«Недолго музыка играла»

Светлана Алешина Недолго музыка играла (сборник)

Недолго музыка играла

День 1-й

Поезд замедлил ход, пассажиры обрадованно засуетились и стали собирать свои сумки. Всем хотелось побыстрее выйти из купе.

Лариса не стала поддаваться общему настроению и спокойно ждала, пока не в меру суетливый российский обыватель, вырвавшийся из плена своей обыденности, спешил ступить на благодатную землю Черноморского побережья.

Она, директор элитного в Тарасове ресторана «Чайка», в этот раз отдыхала на Черном море одна, без мужа и дочери. Собственно, и отдых планировался не очень продолжительный. Всего одна неделя.

Лариса ехала в простом купе, изменив своим привычкам пользоваться только вагонами СВ. Объяснялось это просто: в поезде Самара — Новороссийск не было ни одного спального вагона. Но это обстоятельство особо ее не огорчило. Отдых ей был просто необходим — последние два месяца оказались очень напряженными — как на работе, так и дома.

Дирекцию ресторана замучили проверки и штрафы различных инстанций. Собрался увольняться верный заместитель Ларисы, администратор Дмитрий Городов, или просто Степаныч. Он с возрастом становился все ворчливее и крепко повздорил с другим очень важным лицом в ресторане, шеф-поваром Валерой.

Впрочем, Лариса была уверена, что это ненадолго и Степаныч остынет и решит остаться работать в ресторане и дальше. Тем не менее все это, наложившись на очередную размолвку с мужем, оставило у Ларисы в душе неприятный осадок.

Ко всему прочему она чувствовала себя уставшей после своего очередного криминального дела, которым по воле судьбы ей пришлось заниматься в самом начале лета. И она твердо решила развеяться в одиночестве на берегу моря.

Вначале она хотела взять с собой уже испытанного бойфренда Олега Карташова, капитана милиции, но в последний момент сочла, что он будет живым напоминанием ей о ее второй жизни, а именно — любительском частном сыске. И Лариса поехала одна, твердо надеясь на то, что следующая неделя ее жизни будет свободной от острых ощущений. Она рассчитывала поваляться на пляже, посидеть в баре и ни о чем не думать… Впереди ее ждали только море, солнце и горы…

Несмотря на раннее утро, уже было довольно жарко. Лариса, благополучно влившись в поток людей, поплыла к выходу из вокзала. Здесь вся людская масса разбивалась на три части: первая оставалась гостить у своих родственников в Новороссийске и теперь радостно обнималась с ними и обменивалась новостями; вторая рванула кто к стоящим тут же автобусам, чтобы направиться в близлежащие дома отдыха, кто к машинам, чтобы побыстрее добраться до Геленджика; и, наконец, третья часть столпилась на остановке, желая уехать с вокзала с наименьшими затратами сначала на троллейбусе, а потом и на рейсовом автобусе.

Лариса недолго раздумывала, какой путь избрать ей, — она прямиком направилась к частным извозчикам, которые, по ее разумению, должны были с достаточной степенью комфорта доставить ее в Геленджик.

Она подошла к стоянке машин, и на ее появление уже отреагировали по крайней мере четверо парней — они бросились наперерез к ней, с неповторимым кавказским мужским «обаянием» предлагая свои услуги, — как вдруг сзади послышался голос:

— Лариса! Лорка! Лаврентьева!

То, что у нее нет знакомых в Новороссийске, Лариса знала точно, поэтому с удивлением обернулась и замерла на месте.

К ней приближался Олег Николаев, одногруппник по институту. Она не видела его уже лет пять и поэтому обрадовалась встрече не меньше, чем он сам.

Года три назад он переехал в Москву и сейчас слыл одним из самых популярных военных репортеров. Поскольку военных действий в Новороссийске не было и не предвиделось, Лариса тут же пришла к выводу о том, что Николаев, так же как и она, приехал сюда отдыхать.

— Лорка, как я рад тебя видеть! Ты как здесь оказалась? Отдыхаешь или работаешь? — восторженно забросал ее вопросами Николаев.

— Отдыхаю. — Лариса прижалась к старому знакомому и поцеловала его в щечку. — А ты-то откуда? Работа или отдых?

— Представь себе, я тоже отдыхаю, — ответил Олег. — Тебе куда?

— Вообще-то мне в Архиповку. У меня путевка в дом отдыха.

— В Архиповку?! — воскликнул Олег. — Да не может быть! А дом отдыха случайно не «Волна» называется?

— Да, — медленно протянула Лариса, еще не веря в такое потрясающее совпадение.

— Вот это да! Слушай, это просто судьба! — Олег радовался как мальчишка, и Лариса тут же отметила, что он совсем не изменился с институтских лет.

«Интересно, он женат?» — мелькнула у Ларисы мысль: она вспомнила, как давно, еще на первом и втором курсах, Олег пытался за ней ухаживать. Тогда все это во что-либо серьезное не переросло, так как сначала у Ларисы появился жених-летчик, а потом обоих поклонников затмил нынешний ее муж, Евгений Котов.

«Господи, сколько воды утекло! — с грустью подумала Лариса. — Евгений уже совсем, совсем не тот… А вот Олег выглядит моложаво и подтянуто, словно совсем не ощущает груза лет».

— Ты на машину? — спросил Олег и, не дожидаясь ответа Ларисы, выпалил: — Я предлагаю поехать в Архиповку прямо отсюда. Я получил неплохие отпускные, могу себе позволить прокатить даму.

— Я и сама могу заплатить, — тихо, с улыбкой заметила Лариса.

Она не стала распространяться о том, что является директором ресторана «Чайка», который имеет славу самого элитарного в Тарасове, решив, что это лишнее. В конце концов, с Олегом ее связывало совсем другое время, когда и в помине не было дорогих ресторанов, а существование такой вот Ларисы Котовой вообще было невозможно. Поскольку это были времена загнивающего социализма.

— Хорошо, — усмехнулся Олег. — А ты совсем не изменилась.

— Спасибо, — сказала Лариса.

И тут, воспользовавшись паузой в разговоре двух не видевшихся много лет людей, водители наперебой заговорили о том, что они могут доставить Ларису и Олега в нужное им место за очень «дешевые деньги».

Поторговавшись с извозчиками с полминуты, Лариса и Олег уселись в достаточно раздолбанные «Жигули» шестой модели. С сомнением осмотрев машину, Лариса покосилась на Олега. То, что на этой развалюхе можно было доехать даже до следующей улицы, вызывало очень сильные сомнения, не говоря уже об Архипо-Осиповке, куда они и держали путь. Оглядевшись по сторонам, Лариса, однако, обнаружила, что все остальные машины начали торопливо разъезжаться, чуть ли не доверху забитые чемоданами, сумками и отдыхающими.

— Не волнуйтесь, — послышался голос шофера, который не мог не обратить внимания на колебания Ларисы, — доставим в лучшем виде.

За неимением ничего лучшего пришлось довольствоваться и этим. Но на всякий случай Лариса все-таки села на заднее сиденье. Там же разместился и Олег. Шофер уже завел мотор, и его доисторическая колымага даже начала подавать первые слабые признаки жизни, и тут в окошко просунулась голова молодого человека.

— Простите, — довольно весело начал он, — еще одного пассажира не возьмете, хотя бы до Геленджика.

— А вообще-то вам куда? — тут же заинтересовался шофер.

— Да мне дальше, — махнул для пущей убедительности вновь прибывший, — в Архиповку.

— Отлично, — вдруг заявил Олег, — нам тоже туда. Садитесь, втроем меньше платить.

Лариса еле подавила смешок, когда увидела, каким взглядом одарил Николаева шофер.

— Полтинник накиньте хотя бы, — недовольно пробурчал он, — за амортизацию. Весу-то больше.

— Ладно уж, накинем, — успокоил водителя Олег.

Мужчина тем временем устраивался на переднем сиденье.

— Спасибо вам, — обернулся он. — Меня зовут Петр.

— Олег.

— Лариса, — с улыбкой представилась Котова, с интересом рассматривая мужчину.

А он был весьма недурен собой.

— Вот поэтому я на тебе и не женился, — неожиданно шепнул ей на ухо Олег. — Увел бы тебя такой вот тип, и мучайся потом.

Лариса улыбнулась еще шире. Олег не потерял своей способности шутить, причем весьма неожиданно.

После окончания мехмата в Тарасове Олег вдруг переехал в Москву, где со временем поменял профессию и стал журналистом. И сейчас, по информации, которой обладала Лариса, работал в «Московском комсомольце».

— Смотри, какая красотища! — восторженно воскликнул Олег, слегка толкнув ее локтем. — Это же надо, я никогда здесь не был!

Вид действительно открылся великолепный. Они уже въехали на гору и теперь видели только необыкновенно синее море и корабли в порту. Зрелище было захватывающее.

— Интересно, — тут же вклинился в разговор их попутчик. — Здесь, наверное, и пираты были?

— Были, — впервые улыбнулся шофер, — все здесь были. Да еще какие пираты! В греческие времена…

Дорога уходила вверх, в горы, а затем пошла прямо. Курортники проезжали маленькие деревушки и многочисленные пансионаты, построенные буквально друг на друге.

— Нет, — опять заговорил Петр, — я не понимаю такого отдыха. Архиповка мне очень нравится, и прежде всего своим, пусть и небольшим, но удалением от цивилизации. Здесь же и вздохнуть спокойно негде.

— И часто вы ездите сюда? — спросила Лариса.

— Да уже год третий, наверное. Чудесное место, — ответил Петр.

Тем временем они миновали Геленджик и снова оказались на серпантине. Доисторическое создание из семейства автомобилей жалобно застонало и запыхтело, из последних сил пытаясь сделать очередной вираж.

— Здесь, в этих местах, служил Лермонтов, — снова углубился в исторические дебри шофер.

Он произнес это с такой гордостью, как будто здесь служил он сам, а не Михаил Юрьевич. И почему-то у Ларисы закралось подозрение, что Лермонтов — это не более чем рекламный трюк, который должен был привлечь внимание как к самому шоферу, так и к местности, где он живет.

— Вообще-то Лермонтов, насколько я знаю, служил в Пятигорске, — шепнул Ларисе на ухо Олег. — Но это я так… Пусть его болтает…

Шофер, уловив в лицах пассажиров заинтересованность, продолжил свой рассказ.

— Вот мы когда приедем в Архиповку, то вы увидите две горы. Между ними как раз и зажат городской пляж. Эти горы мы называем Еж и Верблюд.

— К этому, конечно же, прилагается легенда? — насмешливо спросил Олег. — Как это обычно бывает на Кавказе…

— Конечно, легенда, — улыбнулся шофер. — Эта история случилась много веков назад. Встретились как-то раз верблюд и еж и поспорили, кто из них быстрее море выпьет. Спустились они с гор и припали к соленой воде. Целый день пили они воду. Уже начало обнажаться дно, и все морские жители переполошились. Собрались они и пошли к морскому царю… Вот черт! — выругался шофер, потому что они еле вписались в очередной вираж.

К тому же навстречу с ненормальной скоростью несся джип, и только чудо спасло всех от столкновения. Несколько минут все ехали молча, пока шофер вдруг не вспомнил, что его легенда осталась недосказанной, и встрепенулся.

«Наверное, до следующего поворота», — подумала про себя Лариса. Ей уже не очень верилось в благополучное прибытие в конечный пункт.

— Ну так вот, — продолжил шофер, — пошли они все к царю. Тот ужасно рассердился, вышел из моря и призвал прекратить ненужный спор. Но ни еж, ни верблюд не бросили своего занятия. Тогда он превратил упрямцев в горы. С тех пор так и стоят они и пьют соленую воду.

Наконец, снова замелькали деревеньки, и автомобиль въехал в Архипо-Осиповку, о чем пассажиров известил плакат, прибитый на столбе.

Выяснилось, что Петру тоже нужен был пансионат «Волна». Правда, в отличие от Ларисы и Олега, путевки он не имел. Но, похоже, для него это не имело значения. И, когда они прибыли на место, Олег как-то странно проводил его взглядом и только потом взял свои и Ларисины сумки.

Они поднялись по ступенькам и вошли в здание пансионата. Зарегистрировавшись у администратора и получив ключи от номера, Лариса отправилась к себе. Олег же застрял внизу, но она не очень этим обеспокоилась. Впереди у них были еще несколько дней, и эта неожиданная встреча должна была неминуемо иметь свое продолжение.

Временное жилище вполне удовлетворило Ларису, которая была избалована пятизвездочными номерами Европы, Азии и Америки. Номер состоял из двух комнат, одной из которых была спальня с широченной кроватью — на ней одновременно могла уместиться рота солдат. Темно-бежевые шторы с ламбрекеном создавали в комнате полумрак и навевали нескромные мысли. Встроенный шкаф был достаточно вместителен, по крайней мере для вещей Ларисы.

Холл представлял комнату овальной формы с огромной лоджией на всю длину. Не удержавшись, Лариса вышла на нее и застыла, пораженная открывшимся видом. Ее номер располагался на восьмом этаже — перед ней открылась прекрасная панорама. Море было словно игрушечное, зажатое между двумя горами. Пляж — не очень большой и выглядел довольно уютным. И Лариса почти физически ощутила на себе прохладную воду. Ей тут же захотелось окунуться в море и почувствовать мягкое прикосновение волн.

Она быстренько осмотрела ванну, которая оказалась маленьким бассейном с гидромассажем. «Очень хорошо, — отметила она про себя, утопая в ковре, — ванна тоже не помешает, но только после моря».

Торопливо натянув купальник и накинув сверху халатик, который подчеркивал ее стройные ноги, Лариса тут же спустилась вниз.

— Вы можете перекусить в ресторане, — услышала она уже в дверях голос администратора.

— Спасибо, но можно чуть позже? — улыбнулась Лариса.

— Сегодня можно, потому что пересменка. А вообще-то у нас строго по часам.

Она не стала искать удобное место, а просто бросила на камни халатик и полотенце и сразу рванула в волны, не преминув при этом хлебнуть морской воды. Она, конечно же, тут же остановилась и, насладившись ее солено-горьким вкусом, начала, чертыхаясь, отплевываться.

Судя по тому, сколько людей стояло рядом с подобными физиономиями, она была не одинока в своих выводах — ну почему она такая соленая!

— И как водичка? — услышала она сбоку насмешливый голос. — Вкусная?

Обернувшись, она обнаружила своего недавнего попутчика по имени Петр и улыбнулась.

— Отличная, рекомендую попробовать, — ехидно ответила она.

— Спасибо, я уже пробовал, — все тем же насмешливым тоном сказал Петр. — Сколько бываю на море, а все никак не могу привыкнуть к тому, что глотать эту воду не стоит. Это как ритуал.

— Вы уже устроились?

— Да, с этим не бывает проблем, — беспечно махнул рукой Петр. — Я всегда езжу без путевки. Места есть всегда, были бы деньги.

Лариса оттолкнулась от дна, и вода бережно поддержала ее. Плавать в море было одно удовольствие. Петр пристроился рядом, не обгоняя, но видно было, что его такое плавание утомляет. Ему явно не хватало размаха.

— А чем вы занимаетесь? — спросила Лариса, когда они уже вышли из воды и уселись на гальку.

— Да так. — Взяв камешек, он кинул его в море. — Всем понемножку. Бизнесом.

— Ясно. Теперь все так говорят. И откуда же вы сюда прибыли?

— Из Москвы. Там легче работать, да и жить гораздо интереснее.

— Я тоже люблю Москву.

— Но там не живете?

— Нет, я из Тарасова.

— Да? — как-то наигранно удивился и обрадовался Петр. — У меня там куча друзей и…

— …и подруг, — усмехнувшись, продолжила его фразу Лариса.

— Да вы еще и умненькая, — поразился Петр. — Это в дополнение к тому, что вы очень красивая.

«Так, — подумала она про себя, — сейчас начнет куда-нибудь приглашать, раз начал делать комплименты».

— И к тому же без материальных проблем, — добавила Лариса, чтобы уж до конца его добить.

— О, это в наше время очень хорошая черта, — еще шире улыбнулся Петр. — И чем же вы занимаетесь?

— Всем понемножку, — совершенно не покривила душой Лариса. — Бизнесом.

Это была явная провокация, поскольку она пародировала манеру разговора собеседника.

— Я директор ресторана, — добавила Лариса.

— Вот как? — теперь удивление Петра было неподдельным.

— Кроме того, у меня есть еще два занятия. Одно — это домашние дела, то, что мужчины обычно не склонны считать работой, ну а второе — это мой секрет.

— Какая вы загадочная!

На его лице было написано, что он уже попался. Лариса чувствовала, что сумела его заинтересовать. Обычно взгляды мужчин, которые считают себя не эмоциональными и умеющими скрывать свои чувства, Лариса читала очень хорошо. И последовавшая затем фраза Петра только полностью подтвердила ее предположения.

— Слушайте, Лариса, а не сходить ли нам с вами куда-нибудь сегодня вечером?

— С удовольствием. — Она подавила смешок.

«Что ж, мужчины не отличаются оригинальностью», — только и подумала она. А собственно, почему бы и нет? В последнее время Лариса все чаще ловила себя на мысли, что перестала быть холодной и неприступной женщиной и все чаще решается на различного рода авантюры амурного характера. Вот и сейчас, почему бы не завязать очередную интрижку — кандидатура вроде ничего, явной антипатии она к москвичу по имени Петр не испытывает.

И она согласилась:

— Говорите куда… Вы же, насколько я помню, здесь отдыхаете уже третий год подряд. Вас можно считать старожилом.

— Можно пойти в местный ресторан при нашем пансионате, — предложил Петр и добавил: — Но я знаю местечко получше.

— Да? И что же это?

— Отдыхающие редко туда ходят, потому что не знают. А мне его показали аборигены. Есть тут неподалеку одно небольшое заведение с прекрасной кухней. Итак? — Он выжидающе посмотрел на нее.

— Идет, — улыбнулась Лариса. — Только сейчас нам, думаю, пора поторопиться. Иначе я останусь голодной и до вечера просто не доживу.

— Вы уходите? — В голосе москвича послышалось разочарование.

— Да, я ведь еще и вещи свои не распаковала. Встретимся вечером.

— Я зайду за вами. Ваш номер… — Он замолк в ожидании.

— Восемьсот пять.

— Отлично, — щелкнул пальцами Петр. — Буду в девятнадцать тридцать.

Лариса подобрала халат и полотенце и направилась обратно к пансионату. По пути она не переставала размышлять о том, как начался ее отпуск. И пришла к выводу, что события развиваются совсем неплохо. Она встретила одного своего давнего знакомого мужчину и познакомилась с новым. Причем оба они были весьма и весьма ничего.

«Посмотрим, что будет дальше», — озорно подумала Лариса и в очередной раз поймала себя на мысли, что та бесшабашная, загульная молодость, которой у нее не было в восьмидесятых годах, когда ей было двадцать с хвостиком, сейчас, кажется, требует реванша.

«Бес в ребро» — так, кажется, называют подобное явление у мужчин. Но это определение неприменимо к Ларисе — она в свои тридцать семь еще очень даже ничего…

* * *

Лариса позавтракала в пансионате и, поднявшись к себе, принялась распаковывать вещи. Она не переставала размышлять об Олеге и Петре. В том, что их оказалось сразу двое, она не видела никакого криминала. Скорей наоборот, было даже интересно, чем же это все закончится.

О том, что и Олег был не против закрутить с Ларисой курортный роман, она догадалась по взгляду, который тот бросил на Петра, когда они выходили из машины. Сейчас ей казалось, что в этом взгляде проскользнула ревность.

Хотя Лариса осознавала, что во всех ее размышлениях есть момент самораззадоривания. В конце концов она пришла к выводу, что с Олегом ей скорее хотелось поговорить и вспомнить прошлое, а вот с Петром она, пожалуй, отважилась бы на нечто большее, чем пустая болтовня. Мурлыкая песенку, она начала думать о том, что наденет сегодня вечером.

Это должно было быть что-то ненавязчивое, но вместе с тем очень соблазнительное. Что-нибудь такое, что мужчине хотелось бы снять. Естественно, она не собиралась залезать к Петру в постель в первый же вечер, но подобный наряд показался ей нелишним. После недолгих раздумий она выбрала полупрозрачный костюм, который скрывал всю ее фигуру под широким балахоном, одновременно давая простор мужскому воображению. Розовый цвет ей всегда шел, даже теперь, когда она еще не успела загореть.

За этим занятием ее и застал Олег. Он, предварительно постучав и получив согласие Ларисы войти, с довольной физиономией просочился в дверь.

— Ты уже была на море? — с ходу поинтересовался он.

— Представь себе. Это ты шляешься неизвестно где.

— Работа, знаете ли, — неожиданно сказал Олег.

— Что значит работа? — не поняла Лариса. — Мы же на отдыхе.

— Ну, — протянул Олег, плюхаясь в кресло, — просто отдыха у меня, наверное, не будет никогда.

Лариса решила не уточнять, что он имеет в виду. Тем более что настроение у нее было совсем не то, чтобы выслушивать чьи-то проблемы и, не дай бог, еще решать их.

— Ну, так как? Похоже, на ужин с тобой я уже опоздал, так что… — Олег замялся. — Могу я рассчитывать хотя бы на совместный обед?

— Почему опоздал? — удивилась Лариса. — На часах еще двух нет.

— А я все знаю. — Он состроил скептическую физиономию. — Ты же была с этим типом на пляже. Неужели он никуда не пригласил тебя? В жизни не поверю! Я думаю, он приехал сюда не для того, чтобы терять время даром.

Лариса поразилась его осведомленности, прищурилась и спросила:

— Предположим, ты прав — и что?

— Да ничего. — Он подошел к ней сзади и, обняв, поцеловал в шею. — Я просто хочу зарезервировать обед, пока и его не заняли.

— Считай, что ты его уже зарезервировал, — пожала плечами Лариса.

Кажется, ее предположения насчет двух озабоченных ее персоной самцов начинают сбываться.

— Вот и отлично, тогда пойдем…

— Обед в два, — возразила Лариса. — К тому же я не все еще распаковала.

— Я буду ровно в два. — Олег пожал плечами, встал с кресла, помахал рукой и исчез за дверью.

Когда он ушел, Лариса неожиданно вспомнила историю далеких студенческих лет.

…Они работали в стройотряде и строили коровник в каком-то колхозе. Стояла страшная жара, и они поминутно бегали на пруд, к великому неудовольствию начальства. Но начальству всегда положено быть чем-то недовольным, и на него никто не обращал внимания.

После работы, когда зной спадал и наступала душная ночь, устраивалась дискотека, где молодежь отрывалась по полной программе, несмотря на усталость после трудового дня. Медленных танцев, конечно же, было гораздо больше, чем быстрых. Музыка сближала и плавно уносила куда-то вдаль, отрывая от действительности и приподнимая занавес в неведомую страну грез.

Они танцевали тогда с Олегом. Он все сильнее прижимал Ларису к себе. Она уже потеряла грань, которая разделяла явь и сон. Он нагнулся и поцеловал ее в шею, а потом прошептал: «А пошли купаться? Нагишом? Пока все здесь?»

Она тогда только молча кивнула, и они потихоньку смылись, не привлекая к себе особого внимания. Впрочем, каждый был занят собой и до других никому не было дела. Романами был охвачен практически весь курс, даже отличница и тихоня Катька Бурцева влюбилась в старосту группы.

Лариса и Олег абсолютно молча, тесно прижавшись друг к другу, дошли до озера и так же молча разделись, боясь разрушить ту внезапно возникшую ауру, которая их окружала. Они боялись неосторожным прикосновением испортить то неземное чувство, которое их обволакивало и уносило под небеса. По крайней мере, так тогда им казалось.

Они, осторожно ступая, чтобы не спугнуть тишину, вошли в воду. Олег обнял Ларису и с силой прижал ее к себе. Но в этот момент в камышах послышались смешки, и очарование ночи куда-то испарилось. Слегка разочарованные, они вышли на берег и, посмотрев друг на друга, начали хохотать как ненормальные…

…Лариса дремала, когда в реальность ее вернул все тот же стук в дверь.

— Ну ты даешь, — услышала она возмущенный голос Олега, — ты что, средь бела дня спишь? Ах да, у тебя же ужин, — с сарказмом добавил он.

«Значит, он все-таки ревнует», — с усмешкой подумала Лариса, но вслух ничего не сказала.

— Ладно, давай одевайся быстрее, а то все самое вкусное съедят, — сказал Олег.

— У тебя что-то случилось? — насторожилась Лариса, поскольку ей показалось, что улыбался Олег как-то натянуто.

— С чего ты взяла? — пожал он плечами. — У меня, кроме того, что ты еще не готова, проблем пока больше нет.

Лариса с сомнением посмотрела на него, но промолчала: захочет — сам расскажет. Конечно, если бы она могла заглянуть в будущее, то поступила бы по-другому. Но, увы, простому смертному такой возможности не дано…

Они спустились вниз, в довольно неуютную столовую, главным преимуществом которой были всего две вещи: небольшое количество народа и довольно сносная кухня.

Олег ковырялся вилкой в тарелке и невпопад отвечал на вопросы Ларисы. Она почувствовала, что его мысли явно далеко отсюда. Наконец она не выдержала. В конце концов, ей было неинтересно вещать в режиме телеведущего.

— Олег, — окликнула она его, когда он очередной раз витал где-то в облаках.

Николаев тут же улыбнулся как ни в чем не бывало.

— У тебя проблемы? — повысила голос Лариса.

— Да нет, просто устал, — отмахнулся Олег. — В последнее время было очень много работы.

— Ты женат? — вдруг быстро спросила Лариса.

— Нет, — беспечная улыбка снова вернулась к нему, — все некогда. Да и зачем? От меня с моими командировками кто хочешь сбежит. Даже ты — и то бы сбежала. И правильно бы сделала, кстати сказать… А у тебя-то что?

— Я замужем, у меня дочь двенадцати лет. И вообще я директор элитного ресторана.

Лариса задумчиво поковырялась в тарелке, в которой подали овощное рагу весьма непрезентабельного вида, резко контрастировавшее с привычной для нее пищей.

— Да? — Во взгляде Николаева появилось любопытство. — Ты, можно сказать, «новая русская».

— Наверное, да, — согласилась Лариса. — Хотя я и не люблю это определение. К тому же я стараюсь сохранить свою самобытность, даже будучи богатой.

— Интересно, каким же образом? — заинтересованно спросил Олег.

— Я занимаюсь частными расследованиями, — пряча улыбку, ответила Лариса.

— Что? Ты — частный детектив? — Глаза Николаева полезли на лоб. — Не может быть! Хотя… ты всегда была неординарной личностью. Я рад за тебя, — почему-то грустно закончил он.

— Нет, я не занимаюсь этим профессионально, — поспешила внести ясность Лариса. — Просто так получается — всегда влипаю в какие-нибудь истории… Но всегда выпутываюсь из них с честью.

После того как Лариса это сказала, она весело рассмеялась. Видимо, ее смех был очень заразителен, поскольку официант, принесший мороженое и фрукты, понимающе улыбнулся и даже подмигнул ей.

Олег ел мороженое, бросая на Ларису загадочные взгляды. Было явно видно, что он поражен изменениями, происшедшими с его бывшей одногруппницей.

— Расскажи лучше о своих статьях, — сказала Лариса. — Интересно, почему ты сразу не пошел на филфак?

— Не сразу понимаешь, в чем твое призвание, — вздохнул Олег. — Я не жалею, что в свое время учился на мехмате. Дело в том, что разносторонние личности получаются тогда, когда учился по одному профилю, а работаешь по другому. Я вполне доволен жизнью.

— А о чем ты пишешь?

— В последнее время в основном работал в Чечне, — сразу стал серьезным Николаев. — Если бы ты знала, Лариса, сколько там грязи…

Олег снова нахмурился и задумался. Лариса, которая пребывала в беззаботном курортном настроении, попыталась сменить тему разговора.

Они вспомнили сокурсников и сокурсниц, стройотряды и колхозы, сессии с невыученными билетами… Олег снова стал смеяться, и Ларисе показалось, что он ведет себя искренне.

Он погрустнел только в конце обеда, когда они выходили из кафе.

— Вечер, я так понимаю, у тебя занят, — сказал Олег, — но у меня есть хотя бы шанс на завтра?

— Я думаю, что есть, — сказала Лариса с не свойственным ей кокетством.

Она сама поразилась тому, как легко соглашается на курортные романы сразу с двумя мужчинами. Сегодня — Петр, завтра — Олег… А что такого, собственно? Молодость все равно прошла за закрытыми дверями брака с господином Котовым, который в последние годы благодаря своему пьянству и изменам совершенно лишился прежнего Ларисиного расположения.

Размышляя таким образом, она выписала себе индульгенцию на легкомысленное поведение во время всего недельного отпуска и успокоилась.

Они расстались у номера. Лариса решила немного вздремнуть и только потом сходить на пляж перед ужином. Растянувшись на кровати, она вспомнила хмурое лицо Олега. Интересно, почему у него такое настроение? Ведь вроде бы человек приехал отдыхать. Не так он должен выглядеть.

Значит, у него какие-то неприятности. Интересно где? На работе или в личной жизни? Мысль, что он может переживать из-за нее, потому что она проведет сегодняшний вечер не с ним, самой Ларисе показалась бредовой.

* * *

Петр был необыкновенно точен. Ровно в семь он постучал в дверь номера Котовой, в то самое время когда она наносила на свое лицо последний штрих.

— Ты выглядишь просто обалденно, — прошептал он ей на ухо, и запах его терпкого одеколона тут же окутал ее.

И церемонно, в духе старых добрых традиций предложил Ларисе руку:

— Прошу…

— И куда же мы пойдем? — осведомилась она, когда они уже пересекали вестибюль.

— Скорей поедем. Хотя здесь жизнь остановилась на рубеже девятнадцатого столетия, и машина тут такая же редкость, как и тогда.

— В таком случае, может быть, лучше мы пойдем пешком? — осторожно предложила Лариса, вспоминая тот дореволюционный «жигуль», на котором они приехали в пансионат.

— Нет, вдоволь находиться мы еще успеем. Машину я все-таки нашел, и даже лучше той, на которой мы сюда приехали, — возразил Петр и сделал широкий жест рукой.

На улице стояла настоящая и даже почти новая «девятка».

— Ого, — присвистнула Лариса.

— Эта пойдет?

— Пойдет, — снисходительно махнула рукой Лариса, решив умолчать о своей собственной «Вольво».

Они сели в салон, в котором уже находился шофер, местный житель с угрюмым лицом. Поездка по проселочным дорогам Черноморского побережья продолжалась около двадцати минут, и вскоре автомобиль остановился у небольшого придорожного ресторанчика, притулившегося у подножия горы и выглядевшего очень уютно.

Лариса и Петр не стали заходить внутрь, а заняли столик под виноградным навесом. Гроздья спелых ягод спускались прямо к столу.

Здесь не было каких-то изысканных блюд и деликатесов, но запах от шашлыка неожиданно вызвал у Ларисы желудочные спазмы. А когда его подали, она была вынуждена признать, что у нее в «Чайке» шашлык получается все же менее вкусно, чем у аборигенов Кавказа, которые деловито копошились у мангала.

— Тебе здесь нравится? — нагнувшись к ней, тихо спросил Петр.

— Очень, просто необыкновенно, — ответила она, и ответ ее был почти искренним.

— Я рад. — Петр просиял. — Но ты еще не пробовала вина…

— Здесь только местное?

— И местное, и какое хочешь. У хозяина настоящий винный погребок. Он специализируется на вине. Так что можно заказать даже французское, начала века. Но рекомендую все-таки начать с местного.

— Как скажешь. — Лариса внезапно почувствовала себя Золушкой на балу у принца.

Спускались сумерки, и фонари отбрасывали призрачные тени… И казалось, что вот сейчас часы пробьют полночь и все это исчезнет…

— И как это, интересно, тебя отпускает твой муж? — улыбался Петр.

— Мой муж? — немного растерялась она.

— Ну, тот молодой человек, с которым ты ехала? Он разве не твой муж?

— Нет, — засмеялась Лариса. — Он мой старый друг, мы учились вместе.

— Да? — удивился Петр. — А смотрел он на тебя совсем не как однокурсник. Более того, он смотрел на тебя как на свою собственность.

— Неужели? — Лариса неподдельно удивилась.

— Это было очень заметно.

— Ну, не знаю… — растерянно произнесла Лариса.

— Значит, ты не замужем? — не отставал Петр.

— Замужем, — вздохнула она, а сама подумала — почему его интересует эта тема: уж не хочет ли он сразу же повести ее к алтарю? — Но муж далеко, — добавила она.

— А дети?

— Дочь двенадцати лет.

— Очень хорошо, — удовлетворенно потер руки Петр.

И непонятно было — чему он так радуется: тому, что муж у Ларисы далеко, или тому, что ее дочери исполнилось двенадцать.

— А у тебя? — спросила в свою очередь Лариса.

— Сейчас я свободен, — уклонился Петр от прямого ответа.

«Значит, женат и, возможно, есть дети», — сделала вывод Лариса. Впрочем, это ей было совершенно безразлично.

— А все же, Петя, чем ты занимаешься, каким бизнесом? — увела она разговор в другую сторону. — Я тебе все рассказываю, а ты, как Штирлиц, помалкиваешь…

— Ну, я сразу скажу, что оружием и наркотиками не торгую, — усмехнулся он. — И с киллерами, с мафией и с коррупцией не связан.

— Да? А ты в какой стране-то живешь? — не удержалась Лариса от сарказма. — Уж больно ты какой-то ненастоящий получаешься.

— А настоящие отдыхают на другой стороне Черного моря, — махнул рукой Петр. — Как минимум… А вообще-то… В Москве огромный простор для творчества — была бы голова на плечах.

— Хорошо, оставим это. А где ты учился? Или это тоже военная тайна?

— Нет, это не тайна. Я закончил МГУ, мехмат. А ты?

— А я — тоже мехмат, только в своем родном городе, Тарасове.

— И сейчас — директор ресторана?

— Не только, — махнула рукой Лариса, на которую уже начало действовать вино, и она готова была сейчас поделиться своими тайнами с любым встречным. — Я провожу частные криминальные расследования.

— Ничего себе! — Петр настороженно покосился в ее сторону. — И как? Неужели получается?

Похоже, он не очень верил ей.

— Не веришь? — запальчиво спросила она. — Ну, это не беда. Вот если я захочу, то все про тебя выясню. Пусть ты и не очень о себе распространяешься.

— И что, ты сейчас тоже на работе? — обеспокоенно спросил Петр. — Ты не просто так согласилась со мной поужинать?

Лариса почувствовала напряжение, исходившее от ее спутника.

— Нет, сейчас я просто отдыхаю, — сказала она.

— Очень хорошо, — вздохнул с облегчением Петр.

— А что, у тебя есть какие-нибудь грешки? — кокетливо спросила Лариса.

— Нет, просто трудно общаться с красивой женщиной, когда она при исполнении, — ответил он.

Тем временем мягко наступала ночь и медленно затаскивала их в свои нежные сети. Она убаюкивала и дразнила, мелькая множеством огоньков и маня своими звездами. Обещала любовь и насмехалась над одиночеством.

Все эти мысли промелькнули в уже хмельном мозгу Ларисы. Но она решила не торопить события. В конце концов, заканчивался только первый день ее отпуска. К тому же почему-то она почувствовала, что ей гораздо ближе Олег Николаев, чем этот загадочный и отчего-то настороженный Петр. Его поведение во время ужина ей не очень понравилось. Она не могла объяснить почему, просто это было чувство на уровне интуиции.

Поэтому она всего лишь разрешила ему проводить ее до номера. Петр несколько задержался, вероятно, ожидая приглашения войти.

«Какой ты быстрый, — усмехнулась про себя Лариса. — Нет, сегодня фиг тебе. Может быть, позже, но уж точно не сейчас».

— Спокойной ночи, — чуть разочарованно прошептал он, низко наклонившись к Ларисе и слегка касаясь губами ее лица.

— Спокойной ночи, — ответила она и быстро прошмыгнула к себе в комнату, захлопнув дверь перед его носом…

Из дневника Олега Николаева 30 декабря 1999 г

Вчера выехали из Грозного. Я и Колян Евграфов из «Московских новостей». Должны были выехать еще телевизионщики, но почему-то задержались. Вроде бы ожидают какую-то диверсию. С нами едет группа сопровождения: два БТРа. Если честно, то страшно — чувствуешь себя как под дулом автомата. Впрочем, это чувство присутствует здесь всегда. К нему привыкаешь и уже почти не обращаешь внимания. Причем перед этим чувством равны все: и первогодки, и матерые контрактники. Оно чуть притупляется, когда находишься в населенных пунктах, но здесь, на совершенно пустынной и заснеженной дороге, обостряется.

Едем молча, даже Колька прекратил травить свои дурацкие анекдоты. Наш шофер, Мишка Степанов, казалось, сросся с баранкой и смотрит только на дорогу. Ехать недалеко, но каждый метр дается с трудом. Никто не знает — удастся ли ему встретить Новый год. А подготовка здесь идет не хуже, чем на Красной площади, в Москве. Радостны те, кто успевает уехать домой, — они ужасно торопятся и суетятся. А вылет вертолета постоянно откладывают… Поэтому вокруг стоит невообразимый мат. Те же, кто остается, пытаются даже достать елки.

Из Москвы идут неясные слухи о смене власти. Вроде бы ЕБН собирается сваливать. Интересно, правда это или нет? Я лично не верю.

А ребятам все равно — кто там будет, наверху, у них своя жизнь. Общаться с ними интересно — хочется понять психологию человека, привыкшего убивать. Кое-кто говорит, что война порождает убийц. Но, на мой взгляд, это абсолютная неправда. Могу заявить со стопроцентной уверенностью — никто здесь никогда не говорит о бое и не хвастается количеством убитых. Разговоры идут только о доме, о женах, о детях, о подругах. Чаще можно услышать о том, в какой позе и от чего больше всего кончают женщины, чем о какой-то кровавой бойне.

Я поймал себя на мысли, что люблю их всех. Война удивительным образом сближает. Здесь нет ни мелких склок, ни интриг, даже среди женского медперсонала. Каждый придет на помощь другому в любой момент, не задумываясь, какие отношения у них были пять минут назад. Конечно, конфликты возникают, но, как быстро они вспыхивают, так же быстро и гаснут…

Только тут, в Чечне, можно почувствовать этот необыкновенный дух братства…

Темнеет… Тревога усиливается. Иногда мне кажется, что Колян молится. И не напрасно… Впереди показались огни блокпоста. Кажись, добрались!

День 2-й

Олег Николаев пребывал в не свойственной ему прострации. Встреча с Ларисой совершенно выбила его из колеи и вернула во времена студенческой молодости. Обычно он не отличался сентиментальностью и впечатлительностью, но теперь ему почему-то было неприятно, что вчерашний вечер бывшая одногруппница провела не с ним, а с каким-то новым курортным знакомым.

Тогда, в годы беззаботной юности, у них даже было что-то наподобие начинающегося романа. Он ясно видел, что Лариса им была заинтересована. Почему же тогда он не удержал ее? Почему не сделал никаких попыток для этого, когда они случайно встретились примерно лет пять назад?

Ах, да, тогда он был весь в делах и заботах. Его журналистская звезда сияла необыкновенно ярко. Его репортажи и статьи пользовались успехом как у молодежи, так и у более пожилого поколения. Его статьи начинали узнавать. Он был упоен славой и предавался откровенному самолюбованию. Нельзя было сказать, что сейчас что-то в корне изменилось. Просто он научился относиться к славе философски и более спокойно. Его тщеславие больше не тешило его.

Олег лежал в постели, все время мысленно возвращаясь к вчерашнему обеду. С ума можно сойти! Ларка Лаврентьева — и вдруг частный детектив! А собственно говоря, что здесь удивительного? Она всегда была не такая, как все. Ведь именно поэтому он и отметил ее среди многих других сокурсниц. В ней всегда был не поддающийся определению некий шарм.

А сейчас у нее собственный ресторан! Ну дает! Хотя, может быть, это плод не ее усилий, а результат денежных успехов мужа?

Олег ясно представил себе молодого Женю Котова, который учился в одной с ними группе. Женя был статным, уверенным в себе и очень обаятельным. Даже Олег попал тогда на какое-то короткое время под его влияние. А когда исчезла пелена этого обаяния, он увидел, что Лариса Лаврентьева уже не смотрит на него своим лучистым взглядом.

Ее взгляд теперь предназначался Котову. И он тогда смирился с этой несправедливостью. Его ущемленное самолюбие говорило ему, что у него таких, как Лариса, будет еще миллион.

— Черт, — вдруг неожиданно для себя Олег выругался вслух, — и угораздило нас ехать вместе с этим Петром! Ведь они могли бы и не встретиться…

Мысли его закрутились вокруг вчерашнего вечера, который Лариса провела с Петром. Интересно, что они делали и где были? Была ли она у Петра в номере вчера, после ужина, или нет? Скорее всего нет: Лариса никогда не отличалась легкомыслием.

С другой стороны — почему бы, собственно говоря, и нет? С годами люди меняются…

Но Олегу была очень неприятна эта мысль.

«Нет, — тут же решил он, — так не пойдет. Я упустил ее много лет назад. Теперь это не должно повториться! Необходимо наверстать упущенное. Неужели этот красавчик Петр, какой-то слащавый и неестественный, мог увлечь ее?»

Олег встал с кровати и, подойдя к зеркалу, стал себя рассматривать. Да, он был совсем не таким, как Петр, — не очень высокий, не слишком статный и не соответствовал киношно-рекламным стандартам мужской красоты. Но это все ерунда — для мужика не это главное. Необходимо только придумать такую программу, чтобы у нее и времени не осталось на мысли о другом. «Вот только эта работа!» — с досадой махнул он рукой и нахмурился.

Он не просто так приехал в Архиповку. У него здесь было дело, от которого он не мог отказаться. И ему придется совмещать приятное с полезным — охмурять Ларису и одновременно работать. Но — где наша не пропадала!

Рассудив таким образом, Олег принялся делать зарядку. Он возлагал на этот день большие надежды…

…А у Ларисы в это время мысли крутились примерно вокруг того же. Она уже не думала, что сделала правильно, когда приняла игру Петра. Мысль о том, чтобы оказаться с ним в постели, уже не казалась ей слишком удачной. К тому же все эти загадки о роде его деятельности весьма ее раздражали.

Она привыкла к тому, что в основном видит людей насквозь, — ей понятны их действия, мотивы, положение в обществе, а если нет, то она обязательно все выясняет. Это уже стало ее жизненным кредо — лезть туда, куда заказано остальным. Но в данный момент она склонялась к тому, что, скорее всего, этот Петр был обыкновенным служащим какой-нибудь процветающей фирмы, который, чтобы понравиться женщине, нагнетает таинственность. Но тайна хороша для женщины. В мужчине же она раздражает.

Уже в который раз за утро Лариса мысленно возвращалась к Олегу. С момента последней встречи он стал более спокойным и уверенным в себе. Это подкупало и притягивало. Конечно, она сама весьма уверенно шла по жизни и мало нуждалась в чьей-либо поддержке. Однако примитивная женская психология срабатывала — подсознательное стремление к обретению сильного плеча было свойственно и такой уверенной и самостоятельной женщине, как Лариса.

«И почему я тогда выбрала Котова? — в недоумении спрашивала она себя. — Вот уж воистину — любовь зла…»

Конечно, в годы студенческой юности ей так не казалось. Когда в их группе появился Женя, мир стал совсем другим — гораздо ярче и интереснее. Тогда ей казалось, что Котов — это предел всех ее желаний. Они были тогда молоды и ужасно наивны. Всем им казалось, что страна только и ждет пополнения рядов научных сотрудников и ученых новыми, молодыми кадрами. На деле оказалось, что это совсем не так. Кроме мизерной зарплаты в каком-нибудь КБ или НИИ, им ничего не светило.

Уже потом были первые бизнес-проекты Евгения, создание фирмы и превращение Котова, а затем и самой Ларисы в «новых русских». Но параллельно со всеми этими, безусловно, положительными изменениями в ее жизни было и другое — пьянство и измены мужа, его стремление одновременно быть и не быть в семье (проживание в Москве и наезды домой два раза в месяц) и усилившаяся в последние годы их эмоциональная отчужденность.

У Ларисы было несколько любовников, но эти связи были достаточно поверхностными. Был и постоянный бойфренд — капитан Карташов. Однако там отношения тоже не были глубокими, секс скорее служил дополнением к их контактам по поводу различных криминальных дел, в которые Лариса так или иначе впутывалась.

Олег Николаев — это было совсем другое дело. Он был родом из юности, нереализованным ее романом, тем, что мог состояться еще до появления в ее жизни Евгения Котова.

«Интересно, почему он не женат? — спросила она себя. — Нет, конечно, у него все равно кто-то есть — не может же он жить совсем один. Интересно, кто она? Скорее всего, тоже журналистка. Он правильно сказал, что с его командировками от него кто хочешь сбежит… кроме такой же журналистки, у которой этих командировок не меньше. Но какая же это жизнь, если друг друга не видеть месяцами?»

С другой стороны… Лариса своего Котова видела не чаще. А когда видела, то толку от этого не было никакого — Женя предпочитал ей бутылку джина. Так что совсем не в работе дело, а в человеке.

«Нет, завоевать Олега, хотя бы на время отпуска, мне будет нетрудно», — с легкостью подумала она. Мужчины — они такие, на новенькое, на свеженькое всегда с готовностью откликаются. Тем более если это какая-то давно упущенная возможность… Это женщинам сложно перестроить инерцию отношений и выйти из оков ими самими придуманных «дружеских» контактов, а мужчины — они такие озорные самцы, им легко переступить эту весьма условную грань…

Сама себе Лариса уже могла признаться, что встретиться с Олегом, причем в интимной обстановке, ей хочется гораздо больше, чем повторения встречи с Петром. Вот только как бы Олегу об этом очень ненавязчиво намекнуть? Не может же она сама бросаться ему на шею!

Но буквально в течение часа она убедилась, что бросаться на шею будет лишним и совершенно ненужным…

В ее дверь постучали, и она пошла открывать. Она совсем забыла, что на ней всего лишь только тоненькие трусики и лифчик. Она вспомнила об этом, уже когда в проеме двери показалось лицо Олега Николаева.

— Я не опоздал? — с ходу осведомился он. — Надеюсь, день еще не занят? Красавец Петр не успел еще тебя ангажировать?

Лариса, тут же вспомнив о своем неглиже, застеснялась, но, решив, что, наоборот, нужно благодарить судьбу, что Олег вошел именно в этот момент, неторопливо взяла с кресла халатик и проскользнула в ванную.

— Так я не опоздал? — повторил свой вопрос Олег.

— Нет, не опоздал. — Лариса вышла из ванной уже в приличном виде.

— Тогда собирайся и пошли.

— Куда? — удивилась она.

— Сегодня у нас запланировано восхождение на гору Еж, — выпалил Олег.

— Здорово! — искренне восхитилась Лариса. — Но у меня нет альпинистского снаряжения.

— Ничего, — Олег приблизился вплотную, — я тебя подстрахую.

— В таком случае я согласна. — От его близости ей вдруг стало хорошо и уютно.

Она была настолько смущена, что не смогла ответить более вразумительно.

— Тогда поторапливайся, а то не успеем купить мясо на шашлык.

Лариса, радуясь, что Олег опередил Петра, быстренько собралась, и через пятнадцать минут они уже выходили из здания пансионата. Купив вымоченное в вине мясо на местном базарчике, они полезли на гору.

Гора Еж оказалась довольно «колючей». При восхождении на нее порой приходилось затрачивать весьма приличные усилия. И когда Лариса уже почти выбилась из сил, Олег неожиданно схватил ее на руки и понес. Ей сразу стало неудобно за свою слабость, она попросила вернуть ее на землю и последнюю часть дистанции преодолевала скрепя зубы.

Зато когда они оказались наверху, все их усилия окупились вдвойне. Зрелище открылось фантасмагорическое. Гора вся была покрыта лесом, и моря с нее видно не было, но зато какой вид открывался на другую, соседнюю гору Верблюд! Флора вокруг отличалась необыкновенным своеобразием. Совсем еще молодые березки и клены изгибались в причудливые фигуры. Одно дерево походило на сгорбившегося старичка, другое — на сказочного монстра, третье — просто на детские качели.

Олег разжег костер и молча притянул Ларису к себе.

— Тебе здесь нравится? — тихо спросил он.

— Очень, — так же тихо ответила она.

Их взгляды встретились, и уже никто из них не сомневался, чем закончится сегодняшний день, но торопить события им не хотелось.

Олег бережно, как бы боясь, что очарование исчезнет, отодвинул от себя Ларису и занялся приготовлением мяса. Они болтали о всяких пустяках, думая о предстоящем вечере. И это ожидание придавало какую-то необычность всему происходящему. Да и куда им было торопиться? Их отпуск только начинался…

— Даже не надейся, что этим все и закончится, — произнес Олег после первого тоста. — Это только начало. Пока поблизости нет твоего нового знакомого, я приглашаю тебя на ужин.

— Ты всерьез решил меня очаровать? — улыбаясь, спросила Лариса.

— Да, — совершенно серьезно ответил Олег.

Его взгляд был настолько пронзителен, а желание настолько очевидно, что Лариса уже начала сомневаться в том, что он сможет продержаться до вечера. Олег, вероятно поняв ее настроение, отставил стаканчик в сторону и бережно привлек ее к себе. Его губы сначала нежно и ласково, а потом немного впились ей в рот. Лариса почувствовала, что задыхается. И вдруг…

— Простите, — раздался незнакомый голос, и они отпрянули друг от друга, как школьники на перемене на заднем дворе, застигнутые учительницей.

На тропинке стояли парень и девушка и смущенно топтались на месте.

— Простите, — снова начал юноша, — а вы с какой стороны сюда поднимались?

— Оттуда, — тяжело дыша, раздраженно показал Олег в сторону, откуда они пришли.

— А там пологий спуск?

— В общем-то да.

— Значит, там можно спуститься?

— Конечно, можно, — усмехнулся Олег, — раз мы там поднялись.

Он явно досадовал на несвоевременное появление этой парочки, производившей, на его взгляд, весьма дурацкое впечатление.

— Спасибо, извините, — вежливо сказал парень, и они удалились.

Лариса посмотрела на Олега и рассмеялась.

— Значит, не судьба, — сквозь смех сказала она, — давным-давно, в стройотряде, подобное уже происходило.

— Ну уж нет, — нагнулся к ней Олег, — сегодня вечером я запру в номере все двери и окна. И никто, даже если это будет сам президент России, не сможет нам помешать. Тебе понятно?

— Понятно, — тихо ответила Лариса, опуская ресницы.

Вопросы проходившей мимо парочки перестали казаться им глупыми, когда они подошли к обрыву, чтобы спуститься к пляжу. Подняться на гору было легко, а вот спуститься довольно проблематично.

— Может быть, вернемся? — спросил Олег.

— Ну уж фигушки, — наотрез отказалась Лариса. — Вон мальчишки как-то же спускаются, — показала она на двоих ребят, бесстрашно ринувшихся вниз.

— Хорошо, — сказал Олег, взяв Ларису за руку. — Тогда держись.

И они, невзирая на недоуменные взгляды некоторых отдыхающих, которые тоже мучились проблемой «вниз» или «не вниз», стали стремительно спускаться, каждую минуту рискуя сорваться и сломать себе шею.

Все, однако, прошло успешно. Искупавшись в море, они побрели в свои номера.

— Так я захожу за тобой вечером? — уточнил Олег, прощаясь.

— Угу, — улыбнулась Лариса и исчезла в своем номере…

…Вечер был тихий и теплый. Они сидели на веранде ресторана и любовались красотами южной ночи. От выпитого вина немного кружилась голова, и жизнь казалась прекрасной. Олег сидел так близко, что Лариса касалась своими волосами его лица.

— Слушай, а помнишь, как мы все удрали с лекции? — вдруг вспомнил Олег и засмеялся. — Все удрали, а ты что-то забыла в аудитории. А я, как истинный джентльмен, остался тебя ждать. Нас двоих тогда и накрыли.

— Помню, — улыбнулась Лариса. — Лекцию читал декан, и досталось нам тогда очень здорово. Хотя получилось, что это мы-то как раз и не сбежали.

— Зато потом, на экзамене, проблем практически не было.

— Ага, это у тебя их не было, — возразила Лариса. — Ты уже тогда мог уболтать любого. А я с большим трудом получила четверку.

Олег, наклонившись совсем близко, почти касаясь губами уха Ларисы, прошептал:

— К черту воспоминания, пошли танцевать.

Лариса только молча кивнула, и они медленно поплыли в ритме танца. Рука Олега нежно гладила ее спину и начала опускаться ниже. Ларисе казалось, что она не на грешной Земле, а где-то там, в бездонном небе, полном звезд, танцует среди Млечного Пути.

— Пошли ко мне, — услышала она голос Олега, но он прозвучал как будто из-за пределов реальности.

«В конце концов, у меня законный отпуск и — ну их к черту, все эти условности!» — решила Лариса.

Они тихонечко, как будто чего-то опасаясь, поднялись в номер к Олегу.

— Мы будто второй раз сбежали с лекции, — смеясь, сказал он, закрывая дверь и привлекая Ларису к себе. — Я тебе уже говорил сегодня, что ты выглядишь просто божественно?

— Нет, — лукаво улыбаясь, соврала Лариса.

— Тогда я говорю это сейчас. Ты — сказочная фея, — целуя ее краешками губ, тихо сказал Олег.

— Раньше ты так не считал, — заметила Лариса.

— Мало ли что было раньше, — ответил Олег. — Все течет, все изменяется… В конце концов есть возможность наверстать упущенное.

Замок «молнии» медленно пополз вниз. Платье соскользнуло на пол и осталось лежать у ног грудой ненужной в данный момент материи. Олег отклонился в сторону и искренне любовался Ларисой.

Она с трудом успевала за ходом событий, но ее это совершенно не волновало. Сейчас ей нравилось плыть по течению.

Олег легко взял ее на руки и понес на кровать.

— Может быть, сначала в душ? — пытаясь сдержать этот натиск, спросила Лариса.

— Все потом, — шепнул Олег.

Музыка все еще звучала в ушах, и они то медленно, то ускоряясь в только им известном ритме, плыли в бесконечность…

— По-моему, я был круглым дураком, что не оценил тебя раньше. — Олег прикурил сигарету и с нежностью посмотрел на Ларису.

— Угу, — тихо согласилась она, закрывая глаза.

Земля вращалась с непонятной для нее быстротой, и Лариса незаметно для себя плавно унеслась в мир снов.

Олег что-то еще ей говорил и улыбался, но она этого уже не слышала. Временами он и сам верил в то, что говорил, и искренне жалел, что тогда, в те далекие времена беззаботной студенческой юности, он не оценил свою однокурсницу Ларису Лаврентьеву. Когда Олег окончательно понял, что разговаривает сам с собой, он нервно затушил сигарету. Потом присел на кровати и просидел так несколько минут в задумчивости. Затем он встал и, почувствовав, что трезвеет, нервно зашагал по комнате.

Он ждал очень важного звонка, которого, однако, все не было, и волновался, что за неизвестные ему обстоятельства могли сорвать этот разговор. Он еще раз посмотрел на Ларису. Тоненькое одеяло сползло на пол, открывая ее грудь и ноги. Он осторожно накрыл ее и вышел в холл. Напряжение возрастало, и, когда звонок все-таки прозвучал, Олег вздрогнул и тут же ринулся к телефону…

…А Лариса давно не чувствовала в себе такой легкости и беззаботности. Олег был рядом и все что-то ей пытался объяснить. Она смеялась и совсем не слушала его. Он сердился, но в шутку. А потом зазвонил телефон, и Олег стал по-настоящему серьезным. Она видела его сквозь пелену сна и удивлялась, что она делает рядом с ним. У нее же где-то есть муж…

А Олег разговаривал по телефону и уже не улыбался. Он выглядел озабоченным и серьезным.

— Спокойно, майор, все будет хорошо. Мы прорвемся. Не в первый раз! Да, я все понял. Понял… Встретимся здесь… Серега, перестань сеять панику, я справлюсь.

«Интересно, майор — это кто? Олег или кто-то еще? Нет, Олег не может быть майором. Он же говорит по телефону». — Мысли в голове Ларисы крутились в полном беспорядке, и она сама удивлялась, насколько они абсурдны. Впрочем, а как еще бывает, когда ты находишься на полпути между царством снов и реальностью?

— Вставай, соня, — вдруг услышала Лариса и открыла глаза. — Ты так завтрак проспишь. Да и на пляж уже пора.

Олег стоял у ее кровати и улыбался. Лариса рассмеялась. Это же надо такое увидеть во сне! Какой-то майор, куда-то прорвемся… Ужас просто!

Лариса проснулась окончательно и вскочила с кровати. Увидев на себе заинтересованный взгляд Олега, она вдруг застеснялась своей наготы и, обернувшись простыней, побежала в ванную, умываться и одеваться.

— Надеюсь, мы все это еще повторим? — тихо спросил Олег, когда они уже выходили из номера.

— Посмотрим, — неопределенно ответила Лариса, смущенно глядя в сторону.

Она сама еще не знала — захочет все это пережить снова или нет. Все это больше смахивало на сиюминутный порыв, импульс. Просто провокацию южной ночи, лета и вина кавказских предгорий.

Нет, она, конечно, не жалела о том, что произошло, но и особого желания продолжить отношения не испытывала. Ночь была чудесной, но она уже прошла. И днем все стало совсем иным…

Из дневника Олега Николаева 1 января 2000 г

Сегодня первый день нового года. Всю ночь велись обстрелы. Среди наших есть убитые и много раненых. Только к утру все затихло и успокоилось. Казалось, что и не было этой ужасной ночи. Сегодня договорился об интервью с одним из полевых командиров. Его боевики засели в Аргунском ущелье. Колька считает меня камикадзе и постоянно твердит, чтобы я не делал глупостей. Я отвечаю, что репортажи ведутся в одностороннем порядке, а это необъективно. Никакой абсолютно симпатии к боевикам я, конечно, не испытываю, но высказаться — это их право. Хотя, если честно, то очень страшно. Даже не то, что могут убить. О «развлечениях» боевиков ходят ужасные слухи.

— Почему ты? — не перестает твердить Колян. — Пусть телевизионщики едут. Тебе же все равно не поверят. Скажут, что все сам придумал.

— Не скажут. У меня будут фотографии.

— Как же, будут они фотографироваться, — ворчит Колька, но успокаивается.

К вечеру приходит посредник. Меня уже ждут. Командование отказывается дать мне сопровождение. «Мои люди и так гибнут пачками, чтобы посылать их еще и на верную смерть. Я на это не пойду», — раздраженно говорит майор.

Колька обреченно вздыхает и идет со мной.

— Вдвоем умирать не так страшно, — улыбается он, — но ты все равно сумасшедший.

Слухи из Москвы подтвердились. Вместо Ельцина — Путин. Все сделано театрально, в духе ЕБНа. Новогодняя ночь, покаяние, пр-растите, да-рагие расс-си-яне, понимаишшь… Но это ладно. А вот в Чечне, похоже, федералы будут наседать еще жестче. Путин настроен вроде бы очень решительно. С одной стороны, конечно, надо когда-то решать здесь вопрос, но… Что-то мне подсказывает, что не все так просто. Для того чтобы успокоить горцев, необходимо их всех перебить — у них здесь свои «понятия». А жить по российским они не хотят.

Идти в темноте страшно и неприятно. С блокпоста военные проводили нас в полном молчании.

Ночью очень зябко, и мы стараемся идти быстрее. Наш проводник Джахар неприязненно поблескивает белками глаз в нашу сторону. Тьма сгустилась непроглядная.

— Аллах акбар! — услышали мы голос в стороне.

Все остановились. Где-то с минуту слышалась непонятная нам тарабарщина — разговаривали Джахар и кто-то нам невидимый. Интересно, у чеченцев что — особенные глаза, которые позволяют им видеть в темноте?

— Вас сколько? — неожиданно раздается русская речь с акцентом.

— Двое, — отвечаю я.

— Пойдешь один.

— Но мы оба журналисты. К тому же у меня должен быть свидетель.

— Хорошо, проходите, — после непродолжительного молчания разрешили нам.

Мы прошли еще несколько метров, и нас вновь остановили. Обыскали и завязали глаза. Можно подумать, что мы что-нибудь видим. Идти неприятно — чувствуется враждебность. Однако пока никакой грубости, ведут нас довольно корректно.

Через полчаса мы останавливаемся, и с нас снимают повязки. Глазам немного больно. Нас заводят в большую палатку, и все уходят. Передо мной один из известных полевых командиров. Говорит жестко, не скрывает своей неприязни к русским вообще и ко мне в частности. Но я все записываю и улыбаюсь. У Коляна улыбка больше походит на оскал, желваки нервно ходят, глаза недобро поблескивают, но он держит себя в руках.

Через час мы уходим. Нас довели до какой-то горной тропы, и снова с закрытыми глазами. Мы поняли, что остались одни, только по наступившей тишине. Сорвав повязку, я совершенно не узнал место.

— Сволочи, — тихо выругался Колька.

И тут же в ответ на это у самых наших ног просвистела пуля. Я приложил палец к губам, и мы тихо стали спускаться по тропе вниз.

Вот только куда идти? Мы плутали почти всю ночь. К нашим все-таки добрались, но только к утру. В нас больше не стреляли, но мы шли как могли осторожно, даже не разговаривали в пути.

— Слушай, Олег, они ведь там все обкуренные. — Это были первые слова Кольки, когда мы добрались до блокпоста. — Ты заметил?

— Заметил, — устало ответил я.

Мне ужасно хотелось спать.

— Откуда они берут наркоту? — не унимался Колька, шепча мне на ухо.

— Да откуда я знаю, — отмахнулся я от него, — пошли спать. Все потом…

День 3-й

Было одиннадцать часов утра, когда Лариса второй раз за это утро проснулась. Она была уже в своем номере — уснула там после возвращения от Олега рано утром. Видимо, сказалась бурная ночь — Лариса и не планировала снова уснуть, но физиология взяла свое.

Досадуя на себя за позднее просыпание, она быстренько приняла душ. Потом, натянув купальник и бросив в сумку полотенце и подстилку, вышла из комнаты и решительно направилась к номеру Олега. Этого лежебоку тоже пора разбудить, иначе он может проспать весь день.

Он сам так говорил. Нынешняя его работа, как он сам признался, связана с огромными физическими нагрузками, и на море он приехал даже не купаться, а просто выспаться, неважно где: на пляже или в номере. Вежливо постучав и не услышав никакого движения изнутри, Лариса нахмурилась. Потом она постучала снова. И опять — никакого ответа.

Проведя минут пять у дверей в непрерывном постукивании, Лариса не выдержала и, решив, что большого криминала не будет, если она вторгнется на чужую территорию, вынула свой ключ от номера. На удивление, он подошел, и дверь открылась.

«Черт, — выругалась Лариса, спотыкаясь обо что-то лежащее на полу, — да что здесь произошло?!»

Вся прихожая была перевернута так, как будто здесь производились древние раскопки или, на худой конец, искали клад. Лариса нахмурилась еще больше и прошла дальше. Тревога в ее душе усилилась. Осторожно переступая через сломанную мебель и разбросанные повсюду вещи, она вошла в комнату.

— Олег, — тихо позвала она, и от своего голоса, прозвучавшего в тишине, ей стало страшно.

«Может быть, его похитили?» — мелькнула у нее шальная мысль, но тут же исчезла.

Заглянув в комнату, Лариса тут же в ужасе отпрянула, и из ее глаз непроизвольно брызнули слезы. Она медленно сползла по дверному косяку и в отчаянии завыла.

Кроме нее и Олега, в номере никого не было, так что стесняться своих слез ей было нечего, к тому же он их все равно не видел. Олег лежал ничком на кровати, раскинув руки. В районе его сердца, на рубашке, виднелась маленькая дырочка, вокруг которой расплылось красное пятно.

Олег был мертв. Тот самый Олег, с которым Лариса встретилась всего два дня назад, и он был жив, и радовался, что встретил свою одногруппницу после стольких лет…

Размазывая слезы по лицу, Лариса встала и подошла к нему ближе. Сработало ее природное любопытство и почти профессиональный интерес. Через минуту ее слезы уже высохли, и в ней проснулось уже ставшее привычным чувство, что жизнь снова ввергла ее в неприятную криминальную историю.

Стреляли явно в упор, и скорее всего из пистолета с глушителем, так как никто ничего не слышал. Да что там говорить — комната Ларисы находилась довольно близко от номера Олега, но она спала сном младенца.

Лариса медленно обвела комнату взглядом: все перевернуто. Здесь явно что-то искали. Но что?

Обыск был просто варварский: все вещи вывалены на пол и перемешаны. Похоже, их просматривали, и не один раз.

«Ну почему ты ничего мне не сказал?!» — Слезы снова полились из глаз Ларисы.

Тоска об утраченном заползала в каждую клеточку ее тела. Потихоньку, стараясь не оставить нигде своих «пальчиков», она начала осматривать вещи. Но кроме одежды и личных вещей, обычных для человека, приехавшего на курорт, она ничего не обнаружила. Если что-то и было, то это уже нашли и унесли с собой преступники. Еще раз внимательно осмотрев сумку Николаева, Лариса заглянула во все ее многочисленные кармашки. Интересно, как он сам в них не запутывался и зачем ему вообще столько карманов?

Ощупав сумку с внешней стороны, Лариса обнаружила какой-то предмет внутри, но его в сумке не было. Проверив все еще раз, она поняла наконец-то, в чем дело. В подкладке была дырка, и через несколько секунд Лариса извлекла оттуда записную книжку. Оглядевшись по сторонам, как будто ее кто-то мог видеть, она схватила книжку и бросилась вон из номера. Сердце ее учащенно билось.

Ей показалось, что ее никто не заметил. Забежав к себе в номер, она сразу же уселась в кресло и, бросив записную книжку на тумбочку, нервно закурила сигарету.

Итак, судя по всему, о происшедшем, кроме нее, пока никто не знал. Лариса решила не торопиться вызывать милицию, а попробовать разобраться самой. Олегу, в конце концов, милиция уже не поможет. К тому же Лариса по своему собственному опыту знала, что милиционеры на Черноморском побережье не отличаются смекалкой и интеллектом.

Она открыла блокнотик и начала его просматривать. В основном там были телефоны друзей и знакомых Олега по работе. Единственное, что бросилось ей в глаза и очень ее заинтересовало, это номер на последней страничке блокнотика. Он был записан отдельно и безо всяких пояснений.

Он мог быть ключиком ко всему случившемуся, но мог оказаться и пустышкой. Может быть, это просто номер какой-нибудь новой любовницы, существование которой он скрывал от нынешней пассии. А может быть, вообще что-то не относящееся к тому, что случилось.

«Интересно, почему он тогда так пристально смотрел на Петра?» — вдруг подумала Лариса. Уж во всяком случае, не потому, что неожиданно приревновал ее к нему. Это было что-то другое. Но вот что?

Так! Надо подумать о том, кто вообще мог желать ему смерти. Лариса горько усмехнулась.

Да кто угодно! Он же журналист, причем работающий по острым темам. Он ведь что-то там говорил о Чечне. Может быть, убийство связано с этим? Но…

Проще убить в самой Чечне — там никто и расследовать ничего не будет. Шальная пуля… Все очень просто. А Олега убили именно здесь. Зачем? Почему?

С другой стороны, сейчас многое принято списывать на так называемый чеченский след, и многие этим пользуются. Может быть, и в данной ситуации кто-то просто воспользовался тем, что Олег часто бывал в Чечне? Какие-нибудь недоброжелатели… Да и мало она, Лариса, знает о его московской жизни. Можно сказать, не знает вообще ничего.

И, похоже, ей придется это все выяснять. Не в первый раз уже. Привычное дело… И для нее к тому же это слишком сильное эмоциональное потрясение — человека, с которым она была близка прошлой ночью, через несколько часов она же нашла убитым. И несмотря на то, что истерика Ларисы уже закончилась, она не могла оставить случившееся просто так. Нужно вызвать милицию и считать на этом дело исчерпанным.

Стоп! А может быть, ей тоже грозит опасность? Может быть, это какая-нибудь маньячка или маньяк? Лариса почувствовала, что холодок страха заползает ей буквально за шиворот.

Нет, так нельзя. Надо успокоиться. Лариса закурила еще одну сигарету и включила электрический чайник. Надо выпить кофе, это поможет ей почувствовать себя бодрее.

В этот момент в коридоре послышались шаги. Спустя еще некоторое время началась вообще какая-то суматоха.

«Вероятно, все-таки кто-то обнаружил Олега и вызвал милицию», — как-то отстраненно подумала Лариса.

Вывел ее из состояния ступора стук в дверь. Спрятав на всякий случай записную книжку Олега, она открыла дверь.

На пороге стоял молоденький паренек в милицейской форме. Если бы не форма, то Лариса приняла бы его за ученика старшего класса. Короткая стрижка и оттопыренные ушки придавали ему весьма несерьезный вид. Лариса едва удержалась от смешка и изобразила удивление.

— Лейтенант Меньшов, — представился паренек, — Валерий Юрьевич.

— Чем могу быть полезна? — стараясь сохранить удивленное выражение лица, спросила Лариса.

— Можно войти?

— Да, конечно. — Она отошла от двери, пропуская молодого лейтенанта в комнату.

— А тут очень мило, — почему-то удивленно заметил он. — Никогда не приходилось здесь бывать.

— Да, ничего, — согласилась Лариса. — А что, собственно говоря, случилось?

Лейтенант с деловым выражением лица уселся в кресло и, очень внимательно посмотрев на Ларису, сказал:

— В номере 807 убили человека.

Услышав эту фразу, которая в устах этого пацана в милицейской форме прозвучала по-обидному обыденно, Лариса не смогла сдержать выступившие на глазах слезы. Хотя все было понятно — Олег из живого человека превратился в объект расследования. Но это тем не менее казалось Ларисе нелепым. Однако она постаралась изобразить естественную реакцию женщины, которая, приехав на курорт, поражена случившимся рядом криминальным происшествием. Прижала руки к груди и сделала большие глаза.

— Да вы что! — выдавила она из себя.

— Вы его знали? — в упор спросил лейтенант.

Лариса решила придерживаться версии курортного знакомства.

— Да, мы познакомились недавно… Его зовут Олег.

— Звали, — цинично поправил ее Меньшов. — Вы не знаете, кто он?

— По-моему, журналист, из «Московского комсомольца».

— Вот как? — поднял брови лейтенант. — Вы с ним общались?

Взгляд милиционера был почти уличающим. Лариса сочла, что отрицать связь между ней и Олегом не имеет смысла — их наверняка видели вместе, — и сказала:

— Да. Мы познакомились здесь, ужинали вместе.

— Он что-нибудь рассказывал вам о своей работе? Ничего подозрительного не замечали вокруг него?

— Ну, он только говорил, что в основном работал в Чечне. По крайней мере, последний год.

— Ясно, — выпалил Меньшов. — Это уже кое-что.

— Вы думаете, что убийство как-то связано с Чечней?

— Думать о чем-либо сейчас рановато, — стараясь казаться важным, произнес лейтенант. — Вы не могли бы пройти со мной к нему в комнату для опознания?

— Да, конечно, — машинально сказала Лариса, совершенно не уверенная в том, что это ей надо делать.

Она явно не была готова снова оказаться рядом с мертвым Олегом.

— Тогда пройдемте.

Лариса поднялась, направилась к двери, но потом чуть замешкалась.

— Я понимаю, отдых есть отдых, но вы и нас поймите, — заметив нерешительность Ларисы, сказал Меньшов.

Ничего не ответив, она вышла в коридор. Меньшов заскочил вперед и услужливо открыл дверь в комнату Олега.

Там почти ничего не изменилось после ее вторжения. Вещи все так же были разбросаны, только, как показалось Ларисе, в несколько другом порядке. Тело Олега Николаева все еще лежало на диване, покрытое простыней.

— Посмотрите сюда, пожалуйста, — сказал Меньшов, убирая простыню.

«Только бы мне хватило сил!» — подумала Лариса.

Олег лежал как живой и совсем не походил на труп. На его губах застыла такая свойственная ему насмешливая, слегка удивленная улыбка. Похоже, он так и не понял, что же с ним произошло.

— Да, это он, — прошептала она. — Олег Николаев.

— Вы это можете сказать с уверенностью?

— Да.

Меньшов снова накинул простыню, и лицо Олега исчезло. Конечно, Ларисе приходилось видеть трупы не раз, но когда убивают близкого тебе человека… Это было тяжело вдвойне…

— Спасибо. — Валерий Юрьевич обнял Ларису за плечи и вывел в коридор.

В своем номере Ларисе стало гораздо легче. Она закурила сигарету и уселась в кресло. Она пока не знала, с чего начнет расследование убийства Олега. Но то, что это сделает, она решила определенно. Безусловно, на лопоухого мальчика по имени Валерий Юрьевич Меньшов надежды в этом смысле у нее не было никакой…

Лариса затушила сигарету и вышла на лоджию. Жизнь продолжалась, над Архиповкой нависала обычная для этого времени года жара. Море притягивало своей прохладой. Постояв на лоджии, Котова взяла пляжные вещи и спустилась вниз. Собравшиеся около здания пансионата люди обсуждали случившееся. Лариса не стала присоединяться к толпе зевак и, стараясь не смотреть на то, как вносят тело Николаева в машину «Скорой помощи», пошла по направлению к пляжу.

Настроение у нее было отвратительное. Можно сказать, что отпуск ее был безвозвратно испорчен. А ведь как все хорошо начиналось…

* * *

Она пришла на пляж в надежде забыться. К тому же Ларисе казалось, что морская вода должна помочь ей прийти в себя.

Она пошла в дальний конец пляжа, туда, где были камни и куда народ ходить не любил. Загорать да и купаться там было не совсем удобно, особенно с детьми. Расстелив подстилку, она не спеша вошла в воду и, оттолкнувшись от дна ногами, поплыла.

«Уплыть туда, где Олег был бы жив», — сверлила мозг одна мысль. Она плыла совершенно автоматически, практически не ощущая воды. Пришла в себя только тогда, когда заметила, что отплыла уже довольно далеко и пора возвращаться. Эмоции в деле только мешают, но никак не помогают, не дают сосредоточиться и собраться с мыслями. В расследовании необходим трезвый ум и холодный расчет.

И Лариса запретила себе думать об Олеге. Она развернулась и поплыла назад. Добравшись до берега, она ощутила, что очень устала. Выбравшись из воды, медленно побрела по пляжу. Вдруг она заметила водный мотоцикл, который маячил где-то далеко в море.

И неожиданно ей захотелось испытать острые ощущения. Словно в ответ на ее мысли, около нее вырос крепкий молодой человек и услужливо предложил совершить прогулку на водном мотоцикле.

— Оплата после поездки, — широко улыбаясь, заверил он. — Качество гарантируем. Ну как? Едем?

— Конечно, едем, — тут же отозвалась Лариса.

— Отличненько. Вот только спасательный жилет обязателен — а то мало ли, всякое может случиться.

— И что, часто случается?

— Нет, что вы, это просто мера предосторожности. Нас за это штрафуют. Поэтому лучше все-таки надеть.

— Хорошо, — согласилась Лариса.

Хотя плавала она довольно прилично, но решила, что жилет не помешает. Особенно в теперешнем ее неадекватном состоянии и усталости после заплыва.

Облачившись в жилетку, Лариса села на мотоцикл позади молодого человека, и скоро они понеслись по морю. Инструктор зашел на крутой вираж, и у Ларисы дух захватило от восторга. Несмотря на то что утреннее происшествие очень глубоко ее взволновало, она не могла не поддаться магии скольжения по волнам.

— Нормально? — крикнул инструктор.

— Класс! — восторженно отозвалась Лариса, напрочь забыв в этот момент и об Олеге, и вообще обо всем на свете.

Мотоцикл стремительно начал отдаляться от берега, и Лариса даже ахнула, увидев открывшиеся просторы. Инструктор взял чуть влево, и почти совсем рядом Лариса увидела стаю дельфинов, которая с важным видом уходила в море. Пляжа уже не было видно, и она с удовольствием любовалась огромными скалами. Постепенно чувство восторга сменилось тревогой. Слишком далеко они удалились от берега.

Лариса уже хотела было поинтересоваться у инструктора, когда он собирается возвращаться, но тут на очередной волне мотоцикл вдруг резко тряхнуло. Лариса вылетела из него в море. Спасательный жилет не дал ей уйти под воду, и она, медленно плывя в направлении берега, ждала, когда же инструктор обнаружит ее отсутствие и подрулит, чтобы ее подобрать.

Однако по тому, как стремительно удалялся мотоцикл, она, к своему ужасу, поняла, что ее просто бросили.

«Главное — это спокойствие», — повторяла Лариса про себя и более интенсивно заработала руками, плывя по направлению к берегу.

«Ничего страшного не произошло, — успокаивала она сама себя. — Сейчас за мной приедут. Все будет хорошо!»

Минут через пять, однако, чувство отчаяния потихоньку начало расползаться по ней, как ядовитая змея. Она поняла, что никто ее спасать и не собирается, а так как с пляжа ее не было видно, то никто ее и не заметит.

«Ладно, плаваю я неплохо, жилет есть, не пропаду». Экономя силы, она плыла, напряженно занимаясь аутотренингом.

Но постепенно обнаружилась весьма серьезная проблема — жилет начал спускать. Теперь он не помогал, а, наоборот, мешал. Ларису охватила волна ужаса. Она почувствовала, что не сможет доплыть до берега. Усталость и нервные переживания давали о себе знать.

«Ни о чем не думать! — почти истерично мысленно кричала она про себя. — Только плыть! Я смогу!»

А тут еще море начало беспокоиться. Плыть стало совсем тяжело, к тому же намокший и прилипший к телу жилет мешал движению. Лариса поняла, что если она попытается его снять, то, скорее всего, только потеряет силы.

«Нет, только вперед! Пусть и медленно, но я просто так не сдамся!» — подбадривала она себя.

Но, к ее ужасу, это были только слова. Она уже наглоталась этой ужасной горько-соленой воды, и ее начало подташнивать — то ли от воды, то ли от этих нескончаемых волн, которые словно поставили себе задачу потопить ее. Берег медленно, но приближался, а сил оставалось все меньше и меньше.

Слезы отчаяния мешали плыть. Солнце скрылось за неизвестно откуда появившейся тучей, и Ларисе стало холодно. Зубы стучали, выбивая жуткую дробь. Она уже подумала, что это конец. И, перевернувшись на спину, решила с достоинством встретить свою смерть.

Ей показалось, что море с радостью принимало ее тело. Оно ласкало его и убаюкивало, играло с ним и любило его. Лариса четко и совсем близко увидела лицо Олега.

«Мы все-таки будем вместе», — улыбнулась она.

— И никуда ты от меня не сбежишь, — у Ларисы хватило сил произнести эти слова вслух.

— Уж куда тут сбежишь, — внезапно услышала она откуда-то мужской, вполне реальный голос.

Лариса вздрогнула от неожиданности. Однако ее оцепенение тут же прошло, и она ощутила сильную поддержку чьих-то рук.

— Держись за мои плечи и ничего больше не делай. За нос меня хватать не надо. — Голос принадлежал довольно симпатичному, совершенно незнакомому Ларисе молодому человеку.

— А я что? За нос хватаюсь? — отбивая дробь зубами, еле выговорила она.

— Да еще как, — усмехнулся он. — Я еле успел. Ты что, топиться собралась?

— Нет.

— Тогда какого черта тебя сюда занесло?

— М-м-м-е-ня…

— Ясно, все разговоры потом.

Почувствовав под собой надежную опору, Лариса успокоилась и даже попыталась помочь плыть своему спасателю ногами. Он сначала пытался возражать, но потом замолчал, вероятно убедившись в тщетности своих слов.

Наконец незнакомец встал и, подняв Ларису на руки, как пушинку, вынес ее на берег. Погода окончательно испортилась — с моря дул прохладный ветер.

— Скоро будет шторм, — посмотрев на небо, сообщил незнакомец.

От холода Лариса не могла говорить и только кивала головой в знак согласия.

— Вот что, — вдруг заявил новый знакомый, — давай раздевайся.

— Что? — У нее от неожиданности даже зубы перестали стучать. — Совсем?

— Совсем, — засмеялся он. — Ты что, так и собираешься в жилете идти к себе в номер?

— Но у меня нет одежды. Она осталась на пляже.

— Наденешь мою футболку, а я — штаны. Размерчик, правда, не тот, но тут уж извини. — Он развел руками. — Я не знал, что в море водятся такие красивые русалки.

Лариса покраснела, что случалось с ней крайне редко, и молча начала стягивать с себя жилет. Он так прилип к телу, что совсем не хотел сниматься. Незнакомец с улыбкой следил за ее усилиями и, похоже, совсем не собирался отворачиваться. Лариса, однако, не стала обращать на это внимания и спокойно стащила жилет.

Незнакомец молча протянул ей сухую футболку.

— Меня зовут Саша, — смущенно сказал он. — Может быть, пройдем ко мне?

— А это далеко?

— Нет, здесь совсем близко, минут десять ходу.

И он показал в сторону кустов, куда вела дорога от берега. Она пожала плечами и кивнула головой.

— Давай, только пойдем быстрее, а то у тебя зуб на зуб не попадает, — сказал Саша.

Жил он действительно недалеко, но, подойдя к уютному домику, сплошь увитому виноградом, Лариса переменила свое решение. Она решила не заходить к незнакомцу, назвавшемуся Сашей, в гости.

— Хорошо, — он не стал спорить, — пойдем, отведу тебя к «Волне». Здесь есть потаенная тропа. А если ты захочешь мне что-нибудь рассказать о своих проблемах, то возьми номер телефона. А хочешь — сама приходи. Я живу один, в прошлом году похоронил мать.

Лариса пристально посмотрела на своего нового знакомого. Выглядел он как местный житель и производил впечатление надежного мужика. В конце концов, именно он спас ее в море. И надо было еще разобраться, почему случилось так, что инструктор бесследно исчез, оставив Ларису тонуть. Но обо всем этом она предпочла думать в одиночестве. Поэтому, попрощавшись с Сашей и пообещав как-нибудь зайти в гости, она направилась к пансионату. На пляж она решила не возвращаться, пожертвовав одежду местным бомжам.

* * *

Поднявшись к себе наверх, Лариса постаралась не смотреть на номер Олега, дабы не подвергать свою нервную систему лишним переживаниям. Тем не менее случившееся утром сложно было вычеркнуть из памяти. И сердце Ларисы забилось сильнее, когда она проходила мимо этого зловещего номера и почти физически ощущала на себе давление трагических обстоятельств.

Открыв свой номер, она сначала в недоумении, а потом и со страхом замерла на пороге.

— Господи, — прошептала Лариса вслух, — да что же происходит в этом дурацком пансионате?!

В ее комнате был такой же страшный бардак, как утром у Олега. Комнаты походили друг на друга, как два близнеца. Ларису вдруг прошиб холодный пот, и она тут же бросилась в ванную. Встав на колени и засунув под ванну руку, она издала вздох облегчения и вытащила оттуда записную книжку Олега. Ей было сложно признаться сейчас в том, зачем она туда ее положила, но в конечном итоге предусмотрительность и интуиция ее не подвели.

Потом Лариса проверила, закрыта ли дверь, села в кресло и задумалась. Что можно было искать в ее комнате? Она не журналист и ничем похожим не занимается. Она здесь на отдыхе! Стоп! Она почему-то вспомнила о Петре, бизнесмене из Москвы. Ему, кажется, под пьяную руку она сказала о том, что занимается частными расследованиями.

Кстати, а что она о нем знает? Да практически ничего. Он так и не сказал, чем занимается. Что за тайна? К тому же Лариса начала подозревать, что покойному Олегу Николаеву он был знаком. У нее никак не выходил из головы тот взгляд, когда они выходили из машины. Неужели они были между собой как-то связаны? Но чем?

Мысли Ларисы начали путаться, и ей приходили в голову предположения одно абсурднее другого. «Нет, пора отвлечься», — подумала она и пошла в ванную.

Ванна расслабила ее, и она почти с удовольствием приготовила потом сладкий чай. Однако события дня неумолимо притягивали к себе ее мысли. Еще этот странный случай на море.

Ее сбросили случайно или это запланированный шаг? Господи, да кем он может быть запланирован? Скорей всего, тот инструктор не заметил, как она упала. А то, что жилет оказался неисправен, — простое совпадение. Размышляя таким образом, Лариса, однако, понимала, что просто пытается себя успокоить. К тому же вкус морской воды, наверное, уже никогда не исчезнет из ее памяти…

«А что, если сделать проще? — внезапно подумала она. — Этот ее спасатель, Саша… Он же местный и скорее всего знает всех инструкторов водных мотоциклов».

Почему эта мысль раньше не пришла ей в голову? Вероятно, она была слишком оглушена событиями — сначала смерть Олега, потом чуть было не погибла сама в морской пучине…

Лариса быстро и нервно стала искать телефон Саши, который он ей оставил. Она быстро нашла номер и нетерпеливо набрала его.

«Кстати, зачем он дал телефон?» — вдруг подумала Котова. Он знал, что она позвонит? Еще одно «почему» в серии неразрешимых вопросов. Лариса нажала на рычаг телефона, не дожидаясь, пока из трубки пойдут гудки. И задумалась, тупо глядя на аппарат. Звонить или не звонить?

Она сидела так примерно минут пять и успела выкурить одну сигарету. «Лариса Викторовна, у вас, похоже, истерика», — пришла она в конце концов к такому выводу. Она еще раз вспомнила аборигена Сашу и решила, что он все-таки вызывает у нее доверие. Это была интуиция, и она решила довериться ей…

…Саша вошел в ее номер через полчаса.

— У тебя что, подготовка к первому балу? — начал он слегка насмешливо, оглядывая бардак, царивший в комнате. — А здесь хорошо поработали, — добавил он уже совершенно серьезно.

— Вот твоя футболка, спасибо, — сказала Лариса, не обращая внимания на его реплики.

— А я думал, что ты позвала меня не для передачи моих вещей, а для чего-то более интересного, — разочарованно произнес он.

— Нет. У меня возникли некоторые проблемы… — оборвала его Лариса.

— Я уже догадался, — кивнул он на беспорядок в комнате. — Это что, сделал тот же тип, который сбросил тебя в море?

— Так он меня сбросил? — спросила Лариса.

— Я видел, как ты упала и как потом этот тип смылся. Он не собирался за тобой возвращаться, это было мне совершенно понятно, — ответил Саша.

— Почему же ты мне об этом не сказал?

— Я думал, ты в курсе. К тому же я не очень люблю навязывать свое участие в чужих проблемах. А телефон я тебе дал, потому что был уверен, что ты позвонишь.

— Зачем?

— Потому что ты — женщина, а я — мужчина, — спокойно ответил Саша. — Если хочешь, я ему морду начищу.

— Кому?

— Тому самому типу. Ты ведь его знаешь?

— Нет, я вообще-то рассчитывала спросить о нем у тебя.

— У меня? — Саша очень удивился.

— Ты же местный, должен знать инструкторов морских мотоциклов.

— Это был не инструктор, — отрицательно покачал он головой. — Наши так долго не катают. Это во-первых. А во-вторых, они не заплывают так далеко от берега и от пляжа. А если уж и отъезжают, то обязательно берут в сопровождение катер.

Саша снисходительно посмотрел на Ларису.

— Да смылся он, смылся, причем нарочно. Я наблюдал за всем этим с горы, поэтому и видел все так хорошо. Сначала я думал, что вы просто шутите. Мало ли какие у вас отношения… Но когда тот мужик исчез, если честно, я испугался. К тому же начинался шторм, и тот парень скорее всего об этом знал. Вот и все. Я бы к тебе раньше приплыл, но пока спустился… То, се… Можно закурить? — и он вынул пачку «Астры».

— Кури лучше «Кент». — Лариса кивнула на тумбочку. — Ты появился как раз вовремя. Я уже готовилась к встрече с ангелами.

— Спасибо, я привык к крепким, — ответил Саша, проигнорировав «Кент» и наполнив номер Ларисы едким запахом отечественного табака. — А насчет ангелов я так и подумал. Так что, расскажешь мне о том, что у тебя случилось?

— Я, откровенно говоря, сама многого не понимаю, — задумчиво произнесла Лариса.

И она рассказала своему случайному знакомому все, что произошло с ней с момента появления в Новороссийске.

— Да? Это уже интересно. Ты говоришь, что вы все встретились случайно? — спросил Саша, выслушав ее рассказ.

Лариса кивнула в знак согласия.

— А тебе не кажется, что слишком много случайностей?

Лариса опять кивнула.

— Вот и мне кажется. Когда убили Олега, ты не знаешь?

— Нет, но это я обнаружила его труп.

— Ты?

— Я не стала вызывать милицию — это сделали уже без меня. Мне как-то было не до того.

— Ясно.

— Я предполагаю, что в комнате Олега что-то искали, он — журналист, мало ли что там может быть… Но вот что искали у меня? Я даже предположить не могу.

— Может быть, когда встретишься с этим Петром, что-нибудь прояснится? — высказал предположение Саша.

— Не знаю. Но ты все-таки будь рядом…

— Конечно, ты можешь на меня рассчитывать, — заверил он.

— Ты сможешь меня подстраховать?

— В общем, да — ваши номера же, как я понял, находятся рядом. В случае чего — ори как резаная. А я посижу у тебя.

Лариса после недолгого раздумья согласилась с предложением Саши.

— Подпои его только хорошенько, — сделал он последнее напутствие.

— Как только я с ним встречусь и договорюсь, я тебе позвоню, — сказала Лариса.

Саша понял, что разговор окончен, встал и, отсалютовав ей знаком «виктория», удалился.

Когда он ушел, Лариса принялась разрабатывать тактику своих действий. Прежде всего она решила сходить на обед и там ненавязчиво столкнуться с Петром, завести разговор и спровоцировать его на ужин.

Но, несмотря на то, что Лариса ела очень медленно и тщательно пережевывала пищу, стараясь растянуть время обеда, Петра она в кафе так и не встретила. Среди отдыхающих его явно не было. И это было особенно подозрительно — Петр пропал не когда-нибудь, а сразу после смерти Олега.

Лариса начала досадовать — скорее не на себя, а на ситуацию, в которой оказалась. Куда пропал этот загадочный московский бизнесмен?

И что же все-таки могли искать у нее в номере? А перед этим у Олега? Может быть, именно эту записную книжку и искали? Но тогда только тот самый телефон, записанный в конце книжки, может дать ключ к разгадке. Номер был явно московский. С другой стороны, если он был настолько важен, то вряд ли Олег с его великолепной памятью стал бы записывать его.

Еще раз оглядев помещение, где обедали отдыхающие, Лариса убедилась, что Петра нет, и медленно вышла. Она решила пойти и позвонить по этому московскому номеру.

Звонок из холла пансионата «Волна», однако, не прояснил ничего. Затаив дыхание, Лариса прислушивалась к длинным гудкам. Что она сказала бы в том случае, если бы сняли трубку, ее как-то не особо волновало. Она решила импровизировать на ходу. Но после десятого гудка поняла, что ее усилия бесполезны. Просто полоса сплошного невезения!

* * *

Петр объявился сам, ближе к вечеру. Лариса случайно увидела его с лоджии. Он беззаботной походкой, с дорожной сумкой на плече подошел к зданию пансионата. Лариса поспешила выйти из номера и как бы случайно столкнулась с ним в коридоре.

Увидев ее, он широко улыбнулся и расставил руки — мол, никуда ты не денешься, не пройдешь мимо меня. Лариса заставила себя улыбнуться и вызывающе посмотрела на него, надеясь отыскать на его лице признаки хоть какого-нибудь беспокойства. Однако она не нашла их: Петр был жизнерадостен и пожирал ее взглядом похотливого самца.

— Ну, как дела? — спросил он. — Я только что приехал из Геленджика. Так себе городок, духотища ужасная, да еще и пляж платный. Обдираловка сплошная.

— А у нас здесь печальная история, — оборвала его Лариса.

— Что случилось? — все так же улыбаясь, спросил Петр.

— Убили Олега Николаева, ну, моего знакомого журналиста.

— Убили? — Улыбка медленно исчезла с его лица. — За что? Как?

— Никто ничего не знает, в номере все перевернуто.

— У него в номере? — уточнил Петр, и Ларисе показалось, что он посмотрел на нее как-то подозрительно.

— Да, — кивнула она.

— Ты расстроилась?

— А ты как думаешь? — нахмурилась Лариса.

— Извини, если что, — поправился Петр. — В этой ситуации лучше всего забыть об этом. Вернее, отвлечься. Сходить, например, в ресторан. Тебе в прошлый раз понравилось?

— Да, — машинально ответила Лариса. — Только я отвлекалась уже сегодня, на морском мотоцикле. Чуть не утонула.

— Да ты что? Прямо-таки рок какой-то… Скажи еще, что на тебя покушались!

— Вполне может быть.

— А на тебя-то за что? — удивился Петр.

— А Олега за что убили?

— Ты меня спрашиваешь, как будто это я виноват, что его убили, — обиделся Петр, разглядев в глазах Ларисы огоньки недоверия.

— Ладно, извини. Давай действительно сходим в ресторан сегодня вечером.

— Тогда через полчаса внизу, — вновь повеселел Петр.

Похоже, истории об убийстве и намеки на покушение на Ларису нисколько не испортили его настроение.

Лариса же оставалась холодной и недоверчивой. Петр интересовал ее только как объект для исследования. Она прошла в свой номер и позвонила Саше. Он пообещал тут же прийти к ней. Обещание свое он выполнил через пятнадцать минут.

— Там его номер? — спросил он, показывая на стену.

— Да. Как раз за этой стеной, — ответила Лариса.

— Так что, он как-нибудь обнаружил себя? — подозрительно спросил Саша. — Вернее, свою причастность к преступлению?

— Абсолютно нет. Вполне жизнерадостен, настроен на веселое проведение времени.

Саша нахмурился. Непонятно было, почему он расстроился — из-за того, что Петр ведет себя подозрительно, или из-за того, что с Ларисой встречается он, а не сам Саша.

Лариса поспешила попрощаться с Сашей и вышла в коридор. Спустившись вниз, она обнаружила Петра, который уже ожидал ее, прохаживаясь по вестибюлю и осматривая с беспечным видом его интерьер.

Одет он был безупречно, но почему-то сегодня он показался Ларисе холодным и холеным хлыщом. Просто мальчик для рекламных роликов, а не мужчина.

— Что-то не так? — тут же спросил он, уловив какие-то негативные флюиды, исходившие от Ларисы.

— Все просто отлично, — улыбнулась она, надев маску доброжелательности.

— Ты должна забыть про Олега. Хотя бы на сегодняшний вечер, — настойчиво сказал Петр.

— Я уже и не думаю о нем, — соврала Лариса.

И они снова поехали в тот замечательный ресторанчик с необыкновенными шашлыками и вином. Петр старался, как и в первый вечер, быть галантным кавалером. Однако Лариса почувствовала в его поведении некоторое беспокойство. Оно сказывалось в каких-то нюансах, взглядах в сторону и мимике. Вскоре, когда были подняты первые тосты и съедены первые куски шашлыка, Петр высказал свое беспокойство вслух.

— Слушай, Лариса, я хотел спросить тебя, — вдруг вкрадчиво заговорил он. — А чем занимался твой друг?

— Зачем тебе это?

— Мне все время казалось, что он за мной следит, — произнес Петр после некоторой паузы.

— Он? Следит? — неподдельно удивилась Лариса.

— Да. В Геленджик я сегодня поехал, откровенно говоря, только из-за этого. А то я подумал, что у меня мания преследования…

— Ты хотел выяснить, не отправится ли он за тобой?

— Да. Правда, выяснилось, что он просто не мог этого сделать, потому что был уже мертв… Он постоянно находился рядом со мной, — задумчиво произнес Петр.

— Подожди, Петя, если уж начинать, то с тебя.

— В каком смысле?

— Ты мне так и не сказал, чем занимаешься. У меня создалось стойкое впечатление, что ты был знаком с Олегом.

— Да я первый раз его увидел тогда в машине, — искренне заверил Петр, — а если ты хочешь знать, чем я занимаюсь, то — пожалуйста, здесь нет никакого секрета. У меня собственная строительная фирма под названием «Дом».

— Хорошо, предположим, что это так…

— Ты что, мне не веришь? — вдруг загорячился он. — Не убивал я Олега!

— Я этого не говорила.

— Но наверняка подумала.

— Оставим это. Давай лучше подумаем, почему за тобой кто-то мог следить.

— Не кто-то, а Олег, — настаивал он. — Он постоянно терся со мной весь первый день. А что, ты возьмешься за расследование этого дела?

В глазах Петра заиграли веселые зайчики.

— Почему бы нет? — в запале спросила Лариса. — В конце концов, убили моего старого друга, и теперь выясняется, что с моим новым знакомым происходит нечто странное. И потом…

Она вспомнила про эпизод с морским мотоциклом, но решила не загружать Петра подробным рассказом о случившемся.

— Хорошо, пусть будет так, — сказала она. — Но вопрос все равно остается — почему.

— Я не знаю, — пожал плечами Петр.

— А я тем более. Может быть, это связано с твоим бизнесом?

— Говорю же тебе, что я не знал Олега. Первый раз увидел его в Новороссийске. А конфликтов вроде бы у меня ни с кем не было. Да и зачем за мной следить именно здесь?

— Может быть, жена? — Лариса пристально посмотрела на Петра.

— Нет. Ей что, делать больше нечего?

— Понятно, — усмехнулась Лариса. — А говорил, что свободен.

— Извини, — покраснел Петр.

— Ладно, это неважно. Совершенно неважно…

— Знаешь что, давай оставим это. Пошли лучше к морю, купаться. Ночью это просто потрясающе. — Петр нервно встал и подошел к Ларисе, чтобы взять ее за руку.

— Пошли, — легко согласилась она.

«Зачем я иду?» — пронеслась у нее в голове мысль. Ведь сегодня же был уже инцидент на море! Но вино бродило в голове, и инстинкт самосохранения куда-то улетучился.

«Господи, Лариса Викторовна! Куда подевалась ваша рассудочность?» — спрашивала она себя в то время, как Петр вел ее к морю. Она постоянно косила на него взгляд.

«Нет, мне все же кажется, что этот человек непричастен ко всему тому, что здесь происходит», — решила она для себя.

«Но ведь здесь нет Саши!» — возражал ей внутренний голос.

«Ладно, прорвемся!» — с какой-то беспечностью отвечал другой голос.

Какими-то окольными путями они вышли к морю. Это было довольно далеко от пляжа. Зрелище было удивительно красивое: низкое небо и огромные звезды, дрожит и переливается лунная дорожка, поблескивая на удивительно ровной глади воды.

— Ну как? — прошептал ей на ухо Петр.

— Классно! — призналась Лариса.

— Я люблю купаться ночью, особенно плавать по дорожке.

— Нет, плавать я не хочу.

Ответ Ларисы он воспринял, однако, по-своему и расстегнул «молнию» на ее сарафане.

— Мы не будем никуда плыть. Мы будем просто купаться, — погрозила ему пальцем Лариса.

— Хорошо, — тут же согласился Петр.

Они молча и быстро сбросили с себя одежду и с разбега ринулись в воду. Море ласково обнимало и целовало Ларису. Было необыкновенно легко и хорошо. Впервые за весь день она почувствовала себя спокойно.

Петр нырнул, приглашая последовать его примеру, но, как только он скрылся под водой, волна страха вдруг вновь захлестнула Ларису, напоминая минувшее утро.

— Эй, плыви ко мне! — Он наконец показался на поверхности.

Он был очень далеко от нее, и она испугалась.

— Нет! Я замерзла. Пойдем отсюда! — прокричала она.

Ей совсем расхотелось купаться. Выйдя на берег, она, не дожидаясь, пока он выйдет из воды, натянула на себя одежду и пошла в сторону пансионата.

— Да ты что? Что с тобой? — Петр догнал ее, на ходу пытаясь надеть брюки.

— Ничего, просто мне стало холодно и немного жутко.

— Ага, здесь по ночам Нептун уволакивает в свое царство красивых женщин, — насмешливо сказал он. — Ну что, пойдем ко мне?

Лариса не ответила. Они шли по пустынной дороге, которую окружали темные деревья, и не было ни одной души вокруг.

— Ты боишься? — спросил Петр и с силой сжал ее ладонь.

— Отпусти.

— Нет, ты мне скажи — неужели ты меня боишься?

— После того что произошло сегодня утром, можно бояться кого угодно.

— Я абсолютно безобидный человек. Вот тебе крест! — И Петр перекрестился. — У меня с собой нет оружия, я не хочу тебе причинять вреда. Я просто… Просто…

Он смутился и чуть опустил голову вниз.

— Я просто хочу тебя, вот и все, — простодушно признался бизнесмен.

— Ладно, пойдем, — чуть облегченно вздохнула Лариса. — Пойдем к тебе, я хочу выпить кофе и согреться.

Петр обнял ее и попытался даже во время ходьбы сделать импровизированный массаж плеч. Лариса мысленно усмехнулась. Однако после разговора на ночной тропинке она немного успокоилась. Она и раньше чувствовала, что от Петра не может исходить опасность, а сейчас в этом почти уверилась. Тем более что в номере за стеной ее ждет Саша, и в случае чего она будет орать как резаная.

«А Петр действительно ничего», — снова начала она коситься в его сторону. И никакой не рекламный мальчик, просто красивый мужчина, слегка прямолинейный и простодушный. Словом, нормальный мужик.

Они подошли к пансионату. Все было спокойно, и ничто не напоминало о недавнем убийстве. Однако милиционер при входе и администратор более внимательно, чем обычно, осмотрели вошедших. Петр после разговора с Ларисой чувствовал себя на подъеме и даже подмигнул пристально изучавшей его администраторше.

Когда они вошли в номер, Петр сразу включил свет.

— Это чтобы ты не боялась, — объяснил он. — Как насчет шампанского?

— Не знаю, — пожала Лариса плечами. — Вообще-то лучше кофе. А еще лучше сразу в душ. А то я ощущаю соль на теле — неприятно…

— Конечно-конечно, — тут же согласился Петр. — А я к тебе попозже присоединюсь.

— Как хочешь. — Пожав плечами, она скрылась в ванной и закрыла за собой дверь на задвижку.

Ванна приятно расслабляла и одновременно бодрила. И Лариса, непоследовательность поведения которой в этот день стала уже общим местом, неожиданно решила, что сейчас же возвратится к себе в номер. Она посмотрела на свои часы, которые положила рядом. Было ровно двенадцать ночи. Начинался новый день ее отпуска. Уже четвертый…

В этот момент в комнате что-то упало. Было похоже на мешок с цементом или песком. И немного погодя хлопнула входная дверь. Лариса замерла и начала прислушиваться. Однако кругом была мертвая тишина.

«Что за чертовщина такая здесь происходит? Неужели это Петр ушел? Но куда? И что упало в комнате?» — эти вопросы Лариса мысленно задала себе в интервале нескольких секунд.

Но ответов на них не было. Лариса, подозревая недоброе, осторожно завернулась в полотенце. Потом, секунду прислушавшись, вышла из ванной.

В номере царила гробовая тишина. Похоже, что в нем никого не было. Однако горел свет, и от этого Ларисе стало не по себе еще больше. Ни единого шороха из комнаты слышно не было. Лариса осторожно заглянула туда и…

Что-то с невероятной тяжестью ухнуло у нее от сердца вниз. Может быть, душа ушла, что называется, в пятки. Потому что второй раз за сутки пережить такое даже для нее, умудренной криминальными приключениями дамы, было слишком.

Посреди комнаты, неестественно скрючившись, лежал Петр и смотрел на нее полными ужаса и удивления глазами. Только вряд ли он ее видел, потому что, по всей видимости, был мертв. Голова его была размозжена металлическим уголком, который валялся рядом. Вокруг были брызги крови и еще чего-то, напоминающего мозги. Лариса с трудом сдержала тошноту.

Подавив в себе крик, она судорожно натянула сарафан и пулей выскочила из номера.

Когда она влетела в свой номер, Саша спокойно сидел в кресле и читал газету.

— Там труп! — прошептала она зловещим шепотом, показывая в сторону номера Петра.

Из дневника Олега Николаева 13–15 февраля 2000 г

Только что прилетел из Москвы. В редакции все по-прежнему, все полны энергии и оптимизма. Носятся как заводные. Здесь ритм жизни несколько иной, более замедленный, несмотря на войну. Хотя событий происходит гораздо больше, чем в столице. Рассказывал о Чечне «бабушке». Она смотрит на все со снисходительностью, с высоты своего опыта. Вот уж кто не меняется… Ей хорошо в московской квартире, а здесь ужасный ветер и пурга. Мы едем в горы и поднимаемся по бесконечным серпантинам. Ужасно утомляет. Колька, паразит, дрыхнет. А я никак не могу согреться… Приходится применять русское национальное средство.

Наконец показалось село. Только неделю назад его заняли федералы, но до сих пор в нем неспокойно. Похоже, что под местное население «косит» половина боевиков полевого командира Азамата Ахъядова. Уж слишком они хорошо осведомлены о ситуации при своих обстрелах. Точно знают, куда стрелять. Работают в основном снайперы. Сегодня уже скосили двоих наших.

Завтра прибывает группа милиционеров из Воронежа. Они должны прийти на смену ростовцам, и в селе по этому поводу сильное оживление. Командиры пытаются привести все в порядок для передачи службы. Везде стоит несусветный мат в адрес рядовых, которые уже немного расслабились и почувствовали запах дома…

…Воронежцы прибыли ближе к вечеру… Из пятидесяти человек, однако, добралось сорок. Они попали в засаду. Приехали с очень жестким настроением. Лица почти звериные, особенно при виде так называемого «мирного населения» — милиционеры не скрывают своей враждебности. Что бы ни говорили о дружбе народов и о том, что народ Чечни не виноват, все здесь понимают, что это только слова. Население обижено федералами, и это недоверие к русским не исправить еще очень долго. С другой стороны, все, кто вернулся отсюда, никогда уже не смогут ровно относиться к чеченцам. Потому что видели их лицемерие — днем чеченец «мирный», а ночью он в тебя стреляет. Ситуация безвыходная, если думать о перспективах мирного сожительства русских и чеченцев. И что с ними всеми делать? Не на Колыму же ссылать, в конце концов?! И не нейтронную же бомбу сбрасывать на Чечню?!..

…Воронежцы в шоке и никак не могут отойти до конца, каждый раз пытаются все рассказывать заново. Их БТРы из сопровождения подорвались сразу. Вероятно, стояли радиоуправляемые мины. Потом последовал шквал огня, причем сразу со всех сторон. Итоги — восемь человек убиты и двое ранены.

У многих погибли лучшие друзья. Вновь прибывших пытаются напоить, чтобы снять напряжение. Но водка не берет. Наконец кто-то принес самокрутки, и по селу поплыл сладкий запах марихуаны…

…А утром следующего дня в селе нашли несколько трупов этого самого «мирного» населения. Это были мужчины в среднем тридцати лет от роду…

День 4-й

— Что значит — труп? — Саша отбросил газету и вскочил с кресла.

— Я была в душе. Выхожу, а он мертвый, — едва сдерживаясь от истерики, объяснила Лариса.

— Кто, Петр?

— Ну а кто же еще? Голову ему раскроили.

— Этого еще не хватало. — Саша снова сел в кресло. — Ты милицию вызвала?

— Нет, я сразу бросилась к тебе.

— Ты что-нибудь слышала?

— Только как хлопнула дверь. Наверное, это ушел убийца.

Саша нахмурился и покачал головой. Лариса закуталась в махровый халат и, дрожа всем телом, уселась в кресло с ногами. Она закурила сигарету и протянула руку к банке с джин-тоником, которую неспешно попивал Саша. Она одним глотком опорожнила оставшуюся половину банки и нервно выкинула ее в мусорку. «Черт, кто же будет следующий?» — задала она себе вопрос, когда напиток уже подействовал. Получается что-то вроде Агаты Кристи, десять негритят… Может быть, этот пансионат вообще нехорошее место?

— Что собираешься делать? — нарушил молчание Саша.

— Я не знаю, здесь происходит нечто ненормальное, и я очень хочу во всем этом разобраться. Петр утверждал, что не знал Олега, более того, что тот следил за ним. Я думаю, что связь между ними все-таки есть, но выяснить это я могу только в Москве.

— Ты хочешь сказать, что поедешь в Москву?

— У меня нет другого выхода. Петр жил и работал именно там. Олег — тоже москвич. Вот только какая между ними связь?

— Почему Петра тоже не застрелили? — скептически скривил губы Саша.

— Откуда я знаю? Может быть, убийца просто не любит повторяться. Оригинал такой.

Саша не ответил.

— Хорошо, я поеду с тобой, — решительно заявил он.

— Куда, в Москву?

— Да, а сейчас надо вызвать милицию.

— Нет, так не пойдет. Мы не должны уезжать вместе. Может быть, здесь произойдет еще что-нибудь? Тебе лучше остаться.

— Хорошо, очевидно, ты права, — немного подумав, ответил Саша. — Вместе нам действительно нельзя уезжать. Но… Мне не хочется отпускать тебя одну.

— Ничего, я уже большая девочка. Со мной ничего не случится, — заверила его Лариса.

— Ага, вот только во что эта девочка влезла? — и он подозрительно посмотрел на нее.

— В Москве я наверняка все узнаю.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю. Там посмотрим…

* * *

Лариса благополучно приземлилась в столице уже утром. Погодка в Москве стояла совсем не летняя и резко контрастировала с ласковым солнцем Черноморского побережья. Неприятный холодный ветер и низкие облака создавали далеко не гостеприимное ощущение…

В Москве она первым делом направилась в справочный киоск и вскоре выяснила адрес строительной фирмы «Дом». Фирма располагалась совсем недалеко от Пушкинской площади, в самом центре города.

Лариса подъехала к особняку в районе одиннадцати часов утра. В двухэтажном особняке, судя по табличкам, располагалось как минимум десять различных фирм. Разобравшись в бесконечных указателях, которые наперебой предлагали свое, она поднялась на второй этаж и очутилась перед довольно внушительной дверью. Открыв ее, она нос к носу столкнулась с довольно солидным охранником. В отличие от других своих коллег он не отличался высотой роста и накачанностью мышц, но от него исходила какая-то другая сила. Лариса даже поежилась. Глаза его смотрели абсолютно бесстрастно и равнодушно, однако в них угадывался ум.

«Просто какое-то новое поколение охраны», — отметила она про себя, на всякий случай как можно любезнее улыбнувшись.

— Вы к кому?

— К директору, — выпалила она машинально, зная, что увидеть его нельзя по той простой причине, что он уже мертв.

— Одну минуточку, — совершенно спокойно ответил охранник и скрылся в конце небольшого коридорчика.

«Неужели все-таки обманул?» — с легким ужасом подумала Лариса.

— Вас коммерческий директор устроит? — спросил немного погодя вернувшийся охранник.

— Да, конечно, — с облегчением согласилась она.

— Тогда пройдите в конец коридора.

«Интересно, здесь всегда так свободно пропускают и не просят представиться?» — успела подумать Лариса, прежде чем дошла до нужного кабинета.

Вежливо постучавшись, она услышала изнутри приятный баритон:

— Входите, входите.

Открыв дверь, Лариса оказалась в кабинете директора. Он был довольно уютный, небольшой, с современной мебелью. Совсем обычный, ничем не отличающийся от множества своих собратьев.

— К сожалению, Петра Васильевича Курилова сейчас нет, он в отпуске, чем я могу быть полезен? — Мужчина средних лет в модном сером пиджаке жестом пригласил Ларису присесть.

— А когда он будет? — на всякий случай осведомилась она.

— Надеюсь, что на следующей неделе. Сезон отпусков, Черноморское побережье, вы, наверное, понимаете, — улыбнулся мужчина. — Меня зовут Горцев Степан Федорович. Чем могу служить?

— Да я, собственно говоря, по поводу Петра Васильевича и пришла.

— А в чем дело? — удивился Горцев.

— Он был убит сегодня ночью в пансионате «Волна» в селе Архиповка, — официальным тоном сообщила Лариса.

— Что? — У коммерческого директора отвисла нижняя губа. — А вы откуда об этом знаете?

— Мы отдыхали вместе. Познакомились в Архиповке.

— Так… Так… — Горцев был явно растерян. — И что же? Что вы хотите узнать?

— Дело в том, что перед этим погиб мой друг — журналист Олег Николаев, а затем на следующее утро был убит и Петр. Мне показалось это очень странным, к тому же у меня создалось впечатление, что Петр и Олег знали друг друга. Но когда я их спросила об этом, то они оба это отрицали.

Горцев выслушал Ларису с отсутствующим выражением лица. Похоже, он никак не мог прийти в себя от известия, которое принесла Лариса, и наверняка уже просчитывал в уме варианты развития событий — что дальше будет с фирмой, как будут развиваться дела и все такое прочее…

— Да… Да… — невпопад произнес он, когда Лариса замолчала. — А почему, собственно говоря, вас это интересует? Что, в наше время у красивых дам не осталось больше занятий, как интересоваться убийствами? Для этого есть милиция.

— Погиб мой друг. И у меня есть основания полагать, что эти две смерти связаны между собой. Мало ли, какие у вас тут могут быть разборки.

— Разборки? — удивился Горцев. — Да вы что?! Нет, это не у нас. В последнее время дела идут очень хорошо. Я бы даже сказал, что, наоборот, наши конфликты как раз и закончились.

— А что это были за конфликты?

— Да так, местного значения, — махнул он рукой. — С нашей основной конкурирующей фирмой мы присмотрели, а затем практически купили один и тот же участок под строительство. Сейчас мы работаем там вместе, и весьма успешно. Это даже оказалось гораздо выгоднее и удобнее. Мы собираемся продолжать наше сотрудничество. А вы говорите — разборки… А кстати, — неожиданно встрепенулся он. — Вы вообще откуда?

— Я — директор ресторана «Чайка» в Тарасове, — наконец представилась Лариса и протянула Горцеву визитку. — Но помимо этого я иногда занимаюсь частным сыском.

— Да? — Лицо Горцева вытянулось.

— И вполне успешно, — категорично добавила она.

— И что же вы от меня хотите? — Растерянность Горцева была очевидна.

— Вашему шефу размозжили голову в его собственном номере. Вы не хотите знать, кто это сделал? Местная милиция вряд ли разберется…

Горцев нахмурился:

— Но что я должен делать?

— Рассказать мне о Петре. Я его знала всего два дня.

— Ну хорошо…

В этот момент дверь открылась, и на пороге возник молодой парень с какими-то бумагами в руках.

— Потом, потом, — зашикал на него Горцев. — Скажи всем, что я занят. Все дела через час…

«Ничего себе впечатление я произвела», — с удовлетворением отметила Лариса.

— Значит, относительно нашего производства и связанных с этим проблем — тут можно даже и не искать. Наши дела пошли в гору, но и у конкурентов нет никаких провалов. С криминалом у нас нет никаких проблем… Да и не их это методы — на отдыхе, в номере, размозжить голову…

Горцев даже поежился — видимо, представил, что это он, а не Курилов подвергся столь жестокой экзекуции.

— Нет, легче убить здесь, — с убежденностью заявил он. — Тогда бы точно все списали на местные разборки и дело бы закрыли. Этим здесь никого не удивишь.

— Тогда что? Кстати, насчет Олега. Вы не слышали фамилию журналиста Николаева.

— Только телеведущего. Петя никогда о нем не говорил… А фотографии у вас нет?

— К сожалению, не взяла.

Горцев скептически повел бровью.

— Да Петр вообще эту братию не любил. Говорил, что это одна из самых грязных и вредных профессий. Строитель — это звучит гордо, а бумагомарание — зачем и кому это надо?

— А с кем общался Петр? Как складывалась его личная жизнь?

— В основном все друзья только по работе. А дома… Дома как все. Ругался с женой часто. Отдыхать с ней не ездил никогда, исключая, наверное, только первый год как поженились. А свадьба-то была! С размахом. Счастливы были оба — полная идиллия! — Горцев слегка улыбнулся.

— Вы давно знали Петра?

— Да, но нельзя сказать, что мы друзья. Просто я был удобен ему, а он — мне. Интересно, как теперь все будет?

Горцев тяжело вздохнул и задумался.

— А кто его жена?

— Симпатичная, и не дура к тому же… Любит его, похоже. Да и Петр с тех пор поднялся — новая квартира, обстановка. Нет, семья у них прочная… Была…

Горцев снова тяжело вздохнул.

— А как Петр относился к своей жене?

— Весьма бережно. Не изменял ей, у них даже в брачном контракте написано что-то про верность… Да нет, там все нормально! — махнул он рукой. — Вот два года назад, тогда могли нас грохнуть обоих… Очень сильные финансовые проблемы были, на нас наезжали — угрозы по телефону, и все такое… Но мы вылезли — Петр очень трудолюбивый… был, а тогда вообще из офиса не вылезал. Все какие-то договоры выискивал, брал все, что ни попадется, ничем не брезговал. Даже иногда на дачах подрабатывали.

— Степан Федорович, а вы не дадите мне его домашний адрес? Я бы хотела поговорить с его женой… Может быть, она что-нибудь знает?

— Сходите. Адрес я вам дам — это не секрет. Только вот не знаю: дома она или нет. Она летом в основном на даче живет.

Горцев взял ручку и написал на бумажке адрес. Лариса взяла бумажку и спрятала ее в сумочку.

— Хорошо, спасибо. Вы не возражаете, если я вас еще когда-нибудь навещу? — с многозначительной улыбкой спросила она.

И коммерческий директор фирмы «Дом», попав под обаяние Ларисы, тут же закивал головой. Он даже встал из-за стола и поцеловал ей ручку. Лариса тут же распрощалась.

— Я думаю, что из милиции к вам тоже придут. Очень скоро, — сказала она уже в дверях.

Выйдя из офиса, она поймала машину и поехала по адресу, данному ей Горцевым.

Ясности от визита в «Дом» не прибавилось. Она все-таки надеялась, что сможет обнаружить здесь следы какой-нибудь связи Олега и Петра. Но эта связь абсолютно не подтверждалась. И в одном был прав господин Горцев: если убивать из-за бизнеса, то лучше уж в Москве. А это означает, что причины преступления кроются не в бизнесе…

* * *

Увы, дома у Куриловых Ларису ждало разочарование — дверь никто ей не открыл. Это означало, что жена Петра действительно отдыхает на даче и ей ничего не известно о том, что произошло с мужем на юге.

Потеряв два часа на поездку в Беляево, где жил Курилов, Лариса поехала обратно в центр — в редакцию «Московского комсомольца», где работал Олег Николаев.

Время близилось к вечеру, и Лариса спешила. Как только она вошла в здание редакции, то сразу увидела большой портрет Олега Николаева в траурной рамке. Он улыбался искренне и открыто. Около портрета лежали цветы…

На душе у нее стало грустно и тоскливо.

— Ешкин кот! Олег! Черт, да он же только на неделю уехал в командировку, а тут… Да быть такого не может! — раздался голос сзади.

Лариса обернулась и увидела молодого парня в джинсах и толстовке.

— В командировку? — вырвалось у нее.

— Да, а что? В командировку, у него были какие-то дела на юге, — опешил парень. — А вы кто?

— Я? Я училась вместе с Олегом в институте, — ответила Лариса. — И меня очень интересует причина его гибели.

— А почему именно гибели?

— Мы отдыхали вместе в Архиповке, причем вышло это совершенно случайно… Я не знала, что он там в командировке…

— Так, подождите, пройдемте, — он указал ей в направлении лестницы. — Меня зовут Роман. Я только сегодня прилетел с Камчатки, делал специальный репортаж. Я даже и не знал ничего про его гибель. А как все произошло?

— Мы с ним договорились идти на пляж, а он не зашел за мной, — просто объяснила Лариса. — Я пошла к нему в номер, а там было все перевернуто вверх дном. Он лежал уже убитый, выстрелом в затылок.

— Значит, все-таки убили… — протянул Роман.

— Вы что-то знаете?

В этот момент в комнату, где они разговаривали, вошел мужчина средних лет.

— Александр Георгиевич, оказывается, Николаева-то убили, — тут же обратился к нему Роман.

— Причины смерти выясняются, — сухо ответил тот, кого назвали Александром Георгиевичем. — Но вообще — выстрел в затылок. Может быть, чеченский след, может быть, еще что… Пока непонятно.

— Но если чеченский — то проще, наверное, это было сделать в Чечне? Да и что там у него могло случиться?

— Не знаю, Рома, не знаю… — так же бесстрастно сказал мужчина, который, по всей видимости, являлся одним из газетных начальников. — У Николаева было какое-то дело, о котором он мало кому говорил. Поэтому строить какие-либо предположения сейчас — дело неблагодарное.

— Вот, кстати, почти свидетель убийства, — Роман обратил внимание Александра Георгиевича на Ларису.

— Вот как? — Брови начальника удивленно поднялись, и он тут же заинтересованно и цепко посмотрел на Ларису. — Вы что-то видели? В курсе причин случившегося? Моя фамилия Петров, я зам главного редактора газеты.

— Понимаете, у него в номере все было перерыто. Там что-то искали.

— Негусто, — констатировал Петров. — А вы общались с ним там, на юге? Он уехал весьма внезапно, взял неделю за свой счет.

— А фамилия Курилов вам ни о чем не говорит? — спросила Лариса. — Он возглавляет строительную фирму «Дом».

— Нет, — после некоторых раздумий решительно ответил Петров. — Абсолютно ничего. Первый раз слышу. А почему этот человек должен быть связан с Николаевым?

— Дело в том, что через сутки после гибели Олега в том же пансионате убили этого самого Курилова, — объяснила Лариса.

— Чертовщина какая-то, — пробормотал Петров. — Вообще-то звонил ему кто-то в последний месяц, Олег туманно говорил, что какой-то майор… Он вообще был не очень разговорчив, когда речь шла о делах. Впрочем…

— Что — впрочем? — быстро спросила Лариса.

— Наверное, стоит поговорить с «бабушкой», — как бы сам себе сказал Петров.

— С какой «бабушкой»? — удивилась Лариса.

— Мариной Кудряшовой. Она у нас местный старожил. Сначала работала репортером, а теперь редактором. Она может что-то знать про Олега. У него с ней были весьма доверительные отношения, — сказал Петров с некоей ехидной интонацией в голосе. — Он ей одной поверял профессиональные тайны… Только ее сегодня нет, она прибудет из командировки завтра… А вы больше ничего не знаете? — Петров снова вперил в Ларису свой цепкий взгляд.

— Нет, — ответила она.

Ей почему-то не понравился этот напыщенный и в то же время суховатый человек. Было видно, что ему по большому счету безразлична смерть коллеги, и интерес представляет только то, что из нее можно выжать — поднять имидж издания, например, раздуть кампанию о притеснении журналистов или что-нибудь подобное.

— Ладно, разберемся, — проворчал Петров и, кивнув Ларисе, будто благодаря ее таким образом за весьма незначительную, с его точки зрения, информацию, удалился.

— Приходите завтра, — сказал Роман. — Приедет «бабушка», с ней поговорим — может быть, она что знает.

И он развел руками, показывая, что ничем больше не может помочь Ларисе.

Она попрощалась с Романом и вышла на улицу. Тут она почувствовала, что находится в тупике — пока из посещений мест работы Олега и Петра ничего путного она не извлекла.

С отчаяния Лариса решила купить последний номер «Московского комсомольца». Раскрыв газету, она обнаружила в ней статью, написанную Олегом Николаевым.

Она очень внимательно изучила текст, стараясь понять, откуда могла исходить для него опасность, — если, конечно, придерживаться версии убийства по политическим мотивам.

Статья была посвящена некому банку «Корт» и его махинациям с отмыванием денег. Однако Олег был не одинок в своих публикациях на эту тему — другие средства массовой информации тоже охотно освещали недавний скандал. И Лариса пришла к выводу, что причины убийства ее бывшего одногруппника кроются не здесь.

Медленно бредя по улице к метро, она уже поняла, что сегодня улететь не успеет. Ей нужно было заняться проблемой ночлега, и, поймав машину, она направилась в свою любимую гостиницу «Вена» — там Лариса всегда останавливалась, когда бывала в Москве.

Подходил к концу очередной день ее отпуска. Что и говорить, четыре дня назад она абсолютно не могла предположить, что судьба забросит ее с Черноморского побережья в Москву и снова окунет в океан криминальных приключений. Она чувствовала себя очень одинокой и потерянной…

Из дневника Олега Николаева Апрель 2000 г

После некоторого затишья снова начались обстрелы. Чеченцы хорошо вооружены, подчас даже лучше, чем федералы. Это ужасно обидно. Многие обвиняют в этом наше командование. Вот только результат нулевой. Я решил написать об этом ряд статей. Колька, как всегда, очень рьяно бросился мне помогать. Чего совершенно нельзя сказать о начальстве. В пресс-службе группировки наших войск каждый документ приходится добывать с боем. Зато как много интересного мы раскопали насчет махинаций командования среднего звена! По поводу одной из них я срочно послал материалы в Москву. Очень был удивлен ответом: «Прекратить заниматься херней! Необходимо написать статьи о боевых буднях солдат. Вот и пишите! Не время поднимать этот вопрос…»

Неужели новая власть начинает прижимать прессу и снова вводит цензуру? Черт знает что в стране происходит…

Познакомился с классным мужиком. Майор Сергей Родионов. Очень умный и для военного даже слишком какой-то правильный. По-моему, у него что-то не сложилось в жизни. С собой постоянно носит фотографию двоих очень милых детишек. Но я ни разу не видел фото его жены. К тому же он никогда не говорит о ней. Скорее всего, жена его бросила.

А те документы, которые мы раскопали с Колькой, не дают мне покоя. Очень хочу поговорить об этом с Родионовым, но пока не решаюсь. Кто его знает, что он за человек. Иногда моя интуиция меня подводит. Поэтому лучше немного подождать…

День 5-й

Лариса проснулась достаточно рано, в восемь. Полтора часа она потратила на то, чтобы привести себя в порядок и позавтракать. В половине десятого вышла из гостиницы и направилась снова в Беляево — предполагая, что жена убитого Курилова будет дома.

И удача улыбнулась ей. Куриловы жили в отдаленном районе, но рядом с метро, что делало это жилье очень удобным. Обычная девятиэтажка, с прекрасной планировкой и кодовым замком на двери. Для бизнесмена его уровня скромновато.

«Куда же, интересно, он девал деньги?» — подумала Лариса.

Она поднялась на шестой этаж и нажала на кнопку звонка. Ждать пришлось довольно долго, и она уже решила, что дома никого нет, но дверь неожиданно открылась. При этом традиционного «Кто там?» изнутри не прозвучало. На пороге стояла довольно молодая дама, шатенка с короткой стрижкой, и с легким вызовом смотрела на Ларису. Та тут же сделала вывод, что она приняла ее за одну из любовниц Петра.

— Проходите, — не здороваясь, дама впустила Ларису в квартиру.

— Здравствуйте, — с намеком на невежливость хозяйки сказала Лариса.

— Ну, здравствуй, — неожиданно перешла на «ты» собеседница. — Проходи на кухню, раз пришла. Что-то поздновато ты явилась…

В голосе жены Курилова явно слышалось горькое ехидство. «Наверняка меня приняли за любовницу», — убедилась Лариса, проходя на кухню.

Кухня была очень большая, светлая и удобная. Конечно, до кухни в «новорусском» доме Ларисы она недотягивала, но гостья оценила по достоинству вкус хозяйки — интерьер был безупречен.

— Короче, — Лариса решила сразу покончить с возможными недоразумениями, — по-моему, вы меня приняли за кого-то другого.

— Ты хочешь сказать, что никогда не была любовницей моего мужа? — прямо спросила Курилова.

— Нет, я здесь по другому делу. О том, что вашего мужа убили, вы знаете?

— Знаю, — спокойно ответила та и плотно сомкнула губы.

— Так получилось, что мы отдыхали в одном пансионате…

После этих слов женщина фыркнула и окинула Ларису презрительным взглядом.

— Там же был мой друг, — стараясь не обращать внимания на ее мимику, продолжала Лариса. — Так вот — моего друга убили первым, через день после нашего приезда. А следующим был ваш муж.

— А я-то тут при чем? — Тон вдовы все-таки изменился, и голос стал мягче. — Подождите, я сейчас кофе поставлю. Так вы что — из милиции?

— Нет, я частное лицо и веду самостоятельное расследование. Меня, кстати, зовут Лариса.

— Надя, — машинально ответила хозяйка и, как показалось Ларисе, с уважением посмотрела в ее сторону. — Вы извините — я думала, что это пришла одна из его прошмандовок.

— У вашего мужа были любовницы?

— Конечно, — с уверенностью ответила она, — а то куда же он все деньги-то девал?

— А они что, и раньше приходили сюда?

— Нет, что вы. Просто мужа убили… Вот я и подумала — притащилась. А вашего друга за что убили?

— Это я и пытаюсь выяснить. И мне показалось, что он был знаком с вашим мужем. Он работал журналистом в «МК» — его звали Олег Николаев.

— Олег? Николаев? Нет, не знаю. Да и знакомых среди журналистов у мужа вроде бы не было. Если только среди журналисток. — В ее голосе снова послышалось ехидство. — Даже и не знаю, чем смогу вам помочь.

— А жили вы хорошо? — неожиданно спросила Лариса.

Хозяйка на мгновение замешкалась, замерла в движении к плите, на которой уже кипел кофе. Потом пожала плечами:

— Да как все… Хорошо, что детей не успели завести. Словом, не очень… — Голос Нади чуть задрожал. — Приходил он всегда поздно. Поест и — спать, почти все молча. Так, иногда что-нибудь скажет и снова замолчит. Он даже и спать со мной перестал. Конечно, натрахается, извиняюсь, черт знает где. Разве на меня потом сил хватит?

— Ну, если вы считали, что он погряз в разврате, почему бы вам тоже было не завести любовника? — резонно спросила Лариса.

Надя снова пожала плечами, разлила по чашкам кофе и ничего не ответила.

— Но женились-то вы по любви? — продолжила Лариса.

— А как же! Только что куда делось потом… И цветы чуть ли не каждый день дарил. А теперь… — Она махнула рукой. — Что теперь-то говорить, когда он уже мертвый.

Надя отвернулась от Ларисы и беззвучно зарыдала. Через некоторое время она снова повернулась к ней и пробормотала слова извинения.

— Я думаю, что у меня еще будет новая жизнь, — серьезно заявила она.

И лицо ее неожиданно приобрело очень жесткое выражение.

— Конечно, конечно, — приободрила ее Лариса.

— Вы извините, я хочу остаться одна, — сказала Надя. — Не могу больше говорить обо всем этом… Извините.

Лариса посмотрела на пустую чашку из-под кофе. Намек был понят. Жена Курилова была явно не расположена к дальнейшему разговору. Поэтому Котова поднялась, тихо попрощалась с Надей и ушла.

Настроение у нее было явно не лучшее. Никакой ясности в деле по-прежнему даже не намечалось.

«Все! Теперь в редакцию!» — раздраженно подумала Лариса, решительно направляясь к станции метро. Марина Кудряшова, так называемая «бабушка», только она могла вывести Ларису хоть на какой-то след в этой истории.

* * *

Марина Кудряшова не просто любила свою работу, она ею жила. Она знала все, что происходит в редакции, и переживала за все чужие неудачи не меньше, чем сами коллеги. К ней привыкли подходить и делиться своими проблемами и радостями, часто просто заходили посидеть и молча попить чайку. Ее ласково называли «бабушкой», хотя ей было всего лишь слегка за сорок. Она была полной, можно сказать даже тучной женщиной. Но полнота придавала ей некоторую солидность. Она совсем не обижалась на свое «прозвище», а в душе даже гордилась им.

Смерть Олега Николаева не просто расстроила ее, она ее потрясла. С Олегом у нее были более чем близкие отношения. Она знала про него все, ну или почти все. Она гордилась им, как мать гордится своим сыном. И теперь его нелепая гибель на черноморском отдыхе ввергла ее в состояние какой-то прострации. Она так же добросовестно выполняла свою работу, так же разговаривала со всеми, давала советы, улыбалась, сочувствовала, но делала это совершенно машинально. Иногда говорила и отвечала невпопад.

В этот раз, отправляясь на юг, Олег ничего ей не сказал — куда едет и зачем. Только перед самой поездкой обмолвился, что может прислать на ее имя некую посылку. На главпочтамт, до востребования. И если это случится, то он просил ее сохранить пакет до его приезда. Если им будут интересоваться, отвечать однозначно: ничего не знаю. Кто бы это ни был. Она привыкла, что ее часто просили о чем-то неординарном, и поэтому с готовностью заверила Олега, что отдыхать он может спокойно.

Однако через несколько дней ей пришлось уехать в командировку. Когда она вернулась, то увидела портрет Олега в траурной рамке…

А потом к ней пришла незнакомая женщина, высокая, хорошо одетая блондинка с зелеными глазами. Ее звали Лариса. Она представилась давнишней знакомой Олега, рассказала, что они случайно встретились на отдыхе в Архиповке. Более того, незнакомка утверждала, что Олег погиб чуть ли не у нее на глазах. Во всяком случае, она первой обнаружила его труп.

Ко всему прочему Лариса рассказала, что после смерти Олега на нее покушались, — ее чуть было не утопил в море какой-то таинственный злодей, представившийся инструктором морских мотоциклов. И в довершение всего она поведала Марине о еще одном убитом, совершенно незнакомом ей бизнесмене по имени Петр Курилов.

Незнакомка, несмотря на то что произвела на Марину положительное впечатление, все же выглядела странно. Вернее, не она сама, а ее рассказы. Кудряшова сочла, что так не бывает — не может быть столько совпадений. И с каждым словом Ларисы она все больше подозревала ее в злых намерениях. Тем более что Лариса настойчиво пыталась выведать у Марины, чем занимался Олег, о чем он в последнее время писал и какие могли быть у него трения с фигурантами его публикаций.

Марина сама не бог весть как была осведомлена о тайных встречах Олега с людьми, поставлявшими ему материалы для статей. Обычно такие дела журналисты держат в тайне даже от своих самых близких коллег.

И об истории с пакетом Марина, естественно, тоже умолчала. Ведь Николаев просил не говорить об этом никому, кто бы это ни был. А тут — женщина, которую она видела первый раз в жизни.

— Все может быть, — уклончиво говорила она о возможных причинах смерти Олега. — Он писал о Чечне, о политике и экономике. Писал довольно откровенно, с размахом… Не все статьи главный редактор пропускал. Потом он писал о банке «Корт». Там была куча махинаций по отмыванию денег. Все последние материалы были очень острыми.

Такие общие фразы, однако, не могли удовлетворить собеседницу Кудряшовой. Она явно рассчитывала на нечто большее. А Марину не убеждали ее мотивы — почему она влезла в это дело? Даже если это ее старый друг, то почему Лариса берет на себя функции частного детектива?

— А такое имя, как Петр Курилов, вам ничего не говорит? — допытывалась Лариса.

— Нет, абсолютно точно нет, — твердила в ответ Кудряшова.

Еще несколько минут собеседницы провели в тяжком молчании, а потом Кудряшова, сославшись на занятость по работе, вежливо попросила гостью уйти.

— Ну, если вдруг что-нибудь вспомните, позвоните мне, пожалуйста. — Лариса дала Кудряшовой визитку, где был вдобавок написан ее гостиничный номер телефона.

Марина равнодушно взяла визитку, хотя ей было совершенно ясно, что звонить она Ларисе не будет.

После ухода Котовой она пребывала в состоянии нервного возбуждения. Марина отчетливо вспомнила слова Олега и теперь не знала, как ей поступить. В трогательную историю так называемой «однокурсницы», которая в одиночку пытается раскрыть причину гибели Николаева, она не поверила. Да и чему можно верить, если даже те, кто по долгу службы обязан это делать, не раскрыли практически ни одного убийства журналистов!

Выкурив штук пять сигарет, она смяла последний окурок в пепельнице и решительно вышла из комнаты. Никому ничего не сказав, она отправилась на почту. Марине необходимо было узнать, пришло ли туда что-то на ее имя. Может быть, именно из-за этого и убили Олега?

Она вышла из редакции и торопливо пошла по улице. Почта была совсем рядом, и ехать на транспорте не было никакого смысла. Ко всему прочему Марина пыталась привести свои сумбурные мысли в порядок.

Зайдя на почту и выстояв небольшую очередь, она наклонилась к окошку. Назвав свою фамилию, поинтересовалась корреспонденцией. Девушка в окошке равнодушно выслушала ее, отвернулась и спустя некоторое время протянула Марине небольшую бандероль.

— Распишитесь вот здесь, — сказала она.

Марина машинально поставила свою подпись и отошла от окошка.

Распечатывать сверток прямо в почтовом отделении она, конечно же, не стала. Засунув его в сумку, поспешно вышла на улицу и здесь почувствовала легкое волнение и даже беспокойство. Она не понимала, откуда появилось это чувство, и оно ее немного раздражало. Марина привыкла владеть ситуацией, а в тот момент она не только ею не владела, а чувствовала чисто интуитивно какую-то опасность, исходившую от этого свертка, мирно покоящегося на дне ее сумки. Она уже подумала о том, чтобы взять на всякий случай машину, но не успела…

* * *

Лариса вышла из редакции, очень недовольная собой. Чувство, что Кудряшова что-то знает и ей не говорит, не проходило. И она решила, что обязательно дождется Марину на улице и проследит за ее действиями. Ничего более умного ей в голову не приходило. Что ей оставалось делать, если никто не хочет помочь?!

Она наблюдала за выходом из редакции где-то около часа. Наконец увидела, как Кудряшова вышла из здания и как-то нервно, на взгляд Ларисы, пошла по улице.

Естественно, Лариса, стараясь не терять ее из вида, пошла следом. Она видела, как Марина вошла в здание почтового отделения и как через несколько минут вышла обратно. В руках у нее, кроме ее собственной сумки, ничего не было.

«Или она сейчас что-то отправила или что-то взяла… Причем это «что-то» находится у нее в сумке», — логично рассудила Лариса.

Она посмотрела на Марину. Та в нерешительности топталась на тротуаре около проезжей части. Похоже, она собиралась взять машину. Это уже хуже…

И Лариса решила просто подойти к Кудряшовой и задать ей вопрос в лоб. В том, что Марина что-то знала и скрывала, у нее не было никаких сомнений. А уж что именно, Котова собиралась выяснить немедленно. Эта игра в партизан начинала ей надоедать.

Но то, что произошло в следующее мгновение, полностью спутало все ее карты. Марина неожиданно собралась перейти дорогу. И тут Лариса краем глаза увидела, как белый «Москвич» из второго ряда быстро перестроился в первый и на огромной скорости понесся прямо на Кудряшову. Лариса хотела закричать, но крик застрял в горле, и она так и осталась стоять с открытым ртом. Она на секунду как будто оглохла и не слышала, как машина глухо ударилась о Марину. Автомобиль слегка поддел ее, словно мяч…

Не слышала она и того, как какая-то тетка рядом с ней завизжала. Она видела только, как дверь «Москвича» чуть ли не на ходу открылась и оттуда выскочил молодой мужчина. Он подбежал к Кудряшовой и схватил ее сумку. Затем снова сел в машину. Она, взвизгнув тормозами, развернулась и на большой скорости скрылась.

Все произошло в считаные секунды. Мало кто из находившихся поблизости людей понял, что вообще случилось. Лариса, выйдя из состояния первоначального шока, рванула к Марине.

Та лежала на проезжей части ничком и тихо стонала, обхватив голову руками. Лариса поняла, что «бабушка» пока жива и находится в сознании. Это уже радовало.

— Кто это был? — спросила она, нагнувшись к Марине.

— Я не знаю. Моя сумка… — простонала та и потеряла сознание.

Лариса сразу же бросилась к телефонному автомату вызывать «Скорую помощь».

Начал собираться народ. Вскоре приехала милиция и «Скорая». Женщина, которая визжала рядом с Ларисой, тут же бросилась к подъехавшим милиционерам. Лариса сидела на бордюрчике тротуара рядом с Мариной, но краем уха все-таки услышала версию тетки: нападающих было несколько, они вышли из иномарки и обокрали бедную женщину, предварительно ее сбив. «Это же сколько будет продолжаться такое безобразие?» — вопила тетка.

Лариса не выдержала, подошла к стражам порядка и спокойно рассказала о том, что она видела. Тем более что номер «иномарки» по имени «Москвич» она по привычке запомнила.

— Это когда же ты все успела заметить? — недружелюбно заметила тетка. — Да еще и номер рассмотрела. Вы проверьте — может быть, она тоже соучастница.

— Проверим, — отмахнулся милиционер и повернулся в сторону Ларисы. — Вы не могли бы проехать с нами? Мы запротоколируем ваши показания.

Лариса хмуро кивнула, тоскливо провожая «Скорую» взглядом. Поговорить с Мариной Кудряшовой ей хотелось гораздо больше, чем с капитаном. Но, пока первая находится без сознания, это вряд ли возможно…

— Мне тоже проехать с вами? — не унималась наблюдательная тетка.

— Пока не надо, — буркнул капитан, уводя Ларису в милицейскую машину. — Оставьте свои данные и можете быть свободной. Мы вас вызовем.

В отделении милиционеры выполнили все формальности и, запротоколировав Ларисины показания, отпустили ее. А она между делом выяснила, что белый «Москвич» принадлежит некоему Прохорову Юрию Владимировичу, 1935 года рождения.

Милиционеры сразу же высказали версию, что машина, скорее всего, была угнана. Тем более что при Ларисе оперативник позвонил этому самому Прохорову домой и выяснил, что тот находится дома, болеет, а машина якобы стоит на улице. После чего он посмотрел в окно и выяснил, что, оказывается, уже не стоит.

Лариса напоследок выяснила, в какую больницу увезли Кудряшову, и, выйдя из отделения милиции, рванула именно туда.

Марина лежала на третьем этаже больницы, и, судя по тому, как легко Ларису пропустили к ней, ее жизнь была вне опасности. Котова прошла в палату, где, кроме Марины, лежали еще двое больных, но они в данный момент отсутствовали.

— Здравствуйте. — Лариса вошла в палату и подошла к кровати, на которой лежала Кудряшова.

— Это опять вы? — неприязненно спросила та. — Как вы меня нашли? Что вам от меня нужно?

— А как вы себя чувствуете? — Лариса решила не обращать внимания на враждебные выпады собеседницы.

— Нормально, — пожала плечами Марина. — Я отделалась только легким сотрясением и ушибами. Даже переломов нет.

— Вы можете мне рассказать, что случилось? Какой такой информацией вы обладаете, что на вас совершили наезд?

— А почему наезд? Вы это откуда знаете? — нахмурилась Кудряшова.

— Я видела все своими глазами. Признаюсь, что решила следить за вами от редакции. Зачем вы ходили на почту?

Кудряшова прищурилась и подозрительно посмотрела на Ларису.

— А почему я должна вам верить? Может быть, это ваши сообщники меня сбили? — спросила она.

— Вы тогда сказали — «моя сумка». Что было в сумке? Вы же понимаете, что у меня не было бы причин спрашивать, если я была замешана в этом деле. Ведь сумка уже находится у моих «сообщников».

Кудряшова задумалась.

— Я поняла, что вы мне не верите еще в редакции, и пока не знаю, чем вас окончательно убедить в том, что я вам не враг, — продолжила Лариса. — Я просто хочу узнать, кто убил Олега. К тому же у меня есть достаточный опыт раскрытия подобных дел.

— Вы что, частный детектив? — с усмешкой спросила Марина.

— Можно сказать, что и так. Но это не основное мое занятие. Вообще-то у меня свой ресторан, как вы знаете, если прочли, конечно, мою визитку, но в своем городе я часто помогаю людям решать криминальные проблемы. Сейчас же мне самой необходима помощь. Я совершенно не успеваю за событиями и, если уж быть до конца откровенной, мало что понимаю в происходящем.

— Мою сумку похитили, а что там было — я не знаю, — после небольшой паузы, уже несколько другим, более доброжелательным тоном сказала Марина.

— Где «там»? Что вы получили на почте?

— Олег, перед тем как поехать отдыхать, сказал мне, что, возможно, пришлет на мое имя какой-то пакет или бандероль. До востребования. А потом пришло известие о его смерти. И пришли вы с вашими вопросами… Я сразу вспомнила о его словах. Причем Олег говорил, чтобы я никому пакет не отдавала. Вы меня понимаете? Ни-ко-му! Почему я должна была поверить вам?

— Так пакет пришел на ваше имя?

— Да, я получила его на почте. Он был небольшой, я его взяла не глядя — не посмотрела, что там внутри. Мне почему-то стало немного страшно. Я решила, что вскрою его дома. Даже хотела взять машину, но потом решила лучше затеряться в толпе и пошла к станции метро… А что было дальше, вы, похоже, знаете лучше меня, — вздохнула Марина.

— И вы даже предположить не можете, что было в пакете?

— Нет, — покачала она головой. — Может быть, конечно, что-то связанное с Чечней… Да только что там такое может быть, чего никто не знает? О ней столько уже написано! — «Бабушка» досадливо махнула рукой и отвернулась.

— Скажите, вы ничего не знаете ни о каком майоре, с которым мог контактировать Николаев? — Лариса неожиданно вспомнила о том, как сквозь сон слышала разговор Олега с таинственным майором — он еще говорил тогда что-то типа «не бойся, майор, прорвемся!».

— Нет, — покачала головой Кудряшова. — К сожалению, нет… По-моему, я оказалась плохим помощником.

Она горько усмехнулась. Лариса была вынуждена молчаливо признать, что пока в своем расследовании она не продвинулась. И встреча с Кудряшовой не прояснила ничего. Единственное, что выяснила Лариса, — это то, что Олег прислал Марине из Архиповки в Москву пакет. Что было в этом пакете — неизвестно. Потому что он по роковому стечению обстоятельств сразу же оказался в руках неизвестных злодеев, сбивших на угнанном ими «Москвиче» Кудряшову прямо у почты. Значит, в пакете было что-то важное — скорее всего документы, которые некие люди не хотят предать гласности. А что еще может быть, учитывая профессию Олега?

И если связать появление этого пакета с неким майором, то следующее звено цепи — это как раз майор. Только где его искать? Как на него выйти? И так ли уж очевидна связь между ним и этими документами в пакете?

* * *

Лариса сидела в своем номере в гостинице, курила «Кент» и хмуро смотрела телевизор. Она щелкала по каналам, но ничего созвучного ее настроению в данный момент найти не могла.

Ей был нужен «майор». Только он сможет дать ей какие-нибудь объяснения. Но вот только захочет ли он ей давать эти самые объяснения? И никто не может ей помочь. Это — Москва. И…

«А, собственно, почему бы и нет?» — Листая записную книжку, она вдруг наткнулась на одну фамилию: Нилов Валерий Васильевич.

Лариса улыбнулась — это была весьма интересная история, случившаяся прошлым летом. Во время расследования одного из дел она столкнулась с московским следователем, и получилась даже интрижка на одну ночь. Действительно, почему бы и нет? Почему не напомнить господину Нилову о своем существовании?

Набрав его номер, она почти сразу же услышала на том конце провода:

— Нилов слушает. — Валерий Васильевич, это та, о которой ты вовек не догадаешься.

— Возможно, — осторожно произнес Нилов. — Но я все-таки хочу попытаться узнать…

— Попробуй.

— Это Лариса? — неуверенно спросил Нилов. — Из Тарасова, кажется?

— У вас великолепная память на голоса, Валерий Васильевич, — кокетливо сказала она. — Я сейчас в Москве, и мне необходимо с вами встретиться.

— Так, может быть, у меня? — сразу же предложил Нилов.

Лариса немного замялась. Если встречаться у него на квартире, то вряд ли получится деловой разговор. Тем не менее, подумав, она решила принять приглашение. Ей надо было многое рассказать и хотелось сделать это вдали от посторонних ушей. По крайней мере, на квартире у Валерия они будут одни.

— Хорошо, я согласна, — сказала она.

— Ты сейчас где? Может быть, тебя забрать на машине?

— Гостиница «Вена».

— Через полчаса у входа, — заверил ее Валерий, и в трубке раздались гудки.

Нилов был пунктуален и чрезвычайно галантен. Он вручил Ларисе букет роз и поцеловал ей руку.

С последней их встречи он совсем не изменился, если только немного загорел. В общем, выглядел он превосходно, и Лариса вновь ощутила обаяние этого человека. Ей захотелось оказаться в его квартире не только потому, что ей так необходимо было выяснить целый ряд обстоятельств по делу Олега Николаева.

— У тебя, конечно, интерес к моей персоне вызван чисто деловыми обстоятельствами? — поинтересовался он после обмена обычными любезностями.

— Конечно, — пряча улыбку, ответила Лариса.

— Я и не обольщаюсь по поводу твоего интереса ко мне, — слегка вздохнув, сказал Нилов, — но все равно ужасно рад, что ты позвонила. Уже прошел год… И виделись мы с тобой тогда тоже летом. Может быть, это традиция?

— Может быть, — легко согласилась Лариса.

— В таком случае не будем ей изменять. У меня для тебя есть отличное вино.

— Только после того, как мы обсудим дела.

— Согласен подождать, — улыбнулся Нилов.

…По мере того как Лариса рассказывала свою историю, лицо Нилова мрачнело.

— Дело в том, что я в курсе гибели журналиста и коммерсанта — я сейчас на Петровке работаю, — объяснил Нилов. — Связи между ними вроде бы нет никакой. Но это на первый взгляд. Наши коллеги из Архиповки переслали нам далеко не все материалы. Они, видно, решили, что обойдутся и без нас. Глупая самонадеянность! — С досады он махнул рукой. — Словом, как всегда. Делаем вроде бы одно дело, а ощущение такое, что на разных людей работаем, и каждый пытается выслужиться. Конечно, у них там, на югах, не каждый день журналистов убивают. За это можно и звездочку лишнюю получить. А у тебя почему интерес к этому?

— Мы с Олегом учились вместе, — ответила Лариса. — И мы случайно с ним встретились в Архиповке. И его убили…

— Ладно, я думаю, что не все так безнадежно, — поспешил успокоить ее Нилов. — Надо будет прошарить в квартире Николаева — может быть, там что-нибудь удастся раскопать?

— А ты мне разрешишь ознакомиться с материалами из Архиповки? — спросила Лариса.

— Разрешу, — чуть усмехнулся Нилов и посмотрел на нее вполне определенным взглядом.

Он подкрепил его жестом, положив руку на ее колено. «Какая же я стала развратная! — пронеслось в Ларисиной голове. — Уже второй мужчина за последние три дня. А мог быть и третий — если бы Курилова не убили».

Но она подумала обо всем этом без особого ужаса и смущения, решив отдаться воле обстоятельств — а они подсказывали, что между Ниловым и ею в этот вечер должно быть все, как в прошлое лето, — ни к чему не обязывающее интимное свидание…

День 6-й

Лариса лишний раз убедилась, как хорошо иметь друзей не только у себя в Тарасове.

Оказавшись в кабинете у Нилова, она ознакомилась с содержимым двух тоненьких папочек. Это были протоколы осмотра мест смерти Олега Николаева и Петра Курилова. Экспертиза показала, что Олега убили из пистолета, с довольно близкого расстояния, а точнее, практически в упор. Следов борьбы не было обнаружено. Следовательно, он знал того, кто пришел.

— Хотя, может быть, просто не успел сориентироваться, — предположил Нилов.

— Может быть, но вряд ли, — возразила Лариса. — Видишь, здесь написано, что обнаружено шесть окурков в пепельнице. Когда я уходила, Олег выкинул из нее все. Значит, они разговаривали.

— Выходит, что он знал своего убийцу, — задумчиво проговорил Валерий. — А здесь — смотри, тоже нет следов борьбы.

Он открыл дело Курилова.

— Тоже, что ли, был знаком с убийцей?

— Там все произошло очень быстро. И не было слышно никаких звуков разговора. Кстати… Здесь написано, что смерть наступила от удара металлическим уголком.

— Ну и что?

— А то, что я только сейчас подумала — если эти убийства совершил один и тот же человек, то странно получается… Сначала — пистолет, по-видимому, с глушителем, а потом металлический уголок.

— Наверное, ты права… Хотя все может быть. По крайней мере, если их убили по одному и тому же поводу, то делали это скорее всего разные люди.

— А может быть, эти два дела и не связаны друг с другом, — оппонировала Лариса.

— Может быть, — тут же согласился Нилов. — Но тем не менее главное — надо искать майора. Может быть, это все его рук дело…

— Все может быть. Надо ехать к Николаеву домой.

— Тогда поехали. Кстати, наши еще не успели произвести оттуда выемку документов и дискет из его компьютера. Ключ от квартиры я взял.

…Квартира, в которой жил Олег, находилась в спальном районе Москвы, в обычной девятиэтажке. Лариса с Валерием поднялись на шестой этаж и вошли внутрь. Там было тихо, словно в музее.

Квартира Ларису не удивила. Примерно такой, зная характер Олега, она ее и представляла. В гостиной стояло всего два кресла, диван, стенка и телевизор «Филипс» на небольшой тумбочке. Обычный стандартный набор почти любой квартиры. Олег не пытался создать здесь хоть какой-то уют — комната больше напоминала гостиничный номер. Да и зачем ему уют, если он проводил здесь гораздо меньше времени, чем в тех же гостиницах?

Лариса прошла в другую комнату. Это был, надо понимать, кабинет Олега. Здесь уже были видны индивидуальность владельца квартиры, его характер и профессия: стол завален бумагами и дискетками, в уголочке скромно примостился компьютер. Кроме огромного стола, здесь были еще односпальная кровать, огромное кресло и книжный шкаф, на котором сверху возвышалась груда каких-то журналов и газет. Из шкафа на Ларису смотрела, весело улыбаясь, молодая и довольно симпатичная девушка. Она почувствовала легкий укол ревности, который, впрочем, быстро прошел.

— Ну, и что будем делать? — растерянно спросил Нилов.

— Давай начнем с каких-нибудь записей или фотографий. — Лариса открыла шкаф и начала медленно просматривать содержимое.

Нилов в свою очередь занялся компьютером. Через какое-то время Лариса выудила целую кипу фотографий и несколько альбомов. Начала она с последних, но скоро убедилась, что это хоть и очень интересно, однако все уже устарело. Это были фотографии молодости.

Лариса обнаружила на некоторых снимках и себя, молодую и свежую Лору Лаврентьеву, студентку мехмата.

Потом она отложила альбомы в сторону и решила, что большей пользы она добьется именно от груды хаотично сложенных снимков. Вероятно, Олег просто не успел вставить все их в альбом.

Очень много было фотографий, сделанных в различных городах России. Впрочем, не только в России — здесь были и Париж, и Вена, и Лиссабон, и еще много всякого разного. Лариса с интересом рассматривала все. Наконец она добралась и до последних по времени снимков — это было легко установить по таймеру на каждой фотографии. В основном это была Чечня.

Лариса перекладывала снимки из одной кучи в другую, как вдруг одно лицо привлекло ее внимание. Олег стоял, улыбаясь и разговаривая с каким-то человеком с погонами майора. В тот момент, когда щелкнул фотоаппарат, майор был повернут к камере и радостно улыбался. И Лариса вспомнила, где она видела этого человека. Память перенесла ее всего на несколько дней назад…

…Олег был еще жив. Они договорились пойти на пляж вместе и встречались в вестибюле. Лариса спустилась немного раньше, чем они уговорились, и увидела, как к Олегу подошел какой-то мужчина и, перемолвившись с ним буквально парой слов, тут же отошел. Лариса не придала этому никакого значения. Мало ли что мог спросить у Олега мужчина. Он был статный и крепкий. Позже, в этот же день, она видела Николаева и этого крепкого незнакомца снова вместе. Это была опять мимолетная встреча. Теперь Лариса вспомнила все очень отчетливо.

— Ну что, — вывел ее из задумчивости голос Нилова, — нашла что-нибудь интересное? У меня пусто.

— Да, — глухо ответила Лариса. — Вот этого человека я видела в Архиповке с Олегом. Судя по всему, это и есть тот самый майор.

Она указала Нилову на улыбавшегося майора на фотографии. Тот напряженно всмотрелся в его лицо, словно желая вспомнить, где он мог его видеть. А взгляд Ларисы упал на письменный стол и выдвижные ящики. Они были явно заперты.

— Ты сможешь это открыть? — спросила она у Нилова. — Там тоже может быть что-то важное.

Нилов пожал плечами и вынул из кармана набор отмычек. Через несколько минут ящики были открыты. В одном из них они обнаружили старые публикации Николаева, сложенные аккуратной стопкой. В другом — различные канцелярские принадлежности и общую тетрадь.

— Смотри, интуиция меня не подвела! — воскликнула Лариса. — «Дневник Олега Николаева».

Она раскрыла тетрадь, и с первой же страницы стало ясно, что это походные заметки Олега в Чечне. Она перелистала несколько страниц. С определенного момента в дневнике четко обозначилась фигура майора Сергея Родионова. Олег называл его «хорошим мужиком», «нормальным парнем», словом, давал ему весьма лестные характеристики.

— Думаешь, он? — коротко спросил Нилов.

— Думаю, да, — ответила она.

— В таком случае давай назад в управление. Проверим, что за птица этот майор, по своим каналам.

Нилов забрал с собой дневник, найденный в квартире Олега, а Лариса положила в сумочку фотографию, на которой были изображены Николаев и человек с погонами майора.

Связаться с Чечней по спецсвязи не представило никакого труда. Слышно было так хорошо, что казалось: человек на том конце провода разговаривает с тобой из соседней комнаты. После непродолжительных переговоров Нилов положил трубку и торжествующе посмотрел на Ларису.

— Наш майор сейчас находится в отпуске — и где бы ты думала?

— Неужели в Архиповке? — ахнула Лариса.

— Кроме того, что ты красивая, ты еще на редкость умная, — улыбнулся Нилов.

— Спасибо, но что же теперь делать? Ехать срочно обратно?

— Короче, путь один — в Архиповку. Но сначала ко мне, как и обещала… — улыбнулся Нилов.

Лариса только опустила ресницы в знак согласия. Сейчас, когда в деле забрезжил хоть какой-то свет, ей захотелось побыть рядом с человеком, который ее понимает и хочет. О своем собственном супруге она бы так не сказала.

* * *

Сергей Родионов родился в семье потомственного военного. Кем будет Сергей, когда вырастет, ни у кого не вызывало сомнений, кроме, пожалуй, самого Сергея. Всю жизнь он видел только военные городки и гарнизоны. Все его игрушки — танки, пистолеты и стреляные гильзы. Последние ценились больше всего. С другими мальчишками, а иногда и с девчонками, он играл в «пульки».

Однажды, когда отца только что перевели в какой-то маленький провинциальный городок, Сергей, только что познакомившись с новыми для себя мальчишками, предложил им поиграть в штаб. Все согласились. Играть было очень интересно и здорово. Они взяли в плен «противника», и Сергею было поручено охранять «пленных» в каком-то сарае. Было холодно, темно и очень страшно. Место было новое и незнакомое — до Сергея постоянно доносились какие-то непонятные звуки с близлежащего болота. Он стоял до тех пор, пока страх не стал просто нестерпимым, а потом удрал домой. Оказалось, что «пленные» ушли домой гораздо раньше — они вылезли через дырку в досках. Сергей мучился от страха около пустого сарая. От обиды он чуть не расплакался, а когда обо всем рассказал отцу, тот, вместо того чтобы посочувствовать сыну и поругать так подло поступивших ребят, начал выговаривать ему, что настоящий солдат никогда не бросит свой пост, даже если ему грозит смерть.

После того вечера Сергей точно решил, что он не будет военным. Он не будет охранять пустой сарай только потому, что надо исполнять свой долг. Он подсознательно понимал, что долг — это нечто реальное и объяснимое, а не несуществующее, мифическое.

Свою жизнь Сергей представлял совсем иначе. Он собирался стать ученым. Благо, что все предпосылки для этого у него были. Начиная с пятого класса Родионов выигрывал все олимпиады по математике и английскому языку. А школ за свою жизнь он успел поменять превеликое множество.

Когда Сергей немного подрос и больше вник в армейскую жизнь отца, ему стало непонятно тупое следование приказу.

— Так надо, сын, — часто отвечал ему отец, когда Сергей спрашивал, зачем он что-либо делает.

— Кому надо? — поначалу часто спрашивал сын.

— Это надо нашей стране, — всегда одинаково высокопарно отвечал отец.

Сперва Сергей этому верил, но постепенно реальная жизнь доказывала ему обратное — так в основном надо было командирам его отца, генералам.

Закончив школу, он не получил медаль только потому, что считал свое сочинение хорошим и ни в какую не хотел его переписывать. Ни уговоры учителей, ни родителей, ни даже Ленки, на которой он собирался жениться, не имели никакого результата. В сочинении была изложена его собственная точка зрения на роман Толстого «Война и мир». А в связи с тем, что она отличалась от общепринятой, ему и поставили «четверку» за содержание. Несмотря на то, что по литературе в течение учебного года он получал, как правило, пятерки.

Когда Сергей уезжал в Москву поступать в МГУ, мать плакала, а отец перестал с ним разговаривать. Да и Ленка… Она мечтала стать женой генерала, а никак не ученого. Она пообещала, что выйдет замуж за первого встречного, если он уедет. Сергей только усмехался и говорил, что без него она просто не сможет жить…

Через год Елена вышла-таки замуж за какого-то майора, и это был первый серьезный удар в жизни Сергея. Он перенес его довольно стойко, позволив себе только напиться, причем один раз.

Его успехи в университете были просто поразительны. Он учился на факультете иностранных языков и специализировался на восточных языках. Направление было весьма перспективное, таких специалистов было немного, и Родионов с головой ушел в учебу.

Но все изменилось в один момент. Внезапно он получил впервые за два года письмо из дома. Мать очень просила приехать — отец погиб на учениях.

Оказавшись снова в маленьком военном городке, рядом с в один миг постаревшей матерью, Родионов понял, что уже не уедет отсюда. Отец погиб по нелепой случайности.

Родионов-старший доказывал своему сыну то, во что верил всю свою жизнь. Сергей это понял и тут же забрал документы из университета и отнес их в военное училище. Проблем при поступлении не было никаких. Его взяли сразу на второй курс, так что потерял он всего лишь год.

Только из-за того, как сразу ожила мать, он не жалел о своем выборе. Для нее жизнь заключалась в военном гарнизоне. Другой она не знала и не хотела.

Сам себе Сергей поклялся, что никогда не будет отдавать бесполезных и бестолковых приказов. Впоследствии, когда он с отличием окончил училище и служил во многих точках России, ему действительно казалось, что его приказы были разумны и последовательны. А что думали по этому поводу его подчиненные, со временем перестало его интересовать.

Он женился на молоденькой девочке спустя пять лет после окончания училища. Тогда он уже был капитаном. А через год у него родились двойняшки: мальчик и девочка. Сергей был чрезвычайно рад этому обстоятельству и очень гордился своими детьми.

А потом, еще год спустя, его жена заявила ему, что уходит. Что она не может жить, не видя собственного мужа годами и показывая его детям на фотографиях. Ей нужна нормальная жизнь — и нашелся человек, который эту жизнь ей обеспечит. Это был бизнесмен, который прельстился красотой жены Родионова и пожелал взять ее даже с двумя детьми.

А потом началась война в Чечне. Сергей тут же подал рапорт о переводе его в действующие войска. Его просьба была удовлетворена довольно быстро. Со своей честностью и принципиальностью он уже порядком надоел командованию гарнизона…

* * *

Владислав Гурьянов с самого раннего детства рос очень спортивным мальчиком. Родители, видя его способности, рано отдали его в секцию вольной борьбы. Тренеры были в восторге от талантливого мальчика и прочили ему прекрасное будущее, втайне мечтая о том, что из него получится олимпийский чемпион. Владик старался как мог и радовал своих наставников. В семь лет он уже выигрывал соревнования среди юниоров и, конечно, пошел в спортивную школу.

С этого момента вся романтика исчезла и остались только одни трудовые будни с изматывающими тренировками и учебными занятиями между ними. Времени не хватало даже на то, чтобы просто почитать книжку или поиграть в «Денди», как делали все его сверстники. Но и задуматься о том, а надо ли ему все это, он не мог просто из-за отсутствия все того же времени.

Постепенно он превратился в хорошо сложенного и довольно привлекательного юношу, знающего себе цену. Он выступал уже и на международных соревнованиях, включая и чемпионаты мира. На последних, правда, ему не очень везло, и до призовых мест он не добирался.

И все чаще ловил на себе задумчивые взгляды тренера. Тот, как ему ни хотелось в этом признаваться, уже понимал, что парень показал все, на что способен, и выше головы не прыгнет. И на Олимпиаде ему делать нечего — к тому же на пятки начинали наступать молодые, более способные спортсмены. Все чаще Влад замечал, что на тренировках ему уделяется меньше внимания и больше — новым талантливым ученикам.

И однажды он до бесчувствия напился и на следующий день пропустил тренировку. Это была большая провинность, к тому же тренер прекрасно знал причину его отсутствия.

С того дня началось стремительное падение его спортивной карьеры. Влад понимал, что держат его на запасных ролях. В конце концов, разобидевшись на весь белый свет, он пошел в армию. Его с удовольствием взяли в десантные войска и по его же просьбе после небольшой подготовки отправили служить в Чечню. Здесь же его заметил и взял под свое крылышко полковник Сальников.

Влад привык подчиняться — на него огромное влияние оказывал тренер, и, лишившись его опеки, он подсознательно ждал другого влиятельного покровителя, который сможет вести его по жизни. Под руку попался полковник Сальников, который оценил исполнительность Влада и его достаточно низкий интеллект. Кроме того, за некоторые поручения Сальников весьма неплохо ему платил.

То, что иногда приходилось убивать, Влада не волновало. Сальников внушал: «Здесь убивают все: не убьешь ты — убьют тебя!» Влад рассуждал так же, успокаивая свою иногда бунтующую совесть.

Последнее поручение полковника он выполнил не совсем гладко. Но кто же мог знать, что этот журналист окажется таким идиотом! Надо было увезти его куда-нибудь подальше — сразу бы все рассказал про пакет, а то гоняйся тут за этим пакетом по всей стране. Впрочем, против последнего он ничего не имел. Ему нравилось путешествовать. Он привык к этому еще в своей спортивной юности и теперь наслаждался свободой. Чечня ему несколько надоела своей монотонностью. Там ничего нового не происходит, каждый день одно и то же.

Вот и сейчас в Москве Влад после наконец успешно осуществленного дела чувствовал себя очень даже неплохо. Он даже позволил себе слегка расслабиться — выпить и вызвать проститутку. А потом набрал номер полковника.

«Теперь, наверное, отзовут обратно», — с сожалением подумал он. Москва ему нравилась. С его деньгами здесь можно было неплохо оторваться за несколько дней. Возвращаться обратно в полевые условия Чечни ему очень не хотелось.

После нескольких гудков на том конце провода Влад услышал знакомый голос полковника:

— Сальников слушает.

— Пакет у меня, — коротко доложил Влад. — Что делать дальше?

Сальников не смог скрыть вздох облегчения.

— Все чисто? Не наследил? — на всякий случай поинтересовался он.

— Все о\'кей, — как можно беспечнее ответил Влад, хотя и знал, что не все хорошо было сделано.

— А как там наш майор?

— А что майор? — не понял Влад. — Вы же сказали — только взять пакет.

— Не оставляй его одного. Проследи за его действиями. В крайнем случае убери и его. Но если нет особой необходимости, то не надо. Все равно он вернется обратно. А здесь эту проблему решить проще. А пакет сейчас же переправь мне. От греха подальше.

— Хорошо, — ответил Влад.

Связь разъединилась, и Гурьянов снова вздохнул.

«А может быть, на фиг эту Архиповку? Денька два еще побуду в Москве. Никуда этот Родионов от меня не денется», — вдруг беспечно подумал он.

«Последняя девчонка из фирмы вроде бы была ничего. Нужно еще раз ее отодрать хорошенько», — плотоядно подумал он и после некоторых раздумий снова набрал уже другой номер, конторы «добрых услуг» по обслуживанию мужских плотских интересов.

«А этот майор наложил, поди, в штаны и сидит где-нибудь на хате, боится морду высунуть», — подумал Влад, когда закончил разговор с сутенером по телефону.

«К черту Родионова! Надо хорошенько повеселиться», — решил он и открыл бутылку пива.

Сомнения по поводу майора его все-таки мучили, но он настойчиво гнал их прочь.

Из дневника Олега Николаева Апрель 2000 г

Сегодня произошло очень странное обстоятельство. Мы стоим в Шатое. Погода отличная, весна в самом разгаре. Тишина и снова затишье в боях. Считается, что Шатой наш, то есть занят федеральными войсками. Но я абсолютно точно видел одного из людей Ахъядова — ошибиться я не мог. Я лично брал у него интервью еще зимой. Хоть все чеченцы и на одно лицо, но его физиономию я запомнил очень хорошо. Эту ненависть в глазах никогда не забуду. До сих пор не пойму — почему нам тогда дали уйти?

Боевики ведут себя более чем нагло и всякий раз пытаются показать, кто в Чечне настоящий хозяин. Они засели в горах, а как оказался здесь этот тип, мне совершенно непонятно. Похоже, он меня тоже узнал, но глаз не отвел и даже улыбнулся. Короче, косит под «мирного жителя».

А этот балбес Колька умудрился влюбиться. У него весьма бурный роман с девочкой из госпиталя. Что ж, даже на войне человек не может жить без любви.

Рассказал Сергею про документы, которые мы обнаружили. Тот очень расстроился. И похоже, что расстроился искренне. Обещал помочь. Хотя, говорит, зачем тебе это, если все равно опубликовать не дадут? Я ответил, что издам книгу. Кое-какие сбережения у меня имеются, так что напечатают. А Родионов только усмехнулся: «Ты, Олег, хоть и хороший журналист, но очень наивный. Хотя я тебя не осуждаю — в твоем возрасте я тоже был такой же».

Больше к этой теме не возвращаемся…

…А сегодня вызывал к себе полковник Сальников, очень неприятный тип. Говорил что-то о моральном духе бойцов. Зачем вызывал, я так и не понял. Вообще-то тип очень скользкий. Солдаты его не любят, я тоже, хотя с ним непосредственно и не контактирую. Кстати, очень хорошо подходит ему его собственная фамилия. Толстенький и весь действительно какой-то сальный.

Сегодня уезжаем с отрядом в горы. Колька ходит грустный и несчастный. Еще бы — была бы у меня такая любовь, я бы тоже ходил грустный.

Страшновато… Никак не привыкну к этим нашим вылазкам, хотя вроде бы уже и должен был привыкнуть. Сколько их уже было… Сопровождение — несколько БТРов, для нас это даже роскошь. Но начальство трясут за постоянные попадания в засады. Каждый теперь старается как может, вот сегодня очередь Сальникова. Где он столько БТРов взял, интересно? Вообще-то в Москве его ценят, вот только непонятно — за что.

День 7-й

Лариса снова летела на юг. Она еще не знала, каким образом ей удастся найти майора Родионова. Вполне возможно, что его уже нет в Архиповке.

Она еще из Москвы позвонила своему новому знакомому Саше, тому самому неожиданному своему морскому спасателю, и попросила его разузнать о постояльцах частного сектора, сообщив фамилию Родионова.

По прибытии она была приятно удивлена.

— Все оказалось просто, — сказал Саша. — Соседский мальчик проговорился, что у них в доме живет настоящий майор, почти полковник.

Лариса усмехнулась. Теперь только остается надеяться, что это именно тот, кто ей нужен.

— Тебе нужна подстраховка, — уверенно заявил Саша. — Пойдем вместе.

— Нет, я пойду одна, — решительно заявила Лариса.

Домик она нашла быстро и, зайдя в калитку, громко поздоровалась. Ответом ей была тишина. Пройдя в глубь двора, она увидела маленького мальчишку без штанов. Почему отсутствовала эта важная часть одежды, она спрашивать не стала, а спросила сразу о постояльцах.

— Майор, — с гордостью ответил мальчишка, — живет в дальнем флигелечке. Он сейчас там — с утра не выходил, — важно добавил он и начал снова деловито ковырять землю палкой.

Лариса прошла в указанном направлении и оказалась перед небольшим домиком. Такие внутренние домики были не редкость в архиповских дворах: они весьма удобны отдыхающим — ни они не мешали хозяевам, ни те им. Постояв в нерешительности, она постучала в дверь, но, не услышав ответа, толкнула ее ногой. Дверь открылась.

Лариса шагнула в комнату и тут же поняла, что влипла. Она с ужасом почувствовала, как чья-то сильная рука сжимает ей сзади горло, а около виска противно холодеет сталь пистолета. Она пыталась хоть что-то сказать, но чисто физически не могла этого сделать. Ей показалось, что пришла и ее очередь в этой серии смертей в курортном поселке. Она просто зажмурила глаза в ожидании выстрела. Его, однако, не последовало, и Лариса вдруг заметила, что дышать становится легче. Хватка немного ослабла, но совсем ее горло не отпускали.

— Вы кто? — услышала она у себя за спиной.

— Я — Лариса Котова, — с трудом выдавила она из себя.

— Что вы хотите?

— Просто поговорить с вами.

— О чем?

— Но позвольте…

— О чем? — рука снова сжала ей горло. — Отвечайте на вопрос!

— Об Олеге Николаеве.

— Откуда вы его знаете?

— Мы учились вместе. Я — его подруга.

— Почему я должен вам верить? Вы знаете Сальникова?

— Кого? — искренне удивилась Лариса. — Кто это? Рука исчезла с ее шеи, и Лариса обессиленно опустилась на пол. Немного погодя сильные руки подняли ее и посадили на стоявшую неподалеку от входа кровать.

— Вы и есть майор Родионов? — потирая шею, спросила она.

— Да. Откуда вам известно мое имя?

— Я прочитала его в дневнике Олега Николаева. К тому же я узнала вас — во-первых, заметила вас здесь несколько дней назад, когда вы разговаривали с Олегом, во-вторых, видела на фотографиях у него дома.

— Когда? Вы ничего не придумываете?

— Я не сказочница, — вдруг резко сказала Лариса. — Вам не знакома фамилия Кудряшова?

— Нет, — немного подумав, ответил Родионов. — Впервые слышу. А это кто?

— Это сотрудник «МК», где работал Олег. Он прислал ей какой-то пакет. Но дело в том, что пакет выкрали в тот момент, когда Кудряшова забирала его с почты.

— Что? — вдруг побледнел Родионов. — Пакета нет? Да кто вы, в конце концов?

— Я — подруга Олега Николаева, — повторила Лариса. — И занимаюсь расследованием его гибели. И очень рада, что наконец нашла вас.

Родионов тем временем тяжело опустился на стул и сжал голову руками.

— Может быть, вы мне все-таки что-нибудь расскажете? — спросила Лариса.

Он поднял голову и невидящим взглядом посмотрел на Котову.

— Почему я должен вам что-то рассказывать? — ответил он вопросом на вопрос.

— Просто потому, что я хочу и могу вам помочь, — снова резко ответила Лариса.

Она решила разговаривать с майором предельно жестко, понимая, что именно такой язык быстрее всего понимают в армии.

— Да? — скептически улыбнулся Родионов. — И каким же образом? Вы что же, работаете журналистом, коли представились подругой Николаева? Он тоже обещал мне помочь. Что из этого вышло — вы знаете.

— Я понимаю, что вы имеете какую-то важную информацию и боитесь передать ее первому встречному. Именно таковой я являюсь в ваших глазах. Но у меня есть опыт расследования криминальных дел. Вы можете выяснить это в моем родном городе. Но на это уйдет слишком много времени. А именно его, как я понимаю, у вас и нет.

— Вы что, работаете в милиции? — скептически спросил Родионов.

— Нет. Если вас интересует род моих занятий, то я — директор ресторана. Работа моя мне нравится, но периодически надоедает, и мне становится скучно. Тогда я развлекаюсь распутыванием сложных криминальных дел. В моем городе меня знают и многие даже просят о помощи, когда обратиться в правоохранительные органы нет ни желания, ни возможности. Вы должны мне поверить, у вас нет другого выхода. Вместе мы сможем довести это дело до конца. — Лариса старалась говорить убедительно.

— Судя по тому, что вы сумели найти меня, возможно, вы говорите правду, — тяжело вздохнул майор. — Это верно, у меня нет другого выхода. Хоть кому-то я должен доверять. Сам я даже не могу спокойно выйти отсюда. Если Олега убили из-за пакета, который я ему передал — а это, очевидно, именно так, — то следующим должен быть я. К тому же пакета уже нет. Но как вы собираетесь доводить дело, как вы выразились, до конца, я ума не приложу.

— Мы просто позвоним в ФСБ, у меня есть там знакомые, что избавит нас от лишнего обивания порогов. Как я понимаю, информация представляет собой компромат на кого-то, если из-за нее убивают людей и сбивают женщин на московских улицах…

— Да, — задумчиво протянул майор, — но дело в том, что я уже пытался обратиться в ФСБ. Мягко скажем, меня не стали там слушать. Я плюнул на все и ушел.

— Хорошо, может быть, я попробую изложить дело. Хотя я могу, конечно, только догадываться.

— Валяйте, — буркнул майор и сел в старенькое, почти развалившееся кресло.

Он достал из-за кровати фляжку, открыл ее и жадно припал к ней губами. Лариса почувствовала запах коньяка.

«Нервничает, попивает, — подумала она. — Ситуация для него экстремальная… Ничего, все расскажет…»

Лариса, почувствовав в этот момент свое психологическое преимущество, несколько успокоилась. Она вынула сигареты из сумочки, которую выронила в тот момент, когда майор держал ее за горло, и закурила.

Рассказывать ей, однако, было нечего. У нее в голове были только некие предположения.

— Судя по тому, что вы служите в Чечне, а Олег там работал, то все события связаны именно с ней. И скорее всего, вы обнаружили какую-то связь высокопоставленных военных с чеченскими боевиками. И очевидно, это командный состав.

Родионов кивнул головой и с интересом посмотрел на Ларису.

— Это может быть и торговля оружием, и наркотиками, а может, и что-то похлеще, например торговля людьми. Говорят, что это очень выгодно, — продолжала она.

— Добавьте к этому еще и изготовление фугасных бомб, — вставил неожиданно майор. — Правда, в последнее время полковник перестал этим заниматься. Риск большой, а прибыль маленькая.

— Значит, я права?

— Почти. В торговле оружием господин Сальников замечен не был, но вообще… Вообще он страшный человек, — вздохнул Родионов.

— Вот видите, я и без вас до всего додумалась.

— Да, — махнул он рукой, — но какой в этом толк, если вы ничего не можете доказать, а теперь не могу и я?

— В пакете были компрометирующие документы?

Родионов только молча кивнул головой.

— Но вы-то еще остались, — возразила Лариса. — Вы можете выступить как свидетель.

— Пока остался, — поправил майор, — да и что толку в моих словах, если доказать ничего нельзя?! Сальников подаст на меня в суд за клевету, а в ходе разбирательства меня уже уберут. Я, кстати, думаю, что это будет сделано сразу после моего прибытия в действующие войска — отпуск у меня уже заканчивается.

— Логично, но если вы мне расскажете все более подробно, то нас будет уже двое, кто знает о происходящем там.

— А вы не боитесь влезать во все это? — с усмешкой поинтересовался Родионов.

— Я бывала во всяких переделках, — скромно заметила Лариса. — Меня уже несколько раз могли убить.

— Хорошо, я вас предупредил, — сурово произнес майор. — Я не буду описывать вам свои детство и юность. Это не очень интересно и довольно однообразно. Отец у меня был военным, и со многими его доводами тогда, в пору моей юности, я был не согласен. Он всю жизнь пытался мне доказать, что надо быть верным своему долгу, и я вырос в атмосфере какого-то робингудовского благородства, в моей семье все искренне любили Родину. По крайней мере, тогда мне так казалось. Все разговоры, которые велись за столом в праздники, касались только армии. Отца, конечно, уважали, но втайне посмеивались над ним. Он мечтал, чтобы я был таким же… И отчасти добился этого — пускай и ценой своей смерти…

И Родионов рассказал Ларисе историю с поступлением в МГУ, гибелью отца и резкой переменой в своей жизни.

— Я иногда думаю, что хорошо, что мой отец погиб еще тогда, — сказал Родионов, делая большой глоток из фляжки, — когда не было перестройки и развала Союза. Все, во что он верил, он унес с собой. Ему не пришлось разочароваться в своих принципах. А мне было очень тяжело служить. Может быть, все это звучит сейчас как бред маразматика и человека, у которого едет крыша, но это так. Вероятно, что все те принципы, которым учил меня отец, впитались в мою кровь, и теперь меня уже не переделать. Хотя и очень бы хотелось.

— Почему?

— Было бы проще жить. Принцип «ничего не знаю, ничего не вижу, ничего не слышу». В армии, а особенно в Чечне, так служат многие. — Лицо Родионова слегка перекосилось, покраснело — спиртное вкупе с жарой действовало на него довольно быстро. — А уж когда я узнал о некоторых, — повторяю, о некоторых! — далеко не всех делах полковника Сальникова, то у меня даже началась глубокая депрессия. Я начал пить, причем, что называется, по-черному. По иронии судьбы, когда меня хотели понизить в должности, именно полковник за меня и заступился. Кстати, его очень ценят в центре. Уж не знаю, за какие такие заслуги!

— А ведь вы лично ненавидите Сальникова, — тихо заметила Лариса.

На какое-то мгновение ей показалось, что сидящий перед ней человек действительно маразматик. И что вся эта история сводится только к выяснению личных отношений.

Родионов вскочил с кресла и нервно забегал по маленькой комнатке. Он был похож на дикого зверя, которого только что посадили в клетку.

— Да, я его ненавижу, — нагнувшись над Ларисой, прошептал он. — Я его ненавижу. Я бы убил его, но не могу. У меня хватает ума не считать себя господом богом. Пусть уж вершат суд те, кому это дано законом.

Лариса испуганно вжалась в кресло. Родионов выглядел ужасно. Глаза его горели, и она уже всерьез решила, что он сошел с ума.

— Хорошо, — вдруг успокоился майор и плюхнулся в кресло.

Кресло жалобно пискнуло и, тяжело заскрипев, умолкло.

— Уж если я решил обратиться к правосудию, то пусть судят и меня. Олег не знал о том, о чем я сейчас поведаю вам.

Родионов тяжело вздохнул и с силой ударил кулаками по подлокотникам. Кресло чуть было не развалилось — его жизнь в качестве полноценной мебели висела на волоске. Еще один эмоциональный всплеск майора — и оно разлетится на куски. Однако это было не главным — Лариса отмечала все как бы вторым планом, а на первом было горящее от гнева лицо майора. Она сидела словно загипнотизированная и слушала признания Родионова.

— Очень тяжело все носить в себе, — спокойно сказал он. — Может быть, мне действительно станет легче. К тому же это мой последний долг стране и людям. Мой отец был бы мной сейчас доволен.

Лариса вновь засомневалась, искренен ли майор и не является ли все это результатом так называемого «чеченского синдрома»? Ведь очень часто люди, приезжающие оттуда и окунающиеся в нормальную жизнь, психически не выдерживают смены обстановки и начинают вести себя совершенно неадекватно, порой даже совершая абсурдные преступления.

Майор, однако, не обратил никакого внимания на скептический взгляд Ларисы и продолжал, предпочитая по-армейски рубленые, односложные фразы:

— Вам, может быть, трудно это понять, но у каждого есть свое место. У меня оно было в армии. А после того, как от меня ушла жена и увела с собой детей, армия стала и моим домом. В Чечне я командовал батальоном. Мы стояли под Грозным. Начальство придиралось ко всяким мелочам. Больше стало контрактников. Период для нас был очень тяжелый. Боевики, казалось, озверели, перли как танки. Это я потом узнал, что почти все они были обколоты. Мой батальон должен был передислоцироваться в другое место, и утром мы вышли. Приказ пришел буквально за два часа до выхода, а то и того меньше. Как об этом узнали боевики, для меня было полной загадкой. Нас жестоко обстреляли. Мы потеряли четырнадцать человек. Вы себе представить не можете, что со мной было. Для меня это было первое серьезное поражение, поэтому и переживал ужасно. К тому же обвинили потом во всем меня. А что я мог сделать в той ситуации, никого не интересовало. — Вы хотите сказать, что вас подставили?

— Да, — улыбнулся Родионов. — Да, да, да! — вдруг застучал он по подлокотникам, и они в конце концов отвалились.

Кресло почило в бозе. Родионов выругался и пересел ближе к Ларисе на кровать. Глядя ей прямо в лицо, он сказал уже более спокойно:

— Меня действительно подставили, и, наверное, вы догадались кто.

— Полковник Сальников?

— Так точно. Но сделал он это еще и так, что о моей неудаче узнали в Москве. У нас принято рубить головы, не разбираясь, в чем дело, к тому же кого-то наказать просто было необходимо. И меня попросили написать рапорт об отставке.

Родионов вздохнул и сжал кулаки.

— Для меня это было равносильно смерти. Меня вызвал Сальников, и… В общем, это была вербовка по всем правилам. Если бы я не знал его раньше, то подумал бы, что со мной разговаривает гэбэшник.

— И он вам предложил работать на него в обмен на продолжение службы?

— Совершенно верно.

— И что вы должны были делать?

— Сущие пустяки, как он сам меня уверял. А конкретно — я должен был присутствовать на переговорах с чеченцами. Я очень хорошо знал восточные языки. Переговоры были очень туманные, по освобождению заложников. А когда я понял, куда влип, уже было поздно.

— Что вы имеете в виду?

— Это было… — Родионов собрался с духом. — В общем, речь шла не об освобождении заложников, а об их похищении. Когда я понял, во что меня вовлекли, то опять запил, а потом решил, что я его сдам. Для этого я собирал на Сальникова компромат. Я подумал, что он не должен остаться безнаказанным. Аллах, как говорят на Востоке, не воздаст ему должное. У него своих дел полно, чтобы разбираться с грехами какого-то там Сальникова. Пусть возмездие свершится здесь, на Земле. Но за ним, за этим полковником Сальниковым, стоит кто-то в Москве. Это я говорю исходя из того, как сначала раздули, а потом замяли «мое» дело.

— И как же все происходило?

— Очень просто. У Сальникова в подчинении целый полк, это огромное количество людей. Тем не менее он прекрасно ориентировался в личном составе и прекрасно знал, кто из солдат, а точнее, чьи родственники могли бы заплатить выкуп. Затем он как-нибудь ненавязчиво поручал кому-то из своих подчиненных послать куда-нибудь выбранного солдата. Куда угодно, хоть в магазин. Как только тот выходил за пределы части, его похищали. Когда я был вместе с Сальниковым в Грозном, таким образом из моего батальона похитили несколько человек. Потом я проанализировал ситуацию и сделал соответствующие выводы. Вот тогда-то я все понял. Сальникову нужно было просто сообщить нужную информацию Ахъядову.

— Ахъядов — это кто?

— Это тот самый полевой командир, с которым Сальников имел дело. У него великолепно обученные боевики. В основном наемники, причем не только чеченцы. Много было ребят из Западной Украины, из Прибалтики, а также арабов. Платили у него в отряде очень хорошо. За то, что приводили пленных, за которых можно было получить хорошие деньги, платили процент. Это настоящая военная рыночная экономика. А у нас контрактники даже деньги толком не могут получить. Очень много было случаев ограбления. Кстати, Сальников приложил руку и к этому. Конечно, он действует через подставных лиц, но ему перепадает очень неплохо. Иногда меня удивляет — зачем человеку столько денег? Что он с ними делать-то собирается? Детей у него нет, для кого копить?..

— Не понимаю, зачем он взял вас в качестве переводчика, если все эти полевые командиры прекрасно разговаривают по-русски? — спросила Лариса.

— Переговоры были не с боевиками. Приезжали люди с Ближнего Востока и передавали деньги. Якобы на нужды армии.

— Трогательная забота? — не удержалась Лариса.

— Вот и я о том же. Но только об этих деньгах я потом нигде не слышал и их не видел. О них просто не знали.

— А деньги шли тому же Ахъядову?

— Да, чаще всего ему просто сбрасывали их на вертолете. Просто указывали точку, и все. Пилоты и не подозревали, что они перевозят. К тому же были еще и наркотики. Но здесь доказать что-либо очень трудно. Я особо и не вдавался в подробности. Сконцентрировался только на торговле людьми… И вот недавно узнал о грабежах контрактников.

— Вот это дела, — вздохнула Лариса, потрясенная услышанным.

— И что теперь делать?

— Будем звонить в ФСБ, но только не отсюда. Из Архиповки надо уехать, и как можно быстрее.

— Я тоже так думаю. Вполне возможно, что на меня идет охота.

— Кстати, — вспомнила Лариса, — а кто это мог быть? Ну, тот человек, который убил Николаева, пытался меня утопить? Который сбил Кудряшову?

— Не знаю, — как-то равнодушно пожал плечами Родионов. — Наверное, кто-то из окружения Сальникова. Около него постоянно крутятся какие-то мальчики.

— Да? — удивилась Лариса. — А он случайно — не того? Как у него с ориентацией?

— Понятия не имею, — презрительно ответил Родионов. — Но мальчики, похоже, для других дел.

Из дневника Олега Николаева Май 2000 г

Колян, кажись, собирается жениться! Вот это номер! Но я за него искренне рад. Они с Настей, этой девчонкой из госпиталя, неплохая пара. Мы с Коляном должны сегодня слетать в наш лагерь, который стоит где-то в горах. Поговорить с ребятами да и вообще пожить с ними несколько дней. Статьи правдоподобнее получаются, когда все на собственной шкуре проверяешь.

Летать не люблю, но Колька в прекрасном настроении, травит анекдоты один за другим. Как только мы вернемся, у него свадьба. Скорее всего, молодожены уедут в Москву. Я — почетный свидетель.

С нами летят несколько десантников. Они возвращаются из госпиталя в свой отряд. Ржут над Колькой как ненормальные. Мне кажется, что вертолет от этого в два раза больше мотает. Еще бы — такие лбы!

Я между делом пытаюсь с ними поговорить. Общаются охотно. У двоих дома семьи, но на войну пошли сами. Ни о чем не жалеют. Сказать, что нравится, — нельзя, но уже привыкли, да и деньги неплохие платят. Хотя у боевиков бабки больше. Они общались с пленными, так те пытались их еще и вербовать. «Да, может, конечно, и врут, — замечает один из ребят. — Хер их знает. Идти-то к ним все равно никто не собирается».

Один из ребят по виду явно чеченец, и я недоверчиво кошусь в его сторону.

«У него боевики всех убили, — шепчет мне на ухо все тот же парень. — Он воевать не пошел. А это по их законам большое преступление, вроде как предательство. Зато теперь он против них воюет».

— И давно? — спрашиваю я.

— Да уж с полгода будет. К тому же он и нашим двоим пленным помог бежать. По их суду его приговорили, так что ему уже и деваться некуда. Неплохой парень, только молчит все время.

Вертолет опустился ниже. Летим медленнее, всматриваясь в горы. Всех охватывает легкое волнение и беспокойство.

Один из пилотов что-то выкинул вниз. Какой-то небольшой тюк. Я, конечно же, тут же поинтересовался — что это такое и зачем.

— Не знаю, — равнодушно ответил пилот, — сказано было — выкинуть в этой точке, я и выкинул.

Дальше летим быстрее и скоро садимся на небольшой площадке. Кругом тишина. Вертолет не глушит двигатель, и мы просто высыпаемся из него как горох. Я к подобным манипуляциям не привык и тут же грохнулся, достаточно больно. Колька полностью повторил мой неудачный маневр. Над нами начали подшучивать. Мы не обижаемся — должна же быть какая-то отдушина в этой атмосфере напряжения и страха.

Два часа пути — и мы в лагере. Всем очень рады. Даже нам, незнакомым журналистам. Некоторых я знаю — не раз пересекались раньше. Нас узнают, легко хлопают по плечу.

Мы должны пробыть здесь три дня, затем нас снова заберет вертолет. Уже всех.

Ребята конкретные, работают здорово. Насколько я понял, это наш диверсионный отряд. Все делают красиво и бесшумно. Меня один раз взяли с собой. Очень впечатляет.

Я строчу статьи. Колька заявил, что идет в десантники. Я решил, что у него от горного воздуха поехала крыша. Он бы на себя в зеркало посмотрел. Десантник! При упорных тренировках лет, может быть, через десять что-нибудь из него и получится, никак не раньше. Но тогда он уже постареет, и все это будет неактуально. Я ему сказал об этом, так он обиделся.

Сегодня мы улетаем. Лагерь собрали в считаные секунды. Кстати, наш чеченский «мститель» куда-то пропал. Я спросил у ребят — все отмалчиваются. Больше не спрашивал.

День 8-й

— Подождите, — возразил Родионов.

Они с Ларисой сидели в одном из номеров гостиницы «Вена» и пытались разработать план действий.

— Не так все просто. Позвоним мы в ФСБ, а что дальше? Брать Сальникова? На каких основаниях? К тому же я уже говорил, что у Сальникова здесь, в Москве, имеются хорошие покровители. Если начнется какая-то возня, то его сразу же предупредят.

— Так не пойдет, — тут же согласилась Лариса. — Будем делать по-другому. Сальникова надо спровоцировать.

— То есть как спровоцировать? — не понял Родионов.

— Ему нужно позвонить и кое-что предложить…

— Что именно?

— Вы позвоните и скажете, что у вас на него что-то есть. Причем сказать надо так, чтобы он вам поверил. И требуйте от него денег в качестве компенсации за молчание. Скажите, что если денег не будет, то вы передадите все свои материалы в военную прокуратуру.

— Хорошо, я попробую, — тяжело вздохнув, согласился Родионов. — Хотя и не нравится мне все это.

Лариса тут же связалась с Ниловым, из квартиры которого и предполагалось осуществить звонок.

— Он согласен, — сказала она.

— Хорошо, за вами заехать в «Вену»?

— Да.

— Отлично, я буду через пятнадцать минут.

В трубке послышались гудки.

— Все, я договорилась, звоните сейчас.

Родионов слегка нервничал и все время поправлял воротник своей тенниски, хотя он лежал безукоризненно.

Через полчаса майор и Лариса сидели на кухне в квартире Валерия и пили кофе.

— Что ж, Сальников наверняка начнет действовать, — сказал Нилов. — Такого наглого шантажа он не потерпит. Я так думаю, что он подошлет человека на встречу, на которой тот и должен будет ликвидировать майора.

— Спасибо за перспективу, — пробурчал Родионов.

— Нам надо этого человека перехватить. То есть, конечно, не нам, а соответствующим организациям. Не будем отнимать чужой хлеб, пусть ребята поработают, — снисходительно улыбнулась Лариса.

— Хорошо, тогда вы звоните своему полковнику, а я — в ФСБ, — сказал Нилов.

— Нет, — вдруг решительно сказал Родионов. — Из ФСБ его предупредят.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Валерий, — я знаю там одного человека. Ему я могу доверять как самому себе.

— Да, где назначать встречу? — задумалась Лариса.

— У меня здесь, в Москве, есть квартира, — как-то неохотно сказал Родионов.

— Вы не хотите ее светить? — напряженно спросил Нилов.

— Не совсем. Дело в том, что… ну, в общем, эту квартиру я оставляю своим детям. Она сейчас пустая, но я никогда там не бываю. Всегда, когда останавливаюсь в Москве, живу в гостиницах.

— Нет, на квартире назначать встречу не надо, — сказал Нилов. — Полковник может заподозрить что-то не то — там легче засаду устроить. Мне кажется, нужно остановиться на варианте открытого места. Причем известного и людного — например, скверик на Пушке. Там вряд ли тот, кто придет, решится на крайние меры. И постарается заманить куда-нибудь майора. А мы — тут как тут…

— Да, возможно, ты прав, — сказала Лариса. — Валерий Васильевич, я всегда предполагала, что ты умный человек.

Лариса явно возвращала долг по части комплиментов Нилову, который уже не раз за их нынешнюю встречу подчеркивал свое восхищение Ларисиным высоким интеллектом. Тот не нашелся что ответить и, слегка смутившись, повернулся к Родионову:

— Пора звонить.

Майор сидел на диване с хмурым лицом и беспрестанно курил. В разговоре он практически не принимал никакого участия. Теперь он вздохнул и, тяжело поднявшись, пошел к телефону.

Нилов тут же включил записывающее устройство и аппарат прослушивания. Родионов набрал номер и стал ждать. Ему ответили довольно быстро:

— Сальников у телефона.

— Это Родионов, — слегка охрипшим голосом начал Сергей.

— О, майор! Ты сейчас где? Как отпуск? Девчонок много соблазнил? — заржал в трубку Сальников.

Похоже, он был слегка пьян.

— Нормально отдыхаю, — справился со своим голосом Родионов — теперь он говорил ровно и спокойно. — А вот ты влип, полковник. У меня есть на тебя компромат, который я собираюсь слить в военную прокуратуру и в ФСБ, а они уж пусть сами разбираются, что со всем этим делать.

— Ты уверен? — Голос Сальникова стал жестким. — Ты уверен, что у тебя есть компромат?

— Ах, ты имеешь в виду ту бедную женщину! — повысил голос Родионов. — Зачем вы ее сшибли?! Ты — дурак, полковник, и ты проиграл. У меня есть чем заинтересовать компетентные органы и помимо того, что было у журналюги.

— Чего ты хочешь? — Голос Сальникова, как показалось майору, стал трезвым.

— Денег, конечно, — усмехнулся Родионов.

— А ты не охренел, майор?

— Нет, — совершенно спокойно ответил тот. — Сейчас я в Москве. И послезавтра собираюсь в прокуратуру. Усек?

— Ты о чем? — Похоже, полковник тянул время, собираясь с мыслями.

— Деньги должны быть у меня завтра.

— Ну, допустим…

— Отлично, тогда завтра в три часа дня на Пушкинской площади, в скверике. Надеюсь, ты не забыл, как я выгляжу? Узнаешь?

— Ты что, майор, дурак? Неужели ты думаешь, что я поеду сам?

— Это не мои проблемы. Я буду ждать. Если никого не будет, то документы пойдут… ну, в общем, ты в курсе.

— Сколько ты хочешь? — жестко спросил Сальников.

— Пятьдесят тысяч долларов.

Нилов поднял вверх брови, что означало: «А не много ли будет?» Но Сальников, похоже, не очень удивился названной сумме.

— Хорошо, — после недолгого молчания ответил он. — Будут тебе бабки. Но как я могу быть уверен, что ты не поступишь так снова?

— Не надо, полковник, судить всех по себе. Даю слово офицера.

— Хорошо, ты всегда был немного придурочный, — после недолгой паузы нервно рассмеялся Сальников.

Связь резко разъединилась.

— Мне кажется, все прошло нормально, — не скрывая своего удовлетворения, сказала Лариса. — Он клюнул. А у вас что, Сергей, на самом деле есть второй экземпляр?

Родионов отрицательно покачал головой.

* * *

Роман Сальников был поздним ребенком в семье. Родился он, когда матери было уже под сорок и его родители совсем было распрощались с мыслью иметь детей. О том, какую радость вызвало его появление на свет, он, конечно же, даже и не подозревал. Но ощутил все прелести своего положения немного позже. Его мать всегда старалась, чтобы ее Ромочка всегда и везде был первым. На его первой новогодней елке она чуть ли не силой вырвала у Деда Мороза подарок, хотя трехлетний Рома тогда еще плохо говорил. По этой самой причине он не смог рассказать стишок и, соответственно, получить подарок. За него это сделала мама.

С раннего детства Рома буквально купался в любви. Он был довольно симпатичным ребенком, и его любили все: от бабушки и дедушки до соседей во дворе. И постепенно Рома привык к тому, что его любить просто обязаны. Сам же Роман не спешил ответить людям взаимностью — он просто позволял всем любоваться собой и наслаждаться своим обществом. А то, что его общество приятно, — в этом он и не сомневался.

К семи годам он был довольно умным и развитым мальчиком, который ходил и в музыкальную школу, и в изостудию, и на борьбу. Против последнего мама категорически протестовала, повторяя, что не для того она мучилась, чтобы ее мальчика били «по морде». Отец же ей терпеливо объяснял, что в борьбе по морде никто никого не бьет. После долгих споров и уговоров мама все-таки уступила. Сам Рома не хотел ходить ни в один из предложенных ему кружков, но со временем борьба ему даже понравилась.

К первому классу он был достаточно хорошо подготовлен и благодаря стараниям своих родителей попал в английскую школу. Учеба давалась ему без особых проблем, и четверки были у него большой редкостью. Попав в детский коллектив, Роман ощутил некий диссонанс между отношениями в семье, где с ним сюсюкали и высказывали всяческое обожание, и школой, где к нему относились равнодушно. Первое время это его просто шокировало. Немного позже он все-таки понял, что в этой жизни он должен добиваться всего сам и доказывать свое превосходство над другими своими методами.

Он был очень общительным и со временем научился подавать себя с хорошей стороны. Между тем его в классе не любили, а, скорее, терпели. С ним старались поддерживать хорошие отношения еще и потому, что он никому ничего не прощал и мстил самым изощренным способом именно в тот момент, когда этого меньше всего ожидали. Поэтому никто не хотел иметь его своим врагом.

Как только Романа приняли в комсомол, он тут же был избран в комитет. С этого момента началась его карьера комсомольского работника, которая закончилась столь же внезапно, как и началась. В конце десятого класса, прямо перед выпускными экзаменами, на одной из вечеринок он перебрал спиртного и буквально изнасиловал свою одноклассницу. Дело удалось замять, но ни о каком поступлении в медицинский, на чем настаивала мать, или в юридический — на этом настаивал отец — уже не могло быть и речи. Но в тот вечер Роман хотел доказать, что он лучше всех и ничего не боится. И что никто не имеет права сказать ему «нет», если он того не хочет…

Аттестат тем не менее все-таки остался неиспорченным, и на семейном совете было решено, что Рома должен поступить в военное училище. Тогда это было еще престижно и в перспективе весьма неплохо с материальной точки зрения. А с физической подготовкой у Сальникова дело обстояло отлично.

В военных казармах ему, однако, было неуютно и одиноко. Свою новую профессию он возненавидел сразу, но решил, что карьеру сделает обязательно.

После окончания училища он избежал назначения на «плохие» объекты, служба на которых была не только опасна и трудна, но и очень скучна. Роману удалось даже пробиться в Москву, и фортуна понесла его вверх по служебной лестнице. С детства он был неглуп, а в сочетании с его честолюбием и умением быть в нужном месте в нужный момент это давало свои плоды. Выслужиться перед начальством Роман умел.

В первую чеченскую кампанию он остался в штабе. Ни о каких командировках в горячие точки не было и речи.

Все оборвалось, как всегда, в один момент — злоупотребление служебным положением. И Сальников был вынужден поехать добровольцем в Чечню. Только так ему удалось избежать скандала и понижения в чине. Впрочем, в Чечне он недолго скучал. Дело нашлось и здесь…

…Сальников был не просто в гневе после звонка Родионова, он взбесился. Ему захотелось придушить этого майора собственными руками, чтобы тот корчился и просил о пощаде. Роман как дикий зверь бегал по комнате, не в силах выплеснуть сгусток энергии. Стоп! А если все не так? Родионов всегда был слишком уж какой-то правильный. Об этом ему говорили все сослуживцы. У Родионова была своя собственная мораль.

— Господи, — прошептал Сальников, — а если этот мудак уже связался с ФСБ или еще с кем-то?

Холодный пот прошиб полковника, и он в ужасе опустился на стул.

— Надо было этого змееныша здесь прибить. Ведь подозревал же, подозревал, что он что-то замышляет! Так, Роман, спокойно, — сказал он сам себе, — что-то ты запаниковал. Вряд ли Родионов со своей верой в долг офицера пойдет в органы. Он же сам по уши в дерьме! Да что там по уши — по самую маковку!

Сальников удовлетворенно хмыкнул, радуясь своей сообразительности.

«Нет, то, что думают о нем окружающие, его волнует гораздо больше, чем он сам думает о себе. Чтобы все узнали о его истинном лице? Никогда. Нет, Родионов на это не пойдет. О том, что он попросил денег, знаю только я. Это он проглотит. А денежки-то все любят. Слово офицера! Тоже мне вояка!» — Сальников налил себе водки и махом опрокинул стакан.

«Наивный дурак, неужели он думает, что получит деньги? — продолжил размышления полковник. — Дурак! Сегодня позвонит Влад, я объясню ему, что делать. Стрелять прямо на площади не имеет смысла. Пусть поведет его после встречи и где-нибудь на тихой улочке уберет, а лучше, может быть, и в гостинице. Он в этих делах уже опытный, придумает что-нибудь сам. В крайнем случае, конечно, можно его и здесь хлопнуть… Но вряд ли он с такими деньгами поедет обратно в часть».

Сальников вылил остатки водки в стакан и еще раз отдал дань алкоголю. Водка оказала благотворное воздействие на состояние его мыслей. Полковник убедил себя, что все будет хорошо.

«Все, кончился майор, — удовлетворенно подумал он, — сломался! И нечего было из себя барышню кисейную строить».

— «Слово офицера», «слово офицера», — вслух передразнил Сальников майора.

Ему почему-то захотелось рассказать всем о том, какой он, этот Родионов. Святой!

Сальников сел в кресло, закурил. Спиртное разлилось по организму теплой волной, и полковник совсем успокоился и даже развеселился. Ему действительно стало хорошо и спокойно.

«Все люди — свиньи. И нечего прикидываться честными» — этой мыслью закончил полковник свои размышления.

К вечеру ему позвонил Влад, и полковник объяснил ему суть задачи. Влад, про себя поморщившись, тут же взял под козырек и заверил шефа, что задание будет выполнено.

«Вот молодец, — удовлетворенно подумал Сальников, — этот всегда готов! Вот бы все такие были. Только скажи, а он уже и сделал».

После разговора с Владом полковник уже был полностью уверен в успехе операции.

* * *

Азамат Ахъядов родился в многодетной семье в одном из горных селений Чечни. Село было очень маленькое, и в школу приходилось ходить за пятнадцать километров. Очень часто он оставался ночевать у кого-то из одноклассников. Родителей очень мало волновало местонахождение их одиннадцатого ребенка. Дело в том, что их село находилось как раз на границе с Ингушетией, а так как в Советском Союзе все нации были равны, никто и не подозревал, какая кровная ненависть царит в сердцах этих двух народов друг к другу. Отец и старшие братья в основном занимались тем, что поддерживали это праведное чувство.

С малых лет Азамат был предоставлен самому себе. Он, понятное дело, не очень разбирался в национальной политике. Дома он почти не бывал и о кровной вражде мог только догадываться. Впервые он столкнулся с реальностью, когда ему было восемь лет. Один из его братьев имел наглость влюбиться в ингушскую девушку из соседнего селенья, которое было всего в пяти километрах от них. На следующий день после того, как родители Азамата узнали об этом, сам брат и его невеста были найдены мертвыми.

Никто не знал, кто именно это сделал. Но Азамат слышал горькие слова отца: «Так будет с каждым, кто нарушит наши традиции».

Маленький Азамат сначала очень испугался и начал даже кричать на отца, что было в высшей мере неосмотрительно. Однако тот воспринял это довольно спокойно, только краешки его ноздрей нервно подергивались. Он взял Азамата за руку и повел на окраину села. Мальчик приготовился умереть. Но отец его только выпорол, а потом долго рассказывал ему историю чеченского народа, полную лишений и горя. Азамат слушал, открыв рот и затаив дыхание, — он переживал за судьбу своего несчастного народа.

Незаметно отец перевел разговор на тех, кто виноват. Безусловно, главными виновниками он объявил русских. «Они неверные, — как заклинание шептал отец, и Азамат повторял за ним эти слова как завороженный. — Они ограбили нас, они сделали нас рабами, но подожди, сын, придет и наше время. Ты должен это знать и быть готовым к борьбе».

— Да, отец, — только и сказал тогда мальчик, крепко стиснув зубы.

С того дня вся жизнь Азамата перевернулась. В школе, где он учился, были не только чеченцы — были два ингуша, трое русских и один белорус. Всю свою ненависть он направил именно на неверных. Даже кровным врагам — ингушам — доставалось от него не так сильно. Каждый раз он придумывал все более изощренные способы мести, причем делал это так, что никто не мог ничего доказать. На все предположения учителей он только невинно улыбался и говорил: «Это не я».

В восьмом классе он сам сделал небольшую бомбу и подложил ее в класс. Бомба получилась, прямо скажем, не очень мощной и только испачкала одежду близсидящим русским. После этого случая в школу был вызван отец Азамата. Он долгое время провел у директора, очень почтенного и доброго старичка, у которого был один серьезный недостаток — он был русским.

Когда отец вышел от него, то молча обнял Азамата и повел его домой. Уже у самого села он остановился и, слегка отодвинув от себя мальчика, внимательно на него посмотрел.

— Я горжусь тобой, сын, — сказал он, — больше ты в школу не пойдешь. Пора тебе становиться мужчиной.

Этот день Азамат запомнил на всю жизнь. Это было еще в самом начале девяностых, когда к власти пришел Дудаев и разговоры о независимой Чечне только начались.

К началу первой чеченской кампании Азамат был уже очень уважаемым человеком не только в своем селе. Его хорошо знали и за его пределами. Зарабатывал он на жизнь в основном торговлей наркотиками. Связь с арабами была прочной и хорошо отлаженной. У Азамата не было ни одного прокола, а это поднимало его престиж в глазах партнеров по бизнесу. С ним не боялись иметь дело.

Война его только порадовала. Торговля пошла гораздо проще и бойче. В Чечню со всех сторон сползлось множество всякого лихого народа, многие из которых не прочь были побаловаться травкой и героином. На Востоке Ахъядовым были довольны, у него появились валютные счета в иностранных банках.

Он, конечно, воевал и постепенно стал одним из влиятельных полевых командиров. После воцарения Аслана Масхадова он не нашел общего языка с новыми властями, поссорился с одним функционером из окружения нового президента и задумался о своем будущем. Одним из вариантов было осесть в какой-нибудь стране Ближнего Востока. Но тут началась новая заваруха — энергичный Владимир Путин стремился отработать кредит доверия у стареющего Ельцина и развязал новую волну войны против непокорной Чечни.

Азамату снова пришлось взяться за оружие. Но изменения в его мировоззрении уже произошли — романтизм молодости со всеми этими понятиями кровной мести, войны с неверными ушел в прошлое. Прагматичность, выгода, даже если придется заключать договор с самим чертом, — вот на что равнялся теперь Ахъядов.

Он понял, что и с русскими можно работать. Что и среди них есть люди, которые рассуждают так же, как он. С одним из них он даже начал сотрудничать. Началось все с одной идиотской случайности.

Ахъядов навещал своего брата. Тот давно женился и осел с семьей в Гудермесе. Конечно, это не означало, что он не помогал своим братьям в этой праведной войне. По одному из таких дел и пришел к нему Азамат. Федералы стояли по местным меркам довольно далеко, и он позволил себе расслабиться в компании племянников, рассказывая им о героизме чеченских людей, о трусости и слабости федералов. Двое мальчишек слушали его, открыв рот, так же, как когда-то сам Азамат слушал своего отца.

«Жаль, что он умер, — вздохнул про себя Ахъядов, — вот бы сейчас порадовался. Не взять нас федералам никогда. В ущельях запремся, а в тылу все равно взрывать их будем. Никуда не денутся — отступят».

Но именно в эту ночь все и случилось. То ли его сведения о том, что русские стояли далеко, были неверными, то ли высадился какой-то десант, но в эту ночь была проведена зачистка.

Ахъядов попал в плен. По поводу своей судьбы он не строил никаких иллюзий. Он — полевой командир, его наверняка опознают и скорее всего убьют. Нет, не сразу, конечно же, по их дурацким законам. Если бы судил он по суду шариата, то убил бы сразу.

Все решилось довольно быстро, но совсем не так, как того ожидал Ахъядов. В тот день, когда его перевезли в Грозный, к нему пришел один полковник. Азамат знал его заочно — он часто перехватывал по рации его переговоры с подчиненными.

Предложение полковника удивило даже видавшего виды Азамата. Он практически сразу же согласился, и буквально через два дня его обменяли аж на восемь русских пленных. Весть об этом всколыхнула всю группировку российских войск. Полковнику Сальникову пели хвалебные оды. Все восхищались его благородством и преданностью делу.

«Вот, о себе и не думал совсем, — говорили старые вояки. — Мог бы и звездочку получить лишнюю, так нет, позаботился о ребятах! Вот это настоящий офицер! А говорят, что наша армия сплошь коррумпирована!»

Родственники освобожденных ребят уже не надеялись увидеть их живыми, и матери пытались встретиться с полковником лично, чтобы выразить ему свою благодарность. Сальников принимал все снисходительно, слегка смущаясь. В общем, план удался как нельзя лучше.

С одной стороны, Сальников повысил себя в глазах начальства, а с другой — он удачно начал реализовывать давно созревший в его голове план. Торговля живым товаром становилась одним из самых прибыльных дел. Тех, кто мог заплатить выкуп, он научился вычислять безошибочно. Единственным условием, которое он поставил Ахъядову, — это приличное обращение с «его товаром». Тот обещал не бить и сносно их кормить.

Так и началось сотрудничество полевого чеченского командира и полковника Российской армии. В последнее время Ахъядов все больше был недоволен Сальниковым. Все чаще случались так называемые проколы — брали совсем не тех людей, то есть тех, чьи родственники не могли заплатить требуемые суммы. Все больше раздражался Ахъядов, и его раздражение переносилось на пленных — гуманность по отношению к ним теперь не соблюдалась.

К тому же успехи федеральных войск не прибавляли Ахъядову оптимизма. И он, курнув марихуаны, испытывал какое-то садистское удовольствие, видя, как ломается человеческая сущность в этих русских. В такие моменты он всегда почему-то вспоминал отца. Он испытывал чувство, близкое к оргазму, когда отрезал фаланги пальцев для того, чтобы послать их родным пленных. Ему нравилось, как из людей эти «солдаты» превращались в скулящих собак.

И вот сейчас — очередной прокол Сальникова: за последнего пленного платить скорее всего не будут. Что с ним делать, Азамат пока не решил.

Он сам лично спустился в подвал. Было сыро и холодно. Ахъядов зябко поежился. Везде была грязь, по стенам стекали струйки воды. Пахло нечистотами.

Он открыл дверь и зашел внутрь. Пленник сидел прямо на земляном полу, бессмысленно уставившись в стенку. При звуке открываемой двери он поднял голову и посмотрел на вошедшего. Пленник еще не превратился в собаку, но был близок к этому.

Ахъядов достал пистолет и хотел уже заняться своим излюбленным делом — простреливать его пальцы. Однако вместо привычного чувства злорадства пришло ощущение отвращения. Азамат сплюнул и, грязно выругавшись, вышел из «клетки» и поднялся к себе.

«Черт! Что такое! — думал он. — Надо все-таки сказать этому завравшемуся полковнику, что я о нем думаю. Пусть знает свое место, собака!»

Азамат неожиданно почувствовал к полковнику Сальникову чувство ненависти и отвращения. С кем он имеет дело — с предателем и циничным барыгой! Нет, они все недорезанные собаки! Всю жизнь они не давали спокойно жить, пришли и теперь!

Да, похоже, это точно священная война! Сотрудничество с Сальниковым — только ступенька в этой борьбе с неверными. Придет день, и он сдаст полковника со всеми потрохами. Он покажет, какие командиры у этих русских. Для них нет ничего святого! У них нет веры!

Азамат был в гневе. В такие минуты он мог убить собственного отца, если бы тот был жив. Он быстро, привычным движением вынул из тумбочки шприц. Затем дрожащей рукой достал пакетик драгоценного порошка и, разведя его жидкостью, умело воткнул иглу в вену. Теперь оставалось только ждать…

Волна блаженства накатила внезапно и, захлестнув, унесла в грезы…

Через некоторое время Ахъядов встал и, достав радиотелефон, набрал номер полковника.

Сальников оправдывался, говоря, что не все в его власти, что он еще будет давить по своим каналам, что родственники заплатят, и так далее…

Выслушав бессвязные оправдания Сальникова, Ахъядов удовлетворенно улыбнулся. И этот будет ползать перед ним на коленях. Голова под действием наркотика соображала слишком вяло, и Азамат сделал самое простое, что мог: он пошел спать, хотя на улице и был самый разгар дня.

Из дневника Олега Николаева Май 2000 г

Батальон Родионова перебрасывают в другое место. Я еду с ними. Это последнее наше с Колькой передвижение по Чечне перед его свадьбой. Он постоянно парит где-то в небесах, и с ним стало очень тяжело разговаривать.

Перед отправкой в путь ко мне пришел Сергей. Он был очень взволнован и слегка растерян. Рассказал мне такое, что волосы на голове зашевелились. Сказал, что у него скоро будут все доказательства тех дел, которые здесь происходят. Назвал и того, кто над всем стоит. Примерно что-то подобное я и предполагал услышать, но все равно как-то стало очень грустно. Сергей теперь уже сам просит меня ему помочь все раскрыть до конца.

— Знаешь, мне терять в жизни уже нечего, — сказал он мне, — все, что можно, я уже потерял. А вот ты подумай. Надо ли тебе влезать во все это дерьмо?

— Майор, я уже столько раз был в дерьме, что еще один случай ничего не решит. Профессия у меня такая. Менять что-то уже поздно, — ответил я.

— По-моему, полковник меня подозревает, — сказал он мне, прощаясь. — А может быть, и тебя. Так что будь осторожней и побыстрее сваливай отсюда.

— Это последняя моя вылазка.

— Ну, вот и хорошо.

Утром мы отправились в путь. Уже на самом подходе к конечному пункту машина, на которой мы ехали, сломалась. Нас оставляют и дают небольшую охрану. Поломка, вероятно, серьезная, так как мы чинимся уже полдня. Немного начинаю нервничать, потому что скоро начнет уже темнеть, а здесь в темноте всегда чувствуешь себя не очень приятно.

Наконец все сделано, и мы трогаемся дальше…

В Аргунском ущелье наш небольшой отряд был обстрелян. Я еле успел выскочить из машины и пытался вытащить Кольку. Он невероятно тяжелый. В его голове темнеет маленькая дырочка. Ему укрытие уже не требуется…

Хочется плакать, но слез нет. Я разучился плакать. Просто сел рядом и обхватил голову руками. Подобной боли я еще в своей жизни не испытывал. Колька был мне больше чем друг…

День 9-й

В том, что Сальников всерьез намерен заплатить полсотни тысяч баксов, сомневались все: и Лариса, и Родионов, и Нилов. Никто из них не считал Сальникова дураком. Они были уверены в том, что полковник постарается убрать Родионова руками своего подручного. Того, кто, по всей видимости, убил Николаева, того, кто покушался на Ларису и сбил на угнанной машине Кудряшову.

С самого утра Лариса была уже у Нилова. Тот все время куда-то звонил, с кем-то ругался, о чем-то договаривался. Лариса сидела тихонечко и ни во что не вмешивалась. Все, что могла, она уже сделала.

Наконец все было готово, и Нилов, как гончая перед охотой, вкочил с места.

— По коням, — отрывисто сказал он.

Родионов выглядел спокойным и сосредоточенным.

— Все будет хорошо, — шепнула Лариса, когда они спускались.

— Я знаю, — тихо ответил майор.

Они сели в машину Нилова, но кварталов за пять до означенного места Родионов вышел и неторопливой походкой гуляющего человека направился в сторону Пушкинской площади. Машина рванула вперед и вскоре припарковалась недалеко от памятника великому поэту. Скверик просматривался как на ладони. Лариса тем не менее начала нервничать.

— Слушай, а ваши уже прибыли? — вглядываясь в пространство перед памятником, спросила Лариса.

— Прибыли, — ухмыльнулся Нилов, — не волнуйся.

Было жарко. Сквер был почти пуст, если не считать какой-то парочки, целовавшейся взасос, да троих алкоголиков, только что откупоривших свой бутыль и с вожделением следящих за точностью разлива. И тем и другим плевать было на духоту и марево, поднимающееся от асфальта. В самом конце сквера какая-то мамаша пыталась успокоить орущего малыша, но тот, видно, совсем одурев от жары, орал как резаный.

В машине было душно, и клонило в сон.

— Майор пришел, — констатировал Валерий, напряженно следивший за всем, что происходит в сквере, и Лариса тут же встрепенулась.

Она тоже увидела, как Родионов четкой походкой военного зашел в сквер и, оглядевшись по сторонам, сел на одну из лавок. Группа алкоголиков недовольно посмотрела в его сторону, решив, наверное, что это еще один претендент на их и без того маленькую емкость. Убедившись, что пришедший не интересуется их компанией и, видимо, вообще алкоголем, алкаши продолжили свой пикник. Родионов медленно вытащил из кармана сигареты и зажигалку и прикурил.

В этот момент около памятника показался молодой человек спортивного вида с небольшой сумкой через плечо.

И тут Лариса вздрогнула, инстинктивно вжавшись в сиденье. Даже издалека она узнала своего «инструктора», который так коварно сбросил ее с мотоцикла, оставив на милость черноморским волнам.

— Это он, — сказала она. — Тот, кто пытался меня утопить.

— Да? — удивился Нилов. — Значит, все идет как надо.

Он тут же включил рацию и доложил, что объект прибыл на место.

— Да видим уже, — услышала Лариса искаженный голос кого-то из оперативников.

А тем временем Влад Гурьянов, цепной пес полковника Сальникова, легкой, небрежной походкой подошел к скамейке, где сидел Родионов, и вальяжно расположился на небольшом расстоянии от него. Посидев так несколько секунд, он растерянно похлопал себя по карманам и рассеянно оглянулся вокруг.

— Извини, отец, прикурить не найдется?

Родионов только кивнул и полез в карман за пачкой сигарет. Рука Влада тоже полезла в карман. Скамейка, на которой сидела эта парочка, просматривалась очень хорошо, и Лариса, заметив жест Влада, вцепилась в руку Нилова.

— Осторожно, — нежно погладил он ее, — а то царапины будут.

— Он же его убьет!

— Не успеет, — спокойно заметил Валерий.

Как бы в подтверждение его слов, трое «синяков» резко вскочили со своих мест и в одно мгновение оказались рядом с Гурьяновым. Еще секунда, и на его руках защелкнулись наручники.

— Эй, мужики, — громко закричал Влад, — вы чего?

Парочка влюбленных вздрогнула и на какое-то мгновение перестала заниматься друг другом. Затем они встали и, пересев подальше, продолжили свое занятие.

Все кончилось гораздо быстрее, чем предполагалось. Влад пытался привлечь к себе внимание немногочисленных прохожих, но его личность никого не интересовала. Все поспешили убраться подальше от того места, где разворачивались драматические события. Мамашка схватила своего малыша и потащила его из сквера.

— Не ори, — грубо оборвал тем временем Влада один из «синяков», — успеешь еще наораться!

— Вы за это ответите, — процедил тот сквозь зубы.

— Конечно, конечно, не волнуйся, — легко похлопал его по плечу другой.

«Алкаши» окружили его и повели к подъехавшей машине.

— Вот и все, — с облегчением вздохнула Лариса.

— Ага, — с какой-то грустью ответил Нилов. — Готовишься, ждешь, нервничаешь… А тут — несколько минут, и все. Ребята у нас работают хорошо.

К машине подошел Родионов. Выглядел он немного бледным и уставшим.

— Вот и все, — садясь в машину, повторил он слова Ларисы, — теперь я свой долг выполнил до конца.

— Может быть, водочки? — тут же предложил ему Нилов.

— Годится, — махнув рукой, тут же согласился Родионов.

Заехав в ближайший магазин, они поехали к Нилову.

— А материалы допроса посмотреть будет можно? — спросила Лариса у Валерия.

— Тебе, — сделав акцент на этом слове, ответил Нилов, — можно.

* * *

Родионов и Лариса сидели в квартире Нилова и вместе с хозяином изучали материалы допроса задержанного Владислава Гурьянова. Кроме протокола, у них имелась диктофонная запись беседы следователя с Владом.

После обычных традиционных вопросов — таких, как имя, фамилия, возраст, адрес и так далее, московкие оперативники стали задавать Гурьянову вопросы посерьезнее. И, как бесстрастно зафиксировал протокол, спортивный мальчик Влад был очень напуган и закладывал своего начальника со всеми потрохами.

— Вам известна фамилия Сальников?

— Да, это мой начальник. Хотя он и командует полком.

— Вы что, были его «адъютантом»?

— Да, что-то вроде этого. И здесь нет ничего смешного. Это совсем не то, что вы подумали… Я знаю почти про все операции, которые проводил полковник Сальников. У него было много разных дел, но главным его занятием в последнее время стал так называемый «живой» бизнес.

— Это значит, что полковник указывал наиболее уязвимые места? То есть те места, где были маловооруженные солдаты?

— Да. Причем не все подряд — зачем чеченцам те, чьи родственники не могут ничего заплатить? Он говорил только о тех, кого могли выкупить. Сальников общался со многими командирами батальонов и очень аккуратно, в доверительной беседе выяснял, кто из солдат наиболее обеспечен на «гражданке».

— Все эти сведения он сообщал боевикам?

— Да, так было вначале.

— Что значит «вначале»? Сейчас он этим больше не занимается?

— Занимается, только немного по-другому. Теперь он ничего никому не сообщает, а сам проводит все операцию от начала до конца.

— Поясните, пожалуйста.

— Он сам, с помощью некоторых ребят, которые служат исключительно у него, похищал российских солдат и сам требовал за них выкуп…

Прослушав эту фразу, Родионов побледнел:

— Сволочь, я должен был это предвидеть!

— Этого никто не мог предвидеть, — тихо прошептал Нилов.

Похоже, он был потрясен не меньше остальных.

— Подожди, а где пакет? Что-нибудь про пакет он говорит? — нетерпеливо спросила Лариса.

— Да, говорит, что он отправил его Сальникову.

— Ну вот, — с отчаянием воскликнула Лариса, — у нас ничего нет! То, что говорит этот Влад, — бред сумасшедшего. Ни в одном суде это не воспримут серьезно. У полковника много заслуг и покровители в Москве. У нас нет доказательств!

— Есть, — тихо, почти шепотом сказал Родионов. — У меня есть вторые экземпляры.

— Господи! Но почему вы ничего не сказали сразу?

— Потому что я не до конца вам верил. Меня научили никому не верить, — серьезно сказал майор. — Почему я должен был вам что-то отдавать? Только потому, что вы — женщина? Да сейчас полно всяких там женских батальонов. Один из них, причем очень успешно, воюет и в Чечне. Поэтому я не мог рисковать. К тому же я боялся, что и за вами тоже следят. Я подумал — пусть Сальников считает, что он в полной безопасности.

— Кстати, — встрепенулась Лариса, — теперь его можно брать.

— Да, я сейчас позвоню, — тут же сказал Нилов. — Вы, конечно, зря сразу не сказали про пакет, — с легким упреком обратился он к Родионову. — Сейчас бы Сальников уже был у нас.

— А вдруг он что-то почувствовал и куда-нибудь скрылся?

— Не думаю. Наши ребята еще вчера выехали, как только этот Влад начал давать показания. Не в первый раз мы берем человека без санкции прокурора. Так что, я думаю, в этот момент, — Валерий посмотрел на часы, — его уже взяли.

— Так быстро? — удивилась Лариса.

— Туда их доставили на военном самолете.

На минуту наступила пауза. Родионов сидел хмурый и задумчивый.

— Сколько же гадостей он сделал! — наконец воскликнул он. — К чему эта война? Только для наживы вот таких людей, как Сальников? Ведь на его месте появится другой — свято место пусто не бывает, — усмехнулся он. — А зачем эти смерти, слезы, боль, страх? А сколько инвалидов и искалеченных судеб? Зачем это? Это же не война идет, это политика. Мы там только марионетки, пешки в руках более сильных, ловких и изворотливых.

На Родионова явно подействовала водка, и он перешел к обобщениям — словом, последовали обычные для подвыпившего человека фразы. Нилов и Лариса, однако, сидели и не прерывали майора, боясь обидеть человека, который, в отличие от них, каждодневно рисковал жизнью в Чечне.

А что, собственно, они могли возразить Родионову? Все было и так понятно.

— Устал я что-то, — вздохнул вдруг майор, — подам, наверное, рапорт об отставке. По возрасту я подхожу, к тому же Чечня… Ладно, пойду я. Пора уже.

Он вышел в другую комнату и принес оттуда небольшой пакет. Молча положив его на стол, он так же молча пошел обуваться.

— Вы приходите в гости, — встала со своего места Лариса. — Вдруг вы в Тарасове будете. Возьмите, вот моя визитка. Я буду рада вас увидеть вновь.

— Спасибо, — искренне поблагодарил майор, беря кусочек ламинированного картона с Ларисиными координатами. — Может быть, действительно пригодится. Спасибо, что помогли. Жаль вот только, что Олежки Николаева нет. Таких, как он, вообще надо в музеях выставлять. — Родионов вздохнул, пожал руку Нилову и вышел.

— Грустно все как-то, — сказала Лариса.

— Что уж тут веселого, — согласился Нилов. — Но я думаю, что у него все будет хорошо. Выглядит он прекрасно, глядишь — и женится еще…

— Слушай, а я не поняла, в показаниях этого Влада нет ничего про Курилова?

Нилов отрицательно покачал головой.

— То есть, выходит, он не убивал его?

— Он утверждает, что вообще не знает, кто такой Курилов.

— Но Олег знал Курилова — по крайней мере, Петр утверждал это. И настаивал на том, что Николаев следил за ним во время его отдыха. Хотя это может быть просто совпадение…

— Надо вообще проверить Курилова, — озабоченно произнес Нилов. — Откровенно говоря, эта личность выпала из моего поля зрения.

— Я была у него на работе, — сказала Лариса. — Там, по-моему, все чисто. С конкурентами вполне приличные и ровные отношения. Его заместитель говорил, что проблемы были, но гораздо раньше. Несколько лет назад.

— Так, может быть, оттуда все и выплыло? Гости из прошлого? — предположил Нилов.

— Может быть, — легко согласилась Лариса, — только зачем ехать в Архиповку? Можно и в Москве легко убить, если уж, как говорится, приспичило… Вы бы даже и напрягаться особо не стали — махнули бы рукой как на очередную заказуху. Что, не так? Я не права?

— Права, — не мог не согласиться Нилов. — Только проверить все равно надо. Может быть, кто-нибудь освободился в последнее время из тех, кто враждовал тогда с Куриловым…

Он посмотрел на часы.

— Слушай, мне пора на работу. Ты останешься здесь или поедешь к себе в гостиницу?

— А ты бы как хотел? — улыбнулась Лариса.

— Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь и дождалась меня.

— Я так и сделаю, — сказала Лариса и нежно погладила Нилова по щеке.

После того как он ушел, она снова погрузилась в размышления.

Зачем все-таки Олег следил за Петром? Ну как ни смотри — полный абсурд получается. Совершенно незачем ему все это, ко всему прочему смерть Олега наступила прежде, чем смерть Курилова. Значит, не мог, наверное, он быть замешан в его убийстве. Да и зачем строительный бизнесмен Курилов военному журналисту.

«Нет, скорее всего он просто ревновал его ко мне», — пришла к выводу Лариса. Другого объяснения не находилось.

Она сердито нахмурилась. Ждать она не любила, но сейчас ничего не оставалось, как заняться именно этим.

* * *

Надя стояла у раскрытого окна, за которым буйствовали краски лета, и вспоминала раннюю весну. Тогда природа пробуждалась ото сна и, казалось, бурно реагировала на те изменения, которые происходили с самой Надей.

Она с самого утра бегала по комнате и примеряла все свои наряды подряд. Сейчас все они казались старыми и ненужными. Ее Вовик сегодня приезжал из командировки. И она должна не просто соблазнить его, а просто-напросто сразить своим видом.

Наконец платье было выбрано. Посмотрев на себя в зеркало, она удовлетворенно хмыкнула. Прическу она сделала еще утром, а с макияжем покончила совсем недавно. Отражение светской дамы в зеркале ей определенно нравилось. Нет, сегодня должно все решиться! Она заставит его жениться на себе, чего бы это ей ни стоило. Она готова пообещать ему весь мир, только бы знать, что ее Вовик будет принадлежать только ей.

Она уже испытывала нечто подобное раньше. Но это было энное количество лет назад. И она не виновата, что Петр оказался таким дураком. В результате, правда, выиграет только она, но для этого придется немного поработать.

Дело в том, что было одно обстоятельство, по поводу которого Надя очень переживала. Володя был моложе ее на пять лет. Это было очень модно, но, с другой стороны, и очень беспокойно. Ведь ей уже не пятнадцать лет.

Хотя что могут противопоставить ей эти длинноногие дурочки? Покрутить задницей? Этим сейчас никого не удивишь, а в остальном нужен опыт. Именно это и есть у нее. Она многое умеет и прекрасно видит, что Володе это нравится. И в том, что постель в жизни каждого мужика является главным атрибутом, Надя не сомневалась. Именно так она вышла замуж один раз, именно так собиралась выйти и второй.

Несмотря на все ее сборы, звонок застал ее врасплох. Она снова бесцельно забегала по квартире и только после этого, изобразив на лице радостную улыбку, бросилась открывать дверь.

На пороге стоял довольно высокий молодой человек в обтягивающих джинсах и короткой кожаной куртке, которая зрительно увеличивала объем его плеч примерно вдвое. Спортивная сумка свисала с его плеча. В отличие от Нади его улыбка была вымученной и свидетельствовала о высшей степени усталости.

«Опять в командировке развлекался», — с неприязнью подумала она, но вслух радостно замурлыкала:

— Вовочка, как я по тебе соскучилась!

Она притянула его за куртку и с силой поцеловала.

— Надя, — он немного отстранил ее от себя, — я чертовски устал. Порядка никакого, бардак ужасный! Поехали на какой-то завод, так там начальство ждали полдня…

— Ты приехал рассказывать мне про завод? — удивленно спросила она.

Володя сидел на корточках и пытался снять кроссовки. Надя нагнулась над ним, открывая прекрасную панораму своего декольте.

— Нет, — вдруг спохватился он и, привлекая ее к себе, начал с жадностью целовать.

Надя тут же забыла о своих подозрениях. Так может целовать мужчина, только когда любит. В результате они не удержались и грохнулись на пол прямо в прихожей.

Мнение Володи по поводу поцелуев тем не менее коренным образом отличалось от мнения его подруги. Он совсем не пылал бешеной страстью, но очень удачно ее изображал. От Нади ему нужны были деньги, которые у нее, судя по всему, были. Из-за этого он готов был даже жениться. Но сейчас, оказавшись на полу прихожей, он по-настоящему почувствовал пробуждающееся в нем желание. С трудом поднявшись на ноги, он слегка охрипшим голосом попросил Надю немного подождать, а сам быстро скинул одежду и направился в комнату.

Там стоял журнальный столик, сервированный так, что желание поесть тут же заглушило в Володе все остальные. Если бы только Надя могла читать мысли, она бы ужаснулась и никогда больше не готовила еду. А если и готовила, то только после постели.

Володя как зачарованный смотрел на всевозможные баночки, купленные в супермаркете, и на разные закуски, приготовленные самой хозяйкой. Посреди стола возвышалась запотевшая бутылка водки и огромная утка в яблоках.

От созерцания этого изобилия у него начались желудочные спазмы. Так как своих денег ему не хватало и он постоянно экономил, то и ел нормально не очень часто.

Только насладившись гастрономическими изысками хозяйки, он вдруг вспомнил, почему он здесь. Прильнув к Наде, уже порядком захмелев, он начал шептать ей что-то о том, что лучше ее никого нет и не было. Да, наверное, уже и не будет.

Надю очень взволновала эта оговорка — «наверное». Она все воспринимала серьезно. И решила, что делать предложение надо ей.

— Володечка, — тут же замурлыкала она, — а может быть, ты и не уйдешь отсюда?

И Володя, расслабившись под действием алкоголя, согласно кивнул…

День 10-й

— Кажется, я нашел, — заявил Нилов.

— Что нашел? — спросила Лариса.

— Примерно лет шесть назад у фирмы «Дом» были проблемы с конкурентами. И был некий Максимов Леонид, которого эта фирма очень здорово подставила. Причем подставила так, что в результате этот самый Леонид оказался за решеткой на долгих пять лет.

— Вот это да! — Лариса не удержалась от восклицания.

— Ага, — Валерий улыбался так, как будто выиграл машину в лотерею. — Так вот, этот Максимов освободился пару месяцев назад и проживает сейчас в Москве.

— Ну и что? Убили-то Курилова в Архиповке! — возразила Лариса.

— Убили в Архиповке, да только в Новороссийске у этого господина Максимова живут родственнички, причем очень близкие: то ли дядя, то ли брат двоюродный. В общем, это не так важно, — махнул Нилов рукой.

— Ты хочешь сказать, что этот самый Максимов и убил Курилова, сжигаемый жаждой мести? — скептически спросила Лариса. — Ты знаешь, я что-то не очень в это верю. Человек только что освободился и тут же рванул убивать Курилова?

— Все может быть…

— Хотя съездить к Максимову и прощупать его не мешало бы.

— Поехали, — тут же согласился Нилов. — К тому же это не очень далеко.

Понятие «не очень далеко» по московским меркам показалось Ларисе довольно относительным — к нужному им дому они с Ниловым подъехали только через час. Это была очень старая и довольно грязная «хрущевка».

— Квартира номер пятьдесят два, — констатировал Нилов, сверяясь с бумажками. — Второй подъезд.

— Вот черт! — воскликнула Лариса, перешагивая через кучу собачьего дерьма прямо посреди лестничной площадки. — С гигиеной здесь, кажется, не очень…

Квартира номер пятьдесят два ничем не отличалась от себе подобных. Здесь не было ни железной двери, ни даже таблички с номером квартиры. О том, что это действительно та самая квартира, Нилов и Лариса смогли судить только после нехитрых логических вычислений. Нажав на кнопку звонка, они услышали шумное шарканье ног, после чего дверь открылась.

На пороге стояло существо неопределенного пола и возраста и бесстрастными глазами смотрело на пришедших. Нилов и Лариса слегка опешили. Первой пришла в себя Лариса. Она на всякий случай улыбнулась и вежливо поинтересовалась:

— Можно ли видеть Леонида Максимова?

Существо молча отодвинулось в сторону, приглашая гостей войти. Как только дверь закрылась и они оказались в небольшой прихожей, существо так же молча повернулось и прошаркало куда-то в глубь квартиры. Лариса и Валерий растерянно переглянулись.

— Ты что-нибудь понял? — прошептала Котова.

— Не совсем, — честно ответил Нилов. — Мне кажется, нам надо идти за этим аборигеном.

— Не уверена…

Их сомнения прервал приятный мужской голос, который крикнул из кухни:

— Мам, кто там?

— К тебе, — услышали они однозначный ответ, сказанный хриплым и низким, больше походящим на мужской голосом.

Через минуту в дверном проеме показался молодой человек лет примерно тридцати или чуть больше. У него была довольно приятная внешность, и штаны его спортивного костюма не отвисали на коленях, как это иногда бывает у людей неаккуратных.

— Вы ко мне? — удивленно спросил он.

— Если вы Леонид Максимов, то к вам, — ответил Нилов.

— В таком случае проходите сюда, — мужчина указал на боковую дверь.

Они прошли в маленькую, но довольно уютную комнатку. Здесь все было компактно, удобно и со вкусом. Новый компьютер на столе придавал комнате рабочий вид.

— Я вас слушаю, присаживайтесь, — указав на небольшую тахту, предложил хозяин.

Он не спеша взял со стола сигареты и прикурил от спички. Выпустив дым, он обернулся к пришедшим в ожидании ответа. Во всех его движениях чувствовалось солидное спокойствие.

Нилов достал удостоверение и представился. По лицу Леонида скользнуло удивление.

— Что-то не так, начальник?

— Все так, — поморщился Валерий. — И можно без этих твоих «начальников»?

— Можно и без «начальников», — легко согласился Максимов. — Тогда в чем дело?

— Вы не помните человека по имени Петр Курилов? — спросила Лариса.

— А, — усмехнулся Леонид, — этого козла я буду помнить всегда. Только благодаря его «доброте» и его фирме я попал на длительный отдых в зону.

— И как же он смог вас так подставить?

— Да, — махнул он рукой, — это долгая история. Не хочу я об этом говорить. А вы что, пришли вечер воспоминаний провести?

— Ага, — тут же кивнула головой Лариса.

Максимов удивленно поднял брови и потянулся за сигаретой. Немного помяв ее, он не стал, однако, прикуривать и отложил ее в сторону.

— Так что мы будем вспоминать? — живо поинтересовался он.

— А ничего не будем, — вдруг заговорил Нилов.

Лариса сделала протестующий жест, но он его не заметил.

— Дело в том, что Курилова убили несколько дней назад, — продолжил Нилов.

— Туда ему и дорога, — тут же прокомментировал Максимов.

Лариса пыталась найти в его лице хоть какое-то смятение. Но оно было совершенно спокойно.

«Или он его не убивал, или хорошо держится», — мысленно отметила она.

— Может быть, — не стал спорить Нилов, — но все дело в том, что убийство было совершено недалеко от Новороссийска, в селе Архиповка.

— Ну и что?

— Да ничего, — похоже, невозмутимая манера общения Максимова начинала раздражать Нилова. — Там, кажется, твои родственники живут?

И тут до Максимова начала доходить суть происходящего. Он с нескрываемым удивлением посмотрел на гостей.

— Да вы что, рехнулись? — наконец выдавил он из себя. — Вы что, считаете, что это я его замочил? Нет, начальник, так не пойдет.

Максимов укоризненно покачал головой и снисходительно посмотрел на Нилова.

— Нет, никто так не считает, — Лариса попыталась исправить положение, — просто убили человека, ведется следствие. Вы когда-то были знакомы. Отрабатываются все версии.

— Хорошо, — насупился Леонид, — пусть ваши версии отрабатываются, но при чем тут я? Да, Курилов меня когда-то подставил, и я готов был его тогда убить… Но вы знаете, тюрьма — это все-таки неплохая школа. После года отсидки, если бы меня выпустили, я бы точно его убил — уж больно обидно было. Но нашлись умные люди, подсказали, как мне быть. Я успокоился и стал ждать. С Куриловым я собирался поквитаться, не скрою. Но не таким образом, как вы думаете… Мне даже жаль, что он умер и я не смогу уже сделать того, чего хотел. Убить — это совсем не главное. Это очень просто. А вот жить в нищете, когда у тебя было практически все! Вот это достойно того, чтобы отсидеть пять лет.

— Вы собирались разорить Курилова? — спросила Лариса.

— Да. Но… Какое это имеет теперь значение? — вздохнул Максимов и наконец закурил.

Нилов, однако, никак не хотел расставаться с такой удобной для него версией.

— Значит, все-таки хотел убить? — спросил он, пристально глядя в глаза Максимову.

— Да не убивал я никого! — улыбнулся Леонид. — Можете спросить у матери. Я и не уезжал никуда в последнее время. А уж родственников в Новороссийске сто лет не видел. Они, по-моему, и не в курсе того, что я вообще сидел.

— Ладно, — недовольно поднялся с места Валерий. — Проверим.

— Подожди, — махнула ему рукой Лариса. — Леонид, а вы не знаете людей, которые могли желать Петру смерти?

— Нет, — решительно покачал он головой. — Кроме его заместителя и жены, я вообще не знаю никого, кто с ним общался.

— Тогда извините за беспокойство. — Лариса тоже встала и направилась к выходу.

— Да ладно, — буркнул Леонид, — чего уж там, нам не привыкать.

Уже в прихожей Нилов наградил Максимова подозрительным взглядом. Он как-то неохотно покинул квартиру, храня на лице недовольное выражение.

— Ты со своим миндальничаньем все испортила, — заговорил он, как только они вышли в подъезд. — Я его почти раскрутил.

— Валерий Васильевич, дорогой, — устало вздохнула Лариса, — неужели ты и вправду думаешь, что Максимов убил Петра?

— А кто же? — Нилов от возмущения даже остановился.

— Но тебе не кажется, что для убийцы он слишком хорошо держится?

— Ты просто не знаешь, на что способны эти уголовники, — упрямо мотнул он головой.

— Конечно, — усмехнулась Лариса, — опыта работы с уголовниками у тебя гораздо больше. Но мне кажется, что нужно подумать о других версиях. Здесь все очень просто — мне кажется, алиби Максимова проверить не составит большого труда.

— Хорошо, давай, — раздраженно проговорил Нилов. — Ты у нас мисс Марпл — вперед!

— Слушай, — неожиданно остановилась Лариса. — Как же это я раньше не додумалась?

— О чем?

— Неужели в Архиповке никто не заметил, как кто-то входил в номер? Понимаешь, дело в том, что скорее всего этот самый некто уже был в номере Петра, когда мы туда зашли.

— Да с этого курорта вообще какие-то недоделанные документы прислали! — скривился Нилов. — Мне показалось, что они просто честно поделили: половину себе, половину нам. Уж насколько я не особо вникал в материалы дела и то заметил.

— Подожди, — Лариса схватила Валерия за руку. — А что, если проверить жену?

— Совсем того? — для наглядности Нилов покрутил пальцем у виска. — Жена едет в Архиповку, чтобы убить мужа? Такое может придумать только женщина, — усмехнулся он.

— Завези-ка меня в фирму «Дом», — не отвечая на оскорбительные для нее выпады Нилова, попросила Лариса.

— Зачем?

— Надо. А ты не забудь, пожалуйста, послать запрос в Архиповку.

— Хорошо, — пожал плечами Нилов, а про себя подумал: «Разве этих женщин поймешь?»

— Да, еще надо бы проверить списки пассажиров на поезд и самолет в направлении Новороссийска.

Нилов мрачно кивнул. В его голове не совсем укладывалось то, что собиралась делать Лариса.

Он высадил ее около здания, где находилась фирма «Дом», и тут же уехал к себе на Петровку.

Лариса уже привычно, не обращая внимания на таблички фирм, наперебой предлагающие свои услуги, поднялась на второй этаж и, оказавшись перед нужной ей дверью, вошла внутрь. Охранник был тот же, и, судя по его легкой улыбке, он узнал Ларису.

— Вы к Степану Федоровичу? — любезно поинтересовался он.

— Да, я как-то уже была здесь.

Он чуть заметно кивнул и исчез за дверью кабинета коммерческого директора. Вышел он оттуда почти сразу же и распахнул перед Ларисой дверь.

— Здравствуйте, — Горцев поднялся со своего кресла навстречу гостье.

Он сиял как начищенный чайник. «Похоже, со смертью Курилова в его карьере наступили позитивные изменения», — ехидно подумала Лариса.

— С чем на этот раз пожаловали? Неужели уже нашли убийцу? — осведомился Степан Федорович.

— Пока еще нет, — улыбнулась Лариса, садясь в предложенное ей кресло, — я к вам снова с вопросами.

— Пожалуйста, — широко раздвинул руки Степан Федорович, — чем могу, тем помогу… Всем помогу.

— Да у меня не так уж и много вопросов, — оговорилась Лариса. — В прошлый раз вы говорили, что у Куриловых есть дача?

— Да, а что такое, — обеспокоился Горцев, — что-нибудь с дачей произошло?

— Нет, просто я хотела бы узнать, где она находится.

— А это просто, — просветлел коммерческий директор. — Выезжаете на Кольцевую, а затем в северо-западном направлении сорок километров. Дачный кооператив «Солнышко». Дом номер тридцать восемь по первой улице. Там спросите, кооператив старый, все друг друга знают.

— Спасибо, — пытаясь мысленно представить все, что сейчас было сказано Горцевым, произнесла Лариса. — И еще. Неужели у Куриловых совсем не было друзей? Мне показалось, что Петр был довольно общительным человеком.

— О, да! — патетически воскликнул Горцев. — Он умел очень быстро заводить знакомства. Он вообще везде был свой человек. Знаете, есть такое определение людей… С партнерами очень быстро налаживал связи. Но вы совершенно правильно заметили — близких друзей у него не было. У Наденьки тоже только одна подружка.

— Неужели? — изобразила удивление Лариса.

— Это абсолютно верно, только с этой подружкой по имени Жанна одного общения хватит на всю оставшуюся жизнь. Один раз довелось испытать, до сих пор помню.

— И кем же она работает, если обладает таким воздействием на людей?

— Работает? — удивился Горцев, как будто Лариса спросила о чем-то неприличном. — Ах да, вообще-то она работает, — спохватился он. — Каждое утро и до обеда она делает маникюр в «Салоне красоты», что на Новом Арбате. Очень любит говорить о том, кто из знаменитостей у нее бывает. Рассказывала даже, что сама Пугачева снизошла до нее. Но мне кажется, врет.

— И что, с ней можно встретиться?

— Вы по делу или как?

— Я сразу подумала, что неплохо бы сделать маникюр, но, наверное, у нее все занято на много дней вперед?

— Я могу вам посодействовать, — маслено улыбнулся Горцев. — Иногда она работает у себя дома. Вас это устроит?

— Вполне.

— Тогда вот вам телефон Жанны. — Он протянул бумажку с номером. — Впрочем, я сам сейчас позвоню. Так будет удобнее.

Лариса только кивнула, а Горцев уже заработал пальцами, нажимая на кнопки. Через минуту он уже договаривался о встрече Жанны и Ларисы.

— Все в порядке, — отключил он телефон. — Вот вам адрес. Сегодня она будет весь день дома. Сказала, что у нее нет настроения выходить куда бы то ни было.

Лариса представила сверхэкзальтированную даму и с трудом подавила в себе смешок.

— Спасибо, Степан Федорович, вы мне очень помогли, — сказала она вслух.

— Да ну что вы, буду всегда рад видеть вас вновь. А вы, простите, когда уезжаете? — Он поднялся со стула, чтобы галантно поцеловать Ларисе ручку.

— Да, наверное, сегодня, — соврала она, упреждая любые поползновения со стороны Горцева на продолжение знакомства.

— Очень жаль, — искренне расстроился коммерческий директор.

— Но я, может быть, приеду еще, — оговорилась Лариса. — Тогда обязательно к вам зайду.

Она позволила Горцеву поцеловать руку и направилась к двери. Но вдруг вспомнила:

— Кстати, а у Куриловых была машина?

— Почему была? — удивился Горцев. — Она и сейчас есть. Она оформлена, кстати, на Надю. Это подарок к годовщине свадьбы.

— Хороший подарок, — одобрила Лариса. — И что же это за машина?

— Золотистая «девятка». Очень красивый цвет. Петр очень этим гордился, а Надя обиделась, что не иномарку подарил.

— Спасибо. Теперь я прощаюсь окончательно, — улыбнулась Лариса и вышла из кабинета.

Выйдя из здания, она тут же позвонила Нилову. Трубку взяли сразу, как только прозвучал первый гудок.

— Нилов у телефона, — услышала Лариса в трубке представительный голос Валерия.

— Это Лариса.

— А, привет… Запрос еще не пришел, а со списками пассажиров — пустой номер, — деловито сказал Валерий. — Не было в Архиповке жены Курилова.

— Ну и не надо, — легко согласилась Лариса, — у нее, оказывается, машина есть. «Девятка» золотистого цвета — очень редкий, кстати, вариант.

— Ты мне предлагаешь проверить все посты ГАИ на трассе Москва — Новороссийск? — насмешливо спросил Нилов.

— Проверить все равно придется, — равнодушно пожала она плечами. — Но это не главное… Ты не хочешь съездить на дачу?

— На мою? — не понял Валерий.

— Нет, на куриловскую.

В трубке воцарилось молчание.

— Хочу, — не очень уверенно протянул Нилов. — Все не дает покоя твоя версия?

— Да, и я настаиваю на путешествии на дачу.

— Ты все там же, где я тебя высадил? — поинтересовался после небольшой паузы Валерий.

— Пока да.

— Тогда я сейчас подъеду…

* * *

— Понимаешь, в прошлый раз, когда я посетила достопочтенную фирму «Дом» и ее коммерческого директора, — говорила Лариса Нилову, — на мой вопрос, где мне найти жену Курилова, он сказал, что, наверное, дома. Я ее, однако, там не застала. А встретилась с ней только на следующий день. Горцев еще говорил, что она может быть на даче. Допустим, это так… Но надо проверить, на самом ли деле она была там в то время, когда убили Курилова.

— Нет, ударить с такой силой женщина не могла, — скептически поморщился Нилов. — Если верить протоколу осмотра места преступления… Ничего, надавим на Влада Гурьянова, признается он в убийстве — никуда не денется, — успокаивающе добавил он.

— Нет, Влад действовал бы по-другому, — упрямо сказала Лариса. — Он наверняка бы использовал оружие. Он же служил в армии… Ну, что это такое — ударить по башке какой-то железякой? Почему он не выстрелил, как это было в случае с Олегом?

— Не знаю, он не говорит, — ответил Нилов. — Да мало ли почему? Хотел направить следствие по ложному пути.

Лариса тактично промолчала, намекая на то, что следствие как раз и пошло по ложному пути.

Лариса и Нилов ехали в машине по направлению к даче Куриловых. Уже вечерело, становилось прохладнее. В воздухе запахло соснами. Машина уже въезжала в небольшой хвойный лесок, за которым, судя по всему, и располагался дачный кооператив «Солнышко».

По архитектуре дач сразу угадывалось, что они на самом деле довольно старые. Многие из них были деревянными и уже перестраивались заново. Большие плодовые деревья создавали прохладу.

Дача под нужным им номером была как раз из тех, которые отстроились заново в современной манере. Вокруг царила полная тишина. Хозяева на куриловской даче явно отсутствовали, но они были и не нужны. Автомобиль сразу же подъехал к соседней даче и остановился.

— Простите! — крикнула Лариса женщине, которую заметила в саду. — Можно вас?

Та зажмурилась на солнце и подошла поближе.

— Здравствуйте, — приветливо сказала женщина.

— Извините, а вы не знаете, хозяева давно уехали? — указывая на куриловскую дачу, спросила Лариса. — Нам сказали, что они здесь должны быть, а тут, похоже, и нет никого.

— Соседи? — переспросила женщина. — Да их тут уж месяц как никого не было. Вон сорняки на наш огород уже лезут, — пожаловалась она.

— А может быть, Надя приезжала одна? — решила уточнить Лариса.

— Да нет, я же говорю, не было никого очень давно. Я сама удивляюсь, почему не едут.

— Спасибо, извините, что оторвала вас от дел.

— Да ничего страшного. — Женщина повернулась и снова занялась борьбой с сорняками, которые лезли с дачи Куриловых, пытаясь освоить новые территории.

— Ну что? — победно улыбаясь, спросила Лариса, садясь снова в машину.

— А ничего, — ответил упрямый Нилов. — Если ее не было на даче, это еще не значит, что она была в Архиповке.

— Совершенно с вами согласна, господин следователь. Но время покажет, кто из нас прав.

— Угу, — только и сказал Нилов, выруливая на асфальтовую дорогу, ведущую к Москве. — Куда теперь прикажете?

— К метро «Петровско-Разумовская».

— А там что?

— Там недалеко проживает подружка Нади Куриловой, некая Жанна, — снисходительно пояснила Лариса.

— Да, — не скрывая сарказма, заметил Нилов, — у подружки мы еще не были.

— Почему «мы»? Я пойду одна. Ты будешь только мешать.

— Почему?

— Боюсь, что тогда весь наш разговор будет сводиться к твоему соблазнению.

— Ревнуешь? — самодовольно улыбнулся Валерий.

— Нет, просто занимаюсь делом.

— Могла бы и соврать, — вздохнул Нилов.

Через полчаса они были у «Петровско-Разумовской». Многоэтажный дом, в котором жила Жанна, располагался в двух шагах от станции метро.

— Ладно, я пошла, а ты пока свяжись с коллегами — может быть, ответ на запрос пришел?

— Как скажешь, — улыбнулся Нилов.

Он проводил ее задумчивым взглядом и, только после того как она скрылась в подъезде, набрал номер на телефоне.

Лариса поднялась на второй этаж и позвонила. Дверь открылась практически сразу же. На пороге стояла действительно экстравагантная мадам и смотрела на Ларису с нескрываемым любопытством.

На хозяйке квартиры был халат какой-то невообразимой расцветки, выполненный в восточном стиле, накладные ресницы делали ее глаза огромными и выразительными, стрелки были подведены слегка раскосо, а волосы выкрашены в фиолетовый цвет. Возраст ее на вид мог колебаться в диапазоне от двадцати пяти до бесконечности.

«Вот это да!» — так и хотелось воскликнуть Ларисе, но она, конечно же, сдержалась и, мило улыбнувшись, представилась.

— Ах, да, мне звонили по поводу вас, — томно сказала Жанна и пригласила Ларису войти.

Квартира Жанны была еще более экстравагантной, чем сама хозяйка. Перегородка между кухней и гостиной была снесена напрочь, открывая огромную площадь, отделанную в стиле «евро». Вся территория пестрела авангардными цветами: от желтой люстры и синего дивана до красных стульев и зеленого сервиза в черной стенке.

— Прошу сюда, — указывая на стул рядом с небольшим столиком в углу, пригласила хозяйка. — Вам только маникюр? Или педикюр тоже?

— Нет, педикюр не надо, — улыбнулась Лариса.

— Отлично. Меня зовут Жанна, но, я думаю, вы это уже знаете, — улыбнулась в свою очередь хозяйка.

Они сели за стол, и Жанна принялась за работу.

— О расценках вы знаете? — спросила она.

— Конечно, — тут же ответила Лариса, будучи абсолютно неосведомленной в этом вопросе.

Ей, однако, было любопытно сравнить, насколько отличаются цены за услуги подобного рода в Москве и в ее родном Тарасове, у ее личного имиджмейкера Эвелины Горской.

— А давно вы знаете Горцева? — спросила как бы невзначай Жанна.

— Если честно, — улыбнулась Лариса, — то я его вообще не знаю. Меня больше интересует семья Куриловых. Вы уже слышали?

— Да, мне позвонила Надя. — Жанна сделала скорбное лицо. — Просто ужас. Не знаю, что и сказать.

— Вы хорошо знали эту пару?

— Да, очень. Петр был необыкновенный мужчина. Такой обаятельный! Просто прелесть. С ним всегда было так смешно, легко и ужасно интересно, — вдруг повеселела Жанна. — Обязательно что-нибудь придумает, так что скучать не придется. Не знаю уж, чем он Наде не угодил, — с неприязнью закончила она свою тираду.

— Почему не угодил? — удивленно спросила Лариса.

— При таком муже и иметь любовника! — с негодованием заявила Жанна. — Кошмар какой-то!

— Да вы что? У нее был любовник?

— Мало того, что любовник. Так он еще и моложе ее лет так на пять, а то и больше. Но это еще не все! Он даже жил за ее счет! — Жанна пылала праведным гневом. — Петр как-то спросил, куда она тратит столько денег. Так Надя и не знала, что ему наплести. Мужики не очень разбираются в ценах, вот она его и грузила по полной программе. Только я думаю, что он обо всем догадывался. Петр никогда дураком не был.

«Похоже, эта дама была неравнодушна к Петру», — отметила про себя Лариса.

— А что это за тип, любовник этот? — поинтересовалась она.

— А почему вы меня так подробно расспрашиваете? — вдруг опомнилась Жанна и даже прекратила делать Ларисе маникюр.

Котова решила, что лучше сказать правду. Такая экзальтированная дама потом будет рассказывать всей Москве, как у нее на приеме был настоящий частный детектив.

«Да, пожалуй, даже про свой ресторан говорить ничего не надо, — решила про себя Лариса, — этим здесь никого не удивишь».

— Понимаете, — вкрадчиво начала она. — Я веду расследование причин смерти Петра Курилова.

— Так вы из милиции? — Разочарованию Жанны не было предела.

Она даже надула губки. Это же надо — так ее обмануть!

— Нет, я занимаюсь этим делом в частном порядке.

— Вы что, частный детектив? — все еще хмурясь, спросила Жанна.

— Да, что-то в этом роде.

— Не может быть! — Та вмиг забыла о всех своих разочарованиях. — Как это интересно!

— Не жалуюсь, — скромно ответила Котова.

— Вот это да! Среди моих клиентов еще ни разу не было частного детектива. Можно мне вашу визитку? — жалобно попросила Жанна. — Вдруг пригодится…

— Вы знаете, — замялась Лариса, понимая, что дать свою тарасовскую визитку с реквизитами директора ресторана «Чайка» значило упасть в глазах московской имиджмейкерши, — у меня сейчас с собой нет… Я ведь маникюр шла делать. Но я вам могу как-нибудь завезти.

— Если вас не затруднит…

— Конечно, нет, — Ларисе совсем не было стыдно обещать то, что она никогда не сделает. — Я обязательно заеду. К тому же у вас тут так мило…

— Спасибо. Тогда я вам кое-что расскажу, — заговорщицким тоном сказала Жанна. — Дело в том, что этот ее Вовик ничего из себя не представляет и в Надьку вцепился двумя руками из-за ее денег. А что, плохо, что ли? И накормят, и напоят, и спать уложат, да еще и обслужат по высшему разряду. Надя, правда, говорила, что он вроде бы в постели тоже ничего, но… — поморщилась Жанна, — не знаю даже. Очень сомнительно… Когда есть фигура, обычно отсутствует все остальное. Но Надя влюблена в него по уши. Она вообще собиралась женить его на себе.

— Так она же замужем!

— Ну, так развестись же не проблема, — не поняла удивления Ларисы Жанна.

— Вообще-то да, — растерянно пробормотала та. — Только вот денежки у нее после этого вряд ли будут. А следовательно, не будет и Вовика.

— Ну, теперь-то все будет, — многозначительно посмотрела на Ларису Жанна. — Так что все тип-топ…

— А где живет этот Вовик? Вы меня очень заинтриговали.

— Вовик? Так это легко, — улыбнулась Жанна. — Я у него даже была пару раз. Отвратительная квартира, с тараканами и грязью… Не понимаю, что она в нем нашла… Это у черта на куличках, метро «Шоссе Энтузиастов»… Ужасный, кошмарный район. Могу вам адрес дать.

Жанна полезла в записную книжку и вскоре продиктовала Ларисе адрес.

— Может быть, он вам что-нибудь интересное и расскажет, — подытожила она.

Когда маникюр был закончен, Жанна назвала такую сумму, что видавшая виды Лариса еле справилась со своими бровями. За эту сумму в ее ресторане можно было поесть раза три. Но, понимая разницу между тарасовскими и московскими расценками, она только мило улыбнулась и отдала деньги, клятвенно пообещав заехать на днях…

…Нилов ждал ее у подъезда.

— Узнала что-нибудь интересное? — спросил он.

— Так, кое-что, — расплывчато ответила Лариса. — А у тебя что?

— Пришел запрос из Архиповки. Преступника случайно видела горничная. Но… Вот фоторобот — я успел съездить на Петровку и забрать его. Это просто издевательство какое-то…

Он достал бумажку с портретом.

— Да, — торжествующе заявила Лариса, вглядевшись в изображение женщины. — Но это все-таки существо женского пола!

— Ну и что? — равнодушно парировал Нилов. — С таким же успехом можно было нарисовать и крокодила.

На листке бумаге была изображена женщина в темных очках, с черными волосами.

— Ну как? Похожа на Курилову? — с сарказмом спросил Нилов.

— Между прочим, похожа, — упрямо ответила Лариса. — А то, что у нее волосы черные и прическа другая, так это и объяснять не надо — скорее всего парик. К тому же я только что узнала, что у Нади Куриловой был любовник, за которого она собиралась выйти замуж.

— Ну и что?

— А то, что если бы она развелась, то денежек уже не было бы, а следовательно, не было бы рядом с ней и этого Вовика.

— Ладно, предположим, что это так, — наконец согласился Нилов, — но что дальше?

— А дальше едем брать Вовика. Только это далеко — метро «Шоссе Энтузиастов».

— С ума сошла, — пробурчал Валерий, поворачивая ключ зажигания. — Что значит «брать»? У нас нет доказательств.

— Именно этим мы сейчас и займемся. Мне кажется, что Вовик тоже был в курсе убийства и будет валить все на Надю. Вот увидишь. Только теперь мы пойдем вместе. Твое удостоверение очень даже может пригодиться.

— Хорошо, поехали. — Нилов наконец начал соглашаться с доводами Ларисы.

* * *

На их звонок долго никто не открывал, и Лариса уже с отчаянием решила, что им не повезло, когда послышались осторожные шаги. Они затихли перед самой дверью. Наверное, их рассматривали в глазок. Не удовлетворившись осмотром, тот, кто находился внутри, задал вопрос:

— Кто?

— Откройте, — официальным голосом заявил Нилов, — милиция.

Дверь тут же открылась. На пороге стоял довольно привлекательный молодой человек.

«Но не в моем вкусе», — тут же отметила про себя Лариса. Сейчас он был немного испуган, но пытался скрыть это за обаятельной улыбкой.

— Чем могу быть полезен? — любезно поинтересовался он.

Лариса решила не брать на себя роль первой скрипки и предоставила Нилову возможность сыграть в театр одного актера.

— Господин Владимир… простите, не знаю вашего отчества, — официальным тоном начал Нилов. — Вы арестованы по обвинению в соучастии в убийстве мужа вашей любовницы — Курилова Петра Васильевича.

Тактика была выбрана совершенно верно. После этого надо было только успеть включить магнитофон и слушать показания хозяина квартиры.

Уже потом, прервавшись на минуту, Нилов вышел из комнаты, где проходила беседа, и по телефону распорядился о задержании Куриловой Надежды Ивановны.

…А Вовик все говорил. Казалось, что все время своей жизни до этого момента он молчал, и теперь настал тот светлый день, когда ему можно было говорить, освободившись от неких злых чар.

— Мысль о том, что Курилова надо убить, пришла Наде в голову совсем недавно, — поведал он. — Она все рассказала мне, доказывая таким образом, на какие жертвы идет ради меня. Только мне этого было не надо. Я хотел пойти в милицию и обо всем рассказать, — пытался он выгородить себя, прижимая руки к груди. — Но потом почему-то испугался. Решил, что все равно посадят.

— Как раз бы ничего не было, — вставила Лариса свое слово.

— Я боялся, — настаивал Вовик. — Она решила поехать за ним на отдых. Она знала, что он отдыхает в одном и том же месте уже который год, и поэтому была уверена, что не ошибется. Надя поехала на машине, чтобы лишний раз ее фамилия нигде не фиксировалась. Да и проще на машине, в любой момент можно уехать.

— А что дальше?

— Дальше я плохо знаю. Она подробно не рассказывала. Заявила только, что все хорошо и в ЗАГС можно идти хоть сейчас. Я даже не знаю, как она его убила. Спрашивать страшно было. Да и вообще, я ее боюсь. А вдруг она когда-нибудь и меня так же…

Эпилог День последний

…Она неторопливо собирала вещи. Отпуск, хотя и прошел абсолютно не так, как задумывался, в общем, удался. Еще одно раскрытое дело появилось на ее счету — счету директора элитного ресторана, сыщицы-любителя Ларисы Викторовны Котовой из Тарасова.

Нилов сидел на диване и с тоской наблюдал за ее манипуляциями. Ему очень не хотелось, чтобы отпуск его подруги так быстро кончился.

В дверь позвонили, и они удивленно переглянулись. Вроде бы никто не должен был прийти.

Валерий, открыв дверь, не смог сдержать удивленного восклицания. В прихожую тут же заглянула Лариса. На пороге стоял довольный произведенным эффектом майор Родионов. Он был в простом, светлом летнем костюме и выглядел прекрасно.

— Вот это сюрприз! — обрадовалась Лариса.

— Да вы проходите, — засуетился Нилов.

Видно было, что он обрадован не меньше, чем Лариса. Быстренько соорудив импровизированный стол, они решили, что успеют отметить приезд Родионова перед тем, как Лариса отправится на родину.

— Ну, как у вас дела? — тут же, как только они сели за стол, спросила Лариса

— У меня все нормально, — улыбнулся майор. — После ареста Сальникова в части шерстят всех подряд. Шмон стоит… щепки летят. Летят и головы. Это же неслыханно, чтобы свои похищали своих! Все остальные его делишки не кажутся такими кощунственными.

— Сальниковым занимается военная прокуратура, — поддакнул Нилов. — Я думаю, что займутся им по полной программе. К тому же после дневника, который мы нашли у Олега, пресса поднимет шум.

— Да, я собираюсь отдать этот дневник Марине Кудряшовой, — сказала Лариса. — Отвези меня в больницу перед отъездом.

— Хорошо, — согласился Нилов.

— Правильное решение, — тихо сказал майор. — А что с другим убийством? По-моему, это был какой-то предприниматель. Неужели и это тоже связано с Чечней?

— Нет, — покачала головой Лариса. — Здесь оказалось все совершенно банально — его грохнула собственная жена. У нее был любовник, и ей хотелось одновременно и свободы от мужа, и мужниных денег. Она решила эту проблему для себя просто…

— Только неправильно, — перебил Нилов. — Похоже, в ближайшее время ей не грозит ни то ни другое. Причем улик-то прямых не было. Ее заложил все тот же любовник.

— А как же она попала в номер? — удивился Родионов.

— Очень просто, открыла дверь шпилькой. Ее бойфренд признался, что сам ее учил открывать замки таким образом, — сказал Нилов. — Потом спряталась на лоджии и подождала, пока придет ее благоверный. Затем, дождавшись, когда Лариса уйдет в ванную, стукнула его по голове железным уголком, который она пронесла в обычной пляжной сумке. Сейчас модны большие пляжные сумки. В них и человека можно пронести, не только железяку. А сделав свое дело, вышла из номера, прошла через вестибюль и благополучно уехала на машине.

— Выходит, что в этом деле нет чеченского следа, — протянул Родионов.

— Нет, — сказала Лариса. — Кстати, каковы ваши планы насчет армейского будущего?

— Я подал рапорт об отставке, — ответил Родионов. — Армия совершенно меня доконала.

— И что после? — поинтересовался Нилов.

— Пожалуй, останусь в Москве, — ответил майор. — Я тут узнал, что моя жена уже успела уехать за границу, так что детям моя жалкая квартира не понадобится ни сейчас, ни потом. Я решил, что сам буду там жить. А чем заниматься, посмотрим…

Лариса взглянула на часы. Ей пора было собираться — нужно было еще успеть заехать в больницу к Марине Кудряшовой.

Они с Ниловым тепло попрощались с майором, и Валерий завел мотор своей машины.

Встреча в больнице была короткой — Марина с благодарностью взяла чеченский дневник Олега Николаева и выслушала подробности дела. Глаза женщины наполнились слезами, и Лариса поспешила попрощаться… Ее отпуск закончился…

Бокальчик с ядом

Глава 1

Валерия открыла дверь и очутилась в просторном помещении, в котором сидело человек пять народу. Все они корпели над работой перед мониторами компьютеров. Она не сразу заметила свою подругу, Галку Пономареву. Та примостилась в дальнем углу и сосредоточенно стучала пальцами по клавиатуре.

Валерия робко проследовала в дальний угол. На нее мало кто обратил внимание. Разве что высокий светловолосый мужчина в очках скосил взгляд, да и то его можно было отнести к разряду равнодушных.

Девушка подошла к подруге и слегка тронула ее за плечо. Галка как-то раздраженно повернулась к ней, но, увидев, кто пришел, сразу же приветливо улыбнулась.

— Привет, зайка, — весело поздоровалась она.

— Привет, — ответила Валерия. — Ну вот, я пришла.

— Молодец! Подожди немного, я тут управлюсь с делами, — Пономарева покосилась на компьютер, — а потом уж займусь тобой.

Валерия понимающе кивнула и села на стул рядом с Галкой. Спустя минуту она от нечего делать начала разглядывать тех, кто находился в комнате.

Высокий светловолосый мужчина средних лет всматривался в экран компьютера, что-то периодически поправлял в текстовых файлах, раскачиваясь на своем стуле. Сидевший рядом грузный молодой человек с редкими волосами и большим носом водил по коврику мышью и тоже был весь погружен в виртуальные миры «Виндоуса».

За столом в углу сидел рыженький конопатенький юноша и, склонив голову набок, словно прилежный ученик первого класса, что-то писал. На Валерию никто внимания не обращал. Это ее даже обидело — все-таки она была весьма недурна собой, высокая, статная, чуть в теле, деваха двадцати одного года от роду.

И тут она перевела взгляд в противоположный угол комнаты. Там сидел, попивая чай и закусывая его булкой с корицей, высокий худощавый брюнет, одетый в клетчатую шерстяную рубашку. Он-то и был единственным из мужчин, кто с весьма большим интересом рассматривал Валерию. От девушки не ускользнуло, что этот на вид тридцатилетний мужчина особо заглядывается на ее ноги. Что в принципе было неудивительно — именно эту часть тела Валерия с удовольствием демонстрировала окружающим, когда это только было возможно. А сейчас на дворе благоухал месяц май — пусть ею любуется.

Валерии даже показалось, что брюнет чуть улыбнулся ей. Она ответила ему оценивающим взглядом. Честно сказать, сотрудник редакции газеты «Правое дело», куда, собственно, и пришла Валерия устраиваться на работу заместителем ответственного секретаря, по ее женским понятиям, выглядел не очень.

Несмотря на его свежую, аккуратную рубашку, безукоризненно выглаженные брюки, было видно, что вещи эти уже давно вышли из моды. К тому же брюнет носил очки, и от этого его тонкое, интеллигентное лицо с правильными чертами становилось совсем уж беззащитным. А Валерии нравились мужчины мужественные и солидные.

— Так, ну вот, у меня все, — весело сказала Пономарева, отрываясь наконец от своего компьютера. — Илья Валентинович!

Она повысила голос, повернувшись к высокому светловолосому. Тот, не обращая внимания на Пономареву, по-прежнему пребывал в файлах.

— Илья Валентинович! — еще громче повторила Галина.

— Да-да, — нетерпеливо отозвался светловолосый, поворачивая голову. — Что случилось?

— Будем на работу принимать моего зама или как? — уставясь на него, спросила Галина.

— Будем, обязательно будем, — закивал тот.

— В таком случае познакомьтесь. — Пономарева сделал жест рукой в сторону Валерии. — Это Валерия Короткова, а это Илья Валентинович Калягин, наш главный редактор.

Калягин церемонно склонил голову и улыбнулся.

— Очень приятно. Галина рассказала вам о ваших обязанностях?

— В общих чертах, — ответила Валерия.

— В таком случае с завтрашнего дня можете приступать к работе. Контактировать будете, естественно, с самой Галиной и еще с нашим литературным редактором…

Калягин откинулся в кресле так, что оно угрожающе накренилось и возникла реальная опасность, что главный редактор грохнется вверх тормашками. Потом, ощутив, видимо, что сей казус может произойти, он быстро принял исходное положение и осторожно повернул голову в сторону брюнета в клетчатой рубашке.

— Дмитрий Евгеньевич, у нас новая сотрудница! — почти торжественно объявил он.

— Вот как? — гнусаво отреагировал тот и зацокал языком. — Очень интересно, очень…

— Особенно для обеспечения бесперебойной работы нашего издания. — Калягин поднял вверх палец, выразительно посмотрев на литредактора.

— Безусловно, — с улыбкой согласился тот, с интересом пялясь на Валерию.

— Дмитрий Евгеньевич Гульков читает у нас все материалы, которые приносят корреспонденты, и потом будет сдавать их вам для того, чтобы вы регистрировали их в своей книге, — Галина покажет, как это делается, — продолжил вещать Калягин. — На первых порах это все. Остальные детали — у Галины.

Главный редактор еще раз улыбнулся и склонил голову, как бы в знак уважения к своей новой подчиненной. Гульков же подошел к Валерии поближе и легонько взял ее под локоть.

— Так, Дмитрий Евгеньевич! — раздался голос ответственного секретаря Пономаревой. — Новые кадры мы вам развращать не позволим!

— А я и не думал совсем, — смутился литредактор. — Я хотел по делу поговорить.

Он произнес это обиженным тоном, апеллируя взглядом к Валерии, и в глазах его замелькали веселые чертики.

— К тому же, Галочка, ты же знаешь, у нас сегодня юбилей — пять лет со дня выхода первого номера. Было бы несправедливо не пригласить новую сотрудницу на праздничный вечер.

— Гульков! Это моя подруга! — заявила Пономарева.

— Ну и отлично, значит, вольется в наш коллектив без проблем, — не растерялся Гульков.

— Да, — оторвался от компьютера Калягин. — У нас же сегодня, так сказать, пьянка! Валерия, вы приглашены…

— Илья Валентинович! — подал голос рыженький паренек. — Как насчет средств на закупку алкоголя и пищи?

— Сейчас придет Маточкин, он и выдаст, — ответил Калягин. — А закупкой займешься ты, Николай, вместе с Виктором. Кстати, где он?

— В мэрии, на заседании комиссии по вопросу установки биотуалетов на главной улице города.

— Туалеты — это хорошо, — согласился Калягин. — Мне кажется, это великолепная тема для развернутого материала на первую полосу.

Тут дверь в кабинет отворилась, и на пороге появился невысокого роста молодой парень в джинсовой куртке.

— Ну и умаялся я! — тут же воскликнул он. — Эти идиоты обсуждали вопрос о сортирах в течение двух с половиной часов. В прениях выступили все, от мэра до самого последнего чинуши.

— Когда будет материал, Виктор? — поинтересовался Калягин.

— Завтра, во второй половине дня.

— В первой! — поправил его парень с большим носом.

— Миша, ты занимаешься своими программами и занимайся! — резко ответил ему тот, кого назвали Виктором. — А я раньше написать все равно не смогу.

— Значит, будешь сидеть со мной потом всю ночь! — проворчал Миша. — Я один здесь ночевать не собираюсь.

— Ну, что вы все спорите, все ругаетесь? — раздался веселый женский голос из дверей. — Сегодня же такой прекрасный день, юбилей газеты!

— А вот и восторженная Света пожаловала! — прокомментировал появление нового персонажа Калягин.

— Восторгом своим она кабинет озарила, — продолжил мысль Гульков и переключил свое внимание на прибывшую.

Светлана Воронова, а именно так было написано на бэйдже девушки, прикрепленном на ее коричневый пестренький свитерок, мило улыбнулась, бросила Гулькову краткое: «Привет!» — и отошла в сторону стола, где стояли чайник и чашки.

— А у нас новый сотрудник, Виктор, — сказал Гульков, указывая на Валерию. — Познакомьтесь, Валерия, это наш корреспондент Виктор Скалолазький. Впрочем, в основном мы его зовем Витян-балбес.

— Я т-тебе сейчас! — шутливо замахнулся на редактора Виктор.

Валерия невольно усмехнулась.

— А вот это Николай Артемов, — указал Гульков в сторону рыжего. — Он у нас в противоположность Виктору, который любит различного рода «желтые» темы, очень серьезный человек. Я бы даже сказал, занудный, и довел это качество до такого совершенства, что его можно назвать блистательным занудой.

— Нет, это безобразие, Илья Валентинович! — прокартавил Артемов. — Я думаю, что в функции литературного редактора не входит давать какие-либо определения сотрудникам! Вмешайтесь и скажите свое веское слово!

Вместо него, однако, в разговор резко вступила Пономарева.

— Николай, у тебя еще материал не сдан — так что пиши и не обращай ни на кого внимания! А ты, Дмитрий, не окучивай Валерию, а лучше помоги Светлане заварить чай! Все, и чтобы в ближайший час никого не было ни видно, ни слышно!

— И это правильно! — поднял вверх палец Калягин.

Однако уже через несколько секунд в комнате снова зазвучал веселый голос. Он принадлежал женщине лет под тридцать с круглым лицом и короткой прической. Она не вошла, а влетела в кабинет и быстро затараторила:

— Илья, я купила мидии в томатном соусе. Мне кажется, это очень в духе нашей газеты. И еще столичную селедочку. Галка, я думаю, что с пивом она великолепно пойдет.

Вслед за ней в комнату вошел солидный мужчина неопределенного возраста. Он был невысокого роста, в его рыжеватых волосах проступала седина. На вид ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, а при наличии определенной фантазии прибавить или убавить еще пяток лет.

— Ну что, господа! — улыбнулся он, блистая золотыми зубами. — Все готовы к пьянке?

— Да, — ответил за всех Калягин.

— В таком случае можем начинать хоть сейчас.

— Сейчас не получится, Александр Иванович, у нас еще не куплено вино и пиво. Выдайте деньги Николаю с Виктором, и они сходят.

Гульков наклонился к Валерии и тихо сказал:

— А это Александр Иванович Маточкин, пожалуй, самый главный человек в нашей редакции, исключая, конечно, господина Калягина.

Валерия удивленно подняла вверх брови.

— Он у нас финансовый директор, — пояснил Гульков. — А это очень многое значит.

Маточкин тем временем прошел к своему столу, стоявшему отдельно от других, в закутке, образованном двумя шкафами, и положил толстую кожаную папку на стол. Потом неторопливо сел, достал ключи и открыл железный сейф.

Артемов и Скалолазький выжидательно стояли рядом. Маточкин так же не торопясь полез в сейф и достал оттуда пять сотенных купюр.

— Я думаю, вам хватит, — сказал он.

Артемов взял деньги, засунул их в карман и направился вместе с коллегой к двери.

* * *

— Думается, что вы не правы, Илья Валентинович, — рассудительно заявил Маточкин, после того как прозвучал первый тост. — Наступления на демократию всегда были отличительной особенностью нашей страны. Но пять лет нашего существования доказывают, что наше издание достаточно жизнеспособно и потому держится на плаву.

— Только потому, что мы в последнее время не очень наезжаем на губернатора и работаем по гранту американцев, — парировал Калягин. — Кроме того, определенные люди в областном правительстве предупредили меня, чтобы мы были поосторожнее в своих публикациях.

— Да, осторожность не помешает, — согласился Маточкин и тут же добавил: — Но мы, в конце концов, единственная независимая газета в губернии, и именно поэтому нам и выделили средства наши, так сказать, заокеанские друзья…

Калягин не нашелся что ответить, тем более что подоспело время второго тоста.

Разливали грузинское вино «Алазанская долина», которое пришло на смену шампанскому.

— Каждому в его бокал! — провозгласила Пономарева. — Миша, проследи, чтобы мой бокал никто не трогал.

— Он тебе дорог как память? — с улыбкой спросил Гульков.

— Да, он несет в себе флюиды любимого мужчины, — безапелляционно заявила Галина.

— Любимый мужчина… — мечтательно произнесла Воронова. — Где он, в каких краях он бродит?

— Можно им буду я? — У нее за спиной с масленой улыбкой возник Скалолазький.

Воронова повернулась к нему и одарила его ласковым взглядом. Однако в нем проскользнула какая-то снисходительность.

— У тебя же есть любимая девушка, Виктор, неужели ты изменишь ей?

— Нет, — сразу же честно ответил Скалолазький.

— Вот так всегда, — вздохнула Воронова. — Только-только обнадежат и сразу же на попятную. Мужчины, коварство вам имя!

— Господа! — раздался хорошо поставленный голос финансового директора Маточкина. — Кончайте болтать о всяких пустяках, давайте выпьем за наших прекрасных дам. За вас, Галина Юрьевна, — он повернулся к Пономаревой, — за вас, Елена Васильевна, — обратился он к коротко стриженной женщине, — за вас, Светлана Витальевна, и за новую нашу сотрудницу, Валерию… извините, не знаю, как вас по отчеству…

— Да я вроде бы еще молодая, — покраснела Валерия.

— А это неважно, — тут же парировал Маточкин. — Это для порядка надо.

— Александр Иванович у нас даже школьниц-практиканток по имени-отчеству зовет, — пояснил неожиданно вынырнувший из-за плеча Валерии литредактор Гульков.

— Алексеевна, — ответила та, пожав плечами.

— В таком случае за Валерию Алексеевну, — провозгласил Маточкин.

— Гип-гип-ур-ря! — завершил тост программист Михаил, который единственный среди всего коллектива не употреблял алкоголь в принципе и поэтому вместо вина пил «Фанту».

Все подняли бокалы, выпили и стали закусывать.

Валерия постепенно начала различать, кто есть кто в редакции. Ее внимание в основном почему-то привлек рыжий паренек по имени Николай. Собственно, это получилось потому, что он ненавязчиво стал уделять внимание самой Валерии: подавал ей бутерброды, давал прикурить… Памятуя о характеристике, данной Николаю бесшабашным литературным редактором Дмитрием Евгеньевичем Гульковым, Валерия решила, что это мнение несправедливо.

«Да никакой он не зануда, просто хорошо воспитанный молодой человек, — подумала она. — Ну и что с того, что он рыжий?»

Второй корреспондент, Виктор Скалолазький, произвел на нее тоже весьма благоприятное впечатление. Он постоянно шутил, рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни.

Светлана Воронова показалась Валерии демонстративно-рафинированной дамой. Она, безусловно, обладала высоким интеллектом и многое понимала с полуслова. Но Валерии показалось, что она посматривает на нее как-то свысока и даже неприязненно в отличие, скажем, от веселой и компанейской Елены Турусовой, которая была старой подругой Галки Пономаревой и в газете выполняла функции корректора. Кроме того, она занималась рекламой.

В течение всего вечера Елена громко смеялась, много курила и пила. Чувствовалось, что эта женщина любит веселые компании и разгульную жизнь.

Что же касается программиста Михаила Кроля, то он вел себя несколько замкнуто, стараясь все внимание уделять Галке Пономаревой. Валерия была в курсе, что Михаил — любовник ее подруги. Это был как бы его официальный статус, и он на людях всегда старался подчеркнуть свою близость к Галине.

— Ничего, господа! — прозвучал голос главного редактора Калягина. — Скоро для нашей газеты должны наступить благоприятные времена. Я думаю, что грант от американцев — это только первый этап, за которым последуют и другие. Кроме того, на носу очередные выборы, а вы сами понимаете, что в такое время возрастает значимость средств массовой информации.

— Вот за процветание их в целом и нашей газеты в частности и выпьем, — поддержал шефа Гульков и поднял бокал.

Постепенно народ все больше пьянел — кроме, естественно, Кроля с его «Фантой» — и начал делиться на группы. Одну составили Калягин, Турусова, Пономарева и Кроль, а в другой лидерство задавали Гульков и Воронова. Общим было то, что люди начали подшучивать над бедным молодым корреспондентом Артемовым.

А тот, захмелев, открыл уже вышедший номер газеты «Правое дело» и стал методично прочитывать материалы. И тут же нашел три опечатки, два неправильно, на его взгляд, построенных фразеологических оборота и даже ошибку в верстке.

Кроме того, он сказал, что недоволен тем, какой заголовок поставил Гульков к его статье про жильцов взорвавшегося на прошлой неделе от скопления газа дома. Поворчав по этому поводу, он перешел к читке статьи, написанной Вороновой. И комментировал каждую строчку, переставляя слова так, как это, по его мнению, следовало бы сделать.

Что и говорить, подобное занудство в пьяном виде вызвало бурный смех аудитории, которая состояла из Гулькова, Скалолазького и Вороновой. А Артемов, улыбаясь и почти по-ленински картавя, все читал и читал.

Валерии было не совсем понятно, что тут смешного, но народ веселился вовсю. В конце концов Гульков назвал Артемова «знаменем политкорректности» и «рыцарем белого пиара», после чего призвал собравшихся тяпнуть еще по одной.

— Нет, что ни говори, а выпить — это хорошо, — задумчиво изрек Скалолазький. — Вот если бы еще и моя Наташа была рядом — вообще жизнь была бы замечательной.

Виктор улыбнулся, улетая в своих мыслях к чудному видению по имени Наталья, с которой у него вот уже полгода был удивительный роман. Об их отношениях знала вся редакция, хотя Наташу никто в глаза не видел. Виктор был способен говорить о ней часами.

Единственное, что мешало Ромео соединиться со своей Джульеттой, так это родители последней. Они, воспитанные в строгости советской морали, не могли простить развратному корреспонденту какой-то несолидной газетенки то, что он, не дожидаясь свадьбы, взял да и вступил в интимные отношения с их дочерью.

Поэтому ее отец, отставной офицер, волевым решением запретил молодым встречаться в течение месяца. Видимо, он рассчитывал на то, что вся эта «глупость», называемая любовью, выветрится из головы его дочери. Молодые думали, однако, по-другому и никак не могли дождаться окончания наложенного моратория.

— У тебя, Виктор, как у шизофреника — о чем бы разговор ни шел, ты все скатываешься на свою идею фикс, — сказал Гульков. — Впрочем, я тебя понимаю.

— Да были у меня шансы, были! — воскликнул Скалолазький. — Вот, например, в прошлые выходные на тусовке в гостинице «Волга» ко мне приставали какие-то малолетки.

— И ты отказался?

— Да! — с гордостью заявил Виктор. — Я, кроме Наташи, больше ни с кем.

— Зря, — скептически бросил Гульков. — Но это не беда. Полигамное начало все равно когда-нибудь у тебя возобладает.

— Главное, чтобы были чувства, — примирительно сказала Воронова, допивая вино. — А моногамия или полигамия — какая разница!

Она опьянела как-то очень быстро и сидела, раскачиваясь на стуле, бесцельно водя курсором по файлам и директориям. Потом, бросив томный взгляд куда-то вдаль, посмотрела на часы и сказала:

— Мне уже пора домой.

— Мне, в общем, наверное, тоже, — с неохотой признал Скалолазький. — У меня хозяйка квартиры строгая — я задерживаться долго не могу. Если опоздаю — она меня убьет.

— Вот классно-то будет! — неожиданно ехидно заметил Кроль. — Хоть кутьи поедим…

Скалолазький хотел было что-то сказать в адрес программиста, потом махнул рукой и отошел в угол. Гульков оценил шутку Кроля по достоинству, оглушительно расхохотавшись. Вороновой же шутка не понравилась, она криво усмехнулась уголками рта и решительно направилась к двери.

— Вы нас покидаете? — повернулся от компьютера Артемов.

— Да, Николай, без нас тебе будет скучно, — с улыбкой сказал Гульков, хлопая коллегу по плечу.

— Мне скучно никогда не бывает, — ответил Артемов.

— Как же может быть скучно с таким человеком! Николай, по-моему, может сам себя великолепно развлечь собой же. Он же у нас такой замечательный, такой блистательный! — вернулась к своему восторженному тону Воронова.

— Да, блистательный… зануда, — съязвил Скалолазький.

— Ну, уж лучше нудить, чем, как ты, прыгать от неудовлетворенного либидо! — ответил Артемов.

— Ничего, ничего, — погладил себя по животу Виктор. — Мне осталось совсем немного до того времени, когда мне снова разрешат видеться с Наташей. Как-нибудь потерплю еще девять дней.

— Как мне тебя жалко, Витенька! — вдруг неожиданно плаксивым тоном сказала Светлана, поглаживая Скалолазького по голове.

— И мне тоже, — нахмурился Гульков, бросив взгляд на Валерию, а потом переводя его на Светлану.

— Господа! Поскольку запасы алкоголя у нас кончились, а время уже вроде позднее, — обратился ко всем Калягин, — то у меня созрело конструктивное предложение сняться отсюда и переместиться ко мне домой, где пьянку можно будет продолжить.

— Пошли! — тут же поддержали его Пономарева с Турусовой.

— В таком случае предлагаю финальный тост, — сказал Маточкин. — За нас с вами и хрен с ними…

Он показал пальцем вверх.

— «Они» — это имеются в виду власти, Александр Иванович? — счел необходимым уточнить Калягин.

— Конечно, они, — рассмеялся Маточкин. — А кто же нам спокойно работать-то не дает?

— Да, пускай хрен будет действительно с ними, — поддержала тост Турусова и звонко засмеялась. — Вот только пускай они его используют где угодно, только не по нашему адресу.

— Точно! — поддержал ее Скалолазький, подражая Бивису с Эм-ти-ви.

— Круто будет! — вторил ему Гульков, изображая Баттхеда.

После того как этот бокал был поднят, люди начали расходиться. Первым ушел Маточкин, за ним Скалолазький, потом незаметно исчезли Гульков и Воронова. Валерия тоже засобиралась домой. Однако ее решительно остановила Галина.

— Так, Лера, зайка, ты обязательно должна пойти с нами. У тебя ни детей, ни плетей, торопиться тебе некуда, а нам еще надо обсудить с тобой кое-какие вопросы… Так что давай собирайся и вместе с нами к Илье.

Валерии действительно некуда было торопиться, к тому же ей важно было установить неформальные отношения с новыми для себя людьми, поэтому она согласилась.

Через полчаса они вшестером — Калягин, Турусова, Пономарева, Кроль, Валерия и неожиданно примкнувший к компании Артемов вошли в подъезд пятиэтажного дома в районе третьей горбольницы.

* * *

Главный редактор «Правого дела» проживал в двухкомнатной квартире, которую совсем недавно купил у какого-то старого диссидента семидесятых. Он считал, что в этой квартире сохранился нонконформистский дух и что он помогает ему в его жизни.

Калягин сам был, можно сказать, бывшим диссидентом. Когда-то, еще в студенческие годы, в середине восьмидесятых, он распространял среди знакомых запрещенную тогда литературу: Солженицына, Платонова, дневники Елены Боннэр. Его тогда исключили из университета и посадили в психушку. Пробыл он там несколько месяцев, а потом был отпущен после вмешательства отца, бывшего мелким партийным функционером районного масштаба. После пребывания в психбольнице Илья был вынужден реабилитироваться в нормальной жизни почти год — карьере геолога, которую он для себя выбрал, был положен конец.

Однако Калягин постепенно нашел себя сначала в литературе — он писал очень интересные авангардные стихи, а потом в годы перестройки и в журналистике. Он был одним из главных политических обозревателей в областной газете. Со временем ему показалось, что он готов к тому, чтобы возглавить самостоятельное издание, и создал свою газету, которую назвал «Правое дело».

Газета с самого начала заявила о себе как о независимом издании. И действительно могла считаться таковой — кроме единственного спонсора, директора фирмы «Бойтек», давнего друга Калягина Павла Трубецкова, который оплачивал расходы газеты лишь частично, «Правое дело» ни перед кем не отчитывалась. Политическая обстановка в губернии, однако, демократичностью не отличалась: губернатор оппозицию давил. Он любил, чтобы пресса ему прислуживала, и при любой возможности не отказывал себе в удовольствии как-то «прижать» «Правое дело».

Сотрудники газеты не очень шиковали в плане денег — сказывалась неангажированность издания. Но в самое последнее время ситуация немного изменилась в лучшую сторону — американский фонд спонсировал независимое издание грантом.

Калягин вынашивал желание со временем передать «Правое дело» в надежные руки и переехать в Москву, где он был известен как один из самых авторитетных региональных политологов, но перспективы эти были не самыми ближними — может быть, где-то через пяток лет, думал он, они смогут осуществиться.

Отчасти из-за этого Калягин не заводил семью. Хотя ему было уже тридцать пять лет и об этом стоило бы подумать. Впрочем, по характеру Калягин был несколько замкнутым, и эта холодноватая отстраненность мешала ему в отношениях с женщинами.

Валерия Короткова, в тот день волею судьбы попавшая к нему домой, всего этого не знала и втайне удивлялась, почему она не вызвала у Калягина особых, так сказать, мужских эмоций. Она лишь поразилась, какая богатая библиотека собрана у него дома и насколько продвинуты вкусы главного редактора в смысле кино, — видеокассеты стояли на нескольких полках, и в основном включали в себя авангардные фильмы лучших западных режиссеров.

Поскольку Калягин был эстетом, это распространялось и на пищу. Он выставил на стол коньяк «Гастон де Лагранж», затем лично сделал экзотический греческий салат, состоящий из не очень мелко порезанных огурцов, помидоров, луковицы и двух зеленых стручков острого перца, политых оливковым маслом и посыпанных нарезанным кубиками овечьим сыром. Кроме того, Илья Валентинович нарезал тонкими ломтиками ветчину и также выставил на стол.

Валерия пожалела, что рядом с ней нет сейчас жены ее дяди — Ларисы Котовой, которая владела лучшим в гастрономическом плане рестораном в городе. Она наверняка бы нашла общий язык с Ильей Калягиным. Впрочем, Валерия даже и не подозревала, что эти ее мысли осуществятся и произойдет это в самом ближайшем будущем. И поводом послужат события этого самого вечера.

Но до финала вечеринки оставалось еще два часа, и прошли они в теплых задушевных разговорах. Даже Николай Артемов перестал нудеть и принимал оживленное участие в общем веселье. Валерия поймала себя на мысли, что будет не против, если Артемов после пойдет провожать ее домой. И, может быть, она пригласит его к себе…

Валерия уже вполне освоилась в данной обстановке, ей стало казаться, что этих людей она знает давно, и все они были ей очень симпатичны. Ну, и она им, разумеется, тоже.

Окружающие тоже вели себя весело и непринужденно.

Правда, постепенно как-то начала выключаться из разговора Галка — она изменилась в лице, стала прижимать руки к груди. Кроль и Турусова спросили ее, в чем дело. Пономарева ответила, что в последнее время у нее побаливает сердце и вот сейчас снова, наверное, стало прихватывать.

Кроль бросился к аптечке, но у Калягина не оказалось ничего сердечного. Турусова порылась в своей сумочке, но также ничего подходящего не нашла.

— Может быть, отпустит еще… — сказала Пономарева. — Лерочка, мне надо с тобой все же побеседовать. Пойдем в другую комнату.

Валерия поднялась со своего места и прошла вслед за подругой в комнату, служившую Калягину спальней. Там они сели на кровать, закурили, и Галка начала:

— Я очень рада, что ты наконец начнешь у нас работать. Во-первых, для тебя это возможность в конце концов сделать карьеру в журналистике. А во-вторых, я думаю уговорить Илью, чтобы тебя включили в персональный грант, — это неплохие деньги. Стоит ли тебе говорить, что я в этом тоже крайне заинтересована?

Валерия кивнула. Все дело было в том, что в прошлом году Пономарева одолжила ей весьма немалые деньги для покупки квартиры — три тысячи долларов. Галка вообще была человеком, всегда готовым прийти друзьям на помощь. Но долги как-то нужно было отдавать.

Сначала Валерия хотела заработать эти деньги в фирме у своего бойфренда, но… Помидоры, что называется, завяли, бойфренд ушел к другой, а Валерия стала искать другую работу. И вот наконец Пономарева объявила ей, что у них в газете образовалась вакансия на должность заместителя ответственного секретаря.

— Но ведь это, наверное, сложно, — неуверенно сказала Валерия. — Грант-то уже выделен.

— Я поговорю с Ильей, — твердо ответила Галина. — Думаю, что все будет нормально.

— Безусловно, я очень этого хочу, — сказала Валерия.

— Ой, что-то опять! — схватилась Пономарева за грудь. — Да что же это такое! Жжет как черт знает что! Ой-ой-ой!

Она внезапно упала на кровать и стала задыхаться. Валерия испугалась и на несколько секунд застыла в шоке. У Галины тем временем покраснело лицо, она буквально разодрала на себе кофточку и выдавила:

— Воды!

Валерия опрометью бросилась из спальни и прокричала:

— Галке плохо! Надо «Скорую» вызывать!

Михаил Кроль, чуть не свалив стол своим грузным телом, поспешил в спальню. Турусова и Артемов испуганно переглянулись. Лишь один Калягин сохранял невозмутимость, по крайней мере внешне. Он спокойно докурил сигарету и прошел вслед за Кролем. Немного погодя он вышел обратно и направился к телефону.

— Алло, «Скорая»? Безымянная, семнадцать, квартира тридцать шесть, женщине плохо с сердцем. Возраст тридцать один год, Пономарева Галина Юрьевна, — отчеканил он в трубку.

Кроль тем временем стал делать своей подруге массаж сердца, как это обычно бывает в реанимации. Турусова, зажав рот рукой, стояла на пороге комнаты. Валерия испуганно сидела вместе с Артемовым в гостиной. Калягин, закурив сигарету, нервно расхаживал из угла в угол.

«Скорую» пришлось ждать на удивление недолго — она прибыла через десять минут. Может быть, потому, что база машин «Скорой помощи» находилась буквально за углом дома, где проживал Калягин.

Бригада широкоплечих молодых врачей шумно ворвалась в квартиру и деловито проследовала в комнату, где лежала ничком Галина Пономарева. Старший врач взял руку больной за запястье и присвистнул.

— Пульса практически нет, — констатировал он. — Надо в реанимацию.

— Доедет? — скептически посмотрел на Пономареву другой врач.

— Доедет! — буквально заорал на него Кроль. — Быстро подняли ее и понесли!

Тем временем Пономарева издала ужасающий вопль и захрипела. Глаза ее закатились, и она, сначала дернув одной рукой, потом другой, попыталась приподняться. Но силы оставили ее, и она безжизненно рухнула на кровать.

Старший врач, помедлив секунду, взглянул ей в глаза. Потом взял руку, тщетно пытаясь найти пульс. После этого он медленно повернулся к Кролю и развел руками.

— Что-о-о? — издал тот возглас и угрожающе двинулся на врача.

— Тихо, тихо, — остановил его второй.

— Сделайте электрошок, — пожал плечами старший в группе.

Врачи быстро начали подсоединять к Пономаревой приборы. Старший же отошел к окну, где стоял, играя желваками, Калягин, и тихо сказал ему:

— Слишком поздно. Она умерла.

Калягин, рост которого составлял метр девяносто, казалось, еще более вытянулся. Реакция его была молчаливой, он только сглотнул слюну. В этот же момент послышались всхлипывания Турусовой. Все начинали понимать, что случилось страшное.

Еще несколько часов назад казавшаяся воплощением жизнерадостности и оптимизма Галка Пономарева внезапно покинула этот мир. И выглядело это настолько чудовищно-абсурдным в день юбилея газеты, после всеобщего веселья, что Валерия никак не могла это осознать. Она, так же как и Калягин, не проронила ни слова, только молча стояла, прислонившись к дверному косяку.

Врачи, попытавшись реанимировать Пономареву с помощью электрошока, пришли к осознанию полной бесперспективности этого действия. Опасливо посматривая на Кроля, который сидел в кресле со смешанным выражением ярости и беспомощности на лице, они начали собирать свои приборы.

— Вызовите милицию, — тихо сказал старший врач.

— Зачем? — спросил Калягин.

Врач указал на лицо Пономаревой. Из уголков ее рта выливалась какая-то зеленая жидкость.

— Похоже на то, что ее отравили, — высказал врач свое предположение. — Хотя, конечно, точно на этот вопрос может ответить только вскрытие.

Кроль, до которого только сейчас дошел весь ужас случившегося, закрыл руками лицо и согнулся в кресле. Эх, знал бы он, сколь пророческими могут оказаться его слова насчет перспективы поедания кутьи! Наверное, не стал бы так шутить.

Тем временем Калягин как-то подозрительно посмотрел на Валерию. Потом окинул взглядом всех присутствующих и официально объявил:

— В связи с чрезвычайностью происшедшего попрошу всех не покидать пределы моей квартиры до прибытия сюда сотрудников милиции.

Потом он порывисто прошел к телефону и набрал «ноль-два».

Глава 2

Ох, до чего же неохота никуда выходить! Даже выезжать и то ножом по сердцу!

Лариса посмотрела в окно, по стеклянной поверхности которого обильно стекали капли дождя. Деревья с нежно-зеленой майской листвой раскачивались под силой ветра, на небе не было ни единого просвета. Дождь лил уже два часа, не переставая, словно на дворе был октябрь, а не май.

«Может быть, действительно сегодня никуда не ездить?» — подумала Лариса. В ресторане могут управиться и без нее. Вчера выдался напряженный денек, Ларисе пришлось выдержать последовательный напор представителей различного рода проверяющих ведомств — от налоговой полиции до областной пожарной службы.

Конечно, пришлось кое-кому «дать на лапу» — не без этого. И всех покормить бесплатно самым лучшим обедом, составленным из французских национальных блюд. Ну, и черт с ними, лишь бы отвязались и еще три месяца не приходили. Ларисе не жалко. Правда, пожарные совсем обнаглели и просили завернуть им две порции пиццы еще и домой, но Лариса выдержала и это хамство. Главное, чтобы потом не доставали…

— Ларочка, ты сегодня что, никуда не поедешь? — поинтересовался муж, заглядывая в спальню.

Он уже побрился, оделся и был готов к выходу.

— Наверное, нет, — зевнула Лариса.

— Завидую я тебе, — признался Евгений. — А мне вот — хочешь не хочешь, а надо.

— Слава богу, хоть понимаешь это сам. А то недавно ведь выбор между бутылкой и работой был у тебя однозначный — в пользу первой.

— Опять ты о своем! — В голосе Евгения Котова послышались нотки раздражения. — Вот так захочешь завязать и не сможешь, потому что постоянно напоминают.

— А ты не обращай внимания, — парировала Лариса. — Я же долго не принимала близко к сердцу твои похождения.

Котов вздохнул, скорчил недовольную физиономию и хотел было уже порывисто выйти из комнаты, но вдруг вспомнил, зачем он, собственно, потревожил утренний покой жены.

Вчера вечером звонила его сестра и просила ей помочь. Вернее, просила не его, а Ларису, которая была известна в городе не только как директор одного из самых лучших ресторанов, но и как в некотором роде частная сыщица. Правда, с криминальными делами Лариса сталкивалась всегда почти что случайно — только в последнее время знакомые, прослышав о ее способностях, стали обращаться к ней с просьбой помочь в каких-то сложных ситуациях.

В основном она отказывала, поскольку не видела для себя в тех делах ничего интересного. Действительно, у одной подруги пропал муж, который пользовался репутацией пьяницы и гуляки, — нашелся через два дня, без денег и со следами чудовищного похмелья на фэйсе, а у другого знакомого выломали дверь и вынесли видеоаппаратуру — этих воров задержали без Ларисиного вмешательства через неделю.

Но тут была совсем другая история. Дело заключалось в том, что в нехороший переплет попала племянница Евгения, молодая девчонка по имени Валерия. И хотя Евгений сам очень скептически относился к хобби жены, в данной ситуации он все же решил прибегнуть к ее помощи. Он пообещал сестре поговорить с Ларисой — та вчера допоздна засиделась на работе.

— Лара, тут у моей Надежды проблемы, — неуверенно начал Котов.

— У Надежды? — удивилась Лариса.

— Да, и похоже, по твоей части.

— В каком смысле? — еще больше удивилась Лариса.

— Проблемы, скорее, не у нее, а у Валерии…

— Ну?

— Словом, ее подозревают в убийстве. И хотя прямых улик нет, но посадить все же могут.

Лариса приподнялась на кровати и нащупала на тумбочке пачку сигарет.

— В общем, она хочет, чтобы ты, если, конечно, тебя это не очень затруднит… — Котов замялся и начал откашливаться.

— Ну, говори же! — поторопила его Лариса, закуривая «Кент».

— Она же знает о твоих, так сказать… способностях… — Было видно, что Котов с трудом произносит слова, поскольку считал, что и так Лариса по многим показателям стоит выше его, а тут еще приходится признать и это.

— Расскажи мне обстоятельства дела, пожалуйста, — попросила Лариса. — И садись сюда ко мне, можешь даже закурить.

Котов посмотрел на часы, потом махнул рукой и сел рядом с женой на кровать.

— В общем, она пошла устраиваться на работу в газету, к своей подруге. Там была какая-то пьянка, и в конце ее выяснилось, что эту самую подругу отравили. Спасти не успели, яд был какой-то очень замороченный.

— Ну, а Валерия-то здесь при чем?

— Дело в том, что подсыпать яд мог любой сотрудник редакции. Но у Валерии очень сильный мотив.

— Какой же?

— Она должна своей подружке большую сумму денег. Милиция об этом узнала, Валерию трясут… Короче, приятного мало.

— А где сама Валерия?

— Дома, находится в шоке. Очень боится, никуда не выходит.

Лариса, которая всегда предпочитала действовать решительно, снова посмотрела в окно. Да, похоже, выехать из дома все же придется. И лучше уж прямо сейчас, утром.

— Хорошо, я займусь этим, — сказала она Евгению. — Позвони им и скажи, что я приеду через час.

Лариса решительно откинула одеяло и пошла приводить себя в порядок. Евгений, потоптавшись на месте, двинулся в гостиную звонить.

Когда он уехал на работу, Лариса позавтракала фаршированными овощами по-провансальски и салатом из артишоков, после чего спустилась вниз в гараж, встроенный в первый этаж их квартиры. Там она, слегка поеживаясь от холода и сырости, пробивавшихся с улицы, открыла свою машину — серебристую «Вольво» и, выкурив уже сидя на водительском месте сигарету, выехала.

* * *

— Господи, я до сих пор не могу прийти в себя! — плакала Валерия. — Зачем я тогда согласилась на эту пьянку? Ведь первый же день вышла на работу!

— А что говорит экспертиза? — спросила Лариса.

— Яд был подмешан в вино, по времени это произошло еще в редакции, когда мы пили все вместе.

— Значит, теоретически мог это сделать любой, — задумчиво проговорила Лариса.

— Да. Но подозревают именно меня. — Валерия снова скуксилась.

— Ты должна была убитой деньги?

— Ну да, Галка меня выручила в прошлом году, когда мне нужны были средства на квартиру — я купила себе однокомнатную, чтобы отделиться от родителей.

— Какая сумма?

— Три тысячи долларов.

— Не бог весть сколько, — констатировала Лариса. — Но по нашим среднероссийским меркам прилично.

— Она меня поэтому и хотела на работу устроить, чтобы я стала получателем гранта, — а это триста долларов ежемесячно. Им как независимому средству массовой информации дали деньги на развитие американцы.

— Понятно… А что за яд был?

— Я такого названия даже не знаю. Говорят, что сильный, но с так называемым про-лон-гированным действием, — по слогам с трудом выговорила Валерия.

— С момента отравления до смерти сколько времени прошло?

— Три часа или даже чуть больше… И, как назло, именно я тогда подавала бокал Галке! — Валерия расплакалась.

Лариса легонько взяла ее за руку, чтобы хоть немного успокоить.

— Тот самый ядовитый бокал подала я! — продолжала истерику Валерия. — И это все запомнили. Поэтому Илья Валентинович, наш главный редактор, и не стал даже заступаться за меня перед милицией. Да и все остальные, видимо, считают, что это я.

— Ну, вряд ли все, — возразила Лариса. — По-видимому, есть хотя бы один человек, который так не считает.

— Кто же он? — Валерия подняла глаза на тетку.

— Настоящий убийца, — вздохнула та.

— Но как его найти? — В голосе Валерии послышались умоляющие интонации.

Лариса встала с кресла, где сидела уже почти час, выслушивая обстоятельства дела, и медленно прошла в угол комнаты.

— Валерия, — обернулась она к девушке, — улик ведь против тебя все равно никаких нет. Милиция не сможет привлечь тебя только на основании подозрений. Так что ты так не волнуйся.

— Лариса Викторовна… — Валерия прижала руки к груди. — Понимаете, я не из-за себя… Галка все же была моей подругой. Если вы можете мне помочь, то сделайте это. Я не ради себя, а…

— Понятно, Лера, можешь не продолжать, — остановила ее Лариса. — У меня, конечно, не так много свободного времени, кроме того, я не знаю, смогу ли выяснить, кто это сделал…

— Милиция тем более не сможет! — горячо вклинилась Валерия. — Они все на меня так наезжали, требовали, чтобы я призналась. А остальных даже и не проверяли толком.

— А как тут проверишь? Нужно выяснить слишком много деталей.

— И надо же еще, что именно при мне ей стало плохо, тогда, перед смертью, мы разговаривали с ней один на один в комнате… Ну, там, в квартире Калягина.

— Я верно поняла — психологически все готовы были признать тебя виноватой?

— Но ведь яд-то был подмешан раньше!

— Лера, успокойся, это просто совпадение. Я попробую тебе помочь. Только, видимо, мне придется познакомиться с коллективом газеты. Кстати, какое впечатление у тебя лично оставили эти люди?

— Ой, прекрасное! — Валерия впервые за все время разговора улыбнулась. — У меня было такое впечатление, что я их всех давно знаю. Хотя, кроме Галки, ну, и, может быть, Лены Турусовой — это еще одна ее подруга, — у меня там знакомых вообще не было. Илья Валентинович — он, конечно, показался мне немножко суховатым, кроме того, он отнесся ко мне после всего случившегося не слишком доброжелательно. Но в целом человек он, на мой взгляд, порядочный. Потом корреспонденты: Коля Артемов, Виктор Скалолазький — очень приятные люди… Литературный редактор, Дмитрий Евгеньевич, тоже ничего…

И Валерия вкратце обрисовала всех действующих лиц, которые присутствовали в тот день в редакции.

— Кроме них, кто-нибудь еще есть в штате? — спросила Лариса, выслушав ее рассказ.

— По-моему, только курьер, Андрей его зовут. Но его не было, он болел. А так вроде больше никого, остальные — внештатные авторы, которые приносят материалы от случая к случаю.

— Ты после случившегося в газете не была?

— Нет, я уже пятый день сижу дома, никуда не выхожу. Я даже на похороны Галки не пошла — боялась, как на меня посмотрят сотрудники.

Валерия выглядела настолько беззащитно, что Ларисе стало жалко ее. Она еще не решила, стоит ли ей ввязываться в эту историю или нет. Похоже, для того чтобы найти убийцу, придется повозиться — под подозрение попадают практически все сотрудники газеты. Необходимо установить их отношения с убитой, выяснить все связи, возможные мотивы.

— Мне, однако, не совсем понятно, каким образом я смогу вклиниться в коллектив, — проронила Лариса. — Чтобы что-то выяснить, я должна познакомиться со всеми.

Валерия задумалась. Потом внезапно подошла к телефону и набрала номер. Спустя несколько секунд в трубке послышался официальный голос:

— Газета «Правое дело».

— Илья Валентинович, это Валерия. Пожалуйста, не бросайте трубку! Мне надо с вами встретиться, это очень важно.

— Я сейчас не могу, у нас выпуск, — сухо ответил Калягин.

— Я имею в виду вечер.

— Вечером у нас пресс-конференция, посвященная печальным событиям в редакции, — отрубил он.

— Вы не будете возражать, если я тоже приду?

Калягин, немного помявшись, вздохнул и произнес:

— Что ж… Я не могу отказать вам в этом. Приходите в семнадцать ноль-ноль в правозащитный центр «Сопричастность», это на Московской.

— Спасибо, я обязательно буду.

— Удачи! — коротко сказал главный редактор и повесил трубку.

Валерия тяжело вздохнула и повернулась к Ларисе.

— В личной встрече он отказал, но есть возможность сегодня посетить пресс-конференцию, в пять вечера. Я думаю, там вы увидите всех сотрудников.

— Хорошо. — Лариса посмотрела на часы и засобиралась. — Раз уж я сегодня вырвалась из дома, то мне надо будет заехать в ресторан. А в половине пятого я за тобой заеду…

— Спасибо, тетя Лариса!

— Какая я тебе тетя! — неожиданно рассмеялась Лариса. — Неужели я такая старая?

— Но все-таки… — нерешительно возразила Валерия.

— И не думай даже. Если я старше тебя на десять с небольшим лет, это абсолютно не значит, что меня надо называть тетей. Короче, нос кверху и чтобы в старухи меня не записывала! А то уже и так меня называют мисс Марпл — совсем с ума сошли!

Валерия тоже улыбнулась, вытирая очередную набежавшую слезу.

— Мы договорились — в половине пятого! — повторила Лариса и, надев туфли и плащ, вышла из квартиры Валерии.

* * *

В тесное помещение правозащитного центра «Сопричастность» набилось человек тридцать. На пресс-конференцию, посвященную, как указывалось в официальном сообщении, «трагической гибели журналистки Галины Пономаревой», пришли представители практически всех городских изданий. Вели собрание главный редактор «Правого дела» Илья Калягин и директор «Сопричастности» Георгий Бутырко.

Если первый говорил размеренно и четко, практически не страдая тавтологией, то второй оказался суетливым говоруном, произносящим все фразы скороговоркой.

— Я думаю, значит, что эта гибель Галины потрясла многих. Я уверен, что это все носит политический подтекст, потому что в последнее время участились провокации против независимых СМИ города со стороны властей. Мы, со своей стороны, приложим максимум усилий, чтобы это преступление, заказное преступление, было в кратчайшие сроки раскрыто, а его исполнители и, главное, заказчики понесли заслуженное наказание, — буквально выстреливал слова в пространство Бутырко.

В течение его десятиминутного выступления силы, стоявшие за отравлением ответственного секретаря газеты «Правое дело», были словесно разбиты в пух и прах. Естественно, прямо не говорилось о происках областных властей, недовольных смелой и независимой позицией газеты, но это явно подразумевалось. Досталось и милиции, которая, по мнению Бутырко, крайне формально отнеслась к делу, выдвинув на первый план бытовой аспект дела. Особое негодование правозащитника заслужили «досужие измышления органов правопорядка об интимной версии происшедшего».

— О чем это он? — вполголоса спросила Лариса у Валерии.

— Видимо, о взаимоотношениях Галки с мужчинами, — ответила та. — У нее они постоянно менялись, и почти все принадлежат к газетному миру города.

Лариса понимающе кивнула. Они с Валерией сидели в заднем ряду. Все штатные сотрудники «Правого дела» устроились впереди, и они, кроме Николая Артемова и Дмитрия Гулькова, с Валерией не поздоровались, стараясь ее не замечать. Было понятно, что они подозревают в случившемся ее. Калягин же, заметив Валерию, лишь сухо ей кивнул.

Время от времени Лариса наблюдала за сидевшими в первом ряду сотрудниками газеты. По рассказам Валерии, она уже примерно представляла себе, кто есть кто.

Унылым и подавленным выглядел Виктор Скалолазький, кислым было и лицо литературного редактора Гулькова. Рядом с ними сидели Светлана Воронова и Елена Турусова, обе были одеты в строгие темные костюмы в соответствии с характером мероприятия. Программиста Кроля не было — по слухам, он неожиданно запил, хотя за ним этого отродясь не наблюдалось, и уже неделю не появлялся в редакции.

Рядом с Турусовой сидел мрачный усатый тип в поношенном пиджаке и старой жилетке.

— Ты не знаешь, кто это? — спросила Лариса у Валерии.

— Нет, — покачала она головой. — Хотя, по-моему… — Она задумалась. — По рассказам сотрудников, он похож на курьера Андрея, того самого, что тогда болел.

Тем временем Бутырко сменил Калягин, который, хотя и более осторожно высказался насчет политической версии происшедшего, но все же и не исключил ее.

— Хотелось бы сказать о том — надеюсь, нас услышат, — что если трагическая гибель нашей сотрудницы является предупреждением всему изданию, то мы все равно будем объективно и полно освещать происходящие события в нашем городе и губернии. Если все обстоит в действительности так — я думаю, следствие установит виновных, — то иначе как бандитскими методами это не назовешь. Пользуясь моментом, хотелось бы затронуть и более глобальную проблему. Не секрет, что начинается поход против средств массовой информации. Нас снова, как и десять лет назад, пытаются лишить свободы слова. Недавнее происшествие с подменой полос центральной газеты на фототелеграфе, когда текст статьи о нашем губернаторе был произвольно изменен областными чиновниками в нужном для него аспекте, доказывает, что мы стоим на пороге введения цензуры. Однако еще действует Конституция Российской Федерации, и пока это так, наша газета будет продолжать свою политику. Мы останемся верными своему курсу на вскрытие язв общества и будем отстаивать свою независимость от властей предержащих.

После высокопарного выступления Калягина последовали вопросы представителей других газет. Особенно усердствовал корреспондент официозной газеты «Тарасовский вестник», который весьма скептически отнесся к политической версии и пытался выяснить, на чем основаны подозрения Калягина и Бутырко.

— Я не говорю, что мы на сто процентов уверены в этом, — ответил Бутырко. — Но эта версия весьма вероятна. Почему — я думаю, что Илья Валентинович об этом уже сказал. Кстати, не исключено, что мы параллельно с милицейским начнем частное расследование происшедшего. Закон это не запрещает.

— Да, можно об этом подумать, — с серьезным видом согласился с ним Калягин.

— Может быть, вас представить как частного детектива? — шепнула Валерия.

Лариса ничего не ответила, лишь внимательно посмотрела на Калягина. Она почувствовала, что именно с этим человеком ей придется общаться в ближайшее время. И обдумывала, каким образом лучше завязать с ним контакт. Она наклонилась к уху Валерии и сказала:

— Лера, после пресс-конференции подойдешь к нему и представишь меня. Дальше я сама вступлю в разговор.

Валерия кивнула и с благодарностью посмотрела на свою тетку.

После пресс-конференции Калягин сразу же засобирался к выходу. Валерия с Ларисой вышли в коридор и стали дожидаться его.

Калягин вышел в сопровождении Маточкина. В определенной степени эта пара выглядела комично: долговязый, худой, словно циркуль, главный редактор и маленький, пухленький колобок Маточкин. Валерия, подталкиваемая Ларисой, немного помявшись, тем не менее решительно преградила им путь.

— Илья Валентинович, я вас очень прошу, уделите мне время. Я услышала о том, что вы хотите нанять частного детектива. Моя тетка Лариса Викторовна может нам помочь.

Брови Калягина удивленно поднялись, а Маточкин скептически хмыкнул.

— Я вас уверяю, что абсолютно невиновна в смерти Галины. Я искренне хочу найти настоящего убийцу.

— А что, ваша тетка частный детектив? — спросил Маточкин.

— Добрый день, — сдержанно поздоровалась Лариса, подходя к ним. — Меня зовут Лариса Котова, я директор ресторана «Чайка».

— Вообще-то вас представили несколько по-другому, — заметил Калягин.

— Это тема для отдельного разговора. Дело в том, что несколько раз я попадала в криминальные приключения, и…

— На счету Ларисы Викторовны разоблачения нескольких опасных преступников! — закончила за Ларису Валерия.

— Вот как? — удивился Калягин.

— Может быть, вы найдете время для разговора со мной? — вежливо улыбнувшись, спросила Лариса.

— А что вы хотите узнать? — официально осведомился главный редактор.

— Меня интересует все, что касается погибшей Галины. Возможно, что-то, показавшееся вам незначительным, постороннему глазу будет заметнее. Я очень заинтересована в том, чтобы найти виновного. Я уверена, что моя племянница здесь ни при чем. А то, что вы ее подозреваете, видно невооруженным глазом, как бы вы ни обсуждали политическую версию.

— Мы подозреваем всех, — возразил Маточкин. — Если вы знаете обстоятельства дела хотя бы со слов вашей племянницы, то должны были заметить, что яд мог подмешать в бокал Галины любой сотрудник нашей газеты, бывший тогда в редакции.

Маточкин сделал особый упор на слове «любой», подняв вверх указательный палец.

— Итак, хорошо, — повысил голос Калягин, которого разговор начал немного напрягать. — Когда вы хотите встретиться?

— Да хоть сегодня вечером. Удобнее всего, кстати, в моем ресторане. Так что приглашаю вас…

Калягин вежливо улыбнулся и склонил голову.

— О\'кей! — Он щелкнул пальцами. — В восемь вечера вас устроит?

— Вполне, — ответила Лариса. — Адрес «Чайки» знаете?

— Да, — кивнул Калягин и, еще раз поклонившись, пошел дальше по коридору.

Маточкин, с лица которого не сходило скептическое выражение, покосился на Ларису с Валерией и последовал за ним.

Глава 3

Калягин явился на встречу без опозданий, подобно лондонскому экспрессу. Собственно, его образ вызывал у Ларисы ассоциации с вежливым, чуть чопорным английским лордом. Чувствовалось, что человек очень следит за своими манерами, и склонность к ритуализации общения, соблюдению в нем определенных правил была развита в нем очень сильно.

Исходя из своих наблюдений, Лариса решила угостить главного редактора типично британским ужином. В меню были жареные крабы с тостом и маслом, жареная свинина с яблочным соусом и кнедлики. На десерт планировался фруктовый крем. К крабам было подано сухое мозельское вино, а к свинине — молдавское «Алиготе».

Калягин, отведав крабов, по-видимому, остался очень доволен.

— Я так понимаю, что сегодня в вашем ресторане День Соединенного Королевства, — пошутил он.

— Вы правильно подумали. А я поняла, что вы неплохо разбираетесь в кухне народов мира.

— Скорее, я просто люблю хорошую кухню, — сказал Калягин. — Дело в том, что моя бабушка была знатной кулинаркой. У нее в роду присутствуют казацкие корни, и она с детства потчевала меня различными типично кубанскими яствами.

— Если бы я знала, то устроила бы ужин в южнорусском стиле.

— Британский вариант тоже очень хорош, — не остался в долгу по части любезности Калягин.

— Было бы еще хорошо, чтобы виновный в смерти вашей сотрудницы был наказан, — перешла к делу Лариса.

— Да, — сразу же посерьезнел Калягин. — Итак, что вы все-таки хотели у меня узнать?

— Я так понимаю, что, несмотря на вашу попытку настаивать на политической подоплеке дела, непосредственный исполнитель преступления работает у вас в редакции. Против фактов же не попрешь — яд Галине подсыпал кто-то из сотрудников.

— Да, это очень печально, — согласился главный редактор. — Я пока не хочу разжигать страсти внутри коллектива, поэтому стараюсь изо всех сил сохранять спокойную обстановку. Хотя внутреннее напряжение, конечно, чувствуется.

— Кого вы лично подозреваете? — в лоб спросила Лариса.

Калягин нахмурился, сглотнул и, отодвинув в сторону тарелку, произнес:

— Меня уже спрашивали в милиции об этом. Я сразу могу сказать, что определенной кандидатуры у меня нет. Вернее… Как это ни печально вам будет услышать, но первой в списке подозреваемых стоит ваша племянница — у нее есть материальный мотив.

— Валерия невиновна, в этом я убеждена. Давайте лучше подумаем: с кем у Галины были наиболее напряженные отношения?

— Понимаете, Лариса Викторовна, Галка была, что называется, человеком с характером. Вспыльчивая, эмоциональная. Конфликты у нее были практически со всеми. В том числе и со мной. Ну, может быть, только с Маточкиным она не ссорилась. Но с ним вообще очень сложно поссориться — он человек непробиваемый, как танк.

— Давайте разберем всех по порядку.

— Лариса Викторовна, — вкрадчиво, но настойчиво продолжил Калягин, — дело в том, что если этот инцидент все-таки имеет политическую подоплеку, то из этого следует, что одного из наших сотрудников подкупили. И личные отношения здесь ни при чем. А почему мы так настаиваем на этой версии — Галина в последнее время лично написала серию статей, разоблачающих аферы некоторых лиц, приближенных к губернатору, и частично затрагивающих репутацию самого главы области.

— Но все же… Сложно себе представить, что человек, работающий с другим человеком бок о бок, вот так просто пойдет на преступление! Должен быть и дополнительный мотив.

— Да, должен. — Калягин перевел дух, откинулся в кресле и закурил.

Красиво выпустив дым в потолок, он произнес:

— Хорошо. Начнем по порядку. Про себя и Маточкина я уже сказал. Что касается лично меня, то мои мотивы вообще не прослеживаются. Я знаю Галину очень давно, когда-то мы знали друг друга, скажем так, близко… — Главный редактор вздохнул. — Но сейчас это уже все давно в прошлом. Для меня Галка была своего рода правой рукой, я ее очень ценил как друга. Если же обратиться к другим персоналиям, то… Один из старейших сотрудников нашей газеты — литературный редактор Дмитрий Гульков. Человек неоднозначный, в чем-то экстравагантный…

— Насколько мне представила его Валерия, он у вас пользуется репутацией сексуально озабоченного?

— Есть такой момент, — чуть улыбнулся Калягин. — Хотя во многом это позерство, демонстрация…

— А с Пономаревой какие у него были отношения?

— Близкие, но не в этом плане. Они давно друг друга знали, но никогда отношения между ними не переходили за стадию дружеских. Кроме того, у Дмитрия в настоящий момент есть жена…

— А как у него насчет принципов?

— То есть — могли ли его подкупить? — Калягин задумался на несколько секунд. — Нет! — решительно покачал он головой. — Дмитрий, конечно, в чем-то разгильдяй, но на такое вряд ли пойдет.

— Хорошо, давайте дальше.

— Двое молодых корреспондентов, Скалолазький и Артемов. Их кандидатуры на должность убийц мне представляются весьма спорными. Хотя Николай… В нем чувствуются некоторые амбиции, но таким путем… — Калягин вздохнул. — Все же надо соблюдать честь мундира!

— Извините, Илья Валентинович, а не преувеличиваете ли вы значимость вашего издания?

— В каком смысле?

— В том, что читательская аудитория у вас невелика по сравнению с двумя газетами-лидерами в губернии.

— Третье место — это тоже отнюдь неплохо, — гордо заявил Калягин. — Кроме того, мы собираемся сделать первую в области интернет-газету.

— Неужели губернатор так зол на вас?

— Для этого есть еще и некоторые исторические предпосылки, — заметил Калягин.

— Какие же?

— Несколько лет назад у нас был один спонсор, с которым мы впоследствии расстались. Тогда, если вы помните, наш теперешний глава области боролся с прежним за обладание властью. Так вот, некто Школьников Сергей Алексеевич, предприниматель и в то время зампред областной думы, сделал нашу газету своего рода рупором против нынешнего губернатора. Потом Дмитрий Николаевич утвердился на своем посту, а Школьникова постепенно отправили на политическую периферию. Но губернатор нас не любит с тех самых пор.

— И вы ему платите той же монетой.

— В определенной степени это наши убеждения — мы боремся с тоталитаризмом во всех его проявлениях. А ДэЭна демократом никак назвать нельзя — вы же наверняка знаете, что у нас не «демократия», а «димократия».

Лариса улыбнулась.

— Так вот… Конечно, педалировать особо эту тему я не хочу. Тем более что если инициатива припугнуть нашу газету и была, то исходила она не от самого губернатора. Просто в последнее время его аппарат специализируется на угадывании желаний, истинных и мнимых, своего шефа. И зачастую делают все, как хуже — естественно, желая, как лучше.

— А какие отношения у вас со Школьниковым сейчас? — спросила Лариса.

Она даже лично была знакома с этим человеком, который за десятилетие своей политической и экономической деятельности в городе снискал устойчивую репутацию прожженного авантюриста.

— Плохие. Мы с ним одно время судились.

— И чем он сейчас занимается?

— Все тем же — ищет пути для того, чтобы пролезть наверх. По слухам, он занят сейчас формированием регионального отделения правящей партии, в обход губернатора. Кстати, я не исключаю, что это могут быть и его происки. Во имя карьеры он способен на все.

— Простите, не поняла…

— Он слегка псих и способен на многое, — перевел Калягин свое выражение. — Спасибо… — улыбнулась Лариса. — Только зачем ему-то все это?

— Недавно он обратился к нам с предложением о возобновлении нашего сотрудничества. Мы, учитывая весь прошлый негатив, связанный с ним, отказались. А газета ему сейчас не помешала бы… Кроме того, по некоторым нашим данным, этот господин связался с одной бандитской группировкой.

— Яд — это не бандитские методы, — задумчиво возразила Лариса.

— Может быть всякое, — уклончиво выразился Калягин.

— Хорошо, давайте вернемся к нашим баранам, а то у меня от политики голова пухнет, — призналась Лариса. — Итак, на очереди у нас женская часть коллектива.

Калягин вздохнул и попросил разрешения сначала доесть свинину. После того как с этим было покончено, он вытер губы салфеткой и сказал:

— Женщины — народ сложный и непонятный. И Лена Турусова, и Света Воронова — личности достаточно экзальтированные. Обе разведенные, у Лены детей нет, у Светланы дочь. Турусова является старой подругой Галины еще по университету. Светлана у нас работает не так давно, но я считаю ее одной из лучших журналисток нашей газеты.

— А ее отношения с Галиной?

Калягин пожал плечами:

— Пожалуй, я затруднился бы с ответом на этот вопрос. По-моему, никаких особых отношений у них не было. Они, конечно, не подруги, но и явных конфликтов между ними не происходило. Вот и все, что можно сказать.

— Мы забыли еще программиста и курьера, — напомнила Лариса.

— Ну, с программистом разговор особый. Валерия, видимо, сказала вам, что Миша был самым близким для Галины человеком.

Лариса кивнула.

— Что же касается курьера Андрея, то это, — Калягин поморщился, — пожалуй, самый незаметный и невыразительный, да простит он меня, человек в редакции. Хотя для курьера эти качества как раз, что называется, в кайф. Большего на этой должности и не требуется.

— Илья Валентинович, а давайте подумаем, кто из вашей редакции мог по каким-либо признакам стать, скажем так, наймитом противоположной стороны.

Калягин задумался, раскачиваясь в кресле. Думал он примерно минуту, потом потер лоб и решительно сказал:

— Нет, не могу себе представить никого. Абсолютно никого. Разве что…

— Что?

— Курьер Андрей Птичкин. Он несколько обижен на коллектив, считает, что его не ценят. Но его тогда не было в редакции, он был болен.

— Следовательно, подмешать яд он не мог.

— Совершенно верно, — согласился Калягин.

— Остается…

— Что остается?

— Не что, а кто, — поправила Лариса. — Остается еще господин Маточкин Александр Иванович. Почему-то он выпал у нас из поля зрения.

— Ну, нет, — протянул Калягин. — Уж кто-кто, а Александр Иванович…

* * *

Финансовый директор газеты «Правое дело» Александр Маточкин был старше всех сотрудников газеты — ему было пятьдесят два года. И в противоположность своим младшим коллегам отличался педантизмом, аккуратностью и невозмутимостью. Поэтому, собственно, он и был ответственным за такую вещь, как финансы.

Позади у него была долгая, трудная жизнь, наполненная вначале преподавательской деятельностью, а потом работой в различных средствах массовой информации. По сути дела, Александр Иванович успел поработать практически во всех сколько-нибудь значимых периодических изданиях города. Но нигде не задерживался больше чем на год. Исключение составила газета «Правое дело».

Маточкин здесь получил возможность, во-первых, занять руководящий пост, а во-вторых, ему импонировала независимая позиция издания. В отличие от других газет, которые всегда занимали удобную позицию для проникновения в них властей предержащих и даже пытались получить от этого удовольствие.

А Калягин информационной проституцией не занимался и поэтому, несмотря на трудности, сумел сохранить практически незапятнанной репутацию газеты. Маточкин держался за газету еще и потому, что главный редактор собирался переезжать в Москву и, следовательно, должен был передать издание какому-то надежному человеку. Александр Иванович не без оснований полагал, что как раз он-то больше всего и подходит на эту роль.

Действительно, Маточкин пользовался заслуженным уважением со стороны как сотрудников газеты, так и среди других коллег по цеху. Несмотря на то что как финансовый директор он был обязан быть скрягой.

Он совершенно невозмутимо выискивал любые возможности для того, чтобы штрафовать корреспондентов за просрочки в сдаче материалов, снижал гонорары, обосновывая это тысячей причин, начиная с того, что надо закупать новые картриджи для принтеров, и кончая тем, что журналисты допустили в тексте стилистические неточности, что в конечном итоге добавило работы литературному редактору.

После известных событий, связанных с отравлением ответственного секретаря Пономаревой, Маточкин, в отличие от других сотрудников, подверженных эмоциональным импульсам, оставался спокойным и невозмутимым. Он исполнял свои обязанности, как и прежде, педантично и без суеты.

В тот вечер он уходил из редакции последним, как это обычно и бывало. Не спеша проверил, закрыт ли сейф, посчитал гонорары корреспондентам, просмотрел платежные поручения, наметил для себя, что надо будет сделать завтра утром. Потом, проверив, поставлено ли помещение на сигнализацию, выключил свет и вышел из редакции.

Попрощавшись внизу с вахтером, он открыл дверь и оказался на улице. Подхватив под мышку свою излюбленную толстую черную папочку, не спеша двинулся к троллейбусной остановке. Своей машины у Маточкина не было, да и он просто привык пользоваться общественным транспортом, еще с застойно-социалистических времен. Хотя средства для того, чтобы приобрести себе автомобиль, у него были.

Жил Маточкин отнюдь не в престижном районе, можно сказать, на окраине города. Хотя в этом были и своего рода приятные моменты — его дом находился почти на вершине одного из холмов, которые опоясывали город со всех сторон. Холмы все были лесистыми, и там, на высоте нескольких сот метров, сложился определенный микроклимат. В отличие от центральной части города, закопченной и пропахшей выхлопными газами, в районе, где проживал Маточкин, всегда был свежий воздух.

Александр Иванович не курил и не злоупотреблял алкоголем, предпочитал постоянно двигаться. Словом, вел здоровый образ жизни. Он всегда, выйдя на троллейбусной остановке, поднимался к себе на гору пешком, хотя была возможность доехать туда на маршрутном такси. Кроме того, при этом не расходовались деньги, а Маточкин за годы работы финансовым директором выработал у себя такое качество, как экономность. Впрочем, многие воспринимали это как жадность.

Невольно подумав об этих людях, Маточкин усмехнулся. Да, эти романтики, эта молодежь пускай тусуется и разбрасывает рубли налево и направо. Взять, например, Дмитрия Гулькова, который постоянно тратил деньги на своих любовниц, пьянки и гулянки. Поэтому до сих пор и не имел нормальной машины, трясясь на доставшейся ему от отца «копейке», поэтому и одевался черт-те как.

Маточкин же был уверен в своей идеологической правоте. Как бы ни был прекрасен полет чувств, все равно побеждает рациональное начало. Поэтому пускай его зовут педантом и сухарем, он не будет обижаться. Потому что прав все равно окажется именно он. Да и чего ему особенно нервничать? У него жена-красавица, на семнадцать лет его младше, и она его любит. Двое детей-погодков, в восьмом и седьмом классах. По выходным — дача, по будням — интересная работа.

Скоро, совсем скоро будет лето…

Маточкин, обдуваемый свежим ветерком из окна троллейбуса, подумал, что неплохо было бы в этом году съездить куда-нибудь подальше своего дачного участка. А то получается, что вот уже пятый год они никуда не выезжают. Но когда это лучше сделать? Непонятно, как будут развиваться события в газете после того, что случилось с Галиной Пономаревой. А уехать, не контролируя ситуацию в «Правом деле», Маточкин не мог.

«Поедем, когда все это разрулится, — подумал он, — то есть в следующем году». С этой мыслью Александр Иванович вышел из троллейбуса, перешел на другую сторону и стал подниматься в гору. Чтобы пройти к своему дому, ему нужно было преодолеть сначала массив пятиэтажек, а потом еще пройти через гаражный кооператив.

К этому-то гаражному кооперативу и приближался параллельным курсом с Маточкиным человек в темных очках с большим пакетом в руках. Пакет он нес не за ручки, а прижимая таким образом, как будто внутри находилось что-то тяжелое, узкое и твердое. Человек шел по другой стороне улицы, чуть позади Маточкина. Когда же Александр Иванович собрался перейти улицу, неизвестный в темных очках свернул за пятиэтажку, срезая угол. Пройдя через двор, он вышел к тропинке, которая вела к гаражам. Там он спрятался в кустах и стал ждать.

Маточкин тем временем обогнул пятиэтажку с другой стороны и приближался к тому месту, где его ждал человек в темных очках.

Как только он вышел из-за угла, человек быстро вынул из пакета большой железный гофрированный прут. Потом оглядевшись и убедившись, что никого вокруг нет, он дождался, когда Александр Иванович пройдет мимо него, размахнулся и ударил Маточкина арматурой по голове.

Тот на секунду замер, тихонько охнул и, хватаясь руками за воздух, упал на землю. Толстая кожаная папка вылетела из его рук и отлетела в кусты. Человек в темных очках пару раз кашлянул, потом снова оглянулся и выбросил арматуру в кусты. В руках у него осталась бумага, которой он, собственно, и держался за железный прут.

Смяв грязную бумажку, человек засунул ее себе в карман и, на ходу складывая пакет, в котором он нес арматуру, начал быстро удаляться в ту сторону, откуда пришел. Заметив издали, что со стороны двора приближается какой-то мужчина, он тут же избрал другой путь — тот, которым пришел сюда Маточкин.

На другом конце пятиэтажки он повстречался с женщиной, которая шла домой с большими авоськами в руках. Она была озабочена какими-то своими мыслями и не обратила на очкастого никакого внимания. Завернув за угол, он увидел, как к остановке подъезжает маршрутка. Он поспешил туда и через полминуты уже на большой скорости удалялся с вершины горы в сторону проспекта. Путь вниз занял минуты две. Отдав деньги водителю, человек в темных очках быстро пошел к автобусной остановке, сел в первый подошедший автобус и уехал в центр города.

* * *

— Нет, конечно, никого нельзя исключать, — глубокомысленно изрек Калягин, вытирая губы салфеткой. — И Маточкина в том числе.

— Скажите, а он доволен своей работой в газете? — спросила Лариса.

— Мне кажется, да. Он, по сути, вершит все дела, связанные с финансами и рекламой. А это очень важно.

— Он не хочет быть главным редактором?

Калягин замешкался с ответом и закурил очередную сигарету.

— Может быть, где-то в глубине души и хочет, — наконец сказал он. — Но, по-моему, все же эта должность не для него. Быть вторым человеком — вот его действительное призвание. Он идеальный заместитель.

— Вопрос в том, думает ли он так же, — произнесла Лариса. — Ладно, оставим пока дела… Вам понравился ужин?

— Великолепно, — признался Калягин. — Если бы мои доходы были хоть чуточку повыше, я бы приходил к вам каждый день.

— Это не так уж и невозможно, — сказала Лариса. — Дело об отравлении меня очень заинтересовало. А когда во мне просыпается интерес, то многое становится неважным. Давайте договоримся так: я берусь за параллельное расследование дела, вы меня каким-нибудь образом проводите как сотрудника газеты, а я даю вам абонемент на бесплатное посещение моего ресторана в течение трех месяцев.

Калягин удивленно поднял брови.

— Но это несколько странно… — проговорил он.

— Я же говорю — когда у меня просыпается интерес, я могу пойти на многое. Ко всему прочему обычно мне удается докопаться до истины. Если вы действительно хотите, чтобы истинный виновник смерти Пономаревой был найден, то, мне кажется, вы не должны отказываться от моего предложения.

— Ну что ж, — после некоторой паузы сказал Калягин. — По крайней мере, вреда никакого не будет.

— Да, и вам это не будет стоить ни копейки. Плюс питание в ресторане, — улыбнулась Лариса.

— Вы и впрямь убеждены в том, что ваша племянница здесь ни при чем? — вскинув голову, спросил Калягин.

— Да, — ответила Лариса. — Ради нее я, собственно, и берусь за это дело. Я же не профессиональный частный детектив…

Калягин церемонно склонил голову и сказал:

— Мне показалось, что я могу вам доверять. Поэтому я принимаю ваше предложение. И еще раз спасибо за ужин — кухня у вас действительно великолепная. А в газету я вас приму на должность заместителя по рекламе. Наверняка эта должность освободится — или Маточкин, или Турусова, скорее всего, займут пост ответственного секретаря, и кому-то нужно будет этим заниматься.

— Но вы понимаете, что я не смогу заниматься рекламой: я же буду сосредоточена на расследовании.

— Ничего страшного, — успокоил Ларису Калягин. — Надо же вам придумать хоть какое-нибудь, что называется, прикрытие.

— Хорошо, — согласилась Лариса. — В таком случае я выхожу на работу с завтрашнего утра.

— О\'кей, — сказал Калягин и, поднявшись с кресла, начал застегивать пуговицы на пиджаке. — Мне, пожалуй, пора домой.

— Я могу вас отвезти.

— Буду очень рад.

Лариса с Калягиным вышли из Зеленого кабинета и прошли по коридору к служебному выходу. Через несколько минут они уже сидели в салоне серебристой «Вольво», машины, на которой Лариса Котова ездила вот уже пятый год.

— Я все-таки думаю, что без политики здесь не обошлось, — снова вернулся к своим мыслям Калягин, непринужденно раскинувшись на переднем сиденье.

— Может быть… — задумчиво согласилась Лариса, смотря в лобовое стекло. — Тем, наверное, хуже для вас.

— Или лучше, — неожиданно сказал Калягин. — В глазах американцев, например, от этого наш имидж только выиграет.

Лариса невольно скосила на него глаза, но ничего не сказала. Только подумала, что четвертая власть — это тоже власть и законы здесь примерно те же. Политика есть политика, и любое, даже на первый взгляд негативное событие при желании можно повернуть себе на пользу. Что ж, флаг Калягину в руки, если он сможет извлечь из этого что-то полезное для себя.

У нее же, Ларисы, совсем другие задачи. Для нее важно обнаружить преступника. И она уже твердо решила, что посвятит этому свое свободное время. Поэтому ей снова придется напрягать своего заместителя по ресторану Дмитрия Городова, чтобы тот взял на себя все бразды правления. Такое бывало не раз, и Степаныч, как ласково называла Городова Лариса, поворчав и поскрипев, всегда соглашался. Тем более что за это он получал от нее премиальные.

Было уже где-то часов девять вечера, когда Лариса подъехала к дому, где жил главный редактор «Правого дела». Она подвезла Калягина ко входу во двор. Он галантно поцеловал ей ручку, еще раз поблагодарил за ужин и, гордо вскинув голову, направился в сторону своего подъезда.

На улице смеркалось, но во дворе тем не менее бесилась детвора, у подъезда сидели старушки, перемывая косточки всем своим знакомым. Словом, картина была совершенно обычная. Около подъезда Калягина стояла «БМВ». Лариса разглядела сидящих в ней крепких, коротко стриженных парней, тех самых, которые обычно и ездят на машинах этой марки. Не зря же ее называли «боевой машиной воров».

Ничего экстраординарного во всем этом не было. Лариса уже собралась тронуться с места и ехать домой, как неожиданно, взглянув в заднее зеркало, заметила, что, как только Калягин поравнялся с «БМВ», из нее тут же вылезли двое и преградили ему путь. Разговор между редактором и этими двумя продолжался совсем недолго. Главный редактор, скептически склонив голову набок, выслушал то, что ему сказали парни, и, чуть подумав, наклонился к дверце машины. Он перебросился парой слов с тем, кто сидел на ее переднем сиденье, и сам сел в салон автомобиля.

Лариса сочла за благо тут же тронуть свою серебристую красавицу с места и выехать со двора. Ждать ей пришлось недолго, поскольку буквально через полминуты «БМВ» тоже выехала на улицу и, мигнув поворотником, повернула в сторону центра города.

Котова не стала долго раздумывать и тоже направила свою «Вольво» вслед за «БМВ», в которой находилась странная компания, состоявшая из главного редактора «Правого дела» Ильи Калягина и людей, вид которых не позволял причислить их к представителям средств массовой информации.

Глава 4

«Вольво» старательно повторяла все маневры, совершаемые идущей впереди «БМВ». Собственно, езда заняла всего минут пятнадцать, и вскоре автомашина подозрительных личностей, которую преследовала Лариса, остановилась возле здания проектного института. В этом здании арендовали помещения многие коммерческие организации.

Лариса притормозила рядом с «БМВ» буквально сразу же и увидела, что главный редактор «Правого дела» совершенно спокойно выходит из машины и направляется в сопровождении двух крепких парней к входу. Она бросила свой взгляд на таблички с фирмами, которые были представлены в этом здании, и прочла на одной из них «АВТ Система». Ей сразу все стало ясно — фирма с этим названием принадлежала небезызвестному Сергею Школьникову, бывшему зампреду областной думы и неутомимому политическому авантюристу.

То есть выходило, что именно его люди и предложили, если можно так выразиться, проехать в их вотчину Илье Калягину. Она уже начала раздумывать, стоит или не стоит ей вмешиваться в ситуацию, как Илья развернулся на крыльце здания и заметил ее машину. Он настойчиво отстранил от себя одного из провожатых и махнул Ларисе рукой.

— Лариса Викторовна, идите сюда! — закричал он.

— Сейчас, — ответила она, вынимая сотовый телефон и лихорадочно набирая домашний номер.

Уже открывая дверцу автомобиля, она надиктовала на автоответчик сообщение:

«Женя, я нахожусь по адресу Мирный переулок, 6. Фирма «АВТ Система». Если меня не будет до двенадцати, можешь присылать по этому адресу милицию».

Затем она закрыла пультом машину и быстро пошла к крыльцу. Калягина, однако, уже втолкнули внутрь, а один из парней решительно преградил Ларисе вход.

— Вы кто? Что вам нужно?

— Я заместитель главного редактора газеты «Правое дело», — тут же официально отрекомендовалась она, имея на это почти полное право, учитывая их с Калягиным сегодняшнее соглашение.

— Документы ваши, пожалуйста, — невозмутимо отреагировал парень.

— Здесь же мой начальник. — Лариса показала на закрывшиеся двери здания. — Что за ерунду вы устраиваете на пустом месте?

Парень, исчерпав, видимо, запас имевшихся в его умственном распоряжении аргументов, замолк и покосился в сторону дверей.

— Подождите здесь, пожалуйста, — наконец выдавил он из себя.

И исчез в дверях. Немного погодя он вернулся и мрачно бросил:

— Пойдемте со мной.

Он провел Ларису по лестнице на третий этаж, а потом долго вел по каким-то запутанным коридорам. Наконец, повернув раз пять в разные стороны, он остановился перед дверью, на которой была наклеена бумажка с надписью «АВТ Система». Открыв дверь, он просунул туда голову и сказал:

— Я ее привел.

— Впусти, — послышался изнутри жидкий тенорок.

Лариса вошла в комнату и увидела, что за столом у окна сидят двое — как всегда, манерно расположившийся в вальяжной позе нога на ногу Калягин и субъект довольно-таки замшелого вида с седыми волосами, в джинсовой куртке. Он сосредоточенно дымил какими-то крепкими сигаретами. Комната насквозь была прокурена едким дымом. Лариса даже подумала, а не травкой ли балуется хозяин кабинета, но потом заметила на столе пачку крепких французских сигарет «Житан» без фильтра и успокоилась. Приблизившись к столу, она узнала в курившем мужчине Сергея Школьникова.

— Присаживайтесь, — сказал он, указывая ей на стул. — Не знал, что к Илье Валентиновичу теперь устраиваются на работу директора ресторанов.

И, довольный произведенным эффектом, оттопырил нижнюю губу, скривившись одновременно в ухмылке:

— А мы все знаем. Работа обязывает. Служба такая…

Школьников явно хотел подчеркнуть, что личность Ларисы ему знакома, и упредить ее вопрос. Действительно, память у этого человека была на высоком уровне. Впрочем, все было вполне логично — исходя из утверждения Калягина, что Школьников «слегка псих», удивляться было нечему: у шизофреников память развита очень хорошо.

— Какая служба? — осмелилась тем не менее спросить Лариса.

— Я знал, что сегодня встречусь с вами, — продолжал улыбаться Школьников, не обращая внимания на ее реплику. — Да вы не волнуйтесь, ничего страшного. Если вы работаете с Ильей Валентиновичем, то, думается мне, будете не против узнать о некоторых конструктивных предложениях вашей редакции.

— Мы уже давали вам ответ, Сергей Алексеевич, — напыщенно возразил Калягин. — И я не понимаю, зачем в такой форме, напоминающей больше силовое давление, заставлять людей идти на переговоры с вами.

— А потому что они неизбежны, — спокойно ответил Школьников, снисходительно посмотрев на Калягина. — И я, поскольку всегда просчитываю все перспективы, решил ускорить переговорный процесс. Пускай даже и такими способами.

— Это ни к чему не приведет, — отрезал Калягин.

— Объективно мы заинтересованы друг в друге.

И в этот момент неожиданно запищал сигнал пейджера, который был прикреплен к брюкам Калягина. Он не спеша отсоединил пейджер, нажал на кнопку и тут же нахмурился.

— Че-го? — только и смог сказать он. — Маточкин в больнице с тяжелой травмой головы?

Последние слова главный редактор произнес с совершенно убитой интонацией.

— Это неудивительно, — тут же прокомментировал ситуацию Школьников, взяв из пачки следующую сигарету.

— То есть вы берете ответственность за это на себя? — тут же перешел на официальный тон Калягин.

— А у вас постоянно включен диктофон? — с усмешкой спросил Школьников.

— Вы берете на себя ответственность? — повторил Калягин, повышая голос.

Школьников ничего не ответил, он смотрел по-прежнему снисходительно на главного редактора, словно говоря ему, что тот является лишь пешкой в чьей-то большой игре.

— А что случилось? — спросила Лариса у Калягина.

— Мне пришло сообщение на пейджер, что два часа назад на Маточкина напали и ударили его по голове. Сейчас он находится в больнице.

— Вот видите, Илья Валентинович, — назидательно произнес Школьников. — Поэтому соглашайтесь на мои условия.

— Какие условия? — спросил Калягин.

— Вы печатаете нужные мне материалы, мы изменяем таким образом политическую ситуацию в городе, и я становлюсь губернатором.

Когда Калягин услышал такое, мягко говоря, смелое заявление, у него непроизвольно открылся рот. Лариса тоже была шокирована.

— А тут ничего сложного нет, — поведал Школьников. — У меня есть материалы против ДэЭна, и никто не берется их опубликовать. Если они все-таки увидят свет, то через мои связи в Москве я обеспечу себе место в администрации. Если уж не губернатора, — неожиданно пошел он на попятную, — то в аппарате уже точно. А губернатор будет моим человеком — вот и все…

— Простите меня, но это несерьезно, Сергей Алексеевич, — сказал Калягин.

— А терпеть всякие выходки типа ударов по голове — это что, серьезно?

— Вы думаете…

— Я думаю, что вы или идете ко мне, или вообще идете сами знаете куда, — Школьников резко закончил за Калягина фразу. — Другой альтернативы у вас нет.

— С чего вы взяли?

— Я давно занимаюсь политикой. А вы, хоть и неплохо пишете свои политологические статьи, но все же в большой политике дилетант. А я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Поэтому предлагаю вам нормальный конструктивный вариант.

— Может быть, вы еще скажете нам, кто стоит за отравлением нашего ответственного секретаря и нападением на финансового директора? — спросила Лариса.

— Скажу. Только позже… Всему свое время. Могу только сказать, что я ко всему этому отношения не имею.

— Ни прямого, ни косвенного? — уточнил Калягин.

— Ну, косвенно мы имеем ко многому отношение, — уклончиво сказал Школьников. — Так вы согласны выпустить несколько внеочередных номеров с разоблачением деятельности губернатора или нет?

— Что это за материалы? — сухо спросил главный редактор.

— Интересные. Например, о незаконной приватизации ликероводочного завода, о связях с чеченской мафией, история о самоубийстве бывшего заместителя губернатора под давлением своего шефа.

Калягин скептически поморщился.

— Ну и что, об этом и так многие знают — доказательств-то все равно нет.

— А они и не нужны. Главное сейчас — это взорвать ситуацию.

Школьников по-прежнему насмешливо смотрел на Калягина. Тот же закурил сигарету и устремил свой взгляд куда-то в потолок.

— Нет, в мои планы сейчас все это не входит, — наконец ответил он. — У нас других проблем хватает.

— Вы что, боитесь, Илья Валентинович? — спросил Школьников таким тоном, каким обычно пацан в пятом классе дразнит своего товарища, обвиняя его в трусости. — В таком случае готовьтесь — следующим станете вы.

— Вы что, мне угрожаете?

— Нисколько, я просто предупреждаю.

— Я ценю вашу заботу, но свои проблемы мы решим сами, — сухо отозвался Калягин. — На этом, наверное, наш разговор следует считать исчерпанным.

— А я думаю, что мы еще встретимся, — возразил Школьников.

Калягин оставил ремарку собеседника без внимания и поднялся со стула. Ларисе ничего не оставалось делать, как последовать его примеру.

— Я надеюсь, Сергей Алексеевич, что ваши люди не ударят меня арматурой по голове при выходе из здания? — спросил Калягин уже в дверях комнаты.

Школьников пожал плечами, ухмыльнувшись.

— У них и спросите, — сказал он.

Калягин резко повернулся и открыл дверь, пропуская вперед Ларису. Та невольно усмехнулась, поскольку подобное джентльменство в свете предыдущей фразы выглядело несколько двусмысленно. Тем не менее она вышла в коридор первой.

И сразу же наткнулась взглядом на мрачные физиономии парней, которые привезли сюда на «БМВ» Калягина. Позади них стоял еще один, с испитым круглым лицом и хмурым видом.

Он еле заметно кивнул главному редактору «Правого дела». Калягин, однако, не стал отвечать ему приветствием и, оглядевшись, гордо прошествовал по коридору в направлении выхода.

— Вас отвезут, — бросил один из парней.

— Не стоит, у нас есть своя машина, — возразила Лариса.

Двое качков тем не менее эскортировали Ларису и Калягина до выхода из здания и убедились, что они дошли до «Вольво».

Как только они сели в машину и Лариса тронула ее с места, Калягин убежденно заявил:

— Теперь я полностью убежден в политической подоплеке этого дела.

Лариса ничего не ответила. Она вообще слабо разбиралась в политике, но что-то подсказывало ей, что Калягин ошибается. И что корни происшедшего надо искать в чем-то другом.

— Я собираюсь сейчас же направиться в больницу к Маточкину, — сказал тем временем Калягин.

— Поехали, — согласилась Лариса. — Я только должна позвонить мужу.

И она, остановив машину, набрала домашний номер. На том конце провода ее ожидал взволнованный Котов.

— Все нормально, можешь не беспокоиться, вернусь поздно, — кратко информировала его Лариса. — Возражений не приму, потому что сам очень часто поступал так же, если не хуже.

Котов собирался было что-то возразить, но вместо этого только пробурчал в трубку нечто нечленораздельное.

— И еще. Мне понадобится, наверное, твоя помощь. Кажется, министр печати Виталий Никитин — твой бывший однокурсник?

— Да, а что? — удивился Котов.

— Устрой мне с ним встречу. Это очень важно. По делу Валерии. Лучше позвонить ему домой сейчас, если это, конечно, удобно.

— Ну хорошо, — после некоторого раздумья ответил Котов.

— В таком случае пока, — сказала Лариса и отключила связь.

— Зачем вам встреча с Никитиным? — тут же спросил Калягин.

— Я хочу послушать все стороны, задействованные в этом деле.

— Он ничего определенного не скажет.

— Порой важными бывают и детали, — возразила Лариса, направляя машину к первой городской больнице, в которой после нападения лежал Александр Иванович Маточкин.

* * *

В отделении хирургии Ларису и Калягина встретил бородатый врач, который весьма словоохотливо объяснил им, что жизни и здоровью финансового директора «Правого дела» ничто не угрожает. Да, придется наложить около десяти швов, возможно, обнаружится сотрясение мозга средней степени, но не более того.

Калягин выслушал сообщение врача, стоя в позе Наполеона, скрестив руки на груди, и остался весьма доволен услышанным.

— Можно ли сейчас с ним побеседовать? — осведомился он.

— Почему бы и нет? — подумав, ответил бородач и сделал приглашающий жест в сторону палаты. Калягин с Ларисой прошли внутрь и увидели Маточкина, который лежал на дальней койке у окна с перебинтованной головой.

— Александр Иванович, вы можете разговаривать? — спросил Калягин.

— А почему же не могу? — оптимистично откликнулся Маточкин. — Меня же только по голове ударили, а не язык отрезали.

Калягин чуть улыбнулся, отдавая должное коллеге, который, находясь на больничной койке, не потерял способности шутить.

— Как все произошло? — спросил он.

— А как у нас все происходит? — ответил риторическим вопросом Маточкин. — Шел, ударили, упал, очнулся, «Скорая», больница… Вот и вся цепочка.

— То есть вас ударил неизвестный?

— Конечно, неизвестный, — невозмутимо согласился Маточкин. — Я его не видел, потому что он ударил меня сзади. Вернее, как бы сбоку, из-за кустов.

— Никаких примет, следовательно, вы не запомнили.

Финансовый директор покачал головой.

— Нет, не запомнил. Хотя… — он наморщил лоб.

— Что «хотя»? — нетерпеливо спросил Калягин.

— На нем, по-видимому, был черный пиджак — я, когда падал, краем глаза смог разглядеть. И он был в темных очках. Лицо мне тоже показалось каким-то черным…

— Я прошу прощения — это что, был негр? — удивленно спросил Калягин.

— Нет, это такое, Илья Валентинович, субъективное ощущение. Лицо его было скорее смуглым, а может быть, просто борода была. Не могу сказать точно.

— Да, негусто, — вздохнул Калягин и повернулся к Ларисе, как бы ища у нее поддержки.

— Негусто, — согласилась та.

— Потом… — еще раз наморщил лоб Маточкин. — Не знаю, насколько это может вообще пригодиться, но, по-моему, перед ударом этот человек кашлянул. Это я помню хорошо, потому что я не ожидал услышать кашель со стороны кустов. Я даже собрался обернуться, но в следующий момент он меня ударил.

— Вы не помните, он был высокий? — задала вопрос Лариса.

— По сравнению со мной многие кажутся высокими, — улыбнулся Маточкин. — Наверное, выше меня. Но… Особо крепким он мне не показался — по крайней мере по силуэту.

— Значит, среднего или высокого роста, с темным лицом, худощавого телосложения, — подытожил Калягин.

Он вздохнул и, скрестив руки на груди, подошел к окну.

— Александр Иванович, меня пытался похитить Школьников, — сказал он после некоторой паузы.

— Похитить? — удивился Маточкин.

— Да, примерно через час после того, как на вас напали. Его люди отвезли меня в офис.

— А там?

— Там он предлагал, причем в очень настойчивой и безапелляционной форме, сотрудничество с ним. Естественно, на выгодных для него условиях — мы печатаем нужные ему материалы, и он становится губернатором.

— Че-го? — Маточкин обнажил свои золотые зубы и зашелся в истерическом смехе.

— Да, Александр Иванович, не больше и не меньше! — подтвердил Калягин. — Намекал мне на какие-то свои связи в Москве. К тому же из его намеков я понял, что он вполне может быть причастен к тому, что случилось с вами. У него же на вас свой зуб.

— Да, тот судебный процесс ему влетел в копеечку, — согласился финансовый директор, вспоминая события несколькогодичной давности, когда «Правое дело» выиграло процесс у Школьникова, содрав с него за нанесенные публичные оскорбления Маточкину двадцать тысяч рублей.

— Но это, безусловно, недоказуемо. Если, конечно, милиция никого не найдет.

— А она не найдет, — скептически скривился Маточкин. — Во-первых, потому что это никому не надо. А во-вторых, вообще очень сложно найти напавшего на меня человека — я его и опознать-то не смогу.

— Да… — только и смог протянуть Калягин и посмотрел на часы. — Что ж, — вздохнул он, — время уже позднее, пора нам домой. Вы, Александр Иванович, выздоравливайте, врачи сказали, что с вами ничего страшного не произошло. Ждем вашего выхода на работу.

— Ждите, — коротко ответил Маточкин. — И я вернусь, — добавил он, когда Калягин вместе с Ларисой уже собирались покинуть палату.

Главный редактор на секунду остановился, о чем-то подумал, потом решительно открыл дверь и вышел.

Остаток вечера прошел без каких-либо неожиданностей и неприятных происшествий. Калягина Лариса проводила прямо до квартиры и, убедившись, что главный редактор закрыл дверь, пошла назад. Она успешно доехала на своей «Вольво» домой. Там у телевизора ее ждал Евгений, который на удивление был трезв и доброжелателен. Он смотрел финал Лиги чемпионов и отчаянно болел за одного из представителей испанского чемпионата.

— Все нормально? — спросил он. — А то я уже начал волноваться.

— Ты звонил Никитину?

— Он ждет тебя завтра в первой половине дня, — ответил Евгений и ласково взял Ларису за руку.

* * *

Лариса вошла в кабинет и сразу почувствовала живительную прохладу. На дворе стоял конец мая, и после череды холодов на город неожиданно упала жуткая жара. Здесь же, в тиши кабинета областного министра печати и информации, работал кондиционер.

— Лариса Викторовна, добрый день, — поднялся со своего места за столом высокий, худощавый мужчина средних лет.

На нем была белая рубашка и галстук, волосы аккуратно уложены, а на лице сияла вежливая официальная улыбка.

— Проходите… — сделал он приглашающий жест. — Евгений Васильевич просил меня уделить вам время. Очень рад познакомиться. Не знал, что у него такая очаровательная супруга.

— Здравствуйте, Виталий Николаевич, — поздоровалась в свою очередь Лариса.

— Итак, что вас интересует? — сложил руки на столе Никитин.

— Вы, наверное, знаете, что в газете «Правое дело» произошли печальные события…

— Знаю, — привычно-официально стал серьезным Никитин.

— Понимаете, я волею обстоятельств оказалась вовлеченной в эту историю — дело в том, что в отравлении ответственного секретаря подозревают мою племянницу. Но она абсолютно не виновата — в этом я уверена. И, вникнув чуть-чуть в дело, я поняла, что здесь может быть замешана политика. Собственно, поэтому я и обратилась к вам.

— Так-так… — задумчиво произнес Никитин, затарабанив пальцами по столу и устремив взгляд вниз. — То есть вы хотите знать, какая политическая сила может стоять за всем этим?

— Если хотите, то да.

— Понимаете, «Правое дело» — газета оппозиционная. Ну, или почти оппозиционная. Следовательно, наше ведомство как представитель власти вполне может быть ею недовольно. Но я прямо вам скажу, что мы к этому делу непричастны.

Лариса посмотрела на Никитина в упор.

— Да не нужно нам «Правое дело», понимаете, не нужно! — улыбнулся министр. — Потому что влияние оно, конечно, оказывает, но не такое, чтобы эту газету необходимо было уничтожать или строить против нее какие-то козни. К тому же нашему губернатору нужна такая газета, чтобы его не обвиняли в склонности к авторитарному правлению.

— Ну, хорошо. А что вы сами думаете о случившемся? Ведь вчера, например, ударили по голове арматурой финансового директора газеты Маточкина.

— Вот как? — поднял брови вверх Никитин. — Интересно, кто это так хочет на них наехать? Кому они дорогу перешли? Я вообще-то думал, что это дело чисто бытовое.

— Какое?

— Отравление Пономаревой. Я ее, кстати, лично знал. Интересная была женщина, умная… Увлечена была работой, буквально горела на ней. Жалко ее.

— А почему вы думаете, что это бытовое отравление?

— В газетах редко кто любит своих коллег, если это, конечно, пардон, не интимная связь, — вздохнул Никитин. — Я же тоже в свое время массу газет поменял. Несколько редакций успел возглавить. Теперь вот руковожу всей прессой в области. Так что газетную жизнь знаю не понаслышке.

— Вы хотите сказать, что это внутренняя свара в газете?

Никитин посмотрел на Ларису, выдержал паузу и сказал:

— Утверждать я ничего не буду. Тем более что вчерашнее происшествие несколько меняет дело.

— То есть это все же политика?

— Если это не политика, то я ничего не понимаю, — сказал Никитин. — Только этого еще не хватало. Тут и так напряженная ситуация в области, нас обвиняют в наездах на прессу… Может быть, это и провокация.

— Против кого?

— Это и я бы хотел знать, — серьезно сказал министр. — А вы-то почему интересуетесь всем этим?

— Не хочется, чтобы племянницу посадили за то, чего она не совершала. Разве Евгений не рассказывал вам, чем я занимаюсь в свободное время?

— Да, упоминал. Кстати, я буду признателен вам лично, если вы разберетесь в этом деле. Если у вас получится, — Никитин посмотрел на Ларису взглядом с изрядной долей скепсиса, — то я вас отблагодарю.

— Спасибо, я в этом не нуждаюсь, — вздохнула Лариса. — Значит, вы категорически отвергаете версию о том, что здесь замешана политика?

— Что властные структуры замешаны — категорически отвергаю, что политика — пожалуй, нет. У нас есть некоторые политические авантюристы.

— Например, Школьников? — быстро спросила Лариса.

— Почему бы нет? В последнее время доходят слухи, что он собрался смести губернатора и встать на его место. Но это все не более чем бредни сумасшедшего, которому место не на политической трибуне, а в психушке.

— Но чтобы так круто? Отравить ответственного секретаря, с этой целью подкупив кого-то из сотрудников газеты, — ведь никто другой этого не мог сделать?

— А что, Школьникову если что в голову втемяшится, то хоть святых выноси! Человек он абсолютно беспринципный, так что вполне-вполне… А к газете он присматривается давно. Посеять в коллективе раздор, прибрать газету к рукам, посадить туда своих людей. Газета официального, так сказать, прикрытия не имеет, пользуется славой оппозиционной.

Никитин с каждой фразой говорил все убежденнее. Казалось, он был почти уверен, что именно Школьников виноват во всем случившемся.

— Что же, остается только найти того, кого он подкупил? — спросила Лариса.

— Думаю, что да. Если, конечно, подкупил он…

Глава 5

В газете «Правое дело» царила напряженная обстановка. Лица сотрудников были сумрачны, каждый старался заниматься своим делом, практически не разговаривая с другими. Видимость непринужденности пытались поддерживать только Гульков и Турусова, которая по складу своего характера, видимо, была оптимисткой. По крайней мере, так показалось Ларисе, когда она пришла в газету «на работу» на следующее утро после разговора с Калягиным.

Ее представили коллективу как нового менеджера по рекламе. И личность ее не вызвала особого интереса у работавших в газете. Как объяснил ей Калягин, менеджер по рекламе требовался газете давно, но «как-то руки не доходили». Поэтому появление человека на этой должности не должно было вызвать ни у кого подозрений.

Сам главный редактор с утра вперил взгляд в экран компьютера и в течение двух часов молча занимался с какими-то текстовыми файлами.

Около полудня в редакцию пришли Артемов и Птичкин. По их лицам Лариса сразу определила, что у них что-то случилось. Артемов отмахнулся от Гулькова, который попросил его подойти, дабы уточнить какую-то деталь в его материале, а Птичкин с важным видом, не поздоровавшись ни с кем, направился к Калягину. За ним же последовал и Артемов.

Они каждый со своей стороны склонились над главным редактором и что-то тихо сказали ему. Калягин, выслушав полученную информацию, сидел с обалдевшим видом. Потом он очнулся, судорожно вздохнул и помрачнел.

— Что ж, я, пожалуй, пойду покурю, — сказал он, вставая со стула и направляясь к двери.

Проходя мимо Ларисы, сидевшей на месте Маточкина, он красноречиво показал глазами, что ей тоже следует выйти с ним.

Дождавшись, пока Калягин удалится, она неспешно встала и последовала за ним. Курилка, или, вернее, ее подобие, находилась у окна в коридоре. Там-то Лариса и нашла Калягина, который нервно мерил шагами небольшое пространство.

— Что-то случилось, Илья Валентинович? — спросила она.

— Дело в том, что я получил шокирующую информацию, — ответил тот. — Как ни печально говорить об этом, но нашего корреспондента Светлану Воронову сегодня видели входящей в офис Школьникова.

Калягин выразительно посмотрел на Ларису.

— Вот как? Очень интересно…

— Мне это тем более неприятно, потому что я мог подумать на кого угодно, но только не на нее.

— Ее видели Артемов и курьер Андрей? — уточнила Лариса.

— Да. Вернее, видел-то один Андрей, но Артемов подтвердил, что, расставаясь сегодня с ним утром, когда он с Вороновой пошли по редакционным делам, она поехала в сторону этого самого офиса. Андрей же случайно проходил мимо.

— Вы думаете, что…

— Конечно, все надо было бы проверить, — рассудительно сказал Калягин. — Однако в данной ситуации, по-моему, все достаточно очевидно.

— Что ж, я в принципе могу проследить за госпожой Вороновой, — сказала Лариса.

— Отлично, — облегченно вздохнул Калягин.

Они вернулись в редакцию и заняли каждый свое место. Ждать Воронову пришлось где-то около часа.

Она вошла в кабинет и тихо поздоровалась со всеми. Потом так же тихо села за компьютер и начала писать свою очередную статью.

Затем в редакции появился Виктор Скалолазький, который буквально сиял от восторга. Столь неуместное в этой ситуации выражение его лица подчеркивал букет роз, который он бережно положил к себе на стол.

— Что такое, Витя? — улыбнувшись, спросила его Турусова.

Он приложил палец к губам в знак того, что Елене следовало бы промолчать, и шепотом произнес:

— Мне наконец-то разрешили видеться с Наташей.

— И этот букет ты подаришь ей? — умиленно поинтересовалась Лена.

— Нет, — таким же благоговейным шепотом ответил Виктор. — Ее маме… Она такая… — Он несколько смутился. — Хорошая… А папа, блин… — Лицо его посуровело. — Ну, короче, с ним мы тоже разберемся.

— Виктор, как у тебя насчет статьи? — хмуро спросил Артемов, который в этот ответственный для газеты момент как бы принял на себя некие руководящие функции.

Скалолазький сразу поник и смущенно поводил носком ботинка по полу.

— Завтра утром. Сегодня — никак.

По его лицу было видно, что все дела газеты, включая самые драматические события последних дней, ему глубоко по барабану. Его мысли всецело занимала Наташа и отношения его, Скалолазького, с ее родителями. Лариса, которая, естественно, знала и от Валерии, и от Калягина личную тайну корреспондента «Правого дела», все же была несколько поражена тем искренним светом, которым лучились глаза молодого парнишки.

«Вот ведь, а нам это теперь вряд ли доступно», — с сожалением подумала она, имея в виду свой недавно отпразднованный тридцатипятилетний юбилей. А вот так же, наверное, когда-то сиял и Евгений, добивавшийся ее руки, с таким же трепетом преподносил цветы и ей, и ее маме… Куда это теперь девалось? Подернулось все алкогольным дурманом джина «Гордонс», проехались по прежним чувствам колеса джипа «Чероки», и сгинули они навсегда в трехэтажных хоромах семьи Котовых. Наверное, так…

Лариса не удержалась от вздоха, и так этот вздох был грустен, что на него отреагировала Воронова. Она недоуменно посмотрела на новую сотрудницу, сделала неожиданно большие глаза, потом снова углубилась в работу.

Тут от своего компьютера оторвался Калягин и громко обратился к коллективу:

— Господа, у нас с вами завтра печальное событие — девять дней со смерти Галины. Поминки состоятся в узком кругу, у меня на квартире. Как вы понимаете, приглашаются все присутствующие.

— Илья, я, наверное, не смогу — у меня ребенок болеет, — ответила Воронова.

Калягин отреагировал на ее слова сухим кивком. Лариса явно увидела во взгляде из-под очков, который он бросил на свою сотрудницу, недоверие к ней.

«Не надо бы так откровенно», — подумала Лариса.

Женщины обычно хорошо чувствуют изменение отношения к себе, даже если оно выражено вот в такой, почти незаметной форме.

Тем временем восторженный Виктор, которому не терпелось излить свой душевный подъем, связанный с возобновлением встреч с Наташей, подошел к Вороновой и предложил ей выйти покурить. Та, блеснув улыбкой, согласилась.

Когда они исчезли в коридоре, Лариса подошла к Калягину и тихо спросила:

— Илья Валентинович, вспомните, пожалуйста, когда мы были в офисе Школьникова, с вами едва заметно поздоровался какой-то человек. Кто он?

Калягин недоуменно взглянул на нее и, помешкав, наморщил лоб.

— Человек, который со мной поздоровался? — удивленно переспросил он.

— Да, это был всего лишь кивок в вашу сторону. Вы же вообще с ним не поздоровались…

— Ах, да! — вспомнил Калягин. — Было такое.

— Кто же он?

— Это бывший муж Пономаревой, Сергей.

Слова Калягина оказались столь неожиданными для Ларисы, что она даже возмутилась.

— И вы молчали об этом? Это же крайне интересный факт!

Калягин выглядел растерянным.

— Да, он работает у Школьникова в юридической службе, — добавил он.

— А с Галиной давно не живет и отношений не поддерживает?

— Уже года три…

— Может быть, у них были какие-то невыясненные вопросы? Ну, например, относительно собственности, недвижимости…

— Вроде бы нет, — совсем растерялся Калягин. — А вы что, подозреваете его?

— Подозревать можно многих. Дело приобретает характер, когда на подозрении все, — категорично заявила Лариса.

— Но его же не было в тот момент, когда Галине подсыпали яд.

— Значит, это мог сделать кто-то другой, по заказу того же Сергея. Я так понимаю, что отношения между бывшими супругами были далеко не теплыми и нежными.

— В общем, да, но… Все было в цивилизованных рамках, — покачал головой Калягин.

— Ладно, оставим это… — У Ларисы в голове мелькали мысли. — А появление той же Вороновой в офисе Школьникова не может быть связано с личностью этого самого Сергея?

Калягин помрачнел и опустил голову.

— Личная жизнь наших сотрудников мне неизвестна во всех подробностях, — официально ответил он. — Но, насколько я знаю, вроде бы не замечалось такого… Хотя, безусловно, Светлана и Сергей знакомы друг с другом и даже общаются. В основном через Лену Турусову. Дело в том, что они живут в одном общежитии — и Елена, и Светлана. Более того, комнаты у них находятся рядом. А Елена, в силу того, что являлась близкой подругой Галки со студенческих лет, Сергея знает хорошо. Так что не исключено…

В этот момент в отгороженную оргстеклом каморку, где сидел отдельно ото всех главный редактор «Правого дела», заглянула сама Турусова.

— Вы секретничаете? — поинтересовалась она.

— А что? — в ответ спросил Калягин.

— У меня вопрос по поводу материала Артемова.

— Давай через десять минут, — попросил Калягин. — А впрочем… — Он наморщил лоб, внутренне принимая какое-то решение. — Лена, останься, у меня к тебе есть вопрос.

— Какой?

— Прикрой, пожалуйста, дверь, — понизил голос главный редактор.

— Пожалуйста, — пожала плечами Турусова.

— Не думай, что начинается охота за ведьмами, — отвлеченно начал Калягин. — Но… Мне нужно знать, чем занимается в свободное от работы время Светлана Воронова.

— Светка? В свободное время? — удивилась Лена и чуть заметно усмехнулась. — Да ты что, Илья? Ты… Влюбился, что ли?

Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Единственное, что ее насторожило и ввергло в недоумение, — это присутствие при разговоре новой сотрудницы Ларисы.

— Нет, — коротко ответил Калягин на вопрос Турусовой, подкрепив ответ категоричным жестом ладони. — Но в связи с последними событиями это очень важно. Я сейчас не могу открывать все обстоятельства.

— А что тебя интересует-то? Светка в основном дочерью занимается. Ты же знаешь, у нее ребенок, воспитывает она его одна.

— А личная жизнь? — напористо продолжил Калягин.

И, видя замешательство Лены, уточнил:

— Например, меня интересуют отношения Светланы с Сергеем Пономаревым.

Елена, немного помявшись, ответила:

— Ну, вообще-то, Сергей иногда заходит к нам в общежитие.

— Как часто?

— Илья, это что, допрос? — вскинула брови Турусова.

— Лена, это очень важно, — настаивал Калягин. — Сегодня Светлану видели в офисе Школьникова, где, как ты знаешь, работает Сергей. Добавь к этому то, что Сергей Алексеевич — наш самый первый недоброжелатель, и ты поймешь, почему я всем этим так настойчиво интересуюсь.

Турусова кинула взгляд в сторону Ларисы, словно вопрошая, зачем здесь находится эта женщина. Калягин, уловив направление движения ее глаз, вздохнул и сказал:

— Лариса Викторовна у нас занимается не только и не столько рекламой, сколько выполняет функции, связанные с расследованием происшедшего.

— Вы — частный детектив? — простодушно спросила Турусова.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответила Лариса.

— И именно поэтому я прошу тебя ответить на мой вопрос, — продолжил наседать Калягин.

— Илья, я не знаю, — выдохнула Лена. — Светка — человек, с одной стороны, открытый, а с другой — что у нее на душе, я никогда не могла понять.

— Лена, меня интересует только то, встречаются или нет Светлана Воронова и Сергей Пономарев, — наседал на нее Калягин.

— Иными словами, трахаются они или нет? — улыбнулась Турусова.

— Если хочешь, вопрос можно поставить и так.

— Ну, может быть, — все с той же улыбкой предположила Лена.

— Так может быть или да? — настырничал Калягин.

— Не знаю, я же свечку над ними не держу.

— Ты же живешь рядом с ней.

— Ну и что? Я же не слежу, что она там делает. У меня и своих забот хватает… — Турусова начала раздражаться.

А Лариса, вспомнив о том, что на завтра назначены поминки Галины, спросила:

— Илья Валентинович, а завтра у вас Сергей Пономарев присутствовать будет?

— Сергей? У меня? — удивился тот.

— Ну, на поминках…

— Нет, он же не сотрудник нашей редакции.

— Понятно… Елена Васильевна, вы не будете возражать, если я приеду к вам завтра в гости? — спросила Лариса.

— Пожалуйста, — пожала та плечами. — Комната шестьсот двадцать три.

— Я буду около трех часов. Только желательно, чтобы о моем визите никто не знал.

— Хорошо, — согласилась Турусова.

— Ну что ж, теперь давай поговорим о материале Артемова, — облегченно выдохнул Калягин.

Он понял, что Лариса, что называется, «взяла след» и будет действовать теперь в том направлении, которое и ему, и ей казалось правильным.

* * *

Дмитрий Гульков сел за руль своей раздолбанной «копейки» в крайне раздраженном состоянии. Только что он грубо обошелся со своей женой, вся вина которой в этот день заключалась в том, что она попросила его выкроить для совместной прогулки вечер.

Ответ супруга был, с ее точки зрения, неадекватен — Гульков сослался на неотложные дела. Поэтому жена, подозревая его бог знает в каких смертных грехах, скуксилась и была готова разреветься. Она вообще была женщиной эмоциональной и не умела скрывать свои чувства.

На Гулькова же все это подействовало как красная тряпка на быка. Он шумно выдохнул воздух, всплеснул руками и скептически заявил:

— Ну ты и дура!

После этого супруга со злостью шваркнула сковородкой о стол.

— У тебя всегда дела, а приходишь ты после них пьяный!

— Приезжаю, — поднял палец вверх Гульков.

— Да, но в последнее время почему-то не на своей машине. Видимо, не в состоянии сесть за руль.

— Я же повторяю — у меня дела. В конце концов, я имею право на свою частную жизнь!

Гульков всегда ссылался на дела. Они, однако, заключались у него в основном в проведении времени с другими женщинами.

Гульков имел, в общем-то, не очень привлекательную внешность. Этот факт он компенсировал неуемной энергией, почти остапобендеровским обаянием и появившимся в последнее время напором. Многие женщины считали, что Гулькову лучше «дать», чтобы он наконец отвязался. Короче, Дмитрия Евгеньевича можно было назвать Казановой местного разлива.

Жена у него была во всех отношениях удобная: она его любила, в ежовых рукавицах держала бытовую сторону брака, а по части сексуальной энергии могла вполне дать фору мужу. Был у нее, однако, один существенный недостаток: Людмила считала, что в браке изменять нельзя, и очень ревновала мужа к другим женщинам.

А Гульков, в отличие от своей половины, был патологически полигамен и не пропускал ни одной юбки. Он страдал от Людмилиной ревности, потому что ему приходилось изворачиваться, придумывать кучу причин для обоснования своего отсутствия дома. Когда его фантазия иссякала, он просто говорил, что ему необходимо поехать «развеяться».

Сегодня же, в субботу, во второй половине дня, у него внезапно обнаружились дела. Реакция на «дела» была весьма бурной, но Гульков особо не волновался — Людмила обычно отходила довольно быстро, и он не сомневался, что вечером его встретят благожелательно. Тем более что он знал, как успокоить свою супругу, — просто нужно ее приласкать, сказать парочку добрых слов, а потом лечь в постельку и отдаться зову матушки-природы.

По части же мужской энергии Гульков был весьма сноровист, и для него ничего не стоило параллельно иметь нескольких, к примеру трех-четырех любовниц, чтобы удовлетворять их потребности в сексе.

«Ну что ж, поехали навстречу судьбе», — неожиданно подумал он с оттенком театрального пафоса и, нажав на педаль акселератора, попытался тронуть машину с места. Однако это ему не удалось. Двигатель барахлил, отчаянно напоминая Гулькову о том, что пора вкладывать в машину инвестиции. Все-таки «копейка» была старой и требовала со стороны литературного редактора внимания. Но…

Гульков вздохнул. Денег ему, несмотря на его достаточно высокие заработки, постоянно не хватало. Он тратил их в основном на женщин. Именно им, любимым представителям противоположного пола, и пытался посвятить вторую половину своей жизни этот человек, который в молодости подавал надежды как поэт и прозаик, но так и остановился на должности редактора.

— Блин, ну что за…! — в сердцах воскликнул Гульков, ударив по рулю.

Он даже не смог придумать более-менее соответствующее определение ситуации и не закончил фразу.

— Ну, и что же делать дальше? — задал он вопрос, обращенный в пустоту.

Вернее, он был обращен к его автомобилю, который никак не хотел подчиняться владельцу и ехать по его делам.

Гульков отпустил еще несколько фраз в адрес своей колымаги, которые свидетельствовали о его виртуозном владении ненормативной русской лексикой. Однако подобная вербальная активность, конечно же, никак не могла сыграть конструктивную роль, то есть заставить автомобиль тронуться с места. Даже эмоциональный Гульков понял это через пару минут и, выкурив сигарету, вылез из машины.

Шумно вздохнув и скорчив физиономию кислее лимона, он нехотя полез под капот своих «Жигулей». Матерясь, вздыхая и корчась от неудобной позы, он рылся в двигателе автомобиля где-то около десяти минут.

Гульков, будучи убежденным гуманитарием, в технике разбирался плохо. И предпочитал обращаться по всем вопросам ремонта своего автомобиля к специалистам. Однако сейчас ему необходимо было срочно ехать. И волей-неволей он был вынужден применять на практике те бедные и отрывочные навыки, которые приобрел за десять лет владения автомобилем.

Наконец, покопавшись в моторе, он вытащил голову из-под капота и, облегченно вздохнув, устремил свой взгляд на небо. Именно там он сейчас искал поддержки. Он молил, чтобы высшие силы помогли ему доехать до места назначения.

Тут как раз из подъезда вышел народный умелец — сосед Гулькова, мелкий бизнесмен Михаил Степанов. Он скептически глянул на испачканные руки своего соседа и его кислую физиономию.

Простодушный Гульков протянул Степанову руку, но тот вежливо отказался ее пожать.

— Ой, извини, Михаил, я не заметил.

— А что ты вообще замечаешь? — съязвил Степанов. — Кроме женских юбок…

Фраза соседа имела под собой определенные основания — Гульков как-то пробовал, правда, без особого успеха, соблазнить его жену. Та рассказала об этом в шутливой форме мужу. Степанов не стал раздувать из этого скандала, но при случае все время напоминал соседу о его нездоровой склонности к обладанию всем, что движется.

— Что у тебя случилось-то? — насмешливо спросил Михаил, который, в отличие от Гулькова, хорошо разбирался в технике, и в частности в автомобилях.

— Да вот, не заводится, козлина такая старая! — в сердцах Гульков двинул носком ботинка по колесу машины.

— Тихо, тихо, — зашипел на него Степанов. — Машина — это член семьи, можно сказать, живой организм, а ты так с ней. Давай помогу уж тебе… Эх, Дима, Дима! — выдохнул он, когда залез под капот. — Как же она у тебя поедет-то?! Запустил машину, ох, запустил!

Степанов возился в двигателе примерно минут десять, матерясь сквозь зубы и перепачкавшись в саже. Гульков же все это время стоял рядом, нервно курил и поглядывал на часы. Наконец умелец распрямился и хмуро предложил соседу:

— Попробуй теперь.

Гульков, бросив заранее благодарный взгляд на Михаила, суетливо юркнул в салон машины. Повернув ключ зажигания и выжав сцепление, он понял, что чудо свершилось — автомобиль завелся.

— Спасибо, Миша, — просветлел он.

— Ничего не стоит — пятьдесят рублей, — мрачно ответил умелец.

— Но у меня… сейчас нет, — огорчился Гульков. — Вернее, есть, но… Я лучше завтра…

— Да ладно тебе! — махнул рукой Степанов. — Пошутил я. Хотя… Дай закурить, что ли!

— Пожалуйста! — Гульков с готовностью вытащил пачку.

— Я парочку возьму, можно?

— Хоть троечку…

И технарь Степанов, еще раз насмешливо оглядев соседа-гуманитария исподлобья, взял из пачки три сигареты.

— Ну, я поехал, — как бы испрашивая разрешения, проговорил Гульков.

— Валяй! — разрешил сосед, и довольный литературный редактор стартанул с места.

Настроение у него мигом повысилось, забылись даже размолвки с женой, он включил автомобильное радио и, услышав одну из своих любимых песен, стал бодро подпевать.

Через двадцать минут он подъехал к Студенческому городку и припарковал свою машину около большого девятиэтажного здания общежития.

* * *

Лариса в тот субботний день встала довольно поздно и утро провела в беседах с мужем. Евгений рассказывал ей о своих успехах в бизнесе, которых достиг в последнее время совершенно неожиданно для своей жены. Неожиданно потому, что Лариса уже привыкла воспринимать своего мужа как пьяницу и неудачника, который просто держался на плаву благодаря капиталу, наработанному в первые годы рыночных реформ.

Однако у Евгения, надо отдать ему должное, периоды неудач и провалов сменялись вполне благополучными временами. И тогда семья Котовых начинала процветать.

Правда, Лариса финансово не зависела от своего мужа — ресторан тоже давал приличный доход, — но периодические успехи Евгения, безусловно, положительно сказывались на общей атмосфере в семье. И поскольку все-таки такие моменты имели место, Лариса не шла на открытый конфликт с мужем и продолжала с ним жить.

Хотя и связывала их скорее привычка и нежелание что-то менять в устоявшемся укладе.

Сейчас как раз был тот период в жизни Котовых, когда открытого конфликта не наблюдалось, и тихое, почти вялое существование обоих супругов бок о бок не нарушалось выходками Котова. Он даже пить в последнее время стал меньше, чем обычно.

И вот в это субботнее утро он загрузил свою жену рассказами о новой сделке, которая в перспективе должна была принести неплохую прибыль. Правда, закончился разговор тем, что Котов предупредил Ларису о своем отсутствии дома в субботу вечером и все воскресенье.

Это он обосновал необходимостью подписания контракта на природе. Под шашлычки, водочку и… Лариса подозревала, что к этому атрибуту — то есть еде — проповедники гедонизма прибавят и секс в виде девочек легкого поведения.

Но к этому Лариса тоже давно привыкла. Поэтому и не стала особо расстраиваться из-за отсутствия мужа в выходные. Тем более что ей было чем заняться — у нее была назначена встреча в общежитии с Еленой Турусовой.

Поэтому она спокойно привела себя в порядок, наложила косметику и около двух стартовала на своей «Вольво» в направлении Студгородка.

Здание общежития, в котором проживали Турусова и Воронова, представляло собой девятиэтажное здание типа «свеча» с одним подъездом.

Лариса поднялась на шестой этаж и, пройдя через просторный пустынный вестибюль, углубилась в коридор. Он был узким и длинным, из кухни доносились столь привычные для подобных мест запахи жареной картошки и другой пищи, смешанные с запахом белья, вывешенного и на кухне, и около общего балкона. В коридоре дети играли в прятки, а один бойкий мальчуган даже умудрялся ездить на велосипеде, рискуя быть поверженным на землю любой открывшейся с правой стороны коридора дверью. Однако пока судьба хранила его, и он, издавая губами визгливые звуки, резво наяривал ногами по педалям.

В коридоре было темно, и Лариса с трудом разглядела табличку с номером «623». Постучавшись, она тут же услышала изнутри звонкий голос:

— Войдите!

Лариса открыла дверь и вошла в комнату. Она была хорошо убрана, на стенах висели недорогие, но вполне приличные ковры, в углу стояла аудиоаппаратура, телевизор, но особенно много места — почти полстены — занимали книжные полки.

— Здравствуйте, рада вас видеть, — улыбнулась Ларисе Турусова. — А я как раз собралась обедать.

— Спасибо, я поела дома, — ответила Лариса.

— В таком случае чай. Или пиво… У меня осталось со вчерашнего вечера.

— Пожалуй, чай… Потому что пиво мне нельзя — я за рулем.

Турусова согласно кивнула головой и исчезла за дверью. Спустя минуту она появилась снова со сковородкой в одной руке и чайником в другой. Лариса невольно почувствовала свою вину за то, что она не додумалась помочь Елене. Но та успокоила ее выразительным взглядом.

— Садитесь и ни о чем не беспокойтесь, — сказала она. — Вы у меня в гостях, а не я у вас.

Когда чай был налит, Лена первой начала разговор.

— Как я понимаю, ваш визит сюда не случаен. Вы с Ильей подозреваете Свету?

— Прежде всего я бы просто хотела поговорить с вами как с человеком, который знал Галину Пономареву лучше, чем кто-либо в редакции.

Турусова пожала плечами.

— Лучше? Вряд ли… Есть Илья, есть, в конце концов, Кроль. Они знают ее лучше. А вот дольше — знаю я. Мы вместе с ней учились.

— Я это и имела в виду.

— Дело в том, что Галка постоянно менялась. Она стремилась всегда соответствовать времени и меняла тусовки, круг общения, мужей, любовников…

— А вы не разделяли ее взглядов? — тут же спросила Лариса.

— А зачем? — улыбнулась Елена. — Все равно она не сумела угнаться за временем. Тем более вот как все закончилось…

Лицо ее посуровело, и у уголков рта обозначились складки.

— Так какой же была Галина Пономарева перед смертью?

— Она стала ответственным секретарем и, казалось, стала более жесткой. А может быть, и более нервной, — задумчиво произнесла Турусова. — Впрочем, нервной энергии у нее всегда было предостаточно, и она тратила ее бездумно.

— А что вы можете сказать про ее отношения с программистом Кролем? Вообще, что он за человек? Он, пожалуй, единственный из всех, с кем мне так и не удалось познакомиться.

— Мишка — человек странный, — чуть усмехнулась Турусова. — Он считает себя компьютерным гением, а его, видите ли, никто не понимает. Он, прошу прощения, иногда и Илью может на х… послать.

— А тот?

— А что тому делать? Все же Мишка у нас классный специалист.

— Но я смотрю, без него производство не остановилось.

— Да, он пьет уже вторую неделю. Но дело в том, что другой программист работает у нас лишь временно, да и квалификация его оставляет желать лучшего…

— И все-таки, если перейти к отношениям Галины и Михаила…

Елена как-то снисходительно посмотрела на Ларису и сказала с горькой усмешкой:

— Да они совсем не подходили друг другу! Оба истерики, с обоими невозможно ужиться нормальным людям.

— Но ведь отношения все же были!

— Да, были… Но протекали они в постоянных ругачках и сварах. То он с ней не разговаривает, то она его бранными словами кроет с ног до головы.

— Как вы думаете, конфликт мог достичь того, что… — Лариса несколько замялась, но Турусова тут же опередила ее вопрос четким ответом.

— Нет! — категорически сказала она. — Ну что вы! Кроль, несмотря на всю свою видимую вредность — уж как он гонял нашу корреспондентскую молодежь, — не мог этого сделать! Вы что?! Ко всему прочему, по большому счету, для него компьютеры гораздо важнее, чем человеческие отношения. Это, правда, лично мое мнение, и оно может быть ошибочным… Но… Вот посмотрите, он пропьет все деньги и выйдет через неделю на работу как ни в чем не бывало, а через месяц вообще станет прежним Михаилом Кролем, ехидным и вредненьким типом, презирающим любого, кто не умеет обращаться с «Пентиумом».

— Елена Васильевна, а что вы скажете про бывшего мужа Галины?

— Про Серегу? Он тоже учился вместе с нами на филфаке, — пожала плечами Турусова.

— Это понятно. А сейчас? Как я знаю, он работает теперь в конкурирующей с вами структуре.

— А такие вещи не редкость, — пожала плечами Елена. — Дело в том, что журналистский мир даже такого большого города, как наш, ограничен. Поэтому хорошие журналисты ценятся везде. И каждый старается, естественно, уйти туда, где больше платят.

— Какими были его отношения с Галиной в последнее время?

— Да никакими. Он абсолютно не интересовался ею, и она платила ему взаимностью.

— А с Вороновой у него действительно может что-то быть? — пристально посмотрела на Турусову Лариса.

Елена нахмурила брови, нервно дернула губой и после небольшой паузы сказала:

— Вряд ли… По крайней мере, не хотелось бы так думать.

— Почему?

— Потому что Светка — человек увлекающийся, а Серега может увлечь…

— И что в этом плохого?

— Да просто разные они люди, совсем разные… Нет, — решительно мотнула головой Турусова. — К тому же, какое это имеет значение для рассматриваемого дела?

— Не знаю, — задумчиво протянула Лариса. — Но все равно, когда обладаешь всей полнотой информации, легче разгадать все причины происшедшего и побудительные мотивы людей. А тут и до истины рукой подать.

Елена внимательно посмотрела на Ларису, потом, отхлебнув чаю, встала и подошла к окну.

— Эх, смотрите, да у нас, кажется, сейчас будут гости! — с улыбкой воскликнула она.

— О чем вы?

— Евгеньич на своей «копейке» пожаловал, — ответила Турусова.

— Кто такой Евгеньич?

— Наш литературный редактор Гульков.

Лариса встала из-за стола, подошла к Лене и посмотрела в окно. Действительно, у входа в общежитие рядом с ее «Вольво» скромненько примостились старенькие «Жигули».

— Это машина Гулькова?

— Да, — со вздохом ответила Турусова.

— Как вы думаете, он идет в гости к вам?

Елена неопределенно пожала плечами и выразительно показала глазами на стену.

— Что там? — уловив движение ее глаз, спросила Лариса.

— Там — комната Светланы Вороновой.

— То есть вы полагаете, что он именно туда и направляется…

— Сейчас выясним. Ждать осталось недолго.

— Мне кажется, — вкрадчиво сказала Лариса, — что вы все-таки в курсе личной жизни Светланы.

Турусова усмехнулась и промолчала.

Глава 6

Светлана Воронова открыла дверь своей комнаты на вкрадчивый, осторожный стук условным сигналом, напоминающим по ритму «Спартак — чемпион».

— Привет, — лучезарно улыбнулась она, подставляя для поцелуя свои губы Дмитрию Гулькову. — Иди скорее смотри на мое альтер эго.

— Что это значит?

— Идет телесериал «Элли Макбил». Это я. Такая же дурочка… Впрочем, нет, она не дурочка. Она — классная! — вдруг поправилась Светлана.

— Ты — дурочка? — удивленно спросил Гульков.

— Я же тебе сколько раз говорила, что я глупая. А ты много раз говорил, что у меня глупое лицо.

Гульков рассмеялся и прижал к себе Светлану, которая, впрочем, все свое внимание сосредоточила на экране, где демонстрировался упомянутый ею сериал.

— А я люблю дур. И тебя люблю, — сказал он, усаживаясь на кровать и закуривая сигарету.

— А я не верю, — отозвалась Светлана.

— Это еще почему?

— Потому что Илья мне говорил, что ты не любишь таких, как я. Ты любишь девок с буферами и длинными ногами.

— А ты плоская, и ноги у тебя короткие, — саркастически заметил Гульков.

— Злой ты и нехороший, — отреагировала Воронова.

Впрочем, интонации, с которой высказывалась Светлана, могли позавидовать начинающие кокетки из старшей группы детского садика.

Гулькова же все, что говорила Света, только забавляло. И даже возбуждало. Поскольку приехал он сюда отнюдь не для детсадовских игр в прятки.

Поэтому, докурив в быстром темпе сигарету, он подошел к сидевшей на стуле Светлане и, обняв сзади, начал гладить ее грудь.

— Дима, мы же договорились — идет телесериал. Неужели тебе неинтересно посмотреть на меня на экране?

— Я и так тебя вижу, не на экране, а в реальности. И это лучше, — резонно возразил ей Гульков, тяжело дыша и постепенно опуская свои руки ниже, в район мини-юбки.

В эту субботу Светлана казалась ему особенно сексуальной. И ее постоянная улыбка, открытое, почти детское лицо и при этом неожиданно необыкновенная начитанность и живая реакция — все это вместе действовало на него очень возбуждающе.

— Отстань от меня, ты же меня не хочешь, — продолжала жеманничать Света.

— Я лучше тебя знаю, хочу или нет, — возражал Гульков. — А Илья говорил тебе так потому, что сам на тебя облизывается!

— Илья? — Светлану так взволновало это утверждение, что она отвела взгляд от экрана и изумленно уставилась на Гулькова.

— Да, по-моему, только тупой может этого не замечать.

— Ну, может быть, он и имеет какие-то серьезные намерения, — хохотнула Света, — но это же не значит, что я должна с ним спать!

— Почему? — деланно-простодушно поднял брови Дмитрий. — Почему тебе не проявить гуманность и не откликнуться на его чувства с той широтой души, которая тебе свойственна?!

— Ой, Димка, ох, фантазер! — ласково глядя на литературного редактора, сказала Светлана. — Я же не благотворительное общество! И вообще — зачем ты решил меня под него подложить?! Я тебе что, надоела?

— Как ты могла такое подумать? — сразу же изменился в лице Гульков и изобразил на нем глубочайшую озабоченность. — Просто у Ильи сейчас сложный период — в газете черт знает что происходит…

— Да, — сокрушалась Воронова.

— Кстати, я пригляделся и понял, что эта новая дамочка, Лариса, нанята Ильей, чтобы за нами присматривать.

— Да ты что? — повысила голос Светлана. — С чего ты взял?

— Потому что должность, которую она занимает — менеджер по рекламе, — нам на фиг не нужна. И вообще она, по-моему, ничего не делает, а только изображает активность. А вот зыркает глазами постоянно.

— Ну, если всех записывать в сексоты только из-за зырканья глазами…

— Я тебе точно говорю! — настаивал на своем Дмитрий. — Все-таки интересно, кто же заварил-то такую кашу в нашей богадельне? Надо же, Пономареву умертвили, Маточкина по башке железкой угостили…

Светлана сдавленно засмеялась.

— Ничего смешного, между прочим, — сказал Гульков. — Ты тоже можешь получить, если станешь ответственным секретарем.

— А что, для этого есть какие-то основания? — напряженно спросила Воронова.

— Я думаю, что это самое верное решение. Ну, может быть, еще Турусова. Хотя, мне кажется, ты на эту роль больше подойдешь.

— Ты же не главный редактор, — с некоторым сожалением произнесла Светлана.

— Но спишь ты именно со мной.

— Я не понимаю, ты что, действительно хочешь сплавить меня Калягину? — Воронова с недоумением посмотрела на Гулькова.

— Я хочу тебя сам, — недвусмысленно ответил Дмитрий Евгеньевич и резким движением поднял миниатюрную Воронову на руки.

Спустя секунду она уже лежала на кровати, а Гульков расстегивал пуговицы ее халата.

— Какая страсть, какой напор! — прокомментировала она его действия.

— Ты меня очень возбуждаешь, — тяжело дыша, отвечал Гульков.

Светлана, первое время пытавшаяся протестовать против его жадных действий, вдруг разомлела, на лице ее застыла умиротворенная улыбка, руки стали совершать по покрывалу плавные движения, а сама она начала медленно двигать тазом. Дыхание ее участилось.

Гульков же, не встречая более никакого сопротивления, приступил к тому, что привык делать практически со всякой мало-мальски симпатичной женщиной, которая встречалась ему на пути.

После того как все закончилось, он стал покрывать лицо Светы благодарными поцелуями. Несколько минут любовники лежали молча, Дмитрий гладил спину Светланы и зарылся носом в ее волосы. Ему нравился запах, который исходил от них.

— Ты сегодня такой латиноамериканский, — вдруг сказала Воронова и улыбнулась, водя пальцем по животу Гулькова.

— Да? — удивился тот. — Я вообще-то не люблю Латинскую Америку.

— У тебя так получилось. Страстно, пылко, жадно…

И она вдруг захохотала.

— Ты чего? — недоумевающе спросил Гульков.

— Смешно, — коротко ответила Светлана.

— Какая ты, Света, все же непредсказуемая! — покачал головой Дмитрий, протягивая руку за сигаретами.

— Это свойство женщин. Вернее, это то, к чему все женщины стремятся, но не всем удается.

— Тебе удается.

— Тебе кажется… — ответила Воронова, сложив губки бантиком. — Вообще ты многого обо мне не знаешь, несмотря на то что со мной спишь.

— Чего же, например?

— Я не стану тебе этого говорить, — улыбнулась она. — Потому что если я все расскажу, то ты потеряешь ко мне интерес.

— Ой, господи, ну что за дурацкие тайны! — несколько раздраженно произнес Гульков.

— Почему дурацкие? А, впрочем, я же дурочка! Самая натуральная ду-роч-ка! И если тебе так интересно, то я буду ею в твоих глазах и впредь.

— Я не настаиваю на том, что ты дурочка.

Воронова загадочно улыбнулась и кокетливо покачала головой.

— Нет, я дурочка, — засмеялась она. — А Галина — она была умной женщиной. Поэтому и умерла, наверное…

— Ты знаешь, почему она умерла? — напрягся Гульков. — И кто ее убил?

— Нет. — Она повернулась к Дмитрию и пристально посмотрела на него своими выразительными серыми глазами.

— Вообще, конечно, вопрос не праздный, — сказал Гульков. — И обстановка в газете крайне напряженная. Мне, как человеку равнодушному ко всему, что не касается лично меня, это не доставляет особого дискомфорта. К тому же меня подозревают, пожалуй, меньше всех… Но и я начинаю нервничать. Вообще наша богадельня, по-моему, скоро развалится.

— Это еще почему?

— Калягин не справится с ситуацией и будет вынужден передать все бразды правления Маточкину.

— Может быть, — задумчиво сказала Воронова. — И это, кстати, не есть хорошо.

— Тебе-то какая разница?

— Разница есть. Маточкин — человек более жесткий. И с ним придется несладко.

— А мне — так все равно. Лишь бы зарплату платили. Кстати, возможно, тебе это покажется циничным, но без Галины обстановка в редакции будет более спокойной. Когда все уляжется, разумеется… Она со своей экспансивной натурой во все вносила нервозность.

— Ужасную! — поморщилась Воронова. — Ужасную! Но еще большая нервозность наблюдается сейчас.

— Я же говорю, спокойно будет, когда все уляжется, а наступит это довольно скоро — я слышал, даже Кроль перестал пить и в понедельник появится на работе.

— Было бы хорошо, если бы все успокоилось. Стало бы так классно, — мечтательно произнесла Воронова.

— Не волнуйся, — мягко сказал Гульков и привлек ее к себе.

Они целовались еще минут пятнадцать. Они ничего не говорили друг другу, в эти минуты за них говорили их тела. В отличие от первого раза Светлана вела себя чуть более страстно — она проявила большую активность, чем ускорила возбуждение своего партнера.

А еще через десять минут литературный редактор в изнеможении растянулся на кровати, раскинул ноги и руки и закрыл глаза.

— Ты, кажется, устал? — тихо спросила Света, еще не до конца отдышавшись.

— Да, есть немного, — невнятно ответил Дмитрий.

— А у Ильи сейчас идут поминки, — неожиданно сказала Воронова.

— Да. Ты, кажется, отказалась туда пойти, заявив, что у тебя болеет ребенок.

— Она действительно приболела. Находясь у бабушки.

— Может быть, все-таки сходим?

— Нет, ты что?! — Светлана даже приподнялась на кровати. — Мы же договорились, что никаких намеков на нашу, так сказать, связь не должно быть!

— Почему это тебя так волнует?

— Не хочу, — упрямо заявила она. — К тому же это и тебе на руку. Твоя ревнивая Людмила общается иногда с Ильей, зачем это все надо?

Гульков вздохнул. Действительно, если его жена Людмила узнает о существовании любовницы, да еще такой, как Светка, которую она терпеть не может, ему придется несладко.

— Да, ты права, — сказал он. — Это абсолютно незачем… Кстати, как поживает Серега Пономарев, не в курсе?

— Серега? — удивилась Светлана. — Нет, а почему я должна быть в курсе?

— Я его видел несколько раз здесь, в общаге.

— Ну и что? Ты думаешь, он приходит ко мне или к Ленке Турусовой?

— Почему бы нет?

— В общаге есть масса его знакомых, к которым он может приходить.

В голосе Светланы чувствовалась какая-то нервозность, и Гульков открыл глаза.

— Света, ты чем-то взволнована?

— Просто я не видела Сергея и не знаю, чем он здесь занимается, — повторила она. — А тебя-то почему это интересует?

— Да так, ничего, просто… Каково же состояние человека, который потерял жену, пускай даже бывшую.

— Ничего хорошего, наверное…

— Должно быть.

Гульков медленно встал с кровати, натянул брюки и сел на стул.

— И все же мне интересно, кто додумался убить Галину? — задумчиво произнес он, оценивающе глядя на Светлану.

* * *

Лариса с Еленой не могли видеть этого взгляда, так как находились в соседней комнате, но весь диалог, включая и охи-вздохи, они слышали. Лариса использовала для подслушивания стетоскоп, который специально захватила с собой. Она уже дома решила, что займется прослушиванием разговоров в комнате Вороновой.

Особенно подозрительным выглядело то, что она отказалась пойти на поминки к Калягину. Она мотивировала этот отказ тем, что у нее болеет ребенок. Но Турусова опровергла это, сказав, что дочь Светы просто находится у бабушки. Естественно было предположить, что у нее просто нашлись какие-то другие дела.

Теперь Лариса знала, что это за дела. Просто корреспондент Светлана Воронова и литературный редактор Дмитрий Гульков являются любовниками. И именно ради встречи с ним Светлана отказалась от поминовения Галины Пономаревой.

Лариса сидела со стетоскопом у стены между двумя общежитскими комнатами около часа. Турусова все это время сидела рядом и периодически просила у Ларисы стетоскоп. Когда наконец Гульков попрощался со Светланой и ушел, Лариса сняла стетоскоп и повернулась к Елене:

— Странная какая-то у вас подруга, надо сказать.

— Светка — она всегда была такой, чуть не от мира сего, — согласилась Турусова.

— Вы ее знаете лучше, наверное, чем другие… Какие отношения у нее были с Галиной?

— Светка и Галка — женщины разные. Поэтому, несмотря на внешне приятельские отношения, они втайне не любили друг друга. Может быть, здесь имела место чисто женская конкуренция — Илья Калягин, похоже, интересуется Светланой как женщиной и в последнее время стал всячески выделять ее по работе. А Галка, хоть ее с Ильей ничего и не связывало, ревновала… И напротив, старалась напакостить Светлане.

— Это как?

— Придиралась к ней, мол, не те фотографии сделала к материалам, сдала статью не вовремя… Ну, и все такое.

В этот момент в дверь постучали. Лариса и Елена переглянулись. Но они не успели сами принять решение, открывать дверь или нет, — она распахнулась сама, и на пороге появился одетый в жилетку и вишневую рубаху усатый молодой человек. Он улыбался, обнажив свои золотые зубы. В руках он держал букет цветов.

— Здравствуйте, — произнес парень, неуверенным шагом ступив в комнату.

— Проходи, проходи быстрее, — несколько раздраженно прикрикнула на него Турусова.

Молодой человек вошел, и Лариса наконец узнала в нем курьера газеты «Правое дело» Андрея Птичкина.

— Это тебе, — протянул он букет Елене.

Та удивленно подняла брови, взяла букет и поставила его в вазу. Птичкин затоптался на одном месте в середине комнаты.

— Садись. — Елена жестом указала ему на диван. — Можешь даже чаю выпить.

— Я, наверное, пойду, не буду вам мешать, — сказала Лариса, быстренько убирая стетоскоп в сумочку.

Птичкин, впрочем, уже заметил его и удивился.

— Да вы нам и не мешаете, — возразила Турусова.

— Нет, у меня еще куча домашних дел. Я же сказала, что ненадолго, — выразительно глядя на Елену, произнесла Лариса.

Главная цель, ради которой она посетила общежитие, была достигнута — Лариса узнала обстоятельства личной жизни Светланы Вороновой. Однако оставался невыясненным вопрос — зачем она посещала офис Школьникова и почему так нервничала, когда Гульков спросил ее о Сергее Пономареве?

На эти вопросы еще, видимо, предстояло получить ответ. Как, впрочем, и на тот, с какого перепуга курьер Андрей Птичкин дарит Турусовой цветы. Ларисе показалось, что Елена была несколько смущена тем, что Андрей явился к ней именно в присутствии Котовой… Отчасти поэтому она решила уйти.

Уже в коридоре Лариса подумала о том, что неплохо было бы теперь зайти к Вороновой и прослушать стетоскопом уже то, что будет происходить в комнате Турусовой. Она даже улыбнулась этой мысли. Но, естественно, это выглядело бы совсем уж странно. К тому же Воронова и Лариса практически не общались между собой в редакции. Приход Ларисы, таким образом, мог вызвать у Вороновой недоумение.

Она спустилась вниз, прошла через вестибюль и в окно увидела, как тронулся с места автомобиль Гулькова. Лариса дождалась, пока литературный редактор проедет по аллее перед общежитием и свернет за угол, и вышла на улицу.

Глава 7

Утро понедельника началось с экстренного собрания всего коллектива газеты. Оно было спровоцировано появлением в редакции Павла Трубецкова, спонсора газеты, усилиями которого покрывалось около половины расходов на выпуск.

Этот тучноватого вида человек в очках явился в «Правое дело» еще в девятом часу, когда в редакции присутствовал только что вышедший из запоя Михаил Кроль. Он, согласно своему обыкновению, пришел на работу очень рано, когда главный редактор Калягин и финансовый директор Александр Маточкин досматривали свои сладкие сны.

Трубецков возглавлял фирму по продаже оргтехники и отстегивал деньги на развитие газеты давно, еще с момента ее образования. Он был другом Ильи Калягина и никогда не бросал издание в трудные моменты его существования.

Он пришел в редакцию и угрюмо просматривал последние номера газеты. Когда это ему надоело, он начал слоняться из угла в угол, ожидая кого-нибудь из руководства.

Лариса прибыла на свое «место работы» в десятом часу и после ритуальных слов приветствий и знакомства с Трубецковым была подвергнута придирчивому рассмотрению с его стороны.

Она сидела за столом и задумчиво рисовала на листке бумаги схемы взаимоотношений людей внутри редакции. Поскольку Трубецков вообще не знал, для чего она здесь, он, видимо, подумал, что Лариса просто бездельничает. Именно этим и можно было объяснить его пристальное внимание к ее персоне. Лариса же в свою очередь не пыталась завязать разговор с этим человеком и просто ждала дальнейшего развития событий. Которые и не преминули наступить, когда в редакцию около десяти часов пришел главный редактор Илья Калягин.

Трубецков, весьма тяжело и одышливо вздохнув, сухо поздоровался с Калягиным. Тот же в свою очередь выразил удивление, увидев старого друга и спонсора, поднятием бровей. После чего они оба удалились в маленькую комнату, примыкавшую к основному помещению редакции, и провели там где-то с полчаса.

К тому времени, когда разговор между ними закончился, в редакцию уже прибыли Турусова, Гульков и Артемов.

После беседы Трубецков сразу же покинул редакцию, а Калягин, с гордым и независимым видом обойдя помещение, встал посреди комнаты, скрестил руки на груди и громко объявил:

— Господа, у меня важное сообщение. Сразу скажу, что оно неприятное…

— Что такое, Илья? — первой отреагировала Турусова.

— Господин Трубецков отказал нам в дальнейшем финансировании.

— А почему? — широко раскрыв глаза, с наивным видом поинтересовалась Елена.

— Причины он называет разные, очень разные, — с акцентом на слове «очень» сказал Калягин. — Ссылается на трудности в работе компании, которую возглавляет. Говорит, что его расходы не очень окупаются нашей с вами работой. И наконец, в качестве последнего аргумента он выдвигает то, что полученный редакцией грант позволяет нам обойтись без его поддержки.

Наступила тишина. Даже Кроль, который постоянно пялился на экран компьютера и щелкал мышкой, повернулся и застыл в неподвижной позе с обескураженным выражением лица.

— В связи с такими форсмажорными обстоятельствами, — продолжил Калягин, — я думаю, что нелишним будет провести собрание редакции. Как только подойдут Виктор, Светлана и все остальные, сразу же начнем.

— А Маточкин до сих пор в больнице? — спросила Турусова.

— Да, он должен выйти только завтра, — ответил Калягин. — Кстати, от всех этих переживаний у меня возникло неожиданное желание поесть. Кто-нибудь составит мне компанию?

Елена пожала плечами и отрицательно покачала головой. Остальные находившиеся в комнате сотрудники тоже не вняли призыву шефа. Лариса же, поймав напряженный взгляд главного редактора, улыбнулась и сказала:

— Я присоединюсь к вам.

— Прекрасно, — щелкнул пальцами Калягин. — Напротив есть хорошее кафе. К тому же у нас есть вопрос по рекламной деятельности, который я хотел бы обсудить.

Он развернулся на своих длинных ногах и вышел в коридор. Лариса последовала за ним.

В коридоре Калягин нервным жестом предложил ей сигарету, от которой она отказалась, сославшись, что курит только «Кент Лайтс».

— Как вы думаете, может ли это быть связано со смертью Галины? — задал он ей вопрос.

Это прозвучало несколько неожиданно, поскольку Лариса была не в курсе его взаимоотношений со спонсором, в газете была без году неделя, да и то по вынужденным обстоятельствам.

Но, похоже, решение Трубецкова, старого приятеля Калягина, взволновало того до глубины души. С этой стороны он подвоха не ожидал. И поэтому обращался к Ларисе как к человеку постороннему и обладавшему якобы необыкновенными способностями разгадывать любые криминальные тайны.

— Илья Валентинович, я не знаю, — мягко ответила она. — В этом надо разбираться. Но у меня для вас есть другая информация…

— Какая?

— Я не знаю, насколько это может вас заинтересовать. Я до конца еще не разобралась в ситуации.

Во время небольшого ланча в кафе Лариса поведала главному редактору о том, что произошло в субботу в общежитии. Она не утаила от него никаких мелочей, включая странную реакцию Светланы на интерес Гулькова к ее отношениям с бывшим мужем Галины.

— Понятно, — сухо произнес Калягин, внимательно выслушав рассказ Ларисы. — Мне все равно придется принимать непопулярные решения. С учетом того, что вы мне сказали, сделать это будет гораздо проще.

— И вы собираетесь использовать сказанное мною для сведения счетов?

— Нисколько, — возразил Калягин. — Я приму решение в связи с неожиданной позицией нашего, так сказать, партнера, а не потому, что вы мне сказали о Дмитрии и Светлане. К тому же пока неясно, действительно ли они замешаны в том самом преступлении.

Калягин сделал акцент на словах «том самом». Лариса пожала плечами, демонстрируя, что она присоединяется к мнению главного редактора.

— Ладно, — вздохнул он, загасив окурок в пепельнице. — Пойдемте, сейчас наверняка произойдут интересные события.

Когда Лариса и Калягин вернулись в редакционную комнату, там появились уже и новые персонажи: корреспонденты Воронова и Скалолазький, а также курьер Птичкин.

Турусова сидела за своим столом, Кроль по-прежнему нежно любил свой компьютер, Гульков, Артемов и Воронова образовали кружок и о чем-то разговаривали. Судя по их улыбающимся лицам, разговор вряд ли был серьезным. Они еще не подозревали о том, что приготовил для них Калягин.

Лишь один человек в редакции был сумрачен — в углу сидел и читал газету Андрей Птичкин. Но, поскольку особо веселым его Лариса никогда не видела, она этому и не удивилась.

Калягин решительным шагом опять прошел на середину комнаты. Потом поднял руки вверх и громко обратился к сотрудникам:

— Господа, попрошу всех сесть и выслушать официальное сообщение. Внеочередное собрание редакции можно считать открытым. Елена Васильевна, ведите, пожалуйста, протокол…

Он повернулся к Турусовой. Та с готовностью взяла чистый листок бумаги и ручку.

— Поскольку наш партнер господин Трубецков явился сегодня в редакцию и сообщил мне об изменении своей финансовой политики, я вынужден принять ряд решений.

Калягин чуть склонил голову и посмотрел на притихших и посерьезневших сотрудников поверх очков. Взгляд его был оценивающим и настороженным.

— Итак, решение первое. Речь идет о выживании нашего издания. Поэтому… — Калягин остановился, словно собираясь с духом. — Часть средств, получаемых нами от американцев, мы передаем на внутренние нужды, связанные с покрытием расходов в типографии.

— То есть повышения зарплаты не будет? — тут же спросил Артемов.

— Николай, обо всем по порядку, — повысил голос Калягин. — Заработная плата останется на том же уровне. Придется пока отложить вопрос о включении в грант некоторых персон.

И он почти ласково, по-отечески посмотрел на Воронову и Артемова.

— А также о понижении ставок остальным сотрудникам, уже работающим по гранту. Я начну с себя и Александра Ивановича, здесь, к сожалению, отсутствующего. Изменения коснутся всех.

— Но прежде всего нас, корреспондентов, — никак не унимался Артемов, так и норовивший полезть поперек батьки в пекло.

— Коля, если ты будешь так эмоционально реагировать, тебе Илья и ту зарплату, которую ты имеешь, срежет, — грустно улыбнулась Воронова.

— Ну, режьте, режьте, — обреченно сказал Артемов и отошел в угол.

— Какой индекс понижения? — по-деловому спросил Гульков, решив не тратить время на бесполезную в этом случае эмоциональную реакцию.

Он являлся получателем гранта и вообще работал где-то еще, что позволяло ему достаточно спокойно относиться ко многим пертурбациям в газете.

Но Калягин проигнорировал вопрос литературного редактора и продолжал вещать о том, что было для него самым главным на данный момент.

— …И еще нам предстоит, вернее, мне… — Калягин снова вздохнул. — Мне предстоит назначить ответственного секретаря. И я думаю, что с этой ролью справится Елена Васильевна.

Главный редактор повернулся и сделал широкий жест своей длинной рукой в направлении Турусовой.

— Соответственно Елена Васильевна у нас входит в грант на основаниях, ранее предусмотренных для Галины. Естественно, после демарша, предпринятого Трубецковым, вознаграждение будет на тридцать процентов меньше.

Калягин произнес все это на одном дыхании, словно боясь, что его опять кто-нибудь прервет.

— Значит, тридцать процентов? — скептически пробормотал Гульков. — Ну, это еще ничего…

Он наморщил лоб, видимо, считая, какие убытки он понесет в связи с новыми обстоятельствами в газете.

Ларисино внимание, однако, было приковано к Светлане Вороновой. Та внезапно покраснела, потом побледнела, руки ее задрожали. Было видно, что происходящее очень сильно ее волнует.

— У кого есть вопросы? — тем временем задал вопрос Калягин.

— У меня, — вдруг поднял руку, как в школе, Птичкин. — А что с моей ставкой?

Калягин удивленно перевел взгляд на курьера, причем для этого ему пришлось повернуться почти на сто восемьдесят градусов.

— У тебя, Андрей, все остается как есть, — сказал он.

— А я думал, что мне зарплату повысят, — с несколько дебильной улыбкой произнес Птичкин.

Фраза была настолько не соответствующей обстановке, что улыбнулись даже обиженные Артемов и Воронова.

— Ну, уж если тебе повышать, то меня надо ее вообще лишить, — подал свой язвительный голос Кроль.

— И еще, — уже более спокойно сказал Калягин. — У нас на прошлой неделе был недобор по горячим новостям. Я хочу отметить неудовлетворительную работу некоторых корреспондентов. В основном это относится к Светлане.

Калягин жестко и почти с ненавистью посмотрел на Воронову. Лариса отметила этот взгляд, абсолютно несвойственный такому хладнокровному и неэмоциональному человеку, как Калягин.

— Поэтому я склонен объявить Светлане штраф в размере двадцати процентов зарплаты.

— Что? — вытаращила глаза Воронова. — Илья, да ты что?!

Вместо ответа Калягин указал длинным пальцем на стену, где висела распечатка последнего приказа по газете.

— Я лично ничего не выдумываю, и это не моя прихоть и не самодурство, — жестко сказал он. — В таких условиях, в которых мы оказались, необходимы жесткие меры, и они будут приниматься!

В знак полной серьезности того, что он сказал, Калягин опустил палец вниз, как это делали на гладиаторских боях, показывая, что поверженный достоин смерти. — Илья, у меня не было информаций, потому что вы меня сами никуда не посылали. К тому же вспомни — на прошлой неделе умерла Галина. Мы все находились в состоянии шока.

— Это относится ко всем, — невозмутимо парировал Калягин. — Николай тоже чувствовал себя не очень хорошо, но тем не менее у него все в порядке.

— Илья Валентинович, — вступил в разговор Артемов. — Дело в том, что у меня действительно было много мероприятий, а у Светланы — нет. Откуда она могла взять эти новости?

— А я так понимаю, что меня хотят просто отсюда выжить, — с дрожью в голосе сказала Светлана.

— Никто тебя выжить не хочет, — возразил Калягин. — Это проблема твоего восприятия.

— А иначе как все это объяснить? И насчет гранта, кстати, тоже, Илья, это нечестно — когда все руководство забрало его себе. — Воронова готова была заплакать, и Гульков, подойдя к ней сзади, взял ее за руку, чтобы хоть как-то успокоить.

Воронова, однако, вырвала руку и метнула быстрый взгляд на тумбочку, где стояли чашки и лежал нож. Ее порывистое движение в сторону тумбочки уловила Лариса. Вороновой не удалось добраться до ножа — рука ее была перехвачена Котовой. А потом с помощью Гулькова Светлана была обездвижена, и ее, рыдающую и бьющуюся в истерике, усадили на дальний стул. Там к ней подошли Гульков и Турусова и принялись ее успокаивать.

— Так, я чувствую, что, исходя из столь драматических событий, нам придется временно прервать наше собрание, — тяжело вздохнув, сказал Калягин.

— А мне кажется, надо продолжить, — возразил Кроль. — И вообще ввести штрафы за излишне эмоциональное поведение сотрудников. Кто будет первой жертвой, я уже знаю.

— Миша, какого черта ты так неудачно шутишь? — не выдержал Гульков.

— А какого черта здесь устраивают дурдом, за ножи хватаются! — взвился Кроль. — Я в такой обстановке работать не хочу.

— Я тоже, — тихо сказал Артемов, нервно теребя ручку, которую он по устоявшейся привычке носил за ухом.

Воронова же, оттолкнув Турусову и Гулькова, бросилась к своей сумочке, схватила ее и выбежала из редакции. Дмитрий несколько секунд напряженно размышлял, стоит ли ему последовать за ней. Потом, сделав нервное движение рукой, он пододвинул к себе кресло, сел в него и устало вытянул ноги.

— Вот и все, что было, — неожиданно изрек из угла Птичкин.

— Илья, мне кажется, ты зря так, — сказала Турусова.

— Я не хочу пестовать в сотрудниках неоправданные амбиции, — упрямо заявил Калягин. — Кстати, Дмитрий Евгеньевич, у вас куча файлов, которые нужно читать. Кроме того, я так полагаю, что вам придется взять на себя функции заместителя ответственного секретаря.

Брови Гулькова удивленно поднялись.

— Но у меня тогда совсем не будет времени…

— Сейчас сложное положение, и ссылки на отсутствие времени неуместны.

— Хорошо. А доплата? — тут же поинтересовался литературный редактор.

— Доплаты не будет, — отрезал Калягин.

— В таком случае я тоже подумаю об уходе, — обиделся Гульков.

Калягин никак не отреагировал на эту фразу и пошел к своему компьютеру. Усевшись за него, он сказал:

— Собрание окончено. Прошу мне не мешать. Я очень занят.

Все присутствующие вздохнули с облегчением. Казалось, что буря, которая пронеслась по «Правому делу», улеглась, но все чувствовали, что это лишь временное затишье.

Лариса, действиями которой было отчасти спровоцировано жесткое поведение Калягина, чувствовала себя не очень комфортно. Этот конфликт ничего пока что не давал в плане выявления преступников, которые отравили Галину Пономареву. Он лишь показывал, на что способны люди в экстремальной, стрессовой ситуации. Что делать дальше, она себе не представляла.

Поэтому она решила взять тайм-аут на этот день и, отпросившись у Калягина, поехала сначала в свой ресторан, а потом домой. Дома ее встретила Валерия, которая поинтересовалась у нее, как идут дела. Увы, пока что ничего определенного Лариса сказать ей не могла.

* * *

Следующее утро началось весьма бурно. Литературный редактор Дмитрий Гульков охарактеризовал новые события как «кадровый дефолт». На стол главного редактора Калягина легли два заявления об увольнении. Их написали Николай Артемов и Виктор Скалолазький. Воронова же вообще не явилась на работу.

Калягин пытался сохранить какое-то подобие хладнокровия, однако это ему плохо удавалось. Он нервно курил прямо в помещении редакции, хотя прежде всегда выходил в коридор. Потом он тупо уставился на заявления. Глаза его ничего не выражали, а сам он был словно в ступоре.

— Илья Валентинович, вы поймите, мы не можем работать в такой обстановке, — робко попробовал оправдать действия свои и коллеги Скалолазький.

— Да, Виктор прав, — картаво присоединился к нему Артемов. — Ко всему прочему у нас отсутствует материальная заинтересованность.

— Это почему же? — отозвался со своего места вышедший из больницы Маточкин.

Он пришел в редакцию с перебинтованной головой, игнорируя запреты врачей и настояния Калягина.

— Потому что у нас неравенство в оплате труда сотрудников, — пояснил Артемов. — Почему одни участвуют в распределении гранта, а другие — нет? Мы с Виктором, например, несем на себе львиную долю корреспондентской работы. А получаем мало.

— Условия гранта, Николай, были определены еще в прошлом году, — размеренно, подражая психотерапевту Кашпировскому, сказал Калягин.

— А почему Елена Васильевна, кандидатура которой не была предусмотрена этими условиями, сейчас получает грант?

Калягин тяжело вздохнул.

— Николай, я понимаю, что в ситуации, в которой оказалась наша газета, весьма непросто сохранять хладнокровие. Но тем не менее я прошу тебя понять, что не все зависит от меня и Александра Ивановича. Мы постараемся получить еще один грант, где будут соблюдены твои интересы и интересы других наших сотрудников.

— Илья Валентинович, вы обещали мне поступенное, как вы тогда выразились, я цитирую это слово, — поднял вверх палец Артемов, — так вот — пос-ту-пен-ное повышение заработной платы.

— И это обещание было выполнено! — не остался в долгу Калягин и тоже поднял указательный палец вверх.

— Да, оно было выполнено, — согласился Артемов. — Но… — он слегка перевел дух, — но… мы получили драконовскую систему штрафов, которая полностью нивелировала это повышение.

— А вы пишите лучше, — невозмутимо отреагировал из угла Маточкин, который возился с какими-то бухгалтерскими документами. — И никто не будет вас штрафовать.

— Ага, не будет! — почти передразнил финансового директора Артемов. — А как было на прошлой неделе — придрались к тому, что я не сдал фотографии. А на самом деле фотоаппарат был сломан — поэтому и не сдал.

— Нужно было брать с собой исправный фотоаппарат, — так же невозмутимо сказал Михаил Кроль, не отрываясь от своего «Виндоуса».

Он лишь второй день как вышел на работу, и по его виду никак нельзя было сказать, что он совсем недавно потерял свою подругу. Он был все так же погружен в свои виртуальные миры, ехидничал по поводу окружающих и даже шутил.

— Где бы я его взял, если у нас его не было! — заорал вдруг Артемов, с силой ударив газетой о стол. — Бл… в конце концов, из конца в конец! Мне надоело, можно сказать, все это за…ло, простите, пожалуйста, за несоблюдение принципа политкорректности!

Артемов картинно поклонился всем присутствовавшим, резко развернулся и пошел к выходу.

— Илья, да что вы ругаетесь! — возникла вдруг Турусова. — Давайте поднимем им зарплату за счет наших — сократимся немного, и все!

Калягин из-под очков взглянул на Турусову. Он посмотрел на нее так, как будто сказанное ею выглядело проповедью иудаизма в православной церкви.

— Мы не можем сейчас принимать такое решение, — сухо сказал он после воцарившейся паузы. — Нужно собирать совет учредителей.

— Зачем совет учредителей? — снова подал голос Артемов, который уже открыл дверь на выход. — Вы, Илья Валентинович, используете этот институт как инструмент для проведения нужных вам решений. Все равно там решат так, как вы захотите. Это просто ширма…

Бросив последнее обвинение в адрес Калягина, Артемов вышел из редакции.

Скалолазький, который скромно стоял в углу и не принимал в сваре никакого участия, двинулся вслед за Артемовым.

— Я полностью согласен с Николаем, — сказал он на ходу. — Я хорошо к вам отношусь, Илья Валентинович, но здесь, мне кажется, вы перегибаете палку…

— Палку никто не перегибает. И вообще, о твою спину, пожалуй, ее согнешь, — чуть ухмыльнулся Кроль. — Не то что дубье, арматура сломается на фиг!

— Миша, оставь свои колкости для новых сотрудников, которые придут на наши места, — с дрожью в голосе заявил Виктор и вышел из редакции.

— Свято место пусто не бывает, — бросил ему в спину Кроль.

— Илья Валентинович, мне кажется, нам с вами надо посоветоваться, — заявил из своего угла Маточкин.

— Пожалуйста, — с готовностью откликнулся главный редактор.

Минуту спустя они уединились в комнате, где еще совсем недавно о своем решении прекратить поддержку газеты объявил бизнесмен Трубецков.

Лариса по-прежнему занимала в газете пост наблюдателя. Каждый день в редакции что-нибудь происходило, события развивались стремительно и очень драматично. И сейчас стало особенно ясно, что если руководство не найдет способа выйти из положения, то газета просто-напросто прекратит существование. Один уход Вороновой подкосил корреспондентские возможности газеты, а если за ней последуют и Виктор с Николаем, положение станет вообще угрожающим.

Однако Маточкин, похоже, был невозмутим и спокоен. Может быть, он знает что-то?

Лариса поймала себя на мысли, как мало ей известно об этом немногословном, всегда спокойном и рассудительном человеке. Но у нее не было возможности присмотреться к нему, поскольку волею драматических событий Александр Иванович оказался на больничной койке. Сейчас же Ларисе сам бог велел исправить положение.

Артемов со Скалолазьким вернулись в редакцию после своего эмоционального ухода где-то через час, причем Виктор был явно навеселе — молодой корреспондент явно снимал полученный стресс алкоголем.

После разговора с Калягиным финансовый директор пригласил для консультаций в маленькую комнату Николая Артемова и беседовал с ним около часа. После этого Артемов вышел и тихим голосом объявил Калягину, что он остается в газете.

Затем Маточкин пригласил для разговора Скалолазького. Здесь его, однако, ждала неудача — Виктор вышел понурый и на немой вопрос Калягина ответил, глядя в пол:

— Илья Валентинович, мне очень жаль, но я не могу здесь больше работать. Александр Иванович меня уговаривал, но я не согласился.

— Что ж, Виктор, — вздохнул Калягин. — Нам тебя будет не хватать.

Скалолазький еще ниже опустил голову, словно это он был виноват во всем случившемся, и, быстро взяв со стола свои вещи, покинул редакцию. Уже на пороге он обернулся, бросил на всех оставшихся грустный взгляд, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и исчез за дверью.

— Итак, мы потеряли двух корреспондентов, Александр Иванович, — подвел печальный итог Калягин.

— Иными словами, почти всех, — мрачно пошутил Маточкин.

По виду главного редактора, однако, нельзя было сказать, что он очень озабочен таким поворотом дел. Ларису подобное поведение слегка удивило, и она решила выяснить, о чем же говорили Маточкин с Калягиным.

Однако выяснить это ей не удалось. Буквально через пять минут после ухода из редакции Скалолазького в комнату неожиданно ворвались люди в масках и защитной униформе. Сопровождавший их человек в штатском решительно прошел через весь кабинет к Калягину и резким голосом представился:

— Налоговая полиция. Майор Каверзнев.

Главный редактор удивленно поднял на него глаза.

— Приступайте, — кивнул майор своим подчиненным, которые уже рассредоточились по комнате.

— Позвольте, к чему приступайте? — возмутился Калягин. — Здесь средство массовой информации, общественная организация. Я главный редактор Калягин Илья Валентинович, и хотелось бы знать, что все это значит.

— У нас есть сведения о существенном сокрытии вами налогов, и наши сотрудники имеют полномочия на проверку всей вашей бухгалтерской документации. Прошу представить нам эту документацию вас и вашего главного бухгалтера, — жестким официальным тоном заявил майор.

— Это незаконно, — вздернул подбородок Калягин.

Майор Каверзнев пожал плечами и, развернувшись, подошел к Маточкину. Тот спокойно сидел на своем месте.

— Пожалуйста, — он сделал жест в сторону сейфа с документами. — Только покажите сначала ваши документы.

Майор вынул из кармана удостоверение и развернул его перед глазами финансового директора «Правого дела». Тот внимательно изучил его и полез за ключами в ящик стола.

В этот момент дверь в редакцию снова отворилась, и на пороге появился разодетый в пух и прах — в белой рубашке и галстуке — Сергей Алексеевич Школьников. За ним маячили фигуры двух мордоворотов. Лариса их сразу узнала — это были именно те парни, которые в свое время похитили Калягина около подъезда его дома. Кроме того, Школьникова сопровождал знакомый Ларисе Сергей Пономарев, бывший супруг умершей Галины.

— Вы кто? — спросил майор Каверзнев у Школьникова.

Тот не спеша, солидно вынул из кармана красную книжечку с российским гербом.

— Сергей Школьников, депутат областной думы, член комиссии по соблюдению законности и правопорядка, — снисходительным тоном объяснил он.

— Что вам здесь нужно?

— Согласно полномочиям, данным представительной власти, я осуществляю контроль за законностью деятельности силовых структур. В том числе и вашей…

Школьников держал голову слегка набок, давая понять, что этими объяснениями он снисходит до Каверзнева. Вообще поведение народного избранника носило характер некоей демонстрации, что не ускользнуло от внимания Ларисы.

— Здравствуйте, Сергей Алексеевич, — поздоровался с ним Калягин.

— Здравствуйте, — сухо ответил Школьников. — У меня к вам серьезный разговор есть, Илья Валентинович. Теперь вы, надеюсь, понимаете, что золото так просто с неба не падает. Я думаю, что только мое присутствие здесь как представителя власти сможет оградить единственную оппозиционную газету в области от неправомерных действий.

— То есть вы хотите сказать, что золото — это вы, Сергей Алексеевич? — насмешливо спросил Калягин.

— Вы же умный человек, Илья Валентинович, делайте выводы сами, — усмехнулся Школьников.

— Ну, насколько я вас знаю, ваше золото всегда носило несколько сусальный характер.

Школьников снова усмехнулся, но ничего не ответил. А тем временем сотрудники налоговой полиции трудолюбиво изымали бухгалтерскую документацию «Правого дела». На Школьникова никто не обращал внимания. Немного погодя он отошел в угол и начал там о чем-то разговаривать со своими охранниками.

Налоговые полицейские провели полчаса, методично просматривая документы. Наконец майор Каверзнев дал команду на прекращение акции.

— Мы должны будем все это изучить, — сказал он Калягину.

И в этот момент в редакции появились новые лица — в комнату вошел губернский министр печати и информации Никитин с охраной. Он был настроен очень по-деловому: быстрым взглядом осмотрел помещение и едва заметно кивнул Ларисе. Потом подошел к группе людей, которую составляли Калягин, Маточкин и майор Каверзнев.

— У нас есть все основания для беседы в узком кругу, — бросил он Каверзневу. — Я думаю, что Александр Иванович и Илья Валентинович смогут уделить мне полчаса своего времени.

Калягин и Маточкин пожали плечами и почти одновременно указали Никитину на маленькую комнатку, примыкавшую к основному помещению редакции, в которой и происходили все конфиденциальные разговоры.

Школьников, который вроде бы тоже решил поучаствовать в разговоре, был решительно оттеснен охраной, в сопровождении которой в редакцию явился Никитин.

Спустя минуту Маточкин, Калягин и Никитин скрылись в маленькой комнате. Оставшиеся в большой комнате налоговые полицейские, Школьников со товарищи и сотрудники редакции пребывали в недоумении.

Разговор продолжался около получаса. После него губернский министр печати достаточно быстро ретировался из редакции. Перед этим, однако, он отозвал к себе майора Каверзнева и что-то сказал ему вполголоса. Потом они вышли в коридор, причем Никитин держал в руках наготове сотовый телефон. Было очевидно, что он собирался с кем-то связаться.

Каверзнев вернулся в редакцию довольно скоро и сделал знак своим подчиненным покинуть помещение. Налоговики подчинились мгновенно, и через несколько секунд их как ветром сдуло. Что же касается Школьникова и сопровождавших его лиц, то их попросил из редакции Маточкин.

Школьников, поняв, что дело разворачивается не совсем так, как он ожидал, нахмурился и с кислым видом, метнув напоследок тяжелый взгляд сначала в сторону Калягина, потом Маточкина, удалился.

Калягин после разговора вернулся на свое место и, как всегда, флегматично уткнулся в экран. Однако спустя минуту он встал, вышел на середину комнаты и, скрестив руки на груди, громко произнес: — У меня для вас важное сообщение, господа.

— У нас все подряд в последнее время важное, — пробурчал под нос Кроль.

— Так вот, — не обращая внимания на его реплику, продолжил Калягин. — Главным редактором нашей газеты с сегодняшнего дня становится Александр Иванович Маточкин.

Интонация Калягина была помпезной и в то же время сухо-официальной.

— Я принимаю решение передать управление делами нашего издания в руки человека, которого все мы давно знаем и который зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Это решение продиктовано возникшей в редакции ситуацией и не означает кардинальной смены направления нашей газеты. — Калягин вздохнул.

Было непонятно, является ли это вздохом облегчения или разочарования. Взгляды всех присутствующих тем временем устремились на Маточкина, который деланно-равнодушно смотрел в сторону, сидя за своим столом.

— Ты принял это решение, Илья, после разговора с Никитиным? — чуть насмешливо спросил Гульков.

— Илья, это очень судьбоносное решение, — вставила слово Елена.

Калягин, решив не отвечать на вопросы и замечания коллег, продолжил:

— Я же отправляюсь в Москву… Меня давно зовут политологом в аналитический центр при Госдуме, я все время откладывал это решение, и вот наконец наступил такой момент.

Еще раз вздохнув, он заявил:

— Я думаю, что «Правое дело» под руководством Александра Ивановича продолжит свои традиции. У меня все…

В редакции воцарилась тишина, которая, впрочем, скоро сменилась бурным обсуждением ситуации. Но это обсуждение носило скорее характер разговоров сотрудников между собой. Гульков вместе с Артемовым удалились в коридор, Кроль и Турусова тоже о чем-то шептались.

Новоиспеченный редактор Маточкин сидел в углу и листал какие-то свои бумаги. Калягин уперся взглядом в экран. Лариса сидела за своим столом и обдумывала сложившуюся ситуацию.

Курьер Птичкин, который с утра был хмур, вдруг воспрял духом, подошел к Маточкину и с ходу попросил прибавить ему жалованье. У Ларисы возникла аллегория: «Птичка расправляет крылья». Вообще курьер с крайней степенью удовлетворения воспринял назначение Маточкина и ходил по редакции гоголем.

Александр Иванович удивленно посмотрел на Андрея и сказал:

— Этот вопрос так быстро не решается, Андрей Юрьевич. Вы что, издеваетесь, что ли? — и на его лице проявилась скрытая усмешка.

— Но я уже очень давно просил повышения, — попробовал возразить Птичкин.

— Рассмотрим, — равнодушно бросил Маточкин и снова уткнулся в бумаги. — В плановом порядке.

Эта фраза была произнесена с такой интонацией, что надо было понимать: в плановом порядке — значит «никогда».

Птичкин нахохлился и вдруг закашлял. Выглядел он при этом весьма комично — лицо человека, который рассчитывал на лучшую долю и только что получил отлуп, вдруг налилось краской, его щеки раздувались, вибрируя в такт кашлю. Похоже, у Птичкина это было нечто психосоматическое.

— Выпей лекарство, — раздраженно бросила ему Турусова и вынула из сумочки таблетки.

— Спасибо, — сквозь кашель сказал курьер, взял таблетки и вышел в коридор.

Лариса подошла к Калягину и положила ему руку на плечо.

— Илья Валентинович, а как быть в этой ситуации со мной?

Калягин несколько секунд молчал, поглощенный чтением какого-то очередного письма, пришедшего ему по электронной почте, потом словно очнулся от спячки и уставился на нее напряженным взглядом из-под очков.

— С вами? — переспросил он и поднял глаза к потолку. — Вы знаете, это лучше обсудить с Александром Ивановичем. Потому что я уже не являюсь редактором и, видимо, сегодня же уезжаю в Москву на несколько дней, чтобы решить организационные вопросы, связанные с переменой места жительства и работы. У меня просто не будет времени заниматься другими делами. Так что…

И Калягин прямой длинной рукой сделал выразительный жест в направлении Маточкина, а потом церемонно склонил голову в знак того, что все ритуальные формальности он выполнил. Лариса пожала плечами и отошла.

Ей стало казаться, что в связи с последними событиями: вмешательством властей и переменой власти в редакции — руководству газеты стало абсолютно безразлично то, ради чего она, Лариса, и появилась в газете. А именно — разгадка тайны убийства Галины Пономаревой.

Быть может, только Кроль, учитывая его личные отношения с покойной, действительно был заинтересован в раскрытии этой тайны.

Глава 8

— Ну, и что ты, милая, нос повесила? — насмешливо спросил Котов, входя рано утром на кухню.

Лариса, которая занималась приготовлением ростбифа со сметанным соусом, с весьма удрученным выражением лица повернулась к мужу.

— А потому, что у меня, пожалуй, в первый раз за все время моей детективной практики появилось ощущение пустоты и ненужности моих действий.

— Почему? — удивился Котов.

— Мне кажется, что в редакции почти никого не интересует, кто именно был виновником смерти Галины. Все заняты обсуждением дальнейшей судьбы газеты в связи с действиями властей.

Евгений пожал плечами. Лариса еще вчера вечером рассказала ему о последних событиях в редакции, и он воспринял происшедшее как должное.

В свое время он сам пострадал от команды нынешнего губернатора, когда не захотел отстегивать дополнительные миллионы от своих прибылей в областную казну. Естественно, речь шла не об обязательных налоговых платежах, а о «личной просьбе» губернатора. Многие предприниматели города не в силах были отказать главному боссу губернии и пошли на опустошение своих карманов. Однако находились и бунтари. Среди них был и концерн «Антей», который возглавлял Евгений.

Во многом причиной перевода Евгением части бизнес-активов в Москву была именно эта нездоровая склонность губернских властей к рэкетированию местных предпринимателей.

Поэтому нынешнее поведение губернаторской команды, которая решила прибрать к рукам тонущий корабль оппозиционной прессы под названием «Правое дело» удивления у него не вызвало.

— А что ты еще от них ожидала? — спросил Котов.

— От властей — собственно, ничего положительного, — ответила Лариса. — Другое дело, что смерть Галины мало кого интересует из ее коллег. Хотя мне уже ясно, что это абсолютно не связано с политикой. И наверняка там скрываются какие-то личные или меркантильные мотивы. Кстати, как там Валерия? Она-то как себя чувствует?

— Да ничего, вроде бы ее по милициям не таскают. Сидит себе дома, — зевнул Котов. — Я сегодня звонил ей. Интересовалась, как идет твое расследование.

— Да никак не идет, — раздраженно сказала Лариса. — Мое бездействие, кстати, меня саму уже начинает бесить.

— Так в чем же дело?

— Я не могу сказать, уверена ли на сто процентов в своей версии, но… Если даже допустить, что уверена, то пока что мне не удалось сопоставить некоторые факты и уложить их в своей голове.

— Но я верю в тебя, — заявил Котов, однако Ларису это особо не подбодрило, поскольку муж говорил равнодушным тоном.

Вообще их отношения, претерпевшие в последние годы множество испытаний, сейчас хотя и были достаточно ровными, но без той любви и заинтересованности друг в друге, как в их молодые годы.

— А я уже почти нет. Но все равно буду продолжать выяснять истину, — упрямо сказала Лариса.

— Я в этом и не сомневался, — ответил Котов. — А что все-таки произошло-то в редакции? Ты мне так до конца и не рассказала…

— Я думаю, что власти просто решили воспользоваться неразберихой. Сначала наслали налоговую полицию, потом министра и выиграли у Калягина психологически. Он согласился с тем, чтобы Маточкин встал во главе коллектива, во имя спасения газеты.

— А что Маточкин?

— Он, как я поняла, тоже — мужик не промах, — со вздохом сказала Лариса. — Он, надо понимать, договорился с кем-то из администрации и в обмен на лояльность «Правого дела» властям выбил себе первую роль в газете. Я поняла, что Калягин отправляется в Москву, Маточкин занимает его место, позиция газеты по отношению к губернатору слегка смягчается, а власти прекращают откровенное давление на газету. Появление налоговой полиции в редакции было просто средством воздействия на Калягина. Иными словами, это сделали для того, чтобы он стал более сговорчивым.

— Но это ладно… Хер с ней, с этой дурацкой провинциальной политикой. А что с убийством Пономаревой? — спросил Котов. — Ты говоришь, у тебя есть версия?

— Да, есть… И она все более вызревает, — ответила Лариса. — Не исключено, что мне придется сейчас ехать на встречу с двумя очень творческими, интересными людьми.

— Это с кем же?

— С парочкой влюбленных голубков, Гульковым и Вороновой, — съехидничала Лариса. — Но ты их все равно не знаешь…

— Да, — протянул Евгений. — Влюбленные голубки — это круто. Я уж и забыл, что это такое…

Лариса скептически взглянула на мужа, который некогда, волнуясь и запинаясь, признавался ей в любви. Но это было очень давно. Еще до появления газеты «Правое дело»…

* * *

Светлана Воронова выглядела недовольной и хмурой. Сопровождавший ее Дмитрий Гульков старался по своему обыкновению держаться весело и все время пытался шутить. Он иногда бросал по-мужски очень заинтересованные взгляды на Ларису, поскольку со стороны Светланы не получал желаемого отклика. Создавалось впечатление, что этого человека в жизни заботило лишь одно.

Однако Ларису интересовало совсем другое. Она пригласила Воронову и Гулькова к себе в ресторан для серьезного разговора. И главной темой беседы стали взаимоотношения курьера газеты Андрея Птичкина и нынешнего ответственного секретаря Елены Турусовой.

— Да Андрюха вообще-то парень дубоватый, — подняв левую бровь, бросил Гульков. — И Ленку, похоже, хочет. Я давно уже это заметил.

— А она — нет? — спросила Лариса.

Вместо ответа Светлана скептически покачала головой.

— У нее отношения с Сергеем Пономаревым?

Воронова вздохнула.

— Сейчас уже можно об этом сказать, — призналась она. — Дело в том, что мы с Леной договорились — наша личная жизнь не должна становиться достоянием общественности. Но мы живем рядом. Естественно, если бы каждая из нас начала болтать друг о друге налево и направо, все бы о нас все знали. Поэтому я не говорила о том, что она с Сергеем, а она молчала о нас…

Она почему-то нахмурилась и посмотрела на Гулькова. Ее взгляд отнюдь не был ласковым и любящим.

— Более того, я иногда встречалась с Сергеем и передавала ему от нее послания. Именно поэтому меня увидели в офисе у Школьникова, где работал Пономарев, и только поэтому Илья начал меня подозревать и гноить.

— Ну, почему он начал — тут не совсем все однозначно, — возразил Гульков. — Он, похоже, тобой увлечен. А не получив отклика, обозлился — вот и все…

— Ой, все мной увлечены, все меня хотят, — тоном капризной девочки произнесла Воронова и усмехнулась.

— Почему вы не сказали об этом раньше? — спросила Лариса.

— Кому? Никого это особо не интересовало, — удивилась Воронова. — У нас каждый в редакции занят своей собственной особой. Свое эго важнее всего!

Глаза Светланы округлились, а в голосе появились элементы пафоса.

— А что, вы думаете, это Турусова подсыпала яд своей подруге? — напрямую спросил Гульков.

— Думаю, да, — ответила Лариса.

Собственно, до конца она в этом не была уверена, но многое говорило в пользу этой версии. Политическая версия, которая усердно нагнеталась руководством газеты, рассыпалась. Да и сам метод убийства — отравление — был слишком нетривиальным для такой версии. Проще — нанять киллера-снайпера.

— А каково отношение самого Пономарева к Елене? — спросила Лариса.

— Серега, как я его представляю, — бесбашенный пох. ист, — с кривой улыбкой выдал определение Пономареву литературный редактор. — Он, я думаю, не испытывал особой привязанности к Галине в свое время, и не думаю, что у него есть чувства в отношении Турусовой. Просто это вопрос соперничества.

— То есть?

— Галина и Елена со студенческой скамьи соперничали, — пояснила Светлана. — Галка была всегда чуть более продвинутая, и в интеллектуальном и в социальном плане. В журналистском мире пользовалась гораздо большим авторитетом. Елена была как бы на подхвате. Но был момент, когда Турусова отыгралась… Ох, как она отыгралась!

На губах Светланы появилась злорадная улыбка.

— На арене «межполовых» боев, — съехидничал Гульков.

— Да, Серега стал погуливать от Галки, она была слишком занята собой, — пояснила Воронова. — Впрочем, я уже говорила, что у нас каждый слишком самодостаточен, чтобы искренне привязаться к другому человеку.

— И пошел Серега к Ленке, — перебил ее Гульков.

— Да… Между подругами был скандал, но закончился он более-менее мирно, — снова взяла эстафету Светлана. — Серега все равно собирался уходить, да и Галка не стала особо расстраиваться. Просто было неприятно — как это так, как ты могла, подруга моя?! Ну, и все такое в этом роде, вы понимаете, да?

— Да-да, конечно, продолжайте, — кивнула Лариса, которая и без того внимательно слушала.

— А что продолжать? — пожала плечами Воронова. — Потом они временно расстались, а недавно возобновили отношения.

— И что — это мотив для убийства? — скептически поморщился Гульков.

— Нет, мотив в другом, — ответила Лариса. — Потому что именно Турусова получила реальные дивиденды после ликвидации Пономаревой — ее назначили ответственным секретарем и она получила грант. Вряд ли на этот пост назначили бы кого-то другого.

— Но как вы сможете доказать ее вину?

— Об этом я уже думаю. И вы наверняка сможете мне помочь.

— Ради бога, — снова пожал плечами Гульков. — Только как?

— И, кстати, еще один момент, — заметила Светлана. — Маточкина по голове угостили — это тоже ее проделки?

— Нет, я думаю, что в этом виноват курьер Птичкин, который, как я уже поняла, все жаждет завоевать Турусову, да вот только никак ему это не удается.

— Птичкин? — искренне удивился Гульков.

— Да. Помните, как он вчера закашлялся? Я потом осторожно поинтересовалась у Калягина насчет него, и он ответил, что у курьера астма. И болен он ею уже очень давно, неизлечимо. Постоянно таскает с собой ингалятор. Представляете, все знали, что он болеет и что Маточкин слышал кашель во время нападения, и никто не подумал на астматика Птичкина!

Воронова и Гульков переглянулись между собой.

— Да, действительно, — после некоторой паузы сказал Дмитрий.

— А может быть, у него есть алиби на это время? — высказала предположение Воронова.

— Скорее всего, нет. — Лариса состроила скептическую гримасу. — Гораздо интереснее сокрушить алиби Турусовой.

— А какое там может быть алиби? — спросил Гульков. — Там у всех алиби, и все одновременно могли быть виновными.

— Меня интересует, где она могла достать этот яд пролонгированного действия.

— Стоп! — подняла палец вверх Светлана. — Она же вела у нас в газете тему по медицине. Вполне возможно, что у нее есть связи в этих кругах. Так что…

— Да, это логично, — согласился Гульков. — И мама, по-моему, у нее химик.

— Я правильно поняла — все сходится, — вздохнула Лариса. — И надо думать над тем, как можно прижать сначала Птичкина, а потом через него и Турусову. Мне кажется, что его расколоть легче.

— Да, тут не будет особых проблем. Просто надо это сделать умело, — заметила Воронова.

— Очевидно, нам понадобится программист Михаил Кроль. Он, по-моему, у вас наиболее брутальный среди всего интеллигентского коллектива, — сказала Лариса.

— Дмитрий Евгеньевич тоже искренне считает себя таковым, — с сарказмом заявила Светлана.

— Тем не менее, — сказала Лариса, скептически оглядев тощую фигуру Гулькова, не лишенную, правда, некоторой элегантности, — нам понадобятся мускулы и устрашающий вид. А Михаил лучше всех подходит для такой роли. К тому же у него есть ярко выраженные личные мотивы. Так что ему надо все рассказать и вместе с ним ехать к Птичкину…

— Чтобы взять его за яйки, — игриво закончил мысль Ларисы литературный редактор.

— Давайте телефон, — велела Лариса, и Воронова полезла в свою записную книжку. — Кстати, — вдруг вспомнила она. — А вы не знаете, чем сейчас занимается Елена Турусова?

Светлана подняла глаза, секунду смотрела на Ларису, потом улыбнулась и сказала:

— Вообще-то у нее должно быть некое рандеву.

— Какое?

— С Сергеем Пономаревым.

— Словом, фак-сейшн, — пояснил словоохотливый Гульков. — Или, по-русски говоря, потрахушки.

— В своей комнате в общежитии?

— Угу, — подтвердила Воронова, кивая головой и улыбаясь.

— В таком случае все просто прекрасно, — констатировала Лариса…

…Кроля удалось застать на месте, и Гульков достаточно быстро объяснил ему, что от него требуется. Через двадцать минут тот уже был возле ресторана «Чайка» и с озабоченным лицом садился в «Вольво».

А еще через полчаса машина затормозила возле обшарпанного двухэтажного здания, где в одной из коммунальных квартир снимал комнату тридцатилетний курьер газеты «Правое дело» Андрей Птичкин. Воронова отказалась ехать на эту разборку, сказав, что на ее нервную систему брутальные сцены подействуют не слишком благотворно. Гульков же с удовольствием согласился принять участие в намечавшейся экзекуции.

Лариса с самого начала убедила Гулькова и Кроля вести себя раскованно и не стесняться в выражениях. Словом, действовать как слаженная команда, психологически давя на курьера каждый со своей стороны: Лариса — как взвешенный человек со стороны, Гульков — используя свое чувство юмора, а Кроль — физически и устрашающе. Впрочем, Гулькова и не нужно было уговаривать вести себя раскованно — Лариса пришла к выводу, что этот человек в любой ситуации будет балагурить и сыпать свои пошловатые шуточки.

Птичкин встретил всю компанию удивленно. Правда, эмоциями его лицо поначалу было не очень богато. Оно было хмуро и невыразительно. Зато внешний вид курьера был колоритен: домашние драные трико с оттопыренными коленками, засаленная майка времен развитого социализма и совершенно контрастирующие с этим модные темные очки. Он блестел своими золотыми зубами, словно хороший конь на ярмарке. Ноги курьера были обуты в старые растоптанные тапочки.

— Привет, — обескураженно сказал он.

— Привет, козел, — с порога брякнул Кроль и заехал Птичкину по физиономии.

Учитывая явную разницу в весовых категориях и эмоциональное состояние Кроля, удар получился весомым, и Птичкин, сбивая по ходу стоявшие у двери пустые бутылки и ведро, загремел на пол.

— Михаил, вы же обещали держать себя в руках, — раздраженно произнесла Лариса, подходя к Птичкину.

Тот пытался что-то сказать, но у него это получилось крайне нечленораздельно. Ко всему прочему у него внезапно начался приступ кашля. Милосердие решил проявить Гульков, который, узрев на туалетном столике ингалятор, протянул его Птичкину. Когда тот отдышался, Лариса тоном, не терпящим возражений, сказала:

— Андрей, нам все известно про ваши с Еленой дела. Так что мы пришли помочь тебе.

— Помочь? — возмутился Кроль. — Да ему только горсть земли на крышку гроба поможет!

— Вы что, ребята? — Птичкин наконец отреагировал жалкой улыбкой. — О каких делах идет речь? Вы что?

— Не надо, Андрей, — покачала головой Лариса, сделав знак Кролю, которого переполняли эмоции и который был готов и словесно, и телесно воздействовать на курьера силовым образом. — Удар арматурой по голове господина Маточкина — это ваших рук дело. И сделали вы это по указанию Елены Турусовой.

— Потому что сам бы до этого ни в жисть не додумался, — съязвил Гульков, доставая без спроса сигарету из пачки Птичкина, которая лежала на столе.

— Нет, я не понимаю… — продолжал упорствовать Птичкин.

Лариса, не обращая на него внимания, продолжила:

— А указания Турусовой для вас очень ценны, поскольку на вашу беду вы ею очень увлечены.

— В половом смысле, — уточнил Гульков.

— Она вам пообещала себя, если вы преодолеете свою природную неуверенность и докажете ей, что вы настоящий мужчина, так ведь?

— Угу… Настоящий мужчина, — пробурчал себе под нос Кроль, который впервые за этот вечер чуть повеселел. — Как это определение подходит к Птичкину!

— В общем, я предлагаю вам во всем признаться, — сказала Лариса.

— С какой стати? Вы что — милиция? — чуть осмелел курьер.

Лариса поглядела на Кроля хмурым взглядом, и Михаил встал со стула. Он подошел к сидевшему на полу Птичкину, одним движением поставил его на ноги и прислонил к стене. Со стороны это выглядело попыткой изнасилования слоном зайца.

— А вы предпочитаете иметь дело сразу с милицией? Уверяю вас, они будут действовать еще менее гуманно.

— Да ты не бойся, Андрюха, — подключился Гульков. — Ты ведь всего лишь Маточкина арматурой огрел… А он тебя, может, и простит. Скажешь, что, мол, любовь, и все!

Птичкин глядел затравленно, сдавленный могучими объятиями грузного Кроля.

— Далась тебе эта Ленка, — продолжил литературный редактор. — Если хочешь, я тебе другую бабу найду, без загонов. Тебе только приодеться надо и вести себя более молодежно.

— Сейчас он у меня очень молодежно себя поведет, — угрожающе прошипел Кроль. — По яйцам получит, так запоет, что по голосу в детский хор можно будет отправлять.

— Короче, Андрей, нет смысла отпираться, — сказала Лариса. — Вы ведь знаете, что Елена отравила свою подругу…

Молчание Птичкина продолжалось секунд десять, после чего Кроль не выдержал и двинул локтем курьеру под дых. Тот согнулся.

— Он нам нужен живым, — укоризненно покачала головой Лариса.

— Сейчас очухается, — бесстрастно сказал Кроль и вылил стакан воды, стоявший на столе, на голову бедного курьера.

— Андрюх, пойми, ты и не преступник вовсе, — продолжал дипломатичным тоном Гульков, когда Птичкин разогнулся и снова принял вертикальное положение. — Про арматуру мы забудем, ты только должен подтвердить, что Турусова совершила смертный грех, отравив подругу.

Птичкин тем не менее продолжал молчать.

— Ну что, кубинас партизанос? Тайнос агентас? — Кроля вдруг пробило на юмор. — Ты умереть, что ли, решил геройски, или как?

— Нет, героизму сейчас не место, — улыбнулась Лариса. — К тому же эпоха совсем не героическая… Андрей, вы, конечно, можете продолжать играть в молчанку, но… Я думаю, вам будет небезынтересно оказаться сейчас в общежитии, где проживает Елена, и стать свидетелем того, как вас обманывают.

— Что вы имеете в виду? — тут спросил Птичкин.

— Подробности на месте. Мне кажется, вы не против туда прокатиться, так что собираемся.

Лариса сделала знак Кролю, и тот отпустил курьера.

— Андрюха, давай собирайся, — хлопнул его по плечу Гульков. — Оденься по-парадному. Кстати, тебе Ленка-то дала или как?

Птичкин нахмурился.

— Это мое личное дело, — гордо заявил он.

— Не спорю. Хотя это имеет большое значение. Потому что по крайней мере еще одному человеку она дает без всяких напрягов. Даже арматурой никого не просит бить по голове.

Птичкин нахмурился еще больше.

— Собирайся, Андрюха, собирайся, — повторил Гульков. — Скоро все узнаешь. Я тебя, по-моему, никогда не обманывал.

На лице курьера застыло недоверчивое выражение. Он находился словно в ступоре, решая, как ему поступить. Особо церемониться с ним, однако, никто не имел ни малейшего желания.

— Да двигай, что ли, ты живей! — прикрикнул на курьера Кроль и толкнул его к столу так, что тот с трудом удержался на ногах.

— У меня вообще-то в милиции знакомые есть, — неуверенно возразил он. — Я вообще хотел увольняться и в ментовку идти. Я не виноват… Просто, — посмотрел он на решительно настроенного Кроля, — я вынужден подчиниться грубой силе.

— Ну, если ты в ментовку, тогда мне пора прямиком в монастырь, — выдохнул Гульков. — Очень адекватное и верное решение…

Лариса усмехнулась, а Кроль, взяв Птичкина за горло, состроил свирепую физиономию. Курьер сделал успокаивающий жест рукой, которым хотел показать, что он сейчас, прямо сейчас готов идти туда, куда скажет тяжелый на руку программист.

Сборы Птичкина заняли где-то минут пять. Андрей нервничал, сначала попытался спокойно покурить, но Кроль вырвал у него сигарету и командирским тоном приказал надевать штаны. Вскоре все четверо уже сидели в «Вольво» и ехали по направлению к общежитию.

* * *

Сергей Пономарев был человеком тусовки. Журналист, музыкант, поэт — словом, полный богемный набор. По молодости женившись на Галине, он устал от нее через три года и начал обычную для тусовщика жизнь, тесно связанную с пьянками и гульбой от одной женщины к другой.

Он по своей легкомысленности даже не подозревал о том, что Ленка Турусова, подружка его жены Галины, с которой он один раз по пьянке согрешил, привяжется к нему достаточно серьезно. Их связь с перерывами продолжалась несколько лет, но Сергей искренне думал, что Ленке «просто не с кем», поэтому она и не отвергает его.

Сам же он, будучи уже на грани перехода от молодежного возраста к среднему, остепеняться не желал и уж тем более не собирался второй раз жениться.

Он, выходец из райцентра Тарасовской губернии, вообще не хотел оставаться в Тарасове и вознамерился переезжать в Москву. Здесь его мало что держало — какая разница: и здесь, и в столице своей жилплощади у него не было. Возвращаться же к родителям в райцентр для Сергея было вообще равносильно смерти.

И связь с Турусовой не имела для него особой ценности. Конечно, он даже и подумать не мог, что это Елена виновата в смерти его бывшей жены. Хотя по складу своего характера особо негативных эмоций он бы не испытал, узнав об этом. Он расстался с Галиной не очень хорошо и практически с ней не общался. Поэтому ее смерть не очень его взволновала. Для него жизнь практически не изменилась после этого драматического события.

В тот вечер у него была запланирована встреча с Турусовой, и он, выпив пивка, в хорошем настроении поехал в общежитие, будучи абсолютно уверен в том, чем эта встреча закончится.

Прибыв на место, Сергей без лишних экивоков приступил к делу. Он по-хозяйски залез под халат новоиспеченного ответственного секретаря «Правого дела» и начал активно мять ее роскошный бюст третьего размера.

— Сережа, иди вниз, — тяжело дыша, прошептала Турусова.

Пономарев понял, что Елена хочет оральной стимуляции. Он, однако, в этот вечер не был настроен на особые ласки. Поэтому решительно перевел Турусову в партер и эгоистично приступил к делу.

И сразу же Турусова начала постанывать и вскрикивать.

Не знала она, что за стеной, в комнате Светланы Вороновой, происходит то, что совсем недавно имело место здесь. К стене был прилажен стетоскоп, который с недавних времен Лариса постоянно возила с собой, и главным слушателем ее концерта являлся не кто иной, как курьер Андрей Птичкин.

А за ним наблюдали Лариса, Кроль, Гульков и Светлана. На лицах двух первых была написана напряженность. Воронову и Гулькова же все происходящее скорее забавляло. Будучи по своей природе циниками, они с трудом сдерживали улыбку, видя, как на глазах меняется физиономия Птичкина и как яростно он сжимает кулаки.

— Вот сучка позорная! — выдавил он из себя, с мазохистским усердием прильнув к наушникам.

— Короче, — Кроль грубо развернул Птичкина лицом к ожидавшему развязки обществу. — Будешь говорить или нет? А то смотри у меня!

— Андрюх, ты насчет арматуры не парься! — повторил Гульков, разыгрывая «своего парня». — Не будет против тебя Маточкин заявлять. А другую бабу я тебе найду, вот тебе крест!

И атеист Гульков неумело перекрестился.

— Давай, давай, не тяни, — толкнул курьера в бок Кроль.

— Ну чего говорить? — промямлил Птичкин. — Ну, это Ленка ее отравила.

— Кого «ее»? — напряженно спросила Лариса, в сумочке которой был включен диктофон.

— Галку Пономареву. — Андрей даже несколько удивился вопросу.

— Она вам это сама говорила?

— Да.

— А арматурой Маточкина по голове она вас заставила ударить?

— Да.

— Очень хорошо. Вы сможете это подтвердить при ней?

— Да.

— Не хватает только Библии, чтобы Андрюха мог поклясться, — не удержался от ехидства Гульков.

— Пускай клянется на настольной книге атеиста, — хохотнула Светлана, показывая на книжную полку.

— Хватит хиханек-хаханек, — оборвала «влюбленных голубков» Лариса. — Серьезное дело все-таки.

— А мы серьезно относиться к жизни не умеем, — покачал головой Гульков. — Так легче жить.

Кроль хмуро посмотрел на литературного редактора, но ничего не сказал. Пора было действовать. Лариса, собравшись с духом, еще раз спросила Птичкина:

— Андрей, сейчас мы пойдем туда, — она указала рукой на стену. — Там мы увидим нечто не очень для вас приятное. Но меня не это интересует. Главное заключается в том, чтобы вы заставили Турусову признаться.

— Как же это сделать?

— Вы должны подтвердить то, что рассказали нам. Остальное — наша забота.

Птичкин пожал плечами и опустил голову. На него было жалко смотреть — он выглядел уныло и подавленно. Однако ни у кого, исключая, может быть, снисходительного Гулькова, он не вызывал особой жалости.

— Пошли, — сказала Лариса и подтолкнула курьера к двери.

Они вышли в коридор и подошли к двери комнаты Турусовой. В этот момент даже здесь отчетливо были слышны вскрики экстаза и стоны, а также скрип пережившей, видимо, много подобных сцен общежитской кровати.

К двери подвели Птичкина, чтобы эти звуки еще раз сподвигли его на нужные действия. Лариса выждала паузу и постучала. Естественно, никто и не думал открывать. Она постучала еще раз. Стоны и всхлипы прекратились.

После этого инициативу взял на себя Кроль. Он своим могучим кулаком ударил по двери так, что Лариса удивилась, как это та не развалилась.

— Открывай давай! — закричал он. — А то сейчас дверь разобьем на хер!

Немного погодя изнутри послышались торопливые шаги, и звонкий голос Турусовой напряженно спросил:

— Да кто там так стучит?

— Кроль, — коротко и ясно ответил программист.

— Чего тебе?

— Открой и узнаешь.

— Но я не в форме…

— Лена, открой, — подал голос Птичкин. — Открой, иначе я разломаю дверь.

— Ты? — удивлению Турусовой не было предела.

— Елена, откройте, — сказала Лариса.

За дверью подождали еще немного, потом Кроль еще раз двинул по ней кулаком, и наконец глазам почтенной публики предстало испуганное лицо Турусовой.

— Вы что? — спросила она.

— Мы пришли вас слегка потревожить, — сказала Лариса, заходя в комнату после Кроля, который сразу же без лишних слов отодвинул своим торсом хозяйку.

Котова увидела лежащего на кровати под простыней небритого человека с круглым лицом, который с некоторой опаской посматривал на вошедших.

— Вам все, надеюсь, ясно? — спросила Лариса, указывая на мужчину на кровати, будучи уверена в том, что задуманная ею провокация удалась.

Птичкин ничего не отвечал, и Лариса продолжила:

— Сейчас, я думаю, надо всем сесть и поговорить. Елена, если ей позволят нервы, приготовит нам всем чай. Правда, я бы проконтролировала все это, чтобы она не подсыпала нам яд, как сделала это своей бывшей подруге Галине Пономаревой.

В глазах Турусовой явно промелькнул испуг.

— Отпираться нет смысла, — сказала Лариса. — Показания господина Птичкина уже зафиксированы на пленке.

— Какие показания? — дрожащим голосом спросила Елена.

— О том, как вы совершили одно преступление и принудили его совершить второе.

— Я не принуждала.

— Ну, можно сказать, что вы ему за это кое-что пообещали…

— Кстати, Лена, ты выполнила свое обещание? — встрял Гульков.

— Дмитрий Евгеньевич, не мешайте, ну что вы вечно лезете со своею сексуальной озабоченностью! — раздраженно прикрикнула Лариса, и Гульков поспешил успокоить ее выразительным жестом.

— Короче, это… — попытался быть крутым Птичкин. — Ну, в общем, я тебя сдам, потому что ты сука.

Гульков с сочувствием посмотрел на курьера.

— Ладно, завтра займусь устройством твоей личной жизни.

— Да хватит тебе уже! — замахнулся Кроль на литературного редактора. — Запарил своими неуместными шутками!

— Можно подумать, что твои насчет кутьи были очень уместны, — мстительно припомнил ему Гульков.

— Лена, рассказывайте свою историю, у нас очень мало времени, — предложила Лариса железным тоном.

В комнате воцарилось молчание. Елена испуганно смотрела на присутствующих, переводя взгляд с одного на другого, и особое внимание уделила Пономареву. Он, однако, поспешил отвести от нее взгляд. Все ждали, когда же Елена начнет говорить.

* * *

Турусова, посопротивлявшись где-то с полчаса, в конце концов под давлением разгневанных взглядов сначала Птичкина, а потом и Пономарева попросила Ларису уделить ей время для беседы тет-а-тет. Пономарев, с интересом выслушав всех, решил не обострять ситуацию и, руководствуясь в первую очередь конъюнктурными соображениями, заявил, что не хочет больше иметь ничего общего с этой «змеюкой», оделся и сел в углу как паинька.

Лариса попросила всех переместиться в комнату Вороновой и приготовилась выслушивать «женскую историю» Елены Турусовой.

— Галка была, если честно, невыносима. Редко встретишь человека с таким ужасным характером. Но это, в общем-то, и понятно — семейная жизнь не сложилась, ребенка не было, возраст уже критический. Меня возненавидела за то, что я пользовалась большим успехом у мужиков, чем она. И вообще старалась всегда показать, что она круче меня в несколько десятков раз. Комплекс какой-то…

— А ваши действия — разве не комплекс?

— Наверное, вы правы, — вздохнула Турусова, прикуривая очередную сигарету.

Она курила практически одну за другой.

— Но импульсом послужило желание Пономаревой принять на работу свою протеже, Валерию…

— Мою племянницу, — уточнила Лариса.

— Так вот, Галина старалась сделать все, чтобы не допустить меня к деньгам, которые мы должны были получить от американцев. И это, кстати, мало кто замечал, в том числе и Илья, занятый своими любимыми политическими играми. Маточкин понимал, но молчал. Короче, эмоции возобладали… Кстати, когда она умерла, я пожалела о том, что сделала. Но было уже поздно, и нужно было принимать решение. Поэтому, учитывая истерию вокруг политической версии, я и решила использовать Птичкина в своих целях, натравив его на Маточкина. А потом, когда Илья назначил меня ответсеком и началась грызня внутри коллектива, я и вовсе успокоилась. На меня вообще никто не подумал почему-то… Я-то, откровенно говоря, испугалась того, что совершила.

— Однако вы умело скрывали свои чувства, — вынуждена была признать Лариса. — А когда вы приняли свое роковое решение?

— Накануне юбилея Галина с восторгом заявила, что нашла великолепную кандидатуру на должность своего зама, которая согласно штатному расписанию могла претендовать на получение гранта. Илья еще тогда удивился, сказал, что ведь у нас есть Лена. А Галка ответила, что у Ленки есть более интересная корреспондентская работа. Которая, правда, не дает права на получение гранта. Ко всему прочему этот Серега…

Турусова вздохнула.

— Я даже не совсем понимаю, чем меня привлекает этот несерьезный человек. Но он может увлечь — это я вам уже говорила. Так вот, он сказал мне, что его крайне не устраивает материальное положение и он хочет смыться в Москву. В общем…

Турусова закрыла лицо руками и заплакала.

Лариса продолжала сидеть на своем месте, давая Елене спокойно выплакаться. А та бурно выплескивала эмоциии, осознавая наконец-то до конца все, что произошло…

— А где вы достали яд? — спросила Лариса, когда истерика немного поутихла.

— У одних моих знакомых. Только они здесь ни при чем, — поспешила добавить она. — Я у них постоянно брала информацию, в областном институте здравоохранения. Я ходила туда неоднократно и видела у них пузырьки с ядами. Прочитала специальную литературу: мне это было несложно, потому что моя мама — химик. — Елена тяжело вздохнула. — А этот яд убивает не сразу, а спустя некоторое время после приема. И вот я в одно из своих посещений улучила момент, когда хозяйка кабинета вышла и оставила меня одну, перелила некоторое количество яда в заранее приготовленную мной склянку, которую взяла с собой. Ну, а потом… Что было потом — вы знаете. Случай использовать яд представился довольно скоро…

Эпилог

Илья Калягин уезжал в Москву, устремленный в будущее. Он всегда был именно таким: не думал о прошлом и имел перед собой какую-либо цель. Так было легче жить, не комплексуя, что все хорошее осталось позади.

Собственно, и оснований для этого у Калягина не было. После почти десятилетнего пребывания на посту главного редактора газеты «Правое дело» он перемещался на должность политолога одной из крупнейших политико-аналитических служб страны. Все шло как надо. И неважно, что пусковым импульсом для такого перемещения стал кризис в возглавляемой им газете.

Период жизни в Тарасове закончился. Впереди были новые горизонты. Потом появятся следующие. И нет смысла думать о том, что ты оставляешь позади. Видимо, так рассуждают все люди, для которых собственное «я» в окружающем социуме превыше всего: семейного очага, традиции и быта. Так рассуждают почти все политики — даже если тебе семьдесят, нет оснований считать, что все лучшее уже позади.

А Калягину было всего-то тридцать семь. И случай со смертью его старой подруги Галины Пономаревой уже стал всего лишь эпизодом в прошлом. Досадной помаркой в ностальгическом повествовании о жизни Ильи Валентиновича в провинциальном Тарасове, если, конечно, таковое выйдет из-под его пера на склоне лет.

Перед отъездом он получил приглашение от Ларисы Котовой посетить напоследок ее ресторан и принял его. Там же присутствовали муж Ларисы Евгений, его племянница Валерия, так неудачно пытавшаяся устроиться на работу в газету «Правое дело», Дмитрий Гульков и Светлана Воронова.

В меню вечера были мексиканские паровые пирожки, большой мясной рулет, рис с бананами и крем из манго.

— Нет, не люблю я Латинскую Америку, — сказал Гульков, уплетая, тем не менее, рулет. — Всегда болею против Бразилии, когда смотрю футбол. И музыку в стиле латинос я не люблю.

— Кухня, Дима, кухня! — поднял вверх палец Калягин. — Это важно!

— Дмитрий Евгеньевич умудряется одновременно получать удовольствие от пищи и бросать критические стрелы в адрес тех людей, которые эту пищу придумали, — хохотнула Светлана.

— Таков парадокс, — развел руками Гульков. — Хотя Илья прав — кухня действительно замечательная.

— Это заслуга моей тети, — Валерия обратила внимание на персону Ларисы.

Ей стало неудобно, поскольку самодовольные журналисты выпендривались друг перед другом, соревнуясь в искусстве устного жанра уже больше часа, и мало уделяли внимания Ларисе Котовой, хозяйке вечера и главному действующему лицу всей той истории, которая, собственно, и собрала всех вместе в этом ресторане.

— Да-да, конечно, — спохватился Калягин и склонил голову в знак большого уважения к Ларисе. — Я предлагаю тост за Ларису Викторовну Котову, кулинара, человека, женщину, сыщика…

— Еще немного, и за тебя будут пить как за человека и пароход, — съязвил Котов.

Впрочем, на сомнительные шутки Евгения, который за этот час уже умудрился выпить достаточно много и был, что называется, «очень тепленьким», интеллектуалы старались не обращать внимания.

После тоста за себя Лариса предложила ответный — она пожелала Калягину успехов на его новом месте работы.

— Кстати, Сергей Пономарев собирается в Москву, — сказал Гульков. — Тоже хочет начать новую жизнь.

— Это вполне понятно, — отрезал Калягин, по тону которого можно было понять, что он отнюдь не положительно относится к этому персонажу.

— Да, — согласился с ним Гульков. — Бывшую жену отравила — кто бы подумал! — его любовница! И не просто любовница, а подруга!

— В принципе это довольно банально, — отозвалась Светлана Воронова.

— Если бы не один факт, — возразила Лариса. — Желание получить деньги по гранту и встать на место подруги. Я, кстати, всегда полагала, что женщины коварнее мужчин и гораздо меньше ценят дружбу. Увы, такая у нас природа.

Она грустно усмехнулась и добавила:

— И вообще я думаю, что подругами они уже давно фактически не были.

— Я же говорила, что они были соперницами, понимаете, со-пер-ни-ца-ми! — округлила свои глаза Воронова. — А это совсем разные вещи. Хотя Елена испытывала к Сергею действительно серьезные чувства.

— Скорее всего, — согласилась Лариса. — Иначе она бы не пошла на преступление. Сергей, после того как все выяснилось, рассказывал мне, что собирался вообще-то бросить ее. Может быть, она рассчитывала, что сможет удержать его деньгами? Ведь, несмотря на то что Пономареву платили неплохо, у него, так же как и у Турусовой, были проблемы с квартирой. А грант американцев давал возможность решить их в достаточно короткие сроки.

— Жаль, что одновременно с грантом мы получили проблемы от нашего спонсора и властей, — заметил Калягин. — Хотя я думаю, что Маточкин справится.

— А кстати, этого вашего… курьера… посадили, что ли? — спросил пьяненький Котов.

— Пока не до конца ясно. Маточкин сказал, что готов его простить и не раздувать дело, — сказал Калягин.

— А мне кажется, надо сделать так, чтобы эта серая личность больше не тревожила общество в целом и «Правое дело» в частности своим назойливым присутствием! — воскликнула Воронова.

— Вообще интересна проблема серой личности, — сказала Лариса. — Она только до поры до времени незаметна, а потом начинает напоминать о себе, и довольно громко.

— Неужели он так был привязан к Турусовой, что по ее наводке дал Маточкину по голове? — слегка улыбнувшись, задала риторический вопрос Светлана.

— Да нужны же были ему какие-то средства для самореализации! — ответила Лариса. — В данном случае они приобрели вот такой преступный характер. Вообще Турусова поступила умно — ведь организованное ею покушение на Маточкина якобы свидетельствовало о некой политической подоплеке дела. И вы, Илья Валентинович, заглотили наживку. Хотя я с самого начала не верила в политику. Я просто не знала всех нюансов взаимоотношений внутри вашего коллектива.

— Все явно указывало на политическую версию, — возразил Калягин.

— Нет, — покачала головой Лариса. — Вам просто, наверное, так было удобнее. Появилась возможность в очередной раз поговорить о свободе прессы и о том, как ее зажимают. Особенно для центра «Солидарность» и его лидера, этого горлопана Бутырко. Конечно, ситуацией в газете попытались воспользоваться все кому не лень. Я не раз замечала, что преступление ведет за собой желание многих половить рыбку в мутной воде. Поэтому появление на арене авантюриста Школьникова и провокация властей — это звенья одной цепи. Да и Маточкин, по-моему, неплохо вышел из этой ситуации. Он же договорился с областным министром, чтобы отстранить вас? Наезды налоговой полиции были подготовлены для этого?

Калягин помолчал, прожевал очередной мексиканский пирожок, потом грустно сказал:

— Да, но это законы политики, к сожалению… К тому же мне давно было пора в Москву. Может быть, это знак свыше. А Александр Иванович не так прост. Мы сохранили независимое издание, материально вроде бы стоим на ногах неплохо. Кстати, наш спонсор Трубецков тоже изменил свое решение — он возобновил инвестиции. Я думаю, Маточкин не будет слишком послушен властям.

— И это хорошо, — пьяно качая головой, сказал Котов. — А власть, наша российская власть — это плохо. Я сам на своей шкуре честного бизнесмена в этом убедился.

Галстук «нового русского» Котова был уже набекрень, как, собственно, и его физиономия — под воздействием алкоголя. Поэтому он был скорее похож не на честного бизнесмена, а на подвыпившего пролетария, представителя электората Компартии.

— Да вполне вероятно, что многие из нас подозревали Турусову, — развалившись на стуле, лениво заметил тем временем Гульков. — Просто это было не очень выгодно — выносить сор из избы.

— Ну, это ты зря, Дмитрий, — возразил Калягин.

— Мы слишком самодостаточны, Илья, — сказал Гульков. — Кроме нас самих, нам мало что интересно. Впрочем, такой эгоцентризм свойственен всем творческим натурам.

— И не только творческим, — поддержал его Котов. — Вот вы, я вижу, меня понимаете. Так что давайте лучше выпьем за баланс.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Лариса.

— Баланс между эгоизмом и альтруизмом, разумеется.

— Желаю тебе в связи с этим больше последнего, — сказала Лариса и подняла бокал.

После этого тоста господа интеллигенты вновь занялись самолюбованием. Калягин даже отважился прочитать свои стихи. Воронова изо всех сил кокетничала сразу со всеми мужчинами, присутствовавшими на вечере. Впрочем, когда Котов пригласил ее на танец и наступил ей пару раз на ногу во время своих неуклюжих па, она об этом несколько пожалела.

Когда наступило время расходиться, Светлана посетовала:

— И все же жаль, Илья, что ты уезжаешь. Хоть ты и был ко мне порой несправедлив, но я все же тебя люблю…

Заметив, что он удивленно поднял брови, Воронова поспешила уточнить:

— Как друга…

Калягин проглотил пилюлю, чуть помрачнел, но тут же заставил себя улыбнуться. Действительно, что толку заострять свое внимание на том, что все равно скоро уйдет из его жизни. Впереди у него была Москва…

Оглавление

Недолго музыка играла

  День 1-й

  Из дневника Олега Николаева 30 декабря 1999 г

  День 2-й

  Из дневника Олега Николаева 1 января 2000 г

  День 3-й

  Из дневника Олега Николаева 13–15 февраля 2000 г

  День 4-й

  Из дневника Олега Николаева Апрель 2000 г

  День 5-й

  День 6-й

  Из дневника Олега Николаева Апрель 2000 г

  День 7-й

  Из дневника Олега Николаева Май 2000 г

  День 8-й

  Из дневника Олега Николаева Май 2000 г

  День 9-й

  День 10-й

  Эпилог День последний

Бокальчик с ядом

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg