала головой. — А вот ссориться он, да, действительно, ссорился.

— Так, отлично, — Валера удовлетворенно потирал руки. — С кем же он ссорился? Когда? Из-за чего?

— Не знаю, я не видела. Я в аппаратной постоянно нахожусь, там не до того, чтобы по сторонам глазеть.

— Почему же вы решили, что с кем-то была ссора? — спросила я.

— Потому что я слышала голоса… как они скандалили, — отвечала аппаратчица.

— Где скандалили? В вашем цехе?

— Ну, почти, — отвечал она. — Только не в зале, где стоят реакторы, а далеко, где-то внизу, за стеной.

— А по голосу вы никого не узнали? — спросила я.

— Узнала, Сергея Викторовича, — отвечала Шутова.

— А из-за чего был скандал? О чем они кричали?

Наташа Шутова на некоторое время задумалась.

— Понимаете, кричал один только Венглер, — сказала аппаратчица. — А ругался он, я так поняла, из-за какого-то мусора.

— Из-за мусора?

— Ну да! Я помню, слышала, как он прокричал: «Что это у вас тут за пакеты?».

— И что же это были за пакеты? — проговорил задумчиво Валера Гурьев.

— Не знаю, — покачала головой Наташа. — Я так поняла, мусор. Там, за стеной, где у нас подъездные пути, полно всякого мусора валяется.

— И полиэтиленовые пакеты в том числе? — спросила я.

— Конечно, — ответила Шутова.

— И откуда же они, эти пакеты, берутся?

— Не знаю… Наверное, что-то привозят в них.

Мы все трое переглянулись. Валера Гурьев с досадой кривил губы. Мне вспомнилось, как один мой старый университетский профессор в таких случаях патетически воздевал руки к небу и восклицал по-латыни: «O sancta simplicitas! О святая простота!»

— Скажите, Наташа, — опять заговорила я. — А вы случайно не помните, когда именно была эта ссора из-за пакетов? Очень давно? Не очень?

— Мне кажется, пару недель назад, — сказала аппаратчица. — Мне почему это запомнилось. Дело в том, что Сергей Викторович вошел в цех после этого спора красный как рак, глаза блуждают, рот приоткрыт. Я его таким еще никогда не видела!

Мы с Валерой понимающе переглянулись: сказанного было вполне достаточно.

— А вы не помните, — спросила я, — на вашем крекинг-заводе с полгода назад тоже был несчастный случай, и погиб один из руководителей завода, некто по фамилии Шумков?

— Помню, конечно, — сказала аппаратчица, заметно бледнея на глазах. — Он с рабочим в очистные провалился. Это было так страшно! Представляете, свариться заживо! Наши девочки потом долго отказывались по этим мосткам над очистными ходить, все боялись, а вдруг они снова обрушатся.

— А вы не помните, — продолжала я, — этот Шумков перед гибелью случайно по поводу пакетов не разглагольствовал? Никому ими не грозил?

Ответить на этот вопрос Наташа Шутова не успела, потому что в этот момент дверь в палату открылась, и показавшийся на пороге фельдшер объявил нашему майору, что ему звонят из управления. Майор тут же вышел из палаты, а нас согласно тюремному распорядку вывели в коридор, оставив стоять у мрачной кирпичной стены и ждать возвращения Белоглазова. Палату же с Наташей Шутовой заперли на огромный засов.

Майор вскоре вернулся, глядя на нас так сумрачно и подозрительно, что нам стало сразу ясно: произошло еще что-то интересное.

— Ну, орлы, поехали со мной! — мрачно позвал нас Белоглазов. — Прошу вас вперед, в машину!

И нам ничего не оставалось, как последовать его приглашению. Я только надеялась на то, чтобы наш внезапный отъезд не был связан с чьей-то гибелью или какой-нибудь новой трагедией.

Глава 8

Пока мы катились в воняющем бензином милицейском «уазике», Валера Гурьев не отставал от майора и все пытался узнать, что же все-таки произошло. Но Белоглазов словно воды в рот набрал и на все вопросы Валеры отделывался молчанием. Мне, не первый год знавшей майора, такое его поведение внушало самые серьезные опасения и тревогу, которая еще больше возросла, когда мы вдруг въехали на территорию университетского городка и остановились возле первого корпуса, про который я отлично все знала — он принадлежал химическому факультету, где и работал мой муж Володя.

У входа нас встретил незнакомый милицейский лейтенант, взявшийся тут же сопроводить нас по лабиринтам здания. Еще один милиционер с погонами сержанта следовал за нами сзади. Это выглядело совсем уж нелепо, будто мы арестованы. Встречавшиеся нам во множестве по дороге студенты поглядывали на нас с вялым любопытством. Надо полагать, им еще ничего не было известно о таинственном происшествии на крекинг-заводе.

А вот и кабинет декана факультета. Сам декан, пожилой, очень уважаемый ученый, наш с Володькой хороший знакомый, не раз бывавший у нас в гостях, расхаживал нервными шагами по узкому свободному пространству собственной приемной, на нас с Валерой он посмотрел сумрачно и неприветливо и на мое приветствие едва ответил, после чего тут же отвернулся. Дверь его кабинета была настежь открыта, и наша процессия во главе с майором проследовала туда.

На стульях возле длинного стола декана рядком сидели мой муж Володька и Самосадный, оба с понурым, виноватым видом. Некий незнакомый мне милицейский капитан, пристроившись рядом, писал протокол. А на столе возле них лежал… ну да, хорошо мне знакомый прозрачный полиэтиленовый пакет с засохшими следами нефти на нем.

При виде меня Володька встрепенулся было, робко покосился на невозмутимо продолжавшего строчить капитана, сказал вполголоса:

— Не бойся, Ирина, с нами все в порядке. Я этому придурку, — он сердито ткнул в бок локтем сидящего с ним рядом Самосадного, — говорил: не звони ты в ментуру, не звони, мороки с ними не оберешься. Нет, куда там! Говорит, такие вещи надо немедленно правоохранительным органам сообщать… Вот и сообщили!

— Разговорчики, задержанные! — вальяжно проговорил капитан, продолжая писать протокол.

Володька покорно умолк. Мне вдруг стало все ясно.

— А что в пакете нашли? — спросила я своего супруга. — Марихуану?

— Ее самую, — сказал капитан, на мгновение поднимая голову от писанины. — Вы подождите, сядьте на стул. Сейчас до вас очередь дойдет.

Ну да, сначала они должны были составить все протоколы по форме! Иногда мне казалось, что у ментов совершенно нет ни души, ни сердца, ни живых человеческих эмоций. Неужели им не интересно поскорее допросить меня? Неужели им не интересно знать, откуда у моего супруга взялся этот пакет?

Только дописав протоколы и заставив во всех них моего супруга и Самосадного расписаться, капитан обратился ко мне. Майор Белоглазов стоял рядом и спокойно наблюдал за происходящим.

— Итак, — начал капитан, — для начала познакомимся. Я капитан Фильченков, работник отдела областного УВД по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. А вы, как я понимаю, Ирина Лебедева, тележурналистка?

Я подтвердила, что именно так оно и есть.

— Вы узнаете этот пакет? — Капитан кивнул на лежащий рядом с ним кусок грязного прозрачного полиэтилена.

— Разумеется, — спокойно ответила я.

Фильченков, видимо, ожидавший, что я стану отпираться, посмотрел на меня откровенно изумленно.

— Ну, хорошо, что вы так откровенны с нами, — сказал он. — Это во многом облегчит наше с вами общение. — Я молча кивнула. — Итак, в этом пакете были найдены частицы марихуаны, сушеной конопли, — продолжал капитан. — Ваш муж утверждает, что получил этот пакет от вас. Это правда?

— Да, это так, — твердо сказала я. Капитан опять удивился.

— Так, хорошо, — сказал он, снова выбитый из колеи. — Объясните, откуда вы взяли этот пакет.

— Вчера поздно вечером я нашла его на территории нашего крекинг-завода, — ясно отчеканила я.

Капитан тихо присвистнул.

— Если не секрет, — проговорил он осторожно, — что вы делали вчера поздно вечером на крекинг-заводе?

— Искала этот пакет, — невозмутимо отвечала я.

— И нашли?

— Как видите!

— Что, только один этот пакет?

— Нет, там их была целая куча, но я взяла только один этот.

— Почему же только один?

— Так было надо!

— Петя, хватит трепаться! — вдруг нетерпеливо воскликнул молчавший до сих пор майор Белоглазов, вставая и подходя к капитану вплотную. — Ты что, хочешь дело проворонить?

— Почему это — проворонить? — опешил тот.

— Ирина Анатольевна, вы говорите, там было много таких пакетов? — не слушая коллегу, повернулся ко мне майор Белоглазов.

— Целая куча, — подтвердила я. — И, кроме этого, много чего еще.

— Значит, сейчас же нужно срочно ехать на крекинг-завод и все там посмотреть, — продолжал так же энергично Белоглазов. — Давай, отправляемся сию минуту, может, еще не поздно. Я тебе по дороге все объясню…

Капитан, продолжая удивленно хлопать глазами, все же подчинился, сложил протоколы обратно в папку и поднялся из-за стола. Валера, с иронической усмешкой наблюдавший за милиционерами, процедил сквозь зубы:

— Если еще не поздно… Боюсь, уже сегодня утром было поздно!

И я прекрасно поняла, что именно Гурьев имел в виду.

* * *

Напрасно я просила оперативников отпустить моего супруга и Самосадного домой, уверяя, что в происшедшем они ничуть не виноваты: капитан только сумрачно покачал головой, пропуская мимо ушей мои уверения. Он приказал своему подчиненному лейтенанту отвезти обоих ко мне домой и забрать там мою перемазанную в нефти после позавчерашнего взрыва юбку, заявив, что все это, конечно, мура и в красивую сказку насчет, как он выразился, нефтяного терроризма верится с трудом, но его долг проверить все возможные версии и предположения. Я объяснила Володьке, где найти перепачканную нефтью юбку, потому что была уверена, что он ее ни за что не найдет и будет понапрасну перерывать всю квартиру. Вместе с юбкой капитан велел ехать в управление, отдать ее на химическую экспертизу, сделать запрос у экспертов о возможностях аварии на реакторах такого типа и ждать их возвращения с крекинг-завода. Володька и Самосадный, таким образом, все еще были под арестом, с мрачным, понурым видом покинув кабинет декана химического факультета. Капитан Фильченков сунул главную улику, перемазанный в нефти полиэтиленовый пакет, себе в карман, и мы направились к милицейскому «уазику». Не без тревоги я подумала, как мы впятером, с шофером и Валерой Гурьевым, втиснемся в машину.

На территорию крекинг-завода с машиной нас все-таки не пропустили. Тряский милицейский «уазик» вместе с водителем пришлось оставить у проходной и по территории крекинг-завода ходить пешком. Миновав вертушку проходной, под взглядом знакомого мне уже дедка-вахтера, хмурого и подозрительного, мы направились по разбитой асфальтовой дороге к цеху № 5, зашли внутрь его огромного пространства. Оба реактора работали, деловито рокоча и источая клубы пара, в аппаратных горел свет. Валера Гурьев молча указал оперативникам на пустую бетонную платформу, занявшую место взорвавшегося реактора, груду цветов и зажженные свечи на том самом месте, где нашли бездыханное тело начальника цеха. Оба милиционера взирали на это понимающими глазами, впрочем, довольно равнодушно и спокойно. Видимо, им приходилось наблюдать еще и не такое. Никто не произнес ни слова.

Затем мы направились через цех ко второй, незаметной дверце, выводившей к подъездным путям. Оперативники молча следовали за нами. Омерзительный запах гари все еще стоял в воздухе, оперативники морщили нос, а у меня мурашки побежали по спине — вдруг здесь еще что-нибудь подстроено и один из оставшихся реакторов сейчас взорвется?

Запах объяснялся совсем просто. Выйдя из помещения цеха через стальную скрипучую дверь и оказавшись в небольшом глухом дворике с подъездными железнодорожными путями, на этот раз снова пустыми, мы обнаружили, что там прямо на рельсах установлен небольшой мусорный контейнер, в котором горит нечто, источая ядовитый черный дым и этот удушливый запах гари. Возле контейнера стоял рабочий в оранжевом грязном комбинезоне и ворошил горящий мусор длинной стальной кочергой. На нас, так внезапно возникших перед ним, он посмотрел удивленно, синей милицейской униформы даже на мгновение испугался, но в следующее мгновение спокойно продолжил свое занятие, не обращая более ни на кого особого внимания. Так ведут себя люди с чистой совестью, подумала я.

— Ну, где они? — спросил нетерпеливо майор Белоглазов, оглядываясь на меня.

Я огляделась, поискала пакеты глазами и тихо ахнула: пакетов больше не было! Дым небольшого ядовитого костерка неторопливо вздымался к небу, и у меня в голове возникла вдруг страшная догадка. Впрочем, раньше, чем мне, эта мысль пришла в голову Гурьеву.

— Слышишь, капитан, — сказал он с кривой усмешкой. — Ты дым от марихуаны по запаху узнаешь?

— Ну, узнаю, дальше что? — проговорил тот хмуро.

— Тогда вот не стой как дурак, а принюхивайся!

Капитан, изумленный Валериной наглостью, хотел было рявкнуть на него, потом его словно осенило, и он недоверчиво уставился на костер в контейнере.

— Ты что, хочешь сказать, это марихуаной пахнет? Нет, это вонь от горящего полиэтилена. Вон, видишь, он его палит…

— Правильно, — сказал Валера. — Потому что полиэтилена здесь больше, чем марихуаны. Марихуаны было только чуть-чуть на полиэтиленовых стенках мешков.

— Ты что это, — вдруг вспылил капитан, — теперь собираешься утверждать, что ваши хреновы пакеты этот хмырь вон в том контейнере спалил? Так, что ли?

Валера равнодушно пожал плечами и отвернулся.

— Я же говорил, что, скорее всего, мы опоздаем, — сказал он наконец сквозь зубы.

Капитан изумленно переводил взгляд с Валеры на невозмутимо продолжавшего ворошить горящую массу рабочего.

Я решила подойти ближе к нему, он посмотрел на меня хмурыми глазами, продолжая помешивать горящий мусор.

— Скажите, — обратилась к нему я, — а разве на территории крекинг-завода можно жечь костры? Здесь же кругом нефть, нефтепродукты, от одной искры может все вспыхнуть.

— Может, и нельзя, — сердито отозвался тот. — Мне-то какое дело…

— Что, никакого?

— Мне сказали, я и жгу, — сказал он так же хмуро. — Еще ругался, сволочь, почему вчера вечером не спалил. Вечно приходится всякую поганую работу выполнять: то эти кульки из цистерн, как из навоза, выковыривать, теперь вот жечь их…

— Какие кульки? — спросил капитан, доставая из папки подобранный здесь мною накануне полиэтиленовый пакет. — Такие?

— Может, и такие, — нехотя отозвался рабочий. Вдруг он остановился, точно вспомнил что-то, уставился на нас во все глаза. — Эй, эй, начальник, ты мне ничего не подсовывай, я здесь ничего не знаю! — заговорил он вдруг еще более агрессивно. — Что мне сказали делать, то я и делаю. Сказали жечь, жгу…

— Сказали насыпать, сыплю, — заметила я.

Рабочий опешил.

Я подошла к противоположной стороне забора, стала осматривать пространство между рельсов — нет, все было чисто, никаких банок из-под сернистого ангидрида или азотной кислоты, ничего.

— Хорошо убираете, — сказала я рабочему, — никакого мусора не осталось…

— Так он же наорал на меня, этот хмырь, — возразил рабочий сурово. — Говорит, если еще раз здесь хоть один пакет увижу, тебя самого в нефти утоплю!

— Кто это так сказал? — поинтересовалась я.

Рабочий только тут опомнился, умолк, глядя на всех нас настороженно и враждебно.

— Тебя спросили, кто тебе давал указание палить этот мусор, — повторил майор Белоглазов строго. — Давай, не молчи, говори! Кто?

— Не скажу! — вдруг выпалил рабочий, крепче сжимая в своих руках горячую стальную кочергу и ошалело глядя на нас.

— Ты так думаешь? — спросил спокойно капитан, подходя ближе. — Говори, кто тебе давал указания! Ну! Кто?

Рабочий некоторое время в ужасе смотрел на него, потом вдруг выпалил:

— Ну, Щеглов сказал! Дальше что?

— Да ничего, — проговорил сквозь зубы капитан. — Поедешь с нами, вот что.

Рабочий в ужасе смотрел на капитана, растерянно сжимая длинную горячую кочергу. Он мог бы запросто перебить всех нас этой стальной штуковиной, тем более что капитан повернулся к нему спиной, вытащил из кармана мобильник и стал набирать какой-то номер. Однако рабочий не делал этого, только смотрел на нас, и казалось, что смысл произошедшего медленно, но все-таки доходит до его сознания.

Глава 9

Оба милиционера еще некоторое время бродили по заводу, расспрашивали всех, кого встречали по пути, о том, что могло происходить на подъездных путях к пятому цеху. Встречавшиеся рабочие смотрели на нас удивленно и невозмутимо отвечали, что о происходившем там не знают ничего, и это было очень похоже на правду. Капитан Фильченков всерьез негодовал по поводу того, что на заводе нет практически никого из начальства. Однако ему объяснили, что в связи с похоронами Венглера все руководство завода теперь на поминках в банкетном зале Дворца культуры «Нефтяник», а здесь, кроме непосредственно обслуживающего персонала, никого нет. И пока оба оперативника недоверчиво смотрели по сторонам, Валера Гурьев заявил, что это вполне нормально: крекинг-завод работает круглосуточно и практически в автоматическом режиме, так что начальство запросто может отправляться на весь день пьянствовать, никакого вреда на производстве от этого не приключится. Некоторое время оперативники пытались полазить по заводу в надежде что-нибудь найти, но потом, отчаявшись, махнули рукой.

— Вон какая громада, — проговорил раздраженно капитан Фильченков. — Разве вдвоем это все осмотришь?

— Я же говорил, что мы опоздаем, — философски напомнил Валера Гурьев. — Если здесь и было что-то криминальное, то после вчерашней ночи кто-то очень умный постарался все это убрать. Неужели не ясно?

Мне это ясно не было: все выглядело как-то странно. Щеглов поручил рабочему жечь мусор, а сам куда-то делся, даже толком не проследив за тем, как выполняется его приказ. Что-то во всем этом решительно не сходилось.

— Позавчера днем, — сказала я, — здесь разгрузили крупную партию наркотиков. Спрашивается, куда они ее дели? Уже успели вывезти?

— А хрен ее знает, — нехотя отозвался капитан Фильченков. — Вон, — он кивнул на стоящего и тупо глазеющего на нас рабочего, — у этого пролетария спросите, где он марихуану пересыпал и куда ее потом захреначил.

Майор Белоглазов действительно пристал было к пролетарию с вопросами, но рабочий только хмуро глядел на обоих оперативников и на все их вопросы отвечал, что ничего не знает. В этом я готова была ему поверить. Ему, очевидно, доверили только разгрузку цистерн, самую грязную работу. Надо полагать, дальнейшее распределение партии происходило без его участия.

— Думаю, надо попробовать на насыпи поискать, — сказал Валера после того, как оперативники оставили рабочего в покое. — Там наверняка много травы случайно просыпалось, всю они не могли бы убрать, даже если бы захотели.

— Сами будем эту щебенку обследовать, что ли? — к моему изумлению, совершенно равнодушно заметил капитан Фильченков. — Надо бригаду экспертов-криминалистов вызывать.

— Ну, так вызывайте! — крикнула я в отчаянии на такую милицейскую тупость. — Вызывайте, чего ж вы ждете?

— Бригаду криминалистов? На крекинг-завод? — спросил капитан Фильченков. — Ну, это вы хватили! А где постановление суда, разрешающее эти следственные действия?

Я опешила, глядя на оперативника и тщетно пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. Похоже, что все-таки им было не до шуток.

— Понимаете, Ирина Анатольевна, — сказал молчавший до сих пор майор Белоглазов. — Этот крекинг-завод вовсе не государственное предприятие, а ЗАО, закрытое акционерное общество, частная собственность, понимаете ли. Вот так впятером и даже с посторонними нас еще сюда, как видите, пропустили. Но могли и развернуть, и тогда бы мы не пикнули и ничего поделать не могли бы! Частная собственность! Понимаете, это как в жилую квартиру без специального разрешения или без согласия ее хозяев мы войти не можем!

— А если здесь совершается преступление? — изумилась я. — Что, и в этом случае вы тоже не имеете права?..

— Ну, если здесь случилось бы какое-нибудь происшествие, тогда другое дело, — отвечал капитан Фильченков. — Но какое сейчас тут происшествие? Ничего же нет, все спокойно! Стало быть, мы должны сначала собрать улики, составить версию, добиться разрешения судьи на обыск и другие следственные действия против крекинг-завода, а потом уже вызывать сюда бригаду экспертов-криминалистов. Это все будет не раньше завтрашнего вечера.

— Завтрашнего вечера! — ахнула я. — А преступники тем временем вывезут отсюда всю марихуану, если только она тут еще хранится. Затем обольют бензином все пространство вокруг подъездных путей в этом дворике возле пятого цеха и подожгут, так что там никаких следов марихуаны и не останется…

— Может быть, и так получится, — безразлично пожал плечами майор Белоглазов. — Куда ж деваться? Мы обязаны действовать по закону. На нас и так постоянно жалобы сыплются, на произвол правоохранительных органов. Давайте отложим все это до завтра. Завтра, быть может, мне уже утром удастся получить постановление на обыск. И тогда мы позвоним вам и пригласим в качестве свидетелей. А сейчас пойдемте-ка отсюда. Вон уже охрана завода смотрит на нас косо, того и гляди открытым текстом попросит отсюда свалить.

Охрана, по счастью, состояла не из тех двух мужчин, от которых мы с Валерой и Костей Шиловым убегали прошлой ночью. Арестованного рабочего, которого, впрочем, звали Михаил Валентинович Котельников, усадили в милицейский «уазик», чтобы везти допрашивать в управление. Там оперативники надеялись добиться от него больше толку, чем здесь, на заводе, при посторонних. На нас с Валерой майор Белоглазов смотрел как-то смущенно и сердито одновременно, и я поняла почему. Еще когда мы впятером ехали сюда, в тесном милицейском «уазике» едва хватило места. Теперь же, когда к нам присоединился еще и задержанный Котельников, мы с Валерой в ментовской машине точно оказывались лишними. Впрочем, меня это ни капельки не расстроило. Ехать в центр города мне в данный момент решительно не хотелось, а Валера, толкнув меня легонько локтем в бок, вполголоса заявил, что нам предоставляется чудная возможность наконец-то отделаться от опеки ментов. Как это здорово, что у них иногда возникают проблемы с транспортом, благодаря которым мы теперь оказались свободными.

Вслед за оперативниками и арестованным пролетарием, на которого уже успели надеть наручники, мы последовали прочь с территории крекинг-завода. Миновали заводскую проходную, где затрапезный дедок-вахтер курил свою какую-то особенно зловонную трубку и, казалось, даже не заметил, что мы прошли мимо. Затем оперативники вместе с задержанным погрузились в «уазик», после чего старый автомобиль с шумом кое-как завел свой мотор и отъехал. А мы с Валерой снова остались одни посреди пустынной асфальтовой площадки возле проходной крекинг-завода. Тем временем уже сгущались ранние осенние сумерки, вдалеке зажигались первые уличные фонари. Было тихо. Как и вчера вечером, мы решили пойти и сесть на лавочке под раскидистой кроной старого клена, откуда так хорошо было видно, как красочно угасает еще один прекрасный, теплый осенний день.

— Одно утешение во всей этой истории, — сказала я, — что теперь у милиции достаточно улик для ареста Щеглова. Этот рабочий выложит им их как на ладони.

— Мне не понравился взгляд этого пролетария, — задумчиво проговорил Гурьев.

— Не понравился? Чем?

— Я наблюдал не раз подобные взгляды, — продолжал он так же тихо. — У меня такое ощущение, что этот человек стоит на учете в психдиспансере.

— Ну и что из этого? — по-прежнему не понимала я.

— А то, — сказал Валера, — что показания психически неполноценных людей юридической силы не имеют. И если все обвинение будет основано на показаниях этого, ядрена, пролетария, любой адвокат развалит это дело еще до суда.

— Но как же так? — Я откровенно растерялась. — Ведь мы же собрали столько улик!..

— Да какие там улики! — Валера Гурьев презрительно отмахнулся. — Нет ни одной достоверной, все основано только на словесных утверждениях, твоих, моих, Павлика, да еще вот этого Котельникова. Уверен, первое, что сделает адвокат Щеглова, это пойдет в поликлинику и добудет там справку о том, что этот Котельников психически невменяемый, и все наше обвинение рассыплется.

— Нет, как же так? — все еще недоумевала я. — Ведь у нас же есть пакет со следами наркотиков внутри…

— И нефти снаружи, верно, — Валера криво улыбнулся. — Но пойди докажи, что ты нашла его именно на крекинг-заводе, а не изготовила сама. Между прочим, если ты заявишь, что тайком ночью пробралась на крекинг-завод и еще и подралась там с охраной, тебя саму будут судить за незаконное проникновение на территорию охраняемого объекта. И не беспокойся, адвокат Щеглова, а ему наймут очень способного адвоката, постарается найти тех охранников, от которых мы удирали ночью. И они вспомнят и нас с тобой, и Костю Шилова, который набил им морду. Костю, кстати сказать, вообще посадят за это дело. Мы-то с тобой так, отделаемся штрафом в двадцать минимальных окладов труда.

— Я, между прочим, одного из этих охранников сегодня видела, — сказала я. — Он что-то рассказывал Щеглову. Меня он, кажется, тоже видел.

— Этого нам еще не хватало! — воскликнул Валера Гурьев раздраженно. — Это было что, на похоронах?

— Конечно.

— И ты уверена, что он тебя узнал?

— Без сомнения, — сказала я. — Он на меня вылупил глаза, а потом что-то стал говорить Щеглову, и тот тоже на меня уставился.

— Слушай, за каким чертом ты потащилась на эти похороны? — вспылил Валера. — Ты что, не знаешь важнейшего принципа самосохранения перед всякой этой уличной шпаной? Если где-то засветился, держись от этого места подальше, если не хочешь попасть в историю!

— Но, Валера, мне очень надо было на эти похороны пойти, — попыталась робко возразить я. — Я узнала там так много полезного! И потом, смотри, сколько уже времени прошло, а до сих пор все тихо, никто нас не беспокоил…

— Это потому, что мы с тобой пока никого не побеспокоили, — возразил Валера Гурьев. — А начнем копать под Щеглова, увидишь, что тогда с нами будет!

Я невольно содрогнулась от этой мысли, и мне стало страшно. Черт бы побрал этот ночной визит на крекинг-завод! Как ни крути, мы из-за него все-таки так влипли, что теперь ни за что не отмоешься!

— Все равно, — сказала я упрямо. — Мы ведь знаем, как именно произошел взрыв в реакторе, у нас есть доказательства злого умысла!

— Это какие же доказательства? — усмехнулся Валера. — Твоя перемазанная нефтью юбка, что ли?

— А почему бы и нет? — удивилась я.

— Ну, хорошо, — сказал Валера. — Допустим, что милицейская экспертиза обнаружит в нефтяных пятнах на твоей юбке те самые вещества, как ты их там называла…

— Сернистый ангидрид и азотная кислота.

— Да, вот именно, — согласился Валера. — Но скажи мне, где доказательства, что это не ты сама посадила нефтяные пятна себе на юбку, чтобы потом очернить Щеглова? Вычитала где-то про этот процесс, достала нефть, реактивы, изготовила смесь…

— Но зачем мне это было нужно? — воскликнула я в отчаянии.

— Да мало ли! — воскликнул Гурьев. — Это можно придумать, зачем. Я просто уверен, что адвокат Щеглова поставит вопрос именно таким образом, и дело к рассмотрению не примет уже следователь прокуратуры.

— А аппаратчица Наташа Шутова? — напомнила я. — Она-то может засвидетельствовать, что все это правда! И, между прочим, на ее рабочем комбинезоне тоже должны остаться следы той нефти из реактора!

— О да, аппаратчица Наташа! — воскликнул Валера Гурьев насмешливо. — Допустим, аппаратчица Наташа подтвердит, что в день аварии ты была именно в этой юбке и что эту юбку на ее глазах залило нефтью из взорвавшегося реактора. Но Наташа в данном случае лицо заинтересованное, ей самой грозит ответственность по статье «Халатность», стало быть, веры ее словам будет немного. Допустим, на рабочем комбинезоне самой аппаратчицы Наташи найдут нефтяные пятна точно такого же состава, как и на твоей юбке. Но адвокат скажет, что опять же нет никаких твердых доказательств, что эта нефть вылилась именно из взорвавшегося реактора. И любой следователь сочтет его доводы вполне обоснованными!

Мне вдруг стало необыкновенно тоскливо.

— Да ты не пугайся, Ирин, — Валера Гурьев, успокаивающе взял меня за руку. — Все не так страшно! Просто, если ты думаешь, что теперь это дело закончено, ты глубоко ошибаешься. Допустим, что Щеглов и есть главный злодей во всей этой истории. Но веских улик против него нет. Кроме того, так и не найдены люди, которые стащили у вас тогда всю телеаппаратуру.

— Так надо поймать Щеглова и спросить у него про его банду! — решительно заявила я.

— Ну, поймай! — отозвался Валера почти весело. — Иди поймай и спроси. Кстати, где он, этот Щеглов? Я ведь его так до сих пор и не видел. Интересно было бы посмотреть на него.

— Сегодня на похоронах он был, даже флиртовал со мной… Потом к нему этот охранник подошел, который меня узнал, и они вдвоем куда-то ушли.

— Да? — переспросил Валера, оглядываясь на меня. — Значит, теперь Щеглову известно, кто именно предпринял ночной визит на его завод. Вот он и приказал этому пролетарию немедленно сжечь улики. Все сходится, Ирина!

— Да уж, — согласилась я, — все сходится…

В этот момент вдруг зазвонил мобильник Валеры. Он вытащил его, сказал: «Да!», потом: «Вот она!» — и, не говоря ни слова, передал мобильник мне.

Это оказался Костя Шилов.

— Ирина Анатольевна, — голос Кости звучал напряженно и как-то глухо, — вы сейчас где находитесь?

Я объяснила.

— Очень хорошо, — продолжал Костя. — Вы не могли бы подождать, посидеть там еще немного? Я к вам сейчас подъеду на машине…

Не могла ли я? Да если мы с Валерой и продолжали сидеть тут, напротив проходной крекинг-завода, под этим глупым кленом, скрытые от людских глаз, как влюбленная парочка, то только потому, что меня, да и Валеру тоже пугала и отвращала печальная необходимость тащиться вновь пешком до автобусной остановки и на общественном транспорте добираться до дому. В глубине души мы оба надеялись, что вдруг нам повезет и кто-то знакомый подбросит нас отсюда на машине. И вот тайная мечта наша сбывалась, Костя Шилов решил подвести нас! Я поблагодарила Костю за заботу и сказала, что мы будем сидеть на том самом месте, что и вчера, на лавочке под кленом, и ждать его. Я отключила связь и вернула телефон хозяину, радостно объявив ему, как нам повезло. Валера в ответ рассеянно кивнул, уже поняв это по моим ответным репликам Косте.

Некоторое время мы сидели молча, слушая шумное сопение крекинг-завода. Вдруг по дороге со стороны города показался свет фар машины и послышался шум ее мотора.

— Вон, едет, — сказала я, кивая в ту сторону.

— Что-то больно быстро, — засомневался Валера.

И был прав: в сумеречном свете немногих уличных фонарей, оставаясь в тени клена, мы увидели подъехавшие к проходной синие «Жигули»-»шестерку». Валера мог сколь угодно уверять меня, что синих «шестерок» по городу бегает огромное количество, но я была уверена, что это именно та самая машина, которую мы видели вчера во время ограбления. Я почувствовала, как от волнения у меня перехватывает дыхание.

В следующий момент мне стало еще более не по себе. Потому что из «шестерки» выбрался начальник охраны завода, и я увидела, как блеснул крупный золотой перстень у него на пальце. Тут же навстречу ему из проходной вышел вахтер, в котором я без труда узнала того самого затрапезного деда, накануне утверждавшего, что знать не знает, не видит и не слышит со своего места возле вертушки, что происходит на парковке перед проходной. Однако, как подъехал его начальник, этот страж заводского порядка прекрасно увидел и услышал и даже выскочил ему навстречу, как верный сторожевой пес.

— Ну, как дела? — спросил его начальник охраны сухим и злым тоном. — Какие-нибудь происшествия в мое отсутствие были?

— Менты приезжали, арестовали башкира, — послушно доложил тот.

У начальника охраны вырвалась сквозь зубы нецензурная брань.

— Иваныч, ты заснул, что ль, там? — крикнул начальник охраны в сторону своей машины. — Слышал? Менты башкира арестовали!

— Ну и хрен с ним! — вяло донеслось откуда-то изнутри синей «шестерки». Тут только я разглядела, что из машины выбирался еще один персонаж, медленно, словно без сил, опираясь на капот, он приближался к своим собеседникам, стоящим возле проходной завода.

— Что ж, хрен с ним? Разболтает он про все ваши дела! — возразил дедок-вахтер.

— Ни хрена он не разболтает! — заплетающимся языком ответил мужчина. Тут только я узнала в нем лысого управленца, с которым беседовала еще вчера утром перед самым визитом в лабораторию. Наконец-то до меня дошло, что он был в доску пьян. — Не разболтает! — с пьяными ужимками повторил лысый. — Потому что сам ни хрена толком ничего не знает!

— Эх, Иваныч, зря ты так нарезался! — с укором сказал начальник охраны.

— Не твоя забота! — рявкнул управленец. — Ты скажи, — повернулся он к старому вахтеру, — та баба с ними была?

— Какая баба? — не понял тот.

— Ты не притворяйся идиотом! — пьяно бросил лысый управленец. — Та баба, что и вчера, и позавчера здесь по заводу рыскала. Ну, говори! Была она с ними?

— Журналистка, что ли, с телевидения? — сообразил наконец старый вахтер. — Конечно, была! Она же сразу их на место и привела, где башкир мусор палил.

— Ах, сука! — проговорил лысый управленец, икая и тяжело, по-пьяному вздыхая. — Все раскопала, зараза! Везде нос свой в чужие дела сует!.. И вот, на тебе, ментов на нас натравила. Но ничего, я еще доберусь до нее!

— Ты, Иваныч, до постели сначала доберись, дятел ты лысый! — со смехом сказал начальник охраны. — Тут дело надо делать, а ты нарезался.

— Заткнись, все со мной нормально, — проговорил лысый управленец, держась за плечо старого вахтера. Его бросало из стороны в сторону, точно от ветра. — Все, что надо, сделаем…

— Мне от тебя одно надо, — веско и внушительно сказал начальник охраны крекинг-завода, — чтобы в случае чего я весь вечер был на поминках. Ты понял?

— Понял! — сказал управленец. — Ты именно там и был. А кто будет возражать, говорить, что к тебе двое твоих амбалов пришли и ты на три часа с ними слинял куда-то, скажем, по пьяни померещилось.

— Хорошо бы ты был при этом сам как стеклышко, — усмехнулся начальник охраны. — А то это еще будет вопрос, кому и что по пьяни померещилось… Хорошо еще, что я успел вовремя вернуться, когда эти олухи за Щеглом приехали. А то был бы тогда разговор…

— Слушайте, а что случилось? — вмешался в разговор дед-вахтер.

— Ничего, не твое дело! — Начальник охраны, видимо, не любил лишних расспросов. — Сиди здесь на своем месте и лишнего не вякай. Понял?

— Я-то понял, — подтвердил старый вахтер. — А если меня спросят, где ребята? Что мне тогда отвечать?

— Бензовоз пошли искать, — с гримасой досады, но все-таки объяснил начальник охраны. — Товар отсюда увозить нужно, понятно тебе?

— Ну, конечно, а то вдруг менты снова нагрянут…

— А на чем же нам его везти, — продолжал начальник охраны, — на этой развалюхе, что ли? — Он кивнул на свою синюю «шестерку». — Эта и так хорошо засветилась, ее уж, наверно, все менты разыскивают. Короче! — В его голосе мне послышалось рычание. — Ребята на бензовозе подъедут, впустишь их. Все ясно?

— Конечно… Чего ж неясного…

— Вот и отлично. А теперь пошли на хрен отсюда, дел полно…

Они все трое и в самом деле скрылись в дверях заводской проходной, после чего стало снова тихо и пустынно. Я сидела, боясь шевельнуться, в ужасе глядя на пустынную теперь парковку. Осторожно покосившись на Валеру Гурьева, заметила, что и ему тоже как-то не по себе.

— Что это было, Валера? — прошептала я. — О чем они говорили?

— Ну, откуда ж я знаю? — ответил он. — Какой-нибудь левый бизнес тут у них. Слышала? На бензовозах товар какой-то возят. Смотри, ментам про это не вякни, менты у таких все купленные, нам же самим хуже будет.

Некоторое время мы продолжали сидеть молча, прислушиваясь к сопению крекинг-завода за бетонным забором. Наконец вдали снова блестнули автомобильные фары, и послышался приближающийся шум мотора. Мы вздохнули с облегчением, потому что на этот раз это был действительно Костя Шилов на серой телевизионной «Волге».

Глава 10

— Извините, что так долго, — сказал Костя уже после того, как мы спешно запрыгнули в его машину и помчались пустынными в этот вечерний час улицами города. — Только я собрался к вам ехать, как позвонили из милиции и попросили доставить Павлика и Леру Казаринову для опознания…

— Для опознания? А, этого рабочего, — понимающе кивнула я.

— Не только, — возразил Костя. — Ваш Щеглов тоже арестован.

— Что? — ахнули мы с Валерой. — Щеглов арестован? Где?

— Где и положено: в банкетном зале Дворца культуры «Нефтяник». Там справлялись поминки по этому… как его…

— Венглеру? — подсказала я. — И он что, там сидел и ждал милицию?

— И был в доску пьяный, — подтвердил Костя. — Я уже видел, как его допрашивают. Плачет пьяными слезами, орет на всю ментуру, что он здесь ни при чем. Они и вас попросили туда подъехать для дачи свидетельских показаний.

Я понимающе кивнула. Ну да, Щеглов арестован, и все происходит, как и должно было происходить.

— Вряд ли у них что-то выйдет, — сказал задумчиво Валера Гурьев. — Если только теперь по пьянке Щеглов сам себя не оговорит, ничего они от него не добьются. Все улики против него косвенные, ни один суд присяжных их не признает. Да и от пьяного признания толку будет немного: протрезвев, Щеглов от него откажется, и все начнется сначала. Да, Ирина, рано мы с тобой радуемся. Дело далеко еще не закончено.

* * *

Мне подумалось, что Валера в данной ситуации, пожалуй, очень даже прав. Мы застали в милиции весьма грязную, отвратительную сцену. Щеглов, и в самом деле вдрызг пьяный, плакал и кричал как полоумный: ситуация, в которой он оказался, лишь немного протрезвила его, видно, на поминках он хорошо, по-русски, выпил и закусил. Щеглов упорно отказывался от всех обвинений, которые ему предъявлялись. Заявил, плача навзрыд, что ни про какие полиэтиленовые пакеты слыхом не слыхивал, что никаких указаний рабочему Котельникову не давал. Что в Чечню он, правда, ездит и насчет поставок нефти из этой республики с местным руководством действительно договаривается, но происходит это вовсе не каждый месяц, все это брехня, и был он там всего-то раза три, а об остальных поставках договаривается по телефону. Лишний раз в Чечню он не ходок, потому что не хочет быть подстреленным. Вообще, нефть в цистернах он предпочитает заказывать из месторождений на Каспийском море, это не так выгодно, зато безопаснее и мороки меньше.

Затем Щеглова спрашивали, откуда прибыла партия из восьми вагонов, которая перерабатывалась на крекинг-заводе вчера, и Щеглов, понурив голову, сознался, что действительно она прибыла из Чечни. Но это была давняя договоренность, контракт подписали еще в прошлом году, и это уже десятая поставка с того времени. Нет, после того контракта он в Чечню больше не ездил, да и незачем, контракт прекрасно работает, поставки по нему осуществляются. Так зачем же ему туда лишний раз мотаться? Целее будешь. Оперативники молча, с хмурым видом слушали эти объяснения, чувствовалось, что они сильно сбиты с толку словами заместителя главного инженера.

Оперативники не поленились даже доставить из городского следственного изолятора Шутову, чтобы она повторила свои показания против Щеглова. Однако Наташа, узнав, какое значение придали ее словам, расплакалась, сказала, что она клялась не пересказывать никогда и никому заводские сплетни, которые приходится ей постоянно слышать. Что она много раз уже набивала себе шишки на этом и больше этого не хочет. Что она единственный раз отступила от этого своего правила ради меня, и вот на тебе!.. Нет, что Щеглов ездит в Чечню каждый месяц, она не подтверждает. Самой ей это неизвестно, врать не хочет. Кто-то на заводе так говорил, а она только слышала и теперь по глупости эти слова повторила. Если же оперативники хотят точно знать, сколько раз официально Щеглов ездил в командировку в Чечню, то они должны обратиться к Валерии Дмитриевне, главному инженеру крекинг-завода. Наташу Шутову попросили подождать в коридоре, а у милиционеров вид был такой сумрачный и недовольный, что нетрудно было догадаться, насколько происходящее теперь их не устраивает.

После Наташи Шутовой настал черед очной ставки для рабочего Котельникова. Наш Павлик без труда опознал в нем того, кто лазил по цистернам из-под нефти и выгружал оттуда полиэтиленовые пакеты. На вопрос, кто ему поручил делать это, Котельников, не задумываясь, сказал, что Щеглов. Щеглов, присутствовавший при очной ставке, закричал во все горло, что это брехня, ничего он этому придурку не поручал. Весь завод знает, что Котельников дебил, что он даже шестую школу, специализирующуюся в нашем городе на обучении умственно отсталых детей, даже эту школу Котельников не смог окончить, не хватило ума. Как же они могут теперь доверять его словам? Окончательно психанув, Щеглов кинулся на Котельникова, схватил его за грудки, начал было трясти, требуя сказать, ради кого он катит на него, Щеглова, бочку. Но Котельников без особых усилий отшвырнул Щеглова от себя, тот отлетел к стене, чувствительно ударился головой, завыл, заплакал пьяными слезами, проклиная всех ментов на свете. Сам Котельников больше так и не произнес ни слова. Милиционеры, не вмешиваясь в драку, с хмурым видом наблюдали за происходящим, казалось, только наше с Валерой присутствие сдерживает их от того, чтобы заехать скулящему на полу Щеглову по морде.

Однако сознаваться в том, что он подсыпал какие-то вещества в цистерну с нефтью, Котельников категорически отказывался, как, впрочем, и в том, что лазил через дыру в заборе на соседний химический завод и таскал оттуда какие-то реактивы. Оперативники с завидным упорством наезжали на него, но Котельников оставался непреклонен. Тогда попробовали снова наехать на Щеглова, подсунув ему под нос результат анализа нефти на моей юбке. Тот улыбнулся фатальной улыбкой, сказал, что не удивлен, что реактор взорвался вследствие чьего-то злого умысла. Но он здесь ни при чем, против Венглера ничего не имел и не замышлял, никаким левым бизнесом на заводе не занимается, и ему на все плевать. Порядком уже раздраженные, оперативники подсунули заключение экспертов под нос рабочему Котельникову, но тот вообще ничего не сказал, только тупо таращил глаза на трепыхавшийся перед его лицом листок бумаги.

На вопрос о том, были ли в числе мусора, который Котельников сегодня днем сжигал, какие-то банки из-под реактивов, тот с уверенностью отвечал, что были. На вопрос, что именно было написано на этикетках этих банкок, он, не стесняясь, заявил, что такой мурой он не интересуется. На вопрос, кто ему дал задание покидать эти банки в костер, Котельников снова твердо и не задумываясь сказал: Щеглов. При этом названный только горько усмехнулся и, махнув рукой на все происходящее, понурил голову и стал безучастно глядеть в пол. Кажется, протестовать и что-то объяснять у Щеглова не было больше ни желания, ни сил.

Оперативники на время умолкли, также, видимо, сбитые с толку происходящим, а у меня вдруг возникла идея.

— Скажите, — обратилась я к рабочему Котельникову, — а вы долго палили этот мусор, прежде чем мы приехали?

Котельников помялся, оглянулся на оперативников и, увидев, что те тоже ждут его ответа на мой вопрос, сказал:

— Да нет, какое, на хрен, долго… Чего там палить-то…

— Так сколько же вы жгли этот костер до того, как мы приехали? — не унималась я. — Час, два, три?

— Да какое три! — воскликнул он презрительно. — От силы полчаса я его и палил-то. Это ж полиэтилен, его поджег, он и пошел чадить…

— Ну, что ж вы? — сказала я с упреком. — Ваш начальник еще утром вам велел спалить мусор, а вы только в обед собрались это сделать!

— Почему это только в обед? — удивился рабочий. — Как мне сказали, так я сразу и запалил.

— Значит, вы виделись с Щегловым за полчаса до нашего приезда? — подытожила я. — Правда?

— Я виделся? — удивился рабочий. — Ни с кем я не виделся!

Тут оперативники удивленно переглянулись.

— Что вы болтаете? — воскликнул майор Белоглазов. — Вы же только что заявили, что получили от Щеглова указание жечь мусор!

— Ну, получил, — нехотя произнес рабочий, подозрительно глядя на нас.

— Значит, вы виделись с ним! Значит, он появлялся на заводе за полчаса до нашего к вам приезда! Щеглов, вы что, прямо с кладбища на завод помчались?

— С кладбища я сразу поехал на поминки, — отозвался Щеглов, горько кривя губы. — Это может подтвердить любой из тех, кто там присутствовал. Все поначалу еще трезвые были.

— Черт знает что такое! — вспылил майор Белоглазов. — Кто же тогда из вас двоих врет?

Рабочий Котельников сидел, насупившись, и крайне враждебно переводил взгляд с одного присутствующего на другого.

— Так, ты давай не молчи, говори! — включился капитан. — Итак, ты утверждаешь, что виделся со Щегловым за полчаса до нашего приезда, так?

— Нет! — Котельников дико вращал круглыми, как у негра, глазами. — Я с ним вообще сегодня не виделся.

— Как не виделся? Тебе же кто-то дал указание жечь мусор?

— Дал.

— Кто это был?

— Щеглов! — твердо заявил рабочий.

— Значит, ты с ним виделся сегодня!

— Нет, не виделся!

Капитан с досады плюнул и выругался.

— Я же говорил, он невменяемый, — тихо сказал Валера. — Ни черта мы от него не добьемся. Только зря время тратим.

Оперативники растерянно переглядывались, посматривая на меня с надеждой, что я смогу им объяснить хоть что-то в поведении этого дебила. Но у меня самой были пока одни только предположения. Впрочем, подумала я, предположения, вполне заслуживающие пристального внимания.

— Послушайте, — сказала я. — У меня появилась идея съездить в одно место. Может, мы там найдем кое-какие улики.

В другое время, вероятно, оперативники замучили бы меня вопросами, кто, что и откуда мне это все известно. Вытянули бы из меня все, что я знаю, затем, оставив меня сидеть в коридоре управления и ждать, сами отправились бы выяснять разумность моего предположения. Но теперь их замешательство и смущение от провала следствия были столь велики, а усталость и бесполезность допроса дебильного рабочего так невыносимы, что майор Белоглазов махнул рукой и решил принять мое предложение, не выпытывая подробностей. Щеглов и рабочий были отправлены в камеру ждать нашего возвращения. Майор Белоглазов и капитан Фильченков загрузились в тряский милицейский «уазик», и я сочла за лучшее поехать вместе с ними. Однако попросила своих друзей тоже поехать с нами. И Костя Шилов, Валера Гурьев и Павлик сели в серую телевизионную «Волгу», намереваясь ехать следом за нами. Леру Казаринову отпустили домой, потому что было уже поздно, да и толку от нее нечего было ждать никакого.

* * *

Я назвала шоферу «уазика» адрес Венглера, записанный мною еще вчера вечером. Через полчаса мы были на месте.

Как мы и ожидали, нам пришлось долго стоять перед дверью, пока нам открыли. Сказанные твердым голосом слова майора Белоглазова о том, что прибыла милиция и уголовный розыск, казалось, скорее испугали находящуюся в квартире женщину, как я предположила, вдову Венглера. Но дверь все-таки открылась, и вдова впустила нас в прихожую. Не без тревоги я обнаружила, что глаза ее не заспаны, но заплаканы, выглядела она подавленной и безучастной к происходящему. За ее спиной из глубины квартиры появилась заспанная физиономия дочери, которая гибель отца переживала явно легче и спокойнее.

— Скажите, а Юру можно увидеть? — спросила я как можно мягче.

— Нет! — Ответ прозвучал столь категорично, что я немного опешила.

— А почему?

— Потому что его нет дома! — Вдова Венглера упорно не смотрела мне в глаза.

— А где же он? — снова осмелилась я задать нескромный вопрос. — Понимаете, он нам очень нужен.

— Он еще не вернулся после поминок, — спокойно и безучастно ответила мать Юры.

— Тогда где же он мог задержаться? — спросила я, удивившись. — Вас не беспокоит его отсутствие?

— Так иногда бывает, — невозмутимо заявила женщина. — Юрка у меня бабник, то и дело за юбкой какой-нибудь бегает…

— И даже сегодня… — попробовала возразить я.

— А что сегодня? — вдруг вспылила она. — Вы же сами видели, как он с вами флиртовал во время похорон. Все на свете позабыл, чуть без него на кладбище не уехали. Если бы не Денис Щеглов, так бы и укатили без него!

— При чем здесь Денис Щеглов? — неприязненно спросила я.

— Так он же увидел, что Юрки нет, и крикнул, чтобы подождали, — пояснила мать Юры. — Я-то в тот момент была как в прострации, ничего не помню, где сижу, что со мной происходит…

— Однако побежал его искать вовсе не Денис Щеглов, — заметила я.

— А, ну правильно, — вмешалась в разговор дочь Венглера. — Потому что Щеглов рядом со мной сел, а этот тип, ну, один наш родственник, сидел у самого выхода из автобуса. Вот Денис его и попросил сбегать.

— Так, значит, это совершенно точно, что Щеглов был на похоронах? — вдруг спросил майор Белоглазов.

— Конечно, был, — подтвердила мать Юры. — И долго там с нами просидел и потом домой меня повез.

— Во сколько это все было? — спросил майор Белоглазов. — Когда вы домой вернулись?

Вдова посмотрела на нас растерянно, вместо нее ответила дочь.

— Пятый час вечера был, — сказала она.

Мы переглянулись. В пятом часу вечера рабочий Котельников уже сидел в управлении и давал показания.

— А вы совершенно точно уверены, что до этого времени, до вашего возвращения домой, Щеглов никуда надолго не отлучался? — спросила я.

— Да нет, — снова отозвалась дочь Венглера. — Он все вокруг меня ошивался, замучил меня совсем, придурок…

Она состроила презрительную гримасу, за которой мне, однако, почудилось, что ухаживания Щеглова девочке-подростку все-таки понравились.

— Скажите, — спросила я, поворачиваясь к Венглер, — а ваш сын Юрий остался вместе со всеми на поминках после того, как вы уехали?

— Нет, он не хотел этого, — ответила вдова, — он вышел вместе с нами, потом куда-то отошел, сказав: «Мама, я сейчас» — и вот, больше не появлялся…

— А почему он вдруг отошел? — не унималась я. — Его что, кто-то позвал?

— Да, кажется, — подтвердила мать.

— А кто?

— Не знаю, не обратила внимания, — со вздохом сказала Венглер. — Я тогда была в полной прострации, ничего вокруг себя не замечала.

— Я видела, — вдруг сказала дочь покойного. — Его окликнул какой-то мужик с золотым перстнем на пальце.

— С золотым перстнем? — переспросила я, удвоив внимание.

— Ну да, такой большой мужской перстень с печаткой. Без камня, из одного только золота.

— А ты его знаешь, этого мужика с золотым перстнем? Видела его когда-нибудь прежде?

— Нет, откуда, — дочь Венглера нерешительно покачала головой. — Вот Юрка его точно знает, он и пошел к нему, как к своему хорошему знакомому.

— Как к хорошему знакомому, — повторила я рассеянно. — А как примерно он выглядел, этот мужик с золотым перстнем?

— Ну, обыкновенно, как. — Дочь Венглера задумалась. — Лицо такое гладкое, белое… Похож на Бобби Уильямса, знаете, есть такой американский киноактер… Но только Бобби Уильямс мне кажется очень красивым, а тот мужик мне сразу не понравился, в нем есть что-то отталкивающее. Тем более что он несколько старше американца.

Я очень пожалела в тот момент, что не знаю, кто такой Бобби Уильямс, тогда бы описание, сделанное дочерью Венглера, было бы мне немного понятнее. Однако я и без того почувствовала, о ком идет речь.

— Так, ясно, — сказала я, чувствуя, как ужасом снова сковывает мою душу. — И что было дальше?

— Ну, что, — дочь Венглера явно перехватывала у своей матери инициативу разговора. — Ну, я видела, как Юрка подошел к нему, и они о чем-то беседовали. Но потом Щеглов посадил нас в машину, и про Юрку как-то забыли, где он. Подумали, что он все-таки решил и дальше на поминках вместе со всеми оставаться.

И вдруг я почувствовала, как страшная, невыносимая тревога охватывает все мое существо. Наверняка с парнем случилось что-то неладное. Но если до сих пор его родственники ни о чем не догадались, что ж, тем лучше для них. Я же должна теперь действовать быстро и решительно!

— Послушайте, — решительно обратилась я к дочери Венглера. — Скажите мне, где находится ваш гараж?

— Гараж? — Дочь Венглера смотрела на меня несколько озадаченно. — А вам зачем?

— Нам надо съездить туда, кое-что посмотреть, — сказала я, кивая на стоящих за моей спиной оперативников. — Ваш брат говорил, что у его отца был тайник в этом гараже, где он прятал какой-то компромат…

— Какой компромат? — оживился майор Белоглазов. — На кого?

— Да если бы знать! — воскликнула я с досадой. — Юра Венглер мне про него рассказывал, но сам толком ничего не знал.

— Так что ж вы об этом до сих пор молчали? — сердито воскликнул капитан Фильченков.

— Выполняла волю покойного! — огрызнулась я в ответ. — Сергей Викторович своему сыну говорил ни за что с этим компроматом к ментам не ходить. Потому что менты в нашем городе все купленные, и его самого могут засудить, а бандитам ничего не будет! — И пока оба оперативника смотрели на меня, изумленные моей наглостью, я снова повернулась к дочери Венглера: — Послушайте! Ваш гараж, он отсюда далеко?

— Нет, вовсе нет! — с готовностью отвечала та. — Здесь, возле дома, наш гаражный кооператив. Если хотите, я вас провожу…

— Да, да, очень хотим, — заявила я, чувствуя, как внутри у меня все дрожит от волнения и страха. — Только, пожалуйста, собирайтесь быстрее. Сейчас дорога каждая минута.

Дочь Венглера, такой же симпатичный и живой подросток, как ее брат, оделась так торопливо, как только могла. Захватив с собой ключи, она повела нас в гаражный кооператив, и правда неподалеку от их дома. Это была типовая постройка, каких десятки в нашем городе: ровные и прямые ряды кирпичных гаражей, лабиринт переплетений улочек и проулков между ними. В этот поздний час здесь было темно, тихо и пустынно, только в небольшой будке ночного сторожа горел свет. Несмотря на то что кооператив был в двух шагах, майор Белоглазов поехал туда на машине, и мы погрузились в тряский милицейский «уазик». Костя Шилов и ребята следовали за нами на телевизионной «Волге».

Немного поплутав по гаражным переулкам, дочь Венглера показала рукой на очередные ворота. Удивление и тревога наши усилились, потому что дверь гаража оказалась приоткрытой, однако света внутри не было, и из-за нее не доносилось ни звука.

— Странно, — пробормотала дочь Венглера, осторожно приоткрывая скрипучую стальную створку пошире и заглядывая в темное пространство гаража. — Юрка, ты здесь, что ли? А что ж тогда свет-то не включишь…

Но ей ответила зловещая тишина. Дочь Венглера растерянно оглянулась на нас, ей, кажется, тоже стало не по себе.

— У Юры есть свой комплект ключей? — быстро осведомилась я, удерживая девочку от того, чтобы пройти внутрь гаража.

— Конечно, — пояснила она. — У него же тут мотоцикл, он на нем время от времени ездит и поэтому ключи носит с собой.

Я кивнула, отступила на шаг, приглашая оперативников первыми войти в гараж. Поняв меня, капитан Фильченков достал карманный фонарик и с предосторожностями вошел в гараж. Мы видели, как мелькает, рыская по голым кирпичным стенам гаража, тонкий лучик карманного фонаря, высвечивая то «Волгу» старой модели, то скромно притулившийся в углу мотоцикл, то полки с деталями и запчастями. Наконец под ногами капитана заскрипели доски деревянной лестницы, ведущей вниз, и луч фонаря скрылся где-то под полом.

— Он зачем-то полез в погреб, — вполголоса сказала дочь Венглера. — В погребе-то ему что надо?

И я жестом попросила ее помолчать. Впрочем, мы недолго ждали ответа на вопрос девочки. Вскоре из глубины гаража, вернее даже, из-под земли, послышался голос капитана Фильченкова:

— Леха, слышишь?

— Ну? — отозвался майор Белоглазов.

— Нашел я его.

— Как он?

— Хреново, — донеслось из погреба. — Слышишь, Леха, давай вызывай опергруппу и «Скорую помощь». Да «Скорой» скажи, чтобы ехали как можно быстрее: у парня черепно-мозговая травма и большая потеря крови, тут весь погреб в кровище…

— Да он хоть живой? — нетерпеливо переспросил майор Белоглазов.

— Да вроде живой. Пока, во всяком случае, — донеслось снизу. — Ты, майор, только не стой как столб, а поскорее вызывай «Скорую», иначе парню крышка…

Майор Белоглазов, вполголоса чертыхаясь, вытаскивал из кармана свой мобильник, готовясь вызывать подкрепление и «Скорую помощь». Я чувствовала, как дочь Венглера, стоявшую рядом со мной, била нервная дрожь. Она судорожно схватила меня за руку. Признаться, мне тоже стало страшно.

* * *

По счастью, «Скорая помощь» на этот раз оправдала свое название и приехала всего через пять минут. Вскоре вслед за ней прибыла машина с оперативной группой из областного управления внутренних дел. Врачи «Скорой» поспешно спустились в погреб доставать раненого Юру. Им помогал остававшийся в погребе капитан.

Бледное лицо Юры было залито кровью, в неверном свете фар милицейского «уазика» оно казалось мертвым.

— Его сильно били, — сумрачно констатировал осматривавший парня врач «Скорой помощи». Стоявшие рядом оперативники молча кивнули. — Ранение в голову нанесено тяжелым тупым предметом… Это может быть все, что угодно…

— Ладно, поищем, — отозвался один из оперативников-управленцев.

Оказавшись на воздухе, Юра пришел в себя, открыл глаза и слабо улыбнулся, заметив меня. Видя, что он шевелит побелевшими от боли губами, я наклонилась, приблизив ухо к его губам. — Они все забрали, — внятно прошептал Юра. — Все, и сверток, и какие-то бумаги…

— А сколько их было? — спросила я.

— Трое, — прошептал Юра. — Двое громадные, настоящие амбалы, а третий нормального роста, наверное, самый главный…

— А как выглядели те трое?

— С черными чулками на головах… В камуфляжных куртках… А у главного…

Внезапно Юра застонал и замолчал, в бессилии закрыв глаза: лицо его вытянулось, рот приоткрылся.

— Так, обморок, — констатировал врач «Скорой помощи». — Надо срочно везти в больницу, а то будет поздно.

Врачи засуетились, стали делать над распростертым на носилках телом Юры какие-то манипуляции, затем поспешно засунули носилки в кузов «Скорой помощи». Мы молча со стороны наблюдали эту суету.

Вдруг я заметила, что один из оперативников ведет к нам пожилого, небрежно одетого и заспанного на вид мужчину.

— Сторож кооператива, — негромко пояснил он, указывая на мужчину.

Тот со смесью удивления и страха смотрел на толпу милиционеров и сигналящую мигалкой машину «Скорой помощи».

— Сторож? — Майор Белоглазов выразительно присвистнул. — Это что же, вы проспали у себя в сторожке наш приезд? Хорошо же вы сторожите!

— Да задремал маленько, товарищ майор, — смущенно проговорил мужчина.

До меня вдруг отчетливо донесся запах алкогольного перегара из его глотки, и стоял он как-то не совсем прямо и твердо. Ей-богу, этот сторож легко и беззаботно относился к своим обязанностям!

— В котором часу вы заступили на дежурство? — спросил майор Белоглазов.

— Да около пяти вечера, — отвечал тот, поглядывая на оперативников недоверчиво.

— В этот момент вы были еще трезвый?

Сторож помялся, ничего не ответил.

— Ты давай не отмалчивайся! — подступил к нему в свою очередь капитан Фильченков. — Говори, когда ты успел набраться! Перед дежурством или уже во время?

— Да какое перед дежурством! — вдруг обиженно вскинулся сторож. — Я трезвым на дежурство пришел! Да этот баламут, Васька Малышев, приперся ко мне с бутылкой, давай, говорит, выпьем да выпьем! Васька Малышев с крекинг-завода…

— С крекинг-завода? — переспросила я испуганно.

— Здесь они все на крекинг-заводе работают, — подсказал Валера Гурьев. — Это же заводской спальный район!

Я кивнула. С одной стороны, это было так, но с другой — столько совпадений… Меня все это настораживало.

— Скажите, во время вашего дежурства что-нибудь подозрительное происходило? — спросил у сторожа капитан Фильченков.

Тот помялся, прежде чем ответить.

— Да приезжал кто-то чужой, — сказал наконец он.

— Уверены, что чужой? — спросил капитан.

— Конечно! Я ж в окно выглянул, посмотрел. Своих я всех знаю!

— На чем он приехал?

— Да «жигуль» у него был, по-моему, — сказал сторож. — Синяя «шестерка».

— Номерной знак не заметили?

— Нет, — гаражный сторож помотал головой. — Тут темно. А я пока к окну подскочил, машина уж за угол шмыгнула, я толком разобрать ничего и не успел.

— А зачем приезжали? — спросил капитан Фильченков. — Что тут делали?

— А я знаю? — пожал плечами сторож. — Я в сторожке сидел…

— И пьянствовал, — добавил Валера Гурьев вполголоса.

— Вы в сторожке сидели? Почему? — вспылил капитан. — Почему не пошли посмотреть, кто чужой сюда приехал и зачем? Это же ваши обязанности!

— Да я хотел было посмотреть, — проговорил сторож смущенно, — да этот Васька, сволочь, разорался: «Да куда ты лезешь, да на хрена тебе это надо!»

— То есть как это, зачем надо? — вспылил в свою очередь майор Белоглазов. — Вы же сторож тут! Или нет?

— Ну да, — тот смущенно помялся. — Это все Васька Малышев! И потом, когда крики и мордобой начались, я слышал… Васька опять мне: «Куда лезешь, еще прибьют на хрен. Сейчас правды-то нет…»

— И вы даже не позвонили в милицию, чтобы сообщить о происходящем?

— Да я все собирался, собирался, когда этот Васька ушел… Потом задумался немного… А потом вы приехали.

— Так, ясно! — Майор Белоглазов повернулся к бригаде оперативников. — Объявляй синюю «шестерку» в розыск. Пусть останавливают все синие «шестерки» и ищут троих мужчин, двух горилл и одного нормального роста, все в пятнистых камуфляжных куртках. А этого, — он кивнул на сторожа, — отправьте в управление, пусть он там все как следует расскажет…

— Да куда ж я поеду? — вскинулся было сторож. — У меня тут объект, его охранять надо…

— Заткнись! — рявкнул майор Белоглазов. — Ты его уже наохранялся, дальше некуда! Расскажешь операм про своего Ваську с крекинг-завода, где он живет и как его найти. Пусть его пощупают, что он за гусь…

— Сделаем, товарищ майор, — отозвался один из оперативников.

«Скорая помощь» с раненым Юрой Венглером уже отъехала. Майор Белоглазов в некоторой растерянности оглядывался вокруг, словно не зная, что ему теперь предпринять.

— А я уверена, что некая синяя «шестерка» стоит сейчас около проходной крекинг-завода, — ни к кому конкретно не обращаясь, объявила я. — Если нам здесь делать все равно больше нечего, не лучше ли поехать на нее посмотреть?

— Осмотром машин займутся органы ГИБДД, — строго сказал мне капитан Фильченков.

— Как же, ждите, — усмехнулся Валера Гурьев. — Так эти трое на своей «шестерке» по городу и катаются, ждут, пока их ГИБДД сцапает!

Я вдруг почувствовала, что решительно теряю терпение со всеми этими ментами.

— Так, послушайте меня, — решительно повысила я голос. — Мы здесь с вами попросту теряем время. Давайте-ка съездим сейчас на крекинг-завод, может быть, начальник охраны еще там. Мне интересно было бы с ним побеседовать…

Майор Белоглазов с сомнением покачал головой, но возражать не стал. Не знаю уж, что с ним сегодня происходило, но вот уже третий раз он прямо, несмотря на все свои сомнения, подчинялся мне. Это, с одной стороны, было приятно, но в то же время немного пугало.

Мы опять погрузились в милицейский «уазик», Костю Шилова и ребят я снова настойчиво попросила следовать на «Волге» за нами, сама не зная зачем. С одной стороны, это было очень глупо, ездить таким кортежем, с другой — Костя все равно бы сейчас не уехал домой, а увязался бы за нами. Однако места в «уазике» для всех все равно не хватило бы, и бросить свою машину посреди ночи Костя тоже не решился бы. Район здесь мрачный, криминогенный, мало ли что могло случиться с телевизионной машиной к утру.

Мы быстро, насколько позволял не слишком мощный двигатель «уазика», поехали в сторону крекинг-завода: до него от гаражного кооператива езды было всего-то несколько минут. И уже подъезжали к перекрестку, от которого одна улица сворачивала прямо к проходной завода, как вдруг я увидела, что с этой самой улицы нам навстречу выворачивает желтый бензовоз. Случайно подслушанный нами несколько часов назад разговор между начальником охраны крекинг-завода и стариком вахтером всплыл в моей памяти со всей ясностью, и я не понимаю, что сделалось со мной в эту минуту.

— Вон, вон! — вдруг истошно закричала я, показывая рукой на проезжавший мимо бензовоз. — Задержите его! Задержите вон тот бензовоз!

Майор Белоглазов посмотрел на меня удивленно, однако оставался невозмутим.

— Успокойтесь, Ирина Анатольевна, — проговорил оперативник. — Мы ищем синюю «шестерку», а не бензовоз.

— Черт бы вас всех побрал с вашей «шестеркой»! — завопила я, не помня себя от отчаяния и досады. — Остановите этот грузовик! Его надо досмотреть! Мы с Валерой слышали, что они собираются вывозить наркотики с крекинг-завода как раз на бензовозе!

— Вы уверены? — настораживаясь, спросил меня капитан Фильченков. — Что же вы нам сразу все не рассказали?

— К черту вас всех! — У меня, кажется, начиналась истерика. — Поезжайте за этим бензовозом, задержите его. Иначе они уйдут!

Майор Белоглазов страшно занервничал, оглядываясь то на меня, то на бензовоз, тем временем уже свернувший в боковую улицу и быстро набиравший скорость. Красный огонек его подфарника призрачно мерцал в темноте.

— Остановите его! — закричала я уже на пределе. — Они же уходят!

Майор Белоглазов нервно потер себе виски, потом, решившись, махнул рукой.

— Ладно, Коля, хрен с ней! — крикнул он водителю «уазика». — Давай жми вон за тем бензовозом!

Коля с готовностью послушался, свернул в боковую улицу вслед за исчезающим во тьме машиной, выжал полный газ. Старый «уазик» отчаянно взревел, затрясся, но в скорости прибавил немного.

— Блин, сволочь! — Шофер явно пожалел, что в моем присутствии нельзя выразиться как-нибудь поинтереснее. — Развалюха хренова! Этот драндулет уже десять лет как надо было списать, а я все на нем езжу!

Водитель машины выжимал скорость, сколько мог. Дорога вокруг крекинг-завода была порядком разбита, нас отчаянно трясло и швыряло на ухабах, я чувствовала, как подкатывает к горлу мучительная тошнота. Тем не менее, несмотря на все усилия, расстояние между нами и бензовозом сокращалось очень медленно. Совершенно очевидно, что там заметили преследование и прибавили газу. Более того, они включили желтую мигалку на крыше кабины, увидев которую майор Белоглазов заметно смутился.

— Эх, зараза, — сквозь рев мотора нашего «УАЗа» прокричал он с досадой. — Смотри-ка, они свою мигалку включили. Значит, нельзя по ним стрелять, они груженые едут!

— Груженые, а так чешут! — крикнул в свою очередь наш водитель, сжав зубы и выполняя на полной скорости крутой поворот. Нас со страшной силой тряхануло, машина накренилась, на мгновение мне показалось, что вот-вот мы опрокинемся. А только что этот поворот легко и спокойно прошел бензовоз, казалось, ничуть не уступавший нам в скорости.

— Давай-ка, Коля, включи мигалки, — скомандовал Белоглазов. — И потребуй по громкоговорителю, чтобы они остановились.

— Сами потребуйте, товарищ майор! — огрызнулся водитель Коля. — Не видите, чем я занимаюсь? — В этот момент наш автомобиль снова на полном ходу сделал поворот. Нас затрясло, отчаянно скрипнули шины об асфальт, я почувствовала, что еще немного, и нас унесет к черту. На какой же скорости должен был мчаться тот бензовоз с бензином, если мы на «уазике» не могли угнаться за ним?

Майор Белоглазов и в самом деле повернул какой-то рычаг на потолке кабины и нажал какую-то кнопку на пульте управления. Вытащив откуда-то микрофон, он проговорил в него:

— Водитель бензовоза, остановитесь! — И снова: — Водитель бензовоза «ЗИЛ-130», немедленно остановитесь!

Его слова гулким эхом отразились от стен спящих домов. Несмотря на рев моторов и скрип шин об асфальт, те, кто ехал в бензовозе, не могли их не слышать. Однако было такое ощущение, что бензовоз еще прибавил скорость.

— Ну, не подчинились они! — крикнул сидящий рядом со мной капитан. — Все! Раз так, звоню в ГИБДД, объявляю план «Перехват»!

И он вытащил свой мобильник, стал вызывать по нему дежурного диспетчера ГИБДД, объяснять ему ситуацию.

— Смотри, смотри, вот заразы! — вдруг закричал наш водитель. — Смотри, они на Волгоградский тракт пробираются! А у нас там сейчас ни одного поста нет!

И он изо всех сил надавил на педаль газа своей старенькой машины. В ответ мотор отчаянно взревел, затрясся, но тут же закашлялся, раздался оглушительный хлопок где-то сзади нас. Машину задергало, она сбавила скорость, стала словно спотыкаться. Водитель отчаянно матерился, не стесняясь уже никого и ничего.

— Давай жми, Коля! — истошно завопил капитан рядом со мной. — Жми, ради всех чертей! Смотри, они уходят!

— Какой — жми! — заорал в ответ Коля. — У меня же карбюратор бензином залило, сейчас мотор вообще на хрен заглохнет! Пусть мне правительство нормальную машину даст, тогда я за бандитами гонять буду!

Милиционеры заорали все трое разом, так что уже ничего нельзя было разобрать. Меня тоже охватило отчаяние. И в этот момент позади нас посигналили. Вперед вырвалась хорошо знакомая мне серая «Волга» и устремилась вслед за удаляющимся бензовозом.

— Смотрите, смотрите! — вдруг ошалев от радости, закричала я. — Это же Костя Шилов! Костя!

Конечно, Костя следовал за нами во время всей погони и, увидев, что с нашей машиной что-то творится, тут же обогнал ее и занял наше место. Захлебнувшийся бензином мотор кое-как пришел в норму, но теперь мы все-таки следовали за погоней, в темноте едва различая две мчащиеся на большой скорости машины.

То, что произошло дальше, показалось мне невероятным, происходящим словно в кошмарном сне. Улица в этом месте была узкая, по обеим сторонам ее стояли небольшие, старой постройки трехэтажные дома; неширокий тротуар и узенькая полоска высохшего и вытоптанного газона отделяли их от проезжей части. Мы видели, как Костина «Волга» вдруг заметно отстала от бензовоза, потом мотор ее бешено взревел, она стремительно дернулась вперед и ткнулась передком в широкое заднее колесо преследуемого грузовика. Удар был не слишком силен, но его хватило, чтобы бензовоз немного занесло вправо, он ударился о бетонный бордюр у дороги, неожиданно высокий в этом месте. От этого удара грузовик рикошетом отшвырнуло влево, снова занесло, и тут Костина «Волга» снова ткнулась носом в широченное заднее колесо бензовоза. Этого оказалось достаточно. Грузовик внезапно выскочил на пустынный тротуар, ткнулся передним колесом в стену дома, по счастью, не задев окно, ткнулся в нее изо всей силы, пыль и обломки старых кирпичей брызнули во все стороны. От удара бензовоз швырнуло на бок, опрокинуло, и он со страшным грохотом покатился кубарем, как огромная пустая бочка, разбрызгивая вокруг себя искры, осколки стекла и обломки металла.

Наш водитель бешено затормозил, машину занесло, швырнув в какой-то переулок, и тоже едва не опрокинуло.

— Ложись! — вдруг крикнул во все горло сидевший рядом со мной капитан Фильченков и стал наваливаться на меня сверху. — Пригнитесь, закройте голову руками! Сейчас полыхнет!

Я замерла, ожидая, что вот-вот грянет взрыв, подобный тому, что я уже пережила на крекинг-заводе. Но проходили одна за другой секунды, однако было тихо, только клокотал мотор опрокинувшегося на бок бензовоза. Поняв, что взрыв медлит, мы осмелели и решили выглянуть наружу. Вокруг все было спокойно, грузовик по-прежнему лежал на боку, его мотор продолжал работать, и обе его фары светились, отбрасывая два снопа призрачного в ночной тьме света. Около опрокинувшегося бензовоза мы разглядели фигуры двух мужчин — Кости Шилова и Валеры Гурьева. Они спокойно стояли возле лежащей на боку цистерны и что-то внимательно разглядывали. Тогда и я выскользнула из-под навалившегося на меня сверху капитана Фильченкова и направилась к месту аварии. Оперативники последовали за мной.

— Однако! — удивленно проговорил майор Белоглазов, увидев помятый бак бензовоза. — Мы-то думали, там полно бензина, а тут… хрен знает что тут!

Крышка цистерны во время невероятных кульбитов грузовика открылась, но вместо горючей жидкости из ее нутра показался край белого мешка. В одном месте этот мешок прорвался, и из него высыпалась на землю коричневая травяная труха.

Капитан наклонился, взял щепоть трухи, потер между пальцами, поднес к носу.

— Марихуана! — воскликнул он, скорчив злую гримасу. — Эх, ядрена мать! А мы думали, голову ломали, откуда это в нашей области травка в неимоверных количествах вдруг объявилась!

— Смотрите, смотрите! — Валера Гурьев показал на коричневую траву. — Вот она, начинка тех восьми железнодорожных цистерн, что разгружались вчера на крекинг-заводе!

Тем временем Костя Шилов и водитель нашего «уазика» вдвоем вытащили из помятой кабины бензовоза одного за другим двух мужчин солидной комплекции и богатырского роста. Рожи отнюдь не богатырские: круглые, пухлые, типично блатные, сейчас бледные, с закрытыми глазами. Они то и дело открывали глаза, глядели на нас тупо, лишь постепенно начиная понимать смысл происходящего.

— Вот! — воскликнул Павлик, решившийся наконец выбраться из «Волги» и подошедший к нам. — Вот этого я точно видел! — Павлик показал на одного из двух сидящих на земле с тупым видом амбалов. — Это он у меня пытался камеру отобрать, еще тогда, в столовой, во время банкета. И этого я тоже видел! — Старовойтов кивнул на второго амбала. — Он выходил из той двери в цеху, что ведет во дворик.

— И я тоже одного из них знаю, — сказала я. — Вот этот следил за мной сегодня утром, во время панихиды по Венглеру.

Майор Белоглазов согласился, оба амбала продолжали тупо и бессмысленно глазеть по сторонам, сидя на земле рядом с опрокинувшимся бензовозом. Позади нас, непрерывно приближаясь и отдаляясь, слышался рев моторов множества мчащихся мимо на большой скорости автомашин. Не иначе среди них и те, которые спешили нам на помощь, решила я. Но они, пожалуй, здесь уже были не очень и нужны, хотя в другом месте, вообще-то, могли пригодиться.

* * *

Кроме опергруппы и дежурной машины ГИБДД, на место катастрофы примчался еще и ОМОН. Крепкие ребята в пятнистых куртках с черными масками на головах быстро повыскакивали из своего автобуса, но, увидев, что дело уже кончено, в растерянности, словно обиженные, останавливались посреди дороги. Майор Белоглазов украдкой посматривал на меня, будто ожидая моих рекомендаций к действию. Признаюсь, это было и волнующе, и страшно одновременно.

— Думаю, на крекинг-завод надо бы все-таки поехать, — проговорила я робко. — И ОМОН пусть с нами тоже едет. Он там может оказаться очень полезен…

— Отлично. — Белоглазов огляделся. — Сейчас мы все отправляемся на крекинг-завод, и вы, ребята, тоже с нами. На всякий случай… Мало ли что там может произойти.

Омоновцы недоумевающе переглянулись, удивляясь, что майор Белоглазов так буквально следует моим пожеланиям. Да я и сама этому удивлялась. Тем не менее они погрузились в свой микроавтобус, мы — в свой драный «уазик», ко всеобщему удивлению, после пережитой погони еще не потерявший способности двигаться. Костя с Валерием и Павликом уселись в серую телевизионную «Волгу», передок у которой был изрядно помят, но ездить наша машина тоже еще была в состоянии. Возле опрокинувшегося бензовоза остались опергруппа да бригада работников ГИБДД. Сирены было приказано не включать.

К нашему удивлению, дедок-вахтер на проходной вздумал было чинить нам препятствия и не желал пропускать на территорию завода.

— Ну, не могу, ребята, хоть режьте — не могу! — уверял он. — Нет у меня приказа пропустить вас в такой час, а без приказа вас пущу — меня самого под суд отдадут! У нас с этим строго!

— Не можете пропустить, позовите начальника охраны! — сказала я строго.

— Не могу, милые вы мои, хорошие! Нет сейчас начальника охраны на заводе! Дома он, спит уже…

— Тогда позовите начальника караула!

— Я и есть начальник караула! Я и начальник, и весь караул, и все я. И не могу вас сейчас пропустить, не положено…

До меня вдруг дошло, что дедок попросту пьян. До майора Белоглазова тоже это дошло. Небрежно отстранив старика в сторону и велев одному из своих подчиненных пристегнуть его наручниками, он повел нас на территорию крекинг-завода. Мы следовали за ним.

— Так, — Белоглазов повернулся ко мне. — Что вы предлагаете делать дальше?

— Надо пойти в тот дворик к подъездным путям пятого цеха, — сказала я. — Вроде как ничего больше тут не горело. Может быть, не поздно обследовать грунт на предмет наличия там следов наркотиков?

— А затем шаг за шагом обследовать и территорию крекинг-завода, — добавил капитан Фильченков не без иронии. — Понятно… Для этого, между прочим, потребуется несколько бригад криминалистов.

— Послушайте, здесь где-то должен быть кабинет начальника охраны, — заявила я, не слушая его. — Может быть, мы найдем какие-нибудь улики там.

— Точно, да и его домашний адрес неплохо бы там узнать, — сказал майор Белоглазов. — Мне кажется довольно странным это совпадение с золотым перстнем на пальце — такая заметная улика. Однако поговорить с этим типом нам все равно надо на предмет выяснения алиби…

И только было мы направились к зданию заводоуправления, как в тот же момент где-то неподалеку от нас раздался страшный, душераздирающий женский вопль. Было понятно, что кричит не одна, а по меньшей мере две женщины. Вопль, возникший так внезапно, длился и длился, казалось, не в состоянии прерваться, от него холодело все внутри и ноги делались ватными. Лишь на мгновение мы, словно парализованные, замерли на месте. Но уже в следующее мгновение торопливо устремились туда, откуда он доносился, страшный, бесконечный, переходящий в душераздирающие всхлипывания и причитания, почти лишенный признаков человеческого голоса. Омоновцы, выхватив свое оружие, следовали за нами.

Уже издали я поняла, что этот страшный зов о помощи несется с дымящихся кипятком, благоухающих нефтью и бензином очистных сооружений крекинг-завода. Во вздымающихся с них над широкими ваннами очистных клубах пара я разглядела человеческие фигуры, скорчившиеся в неестественных позах на шатких деревянных мостках. Омоновцы тоже разглядели их и тут же рассредоточились, заняли позиции, взяли фигуры на прицел. Я же, словно сомнамбула, подходила все ближе и ближе, пока не увидела со всей достоверностью, что происходило.

Прежде всего я разглядела начальника охраны крекинг-завода. Золотой перстень на его пальце поблескивал в скудном заводском освещении. Видно было, как на его лице играет его обычная, нахально-циничная улыбка. Как за щитом, он прятался за двумя другими фигурами, в которых я узнала двух женщин: работниц в их обычных, напоминающих балахон, резиновых комбинезонах. Они были поставлены спиной друг к другу, и выражение их лиц было самое отчаянное. Я пыталась понять, что именно их держит вместе, наконец до меня дошло, что женщины связаны друг с другом веревкой на шее, а конец этой веревки, вернее, петли-удавки, начальник охраны завода держит в руке.

— Не подходить! — крикнул он весело и нахально. — У меня нож! Видите? Вот!

И он помахал в воздухе огромным ножом с широким лезвием.

— Всем отойти на десять шагов назад! — снова крикнул он. — Учтите, если вы начнете стрелять, я перережу им горло!

После этих слов омоновцы с оперативниками послушно отошли назад, что, видимо, доставило террористу немалую радость. Он цинично рассмеялся, слегка ткнул огромным ножом свои жертвы, и те отчаянно завизжали.

— Вот так! — крикнул он опять, сдавив удавку на шеях своих жертв. Крик женщин перешел в хрип, затем и вовсе умолк. — И оставаться всем на местах! Не вздумайте в меня стрелять! Даже если вы в меня попадете, я упаду так, чтобы утянуть их обеих вместе с собой! И обе сварятся заживо! Слышали? Мы все трое станем кусками вареного мяса!

— Как Шумков и тот рабочий, которых вы убили полгода назад? — спросила я, глядя на начальника охраны.

В ответ он цинично расхохотался, ничего не ответив. Казалось, происходящее забавляет его, доставляя огромную радость. Со своей позиции я отчетливо видела, как лучится весельем его лицо, как трясется от смеха все его тело. Не смеялись только его глаза, широко открытые и будто неживые, остекленевшие. Будто этот человек был в наркотическом опьянении, что, подумала я тогда, вполне вероятно.

— Ирина Лебедева! — закричал позади меня майор Белоглазов. — Ирина Лебедева, уйдите оттуда! Там опасная зона! Мы будем стрелять!

— Я вам дам — стрелять! — весело крикнул начальник охраны. — Учтите, если в меня попадет пуля, я нырну в кипяток вместе с ними! Нам всем будет крышка!

— Объясните, чего вы хотите! — крикнул майор Белоглазов. — Но в первую очередь немедленно отпустите женщин!

— Хрен я их отпущу! Вот, видели? — Он легонько ткнул обеих пленниц ножом, те снова завопили, протяжно, душераздирающе.

— Перечислите ваши требования! — крикнула я, незаметно подходя ближе к пышущему горячим паром отстойнику.

— Прежде всего, — закричал террорист, — уберите ОМОН! Дальше, дальше, ну?! — Снова тыканье ножом, снова отчаянный вопль и вой.

Омоновцы послушно отодвинулись еще назад, продолжая держать под прицелом террориста и его жертвы.

— Давайте, давайте! — Опять сумасшедший хохот. — И лучше всего убирайтесь отсюда совсем!

— Отпустите женщин! — крикнул майор Белоглазов. — Немедленно отпустите женщин!

— Слушайте мои требования! — закричал террорист. — Немедленно доставьте сюда обоих моих помощников! Затем пригоните мне машину с полным бензобаком. В машине должны быть триста тысяч долларов мелкими купюрами и три автомата с боекомплектом. Ну, быстро!

— Мы не можем доставить сюда ваших помощников! — крикнула я. — Во время задержания они были тяжело ранены!

Это сообщение, судя по всему, террориста немного смутило.

— Тогда предоставьте мне машину с оружием и деньгами! — упрямо повторил он. — Я поеду на аэродром авиационного завода. Там к моему приезду должен быть готов вертолет с полным баком и командой пилотов. И эти две поедут со мной! Все дальнейшие указания потом!

— Послушайте! — крикнул майор Белоглазов, багровея от натуги. — Машину вы сейчас получите, но вертолет так быстро устроить мы вам не сможем!

— Сможете, если захотите! — Над кипящей бездной разнесся его хохот. — А пока не прибудет машина и вертолет, мы втроем будем загорать здесь. Правда, девочки?

Он снова ткнул свои жертвы ножом в бок, ответом был хриплый и еще более отчаянный вопль. Мне показалось, что женщины на шатких деревянных мостках с удавкой на шее уже не помнили себя от ужаса и физической боли.

— Куда вы хотите лететь? — крикнула я стоящему над кипящей бездной террористу, незаметно подходя ближе к пышущему паром и нефтяными испарениями отстойнику. — На что надеетесь?

— Куда хочу лететь? Куда надо, туда и полечу! Может быть, в Москву, может быть, на ближайшую атомную станцию вертолет брошу! Такой фейерверк будет, что вы от него не скоро отмоетесь!

— Вы сошли с ума! — крикнул Белоглазов. — Одумайтесь, отпустите женщин! Суд учтет вашу добровольную сдачу! Слышите?

Ответом ему был только безумный смех.

— Правильно! — крикнула я. — Даже если суд все учтет, за три зверских убийства вас так или иначе ждет пожизненное заключение. Вы, Геннадий Мальцев! За что вы убили Венглера?

Начальник охраны самодовольно хмыкнул.

— За то, что совал нос не в свои дела! — крикнул он. — Не совал бы, был бы сейчас жив и здоров!

— А Шумков? — крикнула я. — Он тоже совал нос куда не надо?

Ответом мне опять был смех, и я могла понимать его как угодно.

— А от кого вы узнали, что Шумков собирал на вас компромат? — крикнула я. — От лаборантки Оксаны? Он что, просил Оксану об анализе содержимого пакетов, а она разболтала про это вам? Ведь вы же полгода назад считались ее женихом!

Террорист на мостках ухмыльнулся, посмотрел на меня сверху вниз торжествующе.

— Он ее всеми святыми умолял никому не говорить! — крикнул он. — И эта дурочка обещала! Она и до сих пор считает, что никому ничего не рассказывала! Ни мне, ни вам, вообще никому!

— А про трюк с сернистым ангидридом и азотной кислотой тоже она вам рассказала? — крикнула я, подходя еще на шаг ближе к очистным сооружениям.

— Тоже! — крикнул Мальцев. — И даже химический опыт мне в пробирке показала, как в смеси с кислотой этот хренов порошок растворяется. И формулу написала! И с нефтью потом смешала, и та взорвалась, мы два часа потом лабораторию отмывали! Девушки, они вообще всегда ко мне хорошо относились! Правда ведь?

Последовал новый тычок ножом и новый визг.

— Если девушки вас так любят, зачем вам понадобилась я? — спросила я, еще немного придвигаясь ближе. — Ведь это вы позвонили на телевидение и предложили нашему начальству организовать съемку репортажа о тяжелом труде работниц завода? А Щеглова вместо себя подставили! Ведь это были вы? Да?

— Вы очень догадливы! — крикнул террорист над кипящей бездной и самодовольно ухмыльнулся. — Почти так же догадливы, как покойные Шумков и Венглер!

— Спасибо! — крикнула я. — Но объясните, зачем тогда я вам понадобилась? Для подставы?

— Этот олух директор всегда готов свалить все беды на рабочих! — крикнул террорист. — И раз есть возможность взвалить вину на простую аппаратчицу, он и думать дальше ничего не будет. И расследование прикроет, и комиссию распустит. Его девиз: во всем виноват стрелочник! Тем более если окажется, что приехала тележурналистка из области и во время аварии отвлекала аппаратчицу от наблюдения за технологическим процессом…

Начальник охраны снова торжествующе захохотал, ткнул ножом в бок одну из своих жертв, та завизжала, хрипло и бессмысленно, но вскоре затихла.

— Как же это вам удалось свалить все на Щеглова? — крикнула я, незаметно подходя вплотную к очистным. Горячий пар вперемешку с нефтью пахнул мне в лицо так, что я едва не закашлялась. — Почему рабочий Котельников упрямо утверждает, что именно Щеглов приказал ему высыпать реактивы в железнодорожную цистерну? Почему?

— Да потому что он дебильный! — расхохотался начальник охраны. — Эх, до чего я люблю дебилов! Удобно с ними работать, что скажешь, то они и делают. Скажешь, что это Щеглов тебе приказал делать, он и будет думать, что это Щеглов приказал, и всем потом про это рассказывать! И позабудет ведь, как на самом деле все было-то!

Террорист снова пощекотал своих пленниц ножом. Вид у него при этом был самый счастливый.

— А Юра Венглер? — не унималась я. — Откуда вы узнали про тайник, который сделал его отец? Юра кому-то проболтался?

— Нет, этот сопляк умеет держать язык за зубами! Только это его не спасло!

— Как вы узнали про тайник Венглера? — крикнула я, чувствуя, что от натуги в горле у меня пересохло. — Скажите, как, если Юра никому про него не рассказывал…

— А что толку? — расхохотался начальник охраны. — Если есть способы узнавать речь по движениям губ.

— По движениям губ? — переспросила я непонимающе. — Что вы хотите этим сказать?

— Вы Анатолия, моего помощника, видели? Разговаривали с ним?

— Нет, не разговаривала.

— Вот поговорите! — Террорист на мостках заржал. — Тогда поймете!

— Но объясните…

— Ладно, хватит трепаться! — вдруг злобно закричал Мальцев, внезапно становясь серьезным. — Я тут стою слишком долго! Где машина? Если сейчас же не подъедет машина, я перережу женщинам горло! И уберите от меня эту бабу! Ну? Она мне на нервы действует!

— Ирина Лебедева, уйдите оттуда! — закричал майор Белоглазов. — Уйдите, я вас прошу! Не мешайте работе спецслужб! Пожалуйста! Не нервируйте террориста!

Я и в самом деле хотела уже отойти, но не смогла. Потому что сквозь завесу поднимавшегося над очистными сооружениями тумана я разглядела лицо Кости Шилова, появившегося за спиной террориста. Вслед за ним показались лица омоновцев. И до меня дошло, что Костя вспомнил про дыру в заборе, через которую мы пробирались на этот завод накануне, и провел через нее бойцов ОМОНа, которые зашли теперь за спину террориста, истерично кричащего и до сих пор еще ничего не замечающего.

— Уберите эту бабу! — продолжал требовать над кипящей бездной террорист. Видно было, что он сильно занервничал. — Слышите? Немедленно! И давайте сюда машину! Ну! Где ма…

Он не успел договорить. Блеснуло несколько коротких вспышек, звуки выстрелов показались хлопками игрушечных петард. Террорист замер на месте с изумленныи глазами. Покачнувшись, он стал заваливаться вперед и падать прямо в кипяток. Обе его жертвы, горло которых сжимала удавка, непременно должны были последовать за ним. Не могу описать, что тут со мной сделалось! Быстро, как только могла, я метнулась к шатким деревянным мосткам над очистными сооружениями. Невзирая на грозящую опасность, бросилась к готовым упасть в кипящую воду телам, одной рукой изо всех сил ухватилась за деревянные перила на краю мостков, другой обхватила бесчувственные тела женщин, старясь сохранить равновесие и не рухнуть вниз. Раненный насмерть террорист выронил огромный, страшный нож, мертвой хваткой вцепился в перила, но руки его слабели, пальцы разжались. И он рухнул в кипящий, бушующий поток, обдав нас всех водопадом горячих брызг, попавших мне и на лицо, и на руки, но странным образом я не почувствовала боли. В оцепенении глядела я на мутную бурлящую воду, где вскоре показалось человеческое тело, гонимое течением. В следующее мгновение оно всплыло на поверхность, и я увидела искаженное гримасой ужаса мертвое лицо синюшно-красного цвета с неестественно выпученными, как у вареного рака, глазами. Страшную картину эту я не забуду до самого последнего своего дня.

Тем временем к нам уже спешили по мосткам люди. Омоновцы один за другим запрыгивали на шаткие деревянные мостки, видимо, не опасаясь, что они обрушатся под тяжестью человеческих тел. Чьи-то сильные руки бережно повели меня прочь от шаткого и опасного сооружения. Двух женщин так же осторожно сняли с мостков, перенесли и положили на землю. Кто-то склонился над ними, стал освобождать удавку на шеях. Я видела, как бессильно поникли их тела, видимо, обе были еще без сознания. Вдруг кто-то бережно обнял меня за плечи. Обернувшись, я поняла, что это Костя Шилов. Потрясения прошедшего дня были так велики, что я не выдержала и, уткнувшись лицом в могучую грудь своего старого друга, разрыдалась. Сквозь рыдания я чувствовала, как Костя гладит меня по голове, и слышала, что он говорит мне какие-то невнятные слова утешения.

* * *

Вечером следующего дня мы вчетвером, я, мой супруг Володька, Костя Шилов и Валера Гурьев, сидели в палате у Юры Венглера, сына покойного Сергея Викторовича. Состояние его оставалось тяжелым: проклятые бандиты так расправились с ним, что потребовалась серьезная операция. Но теперь Юра был в сознании, хотя и очень слаб, и кое-как нам удалось упросить врачей пропустить к нему всех четверых, клятвенно обещая вести себя прилично и никак больного не раздражать.

Это, впрочем, не получилось при всем нашем желании. Потому что Юра Венглер непременно желал знать подробности нашего вчерашнего ночного приключения. Он глядел на нас восторженно, глаза его блестели, видно было, что он забыл на время и свою замотанную бинтами голову, и капельницу, висящую над ним, катетер от которой тянулся к его телу и прятался где-то под одеялом. Я всерьез опасалась, что еще немного, и он вскочит с постели и начнет как сумасшедший носиться по палате. Только после рассказа о жуткой гибели начальника охраны Мальцева он немого подуспокоился, печально смотря куда-то в сторону.

— Мне этот Мальцев никогда не нравился, — выслушав наш рассказ, сказал Юра Венглер. — Улыбка у него нехорошая была. Мне всегда казалось, что так улыбаться может только злой человек.

— Что ж, может быть, и злой, — сказала задумчиво я. — Зла он и вправду много понатворил и никаких особых угрызений совести по этому поводу, похоже, не испытывал.

— Жаль, что его живым не взяли, — вздохнул Юра Венглер. — Он многое мог бы порассказать о каналах поставки наркотиков, людях, в нем занятых.

— Конечно, жаль, — согласилась я. — Но что делать? Впрочем, в распоряжении милиции еще немало осталось данных. Эти двое амбалов, его сподручных, которые знают достаточно много. Потом лысый управленец с завода, через которого добывалась информация о том, когда и как прибывают в наш город составы из Чечни. Он, правда, клянется, что о наркотиках ничего не знал и думал, что речь идет только о керосине, но в милиции ему не особенно верят.

— Керосиновый бизнес был только прикрытием Мальцева, — сказал Валера Гурьев. — Я спрашивал у знающих людей, с нефтепродуктами в нашем городе все так хорошо схвачено, что левым способом никак хороших денег не заработать. Это все была маскировка для отвода глаз. Для того же Щеглова, который вообще весьма наивный человек. Для лысого управленца… Мальцев ему платил хорошие деньги, и лысый думал, что бизнес идет лучше некуда.

— Это ж удивительно, как этот Мальцев устроился, — сказал Костя Шилов. — Сам ни разу не побывал в Чечне, предпочитал, чтобы вместо него Щеглов туда ездил. Однако все нити контрабанды держал в своих руках, да ухитрялся так, что никто толком ничего не знал.

— Незадача вышла из-за этого вакуумного упаковщика, — сказал Валера Гурьев. — Саму эту установку милиция, конечно, будет искать, но уже теперь эксперты установили, что полиэтилен такого рода используется только в вакуумных упаковщиках.

— Они что, с его помощью паковали партии травы? — спросил Юра Венглер.

— Именно, — подтвердил Гурьев. — Но время от времени у них случались сбои, пакеты при транспортировке рвались, травка высыпалась на землю, и в конце концов это кое-кому становилось известно. Ну, бандиты, конечно, с такими были безжалостны.

— Твой отец, судя по всему, чисто случайно на них наткнулся, — сказала я Юре Венглеру. — Вряд ли Шумков перед гибелью успел ему что-то конкретное рассказать. Однако Сергей Викторович и сам имел глаза и умел видеть. Лысый управленец рассказывал, они ему даже предлагали дать на лапу, чтобы он заткнулся. Но Венглер не собирался молчать про такое!

— Удивительно, как все-таки беспечны люди! — засмеялся Валера Гурьев. — Представляете, они даже не потрудились содержимое тайника Венглера уничтожить! Просто привезли все и бросили в кабинете Мальцева. Милиция нашла там потом и этот тайник, и всю аппаратуру Павлика, и еще много всяких других улик.

— И что там было, в тайнике у отца? — спросил Юра Венглер с напряженным любопытством.

— Полиэтиленовый пакет с прилипшими частицами марихуаны, — ответила я, — вроде того, что обнаружили мы сами. Были и важные документы. Если бы Сергей Викторович со всем этим сразу пошел в милицию и вовремя были бы приняты меры, возможно, никакого бы взрыва на крекинг-заводе и не случилось, а твой отец остался бы жив!

Юра Венглер грустно потупился, услышав мои слова. Мы, понимая его чувства, тоже замолчали.

— Только не пойму одного, — тихо проговорил он, — как же так получилось, что бандиты узнали об этом тайнике? Клянусь, что никому, кроме вас, я про него не рассказывал!

— И я тебе верю! — сказала я. — Я сама долго над этим ломала голову и никак не могла понять, пока не узнала, что Анатолий, один из мордатых подручных Мальцева, глухонемой от рождения.

— Глухонемой? — переспросил недоумевающе Юра Венглер. — И что из этого?

— А дело в том, — стала объяснять я, — что почти все глухонемые умеют понимать человеческую речь по движениям губ говорящего. И Анатолий это умеет, что выяснилось совершенно точно на допросе в милиции. Вчера на панихиде ты, Юра, просто не обратил внимания, а я его заметила, он постоянно крутился неподалеку и все на меня глаза таращил. Да нахально так, мне даже не по себе стало. Нахально, но издали! Это меня и удивляло, издали-то ничего не слышно, там на панихиде музыка громко играла. Я же тогда не могла знать, что этому типу не слышать, а видеть нужно.

— Значит, — сказал Юра Венглер, — этот Анатолий просто по движениям губ понял, о чем мы говорим, и рассказал обо всем Мальцеву…

— А тот принял меры, — докончила я. — Наверняка он получил прямое указание от начальника охраны подслушивать, или, вернее сказать, подсматривать, за мной таким способом. Чтобы, если узнает что-то опасное для банды, успеть вовремя принять меры.

— Что, однако, ему ничуть не помогло! — усмехнулся Гурьев. — Этим нападением на тебя, Юра, они только окончательно засветились, и все. Мы же фактически шли по их следу!

— И что ж это за идея у них возникла, использовать Ирину Лебедеву в качестве подставы? Да ведь это же верный способ провалить любое преступление. Ирина Лебедева… ей ведь только намекни, она же сразу все распутает!

— Да ладно тебе, Валера, глупости говорить! — Я чувствовала, что щеки мои зажглись огнем удовольствия. — Все они правильно придумали и хорошо спланировали, и время правильное выбрали, и даже человеческий фактор учли. Но они же не могли предвидеть, что мой муж окажется химиком, да еще специалистом по нефти, который будет знать эту реакцию с сернистым ангидридом, приведшую к взрыву реактора!

— Вот именно! — расхохотался Валера. — Слышали, до чего она договорилась? Оказывается, это ее Вовику принадлежит вся заслуга в раскрытии преступления! Правда, Вовик?

И Валера наотмашь хлопнул моего Володьку по плечу, на что тот смущенно поморщился, но ничего не сказал. А я решила, что сейчас самый удобный момент, чтобы обнять моего Володьку за плечи и чмокнуть в щечку. Краем глаза я видела, что и Юра Венглер, и Костя Шилов смотрят на нас с грустной, немного завистливой улыбкой. Один только Гурьев широко ухмыльнулся с искренней радостью за нас.

Оглавление

Самый красивый кошмар

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Королева черного золота

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg