«Наследница всех капиталов»

Светлана Алешина Наследница всех капиталов

Глава 1

— Ого! Что это на тебя нашло? — буквально опешив от представшей моему взору картины, произнесла я, как только открыла дверь в свою редакцию и увидела, что в ней творится.

Маринка, моя секретарша и лучшая подруга, носилась по редакции с тряпкой и ведром и наводила порядок. На все столы она расставила вазы с цветами, шторки широко распахнула, так что теперь утреннее солнышко наполнило своим светом все помещение и заиграло бликами на различных предметах. Брошенные вчера вечером на столах бумаги Маринка собрала в аккуратные стопки и разложила по полкам. Одним словом, нашу редакцию просто невозможно было узнать.

— Ты случайно не заболела ли? — подозрительно посмотрев на Широкову, спросила я. — Как это ты додумалась до того, чтобы навести здесь порядок, да еще и заняться этой работой сама?

— А что тут такого невероятного? Я что, не могу взяться за ум и изменить стиль своей жизни? — удивленно посмотрев на меня, вопросами отреагировала Широкова на мои вопросы.

— Оказывается, можешь, — развела руками я. — Но с какой стати тебе это вдруг вообще понадобилось?

— Да так… — попыталась улизнуть от ответа Маринка и, с еще большим рвением начав тереть зеркало, добавила: — Просто поняла, что достигла того возраста, когда нужно наконец задуматься о своем будущем. Не вечно же мне строить из себя глупышку-хохотушку, какой я была раньше.

— Что значит «строить»? — поняв, что с Широковой все же что-то произошло, раз она так себя ведет, начала допытываться я. — Ты никогда никого из себя не строила, а была такой, какая есть, естественной и неповторимой. Ты же именно потому всем и нравишься, что всегда весела и беззаботна. Будь ты другой, не была бы ты нашей любимой Широковой.

— Что ж, а теперь я буду другой, — не глядя на меня, со вздохом, словно бы сожалея, произнесла Маринка и продолжила натирать блестящую поверхность зеркала. — Так что придется вам привыкать ко мне новой.

— А ты уверена, что перемена так уж необходима? — бросив свою сумку на стол, спросила я у Маринки, все еще надеясь, что она шутит и просто разыгрывает меня. — Не проще ли оставить все, как было раньше?

— В моем возрасте, — с обреченным выражением на лице начала Маринка, — уже смешно вести себя необдуманно и по-детски, как я делала раньше. Но теперь-то этого уже не будет. Марина Широкова станет совершенно другим, более взрослым и умным человеком. Она полностью изменится и исправится.

— Ничего себе день начинается… А еще говорят, что утро вечера мудренее, — попросту не зная, что еще можно сказать на новую идею Маринки, тихо вздохнула я. Чего-чего, а подобного от Широковой я никак не ожидала. — Вчера за тобой такой «мудрости» не наблюдалось.

Маринка ничего не ответила, сделав вид, что не слышала моих слов, и от зеркала перешла к полкам на стене возле компьютера Сергея Ивановича Кряжимского, затем к своему рабочему месту. Я застыла в недоумении.

Еще несколько минут понаблюдав за тем, как Маринка наводит блеск на своем столе, я решила, что это настроение у нее временное, уже через полчаса все пройдет, от мыслей, будто она должна стать «взрослым и умным человеком», и следа не останется, и Широкова опять будет такой же беззаботной и веселой, какой была всегда. А потому я вновь взяла свою сумку в руки и спокойно направилась в личный рабочий кабинет. Там я открыла жалюзи, распахнула окно и глубоко вдохнула в себя воздух, понимая, что пора браться за работу.

А работы у меня, главного редактора газеты «Свидетель» Ольги Юрьевны Бойковой, всегда много. Ведь надо и статьи для нового номера подобрать, и фотографии к ним сделать, и умело разместить все материалы на шести имеющихся в нашей газете полосах (или страницах, как их называют читатели). А помощи ни от кого не дождешься, несмотря на то, что в нашей редакции задействовано целых четыре сотрудника, исключая меня.

Да и от кого, собственно, ее ждать, помощи-то? Молчаливый фотограф Виктор писать ничего не станет, так как вообще предпочитает общаться языком жестов и взглядов, что для него куда понятнее. Ромке и вовсе написание статей доверить нельзя, учитывая, что мальчишке не так давно исполнилось всего восемнадцать лет и у нас он числится на роли курьера, в чьи обязанности входит что-то принести да куда-то сбегать. Маринка занимает секретарскую должность, а потому не обязана торчать за компьютером и что-то там печатать. Максимум, что от нее требуется, так это быть всегда в редакции, встречать посетителей, отвечать на телефонные звонки и иногда варить всем кофе.

Кроме этой тройки, есть еще Кряжимский, старейшина нашего отдела и очень умный человек. Только он помогает мне справляться с работой и облегчает мне жизнь. Но все перекладывать на его плечи я не могу, а потому тяжелое бремя по написанию статей мы делим с ним пополам.

Вот так и течет наша спокойная и размеренная жизнь, но только до тех пор, пока к нам не приходит человек, которому нужна помощь. Если кто не знает, сообщу — название нашей газеты было выбрано совсем не случайно, и «Свидетелем» она зовется лишь потому, что вся информация в ней лично проверена и увидена работниками редакции. Может, это, конечно, и глупо, что мы то и дело рискуем собственными жизнями, принимаясь за то или иное расследование, но иначе мы не привыкли и просто не мыслим себе своего существования. Приключения для нас — это именно то, что делает нашу жизнь полной и активной и что не позволяет нам погрязнуть в рутине быта.

Еще раз вздохнув, я вернулась к столу и, разместившись в своем любимом рабочем кресле, включила компьютер. Пока он загружался, я прислушалась к шумам, доносящимся из соседнего кабинета, и поняла, что вся редакционная команда уже в сборе, потому и скрипит так мебель и шуршит бумага. Выходить и здороваться со всеми я не стала, решив, что еще успею это сделать, а потому начала заниматься своими делами, то есть читать то, что написала вчера. Но тут в соседней комнате заиграло радио, которое курьер Ромка приволок вчера, чтобы не было скучно. Решив, что радио поет слишком уж громко, я, не вставая из-за стола, крикнула:

— Роман, убавь, пожалуйста, свою шарманку. Люди работают.

Вечно не слышащий половину из того, что ему говорят, Ромка тут же заглянул ко мне и переспросил:

— Вы что-то хотели, Ольга Юрьевна?

— Да хотела, — осуждающе посмотрев на мальчика, ответила ему я. — Хотела, чтобы ты сделал музыку потише, потому что она мешает остальным работать. Надеюсь, это возможно?

— Разве мешает? — удивился моим словам Ромка. — А Маринке нравится. Да и Виктор тоже не против, — тут же добавил он.

— А Сергей Иванович? — напомнила я о своем помощнике Кряжимском, прекрасно зная, что сам он никогда не попросит убавить громкость музыки, даже если она будет сильно ему мешать. — Он тоже не против?

— А что Сергей Иванович? — не понял меня Ромка. — Он что-то там печатает и даже не смотрит на нас.

— Ему будет намного проще «что-то там печатать», если ты слегка приглушишь свой агрегат. К тому же и мне музыка мешает. Так что позаботься, пожалуйста, о том, чтобы голос твоего радиодиджея не улетал дальше чем на метр от того места, где ты сидишь.

— Ладно, — обреченно вздохнул Ромка и, захлопнув дверь, отправился выполнять мою просьбу.

Я же обратила свой взор к монитору компьютера и попыталась сосредоточиться на выбранной мной для написания статьи теме. Выходило это у меня сейчас на редкость плохо, причем я никак не могла понять, почему мысли упорно не желают превращаться в связанные между собой предложения. Все же я набросала несколько строк, да только, перечитав их, сразу же стерла, не удовлетворившись результатом. Что-то угнетало меня и отвлекало от работы, но что, я понять не могла.

Тут ко мне в кабинет кто-то постучал. Затем из-за двери показался взлохмаченный Сергей Иванович Кряжимский. Убедившись в том, что я на месте, старейшина нашего трудового коллектива прошел в мой кабинет и, неловко замявшись, стал искать слова для того, чтобы что-то мне сказать. Я поторопила его, спросив:

— Что-нибудь случилось, Сергей Иванович?

— Д-даже не знаю, — заикаясь, ответил мне Кряжимский. Затем нервно поправил сползшие на нос очки, после чего более решительно и спокойно произнес: — Мне кажется, что с нашей Мариночкой что-то происходит. Она как-то странно ведет себя с самого утра и… — Вы имеете в виду ту уборку, что она учинила? — перебив Сергея Ивановича, уточнила я. — Не обращайте внимания, это у нее очень скоро пройдет. К тому же уборка нам давно была необходима, и хорошо, что она сама, по своей инициативе ее сделала.

— Да нет, уборка — сущая мелочь, — посмотрев на меня, тяжело вздохнул Кряжимский. — Закончив ее, Мариночка сразу же села за свою печатную машинку и начала что-то печатать. Я сначала думал, что это вы ее о чем-то попросили, но, когда она принесла мне вот это, — только сейчас я заметила в одной руке Сергея Ивановича несколько листов бумаги, которые Кряжимский теперь положил передо мной, — я просто обомлел. Это… это не поддается никакому объяснению.

— А что там? — испуганно переспросила я и сразу же добавила: — Надеюсь, не заявление на увольнение?

— Слава богу, нет, — вновь принялся вздыхать Сергей Иванович. — Но это, представьте себе, статьи для двух последних пустых колонок. Я прочел их и… Вы не поверите, Ольга Юрьевна, но они просто великолепны! Никогда не думал, что Мариночка способна что-либо подобное написать. Действительно, получилось интересно, увлекательно и, главное, — в тему дня. Вот, прочтите сами.

Сергей Иванович вновь подвинул ко мне листы, а сам сел на свободное кресло, стоящее напротив моего стола. Я настороженно взглянула на бумагу и медленно начала читать. Это оказалась статья о недавнем нашем путешествии за город и о происшествии, случившемся там, но написана она была так живо и ярко, как, пожалуй, даже мне не удалось бы. Дочитав статью до конца, я удивленно посмотрела на Кряжимского и молча развела руками.

— Вот и я тоже удивился, — поняв, что я сейчас нахожусь в том же состоянии, что и он сам несколько минут назад, сказал Кряжимский. — Как думаете, что это с ней стряслось? Неужели и в самом деле Мариночка решила взяться за ум, как и говорит? Может, у нее проснулся ранее невостребованный талант? Я просто в недоумении и не знаю, что со всем этим делать.

— Пустить в печать, — не задумываясь, произнесла я. — А что еще мы можем? Раз уж у Маринки проснулся такой талант, было бы глупо им не воспользоваться. Ну а то, что она не совсем обычно себя ведет, так это, я думаю, временно. В любом случае пока все ее поступки полезны и своевременны. Если она станет продолжать в том же духе и далее, придется выдать ей премию.

— Будем надеяться, что это действительно так, — поднимаясь, произнес Кряжимский. — Но все же… — Сергей Иванович минуту помолчал, переминаясь с ноги на ногу, — знаете, как-то скучновато у нас стало с исчезновением старой Маринки. Поскорее бы она вернулась…

Я ничего не ответила. Кряжимский еще немного повздыхал и покинул мой кабинет, оставив меня в растерянности. Статья, над которой я вот уже второй день безуспешно билась, так легко и так замечательно была только что написана нашей взбалмошной Маринкой. Неужели я старею и уже не способна доносить информацию до читателя? Что-то мне это не очень нравится…

Еще раз пробежав глазами Маринкино произведение, а заодно и второе, оказавшееся столь же удачным, я отложила бумагу в сторону и решила, чтобы не забивать себе голову всякими нехорошими мыслями, еще раз проверить расположение статей на различных полосах газеты. Что-то все-таки нужно было теперь делать, раз уж за меня все написано. Открыв необходимые файлы, я сумела заставить себя сосредоточиться и почти забыла о тех странностях, которые стали вдруг происходить с нашей Широковой. Однако меня снова побеспокоили. В кабинет заглянула сама Широкова собственной персоной и серьезно, как и подобает настоящей секретарше, произнесла:

— Ольга Юрьевна, к вам старушка. Говорит, что хотела бы дать информацию для новой статьи. Пригласить?

Немного растерявшись от такого официального ко мне обращения своей подруги, я не сразу нашла что ответить, но потом вдруг таким же официальным тоном разрешила Широковой посетительницу пригласить. И через минуту в моем кабинете появилась старушка — энергичная женщина лет шестидесяти.

Она была темноволосой, невысокого роста, худощавого телосложения. Карие глаза женщины были обрамлены редкими, почти невидимыми ресницами. Губы посетительницы в данный момент были слегка подкрашены ярко-красной помадой. На женщине было темно-синее длинное платье, подпоясанное ремешком. И вообще, вид у моей гостьи был такой, что называть ее старушкой или бабушкой было как-то не совсем удобно, но… другого определения для людей данного возраста еще не придумано.

Войдя в мой кабинет, женщина поздоровалась и замерла у двери, неловко замявшись на месте.

— Да вы проходите, не стесняйтесь, — указывая на стул, произнесла я. — У нас здесь все по-простому.

— Да, я заметила, — скромно откликнулась посетительница и натянуто улыбнулась. Затем села на стоящий напротив моего стола стул и, сложив руки на коленях, стала их мять, заметно нервничая и как будто ища слова, чтобы начать свой рассказ.

— Моя секретарша сказала, что вы хотели нам что-то сообщить, — первой начала я, понимая, что, раз старушка пока еще не решается перейти к делу, надо ей немного помочь. — Я очень внимательно вас слушаю, говорите.

— Дело мое, конечно, может показаться вам совершенно мелочным и недостойным внимания, но я просто больше не знаю, что мне делать и куда податься, — расстроенно и с болью в глазах начала рассказ пожилая женщина. — Я уже столько инстанций прошла, столько порогов обила, а толку нет. Вот, решила еще через прессу попробовать правды добиться, может, хоть это какой-то результат даст.

— Обещаю, что мы постараемся вам помочь, — посочувствовала старушке я, хотя пока и не знала, что, собственно, у нее случилось. Правда, очень надеялась на то, что ее проблема окажется не мелочной и мне не придется извиняться, ища аргументы для отказа в публикации какой-нибудь ерунды. А злободневные темы газете очень даже нужны. — Только вы сначала представьтесь, а потом расскажите все, что считаете нужным, — попросила я.

— Да, конечно, — немного смутившись, откликнулась старушка. — Извините, что я сразу этого не сделала, как-то растерялась.

— Ничего, ничего… — успокоила я женщину, и та продолжила:

— Меня зовут Лариса Евгеньевна Мясникова. Я живу не в Тарасове, а в Новой Красавке. Может, слышали? Деревенька такая в нашем районе есть…

— Да, конечно, слышала, — закивала я, а затем добавила: — Ну, раз вы специально приехали в город, то могу предположить, что у вас действительно случилось что-то серьезное. Я права?

— Да, очень серьезное, — вздохнула Мясникова расстроенно и тут же добавила: — По крайней мере для нас с дедом. Дело в том, что у нас украли внучку, и мы никак не можем ее вернуть.

— Как это… украли? — не поняла я. — Кто украл?

— Ее отец — придурок, — зло добавила Лариса Евгеньевна, и лицо ее исказилось ненавистью. — И это все после того, что он сделал! Совести у него совсем нет.

— Стойте, стойте, — остановила я речь женщины. — Что-то я вас совершенно не понимаю. Объясните все по порядку. Вы сказали, что вашу внучку забрал ее отец, так? — Старушка кивнула, а я продолжила: — Но ведь это вполне нормально, она его ребенок, и он имеет на нее полное право.

— Имел, — поправила меня Мясникова. — Девочку присудили матери после развода, так как отец пил и избивал их обеих. Моя дочь постоянно была в синяках, а девочка из-за постоянных скандалов в доме стала жутко пугливой. Так что никаких прав на ребенка отец совершенно не имел.

— А как же случилось, что он забрал ее у матери сейчас? — Я все еще не до конца понимала ситуацию. — И почему ко мне пришли вы, а не сама мама девочки?

— Потому что ее мама, моя дочь Вика, недавно умерла, — всхлипнув, произнесла старушка. — Она сгорела в своем дачном доме. Но потом выяснилось, что ее перед пожаром кто-то убил — на теле были два ножевых ранения. Видимо, убийца решил все списать на несчастный случай. Но пожар очень быстро потушили, и тело не успело сильно обгореть, а потому удалось выяснить настоящую причину смерти.

— Имея в виду ваш тон, могу предположить, что виновным в смерти своей дочери вы считаете ее мужа, — сделала свои выводы я, так как не раз уже сталкивалась с подобными делами. — Я права?

— Правы, правы, — активно закивала головой старушка. — И не просто считаю, я даже уверена, что это сделал именно он, чтобы забрать к себе мою внучку.

— Он что, так хотел, чтобы она жила с ним? — спросила я. — Он ее так сильно любит?

— Да нет, что вы! — махнула в ответ рукой женщина. — На ребенка ему наплевать. Девочка нужна ему лишь для того, чтобы получить квартиру, оставшуюся после бывшей жены и теперь перешедшую к дочери по завещанию, — пояснила старушка.

— А почему ваша дочь составила завещание? — спросила я, посчитав этот поступок немного странным, ведь наверняка возраст убитой еще не подошел к тому критическому, когда наши соотечественники задумываются о смерти и распределении их имущества между наследниками. — Она что, была больна или о чем-то подозревала? Она догадывалась, что ее собираются убить?

— Да нет, не то чтобы она подозревала. Просто при той жизни, которая у нее была — а она ведь у меня бизнесом занималась, — никогда не знаешь, чего следует ожидать. И потом, девочка моя много путешествовала, а в дороге могло что угодно приключиться. Вот она и подстраховалась, оформив завещание, по которому оставляла мне дачу — она потом, кстати, и сгорела, — а все сбережения и квартиру — своей дочери.

— И большие у нее были сбережения? — вновь полюбопытствовала я. — То есть я имею в виду, была ли сумма настолько большой, чтобы кто-то захотел ее получить?

— Да нет, что вы! — опять махнула рукой бабушка. — Какие у нее могли быть сбережения? Тысяч пятьдесят, не больше. Разве это при нашей жизни деньги? Ни на что и не хватит.

— Ну, для кого как… — не стала ничего утверждать я и поинтересовалась: — А отец девочки знал о завещании?

— Еще бы! Квартира ведь у моей дочери давно была, она ей еще от бабушки досталась. После свадьбы Вика с мужем там и жила. Этот подонок понимал же, что в любом случае квартира отойдет девочке или мне, вот и убил мою Вику. Знал ведь, что на свою долю я претендовать не стану, а если и стану, то жить в квартире не буду.

— А у вашего зятя… — намереваясь задать новый вопрос, начала я, но старушка тут же меня перебила, поправив:

— Бывшего.

Я кивнула и продолжила:

— Так у вашего бывшего зятя имеются какие-то проблемы с жилплощадью и деньгами? Почему ему потребовалось жилье?

— Он без проблем вообще жить не умеет, — насмешливо произнесла Мясникова. — Неужели вы думаете, что этот конченый алкоголик способен завязать с пьянками? Я в это ни за что не поверю, как бы он ни старался всех в этом убедить. А вот наши социальные службы почему-то поверили.

Старушка тяжело вздохнула и осторожно смахнула скупую слезу. Затем взяла себя в руки и предположила:

— Видимо, он их всех подкупил, опять ввязавшись в долги. Было бы иначе, никто не дал бы ему разрешение забрать ребенка себе. — Женщина вновь замолчала и несколько минут безотрывно смотрела на стену перед собой, а затем продолжила: — Мы ведь с мужем хотели удочерить девочку, но нам не разрешили. Сказали — старые мы очень. А какие же мы старые? Нам еще жить да жить! Да и девочка к нам давно привыкла, ведь она больше времени с нами жила, чем с матерью. Ну а теперь, когда этот нелюдь забрал нашу малышку, единственную память о дочери, мы хотим попытаться вернуть ее к себе. У нас ведь еще одна дочь есть, только детей иметь она не может, так вот мы думаем, что девочке очень хорошо бы жилось вместе с нами всеми.

— А как зовут вашу внучку? — немного запоздало поинтересовалась я.

— Сонечка, Софья то есть, — ответила старушка и сразу просияла в лице. — Софья Александровна Курдова.

— Значит, ее отца зовут Александром? — уточнила я.

— Да, Александром, — с пренебрежением кивнула Мясникова. — По отчеству он Владимирович. Чтоб его черти к себе забрали, ирода такого! И как таких земля носит…

— В общем-то, мне все ясно, — немного подумав, произнесла я. — Только никак не могу взять в толк, почему вы пришли с этой проблемой именно к нам. Чем мы можем вам помочь?

— Статьей обличительной, — глядя мне прямо в глаза, ответила Мясникова. — Дело-то ведь видите ли в чем: бывший муж моей дочери занялся бизнесом и теперь, наверное, для того, чтобы подняться в глазах своих коллег, друзей и кого-то там еще, я точно не знаю, делает вид, что он примерный гражданин своей страны и заботливый отец. Насколько я знаю, он завел себе какую-то женщину, с которой и живет, а дочь забрал ради ее наследства, пусть и не очень богатого. А квартиру-то он наверняка продать решил, чтобы потом на эти деньги можно было шиковать. Только ведь мы-то знаем, какой он на самом деле, какие у него знакомства и дружки, и хотим, чтобы об этом узнали и остальные. Может, тогда суд пересмотрит свое решение и девочку позволят удочерить нашей второй дочери?

— Честно сказать, — немного подумав, покачала головой я, — очень сомневаюсь, что статья, пусть даже с очень серьезными обвинениями, сможет помочь вашему делу. Сейчас чего только не пишут, все давно привыкли.

После этих слов старушка посмотрела на меня так обиженно, что я поторопилась добавить:

— Вы не думайте, что я не желаю вам помочь! Но только в нашей стране, как это ни неприятно осознавать, слова никогда ничего не значили, и для того, чтобы что-то доказать, необходимо иметь веские улики, а не писать статьи, на которые мало кто обратит внимание. А вы ведь собираетесь предъявить своему бывшему зятю обвинение в убийстве, что весьма серьезно. Он, в свою очередь, будет вправе подать иск в суд за необоснованное оскорбление, и тогда вы же еще можете и виноватыми остаться. Понимаю, что слова мои для вас звучат неприятно, но это правда, и мы тут не в силах ничего изменить…

— Так что же мне делать? — совсем сникла женщина и, опустив голову, принялась утирать слезы. — Мы уже все перепробовали. Милиция этим делом больше не занимается, так как считает, что виновного найти уже вряд ли удастся: никто его не видел, никто ничего не знает, а ведь я им указала на этого типа сразу. Как же еще, если не через газеты, народ может узнать о подлой душонке пьяницы и убийцы, который всех обманывает? А он еще тот шулер! Наверняка уже со своим бизнесом подвел и подставил много людей и еще столько же собирается обвести вокруг пальца. Нельзя же спускать все ему с рук.

— Нельзя, тут я с вами согласна, — подхватив слова старушки, продолжила я. — Но и начинать все со статьи не очень правильно. Знаете, у меня немного другая идея, если вы не против, я вам ее сейчас поведаю, — я пристально посмотрела в глаза женщине, ожидая от нее ответа.

— Конечно-конечно, говорите, — взволнованно откликнулась Лариса Евгеньевна и с надеждой уставилась на меня. — Для меня сейчас любая идея важна.

Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, а затем произнесла:

— Вам очень повезло, что вы обратились именно в нашу газету. Дело в том, что название «Свидетель» нами было выбрано совершенно не случайно, и указывает оно на то, что вся информация, содержащаяся в наших статьях, лично нами проверена. В связи с этим еще несколько лет назад мы с коллегами внесли в устав редакции нашей газеты небольшую поправку. В ней говорится, что мы имеем право на нечто вроде разыскной деятельности. Сейчас я вам этот пункт зачитаю, вот: мы «оказываем платные услуги гражданам, организациям и предприятиям в установлении по их просьбе фактов, связанных с их личной жизнью и жизнью членов их семей, направленных против их интересов, деятельности их партнеров, конкурентов и политических противников».

Женщина кивнула, дабы показать мне, что она очень внимательно слушает.

— Не подумайте, — прекрасно понимая, какие мысли одолевают сейчас старушку, торопливо произнесла я, — что я пытаюсь вытянуть из вас деньги. Совсем нет. В некоторых случаях, особенно когда к нам обращаются люди среднего достатка, мы делаем исключение и занимаемся расследованием бесплатно. Мы все тщательно проверяем, расспрашиваем очень много людей, анализируем собранную информацию, а когда устанавливаем истину, тогда и пишем статью.

— То есть, если я правильно вас поняла, вы предлагаете заняться выяснением того, кто действительно убил мою дочь? — осторожно спросила женщина. — Как это делают частные детективы?

Я кивнула и пристально посмотрела в глаза своей собеседнице.

— Думаете, из вашего расследования будет толк? — недоверчиво полюбопытствовала бабушка. — Ведь даже милиция ничего установить не смогла… Как же вы-то сумеете выяснить?

— Это уже наши заботы, — улыбнувшись, ответила я ей. — Главное, чтобы вы дали свое разрешение и немного помедлили с публичными обвинениями против своего зятя. Уверена, что, если покопаться, на него много чего интересного можно накопать. А вот тогда-то уже можно будет передать собранные нами данные в социальные службы, в милицию и так далее, требовать пересмотра решения о разрешении на воспитание ребенка. Ведь они вас, наверное, как раз потому и слушать не стали, что вы ничего доказать не могли, так?

— Да, так, — согласилась со мной женщина. — Сказали, мол, клевещут друг на друга многие, а потому они верят только фактам и документам. Да только где взять-то эти самые документы?

— Так вы согласны немного подождать и дать нам шанс попробовать выяснить правду? — вновь спросила я. — Вдруг окажется, что ваш зять вовсе и ни при чем, а вашу дочь убил кто-то другой? Тогда выяснится, что вы наговаривали на него зря.

— Ничего подобного! — немного обиженно воскликнула старушка. — Даже если убийство и не его рук дело, в чем я очень сильно сомневаюсь, он замешан во многом другом и просто не имеет права воспитывать ребенка. Хотя нет, я знаю, чувствую, что именно он убил мою Вику. Она сама говорила мне при последней встрече, а это было за три дня до ее смерти, что он приходил к ней и угрожал.

— Кто он, Александр Владимирович Курдов? — уточнила я.

— Да, этот гад, — не желая называть бывшего зятя по имени, тут же откликнулась посетительница. — Он просил у моей дочери денег взаймы, а она не дала, потому что не хотела с ним связываться. Он тогда и пригрозил ей, что она пожалеет об этом, но Вика не придала его словам никакого значения, а надо было в милицию на него сразу заявить, глядишь, сейчас бы жива была. Этот чертов картежник наверняка проигрался, вот и требовал у нее денег, как будто она ему чего должна. А он ведь даже алименты не платил, ирод несчастный…

— Я вас прекрасно поняла, — почувствовав, что старушка может говорить о своих подозрениях до бесконечности, перебила я. — В любом случае, мы все проверим, а потом вместе с вами решим, что делать дальше. Если причастность Александра Курдова к убийству подтвердится, тогда держать ребенка при себе он уже не сможет, несмотря на то что сейчас девочка у него и он, по вашим словам, собрал все необходимые документы, подкупив социальные службы, и так далее. Вы согласны подождать, пока мы все проверим?

— Согласна, что же еще мне остается, — тяжело вздохнув, ответила женщина, явно поняв, что на большее надеяться ей нечего. — Вы ведь первые, кто хоть какую-то помощь предложил, остальные только отмахиваются и в другие инстанции переадресовывают, вот я и ходила по кругу, плакалась, а все зря. Им до моего горя дела нет, их только деньги интересуют. Так что вы попробуйте, я подожду. Авось будет результат из вашего расследования.

— Ну вот и замечательно, — порадовавшись тому, что у нас снова появилась возможность раздобыть интересную информацию для газеты, произнесла я.

Затем я стала расспрашивать старушку о том, что она еще знает о своем бывшем зяте: где он живет, чем занимается и так далее. Увы, поведать многого женщина мне не смогла, так как в тесной дружбе со своим бывшим родственничком никогда не была и даже не интересовалась его делами. Единственное, что она знала, так это дату рождения Александра Курдова, да и то потому, что однажды была у него на дне рождения, когда они еще только поженились с ее дочкой. Но и это было полезной информацией, учитывая то, что адрес мужчины нам пока был неизвестен.

Выяснив у старушки все возможное, я убедила ее в том, что спешка в таких делах только вредит и будет лучше, если она сейчас поедет домой, подождет вестей от нас и не станет больше ничего предпринимать. Старушка со мной согласилась, хотя по ее глазам я поняла, что она только так говорит, но вовсе так не думает. Вполне возможно, что она продолжит обивать пороги, но, в общем-то, это уже ее дело. В любом случае обещание ничего не предпринимать женщина мне дала, и я могла надеяться на то, что она хоть на какое-то время его сдержит.

Распрощавшись с посетительницей, я проводила Ларису Евгеньевну до дверей, а затем повернулась и посмотрела на своих коллег. Ромка, мучимый бездельем, сидел на подоконнике и глазел в окно, болтая ногами. Кряжимский, как и всегда, что-то печатал на компьютере, Виктор, по всей видимости, сидел в своей каморке и занимался фотоаппаратом или пленками. А вот Мариночка, удивившая нас с самого утра, в настоящий момент облагораживала нашу редакцию — ухаживала за комнатными цветами. Вообще-то раньше, если какие-то растения сюда и попадали, то все равно не выживали — либо вяли, не получая достаточного количества влаги, либо сваливались кем-нибудь по неосторожности на пол. Одним словом, цветы у нас никто не жаловал, кроме Широковой.

— Зачем приходила эта женщина? — не отрывая глаз от компьютера, спросил Кряжимский. — Что-нибудь интересное?

— Думаю, да, — ответила я, все еще наблюдая за Маринкой. — Она думает, что ее дочь убил бывший муж. Он же теперь и забрал у нее внучку, несмотря на то, что по суду ее отдали матери, и он даже не имел на нее никаких прав. Я предложила ей проверить ее предположения и попытаться установить правду.

— Думаю, вы поступили совершенно правильно, — спокойно проговорил Кряжимский и, сняв очки, начал протирать их носовым платочком. Затем он вновь нацепил их на нос и, посмотрев на меня, спросил: — Желаете собрать всех на совещание?

Я покосилась в сторону Маринки и неуверенно пожала плечами.

— Будем считать, что сбор назначен через десять минут, — за меня решил Кряжимский и тут же отдал Ромке распоряжение позвать Виктора.

Я одним взглядом поблагодарила Сергея Ивановича за поддержку и пошла к себе.

Когда все сотрудники нашей редакции собрались в моем кабинете, я еще раз кратко пересказала свой разговор со старушкой, после чего, обращаясь ко всем сразу, спросила:

— Как думаете, с чего следует начать?

Я пробежалась глазами по лицам своих коллег, но только на лице Кряжимского заметила желание мне ответить. Прокашлявшись, наш старейшина пару минут помолчал, а потом произнес:

— Лично я думаю, что расследование нужно начать сразу с нескольких сторон.

— С каких именно? — полюбопытствовала я.

— Для начала нужно проверить связи и знакомства этого парня. Вы, Ольга Юрьевна, сказали, что старушка назвала имена нескольких друзей бывшего зятя. Думаю, что их можно проверить и расспросить. Тогда мы точно узнаем, действительно ли у отца девочки денежные и жилищные проблемы.

— А не проще ли спросить у него самого? — предположила я. — Ему-то куда лучше их всех это известно.

— Так-то оно так, — согласился со мной Сергей Иванович. — Но только вряд ли этот тип нам что-то скажет. Если он и в самом деле старается предстать в глазах общества с положительной стороны, то не думаю, что он станет первым попавшимся людям, тем более представителям прессы, рассказывать о своих проблемах. Впрочем, с ним можно поговорить, но только для того, чтобы узнать его характер, посмотреть, в какой обстановке он содержит ребенка, но не более. Лучше будет, если он пока не заподозрит ничего странного в нашем визите, а самим беспрепятственно его проверить. Его друзья, которым скрывать что-то совсем ни к чему, могут рассказать много интересного.

— Вы абсолютно верно мыслите! — воскликнула я. — Нам действительно лучше разделиться и начать расследование одновременно в двух направлениях. Тогда и вероятности что-то разузнать будет больше. Если, конечно, никто не против? — на всякий случай спросила я, хотя и понимала, что вряд ли кто-то мне возразит. — Тогда предлагаю разделиться на две группы: Кряжимский, Марина и Рома поедут беседовать с друзьями Курдова, а мы с Виктором попробуем отыскать самого папашу.

— На меня сегодня не рассчитывайте, — до сего момента молчавшая, произнесла вдруг Широкова. — Я через десять минут ухожу. У меня дела личного характера. В редакции я уже все сделала, на телефоне автоответчик включила, так что, думаю, мое присутствие здесь до завтрашнего утра больше не понадобится.

— Что значит не понадобится? — опешила от такого заявления я, а Сергей Иванович и вовсе открыл от удивления рот. — Разве дело в том, что ты сделала? Кажется, рабочий день еще не закончен, а значит, никто никуда не уходит. И вообще, Мариночка, может, ты наконец объяснишь нам всем, что с тобой происходит? Ты сама на себя не похожа.

— Я не попугай, чтобы все повторять раз по сто, — отмахнулась Маринка. Затем она встала и, собрав пустые чашки с моего стола, добавила: — Ну, раз вы меня не отпускаете, считайте, что я ушла на больничный. Справку я принесу позже.

— Вот те раз! — развел руками Сергей Иванович и тут же обратился к Маринке с поучающими речами, но она его и слушать не стала, спокойно удалившись из моего кабинета. Остальные только молча переглянулись и пожали плечами.

— Да что, в конце концов, с ней происходит! — окончательно выйдя из себя, вскипела я. — Я никогда Широкову такой серьезной и невозмутимой не видела. Возникает ощущение, что проблемы коллектива ее совершенно не волнуют. Но ведь такого не может быть, чтобы она в один день так резко изменилась. Кто-нибудь знает, что с ней произошло?

Я пробежала взглядом по лицам своих коллег и задержалась на Ромкином, почему-то заподозрив, что он о чем-то знает.

— Ну-ка, мальчик, — тут же обратилась я к нему, — выкладывай все начистоту. Что приключилось с Маринкой? Какие такие проблемы личного характера у нее завелись?

— Да откуда мне знать? — попытался увильнуть от ответа Ромка, но у него этот номер не прошел, и я еще раз, только более настойчиво, повторила свою просьбу. И пришлось нашему курьеру сдаться. Тогда он скромно сообщил: — Маринка сошлась с каким-то парнем.

— Что?! — почти в один голос воскликнули мы все.

— Как это сошлась? Зачем? — чуть позже спросила я.

— Да не знаю я, — заворчал Ромка. — Она просто сказала, что нашла себе наконец лучшего мужа.

— А почему она сказала это тебе, а не кому-то еще? — не поняла я.

— Так… — Ромка замялся. — Вы же сразу с вопросами приставать начнете, а мне она доверяет.

— Ну и что еще она тебе доверила? — полюбопытствовала я.

— Сказала, что скоро совсем переедет к нему. Что он хороший, — почти на одном дыхании начал перечислять Ромка. — Что у него есть ребенок, но жена от него ушла к другому и этому ребенку нужна такая мать, как Маринка.

— Ничего себе… Или я чего-то недопонимаю, или мне все это снится! — схватившись за голову, воскликнула я, а затем вновь повернулась к Ромке и попросила: — Еще раз, но все по порядку и помедленнее.

— Так я уже все сказал, — пожал плечами наш курьер. — Больше я ничего не знаю.

— Уверен? — теперь уже спросил у него Кряжимский.

— Вроде бы да, — откликнулся Ромка и принялся чесать затылок, вспоминая, все ли сказал. — А еще она говорила, что этот мужик, ну с которым она скоро будет жить, любит, когда женщина хозяйничает по дому, именно поэтому он и выбрал Маринку.

— Маринка и дом… — недоумевающе развела руками я. — С каких это пор два этих понятия стали близкими?

— Я так же удивлен, как и вы, Ольга Юрьевна, — произнес Кряжимский, когда мой вопросительный взгляд остановится на нем. — Но, видимо, всему свое время, и Мариночка действительно достигла того важного момента, когда человек полностью переосмысливает свою жизнь и решает начать ее заново. Тут нет ничего удивительного. Вспомните себя саму.

— Нет, — немного подумав, не согласилась я. — Меня жажда таких резких перемен вроде бы не обуревала.

— Ну так что же? Кому что, а кому… — покачал говолой Кряжимский. — Видимо, Мариночке очень нравится тот человек, с которым она собирается начать новую жизнь, вот она и старается изо всех сил стать такой, какой он желает ее видеть. Чуть позже она наверняка извинится перед всеми нами, осознав, что друзья остаются друзьями в любом случае и разбрасываться ими направо и налево ни в коем случае нельзя.

— Вашими бы устами… — заметила я, тяжело вздохнув. Затем покосилась в сторону двери, за которой скрылась Маринка, и тихо добавила: — Хотелось бы мне увидеть этого с ума сводящего типа. Впрочем, думаю, мы еще успеем, сейчас же главное — разобраться с той задачей, которая перед нами поставлена. Вы согласны?

Все дружно кивнули.

— Вот и отлично, — обрадовалась я и, минуту помолчав, добавила: — А Мариночка пусть пока занимается своими делами. Наверняка она скоро одумается и присоединится к нам. Не будем пока ее трогать, раз она этого не хочет.

Кряжимский слегка кивнул, давая мне понять, что полностью согласен с моим решением. Его поддержка меня порадовала, и я, заставив себя забыть о Маринке, стала собираться в дорогу.

Глава 2

Имея дату рождения Александра Владимировича Курдова, нам с Виктором удалось очень быстро установить, где он проживает, а потому из паспортного стола мы сразу же направились на поиски его дома. Как выяснилось, проживал бывший зять Ларисы Евгеньевны на улице Соколовой. От нашей редакции до этого места было минут двадцать езды, но, учитывая то, что нам пришлось еще и заглянуть в паспортный стол, добирались мы до дома Курдова немного дольше. Ехали мы совершенно молча, так как Виктор особой разговорчивостью у нас никогда не отличался и на все вопросы отвечает обычно лишь кивками. С ним и беседовать-то неинтересно, а потому я даже и не пыталась этого делать, решив лучше поразмышлять обо всем в тишине, пока никто не мешает.

Однако подумать о деле почти не удалось, так как то и дело мои мысли невольно возвращались к нашей столь резко изменившейся Маринке, за которую я очень переживала и волновалась. Несмотря на то что она действительно стала вести себя как настоящий взрослый человек, я очень боялась за нее, сердцем чувствуя, что это ее новое состояние продлится не слишком долго и скоро что-нибудь приключится. Если кто помнит, Маринка у нас совершенно не умеет разбираться в мужчинах, и это ее главная проблема, из которой вытекают все последующие. А еще она упрямая. И ты хоть лбом об стену бейся, а слушать она все равно никого не желает, несмотря на то, что не один и даже не сотню, а наверное, всю тысячу раз ошибалась. Но, видимо, Маринке такая жизнь попросту нравится самой, вот она и не пытается ее изменить, а если и пытается, как сейчас, например, то делает это как-то не совсем правильно и верно.

Виктор затормозил мою «Ладу» и заглушил двигатель. Сие означало, что мы наконец добрались до места. Я облегченно вздохнула, радуясь, что теперь смогу отвлечься от недобрых мыслей о грядущей судьбе Маринки. Выйдя из машины на улицу, я посмотрела на дом под номером сорок три. Он был построен, по всей видимости, давно. А вдобавок ко всем прочим приметам возраста здания по его середине шла крупная трещина. Дом явно находился в аварийном состоянии.

— Да, такой дом и я бы мечтала поменять на что-то более приличное, — вспомнив о том, что говорила старушка о мотивах убийства Курдовым ее дочери, произнесла я.

Ответом мне были лишь стук захлопнутой Виктором двери и его довольно громкое сопение.

— Вроде бы тут, — только для того, чтобы не молчать, произнесла я и направилась в сторону подъезда. Виктор молча последовал за мной.

Мы поднялись на третий этаж, остановились возле двери с прибитой над звонком табличкой, на которой значился нужный нам номер квартиры, и Виктор надавил на кнопку. Внутри квартиры раздался неприятный звон, а через несколько минут послышались какие-то шорохи. Я напряглась, ожидая, когда перед нами распахнется дверь и мы увидим того самого отпетого негодяя, каким изображала Курдова его бывшая теща. Дверь вскоре открылась, но ничего страшного или удручающего мы не увидели. Напротив, перед нами стоял опрятного вида мужчина лет тридцати восьми, с коротко стриженными волосами, в аккуратно выглаженном черном костюме. Глаза мужчины были темно-карими, и в настоящую минуту в них читался вопрос, что за неведомые гости пожаловали в его дом.

— Здравствуйте, — немного растерявшись, проговорила я и сразу же спросила: — Вы Александр Владимирович Курдов?

— Да, это я, — приятным баритоном ответил мужчина. — А в чем дело?

— Мы журналисты, — широко улыбнувшись, произнесла я. — Мы бы хотели взять у вас интервью, так как слышали, что вы вроде бы забрали к себе свою дочь, несмотря на то, что с ее матерью давно уже не живете. Подобные поступки сейчас редкость, ведь в наши времена мало кто желает вешать себе на шею дополнительный хомут. А уж мужчины тем более… — самым наглым образом врала я, выдумывая причину нашего визита. И улыбалась возможно более приветливо. — Мы были бы очень рады, если бы вы согласились немного пообщаться с нами.

На несколько минут задумавшись, мужчина, видимо, решил, что реклама ему в данной ситуации не помешает, а потому также приветливо заулыбался и, отстранившись от двери, произнес:

— Ну, насчет того, что такие поступки редкость, это вы немного преувеличили. Но я пока не занят, а значит, могу удовлетворить ваше любопытство по всем вопросам. Прошу вас, проходите.

«Приятный вроде бы мужчина… — пронеслось у меня в голове, но я тут же предостерегла себя: — Но это может быть лишь маска. Оля, будь осторожнее».

— Не обращайте внимания на некоторую запущенность квартиры, — шествуя впереди нас, говорил Курдов. — Я живу здесь временно, вскоре планирую переселиться в другое место, вот ремонт и не делаю. Это квартира моего деда, по наследству досталась после его смерти.

— А у ваших родителей квартира есть? — как бы невзначай спросила я.

— Есть, но они в Башкортостане живут, и я с ними практически не общаюсь. Я ведь не один сын у них — нас, братьев, аж четверо. Но вы проходите, садитесь, — Курдов указал на старенький диван, покрытый недорогим пледом.

Я не спеша осмотрелась по сторонам, отметив про себя, что внешний вид Курдова совсем не сочетается с тем, что имеется у него в квартире. Сам Александр Владимирович выглядел более чем шикарно — вещи на нем были все дорогие, тогда как о его жилище сказать этого было нельзя. Взять, скажем, диван, на котором мы с Виктором сидели: он был из разряда отнюдь не новых или модных, появившихся в продаже недавно, а, скорее всего, был приобретен лет пять назад, если не больше. Остальная мебель также была несовременной. Окна закрывали выцветшие шторы.

Я поискала глазами телевизор и очень удивилась, увидев, что он очень маленький. А на том месте, где обычно рядом с телевизором стоит видеомагнитофон, ничего подобного не было. Однако именно в том месте имелось на пыльной поверхности менее запыленное пятно, отчего можно было с уверенностью сказать, что он в квартире наличествовал. Причем не очень давно. Похоже, вещи из дома потихоньку распродавались.

— А где же ваша дочь? — завершив осмотр квартиры Курдова, произнесла я. — Мне бы так хотелось ее увидеть.

— Ох, да она еще в детском саду, маленькая ведь, — улыбаясь во весь рот, произнес Курдов. — Я ведь постоянно на работе, а одну ее оставлять не рискую.

— А дорого вы платите за детский сад? — тут же спросила я, как бы просто интересуясь для себя.

— Да нет, всего-то тысяча с небольшим в месяц, — с готовностью сообщил Александр. — Но мне никаких денег для моей малышки не жалко. Я хочу, чтобы она получала все самое хорошее. И вообще, думаю, что скоро у нас с ней начнется отличная жизнь.

— О, вы говорите об этом так, будто вам в руки вот-вот должна прийти удача, — улыбнувшись, произнесла я. — Может быть, расскажете о своей жизни поподробнее? Думаю, нашим читателям будет очень интересно. Кстати, вы не против, если я включу диктофон? Просто не совсем удобно все записывать.

— Да, конечно, если вам это необходимо, — ответил Курдов и неловко поерзал в кресле, готовясь к рассказу, который я и впрямь собиралась записать, чтобы потом иметь возможность еще раз прослушать и выявить все несоответствия или обман. Тем временем Курдов откашлялся и спросил: — С чего лучше начать?

— Думаю, что с девочки, — ответила я. — Расскажите о своей дочери, о том, как она к вам относится, нравится ли ей жить с вами?

— Ну как же ей может не нравиться? — натянуто улыбнувшись, что указывало на несоответствие слов с действительностью, произнес Курдов. — Я же ее отец. Конечно, ей не хватает матери, она скучает по женской ласке. Но я думаю, что скоро все будет хорошо, ведь я нашел подходящую женщину, способную заменить ей мать.

— Вы собираетесь вновь жениться? — немного удивленно поинтересовалась я.

— А почему нет? — откликнулся Александр и по-хозяйски закинул одну ногу на другую. — Я ведь еще молод, полон сил и энергии. Но я считаю, что нужно сначала посмотреть, как отнесется к той женщине моя дочь, а потом уже думать о том, чтобы связывать с ней свою жизнь. Дочь для меня важнее всего.

— Это правильно, — похвалила я, хотя уже почувствовала: Курдов говорит именно то, что должен был бы сказать на его месте любой нормальный, положительный отец, а на самом деле намеренно вводит нас в заблуждение.

— А чем вы занимаетесь? — решив ненадолго сменить тему разговора, задала я новый вопрос.

— Я бизнесмен, — гордо произнес Курдов. — У меня своя фирма, свое дело, которое понемногу развивается и растет. Я надеюсь, что когда-нибудь все то, что я заработаю, останется моей дочери и она сумеет распорядиться этим правильно.

— А как давно вы занимаетесь бизнесом? — последовал мой следующий вопрос.

— Недавно, — не стал врать Курдов, — но чувствую себя в этой сфере вполне нормально. Сначала я работал на других, а года два назад начал свое дело. Сейчас вроде бы все идет на подъем, но для достижения большого успеха нужно время. В настоящий момент я, например, планирую открыть новый магазин по продаже спортивных товаров и аксессуаров. На мой взгляд, это очень прибыльное дело.

— Что ж, желаем вам удачи, — откликнулась я и вернулась к интересующей меня теме: — А скажите, Александр Владимирович, ваша дочь не просится к бабушке? Насколько нам известно, она сначала жила с матерью вашей бывшей жены и наверняка к ней привыкла.

— Да, конечно, привыкла, — согласился со мной мужчина, затем как-то странно усмехнулся и продолжил: — Честно сказать, я никогда не понимал свою жену. Она почти не видела дочери и все время каталась по миру. А ведь девочке требовалось тепло и забота, которые не могли в полной мере дать ни дед, ни бабушка. Ей нужны были настоящие родители, причем оба. Знаете, когда мать умерла, малышка практически не заметила этого. И вовсе не из-за своего возраста, а потому, что почти и не видела, не знала ее. Что же касается бабушки и деда, то по ним она скучает, и я вынужден иногда приглашать их к себе в гости. Но думаю, в этом скоро уже не будет необходимости, дочка привыкнет к жизни в моей семье.

«Ух ты, а он их, оказывается, приглашал… Что-то об этом Лариса Евгеньевна совершенно не упоминала, а напротив, утверждала, что мужчина не давал ей даже возможности увидеться с внучкой», — заметила я про себя. Но не подала виду, что раскусила Курдова. Нет уж, пусть пока думает, что ему полностью верят.

— Насколько я поняла, у вас и вашей дочери дела идут замечательно? — подвела я итог.

— С уверенностью могу сказать, что да, у нас все прекрасно, — гордо произнес Курдов.

— А можно спросить вас еще кое о чем? — решив рискнуть и узнать у Курдова, есть ли у него алиби на день смерти его жены, осторожно начала я.

Ничего не заподозрив, мужчина улыбнулся и согласно кивнул:

— Конечно, спрашивайте. Я же, кажется, сразу согласился ответить на все ваши вопросы.

— Собирая материал для этой статьи, — продолжила я, — мы заходили еще и в милицию, чтобы узнать там побольше о смерти матери девочки. Нам немногое сказали, так что мы хотим теперь кое-что уточнить у вас.

— Да, я слушаю, — напряженно откликнулся Курдов, по-прежнему изображая абсолютно открытого человека, но в его голосе я почувствовала напряжение.

— Скажите, у вас было алиби на момент смерти вашей жены? — решительно тряхнув головой, спросила я в лоб, но, чтобы не вызвать у мужчины никаких подозрений, тут же добавила: — Нам стало известно, что вас некоторое время подозревали в убийстве. Как вы это можете объяснить?

— Очень просто, — посерьезнев, ответил Александр. — Это все происки моих врагов, желающих оклеветать мое доброе имя и выставить меня с самой неприглядной стороны. Бизнес, девушка, это ведь, знаете ли, такое дело, где ничем не гнушаются и любой метод, если он может принести положительный результат, сразу же идет в ход. Я действительно был под подозрением и общался по данному поводу с работниками милиции, но я здесь ни при чем, а значит, бояться мне нечего.

— Вы так и не сказали об алиби? — напомнила я, желая узнать все поточнее.

Курдов усмехнулся и ответил:

— Раз вы настаиваете, скажу: я был с женщиной в тот момент. Тогда мы с ней еще встречались, но с тех пор почти и не виделись. А теперь у меня другая любимая девушка.

— Но та женщина, с которой вы были в день убийства Виктории Мясниковой, она все подтвердила в милиции? — не подумав, уточнила я, отчего Курдов мгновенно напрягся и подозрительно посмотрел на меня. Затем как-то странно дернул плечами и произнес:

— Естественно, а разве должно быть не так?

— Нет, так, конечно. Просто… — я немного растерялась, затем заставила себя собраться с мыслями и, улыбнувшись, продолжила: — Как вы понимаете, мы, журналисты, вынуждены расспрашивать обо всем, что может заинтересовать нашего читателя. Не обижайтесь, если вопрос покажется вам немного некорректным. Кстати, готовую статью перед выходом в свет мы вам непременно покажем.

— Это радует, — немного расслабился Курдов.

— Так вы говорите, что тогда жили с другой девушкой, — поторопилась вернуться я к насущной теме. — А почему вы расстались? Она показалась вам недостаточно хорошей заменой матери для вашей дочери?

— Да нет, это совсем ни при чем, — усмехнулся Курдов. — Тогда я еще не знал, что решу забрать к себе дочь. Мы расстались просто потому, что не сошлись характерами, но я ничего не имею против Лили, она неплохой человек.

— Так ее зовут Лиля? — сразу же уточнила я.

— Да, Лилия Елизаровна, — ответил Курдов. — Красивое сочетание, не правда ли? Мне ее имя сразу понравилось, я люблю все звучное.

— А фамилия у нее такая же красивая, как и имя, или нет? — спросила я.

— Да нет, фамилия у нее абсолютно простая, — вроде бы ничего не заподозрив, ответил Курдов. — Семеновская.

— Ну почему же простая… Вон как прекрасно звучит, — произнесла в ответ я, — Семеновская Лилия Елизаровна.

— Это верно, тоже звучит, — согласился со мной Александр, с минуту помолчал и спросил: — Вас еще что-нибудь интересует?

— Пожалуй, — немного подумав, ответила я и, посмотрев прямо в глаза мужчине, заговорила, стараясь быть насколько возможно убедительной: — Как правило, собирая материал о ком-то для статьи, мы беседуем не только с самим будущим героем, но и с его друзьями, окружением, так сказать, чтобы составить наиболее правильное общее впечатление о нем. Согласитесь, что вы сами не станете себя расхваливать, тогда как это очень даже удобно сделать вашим знакомым. Вот поэтому нам бы хотелось получить от вас пару адресов таких людей. В том числе и вашей бывшей подруги, если, конечно, вы нам доверяете.

— Естественно, доверяю, мне бояться нечего, — улыбнулся Курдов, после чего достал из ящика стоящего рядом столика ручку, лист бумаги и стал что-то писать.

Мы с Виктором молча ждали, когда он с этим покончит, затем я попросила своего коллегу сделать фотографию Курдова, якобы для той же самой статьи, а на самом деле для удобства расследования, и стала прощаться с Александром Владимировичем.

— Очень жаль, что вашей дочери не оказалось дома, — сказала я уже на пороге. — Все-таки нам бы очень хотелось побеседовать еще и с ней, но я думаю, что мы еще к вам заглянем.

— Непременно заходите, — расплылся в улыбке Курдов. — Только предварительно звоните, а то можете никого не застать дома. Номер своего телефона я написал вам на том же листе.

— Да, я заметила, — откликнулась я и вышла за порог.

Виктор последовал за мной, и вскоре мы уже выходили из дома. Сев в салон машины, я призадумалась: ехать сейчас в редакцию или прямо отсюда направиться на поиски бывшей любовницы Курдова. Если повременить, то он запросто может ее предупредить о том, что нужно, а что не нужно говорить ей, общаясь с нами, а нам бы было выгоднее, чтобы этого не случилось. Так что, немного поразмышляв, я все-таки решила направиться к самой Лилии. Тем более что время у нас в запасе было — Кряжимский и Ромка все равно могли еще не вернуться в редакцию, так как передвигались на общественном транспорте.

Поняв, что я что-то задумала, Виктор вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая, что делать дальше. Я вздохнула и произнесла:

— Давай на Фамитовку, заедем в гости к Семеновской.

Виктор согласно кивнул, мол, все понял, и, молча заведя машину, направил ее в сторону нужной улицы. Довольно быстро добравшись до необходимого нам дома, мы оставили «Ладу» недалеко от подъезда и направились в дом. Там нашли квартиру любовницы Курдова, и я позвонила в дверь. В первые несколько минут нам никто не спешил открывать, и я стала от расстройства прислушиваться — прекрасно ведь знала, что в такое время дома вполне может никого и не быть. Но тут совершенно неожиданно дверь распахнулась, от чего я едва не упала, поскольку до того облокачивалась одной рукой на ручку, и мы увидели старушку с морщинистым лицом.

— Вы к кому? — шепеляво спросила она.

— К Семеновским, — улыбнувшись поприветливее, ответила я. — Мы из газеты, хотели бы задать Лилии Елизаровне пару вопросов. Она дома?

— Опять опрос какой-нибудь? — деловито спросила старушка, видимо, не расслышав то, что я сказала.

— Что-то вроде этого, — согласилась я, решив больше не объяснять ничего, а просто выведать, где сейчас девушка.

— Ну входите, — проворчала бабулька, отстраняясь, давая нам возможность войти.

Мы прошли в квартиру и стали снимать обувь.

— Чай будете? — продвигаясь в глубь квартиры, громко спросила нас бабушка.

— Нет, мы ненадолго, — проходя в зал и присаживаясь в кресло, ответила я. — Мы только хотели узнать, где сейчас Лилия, и поговорить с ней. Вы нам не поможете?

— Поговорить со мной хотите? — опять ничего не расслышав, завздыхала старушка. — Я люблю поговорить, многое могу рассказать. О жизни своей, о том, как мы после войны жили, как голодали, как детьми вынуждены были работать… Да, жизнь-то у меня была большая, я много чего повидала.

— Это замечательно, — улыбнувшись, произнесла я и еще раз повторила свой вопрос, но на этот раз еще громче, чем в первый. Теперь бабушка услышала, что я от нее хочу, и, улыбнувшись, произнесла:

— Ах, так вам внучка моя нужна! Вы ее подружка, да? А я вас за других совсем приняла, старая галоша. Я ведь не слышу почти, так что вы громче говорите. А Лиля сейчас в магазин пошла, вот-вот должна вернуться.

— Можно мы ее подождем? — во весь голос спросила я, склонившись к уху бабульки.

— Да ждите, конечно, мне не жалко, — откликнулась та и, медленно поднявшись, поплелась в другую комнату, оставив нас с Виктором совершенно одних.

Впрочем, мы ничуть не скучали, рассматривая жилище Семеновских. А посмотреть тут было на что! Не знаю уж, кто из членов семьи был таким одаренным, но почти все стены в зале были украшены вырезанными по дереву панно, плоскими деревянными масками, резными полками и иными красивыми вещами. И даже на столе, в невысокой вазе, стояли три деревянные розочки, выточенные из каких-то веточек, — такие ни на одном заводском станке не сделаешь!

Пока мы любовались необычными произведениями искусства, скрипнула дверь и в квартиру кто-то вошел. Я мгновенно собралась, решив, что это вернулась Лиля. И это в самом деле оказалась она, так как бабушка очень громко сообщила ей, что пришли друзья. Что-то ответив старушке, девушка вошла в зал и недоуменно застыла на пороге, естественно, не увидев среди нас никого из своих знакомых.

— А вы к кому? — грубовато спросила девица.

Она была невысокой, с ладной фигуркой и окрашенными в ярко-рыжий цвет короткими волосами, густо намазанными гелем и поэтому торчащими пучками в разные стороны. В целом такую молодежную прическу можно было бы назвать «стриженое солнышко», хотя девушке она очень даже шла и делала ее еще моложе, чем она была на самом деле. Глубоко посаженные глаза, маленькие губки, такой же носик, ровный овал лица и слегка торчащие в стороны ушки делали ее весьма очаровательной особой. Одета бывшая любовница Курдова была по-спортивному: светлые брюки с декоративным шнуром на поясе и маечка на тонких бретельках.

— Мы к вам, — бегло окинув взглядом девушку, сказала я. — Если вы, конечно, и есть Лилия Семеновская.

— Да, это я. Но вас я не знаю и никогда не видела, — поспешила заметить девица.

— Это мы знаем, — улыбнулась я. — Но вы пока не дали нам возможности представиться.

— Ну так представляйтесь, я слушаю, — без лишней скромности, даже еще более грубо, чем вначале, буркнула Семеновская и деловито сложила руки на груди.

Я улыбнулась и сообщила не только как нас зовут, но также кто мы такие и зачем ее беспокоим. Выслушав меня, девица прошла в комнату и, плюхнувшись в мягкое кресло, произнесла:

— Не пойму, а вам-то это все зачем надо? Ну ладно менты ко мне приходили, расспрашивали все про то убийство и про алиби Александра, но вам-то что с того? Кажется, дело давно признали висяковым и Курдова оставили в покое.

— Не совсем, — тихо вздохнув, ответила я. — Я и мои коллеги теперь начали расследование заново по просьбе матери убитой. У нас ведь не обычная газета, а со своими собственными правилами, одно из них и позволяет оказывать платную помощь гражданам в расследовании тех или иных происшествий в их жизни.

— Так, значит, вы как частные детективы действуете? Только детективы по совместительству, — все поняла Лилия.

— В общем-то, да, — кивком подтвердила я и спросила: — Ну так как, вы согласны нам помочь?

— Нет, — спокойно ответила девица и хитро улыбнулась. — У меня ведь, в отличие от вас, никакого стимула к разговорчивости нет. Вы не милиция, права допрашивать меня не имеете, так что… — Семеновская вскинула руки вверх и развела их в стороны, намекая на то, что наш разговор на этом закончен.

— Хорошо, — не желая сдаваться, решительно произнесла я, — тогда давайте мы вам заплатим. Это будет являться стимулом?

— Смотря сколько заплатите, — удовлетворенно расплылась в улыбке девица. — Меньше чем за пятьсот рублей базар вести не буду.

— Ладно, мы дадим вам эти пятьсот рублей, — понимая, что иного способа выяснить правду и уточнить, было ли алиби у Курдова ложным или правдивым, у нас пока нет и, возможно, не будет. Приходилось принимать условия собеседницы. — Только расскажите нам про своего бывшего парня, Александра Владимировича Курдова, — попросила я и, пристально посмотрев на Лилию, добавила: — Что вы о нем знаете, какой он на самом деле человек, есть ли у него слабости? В общем, расскажите все, что вы о нем знаете. Ну а главный вопрос — об алиби. Действительно ли в день убийства он был с вами или же это ложь?

— Прежде деньги, — все еще не желая ничего говорить, произнесла Семеновская и выжидающе посмотрела на нас обоих.

Мне пришлось раскошелиться и достать из кошелька припасенные на всякий случай пятьсот рублей. Протянув деньги наглой девице, я снова напомнила ей о своем вопросе и приготовилась слушать. Удовлетворенная легким заработком, Лилия преспокойно бросила деньги на стоящую рядом тумбочку, как будто они для нее были такой мелочью, что даже смешно их прятать, и, закинув ногу на ногу, сказала:

— Лады, я вам расскажу все. Но не из-за денег, а из-за того, чтобы насолить этому гаду, который меня бросил сразу же, как только его дела пошли в гору. Я, видите ли, слишком много денег требовала. Урод!

«Ну спасибо, сделала одолжение, — зло прошипела я про себя. — Зачем, спрашивается, тогда плату требовала, раз все равно зуб на него имеешь? Вот народ пошел, палец о палец за просто так не ударят. Все торгуются, даже если им самим выгодно рассказывать, а не молчать. Тьфу, противно смотреть».

— Честно скажу, что алиби его — полная липа, — не отвлекаясь ни на что лишнее, сообщила девица. — Ни в каком ресторане я с ним не была и вообще до того дня трое суток его не видела. А потом он прилетел весь в мыле, нервный какой-то и стал умолять, чтобы я всем сказала, что он эти дни у меня был. Я тогда ничего такого не заподозрила, а когда менты про убийство проведали, испугалась: вдруг и в самом деле он свою жену убил. Сразу пришла мысль, что, если не сделаю, как он просил, со мной может произойти то же самое, так что лучше выполнить его просьбу. Впрочем, я совсем недолго думала, ведь еще любила тогда этого подонка. А когда он ко мне спустя два дня пришел, я спросила, виновен ли он. Однако Саша заверил меня, что не виновен, а просто подстраховался, так как знал, что его будут подозревать. Сказал, что в тот день дома был, футбол смотрел, и подтвердить это никто не может. Правда это или нет, я не знаю.

— Значит, вы даже понятия не имели, где он был, а просто исполнили его просьбу, потому что любили? — выслушав короткий рассказ девушки, уточнила я. — Ну да, соврала я милиции, — совсем не стыдясь содеянного, подтвердила свои слова девушка.

Я посмотрела ей в глаза и спросила:

— А почему потом, когда он ушел, вы не пошли в милицию и не рассказали правду? Сами же только что упомянули, что злитесь на него за его поступок.

— Да, злюсь. Мало кому понравится, что его кидают, да еще вешают все свои долги, — согласилась с моими словами Лилия. — Только знаете, у меня с милицией не очень ладно дела обстоят, и мне там светиться никак нельзя. А потом, позже, когда Шурик сообщил мне о своем уходе, я попыталась на него надавить этим ложным алиби, но он напомнил мне о том, что когда-то тоже вытащил меня из-за решетки, куда я попала за хранение наркотиков. Он тогда по каким-то своим каналам меня отмазал, так что у меня перед ним должок маленький был. А так, соврав — представив Александру алиби, — я его вроде бы как прикрыла, долг заплатила.

— А сейчас, рассказывая это нам, вы не боитесь, что все вновь выплывет? То есть он, узнав о вашем предательстве, позаботится о возобновлении вашего дела? — поинтересовалась я, не совсем понимая, почему девица так спокойна.

— А вы попробуйте потом доказать, что я вам что-то говорила, — нахально улыбнувшись, ответила она. — Я скажу, например, что была пьяна. Или же что меня заставили все это сказать. И потом, не в ваших же интересах меня выдавать. Если докажете его вину, понадобятся свидетели, а о них вы должны позаботиться. Я права?

— А вы верно мыслите. — Только теперь я начала понимать, что девица на самом деле не так проста, как кажется. — И вы нам действительно еще можете понадобиться.

— Ну вот и отлично, — улыбнулась в ответ Семеновская. — Что-то еще интересует?

— Что рассказывал вам о своей дочери и бывшей жене Курдов? — не задумываясь, спросила я.

— Да ничего, — пожала плечами Лилия. — Он о них и не вспоминал до некоторых пор.

— До каких именно? — уточнила я.

— До того, как проблемы с деньгами начались. Шурик ведь игрок, он в обычном уличном автомате может столько денег просадить, что страшно становится, а потом ноет целый месяц, что за душой ни гроша. Его когда с последней работы уволили, он занимал почти у всех, кого только знал. Могу предположить, что и бывшая жена этой участи тоже не избежала. А что касается дочери, то о ней я только раз и слышала, да и то не от него, а в милиции. Честно сказать, меня прошлая жизнь моих мужчин совершенно не интересует.

«Интересная особа», — все больше удивляясь словам девушки, подумала я. Лилия Семеновская действительно выглядела как уверенная в себе женщина, спокойно относящаяся ко всему происходящему и умело извлекающая из всего выгоду. Такую нелегко провести.

Задав девушке еще несколько интересующих меня вопросов, я поблагодарила ее за помощь, записала ее домашний и сотовый телефоны и только после этого стала прощаться. Лилия проводила нас с Виктором до двери и даже пожелала нам удачи в расследовании. Мы спустились на первый этаж и заспешили к машине. Теперь нам нужно было поскорее вернуться в редакцию и расспросить у Сергея Ивановича и Ромки, что им удалось узнать, а затем, собравшись всем вместе, обсудить дальнейшие действия.

Поручив Виктору заботиться о нашем маршруте, я преспокойно уселась на соседнее с водительским сиденье и погрузилась в размышления, радуясь тому, что мне не нужно следить за дорогой.

«Итак, Лариса Евгеньевна, по всей видимости, была права, обвиняя в смерти своей дочери ее бывшего мужа, — думала я. — Во-первых, на момент убийства у него не было алиби. Во-вторых, он его себе просто сделал, подговорив свою девушку. Учитывая этот факт, легко понять: раз Курдов обманывал милицию, значит, ему было что скрывать, и значит, он очень даже может быть виновен в смерти своей бывшей жены. Если бы он был ни при чем, зачем бы ему было заботиться об алиби, да еще заблаговременно, задолго до того, как к девушке нагрянула милиция. Это указывает на то, что он либо знал об убийстве, либо сам был замешан — возможно, даже кого-то лично нанял, чтобы убрать с дороги мешавшую ему жену. Так что теперь необходимо искать улики, подтверждающие причастность этого типа к преступлению, ну а потом позаботиться о том, чтобы девочку вернули ее родственникам, более достойным быть опекунами».

Воспоминания о ребенке почему-то сразу навеяли на меня грусть. Я понимала, что бедной девочке, не имеющей права голоса, во всей этой истории приходится сложнее и хуже всего. Ее просто делят между собой родные как какую-то вещь или игрушку. Родной отец о ней самой совершенно не думает. И главное — теперь только от нас зависит, каким будет будущее этого ребенка, а значит, мы должны постараться распутать клубок в интересах девочки.

Тяжело вздохнув, я посмотрела на дорогу и увидела, что мы уже подъезжаем к зданию редакции. Виктор притормозил машину под самыми окнами. Не успела я еще даже захлопнуть дверцу автомобиля, как на улицу выскочил Ромка и сообщил, что они с Сергеем Ивановичем уже устали нас ждать.

— Тебе полезно научиться ждать, — осадила я и тут же спросила: — Маринка на месте?

— Нет, не видели пока. Наверное, опять к своему возлюбленному удрала, — хихикнул Ромка. — Развлекаются.

— Это еще что за приколы? — с укором посмотрев на Романа, произнесла я. — Где твое уважение к коллегам, к женщине? Можно ведь просто сказать, что Марина отсутствует. В твоих комментариях никто не нуждается.

— Подумаешь… — надулся Ромка, но тут же повеселел и спросил: — Ну что, собирать всех на аналитическое собрание?

— Ага, собирай, — засмеялась я, услышав из уст Ромки такой умный термин. Интересно, где это он успел его подхватить? Не у Широковой ли случайно?

Немного расслабившись от общения с нашим курьером, я уже в более приподнятом настроении поднялась наверх и поприветствовала Кряжимского. Сергей Иванович, занятый приготовлением кофе на всех, по причине отсутствия на рабочем месте нашей секретарши, слегка кивнул мне и поинтересовался:

— Удачно съездили?

— Думаю, что вполне, — ответила я, падая в кресло Маринки. — Нам удалось узнать, что на самом деле алиби у Курдова на день убийства липовое, он просто подговорил свою любовницу прикрыть его. Полагаю, одного этого уже вполне достаточно, чтобы начать его подозревать.

— Согласен, — кивнул в ответ Кряжимский.

Затем он разлил горячий кофе по чашкам и сел рядом, собираясь начать рассказ обо всем том, что удалось выяснить ему. И тут как раз подоспели Ромка с Виктором.

— Мы пообщались с парочкой бывших дружков этого типа, — тщательно выговаривая слова, заговорил Кряжимский. — Так вот, удалось узнать много интересного. Во-первых, Курдов всегда был человеком запойным — если вдруг ему и улыбалась удача и он зарабатывал большие деньги, все они быстро уходили на спиртное. Ребята говорят, что пил Александр по-черному, совершенно не умел останавливаться. Если уж выпил рюмку, считай, недельный запой обеспечен. В пьяном состоянии он становился агрессивным, часто лез в драки, избивал жену. Были случаи, когда доставалось и дочери. Слава богу, что с девочкой ничего серьезного не случилось. Во-вторых…

— У него сейчас проблемы в бизнесе, — резко встрял Ромка, не желая оставаться в стороне и не получить свои лавры за добывание информации.

Кряжимского эта юношеская выходка совершенно не оскорбила, и он спокойно продолжил:

— Да, проблемы есть, и уже давно. При этом дружки Курдова утверждают, что в последнее время Александр в пьяном состоянии часто повторял, что ему нужно только немножко подождать и тогда все пойдет на поправку, а жизнь у него наступит такая, что он будет как сыр в масле кататься. Я подозреваю, если не сказать, почти уверен, что он имел в виду деньги и имущество бывшей жены и что он уже давно запланировал от нее избавиться. Для таких, как он, даже пятьдесят тысяч — деньги.

— Да, но о точной сумме он мог и не знать, — заметила я. — Вероятно, на момент убийства он считал, что денег у Виктории куда больше.

— Согласен, — поддержал мое предположение Сергей Иванович. — Такое вполне возможно.

— Ну что ж, из всего ставшего нам известным несложно сделать вывод: Курдов убил мать своей дочери, а затем позаботился о том, чтобы ему вернули девочку. Кстати, — я снова посмотрела на Кряжимского, — вы не узнавали ничего насчет Вики?

— Я звонил в социальные службы, у меня там один знакомый есть, — начал объяснять Кряжимский. — Он заверил меня, что все сделано по закону, и девочку после гибели матери отдали отцу, так как ее бабушка и дедушка вышли из того возраста, когда можно усыновлять детей.

— Но ведь Курдова, кажется, лишали родительских прав, — напомнила я.

— В том-то и дело, что не лишали, — отрицательно покачал головой Кряжимский, после чего сделал маленький глоток кофе и добавил: — Старушка ошиблась. Ребенка только передали по суду матери, а у отца от социальных служб по защите детей было несколько предупреждений. По этой самой причине Курдову и пришлось собирать кое-какие справочки, что теперь у него все нормально в материальном плане, что психическое состояние его соответствует норме, впрочем, как и жилищные условия, в которых он собирается содержать ребенка. Так что все по закону.

Глава 3

Проведя у кофейного стола около получаса и проанализировав собранную информацию, мы наконец решили, что необходимо вновь встретиться с Курдовым и попытаться узнать у него, зачем он придумал себе алиби, а также следует выяснить через моего очень хорошего знакомого — майора Здоренко, что у милиции есть по этому делу. Первую часть работы решено было доверить Кряжимскому, а вторую — мне и Виктору по той единственной причине, что с Курдовым я сегодня уже беседовала. Мне ехать к нему повторно было бы как-то неловко, а Кряжимский может представиться, скажем, сотрудником социальной службы.

Приняв такое решение, мы стали собираться в дорогу. Я слегка подправила макияж и прическу, затем подождала Виктора, делавшего фото Курдова, и после этого мы с ним направились к выходу. По дороге я вспомнила, что обещала перезвонить сегодня Ларисе Евгеньевне и сообщить, продвигается ли наше дело. Возвращаться не хотелось, и я по привычке крикнула с порога:

— Мариночка, отзвонись, пожалуйста, Мясниковой и скажи, что все нормально, мы ее делом занимаемся.

Раздался дружный смех, а шустрый Ромка заметил:

— Ольга Юрьевна, вы что, на солнце перегрелись, что ли? Маринка еще в обед свалила.

— Ах да, черт, совсем из головы вылетело, — опомнилась я. Потом с минуту подумала и спросила у Ромки: — Ты случайно не знаешь, как позвонить тому типу, к которому, как ты выражаешься, свалила наша Широкова? Мне кажется, что, если ей не напомнить о работе, она о ней и не вспомнит.

— Нет, она ничего не говорила, — откликнулся Ромка.

— Ладно, вернемся, подумаем, что с ней делать, — на ходу бросила я и заспешила к машине.

До отдела майора Здоренко мы с Виктором долетели очень быстро, и вот я уже стою перед дверью в его кабинет. Сразу стучать я не стала, заранее зная, какой «радушный» прием меня ожидает — придется ведь отвлекать майора от работы, — а потому глупо торчала в коридоре и собиралась с мыслями, как лучше к нему «подъехать». И тут меня кто-то тихонько постучал по плечу. Вздрогнув, я резко обернулась и… увидела своего дорогого Здоренко.

— Да-с, дамочка, никогда не думал, что вы склонны к подобному! — снизу вверх глядя на меня, гаркнул своим громовым голосом майор. — Что вынюхиваете? Или на меня какой компромат собираете? Интересно было бы послушать.

— Да нет, что вы, майор! — широко улыбнулась я.

Не знаю почему, но я, так же как и остальные члены нашей немногочисленной редакции, буквально тряслась перед этим маленьким человечком. Вроде и не было в нем ничего страшного, да вот умел он в людей страх вселять, подавлять их одним взглядом. Даже меня, которая не первый день его знала, он каждый раз заставал врасплох и попросту выводил из равновесия. Рядом с ним совершенно нельзя расслабиться, ведь в любой момент можешь забыть о цели своего визита от какой-нибудь фразы майора или от устремленного на тебя взгляда.

Сильно пожалев, что не взяла с собой Виктора, оставив его сидеть в машине — фотограф бы хоть немного забирал на себя тяжелую энергетику Здоронко, — я натянуто улыбнулась и произнесла:

— У меня к вам просьба. Не откажите в помощи, а?

— Так, Бойкова, колись, что ты уже накопала, да еще и без моего ведома? И не молчи, не молчи, не прикидывайся овечкой, знаю я тебя. Давай-ка выкладывай, что ты там со своей самодеятельностью накопала!

Здоренко решительно толкнул дверь в свой кабинет и первым прошел внутрь. Я осторожно последовала за ним, тихо проговорив:

— А я и не прикидываюсь. Только выкладывать нечего. Просто пока хочу кое-что проверить. Но если все сойдется, ну, то, что я подозреваю, — обещаю: обязательно и немедленно извещу вас. Так вы согласны помочь? — умело избежав объяснений, ответила я.

— Ну ты и наглая, Бойкова! — усмехнулся на мои слова майор Здоренко. — Хотя нет, не наглая, а упрямая и своевольная.

— Наверное, ваше влияние сказывается, — попыталась отшутиться я, а потом замолчала в ожидании ответа на интересующий меня вопрос.

— Чего нужно-то? — сдался майор. — Кого разыскать требуется, кого проверить?

— Да, в общем-то, ничего особого и не требуется, — неуверенно замялась я. — Просто дельце одно посмотреть хотела, без вас мне это вряд ли удастся.

— Ишь что удумала-то! — загоготал Здоренко. — Дело ей почитать захотелось! Тебе что, твоих писанин мало, так ты еще и на наши посягаешь? Тебе разве не известно, что такая информация не подлежит разглашению?

— Известно, конечно же, — вздохнула я. — Было бы это не так, я бы вас и не просила помочь. Но ведь мы с вами старые друзья, я с моими коллегами всегда сдаю своих преступников именно вам. Так разве вам тяжело сделать нам такое маленькое одолжение? — попыталась хоть таким шантажистским способом пробить Здоренко я.

— Значит, дельце посмотреть хотите… — пока еще ничего конкретного не отвечая, задумчиво протянул Здоренко. — Интересненько…

Я промолчала, боясь спугнуть удачу. Наконец Здоренко решился и произнес:

— Хорошо, согласен. Только, если что, сразу мне звоните и обо всем докладывайте!

— Обещаю, честное слово! — обрадовавшись, откликнулась я и улыбнулась.

— Чье дело-то надо? — недовольно нахмурив брови, спросил Здоренко.

— Дело об убийстве Виктории Мясниковой, — торопливо ответила я.

— Хорошо, сейчас принесу, — не глядя на меня, сказал Здоренко и вышел из кабинета.

Я с облегчением вздохнула и, пока Здоренко отсутствовал, начала осматривать его кабинет. Как ни странно, но, уже тысячу, наверное, раз побывав здесь, я до сих пор не имела возможности нормально и не спеша изучить обстановку на рабочем месте бравого майора. И вот теперь стала с интересом вертеть головой по сторонам. И снова не слишком преуспела в осмотре.

— Вот ваше дело! — тихо и незаметно войдя в кабинет, громко произнес майор. — Читайте!

От неожиданности я вздрогнула, чем немного позабавила Здоренко, отчего он пришел в замечательное расположение духа и перестал подкалывать меня. Так что читать дело об убийстве Мясниковой Виктории было просто и легко: никто над ухом не зудел, наставлений не давал. Быстро пробежав глазами бумаги, которые имелись в тонкой папке, принесенной майором, но так и не обнаружив в них ничего для себя нового, я вернула документы майору.

— Ну, что-нибудь нашла? — не замедлил спросить Здоренко.

— Пока нет, — честно призналась я. — Единственное, что я пока не знала, так это то, как выглядит потерпевшая, а все остальное для нас уже не секрет.

— Надо же! — сделал удивленное лицо Здоренко. — Это вы что же, так продуктивно работаете, что ли? Ха, ну прямо профессионалы! Кстати, а почему вы сегодня одна? Где же ваши веселые ребята?

— Все занимаются своей работой, — спокойно ответила я и зачем-то добавила: — Кстати, Мариночка Широкова сильно изменилась с того момента, когда вы видели ее последний раз.

— Да? И в какую же сторону? Что, стала еще несноснее? — захохотал майор, видимо, считая свою шутку удачной.

Я лишь слегка скривила губы в усмешке, зная, что больше всего в моей подруге его раздражала ее веселость и непосредственность, и пояснила:

— Нет, она теперь вообще не смеется.

— Неужели так выросла над собой? — подивился Здоренко. — Вот уж не поверю. Пока сам не увижу, даже и не пытайтесь меня убедить. Ну ладно, Бойкова, дел у меня невпроворот, — вновь вернулся он к своей прежней манере поведения, — а ты тут мне мозги пудришь. Катись со своими делами и без надобности более не появляйся. Ваша самодеятельность всегда меня с мыслей сбивает.

— Хорошо, больше не буду, — давно уже привыкнув к таким резким и неожиданным переменам в настроении майора, ответила я и, попрощавшись, заспешила к двери.

— Ты, Бойкова, передай там своим: пусть куда не надо нос свой не суют! — вслед мне крикнул майор.

Я ничего не ответила и молча покинула кабинет. То, что мне требовалось, я уже получила.

* * *

Сразу после того, как мы с Виктором вернулись в редакцию, был устроен еще один сбор. Я поведала о том, что увидела в деле, показанном мне Здоренко, а Кряжимский сообщил, что ответил Курдов на его вопрос об алиби.

Чтобы не вызывать у Курдова лишних подозрений, Сергей Иванович сказал, что прислан по моей просьбе кое-что уточнить.

А уточнение потребовалось потому, что алиби было опровергнуто одним из его друзей, который в день убийства Мясниковой видел Курдова совсем в другом месте, а вовсе не в ресторане рядом с Семеновской, как он ранее утверждал. На это наш подозреваемый заявил, что в тот момент был дома и смотрел футбол, а потому его просто с кем-то перепутали. Ну а алиби он сфабриковал для того, чтобы его не трогали и не подозревали в совершении убийства. Тем более что он его и не совершал. Одним словом, Курдов вел себя так же, как тогда, когда он оправдывался в глазах Лилии.

Немного посовещавшись, но так и не придумав ничего подходящего, мы решили разойтись по домам, а назавтра собраться вновь и на свежую голову прикинуть, что да как делать дальше. Вымыв за собой чашки, мы загрузились в мою машину, и Виктор развез нас по домам.

Оказавшись в своей квартире, я сразу, лишь переобувшись в тапочки, пошла на кухню. Там вскипятила чайник, заварила себе чашечку кофе и, сев у окна, принялась думать.

«Курдов утверждает, что в момент убийства смотрел дома футбол, а потому подтвердить этого никто не может… — крутилось в моей голове. Я чувствовала — что-то тут не так. И через пару минут сообразила: — Вероятно, он надеялся, что его слова никто не станет проверять. Действительно, подтвердить или опровергнуть их весьма сложно. Но… Если бы он был чуточку умнее, то мог бы сообразить, что такой нелепой отговоркой наводит на себя еще более сильное подозрение, а значит, проверять его непременно станут. Кстати, а ведь выяснить, шел ли в тот момент по телевизору футбол, вполне можно».

От осенившей меня мысли я резко вскочила и побежала в зал. Там подхватила стоящий у окна стул, установила его у шкафа, взобралась на него и стала копаться в залежах газет и журналов, скопившихся наверху.

Вскоре я выудила из этой макулатуры все газеты с телевизионными программами за последние два месяца и принялась искать ту, которая соответствовала дню убийства Мясниковой. Минут через пятнадцать необходимая телепрограмма попала мне на глаза, и я принялась тщательно ее изучать.

«Так, первый канал футбол не транслировал, — про себя отмечала я, медленно водя глазами по строкам. — Второй тоже. «СТС» транслировал, но только в двенадцать ночи. По «REN-TV» был только хоккей, а тут — баскетбол…»

Так, бормоча про себя, я торопливо просмотрела программу остальных каналов, но и там не нашла никакого футбола. А если где футбол и транслировался, то происходило это либо поздно ночью, когда Виктория уже была мертва, либо совсем рано, когда она еще была жива. В тот же период, в который произошло убийство, ни одного футбольного матча не показывали.

«Итак, футбола нигде не было, — отложив газету в сторону, повторила про себя я. — Значит, Курдов опять врал. Хотя…» Я вдруг засомневалась в своем выводе, потому что вспомнила о телеканале «Спорт», программы которого в моей газете не было, и слегка напряглась. Затем торопливо перебрала все газеты еще раз, но все же не смогла найти необходимой телепрограммы этого канала в день убийства. Пришлось отправляться к соседке, может быть, у нее сохранилась нужная мне газета.

Покинув свою квартиру, я не стала запирать дверь, а просто прикрыла ее и, позвонив в соседнюю квартиру, принялась ждать, когда мне откроют. Вот соседка отперла дверь, я приветливо ей улыбнулась и сказала:

— Анфиса Григорьевна, вы не одолжите мне одну старую телепрограмму?

— Программу? Старую? — удивленно повторила мои слова соседка. — Но зачем она вам нужна, Оленька?

— Для работы, кое-что ищу, — не стала вдаваться в объяснения я, хотя и знала, что этой женщине, не имеющей ни детей, ни родственников, любой разговор в радость и она бы с удовольствием меня выслушала. — Так что, дадите?

— А какая газета именно нужна? — стала уточнять Анфиса Григорьевна.

Я назвала ей номер и день, интересующий меня, и на всякий случай спросила:

— Надеюсь, вы еще не выкинули ее?

— Да нет, Оленька, что вы, — взмахнула руками женщина. — Вы ведь и сами знаете, что я газетки собираю, а по осени сдаю всю макулатуру. Деньги, конечно, небольшие дают, но все-таки хоть и не большая, а прибавка в мой бюджет. Да вы проходите, не стойте на пороге, а я сейчас поищу.

— Не могу, — откликнулась я вслед уходящей в квартиру хозяйке. — У меня квартира не заперта. Я лучше здесь подожду.

— Ну хорошо, я скоро, — откликнулась та.

Я осталась стоять на лестничной площадке в ожидании результатов поисков и невольно снова задумалась. Вскоре у меня появилась еще одна идея, позволяющая проверить слова Курдова. О том, что он смотрел футбол — а, как известно, его молча и при тихом звуке мужики не смотрят, — должны знать соседи за стеной. Если кто-то из них был дома, то он сможет подтвердить, доносился ли до них какой-то шум из соседней квартиры. А может, они видели, как Курдов куда-то уходил. Вздохнув, я укорила себя в том, что сразу не сообразила спросить соседей, когда ездила в гости к Александру, и позднее не попросила прояснить этот вопрос Кряжимского. Надо будет восполнить пробел, а сейчас придется довольствоваться тем, что есть.

— Оленька, я нашла газету, — закричала из комнаты соседка. — Сейчас принесу.

Я оставила свои размышления на потом и заглянула в квартиру Анфисы Григорьевны. Та уже подходила к двери и, заметив меня, протянула мне газету. Не сходя с места, я развернула ее и, отыскав программу спортивного канала, стала ее просматривать. Как ни странно, но и по этому каналу, несмотря на то, что по нему все время идут передачи, которые имеют отношение к здоровому образу жизни, никакого футбола не было. С утра шли обзорные спортивные программы по типу «Вестей», далее показывали фигурное катание, за ним транслировались соревнования по плаванию, а ближе к вечеру — хоккейный матч. Одним словом, и на этом канале футболом и не пахло.

Вернув соседке газету, я поблагодарила ее за помощь и направилась к себе в квартиру. Соседка недоуменно посмотрела мне вслед и тоже скрылась за дверью. Вернувшись в кухню, я достала из пачки сигарету и, закурив, вновь погрузилась в раздумья.

Из всего выясненного лично мне понятно, что Курдов причастен к убийству своей бывшей жены. Иначе бы он не заботился о своем алиби и не врал потом, когда его обман был раскрыт. Он даже представления не имел о том, какие передачи шли в тот день по телевидению. Выходит, Курдову было что скрывать, а значит, нам теперь просто необходимо найти какие-то доказательства, подтверждающие, что именно Александр убил свою бывшую жену. Но вот как это сделать?

Я задумалась, анализируя всю имеющуюся информацию, включая и ту, которую узнала в кабинете майора Здоренко. Пока выходило, что милиция действовала последовательно и правильно. «Стоп, — остановила я сама себя, перебирая в памяти исписанные листочки из милицейской папки, — а ведь в деле Мясниковой значится, что всех ее дачных соседей опросили! И никто из опрошенных не видел, чтобы кто-то входил в дом после хозяйки. Но, судя по всему, вопроса о том, не крутился ли кто-то возле дома еще до приезда Виктории, менты соседям не задавали. А ведь вполне могло быть так — и я даже уверена, что так и было! — преступник явился в дом раньше жертвы и поджидал ее на месте, потому-то его никто и не видел потом, когда Виктория приехала. Следовательно, нужно расспросить соседей еще раз и узнать, не видели ли они кого-нибудь не после, а до приезда Мясниковой. С этого, пожалуй, как раз и стоит начать завтрашний день».

Облегченно вздохнув — мысль мне в голову пришла неплохая, и, возможно, расследование завтра продвинется, — я затушила сигарету, сполоснула чашку из-под кофе и, пройдя в зал, включила телевизор. Потому что сидеть в полной тишине для меня сейчас было просто убийственно — теперь в голову полезли всякие неприятные мысли, связанные с Маринкой, о которой я, как ни старалась, позабыть не могла и уже начинала волноваться по поводу ее поведения. Я знала, что если позволю этим самым мыслям завладеть собой, то не смогу уснуть этой ночью. Маринке-то что, у нее вроде бы счастье на горизонте просматривается, а вот я по ее милости завтра с утра буду страдать головной болью. Нет уж, пусть мой мозг лучше загрузит нелепая и в большинстве своем ненужная информация с телеэкрана.

* * *

Новый день для всей моей редакционной команды начался в то же время, что и обычно. Без особой спешки все подтягивались на свои рабочие места и, полусонные, падали на стулья. Один только Кряжимский выглядел так, словно и не утро сейчас было. Не знаю уж, как ему это удавалось, если даже мне, после трех выпитых с утра чашек кофе, легче не стало и работать совершенно не хотелось. Кое-как переборов свою природную лень и утреннюю сонливость, я заставила себя быстренько выполнить все накопившиеся за вчерашний день редакционные дела, связанные с выпуском газеты, а уже после этого попросила всех собраться в моем кабинете.

Когда все заняли свои места вокруг моего стола, я не спеша осмотрела присутствующих и сразу заметила, что не хватает Маринки.

— Кто-нибудь видел сегодня Широкову? — поинтересовалась я.

Все дружно пожали плечами и недоуменно переглянулись.

— Так, — вздохнула я, — сколько еще она будет прогуливать? И это еще у нее называется повзрослеть и вести себя соответствующе. Мало того, что она в последнее время раньше других уходила, так теперь еще и опаздывать стала.

— Может, что случилось? — осторожно предположил Кряжимский. — Пробка на дороге, прорвало кран в квартире или что-то еще…

— Ага, пробка, только не на дороге, а у нее в голове, — усмехнулась я и твердо решила сегодня больше не вспоминать о Маринке. Пусть делает что хочет, но потом не обижается, когда я лишу ее премии за этот месяц. — Ладно, перейдем к делу, — успокоившись, произнесла я. — Нам нужно решить, что будем делать сегодня. Я имею в виду заказ Мясниковой.

— Так вы же, Ольга Юрьевна, наверное, уже что-то за вечер придумали, — зная меня, произнес Ромка.

Я поймала внимательный взгляд Кряжимского и поняла, что и он ждет от меня новых идей. И, конечно, я сообщила всем, что я придумала.

— На мой взгляд, вы в своих размышлениях совершенно правы, — поддержал меня Сергей Иванович. — В любом случае просто не может быть такого, чтобы среди бела дня никто не видел преступника. Конечно же, кто-то должен был его заметить. Вот только… Ну отыщем мы соседа, который кого-то заметил, и что? Ведь того человека, убийцу, его еще найти нужно!

— Слушайте, — выдал свою идею Ромка, — а может, тот тип еще и на машине был?

— На машине? — задумчиво протянула я и тут же обрадованно воскликнула: — Верно, на машине! Ромочка, а ты, оказывается, умеешь думать, если захочешь. Браво!

Неожиданно заслуживший похвалу Ромка густо покраснел и смутился. А я повернулась к Кряжимскому и высказала свою мысль вслух:

— Действительно, добираться до поселка убийца должен был на машине. Можно предположить, что он воспользовался общественным транспортом или такси, но это вряд ли, ведь, сделав задуманное, ему необходимо было очень быстро скрыться с места преступления, а автобус еще нужно было ждать. У такси счетчик не переставая работает. А ведь убийца, во-первых, не мог знать точно, сколько ему времени на все понадобится, а во-вторых, привлек бы к себе внимание таксиста. Стало быть, ему куда проще было приехать в поселок на своей собственной машине, только спрятать ее так, чтобы она не бросалась в глаза, а затем преспокойно сделать дело и уехать, ни перед кем не светясь. Как вы думаете, такое возможно? — я пристально посмотрела на Кряжимского.

Тот задумался, тщательно анализируя предположение. Затем несколько раз коснулся кончиком пальца своего носа и произнес:

— По крайней мере, отрицать этого мы не можем. Но и точно угадать логику преступника также вряд ли сумеем. Думаю, что проверить нужно все варианты. Глядишь, что-то и прояснится.

— Значит, прямо сейчас едем в поселок, — сделала я вывод. — И на месте выясняем все недостающие детали и подробности. Так?

Сотрудники газеты закивали и, не дожидаясь более никаких приказаний, начали собираться. Минут через двадцать мы все уже сидели в моей «Ладе», которую и сегодня также вызвался вести Виктор. Я не возражала: мне же легче, раз наш фотограф так не любит сидеть без дела. Нам же всю дорогу предстояло довольствоваться созерцанием окрестностей.

Учитывая то, что утренний час пик давно уже закончился, транспорта на дорогах стало заметно меньше и можно было спокойно проехать по улицам города, не боясь угодить в пробку, мы и не спешили, спокойно маневрируя по дороге и двигаясь в сторону выезда из города. Достигнув окраины, Виктор взглядом спросил у меня, куда следует ехать дальше, и я, заглянув в имеющиеся у меня записи, указала ему в сторону трассы на Пензу. Где-то недалеко от нее и располагался дачный поселок, в котором раньше находился домик Виктории Мясниковой.

Виктор повернул в нужном направлении и, прибавив скорость, быстро покатил по гладкой, совсем недавно отремонтированной дороге. Уже через пару километров перед нами возник указатель на поселок, а еще через некоторое время показался и сам населенный пункт. Мы даже не успели толком осознать, что отправились в загородную поездку, как уже оказались на месте. Вот что значит хорошая дорога.

— А тут красиво, — вертя головой по сторонам, восторженно произнес Ромка. — Еще бы, — вздохнула я, тоже рассматривая явно богатые дачи.

— Здесь же все для отдыха предназначено, а не для работы в огороде. Было бы иначе, такую гладкую дорогу сюда вряд ли бы проложили.

— Это верно, — с некоторым сожалением вздохнул Кряжимский, а затем показал куда-то в сторону и сказал Виктору: — Похоже, нам туда.

Мы с Ромкой тоже повернулись в указанном направлении и среди дачных крыш смогли рассмотреть одну, совершенно обгоревшую и почерневшую.

«Интересно, откуда у Виктории были деньги для того, чтобы построить или купить дачку в таком дорогом месте?» — невольно задалась я вопросом, но почти сразу же о нем забыла, так как мы приблизились к самому дому.

— А ведь какой дом был… — заметил Кряжимский, первым покидая машину сразу после того, как Виктор остановил ее. — Хоромы!

— Да уж… — согласилась я, высоко задрав голову вверх и созерцая архитектурное сооружение, еще недавно бывшее шикарной дачей, теперь же представляющее собой нечто безобразное, больше похожее на старый гнилой пень.

Впрочем, среди обгоревших обломков все еще проглядывали резные когда-то ставни со множеством декоративных элементов, на крыше виднелись коньки-горбунки, усаженные на всех выступающих частях и шпилях многоярусной крыши. Правда, сами полукупола, как бы встроенные в обычную крышу, сейчас заметно разрушились, но уцелевший местами каркас давал возможность предположить, какими они были до пожара. К входу в этот былой терем вела высокая лестница с перилами, почти полностью сгоревшая. Сейчас на ее месте были уложены обычные брусья, по которым спасатели и врачи входили в дом, после того как огонь в нем был потушен.

— Думаете, нам стоит входить внутрь? — с опаской глядя на эту неустойчивую лестницу, спросила я у остальных.

— Лично я хочу, — первым откликнулся Ромка.

Виктор, как всегда, промолчал, а Кряжимский произнес:

— Не думаю, что там мы сможем найти что-то особенное после всего случившегося, но, наверное, посмотреть все же не помешает. Мало ли что…

Сергей Иванович был прав, а потому я еще раз тяжело вздохнула и вслед за уже вскарабкавшимся на бревно Виктором проследовала в дом. Внутри нас сразу обдало запахом дыма, гари и копоти. Все вокруг было почерневшим. О том, где было найдено тело Виктории Мясниковой, можно быть только догадываться, особенно после того, сколько народу здесь побывало.

Впрочем, не так. Это мы могли догадываться. А Виктор медленно обошел комнаты, все время поглядывая на стены и пол. Когда же он наконец остановился, то уверенно показал на пол перед собой и произнес:

— Тут.

Все сразу поняли, что он имел в виду. То, что именно на этом месте и было найдено тело убитой, а потом сожженной женщины. Я подошла поближе и, присев, посмотрела туда, куда указывал Витя. На первый взгляд ничего особенного там не было, но когда я присмотрелась, то заметила, что вокруг того места, где лежало тело, все почернело куда сильнее, чем под ним. Еще более пристально вглядевшись, я даже смогла рассмотреть примерное очертание тела. Судя по всему, Виктория лежала, раскинув руки в стороны и согнув одну ногу в колене.

— Ну, что-нибудь подозрительное есть? — торопливо отводя взгляд от пола, так как картина с обгоревшим трупом предстала в моем воображении слишком уж ясно, спросила я у Виктора.

Тот пожал плечами, затем еще немного поблуждал по комнатам и отрицательно покачал головой. Больше в доме нам делать было нечего, и я поспешила спуститься вниз. Оказавшись на улице, я облегченно вздохнула и посмотрела на соседние дома, понимая, что сейчас нам предстоит их все обойти. Эти дома совсем не пострадали, огонь затронул лишь участки забора, расположенные вблизи от пострадавшей от пожара дачи.

— Полагаю, нам лучше разделиться, — предложила я, решив, что так работа по опросу соседей пойдет более продуктивно. — Ромка с Кряжимским, а Виктор со мной.

— А почему это Виктор все время с вами ходит, Ольга Юрьевна? — обиженно заворчал Ромка. — Я, может, тоже хочу.

— Ладно, пойдем со мной, а Виктор может идти и один. Так устраивает? — тут же поправилась я.

— Еще бы! — радостно воскликнул Ромка и поспешил к самому ближнему домику.

Я последовала за ним, успевая на ходу изучать окрестности. Приблизившись к калитке соседнего дома, Ромка остановился, дожидаясь меня, а когда я достигла того же места, он вошел во двор первым. Далее мы проследовали к двери дома по вымощенной камнями тропе и, поднявшись на крыльцо, надавили на звонок. Точнее, это Ромка надавил, торопясь хоть что-то сделать самостоятельно, без меня. Ждать, когда нам откроют, пришлось недолго, так как уже через минуту дверь распахнулась и мы увидели перед собой седенькую старушку в ситцевом халате.

— Добрый день, — улыбнувшись, поприветствовала ее я, хотя у самой в голове не укладывалось, что делает эта пожилая женщина в таком богатом доме. Ведь не живет же она здесь…

— Добрый, добрый, — затрясла головой та. — Зачем заглянули?

— Мы из газеты, — показывая свое удостоверение, пояснила я. — Хотели бы задать вам несколько вопросов по поводу недавно случившегося здесь пожара.

— Ох, да уж, о нем до сих пор весь поселок говорит, — пропуская нас в дом, ответила бабка. — Все вздыхают, ахают, возмущаются, а сделать никто ничего не может. Да и милиция до сих пор еще виновного не нашла.

— Мы это знаем, но совсем о другом хотели у вас спросить, — присаживаясь на дорогой диван, покрытый пледом с рисунком под тигриную шкуру, заметила я. — Можно?

— Спрашивайте, конечно, если уж пришли, — присаживаясь рядом, ответила женщина. — Я хоть и старая, но пока на глаза и уши не жалуюсь, а потому многое вижу и слышу, да кое-что от других узнаю. Даст бог, смогу вам помочь.

— Вы давно живете в этом доме? — первым делом спросила я.

— Давно ли? Да уж пятый год пошел, — отозвалась старушка. — Меня дети сюда прислали за домом присматривать. Разве можно в наше время такой дом без присмотра оставлять? С тех пор и живу тут, даже привыкла. Рядом с землей, с природой, да и воздух здесь чище, чем в городе…

— Понимаю, — кивнула я и спросила: — А в тот день, когда приключился пожар, вы были дома?

— Да, — подтвердила бабушка. — Куда же мне выходить? Ну разве на огород… Так ведь и оттуда все равно бы все увидела. В тот день я капусту пропалывала, так что видела, когда хозяйка приехала. Красивая женщина, жалко ее.

— А кого-то постороннего возле ее дома вы не заметили? — поинтересовалась я, хотя и понимала, что те же самые вопросы наверняка уже задавали бабушке менты, и если бы она им что-то рассказала, то я бы это прочла в деле Мясниковой.

— Да нет, никого не видела, — вздохнула старушка, словно бы чувствовала на себе какую-то вину за случившееся. — При мне никто туда более не входил и не выходил. Хотя… — старушка на минуту замолкла, но, поймав мой полный надежды взгляд, тут же продолжила: — Знаете, я слышала, что гости у женщины все же были.

— Гости? — удивилась я.

— Да, гости. Какой-то мужчина, я слышала его голос.

— Так вы слышали мужской голос? — даже придвинувшись поближе к бабушке, переспросила я.

— Слышала, — кивнула та. — Капуста-то у меня прямо у ограды растет, так вот я и слышала. Женщина эта — к сожалению, не знаю даже, как звать ее, потому что она редко тут бывала, — ругалась с тем мужчиной.

— А почему вы решили, что они ругались? — стала уточнять я.

— Так ведь, когда нормально разговаривают, никогда ничего не слышно, а эти кричали, — ответила старушка. — Громко кричали. Только слов я не разобрала, так как не вслушивалась. Было только ясно, что спорят о чем-то, ругаются, но мне до них и дела не было. Мало ли у кого какие отношения… Знала бы, что такое случится, была бы внимательнее.

— А чужой машины возле дома вы не заметили? — снова спросила я.

— Да нет, не заметила. Хотя я ведь и не смотрела, — ответила старушка. — Я когда капусту прополола, в магазин пошла, так что даже не видела, как пожар начался. А когда я вернулась, дом уже полыхал, и вокруг были люди, машины, все шумело, — старушка всплеснула руками и покачала головой. — Такого пожара я никогда не видела! Ужасно!

— А еще чего-нибудь подозрительного вы не заметили? — на всякий случай спросила я, хотя и понимала, что старушка поведала уже все, что знала.

— Да нет, кажется, — немного подумав, ответила она. — И я все милиции рассказала. Не знаю уж, помогут ли мои показания.

— Что ж, спасибо за помощь, — поднимаясь с дивана, поблагодарила я бабушку. — Не знаю, как милиции, а нам вы очень помогли.

— Да не за что, — вздохнула хозяйка, а затем торопливо спросила: — А вы из какой газеты?

— Из «Свидетеля», — честно ответила я, и мы вместе с Ромкой отправились к выходу.

Покинув дом старушки, мы вернулись к машине и подождали там Кряжимского и Виктора. Когда они вернулись, я спросила у них, не выяснили ли они чего интересного. Виктор отрицательно покачал головой, а Кряжимский произнес:

— Нет, ничего нового разузнать пока не удалось. Все дружно уверяют, что никого и ничего не видели, и помнят только пожар. К тому же милиция их уже всех опрашивала, поэтому могу предположить: мы идем по протоптанному уже следу и вряд ли сумеем выяснить что-то новое.

— Что вы предлагаете? — поинтересовалась я.

— Пока не знаю, нужно подумать, — ответил Сергей Иванович. — Вы лучше скажите, что вам удалось узнать?

— Да также почти ничего, — вздохнула я, а Ромка добавил:

— Только то, что к этой угорелой приходил какой-то мужик.

— Не мужик, а мужчина, — поправила Ромку я, затем повернулась к Сергею Ивановичу и продолжила: — Соседка сказала, что слышала, как владелица дома ругалась с каким-то мужчиной, но самого его не видела. Также она сказала, что говорила об этом милиции, но я почему-то не обнаружила записи ее рассказа в деле Мясниковой. Хотя там упоминалось, что убийца мужского пола. Наверное, на показаниях этой дамы и был основан их вывод. Пока же у нас все еще попадает под подозрение Курдов. Похоже, теперь придется начать искать машину Александра. Кстати, вы не помните, какой марки его автомобиль? — спросила я у Кряжимского. — У меня где-то было записано, но придется долго искать.

— Кажется, восемь, три, два, а сама машина — темно-синий «Фиат», — пару минут подумав, произнес Кряжимский. А вот буквы, увы, не помню.

— Я помню, — откликнулся Ромка, а когда все удивленно посмотрели на него, тут же добавил: — Я ведь тогда с вами вместе ходил, и пока вы с тем мужиком болтали, я у его машины крутился. Буквы там — первая «а», а последние «о» и «ж».

— Похоже, придется премию Маринки за этот месяц отдать Роману, — хитро прищурившись, заметила я. — Он взрослеет прямо на глазах. Скоро, смотри, и нас переплюнет в детективном деле.

— Да ладно, вас не переплюнешь! — слегка смутился, но все же был очень доволен собой Ромка. — Я же ведь у вас и учусь, Ольга Юрьевна.

— Продолжай в том же духе, — сказала я, а затем спросила: — Так что, снова расходимся и ищем теперь машину?

— А может, все же поинтересоваться у соседей еще о такси или о тех, кто прибыл на автобусе? — спросил Кряжимский. — Почему-то мне кажется, что наш преступник прибыл сюда именно на одном из этих видов транспорта.

— Не согласна, — решительно ответила я и, пристально посмотрев на Кряжимского, заметила: — Мы же ведь этот момент обсуждали, и вы согласились с моими выводами. Чтобы не светиться, убийца должен был прибыть на своей машине, только оставить ее где-то далеко.

— Да, согласился, — кивнул в ответ Сергей Иванович. — Но ведь мы не можем быть абсолютно уверены в том, что он думал точно так же. Может, он предположил, что именно оставленная где-то в укромном месте машина привлечет чужое внимание, а потому лучше всего будет прибыть на общественном транспорте или на такси. Здесь ведь поблизости колбасный завод находится, так что посторонние в поселке не редкость.

— Вообще-то, да, — вынуждена была согласиться я. — Что ж, значит, наша задача усложняется: ищем и машину, и подозрительного человека.

Разобравшись с этим, мы распределили, кто в какую сторону пойдет. Ромка заявил, что желает поработать самостоятельно. Учитывая его недавние почти гениальные озарения, мы ему разрешили «свободное плавание», и он весело побежал куда-то за дом. Мы тоже разошлись в разные стороны, предварительно договорившись встретиться у машины минут через тридцать. Не имея особой надежды что-то найти, я все же принялась останавливать каждого попадающегося на пути прохожего и расспрашивать его по поводу машины или появления подозрительных личностей в дачном поселке в то приблизительно время, когда, как мы знали, произошло убийство Виктории Мясниковой. Но, к сожалению, никто ничего не знал и не видел. Как и стоило ожидать.

Глава 4

— Все бесполезно, — устало вздохнула я, как только Кряжимский вернулся к машине и поведал о полном отсутствии каких-либо успехов. — Так мы ничего не найдем. К тому же здесь поблизости находится завод, и к нему постоянно тянутся торгаши. Естественно, в самом поселке посторонних и подозрительных пруд пруди. Как среди них найти нужного нам?

— Да, сложная ситуация, — так же, как и я, устало падая на заднее сиденье, ответил Кряжимский. — Но ведь не первый раз мы наталкиваемся на неудачу, нужно продолжать поиски. В конце концов нам обязательно что-то попадется, какая-то ниточка, зацепка.

— Знать бы еще, когда она попадется… — вздохнула я. — Не можем же мы ездить сюда каждый день.

— Оленька, не будем пока вешать нос, ведь еще Виктор и Ромка не вернулись, — заметил Кряжимский. — Вдруг им все же что-то удалось выяснить.

— Будем надеяться, — вздохнула я, уже почти не веря в то, что удастся что-то нарыть. Но, как известно, надежда умирает последней, а потому осталось терпеливо дожидаться возвращения остальных.

Ромки и Виктора не было довольно долго. Первым вернулся Виктор и сообщил, что найти человека, видевшего машину Курдова или какого-либо подозрительного типа возле дачи Мясниковой, ему не удалось. Это заметно расстроило нас с Кряжимским, тем более что от Ромки мы и вовсе ничего не ждали. Между тем наш курьер все еще продолжал отсутствовать, тогда как нам давно уже хотелось покинуть поселок и поспешить домой.

— Где он носится? — невольно начала злиться я. — Сказано же было — быть возле машины через тридцать минут. Прошел уже час, а его все нет.

— Наверное, увлекся, — предположил Кряжимский, — вот и не смотрит на часы.

— Скорее заигрался, — усмехнулась в ответ я. — Тут ведь вон сколько молодежи, а он у нас товарищ общительный и теперь наверняка с кем-то резвится. Эх, вот вернется, я ему такое устрою…

Не успела я уточнить, что именно устрою нашему курьеру, как объявился сам пропащий. Он шел со стороны пруда, и нам сразу бросилось в глаза, что волосы у него мокрые. Не догадаться, что парень купался, было просто невозможно, но Ромка почему-то этого и не пытался скрыть, а, улыбаясь и даже немного припрыгивая, спешил к машине.

— Тебя где носило?! — недовольно накинулась я на него. — Его одного все тут ждут, а он развлекается. Что, не нашел другого времени, чтобы искупаться?

— Оля, Оля… — одернул меня Кряжимский и бросил такой осуждающий взгляд, что мне даже стало неловко. Пришлось сменить гнев на милость, и я уже совершенно другим тоном спросила у Ромки:

— Ну, хоть что-то ты выяснил или даже и не пытался?

— Пытался, — честно глядя на меня, признался наш курьер и, порывшись в салоне машины, достал из заднего кармана сиденья бутылку с минеральной водой. Затем он сделал несколько жадных глотков и, удовлетворенно крякнув, как это обычно делал Сергей Иванович, продолжил: — Только я не у взрослых спрашивал, а у ребят, они ведь более наблюдательны.

— Ну да, — усмехнулась я, пристально глядя на Ромку.

Тот понял, что я жду от него четкого отчета, а потому бросил бутылку с водой на заднее сиденье и продолжил:

— Машину, которая принадлежит Курдову, тут никто не видел. И подозрительного мужика тоже не видели.

— Вот именно, потому ты и решил больше не усердствовать и попросту пошел купаться на пруд, — перебив Ромку, закончила я.

Но наш курьер ничуть не смутился и даже не подал виду, что чувствует вину за свое поведение, а только неопределенно пожал плечами и произнес:

— Так ведь на пруду я кое-что и узнал.

— Что? — хором спросили мы с Кряжимским.

— Двое ребят, с которыми я купался, — начал Ромка, — сказали, что на днях видели у пруда какой-то драндулет и даже сняли «дворники» и отвинтили какие-то еще детали и значок. Я вот и подумал — может, это и была машина того типа, которого мы ищем, иначе зачем кому-то понадобилось прятать автомобиль в кустах у пруда. Можно было и на видное место его поставить, чтобы с ним ничего не случилось.

— А ведь верно, — согласился с Ромкой Кряжимский. — Раз машина была спрятана, значит, ее обладатель хотел, чтобы ее никто не заметил. Возможно, Роман прав, и машина, стоявшая в кустах, тоже принадлежит Курдову, мы ведь точно не знаем, одна у него машина или две.

После этих слов Виктор сделал какой-то знак руками, а Ромка перевел, что именно тот пытался сказать:

— Виктор говорит, что Курдов мог взять машину в прокате, чтобы не светиться на своей.

— Точно, могло быть и так, — согласился Сергей Иванович. Затем он внимательно посмотрел на меня и спросил: — А вы как думаете, Ольга Юрьевна?

Только услышав этот вопрос, я заставила себя забыть о недовольстве, связанном с поведением нашего курьера, и действительно призадуматься. Через пару минут я согласилась с остальными и стала расспрашивать об этом спрятанном авто у Ромки более подробно.

— Роман, а ты хорошо расспросил у тех ребят? Какая именно это была машина? — первым делом спросила я.

— Еще бы! Конечно, я все узнал! — с гордостью откликнулся тот. — Машина — старая «девятка» с номером «с», восемь, три, четыре, семь, «аж». Вот видите, я даже номер у них выведал.

— А зачем это они тот номер заучивали? — немного напряглась я от такого количества информации, добытой Ромкой.

— Да просто у одного из парней автомобиль отца с почти таким же номером, только последняя цифра не семь, а четыре. К тому же эти болваны сначала хотели и номерок открутить, но потом передумали, понимая, что им за это может прилично достаться.

— А почему же они не рассказали никому о спрятанной машине? — вновь поинтересовалась я.

— Так ведь они же ее обворовали, — посмотрев на меня так, будто я сморозила полную чушь, ответил Ромка. — За это им бы уши так надрали, мало не показалось бы. Поэтому позже, когда тот пожар случился и всех в поселке трясли, они милиции испугались, вот и промолчали. Что же тут непонятного?

— Ясно, — вздохнула я. — А что они еще тебе рассказали? Они видели самого хозяина машины?

— Нет, — отрицательно закачал головой Ромка. — Как отвинтили, что могли, так и дали деру, — усмехнулся курьер. — Был бы я на их месте, ни за что бы не ушел. Интересно ведь, кто и почему там прячется. Я бы вообще тому типу… — загорелся поведать обо всех своих воображаемых подвигах Ромка, но я не стала его слушать, сразу обратившись к Кряжимскому:

— Как думаете, это может быть именно то, что нам нужно?

— Думаю, может, — согласно кивнул Сергей Иванович. — В любом случае проверить эту машину стоит.

— Пожалуй, я прямо сейчас позвоню Здоренко и попробую через него узнать, кому принадлежит машина с такими номерами, — решительно произнесла я и полезла в сумочку, чтобы достать недавно купленный сотовый телефон.

После этого я набрала номер майора Здоренко и стала ждать соединения. Здоренко снял трубку почти сразу же и привычно громким басом представился:

— Майор Здоренко. Слушаю.

— Здравствуйте, майор, — приветливо проговорила я. — Это Ольга Бойкова. Мне вновь понадобилась ваша помощь. Не откажете?

— С удовольствием бы отказал! — насмешливо гаркнул в ответ Здоренко. — Так вы ведь все равно не отстанете. Назойливые, как мухи.

Растолковав эти слова как согласие на помощь, я не стала более отвлекаться и сразу перешла к делу, сообщив:

— Нам необходимо выяснить, кому принадлежит темно-зеленая «девятка» с номером «с», восемь, три, четыре, семь, «аж». Можете ее проверить?

— Я все могу, — важно заявил Здоренко. — Только не все делаю. Ну да ладно, услужу и в этот раз, но вы свое обещание тоже не нарушайте. Помните: в случае чего, преступника должны сдать мне.

— Да, да, конечно! — активно откликнулась я и немного расслабилась, радуясь тому, что майор так быстро согласился нам помочь. — Вы сами перезвоните или это сделать мне? — на всякий случай спросила я.

— Сам, — буркнул Здоренко и отключился.

Я положила телефон в сумочку и, повернувшись к остальным, сообщила:

— Майор согласился назвать нам владельца машины и обещал вскоре перезвонить.

— Вот и замечательно, — усаживаясь в машину, проговорил Кряжимский. — Теперь у нас будет время куда-нибудь заехать и перекусить. Надеюсь, никто не против?

Все согласились с таким заманчивым предложением, и через несколько минут Виктор уже заруливал к небольшому уличному кафе, расположенному при самом въезде в поселок. Там мы заняли единственный свободный столик, заказали себе по пицце, две бутылочки колы и одно мороженое для Ромки. Когда все принялись за еду, я вдруг вспомнила о Маринке и решила позвонить в редакцию — узнать, не объявилась ли она. Вновь достав свой телефон, я набрала наш рабочий номер и стала слушать длинные гудки. Никто не снимал трубку.

— Кому вы звоните? — решил поинтересоваться Кряжимский.

— К нам в редакцию, — недовольно вздохнув, сказала я. — Хочу узнать, вернулась ли на работу Маринка. Но, судя по тому, что к телефону никто не подходит, могу предположить, что она туда даже и не заглядывала.

— А может, заглядывала, — услышав, о чем мы говорим, встрял в разговор Ромка. — Только ушла домой, потому что никого не нашла.

— Это вполне в ее духе, — вновь вздохнула я и отключила телефон.

Затем я взяла свой кусок пиццы и с аппетитом принялась его уплетать за обе щеки. Покончив с едой, взялась за колу, а затем тоже купила себе мороженое, решив, что раз хочется, то не нужно себе ни в чем отказывать.

Зазвонил мой сотовый. Я торопливо бросила десертную ложечку в вазочку с мороженым и поспешила достать трубку. Как только я нажала на кнопку приема и поднесла трубку к уху, до меня донесся голос Здоренко:

— Ольга, продолбил я тут твое авто. Хозяин — житель Тарасова, некий Апенышев Олег Афанасьевич. Его я на всякий случай тоже пробил по компьютеру, но на него ничего нет. Не понимаю, зачем он тебе понадобился?

— Позже расскажу, — ответила я, не имея никакого желания все выкладывать майору. — А координаты этого Апенышева есть? Адрес, телефон?

— Есть, записывай, — откликнулся Здоренко и тут же начал диктовать адрес. Не успев достать листок и ручку, я вынуждена была все это запоминать. Когда же майор закончил, я торопливо поблагодарила его и отключилась, затем быстро достала из сумки ручку и прямо на салфетке написала все только что услышанное. Потом я подняла глаза на своих коллег и по их напряженным лицам поняла, что они ждут от меня разъяснений.

— Здоренко дал нам адрес владельца этой «девятки», — радостно сообщила я. — Сейчас прямо к нему и поедем. Так что, если кто не доел, доедайте, и побыстрее.

Повторять просьбу не потребовалось, и уже через пять минут тарелки на нашем столике опустели. Ромка даже зачем-то крошки со стола смел на пол, видимо, решив, что очень этим помог официантке. Прикупив еще пару бутылок газированной воды, мы все загрузились в машину и покатили в сторону города.

* * *

Дом Олега Афанасьевича Апенышева представлял собой обычную старую трехэтажку, первый этаж которой почти наполовину врос в землю, а потому жильцы первого этажа вынуждены были свои окна до половины заколотить досками, чтобы к ним никто не заглядывал с улицы. Представив себе, какой холод стоит в их квартирах и как там постоянно сыро из-за отсутствия прямых солнечных лучей, я невольно поежилась, но все же заставила себя отвести взгляд в сторону и посмотреть во двор. Этот самый двор был небольшим и когда-то даже имел красивый, выложенный из белого кирпича забор. Сейчас от него остались только кусочки, так что войти можно было даже не через калитку, а просто перешагнув через остатки ограды. Во дворе рос огромный старый дуб, какие-то кустарники и стояли два автомобиля. Один из них, судя по номерам, был именно тем, который мальчишки дачного поселка видели возле пруда.

Заметив его, Ромка радостно воскликнул:

— Вот она! — и напрямик кинулся во дворик — проверять номер.

Мы не последовали за ним через ограду, а вошли как нормальные люди через ворота и, поднявшись по двухступенчатому крылечку, нажали на кнопку звонка.

— А вдруг он не откроет? — почему-то шепотом произнес Ромка. — Испугается и не откроет?

— Ну уж дверь-то ломать мы точно не будем, — проговорила я. — Это не в нашей компетенции.

— А что в нашей? — не прекращая шептать, спросил Ромка.

Но я не ответила, так как за дверью что-то зашуршало. Вскоре послышался звук отодвигаемой задвижки, а затем на пороге возник довольно высокий мужчина. У него были светлые волосы и глаза, одет же он был в обычный спортивный костюм и домашние тапочки.

— Добрый день, — бегло окинув взглядом мужчину, первой произнесла я и тут же спросила: — Скажите, тут живет Апенышев Олег Афанасьевич?

— Да, это я, — удивленно ответил мужчина. — А в чем дело? Вы кто такие?

— Мы по поводу вашей машины, — проигнорировав последний вопрос, сразу приступила я к делу. — Хотели бы поговорить.

— Что поговорить, это понятно… — все еще не выходя на крыльцо, но и не пуская нас в дом, откликнулся мужчина. — Только сначала скажите, кто вы такие?

— Редакторы газеты «Свидетель», — вместо меня ответил Кряжимский. — Занимаемся расследованием одного происшествия, и для написания статьи нам необходимо кое-что уточнить. Не согласитесь ли помочь?

— Черт, ничего не понимаю! — замотал, словно отряхиваясь, головой Апенышев. — Какая еще газета, какие статьи? Я никого не вызывал, ничего не знаю.

Я раздраженно вздохнула и решила действовать более нагло, а потому посмотрела прямо в глаза Апенышеву и спокойно произнесла:

— Мы работаем в сотрудничестве с правоохранительными органами и по их просьбе собираем кое-какую информацию. Если вы откажетесь нам ее дать, мы вынуждены будем вызвать патруль, чтобы они помогли нам доставить вас в отдел, где с вами будут разговаривать уже по-другому. Теперь все понятно?

— Понятно, — тупо повторил Апенышев и испуганно посмотрел на меня. — Сразу бы так и сказали.

— Кому в последние дни вы давали свою машину? — задала я интересующий меня вопрос.

— Давал машину? — еще более удивленно повторил мужчина. — Да никому. Я вообще не люблю что-то кому-то доверять. На ней только я езжу, а что?

Я снова проигнорировала вопрос и спросила:

— Вы оказывали кому-то услуги как такси? Может быть, куда-то кого-то отвозили.

— Да вы что, охренели, что ли? — неожиданно разозлился мужчина. — Никому я ничего не давал, никого никуда не возил. Что еще вы на меня повесить хотите?

— Ничего. Просто выясняем необходимые детали, — твердо произнесла я, понимая, что мужчина врет. Ведь не могло же быть так, чтобы его машину видели в поселке, а он при этом ее никому не давал и сам никого на ней туда не подвозил. Чушь, да и только. Придав своему лицу еще более строгое выражение, я вновь посмотрела на Апенышева и задала новый вопрос: — Скажите, Олег Афанасьевич, зачем вы ездили в дачный поселок Хоперку и что вы там делали? Кто ездил с вами?

— В какой поселок? — переспросил мужчина.

— Хоперку, — повторила я.

— Впервые слышу, — усмехнулся хозяин «девятки». — С чего вы взяли, что я там был?

— Там видели вашу машину и очень хорошо запомнили ее номер, — вместо меня ответил Кряжимский. — А в связи с тем, что в тот день, когда там была замечена ваша машина, в этом самом поселке произошло убийство, на вас или того, кто приезжал на вашем автомобиле в поселок, теперь падает подозрение в совершении преступления.

— Но я точно там никогда не был! — совершенно искренне возмутился Апенышев. — Я уверен, что и названия такого никогда не слышал и знать не знаю, где эта Хоперка находится. Вы что, мне не верите?

— Верим, — кивнула я. — Только ведь и вы согласитесь, что не может так быть, чтобы вашу машину там видели, а вас там не было.

— Так, может, произошла ошибка и мой автомобиль перепутали с какой-то другой машиной? — тщетно пытаясь оправдаться, предположил мужчина. — Разве такого не могло быть?

— Вряд ли, — с важным видом подал голос Ромка, хотя его никто и не спрашивал. — Ребята не могли ошибиться, тем более сразу оба. У вас ведь вон до сих пор «дворников», которые в тот день свистнули, нет. Куда они делись, а?

Ромка явно перегнул со своим подражанием настоящему частному детективу, расставляющему подозреваемому ловушки, но его слова как-то странно подействовали на нашего собеседника, и он ненадолго призадумался. Затем довольно резко дернулся и, стукнув себя ладонью по лбу, радостно воскликнул:

— Боже мой, как же я раньше-то не сообразил! Вы ведь, наверное, ищете прошлого хозяина машины!

— Как так прошлого? — напряглась я.

— А так: я купил эту «девятку» только две недели назад и еще не успел поставить «дворники», которые с самого начала действительно отсутствовали. Но за них бывший владелец сделал мне скидку. Если желаете, могу показать документы на покупку машины.

— Да, если вас не затруднит, — потихоньку начиная понимать, ответила я и искоса посмотрела на Кряжимского. Тот также пребывал в задумчивости и периодически почесывал кончик своего носа, что указывало на глубокую задумчивость.

Скрывшийся было за дверью Апенышев вернулся очень быстро и протянул мне документы. Я взяла в руки бумаги и прежде всего стала искать графу «продавец», где должно было быть вписано имя бывшего владельца машины. Наконец нашла и прочла в нем уже хорошо известную фамилию — Курдов. А мы ведь даже и не подозревали, что раньше у нашего подозреваемого была другая машина и он успел ее поменять. Да-да, оказалось, что то подозрительное авто, сведения о котором раздобыл наш пронырливый курьер, ранее принадлежало именно Александру Курдову, и продал он его вскоре после смерти своей бывшей жены. Одним словом, просто избавился от улики, прекрасно понимая, что автомобиль у пруда кто-то все же мог видеть и что про эти самые «дворники», украденные тогда с почему-то спрятанной машины, рано или поздно кто-нибудь может вспомнить.

— Как вам это? — показывая Кряжимскому запись о бывшем владельце авто и дату продажи автомобиля, спросила я.

— Даже подозрений, что убил Мясникову кто-то другой, не возникает, — произнес он вслух то же самое, о чем думала и я. — Все яснее ясного.

— Верно, — вздохнула я и вернула бумаги новому владельцу злополучной машины.

Тот недоуменно посмотрел на меня, а затем все же решился спросить:

— Так что, собственно, случилось-то?

— Ничего-ничего. Как мы теперь видим, к вам это никакого отношения не имеет, — улыбнувшись, ответила ему я. — Извините за беспокойство. До свидания.

Попрощавшись, я решительно направилась к своей машине, а все остальные поспешили за мной. Оказавшись в салоне своей «Лады», я начала размышлять вслух, заодно сразу комментируя свои мысли:

— Принимая во внимание договор купли-продажи, который мы только что видели, становится ясно, что ранее автомобиль, в день убийства Мясниковой замеченный в поселке, принадлежал Курдову. И скорее всего был там именно он. Поэтому естественно, что у него не было алиби и он сфабриковал его. Но у него ничего не вышло, так как его бывшая девушка его выдала и даже согласилась дать против него показания, если они вдруг понадобятся. Таким образом, косвенных улик, подтверждающих, что убийство Виктории совершил именно Александр Курдов, вполне достаточно, но есть одно «но»…

— Какое? — спросил у меня Кряжимский, слегка нахмурив брови.

— Меня немного смущает мотив убийства Курдовым своей жены, — честно призналась я. — Все время анализируя рассказ старушки, я невольно ловлю себя на мысли, что убивать жену из-за ее квартиры, половина которой принадлежит ее матери, а вторая — дочери, и значит, распоряжаться ею все равно никто, кроме них, не сможет, попросту глупо. Тем более что место жительства у Александра пока есть. Ладно, примем во внимание, что, кроме квартиры, Виктория оставила своей дочери еще и некоторую сумму денег. Но ведь она не слишком уж и велика, чтобы из-за нее кого-то лишать жизни. Вам так не кажется?

— Пожалуй, вы правы, Ольга Юрьевна, — немного подумав, согласился с моими словами Кряжимский. — Мотив преступления выглядит пока не слишком веским. Возможно, старушка чего-то нам недосказала.

— Думаете, следует еще раз с ней пообщаться? — глядя Кряжимскому прямо в глаза, спросила я.

— Просто уверен, что это нужно сделать, — ответил мне Сергей Иванович. — Ну а уж потом подумаем, как быть дальше.

— А что тут думать? — встрял в разговор Ромка. — Надо этого урода сдать Здоренко, и дело с концом.

— И где ты только всяких мерзких слов-то понахватался? — с укором посмотрела на Ромку я. — Вроде бы не от нас.

Ромка смутился и тут же притих, давая нам с Сергеем Ивановичем возможность спокойно закончить разговор.

— Может быть, прямо сейчас позвоним женщине и пригласим ее к нам в редакцию? — немного подумав, предложил Кряжимский. — Она же оставила вам свой адрес и телефон.

— Два телефона, — заметила я. — Один — в той квартире, которая осталась ей и внучке от дочери и находится в Тарасове. Если моя интуиция меня не обманывает, то, скорее всего, Лариса Евгеньевна сейчас находится в городе, а не у себя в деревне. К тому же я еще во время нашей беседы поняла, что она не поверила в то, что мы сумеем что-то выяснить, а значит, так и будет продолжать обивать пороги социальных служб и иных организаций.

— Что ж, это будет к лучшему. Если она в городе, тогда нам даже ждать ее не придется, — улыбнулся Кряжимский. — Звоните туда.

Я спокойно достала свой сотовый и, заглянув в записную книжку, набрала номер тарасовской квартиры Виктории Мясниковой. Трубку сразу сняли, и я действительно услышала знакомый уже старческий голос:

— Да, я слушаю.

— Лариса Евгеньевна? — уточнила я. — Это Ольга Бойкова. Помните меня?

— Оля! — приветливо откликнулась женщина. — Что-нибудь разузнали? Есть новости?

— Есть, но я бы хотела все обсудить при встрече, — проговорила я. — Не могли бы вы приехать к нам в редакцию?

— Да, конечно, я прямо сейчас и поеду, — с волнением в голосе ответила Мясникова.

Убрав телефон в сумочку, я дала Виктору знак, чтобы он ехал в редакцию, и облегченно вздохнула. Я надеялась, что в беседе со старушкой прояснятся недостающие нам для расследования детали и подробности, а там уж будет видно, что делать дальше.

Как и следовало ожидать, в редакцию мы вернулись гораздо раньше, чем приехала Мясникова. Я даже успела выпить чашечку кофе, заботливо сваренную Ромой, так как Маринка все еще отсутствовала. Это ее безответственное отношение к работе начинало меня порядком злить, а потому я дала Ромке задание достать Широкову хоть из-под земли и привести на работу. Сама же села к столу и стала ждать прихода Ларисы Евгеньевны.

Женщина появилась буквально через десять минут. Войдя в редакцию, она возбужденно воскликнула:

— Вы нашли доказательства его вины?

— Вы слишком торопите события, — решив пока повременить с рассказом о наших успехах, ответила я и жестом пригласила ее сесть рядом.

Кряжимский приветливо поздоровался с Мясниковой, при этом не покидая своего места. Сделав вид, что наш разговор его совершенно не интересует, он уткнулся лицом в экран монитора. Я тем временем предложила женщине кофе, но так как она от него отказалась, я стала собираться с мыслями, прикидывая, как выяснить все необходимое. Мясникова явно занервничала, предчувствуя что-то важное. Ее волнение передалось и мне, а потому я поторопилась быстрее перейти к делу.

— Скажите, Лариса Евгеньевна, рассказывая про своего бывшего зятя, вы сообщили нам все, что знали о нем? Вы случайно ничего не утаили?

— А почему вы об этом спрашиваете? — слегка прищурившись, переспросила женщина.

— Честно говоря, мы с коллегами сомневаемся в том, что ваш зять стал бы убивать свою бывшую жену только из-за тех пятидесяти тысяч, что были на счету Виктории и по завещанию перешли вашей внучке, да из-за ее квартиры, в которой он сможет только лишь жить, но не будет иметь никакого права ею распоряжаться, — честно призналась я. — Этот мотив слишком мелочен, а для убийства необходимо что-то более веское, чем ссора и все вами перечисленное.

— Как я понимаю, вы что-то нашли на этого гада… — попыталась улизнуть от ответа Мясникова, тактично переводя разговор на другую, более интересующую ее тему.

— Нашли, — кивнула я. — Только этого мало, и требуются еще улики и доказательства. А найти их мы вряд ли сможем, не зная точно, что за мотив был у вашего зятя для совершения убийства, — вновь вернулась к прежнему я и даже улыбнулась, подумав, что я также умею поворачивать беседу в нужное мне русло. — Вы расскажете нам то, что утаили?

Я пристально посмотрела на Мясникову и поняла, что она пребывает в сомнениях: говорить или не говорить. Следовало подтолкнуть ее к принятию решения, и я сказала:

— Мы подошли совсем близко к виновному, но все наши усилия окажутся бессмысленными, если мы не будем знать, что же на самом деле толкнуло мужчину на преступление, почему оно было так уж необходимо ему.

— Хорошо, я расскажу вам все. Хотя я не уверена, знает ли он то, что должно быть известно только мне. Он просто никаким образом не должен был узнать, ведь это было известно только дочери и мне.

— И все же… — насторожившись, произнесла я. — Что он не должен был узнать?

— Понимаете, — засмущалась старушка, — сразу после развода с этим мерзавцем, — при последнем слове Мясникова недовольно поморщилась, — моя Виктория уехала в Москву, куда ее пригласили работать. Там она познакомилась с одним очень хорошим человеком. Правда, он был куда старше ее, но зато уже давно утвердился в жизни и знал, чего хочет. Вскоре он предложил моей дочери стать его женой, и она согласилась. Сначала, конечно, сомневалась, стоит ли связывать себя с человеком, который более чем на тридцать лет ее старше, но потом все же решилась и совершенно о том не жалела. Так вот, у Григория Лукьяновича Фомичева был свой бизнес и очень большое состояние. С моей дочерью он прожил года два, а затем умер. Оказалось, что он давно уже был болен. Чем, я точно не знаю, так как он даже от Вики скрывал свою болезнь. Перед смертью он оставил завещание, по которому все, что он имел, переходило к Вике и ее дочери. Григорий Лукьянович решил, что его сыновья — а у него их двое, — давно уже встали на ноги и сами могут о себе позаботиться, тогда как женщине, оставшейся одной, прокормить маленького ребенка куда труднее. Он был умным, понимающим человеком и искренне любил мою дочь.

Мясникова всхлипнула и торопливо смахнула выкатившуюся слезу.

— И большое состояние было у этого Григория Лукьяновича? — теперь уже поняв, что к чему, поспешила спросить я.

— Большое, — устало вздохнула Лариса Евгеньевна. — Мне даже цифры такие представить себе трудно. Но, понимаете, мы с дочерью об этом никому не говорили. Вика знала, что на нее откроют охоту всякие прохиндеи и она может угодить в какую-нибудь ловушку. Не знаю, как уж о деньгах проведал ее первый муж-алкоголик, но наверняка он убил Вику, решив, что все состояние останется дочери, а он как ее законный отец сможет начать им распоряжаться. А ведь я тоже никому ничего не говорила. Даже от деда это скрывала, решив, что девочку мы воспитаем как-нибудь сами, а вот когда она подрастет и ей нужно будет начинать учиться, тогда-то мы и возьмем те деньги. Но вот ведь как все вышло, никто и не думал…

— А Виктория не могла рассказать о наследстве кому-то из подруг, например? — пытаясь понять, каким же действительно образом Курдов сумел узнать о богатстве бывшей супруги, спросила я.

— Да что вы! У нее и не было подруг, она последние годы для мужа жила, а потом никому не доверяла, — активно замахала руками женщина. — Нет, сказать она никому не могла. А если и говорила, то только то, что все состояние родственникам мужа отошло. Она же сразу после похорон из его дома уехала и стала снова жить в своей тарасовской квартире. Так что никто и ничего заподозрить не мог.

— Это многое меняет, — немного подумав, ответила я. — Теперь нам нужно будет проверить, как Курдов смог узнать о завещании второго мужа Виктории, и действительно ли он может получить право пользоваться тем, что будет принадлежать его дочери. Я не слишком сильна в законах, но мне кажется, что наследством девочка сможет воспользоваться лишь после того, как ей исполнится восемнадцать. Лучше всего сначала проверить, а уже потом, когда все прояснится, предпринимать какие-либо действия против вашего бывшего зятя. В любом случае — очень хорошо, что вы согласились нам все рассказать. Как только мы что-то узнаем, я вам сразу позвоню.

— Да, конечно, — смущенно ответила Мясникова и, поднявшись, направилась к двери.

Я проводила ее до коридора, а затем вновь вернулась на то же место, посмотрела на Кряжимского и спросила:

— Сергей Иванович, а вы случайно не сильны в законодательстве?

— Что вы! — отмахнулся Кряжимский. — Я, конечно, кое-что знаю, но вот в таких тонкостях не разбираюсь. Лучше уж вам проконсультироваться у Ефима Григорьевича Резовского.

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответила я и, пододвинув к себе телефон, принялась набирать номер Фимы.

Если кто не помнит, сообщаю: Ефим Резовский был моим старым знакомым и другом и работал адвокатом. Некоторые мои коллеги считали его слишком болтливым и неуравновешенным для такой профессии, но я Фиму уважала и ценила за его способность вытаскивать людей из многих передряг, в которые они по неосторожности своей попадали.

Как только трубку сняли, я услышала голос Фиминой секретарши. Я хорошо знала ее — девушку двадцати лет с очень пышными формами, что и неудивительно, ведь Резовский просто обожал женщин и буквально таскался за каждой юбкой, включая и мою тоже. Сейчас эта девица в привычных выражениях представилась и сразу же спросила у меня, по какому вопросу я звоню. Я тоже назвала свое имя и напомнила ей, что являюсь другом Ефима Григорьевича, ну и, конечно, попросила тут же меня с ним соединить. Секретарша сначала немного поворчала, но потом все же выполнила мою просьбу, и уже через несколько минут я услышала слегка подзабытый — в последнее время мы редко общались — голос своего старого друга:

— Да, Резовский слушает.

— Фимочка, привет, — радостно произнесла я. — Как твои дела? Это Бойкова, если не признал.

— Где уж тут признать! Ты, похоже, про меня совсем забыла, — намеренно обиженным голосом откликнулся тот. — Не звонишь, не заходишь… Так вот умру вдруг, а ты и знать не будешь.

— Ну, до последних дней тебе еще далеко, — поняв, на что так тонко намекает Ефим, откликнулась я и тут же приступила к делу: — Фимочка, у меня к тебе дельце есть.

— Так это естественно, иначе бы ты еще тысячу лет не позвонила, — с укором заметил мой любвеобильный друг. Но, впрочем, сразу же придал своему голосу как можно больше солидности и спросил: — Что именно тебе нужно?

— Только консультация, — пояснила я. — Можешь дать ее мне прямо сейчас?

— Ну, как тебе сказать… — стал набивать себе цену Ефим. — Вообще-то, я консультации привык в своем кабинете проводить, по телефону-то неудобно и…

— Фима, у меня нет времени, — устало протянула я. — С удовольствием бы навестила тебя, но увы…

— Ладно, — сдался Резовский. — Что хочешь узнать?

— Это касается одного завещания, — начала объяснять я. — Вот, к примеру, есть женщина, которая с первым мужем развелась и вышла замуж второй раз. Ее второй муж оказался богат, к тому же болен, и вскоре он умирает…

— Естественно, оставив молодой жене все состояние, — закончил за меня Ефим.

Я кивнула, но тут же, сообразив, что Фима меня не видит, добавила:

— Именно так. Но не только жене, но еще и ее дочери от первого брака. Девочка совсем маленькая, ходит в детский сад и только в следующем году пойдет в школу.

— Ну и в чем тут проблема? — не понял пока еще меня Ефим.

— А проблема в том, что мать девочки не так давно была убита, — начала объяснять я, а Ефим даже присвистнул, но тут же замолчал, слушая меня дальше. — И ребенка забрал к себе настоящий отец. А мать девочки оставила завещание, по которому все то, что у нее было, отписывала матери и дочери. Вот мне и интересно, на что может рассчитывать этот папаша, если вместе с ним будет жить его ребенок?

— Да, интересная ситуация, — откликнулся Резовский и заметил: — Но совершенно не новая. Короче, — он на минуту замолк, а потом продолжил ровным, уверенным голосом: — Все зависит от того, когда и какое завещание было составлено. Если завещание матери было составлено после завещания того человека, за которого она вышла замуж второй раз, то оно будет доминирующим, то есть она, как уже владелица всего состояния умершего, им и распоряжается. Если нет, то тогда все чуть сложнее.

— Насколько мне известно, завещание матери составлено раньше, чем она вышла замуж второй раз, — осторожно заметила я.

— Тогда… — Резовский задумался. — Выходит, что все то, что она нажила во втором браке, является собственностью обоих супругов, а раз этот самый супруг ей же все и оставил…

— Короче, Склифосовский, — попросила я, не желая слушать юридические тонкости, боясь запутаться в них. — Меня интересует конкретная ситуация — на что может рассчитывать папаша девочки?

— Честно? — зачем-то спросил Фима, но, услышав, как недовольно я зафырчала, тут же ответил: — В общем, как опекун, он имеет право претендовать на все то, что осталось дочери убитой. То есть после смерти матери вступает в силу ее завещание, а раз на тот момент она уже получила от своего второго мужа все его состояние, то теперь на дочь и мать делится все ее имущество, что было до замужества и что она получила после. Но тут, конечно, суд должен решать, позволить ли отцу быть опекуном и каким образом опекун будет распоряжаться имеющейся суммой, — тут же заметил Фима. — Бывает, что судья ограничивает сумму расходов на каждый год, чтобы по достижении девочкой восемнадцати лет ей что-то осталось.

— Спасибо, Ефим, — коротко поблагодарила я своего друга и поспешила отключиться, прекрасно понимая, что если не сделаю этого, то Резовский сразу же начнет рассыпаться в любезностях и напрашиваться на свидание.

— Ну что? — поднял голову от компьютера Сергей Иванович, как только я положила трубку на место. — Что удалось выяснить?

— Немного, — честно призналась я. — Фима говорит, папаша может претендовать на эти денежки как опекун своей дочери, несмотря на то, что он был с матерью в разводе. Хотя суд может ограничить сумму, которой он может распоряжаться. Но это уже мелочи.

— Что ж, видимо, Курдов каким-то образом все же узнал о завещании второго мужа Виктории, — вздохнул Кряжимский. — Но вот каким?

Мы посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами.

Глава 5

— А что, если убил Мясникову вовсе не ее бывший муж, а сыновья второго супруга? — неожиданно предположил Кряжимский, когда мы вновь собрались в моем кабинете и стали обсуждать, что делать дальше, чтобы подтвердить вину Курдова. — У них ведь есть более чем веская причина для этого. Поняв, что папаша оставил состояние какой-то там девице, своей молодой жене, и лишил их всего, ребятки могли решиться убить ее, а затем опротестовать завещание и добиваться того, чтобы все перешло к ним. Возможно, чуть позже они собирались убрать и дочь Виктории.

— Бог с вами, Сергей Иванович! — испуганно замахала я руками. — Что вы такое говорите! Убить ребенка, который ничего не знает и пока еще не может решать своей судьбы…

— Я понимаю, что девочка ни в чем не виновата, — вздохнув, продолжил Кряжимский. — Но ведь ради денег на что только люди не идут, а значит, и такое вполне возможно. Если я прав, то мы пока еще не можем уверенно во всем обвинять Курдова. Вдруг его просто ловко подставили?

— Нет, это вряд ли, — не согласилась я с последними словами Кряжимского. — Вряд ли кто-то его подставлял. Ведь для этого его нужно было выманить в поселок, знать, что туда же направилась и сама женщина, затем заставить Курдова спрятать машину, а после всего случившегося еще и быстро продать ее. Нет, тут слишком много несоответствий, так что вряд ли его кто-то подставлял.

— Похоже, вы правы, Ольга Юрьевна, — немного подумав, произнес Сергей Иванович. — Но тогда рассмотрим другой вариант. Разве не могло получиться, что убить женщину планировали все: и ее бывший муж, и дети ее второго супруга. Но, допустим, Курдов все спланировал, приготовился совершить преступление, но немного опоздал, и за него все уже сделали. Но между тем машина-то, замеченная в поселке, была именно его, алиби он также не имел, а потому понимал, что подумают в первую очередь на него, вот и позаботился о липовом алиби, а машину быстренько продал. Как вам такой расклад?

— Это более правдоподобно, — ответила я. Затем несколько минут подумала и, обратившись сразу ко всем, спросила: — И что же нам теперь делать? Вдруг виновен действительно не Курдов?

— Нет, это он, — встрял в разговор Ромка. — Иначе зачем он забрал после убийства девочку к себе? Не просто же так. Она ему совсем и не нужна, если подумать.

— Да, зачем? — с тем же вопросом обратилась я к Кряжимскому.

— Ну, может, он почувствовал на себе вину за смерть женщины, — неуверенно начал было Кряжимский, но потом более решительно добавил: — А может, просто обрадовался, что кто-то все сделал за него, и взял к себе девочку, продолжая осуществлять задуманное и претендовать на ее наследство.

— Так, — громко вздохнула я. — Похоже, нам придется проверять еще и сыновей второго мужа Мясниковой, а не только ее первого супруга. Не можем же мы обвинять Курдова без веских доказательств. Кто что может предложить?

Я внимательно пробежала взглядом по лицам своих коллег и с удовольствием заметила, что все они активно размышляют, а не просто сидят и ждут от меня заданий. Пришлось и самой начать шевелить мозгами, задействовать собственное серенькое вещество, а то как-то выходит, что последнее время сообразительностью у нас сверкает только Ромка, а не кто-то другой. Кстати, и сейчас именно наш курьер первым выдвинул предложение:

— Ну, сначала, наверное, нужно найти сыновей того умершего мужа, — вопросительно глядя то на меня, то на Сергея Ивановича, произнес он.

— Ага, а потом поговорить с ними… — улыбнувшись краешками губ, заметила я. — Вряд ли они нам что-то честно скажут, если вообще захотят общаться. Нет, найти их не проблема. Проблема в том, что делать дальше. Следить за ними? Но мы можем потерять на этом очень много времени, ведь наверняка ребятки понимают, что, если станут претендовать на наследство прямо сейчас, это может выдать их и поставить в ряд подозреваемых в убийстве Виктории. Тем более что мотив у них весьма даже не мелкий. Следовательно, если они не дураки, то, скорее всего, выждут какое-то время, а затем очень осторожно и не спеша начнут вести судебное разбирательство. И такой их поступок не будет являться уликой, на что-либо указывающей. Все-таки они тоже наследники и имеют право опротестовать завещание своего отца, выставив его больным, невменяемым или придумав что-то еще.

— Это вы верно подметили, Ольга Юрьевна, — согласился со мной Кряжимский. — Даже если сыновья второго мужа Виктории и убили ее, то доказать это будет очень сложно, если вообще возможно. Тем более что, имея свои собственные деньги, они уж наверняка раскошелились бы на исполнителя, при этом оставаясь чистенькими. После совершения убийства ребятки расплатились бы с преступником и забыли о нем, так что вряд ли сейчас они станут делать необдуманные шаги, а потому слежка за ними ничего не даст.

— Что же тогда делать? — немного расстроенно поинтересовалась я. — Не сидеть же сложа руки и ожидая, когда с девочкой что-то случится.

— Нет, конечно, — ответил мне Сергей Иванович. — Я думаю, что лучше всего нам будет пока не разбрасываться сразу на две стороны, а попытаться до конца разобраться сначала с Курдовым. А затем уже, если подтвердится, что он ни при чем, переходить к другим подозреваемым. Это я немного погорячился, перебросив вину на совсем незнакомых нам людей. Может, они вовсе и ни при чем.

Видя, что Кряжимский сам признал свою неправоту и отступился от выдвинутой им же идеи насчет виновности сыновей второго мужа Виктории или, вернее, отложил ее на потом, я не стала так торопиться и еще раз попыталась сама докопаться до сути проблемы и найти способ выяснить все про новых появившихся на нашем горизонте подозреваемых. К большому сожалению, ничего конкретного придумать мне также не удалось, так как выходило, что ни один поступок сыновей Фомичева, имеющий отношение к опротестованию завещания отца, подозрительным и противозаконным считаться действительно не мог. Оставалось только согласиться с мнением остальных и сосредоточиться на Курдове.

Осознав это, я велела Ромке сделать всем еще по чашечке кофе, а сама принялась думать. Итак, начнем с Курдова. Если убил свою бывшую жену все-таки именно он, то в настоящий момент он должен пытаться добиться решения суда о праве распоряжаться наследством дочери в свою пользу. Законным способом добиться полного владения деньгами совсем не просто, если вообще возможно, а значит, мужчине понадобится кого-то подкупать, на кого-то давить, одним словом, добиваться задуманного незаконным путем. К примеру, он и в самом деле этим занимается, значит, он должен то и дело с кем-то встречаться, созваниваться. Мы же можем попробовать установить в его доме и на телефоне «жучки» и попробовать прослушать все, что в квартире происходит, а также узнать, о чем и с кем Александр беседует.

Сделав такой вывод, я отвела взгляд от стены, на которую до этого бессмысленно уставилась, занятая размышлениями, и, повернувшись к Кряжимскому, произнесла:

— Я придумала, что нам лучше всего сейчас сделать.

— И что же? — спросил Сергей Иванович.

— Нам нужно установить в доме Курдова, а также во всех его телефонах «жучки» и послушать, чем этот тип сейчас занимается, — объявила я свое решение, не став тянуть время и заставлять всех гадать.

— Если я правильно понял, — слегка прищурившись, заметил Кряжимский, — вы надеетесь таким способом узнать, действительно ли Курдов желает заполучить наследство своей дочери или же нет. Так?

— Именно так, — согласно кивнула я. — Ведь больше пока мы все равно ничего сделать не можем, а так хотя бы не зря потеряем время и уж что-нибудь обязательно выясним. Пожалуй, мы с Виктором прямо сейчас поедем к Курдову и, проникнув в его квартиру, установим в ней «жучки».

— Сейчас? — почему-то очень удивился Ромка. — Среди бела дня?

— Думаю, что лучше времени у нас не будет: вечером Курдов наверняка сидит дома с дочерью и никуда не отлучается, тогда как днем квартира может пустовать. Кстати, Роман, ты поедешь с нами, ведь Курдов тебя не знает, а значит, ты можешь спокойно проверить, дома ли он.

— Это, типа, как всегда, нужно прикинуться, что я ошибся дверью, — усмехнулся моей просьбе Ромка. — Такое я запросто проверну. Только можно я что-нибудь другое придумаю? Например, представлюсь почтальоном?

— Делай что хочешь, — равнодушно ответила я. — Главное — узнать, есть ли кто в квартире.

— Ну, раз все обязанности уже распределены, — после того как все замолчали, со вздохом произнес Кряжимский, — мне не остается ничего другого, как сидеть здесь и ждать результатов. И это к лучшему. Хватит мне уже носиться по городу и своими старыми костями трясти, все-таки возраст уже не тот.

Все засмеялись, совершенно не воспринимая Кряжимского таким уж старым. Напротив, наш Сергей Иванович всегда полон сил и энергии, а порой, в некоторых делах, даже запросто мог перещеголять нас, молодых.

— Что ж, едем, — решив, что тратить время зря не стоит, произнесла я, затем повернулась к Кряжимскому и добавила: — Если вдруг объявится Широкова, будьте добры, не выпускайте ее никуда, что бы она ни говорила.

— Сомневаюсь, что она придет, — вздохнул Сергей Иванович. — Если даже Ромка ее не нашел, то лично я могу только предположить, что с нашей Мариночкой что-то случилось.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась я. — Но ведь она даже не дает знать, что ей нужна помощь! Ромка ходил к ней домой, там ее не было, а соседи сказали, что она к кому-то переехала жить. В других ее излюбленных местах она тоже не появлялась, так что я даже понятия не имею, где ее можно найти. Если вам не сложно, — я посмотрела на Кряжимского, — попробуйте еще и вы выяснить, где наша Маринка находится. На всякий случай обзвоните отделы милиции, больницы. Не дай бог, конечно, чтобы с ней что-то случилось…

— Хорошо, я попытаюсь ее найти, — пообещал мне Кряжимский. — А вы спокойно езжайте по делам. Все-таки отсутствие Мариночки на работе в течение двух дней это еще не предел. Ее и побольше не бывало, и ничего, возвращалась целой и здоровой.

— Да уж… — вздохнула я устало и поплелась к двери.

Воспоминания о Маринке вновь выбили меня из колеи. Отсутствие этой взбалмошной и слишком уж поддающейся чужому влиянию леди меня очень настораживало. Наверняка она уже во что-то вляпалась, иначе бы на работе хоть ненадолго появилась или хотя бы позвонила. А то — надо же! — ни одной от нее весточки. Нет, так больше продолжаться не может. Вот сейчас установим «жучки» и займемся ее поисками, а потом пусть пеняет на себя, достанется ей по первое число.

Спустившись вниз, я села в машину, в которой уже сидели Виктор с Ромкой, и дала знак, что можно трогаться. Хорошо уже знающий дорогу к дому Курдова, Виктор завел машину и направил ее в нужную сторону, внимательно следя за дорогой и давая мне возможность спокойно поразмышлять. Я еще раз попробовала поискать способ выведения Курдова на чистую воду, но пока в мою умную голову почему-то никакой новой идеи не приходило. Пришлось сосредоточиться на той, что уже была, — о предстоящей работе по установлению в доме нашего подозреваемого прослушки.

— Кстати, Виктор, — вспомнив о «жучках», встрепенулась я, — ты взял «жучки» и то, что нужно для их прослушивания?

Виктор молча кивнул, даже не поворачивая в мою сторону головы. Зато Ромка активно принялся рассказывать нам, как он однажды вызывал на улицу своего друга, которого родители посадили под домашний арест, и как он их ловко провел. Мы молча слушали, хотя на самом деле ничего нового в истории Ромки не усмотрели, но все же и перебивать его не стали: пусть мальчишка порадуется, что его слушают. Наконец впереди появился дом Курдова. Виктор притормозил мою «ладушку» за углом, чтобы машины не было видно из окна квартиры, и мы выбрались на улицу.

— Рома, ты пойдешь первым, — напомнила я. — Только давай быстрее, мы ждем.

Ромка важно подмигнул нам с Виктором, давая понять, что выполнит свою часть работы по первому классу, и торопливо удалился. Мы остались у машины ждать его возвращения. Ромки не было минут десять, затем он прибежал и доложил:

— Все чисто, в квартире Курдова нет.

— То есть дверь тебе не открыли? — на всякий случай уточнила я.

— Нет, не открыли, — подтвердил свои слова Ромка.

— А ты несколько раз звонил? — продолжала допытываться я.

— Раз пять-шесть, — уверенно ответил Ромка и, поняв, что я собираюсь снова у него что-то спросить, сам добавил: — Да не волнуйтесь вы так, Ольга Юрьевна, я же как следует проверил. Все чисто, дома у Курдова никого нет, я уверен.

— Ну, смотри… — слегка прищурившись, произнесла я и направилась к подъезду.

Виктор поспешил следом, словно моя тень, шагая нога в ногу. Мы спокойно вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице на нужный этаж. Сверху спустилась какая-то старушка с большой сумкой в руке, затем сбежали двое ребятишек, и снова стало тихо. Мы дошли до двери в квартиру Курдова, и Виктор сразу же принялся вскрывать замок. Я же послала Ромку встать на площадке этажом выше, чтобы в случае чего он успел предупредить нас, а сама спустилась на несколько ступеней вниз и тоже остановилась. Но ждать нам почти не пришлось, так как Виктор справился с привычным ему делом за считаные секунды и вскоре уже дал нам знать, что дверь открыта. Я позвала Ромку, а когда он сбежал вниз, велела ему оставаться на месте и стоять на стреме, на что курьер недовольно произнес:

— А почему я? Чуть что, сразу Ромка… Вечно мне всякая неинтересная работа достается!

— Это разве не интересная? — намеренно удивленно произнесла я. — Как раз наоборот — самая ответственная работа, и от того, как ты ее выполнишь, зависит многое. Представь себе, что ты пограничник и охраняешь пост, поэтому не подведи.

Я знала, что мои слова подействуют на Ромку и он уже больше не будет ворчать, а нормально выполнит все, о чем его попросили. Так и произошло. Едва я только закончила говорить, Ромка гордо вскинул голову и, приложив руку козырьком ко лбу, произнес:

— Слушаюсь, капитан!

Я ничего не ответила и вслед за Виктором прошла в квартиру. Оказавшись в уже знакомой обстановке, мы сразу же отыскали телефон, и Виктор принялся вживлять в трубку «жучок». Я же тем временем обошла комнаты и распихала остальные «жучки» в самых различных местах: под крышкой стола, на стене за шкафом и даже в кухонном абажуре. Решив, что свою часть работы я выполнила совсем даже неплохо, я вернулась к Виктору, который также закончил со своим делом. Мы многозначительно переглянулись и молча направились прочь из квартиры.

Выйдя на площадку, мы едва не сбили с ног Ромку, так как он стоял спиной к двери, а потому не видел нас.

— Что, уже все? — очень удивился наш курьер при виде меня и Виктора. — Ну вы даете! Я думал, мне тут минут тридцать стоять придется, а вы уже все сделали.

— Мы же профессионалы, — кивнув в сторону Виктора, с улыбкой ответила я.

Ромка тут же пристал к Виктору и стал просить, чтобы он научил его ставить «жучки» в телефонную трубку. Но Виктор пытался закрыть дверь, и ему в тот момент было явно не до Ромки. Не знаю уж, чем у них закончилось, так как не стала дожидаться, а просто направилась вниз, тем более что больше меня в этом доме ничего не держало. Спустившись почти до первого этажа, на предпоследней лестничной площадке я увидела какую-то женщину. Она копошилась у почтовых ящиков и отчего-то явно нервничала.

Женщина заинтересовала меня, и я, подойдя поближе, осторожно заглянула через ее плечо. Как оказалось, она пыталась пристроить небольшое письмо, не имеющее обратного адреса, в ящике, у которого отсутствовала дверца, а потому конверт то и дело выпадал. Я немного удивилась, что почтальон почему-то выполняет свою работу не с утра, а гораздо позже. Впрочем, возможно, участок, который приходится обслуживать, очень велик, а потому на обход его требуется много времени, потому я и увидела сегодня эту женщину.

Удовлетворив свое любопытство, я крикнула спускающимся вслед за мной коллегам, чтобы поторопились, и собралась было сделать шаг вниз, как случайно бросила взгляд на номер соседнего с тем, возле которого возилась почтальон, почтового ящика. И мне стало ясно, что письмо, которое так безуспешно пытается пристроить женщина, адресовано Курдову. Немедленно изменив свои планы, я обратилась к почтальонше:

— Скажите, а это не в квартиру Курдова письмо?

— Да, кажется, так, — глянув на имя адресата, ответила женщина и тут же спросила: — А вы что, его знаете?

— Конечно, я ведь его невеста, — самым наглым образом соврала я. — Давайте я передам Александру это послание. — Я протянула руку к конверту, но женщина как-то подозрительно посмотрела на меня и тут же переспросила:

— А вы не врете?

— Вру? — не менее удивленно повторила я. — Но зачем? Я действительно девушка Александра и сейчас собираюсь в детский садик за его дочерью.

— Вы о той девочке, которую он на днях забрал у бабушки, говорите? — видимо, хорошо зная всех живущих в округе, спросила почтальонша.

Я кивнула:

— Ее самую. Малышка все еще не может привыкнуть к новому месту, вот мне и приходится искать ей развлечения. Вот уже и родственников своих пригласила, — указав на Виктора и Ромку, показавшихся на лестнице, добавила на всякий случай я. — Надеюсь, гостям она обрадуется.

Женщина, судя по всему, поверила мне и с улыбкой произнесла:

— Ну, тогда не буду мучиться. Возьмите письмо и передайте его Александру Владимировичу.

— Обязательно, — с улыбкой ответила я, затем взяла протянутый мне конверт и, с полным равнодушием сунув его в сумочку, стала прощаться с почтальоншей. Пожелав ей удачи, я вышла на улицу и завернула за угол, хотя на самом деле мне хотелось поскорее вскрыть письмо и посмотреть, что в нем написано. В данной ситуации, когда Курдов являлся нашим главным подозреваемым в убийстве своей бывшей жены, соображения морального порядка не в счет. Раз уж будем квартиру и телефон его прослушивать, то что уж говорить о прочтении его письма.

Наконец я добралась до машины и, усевшись в нее, сразу же занялась конвертом. Заинтересованный моими действиями Ромка быстро влез на заднее сиденье и, вытянув голову вперед, стал наблюдать. Я осторожно и очень аккуратно вскрыла конверт, решив, что, если вдруг не найду в нем ничего важного, обязательно вновь заклею и верну на место. Внутри конверта оказался небольшой тетрадный листочек. Развернув его, я прочитала содержимое послания вслух: «Я похитил твоего любимого человека в отместку за то, что сделал ты. Если она тебе нужна, предлагаю встретиться и все обсудить. Жду в городском парке у пеликана в семь вечера, сегодня».

— Стоп, — напряглась я, — это что, шантаж? И о каком похищении идет речь? Я что-то ничего не понимаю.

— Может, у Курдова украли его дочь? — предположил Ромка. — И свистнули не кто бы то ни было, а сыновья того богача, который наследство ей оставил.

— Нет, не они, — не согласилась я с Ромкой и попросила: — Подожди, дай подумать. Здесь говорится о ком-то, кого похитили, и предлагается обмен. Но что мог украсть Курдов? И чего затем могли лишить его, чтобы отомстить или же добиться обмена? Девочку? Но зачем ее менять, если она уже у тех, кто желает заполучить наследство этого бедного ребенка… Нет, дело здесь, по-моему, не в ребенке, а в чем-то другом. Но в чем?

— Конкуренты, — неожиданно произнес все время молчавший Виктор.

— Думаешь? — посмотрев на него, переспросила я, а затем сама же и продолжила: — Может, и так. Если Курдов что-то задолжал им, они могли забрать у него девочку, а затем предложить встретиться. Насколько нам известно, у бизнесмена Курдова большие денежные проблемы и наверняка не меньшие долги. Значит, сейчас у Курдова нет девочки, она находится у кого-то еще, кто желает что-то получить от Александра Владимировича. Непременно следует проверить это.

— А как? — задал всех интересующий вопрос Ромка.

— Только съездив в детский сад, — немного подумав, ответила я. — Если девочка там, значит, с ней ничего не случилось и речь идет о ком-то другом. А вот если ее нет, значит…

— Значит, число преступников неуклонно растет, — подражая мне, вздохнул Ромка.

— Ладно, едем в детский сад, — понимая, что медлить нельзя, произнесла я. — Только сначала Роман отнесет письмо назад и поместит его в ящик.

— А что толку? — даже не вылезая из машины, ответил мне наш курьер.

— Ты о чем? — не поняла я, что имеет в виду он.

— Так ведь сейчас уже почти шесть вечера. Письмецо-то запоздало. Если бы пришло утром, тогда его Курдов заметил бы, а теперь кто знает, когда он домой вернется.

— А ведь ты прав, — на минуту задумавшись, произнесла я.

— Курдов, скорее всего, не получит этого послания до назначенной встречи, а значит… на встречу с преступником придется ехать нам. Но письмо ты все же верни на место. Так, на всякий случай… — попросила я и протянула Ромке вновь заклеенный мною конверт.

Ромка недовольно вздохнул, но все же вышел из машины и направился в подъезд. Я тем временем поискала в записной книжке адрес детского сада, в который водил девочку Курдов. Его мне дал сам папаша, когда я во время нашего с ним интервью поинтересовалась, в хороший ли детсад он поместил своего ребенка. Так что теперь нам не нужно было тратить время на то, чтобы узнать, где сейчас должна находиться девочка.

Вскоре вернулся Ромка. Как только он сел в машину, я продиктовала Виктору адрес, и мы направились к детскому садику — проверять, на месте ли девочка. На дорогу у нас ушло не более получаса, но зато потом еще десять минут мы искали, куда поставить машину, так как с местами для стоянки в том районе всегда большая проблема. В конце концов я оставила Виктора в машине, сказав, чтобы он ждал меня на другой улице, а сама пошла к зданию детского сада. Ромка поспешил следом, хотя я его и не звала. Велев Ромке не мешаться под ногами, я оставила его на улице, а сама прошла в первую попавшуюся дверь, хотя и понимала, что каждая дверь ведет в свою, определенную группу.

Преодолев пару помещений, я оказалась в просторной раздевалке, у стен которой в ряд стояли несколько детских шкафчиков. Из соседней комнаты слышались голоса ребятишек и воспитательницы, о чем-то им рассказывающей. Не разуваясь, я на цыпочках прошла к дверному проему и, заглянув в комнату, тихо произнесла:

— Извините, не скажете, где мне найти старшую группу?

— Это на втором этаже, — не вставая с места, приветливо ответила мне миловидная воспитательница. — Как выйдете от нас, сразу налево и по лестнице вверх, там и будет старшая группа.

Поблагодарив женщину за помощь, я так же тихо и бесшумно покинула помещение и направилась по указанному маршруту. Когда я попала в помещение старшей группы, детей на месте не оказалось. Очень удивившись этому обстоятельству, я прошла в следующую комнату и там увидела сидящую за роялем женщину, которая что-то искала в нотной тетради.

— Извините, — обратилась к ней я, — а где можно увидеть воспитательницу старшей группы?

— Вы, наверное, за ребенком пришли? — приняв меня за одну из родительниц, вопросом на вопрос ответила женщина. — Дети сейчас мультфильмы смотрят в кинозале. Кого нужно позвать?

— Курдову Софью, — решив лично посмотреть на девочку, произнесла я.

— Сейчас, подождите минутку, — ответила женщина и, смахнув непослушную челку в сторону, удалилась.

Я принялась торопливо соображать, что сказать девочке, когда ее приведут. Как назло, ничего хорошего на ум не приходило, а то, что придумывалось, выглядело глупо и неуместно. В конце концов я просто решила сказать девочке, что папа сегодня немного задержится с работы, и попрошу ее не волноваться. Тут вновь вернулась воспитательница или музыкальный работник, с которой я разговаривала, и привела с собой симпатичную, но немного насупленную девочку. Девочка была одета в коротенькое голубое платьице со множеством оборочек, белые гольфы и светло-серые туфельки с маленькими красными бантиками. С одного взгляда становилось ясно, что ребенка утром собирал отец.

Я внимательно всмотрелась в лицо девочки. Без всяких сомнений, она была похожа на свою бабушку: те же черты лица, то же недовольное выражение. Даже губки Соня закусывала так же, как это иногда делала ее бабка.

— Здравствуй, Сонечка, — присев перед девочкой, ласково произнесла я. — Как у тебя дела?

Девочка ничего не ответила, а лишь хмуро посмотрела на меня исподлобья.

— Ну, что же ты, детка? — подтолкнула ее ко мне воспитательница. — Не рада, что к тебе пришли?

— Я не знаю эту тетю, — тихо произнесла девочка, не меняя выражения своего лица.

Удивление появилось на лице воспитательницы. Пришлось мне поторопиться и объяснить, кто я, собственно, такая:

— Извините, что сразу не пояснила. Я знакомая бабушки этой девочки, — глядя на воспитательницу, ответила я. — Она попросила меня заехать и удостовериться в том, что с Соней все в порядке и ей хорошо живется у отца. Тебе ведь хорошо с папой? — Я вновь посмотрела на девочку.

Софья еще больше насупилась и ничего не сказала.

— Скучает, — тихо заметила я. — Ну ничего, бабушка сказала, что очень скоро приедет тебя навестить.

— Правда? — услышав это, девочка заметно воодушевилась. — Она так сказала?

— Да, — кивнула я, улыбнувшись. — И просила тебя, чтобы ты хорошо себя вела и каждый день ходила в детский сад, а то вдруг тебя тут не будет, когда она придет, — чтобы хоть немного поднять девочке настроение, продолжила я. Мне уже стало совершенно ясно, что с отцом девочке плохо и детский сад — ее единственная отдушина. — Что-нибудь хочешь ей передать? — поинтересовалась я у малышки.

— Хочу, — активно закивав, откликнулась девочка, затем быстро подбежала ко мне и, обняв за шею, тихо шепнула мне на ухо: — Передайте бабушке, что я скучаю и очень хочу к ней. Пусть она меня заберет отсюда.

— Хорошо, я передам, — осторожно погладив девочку по голове, пообещала я.

Затем воспитательница позвала Софью в зал, напомнив ей, что там идут мультфильмы. Девочка на прощание помахала мне рукой, при этом слегка улыбнувшись, и скрылась за дверью. Я еще несколько минут пообщалась с воспитательницей, расспросив о том, как Соня себя ведет и не выглядит ли несчастной. Женщина пояснила, что она всего лишь проводит музыкальные занятия, а потому ничего конкретного сказать не может, кроме того, что девочка часто замыкается в себе и совершенно не слышит, что ей говорят. После этого я поблагодарила собеседницу за помощь, попрощалась с ней и поспешила к машине. Теперь мне было ясно и то, что в анонимном послании речь шла о ком-то совершенно другом, а совсем не о девочке.

Вернувшись к своим коллегам, я сообщила им, что девочка на месте. Затем посмотрела на часы и, заметив, что стрелки неумолимо движутся к семи, сказала:

— Поехали в горпарк. Посмотрим, кто придет на встречу с Курдовым, а там уже будем думать, что делать дальше.

— А если на встречу придет и Курдов? — тут же заметил Ромка. — Он ведь всех нас знает.

— Если придет, будем считать, что нам повезло, — ответила я. — Нужно будет только незаметно подобраться к нему поближе и послушать, о чем он будет говорить с назначившим встречу, тогда нам все станет совершенно ясно. Куда сложнее будет, если он не придет.

— А можно тогда я буду следить за Курдовым? — торопливо попросил Ромка.

— Посмотрим, — неопределенно сказала я.

Дальше мы ехали молча. Вскоре мы подъехали к парку. Виктор остановил машину на автостоянке, и мы вошли в парк.

— Ты знаешь, где находится пеликан? — поинтересовалась я у Виктора, но ответил мне Ромка:

— Я знаю. Возле пруда, где лебеди.

— В таком случае веди, — приказала я.

Ромка выскочил вперед и, высоко вскинув голову, торопливо пошел к пруду. При этом он все время вертел головой по сторонам, словно искал знакомые лица или же высматривал самого Курдова. Я тоже стала посматривать вокруг, боясь попасться на глаза Александру или тому, кто ему назначил встречу, если вдруг он нас знает. Но никого пока не было видно, так что мы без проблем дошли до деревянной фигурки пеликана и, остановившись у нее, переглянулись.

— Что будем делать дальше? — первым спросил Ромка.

— Будем делать вид, что мы одна семья и пришли на прогулку, — предложила я, понимая, что нам каким-то образом нужно слиться с остальными гуляющими и не привлекать к себе внимания. — Давайте пройдем вон к той лавочке.

Сказав это, я первой направилась к лавочке, а остальные, вздыхая, поспешили за мной. Когда же я села на лавку, выполненную из точно такого же темного дерева, что и пеликан, Ромка спросил:

— А можно мне пока вон к тем каруселям отойти? Я только посмотрю, а потом вернусь.

— Иди, — разрешила я. — Только не теряйся. Как только заметишь, что мы встали, возвращайся назад.

— Ага, — по всей видимости, даже не слыша, что я сказала, откликнулся наш курьер и, обрадованный разрешением, со всех ног рванул к аттракционам и каруселям. Виктор тоскливо покосился в ту сторону, куда удрал Роман, и, как мне показалось, тяжело вздохнул. По-моему, он был не прочь присоединиться к парню.

Пока Ромка отсутствовал, мы с Виктором молча наблюдали за окрестностями. Я не заметила ни одного человека, который внимательно изучал бы место возле фигурки пеликана. И вообще, больше всего людей гуляло именно возле аттракционов, а по узкой тропке, где мы сидели, только изредка проходили мамаши с детьми или старики. Был, правда, и один взрослый мужчина, но он прошагал мимо нас и мимо пеликана, даже не обратив на последнего никакого внимания. Больше подозрительных лиц я не заметила.

— Может, никто и не придет? — шепотом спросила я у Виктора.

Тот молча пожал плечами, давая понять, что не знает, и продолжил таращиться в сторону аттракционов. Я посмотрела на часы: было уже начало восьмого.

«Да, похоже, действительно никто сегодня не придет», — вновь заметила я, но уже про себя. Затем встала и, жестом поманив Виктора, направилась вперед по тропинке, решив немного погулять. Я шла к аттракционам, понимая, что нашему фотографу очень туда хочется. Когда мы дошли до Ромки, во все глаза глядевшего на катающихся на машинках малышей, я обернулась назад. Нашу лавочку уже занял какой-то старичок с газеткой и увлеченно принялся ее читать, иногда отпивая воду из пластиковой бутылки. На самого пеликана взгромоздился мальчонка лет десяти и теперь что-то кричал своим родителям.

«Где же этот аноним? — задавала я сама себе вопрос. — Не мог же он назначить встречу, но не прийти. А что, если этот человек уже приходил, но, не увидев Курдова, быстро удалился? — предположила я. — Что, если это была женщина? Ее запросто могли попросить передать Курдову записку, описав его внешность, но, поскольку такового здесь не обнаружилось, женщина просто прошла мимо. Эх, знать бы, кого мы ждем, все было бы куда проще», — устало вздохнула я. Затем дернула Виктора за рукав и произнесла:

— Поедемте в редакцию. Похоже, сегодня нам ничего не светит. Да и Сергей Иванович давно уже заждался нас.

Виктор согласно кивнул и, одернув увлеченного зрелищем Ромку, не спеша повернул к машине.

* * *

Вернувшись в редакцию, я первым делом осведомилась у Кряжимского, как обстоят дела с Маринкой, и в ответ услышала:

— К сожалению, Марина здесь не появлялась, и найти ее мне не удалось. Боюсь думать, но, похоже, с нашей Широковой действительно что-то случилось.

— Да, — устало упав на стул, вздохнула я. — Вот только ее проблем нам сейчас и не хватало! Где ее теперь искать вместе с ее новым ухажером? Не обращаться же за помощью к Здоренко. И ведь додумалась — даже имени своего купидона нам не оставила, — и я снова вздохнула.

Кряжимский поинтересовался, что сумели разузнать мы. Пришлось оставить мысли о Маринке на потом и начать пересказывать Сергею Ивановичу все, что нам стало известно. Кряжимский внимательно выслушал мой рассказ, ни разу не перебив, а когда я закончила, произнес:

— Такое ощущение, что возле Курдова вьется клубок тайн. На него обозлена мать бывшей жены, он зачем-то пытается вернуть себе маленькую дочь, которая раньше ему была совершенно не нужна, его кто-то шантажирует… Явно, что мы чего-то не знаем.

— Надеюсь, это ненадолго, — вспомнив об установленных в квартире Курдова «жучках», сказала я. — Как только Александр вернется, Виктор сразу начнет прослушивать его телефон и разговоры, происходящие в квартире. Кстати, он, наверное, уже поехал к дому, — заметив, что Виктор отсутствует, произнесла я. Затем посмотрела на Ромку и спросила: — Виктор уехал?

— Да. Сказал, что вечером приедет к вам домой, — ответил Ромка, чем-то шурша на кофейном столике.

— Это хорошо, — заметила я, а после минутной паузы добавила: — Пожалуй, и нам нечего тут больше делать. Надо разъезжаться по домам, время-то уже давно не рабочее.

— А как же Маринка? — повернулся ко мне Ромка. — Мы что, ее искать не будем?

— Знали бы где, может, и поискали бы, — буркнула в ответ я, но тут же умерила свое недовольство Маринкиным поведением и продолжила: — Завтра с утра этим и займемся. Не по ночам же город прочесывать. А сегодня все заночуем у меня. Тем более что туда же приедет и Виктор, если что-то интересное станет известно. К тому же и Широкова может еще объявиться, — с надеждой вздохнула я и, поднявшись, взяла свою сумочку.

Глава 6

Как мы добрались до дома, поели и легли спать, я практически не помнила, потому что сильно устала. Проснулась же я тогда, когда в дверь зазвонили. Не сразу поняв, кого это принесло в такую рань — на часах было около трех ночи, — я кое-как заставила себя встать с постели и заторопилась к двери.

Сначала я подумала, что вернулся со своего дежурства возле дома Курдова Виктор. Однако звонок практически не утихал, а Виктор никогда так не звонил. Я не стала спешить открывать дверь, а, приоткрыв задвижку глазка, выглянула на лестничную площадку, стараясь понять, кто же это ко мне ломится. Как назло, на лестнице было темно, а потому различить что-либо не представлялось возможным. Я стояла в нерешительности: открывать дверь или же все-таки нет? Вдруг там какие-нибудь бандиты, а Виктора ведь еще до сих пор нет. Что могут сделать слабая женщина, пожилой человек и совсем еще мальчишка? Конечно, ничего, а значит, лучше сделать вид, что дома никого нет — глядишь, позвонят-позвонят и уйдут. А если что-то срочное, то придут завтра утром.

Приняв такое решение, я хотела уже вернуться назад в теплую, мягкую постель, но тут резко щелкнул выключатель, и в коридоре зажегся свет. Я немного испуганно обернулась и увидела в дверном проеме Кряжимского и Ромку с совершенно заспанными лицами. Последний закутался в простыню, которой укрывался.

— Что тут происходит, Ольга Юрьевна? — протирая свои очки краем цветной пижамы, спросил Сергей Иванович. — Кого там в такое время принесло?

— Если бы я знала… — развела руками я. — Какой-то тип не переставая жмет на звонок и, наверное, уже полдома перебудил. Я сначала подумала, что это Виктор вернулся, но потом поняла, что не в его характере так рваться в квартиру. Нет, это явно не он, а кто, я не знаю — на лестнице лампочки все повыкручивали или разбили, поэтому ничего не видно.

— А может, спросить? — осторожно подал идею Ромка. — Вдруг это кто знакомый.

— Попробовать, пожалуй, можно, — согласилась я и, прижав ухо к двери, громко выкрикнула: — Кто там?

— Кто, кто… Дед пихто! — раздался в ответ до боли знакомый голос. — Вы откроете мне сегодня или нет? Я уже битый час тут звонок насилую.

— Так это же Маринка! — радостно подпрыгнул на месте Ромка, первым сообразив, кто торчит на лестничной площадке. — Открывайте скорее, Ольга Юрьевна.

Теперь уже и я догадалась, кому принадлежит этот язвительный голосок, и торопливо принялась открывать все замки. Вскоре я распахнула дверь перед нашей пропавшей почти на два дня коллегой и… замерла на пороге с открытым ртом. Не менее меня удивились и Кряжимский с Ромкой, так как они в то же мгновение притихли. И было на что так среагировать. Широкова, которая, казалось, уже ничем особенным нас удивить не могла, стояла сейчас перед нами в совершенно ошеломляющем виде.

Во-первых, волосы ее были профессионально уложены в очень оригинальную прическу, правда, несколько растрепанную. Макияж фактически отсутствовал, а одну щеку украшала небольшая царапина. Что касается одежды, то она сейчас совершенно потеряла цвет от грязи и походила скорее на лохмотья нищего, нежели на какое-то светское платье или костюм. Маринка стояла босиком, а туфли держала в руках, несмотря на то что порядком замерзла и то и дело перепрыгивала с ноги на ногу.

Зрелище, надо сказать, было из ряда вон выходящее. Мы даже сказать ничего не могли, настолько она нас ошарашила. Сама же Широкова, не обращая никакого внимания на нашу реакцию, буквально пулей влетела в квартиру, едва не сбив меня с ног, и без лишних слов умчалась в кухню. Только оправившись от шока, я поспешила закрыть дверь и последовала за ней. Остальные так же торопливо поспешили в самое теплое и уютное место моей квартиры.

Оказавшись в кухне, мы снова замерли, на этот раз прямо в дверях, и с открытыми ртами стали наблюдать за тем, как Маринка, как снег нам на голову свалившаяся, за обе щеки, без вилки, прямо руками, словно она выросла в джунглях, уплетает остывшее картофельное пюре, заедает его кильками из банки, даже не удосуживаясь их очистить. У меня просто не было слов, чтобы выразить свое недоумение, вызванное Маринкиным поведением, а потому я просто стояла и глупо хлопала ресницами. Не подавал признаков жизни и Кряжимский, и только Ромка, несколько минут потаращившись на свою любимую коллегу, принялся от души хохотать.

— Ну что ты ржешь-то теперь, как лошадь? — не переставая жевать, пробурчала Широкова. — Что, ни разу не видел, как люди едят?

— Чтобы так — не видел, — не переставая смеяться, откликнулся наш курьер и тут же сделал Маринке «комплимент»: — Ты похожа на свинью, которую недели две не кормили, а потом бросили ей ведро помоев. Один в один.

— Знаешь что… — разозлилась на его слова Маринка и даже отложила в сторону взятый в руку батон. — Посмотрела бы я, на кого был бы похож ты, если бы тебя два дня одними сухарями кормили. У меня, между прочим, желудок уже как у котенка стал, с наперсток.

— А почему тебя сухарями кормили, Мариночка? — наконец совладал со своим голосом Кряжимский. — Или твой кавалер тобой недоволен был, потому и на сухой паек посадил?

— Издеваетесь… — скривившись, откликнулась Широкова. — Издевайтесь, издевайтесь, я вам это потом припомню. Меня, видите ли, похитили, в каком-то вонючем сарае держали, а им хоть бы что! Спят тут и даже не ищут. Теперь понятно, какие вы мне друзья. Только и знаете, что о чужих заботиться да их проблемы решать, а если у своих что-то стрясется, так все и врассыпную.

— Ну-ну, — остановила я Широкову, — ты подожди-ка всех осуждать. Сама хороша: слиняла с работы и никому даже не сказала, куда да с кем. И где мы, по-твоему, искать тебя должны были, не зная ни имени, ни фамилии очередного твоего возлюбленного? Или, может, мы твои мысли читать должны и каждый раз догадываться, что ты вновь куда-то влипла?

— А почему нет? — удивленно вскинулась Маринка. — Сердце-то у вас у каждого есть, могли бы и посочувствовать мне. И потом, вы ведь не первый день на детективном поприще промышляете, неужели нельзя было выяснить, где я нахожусь?

— Может, и можно было, — уперев руки в бока, недовольно произнесла я, — но ты этого не заслужила. Между прочим, после того, как ты с нами себя повела, мы имели полное право на тебя обидеться. Ты ведь никому ничего не сказала. Просто ушла с работы и больше не появлялась. Хоть бы позвонила…

— Говорю же: меня похитили! — эмоционально выкрикнула Широкова. — Как я могла прийти или позвонить? Я даже до своего парня не доехала, как этот старый козел налетел на меня и давай руки крутить. Я попробовала его укусить, а он меня палкой огрел. Впрочем, я ему за это уже отомстила сегодня, теперь долго помнить будет, если оживет.

— Что значит «оживет»? — настороженно переспросила я. — Ты что, кого-то еще и убила?

— Убила? — сверкнула глазами Маринка, и капельки пота стали выступать у нее на лбу. — А может, и убила, — почти шепотом через минуту произнесла она. — Я ведь его несколько раз доской ударила по голове. Боялась, что снова встанет и запрет меня в том сарае. А когда убегала, он лежал, как мертвый. — Маринка испуганно закрыла рот руками. — Боже мой, что же теперь будет?

Я тяжело вздохнула и, сев напротив Маринки, спокойно попросила:

— Давай-ка, дорогуша, все с самого начала и по порядку. Кто тебя похитил, зачем, что хотел, как ты вырвалась, что сделала? И, чур, ничего не пропускай, иначе мы тебе помочь не сможем.

— Хорошо, я постараюсь ничего не пропустить, — забыв о еде, пообещала Маринка и, отодвинув одной рукой от себя банку с консервами и кастрюлю с картофелем, начала рассказ. — Короче, поехала я прямо с работы к своему Сашеньке. Мы с ним собирались на какой-то банкет пойти, ну я и принарядилась предварительно. Иду к его дому, ничего не подозреваю, а тут как выскочит на меня старикан какой-то… Но я его хорошо запомнила, этого козла старого… Я сначала подумала, что он полоумный, кричать стала, а он меня ударил чем-то тяжелым по голове, я и вырубилась. А потом ничего не помню. Когда очнулась, вокруг было темно и отвратительно пахло. Я присмотрелась, гляжу, в сарае я, руки и ноги связаны, во рту какая-то вонючая тряпка, а рядом со мной миска с водой и два сухарика. Это он мне поесть оставил. Только, гад, не подумал, как я буду питаться с закрытым-то ртом. Я обозлилась страшно и давай вертеться, по полу сарая этого ползать. Так сильно вертелась, что веревка немного ослабла. Тогда я села и стала сосредоточенно освобождать сначала руки, затем ноги. У меня на это часа два ушло.

— И сразу бежать… — предположил продолжение рассказа Ромка.

— Если бы! — обреченно вздохнула Широкова. — Сарай, как назло, оказался жутко крепким. Как я ни старалась, сломать дверь не получилось. Только ногти себе все попортила. А такой маникюр был… Вот, — Маринка с расстроенным видом протянула нам навстречу свои перемазанные в картофеле руки.

Я мельком посмотрела на них, заметив, что ногти действительно все переломаны, но кое-где на них еще видны яркие цветочки, нарисованные лаком.

— Ну и что дальше? — поторопила я Широкову.

— А дальше я уже говорила. Выбраться из сарая мне не удалось, ну я и стала ждать, когда этот козел старый вернется. Должен же он был меня когда-то проверить… Ну он и вернулся. Только даже войти не успел, только дверь открыл, как я его бац по тыкве несколько раз и со всех ног бежать. Выбралась на дорогу, там поймала машину и сразу сюда. Хорошо, что шофер добрый попался, все понял и даже денег с меня не попросил. Да у меня их и не было.

— А зачем ты понадобилась старику этому? — выслушав рассказ Маринки, снова спросила я.

— Не знаю. Он же со мной не разговаривал, просто привез в сарай и оставил в нем. Я понятия не имею, что ему от меня было нужно. Может, он меня с кем-то перепутал?

— А ты уверена, что сильно старичка того ударила? — вспомнив об этом эпизоде Маринкиного рассказа, задала новый вопрос я. — Может, легонько?

— Да нет, в том-то и дело, что со всей дури, — вздохнула Широкова. — Уж я постаралась ему весь должок вернуть, ну и… Представляю, сколько мне теперь за этого хрыча дадут. Ведь милиция его скоро найдет, и меня обвинят в убийстве. Попробуй потом докажи, что я ни при чем и только защищалась. Оля, что делать-то, а?

— Что делать, что делать… — как попугай повторила я и, поднявшись, зашагала по кухне. — Да, натворила ты дел. Лучше бы ты сначала думала, а потом делала. Правильно Здоренко тебя бездумной вертихвосткой называет. Кстати, а можно…

— Ага, сейчас, так я и пойду сама к Здоренко, — моментально поняв, что именно я имею в виду, откликнулась Широкова. — Черта с два! Он и так только и ищет случай, чтобы посадить меня за решетку, а тут я сама к нему с повинной заявлюсь. Нет уж, лучше я скрываться ото всех буду, уеду куда-нибудь. Сашенька меня обещал в ближайшее время куда-нибудь свозить, так можно… Ой, а ведь он обо мне волновался все это время! — неожиданно спохватилась Маринка и, стремглав вылетев из-за стола, кинулась к телефону.

Не желая ничего пропустить, Ромка рванул за ней.

Я же осталась в кухне, совершенно не заинтересовавшись беседой Широковой с ухажером. Опустившись на стул, я тяжело вздохнула, посмотрела на Кряжимского и произнесла:

— Ну, и что вы по этому поводу думаете, Сергей Иванович? А если Марина действительно убила того типа, который держал ее в сарае? Если все это, конечно, не выдумка…

— Думаю, что Мариночке ни к чему врать, — присаживаясь напротив, ответил мне Кряжимский. — Не такой она человек, чтобы в подобных ситуациях лгать. Не права только, что снова своему ухажеру звонит. Ведь если бы он беспокоился о ней, так на работу бы зашел, кому-нибудь из нас позвонил. Ведь наверняка знал, где Мариночка работает.

— В этом вы правы, — согласилась я с Кряжимским. — Только ей же этого не докажешь. Слышите, как щебечет?

Из комнаты действительно слышался ласковый до невозможности голосок Маринки, которая что-то напевала своему возлюбленному. От этой наигранности мне захотелось даже сплюнуть, но я не стала этого делать и, подавив несвойственное мне желание, заставила свой мозг немного поработать. С пару минут помолчав, я пришла к выводу, что для того, чтобы проблема действительно не стала глобальной, нам прямо сейчас необходимо ехать в тот самый сарай, где Маринка оставила своего похитителя, и посмотреть, в каком состоянии он пребывает. Возможно, она не так уж и сильно его ударила и мужчине всего лишь потребуется медицинская помощь. Тогда никакое тюремное заключение за убийство Широковой уже грозить не будет. Если же она все-таки убила того типа, тогда ей необходимо будет самой сдаться, а не прятаться, усугубляя свое положение.

— Кажется, я знаю, что нам нужно делать, — решительно произнесла я, глядя прямо в глаза Кряжимскому.

— И что же? — полюбопытствовал он.

— Ехать в тот сарай, — коротко пояснила я. — Нужно узнать, действительно ли все так плохо, как описала Маринка. Возможно, нам еще удастся спасти ее похитителя от смерти, и тогда встреча с милицией нам грозить уже не будет. Вы как, согласны со мной?

— Абсолютно, — уверенно произнес Сергей Иванович. — Более правильно мы поступить не можем. Только вот… — Кряжимский замешкался.

— Волнуетесь по поводу отсутствия Виктора? — догадалась я.

— Немного, — честно признался Кряжимский. — Время-то уже позднее, а его все нет.

— Может, он уже дома давно, решил нас не будить посреди ночи, а приехать утром? — предположила я. — В любом случае Виктор за себя постоять умеет.

— Это верно, — кивнул Кряжимский и направился в зал, чтобы переодеться.

Я тоже поднялась и поспешила следом. Маринка уже прощалась со своим любимым, не переставая чмокая в трубку. Я громко произнесла:

— Ну все, на сегодня отдых закончен. Все собираемся и едем на поиски того сарая.

— Это еще зачем? — не поняла Маринка и, не выслушав ответа, тут же затараторила: — Ну уж нет, я туда ни за что не поеду. Делать мне больше нечего, как на трупы смотреть…

— Вот если мы туда не поедем, то труп будет точно, — спокойно проговорила я. — А так, может, еще успеем спасти того старого разбойника. Ты только поторопись, переоденься. Не в таком же виде поедешь.

— Ну вот, а я так хотела ванну принять… — заскулила было Маринка, но, поймав мой осуждающий взгляд, смолкла и пошла переодеваться.

Двадцати минут хватило, чтобы все переоблачились в свои обычные одежды и прибрали за собой постель, давно уже поняв, что выспаться нам сегодня уже вряд ли удастся. Затем мы покинули мою квартиру, спустились на улицу и загрузились в мою машину. Хорошо еще, что Виктор уехал на своей, иначе нам пришлось бы его дожидаться, а значит, терять время зря. Усевшись за руль, я быстро завела мотор и спросила у Широковой:

— Куда ехать?

— Сначала к Федоровскому мосту, — неуверенно начала объяснять Маринка. — Затем будет поворот на Пензу, а далее по трассе, кажется. До какого-то указателя.

— Кажется… — передразнила Маринку я. — Ты вспоминай точно, иначе будем тут круги нарезать без толку, а дедок твой в это время помрет.

— Ладно, я попробую, — обреченно вздохнула Широкова и тут же предложила: — Ты пока езжай к повороту, а там, на месте, я вспомню.

Я ничего не ответила, только кивнула и полностью сосредоточилась на дороге. До самого поворота мы ехали молча: Ромка большей частью дремал, Кряжимский тоже. Правда, когда попадалась выбоина в асфальте и машину резко встряхивало, он просыпался. Только Маринка засыпать и не думала, и мы сидели с ней, поглощенные своими мыслями. Для начала нужно решить, что делать с похитителем Маринки, если он и в самом деле умер. К тому же меня не покидали вопросы о том, как выяснить все про Курдова, как узнать, кто его шантажировал?

Мысли так и путались клубком, не желая выдавать мне главного. А вот о чем думала Маринка, догадаться было сложно. Скорее всего, о том, куда она снова вляпается сразу после того, как мы закончим с этим дедком и вновь предоставим ей полную свободу. На это она, конечно, зря рассчитывает, так как теперь я с нее глаз не спущу. Но, в общем-то, помечтать она может. Главное, чтобы ей снова не пришла в голову мысль начать изображать из себя бизнес-леди. Нет уж, такая как есть она нам всем куда больше нравится.

Впереди показался поворот на Пензу. Я повернула руль и, когда машина проехала поворот, покосилась на Маринку.

— Пока прямо, — коротко сообщила та.

Я поехала дальше, стараясь не слишком гнать машину, так как Маринка наверняка точно не запомнила, где проезжала ночью, а потому мы запросто могли проскочить нужное место. Никуда не сворачивая и нигде не останавливаясь, мы проехали километра два, и только когда тусклый свет фар осветил знак перекрестка, а за ним и табличку с названием «Юрловка», Маринка радостно воскликнула:

— Вот он, поворот! Точно он, там дальше поле, затем еще один поворот вправо, то есть теперь уже влево, а затем сарай. Он у самого крайнего дома.

Я кивнула и повела машину дальше. До Юрловки оказалось не так уж далеко, и вскоре мы действительно увидели впереди небольшую деревеньку с тремя фонарями на улице. Других огней в деревне пока не наблюдалась, но я могла предположить, что едва стрелка часов достигнет пяти, как все здесь оживет, и мы услышим недовольное мычание коров, пение петухов и голоса иной деревенской живности. Вспомнив про рассвет, я поняла, что нам стоит поторопиться, иначе попадемся на глаза почти всему населению деревеньки, а это нам совершенно ни к чему.

— Ну, и где твой сарай? — повернувшись к Маринке, спросила я.

— Вон тот, покосившийся, — указав на заброшенный дом с забитыми досками окнами, произнесла Широкова. — В нем меня этот козел и держал.

— Уверена? — переспросила я, усомнившись в том, что Маринка так хорошо все запомнила.

— Абсолютно, — кивнула Широкова. — И потом, не так уж и темно было, луна-то вон какая яркая.

Я остановила машину, вышла из нее и подняла голову вверх, чтобы посмотреть на луну. Она и в самом деле была очень яркой и почти полной, так что свет, отбрасываемый ею, позволял хорошо видеть все вокруг себя. Я шагнула в сторону сарая. Под моими ногами хрустнула какая-то ветка, и Широкова, испугавшись, вскрикнула.

— Тише ты! — шикнула я на нее. — Хочешь всю деревню перебудить, что ли? Лучше бы шла вперед, дорогу показывала.

— Вот еще, я трупов боюсь, — фыркнула в ответ Маринка. — И потом, я уже этого старика видела. Вы сами посмотрите, а я лучше у машины постою.

— Как хочешь, — махнув на Маринку рукой, произнесла я.

Затем я развернулась и решительно направилась к сараю. Кряжимский и Ромка торопливо догнали меня и подхватили под руки. Я не возражала, тем более что так мне было куда менее страшно, чем если бы я пошла в сарай одна.

— Ольга Юрьевна, а мертвецы не могут вставать, если их кто-то беспокоит? — шепотом поинтересовался у меня Ромка.

— Не знаю, сейчас увидим, — откликнулась я, приоткрыла дверь и осторожно заглянула внутрь сарая.

Внутри оказалось темнее, чем снаружи, и совсем ничего не было видно. Пришлось распахнуть дверь до конца, но и это не помогло — во внутреннем помещении стояла непроглядная тьма.

— Роман, принеси из машины фонарик, — шепотом попросила я.

— Ладно, — ответил мне курьер, а затем послышалось шарканье его ног.

Мы с Кряжимским продолжали стоять на месте, войти внутрь никто из нас пока не решался. Через пару минут Ромка включил фонарик и направил его прямо на нас. Я шикнула на него, чтобы не шалил, и попросила поторопиться. Когда же курьер отдал маленький фонарик мне, я осторожно направила его за дверь сарая и начала вглядываться в помещение. Пока ничего подозрительного в поле моего зрения не попадало. В сарае валялось лишь сено, что-то из старой, побитой посуды и несколько бревен. Только минут через пять, когда я все же осмелилась войти внутрь и посветить в сторону, я заметила маленькую чашку с водой и несколько сухариков, о которых упоминала Маринка. Выходит, она ничего не придумала. Да только вот старика-похитителя нигде не было. Я осветила сарай с одного конца до другого еще раз, но так его и не обнаружила.

— Да тут никого нет, — первым подал голос Ромка. — Маринка обманула.

— Я обманула? — услышав, о чем идет речь, воскликнула Широкова и, забыв о своем страхе, кинулась к нам. — Вовсе я не обманывала! Не может быть, чтобы этого деда там не было, вы плохо смотрели.

— Если не веришь, могу дать фонарик, обследуешь все еще раз сама, — предложила я.

— Ладно, верю, — отказалась от протянутого ей фонарика Широкова. Затем надула губы и сказала: — Ну не мог же он сквозь землю провалиться. Так не бывает, трупы сами не встают.

— Так, может, ты его и не убила вовсе, — заметил Ромка. — Он сейчас ходит где-нибудь по округе и тебя ищет. Думает, вот сейчас найду я эту дамочку, да как…

— Тьфу на тебя, — отмахнулась от Ромки Маринка. — Вечно ты всякую чепуху несешь. — Как же, ищет он меня. Скорее раны свои где-нибудь зализывает, я ведь его со всей силы…

— Ну да ладно, нет его и нет, — развернувшись к машине, произнесла я. — Поедем домой. Считайте, нам повезло, раз дедок остался жив, иначе…

— Даже и не говори! — быстро перебила меня Маринка и, обогнав меня, заторопилась к машине.

Я только развела руками и, вздохнув, молча пошла следом. Кряжимский же еще немного постоял у двери сарая, затем закрыл ее и направился к нам. Ромка к тому моменту устраивался на заднем сиденье машины и бубнил себе под нос, жалуясь на то, что опять из-за этой Широковой остальные нормально поспать не могли. Маринка ему что-то отвечала, но я не особенно вникала в их речи, задумавшись над тем, кому и зачем понадобилась наша Маринка.

«А что, если Курдов догадался, что мы копаем под него, вот и решил подстраховаться и похитил Маринку, — первым делом предположила я. — А что, очень даже возможно, ведь такой негодяй, как Курдов, и на худшее способен. Хотя какой же Курдов старик? А Маринка упорно настаивает на том, что ее похитил именно какой-то дед. Пожалуй, нет, не Курдова это дело. И даже не его человека, а наемника. Стал бы Александр нанимать какого-то старика, когда у него в друзьях числится едва ли не десяток ребят помоложе и посильнее. Нет, тут что-то совсем другое».

Если бы нам сразу сообщили, что Маринка похищена и за нее необходимо заплатить выкуп, тогда бы все было яснее ясного, а так совершенно непонятно, кому и зачем она понадобилась. Не ради же своего удовольствия какой-то старичок ее выкрал и привез сюда. «Кстати, раз он ее сюда привез, значит, сам он тоже проживает где-то тут, — неожиданно сообразила я. — А раз так, то нужно подумать, кто из наших общих знакомых или врагов отсюда родом».

Я покопалась в памяти, но ничего не вспомнила. И тогда предположила другое: что, если Маринка была похищена кем-то из компаньонов или врагов ее парня? Наверняка ведь он не такой уж хороший, как она нам его обрисовала, если вспомнить о том, что в мужчинах наша Широкова попросту не умеет разбираться. Скорее всего, так оно и есть, и тогда все сразу становится гораздо понятнее. А чтобы узнать, кто же так хотел насолить хахалю Маринки, достаточно у нее самой об этом спросить…

Не успела я так подумать, как на дороге что-то показалось, и я едва успела затормозить, чтобы избежать столкновения с этим нечто. Как выяснилось, это был пожилой человек в потертом костюме с маленькой сумкой в руке. Он махал нам, прося остановиться.

— Шляются тут всякие посреди ночи, — недовольно забубнила Маринка, как только поняла, почему я так резко остановила машину. — Еще сейчас подбросить до города попросит, — зевнув, заметила она и снова прислонила голову к плечу Кряжимского, сидевшего впереди.

Я приоткрыла окно и спросила:

— Что вы хотите?

— Да мне бы до города, — замявшись, неуверенно ответил дядька. — Не подбросите? Уж битых два часа стою, а транспорта все никакого нет.

— Так что же вы в такую рань-то вышли, до утра подождать не могли? — поинтересовалась я, не рискуя сажать незнакомого в машину. — Утром-то доехать до места намного проще.

— Согласен, — устало вздохнул путник. — Только мне срочно в город надо, старуха моя в больнице лежит, к ней вот и спешу. Подвезите, будьте добры.

— Ладно, — согласилась я, немного подумав, — садитесь на заднее сиденье. Думаю, места всем хватит. — После этих слов я повернулась к своим коллегам и попросила: — Маринка, потеснись немножко.

— Ага, разбежалась, — недовольно буркнула она в ответ, но все же немного подвинулась, освобождая местечко рядом с собой.

Попутчик загрузился в мою «ладушку», и мы поехали. Несколько минут в салоне машины царила полная тишина: все сладко посапывали или то и дело зевали. Но стоило нам подъехать к городу, как завозилась Маринка. Сначала она принялась ворчать, что ей неудобно, затем попросила подсаженного мной мужчину подать ей бутылку воды, которая лежала в заднем кармане сиденья перед ним. Когда же он подал ей воду, она почему-то громко и истерично завизжала.

Напуганная поведением Маринки, я в который раз за эту сумасшедшую ночь резко затормозила и свернула машину на обочину. Заглушив мотор, я недовольно повернулась к своей подруге и нетерпеливо спросила у нее:

— Ну, что еще?

— Э-э-то он! — тыкая пальцем в сидящего рядом мужчину, заголосила Широкова. — Он меня похитил!

Я перевела взгляд на нашего попутчика и сразу же поняла, что это действительно тот человек, который держал Маринку в сарае. Нет, он вовсе не был мне знаком. Просто по тому выражению, которое появилось на его лице, было ясно, что он напуган тем, что его раскусили, и теперь ищет путь, чтобы избежать наказания. В следующее мгновение мужичок пулей выскочил из машины и помчался прочь. Я тоже выскочила и побежала за ним. Кажется, за мной кинулась в погоню и Маринка. Но поймать старичка удалось Кряжимскому.

Как выяснилось позднее, он просто очень хорошо знал эту местность, а потому быстро сообразил, что побежавший во дворик старичок, спасаясь от нас, вынужден будет свернуть в одну-единственную подворотню, пробежать под аркой и выйти как раз к памятнику военных летчиков. Кряжимский встал возле него, а когда старичок выскочил из арки, быстро преградил ему путь и накинулся на беглеца. Между мужчинами завязалась драка, но покалечить друг друга они не успели, так как почти сразу подоспели мы и разняли сцепившихся.

Кое-как связав руки мужичку, мы затолкали его в машину и стали усаживаться в нее сами. Ромка удивлялся, что старик так быстро бегает и так непотребно ведет себя в преклонном возрасте. В этом он был прав. Возраст и внешность старика ну просто никак не соответствовали его поведению. Худощавый, с узким лицом, глубоко посаженными глазами и редкими волосами, он никак не походил на злодея-похитителя.

— У, козел… — погрозила пленнику кулаком Маринка. — Что, не нравится, когда тебя связывают? А мне, думаешь, нравилось?

— Так я же… — попытался было что-то произнести в ответ дедок, но Маринка поторопилась сунуть ему в открытый рот на ходу сооруженный кляп из тряпки, которую я обычно использовала для протирания стекол в машине.

— Вот так-то лучше, — радуясь своей работе, произнесла она. — Вот теперь мы квиты.

— Порезвилась, и довольно, — спокойным голосом произнесла я, обращаясь к Широковой. — А теперь вынимай у него изо рта свою тряпку и дай нам поговорить с твоим похитителем. Должны же мы выяснить, зачем ты ему понадобилась.

— Влюбился… — радостно хихикнул Ромка и торопливо мотнул головой, уворачиваясь от Маринкиной ладони.

— Ну… — поторопила я Широкову, замечая, что на улице становится все светлее и светлее, а значит, количество прохожих на улицах города, в который мы уже успели въехать, очень скоро увеличится, и все они начнут обращать внимание на человека с кляпом во рту.

— Да ладно, сейчас, — недовольно откликнулась Широкова.

Как только Маринка вырвала изо рта старика тряпицу, она буквально завалила его вопросами:

— Ну-ка говори, кто ты такой? Зачем меня связывал? Зачем по голове бил? Зачем в сарае прятал? Чего тебе от меня надо было? Выкуп хотел получить или поиздеваться?

— Мариночка, вы же слова ему сказать не даете, — остановил Широкову Кряжимский. — Разве так можно?

— А так, как он сделал, разве можно? — моментально парировала Широкова. — Теперь пусть за свои злодеяния отвечает и выкладывает все как на духу.

— Так я и пытаюсь, — скромно заметил сам связанный. — Но вы не даете и слова сказать.

— Ладно, говори свое слово, — разрешила Маринка. — Только не ври, я ложь за версту чую. Всю правду выкладывай!

— Хорошо, — устало вздохнул старичок и, прокашлявшись, произнес: — Я похитил вас для того, чтобы заставить одного человека, вернуть самое дорогое, что у меня было.

— Ну вот, я так и думала, что и этот твой принц крови очередной негодяй, — не замедлила произнести я. — Зная тебя, этого стоило ожидать.

— Ты все врешь, — тут же накинулась на дедка Широкова. — Сашенька хороший, он не мог тебе ничего плохого сделать, а тем более что-то такое взять. Он не вор.

— Нет, не вор, он хуже, — не обращая никакого внимания на ее слова, произнес старичок. — Он бесчувственный, жадный, наглый и… у меня даже нет слов. В общем, он настоящая гнида.

— Еще одно такое слово, и ты, дед, сильно пожалеешь! — пригрозила старичку Маринка.

Но тот ничуть не испугался ее угроз, а лишь пренебрежительно заметил:

— Вы даже не представляете себе, дамочка, с каким человеком связались! Уж я-то знаю его лучше вашего. Тем более что он приходится мне зятем, правда, бывшим.

— Зятем? — почти в один голос повторили мы с Кряжимским, видимо, подумав об одном и том же. Быстро переглянувшись, мы вопросительно уставились на старичка, а через минуту я спросила:

— Этот человек забрал у вас вашу внучку, несмотря на то, что он давно развелся с матерью девочки и она успела выйти замуж повторно.

— Да, — удивленно откликнулся дед. — А откуда вы знаете?

— От бабушки девочки, — усмехнувшись, ответила я. Затем снова посмотрела на Кряжимского и произнесла: — Думали ли мы, Сергей Иванович, что все так может обернуться?

— Честно сказать, нет, — почесав затылок, ответил наш старейшина. — Не мог даже предположить.

— Да что тут такое происходит? — не выдержала Маринка. — Объясните мне наконец!

— С удовольствием, — останавливая машину и поворачиваясь ко всем сидящим позади, произнесла я. — Только сомневаюсь, что тебе это понравится.

— Может, хватит уже говорить загадками? — начинала выходить из себя Маринка. — Скажи сразу, при чем тут мой Саша?

— А при том, что он является убийцей дочери вот этого человека, который с твоей помощью хотел вернуть себе внучку, твоим Сашенькой похищенную ради ее наследства. Ты же, по всей видимости, оказалась простой пешкой в чужой игре.

— Александр? Убийца? Этого просто не может быть! — буквально опешила от моего сообщения Маринка и удивленно посмотрела на остальных.

Нам осталось только пожать плечами. Затем мы дали старичку возможность рассказать все, что он знает.

Глава 7

Как мы с Кряжимским и предположили, старичок не только подтвердил мои слова, но еще и рассказал все, как оно было на самом деле. Оказалось, что сразу после безрезультатных хождений его жены по разным инстанциям дед Тимур, а именно так его и звали, вспомнив о том, что когда-то был разведчиком, решил немного последить за Курдовым. Несколько дней понаблюдав за своим бывшим зятем, он заметил, что тот часто появляется с какой-то девушкой и кажется даже влюбленным.

Это натолкнуло деда Тимура на мысль о том, что можно попробовать обменять девочку на девушку, то есть на нашу Маринку. Старик посчитал, что если Курдов и в самом деле любит Широкову, то он вернет Соню. Но тут дед Тимур ошибся: Александр и не подумал искать Маринку. И даже не сказал о ее исчезновении никому. Это наводило на мысль, что Маринка была совершенно не важна для Курдова, и он вскружил ей голову с какой-то совершенно другой целью. Подумав об этом, я тут же высказала свое подозрение вслух. Первой отреагировала Маринка — она удивленно вытаращила на меня глаза и тихо спросила:

— Для чего-то еще? Но для чего? Я тебя не понимаю.

— А ты подумай хорошенько, — произнесла я. — Вспомни, что этот тип тебе говорил, чего от тебя требовал.

— Только чтобы я была неповторима, походила на всяких разных бизнес-леди и любила его дочку. Он хотел, чтобы я стала для нее самой настоящей мамой, а не просто… — Маринка запнулась, а затем произнесла то самое, что уже давно поняли остальные: —…Няней. Черт, так он что, из меня просто бесплатную сиделку и домработницу планировал сделать? Вот гад! Да как он только посмел со мной так поступить! Я-то думала, что он по-настоящему ко мне что-то чувствует, а он… Ну, он это зря. Вот найду его и все волосы повыдираю. Или даже хуже, лишу самого дорогого, что у него есть…

— Марина, Марина, только не при детях, — поторопилась я пресечь последующие, вполне возможно, непечатные слова Маринки. — Мы тебя и так поняли.

— Нет, ну это же надо, какой негодяй! — пропустив неприличное выражение, продолжила в том же духе Маринка. — Меня выставить дурой, заставить носить эти дурацкие обтягивающие длинные юбки, вечно мнущиеся блузки… Я от одной только глажки каждый день едва не умерла. Ну нет, так просто это ему с рук не сойдет!

— Конечно. Особенно после того, что мы с вами только что узнали, и того, что до этого нам было известно, — поддержала я Маринку.

— Стоп, — вдруг спохватилась моя секретарша, — а я, кажется, не все еще услышала. Вы что-то там говорили про убийство и наследство. Можно об этом поподробнее?

— Если ты обещаешь не перебивать, я расскажу тебе, чем мы занимались, пока ты отсутствовала, — откликнулся Кряжимский.

Широкова торопливо закивала, соглашаясь с условиями, хотя я могла поспорить, что удержать язык за зубами она все равно не сможет и наверняка выскажет в адрес каждой новой подробности в этом деле свое собственное мнение. А что поделать, такая уж она уродилась.

Не вслушиваясь в рассказ Кряжимского, я снова завела машину и направила ее в сторону дома, где в данный момент должна была находиться жена деда Тимура. Тот, видимо, поняв, куда я еду, с удивлением спросил:

— А вы разве знаете, где находится квартира моей дочери?

— Да, и вашу жену тоже хорошо знаю, — спокойно ответила ему я, а потом пояснила, кто мы, собственно, такие и как про все их проблемы узнали.

Старичок слушал меня внимательно и даже ни разу не перебил, несмотря на то, что Маринка успевала встревать не только в рассказ Сергея Ивановича, но и в нашу с дедом Тимуром беседу.

— Эх, знал бы я раньше, что эта девица ваша, разве стал бы ее похищать… — как бы извиняясь, произнес дед.

— Ничего, думаю, ей это даже полезно было, — тихо заметила я, но Маринка все же мои слова услышала и тут же принялась возмущаться, что ее не оценивают по достоинству и все наверняка только обрадовались, когда она исчезла.

Пришлось ее в этом разубеждать и заваливать комплиментами, которые Маринка очень уж любила. Когда же секретарша угомонилась, у меня снова появилась возможность обратиться к деду Тимуру.

— Скажите, а почему вы спрятали Маринку в том сарае? Ведь вы сами живете совсем в другом месте? — поинтересовалась я.

— Так ведь в той деревне дом моих родителей, — принялся объяснять мне дед. — Когда они умерли, мы дом заколотили, потому что продать не удалось. В такой глуши сейчас ведь мало кто жить захочет. Так и стоит хата невостребованной. И потом, куда же еще мне было ее везти, наша-то деревня еще дальше от города находится, да и жена туда могла вернуться. Я, когда ее похитил, в одеяло завернул, машину остановил и попросил подбросить. А чтобы шофер ничего не заподозрил, сказал, что это внучка моя, опять наркотики приняла, вот ее и…

— Ясно, — улыбнулась я сообразительности старика, затем обернулась к нему и добавила: — Жаль, что вас так быстро отпустили из армии, вы бы еще могли послужить не хуже нашей молодежи.

— Так, если бы не внучка, разве я… — заволновался мужичок.

— Понимаю, — просто ответила я ему и снова сосредоточилась на дороге.

Вскоре мы подъехали к новой девятиэтажке с красивыми полукруглыми балконами и резными решетками на окнах первого этажа. Лично я не была бы против, если бы мне предложили жить в подобном доме. Только сейчас поняв, что дочь Мясниковых жила совсем даже неплохо, я покинула машину и, обратившись к деду Тимуру, попросила:

— Ну, ведите нас в гости.

— С удовольствием, — ответил он и первым вошел в подъезд. Мы последовали за ним.

Пока поднимались по лестнице, потому что лифт был занят, а ждать нам не хотелось, я достала из сумочки свой сотовый и набрала домашний номер Виктора. Первые несколько минут трубку никто не брал, и я уж было подумала, что наш фотограф все еще не вернулся с задания. Но когда я собралась уже отключить аппарат, в трубке послышалось какое-то нечленораздельное мычание. Мне стало ясно, что Виктор подошел к телефону.

— Виктор, — торопливо обратилась я к своему коллеге. — Ты что-то успел выяснить?

Опять послышалось нечто маловразумительное, из чего я смогла понять, что Виктору не удалось найти ничего интересного. Будь на моем месте другой человек, он бы посчитал, что над ним попросту издеваются, но я-то знала нашего Виктора, а потому научилась неплохо расшифровывать его мычание.

Задав Виктору еще несколько вопросов и получив на них примерно такие же нечленораздельные ответы, я велела своему фотографу приехать туда, где сейчас находились мы, и, быстро продиктовав адрес, отключилась.

В этот момент мы как раз достигли нужной площадки, и дед с силой надавил на звонок, расположенный сбоку от железной двери с номером шестьдесят три. Через несколько минут из-за нее раздался знакомый голос:

— Кто там?

— Лариса, это я, Тимур, — как-то неловко помявшись, откликнулся дед. — Открой, к нам гости.

Старушка поторопилась выполнить просьбу и, как только увидела нас, радостно воскликнула:

— Ой, это вы! А я вас совсем и не ждала! Проходите, дорогие мои, проходите в дом. Как там мое дело, Ольга Юрьевна? Что-то новое есть или все по-старому? — пропуская нас в квартиру, щебетала Мясникова. — А как вы с дедом-то моим повстречались? Я вас вроде и не знакомила.

— Судьба свела, — усмехнулся в ответ дед Тимур, а затем стал весело пересказывать свои приключения. — Представляешь, Лорик, я их коллегу похитил, которая с нашим зятем, тьфу, с этим негодяем встречалась. Я-то думал, что он ее любит, хотел обменять, а он даже на встречу не пришел. Я все два часа ждал, а никого не было.

Услышав слова старичка, я про себя отметила, что действительно видела его в парке. Зря я тогда не обратила внимания на старичка, который кого-то высматривал и ждал. Не знаю почему, но я просто не могла подумать, что похититель — столь пожилой человек. Проследовав в комнату, я уселась в мягкое кресло и погрузилась в изучение интерьера квартиры.

Честно скажу, интерьер этот впечатлял. И не только потому, что все в нем было очень современно, а, скорее, по причине тщательного подбора каждой имеющейся здесь вещицы. Так, одна из глухих стен зала была расписана масляными красками и представляла собой огромную картину с российским пейзажем. Рамы эта картина не имела, но зато по обе стороны от нее стояли напольные вазы с цветами. Это делало уголок еще более живым и оригинальным. Прямо напротив, то есть у другой стены, располагался камин, перед которым стояли три кресла и невысокий круглый деревянный столик. Вместо паласа пол покрывал бледно-желтый ковролин. Что касается окон, то их закрывали прозрачные шторки с темно-коричневым рисунком.

Вдоволь налюбовавшись интерьером квартиры несчастной Виктории Мясниковой, я отвлеклась от собственных мыслей и обратилась к хозяевам с вопросом:

— Мы явились сюда, чтобы серьезно поговорить.

— Да, конечно, могли бы и не пояснять, — заметно нервничая, ответила Лариса Евгеньевна. — О чем вы хотите поговорить?

— Для начала сядьте оба, — я поочередно посмотрела на обоих хозяев. — Мне бы хотелось, чтобы мы обсудили все совместно.

Послушавшись меня, Лариса Евгеньевна и Тимур Викторович сели на принесенные из кухни стулья и вопросительно уставились на меня. Я бегло осмотрела всех присутствующих и начала рассказывать о том, что нам на данный момент стало известно.

— Прежде всего хочу сказать, — издалека начала я, — что ситуация сложилась очень непростая. Во-первых, ваши слова, — я посмотрела на Мясникову, — почти полностью подтвердились, и никто из моих коллег уже не сомневается, что ваш бывший зять мог убить Викторию, но вот доказать этого мы пока не можем. Нужны улики, а их нет. Мы, конечно, нашли машину, на которой Александр ездил в дачный поселок в день убийства, нашли и его тогдашнюю любовницу, обеспечившую Курдову алиби. Но этого явно мало. Дело-то на Александра заведут, но, если, как вы говорите, у него есть связи, он сумеет выкрутиться. Необходимо добыть веские и неопровержимые доказательства его вины. Это первое. — Я замолчала, переводя дух, а потом снова продолжила: — Второй вопрос заключается в том, каким образом Курдов мог узнать о наследстве, оставленном вторым мужем его бывшей жены. Это веский мотив для обвинения Курдова в совершении преступления. Однако, чтобы его выдвинуть, нам нужно самим сначала разобраться. Вы должны понимать, что пока у нас есть только косвенные улики, а для того, чтобы засадить убийцу в тюрьму, необходимо нечто больше.

— Вот незадача! — растерянно развел руками Тимур Викторович. — Так откуда же мы знаем про какое-то там наследство, лично я ничего о нем и не слышал. Выходит, второй муж Вики что-то там оставил ей в наследство?

Лариса Евгеньевна виновато опустила голову и призналась:

— И не просто «что-то там». Он оставил Вике и Соне все, что у него было. Я одна об этом знала, а тебе не сказала, чтобы ты языком среди соседей не трепал, а то ведь выпьешь, забудешься, а потом проблем не оберешься. Вот и умолчала обо всем. Ты уж не обижайся.

— Да я что… — вздохнул старичок. — Я ничего против не имею и даже считаю, что правильно ты поступила. Я немного языкаст бываю. Ох, так мы теперь что же, богатыми получаемся? — неожиданно воскликнул он, когда до него дошел смысл сказанного.

— Не мы, а внучка наша. И этот прохвост, как ее законный отец, — пояснила старушка и грустно вздохнула.

— Так вы все еще ничего не сказали по поводу того, откуда вашему зятю могло стать известно про наследство, — перебив Ларису Евгеньевну, напомнила я. — Как до него дошла эта новость? Если вы хоть что-то знаете, скажите, это даст нам дополнительную возможность подтвердить его вину в смерти вашей дочери.

— Да понимаю я, все понимаю, — закивала Лариса Евгеньевна. — Но, честное слово, не знаю я ничего и даже ума не приложу, откуда этому ироду все стало известно. Не говорила я никому.

— Да, она вряд ли кому-то сказать могла, — заступился за свою жену дед Тимур. — Из нее иной раз слова не вытянешь.

— Жаль, — искренне вздохнула я. — Если бы мы знали, каким образом до Курдова дошла информация о наследстве, то могли бы попробовать на него надавить и заставить во всем сознаться. Но сейчас он может просто сделать вид, что не знает, о чем идет речь.

— Ольга Юрьевна, а ведь Виктор, — вспомнив о нашем фотографе, активно воскликнул Ромка, — телефон прослушивал ночью и…

— И ничего не услышал, — расстроенно сообщила я и тут же пояснила: — Я звонила ему недавно, он сказал, что Курдов беседовал только с какой-то девицей, о которой нам всем хорошо известно, и с двумя подчиненными, но сугубо по работе. Никаких речей про наследство по телефону он не вел. И вообще сидит себе тихо, не высовывается.

— Осторожный, гад, — важно заметил Ромка и тяжело вздохнул.

Маринка же тихо хихикнула и чуть слышно произнесла:

— Вот бы посмотреть на Виктора, когда он столько слов произносит.

Я сделала вид, что не заметила ее издевки, и продолжила свою речь дальше. Теперь я объяснила старикам, что нам очень нужно выяснить, какие общие друзья или знакомые имелись у Курдова и Виктории, так как Мясникова-младшая вполне могла сама кому-то проболтаться, а потом эта информация дошла и до ее бывшего муженька. Оба старика согласились нам помочь, пообещав, что больше никаких новых способов вызволения своей внучки из рук отца-негодяя применять не будут, так как в любом случае это незаконно, а значит, вскоре девочку вновь вернут ее отцу. Совсем не обрадовавшись этому обещанию, старики немного повздыхали, а потом Лариса Евгеньевна в сердцах выпалила:

— Чтоб ему сдохнуть, ироду несчастному. Разинул рот на наследство, которое и не ему вовсе по закону принадлежать должно. Э-эх!

Не знаю почему, но слова старушки меня насторожили, и я решила поинтересоваться, что конкретно она имела в виду:

— То есть как это «не ему должно принадлежать»? Разве не он является отцом девочки?

Услышав мой вопрос, Лариса Евгеньевна торопливо зажала рот рукой, сообразив, что проговорилась. Но было уже поздно — взгляды присутствующих устремились на нее.

— О чем это ты, дорогая? — подозрительно прищурившись, переспросил дед Тимур. — Ну-ка, договаривай.

— Ох, ладно, — решилась на признание женщина. — Теперь уже все равно. В общем… — Лариса Евгеньевна замялась, не зная, с чего начать. — В общем, однажды, когда Вика приезжала к нам на первых месяцах беременности, она случайно проговорилась кое о чем. Они тогда поругались с мужем, вот дочка мне сгоряча и сказала.

— Что именно сказала? — начав раздражаться, переспросила я.

— Что Сонечка, возможно, вовсе и не дочь этого хулигана. Сказала так и сама испугалась, а потом еще долго уверяла меня, что сгоряча выпалила, а на самом деле ее признанию не стоит придавать внимания. Я тогда сильно удивилась, потом и забыла совсем. И только сейчас вот как-то само собой вспомнилось.

— Так, подождите! Это уже становится интересно… — произнесла я. — Объясните, что имела в виду ваша дочь? Она что, точно не знала, кто отец ее ребенка?

— Ну, понимаете, — еще больше смутилась Лариса Евгеньевна. — Когда она начала встречаться с Курдовым, она еще дружила с другим парнем. Его звали Максимом. Может быть, она так и встречалась бы с ним дальше, если бы не подвернулся этот негодяй. Не знаю уж, чем он ее очаровал, но через две недели знакомства они объявили нам, что решили пожениться. Вот девочка моя какое-то время и сомневалась, чей именно это ребенок, не знала ведь, когда именно забеременела.

— Ничего себе история… — вздохнул Кряжимский. — Вот что значит водить дружбу сразу с двумя. Представьте себе, что девочка действительно не дочь Курдова. Тогда он действительно не имеет на нее никакого права, тем более что ребенка при разводе присудили матери. Появись сейчас настоящий отец, ребенка могут отдать ему. Я так думаю, — закончил Сергей Иванович и удивленно посмотрел на меня. Точнее, так он посмотрел на меня только потому, что я в свою очередь не менее удивленно глядела на него. — Что с вами, Ольга Юрьевна? — спросил он. — Я что-то не так сказал?

— Наоборот, очень даже так, — откликнулась я. — Вы только что подали замечательную идею. Ведь и в самом деле может оказаться, что девочка не дочь Курдова, стало быть, ее настоящему отцу понадобится лишь опротестовать решение суда и забрать ребенка себе, и тогда все имущество Виктории перейдет к настоящему родителю. Ведь так?

— Ну, в общем-то, да, — неуверенно ответил мне Кряжимский. — Только все равно не пойму, к чему конкретно вы клоните.

— К тому, что нам нужно сейчас не улики искать, подтверждающие вину Курдова, — этим пусть менты занимаются, — а помочь Мясниковым вернуть внучку. Для этого нам нужно найти настоящего отца девочки и убедить его в том, что он должен удочерить ребенка. А затем, если он не захочет жить с девочкой, может отдать ее бабушке, главное, чтобы в документах Сони была его фамилия, а не чья-то другая.

— Ой, а ведь верно! — обрадованно воскликнула Лариса Евгеньевна. — Как же я сама до этого не додумалась. Вот что значит старость, берут годы свое, берут.

— Полагаю, все согласны с моей идеей? — пробегая взглядом по лицам присутствующих, на всякий случай поинтересовалась я. — А раз так, тогда попрошу Ларису Евгеньевну рассказать нам все про того парня, который может быть настоящим отцом девочки, а затем мы попытаемся его найти.

— Отличная идея! — перебила меня Маринка. — Только можно я ненадолго по своим делам отлучусь?

— Это по каким же таким делам? — пристально глядя на Широкову, поинтересовалась я, хотя давно уже поняла, что Маринка задумала отомстить Курдову. Ведь недаром она столько времени так тихо сидела здесь, не проронив ни слова. Ну уж нет, меня-то она не проведет. — Это не по тем ли делам, которые касаются твоего ухажера? Уверена, что по тем, а потому я тебя не только никуда не отпущу, но еще и запрещу отлучаться от коллег.

— Да я что, маленькая? — надулась Маринка.

— К сожалению, нет, — вздохнула я. — Тогда бы хоть было понятно твое бездумное поведение. И потом, до Курдова у тебя еще будет возможность добраться, я тебе обещаю, а пока у нас есть дела и поважнее. Сделаем их, тогда решим остальные проблемы, подождет твой Сашенька.

— Ладно, пусть ждет, — сдалась Маринка, видимо, поняв, что я совсем не шучу.

И мы все стали внимательно слушать Мясникову, которая коротко пересказала нам все, что только знала, о первом возлюбленном своей дочери. Как оказалось, звали парня Максимом Владимировичем Аникиным. Был он русоволос, строен. Красавцем его назвать было сложно из-за его какой-то непропорциональной челюсти, но все же парень показался тогда старушке симпатичным. Где его найти, она не знала, так как практически с ним не общалась. Вспомнила только, что удалялся он всегда влево от их дома, когда провожал домой Вику, а значит, жил именно в той стороне.

Внимательно выслушав Мясникову, я задала новый вопрос:

— Насколько я вас поняла, он был неместный, так?

— Пожалуй, да, — немного подумав, ответила Лариса Евгеньевна. — Если бы из нашей деревни был, я бы непременно о нем все знала, а так, скорее всего, из какой-то соседней. Их в округе знаете сколько…

— Эх, и чего я у него тогда не спросил, откуда он, — принялся вздыхать дед Тимур. — Была ведь возможность, так побоялся, что за любопытного примет, и так вопросами завалил паренька. А надо, надо было узнать. Да теперь уж что…

Старики дружно вздохнули и замолчали. Я несколько минут подумала, затем повернулась к Кряжимскому и спросила:

— Сможете определить место проживания парня с таким именем? У вас ведь, кажется, знакомые в паспортном столе имеются.

— Пожалуй, смогу, — кивнул в ответ Кряжимский. — Дайте только ваш телефон.

Я кивнула и полезла в сумку за аппаратом. В эту минуту в дверь позвонили. Удивленная Лариса Евгеньевна посмотрела на своего супруга и спросила:

— Кто бы это мог быть?

— Не знаю, — ответил он ей.

И тут я вспомнила про вызванного мной сюда Виктора и поспешила объяснить всем, кто это может быть:

— Это, наверное, наш фотограф приехал. Я ему звонила и предупредила, где нас найти. Вы уж не пугайтесь, когда дверь откроете, он у нас большой и молчаливый. Слова не произнесет, хорошо, если кивнет в качестве приветствия.

— Что же, это хорошо, что свои, чужих я не очень люблю, — поднимаясь со стула, произнесла Лариса Евгеньевна и поплелась к двери.

Вскоре защелкали замки, и на пороге комнаты появился действительно наш коллега-молчун. Виктор вошел в зал молча и, слегка кивнув присутствующим, замер на месте, загородив собой весь дверной проем.

— Ну вот, теперь мы все вместе собрались, дело остается за малым, — я покосилась на Кряжимского, который в тот момент как раз с кем-то беседовал по телефону.

— А нам нельзя поехать с вами? — осторожно полюбопытствовала у меня Мясникова, понимая, что мы можем их с дедом и не пригласить.

— Пожалуй, вам нет надобности кататься с нами, — немного подумав, ответила я. — Лучше уж подождите здесь. Если мы найдем Максима, то все равно привезем его сюда, а затем уже будем думать, как забрать у Курдова девочку и сделать анализ ДНК.

— Ну и правильно, — поддержал меня дед Тимур. — Вам одним сподручнее будет, быстрее, а мы что, только мешаться стали бы. Мы лучше вам чего-нибудь поесть приготовим. Правда, дорогая? — Сказав это, Тимур Викторович покосился на свою супругу, и та ласково ему улыбнулась, давая понять, что согласна.

Я мысленно порадовалась за старичков, а затем повернулась к закончившему телефонный разговор Сергею Ивановичу, чтобы узнать, есть ли у него данные о Максиме Аникине. По моему выражению лица Кряжимский понял, о чем я хочу спросить, а потому сразу же ответил:

— Мне удалось найти паренька. Если он проживает там, где прописан, то мы сможем найти его в поселке городского типа Шереметьевка. Это далековато от города, но что делать.

— Ну раз далеко, то, пожалуй, медлить более не стоит, пора ехать, — вставая, произнесла я.

Остальные последовали моему примеру и тоже покинули свои места. Лариса Евгеньевна попыталась предложить нам чаю, но я отказалась, посчитав, что перекусить мы сможем и по дороге. Попрощавшись с хозяевами квартиры, мы спустились по лестнице на улицу и стали рассаживаться по машинам. К Виктору сел Ромка, а Маринка и Кряжимский предпочли ехать со мной: Сергей Иванович выбрал мою «ладушку» потому, что я водила ее осторожно, объезжая кочки, Маринка же просто не могла жить без болтовни, а с Ромкой и Виктором, как известно, много не поговоришь.

Разместившись, мы сразу же тронулись в путь, надеясь только на то, что Максим Аникин все еще не покинул свой родной дом. Впрочем, может быть, мы зря затеяли поиски, но всем нам очень уж хотелось, чтобы отец девочки оказался нормальным человеком, а не убийцей ее матери. Правда, никто из нас не был уверен, что новоиспеченный родитель будет лучше прежнего, официального, но надежда на это все еще была, и именно она подгоняла нас вперед, заставляя прибавлять скорость.

* * *

Поселок Шереметьевка оказался совсем не заброшенным и опустевшим, а очень даже процветающим. Еще при подъезде к нему мы начали замечать какие-то непонятные одинокие строения, а вслед за ними увидели и длинную бетонную стену. Сергей Иванович удовлетворил наше любопытство, объяснив, что здесь занимаются выращиванием лошадей, строения эти являются конюшнями, а за стеной находится ипподром. Правда, в настоящее время коней нигде не было видно.

Полюбовавшись через окно на конезавод и вытоптанную вокруг него землю, мы покатили дальше и уже очень скоро оказались в самой обычной деревне. Тут не было ни одного большого дома, за исключением школы, больницы и какого-то административного здания. Все остальные дома были обычными одноэтажными и очень ухоженными. Каждый дом был обнесен ровным, недавно выкрашенным забором, в палисадниках виднелись цветы, а дороги здесь по большей части были заасфальтированы.

— Ничего себе местечко! — удивилась увиденному Маринка. — Не думала, что в селах может быть так опрятно.

— Это все от председателя колхоза зависит. Правда, сейчас он как-то иначе стал называться, — пояснил Кряжимский. — По всему видно, руководство здесь замечательное. Именно оно заставляет всех поддерживать чистоту и штрафует непослушных. Было бы так везде, глядишь, и не стало бы в России заброшенных мест.

— Это точно, — согласилась с Кряжимским Маринка и продолжила вертеть головой по сторонам, то и дело охая и ахая.

Я продолжала следить за дорогой, а как только на обочине показалась какая-то женщина с коромыслом, я притормозила возле нее и спросила:

— Скажите, пожалуйста, как нам проехать к улице Симбирской?

— А вам кого нужно-то? — поставив ведра на землю и утерев рукавом пот, выступивший на лбу, поинтересовалась женщина. — Я тут всех знаю.

— Аникина Максима Владимировича, — пояснила я и ожидающе посмотрела на женщину.

— Ой, да его дома-то и нет, — немного подумав, ответила женщина. — Он сейчас на ипподроме, к скачкам готовится. Вы лучше его там поищите.

— Спасибо, — поблагодарила я, а затем, развернувшись, направила машину к ипподрому.

Виктор сделал тот же маневр и последовал за моей машиной. Проехав по асфальту несколько километров, я свернула на накатанную дорогу и покатила по ней. Вскоре мы подъехали к воротам ипподрома. Здесь нам пришлось оставить машины, потому что въезд на территорию был запрещен. Выйдя из авто, мы собрались все вместе и только после этого прошли за ограду, где тут же разделились: Виктор и Ромка направились в конюшню, Маринка куда-то в сторону, а Кряжимский и вовсе предпочел сесть на скамью и подождать, пока мы найдем Аникина.

Я обвела взглядом округу и не увидела ничего, кроме огромного, утоптанного и пыльного поля, по которому скакали то галопом, то рысью две пестрые лошадки с седоками.

Я обернулась туда, куда удалилась Маринка, и тут же вздохнула, заметив, как Широкова неотрывно следит взглядом за молодым человеком, который стоял рядом с огромным вороным конем. Маринка тотчас принялась строить глазки незнакомцу, надеясь, что он ее заметит и подъедет поближе. Я же направилась к небольшой будке, стоящей недалеко от входа, чтобы спросить у рабочих, где я могу найти Аникина.

Будка оказалась закрытой, и я начала осматриваться в поисках какого-нибудь прохожего, чтобы расспросить про нужного нам парня. И тут меня кто-то окликнул. Я обернулась на голос и увидела Маринку, нетерпеливо машущую мне рукой. Я молча двинулась к ней, а когда подошла поближе, уточнила:

— Что случилось?

— Твой Аникин сейчас подъедет, — равнодушно ткнув пальцем на выехавшего из конюшни парня, произнесла Широкова, затем дернула меня за рукав и представила своего нового знакомого: — А это Юрий Виницын. Правда, он хорошо держится в седле?

Я кивнула и, не желая мешать Широковой в ее любовных похождениях, повернулась к предполагаемому Аникину. Когда же он, заинтересованный скоплением народа у входа, повернул в мою сторону голову, я приподнялась на носочки и стала махать ему, подзывая. Аникин понял меня и, ударив лошадь каблуками сапог, направил ее ко мне. Минуты через две он уже спрыгнул на землю и подошел.

— Вы Максим Владимирович Аникин? — с ходу спросила я, рассматривая лицо мужчины.

Как верно сказала Мясникова, парень красавцем не был, но между тем все же привлекал к себе внимание. У него были правильные черты лица, голубые глаза и мощный волевой подбородок. Как и говорила Лариса Евгеньевна, нижняя челюсть Аникина действительно немного выдавалась вперед, хотя в этом, по-моему, был свой шарм.

Невольно залюбовавшись мужчиной, я не сразу сообразила, что он ко мне обращается с каким-то вопросом, а потому торопливо встряхнулась и глупо спросила:

— Что вы сказали?

— Я спросил, что вас интересует? — с улыбкой повторил Максим. — Вы хотите научиться верховой езде?

— Нет, к сожалению, нет, — отрицательно замотала я головой. — У меня к вам дело немного другого характера. Если вы не против, давайте отойдем к ограде.

— Давайте, — спокойно произнес мужчина и последовал за мной следом.

Когда мы наконец остановились у ограды, я посмотрела в лицо Максима и напрямую спросила у него:

— Вам знакома Виктория Тимуровна Мясникова?

— Вика? — удивленно вскинулся Аникин. — Да, знакома. А что случилось? У нее какие-то проблемы? Честно говоря, я не виделся с ней лет семь, а может, и больше.

— Полагаю, что меньше, — вспомнив о возрасте девочки, заметила я, потом глубоко вздохнула и сказала: — Викторию месяц назад убили и сожгли в ее дачном доме.

— Убили? — в ужасе повторил мужчина. — Но… но кто сделал, зачем? Нет, этого просто не может быть, я не верю!

— Увы, это так, — расстроенно вздохнула я. — Виктории больше нет. Зато осталась ее дочь — девочка шести лет. Очень милая малышка.

— Девочка? Не понимаю, к чему вы клоните, — удивленно глядя на меня, произнес Максим. — Насколько я знаю, у Вики был муж.

— И даже не один, — как-то само собой вырвалось у меня, а когда по выражению лица собеседника поняла, что он не в курсе, пояснила: — Виктория выходила замуж дважды. Правда, второй супруг ее умер.

— И что? — настороженно глядя на меня, спросил Аникин. — Я все еще не понимаю, какое я ко всему этому имею отношение.

— Дело в том, — не зная, как начать, замялась я, — что Соню сейчас забрал к себе первый муж Виктории…

— Александр… Я знаю его, видел пару раз, — перебил меня Максим.

— Вот именно, Александр, — кивнула я. — Только ребенка при разводе присудили матери по причине пьянства отца и его безобразного поведения.

— Хотите сказать, он бил Вику? — догадался Максим.

Я снова кивнула и продолжила:

— Родители Виктории, которые в основном и воспитывали свою внучку, решили ее вернуть себе и наняли для этого нас. Мы…

— Стоп, стоп, стоп, — остановил меня Максим. — Так мы далеко не уйдем, вы сначала скажите мне точно, что именно от меня нужно, а уже потом станете все объяснять. Если понадобится, конечно. Так, думаю, будет быстрее.

— Ну что ж, как хотите, — не стала возражать я и продолжила: — Старики подозревают, что Соня — дочь не Курдова, а ваша. Ну, что вы — ее настоящий отец.

Глава 8

Услышав от меня сногсшибательную новость, Аникин резко переменился в лице. По его выражению невозможно было определить, что творится в его душе, рад он услышанному или нет. Когда же сказанное мной достигло его сознания, Максим обхватил голову обеими руками и, закинув ее вверх, глубоко вздохнул. Потом широко улыбнулся и произнес:

— Вы не шутите? Девочка действительно моя дочь?

— Пока еще точно этого сказать не могу, — не стала ничего утверждать я. — Но такое подозрение имеется. Но вы, как я вижу, этому рады.

— Рад? Да я просто счастлив! — выкрикнул Аникин, схватив меня за плечи, но, заметив, что я скривилась не то от боли, не то недоуменно, поспешил извиниться: — Простите, я не хотел сделать вам больно. Понимаете, у моей жены уже второй выкидыш. Врачи окончательно запретили ей рожать, так как это угрожает ее жизни, и мы уже и не надеялись, что у нас будут дети. И тут вы сообщаете, что у меня есть дочь, моя настоящая дочь.

— Подождите радоваться, — остановила я Максима. — Еще раз повторяю, это лишь предположение, и оно нуждается в проверке. Необходимо сделать анализ ДНК, чтобы определить, действительно ли вы отец этого ребенка.

— Да, конечно, я согласен пройти все анализы и даже оплатить их. Когда нужно ехать? Я могу прямо сейчас, — заторопился Максим, видимо боясь, что внезапно свалившееся на его голову счастье неожиданно может исчезнуть. — Скажите только, почему мне раньше никто ничего такого не говорил?

— Увы, этого я не знаю, — честно призналась я. — Виктория умерла, и все ее тайны умерли вместе с ней. Вы бы, возможно, совсем ничего не узнали о девочке, если бы мать Вики не вспомнила слова своей дочери о том, что ребенок-то может быть вовсе и не от Александра. Потом она, конечно, извинилась, что такое сказала, и попросила родителей не брать ее слова в расчет. Но когда Курдов забрал девочку и стало просто необходимо найти способ забрать ее у него, Лариса Евгеньевна и вспомнила о вас.

— Черт, мне следует сказать спасибо этому типу, который помог найти дочь, — вздохнул Максим и снова спросил: — Ну, так когда мы едем?

— Прямо сейчас, — ответила я. — Только вам нужно переодеться.

— Да, действительно. Я сейчас, — ответил Аникин и, лихо запрыгнув в седло, поскакал к конюшне, крикнув на ходу: — Я быстро, подождите здесь!

Мне торопиться было совершенно некуда, а потому я осталась стоять на месте, ожидая возвращения Максима. Он вернулся минут через пятнадцать, так как ему нужно было еще предупредить о своем уходе начальство. Потом мы с ним направились к воротам, за которыми стояли наши машины. Я поискала взглядом своих коллег: Ромка и Виктор топтались возле Кряжимского, а вот Широкова почему-то отсутствовала.

Я представила Аникина своим друзьям, а затем спросила:

— Кто-нибудь видел Маринку?

— Да, — кивнул мне в ответ Ромка. — Она на другом конце поля на пони катается.

— Замечательно, — тяжело вздохнула я и многозначительно посмотрела на Виктора.

Тот сразу понял, чего именно я от него хочу, и торопливым шагом направился через поле к виднеющемуся вдалеке пони и двум молодым людям возле него. Остальные вместе со мной пошли к машинам.

Не стану описывать наше возвращение в город, так как в нем не было ничего примечательного. Всю дорогу Маринка рассказывала о своих впечатлениях, Максим периодически задавал вопросы о своей дочери, а Кряжимский с Ромкой и вовсе ехали в автомобиле Виктора.

Когда мы прибыли в квартиру Мясниковых, нас уже ждал шикарно накрытый стол. Отказаться от приглашения было просто невозможно, а потому мы без отговорок сели за стол и принялись уплетать ароматные блинчики с творогом и вареньем, котлеты по-киевски, картофель фри и много иных вкусностей. Лариса Евгеньевна постаралась на славу, и уже через двадцать минут все просто едва дышали от огромного количества съеденного.

— Не знаю, как остальные, а я просто не могу встать с места, — развалившись в кресле, произнес Кряжимский. — Сразу как-то захотелось вздремнуть.

— А дремать-то нам и некогда, — посмотрев на часы, заметила я. — Нужно забрать Соню из детского сада, пока этого еще не сделал ее папаша. Да и больницы допоздна не работают, значит, нужно поторопиться.

— Так неужели вы все поедете за Сонечкой? — удивленно спросила Лариса Евгеньевна. — Кто-нибудь должен остаться у нас. Вот Сергей Иванович правильно сказал, ему отдохнуть нужно. Пожилой человек ведь устает быстрее, чем вы, молодые.

— Ну подождите еще меня в старики записывать, — тут же встрепенулся Кряжимский, которого такие слова сильно задели. Он и сам часто шутил насчет своего возраста, но, когда это делали другие, сильно расстраивался и даже обижался. — Я еще такое могу…

Посчитав слова хозяйки совершенно правильными, я торопливо перебила нашего старейшину и сказала:

— А ведь Лариса Евгеньевна совершенно права, всем нам мотаться по больницам и детским садам совсем не обязательно, это лишь привлечет лишнее внимание. Достаточно будет, если поедем мы втроем — Виктор, Максим и я.

— А я? — тут же напомнила о себе Широкова.

— А ты пока останешься здесь, с остальными, — ответила я и добавила: — Должен же кто-то убрать со стола и перемыть всю посуду, а ты у нас, кажется, еще числишься провинившейся.

— Ну вот, сто лет назад все было, а она еще до сих пор помнит, — буркнула себе под нос Маринка, видимо, посчитав, что я этого не услышу.

Я услышала, но все же ничего ей не сказала и стала собираться в дорогу.

— Думаете, вам отдадут девочку? — с сомнением в голосе спросил дед Тимур. — В детских садах ведь сейчас с этим очень строго.

— Пожалуй, вы правы, — задумавшись на минуту, ответила я, затем перевела взгляд на Ларису Евгеньевну и сказала: — Наверное, вам придется поехать с нами, а остальные останутся с Тимуром Викторовичем.

— Ну, раз нужно, тогда поеду, — ответила женщина и поспешила собраться в путь.

Вскоре мы уже загрузились в мою машину и поехали к детскому саду. Дорогу туда я знала хорошо и, чтобы избежать дорожных пробок, постаралась выбирать объездные, но при этом самые короткие пути. Это дало нам возможность добраться до места без происшествий и всего за несколько минут. Мы с Ларисой Евгеньевной направились к зданию детского садика, а Максим остался в машине с Виктором, так как пока он не был нужен, тем более что девочка его совершенно не знала.

Поднявшись по лестнице на второй этаж и подойдя к двери с нужным номером, я тихонько постучала. Из-за запертой двери доносился детский смех. Вскоре дверь распахнулась, и мы увидели очень полную, одетую в белый халат с голубой отделкой женщину. Волосы ее были коротко подстрижены, глаза ярко накрашены синими тенями, а губы красной помадой. Женщина приветливо улыбнулась нам и спросила:

— Вам кто-то нужен? — но, увидев Мясникову, еще больше расплылась в улыбке: — Здравствуйте, Лариса Евгеньевна.

— Здравствуйте, — кивнула Мясникова. — Я хотела бы на часок забрать Соню, чтобы купить ей подарок. Можно?

— Да, конечно, но только через полчасика, мы сейчас детей кормить будем, — пояснила воспитательница.

— Не волнуйтесь, мы сами накормим девочку, — теперь уже встряла в разговор я. — И вернем вам ее очень быстро, даже заметить не успеете.

— Ну хорошо, — согласилась женщина. — Я сейчас приведу ее к вам.

Воспитательница удалилась в группу, отсутствовала минуты три, а затем вновь показалась, но уже с малышкой. При виде знакомых лиц, а особенно бабушки, девочка буквально просияла и со всех ног кинулась к старушке. Лариса Евгеньевна подхватила ребенка на руки и, крепко обняв, стала шептать ей что-то на ушко. Сонечка кивала ей в ответ и периодически целовала бабушку в щечку. Я с умилением смотрела на этих счастливцев и даже слегка позавидовала им, но, когда заметила, что из глаз Ларисы Евгеньевны начинают капать слезы, осторожно дернула ее за рукав и, улыбнувшись воспитательнице, произнесла:

— Спасибо. Мы пойдем, не будем вас отвлекать от работы. Часа через полтора мы вернем Сонечку в группу.

— Я не хочу возвращаться, — услышав мои слова, захныкала девочка.

— Знаю, детонька, знаю, — поглаживая ее по головке, ответила старушка и снова что-то шепнула ей на ушко.

Не заподозрив в нашем поведении ничего странного, воспитательница удалилась, а мы сразу направились к моей машине. Увидев нас, Максим поспешил навстречу и, когда оказался на расстоянии шага от Ларисы Евгеньевны, все еще держащей внучку на руках, замер и с восторгом посмотрел на ребенка. Софья окинула недоверчивым взглядом незнакомца и крепче прижалась к бабушке.

— Ну, малышка, что ты так испугалась? Это наш друг. Он очень хороший, его зовут Максим, — принялась рассказывать девочке Мясникова о ее возможном будущем отце.

Максим протянул девочке свою руку. Она несколько секунд нерешительно посмотрела на нее, а затем все же протянула свою. Руки ребенка и мужчины сомкнулись. О чем они думали в тот момент, никто не знал.

— Ну все, знакомиться будете позднее, — поторопила я счастливых родственников. — Сейчас нам надо успеть сделать анализ ДНК. Садитесь в машину.

Спорить со мной никто не стал, все быстро заняли свои места. Я дала Виктору знак трогаться и коротко объяснила куда. Еще направляясь к детскому саду, я вспомнила, что недавно видела свою школьную подругу, одноклассницу, которая сейчас работает в областной больнице, а значит, может нам помочь сделать анализы быстро. Ее-то я и надеялась сейчас отыскать. Виктор завел машину и тронул ее с места. Несколько минут все ехали молча. Затем Максим принялся рассказывать девочке какие-то байки и играть с ней, держа на руках. Это занятие очень понравилось Соне, а потому вскоре в салоне моей «ладушки» воздух зазвенел от детского смеха. Было ясно, что эти двое уже нашли общий язык.

Впереди показалось здание областной больницы. Виктор сбавил скорость и стал искать место, чтобы припарковать машину. Определившись наконец, он повернул автомобиль к небольшому скверику и, подъехав вплотную к бордюру, его окружающему, затормозил. Мы вышли из машины и направились к главному входу в больницу.

— Бабушка, а зачем мы сюда приехали? — увидев людей в белых халатах, испуганно спросила девочка. — Мне что, будут делать укол?

— Да, маленький такой укольчик, — ласково ответила ей старушка. — Но только его обязательно нужно сделать, чтобы ты снова смогла вернуться ко мне, а не жила больше с папой.

— Правда? — с надеждой посмотрев на бабушку, переспросила девочка.

— Правда, — кивнула та, и малышка, просияв, без прежнего страха смело заявила:

— Тогда я готова.

Я улыбнулась такой решительности маленькой девочки, но тут же заставила себя сосредоточиться на работе и, попросив всех оставаться пока на крыльце, прошла в больницу. Там я подошла к окну регистратуры и спросила у пожилой женщины:

— Скажите, где я могу найти кардиолога Ирину Викторовну Шапкину?

— На третьем этаже в тридцать шестом кабинете, — ответила мне женщина и тут же спросила: — Талончик для приема есть?

— Нет, но я не на прием, — торопливо ответила я и сразу отошла от окошка, понимая, что иначе меня тут же завалят вопросами о том, зачем мне понадобилась Ирина Викторовна, и нотациями, что отвлекать врачей от их работы нельзя.

Не став пока звать Соню с бабушкой и Максима, я одна поднялась на третий этаж, отыскала там нужный кабинет, постучала в дверь и, приоткрыв ее, заглянула внутрь. Ирина сидела за столом и что-то писала. Напротив нее сидел мужчина без рубашки, пришедший на медосмотр.

— Закройте дверь, — не поворачивая головы, произнесла Ирина. — И займите очередь.

— Ира, ты меня что, не узнала? — проходя в кабинет, спросила я.

Шапкина подняла на меня свои ясные глаза и тут же улыбнулась:

— Оленька, наконец-то ты нашла время ко мне заглянуть. Проходи, я сейчас закончу, и мы поговорим, у меня как раз пятнадцатиминутный перерыв по графику.

— Если честно, то я по делу, — присаживаясь на край стоящей у стены кушетки, сказала я. — Причем по очень важному.

— В наше время, по-моему, все дела важные, — продолжая что-то торопливо писать, ответила мне Иринка. — В любом случае жди.

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Я на время притихла и стала наблюдать за тем, как общалась с пациентом моя бывшая одноклассница. Она уже закончила записывать данные в карточку и теперь объясняла мужчине, что ему следует сделать: какие кабинеты пройти, какие печати поставить. После того, как пациент ушел, Ирина повернулась ко мне и снова улыбнулась. — Ну вот, теперь можешь рассказывать о своем важном деле, — сложив руки на коленях, разрешила она. — Что там у тебя случилось? Кто-то из родственников заболел?

— Нет, что ты! — отрицательно закачала я головой. — Слава богу, нет! Мне просто необходимо провести анализ ДНК, а куда обратиться, не знаю.

— Анализ ДНК? — удивленно повторила Ирина. — А зачем он тебе? Неужели детей чьих-то своими признать решила? — пошутила она.

— Не я, а мой знакомый, — также с улыбкой ответила я. — Появилось подозрение, что ребенок, мать которого убита, его, а не того человека, который до сих пор считался отцом девочки.

— А, понятно, — не став более вникать в подробности, ответила Шапкина. Затем встала, прошлась по кабинету, как бы разминаясь после долгого сидения за столом, и сказала: — Тесты эти на пятом этаже делают, врача зовут Екатерина Владимировна Гамма. Она хорошая женщина, с ней можно договориться. Если хотите пройти без очереди и получить результат сразу, купите ей коньяк, конфеты, может, что-то еще, сама придумай, она вам все и устроит.

— Можешь с ней свести? — поинтересовалась я. — Тебя-то она лично знает, а таких, как мы, у нее, наверное, море за день проходит.

— Могу, конечно, о чем разговор, — ответила Ирина. — Зови своих знакомых, и пойдем.

— Они внизу стоят, я схожу за ними, — произнесла я и поспешила к двери.

— Встретимся на пятом этаже, — бросила мне вслед Иришка.

Я кивнула и, выскочив из кабинета, побежала по лестнице вниз. Выйдя на крыльцо, я подошла к оставленным мной спутникам, о чем-то беседовавшим у входа. При виде меня они замолчали и вопросительно уставились на меня.

— Обо всем договорилась, — первым делом сообщила я самое главное. — Только нужно врачу подарок какой-нибудь купить. Давайте сделаем так. Сонечка и Максим сейчас пойдут со мной, так как им анализы проходить, а вы, — я посмотрела на Ларису Евгеньевну, — пока сбегаете в магазин и купите конфет и шампанского. Так будет проще и быстрее.

— А где вас потом искать? — поинтересовалась старушка.

— На пятом этаже. Я думаю, мы будем в коридоре.

Сказав это, я взяла за руку маленькую Софью и, кивнув Аникину, направилась внутрь больницы. Мы сразу поднялись на пятый этаж, где нас уже ждала Ирина. Я подвела своих новых друзей к ней и сказала:

— Вот, их ДНК нужно сравнить.

— Хорошо, пусть идут со мной, я им помогу, — ответила мне Ирина и, поманив Аникина и девочку, провела их в кабинет.

Я облегченно вздохнула, радуясь, что пока все идет хорошо, и уселась на один из стоящих у стены стульев. Ждать пришлось довольно долго. Первой появилась Лариса Евгеньевна с красочными пакетами в руках. Подойдя ко мне, она протянула их и сказала:

— Вот, один врачу, другой вам.

— А нам-то за что? — не поняла я.

— Как за что? За помощь, конечно, — ответила женщина.

Я улыбнулась и сказала:

— Спасибо, но не стоило этого делать. Я лучше отдам пакет своей подруге, которая помогает нам все ускорить, а с вами мы как-нибудь потом рассчитаемся. Женщина кивнула и устало приземлилась на соседний стул. Вскоре появилась моя одноклассница и, подскочив ко мне, сообщила:

— Ну вот, теперь остается подождать, когда будут готовы результаты. Это где-то минут двадцать, может, чуть меньше. Ваши сейчас освободятся и сюда подойдут, здесь и подождете.

— Ира, спасибо тебе большое, — поднимаясь, поблагодарила я старую подругу. — Без тебя мы бы целый день тут кружили. Вот, — я протянула Ирине пакет, — это тебе за услугу.

— Да ладно вам, не надо было, — улыбнувшись, ответила Шапкина, но пакет все же приняла.

Когда она удалилась в свой кабинет, вернулись Соня с Максимом. Лицо Аникина буквально светилось.

— Ну как, тебе не было больно? — спросила Мясникова у внучки.

— Ни капельки, — ответила ей девочка. — Тетя врач такая хорошая была, она мне даже шоколадку дала за смелость.

— Ну и умница, — погладив девочку по голове, похвалила Лариса Евгеньевна.

Я же тем временем передала Аникину пакет с конфетами и шампанским и попросила отнести его врачу. Он кивнул и сразу скрылся за дверью кабинета. А когда вернулся, сообщил:

— Екатерина Владимировна сказала, что минут через пять будет готов результат.

— Ну вот и отлично, — порадовалась я и, посмотрев на немного нервничающих своих спутников, добавила: — Будем надеяться, что он окажется именно таким, каким мы хотели его видеть.

— Да уж… — устало вздохнул Аникин и ласково погладил Софью по волосам.

Лариса Евгеньевна усадила девочку к себе на колени и предложила сесть на освободившийся стул Максиму. Но он отказался и продолжал нервно рассекать коридор больницы, то и дело натыкаясь на проходящих обследование или медосмотр посетителей и самих врачей. На него огрызались, но он совершенно не обращал на это внимания. Наконец ожидание закончилось — из кабинета показалась Екатерина Владимировна. И я, и Лариса Евгеньевна дружно вскочили со своих мест, а Аникин замер на месте.

— Ну что? Что показал тест на ДНК? — торопливо спросила я, переживая не меньше тех, кому это собственно было нужно.

— Анализ подтвердил, что эти двое, — женщина провела взглядом по девочке и Максиму, — являются родственниками. То есть мужчина — отец ребенка.

— Ура! — как ребенок, подпрыгнул на месте Аникин, а затем кинулся обнимать всех подряд, включая и самого врача.

Это обнимание-целование продолжалось минут пять, и только потом счастливое семейство вспомнило, что нам нужно отвезти девочку в детский сад. Я было повернулась к лестнице, но тут Аникин неожиданно заявил:

— Раз ребенок мой, им командовать никто не имеет права. Девочка останется пока у меня, а там уж мы подадим все необходимые документы на пересмотр дела об опекунстве и посмотрим еще, чья возьмет.

— Боюсь, в этом случае вы можете проиграть, — спокойно заметила я.

— То есть? — не понял меня Максим.

— Пока еще девочка по закону принадлежит Курдову. Он ее опекун, а тот, кто ее выкрадет, может быть обвинен сразу по нескольким статьям, и неважно, кем он приходится ребенку. Стоит Курдову подать на вас в суд чуть раньше, и можете считать, что он выиграл. Лучше сделать все по закону.

— Черт, дурацкие законы! — возмутился Аникин, но вынужден был согласиться со мной.

Оказавшись снова в моей «ладушке», все на время притихли, видимо, переваривая новую информацию. Я тоже задумалась, пытаясь решить, как лучше всего поступить теперь.

«Итак, нам стало известно, что настоящий отец девочки вовсе не Александр Курдов, а Максим Аникин. Но это ничего не значит, ведь законным опекуном ребенка является именно Курдов. Чтобы лишить его этого права и заставить суд пересмотреть свое решение, необходимы доказательства плохого обращения Александра с Соней, а таковых у нас пока нет. Если же просто подать заявление, то его могут даже и не рассмотреть, так как в нашей стране отцом всегда считался вовсе не тот, кто является отцом по крови, а тот, кто вырастил и воспитал ребенка. В данном смысле Курдов находится в более выгодном положении, чем Аникин. Эх, были бы у нас веские улики, указывающие на то, что именно Курдов убил мать Сони, тогда не было бы и проблем. Но где же взять такие улики?»

Я тяжело вздохнула, впервые за долгое время ощутив себя бессильной. И это чувство мне совершенно не нравилось, а потому я решила снова и снова пытаться придумать что-нибудь, что бы дало возможность расставить все в этой истории по своим местам. И решение наконец пришло. Я обернулась к сидящим позади и сказала:

— Я думаю, после того, как мы отвезем девочку в детский сад, нам необходимо будет подготовить документы с результатами анализов ДНК и передать их в суд, пока ничего не говоря Курдову. Затем стоит рассказать обо всем майору Здоренко, моему знакомому из милиции, и попросить у него провести повторное расследование дела о смерти Виктории. Учитывая имеющиеся косвенные улики против Александра, майор сумеет упечь его за решетку, откуда он если и выйдет, то не скоро. Вы же тем временем займетесь оформлением документов на опекунство девочки. Согласны?

— Абсолютно, — поддержал меня Аникин, а затем резко притянул к себе и, громко чмокнув в щеку, сказал: — Эх, таких бы людей побольше!

— Ну, спасибо за комплимент, — смутившись, ответила я. — Буду стараться и дальше.

Обсудив все, мы, как и планировали, вернули Софью в детский сад, а затем сразу направились в отделение к майору Здоренко. Однако его не оказалось на месте. Пока мы его ждали, прогуливаясь по тротуару вдоль здания, Лариса Евгеньевна успела поведать Аникину о наследстве, но он прореагировал на эту новость весьма спокойно — просто сказал:

— Мне чужого не надо. Вот вырастет Соня, сама и решит, что с деньгами делать.

Лариса Евгеньевна улыбнулась, радуясь такому ответу своего нового родственника. И вообще я заметила, что старушку очень даже устраивает только что найденный отец ее внучки и она весьма к нему расположена.

Наконец-то появился Здоренко. Увидев меня, да еще с сопровождающими, он подозрительно прищурился и от самой машины закричал:

— Бойкова, ты ли это?!

— Я, — устало вздохнула я и посмотрела на остальных, понимая, что сейчас им предстоит шокотерапия. Спокойно воспринимать поведение Здоренко дано немногим.

Пришлось осторожно шепнуть Ларисе Евгеньевне и Максиму, чтобы не обращали особого внимания на все выпады майора, ведь на самом деле он — человек слова и дела и не раз нам помогал. Те кивнули в ответ, давая знать, что поняли, но все же напряжение с их лиц так и не сошло.

— Что, уже кого-то сдавать пришла? — подходя ближе, спросил Здоренко, затем посмотрел на Аникина и Мясникову и добавил: — Этих, что ли?

— Нет, не этих. Они — пострадавшая сторона и хотят вам кое-что рассказать, — ответила я, стараясь говорить ровно и без эмоций.

— Ну, коли так, тогда проходите, — пригласил нас к себе майор.

Мы последовали за ним в кабинет, я подробно пересказала ему все, что нам удалось узнать. Майор слушал насупившись и с явно недовольным видом. Когда же я закончила говорить, он произнес:

— Вы хотите, чтобы только с ваших слов я кого-то там арестовал? Ну, думаете вы, что Курдов убил Мясникову, ну, видели в том поселке его машину… И что с того?

— Как что? — не поняла я. — Ведь у него и алиби липовое, Семеновская может подтвердить.

— Может? — майор усмехнулся. — Так вы же сами сказали, что она зла на этого типа, а значит, запросто могла на него наговорить, решив таким образом отомстить. Что касается машины, то ее Курдов мог на время дать кому угодно, вы ведь у него сами об этом еще не спрашивали.

— Нет, — слегка смутившись, ответила я. — Не спрашивали.

— Вот, не спрашивали, а уже с обвинениями лезете. А спросили бы, он бы сказал, что давал кому-то автомобиль, только этого человека в городе сейчас, к примеру, нет, потому что он давно уехал к черту на кулички, — продолжал разглагольствовать Здоренко. — При таких хлипких уликах вашего Курдова любому адвокату отмазать — раз плюнуть, а потом гоняйся и ищи ветра в поле. Мне что, по-вашему, больше делать нечего? У меня и без вас дел полно, — Здоренко поднял со стола толстую папку и потряс ею прямо перед нашими лицами, от чего Мясникова с Аникиным еще больше вжались в стулья, продолжая глазеть на майора с открытым ртом. Такого поворота они, видимо, никак не ожидали.

Мне стало неудобно перед ними за то, что им приходилось все это выслушивать. Мне следовало заранее подумать о том, чем может обернуться разговор со Здоренко, прийти к нему одной.

— Короче, все ваши обвинения — липа и пустые слова, — подвел итог своей речи Здоренко. — Они и гроша ломаного не стоят, тем более что самого Курдова в поселке никто не видел, а номером ребятня ваша могла и ошибиться.

— Так вы отказываетесь нам помочь? — обидевшись на Здоренко, недовольно спросила я. — И позволите негодяю гулять на свободе?

— Хотел бы помочь, но не могу, — развел руками майор. — Веские улики для задержания Курдова нужны, Ольга Юрьевна, очень веские. Впрочем, вы сами должны все понимать. И вообще, с вашим-то количеством расследований давно пора намотать себе на ус, что слова — это ветер. Вот когда будут доказательства, тогда и приходите.

— Но ведь есть мотив! Разве этого мало? — решила еще раз спросить я.

— Мало, — равнодушно посмотрел на меня Здоренко. — Как я вижу вот из этого дельца, которое лежит передо мной, вашего Курдова мои ребята тщательно проверили, когда подозревали его в совершении преступления, и он оказался чист. А мотивы… Между прочим, так мотив и у вас может быть.

— Что значит, у меня? — удивилась я.

— А то, что вы сами могли убить женщину, чтобы иметь возможность написать про нее такую вот интересную статью. Что, скажете, не мотив? Вот так, Ольга Юрьевна, все и бывает. Так что идите. Жду вас через недельку-другую с уликами.

— Послушайте, майор, — снова заговорила я, окончательно обозлившись и понимая, что Здоренко хочет, чтобы я сама накопала улики, а ему потом оставалось бы идти по проторенному мной пути. — Если вы думаете, что, найдя улики, я снова обращусь за помощью к вам и именно вам сдам преступника, то вы сильно ошибаетесь. У меня, как вы сами говорите, нет мотива для вас это делать. Я лучше сдам виновного кому-то из другого отдела, тому, кто потом еще согласится дать мне интервью и подкинуть на рассмотрение новое дельце. Что, я не права?

— Ну хорошо, — поняв, что я его раскусила, вздохнул майор. — Извиняюсь. Просто вы должны меня понять, у меня дел — море, а тут еще вы с одними только догадками. Кому такое может понравиться? Ну ладно, ладно! — поймав мой осуждающий взгляд, торопливо продолжил он. — В счет нашей с вами давней дружбы, я упеку Курдова на недельку-другую и попрошу своих ребят еще раз его проверить. Так, надеюсь, вас устроит?

— Вполне, — ехидно улыбнувшись, ответила я.

— Ну и отлично, завтра же возьмем вашего типа, — поднимаясь с места и явно собираясь куда-то направиться, произнес майор.

— Завтра? — теперь уже вскочил с места Аникин. — Почему завтра?

— Потому что сейчас у меня просто нет людей, — без лишних эмоций ответил Здоренко. — Все по городу расставлены. Какой-то козел позвонил и назвал сразу несколько мест, где якобы заложены бомбы, террорист чертов. Поэтому только завтра.

Сказав это, майор прихватил со стола папку и решительным шагом направился к двери. Мы грустно переглянулись и вышли из кабинета.

Вернувшись в мою машину, все долго молчали. Не выдержавший тишины Виктор вдруг недовольно пробурчал:

— Куда ехать-то?

— К нам, милок, к нам, — торопливо ответила за всех Лариса Евгеньевна, и Виктор включил зажигание.

Я заставила себя собраться с мыслями и, повернувшись к Мясниковой и Аникину, сказала:

— Вы уж сильно не расстраивайтесь из-за майора. Это он с виду такой грозный и злой, а на самом деле человек хороший и обязательно поможет нам, тем более что я его об этом попросила. Вот увидите, завтра ваш Курдов уже будет сидеть за решеткой.

— Завтра… — насмешливо повторил Аникин и как бы невзначай сказал: — До завтра у него еще куча времени, чтобы слинять из города. Ищи его потом.

«А ведь верно, — мысленно согласилась с ним я. — Если Курдов вдруг узнает, что мы его сдали, то наверняка быстренько смоется из Тарасова, ведь терять-то ему теперь нечего. Соня по закону его, а уж с наследством-то он сумеет разобраться, даже не находясь в городе. Хотя откуда ему узнать об этом? Впрочем, на всякий случай за его домом следует немного последить ночью, мало ли что…»

— Ничего, никуда он не денется, — уверенно произнесла я и снова уставилась на дорогу.

* * *

Сразу после того, как мы отвезли Мясникову и Аникина домой, точнее, на квартиру, принадлежавшую раньше Виктории, я попросила Ларису Евгеньевну и Максима пока ничего более не предпринимать, и мы с моими коллегами покинули ее гостеприимный дом. В машине я кратко поведала остальным о том, что мы успели сделать, а затем сказала:

— Здоренко собирается арестовать Курдова только завтра утром, но я боюсь, что наш лихой папаша может куда-нибудь смыться. Ищи его потом по всей России. Предлагаю приставить к его дому этой ночью караул из двух человек.

— Я — за. Можно я буду его караулить? — тут же откликнулась Маринка. — Уж от меня-то он точно никуда не денется.

«Ну, нет! — про себя подумала я. — Тебя и близко подпускать к Александру нельзя, еще вытворишь что-нибудь сдуру, из обычной бабьей мести, потом проблем не оберемся. Кого угодно, только не тебя, Мариночка».

Вслух же я этого не сказала, а просто пояснила:

— Думаю, будет лучше, если этим займется Виктор, все же он профессионал в таком деле. Ну, а помочь ему может Ромка.

— А почему они? Я тоже хочу, — снова заворчала Широкова. — Я и так с тем стариком два часа в одной квартире без дела торчала, хочу теперь размяться. Кстати, а давайте я к нему просто поеду, он ведь не знает, что я с вами, — неожиданно предложила Широкова. — Сделаю вид, что вернулась, навешаю ему лапши на уши, а заодно и присмотрю за ним.

— Идея, конечно, неплохая, — честно призналась я. — Но ею мы все же не воспользуемся.

— Это еще почему? — нахмурилась Маринка.

— А потому, что ты слишком эмоциональна и совершенно не умеешь скрывать свои мысли и чувства. Ты можешь даже ничего не говорить, он все по твоему лицу поймет, — пояснила я. — Лучше оставим все так, как решили сначала. Сейчас я остановлюсь, Ромка пересядет к Виктору, вместе они и поедут следить за Курдовым.

— Вот класс! — радостно вставил Ромка и победно посмотрел на Маринку.

Та недовольно фыркнула, но промолчала. Я замедлила ход машины и, свернув на обочину, посмотрела, где находится Виктор. Тот, заметив, что я остановила свою «Ладу», также притормозил, но из машины выходить не стал. Я еще раз объяснила Ромке, что от них с Виктором требуется, и на тот случай, если произойдет что-то непредвиденное, дала ему свой сотовый телефон. Ромка этому обстоятельству еще больше обрадовался и, торопливо выскочив из моей машины, заспешил к Виктору. Я тихо вздохнула, завела машину и направила ее к дому Кряжимского. От него я планировала сразу поехать к себе, причем вместе с Маринкой, которую оставлять теперь одну было просто опасно — с ее-то сообразительностью она за пару минут на свою шею приключения найдет.

Высадив Сергея Ивановича у его собственного дома, я попрощалась с ним и поехала к себе. Маринка всю дорогу дулась, но под конец все же спросила:

— А мне что, у тебя целую ночь теперь торчать?

— Почему вдруг «торчать»? — удивленно переспросила я и сразу добавила с некоторой даже обидой: — Тебе же раньше у меня очень нравилось.

— Нравилось, но и дома-то я должна хоть иногда появляться, — попробовала обвести меня вокруг пальца Маринка.

Но я не поддалась на ее уловку, а только громко усмехнулась и сказала:

— Можешь не стараться, Мариночка, временный домашний арест тебе сегодня обеспечен — поживешь пока у меня. Глядишь, целее будешь.

— Ладно, ладно, — заворчала себе под нос Маринка, — я тебе это когда-нибудь припомню.

Я снова улыбнулась, понимая, что Маринкины угрозы совершенно ничего не значат, и спокойно поехала дальше.

Глава 9

Приехав домой и усевшись в кухне на стул, я почувствовала, как сильно устала за этот день. Очень хотелось спать, но время было вовсе и не позднее, а потому ложиться было пока рано. Впрочем, я, возможно, и уснула бы, но Маринка, которая то и дело косилась на дверь, явно ища способ удрать из-под моего надзора, не давала мне расслабиться. Я выпила чашек шесть кофе, но очень скоро и он перестал на меня действовать, и спать захотелось еще сильнее. Стало ясно, что справиться с сонливостью мне уже не удастся. Тогда я решила просто поговорить с Маринкой и получить от нее обещание, что она никуда не уйдет и ничего делать не будет. Войдя в зал, я окликнула смотрящую телевизор Широкову и произнесла:

— Мариночка, ты должна дать мне обещание, что не выйдешь из квартиры, пока я буду спать.

— Должна? — удивленно повторила Широкова и тут же съязвила: — Что-то не припоминаю, чтобы я кому-то что-то была должна.

— Не язви, — пристально глядя на Маринку, потребовала я. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— А если и знаю, что с того? — вскинулась моя секретарша. — Это ты считаешь, что я должна сидеть и бездействовать, а я думаю совершенно иначе. Разве я не имею на это права?

— Послушай, Марина, — начав немного раздражаться, произнесла я. — То, как ты себя поведешь в данной ситуации, может очень сильно повлиять на ход событий. Но мне бы не хотелось, чтобы ты стала причиной неудачи задуманного нами дела, а потому я просто прошу тебя пока немного подождать и ничего не делать. Неужели это так трудно?

— Нетрудно, но у меня жуть как чешутся руки расквитаться с ублюдком, который заставил меня поверить в то, что он от меня и в самом деле без ума. А на самом деле оказалось, что он рассчитывал только лишь найти бесплатную сиделку для дочери. Нет, такого я просто не в силах ему простить.

— Ну и не прощай, только повремени с возвратом долга. Я тебя очень прошу.

— Ладно, но только в последний раз, — все-таки сдалась Маринка. — Можешь ложиться спать, я немного посмотрю телевизор, а затем тоже вздремну.

Порадовавшись своей маленькой победе, я направилась в сторону большого матраса, лежащего прямо на полу и выполняющего в моей квартире роль кровати, и не спеша стала расстегивать пуговицы своей блузки. Но тут зазвонил телефон, и приготовления ко сну пришлось отложить. Вздохнув, я подошла к столу и сняла трубку. Тут же до меня долетел голос нашего курьера Ромки, который был явно чем-то взволнован.

— Ольга Юрьевна, Ольга Юрьевна… — торопливо повторял он. — Курдов все еще не появился дома. Мы ждали, ждали, а он все не приходит.

— Как это его нет? — опешила я, услышав новость. — Но почему? Он что, даже и не появлялся дома вместе с девочкой? Вы стучали? — завалила я вопросами своего курьера.

— Не только стучали. Виктор оставил меня внизу, а сам проник в квартиру. Он говорит, что там нет одежды и полный бардак. Этот тип, кажется, уехал.

— О нет! Так я и думала… — разочарованно вздохнула я. — Он все же каким-то образом сумел узнать, что ему грозит опасность.

— Что делать-то? — отвлек меня от размышлений Ромка.

— Что делать? — тупо повторила я и торопливо принялась соображать, как теперь поступить. — Ничего пока не предпринимайте, — наконец произнесла я. — Я сейчас позвоню Здоренко, сообщу ему, а вы с Виктором пока езжайте ко мне домой. На месте и решим, что делать.

— Хорошо, мы скоро будем, — откликнулся Ромка и сразу отключился.

Я обреченно вздохнула и опустилась в кресло, стоящее у столика.

— Что-то случилось? — поняв по моему виду, что новости были нехорошими, поинтересовалась Широкова.

— Случилось, — честно призналась я. — Курдов смылся. Виктор осмотрел его квартиру и обнаружил, что отсутствует вся одежда. Не пойму, как ему удалось догадаться, что дела его плохи?

— Как удалось? — усмехнулась на мои слова Широкова. — А девчушка для чего?

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Маринку я.

— А то, что стоило вашей Сонечке проболтаться о том, куда ее сегодня забирала бабушка и что с ней делали в больнице, как Сашка сразу догадался, что пора линять.

— А ведь верно, — вынуждена была согласиться я со словами Маринки. — Мы даже не предупредили Соню, чтобы она молчала. Конечно, она по своей наивности могла поделиться впечатлениями с отцом. Что же теперь делать? Где его искать? Кстати, а ведь ты можешь что-нибудь знать, — вспомнив, что Маринка все же какое-то время встречалась с Александром, произнесла я.

— Откуда? Он что, по-твоему, мне все рассказывал, что ли? — усмехнулась в ответ Широкова. — Мы наедине совсем на другие темы беседовали, а не о том, куда он драпанет, когда на него свалятся неприятности.

— Ну все же… — Я не верила, что Маринка ничего не знает. — Подумай хорошенько, вдруг он о чем-то или о ком-то упоминал. Не может быть, чтобы он хоть раз не проговорился.

— Знать бы еще, что вспоминать, — надувшись, пробубнила себе под нос Маринка.

Мы обе замолчали. Молчание длилось минут десять, и только потом я кое-что придумала:

— Думаю, нам нужно еще раз навестить бывшую любовницу Курдова. Возможно, она знает, где его следует искать. Ты согласна?

— Да, — не совсем уверенно откликнулась Маринка.

— Тогда собирайся, — приказала я.

Вскоре приехали Ромка с Виктором и еще раз пересказали нам, как было дело. Оказалось, что, еще только подъехав к дому Курдова, они сразу почувствовали неладное: на улице уже стемнело, а света в окнах не было. Предположив, что в квартире никого нет, Виктор послал Ромку это проверить. Тот позвонил и спрятался на площадке. Но дверь никто не открыл. Ромка вернулся к Виктору, и тогда наш фотограф решил проникнуть в квартиру. Оставив Ромку у подъезда, Виктор открыл отмычкой дверь и осмотрелся. Сначала ничего подозрительного он не заметил, но потом его внимание привлекла приоткрытая дверца шкафа. Виктор заглянул в него и не обнаружил там никакой одежды, а это указывало на то, что хозяева поспешно покинули свое жилище. Никаких намеков на то, куда они могли направиться, в квартире не было.

Выслушав рассказ, я отзвонилась Здоренко и, поведав ему о случившемся, попросила объявить Курдова в розыск. Майор, конечно же, сначала понабивал себе цену и поворчал, но потом все же согласился выполнить мою просьбу. Теперь следовало начать действовать нам, тем более что теперь все были на месте, не считая Кряжимского. Но его мы решили пока не беспокоить, дать пожилому человеку спокойно отдохнуть. Мы торопливо вышли из дома, уселись в машину, и Виктор повел ее по направлению к дому бывшей любовницы Курдова Лилии Семеновской.

Вскоре показался ее дом, и мы, оставив машину на соседней стоянке, вошли в подъезд. В этот раз дверь открыла сама Лилия. Сегодня она выглядела совершенно иначе, нежели при первом знакомстве. На ней не было тех просторных штанов-шароваров и безмерной майки, которые совсем не подчеркивали, а, скорее, скрывали ее ладную фигурку. Напротив, сейчас на девушке было узкое черное платье длиной до середины икр, а волосы ее не торчали, как в прошлый раз, а были гладко зачесаны назад и сильно покрыты лаком. В общем, выглядела она замечательно.

Устремив на нас свои голубые, глубоко посаженные глаза, девушка сначала ухмыльнулась, а затем произнесла:

— Неужели пришли осведомить меня о том, что я буду выступать в роли свидетеля?

— Увы, нет, — расстроенно ответила я ей. — У нас менее приятная новость и несколько вопросов. Можем мы пройти в квартиру?

— К сожалению, нет, — выходя на площадку и прикрывая за собой дверь, ответила нам Семеновская. — Бабушка занялась уборкой, а она терпеть не может, когда в этот момент в доме находятся посторонние. Лучше уж ей не мешать. Так что вы хотели?

— Ну, прежде всего, хотим сообщить, что Курдов сбежал, — начала с самого главного я.

— И что с того? — недоуменно спросила Лилия. — Какое отношение к этому имею я? Ловить его — ваша забота, а не моя.

— Да, но и тебе же хотелось, чтобы он понес наказание за все то, что совершил, — встряла в разговор до той минуты молчавшая Маринка. — Или ты уже передумала мстить этому подонку? А я вот нет, только и жду того момента, когда смогу плюнуть в его наглую рожу.

— Ну, удачи тебе, — окинув Широкову пренебрежительным взглядом, произнесла Семеновская, а затем, повернувшись ко мне, спросила: — Что вы хотите от меня?

— Только спросить, не знаете ли вы, где следует искать вашего бывшего друга, — честно призналась я. — К сожалению, мы слишком плохо его знаем, а потому не имеем представления, куда он может податься. Вы провели с ним гораздо больше времени, может, вспомните каких-то его друзей, к которым он может сейчас поехать.

Лилии явно не хотелось тратить на нас время. К тому же я сразу заметила, что она куда-то спешит. Однако девушка колебалась. Чтобы подтолкнуть ее к принятию правильного решения, я еще раз пояснила, что Курдову уже не отвертеться от наказания, и вся проблема сейчас только в том, чтобы его найти. Мои слова подействовали, и Лилия произнесла:

— Я, кажется, знаю, где может прятаться эта трусливая крыса. В поселке Затон, почти у самой Волги, есть старый дом, который принадлежит одному его другу. В нем никто не живет, но свои-то знают, где спрятан ключ, а потому при необходимости могут этим домом пользоваться. Я и сама в нем была несколько раз, но, увы, мы с Сашкой обычно ездили туда на машине ночью, поэтому я плохо помню то место.

— А адрес? — с надеждой произнесла я. — Неужели вы не запомнили названия улицы?

— Нет, конечно. Да и зачем мне нужно было адрес запоминать? — усмехнулась в ответ девушка. — Я даже не вспомнила бы о том доме, если бы не вы.

— Кто, кроме вас, может нам помочь его найти? — теперь уже иначе поставила я вопрос.

— Костя Шмурыгин, но его сейчас нет в городе, — немного подумав, ответила Семеновская. — Он уехал на Север к бабке.

— А еще? — уточнила я.

— Больше никого не могу назвать, — равнодушно ответила девушка.

— Ну, может, ты хоть местность описать можешь или сам дом? Как он хоть выглядит? — принялась мне помогать Широкова. — Или ты по сторонам не смотрела, а все на этого идиота пялилась?

Последнее замечание укололо Семеновскую, а потому она даже покраснела от злости, но быстро совладала с собой и надменным тоном сказала:

— Если бы я была кошкой, то все бы рассмотрела даже и в темноте. Впрочем, помню только, что рядом с домом всегда стоял огромный красный комбайн. Это все, что я знаю. А теперь разрешите мне вас покинуть, у меня дела. — И, не дожидаясь новых вопросов, Лилия торопливо удалилась к себе в квартиру, громко хлопнув дверью.

— Дела у нее… — скорчив рожицу, передразнила Широкова. — Тоже мне, деловая фифа. Небось полы где-нибудь моет, а мнит из себя…

— Что ж, похоже, придется искать тот самый комбайн, а по нему и дом, — не дослушав Маринку, предложила я. — Иного выхода у нас нет. Если мы сейчас дадим Курдову время опомниться, то утром он может вообще улизнуть из города, и тогда концов не найдешь.

— Искать так искать, — устало вздохнула Широкова и первой направилась из подъезда. Мы последовали за ней, предчувствуя длительное путешествие по городу в поисках какого-то красного комбайна. Хорошо еще, нам сказали, что видели его в Затоне, иначе бы и надежды не было найти тот дом.

Разместившись в машине, мы поехали в поселок Затон, который располагался у самого моста через Волгу. Тарасовчане знают Затон только потому, что в нем располагается наибольшее число пляжей и мест отдыха, а потому летом количество маршруток, движущихся в том направлении, резко возрастает. Нередки на данной трассе и пробки, но в столь позднее время их можно было не опасаться.

— Интересно, как мы найдем какой-то там комбайн, если темень уже такая на улице? — заворчала Маринка, едва только я попросила Виктора притормозить машину на одной из улиц Затона.

— Не волнуйся, увидишь, если только он попадется, — подбодрила ее я. — А лучше спросить о нем у местных жителей, они-то наверняка знают.

— И мне тоже спрашивать? — как-то нехотя поинтересовался Ромка.

— Естественно, — кивнула я. — Или ты думал, что мы тебя машину сторожить оставим? Ну уж нет, будешь как все.

Решив для большей пользы пойти в разные стороны, мы разделились на пары. Со мной пошла Широкова, а с Виктором Ромка. Поднявшись с Маринкой в гору, мы попытались поискать кого-нибудь из жильцов района, но улица была пустынна. Только изредка кое-где слышались лай собак или мяуканье дерущихся между собой котов.

— Похоже, тут все вымерли, — хлопнув себя по щеке, куда успел уже пристроиться зловредный комар, произнесла Маринка. — Все, кроме этих кровопивцев. — Она еще раз шлепнула себя, теперь уже по лбу. — Черт, почему здесь столько комаров?

— Волга же рядом, — коротко пояснила я ей.

— А откуда тут взяться комбайну? До полей ведь отсюда, как до Америки, — вновь спросила Широкова. — Куда проще лодку или катер здесь найти, чем какой-то комбайн.

— А вот и нет, — не согласилась я с ней. — Лодки есть у многих, а вот комбайн, который совсем вроде бы и не нужен, вещь заметная и бросающаяся в глаза. Если кто-то хоть раз его тут видел, обязательно вспомнит.

— Ну, спасибо, успокоила, — усмехнулась Маринка. — Лучше бы ты сказала, где взять тех, кто мог бы вспомнить. Все же спят давно.

— Не все, — заметив впереди человека, произнесла я и, указав на него пальцем, добавила: — Видишь, кто-то идет.

— Старик какой-то, кажется, — прищурившись и посмотрев в указанном направлении, сказала Маринка. — Если хочешь, можешь спросить у него, хотя он и себя самого-то как звать, наверное, уже не помнит. А если и помнит, то только посмеется над тобой. Где это видано, чтобы девушки среди ночи комбайн искали? Нет уж, я лучше тебя тут подожду.

Поняв, что Маринка не горит желанием общаться со старичком, я решительно направилась к нему. Вдруг именно он и видел тот комбайн? Подойдя к дедку, а прохожим и в самом деле оказался сгорбленный мужичок с клюкой, я поздоровалась, извинилась и спросила:

— Скажите, пожалуйста, на вашей улице ни у кого нет комбайна?

— Комбайна? — посмотрев на меня как на полоумную, повторил дед. Затем громко засмеялся и добавил: — Да ты что, девочка, какие тут могут быть комбайны? Кто же их в город-то пустит? Да и зачем тебе он нужен-то? Сенокос еще не скоро.

— Да нет, просто нам сказали, что в вашем поселке комбайн видели, а он нам очень необходим для киносъемок, — наглым образом соврала я. — Так вы не видели?

— Для съемок? — старичок задумчиво почесал голову. — Нет, не видел. Да вы лучше не тут ищите, а в том конце поселка. А у нас тут строго, всех гоняют, даже машину на улице не поставишь.

Поблагодарив старичка, я вернулась к Маринке, которая краем уха слышала мой разговор с прохожим и теперь злорадствовала:

— Ну вот, видишь, я же говорила, что люди будут только смеяться над нашими вопросами. Нет, не найдем мы тут ничего.

— Что-то ты рано руки опустила, — заметила я. — Пятнадцать минут назад кричала, что тебе не терпится расквитаться с Курдовым, а теперь на попятную идешь. Или передумала уже?

— Ничего я не передумала, — слегка надулась Маринка. — Просто жутко спать хочется. Я, между прочим, еще и не отдыхала.

— Ничего, не ты одна, — вздохнула я и направилась назад к машине.

Прошел час, а мы все еще не достигли никаких результатов. Обследовав почти половину поселка, мы смогли выяснить только то, что комбайнов здесь никогда не видели и знать о них ничего не знают. Но ведь не могло же так быть, чтобы один человек его видел, а множество других — нет. Стало быть, мы ищем не на той улице. Несмотря на все нытье коллег, я все же заставляла Виктора ехать дальше и проверять другие участки частного сектора, понимая, что если не сегодня, то завтра мы уже точно не найдем Курдова.

Маринка заскулила еще сильней, сетуя на то, что у нее разболелась голова и она хочет есть. Послушав ее пять минут, я готова была сдаться и согласиться повернуть домой, но тут мой взгляд наткнулся на что-то отсвечивающее в глубине какого-то двора. Этот предмет вдруг появился, а затем вновь исчез во тьме. Я резко выкрикнула:

— Виктор, стой! Сдай назад!

Виктор удивленно посмотрел на меня, но просьбу все же выполнил. Я снова посмотрела в направлении фар, но ничего не увидела.

— Еще немного назад, — снова попросила я.

Виктор дал задний ход. И вот, когда передние колеса машины въехали на бугорок и фары устремились не на дорогу, а чуть выше ее, я увидела то, что мы искали, и снова крикнула:

— Стоп!

Виктор заглушил мотор. Я указала пальцем и сказала:

— По-моему, это и есть комбайн или же какая-то его часть.

— Бункер, — догадался Ромка, посмотрев вперед.

— Да, наверное, бункер, — согласилась я. — Скорее всего, именно о нем и говорила нам Семеновская.

— Неужели нашли? — не поверила в такую удачу Маринка.

Я вышла из машины и дала Виктору знак, чтобы он припарковал «Ладу» на обочине дороги, а сам шел за мной. Потом направилась к дому, рядом с которым и возвышался бункер от комбайна. Ромка и Маринка заторопились следом, а через три минуты нас догнал и Виктор. Все вместе мы достигли ограды частного домика, рассмотреть который сейчас было почти невозможно из-за кромешной темноты и полного отсутствия уличного освещения. У ограды мы и остановились.

— Что будем делать дальше? — первой спросила Маринка.

— Нужно как-то проверить, там ли Курдов с девочкой, — шепотом ответила я ей. — Если там, тогда нужно неожиданно ворваться в дом и связать его.

— Хороший план, — похвалила меня Широкова. — Только как мы будем проверять, тут ли Курдов? Не в гости же к нему пойдем. Да и шторки в доме задернуты, а потому через окно тоже ничего рассмотреть не удастся. Ну и что нам делать?

— Что делать, что делать… — тихо заворчала я себе под нос, злясь на себя за то, что в голову ничего дельного не приходит. Эх, был бы сейчас с нами Сергей Иванович, он бы наверняка нашел выход. Но его нет, а значит, думать придется самой, не на Маринку же с Ромкой надеяться.

«Проверить, проверить… Как же можно проверить? — повторяла про себя я. — Подослать кого-то? Но это может вызвать у Курдова подозрения, и тогда он приготовится к нашему появлению. У него ведь наверняка под рукой имеется какое-нибудь оружие, а в доме ведь находится ребенок. Тогда уж мы ничего не сможем сделать, тем более что наша самая главная задача состоит в том, чтобы спасти от беды девочку. Нет, такой план не годится. Но что же делать?»

— Ну, — торопила меня Маринка. — Я уже мерзнуть начинаю, а ты все никак не разродишься хорошей идеей. Что делать-то? А вообще-то, знаешь что… Пойду-ка я сама побеседую с этим типом, — вдруг решительно заявила она и прямиком направилась к калитке.

Я едва успела ее остановить, прежде чем она успеет сделать ошибку, и, потянув на себя, грозно сказала:

— Не торопись. Любая промашка сейчас нам может дорого обойтись. Мы ведь должны помнить о девочке.

— Но не стоять же тут вечно! — ответила Широкова. — Если можешь, то думай побыстрее.

«Легко сказать, — усмехнулась я про себя. — Если бы только я могла приказывать своим мыслям, тогда бы проблем не было. А тут жди, когда они соизволят что-то там вывести логическим путем. Сама бы попробовала порассуждать, небось не так бы тогда заговорила».

В последний раз прикинув, что да как, я повернулась к Виктору и сказала:

— Попробуй бесшумно отпереть замок в доме и, тихо проникнув туда, обезвредить Курдова. Ничего иного мы сделать все равно не сможем, а один ты справишься с ним намного быстрее, чем все мы вместе.

— А мне с ним можно? — вытаращив на меня глаза, спросил Ромка.

— Нет, подрасти сначала, — строго ответила я и кивнула Виктору, дав знак, что он может приниматься за дело.

Чтобы не мешать ему и не отвлекать посторонними шумами, мы отошли в сторону и притаились у самого бункера, который Лилия обозвала почему-то комбайном. Виктор незаметно юркнул во двор и исчез из поля нашего зрения. Но вскоре мы вновь увидели его — стоящим на крыльце и копошащимся в замочной скважине.

«Только бы Курдов не услышал… только бы не услышал…» — молилась я про себя. То же самое, по всей видимости, делала и Маринка, так как, бросив взгляд на нее, я заметила, что она едва заметно шевелит губами и что-то тихо бубнит себе под нос. Наконец Виктору удалось справиться с замком, и он бесшумно проник в дом, благо дверь изнутри не была закрыта на задвижку. Наше напряжение достигло предела. Каждый шорох, каждый звук мы буквально впитывали в себя каждой клеточкой тела, боясь что-то упустить и не успеть прийти на помощь, если она вдруг понадобится. Но было тихо, дом снаружи казался пустым и сонным.

— Господи, ну что же он так долго… — не выдержав, заворчала за моей спиной Маринка. — Стукнул его по голове кулаком, и дело с концом.

— Не забывай, что там еще и девочка, — напомнила я подруге. — Виктор не хочет ее напугать, вот и выжидает удобного момента.

— Что-то долго он выжидает, — фыркнула в ответ Широкова. — За это время все приготовления к пыткам можно было осуществить. Пустили бы меня, я бы куда быстрее с этим гаденышем справилась, он бы и пикнуть не успел, — Маринка устрашающе помахала кулаками перед моим носом. — Нечего с такими сюсюкаться, петлю на шею — и в болото. А можно и в Волгу, до нее тут как раз недалеко.

— Ну ты и живодерка, Маринка, — заметил Ромка. — Все бы тебе кого-нибудь утопить и избить, словно среди бандитов выросла.

— Не кого-нибудь, а конкретного человека, — поправила его Маринка. — Того, кто рот разевает на чужое и порядочных девушек с ума сводит, а потом обманывает. Ишь, захотел меня рабыней своей сделать… Не на ту напал!

— Ой-ой, сколько угроз, — засмеялась я над Маринкой, так как мне давно уже не приходилось видеть ее такой озлобленной. Обычно она вполне миролюбива, всех жалеет и обо всех заботится. Впрочем, в последние дни она изменилась и стала на редкость непредсказуемой.

— Слышали? — неожиданно встрепенулась Широкова. — Кажется, что-то стукнуло. Может, нам уже пора войти в дом?

— Нет, Виктор еще не подал сигнал, — заметила я и тоже сосредоточилась на окнах дома, в котором, по нашему предположению, скрывался Курдов.

Стук повторился снова, но по нему совершенно нельзя было определить, что является его причиной. Мы занервничали, но тут из дверей дома выскочил какой-то человек и кинулся наутек.

— Курдов линяет! — громко закричала Маринка и кинулась было следом, но Ромка схватил ее за рукав со словами:

— Нет, это не он. У того волосы не такие длинные.

— Все равно этого типа нужно поймать. Вдруг он исполнитель убийства? — не согласилась Широкова и на всякий случай посмотрела на меня.

Я равнодушно пожала плечами и сказала:

— Даже если это и он, нет смысла за ним гоняться. Раз уж Виктор решил, что его можно не догонять, значит, он уверен, что в случае необходимости сумеет его найти, сделав фоторобот. Лучше пойдем в дом и посмотрим, что там происходит.

Теперь со мной все согласились, так как и Ромке, и Маринке давно не терпелось хоть что-то начать делать. Мы вошли во двор, поднялись на крыльцо и, приоткрыв осторожно дверь, юркнули в дом. Внутри было сравнительно тихо, не считая каких-то глухих стонов, доносящихся со стороны одной из комнат. Туда мы и направились. Когда же оказались у самой двери, то увидели, что на полу лежит Курдов, сверху на нем сидит Виктор и пытается связать мужчине руки. В углу на диване, жутко напуганная и бледная, сидела Софья.

При виде девочки я сразу забыла обо всем и заторопилась к ней. Присев рядом с малышкой, я крепко обняла ее за плечи и тихо сказала:

— Не бойся, ничего страшного не случилось. Просто твой папа плохо себя вел, и ему нужно преподать урок. Скоро все будет хорошо, приедет твоя бабушка, а еще… дядя Максим, — не зная, как следует пока называть истинного отца девочки, закончила фразу так. Затем заглянула в лицо Софьи и увидела, что выражение его не изменилось — ребенок все так же был напуган.

— Усади его на стул, — обратилась я к Виктору. — И больше пока не трогай.

Виктор даже виду не подал, что слышит меня, но все же выполнил просьбу. Я снова принялась гладить девочку по голове, и тут Соня тихо спросила:

— Зачем вы связали моего папу?

— Это не твой папа, малышка, — решила признаться я, тем более что иного ответа мне просто не приходило в голову. — Твой настоящий папа — дядя Максим. Ты его помнишь?

— Вы все врете! — услышав мои слова, выпалил в мою сторону Курдов. — Я ее отец, только я!

— Увы, это не так, — спокойно ответила я. — Сравнительный анализ ДНК Сони и некоего Максима Аникина, проведенный нами сегодня, подтвердил, что отцом ребенка является именно Максим. Об этом нам стало известно совершенно случайно.

— Нет, этого не может быть, — не поверил мне Курдов.

— Может! Очень даже может! — торжествующим тоном ответила Маринка и, встав прямо напротив Курдова, с воинственным видом сложила руки на груди.

Затем она окинула Александра убийственным взглядом и принялась орать на него, обвиняя во всех смертных грехах. Опешивший от такого резкого поворота событий, Курдов не знал, что делать, а просто сидел с широко раскрытыми глазами и удивленно смотрел на Маринку. А та знай себе гнула свое:

— Что, не представлял себе, кретин безмозглый, что я окажусь не той, за кого ты меня принял? Думал, я наивная дурочка, которую можно провести и заставить быть домработницей и сиделкой? Черта с два!

— Марина… Марина… — попытался перебить Широкову Александр. — Ты все не так поняла.

— Какая я тебе Марина? Я для тебя Мария Широкова! И что значит — «не так все поняла»?! Нет, как раз так, как оно и было на самом деле! Или ты думаешь, что я тебе теперь поверю? Да ты даже искать меня не стал, когда меня похитили!

— Похитили? — удивленно повторил Курдов. — Но я ничего об этом не знал.

— Врешь! — фыркнула Широкова. — Ты только и умеешь, что всем врать, не задумываясь о чувствах окружающих тебя людей. А я, дура, купилась на твои лестные ласковые речи, подумала, что действительно тебе нужна…

— Марина, послушай меня… — предпринял еще одну попытку оправдаться Курдов, но и она не увенчалась успехом. Маринка с еще большим усердием начала на него наезжать и обвинять во всех смертных грехах.

Устав ее слушать, я решила вмешаться, тем более что при девочке устраивать такую разборку было не совсем уместно.

— Эй, господа хорошие, — окрикнула я бывших возлюбленных. — Вы можете угомониться хотя бы на минуту?

— Я угомонюсь только после того, как этому кретину глаза выцарапаю, — фыркнула мне в ответ Маринка и направилась прямо к Курдову.

Не знаю уж, действительно ли она хотела его исцарапать или просто пугала, но я поторопилась дать Виктору знак, чтобы он убрал из комнаты Широкову. Виктор молча схватил Маринку в охапку и, не обращая никакого внимания на ее крики и болтание ногами в воздухе, поволок в кухню.

— Ну вот, так-то оно лучше… — улыбнулась я и пристально посмотрела на растерявшегося Курдова.

Он явно чего-то недопонимал. Решив, что сейчас мне как раз и следует поговорить с ним по душам, я подозвала к себе Ромку и, передав ему девочку, попросила, чтобы он отвел ее в машину и посидел с ней там. Когда же ребята удалились, я вздохнула и спросила у Курдова, как он себя чувствует. Спросила, конечно, не из любопытства или жалости, а потому, что мне необходимо было как-то настроить его на более дружелюбный лад.

— Как я себя чувствую? Вы издеваетесь, что ли? — с насмешкой в голосе ответил Александр. Затем он пристально посмотрел на меня и решительно спросил: — Кто вы на самом деле такие? Вы ведь не журналисты, это я давно понял.

— Журналисты, — улыбнулась в ответ я. — В самом деле журналисты. Только вот не обычные, а немного любознательные и обожающие справедливость.

— Какую еще справедливость?! — вознегодовал Курдов и попытался встать со стула, но Виктор хорошо знал свое дело, а потому не поленился как следует привязать Александра к стулу, лишив его возможности свободного передвижения. — Сволочи! — поняв, что ему не удастся встать, весьма агрессивно произнес Курдов. Затем посмотрел на меня еще более недружелюбным взглядом и сказал: — Кем вы себя возомнили? Неуловимыми мстителями? Да я на вас в милицию заявлю, тогда посмотрим, кто из нас усмехаться будет. Вы не имели никакого права врываться ко мне в дом и связывать меня. И вообще, сейчас же верните мне мою дочь!

— Она не ваша дочь, — еще раз повторила я и добавила, желая увидеть реакцию: — Как не ваше теперь и ее наследство.

— Что? — Курдов уперся в меня ненавидящим взглядом, но по моему выражению лица понял, что нам все известно, а потому не стал отпираться, а только усмехнулся и заметил: — Если вы считаете, что с появлением настоящего отца дело изменится, то сильно ошибаетесь. Я являюсь законным опекуном девочки, и у меня на это есть все необходимые документы. Так что ваш новоявленный папаша может катиться ко всем чертям. Он вообще не принимал никакого участия в воспитании ребенка, а значит, по закону не имеет на него никакого права.

— Я смотрю, вы законы знаете, — подколола я Курдова. — Да, действительно, отцом считается не тот, чья кровь течет в жилах ребенка, а тот, кто его вырастил и воспитал. Вообще-то, вы тоже не больно-то растили и воспитывали Соню. Этим гораздо больше занимались бабушка с дедушкой. Но даже не о том сейчас речь. Пусть официально вы считаетесь ее отцом. Вы и дальше могли бы им оставаться, если бы не являлись заодно преступником и убийцей матери этого самого ребенка.

— Что за чушь? — поморщился на мои слова Курдов. — Какое еще убийство? Что вы плетете? Если эта проститутка, — он пренебрежительно сплюнул в сторону, — была кем-то убита, то точно не мной. Мне на нее всегда было наплевать.

— На нее, может быть, но не на ее наследство, — вставила я следом. — Кстати, если вы думаете, что вам удастся отвертеться, то сильно ошибаетесь. Ваша вина уже почти доказана, осталось лишь прояснить подробности. Мы уже нашли вашу старую машину, которую, кстати говоря, видели в дачном поселке в тот день, когда произошло убийство вашей прежней жены. Машину вы сразу же после случившегося продали. Ну а алиби ваше оказалось липовым, что также удалось подтвердить, и Семеновская готова дать показания. Так что, Александр Владимирович, вам уже не отвертеться.

— Я и не собираюсь ни от чего отверчиваться, — с насмешкой ответил Курдов, — потому что совершенно чист и ничего противозаконного не делал. А то, что я забрал свою дочь у свихнувшихся стариков, которые наверняка вас на меня и навели, так это не преступление.

— Я вижу, вы не собираетесь признавать своей вины, — со вздохом заметила я. — Это плохо. Чистосердечное признание, как говорят в милиции, смягчает наказание.

— Вы ни черта не знаете, дамочка! — сказал Курдов, устремив на меня какой-то неопределенный взгляд, в котором перемешались ненависть, насмешка и еще что-то, какое-то чувство, которому сейчас я не нашла определения. — Но в любом случае вам это даром с рук не сойдет, и вы еще получите по заслугам. Вы еще не поняли до конца, с кем связались.

— А вот запугивать нас не надо, — ничуть не испугалась я угроз нашего пленника. — Мы не первый раз преступников ловим, и ничего, до сих пор живы.

— Вам везло, — усмехнулся мне в ответ Курдов.

Глава 10

Некоторое время пообщавшись с Курдовым, но так и не сумев заставить его признать свою вину или что-то рассказать, я решила позвонить Здоренко и сообщить ему, что подозреваемый найден и можно его забрать. Но в тот момент, когда я достала сотовый телефон, в доме начало происходить что-то странное. Сначала за окном сверкнуло, затем послышался топот, и через несколько мгновений в дом ввалились сразу несколько амбалов с натянутыми на головы вязаными черными шапками с прорезями. Причем у каждого в руках было оружие, в том числе ножи. Они его на нас и наставили.

Опешив от неожиданного налета неизвестных, я буквально потеряла дар речи, тогда как у нашей Широковой он, похоже, только прорезался, и она начала орать в кухне, как ошалелая. Впрочем, ее быстро угомонили, боюсь даже подумать, каким способом. Мне стало жутко и страшно, тем более когда я сообразила, что нашего Виктора тоже обезвредили, а значит, помочь никому из нас он уже не может.

Но налетчики почему-то ничего не предпринимали, а просто стояли, направив на нас свои пистолеты. Это было подозрительно. Но вот в дальней части дома послышался чей-то голос, и я предположила, что пришел тот, кто и учинил все это безобразие. Предположила правильно, потому что через минуту увидела прямо перед собой мужчину средних лет с темными, коротко стриженными волосами. У него был высокий лоб, очень узкие губы и тяжелый, неприятный взгляд, который в ту же секунду он устремил на меня. Потом мужчина не спеша перевел взгляд на Курдова и пренебрежительно улыбнулся:

— Ну что, Алексаша, не удалось твое бегство? Что ты глазки-то опустил? Раскаиваешься, что ли? Ты, брат, нас недооценил. Мы же тебя по-хорошему предупреждали, чтобы не шутил с нами, иначе пожалеешь, а ты не послушал. Разве можно быть таким непослушным?

— Я не собирался скрываться от вас, — заикаясь, заговорил Курдов. — Я только хотел скрыться вот от них. Эти чертовы журналисты мне постоянно мешают и лезут не в свое дело. Говорят, что нашли какого-то там настоящего отца девочки. Что мне оставалось делать, как не спрятаться на время от них? А от вас я и не собирался скрываться. Я не вру. Развяжите мне руки.

— Не от нас, говоришь, скрывался? — подозрительно глядя на Курдова, переспросил незнакомец. — Что ж, может, и так. Но почему ты тогда ни о чем не предупредил нас? Ой, не верю я тебе, Сашок, не верю. Врешь ты. Причем нагло врешь. А за ложь знаешь что бывает? Не знаешь, а я тебе сейчас расскажу. — Мужчина склонился почти к самому уху Курдова и что-то ему прошептал, отчего лицо Александра стало белее белого полотна.

Я все еще ничего не понимала, но, видя, что про меня совершенно забыли, решила подать голос и спросила:

— Извините, но кто вы такие? Мы, кажется, незнакомы. И, должна заметить, ведете вы себя не по-джентльменски.

— Кто мы такие? — услышав мои слова, обернулся незнакомец и вновь принялся буравить меня своим неприятным взглядом. — Мы те, кого следует слушаться совершенно во всем, и тогда жизнь будет гладкой и лишенной проблем. Правда ведь, Сашок? Кстати, а ведь вы тоже пока не представились, — препротивным голосом пропел незнакомец.

— Я Ольга Юрьевна Бойкова, главный редактор газеты «Свидетель», — честно ответила я. — А те, кто находится в кухне, мои коллеги.

— И что же вам и вашим коллегам на месте спокойно не сидится? — дыша мне в лицо, проскрипел незнакомец. — Чего вас несет-то куда не надо?

— Работа у нас такая, — поморщившись, ответила я.

— Плохая у вас работа, девушка, очень плохая, — выпрямившись, произнес мужчина. — Теперь из-за нее вам придется умереть, не дожив до спокойной старости. Жаль, но ничего не поделаешь. Вы сунулись туда, куда не следовало. Кстати, Шурик, где девочка? — повернувшись к Курдову, задал вопрос незнакомец. — Куда ты ее спрятал?

— Не я спрятал, а они, — мотнул в мою сторону головой Александр. — Я же говорю, они мне вечно мешаются. Их нужно убить, они слишком много знают и даже хотели сдать меня ментам.

— Ну, это-то они правильно решили, — заулыбался незнакомец. — Но с этим придется пока повременить, ты нам еще на свободе сгодишься, в отличие от них.

Сказав это, мужчина вновь повернулся ко мне и, нагло ткнув своим пальцем мне в лоб, повелительным тоном спросил:

— Где ребенок?

— Не здесь, — так же коротко ответила я, уже поняв, что если признаюсь, то нас всех точно сейчас убьют. Лучше пока потянуть время, хотя, в общем-то, надежды на спасение почти никакой не было.

— Ясно, что не здесь, — огрызнулся мужчина. — А где?

— Там, где ей и положено быть, — продолжала я ходить вокруг да около. — И если вы думаете, что я отдам ее неизвестно кому — тем более что вы, судя по всему, можете причинить девочке вред, то вы сильно ошибаетесь.

Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости, но все это я сказала так серьезно и уверенно, что неизвестный на миг даже опешил. Но потом вновь приблизился ко мне и, схватив одной рукой за волосы, резко закинул мою голову вверх, отчего мне стало ужасно больно. Не выдержав, я вскрикнула.

— Что, больно? — явно наслаждаясь моими мучениями, спросил незнакомец. — Вот-вот, и будет еще больнее, если ты не станешь отвечать на мои вопросы так, как надо. Поняла? Поняла, я спрашиваю? — еще сильнее потянув за волосы, переспросил мужчина.

Я едва выдавила из себя короткое «да» и тотчас была отпущена.

— Вот и отлично, — порадовался мужчина и сразу же спросил: — А теперь говори, где девочка?

— С одним из моих коллег, — вынуждена была признаться я, между тем торопливо пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. — Только вы ее все равно не найдете, она далеко. Впрочем, я могу вам показать это место, но только после того, как вы скажете, зачем вам нужна девочка и кто вы такие?

— Ты еще смеешь мне указывать! — разозлившись, прошипел бандит. — Я недоступно все объяснил? — Он приготовился снова схватить меня за волосы, но я удачно увернулась и, резко отскочив в сторону, сказала:

— Я не указываю, а интересуюсь.

— Хорошо, я удовлетворю твое любопытство. Тем более что ты все равно унесешь эту информацию с собой на тот свет, — согласился мужчина. — Я тот, кого обделили и обидели. Тот, на кого плюнули и кого променяли на какую-то дрянь. Разве это справедливо? Нет, несправедливо, поэтому я сейчас и стою перед вами.

— Так вы сын Григория Лукьяновича Фомичева, — догадалась я. И тут же укорила себя за то, что вовремя не проверила сыновей второго мужа Виктории Мясниковой, несмотря на то, что такая мысль мне в голову все же приходила. Вина Курдова мне казалась более очевидной, а потому я упустила из виду родственников убитой женщины и вот теперь расплачиваюсь.

— О, а ты сообразительная, — подивился моей быстрой догадке мужчина и добавил: — Да, я его сын, Иван.

— Значит, вы заставили Александра убить свою жену и теперь при его помощи стараетесь добраться до наследства, не привлекая к себе внимания, — продолжила развивать свою мысль я. — Вам хочется вернуть себе все то, что должно было быть, как вы считаете, вашим.

— Вот именно, — усмехнулся в ответ Иван Григорьевич. — Вот именно. Все так и есть. А теперь говори, куда ты дела девочку? Иначе тебе не жить.

— Мне же, кажется, в любом случае не жить, — попыталась пошутить я. — Вы ведь сразу предупредили, что убьете меня. Так зачем же мне вам что-то говорить?

— А затем, красавица, — снова зашипел Фомичев, — что умереть ты можешь быстро, а можешь медленно и мучительно. Какая из смертей тебе нравится больше?

— Вообще-то мне больше нравится жизнь, — едва не теряя сознание от страха, но при этом гордо вскинув голову вверх, произнесла я. И тут мне пришла в голову мысль: «А если попробовать сделать вид, что я потеряла сознание? Меня на какое-то время оставят в покое и перестанут приставать с вопросами. Да, но тогда они наверняка начнут приставать с ними же к Виктору и Маринке. Насчет нашего фотографа я даже не переживала: из него им и слова вытянуть не удастся, но что касается Маринки… Нет, идея с обмороком явно не годится».

Пока я судорожно соображала, как быть, сын Фомичева также призадумался. Затем дал своим ребятам знак, чтобы они схватили меня, и его приказание мгновенно было выполнено. Мне скрутили руки, лишив возможности двигаться.

— Как думаешь, что мы сделаем сейчас с тобой? — ехидно поинтересовался Иван.

Я промолчала, отведя взгляд в сторону и давая понять, что не желаю с ним общаться. Это вывело Фомичева из себя, и он, резко размахнувшись, сильно ударил меня рукой по щеке. Лицо словно огнем опалило, я почувствовала звон в голове, но все же ничего не ответила. И продолжала молчать, хотя у самой от унижения и боли на глазах выступили слезы, и совладать с ними я никак не могла.

— Еще хочешь? — насмешливо поинтересовался Фомичев.

Я вновь не ответила ему. Тогда он нанес мне еще один удар. Но, увидев, что его методы не действуют на меня и я продолжаю молчать, одним движением руки разорвал на мне блузку. Я осталась стоять перед всеми в одном нижнем белье. Мгновенно мои щеки еще больше покраснели, но теперь уже не от ударов, а от стыда. Я не знала, что делать. Мне было ясно, что стоит мне сейчас признаться, где находится девочка, как нас всех убьют, а ее заберут с собой. Я тянула время, надеясь, что Виктору все же удастся вырваться и дать отпор этим негодяям, но не слышала, чтобы он что-то предпринимал. Больше терпеть я уже не могла.

Сгорая от стыда, я осторожно подняла глаза и столкнулась взглядом с Курдовым. Александр в упор смотрел на меня, но не с прежней ненавистью, а совершенно иначе. В его взгляде чувствовалось сочувствие. Тут же вспомнив о том, что Курдов прекрасно знает, где находится его дочь — ведь он слышал, как я говорила Ромке, куда ее следует отвести, — но почему-то молчит, я поняла: он также не желает отдавать девочку этому негодяю. Такой вывод придал мне сил и надежды на то, что у нас все еще может получиться.

Теперь уже более решительно вскинув голову вверх, я насмешливо произнесла:

— Что ж, а вы совсем неоригинальны в своих поступках. Я ожидала от вас большего.

— Что? Ты еще смеешь надо мной насмехаться? — окончательно озверел Фомичев и со всей своей злостью вновь ударил меня по лицу.

Теперь я уже не почувствовала ни боли, ни жжения, ни звона в голове, а только осознала, что медленно теряю сознание.

* * *

Не знаю, сколько времени прошло после того, как я упала в обморок, но, когда очнулась, поняла, что ситуация в доме кардинально изменилась. Меня больше не держали за руки, меня больше не били, и передо мной не маячило противное лицо Ивана Фомичева. Напротив, я лежала на чем-то мягком, вокруг царил полумрак, слышались чьи-то голоса, которые я пока еще не различала. С большим трудом открыв глаза и увидев перед собой только потолок, я попыталась поднять голову, но кто-то тут же вернул ее на место и тихо сказал:

— Не вставай, тебе нужно немного отлежаться.

Я с усилием повернула вновь начавшую кружиться голову в сторону и посмотрела на говорившего. Это была Маринка. Она сидела возле меня и ласково поглаживала мою руку.

— Хорошо, что ты очнулась. Я так боялась, что ты не выживешь, — поймав мой взгляд, произнесла Маринка и тут же принялась меня нахваливать: — А ты держалась молодцом. Я даже и не подозревала, что ты такая смелая. Как ты им отвечала! Я все слышала в кухне. И Виктор слышал, только его держали сразу десять человек, вот он и не мог прийти к тебе на помощь. А так бы непременно всех раскидал в стороны и освободил нас.

— Так нас спас не Виктор? — немного удивилась я. — Но кто же тогда?

— Здоренко, — не сумев даже сейчас не вложить в свой голос хоть частичку своей нелюбви к майору, пробубнила Маринка.

— Майор? — еще больше удивилась я. — Но как… как он узнал, что его помощь необходима?

— Следил за нами, паразит, — вздохнула Маринка. — Как только мы его покинули, так сразу и стал следить. Он сказал, что, зная нас, сразу догадался: мы спокойно сидеть не будем и обязательно что-то предпримем. Вот и выставил за нами слежку, а мы ее даже и не заметили. Но это хорошо, что он следил, иначе не знаю, что бы с нами со всеми сделали, — все же признала заслуги Здоренко Широкова. — Будет время, скажу ему спасибо.

— А где он сейчас? — поинтересовалась я, вновь попробовав поднять голову и осмотреться по сторонам.

— Поехал к себе в отдел. Забрал этих двоих вместе с их ребятками — с теми, кто не успел разбежаться, — и повез, — пояснила Маринка. — Ну а мы тебя в машину перенесли и домой доставили. Сейчас Ромка и Виктор поехали за Кряжимским, а я осталась дожидаться, когда ты очнешься.

— А который сейчас час? — поинтересовалась я.

— Начало восьмого утра, — пояснила Маринка. — Мы просто шторы закрыли, чтобы ты смогла спокойно поспать.

— Ты же сказала, что я была без сознания… — не поняв, что имеет в виду Маринка, переспросила я.

— Ну да, была. Мы же врача вызывали, и тебе сделали укольчик успокоительный. Мы боялись, что эти уроды тебя сильно покалечили, но вроде все на месте. Правда, лицо… — Маринка поморщилась.

Я же усмехнулась и добавила:

— Представляю себе.

— Но ты не переживай, — тут же принялась успокаивать меня Маринка. — Опухоль быстро пройдет, и через недельку ты будешь как новенькая. А пока дома побудешь, мы на работе уж сами как-нибудь справимся. Ведь не в первый раз.

— Спасибо, — поблагодарила я за все Широкову.

— Да не за что, — скромно ответила она и грустно вздохнула.

Мы несколько минут посидели в тишине, а когда за окнами послышался знакомый рев машины, встрепенулись. Маринка, тоже узнав мою «Ладу» по шуму двигателя, поспешила в прихожую открывать дверь нашим вернувшимся мужчинам. Вскоре они вошли в комнату и, замерев на пороге, неловко замялись. Но тут их растолкал Кряжимский и, при виде меня заохав, направился к кровати. Быстро приземлившись возле меня на стул, он грустно вздохнул и сказал:

— Какое счастье, Ольга Юрьевна, что вы живы! Я так напугался, когда эти двое сказали мне, что вы при смерти.

— Они преувеличили, — улыбнулась в ответ я. — Я всего лишь без грима.

Шутка понравилась всем, и на лицах коллег появились улыбки. Затем Маринка предложила всем кофе и даже принесла его в комнату, где мы и принялись его распивать. Попутно Кряжимский пожаловался на то, что всю ночь ему снились кошмары и он буквально сердцем чувствовал — что-то должно случиться. Проснувшись ночью, хотел позвонить мне, но потом передумал и решил дождаться утра. Когда же явился на работу и не обнаружил там никого, сильно заволновался. Если бы не подоспевшие вовремя Виктор с Ромкой, наверное, начал бы обзванивать все милицейские участки и больницы.

Выслушав Кряжимского, я спросила у остальных:

— А что стало с девочкой?

— Ее забрал настоящий отец, — ответил мне Ромка.

А Маринка пояснила:

— Сразу, как только этих увезли, мы позвонили старикам Мясниковым, и они приехали и забрали ее. Теперь, наверное, отсыпаются.

Сказав это, Маринка сладко зевнула и прислонила голову к стене.

— Ой, да вы же, наверное, совсем не спали сегодня, — вспомнив о всех последних событиях, заметила я.

В ответ мои коллеги только пожали плечами, но по их лицам я поняла, что никто действительно до сих пор еще не ложился. Мне стало неудобно за то, что я одна отдыхаю, тогда как другие вынуждены делать за меня всю работу, а потому сразу предложила:

— А давайте-ка укладывайтесь все спать у меня. Вам нужно отдохнуть, так что на сегодня я даю всем полный выходной день. Мы это заслужили.

— Так, а что же делать мне? — поинтересовался Кряжимский. — Я-то ведь уже свое вздремнул.

— Можете похозяйничать на кухне, — первой нашла что ответить Маринка. — Думаю, никто не будет против, если к моменту нашего пробуждения стол будет накрыт всякими вкусностями. Ведь так?

Все дружно кивнули, а на лице Кряжимского выразилось недоумение, которое, впрочем, тут же перешло в улыбку.

* * *

Стоя у распахнутого окна, я вдыхала в себя свежий утренний воздух. В квартире было прохладно, но эта прохлада была желанной, тем более я хорошо знала, что через несколько часов ее заменит невыносимая жара. Я еще раз глубоко вздохнула и, достав из лежащей на подоконнике пачки сигарету, закурила. С тех пор, как меня так жестоко и, главное, без причины разукрасили, прошло чуть более недели, но я все еще так и не вышла на работу. Раны на лице почему-то заживали медленно, и синяки до сих пор были очень заметны. В таком виде я просто не решалась появляться на людях, а потому Виктор перевез мне мой рабочий компьютер прямо сюда, домой, чтобы я могла писать статьи, не выходя на улицу. По вечерам все мои коллеги заезжали ко мне в гости и привозили продукты, так как я стеснялась даже ходить в магазин. Мне такая забота очень нравилась, и за эту неделю я смогла нормально отдохнуть, чего мне давно уже не удавалось.

Что же касается дела Курдова и Сони Мясниковой, то там также все разложилось по полочкам и встало на свои места. Сразу после того, как Здоренко забрал в отдел Курдова и Фомичева, он начал проводить доследование и очень скоро выяснил много интересного. Как оказалось, убил Викторию Мясникову вовсе не ее бывший муж, а сын ее второго супруга, тот самый, что разукрасил мое лицо. Он же и подставил Курдова, заманив его в поселок в тот день, когда случилось убийство. А Курдов и понятия не имел, зачем его бывшая жена прислала ему письмо с просьбой приехать в тот поселок, где находилась ее дача, и подождать ее у пруда.

Ломая над этим голову, Александр все же направился на встречу в надежде, что ему удастся занять у жены денег. Когда же женщина не появилась в назначенный срок, решил пойти к ней сам и на месте выяснить, зачем она его сюда вызвала. Приблизившись к дому, он заметил, что тот горит, и сразу поспешил убраться восвояси, понимая, что на него может пасть подозрение. Чуть позже его и в самом деле вызвали в милицию, но к этому моменту он уже успел позаботиться о своем алиби и даже продал машину, которую все равно собирался менять.

Что касается самого Фомичева, то он сразу же после того, как узнал о завещании и понял, что ему отец не оставил ничего, сильно разозлился. Еще больше выводило его из себя то, что он, давно работавший в компании отца, теперь должен подчиняться какой-то там выскочке, которая к тому же намного его моложе. Именно в тот момент он и задумал убрать женщину со своего пути и вернуть себе все состояние отца. Он еще раз изучил завещание и сразу же сообразил, что наследницей после смерти Виктории станет ее дочь, а родители, вероятно, будут опекунами.

Последних он в расчет не брал, решив, что их достаточно будет запугать. Что же касается отца Сони, то с ним все обстояло сложнее. Его также необходимо было убрать, чтобы не вздумал претендовать на наследство. Убрать же Курдова он надеялся не своими руками, а руками правосудия, надеясь, что подозрение в убийстве Виктории падет на Курдова и его упекут за решетку. Не рискуя пока засвечиваться после всего содеянного, Фомичев выжидал, пока дело об убийстве затихнет и будет отложено в долгий ящик. Только после этого он планировал подать документы на усыновление девочки.

Курдов же, не подозревая ни о каком наследстве и даже не догадываясь, что его подставили, решил забрать себе девочку в надежде получить квартиру, оставшуюся от жены, и те деньги, которые она успела отложить. Квартиру он надеялся сразу продать, а деньгами погасить долг кредиторам, которые стали давить на него за слишком долгую задержку. Подкупив одного из работников социальных служб, он попросил, чтобы тот помог ему оформить документы на опекунство, и вскоре добился разрешения. Забрав у стариков Соню, Курдов случайно наткнулся на нашу Маринку и, заметив, что ей понравился, решил окрутить ее и использовать как бесплатную няньку и домработницу. Нанимать кого-то у него не было возможности, а квартира давно уже нуждалась в женской руке.

Фомичев же, спохватившись слишком поздно, понял, что его опередили, а потому стал искать другой способ получения наследства. Ничего, кроме как шантажировать Курдова, в голову ему не пришло. Быстренько отпечатав те фотографии, которые его человек сделал в момент нахождения Курдова в поселке, он приехал к Александру и показал их ему. Затем объяснил, что поможет ему отмазаться от ментов, но взамен тот отдаст ему все, что по наследству перешло девочке от его отца. На квартиру Виктории и ее собственные средства он не претендовал.

Узнав о том, что Сонечка — богатая наследница, а значит, богат и он, Курдов очень обрадовался и, сразу согласившись выполнить все, что нужно, стал пользоваться помощью Фомичева для того, чтобы быстрее начать распоряжаться наследством. Когда же до получения этого разрешения осталось совсем чуть-чуть, Курдов стал искать возможность избавиться от Фомичева, но тот быстренько дал понять, что ничего у Александра не выйдет. И Курдов смирился.

Но тут до него дошли слухи о хождении бабушки девочки по инстанциям и ее попытках доказать, что Курдов убил ее дочь. А тут еще девочка рассказала ему, что Лариса Евгеньевна зачем-то забирала ее из садика и водила в больницу. Это сильно напугало Александра, и он понял, что старушка может привлечь к нему внимание милиции, и тогда он уже не отвертится, не докажет своей непричастности к убийству, ведь улики против него хоть и косвенные, но имелись. Он даже догадался, что может так оказаться, что он вовсе и не отец ребенка. Это заставило его действовать решительно, и Курдов попытался покинуть город, спрятавшись сразу ото всех. Посчитав, что на имеющиеся у него теперь деньги он сумеет купить себе новый паспорт и обеспечить свою безопасность, Курдов быстро собрал вещи и уехал в тот дом в Затоне. А утром он планировал сесть на самолет и улететь из Тарасова. Но у него ничего не вышло, так как все планы расстроили мы, заявившиеся к нему ночью. Ну а остальное уже известно.

Остается добавить только, что девочку позволили усыновить Максиму Аникину, тем более что Курдова обвинили в сотрудничестве с Фомичевым и желании завладеть наследством девочки. Фомичева приговорили к десяти годам. Курдову дали меньше, но все же на свободе он окажется теперь не скоро. Что касается самого наследства, из-за которого и произошел весь сыр-бор, то его Максим и старики Мясниковы решили пока не трогать, оставить до повзросления девочки.

Вспомнив обо всем этом, я вздохнула, пожалев Курдова, который, в общем-то, пострадал почти ни за что. Да, он хотел заполучить квартиру и деньги своей бывшей жены, использовав в корыстных целях собственную дочь, но ведь он просто пользовался моментом, а никого не убивал. К тому же по-своему, но он все же любил девочку — это я поняла еще в том доме, когда Курдов не признался Фомичеву, что знает, где сейчас находится его дочь. Ему и рассчитывать было совершенно не на что, но он все же молчал. Но, видимо, за все в жизни приходится платить, особенно за корыстные поступки, и плата эта для каждого различна.

Затушив сигарету, я собралась было отойти от окна, но тут увидела, как к дому подходит Маринка с какими-то пакетами. Порадовавшись тому, что она решила меня навестить, я пошла открывать ей дверь, а как только Широкова вошла в квартиру, по-дружески обняла ее.

— Ну как, завтра думаешь выходить? — первым делом поинтересовалась Маринка. — А то без тебя у нас как-то уж больно тихо. Никто никого не гоняет, одним словом — тоска смертная.

— А, поняли все-таки, что я жизненно необходима, — улыбнулась я. — Кстати, а почему ты одна? Где остальные?

— Ну, остальным я сегодня дала выходной, — как бы невзначай произнесла Маринка и, понимая, что сейчас последует мое возмущение, тут же поторопилась добавить: — Все равно ведь делать нечего. Мы аж три номера досрочно напечатали, куда лететь-то так. А без отдыха никак нельзя. Ведь правда?

Сказав это, Маринка преданным взглядом посмотрела мне в глаза, и я вместо того, чтобы поругать ее, просто улыбнулась. Обрадованная тем, что ее не стали пилить, Широкова принялась выкладывать на кухонный стол все то, что она мне принесла, а заодно и рассказывать о своем житье-бытье.

— Знаешь, а ведь я снова ездила на тот конезавод, — первым делом сообщила она. — Помнишь, там был парень, который учил меня ездить на пони?

— Ну помню, — откликнулась я и тут же сказала: — Только не говори, что ты теперь влюбилась в него.

— Ну, не влюбилась, а просто он мне нравится. Такой хороший, просто чудо! У меня сегодня с ним встреча. Он обещал показать мне, как ездить в дамском седле. Здорово, правда? Но это все мелочи, я тебе совсем другое хотела рассказать… — Маринка сделала небольшую паузу, вздохнула и продолжила: — Представляешь, Курдов прислал мне письмо. Я так удивилась, увидев его! А когда прочла, еще больше удивилась. Он попросил у меня прощения, и…

— И предложил встречаться снова, — закончила я за Маринку, предположив продолжение.

— Да. А как ты догадалась? — удивленно спросила Маринка и уставилась на меня своими ясными глазищами.

— Уж догадалась, — засмеялась я в ответ. — У тебя же все и всегда по одному сценарию происходит, даже ломать голову не приходится.

— Как ты думаешь, мне написать ему в тюрьму? — серьезным тоном поинтересовалась Широкова, мгновенно перескочив с одного на другое. — Я что-то никак не могу принять решение: писать или не писать. Вроде сначала кажется, что стоит написать, ему ведь наверняка там одиноко, да к тому же он за свое поведение уже извинился. Потом похожу немного и решаю не писать. Как-никак, а он ведь меня все же использовал в личных целях и унизил. И даже когда меня выкрал дед Тимур, не попытался искать.

— Напиши, — спокойно произнесла я, даже не дослушав Маринку. Я слишком хорошо ее знала, а потому понимала, что уже завтра моя подруга и коллега непременно влюбится в кого-то еще, а значит, забудет о каком-то там Курдове. Сколько у нее таких уже было. Стало быть, даже переживать по этому поводу не стоит. — Ему будет приятно.

— Думаешь? — обрадовалась моему ответу Широкова и тут же радостно принялась рассказывать, что она ему напишет, как пойдет на свидание, возьмет с собой девочку и ее родного отца, как обрадуется этому Александр, будет плакать и благодарить ее за все.

Я слушала ее молча, тихо улыбаясь и думая про себя, что Маринка все такая же наивная, какой была и раньше. Вечно у нее в голове витают всякие романтические идеи и мысли, большая часть которых просто неосуществима. Ну что же, мечтать пока еще никто не запрещал!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg