«Завещание бедной красавицы (сборник)»

Светлана Алешина Завещание бедной красавицы (сборник)

Завещание бедной красавицы

Глава 1

Путь предстоял неблизкий, поэтому я решила разместиться с максимальным комфортом, поудобнее устроившись на переднем сиденье «Волги». Рядом, на месте водителя, сидел Костя Шилов, наш телевизионный шофер, надежный парень. Он не принадлежал к числу сотрудников моей бригады, но очень часто работал с нами, нередко выручал нас всех, и меня в частности, из разных передряг, в которые мы то и дело попадаем из-за своей профессии.

Когда представлялась возможность, Костя всегда старался работать с нами. Говорят, это из-за того, что он давно и безнадежно влюблен в меня, ведущую телепередачи «Женское счастье» Ирину Лебедеву.

Я, Ирина Анатольевна Лебедева, тележурналистка. Веду довольно рейтинговую программу на местном тарасовском телевидении. «Женское счастье» – ток-шоу в прямом эфире, пользующееся едва ли не самой большой популярностью в Тарасове и губернии.

Теперь вся наша съемочная бригада, точнее большая ее часть, отправилась на очередную репетицию. Мы готовили передачу о женщине, владелице сети дорогих и популярных в Тарасове салонов красоты. В передаче я хотела рассказать, как Элла Анатольевна добилась таких успехов в сфере бизнеса. Женщина она была довольно популярная, и многим ее ровесницам было весьма интересно узнать, какие женщины живут рядом с ними в Тарасове, как Элле Анатольевне удалось преуспеть и выжить в столь жестоком ныне мире бизнеса.

Кроме меня и Кости сегодня на репетицию выехало еще три человека. Все они расположились на заднем сиденье, с трудом втиснувшись туда. Я на правах популярной телеведущей воспользовалась своим служебным положением и устроилась рядом с Костей, спереди.

Галина Сергеевна, наш режиссер, женщина весьма темпераментная и эмоциональная. Нельзя сказать, что у нее легкий характер, но мы все уже привыкли к ее причудам и отлично уживались в одной команде.

Рядом с Галиной Сергеевной сидела Лера – Валерия Казаринова, – помощник режиссера. Вот с Лерой все обстояло гораздо проще, нежели с Галиной Сергеевной. Характер у Леры был уживчивый и миролюбивый. Эта довольно молодая особа лет двадцати имела очень полезный и подчас просто необходимый талант – она умела замечательно все организовывать, – у девушки были поистине природные способности к этому. Поэтому если нужно было что-то сделать, достать для съемки, то лучшей кандидатуры, чем Лера, найти было невозможно. Лера всегда могла в считанные минуты добыть машину с водителем, когда нужно было выезжать на съемки или репетицию, причем почти всегда водителем был Костя Шилов. Лера умела быстро и четко подготовить любые данные, необходимые мне по ходу подготовки передачи. В общем, частенько она выручала нас, и за это ее любили и ценили все в нашей бригаде, не исключая и меня.

Была, правда, у нее одна небольшая странность – Лера тщательно следила за своим здоровьем и самочувствием. Она не пила и не курила в принципе, кроме того, постоянно соблюдала какие-то диковинные диеты. Причем со временем они менялись, но от этого, по словам самой Леры, не становились менее эффективными.

Вот и сегодня, сидя на заднем сиденье, девушка хрумкала яблоко. Утром она торжественно провозгласила, что сегодня у нее разгрузочный день и ничего, кроме яблок, она есть не будет.

Рядом с Лерой расположился Павлик. Он периодически пытался откусить кусочек от Лериного яблока, наклоняясь к нему и забавно хватая ртом воздух. Лера лишь отмахивалась от Павлика, сердито насупив брови, но на самом деле с трудом сдерживала улыбку.

Павлик, наш оператор, парень, безусловно, талантливый, но чудовищно ленивый. Чтобы заставить его работать, нужно приложить столько усилий, что порой легче было бы все сделать самой. Павлик вообще-то не принадлежал к числу моих сотрудников, но постоянно работал с нашей бригадой, а в свободное время отирался в нашем кабинете – дремал в высоком удобном кресле, мотивируя это тем, что он в нем чувствует себя просто превосходно и оно дает ему заряд бодрости.

Бодрость, которой Павлик подпитывался от нашего кресла, никто и никогда не ощущал, но тем не менее все уже давно смирились с тем, что оператор стал почти неотъемлемой частью меблировки нашего кабинета.

– Вот ведь куда нелегкая занесла людей жить… – произнес Павлик, разглядывая редкую растительность за окном.

Мы уже выехали за город и теперь мчались по трассе, ведущей к небольшому поселку, выросшему не так давно и еще не имевшему названия. Здесь расположились красивые богатые коттеджи «новых русских» и просто состоятельных людей. К одному из них и лежал сегодня наш путь.

С левой стороны виднелись еще не достроенные дома, а по правую руку простирался ухоженный микрорайон: двух– и трехэтажные дома, огороженные заборами, во дворах виднелись разнообразные насаждения. Деревца были молодыми, так как хозяева только недавно стали обзаводиться садами.

Чуть позже, где-то через месяц, здесь будет просто райский сад. Фруктовые деревца начнут белеть от цветов, распустившихся и расточающих невероятно приятный аромат по округе. А пока за окном машины виднелись лишь голые тоненькие деревья да бурая земля, кое-где покрытая едва пробившейся травкой.

На дворе стоял апрель, но было еще довольно холодно. Погода в этот период весьма переменчива: то пугают едва ли не январские морозы со снегом, то вдруг неожиданно пригревает по-весеннему теплое ласковое солнышко.

Сегодня погода улыбнулась – солнце светило довольно ярко, правда, дул прохладный ветерок, но он ничуть не портил общего впечатления от прихода долгожданной весны.

Еще издалека я заметила нужный нам дом. Это был совсем новый коттедж из красного кирпича с ярко-зеленой крышей. Вокруг него, на огороженной территории, не росло ни единого деревца – хозяева еще не успели обзавестись садом, – зато возле дома было отнюдь не пустынно.

Во дворе и прямо на дороге стояло несколько машин. Среди них милицейский «уазик» и «Скорая помощь».

– Это тот дом? – спросил Костя, кивком показывая на кирпичный особняк.

– Да, – произнесла я, озабоченная присутствием машин. – Интересно, что там случилось?

– Да, что это там? – услыхала я сзади голос Леры. – Там явно что-то произошло.

Все трое, сидевшие на заднем сиденье, как по команде наклонились вперед и пытались высмотреть хоть что-то. Павлик, в свойственной ему манере, слегка не разобрал, что произошло.

– Там милиция, – удивленно произнес он, будто только что заметил присутствие «Скорой» и милиции. – Это у того дома, куда нам нужно?

– Да, – ответила я. – Только этого нам и не хватало. Надеюсь, не случилось ничего ужасного.

– Похоже, ваши надежды не оправдаются, Ирина! – Костя всегда был реалистом в отличие от всех нас. – Раз там милиция, видно, дело серьезное.

Мы остановились на дороге, не доехав нескольких метров до въезда во двор. Вся наша съемочная бригада высыпала из машины и направилась к дому Эллы Анатольевны Осиповой. Во дворе я заметила милиционеров в форме. Увидев нас, молодой страж порядка сразу сделал решительный шаг в нашу сторону и строго спросил:

– Вы куда?

– Мы – съемочная бригада телевидения, – произнесла я, показывая ему удостоверение. – У нас назначена на сегодня репетиция с Эллой Анатольевной… А что случилось? – задала я наконец самый существенный вопрос.

Милиционер как-то странно посмотрел на меня и проговорил уже более дружелюбно:

– Сюда сейчас нельзя. И… боюсь, ваша съемка на сегодня сорвалась. Элла Анатольевна погибла.

– Что?! – в один голос воскликнули мы с Лерой и Галиной Сергеевной.

– Вы подождите пока тут, в доме сейчас врачи и милиция, попозже пройдете…

– Попозже нам уже будет не надо… – пробормотала я, отходя в сторону и уводя за собой своих коллег.

Мы немного отошли и стали наблюдать за происходящим издали. Вскоре из дома показались два человека с носилками в руках, на которых лежало тело, покрытое простыней. Очевидно, это и была Элла Анатольевна Осипова – несостоявшаяся героиня моей передачи.

Милиция и «Скорая» уехали, а мы все же решили войти в дом и разузнать о подробностях случившегося.

Надо же, какая досада! Передача горит, а тут такое! Я не успеваю подготовить новый материал для выпуска!.. Что же делать?

Когда все поутихло, мы прошли во двор и, приоткрыв дверь – она оказалась не заперта, – вошли в дом. Там царила неразбериха и суета. Впрочем, суета была какая-то тихая, нешумная.

Я увидела девушку, идущую через холл, и окликнула ее:

– Извините, можно вас на минутку?

Девушка повернула голову к нам и, увидев, заметно удивилась. То и дело оглядываясь, ища кого-то поблизости, девушка неторопливо подошла к нам.

– Слушаю вас! – Она с любопытством оглядела нашу компанию.

– Мы с телевидения, – представилась я. – И у нас с Эллой Анатольевной на сегодня была назначена встреча. Вы не могли бы объяснить, что здесь произошло?

– С телевидения? – девушка изумилась. – Ах, да… – Она будто что-то вспомнила. – Вы ведь из «Женского счастья»? Элла говорила, что у вас на сегодня репетиция назначена, но… боюсь, что… уже… ничего не получится. Элла… погибла.

– А что произошло? – с присущей ей эмоциональностью спросила Галина Сергеевна.

– Элла погибла. Несчастный случай, – терпеливо пояснила незнакомая девушка.

– Как же нам теперь быть? – растерянно спросила Лера, обращаясь скорее сама к себе.

– Не знаю, ничем не могу помочь… – ответила девушка и растерянно оглянулась. – Вы извините, мне нужно идти.

Она оставила нас одних, а сама направилась по ступенькам вверх. Мы потоптались еще немного, не зная, что предпринять. Первым сориентировался Костя:

– Ну что? Ясно, передачи уже не получится и нам здесь делать больше нечего. – Он окинул взглядом всех присутствующих, кивком показав на дверь.

Мы было развернулись, чтобы уходить, но произошло нечто, что не дало нам сделать этого и повлияло на весь ход дальнейших событий. Если бы не произошло того, что произошло, мы бы спокойно уехали обратно в Тарасов и вскоре забыли бы обо всей этой истории.

На улице послышались два голоса – мужской и женский. Женский громко причитал, а мужской пытался успокоить. Вскоре мы увидели обладателей этих голосов, и мужчину, и женщину, лет шестидесяти, входящих в дом. Женщина плакала и вытирала лицо платком, а мужчина поддерживал ее под локоть.

– Господи! И как же так?.. – женщина теперь причитала во весь голос, и мне не составило особого труда догадаться, что это, скорее всего, родители погибшей Эллы.

– Ну-ну, успокойся… – тихо приговаривал мужчина, хмуря брови и зная, что все равно его слова не возымеют действия.

Женщина же продолжала безутешно рыдать, голосить:

– Эллочка, господи, девочка моя! О-о-ой!

Войдя в дом, оба остановились. Мужчина озирался в поисках стула, чтобы усадить жену. Тут с верхней площадки послышался голос девушки, с которой мы только что разговаривали:

– Ой, господи! Приехали уже!

Девушка торопливо сбежала по ступенькам и подошла к родителям Эллы, обняла плачущую женщину.

– Наташенька, да как же это?.. – запричитала женщина, уткнувшись в плечо девушки.

Та гладила ее по волосам, а мужчина, разбитый и растерянный, стоял рядом и не знал, что предпринять.

Вскоре спустились и остальные присутствующие, обступив родителей Эллы и тихонько переговариваясь. Мы, неловко себя чувствуя, стояли рядом, не смея двинуться с места. Трагедия застала врасплох и нас. Вид у всей телебригады был тоже не из лучших. Костя угрюмо вздыхал, Галина Сергеевна качала головой и что-то негромко бубнила себе под нос. Лера же смотрела на все происходящее широко раскрытыми глазами. А Павлик, недоумевая, крутил головой налево и направо, как и мы, не зная, что теперь делать.

Наконец понемногу все успокоилось, однако не знаю почему, но мы все еще не уходили из дома Эллы. Наконец Наташа заметила и нас и пригласила в гостиную:

– Да проходите, проходите, что вы стоите здесь?

Проходить нам, собственно говоря, было незачем, и это было совершенно очевидно. Но то ли от природного любопытства, то ли вследствие своей профессии мы все же согласились пройти, расположившись на диване и стульях в гостиной.

Здесь собралось довольно много народа. Кроме все еще плачущих и причитающих матери с отцом, в гостиной собралось еще несколько человек. Наташа, видимо близкая подруга покойной, успокаивала родителей Осиповой, за столом разместились двое мужчин и женщина. Еще один молодой мужчина стоял у окна с совершенно потерянным видом. Волосы его были взъерошены, он обхватил голову руками и, тупо уставившись в пол, почти не реагировал на происходящее.

Вскоре в комнату вошли еще двое: один в милицейской форме, другой в штатском.

«Представители правоохранительных органов», – догадалась я.

Тот, что в форме, встал у двери, второй, постарше, принялся опрашивать присутствующих.

Я внимательно следила за происходящим, вслушивалась в разговоры.

Сегодня утром Эллу нашли в ванной комнате. Она лежала в джакузи и была мертва. Смерть наступила в результате того, что в воду упал маленький магнитофон, находившийся тут же, в ванной. Вероятно, он стоял на краю ванны и упал в воду. На Элле были наушники: перед смертью она слушала музыку. Осипову убил мощный разряд электрического тока. Она скорее всего даже не успела понять, что произошло. Смерть была моментальной.

Когда оперативник в штатском рассказывал об этом, мать Эллы снова разрыдалась. Наташа тут же подсела к ней и принялась успокаивать.

– Ей не было больно, тетя Катя, утешьтесь хотя бы этим. Я понимаю…

Наташа не нашлась что сказать еще, чтобы успокоить мать, потерявшую дочь. Она не переставая гладила мать Эллы по спине, а женщина все рыдала, уронив голову на руки.

Выяснилось, что никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Накануне в доме Осиповых была небольшая дружеская вечеринка по случаю открытия еще одного нового салона красоты. На ней собрались все, кто и сейчас еще находился в доме. Коттедж расположен довольно далеко от Тарасова, поэтому подзадержавшиеся гости остались ночевать. Все разошлись спать около одиннадцати вечера, а Элла отправилась в ванную, чтобы немного освежиться и отдохнуть. В ванной она обычно слушала музыку в наушниках, этот раз тоже не стал исключением.

Элла довольно долго пробыла вечером в ванной, но никому и в голову не пришло проверить, все ли с ней в порядке. Даже муж – оказывается, молодой взъерошенный мужчина у окна был супругом покойной – не заподозрил ничего. Он лег спать и, так как изрядно выпил на вечеринке, уснул быстро и крепко, не заметив, что всю ночь проспал один, без жены. И только наутро, когда все начали подниматься, обнаружили отсутствие Эллы. Войдя в ванную, муж первым обнаружил ее и сразу же вызвал милицию и «Скорую».

Он сообщил страшную весть родителям Эллы, и они сразу же приехали. Все остальное мы видели собственными глазами…

В целом ситуация была ясна. Произошел несчастный случай, в результате которого погибла несостоявшаяся героиня нашего очередного ток-шоу.

Я заметила, как Павлик, следуя своей профессиональной привычке, незаметно снимает все происходящее на камеру, которую он взял с собой, чтобы запечатлеть репетицию.

Никто не обращал на него внимания, поэтому я тоже не запретила ему съемку: пусть будет на всякий случай, вдруг пригодится.

После того как уехала милиция и «Скорая» увезла тело Эллы, мы вышли во двор. На скамейке я увидела родителей Эллы Анатольевны: мать неподвижно сидела и смотрела себе под ноги, а отец стоял рядом и тихонько поглаживал жену по плечу.

Я подошла, чтобы выразить свои соболезнования. Мать Осиповой подняла на меня заплаканные глаза.

– А вы кто? Вы тоже вчера были здесь?

– Нет, мы с телевидения. Приехали, чтобы сделать репортаж о вашей дочери, а тут… Мне очень жаль, поверьте…

– Да… – протянула она. – Как все страшно… Как ужасно! – Женщина подняла на меня глаза и сказала с некоторой, как мне показалось, долей негодования или даже злости: – Все они хотели ее смерти. Теперь вот рады…

– Да что вы… – попыталась я возразить, но женщина была непреклонна в своем убеждении.

– Нет, я знаю, знаю, – упрямо твердила она. – Этот Коля, ее муж, он только и хотел, чтобы Эллочка побыстрее… Да и все они тоже… Может, кто-то из них ее и убил. – Женщина еще горше залилась слезами.

Муж пытался ее успокоить, но мать Эллы лишь отмахнулась от него.

– Даже и не говори мне! – воскликнула она. – Я знаю, что все желали ей скорейшей смерти. Они все ее ненавидели, все ей завидовали!

Я, конечно, понимала чувства матери, но нельзя же вот так обвинять ни в чем не повинных людей. Хотя кто знает… Милиция, опросив всех присутствующих, пришла к выводу, что произошел несчастный случай – именно так квалифицировали смерть Осиповой. Но мне почему-то тоже показалось странным, что случилось это именно тогда, когда в доме Осиповых собралось много народа. Кроме того, из рассказа мужа я поняла, что Элла часто таким вот образом проводила время – лежа в ванне и слушая музыку.

Странно, что ничего подобного не случилось раньше. Ведь если бы существовала опасность того, что магнитофон может свалиться в воду, не думаю, что женщина стала бы каждый раз водружать его на край ванны, рискуя своей жизнью.

Во мне вдруг заговорило профессиональное чутье, и захотелось подробно расспросить кого-нибудь о случившемся. И этим кем-то, мне показалось, может стать отец Эллы. Среди присутствующих он был единственным человеком, который сохранял относительную трезвость ума. Кроме того, мать Осиповой сказала, что ее дочь могли и убить. А это уже любопытно, тем более что Осипова была фигурой весьма заметной в мире бизнеса и наверняка у нее, как у многих удачливых предпринимателей, было множество врагов, которые имели повод ненавидеть ее и желать избавиться от нее.

Я подошла к отцу Эллы и тихо сказала:

– Извините, что беспокою вас в такой тяжелый час, но мне нужно поговорить с вами.

Он молча окинул меня взглядом и, не почувствовав никакого подвоха, согласно кивнул. Мы отошли в сторону.

– Я ведущая программы «Женское счастье» Лебедева Ирина Анатольевна. На сегодня была запланирована репетиция съемки передачи с участием вашей дочери… – Я вздохнула. – Мне очень жаль, что все так произошло… но, скажите, слова вашей супруги о том, что вашу дочь могли убить, это серьезно или просто результат пережитого стресса?

Отец Эллы помедлил, прежде чем ответить:

– Не знаю, Ирина Анатольевна. Кстати, меня зовут Анатолий Степанович. Катя, Катерина Юрьевна, говорит, что Эллу могли убить… Мне не хочется в это верить… Я не знаю… – Он тяжело вздохнул. – А вообще… Кто его знает? Бизнес – вещь жестокая. Да и все, кто здесь присутствует, все они не любили Эллочку. Каждый по-своему ненавидел ее.

– Но как же?.. – недоуменно спросила я.

– А вот так. И муж ее, и партнерша эта… Да все… Только вот ничего не докажешь. В милиции решили, что это несчастный случай, и все тут.

– А почему же вы промолчали, что у Эллы было много врагов, почему не сказали этого, когда был допрос?

– Да не до того было. – Анатолий Степанович устало кивнул на Екатерину Юрьевну. – Вы же видите, в каком она состоянии… Да и потом ничего ведь не докажешь… Они вон все словно сговорились, несчастный случай, несчастный случай…

Мое профессиональное чутье заговорило во мне с новой силой. Я уже почувствовала азарт: если здесь не все чисто, я этого так не оставлю. Сделаю репортаж, обязательно сделаю, я докопаюсь до истины. Если здесь действительно не все чисто, то мне непременно нужно узнать, кто и зачем мог желать смерти этой молодой женщине. Решив для себя, что раз уж передача не получилась такая, какой задумывалась изначально, то я вместо нее сделаю другой репортаж. Что-нибудь вроде «Памяти Эллы Осиповой». А кроме того, если правда, что Осипову убили, то тем более – передача получится наподобие «Тарасовского криминала».

Я давно донимаю нашего самого главного начальника Евгения Ивановича, чтобы он разрешил мне сделать такую авторскую передачу, но наш мудрый шеф считает, что «Женское счастье» – это более рейтинговая программа, и не позволяет мне сделать хотя бы пробный экземпляр передачи о криминале.

Будет у меня лишний повод доказать и показать ему, что я могу-таки заинтересовать телезрителей передачей иного рода, нежели пресловутое «Женское счастье». В конце концов, я же не могу всю свою жизнь до конца только и делать, что приглашать в студию известных женщин и задавать им вопросы. Надо же когда-нибудь попробовать себя и на другом поприще.

А Анатолий Степанович, заметив, что я заинтересовалась сказанным, продолжал:

– Вы знаете, Ирина Анатольевна, я даже сходил посмотрел. Там в ванной, где, как говорят, Эллочка поставила магнитофон, там и места-то для него нет. Не мог он устоять на самом краю ванны. Мало там места… – Вид у Анатолия Степановича был немного испуганный, а оттого казался заговорщицким.

– Да? – удивилась я. – А вы не позволите взглянуть и мне? – неожиданно для самой себя попросила я.

Анатолий Степанович оглянулся и проговорил, понизив голос:

– Наверное, можно. Только давайте подождем, пока все разъедутся.

На том и порешили. Я вернулась с своей съемочной группе и сообщила, что нам нужно еще немного задержаться здесь. Объяснила ситуацию, сказала, что, возможно, Элла Осипова погибла не случайно, как все здесь пытались представить, а ее убили.

Когда гости разъехались по домам, ко мне подошел Анатолий Степанович и спросил:

– Ирина Анатольевна, можно вас попросить кое о чем?

– Да, конечно.

– Вот вы говорите, что с телевидения… – неуверенно начал он. – А телевидение – это ведь, как говорят, четвертая власть… Если все же вы сможете выяснить, что Эллочка не сама погибла, могу я вас попросить, чтобы вы сделали репортаж об этом. Телевидение имеет большую силу, а вы пользуетесь такой популярностью… Может, хоть милиция тогда зашевелится и попробует найти преступника.

– Анатолий Степанович, я и сама хотела бы заняться расследованием этого дела, но у меня ведь нет никаких полномочий, я не оперативный работник, не следователь и даже не частный детектив… – начала я. – Кроме того, выпустить передачу или нет – это не от меня зависит. У нас есть начальство, которое решает, что мы будем делать. – Я заметила, как отец Эллы заметно сник, и решила его ободрить: – Но я обязательно постараюсь раскопать что-то, что подтвердило бы, что вашу дочь убили… Только мне нужен кто-то, кто смог бы помочь.

– Я смогу! – с готовностью заявил Анатолий Степанович. – Я знаю почти всех, кто здесь был, знаю о делах дочери и смогу вам рассказать все, что требуется. Сейчас здесь никого нет, кроме нас. Катерина в комнате, я дал ей капли и уложил отдохнуть. Николай уехал с Эллочкой… там надо решить некоторые вопросы о похоронах и прочее… А мы пока можем спокойно обо всем поговорить.

– Вы не могли бы подождать минутку, мне нужно посоветоваться с моими коллегами.

– Да-да, конечно.

Я отошла к нашей группе, которая с нетерпением ждала конца разговора с Анатолием Степановичем. Лера во все глаза смотрела на нас, пытаясь понять, о чем же это мы так долго говорим.

– Ну что, братцы-кролики, – произнесла я, оглядывая свою команду. – Похоже, дело здесь нечисто. Отец Эллы уверен, что его дочь убили. Я, честно говоря, склоняюсь к этому. Хочу с вами посоветоваться, – закончила я, видя, что все смотрят на меня и ждут, когда же я скажу, чего хочу от них.

– О чем? – спросила Галина Сергеевна.

– О том, стоит ли браться нам за распутывание этого дела или возвращаться на студию, чтобы в срочном порядке начинать готовить следующую передачу?

– Мы все равно не успеем, – проговорила Лера. – Времени-то осталось всего ничего, а у нас еще ничего не готово…

– Согласен, – подтвердил Павлик.

– А может, действительно стоит остаться здесь и немного покопаться? – подал голос водитель Костя.

– Ну, раз вы так считаете… – начала я. – Хорошо, решено. Если что, мы сможем вместо ток-шоу выпустить передачу о гибели Эллы Осиповой.

Я снова подошла к отцу Эллы.

– Анатолий Степанович, мы готовы взяться за расследование смерти вашей дочери. И, если окажется, что на самом деле имело место убийство, я обещаю вам, что обязательно сделаю передачу, в которой расскажу, как погибла Элла.

На глазах у Анатолия Степановича выступили слезы, он дернул щекой несколько раз, потом отвернулся, чтобы согнать слезу, и быстро сказал:

– Пойдемте, я покажу вам ванную. – Я пошла за ним, сделав Павлику знак, чтобы он следовал за нами.

Поднявшись на второй этаж, мы прошли по коридору и подошли к одной из белых дверей. Анатолий Степанович открыл ее, и мы оказались в просторной ванной комнате, снабженной последними достижениями сантехники.

Анатолий Степанович тяжело вздохнул и проговорил:

– Вот здесь нашли Эллочку.

Я взглянула на джакузи. Да, роскошная штуковина! Большая, треугольная, с блестящими металлическими ручками. Ванна с гидромассажем явно внушала уважение.

Я осмотрела края джакузи – и правда, здесь не уместился бы не только пусть даже самый маленький магнитофон, но даже и стакан с водой.

Павлик добросовестно снимал интерьер ванной комнаты. Я обратилась к отцу Эллы:

– Анатолий Степанович, а где стоял магнитофон?

– Говорят, вот здесь, – он указал на край ванны, тот, что ближе к двери. – Да вот он. Посмотрите сами, – Анатолий Степанович показал на стереомагнитофон «Panasonic», стоявший здесь же, на столике у раковины.

Я взяла в руки кассетник – из него тут же прямо мне на ноги вылилась вода. Магнитофончик был маленьким – обычная однокассетная магнитола, но не настолько маленьким, чтобы уместиться на краешке ванны. Я осторожно поставила его на уголок джакузи, дав Павлику знак, чтобы он снял все это. Павлик послушно принялся крутить камеру так и сяк, чтобы снять все в разных ракурсах.

Магнитофон никак не хотел устанавливаться на краешке джакузи, но наконец я пристроила его в очень неловкой позе. Он почти что полулежал. И как только я отпустила руку, магнитофон тут же медленно сполз в джакузи. Я попробовала еще раз – тот же результат. Магнитола никак не хотела оставаться на краю ванны. Как же так? Получается, что водрузить магнитофон на край джакузи – дело невыполнимое? Тем более что розетка тут совсем рядом и ни в какое другое место магнитофон включить было бы нельзя – провода не хватило. Почему же тогда никто из сотрудников милиции не додумался проверить, так ли было на самом деле, как говорят родственники и друзья погибшей?.. Я задумалась, Павлик выключил камеру.

Что же, получается, что родители Эллы правы и их дочь на самом деле убили? И выбрали для этого такой момент, когда в доме будет много гостей, чтобы труднее было найти виновного. Тем более что вечером накануне все выпили и вряд ли кто-то мог что-то помнить и видеть.

Анатолий Степанович молча смотрел на меня, ожидая ответа. Я взглянула на него и проговорила:

– Я согласна с вами, Анатолий Степанович, магнитофон здесь никак не умещается… – И тут я подумала, а вдруг ошибаюсь? – А вы уверены, что именно этот магнитофон слушала Элла вчера вечером?

– Не знаю, меня ведь здесь не было… Но Коля сказал, что этот. По крайней мере, другого у них нет.

– Ясно… – проговорила я, понимая, что ничего не ясно. Как говорится, дело ясное, что дело темное…

Я повернулась к Павлику, он стоял и с недоумением смотрел то на ванну, то на магнитофон.

– А может, она его в руках держала? – спросил он.

– Зачем? – удивилась я. – Разве так расслабляются? Анатолий Степанович, пока ничего не хочу говорить, никого не могу винить, но мне кажется, что магнитофон кто-то бросил в ванну, сам он упасть никак не мог. Если Элла действительно слушала музыку, то единственным местом, куда она могла поставить магнитофон, – было вот это. – Я кивнула на пол ванной около джакузи. – Только здесь. На краю ванны он не стоит, а от столика слишком далеко, не хватило бы провода от наушников. А кстати, где наушники?

– Не знаю, убрали, наверное… – проговорил Анатолий Степанович, и губы его снова задрожали. Он отвернулся, чтобы не видеть место, где совсем недавно погибла его дочь.

Я поторопилась выйти из ванной, чтобы лишний раз не травмировать человека, и без того ему плохо. Павлик последовал за нами, налаживая что-то в камере.

Когда мы спустились вниз, в гостиную, где находились остальные участники нашей группы, я увидела, что кроме них там сидит и мать Эллы – Екатерина Юрьевна. Она подняла на нас красные заплаканные глаза и спросила у Анатолия Степановича:

– А где все? Где Коля? Надо же, наверное, решить все с похоронами?..

– Успокойся, – проворчал муж. – Все нормально, все разъехались, не вечно же им тут сидеть. А Коля поехал вместе… с Эллочкой… Он сам все вопросы решит…

– Надо было мне самой, – всполошилась Екатерина Юрьевна. – Разве он что-то решит? Разве ему что-нибудь надо, кроме Эллочкиных денег? – Она снова зарыдала. Анатолий Степанович вздохнул, подошел к жене, присел рядом и обнял ее за плечи.

Я решила, что больше нам тут делать пока нечего, надо оставить супругов наедине, оплакивать свою дочь. Я сделала знак нашим, чтобы шли на улицу, а сама подошла к безутешным родителям Эллы и тихо проговорила:

– Екатерина Юрьевна, Анатолий Степанович, мы поедем, вот мой телефон. – Я положила на стол свою визитку. – Позвоните мне попозже, когда все немного утрясется.

Анатолий Степанович поднял на меня глаз, полные слез.

– Спасибо вам, Ирина Анатольевна. Я обязательно позвоню вам. Сегодня вечером или завтра.

– До свидания. – Я вышла на улицу, где меня уже ждали коллеги.

Мы молча погрузились в машину, и Костя порулил по направлению к Тарасову. Всю дорогу до города мы ехали молча, даже Павлик не хохмил, как обычно. Каждый думал о гибели Эллы, я была в этом уверена, и еще, наверное, о том, что все мы не вечны на этой земле…

Глава 2

Мы приехали на студию и прямиком направились в свой кабинет вместе с Костей. Он часто принимал участие в наших делах, хотя не являлся приписанным именно к нашей команде. Павлик, как обычно, тут же занял свое любимое кресло – единственное удобное красивое кожаное кресло в нашем кабинете. Он уселся в нем и прикрыл глаза, зная, что сейчас мы начнем обсуждать случившееся. Лера пристроилась на стуле, Галина Сергеевна принялась извлекать из шкафа стаканчики и бутылку коньяку, чтобы «снять напряжение». Костя пристроился на краю стола, а я расположилась на своем рабочем месте.

Все молчали. Галина Сергеевна откупорила коньяк и разлила понемногу каждому, за исключением Кости, – он за рулем. Мы выпили, и я, обведя всех присутствующих долгим внимательным взглядом, спросила:

– Ну что? Есть какие-то мысли на сей счет?

Первой заговорила Галина Сергеевна.

– Думаю, что девушку действительно убили… – глубокомысленно произнесла она.

– Почему? – удивилась я. Ведь Галины Сергеевны не было все время рядом со мной, и она не могла видеть того, что видела я. Но тем не менее ей в голову пришла та же мысль, что и мне и Анатолию Степановичу.

– Да потому, Ирочка, что она богатая. А разбогатеть в нашей стране, сами знаете, можно только криминальным способом.

– И что с того? – Лера недоумевающе взглянула на нашего режиссера.

– А то, что наверняка у этой Эллы была «крыша», с которой она что-то не поделила… – Галина Сергеевна на мгновение запнулась и задумалась. Мы с интересом уставились на нее. Потом она посмотрела на меня страшными глазами и проговорила: – А знаете что?.. Я думаю, это даже не «крыша»… Это, наверное…

– Инопланетяне! – лукаво подсказал Павлик.

– И зря вы, между прочим, смеетесь! – обиделась Галина Сергеевна. – Я вот недавно передачу смотрела. Так там одну женщину в Америке изнасиловали инопланетяне и сожгли ее тело. Все сначала подумали, что тоже электрическим током, но потом все же выяснили, что это у них такие устройства есть… специальные…

– Ох, Галина Сергеевна, я вас умоляю… Ну какие инопланетяне?! Тем более что тело Эллы было не сожжено, а просто она погибла от мощного разряда электричества. Вот и все. При чем тут инопланетяне?

– Вот увидите, так все и было. Не хотите меня слушать, потом пожалеете! Нет, я, конечно, не настаиваю, чтобы эту версию приняли как рабочую, но все же не следует сбрасывать со счетов и этих… – Галина Сергеевна подняла глаза к потолку и выразительно сдвинула брови. Потом замолчала и отошла к окну, видимо обдумывая и развивая далее выдвинутую версию. Следом за ней высказалась Лера, девушка сообразительная, и я бы даже сказала, не по годам, поэтому к ее мнению я всегда прислушиваюсь. Лера обвела всех своими выразительными серыми глазищами и изрекла:

– А я думаю, что все правильно. Эллу убили. Если вы, Ирина, считаете, что это так, то я присоединяюсь к вам.

Странно, сегодня Лера не высказала здравой мысли, а лишь разделила мое мнение. На нее это не похоже. Тогда я решила выступить тоже. Ведь надо же было разъяснить собравшимся, в чем там, собственно, суть дела, чтобы не возникали такие вот бредовые идеи относительно инопланетян.

– Давайте я расскажу вам, как все было. Вы ведь не знаете подробностей происшествия. Значит, так. Когда я… когда мы с Павликом поднялись наверх в ванную, чтобы осмотреть место происшествия, я заметила, что магнитофон, который и стал виновником смерти Эллы, никак не умещается на краешке ванны, как утверждал муж покойной.

– То есть как не умещается? – подал голос Костя.

– А вот так, не умещается. Я попробовала поставить его на край джакузи, так ни боком и никак иначе не стоит он там, все время соскальзывает в ванну: места там мало для магнитофона.

– А может, она его рядом на пол ставила? – спросил Павлик, не открывая глаз.

– Тогда как он мог упасть в ванну? Самостоятельно запрыгнул?

– А может… – начала было Галина Сергеевна, но замолчала. Наверное, снова решила выдвинуть какую-нибудь бредовую идею.

– Скорее всего произошло так, как сказал Павлик. Магнитофон стоял на полу возле ванны, там как раз и розетка есть поблизости. А потом в ванну вошел тот, кто хотел убить Эллу, и просто взял и бросил магнитолу в воду. Вот и все.

– Дешево и сердито, – проговорил Костя. – Да, похоже на правду. А что на этот счет думают родители Эллы?

– Родители, особенно отец, считают, что у их дочери было много недоброжелателей, что ее все ненавидели, поэтому хотели убить.

– А может, они просто никак не могут смириться со смертью дочери? Так бывает, когда слишком сильно потрясение, – подала голос Лера. – Вот они и ищут виновных, чтобы было на ком выместить отчаяние…

– Да нет, думаю, что Анатолий Степанович прав. Он ведь сразу обратил внимание на то, что магнитофон на ванне некуда поставить, а сам туда свалиться он не мог. Значит, кто-то помог ему это сделать.

– А что ты его подробно не расспросила обо всем? – спросила Галина Сергеевна, которая к тому времени уже закончила обдумывать идею относительно инопланетян и вернулась к общему разговору.

– Я оставила ему свою визитку, он обещал позвонить сегодня или завтра утром. Думаю, мне стоит поговорить с ним подробнее по поводу всех присутствующих. Кстати, ее муж – помните, тот взлохмаченный молодой человек? – он вполне мог иметь мотив, чтобы убить жену.

– Почему? – поинтересовалась Лера.

– Да потому что кто, как не он, мог лучше всех знать привычки своей супруги? И потом, именно он мог обнаружить ее пропажу раньше других, но почему-то не сделал этого. И кроме того, он моложе ее, а такие браки далеко не всегда бывают счастливыми. Тем более что в данном случае было что делить: Элла довольно состоятельная дама.

– Значит, первым делом нужно узнать, не осталось ли после нее завещания и кому оставлено все имущество. Ищи того, кому выгодно, – многозначительно изрек Костя.

– Я считаю, Костя совершенно прав. И начать надо именно с этого. – Галина Сергеевна посмотрела на меня, ища поддержки.

– Начну с того, что перво-наперво поговорю с Анатолием Степановичем. Узнаю у него все, что можно, а уж потом начну выяснять все про завещание и прочее.

Анатолий Степанович позвонил мне в тот же день вечером на работу, когда я уже и не ждала звонка. Он представился и спросил, не могу ли я поговорить с ним сегодня вечером, прямо сейчас.

Я согласилась, и мы договорились, что встретимся у нас в студии и он мне все расскажет. Все наши – Галина Сергеевна, Павлик, Лера, – собравшиеся было уходить домой, сразу передумали и тоже решили остаться. Я не возражала – пусть поприсутствуют, послушают, о чем пойдет речь, может, кому в голову придет задать какой-нибудь важный вопрос.

Анатолий Степанович приехал через полчаса, я встретила его внизу на проходной. Провела через вахту, и мы поднялись на наш этаж. Он вошел в кабинет и смущенно поздоровался со всеми присутствующими: наверное, надеялся, что мы будем только вдвоем, и не ожидал встретить здесь столько народа, да еще и в такой час.

Я спросила, не против ли он, если мои коллеги останутся и тоже поучаствуют в разговоре, Анатолий Степанович ответил согласием. Согнав Павлика с кресла, я усадила в него отца Осиповой и спросила:

– Анатолий Степанович, вот вы сказали, что Эллу могли убить? Вы подозреваете кого-то конкретно?

Мужчина был явно смущен, теребил в руках кепку, которую снял, когда вошел, смотрел в пол и долго медлил с ответом. Наконец произнес:

– Я не могу, конечно, обвинять никого конкретно, у меня нет доказательств, но те люди… которые там были тогда, в тот вечер… я ни о ком из них не могу сказать ничего хорошего… Они относились к Эллочке… плохо…

– Та-ак. А поподробнее, – попросила я и заметила, как у всех сразу напряглись лица.

А Анатолий Степанович между тем продолжал:

– Ну вот взять хотя бы Колю, этого мужа Эллочки. – Анатолий Степанович обвел взглядом присутствующих, как бы поясняя, кто это. – Он намного моложе ее. Почти вдвое.

Я удивленно подняла брови. Элла, конечно, была не девочкой, но и не дамой бальзаковского возраста. Да и муж ее никак не тянул на несовершеннолетнего подростка.

– Да что вы говорите? Сколько же тогда им, извините, обоим было лет? – Я не сдержала своего изумления.

– Эллочке уже сорок, а Коле двадцать четыре.

Я мысленно присвистнула. Ничего себе! Хотела бы я так, как Осипова, выглядеть не то что в сорок, а хотя бы в тридцать пять! Элла выглядела великолепно. Она совершенно не походила на сорокалетнюю женщину. Максимум, сколько ей можно бы дать, – это лет тридцать пять, да и то с натяжкой. Она смотрелась примерно как моя ровесница, потому я и заинтересовалась ею как героиней своей передачи: весьма молодая особа, нет еще и тридцати, а уже так поднялась в бизнесе и все такое… А тут, оказывается, вон какое дело…

– Дочь следила за собой, – объяснил Анатолий Степанович. – Она ведь хозяйка салона красоты, маски там всякие, массажи и прочее… В общем, она выглядела моложе своих лет. А Коля, он… он не любил ее никогда. Это она когда-то влюбилась в него, они поженились. Убежден, он женился на ней только из-за денег. Нам с матерью это с самого начала было ясно, только вот Эллочка никак не хотела в это верить…

– А что остальные? – направила я Анатолия Степановича на нужный путь, желая услышать и о других.

– Остальные… – Анатолий Степанович растерянно обвел взглядом всех присутствующих.

– А давайте поставим кассету, которую я сделал дома у Осиповой, – предложил Павлик.

Я одобрительно кивнула и подготовила видик. Павлик достал из шкафа кассету с записью и вставил в магнитофон. Перемотав ее на начало, он включил воспроизведение. Все затихли и уставились на экран.

Я увидела, как на кассете замелькали незнакомые физиономии. Вот Павлик снимает ванную комнату, магнитофон, который якобы послужил причиной смерти Эллы Осиповой… А вот гостиная крупным планом, несколько человек в ней.

– Вот это Коля, – указал Анатолий Степанович на молодого взъерошенного мужчину, устроившегося в гостиной на подоконнике.

– По-моему, он убит горем, – осторожно вставила Галина Сергеевна.

Анатолий Степанович бросил негодующий взгляд на нашего режиссера, но промолчал.

– Вот посмотрите. – Отец Осиповой указал на женщину, ту самую, что встретилась нам внизу, когда мы только пришли. Кажется, ее звали Наташа. – Это Наташа, давняя подруга Эллочки.

– Ну вот, а говорите, что все ее ненавидели. Ведь не могла же ненавидеть вашу дочь и ее давняя подруга?

– Могла, – глухим голосом возразил Анатолий Степанович. – Дружба у них странная какая-то была. Знаете, что-то вроде соперничества… Они все время соревновались, кто лучше, богаче, ну и все такое… – Он сокрушенно вздохнул.

– А чем эта Наташа занимается? – спросила я.

– Наташа-то? Да чем-то вроде Эллочки, у нее салоны тоже, по-моему. Или что-то в этом роде. В общем, бизнес свой.

– И вы считаете, что у Наташи могла быть причина ненавидеть до такой степени вашу дочь, чтобы желать ей смерти? Ведь соперничество – это еще далеко не ненависть.

– Да не знаю я! – в сердцах проговорил Анатолий Степанович. – Они то дружили, то не дружили. А один раз даже так рассорились, что подрались. Давно это было, еще только начинали они в бизнесе. Подрались, а потом не общались много лет. Но вот года два назад вроде бы как помирились, начали опять встречаться, но только я заметил, что дружбы былой уже между ними нет. Как-то все не так стало…

– Понятно, а что насчет остальных? Вот эти мужчина с женщиной за столом – это кто? – указала я на сидевшую за столом пару с поникшим видом. Мужчина – лет за сорок, с волевыми чертами лица и женщина лет сорока, но выглядевшая на свои годы в отличие от Эллы Осиповой.

– Это? А это Эллочкина компаньонша, партнерша, так сказать, по бизнесу, Кравчук Мария Львовна. Они вместе владеют салонами красоты. Не знаю уж, как там это у них называется.

– Вероятно, они действительно партнерши, – подсказала Лера, до этого момента прислушивавшаяся к нашему разговору.

– Может быть. А это, – Анатолий Степанович кивнул на соседа Кравчука по столу, – это начальник ихней охраны. Как бишь его? Пантелеев Олег, так, кажется. Он у них там заведует всей охраной…

Кассета тихонько поскрипывала в магнитофоне, пленка перематывалась, и теперь мы увидели, как Павлик крупным планом взял еще одного присутствующего, высокого симпатичного мужчину с восточными чертами лица. На вид ему было немногим более сорока лет, но во всей его внешности видна была ухоженность. Он был в роскошном дорогом костюме, волосы тщательно уложены, даже Павлик не удержался и сделал крупный план этого красавца-брюнета.

– А это кто? – спросила Лера, явно заинтересовавшись мужчиной.

– Это? – Анатолий Степанович подошел поближе к телевизору и пригляделся повнимательнее. – Этого я не знаю, может, знакомый чей. Он с ними не работает, это точно.

– Анатолий Степанович, а что, совладелицу Эллы вы тоже в чем-то подозреваете?

– А ее больше всех прочих. У нее с Эллочкой постоянно разногласия возникали на почве дележа долей в деле. Эллочка со мной-то не делилась, матери все больше рассказывала. А Катерина уж мне… Да и вообще, в последнее время Эллочка замкнутая стала, нервная, раздражительная, перестала в гости к нам приезжать… – Анатолий Степанович замолчал.

– У нее были проблемы? – осведомилась я. Мне показалось, что состояние Эллы в последнее время могло быть как-то связано с ее смертью. Мне захотелось побольше узнать об этом. – Анатолий Степанович, а вы не в курсе, какие проблемы были у вашей дочери в последнее время? Может быть, именно с ними связана ее смерть? – спросила я.

– Не знаю. Она мне не рассказывала ничего. Вот Катерина, та может знать что-нибудь… Но только с ней пока лучше не говорить об этом, – поспешно предупредил отец Осиповой. – Она сейчас в таком состоянии…

– Да-да, конечно, я понимаю. Но, может быть, позднее мне удастся с ней побеседовать об этом.

– Может быть…

– Скажите, а Пантелеев, начальник охраны, у него могли быть мотивы для убийства? – осторожно спросила я.

– Да бог его знает. Вроде нет, по крайней мере, я ничего такого не знаю. Но скользкий он какой-то. Никогда мне не нравился. Подробностей не знаю. Вам бы надо с Катериной поговорить.

– Да, хотелось бы… – протянула я. Я поняла, что от Анатолия Степановича не так уж много проку. Дочь, видимо, не особенно делилась с ним. А вот с матерью поговорить действительно стоило бы. – Анатолий Степанович, а вы не спросите Екатерину Юрьевну, не смогла бы она встретиться со мной и рассказать о делах дочери?

– Я спрошу, конечно, но ничего не обещаю… – начал он. – Хотя, знаете, давайте я вам завтра с утра позвоню… Может, и сумею уговорить Катерину встретиться с вами.

– Хорошо. Давайте так и договоримся.

Мы попрощались с Анатолием Степановичем, он встал и вышел. Я попросила Павлика проводить гостя, и, как только мужчины удалились, наша компания принялась шумно обсуждать состоявшийся разговор.

– Ну как, появились какие-нибудь мысли? – Я обвела всех внимательным взглядом.

Первой решила высказаться Галина Сергеевна:

– Я считаю, что они все вступили в сговор. Ведь отец Осиповой сказал, что практически у каждого был мотив для убийства. Я так поняла, что каждый по-своему ненавидел Осипову. Значит, они договорились и дружно помогли ей отправиться на тот свет. Вы читали «Восточный экспресс» Агаты Кристи? Там примерно такая же ситуация… – вдохновенно начала Галина Сергеевна, но я не дала ей развить свою версию.

– Галина Сергеевна, я думаю, что эта версия не самая убедительная. Мне, например, так не кажется.

– Мне тоже, – поддержала меня Лера. – Я считаю, что убийца кто-то из присутствующих там.

– Интересно было бы узнать, кто именно? Ты подозреваешь кого-то конкретно?

– Не знаю, – неуверенно протянула Лера. В этот момент вошел Павлик и с ходу заявил:

– А мне кажется, даже нет, не кажется, я почти уверен, что убийца – этот молодой жиголо, ее муженек.

Все разом обернулись на Павлика.

– Почему? – спросила Галина Сергеевна.

– А потому. – Павлик хитро прищурился и уселся в пустующее пока кресло, которое до этого занимал Анатолий Степанович. – Вот вы еще не узнали, а я уже спросил. Знаете, кто получит все после смерти Осиповой?

Вот дьявол! И ведь действительно, я хотела еще утром спросить у отца Эллы, кто же станет наследником Осиповой, и забыла.

– И кто же? – с нетерпением поинтересовалась я.

– Ближайшие родственники, – с достоинством ответил наш оператор.

– В каком смысле? – не поняла Лера.

– А в самом прямом, – пояснил Павлик. – Осипова не оставила завещания. А значит, все ее имущество достанется… мужу.

– И когда же ты успел это выяснить? – ядовито спросила я. Мне было неприятно, что я упустила такую немаловажную деталь. Попросту забыла спросить об этом у Анатолия Степановича, а Павлик вовремя исправил мою ошибку.

– Да вот, только что, когда провожал его вниз. Мне вдруг пришло в голову, что преступника надо искать среди тех, кому это выгодно. А выгоднее всех, как выяснилось, это мужу.

– А ты думаешь, что убийство было совершено не с целью личной наживы, а по какой-то другой причине? – Я понимала, что Павлик ни в чем не виноват, но не могла удержаться от того, чтобы лишний раз не уколоть его.

– Нет, не думаю, – безапелляционно заявил он. – Я уверен, что этот жидкий типчик Коля успокоил свою женушку, чтобы прибрать к рукам ее денежки. А тетка она была небедная…

– Вы знаете, Ирина, мне почему-то тоже так кажется, – извиняющимся тоном проговорила Лера и уставилась восхищенными глазами на Павлика.

– Согласна, – подтвердила и Галина Сергеевна.

– Ну что ж, – подытожила я. – Примем пока эту версию как рабочую. Но нельзя оставлять без внимания и другие.

– Какие? – удивилась Галина Сергеевна.

– Ну, скажем, ту, что ее могла убить и компаньонша. Ведь Анатолий Степанович сказал, что между ними были какие-то трения… Да и Наташа эта…

– А что Наташа? – беспечно произнес Павлик. Он решил, что выполнил свой долг, предложив версию, и теперь сидел расслабившись и позволяя себе критиковать все прочие высказывания. – Она-то тут при чем?

– Возможно, что тот конфликт, о котором говорил отец Осиповой, не прошел бесследно. Когда люди не общаются по нескольку лет, а потом вдруг встречаются, вступают в какие-то связи, это настораживает… – Да ничего не настораживает! Что тут особенного? Ну, поссорились, помирились, дружили. Теперь вот опять дружат… – Павлик никак не хотел, чтобы его версии предпочли другие.

– Нет, Павлик, – поддержала меня Галина Сергеевна. – Ирина права. Мне кажется, версия Павла имеет право на существование. Ведь если подумать, то Наташа занимается каким-то подобным бизнесом, тем же, что и Осипова. И вполне возможно, что их конфликт носил чисто деловой характер.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Павлик. Он был явно недоволен и теперь сидел, прикрыв глаза и положив руки на подлокотники.

– В общем, так. Подытожим. Пока у нас в работе имеются три версии. Одна – муж Осиповой убил ее с целью прибрать к рукам ее деньги. Вторая – Наташа что-то не поделила давно с Эллой и теперь свела счеты. И третья – партнерша по бизнесу Кравчук решила таким способом избавиться от компаньонши.

– А тот неизвестный, ну, который весь из себя такой красавец?.. – Галина Сергеевна пощелкала пальцами. – С восточной внешностью. Может, он тоже замешан во всем этом? Мы ведь не знаем, кто он и что.

– Да, эту версию нельзя сбрасывать со счетов, – проговорил Костя. Он все время молчал, не принимая участия в нашей дискуссии. – Первым делом надо выяснить, кто он такой, и проработать вариант с ним.

– Согласна, – кивнула я. – Но сделать это мы сможем только тогда, когда узнаем, кто он.

– А как это узнать? – подала голос Лера.

– Надо спросить у кого-нибудь, – посоветовал Павлик.

– Гениально! – Я улыбнулась. – Может, подскажешь, у кого?

– Ну не знаю, может, у матери Осиповой.

– Ладно, оставим пока обсуждение данной темы, все равно ни к каким результатам не придем, пока не проясним ситуацию, – проговорила я. – Подождем до завтра – надеюсь, Екатерина Юрьевна согласится поговорить со мной.

На том и порешили. Костя ушел от нас, а Галина Сергеевна с Лерой уселись за стол и принялись горячо обсуждать какие-то текущие проблемы. Вот за что я их и люблю – всегда есть на кого оставить «дом», когда мне нужно заняться чем-нибудь иным.

Павлик задремал в кресле, по крайней мере, внешне он выглядел именно дремлющим. А я решила воспользоваться ситуацией и выскользнула из кабинета, отправившись к своему коллеге Валере Гурьеву, репортеру криминальной хроники. Он занимал помещение в нашем же здании, только этажом ниже. Валера – мой давний знакомый и хороший друг – имел связи как в криминальном, так и в милицейском мире. Среди его знакомых были и бандитские авторитеты, и авторитеты в погонах. Именно у Валерки Гурьева всегда можно было добыть самую свежую и самую порой пикантную информацию относительно того, что происходит в криминальном мире.

Именно за этим я и направилась к нему на этот раз. Валерка, на мое счастье, оказался на своем рабочем месте – довольно редкий случай, обычно его целыми днями где-то носит. На этот раз Валерка восседал за своим рабочим столом и, увидев меня, весело подмигнул:

– Привет, коллега, как дела?

– Привет. Дела как сажа бела.

– Как там твой «Бабий кайф»? – Валерка постоянно подтрунивал над моей передачей, и не проходило и дня, чтобы он не придумал какое-нибудь эдакое название позаковыристей для моего «Женского счастья». Вот и на этот раз Гурьев не изменил своей привычке – обозвал программу «Бабьим кайфом»! Вот змей!

– Прекрасно, – игнорируя его тон, ответила я. – Я к тебе по делу.

– Ха! Кто бы сомневался! Нет, чтобы так просто зайти к старому другу, принести пивка, посидеть, поговорить за жизнь…

– Хватит, Гурьев! – прервала я его разглагольствования. – Я серьезно. Мне нужна кое-какая информация.

– Ну ладно, тогда садись, выкладывай.

Я поискала глазами стул, куда бы присесть, но кроме стула, на котором сидел сам Гурьев, и стула Саши Смирницкого, его коллеги, других сидений в кабинете не нашлось. Тогда я с решительным видом уселась на стул Смирницкого, временно отсутствующего.

– Ты что-нибудь слышал об Элле Осиповой?

– Осиповой? – Валерка наморщил лоб, пытаясь припомнить.

– Ладно, не мучайся. Она погибла вчера у себя дома. Ее ударило током. Это владелица сети салонов красоты в Тарасове.

– А! Осипова! Ну да, вспомнил! Слышал, конечно. А что с ней?

– Мне нужна какая-нибудь информация о ней и ее салонах.

– Какая информация? Какого рода?

– Ну, не знаю. Все, что сумеешь добыть. Валера, ты сам большой мальчик и догадываешься, какого рода информация требуется, чтобы она оказалась полезной и нужной.

– Ох, и не знаю… – Валерка вздохнул. – Попробую, но ничего не обещаю. Пошуршу среди своих. Хотя вряд ли кто-то что-то знает… А почему Осипова тебя заинтересовала?

– Она должна была стать героиней моей передачи, и накануне репетиции ее у… она умерла.

– Что-что? Ты хотела сказать, убили? Интере-есно! И ты молчишь? Значит, ты, Валерка, доставай ей информацию, а она – ни гугу. Давай, коллега, делись тем, что знаешь.

Я оговорилась, что Эллу Осипову убили, хотя еще не до конца была уверена в этом. Но раз уж Валерка догадался о моих подозрениях, то теперь – деваться некуда – придется выкладывать все начистоту.

Я подробно рассказала ему, что сама знала о смерти предпринимательницы. Валерка слушал внимательно и заинтересованно. Еще бы! Теперь моими трудами и у него появился материал для очередного выпуска «Криминала». Если действительно окажется, что Осипову убили, это может стать интересным материалом для его хроники. Тем более что он будет первый, кто сообщит тарасовским зрителям подобную информацию.

Когда я окончила повествование, Валерка сделал вывод:

– Ну понятно… Ты знаешь, я тоже склоняюсь к мысли, что она не сама… Ей помогли. Это точно. У меня нюх на подобные вещи. Когда в деле замешаны деньги, большие деньги, то смерть молодой здоровой женщины редко когда бывает случайной. Ты знаешь, я попробую узнать что-нибудь о ее салонах красоты. Думаю, там не обошлось без криминала. А заодно и о ее компаньонше. Может, та и вправду не поделила доли в деле и сгоряча да от обиды грохнула партнершу? Давай встретимся завтра и обменяемся информацией – кому что удастся добыть. Ты ведь завтра собираешься встретиться с матерью покойной?

– Да мало ли что я собиралась… Как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Ну ладно, пойду, до завтра. Увидимся. – Я вышла из кабинета Гурьева, оставив его хозяина в задумчивости.

* * *

Сегодня вечером я пришла домой вовремя, что случается со мной далеко не всегда. Мой муж Володя уже вернулся: у него в отличие от меня не настолько ненормированный рабочий день. Он преподает на кафедре химии в одном тарасовском институте. Сегодня, кажется, у него было всего три пары, значит, дома он уже давно. Я сладостно вдохнула аромат борща, доносившийся из кухни. Володька сварил борщ, умница моя!

Я вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Мой супруг тут же вышел в коридор.

– Ирочка, а я тебя заждался, – проговорил он, целуя меня в щеку и помогая снять плащ. – Хорошо, что ты не задержалась сегодня. А то разогретый борщ невкусный. – Иди мой руки, а я уже накрываю на стол.

Я отправилась мыть руки. Как все-таки здорово, что у меня такой чудесный муж. И где только я его нашла? Порой мне становится просто страшно, что однажды я могу потерять его и остаться одна. Я не смогу прожить без Володьки, я так привязана к нему. Он мне стал настолько дорог за время нашей совместной жизни! У меня самый лучший супруг на свете, и я ни за что не расстанусь с ним!..

Я вышла из ванной и пошла в кухню, где Володя уже разливал по тарелкам дымящийся ароматный борщ. Я подошла и прижалась к его широкой спине, обхватив его руками.

– Я люблю тебя! – прошептала я.

– Я тоже тебя, – несколько удивленным тоном проговорил Володя. – Иришка, ты что? – Он развернулся ко мне и обнял. – Что случилось?

– Ничего. – Я прижалась щекой к его груди. – Просто я подумала, как здорово, что ты у меня есть.

Володя поцеловал меня в макушку и тихонько отстранил от себя:

– Ну давай обедать, а то я, пока ждал тебя, чуть с голоду не умер, нюхая тут все эти ароматы.

Мы сели за стол и приступили к тихому семейному обеду-ужину.

Глава 3

Утром я пришла на работу раньше всех, отлично выспавшись, и сегодня была готова к новым боевым действиям. Каким именно, я и сама толком еще не знала, но настрой у меня был самый что ни на есть решительный.

Я заварила чай и уселась в свободное пока кресло, где обычно сидел Павлик. Вскоре появился и он сам.

– Доброе утро. – Увидев, что его место занято, оператор пристроился на подоконнике.

– Доброе утро. Как дела?

– Свободен сегодня почти целый день. Только вечером немного работы будет, и все.

Это высказывание Павлика означало, что целый день он проведет у нас в кабинете, в этом самом кресле, где сейчас сижу я. И как только я встану с него, кресло незамедлительно будет занято Павликом.

Вскоре появились Галина Сергеевна и Лера. Они пришли почти одновременно, оживленно обсуждая по дороге какую-то новую тему для передачи.

– Здравствуйте, Ирина, – проговорила Лера, раскрасневшись от спора.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – проговорила Галина Сергеевна и спросила у меня: – Не звонил отец Осиповой?

– Нет пока. Надеюсь, он сумеет убедить супругу, что нам необходимо поговорить с ней… – Едва я произнесла эти слова, в комнате зазвонил телефон.

Так как ближе всех к аппарату находилась Лера, она и сняла трубку, проговорив:

– Алло, – потом посмотрела на меня и протянула трубку. – Вас.

Я поднялась с кресла, которое тут же оккупировал Павлик, и подошла к телефону.

– Слушаю вас.

– Доброе утро, Ирина Анатольевна. – Я узнала голос отца Эллы.

– Доброе утро, Анатолий Степанович.

– Мы тут с женой к вам пришли, внизу стоим, вы не могли бы спуститься за нами? – без долгих объяснений проговорил он.

– Да, конечно, сейчас спущусь.

Я положила трубку и радостно оглядела всех присутствующих:

– Он привел жену, – сказала я.

Мои коллеги поняли меня без слов, поэтому никто ничего не уточнял. Я вышла из кабинета и отправилась вниз.

Сегодня Екатерина Юрьевна выглядела немного лучше, чем в последнюю нашу встречу. Глаза, конечно же, были заплаканными, но вид уже не такой убитый.

Я провела родителей Эллы к себе наверх и предложила чаю. Анатолий Степанович отказался, но попросил сделать чай супруге, чем незамедлительно и занялась Лера.

– Екатерина Юрьевна, мы вчера с вашим мужем поговорили немного о вашей дочери, но он мало что знал, сказав, что Элла больше делилась с вами, чем с ним. Анатолий Степанович сказал еще, будто ему показалось, что в последнее время у Эллы были какие-то проблемы, она нервничала, переживала из-за чего-то. Вы не знаете, о чем шла речь?

Прежде чем заговорить, Екатерина Юрьевна сделала маленький глоток чая, потом глубоко вздохнула и только после этого начала:

– Я не знаю, какие именно у Эллочки были проблемы, но то, что они были, я уверена. Сердцем чувствовала.

– А почему вы так решили?

– Она стала и правда какая-то нервная, задумчивая, будто что-то ее постоянно мучило, не давало покоя. Я попыталась как-то спросить, что случилось, но она только отмахнулась, сказала, что это по работе, дескать, мне это неинтересно. А сама все время в напряжении была. Заметно…

– А как у нее шли дела?

– Да вроде неплохо. По крайней мере, они новые салоны открывали. Вот по поводу открытия очередного салона и была та вечеринка… – Екатерина Юрьевна умолкла, пытаясь справиться с подступившими слезами. Потом еще раз глубоко вздохнула и продолжила: – И деньги всегда были… Да нет, дела шли хорошо. Не думаю, что там проблемы какие-то могли возникнуть.

– А вы кого-то подозреваете?

– Да не знаю, – устало произнесла Екатерина Юрьевна и опустила голову. Я поняла, что этим вопросом она и сама неоднократно задавалась, но никак не могла найти на него ответ. – Не знаю. Я ведь не могу никого обвинять, не имея на то оснований…

– А вы предположите, мы ведь не в милиции. Протокол составлять не будем, – мягко подбодрила ее Галина Сергеевна.

Екатерина Юрьевна подняла на нее глаза, полные слез.

– Я, конечно, не знаю… – нерешительно начала она. – Но, по-моему, каждый из тех, кто был на той вечеринке, может подозреваться…

– Но вы же не хотите сказать, что все они вступили в преступный сговор?..

– Да нет… – Снова вздох. – Ну, вот Коля, например. Он был намного моложе Эллочки… Мы с Толей были против этого брака, не понравился нам ее молодой ухажер. Хлыщеватый какой-то… Не тот мужчина, с которым можно счастливо прожить… Не такой был нужен Эллочке. Но она выбрала его, и мы смирились. Куда ж деваться было? Не мы ведь за него замуж шли…

– Кстати, извините, я вас перебью, – вспомнила я, пока Павлик не перехватил инициативу у меня из рук. – А что насчет завещания? Я так поняла, что его нет?

– Да. Завещания нет. Эллочка же не думала, что… – Екатерина Юрьевна всхлипнула и судорожно вздохнула. – Она и не составила его.

– Это ваше предположение или вы точно знаете, что завещания не было? – уточнила я.

– Вообще-то мы не знаем точно… – Екатерина Юрьевна посмотрела на мужа, сидевшего рядом, как бы прося у него совета. И он проговорил:

– Вообще-то Эллочка ничего никогда не говорила о завещании. Мы не знаем точно, было ли оно, но если бы она составила завещание, то наверняка бы сказала нам. Я так полагаю…

– Да, уж коли не сказала ничего, то, наверное, его и не было вовсе. Разве могла она подумать, что с ней случится такое?.. – добавила Екатерина Юрьевна.

– А какие отношения у Эллы были с мужем? Особенно в последнее время?

– Да какие отношения? – горестно вздохнула Екатерина Юрьевна. – Он прощелыга и наглец. А Эллочка его содержала. Он из-за денег и женился на ней. А она… В последнее время совсем у них плохо было в смысле семейной жизни. Ссорились все время. Эллочка не жаловалась, но я и так все понимала и видела. Для этого ума большого не надо. Все по ее лицу и читала. А один раз даже сама слышала, как они ссорились. Я еще тогда почему-то подумала, далеко ли до беды?

– А что случилось?

– Да приехала я к ним как-то домой, а они наверху все переругивались, ну я случайно и подслушала. Коля все грозил чего-то, а она кричала в ответ, что он ей изменяет, что она на него только деньги тратит, а от него никакой благодарности. Даже вести себя не может по-человечески. А потом он начал кричать на нее, да так, что я подумала, что он ее сейчас бить начнет. Не выдержала и поднялась к ним, чтобы, не дай бог, не случилось чего… А он грозил, что убьет ее, так, дескать, она ему надоела… Ох, может, это он ее… – Екатерина Юрьевна замолчала.

– Екатерина Юрьевна, а что за история была с Наташей, подругой Эллы?

– Старая история… Они с Наташей дружили еще с института. Хорошая девочка была Наташа. Дружба у них – неразлейвода. А потом, когда решили они бизнесом заняться, не поделили чего-то. Поссорились. Крепко поссорились. Даже до драки, помню, дело дошло. Разошлись, долго не общались. А потом снова начали общаться, вроде как помирились. Но Наташа другая совсем стала, не та она уже, что была давно… Не такая, жестокая какая-то, озлобленная на жизнь, на людей, на всех…

– А что за история, из-за чего они поссорились?

– Да вроде что-то из-за бизнеса этого, будь он неладен… Хотели совместное дело начать, кажется, а потом Наташка вздумала надуть Эллочку, вроде так. Или деньги у нее украла… Эллочка тогда узнала об этом и рассорилась с Наташей. Дело едва до милиции не дошло… Но вроде обошлось все.

– Екатерина Юрьевна, скажите, а кто тот мужчина, что был в доме у Эллы в то утро? – Я попросила Павлика поставить кассету с записью и указала на так заинтриговавшего всех восточного типа мужчину, о котором никто ничего не знал.

– А это Симонян Артем Валентинович, – заговорил Анатолий Степанович. – Он был у нас сегодня утром. Это друг Эллочки.

– Да, очень приятный мужчина, – подтвердила слова мужа Екатерина Юрьевна. – Он приезжал сегодня выразить соболезнования и спрашивал, не надо ли чего. Может, помочь надо с похоронами или еще что? Даже визитку оставил…

– А какие у него отношения были с вашей дочерью?

– Он сказал, что был спонсором салонов, вроде как деньги вкладывал в салоны Эллочкины. Ну и сам, понятное дело, был постоянным клиентом салонов. Очень тепло отзывался об Эллочке. А давайте мы вам его визитку дадим, и вы с ним сами поговорите, – вдруг предложила Екатерина Юрьевна. – Дай-ка Ирине Анатольевне визитку Артема Валентиновича, Толя! Пускай сама поговорит с ним. Он вам обязательно понравится, – обратилась она уже ко мне. – Очень приятный мужчина.

Анатолий Степанович протянул мне визитку, и я положила ее на стол.

– Ну вот, это все, что я знаю, – подытожила Екатерина Юрьевна. – Больше мне нечего вам сказать. Если вам помогут мои слова, то уж постарайтесь найти виновного. Мне кажется, что кто-то из этих так называемых друзей… Эллочку…

Екатерина Юрьевна вытащила из кармана смятый платок и принялась поспешно вытирать им слезы.

– Спасибо за информацию, Екатерина Юрьевна, вы нам правда очень помогли. Я сообщу вам, как только появятся какие-то новости. Давайте я запишу ваш телефон.

Анатолий Степанович продиктовал мне свой домашний номер, и я отправилась провожать убитых горем родителей вниз. А когда вернулась в кабинет, меня уже поджидал Валерий Гурьев.

– Привет, – весело кивнул он. – Я уже кое-что добыл.

– Привет. Я тоже.

Валерка лукаво посмотрел на меня и обратился к Лере:

– Тезка, сообрази чайку, что ли, а то что-то в горле пересохло.

Лера с помощью Галины Сергеевны тут же принялась готовить чай на всю команду, потому что, кроме Валерки, в горле, как оказалось, пересохло у всех нас.

Когда Гурьев отхлебнул из большой чашки большой глоток ароматного напитка, он произнес:

– Поговорил я с некоторыми людьми и вот что выяснил. В Тарасове существует сеть таких салонов, и называются они «Афродита».

– Ну это я и без тебя знала, – прервала я его. – Ты давай по существу.

– Ну по существу так по существу, – не обиделся Валера. – Так вот. Всего владелиц две, точнее, теперь уже одна. А вторая, некто Кравчук Мария Львовна, ни в каких криминальных кругах не известна, по крайней мере, ничего противозаконного не совершала. Это я узнал в милиции. Дело первоначально начинала одна Осипова. Начинала давно, а потом к ней присоединилась и Кравчук. Долю разделили, но части были неравные. Кравчук, естественно, имела меньшую, так как пришла в дело позднее. А Осипова владела большей долей, что постоянно способствовало возникновению между дамами трений. Сама же Осипова – личность немного известная в криминальных кругах. Сказали, что давно, когда еще только начинала свою деятельность, она общалась, и довольно тесно, с некоторыми представителями уголовного мира, но, кому и что от кого было нужно, узнать мне, к сожалению, не удалось. Знаю только, что сейчас Осипова порвала все связи с братвой. А у вас что? – Валерка громко хлебнул чая и поставил чашку на стол.

– А у нас вот что. Оказывается, все состояние после смерти Осиповой наследует ее муженек. Завещания Элла Анатольевна не оставила. А муж ее был с ней не всегда вежлив. Ее мать однажды слышала, как они ругались, причем муж угрожал, что убьет ее. То есть он не скрывал, как сильно ненавидит ее.

– Ну, угрожал убить… – протянул Валера. – Мало ли кто кому что говорит со злости? И я, когда ругаюсь, тоже готов убить кого угодно. И даже на куски порвать.

– Ты хочешь сказать, что наша версия несостоятельна. Нет, я ничего не имею против остальных версий. Мы примем во внимание все возможные варианты.

– Если я правильно понял, то ты хочешь сказать, что убийцей является муж Осиповой. Так?

– Ну, мы рассматриваем эту версию как наиболее вероятную. Ведь надо искать, кому выгодна смерть Осиповой.

– А почему ты сочла, что она не выгодна Кравчук? В случае смерти Эллы она сможет договориться с ее мужем, чтобы он продал ей долю жены. И тогда она станет полноправной владелицей сети салонов. А может, они вообще вступили в преступный сговор? Муж и Кравчук?

– Все возможно, – ответила я. – Пока мы находимся на перепутье. Версий много, а с какой начать, не знаем.

– А что тут знать? – подал голос Павлик. – Надо начинать следить за мужем Осиповой. И попробовать выяснить что-нибудь о его личной жизни. Уверен, там обнаружится немало интересного.

– А почему бы и нет? – поддержала Павлика Галина Сергеевна. – Я совершенно с тобой согласна, Павлик.

– Ну, что будете делать? – глядя на меня, поинтересовался Валера.

Я на секунду задумалась, а потом ответила:

– Да, пожалуй, начать надо с того, что выяснить что-нибудь о Николае Осипове.

– Ну, вот и хорошо, – обрадовался Павлик. Он был чрезвычайно рад тому, что его версию приняли и одобрили. – Когда начнем?

– А ты-то здесь при чем? – с легкой иронией спросила Лера. – Уж если кто и будет этим заниматься, то уж явно не ты. У тебя и своя работа есть.

– А почему бы и не я? – обиженно надулся Павлик. – Я бы мог… В свободное, так сказать, от работы время.

– Нет, Павлик, не надо, – прервала я его. – Этим займется кто-то другой.

– Кто? – Галина Сергеевна вопросительно уставилась на меня.

– Валерий, – я посмотрела на Гурьева. – У тебя нет никаких знакомых, кто мог бы аккуратно покопаться в жизни Николая Осипова?

– Частных детективов? – насмешливо спросил Валерка.

– А хотя бы и частных детективов, – уточнила я.

– Ну не знаю, – протянул Валера. – Можно, конечно, поискать, но…

– Я поняла, в долгу не останемся.

– Хорошо, – наконец решился Гурьев. – А заодно попробую проверить и свою версию относительно Кравчук. Она хоть и не связана с криминальным миром, но все же это не исключает ее причастности к убийству.

На том мы и расстались с Валерой Гурьевым, договорившись встретиться, как только появятся новые факты. Валерка легко соскочил со стола, на краешке которого сидел, и вышел из нашего кабинета.

– А я пока займусь вот чем. В доме Осиповых служит домработница, мне сказала об этом Екатерина Юрьевна. В тот вечер она тоже была там, возможно, что-то видела, и у нее появились какие-то подозрения. Я побеседую с ней на всякий случай. Галина Сергеевна, я могу рассчитывать на вас в свое отсутствие? – обратилась я к нашему незаменимому в подобных ситуациях режиссеру.

– Да, разумеется, я пока поработаю над следующей передачей, просмотрю кое-какие материалы из накопленных ранее. А Лерочка пусть пока организует тебе машину, ведь добираться до Осиповых далеко. Да и небезопасно это, – проговорила Галина Сергеевна.

– Да-да, конечно, – согласилась Лера и выскочила из кабинета, чтобы поискать мне сопровождающего.

Какого именно сопровождающего она мне найдет, я знала совершенно точно. Это будет не кто иной, как Костя, обычно работающий с нашей группой. Лера знала о его чувствах ко мне и беззастенчиво пользовалась этим, чтобы привлечь его к работе именно с нашей командой.

Вскоре Лера появилась в сопровождении Кости. Я знала, что так получится.

– Вот, – произнесла Лера. – С вами поедет Костя.

– Спасибо, Лера, – ядовито проговорила я, буравя ее взглядом.

– Все будет в порядке, Ирина Анатольевна. – Костя улыбнулся. – Поехали?

– Поехали.

Мы уселись в Костину «Волгу» и отправились в загородный дом Осиповых. Когда подъехали, я увидела, что ворота закрыты. Костя несколько раз посигналил, но безрезультатно – никто к нам не вышел. И когда я вылезла из машины, чтобы позвонить в дом, дверь коттеджа открылась, и оттуда показалась немолодая женщина в ситцевом платье и тапочках. Вероятно, это и была домработница Осиповых. Она остановилась на крыльце и внимательно посмотрела на нас.

Я подошла к забору и, улыбнувшись, поприветствовала ее:

– Здравствуйте, а Николай Осипов дома?

– Здравствуйте. – Женщина подозрительно смерила меня с ног до головы. – Нет, никого нет. А что вы хотели?

– Вообще-то я хотела бы поговорить с домработницей Осиповых. Это, наверное, вы? – предположила я. – А я с телевидения.

– Да, это я, – кивнула женщина. – А вы по какому поводу?

– Я хотела снять передачу об Элле Осиповой, но как раз накануне съемки она погибла, и мне хотелось бы побеседовать с кем-нибудь, кто знал ее, чтобы все-таки сделать передачу о ней, – соврала я. Я пустила в ход все свое обаяние и всю любезность, на которую только была способна. Мне во что бы то ни стало нужно было попасть в дом и поговорить с этой женщиной, а она, судя по всему, не слишком-то была расположена разговаривать со мной. – Вы не уделите мне несколько минут? Я не отвлеку вас надолго. – Моя улыбка растопила бы и лед. Однако женщина все еще топталась в нерешительности.

– Ну, не знаю… Когда приедет Коля, он будет недоволен тем, что я…

– Пожалуйста, это совсем ненадолго.

– Ну хорошо, проходите. – Женщина спустилась вниз по ступенькам крыльца и направилась через двор, чтобы открыть мне калитку.

Костя, выйдя из машины, тоже наблюдал всю эту сцену.

– Я пойду с вами, – коротко проговорил он, и по тону я поняла, что возражать бесполезно. Я кивнула в знак согласия.

Домработница впустила нас во двор, и мы прошли в дом. Расположившись на кухне, мы назвали свои имена, и я спросила:

– Ольга Васильевна, как давно вы работаете у Осиповых? – Мне пришлось даже вытащить блокнот, чтобы создалось полное впечатление, будто я работаю и записываю что-то необходимое мне для передачи.

– Где-то с год. Может, чуть меньше. – Женщина сурово покосилась на Костю.

– А какие отношения у вас сложились с вашими хозяевами?

Я задала еще несколько вопросов, касающихся личных отношений домработницы с Осиповыми, потом спросила, что за человек была Элла Анатольевна, ну и все такое прочее, чтобы усыпить подозрения Ольги Васильевны. Она сначала с неохотой, а потом все более оживленно отвечала на мои вопросы.

Наконец я решила, что мы уже достаточно наболтались, и задала главный вопрос, ради которого, собственно, сюда и приехала:

– Ольга Васильевна, скажите, вы ведь оставались здесь в тот трагический вечер?

– Да, я работала весь день, как обычно, а потом Элла попросила меня задержаться подольше, чтобы прибраться после вечеринки.

– И что происходило в тот вечер?

– Ну сначала все было как обычно. Я приготовила, накрыла на стол, потом приехали гости, все расселись в гостиной. Поздно вечером они закончили, все остались ночевать здесь, потому что отсюда трудно добираться до города, да потом и выпили все, устали, поэтому решили не возвращаться в город… А потом Элла попросила меня убраться после вечеринки, а сама пошла наверх. Вот в общем-то и все, – закончила Ольга Васильевна.

– И что потом?

– Да ничего особенного. Я убралась и пошла домой.

– А как же вы добрались? Ведь здесь не ходит никакой транспорт?

– Пешком, – просто ответила домработница. – Я живу тут недалеко, и вполне можно прогуляться пешком. Я и на работу хожу пешком. Неспешным шагом около часа получается, но я ведь не тороплюсь, – пожала плечами Ольга Васильевна.

– Кроме гостей, что были приглашены на вечеринку, в доме в тот вечер больше никого не было? Ну, может быть, заходил кто-то из соседей или еще кто?

Ольга Васильевна окинула меня подозрительным взглядом.

– Никого. Это точно. Я совершенно уверена. Ведь ворота и калитка запираются, а я весь вечер была внизу, на кухне… Нет, никто не приходил.

– Спасибо, понятно, – кивнула я. – И еще один вопрос: в котором часу вы ушли домой?

– Да поздно уже было… Где-то около часа ночи.

– А Элла Анатольевна во сколько поднялась к себе?

– В начале первого. Она сказала гостям, что у нее завтра съемка, и все отправились спать, а Элла спустилась вниз, дала мне распоряжение, а потом пошла наверх, сказав, что примет ванну и тоже ляжет спать.

Я занесла кое-что в свой блокнот и еще раз поблагодарила Ольгу Васильевну. Костя все это время стоял здесь же, на кухне, прислонившись плечом к дверному косяку, и молча слушал наш разговор, а потом первым вышел из дома и пошел к машине.

Когда мы отъезжали от дома Осиповых, Ольга Васильевна все еще стояла на крыльце и долго смотрела нам вслед. И только когда мы удалились на приличное расстояние, она скрылась в доме.

– Костя, давай заедем еще в одно место, – проговорила я, повернувшись к шоферу.

– Куда?

Я протянула ему бумажку, на которой был записан домашний адрес Наташи, подруги Эллы Осиповой. Его мне дала Екатерина Юрьевна.

– Хочу поговорить еще с ней, пока Валера выясняет личность Николая.

Костя глянула на адрес, коротко кивнул, и мы продолжили путь в полном молчании. А когда мы приехали к месту назначения, я вышла из машины и, увидев, что Костя тоже собирается вновь следовать за мной, проговорила:

– Не надо, Костя, со мной же ничего не случится. Ты посиди пока здесь, а я быстренько сбегаю к Наташе. Понимаешь, не все склонны откровенничать в присутствии посторонних людей. А мы поболтаем с ней как женщина с женщиной. Ты же посиди пока, отдохни.

– Как скажете, Ирина Анатольевна, но, если вас долго не будет, я сам поднимусь к вам наверх.

– Ну что ты, Костя, что может со мной случиться? Я быстро!

Выскользнув из машины, я направилась к подъезду, в котором жила Наташа Векова.

Когда я добралась до пятого этажа и подняла было руку, чтобы позвонить, дверь распахнулась передо мной сама собой, и я увидела хозяйку квартиры собственной персоной. Наташа собиралась уходить, была в короткой спортивной куртке и джинсах. Через плечо переброшена большая спортивная сумка. Увидев меня, девушка удивленно подняла брови и замерла в дверях:

– Здравствуйте, вы к кому?

Странный вопрос! Если я стою у этой двери, вероятнее всего, что пришла я именно к ней. Но, возможно, Наташа спросила так только от растерянности и неожиданности. Я улыбнулась и ответила:

– К вам, Наташа. Вы меня не помните? Мы встречались в доме у Осиповых в тот трагический день, когда погибла Элла Анатольевна.

– Ах, да. – Наташа склонила голову набок. – Помню-помню, вы, кажется, с телевидения. Ирина… – Наташа наморщила лоб, пытаясь припомнить подробности. Я помогла ей:

– Лебедева. «Женское счастье».

– Ну да, – кивнула Наташа. – А что вы хотели?

– Я бы хотела поговорить с вами об Элле. Если, конечно, вы не очень спешите.

– Вообще-то я собиралась на работу, – Векова мельком глянула на наручные часы, – но могу уделить вам несколько минут. Проходите, – вполне доброжелательно предложила она.

Сегодня Наташа была совсем не такой, какой мы встретили ее в тот день в доме Эллы. Тогда она была нервная, раздражительная… А теперь просто светилась дружелюбием, и я никак не могла себе представить ее с Эллой дерущимися.

Мы прошли в кухню и уселись на табуретки. Но Наташа тут же вскочила и спросила:

– Может, вы выпьете чаю?

– Нет-нет, спасибо, не трудитесь, не хочу отнимать у вас много времени. Скажите, Наташа, а чем вы занимаетесь? Я слышала, что у вас какой-то бизнес, подобный бизнесу Эллы?

– Нет, не подобный, – улыбнулась Наташа. – Я владею небольшим спортивным залом. Шейпинг, аэробика, тяжелая атлетика… Там есть и массажный кабинет и солярий. Но это не имеет никакого отношения к салонам красоты, хотя мы тоже помогаем людям обрести здоровье и привлекательность. А по какому поводу вы хотели поговорить со мной?

– Я хотела сделать передачу с Эллой, вы, наверное, знаете. И я все еще не оставила этой мысли. Только теперь передача будет носить несколько иной характер, вы понимаете. И мне нужно поговорить с людьми, которые давно и хорошо знали Эллу, чтобы собрать побольше сведений о ней.

– Я поняла. Ну что ж. Задавайте вопросы, я постараюсь на них ответить.

– Как давно вы знакомы с Эллой?

– Очень давно. Сто лет уже, наверное. Мы знакомы еще с института.

– Екатерина Юрьевна сказала, что вы несколько лет не общались. Что произошло между вами?

– Мы поссорились… – нехотя проговорила Наташа. – Но это было так давно, что даже вспоминать об этом не хочется.

– А из-за чего был конфликт? – продолжала настаивать я.

– Это личное.

– Из-за бизнеса?

– Из-за бизнеса? – Казалось, Векову чрезвычайно удивило, даже изумило мое предположение. Она даже рассмеялась. – Нет, что вы! Не из-за бизнеса. Это было глубоко личное, мы разругались из-за мужчины. Понимаете?

– Да. – Я не стала вдаваться в подробности, но мне показалось, что Наташа говорит правду. Ее так изумила моя версия с ссорой на почве бизнеса, что она даже не сумела скрыть, насколько была поражена. Я, конечно, допускала вариант, что Векова просто великолепная актриса, но все же была больше склонна верить ей.

– Мы не общались очень долго, несколько лет. Знаете, обоюдная обида была настолько сильна, что мы не могли превозмочь себя. А потом, когда уже и она, и я заимели свой бизнес, мы пересеклись как-то, чисто случайно. Ну и с тех пор снова возобновили отношения. Вот и все, – просто подытожила Наташа.

– А что касается того вечера, вы не могли бы припомнить, не произошло ли там что-нибудь необычное?

– Необычное? – Наташа задумалась. – Да вроде нет… Народу было мало, все свои…

– А вы не могли бы рассказать мне о тех, кто присутствовал на вечеринке?

– Ну… Маша – совладелица Эллы, их начальник службы безопасности Олег. Артем. Он кто-то вроде… спонсора, что ли. Вообще-то он постоянно посещает их салоны, а кроме того, вкладывает деньги в них.

– У него есть доля в общем деле?

– Нет, кажется, нет. Просто он имеет какой-то процент с прибыли. Он большой друг Эллы… был. А вообще, он очень приятный мужчина, всем нравится. Никто про него ничего плохого сказать не может.

– А муж Эллы? Какие у них были отношения?

– Ну, знаете, выносить сор из избы, тем более из чужой… Тем более что Элла умерла…

– Он ведь был намного моложе ее? – продолжала я гнуть свою линию.

– Да, но порой бывает, что это не играет никакой роли…

– Но, очевидно, не в их случае.

– Да. Только не в их случае… Элла влюбилась в него и женила на себе. Мы с ней тогда были в ссоре, я не знаю подробностей. Но, по-моему, они жили не очень… дружно, если можно так выразиться, последнее время постоянно ссорились.

– А почему же тогда не разводились?

– Сложно сказать. Наверное, Элла не хотела отпускать его. Вряд ли это была уже любовь, просто… она понимала, что с годами не молодеет и что очень скоро превратится в дряхлую старуху. И это пугало ее. Она ведь и операции постоянно себе делала пластические только по этой причине. Она боялась старости и боялась, что ее бросит ее молодой муж. Хотя, на мой взгляд, лучше уж быть совсем одной, чем с таким…

– Он не работал? – Я сама не заметила, как наша беседа переросла в дружескую болтовню. Только бы Костя не примчался и не испортил все.

– Работал?! – Наташа рассмеялась. – Да он дня нигде не проработал! Элла подобрала его, когда он еще был совсем мальчиком. Учился. В школе, кажется. Они начали встречаться, она заваливала его подарками с самого начала, и он понял, что может вертеть ею, как хочет. Потом она его женила на себе. Коля не сопротивлялся. После этого Элла попыталась пристроить его в институт, но этому кобелю были нужны только ее деньги и бабы. Из института его выгнали. Она в конце концов купила ему какой-то диплом. На работу он, естественно, устраиваться не собирался. А зачем? Когда жена тебе и лошадь, и бык, и баба, и мужик. Элла и не была против того, что он сидит дома и только и делает, что транжирит ее деньги. Она поощряла его. Потому что понимала, что в любой момент может остаться одна. Коля, разумеется, тоже это понял. И стал издеваться над ней. Когда мы с ней встретились после долгой… разлуки, Элла как раз находилась в очередной депрессии по поводу поведения мужа. Он гулял налево и направо и даже не старался скрыть этого, Элла же всегда и все прощала ему. А он в открытую измывался над ней. Я не знаю, что за чувства она испытывала к этому ужасному человеку, но больше всего на свете она боялась, что Коля уйдет от нее. Каждый раз, когда возникал очередной скандал, она готова была простить ему все, что угодно, лишь бы только он не бросал ее. И он, поиздевавшись вволю над ней, милостиво соглашался не уходить… Прощал ее, хотя виноват кругом был только он один. И снова они мирились, снова было все нормально какое-то время, а потом снова начинались его походы налево, скандалы, ссоры, порой и до драки доходило.

– Он бил ее?

– Они били друг друга. Потом она валялась у него в ногах, просила прощения… И так далее… Каждый раз одно и то же.

– А как вы думаете, мог бы Коля…

– Убить? – с полуслова поняла меня Наташа. – Не знаю. Я как-то не задумывалась над этим. Кто его знает. Я мало общалась с ним. Знаю его больше по рассказам самой Эллы. – Векова вздохнула. – Может, и мог. В порыве… Когда они скандалили… А так, чтобы хладнокровно, нет, наверное… Нет, не думаю. – Она замолчала. Потом подняла на меня глаза. – А вы думаете, что это он ее?..

– Не знаю. У меня пока нет никаких оснований считать так, но кто знает…

– Да-а… – протянула Наталья, но не потрудилась объяснить, что означает это ее «да-а». Возможно, теперь она тоже задумалась над тем, мог ли Коля помочь отправиться на тот свет своей любимой женушке.

Мы с Натальей посидели еще немного, поболтали об Элле, ее семье. О том, какие сложились в ней отношения до ссоры и после нее… Нас прервал взрывом раздавшийся в квартире дверной звонок. Я едва не подскочила на стуле, так умиротворяюще подействовала на меня Наташа. Вероятно, это пришел Костя.

И когда я из-за Наташиной спины увидела его взволнованную физиономию, я успокоила нашего водителя:

– Костя, все в порядке, я уже собиралась уходить. Это за мной, – пояснила я Наталье. – Спасибо за беседу, извините, что отняла у вас столько времени, но мне на самом деле было очень приятно пообщаться с вами, Наташа.

– Мне тоже. – Наталья протянула мне руку, и я почувствовала, что слова ее вполне искренни.

Мы попрощались, и я вышла из Наташиного подъезда вслед за Костей.

Пока мы ехали до студии, я пересказала ему весь наш разговор с Вековой и добавила от себя, что вряд ли Наташа каким-то образом может быть причастна к убийству Эллы. Сложилось впечатление, что она слишком занята своим бизнесом, своими делами, чтобы попусту тратить время на ссоры и обиды. Наташа показалась мне вполне самодостаточной личностью, не такой она человек, чтобы пойти на подлость или убийство.

– Но ведь на основании того, что лично вам кто-то понравился, нельзя строить никаких выводов, – повернулся ко мне Костя.

– Знаю, Костя. Ты прав. Но все же я не верю, что Наташа могла хладнокровно убить свою некогда лучшую подругу. Тем более что не вижу, в чем бы могли пересечься их интересы.

Костя ничего не ответил, только хмыкнул, пожав плечами. Мы как раз подъехали к студии. Я выгрузилась из машины и направилась к себе.

Вся наша команда была в сборе. Павлик дремал в кресле, периодически протягивая руку и доставая из бумажного кулечка, лежащего на столе, курагу. Кулечек этот принадлежал Лере, это она у нас все время жует непонятные диетические продукты типа этой самой кураги.

Лера, занятая изучением и просматриванием каких-то бумаг вместе с Галиной Сергеевной, не глядя, тоже протягивала руку за той же курагой, но, когда находила пакетик сдвинутым, ворчала на Павлика, что ничуть не смущало последнего, и он снова и снова тянул руку к бумажному кульку.

Когда я вошла, все разом обернулись на меня.

– Наконец-то! – взволнованно воскликнула Галина Сергеевна. – А мы уже переживать начали, места себе не находили. Думали, с тобой что-то случилось.

– Ну что со мной может случиться? Я же не одна была, с Костей.

– Вот только поэтому мы еще и не заявили в милицию, – нравоучительно произнесла Галина Сергеевна.

– Ну как съездили? – полюбопытствовала Лера. Она не стала меня ни в чем упрекать, ей было интересно узнать, какие я раздобыла сведения.

– Хорошо, – коротко ответила я. – Мы заезжали не только в дом к Осиповым. Я потом еще ездила разговаривать с Наташей Вековой. Ну той, помните, что встретила нас в доме у Осиповых, когда мы только приехали на репетицию? – пояснила я, видя уставившиеся на меня недоуменные глаза наших дам.

– А-а, ну да, – проговорила Галина Сергеевна. – И как?

– В общем-то я сначала подозревала и ее тоже. Но после разговора с Наташей я поняла, что мои подозрения были беспочвенными.

– Почему?

– Не знаю, не могу этого объяснить. Просто, разговаривая с ней, поняла, почувствовала, назовите, как хотите, что это не она. Ну не могла она, и все!..

– Ясно, – проговорила Галина Сергеевна и требовательно спросила: – А что с домработницей?

– Там ничего нового. Она говорит, что никто чужой в дом проникнуть не мог. Все запирается на замки и засовы. Просто так и не попадешь внутрь. Так что кто попало не смог бы зайти без ведома кого-то из хозяев.

– Значит, остается думать только одно, – подвела итог Лера. – Если Осипову по-настоящему убили, то сделал это непременно тот, кто находился в доме, и никто иной.

– А именно – муж, – поддакнул Павлик, оживившись после того, как узнал, что я больше не подозреваю Наташу. – Я же говорил, что это он, – многозначительно заявил он.

Лера приготовила чай, и я подробно рассказала всем о том, как побеседовала с домработницей и с Наташей. У Павлика не вызвало никаких сомнений, что Векова невиновна. Галина Сергеевна же, напротив, заявила, что, может, это она так ловко прикидывается, чтобы никто не подумал, что это она. Но у Галины Сергеевны, на мой взгляд, слишком сильно развито воображение, поэтому я и не придала ее словам особого значения.

Как только мы закончили с чаепитием, дверь распахнулась, и вошел Валера Гурьев. Он окинул нас хитрым взглядом и проговорил:

– Ну, как продвигается следствие?

– Понемногу. А у тебя? Судя по твоему лукавому виду, ты накопал что-то интересное.

– Накопал. – Валерий заглянул в пустые чашки. Он посмотрел на Леру, и та без слов поняла, что нужно угостить визитера. – Тезка, чайку бы…

– Сейчас-сейчас, вы пока рассказывайте, что удалось добыть. – Лера заварила чай и протянула кружку Валерке.

Тот, удобно устроившись на подоконнике, обвел всех насмешливым взглядом и произнес:

– А муж-то у нас игрок.

– В каком смысле? – не поняла Галина Сергеевна.

– В самом прямом. Я попросил кое-кого проследить за ним, и выяснилось, что Николай Осипов не дурак сходить в казино. Он любитель поиграть в картишки. Вот так-то!

– Ну вот, я это знал! – воскликнул Павлик. – Я же говорил! – Он обвел нас победным взглядом, как бы требуя восхищения с нашей стороны. Дескать, а я что говорил?!

– Да, – задумчиво произнесла Галина Сергеевна. – Значит, все-таки наш Павлик оказался прав.

– Похоже на то, – согласилась я. – Возможно, он сильно проигрался и залез в долги. А чтобы отдать долг, ему нужны были деньги…

– И он замочил свою женушку, чтобы унаследовать ее состояние, – продолжила мои рассуждения Лера.

– Видимо, так и есть, – согласился Валерка. – Кстати, коллега, – обратился он ко мне, – сегодня вечером я сам собираюсь пойти в то казино, куда ходил Осипов. Если есть желание, можем вместе отправиться туда.

– Разумеется, – откликнулась я. – И куда же он ходил?

– В казино «Братислава», встречался там сегодня с каким-то весьма сомнительным типом. Мой человек, который следил за ними, слышал, что они договорились сегодня вечером встретиться там же. Так что я тоже намереваюсь прогуляться в «Братиславу».

– Я с тобой, – проговорила я. – Во сколько ты идешь?

– Часам к девяти. Раньше не имеет смысла.

– Договорились. Мне нужно будет только предупредить Володю.

Глава 4

Ровно в девять ноль-ноль мы подъехали на машине Гурьева к зданию казино. Оставив авто за квартал до входа, мы вышли и пешком направились в «Братиславу». Осипов видел меня, когда мы приезжали к ним домой в день смерти Эллы, и мог узнать сейчас, но я все же надеялась, что он, находясь тогда в смятенном состоянии, не слишком присматривался ко мне и теперь не узнает. По крайней мере, я, как могла, постаралась изменить свою внешность. Конечно, не стала доходить до крайности и нацеплять на голову парик, а на нос темные очки, но все же внешность немного изменила, сделала вечерний макияж. И так как в обыденной жизни я почти не употребляю косметики, то сейчас получилось очень даже ничего: сама с трудом узнала себя в зеркале. Думаю, что Осипов и подавно не сможет сделать этого. Тем более что кроме меня там будет достаточно народу, чтобы я привлекала к себе внимание.

Мы вошли, и Валерка заплатил за нас обоих. Я сразу же увидела Осипова в зале. Он стоял чуть в стороне от всех прочих посетителей казино и разговаривал с каким-то молодым сотрудником в униформе местного крупье, из чего я и сделала такой вывод.

Разговор, судя по выражению лиц и жестикуляции, был весьма напряженным. Осипов что-то говорил парню и отчаянно при этом жестикулировал. Тот спокойно слушал собеседника и лишь изредка кивал, вставляя отдельные фразы. Я не могла удержаться от того, чтобы не подслушать их беседу; сказала Валерке, что собираюсь зайти в дамскую комнату – дверь в нее находилась как раз рядом с местом, где разговаривали молодые люди.

И неторопливо пошла в том направлении. Дойдя до Осипова, я выронила из рук кошелек, предварительно его открыв, и на пол со звоном посыпалась мелочь. Опасаясь, что мне кинутся помогать, я немного не достигла того места, где стояли Осипов с крупье. Они обернулись на звон, но ни тот ни другой, к моему счастью, не оказались слишком воспитанными: не бросились ко мне, чтобы помочь собрать мелочь, а мне того и надо было.

Я присела на корточки и принялась как можно медленнее собирать монеты, рассыпавшиеся из бумажника. Мужчины, отвернувшись от меня, продолжили начатый разговор. И сразу, буквально с первых слов я поняла, что речь идет о деньгах, вероятно, о каком-то долге.

– …на днях, – услышала я обрывок фразы, сказанной Осиповым.

– Имей в виду, что срок истекает, – строго проговорил крупье.

– Помню! – раздраженно произнес Николай. – Я же сказал, скоро! Не могу же прямо сейчас вот так внаглую!

– Валет просил передать, что больше он ждать не будет. Ему плевать, что у тебя жена умерла. Долг есть долг, сам понимаешь. И все сроки ты уже вытянул. Смотри. Надумаешь скрыться, он все равно тебя достанет. И тогда… – В голосе крупье послышалась открытая угроза.

– Ладно, – примирительно произнес Николай. – Ты передай ему, что, как только я утрясу все дела с похоронами, сразу и отдам долг. Деньги у меня уже есть.

– Ну смотри, не тяни больше. А то ты Валета знаешь. Он шутить не будет.

Мужчины разошлись, крупье отправился в зал, а Осипов остался там же, нервно теребя в руках какую-то бумажку, потом в сердцах порвал ее и бросил на пол. Сплюнув, он тоже прошел в зал.

Я быстренько сгребла мелочь в кулак и сунула в карман. Увидев, куда отправился Осипов, я тоже решила вернуться. Валера устроился у стойки бара и потягивал какой-то напиток. Когда я присела рядом, он подвинул мне высокий стакан точно с таким же.

– Все в порядке? – Гурьев кивнул на Осипова. – Опять играть пошел. В «блэк джек».

– Я сейчас слышала его разговор с крупье. Осипов, похоже, должен много денег какому-то Валету. Он просил подождать, пока не утрясет дела с похоронами жены, а потом отдаст долг. Крупье сказал, что этот самый Валет из-под земли его достанет, если Осипов надумает обмануть его. – Я отпила из бокала, там оказался сок манго со льдом.

– Ловко ты! – восхитился Гурьев. – И как же ты все это узнала?

– Подслушала, – честно призналась я. – Они не особенно и скрывались.

– Ну даешь, коллега! – довольно произнес Валерка.

Мы посидели еще немного в казино, понаблюдали за Осиповым. Ничего примечательного в тот вечер не случилось. Он посидел, немного поиграл в карты, пошел к бару и выпил пару рюмок водки. Потом постоял возле рулетки, посмотрел, как играют другие. Еще о чем-то поговорил с тем же крупье и, опрокинув на прощание еще стопку водки, вышел на улицу.

Мы последовали за ним, но, очевидно, Осипов решил вернуться домой. Он подошел к одному из такси, стоявших на дороге рядом с казино, и назвал свой адрес. Потом сел в машину и укатил.

Мы с Гурьевым прогулялись немного до его старенького «Москвича», и Валера отвез меня домой.

* * *

На следующее утро я пришла на работу и сразу же изложила суть нашего вчерашнего похода в казино. Павлик с удовлетворением выслушал мою историю. Выдвинутая им версия все больше подтверждалась.

– Послушайте, Ирина, а почему бы вам не побеседовать с этим спонсором? Как его там? – Лера наморщила лоб, пытаясь вспомнить, как зовут того красавца с кассеты, о котором мне говорила и Наташа.

– Симонян Артем Валентинович, – подсказала я.

– Да, действительно, – оживилась и Галина Сергеевна. – Почему бы тебе и в самом деле не побеседовать с ним? А то как-то о нем все уж очень хорошо отзываются. Это наводит на размышления.

– На какие? – не поняла Лера.

– Как на какие? – удивилась Галина Сергеевна. – Если о человеке все так хорошо говорят, значит, надо искать что-то плохое в его биографии.

– Глупости какие! – фыркнула Лера. – Почему это он не может быть просто хорошим человеком?

– Так не бывает, – поучительно произнесла Галина Сергеевна. – Ты еще молодая, Лерочка, многого не понимаешь.

– Тогда что же получается? – не унималась Лера. – Следуя вашей собственной логике, тот, о ком все говорят плохо, на самом деле является образцом добропорядочности? Так, что ли?

– Лера, ну не надо передергивать, – остановила девушку Галина Сергеевна. – И все же, Ирина, я считаю, что надо обязательно поговорить с этим Симоняном. Может, если он невиновен, ты узнаешь от него какие-то интересные сведения.

Я решила, что на этот раз Галина Сергеевна права, и согласилась с ней. С Симоняном надо было поговорить, и сделать это я решила сегодня же.

Достав визитку, я набрала номер красавца-мужчины. Он ответил сразу:

– Алло.

– Добрый день, Артем Валентинович. Меня зовут Ирина Анатольевна Лебедева. Я с телевидения. Не могли бы мы встретиться?

– Очень приятно, Ирина Анатольевна, – прозвучал в трубке приятный баритон. – А по какому поводу?

– Я хотела бы поговорить с вами об Элле Осиповой.

– Осиповой? – голос стал подозрительным. – Ну хорошо. Давайте встретимся. Когда и где?

– Если вы не против, сегодня же.

– Минутку. – Симонян умолк, я терпеливо ждала. Наконец он произнес: – Хорошо. У меня есть немного времени. Вы не могли бы приехать ко мне в офис?

– Да, конечно. Когда?

– Прямо сейчас. Запишите адрес.

– Он есть на вашей визитке, – проговорила я. – Это верный адрес?

– Да, разумеется. Так, значит, я вас жду?

– Да, я уже выезжаю. – Положив трубку, я обратилась к присутствующим: – Симонян ждет меня прямо сейчас в офисе. Я еду, надо бы машину. – Я вопросительно посмотрела на Леру, и та поняла меня без слов.

Через пять минут она организовала машину, снова попросив об услуге Костю. И тот, конечно, с радостью согласился подбросить меня до офиса Симоняна.

Когда мы приехали, он собрался было сопровождать меня, но я сказала, что никакая опасность мне на сей раз не угрожает и ему совсем не обязательно следовать за мной повсюду, словно тень. Костя остался в машине, а я прошла в здание, где один из этажей занимала фирма Симоняна. Судя по надписи на визитке, его компания занималась торговлей зерном.

Когда я вошла в приемную, секретарша осведомилась, как меня представить. Но едва узнала мои имя и фамилию, сразу расплылась в улыбке и сказала, что Артем Валентинович уже ждет меня. На нее саму моя фамилия не произвела ровно никакого впечатления, и мне стало немножко обидно.

Я постучалась в дверь кабинета и тотчас услышала из-за двери приятный баритон:

– Да-да, входите!

Войдя, я поздоровалась. При виде меня Артем Валентинович встал и широко улыбнулся:

– Проходите, дорогая Ирина Анатольевна. Смотрел как-то вашу передачу, очень понравилась.

После этих слов у меня немного отлегло от сердца. Секретарша слегка задела мое самолюбие, но Артем Валентинович исправил положение. Хотя маловероятно, что он действительно смотрел мою программу – она в основном рассчитана на женскую аудиторию, но все же мне было приятно, пусть даже я и сознавала, что Симонян слегка кривит душой. Хотя кто знает, может, на самом деле смотрел?

– Садитесь, располагайтесь удобно. Может, чаю или кофе? – предложил он, усаживая меня в высокое кожаное кресло, точно такое же, какое стоит в нашем кабинете и которое постоянно оккупирует Павлик.

– Спасибо, Артем Валентинович, я постараюсь не отнять у вас много времени. Как я уже сказала, я бы хотела поговорить об Элле Осиповой. О ее деятельности. Я собиралась сделать передачу с ее участием, но теперь, к сожалению, это невозможно. Тогда я решила все же сделать передачу, правда, несколько иного рода. Что-то вроде воспоминания. И так как вы знали Эллу Анатольевну и общались с ней, я подумала, что нужно поговорить с вами, чтобы узнать побольше о ней.

– Да-да, конечно! Мы были знакомы с Эллой. Более того, между нами были очень теплые дружеские отношения. Я даже помогал ей в бизнесе.

– А что вы можете сказать о Марии Львовне Кравчук? Я еще не встречалась с ней, но тоже собираюсь поговорить об Элле.

– Маша? – Артем Валентинович на мгновение задумался. – Машу я тоже знаю довольно хорошо… Что я могу о ней сказать? Женщина она довольно волевая, с характером. Других в бизнесе и не бывает. Отношения с Эллой у нее были чисто деловыми. Подругами они не были.

– У них были напряженные отношения? Обычно, если у людей совместный бизнес, они волей-неволей становятся друзьями. Вместе проводят время, постоянно общаются и все такое…

– Нет, только не в данном случае. Маша и Элла – женщины со слишком разными характерами. Они не могли быть подругами. Их связывал только бизнес.

– Насколько мне известно, Элла первая начала свой и только позже к ней присоединилась Мария Львовна. Это так?

– Да, – задумчиво протянул Симонян. – Сначала Элла была одна, потом я познакомил ее с Машей, и они решили работать вместе. Долевое участие в деле было несколько разным, так как Элла являлась основательницей дела. А обязанности они распределяли поровну.

– И что, между ними никогда не возникало никаких трений относительно того, что они имеют разные доли в деле?

– Не знаю… По крайней мере, они не расстались за несколько лет сотрудничества. Вероятно, их обеих устраивало положение вещей.

Если Симонян что-то и знал, то говорить мне об этом явно не желал. Тогда я решила зайти с другой стороны. Кроме Кравчук, на вечеринке присутствовал еще и начальник службы безопасности. Я решила прозондировать почву относительно него.

– Скажите, Артем Валентинович, а Олег Пантелеев, он ведь тоже был на вечеринке. Его присутствие показалось мне несколько странным. Обычно на подобные мероприятия не приглашают начальников службы безопасности. Почему он тоже был? Обеспечивал безопасность гостям?

– Да нет. А почему вас, собственно, удивило его присутствие? И Элла, и Маша всегда были с парнем в хороших отношениях. Кроме того, он ведь не рядовой сотрудник, а начальник службы безопасности. Почему бы и не пригласить его на вечеринку? С Эллой они были особенно дружны. – Симонян многозначительно посмотрел мне в глаза, из чего я заключила, что Пантелеев был не только «большим» другом Эллы, но и ее любовником. Или я ошибаюсь?

– Вы хотите сказать, что между Эллой и Пантелеевым была… связь? – без обиняков спросила я.

Прежде чем ответить, Симонян вздохнул.

– У Эллы не очень удачно складывалась семейная жизнь, вы меня понимаете? – Пристальный взгляд в глаза. Я кивнула. – А Олег… Они всегда были дружны… В последнее время, когда у Эллочки совсем разладились отношения с мужем, Олег поддерживал ее. Был рядом с ней, помогал ей морально…

«И физически, – закончила мысленно я фразу Симоняна. – Скрашивал, так сказать, ее одинокое существование».

Похоже, Олег действительно был любовником Осиповой. О-очень интересно! Значит, таким образом, у нас появляется еще один подозреваемый.

Я мало что узнала от Симоняна, кроме того, что Олег принимал активное участие в жизни Эллы Осиповой. Выйдя из офиса, я села в машину к Косте и попросила его отвезти меня на работу. Когда мы приехали, я сразу же поднялась в свой кабинет и достала кассету с записью съемок дома у Эллы.

Что-то не давало мне покоя, но я никак не могла понять, что это такое. Что-то, касающееся Олега Пантелеева и Эллы или Олега и Марии Львовны. Павлик, дремавший, как всегда, в кресле, заметно оживился при моем появлении. Леры не было, а Галина Сергеевна была занята созданием сценария для очередной передачи. Но как только появилась я, в кабинете все ожили и отвлеклись от своих дел.

– Ну что? – Галина Сергеевна вопросительно уставилась на меня. – Как Симонян? Он и в жизни такой же приятный мужчина, как и на кассете? – с любопытством спросила она.

– Да, да… – рассеянно ответила я, перематывая пленку, чтобы найти нужное место.

– Что вы ищете? – поинтересовался Павлик.

– Сама не знаю, – ответила я. – Но что-то меня беспокоит. – Я крутила пленку туда-сюда, но, как назло, никак не могла найти одно место на ней.

– Ирина, ты включи кассету с самого начала, сядь и спокойно просмотри ее. Тогда найдешь все, что тебе нужно, – приняла мудрое решение Галина Сергеевна. – А пока расскажи, как съездила к Симоняну.

Повинуясь нашему режиссеру, я перемотала кассету на начало и уселась в кресло, которое чисто случайно к этому моменту освободилось – Павлик подошел к окну и открыл его. Я с напряжением уставилась на экран.

– Не мучьте нас, Ирина, – простонал Павлик. – Что вы узнали?

Я принялась пересказывать мою беседу с Артемом Валентиновичем, а сама тем временем жадно смотрела на экран. Когда я закончила повествование, нужное место все еще не было найдено.

– Значит, выходит, что у нас появился еще один подозреваемый, – заключила Галина Сергеевна. – Если между Эллой и Пантелеевым были любовные отношения, то…

– Вот! – закричала я и даже сама испугалась своей реакции. – Вот оно! Смотрите!

Павлик и Галина Сергеевна посмотрели на экран телевизора, но отреагировали на удивление довольно вяло.

– Ну и что? – пожал плечами Павлик.

– Ну как же? Как же вы не видите? – воскликнула я. Остановив пленку, я показала пальцем на двух людей, замерших в кадре. Это были Олег Пантелеев и Мария Кравчук. Они сидели за столом и разговаривали. Павлик взял гостиную крупным планом, на экране были хорошо видны все присутствующие. – Вот посмотрите! Вот сидит Кравчук, вот Пантелеев. Они сидят за столом. Посмотрите… – Я ткнула пальцем в телевизор.

– Да-да, теперь я вижу. Странно ведут себя эти двое… – произнесла Галина Сергеевна. Кажется, она тоже начинала что-то понимать.

Я пустила пленку на медленное воспроизведение, и на экране задвигались фигуры. Вот Кравчук что-то говорит Пантелееву, а тот в ответ нежно гладит ее по руке. Потом он положил ей руку на плечо и сочувствующе посмотрел в глаза. Их взгляды встретились, и стало заметно, что смотрят они друг на друга не как простые друзья или коллеги: в их взглядах я уловила нечто большее, чем просто теплое отношение друг к другу.

– Ну, видите? – обратилась я к Павлику и Галине Сергеевне.

– Ирочка, ты хочешь сказать, что Олег и Мария не просто работают вместе…

– Именно!

– Вы что, думаете, что они любовники? – удивился Павлик.

– Не иначе. Вы только посмотрите, как он гладит ее по руке, потом сжимает плечо. А как они смотрят друг на друга! Они как будто знают о чем-то, что неизвестно всем остальным. А дальше… – Я перемотала немного вперед и снова включила медленное воспроизведение.

На экране появились Пантелеев и Кравчук. Они стояли у окна и разговаривали. Потом Пантелеев протянул руку к лицу Марии Львовны и что-то убрал со щеки. Он нежно провел рукой по щеке, а она прижала его руку к плечу, наклонив голову.

– Вот! – победоносно закричала я. – Видите! Разве так ведут себя люди, имеющие дела только по работе?! А?! Теперь я уверена, что Пантелеев и Кравчук любовники. А Симонян сказал, что в последнее время Пантелеев иногда «утешал» Осипову. Что же получается?

– А ничего не получается, – горячо возразил Павлик. – Просто этот Пантелеев тот еще кобель. Вот и все. Спал с обеими бабами.

– А тебе не кажется, Павлик, что Пантелеев мог быть заодно с Кравчук? Ведь если на самом деле она была недовольна своей долей в деле и между ней и Осиповой возникали недоразумения, то ведь вполне возможно, что она вместе со своим любовничком Пантелеевым взяла да и избавилась от соперницы. Может, он и любовником ее стал не случайно, а чтобы усыпить подозрения, а заодно и вызнать побольше информации.

– Согласна с тобой! – заключила Галина Сергеевна и посмотрела на Павлика.

– Мне кажется, что все это ерунда. Да мало ли кто с кем спит, это еще ничего не доказывает, – продолжал отстаивать свою точку зрения Павлик. – А у вас просто богатая фантазия. По мне, так надо продолжать разрабатывать Николая Осипова. Это он во всем виноват, а пока вы будете тратить время на всяких там Пантелеевых да Кравчук, он успеет замести следы.

Какие именно следы, Павлик не уточнил. У нашего оператора, похоже, разыгралось воображение. Я иногда, конечно, и сама становлюсь словно гончая, пущенная по следу дичи, но не до такой же степени. Павлик начитался детективов, и теперь его воображение заработало так бурно, что аж треск стоит.

– И как же ты намерен разрабатывать, как ты говоришь, Осипова? Даже если допустить, что именно он преступник?

– Очень просто, – ответила Павлик. – Надо пойти к нему домой и все ему сказать, что, мол, нам известно все. И вынудить признаться во всем. Мы все это запишем на пленку скрытой камерой, к примеру, или на диктофон. А потом отнесем все это в милицию.

– Господи, Павлик, ну что ты такое говоришь? Как маленький, ей-богу! С какой это, интересно, стати Осипов начнет нам в чем-то признаваться? Даже если он и в самом деле убил свою жену, что же он, дурак совсем, чтобы признаться в этом? Естественно, он будет отпираться, у нас ведь нет доказательств.

– А карточный долг? – не унимался Павлик.

– Это не доказательство. Мало ли у кого какие долги? Не убивают же из-за этого люди направо и налево своих близких. Нет, Павлик, твое предложение не годится. Пока у нас нет достаточных улик против Николая Осипова, мы не можем действовать. А чтобы не сидеть сложа руки, попробуем проверить пока эту сладкую парочку – Кравчук и Пантелеева. И займусь этим я сама.

Дабы не терять времени, я решила немедленно отправиться в салон красоты. Но чтобы больше не отвлекать от работы Костю, я подумала, что поеду с Гурьевым. В конце концов мне нужна поддержка и охрана на всякий случай! А Гурьев и сам заинтересован в этом деле не меньше моего.

Я пошла в кабинет Валеры, и, на мое счастье, он оказался на месте.

– Есть дело, – коротко отрапортовала я.

– Ну? – еще короче ответил Гурьев вопросом на мои слова.

– Надо съездить в одно место, и мне нужна твоя помощь.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Прямо сейчас, извини, никак не могу. У меня, – он посмотрел на часы, – встреча через пять минут. Важная, – многозначительно добавил он. – Может, попозже? Через часок?

– Нет, не могу. У меня тоже срочно. Ну ладно, не обессудь тогда, если не узнаешь важные сведения. – И я вышла из кабинета, услышав, как Валера что-то кричал мне вдогонку. Но возвращаться не хотелось, к тому же мне нужно попробовать самой добыть какие-то важные сведения.

Я предупредила Галину Сергеевну, что отлучусь ненадолго, и стала спускаться вниз. Вышла на улицу, пошла к остановке. Собственным автомобилем я еще не обзавелась – заработки не позволяли подобную роскошь. Поэтому приходилось пользоваться общественным транспортом.

Сев на автобус, я доехала на нем до набережной. Именно там располагался головной салон красоты. Там, вероятно, и находился офис Кравчук с Осиповой. Теперь в нем хозяйничала одна Мария Львовна.

Салон красоты «Афродита» разместился в отдельном трехэтажном здании. На первом – парикма*censored*ская и косметический салон. На втором – маникюрный зал и массажные кабинеты. Это я выяснила, когда прогуливалась по этажам и разглядывала разнообразные таблички и вывески. А вот на третий этаж меня не пустил охранник, он сказал, что там ничего нет.

Раз ничего нет, почему туда нельзя сходить? Я поняла, что там-то и находится администрация салона красоты. Тогда я спросила у охранника, здесь ли Мария Львовна? Получив положительный ответ, я решила пока обдумать сложившуюся ситуацию. Спустилась вниз и заняла наблюдательный пункт на улице во дворе салона на скамейке. Благо погода стояла великолепная – от недавней прохлады не осталось и следа. С утра светило яркое солнце и припекало уже по-весеннему.

Я просидела на скамейке минут пятнадцать и увидела, что к салону подъехала черная иномарка, остановившись прямо у подъезда. Из машины вышел мужчина и уверенным шагом направился в салон. В приехавшем я узнала начальника службы безопасности Олега Пантелеева. Он легко взбежал по ступенькам и скрылся за дверями. Я осталась ждать снаружи, слабо представляя, что именно я жду, но на всякий случай приготовилась к любому повороту событий.

Вскоре в дверях показались Пантелеев с Кравчук. Они вышли вместе, весело переговариваясь. Уселись в машину, и Пантелеев включил двигатель. Я поняла, что мне просто жизненно необходимо проследовать за ними, но не было колес в отличие от них.

Иномарка медленно развернулась и покатила в сторону дороги. Я встала и отправилась следом. На главное городское шоссе вела маленькая асфальтированная дорога из двора салона красоты, поэтому Пантелеев остановился на перекрестке, чтобы дождаться, когда можно будет выехать на шоссе.

И тогда я вдруг приняла молниеносное решение – выскочила на дорогу и подняла руку. Около меня тут же затормозило желтое такси. Я запрыгнула в него, видя, как Пантелеев уже вырулил на шоссе.

– Вон за той черной машиной, пожалуйста, – скомандовала я шоферу и поняла, что слишком волнуюсь и на взгляд со стороны веду себя несколько странно. Но водитель такси совершенно нормально отреагировал на мою команду: наверное, не впервые выполнял подобные просьбы.

Он пристроился за иномаркой Пантелеева и неспешно поехал следом, стараясь не слишком обнаруживать себя. Пантелеев двигался по городской дороге, поэтому следить за ним было совсем несложно. Машин вокруг было предостаточно, кроме того, на каждом углу был светофор. И такси не слишком бросалось в глаза. Пантелеев переговаривался о чем-то с Кравчук – мне было хорошо видно их обоих.

Вот они свернули на маленькую улочку, пересекающую главную дорогу. Мой таксист – следом. Машина Пантелеева остановилась возле входа в небольшое кафе, расположенное в полуподвальном помещении.

«Для обеда вроде бы не самое подходящее время», – подумалось мне. Интересно, зачем они сюда прибыли. Я попросила таксиста обогнать их немного и остановиться впереди. Водитель послушно выполнил мою просьбу. Я обернулась и увидела, как Пантелеев вышел из машины сам и помог выбраться Марии Львовне. Вместе они спустились по ступенькам кафе вниз и скрылись за дверью.

Я расплатилась с водителем такси.

– Вас подождать? – спросил он.

– Нет, спасибо. Можете быть свободны.

Захлопнув дверцу, я тоже отправилась в кафе.

Чтобы лишний раз никому не бросаться в глаза, я решила на всякий случай надеть темные очки. Но потом поняла, что человек в темных очках в полутемном подвальном помещении привлечет к себе еще большее внимание, и сняла их. В крайнем случае просто отвернусь, чтобы меня не узнали, решила я.

В кафе негромко играла музыка. Преследуемых мною я увидела сразу: они устроились за дальним столиком и оживленно о чем-то говорили. Я заняла столик вблизи, так, чтобы мне было хорошо видно обоих. Тут же подошла официантка. Я заказала сок и стала наблюдать за парочкой. Возможно, они приехали сюда перекусить, но что-то подсказывало мне, что они здесь не случайно: уж слишком возбужденными выглядели оба. Я увидела, как к ним подошла официантка и принесла заказ – две чашки кофе.

Пантелеев принялся неспешно потягивать напиток, а Кравчук даже не обратила внимание на чашку. Нет, они явно здесь не для того, чтобы насладиться кофе. Мне тоже принесли сок, и я отпила глоток приятно прохладного напитка.

Парочка продолжала беседовать, но мне не было слышно о чем. И вдруг оба, как по команде, повернулись в сторону двери. Я сидела ко входу спиной, поэтому мне не было видно, кто вошел, а резко оборачиваться, чтобы привлечь к себе внимание, мне совсем не хотелось. Поэтому пришлось терпеливо ждать, пока человек, пришедший в кафе, пройдет в зал. И мои мучительные ожидания увенчались успехом – я увидела, как к столику Пантелеева и Кравчук подошел не кто иной, как Николай Осипов собственной персоной.

Вот так номер! Осипов подошел к столику, где сидела парочка, потоптался рядом. Потом охранник кивнул на стул, и Осипов нерешительно сел. Пантелеев принялся говорить что-то Николаю, а тот только смотрел в пол и иногда кивал. Я во все глаза глядела, но ровным счетом ничего не могла понять. С моего места не было слышно, о чем идет речь, и я просто вся извелась, изворачиваясь так и эдак, чтобы услышать хоть что-то, о чем толкуют эти трое. Кстати, Мария Кравчук почти ничего не говорила, лишь изредка вставляя фразы в монолог Пантелеева.

Мне надоело мучиться догадками, и я отважилась на решительные действия: встала со своего места и, взяв со стола стакан с соком, неторопливо, чтобы не привлекать излишнего внимания, подошла к стойке бара. Усевшись на высокий табурет, я поставила перед собой сок, потом заказала бармену чашку кофе.

Кафе постепенно наполнялось посетителями. Мне это было на руку. Чем больше вокруг было народу, тем менее заметной становилась я сама. И тут я увидела, что соседний столик рядом с моей троицей освободился, – какой-то бородатый мужик встал и пошел к выходу. Я тут же, чтобы не упустить шанс, схватила чашку и рванула за этот столик. Усевшись спиной к беседующим, я изо всех сил напрягла свои слуховые способности, или, как говорится, вся превратилась в слух. Теперь мне было отлично слышно, о чем идет речь. Кравчук же по-прежнему почти молчала.

– …Не понимаю, о чем теперь толковать, – гнусаво тянул Николай Осипов.

– Как о чем? – наставительно спросил Пантелеев. – Разве ты забыл, сколько мы для тебя сделали?

– Но ведь я тоже делал для вас, что вы просили… – Голос Осипова был нерешителен и вял, чувствовалось, что он чего-то боится.

– Мы щедро оплачивали то, что ты делал, – напомнила Кравчук.

– Ну и что теперь? – Осипов не знал, как ему быть. Он мямлил что-то, но было ясно, что он чем-то обязан этим двоим, поэтому не может разговаривать с ними решительно.

– Давай прямо сейчас поедем к нотариусу, – предложил Пантелеев.

– Сейчас?! – не на шутку перепугался Осипов.

Я напряглась еще больше. Мне казалось, я стою у самой разгадки тайны убийства Эллы Осиповой. Вот сейчас должно обязательно что-то произойти…

– А что такого? – спросила Кравчук. – И все сразу и оформим.

– Нет, я сегодня не могу, – промямлил Осипов.

– А когда? – настаивал Пантелеев.

– Ну, не знаю… – было ясно, что Осипов тянет время. – На днях… может быть.

– Ты давай думай быстрее! – резко прикрикнул на него Пантелеев. – Тебе деньги нужны?

– Угу.

– Ну так и все! Вы – нам, мы – вам!

Осипов молчал. Он сопел, даже с моего места было слышно это его пыхтение.

Молчание нарушил Пантелеев:

– Назови дату!

– Какую дату? – испугался Осипов.

– Когда поедем к нотариусу.

– Н-не знаю… – проблеял Николай. – Может, завтра?..

– Завтра так завтра, – категорично отрубил Пантелеев. – Значит, завтра с утра я тебя сам найду. И не вздумай прятаться, все равно из-под земли достану, хуже будет!

Пантелеев с Кравчук встали из-за стола и пошли к выходу. А Осипов так и остался сидеть. Я осторожно обернулась – Николай понурил голову, видок у него, надо сказать, был еще тот. Как в воду опущенный.

Посидев еще минут пять, Осипов встал и тоже направился к выходу, я – за ним. Николай шел, волоча ноги: надо полагать, состояние его было не из лучших.

Интересно, о чем шла речь, когда Пантелеев так настойчиво требовал поехать к нотариусу? О завещании? О доле в деле Осиповой? Мне необходимо было выяснить все это, и немедленно. Я горела нетерпением, зная, что все равно не смогу чувствовать себя спокойно, пока не раздобуду этих сведений.

Выйдя из кафе, я увидела, как Осипов направился к своей машине, темно-синей «БМВ» последней модели. Как бы плохо я ни разбиралась в машинах, но даже мне стало понятно, что такая тачка стоит немалых денег. Интересно, это его машина или же осталась после Эллы? Может, и его. Наверняка женушка баловала своего молодого муженька, покупала дорогие игрушки, вроде этой машины.

Осипов сел в машину, но ехать не торопился. Положив руки на руль, он что-то напряженно обдумывал. Вот склонил голову вперед и, сощурив глаза, поджав губы, всматривался в одну точку, видимую ему одному.

Я не знала, на что решиться. Ехать за ним или же вернуться на работу и рассказать о случившемся. Осипов все еще сидел в машине и никуда, судя по всему, не торопился. Тогда я приняла решение – отправиться на студию, посоветоваться с коллегами. Ведь они тоже участвовали в расследовании убийства и имели право знать, как продвигаются дела.

По дороге я обдумывала, как мне поступить с Валеркой Гурьевым. Рассказать ли и ему обо всем или оставить в неведении? Он так здорово подвел меня с машиной, что я испытывал обиду. Но, с другой стороны, я ведь все равно обошлась и без него, чем лишний раз доказала себе и всем остальным, что могу работать и одна. Даже без участия Гурьева все получилось наилучшим образом. Правда, пока оставалось невыясненным, зачем понадобилось Пантелееву и Кравчук тащить Осипова к нотариусу. Ведь завещания, насколько я знаю, Осипова не оставила.

Я приехала на телевидение, когда рабочий день уже почти заканчивался. Все наши были в сборе. Павлик, как обычно, дремал в кресле. Галина Сергеевна и Лера пили чай с булочками.

Когда я вошла, как всегда, все заметно оживились. Лера тут же спохватилась и принялась готовить чай, заварив его из каких-то ей одной известных трав. И по комнате сразу же поплыл пряный аромат напитка.

– А мы уже соскучились без тебя! Где была? Рассказывай, а то мы умрем от любопытства, – подгоняла меня Галина Сергеевна.

Я подошла к креслу, в котором по привычке развалился Павлик, и, слегка ухватив его за шиворот, вытащила из него. Поворчав для приличия, в общем-то без особого сопротивления он уступил мне место. Я уселась в кресло и приняла из рук Леры ароматный чай.

Лера не преминула сопроводить чашку легким нравоучением:

– Это очень полезный тонизирующий чай. Я купила его по случаю у одного китайца. А уж они-то знают толк в подобных напитках.

– Спасибо, Лера. – Вообще-то я не очень люблю китайский чай, но не хотелось обижать девушку. Я посмотрела в чашку – выглядит вроде бы ничего, хотя цвет, разумеется, зеленый. Отхлебнув немного, я посмаковала глоток во рту. Вроде съедобно… А, ладно! Была не была!

– Я ездила по делу, – начала я. – И кажется, слегка зашла в тупик.

– Так ты расскажи, мы поможем из него выбраться, – посоветовала наша мудрая Галина Сергеевна.

– Значит, так. Кстати, – вдруг вспомнила я о Гурьеве, – Валера не заходил?

– Забегал минут через двадцать после того, как вы ушли, – проговорил Павлик.

– Ну и бог с ним. Итак, я поехала в салон красоты.

– О, Ирина, вы решили сменить имидж? – изумилась Лера.

– Нет, Лера. Мой имидж, как видишь, остался прежним. А поехала я не в простой салон, а в салон «Афродита».

– К Кравчук? – догадалась Галина Сергеевна.

– К ней самой. Я и сама тогда еще не знала, зачем еду туда. Просто хотелось увидеть все собственными глазами. Интересно было посмотреть, как ведут себя Кравчук и Пантелеев.

– Ну и как? – от нетерпения Лера даже заерзала на стуле.

– Очень хорошо. Я устроилась на лавочке возле салона и принялась ждать…

Пересказав свои наблюдения за сегодняшний день, взглянула на Галину Сергеевну, которая посмотрела на меня и произнесла:

– Значит, они в сговоре.

– Кто?

– Пантелеев, Кравчук и Осипов. Я так и знала. Я с самого начала говорила, что они все сговорились и вместе убили Эллу. Как в «Восточном экспрессе». Только меня никто не слушал, все сочли, что я несу чушь. – Галина Сергеевна обиженно поджала губы.

– А я что говорил! – подал голос Павлик. – Так и выходит. Значит, это все-таки Осипов.

– Подожди, Павлик. У меня возникло ощущение, что эти двое его просто каким-то образом используют. Я пока не знаю, как именно, но скоро обязательно это выясню.

– Как же это? – удивилась Лера.

– Не знаю. А зачем, по-твоему, они пытались затащить его к нотариусу?

– Я знаю! – воскликнула Галина Сергеевна. – Они хотят, чтобы он оформил на них свое завещание.

– Какое завещание? У него ничего нет, – произнес Павлик.

– Как это нет? А после смерти жены он унаследовал все ее состояние, – возразила Галина Сергеевна.

– Ничего он еще не унаследовал, – откликнулся Павлик. – Раз завещания нет, то он сможет вступить в права наследования только через полгода.

– А мне кажется, – не сдавалась Галина Сергеевна, – что Пантелеев с Кравчук убили Осипову, а теперь хотят, чтобы ее муж, то есть вдовец, написал на их имя завещание.

– Нет, вряд ли, – остудила я пыл нашего режиссера. – А меня интересует вот что. Неужели богатая сорокалетняя женщина не успела составить при жизни завещания? Что-то с трудом в это верится. Обычно бизнесмены, имеющие солидное состояние, всегда пишут завещание, чтобы ничего не досталось тем людям, которые имеют на это право, но не нравятся им. Мне кажется, что в истории с завещанием не все складывается гладко.

– Я согласна с Ириной. – Лера взглянула на Галину Сергеевну и Павлика. – Эти «новые русские» всех своих родственников держат в ежовых рукавицах только одним – завещанием. А уж тем более эта Осипова. У нее ведь с мужем нелады были, мягко говоря. Должна же она была при жизни его чем-то удерживать.

– Точно! – сказала я. – Наверняка он и не уходил от нее только потому, что Элла Анатольевна сказала ему, что после ее смерти он получит все.

– И это сыграло роковую роль, – вставил Павлик. – У него глаза разгорелись, руки зачесались, он не удержался и грохнул женушку. Доболталась! – резюмировал он.

– Павлик! – с упреком посмотрела на него Галина Сергеевна.

– А что? Так и было. Вот увидите!

– И что ты теперь намерена делать? – спросила у меня Галина Сергеевна.

– Не знаю пока, но уверена в одном – не надо упускать из виду эту парочку и Осипова.

– И каким образом? – вставила Лера. – Не приставлять же к ним круглосуточную охрану?

– Это было бы выходом из положения, – задумчиво произнесла я. Но, конечно же, я прекрасно понимала, что это нереально. – По крайней мере, на завтра у Осипова с Пантелеевым назначена встреча: они собираются ехать к нотариусу.

– Надо завтра обязательно проследить за ними, – вставила Галина Сергеевна.

– Надо бы… – протянула я. – Только как все это устроить?

– Может, попросить Гурьева? – предложила Лера. – Он не откажет.

– А что, это идея! – оживилась Галина Сергеевна. – Действительно, Ирочка, попросила бы ты Валеру. Он сам или попросил бы кого-то последить за Осиповым.

В общем, это, конечно, была мысль, неизвестно, правда, будет ли свободен завтра Гурьев. Хотя он вполне может найти кого-нибудь, кто выполнил бы это поручение. Я решила, не откладывая дела в долгий ящик, позвонить Валере. Набрав его номер, я послушала длинные гудки, положила трубку.

– Его, как всегда, нет, – сообщила я глядевшим на меня Галине Сергеевне и Лере. Павлик по-прежнему дремал на подоконнике.

– А вы попробуйте позвонить ему вечером, – предложила Лера. – Уж вечером-то он наверняка появится.

– Попробую, – заверила я наших дам. – А что там у нас с материалом для следующей передачи?

– Вот сценарный план. – Галина Сергеевна протянула мне листы бумаги.

– Посмотрю дома, – сказала я, убирая план в папку.

Мы разошлись по домам. Я решила по совету Леры позванивать вечером Валере Гурьеву домой или на работу – где застану – и попросить об услуге. Когда я пришла домой, Володя уже ждал меня. Он смотрел телевизор, а на кухне, на плите, на маленьком огне стояла кастрюлька с супом.

– Вот, жду тебя, – кивнул он в кухонную дверь, чмокая меня в щеку. – Чтобы не разогревать…

– Суп сварил? – Я поднялась на цыпочки и поцеловала Володю в лоб. – Умница моя! А я страшно голодная!

– Ну, все готово, сейчас только хлеб порежу. – Володя пошел в кухню, а я разделась и отправилась в гостиную. Взяла телефон и набрала домашний номер Валерия. Телефон и теперь молчал.

За ужином Володя рассказывал мне о своих студентах. Есть довольно занятные экземпляры. Сегодня муж был в ударе и отличном настроении: шутил, смеялся, сыпал анекдотами. После ужина я решила не наглеть особо сильно и предложила Володе вымыть посуду. Он поначалу сопротивлялся, говорил, понимает, как я устала на работе, что сам вымоет, но потом все-таки предложил помощь в виде вытирания чистой посуды. Я согласилась – все-таки вдвоем веселее.

Дозвонилась до Валерки лишь в десятом часу вечера: наконец-то он появился дома.

– Ну здравствуй, отсутствующий! – пожурила я его. – Никак тебя не достать! Ты бы хоть сотовый себе приобрел. А то когда нужно, тебя никогда не найдешь.

– Да ладно, Иришка, работа такая! Ты как там справилась без меня, все в порядке? – спросил Валера.

– Нормально, – слегка обиделась я. – А ты думал, что без тебя и земля вертеться не будет?

– Да ладно, Ирин, я ж занят был. Ну говори, как и что.

Я кратенько пересказала Гурьеву итог своей поездки. Не забыла и о наших подозрениях насчет Кравчук и Пантелеева.

Валерка, подумав, согласился со мной: видно, с Марией Кравчук не все так чисто. Да и Пантелеев этот слишком уж что-то усердствует.

– Надо бы его проверить, – предложил Валера.

– Вот об этом я и хотела тебя попросить. Валер, ты не мог бы завтра последить за Осиповым? Или попросить кого-то?

– Завтра? А во сколько?

– Вот это самое затруднительное. Я и сама не знаю, во сколько они соберутся ехать к нотариусу.

– Ну, думаю, с утра… Ладно, обмозгую. Если что, утром позвоню тебе.

– Договорились. – Я поспешила распрощаться с Гурьевым, заметив, как мой Володя скроил унылую кислую физиономию.

Вообще-то он довольно хорошо относился к Валерке, но, когда работа заполоняла все мое домашнее время, муж обижался. Я не стала подвергать риску свою счастливую семейную жизнь и положила трубку. Подвинувшись поближе к Володе, я положила ему голову на колени, а его руку – себе на голову.

– Больше ни слова о делах, – прошептала я.

Глава 5

Утром я приехала на работу самая первая. Правда, Лера и Галина Сергеевна появились следом за мной, и началась обычная будничная суета. Материалы по сценарному плану, данные мне вчера Галиной Сергеевной, я, естественно, не успела просмотреть дома и теперь вынуждена была заниматься этим на работе. Ну, с другой стороны, работа для того и существует, чтобы на ней работать.

Лера первым делом осведомилась, договорилась ли я вчера с Валерой Гурьевым. Я сказала, что в общем-то ни о чем конкретном мы не договорились. Просто Валера обещал подумать, что можно сделать, и перезвонить.

Валерий не заставил себя долго ждать. Через пару часов он заявился в наш кабинет и, сияя, сообщил:

– Пропасли твоего голубчика, Иришка. – Он пристроился на краю стола. – Я попросил одного человека присмотреть за ним, и вот что выяснилось. Сегодня рано утром – аж в восемь часов! – Валерка назидательно поднял вверх указательный палец, – твой Осипов помчался на встречу с одним очень уголовным типом. Мой человек сделал снимки. Фотографии будут позже. После этого они вдвоем поехали в одно весьма интересное местечко, а именно – к нотариусу. Оба пробыли там около получаса, потом вышли. Уголовного типа мужичок отправился на собственной машине куда-то, наверное, домой, а Осипов поймал такси и тоже отбыл в неизвестном направлении. Но самое интересное не в этом. А в том, что я сразу же навел справки о нотариусе.

– И что? – Лера даже рассыпала какие-то бумаги, которые разбирала на полке.

– Мне удалось установить, что нотариус этот имеет связи едва ли не со всеми бандитами города Тарасова и вообще про него идет дурная слава.

– Это… в смысле он сам, что ли, бандит? – насторожилась Галина Сергеевна.

– Ну, бандит не бандит, но закон нарушает регулярно. Не брезгует ровным счетом никакой работой. Вот так-то! – Гурьев обвел нас победным взглядом. Дескать, вот он какой я! Вот как потрудился!

– Спасибо, Валера, за информацию и за работу. Даже не знаю, как тебя благодарить, – начала я.

– А никак не благодари, – скромно улыбнулся Валера. – Мне ведь и самому вся эта информация нужна будет. Так что, можно сказать, работаю на себя. Мне вся эта история начинает казаться интересной.

– Еще бы! – оживилась Лера. – Все так запутано!

– Ничего, распутаем, – уверила я ее.

* * *

В двенадцать дня в моем кабинете раздался телефонный звонок. Лера, как всегда, находясь ближе всех к аппарату, сняла трубку.

– Алло. – Она подняла на меня глаза. – Да, сейчас, минуточку! – Она прикрыла трубку ладонью и протянула мне. – Кажется, отец Осиповой.

Я взяла трубку и проговорила:

– Слушаю.

– Здравствуйте, Ирина Анатольевна. Это Анатолий Степанович. Отец Эллы Осиповой.

– Здравствуйте, рада вас слышать.

– Я звоню, чтобы сообщить вам кое-что, Ирина Анатольевна. – Голос Анатолия Степановича был необычно взволнованным.

– Да-да, слушаю вас внимательно. – Я тоже почувствовала легкое волнение.

– Дело в том, Ирина Анатольевна… Дело в том, даже не знаю, как сказать… Понимаете, появилось завещание Эллочки…

– Как?! – не смогла сдержаться я от изумления. – Откуда появилось?

– Да понимаете, я как-то не очень все понимаю. У какого-то нотариуса вроде бы нашлось, что ли… Сегодня утром Коля приезжал, показывал…

– А в котором часу, простите, он был?

– Да рано, часов в девять, наверное. Приехал, сказал, что ему позвонили с утра, попросили приехать. Он приехал, а там нотариус и говорит: «Вот, дескать, завещание. Ваша супруга оставила у меня». Ну, Николай взял его и поехал к нам.

– Скажите, Анатолий Степанович, а на кого оформлено имущество? Если, конечно, это не секрет?

– Да какой уж там секрет, – сокрушенно вздохнул Анатолий Степанович. – Все записано на Колю. Нам с матерью – ничего… Да нам и не надо было… – Старик тяжело вздохнул.

– На Николая?! – я едва сдержалась от изумления. – Элла все свое имущество оставила мужу?!

– Да-да. Все. Ровным счетом все. Все переписала на него.

– И вы… вы не удивлены?

– Да что там!.. Нам разве богатство Эллочкино было надобно? Нам она сама живой да здоровой нужна была… Я вот вам позвонил, думал, вам нужно знать… Может, он сам знал о завещании? Поэтому и…

– Большое спасибо, что позвонили, Анатолий Степанович, – проговорила я. – Вы правильно сделали. Думаю, мне поможет ваша информация.

Я попрощалась и положила трубку. Оглядела всех наших – во взглядах я прочла, что и Галина Сергеевна, и Лера уже и без слов моих все поняли.

– Неужели она все оставила мужу? – тихо произнесла Галина Сергеевна.

– Именно так, – подтвердила я. – Отыскалось завещание, в котором Элла Осипова все свое имущество завещала своему супругу.

– А не тот ли это нотариус, к которому сегодня утром ездил Осипов? – спросила Галина Сергеевна.

– Я почти на сто процентов уверена, что тот самый, – сказала я.

– И что это значит? – спросила Лера.

– А это значит, что, возможно, этот самый нотариус и состряпал это завещание.

– Зачем? – не поняла Лера.

– Ну как же? Теперь становится совершенно очевидным, что Осипова оставила настоящее завещание, по которому все свое имущество отписывает кому угодно, но только не мужу. Это завещание нашли. И нашел его скорее всего сам Осипов. И решил переделать его. Настоящее завещание спрятал, а сам попытался состряпать новое. Где наследником являлся он. Все! Теперь я ничуть не сомневаюсь, что Осипов причастен к убийству жены. Возможно, дело обстояло так. – Я уселась поудобнее в кресле и начала: – Осипов нашел настоящее завещание. Обнаружил, что все имущество достается, например, родителям. Естественно, такой поворот дела не устраивал его. Тогда он придумывает следующий шаг: подделывает завещание, по которому все имущество остается ему. И он вступает в права наследства.

– Да, именно так вероятнее всего и получается, – поддержала меня Лера. – Надо теперь найти того уголовного типа и настоящее завещание.

– Если оно еще существует, – проговорила я.

Версия получилась вроде бы неплохая, но мне в ней что-то не нравилось.

– Послушайте, – сказала я, – на Осипова давили. Это очевидно. И давили именно Кравчук с Пантелеевым. Они говорили о каких-то деньгах. Кроме того, я знаю, что у Осипова есть долг в казино. Карточный, скорее всего. Возможно, Кравчук давала ему деньги оплачивать долги. А он никак не мог вернуть их ей. Поэтому и решил вот таким образом добыть деньги.

– Значит, нам нужно проследить, как распорядится финансами да и наследством вообще Осипов, – произнесла Галина Сергеевна.

– А как это сделать? – спросила Лера.

– Очень просто. Полагаю, Анатолий Степанович будет в курсе того, как муж его покойной дочери распорядится завещанным состоянием. Вот он-то нам все и расскажет, – сказала я.

Тут дверь в кабинет распахнулась, и вошел Валера Гурьев.

– Ну, дамы, как дела?

– Да вот, сидим, рассуждаем, – призналась я. – Ищем пути и решения. Продумываем версии.

– Ну и как?

– Сведений маловато. И знаешь, что мы узнали? – Я посмотрела на Валеру. – Сегодня утром Осипов сообщил родителям Эллы, что отыскалось ее завещание.

– Вот как? – присвистнул Валера.

– И я так подозреваю, что нашлось оно у того самого нотариуса, о котором ты добыл сведения.

– Ого! А почему же этот нотариус раньше молчал?

– А бог его знает? Как выяснилось, он позвонил Осипову только сегодня утром, и тот сразу же отправился к нему.

– Если это действительно тот самый нотариус, то я ничуть не удивлюсь, если завещание окажется сфабрикованным, фальшивым, – произнес Валера.

– Мы думаем то же самое, – сосредоточенно кивнула Лера.

– Так надо узнать это, – сказал Валера.

– Каким образом? Прийти и спросить у нотариуса, не состряпал ли он недавно одно завещаньице для некоего господина Осипова?

– Ну, зачем так сразу… – протянул Валера. – Есть же и другие пути.

– Например? – выжидательно посмотрела я на Гурьева.

– Надо подумать. – Валера сел на стул и почесал в затылке. – Во-первых, я считаю, что надо проверить того самого уголовника, который встречался с Осиповым. Наверняка там дело нечисто. Ведь если получится, что именно он свел Осипова с нотариусом, то там все может развернуться очень даже занятно.

– Возможно, и завещание появилось только сегодня лишь потому, что соорудили его только сегодня, а раньше его просто не существовало. Или же было настоящее завещание, но оно по не зависящим от нас причинам не попало по назначению, – добавила я.

– Именно так, – поддержал меня Гурьев. – Сегодня у меня будут фотографии, и сегодня же я отнесу их куда следует. Проверим этого человека по милицейским сводкам: больше чем уверен, что он там не на лучшем счету.

– Валера, можно я с тобой? – спросила я.

– Да в принципе можно. Почему бы и нет? Ты ведь тоже занимаешься этим расследованием. И именно благодаря тебе расследование вообще началось. Если бы не ты, Иришка, убийца Эллы Осиповой гулял бы на свободе, – закончил Валера торжественным голосом и добавил: – Слава Ирине Лебедевой и ее знаменитой передаче «Кисейные прелести»!

Я не обратила внимания на Валеркин выпад, он всегда таким образом пытается подколоть меня на предмет моей программы, но знает, что я все равно не обижусь и никак не отреагирую.

– Ну, так что, поехали, что ли? – весело подмигнул Валера.

– Поехали, – кивнула я, и мы вышли из кабинета.

Усевшись в старенький «Москвич» Гурьева, мы покатили по направлению к одному из местных тарасовских РОВД, где у Валеры были связи. Но сначала заехали к одному человеку, тому самому, как я поняла, который следил за Осиповым, и Валера забрал у него снимки.

Вообще-то мой друг Гурьев был хорош и удобен тем, что почти везде у него были, как он выражался, «свои люди». И это в равной степени относилось как к представителям правоохранительных органов, так и к представителям уголовного мира. Если в процессе беседы заходила речь о ком-то, более или менее известном в городе, Валера тут же подхватывал и говорил: «А, ну как же… Как сейчас помню, пили мы…» и так далее в том же духе.

Вот и теперь мы ехали к одному старинному знакомому Валерия Гурьева – к оперу одного районного отделения милиции. Приехав на место, мы вышли из машины и направились в здание РОВД. Миновав пропускной пункт, поднялись на третий этаж. Кабинет нужного человека располагался в самом дальнем конце коридора. Валера постучался в дверь, и до нас донесся мощный рокочущий бас его обладателя:

– Войдите!

Войдя, я сразу увидела сидящего, нет, скорее восседающего за огромным полированным столом человека в гражданском. Он широко улыбнулся и встал при виде меня:

– Здравствуйте, проходите! – Человек широко расставил руки и вышел из-за стола навстречу нам.

– Это Игорь, а это Ирина, – представил нас друг другу Валерий.

Игорь был похож на оперного певца – такой же тучный и с таким же густым и красивым голосом. Весьма импозантный мужчина. Я улыбнулась в ответ на его приветствие и протянула руку для рукопожатия. Игорь взял мою ладонь в свою громадную лапищу и тихонько сжал – совсем не больно, против ожидания.

– Садитесь, – указал он на стулья. – Рассказывайте, что за дело привело в мою берлогу такую очаровательную девушку. – Он восхищенно посмотрел на меня, впрочем, без тени похоти.

– Да вот, есть одно дельце. – Валера положил на стол перед ним снимки, разложив их веером. – Сможешь посмотреть по своей картотеке, что за человечек? Мужик – типичный уголовник. Наверняка проходит по вашим сводкам.

– Что натворил? – с энтузиазмом разглядывая фотографии, спросил Игорь.

– Пока неизвестно, но наверняка каким-то образом замешан в одном убийстве.

– Да? – Игорь поднял на Гурьева изумленные глаза. – Что за убийство?

– Игорь, если честно, пока еще неизвестно, действительно ли убийство, поэтому давай ты просто посмотришь, а?

– Понял, не дурак, дурак бы не понял, – пророкотал Игорь и, встав со стула, взял снимки в руку и вышел из кабинета. – Я скоро вернусь.

Вернулся он и в самом деле скоро, положил снимки на стол и покачал головой.

– Нет, никого похожего на вашего субчика нет.

– Как нет? – не сдержалась я. – Не может такого быть! Вы хорошо смотрели?

– Ирина, дорогая, обижаете! – погрустнел Игорь. – Только ради ваших прекрасных глаз я облазил всю картотеку самолично. Нет, ответ отрицательный, – снова склонил голову набок Игорь.

– Жаль, – вздохнул Валерий. – Может, все-таки оставишь у себя одну фотку, так, на всякий случай. Если что…

– Да без проблем, – с полуслова понял Гурьева Игорь. – Давай вот эту. – Он выбрал из пачки один снимок и убрал в стол. – Если что, звякну.

Игорь протянул Валере руку, мужчины обменялись рукопожатием. Мне Игорь почему-то предпочел больше руки не пожимать, а просто поцеловал ее. Весьма галантный мужчина, особенно если учесть род его деятельности. Все-таки остались еще джентльмены в русских селеньях, можно сказать, перефразировав известного поэта. А я думала, что один мой муж самый замечательный и лучший. О чем это я? Нет, нет, нет, мой Володя и правда самый лучший и самый прекрасный, и люблю я только его.

Мы вышли из кабинета Игоря и спустились вниз по лестнице. Валерка выглядел удрученным. Он сел в машину и долго еще не мог успокоиться. Он разглядывал фотографии и все приговаривал:

– Нет, ну как же так? Ну ведь на роже же у него написано, что он как минимум три ходки имел. Весь в наколках, и взгляд такой… Да зуб даю на отсечение, что он сидел! Почему же его нет в сводках? Просто нет! Как самого нормального рядового человека…

– Валера, а может, он и вправду… нормальный? – попробовала я утешить Гурьева.

– Да ты посмотри на его рожу уголовную! Да он маму родную замочит и не дернется! Нет, что-то тут не так! – не унимался Валера.

– Да ладно, что теперь. После драки кулаками не машут. Поехали. – Я махнула рукой.

Валерка завел двигатель и всю дорогу до студии что-то негромко бормотал себе под нос, наверное, возмущался, что в милицейских сводках не оказалось столь матерого, на его взгляд, уголовника, прямо-таки отпетого бандита.

Вообще-то меня тоже несколько удивило отсутствие такого человека в архивах правоохранительных органов. Судя по его внешнему виду, он действительно сильно смахивал на бандюгана. Кроме того, и Валерка был уверен в этом. А у него, надо признаться, глаз наметанный на подобные вещи. Сколько он знал и знает таких уголовников! Перевидал их на своем веку, не дай бог каждому!

Мы подъехали к студии. Валера притормозил возле входа и проговорил:

– Я не на стоянку. У меня еще пара дел есть. Ты, если что, держи меня в курсе. Я постараюсь сегодня быть не телефоне.

– Пока. – Я вышла из машины, а Валера вырулил на дорогу и поехал в сторону центра города.

Когда я поднялась к себе, в кабинете не оказалось никого, кроме Павлика. Он, как и всегда, дремал в кресле. Впрочем, когда я вошла, он приоткрыл один глаз и посмотрел на меня.

– Как съездили? – спросил он.

– Безрезультатно, – вяло ответила я. – А где все?

– Шеф вызвал, – безразлично проговорил Павлик.

Надо же! Без меня трудится моя команда, а я разъезжаю по своим делам! Ну не то чтобы совсем уж по своим, но уж точно не по редакционным. Надо бы тоже пойти к шефу. Наверняка потребовал представить ему сценарный план следующей передачи.

Я причесалась, подправила макияж и отправилась к шефу поддерживать коллег.

* * *

Когда мы все трое, Галина Сергеевна, Лера и я, вернулись назад, то застали в кабинете женщину, стоящую около окна и нервно, как мне показалось, курящую сигарету. Женщина обернулась, и я даже вздрогнула от неожиданности: посетительницей оказалась не кто иная, как Кравчук Мария Львовна собственной персоной. Павлик, все еще сидевший, но уже не дремавший в кресле, лишь недоуменно пожал плечами и указал глазами на гостью.

– Здравствуйте, – произнесла Кравчук строгим голосом.

– Добрый день, – поприветствовала я ее. Поздоровались и все остальные члены съемочной бригады.

– Вы Ирина Лебедева? – это было обращено ко мне.

– Да, чем могу помочь?

– Я подруга Эллы Осиповой, Кравчук Мария Львовна. Ведь это вы собирались делать о ней передачу?

– Да, это так. То есть даже не собирались, а все еще собираемся. Теперь, так сказать, уже в память… – проговорила я.

– Я хотела бы поговорить с вами, – произнесла Кравчук. – Где мы можем это сделать?

– Да прямо здесь.

– Мне бы хотелось конфиденциально.

– Это мои сотрудники, и у меня нет от них секретов, – холодно объяснила я. Мне было неприятно, что эта женщина пришла сюда, да еще дает мне указания. Тем не менее на мой не слишком любезный тон она никак не отреагировала.

– Что ж, как прикажете. – Кравчук, не дожидаясь приглашения, села на стул.

– О чем вы хотели поговорить? – спросила я.

– О Николае Осипове. И об Элле, разумеется.

– Очень интересно. – Я подняла брови. – И что же вы хотите сказать?

– Мне бы хотелось, чтобы в вашей передаче была освещена тема личной жизни Эллы. Вы ведь собираетесь упомянуть об этом? – Кравчук скорее утверждала, чем спрашивала.

– Да, конечно, – согласилась я.

– Так вот, я хочу сделать официальное заявление, что муж Эллы, Николай Осипов, желал смерти своей жене.

– Что?! – Я едва не свалилась со стула, когда услышала подобное заявление. – Вы понимаете, насколько серьезно то, что вы говорите? Это ведь обвинение…

– Я отдаю отчет своим словам и готова повторить их для передачи.

– Вы хотите сказать, что Николай Осипов мог быть причастен к убийству своей жены?

– Не знаю, убивал он или нет, но то, что у него был мотив, – совершенно очевидно.

– Не могли бы вы объяснить все поподробней? – попросила я.

– За этим я сюда и пришла. – Кравчук поудобнее устроилась на стуле, видимо приготовившись к длительной беседе. Галина Сергеевна, Лера и Павлик слушали ее чуть ли не с открытым ртом. – Так вот. Я считаю, что Николай Осипов подделал завещание своей супруги. Согласно существующему завещанию Элла все свое движимое и недвижимое имущество оставила именно мужу. Но каждый, кто хоть немного знал Эллу и ее супруга, ни за что не поверит в то, что она могла завещать ему хоть сотую часть своего имущества, не говоря уже о целом состоянии. Это чистейшей воды абсурд! Этого просто не может быть! Нонсенс!

– Ну почему вы так считаете? Что удивительного в том, что жена завещает свое имущество после своей смерти мужу? – начала я.

– Ничего подобного! Только не в данном случае! Вы не знали Эллу, не знаете Николая, вы не знали, какие между ними были отношения. Это было что-то кошмарное! Для Эллы семейная жизнь подчас становилась просто невыносимой. Особенно в последние годы. Это был какой-то ад, а не семейная жизнь!

– Почему же она тогда не развелась с мужем, раз у них были столь трудные отношения?

– Она любила этого подонка! Точнее, она болела им, как наркоманка, была зависима от этого ужасного человека! Она ненавидела его и одновременно не могла представить себе и дня жизни без него.

Я молчала, не в состоянии сказать что-либо. Вообще-то то, что говорила Кравчук, почти полностью соответствовало тому, что я сама думала обо всем этом деле. Но она, похоже, была просто обижена на Осипова, потому и решила свести с ним счеты таким вот странным образом, через мою передачу. Что, решила заклеймить позором Осипова на весь Тарасов? Или припугнуть его?

– Я вижу, вы не удовлетворены тем, что я говорю? Вам кажется, что это абсурд, а на самом деле у Эллы была действительно такая кошмарная жизнь. Я знала всю ее жизнь до мельчайших подробностей, мы ведь были компаньонами в деле… Еще я могу совершенно официально заявить вот что. – Кравчук помедлила, стараясь придать своим словам больше важности и торжественности. Потом обвела всех присутствующих долгим взглядом и произнесла: – Я знаю, что Элла написала завещание. И в нем ни слова не было о ее муже.

– Вы уверены? – спросила я. – А почему вы тогда сразу не заявили об этом? – Мне показалось, что Мария Львовна придумала этот трюк с завещанием только что, чтобы привлечь внимание к своему рассказу.

– Это не играет роли, что и когда заявлять, главное, что я совершенно точно знаю, что о Николае в завещании не было ни слова.

– А кому же тогда Элла оставила свое имущество? – поинтересовалась я.

– Не знаю! Она не говорила мне. Только сказала, что мужу не оставит ни копейки после своей смерти. Хотя бы после смерти, говорила она, не будет зависеть от него.

– Значит, вы не видели сами этого завещания? – уточнила я на всякий случай.

– Нет, не видела. Точнее, я видела, как Элла составляла его, она делала это на работе в офисе, потом сказала, что написала завещание и собирается отвезти его к нотариусу.

– А когда это было?

– Пару месяцев назад. Элла была рассержена тогда на мужа за что-то, не помню уж за что… Хотя… они все время ссорились, и упомнить все их ссоры и скандалы просто не представляется возможным. Так вот, в сердцах она составила завещание и сказала мне, что этому подонку она не оставит ни гроша.

– Возможно, она переписала это завещание? – предположила я.

– Нет, – категорично заявила Кравчук. – Это было не в характере Эллы. Она так никогда не поступила бы. Это была женщина слова. Если она решила, то так тому и быть. – Мария Львовна даже попыталась изобразить слезу, навернувшуюся на глаза. Но это было столь очевидным притворством, что я не придала этому никакого значения.

– Если я вас правильно поняла, то вы хотите сказать, что Николай, узнав о завещании, постарался побыстрее убрать супругу и сделать новое завещание.

– Именно так. И я хочу, чтобы в своей передаче вы обязательно упомянули об этом. Николай должен быть наказан! – с пафосом воскликнула Кравчук. – Может быть, хотя бы тогда органы правосудия обратят на это дело внимание! Вы ведь довольно популярны… И потом… Всем известна сила и власть прессы…

– Я подумаю над тем, что вы рассказали, – проговорила я, пытаясь дать Кравчук понять, что разговор окончен. – Если мне понадобится поговорить с вами, обязательно найду вас.

– До свидания, – Мария Львовна встала, поняв, что беседа завершена. – Вот моя визитка. А вообще, – вдруг внезапно смягчилась она, – приезжайте к нам в один из салонов. В любой! Мы будем очень рады обслужить вас. Со скидкой. – Она рекламно улыбнулась на прощание и вышла.

– И что теперь? – первая подала голос Галина Сергеевна после того, как мы остались одни.

– Что? Я думаю, что Кравчук просто пытается хоть как-то навредить Осипову, поняв, что теперь он не отдаст долг.

– А разве вы, Ирина, не допускаете мысли, что настоящее завещание и правда существует? – спросила Лера.

– Возможно, – проговорила я. – Но мне почему-то показалось, что Кравчук придумала про истинное завещание Осиповой прямо на ходу. Хотя не факт, что его не существует на самом деле.

– А я думаю, что надо искать это самое настоящее завещание. И тогда мы найдем доказательства того, что именно Осипов является убийцей, – заявил Павлик. Он заметно оживился после ухода Кравчук. Еще бы! Его версия в очередной раз подтвердилась.

– И как ты, Павлик, это себе представляешь? Я имею в виду поиски завещания, которое оставила Осипова? – спросила я.

– Как, как? Надо установить слежку за Осиповым, надо прослушивать его телефон, надо, в конце концов, проникнуть в его дом и поискать там! – горячо принялся убеждать меня наш оператор.

– Павлик, остынь! – прервала я его мечтания. – Ну как ты себе это представляешь? Так запросто не залезешь к человеку в дом! Да нас арестуют и посадят. И будут правы. Незаконное проникновение в жилище.

– А если мы найдем завещание?.. – не унимался Павлик.

– А если не найдем? – возразила я. – Или ты думаешь, что он специально для нас оставил его на кухонном столе? Нет, так не пойдет.

– А мне кажется, что Павлик прав, – Лера покосилась на оператора. – Надо проследить за Осиповым.

Я поймала благодарный взгляд, брошенный Павликом на Леру, девушка довольно зарделась.

– Галина Сергеевна, а ваше мнение на сей счет? – я воззрилась на нашего режиссера, женщину умную и по-своему мудрую. Правда, иногда она тоже выкидывала те еще коленца.

Прежде чем ответить, Галина Сергеевна подумала.

– Я тоже вынуждена согласиться с Павлом и с Лерой. Мне кажется, что Осипов обязательно как-то проявит себя. Надо только время. – Галина Сергеевна посмотрела на меня. – Иришка, ведь все равно у нас других вариантов нет и не будет.

И я сдалась.

– Ну хорошо. Только установить круглосуточную слежку за Осиповым не представляется возможным, это, я надеюсь, вы понимаете. И чтобы без отрыва от производства! – Я строго посмотрела на Леру.

Глава 6

Придя вечером домой, я настолько воодушевилась предстоящей операцией слежки за Осиповым, что не удержалась и рассказала все Володе. Как человек рассудительный и трезвый, он может посоветовать что-нибудь стоящее.

Володя выслушал мой рассказ.

– И как же вы собираетесь следить за этим самым Осиповым? – спросил он. – Что, будете ходить за ним по пятам, как в шпионских фильмах? – В голосе своего мужа я уловила едва заметные нотки иронии.

– Володя, ну что ты такое говоришь? Разве я похожа на маленькую дурочку, которая насмотрелась, как ты говоришь, шпионских фильмов и теперь сама стремится изображать из себя бывалого сыщика?

– Нет, конечно, ну что ты!.. – Володе стало стыдно за свое столь несерьезное отношение к моей идее. – Просто я хотел сказать, что не проще ли было пойти в милицию и рассказать все, что вы знаете? Тем более что у Валерия там полно знакомых.

– А если окажется, что Осипову все же не убили? И как мы тогда будем выглядеть? Вот тогда точно все подумают, что я начиталась детективов и решила сама поиграть в сыщика! Нет, в милицию я пойду только тогда, когда у меня будет достаточно сведений, которые можно будет передать во внутренние органы. И только тогда, когда я смогу подкрепить их доказательствами. Пока же у нас одни только догадки и предположения. Гипотезы, так сказать. Но ведь гипотезы и предположения к делу не подошьешь. Нам и в милиции так скажут. Так что не уговаривай, даже и не подумаю идти!

– А если действительно было убийство? – насторожился Володя. – И что, если тебе будет угрожать опасность? Нет, Иришка, я не могу тебе позволить рисковать собой непонятно ради чего, ради какой-то сомнительной славы для передачи.

– Ты все равно не сможешь удержать меня, – твердо сказала я. И чтобы смягчить пилюлю, нежно чмокнула в нос своего взволнованного супруга.

* * *

Утро следующего дня началось как обычно. Сначала мы все дружно сходили к шефу и отчитались о проделанной за эти дни работе. То есть работу-то проделали, только не я, а мои незаменимые и верные помощники – Лера и Галина Сергеевна. Шеф долго хмурился, когда я пыталась отстоять права на выпуск передачи «Памяти Эллы Осиповой». Он сказал, что криминала на телевидении и так хватает, а вот простая задушевная передача, такая, как мое «Женское счастье», всего одна и пользуется славой и популярностью, а ему, шефу, не слишком-то хочется рисковать уже заработанной славой ради какого-то сомнительного проекта по криминалу. Прямо слово в слово процитировал моего мужа!

Когда мы вернулись в свой кабинет, Лера первая завела разговор о том, что пора устанавливать слежку за Осиповым.

– Можно попросить Костю, – сказала она и пристально посмотрела мне в глаза. – Он не откажет, особенно когда узнает, что помощь требуется вам, Ирина.

– Нет, Лера, – возразила я. – Костю мы ни о чем просить не будем. У него своя работа, и он совершенно не обязан нам помогать.

Лера повела плечами, что означало только одно – она что-то замышляла. Я строго посмотрела на нее, Лера лишь отвела взгляд.

– Первым делом, считаю, нужно достать аппаратуру, чтобы прослушивать его телефон, – задумчиво сказала я.

– И где же ее взять? – спросила Галина Сергеевна.

– Можно попросить Валеру Гурьева. Он наверняка сможет помочь. – Я тут же взяла телефон и набрала номер Гурьева. К счастью, он оказался на месте.

– Алло, – бодро отозвался Валера.

– Валера, это Ирина, привет.

– А-а, привет, коллега! Как поживает твоя «Девчачья радость»?

– Твоими молитвами, спасибо. Валера, есть дело. Можно к тебе зайти?

– Запросто. Хотя нет. Давай лучше я к вам сам забегу. Ты где, на работе?

– Да, я у себя. Ждем.

Я положила трубку. Через минуту появился и сам Валера. Он был, как всегда, в приподнятом расположении духа.

– Выкладывай, – бросил он мне и сказал Лере: – Чайку бы старому холостяку, а, тезка?

Лера принялась за приготовление чая, а я изложила Валерке свою просьбу.

Он почесал нос, смешно сморщившись при этом.

– Задача трудная, но, думаю, вполне выполнимая. Правда, я не уверен, что тот человек даст тебе прослушивающее устройство. Вещь это дорогая, сама понимаешь…

– Ну и что ты хочешь сказать? – я улыбнулась, поняв намек Валеры. – Ты хочешь тоже участвовать?

– Был бы весьма признателен, – приложив руку к груди, учтиво поклонился Гурьев.

– Да без проблем, – ответила я в духе самого Гурьева.

– Ну вот и славно. Значит, я сейчас к себе, свяжусь с ним, а потом поеду за аппаратурой. Ну, – Валера посмотрел на свои часы, – где-то через часок, думаю, управлюсь. Ты здесь будешь?

– Буду ждать тебя, – преданно сказала я и улыбнулась.

– Ох, если бы так всегда! – мечтательно закатил глаза Валерка, вскочил и вышел из кабинета, на прощание залпом допив свой чай.

* * *

Валера сдержал слово. Часа через полтора он появился в нашем кабинете и многозначительно потряс небольшим пакетом.

– Добыл, – гордо сообщил он.

– Добытчик ты наш, – похвалила его я. – Дай посмотреть.

– Ты что! Головой отвечаю. Знаешь, сколько стоит? – Валера прижал к груди пакетик с аппаратурой. – Ладно, шучу. На, только осторожно. – Он протянул мне сверток.

Я осторожно достала из него маленькую черную пластиковую коробочку.

– Не самое последнее достижение техники, конечно, но сойдет.

Мы отправились в дом Осипова. Я даже придумала причину, как проникнуть внутрь. Для этой цели мы взяли с собой Павлика. Я хотела попросить Николая Осипова, чтобы он позволил нам снять интерьер дома, где жила Элла. Для передачи, естественно.

Когда мы подъехали к дому Осиповых, ворота и калитка были заперты. Я позвонила и через какое-то время услышала в домофоне шум.

– Кто там? – прорвался сквозь него голос Осипова.

– Господин Осипов, это с телевидения, Ирина Лебедева. Нам нужно поговорить.

Домофон умолк; через секунду раздался характерный щелчок, и калитка приоткрылась. Я вошла, кивнув Павлику и Валере, чтобы следовали за мной.

Осипов встретил нас на пороге собственного дома в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. Вид у Николая был заспанный, хотя время дня вроде бы не располагало ко сну.

– Здравствуйте, мы можем поговорить? – спросила я.

– О чем? – Чувствовалось, что Осипов был не сильно доволен нашим визитом, но выгонять неожиданных гостей у него тоже не было причин.

– Мы готовим передачу о вашей супруге. В тот день, когда все случилось, мы приезжали на генеральную репетицию, но, к сожалению, не смогли снять ничего. Мы хотели бы сделать обзорный вид вашего дома. Для передачи. Вы позволите?

– Ну, я не знаю… – нерешительно произнес Осипов. Однако оглянулся и сделал шаг в сторону, как бы пропуская нас вперед.

Мы прошли в дом, и Павлик приготовил камеру.

– Мы можем снять несколько эпизодов?

– Ну снимайте… Только недолго, мне нужно скоро уходить.

Павлик принялся за работу. А мы с Валерой сделали вид, будто ходим по первому этажу и осматриваем, где и что снять и с каких ракурсов. Я заметила, что Осипов заинтересованно следит за работой нашего оператора, и это было нам на руку: Валера отошел в сторонку и незаметно принялся устанавливать «жучок».

Я стояла рядом с ним, стараясь прикрыть его своей спиной, и вроде бы Осипов ничего не заметил. Вскоре Павлик закончил съемку и выключил камеру. Но перед этим я подала ему знак, что Валера закончил и можно сворачиваться.

Мы поблагодарили Осипова и удалились, пообещав дать ему предварительно просмотреть смонтированный видеосюжет перед тем, как выпускать его в эфир. Он довольно вяло отреагировал на мои слова: кажется, ему хотелось лишь одного – чтобы мы поскорее убрались восвояси. Я не стала испытывать его терпение, мы попрощались и вышли из дома.

Погрузившись в машину, Валера завел двигатель, и мы тронулись в обратный путь. Я заметила, как Осипов, стоя у окна на первом этаже дома, наблюдал за тем, как мы отъезжаем. Наконец занавеска дернулась, и окно закрылось.

Преодолев небольшое расстояние от дома Осипова, Валерий остановился и свернул в густо разросшиеся кусты возле дороги. Там-то мы и решили расположиться.

Гурьев достал и настроил аппаратуру, надел наушники. Мы принялись терпеливо ждать. Сначала в доме была тишина, потом стало слышно, как где-то полилась вода: наверное, на первом этаже находилась ванная. Через некоторое время шум воды стих, и послышались шаги Осипова. «Домработницы сегодня почему-то не было, – подумалось мне. – Наверное, приходит не каждый день, а, может, уже ушла».

Безрезультатно мы прождали около часа. И вот наконец-то раздался долгожданный телефонный звонок. Валера постарался поставить «жучок» так, чтобы были слышны телефонные разговоры Осипова. Установить «жучок» в самом телефонном аппарате не представлялось возможным, так как для этого пришлось бы его разбирать, а как это сделаешь в присутствии хозяина. Но Валера заметил, что, несмотря на не слишком современную аппаратуру, «жучок» может уловить разговор, хотя бы односторонний.

Осипов подошел к телефону и снял трубку:

– Слушаю.

И тут в громкоговорителе раздался второй мужской голос, чего мы никак не ожидали. На этот раз нам, видимо, повезло: Осипов включил громкую связь.

– Это я.

– Да… Здравствуйте. – Испуганный голос Осипова выдал его сильное волнение. Он нас, наверное, потому и выгонял, что ждал этого звонка.

– Как дела? – довольно резко спросил неизвестный.

– Нормально. – Осипов, судя по голосу, испугался еще сильнее.

– С завещанием все в порядке?

– Да-да, все в порядке, – проблеял Николай.

– Значит, так, – приказал голос. – Слушай меня внимательно. Встречаемся сегодня через два часа на том же месте.

– А может быть, у меня? – робко предложил Осипов.

– Я сказал, там же! – незнакомец был непреклонен. – Все!

Раздались короткие гудки, потом послышался шумный вздох Осипова. Он тоже отключил аппарат и что-то негромко пробормотал себе под нос – не удалось расслышать, что именно.

Я машинально посмотрела на часы. Через два часа Осипов должен быть на каком-то известном ему месте. Значит, он будет выезжать пораньше, а нам необходимо проследить за его передвижениями.

Взглянув на Валеру, я поняла – он подумал то же самое.

– Надо будет отъехать куда-нибудь, чтобы не бросаться в глаза, а потом тихонько поехать за ним следом, – проговорил он.

Валера отключил наушники, но я попросила его дать послушать и мне.

– Не думаю, что будет еще что-то интересное, – вяло проговорил Валера. – Хотя на, попробуй.

Я надела наушники, и мне стал слышен каждый шорох, раздававшийся в доме Осипова. Вот снова зазвонил телефон. Николай подошел и вновь включил громкую связь. Наверное, это у него привычка такая была.

– Алло, – усталым голосом произнес он.

На этот раз абонент отозвался женским голосом:

– Коля? – мне показалось, что голос принадлежит Марии Львовне Кравчук, но я могла и ошибаться. Вскоре мои сомнения развеялись.

– Что? – Осипов был расстроен этим звонком. Он даже не пытался скрывать своих эмоций.

– Коля, так ты не передумал?

– Я же сказал, сейчас не могу. Потом все отдам…

– Коля, я просто хотела предупредить тебя, – мягко заговорила Кравчук. Теперь я не сомневалась, что это именно она. – К тебе еще не приезжали с телевидения? Эта самая Лебедева?

Воцарилось молчание. Осипов испуганно молчал.

– А с какой стати она должна приезжать?

– А с такой, – в голосе Кравчук слышалась издевка. – Она собирается делать новую передачу… о тебе.

– Обо мне?! – Осипов испугался не на шутку. – Зачем?

– Так она была?

– Неважно. Что за передача?

– В передаче будет рассказано о твоей покойной женушке и о тебе как о вероятном убийце, Коля, – ласково проговорила Мария Львовна.

– Да вы что?! – Осипов взвился. – Что вы такое несете? Я же сказал, я все отдам, только не сейчас! – Голос его сорвался на визг.

– Коля, да ты успокойся. Нам уже ничего не надо. Нам будет достаточно того, что тебя посадят как убийцу твоей жены.

– Я никого не убивал! Вы ничего не докажете! Она сама!..

– Но ведь ты же подделал завещание, Коля, – проговорила Кравчук.

– Н-ничего я не п-подделывал, – Осипов начал заикаться.

Надо же, какой интересный разговор получился! Теперь бедный Коля так перетрухает, что со страху наверняка наделает ошибок, именно на это я и рассчитывала. А тут еще Кравчук так удачно вставила с передачей. Теперь Николай будет думать, что мы приезжали как раз для этого.

Я довольно улыбнулась, посмотрела на Валеру, Павлика и увидела на их лицах такие же довольные ухмылки.

– Ну как же, Коля? Элла ведь тебе ничего не оставила, и никто не поверит, что она… – голос Кравчук внезапно оборвался. Осипов отключил телефон. Он выругался, поминая недобрым словом маму Кравчук и ее саму.

Я сняла наушники и посмотрела на Валеру.

– Никак не могу понять, чего от Осипова хочет Кравчук со товарищи?

– Скорее всего, речь идет действительно о долге, как ты говоришь, – произнес Гурьев. А Павлик добавил:

– Да. И к тому же Кравчук ничего не сказала Осипову о том, что она сама видела, как Элла Анатольевна составляла другое завещание.

– Ну, на этот счет никаких сомнений. Я с самого начала поняла, что Кравчук на ходу сочинила про завещание, которое якобы Элла писала в офисе при ней.

По прошествии часа с небольшим мимо нас промчалась машина Осипова. Он ехал на встречу с незнакомцем, который звонил сегодня. Нас он не заметил, но Валерий на всякий случай все же убрал машину подальше от дороги, чтобы она не бросалась в глаза, а нам было бы все хорошо видно.

Выждав несколько секунд, мы тоже вынырнули из своего укрытия и поехали следом за Осиповым. Дорога, ведущая в город, была относительно прямой, поэтому нам следовало держаться от Осипова на расстоянии, чтобы он не обнаружил нас. Но то ли Николай был так глубоко погружен в свои мысли, то ли Валера был таким мастером маскировки, но Осипов нас не заметил. Мы благополучно добрались до города и выехали на центральную трассу. Но Осипов ехал по ней недолго, вскоре свернув на дорогу, ведущую на окраину города.

Здесь прятаться было сложнее, дорога казалась пустынной, машин было мало, поэтому слишком долгое следование нашей машины за авто Осипова могло привлечь его внимание. Пару раз мы даже едва не потеряли его из вида, когда трасса разветвлялась, но ничего страшного не произошло, мы все так же висели на хвосте у Осипова.

Но вот он опять свернул на небольшую грунтовую дорогу, и Валере пришлось остановиться на асфальтированной трассе – слишком велик был риск, тут Осипов вполне мог нас заметить.

Оставив машину на дороге, мы решили дальше идти пешком, тем более что после трассы начинались посадки; вряд ли и Осипов поедет по ней дальше. Скорее всего, встреча была назначена где-то здесь, недалеко. Возможно, в этих самых посадках.

К несчастью, зелени на деревьях еще не было, а кустарники только начали покрываться молоденькой зеленой листвой, и подойти близко к месту встречи Осипова с незнакомцем не было никакой возможности.

Нам пришлось довольствоваться малым – мы спрятались в кустах недалеко от главной асфальтированной дороги, откуда был виден автомобиль Николая Осипова. Как я и предполагала, он, проехав еще несколько десятков метров, остановился, и Осипов вышел из него. Побродив немного около машины, постучал ногой по шинам и закурил. Неожиданно для него да и для нас из кустов навстречу Осипову вышел мужчина невысокого роста. Он появился словно из ниоткуда. Я не слышала шума подъезжавшего автомобиля, не слышала и шагов. Откуда взялся незнакомец, оставалось только догадываться. Может, он уже был здесь, когда мы приехали. А может, пришел с другой стороны, через посадки.

Увидев его, Осипов переменился в лице. Если до того он не проявлял особых признаков беспокойства, то теперь явно испугался, занервничал, выбросил недокуренную сигарету и с преданным видом уставился на пришедшего. Слов было не разобрать, но голоса мы слышали. Говорили мужчины тихо: по голосу незнакомца было понятно, что он говорит властно, а по дрожащему тембру голоса Николая ясно стало одно – он напуган до полусмерти.

Я вгляделась в лицо незнакомца и толкнула Валеру локтем в бок. Он обернулся.

– Тебе не кажется, что это наш старый знакомый? – зашептала я ему в самое ухо, кивнув на незнакомца.

– Какой знакомый? – не понял Гурьев.

– Ну как же? Тот самый, с фотографии? Разве не видишь?

– Да? – Валера полез в карман, где у него лежали снимки, и извлек один. Мы посмотрели на фотографии, сделанные накануне утром, и на незнакомца, с которым разговаривал Осипов, – одно лицо!

– Точно! – восхищенно прошептал Валерка и добавил: – Молодец, Иринка! Надо же, а я и не заметил… – Он убрал фотографии в карман, и мы притаились.

Поговорив, мужчины разошлись в разные стороны – Николай сел в свою машину и завел двигатель, а незнакомец снова испарился, словно в никуда, – быстро и незаметно, как и появился.

Нам пришлось ретироваться бегом, иначе Осипов мог заметить нашу машину у обочины да и нас самих, а это вовсе не входило в наши планы.

Мы бегом добрались до машины Гурьева, сели в нее и тронулись с места так, что завизжали колеса. Через секунду следом за нами вырулила иномарка Осипова, обогнала нас и покатила в город. Мы постарались не отставать, но и не мозолить на всякий случай глаза.

Осипов отправился домой, а мы были вынуждены вернуться в студию: нас уже с нетерпением ждали Галина Сергеевна и Лера – они поняли, что мы привезли какие-то интересные сведения.

Я решила не томить моих помощников. Пока Лера готовила для нас чай с бутербродами, я уселась в кресло и принялась рассказывать о наших приключениях.

Когда я закончила, Лера спросила:

– И что вы, Ирина, теперь намереваетесь делать?

– Думаю, стоит потормошить Осипова. Очень он мне не нравится.

– Как? – оживился Павлик.

Я не успела ответить, как дверь открылась, и в наш кабинет вошел Костя. Он улыбался во весь рот, и весь его вид говорил о том, что у него случилось что-то приятное.

– Привет, – поздоровался он и, увидев меня, смущенно произнес: – Здравствуйте, Ирина Анатольевна.

– Костя, ну сколько можно «выкать»? – пожурила его я. – Здравствуй. Садись и рассказывай, что у тебя хорошего. Ты прямо весь светишься.

– Да ничего особенного не произошло, – смутился Костя. – Просто с сегодняшнего дня я ушел в отпуск. Буду отдыхать.

– Но это же здорово! – возрадовалась Лера. – Ой, когда же я-то уйду в отпуск? – мечтательно прикрыла она глаза.

– Вот, зашел узнать, не нужно ли чего? Мне все равно нечем заниматься на отдыхе. Подумал, может, вам на что сгожусь. Что там у вас с тем делом, с убийством… Осиповой? – Костя от смущения переминался с ноги на ногу.

– Костя, нам неудобно напрягать тебя во время законного отпуска… – начала было я.

– Ну что вы, Ирина! – горячо возразил Шилов. – Я совсем не против, и даже наоборот… Очень даже за…

– Вообще-то, нам действительно скоро понадобится помощь… – задумчиво проговорила я, но, когда увидела, как засветился Костя при моих словах, окончательно решила, что могу с чистой совестью эксплуатировать его. Тем более что сам напросился.

– Мы тут как раз собирались потрясти одного товарища, – проговорила я. – Возможно, тогда и придется прибегнуть к твоей помощи, Костя.

– Я со всем моим удовольствием, – заулыбался Шилов. – Что нужно делать?

Я вкратце пересказала ему последние новости, ведь Костя с той последней поездки не ездил больше с нами по делу Осиповой. Когда Шилов вник в суть дела, я объяснила, что хочу предпринять в отношении Осипова.

– Нужно незаметно проникнуть к нему в дом, разумеется, в его отсутствие. Я пока и сама толком не знаю, что именно там надо искать, но уверена, что надо покопаться в его бумагах и в бумагах, оставшихся после Эллы Анатольевны.

– Значит, надо искать тайник или сейф, – заключил Костя.

– Ты сможешь?

– Там сигнализация, придется ее отключать, потом замок, – Костя вслух прикидывал, что придетcя сделать. – В принципе ничего сложного нет. Надо только, чтобы в доме точно никого не было.

– Там, может быть, теперь только он сам или же домработница. Больше с ними никто не живет. Сегодня, например, домработницы не было. Нужно будет только дождаться, чтобы Осипов уехал куда-нибудь из дома, и можно действовать.

– Как скажете, – отозвался Костя.

* * *

Сегодня был самый трудный день недели – четверг. Сегодня мы проводили генеральную репетицию передачи перед съемкой – по пятницам в прямом эфире выходило «Женcкое счастье». Всегда четверг был самым напряженным днем во всей моей трудовой неделе. Вообще-то, еще в начале этой недели мы планировали показать завтра передачу «Памяти Эллы Осиповой». В прошлую пятницу, когда передача так внезапно сорвалась, в эфир пошел повтор от прошлой недели.

На вторичную трансляцию уже вышедшей программы мой шеф всегда шел с большой неохотой, долго брюзжал по поводу того, что если так пойдет и дальше, то «Женское счастье» растеряет всю свою аудиторию, что нас никто не будет смотреть, потому что в эфир идут сплошь одни повторы, и т. д. и т. п. В прошлый раз форсмажорные обстоятельства вынудили шефа пойти на такой крайний шаг. Но на этой неделе он ни в какую не даст согласия на еще один повтор. Да и мне самой, честно говоря, не очень-то этого хотелось.

Передача всегда заряжает меня энергией. Ведь «Женское счастье» выходит в прямом эфире, за исключением редких случаев повтора, а в прямом эфире я, как актер на сцене, живу совсем другой жизнью. Я – уже не та Ирина Анатольевна Лебедева, какой обычно бываю в повседневной жизни. Я – Ирина Лебедева – ведущая программы «Женское счастье». И живу жизнью своих героинь, болею вместе с ними их проблемами, радуюсь их радостям, печалюсь их печалями.

«Женское счастье» – это выпестованное мною дитя, которое я люблю больше всего на свете, ну разве что меньше, чем Володю. Каждый эфир – целое событие в моей жизни. Я тщательно готовлюсь к нему, я жду его и страшусь одновременно. Волнуюсь перед каждой съемкой, как во время дебюта. Одним словом, моя передача – это моя жизнь.

Но так уж случилось, что и в грядущую пятницу мы не были готовы показать фильм-передачу об Элле Осиповой: не хватило времени, чтобы отснять весь материал. Да и шефа, честно говоря, не очень-то радовала идея подобной передачи. Но несмотря на все это, я планировала подготовить передачу об Осиповой к следующему пятничному эфиру.

А на этой неделе нам пришлось пускать в эфир передачу с другой героиней, которая была у нас в запасе. Так сказать, пожарный вариант. У нас всегда в запасе было две-три героини, как раз вот на такой непредвиденный случай. И такой случай настал именно в эту пятницу.

Галина Сергеевна и Лера – мои верные и надежные помощницы, трудились не покладая рук всю неделю. Они готовили материал для очередной передачи, почти освободив от подготовки меня и зная, как важно для меня сейчас собрать материал по делу Эллы Осиповой. Я всегда ценила в этих двух женщинах именно их чуткость и понимание.

Для следующей передачи материал был почти готов, оставалось лишь провести генеральную репетицию перед прямым эфиром. Надеюсь, сегодня она не получится столь же трагической, как и неделю назад.

Сегодня с нашей бригадой работал другой водитель: Костя официально находился в отпуске, поэтому пришлось воспользоваться услугами новенького паренька, молодого вихрастого весельчака. Он как-то сразу понравился нам и даже флегматичному Павлику. В машине по дороге к месту репетиции возник непринужденный разговор, и время в пути пролетело незаметно.

Репетиция прошла наилучшим образом, так редко случается. И вовсе не потому, что у нас нет хороших специалистов, знатоков своего дела, как раз наоборот, таких – хоть отбавляй. Просто перед передачей все нервничают, переживают и волнуются, и, как всегда бывает в таких случаях, мне все время кажется, что все плохо, что все кошмарно, что все просто ужасно. Меня мучают предчувствия, что на завтра эфир обязательно сорвется, все сложится плохо… Словом, я страшно волнуюсь. Но на следующий день, как правило, ничего ужасного и сверхъестественного не происходит, передача идет на должном уровне, короче, все, как всегда.

А сегодня я не испытывала ничего подобного и была на редкость спокойна. Может быть, потому, что волноваться и переживать за следующую передачу мне не позволяли волнение и переживание за дело Эллы Осиповой. Я упрямо распутывала его и всей душой болела за ход расследования. Вообще по натуре я человек очень дисциплинированный и ответственный, поэтому всегда беспокоюсь за любое дело, которое поручается мне, и особенно за то, которое интересно мне самой.

Глава 7

Вечером, когда все дела праведные были закончены, мы со всей нашей командой собрались в кабинете и пили чай. Лера принесла из дома какой-то никому не ведомый напиток, который она почему-то именовала чаем. Запах у напитка был совершенно отвратительный, но, как ни странно, вкус отменный. Мы неспешно потягивали чай, заедая его круассанами, и разговаривали.

– Никак не могу понять роль во всем этом деле Кравчук и Пантелеева, – начала Галина Сергеевна.

– Я тоже, – согласилась с ней Лера.

– А мне кажется, что они и вовсе тут ни при чем, – произнес Павлик. – Просто Осипов должен им деньги, вот они и пытаются стянуть их с него.

– А зачем тогда они требовали, чтобы он поехал к нотариусу? – спросила Галина Сергеевна.

– Не знаю. Наверное, чтобы он написал заверенное нотариально обязательство, что отдаст деньги.

– Да нет, не может такого быть. Бред какой-то!

– Но ведь у него есть долг в казино, и это никто не будет отрицать.

– Да. И судя по всему, раньше его долги оплачивала Кравчук, а он что-то делал для нее и для Пантелеева, – проговорила я, вспомнив тот разговор в кафе, который мне удалось подслушать.

– А что он мог для них делать? – удивился Павлик.

– Да, действительно, что? – поддержала его Галина Сергеевна. – Может, он добывал для Кравчук какую-то информацию?

– Какую? – возразила я. – Вся информация, которая ей была нужна, была у нее под носом, они ведь работали вместе с Осиповой.

– А тот уголовник, с которым встречался Осипов, явно замешан в деле, – сказала Лера.

– Несомненно, – проговорила Галина Сергеевна.

– Если я правильно понял, – произнес Костя, – то самым вероятным подозреваемым в деле все-таки остается Осипов. Так? – Он окинул нас взглядом. Я кивнула. – Осипов каким-то образом связан с тем уголовным типом и с Кравчук. Кравчук давала ему деньги расплачиваться с долгами и теперь требует возвращения долга. А Осипов собирается вступить в наследство и вернуть деньги.

– Мне показалось, что он не очень-то и хочет отдавать свои долги, – вздохнула Галина Сергеевна.

– Или не может, – предположила я. – Возможно, тот уголовник тоже требует какие-то деньги. Может быть, дело обстояло так: уголовник помог Осипову сфабриковать завещание с условием, что тот отдаст ему большую часть наследства. И теперь Осипов не может вернуть долг Кравчук. Он явно боится ее.

– Не исключено, – кивнул Костя. – Надо разрабатывать этого уголовника. Как он связан с Осиповым? А заодно узнать побольше информации о Кравчук. Что за долг? Зачем она настаивала на том, чтобы он поехал к нотариусу?

– Только как все это узнать? – огорчилась я.

– Придумаем, – успокоил меня Костя, который, несмотря на начавшийся отпуск, опять пришел сегодня к нам.

В этот момент раздался телефонный звонок. Лера сняла трубку:

– Алло… Да, минутку. – Она протянула мне трубку. – Вас.

Я взяла ее.

– Слушаю!

– Добрый день, Ирина Анатольевна. – Мужской голос был незнакомым. – Это Олег Пантелеев. Меня просила вам позвонить Мария Львовна Кравчук. Помните такую?

– Да, конечно. Что-то случилось? – У меня появилось смутное подозрение, что произошло что-то нехорошее, иначе с чего бы вдруг Пантелееву звонить мне. Тем более по просьбе Кравчук. Она могла прекрасно позвонить и сама.

– Да, случилось. Маша оказалась в больнице. Вы не смогли бы подъехать? Она хочет поговорить с вами.

– В больнице? – Я поняла, что мои худшие подозрения начинают оправдываться. – Что с ней?

– Ее сбила машина. Но вы лучше сами поезжайте и поговорите с ней. Она в Первой городской больнице, в травматологии. Пожалуйста, поговорите с ней сегодня. Она вам сама все расскажет. – Пантелеев был взволнован.

– Да-да, обязательно. Прямо сейчас и поеду! До свидания. – Я положила трубку и посмотрела на коллег.

По моему разговору они уже примерно поняли, о чем речь.

– Это Пантелеев. Он сказал, что Кравчук сбила машина и она сейчас находится в больнице. Просила его позвонить мне и приехать к ней. Она хочет мне что-то сказать, – объяснила я.

– Так надо ехать, – оживилась Галина Сергеевна.

– Да, прямо сейчас и отправлюсь.

– А я как раз на машине, – смущенно проговорил Костя. – Могу вас подбросить, Ирина Анатольевна.

– Спасибо, Костя, но я не хочу тебя эксплуатировать…

– Да что вы! – горячо возразил он.

– Да-да, Ирина, не отказывайтесь от помощи Кости! Мало ли что там в больнице может произойти? Возможно, там засада? – заговорила Лера. Она всегда поощряла Костино рвение ухаживать за мной.

– Ну что ты такое говоришь, Лера? Ну какая засада? В больнице, в травматологическом отделении?.. – Я укоризненно посмотрела на девушку. Лера опустила глаза.

– Действительно, Ирочка, зачем тебе таскаться по автобусам, когда Костя запросто доставит тебя в больницу, а потом домой. Правда, Костя? – Галина Сергеевна посмотрела на Костю.

– Ну конечно, – согласился Шилов.

– Ну хорошо, поехали, – сдалась я. – Вы уж тут меня не ждите, отправляйтесь по домам. А я завтра все расскажу. Чувствую, что в деле появятся какие-то неожиданные новости.

Мы попрощались, и в сопровождении Кости я вышла из кабинета. Мы сели в его старенькую, но шуструю «девятку» – это его личный автомобиль – и поехали в Первую городскую больницу, где меня ожидала Мария Львовна Кравчук, чтобы сообщить что-то важное. Во всяком случае, мне так казалось.

Мы доехали до ворот больницы, и Костя спросил:

– Мне подождать здесь или пойти с вами?

– Как хочешь. Вообще, я за то, чтобы ты ехал домой. Зачем тебе торчать здесь и ждать меня неизвестно сколько?

– Нет, – твердо проговорил Шилов. – Я отвезу вас домой. Уже поздно, а я отвечаю за вашу безопасность. – Костя будто сам смутился своей смелости, но потом поправился: – Я же обещал, что доставлю вас в целости и сохранности домой после посещения больницы. Вы идите, а я подожду здесь. И не беспокойтесь, Ирина, не торопитесь, буду ждать, сколько потребуется.

Я поблагодарила Костю и вышла из машины. Кравчук я нашла довольно быстро. Она поступила совсем недавно, и мне сразу же показали палату, в которой она лежала.

Белая крашеная дверь была приоткрыта. Я тихонько постучала и заглянула внутрь. В палате стояло три кровати, из которых одна была свободна. На второй я увидела Марию Кравчук и с трудом узнала ее. Теперь она выглядела совсем не так, как в день, когда приезжала к нам. На голове была повязка, под глазами синяки, правая рука в гипсе.

– Здравствуйте, Мария Львовна, – поздоровалась я. – Мне позвонил Олег Пантелеев и попросил приехать к вам. Он сказал, что вы хотите поговорить со мной о чем-то.

– Здравствуйте, – слабым голосом проговорила Кравчук. – Проходите, садитесь. Возьмите вон там стул. – Она глазами показала на стул в углу палаты.

Я подвинула его к изголовью ее кровати и села.

– Что с вами произошло?

– Меня сбила машина, – произнесла Кравчук и добавила, понизив голос: – Я уверена, что это не случайно.

– Вы подозреваете кого-то? – Я почему-то тоже перешла на полушепот.

– Да, Осипова.

– Он был за рулем?

– Нет. Я не видела, кто был за рулем, но уверена, это его заказ.

Мне едва не стало смешно, и, если бы не трагичность ситуации, я бы непременно расхохоталась. Вот, теперь у Кравчук мания преследования. Ну с какой стати Осипову заказывать ее? Он сам ее боится до смерти.

– С чего вы взяли?

– Я почти убеждена в этом.

– А что с машиной? Вы заявили в милицию?

– Да, машину сейчас разыскивают. Но я уверена, что след приведет к Осипову.

– Послушайте, Мария Львовна, расскажите мне подробно, чтобы я могла иметь полное представление о произошедшем, – попросила я.

– Хорошо – Кравчук слегка приподнялась на подушке, и тут же ее лицо исказилось от боли. Она шумно сделала выдох.

– Может быть, я лучше приеду завтра? – спросила я. – Вам сегодня еще очень плохо и нельзя напрягаться.

– Нет-нет, я сейчас расскажу, иначе я не смогу чувствовать себя спокойно.

Я никак не могла понять эту женщину. Она ведь сама не так давно едва ли не шантажировала Осипова, требовала от него чего-то, угрожала. А теперь строит из себя жертву. То ли играет на публику в моем лице, то ли я совсем не знаю людей.

Кравчук устроилась на постели поудобнее и начала:

– Я шла в магазин. Когда переходила дорогу, специально посмотрела по сторонам, нет ли машины. У обочины стояло несколько автомобилей, но они были пустыми. Машин на дороге не было видно. Я стала переходить ее, и тут словно из-под земли выросла эта «шестерка». Белая «шестерка», – уточнила Мария Львовна. – Так вот, она вырулила непонятно откуда, причем сразу же на огромной скорости. Я уверена, что человек, сидевший за рулем, хотел задавить меня. Машина неслась прямо на меня, я испугалась, растерялась, не зная, куда метнуться. Спаслась просто чудом! Если бы «шестерка» на такой скорости врезалась в меня, от меня не осталось бы и мокрого места. Я неловко попятилась назад, понимая, что вперед нельзя, а сбоку стояла другая машина. Но я пятилась слишком медленно, у меня внутри как будто все застопорилось и затормозилось. И сама не могу понять, почему я так медленно двигалась. Наверное, со страху. Машина меня обязательно сбила бы… Но тут я наступила каблуком на бордюр, потеряла равновесие и стремительно стала падать назад. «Шестерка» уже подъехала совсем близко, и если бы я стояла, она просто переехала бы меня пополам. Спасло только падение. Я полетела назад, и «шестерка» проехалась по моим ногам. – Кравчук глазами показала на ноги. И только сейчас я заметила, что обе ноги у Марии Львовны тоже в гипсе.

Кравчук продолжала:

– При падении я сломала руку и ударилась головой – легкое сотрясение мозга. Но по ногам машина все же проехалась… Я потеряла сознание от боли… Когда очнулась, вокруг меня стояли люди, какие-то прохожие. Мне потом только рассказали, что произошло после того, как меня сшибла машина. «Шестерка», даже не притормозив, умчалась в неизвестном направлении.

– Это все? – спросила я, заинтересовавшись этой историей.

– Да. И больше я ничего не помню. А те люди, которые были рядом, номера машины не запомнили. В памяти остались только какие-то цифры из номера, но все называют разные. Марку я видела сама. Еще помню, что там на лобовом стекле болталась какая-то игрушка. Думаю, что смогла бы узнать машину. Милиция сейчас занимается поисками.

– А теперь, Мария Львовна, объясните, пожалуйста, каким образом во всей этой истории участвует Осипов.

– А разве непонятно? – Кравчук искренне удивилась, а я почувствовала себя какой-то набитой дурой. Может, и правда все ясно, а я никак не могу уяснить себе этого?

– Честно говоря, не совсем. Он что, угрожал вам в последнее время или между вами существовали какие-то разногласия?

– Именно так. Он угрожал мне, и у нас были разногласия.

– ?!

– Сейчас объясню. Осипов – игрок. Он давно и бесповоротно увяз в карточных играх, он часто посещает казино, где подчас оставляет крупные суммы. Когда была жива Элла и они только поженились, она время от времени давала ему деньги оплачивать эти долги. А потом, когда он однажды проигрался в пух и прах и едва ли не заложил душу, Элла сказала «нет». Помню, тогда его чуть не убили за долг. Но Элла помогла ему выкрутиться, заплатила долг, но ему сказала, что если еще хоть раз она узнает, что он снова играет в карты, то разведется с ним и вообще оставит без штанов. Коля поначалу вроде бы испугался. Перестал играть. Семейная жизнь у них немного наладилась, если вообще когда-то могла наладиться. Некоторое время все шло нормально. Осипов так испугался, что действительно не притрагивался к картам. Но потом, прошло несколько лет, страхи забылись, и он снова как-то сел за игровой стол. Сначала играл помалу, старался много не проигрывать. Вообще старался играть редко. Потом постепенно снова втянулся. Стал проигрывать большие суммы. Пытался брать деньги у Эллы, врал, что хочет купить что-то. Она опять верила, но все-таки перестала давать деньги: все, что ему требовалось, предпочитала покупать сама. А Коля еще больше увязал в карточной игре, в долгах. Тогда он попросил денег у меня. Обещал, что ради этого готов на все.

– И что же вы попросили взамен? – не удержалась я, перебив Кравчук.

– У нас с Эллой неравные доли в деле. Но я всегда считала, что работаем мы с ней одинаково, поэтому имеем право на одинаковые доли в бизнесе. Однако Элла мотивировала это тем, что она раньше меня начала собственное дело, а я только потом стала работать с ней. Я полагала, что по прошествии времени мы обе достаточно много вложили труда и сил в наши салоны красоты и давно уже работаем на равных правах и равных условиях. Я всегда хотела, чтобы она уступила мне часть своей доли, и попросила, чтобы Николай уговорил жену продать мне часть дела. – Кравчук сделала акцент на слове «продать». – Заметьте, я не собиралась на халяву получать долю, я хотела купить ее. Я лишь хотела уравнять доли. Только и всего. А Николай всегда имел определенное влияние на Эллу. И хотя они ссорились постоянно, тем не менее он умел получать от нее то, что хотел. Вот я и попросила его уговорить Эллу поделиться со мной. Я дала Коле денег, он расплатился с долгом, пообещав мне больше не играть. Но потом обнаглел окончательно, постоянно говорил мне, что почти добил Эллу и она уже практически согласна продать мне долю в деле, чтобы они стали равными. Такими завтраками он кормил меня довольно долго, но я верила и ждала. Давала деньги на оплату долгов. Давала без отдачи, не требуя никакого возврата, тем более с процентами. Николай все обещал, а я все ждала. В конце концов я поняла, что он мне врет. А деньги так и будет тянуть. Тогда я стала настаивать на том, чтобы он вернул мне долги, у меня хранились все его расписки на подобный случай… И тут произошло это… – Кравчук умолкла. Видно было, что она устала говорить. Но я уже не чувствовала абсолютно никаких угрызений совести, что заставляю больного слабого человека рассказывать мне в подробностях всю эту историю. В конце концов она сама напросилась, да и мне стало так интересно, что я уже не могла отказать себе в удовольствии дослушать все до конца.

Кравчук полежала немного, переведя дыхание, потом тихо сказала:

– Налейте мне, пожалуйста, воды, что-то в горле пересохло. Там, на тумбочке, стакан и бутылка с минералкой. – Она кивнула на прикроватную тумбочку. Я налила воды и протянула ей стакан. Мария Львовна с трудом приподнялась и, держа его свободной рукой, отпила несколько маленьких глотков. Потом вернула стакан мне и продолжила: – На чем я остановилась? Ах, да… После того как умерла Элла, я поняла, что Николай и вовсе не отдаст мне деньги. Во-первых, Элла ни за что на свете не оставила бы ему и гроша. Во-вторых, я поняла, что и моя доля в деле уплыла от меня. Я не знала, кому Элла оставит свое состояние, но была уверена, что это буду не я и не Николай.

– Вы были в таких плохих отношениях с компаньоншей? – спросила я.

– Дело не в этом. Просто бизнес есть бизнес. А завещание – это завещание. При чем тут я, когда у Эллы и так хватало наследников.

– Но она могла бы оставить вам хотя бы долю в деле, – попробовала предположить я.

– Нет. – Кравчук покачала головой. – Она не хотела уступить мне часть доли, что уж говорить о всей… После смерти Эллы, – вернулась Кравчук к разговору, – я стала требовать у Николая, чтобы он вернул долг. Но он все говорил, что у него нет денег: Элла ничего не оставила в наличных, а то, что оставила, ушло на похороны. Олег Пантелеев помогал мне. Мы потребовали, чтобы Николай написал нотариально заверенную расписку, что в случае, если он унаследует состояние Эллы, сразу же отдаст долг.

– И что? – Мне припомнился подслушанный некогда разговор Осипова с Кравчук и Пантелеевым.

– Он, естественно, отказался. Меня это разозлило. А когда нашлось завещание Эллы, в котором она все оставила этому уроду, я и вовсе обозлилась. И конечно, пожалела, что не настояла в свое время на том, чтобы Осипов написал расписку. Позвонила ему и напомнила о долге. Коля растерялся и сказал, что скоро отдаст его. Но по его тону я поняла, что никаких денег он отдавать не собирается. Тогда я сказала, что завещание, которое вдруг объявилось, ненастоящее и мне известно об этом. Я совсем не была уверена, но знала точно, что Элла ни за что не оставила бы ему не то что все, а ни копейки. Я пригрозила ему, что властям станет известно о подделке завещания. Осипов испугался. Я поняла, что попала в цель. У меня не было никаких доказательств того, что завещание ненастоящее, но я была уверена, что это именно так. Тогда я и приехала к вам, чтобы рассказать об Осипове. Я позвонила ему и сообщила, что вы будете делать передачу, в которой его обвинят в убийстве. Вот тогда он и испугался по-настоящему… И вот результат, – кивнула Кравчук на свои ноги.

– Это единственное основание, по которому вы считаете Осипова замешанным в покушении на вас?

– Да, это единственное основание, но я считаю, что оно достаточно важное. И кроме того, у меня больше ни с кем никогда не было никаких не то чтобы конфликтов, но даже и простых недоразумений. Никто, кроме него, не может желать мне смерти или по крайней мере увечья. Или же вы считаете, что это был просто несчастный случай?

– Да нет. Похоже на то, что вас действительно хотели либо убить, либо, по меньшей мере, покалечить.

– А если меня хотели убить и не сумели сделать этого, то, думаю, они не остановятся на этом, а предпримут очередную, более успешную попытку.

– И вы так спокойно и даже обреченно говорите об этом? – поразилась я.

– А что делать? – пожала плечами Кравчук. – Вот поэтому я и хотела, чтобы вы поговорили со мной именно сегодня. Пока я еще жива…

– Может, не стоит так драматизировать ситуацию?.. – начала я.

– Да нет. Я все воспринимаю реально. Знаю, вас, наверное, удивило мое желание рассказать все именно вам, но я могу объяснить почему.

– Да. Честно говоря, немного странно, что вы решили изложить всю историю именно мне. Не лучше ли было бы рассказать все милиции?

– Милиции? – Кравчук задумалась. – Если останусь жива, то, возможно, расскажу все и милиции тоже. А пока хочу поведать вам. Телевидение – великая вещь, вы можете такое, о чем подчас не могут и мечтать правоохранительные органы.

– Но я ведь не могу привлечь преступника к ответственности? – возразила я.

– Но зато вы в состоянии найти и изобличить его, и тогда милиция просто не сможет остаться в стороне. Я знаю, как они сейчас работают. Ведь с самого начала всей этой истории, если покопаться, можно было понять, что Эллу убили. А ментам этого не надо. Они списали все на несчастный случай.

– Убили?! – Я изобразила изумление. – А с чего вы взяли, что ее убили?

– Да Коля и убил, – равнодушно проговорила Кравчук. – Неужели непонятно? Он ведь ненавидел ее. Жил с ней только из-за денег. Куда бы он пошел после того, как она его выгнала? Ни средств, ни работы, на образования. А в последнее время между ними совсем испортились отношения, если, конечно, они еще могли хоть как-то испортиться. Вот и решился на крайний шаг.

– Так вы считаете, что именно Николай убил свою жену?

– Почти уверена.

– Почему бы вам не изложить свои мысли на этот счет милиции?

– Во-первых, у меня нет доказательств. Только догадки и слова. Кто там обратит на них внимание? Во-вторых, если ментам подкинуть идею относительно того, что Элла умерла не в результате несчастного случая, то они прицепятся наверняка и ко мне. Ведь тогда я тоже буду на подозрении. Я была в доме в ночь убийства, работала вместе с ней, и все знают, что между нами были трения относительно доли в деле. А мне, сами понимаете, лишние проблемы совсем ни к чему. Мне и своих хватает. Вот теперь главной моей проблемой будет – как уберечься от убийцы. А второй, если выживу, – как получить долг с Осипова.

Кравчук откинулась на подушку и устало прикрыла глаза.

– Мария Львовна, вам, наверное, пока стоит отдохнуть и стараться не думать ни о чем плохом. А я со своей стороны постараюсь сделать все возможное, чтобы установить истину.

Кравчук приоткрыла глаза и посмотрела на меня.

– Спасибо, что приехали и выслушали меня, – тихо проговорила она. – Извините, что оторвала вас так поздно от дел.

– Ничего страшного. До свидания. – Я поднялась и поставила стул на место. Кравчук уже не слышала моих слов. Мне показалось, что она уснула.

* * *

Я приехала домой поздно. Володя не спал – ждал меня. Мне стало страшно стыдно за свое поведение. Я даже не позвонила и не предупредила его, что задержусь.

– Как всегда, волновался, – обиженно произнес он.

– Ну извини. – Я виновато улыбнулась, переодеваясь в домашний халатик. – Ведь все в порядке. Со мной был Костя. – Я поняла, что зря у меня вылетело имя Шилова. Это еще больше задело Володю. Он насупился и отвернулся.

– А-а, тогда понятно, – проговорил он.

– Ну не сердись. Я обещаю, что больше так не буду… Ну, Володечка… – Я прижалась к нему всем телом и потерлась головой о его плечо.

Володя повернулся в мою сторону и поцеловал в лоб. Я приподнялась на цыпочки и чмокнула его в небритую щеку. Мой любимый муж крепко обнял меня и поднял на руки, нежно отнес меня в спальню и осторожно положил на кровать. Я быстренько сбросила с себя халат и приняла эротичную позу. Володя улыбнулся и тоже принялся снимать с себя одежду. Потом он нырнул ко мне в постель и жадно впился в мои губы долгим и страстным поцелуем.

* * *

На следующий день я приехала на работу и сразу рассказала Галине Сергеевне, Лере и Павлику о вчерашнем разговоре с Кравчук.

– Да, теперь хотя бы часть всего этого дела стала для нас ясной, – проговорила Галина Сергеевна, когда я закончила.

– Значит, все же я была права, когда говорила, что Осипов взамен за деньги, что давала ему Кравчук, оказывал ей некоторые услуги. А именно – уговаривал жену поделиться с Марией Львовной долей бизнеса, – уточнила я.

– Да, но все оказалось безрезультатно! – Лера перебирала какие-то маленькие круглые орешки. Наверное, это была ее новая диета. – Осипова не согласилась, а деньги Кравчук пропали бесследно. А теперь Николай наверняка не собирается их отдавать.

– Пристрелят, – лаконично констатировал Павлик. – Видать, долги у него большие, раз они даже хотели, чтобы он поехал к нотариусу.

– Естественно, это ведь карточные долги, а там на копейки не играют, – добавила Галина Сергеевна. Потом спросила, обращаясь ко мне: – И что ты, Ирочка, теперь намереваешься делать?

– Надо потрошить уголовника, с которым связан Осипов. Он явно каким-то образом замешан в деле.

В этот момент открылась дверь в кабинет, и на пороге появился улыбающийся Костя Шилов. Он выглядел отдохнувшим и посвежевшим, видно, отпуск пошел ему на пользу.

– Привет, – поприветствовал он всех присутствующих.

– Привет, – отозвались мы.

– Поступаю в ваше полное распоряжение, Ирина Анатольевна, – шутливо отрапортовал он. – Какие на сегодня будут приказания?

– Костя, я совсем не хочу, чтобы ты в свой законный отпуск торчал целыми днями здесь и выполнял для нас какую-то работу, – проговорила я.

– Ну что вы, Ирина Анатольевна, – приуныл Шилов. – Я ведь от всего сердца, а дома мне все равно делать нечего. – Костя стоял расстроенный и потерянный, подумав, наверное, что сейчас я отправлю его домой.

Галина Сергеевна прониклась к парню жалостью и сказала просительным тоном, обращаясь ко мне:

– Ириша, ну зачем ты так? Посмотри, как Костя расстроился. Не ругай его. Он ведь хочет помочь, а помощь тебе сейчас нужна.

– Ну ладно, так и быть, – смилостивилась я, и Костя сразу повеселел. – Но, – я строго посмотрела на него, – я разрешу тебе помогать нам при одном условии.

– При каком угодно! – Костя широко улыбнулся.

– Ты прекратишь называть меня по имени-отчеству. Договорились?

– Ладно. Как скажете, шеф. – Шилов приложил руку к голове на манер военных.

– К пустой голове руку не прикладывают, – пошутила Лера.

– Так какие планы на сегодня? – Костя устроился на стуле у окна.

– На сегодня – не знаю, – ответила я. – Мне кажется, что Осипов и тот уголовный тип что-то скрывают. Вернее, не кажется, а так оно и есть на самом деле. Нужно копать в этом направлении. Помнишь, я тебе уже говорила об этом?

– Ну конечно. Мне кажется, что если ему есть что скрывать, то нужно и в самом деле покопаться у него дома. Где же ему еще хранить компрометирующие документы или что бы там ни было, как не дома? – предположил Шилов.

– Совершенно согласна с Костей, – кивнула наш режиссер. – Ты, Ириночка, езжай, а мы тут с Лерой и без тебя прекрасно управимся. Верно? – Она посмотрела на девушку.

– Конечно, Ирина, вы поезжайте, поезжайте, – закивала Лера.

Я знала причину ее столь скорого согласия. Лера все время пыталась оставить меня наедине с Костей, в надежде, что он как-то проявит свои чувства ко мне и я, всегда такая черствая, по ее мнению, к несчастному Шилову, наконец-то смягчусь и растаю.

– Спасибо, Лерочка. – Я многозначительно посмотрела на Леру, давая ей понять, что все ее усилия по сведению меня с Костей Шиловым все равно никогда ни к чему не приведут.

– Надо позвонить Осипову и узнать, дома ли он. – Костя делал вид, что не слышит нашей перепалки с Лерой.

– Ага. А заодно и предупредить, что скоро к нему пожалуют с незаконным обыском, чтобы не сидел дома, – хохотнул Павлик.

– Не ерничай, – пресекла я его шуточки. – Да, ты прав, надо узнать, не собирается ли он куда-нибудь.

Я подошла к телефону и набрала номер Осипова. Он снял трубку после третьего гудка.

– Алло, – услышала я в трубке посторонние шумы и поняла, что Николай снова воспользовался своим излюбленным приемом разговора по телефону – не снимать трубку, а просто включать громкую связь.

– Николай? – спросила я на всякий случай.

– Да.

– Это Ирина Лебедева, я хотела бы встретиться с вами сегодня. Это по поводу передачи. Вы не согласитесь увидеться со мной, скажем, через часок?

– А что вы хотите на этот раз?

– Мы хотели бы снять небольшое интервью с вами. Поговорить об Элле…

– Через часок? – Николай задумался. – Нет, через часок я никак не смогу. А нельзя ли это сделать завтра?

– Нет, завтра никак не получится. А вы скажите, в котором часу вы будете дома, мы и подъедем.

– Сейчас, минутку, дайте сообразить. – Осипов на секунду задумался, в трубке было послышалось его сопение. – Знаете что, давайте лучше я вам вечерком попозже сам перезвоню. Боюсь, что сегодня я весь день буду занят.

– Николай, вы только скажите, когда будете дома, а мы подъедем буквально на полчасика, – настаивала я.

– Все дело в том, что меня и дома-то сегодня почти весь день не будет. Лучше я позвоню вам вечером. Идет? – Я поняла, что Осипову несколько поднадоели наши пререкания.

– Ну, хорошо, – согласилась я. – Буду ждать вашего звонка. Всего доброго. – Я положила трубку и посмотрела на Костю.

– Вот и хорошо. Вы просто молодец, Ирина, – похвалил он меня.

– Спасибо. – Я скромно потупилась.

– Давайте договоримся так, – деловито начал Костя. – Мне сейчас необходимо отлучиться, чтобы взять кое-какие инструменты, которые могут потом понадобиться, а позже я приеду. – Шилов посмотрел на свои наручные часы. – Приеду где-то через часок-полтора. Вы будьте к этому времени уже готовы. И сразу отправимся. Договорились?

– Да, – кивнула я. – Тогда подбрось меня по дороге до дома. Мне нужно переодеться.

Володька сегодня был дома. Лекций у него не было, а подработка в виде дополнительных занятий с нерадивыми студентами, которую ему периодически поставлял его приятель Валерий, была назначена на вечер.

– О! Ты? А что так рано? – Володя вышел в коридор, когда я открыла дверь.

– Дела, – лаконично ответила я, но моего мужа такой ответ не удовлетворил. Он озабоченно спросил, глядя мне в глаза:

– Иришка, ты не заболела? У тебя вид какой-то…

– Нет-нет, со мной все в полном порядке, – улыбнулась я и чмокнула мужа в нос.

Я прошла в комнату, открыла шкаф и принялась выбирать подходящий случаю туалет. Не идти же на взлом и обыск чужой квартиры в строгом костюме! Нужно надеть что-нибудь более удобное.

Володя молча стоял в дверях, наблюдая за моими изысканиями.

– Ты куда-то собираешься? – наконец подал он голос.

– Да, по делу. – Мне не хотелось во всех подробностях расписывать, куда и зачем я собираюсь. Иначе придется рассказывать и с кем. А к Косте у моего Володьки было особое отношение. Он догадывался, а может, и знал, что Шилов влюблен в меня, и ревновал меня к нему. Володя знал, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не изменю ему, но камень ревности все равно точил его сердце, заставляя испытывать к Косте негативные чувства, хотя мужчины были почти незнакомы между собой – так, виделись пару раз, и только.

Но Володька словно почувствовал, что что-то назревает. А возможно, именно мое нежелание рассказать ему все в подробностях и насторожило его. Он пристально посмотрел на меня, скрестив руки на груди и склонив голову набок.

– Это секретная информация или ты можешь поделиться со своим мужем, куда ты все-таки собираешься? – В его голосе прозвучали нотки обиды.

– Я могу поделиться со своим любимым мужем чем угодно, – весело произнесла я. – Иду на дело, – заговорщицким голосом проговорила я и сделала важное лицо.

– На какое дело? – Володя забавно поднял брови.

– На уголовное.

– Что?!

– Ну, Володя, ну что ты так распереживался? – рассмеялась я. – Просто есть небольшое дельце. Недолгое!

– Ну уж нет. – На лице мужа появилась категоричная мина. Всем своим видом он давал мне понять, что он не намерен отпускать свою жену, прежде чем я не выложу ему подробно, на какое такое уголовное дело я собираюсь.

– Ничего страшного, – успокоила я его. – Это по делу той самой Эллы Осиповой. Помнишь, я тебе рассказывала?

Володя кивнул и насупился.

– И что?

– А то, что нужно потихоньку проникнуть к ней в дом, точнее, теперь уже в дом к ее мужу и кое-что там поискать.

– Что?! – Володькины глаза почти вылезли из орбит, и он стал похож на перепуганного студента. – Проникнуть в дом? Это что же, незаконно?

– Ну конечно, незаконно! Кто бы мне позволил законно шарить в чужой квартире?

– Ты никуда не пойдешь, – непреклонно заявил мой муж, и его брови сошлись на переносице.

– Перестань. – Я примирительно погладила его по щеке. – Все будет в порядке.

– Ира, это не шутки. Ты понимаешь, что это уголовно наказуемое дело? А если тебя посадят?

– Тогда ты будешь носить мне передачи в тюрьму, – пошутила я, но Володя был настроен серьезно.

– Нет, я тебя никуда не пущу.

– Да что ты, Володя! Я ведь не одна пойду.

– Тем более, вам припаяют групповуху.

Я искренне рассмеялась.

– Володечка, групповуха – это когда изнасилование.

– Все равно. – Муж был непримирим. – А с кем ты идешь на это твое дело? – вдруг насторожившись, спросил он.

– С Костей Шиловым, – призналась я, опасаясь, что этим еще больше осложню ситуацию.

– С Шиловым?! – возмутился Володя. – Так это он втянул тебя в эту аферу?

– Это не он меня втянул, а я его. Успокойся! Мы узнали, что никого не будет дома. Мы ничего не будем ломать, только посмотрим кое-что и уйдем. Никто и не догадается, что мы там вообще были.

– А почему бы Шилову одному не пойти на это… дело?

– Да ты что! Это же я все придумала и организовала! А теперь получается, что подставляться должен он один? – Я осеклась, но Володю уже было не остановить.

– Ах, все-таки подставляться?! – возопил он. – Значит, это опасно?

– Да нет, это я просто так сказала, к слову пришлось, – пробовала я оправдаться. Я уже натянула джинсы и голубой трикотажный пуловер.

– Ирина, – строгим голосом произнес Володя, – это ведь незаконно.

– Володечка, я обещаю… нет, я клянусь, что со мной ничего плохого не произойдет.

– А если произойдет? – Муж не хотел сдаваться.

– Нет. Не произойдет. Костя не допустит.

– Опять Костя? Не нравится мне все это, Иришка! – Володя понял, что этот бой им проигран. Теперь он уже не выглядел столь грозно, а был подавлен и расстроен.

Я обняла его, обхватив руками спину, положила голову на грудь.

– Я вернусь через пару часов. А ты пока приготовь что-нибудь вкусненькое, ладно? – Приподнявшись на цыпочки, я заглянула мужу в глаза.

Он обиженно отвернулся, но потом не выдержал, повернулся и прижался губами к моим губам.

– Правда, все будет в порядке? – настороженно спросил он.

– Слово скаута! – Я подняла правую руку, как во время клятвы, и добавила: – Чтоб мне сдохнуть!

– Ты только будь осторожна.

– Даже не сомневайся в этом, – заверила я своего мужа и пошла в коридор одеваться.

Я натянула кроссовки, накинула легкую куртку и, захватив сумку, вышла из квартиры, на прощание сделав Володе ручкой. Вид у него был обескураженный, и мне даже стало слегка жаль его.

Глава 8

Я приехала на работу. За столом в нашем кабинете сидела лишь Галина Сергеевна. Лера отсутствовала. Костя еще не приезжал.

При моем появлении Галина Сергеевна подняла голову, оторвавшись от изучения каких-то записей.

– Шилов не появлялся, – сообщила она. – Ты пока садись. Хочешь, чайку попей.

– Да, пожалуй, я так и сделаю, – согласилась я, – а то дома не удалось перекусить.

– Что, с Володей проблемы? – обеспокоилась Моршакова.

– Да нет, не то чтобы проблемы. Просто, вы же знаете, как он к Косте относится. А когда обнаружилось, что я еду с ним, да еще на такое, как он сказал, незаконное дело… в общем, слегка расстроился.

– Думаю, все образуется, – успокоила меня Галина Сергеевна. – Володя у тебя – человек умный и понимающий. А вот про Костю ты ему зря сказала. Могла бы и придумать что-нибудь.

– Во-первых, я принципиально не лгу своему мужу, а во-вторых, Володька занял такую позицию… Сказал, что не выпустит меня из дома, пока я все подробно ему не расскажу…

Едва я договорила фразу, дверь распахнулась, и в кабинет вошел Костя. У меня сложилось впечатление, будто он стоял за дверью и ждал окончания нашего с Галиной Сергеевной разговора о нем и моем муже, и вошел только теперь, когда понял, что тема исчерпана. Мне стало как-то не по себе. Я уловила взгляд Моршаковой, она тоже была растеряна, наверное, подумав то же самое. А Костя сказал как ни в чем не бывало:

– Вы уже здесь, Ирина? А я думал, что приеду раньше вас.

– Я готова. Можем отправляться.

– Да, я тоже подготовился. – Костя кивнул на свою объемистую спортивную сумку, которая висела у него на плече.

Мы вышли из студии и направились к машине Кости, припаркованной тут же, неподалеку. Усевшись в его «девятку», поехали за город, где жил Николай Осипов. Когда на горизонте показался коттедж Осипова, у меня к горлу подступил какой-то неприятный ком и мне стало отчего-то вдруг не по себе. Я с самого начала знала, на что иду, но только теперь явственно ощутила, что к чему. Покосилась на Костю; он был абсолютно спокоен.

Мы торопились и бросили машину рядом с домом. Хотя, как я поняла позднее, мы поступили весьма опрометчиво.

Костя посмотрел на меня. Наверное, было заметно, что меня била внутренняя дрожь, поэтому ласково произнес:

– Ирина, может, я один пойду? Вы мне объясните, что нужно делать, а я сам…

– Нет, Костя, это совершенно исключено, – прервала я его. – И вообще, с чего ты решил, что пойдешь один?

– Ну, мне показалось… мне показалось, что вы… Вы себя не очень хорошо чувствуете… – смутился Шилов.

– Чепуха! Я прекрасно себя чувствую! И пойду вместе с тобой. Ведь ничего же ужасного не случится? – Я посмотрела на Шилова с надеждой, словно маленькая девочка, которая хочет, чтобы ее успокоили и рассказали сказку. А тут еще вспомнился Володька с его брюзжанием по поводу того, что все это незаконно, опасно и прочее, прочее.

– Конечно, не случится, Ирина. Я ни за что не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось! – проникновенно произнес Костя. Но тут мне показалось, что сейчас должно что-то произойти… Я даже не могла подобрать слово, не могла назвать – что именно. Но, дабы избежать неловкого момента, тряхнула волосами и бодрым голосом проговорила:

– Тогда вперед! – И первая вышла из машины.

Костя последовал за мной.

Мы подошли к дому Осипова, снаружи казалось, что там, внутри, никого нет. Я осторожно заглянула во двор – машины Осипова не было. Хотя наверняка, когда он бывал дома, она стояла в гараже. Костя подошел ко мне и тихонько отстранил в сторону.

– Позвольте, я сначала посмотрю, что тут с замком.

Я отошла, а Костя принялся возиться с замком. Через пару минут замок тихо скрипнул, и металлическая резная калитка приоткрылась. Костя вошел первый и жестом позвал меня за собой. Мы вошли во двор, собаки здесь, на наше счастье, не было. Мы прошли по дорожке, посыпанной светлым песком. Костя подошел к двери дома и принялся тщательно ее осматривать. Наконец сказал:

– Сигнализацию я отключу. Это дело пяти минут. А вы пока постойте тут и покараульте. В случае чего…

– Это называется «на шу*censored*е», – попробовала я пошутить, но в горле от волнения пересохло. Мне еще никогда не доводилось бывать на такого рода… мероприятии, поэтому испытывала некоторый дискомфорт.

Я вернулась к калитке и стала нервно озираться. Но тут же поняла, что веду себя совершенно не так, как надо. Внутренне собралась, попробовала успокоиться, но все же в кончиках пальцев ощущалась мелкая дрожь. Костя еще возился с сигнализацией. Я потопталась немного, отошла к забору.

Ну что же это он там так долго? Я распереживалась не на шутку. Скорее бы уж попасть в дом, там будет не так страшно. Но вот наконец и Костя подал мне сигнал, что сигнализация отключена и мы можем входить. Замок он открыл довольно быстро… Интересно, где он только научился этому? Что, в нашей армии сейчас учат проникать несанкционированно в чужие дома?

Костя приоткрыл дверь и тихо позвал меня:

– Ирина, пойдемте.

Я оглянулась напоследок, не видит ли кто из соседей, как мы вламываемся в чужие владения? Но, к нашему счастью, ближайшие дома располагались таким образом, что вряд ли можно было разглядеть что-то в соседнем дворе. Мы вошли внутрь, прикрыв за собой дверь.

Я осмотрелась и невольно стала прислушиваться. Тишина. Костя замер на пороге, делая то же самое. Вроде бы в доме никого. И не должно быть. Ведь Осипов сказал, когда я ему звонила, что его почти весь день не будет. Не мог же он предвидеть, что мы собираемся к нему «в гости», и специально соврать. Мы с Костей стояли рядом, ловя каждый шорох, каждый звук.

Удостоверившись, что мы здесь одни, мы прошли в глубь дома. На первом этаже, в холле, вряд ли можно было найти что-нибудь интересное. Мы с Костей переглянулись и, поняв друг друга без слов, дружно направились на второй. Я бывала в этом доме не раз, но на втором этаже побывать ни разу не удалось.

Неслышно ступая, мы миновали коридор и принялись на цыпочках подниматься по лестнице. Вот наконец и второй этаж коттеджа. Я вошла первая и огляделась. Костя остановился сзади меня и спросил:

– Куда?

– Не знаю. Где-то здесь должна быть комната Эллы или ее кабинет, там и нужно будет посмотреть.

– А где эта комната? – спросил Костя.

Я оглянулась на него:

– Если бы я знала…

– Давайте сначала сюда. – Шилов жестом указал на дверь, расположенную ближе других к лестнице.

Я подошла к ней и осторожно надавила на ручку. Дверь, тихо скрипнув, поддалась и открылась. Я заглянула внутрь, не решаясь войти сразу. Это была спальня. Но спальня на одного человека: здесь располагалась комната либо Осипова, либо его покойной жены.

Костя тихонько подтолкнул меня, и мы, переступив порог, оказались в спальне. Я огляделась. Комната выглядела явно нежилой: аккуратно заправленная постель, пустая тумбочка, пара стульев без всякой одежды на них. Костя тем временем подошел к шкафу и открыл его. Пусто и здесь. Странно!

– Похоже, это гостевая, – предположил Шилов.

– Да, вероятно. У них же оставались приглашенные ночевать после вечеринки. Наверное, это одна из гостевых спален. Будем смотреть?

– Маловероятно, чтобы кто-то что-то хранил здесь. Лучше пойдем дальше.

Мы вышли из спальни и отправились дальше. Второй этаж представлял собой небольшой коридор квадратной формы с расположенными по трем его стенам дверями в комнаты. Мы подошли к следующей двери, и Костя открыл ее. Это оказалась точно такая же спальня, как и та, которую мы только что видели. Мы даже не стали входить в нее: было и так ясно, что здесь тоже ничего нет. Вот ведь сколько комнат у людей, запутаешься!.. Это ж надо, столько гостевых иметь. Как в гостинице. У них что здесь, постоялый двор был, что ли?

Костя уже открывал следующую дверь.

– Ирина, – позвал он.

Я подошла и заглянула внутрь. Похоже, здесь стоило поискать. Комната была квадратной и просторной. Посередине стояла большая двуспальная кровать под балдахином, по бокам ее – две одинаковые прикроватные тумбочки.

В углу я заметила платяной шкаф-купе с зеркальными дверцами, благодаря которым комната казалась больше, чем была на самом деле. Костя сразу же приступил к обыску: он уже деловито осматривал письменный стол, стоящий у окна.

Стол был большой и красивый, с гладкой полированной столешницей, с инкрустациями на дверцах. Шилов открывал один ящик за другим и доставал оттуда всяческие документы, папки, стопки бумаг. Я присела рядом на корточки и принялась перебирать эти бумаги, пока толком не знала, что же мы ищем, но старалась внимательно просматривать все, что брала в руки.

Ничего интересного или стоящего внимания мне не попадалось. Здесь были разнообразные бумажки типа свидетельств о рождении и браке, документы на дом, на гараж, на прочее имущество… В следующем ящике лежала пачка фотографий. Я перебрала их – ничего примечательного: снимки самой Эллы, ее мужа, их друзей, каких-то собак и просто пейзажи.

Костя все еще перебирал бумаги в ящиках стола, а я, поняв, что ничего интересного здесь обнаружить не удастся, стала осматривать комнату на предмет поиска других укромных местечек, где можно было бы припрятать важные документы так, чтобы Николай не мог догадаться о них. Я встала посередине и осмотрелась – интересно, будь я на месте Осиповой, куда бы положила бумаги, о которых не хотела бы, чтобы догадывался мой муж?

В шкаф? Нет, вряд ли. В шкаф всегда могут залезть и обнаружить их. В кровать? Тоже вряд ли. Опасно. Вообще-то, будь я богатой особой, я бы наверняка заказала себе сейф, желательно потайной, чтобы туда можно было складывать все, что не должно попадаться на глаза постороннего.

Костя тем временем распотрошил стол окончательно и, сидя на полу, пересматривал бумаги, вываленные из ящиков.

– Костя, можешь больше не смотреть, там ничего нет! Я уверена.

Шилов поднял голову и отодвинул бумаги в сторону.

– Тогда где? – Он встал рядом со мной и тоже принялся осматриваться.

– Мне кажется, здесь должен быть сейф или какой-то потайной ящик, о котором Осипов мог и не знать.

– Надо поискать. – Костя подошел к стене и принялся выстукивать по ней.

Я решила, что надо бы пока сложить все на прежнее место, что мы разбросали. Не дай бог, вернется кто, а мы не успеем даже собрать вещи.

Костя продолжал методично выстукивать стены, но ничего не мог обнаружить. Может, здесь и нет ничего. Возможно, сейф находится в какой-то другой комнате, возможно, он вообще не в доме, а может, мне просто все привиделось, и сейфа тут просто не существует. Да нет, успокоила я себя. Не может такого быть. Должна же была Осипова куда-то складывать особо ценные и важные бумаги. На работе это невозможно, так как с компаньоншей у нее были трения и она ей не доверяла. А дома хранить важные документы просто так, в ящике стола, – тоже нереально.

Нет, я все больше убеждалась, что сейф обязательно должен быть. И непременно в доме. Надо только найти его. Я подошла к двери и прикрыла ее. Дверь находилась в углу комнаты и, открываясь, загораживала часть стены. Там даже виднелся отпечаток от дверной ручки: видимо, когда дверью сильно хлопали, на стене оставались вмятины. Я машинально потерла рукой эту вмятину. И тут мое внимание привлек ровный аккуратный шов на стене за дверью. Издалека его практически не было видно, особенно, когда дверь была открыта. А вот если подойти поближе и приглядеться, то становилась заметной эта ровненькая полосочка. Казалось, будто на этом месте просто отклеились обои. И если бы не цель нашего визита в этот дом, я бы ни за что на свете не обратила внимания на эту мелочь. Ну мало ли… Обои отошли, всякое бывает. Но в данной ситуации меня привлекла эта полоска обоев, будто плохо приклеенная к стене. Я подошла ближе, потрогала ее. Под пальцами сразу же ощутила что-то гладкое и холодное, не такое, как стена. Я нажала на полоску бумаги и явственно почувствовала стык двух поверхностей, причем разных. Одна из них была оштукатуренной поверхностью стены, а вот другая… Другая была явно металлического происхождения.

– Костя! – позвала я, забыв всякую осторожность.

– Да? – быстро откликнулся он и подошел ко мне.

– Посмотри, что здесь. – Я указала на стык обоев.

Костя подошел ближе и принялся внимательно осматривать стену, потом провел рукой по шву. Попробовал подковырнуть срез металла. Ничего не получилось. Он нажал на него посильнее – снова никакой реакции.

– Дай я попробую. – Я ногтем попыталась поддеть металл. Но и моя попытка окончилась неудачей.

– Это дверца сейфа, – подумал вслух Костя. – Надо как-то вскрыть ее.

– А тогда где же замок? – спросила я.

– Не знаю. Возможно, она вообще открывается без замка, а с помощью какой-нибудь кнопки…

– И где же тогда кнопка? – Я принялась осматривать стену рядом с дверцей. Но ничего обнаружить не удалось.

Костя все еще пытался открыть створку, но у него по-прежнему ничего не получалось.

– Подожди. – Я отодвинула Шилова и снова попробовала поддеть дверцу, почувствовав, как она слегка дернулась у меня под ногтем. – Костя, кажется, она поддается, – возбужденно зашептала я. – Дай что-нибудь острое.

Костя протянул мне отвертку. Я просунула ее под металлический срез и нажала. Дверца легко открылась. Она действительно была металлическая, сверху оклеенная обоями. Открыв ее, внутри я увидела маленький металлический сейф серого цвета. Стык был ровно срезан. Дверца не имела никакого запора, она просто прикрывала нишу, в которой непосредственно располагался сам сейф.

Сейф находился внутри этой небольшой стенной ниши и имел кодовый замок. Костя осмотрел его.

– Тут возни на весь день, а то и больше, – сокрушенно изрек он.

– Ну вот, – разочарованно протянула я. – Что же получается? Мы зря рисковали, зря сюда пришли? И ничего не сможем добыть? – расстроилась я.

– Попробую, – Костя посмотрел на меня, – но ничего не обещаю.

– Костя, миленький, ну пожалуйста, попробуй, – попросила я. Мне так не хотелось уходить отсюда ни с чем! Ведь второго такого шанса у нас уже не будет. А если мы сейчас не сможем вскрыть этот сейф, как тогда добудем нужные нам сведения?

Я отошла в сторону, поближе к окну, чтобы не мешать Шилову работать, а заодно стала обозревать окрестности на предмет визита нежданных или жданных «гостей».

Костя возился минут пятнадцать. Похоже, ему так и не удалось ничего сделать с замком. Оно и понятно: Элла устанавливала замок вовсе не для того, чтобы каждый, кому не лень, смог запросто открыть его. Мне уже начало казаться, что мы никогда не сможем открыть его и нам просто незачем терять здесь время.

– Костя, может, не стоит? – спросила я.

– Как это не стоит? – У Шилова на лбу от усердия выступила испарина. – Сейчас, подождите минутку, я его сделаю. Что мы, зря сюда пришли, что ли?

Костя продолжал возиться с замком. Сначала он пробовал сломать его. Потом попытался подобрать код, но вариантов кода, я знаю, может существовать несколько тысяч, поэтому шанс, что мы быстро нарвемся на нужный, был ничтожно мал.

– Можно я попробую? – спросила я, видя, как мой помощник уже выдохся, и не столько от труда, сколько от нервного напряжения.

Шилов смерил меня взглядом и отошел в сторонку.

– Попробуйте. Может, у вас что-нибудь получится.

Подойдя к сейфу, я принялась осматривать замок. Это был обычный стандартный кодовый замок. Вариантов кодов, конечно, хоть отбавляй. Открыть его – совершенно невероятное дело.

Ощупав и осмотрев дверцу, я все больше приходила к выводу, что ничего у нас не выйдет с этим сейфом и что мы зря сюда прикатили. Все равно толку от этого не будет, рискуем лишь нарваться на неприятности.

Мне так захотелось выплеснуть свою злость и обиду за столь неудачное посещение дома Осипова, что я испытала острый приступ садануть изо всех сил по этой чертовой дверце сейфа, открыть которую было невозможно. Но стучать было нельзя. Тогда я с досадой просто сильно кулаком надавила на металлическую поверхность дверцы, вложив в этот толчок всю свою обиду и разочарование. И вдруг почувствовала, как дверца медленно подалась под моим кулаком, ушла внутрь. Я снова нажала, дверца еще больше продавилась под моим натиском.

– Костя, что это? – Я изумленно уставилась на сейф.

– Что? – Он подошел ко мне ближе, всматриваясь в глубину ниши. – Что там?

– Посмотри, дверца будто уходит внутрь.

– Ну-ка… – Костя оттеснил меня в сторону, а сам принялся снова ковыряться в нише.

– Кажется, понял, – пробормотал он. – Я встречал подобные замки. Только не уверен, что это именно тот случай. Знаете, что нужно сделать? Я сейчас надавлю на дверцу, а вы попробуйте покрутить ручку с замком.

– Ага! – Я почувствовала такой азарт, какого не испытывала никогда раньше. Шилов надавил на дверцу сейфа, а я принялась изо всех сил крутить ручку, в которую был вмонтирован замок, в разные стороны. И вдруг – о чудо! – дверца легко подалась вперед и открылась.

Вот и все! И это не стоило нам ровно никаких усилий! Ну, если не считать, что перед этим мы изрядно повозились, пытаясь сломать замок. Костя посмотрел на меня, я на него. Он улыбнулся, я тоже.

Я заглянула в сейф – там, как я и думала, лежали бумаги. Несколько тонких прозрачных пластиковых папок и одна большая, толстая, картонная, явно очень важная. Я потянула к себе ее и вытащила из-под груды прочих бумаг.

– Нужно уходить, – напомнил Костя. – Больше искать, я думаю, нечего.

– Пойдем. – Мне не терпелось просмотреть папки прямо здесь, а вдруг в них нет ничего важного и нужного нам? Но времени у нас и без того было в обрез, и Костя был прав – надо было делать ноги, пока не нарвались на неприятности.

Я засунула папки в большой полиэтиленовый пакет, который предусмотрительно прихватила с собой, и мы двинулись к выходу. Когда мы заходили, Костя специально не стал закрывать за нами дверь, чтобы потом не терять времени и не возиться с замком. Мы направились к выходу, спустились с лестницы и пошагали по первому этажу. И тут совершенно явственно я уловила шум подъезжающего автомобиля. Домов здесь было немного, тем более расположены все они были на почтительном расстоянии друг от друга. А шум послышался с улицы, совсем рядом с домом. Мы с Костей переглянулись. Подумали наверняка об одном и том же: вернулся Осипов!

Мы как по команде замерли в холле первого этажа. Я судорожно сжала пакет с папкой обеими руками, словно боясь, что у меня его отнимут. А Костя тут же схватил меня за руку и куда-то поволок. Теперь времени у нас не осталось совсем: вернулся хозяин, и нам нужно было побыстрее убираться из этого дома.

Мы помчались на кухню. Ее окна выходили на задний двор, то есть за дом. И если даже приехал Осипов, у нас был шанс выбраться отсюда незамеченными, если, конечно, только окно было открыто. По логике вещей, в мае, даже когда так тепло, окна еще никто не открывает, но только не Николай Осипов. Окно его кухни было приоткрыто. Я увидела это, как только мы влетели в кухню.

Костя ринулся к нему, распахнул еще шире, стараясь производить как можно меньше шума. Он встал у окна и жестом дал мне понять, что первой должна вылезать я. Я прижала пакет к груди и вспрыгнула на подоконник, благо тот был широким и невысоким. Выглянув в окно, увидела землю где-то в полутора метрах от себя. Высоковато. Но деваться некуда, надо было спасать свою шкуру.

Эх, была не была! Я прыгнула в начавшую пробиваться травку. Приземлилась более или менее удачно – на четвереньки, выронив при этом пакет. Я оглянулась, сверху прямо на меня летел из окна Костя. Я отпрыгнула в сторону, чтобы дать ему возможность приземлиться. Костя приземлился более благополучно, нежели я. Еще бы! Он же бывший десантник. Я подхватила пакет, валявшийся на земле, и мы стремглав помчались к забору.

Никакого шума во дворе и в доме я не слышала, и это почему-то пугало меня. Но у меня не было времени на размышления, я мчалась следом за Шиловым, который тащил меня за руку. Добежав до забора, я остановилась – ограда была не сказать чтобы уж очень высокая, но перемахнуть через нее я была явно не в состоянии. Костя тут же подхватил меня и подсадил. Я уцепилась руками за край забора, зажав пакет подбородком. Костя легко подтолкнул меня, и я одним махом преодолела высокую, как мне показалось вначале, ограду. Следом за мной прыгнул Костя.

Наконец мы оказались на твердой почве. Пакет был у меня в руках, мы оба были целы и относительно невредимы, если не считать мелких ссадин и царапин, которые я заработала, удирая от Осипова.

Мы выбрались со двора дома и теперь не знали, что нам делать. Идти вот так, внаглую, к своей машине, не было никакой возможности… Машина! Эта мысль пронзила меня, как удар молнии! Мы ведь оставили машину прямо у входа! О господи! Что же теперь делать? Вот почему в доме не было слышно никакого шума. Осипов, увидев нашу машину у ворот собственного дома, решил, что к нему забрались воры, и теперь наверняка вызвал милицию, чтобы задержать нас. А сам караулит возле машины.

Номера он, конечно же, уже переписал, так что даже если нам и удастся выбраться отсюда, то мы доедем лишь до ближайшего поста ГИБДД. А там нас и возьмут тепленьких, с папочками, принадлежавшими покойной Элле Осиповой. А там и убийство этой самой Эллы нам пришьют…

Моя фантазия так разыгралась, что я не заметила, как Костя произвел небольшую рекогносцировку местности. Он выбрался из-за дома и посмотрел, что творится во дворе. Вот он идет ко мне, и на его лице растерянность. Мне стало немного легче, когда я увидела, что Костина физиономия выражает не ужас и отчаяние, а недоумение.

Он подошел ко мне совершенно спокойной походкой и проговорил, даже не понижая голоса:

– Ничего не понимаю. Там никого нет.

– Как нет? А как же машина? Там ведь машина подъезжала… – растерянно пробормотала я.

– Да нет там никого! Может, нам со страху привиделось? – Костя попробовал пошутить, но мне было вовсе не до шуток. Я, признаться, так перетрухала, что аж поджилки тряслись. А тут выясняется, что ничего не было. Что же выходит, мы оба с ума сошли?

– Не может быть, Костя! Мы же явственно слышали, как к дому подъехала машина!

– Вот именно – подъехала. Но мы не слышали, как она отъехала. А судя по всему, она уже уехала.

– Так, значит, это был не Осипов?

– Не знаю. – Костино лицо выражало сосредоточенность.

– А кто? – Я все еще никак не могла прийти в себя после столь удачно закончившегося для моей относительно спокойной жизни потрясения.

Костя ничего не ответил, он все еще о чем-то напряженно думал.

– Как ты думаешь, кто бы это мог быть? – снова спросила я.

– Понятия не имею, – медленно проговорил Шилов. – Но в любом случае нам ни к чему, чтобы кто-то нас здесь видел. Надо убираться отсюда, а то…

Мы не стали испытывать судьбу, сели в свою машину и быстро покатили по направлению к Тарасову. Костя молча вел машину. Мы не проронили ни слова почти всю дорогу. И только когда мы уже подъезжали к зданию студии, Костя вдруг спросил меня:

– Ирина, а мы дверцу сейфа закрыли?

– Да, ты же сам прикрыл ее, разве не помнишь?

– Наверное, сделал это машинально, не отдавая себе отчета, – констатировал Шилов.

Мы вышли из машины и поднялись к нам в кабинет. Нас уже ждали. Встревоженная Галина Сергеевна и Лера с испуганными лицами сидели за столом режиссера и ждали. Когда они увидели нас, у обеих одновременно вырвался вздох облегчения.

– Ну наконец-то! – проговорила Моршакова. – У меня какое-то предчувствие нехорошее было… Ничего не произошло? – обеспокоенно спросила она, оглядывая нас с ног до головы.

– Все в порядке, Галина Сергеевна, – успокоила я ее. – Лерочка, так устали, просто кошмар какой-то… Нам бы чайку… – попросила я Леру.

Помощник режиссера тут же вскочила и принялась выставлять на стол чашки, выкладывать ложки, сахарницу, заварочный чайник и вазочку с печеньем. Она вскипятила воду и разлила по чашкам кипяток. Потом добавила в каждую по кружочку лимона и раздала всем ложки.

– Ирина, не томите нас, ради бога расскажите, как все прошло. Вы нашли что-нибудь?

И только сейчас я вспомнила о пакете с папками, который мы выкрали из тайника Осиповой. Он лежал у меня на коленях, я старалась ни на минуту не выпускать его если не из рук, то хотя бы из поля зрения.

Я подняла пакет и потрясла им.

– Вот, – торжественно объявила я. – Честно говоря, я еще и сама не знаю, что в них и есть ли там вообще что-то, что может нам пригодиться… Но больше мы все равно ничего не нашли. Да к тому же произошло чрезвычайное происшествие.

– Ах! – вскрикнула испуганно Лера. – Боже мой! Надеюсь, никто не пострадал?

– Нет, разве что мои коленки и руки. – Я посмотрела на многочисленные ссадины и вздохнула. – Теперь заживать будут целый месяц. А как в эфир выходить? – Я сокрушенно покачала головой.

– Ира, ты уже всех нас измучила таинственными происшествиями, – строго сказала Галина Сергеевна. – Выкладывайте, что там произошло? – Она перевела взгляд с меня на Костю, но тот лишь пожал плечами.

– Ну хорошо, – решила смилостивиться я. – Значит, так. Приехали мы к дому Осипова, вошли, его, естественно, не оказалось дома. Поискали тут и там, никого нет. Мы уже было отчаялись, но тут чисто случайно отыскался тайник, то есть сейф, скрытый в спальне Осиповых.

– Ну, отыскался он, положим, далеко не случайно. Если бы не вы, Ирина, мы бы так ничего и не нашли, – вставил Костя.

– Да ладно, – смутилась я. – Если бы не нашла его тогда, то потом ты бы все равно обнаружил его… Так вот, – продолжила я. – Сейф-то мы нашли, но никак не могли открыть его. Там стоял кодовый замок, а кода мы, естественно, не знали…

– И снова отличилась Ирина, – перебил меня Костя.

– Как?! – изумилась Лера. – Вы что, нашли код?

– Да нет, – продолжала я. – Костя просто преувеличивает. – Я покосилась на него. – Просто… Ну, в общем, неважно, как мы его открыли, важно то, что все же открыли. И вот что мы там обнаружили. – Я выложила на стол полиэтиленовый пакет, в котором лежала папка с бумагами Эллы.

В этот момент дверь открылась, и в нашу комнату вошел Павлик. Когда мы пришли, его не было, а я даже не заметила этого поначалу: просто Павлик всегда дремлет в кресле, поэтому кажется, что его вроде как и нет.

– А что это вы тут делаете?

Все дружно повернули головы в его сторону.

– Плюшками балуемся, – в тон Павлику ответил Костя.

– Без меня? – возмутился Павлик.

Он прошел к столу и без приглашения уселся на стул. Потом, увидев, что все пьют чай, взял Лерину кружку и нахально отпил из нее большой глоток. Лера возмутилась было и хотела огреть наглого оператора по голове, но Галина Сергеевна взглядом остановила ее.

– Хватит, – строго проговорила она, потом обратилась ко мне: – Ирина, рассказывай дальше и показывай.

– О! Я, кажется, пожаловал к самой интересной части повествования! – проговорил довольный Павлик. – Где это вы были?

Но никто Павлику не ответил, поэтому он счел за лучшее слушать внимательно и больше не перебивать.

– Все, что мы обнаружили в тайнике, – продолжила я, – скорее всего, принадлежало покойной, – предположила я. – Давайте вместе посмотрим, что она там прятала.

Я вынула из пакета сначала самую большую папку, потом принялась из нее вытаскивать маленькие. По внешнему виду маленькие папочки были новыми. А толстая картонная, их еще называют скоросшивателями, – старой. Она пожелтела от времени, заметно поистрепалась. Кроме того, сейчас такие уже, кажется, не выпускают. Я решила, что в ней-то и находится самое интересное, а посему сочла за лучшее оставить ее на десерт. И сначала мы решили просмотреть тонкие папочки.

Я раскрыла одну из них и вытащила оттуда документы. Их было немного – пять или шесть листов. Я пробежала глазами первый – кажется, сертификат салона красоты. Пролистала остальные – тоже касающиеся салона. Пробежав глазами, поняла, что эти бумаги не представляют для нас никакого интереса: это были просто копии документов на владение салоном красоты – лицензии, разрешения и прочие бумаги.

Следующие папки также не представляли интереса. Это были самые обыкновенные каждодневные рабочие документы: справки из налоговой, разнообразные свидетельства, квитанции и прочее.

Я откладывала папку за папкой, не находя ничего стоящего. Неужели мы с Костей зря совершили такой подвиг и рисковали своей свободой? И всего-то из-за каких-то никому не нужных бумажек и свидетельств частного предпринимателя? Оставалась непросмотренной самая толстая папка. Если и в ней такая же дребедень, то просто и не знаю, что сейчас сделаю. Мне стало так обидно, что, казалось, я вот-вот заплачу.

Отложив в сторону все просмотренное, я подумала, что надо бы все это вернуть обратно. Ведь при разделе имущества Эллы бумаги эти могут понадобиться. Но об этом потом. А сейчас я взяла в руки последнюю папку и открыла ее. И тут же почувствовала, как у меня невольно задрожали пальцы. Открыв скоросшиватель, я увидела, что в ней лежало несколько других папок поменьше. Все они были соединены и представляли как бы единое целое. Вроде книги с разбивкой на главы. Я открыла первую папку – все склонились над ней, упершись головами друг в друга.

На самой первой странице я увидела две фотографии. На них была женщина. Две на первый взгляд одинаковые фотографии одного и того же человека, но казалось, что они сделаны в разное время: одна более старая, что ли…

Я повнимательнее пригляделась – да нет! Это не то… Это же… Господи! Мне стало все ясно!

Глава 9

С фотографий на меня смотрело лицо одной и той же женщины. Только на первом снимке – том, что слева, – оно было с искривленным носом, двойным подбородком, отеками под глазами. А на правом снимке – том, что был сделан явно позднее, – та же дама выглядела значительно лучше. Круги под глазами исчезли, нос был прямой и ровный, подбородков как не бывало.

– Это же… – начала неуверенно Лера, – это же после пластической операции.

– Точно! – Павлик чуть не свалился со стула.

– Подождите, подождите! – остановила я их. – Дайте-ка я прочитаю.

Я пододвинула к себе папку, которую едва не выхватили у меня из рук мои коллеги.

– Семенова Екатерина Ивановна. Сорок первого года рождения. Вот… – Я принялась листать папку. Далее следовали медицинские описания сделанной госпоже Семеновой операции.

В папке содержался материал, что-то вроде истории болезни. Только здесь не было диагноза. Были лишь две фотографии – до и после операции, да перечень услуг, которые были оказаны клиентке. Какие операции делались, в какие сроки, как проходило заживление рубцов и т. д. и т. п.

Я полистала папку дальше. В ней было не так уж и много страниц. В конце был подклеен маленький листочек. Я прочла написанное на нем:

– «Я, Михайлова Элла Анатольевна, получила от Семеновой Екатерины Ивановны одну тысячу американских долларов за произведенную мною пластическую операцию…»

Я пробежала глазами остаток текста – это была расписка в получении довольно приличной по тем временам суммы денег. В восьмидесятых годах тысяча американских долларов была, мягко говоря, почти запредельной суммой.

– Михайлова – это, наверное, Осипова в девичестве, – предположила Лера.

– Да, вероятно, – подтвердила Галина Сергеевна. – Это что же получается? Элла когда-то занималась нелегальными пластическими операциями?

– Получается, так, – кивнул Костя.

– Надо же, – ахнула Лера. – Тысяча долларов! Это сколько же на наши получается?..

– А представьте, сколько это было в те времена? – Галина Сергеевна прикрыла глаза, сосредоточенно задумавшись и, вероятно, прикидывая. Похоже, у Моршаковой получилась довольно крупная сумма, потому что она, подсчитав, тоже только и смогла, что ахнуть.

– А что в тех папках? – Лера потянула на себя еще одну такую же папку. Но все они были крепко сшиты между собой, поэтому ей не удалось вытащить ее. – Давайте посмотрим, что там есть еще, – попросила девушка.

Мы пролистали остальные папки. В некоторых из них на снимках были изображены мужчины, но подавляющее большинство составляли все же женщины. Вероятно, это были жены тогдашних партийных работников и прочих лидеров областного масштаба. Престарелые особы пытались удержать возле себя мужей таким вот дорогостоящим способом. Суммы, проставленные в расписках, были примерно такими же, как и в первом случае. Где-то немного больше, где-то – меньше. Но в переводе на рубли все равно получались впечатляющие суммы.

Лихо развернулась Элла Анатольевна! Она тогда еще не была замужем. Значит, есть вероятность, что ее муж ничего не знал о прошлой тайной деятельности супруги.

– Это что же, это сколько же денег она заработала? – Лера округлила глаза и часто-часто захлопала невероятно длинными своими красивыми ресницами.

– Лерочка, детка, не стоит считать чужих денег.

– А что вы там говорили про какое-то чрезвычайное происшествие, которое случилось? – Лера напомнила мне о том, как нам пришлось ретироваться из дома Осипова.

– Да, что за происшествие? – оживился Павлик. Он-то вообще не слышал большую часть истории нашего похода на дачу Осиповых. – Расскажите.

– Когда мы собрались уже уходить, – я посмотрела на Костю, – вдруг услышали, как к дому подъехала машина. Мы, естественно, подумали, что вернулся хозяин.

– Какой ужас? – Лера даже прикрыла рот ладошками. – И что?

– Ну вот, мы и рванули через окно в кухне. К счастью, оно было открытым. Вылезли из него, и – к забору. Пока перелезали через забор, пока то да се, шум утих. Я подумала, что это вернулся Осипов и сразу же прошел в дом. Ну, думаю, все. Сейчас он увидит, что там кто-то был, и позвонит в милицию…

– А тут еще, – перебил меня Костя. – Это, конечно, моя вина. Я машину свою оставил на улице прямо у самых ворот. Представляете? Если бы он увидел чужую машину у своего дома, наверняка подумал бы, что к нему залезли. Ну и понятное дело, сразу же вызвал бы милицию…

– Боже мой! Ириночка! – теперь настала очередь Моршаковой ахать и изумляться. – И как же вам удалось?..

– Да мы и сами не поняли… Когда мы пробрались мимо забора к воротам, то увидели, что никакой машины у ворот нет. Да и вообще никого не было.

– Может, вам показалось? – предположил Павлик. – Со страху.

– Ты что, Паша? Я, конечно же, перепугалась, но не настолько же. Тем более что это не мне одной показалось, а нам обоим с Костей. Ты же не хочешь сказать, что Костя настолько потерял самообладание, что с перепугу услышал то, чего в действительности не было?

– Нет, конечно. – Павлик смутился.

– Нет, машина определенно была, – подвел итог Шилов. – Только вот осталось загадкой, куда же она все-таки делась? Точнее, не так, – поправился он. – Куда она делась – это и так понятно. Уехала. Но вот кто приезжал на ней?

– А может, это вовсе и не к дому Осипова приезжали?

– Нет, исключено, – покачал головой Костя. – Ты же сама была там, помнишь, что дома стоят на достаточно большом расстоянии друг от друга. Если мы с Ириной слышали звук работающего мотора совсем рядом, значит, приезжали однозначно к дому Осипова. Может быть, это был не он: он не оставил бы налетчиков и не уехал бы восвояси. Значит, это был кто-то другой.

– Понятное дело, что другой, – включилась в обсуждение Моршакова. – Только непонятно, почему он приехал и сразу уехал. Даже не вышел из машины, не позвонил, не узнал, дома ли хозяин? Странно как-то…

– Да-а, странно, – протянула я вслед за Галиной Сергеевной. Мне вся эта история с тайным посетителем начинала нравиться все меньше.

– Кто же это был? – задумчиво проговорила Лера.

– А может быть… – начала Галина Сергеевна, но потом вдруг умолкла.

– Что? Что вы хотели сказать?

– Да я вот тут подумала… Может быть, это ФБР?

– ФБР?! С какой стати?!

– Они следят за вами. Костя, ты не проверял, в машине нет «жучка» или еще чего-нибудь лишнего? – обратилась она к Шилову.

– Нет, Галина Сергеевна, ни «жучка», ни чего-нибудь другого лишнего в моей машине нет. Я в этом уверен. А почему вам пришло в голову, что это ФБР?

– Не знаю, – задумчиво проговорила Моршакова. – Просто как-то подумалось… – Она мечтательно посмотрела в потолок.

И тут заговорил Павлик. Естественно, что он снова гнул свою линию.

– А я думаю, что это Осипов вернулся раньше времени домой, смотрит, чужая машина стоит у дома. Он решил не высовываться, а подождать, посмотреть, кто к нему и по какому поводу приехал. Ведь в машине никого не было, значит, как он справедливо рассудил, – приехавшие в доме. Вот он и решил посмотреть, кто же пожаловал к нему, пока его самого нет дома. Спрятался где-нибудь и наблюдал за домом. А потом сообщил в милицию, что, дескать, такие-то и такие залезли к нему в дом, пока он был в отсутствии, и т. д. и т. п.

– Ну, спасибо, Павлик, успокоил, – ядовито сказала я. – Ты хочешь сказать, что сейчас за нами явятся из правоохранительных органов?

– Да нет… Это я так… размышляю…

Версии начали выдвигаться одна нелепее другой. В обсуждении приняли участие абсолютно все. Галина Сергеевна упрямо твердила про ФБР, Павлик, естественно, про Осипова. Лера тоже выдвинула какую-то свою версию. Только Костя Шилов молча следил за ходом рассуждений моих уважаемых коллег.

А я подвинула к себе папку и принялась снова листать ее. Я перечитывала то, что мы уже просмотрели, еще раз в уме прикидывая, сколько же по тем временам должна была «зашибать» Элла Анатольевна… И вдруг что-то привлекло мое внимание. Я скользнула по папке глазами – что-то знакомое.

Я открыла одну папку и внимательнее пригляделась. Лицо этого человека мне было определенно знакомо. Я полистала папку, присмотрелась к фотографии. Сверила два снимка – один, сделанный до операции, другой – после. Что-то не давало мне покоя, но я никак не могла понять, что же именно. И тут наше внимание отвлек Валера Гурьев, ввалившийся к нам в кабинет. Я прикрыла папку и отодвинула ее от себя.

Валерка устроился на стуле и, усмехнувшись, спросил:

– Ну, как дела, госпожа частный детектив? – Это он ко мне обратился.

– Дела, Валера, у прокурора, у нас делишки, – в тон ему ответила я.

Тут, конечно же, пришлось еще и Валере изложить наше приключение. Дослушав до конца, он лишь покачал головой.

– Мне тоже не нравится эта история с исчезнувшей машиной. Что-то здесь нечисто. Кто же это мог приезжать?

– Вот и мы ломаем голову над этим, – согласилась Моршакова. – А ты, Валера, как думаешь?

– Да черт его знает? – Гурьев почесал в затылке. – Не Осипов, это однозначно. Тогда кто? – рассуждал он вслух. – Но в любом случае вам следует поостеречься. – Он посмотрел на меня, потом на Костю.

– Это в смысле спрятаться, что ли? – пошутила я.

– Нет, это в смысле быть поосторожней. Мало ли что…

В комнате воцарилось молчание. Валерка понял, что ляпнул лишнего, и решил разрядить обстановку.

– Лерочка, будь другом, сбацай-ка нам чайку, – весело подмигнул он Лере.

Та сразу же поднялась и принялась хлопотать около чайника. Она выставила на стол чашки, сахарницу и пачку чая в пакетиках. Вскипятила чайник и разлила кипяток по чашкам. Мы разобрали чашки с напитком и принялись за чаепитие. Все молчали, думая каждый о своем. А мне не давала покоя та фотография из папки, я никак не могла сообразить, в чем же там дело.

Лера ушла мыть чашки, Павлик снова задремал в своем любимом кресле, Галина Сергеевна отправилась к шефу по каким-то своим режиссерским делам, а я сидела за своим столом, когда раздался телефонный звонок. Обычно трубку у нас снимает Лера, но сейчас ее не было, поэтому я сама подошла к телефону, сняла трубку:

– Алло!

В трубке молчание.

– Алло, говорите. – Я нахмурилась. Обычно таких звонков к нам в редакцию не было. Если даже кто-то ошибся, то зачем молчать? – Алло! – еще громче повторила я. Даже Павлик приоткрыл глаза и уставился на меня в недоумении.

Но на том конце провода упорно не желали со мной говорить. Я отчетливо слышала, как в трубку кто-то дышал, точнее даже, пыхтел, но отвечать не торопился.

Я посмотрела на телефонную трубку и положила ее на место.

– Кто там? – спросил Павлик, оторвавшись от спинки кресла.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Молчат.

– Может, ошиблись? – предположил оператор.

– Может. – Я отошла к окну и постаралась выкинуть дурацкий звонок из головы. Но снова какое-то нехорошее чувство глодало меня изнутри. Тревога или что-то в этом роде все росла во мне, и я не могла дать четкого объяснения ее появлению. Что это? Предчувствие или просто результат недавних волнений?

Я тряхнула головой, словно пытаясь отогнать от себя нелепые мысли, которые уже вовсю начали заполнять мою голову. Пришла Лера и стала расставлять чашки на полке в шкафу, я принялась помогать ей, чтобы немного забыться.

Через несколько минут снова зазвонил телефон. Я сидела за рабочим столом и изучала свои записи, касающиеся будущей передачи. Лера, как и положено, взяла трубку. Я сразу же превратилась во внимание, сама не зная почему.

– Алло. – Она немного помолчала, видимо, ей что-то говорили, и у меня сразу отлегло от сердца. Наверное, все-таки это не предчувствие, а просто плохое настроение. Может, истощение организма по весне.

Я смотрела на Леру. Она проговорила в трубку:

– А кто ее спрашивает? – Я поняла, что просят меня. У нас так заведено: если кто-то звонит и спрашивает меня или Галину Сергеевну, Лера обязательно интересуется, кто именно звонит.

Я подошла ближе к Лериному столу, чтобы взять из ее рук телефонную трубку, но тут на лице помощника режиссера появилось недоумение, и она отвела трубку от уха, непонимающе взглянув на меня.

– Трубку бросили… когда я поинтересовалась, кто спрашивает…

– А кого спросили?

– Вас. – Лера часто-часто захлопала своими длинными ресницами и водрузила трубку на аппарат.

– А кто спрашивал?

– Женщина, – ответила Лера.

– Голос знакомый?

– Нет вроде… – Лера была не уверена. – Может, передумали. Или отсоединили, – вновь предположила она.

– Может быть, – согласилась я и снова задумалась.

Что это за звонки такие сегодня странные поступают к нам в редакцию? То молчат, а то просто бросают трубку. Странно. Такое впечатление, что кто-то следит за мной.

А может, это паранойя? Может, мне все кажется просто потому, что навалилась усталость? Я снова отошла к окну и задумалась. Не нравилось мне все это.

Тут вернулась Галина Сергеевна, и почти одновременно с ней вошел Костя Шилов – он ездил домой перекусить и переодеться.

Галина Сергеевна со свойственной ей нетерпеливостью и темпераментом принялась пересказывать всем присутствующим суть своей беседы с шефом; Лера внимательно ее слушала, Павлик тоже открыл глаза. А я все стояла у окна, не в состоянии собраться с мыслями и переключиться на текущие заботы редакции. Все мои мысли витали вокруг странных сегодняшних звонков и той машины-невидимки, которая так внезапно исчезла, когда мы с Костей были в доме Осипова. Мне почему-то казалось, что это как-то взаимно связано. Да еще этот тип с фотографии никак не давал мне покоя. Вот навалилось, и все одно к одному, подумалось мне…

И тут я услышала бодрый голос Галины Сергеевны:

– Ириночка? Что с тобой? Ты не больна?

– А? Что? – встрепенулась я. – Нет-нет, все в порядке… Просто, наверное, устала…

– Это вы, наверное, из-за того звонка никак не успокоитесь? – предположила Лера. – Да ладно вам. Мало ли*censored*ганов…

– Какого звонка? – оживилась Моршакова. – Я пропустила что-то интересное?

– А что за звонок, Ирина Анатольевна? – встревоженно спросил Костя.

– Да ничего особенного, – отмахнулась я. Мне не хотелось быть центром внимания, привлекать взоры всех только из-за того, что раздался какой-то дурацкий звонок, в общем-то ничего не значащий. Просто я действительно выдумываю невесть что…

– Что значит ничего особенного? – Моршакова возмутилась. – Да на тебе лица нет. Сама не своя, а говоришь, что ничего особенного. Ну-ка, давай живо выкладывай, что за звонок.

Я повернулась к Галине Сергеевне и молча состроила мину, означавшую, что вовсе не стоит переживать из-за какого-то там звонка. Но тут вылезла Лера и принялась выкладывать все за меня:

– Нет, звонки правда были какие-то странные.

– Звонки? – удивился Костя. – Их что, было несколько?

– Два, – проронила я, желая поскорее закончить этот разговор. – Да правда ничего особенного, просто кто-то, вероятно, ошибся номером.

– Ага! – поддакнула Лера. – И именем. Вашим.

– Лера, давай рассказывай все по порядку, – строго приказала Галина Сергеевна. – А то мы так и будем ломать голову…

– Ну вот, значит, – Лера уселась поудобнее на стуле. – Сначала позвонили, Ирина взяла трубку, а там молчат. Она говорит «Алло», а там все равно молчат и дышат в трубку.

«Вот вредная девчонка!» – подумала я. Зря я ей рассказала про тот звонок. Все тут же и выболтала.

– А потом, – продолжала воодушевленно Лера, – это уже когда я пришла. Опять зазвонил телефон, я сняла трубку, женский голос спросил Ирину. Я, естественно, попросила представиться, а она сразу же бросила трубку.

– Странно, – констатировала Моршакова. – И кто же это, интересно, мог быть? Ты не узнала голос?

– Нет, – ответила Лера.

– Мне кажется, это неспроста, – задумался Костя. – Ирина Анатольевна, вам надо быть поосторожней. Я сегодня отвезу вас домой, а завтра утром, когда соберетесь на работу, позвоните мне, я за вами заеду. Чтобы вам не оставаться одной, – подвел итог Шилов.

– Вот еще глупости какие! – взбунтовалась я. – С чего вдруг? Подумаешь, позвонили пару раз. Какие-то идиотские звонки… И что теперь? Вооружиться и срочно обзавестись личной охраной? Нет-нет, даже и не думайте!

– А я считаю, что Костя совершенно прав, – вставила ядовитая Лерка. Она всегда поддерживала в Косте его чувства ко мне, и, если от нее зависело, чтобы он находился рядом со мной, она никогда не упускала случая, чтобы подстроить все именно так. Вот и теперь Лера настаивала на том, чтобы Костя с сегодняшнего вечера стал моим личным телохранителем.

– Нет, Лера, забудь об этом. – Я строго посмотрела на нее.

– Ты не права, Ирина, – включилась в беседу и Моршакова. – Лера правильно говорит. Если начали поступать такие странные звонки, если с машиной этой что-то непонятное произошло, то тебе надо быть осторожней.

– Вот и буду осторожней, – пообещала я. – Только без телохранителей, – я посмотрела на Шилова, он сразу как-то сник и пригорюнился. – Костя, это совершенно никак не связано с тобой. Просто мне не по душе такая жизнь. Да еще и Володька… Если он увидит, что ко мне приставлена охрана, то сразу поймет, что мне грозит какая-то опасность. Тогда он вообще ни за что не выпустит меня из дома. Нет, нет и нет, и даже не уговаривайте, – отрезала я.

– Зря ты так, Ирина, – обиженно заметила наш режиссер. – Костя – не твой телохранитель, он просто-напросто проводил бы тебя сегодня до дома, а завтра заехал бы, чтобы отвезти на работу. Всего и дел-то.

– Я против, – категорично отрезала я и посмотрела на часы. – Пора закругляться, господа! Время уже позднее, а мы что-то сегодня засиделись.

Мой взгляд упал на папку, добытую нами в доме Осипова. Я сначала подумала было взять ее домой, чтобы на досуге полистать еще и посмотреть, может, что вспомню. Но потом словно каким-то шестым чувством я осознала, что не стоит делать этого. Сама не знаю почему так решила. Для себя я мотивировала это тем, что Володька будет недоволен – притащила, мол, работу домой – и будет весь вечер торчать за просматриванием бумаг. На самом же деле что-то другое помешало мне сделать то, что я сначала намеревалась.

Мы попрощались и стали расходиться по домам. Я вышла из кабинета последней, заперла дверь и стала спускаться вниз по лестнице. На улице было еще не слишком темно, вернее, еще только начинало темнеть. На дворе стоял май, и теперь ночь наступала значительно позже, чем зимой. Я вышла из здания телестудии и вдохнула полной грудью весенний воздух. Жила я далековато от студии, но сегодня почему-то решила пройтись пешком. Вообще я, конечно, вряд ли дошла бы пешком до дома, ноги бы подкосились. Просто я рассудила так: пройду, сколько смогу, а там сяду на автобус. Погода стояла великолепная, и грех было не воспользоваться ею. Тем более что по роду своей деятельности я редко бываю на свежем воздухе.

Неспешно бредя по улице, я раздумывала о том, действительно ли вокруг меня происходит что-то странное и подозрительное или же мой организм испытывает нехватку витаминов? В любом случае я решила немедленно заняться своим здоровьем. Вот прямо сейчас и начну. Начну пешком ходить на работу и с работы, а заодно по пути сейчас заверну в аптеку и куплю витамины. Я шла, размышляя о том, зайти ли мне в аптеку возле своего дома или же свернуть в первую попавшуюся. И тут я краем глаза невольно заметила машину, почему-то в последние полчаса постоянно попадавшую в поле моего зрения, темную «девятку». Ужасно грязную. Настолько, что даже невозможно было точно определить ее цвет. Стекла в автомобиле были тонированными, и нельзя было разглядеть, кто в ней находится. Машина то появлялась, то исчезала. Я как-то не обратила поначалу на это внимание, но потом, когда автомобиль чаще замелькал у меня перед глазами, я пригляделась повнимательнее.

Нет, номер мне не знаком. Пассажир или водитель не известны. Странная машина… Я старалась не придавать этому значения, но машина упорно не хотела отвязываться от меня, так и ехала следом. Я попыталась оторваться. Вошла в первый попавшийся магазин и из-за стеклянной витрины стала наблюдать за автомобилем. Я утвердилась во мнении, что из машины следят за мной. «Девятка» отъехала на небольшое расстояние и остановилась. Никто из нее не вышел, но она упорно продолжала стоять, никуда не уезжая.

Я походила по магазину минут пять и вышла. Не могла же я ночевать там? Машина все еще стояла на прежнем месте. И тут я пожалела, что отказалась сегодня от Костиной помощи. Зря не позволила себя проводить. Да еще черт дернул не поехать на автобусе, а переться пешком! Вот незадача!

Но деваться было некуда, я решила, что до дома мне все-таки добраться нужно, а уж завтра с утра позвоню Косте и попрошу заехать за мной.

Теперь я решила не идти пешком, а все же воспользоваться общественным транспортом. Автобусная остановка находилась недалеко от того места, где я сейчас шла, мне оставалось пройти с полквартала. Я вышла из магазина и уверенной походкой направилась к остановке.

В конце концов, что я дергаюсь? Ну за мной следят. Это очевидно. Но не убьют же меня прямо здесь, посреди улицы? Просто, наверное, кто-то хочет посмотреть, куда я направляюсь после работы. А вдруг я решила пойти не домой, а еще куда-то? Тем более что не поехала на автобусе, как обычно, а почему-то пошла пешком. Вот этот кто-то и решил посмотреть, куда я направляюсь.

Я шла, успокаивая себя таким образом, но на душе все равно не становилось лучше, темная «девятка» как привязанная следовала за мной, а я ничего не могла с этим поделать. До остановки оставалось всего ничего, нужно было чуть-чуть пройти переулком и, свернув на улицу, выйти снова на дорогу к остановке.

Вот я почти пришла. Почти. Остановка недалеко, я сяду на автобус, поеду домой, а там Володька… Все будет хорошо. Я свернула в проулок. Неожиданно машина опять куда-то исчезла. Я огляделась, нисколько не скрываясь, но «девятки» нигде не было. Я прибавила на всякий случай шаг. Вот уже показалась арка – выход из двора, а там в двух шагах остановка.

И тут случилось такое, что я с трудом потом могла вспомнить. Вдруг ни с того ни с сего земля словно уплыла у меня из-под ног, я потеряла равновесие и стала падать. Но почему-то не упала, а словно оказалась в невесомости. Я почувствовала, как меня подхватили чьи-то сильные руки и куда-то понесли. Потом я ощутила сильный и довольно болезненный удар по голове в области затылка – и все… Я провалилась во тьму…

* * *

Очнулась в каком-то темном вонючем помещении. Открыла глаза и осмотрелась: ничего не видно, хоть глаз выколи. Темно и холодно.

Скорее всего, я в подвале. Только где? И кто меня сюда привез? И что… что вообще случилось? Я приподнялась на локте, затылок отозвался сильной ноющей болью. Потрогала голову – болит.

Я лежала на полу на какой-то грязной и рваной подстилке. Сев, я попыталась осмотреться. Ни зги не видно! Как жаль, что я не курю. Можно было бы воспользоваться зажигалкой или спичками, чтобы осветить пространство вокруг меня. «Сумка! А где же моя сумка?!» – вдруг пронзила меня мысль.

Я пошарила руками около себя и почти сразу нащупала сумку: она валялась тут же на полу, рядом. Была раскрыта, и часть ее содержимого вывалилась на пол. Когда я подняла ее, из сумки посыпалось что-то, что не успело вывалиться раньше. Но я совершенно точно помню, что сумка была закрыта – я никогда не носила ее открытой. Значит, меня обыскивали, что-то искали в ней. Я невольно поежилась при мысли о том, что чьи-то жадные руки рыскали по моему телу и обыскивали меня.

Я обхватила себя руками и втянула голову в плечи. Потрогала на себе одежду, вроде бы все в порядке. Даже если меня и обыскали, то ничего не сняли и ничего дурного не сделали. Боже мой! Да что же это происходит?! Я попыталась припомнить, что произошло перед тем, как я потеряла сознание, я напряглась, задумалась. В ответ на мои усилия голова отозвалась ноющей болью. Я зажмурилась на мгновение, потом открыла глаза…

Я шла по переулку… Шла на автобусную остановку. Впереди показалась арка, я собиралась сесть в автобус, чтобы ехать домой… Кто-то следил за мной… Машина… Ах да, темная «девятка»! А что потом? Потом… все… Ничего не помню… Как оказалась здесь, что произошло перед тем… Ничего не помню!

А сколько же сейчас времени? Я нащупала на запястье часы. Жаль, нет подсветки. Нельзя посмотреть, который час. Я поднесла часы близко к глазам и всмотрелась в циферблат. Нет, ничего не видно!..

Что же делать? Нельзя же вот так сидеть тут и ждать, пока меня освободят… Если вообще освободят. Да и кто и где меня будет искать? То есть нет, кто, это, конечно, понятно. Муж, коллеги. Только вот как они меня найдут? Сколько прошло времени? Наверное, не слишком много. Не могла же я быть в обмороке целые сутки?

Наверное, прошло часа два, а может, и меньше… Не знаю… Я попробовала встать, голова слегка закружилась, надеюсь, у меня хотя бы нет сотрясения мозга. Я оперлась руками о пол и поднялась. Помещение было, наверное, большим. Это я определила по тому, что каждый звук здесь отдавался эхом. Я подняла руку вверх, до потолка не достала, значит, вряд ли это подвал. В подвале обычно потолки низкие. И не такие они большие – подвалы.

Я прошлась наугад вперед. Ничего! Я вытянула руки и медленно пошла, осторожно ступая. Наконец пальцы мои уткнулись в стену. Она была холодная и скользкая. Я пошла вдоль стены, ощупывая ее ладонями. Поверхность ее была неровная, кирпичная, неоштукатуренная. Нет, все-таки, скорее всего, я подвале. Тогда где-то здесь должна быть дверь. Или хоть бы какой-то выход.

Я шла вдоль стены, пытаясь найти эту дверь. Наконец мои усилия увенчались успехом: я почувствовала под пальцами деревянную поверхность, наверное, дверной косяк.

Потом нащупала саму дверь и толкнула ее. К моему величайшему удивлению, она сразу же и без помех открылась. Я, не веря в собственную удачу, распахнула ее и подалась вперед, чтобы выйти. Передо мной оказался длинный коридор, но, к моему сожалению, заканчивался он металлической решетчатой дверью. Я осторожно пошла по коридору к тусклому свету, просачивавшемуся сквозь решетку. Подойдя к ней, я толкнула ее на всякий случай, хотя мало надеялась на то, что она открыта. Так и случилось. Мне даже не пришлось прилагать особых усилий, чтобы понять это. На двери с наружной стороны висел внушительных размеров амбарный замок. Я все же толкнула ее, но она, как я и ожидала, не поддалась, я оказалась взаперти.

Что же делать? Я не намерена была да и не могла оставаться здесь. Попробовала поискать рядом, возможно, был какой-то другой выход. В коридоре было несколько светлее, чем в подвале. Но, побродив по нему, я так и не нашла ничего, что могло бы мне помочь выбраться наружу. Но и невозможно было возвращаться назад, в темный и сырой подвал, поэтому я решила остаться до поры до времени здесь. Раз меня заперли, значит, не намерены оставлять без внимания. Значит, за мной должны прийти, и я смогу хотя бы узнать, кто меня похитил и зачем.

Эта мысль придала мне сил, несмотря на то что находилась я сейчас в весьма плачевном состоянии. Голова болела и кружилась, во всем теле была слабость. Но главное – не было выхода…

Я присела на корточки в коридоре и принялась ожидать решения своей дальнейшей судьбы. Ждать пришлось недолго. Вскоре где-то вблизи раздались приглушенные шаги, которые по мере приближения становились все громче и отчетливее. Я поднялась: сюда явно кто-то шел, я в этом уже не сомневалась.

Вот шаги приблизились вплотную, и я увидела мужскую фигуру, принадлежавшую человеку невысокого роста. Больше разглядеть ничего не удалось. Он подошел к решетке и принялся искать в большой связке ключ, чтобы открыть замок. Потом неожиданно увидел меня и замер, оставив ключ в замке.

– Очухалась? – грубым громким голосом спросил он.

Я подошла ближе к решетке и спросила, стараясь придать своему голосу как можно больше строгости и настойчивости:

– Кто вы? Отвечайте! Зачем меня сюда привезли?! Я требую, чтобы меня немедленно выпустили отсюда! Слышите?! Немедленно!

Для большего устрашения я даже стукнула кулаком по стене. Но мои потуги вызвали лишь ухмылку пришедшего.

– Та-та-та! И чего расшумелась? Ишь ты! Выпустили! Не выпущу, пока не отдашь документы!

– К-какие документы? – От неожиданности я даже стала заикаться. Вот уж о чем я никак не могла помыслить, так это о том, что меня здесь держат из-за каких-то документов, о которых я даже понятия не имею. – Какие еще документы? – Я постаралась придать голосу побольше уверенности.

– Такие. Документы, которые ты нашла в доме Осипова.

Вот так история! Я едва не присвистнула… если бы умела свистеть. Так вот о чем речь! Документы! Те самые папки, что мы с Костей стырили в тайнике у Осипова. Стоп! А откуда этот крендель знает о документах? Наверное, его нанял сам Осипов! Он тоже искал эти документы, правда, непонятно, зачем они ему нужны… А когда обнаружил вскрытый нами тайник, то понял, что его опередили. А как он понял, что это именно я?.. И тут меня словно осенило. Машина! Та самая машина, что приезжала к дому Осипова, когда мы с Шиловым были там. Значит, это все-таки был Осипов. Прав был Павлик, который говорил, что приехавший в машине понял: в доме кто-то есть, он спрятался и стал ждать. Дождался и выследил нас, понял, что мы забрали документы. Потом стал звонить на работу, проверять, там ли я. А потом…

Вот теперь все встало на свои места. Теперь я все поняла. За мной следили из машины, за рулем которой был, наверное, этот тип. Он выследил меня и похитил. И теперь намерен держать здесь до тех пор, пока я не отдам документы. Что же делать? А тип снова заговорил:

– Ну так что? Где бумаги?

– Какие бумаги? – Я решила потянуть время. Больше мне все равно делать было нечего. Иного выхода я не видела.

– Ты давай дурочку-то из себя не строй! Вот баба! – усмехнулся мужик. – Чего, жить надоело? Отдай бумаги. Тебе-то они зачем? И уйдешь отсюда подобру-поздорову.

– Я не понимаю, о каких бумагах идет речь? – снова сыграла я под дурочку.

– Все ты понимаешь. Где документы? Ты только место скажи, а мы сами возьмем. Где припрятала? Поистине бабы – дуры. Несла бы ты их с собой, и ничего бы не случилось. Забрали бы тихонечко, и все. Так нет, надо же все спрятать было… Говори, где документы! – вдруг потерял терпение мой собеседник.

– Выпустите меня немедленно отсюда! – потребовала я в ответ. – Пока не выпустите, я даже разговаривать с вами ни о каких бумагах не буду.

– Значит, у тебя, – удовлетворенно хмыкнул мужик. – Ну-ну… Посиди тут покамест, подумай на досуге. А я попозже приду. Может, надумаешь чего. И запомни, – голос его стал вдруг угрожающим, – условия тут ставлю я!

Он ушел, снова оставив меня в полном одиночестве. Я прислонилась к холодной шершавой стене и опустилась на корточки. Господи! Что же теперь будет? Кто и когда будет меня искать? И найдет ли?

Конечно же, меня хватятся. Обязательно хватятся. Но вот только что из всего этого выйдет? Первым, разумеется, хватится меня Володька. При мысли о муже на глазах у меня выступили слезы. Мне стало так жаль его! Я представила, как он мечется один в пустой квартире, обзванивает всех наших знакомых, ищет меня, нигде не находит. Он, должно быть, уже сходит с ума. Я вздохнула. А еще больше стало жалко себя. Надо же, как не повезло! Не повезло – это не то слово! Да что же это за наваждение такое? Сижу тут бесправная, несчастная. Издеваются надо мной как хотят. Вот теперь еще, наверное, сотрясение мозга заработала…

Даже если Володька и пойдет сейчас в милицию, что они там смогут сделать? В розыск меня смогут объявить лишь через трое суток. А за этот срок со мной здесь такое сотворят… Даже подумать страшно.

Я обхватила себя руками и… заплакала.

Глава 10

Проплакала я долго, наверное, около часа. В конце концов слезы кончились, и я вытерла лицо рукавом. Задев щеку часами, я оцарапала ее. И тут мне в голову пришло взглянуть, который час. Здесь, в коридоре, было не так темно, как в том ужасном подвале. Я поднесла руку поближе к глазам и присмотрелась. Едва различая циферблат, я увидела, что часы показывают третий час ночи. Господи! Уже третий час ночи! Володька там, наверное, с ума сошел и наверняка поднял всех на ноги, меня ищут… но найти не могут…

Я поднялась и принялась бродить по подвалу, пытаясь сориентироваться. Ничего примечательного! Обычное подвальное помещение. Одна комната, где я находилась, да этот коридор – вот и все, что здесь было. Коридор с одной стороны заканчивался дверью с решеткой, а с другой был просто тупик. Холодная каменная стена…

И тут я услышала, как в дальнем углу что-то тихо зашуршало. Я даже не пыталась разглядеть, что это было. Мне и так стало понятно – крысы… Боже, какой ужас! Я с детства, как, наверное, и многие девчонки, боялась их до обморока. О господи! Если они сейчас подойдут ко мне поближе, я просто с ума сдвинусь со страху. Крысы здесь наверняка были здоровенные и голодные. Я подумала о том, как они сейчас выскочат из-за угла и набросятся на меня. Мне стало дурно… Я медленно отошла от стены и стала пятиться к двери в каморку, где до этого сидела. Шорох приближался и стал явственно различимым. Да тут наверняка не одна крыса. Их тут поди целый табун!.. Я замерла в надежде, что животное меня не заметит и проскочит мимо. Да, не заметит, как же! Это же крыса, не человек. Она и в темноте прекрасно видит. Да к тому же чует человека. Вот так и погибну я, Лебедева Ирина Анатольевна, ведущая передачи «Женское счастье». Так бесславно умру, загрызенная жуткими крысами. Так я думала, замерев от ужаса и боясь вздохнуть.

И тут я увидела ее. Это было огромное серое животное, даже и на крысу-то мало похожее из-за своих кошмарных размеров. Крыса проскочила прямо у меня под ногами и метнулась в угол коридора. Я открыла рот, но закричать не смогла: в горле пересохло. Я лишь стояла с открытым ртом сама не своя от страха.

А крыса тем временем быстро исчезла. Шорох стих. Я постояла еще немного. Прислушалась, вроде все тихо. Я решилась пошевелиться. Снова прислушалась – тишина. Интересно, а куда же делась крыса? Я осторожно шагнула в сторону угла, куда проскочила серая тварь. Вытянув руки перед собой, я ощупала поверхность стены… И вдруг стена внезапно кончилась. Я пошарила в темноте руками. Пустота… Я шагнула вперед и снова пощупала пустоту. Рука наткнулась на холодную шершавую поверхность. Снова стена. Что это? Выступ? Я сделала еще шаг и едва не упала – не смогла опустить ногу. Земляной пол резко пошел вверх. Получилось что-то вроде насыпи на полу коридора. Я присела на корточки и потрогала руками сырую промерзшую землю. Моя догадка подтвердилась: здесь была небольшая насыпь, которая уходила прямо в стену. В стене была небольшая ниша, которую я продолжала ощупью изучать. И вдруг почувствовала, как моя рука просунулась в дырку… Так вот куда убежала крыса! Значит, здесь крысиная нора. Я с ужасом отдернула руку от лаза, и в ту же секунду в голову пришла мысль: «Раз здесь есть лаз, значит, он куда-то ведет». Не слишком гениальная, надо заметить, идея, но меня она несказанно обрадовала.

Невзирая на страх и ужас перед представителями крысиной породы, я продолжала изучать нору. Покрываясь от кошмара холодным потом, я просунула, насколько могла, руку в крысиную нору и почувствовала холод. Даже не холод, а словно откуда-то издалека потянуло сквозняком. Неужели здесь недалеко улица? Трудно было поверить своему счастью!

Если только я хоть чуть-чуть окажусь права, то буду руками рыть эту крысиную нору, загрызу всех до одной крыс сама, лишь бы только добраться до свежего воздуха. Наверняка крысы прорыли этот лаз для того, чтобы можно было выбираться на улицу. Я принялась разрывать нору. Земля, влажная и рыхлая, хорошо поддавалась. Раскопав уже довольно приличный проход, я наклонилась к нему, не обращая внимание на то, что в любую секунду из лаза могла выскочить крыса. Нет уж! Пусть теперь они меня боятся! Мне моя жизнь дороже, чем какой-то дурацкий страх перед этими серыми тварями.

Я продолжала копать без устали, прислушиваясь время от времени, не идет ли кто по коридору. Но нет, все было тихо. Ни звука, ни шороха. Похоже, даже крысы все разбежались.

Я раскопала землю вокруг лаза настолько, что смогла просунуть туда голову. И как только я вдохнула сырой, отдающий плесенью запах земли, я снова почувствовала дуновение ветерка. Не может быть! Не может быть, чтобы это мне показалось! Я не хотела верить в то, что ошиблась. Я замерла и почувствовала, как на меня еще раз пахнуло волной свежего воздуха. Здесь определенно был выход! Надо только добраться до него.

Я копала и копала. Копала до тех пор, пока мои руки не наткнулись на холодные влажные кирпичи. Нет! Только не это! Неужели стена?! Но ведь я же явственно ощущала воздух. На меня дуло свежим воздухом!

Я легла на землю и просунула руки, насколько могла, в глубь лаза. Ветром потянуло сильнее. Я ощупывала кирпичи и землю вокруг них. Но вот кирпичная кладка кончилась, и я снова нащупала рыхлую землю. Я принялась что есть силы выгребать ее из норы. Подо мной уже образовалась приличная куча сырой земли, которая все увеличивалась. Я сама не заметила, как уже почти по пояс продвинулась в раскопанный лаз. Землей пахло все меньше, а свежим воздухом тянуло все сильнее. Это придало мне сил, я принялась еще активнее выгребать и… Вдруг большой ком рыхлой земли обрушился прямо на меня. Прямо в лицо, открыв круглый выход из подземелья на улицу.

Струя свежего воздуха ударила прямо в лицо, и от неожиданности я невольно зажмурилась. Потом глубоко вдохнула, выдохнула. Еще раз вдохнула… Потом попробовала протолкнуть себя наружу, но не удалось. Только этого мне еще не хватало! Сейчас застряну здесь, в этом подкопе, и крысы сожрут меня. Эта невеселая мысль придала мне силы. Я снова вдохнула воздуха, набрав его побольше в легкие. Потом выдохнула и, собрав все свои силы, подтянула тело к выходу, почувствовав на этот раз, что мне это удалось. Правда, не совсем: большая часть меня все еще находилась внутри лаза, почти в коридоре подвала.

«Черт бы побрал все на свете!» – вырвалось у меня злое ругательство.

Я дернулась всем телом и в конце концов проскочила через узкий лаз. По грудь я уже находилась на улице, и мне оставалось лишь ухватиться за что-нибудь, чтобы подтянуться и вылезти. Я увидела рядом с собой чахлый кустик, едва покрывшийся маленькими листиками. Ухватившись за него рукой, я попробовала вылезти наружу. Кустик, едва выдержав мое усилие, чуть было не сломался, но устоял, и я смогла выбраться из сырого подземелья. Наконец-то!

Я встала сначала на четвереньки, потом поднялась во весь рост и осмотрелась. Это был задний двор какого-то небольшого, по-видимому, заброшенного каменного двухэтажного дома, старого и полуразвалившегося. В окнах нигде не было стекол, кое-где из стен здания повывалились кирпичи. Сзади тянулся пустырь, на который я благополучно и выбралась.

Встав, я тотчас замерла, где-то совсем рядом услышав шум автомобильного двигателя. Вокруг стояла такая тишина, что, казалось, на километр отсюда нет жизни и вообще ничего живого. Но звук мотора привлек мое внимание, и я вжалась в стену, не в состоянии понять, откуда едет машина, поэтому со страху даже перестала соображать. Но вот шум мотора стих, а машина так и не показалась. Вероятно, она въехала во двор.

Я осторожно стала пробираться вдоль стены. Мне захотелось немедленно выскочить на шум мотора и умолять подъехавшего о помощи. Но откуда я могла знать, кто это был. А вдруг это мой похититель? Или его сообщники? Ведь здание стоит давно заброшенным, и вряд ли кто-то стремится сюда попасть по какой-либо надобности.

Я прокралась вдоль стены до угла и выглянула из-за него. Никого не видно и не слышно. Я обогнула угол и снова замерла, услышав совсем недалеко от себя тихий разговор. Кажется, разговаривали двое. Я отчетливо различала мужской голос, показавшийся мне смутно знакомым, и женский. Но женский был слышен очень плохо: неизвестная говорила тихо и мало, поэтому невозможно было разобрать и слова. Мужчина, как мне показалось, давал какие-то указания. Он говорил негромко, повелительно, а женщина лишь изредка вставляла короткие фразы.

Когда голоса стихли, я высунулась из-за угла и увидела стоящую перед домом все ту же пресловутую темную «девятку», которая следила за мной. Я успела заметить еще кое-что: это была удаляющаяся спина женщины. Она вошла в дверь дома. Женщину я не разглядела, но рядом с ней шел мужчина. И мужчину этого я рассмотрела прекрасно. То, что я увидела, поразило меня.

Мужчина как раз обернулся перед тем, как пойти следом за женщиной, стало видно его лицо. К счастью, он не заметил меня. Я ничуть не сомневалась, что это был тот самый человек, который сегодня разговаривал со мной. Та же невысокая коренастая фигура, тот же круглый череп. У меня не возникло никаких сомнений: это и был тот самый человек!

И еще я поняла, что так сильно взволновало меня. Я узнала его! Только теперь я наконец-то узнала этого человека! Мужчина был тот самый, что встречался с Осиповым. Именно это лицо я видела на фотографиях, сделанных приятелем Валерки Гурьева. Именно с ним Осипов тайно встречался. А кроме всего прочего, я наконец вспомнила, почему мне так знакомо это лицо: оно было запечатлено на одной из фотографий в папке Эллы Осиповой. В другой папке лежала «история болезни» опять этого же самого типа. Фотографий было две – одна до операции, другая – после. И на той самой, второй, был запечатлен именно этот человек, который похитил меня, обыскал, угрожал, держал здесь и требовал вернуть документы, украденные из сейфа Осиповой.

Это был он! И никаких сомнений в этом у меня больше не оставалось.

Теперь мне нужно было уносить отсюда ноги. Бежать куда угодно, бежать подальше! Я осмотрелась – никого вокруг. Главное, чтобы меня не застукали теперь мои похитители. Если они сейчас пойдут в подвал и увидят, что там пусто, мне конец!

Я шагнула из-за угла. Куда бежать? В какую сторону? Я покрутила головой. Да какая разница, лишь бы подальше отсюда. А вдруг в машине кто-то остался, и меня вот-вот заметят? Стекла были темные, и я не могла разглядеть, сидел ли кто-то внутри. А, была не была! Я рванула через двор в ту сторону, откуда предположительно приехал автомобиль. Не услышав ни звука у себя за спиной, я поняла, что в машине никого не было.

Уже рассветало, наверное, было часа четыре. Я копала довольно долго и потеряла счет времени, а теперь бежала сломя голову, бежала куда глаза глядят…

Впереди показалась дорога, проехала одна машина, другая, третья… Значит, этот дом где-то недалеко от города, а, может, даже в черте его. Слава богу! Теперь я смогу добраться домой и успокоить несчастного Володьку. Он наверняка не спит, бедняга!

Я домчалась до дороги и остановилась. Как назло, машин больше не показывалось. Ну, конечно же, время-то раннее. Но когда я бежала сюда, я видела, как проехало несколько машин, а теперь – что за черт! – ни одной! Что же делать? Я стояла в растерянности на обочине и не представляла, что делать дальше. Если я сейчас же не скроюсь отсюда, меня наверняка поймают. Мой похититель уже хватился, что меня не оказалось в подвале, и теперь они оба на всех парах мчатся догонять беглянку.

Я растерялась. Если мне сейчас уйти отсюда и попробовать добраться хоть куда-нибудь пешком, меня скорее всего нагонят и снова схватят. А если останусь стоять здесь, как три тополя на Плющихе, меня точно увидят и поймают. Что делать?

Я крутила головой во все стороны, не решаясь предпринять что-либо. И тут мне повезло: я услышала шум работающего двигателя. Сюда ехала машина, слава богу! Недалеко от того места, где я стояла, дорога делала крутой поворот, поэтому мне не было видно самой машины, я могла лишь слышать ее приближение. «А вдруг это погоня?» – ударила страшная мысль. Я растерялась окончательно, замерла посреди дороги и стояла не шевелясь. Меня словно парализовало. Если бы это были мои похитители, они смогли бы сейчас легко взять меня тепленькой. Но, к моему счастью, это были не они, по дороге пробирался старенький оранжевый «Москвич», и теперь он неожиданно вывернулся из-за поворота. Я тут же вышла из ступора и выскочила на середину дороги, отчаянно замахав руками.

Автомобиль притормозил около меня, и я увидела, что за рулем сидит пожилой мужчина в защитного цвета куртке. Он наклонился, пытаясь разглядеть меня. Я подскочила к машине и, открыв дверцу, буквально ввалилась в салон.

– Пожалуйста, скорее в город! – задыхаясь от страха и волнения, прокричала я. – Пожалуйста!

– Успокойтесь, девушка. Что случилось? – Мужчина опешил от такой неожиданной пассажирки.

– Скорее в город! Я вас умоляю! – неожиданно для самой себя я вдруг разрыдалась.

Мужчина испуганно покосился на меня, но все же нажал на педаль газа, и машина медленно покатила по шоссе. И только когда мы отъехали от того проклятого места, я немного перевела дыхание и оглянулась. Погони не было. Либо моего отсутствия не обнаружили, либо… Не знаю, что «либо», но за нами никто не гнался.

Я бессильно откинулась на спинку сиденья и только сейчас почувствовала, как устала.

Мой нечаянный спаситель молча вел машину и лишь время от времени косился на меня. Мы ехали по какой-то загородной дороге, кое-где мелькали полуразрушенные старые и новые дома, двухэтажные великаны и маленькие коттеджики.

Вскоре за окном стали все чаще попадаться высокие кирпичные строения. Похоже, мы въезжали в Тарасов, но я никак не могла понять, какой район мы проезжаем. Наконец мой водитель решился заговорить со мной:

– Куда вас отвезти? Может, в милицию? С вами случилась беда?

– Да, – ответила я. – А в милицию не надо. Сначала домой.

Я назвала свой адрес и снова откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза. Через пятнадцать минут мы подъехали к моему дому. Я поблагодарила своего спасителя и вышла из машины. Как ни странно, но за время дороги я успокоилась и уже почти не испытывала того ужаса и страха, какие испытывала буквально еще час назад.

Войдя в лифт и прислонившись к стене, я почувствовала, как страшно ныло все тело, особенно болели руки. Я обломала все ногти на пальцах, когда рыла землю, и, посмотрев на них, пришла в ужас – зрелище не из слабых.

Кабина лифта остановилась, и я вышла на своем этаже. Вот дверь моей квартиры. Меня вдруг охватило такое волнение, что сердце заколотилось часто-часто. Дыхание участилось. Как там мой бедный муж? Я подняла руку и позвонила.

Дверь открылась мгновенно, словно Володя стоял прямо в коридоре в ожидании звонка. Он был бледен и встревожен. Увидев меня, бросился ко мне.

– Ирочка, Ирина! Ирочка! – Володька задыхался от волнения и радости.

Он схватил меня на руки и поднял, оторвав от пола. У меня не было сил, чтобы хоть что-то сказать, и я просто разревелась. Тут в коридор высыпали все наши студийцы: Галина Сергеевна, Лера, Павлик и даже Костя. Они столпились в прихожей и стояли, глядя на нас.

Наконец Володя поставил меня на ноги и принялся оглядывать со всех сторон.

– Что? Что с тобой случилось?! Господи! Как же я переживал, Ирочка! Где ты была? Что произошло? На тебе лица нет! А руки?! – Володька увидел мои содранные ногти. – Боже мой! – завопил он. – Какой ужас! Иришка! Ну что же ты молчишь?!

Я стояла посреди коридора и сотрясалась в рыданиях. Володя поднял меня на руки и понес в комнату. Все остальные молча пошли следом. Муж положил меня на диван и сам уселся рядом. Он сидел и молча смотрел на меня, гладя по голове.

Наконец я немного успокоилась, Лера догадалась сбегать в кухню и принести стакан воды. Я выпила и только после этого в состоянии была произнести несколько слов:

– Слава богу, я дома! – сев на диван, я обхватила Володю руками, прильнув к его плечу головой.

– Ирочка, что произошло? Мы тут чуть с ума все не посходили! – Володька продолжал гладить мою голову.

– Меня увезли. – Я посмотрела на всех присутствующих, которые выглядели весьма встревоженными. И Галина Сергеевна, и Лера, и Павлик с Костей – все сидели в нашей гостиной и перепуганными глазами смотрели на меня.

Когда я немного пришла в себя, то поведала им историю, приключившуюся со мной…

– Я так и знал! – воскликнул Володя. – Я говорил, что не надо было ввязываться в это дело! Я говорил!.. – Муж посмотрел на меня, и ему вдруг стало стыдно, будто он упрекает меня в чем-то. А мне и так досталось с лихвой… Володя обнял меня и прижал к себе. – Ирка, ты не представляешь, как ты меня напугала! Я думал, случилось самое ужасное…

– Ирина Анатольевна, я ведь вам говорил, что нужно было мне отвезти вас домой, – вставил Костя.

– Ну ладно, Костя, что уж теперь, – тихо проговорила Галина Сергеевна. – Что случилось, то случилось, а словами все равно не поможешь. Ирине и так досталось. – Моршакова вздохнула, и я поняла, как они все переживали за меня.

– А я забеспокоился еще с вечера, когда ты не пришла домой, – пояснил Володя. – Тебя все нет и нет, время позднее, я решил на всякий случай позвонить на работу, узнать, когда ты собираешься уходить оттуда. На работе телефон не отвечал, тогда я забеспокоился еще больше. Хотя какое-то время я утешал себя мыслью, что ты, возможно, уже на пути ко мне… Я ждал, ждал, а тебя все не было и не было, и тогда я принялся обзванивать всех твоих. – Муж кивнул на Моршакову и Леру. Я поняла, что звонил он именно им. – Галина Сергеевна сказала мне, что вы только что разошлись по домам и ты тоже должна уже вернуться, если, конечно, никуда не собиралась зайти после работы. Я знал, что ты никуда не собиралась, и встревожился не на шутку. Позвонил Лере, но и она мне сказала то же самое. Вскоре перезвонила Галина Сергеевна, узнать, не вернулась ли ты. Я сказал, что не вернулась, и она предложила приехать к нам. Потом подъехали и Лера с Костей, Лера рассказала мне про таинственные звонки, и я забеспокоился всерьез. Мы хотели тотчас подать заявление в милицию о твоем розыске, но нам сказали, что еще слишком рано, надо подавать заявление по прошествии трех дней. Я тут с ума сходил. На дворе уже ночь, а тебя нет, и мы не знаем, где тебя искать.

– Да уж, Ирина, заставили вы нас поволноваться, – заявила Лера и покачала головой. Она была ненакрашенная, в спортивном костюме, я такой ее никогда не видела. На работе Лера всегда была подтянутая и элегантно одетая. Видно, примчалась быстро и даже не успела собраться.

– Костя, ты был прав. – Я посмотрела на Шилова. – Надо было мне согласиться, чтобы ты отвез меня домой. Не знаю… что тогда на меня нашло, я, с одной стороны, вроде бы предчувствовала что-то такое, а с другой… не хотелось придавать этому значения, что ли…

– И зря, – поучительно проговорила Лера. – Я же вам сказала, что нельзя недооценивать этих людей.

– А что же мы сидим?! – вдруг ни с того ни с сего всплеснула руками Моршакова. – Надо же в милицию ехать!

– Да, действительно! – поддержал ее мой муж. – Надо срочно ехать в милицию и писать заявление.

– Нет, – решительно возразила я. – Не сейчас.

– Да ты что! – хором возмутились Галина Сергеевна, Лера, Павлик и Володя. – Надо немедленно сообщить в отделение! Чтобы этих бандитов взяли!

– Нет, нет, подождите, я вам все объясню! У меня родился свой план. Мы все равно ничего не сможем поделать: похитители уже наверняка обнаружили, что я исчезла, и сразу же подумают, что прямиком оттуда я отправилась в милицию. Естественно, бандиты залягут на дно, потому что будут думать, что их разыскивает милиция.

– И пусть разыскивает, – подтвердила Лера.

– Нет, Лерочка. Не торопись. С другой стороны этому хмырю нужны документы. Как воздух нужны! И он сделает все возможное, чтобы заполучить их.

– Да если он подумает, что вы написали заявление в милицию, то наверняка решит, что и документы вы им отдали, – проговорил Павлик.

– Нет, ведь они не подозревают, что я узнала их… По крайней мере одного из бандитов. Когда этот тип разговаривал со мной в подвале, он старался стоять так, чтобы я не видела его лица. Но когда я сбежала оттуда, мне очень хорошо удалось рассмотреть его, и теперь я знаю, кто это.

– Кто? – снова в один голос дружно спросили присутствующие.

– Сейчас все объясню… Эх, жаль, папка на работе. Ну да ладно. В пакете, в одной из маленьких тонких папочек с историями болезней, помните? – Я посмотрела на Моршакову и Леру, те кивнули. – Так вот. Там в одной из папок я увидела лицо мужчины, которое смутно показалось мне знакомым. И никак не могла припомнить, где же я его видела. И только когда увидела своего похитителя в лицо, все встало на свои места: я поняла, что в папке были снимки именно этого бандита. Это тот же человек, который встречался с Осиповым в лесу за Тарасовом. Помните? – Павлик и Галина Сергеевна кивнули, а Лера просто молча слушала меня, слегка приоткрыв рот.

– Что же получается? – медленно произнес Павлик. – Что Осипов и этот мужик в сговоре? И значит, тот, второй похититель, который там был, был не кем иным, как Николаем Осиповым?

– Нет, Павлик, это был не Николай Осипов.

– А кто? Вы ведь сами сказали, что не разглядели его лица?

– А по той лишь простой причине, что вторым была женщина. Ее лица я действительно не рассмотрела, но думаю, мы сможем скоро установить и ее личность.

– Каким образом? – Лера, как зачарованная, смотрела на меня. Теперь, наверное, в ее глазах я была самой настоящей героиней.

– Пока не знаю, но уверена, скоро все прояснится.

– А как с Осиповым или с Осиповой может быть связан этот тип, который похитил вас? – спросил Костя.

– Вот об этом я и думаю. Судя по тому, что его папка с историей болезни была в папке с секретными документами Осиповой, следовательно, она делала ему пластическую операцию. Для чего, вот вопрос.

– А мне кажется, ответ ясен, – снова заговорил Костя. – Надо отнести фотографию этого мужика в милицию и показать им. И сразу появится ответ.

– Ты имеешь в виду фотографию до операции? – спросила я Шилова, понимая примерный ход его мыслей.

– Конечно. Наверняка там на него прежнего лежит приличное досье. Это объясняет и то, почему по поводу этого типа теперь ничего нет у ментов, и то, зачем он делал операцию – надо было скрыться от закона и правосудия. Вот и все, – подытожил Шилов. Его доводы показались всем вполне резонными и аргументированными.

– Да, наверное, так все и обстоит, – согласилась я и попыталась привстать.

– Ты что? Куда ты? – Володька захлопотал надо мной, словно наседка над цыпленком. – Нет, нет и еще сто раз нет! Даже и не думай! Все дела позже, утром, а сейчас тебе надо отдохнуть, – резюмировал он тоном, не терпящим возражений.

– Так ведь и так уже утро, – вяло попробовала я возразить.

– Я сказал, нет, – категорически заявил Володька и выразительно посмотрел на моих коллег – дескать, не пора ли, любезные, и вам по домам? Ирина, мол, вернулась цела и невредима, и больше нет надобности сидеть тут.

Все поняли его без слов. Поднявшись, Галина Сергеевна и Лера пожелали мне скорейшего выздоровления, хотя я и не болела, а Костя посоветовал хорошенько выспаться и отдохнуть. Павлик тоже сказал несколько душевных слов, и Володя вышел проводить всех в коридор. Мои коллеги тихо о чем-то переговаривались там, но я уже постепенно проваливалась в сон. Голоса становились все менее отчетливыми, и вскоре я вообще перестала слышать что-либо, уснув.

Глава 11

Сон мой длился почти до обеда. Когда проснулась, сразу же услышала звуки, доносившиеся из кухни, – Володька хлопотал у плиты. Я поднялась и вышла из комнаты. Муж услышал мои шаги, выглянул из кухни.

– Уже встала? – заботливо спросил он. – Чего так рано? Могла бы еще поспать. На работу сегодня не пойдешь, я тоже отпросился, позвонил, сказал, что приболел.

– Есть страшно хочется! – прижалась я щекой к Володькиной небритой щеке.

– Ах да! – спохватился он. – Иди умывайся, уже все готово.

Пока я принимала душ и умывалась, Володя накрыл на стол. На нем скворчала яичница с ветчиной, издавал дивный аромат салат из огурцов с редисом, щедро сдобренный свежей зеленью. Запах из кухни доносился потрясающий. Я только сейчас поняла, что не ела почти сутки. Мы уселись за стол, и я жадно накинулась на яичницу. Володя с улыбкой смотрел, как я уплетаю приготовленный им завтрак, пришедшийся по времени на обед.

Только за чаем я открыла рот, чтобы произнести несколько слов; почувствовав относительную сытость, теперь могла насладиться чаепитием.

– Я сейчас поем и пойду на работу, – поставила я в известность мужа.

Володька усиленно завертел головой, поспешно проглотив кусок булки с сыром:

– Даже и не думай! Никуда не пущу! Я так переволновался, когда ждал тебя, что теперь, наверное, вообще не смогу тебя отпустить никуда одну и надолго.

– А я и не одна, и не надолго, – округлила я непонимающе глаза. – Во-первых, я поеду на работу с Костей, он теперь будет меня сопровождать, пока все не закончится. А во-вторых, не собираюсь пропадать там весь день, уйду совсем на немного. На пару часиков, не больше.

– Ирина, не надо, – почти умоляюще проговорил муж. – Прошу тебя. Ты не представляешь, что я испытал, пока ждал тебя. Посиди несколько дней дома, отдохни. И вообще, я считаю, что надо немедля заявить в милицию, пусть они ищут этого бандита, это их дело, а не твое.

– Теперь и мое. Я сама хочу найти его и отомстить за себя и за Осипову. Теперь у меня не осталось никаких сомнений: это он убил ее. А нанял его Осипов.

Володя ничего не ответил, только сокрушенно покачал головой. Он знал, что спорить со мной в таких ситуациях нет никакого смысла. Если уж я взялась за что-то, меня не остановить. Тем более после таких событий! Теперь я просто не могла позволить себе забыть всю эту историю и простить им того, что со мной случилось! Нет уж! Дудки! Я должна наказать их, они у меня еще попляшут!

Володя допивал свой чай и грустно смотрел на меня. Он, может, и рад был бы отпустить меня под охраной, конечно, на работу, но мысль о том, что охраной будет Костя Шилов, приводила его в уныние.

– Послушай, что-то во всей этой истории не вяжется, – проговорил Володя.

– Что?

– Не знаю, как-то нескладно.

– Да что именно? – Мне стало интересно выслушать мнение мужа. Он частенько высказывал довольно дельные мысли и давал порой бесценные советы.

– Ну, с этим типом, который тебя похитил. Если ты говоришь, что он в сговоре с Осиповым, то как Осипов вышел на него и зачем вообще нанял? Ведь если я правильно понял, то теперь и сам Осипов каким-то образом зависит от этого типа, так? Зачем ему было вообще нанимать кого-то, мог бы и сам замочить жену?

– Легко сказать, замочить… Ты бы смог… меня?

– Да что ты… Ирина, ну не говори глупостей. То я, а то Осипов…

– Нет, Осипов не из той породы людей, которые сами могут пойти на преступление. Он слишком труслив для этого.

– Еще объясни, зачем мужик требовал у тебя папки с документами? Нет, мне все-таки кажется, что этот уголовный тип имеет, то есть имел, какие-то свои личные дела с мадам Осиповой, а теперь пытается заполучить папку.

– Ну, это понятно. Ему была сделана пластическая операция, чтобы уйти от правосудия. Теперь он почему-то захотел заполучить эту папку назад, убил Осипову, но папку так и не смог найти. Потом… интересно, а как он узнал, что папка у меня? – Я замерла. – А что, если…

– Что? – не удержался Володя.

– А что, если тогда к дому приезжал не сам Осипов, а этот тип? Он увидел Костину машину и решил проследить. Проследил, узнал, что на машине приезжали мы с Шиловым, потом следил за нами, потом звонил на работу, пытался узнать, там ли я. А потом просто подождал, пока я пойду домой, и отправился следом… Точно! Так все и было! Скорее всего от Осипова он уже узнал, что в дом кто-то проник и вскрыл сейф, похитив из него документы. Когда до этого мужика дошло, что это те самые документы, которые ему нужны, он стал следить за мной.

– Да, – напомнил мне Володя, – и еще одна непонятная вещь. Если ты так уверена, что именно твой похититель убил Осипову, то объясни мне, пожалуйста, каким образом он проник в дом, если никого чужих в тот вечер в доме не было.

– Ну, это совсем просто, – ответила я. – Если он состоял в сговоре с Осиповым, то, значит, тот его и впустил: тихо спустился вниз и открыл дверь. А потом снова поднялся к себе и лег в постель, будто он спит и ничего не знает.

– Возможно, – нехотя протянул Володя, но в голосе его звучало недоверие. Я поняла, что моя версия его не убедила. Да и мне она как-то не очень нравилась, но что поделать, я не могла больше никак связать все воедино.

Затрезвонил телефон. Володя поспешно поднялся. Через пару секунд он крикнул мне:

– Ирина, это тебя! Галина Сергеевна.

Я подошла к телефону и взяла трубку.

– Алло.

– Не спишь уже, Ирочка? – голос Моршаковой звучал ласково и участливо.

– Нет, Галина Сергеевна, уже проснулась и даже успела позавтракать, вернее, пообедать. Скоро буду на работе.

– Нет, нет, я не за этим звоню. Тут такое дело. – Галина Сергеевна мялась, словно не зная, как сказать. – Тут Гурьев заходил, мы ему все рассказали. Он очень заинтересовался всей этой историей… В общем, он считает, что нужно ехать в милицию.

– Я тоже поеду. У меня есть кое-какие планы.

– А может, лучше он сам? – неуверенно предложила Моршакова. – А ты побудь сегодня дома, отдохни как следует. Мы тут сами управимся.

– Нет-нет, Галина Сергеевна, я все равно собиралась ехать на работу! Без меня ничего не предпринимайте! А Валера там? – спросила я.

– Да, он тут рядом стоит. Дать ему трубку?

– Да, пожалуйста.

Я услышала тихие голоса, и в трубке раздался бодрый голос Валерки Гурьева:

– Алло!

– Здравствуй, Валера!

– Привет! Как самочувствие? Наслышан о твоих подвигах. Ну, ты, Ирина, прямо героиня! – восхищенно произнес Валера.

– Да ладно, не подтрунивай. Рассказывай, что там у тебя.

– Я, собственно, не хотел тебя беспокоить. Просто собрался попросить разрешения взять папку с документами и отвезти ее в милицию, чтобы показать фотографии этого типа. Если все так, как вы считаете, то этот товарищ, который нам вовсе не товарищ, с обновленной внешностью наверняка имеет полный перечень дел в архивах ментовки. Так как, можно?

– Валерий, я с тобой! Уже собираюсь и еду на работу!

– Да ты что! – воскликнул Валерка. – Куда намылилась? Сиди дома и приходи в себя, мы сами все сделаем, а потом, обещаю, приедем к тебе и все расскажем.

– Валера, ты занимаешься напрасной тратой времени. Я уже почти собралась и скоро буду на работе. Будь добр, дождись, пожалуйста, меня, и мы вместе отправимся в милицию, тем более что я пострадавшая и мне тоже есть что рассказать компетентным органам.

– Ну хорошо, – Гурьев нехотя согласился. – Только ты сама никуда не выходи. Мы сейчас с Костей Шиловым за тобой заедем, лады? А ты пока собирайся.

– Хорошо. Жду вас через пятнадцать минут.

Я положила трубку, Володька на кухне мыл посуду. Он дулся и пыхтел, как паровоз, давая мне понять, что я поступаю вопреки его просьбе. Он против, поэтому так и настроен. Я подошла к мужу и обняла его.

– За мной сейчас приедут Костя с Валерой. Уж под их бдительным взором мне не угрожает никакая опасность. Не волнуйся, все будет хорошо, обещаю, я ненадолго.

Володя ничего не ответил, но повернулся ко мне и поцеловал в волосы. Я поняла, что мною одержана очередная победа, и отправилась в спальню одеваться. Ровно через пятнадцать минут за мной прибыл кортеж. Валера сидел на переднем сиденье и, увидев меня, выходящую из подъезда, тут же выскочил из машины и открыл передо мной заднюю дверцу. Я поприветствовала его и уселась. Глянула на свои окна – а там Володя стоит и смотрит, как я уезжаю. Я помахала ему рукой и сказала Косте:

– Поехали! Прихватив из офиса папку с документами, мы домчались до отделения милиции в считанные минуты.

И опять приехали к тому же старому приятелю Валерия, импозантному Игорю. Он был на рабочем месте, поприветствовал меня как добрую знакомую и пригласил войти, гостеприимно расставив руки. Тут же предложил нам чаю, пока мы ждали ответа на запрос. Мы расселись вокруг его стола. Сегодня в кабинете Игорь был не один – напротив него сидел еще один сотрудник.

Я отдала снимки Калмыкова – наконец-то я увидела его фамилию – Игорю, и он понес их в архив.

На сей раз ждать нам пришлось совсем недолго, Игорь вернулся очень быстро, неся в руках мою папку и еще одну, толстую. Бросив ее на стол, он похлопал по выцветшей обложке:

– Вот дельце на вашего Калмыкова, он же Севостьянов, он же Перемчук, он же… И так далее, – густым басом раскатисто засмеялся Игорь. – Это действительно еще тот рецидивист. Посмотрите. – Он пододвинул ко мне папку.

Я раскрыла ее на первой странице и принялась читать. Оказалось, что Калмыков, он же Севостьянов, он же… Не знаю даже, как его и называть, так вот… Он неоднократно привлекался к уголовной ответственности за те или иные злодеяния, самым малым из которых было разбойное нападение и ограбление. Убийств, правда, не было, но это ничуть не смутило меня. За таким не заржавеет.

– А как же вы вышли на него? – прервал мое чтение Игорь. – Калмыков был объявлен давным-давно в федеральный розыск. Даже тогда еще он назывался всесоюзным. И с тех пор как в воду канул. Нигде ни разу не засветился, нигде не был обнаружен его труп, даже следов ни разу нигде не оставил. За границу вряд ли мог выехать. По крайней мере, легально точно не мог… Его просто потеряли из вида. А он, похоже, все это время преспокойненько жил в нашем городе и не тужил. Надо же!..

Гурьев посмотрел на меня и неожиданно произнес:

– А мы, Игорь, еще по одному делу.

– Внимательно слушаю, – пророкотал Игорь и уставился почему-то на меня. А Валера тем временем продолжал:

– Да вот на девушку было совершено покушение. Точнее, ее похитили…

Вот Валерка! Вот гад! Ну сказала же, что сама хочу во всем разобраться, что не буду подавать пока заявление в милицию… Нет, ну надо же! Вот ведь как ловко обвел вокруг пальца! Паразит! Ну ладно! Я тебе еще припомню! Я со злостью посмотрела на Гурьева, а он лишь беспомощно поднял брови:

– О вашем, Ирина Анатольевна, благополучии пекусь, только и всего, – извиняющимся тоном произнес он.

– Покушение? – удивился Игорь. – И похищение? Прошу вас, Ирина Анатольевна, вам слово.

Мне пришлось рассказать всю историю с самого начала и до конца. После чего Игорь положил передо мной несколько листов чистой бумаги и попросил изложить то же самое, но на бумаге. Только обязательно подробно. Так и пришлось мне написать заявление о том, что меня похитил такой-то человек, что ударил, что отвез туда-то, делал то-то и т. д. и т. п.

Когда со всеми формальностями было покончено, мы с Валеркой углубились в изучение уголовного дела Калмыкова-Севостьянова. Нам потребовалось около двух часов, чтобы более или менее тщательно познакомиться с ним. Наконец прочли все от корки до корки, и Валера передал папку с делом Игорю со словами:

– Спасибо, брат. Родина тебя не забудет!

– На него будет заведено уголовное дело – новое, по вашему факту. – Игорь посмотрел на меня. – Калмыков будет объявлен в разыск, так что имейте в виду, скоро вас могут вызвать для опознания.

– Да, понимаю. Вы записали мои координаты?

– Конечно! В случае чего, узнаю у Валерия.

Мужчины попрощались, и мы втроем вышли из кабинета Игоря. Сев в машину, принялись делиться впечатлениями.

– Надо же! – вырвалось у меня. – Я так и знала! – Эмоции переполняли до краев, и от этого я не могла сразу сформулировать все, что хотела сказать, но мужчины и так меня прекрасно поняли.

– Сволочь! – коротко констатировал Костя.

– Да не то слово! – поддакнул Валерка.

– А ты вообще молчи! – цыкнула я на него. – Кто тебя за язык тянул? Я же сказала, что сама во всем разберусь! Зачем ляпнул про похищение? У, змей!..

– Во благо ваше, Ирина Анатольевна, единственно во благо, – раболепно залепетал Гурьев. – А то не ровен час еще какая историйка с вами приключится. А тут уж, чтоб окончательно вас обезопасить…

– Ладно. Только впредь смотри у меня! – пригрозила я кулаком.

– Не велите казнить, Ирина Анатольевна… – комично забормотал Валерка.

– Куда? – Костя развернулся к нам.

– Ирину, наверное, домой. А меня, уж будь добр, друг любезный, на работу доставь, – проговорил Валера.

– Что значит домой? – грозно вопросила я. – Нет. Я домой не поеду. Сначала – на работу.

– Зачем? – спросил Костя. – Ведь все сделали, что запланировали, езжайте отдыхайте.

– Как же вы все меня достали своим «отдыхайте», – нахмурила я брови. – Сказала на работу, – подытожила я, – значит, на работу.

Валерка с Костей хитро переглянулись, и Гурьев кивнул.

– И не думайте ничего затевать! – прикрикнула я на обоих. – На студию!

– Да мы завсегда пожалуйста, – расплылся Гурьев и торжественно скомандовал Косте: – На студию!

Мы покатили на телевидение, но, к несчастью, неподалеку от него застряли в пробке. Я вздохнула, приготовившись к долгому ожиданию. Валерка сразу же принялся травить анекдоты, дабы как-то сгладить время пребывания в вынужденном застое. Даже выход из машины превратился в проблему. Со всех сторон нас окружали автомобили, и дверцу можно было лишь приоткрыть.

Костя настроил радио на какую-то незатейливую волну, и в салоне зазвучала веселенькая песенка в исполнении популярного певца.

Я сидела на заднем сиденье и смотрела в окно. Тарасовцы, наконец-то дождавшись теплых деньков, высыпали на улицу, народ так и валил, хотя время было самое что ни на есть рабочее. Но, несмотря на это, толпы пешеходов заполонили тротуары. Я по привычке вглядывалась в лица прохожих, как вдруг в толпе – или мне показалось – мелькнуло знакомое лицо. Я поискала его глазами, но нет, наверное, и в самом деле показалось. Я даже не могла понять, кого именно увидела – мой мозг просто отметил этот факт.

Я опять принялась всматриваться в толпу прохожих… Нет, никого… Может, показалось? И тут я увидела ее! Это была женщина. Немолодая. Ее лицо тоже было мне знакомо, я уверена, что совсем недавно я ее где-то видела. Только вот где и при каких обстоятельствах?.. Никак не вспомню!.. А рядом с ней мужчина… О боже! Меня даже передернуло от неожиданности и от испуга! Это же… это же Калмыков! Собственной персоной! Никаких сомнений, это он!

Я едва не вывалилась в открытое окно машины. Костя и Валера заметили это.

– Ирина, что случилось? – встревоженно спросил Гурьев.

– Там… – Я от волнения не могла выговорить ни слова. – Там… они…

– Кто они? – Костя тоже принялся всматриваться в толпу прохожих.

– Вон, вон там… – Я показывала в направлении, где увидела их обоих.

Костя тоже напряженно всматривался в проходящих мимо.

– Там Калмыков! – крикнула я, видя, что мои провожатые так и не увидели его. – Он с женщиной.

– Вижу, вижу! – воскликнул Валерий. – Вон они!

Костя тоже наконец заметил Калмыкова со спутницей: ею оказалась не кто иная, как бывшая домработница Осиповых. Все-таки я узнала ее! Лицо этой женщины показалось сразу знакомым, но я никак не могла вспомнить откуда. И вот теперь все стало ясно.

– Черт, эта пробка! – выругался Костя.

– Нельзя упускать их из виду! – Валера попытался выбраться из машины, но тщетно.

– Нет! – Костя дернул его за рукав куртки. – Так они нас заметят. Надо на машине.

– Интересно, каким образом это сделать? – Костя крутил головой вправо и влево, пытаясь высмотреть свободное местечко, чтобы продвинуться вперед хоть чуть-чуть, но пробка была все еще довольно плотной, поэтому нам ни за что не удалось бы выскочить из нее, если бы снова не счастливый случай.

Я высунулась из окна по пояс, чтобы посмотреть, куда же направляются Калмыков с женщиной. Они шли по тротуару в ту же сторону, куда ехали и мы. Надо же! Ничего люди не боятся. Настолько привыкли чувствовать свою безнаказанность. Особенно Калмыков. Ну да ничего, теперь его песенка спета!

Мы внимательно наблюдали за каждым их шагом. Но вот эти двое свернули, и я заметила, как Калмыков стал переходить дорогу.

– Уйдут! – Валерий метался по машине, не в силах что-то предпринять. – Надо выходить. И за ними!

– Подождите! – крикнула я. – Смотрите, они, кажется, идут к машине.

Теперь мы все не спускали глаз с лобового стекла, чтобы получше видеть, куда направляются Калмыков со спутницей. Я оказалась права: в потоке автомобилей, немного впереди нас, на обочине, стояла машина Калмыкова, та самая, на котором меня увезли вчера вечером, – темная «девятка». Вот так удача! Выходит, они застрянут в той же пробке, что и мы, и никуда от нас не денутся.

– Повезло! – констатировал Гурьев, довольно потирая ладони.

– Разгуливают преспокойненько себе как ни в чем не бывало, – добавил Костя.

– А чего ему бояться? Внешность он изменил, у ментов на него ничего нет, так полагает… Кроме того, после похищения ему тоже вроде нечего бояться. Он ведь уверен, что Ирина не видела его лица.

– Надо же! А почему с ним осиповская домработница? – удивилась я. – Неужели и она причастна?

– Выходит, причастна… – сделал вывод Костя. – Теперь понятно, кто открыл дверь преступнику и кем был преступник.

– Да… – задумчиво протянула я. – Кто бы мог подумать?

– А чего это они разгуливали пешком, раз у них здесь машина? – вдруг спросил Валера.

– Да кто их знает… Может, в магазин забегали, пока все равно стоим… – предложил Костя.

– Только бы не упустить их, когда пробка рассосется! – взмолилась я.

– Не беспокойтесь, Ирина, уж теперь-то ни за что не упустим, – заверил меня Шилов. – Никуда не денутся, голубчики!

Мы простояли в пробке еще минут двадцать. Я все время боялась, что Калмыков каким-то образом сумеет смыться, пока мы его не видим. Теперь нам не была видна его «девятка», а Костя запретил мне выходить из нашей – с трудом, но я бы выбралась из нее, – чтобы посмотреть, где они. Меня могли заметить, и тогда бы я испортила ребятам, как сказал Валерий, «всю малину». Я ерзала на сиденье, не находя себе места. Гурьев тоже был напряжен, но его состояние было сродни напряжению гончей перед тем, как затравить дичь. Он, словно борзая, нетерпеливо поглядывал в окно, готовый в любую минуту сорваться и бежать. Так и хотелось ему пуститься по следу Калмыкова! Один Костя вел себя спокойно, поглядывая вокруг и не проявляя особых признаков нетерпения.

Но наконец-то впереди забрезжило что-то наподобие просвета. Кажется, поток тронулся, и появилась надежда, что мы сможем проехать. Так и получилось, машины постепенно разъезжались, дорога становилась свободнее, и теперь главное было – не потерять из виду Калмыкова. Но мы знали его машину, и это должно было помочь. Единственное, что могло помешать, так это то обстоятельство, что Калмыков мог нас заметить.

– Надеюсь, этого не случилось, – выразила я надежду.

– Не должен бы. Они же шли по тротуару, не глядя в нашу сторону. Да и стали бы они рассматривать стоящие в пробке машины, даже если бы и подозревали что-то…

– Но ведь они, если не ошибаюсь, видели твою машину тогда, у дома Осипова, – напомнил Валера.

– Если это были действительно они, – проговорил Костя, и я услышала в его голосе нотку сомнения.

Джип, стоящий прямо перед нами, наконец сдвинулся с места, и мы тоже смогли тронуться. Костя напряженно всматривался в поток, пытаясь разглядеть машину Калмыкова, но ее нигде не было. Я вытягивала шею, стараясь отыскать темную грязную «девятку» с тонированными стеклами, но, увы, тоже ничего не видела. Неужели бог позволит нам вот так запросто упустить этого бандита?! Я едва не расплакалась от обиды и отчаянья.

– Вон она! – крикнул вдруг Валерка.

Костя тоже увидел «девятку»… И началось преследование!.. Мы ехали по дороге, со всех сторон окруженные другими машинами, не имея возможности маневрировать. Но с другой стороны это было нам на руку, потому что и Калмыков не мог улизнуть незамеченным. Постепенно мы пробирались через впереди идущие авто и нагоняли машину Калмыкова.

И вот – желанный момент! Заляпанные грязью номера темной «девятки» замаячили прямо перед нами. Костя пропустил вперед пару машин, чтобы не бросаться в глаза, тем более что существовал риск. Мы до конца не были уверены в том, что Калмыков не знает номеров нашей машины. Тот ехал не торопясь и, видимо, ничего не опасаясь. А зря!

Костя пристроился позади «уазика», который как привязанный плелся за машиной Калмыкова. Нам повезло, «уазик» сворачивал туда же, куда и «девятка». Правда, на одном перекрестке мы едва не потеряли Калмыкова, он успел проскочить на зеленый свет, а когда к перекрестку подъехали мы, загорелся красный. Нарушать было нельзя, поэтому Костя был вынужден остановиться, чтобы переждать. К счастью, «уазик» тоже проскочил на зеленый вместе с Калмыковым, и вскоре мы опять сели на хвост «девятке».

Калмыков ехал центральными улицами, временами сворачивая в переулки. Интересно, зачем он это делал? Заметил слежку или маскируется машинально? «Уазик» вскоре отстал, и Косте пришлось резко свернуть в сторону, чтобы Калмыков не заметил нашу машину. Проехав параллельным проулком, мы вывернули прямо на дорогу, да так удачно, что преследуемая «девятка» проехала как раз перед нами.

Господи, ну куда это они? Катаются, что ли? Я уже измаялась сидеть на заднем сиденье и наблюдать, как Калмыков наворачивает круги по городским улицам, а мы, словно привязанные, катимся за ним по пятам. Но вот вроде и нашим мучениям пришел конец, «девятка» Калмыкова свернула в один из дворов и остановилась.

– Наверное, он здесь живет, – предположила я.

– А ты случайно не знаешь, где обитает домработница Осиповых? – спросил меня Гурьев.

– Нет.

– Вероятно, здесь.

– Да, похоже на то, – кивнул Костя.

Въехать во двор следом за Калмыковым мы не могли. Точно оказались бы тогда как на ладони и не заметил бы нас только слепой или полный кретин. Опытный же волк Калмыков сразу бы приметил прилипчивую «девятку», повсюду следовавшую за ним. Поэтому мы пристроились на углу дома, не въезжая во двор. С этого места была видна остановившаяся машина Калмыкова, но не понятно, куда направились седоки, выйдя из автомобиля.

И тогда Валерий, не выдержав, открыл дверцу и вышел из машины.

– Будьте здесь, – проговорил он. – Я пройдусь немного, гляну, куда они там рванули. А ты смотри, никуда не вылезай, – погрозил он мне пальцем. – Не выпускай ее никуда! – это он уже Косте.

– Естественно, – кивнул Шилов.

– Ни при каких обстоятельствах.

– Может, лучше я? – Костя посмотрел на Гурьева.

– Нет, тебя он мог видеть, когда ты был в доме Осипова. А меня в лицо не знает. Я быстро. – Валерий кивнул и улыбнулся.

Он захлопнул дверцу и, насвистывая что-то, направился во двор дома, куда въехал Калмыков.

Мы ждали Гурьева молча, оба – и Костя, и я – в напряжении. Наконец Костя не выдержал и, обернувшись ко мне, сказал:

– Ирина, никуда не выходите. Я сейчас.

– Куда ты?

– Я посмотрю. Что-то Валерки долго нет…

– Костя…

Но Шилов уже открыл дверцу и вышел. Но не успел он ее захлопнуть, как показался Валерка. Он шел, беззаботно засунув руки в карманы и вертя головой по сторонам как ни в чем не бывало. Мужчины уселись на прежние места.

– Поехали, – коротко приказал Валерка. – Посмотри, Костя, на тот кустарник. Там, по-моему, можно хорошо замаскироваться. – Он показал рукой направление, куда надо было двигаться, и Костя повел машину в ту сторону.

– Ну что там, Валер? Не мучай нас, – взмолилась я.

Валерий развернулся ко мне и улыбнулся во весь рот.

– Мучайся, мучайся, – злорадно проговорил он. – Будешь знать, как не слушаться старших.

– Валера, ну хватит уже! Сколько же можно меня этим попрекать? Я же теперь безвылазно сижу здесь с вами, чего еще нужно?

– Ну что там? – спросил Костя.

– В общем, так, – деловито начал Валерка. – Они заперли машину и зашли во второй подъезд.

– А что ты тогда так долго? – нетерпеливо спросила я.

– Не перебивай, – проговорил Валерий. – Я решил проследить, куда именно они пойдут. Незаметно прокрался за ними следом и постоял внизу в подъезде, послушав, что к чему.

– И что? – Костя уже терял терпение.

– Они поднялись на второй этаж и вошли в квартиру.

– В какую? – поинтересовалась я снова.

Гурьев развел руками:

– А вот этого, мадам, извините, я не знаю.

– И что тогда толку, что ты за ними следил? – разочарованно произнесла я.

– Стоп! – Валерка хитро ухмыльнулся. – Это еще не все. Я посмотрел: дом старый, всего по две квартиры на этаже. Значит, так. План таков. Нам нужно остаться здесь и подождать, пока они куда-нибудь уйдут. Ведь уйдут же они хоть когда-нибудь, правильно?

– Ну? – Костя, как и я, не понимал, куда клонит Гурьев.

– А потом мы потихоньку проберемся в ту квартиру и пошарим там. Тем более что у вас двоих, – он хитро глянул на нас с Костей, – опыт в подобных делах уже есть.

– Не понял, – прервал его Костя. – Как это – пошарим?

– А очень просто. Так же, как вы пошарили в доме Осипова. Инструменты у тебя с собой?

– Нет, – растерянно ответил Шилов.

– Ну вот, – разочарованно протянул Валерий. – Так я и знал!

– Но я ведь не думал, что придется опять… – пытался оправдаться Костя.

– А надо было бы все предусмотреть. – Валера задумался. – Так, – вдруг решительно произнес он. – Сколько тебе времени надо, чтобы смотаться домой и взять все необходимое?

Костя прикинул в уме:

– Думаю, минут пятнадцать хватит.

– Тогда поступаем следующим образом. Я остаюсь здесь на стреме. А вы с Ириной отправляетесь к тебе домой, ты забираешь все, что необходимо, и обратно. Идет?

– Я останусь с тобой, – категорически заявила я Гурьеву.

– Даже и не думай, – отрезал Валерка. – Ты поедешь с Костей, здесь тебе оставаться небезопасно.

– Но я же останусь с тобой… – попробовала я возразить, но уже по тону Гурьева догадалась, что это бесполезное занятие.

– Нет, я сказал, – отрезал он. – Калмыков может тебя узнать, и вообще… Короче, я все сказал. – Валерий вышел из машины и направился в сторону детской площадки. По пути он обернулся и махнул нам рукой – дескать, езжайте.

Костя завел двигатель, и мы поехали к нему домой – благо жил он неподалеку от того места, где находилась квартира Калмыкова.

Мы обернулись минут за пятнадцать, даже быстрее, чем предполагал Шилов. Остановившись у того места, где и стояли, мы опять заехали в кусты, и Костя выключил двигатель. Через пару минут к нам подошел и Валерий, сел в машину.

– Дома, – сообщил он. – Пока никуда не выходили. Но, думаю, что скоро все же выйдут, и тогда…

Мы коротали время, слушая автомагнитолу, то ставили кассеты, то, когда надоедало, переключались на радио. Прошло больше часа, но ни Калмыкова, ни его пассии не было видно. Я уже начала было дремать, когда вдруг в салоне автомобиля раздался возбужденный шепот Гурьева:

– Идут! Я же говорил, что когда-нибудь они все-таки свалят. Вон они!

Мы с Костей дружно повернули головы в сторону второго подъезда. Действительно, Калмыков вместе со своей дамой вышел оттуда и направился к машине. Потом оба сели в нее и укатили.

– Вот и славно, трам-пам-трам! – довольно потер руки Валерка. – Костя, где там у тебя арсенал?

– В багажнике. А как мы узнаем, в какой они были квартире? – спросил Шилов, открывая багажник.

– А ничего узнавать не надо: я уже все узнал.

– Узнал? – изумилась я. – И как же?

– Очень просто. Тут не надо быть семи пядей во лбу. Пока вас не было, я решил не терять времени даром. Пошел в их подъезд и поднялся на второй этаж. Как я и сказал, там всего две квартиры. Я позвонил в первую, наудачу. Мне открыла пожилая женщина, и я сразу понял, что это не квартира Калмыкова. Вряд ли они стали бы жить с кем-то, занимаясь такими темными делишками. Но на всякий случай, конечно, решил все же проверить. Спросил, не здесь ли живет Валерий Гурьев. Женщина удивилась и сказала, что здесь таких нет. Тогда я нервно оглянулся на соседнюю дверь и спросил, может быть, в той квартире? Женщина сказала, что и в той квартире никаких Валериев Гурьевых нет. Тогда я спросил, кто живет в той квартире, и она сказала, что там проживают муж с женой, но его зовут не Валерий. А кстати, как зовут Калмыкова?

– Если Калмыкова, то, по-моему, он Андрей. Других его имен я не помню, – ответила я.

– Точно, Андрей. Мне и женщина так сказала. Значит, сейчас он живет под фамилией Калмыков. Вот и все. Просто, как все гениальное. – Валерка гордо поднял голову.

– Молодец! – от души похвалила я его.

– Давно они уехали? – спросил Костя. Он достал из багажника ту самую сумку, с которой в прошлый раз мы ходили «на дело» к Осипову, и перекинул ее через плечо.

– А вдруг соседка увидит, как мы ковыряемся в замке Калмыкова? – испугалась я. Я снова вспомнила слова Володьки о том, что взлом и проникновение на чужую жилплощадь – подсудное дело, и мне стало не по себе.

– Не увидит. У нее на двери нет «глазка», – проговорил Валерий. – А других соседей на этаже нет. Что же касается прочих обитателей этого дома, то нам остается лишь надеяться на то, что им не приспичит никуда выходить в это время.

– Готов? – спросил Костя. – Тогда пойдем.

– А машину? Ее надо закрыть, – проговорила я.

– Зачем? – в один голос спросили мужчины. А Валерка добавил:

– Ты ведь останешься здесь и будешь караулить ее.

– Почему это я останусь здесь? – Я чуть не заплакала от обиды. – Пойду с вами.

– Нет, Ирина, хватит и прошлого раза, – хмуро проговорил Костя. – Я больше не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось.

– Да ничего со мной не случится! – возмутилась я. – Возьмите лучше меня с собой, а то я тут таких дел натворю, хуже будет, – пригрозила я.

Мужчины переглянулись, и Гурьев одобрительно кивнул:

– Ладно уж. Лучше давай возьмем, а то ведь натворит дел… Расхлебывай потом…

– Вот-вот, – поддакнула я, видя, что Костя не намерен соглашаться. – Натворю. Лучше возьмите.

– Хорошо, – после секундного колебания согласился Шилов. – Только чтоб без самодеятельности. Делать, что скажу.

– Конечно, конечно. – Я покорно сложила руки на груди. – Как скажете.

Мы втроем вошли в подъезд, сердце мое колотилось, но уже не так бешено, как в прошлый раз. Поднявшись на второй этаж, Валерий махнул рукой на дверь одной из двух квартир.

– Здесь, – шепотом проговорил он.

Костя снял с плеча сумку и открыл ее. Я покосилась на соседнюю дверь: на ней действительно не было «глазка». И к лучшему. Я прислушалась; в подъезде было тихо, только где-то во дворе мяукала кошка. Костя приступил к вскрытию замка.

Дверь была самая обыкновенная, деревянная, обитая снаружи темно-коричневым дерматином. Интересно, это квартира его пассии или они ее снимают? Пока Костя ковырялся в замке, я нервно озиралась по сторонам. Валерка же как ни в чем не бывало стоял и тихонько насвистывал какую-то мелодию. Даже не волновался нисколечко. Будто бы взлом и обыск чужих квартир для него – обычное дело. То же самое, что сходить в кино. Костя методично крутил отмычкой в замочной скважине.

– Долго еще, Костя? – шепотом спросила я.

– Еще немного, – тоже едва слышно ответил Шилов.

Но вот в замке наконец что-то щелкнуло, и он тихонько заскрипел.

– Есть! – обрадованно проговорил Костя и повернул отмычку: дверь бесшумно распахнулась. – Заходите, – Костя кивнул мне и Гурьеву.

Мы друг за другом, почему-то на цыпочках, вошли в квартиру Калмыкова. Тишина. Никого нет. На меня сразу пахнуло затхлым запахом давно не проветриваемого помещения. Запах старых вещей, какой обычно стоит в квартирах, где живут пожилые люди, перебивал «аромат» паров алкоголя и сигаретного дыма… Да, весело, похоже, живет гражданин Калмыков, он же Севостьянов, он же…

Ну ничего, недолго уже ему осталось. Я осторожно заглянула в единственную комнату. Квартирка была небольшой. Ничего особенного – старая мебель, диван, накрытый вытертым покрывалом, в углу у окна круглый стол. На нем – плюшевая скатерть с бахромой. Около стола два деревянных стула. Пол, покрытый досками, давно не крашен. И давненько не метен и не мыт. Да, хозяйка из подруги Калмыкова вышла неважная. Как же она могла служить домработницей у Осиповых, если у себя в доме не в состоянии навести чистоту и порядок? И кто она вообще такая? Надо было в милиции поинтересоваться относительно и ее личности тоже. Жаль, не догадалась сразу.

Костя с Валерой тем временем, пока я рассматривала убранство квартиры, не теряли времени даром. Костя методично обыскивал шкаф, стоявший за дверью, а Валерий сразу же прошел в кухню. «Хорошо, что квартирка маленькая и мебели в ней не так уж много, – подумалось мне, – а не то не справиться нам со всем этим барахлом вовек».

Я осмотрелась. Надо бы тоже чем-то заняться. А то стою тут как неприкаянная, и пользы от меня никакой.

– Костя, а где мне посмотреть? – шепотом осведомилась я.

– Вон там поищите пока, – махнул рукой Шилов в сторону окна. – В комоде.

У окна стоял большой обшарпанный комод, еще, наверное, дореволюционного года выпуска. Сверху донизу в нем были ящики. Я принялась за работу. Выдвинув верхний ящик, я заглянула внутрь. Там лежали какие-то старые вещи, носки, носовые платки, рваные чистые тряпки, проеденный молью шарф и прочее барахло. Я принялась методично рыться в этом добре. Ничего подозрительного не обнаружилось.

– А что ищем-то? – весело спросил Валерий, заглянув в комнату.

– Что угодно, – ответил Костя, не отрываясь от дела.

– Понял, – хохотнул Гурьев и исчез в дверном проеме.

Я выдвинула второй, третий, четвертый ящики, но и там – то же самое. Кое-где старые вещи, в одном ящике два толстых, покрытых пылью альбома с фотографиями. Я достала их и принялась листать в надежде, что хоть что-нибудь обнаружу. Но удача и на сей раз не улыбнулась мне.

Костя между тем перешел к дивану. Осмотрев шкаф, он тоже не нашел в нем ничего примечательного. «Ну где же прячет свои секреты этот бандит Калмыков?» – со злостью подумала я. Если мы здесь долго проторчим, то рискуем нарваться на хозяев, внезапно вернувшихся откуда-нибудь. Эх, надо было Валеру оставить во дворе, на шу*censored*е…

Как только я подумала об этом, из кухни раздался приглушенный сдавленный крик:

– Нашел! Сюда!

Костя тут же бросил осматривать диван, а я кинула альбомы в ящик комода. Мы вошли в кухню. Валерка как раз раскладывал на полу какой-то черный полиэтиленовый пакет, явно чем-то наполненный.

– Смотрите, кажется, это то, что мы искали. – Валера запустил руку в пакет и выудил оттуда прозрачный пакетик поменьше.

Костя взял у него из рук маленький сверток и стал разбирать его. Он достал из пакетика несколько миниатюрных аудиокассет, штук пять или шесть. Потом небольшую черную пластмассовую коробочку, как пояснил Костя, это было записывающее устройство. После чего Шилов извлек из черного пакета бумажный сверток, по размеру напоминающий ученическую тетрадь.

Он развернул его, и оттуда посыпались фотографии. Цветные, хорошего качества. Мы принялись рассматривать их, несколько штук взял Валерка, несколько я, остальные – Шилов. На всех, без исключения, снимках были изображены два человека – супруги Осиповы. И везде они ссорились. Это было видно по их искаженным злобой лицам. На одном снимке Осипов, залепивший пощечину Элле Анатольевне. И таких снимков оказалась целая пачка. Просмотрев фотографии, я вернула их Шилову, и он снова аккуратно завернул все в бумагу.

Пошарив рукой в пакете, Костя поднял глаза на меня:

– Больше ничего нет.

– Забираем и уходим, – скомандовал Валерка.

Мы быстренько уничтожили следы пребывания в квартире Калмыкова, поправили покрывала, задвинули ящики комода, прибрали в кухне.

Костя первым вышел в прихожую:

– Сначала – я, вы – за мной.

Он приоткрыл входную дверь и выглянул в подъезд. Потом сделал пару шагов и вышел на лестничную площадку, осмотрелся и только после этого кивнул нам – выходите. Мы вышли на площадку, по-прежнему стояла тишина, не было никого видно и слышно. Костя осторожно прикрыл дверь калмыковской квартиры, потом захлопнул замок. Хорошо, что не пришлось долго возиться с ним.

Мы спустились вниз, никого не встретив по дороге. Благополучно миновав лестницу, оказались на улице. И только теперь я вдохнула полной грудью. Голова еще немного болела после вчерашнего удара, но чувствовала я себя значительно лучше. Вот только сердце колотилось, словно сумасшедшее.

Молча дошли до Костиной машины, стоявшей неподалеку в кустах. Усевшись в салон, я откинулась на спинку сиденья.

– Что, страшно было? – подколол меня Гурьев.

– С чего вдруг? – парировала я.

– Ну, нечасто, наверное, ведущей программы «Девчачьи слюни» приходится пробираться в чужие квартиры. А?

– Похоже, скоро это станет доброй традицией, – пошутила я, взглянув на Гурьева, каждый раз придумывающего для моего «Женского счастья» новые забавные названия.

Костя завел двигатель, и машина, тихо заурчав, тронулась. По дороге между мужчинами и мной произошел бурный спор по поводу того, куда доставить меня. Оба моих провожатых настаивали на том, чтобы немедленно отвезти меня домой. Я же, напротив, ни в какую не намеревалась соглашаться с этой вопиющей несправедливостью.

– Хватит, – настаивал Валерка, – тебе надо отдохнуть. Вон на тебе уже и лица нет.

– Я прекрасно себя чувствую, даже и не думайте от меня избавиться, – ответила я.

– Да мне Володька голову свернет, – не унимался Гурьев.

– Пришьем, – усмехнулась я.

– Ну, смотрите, Ирина Анатольевна, будете сами объясняться со своим дражайшим супругом, – недовольно буркнул Валерий и отвернулся к окну.

– Да запросто, – обрадовалась я тому, что Гурьев так быстро сдался.

Мы добрались до редакции и выгрузились из машины. Пакет с кассетами и фотографиями нес Гурьев. На правах нашедшего, как он выразился. Мы поднялись на наш этаж и вошли в кабинет, где нас уже с нетерпением ждали все мои коллеги.

– Боже мой! Ну что так долго? – всплеснула руками Моршакова.

– Наконец-то, Ирина! Как вы себя чувствуете? – Лера была, как всегда, сама любезность и воспитанность.

Павлик, как ни странно, при виде меня тут же вскочил со своего излюбленного кресла и церемонно предложил мне занять его. Я уселась в кресло и гордо воззрилась на Гурьева.

– Давай рассказывай.

Галина Сергеевна, глядя на мой торжественный вид, недоуменно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Гурьева, потом на Шилова.

– Случилось что-то, о чем мы не знаем? – спросила она.

– Вы поразительно догадливы, Галина Сергеевна, – улыбнулась я. – Произошло нечто…

– Тогда не мучьте нас, – простонала Лера, – а рассказывайте все по порядку. – Она устроилась было на стуле, а потом спохватилась: – Вы, наверное, проголодались? Я сейчас, быстренько… Мы как раз вас ждали… – Лера принялась хлопотать вокруг стола, ставя на него нехитрую снедь: тарелку с бутербродами, вазочку с вафельным тортом, несколько яблок, чашки и сахарницу.

Валера устроился поудобнее и, так как все взоры обратились к нему, словно к виновнику торжества, начал:

– Мы добыли улики! – И водрузил на стол пакет. Потом растерянно оглядел всех присутствующих и виновато произнес: – Ну, вот, собственно, и все.

– Что там? – покосилась на пакет Моршакова, словно там была бомба.

– Улики! – повторила я. И, видя, что никто ровным счетом ничего не понимает, решила сжалиться над коллегами. – Ну хорошо, я расскажу вам историю с самого начала. С того момента, как мы приехали в милицию…

Глава 12

– Вот так, – подвела я итог.

– Давайте послушаем пленки. Есть у нас диктофон? – Галина Сергеевна принялась рыться в ящиках стола, отыскивая свой диктофон.

– Вот. – Лера протянула мне маленький черный аппарат.

Я взяла первую попавшуюся микрокассету и вставила ее в диктофон. Из динамиков раздался шум, а потом неясный, но вполне различимый разговор. Говорили мужчина и женщина.

– Ненавижу тебя! *censored*! – истерически выкрикивал мужчина. – Когда только ты сдохнешь?!

– Не дождешься! – в том же тоне отвечала ему женщина. – Ты сдохнешь раньше меня!

– *censored*, *censored*! Да ты прямо сейчас отправишься на тот свет! Я сам тебя убью! – Послышался непонятный шум – борьбы или чего-то в этом роде. Потом раздался сдавленный женский крик.

– Скотина! – кричала женщина. – Да у тебя кишка тонка! Я сама тебя грохну! Мразь! Ублюдок!

Я нажала на кнопку, пленка остановилась. На остальных кассетах было примерно то же самое.

– Если я правильно поняла, то здесь записи ссор Осиповых, – вставила слово Галина Сергеевна.

– Да, кажется, так, – согласилась я. – А делала записи их бывшая домработница. Подслушивала, подглядывала и записывала. А заодно и фотографировала. Вот такая замечательная у них была домработница. На все руки от скуки.

– Да уж, – протянул Костя.

– Так, значит, что же получается?.. – Павлик растерянно смотрел по сторонам. – Это как же? Выходит, не Осипов в сговоре с Калмыковым, а его жертва?

– Получается так, – подтвердил Костя. – Думаю, Калмыков шантажировал каким-то образом Осипова.

– Как? – захлопала ресницами Лера.

– Не знаю точно, но как-то шантажировал. Вероятно, вот этими фотографиями и пленками.

– Наверное, надо спросить об этом у самого Осипова, – выдвинула идею Галина Сергеевна.

– Так он вам все и рассказал, – усмехнулся Павлик.

– А куда он денется? Пусть все и рассказывает. Нам ведь надо прояснить все детали этой истории. А то какие-то куски да обрывки получаются.

– А что? – Павлик даже привстал со стула. – Это идея. И заснять все. А потом в передаче пустить съемку.

– Да, передача, – вспомнила я. – Я и забыла совсем о передаче. Галина Сергеевна, вы не были у шефа? По поводу нее?

– Я разговаривала с ним, – начала Моршакова. – Но он пока не дал никакого конкретного ответа. Но, по крайней мере, хоть не сказал «нет». Он хочет сначала посмотреть наши наработки, поговорить с тобой, Ирина, а уж потом принимать решение.

– Отлично! – сказала я. – Значит, максимум послезавтра мы представим ему наработки. – Так, чем займемся сейчас? – Я вопросительно оглядела нашу команду.

– Осиповым, – почти в один голос ответили все.

– Едем к Осипову, покажем ему то, что нашли у Калмыкова.

– Интересно, а Калмыков уже вернулся домой? – задался вопросом Валерка. – Если вернулся, то наверняка уже обнаружил отсутствие пакета. И что он теперь будет предпринимать?

– Понятия не имею, – пожала я плечами.

– Полагаю, нет необходимости ехать всем разом к Осипову, – властно сказала наш режиссер. – Кому-то надо остаться в офисе, на всякий случай. – И она посмотрела на Леру.

– Ну вот, так всегда, – заканючила Лера. – Как в офисе, так я все время остаюсь, а как за преступниками ехать, так все остальные.

– Ничего не все остальные, – возразила Галина Сергеевна. – С нами поедут… – Она оглядела нашу компанию. – С нами поедут Костя, он за рулем, Ирина как инициатор и главная пострадавшая, Павлик, чтобы снять все на камеру, Валера в качестве дополнительной охраны и я как режиссер, – подытожила Галина Сергеевна.

– Одним словом, все, кроме меня, – надулась Казаринова.

– Лерочка, ну не обижайся, – подбодрила я ее. – Обещаю, ты все увидишь и узнаешь самая первая. Слово! – Я торжественно подняла правую руку, как для клятвы.

– Правда? – Лера улыбнулась.

– Слово скаута, чтоб мне сдохнуть! – заверила я ее.

– Ну ладно, – произнесла великодушно Лера, и тут зазвонил телефон. Лера подошла и сняла трубку. – Алло… А кто ее спрашивает? – Девушка оторвала трубку от уха и растерянно проговорила. – Опять трубку положили.

– Кто? – встревоженно спросил Костя Шилов.

– Не знаю. Опять был женский голос. Спросили Ирину Анатольевну, а потом бросили трубку.

– Это опять они! – воскликнул Шилов. – Надо же, ничего не боятся! Просто внаглую охотятся за Ириной! – возмущался он.

– Может, вам не стоит ехать, Ирина? – Лера испуганно посмотрела на меня. – Побудьте пока здесь…

– Не беспокойся, Лерочка, мне ничего не грозит, пока рядом со мной мои телохранители. – Я улыбнулась и похлопала по плечу Гурьева и Костю.

– Только давайте договоримся сразу, – сказал Шилов. – Вы без моего ведома никуда не отходите, ничего не делаете… Смотрите, как Калмыков обнаглел! Он, видимо, намеревается снова похитить вас. А может, понял, что мы побывали у него дома, и теперь будет действовать нагло, дерзко и открыто.

– Я поняла, Костя. Без тебя – ни шагу.

Мы собрались и дружно высыпали из кабинета в коридор. Усевшись в Костину машину, поехали к Осипову.

– Может, надо было сначала позвонить? – предложил Павлик. – Вдруг его нет дома?

– Не думаю, – возразила я. – Мне почему-то кажется, что Осипов на месте.

Павлик сидел понурый. Его блестящая версия относительно полной виновности Осипова рухнула как карточный домик. Павлик так старательно защищал ее, но, к сожалению, надежды нашего оператора не оправдались. Хотя еще, конечно, неизвестно, какую во всем этом роль сыграл сам Николай.

Мы уже выехали за город, Костя вел машину по загородной асфальтированной дороге. Навстречу попадались редкие автомобили. И вот наконец показался дом Осиповых. Мы подъехали к нему, и Костя заглушил двигатель.

Снаружи дом выглядел безлюдным. Мы сидели в машине, не решаясь выйти. Павлик возился с камерой, готовя ее на всякий случай для съемок. Валерка первым нарушил молчание:

– Я пойду позвоню. А вы оставайтесь тут, мало ли что… Вдруг там Калмыков? – Гурьев вылез из машины.

– Подожди, я с тобой. – Я стала пробираться через Павлика к выходу. – Меня Осипов знает, а тебе он может просто не открыть дверь.

– Ну хорошо, пойдем, – кивнул Валерий.

Мы подошли к калитке дома. Гурьев поднял руку и позвонил. Почти сразу в домофоне зазвучал встревоженный голос Осипова:

– Кто там?

Я заговорила:

– Николай, это Ирина Лебедева, с телевидения. Помните, мы с вами встречались? Я по поводу передачи о вашей супруге…

В ящичке домофона воцарилось молчание.

– Николай! – позвала я его.

– А нельзя ли в другой раз? Я сейчас занят.

– Открывайте! – твердо проговорил Валерий. – Нам необходимо побеседовать. Иначе может быть поздно. Это по поводу смерти вашей жены.

Голос Осипова стал еще более встревоженным:

– Кто вы? Я ни с кем не желаю разговаривать! Мне некогда! – Или вы откроете, или мы вызываем милицию.

Снова ответом нам было молчание.

Тогда Валерий принялся стучать кулаком по решетке калитки, сотрясая при этом весь забор.

Мы увидели, как открылась дверь дома и на пороге появился сам хозяин. Я толкнула в бок Гурьева, а то он сейчас так увлечется, что может сломать к черту калитку, и нам потом еще придется извиняться и возмещать убытки. Валерий тоже увидел Осипова и закричал ему:

– Открывайте, надо срочно поговорить, пока до вас не добрался Калмыков или как его там…

– Подождите, я сейчас, – отчего-то сразу другим тоном ответил Осипов, как только услышал фамилию Калмыкова. Он спустился по ступенькам и пошел навстречу нам. Открыв калитку, впустил нас с Валеркой, но я остановилась в дверях и проговорила:

– Там еще несколько человек из нашей съемочной группы. Пусть они тоже войдут. – Я обернулась и помахала рукой Косте, Павлику и Галине Сергеевне, сидевшим в машине.

Вскоре к нам присоединились Павлик с Моршаковой.

– Костя остался в машине приглядывать за обстановкой, – пояснила Галина Сергеевна.

Николай сразу предложил нам пройти в гостиную. Уже знакомая мне комната сегодня была темной и неубранной. Домработница ушла, а сам Осипов убираться, видимо, не привык. Окна были задернуты темными плотными шторами. Осипову, очевидно, не хотелось быть на виду. Амплуа затворника на данный момент подходило ему более всего.

Наша бригада расположилась кто где. Валерий на всякий случай занял оборонительную позицию у двери. Моршакова и я уселись на диване, а Павлик пристроился у окна, продолжая возиться с камерой.

Николай занял выжидающую позу: он стал у стены, скрестив руки на груди. Голову Осипов держал высоко и гордо. Он обвел нас высокомерным взглядом.

– Прошу объясниться, чему обязан?

Я решила, что лучше сама ему все объясню.

– Николай, посмотрите, вам знакомы эти снимки? – Я взяла из рук Гурьева пачку фотографий и протянула Осипову.

Тот нерешительно взял у меня из рук фотографии, будто это были не листочки бумаги, а по крайней мере банка с серной кислотой. Взял, однако взглянуть не решался.

– Вы посмотрите, – подбодрила я его, – посмотрите!

Николай стал осторожно разворачивать упаковку, в которую были завернуты снимки. Наконец извлек их и принялся перебирать, внимательно рассматривая каждый. Уверена, что Осипов уже не первый раз видел эти фотографии, но усердно делал вид, будто они ему незнакомы.

Когда он просмотрел все до последней, я спросила:

– Ну, что вы можете сказать по этому поводу?

Осипов поднял на меня глаза:

– А что вы хотите от меня услышать? На фотографиях я и моя жена. Но я не имею представления, кто нас снимал и когда. – Николай постарался придать своему лицу максимум недоумения.

– Вы уверены? – недоверчиво спросила я.

– Уверен, – невозмутимо кивнул Осипов.

– И вы не видели этих снимков никогда раньше?

– Никогда. А где вы их взяли? – вдруг, словно спохватившись, вскинулся Осипов.

– Мы их нашли, скажем так.

– Где? – продолжал настаивать Осипов.

– Неважно. Скажите, а человек по фамилии Калмыков вам не знаком?

Осипов изобразил на лице задумчивость и через несколько секунд проговорил:

– Нет, что-то не припоминаю.

Мне надоел этот цирк, и я решила поднажать на вдовца:

– Послушайте, нам все давно известно, и вы совершенно зря строите из себя наивность. Мы отлично знаем, что вы знакомы с Калмыковым, знаем и то, что он вас каким-то образом шантажирует. Вот, посмотрите! – Я извлекла из сумочки экземпляр снимка, сделанный знакомым Гурьева во время встречи Осипова с Калмыковым.

На сей раз он даже не взял фотографии у меня из рук, лишь скользнул по ней глазами, и я успела заметить смятение и испуг, мелькнувший в них.

– Вы так и будете продолжать упираться?

Наконец Осипов не выдержал.

– Не понимаю, чего вы от меня хотите?! – истерично взвизгнул он. – И вообще, кто вы такие и что вам нужно в моем доме?!

– Я тележурналистка, Ирина Лебедева, и вы это знаете. А нужно нам, чтобы вы все рассказали о Калмыкове, о вашей связи с ним и о том, как он вас шантажирует.

– Не понимаю – Осипов отвернулся в сторону.

– Ну что вы как маленький! Это для вашего же блага. Мы знаем, что Калмыков убил вашу супругу, что он шантажирует вас… Понимаете, что его место за решеткой? Или вы хотите, чтобы он и дальше разгуливал на свободе?

Осипов, насупившись, продолжал хранить молчание.

– Послушайте, – продолжала я его увещевать. – Калмыков – преступник, и мы это знаем, у нас есть против него улики. Но нам нужно, чтобы вы рассказали все как есть. Тогда его смогут посадить в тюрьму.

– Раз у вас есть улики, вот и посадите его сами, – откликнулся Николай.

– Вы тоже являетесь соучастником преступления. Или вы хотите разделить участь Калмыкова? Нам известно и про липовое завещание, которое было состряпано знакомым нотариусом Калмыкова.

И тут глаза Осипова расширились от ужаса. Видимо, с завещанием я попала в цель. Он не подозревал, что нам известно и о нем. Глаза Осипова воровато забегали, и он бормотал:

– А какие гарантии вы мне даете?

– Какие гарантии? – не поняла я.

– Что меня не посадят, что меня не тронет Калмыков… – принялся перечислять Осипов.

– Нет, извините, уважаемый, никаких гарантий мы вам дать не можем, – сказала я. – Вы являетесь соучастником преступления, и у нас есть все основания, чтобы посадить вас вместе с Калмыковым. Может, даже в одну камеру, – добавила я. – Так что вы уж соблаговолите сами рассказать нам всю историю с самого начала и до конца. И как только все станет известно правоохранительным органам, Калмыкова сразу же возьмут.

– Если вам нужны гарантии, то я могу пообещать вам, что вас не посадят, – подал голос Валерий. – В крайнем случае ограничатся условным сроком. Это все же лучше, чем реально сесть за решетку на неопределенный срок.

Осипов с опаской посмотрел на Гурьева, потом перевел взгляд на меня, показалось, что мне он почему-то доверял больше.

– Хорошо, – наконец проговорил он. – Я расскажу вам все. Но только с условием, что меня защитят от Калмыкова.

– Да все, что угодно! – не выдержал Гурьев.

– Павлик, давай. – Я кивнула нашему оператору, чтобы он включил камеру.

– Что это? Зачем? – засуетился Осипов.

– А как же вы хотели? Чтобы вы потом отказались от своих показаний против Калмыкова? Ничего не выйдет. Не отопретесь. Готов? – Я посмотрела на Павлика, тот кивнул. Камера заработала, и я приступила к разговору.

– Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Калмыковым.

Осипов тяжело вздохнул, прежде чем начать повествование, и заговорил:

– Он сам позвонил мне. Я его раньше не знал. Это случилось после того, как умерла моя жена… Он позвонил и сказал, что хочет поговорить со мной. Мы встретились, и Калмыков сказал, что Элла была должна ему какие-то деньги, много денег, и теперь, после ее смерти, я должен отдать ему эти деньги. Кроме того, он сказал, что у нее хранятся какие-то его документы и что их я тоже должен вернуть ему. Я ничего не знал ни о деньгах, ни о документах, которые якобы должна была вернуть ему моя жена. Она никогда не говорила со мной о своих делах. Мы вообще плохо жили в последнее время. Ну, вот я и сказал ему, что ничего не знаю ни о каких долгах Эллы и никаких денег отдавать ему не собираюсь. Калмыкову это не понравилось, и он пригрозил упечь меня за решетку по обвинению в смерти жены. Я не поверил ему, и тогда он показал мне эти фотографии. И еще дал послушать пленки с записями наших с Эллой разборок, сказав, что домработница при необходимости даст нужные показания о наших постоянных ссорах, что я угрожал Элле смертью и так далее. Ну, в общем, что я не скрывал, что хочу убить ее. Он меня напугал. Я задумался о том, что нужно бы действительно отдать деньги и документы. Я искал эти документы, где только мог, но ничего не нашел. А когда узнал, какую именно сумму денег требует с меня Калмыков, то понял, что легче мне убить его, чем отдать долг Эллы, если, конечно, этот долг вообще существовал.

– А какой была сумма долга? – спросила я.

– Сто тысяч долларов, – уныло проговорил Осипов.

– Круто! – Валерка даже присвистнул.

– Продолжайте, – попросила я и грозно посмотрела на Валерия: – Не мешай!

– У меня, естественно, не было таких денег, и я сказал об этом Калмыкову. Тогда он сказал, что нужно найти завещание. Если Элла оставила мне что-то, то я продам это имущество и погашу долг. Но все дело в том, что, когда я искал дома документы Эллы, я случайно нашел ее завещание. И вскрыл его, выяснив – в общем-то для меня это не стало сюрпризом, – что Элла не оставила мне ничего: все свое имущество она завещала своим родителям.

– А где это завещание?

– Я его спрятал.

– Где? – Здесь, у нас на даче… Так вот. Я сказал Калмыкову, что нашел завещание Эллы, но она не оставила мне ничего. Тогда Калмыков потребовал отдать завещание ему, но я соврал, сказав, что сжег его. Побоялся уничтожить завещание, сам не знаю почему. Калмыков сказал, что тогда нет никаких проблем. Нет завещания – нет и наследников, кроме меня. Тогда я вступаю во владение наследства и отдаю ему долг, продав имущество Эллы.

– Тогда зачем же вы подделали другое завещание? – подала голос Моршакова.

– Это Калмыков предложил. Если бы я вступал в права наследования по закону, то это случилось бы не раньше чем через полгода, а Калмыков требовал деньги немедленно. Он сказал, что по завещанию я смогу сразу же вступить в права. Мы поехали к его знакомому нотариусу, скользкому типу, и тот сделал фиктивное завещание Эллы, по которому она все оставляла мне. Потом я сказал ее родителям, что случайно обнаружил завещание дома, они поверили. Когда я поехал к юристу и он оценил все мое движимое и недвижимое имущество, перешедшее мне по наследству, то сумма оказалась далеко не такой, которая мне была нужна. В общем-то получалось, конечно, довольно прилично, но не набиралось даже и половины того, что требовал Калмыков. Я не стал говорить ему, что мне все равно не хватит денег отдать ему долг, побоялся. И всерьез задумался о том, чтобы убрать его. А Калмыков продолжал давить на меня, требовать денег. Я периодически давал ему некоторые суммы, но он требовал найти документы. Я никак не мог понять, что за документы ему нужны, я знать не знал ничего о делах Эллы с этим уголовником. А Калмыков, видимо, думал, что я просто не хочу отдавать ему бумаги. Он даже пытался как-то раз залезть ко мне домой, чтобы самому поискать их. Но тогда, к счастью, я вернулся раньше, чем планировал, и помешал ему. Но не удивлюсь, если окажется, что он все-таки пошарил в моем доме. – Осипов замолчал, переводя дыхание. – А тут еще эта Кравчук…

– Что с ней? – спросила я.

– Она тоже стала требовать деньги.

– Какие? – Я припомнила свой разговор с Марией Львовной.

– Я должен был ей, и, после того как вступил в права наследования, она стала требовать возвращения долга. Кроме того, она хотела, чтобы я отписал ей долю в деле. Они с Эллой владели сетью салонов красоты, – пояснил Осипов. – Кравчук стала настаивать на том, чтобы я за копейки продал ей долю в деле. Ведь теперь я был совладельцем. Но я отказал ей. Точнее, не отказал, а просто просил подождать немного. А она настаивала, хотела, чтобы я подписал нотариально заверенную расписку. Я как-то сказал об этом Калмыкову, и он пообещал разобраться.

– Ясно. Разобрался, – проговорила я. – Тогда Кравчук чуть было не задавила машина. И за рулем этого автомобиля сидел не кто иной, как Калмыков.

Осипов испуганно посмотрел на меня.

– Я не знал этого. Думал, он просто поговорит с ней. Во всяком случае, она больше не требовала никаких денег. Я и подумал, что они разобрались. После этого Калмыков еще настойчивее стал требовать возврата долга. Сказал, что избавил меня от Кравчук, что больше она не станет приставать ко мне. Вот скотина! – вдруг в сердцах выругался Осипов. – А я-то поверил!.. – Осипов вдруг засуетился, стал нервничать. – Грозился посадить меня, если я срочно не верну деньги.

– Это, наверное, когда он обнаружил, что документы пропали, – вставил Валерий. – Он боялся, что мы сразу же отнесем их в милицию, поэтому и требовал у вас деньги, чтобы поскорее уехать куда-нибудь. А потом решил похитить Ирину.

– Что? – Осипов перевел на меня недоуменный взгляд. – Он вас похитил?

– Да, было дело, – кивнула я. – Но теперь все в прошлом, и у меня личные счеты к Калмыкову. Вот поэтому и прошу вас помочь нам. Продолжайте.

– А больше и продолжать-то нечего, – пожал плечами Осипов. – Я рассказал все, что знал. Я не видел Калмыкова и не разговаривал с ним уже несколько дней.

Наш разговор внезапно прервал телефонный звонок. Осипов не двинулся с места.

– Вы не подойдете? – спросила я.

– Нет, – покачал он головой. – Меня нет дома. Никого не хочу видеть и слышать.

– А если это Калмыков? – настаивала я.

– Тем более. – Осипов почему-то испугался.

– Нет-нет, обязательно подойдите.

Телефон продолжал настойчиво звонить. Тогда Осипов нерешительно подошел к столику, на котором он стоял.

– Это Калмыков, – обернулся ко мне Осипов. – Его номер на определителе.

– Возьмите трубку и попросите его приехать сюда или договоритесь о встрече, – скомандовала я. – О нас – ни слова.

Осипов послушно снял трубку и проговорил:

– Алло. – Он помолчал некоторое время, когда Калмыков что-то говорил ему. Потом сказал: – Лучше у меня. Приезжай прямо сейчас… – Николай послушал еще немного и положил трубку на аппарат. Он поднял на меня испуганные глаза и проговорил: – Он скоро приедет сюда. Что делать?

– Что он хотел? – не обращая внимания на нытье Осипова, спросила я.

– Встретиться. Он был возбужден и сказал, что хочет о чем-то поговорить со мной. Что это срочно.

– Вот и замечательно, – одобрил Гурьев. – Когда он приедет?

– Сказал, скоро.

– Будем ждать. Думаю, стоит подготовиться к встрече такого гостя.

– Павлик, выключай пока камеру. Потом снимешь Калмыкова собственной персоной.

Валерий направился к двери:

– Пойду предупрежу Костю.

Вскоре появились Валерий с Костей.

– Я убрал машину. Давай-ка с тобой разместимся вот таким образом. – Костя объяснил Валере дислокацию.

Павлик встал в стороне от двери, чтобы его нельзя было сразу увидеть, как только войдешь в гостиную.

– Может, не будем рисковать? – спросила я. – Этот бандит наверняка вооружен и опасен.

– И что ты предлагаешь? – спросил Валерий.

– Надо вызвать милицию. Ведь после моего заявления Калмыков с его новым лицом объявлен в розыск, к тому же у него и старых долгов полным-полно. Предлагаю позвонить Игорю, – я посмотрела на Валерия, – сообщить ему, где мы находимся, и поставить в известность, что сейчас сюда прибудет особо опасный преступник-рецидивист Калмыков-Севостьянов.

– А что, по-моему, это идея, – согласился Павлик.

– Конечно. Ведь чем больше всего на свете дорожит Калмыков? Свободой. Вот мы и лишим его этой свободы ох как надолго. Он ведь даже на операцию ради этого решился. И убил жену Осипова.

* * *

Время пролетело быстро. Валерий позвонил Игорю и сообщил ему адрес Осипова, а также то, что скоро сюда прибудет Калмыков. Игорь отреагировал оперативно, сказал, что немедленно вызывает группу захвата и выезжает по адресу сам.

Шум двигателя все услышали одновременно, дружно повернув головы в сторону окна.

– Это Калмыков, – почему-то шепотом произнес Осипов.

– Откроете, когда позвонит, не выходите сейчас, – проговорил Валерий. – Старайтесь вести себя как можно более непринужденно.

– Обещайте, что он ничего мне не сделает, – заканючил вдруг Осипов.

– Все зависит только от вас, как вы себя поведете. Главное – не дайте ему понять, что вы не один. Сразу проводите сюда, в гостиную. А дальше – наше дело.

Звонок раздался оглушительно. Осипов вздрогнул всем телом и пошел открывать дверь. Вскоре я услышала голоса, они приближались к гостиной. Меня сначала хотели удалить в целях безопасности, но я решительно воспротивилась этому, сказав, что ни за что на свете не пропущу момент задержания этого преступника. Тем более что со мной трое надежных и сильных мужчин, которые не допустят, чтобы со мной что-нибудь случилось.

Костя и Валерий приготовились, выстроившись по обеим сторонам двери. Вот в проходе показался Осипов, за ним шел Калмыков. Как только он сделал шаг в гостиную, на него с двух сторон набросились наши доблестные мужчины – Гурьев и Шилов. Костя повалил его на пол, придавив собственным телом. Но Калмыков тоже оказался не лыком шит. Уж не знаю, как ему это удалось, но он так молниеносно достал откуда-то пистолет, что никто ничего не успел сообразить.

Раздался громкий выстрел. Неожиданно для самой себя я вскрикнула. И тут же на полу завязалась жестокая схватка между тремя мужчинами. Калмыков оказался настолько сильным и проворным, что даже наши двое неплохо физически подготовленных мужчин с трудом справлялись с ним.

Наконец Костя, подмяв под себя Калмыкова, принялся скручивать ему руки за спиной заранее снятым собственным ремнем. А Валерка сидел на ногах Калмыкова, придерживая их одной рукой. В другой руке он зажал пистолет, из которого Калмыков успел выстрелить.

Когда связанного преступника оттащили в угол комнаты и Костя встал возле него, я заметила, что левая нога Шилова в крови.

– Господи, Костя! Он ранил тебя! – ахнула я.

– Да ерунда, задело по касательной, – отмахнулся Шилов. – Есть у вас йод и бинты? – спросил он Осипова.

Только теперь я обратила внимание на Николая. Он забился в самый дальний угол гостиной, и на нем практически не было лица. Осипов был бледен, губы его дрожали, он трясся всем телом. «Боже мой! Как же можно было увлечься таким ничтожеством?» – подумала я, вспомнив горячую любовь Эллы к этому человеку.

– Д-да, есть, я с-сейчас принесу, – забормотал Осипов и вылетел из гостиной, стараясь избегать взгляда Калмыкова.

– У-у, *censored* продажная! – проговорил тот. – Сдал, падла! Ну ничего, я тебя все равно достану, гнида болотная! – Он перевел взгляд на меня. – И ты тут? Сучка! Как же это ты удрала? – Калмыков насупился и опустил голову, словно раненый бык.

Пришел Осипов и передал Косте небольшую белую коробочку с красным крестом на крышке. Костя устроился на диване и стал обрабатывать рану на ноге. И тут я решила, что не прощу себе, если хоть раз не проявлю о Косте заботу и не окажу ему должного внимания. Ведь если бы не он, если бы не его реакция, неизвестно еще, чем бы все закончилось. Может, Калмыков положил бы тут половину народа, пока его сумели бы связать и отнять пистолет. Я подсела к Косте, взяв у него из рук пузырек с йодом и вату.

– Позволь, я сама, – ласково проговорила я.

Костя смущенно отдал мне йод с ватой и отвернулся в сторону, но при этом я успела заметить, как он покраснел.

Я перевязала ногу Шилову. Прошло уже немало времени, а милиции во главе с доблестным Игорем все не было. Тогда я решила провести интервью с преступником.

– Не поделитесь информацией, как вы убили Эллу Осипову? Для телевидения? Эксклюзивно? – спросила я у Калмыкова.

Он поднял на меня свои наглые глаза и проговорил, сплевывая сквозь зубы:

– Что?! Какой Эллы? Какой Осиповой? Знать не знаю, кто такая.

– А может, тогда скажете, за что вы ее убили?

– Я никого не убивал! Ничего не докажете!

– Очень даже докажем! – проговорила я. – Ну, если вы не хотите нам ничего рассказать, то я, пожалуй, сама поведаю историю так, как я ее себе представляю. А вы меня, если что не так, потом поправите, идет? – Я посмотрела на Калмыкова. Он сидел, отвернувшись и делая вид, будто все это его не касается.

Я начала:

– Скорее всего, дело было так. Когда-то давным-давно, когда Калмыков был еще молодым человеком, он сильно не ладил с законом, и ему светил немалый срок. Что делать? Как избежать наказания? Тем более что срок будет уже не первый, а сидеть в который уже раз ох как не хотелось. И тут до слуха Калмыкова доходит информация о некой даме, тайно делающей пластические операции. Калмыков выходит с ней на связь и узнает, что за операцию она берет энную сумму денег. В общем, довольно большую сумму. Но для Калмыкова деньги не были проблемой, он имел такую сумму, нажитую преступным путем. И вот он решается на подпольную операцию. Ему меняют внешность до неузнаваемости, и теперь у правоохранительных органов не может быть к нему никаких претензий, лишь бы не нарушал закон. – Я посмотрела на Осипова. Он слушал меня очень внимательно, вероятно, для него эта информация явилась большой новостью. – Что произошло на протяжении следующих нескольких лет, я не знаю, да нам и незачем это знать. Но по прошествии довольно длительного времени Калмыков снова выходит на Эллу Осипову. Теперь она уже не занимается подпольными пластическими операциями, теперь все поставлено на законную основу, теперь Осипова – частный и довольно преуспевающий предприниматель. И, глядя на все это, Калмыков решает вытрясти из нее немного денег, ведь их у нее достаточно, по его мнению, а значит, она должна делиться. Калмыков всегда предпочитал жить за счет других. Идти на верную уголовщину не хотелось: вкусив радость свободного существования, боялся попасться вновь. А тут, как считал Калмыков, дело – верняк. Осипова побоится, что Калмыков обнародует ее преступное прошлое, и даст ему деньги. Он встретился с ней и потребовал определенную сумму. Но, как всегда, жадность фраера сгубила. Сумма, судя по всему, была такой баснословной, что даже Осипова не представляла себе, где взять ее. А может, просто не пожелала платить и послала Калмыкова к черту. Тот обиделся и пообещал, что сдаст ее, сообщит о прошлой незаконной деятельности, и Осипову посадят. На что косметолог ответила тем же: она сказала, что у нее сохранились все документы с тех времен и что если она понесет наказание, то сядет не одна, а потянет за собой и Калмыкова. Кроме того, если ее и будут судить, то срок ей дадут небольшой: она ведь никого не убивала, а всего-навсего занималась незаконной медицинской практикой. Да плюс к тому судимость у нее первая, суд это учтет. А что касается Калмыкова, то тут все будет круто: он присядет на полную катушку, она обещает… И Калмыков испугался. Он стал требовать, чтобы Осипова отдала ему документы, касающиеся именно его операции, но та не соглашалась, а может быть, и сама стала шантажировать Калмыкова. И тогда он решился на крайний шаг, задумав избавиться от Осиповой… Не знаю, по стечению ли обстоятельств или же это было специально продумано, но случилось так, что сожительница или жена Калмыкова устроилась домработницей к Осиповым. И все время, пока она жила у них, она тайно делала съемки скрытой камерой во время ссор Осиповых; она записывала на пленку их семейные разборки, чтобы потом, при необходимости, держать в руках самого Осипова. Значит, Калмыков заранее планировал убийство Осиповой и только ждал подходящего момента. Наконец такой момент настал. В тот вечер дома у Осиповых собралось много народу, все были не слишком трезвы. Поэтому, как рассудил Калмыков, смерть хозяйки спишут на несчастный случай. Даже если кто-то и заподозрит что-то неладное, то доказательств все равно не будет: подозревать можно кого угодно из гостей. Когда я разговаривала с домработницей, она клятвенно заверила меня, что никого посторонних в доме в тот вечер не было. Вполне возможно. Я не уверена, может, она сама убила Эллу Анатольевну, бросив в джакузи магнитофон, а может, просто впустила Калмыкова, чтобы он сделал это сам… Не знаю, но в любом случае именно его обвинят в убийстве Осиповой. В лучшем случае – в организации, соучастии и подстрекательстве… – Я не успела договорить, как раздался внезапный шум и голоса:

– Всем стоять! Не двигаться! Милиция!

Приехал Игорь с ОМОНом. Он влетел в гостиную первым, в бронежилете и с пистолетом, растерянно замер посреди комнаты и оглядел всех присутствующих. Потом остановил свой взгляд на мне и спросил:

– А где Калмыков?

– Вон он, – подал голос Костя, кивнув в угол, где сидел связанный преступник.

– Сюда, – скомандовал бойцам Игорь, показав на Калмыкова.

* * *

Мы приехали на студию измученные, но счастливые. Лера, едва завидев нас, тут же бросилась навстречу и с нетерпением воскликнула:

– Вижу по вашим лицам, что-то произошло. Рассказывайте! – В руках у Леры был небольшой кулечек с курагой.

Павлик, недолго думая, запустил руку в него и вытащил пару ягод. Лера замахнулась было на него, но потом передумала, улыбнулась.

– Тезка, так есть хочется, – пожаловался Валера и тоже стащил несколько штук.

– Вот я вам! – закричала Лера и замахала руками на воришек.

– Лера, давай приготовим чайку, и мы тебе все-все расскажем, – устало проговорила Галина Сергеевна и открыла дверцу шкафа, где стояли чашки.

Сладкие разборки

Глава 1

Подходя к телецентру, я глянула через решетчатые чугунные ворота на наш крохотный, но очень ухоженный дворик, вздохнула устало и покорно: он стоял.

Он – это мой новый поклонник, огромного роста детина, неуклюжий, грузный, сутулый, по-настоящему медвежья фигура; пятнистая, военного образца куртка сидит на нем складками, точно не по росту. Под стать фигуре лицо: пухлое, с широкими складками на щеках, маленьким курносым носом и огромным, лягушачьим ртом. На левой щеке огромная бородавка багрово-красного цвета, из которой, точно иглы у дикобраза, торчат в разные стороны короткие белесые волоски. Когда он говорит или улыбается, шевеля при этом своими огромными, точно у орангутанга, челюстями, бородавка эта движется и кажется, будто ползет у него по щеке огромное и мерзкое насекомое. Прибавьте к этому низкий, покатый лоб, кожа на котором собрана гармошкой, и вам станет понятно, почему при взгляде на моего нового поклонника вспоминаются мне иллюстрации из школьного учебника биологии, изображающие реконструированные по черепу лица неандертальцев.

Нет, я не против поклонников, когда отношения с ними остаются платоническими, как, скажем, с Костей Шиловым, нашим водителем. И тем более не против высоких мужчин – мой Володька тоже под два метра. Но когда у человека лицо неандертальца, а фигура белого медведя – нет, увольте!

Я так и не знаю, как его зовут и сколько ему лет, по виду это никак не определишь. Знаю только, что работает он то ли в котельной, то ли в охране – мелкий обслуживающий персонал, одним словом, на который мы, творческие работники телевидения, обычно внимания не обращаем.

Вся история началась неделю назад, когда этот парень вдруг обнаружил, что влюблен в меня. И с тех пор изо дня в день, каждое утро повторяется одна и та же сцена. В девять часов он встречает меня у проходной, широкое мясистое лицо его расплывается в приторной улыбке, огромная бородавка, шевеля волосиками, ползет по щеке – меня мутит от одного ее вида, но я сдерживаюсь, делаю вид, что все нормально. Каждое утро, завидев меня, он произносит одни и те же фразы, слово в слово, своим сиплым, низким, но каким-то совершенно дебильным голосом:

– Здравствуйте, Ирина Анатольевна! Как ваше самочувствие? Как вам спалось? Как добрались? Все благополучно?

«Господи, какая пошлятина!» – не могу не подумать я.

А в это время Костя Шилов, наш водитель, мой давний и безнадежный поклонник, обязательно возится возле стоящей во дворе серой начальственной «Волги» и бросает в нашу сторону хмурые, недовольные взгляды. Однако я вынуждена с улыбкой кивать своему бородавчатому поклоннику, любезно благодарить за заботу, внимание и терпеть, пока он проводит меня через крохотный дворик к входу в здание телецентра. А зачем, собственно, обижать человека? Быть может, он искренне, от души все это делает. Быть может, он как в песне у Андрея Миронова – «На лицо ужасные, добрые внутри». И, только закрыв за собой входную дверь старинного, в помпезном сталинском стиле здания телецентра, я вздыхаю облегченно: уф! На сегодня общение с поклонниками закончено.

В то утро я немного удивилась, обнаружив в нашем рабочем кабинете одну только Леру Казаринову, мою помощницу по подготовке программы «Женское счастье», старшим редактором которой сама являюсь. Леpa сидела за столом, невозмутимо пережевывая урюк и запивая его теплой минеральной водой без газа.

– Ух, Ирина! – сказала Лера с набитым ртом, едва завидев меня на пороге кабинета. И тут же вскочила, сунула куда-то урюк и бутылку с минеральной водой. – Ирина, пошли к шефу! – сказала она, прожевывая остатки ягод. – Наши все уже там, ждут только тебя.

Я грустно вздохнула: день начинается явно не с самого приятного. От этого незапланированного совещания с раннего утра едва ли стоит ждать чего-то хорошего. Наверняка какая-нибудь срочная работа или срочное начальственное поручение – в девяти из десяти случаев это поручение оказывается крайне неприятным. И приветливый вид Евгения Васильевича, когда он поднялся мне навстречу, здороваясь, из-за своего рабочего стола, меня в моем предчувствии неприятностей не разубедил, а скорее наоборот. Если шеф с тобой приветлив, значит, ему что-то от тебя нужно, и, чем больше приветливы и вежливы с тобой, тем больше гадостей для тебя придумано. Так оно, собственно, и оказалось.

Едва мы с Лерой уселись за длинный стол заседаний в кабинете Евгения Васильевича Кошелева, зама главного редактора нашего областного ГТРК, нашего непосредственного начальника, – за этим столом уже сидели Галина Сергеевна, наш режиссер, и Павлик, наш оператор, – шеф принял серьезный, деловой вид.

– Значит, так! – сказал он. – Если не ошибаюсь, господа хорошие, сегодня вечером у нас прямой эфир. Верно?

– Верно, – подтвердила я за всех.

– И кто на этот прямой эфир приглашен, уже хорошо известно и обговорено. Не так ли?

– Конечно, – подтвердила я. – По плану у нас стоит Наталья Кудряшова – молодая актриса ТЮЗа. А что?

– А то, наша дорогая Ирочка! – Шеф широко, от уха до уха улыбнулся. – Я с Натальей Леонидовной уже говорил по телефону. От имени телевидения извинился, сказал, что, к сожалению, ей придется участвовать в нашей следующей программе через неделю – в следующую пятницу.

У меня челюсть так и отвисла: вот это да! Шеф вообще охамел, за меня с предполагаемыми участницами моей программы разговаривает, нагло отказывает им, – словом, распоряжается как хочет, не спросив даже ради приличия моего согласия. Впрочем, вслух я этого говорить не стала, а Кошелев, словно не замечая моего разочарованного вида, бодро продолжал:

– А сегодня – имейте в виду, Ирина Анатольевна, это моя личная к, вам просьба! – в вашей программе будет совершенно другая героиня.

Я беспомощно огляделась, словно ища поддержки. Хотелось крикнуть: «Да что же это делается, господа, грабеж средь бела дня!» Я просматриваю подшивки газет, расспрашиваю моих знакомых, бегаю по городу, выискиваю людей, достойных участия в нашей программе, а этот, с позволения сказать, шеф одним махом всю мою работу перечеркивает, найденным мною людям отказывает, каких-то своих мне навязывает, ставя таким образом меня в идиотское положение перед теми, которым я уже твердо обещала участие в программе. Впрочем, всех трех моих помощников вид был устало-покорный: они явно были уже в курсе и смирились, потому что знали, как, впрочем, и я сама, что, если наш шеф вбил себе что-то в голову, возмущаться и спорить было совершенно бесполезно.

– Ирочка, вы только не смотрите на меня как на душителя свободы слова! продолжал Кошелев невозмутимо. – Вы же еще не знаете, какую героиню я нашел для вашей программы. Женщина-предприниматель, исключительно своим трудом, своей энергией пробившаяся в наше смутное время, создала свое дело, теперь, между прочим, процветающее, занимается благотворительностью, помогает бедным, обездоленным…

С каждым словом физиономия шефа все более расплывалась в бодро-оптимистической ухмылке, а у меня на душе мрачнело, становилось бесконечно тоскливо и безрадостно. Наконец ему, видимо, надоел тон победных реляций, и он вдруг резко сменил тон, заговорил сухо, по-начальнически:

– Значит, так, Ирина Анатольевна! Должна же существовать и дисциплина, в конце концов! Телевидение существует вовсе не для вашего удовольствия.

– Да, да, Евгений Васильевич! – согласилась я грустно. – Конечно, я все понимаю.

– Вот и отлично! – Шеф удовлетворенно кивнул. – Зовут героиню вашей сегодняшней программы, – тут он глянул в какие-то свои записи, – Наташа Горелова. Бизнес ее где-то в сфере производства продуктов питания, я точно не знаю, вы ее сами расспросите. Я ей уже звонил, договорился об участии в программе, предупредил о том, что вы к ней сейчас приедете…

– Я? Приеду? Сейчас?

– Приедете! – заявил шеф безапелляционно. – Прямо сейчас туда и направитесь. Вот ее адрес.

Шеф подал мне листочек бумаги, и я уныло уставилась на совершенно незнакомое мне название улицы.

– Улица Городская! – воскликнула я удрученно. – Ну и где это?

– Говорят, где-то на СХИ. – Шеф пожал плечами. – Точно не знаю…

Еще лучше! СХИ – собственно, сельскохозяйственный институт – это же почти окраина города.

– А Костя Шилов, по крайней мере, отвезет меня туда?

Мне показалось, я имела право на эту маленькую поблажку, но шеф думал иначе.

– У Шилова командировка в район, в совхоз «Маяк», – проговорил он строго. –Повезет группу снимать репортаж про наших доблестных полеводов.

– А как же я?

– А вы, Ирочка, – шеф снова широко улыбнулся, – сейчас пройдете двести метров до Ильинской площади, сядете там на маршрутку, шуструю такую, проворную «Газель» с очень счастливым номером тринадцать, – шеф самодовольно рассмеялся, и я вежливо скривила губы, – покажете шоферу вот эту карточку с адресом, и он доставит вас к самым воротам нужного дома. Мне сказали, он у самой дороги. – Шеф вдруг посмотрел на меня так серьезно, что по спине побежали мурашки. – И еще, у меня к вам огромная личная просьба. С Наташей быть вежливой, внимательной и, если она вдруг начнет отказываться от участия в вашей программе – и такое может случиться! – пожалуйста, не сочтите за труд, уговорите ее. Она должна быть в сегодняшнем эфире! – отчеканил Кошелев. – Это мое категорическое требование, как начальника к подчиненному. Вам все понятно?

Мне было понятно все. Не первый год на телевидении работаю, насмотрелась всякого. И не впервой какие-нибудь солидные люди города изъявляют желание устроить на телеэкране свою протеже… Хоть и мерзко это, а делать приходится – все же мы люди. И что эта протеже, похоже, с претензиями и участвовать в эфире ее, похоже, придется уламывать – что ж, тем неприятнее вся эта история для меня, только и всего…

* * *

Маршрутка остановилась у ворот солидного особняка, контрастно высившегося среди окружавших его крохотных, в три окошка, деревенских домиков. За высоким забором из серой гофрированной стали виднелись два строения: одно (с претензией на непонятную архитектуру – сплошная эклектика!) своими узорчатыми украшениями, стрельчатыми окнами, башенками и шпилями на крыше было похоже на дворец, являясь скорее всего жилым домом; второе – простой куб из белого кирпича без оконных проемов, наверное, производственный цех. У меня было достаточно времени рассмотреть все это, пока, позвонив в электрический звонок калитки, изготовленной из такой же серой гофрированной стали, я ждала, когда мне откроют.

Наконец за забором хлопнула дверь, по бетонной дорожке застучали каблуки, с грохотом отодвинулся стальной засов калитки, и вот уже хозяйка особняка приветливо улыбается мне, приглашая войти.

Говоря по правде, совсем не такой представляла я себе протеже неведомого солидного человека нашего города. По моим понятиям, это должна была быть перезрелая красавица, всем своим видом заявляющая об уходящей бурно проведенной молодости, непременно ярко накрашенная, непременно блондинка, волосы убраны в какую-нибудь фантастическую, но безвкусную прическу – что-то в этом роде. Что ж, Наташа Горелова и впрямь оказалась блондинкой. Нежно-золотистые, мягко вьющиеся волосы обрамляли правильный овал ее лица. Столь же правильные и гармоничные черты, добрая улыбка, спокойно, светло глядящие глаза. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, но появившиеся раньше времени морщины возле глаз и на скулах свидетельствовали о перенесенных печалях и заботах. Однако от всего ее облика исходила такая удивительная мягкость и сердечность, что я не могла не почувствовать к ней сразу же, с первого взгляда, огромной симпатии.

– Здравствуйте! – сказала Наташа. Нежный, ласковый голос гармонировал со всем ее обликом. – Я столько раз видела вас по телевизору и, знаете, рада, что в жизни вы такая же красивая, как на телеэкране!

Хотя комплиментами меня удивить трудно, я вдруг почувствовала себя очень польщенной этой нехитрой искренностью.

Наташа Горелова повела меня в дом.

Во дворе поражали удивительные чистота и порядок. Бетонная дорожка вела от калитки к двери дома, по обеим сторонам ее уже зеленел в эту раннюю, холодную весеннюю пору – стоял конец марта – газон. На посыпанном щебнем накате у ворот замерла фарами к дому зеленая «Газель» – полуфургон. Честно говоря, за воротами такого особняка ожидалось увидеть совсем другую машину, покруче, минимум иномарку.

– Это наша кормилица, – сказала Наташа, кивая на автомобиль. – Нам приходится очень много по районам ездить, закупать продукты для производства. Самый лучший жирный творог, масло, сливки, кое-какие наполнители. Без этой машины нам как без рук!

– А что вы, собственно, производите? – поинтересовалась я.

– Сейчас мы это вам покажем! – улыбнулась Наташа. – Прошу в дом!

Пройдя через прихожую, где, как и во дворе, чистота и порядок были образцовые, я оказалась в большой, просторной комнате, наверное служившей в этом доме гостиной. Весь облик ее, мягкая удобная мебель, диваны у стен, стулья, большой обеденный стол посредине, накрытый явно к чаю, наверное к моему приходу, занавески на окнах, обои, линолеум – все свидетельствовало не только о достатке, но и об определенном художественном вкусе хозяев, и одновременно об их скромности, нежелании излишне кичиться своими деньгами.

Едва я вошла, из-за стола поднялся и шагнул мне навстречу молодой, лет тридцати пяти, мужчина, среднего роста, худощавый и стройный, с черными прямыми волосами, аккуратно зачесанными на сторону, с несколько резкими чертами лица, крупным прямым носом, острым выступающим вперед подбородком. Лицо озаряла добрая, чуть смущенная улыбка.

– Вот, знакомьтесь! – сказала Наташа. – Мой муж Игорь.

Муж? У протеже солидного человека нашего города есть муж? Я изумилась третий раз за какие-то считанные минуты. Или на своем двадцать восьмом году я перестала вообще смыслить в жизни, или вся эта история с протеже была чистым бредом моей буйной головушки. Бредом, однако, основанным на странном и теперь казавшемся мне совершенно непонятным поведении шефа Кошелева, непременно желавшего видеть Наташу Горелову в нашей сегодняшней программе. Ну что ж, пути начальства, как говорится, неисповедимы, и иногда лучше вовсе не думать о них, если не хочешь впасть в меланхолию.

– Присаживайтесь, – сказал Игорь, придвигая мне стул, – сейчас чай пить будем.

Мы сели за накрытый стол, где, кроме исходящего паром фарфорового чайника с заваркой и чашками, стояли блюда со всевозможными сладостями.

– Вы сколько сахара предпочитаете? спросила Наташа, наливая мне густой чай с каким-то необычным, приятным ароматом. – Я советую класть не очень много, потому что все это, – она кивнула на блюда, – тоже очень сладкое.

Вообще-то я не любительница конфет, да и форму держать нужно: полные люди на телевидении выглядят отвратительно. Но разложенное на столе и налитый в чашки чай выглядели так аппетитно, что я махнула – Чай настоян на смородиновом и мятном листе, – пояснила Наташа. – А вот это, – она пододвинула ко мне блюдо, то, что мы производим!

На блюде горкой высились – наконец-то я догадалась, что это такое, – творожные сырки в шоколадной глазури.

– Вы это производите? – Я снова удивилась. – Но ведь я это иногда покупаю, и там на этикетке, отлично помню, какой-то московский адрес…

– Точнее, Московской области, – пояснила Наташа. – Но это юридический адрес. Оттуда нам только этикетки присылают. А все ингредиенты – очень качественный жирный творог, масло, сливки, сахар, наполнители, кокосовую стружку, например, – мы сами здесь приобретаем. Здесь же у нас и цех, где стоит станок, здесь же и холодильные камеры. Это та пристройка, что без окон, – видели, наверное…

Разумеется, я видела.

– Понимаете, – сказал Игорь, усмехаясь, – эти сырки хранятся при двух-четырех градусах тепла, перевозить их можно только в рефрижераторах. Если их из Подмосковья сюда доставлять, они позолоченные окажутся.

– Да вы угощайтесь, не стесняйтесь, – сказала Наташа, пододвигая мне блюдо. –И чай пейте.

Я последовала ее совету.

Пока я, мысленно наплевав на фигуру, диету, телевидение, свой внешний вид и все такое прочее, уплетала сырок за сырком, запивая их травяным чаем, на вкус еще более приятным, чем на вид, Наташа рассказывала мне свою историю:

– Бизнесом мы занялись лет пять назад. Тогда наш механический завод, где мы работали, окончательно обанкротился, и нас уволили по сокращению штатов. Куда мы только не обращались, где только не искали способа себе на жизнь заработать!.. Игорь тогда по многим объявлениям ходил, многое пытался освоить, но без особого успеха. И на это объявление по производству сырков мы случайно наткнулись. Ни он, ни я особенно не верили, что из этого выйдет что-то путное. Тем не менее он поехал в Москву, нашел там представительство. Надо сказать, там к нам очень хорошо отнеслись, бесплатно дали рецепты, поручились за нас в банке, чтобы нам кредит выдали закупить оборудование, снять помещение…

Сначала мы устроились в старом овощном магазине, выскоблили его, вымыли, вычистили, все своими руками. Это потом уже на его месте вот этот особняк и цех выстроили. А тогда ничего своего у нас не было, даже квартиры: прямо там, в этом цеху, мы и жили… Чиновники трепали нам нервы страшно: каких только комиссий к нам не приходило. Налоговая инспекция, электросеть, водоканал, пожарная инспекция, санэпидстанция – и всех ублажай, и всем плати! Очень трудно поначалу пришлось. Спали по три-четыре часа, не больше. То Игорь, то я ездили по районам, искали самые лучшие продукты, чтобы сырок качественный был, а потом прямо из-за руля или в цех, или шли подрабатывать где-нибудь по мелочи, чтобы оборотных средств побольше было. И как потом ни с того ни с сего санэпидстанция решила нас закрыть, сказали: не соответствуем санитарным нормам… Мы даже судились с ней, с санэпидстанцией… И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Сергей Маркович не помог.

– Это адвокат наш, Сергей Маркович Пацевич, – пояснил Игорь. – Он выиграл процесс и гонорар согласился ждать, пока мы ему сможем его выплатить. Если бы не он, мы прогорели бы.

– Да, – подтвердила Наташа, – весь этот дом, вся эта роскошь – это буквально за последние полтора года появилось. А до этого было очень тяжело.

Я с сожалением заглянула в опустевшее блюдо, где когда-то лежали сырки. Теперь они лежали внутри меня, и мне было от этого хорошо.

– Скажите, а вы только сырки делаете? – поинтересовалась я, внимательно оглядывая стол. – Какие-нибудь торты, пирожные, конфеты – нет?

– Для всего этого другое оборудование нужно, – ответила Наташа, – и другие ингредиенты – мука, например.

– Да и зачем нам другое, – заметил Игорь. – Производство сырков вполне обеспечивает наши потребности, даже с лихвой.

Я кивнула, оглядев их шикарную гостиную.

– Послушайте, – сказала я, – я сейчас вспомнила: ведь эти сырки чуть ли не на каждом углу продаются. Это что, все ваша продукция?

Игорь усмехнулся.

– Нет, не вся наша, – сказал он. –В нашем городе, кроме нас, производит сырки еще один…

– Конкурент? – спросила я.

– Ну, можно сказать и так. – Игорь вновь усмехнулся. – Не примите за бахвальство, пожалуйста, ей-богу: Диме Сучкову пришлось куда легче, чем нам в свое время…

– Дима Сучков? – переспросила я удивленно. – Вашего конкурента зовут Дима Сучков?

– Ну да. – Наташа посмотрела на меня удивленно. – А что?

Признаться, я и сама не знала, что. Просто это имя, сам звук его кольнул меня куда-то в самое сердце. Будто оно уже звучало когда-то в моей жизни, совсем недолго, будто бы вторглось оно туда внезапно, грубо, резко, оставив рану – нет, так, небольшую царапину, которая, как видно, успела уже зажить: теперь я уже решительно не помнила, кто такой Дима Сучков и что у меня с ним были за отношения. Впрочем, решила я, еще не факт, что это тот самый Сучков. Фамилия эта далеко не редкая, и возможно, что это просто совпадение.

– А почему это Сучков в более выгодном положении, чем вы? – поинтересовалась я.

– Понимаете, – сказала Наташа, – у него есть богатый родственник, готовый постоянно помогать Диме деньгами… Нам-то все самим пришлось добывать… А он цех взял в аренду на кондитерской фабрике, у него, кстати сказать, и станок мощнее нашего, и кое-какие наемные рабочие имеются. Продукции получается процентов на двадцать больше чем у нас с Игорем.

– Только Дима нашей скрупулезностью не отличается! – усмехнулся Игорь. – Творог он закупает оптом, в Крытом рынке. А он там сами знаете какой.

Я знала. Дня три тому назад я попробовала испечь из этого творога торт, и дрянь, что получилась, отказалась есть даже бродячая кошка.

– Як нему зашел недавно в цех, – продолжал Игорь, – смотрю: окно на улицу открыто, воздух оттуда в цех задувает, пыль, мелкий сор – все летит внутрь. А прямо под окном – чан с творогом. Ну, я не стал ему ничего говорить…

Пыль? Мелкий сор? К горлу у меня стала подступать тошнота, вспомнились вдруг омерзительные истории о крысах, бегающих по колбасным цехам, о тараканах в хлебопекарнях.

– Боже мой, Игорь! – воскликнула Наташа. – Нашел что человеку рассказывать. Смотри, Игорь, Ирина Анатольевна даже побледнела. Вы не беспокойтесь, – сказала она мне, – у нас ничего подобного не бывает. Пойдемте, кстати, посмотрим наш цех.

По стерильно чистому, точно в хорошей больнице, коридору мы прошли в то самое кубическое, без окон здание, пристроенное к жилому дому, которое я видела, рассматривая особняк снаружи. Мы все трое надели белые халаты, тапочки, а на голову колпаки и стали совсем похожи на персонал больницы. В цеху было холодно, и я непременно начала бы дрожать, если бы не только что выпитый горячий чай и съеденные сырки. Открыв тяжелую стальную дверь, меня пригласили войти в святая святых – в то место, где стоял станок, делались сырки.

Прежде я думала, что так могут сверкать только хирургические операционные. Стены были выложены белоснежным кафелем, потолок и пол выкрашены белой водонепроницаемой краской, посреди огромной комнаты блестел хромированными деталями станок. Ничего не понимая в технике, я различала их, лишь догадываясь об их назначении: круглую бочку смесителя, ленту транспортера, какие-то трубочки, воронки. Рядом со станком стояли во множестве тазы, ведра, чаны с ингредиентами. Все это сверкало чистотой и аккуратностью. В противоположном от входной двери углу находился стол готовой продукции, черно-коричневые, уже в шоколадной глазури, сырки стопками лежали там на блестящих эмалированных подносах. А рядом – другие сырки, уже запечатанные в пеструю блестящую обертку. Листы этой обертки хранились в картонной коробке рядом со столом, а в углу стоял упаковочный станок. Как видно, все процессы были механизированы.

– Вот это наш цех, – сказал Игорь с гордостью, казалось, довольный произведенным на меня впечатлением. – Как видите, у нас везде чистота и порядок, потому что, сами понимаете, они в деле производства продуктов питания – залог здоровья покупателя. Малейшая грязь в кондитерском цехе, малейшее нарекание со стороны клиентов, заболит живот у покупателя – и прощай репутация. Замучают комиссиями, проверками – и прогореть недолго.

– Они у них и так болят, животы-то, улыбнулась Наташа. – Люди то и дело ими объедаются, нашими сырками. И тогда в первую очередь на нас жалобы: некачественный продукт. Однако я без ложной скромности скажу: вид нашего цеха на любую комиссию производит впечатление. Сколько их к нам сюда ходило, ни одна замечаний не сделала, писали в заключении: производство соответствует санитарным нормам.

– Ну да! – согласилась я. – Есть надо меньше, и живот болеть не будет.

Я глянула на часы и ахнула: уже третий час. Как быстро летит время в гостях у хороших людей!

– Значит, так, Наташа, – сказала я, переходя на деловой тон, – слушайте меня внимательно! Относительно участия в нашей сегодняшней программе вы предупреждены, и, как я понимаю, возражений нет. Верно?

Наташа смущенно улыбнулась и кивнула в ответ.

– Тогда так, – продолжала я, – то, что вы рассказали мне сейчас, очень важно. Скорее всего вам придется все это повторить перед камерами. Так что будьте готовы. Далее: вот список вопросов. – Я вытащила его из своей сумочки и подала Наташе. –Не хочу никого обижать, но мышление наших телезрителей достаточно стереотипно, и вопросы они задают примерно одни и те же. Вот их список. Просмотрите их, продумайте ответы, даже постарайтесь проговорить их вслух – вообразите, что вы уже на передаче. Знаете, потом, перед камерой, от этого чувствуешь себя легче и уверенней. Не придется подыскивать нужные слова. Поверьте мне: это старое правило каждого телеведущего.

Наташа углубилась было в чтение вопросов, но я остановила ее, осторожно тронув за руку:

– Еще одну минуту внимания. Эфир у нас в половине седьмого, но я вас жду в телецентре ровно в пять часов. Это понятно? Пожалуйста, не перепутайте время. Мы в студии с вами еще немного побеседуем, обсудим эти вопросы. Платье наденьте самое яркое, какое лучше всего смотрится. А вот с лицом ничего не делайте – для телевидения нужен совсем особый макияж, самой вам такого не сделать. У нас великолепный визажист, Елена Викторовна, она вас сделает еще красивее. Все запомнили? Ну вот и отлично, а мне пора бежать. Встречаемся в пять на телецентре, не забудьте! И я поспешила к выходу.

* * *

Я выскочила на улицу, и калитка гостеприимного особняка с грохотом захлопнулась за моей спиной. В этот момент маршрутка со счастливым номером тринадцать как раз отъезжала от остановки, и мне ничего не оставалось, как помахать ей вслед. Я грустно вздохнула: вечно мне не везет с этим транспортом! Какая-то серебристо-серая «девятка», скрипя колесами об асфальт, сорвалась с места и промчалась куда-то у меня перед носом. Я пожала плечами, глядя ей вслед: вот делать людям нечего, гоняют как полоумные…

Я вздохнула: эти маршрутки ходят крайне редко, следующую надо ждать минут двадцать. А тут, я знала, недалеко ходит трамвай в центр города. Поэтому, посетовав на судьбу, я покорно потащилась пешком к трамвайной остановке по неширокой тихой улочке без тротуара, зажатой между крохотными деревянными домиками с такими же крохотными участками-садиками вокруг них.

«Ну что ж, прогуляемся!» – решила я. Надо же хотя бы изредка вспоминать, например, что теперь весна на дворе, холодный и ветреный март месяц подходит к концу. День сегодня хоть и солнечный, но холодный, ветер налетает порывами, пронизывая насквозь. Низко над головой висят белые, точно из снега, облака, солнце то и дело скрывается за них. Но когда ветер стихает и солнышко, выглянув из-за облака, пригревает, ощущение весны полное. Под влиянием света и тепла пробуждается природа, мой нечуткий нос городского жителя и тот ощущает своеобразный, терпкий запах – внутри могучих стволов деревьев началось сокодвижение. И это так блаженно приятно – среди забот и нерешенных проблем текущей жизни вдруг найти островок тихой солнечной природы и ощутить, что, несмотря ни на что, на дворе весна.

От моих лирических размышлений меня отвлек шум приближающейся сзади машины. Мне посигналили, и, обернувшись, я увидела зеленую «Газель» – полуфургон и Игоря Горелова за рулем. Я махнула ему рукой, увидела, как он улыбнулся мне в ответ, но «Газель» быстро, не останавливаясь, промчалась мимо меня, обдав холодным, вперемежку с пылью и выхлопными газами воздухом.

Вот, подумала я, уже помчался куда-то по своим делам. Мог бы, между прочим, и остановиться и подбросить меня до трамвая. А, ну да бог с ним! Дойду и сама пешком, тут недалеко. Лишние десять минут на свежем воздухе никому не навредят. Тем более что на дворе весна, а весной – неважно, сколько тебе лет, – подступает к груди странное, непонятное чувство, нападает необычное, одновременно радостное и тоскливо-печальное настроение. Хочется послать куда-нибудь подальше все свои дела, выкинуть из головы заботы, проблемы, бесцельно бродить по залитым солнечным светом улицам и прислушиваться к рождающимся, точно всплывающим из подсознания неясным мыслям и образам, желаниям и стремлениям, часто совершенно невероятным и фантастическим.

Весной вдруг начинает казаться, что все твои будничные дела – чепуха и бред, никому не нужное пустое времяпрепровождение. Возникает непонятная, неясная тоска по чему-то несбывающемуся, но необыкновенно прекрасному, чего никогда не случится в твоей серой, тусклой, обыденной жизни. Хочется вдруг великой, всепоглощающей страсти, и становится грустно оттого, что знаешь: ничего такого никогда с тобой не произойдет. Или какой-нибудь страшной и опасной, но невероятно прекрасной авантюры… И с тоской вздыхаешь, потому что знаешь, что приключения и авантюры перешли теперь в виртуальный мир фильмов и романов, создаются фантазией их авторов, а в реальной жизни ничего подобного не имеет места. Все это весна, конечно, я знаю. Весна на всех людей действует подобным образом. И странные мысли в голову лезут, и чудные желания возникают. Ну и что теперь делать, если это весна? Ехать срочно в Австралию, где сейчас как раз осень, и все подобные мысли забыть до сентября месяца?

О весне я думала и сев в полупустой трамвай, который не спеша, но с невероятным грохотом катился по пыльным городским улицам. Держась за поручень, я изредка осторожно косилась по сторонам, замечая устремленные на меня взгляды мужчин. Вот это тоже весна – когда вторая половина на тебя так заглядывается…

Из задумчивости меня вывел страшный рев моторов нескольких легковых автомашин, стремительно приближавшихся к нам.

Прежде чем я успела удивиться, кто это среди бела дня так по-сумасшедшему гоняет по улицам, оглушительно заскрипели колеса об асфальт, и послышался странный, резкий, трескучий звук, словно взорвалась целая пачка петард – удивительно, что я в первую очередь подумала тогда о петардах: ведь звуки выстрелов, пусть и одиночных, пистолетных, уже приходилось мне слышать в своей жизни.

И вдруг откуда-то сверху посыпались осколки стекла. И раздался страшный, душераздирающий вопль всеобщего ужаса. И где-то сзади меня завопил мужчина:

– Ложись! Все – ложись! На пол!

Трамвай рывком остановился, и мы все рухнули прямо на усыпанный битым стеклом пол. Как я не поранилась тогда, при падении, ума не приложу. Какой-то мужчина навалился на меня сверху. В ужасе я попыталась выбраться из-под него, но он отчаянно хрипел:

– Лежите! Не вставайте! Иначе убьют! Это разборка…

И, оглянувшись, я увидела бледное усатое лицо с широко открытыми от ужаса глазами. А треск автоматных очередей снаружи продолжался, и осколки стекла сыпались на пол. Потом раздался страшный, будто пушечный выстрел, удар прикладом в жестяной борт трамвая снаружи. И нечеловеческой силы голос потребовал:

– А ну, двери открывай!

Двери тут же поехали в стороны. Машинально подняв голову, я увидела кричавшего. Высокий, под два метра детина, в зеленой, пятнистой, военного образца куртке, на голове черный женский чулок с прорезями для глаз и рта. Он стоял с автоматом в руках и смотрел прямо на меня. А мимо него по серому, пыльному, усеянному битым стеклом и автоматными гильзами асфальту медленно, торжественно, как на параде, двигался огромный черный автомобиль. Это была явно какая-то иномарка из самых крутейших, на каких ездят самые солидные люди в нашем городе. Вот показался передний капот, вот место водителя. За рулем сидел детина с таким же, как у стоящего на дороге, чулком на голове. Вот показалось заднее сиденье, и сердце мое замерло, а потом застучало часто-часто, как у загнанного, пойманного в ловушку зверя. Потому что на заднем сиденье, крепко, аж ногти побелели, сжимая в руках автомат, сидел Игорь Горелов, тот самый, с кем каких-то полчаса назад мы пили чай и кто двадцать минут назад проехал мимо меня на своей зеленой «Газели». Так вот куда он так спешил!

Лицо Игоря было бледно, губы растянуты в странную, обнажающую зубы улыбку, более похожую на звериный оскал. Его довольно бессмысленный взгляд широко раскрытых глаз встретился с моим, и оскал стал еще шире. Мне казалось, мы бесконечно долго смотрели в глаза друг другу, пока шикарный черный лимузин медленно проезжал мимо открытых настежь дверей трамвая.

Но вот он скрылся из виду. Дикие, хриплые возгласы. Хлопнула дверь, взревели моторы, заскрипели шины об асфальт. И слышно было, как рев моторов удаляется, возникшая вдруг тишина показалась гробовой.

Лежащие на полу трамвая люди зашевелились, стали подниматься на ноги, осторожно стряхивать с одежды осколки стекла. Затем выбираться из неподвижно стоящего посреди улицы вагона – ни одного целого стекла не осталось в его окнах. Затем послышались возгласы и плач снаружи. И, выбравшись из трамвая, я тоже тихо ахнула: на пыльной, усыпанной битым стеклом дороге, скрючившись, лежало то, что только что было живым человеческим телом. Теперь же оно было больше похоже на бесформенную кучу тряпья. Я, глянув мельком, увидела изодранные и окровавленные серый пиджак с брюками, уткнувшееся в асфальт лицо, черноволосую голову, белую, как лист бумаги, шею, обращенную к небу. И посреди этой шеи чернела запекшейся кровью крохотная дырочка, а на спине, на серой ткани пиджака, – другая. Все это я успела разглядеть, пробираясь в толпе людей по битому стеклу и автоматным гильзам на тротуар. Я заспешила прочь от этого страшного места, стараясь не думать об остававшемся на дороге мертвом теле, одиноко лежащем и никому не нужном посреди моря человеческого равнодушия…

* * *

Вернувшись в телецентр, я не застала там никого из своих. Пустая комната, на подоконнике бутылки минеральной воды, рядом пакетик с урюком – хозяйство Леры Казариновой… Ну да, у них же у всех обеденный перерыв, отдыхают и готовятся к вечернему эфиру. А Костя Шилов вместе со съемочной группой в совхозе «Маяк» – помогает снимать репортаж о наших доблестных полеводах. Даже моего бородавчатого поклонника нигде не видно – впрочем, его-то мне меньше всего и хотелось бы сейчас лицезреть. Вот так всегда – в трудную минуту никого из друзей нет поблизости.

Я без сил плюхнулась в свое кресло за столом, выплеснула в кружку и залпом выпила остатки Лериной минералки – совершенно фантастическая дрянь, но у меня в горле пересохло. Потом стала машинально жевать урюк. Я знала, что Лера взъярится, но в тот момент мне было на все наплевать. Так я просидела до половины пятого, когда начали прибывать наши.

Прибежала, стуча каблучками по паркету, Галина Сергеевна, пропела: «Ну, как дела, Ирочка? Все в порядке?» – И тут же, не дожидаясь ответа, упорхнула, наверное, к шефу. Потом пришел Павлик, ухмыльнулся, увидев пустую бутылку и пакет из-под урюка, но ничего не сказал и отправился готовить студию к эфиру. Потом мне позвонили с проходной, сказали, что меня спрашивают. И, вздохнув, я поднялась с кресла и потащилась вниз встретить Наташу и провести ее в телецентр.

Наташа, едва увидев меня, приветливо улыбнулась, и я невольно пристально взглянула ей в глаза. Она выглядела озабоченной, чуть усталой, но спокойной. Да, не так представляла я себе жену мафиози! Или что, она о бандитской стороне деятельности своего мужа ничего не знает? Это было бы странно: у них такие доверительные отношения… Или она все знает и ничего не имеет против?

Я решила не ломать голову над вопросом, до которого лично мне не было никакого дела, и повела Наташу наверх, в кабинет визажиста. На ходу она стала проговаривать ответы на вопросы с моего листа. Я слушала рассеянно и отвечала односложно. То же продолжалось и в кресле визажиста. Так что Елена Викторовна, пожилая, но очень опрятная дама с мягкими, добрыми руками, заметила мне:

– Вы что-то сегодня молчаливы, Ирочка!

Я не стала с ней спорить.

Эфир прошел нормально, я бы даже сказала – хорошо. Наташа уверенно и спокойно держалась перед телекамерами, отвечала на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, выглядела при этом чрезвычайно обаятельной, умной, интеллигентной. А у меня в это время стояла перед глазами точно сфотографированная картина: лежащее на пыльном асфальте мертвое тело с двумя сочащимися кровью дырочками на шее и на спине, – и меня мороз пробирал по коже. Но я человек опытный, не первый год на телевидении, давно уже научилась скрывать свое душевное состояние. Я тоже была на высоте в тот вечер – так мне, во всяком случае, показалось, – опытной уверенной рукой направляла беседу в нужное русло, акцентируя умные вопросы и пресекая глупые или совсем неуместные. Но зато потом, когда все было кончено, почувствовала себя совершенно без сил, как выжатый лимон.

Провожая Наташу в кабинет визажиста – смыть всю эту красоту, чтобы люди на улице нас за выходцев с того света не приняли, – столкнулась в коридоре с Валерием Гурьевым, нашим криминальным репортером. Он стремительно шел, почти бежал по коридору, за ним по пятам следовал какой-то милицейский чин.

– Привет, Иришка! – крикнул он мне уже издали радостно и весело. – Слышала? У завода «Корпус» бандитская разборка, один труп…

Нашел чему радоваться! Однако я не удержалась и глянула на Наташу: та реагировала спокойно, с холодным, не без примеси страха сожалением, именно так, как обычно реагируют на чужое несчастье.

Когда мы обе выходили от визажиста, милицейский чин был как раз в эфире, на множестве стеной установленных телеэкранов в нашей студии мы с Наташей смотрели на его говорящую там милицейскую физиономию…

«УВД области сообщает, – голос у него был глухой, невыразительный, бесстрастный, как почти у всех чиновников нашего города, – что сегодня в четырнадцать часов сорок минут недалеко от проходной завода „Корпус“ произошла бандитская разборка, в результате которой погиб один человек. Личность погибшего установлена: это Сучков Дмитрий Геннадьевич, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, предприниматель, занимавшийся производством продуктов питания».

Мы в один голос ахнули. Снова это имя, сам звук его кольнул меня в самое сердце. Я оглянулась на Наташу и увидела ее смертельно побледневшее от ужаса и скорби лицо – искренней скорби, я готова была поклясться. Широко открыв глаза, она смотрела на телеэкран, где теперь возникла фотография Сучкова, разумеется, еще живого, взятая, очевидно, откуда-то из его документов.

– Димку Сучкова убили, боже мой! прошептала Наташа в полном смятении.

Я тоже посмотрела на телеэкран, снова почувствовала: совершенно точно, этот Дмитрий Сучков однажды пересекся с моей личной жизнью. Очень ненадолго, но глубоко затронув мое существование. Но где, когда – я, как ни старалась, не могла вспомнить.

Милицейский чин на экране между тем продолжал:

«Руководство УВД области обращается ко всем свидетелям этой разборки с просьбой: прийти в органы внутренних дел и дать свои показания, рассказать все, что вы видели. Поверьте, ваши показания могут оказать неоценимую помощь при раскрытии этого преступления».

Сзади меня кашлянули:

– Ирина Анатольевна!

Вздрогнув, я оглянулась: это был мой бородавчатый поклонник.

– Видите, – сказал он, улыбаясь, и бородавка поползла по его щеке, – ищут свидетелей разборки.

– Ну и что? – не поняла я.

– Да вот, я подумал: зачем вам откладывать визит в милицию на завтра? Следователь, который ведет дело, вон он. – Бородавчатый кивнул в сторону экрана. – Расскажите ему все, что увидели, прямо здесь и прямо сейчас. Ведь вы же были там, в этом трамвае, правда?

Я нервно вздохнула: так, этот тип уже все знает… Впрочем, какое мне до этого дело?

– Да ну, – сказала я, пожимая плечами, – много я там видела! Я там на полу в трамвае лежала, голову боялась поднять…

И вдруг почувствовала, как усталость с невероятной силой навалилась на меня, еще чуть-чуть – и я рухну без сил на пол. Поэтому я повернулась и, не слушая, что там дальше говорил бородавчатый, пошла прочь, оставив его вместе с Наташей стоять посреди коридора. Побежала вниз по лестнице вон из студии, вон из телецентра. Все! На сегодня я была сыта по горло предпринимателями и их конкурентами, бандитскими разборками и милицейскими сообщениями, бородавчатыми поклонниками и замершими от страха и горя женщинами! Пусть катятся ко всем чертям все телепрограммы, телеведущие, все милицейские расследования и их участники! На сегодня я иду наконец домой – к мужу, которого, между прочим, я уже не видела двенадцать часов. Имею, наконец, я право на личную жизнь или нет?

* * *

Прибежав домой, я рухнула на диван. Тупо уставилась на занавешенное окно, ощутила наконец всем телом долгожданную тишину и покой. Так я пролежала некоторое время, пока Володька не подошел ко мне и не сел рядом на диван.

– Ириша, а ты что, есть не хочешь? – спросил он, озабоченно заглядывая мне в глаза. – Ты выглядишь усталой – что, был очень трудный день?

Я молча кивнула. Есть мне и вправду не хотелось: сырки в обед, Лерин урюк вечером… Дрянь еда, если честно, недостаточно, чтобы дать человеку сил, только аппетит перебить. И потом еще эта разборка… Но чтобы поесть, надо вставать с дивана, а мне так приятно было на нем лежать и ни о чем не думать… Поэтому я взяла мужа за руки, чувствуя, как от этого прикосновения уходит усталость, светлее становится на душе. И мы на некоторое время замерли в молчании, держа друг друга за руки и глядя в глаза один другому.

Из счастливого забытья нас вывел телефонный звонок. Я вздрогнула, приподнялась на диване. Володя, вздохнув, встал и пошел к нему. Я слышала, как он говорит «да», потом, через некоторое время, «хорошо», потом – громче, обращаясь ко мне:

– Это тебя – Валера Гурьев…

Вздохнув, я поднялась с дивана и потащилась к телефону.

Голос Гурьева, обычно веселый, живой, звучал теперь серьезно и даже мрачно:

– Ирина, нам необходимо встретиться…

– Я очень устала сегодня…

– Мы к тебе подъедем домой…

– Мы?

– С Наташей Гореловой…

Я удивилась? Ничуть. Напротив, я вдруг поняла, что с самого начала ждала этого звонка, правда, не так скоро – быть может, завтра с утра…

– Жду, – коротко сказала я и положила трубку. – Сейчас Валера Гурьев приедет вместе с одной женщиной, – сказала я Володьке, – будем беседовать… – После чего снова повалилась на диван, еще хоть пять минут полежать до их прихода.

Едва завидев меня, Наташа с рыданиями бросилась мне на шею. Но я застыла неподвижно, точно изваяние, – а как еще я должна была вести себя с женой бандита? Кажется, Наташа почувствовала мою отстраненность, отодвинулась от меня и посмотрела удивленно.

– Присаживайтесь, – сказала я довольно сухо, пригласив гостей все на тот же диван. И мы уселись на него все четверо, Володька с нами за компанию.

Обычно живой, веселый, даже чуточку ехидный, Валера Гурьев теперь смотрел на нас необычно внимательно и серьезно.

– Ее мужа, – сказал он наконец, кивнув на Наташу, – Игоря Горелова, сегодня вечером арестовала милиция по подозрению в убийстве Дмитрия Сучкова.

Я нервно вздохнула. Ничуть не удивилась. Если чему и стоило удивляться, так это неожиданной оперативности нашей милиции: днем – преступление, вечером – преступник уже за решеткой.

Наташа Горелова тихо плакала, то и дело вытирая платочком и без того уже красные, воспаленные от слез глаза. Валера Гурьев смотрел на меня с недоумением, разочарованно, видно, поразившись моему спокойному, равнодушному виду.

– А ты что, правда там была и все видела? – спросил он наконец.

– Да, видела…

Мы замолчали, Наташа продолжала плакать.

– Ну что именно ты видела, – снова заговорил Гурьев, – ты расскажешь завтра адвокату. Завтра в восемь утра ты вместе с Наташей едешь к нему в офис на Советскую…

Подумалось: а на хрена мне это надо? Но вместо этого я спросила:

– А что, он уже в курсе?

Наташа кивнула, сквозь слезы сказав:

– Сергей Маркович уже звонил мне, назначил встречу на завтра. Игорь, наверное, разговаривал с ним сразу после ареста…

После этого опять последовал взрыв отчаяния.

– Володя, – тихо сказала я, – там в шкафу у нас капли Зеленина есть.

Володя отправился за каплями, принес их Наташе, накапал в стакан, налил воды, и та послушно выпила.

– Понимаете, – заговорила Наташа, я вернулась с передачи, а Игоря дома нет. Я удивилась, куда это он мог уйти на ночь глядя. Потом смотрю, на столе вот эта записка.

Она подала мне смятый, сложенный вчетверо листок бумаги, развернув который я прочла: «Наташа, меня забрали в милицию, Пацевичу я уже звонил, он с тобой свяжется. Что бы про меня ни говорили, не верь; знай, меня подставили. Игорь».

– Это его почерк? – спросила я.

– Конечно. – Наташа удивленно посмотрела на меня. Мы опять замолчали. Потом Наташа заговорила робко и неуверенно:

– Я вас хочу попросить об одном.., одолжении… Ведь мы почти все утро сидели вместе, и эта разборка произошла: буквально через полчаса после вашего ухода. Так вот: не могли бы вы завтра адвокату, а потом милиции заявить, что во время разборки мы все втроем сидели у нас дома и пили чай?

Так, очень интересно! Если я правильно поняла, от меня просят ни много ни мало, а лжесвидетельствования. А так как обвинение против Игоря очень серьезно – убийство, – то за лжесвидетельство в его пользу можно очень здорово получить по шапке.

– Ничего не выйдет! – сказала я сухо. – Есть человек, который во время этой разборки видел меня в этом трамвае. И этот человек уже всем все разболтал.

– Ах да! – воскликнул Валера. – Твой бородавчатый ухажер! Он сегодня весь вечер, как ты ушла, по студии ходил и всем подряд рассказывал, какая ты мужественная: днем попала в разборку, а вечером ведешь как ни в чем не бывало эфир.

Я пожала плечами.

– Собственно говоря, понятно, почему милиция арестовала Игоря, – сказала я. –Ведь Сучков был его конкурентом. Удивительно другое: что они так быстро на него вышли.

Наташа посмотрела на меня глазами робкой лесной лани:

– Да неужели вы думаете, Игорь был способен на такое?!

– Ну а почему нет? – сказала я, в душе удивляясь собственной жестокости. – Ради денег люди готовы на что угодно. Куда он, собственно, поехал сразу, едва я ушла от вас? Он промчался мимо меня на своей «Газели» и чуть было не сшиб.

Наташа смотрела на меня растерянно, беспомощно. Валера, напротив, оживился.

– А он куда-то ездил? – спросил он Наташу. – Вы знаете, куда?

– Нет, не знаю, – прошептала та едва слышно, опуская глаза. – Он ничего не сказал мне. Кто-то позвонил ему, попросил срочно приехать, и он уехал. А вернулся как раз перед тем, как мне на передачу уходить. Бледный как смерть, лег на диван, лежит, ничего не говорит. Я сразу почувствовала недоброе, но расспрашивать времени не было. Я решила после передачи с ним поговорить. А после передачи вернулась – его нет. И вот эта записка…

У меня сжалось в груди от боли и сострадания, когда я дослушала до конца эту историю, но Валерий воспринял услышанное иначе.

– Но это еще не так плохо, – сказал он почти весело. – Там, куда Игорь поехал, он с кем-то встречался, верно? С кем, для чего – это все адвокат у него завтра спросит и найдет тех, с кем он встречался. И те подтвердят его алиби.

На лицах присутствующих затеплилась надежда, но в моей душе был мрак.

– А если они не подтвердят? – спросила я саркастически. – Или мы их не найдем? Или мы их найдем, а они заявят, что никакого Игоря Горелова не знают? Или Игорь сам откажется их нам назвать? Или те, кого он назовет, и окажутся теми самыми бандитами, которые убили Дмитрия Сучкова?

Все смотрели на меня удивленно, не понимая смысла сказанного мною.

– Подожди, Ирина! – сказал Володя, мой самый главный психолог, лучше всех понимавший меня. – Ты что-то знаешь? Ты что-то видела там во время разборки? Так говори! Говори, что ты видела!

Сегодня у меня был очень тяжелый день. Трагические впечатления, накладываясь одно на другое, тяжким бременем камнем навалились на душу. И только усилием воли – потому что надо – удерживала я себя от срыва. Вообще-то я не истеричка, но в тот момент меня словно прорвало, плечи мои затряслись, в груди что-то заклокотало, горло сдавило комом, а из глаз сами собой брызнули слезы. Я истерически разрыдалась и сквозь рыдания стала выкрикивать, словно выталкивать из сдавленного горла, слова:

– Все я видела!.. Все!.. И как стреляли!.. И как в трамвае стекла сыпались!.. И как люди на полу лежали и боялись подняться. И мертвого Сучкова видела, и вашего Игоря тоже видела, как он с автоматом в руках в машине сидел. А вокруг него эти ужасные бандиты в черных чулках на голове. Все я видела!..

Володя с Валерием засуетились вокруг меня, стали наливать все те же капли Зеленина, уговаривая меня выпить их. И я выпила – какой только дряни не пила я сегодня! – и зубы мои стучали о край стакана. Потом Володька сел рядом, обнял меня за плечи, взял за руки, и это подействовало удивительно: я почувствовала, что меня теперь трясет все меньше и меньше. И я даже слышала, как задумчиво, будто самому себе под нос, говорит Валера Гурьев:

– Да… Только этого еще не хватало… Придя в себя, я решилась взглянуть на Наташу, оставленную во время моей истерики без внимания. Она сидела неподвижно, точно оцепенев. Лицо ее было белым, словно бумага, а широко раскрытые глаза глядели в пустоту. Губы ее едва слышно что-то шептали, словно заклинание. Я не сразу поняла смысл:

– Он не мог сделать этого!.. Вы слышите?.. Он не мог…

И мы все трое, казалось, готовы были поверить ей. Я взяла ее за руки – они были холодны как лед – и говорила, что, конечно, не мог Игорь совершить всего этого. А что еще оставалось мне делать перед лицом такого человеческого горя? Потом мы долго молчали, беспомощно глядя друг на друга. И молчание это нарушил Валерий Гурьев, наверное, самый умный из нас.

– Ну что ж, – сказал он авторитетно, что ты видела там Игоря, еще не доказывает его участия в преступлении. Он мог быть простым свидетелем, как и ты, случайно оказавшимся на месте разборки. Заложником, наконец, в руках бандитов.

– А автомат в руках?

– Да автомат… – Валера потер лоб. – Ну автомат могли просто всунуть ему в руки, предварительно опустошив магазин, конечно.

– Ты думаешь, его все-таки подставили? Кстати, он же сам об этом пишет в своей записке, – заметил Валера. – И не верить ему.., знаешь, давай оставим милиции. Не беспокойся, версию о том, что он убил Сучкова, милиция раскрутит сама, без нашей помощи. Мы то должны попытаться вытащить его из тюрьмы, а для этого надо заняться расследованием дела.

– Расследованием? – возмутилась я. – Знаешь, последнее время я расследованиями сыта по горло. И от этого бы с радостью отказалась.

– Тем не менее нам придется им заняться, – сказал Валера спокойно. – Нельзя оставлять человека в беде.

– А если он виновен?

– Тише, Ирочка! – Это сказал уже Володя. – Валера прав: надо вытаскивать Игоря из тюрьмы.

– А кроме того, – продолжал Валера, ты не представляешь, какую тень бросает это происшествие на твою программу!

Нет, я не представляла! И с удивлением смотрела в лицо Валеры Гурьева. Неужели и впрямь бросает?

– Ты только представь, – продолжал он, – статью в какой-нибудь мелкой левой газетке, которых столько расплодилось в последнее время в городе. «В то время как предприниматель-мафиози в кровавых разборках устраняет своих конкурентов, его жена выступает в популярном ток-шоу Ирины Лебедевой». Ну, каково?

Да, сильно, ничего не скажешь. О таком повороте дела я, конечно, не подумала. И теперь у меня дух захватил от страха. Если такая статья и в самом деле появится, не то что мы новый проект – «Журналистские расследования Ирины Лебедевой», – прежнюю мою программу «Женское счастье» и ту закроют, а то и из телевидения вообще выгонят. Все начальство на меня взъярится: думать надо было, кого на передачу приглашать! А что оно само, это начальство в лице Кошелева Евгения Васильевича, Наташу Горелову мне навязало, про это все забудут.

И сам Кошелев в первую очередь. А я одна должна буду за всех отдуваться.

– Ты, Ирина, пока особенно не паникуй. – Валера словно прочитал мои мысли. – Пока что я держу ситуацию под контролем, и кто именно сидит в СИЗО как подозреваемый по делу об убийстве Сучкова – в прессу не просочится. Но это до поры до времени. Неделя, максимум две. За это время мы должны раскопать это дело, найти истинного убийцу. Тех, кто Игоря подставил, понимаешь?

Я кивнула. Да, Валера был, безусловно, прав.

– Самое скверное, – продолжал он, что ты его там действительно видела. И отрицать это не можешь. Понимаешь, как только в милиции про это узнают, можешь считать, что Игорь уже осужден пожизненно. Никакой адвокат его из-за решетки не вытащит.

– Ну а как же они об этом узнают, если я сама им об этом не скажу?

– Ты согласна врать?

– Ну почему врать? – Я пожала плечами. – Скажу – лежала на полу, ничего не видела.

Вот если Игоря кто-то еще там видел!.. Понимаешь, он там как на параде мимо этого трамвая на машине с автоматом в руках проехал.

– Да, это скверно, – согласился Валера, – Игоря мог видеть кто угодно. Твой бородавчатый, например.

– Да! Я пришла в ужас. Бородавчатый ведь там был и все видел. Он сам мне все это сказал.

– А разве бородавчатый знает Игоря? – Валера задумчиво потер лоб. – Ирина, вспомни, он тебе говорил что-нибудь об Игоре?

– Нет, – сказала я уверенно. – Он говорил только, что я должна пойти и все рассказать в милиции. Больше ничего.

– А он вообще Игоря знает? – спросил вдруг молчавший до сих пор Володя. –Может быть, он с Игорем незнаком. Тогда нам и бояться нечего.

Втроем мы уставились на Наташу Горелову, до сих пор совершенно безучастную, не вслушивающуюся в наш разговор.

– Наташа, – сказала я, ласково взяв ее за руки, – постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, есть ли среди ваших знакомых такой человек.., с бородавкой на щеке, ростом под два метра. Неуклюжий, сутулый, как белый медведь.

– Или морж, – добавил Валера ехидно. – Только этот морж одет в пятнистую военную куртку, правда, слава богу, не имеет клыков.

Наташа с сомнением покачала головой.

– Едва ли, – сказала она, – у нас с Игорем знакомые все общие. У нас же один бизнес. Среди наших знакомых нет бородавчатых, в этом я уверена.

– Может быть, все-таки запамятовали? – предположил Володя. – Когда-то давно были знакомы, потом раззнакомились, забыли?

Подумав, Наташа опять покачала головой.

– Такую рожу разве забудешь, – сказал Валера. – Такую, раз увидев, до старости в кошмарах видеть будешь.

Слабая улыбка появилась на губах Наташи.

– Нет, – сказала она твердо, – нет у нас таких страшных знакомых, как вы говорите.

– Ну вот и отлично, – сказал Валера, – будем считать, что с этой стороны нам опасность не угрожает. Остается только одно чтобы наша Ира держала язык за зубами.

– А что, прежде я много болтала? сказала я, немного обидевшись.

– Нет, не много, – согласился Валера, – но ты уверена, что до сих пор не разболтала ничего ни Л ере, ни Галине Сергеевне, ни Павлику?

– Я с ними вообще после этого еще не разговаривала! – заявила я. – Была в шоке, а у них своих дел по горло, не до меня.

– Понятно! – Валера удовлетворенно кивнул. – Тогда на завтра план действий будет такой: вы вдвоем отправляетесь к адвокату и откровенно ему все рассказываете. Пусть он поговорит с Игорем. Пусть потом он вам все расскажет, поговорив с ним. Потребуйте с него это. И запомните: адвокат – это единственная наша связь с Игорем, возможность узнать, что там на самом деле произошло. Видите ли, – тут Валера смущенно улыбнулся, – когда речь идет о подследственном, тут даже я бессилен, ничего узнать нельзя. Менты сразу же запираются, едва начнешь их расспрашивать. Смотрят на тебя как египетские сфинксы и молчат. А адвокат по закону имеет право присутствовать на всех допросах, имеет доступ к материалам дела.

Я понимающе кивнула.

– А теперь, господа хорошие, давайте по домам! – С этими словами Валера поднялся с дивана. – Завтра вам с утра к адвокату, и до этого вам надо бы выспаться!

Я глянула на часы и ахнула: шел первый час ночи. Мы и не заметили, как стремительно пролетело время, пока мы все обсуждали.

Глава 2

– И вы на сто процентов уверены, что видели в том лимузине именно Игоря Горелова, а не кого-то похожего на него?

Спросивший это адвокат, член Тарасовской гильдии адвокатов Сергей Маркович Пацевич, пристально смотрел на меня, ожидая ответа.

– Насколько вообще можно быть уверенным в таких случаях. – Я пожала плечами. – Знаете, до сих пор у меня проблем с узнаванием людей не было. И память на лица у меня вполне приличная, и на зрение пока не жалуюсь.

Пацевич кивнул, задумчиво уставился в окно, а я в это время незаметно рассматривала его. Сергей Маркович был молодой еще человек, не старше тридцати пяти, но волосы на его голове уже заметно поредели, обнажив высокий крутой лоб; лицо было бледно, со складками возле носа и у глаз это изобличало сидячий образ жизни и нелюбовь к свежему воздуху.

Приемная и одновременно рабочий кабинет адвоката, где мы втроем вместе с Наталией Гореловой сейчас сидели, представлял собой казавшееся небольшим и очень тесным помещение, и ощущение этой тесноты увеличивали сплошные, во все стены, от пола до потолка, книжные полки, заставленные книгами – фолиантами с золотым тиснением на корешках, толстыми томами и простыми брошюрами. Я и прежде слышала, что литература по юриспруденции необъятна и вполне сравнима по количеству с художественной литературой, но, когда все это видишь своими глазами, собранным в одной не слишком просторной комнате, невольно становится не по себе: начинает ломить затылок, а в носу и горле появляется противное сипение и першение, будто ты вдохнул веками накопленную на этих фолиантах пыль прямо в легкие.

– Да, это очень важно, – сказал наконец Пацевич, отрывая взгляд от окна и переводя его на меня. – И совершенно меняет дело. И вас, Наталья Павловна, – он требовательно и пристально посмотрел на сидящую рядом со мной в напряженной позе Наташу, – я вынужден буду просить о полной и безоговорочной со мной откровенности. Понимаете? Полной! Мне нужно знать совершенно точно и определенно, участвовал ли Игорь в этой разборке или нет, является ли он организатором этого убийства, или это кто-то другой. Потому что если Игорь Горелов виновен и все это он сам затеял – это один способ защиты. Если же его, как вы утверждаете и как он сам написал в записке, подставили – совсем другой.

Возникла пауза, во время которой Пацевич, очевидно, ожидал ответа Наташи, но та, поникнув головой и молча глядя в пол, будто замерла. Признаться, мысленно ставя себя на ее место, я тоже чувствовала растерянность. Безумно трудно бесконечно утверждать, что муж твой невиновен, хотя все вокруг и, казалось бы, сами факты говорят об обратном. Поневоле начнешь сомневаться!

– Наталья Павловна! – вновь заговорил Пацевич торжественно, словно в зале суда. – Вам известно, куда ваш муж уезжал вчера, в начале третьего часа дня?

Наташа ответила наконец едва слышным, сдавленным голосом:

– Нет, он не сказал мне… – Тихий, нервный вздох.

– Но ведь он куда-то ездил, не так ли?

– Он не мог этого сделать! – заговорила она вдруг с жаром. – Он был слишком добр, понимаете? Он прикармливал всех окрестных бездомных кошек, они за ним бегали стаей… И когда мы дезинсекцию проводили, он всякий раз говорил мне: знаешь, так жалко насекомых губить, нельзя ли как-нибудь прогнать их, так чтобы без смертоубийства…

Адвокат одобрительно, но довольно бесстрастно кивнул.

– Да, да, – сказал он, – такие подробности важны, и на присяжных в суде они производят хорошее впечатление. Однако, как известно, жажда денег делает многих из нас безжалостными зверями. Вы же не станете отрицать, что Сучков был вашим конкурентом! Вы изготовляли один и тот же продукт, но покупатель едва ли различал, где ваши сырки, а где произведенные Сучковым. Отсюда налицо соперничество, борьба за покупателя, за рынки сбыта… Нет, как хотите, а это сильнейший мотив для убийства, от которого трудно откреститься!

– Но мы оба вполне уживались на рынке! – воскликнула Наташа с отчаянием. –Поймите, не было у нас никакой борьбы за покупателя! Наши сырки распродавались практически сразу, не залеживались в холодильниках. Мы даже хотели расширить производство, обсуждали это с Сучковым…

– Обсуждали с Сучковым? – удивленно воскликнул Пацевич, и для меня это тоже оказалось неожиданностью.

– Ну конечно! – робко улыбнулась Наташа. – А вы думали, мы с ним были на ножах?

– Я думал?.. – Адвокат смущенно потер виски. – Я ничего не думал. Пока что я только выясняю обстоятельства дела. Ну, если уж на то пошло, какие у вас были с Сучковым отношения?

– Дружеские. – Наташа снова робко улыбнулась. – Мы постоянно друг друга с праздниками поздравляли и домой друг к другу в гости ходили. Последний раз даже Новый год вместе встречали: у нас в особняке просторно, можно хоть всю ночь сидеть, никому не помешаем. А у Сучковых за стеной соседи-пенсионеры живут, при малейшем шуме жаловаться начинают – вот они на новогоднюю ночь к нам…

– И тем не менее Горелова видели на разборке, во время которой Сучков был убит. – Пацевич задумчиво снова отвернулся к окну. – Очень интересно!

– Ну конечно! – заговорила я горячо. – Я же вам говорю, что Игоря подставили, – он и сам про это написал! Я лично не могу поверить, что Игорь – бандит. Не похож он на бандита…

– Вы подождите, – сказал Пацевич с досадой. – Эмоции и впечатления давайте оставим в стороне. Меня интересуют только факты. Попробуем-ка еще раз все и сначала. Итак, вы с абсолютной уверенностью утверждаете, что видели в лимузине именно Игоря Горелова, так?

– Да, утверждаю, – сказала я довольно уныло, это признание слишком уж противоречило пафосу моей только что произнесенной речи.

– Так, это понятно, – продолжал Пацевич. – И вы видели, что он стрелял из автомата. Так?

Я озадаченно посмотрела на него.

– Стрелял?.. – переспросила я. – Нет, как он стрелял, я не видела, но автомат он держал в руках, это совершенно точно.

– Так, хорошо, – кивнул Пацевич. – Теперь скажите, лица других участников разборки вы видели? Можете их описать? Может быть, какие-нибудь характерные приметы?

– Лица? – Я задумалась, потом решительно замотала головой. – Так у них на голове у каждого черный чулок был надет, с прорезями для глаз. Ну, вы представляете! Поэтому никаких лиц я не видела.

– Так! – воскликнул Пацевич. – И что же вы об этом молчали? – Потом задумчиво:

– Значит, у всех на головах чулки, только у нашего Игоря лицо без маски: смотри, кто хочет…

– Вот именно! – согласилась я. – А еще один из бандитов потребовал двери трамвая открыть, и лимузин проехал мимо нас медленно-медленно, как на параде, словно чтобы все могли как следует все рассмотреть.

– Будто бы его продемонстрировали вам, свидетелям разборки, – вторил мне Пацевич. – Нате, мол, смотрите, люди добрые, вот он, преступник! – Адвокат вздохнул. – Да, все это выглядит именно так, будто его нарочно подставили…

Снова возникла пауза, во время которой адвокат рассеянно смотрел в окно.

– Ну да ладно! – сказал он, поворачиваясь к нам. – Обо всем этом я еще буду говорить с самим Игорем. Беседа у меня с ним в девять часов, а в десять – допрос со следователем уголовного розыска. Надо будет успеть до допроса у следователя рассказать Игорю обо всем, что мы узнали, а заодно и его самого порасспросить и предупредить, чтобы не ляпнул следователю чего-нибудь лишнего, иначе ему крышка… А мы можем сколько угодно долго и жалостливо рассказывать, как он бездомных кошек подкармливал да какие с убитым отношения были дружеские… Но эти два факта: во-первых, что Игорь Горелов и Сучков были конкуренты, а во-вторых, что вы его там видели, – лишат смысла и доказательной силы все эти трогательные истории в два счета. Как только в милиции получат протокол ваших показаний, где все это будет прописано черным по белому, то они и копать больше не будут, и улики собирать бросят, просто передадут дело в суд – и кончено. Так что тут самое главное, чтобы ни вы, ни Игорь ничего лишнего не сболтнули. Ну, насчет вас я могу быть спокоен, верно?

Я кивнула с не совсем чистой совестью. Ну да ладно, мой муж и Валера Гурьев вполне надежные люди, ни с милицией, ни с, бандитами никак не связанные, они его не выдадут.

– А Игорю я все объясню, – сказал адвокат.

Следователь уверял меня, что сразу после ареста никаких допросов не было.

– Игоря могли видеть другие пассажиры трамвая, – забеспокоилась я. – И они могут опознать его.

Но адвокат авторитетно возразил:

– Здесь опасность не столь велика. Практика показывает, что свидетели разборок очень редко опознают лица ее участников, детали помнят плохо, путаются в них. И не только потому, что боятся мести бандитов. Знаете, когда вокруг тебя стреляют, как-то не до точных наблюдений за происходящим. Больше думаешь, как бы в тебя не попали, как бы живым и невредимым выбраться.

– Не перестаю удивляться оперативности милиции, – сказала я. – Они так быстро арестовали Игоря, что невольно возникает мысль: может быть, им кто-то сообщил о нем?

– А вот это очень может быть. – Вид у Пацевича внезапно сделался озабоченным. – Но я все это выясню. По закону мне обязаны предоставлять такого рода информацию. – Пацевич нетерпеливо поглядел на часы. – На этом все? – спросил он, любезно улыбаясь. – Я боюсь опоздать на свидание с подследственным, с нашим Игорем…

– Нет, не все! – сказала я решительно. – Еще я вспомнила, откуда я знаю Сучкова!..

Это произошло сегодня утром. Проснувшись от звонка, а вернее сказать, писка электронного будильника, я, протянув руку, выключила его, но вставать после такого короткого сна – вчера ведь легла так поздно! – не хотелось до безумия. И я решила: полежу еще пяток минут просто с закрытыми глазами, ничего страшного не случится. Я закрыла глаза, мысли мои поплыли от предстоящего визита к адвокату – заснув, я рискую его пропустить – на предпринимателей, Наташу и Игоря Гореловых, а также их конкурента, убитого вчера Дмитрия Сучкова. И вдруг при этом имени меня словно пронзил электрический ток, и то, что вчера я тщетно пыталась вспомнить весь день, сегодня возникло в моем сознании мгновенно целиком и полностью, будто всегда было там и никуда оттуда не исчезало.

В студенческие мои годы была у меня подруга по имени Анжелка Юрченко. Дружили мы практически с первого курса, на лекциях сидели вместе, и, когда одной из нас надо было прогулять лекцию, так чтобы преподаватель ничего не узнал, другая на перекличке отвечала не только за себя, но и за подругу – старый этот студенческий трюк работал великолепно. Пока мы ходили в девушках, часто бывали вместе в кино, бегали друг к другу в гости… Я первая познакомилась со своим Володькой и отлично видела, что, узнав про это, Анжелка завидовала, злилась. И нашла себе парня где-то на дискотеке, долго не хотела меня с ним знакомить, однако приняла приглашение на нашу с Володькой свадьбу. Тогда-то я впервые и увидела Дмитрия Сучкова. Он оказался среднего роста, с лицом довольно полным и круглым, пухлыми щеками, с возрастом грозившими обрюзгнуть, на макушке его довольно крупной головы, несмотря на молодость, отчетливо проступали залысины. Словом, полная противоположность моему Володьке. Так что, если Анжелка боялась, что я вознамерюсь отбить у нее мужика, это было очень наивно с ее стороны.

Их свадьба последовала вскоре за нашей, и мы, разумеется, тоже были приглашены. Потом пробовали общаться семьями, но из этого ничего не вышло: мой Володька и ее Димка чувствовали друг к другу антипатию и дружить не захотели. Собственно, понятно, почему так получилось: Володька и Димка были не только внешне, но и по характеру, и по положению и воспитанию полнейшей противоположностью. Сучков был бизнесмен и мог, когда хотел, по-настоящему сорить деньгами – так, во всяком случае, Анжелка нас с Володькой уверяла. Володька преподавал в университете, совершенно не представляя, как можно заработать лишнюю копейку сверх положенного преподавательского оклада. Зато мой муж мог говорить о чем угодно так интересно, что слушателям оставалось только сидеть с открытыми ртами, глядя на Володьку во все глаза и позабыв обо всем на свете. Сучков же был весьма косноязычен, говорил, то и дело останавливаясь, мучительно подыскивая простейшие слова под откровенно ироническими взглядами моего языкастого супруга. Разумеется, они презирали друг друга. И после свадьбы наши встречи с Анжелкой становились все реже, а потом мы и вовсе позабыли друг про друга, захваченные водоворотом дел и новых знакомых…

И вот теперь я узнаю, что Дмитрий Сучков убит. Воображаю, каково теперь Анжелке!

Пацевич вежливо, но безразлично слушал мой рассказ, нервно барабаня пальцами по столу, а когда я закончила, сказал:

– Я полагаю, к делу это отношения не имеет…

– Не имеет? – Признаться, я немного растерялась. – Но это же такой повод пойти к жене Сучкова и расспросить ее о муже!

– А зачем вам это нужно – кого-то расспрашивать о Сучкове? – Голос его звучал иронически и раздраженно одновременно. Адвокат снова взглянул на часы.

– То есть как это зачем? – Я еще больше растерялась. – Если не ошибаюсь, всякое расследование убийства начинается с того, что выясняется, кому это убийство могло быть выгодно и были ли у убитого враги. А кто лучше собственной жены может знать о врагах и вообще о его взаимоотношениях с людьми? Если уж начинать расследование этого убийства, то, разумеется, с беседы с Анжеликой Сучковой.

– Послушайте! – Адвокат устало вздохнул. – Вы бы лучше не лезли в это дело. Расследование! – Он иронически скривил губы. – Да в своем ли вы уме?.. Единственное, что мы достоверно знаем о людях, все это совершивших, – это то, что они – бандиты. Понимаете ли вы это? Они уже убили Дмитрия Сучкова и очень ловко подстроили все так, чтобы за все это ответил Игорь Горелов. Неужели вы думаете, что они побоятся убить вас, едва вы окажетесь у них на пути? Поверьте мне, не побоятся! И никакая популярность вас не спасет!

– И что же теперь – сидеть сложа руки и глядеть, как гибнут люди и попадают в тюрьму невиновные?

– Заниматься расследованиями – дело милиции и отчасти мое, как адвоката. Но не ваше! Вам-то какое конкретно до всего этого дело? Или Игорь вам родственник? Или друг?

– Не родственник и не друг, – сказала я хладнокровно, – но это преступление затрагивает меня очень даже конкретно. Наташа Горелова принимала участие в нашей программе. Предполагается, что в программе принимают участие лучшие и достойнейшие люди города. И если выяснится, что муж Наташи связан с криминальным миром и обвинен в убийстве конкурента, позор для всего телевидения будет немалый! А меня, между прочим, могут совершенно конкретно с телевидения уволить. Так что резон копаться в этом деле у меня самый прямой. И я буду в нем копаться, что бы мне ни говорили! Вас же, Сергей Маркович, я очень прошу о содействии. Мне нужно совершенно точно знать все по этому делу, результаты следственных действий, экспертиз, то, что вам расскажет Игорь…

– Ну хорошо, хорошо! – Пацевич снова глянул на часы. – Оставьте мне ваш номер телефона, я позвоню вам сразу же, как вернусь из СИЗО. Только поймите – я опаздываю на встречу с ним, с Игорем Гореловым! Мне же отсюда ехать на улицу Кутякова, а там на Чапаева то и дело заторы…

Но я решила не уступать. Позвонит? Знаю я, чего стоит это обещание позвонить.

– Нет, Сергей Маркович, – сказала я твердо, – о таких вещах по телефону не разговаривают. Назначьте мне встречу сразу после возвращения из СИЗО.

– Ну хорошо, хорошо! – Пацевич окончательно сдался. – Приходите ко мне в два часа, в этот кабинет, думаю, к этому времени я вернусь. Расскажете мне, что узнали от Сучковой, а я вам – что узнал от Игоря. А сейчас, ей-богу, некогда! – Он уже надевал свое длиннополое черное пальто, одновременно собирая со стола бумаги в кожаную папку.

Я поняла, что пора уходить. И, бережно взяв за плечи Наташу, во время нашего разговора сидевшую неподвижно и безучастно, повлекла ее за собой, прочь из адвокатской конторы.

* * *

Оказавшись на улице, я с завистью посмотрела вслед Наташе, усаживающейся за руль своей зеленой «Газели» – полуфургона, чтобы ехать домой. Хрупкая женщина, усевшаяся за руль немаленькой машины! Впрочем, все это вздор: чтобы управлять «Газелью», физических сил нужно не больше, чем управлять «Окой», и у обоих Гореловых наверняка равные права пользоваться своей «кормилицей». И за продуктами для своих сырков приходится, наверное, ездить то ему, то ей самой. Так что нечего мне удивляться, глядя, как разъезжает Наташа на своей зеленой «Газели».

А мне, похоже, на роду написан общественный транспорт. Ездить на нем, одновременно узнавая, сколь велика моя популярность и сильна народная любовь. Если честно, не слишком велика и сильна. Мужчины на меня таращат глаза – ну так они всегда на красивую женщину глаза таращат. Изредка доводится слышать за спиной диалоги: «Она!» – «Да нет, вряд ли…» – «А я тебе говорю, она!» – «Нет, похожа просто. Ты что думаешь, та в автобусе ездит? У нее, наверное, „Мерседес“, и не один, не как у нас с тобой!» Слышишь такое и не знаешь, плакать или смеяться.

Сучковы, когда я с ними еще была знакома, жили на Второй Дачной. Есть в нашем городе такой район, где когда-то, до революции, и впрямь располагались дачи. И мимо них проложена была узкоколейка, и по ней ходил паровичок, остановки которого так и назывались: Первая Дачная, Вторая и так далее. Я слышала, называли и Десятую и Одиннадцатую Дачную.

Ну, на а Одиннадцатой и впрямь оставались дачи, а вот с Первой по Шестую места эти застроены многоэтажными домами, вместо паровичка ходит трамвай и проложен широкий проспект, мчатся по нему среди машин троллейбусы и автобусы, один из которых вез теперь меня.

Мне вдруг подумалось, что за столько прошедших лет Сучковы могли и переехать, сменить место жительства, и на самом-то деле надо бы было Анжелке позвонить перед тем, как ошарашить ее своим визитом. Но номера ее телефона у меня не было, выкинула вместе со старой, исписанной до дыр записной книжкой, в новую переписать не потрудилась. И он мог смениться, этот номер, – за последнее время столько новых АТС введено. Я грустно вздохнула: возможно, я напрасно еду на Вторую Дачную и там никого нет. Боже мой, какая же я дура: не спросила, где живут Сучковы, у Наташи Гореловой! Теперь, если по старому адресу их нет, придется узнавать новый у Наташи, может быть, снова ехать к ней домой на маршрутке с очень счастливым номером тринадцать.

Я решила не думать об этом и смотреть в окно автобуса на проплывавшие мимо дома. Была не была – может, она все еще живет там.

Анжелка, помнится, была довольно симпатичной девчонкой, с круглым, характерно русским лицом, постоянно улыбающаяся, веселая. Волосы всегда собирала в узел на затылке, оставляя, однако, челку, ниспадавшую на лоб, которая весьма романтично прикрывала ее глаза. Я лично терпеть не могу, когда перед глазами что-нибудь этакое болтается, но у Анжелки были иные понятия.

Она была из довольно обеспеченной семьи, родители работали в каком-то НИИ, сейчас я уже не могла вспомнить, в каком. НИИ разные бывают, не везде наши ученые, как говаривала моя деревенская прабабушка, «лапу сосут» – живут на ничтожную зарплату, едва сводя концы с концами. Есть НИИ, сотрудники которых имеют возможность заниматься бизнесом., живут вполне прилично, и Анжелины родители работали как раз в таком. Однажды они вдвоем куда-то уехали на две недели, оставив своей единственной дочери на пропитание десять тысяч рублей. Была инфляция в самом разгаре, стипендия в нашем университете исчислялась в пару сотен рублей, и десять тысяч в моем представлении были фантастической суммой.

В течение этих двух недель на перекличках перед лекциями мне большей частью приходилось отвечать за двоих – за себя и Анжелку. Нет, иногда она в учебном корпусе появлялась, рассказывала о своих похождениях, с кем гуляла и как долго, приносила свое очередное приобретение – какую-нибудь сумочку из псевдокрокодиловой кожи, новый купальник, колготки, юбки – после лекций мы отправлялись к ней домой все это дело подробно рассматривать и примерять. В конце этих двух недель Анжелочка заняла у меня сотню, объяснив, что хлеба не на что купить. А возвращая долг через пару дней после приезда родителей, сказала, что эти две недели, пока предков не было, только и пожила нормально, как ей хотелось. Да, деньгами сорить Анжелка невероятно любила, в этом я не раз убеждалась. И Димка Сучков, тоже сорить деньгами способный, был, пожалуй, самым подходящим мужем для нее.

К дому, где жили Сучковы, стандартной, в восьмидесятые годы построенной девятиэтажке, нужно было подниматься круто в гору. На этих Дачных улицах город упорно и нагло лез на окружающие его высокие и крутые холмы, поросшие лесом, и застройка здесь идет уступами, террасами, на каждой из них по стандартной пяти– или девятиэтажке. В гололед спуск с этих террас становится увлекательным приключением.

Мне вдруг вспомнилось, как один-единственный новогодний праздник, отмечаемый нами вместе, вчетвером, пришелся как раз на очень мягкую зиму: в новогоднюю ночь было два градуса тепла, обледенелые тротуары залиты водой и похожи на сплошной каток. После полуночи, еще раз выпив и поев, отправились мы прогуляться, и нам пришлось спускаться с террас по этой до безумия скользкой дороге. Сколько раз мы падали, то один, то другой, то Володька, то я, то кто-нибудь из Сучковых, то оба сразу, сцепившись для уверенности, скользили все и опрокидывались на мокрый, блестящий в свете новогодней иллюминации лед. И мы смеялись как полоумные, и были безумно счастливы, потому что были молоды и думали, что самое прекрасное в жизни еще впереди, еще только ждет нас. На деле же вышло, что та новогодняя ночь и оказалась пиком нашей с Сучковыми дружбы, после чего отношения наши стали стремительно охладевать, и, заходя иногда к Анжелке, одна, без Володьки, я замечала высокомерно-холодное отношение с ее стороны ко мне.

Но теперь-то этого не должно быть, раз нет больше Сучкова, ставшего когда-то нашим яблоком раздора! Сейчас Анжелка, как никогда, нуждается в дружеской помощи и поддержке. Я представила, как она сидит одна в пустой квартире рядом с фотографией убитого мужа, и у меня сердце сжалось от тоски и сострадания, так что я невольно прибавила шаг, взбираясь по узкой ржавой стальной лестнице, покрывающей часть подъема на террасу, где был расположен дом Сучковых.

И дом, и подъезд я нашла очень похожими на то, что сохранилось в моей памяти. На табличке у двери подъезда в списке жильцов фамилия Сучковых значилась против номера его квартиры, не была ни вычеркнутой, ни закрашенной, вместо нее не написано было другой. Что ж, значит, они так и жили там, думала я, поднимаясь на третий этаж по голой, обшарпанной бетонной лестнице, мимо безобразно исцарапанных приличными и не совсем надписями на стенах. Глянула направо, на обшарпанную, деревянную дверь, ведущую на общий для всего этажа балкон – когда-то эта дверь была крашеной и застекленной. Аккуратно выглядели только двери квартир, стальные, пуленепробиваемые, украшенные деревянной резьбой и ручкой, сделанной под бронзу. Такой была дверь и Сучковых, которая могла служить неплохой иллюстрацией повышения благосостояния семьи Сучковых.

Я позвонила в нее и очень удивилась тому, что мне открыли сразу же, будто ждали. В возникшей на пороге женщине я с трудом узнала Анжелу. Нет, она не постарела, уж во всяком случае не подурнела, прошедшие годы не сделали ее безобразной, не наложили отпечатка на лицо. Скорее напротив, прежде просто симпатичная девичья мордашка приобрела зрелость, расцвела, стала по-настоящему красивой, как отличаются первые теплые, вот-вот вновь готовые сорваться в непогоду весенние деньки от солнечных и знойных дней середины лета. Вместо прежней челки – новая, фантастическая прическа: всклокоченные, вздыбленные золотистые волосы – помнится, прежде они были русыми. А накрашена-то, господи! Я думала, что только на телевидении перед эфиром мы так ярко малюем щеки румянами, губы – фиолетовой с блеском помадой, глаза красим сине-зеленого, трупного цвета тушью… Оказалось, в реальной жизни так тоже красятся, это, конечно, дело вкуса…

– Ирина? – Анжелка посмотрела на меня очень удивленно и несколько разочарованно, будто, открывая дверь, ожидала увидеть кого-то другого. Вместе с тем чувствовалось, что мое лицо, мой вид не был для нее сюрпризом, не возникло проблемы гадать, кто же я такая. «Ах, ну да! – вдруг сообразила я. – Она же смотрит мою программу, и мое лицо ей хорошо знакомо по телеэкрану. Что ж, это еще одно, косвенное свидетельство моей популярности».

– Ну, проходи. – И Анжелка посторонилась, пропуская меня в квартиру.

Мы остановились в прихожей, Анжела закрыла входную дверь и посмотрела мне в глаза пристально и враждебно, будто спрашивая взглядом: «Ну и что тебе здесь надо?» Тут только я заметила, что Анжелка одета не по-домашнему, а как перед выходом на улицу, в шикарную – мне бы такую! куртку с десятком поблескивающих пуговиц, кнопок, застежек-"молний" на карманах и в полосатые, черно-белые – остро, обрезаться можно, – отутюженные брючки.

– Ты куда-то уходишь, да? – спросила я смущенно, чувствуя, что мой визит пришелся явно некстати.

– А-а, нет! – Анжелка небрежно пожала плечами. – Это я так, примеряла. Проходи, поболтаем. Спасибо, что зашла.

Я быстро сбросила туфли, сунула ноги в домашние тапочки, предложенные Анжел кой. Квартира была, несомненно, просторной, и площадь ее, выраженная в квадратных метрах, немалой. Но догадаться об этом можно было лишь с трудом: теснота вокруг была ужасающей. Вся квартира заставлена какими-то шкафами, этажерками, полочками, тумбочками, какими-то идиотскими журнальными столиками, не годными абсолютно ни для чего, кроме как для красоты. На этих полочках, тумбочках, этажерках располагались во множестве какие-то безделушки, статуэтки, сувениры и всякий такой, никому не нужный хлам, один вид которого в магазине вызывал у меня приступ тоски: ну зачем это все нужно! Однако Анжелка была явно из тех, кому этот хлам был нужен, кто его усиленно покупает, затрачивая при этом немалые деньги. Да, я видела, что моя подруга юности ничуть не изменилась за прошедшие годы, швыряя и соря деньгами точно так же, как и прежде.

Мы уселись на диван в большой комнате, той самой, где когда-то устроили новогоднее застолье. И стол был тот же самый, сложенный, он теперь стоял у стены, а на нем, в черной рамке, знакомая мне большая фотография Сучкова.

– Ты пришла по поводу его гибели? спросила Анжела, проследив мой взгляд.

Я молча кивнула.

– Ну что ж – очень мило с твоей стороны!

Возникла неловкая пауза, и я не могла отделаться от ощущения, что вся эта сцена фальшива от начала до конца. Глядя на Анжелку, я готова была поклясться, что она собирается куда-то уходить, но не одна, кого-то ждет. Этот костюмчик надела уж точно не для примерки: в нем явно уже не раз выходила на улицу – я отчетливо различила следы уличной пыли и на складках кожи куртки, и на брюках.

– И как ты теперь жить собираешься без него? – спросила я просто так, лишь бы только что-нибудь спросить.

В ответ Анжела беспечно пожала плечами:

– Да все так же – как и раньше жила. Мир не без добрых людей!

Хм.., довольно странная фраза из уст молодой вдовы. Что бы она могла означать?

– Однако ты не выглядишь убитой горем! – заметила я иронически.

– А что мне убиваться? – Анжела усмехнулась краешком губ. – Любить-то его я никогда не любила.

И замуж-то вышла главным образом из-за твоего Володьки, из зависти к тебе. Ну, мне сказали – предприниматель. Я думала, кучу денег будет зарабатывать, а он… – Анжелка скривила губы с досадой, посмотрела в сторону. – Ты глянь! – Она обвела комнату взглядом. –Разве так предприниматели живут?

Я подумала, что есть предприниматели, живущие и похуже, но из вежливости не стала возражать Анжелке.

– А куда же он деньги девал? – поинтересовалась я. – Может быть, у него свои тайные траты были?

– Ах, да какие траты? – Она презрительно скривила лицо. – У него их просто не было! Он их не умел зарабатывать вообще, вглухую, как и твой Лебедев. Только твой красивый, рослый, а мой, сама видишь, лысый коротышка…

Я внутренне содрогнулась: ничего себе, хороша эпитафия супруги после почти семи лет совместной жизни!

Я взглянула на фотографию Дмитрия: полное, круглое, с залысинами лицо смотрело, однако, умно и даже интеллигентно. Я вдруг вспомнила, как тогда, семь лет назад, смотрел он на свою жену по-собачьи преданным, готовым на все взглядом. И вот теперь – такие ее слова!

– Однако, – сказала я осторожно, ради тебя он мог бы постараться и побольше зарабатывать!

– Да ну. – Анжела презрительно махнула рукой. – Он был размазня, говорю тебе! Ни в жизни, ни в бизнесе ничего не смыслил, за себя постоять не умел, кто угодно мог его облапошить!

Я была немало удивлена услышанным.

– А в любви как он мне надоел, боже мой! – продолжала Анжелка все увлеченнее. – Представляешь, подойдет ко мне, сядет на диван, когда я лежу, отдыхаю, смотрит на меня пристально, в упор, глаз не сводит – это так неприятно! А то брался мне руки гладить и целовать – чего он в них нашел, не знаю! Я когда терпела, а когда не могла больше, отталкивала прочь, один раз так ему губу до крови расшибла!

Анжелка рассмеялась, а я смотрела на нее во все глаза, не зная, что и подумать!

– А в обществе, ну, когда солидные; обеспеченные люди собираются, он всегда таким дураком выглядел. Возьмется рассказывать анекдоты… Нормальный вроде бы анекдот – я ему массу их подбирала для таких случаев, – но он раз десять запнется, что-нибудь напутает, и в конце концов никому и не смешно. Ну да это ты сама знаешь, видела, помнишь, наверное.

Я помнила. Только не дело это вспоминать теперь, когда человека больше нет в живых.

– Однако ты не очень чтишь заветы древних римлян, – заметила я.

– Чего? – Анжела посмотрела на меня несколько ошарашенно.

– У древних римлян была поговорка: «О мертвых или хорошо, или ничего».

– Ах это! – Анжела визгливо засмеялась. – Если честно, эти древние были откровенно придурками. О мертвых хорошо или ничего – бред сивого мерина! Наоборот должно быть: о живых хорошо или ничего! О живом что-нибудь не так скажешь – до него дойдет, знаешь, как в нем дерьмо кипеть будет! А вот протянет ножки – тогда отведем душу, выскажем все, что о нем думаем!

И Анжелка снова визгливо расхохоталась, а я содрогнулась от ужаса. Боже мой, откуда в ней это все? Этот цинизм, эти приблатненные выражения – прежде я этого не замечала в ней. И родители Анжелы, и сам Дима Сучков были достаточно культурными, аккуратными в выборе слов людьми, откуда у нее берутся эти слова?

– Ты очень изменилась за прошедшие годы! – сказала я.

– Да! – согласилась Анжелка. – Только к лучшему! Лучше стала понимать людей и мир, в котором они живут. Но только в этом нет заслуги Димки Сучкова!

– Димка Сучков, – сказала я задумчиво, – который тебе теперь, надо понимать, совершенно безразличен.

– Абсолютно!

– И кто бы мог убить его, тебя тоже совершенно не интересует…

– О-о! – воскликнула Анжела иронически. – Да если я увижу этих людей, что его грохнули, так я даже спасибо им скажу, что избавили меня от этого придурка!

– Ты думаешь, – сказала я тихо, – у него было много врагов?

– Да сколько угодно! – Анжела презрительно фыркнула. – В его бизнесе у него полно конкурентов, любой из них мог его прикончить.

– Думаешь, это конкуренты?

– Да, конечно! Он же в бизнесе ничего не смыслил, со всеми ругался, всех критиковал.

– Ты слышала, кого конкретно?

– Да, много раз.

– А кого, можешь вспомнить?

– Нет, я никого из его коллег не знаю. – Анжела произнесла это быстро, не задумываясь. – Сучков со всеми был на ножах, друзей вообще не было среди коллег. Зачем я буду с ними общаться, знакомиться?

– И ты слышала, как они ругались?

– А, ну да – по телефону! – Анжела чуть смутилась. – А ты зачем все это спрашиваешь? Из милиции следователь приходил, тоже все выспрашивал, а теперь вот ты. Знаешь, мне это начинает надоедать! Объясни, зачем…

Она не договорила: раздавшийся во входную дверь звонок оборвал ее на полуслове, Анжела в смущении умолкла, робко посмотрела на меня, затем украдкой на часы.

– Опоздал? – спросила я иронически.

Анжела фальшиво, неестественно засмеялась.

– Это Миша, он пришел по поводу похорон Димы, – сказала она, поднимаясь с дивана и направляясь в прихожую. На пороге она остановилась, обернулась ко мне и добавила:

– Но если ты думаешь, что у меня с ним что-то есть!.. – И она расхохоталась откровенно, весело, от души.

А я ничего и не думала. Какое мне дело до Анжелкиного морального облика? Много хуже, что в своем расследовании я не продвинулась ничуть: о врагах Сучкова я ничего не узнала, Анжела, похоже, правда не в курсе, и помощи от нее всерьез ждать не приходится, потому что на Сучкова и его трагическую гибель ей плевать. А то, что вместо Димы у нее теперь Миша, к делу едва ли имеет отношение.

Я слышала, как в прихожей щелкнул замок, дверь со скрипом открылась и некто сказал низким, чуть гнусавым и сиплым голосом, показавшимся мне очень знакомым:

– Извините, Анжелика Николаевна, опоздал! На проспекте затор был…

Я вскочила с дивана, кинулась в прихожую и через мгновение стояла нос к носу с моим бородавчатым ухажером с телевидения. Как тесен, однако, мир! Я стала случайным свидетелем убийства, убитый оказался моим давнишним, хотя и хорошо забытым знакомым! Его жена – моя бывшая лучшая подруга, а отправившись к ней, я встречаю своего нового ухажера, который вот уже неделю буквально достает меня своими приставаниями!

Он был одет, как всегда, в обычную, военного образца пятнистую куртку, которая на нем сидела мешковато, словно была сшита не по росту. Я уж приготовилась было к тому, что его неандертальская физиономия осклабится, бородавка поползет по щеке и своим приторно-слащавым голосом произнесет он свою обычную присказку, но ничуть не бывало! Бородавчатый смотрел на меня пристально, недоумевающе и откровенно зло: казалось, он еще больше Анжелки раздосадован, увидев меня здесь. И как ни неприятны мне были его ухаживания, ей-богу, стало обидно: то встречал меня каждое утро у телецентра, делая вид, что любит, а теперь даже улыбнуться не хочет. Видимо, Анжелка нравилась ему больше, чем я: вот как капризны и ветрены эти мужчины!

– Знакомьтесь: Миша, Ирина, – произнесла вдруг Анжелка совершенно новым, сладким голосом. И пока я, изумленная переменой в поведении бородавчатого, смотрела на бывшую подругу, добавила:

– Ну, Ирочка, извини, у меня сейчас деловой разговор. Такое несчастье, Дима погиб, мне одной не управиться, и нужен серьезный помощник! – С этими словами она довольно темпераментно начала подталкивать меня к выходу. Впервые в жизни меня выпроваживали из квартиры! И ощущение, надо сказать, было не из самых приятных. Оказавшись в подъезде, я услышала, как дверь за мной с шумом захлопнулась и с грохотом задвинулась стальная задвижка. Да, не так я представляла себе визит к своей бывшей подруге. И совсем не такой ожидала ее найти.

Вдруг почему-то я ощутила потребность поправить свой макияж. Не то чтобы что-то там было не в порядке – нет. Просто это меня немного успокаивает, когда я гляжусь в крохотное зеркальце, поправляя недостатки своего внешнего вида. Я с сомнением оглядела голые, обшарпанные стены подъезда и, решив, что здесь устроиться негде, выбралась на крохотный, общий для всего этажа балкончик, также достаточно замусоренный и обшарпанный, однако на нем имелся широкий бетонный парапет, отгораживающий стоящих на балконе от разверзшейся перед ними бездной трех этажей. На этом парапете можно, по крайней мере, поставить сумочку, не опасаясь ее запачкать, конечно, не без необходимости ее потом отряхивать.

А на балконе светило солнце. Защищенные стеной дома от холодного ветра кирпичи в его лучах нагрелись, источали тепло, и было так хорошо стоять на голой и обшарпанной бетонной плите, купаясь в солнечных лучах. Прямо передо мной высились стены другой многоэтажки, солнечные лучи заливали светом и ее, а внизу, совсем рядом, находился вход в подъезд. И у входа стоял черный, блестящий, широкий и приземистый, мощный, быстрый, на зависть всем прочим «безлошадным» гражданам, лимузин. Вот, подумала я, наши солидные люди живут в таком доме! Или очень солидных друзей имеют, которые к ним на таких шикарных машинах в гости подкатывают. Не чета Игорю с Наташей Гореловым с их зеленой «Газелью»!

Я взглянула на часы: до двух оставалась еще уйма времени, и я подумала, что надо бы забежать на телевидение: ребята там, наверное, меня ждут не дождутся. Несмотря на то, что у меня и у них выходной, все одинаково встревожены происшедшим и наверняка обсуждают его между собой, спорят, строят версии, в то время как я тут стою и греюсь под солнышком на балконе чужого дома. Чужого. Да – теперь чужого: после того как Анжела меня так выпроводила, я должна насмерть обидеться и больше у нее не появляться. Я и обиделась и не хочу больше появляться! Жила я без нее семь лет – проживу и еще семь раз по столько, с тоски не помру.

Внутри, в подъезде, щелкнул замок, со скрипом открылась входная дверь – и вдруг я поняла, что это в квартиру Сучковых. Я инстинктивно отпрянула прочь от балконной двери – еще не хватало, чтобы меня тут увидели, подумали, что я шпионю за ними. Из гулкого подъезда звуки доносились отчетливо и ясно, было слышно, как закрывается снаружи входная дверь в квартиру, как спускаются вниз по лестнице две пары человеческих ног. Может быть, это вовсе не Анжела с бородавчатым? На этаже ведь еще четыре двери. Впрочем, сейчас я все увижу сама: вон он, выход из подъезда, прямо подо мной!

И я увидела. Увидела, как стремительно выскочила из подъезда Анжела, – кожаная куртка с брюками удивительно шли к ее хрупкой, стройной фигурке, – а за ней следом неуклюжей, медвежьей походкой переваливался бородавчатый, блеснув в солнечных лучах своей плешью. Как проковылял он к передней правой дверце лимузина, застывшего у двери подъезда, открыл дверцу ключом, распахнул настежь и, после того как Анжела проворно юркнула туда, ловко захлопнул за ней тяжелую дверь.

Вот бородавчатый обошел лимузин и уселся с другой стороны за руль. Мотор завелся, и машина поехала прочь от подъезда – задом, потому что впереди был тупик и заехать на площадку перед домом можно было только с одной стороны. Солнечные лучи упали на матово-блестящий черный корпус лимузина, и ослепительно блеснул на капоте фирменный знак – четыре сцепленных кольца. И белый с черными буквами и цифрами номерной знак переливался радугой в ярких солнечных лучах, а я отчетливо, будто это было в двух метрах, увидела изображенную на нем комбинацию букв и цифр. Как забавно: три разделенные цифрами буквы в номере, если их составить вместе, образуют «НТВ». НТВ… Эти три буквы, название телекомпании, совсем недавно были в центре общественного внимания и до сих пор в душе у многих людей отдаются болью. В моей, во всяком случае, – жалко растерзанную телекомпанию. Но теперь вроде начинается ее новая жизнь.

Шикарный лимузин между тем развернулся, номерной знак на переднем бампере скрылся из поля зрения, и он покатил вниз по склону, чтобы внизу выехать на широкий проспект. Притормозил, проезжая ухабы, на которые так щедры проулки между высокими домами, и номерной знак открылся моему взору во второй раз, на этот раз сзади. Да, НТВ, а между этими буквами цифры: 443. Когда-то в детстве мы с подругами увлекались тем, что смотрели на номера проезжавших машин, искали такие, где первые цифры совпадали. И первая увидевшая номер с совпадающими цифрами считалась счастливицей. Впрочем, увидеть номер с совпадающими двумя цифрами было не так уж трудно. Реже удавалось встретить номер с тремя одинаковыми цифрами, а уж чтобы совпали все четыре цифры сразу – об этом приходилось только мечтать. Да, когда в номерах было четыре цифры и три буквы, первые две из которых обозначали наш город, и только последняя, как и цифра, была порядковой. Теперь, как мне объяснил как-то Костя Шилов, порядковыми в номере были все три буквы, а наш город обозначал порядковый номер региона в правом углу номерного знака: вот он, 64 RUS. Блеснул он последний раз в солнечных лучах, и шикарный автомобиль скрылся, свернув за угол. Я же осталась одна, как дура, стоять на балконе; холодный ветерок завернул и сюда, на этот залитый солнцем балкон, и я вдруг почувствовала, что отчаянно замерзла стоять тут.

У меня было достаточно времени поразмыслить над случившимся. Я не спеша брела по залитым солнцем улицам, ветер, однако ж, налетал очень даже холодный, меня то и дело окатывало его холодными порывами. Я думала о неверности и ветрености мужчин: целую неделю этот бородавчатый ухаживал за мной и вот теперь нашел Анжелку – видимо, она ему больше пришлась по вкусу, – а на меня смотрит злобно и неприязненно, не хочет даже здороваться. Думала я и об Анжелке. Не укладывалось в голове, как можно на другой день после гибели мужа отправляться кататься на крутой иномарке с другим мужчиной. Да, небрезглива была Анжелка! Я бы ни за что не согласилась стать любовницей человека с такой физиономией, как бородавчатый, имей он в своей собственности хоть целый автосалон.

Вместе с тем я почувствовала легкий укол зависти, что бородавчатый владел такой крутой машиной. С его физиономией – и иномарка! А мой Володька, обаятельный, красивый, даже на подержанный «жигуль» не заработал. Воистину не родись красивым, а родись счастливым!

Тут у меня в груди будто кольнуло: я почувствовала, что здесь концы с концами не сходятся. Работая в охране на телевидении, откуда бородавчатый взял деньги на иномарку? С Другой стороны, если у него есть деньги на иномарку, зачем он работает в охране?

Внезапно мне вспомнилась фраза, которую сказал бородавчатый Анжелке: «Извините, Анжелика Николаевна, опоздал: на проспекте был затор». Ну да, теперь я отлично вспомнила: Анжелкиного папу звали Николай Аристархович. Вот так, торжественно и архаично, он был из семьи потомственных интеллигентов. Мысль, что мою подругу зовут Анжелика Николаевна, лично мне пришла в голову только теперь, и уверена, что Димка Сучков узнал, как зовут по имени-отчеству его даму сердца, только на церемонии бракосочетания.

Мне вспомнился тон, каким бородавчатый сказал эту фразу: угодливый, извиняющийся, без тени иронии или шутки. Хорошо, я могу допустить, что влюбленные ради прикола называют друг друга по имени-отчеству. Но, явившись к своей девушке прокатить ее на собственной иномарке, станет ли он говорить с ней таким тоном?.. Тоном лакея… А если бородавчатый и есть только лакей? Не собственник крутой иномарки, а только шофер ее, приехавший к Анжелке для того, чтобы доставить ее к своему хозяину?

Тут голова моя пошла кругом, я вынуждена была даже присесть на лавочку. Мне вдруг вспомнились последние произошедшие со мной события: ухаживания бородавчатого, внезапный, незапланированный эфир с Наташей Гореловой, разборка и убийство Сучкова, арест Игоря Горелова, теперь отъезд жены Сучкова к какому-то неведомому богатому господину с тем же бородавчатым в качестве шофера. Мне представилось, что все эти факты бесцельно, хаотически носятся в пространстве, подобно частям мира в представлении древних греков, и нужно усилие творящей воли бога, чтобы эти части соединились в одно гармоничное целое. На мгновение мне вдруг показалось, что стоит мне сделать усилие, и хаотические, носящиеся в моей голове все эти факты превратятся в стройную систему, и из нее станет вдруг ясно, кто убил Сучкова и за что. Но все это длилось одно лишь мгновение, в следующее видение исчезло, и в голове моей стало пусто, темно, я уже ничего не знала. И решила, что мне бы неплохо съесть что-нибудь, иначе совсем худо. И время обедать подошло, уже почти полдень. Оглядевшись по сторонам, я заметила продавщицу мороженого возле входа в небольшой продуктовый магазинчик, ее витрина с холодильной установкой была сбоку украшена наклеенными этикетками «Марс», «Спикере», «Дав» и тому подобными, намекая на то, что мороженое этих сортов имеется внутри холодильника-витрины и каждый желающий может его отведать. Мне вдруг вспомнилось вчерашнее чаепитие у Гореловых – и странным образом показалось, будто это событие происходило тысячу лет назад. А Игорь и Наташа будто людьми из другого мира. Впрочем, тогда, во время нашего чаепития, Дмитрий Сучков был еще жив, Игорь Горелов на свободе, и никто из нас еще не знал, какая страшная беда случится буквально в считанные минуты.

Однако мне не на шутку захотелось попробовать творожных сырков. Вкусная эта штука! Я знала, что обычно они продаются вот из таких холодильников-витрин вместе с мороженым. И действительно, я заметила мельком на витрине картонную коробку с этими сырками. Какая-то старушка-пенсионерка рассматривала их, поочередно доставая из коробки и с сомнением покачивая головой.

– Берите, хорошие сырки, – сказала продавщица в бело-голубом переднике, обращаясь к пенсионерке. – Свежие, только утром завезли.

– Это не те, – возразила пожилая женщина интеллигентно – наверное, бывшая школьная учительница. – Это не те сырки, у тех на этикетках написано «Росагроэкспорт». И вот здесь, – она указала на адрес юридического лица, – ООО «Оттавия». А здесь никакого «Экспорта» и ООО – «Ассоль». Мне не нужна «Ассоль»!

– А что, вам не все равно, «Ассоль» или «Оттавия»? – Продавщица пожала плечами. – Сырки-то одинаковые, по одному рецепту делаются.

– Нет, что вы, – возразила пенсионерка своим мягким, интеллигентным голосом. – Те, что на «Экспорт», намного вкуснее и приятнее, и весят они пятьдесят граммов, а эти, смотрите, сорок.

Я и в самом деле разглядела на этикетке надпись «сорок граммов». И вдруг вспомнила, что на этикетках, лежавших стопкой в цехе Гореловых, действительно крупно, наискось через весь лист было нарисовано «Росагроэкспорт». Здесь же на этикетках не было ничего подобного.

– «Оттавия» не завезла сегодня, – сказала продавщица, – неизвестно почему. Говорят, что-то случилось у них. Вы берите эти, они ничуть не хуже.

– Нет, эти мне не нужны, они нехорошие, – произнесла пенсионерка и, повернувшись, пошла прочь от витрины с мороженым.

До меня вдруг совершенно отчетливо дошло, что «Оттавия» – это и есть фирма Гореловых и по причине случившегося вчера несчастья они не смогли поставить свой товар на одну из торговых точек. И как знать, может быть, и вовсе никуда не поставили. Мне вспомнилось, какая подавленная горем была вчера Наташа: едва ли у нее хватило сил всю ночь проработать в цеху, изготовляя эти сырки. И даже если бы у нее был запас, что, по-моему, вряд ли: продукт скоропортящийся, изготовив его, они сразу же поставляют его на торговые точки… Но даже если у них был запас, Наташа все равно не смогла бы развезти его. Ведь сегодня все утро мы с ней сидели у адвоката. А раз так, то бессмысленно искать гореловские сырки по городу. Все, что я найду, будет производства фирмы-конкурента ООО «Ассоль». А их продукцию мне теперь, после рассказов Игоря про открытое окно, летящую в окно пыль и мелкий сор, не хотелось есть ни под каким видом. Раз так, то нечего мне делать возле этой витрины с мороженым. И я направилась прочь, глядя по сторонам улицы в поисках какого-либо кафе, где можно было перекусить.

За столиком кафе, которое я в конце концов нашла, я снова попыталась размышлять о происшедшем. Чувствуя, что факты, как тараканы, разбегаются прочь, едва пытаешься их собрать, выстроить в систему, я попробовала записывать: читала в детективах, что следователи часто строят схемы, чтобы лучше увидеть, проследить возможную связь между персонажами, нередко вычисляя таким образом подозреваемого. И я решила сделать что-то в этом роде. На странице своей записной книжки я нарисовала жирное "С" – это Сучков; в знак того, что он убит, поставила над буквой крохотный могильный крест. Игоря Горелова я обозначила буквой "Г" и нарисовала символическую решетку рядом с ним в знак того, что он сидит в тюрьме как главный подозреваемый… Наташу я обозначила буквой "Н", Анжелку – буквой "А", бородавчатого буквой "Б". Подумав, добавила рядом с "Б" большой вопросительный знак – это тот солидный господин, к кому Анжелка поехала вместе с бородавчатым. Потом стала проводить стрелки, соединяя ими тех, кто знаком друг с другом. От Игоря к Сучкову и обратно, от Наташи Сучковой и обратно, Игоря и Наташу между собой тоже соединила стрелками. Затем: Сучков и Анжелика, Анжелика и бородавчатый, бородавчатый и вопросительный знак. И Анжела и рядом вопросительный знак тоже – едва ли она поехала, толком не зная к кому. Себя я не стала включать в эту схему – я была знакома с каждым из перечисленных, кроме неизвестного, к которому поехала Анжелка. Но незнакомство с ним достаточно ясно обозначал вопросительный знак.

Ну и что дальше? Я бессмысленно уставилась на лист бумаги, исчерченный буквами и стрелками, совершенно не понимая, что теперь из этого должно следовать. Выделялись четко две группы персонажей, знакомые между собой внутри каждой группы, но, с другой стороны, группы, соединенные только через Сучкова. И разумеется, через меня. Ну а дальше-то что? Какой глубокомысленный вывод можно было сделать из этой схемы?

Внезапно мне стало казаться, что на схеме чего-то не хватает. Эти две группы персонажей не должны быть обособленны, они соединяются между собой еще кем-то, кроме Сучкова. Ведь Игорь и Наташа супруги, Анжела с Димкой тоже, странно, что Сучков знаком с супругами Гореловыми, а Анжелка ничего о них не знала: обычно супруги дружат семьями, как мы с Володькой пытались дружить с Сучковыми.

«Так они и дружили!» – едва ли не вслух воскликнула я. Наташа сама говорила, что последний Новый год они встречали вместе, в особняке Гореловых. Да неужели Дмитрий к ним один туда поперся? Я попыталась вспомнить, что именно говорила тогда, в приемной у адвоката Наташа, и у меня создалось впечатление, что говорила она об обоих Сучковых, не о нем одном. Почему же я тогда не нарисовала, что Анжелка тоже с ними знакома? «А потому что она сама мне так сказала!» – опять чуть ли не вслух воскликнула я. И мне показалось, будто кое-кто из сидящих в кафе посмотрел на меня с любопытством. Ну да, Анжелка мне заявила, что никого из конкурентов своего мужа не знает. А Наташа сказала, что они вместе встречали Новый год. Ну и кто же из них врет?

Мне вдруг вспомнилась Анжелка, какой я ее видела сегодня. Она сказала, что кожаную куртку только примеряла, а сама в ней вышла, чтобы ехать на машине. Она сказала, что никого не ждала, а к ней приехал бородавчатый и извинялся, что опоздал. Она сказала, что бородавчатый поможет ей с похоронами Сучкова… Но как же так? Если я что-то смыслю в жизни, то, пока длится следствие, тело Сучкова будет лежать в морге, хоронить его не будут, и торопиться с этим незачем. Потом похоронить сейчас не проблема, похоронных контор в городе сколько угодно, только заплати – и сделают все как надо, никакой особой мужской помощи не нужно. И даже если бородавчатый пришел по поводу похорон – куда же они теперь поехали, да еще на такой шикарной машине? Место для могилы выбирать, что ли?

В сильном возбуждении я вскочила из-за стола. Теперь у меня было такое ощущение, что бывшая когда-то моей лучшей подругой Анжелка дурачила меня сегодня все утро, наговорила мне кучу мерзостей и еще одну кучу – вранья. Зачем ей все это?

Лежащие на столе записную книжку и ручку я сунула обратно в сумочку и направилась к выходу из кафе. Схема, которую я начертила, вместо того чтобы дать ответ на какие-то вопросы, прибавила мне новые к уже имеющимся.

* * *

В два часа я стояла у двери адвоката. Пацевич выглядел усталым и озабоченным, и трудно было понять, связано это с судьбой Игоря Горелова или с собственными проблемами. Он вежливо, но довольно рассеянно, видимо думая о чем-то своем, слушал мой рассказ о встрече с Анжеликой Сучковой, о том, что та, по-видимому, ничего не знает и кто мог убить ее мужа – понятия не имеет. О том, что Анжелка мне наврала, я Пацевичу рассказывать не стала, как и о том, что столкнулась у нее нос к носу с бородавчатым. Во-первых, полагая, что отношения это к делу не имеет, а во-вторых, Анжелка когда-то была моей подругой, и позорить ее перед чужими людьми мне не хотелось.

Я уже закончила свой рассказ и умолкла, а Пацевич все смотрел в окно, будто не замечая этого.

– Ну да, – сказал он наконец со вздохом, поворачиваясь ко мне, – как и следовало ожидать: все глухо. Это заказное убийство, понимаете вы это? Специалисты его делали. Перед такими случаями опытные опера беспомощно руками разводят, а вы хотели раз – и все сами раскрыть…

Я обиженно закусила губу: вовсе не собиралась я за раз все раскрыть. Наоборот, хочу честно, долго и нудно копаться в этом деле, пока что-нибудь не прояснится. И если до сих пор из этого ничего не выходит, моя ли в том вина?

– Попробуйте еще переговорить с Наташей, – продолжал Пацевич устало и будто не замечая моего выражения лица, выделить круг знакомых Сучкова и с каждым переговорить. Так это обычно делается.

– Ну да, – согласилась я, – классическое правило следствия: поиск убийцы начинать с опроса ближайших родственников и знакомых…

– Верно, – подтвердил Пацевич.

– Кстати, насчет ближайших родственников, – сказала я. – Я вот сейчас вспомнила: Наташа мне рассказывала, что у Сучковых есть богатый покровитель, он постоянно им деньги дает…

– Ну, вряд ли он имеет отношение к этому делу…

– Но вы же сами говорите: надо выделить круг знакомых!

– Да, говорю. – Адвокат задумчиво уставился в окно.

– Но вы хоть знаете, кто он такой?

– Слышал, но точно сказать не могу. –Повернувшись, Пацевич грустно покачал головой. – Рассказывали, что он был заместителем прокурора области, что теперь он персональный пенсионер. По советским временам был очень даже обеспеченным человеком, имел машину, двухэтажную дачу. Потом все продал, а деньги отдал Сучкову. Он сам говорил: зачем мне все это, старику…

– Он очень любил Дмитрия?

– Ну, наверное – если отдал все деньги… –А имя, адрес?..

– Этого я не знаю, – сказал Пацевич. – Но в принципе могу выяснить, если хотите.

– Да, пожалуйста! А вдруг он даст какую-нибудь зацепку?..

– На это особенно не надейтесь, – заметил Пацевич скептически. – И вообще, мой вам совет: лучше бросьте все это! Уладьте ваш вопрос с начальником и забудьте про всех нас, и про Наташу, и про Игоря…

– Вы думаете, шансов вытащить Игоря из тюрьмы так мало? – спросила я уныло, в тон ему.

– Я вам скажу откровенно, – Пацевич вздохнул, – поскольку Наташи здесь нет: боюсь, что это так. Игорь прочно завяз, и нам с вами его не вытащить…

У меня внутри закипел протест.

– Но почему? Вы расскажите, что сам Игорь говорит. Кто его вызвал тогда, во время разборки, по телефону? Вы же сами говорили: это ниточка.

– К сожалению, эта ниточка оборвалась. Игорь утверждает, что ему звонил сам Сучков и просил срочно, бросив все, к нему приехать. При этом голос у него был настолько напуганный, что Игорь тут же помчался.

– Подождите! – сказала я.

– Приехать – куда приехать? К нему домой?

– Нет, на фабрику. На кондитерскую фабрику, – пояснил Пацевич, – там у Сучкова цех.

– Значит, перед смертью Сучков виделся с Игорем?

– Нет, не виделся, – возразил адвокат, – Игорь до фабрики не доехал. Там, на улице Технической, есть одно место – дорога круто заворачивает, петляет между гаражами, в одном месте там и вовсе каменный мешок.

– Каменный мешок? – изумилась я. –Что же это за улица такая?

– Да, понимаете, – сказал Пацевич, – строго говоря, в этом месте улица прерывается: там выстроен массив из многоэтажек, хорошее место, между прочим, тихое, спокойное и от центра не так далеко. И там есть узкий, зажатый между стенами гаражей проезд – я там был, смотрел, Игорь мне все про это рассказал.

– Так, и что? – сказала я, совершенно не понимая, к чему клонит адвокат.

– И вот в этом проезде, в этом каменном мешке, на Игоря напали какие-то типы, точно как вы рассказывали: в зеленых куртках военного образца, в черных чулках у каждого на голове и с автоматами. Они преградили Игорю дорогу, вынудили остановиться… Вытащили из «Газели», посадили в свой лимузин, тот самый, черный, что вы видели из трамвая.

Потом некоторое время ждали, пока им не позвонили по сотовому и не сказали только одно слово: «Едет».

– Кто едет? – не понимала я.

– Ирина Анатольевна, дорогая! – Пацевич был любезно ироничен. – Я боюсь, что ехали вы.

– Я? – У меня от изумления перехватило дыхание. – Вы думаете, весь этот спектакль был устроен для меня?

– Вне всякого сомнения! – Унылые глаза Пацевича чуть блеснули. – Если наша версия – Игоря подставили – верна, то все складывается как нельзя лучше. Им нужно было, чтобы кто-то увидел Игоря на месте преступления, и не просто какой-нибудь случайный прохожий, а человек, Игоря знающий лично, чтобы тот мог опознать его. И лучше вас кандидатуры не найти!

– Почему – лучше меня не найти? –Я вообще уже перестала что-либо понимать.

– Очень просто! – сказал Пацевич. –Потому что с Игорем у вас знакомство случайное, сиюминутное, особо близких отношений с Гореловым у вас ведь нет, поэтому скрывать от милиции факт его участия в разборке у вас не должно быть.

– Да? – Я сердито скривила губы. –Они думали, что я так и побегу в милицию, доносить на Игоря?

– Ну, если не побежите, – Пацевич пожал плечами, – то есть масса способов заставить вас это сделать в самое ближайшее время. Они, конечно, не могли предвидеть, что в столь короткий срок вы проникнетесь такой симпатией к Гореловым…

– И захочу распутать это дело! – добавила я.

– Ну, насчет распутывания, – Пацевич вздохнул, – времени у вас особо нет, в милицию вы должны идти в самое ближайшее время: во-первых, потому, что существует закон об уклонении от дачи показаний…

– Подождите! – довольно бесцеремонно перебила я адвоката, однако же от одного произнесения вслух этих юридических терминов у меня на душе сделалось холодно и неуютно. – Я вовсе не собираюсь, как вы говорите, уклоняться. Пожалуйста, пойду в милицию хоть сегодня. Но я могу сказать, что ничего не видела, лежала, уткнув нос в пол. Кто сможет уличить меня во лжи? Надеюсь, Игорь не разболтал, что меня там видел? Что он вообще рассказывает?

– Да, Игорь! – сказал адвокат, мыслями возвращаясь к прерванному рассказу о показаниях. – Разумеется, он вас видел, и, разумеется, он этого не сказал следователю. А вообще, он много что интересного рассказывал. Например, когда подъезжали на бешеной скорости к трамваю, тот, кто сидел рядом с водителем и, похоже, их главный, вновь набрал какой-то номер по сотовому и спросил: «А ты уверен, что она там?» Надо полагать, ответ был утвердительный, потому что следующей его реакцией было: «Отлично! Тогда пошел!»

Адвокат зачитал эти реплики по каким-то своим записям. Я спросила:

– «Она» – это, надо понимать, я?

– По всей вероятности. Дальше. Машин было две, кроме черного лимузина, который вы видели, и еще серая «девятка». Стреляли только два ствола, один из лимузина, это сам их шеф палил, а другой из «девятки». Но стреляли не друг в друга, а исключительно по трамваю, сначала по верху окон, а потом, когда внутри все легли, взяли и пониже. Игорю можно доверять в этом отношении, он служил в мотострелковых войсках, понимает кое-что в стрельбе. Потом, прекратив стрельбу, один из «девятки» вышел и, ударив прикладом в дверь, приказал ее открыть. – Пацевич снова читал какие-то свои записи. – Двери тут же открылись, и лимузин медленно, торжественно проехал рядом с трамваем. Через открытые двери видны были лежащие на полу люди. После этого из багажника лимузина выкинули тело Сучкова, затем обе машины умчались прочь.

Горелова бандиты высадили возле аэропорта, и до своей «Газели» он добирался пешком… Как видите, это совпадает с тем, что вы рассказали.

– А в милиции этому верят? – спросила я задумчиво.

– В милиции?.. – Пацевич грустно вздохнул. – В милиции десятки дел, которые нужно раскрывать, искать преступников. И для них убийство предпринимателя ничуть не важнее кражи банки помидоров из погреба бабки Мани. Да, вот есть заключение экспертов. – Пацевич снова стал читать, глядя в какую-то бумагу. – Все найденные на месте происшествия гильзы от патронов могли быть выпущены только из двух стволов, предположительно автомат Калашникова. Среди многочисленных осколков стекла нет ни одного, которые принадлежали бы иномарке или «ВАЗ-2109», все – от трамвая. Далее: тело. – Пацевич взял другую бумагу. – Смерть наступила вследствие пулевого ранения в шею и в спину, в область сердца. Оба выстрела производили из пистолета Макарова, понимаете, а вовсе не из автомата! Найденное на тротуаре количество крови не соответствует тому, что должно было вытечь при ранениях такого характера.

Напрашивается вывод, что Сучков был застрелен где-то в другом месте, а на место происшествия привезен уже мертвым.

Я понимающе кивнула. На душе кошки скребли от этих слов: «привезен уже мертвым». И этот мертвый – Димка Сучков, с которым мы когда-то вместе, молодые, веселые, опьянев на новогоднем застолье, спускались с крутого склона и поминутно падали на Второй Дачной. А теперь этот Димка Сучков, с двумя пулями, одна в спине, другая в шее, лежит замороженным в морге при областном УВД!

– Значит, – сказала я, – Дмитрий Сучков был сначала где-то застрелен, потом засунут в багажник собственной машины. Затем они поехали на разборку, устроили весь этот спектакль, после чего выкинули мертвое тело на асфальт и скрылись…

– Похоже на то, – согласился Пацевич. – Понимаете, противоречий в уликах достаточно, чтобы сомневаться в справедливости навязываемой милиции версии, будто все это устроил Игорь. Но милиции не хочется во всем этом копаться, тем более когда есть такой подозреваемый, с такими мотивами и с такими уликами против него!

– А почему они на него так быстро вышли? – спросила я. – Как хотите, а мне это кажется странным: днем убийство, вечером Игорь уже в тюрьме.

– Вот именно, – сказал Пацевич, – мне это тоже кажется странным. Но с другой стороны, сами подумайте: если кто решил подставить нашего Игоря, конечно; он позаботится сообщить в милицию все нужные факты.

– Но как? – удивилась я. – Как можно сообщить?

– Ах, да очень просто – с помощью телефона доверия. Я узнал это от следователя совершенно точно: был анонимный звонок вскоре после разборки, звонивший сообщил, что Сучкова убил Игорь Горелов, потому что они были конкуренты, сам звонивший видел, как Игорь в том лимузине сидел. И вас тоже там видел, вы в трамвае ехали.

– И меня?.. – Челюсть у меня так и отвисла.

– Да, да, и вас! – Пацевич усердно закивал. – В милиции знают, что вы там были, и ждут вашего визита.

Меня охватили полная безнадежность и отчаяние: боже мой, зачем тогда вся эта комедия с расследованием, если там, в милиции, все уже известно? Мне осталось только прийти, рассказать, как все было, и вся история будет кончена. Finita la comedia.

– Ну вы не отчаивайтесь, Ирина Анатольевна! – Голос Пацевича звучал почти отечески. – Положение серьезное, но не безнадежное. Понимаете, в милиции работают вовсе не злодеи и садисты, а совершенно нормальные, в большинстве своем честные и порядочные люди, вовсе не желающие во что бы то ни стало отправить Игоря за решетку. Но милиция перегружена работой, поэтому там поступают иногда как автоматы. Вот и сейчас они ждут только ваших показаний. Засвидетельствуй вы все официально, что видели Игоря в лимузине с автоматом в руках, – тогда автомат сработает, решетка за Игорем захлопнется, на этот раз навсегда. А пока нет ваших показаний, решетка открыта и есть шанс Игоря оттуда вытащить.

– Но они же все знают! – почти простонала я.

– Знать – этого мало! – горячо запротестовал Пацевич. – Нужно еще и доказать то, что знаешь. Заключения экспертизы являются доказательством, уликой, а вот анонимный телефонный звонок, к сожалению для бандитов и к счастью для Игоря, – нет. Ни один суд не засудит Игоря на основании этого звонка, да еще при таких косвенных уликах в его пользу. Так что как хотите, а ситуация прежняя: судьба Игоря в ваших руках, все зависит от того, что вы скажете в милиции.

– И что же я должна сказать? – спросила я в полной растерянности.

– Видите ли, принудить вас к заявлению, что вы Игоря там видели, никто не может. Вы совершенно правильно говорили: сказать в милиции, что лежали, уткнувшись носом в пол трамвая, и ничего не видели. Понимаете, следователь обязан вам поверить.

– Только и всего? – робко попыталась я улыбнуться такой простоте выхода из сложнейшей ситуации.

– И да и нет, – сказал Пацевич сурово. – Сказать, что вы ничего не видели, еще полдела. Вы должны быть очень осторожны, следить, чтобы в милиции вас не поймали на противоречиях в каких-нибудь деталях…

– Это так сложно? – спросила я легкомысленно.

– Это – самое страшное. – Пацевич усмехнулся. – Или вы представляете себе допрос в милиции как сплошной мордобой, пытки и тому подобные кровавые зверства? Поверьте мне, на самом деле это совсем не так. Существуют способы, и пальцем человека не тронув, вытянуть из него то, что он знает и не хочет сказать.

Я смотрела на него изумленно, во все глаза.

– Допрос, я вам скажу, – продолжал Пацевич, – по сути дела, интереснейшая интеллектуальная игра, все эти «Брейнринги», «Своя игра» – ей-богу, мне становится смешно, когда я их смотрю. Но и жестокая, конечно, – ставка ведь не какие-то там очки, а собственная свобода. Сколько раз я наблюдал, как людей до слез, до истерики или до бешенства доводили. Как прицепятся к одной какой-нибудь детали – человек сболтнул ее не думая, а они потянут за нее, начнут задавать вопросы и все, что им надо, вытянут. А человек в ужасе. Сколько раз я такое наблюдал, устраивали "это следователи с моими подзащитными, сидел рядом, смотрел, думал, а помочь ничем не мог – следователь ведь имеет право любые вопросы задавать…

Пацевич замолчал, угрюмо глядя перед собой на разложенные по столу какие-то бумаги. У меня от его рассказа защемило в груди.

– И с Игорем то же самое было? спросила я.

– Нет, с Игорем другой случай, – ответил Пацевич со вздохом. – Мы с Игорем решили вовсе не давать показаний. Только ведь, согласитесь, это еще труднее.

– Он отказывается давать показания? –Я изумилась.

– Ну конечно! Разве я не сказал вам об этом?

Все, что я рассказал вам сейчас, Игорь сообщил мне одному. Следователю он не сказал ничего. Поймите, если он все это расскажет, милиции и ваши показания окажутся не нужными, чтобы его засудить.

– А разве он имеет право молчать?

– Как подследственный – да. Только, – тут Пацевич снова вздохнул, – тяжело все это. Три часа, с десяти утра до полудня, следователь задавал ему вопросы. Не каждый такое выдержит…

Я содрогнулась: три часа допроса! Поэтому-то у адвоката был такой утомленный вид. А что же должен был чувствовать Игорь?

– Все это не берите в голову, здесь все нормально! – Пацевич попытался улыбнуться. – Игорь – мужик крепкий, он выдержит. Все зависит от вас – чтобы вы следователю чего не сболтнули.

– Но я ведь тоже не вчера на свет родилась! – сказала я самоуверенно.

– Ой, не будьте так самонадеянны. –Адвокат посмотрел на меня пристально и очень серьезно. – Мои советы вам: во-первых, старайтесь быть крайне лаконичной, ни одного лишнего слова, только «да» или «нет», имейте в виду, любое, самое незначительное ваше слово может стать для следователя зацепкой, чтобы вытянуть из вас все, что вы знаете. И во-вторых, возьмите себе за правило: перед каждой фразой, которую вы собираетесь сказать следователю, подумайте как следует, можно ли это говорить. Не бойтесь, если возникнут не совсем тактичные паузы, – это не светская беседа. Не стесняйтесь подолгу обдумывать каждое слово, которое вы скажете следователю. Учтите, ваша задача – убедить его в том, что вы и правда ничего не видели, но при этом не сболтнуть лишнего, чтобы у следователя не возникло желания покопаться в ваших показаниях…

У меня захватило дух от сложности задачи, поставленной мне адвокатом: убедить следователя – я чувствовала себя не в силах справиться с ней. Пацевич меж тем продолжал, снова по своей привычке отвернувшись и глядя в окно:

– Впрочем, майор Белоглазов – мужик порядочный… Это ваш следователь, – пояснил Пацевич, поворачиваясь ко мне. –И похоже, в невиновность Игоря готов поверить…

– Только мы должны расследовать за него это дело, найти истинного убийцу тогда он отпустит Игоря!

Пацевич кивнул:

– Вы вправе иронизировать, но боюсь, что это буквально так… Ну что ж, – сказал он, вставая, – тогда на этом мы нашу конференцию закончим. В милицию вы идите прямо сейчас, следователя я предупредил, он вас ждет. Да, еще вот что. – Пацевич вышел из-за стола и, подойдя ко мне, очень вежливо, доверительно прикоснулся к моей руке. – Я вас очень попрошу, сегодня вечером, не сочтите за труд, зайдите к Наташе Гореловой! Присутствовать на нашей беседе, я решил, ей ни к чему, это только ее расстроило бы, да и некогда ей, надо бизнес спасать. Но рассказать, как обстоит дело с Игорем, ей нужно, и по возможности потактичнее. Я думаю, у вас получится. Я кивнула.

– Хорошо, зайду, – пообещала я не совсем уверенно: уже теперь, в середине дня, я чувствовала себя измотанной что же будет вечером? – Если я узнаю что-нибудь новое, – сказала я, – как смогу с вами связаться?

– Ах да! – спохватился Пацевич. Он вытащил из кармана пиджака визитную карточку. – Вот номер моего мобильного телефона, звоните, не стесняйтесь, в любое время. Ну что ж, желаю удачи.

С этими словами я покинула кабинет адвоката Пацевича.

* * *

До милиции я добралась пешком: это было не так уж близко, но никакой общественный транспорт туда напрямую не ходил. На входе я сказала вахтеру, что мне нужно к майору Белоглазову, что я иду по поводу убийства Дмитрия Сучкова, и тот кивнул, сказав: «Тридцать седьмая комната, второй этаж». Я направилась по указанному адресу.

Майор Белоглазов оказался тем самым милицейским чином, что приходил к нам на телевидение вчера объявлять о разборке и просить у граждан, свидетелей происшествия, содействия. На его круглом, гладко выбритом и довольно бледном лице ни один мускул не дрогнул, когда он увидел меня входящей в кабинет. Но по тому, как он ответил на мое приветствие, я чувствовала, что моего визита он действительно ждал и лицо мое ему было хорошо знакомо, не только потому, что он случайно видел мою телепередачу.

– Ирина Анатольевна, спасибо, что нашли время зайти! – сказал он тем же сухим и официальным, словно немного заторможенным голосом, которым он говорил с телеэкрана. – Вы пришли по поводу разборки возле завода «Корпус», свидетелем которой вы случайно оказались, так?

Я решила, что этот вопрос совершенно невинный и не содержит никаких подвохов, поэтому ответила коротко: да.

– Очень хорошо! – сказал Белоглазов. Он порылся в столе, вытащил оттуда пару фотографий, затем из папки достал еще одну, выложил их передо мной на столе.

– Вот, посмотрите, из изображенных здесь людей вы кого-нибудь узнаете?

Фотография Игоря Горелова лежала крайней справа. Разумеется, его не следует выдавать, решила я, и открыла уже рот, чтобы сказать «нет», как вспомнила совет адвоката о том, что следует хорошо подумать перед каждым ответом. А что тут, собственно, думать, ситуация ясная, яснее некуда… Но вдруг меня осенило: ведь в милиции же все знают. Знают, что Наташа Горелова участвовала в моей программе, знают, что я была в гостях у них обоих. Знают, что я знакома с Игорем, и, скажи я сейчас: на фотографиях нет знакомых мне людей, без труда уличат меня во лжи. Внезапно мое лицо вспыхнуло огнем: вот она, ловушка, и я едва-едва не угодила в нее.

– Вот это – Игорь Горелов! – сказала я, показывая на крайнюю справа фотографию.

Казалось, мой ответ разочаровал следователя. Еще бы! Ведь я сорвала ему такой трюк!

– Когда вы последний раз виделись с Гореловым? – спросил он по-прежнему бесстрастно.

«Стоп! – сказала я самой себе. – Думать, прежде чем отвечать! На самом деле Игоря я видела дважды, нет, трижды: я пила с ним и его женой чай в их особняке, потом он промчался мимо меня на „Газели“, потом во время разборки. Но про последнее я не должна упоминать!»

– Собственно, я с ним только один раз встречалась – у него дома, когда готовила передачу с участием Наташи, его жены.

Потом я видела его мельком, он мимо меня куда-то на «Газели» проехал. И все!

– А куда он поехал?

Я вся напряглась: все-таки сболтнула лишнего. Вот дура!

– Ну откуда ж я могу знать? – сказала я как можно невиннее.

Следователь помолчал, покрутив шариковую ручку, постучал ею по костяшкам пальцев.

– Хорошо, теперь о разборке, – сказал он наконец. – Расскажите, где вы находились в тот момент, когда началась стрельба, и что вы видели.

Вот еще одна ловушка: только сболтни, что не надо, майор тут же прицепится, как репей, не стряхнешь.

– Я ехала в трамвае, – сказала я, – а когда началась стрельба и посыпались стекла, я упала на пол и ничего больше не видела! – закончила я не очень уверенно.

– И по сторонам не смотрели?

– Но… – я замялась, – в трамвае все упали на пол, и на мне мужчина какой-то лежал – в смысле, на полу – и все кричал: «Лежите, не вставайте, а то убьют…»

– И ничего не видели, да?

– Ничего! – подтвердила я. – Я лежала носом в пол.

– И кто стрелял, не захотелось посмотреть?

– Там же стекла сыпались!

– Как выглядели бандиты, вы не можете сказать? Нам бы это было важно, составили бы фоторобот, может быть, в нашей картотеке нашелся бы кто-нибудь из них…

Я чуть было не ляпнула: на каждом был черный чулок на голове! Но вовремя опомнилась. Вот она, уже третья по счету ловушка! Неплохо работает майор!

– Ну я же смотрела в пол! – сказала я обиженно. – Как я могла что-то видеть?

Следователь задумчиво постучал по костяшкам пальцев.

– Хорошо, я вас прямо спрошу, – сказал он сухо и четко. – У нас есть информация о том, что Игорь Горелов принимал участие в этой разборке, более того, сам является ее организатором и заказчиком. Можете ли вы эту информацию подтвердить или опровергнуть? Пожалуйста, хорошо подумайте, прежде чем отвечать! Учтите, что, если это правда, рано или поздно это все равно выяснится! Однако за дачу ложных показаний вам придется отвечать!

«А ты меня не пугай! – сказала я про себя. – Я пуганая! И Игоря Горелова просто так не выдам!»

– Я еще раз повторяю, – сказала я устало, – я ничего не видела, Игоря Горелова в том числе. Можете занести это в протокол!

Майор Белоглазов посмотрел на меня пристально, потом молча кивнул. Взяв ручку и пододвинув к себе лист бумаги, стал писать – полагаю, протокол моего допроса. Это все было не так уж быстро, и, пока он вырисовывал буковки на сером листе протокольного бланка, я должна была сидеть молча и на все это смотреть. Потом он подал мне протокол для подписи, но, прежде чем подписать, я не преминула внимательно прочесть текст, где в замысловатых, предписанных законом протокольных выражениях утверждалось, что я ничего не видела и ничего не знаю. Убедившись, что ничего сверх этого в протоколе не написано, я подписала его.

– Вы можете быть свободны, – сказал майор, – но если что-то вспомните, пожалуйста, вот мои телефоны, служебный и домашний, звоните в любое время…

Я сунула листочек с телефонами между страницами записной книжки, где уже лежала визитка Пацевича. После этого с огромным облегчением покинула кабинет следователя.

* * *

Глянув на часы, я ахнула: шел уже пятый час. Весь день промелькнул, а я так и не появилась на телевидении. А ведь ребята, наверное, ждут меня!

Так это и оказалось. В рабочем кабинете нашей программы я обнаружила всех, всю мою бригаду, да еще Валеру Гурьева и Костю Шилова в придачу.

– Ой, Иринка, наконец-то! – воскликнула Лера Казаринова, едва я появилась на пороге.

Костя Шилов поднялся со стула, направился мне навстречу.

– Ирина Анатольевна! – сказал он с упреком. – Мы уж подумали было, с вами опять что-то стряслось!

Я осторожно прикоснулась к огромной и тяжелой, точно из железа, Костиной руке.

– Да бог с вами, Костя! – сказала я ему, улыбнувшись. – Что со мной может случиться?

– Костя тут уже успел раз двадцать поклясться, что, если вы вернетесь живой и здоровой, больше он вас от себя не отпустит, будет сопровождать везде и всегда, сказала Галина Сергеевна ехидно.

Я посмотрела на смущенно стоявшего посреди комнаты Костю, и мне стало жалко его. Ну зачем она так потешается над человеком?..

– А вы что, ребята, – спросила я, – так с утра здесь и сидите? Меня дожидаетесь?

– Ну, почти, – усмехнулся Валера Гурьев, – собственно, нам было чем заняться. А теперь вот собрались вместе, обсуждаем вчерашние события.

– Ну давай, Иринка, не тяни! – сказала Лера. – Рассказывай, о чем вы разговаривали с адвокатом.

Я застыла с открытым ртом.

– Ну да, – снова усмехнулся Валера Гурьев, – благодаря твоему бородавчатому о вчерашних событиях всем на телевидении все известно.

– То есть как это все и всем? – спросила я ошалело.

– А вот так! И о том, что ты видела Игоря Горелова, тоже!

– Что, он так и сказал? – спросила я. –Слово в слово?

– Ну конечно! – воскликнул Валера. Воцарилась тишина.

Что-то не укладывалось у меня в голове, и я не могла понять – что. Бородавчатый знает меня, он знает Анжелу Сучкову, как я сегодня сама убедилась. Я вспомнила схему, которую чертила сегодня днем в кафе. Знал ли он самого Сучкова? Неизвестно. Знал ли он Игоря Горелова? Наташа утверждает, что нет. Если так, откуда он может знать, что во время разборки я видела именно Игоря Горелова? Откуда он вообще знает о его существовании?

– Ну, Иришка, ты не молчи! – прервал мои размышления Павлик самым бесцеремонным образом. – Давай рассказывай, что тебе говорил адвокат!

И я послушно стала рассказывать, главным образом о второй встрече с Пацевичем. Все присутствующие слушали меня внимательно, не перебивая, и, когда я умолкла, воцарилась тишина. Ее нарушила Лера Казаринова.

– Наш бородавчатый, наверное, и настучал на тебя в милицию, – сказала она.

– Не может быть, – сказал Валера Гурьев, – бородавчатый не знает Игоря. Наташа сама это сказала.

– То есть как это не знает? – возмутилась Галина Сергеевна. – Он же сам нам рассказывал, что видел Игоря и ты его видела!

– Точно, – сказал в изумлении Валера и посмотрел на меня.

Я кивнула.

– Ну да, – сказала я, – здесь что-то нечисто.

– Так притащи его сюда, пусть нам расскажет, откуда он все это знает, – предложил Костя.

Мы смущенно умолкли: решиться на откровенное насилие над человеком было не так-то просто.

– Про бородавчатого это еще не все, сказала я. И рассказала о том, как видела его у Анжелки. И опять по окончании рассказа последовала смущенная пауза.

– Итак, – сказал наконец Валера Гурьев, – мы можем сделать вывод, что наш бородавчатый подрабатывает извозом, возит солидных людей на их собственных машинах.., ты хоть номер ее записала?

– Номер? – удивилась я. – А зачем? –О, святая наивность! – воскликнул Валера. – По номеру в два счета можно выяснить ее владельца!

Я задумалась.

– Понимаешь, – сказала я, – я очень хорошо разглядела этот номер: солнце падало на него. Только теперь я его забыла, в голове пустота какая-то.

– Ну хоть марку машины ты помнишь, можешь ее назвать?

– До откуда я знаю! Это же иномарка была! А я знаю только наши машины. «Жигули», «Москвич», «Волгу»…

– И горбатый «Запорожец»! – криво улыбнулся Валера. – У нее на радиаторе было что-нибудь?

– На радиаторе – это спереди, между фар? – спросила я наивно.

– Да, между глаз… Я задумалась.

– Постой, постой, Валера, было! – воскликнула я радостно. – Я теперь вспомнила. Они еще так ярко на солнце блеснули – сцепленные кольца, четыре или пять, только не в два ряда, как олимпийские, а в один…

Валера кивнул. Нарисовав на листе бумаги четыре сцепленных кольца, спросил:

–Так?

Глянув на рисунок, я кивнула:

– Да, именно так!

– Отлично, – сказал Валера. – Это –"Ауди", хорошая машина. Теперь номер. Если ты его хорошо разглядела, неважно, что ты его теперь не помнишь, все равно он запал тебе в подсознание, и есть шанс его оттуда вытащить. Прежде всего вспомни, это был наш номер или иностранный?

– Наш, конечно! – сказала я уверенно. – Там было RUS, на номере.

– А какая цифра над этим RUS стояла, ты не помнишь? Понимаешь, это номер региона, где зарегистрирован автомобиль, по нему можно сказать, местная машина или иногородняя.

– А какой у нас номер региона?

– У нас – 64.

– Точно! – сказала я убежденно. –Именно эти цифры там и стояли.

– Очень хорошо! Теперь самое трудное: три буквы и три цифры. Не было ли в комбинациях этих цифр что-нибудь необычного, запоминающегося?

Я задумалась.

– Было! – сказала я наконец. – Я точно помню: буквы складывались в название какой-то телекомпании, какой-то очень популярной, но я забыла какой…

– Нашей, российской телекомпании?

– Да, да, нашей.

– Ну тогда это или ОРТ или РТР, сказал Павлик. – Какие еще у нас популярные телекомпании?

– Нет, не то и не другое, – сказала я убежденно.

Тут на меня со всех сторон посыпался град подсказок, названий телеканалов. Господи, что только не называли – и НСТ, он же REN TV, и ТВЦ, и ИВК, и ТНТ, и СТС, и ACT, я, столько уже проработавшая на телевидении, даже не знала, что такие существуют. Однако это было все не то, на каждую новую называемую мне комбинацию из трех букв я качала головой.

– Может быть, это ТВ-6? – предложила Галина Сергеевна.

– ТВ-6 больше не вещает! – возразила Лера Казаринова.

– Ну и что? При чем здесь это?

– В ТВ-6 цифра, – сказал строго Валера Гурьев, – а нам нужны три буквы.

Мы в растерянности смотрели друг на друга.

– Послушайте, – вдруг сказал молчавший до сих пор Костя Шилов. – Может быть, это НТВ?

Я аж подскочила на месте.

– Конечно, НТВ, – сказала я. – Что вы мне голову морочили с вашим ТВ-6! Это НТВ, НТВ было в номере, сначала "Н", потом три цифры, потом «ТВ», отлично помню.

Все вздохнули облегченно, даже засмеялись, и я вместе со всеми.

– Так, отлично, молодец, Ирочка! воскликнул Валера. – Теперь три цифры. Ирочка, думай, может быть, в цифрах тоже что-нибудь было необычное, какая-нибудь интересная комбинация…

И я думала. Представила себя стоящей на балконе, а внизу огромная черная «Ауди» медленно пятилась назад, ее номерной знак на радиаторе переливался в лучах солнца, вот, развернувшись, она начинает спускаться вниз, и я снова вижу номер…

– Там две цифры были одинаковые, – вдруг сказала я убежденно. – Или две четверки, или две тройки.

– Или две пятерки, – добавил Павлик, я посмотрела на него с сомнением.

– А третья цифра? – спросил Валера.

Я снова задумалась. Представила себе снова пятящуюся назад «Ауди», номер на радиаторе переливается в лучах солнца, на этом номере есть и НТВ, и 64 RUS, только вместо трех цифр белое пятно.

– Знаешь, мне теперь кажется, что там были только тройки и четверки, – сказала я.

Валера кивнул.

– Хорошо, попробуем перебрать варианты, – сказал он. – Ирочка, теперь расслабься, ни о чем не думай. Представь, что ты собираешься уснуть, и закрой глаза.

Закрывая глаза, я успела заметить, что он намерен что-то чертить на листе бумаги.

– А теперь открой глаза. Ну, такой номер был у «Ауди»?

На листке было написано «н 334 тв 64 RUS». На душе моей стало уныло, тоскливо, и я с сомнением покачала головой.

– Все! – воскликнул Валера. – Больше не думай, не забивай ничем голову, снова расслабься и закрой глаза.

И с закрытыми глазами я слышала, как царапала, чертя, шариковая ручка по бумаге.

– Теперь смотри!

На листе стояло «н 443 тв 64 RUS». Я вдруг почувствовала прилив радости.

– Вот он! – воскликнула я. – Именно этот номер!

И все мы рассмеялись от радости и огромного облегчения, что нашли наконец искомый номер.

– А теперь, – сказал Валера, самодовольно ухмыляясь, – смотрите, что может Валера Гурьев!

И он стал набирать какой-то номер телефона. Мы напряженно ждали.

– Алло! Областное управление ГИБДД? А кто на дежурстве, Сашка, ты, что ли? Это Валера. Саш, по дружбе, посмотри тут один номер… – Вдруг он осекся, трубка в его руке зарычала, захрипела, стала будто раскаляться докрасна. – Как, какой Валера Гурьев? С телевидения, отдел криминальной хроники! Саш, ты брось выдуриваться, мне номер опознать нужно… – Вновь рык телефонной трубки, лицо у Валеры вытянулось. – Ну, извини, Саш… Извините, товарищ капитан!.. Да, но.., я вас уверяю! Но, товарищ капитан!.. – Внезапно Валера заканючил, как простой солдат срочной службы:

– Позарез нужно – человека из тюрьмы надо вытащить! Но говорю же!.. Я разве ж вас когда подводил?.. Но нужно, вы поймите, товарищ капитан, для дела расследуем, бандитская разборка, невинный человек попал в тюрьму… Да никто на вас ссылаться не будет, мало ли откуда мы номер узнали! – Вид у Валеры стал совершенно ошалелым, на лбу выступила испарина. Трубка продолжала рычать. – Хорошо, хорошо, про вас – ни слова! В случае чего скажу, сам в компьютер залез, ваш файл взломал! Да! –Рычание трубки стало чуть менее грозным, Валера выглядел уже увереннее. – Хорошо, называю! Машина: черная «Ауди». Одна из последних моделей. Номерной знак «н 443 тв 64 RUS»… Да, нашего города… Отлично, жду! – закончил Валера, оглядев пас торжествующим взглядом. Но пот на лбу еще не просох, и я бы сказала, он был бледнее обычного. – Алло! Да, слушаю… Записываю! – Он пододвинул лист бумаги. В трубке кто-то что-то диктовал, и по мере диктовки лицо Валеры вытягивалось, выражая разочарование, до того комичное, что, глядя на него, мы едва сдерживали смех.

Но Валера будто и не замечал нашего веселья. Он молча, даже не сказав спасибо гаишнику за оказанную услугу, положил трубку и оглядел всех нас беспомощным и растерянным взглядом.

– Машина зарегистрирована на имя Сучкова Дмитрия Геннадьевича!

– сказал он.

Мы так и ахнули.

Воцарилось молчание. Его нарушила я сама, сказав:

– Боже мой, какая же я дура! Как я не подумала, что у Сучковых тоже должна быть машина?

– И очень крутая, – вторила мне Л ера Казаринова. – Они же были предпринимателями!

– Но, понимаете, – принялась я оправдываться, – Анжела так долго жаловалась мне на безденежье, что мне и в голову не могло прийти, что у них есть машина, да еще такая!

– И из-за этого мы весь вечер гонялись за призраком! – добавил Валера Гурьев.

Машинально, не думая, я стала набирать номер мобильника Пацевича, чтобы рассказать ему о результатах наших поисков. Голос, сказавший мне в трубку «да», я поначалу не узнала: мне показалось, это был голос пожилого усталого человека. Но это был вполне узнаваемый Пацевич в этом он меня уверил, и через некоторое время я уловила знакомые интонации его голоса.

Так как у Пацевича на визитке было напечатано: «Берегите время абонента!» я старалась говорить быстро, ясно, четко излагая события. Услышав про черную «Ауди», Пацевич вдруг оживленно переспросил:

– Какой, вы говорите, номерной знак? Я повторила. Я так долго и мучительно вспоминала его, что в конце концов выучила наизусть.

– Да, это номер машины Сучкова, подтвердил адвокат. – Напрасно вы мне сразу не позвонили и не спросили…

– Но откуда ж я могла знать, что он вам известен? – возразила я виновато, точно школьница.

– Ну да, – согласился Пацевич.

Мне-то он стал известен чисто случайно. Мне этот номер сообщил Игорь Горелов.

– Сообщил? Зачем?

– Понимаете, эта сучковская «Ауди» – та самая машина, в которой его возили на разборку, именно ее вы видели, лежа на полу в трамвае.

Я так и ахнула и, позабыв о том, что у Пацевича на телефоне деньги капают, на мгновение замолчала, потеряв дар речи.

– Собственно, неудивительно, что бандиты взяли именно машину Сучкова, вновь заговорил Пацевич, так и не дождавшись моей ответной реплики. – Для подобных разборок машины обычно угоняются, и если уж угонять, то проще всего угнать как раз машину Сучкова: ее-то уж точно никто не хватится, раз сам хозяин мертв и лежит в багажнике…

– А вторая машина, которая участвовала в разборке? – спросила я, обретя наконец дар речи. – Вы говорили, там было две машины…

– Да, еще серебристо-серая «девятка», – подтвердил Пацевич. – Игорь запомнил ее номер, это все, что он мог сделать в данном случае.

– И вы узнали, чей это номер?

– Узнал… В сводке ГИБДД эта машина числится как угнанная, заявили об угоне уже после разборки, так что скорее всего хозяин машины ко всей этой истории не причастен.

– Думаете, бесполезно идти к нему спрашивать?

– Он вам скажет, что машину у него угнали и он знать ничего не знает. И это скорее всего будет правдой. Для того бандиты и угоняют машины, чтобы, во-первых, не жалко испортить было, а во-вторых, чтобы ниточка расследования никуда не вела.

– Так что теперь эта машина стоит тихо-мирно где-нибудь в тихом переулке…

– Более вероятно, что ее обгорелый остов валяется сейчас где-нибудь в лесу. После таких дел машины обычно сжигают, чтобы не оставить случайных улик.

Мне стало грустно и жалко до слез несчастного владельца «девятки», в одно мгновение оставшегося без машины.

– Да, вот еще что, Сергей Маркович, – вспомнила вдруг я. – Я еще хотела спросить: вы случайно имя и адрес дяди Сучкова не выяснили?

В трубке послышался тяжкий вздох.

– Извините меня, нет, – сказал он устало. – Замотался сегодня, не сумел, забыл. Завтра позвоню, честное слово!..

– Но завтра же воскресенье…

– Да это ничего – у сучковского адвоката мобильник, и по выходным он не имеет привычки напиваться до беспамятства…

– Кстати, может быть, мне стоит с ним поговорить? Может, он что-то знает?..

– Хорошо, я сам с ним поговорю, – заверил меня Пацевич. – Завтра пойду к нему домой по старой дружбе. Я вам перезвоню. Только опять же – шансов что-либо узнать очень немного… С Наташей попробуйте еще поговорить… Кстати, вы еще не заходили к ней?..

– Вечером зайду, – сказала я, – если не забуду…

– Не забудьте, пожалуйста! – повторил Пацевич. – А пока давайте кончим на сегодня…

Положив трубку, я объявила всем:

– Пацевич все знал про этот номер.

– Слышали, – отозвался Валера Гурьев. – А что он говорил там про вторую машину?

– Да ничего особенного, – ответила я. – Серебристо-серая «девятка», числится угнанной…

Валера Гурьев понимающе кивнул.

«И что же нам теперь делать?» – хотела я сказать, но не успела: дверь резко распахнулась, и в наш кабинет вошел Евгений Васильевич Кошелев, наш шеф.

– О! Отлично! Наконец-то вся команда в сборе! – воскликнул он с нескрываемым сарказмом. И повернулся ко мне:

– И вы, Ирина Анатольевна, здесь, я очень рад, наконец-то увиделись! Мечтаю об этом, можно сказать, с самого утра!

– Между прочим, у меня сегодня выходной, – сказала я невозмутимо.

– Между прочим, у меня тоже! – Шеф был на взводе, и мы все знали почему. – Да только какой же, к черту, выходной, когда такое творится!

– А что творится? – спросила я невинно.

– Вы, Ирочка, – шеф приблизил, насколько было можно ему, стоявшему в форме вопросительного знака, ко мне, преспокойно продолжавшей сидеть, свое лицо вплотную, – не прикидывайтесь, пожалуйста, наивной идиоткой, все знают, что это не так!

– Спасибо!

– Не за что! – Шеф выпрямился, став похожим на знак восклицательный. – Что вы учудили с вашей программой? Вы приглашаете туда кого хотите, я вам абсолютно ничего не навязывал. Так смотрите же, что за людей вы приглашаете! Вчера в вашей передаче участвовала эта бизнес-вумен могли бы и поинтересоваться, что за человек ее муж! Получается: мы готовили программу с ее участием, а муж в это время устраивает разборки, расправляется с конкурентами. Мы делаем передачу, его жена в эфире, а его самого в это время арестовывают, прямо во время нашей программы. Вы что, думаете, такое легко сойдет с рук приглашать на телевидение жен мафиози?

Полагаете, это позволительно – рекламировать личную жизнь бандитов? Вы же бросили тень на все телевидение, вы подставили под удар всех нас, начиная от генерального директора ГТРК и кончая… Ну да, кончая всей вашей бригадой! Или вы думаете, что после случившегося вам и дальше позволят транслировать вашу программу?

Шеф наконец умолк, утомленный криком, уселся на стул, вовремя подставленный ему Костей Шиловым. Я сидела, угрюмо глядя перед собой. Вот так они всегда поступают, эти начальники: сначала втянут тебя против воли в какую-нибудь историю, а как случится беда, первые же от тебя и отворачиваются, даже хотят все свалить на другого, сделать из него козла отпущения.

– Все это очень мило! – сказала я таким хриплым, сдавленным голосом, что сама испугалась, не ожидая, что у меня может быть такой. – Все прямо по Ницше падающего толкни! Когда все идет благополучно, вы все такие любезные, даже ласковые, прямо сама доброта. А стряслась неприятность – вы меня и знать не хотите. И нечего строить из себя оскорбленную гордость! – вдруг выпалила я, вскочив со стула. – Между прочим, это вы втянули меня в эту историю! У меня на вчерашний эфир была совсем другая заготовка, совсем другая предполагалась участница. А вы мне эту Наташу Горелову подсунули, да еще в последний момент, и отказаться было нельзя – в приказном порядке! Вы откуда ее откопали? Почему так срочно решили поменять план, включить туда Наташу? Почему? Она вам что, родственница? Откуда вы ее знаете?

В изнеможении я снова плюхнулась на стул, закрыла лицо руками. Слышала голос Леры Казариновой, сказавшей:

– Однако это интересный вопрос. В самом деле, почему?

И зашипевшего было Кошелева: «Что вы себе позволяете, девочка!» – никто не испугался. Напротив, по-прежнему спокойно, ледяным тоном, заговорил Валера Гурьев:

– Это не праздный вопрос, Евгений Васильевич!

Все эти события – разборка, арест Игоря Горелова – взаимосвязаны между собой и участием Наташи в телепередаче! И нам очень важно знать, что является причиной ее срочного участия в передаче, тем более внепланового, экстренного.

У меня дух захватило. А что, если Евгений Васильевич, наш шеф, замешан в этой грязной истории? От таких мыслей становилось страшно.

– Но… – вид у Кошелева был растерянный, – собственно говоря, это вы не мне, а Мише Завьялову должны спасибо сказать. Он мне эту кандидатуру подсунул.

– Кто такой Миша Завьялов? – спросила я.

– То есть как это кто такой? – удивился шеф. – Вы это у меня спрашиваете, кто такой? Ваш, Ирина, новый ухажер, вот кто! Ну, такой, неуклюжий, с бородавкой на щеке…

– Бородавчатый? – ахнули мы все вместе. – Опять бородавчатый? Куда ни сунься, везде в этом деле натыкаешься на него!

– Он меня сам попросил пригласить Наташу Горелову в нашей программе поучаствовать, – продолжал шеф. – И ведь такую трогательную историю рассказал, подлец. Будто бы он в большой нужде, был в сильном запое уже несколько дней, бродил в полном беспамятстве, вдрызг пьяный по городу, искал, где выпить. А дело было в январе, стояли морозы. И он от усталости, наверное, в конце концов упал в снег и лежал прямо возле тротуара, и мимо шли люди, делали вид, что его не видят. И вот Наташа с Игорем ехали мимо на своей «Газели» – остановились, подобрали его, отвезли к себе домой, в особняк. Там они его согрели, накормили, помогли выйти из запоя. А потом работу еще нашли, здесь, на телевидений. И вот теперь он хочет Наташу отблагодарить за доброту – участием в нашей программе. Ну, вы же понимаете, после такой истории я ему не мог отказать!

– И конечно, он совершенно точно знал, когда Наташа участвует в программе? – спросил Валера задумчиво.

– Разумеется! Он меня спрашивал, и я все ему сообщил. И что вы к Гореловым домой поехали, – Кошелев повернулся ко мне, – он тоже знал…

Очень хорошо! Похоже, бородавчатый знал вообще обо всем.

– Однако!

– Я озадаченно оглядела всех. – Наташа уверяла нас, что не помнит, не знала никого с бородавкой на лице! Неужели уже успела забыть?

– Быть такого не может! – возразил Валера Гурьев. – Собственные благодеяния всю жизнь потом помнятся!

– Что мы тут голову себе ломаем? воскликнула вдруг Галина Сергеевна.

– Притащить сюда этого вашего бородавчатого, и пусть сам все расскажет!

– Точно! – Костя Шилов направился к двери. – Подождите минуту, я сейчас…

Ждать пришлось долго. Евгений Васильевич нетерпеливо барабанил пальцами по столу, Валерий Гурьев ерзал на стуле. Лера от скуки стала жевать какие-то сухофрукты, предложила остальным – согласился только один Павлик.

Костя Шилов вернулся через четверть часа один, и по его унылому, разочарованному виду, в бездействии свисающим по бокам огромным, мускулистым рукам, ясно было, что он потерпел поражение.

– Бородавчатого нет, – сказал он глухо, – сгинул.

– Куда? – спросили мы в один голос.

– Никто не знает. Уволился, заявление подал еще вчера вечером, с тех пор никто его больше не видел…

– Конечно! – вдруг воскликнула я. –Он же Анжелку в рабочие часы на ее машине куда-то возил!

– Мы думали, что шоферить для него приработок, а оказывается, он перешел на другую работу, – подытожил Валера Гурьев.

– А домашний адрес? – спросил Евгений Васильевич. – Где он живет, не догадались спросить?

– Догадался, – ответил Костя Шилов, – в нашем общежитии он жил. И теперь, уволившись с работы, из общежития он тоже съехал. Куда – никто не знает.

Наше уныние нельзя было выразить никакими словами. Итак, и эта ниточка тоже обрывалась – пока во всяком случае. И оставалась только одна зацепка – Анжела; Сучкова. По крайней мере, где найти бородавчатого, она должна знать, если он у нее состоит на службе.

Мы решили, что нам пора расходиться по домам. Когда я спускалась по каменной лестнице со второго этажа к выходу из телецентра, за мной по пятам следовал Костя Шилов – он и впрямь теперь решил стать моим неотступным телохранителем. Впрочем, продолжала я думать, еще не факт, что Анжелка захочет мне все рассказать. Мне вспомнился ее неприветливый вид сегодня утром – и зачем она мне все время врала? Говорила, что не знает Гореловых, хотя отмечала с ними Новый год. А вот бородавчатый утверждал, наоборот, что он знает Гореловых, хотя Наташа уверяла, что не знает его. Или врут не они, а врет Наташа? Я почувствовала, что у меня словно почва уходит из-под ног, – так бывает всегда, когда начинаешь сомневаться во всех и каждом.

С Наташей надо бы поговорить, и как можно скорее, решила я. Но когда? Сегодня я уже устала… Может, завтра? Стоп! От неожиданности я и вправду остановилась, Костя Шилов едва не налетел на меня сзади. Я вдруг вспомнила, что обещала Пацевичу зайти сегодня вечером к Наташе, рассказать ей об Игоре, и чуть не забыла! Черт с ней, с усталостью, – этот разговор откладывать нельзя!

Внизу, во дворе, Костя Шилов спросил меня несколько робко и смущенно:

– Я доведу вас до дома, можно?

– Я еще не еду домой, – сказала я. – Мне нужно к Наташе Гореловой, поговорить о ее муже в тюрьме и пару вопросов задать. Надеюсь, маршрутка со счастливым номером тринадцать еще ходит в этот час…

– Да зачем вам маршрутка, Ирина Анатольевна? – воскликнул Костя. – Садитесь, я вас отвезу. Маршрутки в этот час ходят редко.

Это звучало слишком заманчиво, чтобы отказаться. Усевшись на переднее сиденье «Волги» рядом с Костей, я, однако ж, спросила, чтобы рассеять последние сомнения:

– А начальство не будет против?

– Не будет! – отвечал, усмехаясь, Костя. – Начальство против только тогда, когда ему надо ехать, а машины на месте нет. Вот это правда беда, тогда и с работы выкинут. А сейчас, в субботу вечером, кому ж машина может понадобиться? – И, помолчав, Костя добавил очень серьезно:

–И завтра, в воскресенье, если надо, машина будет в вашем распоряжении. Только скажите…

Я поблагодарила его. Костя – настоящий друг. Я хотела даже пожать ему руку, но в этот момент мы уже выезжали из ворот телецентра.

Пришлось долго ждать, прежде чем Наташа открыла нам: оказалось, она была в цеху, где работал станок. Вид у нее был очень утомленный: видно, одной, без Игоря, приходилось плохо.

– Завтра утром сестра приедет из Тамбова – сестра Игоря, – сказала Наташа, устало и грустно глядя на нас, – а пока все одной приходится делать. С ног валюсь от усталости…

Тем не менее она отправилась на кухню готовить для нас чай. Я было запротестовала: обойдемся без него, но Наташа энергично покачала головой, и все, что я могла сделать, – это пойти помочь ей.

За чаем я рассказывала об Игоре. Что в тюрьме с ним обращаются прилично, насколько это возможно, и на допросах он держится мужественно, молодцом, молчит, как партизан. Потому что в молчании его спасение – Наташа слабо улыбнулась в ответ на грустную шутку.

– А с нашим расследованием пока ничего не получается, – сказала я по возможности беспечным тоном. – Только уцепимся за какую-нибудь ниточку, начнем тянуть, а она – раз! – и тут же обрывается.

Наташа понимающе, но довольно рассеянно кивнула, слушая меня.

– Наташа, вы должны нам помочь! сказала я. – Нам не хватает зацепок, понимаете, круга подозреваемых. Кто мог желать смерти Сучкова?

– Да бог мой, кто же мог желать его смерти? – вздохнула Наташа. – Он был милейшим, добрейшим человеком, наш Димка, никому слова обидного не сказал, мы с ним никогда не ссорились… Это мой Игорь на него иногда наезжал, все критиковал, считал, что тот не правильно все делает! Ну тогда они, конечно, спорили, даже кричали иногда друг на друга.

– Да ведь вы хорошо Сучкова знали…

– Мы дружили, – сказала Наташа убежденно, – то и дело друг к другу ходили…

– И с Анжелой, женой Сучкова, тоже дружили?

– Конечно. – Наташа смотрела на меня удивленно.

– И праздник вместе встречали?

– Ну да, последний Новый год они даже к нам праздновать пришли. У них квартира маленькая, тесная, а у нас – видите, какие хоромы…

– Я сегодня разговаривала с Анжелой.

– Да? – улыбнулась Наташа. – Вы знакомы?

– Знакомы, – подтвердила я мрачно, но Анжелка утверждает, что ни Игоря, ни вас она не знала. Что с конкурентами Дмитрий один дела имел, без нее.

Наташа замерла, робкая, беспомощная полуулыбка блуждала на ее губах.

– Да как же это? – прошептала она. Потом вскочила, подбежала к шкафу, стала рыться там в ящиках. Наконец нашла, принесла мне. Это была открытка «С Новым годом!». На оборотной стороне нехитрый поздравительный текст, написанный от руки – я вдруг узнала характерный, с завитушками Анжелин почерк: «Поздравляем с Новым годом, желаем счастья, здоровья, удачи» – и далее все в таком же роде. Под текстом подписано: «Анжела и Дмитрий Сучковы».

– Они торт шикарный на застолье принесли и шампанское, – пояснила Наташа. – И вот эту открытку…

Я кивнула.

– Адвокату эту открытку покажите, сказала я, – может, окажется полезной для чего-нибудь. – Я вздохнула. – Но зачем же мне Анжелка врала?

– Вы знаете, – сказала Наташа, – вообще-то она любит врать. И иногда это делает просто так, шутки ради. Ну, будто разыгрывает! Так что вы на нее не обижайтесь…

Я кивнула. Хотя не очень-то верила, что Анжелка хотела разыграть меня сегодня утром.

– А какие у Сучковых вообще были отношения между собой? – спросила я.

Наташа помолчала.

– Он на нее молился, – произнесла наконец она.

– А Анжела?

Наташа молчала, и я начала догадываться, что это означает.

– Вам известно что-нибудь конкретное?

– Слухи разные ходили. – Она вздохнула. – Будто она и с каким-то спортсменом встречалась, и с хоккеистом, и с каким-то солидным чиновником из областного правительства. Говорили, будто она с ним и в Испанию ездила на неделю, с чиновником этим.

Я опешила.

– А Димка? Он что, здесь оставался?

– Да, оставался, – подтвердила Наташа. – Она сказала, что едет с подругой, он и поверил… Он ей во всем верил!

– А в последнее время? – спросила я. – В последнее время были у Анжелки любовники?

– Говорили, нашла себе очень солидного, обеспеченного человека…

– Тоже чиновника?

– Нет, бизнесмена, как мы, только покруче. Говорят, он где-то в автобизнесе, перепродает машины, и автосервисные центры у него по городу, и торговые точки. Денег у него очень много, а Анжелка ведь такая падкая на деньги, вы, наверное, знаете…

Еще бы!

– А имя этого бизнесмена?.. Наташа покачала головой.

– Игорь мне все это рассказывал, сказала она. – А откуда он узнал – надо у него спрашивать.

«Отлично, – подумала я. – Нашему адвокату будет работа – выспросить это у него. Или я последняя дура, или с Анжелкой что-то нечисто. В любом случае пока что она да еще таинственный сучковский дядя – единственные наши зацепки».

– А конкуренты? – продолжала спрашивать я. – Были у Сучкова, кроме вас, еще соперники в бизнесе?

– Нет, ни в коем случае! – сказала Наташа определенно. – Поймите, это же рынок! Мы просто обязаны совершенно точно знать, кто наши союзники, а кто враги, с кем мы сотрудничаем и у кого место под солнцем отнимаем.

– И вы, то есть ваша фирма и сучковская, вполне умещались под солнцем?

– Конечно! – Наташа выглядела совершенно искренней. – Говорю же, мы даже собирались производство увеличивать – и мы, и Сучков.

– А это могло кому-нибудь помешать? Наташа некоторое время напряженно и пристально смотрела на меня, потом отрицательно покачала головой.

– Насколько я знаю, нет, – сказала она. – Бизнес у нас мирный, спокойный, ну кому мы можем помешать…

– Значит, убийство Сучкова могло произойти только из личных причин! – подытожила я.

Наташа продолжала смотреть на меня напряженно и очень серьезно.

– А Анжелка? – спросила я. – Она хоть немного бизнесом своего мужа интересовалась? Или заставляла его вкалывать, а сама только деньги швыряла направо и налево?

– Да-да, – подтвердила Наташа, – вот это последнее ближе к истине. Она и «Ауди» заставила его купить. Он хотел фургон, как у нас, нанять шофера… А Анжелика говорит: нет, нам нужна нормальная, престижная машина, как у людей…

– И Сучков послушался?

– А куда ж ему было деваться? Он выполнял любой ее каприз.

Я рассказала о моем сегодняшнем приключении – как видела Анжелку, садящуюся в черную «Ауди», и думала, что это машина ее нового поклонника.

– Нет, – сказала Наташа грустно. –Это теперь ее машина.

– А мы сегодня часа три голову ломали, – сказала я. – Сначала номер вспоминала, потом определяли по нему ее хозяина. И выяснилось, что хозяин – тот же Сучков… Так обидно было, что столько усилий потратили зря. И что ниточка оборвалась… Наташа вежливо, но безразлично кивнула.

– Кстати, еще у вас хотела спросить, продолжала я, – вы говорили, что у Сучкова был богатый покровитель, который ему деньги на его бизнес давал. Вы не знаете, кто это и как его найти?

Наташа посмотрела на меня озадаченно.

– Богатый покровитель? – сказала она удивленно. – Ах, вы, наверное, имеете в виду его дядю?..

– Да, наверное, – сказала я. – Адвоката я уже расспрашивала, но он ничего не знает…

– Мы с Игорем тоже толком ничего не знаем, – ответила Наташа. – Нам Дмитрий ничего не рассказывал, мы все от других, по слухам знаем.

– Он вам не рассказывал? – спросила я удивленно. – Про родного дядю?

– У него с ним сложные были отношения, – пояснила Наташа. – Дядя же ему все свои сбережения отдал, чтобы тот свое дело открыл. А потом у Дмитрия начались проблемы, он просил денег еще и еще. И дядя давал и давал. А Димка отдавать не мог – нечем было… А потом инфляция началась, все дядины деньги вылетели в трубу.

Мы с Костей напряженно переглянулись.

– Однако, – сказала я, – это неплохой мотив для убийства – растрата денег…

Наташа вытаращила на меня глаза, некоторое время смотрела с ужасом, потом ее голова вдруг устало поникла. Я тщетно ждала, что она что-нибудь скажет, но Наташа сидела молча.

– Ирина, – тихо напомнил мне безмолвствовавший до сих пор Костя. – Про бородавчатого…

– Ах да! – спохватилась я. – Наташа, скажите, имя Михаил Завьялов вам что-нибудь говорит?

Та с сомнением покачала головой.

– Такой высокий, неуклюжий, – это мне помогал Костя, – с большой бородавкой на щеке?

– Вы меня уже спрашивали про него! сказала Наташа. – Говорю же, нет, я такого не знаю!

– Однако участием в нашей программе «Женское счастье» вы обязаны именно ему! – И я пересказала всю историю с начала. Наташа смотрела на меня, от удивления широко раскрыв глаза.

– Что за бред?!

– воскликнула она, когда я кончила. – Не случалось с нами ничего подобного! Пьяных на улице подбирать… Для этого же есть милиция!

– Значит, бородавчатый тоже все врет, – сказал Костя. – И зачем это ему?

– А зачем ему было рассказывать про разборку всем на телевидении? – спросила я.

– Про разборку? – спросила Наташа озадаченно. – А откуда он знает про нее?

– А вот это самый интересный вопрос, – сказала я. – Если он там был, почему я его не видела?

– Он стоял в толпе, – отвечал Костя Шилов, – и прятался.

– От кого прятался? От меня? Он же в меня влюблен! То целую неделю каждое утро ждет меня у проходной, чтобы поздороваться, а то прячется от меня в толпе?

– Почему он знает Игоря и Наташу, а они его нет? – продолжал Костя.

– И если он видел Игоря на разборке, пусть сам пойдет в милицию и расскажет там про это! – сказала я. – Почему он все время подталкивает к этому меня?

– Вот что! – сказал Костя решительно, в то время как Наташа испуганно, с любопытством смотрела на нас обоих. – Завтра мы отправимся к вашей Анжеле и душу из нее вынем, пока она не скажет, где этого бородавчатого можно найти. Вы, Ирина Анатольевна, не смотрите на меня с таким ужасом. Это – жизнь. Завтра в восемь утра я на машине жду вас возле вашего подъезда, хотите вы того или нет!

– Хорошо, замечательно! – Я видела, что спорить с Костей бесполезно. – Но мы возьмем с собой Володю. Мы тоже когда-то, как и вы, Наташа, семьями с Сучковыми дружили. Вот и будет хороший повод к Анжеле теперь нанести визит.

С этими словами мы решили, что пора прощаться. Время было уже позднее, Володька дома, наверное, с ума сходит, думая, что за чертовщина происходит: второй день подряд его жена уходит из дома рано утром и возвращается поздно вечером, будто подрядилась вкалывать сверхурочно.

Глава 3

В машине зазвонил телефон. Костя Шилов, не отрывая взгляда от дороги, точно натренированным движением снял трубку, сказал «да», потом через некоторое время «нет, вы не туда попали». Потом, еще через пару секунд, «нет, нет, это не магазин, это – другое…» – после чего так же уверенно, не глядя, положил трубку на рычаги, укрепленные где-то внизу около радиоприемника. В немом восхищении перед этим чудом техники – автомобильным радиотелефоном – глядели мы с Володькой на манипуляции Кости с заднего сиденья, мчась по ухабистым улицам города на Вторую Дачную, в гости к Анжеле Сучковой.

– Костя, – сказала я, – а в другой город по нему позвонить можно?

– Только в Покровск. – Костя на мгновение повернулся в мою сторону. – У него прием как у мобильника – собственно, это и есть мобильник.

Покровск – небольшой городок, прямо напротив Тарасова, на левом берегу Волги. Наш город – на правом. Между городами автомобильный мост, так что они были фактически одним целым.

– Когда пятнадцать лет назад, – продолжал Костя, – эту «Волгу» покупали, считалось большим шиком на ней радиотелефон установить. А сейчас он как бы и ни к чему. У каждого начальника свой мобильник.

Костя умолк, глядя на дорогу и ища способ обогнать в узком проулке едва ползущий автобус. А я посмотрела тем временем на сидящего рядом Володьку: казалось, он был доволен поездкой.

А между тем вытащить его на воскресную автомобильную прогулку стоило мне немалых усилий. Когда-то – теперь в это уже не верится! – он каждый выходной отправлялся, смотря по времени года, или на велосипеде, или на лыжах, или просто пешком в загородный лесопарк, а теперь даже из постели вылезать не хочет. Все бы ему туда, прямо в постель, и подали, и завтрак, и пульт телевизора.., а затем и обед!..

Утром я сказала ему:

– Володька, сейчас Костя Шилов приедет, поедем с тобой в гости.

– Это еще куда? – спросил он, зевая и сладко потягиваясь.

– На Вторую Дачную, – сказала я невинно. – К Анжелке Сучковой. Помнишь, мы как поженились, бывали у нее и ее мужа в гостях? Потом как-то раззнакомились… Это ее мужа, Димку Сучкова, позавчера, в пятницу, убили.

Володька аж подскочил в постели и уставился на меня во все глаза.

– Да ты что! – воскликнул он. – То-то я смотрю, Сучков – фамилия какая-то знакомая.

– Вспомнил, вот и отлично! – сказала я бодро. – А теперь вставай, умывайся, одевайся. Завтрак на столе. Сейчас Костя прибудет, поедем, засвидетельствуем Анжелке наши соболезнования в связи с трагической смертью ее мужа.

Но Володька даже не пошевелился в постели, продолжая смотреть на меня внимательно, сосредоточенно.

– Слушай, а может, ну ее на хрен, эту Анжелку? Она еще в те времена была стерва стервой, хотя и притворялась ангелочком.

А что теперь из нее получилось, можно себе представить.

Ну какой же он временами грубый, мой Володька!

– Слушай, Вовик, это надо сделать! он терпеть не может, когда его называют Вовиком, так что это верный способ его слегка позлить, в отместку за грубость по отношению к Анжелке. – Меня с работы попрут, если я Игоря Горелова из тюрьмы не вытащу. А чтобы его оттуда вытащить, нужно найти убийцу Сучкова.

А чтобы найти убийцу Сучкова, надо раскрутить на откровенность Анжелку Сучкову. Я вчера уже ломала над всем этим делом голову, до сих пор болит. Между прочим, наша Анжелка едва ли не единственная зацепка. Так что давай, Вовик, вставай и поехали к ней. Машина скоро будет.

– Во-первых, я не Вовик, а Владимир Николаевич. – При этих словах Володька блаженно потянулся в постели. – А во-вторых, езжай к ней одна. На фиг я тебе там нужен.

– Одна я у нее уже была, – сказала я, делая вид, что не слышу его грубости. –И теперь приличнее было бы нанести визит нам вдвоем. Я скажу, что ты, как узнал, ужасно, до слез расстроился и теперь непременно хочешь высказать ей свое человеческое участие.

– И тебе будет не стыдно так врать?

– Для дела я готова на все, – сказала я, меняя тон. – Если тебе так непременно хочется остаться дома, я прекрасно могу съездить туда вместе с Костей Шиловым. В отличие от тебя он предложил мне не только меня сопровождать, но даже повезет нас на своей «Волге». Так что после визита к Анжелке, думаю, мы еще немного покатаемся за городом. Это же так здорово – стремительно мчаться на машине по шоссе!

Володька уже давно, приподнявшись на постели на локте, смотрел на меня пристальным, недобрым взглядом.

– Шилов? – спросил он наконец. –Это такой длинный, что ли?

– Длинный, как и ты, – подтвердила я. – Только, в отличие от тебя, доходяги, его тело – одни мускулы.

– А ты это откуда знаешь, какое у него тело?

– Догадалась, – ответила я невозмутимо. – Между прочим, это уже по осанке видно. И потом, Костя такой добрый, такой внимательный. Я думаю, мы вдвоем хорошо проведем время сегодня.

– Я вам дам – вдвоем, – проворчал Володька, выбираясь из постели. – Что за жена у меня такая – чуть отвернешься, ужи с кем-то шашни.

Все это было сказано, впрочем, довольно добродушно. И вот мы уже сидим на заднем сиденье серой «Волги». Костя Шилов за рулем, и машина стремительно мчится по ухабистым улицам нашего города.

* * *

С широкого шумного проспекта 50-летия Октября Костя свернул в узкую боковую улочку, круто забирающуюся в гору, затем по моему указанию в проулок между домами на одну из террас, где находилась Анжелкина девятиэтажка. Припарковался в тупичке, где уже стояли три или четыре машины. Затем, выбравшись из «Волги», мы направились к Анжелкиному подъезду. Костя – следом, ему еще надо было запереть «Волгу».

На этот раз нам пришлось долго ждать, пока Анжелка откроет. Мы уже успели испугаться, подумав, что ее вовсе нет дома: или не ночевала, или ушла куда-то. Но нет, вот лязгнула задвижка, стальная дверь открылась, на пороге возникла Анжела, одетая как для выхода на улицу. Но не накрашенная, волосы растрепанные, на симпатичной мордашке сердитые гримасы, ставшие еще более сердитыми и раздраженными, едва она разглядела меня.

– Фу ты, блин, это опять ты! – сказала она в качестве приветствия. – Ну и чего ты заладила каждый день ко мне шастать? – Анжелка смотрела так неприветливо и с такой откровенной досадой, что я испугалась, что она захлопнет сейчас дверь прямо перед самым моим носом.

– Здравствуй, Анжела, – сказал за моей спиной Володя.

Выражение Анжелиного лица мгновенно изменилось, стало ласково-приветливым.

– Ой, какие люди, – пропела она сладким голосом, – а я-то в темноте и не разглядела, что ты не одна. Это же.., э…

– Володя, мой муж, – сказала я.

– Ах, ну конечно, я отлично помню, продолжала Анжелка. – Здравствуй, Володя, проходи. Ой, да там еще кто-то?

– Костя Шилов, наш друг.

– Ах, у тебя еще и друг есть. – Анжелка чуть ехидно засмеялась. – Ну ты даешь, Иринка, а я-то думала… Ну проходите же, не стойте на пороге!

Она протянула руки навстречу обоим мужчинам, приглашая их таким образом войти. Я тем временем оглядывалась в прихожей, изумляясь произошедшим там меньше чем за сутки переменам. Квартира выглядела опустошенной, словно разграбленная. Бесчисленные безделушки, вазочки!, статуэтки – все куда-то исчезло. Полки шкафов стояли пустые. Так же пусто выглядел и видневшийся в дверном проеме шкаф в соседней комнате. Зато на полу в прихожей стояло два огромных ящика из фанеры и досок. Похожие я видела, как-то попав за кулисы театра. В таких переносят театральные реквизиты.

– Да ты, Анжелка, никак переезжаешь? – спросила я, оглядываясь.

На мгновение враждебное, почти ненавистное выражение вновь появилось на лице моей бывшей подруги, но это только на мгновение – Анжелка по-прежнему улыбалась нам.

– Да, – сказала она, – часть вещей мы уже вывезли, часть мебели тоже. Но диван, – тут она посмотрела на нас лукаво, еще стоит. Так что присесть есть где. Вы проходите, не стесняйтесь.

Пока мы усаживались на диван, тот же самый, где я сидела вчера, Анжелка продолжала невинно щебетать о каких-то пустяках, и я решила, что надо бы взять разговор в собственные руки, если я хочу вообще что-то от нее узнать.

– Анжела, а ты куда, собственно, переезжаешь? – спросила я.

Та запнулась на полуслове.

– К родителям, – сказала она наконец, и прежнее враждебное выражение мелькнуло на ее лице. – Понимаешь, теперь, когда Димки больше нет, – она говорила запинаясь, подыскивая слова, – мне эта квартира не по средствам, вот я и хочу переехать к родителям. С ними вместе жить буду. А эту квартиру – ну, наверно, сдам кому-нибудь.

Я вспомнила студенческие годы, мои визиты к Анжеле домой. Неплохая трехкомнатная сталинка, где они жили, была буквально завалена книгами, которые Николай Аристархович, Анжелкин папа, собирал всю жизнь.

– И все эти безделушки, – я кивнула на ящики в коридоре, – ты к ним везешь? Как же вы там уместитесь все: Николай Аристархович со своими книгами, ты со своими вещами?.. Квартира у вас большая, конечно, но ведь не резиновая.

– Ничего, – Анжелка едва скрывала раздражение, – уместимся как-нибудь. Да какая тебе разница?

Последнее было сказано совсем уж неласково.

– А как же ты эти ящики в свою «Ауди» впихнешь? – продолжала я невинно. –Разве они туда в багажник помещаются.

– Я что, дура – их в «Ауди» впихивать? – Анжелка пожала плечами. – Их на фургоне повезут. А «Ауди» мы, наверно, продавать будем.

– Из-за крови в багажнике? – спросила я участливо.

Анжелка вытаращила глаза:

– Какой крови?

– Димки Сучкова, чьей же еще? – Я говорила как можно беззаботнее. – Его же как пристрелили, так в багажник собственной «Ауди» и засунули. Там полно кровищи должно быть.

Анжелка смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.

– И он мне ничего не сказал! – проговорила наконец она.

– Твой новый кавалер? – спросила я небрежно. – Кстати, кто он вообще такой?

Анжела вздрогнула.

– Тебе какое дело? – бросила она резко. – Откуда ты вообще все это знаешь?

– От Игоря Горелова. Его же в этой «Ауди» мимо меня и везли. Как он мог машину своего друга не узнать. Кстати, как вышло, что ты с Гореловым незнакома?

– Кто тебе сказал, что я с ним незнакома?

– Ты сама, еще вчера. Ты сказала, что ни с кем из конкурентов Димки не знакома.

– Так это конкуренты, – Анжелка пожала плечами, – а с Гореловым мы дружили.

– И были конкурентами, – продолжала я упрямо. – Во всем городе только Гореловы и твой Сучков производили творожные сырки.

Анжелка смотрела на меня с искренним недоумением. Кажется, она и вправду совершенно не знала, чем занимался ее муж. Как он добывал средства для ее удовольствий.

– Слушай, Ирина, ты что, собственно, от меня хочешь? – Теперь в ее голосе послышалась нескрываемая угроза. – Ты для чего устраиваешь весь этот допрос?

– Мне нужно узнать, кто убил твоего мужа, чтобы вытащить из тюрьмы Игоря Горелова. Иначе меня выгонят с работы.

– Почему это выгонят? – Анжелка смотрела по-прежнему искренне недоумевающе.

– Потому что его жена, Наташа, участвовала в моей программе. Получается, что я взяла в свою программу жену бандита.

Анжелка смотрела на меня, иронически скривив губы.

– Ну так тебе и надо, – сказала она, усмехаясь, – надо смотреть, кого к себе приглашаешь.

Она замолчала, выражение лица стало хмурым, напряженно-задумчивым.

– Однако этот придурок не сказал мне, что весь этот фокус он устраивает именно с тобой, – проговорила она вполголоса.

– Кто, Анжелка? – спросила я настойчиво. – Кто этот придурок?

Та снова вздрогнула.

– Не твое дело! – Она почти вскрикнула, вскакивая с дивана. – Не лезь в мою личную жизнь.

Мне показалось, что еще немного, и она бросится, чтобы выцарапать мне глаза. Мне стало не по себе, но я постаралась пересилить страх. В конце концов, рядом Володя и Костя Шилов. Они защитят меня от когтей этой дикой кошки.

– Тогда скажи нам, где найти бородавчатого, – сказала я, также вставая.

– Кого? – Анжелка искренне удивилась.

– Ну, Михаила Завьялова, – сказала я, по счастью, вовремя вспомнив его фамилию. – Я видела его у тебя вчера. Он тебя куда-то повез на вашей «Ауди». С телевидения он уволился, где теперь живет не знаем. Скажи хоть, где он теперь работает? Он нам нужен, так как много знает обо всей этой истории. Мы хотим, чтобы он нам кое-что рассказал.

Анжелка смотрела на меня внимательно, с нескрываемым сарказмом.

– Иришка, хочешь хороший совет? спросила она, чуть улыбаясь. – Очень хороший, добрый совет? Мы ведь с тобой были подругами.., когда-то. – Она едко засмеялась. – Так вот, если хочешь остаться живой и невредимой, плюнь ты на этого Игоря. Он наивный идиот. Пойди в милицию, расскажи там, что видела во время разборки. Врать ничего не надо, расскажи только правду. И постарайся как-нибудь уладить свои дела с начальством. Хоть в постель к нему залезь – кстати, хорошее средство, рекомендую. Иначе, – тут она подошла ко мне вплотную и, понизив голос, заговорила тоном, от которого у меня мурашки по коже поползли, – Иринка, не обижайся, не говори потом, что тебя не предупреждали. Лучше уйди с нашей дороги, не то раздавим! Сомнем в лепешку твою симпатичную мордашку, только мокрое место останется!

Я чувствовала, что коленки у меня уже трясутся. Еще немного, и застучат зубы. Не ожидала я, что Анжелка может быть такой злобной.

– А теперь вытряхивайся из моей квартиры, – сказала она, – и больше здесь не появляйся. И забудь вообще про меня, забудь, что когда-то знала. Поняла? Если хочешь жить, конечно.

Как мы все трое оказались за дверью Анжелкиной квартиры, я плохо помню.

* * *

В машине мы обрели дар речи.

– Вот это баба! – сказал Костя Шилов, непонятно, с иронией или страхом. – Видал я мегер, но такую!..

– Медуза Горгона, – подтвердил Володька. – Глянет – окаменеешь.

В другое время я бы удивилась, откуда мой Володька, химик по образованию, так просвещен в античной мифологии. Но теперь мне было не до этого, я была в шоке.

– Ребята, может быть, бросим все? сказала я робко. – В самом деле, какое нам дело до этих Гореловых? А начальство я уломаю как-нибудь. Я Евгения Васильевича знаю. Он только на словах такой грозный, а в случае чего защитит, в обиду не даст.

Костя молча барабанил пальцами по панели «Волги», Володька рассеянно смотрел в окно.

– Вы, Ирина Анатольевна, напрасно так испугались, – сказал наконец Костя, поворачиваясь и глядя мне в глаза. – Часто ведь преступления расследовать – как зуб сверлить. Пока сверлишь эмаль, вроде ничего, а как до мягкой пульпы дойдет – аи как больно. Так и здесь: до сих пор мы только сверху ковырялись – и все было нормально, хорошо и спокойно. А теперь мы до самого нерва добрались. До тех, кто это все устроил. Понятно, им не нравится, что мы их раскопали.

Я посмотрела на Костю, чувствуя робкие проблески надежды:

f– Вы думаете, все, что нам Анжелка говорила, пустые слова?

– Не совсем, конечно, пустые, – сказал Костя, – но и бояться, что нас вот-вот подстрелят или взорвут, тоже не стоит. Понимаете, людей убивать только на войне легко и просто. Там мертвые – не жертвы, не трагедия. Это статистика. А в мирное время вокруг каждого трупа начинают копаться, искать, кто, зачем и почему. Любой преступник, как бы жесток он ни был, двадцать раз подумает, прежде чем на убийство решиться.

– Значит, нам надо продолжать расследование.

– Я бы так сказал, – подтвердил Костя. – Я думаю, нам надо сейчас не паниковать по поводу угроз Анжелы, а подумать, какие выводы мы можем сделать из этого разговора.

– А выводы тут очень простые, – сказал вдруг молчавший до сих пор Володя. –Наша Анжелка – один из центров всей этой истории и знает если не все, то почти все. Это и ребенку ясно.

– Например, где найти бородавчатого. Или как зовут ее нового ухажера…

– Который скорее всего и является организатором и исполнителем всего этого преступления. Ты заметила, Ирина, – продолжал Володя, – Анжелка знает, что ты видела Игоря на разборке. Спрашиваете, откуда?

– Бородавчатый ей сказал, – ответила я. – Или ты думаешь…

Внезапно меня осенило. Все факты, до сих пор разрозненно плавающие в моем сознании, как крошки хлеба в молоке, вдруг выстроились в одну стройную, ясную как день, картину.

– Слушайте, ребята, – воскликнула я радостно, – ведь это может быть элементарно просто! Анжелка, жадная до денег, завела себе нового любовника. Очень солидного, обеспеченного, правда, бандита, но это ее не смущает. Вдвоем они решили избавиться от Димки Сучкова, который давно перестал удовлетворять ее потребности и к которому она относится презрительно. А чтобы скрыть следы преступления, они решили представить в качестве убийцы Игоря Горелова, выставив очень веский мотив преступления: конкуренция в бизнесе. А чтобы ни у кого не возникло сомнений в виновности Игоря, они устраивают эту мнимую разборку, в, которой якобы погибает Сучков, на самом деле убитый заранее, и в которой якобы принимает участие Игорь. На самом же деле он только сидит в машине. И разборку эту подгадывают аккуратно к тому моменту, когда я ехала в трамвае. И все делается так, чтобы я, будто бы случайно, а на самом деле вполне закономерно, оказалась свидетельницей этой разборки, увидела бы там Игоря и думала бы, что он и есть самый главный бандит. О чем я своевременно рассказала бы милиции, а затем и на суде. Ну, как версия? – спросила я, оглядывая ребят.

– Потрясающе, – сказал Володя, – у тебя не голова, а компьютер.

– Если вас, Ирина Анатольевна, – сказал Костя Шилов, – не дай бог, с телевидения все-таки выгонят, так мы все вместе детективное агентство откроем. Будем бешеные деньги зарабатывать. У вас голова просто фантастическая.

– Однако, – возразила я, польщенная, но и не теряя головы от сыплющихся на нее похвал, – мы забыли бородавчатого. Какова его роль во всей этой истории?

– Скорее всего прямого исполнителя, – предположил Костя.

– Он устроил эфир с Наташей Гореловой – это раз, – начала перечислять я. –Он выслеживал меня на телевидении – это два. Он подталкивал меня идти в милицию и все рассказать – это три.

Наверняка именно он звонил по телефону доверия в милицию. Насколько я знаю, при необходимости это можно доказать. Там же у них, в милиции, неплохая звукозаписывающая аппаратура стоит и эксперты по голосам работают.

– И наверное, он принимал непосредственное участие в разборке и убийстве Сучкова, – предположил Костя.

– Одним словом, этого бородавчатого надо хоть из-под земли достать, – сказал Володя. – Он все знает, он должен нам все рассказать.

– А где достать его, мы не знаем, – заметила я. – Я думала, через Анжелку получится, но я же не знала, что там так все повернется.

– Бородавчатый наверняка теперь на службе своего хозяина, нового ухажера Анжелки, – сказал Костя.

– Скорее всего, – согласилась я. –Только нам еще предстоит его вычислить. Завтра Пацевич будет в тюрьме разговаривать с Игорем. Если тот не знает нового ухажера Анжелы, то знает, от кого он все это слышал. Так по цепочке и доберемся до него.

– Но это все завтра, – сказал Костя Шилов. – А теперь куда едем? Домой?

Я задумалась.

– Нет, Костя, – сказала я наконец. –Давайте еще съездим на кондитерскую фабрику, посмотрим, с людьми поговорим.

– А зачем на кондитерскую? – не понял Володя.

– У Сучкова цех там, арендовано помещение, работают люди.

– Ну, в воскресенье там едва ли кто работает, – заметил Костя.

– Ну и что, – возразила я, – хотя бы посмотреть. Разве это очень трудно?

– Дa нет, нетрудно. – Костя пожал плечами.

– Понимаете, ребята, что я думаю. –Тут я стала высказывать мысли, бродившие у меня в голове с самого утра, едва только проснулась и открыла глаза:

– В пятницу днем, когда я уходила от Гореловых, я глянула на часы. Было начало третьего. Ну, скажем, четырнадцать десять. Затем минут пять шла по улице, когда мимо меня промчался Игорь на своей «Газели». Он сказал потом, что ему звонил Сучков, просил срочно приехать. И вот я думаю, пока открыть ворота, пока сесть за руль, пока выехать, пока доехать до меня, должно пройти минут пять-семь…

– Значит, звонили сразу после вашего ухода, – сказал Костя.

– Значит, в четырнадцать десять Сучков был еще жив, – констатировала я, и ребята со мной согласились.

– А разборка была в четырнадцать сорок, – сказал Костя, – и в это время Сучков был уже мертв.

Я задумалась.

– Нет, Костя, – сказала я, – Сучков был мертв гораздо раньше. Игорь рассказывал, что тело выкинули из багажника «Ауди» и тут же уехали. А как Сучкова убивали, он не видел. Иначе бы он это сказал.

– А он не сказал? – спросил Костя.

– Нет, он сказал, что ему перегородили дорогу, вытащили из машины, посадили в «Ауди», потом ждали, пока я сяду в трамвай и поеду. А как позвонили, что я уже еду в трамвае, то они двинулись на разборку.

Костя с сомнением покачал головой.

– Нет, так не пойдет, Ирина Анатольевна! – сказал он. – Надо совершенно точно знать, был ли во время похищения Игоря Горелова Сучков еще жив или уже мертв. Иначе всем нашим соображениям и расчетам грош цена.

– Ну, подходя строго научно, – промолвил Володя, мой ученый супруг, – со стопроцентной достоверностью мы установить это никак не сможем. Совершенно точно мы можем только сказать, видел ли Игорь Горелов, как убивают Сучкова, или нет.

– А это может спросить у него только адвокат Пацевич, – сказал Костя, – да и то только завтра, если у него запланирована с ним встреча на завтра.

– Вот что, ребята! – почувствовала я, что Володькины мудрствования заронили сомнения в мою душу. – Давайте-ка Пацевичу позвоним и все спросим! Может быть, то, о чем мы тут с вами гадаем, давно уже спрошено и занесено в протокол…

– Ну так какие проблемы? – сказал Костя вальяжно. – Вот телефон, пожалуйста, звоните! – И он со своего места протянул мне трубку автомобильного радиотелефона.

Голос Пацевича на этот раз я узнала сразу, однако опять была шокирована его звучанием: иллюзия, что разговариваешь с глубоким стариком, была совершеннейшая.

Выслушав мой вопрос, Пацевич сказал – в голосе его появились нотки раздражения:

– Послушайте, зачем вам это?

– Да так, – сказала я как можно невиннее, – пытаемся тут кое-что сообразить.

– Сообразить? – Пацевич коротко, нервно вздохнул. – Я же вам объяснял, к чему ведут такие соображения…

– А я уже объясняла вам, почему я не могу на это дело наплевать и забыть, как вы требуете! – возразила я заносчиво. – Ну Сергей Маркович, ну пожалуйста! – заканючила я, как маленькая девочка, не зная лучшего способа добиться своего. – Ну, ответьте, пожалуйста! Неужели вам трудно?

– Да нет, не трудно… – Пацевич на мгновение умолк, потом заговорил иным," деловым тоном:

– Что касается вашего вопроса: здесь картина совершенно ясная.

Игоря Горелова похитили, затем они все и он, и его похитители – сидели в машине, ждали вас. Затем поехали на разборку. Затем стрельба, затем Сучкова, уже мертвого, выкинули из багажника «Ауди»… Затем уехали.

– А может быть, в багажнике Сучков был еще жив? – спросила я. – А бандиты выкинули его на дорогу и пристрелили?..

– Исключено! – заявил Пацевич твердо. – Игорь Горелов видел собственными глазами, как его выбросили из багажника: никто в него не стрелял! И судмедэкспертиза утверждает, что Сучков был застрелен в другом месте, а в багажник засунут уже мертвым.

Я задумалась, пытаясь представить себе рассказанное Пацевичем, но голос в телефонной трубке прервал мои медитации:

– Еще вопросы есть?

– Да нет, – сказала я, – с этим все ясно…

– Тогда позвольте закончить разговор, у меня дела…

– Подождите! – воскликнула я, вдруг вспомнив нечто важное. – Я забыла спросить: вы имя и адрес дяди Сучкова случайно не узнали? Я вчера спрашивала это у Наташи, но она не знает…

Я услышала, как Пацевич глубоко вздохнул, возникла небольшая пауза.

– Простите, запамятовал! – сказал он наконец устало. – У меня даже по воскресеньям дел по горло, забываю о многом… Спрошу обязательно, сегодня же! Вы мне позвоните вечером, а еще лучше завтра утром. Хорошо?

Мы договорились на завтрашнее утро, после чего я положила трубку.

– Ну что, ребята? – спросила я, оглядывая моих спутников. – Пацевич утверждает со стопроцентной уверенностью: когда Игоря похищали, Сучков был уже мертв и лежал в багажнике «Ауди».

– Ну, тогда все ясно, – сказал Костя. –Значит, его застрелили за то время, пока он ехал от дома до того места, где его похитили. Где, кстати, это было?

– Где-то на улице Технической, – сказала я. – Адвокат мне объяснял, но я толком не поняла. Он говорил, улица эта прерывается, потому что там микрорайон девятиэтажек, и дальше она как-то петляет между гаражами. Не улица, а заяц какой-то.

– Петляет между гаражами? – переспросил Костя. – Ах, ну да, я знаю, где это. А Игорь Горелов где живет?

Я вытащила из блокнота листочек с адресом и, показав его Косте, добавила:

– Я туда на тринадцатой маршрутке ездила.

– А, вот это где, – сообразил Костя. – Слушай, а ведь это все рядом, и улица Техническая, и вот эта. Когда ж это они успели и Сучкова пристрелить, и Горелова захватить и в машину сунуть?..

– Ну, Сучкова они могли пристрелить сразу же, как он позвонил, – сказал молчавший до сих пор Володя. – Ведь он им больше был не нужен. Потом помчались на улицу Техническую навстречу Игорю.

– В любом случае, – сказала я, – это должно быть где-то близко от того места, где похитили самого Сучкова.

– А почему ты думаешь, что его тоже похитили? – удивился Володька.

– Ну а как же иначе? – ответил вместо меня Костя. – Или вы думаете, ему в его рабочем кабинете на фабрике пистолетом угрожали? А потом убивали, а окровавленное тело тащили по коридору, чтобы бросить в багажник «Ауди»? В это же время кто угодно мог вызвать милицию и все испортить.

– А похищали в любом случае с места работы, – заметил Володя. – Где же еще он мог быть в середине рабочего дня.

– Он мог быть где угодно, – заметила я. – Он же не токарь-станочник, а предприниматель. Но съездить на место работы, думаю, обязательно надо. Может быть, там кто-то что-то знает. Это все на кондитерской фабрике – Костя, ты случайно не знаешь, где она находится?

– Кондитерская фабрика? – Тот мгновение подумал. – Ах, ну конечно, знаю. Кстати сказать, она тоже на улице Технической.

– Да? – Я была искренне рада этому совпадению, подтверждавшему мое предположение. – Вот видите, ребята, я же говорю, это все происходило где-то рядом. Так что, Костя, не сочти за труд, поехали сейчас на кондитерскую фабрику. Если сегодня мы там никого не найдем, не страшно, приедем завтра.

Костя был согласен. Ему и самому не терпелось продолжить расследование. Совсем не хотелось откладывать это на завтра из-за того, что сегодня воскресенье и всеобщий выходной. Он повернулся, сел за руль прямо и даже завел мотор своей «Волги», но в следующий момент выяснилось, что ехать невозможно. Потому что как раз в этот момент, ныряя в ухабы, столь многочисленные в этом проулке, и деловито рокоча мотором, взобрался на террасу к Анжелиной девятиэтажке небольшой, но аккуратный желтый фургон. Заехал в узкий проезд рядом с подъездами, заняв его собой целиком, так что не только проехать, но и пройти-то с трудом можно было.

– Фу ты, блин! – воскликнул с досадой Костя. – Вечно такая ерунда. Заедет какой-нибудь придурок, встанет поперек дороги, а ты сиди тут теперь, загорай. Пойти, что ли, сказать, чтобы пропустил нас…

Костя расстегнул ремень безопасности, даже приоткрыл дверцу, намереваясь выбраться из «Волги». Но тут мы увидели, что желтый фургон остановился прямо у Анжелкиного подъезда и из него выбрался наш бородавчатый собственной персоной, а за ним еще один парень. Оба, хлопнув дверцами, направились в Анжелкин подъезд.

Я удержала нашего водителя, положив руку ему на плечо.

– Сидите, Костя, – сказала я властно. – Кажется, мы тут дождались самого интересного.

Сидеть пришлось недолго. Вскоре бородавчатый и его напарник появились вновь, таща огромный фанерный ящик, один из тех, что мы видели в прихожей Анжелкиной квартиры. Судя по напряженным лицам и вздувшимся мускулам на руках, ящик был отнюдь не легкий. Они задвинули его в кузов фургона, затем вернулись за вторым и третьим ящиком, затем вытащили из подъезда шкаф. Задвинув шкаф внутрь фургона, напарник бородавчатого забрался туда сам, и бородавчатый закрыл дверцу фургона снаружи.

После чего он направился вперед, к кабине водителя, но, прежде чем успел забраться туда, на крыльце подъезда появилась Анжелка, одетая на этот раз в темно-синий, почти черный вельветовый жакет, такой же берет и черные лосины – я не могла не отметить, как ладно выглядит стройная Анжелкина фигурка в этом со вкусом подобранном костюмчике. Анжелка, остановившись на мгновение на крыльце, огляделась вокруг подозрительным взглядом.

Не иначе как нас искала, подумала я. Но на серой «Волге», где мы сидели, ее взгляд не остановился – конечно, откуда ей знать, что мы на машине приехали. Оглядевшись и решив, что все чисто, подозрительных наблюдателей нет, Анжелка спустилась с крыльца и стала обходить фургон, чтобы сесть спереди, справа от водителя. Бородавчатый с медвежьей грацией следовал за ней, чтобы открыть ей дверцу.

– Или я последняя дура, – сказала я, наблюдая, как Анжелка садится в машину, – или наша Анжелка направляется сейчас прямиком к своему таинственному ухажеру.

– И мы будем последние придурки, – в тон мне сказал Володя, – если сейчас не поедем за ними следом. Это будет непростительная глупость – упустить такую возможность и не узнать хотя бы адрес таинственного кавалера.

– Не упустим, не беспокойтесь, – сказал Костя Шилов, – поедем за ними так аккуратно, что они и не заметят, кто их пасет. Да, Ирина, – добавил он, оборачиваясь ко мне. – Номерочек фургона запишите, пока он не уехал, – чтобы не напоминать потом.

Костя был, как всегда, прав. Если адрес нашего мистера Икс мы не узнаем, то по номеру этого фургона вполне вычислим. Этот фургон уж точно не зарегистрирован на имя Сучкова Дмитрия Геннадьевича.

Костя Шилов следовал за фургоном аккуратно и уверенно, так, будто всю жизнь только и занимался слежкой за машинами на улице. Он оказался прав, утверждая, что в фургоне нас даже не заметили, не делали попыток от нас оторваться. Но продолжали ехать своей дорогой, на оптимальной для движения скорости, так что под конец, когда мы выехали на довольно пустынную, тихую улицу, Косте ничего не стоило попросту пристроиться за фургоном, и со стороны это выглядело, будто желтый фургон и серая «Волга» чисто случайно едут некоторую часть пути вместе.

Мы ехали как раз по проспекту 50-летия Октября в сторону окраины города, где когда-то ходил паровичок, тянулись рельсы трамвая. Проехали Третью Дачную, огромную площадь Ленина, затем Четвертую, на Пятой Дачной, возле огромного, выстроенного в манере античного храма Дворца культуры «Мир» свернули влево, в узкий и извилистый переулок, круто поднимавшийся вверх. Там, у подножия окружающих город холмов, в последние годы понастроили крутейшие особняки. К воротам одного из них и подъехал наш фургон.

Костя провез нас чуть вперед, чтобы не вызывать подозрений, припарковался возле одного из немногих оставшихся там деревенских домиков.

– У нас сзади тонированное стекло, сказал Костя, – через него наблюдать будет проще.

Это была излишняя предосторожность, на нас никто не обратил внимания. Особняк этот был на редкость шикарным. Три этажа его были выстроены в манере готического замка, со шпилями и башенками, на стенах великое множество всевозможных украшений, карнизов, ниш, небольших выступов. Все это выглядело изощренно, но аляповато. На каждом окне в первом этаже стояли узорчатые решетки. Окна во втором и третьем ограничивали только кованным из чугуна узорчатым парапетом, высота которого доходила примерно до одной четверти окна. Такой же невысокий узорчатый, будто кружевной парапет окружал крышу, крытую оцинкованным железом, ярко блестевшую теперь на солнце, очень крутую, в готическом стиле, с многочисленными башенками и шпилями в каждом углу и дымовыми трубами каминов. Сам особняк окружала высокая кованая ограда, с такими же воротами. Сквозь них виднелся двор, посыпанный гравием, гараж, пристроенный вплотную к особняку. По двору бегала собака, встретившая фургон яростным лаем.

– Да, ни хрена себе домик, – удивился Володька. Откуда он только набрался таких выражений, интересно знать, от студентов, что ли.

Сквозь тонированное заднее стекло «Волги» мы видели, как бородавчатый вышел из машины, сам открыл ворота, игнорируя кидавшегося на него пса. Потом сел обратно за руль фургона и въехал во двор. В это время дверь особняка открылась и оттуда вышел мужчина. По виду было ясно, что хозяин. Маленького роста, лысый, только узенькая полоска волос на затылке. Бритое лицо, длинные, с резко выдающейся вперед нижней челюстью, четко очерченные скулы. Фигура при небольшом росте очень коренастая и мускулистая, как это бывает у профессиональных борцов или боксеров. Когда я пробовала представить себе колонию строгого режима, то казалось мне, охранники должны были выглядеть точно так же, как этот вышедший из особняка субъект. Одет он был весьма демократично, в серый свитер, джинсы, но из кармана джинсов свисала стальная цепочка часов. На среднем пальце левой руки светился золотом огромный перстень.

Субъект, сойдя с крыльца, цыкнул на бросившуюся ему под ноги собаку, направившись к фургону, открыл дверцу, где сидела Анжелка, и помог ей сойти на землю. Потом, галантно поцеловав ей руку, повел в особняк. Вся эта пантомима в сочетании с его демократичными джинсами и физиономией уголовника производила какое-то шутовское впечатление.

– Где-то я уже видел этого мужика, задумался Костя. – Но вот, интересно, где?

Мы еще немного понаблюдали, как Анжелка вместе с хозяином особняка, на ходу о чем-то беседуя, скрылась в доме, а бородавчатый с напарником стали разгружать фургон.

– Думаю, нам здесь делать больше нечего, – сказала я. – Номер фургона мы записали, адрес особняка, Костя, ты, наверное, сможешь узнать.

– Лучше спросить кого-нибудь, – сказал Костя. Но спрашивать было не у кого: улица была пустынной, только бородавчатый с напарником заносили в дом ящики.

– Ладно, – махнул рукой Костя, – это мы сообразим как-нибудь. А теперь едем на кондитерскую фабрику. Да, Ирина Анатольевна?

Я подтвердила, что именно туда и хочу теперь попасть.

Кондитерская фабрика была окружена толстым и высоким бетонным забором с колючей проволокой. Точно такой же забор находился с другой стороны улицы. За ним скрывался то ли еще какой-то завод, то ли склад. Впереди и позади нас высились жилые многоэтажки. Но, несмотря на обилие человеческого жилья, ощущение безлюдья, тишины и покоя было сильнейшим. И это ощущение усиливалось тем более оттого, что впереди, за бетонным забором кондитерской фабрики, из-за скопления новых девятиэтажек виднелся совершеннейший пустырь: какие-то деревья, кусты, перелески, деревья которых, голые, безлистные в раннюю весеннюю пору, казались безжизненными и потому унылыми. Зато за этим пустырем, на вершине холма, снова виднелись дома и небольшие домики частного сектора и многоквартирные девятиэтажки.

– Да, тихо здесь, – сказал Володя, глядя в окна «Волги». – Не то что у нас в центре.

– Улица Техническая вон там. – Костя показал в какой-то узкий проулок влево. –Там же и ворота, и проходная кондитерской фабрики. А дальше улица Техническая продолжается вон там. – И он показал вправо и вперед, на высившееся возле пустыря скопление девятиэтажек. – Там же и этот «каменный мешок», о котором говорил Игорь.

– Сейчас, Костя, – сказала я. – Ты объясни нам: там, впереди нас, что за пустырь? И там, на пригорке, что за дома? Я что-то в этой части города никак не сориентируюсь.

– Ну, на пригорке – это поселок Солнечный, он нас не касается, – сказал Костя, – а впереди – это вовсе не пустырь, а опытные экспериментальные поля сельскохозяйственного института.

– Ладно, ребята, понятно, – сказала я. – Поедемте лучше сначала посмотрим этот, как ты его называешь, Костя, «каменный мешок».

Костя выразился очень точно. Зажатый между двумя двухметровыми бетонными заборами узкий, ухабистый проулок и впрямь напоминал каменный мешок. Если уж делать засаду, то лучшего места не придумать! Мне так и представилось, как выворачивают внезапно из-за угла две машины, блокируют зеленую «Газель» Игоря, как выскакивают из машины огромные дядьки с автоматами в руках и черными чулками на голове, как они вытаскивают ошалевшего, перепуганного Игоря из его «Газели», как насильно волокут и впихивают в черную «Ауди», в которой он с ужасом узнает машину своего друга Сучкова. Потом они ждут, потом мчатся, презрев ухабы и колдобины на дороге, так что шины скрипят по асфальту и поддон узкой «Ауди» бьется об него. Представив себе все это, я стала вглядываться в пыльную ухабистую дорогу, ища там недавние следы от протекторов машин.

– Слушайте, ребята, – сказала я, – а давайте отсюда попробуем добраться до дома Гореловых. Не на сумасшедшей скорости, а на умеренной, какой, наверное, ехал и Игорь. Посмотрим, сколько времени это займет.

Костя кивнул, и мы поехали. Улица Техническая была раздолбана невероятно, словно по ней исключительно на танках и бронетранспортерах ездили. Когда мы наконец свернули к трамвайной линии, я узнала остановку, где ждала трамвай. Начиная с этого места, дорога пошла лучше. На весь путь до дома Горелова у нас ушло минут семь с небольшим.

– Так вот, ребята, – сказала я, когда мы остановились возле гореловского особняка. – Время смешное, за такое многое не успеешь. Значит, Сучкова застрелили где-то поблизости от «каменного мешка».

– Но ведь в машине этого сделать не могли, – сказал Володька. – Кровью бы все залили.

– Ну да, – согласился Костя, – впрочем, места здесь пустынные. Например, на полях сельхозинститута или где-нибудь в переулке.

Я не могла не признаться, что Костя, пожалуй, как всегда, оказался прав.

– Хорошо, – сказала я, – теперь на кондитерскую фабрику.

* * *

Возле нее, несмотря на выходной, ощутимо пахло ванилином. Наверное, этот удивительно вкусный аромат никогда не выветривается отсюда. Ворота фабрики были низкие, крашенные бледно-коричневой краской, цвета некрепкого какао. И когда мы подъехали, створки их были чуть приоткрыты, а возле них стоял охранник и щурился на солнце. Такой же кремово-желтый, но с черной мордой пес лежал в пыли у ног охранника и грелся на солнышке. Он поднял голову, затем вскочил нам навстречу, едва мы стали выбираться из своей «Волги».

– Вы не бойтесь, он не укусит! – крикнул охранник, заметив, что при приближении пса я поскорее спряталась обратно в машину. Выбравшийся, в свою очередь, Костя Шилов присвистнул псу, и тот перестал лаять, приветливо замотал хвостом. Тогда и мы с Володькой осмелели настолько, что тоже решили выйти из «Волги».

Стоящий у ворот охранник был одет в черный, необычного фасона китель с многочисленными большими, тускло поблескивающими пуговицами. Бритое лицо его, казалось, состояло из сплошных выпуклостей. Выпуклые, но не пухлые, не обрюзгшие щеки. Неширокий, с залысинами выпуклый лоб, выпуклый подбородок – все вместе это было настолько выпуклое, что даже нос охранника, по природе долженствующий выступать из человеческого лица, по причине небольших размеров и приплюснутости совершенно терялся между двумя выпуклостями щек. На вид ему было не больше сорока. Лицо его было ровного желтого цвета, и правильную выпуклость лба нарушал один-единственный чужеродный предмет: наклеенный крест-накрест пластырь. Но он, как я, приглядевшись, определила, прикрывал солидную шишку с кровоподтеком, тоже, в сущности, еще одну выпуклость.

– А вы что хотели, ребята? – спросил нас охранник, пока мы самым бессовестным образом его рассматривали. На вопрос, поставивший нас в тупик, нашлась что ответить одна я:

– А Дмитрия Сучкова увидеть можно?

– Так сегодня воскресенье, – сказал охранник, – на фабрике никого нет. И потом, вы разве не знаете, Сучкова убили.

Мне стало чуточку не по себе от этого, так запросто сообщаемого, хотя и известного факта.

Жутко это звучало: «Сучкова убили».

– А вы, собственно, кто? – вновь спросил охранник, с любопытством разглядывая мое лицо.

– Мы с телевидения, – ответила я, вытаскивая из сумочки журналистское удостоверение и подавая его охраннику. – Меня зовут Ирина Лебедева, я ведущая программы «Женское счастье». А это мои коллеги, Володя и Костя.

– Ирина Лебедева! – воскликнул охранник. – То-то я смотрю, где я вас мог уже видеть. Вашу программу у меня жена и теща прямо запоем смотрят, нравится очень. Ну и я тоже иногда. – Он вернул мне удостоверение. – Только сейчас на фабрике нет никого, выходной.

– А с вами можно побеседовать?

– Со мной пожалуйста.

– Выпуклое лицо охранника от улыбки стало еще более выпуклым. – Заходите в сторожку, посидим немного.

Сторожка оказалась весьма просторным, хотя и облезлым помещением. Возле запыленного окна стоял стол, на нем, кроме телефона, располагалась чайная посуда. В углу холодильник, в другом шкаф с разного рода чашками, блюдцами и чайниками. Несколько разномастных стульев дополняли интерьер.

– Меня зовут Саша, – представился наконец охранник. Мужчины пожали руки. – Ну что, господа телевизионщики, чай пить будем?

Мы стали вежливо отказываться, но не особенно активно: время было обеденное, мы уже успели проголодаться.

– Да вы подождите глупости говорить, товарищи дорогие, – сказал Саша, ухмыляясь. – Вы гляньте сначала сюда.

Он вытащил из холодильника огромное блюдо, доверху заполненное пирожными, и поставил на стол.

– Ну как? – спросил он, оглядывая нас торжествующе. – Мы, вообще, на кондитерской фабрике или где? Сидим рядом с деликатесами, понимаешь, и должны пустой чай хлебать, да?

Против такого искушения мы уже устоять не могли.

– Слушайте, ребята, – сказала я, чего мы, в самом деле, ломаемся. Человек от души предлагает…

– Правильно, – кивнул Саша, – так что не стесняйтесь. Садитесь и уплетайте за обе щеки. А покажется мало – склад готовой продукции вон он в окошке виднеется, я мигом сбегаю.

Удивительно, как теплеет на душе, когда тебя усаживают за накрытый стол. Особенно когда ты голоден. После этого пусть попробует меня кто-нибудь уверять, что не бытие определяет сознание.

Электрический чайник закипел, струя пара, вырываясь из носика, протяжно засвистела.

– Вам чай или кофе? – спросил Саша. – Кофе натуральный, не растворимый.

Я решилась на кофе, ребята на чай. Вскоре мы сидели за дымящимися горячими чашками, пирожные аппетитной грудой лежали перед нами на блюде, и мы принялись за еду.

– Однако, – заметил Володя с набитым ртом, – здесь нас принимают куда приветливее, чем у Анжелы Сучковой.

– А вы и с Анжелкой знакомы? – поинтересовался вежливо Саша. Он ни к чему не притронулся: видимо, за время своей службы продукция родного предприятия ему если и не приелась, то не вызывала такого вожделения, как у нас.

– Дружили даже, – ответила я, жуя пирожное, – когда-то давно. А теперь вот приехали к ней в гости, а она почти что выгнала нас. Теперь у нее другие друзья, посолиднее, с нами ей общаться уже неинтересно.

– Да, – подтвердил Саша, – она еще та стерва.

– Она что, бывала здесь?

– Ну, пару раз. – Охранник неопределенно хмыкнул. – Почти что нет, можно сказать. Не интересовалась она бизнесом. И как деньги зарабатываются, знать не хотела. Сучков сам тут крутился, добывал как мог, но, похоже, ей было все мало.

– А Сучков много работал?

– Словно вол. Крутился как белка в колесе. Бывало, в семь утра сюда приедет и только часов в восемь-девять вечера домой отправляется. Все звонил кому-то, договаривался, все эти продукты, сырье, из чего вот эти сырки делаются, их же где-то закупить надо, а поставщики, они еще те сволочи. Сначала хороший продукт отгрузят, а потом видят, что товар пошел, отгружают всякую дрянь. Тут глаз да глаз нужен.

– А сам он ездил закупать товар?

– Нет. – Саша покачал головой. – Сами за продуктами Гореловы разъезжают. У них и фургон свой собственный для этого. Но у них и производство намного меньше, чем у Сучкова. Где-то вполовину меньше.

– Ну теперь, – сказала я, – Гореловы сучковскую нишу захватят. Его цех купят и будут одни на всю область творожные сырки производить.

– Ну это вряд ли, – сказал Саша авторитетно. – Во-первых, у Гореловых денег не хватит цех выкупить, а во-вторых, я слышал, Игоря в убийстве Сучкова обвиняют. И теперь он в тюрьме сидит. Так что Гореловым тоже крышка. Наташа одна не вытянет это дело.

– И кто теперь будет вашим хозяином?

– Да по-разному говорят. – Саша равнодушно махнул рукой. – Одни утверждают, кондитерская фабрика цех Сучкова купит, другие – Чубатый теперь собственником будет.

– Кто? – Мы все трое замерли с открытыми ртами.

– Чубатый, – Саша усмехнулся, – то ли кличка, то ли фамилия. Из наших его никто не знает.

– Если фамилия, то странная, – сказала я. – Если кличка, то как уголовная.

– У него не только кличка, у него и рожа как у уголовника.

– А что, он приезжал сюда?

– А то как же, вчера! Я, правда, сам не видел, – Саша смущенно улыбнулся, – у меня вчера выходной был. А ребята рассказывали: низенький такой, коренастый, но плотный. И рожа – колония по таким плачет. Вместе с Анжелкой приезжал. И на сучковской «Ауди», представляете? Шофер такой мордатый, настоящий амбал.

Они вдвоем на заднем сиденье, как два голубка. А муж еще и не похоронен. В морге у ментов лежит.

Мы переглянулись.

– А зачем он, этот Чубатый, приезжал? – спросила я.

– А кто его знает? – Саша пожал плечами. – Смотреть, наверное.

– Раз так, значит, он теперь и будет собственником сучковского цеха.

– А когда у Наташи Гореловой бизнес прогорит да в долги она залезет, вот тогда он и ее цех выкупит. Понятно, как у нас дела делаются!

Мы молчали, поеживаясь от Сашиных прогнозов.

– Слушайте, – сказал вдруг Костя Шилов, – а этот Чубатый случайно не в автомобильном бизнесе машины покупает и продает, автосервисные мастерские, магазины запчастей?..

– Да, говорят, что так, – отвечал Саша.

– Тогда я его знаю, – сказал Костя. –Я же в его автоцентре каждый раз профилактику своей «Волге» делаю. Его мы видели и в особняке на Пятой Дачной.

– Да, точно, говорят, у него на Пятой Дачной особняк, – подтвердил Саша. –Здоровенный, точно дворец. И это в черте города.

Меня вдруг осенило.

– Отлично, Костя! – воскликнула я. – Теперь у нас есть имя нового Анжелкиного кавалера! И спрашивать больше никого не надо, и по номеру нечего искать.

Костя кивнул, но без особого энтузиазма сказал:

– Говорят, он бандюга бандюгой. И потом, по одному его особняку ясно, сколько у него денег.

Я поняла, куда Костя клонит. И это было грустно: он, только что так горячо уговаривавший меня продолжать расследование, теперь, похоже, собирается отказаться от него. Сделать то же самое, что мне советовал вчера Пацевич.

– Да, дядька он, говорят, солидный. –Саша криво усмехнулся. – Ваша Анжела нашла наконец, что хотела.

– Она изменяла Сучкову? – спросила я, надеясь услышать от охранника больше, чем от Наташи Гореловой.

– Еще как! Вы же сами понимаете, он же все время был здесь, пахал, для нее деньги зарабатывал. А ей одной-то скучно. –Саша ехидно рассмеялся, оглядывая нас. –Но он ей верил, – продолжал охранник. –Как дурак, прямо вам скажу, верил.

– Дмитрий был хороший человек? спросила я.

– Да, пожалуй, что так. – Саша кивнул.

– Проходит, бывало, через ворота, обязательно поздоровается, спросит, как дела. Не как все эти «новые русские», высокомерные, наглые…

– А последний раз когда вы его видели? – Я понимала, что вопрос сформулирован очень по-милицейски, но другого мне не приходило в голову. Впрочем, Саша ничего не заметил, отвечал охотно:

– Да позавчера, в пятницу, я его видел, как раз когда его похитили. У меня было дежурство в тот день.

– Позавчера? – переспросил озадаченно Костя. – Что, у вас сутки дежурство, сутки дома? Так, что ли? По-моему, это нарушение трудового законодательства.

– А нашему начальству плевать, нарушение это или нет, – сказал Саша. – Не хочешь работать – проваливай, другого возьмут. За деньги, которые тут платят, кто угодно согласится здесь сидеть, чай с пирожными пить.

– И по балде иногда получать? – Костя кивнул на пластырь, отметивший Сашин лоб.

– Бывает, – засмеялся тот. – От них, между прочим, по балде я и получил.

– От кого это – от них? – не поняла я.

– Ну, кто Сучкова похитил и убил, произнес преспокойно Саша.

Мы трое так и подскочили на месте.

– Так вы видели, как его похищали?

– Еще бы не видел, – сказал Саша. –Это же в мое дежурство случилось.

– А Сучков был в это время на фабрике?

– Конечно. Где ж ему быть? День же рабочий, пятница, – ответил Саша. – Он тогда вышел за ворота, смотрю, ходит из стороны в сторону, нервничает, видно, ждет кого-то. Я подошел, спросил: что, Дмитрий Геннадьевич, ждете кого-нибудь? Он говорит: да, Анжелка позвонила, говорит, сейчас приедет. Случилось у нее что-то.

– Анжелка! – ахнули мы все трое. Да, эта дамочка явно была по уши завязана во всей этой истории.

– Ну да, – сказал Саша, – его жена.

– И она приехала тогда? – спросила я. –Вы ее видели?

– Ни тогда, ни потом, – ответил Саша. – Вместо нее примчалась вдруг какая-то серая «девятка», выскочили оттуда три амбала с чулками на голове и с автоматами, схватили Сучкова, дали ему пару раз по морде, потом вытащили ключи от «Ауди», она тут рядом, у ворот, стояла, открыли ее, один сел за руль, другой запихнул Сучкова на заднее сиденье, а третий ко мне подошел. Говорит, сейчас стой здесь, не рыпайся. Учти, настучишь ментам, тебе крышка. И долбанул меня по лбу рукояткой пистолета.

– Пистолета, – переспросила я, – а не автомата?

– Нет, – ответил, ухмыляясь, Саша, у этого был пистолет. Паханам, как и офицерам Советской армии, пистолет по штату полагается. И он меня этим пистолетом так хорошо долбанул, что я на месте не устоял, так и сел. Как во сне все помню! Уселся этот, с пистолетом, в «Ауди» на переднее сиденье, и укатили прочь, только рев моторов и визг тормозов слышен был. Да еще «бух-бух» на полной скорости в ухабы залетали, днищем об асфальт бились.

Бедного Костю от этого описания аж всего передернуло.

– Ну да, – сказал он, – машина же не своя, а Сучкова, чего ее жалеть.

Мы немного помолчали. Я попыталась представить описанную Сашей картину. Что-то в ней было не то, и я поняла наконец – что.

– Так, а «девятка» что, вместе с «Ауди» укатила? – спросила я.

– Нет, – ответил, немного подумав, Саша. – «Девятка» умчалась сразу же, как из нее три амбала выскочили.

– И куда умчалась? – спросила я.

– Да все туда же, откуда приехала. – Он махнул куда-то неопределенно влево, в ту сторону, откуда приехали мы. – Потому что там, – он махнул в противоположную сторону, вправо, – там у нас тупик. Вернее, там дом строится и дорога так разбита, что только на грузовике проехать.

– Понятно, – сказала я, – а что было дальше?

– Дальше, – Саша вздохнул, – дальше я попытался встать. Мутило очень, голова кружилась. Профессионально меня долбанули, это ясно. И вот сквозь эту дурноту слышу, что где-то там в полях мотор «Ауди» ревет. Место у нас тихое, далеко слышно, сами понимаете. Потом два выстрела.

– Где, там же, в полях? – спросила я.

– Ну да, все там же.

Потом слышу, «Ауди» вновь заревела и помчалась куда-то, днищем об ухабы «бух-бух». Остановилась где-то там, где многоэтажки.

– Где «каменный мешок»? – спросила я.

– А, ну да, очень может быть. Потом долго ничего не было слышно. Я уж хотел в сторожку зайти, вдруг опять мотор «Ауди» заревел и другой «девятки» тоже. Они куда-то мчались, слышно уже плохо стало. А потом автоматные очереди. Ну про это вы, наверное, знаете, разборку у завода «Корпус» устроили. Об этом даже по телевизору сообщали.

Я кивнула: не только слышала, но и видела. Причем своими глазами.

– Вы милиции-то все рассказывали? спросила я.

– Это еще зачем? – возмутился Caша. – Мне один раз хорошо долбанули, больше не хочу. До сих пор головокружение еще не прошло.

– Что же вы в больницу не пойдете? – спросила я. – Может быть, у вас сотрясение мозга и лечиться надо.

– Может быть, и сотрясение. Только вот лечиться мне некогда, начальство наше справки не принимает. Хочешь работать работай, хочешь болеть – увольняйся и болей, сколько хочешь. А чтобы болеть и получать зарплату, такого у нас не бывает.

Мы немного помолчали, думая о жестокости нынешнего развитого капитализма, безжалостно эксплуатирующего рабочую силу, высасывающего все соки из трудового народа. Потом Костя Шилов задумчиво сказал:

– Как же это вам удалось от милиции отбрехаться? Все в один голос говорили ничего не знаем, ничего не видели?

– Зачем «ничего не видели»? – возразил Саша. – Я от милиции отбрехиваться не собираюсь. Приедет, будет спрашивать – расскажу все как есть. Не приедет извините, сам к ним не пойду.

– Так милиция к вам не приезжала? вдруг осенило всех троих сразу. И Володя, мой ученый супруг, вполголоса, но веско добавил:

– Ну, ни хрена себе! Во дают менты!

– А что, – сказал задумчиво Костя Шилов, – у них есть такой подозреваемый, такие улики, зачем им еще рыпаться, что-то искать?

Мы снова немного помолчали, и наконец я решила, что пора кончать с этими посиделками.

– Так, – сказала я, вставая, – а теперь, ребята, давайте съездим в поле. Может быть, найдем место, где застрелили Сучкова.

– Это лучше бы с собакой делать, – заметил Костя. – Собака это место в два счета найдет. А мы что там, в кустах, на карачках ползать будем?

– Ничего, – возразила я авторитетно, надо будет, и собаку найдем. А сейчас, тут я повернулась к Саше, – спасибо вам за гостеприимство. За ваш замечательный, вкусный кофе. Нам, пожалуй, пора идти.

– Да не за что, – сказал Саша, вставая, чтобы проводить нас. – Заходите еще. Всегда рад поболтать. Я тут по воскресеньям скучаю в одиночестве.

Кремовый, точно шоколадный, пес приветливо помахал нам хвостом, когда мы выходили за ворота.

* * *

Пыльный и ухабистый асфальт по мере приближения к полям выродился в тряскую, посыпанную щебнем грунтовку, а затем и вовсе в узкую, в две колеи, с полоской травы между ними, полевую дорогу. По ней наша «Волга» покатила мягко, плавно. Земля, влажная еще от талой снеговой воды, упруго проминалась под ее колесами. Издалека, проезжая между забором кондитерской фабрики и стеной длинной, точно крепость, девятиэтажки, услышали мы доносящийся откуда-то заунывный собачий вой, переходящий время от времени в визг и тявканье. С приближением к голым еще в эту раннюю весеннюю пору полям вой этот слышался все яснее и отчетливей.

– Так собаки по покойнику воют, – заметил сидящий за рулем Костя. Мы с Володей молчали, нам обоим было не по себе.

Мы остановились возле самой лесополосы. Темно-серые деревья стояли ровными тесными рядами. Между ними тянулись вверх к солнцу тонкие прутики молодой поросли – все это в окружении прелой листвы казалось мертвым и безжизненным. Посредине лесополосы между рядами деревьев тянулась узкая извилистая тропинка. Какая-то пожилая женщина в темно-фиолетовом пальто и темном берете стояла на этой тропинке между деревьями недалеко от дороги. Собачий вой доносился откуда-то из глубины лесополосы.

– Лада, Лада, – звала женщина, наверное, свою собаку. Голос у нее был мягкий и певучий, как и черты ее полного, круглого лица.

Мы выбрались из машины, и собачий вой тут же прекратился: из-за деревьев нам навстречу выбежала небольшая черная полненькая, на тонких кривых лапках, словно точная копия своей хозяйки, собака. Подбежала ко мне, приветливо виляя хвостом. Задрав морду, уставилась на меня умильно-просяще.

– Вы не бойтесь, это она семечек просит, – сказала женщина, обращаясь к нам. –Ко всем подбегает, пристает, попрошайничает.

– А что она выла? – спросил Костя за моей спиной.

– Да так, сдуру, – отвечала женщина, тихо смеясь. – Позавчера дяденьку в этом лесочке застрелили. Лужа крови на земле осталась. Вот она который день подряд в этот лесочек и бегает. Над этой кровью воет.

Почувствовав, как ноги мои сделались ватными, я не могла ступить и шагу. Костя Шилов слегка потеснил меня и выступил вперед.

– Так, где это? – спросил он чуть глухим голосом у женщины.

– Да там, в лесу, рядом с тропинкой.

Мы должны были пойти и посмотреть на эту кровь. Но я чувствовала, что не в состоянии двинуться с места: ужас сковал все мое тело.

– Ну что мы все трое туда попремся, сказал Костя Шилов, угадав мое состояние, – только следы затопчем. Вы стойте здесь, у машины, а я сейчас.

Он не спеша, твердым шагом направился в глубь лесополосы по тропинке. Я видела, как мелькает его атлетическая фигура между голыми черными стволами, потом она скрылась. И через некоторое время показалась вновь: Костя возвращался обратно. Лицо его было мрачным.

– Да, похоже на то, – сказал он глухим голосом, подходя к нам. – Прямо рядом с тропинкой, на слое прелой листвы, лужа засохшей крови. Красная, точно свежая, застыла, но потемнеть еще не успела.

– Хотя уже больше двух суток прошло.

– Такое возможно, – авторитетно объяснил Костя. – Все это время погода стояла сухая и холодная, так что кровь как в холодильнике сохранилась.

– Лада, Лада! – Не обращая на нас внимания, хозяйка звала свою собаку. – Лада, пойдем домой. Хватит, нагулялась уже на сегодня.

Я обернулась к женщине.

– Нет, вам нельзя уходить, – сказала я ей. – Милиция должна записать ваши показания и зафиксировать отпечатки ваших ног, чтобы не было путаницы. Ведь вы же были на месте преступления.

Женщина посмотрела на нас с удивлением и тревогой.

– Да что вы, мои хорошие, – сказала она так же мягко и певуче. – Зачем я нужна милиции? Я и не видела толком ничего.

– Вы, пожалуйста, не создавайте милиции лишних проблем. Потом вас разыскивать, – сказал Костя тихо и бесстрастно. –Оставайтесь здесь, не беспокойтесь, с вами ничего не случится. А вы, Ирина Анатольевна, не стойте как столб. Звоните вашему майору, пусть приезжает и посмотрит, что мы здесь нашли.

И я послушно, как школьница, полезла в «Волгу» к радиотелефону.

* * *

Впрочем, я позвонила не только майору Белоглазову, но и Пацевичу тоже. Адвокат выслушал меня спокойно и уже заявил: «Еду», расспросив поподробнее о дороге. С майором Белоглазовым мороки вышло больше. Поначалу он решительно отказался принимать всерьез мои слова, предполагая, что я что-то напутала, что вовсе не человеческую кровь нашли мы в лесочке возле кондитерской фабрики. Потом заинтересовался, с какой стати я потащилась на кондитерскую фабрику и что там делала. Мне пришлось отвечать ему на эти вопросы, хотя я и чувствовала, что за последнее время ответы на них набили оскомину на моем языке. В конце концов майор обещал немедленно приехать вместе с группой экспертов-криминалистов.

Однако Пацевич все равно приехал первым.

– Узнал я, где найти вам дядю Сучкова. – Это было первое, что он сказал мне, выбравшись из машины.

Я вздохнула облегченно: ну, слава богу! Хотя теперь плохо представляла, зачем он нам нужен. Если раньше я всерьез подозревала таинственного сучковского родственника в совершении или, по крайней мере, организации этого преступления, то теперь эта версия выглядела мало убедительной: слишком многое говорило в пользу версии с Анжелой и ее криминальным любовником. Тем не менее я взяла протянутый мне Пацевичем листок с адресом.

– Его зовут Сучков Николай Васильевич, – пояснил Пацевич, – это дядя по отцовской линии. Адрес: проспект Строителей, дом 37"а", рядом с ДК завода «Техстекло». Знаете, где это?

Я не знала, но решила, что всегда найду у кого спросить.

– Я уже звонил ему, – продолжал Пацевич, – разговаривал с Николаем Васильевичем. Он ждет вас завтра весь день, приходите в любое время. Они оба, Николай Васильевич с женой, уже очень дряхлые, никуда не ходят и вашему визиту будут рады.

Сказав это, он отправился беседовать с хозяйкой собаки.

На место преступления Костя Шилов адвоката не пустил. Мне пришлось клясться, что Костя – человек очень серьезный, и раз он сказал, что кровь там есть, значит, это так. Я успела рассказать Пацевичу и о своем визите к Анжеле сегодня утром, и о слежке за желтым фургоном, в котором она ехала, и про огромный особняк, ее новый дом, и про беседу с охранником кондитерской фабрики, рассказавшим нам столько интересного и назвавшим в числе прочего и фамилию хозяина особняка. Пацевич слушал меня молча, внимательно, не перебивая. Время от времени кивал в знак того, что слышит. Я даже льщу себя надеждой, что в его глазах, выражении лица чувствовался не только профессиональный интерес к тому, что я излагала, но и уважение, и даже восхищение, что нам удалось так много раскопать за сегодняшнее воскресенье. Я, во всяком случае, чувствовала гордость, пересказывая Пацевичу эти факты. Когда я назвала фамилию Чубатого, адвокат едва заметно вздрогнул, повернулся и посмотрел на меня пристально, но, ничего не сказав, стал слушать дальше.

Пацевич, выслушав меня, уже собрался было съездить до проходной кондитерской фабрики, чтобы поговорить там с охранником Сашей, как показался милицейский микроавтобус, в котором ехали майор и группа экспертов. Следователь и адвокат пожали друг другу руки, как хорошие знакомые. После чего Пацевич все-таки отправился на кондитерскую фабрику, а майор Белоглазов занялся нами, и мне пришлось опять рассказывать ему обо всех приключениях минувшего дня. И на этот раз мне было немного жутко говорить с ним. А вдруг опять прицепится со своим пристрастным допросом? Но майор слушал молча, без комментариев, затем сел писать протокол. Потом отправился вслед за адвокатом на кондитерскую фабрику. Думаю, охраннику Саше в это воскресенье будет нескучно и не так одиноко.

Уже начало смеркаться, когда они оба вернулись, и адвокат и майор. С заходом солнца стало заметно холоднее. Мой нос чуть-чуть пощипывало, как при легких заморозках. Майор наконец объявил, что мы свободны. И мы все четверо – Пацевич вместе с нами – спрятались от холода в салоне Костиной «Волги».

Я стала рассказывать адвокату собственную версию преступления, включая туда и свои выкладки с момента совершения его, роль Анжелки и бородавчатого в этом деле и, разумеется, мою собственную, навязанную мне роль. Выслушав меня, Пацевич сказал:

– Все это хорошо и выглядит убедительно. И как я сейчас вспоминаю факты, возразить против этой версии я не в состоянии. Только задумывались ли вы над одним очень простым вопросом: как мы все это будем доказывать?

Нет, не задумывалась! Все молчали в растерянности и недоумении, а Пацевич продолжал:

– Это ведь у Агаты Кристи да в американских фильмах все просто. Изложил преступнику свою версию, тот услышал, что все знают, как на самом деле было, испугался и во всем сознался. В том, что Чубатый нас с вами сильно испугается и сознается, я лично сомневаюсь.

Пацевич умолк, а я, набравшись храбрости, спросила:

– А кто такой этот Чубатый, вы случайно не знаете?

Пацевич оглядел нас, сидящих в «Волге», взглядом, выражавшим безнадежную печаль и сожаление.

– Сказать, что он очень солидный, один из самых солидных людей в нашем городе, – значит ничего не сказать. Разумеется, в теневой его части. В криминальном мире. Но имейте в виду, Чубатый – это как раз та часть криминалитета, с которой милиция предпочитает не связываться. Завтра у меня трудный день, – сказал адвокат со вздохом. – Судебный процесс в десять часов. И потом еще вот это. – Он кивнул из окна «Волги» на работающих при свете фар криминалистов. – Придется присутствовать при допросе Игоря Горелова. Но все равно завтра я встречусь с коллегами в суде, поспрашиваю их и завтра буду знать о Чубатом что-нибудь более определенное, только едва ли это что-нибудь изменит. К Чубатому надо подъезжать с более серьезными уликами, свидетелями, неопровержимыми доказательствами.

Он снова умолк, и молчание это навеяло на нас бесконечную тоску и безнадежность. – Знаете, я вас, конечно, должен поблагодарить за старания, – Пацевич перешел на более оптимистический тон, – спасибо за труды, это все действительно очень продвинуло дело – то, что нашли этого охранника и место убийство Сучкова. Завтра будут известны результаты экспертизы, он кивнул в сторону работающих криминалистов, – давайте завтра и поговорим. Приходите ко мне в офис, – Пацевич задумался, – часам к пяти вечера. Нет, даже чуть попозже, в половине шестого. Извините, раньше не могу, весь день забит. Тогда и обсудим все. Хорошо?

Мы согласились. Пацевич выбрался из нашей «Волги» и отправился к своей машине. А мы решили, что пора наконец отправляться по домам. Небо над нами приобретало темно-фиолетовый оттенок, и с каждой минутой разгорался ярче узенький серпик месяца. Пока Костя Шилов осторожно при свете фар пробирался по узкой полевой дороге к твердому асфальтовому покрытию улицы, я оглянулась и бросила последний взгляд на лесополосу, где при свете фар продолжали работать криминалисты. Там позавчера оборвалась человеческая жизнь.

Глава 4

В понедельник, подходя к телецентру, я по привычке стала высматривать через решетчатый забор, не стоит ли кто там. Но в следующее мгновение опомнилась: бородавчатый-то уволился, больше мне в стенах родного телецентра ничего не угрожает. И действительно, дворик возле ворот был пуст, только серая Костина «Волга» замерла в углу. Самого его тоже не было видно. Странное дело, казалось, я должна быть рада, что комедия с этим идиотским ухажером наконец-то кончена, но вместо этого я ощущала разочарование и обиду: кому же понравится узнать, что ухаживание, даже такого малосимпатичного субъекта, было блефом и делалось с самой что ни на есть зловещей, преступной целью? Я не могла отделаться от мысли, что, может быть, я начала стареть, что теперь если и будут за мной ухаживать, только с какой-нибудь гнусной, омерзительной целью вроде этой.

В нашем рабочем кабинете я застала Костю Шилова, который, надо сказать, к нашей съемочной группе вовсе не принадлежал. Но они все ждали меня. И Костя Шилов рассказывал Гурьеву о результате наших вчерашних поездок – когда я вошла, он как раз говорил о женщине с собакой. Как эта, последняя, выла и скулила по покойнику в лесополосе. Из чего я сделала вывод, что Костя уже у самого финала своего рассказа и ждут они меня уже достаточно долго.

Я махнула было Шилову, чтобы он сидел и продолжал говорить, но нет, он поднялся мне навстречу во весь свой двухметровый, богатырский рост.

– Понимаете, Ирина Анатольевна, тут такое дело, – начал он извиняющимся тоном. Я уже догадывалась, что это за дело. –Меня начальство сегодня опять в район посылает. Так что извините, сопровождать вас сегодня не смогу. Но вот Валерий, он в курсе всего и обещал вам помочь.

Он смущенно умолк, а Валера, сегодня веселый и беспечный, как обычно, сказал:

– Да конечно, все будет нормально, ты не беспокойся.

Я присела на подоконник, а Костя, стоя посреди комнаты, продолжал все таким же смущенным, извиняющимся тоном:

– Я, конечно, уезжаю, но, Ирина Анатольевна, не стесняйтесь, если что случится, звоните прямо в машину, и я приеду. Вот номер нашего радиотелефона.

Он протянул мне карточку с номером, я посмотрела на нее, потом на Костю, неловко стоящего посреди комнаты. И ведь правда примчится, подумала я, бросит на произвол судьбы свою съемочную группу и примчится. Я сунула карточку с телефоном серой «Волги» между страницами своей записной книжки, однако твердо решив при этом не звонить Косте ни за что, что бы ни случилось.

– Итак, – начал Валера Гурьев, после того как Костя вышел и, наверное, отправился к своей «Волге», готовить ее к дороге, – какие, Ирина, у нас на сегодня с тобой планы? Что ты собираешься делать?

– Понятия не имею, – ответила я, пожав плечами.

– Пацевич назначил нам встречу на половину шестого вечера, а до этого – не знаю. Я за вчерашний день намоталась достаточно, раскопала, разыскала все, что могла. Версию составила, адвокат говорит, вполне правдоподобную. Что еще остается делать?..

– Теперь остается такой пустяк, как эту версию доказать, – сказал Валера Гурьев. –Ты к этому.., как его.., к Чубатому в гости съездить не хочешь?

– Зачем? – не поняла я.

– Посмотреть на него, – сказал Валерий невозмутимо. – Может, откопаем что-нибудь. А потом навестить и бородавчатого.

– И что мы будем у них спрашивать?

– Не знаю, – сказал Валера. – Сообразим что-нибудь по ходу дела. Нам нужны доказательства, что Чубатый заварил всю эту кашу, и, я так понимаю, искать эти доказательства надо начиная с визита к нему.

Я вдруг почувствовала страшное, до тошноты утомление от всей этой истории. Искать, кого-то расспрашивать, кого-то раскручивать на треп, часто против воли расспрашиваемого – этим я усиленно занималась вчера. И сегодня всем этим была сыта по горло. Хотелось отдохнуть немного.

– Слушай, – сказала я, – а милиция за нас с тобой не лучше это дело сделает? Я же ей такие карты в руки дала!

Последнее звучало так самонадеянно, что ехидный Валера Гурьев не мог не ухмыльнуться.

– Косвенные главным образом, – сказал он. – Косвенные улики ты им в руки дала. От этих улик такой человек, как Чубатый, с легкостью открестится. А прямых, чтобы как гвоздями к стене его приколотить, таких как не было, так и нет.

Я почувствовала вдруг во всем этом дикую безнадежность. Это что же значит? Вся эта беготня и нервотрепка вчера зря, что ли, была?

– Ну, Ирочка, ты не расстраивайся, усмехаясь, обнадежил меня Валера. – Все еще не так плохо. Вчера ты хорошо поработала – и головой, и ногами.

– Вернее, колесами, – поправила я хмуро. – Колесами Костиной «Волги».

– Ладно, допустим, колесами. – Валере понравилась моя невеселая шутка. – Теперь надо продолжать расследование дальше. Поэтому я предлагаю так: пункт первый – Чубатый, пункт второй – бородавчатый.

– Чубатый, – вздохнула я, – ты хоть знаешь, где его искать?

– А, да это Костя объяснил, – беспечно сказал Валера. – У него на Московском шоссе самый крупный автосервисный центр, там же и автостоянка, там же и офис у него.

– Ну и как мы туда доберемся?

– На пятьдесят третьем автобусе, – ответил Валера невозмутимо. – Так-то оно так, Ирочка. – Он ехидно, впрочем, добродушно засмеялся. – Праздник кончился, Костя со своей «Волгой» тю-тю, придется нам общественным транспортом пользоваться.

Я сказала заскочившей в этот момент в кабинет Лере Казариновой, что меня весь сегодняшний день не будет, что все текущие проблемы пусть они решают как-нибудь сами, а мы с Валерием отправляемся прочь из телецентра, на поиски новых доказательств вины некоего господина Чубатого, причастного к убийству нашего друга Сучкова.

* * *

Вопреки ожиданиям, поездка на автобусе оказалась вполне приятной и комфортабельной. Автобус был немецкий, длинный, с обилием мягких сидений внутри и почти без тряски катился по разбитым улицам города. Здорово было ехать в нем. Совсем не здорово оказалось другое: от автобусной остановки до автосервисного центра Чубатого нужно было еще минут пятнадцать тащиться пешком по каким-то весьма подозрительным местам. Ни за что не согласилась бы я пойти здесь одна поздним вечером! Поначалу это было еще нормально, мы шли по тротуару какой-то довольно широкой улицы, но затем нырнули в лабиринт гаражей, вышли на железнодорожные пути.

Я нервно оглядывалась по сторонам, ожидая, что вот-вот появится мчащийся на бешеной скорости поезд. Как при этом не сломала каблук на крупнокалиберной, устилающей насыпь голубой щебенке – понятия не имею. Потом нам пришлось, согнувшись в три погибели, лезть под толстой, закутанной в теплоизоляцию трубой теплотрассы, и тогда только мы вышли на другую, очень шумное, полное мчащихся машин Московское шоссе, где и находился автосервис Чубатого.

Не знаю, как на Валеру – он, как всегда, был веселый и беспечный, – а на меня этот сервис произвел впечатление. Широкая парковочная площадка перед входом и воротами в автоцентр была сплошь заставлена автомашинами, и наших отечественных «Жигулей» и «Волг» среди них было немного. Все больше крутые иномарки, на некоторых из них знакомые мне четыре сцепленных кольца «Ауди». Внутри самого автоцентра, за высоким бетонным забором, который сверху венчала колючая проволока, царила деловитая суета и теснота.

Все это мы видели с крыльца небольшого двухэтажного, из белого кирпича здания. Несмотря на простоту и внешнюю неказистость его, именно здесь помещался офис Чубатого. Мы прошли внутрь в поисках начальственного кабинета. Странным образом никто не остановил нас и не спросил, куда мы отправляемся и что нам нужно. Только стоящий у входа охранник, настоящая горилла, вытаращил на нас, вернее, на одну меня глаза, но тоже ничего не сказал. Непонятно было, обязана ли я этим вниманием своей популярности как телеведущей или тут что-то другое. Я старалась не думать, что любой из попадающихся нам по пути людей может по совместительству с основной работой быть причастен к бандитским разборкам своего шефа, но от этой мысли трудно было отделаться.

Мы поднялись на второй этаж, вошли в холл, где перед кабинетом Чубатого сидела секретарша за своим столом с телефонами, компьютером. Все, как положено в нормальном офисе. Выглядела она точно так, как я и представляла себе секретарш подобных людей: вызывающе эффектная, но какая-то неряшливая, с вульгарной внешностью. Всклокоченная нелепая прическа, густо накрашенные губы, веки, щеки. При всем том она, не стесняясь, курила на своем рабочем месте. От зажатой между двумя вытянутыми пальцами правой руки сигареты вился к потолку столь ненавистный мне сизый табачный дымок.

Мы подошли близко к ее столу, и, поздоровавшись, я спросила, можно ли поговорить с господином Чубатым. Секретарша, не отвечая, некоторое время в недоумении приоткрыв рот, рассматривала нас, потом вдруг воскликнула:

– Ой! Да ведь вы Ирина Лебедева? С телевидения?

Я подтвердила, что она самая и есть.

– Здорово! – сказала секретарша. Голос у нее был низкий, грудной и от курения чуть сиплый. – А Петра Мироновича сейчас нет, – добавила она, продолжая нас рассматривать, – он в мастерских. Вы присаживайтесь, подождите, он через полчаса подойдет.

Мы уселись на ближайшие к столу секретарши стулья, и я принялась мучительно соображать, пытаясь придумать вопрос, с которого было бы уместно начать разговор с этим человеком, но табачный дым ужасно мешал мне, от него першило в горле и путались мысли. Секретарша, видимо заметив, что от дыма я морщусь, сунула сигарету в пепельницу, где та и погасла. Но воздух от этого в холле чище не стал.

– Ничего, сейчас здесь проветрится, – успокоила секретарша, глядя на нас по-прежнему с нескрываемым любопытством. –А вы нас снимать собираетесь, а? – спросила она наконец.

– Да, собираемся! – честно соврала я. А что еще я должна была сказать? Что пришли разнюхать, как лучше посадить в тюрьму ее начальника?

– Здорово! – сказала секретарша. –Нашего пахана, да?

При слове «пахан» я вздрогнула, но постаралась не показать своего удивления.

– Ну, мы еще только подыскиваем кандидатуру для нашей программы. – Это Валера Гурьев бросился мне на помощь. Тут и мне в голову начали приходить кое-какие идеи.

– Мы хотим сделать программу с участием секретарши, – продолжала я бодро и весело врать. – Хотим, чтобы она рассказала нам про свой повседневный труд, про особенности своих взаимоотношений с начальником…

– Особенности? – Секретарша ухмыльнулась. – Вы что, не знаете, какие бывают особенности в отношениях начальника с секретаршей?

– А что, у вас есть эти особенности в отношениях? – спросил Гурьев.

– Были! – И секретарша не без горького сарказма рассмеялась. – Сейчас нет, никаких особенностей…

– Поссорились? – участливо спросила я.

– Да бог с вами! – Она криво усмехнулась. – Разве ж я могу с ним поссориться? Я человек подневольный… Новый роман у него: он у нас как поэт – то и дело влюбляется…

Она скорчила гримасу горечи и досады, потянулась было за новой сигаретой, но, вспомнив, что я не курю, сунула пачку обратно.

– А вы ее видели? – спросила я.

– Его новую-то? Появлялась здесь… –Секретарша криво усмехнулась. – Такая мымра, и чего он только в ней нашел?..

– Любовь, наверное, – предположил Валера.

– Да, любовь! – Секретарша захохотала. – Про любовь он, между прочим, всем своим бабам говорил, и мне тоже… Но вы знаете, – тут она доверительно понизила голос, – похоже, на этот раз его серьезно зацепило. Он даже жениться собирается!

И женщина захохотала, в восторге запрокидывая голову назад, а я вежливо улыбнулась в ответ на ее смех, хотя на душе у меня было как-то жутко.

– Говорят, он даже ради нее на мокрое дело пошел, представляете? – продолжала она с таинственным видом. – Мужа этой дамочки прикончил, теперь сам на ней жениться собирается. Будто попросту развестись нельзя! – Она снова рассмеялась, обнажив крупные, желтые от табака зубы. Потом вдруг осеклась, посмотрела на нас с тревогой:

– Ой, ребята, вы только не болтайте никому про это, ладно? А то пахан узнает, что я тут растрепалась, он меня уроет! Вы хоть не из милиции сюда пришли?

«Мы еще хуже, чем милиция», – хотелось мне сказать, но я промолчала и вместо этого спросила:

– А Чубатый – это настоящая фамилия или кличка вашего шефа?

Секретарша рассмеялась.

– Похоже, что фамилия, – сказала она. – Паспорт его я своими глазами видела. Да какой он, к черту, чубатый? Он лысый, как Ленин… И такой же злой!

– Он злой?

– Ну, не то чтобы патологический садист, – пояснила она, – просто человеческую жизнь ни во что не ставит. Не свою жизнь, конечно, – чужую… За свою шкуру он ой как трясется!

– Бережет себя?

– Как зеницу ока! – Секретарша криво усмехнулась. – Но других ради своих планов жалеть не станет.

Чуть кто против него – сразу в расход!

– И много он человеческих душ загубил? – спросила я как можно беспечнее, хотя у меня голова шла кругом от этой болтовни секретарши.

– Достаточно! – Та усмехнулась. – Последнее время он присмирел, конечно, последнее время с этим построже стало. Сейчас и прокуратура, и менты зашевелились немного, слава богу… А раньше – чуть ли не каждые полгода. То и дело братва собиралась – вон в том кабинете. – И она кивнула на дверь за своей спиной. – Обсуждали, как очередного убирать будут.

– И вы присутствовали?

– Ну, они ж то пива, то кофе попросят. Зайдешь, выйдешь – я у них своя считаюсь, они меня не стесняются.

– А банда большая?

– Пятеро, – ответила секретарша. –Вместе с паханом. Они все тут же, в мастерских, работают. Кроме Бородавки – этот у него в особняке привратником…

Я ни одного мгновения не сомневалась, кто такой Бородавка.

– Раньше им проще было, – сказала секретарша задумчиво, точно вспоминала что-то очень задушевное. Она все-таки вытащила сигарету и закурила ее, в горле у меня запершило, но я и виду не подала. – Раньше они все по-быстрому решали: ты стоишь здесь, ты там подъезжаешь сзади… Все ясно. Назавтра слышишь по радио: новое заказное убийство, заказчики, исполнители неизвестны… Да, теперь им труднее стало. В этот раз они два месяца сидели, головы ломали, как им лучше этого мужа новой его любовницы грохнуть. Поначалу она сама с ними тоже сидела, мозговала…

– Анжелка? – в изумлении воскликнула я. – Неужели это она все придумала!

Секретарша уставилась на меня подозрительно.

– Вы что, знакомы? – спросила она настороженно.

– Ну да… Собственно, это она мне к вам зайти посоветовала, – нашлась наконец я. – Мы с ней давние подруги, еще по университету.

– А, понятно. – Секретарша удовлетворенно кивнула. – Она вообще-то баба умная, изобретательная. Знаете, что она на этот раз придумала? – И, понизив голос, глядя на нас плутовскими глазами, открыла тайну:

– Они в этот раз Бородавку к вам на телевидение устроили, внедрили, как они выразились, представляете? Только чтобы это дело провернуть. Тоже мне разведчики хреновы!

Она захохотала, табачный дым потек у нее из ноздрей и рта мелкими частыми порциями, как из трубы паровоза на полном ходу. «Как она не закашляется при этом?» думала я, с любопытством и почти уважительно глядя на секретаршу.

– Вы его, кстати, там не встречали? – поинтересовалась она, просмеявшись.

– Он крупный такой, мешковатый, на щеке слева, вот здесь, мерзкая такая бородавка…

Более чем знакомое описание! Я была в полной растерянности, что отвечать, могло ли нам чем-то повредить то, что я честно отвечу: да, встречали, он даже за мной ухаживал. Мне было очень грустно, несмотря ни на что, услышать вот так, из чужих уст, что все это ухаживание было чистым блефом с одной-единственной целью – убить человека. И я видела, что секретарша Чубатого – кстати, так и не сказавшая нам своего имени, – осведомлена об этой истории достаточно хорошо. Однако, к счастью для нас, зачем был внедрен бородавчатый на телевидение, не знает – иначе бы она не стала нам все это рассказывать… Так что лучше промолчать обо всем этом и честно соврать, что никакого бородавчатого мы там не встречали…

Впрочем, второй раз врать секретарше Чубатого мне не пришлось, потому что внезапно она тихо ойкнула, вдавила голову в плечи и шепотом заявила:

– Атас, ребята, он идет! Ни гугу про то, что я тут говорила, иначе мне крышка!

Каким по счету, седьмым, восьмым, девятым ли чувством уловила секретарша приближение Чубатого, ей-богу не знаю. Мы оглянулись на вход в холл, но ничего не увидели и не услышали. Однако в следующее мгновение на пороге его и впрямь возник Чубатый, его уже знакомая нам складная, невысокая, но коренастая фигура, с совершенно лысой, с покатым лбом головой и огромными, акульими челюстями, которые придавали удивительно отталкивающее, злобное выражение всему его лицу. Одет он был на этот раз в униформу «нового русского»: черные штаны и длиннополый пиджак зеленого цвета. Однако на шее – никаких признаков галстука, и рубашка выглядела поношенной и плохо выглаженной.

При его появлении секретарша вскочила и серьезным, достойным губернаторской приемной тоном объявила:

– Петр Миронович, к вам посетители с телевидения…

Она кивнула на нас, тоже поднявшихся с мест. И только тогда Чубатый обратил к нам свой, как он, наверное, думал, царственный, а на самом деле акулий взор. Глаза у него и впрямь были какого-то водянистого, бледно-коричневого цвета, холодные, рыбьи, а не человечьи глаза.

Увидев меня, Чубатый на мгновение остолбенел, даже чуть приоткрыл рот: внутри оказались исключительно желтые, одни от табака, другие – из золота, зубы.

– Вы ко мне? – спросил он, забыв откашляться, поэтому голос у него получился хриплый, неуверенный. – Проходите.

Мы зашли в кабинет. Он был устроен в новом европейском, довольно аскетическом стиле: простые, из черного пластика шкафы и столы, из хромированной стали и кожи стулья, голые, ровные белые стены, матово блестящие потолок и пол.

Огромное, почти во всю стену, окно пропускало достаточно света, чтобы в кабинете было очень светло, однако этот свет не слепил глаза. Потом Валера Гурьев объяснил мне, что при всем своем внешнем аскетизме мебель в этом кабинете была офисная, выписанная из Германии и стоившая немалых денег; стены имели специальный звуконепроницаемый слой, отчего в кабинет не доносился ни один звук из внешнего мира, а штукатурка имела свойство особым образом мягко отражать падающие на нее солнечные лучи, так что они не утомляли глаз. Таким образом, выглядевший аскетично и просто кабинет Чубатого на самом деле был одним из самых крутых кабинетов в городе.

– Итак? – сказал Чубатый, когда мы уселись – он за стол, мы на стулья рядом. –Как я понимаю, вы пришли насчет телепередачи, так?

На этот раз он откашлялся и голос его звучал нормально: низкий, но какой-то вымученный, нарочито-неестественный. Наверное, считал, что говорить басом очень солидно, даже если у тебя на самом деле более высокий голос.

– Не совсем, – сказала я. – Одну передачу с вашей подачи мы уже сделали, больше нам пока не хочется.

Чубатый расхохотался, самодовольно откидываясь на спинку офисного кресла.

– С моей подачи? – весело переспросил он. – Бог знает, что вы такое говорите!.. Я к средствам массовой информации никакого отношения не имею, мой бизнес автомобили. А телепередачи готовить, как вы выразились, с моей подачи – нет, этим я не занимаюсь!

– Врете, дяденька! – сказала я упрямо, и Чубатый снова расхохотался, поглядывая на меня при этом весело, с любопытством.

– Ну, если вы пришли не по поводу телепередачи, – сказал он, – тогда чем могу быть полезен? Как вас, кстати сказать, прикажете называть?

– Как меня зовут, – сказала я сухо, это вы знаете так же хорошо, как и я сама. –Меня коробила слащавая любезность Чубатого. Вежливые из позапрошлого столетия фразы казались жутко карикатурными, вылетев из уст бандита с акульими челюстями.

– Да? – Чубатый усмехнулся. – А вы ничего не путаете?

– Нет, не путаю! – У меня вдруг возникло непреодолимое желание высказать в лицо этому преступнику все, что я о нем знаю. – И лицо мое вы хорошо знаете, видели много раз по телевизору. И не только по телевизору: во время устроенной вами разборки вы видели меня в трамвае, как я лежала там на полу. И вы мне Игоря Горелова показывали сидящим в машине с автоматом в руках, чтобы я на него в милицию донесла.

Чубатый продолжал посмеиваться, глядя на меня, но смех его стал искусственным, а бесцветные, рыбьи глаза сделались злыми, смотрели пристально и напряженно.

– Вы, наверное, бульварных детективов начитались! – сказал он наконец. – И у вас разыгралась фантазия. Вот и потеряли чувство реальности.

Но я пропустила его слова мимо ушей.

– А сделали вы это только для того, чтобы убить Сучкова! – продолжала я. –Его самого убить, дело его прибрать к рукам, а на Анжелке, его жене, жениться самому. А за убийство в тюрьме сидеть должен был ни в чем не повинный Игорь Горелов – ведь он же с Сучковым конкурент был, значит, для милиции мотив налицо, очень даже удобно его подставить, а Сучков на самом деле во время разборки уже полчаса как мертв был, в багажнике собственной «Ауди» скрюченный лежал. Вы его с кондитерской фабрики похитили.

Анжелка по уговору с вами ему позвонила, попросила его за ворота выйти, он и выскочил как дурак! Он же своей Анжелке верил во всем! И едва он вышел, как вы на него набросились, затолкали в машину, отвезли в ближайший лесок. Там приставили ему дуло к затылку, заставили позвонить Горелову, попросить его приехать на кондитерскую фабрику. После этого вы пристрелили Сучкова, засунули его в багажник собственной машины и поехали на встречу с Игорем. Остановили его машину в каменном мешке на улице Технической, вытащили его из машины, посадили в «Ауди» Сучкова… Затем ждали, пока я сяду в трамвай и поеду. Потом устроили эту фиктивную разборку. Стреляли-то вы исключительно по трамваю, чтобы людей напугать. А потом заставили даже дверь трамвая открыть, и один из ваших вышел из машины, чтобы убедиться, вижу ли я, как едет Игорь Горелов в сучковской машине. Нужно вам так было: чтобы я его там увидела и думала, что он один из бандитов. И рассказала об этом в милиции. И сел Игорь Горелов в тюрьму за убийство, которого он не совершал…

Я умолкла, чувствуя, как всю меня трясет. Еще немного, и начнется истерика, и я снова буду рыдать как полоумная. Чубатый смотрел на меня внешне спокойно, только лицо его стало чуть бледнее, и рыбьи глаза выражали откровенную злобу и ненависть.

– Ах ты, маленькая!.. – сказал он наконец. И голос его зазвучал теперь хрипло, высоко, настоящий голос уголовника. – У тебя есть доказательства всего этого, что ты мне тут наговорила?

– Есть! – Удивительно, как я научилась легко и спокойно врать перед этими людьми.

– Врешь, детка! – сказал Чубатый и цинично засмеялся. – Нет у тебя доказательств! Будь они у тебя, ты побежала бы к ментам, а не ко мне. Потому что из этой истории тебе самой выпутываться надо! У тебя у самой рыльце-то в пуху. – Он снова рассмеялся, откидываясь на спинку офисного стула. – Вот это самое рыльце – в пуху!

Он протянул руку к моему лицу, наверное, чтобы потрепать за щечку. Меня охватило несказанное омерзение, когда я увидела, как приближаются ко мне его толстые, как сардельки, безобразные пальцы какого-то коричневого цвета – может быть, пропитанные за годы работы шофером машинным маслом и бензином. Но мне казалось, что на них кровь.

Хотелось оттолкнуть эту тянущуюся ко мне безобразную руку. Но вместо этого я своей рукой резко сдавила Чубатому запястье, и его рука с грохотом ударилась о стол, по лицу его пробежала гримаса боли.

– Так, кусаемся! – зло рассмеялся он, убирая руку. – Дружить не хотим! Жалко: мне вы как раз такой очень нравитесь.

Чубатый был явно из тех, кто уважает только тех, кто сумел набить ему морду.

– И сказки хорошие рассказываете, продолжал он. – Захватывающие, как детектив. Жалко только, с действительностью ничего общего не имеющие… Вы примите мой совет: займитесь сочинением детективов, у вас получится. И снимайте их на своем телевидении, будет превосходный сериал. А про историю, что вы мне тут рассказали, лучше забудьте: она не реалистична. Слишком надуманна, для нормального детектива чересчур сложна и запутанна.

Чубатый снова рассмеялся, откидываясь на спинку стула, а у меня опять мороз пошел по коже.

– И про меня тоже забудьте, – продолжал Чубатый. – И про Анжелку. Мой вам совет: если хотите, чтобы с вами или с вашими близкими не случилось какой беды, – он сделал многозначительную паузу, и у меня тоскливо сжалось в груди, – то пойдите в милицию и скажите там, что на разборке видели Игоря Горелова. Между прочим, это будет правдой, так что угрызений совести у вас быть не должно. А теперь, – и тут Чубатый поднялся и вышел из-за стола, – не смею вас больше задерживать. К сожалению, у меня дела.

Он сделал приглашающий жест к двери. Мы с Валерой подскочили и через мгновение очутились с обратной ее стороны только там я обнаружила, что колени мои дрожат, а Валера тщетно силится улыбнуться. Мы пропустили мимо ушей вопрос секретарши – что, ничего не вышло с телепередачей? – и направились было прочь из холла, но так быстро уйти нам было не суждено, потому что на пороге мы столкнулись нос к носу с Анжелкой Сучковой, за спиной которой маячила фигура майора Белоглазова.

– О, ты уже здесь! – не сказала, а прошипела она, едва завидев меня. В таком состоянии едва сдерживаемой ярости никогда прежде я ее ни разу не видела. – И у тебя новый спутник! – продолжила она, заметив Валеру. – Ну, те, с кем ты была вчера, намного круче! – Она криво усмехнулась, оглядывая Валеру, и впрямь худощавого и небольшого роста, с ног до головы. Будто ее Чубатый был с пожарную каланчу!

Они прошли в холл, майор поздоровался со мной, а Валере Гурьеву пожал руку.

– Ого! – воскликнула Анжелка, видя это. – Так ты у ментов свой человек! Значит, это я тебе должна сказать спасибо за то, что сегодня ко мне мент припрется вопросами меня донимать?!

Анжелка была в совершеннейшей ярости, еще немного, и она бросится на меня, чтобы выцарапать глаза. Я с тревогой смотрела на ее длинные, крашенные кроваво-красным лаком ногти.

– Успокойтесь, гражданка Сучкова! сказал Белоглазов бесстрастно. – Пожалуйста, проходите в кабинет.

– Заткнись ты-то еще! – взвилась Анжелка. – Я тебя предупредила, ты, дятел: если не оставишь меня в покое, тебя из органов выпрут. Ты понял?..

В это время на пороге кабинета возник Чубатый.

– Ты слышал? – грубо, как базарная баба, крикнула ему Анжелка, ничуть не стесняясь нашего присутствия. – Этот хрен, ментовская морда, приперся к нам сегодня в особняк, стал вынюхивать, какие у нас с тобой отношения! Спрашивается, кто им про это наболтал?

На этот раз голос Чубатого прозвучал не громко, но властно.

– Ладно, хорош орать! – сказал он спокойно. – Заходи сюда, поговорим…

И они, все трое, скрылись за дверью чубатовского кабинета. А мы с Валерой поспешили вниз, на улицу; мне катастрофически не хватало воздуха.

* * *

– Мне кажется, ты тоже мог бы хоть пару реплик вставить, – заметила я Валере злым, обиженным тоном, когда мы выбрались наконец на улицу. –Не все же мне одной ему правду в глаза…

Валера выглядел смущенным и не таким ехидным, как обычно.

– Да все нормально, Ирина! – сказал он наконец. – Ты его и без помощников прекрасно раскрутила, лучше быть не может.

– Да, ты так считаешь? – Похвала Валеры в тот момент показалась мне едкой насмешкой. – Ты доволен результатами нашего расследования?

Валера пожал плечами.

– А что, собственно, ты ожидала? спросил он. – Что он расплачется и попросит у нас прощения?

– Идиоты мы оба, вот что! – сказала я с горечью. – Наивные, как дети, и такие же беспомощные! Поперлись к самому главному бандиту, думали напугать его тем, что правду о нем знаем… Да он теперь нас самих в расход пустит, как Сучкова, вот и все!

– Ну, это вряд ли, – сказал Валера преспокойно. – Наша гибель только навлечет на них лишние подозрения, ни одной проблемы не решив. Все, что мы о них знаем, все, что вредит им, знает и милиция. А то, что им на пользу, ты милиции так и не сказала. И пока ты этого не скажешь, можешь считать себя в полной безопасности, как у Христа за пазухой: никто тебя не тронет.

И вновь, как всегда, слова Валеры вселили в меня уверенность и спокойствие, однако я не хотела так просто поддаться его утешениям.

– Ну и что же нам теперь делать, ты, умник? – сказала я с горечью. – Это ты, может быть, тоже знаешь?

– Поехать в гости к бородавчатому, – отвечал Валера. – Как ты уже слышала сегодня, он работает привратником в особняке у Чубатого.

Опять Валерий с этим бородавчатым! Не догадывается, что ли, как неприятно мне лишний раз видеть его дебильную физиономию? Он уже, наверное, думает, что я не только должна поговорить, но и немного пококетничать с ним, чтобы выудить нужные сведения. Кстати сказать, какие?

– А что, собственно говоря, ты собираешься узнать у бородавчатого? – спросила я.

– Что-нибудь. – Валера пожал плечами. – Я понятия не имею, что может нам тут быть полезным…

– Но спрашивать-то что я должна? – спросила я с некоторой досадой: что за нелепую роль он мне придумал: пойди туда, не знаю куда, узнай то, не знаю что.

– Да спроси что хочешь! – сказал Валера. – Спроси, как дела, спроси, почему с телевидения ушел. Главное – втянуть его в разговор, чтобы он потрепался о чем-нибудь, а там, глядишь, скажет что-нибудь интересное, какую-нибудь зацепку назовет. Да что я это тебе объясняю? Ты это лучше меня знаешь, вон как Чубатого зацепила…

– Ну а толку-то от этого? – сказала я с горечью. – Много мы таким образом узнали?

Валера не ответил, и мне не хотелось далее продолжать бесполезный разговор. За бодрым, веселым тоном Гурьева чувствовались скрытое уныние и безнадежность. Потому что фактически мы были в тупике, хотя уже много чего раскопали, знаем даже, как все было и кто преступник. Но доказательств у нас никаких, и где их взять, мы не знаем. А пока у нас нет доказательств, будет Чубатый гулять на свободе, а Игорь Горелов сидеть вместо него в тюрьме. И по напряженному, сумрачному молчанию идущего рядом со мной Валерия я поняла, что и он не очень-то верит в успех визита к бородавчатому, не надеется, что мы узнаем от него что-то важное.

Той же тернистой тропинкой, нырнув под трубы теплотрассы и пройдя по железнодорожной насыпи, вернулись мы на проспект 50-летия Октября, чтобы сесть там в трамвай. Он довез нас до Пятой Дачной, где, сойдя с трамвая, мы пешком стали подниматься по узкой извилистой улочке, с тоской вспоминая – я, во всяком случае, – как здорово было проехаться по ней на Костиной «Волге».

Чубатовский особняк стоял на прежнем месте, столь же величественный и безобразный. Мы подошли к полупрозрачному решетчатому забору, и тут же огромная овчарка, бросившись нам навстречу, стала яростно лаять, так что колени у меня сделались ватными: между нами и страшной собачьей пастью был только узорчатый забор, и, к ужасу своему, я обнаружила, что собака вовсе не на цепи и при желании легко перепрыгнет через невысокую преграду. Мы позвонили, нажав кнопку электрического звонка на калитке.

Бородавчатый показался тут же, выглянул из-за двери особняка, сквозь оглушительный собачий лай мы едва расслышали его слова:

– Хозяев никого нет дома. Уходите! –И он собрался закрыть дверь.

Но тут Валера Гурьев не растерялся и громко, перекрывая собачий лай, крикнул:

– Эй, Бородавка! Выйди сюда, поговорить надо!

Вопреки моему ожиданию, тот послушался. Бородавка на его щеке на этот раз сидела неподвижно, даже не шевеля волосками, и, впервые заглянув ему в глаза, я вдруг обнаружила, что они были такие же бесцветные, водянистые, как и у его хозяина: только более глупые и бессмысленные.

– Ну, чего надо? – Бородавчатый недовольно и хмуро смотрел на нас.

– Ну, ты убери собаку-то! – так же властно сказал Валера. – В таком шуме как разговаривать…

Бородавчатый, не церемонясь, дал псу хорошего пинка, попал, видимо, в живот, так что тот жалобно заскулил, пополз прочь от нас, робко поджав хвост, точно какая-нибудь дворняга. Мне вдруг стало жалко этого верного и честного стража таких жестоких хозяев.

– Ну? – снова спросил бородавчатый. Я почувствовала, как Валера осторожно толкает меня в бок: давай, мол, начинай разговор. И я начала, правда, не без некоторого замешательства: надо же было вспомнить, как бородавчатого зовут по имени.

– Миша, вы так внезапно исчезли с работы, – начала я, – что-нибудь случилось?

Бородавчатый тупо смотрел на меня.

– Нет, – ответил он хмуро, – ничего со мной не случилось.

– А почему же вы уволились?

– Так было надо.

– Кому надо?

Бородавчатый смотрел на меня откровенно враждебно.

– Я… – пробормотал он, – я нашел лучшую работу, более высокооплачиваемую…

Возникла пауза, во время которой я лихорадочно думала, о чем бы еще его спросить. Впрочем, тут Гурьев пришел мне на помощь.

– Слушай, Бородавка, – довольно развязно сказал он, – про тебя комендант общежития спрашивает. Ты там что-то за комнату задолжал, говорит, рублей сорок-пятьдесят. Просил зайти, как время будет.

Я восхитилась феноменальной способностью Валерия придумывать на ходу, когда надо.

– Нет, я не могу! – пробурчал бородавчатый. – Я все время должен быть здесь, у ворот. – Он посмотрел на нас недоверчиво и злобно, потом вдруг полез во внутренний карман. – Нате, вот! – сказал он, подавая нам сторублевую купюру. – Возьмите, отдайте в общаге. Скажите, что сам я никак не могу прийти…

Валера в растерянности взял купюру, и мы, совершенно обалдевшие от такого развития событий, снова умолкли, понимая, что теперь нам ничего не остается, как только убраться восвояси, и вдруг у меня возникла идея.

– Да, Миша, я чуть не забыла, – сказала я.

– Майор Белоглазов, следователь по делу об убийстве Сучкова, просил тебя зайти в ближайшее время. Ты ему очень нужен!

– Я?.. – Бородавчатый заметно побледнел, его рот в испуге приоткрылся, бородавка в панике зашевелила волосиками. – Но я.., зачем я ему нужен?

– По поводу разборки у завода «Корпус», – сказала я невинно. – Ты ведь же был ее свидетелем, правда?

– Я? – Бородавчатый испугался еще больше. – Вовсе я не был ее свидетелем!

«Правильно! – подумала я зло. – Ты не был свидетелем, ты был ее участником!» Но вслух так же невинно продолжала:

– Как? Разве ты не был поблизости, когда там начали стрелять?

– Не был! – отвечал убежденно Бородавка.

– А откуда же ты тогда знаешь, что я там была? – спросила я, разыгрывая наивное удивление. – Ведь ты даже уговаривал меня в милицию пойти, рассказать, что я там видела. И у нас на телевидении ты всем это рассказывал!

– Нет, ничего такого я не рассказывал!

– Да врешь ты, Бородавка! – воскликнул, смеясь, Валерий Гурьев. – Ты нам тогда все уши прожужжал, что Ирина попала в разборку и видела там Игоря Горелова!

– И по телефону доверия тоже ведь ты звонил, правда? – сказала я. – Говорят, голос низкий, чуть гнусавый, ну совсем как у тебя! И про Игоря Горелова ты им в милиции рассказал!

– Ничего я не рассказывал! – воскликнул бородавчатый. – И никуда не звонил! И никакого Игоря не знаю!

– Однако Кошелеву ты говорил, что Гореловы тебя на улице подобрали, до беспамятства пьяного. Накормили, вымыли, вывели из запоя. Ведь это ты подбросил нашему шефу идею пригласить Наташу Горелову на ток-шоу «Женское счастье»?

– Ничего я не подбрасывал! – Вид у бородавчатого был откровенно затравленный. – Что вы оба хотите от меня?

– Чтобы ты нам рассказал, зачем ты все это устроил, – преспокойно сказал Валера Гурьев.

Бородавчатый некоторое время смотрел на нас тупо и злобно, потом вдруг резко и грубо бросил:

– Вы бы лучше катились отсюда! – При этих его словах мне стало не по себе. –Пока пахан не вернулся. Если он узнает, что вы все разнюхали, вам крышка. Так что валите отсюда, пока целы! А то собаку спущу.

Пес, словно ожидая этих слов, выскочил откуда-то из-под стены дома и бросился на нас с яростным лаем. Напрасно я пожалела его нелегкую собачью долю – добрее от этого он не стал.

– Лучше уходите! – повторил бородавчатый, не повышая голоса, и из-за собачьего лая мы едва слышали его. – Учтите, пес запросто ограду перескакивает, тогда вам точно худо будет!

Бородавчатый повернулся и не спеша пошел к дому, и нам ничего не оставалось, как тоже отправиться восвояси. Мы возвращались той же узкой извилистой улочкой, спускающейся вниз, и собачий лай еще долго звучал нам вслед.

* * *

– Ну как, на этот раз ты доволен сбором доказательств? – спросила я Валерия, когда мы наконец дошли до трамвайной остановки и ждали означенное транспортное средство.

– Ох, Ирка, замолчи! – отозвался он, вздохнув. – И без тебя на душе погано.

– Однако ты не очень любезен с дамой!

– Извини! Но тут – сама понимаешь… Я понимала.

– Чем ехидствовать, – сказал Валера, – давай лучше подумаем, какой вывод можно сделать из состоявшейся беседы…

– Да какие тут могут быть выводы? – пожала я плечами. – Это бородавчатый будет делать выводы, что мы все о нем знаем. А мы…

– Ты его неплохо зацепила с этим его враньем.

– Может быть, – согласилась я. – Да что толку? На что мы надеялись, собственно, с ним? Бородавчатый такой же бандит, как его хозяин, и испугать его можно с таким же успехом. Наверняка, если бы на моем месте оказался майор Белоглазов, результат беседы был бы иной.

– Но захочет ли майор с ним разговаривать – большой вопрос, – заметил Гурьев. – У него против Бородавки ничего нет, и мы не можем сообщить ничего нового ему, не навлекая подозрений на Игоря Горелова.

– Он же уже был здесь, этот майор! вдруг вспомнила я наш утренний визит к Чубатому. – И разговаривал здесь с Анжелкой. А потом вместе с ней поехал разговаривать с Чубатым.

– А с Бородавкой он не говорил, – сказал Валера, – поэтому он так нагло себя и ведет.

Показался трамвай. При виде его я вдруг вспомнила, что нам надо еще зайти к дяде Сучкова – зря, что ли, я так долго выпрашивала у Пацевича его фамилию и адрес!

– Слушай, Валера, – сказала я. – Отсюда проспект Строителей далеко?

– Если напрямик, то близко. Но понимаешь, туда напрямик ни один транспорт не идет, туда лучше пешком. А какой дом?

– Где-то возле ДК «Техстекло». – Я протянула Валере бумажку с адресом. Глянув на него, он кивнул и стал подталкивать меня к двери подъехавшего как раз и остановившегося трамвая.

– Отлично, это недалеко, – сказал он при этом. – Я знаю, как туда пройти. Только на трамвае пару остановок проедем. –И, уже оказавшись в вагоне, добавил:

–Только опять придется пересекать железную дорогу.

Я вздохнула: вечно Валера съехидничает. В другое время я бы на него обиделась за то, что он издевается над моими страданиями, но сегодня, после этих кошмарных встреч с Чубатым, Анжелкой и бородавчатым, чувствовала себя совершенно разбитой и расстроенной.

– Ладно! – сказала я покорно. – Через железную так через железную.

– Сейчас выходим! – сказал Валера. –Дальше пешком. Скажи, а это имеет какое-то отношение к нашему делу?

– Прямое: там живет дядя убитого Сучкова, – пояснила я. – Я договорилась, что сегодня приду к нему с визитом.

– Ты думаешь, он что-то знает?

– Честно говоря, я раньше думала, что он мог все это устроить. У него и мотив для этого был шикарный: Сучков растратил на свое дело все его сбережения, а возвращать не собирался. Однако теперь думаю, чушь это все.

– Тогда зачем он нам нужен? – пожал плечами Валера.

– Но ты же сам говоришь, что мы должны искать зацепку где только можно! – возразила я. – Вот и пойдем искать зацепку у дяди Сучкова. А вдруг он что-то знает?

Валера с сомнением покачал головой, хотел что-то возразить, но не успел: трамвай подошел к остановке, и нам нужно было выходить.

Железная дорога, которую я преодолевала нынешним утром, оказалась пустячком в сравнении с тем, что предстояло пересечь теперь. Для начала мы прошли между высокими стенами каких-то заводских корпусов в проулок, имевший такой вид, что порядочные люди сюда, наверное, не заглядывали и после захода солнца девушкам здесь путь заказан. Но Валера Гурьев шел спокойно, будто все так и надо, только подходя к железнодорожному мосту, вдруг тихо присвистнул.

– Ого! Вот это да! – воскликнул он. –Давненько же я тут не ходил, не ездил! За это время мост успели сломать.

На мосту и в самом деле часть ступенек была разобрана и висела табличка: «Проход воспрещен». Так что нам пришлось тащиться через железнодорожное полотно, которое в этом месте было высоким, и нам пришлось взбираться на щебенчатую насыпь, потом спускаться с нее. На этот раз я боялась сломать уже не каблук, а шею и о вероятности появления поезда даже и не думала. И правильно делала, потому что поезд все равно не появился, все было тихо, спокойно и безлюдно. Валера Гурьев, как мог, помогал мне справиться с препятствиями, приговаривая при этом виноватым голосом:

– Извини, Ирина! Не знал, что мост закрыли на ремонт, иначе бы не повел тебя здесь…

Потом мы шли по каким-то узким проулкам между высотными домами; Валерий и в самом деле знал тут все подворотни. Потом мы выбрались на проспект Строителей, широкий, шумный, полный машин и людей, и стали спрашивать у прохожих, где находится дом, который мы ищем. Уныние и усталость, которые чувствовали мы оба во время этих поисков, сменились напряженным ожиданием, когда мы оказались наконец перед дверью в квартиру Сучкова.

Нам открыла дверь небольшого роста сутулая старушка с растрепанными седыми волосами, обрамляющими ее морщинистое лицо. На меня она посмотрела пристально: узнала, должно быть, – я почувствовала это – известную в городе телеведущую – и пригласила войти, едва ответив на наше приветствие и даже не улыбнувшись.

Я оказалась в главной и единственной жилой комнате однокомнатной квартиры. Вид у нее был самый заурядный: две кровати, диван, кресла. У окна – стол и телевизор, который был теперь выключен, но, как я поняла, с его помощью коротали старики отпущенное им время на жизнь.

В углу на диване сидел сам Николай Васильевич. Это был довольно упитанный старик, и я без труда могла, несмотря на его сидячую позу, увидеть его круглый, плотный животик. Лицо у Сучкова было широкое, скуластое, щеки обрюзгшие, как у бульдога, совершенно лысая голова, только по бокам ее торчали лохматые седые космы. По бледному, желтоватому цвету лица нетрудно было заключить, что он редко выходит на улицу.

– Садитесь, не стойте как неприкаянные, – сказал он высоким, дребезжащим, типично старческим голосом. – В ногах, как говорится, правды нет. – И он указал нам рукой на противоположный край дивана, где сидел сам; мы уселись и украдкой продолжали разглядывать старика. Не могла не подивиться про себя мысли: какой же я была дурой, если могла всерьез считать его убийцей собственного племянника!

– Если не ошибаюсь, – вновь заговорил старик своим высоким, дребезжащим голосом, – вы пришли ко мне по поводу моего непутевого племянника, не так ли?

Голос его дрогнул, и старик задумчиво уставился куда-то перед собой, мне показалось, что в глазах его блеснули слезы. Я проследила за его взглядом и увидела то, что при беглом взгляде на комнату ускользнуло от моего внимания: большой портрет Дмитрия Сучкова в траурной рамке на полке книжного шкафа. Только это был не тот, что я уже видела у Анжелки, – портрет тридцатилетнего Сучкова. Николай Васильевич увеличил и вставил в рамку портрет совсем еще юного племянника, может быть, восемнадцатилетнего, с нежным пушком над верхней губой и пышной копной аккуратно причесанных волос на голове. Разглядывая эту фотографию, я вдруг обнаружила, что Дима Сучков был очень даже симпатичным юношей.

Сутулая старушка, открывшая нам дверь, вошла в комнату и села на стул напротив нас. Как мы догадались, это была супруга Николая Васильевича.

– Ну-с? – вновь заговорил старик. –Чем могу быть полезен?

Я решила, что с Николаем Васильевичем надо разговаривать в прямой и доверительной манере.

– Мы ищем способ доказать вину убийц Сучкова, – начала я.

– Доказать вину убийц моего Димки? переспросил старик. Каждое слово выговаривал он медленно, с трудом. – Однако мне рассказывали, будто милиция уже арестовала какого-то Димкиного конкурента и доказательств его вины у них предостаточно.

– Конкурент – Игорь Горелов, но он не убивал, – сказала я. – Его подставили. А вот тех, кто подставил и на самом деле убил Дмитрия, мы хотим вывести на чистую воду.

– И вы знаете, кто это на самом деле сделал?

– Знаем, – сказала я. – А вот доказательств у нас нет. Вернее, у нас масса улик, но они все косвенные, и милиция особого значения им не придает. Им нужны настоящие, веские доказательства, а где их взять, мы не знаем.

– Ну-ка, ну-ка! – В поблекших глазах старого прокурора внезапно возник интерес. – Ну-ка, расскажите мне об этих уликах. И откуда они. Посмотрим, что можно из этого извлечь.

И я стала рассказывать. Все, не скрывая ничего и никого не жалея: и про Анжелку, и про бородавчатого, и про Чубатого, все то, что я сегодня утром выплеснула в лицо Чубатому, и свою версию преступления – все это я рассказала старому прокурору, родному дяде убитого. Тот слушал молча, внимательно и, казалось, бесстрастно. Только когда я говорила, как Сучкова застрелили в лесу и как потом везли в багажнике «Ауди», выбросили его безжизненное тело на асфальт, пухлые, обрюзгшие щеки старого прокурора задрожали, и он быстро отвернулся к окну, но я успела заметить блеснувшие в его глазах слезы. К концу моего рассказа он уже вполне овладел собой и, дослушав, пристально и сосредоточенно поглядел на меня в упор.

Когда я наконец умолкла, ненадолго воцарилось молчание, которое вскоре прервал старик.

– Вот, значит, как! – сказал он со вздохом. – Получается, из-за его жены его и убили.

Мы с Валерой вежливо молчали, ожидая, пока Сучков заговорит опять.

– Знал я это, знал! – Его тихий, с надрывом голос выражал невыносимую душевную боль. – С самого начала я ее терпеть не мог, будто предчувствовал, что она доведет Димку до беды… Но что так получится, что его убьют из-за нее – нет, такого я и по, – мыслить не мог.

Голова старика бессильно поникла, плечи едва заметно вздрагивали. Я понимала, что мне бы лучше помолчать, но не смогла: меня терзал один вопрос.

– А почему, Николай Васильевич? спросила я старика. – Почему вы были уверены, что их отношения кончатся бедой?

Старик медленно поднял голову.

– И вы еще спрашиваете, почему? – проговорил он. – Вы же говорите, вы в юности дружили с Анжелой. Значит, знали, как она деньгами любила швырять. А вот как их зарабатывать, ей было неинтересно.

– Но ведь из-за этого не убивают!

– Ну да, – согласился старик. – Я тоже так думал. Полагал, что Анжела попросту разорит Димку, по ветру его деньги пустит. А потом, как увидит, что их больше нет, взять с него больше нечего, бросит его и пойдет разорять другого. А оно видите, как обернулось!

Мы снова помолчали.

– У вас из-за Анжелы отношения с Дмитрием испортились? – спросила я.

– Да, да. – Старик часто закивал. –Из-за нее, стервы. Это она его подзуживала: иди, мол, возьми у дядьки денег, они ему все равно не нужны, а мы живем как нищие. Сам Димка на такое никогда бы не решился.., последние сбережения у меня отнять. Всю жизнь я мечтал заиметь небольшой участок земли, вырастить на нем сад-огород и кончить свои дни там, в саду, среди цветов, а не в этой душной городской квартире! И все я сделал: и сад вырастил, и дом выстроил, большой, двухэтажный. И продал все! И деньги ему отдал… Да только ей этого было все мало, только на один зуб.

– И из-за этого вы поссорились?

– Да не ссорились мы! – воскликнул старик сердито. – Кто вам наплел такую чушь? Просто когда Димка с женой меня обобрали, то перестали приходить ко мне, вот и все! А зачем я им теперь, старый хрыч, был нужен? Денег у меня больше нет…

Признаюсь, мне стало не по себе от всей этой истории, и я почувствовала, как у самой наворачиваются на глаза слезы сострадания к старику. Знала я всегда, что Анжелка красивая и, в сущности, бессердечная кукла, но что она до такой степени может причинять кому-нибудь зло…

– Что же нам теперь делать? – спросила я немного растерянно. – Николай Васильевич, поймите! За убийство вашего племянника сидит в тюрьме невинный человек!..

– Ему теперь крышка! – сказал старый прокурор убежденно. – При тех уликах, которыми располагает прокурор, его ни один адвокат из-за решетки не вытянет. И в сущности, все равно, дадите вы свои показания или нет.

– Но адвокат мне сказал, что есть шанс!.. – воскликнула я в растерянности.

– Очень незначительный! – заявил старый прокурор безапелляционно. – Судя по всему, ваш Игорь будет осужден, и это только вопрос времени. Полгода в СИЗО кого угодно сломают…

– Полгода? Почему полгода?

– Установленный законом срок.

– И вы думаете, он все расскажет, как им надо?

– Уломают! Будьте уверены! – сказал Сучков. – И он расскажет все, что милиции нужно, и даже больше…

– Что же нам-то теперь делать? – спросила я в полной растерянности.

– Ну, что… – Прокурор тяжело вздохнул. – Время, к сожалению, работает не на нас. Этот ваш Чубатый… Самое умное, что он может теперь сделать, – это затаиться, лечь на дно и не высовываться, никак не напоминая о себе. Любая новая его выходка может ему только навредить.

– Конечно, – сказал до сих пор молчавший Валера Гурьев. – Но его на эту выходку можно спровоцировать! Представляете, начать действовать ему на нервы, чтобы он психанул и натворил каких-нибудь глупостей?

– Верно, молодой человек! – сказал старый прокурор строго. – Только имейте в виду, что результатом этой вашей провокации может стать новое убийство!

Мы замерли, не ожидая такого мрачного вывода. Старик Сучков вновь задумчиво уставился в окно, – видно, какая-то работа мысли все время происходила в его голове.

– Вообще-то это хорошая идея – нервы ему потрепать, бандиту этому, – сказал наконец старый прокурор. – И сделать это не так уж трудно. Просто пойти и рассказать этому Чубатому в лицо все, что вы о нем знаете. Если после этого он не психанет, значит, нервы у него точно из стали.

– Это мы уже сделали, – объявила я не без гордости и рассказала о результатах наших визитов к Чубатому в офис и в его особняк.

– А вы умница, – сказал старый прокурор, выслушав меня до конца. – С вашей головой вам бы у нас в прокуратуре работать!

Признаюсь, у меня даже дух захватило от этой похвалы старого юриста. Одно дело, когда твои успехи в расследовании отмечает Костя Шилов, простой шофер, пусть и с героическим боевым прошлым. Другое дело, когда тебя называет умницей старый, повидавший виды юрист, всю жизнь проработавший в прокуратуре.

– Ну что ж. – Николай Васильевич поглядел на нас своими немного водянистыми старческими глазами. – Раз вы так хорошо поработали, теперь мой черед внести свою лепту в расследование этого дела. Довольно я пожил на этом свете! Теперь уж мне точно жить больше незачем…

Он поднялся с дивана, шаркающими семенящими шагами направился к шкафу у противоположной стены, где рядом, на невысоком журнальном столике, стоял телефон.

– Номер вашего Чубатого вы случайно не знаете? – спросил он, усаживаясь на стул возле аппарата.

Нет, мы не знали его номера!..

– Ладно, – сказал старик, снимая трубку, – номер я и так вычислю!..

И он его вычислил в два счета, к нашему удивлению позвонив куда-то в прокуратуру области – старого прокурора, хоть он и был давно на пенсии, еще кое-кто знал, помнил, сохранив с ним связь.

Затем он набрал номер телефона Чубатого.

– Чубатого можно? – спросил он в трубку. – Кто его спрашивает? Моя фамилия Сучков, я дядя того Сучкова, которого убили три дня назад. Так что будь добра, девочка, соедини меня с твоим начальником, если не хочешь, чтобы я к вам собственной персоной явился.

К нашему удивлению, голос Николая Васильевича заметно окреп и уже не дребезжал, как недавно, производя достаточно грозное впечатление, как, собственно, и должно быть у прокурора.

– Алло! – заговорил в трубку старик Сучков. – Это вы, Чубатый? Да, я его дядя. Зачем звоню? Чтобы сказать, что вы бандит и убийца. За что вы лишили жизни моего племянника? Объясните!.. Нет, это мое дело!.. Нет, это меня касается!.. Да, доказательств у меня нет, но я знаю, что это сделали вы!.. Учтите: я старый прокурор с большим стажем. У меня друзья и в областной прокуратуре, и в Москве есть. Я их всех на ноги подниму, это я вам обещаю. И они вас выведут на чистую воду!.. А не выведут, клянусь, я сам до вас доберусь!.. Своими руками вас задушу.., и вас, и эту продажную суку!.. Мне больше терять нечего!..

Во время этого разговора бледно-желтое лицо прокурора все более багровело, на лбу вздулись вены. Внезапно старик закашлялся, тут же смертельно побледнел, уронил телефонную трубку и закачался на стуле. Его супруга, во время телефонного разговора неотрывно следившая за ним, тут же бросилась к мужу, чтобы поддержать его, выпавшую из рук телефонную трубку положила обратно на рычаг. Мы тоже следом за нею устремились к теряющему сознание Сучкову.

Грудь его тяжело вздымалась. Дыхание со свистом вырывалось из горла, открытый рот жадно ловил воздух. Глаза его были широко открыты, но бессмысленны.

Мы бережно подняли сотрясающееся в судорогах тело старика и отнесли его на диван, устроив его там по возможности удобно. Супруга старика между тем, сунув ему в приоткрытый рот какую-то таблетку, поспешила к телефону вызвать неотложку. Та приехала не так уж неотложно, но мы никуда не уходили, ждали ее.

Старик пришел в себя вскоре после того, как врачи начали свои манипуляции над ним. По его прояснившемуся взгляду и по странному, непонятному жесту слабой руки я поняла, что он хочет нам что-то сказать.

– Уходите! – вполголоса пояснила нам жест старика его супруга. – Он хочет сказать, чтобы вы уходили! Нечего вам тут на старость да болезнь смотреть. А он все, что мог, для вас уже сделал.

Повинуясь, мы покинули квартиру старого прокурора Сучкова.

* * *

– Куда теперь? – спросила я Валеру Гурьева после того, как мы оказались на улице.

– На телецентр, наверное. – Тот пожал плечами. – До твоего визита к адвокату время еще остается, да и поесть чего-нибудь надо.

При этих словах я тоже почувствовала пустоту и холод в желудке.

* * *

На телецентре мы застали Галину Сергеевну и Леру Казаринову. Обе дамы, как выяснилось, обсуждали новую кандидатуру на предстоящий в пятницу эфир. Мое появление они встретили возгласами: «Ну, как успехи?» Но, увидев наши с Валерой унылые физиономии, все поняли без объяснений. Потом Валера куда-то исчез: видно, по делам.

А я устало плюхнулась в кресло и довольно рассеянно слушала болтовню обеих своих подчиненных. Приглашать ли Наталью Кудряшову, актрису ТЮЗа, кандидата на предыдущую пятницу, так внезапно замененную Наташей Гореловой, или лучше поискать кого-нибудь еще? Потому что актриса ТЮЗа, ясное дело, теперь обиделась, ведь ее так обставили, и теперь вряд ли захочет выходить в эфир. Лера сказала: «Да ну ее на фиг, без нее обойдемся». Но Галина Сергеевна, пользуясь преимуществом старшей, набрала номер телефона актрисы ТЮЗа, трубку, однако же, протянула мне, чтобы я претворяла ее решения в жизнь. Конечно, Кудряшова была раздосадована и считала себя вправе свое раздражение высказать. Мне пришлось выслушать целую речь, поток слов и выражений, в числе которых главным было: «Порядочные люди так не поступают». В другое время я бы бросила трубку: не хочет – как хочет, мы здесь никого не обязаны уговаривать участвовать в нашей программе. Но сегодня мне было не все равно, и я покорно, довольно вяло и уныло возражала ей, говоря: «Нет, нет, ничего подобного больше не повторится». Думала, откажешься, дело твое. Мне все равно. Но Кудряшова, конечно же, не хотела отказываться, а просто желала покобениться и, накобенившись вволю, милостиво согласилась прибыть к нам на эфир в пятницу. После чего я положила трубку и снова без сил уселась в кресло. Ни думать, ни двигаться не хотелось.

После пяти вечера снова появился Валерий, и мы отправились к Пацевичу. Костя Шилов, как нам объяснили, задерживается в своей поездке по району. Приедет позже. И нам снова пришлось оседлать общественный транспорт.

Пацевич снова выглядел утомленно, еще более, чем позавчера, в субботу. Усталым жестом он указал нам на стул и, пока мы усаживались, глядел, отвернувшись, в окно.

– Итак, – начал он, поворачиваясь к нам, – я снова должен поблагодарить вас, Ирина Анатольевна, за содействие, оказанное следствию. Ваша помощь и в самом деле оказалась неоценимой. Она помогла нам действительно сдвинуться с мертвой точки. Найдены десятки важных улик, можно сказать, решающих в этом деле…

Адвокат внезапно умолк и опять уставился в окно. А я, в свою очередь, напряженно смотрела на него, пытаясь угадать, что скрывается за этими его казенно-канцелярскими словами. Их официально-протокольный тон выглядел странно в нашей частной беседе, а их торжественный смысл никак не вязался с унылым, безнадежным лицом адвоката.

– Сергей Маркович, – сказала я осторожно, – может, объясните по-нормальному, что там случилось?

Адвокат повернулся к нам и вздохнул.

– Случилось? – Он покачал головой. –Нет, ничего чрезвычайного, неожиданного, непредсказуемого не случилось. Понимаете, Ирина Анатольевна, вы действительно сунули в руки милиции кучу важных улик. И майор оживился, начал хлопотать, побежал к Анжелке Сучковой. Благо ее новый адрес вы ему заблаговременно сообщили. Но Анжелка потащила его к Чубатому, сказала, что без него говорить ни о чем не будет.

– Я знаю, – сказала я, – мы их там сегодня видели.

– Вы? – изумился адвокат. – Вы были у Чубатова?

– Ну да, – сказала я не совсем уверенно, ожидая упреков, что своим визитом к Чубатому мы только все испортили. Но Пацевич некоторое время смотрел то на меня, то на сидящего рядом Валерия. Потом пожал плечами, как бы говоря: какое это имеет значение.

– Ну ладно, – сказал адвокат, – собственно, это неважно.

– А что было дальше?

– А дальше Чубатый крепко, по-русски, послал майора к хреновой матери, вместе со всеми его подозрениями, обвинениями и вопросами. Он заявил, что ничего подобного не было, что в бандитских разборках он никогда не участвовал. И никакого Игоря Горелова не знает. Заявил, что в пятницу, с двух до трех пополудни, сидел в своем кабинете, и секретарша это подтвердила.

– Секретарша, – ахнула я, – а нам она заявила, что у Чубатого банда из пяти человек, включая его самого. Что трое работают в мастерских, а четвертый привратник в его особняке.

– Она прямо так и сказала? – переспросил Пацевич задумчиво. – Ну, значит, она дура набитая и рано или поздно Чубатый пустит ее в расход. В любом случае ни следователю, ни на суде сказанного вам она не повторит, так что толку от этого никакого.

– И у Чубатого железное алиби.

– Точно, – подтвердил Пацевич.

И не только благодаря секретарше. Он дал Белоглазову адрес и телефон одного своего приятеля. И тот подтвердил, что с четырнадцати до пятнадцати в пятницу тот вместе с Чубатым сидел в его кабинете. И они разговаривали о делах. А Анжелка Сучкова заявила, что действительно звонила мужу в пятницу, просила его выйти к проходной. У нее были проблемы, и ей действительно нужно было его видеть.

– Однако она так и не приехала.

– Это она объяснила тем, что застряла на проспекте в заторе.

– А затор правда был?

– Не знаю. – Пацевич пожал плечами. – Майор не стал проверять. Что же касается сучковской «Ауди», в багажнике и правда нашли кровь, предположительно Сучкова. Но что машина эта оказалась на автостоянке Чубатого, неудивительно: она и прежде там стояла. И там же, в автосервисе у Чубатого, проходила профилактику.

– Наверное, во время одной из профилактик и познакомилась Анжелка с Чубатым.

– Очень может быть, – согласился адвокат. – На месте убийства Сучкова найдена куча всего. Две пистолетные гильзы в том числе. Но где находится сам пистолет, неизвестно. И, таким образом, эти улики повисают в воздухе. Результат – масса косвенных улик и ни одной прямой.

Мы растерянно молчали. Наконец я решилась спросить:

– А вам самому что-нибудь узнать удалось?

– Да, – ответил Пацевич, – разговаривал я сегодня с коллегами, выяснил кое-что, но тоже очень общее. Адвокат Чубатого, Николай Михайлович Шнайдер, – это самый крутой и дорогой адвокат в городе. Он мне по секрету рассказал, что Чубатый стопроцентный бандюга. По крайней мере четыре заказных убийства в городе ведут к нему. Стало быть, наше дело Сучкова – это пятое. Разумеется, свидетелей никаких нет, доказательств никаких, все, как и положено в таких случаях.

– Что ж, – спросил Валера Гурьев, никто так и не пытался засадить его за решетку?

Пацевич грустно улыбнулся, точно ожидал этот вопрос.

– Пытался, – сказал он. – Пару лет назад появился у нас в областной прокуратуре один честолюбивый следователь. Действительно талантливый, умел дела раскрывать. Наверное, хотел в Москву попасть, в Генеральную прокуратуру, следователем по особо важным делам. Словом, взялся он под этого Чубатого копать. Но не прошел и месяц, как этот следователь погиб в автомобильной катастрофе при весьма странных обстоятельствах. Нашли у него огромную концентрацию алкоголя в крови, а он был непьющий. С тех пор против Чубатого больше никто не пробовал воевать.

Мы с Валерой переглянулись, и я заметила, что вид у Гурьева был довольно бледный. Подозреваю, что я видела точно так же. Мы оба были шокированы этой историей.

– А «крыша» у Чубатого в Москве, продолжал Пацевич невозмутимо, – где-то в Министерстве экономики.

– Крыша? – не поняла я.

– Защитник и благодетель, – пояснил, криво усмехаясь, Валерий. – Это раньше бандиты по лесам сидели, с дубьем на большую дорогу выходили проезжий люд грабить. А теперь они сидят в удобных кабинетах, делают вид, что они бизнесмены. Даже налоги платят – иногда. А случится прореха – менты на хвост сядут. Для этого есть «крыша» в правительстве, чтобы защитить от ментов. Сейчас без «крыши» даже ни один бизнесмен не работает, а уж о криминальных структурах и говорить нечего.

– И у Чубатого, значит, «крыша» в Министерстве экономики? – сказала я задумчиво. Мне вдруг вспомнился министр экономического развития, умный, интеллигентный, культурный человек.

Подумать только, что среди его подчиненных, быть может, среди тех, с кем он общается каждый день, обсуждает государственные дела, здоровается за руку, есть один, кто прикрывает бандита и убийцу Чубатого.

– А что же вы хотели, Ирина? – спросил, пожимая плечами, Пацевич. – Люди могут быть связаны между собой самым разнообразным и самым неожиданным образом.

– И самые разнообразные люди, – добавил Валерий Гурьев.

– Да, еще вот что я выяснил, – сказал Пацевич. – Наследником собственности Сучкова является, разумеется, его жена. Но это еще не все. Дело в том, что Сучков был застрахован на крупную сумму: ни много ни мало, в полмиллиона рублей.

– Ого! – воскликнули мы в один голос.

– Эти полмиллиона теперь получит Анжелка Сучкова, поскольку факт насильственной гибели считается неоспоримым. Так, собственно, оно и есть на самом деле.

– Значит, – сказала я задумчиво, – у Чубатого были не только личные, но и материальные причины для этого убийства?

– Да, именно так, – подтвердил Пацевич. – Все очень ловко сходится, и любовь и деньги.

– Но ведь это тоже мотив! – воскликнула я. – Страховка имущества Сучкова, стремление получить все это – такой же мотив для убийства, ничуть не менее важный, чем конкуренция Сучкова и Горелова. Неужели майор этого не видит и не понимает?

– Видит и понимает. Понимал, во всяком случае, – Пацевич усмехнулся, – до того, как получил по мозгам.

– Получил по мозгам – от кого?

– От своего начальства, я думаю. – Пацевич пожал плечами.

– Я же говорю, «крыша» сработала. Его покровитель в Москве позвонил какому-то своему другу в МВД. А тот областному милицейскому начальству. А оно нашему майору. Указание одно: Чубатого оставить в покое. Иначе выговор по службе и все такое.

– Вы в этом уверены?

– Так я при этом присутствовал, – усмехнулся Пацевич. – Мы как раз вдвоем сидели у него в кабинете, как зазвонил телефон. Трубка рычала, не дай бог как, мне самому страшно стало, и Белоглазов побледнел, стал как мел. Аж вскочил, слушая разнос начальства, будто его при этом мог кто-то видеть.

Пацевич умолк, горькая кривая усмешка застыла на его губах.

– И что теперь? – спросили мы с Валерой в один голос.

– А ничего, – Пацевич пожал плечами, – до этого звонка Белоглазов меня уверял, что улик достаточно, что под Чубатого будет копать до последнего. Обещал завтра же пойти в прокуратуру области и требовать санкцию на обыск у Чубатого везде – в мастерских, в офисе, дома. А теперь, как ему позвонили, он про это обещание, думаю, навсегда забудет. Учитывая, как бесцеремонно он меня сразу выпроводил, как положил трубку.

Пацевич снова умолк, по своей привычке отвернувшись и уставившись в окно. И некоторое время мы подавленно молчали. Потом я все-таки решилась на вопрос:

– И что же нам теперь делать?

– Вам ничего, – отвечал Пацевич, поворачиваясь. – Отправляйтесь домой по своим делам, а про все это забудьте. Вы и так достаточно поволновались, побегали из-за всего этого.

– Но что теперь будет с Игорем? Как вы теперь собираетесь вытаскивать его из тюрьмы?

– Я? – Пацевич тяжело вздохнул. Лично я во второй половине дня пойду сам в прокуратуру, буду просить санкцию на обыск у Чубатого. Шансов, что получу, немного, но они есть. Столь же немного, но все-таки есть шансы, что у Чубатого можно что-нибудь найти. Они же не дураки, эти бандюги. И оружие наверняка как следует припрятали. А потом, – Пацевич вздохнул, – остается процесс. На суде все косвенные улики могут произвести впечатление на присяжных, и они решат, что факт преступления Игоря Горелова не доказан. Отправим дело на доследование.

– И сколько все это будет длиться суд, доследование?

– Долго. – Пацевич вздохнул. – По закону только полгода можно ждать до суда.

– И все это время Игорь будет сидеть в тюрьме?

– Будет, – подтвердил Пацевич. – Но и над Чубатым будет висеть меч. В конце концов все будут знать, что он это сделал. Только бы Игорь не раскололся, не оговорил себя. Тогда ему крышка. А Чубатый снова выйдет сухим из воды.

– А в милиции могут на Игоря надавить?

– В моем присутствии – нет, – твердо сказал Пацевич. – И требовать давать показания тоже не могут. Он по закону имеет право не свидетельствовать по собственному делу. А если они без меня выбьют из него это признание, без моей подписи на протоколе допроса оно все равно недействительно. И я тоже направлю жалобу в прокуратуру. Буду требовать медицинского освидетельствования. Да нет, – Пацевич решительно отмахнулся от всего этого. – Белоглазов будет пытаться что-то найти, но в рамках дозволенного. Для него было бы все очень просто, если бы вы сыграли роль, которую для вас придумал Чубатый. Но вы стали во всем копаться, накопали столько подробностей, что теперь это дело над Чубатым зависло. Он тоже теперь должен очень нервничать, не меньше Игоря Горелова. С той только разницей, что Игорь сидит в тюрьме, а Чубатый на свободе. Как говорят в Одессе, две большие разницы.

Старая добрая шутка эта, как ни мрачно было у всех на душе, заставила нас улыбнуться.

– Ого, уже половина седьмого. – Пацевич поглядел на часы. – Быстро же с вами время летит.

Мы поняли, что пора расходиться. Да и мне самой хотелось домой. Который день подряд мотаюсь по делам и возвращаюсь поздно вечером. Усталость от этого в конце концов накапливается нечеловеческая.

– Я подвезу вас, хотите? – спросил Пацевич. – Вы далеко живете?

– Нет, здесь рядом, но напрямую туда транспорт не ходит, – ответила я, – так что я пешком хожу.

Между прочим, у Пацевича оказалась тоже серая «Волга», почему-то я только сейчас это разглядела. Но, в отличие от Костиной, она была новая, последней, самой крутой модели. Я уселась на переднее сиденье. Валера Гурьев, хотя его никто не приглашал, как само собой разумеющееся забрался на заднее. Ехали мы едва ли пять минут. Я и впрямь живу близко, если не идти пешком. Пацевич высадил меня на перекрестке, до дома оставалось каких-то метров сто пешком. Зайти в проулок, миновать скопление частных домов, странным образом сохранившихся здесь, в центре города, вокруг высившихся девятиэтажек, островок прошлого. А Пацевич с Валерием поехали дальше. Как мне было известно, Гурьев живет где-то далеко. Я же шла привычной дорогой, задумчиво и рассеянно. Страхи и переживания прошедшего дня, словно застыв, слегка саднили в моей груди, не слишком больно, почти приятно. И, подходя к дому, я не знала, не предполагала, какой страшный удар ждет меня там. Мечтая об отдыхе, я не могла и представить, что отдохнуть в тот вечер мне так и не удастся.

Глава 5

У подъезда я увидела толпу соседей. Люди стояли группами, что-то горячо обсуждая. «Что-то случилось», – подумала я, и сердце у меня в груди екнуло. Но всерьез еще я не забеспокоилась – мало ли что могло случиться в огромном девятиэтажном четырехсотквартирном доме!

Кода я подошла ближе, соседи заметили меня и вдруг умолкли, глазея теперь в упор, не стесняясь, будто никогда меня прежде не видели. В возникшей тишине послышался чей-то возглас: «Вот она». И все, и ничего больше, только взгляды. «Это что еще за чертовщина? – подумала я с досадой. –Что они так на меня таращатся?» Но я ничего не стала спрашивать, поспешила поскорее проскочить мимо них в подъезд. Ничего, сейчас у Володьки спрошу, что здесь случилось, решила я.

Дверь своей квартиры я нашла приоткрытой и подумала с досадой: «С каких это пор мой супруг перестал закрывать ее за собой». Войдя, я крикнула в глубину квартиры:

– Володька, ты что дверь за собой не закрыл?

Но ответом мне была тишина. И тогда сердце у меня екнуло второй раз, намного сильней.

Не закрыв дверь, я кинулась в квартиру, пробежала из комнаты в комнату: везде пусто, ни души! Какие-то вещи валялись брошенными на пол, среди прочего я вдруг узнала дорогую, с золотым пером Володькину чернильную ручку, одну из его любимых, и химический журнал, который он обычно читал по вечерам. Смутное предчувствие того, что здесь произошло, начало складываться у меня в сознании, и в груди похолодело.

Внезапно входная дверь чуть скрипнула, послышались шаги. Кто-то вошел в квартиру, смущенно кашлянул, но это был не Володин кашель. Я ринулась в прихожую и там обнаружила соседа из квартиры напротив, пенсионера дядю Мишу. Из-за его спины высовывались любопытные физиономии соседских старушек.

– Дядя Миша, что здесь произошло? спросила я в невыразимой тревоге. – Почему дверь открыта, где Володька?

Дядя Миша смущенно помялся, потоптался на месте, откашлялся, потом сказал:

– Тут такое дело, Ирина, ты лучше сядь.

– Что же случилось, наконец?! – воскликнула я. – Где Володька?

Мне показалось, что дядя Миша сведет меня с ума своими ужимками.

– Понимаешь, Ирина, – вновь заговорил он, – похитили твоего Володьку.

– Как похитили?

– пробормотала я растерянно и вдруг, видя, что дядя Миша опять мнется, истерически завопила:

– Как похитили?!

Тут наперебой заговорили соседки-пенсионерки:

– Трое бандитов приехали, в пятнистых куртках, с черными чулками на головах. На оранжевых «Жигулях» прямо к подъезду подскочили. Поднялись сюда, Володька им открыл, даже не спросил кто, как дурачок. Они ворвались, руки ему скрутили, на пол бросили, били, наверно, грохот стоял в квартире, крики, стоны. Потом вытащили его на улицу, люди видели, у него все лицо в крови было, посадили в машину и уехали. Никто не знает, куда…

Все вокруг вдруг закружилось, и я упала. Но дядя Миша схватил меня, отнес в комнату, положил на диван. Старушки принялись хлопотать около меня, как сквозь туман я слышала и видела, как они переговаривались между собой: «Принеси воды, а может, у нее капли есть. Посмотри там в шкафу». Потом мне дали стакан с каплями, потом я пила, и зубы мои стучали о стеклянный край стакана. Слышала, как дядя Миша подошел к телефону, набрал две цифры:

– Алло, милиция?..

Да, он вызвал милицию. Рассказал, что здесь произошло. Я сидела безучастно на диване. Голова кружилась, но грудь вдруг сковала страшная боль, и мне казалось, что стоит мне лишь пошевелиться, как эта боль разорвет мою грудь, захлестнет меня. Поэтому я старалась не шевелиться, сидела, словно окаменев.

Потом старушки спустились вниз встречать наряд милиции. А дядя Миша, взяв из моих рук стакан, понес его на кухню; я слышала, как он открыл там кран, ополаскивая его от лекарства. И в это время зазвонил телефон.

– Я подойду, Ирина! – крикнул из кухни дядя Миша. Но я была уже на ногах.

– Алло?

– Ирина Анатольевна?

Этот грубый, вымученный, сиплый бас мог принадлежать только одному моему знакомому.

– Чубатый?

– У вас чудесный музыкальный слух, это восхитительно!

– Это вы украли Володьку?

– Хм… вы потрясающе, удивительно догадливы. Такие догадливые, как вы, редко живут долго на белом свете.

– Что вы хотите от нас?

– Пустячок! – Чубатый на другом конце провода засмеялся. – Немедленно, сейчас вы пойдете к майору Белоглазову и заявите ему, что на разборке в пятницу вы видели Игоря Горелова с автоматом в руках.

Вот и все. Как только вы это заявите, ваш супруг окажется на свободе. – А если я не пойду?

– Тогда мы через час после нашего с вами разговора пришлем вам его пальчик. Еще через час – другой. Потом – всю кисть. Затем – руку. Так мы и будем присылать вам его по частям, пока вы не образумитесь и не сделаете то, что от вас так смиренно просят.

У меня снова закружилась голова, я держалась изо всех сил, стараясь не грохнуться в обморок.

– Но… – сказала я, – сейчас же вечер. Где я буду искать этого майора?

– Где искать? – Чубатый снова засмеялся, но в его смехе чувствовалось смущение. – Ну хорошо, сегодня у вас и впрямь ничего не выйдет. Ну, тогда – завтра. Счетчик включим в девять часов утра. Но имейте в виду: никакой милиции, никаких попыток найти вашего супруга. Если, конечно, хотите еще хоть раз увидеть его живым…

После этого в трубке послышались короткие гудки. Я тоже положила трубку. А в это время в коридоре уже слышался топот множества ног: прибыл наряд милиции.

Все заняло немалое время: милиционеры расспрашивали соседей, меня – я отвечала, что не знаю ничего, понятия не имею, кто бы мог похитить мужа. Рассказывать про Чубатого я не стала, памятуя об угрозах. Зато соседи сообщили номер оранжевых «Жигулей». Однако звонок в ГИБДД прояснил, что машина эта только что была заявлена как угнанная, и вряд ли кто-нибудь видел столб черного дыма где-нибудь в лесочке за городом: наверное, она уже сгорела. Потом милиционеры стали обследовать пол, пытались обнаружить отпечатки пальцев – совершенно безуспешно: бандиты сработали чисто. Составив десятки протоколов, исписав целую пачку бумаги, милиционеры наконец убрались, и я осталась одна в пустой квартире. Отчаяние с новой силой охватило меня, я почувствовала, что не могу просидеть в ней всю ночь – или покончу с собой, или сойду с ума от душевной боли. И я стала звонить всем подряд, всем, чьи номера телефонов смогла найти в своей записной книжке.

Сначала – Валере Гурьеву. Внимательно выслушав меня, он тут же сказал: «Ирина, не отчаивайся, я еду». Затем адвокату Пацевичу – тот также обещал немедленно прибыть, и ему пришлось долго объяснять, где я живу. Наконец решилась и позвонила Косте Шилову – набрала номер телефона его серой «Волги». Шел уже девятый час, но, к моему удивлению, Костя сразу же ответил: как оказалось, его «Волга» во время сегодняшнего рейса сломалась, из-за этого он вернулся поздно и получил строгое начальственное указание остаться сверхурочно, чтобы до завтрашнего утра машину починить. Но, услышав меня, Костя все бросил и прибежал первым, потому что телецентр находится совсем рядом с нашим домом. Впрочем, двое других тоже вскоре прибыли, и теперь мы вчетвером – Пацевич, Валера Гурьев, Костя и я – сидели в опустевшей квартире, полные растерянности и подавленные таким развитием событий.

– Да, это он сделал ход конем, наш Чубатый! – вздохнул Пацевич.

– Теперь вам ничего не остается, как идти в милицию и рассказать там все, что вы знаете, что бандитам нужно, – заметил Костя Шилов.

– Может быть, зря ты милицию вызывала? – засомневался Валера Гурьев.

– Пользы от нее никакой, а бандиты теперь будут нервничать, не дай бог, и правда что с Володькой сделают…

Я содрогнулась от такого предположения, посмотрев на мужчин в ужасе.

– Ты бы лучше помолчал! – презрительно сказал Костя Шилов, даже не глянув на Валеру. – Чего ты зря пугаешь человека? И потом, тебе же сказали: милицию вызвала не Ирина, туда позвонили соседи.

– Да неужели же на них нет управы?! – воскликнула я вдруг в полном отчаянии. – Столько людей в этой милиции работает, прокуратура, ФСБ, все они существуют на наши с вами денежки. А случись беда – руками разводят: ничего не можем сделать.

– Так оно и есть, – подтвердил устало Пацевич.

– Может быть, все-таки позвонить Белоглазову? – засомневалась я.

– Пусть приедет, посмотрит, я ему расскажу про этот звонок. Чубатый и не скрывает, что это его рук дело.

– Это он перед вами не скрывает, – усмехнулся Пацевич. – А Белоглазова, если тот к нему припрется, пошлет куда подальше, скажет: знать ничего не знаю, ведать не ведаю.

– Не говоря уже о последствиях, к чему может привести такой визит для вашего мужа… – заметил Костя.

– У нас ведь не Чечня, – возмутился Гурьев, – чтобы спецоперации проводить. ОМОН с автоматами против Чубатого ведь не пошлешь, правильно?

– Конечно, – согласился Пацевич. –А на обыск нужна санкция прокурора. Получить ее можно только завтра, да и то вряд ли. Так что Чубатый чувствует себя в полной безопасности, он наглеет все больше и признаваться, что это дело его рук, не собирается, смело диктуя нам свои условия.

Мы помолчали, подавленные этой непререкаемой, как математическая формула, логикой – логикой безнадежности.

– Эх, знать хотя бы, где они Володьку прячут! – с досадой сказал Костя Шилов.

– Неслабое желание, – заметил Гурьев ехидно. – Главное – скромное: почти как луну с неба.

– Ну а знали бы, где он сейчас, – предположил Пацевич, – дальше-то что? Не штурмом же мы это место брать будем?.. Верный способ Володю совсем угробить…

Мы опять умолкли, беспомощно и растерянно глядя друг на друга.

– Да он где угодно его может спрятать, – сказала я несмело. – В каком-нибудь старом гараже или где-нибудь в лесу, в яме…

Но Костя с сомнением покачал головой.

– В лесу – едва ли, – сказал он. – Мало ли кто по лесу шатается, грибники, спортсмены всякие – каждый может увидеть, рассказать… Да и в гараже вряд ли: откуда у такого, как Чубатый, старый заброшенный гараж?

– В гаражных кооперативах тоже полно народу шляется, – сказал Валера, – там неудобно человека прятать.

– Тогда в мастерских, – предположила я. – В каком-нибудь удаленном складе запчастей…

– И какой-нибудь техник туда поперся и его там нашел! – докончил мою мысль Валера Гурьев. – Как мы знаем, в банде у Чубатого только пять человек, а не весь персонал автосервисного центра.

– Да нет, чушь все это, – вторил ему адвокат Пацевич. – Мастерские – неподходящее место, чтобы прятать там человека.

– Ну почему же чушь? – не согласилась я. – Может быть, это какой-нибудь заброшенный склад, куда никто не заглядывает? Ведь у Чубатого несколько автосервисных центров, мало ли, где можно устроить тайник!

– В сервисном центре есть охрана, сказал Костя. – В ней не один, как на кондитерской фабрике, а двое или трое. Вы представьте, Ирина: приехали три амбала с чулками на голове, вытащили из машины человека и потащили его куда-то прятать как охране объяснить все это?

– Охрана тоже может быть посвященной!

– Едва ли, – возразил Валера. – Любой бандит знает, что, чем меньше народу знает о его планах, тем жить спокойнее.

– Понимаете, Ирина, – сказал Пацевич, – место, где прячут вашего супруга, должно быть абсолютно надежным. Чтобы посторонний не мог туда зайти случайно и увидеть и чтобы убежать Володя не смог.

– Чтобы крики его никто не услышал, – развивал его мысль Валера.

И чтобы поближе к дому Чубатого, чтобы держать ситуацию под контролем.

Я содрогнулась от перечисления примет застенка, где должен содержаться мой муж, но одновременно в моей душе словно поселился дьявол иронии.

– Отлично! – сказала я саркастически. – Тогда я знаю как раз такое место!

– Ну?

– Великолепное, идеально соответствующее вашему описанию.

– Ну же, ну?

– Его собственный, Чубатого, особняк! – ответила я, оглядывая своих друзей. – А что? – продолжала я в полемическом задоре. – Место абсолютно надежное, никто посторонний туда не зайдет. Убежать оттуда трудно – вон какие решетки на окнах. И криков оттуда никто не услышит, особняк-то огромный. И близко от Чубатого, ближе некуда…

Я остановилась, ожидая услышать смех и полагая, что ребята скажут, что я совсем сошла с ума, делая такие предположения, но, к моему удивлению, их лица были серьезны, все трое смотрели на меня, будто взвешивая каждое мое слово.

– А что, ведь это идея! – сказал наконец Костя Шилов. – В этом особняке наверняка огромный подвал, где не то что одного человека – целый взвод спрятать можно.

– Конечно!

– согласился Валера.

– И не зайдет, и не узнает никто: частный дом, ничего не поделаешь.

– И вокруг все свои, – сказал Пацевич. – В особняке, кроме Чубатого, Анжела Сучкова и привратник, Бородавка. Все посвященные. Лучше и не придумаешь ничего.

– Отлично, Ирина! – восхитился Валерий. – С твоей головой надо в ФСБ работать, а не на телевидении.

Но от этих похвал мне стало только хуже: хотелось смеяться и плакать над наивностью моих лучших друзей.

– Да боже мой, ребята! – воскликнула я в отчаянии. – Неужели вы не видите, какой это абсурд?

Какая-то чудовищная нелепость! Украсть человека, потом держать его в подвале собственного дома. А если нагрянет милиция с обыском? Ведь они же в первую очередь к нему домой сунутся.

– В том-то и дело, что нет, Ирина, возразил Пацевич. – Ни домой к нему с обыском, ни в мастерские они не сунутся без санкции прокурора. А ее можно получить только завтра, и то если вообще можно.

– Нет, Ирина Анатольевна, вы не правы, – сказал Костя. – Все же особняк самое удобное и надежное место. И чем больше я над этим думаю, тем больше уверен, что ваш муж находится в особняке Чубатого, в подвале.

– Ну так давайте съездим туда, посмотрим, – неожиданно предложила я. – Костя, твоя машина как, совсем не на ходу?

– Нет. – Костя грустно покачал головой. – Она в разобранном виде, и потом, запчасти нужны. Может быть, трамваи еще ходят?

– Машина на ходу у меня, – сказал Пацевич, – и вся в вашем распоряжении. А съездить туда, думаю, будет не лишним. Вся ночь впереди, делать нечего.

В машине Костя поместился на переднем сиденье, рядом с Пацевичем. Мы с Валерой устроились сзади. Шел, между прочим, уже двенадцатый час ночи. Позади тяжелый, полный беготни и нервотрепки день, а сна у меня ни в одном глазу. Вся усталость вдруг превратилась в неприятную, изматывающую головную боль, то и дело напоминающую о себе. Прав был Пацевич, говоря, что до утра все равно делать нечего, в таком состоянии я бы все равно не уснула. С другой стороны, что мы сейчас будем делать возле чубатовского особняка? Я ведь в шутку предложила съездить туда. Ребята же восприняли это всерьез.

И вот мы уже мчимся по ночным, освещенным призрачным светом фонарей улицам города. И странное дело – в этот поздний час я ожидала найти их значительно более пустынными. Но нет – то здесь, то там виднеются идущие в обнимку парочки. Ах да, нынче ведь весна на дворе, и вечер был такой ясный, слегка морозный, но тихий. Странно, что даже и в двадцать семь лет начинаешь забывать, что такое весна…

Особняк Чубатого высился на прежнем месте так же самоуверенно и нагло за прозрачным, решетчатым забором; в свете горевшей возле ворот лампочки бегала по двору собака, занервничавшая, увидев остановившуюся невдалеке нашу машину, но не залаявшая до того момента, пока кто-то из нас не вышел из нее наружу. Большая часть особняка была погружена во мрак, только возле двери справа, на первом этаже, светилось окно. И на втором еще два.

– Окно на первом этаже наверняка в комнате бородавчатого, – сказал Валера. –А то, что на втором, Чубатого и Анжелки. Больше в доме, похоже, никого нет.

– Надо бы еще сзади заехать посмотреть, – сказал Костя, – может быть, там есть освещенные окна.

– Да как тут заедешь, – Пацевич пожал плечами, – там дороги нет, пустырь.

– А это что? – вдруг спросила я, посмотрев вперед.

Впереди нас виднелся склон холма, поросший лесом. От того места, где мы остановились, до леса вела узкая ухабистая улочка, большие особняки и крохотные деревянные домики располагались по обеим сторонам ее. Ночь была ясная, небо темное, усыпанное звездами. И на том же месте, где и вчера, светился серебряным светом крохотный серпик месяца. На фоне черного звездного неба наше внимание привлек тянущийся к небу столб белесого дыма. Он начинался где-то на склоне холма среди деревьев и терялся в бездонной бесконечности неба.

– Это что такое? – повторила я свой вопрос, не отрывая взгляда от этого столба.

– Поехали посмотрим, – ответил Пацевич, заводя машину.

Разбитый асфальт улочки превратился в щебенчатую грунтовку как раз возле строящегося особняка. В свете фар «Волги» виднелись стены первого этажа. За проволочным забором возле ворот стоял вагончик сторожа, в крохотном окошке его горел свет. Мы проехали мимо, не останавливаясь. Дорога, из щебенчатой превратившись в лесную, стала круто взбираться наверх. Попав в колею недавно проехавшей здесь машины, «Волга» начала буксовать, отчаянно завывая мотором, и Пацевич за рулем морщился.

– Еще застрянешь здесь на хрен, процедил он сквозь зубы.

– Ничего, – успокоил его Костя. –Вытащим, нас трое. Потом, здесь под углом.

В лесу среди деревьев еще белел снег. В лесопарке на вершине холма он лежал очень долго, иногда до апреля. Заснеженной вскоре оказалась и узкая лесная дорога. Внезапно за поворотом мы увидели то место, от которого поднимался столб дыма. В свете фар был различим обуглившийся остов автомобиля, несомненно, угнанных «Жигулей». Тлеющая, испускающая зловонный дым обшивка даже при свете фар светилась красными огоньками, так что остов автомобиля, казалось, был усеян светлячками.

– Готов поклясться, что эта машина была оранжевого цвета, – сказал Валера Гурьев.

– Ой, ребята, смотрите, вон еще одна! – воскликнула я, указывая вперед. Там среди деревьев виднелся остов еще одного автомобиля, похоже, что «девятки». Также сожженный, он был еще опрокинут и перевернут: лежал на своей крыше, с ободами, устремленными к небу и оставшимися без резины колес.

– Готов поклясться, – снова заговорил Валера, – что та машина прежде была серебристо-серой «девяткой».

С ним никто не спорил.

– Смотрите-ка, – сказал Пацевич, –"девятку" они перевернули, прежде чем поджечь. А эту так подпалили.

– Они застряли здесь, – сказал Костя. И тут мы все увидели, что заднее колесо «жигуля», продолжавшее интенсивно дымиться, глубоко ушло в снег, покрывавший дорожку в этом месте.

– Ладно, поехали отсюда, – сказал Валера. – Нечего тут больше смотреть.

Зловонный дым от горящей резины пробивался даже сквозь наглухо закрытые окна «Волги». В самом деле, не на что тут было больше смотреть.

Обернувшись назад, Пацевич стал осторожно, задом спускаться по крутой лесной дороге. Потом, найдя развилку, ухитрился развернуться, не застряв в колее. Дальше мы поехали нормально, лицом вперед. Вновь показался недостроенный особняк. Однако на этот раз у его ворот в компании двух огромных овчарок стоял сторож. Пацевич притормозил.

– Я смотрю, чужие тут ездят, – услышали мы его добродушный, веселый голос.

Костя Шилов опустил стекло, выглянул наружу.

– Не знаете, – спросил он у сторожа, что там, в лесу, горит?

Тот в ответ засмеялся.

– Да Мишка Бородавка опять машину спалил, – ответил сторож. – Привратник вон того, в самом низу, особняка. Представляете, за четыре дня вторую машину сжигает. Хозяин-то его в автобизнесе. Не нужны они ему, значит, лишние, вот и жжет. Я ему уж говорил: ты бы мне одну оставил покататься. Чего их в расход-то пускать…

Сторож, казалось, был рад поболтать. Так бывает со многими людьми, подолгу сидящими в одиночестве. Однако «Волга» сама не спеша покатилась под уклон.

– Ну, ребята, – спросил Костя Шилов, – у кого-нибудь еще остались сомнения, что муж нашей Иринки сидит в этом особняке?

Сомнений, судя по всему, ни у кого не осталось.

Мы опять остановились возле неприступной виллы Чубатого.

– Ну, – спросил Пацевич, – что теперь?

– Может быть, все-таки позвоним Белоглазову? – предложила я. – Пусть он приедет, поговорит со сторожем, посмотрит на машины.

– Так ему сторож все и расскажет, – усмехнулся Валера. – Он Чубатого больше боится, чем ФСБ, МВД и прокуратуру, вместе взятых.

– Нет, и Белоглазов не приедет, – печально, но однозначно констатировал Пацевич. – Сначала он попросит объяснить, в чем дело, а потом, узнав, что вы хотите проникнуть в особняк Чубатого, откажется наотрез.

– Но почему? – удивилась я. – Разве у милиции нет прав заходить в любую квартиру, разговаривать, задавать вопросы кому угодно?

– Заходить с обыском можно только по санкции прокурора. А на все вопросы Чубатый ответит, что знать ничего не знает. Потребует присутствия своего адвоката. В подвал Белоглазова впустить откажется. Так что в любом случае из этого ничего не выйдет. Дом, – Пацевич кивнул на высившийся перед нами особняк, – все равно что крепость. Не то что нам с вами – милиции туда не проникнуть.

«Но должен же быть способ!» – хотелось крикнуть мне, но я смолчала, почувствовав вдруг огромную навалившуюся усталость. Разве не идиотская это ситуация знать, что твой муж похищен бандитами, знать, что он лежит, может быть, связанный, быть может, на холодном бетонном полу, в десяти метрах от тебя в подвале шикарного, принадлежащего бандиту особняка, и тем не менее ничего не в состоянии предпринять. Должен же существовать какой-то способ проникнуть в этот особняк!

Я постаралась успокоиться, немного подумать. Иногда это лучше сделать вслух, когда есть кому тебя слушать.

– Итак, – сказала я, – милицию вызывать бесполезно.

– Конечно, – согласился Пацевич, они ей попросту не откроют. Чубатый выйдет к воротам и будет говорить через ворота.

– He откроют, – кивнула я. – А кому, собственно, могут открыть? Друзьям, например, своим откроют?

– Где мы найдем этих друзей Чубатого? – спросил Валера. – Знаешь, Ирина, тебе лучше немного поспать.

– А если «Скорая помощь» придет? не унималась я. – Если у них заболел кто-нибудь.

– Но у них все здоровы, – возразил он спокойно. – И врачам «Скорой помощи» они скажут, что не вызывали ее. А в диспетчерской «Скорой помощи» есть определитель номера, и за ложный вызов полагается штраф.

Мы снова умолкли. Я заметила, что и Пацевичу и Косте давно уже не терпится покурить. Наконец адвокат не выдержал, достал сигареты и зажигалку.

– Я окно открою, – сказал он извиняющимся тоном. – И вы, Ирина, откройте у себя тоже. В машине довольно душно.

Я опустила стекло двери «Волги», высунулась было наружу, чтобы подышать свежим ночным воздухом, но едва не задохнулась: ветер тянул со склона холма запах тлеющей резины.

– Гарью тянет? – участливо спросил Костя. – Да теперь всю ночь машины так потихоньку и будут тлеть.

– Я всегда думала, что автомобили горят ярко, – сказала я.

– Они и горели поначалу ярко. Наверняка полыхнули так, что всему району было видно. Удивительно, как это никто пожарных не вызвал.

– Пожарных? – спросила я недоумевающе.

– Ну да, пожарных, на всякий случай. По идее, от горящей машины и лес может начать полыхать. Погода-то стоит сухая.

– Пожарных, Костя! – воскликнула я радостно.

– Что – пожарных?

– Давайте вызовем Чубатому пожарных!

– За ложный вызов также полагается штраф, – сказал Валера. – И они также приедут и увидят, что ничего не горит, развернутся и уедут.

– А мы сделаем так, что будет что-то гореть.

– Ирина Анатольевна, – сказал адвокат с упреком в голосе, – за это полагается от трех до пятнадцати лет, в зависимости от суммы материального ущерба.

– А кто узнает, что это мы подожгли? с азартом сказала я. Моя идея все больше нравилась мне. – Мы пожарных вызовем, скажем, вот горит, но мы здесь ни при чем.

– Да послушайте, – нетерпеливо воскликнул Пацевич, – как вы собираетесь поджигать?

Бензином из моей «Волги»?

И самое главное, что поджигать? Собачью конуру? Все остальное тут из камня.

– Но, собственно, почему именно поджигать, – заметила я. – Нам ведь ни к чему, чтобы именно горело. Нам главное, чтобы дым шел. Если от дома будет валить дым, как от той тлеющей в лесу машины, пожарные приедут?

– Еще как, – сказал Валера. – Они и просто на запах дыма примчатся.

– А если приедут и увидят дым, потребуют, чтобы их пустили в дом?

– Разумеется, а если Чубатый откажется, имеют право проникнуть в дом без согласия хозяина. Это здорово, Ирина! – воскликнул, оживившись, Гурьев. – Пожарные – как раз такая служба, которая имеет право проникать куда угодно, где горит. Проблема только в том, как нам поджечь Чубатого, чтобы самим не загреметь под фанфары.

– А зачем нам Чубатого поджигать? возразила я. – Нам нужно только, чтобы шел дым. Вот мы и подложим ему то, что хорошо горит, ту же резину например.

– Или дымовую шашку, – сказал Валера.

– Да, – согласилась я, вспомнив читанные в детстве книги про морские сражения. Там корабли часто, чтобы уйти из-под обстрела, оставляли дымовые завесы при помощи дымовых шашек. Это хорошая идея! Значительно безопаснее, чем резина, и эффективнее. Только где ее, эту дымовую шашку, взять?

– Ну, достать ее, положим, не проблема, – заметил Костя. – У меня друзья в армии остались, в поселке Сокол. Там на складах и дымовые шашки, и фейерверки разные есть, и петарды.

– И фейерверки? – задумалась я. – Вот и отлично. А что, если разложить дымовые шашки прямо на крыше особняка? И фейерверки там же? Начнет дымить, взрываться. Там же не разберешь, на крыше это или на чердаке. Пожарные решат: в особняке фейерверк загорелся – и захотят проникнуть в дом. Ну и мы потихоньку вместе с ними. Как такой план?

– Неплохо, – одобрил Пацевич, – при случае дело можно выставить как розыгрыш. И даже штраф за ложный вызов пожарных платить не придется. Вопрос в том, как доставить все это на крышу. Три этажа все-таки, и потолки у Чубатого не как в хрущевской пятиэтажке.

– Костя, а ты не смог бы забраться туда? – пришла в голову шальная мысль.

– Смог бы. – Костя Шилов пожал плечами. – Вон там сколько карнизов, уступов, решеток на окнах. А если альпинистскую кошку раздобыть, так и вовсе нет проблем.

– А собака? – спросила я.

– Собаке кусок мяса кинем, – предложил Валера. – Она хвостиком и завиляет.

– Не получится, – возразил Костя. –Гавкать будет, пока весь дом не переполошит.

– Собаке брызнуть чем-нибудь в морду, – сказал Пацевич. Он полез в карман и вытащил оттуда небольшой баллончик с пластиковым клапаном и ручкой. – Это нервно-паралитический газ, – пояснил Пацевич. – Им пользуются констебли в Англии. Купил себе на всякий случай и вожу с собой. Один раз даже пригодился. Теперь вот будет второй.

– Отлично! – сказала я. – Теперь осталось раздобыть дымовые шашки, фейерверк и кошку.

– За этим надо в поселок Сокол ехать, сказал Костя.

– Съездим, – заверил его Пацевич.

– Туда надо бы позвонить сначала.

– Держите, звоните. – Пацевич протянул ему свой мобильный телефон. – Нажимайте смело через восьмерку. Поселок Сокол он еще берет.

И Шилов набрал по мобильнику шестизначный номер.

Вскоре мы уже ехали по опустевшим улицам города к поселку Сокол. Как потом объяснил нам Костя, поселок этот на самом деле был военным городком. Небольшая его часть принадлежала частному сектору, но в основном поселок был застроен городского типа пятиэтажками, в которых жили с семьями офицеры находящихся рядом воинских частей. Их казармы тянулись за бетонным забором вдоль дороги. От самого поселка в этот час мы увидели немного. Но, свернув, по указанию Кости, к воротам какой-то обнесенной еще одним забором территории, остановились возле них. Дежурный офицер, вышедший нам навстречу, кивнул, как хорошему знакомому, сидящему впереди Косте и после этого, не церемонясь, открыл нам ворота. Мы въехали внутрь, как оказалось, в расположение одного из складов артиллерийского училища.

Начальник караула, офицер, который встретил нас, пригласил зайти в караульное помещение. Там он сбросил полушубок, в котором выходил нас встречать, и мы обнаружили, что на погонах у него четыре звездочки. Капитан, стало быть.

– Николай, – представил нам своего друга Костя. – Можно просто Коля. – Затем по очереди представил нас.

Караульное помещение, где мы находились, вплотную примыкало к одному из бараков складов. Напротив входной двери в этой комнате была еще одна, простая деревянная, наверняка за ней находились собственно складские помещения.

– Слушай, если не секрет, зачем тебе это все? – спросил, улыбаясь, капитан Коля, после того как Костя Шилов изложил ему свою просьбу.

– Нужно, Колян, поверь, – сказал Костя. – Позарез нужно!

– Да. – Капитан смущенно рассмеялся. – Отметить, что ли, что-то хотите?

– День рождения мужа вот этой дамы, – объяснил Валера Гурьев.

– Ах, день рождения. – Капитан смущенно потер бровь. – Ну, фейерверк – это понятно, а дымовые шашки-то зачем? От кого вы собираетесь прятаться?

– Мы хотим устроить ему большой сюрприз, – нашлась я. – Послушайте, Коля! –Я постаралась заглянуть капитану в глаза. –Нам все это правда очень нужно!

– Что, прямо посреди ночи?

– Да, прямо сейчас! Пожалуйста! Коля смущенно усмехнулся, потом кивнул в знак того, что понял.

– Ладно! – сказал он. – Сейчас принесу. Вам шашки с каким дымом, черным или белым?

– Белый дым на фоне ночного неба будет заметнее? – спросила я Костю, тот кивнул, а я ответила капитану:

– Тогда, пожалуйста, с белым дымом.

Тот скрылся за дверью, ведущей на склад. Через пару минут вернулся с картонной коробкой в руках, поставил ее на стол, и на ее крышке мы увидели этикетку "Дымовые шашки «Туман».

– Две штуки нам хватит. – Костя вытащил из коробки два небольших брикета. –Спасибо, Колян, ты настоящий друг.

– Сейчас еще фейерверки принесу, сказал нам капитан. – Как я понял, вам нужно понемногу, но разных.

– Нам нужно… – Я задумалась.

А есть такие фейерверки, которые загораются через десять минут после того, как их подожгут?

– С бикфордовым шнуром? – переспросил Костю капитан. – Есть сколько угодно, таких принести?

– Да, пожалуйста.

Николай снова скрылся за дверью, ведущей на склад, и в это время Валера Гурьев сказал:

– А ты гений, Ирина. Как это мы, три олуха, не подумали, что Костя должен сначала спуститься с крыши, прежде чем фейерверк начнет рваться?!

Капитан притащил со склада несколько картонных коробочек.

– Вот, глядите, – сказал он, выкладывая все это добро на стол. – Я набрал, как в Писании сказано, – каждой твари по паре. Вот ракеты, красные, зеленые и желтые, вот воздушные змеи, вот спирали.

– И все они с бикфордовыми шнурами? – поинтересовалась я.

– Конечно, вот он, – сказал он, вытягивая кончик темно-серого, почти черного шнура сбоку одной из коробочек. – Вот здесь поджигаешь, и через четверть часа эта штука загорается.

– Отлично, Колян, – не сдержал восхищения Костя Шилов.

– Спасибо вам огромное, – сказала я капитану. – Мы как-нибудь к вам приедем, репортаж о вас снимем. О вашем житье-бытье.

– Ну, снимать тут, положим, особо нечего, – ответил капитан, однако, чрезвычайно польщенный. – Да я и не знаю, командование разрешит ли, все-таки у нас секретный объект. Кстати, во что вы все это положите? – деловито поинтересовался он. – Сумка, мешок какой-нибудь у вас есть?

Мы растерянно посмотрели друг на друга: кроме собственных карманов, сунуть все это техническое сокровище было некуда.

– Ладно, – усмехнулся Николай.

Сейчас я что-нибудь найду подходящее.

– Рюкзак, если можно, – сказал Костя, – небольшой.

– Ну, трехведерный, – засмеялся капитан, доставая из шкафа синий рюкзак. Глядя, как Костя начал укладывать в этот рюкзак коробки, добавил:

– Болтаться будет немного, но ничего.

Мы еще раз поблагодарили капитана и собирались уже уходить, как вдруг Костя хлопнул себя по лбу.

– Да, – воскликнул он, – чуть не забыл! Колян, у тебя альпинистская кошка есть?

– С котятами. – Капитан лукаво подмигнул мне.

– Не дури, небольшая ручная альпинистская кошка.

– Альпинистская? – захохотал Николай. Сначала подавай ему дымовые шашки, потом рюкзак, теперь кошку альпинистскую! Слушайте, ребята, да что вы задумали? Загремите вы под фанфары, и я вместе с вами.

Мы стали горячо уверять его, что ничего дурного делать не собираемся, и ведь, в конце-то концов, это была правда. Капитан слушал нас посмеиваясь, одновременно роясь в ящиках шкафа, позвякивая там какими-то тяжелыми стальными предметами, и наконец вытащил кошку – небольшой, изящный, блестящий хромированной сталью предмет, ощетинившийся четырьмя когтями, и моток веревки. Положил все это на стол.

– Вот, держите, – сказал он, посмеиваясь. – Ну, теперь все? Или что-нибудь еще нужно для осуществления вашего дьявольски хитроумного плана?

Поглядев друг на друга и как следует подумав, мы решили, что теперь все.

– Ну, удачи вам. – Капитан Коля проводил нас до выхода. – Расскажете потом, что у вас получилось. И кошку вернуть не забудьте: время от времени она нам самим надобится.

Он собственноручно открыл ворота, и мы выехали из них, пятясь задом и разворачиваясь. Потом увидели, как капитан весело помахал нам вслед. Опустив стекло у своей двери, я тоже махнула ему рукой на прощание.

Всю дорогу обратно к особняку Чубатого Костя Шилов вязал узлы. Во-первых, нужно было привязать один конец веревки к кошке, к кольцу на противоположной, некогтистой ее стороне. Затем он стал завязывать узлы по всей длине веревки на расстоянии сантиметров сорок друг от друга.

– По таким узлам лезть удобно, – пояснил Костя.

Когда мы подъехали к особняку, свет в окнах уже не горел. Оно и понятно: шел уже второй час ночи. Мы снова остановились поодаль от хором Чубатого. Но так, чтобы особняк, особенно левая, обитаемая его часть была нам хорошо видна. Снова забегала, заметалась при виде нашей машины по двору собака и опять не гавкнула, потому что из машины никто не вышел. Вокруг было тихо, безлюдно и довольно темно. Единственный фонарь светился у ворот особняка.

– Ну что, ребята, – сказала я, – место тихое, час глухой, все спят, может, начнем? – Подождать лучше немного, – сказал Валера Гурьев. – У них там, в особняке, сейчас самый разгар страсти. Вот часам к трем, когда закемарят, тогда и двинемся.

Это было разумно и справедливо, но мне казалось, не только разумными соображениями вызвано было желание Валеры немного помедлить, но и страхом затевать такое опасное, подсудное, в сущности, дело – устраивать пожар в особняке и пытаться туда проникнуть вместе с пожарными. Только несправедливо было бы приписывать этот страх одному Валере. Я тоже теперь, в самую решительную минуту, чувствовала ужас перед тем, что мы затеваем. Уверена, что то же самое чувствовал и адвокат Пацевич, молчаливо сидевший за рулем машины и открывший окно, чтобы выкурить сигарету. Что же должен был чувствовать Костя Шилов, которому предстояло выполнить самое трудное, самое ответственное? Он, казалось, был совершенно спокоен, но по тому, как поминутно менял положение рук, клал их то себе на колени, то начинал нервно барабанить по панели машины, то подпирал ими голову, будто не знал, куда деть, чувствовала я, что Косте тоже не по себе.

Мы сидели молча, и, несмотря на поздний час, никому не хотелось спать. Поворачиваясь время от времени к Валере Гурьеву, я встречала взгляд его лихорадочно блестевших глаз. Адвокат Пацевич выкурил одну сигарету и тут же потянулся за другой. Потом, видимо почувствовав дурной привкус во рту от курения, закрыл окно, включил радиоприемник. Нашел какую-то радиостанцию, крутившую попсовые песни вперемежку с пошловатыми, претендующими на остроумие комментариями диджея, которые я и в нормальном-то состоянии терпеть не могу, а теперь и вовсе показавшиеся невыносимыми. Я попросила Пацевича выключить радиоприемник, что тот без лишних слов и сделал. Мы снова погрузились в тишину.

– Вот что, ребята, – сказал вдруг Костя Шилов решительно. – Мы с вами тут с ума сойдем от ожидания. До трех еще больше часа, а мы все уже на пределе. Так что давайте я пойду потихоньку. Теперь уже достаточно глухой час, глуше не бывает.

Мы все невольно замерли, восхищаясь каждый про себя, с какой простотой и естественностью решается Костя на этот опасный поступок. Меж тем он вытащил рюкзак с фейерверками и дымовыми шашками, стал надевать его на спину – в тесном салоне «Волги» это было не так-то просто. Потом Пацевич протянул ему баллончик с газом, и Костя зажал его в кулаке правой руки. В левой он держал кошку вместе со смотанной узловатой веревкой.

– Ну, я готов.

– Удачи, Костя. – Это пожелание наперебой, тихо прозвучало из наших уст. И, тяжело вздохнув, словно собираясь прыгнуть в воду, Шилов стал выбираться из машины.

Сторожевой пес за забором чубатовского особняка, казалось, только и ждал этого. Едва Костя захлопнул дверцу «Волги», пес выскочил откуда-то из-под дома и залился яростным лаем. От ужаса я похолодела: в ночной тишине этот лай показался мне оглушительным, способным и мертвого поднять из могилы. Костя стремительным броском переместился к забору – пес приготовился выпрыгнуть из-за ограды. Но не успел – из кулака Кости возникло прозрачное облачко, и свет уличного фонаря радугой отразился в нем. Мы услышали краткое шиканье, затем собачий лай перешел в визг, скулеж, потом и это смолкло. Мы увидели, как пес, закружившись, рухнул на землю. И мне опять стало жаль этого верного и преданного сторожа, невинно страдающего за своих хозяев.

В окно машины мы видели, как Костя присел, спрятался за широким кирпичным столбом ограды, ожидая, не выглянет ли привратник. Сердце у меня бешено стучало, мне казалось, что после такого оглушительного собачьего лая должна переполошиться вся округа. Но все пока было тихо, окна в особняке были темными, в дверях никто не показывался. Тогда Костя решил шевельнуться. Выглянув из-за столба и увидев, что пес неподвижно лежит на земле и никого вокруг нет, он легко, в одно мгновение, перемахнул через забор. И направился к левой стороне фасада особняка, по нашему предположению, нежилой. В тусклом, призрачном свете отдаленного фонаря у ворот было видно, как он раскручивал конец веревки с укрепленной на ней кошкой, чтобы забросить его наверх и зацепить там за что-нибудь. И вот полетела кверху, сверкнув звездочкой, блестящая стальная кошка. Вот зацепилась за решетку окна на втором этаже, раздался тихий металлический лязг. Но я вздрогнула от этого звука – настолько он показался мне оглушительным. Однако вокруг по-прежнему было тихо, не зажигался свет в окнах, в дверях не появилось ни одной заспанной физиономии. А Костя уже лез наверх по узловатой веревке. Вот он уже на уровне окна второго этажа; каким-то непостижимым образом зацепился за карниз, держась одной рукой за решетку. И снова блеснула, крутанувшись в воздухе, стальная кошка. И снова звездочкой взлетела наверх, на крышу, зацепилась за узорчатую, обрамляющую крышу ограду. И вот Костя уже лезет на крышу мимо окна третьего этажа, все выше и выше.

– Только бы выдержала проклятая решетка! Только бы не обломилась! Только бы Костя не упал оттуда, – шепчу я как заклинание, как молитву.

И решетка выдержала. И вот Костя уже на крыше – с грохотом прогибается под тяжестью его тела оцинкованная жесть. Я снова, вся содрогаясь, жду, что вот-вот из окрестных домов повыскакивают люди. Но нет, все спокойно, все спят. Снизу, из окон «Волги», хорошо видно, как Костя раскрыл рюкзак, как достал оттуда брикеты дымовых шашек и фейерверки, как загорелся огонек спички. Он поджигал один за другим бикфордовы шнуры фейерверков и в последнюю очередь дымовые шашки. Белый, хорошо видный на фоне темного неба, тут же повалил клубами дым.

А Костя уже спускался по узловатой веревке вниз. Вот он на земле, вот дергает свисающую с крыши веревку, и кошка, отцепившись от решетки, звездочкой падает вниз, Костя подбирает ее. Вот он перемахнул через забор, вот бежит к нашей «Волге», открывает дверцу, вваливается внутрь, на переднее сиденье, и швыряет себе под ноги кошку, веревку и пустой рюкзак. Обернувшись к нам решительным, торопливым движением, спрашивает:

– Ну что, вы уже вызвали пожарных?

И мы, смущенно переглянувшись, засмеялись – самое главное чуть не забыли! И я в благодарность пожимаю Косте его огромную мужественную руку.

Пожарных вызвал Пацевич по своему мобильному. Сказал, что из особняка валят клубы дыма, нет, он не местный, адреса не знает, а сюда на машине приехал. Находится он на Пятой Дачной, за ДК «Мир», ближе к лесу. Особняк трехэтажный, тот, что самый крутой.

Потом мы ждем. Опустив стекло, вслушиваемся в ночную тишину города, не раздастся ли где-нибудь вой сирен пожарных машин. Наше разочарование огромно – сирены не слышны. В пустынном, спящем ночном городе они не нужны. Мы слышим только приближающийся рев моторов нескольких грузовиков, потом видим в отдалении огни синих мигалок. И вот пожарные машины, ослепляя светом фар и надрывно завывая моторами, показываются в узком проулке, ведущем к особняку Чубатого.

– Ну, мне пора, – говорит Пацевич, выбираясь из машины и выходя пожарным навстречу. Его сутулая фигура в черном длиннополом пальто выглядит солидно, такой на шутника и телефонного террориста не похож.

Передняя машина – а всего их примчалось три – останавливается около Пацевича, и тот рукой показывает на валящие из особняка клубы дыма – они хорошо видны на фоне черного звездного неба. Пожарные тут же выскакивают из машин, начинают звонить в калитку. Потом колотить в нее, трясти оглушительно грохочущую стальную решетку ворот. Свет в комнате привратника загорается не сразу – не без внутреннего злорадства я отмечаю: Костя Шилов так чисто все сделал, что Бородавка до последнего спал сном младенца и только грохот железной двери разбудил его.

В пижаме, в накинутом поверх нее полушубке он вышел наконец из особняка, протопал к воротам. Вид у него заспанный, растерянный, ничего не соображающий. Сидя внутри «Волги», слышим, как он объясняет пожарному:

– Нет! Нет у нас никакого пожара! Уезжайте!

– Да ты глаза разуй, парень! – нетерпеливо восклицает тот, указывая наверх. Бородавка смотрит туда и, хотя, стоя у самой стены, крышу видит плохо, замечает вьющиеся над ней клубы белого дыма.

Я нетерпеливо гляжу на часы: пятнадцать минут прошло с тех пор, как Костя поджег фейерверки – где же они? «А вдруг попались с дефектом и не сработают?» возникает в голове у меня, я чувствую, что меня всю начинает трясти от нервного возбуждения, и я шепчу как заклинание: «Ну где же, где эти фейерверки?»

А внизу, у ворот особняка, Бородавка продолжает препираться с пожарными.

– Давай, парень, не дури, открой нам! Посмотреть надо, что горит…

– Нельзя! Не могу! Не имею права открыть!

– Да почему? Ты что, дебильный, что ли? Бородавка открывает было рот, чтобы ответить, но не успевает сказать и слова. На крыше особняка раздается страшный треск, ослепительное пламя вспыхивает там, точно взрывается канистра с бензином. И из этого пламени вдруг начинают вылетать одна за другой разноцветные ракеты, синие, красные, желтые, зеленые… Одни разлетаются в разные стороны, другие взмывают вверх, подобно снопу ослепительного света, и взрываются там, рассыпаясь мириадами искр. Третьи взлетают подобно комете, оставляя за собой светящийся хвост, закручивая в черном ночном небе фантастические фигуры, круги, змейки, спирали. Вся округа вдруг озаряется вспыхивающим разноцветьем, которое отражается на окружающих предметах. На мгновение кажется, что начался какой-то ослепительно прекрасный праздник, в восторге я начинаю хохотать, чувствуя, что не в силах более сдерживаться. Гурьев трясет меня за плечо, пытается напомнить, что теперь наступает самый ответственный момент и не время предаваться эмоциям.

Едва раздается первый взрыв, пожарные бесцеремонно отпихивают Бородавку в сторону и, открыв калитку, врываются в дом. А привратник стоит как громом пораженный, глядя туда, где рвется, горит, играет разноцветными огнями фейерверк. И вид у него при этом отчаянно глупый и беспомощный.

– Теперь пора! – восклицает Костя Шилов, и мы все трое выскакиваем из машины.

Один из пожарных останавливает было нас:

– Стойте. Вы куда?

– Спокойно, пресса! – кричит в страшном грохоте Валерий Гурьев, и я вторю ему:

– Пропустите нас, мы с телевидения! Пожарный смотрит изумленно и непонимающе.

А уж как изумленно и непонимающе смотрит на нас Бородавка, когда мы все трое возникаем перед ним из всеобщей суеты и толкотни. Он в ужасе таращит глаза, полагая, наверное, что мы призраки с того света, возникшие перед ним нежданно-негаданно, чтобы покарать его за его злодейства. Не церемонясь, Шилов хватает Бородавку за горло.

– Где Володя? – кричит он в ярости Бородавке прямо в лицо. – Где Лебедев?

Тот в ужасе таращит глаза, но молчит. И тогда Костя, прислонив его спиной к широкому кирпичному столбу ворот, наносит ему страшный удар кулаком в живот. Бородавка сгибается пополам. Но Костя безжалостно распрямляет его, железными пальцами сдавливает горло, кричит что есть мочи ему в лицо:

– Где Лебедев? Где, говори!

Я в ужасе от Костиной жестокости. Пожарные, стоящие рядом, хотят вмешаться, но Пацевич с Гурьевым останавливают их, объясняя, что так надо.

Я не слышу в адском шуме рвущегося фейерверка, но читаю по губам Бородавки, когда тот наконец произносит:

– Там, в подвале, – и кивает в сторону особняка.

Тогда Костя Шилов буквально берет привратника за шиворот и тащит к особняку. Бородавка выше на полголовы Кости, но его медвежье тело, обмякшее, словно без костей, безропотно подчиняется. Мы устремляемся следом, попадаем внутрь особняка. И хотя я нахожусь в совершеннейшем шоке от происходящего, успеваю заметить роскошь внутреннего убранства и вдруг понимаю, почему Чубатый – «новый русский», а Наташа и Игорь Гореловы – только средний класс… По бетонным, выстланным резиновым ковриком ступенькам спускаемся вниз. Влажный воздух подвала греет нам нос – воздух, пропитанный ароматом дорогой косметики, шампуня и мыла. Тут у Чубатого, оказывается, бассейн и сауна. Кругом все выложено сиреневого цвета кафелем, а на полу резиновые маты, мягко проминающиеся под ногами.

– Где? – Костя изо всех сил встряхивает двухметровую тушу Бородавки. И тот без слов кивает на одну из дверей кабинета сауны. Дверь подперта тяжелой тумбочкой, наверное из гаража. Для тяжести на нее наложены еще и кирпичи.

Не церемонясь, Костя отшвыривает Бородавку прочь, и тот беспомощно валится на пол. Костя подскакивает к двери, рывком отодвигает в сторону неподъемную тумбочку, и дверь открывается. За ней оказывается темное, сырое, холодное помещение. Но на пороге стоит Володька, бледный, небритый, с запавшими глазами, с ссадинами и синяками на лице, в домашней рубашке и брюках.

– Володька! – кричу я, бросаясь ему на шею.

Несказанное блаженство – вновь ощутить так близко его глаза, губы, руки, обнимающие меня. Дыхание, сливающееся с моим. Щеки, небритые, колючие его щеки. Как приятно покалывает щетина на лице любимого человека! Его тело дрожит мелкой дрожью от холода, сырости, страха навсегда остаться в этом промозглом, холодном мешке. Я ощущаю своими губами шрамы и ссадины на его лице. Мерзавцы! Что они с ним сделали?! Они ответят за все!

– Внимание, – раздается за моей спиной голос Пацевича. – Ирина Анатольевна, одну минуту!

Нет, даже ни на секунду не могу я отпустить дорогого мне человека. И, продолжая обнимать друг друга, мы оборачиваемся к стоящим. Как сквозь туман я вижу лица смущенно улыбающихся пожарных, Гурьева, Кости.

– Внимание, – повторяет Пацевич тем же властным, как в зале суда, голосом. –Посмотрите сюда и засвидетельствуйте. Вот это, – он указывает на Володьку, – Лебедев Владимир Николаевич, похищенный сегодня вечером неизвестными из собственной квартиры. Милиция этот факт зарегистрировала.

И тут какое-то движение пробегает по толпе пожарных, будто кто-то прорывается сквозь толпу.

– А ну-ка, пропустите, – раздается хорошо знакомый мне, неестественный, точно вымученный бас. – Это мой дом, что все это значит?

И Чубатый врывается в подвал. Свирепо оглядывает окружающих, раскрывает рот, чтобы рявкнуть на всех нас. Но тут его взгляд встречается с моим. И его рот так и остается открытым, при этом ни единого звука не вылетает из него. Чубатый заметно бледнеет, становится все меньше ростом, сгорбливается. Он понимает все.

Нам так и не пришлось заснуть в ту ночь. Пацевич вызвал по телефону дежурный наряд милиции, затем позвонил Белоглазову, затем адвокату Чубатого, Шнайдеру. Они начали задавать нам вопросы, писать протоколы, скрупулезно опрашивая каждого свидетеля, каждого понятого – в последних недостатка не было: целая пожарная команда. Составив протоколы и записав показания, каждого заставляли подписать их. Мы с Володькой все это время сидели держась за руки, словно молодожены, от счастья едва осознавая происходящее. Оперативники, адвокат и следователь посматривали в нашу сторону со смущенной, но в общем доброй усмешкой, радуясь и, быть может, чуть завидуя нам. Чубатый тоже сидел неподвижно в углу, скорчившись, словно от боли в животе. Им Белоглазов занялся в самую последнюю очередь.

Нехорошо это, наверно, но, признаюсь, я чувствовала некоторое злорадство и недоброе удовлетворение, когда увидела, как Чубатый оказался в когтях у майора Белоглазова. Как этот последний затеял с ним ту же самую игру в кошки-мышки, которую прежде устраивал со мной. Как тем же спокойным, холодным тоном задавал Чубатому коварные вопросы, вопросы-ловушки. Как раз за разом попадался Чубатый в эти ловушки. Понимал это слишком поздно, бесился, пытался выкручиваться, но увязал все глубже и глубже. В ярости он страшно ругался, кричал, на своего адвоката Шнайдера, пожилого, интеллигентного вида мужчину с седеющей бородкой. «Ну что ты сидишь, как пень? Вытаскивай меня отсюда, избавь от этих ментов!» Но адвокат только хладнокровно пожимал плечами, будто говоря: «Сидел бы уж, не рыпался, на этот раз тебя хорошо зацепило».

Чубатый сознался во всем. Прямо в своем собственном особняке, у нас на глазах сознался в убийстве Сучкова, и в попытке посадить вместо себя в тюрьму Игоря Горелова, и в похищении моего мужа. Словом, вся картина хитроумно задуманного преступления раскрылась перед нами в признаниях Чубатого. Все это было услышано, занесено в протоколы, заверено понятыми.

Анжелка все это время не показывалась. Сидела, наверное, где-то в спальне на втором этаже. Мы бы так и не увидели ее вовсе, но Белоглазов счел необходимым допросить и ее. Она появилась перед нами в шикарном бархатном халате. Лицо от плача было красным и помятым, а волосы растрепаны. В неуемной ярости своей моя бывшая подруга была похожа на ведьму, страшную колдунью из детской сказки.

Войдя в комнату, она сразу увидела меня, во всяком случае, именно ко мне были обращены ее полные злобы и ненависти слова.

– Ну что, довольна? – не сказала – прошипела Анжелка, гордо закидывая голову. – Ты хорошо поработала, на совесть! Все, что хотела, разузнала. Но учти, я тебе это припомню.

Я внутренне содрогнулась от ее угроз и, несмотря на то что знала, какое злое дело затевала она с Чубатым, почувствовала к ней жалость, которая, впрочем, вскоре угасла, сменившись ужасом и отвращением: так омерзительно грубо ругалась Анжелка, отвечая на вопросы следователя, будто все были перед ней виноваты. Но ей теперь уже нечего было терять. А когда Белоглазов буквально прижал ее к стене своими вопросами, она разъярилась окончательно и крикнула скорчившемуся в углу Чубатому:

– Ну что ты сидишь как последний дурак? Выручай меня! Ты же обещал меня на руках носить. И каждую пылинку сдувать. А пришли менты, так ты сидишь, словно воды в рот набрал!

– Да заткнись ты, дура! – вскакивая, крикнул Чубатый. – Из-за твоей бабьей трепотни все дело провалилось. На хрена ты этой дуре с телевидения все разболтала?

– Не трепись ты, козел лысый! Это ты сам все испортил. Почему именно эту бабу выбрал для своего дела? Как раз ту, которая и меня и Сучкова знает? Других, что ли, там не было?

– Как же я мог догадаться, что она тебя знает?

– Надо же было спрашивать!

Они так продолжали ругаться, не стесняясь ни нас, ни оперативников, как две базарные бабы. Я содрогалась от ужаса при этом омерзительном потоке грубых слов, а милиционеры переглядывались иронически: наверное, их, видавших виды, вся эта сцена немало позабавила.

Потом настал момент выяснять роль Бородавки в этом деле. Тот при каждом вопросе Белоглазова оглядывался на своего хозяина. Но, видя, что тот безучастно замер в углу, в конце концов стал отвечать сам разумеется, невпопад. Майору ничего не стоило заставить его рассказать все, что он знал и делал. А когда под конец выбил все и Бородавка уже подписывал протокол допроса, привратник оглянулся на сидящего в углу Чубатого, спросил своим высоким гнусавым голосом, глядя по-собачьи преданными глазами:

– Что, хозяин, я лишнего разболтал, да? Извини.

– Да пошел ты, – безразлично ответил тот и устало замолчал.

Было уже позднее утро, когда Белоглазов наконец объявил нам, что мы – я, Володя, Костя, Валера и адвокат Пацевич – можем чувствовать себя свободными. Несмотря на переполнявшие нас чувства, мы ощущали невыносимую усталость и головную боль. Однако домой не поехали, а, вернувшись в центр города, припарковались возле здания областного УВД: сидели в «Волге» Пацевича и ждали, пока не подъехала зеленая «Газель» – полуфургон, и Наташа Горелова, неловко выбравшись из нее, торопливо стуча каблучками, скрылась внутри главной милицейской конторы нашей области. Через полчаса она вышла обратно. Но не одна, а вдвоем в обнимку со своим мужем. После четырех дней в СИЗО Игорь выглядел усталым, измученным, но теперь небритое и осунувшееся лицо его светилось счастьем. Они уселись в свою «Газель», и мы смотрели, как она отъехала от тротуара, смешалась с потоком машин на оживленной улице, свернула за угол.

На другой день вечером мы приехали к Гореловым в гости, в их особняк, и были в полном составе. Кроме меня и Володи, Костя Шилов и Валерий Гурьев, и даже наш адвокат, многоумный Сергей Маркович Пацевич сидел с нами за столом. На столе дымился ароматный, настоянный на травах чай, а грудой на двух огромных блюдах лежали – ну конечно же! – гореловские творожные сырки в шоколадной глазури. Не стесняясь, мы все налегли на них.

– Бизнесу сильный ущерб нанесен? между двумя сырками поинтересовался Валера Гурьев.

– Да, немалый, но… – Отвечая на вопрос, Игорь усмехнулся. – Выстояли мы. Ни рынка сбыта, ни поставщиков не потеряли. Значит, все нормально. Могло быть и хуже.

За прошедшие сутки после освобождения из тюрьмы Игорь заметно пришел в себя, отдохнул, выглядел неплохо, только щеки и глазницы казались еще слишком впалыми.

– Меня удивляет, – в раздумье сказал Пацевич, – когда я вспоминаю это дело, то, что мы из него вообще выпутались. Удивительно тонко, хитроумно все было задумано!

– Чубатый сам виноват, – сказал Костя Шилов. – Этим нелепым похищением он все себе испортил.

– Получилось так, что испортил, – заметил Валера Гурьев. – А вообще в девяноста девяти процентах подобных случаев это средство срабатывает безошибочно – неплохой прием для шантажа.

– Но Ирина все вычислила, – смеясь, сказал мой муж Володя. – У нее голова работает лучше, чем у генерального прокурора.

– Да, но и случай нам помог, конечно, – заметил адвокат Пацевич. – В первую очередь то, что Ирина оказалась знакома с Анжелкой и Дмитрием Сучковыми.

– Разумеется, это заметно сократило и упростило поиски, – сказала я. – Но неужели вы думаете, что, если бы я не была знакома с Сучковыми, я отказалась бы от расследования этого дела?

– Нет, я знаю, что нет, – сказал Володя. – Когда ты что-то заберешь себе в голову, то прешь напролом, как танк, никакая сила тебя не остановит.

Все засмеялись, и я вместе с всеми. Хотя мне очень не понравилось сравнение с танком и вообще очень хотелось обидеться, но я не смогла.

– А меня вот что удивляет во всем этом, – сказал Валера Гурьев. – Бандиты, придумав такое хитроумное преступление, упустили важную деталь: то, что Ирина знакома с Анжелой. Неужели им не приходило в голову, что это может все дело погубить? Или они про это не знали?

– Может быть, и не знали, – сказала я, – может быть, не подумали, всего ведь не предусмотришь.

– Но ведь могли бы и спросить. Что же они с Анжелой не посоветовались?

– Значит, не посоветовались, – заключила я. – Вообще, вся эта история – хороший урок мужьям: надо почаще советоваться со своими женами. Большого вреда от этого не будет. Правда, Наташа?..

И мы, две пары, сидящие за столом, счастливо посмотрели друг на друга.

Оглавление

Завещание бедной красавицы

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

Сладкие разборки

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg