«Преступление без наказания»

Светлана Алешина Преступление без наказания

Глава 1

Много людей на свете, и все они разные. Они-то разные, да мироощущения у них одинаковые; одна я выпадаю из общей массы нестандартностью, оригинальностью и необычностью.

Мне это доказать – раз плюнуть!

Вот все люди, у кого ни спроси, когда начинается, например, весна, что ответят? Правильно, как заведенные, раз и навсегда обученные, отрапортуют: первого марта, вашбродь А попробуй спроси, может ли весна наступить в феврале или в июне, так что услышишь в ответ? Услышишь то, что слышать не хотелось бы. А еще хуже будет, когда вообще ничего не скажут, только посмотрят с усмешечкой, и заподозришь, что про тебя люди думают, будто у тебя с крышенцией-то не того. Не в порядке малость.

Я для себя все эти сомнения преодолела, потому что сделала такое открытие, ну прямо такое глобальное и климатообразующее, что даже сама приятно удивилась.

А все началось, как и любое эпохальное деревояблочное-по-лбу открытие, с мелочи. На прошлой неделе моя Марина заявила мне, что ей все онастобрындило, и потребовала отпуск.

Кто-то подумает, я сразу же подскочила в кресле, станцевала джигу и прокричала: бери, пожалуйста, и на подольше?

А вот и нет. Я была уже девушкой наученной и опытной. Скуксила физиономию погрустнее и заныла что-то жалобное в стиле Шуберта: на кого ты нас оставляешь, да если не будет тебя, как не впасть в уныние.

Маринка расплылась довольной усмешечкой, потом улыбочкой и потом, махнув рукой так резко, что у меня сердце замерло от недоброго предчувствия, все-таки не сделала гадости и настояла на своем, но крепко пообещала при этом выйти из отпуска на пару деньков раньше. Если получится.

– Вы смотрите, ребятки, не одичайте здесь без меня, – пожелала она напоследок, – а то вернусь через месячишко, глядь, а вы тут по веткам прыгаете и блох друг у друга выкусываете!.. Дрессируй вас потом.

Я промолчала, Виктор – тем более, Ромка выпрыгнул с каким-то никчемным противоречием, на которое, впрочем, никто и внимания не обратил, а Сергей Иванович просто рассмеялся и ответил, как и подобает мужчине и джентльмену:

– Не дождетесь, Мариночка!

Я не зря сделала такое вступление про климат, не зря, потому что вслед за отъездом Маринки я вдруг почувствовала, что наступила весна! Самая настоящая весна! А-ля натюрель, дьябль!

В первый день, придя на работу, не встретив Маринку около кофеварки и зная, что ее сегодня точно не будет, я, прошу прощения, конечно, за такое свинство, расплылась такой улыбкой, и настолько похорошела, и сама себе понравилась – в зеркале проверяла, – и после этого поняла однозначно: весна наступила!

Дни уже не тащились и не тянулись своими тягомотными заботами, все было легко и прекрасно, и я с беспокойством ощущала, что так быть не должно и это не правильно. Все-таки мы с Маринкой подруги с огромным стажем начиная с университета, нельзя, просто нельзя так искренне радоваться ее отсутствию.

Я попробовала пробудить в себе если уж не стыд, то хотя бы совесть. Увы, не получилось.

Пребывая в такой борьбе с самой собой, я бодро и без напряжения работала, чего требовала и от остальных своих друзей и коллег. Тем более что жизнь скучать не давала.

В последнее время достаточно спокойное прозябание Тарасова вдруг было нарушено, если так можно сказать, – но нам, газетчикам, наверное, можно, – целым рядом однотипных и наглых преступлений.

Группа из двух или, по другим данным, из трех человек совершала наглые по своей прямоте и брутальности ограбления обменных пунктов валюты.

Все совершалось просто, как в приснопамятных девяностых годах, или примерно так, как показывают нам по телевизору в домотканых боевичках средней паршивости.

Молодой человек заурядной наружности подходил к обменному пункту, наклонялся над окошечком, показывал девушке-оператору пистолет и, не спуская с нее взгляда, выгребал с помощью все той же девушки всю наличность. В описании преступников, – а не следует забывать, что описание давали напуганные женщины, – фигурировали в качестве особых примет такие безусловные и запоминающиеся факты, как «бешеный взгляд», «бандитская рожа», и более общая характеристика, выражаемая термином «сволочь-гад».

Последнее наблюдение было, конечно же, самым ценным и содержательным.

Думаю, понятно, было от чего нашим бодрым представителям власти и внутренних органов потерять покой. После того как преступления не прекратились сами, наша городская милиция начала откровенно нервничать.

После однотипного ограбления трех обменных пунктов были выставлены дополнительные посты у всех оставшихся, но налеты на банковских служащих прекратились. Грабители, очевидно, заранее предугадывая такое развитие событий, что было вовсе не сложно, переквалифицировались на ограбление магазинчиков, торгующих ювелирными изделиями.

Тут-то и было совершено первое убийство. Охранник магазина-салона «Монарх», руководствуясь то ли ошибкой, то ли дурно понятым героизмом, зачем-то попал под две пули. В результате оставил вдовой жену, детей сиротами, а витрины в магазине все равно были обчищены.

Нападавших на магазин было двое, что зафиксировала камера наблюдения, установленная над входом в магазин. Все дело заняло у грабителей три минуты двадцать секунд, и, выскочив из магазина, они свернули в проходной двор и уехали на поджидавшей их машине. Это было второе косвенное доказательство, что в банде три человека.

Наша газета, как и все средства информации города, освещала и описывала эти события, помещала на своих страницах фотографии ограбленных обменных пунктов и разгромленных магазинов. Все было как у всех, и мне это нравиться не могло. Наша газета, специализирующаяся на жареных фактах, на сенсациях, на собственных расследованиях, вдруг оказалась в общем потоке и не вырывалась из него, а иногда и отставала, потому что издания городской и областной администраций получали информацию самую свежую из максимально информированных источников.

Все это не могло не огорчать меня, и настроение, так славно поднимавшееся после отъезда Маринки, начинало портиться. Не нравилось мне такое положение вещей, но сделать я ничего не могла: не было источников, не было информации, и как назло ничего больше не случалось, достойного внимания и опубликования. А колонка криминальных сообщений с перечислением героических буйств алкашей в Затоне или на Верхнем рынке, вызывала у меня изжогу. Хотя и об этом, конечно же, нужно было печатать материалы.

Однако, скажу честно, самая эту колонку не читала почти никогда. Слишком уж однотипны были бытовые преступления наших граждан, совершенные под правильным алкогольным градусом.

Сегодня, придя на работу, прослушав все новости по радио, прочитав сводки новостей в Интернете, я отвернулась от монитора и подумала, что дальше так продолжаться не может. Приходилось вытаскивать из своих заначек давно приготовленные «рояли» и ставить их в кусты.

Повертев в руках авторучку, я почти приняла решение, что пора мне идти в народ и добывать репортажи.

Быстренько набросав список адресов возможных рейдов, начав его с подпольного публичного дома в гостинице «Московская» и закончив СИЗО № 1, отбросив в сторону авторучку, я вышла из кабинета в редакцию, держа в руке план действий.

В редакции все было на своих местах, все крутилось и работало, но радости от сознания этого мне не доставляло.

Сменив Маринку на важнейшем посту секретаря и главного смотрителя кофеварки, Ромка при моем появлении в редакции, как оказалось, усердно перетирал бокалы и блюдца, очевидно, готовясь к обеду.

Я быстро отвернулась, чтобы не смущать мальчишку, потому что боялась рассмеяться: уж слишком забавным было его лицо.

Виктор – наш фотограф и мой дежурный бодигард – находился в своей фотолаборатории, а вот Сергей Иванович Кряжимский, старейший и опытнейший член нашего коллектива, отвернувшись от компьютера, нахмурившись и сосредоточившись, сидел над маленькой шахматной доской и переставлял фигурки, недобро поглядывая при этом на свои часы.

Заинтересовавшись происходящим, я подошла к нему.

– Задачку решаете? – спросила я. – Мат в три хода, но белым нельзя убивать черную пешку?

– Нет, Оленька, хуже, – мрачно проговорил Сергей Иванович, – положение мое гораздо хуже.

Я осваиваю современные шахматы.

– Вот как! – теперь уже я заинтересовалась еще больше. – А чем же они отличаются от нормальных? То есть я хотела сказать от старых, обычных? У них лошадь не так ходит?

Сказав «лошадь», а не «конь», я с довольной улыбкой увидела, как Сергей Иванович куснул губы и запрограммированно начал мне объяснять, как правильно называть фигуры в шахматах, а как не правильно.

– «Конь», а не «лошадь», Оленька. А еще «ферзь», а не «королева», а также «слон», а не «офицер», – Сергей Иванович высказал мне все это на полном серьезе, думая, что занимается моим образованием.

– Рокировка, а не лакировка, – поддержала я его, – шах – не титул, а угроза мата, а сам мат – не ругательство, а полный бенц. Так чем же новые шахматы отличаются от старых?

– Временем, Оленька, – вздохнул Сергей Иванович, – только временем. В современные шахматы играют быстрее, чем в привычные наши. И куда торопиться? Все там будем! Эндшпиля никто не минует.

– Оптимистично звучит! – одобрительно кивнула я. – Прямо жить сразу захотелось. Так, значит, никто не минует?

Я повернулась к окну и подумала, чем бы мне еще заняться. Разговор с Сергеем Ивановичем побудил меня сделать вывод, что его лучше сейчас не трогать и не советоваться с ним о будущих публикациях и рейдах по злачным местам. Похоже, он сам себе проигрывает в современные шахматы, и это его огорчает. Нашел, кстати, чем огорчаться! Вот если бы он Маринке проиграл или Ромке, тогда было бы все понятно, а себе проигрывать не стыдно, можно сказать даже, почетно!

Я молча постояла у окна и направилась к себе в кабинет.

Через несколько минут, осторожно постучав в дверь, чего никогда не делала Маринка, ко мне зашел Ромка.

– Кофе принес, о недостойный последователь нашей Марины? – спросила я.

Ромка, научившись варить кофе так, будто с рождения только этим и занимался, вел себя на порядок скромнее и незаметнее. В этом смысле он мне нравился больше Марины, что я и не скрывала.

Однако Ромка на этот раз был без подноса. Он мялся около двери и что-то порывался сказать, но, так как сделать это почему-то не решался, следовательно, сделала я вывод, проблема касалась его лично.

Осознав это, я с недоумением взглянула на парня. Подозревать, что Ромка решился объясниться мне в любви, было вообще-то глуповато, но, честное слово, кроме этого, других объяснений я придумать в первые секунды не могла.

– Что-то случилось? – спросила я, на всякий случай отклоняясь так хитро, чтобы между нами оказался монитор моего компьютера. Классное ощущение, между прочим. Сидишь словно за пулеметом. Вот – ты, а там – весь остальной мир, и я его излучением, излучением…

Вспомнив про излучение, я кашлянула и махнула Ромке рукой:

– Ну, ты определяйся давай – или туда или сюда.

Ромка потоптался и, набравшись таким способом героизма, проговорил:

– Ольга Юрьевна, а можно я вас о чем-то попрошу?

– Попросить-то можно, – весело ответила я, – а вот получить, пока не знаю. Что у тебя случилось? – повторила я и обнадежила Ромку:

– Подходи сюда, я не кусаюсь. Сегодня магнитная буря, и я не в форме.

Ромка подошел к моему столу, зачем-то воровато оглянулся на дверь, чем уже возбудил мое любопытство, и, наклонившись ко мне, быстрым шепотом проговорил:

– Один мой знакомый хотел бы с вами переговорить, Ольга Юрьевна.

– Один твой знакомый? – переспросила я. – Ты не шепчи и садись на стул: К чему такие детективные замашки?

Ромка сел, а я спросила:

– Одноклассник твой, что ли? Или кто? И что ему нужно? – задавая кучу вопросов, я самым бессовестным образом выигрывала время, пытаясь сообразить, что же понадобилось Ромке или, точнее говоря, его знакомому. Я как-то давно уже не задумывалась, а есть ли у него хоть какие-то знакомые, кроме нас, работающих в редакции.

Я почесала кончик носа и резонно решила, что: раз он говорит о них, значит, знакомые точно есть.

– Ну так о чем идет речь? – подтолкнула я Ромку к изложению проблемы, даже приблизительно не предполагая, о чем может идти речь. Может быть, он хочет кого-то порекомендовать нам вторым курьером? Однако, как я понимаю, у нас и один курьер, он сам то есть, не переламывается от работы.

Ромка кашлянул для храбрости и начал коряво, волнуясь и краснея, излагать.

– Он уже взрослый, Ольга Юрьевна, – сказал Ромка, и я с удовольствием отметила это слово.

«взрослый»! Понятно, кем себя считает сам Ромка, и правильно, между прочим, его-то самого к взрослым можно будет отнести только через несколько лет, если поумнеет, конечно.

– Где же ты с ним познакомился, если он такой взрослый? – поощрительно улыбаясь, спросила я.

– Его брат учился вместе со мною, так что я его давно знаю. – Ромка жестоко почесал себе шею, добавив тише и доверительнее:

– Только у него биография не совсем того… чистая.

– Это как же понимать? Чем он ее запачкал? – начала заинтересовываться я разговором.

Если раньше ничего, кроме ерундовой просьбы, я не ожидала, то, как мне подсказывало чутье журналиста, сейчас передо мною замаячило что-то вроде малюсенькой статеечки на половину подвальчика.

– Ромка! Не тяни, рассказывай, рассказывай! – поторопила я нашего сына полка.

– Понимаете, Ольга Юрьевна, – решился Ромка, но на всякий случай опустил взгляд, – он, ну то есть брат моего одноклассника, когда-то получил три года за вооруженное ограбление и отсидел, значит.

– Три года за вооруженное ограбление? – повторила я, понимая, что предчувствие меня не обмануло и статейка точно выгорит, только надо будет ее еще высидеть, ну да за этим дело не станет. – Немного же он награбил, этот твой взрослый знакомый, если так мало дали!

Я закурила и, видя, что Ромка снова засмущался, спросила:

– Так что же от меня хочет твой налетчик? Еще кого-нибудь ограбить? Меня, что ли? Так с меня брать нечего.

– Зачем вы так, Ольга Юрьевна? – явно оскорбился Ромка за своего знакомого, и я, поняв, что перегнула с ненавязчивым юмором, поспешила на попятный. – Извини, Рома, но ты говоришь такие необычные вещи… Так что же от меня требуется?

Он к нам на работу хочет устроиться?

– Понимаете, Ольга Юрьевна, он хочет с вами поговорить! – выпалил Ромка.

– Прекрасно, – сказала я, все еще ничего не понимая, – пусть приходит. Он, надеюсь, отсидел только три года не потому, что убежал и сейчас находится в розыске?

– Нет, нет, он попал под амнистию, – покраснев от волнения, сказал Ромка, – но, понимаете, сам он прийти не может. Я сейчас вам все объясню, то есть как он мне объяснил, а я ему верю. Его в последнее время стали зажимать менты, ну, то есть органы…

– Поняла, – кивнула я.

– Из-за этих налетов, – пояснил Ромка, – кассы брали, а потом охранника убили, ну вы знаете. А он по похожему делу проходил, и теперь его постоянно вызывают и проверяют, берут показания.

– Ну-ну, – я начала подозревать, что неизвестный мне бывший грабитель решил обратиться к свободной прессе за защитой своих прав и достоинств. Мысль эта меня и заинтересовала немного, и чуть рассмешила.

– Ну вот, – продолжил Ромка, – а вчера вечером он пришел ко мне и по секрету сказал, чтобы я вам передал, что он может кое-что рассказать про эти дела. Ну, про ограбления, значит.

– Его работа? – прямо спросила я. – Колись, время пришло!

– Нет, не его! – твердо заявил Ромка и взглянул мне в глаза.

– А ты откуда знаешь? – я положила сигарету в пепельницу и сама наклонилась вперед, решив раскрутить Ромку на весь максимум информации, какой только будет возможен. Дело уже попахивало не статейкой, а полным подвалом, да еще, возможно, и с продолжением.

– Он сам так говорит, – Ромка недоуменно посмотрел на меня, словно удивляясь моей непонятливости, – мы же с ним знакомы., мы знакомы…

Ото! Десять лет! Вот сколько!

– Довод сильный, – чуть ли не восхитилась я, – но давай-ка поподробней, а? Мне надоело тебя подгонять.

– Ну получается так, Ольга Юрьевна, – начал Ромка, торопясь и сбиваясь, но все же стараясь говорить как можно подробнее. – Вчера пришел ко мне этот одноклассник Алешка и, позвал к себе, сказал, что по очень важному делу. Я собрался и пошел. А дома у него его брат. Его зовут Константин.

Он стал спрашивать про нашу газету, он много ее номеров прочитал. Ну а потом рассказал, как его, значит, стали таскать по ментовкам, ну то есть…

– Да поняла я уже все, поняла давно, ты давай к сути переходи! – прикрикнула я. – А то ты никогда так и не закончишь!

– А все! – сказал Ромка и вытаращил на меня свои честные глаза.

– Да ты же ничего еще не сказал! – возмутилась я. – Все, что я слышала, было преамбулой, давай наконец амбулу, где она?!

– Константин сказал, что ему известно, кто все это делает, но в милицию он обращаться не хочет, потому что.., ну потому что не верит им. А вам он скажет, потому что верит…

– Мне лично? – улыбнулась я.

– Газете, – поправил меня Ромка. – Он думает, что если в газете напишут про другую какую-то версию, то менты просто обязаны будут начать ее расследовать.

– Не факт, – сказала я, – а вот то, что на нас наедут и начнут трясти, как кого не скажу, это факт, а даже не предположение.

Ромка замолчал, глядя на меня, замолчала и я, постукивая пальцами по столешнице.

Ромкин рассказ заинтересовал меня и озадачил, в чем признаюсь без сожаления. Предположение, что можно будет самостоятельно раскрыть ряд преступлений, совершающихся в городе, было слишком аппетитным, чтобы оказаться реальным, но чем черт не шутит…

Подумав и переварив полученную информацию, я решила, что ничего не потеряю, если встречусь с этим Костей и переговорю с ним лично. В конце концов никогда не знаешь заранее, где найдешь полезную для газеты информацию. Даже сама история Константина, рассказанная просто, как пример работы наших внутренних органов, тоже сама по себе была неплохим материалом.

– Я только не поняла одного, – сказала я. – Почему он сам не может ко мне прийти? Ты же так сказал, да? Так почему не может? Здесь вполне уютно и очень неофициально.

– Он опасается, что за ним могут следить, – сказал Ромка.

– Как-то странно. Если за ним могут следить, так, значит, могут подозревать, что он кому-то расскажет о том, что знает. Его знание само по себе уже опасно. Поэтому для тех, кто опасается, его проще убить, чем тратить время и нервы на слежку. Логично?

– Наверно, – поосторожничал Ромка.

– Что «наверно»? Бандиты убили охранника и показали этим, что для них жизнь человеческая ничего не значит, а ты говоришь: «он опасается!» – возмутилась я. – Не вяжется что-то в твоем рассказе, опасаюсь я. Не вяжется.

– Он никуда из дома не выходит, а к брату зашел, так это потому, что это брат, и подозревать тут нечего. К тому же они живут рядом. А мы подъедем как будто в гости. Кто что заподозрит?

– Чушь какая-то, – пробормотала я, – либо твой Константин немного не в себе, либо сегодня первое апреля. Сегодня первое апреля?

– Нет, Ольга Юрьевна, – ответил Ромка, – а Константин совершенно нормальный, только мне показалось, что он…

– Был пьяный? – понадеялась я.

– Нет, мне показалось, что он был напуган.

Знаете, так странно: вроде взрослый совсем, а видно, что боится. Он попросил не выходить вместе с ним и окно занавесить. А еще у него с собою был пакет с буханкой хлеба. Он так старательно маскировался – типа за хлебом пошел и к брательнику заглянул.

Я тяжело вздохнула. Легкое настроение, появившееся было у меня в начале Ромкиного повествования, теперь сменилось какой-то необъяснимой тоской. Если раньше я думала о статье для газеты, то сейчас о том, что не придется ли мне вызывать «Скорую» из псих-лечебницы во время визита к Константину или просто отбиваться от психопата?

Первый вариант мне понравился больше. Однако всегда оставался шанс, что именно в этом болоте и именно в такой непутевой упаковке может быть скрыто что-то ценное. Сочинил же дедушка Крылов басенку про петуха, нашедшего в какашке жемчуг!

Или это Эзоп придумал? Одним словом, и такое в жизни возможно.

– Ну что ж, Рома, – обреченно сказала я, – уболтал ты меня. Поедем, посмотрим и послушаем, а потом и выводы делать будем.

– Сегодня? – спросил Ромка.

– Что сегодня? – удивилась я. – Константин твой настаивал на срочности?

– За ним же следят, – напомнил мне Ромка.

– Значит, можно и сегодня, – кивнула я, бросив быстрый взгляд на свой ежедневник, хотя точно знала, что сегодня вечер у меня свободный. Как, впрочем, почти всегда. – Ты будешь звонить своему Константину?

– Он сам мне обещал позвонить и узнать о результате, – ответил Ромка.

– Можешь говорить смело, что результат положительный, – подвела я итог разговору.

До смешного радостный Ромка выскочил из кабинета, оставив меня в задумчивости по поводу сегодняшнего вечернего мероприятия.

Я посмотрела на часы и, обдумав возможные варианты встречи, начала собираться на нее, как Шварценеггер на очередной героизм… Только тот обвешивался базуками и прочими автоматами, у меня же оружие было другое.

Первым делом я проверила, как работает мой портативный диктофон, и заменила в нем батарейки. Затем, посмотрев, сколько кадров осталось в заряженной пленке, и решив, что имеющейся половины мне хватит, положила его рядом с диктофоном на стол. Блокнот, авторучка и пачка сигарет с зажигалкой довершили натюрморт.

Окончив приготовления, я нажала кнопку селектора и пригласила к себе Виктора. Виктор мне ничего не ответил по своей привычке, но каким-то отработанным шестым чувством, или, выражаясь проще, привычным навыком общения с ним, я поняла, что Виктор меня услышал и сейчас придет.

Так и получилось. Я не успела еще закурить, как дверь отворилась и показался он.

– Сегодня будет дело, – коротко сказала я.

Мерзопакостная привычка Виктора молчать всегда и по всякому случаю заставляла и меня говорить кратко и четко, насколько это, конечно, получалось.

– Ромка нашел какого-то знакомого с уголовным прошлым. Тот хочет нам слить информацию про последние грабежи и убийства. Не знаю, сколь все это серьезно, но лучше отнестись к этому как следует. Мне кажется, твое общество мне не повредит. А вот отсутствие его повредить может. Хочу тебя попросить прокатиться со мною. Ну все, в общем, как обычно. Только без Маринки, но зато с Ромкой.

Как всегда, выслушав меня молча, с отсутствующим выражением лица, Виктор кивнул, что означало его заступление на вахту по охране жизни, чести и достоинства моей персоны. И я теперь была спокойна.

– У меня пока все, – сказала я, и Виктор, снова кивнув, вышел и тихо прикрыл за собою дверь.

После его ухода я заметила, что не чувствую некоторого неудобства от того, что не спросила о его собственных планах на этот вечер и о том, хочется ли ему вообще катать по городу в разных направлениях свою бессовестную начальницу.

Свинская радость по поводу отъезда Маринки и переживания на тему этой радости совсем заглушили во мне все остальные, более слабые чувства.

Глава 2

Незадолго до окончания рабочего дня зашедший ко мне Ромка сказал, что Константин дозвонился, с ним все договорено, и он нас будет ждать сегодня к восьми вечера у себя дома.

– Где он живет? – спросила я.

– Около Верхнего рынка в частном доме, – ответил Ромка. – Там можно почти к самому дому подъехать на машине. За домом уже идет дорога к объездной, но с той стороны подъезда нет. В смысле подхода.

– Твой Константин живет в Шанхае, что ли? – сразу поняла я.

– Ага, – ответил Ромка, – там.

Шанхаем у нас в Тарасове называется поселок частных домов, разросшийся еще в хрущевские или даже более ранние времена до таких головоломных лабиринтов, что без надежного проводника там можно было заблудиться навсегда. Роль Минотавра в этом лабиринте играли бандитские шайки местных малолеток, что, наверное, было пострашнее Минотавра, тот хоть по своему лабиринту бегал в одиночестве. Замечание Ромки о трассе говорило о том, что дом Константина находится в относительной доступности. Это было приятно, но не более того.

Мы с Виктором и Ромкой отъехали от здания редакции в самом начале восьмого. Добираться недалеко, поэтому мы еще успели выпить перед отъездом по чашке кофе.

Ромка заметно волновался. Он чувствовал себя непривычно взрослым и солидным. Еще бы! Вез свое руководство на деловую встречу, которую сам и организовал! Было от чего понервничать мальчишке.

После получасового петляния на моей «Ладе» по Шанхаю мы сумели подъехать к старому деревянному дому, около которого Ромка сказал нам остановиться.

– Приехали, что ли? – спросила я, оглядывая неприветливые пейзажи все более в грязно-серых тонах. Единственным ярким мазком на этом полотне жизни была метавшаяся по дороге рыжая шавка, сразу же нас облаявшая и на всякий случай спрятавшаяся под забором.

Сбоку от ближайшего деревянного дома виднелся узкий проход между двумя покосившимися заборами. Там, в глубине этого коридора, проглядывался двор, где на прогнувшихся под тяжестью веревках повешенное на них белье мерно покачивалось над помойкоподобной клумбой. Цветниками ,в этой клумбе служили старые автомобильные покрышки, игриво крашенные блеклой краской разных тонов, но все того же рыже-собачьего цвета. Оптимизма все это не внушало никакого. Не знаю, как моим спутникам, а мне захотелось поскорее развернуться и уехать отсюда. Кажется, ясно почему.

– Нужно пройти во-он туда, Ольга Юрьевна, – Ромка махнул рукой как раз в сторону заинтересовавших меня клумб, – Константин живет там.

– Приятно слышать, – сухо ответила я и первой вышла из машины.

Виктор тщательно запер «Ладу», проверил, как у него это получилось, и, пропустив нас с Ромкой вперед, замыкал наше шествие вдоль двух заборов.

Блин, ну куда только не забрасывает и не засовывает меня журналистская работа!

Попав во двор с клумбами и сумев как-то при этом нигде не испачкаться, мы, лавируя между простынями и наволочками, пробрались к одинокому домику-крошечке в два окошечка. Домик был маленький, какой-то словно приплюснутый и сверху, и с боков.

Ромка, подойдя к входной двери, приподнятой над землей на две ступеньки, стукнул в нее каким-то неуловимо замысловатым образом.

– Это код, – обернувшись, шепотом объяснил он и, услышав шаги за дверью, проговорил громче и веселее:

– Константин, принимай гостей! Это Ромка пришел!

Дверь отворилась в несколько приемов, скребя и по полу, и по перемычке, словно она разбухла и просела от старости, хотя, может быть, так оно и было, и на пороге показался согнувшийся под низким потолком сеней худой, коротко стриженный парень.

– Привет, – сказал он, – заходите.

После этих слов парень повернулся и пошел в дом. Открыв там вторую дверь, он не стал закрывать и ее. Надо думать, чтобы мы не заблудились.

Я замешкалась перед крыльцом, и Ромка, правильно меня поняв, не стал изображать из себя благовоспитанного юношу и пошел первым.

После темной и тесной прихожей с ужасающе низким потолком вторая комната оказалась вполне приемлемой, даже почти приличной Она, конечно же, не потрясала размерами, но представляла собой обычную комнату, эдакую большую кухню, мечту всех хозяек. Раковина с почти современным краном, а не с допотопным рукомойником висела слева, газовый котел стоял справа. Прямо у противоположной входу стены стоял круглый деревянный стол, зачем-то выкрашенный коричневой краской; слева от него – такой же крашеный старинный буфет, а слева от стола – разложенный двуспальный диван.

Справа в стене, между котлом и буфетом, находилась закрытая грязноватая белая дверь, ведущая, очевидно, в маленькую комнату или кладовку.

Я бы сказала: все здесь было простенько, но уютно. Два стула около стола довершали впечатление сохраненной уютности Приятель Ромки Константин оказался высоким костистым парнем приблизительно тридцати лет.

Он выглядел как раз так, как и должен выглядеть человек, однажды попавший в тюрьму и навсегда оставшийся в ней. В душе, конечно.

Он был очень коротко стрижен, сутул, с быстрым взглядом исподлобья. Пальцы его рук были разрисованы перстнями, а одет он был в безобразную теплую клетчатую рубашку: что-то темное с чем-то светлым. «Немаркое» – как говорят в народе.

– Ну заходите, не стесняйтесь, гости дорогие, – тихим хрипловатым голосом произнес Константин, – присаживайтесь куда вам удобно Чаю хотите?

– Нет, спасибо, – за всех ответила я и, оглянувшись, обнаружила слева от двери вешалку. Я повесила туда плащ, взяла с собою сумочку и прошла за стол.

Я села на диван с таким расчетом, чтобы сумки, лежащей на коленях, не было видно. Достав из нее пачку сигарет и зажигалку, я прощупала диктофон и попросила разрешения закурить – А без проблем, – быстро ответил Константин, возвращаясь в прихожую и запирая там дверь на засов – Курите что хотите, у меня здесь порядки простые, пацанские, все ништяк и без понтов.

Я поняла, что курить можно и хозяин гостей любит, кивнула и закурила.

Вернувшийся Константин поставил передо мною пустую банку из-под шпрот, как видно, давно уже привыкшую быть пепельницей, и тут Ромка, стоящий у серванта, пробормотал:

– Ну в общем, Константин, это вот Ольга Юрьевна, а это Виктор. Ольга Юрьевна, она у нас главный редактор, я тебе рассказывал, а Виктор фотограф и классный па.., человек.

Константин задумчиво посмотрел на меня, потом более внимательно на Виктора и, наконец-то решившись принять нас без дальнейших расспросов, пододвинул себе стул и сел напротив меня.

Мне это было очень удобно. Я скользнула пальцами к диктофону и нажала кнопку, одновременно с этим кашлянув, чтобы заглушить щелчок.

– Извините, дымом поперхнулась, – по-простому объяснила я, и в глазах Константина мелькнуло одобрение, и внешне он как-то расслабился.

Вот так одним покашливанием я убила двух зайцев сразу: незаметно включила диктофон и дала понять нашему хозяину, что я нормальный человек. Хотя, как было видно по его домику, таких дам, как я, здесь не бывало. Да и не будет никогда, это-то понятно.

– Вы хотели со мною переговорить, Константин, – сказала я, – слушаю вас.

– Есть такое дело, – сказал Константин. – Понимаете, может быть, все это и будет странно звучать, но дело в том, что я в завязке и не хочу больше чалку надевать. Мне одного раза хватило вот – по самое. Не хочу!

– Ну почему же странно, – ответила я, – по-моему, это нормальное желание – не хотеть больше в тюрьму. А для этого достаточно не совершать правонарушений.

– Не правильно понимаете, – усмехнулся Константин. – Чтобы не залететь, достаточно быть осторожным. Газеты-то читаете? – Константин словно продолжал со мною дискуссию, начатую с кем-то накануне – Бывает, – призналась я, пока еще не понимая, к чему он клонит.

– А, ну да, вы же их пишете, – вспомнил Константин. – Так вот, по статистике, по честной то есть, а не по этой, ментовской, раскрываемость преступлений не доходит до половины. Так что выгодно нарушать закон, и можно это делать всю жизнь и числиться в нормальных гражданах. Но я не хочу всего этого. Вот так!

Константин постучал ребром ладони по столу.

– К тому же по новому кодексу лоб уже зеленкой не намажут, так что жить можно. Везде люди живут.

Константин опустил голову, подумал и продолжил:

– Короче, завязал я, но не все в это верят. Многие пацаны думают, что я просто замерз.

– Простите? – переспросила я.

– Ну, дурочку канаю, притворяюсь то есть и готовлю дело. Но это не так. Но людей ведь не убедишь, что ты не верблюд!

Я понимающе кивнула. С последним тезисом я была согласна, а насчет всего остального пока, говоря родным языком Константина, была в непонятках и не в курсах.

– А короче, подкатывает ко мне как-то один приятель. Он у нас каптером был, мы с ним случайно встретились, потом, еще короче, он предлагает мне работу. Начал расписывать прямо, как Пикассо, мол, все будет в ажуре и бабок полный карман. Я сперва-то и не понял, о чем идет речь, а потом слышу, раз налет, два, потом магазин этот и встречаю снова этого дурика, а он уже приподнятый такой и пачкой денег трясет перед мордой, значит. Снова начал фаловать и намекнул, что это их работа. Ну а я отказался.

– А вы правильно его поняли? – спросила я. – Или, может быть, он шутил или говорил вообще про другое?

– Он прямо в цвет говорил, – повторил Константин, – описал даже, как они в магазине работали. И не мог все поверить, что я больше не хожу по этому коридору. А потом, когда понял, предупредил, чтобы я никому ни-ни. Ну вот, в общем.

Константин порылся в кармане брюк и достал из них мятую пачку «Примы». Я протянула ему зажигалку, и он прикурил, наклонив голову и сложив ладони так, словно находился на улице и под сильным ветром.

– Спасибо, – сказал Константин, передавая мне зажигалку. – А потом менты начали кипешиться. Ну что они могут? Участковый приходил раз пять, гнида мразотная, соседей опрашивал, меня все колол. Потом вызывать начали. Я-то уже паленый, значит, по-ихнему, первый кандидат, если не найдут настоящих-то. Я как это понял, мне так хреново стало. Они, козлы, значит, меня за человека не считают, чтобы свои задницы прикрыть и показать, что раскрыли дело, готовы меня снова приземлить на зону, а я почему терпеть должен?

Константин разволновался, вскочил со стула и начал ходить по комнате, резко взмахивая руками.

– Я пару раз ездил к Юрику, он перекрывается сторожем на стройке. Он вроде как понял и по своим каким-то делам решил отойти от дела. Но меня все равно крепко взяли. А к ментам западло прийти на бровях, все-таки Юрик свой парень. Вот я и подумал, что если вы начнете печатать статьи, типа что не нужно всех бывших хватать и заставлять их признаваться в том, чего не делали, то менты прислушаются. Я вот НТВ смотрю, вижу, прокуратура давит на них, а сама в своих силах не уверена.

Они же всегда так: чем меньше уверены, тем больше давят. Закон такой есть, вот они по нему и работают…

Слушая рассказ Константина, я напряженно думала, переводя его на нормальный язык и пытаясь понять, чего здесь было больше: правды или правдообразных фантазий. Ведь вполне возможно, что первая половина рассказа Константина была правдой, а вторая – попыткой как-то избавиться от пристального внимания правоохранительных органов.

– Кроме того, – продолжал Константин, – Юрик, ну мой товарищ, он на самом деле участвовал в этих делах и хочет теперь отстать, но попробуй скажи это ментам! – Константин вытаращил на меня глаза. – Ты вот попробуй и узнаешь, что они тебе скажут! А скажут: пусть сидит! А я с ним поговорил, и, когда предложил про газету, он сразу ухватился, потому что его подельник решил продолжать работать, он полный отморозок. Его даже сам Юрик побаивается. Подельник на самом деле опасается, что его могут грохнуть. Да и сам я тоже начал осторожничать, знаете же: береженого бог бережет!

Я переглянулась с Виктором. Ситуация прояснялась, но проще от этого не становилась. Более того, я оказывалась в двусмысленном положении: точка зрения Константина, по которой выходило, что все люди, само собой разумеется, находятся в оппозиции к внутренним органам и должны помогать другу другу на этом поприще, мягко говоря, не соответствовала моей. Однако еще предстояло разобраться в этой истории окончательно. Какие-то сомнения по поводу рассказа Константина у меня оставались.

– Вы дадите мне адрес вашего Юрия? – спросила я, аккуратно кладя докуренную сигарету в банку из-под шпрот.

– Конечно, секретов нет.

Константин легко поднялся и, подойдя к буфету, долго искал на нем то ли лист бумаги, то ли ручку, а может быть, и то и другое одновременно.

Я вынула из сумки блокнот с авторучкой и приготовилась записать адрес.

– А, у вас есть чем писать, – проговорил Константин, – ну так где он живет, я не знаю.

Я удивленно взглянула на него.

– Он не местный, не тарасовец, хату снимает у кого-то, где ж еще. Но я знаю, где он сторожит. Там мы с ним постоянно и встречались.

– Это где? – спросила я. Замечание про незнание адреса мне не понравилось. Показалось, что вся история начала отдавать каким-то водевилем. А может быть, Константин просто немного, того.., фантазер?

– Так объяснить сложно, – Константин помучился с ручкой и с силой потер себе лоб, словно вручную помогая головному мозгу соображать, – ну, в общем, так, проехать к нему на работу несложно.

Это в районе стекольного завода, почти напротив второй проходной был пустырь. Так вот теперь там выстроили длинную такую халабуду девятиэтажную. Юрик ее и охраняет.

Я взглянула на Виктора, он кивнул, давая понять, что объяснения понял.

– Девятиэтажка напротив второй проходной, – повторила я.

– Ну да, а там больше и нету никаких новых домов, все хрущобы стоят панельные. А это единственный кирпичный дом, к тому же в девять этажей.

Заблудиться невозможно.

– Попробуем найти, – сказала я, убирая обратно в сумку непригодившийся блокнот.

– А знаете что! – вдруг просветлел лицом Константин. – Если у вас есть типа желание или время, мы можем это сделать прямо сейчас. Без проблем!

– Почему бы и нет? – вслух подумала я, решив, что, безусловно, лучше будет сразу разобраться во всей этой истории, чем откладывать на потом и нервничать, прикидывая, что было здесь правдой, а что нет.

– Ваш Юрий работает так поздно? – спросила я немного невпопад.

– Для него это рано, – усмехнулся Константин. – Он же сторожит, я говорю про эту новостройку. Построили такую китайскую стену в пятнадцать подъездов, и заселение уже намечено на следующий вроде месяц, а там еще конь не валялся и недоделок до х.., куча.., большая. Много чего недоделано, вот.

– Значит, едем сейчас, – решила я, на всякий случай взглянув на Виктора.

Виктор посмотрел на меня, и, как сказал классик, «На челе его высоком не отразилось ничего».

Это означало, что у Виктора сомнений в правильности моего решения не было и непосредственных угроз он пока не видел.

– Ну тогда я буду собираться, да? – сказал Константин и встал из-за стола.

– Если вы не передумали ехать, – сказала я.

– Нет уж, не передумал, – упрямо повторял Константин, – даже лучше будет, если вместе поедем, Юрик поймет, что вы не левые какие-то там, а нормальные люди. Со мной лучше…

– Я сейчас соберусь, я быстро, – сказал Константин и, подойдя к открытой белой двери справа от буфета, открыл ее и вошел в другую комнату, прикрыв за собой дверь.

Чтобы размяться, я встала со стула, снова заметив, какой же здесь низковатый потолок, и направилась к двери, чтобы выйти на улицу. Диктофон я выключила, решив, что Константин выдал весь пласт информации, которым владел, и нового больше ничего не скажет.

Героически молчащий Ромка потопал следом за мной, Виктор начал приподниматься, и тут мы все услышали, как в соседней комнате что-то упало.

Я покачала головой, удивляясь неуклюжести мужчин.

– С тобой все нормально? – крикнул Ромка и шепотом добавил:

– Это он, наверное, носки уронил.

– Фи, юноша, – поморщилась я, – не пытайтесь шутить, а то пошлость получается.

Я снова повернулась к выходу, но тут же взглянула на Ромку.

– Он тебе ответил? – спросила я, кивая на дверь.

– Не-а, – Ромка удивленно взглянул на меня и подошел к двери, за которой скрылся Константин.

– Костя? Что у тебя там? – крикнул Ромка. – Челюсть, что ли, уронил? – не выдержал он и снова попробовал пошутить.

Константин и на этот раз не ответил.

Тогда Виктор, быстро подойдя к Ромке, рукой отодвинул его и, стукнув в дверь один раз, сразу же отворил ее.

– Что там? – спросила я, стараясь заглянуть в комнату, но не подходя ближе. Пока мне еще не было все это остро любопытно.

Виктор молча заскочил в комнату. По его резким движениям я поняла: что что-то произошло.

Заглянувший в комнату Ромка бросил на меня испуганный взгляд. Я быстро подошла.

Константин лежал на полу. На боку. Неестественно прямо вытянув вперед правую руку, его левая сжимала захваченный угол простыни, сдернутый с узкой кровати при падении – Ox! – только и прошептала я. Прислоняясь к косяку.

Виктор, присев около Константина на корточки, приложил к его шее ладонь.

– Что? Что? – громким шепотом спросил Ромка.

Я осмотрела комнату. Здесь было единственное окошко, закрытое снаружи ставнями, и еще одна невысокая дверь. Она была полуоткрыта. Даже непонятно было, куда могла вести эта дверь в таком небольшом домике.

Виктор прыжком вскочил на ноги, подбежал к этой двери и резким ударом ноги распахнул ее.

Я увидела миниатюрную кладовку с полками и банками, но легкая деревянная стена кладовки справа была проломана. В ней зияло отверстие, достаточное для того, чтобы в него пролез взрослый человек. Сквозь отверстие была видна дорога с катящимися по ней автомобилями.

Ромка наклонился над Константином.

– Что? Он жив? – спросила я безнадежно, понимая, какой последует ответ.

– По-моему, нет, – тихо ответил Ромка.

Виктор взглянул на меня, возвращаясь к Константину.

– Застрелили? – сказал он.

– Нужно звонить, – проговорила я, доставая из сумки телефон.

В этот момент мне послышалось или показалось какое-то движение в кладовке, и я, сделав шаг туда, посмотрела на заставленные всякой ерундой полки и, развернув сотовик, повернулась к кладовке спиной.

Тут же я получила сильнейший удар в спину, толкнувший меня прямо на Виктора. Сотовик упал на пол, и я очень изящно приложилась по нему ногой, продолжая падать.

Я могла успеть только крикнуть что-то вроде «А-а-а!», что и сделала Виктор подставил руки и сумел поймать меня.

Ромка предусмотрительно шарахнулся в сторону, стараясь никому не мешать – ни мне падать, ни Виктору ловить меня.

– Он был здесь, гад! – крикнул Ромка, махая рукой в сторону кладовки.

С помощью Виктора я приподнялась, но никого уже не увидела.

– Сиди здесь и звони в милицию! – крикнула я Ромке, совсем позабыв в печальной судьбе своего сотовика.

Виктор выскочил в кладовку первым, я ринулась за ним, и так резво это у меня получилось, словно делать мне больше было нечего или я всю жизнь бегом занималась на какие-то там дистанции.

Выбравшись на улицу, я оказалась на краю дороги, выдергивая на ходу из сумки фотоаппарат.

Виктор пробежал на пару шагов дальше меня вправо и, похоже, увидел больше моего, потому что резко свернул и бросился на дорогу, буквально наперерез желтым «Жигулям», мирно катившимся в сторону центра города.

«Жигули» вильнули влево, водитель истерично засигналил, но Виктор не обратил на это внимания.

Тут-то, проследив за ним взглядом, я увидела заскакивающего в серую «Волгу» мужчину.

Быстро поднеся к глазам фотоаппарат, я сделала два снимка, и тут же «Волга», резко газанув, сорвалась с места. Виктор не успел добежать до нее.

Зачем-то я сделала еще кадр, как он остановился на дороге и махнул рукой.

Больше Виктору торопиться смысла не было, и он не спеша пошел ко мне, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Водители проезжающих мимо автомобилей почему-то не решались связываться с Виктором и, притормаживая, пропускали его.

Глава 3

Я позвонила и вызвала милицию из ближайшего телефона-автомата. Ближайшим, конечно же, его можно было назвать только условно: идти до него пришлось пятнадцать минут. Ромка меня сопровождал, а Виктор вернулся к дому. Я его не просила об этом, он зачем-то сам захотел.

– Ольга Юрьевна! – обратился ко мне Ромка, когда я начала набирать второй номер по телефону.

– Что тебе? – спросила я.

– А вы расскажете, что это я организовал вашу встречу? – спросил Ромка.

Я бросила на него короткий взгляд и поняла, что Ромкин вопрос помог мне решить для себя один мой собственный, личный и важный. Константин доверился мне, случилось такое несчастье, и я пока не могла решиться обращаться за помощью в розыске убийц к милиционерам, которых Константин и не любил и боялся. Мне казалось, что будет умнее, если я сначала сама переговорю с Юрием, запишу и его рассказ на диктофон, ну а затем со всеми данными пойду на поклон к одному моему знакомому громогласному майору. И хоть майор Здоренко первым и вторым делом обругает меня последними словами, но потом сделает, все, что надо, и даже больше.

Прокрутив все это в голове, я поняла, что надо ответить Ромке.

– Я следователю ничего не буду говорить. А ты скажешь, что никакого разговора вообще не состоялось. Не успели еще поговорить. – Я решительно набрала номер телефона Фимы Резовского. – Ну словом, мы только пришли, Константин попросил подождать, вышел, и тут все произошло. Ясно?

– Еще бы! – ответил Ромка.

Фима был моим старинным приятелем. Он работал адвокатом, выполнял для меня всякие юридические поручения и, когда не был занят и не занудствовал, что с ним случалось частенько, был весьма приятным парнем. Сейчас мне были нужны его услуги профессионального порядка, так как мне не хотелось надолго задерживаться в обществе оперативников и следователей, и только Фима мог помочь сократить время общения с ними.

Его не оказалось на работе – и тут я вспомнила, что уже некоторым образом наступил вечер, – и мне пришлось перезванивать ему на сотовый. В отличие от моей мобилы, его оказалась целой, и я услышала Фимин голос после второго же сигнала.

– Фима, это я! – сразу же заторопилась я сообщить информацию. – Мне очень некогда, так что слушай внимательно.

– Ей некогда! Ей некогда, а мне от этого печально! – как всегда, с подчеркнутым театральным пылом провозгласил Фима. – Печально, потому что некогда мне, Оленька! Мне, а не тебе! Передо мною сейчас стоит тарелочка…

– С голубой каемочкой? – перебила я Фимину болтовню. – Хватит трепаться! Меня сейчас могут так крепко взять за жабры, что выпустят только к утру, если повезет, а я хочу спать дома! А перед сном мне еще кое-какие дела нужно разрулить! Ты приедешь?

– Куда ж я денусь, мечта моя! – обреченно вздохнул Фима. – Уже приподнимаюсь над стулом, как над суетой, и надеюсь, что хоть когда-нибудь ты меня оценишь по достоинству. Я имею в виду, что меня с моими достоинствами ты оценишь по достоинству.

– Считай, уже оценила, – безопасно для себя подтвердила я. Все равно, когда он приедет, можно будет сказать, что я или забыла, или пошутила, или передумала.

Фима трагично вздохнул, а так как он вздыхал в трубку телефона, то я услышала что-то вроде взлета «Конкорда» в троекратном переложении.

– Если бы я тебе еще и верил, – грустно произнес Фима и добавил:

– А тарелочка, между прочим, не с каемочкой, а с картошечкой по-французски.

Приятная штучка, скажу я тебе… Твое дело на самом деле очень спешное, или я еще успею докушать? – в Фимином голосе завибрировали жалобные нотки. – Что у тебя там стряслось, счастье мое?

Ты случайно никого не изнасиловала в порядке самообороны? Нет, чтобы потренироваться сначала на мне, так ты…

– Увы, ты не подвернулся, – ответила я, – но если будешь и дальше так тянуть, то с тобой это точно произойдет, обещаю!

– Серьезно?! – воскликнул Фима самым заинтересованным тоном. – А сколько нужно потянуть, чтобы уж наверняка?

– Фи-има! – крикнула я. – Почти у меня на глазах убили человека, я вызвала милицию, и она уже должна мчаться сюда на всех парах! Преступник удрал, а я здесь жду, когда они приедут и примутся за меня!

– Кто они? – самым серьезным голосом спросил Фима. – Убийцы?

– Милиция! Оперативники! Следователи! – в негодовании крикнула я.

– Это лучше, чем убийцы, признайся! Но все равно пропала моя картошка, диктуй адрес! – крикнул Фима. – Черт с ней, с картошкой, ты дороже!

– Приятно слышать! – холодно сказала я и сообщила, где сейчас нахожусь.

– Ой, блин! Ну ты и забралась! – озадаченно пробормотал Фима, – А как-то по-другому нельзя, что ли, туда добраться?

– Можно, но в таком случае ты будешь искать три дня.

– Все! Я уже встал и иду к выходу, – доложил мне Фима, – и даже пиджак уже застегнул.

– Ну и слава богу, вешаю трубку и начинаю тебя ждать, – сказала я.

– Начинай, начинай, – пробормотал Фима. – Я вот что думаю… – его голос перешел на доверительный полушепот. – Ты представляешь, я в эту картошку только два раза ткнул вилкой, а пришлось заплатить, словно я ее съел. Мне кажется, этот официант мою порцию сбагрит кому-нибудь как новую и даже не намекнет, что это секонд-хенд.

– А что, бывает картошка секонд-хенд? – поинтересовалась я.

– Оказывается, да. Блин, ну и прибыльный же гешефт, чтоб я так жил!..

Я положила трубку не прощаясь и отошла от телефона, стараясь быстрее вытрясти из головы весь словесный мусор, каким меня засыпал Фима. Как товарищ и адвокат Фима всегда на высоте, но как трепач он даже не на высоте, а на Джомолунгме.

Недосягаем то есть.

– Ефим Григорьевич приедет? – с надеждой спросил меня Ромка, в волнении поеживаясь.

– Обещал, – ответила я. – Пошли к Виктору, а то я тоже что-то нервничать начинаю.

Мы подошли к проломанной стене кладовки, и я, приподняв полы плаща, протиснулась обратно в домик.

Все здесь оставалось, как и полчаса назад. Константин лежал на полу; старательно отводя глаза, я прошла в первую комнату и кивнула Виктору, сидевшему на диване и листавшему старый номер «СПИД-Инфо».

– Позвонили в милицию и Фиме Резовскому.

Посмотрим, кто прискачет быстрее.

Виктор только поднял на меня глаза, ничем не выдав своего отношения к услышанному. Ромка, ссутулившись, покрутился около стола и тоже взял газету в руки.

– Даже читать не получается! – пожаловался он, – а можно я выйду на улицу?

– Ну да, все уйдите, а меня оставьте здесь, – возмутилась я. – Кто у нас здесь мужчина: ты или я?

Ромка открыл рот, моргнул в растерянности и тихо сказал:

– Виктор.

– Ну и ты становись им. Пора уже, – жестко призвала я.

В это время с улицы послышались голоса, потом стук в дверь, и сразу же входную дверь снаружи открыли.

– Есть здесь кто-нибудь? – услышала я низкий мужской голос, и в комнату протиснулся толстый сержант среднего роста.

– Здравствуйте, – я сделала шаг ему навстречу, – это я вам звонила.

– Ну и что? – сержант хмуро, без всякого любопытства осмотрел меня и моих спутников. – Ну и где ваш жмурик? – спросил он. – Этот, что ли? – он ткнул пальцем в Ромку. – Или тот? Все вроде трезвые…

Сержант обернулся назад и крикнул:

– Иди сюда, Колян, здесь что-то не то!

Снова повернувшись ко мне, уже более приветливо он спросил:

– Значит, это вы, девушка, вызывали наряд, утверждая, что здесь произошло убийство?

– В соседней комнате, – кивнула я, показывая на полузакрытую дверь.

В домик вошел второй сержант и, козырнув, тихо спросил у первого:

– Вроде нормальные люди, – и, обращаясь уже ко мне, пояснил:

– Из этого кишлака частенько звонят хулиганы или бомжики какие-то…

Толстый его напарник в это время заглянул во вторую комнату и присвистнул:

– Ну дела, а кажись, точно ласты склеил парнишка! Огнестрельное ранение в область груди, не совместимое с жизнью! – Он вынул из кармана куртки рацию:

– Тридцать первый вызывает ноль пятого…

Второй сержант, тоже посмотрев на Константина, пока первый докладывал по рации обстановку, подошел к столу и положил на него планшет.

– Бытовуха, что ли? – буднично спросил он, заинтересованно оглядывая меня и Виктора. – Тот муж, этот любовник, а вы жена, но совершенно ни при чем? Все ясно. Такая херня примерно раз в неделю творится. Осторожнее нужно быть, девушка…

Снова посмотрев на Виктора, перелистывающего «СПИД-Инфо», сержант, видимо, обидевшись на его невозмутимость, вспылил:

– Раньше листать надо было, гражданин, а теперь что толку?! Довел бабу до греха и себя до крытки, и нечего умного строить! Спиноза, блин, нобелевская!

– Вы не поняли, товарищ сержант, что здесь произошло, – вмешалась я, – мы журналисты!

Я расстегнула сумку и достала свое удостоверение, но его взял не второй сержант, а толстый, уже наговорившийся по рации.

– Как же вы сюда попали? – он недоуменно вертел в руках мои документы, потом перевел взгляд на Ромку.

– А этот парнишка тоже журналист?

– Это курьер нашей редакции, – ответила я, – а Виктор фотограф.

– Ничего себе дела! – воскликнул сержант. – Вы, значит, пишете статью, этот парень фотографирует, а вот этот малолетка уносит? Так, что ли, получается? Немедленно сдайте все фотоаппараты и блокноты! Немедленно!

– Зачем? – удивилась я. – Вот приедут оперативники, с ними и поговорим.

– Ничего руками не трогать, не ходить, не следить, не переговариваться! – сержанта словно прорвало. Он даже покраснел то ли от натуги, то ли от волнения.

– Понятно, – пробормотала я, пройдя за стол и сев на свое прежнее место.

Один сержант ушел на улицу встречать своих вызванных коллег, второй остался с нами и, оглядевшись, тоже взял в руки один из номеров «СПИД-Инфо».

Я расстегнула сумку и вынула из диктофона кассету, потом вставила в нее другую, чистую.

– Что это у вас там щелкает? – насторожился сержант, слегка отклоняясь назад и опасливо поглядывая на Виктора.

– Настроила диктофон, – ответила я, достала его и положила на стол перед собой. – Придется же давать показания.

– А-а-а, – протянул сержант, – ну это не ко мне.

В это время в прихожей послышались голоса и топот; в комнату зашли сразу несколько человек.

Первым был наш толстый сержант. За ним появились трое мужчин, одетых не в форму, а в обычные куртки и пальто.

– Капитан Зеленцов, – представился старший из них и показал мне удостоверение. – Ну где тут ваш подарочек?

– Здесь, здесь, – услужливо проговорил сержант, показывая рукой на комнату.

Капитан заглянул туда и подозвал своих товарищей.

– Осмотрите все здесь внимательно, – тихо сказал он, подошел к столу, придвинул стул, сел и, улыбаясь, посмотрел на нас.

– Давайте знакомиться, какие у вас есть документы, показывайте, не стесняйтесь. Потом поговорим.

Ритуал знакомства затянулся на полчаса. Капитан Зеленцов все выспрашивал, уточнял, качал головой, два раза сказал, как ему нравится наша газета, три раза подчеркнул, как ему нравлюсь я. Ничего почему-то не сказал ни про Ромку, ни про Виктора – на них его обаяние распространяться не желало.

– Как я понял, хозяин этого дома пригласил вас для разговора, а о чем он хотел вам сказать, вы не успели понять? Правильно?

– Абсолютно, – ответила я. – К сожалению, получается, что мы зря проездили.

– Зря проехали, – задумчиво протянул капитан, поглядывая на вновь прибывших сотрудников и махая им рукой:

– Привет, привет, все в ту комнату.

Повернувшись ко мне, капитан продолжил допрос:

– Непонятно как-то получается, Ольга Юрьевна, непонятно – и все тут. Вот смотрите: вы трое сидите здесь, вдруг слышите, как что-то упало за дверью. Почему же вы сразу не поинтересовались, что там происходит? – Хороший вопрос, – усмехнулась я. – Ну вот Представьте себе такую ситуацию: я к вам впервые пришла в гости или по делу, вы выходите из комнаты на минутку, я слышу, что у вас там что-то падает.

Что я думаю?

– Что я неуклюжий, – этим ответом капитан заслужил мою похвалу.

– Абсолютно верно! – я вынула из сумки пачку сигарет, капитан тут же достал зажигалку.

– Давайте вернемся к тому человеку, который вас толкнул, – предложил капитан. – Как он выглядел?

Я уже открыла рот, чтобы начать отвечать, но тут послышались громкие голоса из второй комнаты дома, словно там что-то случилось.

– В чем дело? – капитан встал и подошел к двери.

Оттуда донесся говор нескольких голосов, но все их покрывал раздраженный Фимин голос:

– Уберите ваши руки, будьте любезны!.. Я не позволю так обращаться с собою! А ну, где тут ваш самый главный начальник?.. У меня-то документы в порядке и с биографией все нормально! Я член тарасовской коллегии адвокатов и иду на встречу к своему клиенту!.. Конституцию нужно читать! Документ такой есть, и в нем раздел о правах человека!

А раздела об узаконенных нарушениях прав человека нету! Нет, понимаете?!

Распахнулась дверь, ив комнату, где я сидела, не вошел, а как-то ввалился Фима, раскрасневшийся и растрепанный. В руке он держал портфель, в другой – свое удостоверение, размахивал всеми этими предметами, как оружием, и вид имел весьма даже боевой.

Я замужем никогда не была, но кое-что о мужчинах знаю. Приходилось замечать, что если их оторвать от ужина, то после этого настроение у них становится достаточно склочным, если не сказать мерзючим, однако своего мягкого и пушистого Фиму я еще никогда не видела в таком состоянии, как сейчас.

Вбежав в комнату, он остановился посреди нее и, оглядев окрестности бешеным взглядом, увидел меня. Казалось, что сейчас он меня ударит или нахамит как-то ужасно, но оказалось, что я еще плохо знаю Фиму.

Фима всплеснул руками и возопил:

– Боже мой! Боже мой, Ольга Юрьевна! Что они тут с вами творят?!.. Уберите руки, я вам сказал! – эта реплика была излишней, потому что Фиму никто уже не трогал, и проорал он ее исключительно по инерции или, возможно, потому, что счел ее удачным рефреном. Капитан Зеленцов, озадаченный явлением адвоката через пролом в кладовке, – я сама подсказала Фиме этот проход, зная, что другую дорогу объяснять Фиме бесполезно, он все равно заблудится, – застыл словно в ступоре. Прочие оперативники, видя, что начальство не реагирует, тоже ничего не предпринимали.

Фима, получив такую благодарную аудиторию, ни словом ни жестом не прервавшую его выступление, решил выжать из ситуации все, что можно. Отнятая картошка по-французски требовала отмщения.

– Так, Ольга Юрьевна! – резко произнес Фима. – В таком ужасном помещении какие-то допросы, психологическое давление, нарушение прав человека при проведении допросов без адвоката! Мало им дела НТВ, они захотели еще дела газеты «Свидетель» и ее главного редактора! Они его получат!

Конгресс США как раз выступил с обращением по поводу нарушения прав прессы… – Фима остановился, чтобы перевести дух, но тут вмешался капитан Зеленцов и испортил Фиме весь финал.

– Это ваш адвокат? – спросил он у меня.

Я кивнула, а Фима напрягся, готовясь ринуться в бой, но капитан с милой улыбкой попенял мне:

– Почему же вы меня не предупредили, что вызвали своего адвоката? Ах, Ольга Юрьевна, Ольга Юрьевна, я бы и не начинал разговора с вами, – и, поворачиваясь к Фиме, капитан сердечно произнес:

– Как хорошо, что вы приехали вовремя, мы буквально только что начали.

– Да? – не в силах скрыть огорчения, произнес Фима и, внимательно осмотрев капитана Зеленцова, протянул ему свое удостоверение. – Ознакомьтесь, пожалуйста.

Зеленцов только быстро взглянул в корочки, снова улыбнулся и предложил Фиме сесть рядом со мною.

– Если вы не возражаете, господин адвокат, мы бы продолжили, – сказал капитан.

– Не возражаю, – буркнул Фима и, наклонившись ко мне, прошептал:

– А почему ты не отказалась разговаривать до моего приезда? Я спешил, между прочим.

– Извини, – я пожала Фиме руку, – я так рада тебя видеть!

– Ври больше! – Фима вздохнул и расстегнул плащ, устраиваясь удобнее.

– Итак, Ольга Юрьевна, – капитан снова сел на свой стул, – мы остановились на том, что вы начали описывать уехавшего на машине человека. Какая, кстати, была машина, не помните?

– «Волга», – быстро ответила я, – серого цвета, кажется, старая, двадцать четвертая.

Виктор кашлянул, мы все посмотрели на него.

– Тридцать первая и грязная! – быстро произнес Ромка, стоящий около буфета.

Виктор кивнул и сказал:

– Номер «832 РУ», разбитый задний левый фонарь, – Очень хорошо, – сказал капитан, записывая. – Скорее всего, она уже где-то брошена, но проверить нужно.

Глава 4

Взаимовежливые беседы с капитаном Зеленцовым продолжались еще пару часов, не меньше. За это время увезли упакованного в черный блестящий мешок Константина, сняли отпечатки пальцев у всех присутствующих, в том числе и у Фимы.

Как только он распахнул рот, чтобы снова начать разводить свои громоподобные юридические претензии по этому поводу, его быстро привели в чувство, напомнив, как он залезал в дом через кладовку.

– Если предположить, что преступник совершил какую-нибудь ошибку и оставил свои отпечатки, то нужно знать, какие отпечатки не учитывать при проверке всего собранного материала, – пояснил Зеленцов с такой милой улыбкой, что ругаться с ним как-то не хотелось.

Фима, сморщившись, пощелкал пальцами, посмотрел на столешницу, потом на потолок и, признав правоту капитана, все-таки предложил зафиксировать письменно последовательность событий и причину снятия отпечатков.

– Через этот пролом, проем, отверстие, дырку – не знаю, как правильно ее назвать, проходили все здесь присутствующие, – обтекаемо заметил он, – и это произошло уже после совершения убийства. Обращаю ваше внимание на этот момент, господин капитан!

– А это известно из показаний все тех же присутствующих, и нет ни одного свидетельства со стороны, – все так же мило улыбаясь, проговорил капитан; и вот тут-то Фима взвился, словно только ждал этой реплики.

– Какие у вас есть основания для подозрений? – закричал он, снова размахивая руками и выпячивая грудь. – Вы позволяете себе непростительные и опасные намеки! Я вам не угрожаю ни в коем случае, но смотрите сами Оцените последствия!

– Я ни на что не намекаю, господин адвокат, – возразил Зеленцов. Казалось, он нарочно начал провоцировать Фиму, таким образом отыгрываясь на нем за его выступления.

– Я рассматриваю все возможные варианты. – Капитан многозначительно загибал пальцы. – Видите, сколько их будет? А вы мне должны быть благодарны за то, что я вам подсказываю возможные варианты движения следствия.

– Спасибо, учту. Надеюсь, меня вы не подозреваете? – хмуро поинтересовался Фима. Капитан в ответ загадочно улыбнулся.

– Ага! Я все понял! – сказал Фима и, презрительно оттопырив губу, произнес:

– Но у вас этот фокус не пройдет по определению.

– Можно узнать почему? – спросил капитан. – Я не собираюсь лично вас ни в чем подозревать, но мне интересно было бы узнать, откуда у вас такая уверенность?

– От знания законодательства, дорогой мой, – ядовитым тоном сказал Фима. – Я адвокат Ольги Юрьевны, а адвоката не имеют права допрашивать по делу, в котором он представляет клиента. Вот так-то! Можно считать, что вас избавили от одного подозреваемого и тем облегчили вам работу. Можете сказать мне спасибо.

Капитан «спасибо» не сказал, только кивнул, и разговор продолжался уже в более мирном варианте.

Только около одиннадцати вечера закончилась наша содержательная встреча в домике Константина; позевывая и потягиваясь, мы все вышли на улицу и начали усаживаться в машину.

– Не нравится мне вся эта история, не нравится, – обрадовал меня Фима такой неожиданной мыслью. Можно подумать, что я была от нее в восторге.

– Где твоя машина? – спросила я у него, перебивая тему.

– Понятия не имею. Где-то по ту сторону, – Фима махнул рукой на домик. – Наверное, нужно будет снова пролезть через эту дырку…

– Брось, мы тебя подвезем, – сказала я, – мой транспорт, в отличие от твоего, всегда под руками.

Садись.

Фима не стал сопротивляться и сел на заднее сиденье рядом со мною. Виктор медленно начал выводить машину задним ходом.

– Тут получается палка о двух концах, – задумчиво проговорил Фима, незаметно укладывая свою руку мне на колено, стараясь, как всегда, увязать служебные отношения с личными. Если бы он этого не сделал, я бы, наверное, удивилась и забеспокоилась о его здоровье.

Видя мое равнодушие к своим маневрам, Фима с воодушевлением продолжал:

– С одной стороны, вы все, ребятки, под подозрением, с другой же… Если отмести подозрение о предварительном сговоре, то каждый из вас обеспечивает алиби другого… Опять же у вас отсутствует мотив и не найдено оружие, из которого стреляли.

Пока даже, как я понял, сами менты точно не знают, что это было. Ну да за пару дней эксперты-баллистики все им разложат по полочкам. Вас ведь пригласили на завтра в РОВД?

– Ты же сам слышал, – сказала я.

– Ну вот, готовьтесь к сдаче теста на пороховые газы и частицы, – Фима изобразил равнодушную задумчивость и принялся ждать наводящих вопросов.

Удовольствие пришло не от меня, а от Ромки.

– Это как: тест на газы? – спросил Ромка, поворачиваясь и с любопытством глядя на Фиму. – Дышать, что ли, в трубочку.., или что?

– В трубочку будешь дышать, когда в вытрезвитель попадешь, – хмуро объяснил Фима, – или за руль пьяным сядешь. А «или что» начнется.., ну, в общем, я тебе потом объясню. Тест же, про который я говорю, в простонародье называется «смыв». Суть его в следующем, – Фима начал делать своей рукой на моем бедре движения, имитирующие набор текста на клавиатуре компьютера. Пришлось жестом указать ему на недопустимость таких тренировок в общественном месте на глазах у подчиненных. Быстро убрав руку, Фима шмыгнул носом и занялся своим любимым делом: разглагольствованиями перед профанами.

– В момент выстрела пороховые газы разлетаются в разные стороны, в том числе и на того, кто держит оружие в руках. Мельчайшие частицы пороха оседают на руках, лице, открытых участках кожи и одежде. С кожи не сходит все это примерно двое суток, как ни оттирай. С одежды можно состирать быстрее. Ну вот с вашей кожи и будут соскребать пороховые частицы, если они там есть. Я исчерпывающе ответил на ваш вопрос, юноша? – Театрально откинувшись на спинку сиденья, Фима улыбнулся от удовольствия по поводу собственного красноречия.

– А как это «соскребать»? – спросил Ромка, не успокоившийся и захотевший подробностей. – Чем соскребать?

Я тоже заинтересовалась ответом Фимы, хотя и виду не подала. По своему опыту я знала, что, чем больше аудитория, тем дольше длится объяснение.

– Ну, молодой человек, – приосанился Фима и бросил быстрый взгляд на меня. Заметив, что я вроде не интересуюсь, он стал сбавлять пафос своей речи и снова осторожно покусился на мое бедро. – В идеале, юноша, это делается растопленным парафином. «Смыв» называется еще парафиновым тестом. Парафин прикладывается к телу и застывает, а потом изучается все, что он в себя вобрал.

– Ни фига себе эпиляция! – пробормотал обеспокоенный Ромка. – А это очень больно?

– Это зависит от того, на какой высоте у тебя расположен болевой порог, – ласково объяснила я, хлопая Ромку по руке. – Если низко, то перешагнешь легко.

– А если высоко, так ты на нем и останешься, это называется болевой шок, – с серьезной рожей посулил Фима и тут же успокоил:

– Ну ты не бойся, там за такими делами всегда врач следит.

– Я и не боюсь, еще чего, – тихо сказал Ромка и отвернулся.

Виктор выехал на дорогу, и вдали завиднелась ядовито-зеленая Фимина «Ауди».

– Так, я вижу, мне пора, – нараспев сказал Фима. – Диктую диспозицию. К вам, мадемуазель, я приезжаю завтра в редакцию с утра. Не с раннего утра, а с приличного. К девяти не обещаю, но не позже десяти буду точно. Вы мне подпишете бумажку, на основании которой я формально становлюсь вашим адвокатом. Если вас побеспокоят господа из органов до моего приезда, звоните, кричите, требуйте и отказывайтесь. Без адвоката ни шагу и ни слова. Вы все поняли?

– Ты будешь адвокатом всех троих? – спросила я. – И Виктора и Ромки?

– Да, Ефим Григорьевич! – Ромка снова повернулся и с надеждой посмотрел на Фиму. – Вы меня устраиваете! – значительно произнес он, но не достиг поставленной цели.

– Весьма приятно слышать, но не получится, юноша, не получится, – покачал головой Фима. – Это же одно дело. Поэтому один адвокат у вас быть не может. Но я решу эту проблему. Короче, до завтра!

Виктор остановил «Ладу», Фима вышел из нее и, наклонившись, строго взглянул на меня:

– Постарайся, Оля, сейчас поехать домой и ни во что больше не вляпываться. Одного этого дела тебе может хватить надолго. Убийство – штука серьезная, а при таком количестве свидетелей глухарем оно вряд ли станет. Поэтому вас будут дергать долго, нудно и качественно.

Я молча кивнула, чтобы не провоцировать Фиму на продолжение речи, он хмыкнул и, захлопнув дверцу машины, пошел к своей «Ауди».

Виктор поехал по дороге в мой район. Я закурила и задумчиво произнесла, словно подумала вслух, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Ну что ж, а не навестить ли нам сейчас некоего Юрия?

Виктор бросил на меня быстрый взгляд через зеркало заднего вида и, ничего не ответив, повернул направо. Я поняла, что он согласился.

Ромка задергался на своем сиденье и, тяжко вздохнув, спросил у меня:

– Ольга Юрьевна, извините, пожалуйста, а вы не подскажете, эпиляция – это очень больно?

– Ты про парафин, что ли, волнуешься? – усмехнулась я. – В том месте, где действительно не очень приятно, тебя тестировать не будут, не волнуйся.

– Ну а все-таки? – робко настоял Ромка.

– Отстань, а? – попросила я. – Ну как я могу тебе объяснить ощущение? Все сам узнаешь в свое время. Подожди немного!.. К тому же, можешь мне поверить, даже в твоем возрасте осталось не так много новых ощущений, поэтому нужно ценить предоставленные возможности, даже если это парафиновый тест.

Не удовлетворенный моим ответом Ромка замолчал и отвернулся к окошку, начиная заранее переживать завтрашние неприятные процедуры. Я же думала о другом. Теперь меня мучали сомнения, правильно ли я поступила, что не сказала оперативникам о своем разговоре с Константином? Правильно ли, что больше поверила ему…

Я думала, курила и ответа не находила, а мы тем временем подъезжали к району стекольного завода, к работе Юрия, товарища Константина. Теперь уже, когда вся эта история оказалась серьезнее, чем я сперва думала, и времени было упущено слишком много, нужно было спешить. Вот мы и спешили.

Район новостроек, о котором говорил Константин, располагался на бывшем пустыре, иначе и не объяснишь, как же так могло получиться, что нужный нам дом – или, наверное, правильнее было бы сказать, домина – стоял как бы сам по себе с четкой границей со всех сторон. Границей этой являлись широкие участки незастроенной земли. И не только незастроенной, но даже и незасеянной. Даже сухих кустарников не росло вокруг этого строения, а до ближайших домов было не меньше двадцати метров.

Огромная девятиэтажка из белого кирпича, извиваясь, стояла огромной несуразной спиралью.

Для удобства будущих жильцов в нескольких местах ее прорезали арки, в ближайшую из них мы и въехали.

Пустой двор внутри освещал прожектор, установленный на крыше. Виктор остановил машину, и я вышла, щурясь на этот прожектор, ожидая, что сейчас меня окликнут из полумрака и спросят, какого черта мы сюда приехали на ночь глядя. Однако пока все было тихо.

– Как ты думаешь, Виктор, сторож должен слышать, что подъехала машина? – спросила я, недоуменно осматриваясь по сторонам.

Вместо Виктора мне ответил Ромка:

– Конечно, должен, – и шмыгнул носом. – Если, конечно, не дрыхнет у себя в биндюге Получив такое веское подтверждение своим мыслям, я пошла к ближайшему подъезду, разумеется, не зная, где мне искать столь небдительного сторожа. Но не успела я сделать и трех шагов, как Виктор остановил меня. Оглянувшись на него, я обратила внимание на Ромку: Ромка неплохо начал справляться при Викторе с ролью переводчика.

– А вон видите, Ольга Юрьевна, – громко возвестил Ромка, показывая пальцем. – Виктор говорит, что справа одно окошко освещено.

Я посмотрела туда. Пришлось даже отступить чуть в сторону, и теперь, отойдя от прямого света прожектора, я и сама увидела, что на втором этаже над ближайшим к нам подъездом неярко, как от одной небольшой лампочки, светится окно.

– Значит, там кто-то есть! – торжественно заявил Ромка и покосился на Виктора. Виктор кивнул, соглашаясь, что перевод сделан верно.

– Логично, – сказала я и, для уверенности засунув руки в карманы плаща, направилась к нужному подъезду. Получалось, что если гора не идет к Магомету, то придется Ольге Юрьевне самой искать сторожа.

Ромка догнал меня и пошел рядом, Виктор – чуть сзади.

Подъездная дверь была украшена или испорчена – это уж на любителя – криво прибитым листом фанеры, испачканным мазутом или битумом. Я в этом не разбираюсь, но правильно поняла угрожающий характер черной массы. Подхватив полы плаща, чтобы случайно не замазаться, я протянула руку и очень осторожно дернула за ручку двери: она поддалась неожиданно легко.

За нею была темнота.

Я осторожно вгляделась в черный мрак, и заходить мне не захотелось. Наверное, Виктор понял мои сомнения, потому что легко оттеснил меня в сторону.

– Ты что толкаешься, – неуверенно прошептала я, делая вид, что уступаю насилию, но охотно отошла и пропустила Виктора вперед, поругивая себя за слабоволие. Но в конце-то концов! Я пришла сюда в сопровождении, как минимум, полутора мужиков и должна первой лезть в каждую негостеприимную дыру? А зачем тогда они нужны?

Виктор вошел в подъезд и чиркнул спичкой.

Пламя на секунду осветило помещение, и стало ясно, что в нем никто не прячется. Подъезд как подъезд. После того как было выяснено, что впереди препятствий нет, я, гордо остановив движением руки Ромку, тоже вошла туда.

Лестница не была такой темной, как площадка перед ней внизу. Свет шел и из окна на лестничной клетке, и сверху из комнаты сторожей.

Виктор неслышной походкой поднялся до площадки второго этажа, и тут, не желая отставать, я его догнала.

Мы вышли к коридору, где в будущем будут находиться три квартиры, дверь первой правой квартиры была полуоткрыта, и оттуда выбивался неяркий свет.

Оглянувшись, Виктор жестом приказал мне остановиться. Я и не думала спорить. Не знаю, как для кого другого, а для меня Виктор в подобных делах, где возможен риск, авторитет непререкаемый, и я охотно в этом признаюсь.

Я остановилась, но не успела отойти в сторонку, и сзади мне в спину головой ткнулся Ромка, обуреваемый внезапным зудом активности и жаждой подвигов. Я повернулась к нему и еле успела рукой прикрыть ему рот, уже распахнувшийся для вопроса.

Ромка понял, что нужно молчать, и немедленно озвучил это:

– Понял, Ольга Юрьевна, – громко прошипел он, – мы подберемся секретно!

Я ему чуть по лбу не заехала кулаком. Рук своих стало жалко, а то бы он точно схлопотал.

Увидев мою негодующую реакцию, Ромка теперь уже сам зажал себе рот руками и быстро-быстро закивал, показывая, что теперь-то он все понял на все сто процентов, а до этого был не совсем прав.

Виктор тем временем, подойдя вплотную к двери, осторожно заглянул за нее и резким движением распахнул, отпрыгнул в сторону, чтобы не оставаться напротив дверного проема.

Я внутренне сжалась, ожидая или выстрелов, или, по крайней мере, крепкого матерного мужского крика, но ничего подобного не произошло.

Виктор вошел в комнату, и я поспешила туда же, чтобы не отставать от товарища. Не всегда же ему все первым видеть, мне тоже интересно.

Помещение сторожей представляло собою обычную однокомнатную квартиру, только не то чтобы без ремонта, а вообще недоделанную. Везде был бетон или цемент, я не разбираюсь в стройматериалах, но это на самом деле было везде: на стенах, на потолке, на полу. Посередине комнаты стоял грубый деревянный стол с двумя скамейками, изящно прикрытыми запятнанными жиром газетами. На столе стояла пустая трехлитровая банка и лежал непрозрачный полиэтиленовый пакет, что-то прикрывая.

Над потолком, извиваясь на кривом белом проводе, висела лампочка в черном патроне. Это был единственный источник здешнего освещения.

Слева от стола, прижавшись к стене, стояло сооружение, которое иначе как лежбищем не назовешь. Это была тоже лавка, но только более широкая и накрытая рваным матрацем. Одна телогрейка, модели «фуфайка», лежала свернутой на краю лежбища: очевидно, она была призвана изображать подушку; другая – просто валялась на полу. Наверное, это надо было понимать как сброшенное второпях одеяло.

Больше никого и ничего здесь не было.

Виктор, аккуратно отодвинув меня от прохода, прошел в темную комнату, в будущую кухню. Поискав на стене выключатель и, конечно же, не найдя его, Виктор снова чиркнул спичкой.

И кухня была пуста. Она была пустой абсолютно, в ней даже лавки не было.

– А где же сторож? – разочарованно протянул Ромка, снова выглянувший у меня из-за плеча.

– Вопрос, конечно, интересный, наверное, пошел сторожить, – ответила я и вернулась в комнату.

В кухне делать было нечего. Это уж точно.

Виктор шел за мною следом, за ним протопал и Ромка.

Я подошла к столу и, с подозрением осмотрев одну из газет, покрывавших лавку, рискнула и села на краешек.

– Ну что, господа, будем ждать? – задала я риторический вопрос. – Или будут какие-нибудь иные предложения?

Виктор пожал плечами и подошел к окну.

Ромка сел напротив меня спиной к неопрятному лежбищу и осторожно заглянул под полиэтиленовый пакет, лежащий на столе перед ним.

– Карты игральные, – разочарованно сказал он, словно ожидал увидеть здесь невесть что и, приглядевшись к находке, тут же азартно добавил:

– С картинками.

– Они все с картинками, – равнодушно ответила я, но все-таки бросила взгляд на открывшуюся колоду карт. – Теперь они находились у Ромки в руке. Картинки на рубашках карт были как раз те, которые очень интересны молодому человеку, страдающему юношеской гиперсексуальностью, – девочки в разных позах и одетые только в туфельки.

Ромка, увидев, что я тоже смотрю на его находку, покраснел и очень бережно положил карты на место, снова прикрыв их полиэтиленом.

– Глупости все это, – с неискренним тяжелым вздохом сказал он и, вздохнув совсем уж огорченно, добавил:

– Ерунда.

– Конечно, ерунда, – согласилась я и взглянула на стену у него за спиной. Потом взгляд мой опустился на лежбище, с которого сбежал нужный нам непоседливый сторож, а потом я посмотрела еще ниже на пол. Мне показалось, что я вижу нечто интересное, и пришлось привстать, чтобы разглядеть получше…

Мгновенно соскочив со своей лавки, я отпрыгнула в сторону.

Ничего не понявший Ромка тоже вскочил и ошарашенно посмотрел на меня.

– Вы что, Ольга Юрьевна, вы что? Я карты положил на место и больше не смотрю! – забормотал он, отступая к окну, словно под защиту Виктора.

Виктор, тоже пока не понимая, что я делаю, повернулся ко мне и нахмурился.

Не обращая внимания ни на нашего озабоченного подростка, ни на невнимательного Виктора, я махнула Ромке рукой, чтобы он отошел еще подальше. – Из-под лежбища высовывалась кисть руки лежащего на полу человека.

Виктор, стоящий у окна, проследил за моим взглядом и, подскочив, рывком приподнял доску с матрацем.

На бетонном полу на животе лежал мужчина, одетый в потертый джинсовый костюм. Мой взгляд почему-то задержался на его полысевшем затылке, и я никак не могла отвести от него глаз.

Мужчина не шевелился.

– Вот так, – тихо сказала я самой себе, – а ведь получается, что мы опять опоздали.

– Ага, – шепотом подтвердил мои слова Ромка.

В этот момент необычайно громко, как мне показалось, в полной тишине с улицы послышался звук выстрела. В стене прямо напротив меня перед глазами щелкнуло, и появилось отверстие – из него вырвался фонтанчик пыли.

Будучи девушкой опытной, я упала на пол, прикрывая голову сумочкой. Чем занялся Ромка, не знаю, а Виктор, как всегда, принял единственно верное решение: он коротким взмахом руки разбил тусклую лампочку, висевшую над столом.

Лампочка разбилась с негромким хлопком, и нас накрыла темнота.

Осколки лампочки брызнули по стене, а, может быть, это был еще один выстрел, не знаю, не уверена, но главное, стало совсем темно. Теперь мы были в безопасности. В относительной.

– Виктор! – зачем-то шепотом позвала я нашего спасителя. – Ты здесь?

Я твердо решила не шевелиться, пока мне не ответят, хотя на полу было и жестко, и холодно.

Виктор мне не ответил, но чья-то рука дотронулась до моего плеча.

– Так, все, тихо! – резко сказала я и вскочила на ноги, ударившись при этом о лавку. – Блин! Быстро признавайтесь, негодяи, кто до меня дотронулся, ну?

– Я, – ответил из темноты Виктор.

– И я тоже, – сказал Ромка.

– Тебя я не почувствовала, малыш, но это уже неважно, – сказала я, – не пора ли нам отсюда отчаливать? Мне здесь стало неуютно.

Протянув руки вперед, я нащупала Ромкину спину. Он почему-то стоял, склонившись над столом.

Впрочем, зачем ему это было нужно, я поняла почти сразу – Сейчас, сейчас я, Ольга Юрьевна, – прошептал Ромка и, отойдя от стола, медленно пошел нащупывать выход, постоянно ойкая и ругаясь.

– Ой, а здесь тоже стена, – услышала я его голос слева от себя.

– А здесь ее нет, – пробормотала я, правильно сориентировавшись и нащупывая входную дверь.

Постепенно наши глаза привыкли к темноте, и мы выбрались на лестничную клетку.

– Спешить не будем! – скомандовала я, почему-то запыхавшись, и остановилась. Ромка, затормозив позади, спросил громким шепотом:

– А его чем? Тоже из пистолета, да?

– По-моему, ножом, кровь, кажется, была видна, – ответила я, на самом деле не заметив никакой крови. Мне просто не хотелось признаваться, что я настолько растерялась при виде покойника, что даже ничего толком и разглядеть не сумела.

Виктор, молча спускавшийся по лестнице впереди, остановился перед подъездной дверью и обернулся.

Мне показалось, что я поняла его невысказанный вопрос.

– Он же был с другой стороны, – естественно напомнила я Виктору про стрелявшего в нас человека.

– Один? – тихо спросил Виктор, и мне сразу стало еще страшнее.

Как только я подумала, что убийц может быть несколько и они, возможно, прячутся в темноте со всех сторон, мне расхотелось выходить на улицу. Я даже подумала, что вполне можно было бы спокойно пересидеть здесь где-нибудь, только подальше от трупа, и дождаться рассвета.

У меня, однако, хватило и ума, и решительности не высказать этого вслух.

Виктор осторожно толкнул дверь, и она с душераздирающим скрипом отворилась.

Когда мы заходили сюда, скрипа я почему-то не слышала: не обратила внимания, наверное.

Виктор жестом приказал мне остановиться, а сам вышел во двор, очень осторожно подкрался к машине и открыл дверцу.

Ничего не произошло.

Он сел за руль, завел мотор и подогнал «Ладу» ближе к подъезду. Стараясь идти спокойно, я вышла, и тут снова раздался выстрел.

Не знаю, кто и в кого стрелял, даже не знаю, из чего, но я сразу же заскочила обратно в подъезд.

– Откуда стреляли? – шепотом спросил меня Ромка, ненужно прикрывая меня от двери своим собственным телом.

– Не заметила, – ответила я, но тут же заметила кое-что другое: мне показалось, что откуда-то в воздухе потянуло гарью.

Виктор не бросил машину и, словно на него не произвел никакого впечатления новый знак внимания со стороны убийцы, отведя «Ладу» чуть в сторону, подъехал опять, на этот раз уже впритык к подъезду.

– Пробуем еще разок, – сказала я себе для храбрости, желая, чтобы Ромка думал, что это я его подгоняю, а не себя, любимую.

– Горит что-то, Ольга Юрьевна, вам не кажется? – спросил в этот момент Ромка.

Любой предлог, могущий задержать мое отважное бегство из этого опасного места, для меня был как нож, серп, дубина… Одним словом, очень даже некстати.

– Кажется, – злобно процедила я сквозь зубы, – а ты собираешься тушить? Я – нет.

– Я вообще-то тоже. Я просто так сказал, – засуетился Ромка, понявший, что сказал что-то не то и в неудачное время.

– Ну значит, и прекрасно, – прошептала я и, Так как меня больше ничего не удерживало даже формально, решилась наконец отважиться.

Пригибаясь достаточно низко, но не позорно, я проскочила в машину и быстро забралась на заднее сиденье. Следом за мной туда же впрыгнул и Ромка.

Мы даже почти не помешали друг другу, так только пару раз столкнулись, но это не в счет;

Виктор выжал газ, и моя «ладушка», подпрыгнув от неожиданности, рванула вперед, и мы понеслись к арке, через которую въехали в этот негостеприимный двор.

– Е-мое! А там пожар, Ольга Юрьевна! – крикнул мне чуть ли не в самое ухо Ромка. – Смотрите!

Смотрите!

Я повернулась настолько резко, что что-то хрустнуло в шее, и увидела, что из окна на втором этаже, наверное, из того самого, которое было освещено до нашего прихода, вырываются клубы дыма – Что же там могло загореться? – вслух подумала я.

– Может, от лампочки искра? – предположил Ромка.

Мы въехали в арку и почти сразу же миновали ее, и Виктор, повернув машину влево, погнал ее к проспекту.

– Не могло от лампочки так быстро загореться, так только в кино бывает, – сказала я, ощупывая карманы в поисках сигарет и тоже размышляя о причине пожара.

– Но горит же! – не унимался Ромка, словно надеясь, что я сразу найду ответ на его настырный вопрос. Ну точно получается, что у него еще детство из носа не высморкалось, поэтому и словечко «взрослый» до сих пор в почете и в употреблении.

– Значит, кто-то поджег, – сказала я. – Чтобы так быстро разгорелось, нужно было принять меры.

Например, бензином побрызгать или еще что-то сделать… Сам же видел, что там не склад ГСМ, а обычная каптерка.

– То есть вы хотите сказать, что в этом подъезде еще кто-то был? – Ромка замолк, потрясенный своим открытием. Мне оно тоже не понравилось. Успокаивало лишь то, что, кто бы ни находился еще в подъезде, мы-то все были тут, в машине, и уже отъехали на приличное расстояние.

– Сколько же их там? – пробормотала я больше для себя самой, чем для присутствующих.

– Много, значит, – непрошено ответил Ромка.

– Виктор, включи свет в салоне! – потребовала я, – мы уже отъехали достаточно далеко.

Виктор послушался и после еще одного поворота направо мы подкатили к посту ГИБДД.

Глава 5

Ну не входило в мои вечерние планы повторное общение с милицией, не входило, можете мне поверить, но так получилось.

После того как я изложила дело скучающему подозрительному гаишнику, или, как их называют сейчас, – гибэдэдуну, он сразу же связался по рации с отделением и вызвал ОМОН и пожарных.

Ночной штурм длинного дома не мог не представлять интереса для меня. Тем более, рассуждая логически и ставя себя на место преступника, я посчитала весьма маловероятным, что он так и будет находиться на месте своего очередного преступления.

К тому же меня не могла уже не интересовать личность убийцы, неизвестно за каким чертом решившего еще и пристрелить нас за компанию с Константином и Юрием. Ну а то, что это действует один и тот же человек, я уже не сомневалась.

Сидя на жестком стуле в фонаре ГИБДД и зная, что здесь-то мне теперь ничего не угрожает, я могла рассуждать спокойно и комфортно.

После того как дежурный гибэдэдун позвонил и получил подтверждение от своего руководства, он приказал нам сесть вдоль стены и ждать дальнейших указаний.

Не скажу, что у меня зачесалось в каком-то месте, но то, что фотоаппарат почти явственно зашевелился в сумке, я почувствовала почти точно. Однако от мысли сделать классные кадры штурма здания и тушения пожара в нем пришлось отказаться: было уже слишком темно. В который раз я пожалела, что не взяла с собой видеокамеру!..

От нечего делать я вынула из сумки блокнот и начала записывать в него, как я говорила, «счастливые мысли». Статья в завтрашнем номере, конспект которой уже рождался у меня под пером, должна была произвести фурор. Я улыбнулась, вспомнив, что капитан Зеленцов ни одной фразой не обмолвился о том, что описывать происшествие в Шанхае нельзя, и теперь из этого его промаха я собиралась сотворить небольшую такую аппетитную бомбочку для читателей.

Пожарные приехали первыми, но не намного быстрее ОМОНа. Сидя за широкой витриной гибэдэдэшного фонаря, я прекрасно видела, как промчались мимо нас сначала две пожарные машины, а за ними еще две.

– Быстро получилось, – пробормотал гибэдэдун и, весело посмотрев на меня, с зазнайством мелкого служаки добавил:

– Так работают профи, девушка.

Я промолчала, а сержант, продолжая чувствовать свою причастность к промчавшейся силе, сдвинул фуражку на затылок и покровительственно предложил:

– Чаю хотите? Он у меня с мятой!

– Спасибо, не нужно, – ответила я и, встав со своего стула, подошла к окну.

Дом еле выглядывал своими верхними этажами слева из-за крыши ближних пятиэтажек, и я, вглядываясь в темные неосвещенные прямоугольники новостройки, поняла две вещи: одна – ничегошеньки отсюда я не увижу – и вторая – для логического завершения статьи неплохо было бы описать свои впечатления от действий ОМОНа и пожарных, освежив описание парочкой реплик. Слова «шли бы вы отсюда поскорее» с указанием на седого майора удачно подчеркнули бы бесстрашие наших репортеров. Говоря «наших», я, разумеется, имела в виду всей редакции, а не только себя лично.

Итак, желание сформулировалось, осталось только воплотить его в конкретные действия.

Я повернулась к сержанту, умудряющемуся следить за нами и за улицей, поглядывая за своим напарником, помахивающим жезлом на дороге.

– А есть ли смысл нам ждать? – спросила я. – Все равно же раньше утра нормально нас допросить не получится, а документы вы у нас уже проверили, все данные записали, может быть, мы поедем?

Сержант нахмурился – с силой помотал головой.

– Это уже не моя епархия, – сказал он, откручивая крышку своего термоса. – Сказали, что приедут опера, значит, нужно ждать их. Чай будете?

– С мятой? – без энтузиазма уточнила я.

– Так точно, – кивнул сержант. – В некоторых книжках врут, что мята отрицательно действует на потенцию, это не правда, гарантирую, но вас в любом случае это волновать не должно.

– Надеюсь, – ответила я и, поправив сумку на плече, сказала:

– Мне нужно выйти ненадолго, оставляю вам в залог своих товарищей и свое удостоверение. Через пять минут вернусь.

– Давайте подождем оперов, а? Они сказали, что скоро подъедут, – сержант так настойчиво это произнес, что во мне вдруг поднялось раздражение.

Какого черта!..

– Знаете что, господин сержант, – с тихой угрозой произнесла я, – мне неинтересно, кто вам и что сказал. Я пока не арестована, а приехала сюда сама и оказала содействие органам. Так почему, спрашивается, я должна сидеть здесь под вашей охраной и даже выйти не могу, когда мне нужно?! Или вы хотите, чтобы я завтра же прописала в своей газете о вашем произволе?!

– Да какой произвол? – залепетал сержант, растерявшийся от моего напора. – Я же о вашей безопасности пекусь!

– К тому же открытое письмо вашему руководству заставит вас пожалеть о своем поведении!.. – выпалила я и прислушалась к эху того, что произнесла. По-моему, получилось совсем неплохо.

Я так разошлась, что начала даже входить во вкус этого дела. К тому же сержант, как видно, не склонен был терять голову, а тем более место службы из-за какой-то вздорной журналистки и примирительно махнул рукой.

– Да ну вас, девушка, – почти дружелюбно пробурчал он, окидывая меня хитрым взглядом. – Так бы и сказали, что вам по-маленькому надо…

Наши ребята обычно в пивной ларек ходят. Он не работает уже, но сторож пускает. Дело-то человеческое.

Я покраснела и, ничего не сказав, опустила глаза, стараясь не смотреть ни на этого хама, ни на Ромку с Виктором, быстрой походкой вышла на улицу и поспешила отойти в тень ближайшей пятиэтажки. Прекрасное впечатление от собственного красноречия разбилось о людскую примитивность.

Осталось одно огорчение, и больше ничего.

Немного успокоившись, я направилась к дому, понимая, что сейчас, когда вырвалась, возвращаться без маленькой журналистской победы будет стыдно перед самой собой.

Пожар, как я и предполагала, не оказался большим и угрожающим. Да на этом этаже и гореть-то нечему было, если хорошенько разобраться: наверняка после того, как сгорели лавки с газетками, огонь натолкнулся на кирпич и, разумеется, договориться с ним не сумел.

Когда я подошла к знакомому подъезду, стараясь держаться в тени, здесь стояла только одна машина пожарных, вторая уже уехала.

Пожарные сматывали шланги, и запакованный в негнущуюся униформу начальник расчета хрипло орал на своих подчиненных, объясняя, что в дежурке их ждет телевизор, а здесь больше делать нечего.

Здесь же находилась и пустая машина ОМОНа.

Ее экипаж, как видно, прочесывал этажи многоэтажки.

Разглядев все это, я подумала, что, наверное, все-таки зря сюда пришла, потому что интересного и достойного упоминания в анналах «Свидетеля» все-таки не предвидится. Однако из сложившейся ситуации нужно было выжать максимум, и я подошла к милицейской машине.

Хмурый, притоптывающий на месте от нетерпения майор помахал мне рукой.

– Уходите отсюда, девушка, ничего здесь нет и не будет. У нас учения, так что все в порядке.

Я подала ему свое удостоверение, и, небрежно взглянув на него, майор сморщился, словно я как-то неудачно, с его точки зрения, пошутила.

– Ну вы даете, блин, откуда только… – начал было майор, но, наступив на горло собственной песне, нахмурился и пробубнил:

– Все равно для вас, девушка, ничего интересного тут нет. Да и для нас тоже.

– Ну а все-таки, – прилипла я, оправдывая перед собой свой приход сюда, и задала немного неуместный вопрос так только, для затравки. – В чем причина пожара, как вы думаете? Это был поджог?

– Пока ничего нельзя сказать определенно, – ответил майор, – разбираться в причинах – дело следствия. Наше дело совсем другое, девушка, мы занимаемся обезвреживанием преступников.

Понимая, что, пойдя на контакт, мой собеседник попался, я с самым невинным видом задала следующий вопрос:

– Кого-то уже поймали?

Майор, однако, на провокацию не пошел – Я неясно высказался?! – рявкнул он, выкатывая глаза и темнея лицом. – Учения у нас! Учения! Если желаете приключений, то можем поймать вас и всунуть в багажник! Вон отсюда!

Миссия по поиску эпизода, достойного завершения статьи, провалилась с треском. Мне оставалось на самом деле только развернуться и уйти, что я и сделала с самым независимым видом.

Так ничего и не узнав особенного и интересного, я направилась обратно к пункту ГИБДД, где находились мои коллеги и товарищи. Я шла и думала, что первым делом, когда наконец-то появятся оперативники, нужно будет поднять шум и добиться, чтобы Ромку отпустили домой. И чтобы непременно отвезли бы его на милицейской машине. Уже поздно, и приключений сегодняшнего дня хватит и взрослому человеку, а Ромке еще до взрослости шагать и шагать, несмотря на его увлечения фотографиями.

В какой-то момент я вдруг заметила, что задумалась и, отклонившись в сторону, забрела куда-то не туда, оказавшись среди неизвестно откуда взявшихся гаражей. Раньше их тут не было. Точнее, их не было на пути между домом и пунктом ГИБДД, куда я, собственно, и шла, как мне казалось. Заблудиться ночью в незнакомом районе было не позорно, а почти естественно, поэтому я, спокойно остановившись и сориентировавшись на месте, решила, что самое разумное будет все-таки немного вернуться назад к зданию, а потом, пройдя вдоль него, выйти к пункту.

Так и сделала. Однако пройдя всего несколько шагов, я внезапно остановилась Мне показалось, что впереди в сумраке что-то мелькнуло, и, сперва испугавшись, я метнулась в сторону, а потом, замерев на месте, постаралась взять себя в руки и понять, что же там такое было.

Я стояла в довольно широком проходе между двумя рядами гаражей, уходивших уклоном влево.

Было темно, и в таком неудобном месте вполне реально было даже прогуливающуюся Мурку принять за взбесившуюся собаку Баскервилей. А если все это умножить на небольшое волнение, то можно запросто и крышу потерять от страха.

Пока я стояла, насторожившая меня тень шевельнулась, и я разглядела, что это человек и что он явно старается быть незаметным.

Человек от кого-то и зачем-то скрывался, стараясь теснее прижиматься к стене гаражей. Мне все это стало совсем неинтересно и страшно уже по-настоящему. Я запаниковала и завертела головой, стараясь быстренько сообразить, куда же бежать. В какую сторону.

Слева от меня был еще один темный проход, и вел он неизвестно куда. Но, куда бы я ни вышла в конце его, все равно это было лучше, чем идти вперед навстречу прячущемуся в темноте придурку.

Бесшабашный героизм хорош только в боевиках и только по телевизору, в нормальной же жизни я обычно стараюсь избегать подобных радостей. Если получается, конечно.

Сейчас мне очень захотелось, чтобы получилось.

Повернув влево, я не спеша пошла в такой же темный проход между гаражами, как только что оставленный мною. Разница состояла в том, что, идя в прежнем направлении, я бы точно вернулась к новостройке, а вот куда я выйду теперь – понятия не имею.

Я шла, тщательно прислушиваясь к звукам, доносившимся сзади Чуть повернув голову, я напрягала все свои чувства, и мне показалось, что за моей спиной раздались шаги. Они были громкими и все убыстрялись.

Признаюсь честно, я не выдержала и пошла еще быстрее. Потом побежала и, опять повернув за угол, попала в новый проход, образующийся двумя рядами гаражей. Что ждет меня в конце его, я не знала, но искренне надеялась, что выход. Хоть какой-нибудь. Теперь я была уверена в двух вещах: я заблудилась, и за мной действительно кто-то шел.

Через десяток шагов я решилась оглянуться. Оглянулась и ничего не заметила. Ничего и никого.

Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, я почему-то не поверила себе самой.

Остановившись, я прислушалась и тут увидела того, кто меня преследовал. Это был, судя по силуэту, мужчина; он шел быстрой решительной походкой, но не по дорожке, а по крышам гаражей, легко перепрыгивая через какие-то невидимые мне снизу препятствия на пути.

Взвизгнув, как не скажу кто, я бросилась бежать дальше по проходу, уже не оглядываясь и прижимая к боку сумку, словно у меня там были невесть какие ценности.

Плавно изогнувшись, проход через десять или двадцать метров – не знаю, не считала – раздвоился, и я побежала в правый, потому что четко помнила, что справа должна быть улица. Что там находилось слева, я понятия не имела. Район этот был мне не то что плохо знаком, а совсем неизвестен, словно чужой город или другая планета. Было и еще одно соображение – мой преследователь бежал по левой стороне, и я понадеялась, что он отстанет, если уж не совсем, то на какое-то время, а мне тем временем удастся выбежать на улицу, где ходят люди и ездит милиция.

Свернув направо, я остановилась, прижавшись спиной к стене углового гаража, с трудом переводя дыхание. Давно прошли те времена, когда я в своем родном пыльном Карасеве, гоняя футбольный мяч, бегала, как заведенные часы, четко, ровно, без проблем, и могла с легкой трусцы рвануть от штрафной полосы к чужим воротам. Теперь чувствовалось, что навыки эти я подрастеряла. К тому же там, на поле, за мной бежали такие же, как я, девчонки, и самое страшное, что они могли со мною сделать, – это отобрать мяч. Потеря мяча меня не пугала никогда.

Здесь дело обстояло значительно хуже.

Я услышала, как мой преследователь спрыгнул на землю. Вот теперь-то мне стало жутко: он следовал за мной по пятам.

Я что-то прокричала, сама не понимая, что именно, и бросилась вперед. Там уже показалась поперечно идущая улица, и до нее оставалось бежать совсем немного. Если бы мне только не помешали!.. Там, на улице, очень кстати уже послышались голоса людей. Если они даже не придут на помощь, то, может быть, их присутствие отпугнет преследователя?!

Он был близко, и я решила, что убежать уже не успею, если его немного не задержать.

Я развернулась – как вовремя вспомнились мои футбольные дела! – и со всего размаха пробила ему такое пенальти, какого у меня уже давно не было.

Это был бы красивый гол, если бы случился на поле, здесь же получился неплохой нокдаун. Не знаю, можно ли так назвать удар ниже ватерлинии, но я точно припоминаю, что нокдаун не выводит противника из боя полностью: он еще может оклематься.

Оставив этого гада подпрыгивать, я устремилась к улице, но тут же, пробежав еще несколько шагов и неудачно шаркнув ногой, я споткнулась о какой-то осколок кирпича, не вовремя попавшийся мне под каблук.

Каблук сломался, нога подвернулась, и я полетела на землю, не успев даже вскрикнуть, только руки вытянула, чтобы не ткнуться в асфальт носом.

Рукам и досталось прежде всего. Мне даже показалось, что я вывернула левую кисть, ну да, слава богу, кажется, жива осталась. Сумка слетела с плеча, колено больно приложилось к земле, и тут на меня сверху навалился всем телом догнавший меня мерзавец.

Я рванулась вправо, что-то крикнула и изо всех сил ударила его локтем снизу вверх, целясь или в живот, или в промежность, в общем, куда получится.

К сожалению, мой удар был хорош, да ни в одну из целей не попал. Никуда я не попала, махнув локтем свежий воздух без всякой отдачи. Ну не занималась я никогда рукопашными делами, потому и навыков не было.

Однако резкое движение все-таки помогло-: рука, нащупывающая мое горло, соскользнула, я на четвереньках бросилась вперед и снова что-то крикнула. Мне показалось, что не очень визгливо.

– Молчи, сука, молчи, убью! – хрипло шепнул мне в ухо этот негодяй, опять навалившийся на меня.

Смешно, правда? Он, наверное, всерьез думал, что я его буду слушаться! А я поступила как раз наоборот. Бывают в жизни ситуации, когда нужно орать громко, словно ты на соревновании по самой мощной глотке города. Изяществовать будем потом в более подходящей ситуации.

В этот момент вдруг с резким хлопающим ударом распахнулась дверь одного гаража рядом, и потоки света из него мгновенно залили проход впереди меня.

Из гаража выбежал какой-то растрепанный мужчина с монтировкой в руках.

– Эй! Кто здесь? – крикнул он и бросился к нам. – Ребята, сюда! Сюда!

Мне сразу полегчало, причем в обоих смыслах.

Гад, копошившийся на мне, отскочил, я отпрыгнула в сторону и сначала села на землю, потом вскочила на ноги.

От меня отбегал мужчина в короткой куртке и через секунду исчез за поворотом.

Молодой человек, выбежавший из гаража на шум, после света плохо видел и медленно сделал несколько шагов по направлению ко мне, присмотрелся и, изумленно охнув, подошел.

– Что здесь происходит? – спросил он, осматривая меня и вглядываясь в проход, куда удрал мерзавец.

– Зовите милицию! Срочно! – крикнула я. – Ну что же вы стоите? Это убийца!

Понятия я не имела, где милиция, есть ли тут телефон – ну в гараже-то вряд ли, да и вообще самой неясно было, как звать милицию. Голосом, что ли, или руками семафорить на морской манер? – я понимала только одно: нужно орать.

Как умудренно говаривала моя Маринка: в опасных ситуациях всегда нужно сначала повышать голос, а там видно будет.

Вот я и повысила. Результат не замедлил сказаться.

Молодой человек несколько раз кивнул мне, успокаивающе помахал руками, пробормотал «конечно, а как же» и подставил руку.

– Пойдемте, пойдемте в гараж, девушка, у меня там зеркало есть и вода, – терпеливо проговорил он, и я, заткнувшись, с подозрением посмотрела на него.

За кого, интересно, он меня принимает? За бомжиху, что ли, подравшуюся со своим бомжом из-за бутылочки красненького,?

Проведя рукой по волосам, я поняла, что имидж подпорчен, это так. Вспомнив, что я немного повозилась по земле, решила глаз на плащ не опускать, чтобы не расстраиваться раньше времени.

Отсутствие каблука не заставило меня перейти с элегантного шага на утиный, можно сказать, что шаг стал даже немного изысканный.

Неторопливо я пошла с моим спасителем к его гаражу. Он же на самом деле меня спас, так получается. Не марая рук, самым пассивным образом, только продемонстрировав свое присутствие. И так в жизни бывает.

– Это ваш знакомый так рассердился? Поссорились с ним? – спросил молодой человек, кашлянув и робко покосившись на меня.

Я покачала головой и ничего не ответила. Говорить не хотелось, пока не увижу в зеркале, на кого я похожа. А сейчас я к этому готовилась.

Молодой человек засопел. Теперь уже кашлянула я. Мне показалось, что я его поняла: юноша изображал из себя Чунгачгука и нюхал воздух, определяя, сколько и чего я пила.

Любопытно, запах моего «Леонарда» ему о чем-нибудь говорил? Это такой классный дезик – для тех, кто не знает. Горько-сладкий запах и с чертовщинкой легкой в третьей волне. Эта самая легкая чертовщинка и оправдывает полностью название дезодоранта. Леонард – одно из имен Вельзевула, он под этим авторским псевдонимом на Лысой горе предводительствует в Вальпургиеву ночь. Ну это опять для тех, кто не знает. Одним словом, дезик классный, и, как говорит Маринка, "три капли Леонарда круче ведра «Сальвадора Дали», а цена почти одинаковая.

Мы вошли в гараж. В нем стояла «Ауди-80» белого цвета, верстак слева, табурет перед ним. Над верстаком висели электрический щиток, немного ободранное зеркало и пластмассовые ящички с нужной металлической мелочью.

Я сразу же шагнула к зеркалу и заглянула в него.

Мама моя! Лучше бы я этого не делала!

– Здесь есть вода? – спросила я, наверное более резко, чем требовалось от благодарной гостьи, но то, что я увидела, меня здорово огорчило. И ведь все это безобразие на прекрасном личике Ольги Юрьевны – серые пыльные полосы, царапины, грязь на левой скуле, косметика.., м-да, ужас, летящий на крыльях ночи, – и ведь все это видела не только я, к сожалению, что придется признать, но и мой спаситель, Кстати, этот валенкоподобный обладатель «Ауди» мог бы и представиться для разнообразия спасенной красавице. Недогадливый какой!

– У меня здесь кран, – торопливо пробормотал он, показывая, на противоположную от зеркала стену.

Я посмотрела туда и увидела низко над полом проведенную трубу с приподнятым над нею краном.

На кран был надет блестящий черный шланг. Запыленный конец шланга лежал на бетонном полу.

– Да уж, – пробормотала я, озадаченная умывальными принадлежностями. Я сразу же представила, как неаппетитно буду выглядеть, пользуясь этим дурацким шлангом.

Этот парень понял затруднение, бочком обошел меня и невысоко приподнял конец шланга, обращая его наружу, к улице.

– Очень удобно, вы не смотрите, что так.., нецивилизованно, – пробормотал он, – я подержу вам.

– Спасибо, – бросая на него взгляд, хмуро ответила я.

Тут-то я и разглядела этого услужливого кавалера, так и не догадавшегося еще представиться. Ну, я первой напрашиваться не буду. В конце концов не каждому и не каждый день удается немного избавить от неприятностей саму Ольгу Юрьевну Бойкову, главного редактора и прочее. Такое везение в жизни еще нужно заслужить. Этот парень заслужил, вот пусть и радуется.

Мой спаситель был высок, светловолос, но на этом обязательный набор мужской обаятельности заканчивался. Ну, если не считать, конечно, «Ауди».

В фигуре парня было что-то нескладное, то ли ноги коротковаты, то ли плечи слишком широки да сутуловаты, одним словом, создавалось впечатление какой-то недовершенности. Стриженные коротко светло-русые волосы были редки и запыленны.

Приятный молодой человек, когда видно, как он смущается. И работает, наверное, мастером по ремонту машин.

– А кого вы звали? – спросила я, осматриваясь в гараже еще раз. – Мне кажется, что…

– А! – рассмеялся он. – Вы имеете в виду, когда я выбежал, то звал пацанов? Да это я так, для моральной поддержки, чтобы и самому не страшно, и жуть нагнать, если получится. Видите, сработало!

– Да вы стратег! – улыбнулась я.

– Скорее просто трус, – признался мой отважный спаситель. – Вы знаете, иногда, вот как сегодня, хочется себя почувствовать героем, но смелости не хватает, и приходится придумывать что-нибудь.

Дао войны – это дао обмана, как говорили хитрые китайцы.

Закончив этой мутной фразой свою речь, он отвернул кран, и из шланга полилась вода.

«Вряд ли он машины ремонтирует, – подумала я, склоняясь над шлангом, – скорее ворует их. Как оказывается, язык-то подвешен нормально».

Умывшись сравнительно прилично, я два раза подходила к зеркалу и проверяла результаты, оставаясь недовольной, потом начала чистить плащ.

С этим было сложнее, но я тоже справилась. Сполоснув в последний раз руки, я поблагодарила и, отойдя к верстаку, села на табурет.

На верстаке лежала пачка сигарет «LD» и одноразовая зажигалка. Решив, что после умывания мы уже стали не такими чужими, как были раньше, я взяла пачку в руки и чуть помедлила.

– Курите, конечно, – подоспел молодой человек и, схватив зажигалку, чиркнул ею. С первого раза она не поддалась, со второй попытки пламя вырвалось слишком сильное, парень быстро убрал руку, суетливо дернул рычажок и поднес мне огонек уже в терпимом виде. Все это означало, что после умывания и очищения, – а как еще назвать чистку плаща? – очищением, конечно, – я перестала быть похожей на бомжиху, это не могло не радовать.

– Так что там у вас произошло? – мягко спросил парень, заглядывая мне в глаза и тоже беря сигарету и разминая ее пальцами. – Немного повздорили с приятелем? Как говорится: милые бранятся – только тешатся?

– Однако! – рассмеялась я. – Неужели вы мой истошный крик приняли за кокетливое покрикивание?!

– Нет, конечно, но.., простите, в таком месте и в такое время… – Парень явно не знал, как себя вести и что говорить. Оставалось брать инициативу в свои руки. Вот мужики пошли, а? Спас, можно сказать, красавицу из лап людоеда, а ведет себя, как шестиклассник, впервые попавший на дискотеку.

– Я заблудилась, – честно призналась я, решив сбросить немного информации, все равно же без этого не обойтись. – Мне нужно было к посту ГАИ, а шла я от нового дома, – я махнула рукой, сама не зная уже точно, с какой стороны находится эта безразмерная многоэтажка. – Потом за мной погнался какой-то маньяк… Напал, сволочь.., ну а тут вышли вы.

Я помолчала и, не дождавшись вопросов, закончила:

– Вообще-то мне нужно на пост ГАИ.

– А что у вас на посту ГАИ? Муж там работает? – осторожно поинтересовался хозяин гаража.

Я рассмеялась.

– Ну почему бы просто не спросить у меня, не замужем ли я? Нет, я не замужем и пока не собираюсь. Я журналистка, работаю в газете. В недостроенном доме тут недалеко был пожар, я туда сходила в надежде на репортаж, и, одним словом, то, что вы видели, – издержки профессии.

– Скорее нездорового образа жизни, – мягко уточнил парень.

– Не поняла? – я удивленно взглянула на него.

В голове у меня забегали косяками жуткие мысли, что он все-таки мне не поверил и продолжает принимать если не за бомжиху, то за…

Я поняла, что в любом случае пора сваливать.

В конце концов меня ждут. И Виктор, и Ромка, и очень симпатичный, хоть и толстый, сержант. Как он был прав, не желая отпускать меня!

– Так что же вы имеете в виду? – повторила я, старательно затушив сигарету в пепельнице.

– Так поздно гулять по ночам – это нездоровый образ жизни, – повторил этот не в меру болтливый блондин и, как мне показалось, даже улыбнулся.

– Возможно, – сухо ответила я и встала. – Мне пора. Спасибо за помощь и гостеприимство.

Парень тоже загасил сигарету в пепельнице и сунул пачку в карман.

– Ну что ж, пойдемте, я вас провожу к вашему посту ГАИ, хотя вы мне и не сказали, зачем вам туда надо, – сказал он, поигрывая зажигалкой. – Ваш насильник или неизвестный друг, – он усмехнулся, – убежал, и маловероятно, что его найдут даже по так называемым горячим следам. Знаете, есть такая фишка у ментов – «план Сирена-перехват»…

Но гарантий никаких.

– А я и не стремлюсь к его поиску. Пока, – независимо ответила я. – Около ГАИ стоит моя машина, и там меня ждут коллеги. Волнуются, наверное, уже давно. – Я посмотрела на часы. – Ого!

– Что?

– Да удивилась. Знаете, мне казалось, что чуть ли не вся жизнь прошла за это время, а оказалось, что и сорока минут еще нет, как я ушла оттуда, от ребят.

Выйдя из гаража, парень его запер и, оглянувшись по сторонам, предложил мне руку; я не отказалась, и тут он, видимо, понял, что дальше тянуть уже глупо.

– А вы знаете, о чем я подумал? – спросил он, начиная застенчиво кашлять.

– Любопытно, – пробормотала я, уже догадавшись, что последует за таким лирическим вступлением.

– Мы с вами так и не познакомились, – торжествуя от осознания собственной сообразительности, сказал молодой человек.

В этот момент мы вышли из гаражных лабиринтов и, повернув вправо, направились к перекрестку.

Где-то здесь и должен был находиться мой наблюдательный пункт ГИБДД.

– Тонкое замечание, – оценила я сказанное, увидев уже невдалеке долгожданный фонарь ГАИ. – Торопитесь, а то уже видна цель моего путешествия.

– Меня зовут Роман, – выпалил мой спутник.

Я порылась в кармане плаща и подала ему свою визитную карточку.

– Меня – Ольгой, – сказала я и добавила:

– А остальное там написано. Вы чем занимаетесь в жизни, Роман?

– Да как сказать.., чем придется, но вообще-то по жизни я художник-живописец.

– Мы все художники вообще-то, – философски заметила я. И тут, поднеся руку к плечу, обнаружила, что я без сумки. Остановившись как вкопанная, я оглянулась назад.

– Что такое, Оля? – спросил Роман, перечитывая мою визитку во второй уже, наверное, раз.

– Я к вам пришла уже без сумки, – задумчиво сказала я, – значит…

– Ну-у, наверное, – протянул Роман и, тоже хмурясь, оглянулся в сторону своего гаража, – кажется, вы на самом деле были без сумки. Точно, без сумки. Точно, я вспомнил.

– Это не есть хорошо, – пробормотала я, – совсем не зеер гут. Возвратиться, что ли, и поискать?

Возвращаться мне не хотелось, но лишиться сумки не хотелось тоже. Я начала быстро вспоминать, что у меня там лежит. Все мелочи оказались ценными и привычными в своей ценности: расческа, губнушка, диктофон…

Я попыталась вспомнить, где же кассета с рассказом Константина, и не смогла: слишком много событий навалилось на меня за последнее время. Да и не только событий.

От фонаре ГАИ отделился силуэт. Я разглядела Ромку.

– Ольга Юрьевна, ну наконец-то! – нервно крикнул он. – А мы уже начали волноваться!

– Это ваш тезка бежит. Роман. Он работает курьером в нашей редакции, – пояснила я своему спутнику., Ромка подбежал, и два Романа, неприязненно уставившись друг на друга, оба, кажется, почувствовали себя лишними. Тот, что помоложе, был прав, но я, конечно же, не сказала этого.

– Ну, так как вы уже пришли, – сказал Роман, который художник, – я, пожалуй, пойду. А сумку вашу я посмотрю прямо сейчас. Вы не волнуйтесь, Ольга, если найду, позвоню вам.

Я промолчала, поглядела на него в ожидании, что же еще он скажет. Мне не хотелось, чтобы он уходил, оставив мне только миражное обещание найти сумку. А если он ее не найдет? Все на этом?

Мне сия мысль не понравилась.

Однако как же я сама могла это сказать первой?

Да и второй тоже не могла. Пусть догадывается сам, не маленький. Но Роман не догадался. Он помялся, потоптался, и я решила ему подсказать, ну буквально как в школе. Ну и мужики пошли! И я пробормотала что-то, вроде «Ну если вы уже ничего больше не хотите» – эту великолепную фразу из нашего мультика про Винни Пуха.

Могу вам еще сказать, что Винни Пух оказался сообразительнее Романа. Тот хоть снова на мед упал, а Роман решился совсем на другое и, твердо сказав мне «до свидания, Ольга», повернулся и пошел, не знаю куда, да и знать этого не хочу.

Увидев, что незнакомый мужчина уходит, Ромка подошел ко мне вплотную и как-то слишком уж резко спросил:

– Кто это такой, Ольга Юрьевна?

Я задумчиво посмотрела на Ромку, взвесив в голове несколько вариантов ответа и избрала самый нейтральный.

– Это живописец, – ответила я и направилась к фонарю ГИБДД.

Уход Романа и потеря сумочки окончательно испортили мне настроение. Я зашла в помещение поста, встретила недовольный взгляд сержанта и увидела Виктора в обществе двух незнакомых парней, одетых в короткие кожаные куртки.

– Долгожданные оперативники? – спросила я у Ромки.

– Давно уже вас ждут, девушка, – ядовито сказал мне сержант. – Я уж было подумывал, не объявить ли вас в розыск!

– Почему же не объявили? – скучным голосом спросила я. – В международный у вас не получилось бы, а вот на территории вашей будки вы вполне имели право это сделать.

Глава 6

Домой я попала, когда уже забрезжил рассвет. И если жить по-нормальному, то через несколько часов и вставать уже было нужно. По крайней мере мне так показалось.

Сегодняшний день побил и перебил все рекорды по продолжительности и насыщенности.

Вернувшись домой, я переоделась, внимательно осмотрела свой плащ, затем юбку, колготки, залезла в ванну и сказала в сердце своем, что в гробу видала я такую насыщенную жизнь и с завтрашнего дня ничто меня не вытащит из моего кабинета, буду отдыхать, щелкать мышкой и пить кофе. А еще курить. А еще займусь личной жизнью. А еще.., ну и еще что-нибудь для себя хорошего сделаю.

Я залезла под душ, размечталась о том, как спокойно заживу с завтрашнего дня, и тут же на меня посыпались воспоминания о всех завтрашних делах.

Настроение сразу же рухнуло и смылось. Во-первых, мне предстояло посетить РОВД и поговорить на тему Константина, а во-вторых – еще раз посетить РОВД и поговорить уже на тему пожара и трупа в новостройке.

Приехавшие в пункт ГАИ оперативники только немного помурыжили нас, сняли показания о нашей находке в помещении сторожей, потом мы с ними поговорили о выстрелах и были отпущены под обещание не пропадать и не эмигрировать.

Последняя просьба была высказана нам в шутку, мы устало улыбнулись, пообещали не убегать ни до канадской границы, ни дальше и уехали. Ромку пришлось завезти домой, а потом Виктор, не спрашивая ни о чем, доставил меня домой.

После ванной я еле добралась до постели и, прошептав по пути Виктору что-то об отсутствии необходимости меня завтра будить, упала и уснула.

Может быть, мне что-то и снилось, не знаю, не помню; помню только быстрый ряд событий, весьма нерадостный и неинтересный между прочим.

Значит так: я ложусь, закрываю глаза, меня трогают за плечо, открываю глаза, спрашиваю, в чем дело, Виктор показывает мне часы.

Десять утра!

Я покосилась в окно – светло на самом деле, без обмана. Покосилась на Виктора, тщетно надеясь, что он сообразит, в чем дело, и уйдет на кухню, в другую комнату, к чертовой матери, все равно куда, лишь бы ушел, но Виктор проявил максимум непонимания и душевной черствости. Он протянул мне трубку телефона.

– Ты не догадался сказать, что я умерла? – спросила я.

Виктор качнул головой.

Выдернув руку из-под одеяла, я взяла трубку.

– Сейчас сама скажу, – вздохнула я. – Все я и все на мне. Даже такую малость и то сделать не могут…

Поднеся трубку, куда ее положено подносить, я зевнула и самым обыденным тоном проговорила:

– Это морг. Вам Бойкову, что ли, найти? А под каким она номером?

– Ольга Юрьевна! – закричал мне в ухо перепуганный Кряжимский. – Нельзя, нельзя так шутить! Никогда нельзя! Вы что же это, голубушка моя, сами себе собираетесь накаркать такие ужасы?!

– Нельзя? – совершенно без интонаций спросила я, потому что и они пока еще не проснулись.

– Конечно же, нет! Ни в коем случае!

– Ну давайте тогда я вам накаркаю, – все так же ровно сказала я, и Кряжимский по ту сторону провода замолчал, очевидно переваривая услышанное.

Я же, еще не услышав его реакции на свои слова, немедленно начала приходить в себя, понимая, что, наверное, ляпнула что-то не совсем то и не совсем тому человеку. С другой стороны, я же не звала его к себе в постель в такое раннее утро…

– Извините меня, Сергей Иванович, – промямлила я, – кажется, я спросонья сказала что-то не то, к вам не относящееся. Это точно!

– Да ничего, все нормально, Ольга Юрьевна, это вы меня извините! – сказал он. – Тут к нам все утро поступают звонки, прямо, можно сказать, телефон раскалился. Звонят из РОВД, сразу из двух отделов, и желают с вами пообщаться.

– Ох уж эти мужчины! – простонала я в трубку. – Нельзя же быть такими настырными. А с другой стороны, приятно быть настолько популярной.

Это как-то льстит…

Сергей Иванович, было слышно, чуть не поперхнулся моими словами, но потом осторожно постарался меня просветить:

– Ну да, звонили, конечно же, и мужчины, Ольга Юрьевна, но у меня сложилось довольно-таки четкое мнение, что они хотят снять ваши показания. Ромка рассказал мне кое-что о ваших вчерашних происшествиях, и я думаю, что эти звонки вовсе не амурного характера, вы уж извините меня за правду.

– Ну, Сергей Иванович, – разочарованно протянула я, – ведь вы даже и помечтать не даете!

– Извините еще раз, не понял, – бедный Кряжимский совсем потерялся и не знал уже, что мне сказать, наверняка жалея вообще о том, что он мне позвонил.

Я вздохнула и пообещала Сергею Ивановичу, что мы с Виктором подъедем в самое ближайшее время. Отдав Виктору трубку, я с вялой гордостью подумала, какая я умница, что не сказала точно, во сколько приеду, и, подобрав с пола халат, поплелась в ванную, смиряясь с мыслью, что если день наступил, то с этим уже ничего не поделаешь.

Сев в ванну, я с тоской посмотрела на душ и поняла, что от теплого я усну снова и прямо здесь, а от холодного замерзну и превращусь в сосульку. Причем тоже прямо здесь Обдумав варианты, я немного поуговаривала себя, открыла рот, чтобы заорать при появлении избытка чувств, и открыла холодный кран сильным и решительным рывком.

Холодно стало мне на самом деле, но ненадолго.

Уже через несколько минут я с удивлением обнаружила, что в принципе и холодная вода не мешает дремать, если очень этого захотеть.

Осознав это открытие, я сменила холодную воду на теплую, а потом выбралась из ванной в активную жизнь, чего мне не хотелось, но деваться было некуда.

Виктор уже хозяйничал в кухне, и я, еще не выходя из ванной, поспорила сама с собою, что на завтрак у нас будет яичница. Разумеется, я не ошиблась.

Виктор – потрясающе консервативен в приготовлении пищи. Кроме двух видов бутербродов и одного вида яичницы, кажется, он больше ничего и готовить не умеет. И что самое обидное, – не собирается учиться.

Грустно позавтракав, я начала собираться, предварительно отключив телефон. Мне не хотелось, чтобы меня торопили, и так проблем набралось выше крыши: сумку-то я потеряла.

Конечно, свет не сошелся клином на тех двух губнушках, что остались в ней, но вот с тушью оказалась самая настоящая проблема. Точнее, проблема была с ее отсутствием: одна осталась в сумке, а второй у меня просто не было.

Перерыв всю квартиру в безнадежных поисках, я уже собралась послать Виктора в магазин за тушью, но и тут мне повезло. Я нашла антиквариат. Сказать что? «Плевательницу»!

Я имею в виду тушь, тушь, ту самую, которую…

Ну, вспомнили? Вот-вот, производства города Ленинграда!

На самом дне самого дальнего угла огромного платяного шкафа валялась запыленная коробочка с этой гадостью, которую, как я думала, уже никогда и нигде не увижу. Обнаружив этот недостойный памятник прошедших эпох, я села на пол перед шкафом и почти с археологическим волнением принялась теребить в руках этот предмет, вспоминая, когда же в последний раз я ее видела и как она попала в шкаф. Если я правильно помнила, то с этой походно-полевой тушью я приехала еще из Карасева, да и тогда она у меня лежала на всякий пожарный случай в запасе.

Похоже, пожарный случай наступил.

Наведя кое-как красоту, точнее, не кое-как, а с грехом пополам, кое-как у меня не получается, я была готова к выезду в люди. Так как я уже проснулась вроде окончательно, то получался именно выезд, а не вынос, как могло бы произойти еще полчаса назад.

До редакции мы добрались без происшествий, что меня даже порадовало: никаких новых фокусов от жизни моя бедная психика, наверное, уже бы не потянула. Съехала бы.

В редакции уже нас ждали взъерошенный больше обычного Сергей Иванович и перепуганный Ромка.

– Ольга Юрьевна! – Кряжимский вскочил со стула мне навстречу и буквально затанцевал на месте от волнения. – Звонили из милиции и сказали, что в последний раз! Если мы, точнее вы втроем, к ним не приедете, то они приедут сами с ордером!

С ордером, Ольга Юрьевна!

Я только открыла рот, чтобы успокоить нашего добрейшего Сергея Ивановича и предупредить, что мы уже выезжаем, как отвлеклась на следующего персонажа в редакции. Не на Ромку, нет! Ромка, вовсю пользуясь нестандартной ситуацией, гонял на компьютере свою любимую игрушку, побеждая вражескую армию лихой атакой ручных динозавров. Я не стала ему ничего говорить. Лень было с такого вялого утра изображать из себя ретивую начальницу, тем более что в редакции оказался Фима – Ну наконец-то я вас дождался, девушка! – распахнув дверь моего кабинета, Фима выглянул наружу и могозначительно покосился на настенные часы. – Я уже было всерьез начал подумывать, что вы пустились в бега, хотя сам и убеждал этих неверующих в порядочность ментов, что редактор «Свидетеля» – сама законопослушность!

– Спасибо, Фима, – пробормотала я, направляясь к нему.

– Пожалуйста, не стоит! А счет пришлю потом, – улыбнулся Фима. – Я, между прочим, не только врал им, но и тоже ждал тебя и волновался! – Фима мгновенно убрал улыбку с лица и, выйдя мне навстречу, рявкнул:

– И объясни мне, какого черта ты потащилась к этому дому? Ромка рассказал мне о вашей эпопее.

У меня чуть аппетит не пропал Я же просил тебя ехать домой? Я спрашиваю: просил?

– Ну, просил, – тихо сказала я, подходя к нему. – Наклонись, я тебя в щечку чмокну, сил нет тянуться, честное слово.

– Если будешь так себя вести, – провозгласил Фима, – то в один прекрасный день ты меня чмокнешь в лобик, и это будет в последний раз! – Он изобразил на своем лице непреклонную неподкупность, но щеку подставил.

Мужчины корыстны, я всегда это знала. – Пришлось поцеловать.

Пройдя мимо Фимы в кабинет, я поплелась к своему столу, но Фима не купился на такую мелкую взятку и, пройдя за мной следом, как попугай повторил:

– Зачем ты туда поехала?

– Мне на пожар интересно было посмотреть! – буркнула я, усаживаясь в кресло и думая, зачем же я это делаю, мне в РОВД ехать нужно, а не рассиживаться здесь.

– Скажите пожалуйста, какая романтическая девушка! – съехидничал Фима. – Словно из романа Тургенева выпрыгнула в нашу грустную юдоль! Я не о пожаре спрашиваю, он, кстати, потом уже случился… – Фима замолк на полуфразе и, прищурившись, взглянул на меня. – Секундочку, мадам!..

– Между прочим, мадемуазель, – тяжко вздохнула я и страдальчески заломила брови, надеясь на жалость человеческую.

– Не суть, – равнодушно отмел Фима мои претензии и надежды, – секундочку! При чем здесь пожар? Если я правильно понял, пожар произошел потом, уже после того, как вы там появились!

– Ну и что? – сказала я. – У меня все перепуталось в голове, дай сообразить, о чем идет речь! – Я на самом деле слабовато соображала, и сейчас мне требовалась, наверное, пара чашек чернейшего кофе, чтобы привести в порядок и мысли, и чувства.

Нажав кнопку селектора, я попросила Ромку заварить кофе. Хватит ему в самом деле игрищами заниматься в рабочее время на рабочем месте, пусть займется настоящим делом!

Фима вынул из кармана сигареты, закурил, пододвинул к себе пепельницу и ткнул в мою сторону сигаретой.

– Я уже понял! – сказал он. – Ты сама себя выдала, хотя я и подозревал что-то подобное!

– Ты о чем? – спросила я, не понимая его умозаключений. Что я выдала? Кому я выдала? Опять он разводит демагогию на ровном месте.

– Ты сказала, что хотела посмотреть на пожар!

Эти слова означают только одно: Ромка сказал мне, что ты уходила примерно на полчаса из этой гаишной берлоги, а вернулась вся перепачканная! На самом деле ты ходила туда еще раз!

– Ну и ходила, ну и что? – слабо возмутилась я. – А все равно ничего интересного там не обнаружила!

– Как ты не понимаешь?! – заорал Фима. – Произошло убийство! Убийца спешно обрубает хвосты, и одним из хвостов являешься ты, потому что ты последней разговаривала с этим парнем из Шанхая!

Вас всех нужно теперь изолировать! Всех Тебя, Ромку и Виктора, потому что вы ненужные и опасные носители информации!

Фима замолчал, переводя дыхание. Он отчаянно запыхтел сигаретой, а тут вошел и Ромка с подносом.

– Ото! – кисло улыбнувшись, сказал Фима. – Ну ты, Оль, здесь и устроилась, как самая заправская бизнес-вумен, не находишь?

– А была не заправской, что ли? – спросила я. – Спасибо, Рома, – поблагодарила я нашего курьера.

Ромка как профессиональный официант поставил по чашке передо мной и Фимой и, забрав поднос, удалился.

– Ты была самой нормальной, а теперь матереть начала, извини за каламбур. – Фима попробовал кофе. – Прямо мечта поэта: шофер, он же телохранитель – мужчина, заместитель – мужчина, секретарь, приносящий кофе, тоже мужчина! Красиво жить не запретишь!

– Ты это о чем? – тихо спросила я, чувствуя, что начинаю по-настоящему звереть.

– Это я так ненавязчиво шучу, – ухмыльнулся Фима. – Вот сейчас я вижу, что глазки у тебя зажглись и губки напряглись. Похоже, ты и соображать так начнешь быстро и правильно. Ну-ка давай колись, что с тобою еще произошло, пока ты в одиночку шлялась по пожарищам. Надеюсь, никуда не влипла?

– Почти не влипла, – буркнула я и рассказала про свою гаражную эпопею.

Фима меня не перебивал, слушал не поднимая глаз, а когда я закончила, со вздохом заключил:

– Ну вот, чего я и опасался. Нельзя вам больше разлучаться:, пока все это дело хоть как-то не закончилось, и ты и Ромка с Виктором принуждены "превратиться в сиамских близнецов, иначе вас будут отстреливать поодиночке. И тут уж не ты меня, а я тебя буду вынужден поцеловать в лобик. Но не хочется.

– Почему? – я спросила не из ленивого любопытства, а так, только чтобы разговор поддержать.

– Покойников боюсь, – ласково произнес Фима и закурил новую сигарету.

– Пошел к черту! – вежливо попросила я его.

Кофе мы выпили в молчании, и, когда он закончился, Фима начал меня торопить:

– Пора, пора на свидание в РОВД. Не поторопишься, ребятки могут обидеться, а портить отношения не нужно ни с кем. Это – аксиома нашей с тобой экзистенции.

– Я журналист. И твоя экзистенция – не моя экзистенция, – пробормотала я, но все-таки поднялась.

– Так и не посмотрела, что у нас готово в новый номер, – задумчиво проговорила я и, собрав пустые чашки, вышла из кабинета.

– Хороший кофе, спасибо, – поблагодарила я Ромку. – Научи и объясни, как ты варишь, а то у меня вечно какая-то чушь получается.

– Успеешь еще, – вынырнул у меня из-за спины Фима и скомандовал:

– Едемте все к ментам на «смыв».

– И Сергей Иванович тоже? – спросил Ромка, пряча чашки в столик.

– Не трогайте этого достойного человека! – с показным негодованием воскликнул Фима. – Он единственный, кто здесь работает, и, похоже, ему еще придется тащить эту-лямку.

– Все репетируешь, – недовольно заметила я и, возглавив шествие, первой вышла из редакции. За мной Фима с Ромкой, а замыкал колонну Виктор.

Спустившись вниз, мы сели в машины – Фима в свою ядовито-зеленую «Ауди», все остальные ко мне в «Ладу» и поехали в РОВД.

– Сдаваться, – пошутил Ромка.

Как и ожидалось, спокойно, тихо и даже как-то буднично прошло наше общее тестирование на «смыв», и после того, как мы освободились от этого удовольствия, знакомый капитан Зеленцов завел нас в отдельный кабинет, где пошел неторопливый разговор о нашей поездке на новостройку.

– Можно узнать, уважаемая Ольга Юрьевна, что вас так потянуло на окраину, именно в это место и именно в этот день? – улыбаясь спросил он.

Я бросила взгляд на Фиму и ответила так, как мы с ним отрепетировали:

– У каждого из нас есть свои конфиденциальные источники информации, господин капитан, вы же это понимаете не хуже меня. – Я постаралась говорить самым что ни на есть милым и обезоруживающе наивным голосом, каким только умела. – Вот мне и сказали, что там я могу поживиться кое-какой информацией, пригодной к употреблению в нашей газете.

– Поживились? – капитан развеселился, очевидно, надеясь, что я начну раскалываться с полоборота. Я хлопнула глазками и продолжила в том же духе. То есть в стиле девочки с голубыми волосами, когда она желает произвести хорошее впечатление на Пьеро.

– Не успела, – вздохнула я, – он был уже мертв.

– Кто «он»? – спросил капитан. – Источник?

Я молча кивнула.

– А у него были имя и фамилия? Что вас в нем так заинтересовало?

– Я знаю только, что его звали Юрием. Это и в самом деле все, что мне известно. Еще сообщили, что этот человек может кое-что рассказать о некоторых… – Я замялась, потом будто решилась и выпалила:

– О некоторых еще не раскрытых преступлениях, происшедших в нашем городе.

– О каких преступлениях? – капитан заметно напрягся, по скулам у него прогуливались желваки, он подался вперед, но я только могла пожать плечами.

– Не знаю. Я и поехала туда, чтобы узнать.

– Вот что, Ольга Юрьевна, – капитан нахмурился и взглянул на меня отнюдь не как Ромео. – Мне кажется, что вы уже обладаете какой-то информацией, но не хотите говорить, надеясь произвести сенсацию. – Капитан осуждающе покачал головой. – Поверьте, лучше будет, если вы мне все расскажете.

– Я все и рассказала, – убитым тоном произнесла я, откровенно жалуясь на несправедливость мира. Только абсолютно черствый человек мог бы мне не поверить.

Капитан оказался именно таким. Он усмехнулся и попросил меня сообщить ему все подробно – и о нашем приезде, и об обнаружении трупа, и о выстрелах.

Я рассказала, даже позволив вмешаться Ромке и дополнить свой рассказ Мне показалось, что хуже от этого не будет, а впечатление искренности только прибавится.

Капитан вел себя как-то странно: он качал головой, бросал испытующие взгляды то на меня, то на Фиму, но пока держал свои мысли при себе.

Когда я закончила, он спросил:

– Не надумали больше ничего рассказать?

– А больше и нет ничего. Это все, – честно округлив глаза, сказала я. – Действительно, все!

– Ну, ну, – капитан закурил и откинулся на спинку стула. – Ну, ну, – повторил он, – а ведь, похоже, вы даже не понимаете, что там произошло на самом деле. Причем все трое не понимаете. Вот что странно.

– Простите, вы о чем? – вяло полюбопытствовала я.

– Да все о том же, уважаемая Ольга Юрьевна, все о том же. – Капитан уже более серьезно осмотрел всю нашу компанию. – Как вы отнесетесь к сообщению о том, что никакого трупа обнаружено не было? А вот пуля в стене точно нашлась. Пока она у экспертов и пока мы знаем только, что она выпущена из ружья. Через пару дней будем знать обо всем подробнее. Может быть, это ружье у нас где-то и значится. Ну что, неожиданная информация?

Я все еще не понимала, о чем он толкует.

– Труп так сильно обгорел? – спросила я.

– Да не было его! Не было! – вскричал капитан. – Не было! Понимаете? Не нашли его Пожар и в самом деле был, но небольшой, похоже на поджог, но ни следов трупа, ни его самого нет! Вы уверены, что он вам не привиделся? А может быть, этот труп, извините, так сказать, ненароком сочинился?

Я изумленно переглянулась с Ромкой и с Виктором.

– Я – уверена! Уверена, что видела труп собственными глазами! – отчеканила я.

– Да и я тоже вообще-то, – проговорил Ромка, – сам видел. Мужик это был, вот так!

Виктор просто кивнул, и этого было достаточно.

– Знаете, о чем я думаю? – капитан задумчиво в который раз осмотрел нашу компанию. – У меня создается впечатление, что вы сами по журналистской своей практике и привычке ищете сенсацию там, где ее нет. Вот вы мне сказали, что видели кровь на теле.., мгм.., теле, скажем так Верно я понял?

– Было там что-то! – Теперь уже не совсем уверенно настаивала я, начав сомневаться во всем. А вдруг на нас грохнул массовый глюк и начали мерещиться трупы?..

– Ни на полу – нигде вообще следов крови не обнаружено. Правда, пожар поработал, но мы обыскали все здание, перерыли все, что можно. Трупа нет. Правда, пока не можем найти и сторожа, дежурившего в ту ночь, и, кстати, его звали не Юрием, а по-другому. Но, если он найдется, живой и здоровый, вам придется отвечать за попытки ввести в заблуждение следствие.

– Вы оказываете психологическое давление, господин капитан! – выпрыгнул с репликой Фима. – Я протестую.

– А я констатирую факт, – отрезал капитан. – Ваши друзья говорят, что труп был, а мы ничего не нашли. О чем, по-вашему, я должен думать?

– О том, чтобы поискать еще раз, – буднично подсказал Фима и, будто подслушав мою мысль, с угрозой в голосе спросил:

– Вы что, хотите сказать, что у троих людей сразу начались зрительные галлюцинации? Или они действуют по предварительному сговору?

– Не знаю, – пожал плечами капитан. – Знаю только, что трупа нет.

– Зато есть заявление, – сказал Фима. – Мой клиент Ольга Юрьевна Войкова как законопослушный гражданин тут же сообщила органам об обнаружении трупа, не задержав информацию ни на секунду. Ваши люди приезжали и ничего не нашли.

Это не повод обвинять моего клиента в сочинительстве. Это повод поговорить о качестве работы вашей службы! Вместо того чтобы поблагодарить этих господ за выполнение гражданского долга, вы пытаетесь их обвинить в преступных измышлениях!

– Я не пытаюсь этого делать, – возразил капитан, с опаской поглядывая на Фиму. Адвокат заметил это и, выпятив грудь, сидел на стуле ровно, подняв подбородок и не сдержавшись растянул лицо в довольной улыбке, но очень быстро постарался согнать ее. Ситуация требовала серьезности и даже некоторой суровости.

– А как же иначе понимать ваши слова? – преувеличенно удивился Фима. – Вы же сами только что сказали, что моя подзащитная ищет сенсацию на пустом месте. Так я вам напоминаю, что вам было только что заявлено: место было не пустым, там лежал труп!

– И куда же он подевался? – с откровенной издевкой спросил капитан. – Встал и ушел? Надоело ему лежать, и он пошел в другое место?

– А вот это уже ваша работа, определить, куда он пошел или его пошли! – сказал Фима. – Ваша и ваших коллег! То вы жалуетесь, что вам не помогают, а стоит вам помочь, просигнализировать, так сказать, как вы тут же начинаете откровенно издеваться! Работайте, господин капитан, работайте старательно и профессионально, выполняя свой служебный долг, и потом ответьте всем нам и своему начальству в том числе: куда девался труп, который видели три человека!

Наши прения продолжались достаточно долго, и расстались мы все, очень недовольные друг другом. По лицу капитана я видела, что если раньше он, возможно, что-то и слышал про газету «Свидетель», то теперь у него выработалась личная неприязнь к этому шедевру печатного слова и ко всему его журналистскому корпусу тоже.

Глава 7

Когда мы всей дружной компанией вернулись в редакцию, то первое, что я посоветовала сделать Ромке, так это начать варить кофе. Первый раз пожалела я об отсутствии моей Маринки!

Как великолепно она, разразившись громогласными возмущениями, промыла бы косточки и капитану Зеленцову, и удравшему трупу, и всем подряд! Слушая ее негодующие вопли, я всегда хоть немного, да успокаивалась. А так без нее возмущаться мне пришлось одной и практически с собою наедине. Мужики, которых в редакции без Маринки оказался явный перебор, компанию мне не составили.

Фима, убедившись, что я села в свое кресло, торопливым шепотом спросил, чем я занимаюсь сегодня вечером, и, услышав стандартное «не знаю», посмотрел на часы и сказал, что уже везде и навсегда опоздал, но кое-куда ему еще нужно съездить.

– Я тебе позвоню, а ты постарайся не шляться по подозрительным местам в одиночку. Ладушки? – спросил он, стоя уже в дверях кабинета.

Я пожала плечами.

– Понял, не дурак, – сказал Фима, – но я попрошу Виктора на всякий случай не отходить от тебя ни на шаг.

– Он и без напоминаний так будет делать. Не волнуйся, – буркнула я.

– За Виктора я не волнуюсь, представь себе. – Фима вышел и снова заглянул в кабинет. – Я волнуюсь за тебя, Ольга Юрьевна. До вечера Я позвоню!

Он исчез и почти сразу же в кабинете появился Ромка с подносом. Его сопровождал Сергей Иванович.

– О разговоре в РОВД будем давать статью? – спросил он.

– Наверное, – я еще и не думала об этом, – сейчас соберемся на совещание и все обсудим. Хорошо?

– Как я понял, срочных изменений в номер давать не будем, – удовлетворенно кивнул Сергей Иванович и вернулся к своему компьютеру – А знаете, Ольга Юрьевна, что я однажды читал, – задумчиво проговорил Ромка, ставя поднос на кофейный столик в углу кабинета.

– Поваренную книгу? – попыталась угадать я.

– Не-ет, – Ромка удивленно посмотрел на меня. – Я такие не читаю, на фиг они нужны?

Я пожала плечами.

– Читал про смерть Распутина, – продолжал Ромка свое сообщение.

Включив компьютер, я засмотрелась на монитор, выискивая нужные мне файлы, и вспомнила, что у меня где-то лежали две заготовки к новым статьям. – Надо их просмотреть.

– Вы слушаете меня, Ольга Юрьевна? – спросил Ромка.

– Что? – я взглянула на него и вспомнила. – Ах, да! Распутина, говоришь? Застрелили, отравили, а дышать он перестал только под водой. Потому что под водой дышать нельзя.

– Я не про то! – Ромка подошел ко мне ближе и робко встал слева от монитора.

– Да что же еще? Ты к экзамену готовишься? – я нашла файлы и теперь просматривала их. – Спроси лучше у Сергея Ивановича про Распутина, он наверняка тебе лучше меня расскажет.

В кабинет зашли Кряжимский с Виктором и направились к кофейному столику.

– Интересуешься Распутиным, Рома? – спросил Кряжимский, усаживаясь на свое привычное место около окна. – Любопытный был дядя! Ты что хочешь узнать про него? Он, между прочим, сделал несколько предсказаний…

Воспользовавшись тем, что Сергей Иванович отхлебнул кофе и замолчал, Ромка почти в отчаянии вскрикнул:

– Да я вам всем хочу рассказать, а вы мне не даете!

Я встала из-за стола и, положив руку Ромке на плечо, пошла с ним к кофейному столику.

– Не волнуйся. О чем ты хочешь сказать? Распутин любил кофе?

Ромка обиженно засопел, сел за столик слева от меня и выпалил:

– Его не похоронили, потому что не успели, и его труп лежал в часовне! А когда началась революция, какая-то там, когда снег был на улице…

– Февральская революция началась, – сказал Кряжимский, – дело не в снеге, а в том, что была зима. Я знаю эту историю…

– Да, февральская, – подхватил Ромка, – его труп нашли и сунули в костер, а он сел в этом костре и глаза открыл, вот!

– Ужастик какой-то пересказываешь под кофеек? – поморщилась я. – Что все это значит? Бред какой-то: сел, глаза открыл… Ничего не сказав при этом? Пальцем не погрозив? Нет?

– В том-то и дело! – торжествующе завопил Ромка, и мне даже пришлось немного прикрыть уши пальцами от производимого им шума. – Он был мертвый, но огонь так сработал, понимаете? Огонь заставил мышцы, кости, короче, весь ливер скукожиться, и получилось, будто он сел!

– И что?! – я начала раздражаться. Действительно: что происходит на свете? В кои-то веки выдалась возможность спокойно посидеть и попить кофе, и тут сразу же какой-то бойскаут начинает донимать неаппетитными историями про исторических покойников. – К чему ты нам читаешь эту лекцию? Это имеет отношение к кофе?

– Это имеет отношение к нашему исчезнувшему трупу! – обиженно сказал Ромка. – Пожар был?

Был!

Мы с Сергеем Ивановичем переглянулись и одновременно пожали плечами.

– Вы понимаете хоть что-нибудь? – спросила я.

Кряжимский неожиданно улыбнулся и отвернулся. Я заподозрила заговор и решила разобраться с ним одним мановением руки. Повернувшись к Ромке, потребовала:

– Объясняй немедленно, в чем дело!

– Ну как вы не понимаете?! – Ромка чуть не плакал. – Пожар! Пожар в каптерке у сторожей заставил наш труп скукожиться и…

– И он выпрыгнул в окно! – с неожиданным хохотом закончил за Ромку Сергей Иванович, и я, с изумлением посмотрев на него, тоже стала смеяться.

Такой версии даже моя Маринка не выдумала бы.

Ромка покраснел, потом побагровел и, низко склонившись над своей чашкой, что-то обиженно забубнил. А я все смеялась и никак не могла успокоиться.

Ромка с красным лицом пытался что-то говорить про окно, под которым еще надо посмотреть, что лежит, но его уже никто не слушал. Даже наш Виктор, обычно невозмутимый, как индеец Джо, и тот улыбнулся.

Наконец Ромка сдался, замолчал, тяжело переживая обиду и всеобщее осмеяние, и что-то ворчал над своей чашкой кофе.

– Роману нужно писать роман, – сказала я, закуривая, – о весеннем бегстве трупов из города.

– Но ведь убежал же! – сказал Ромка. – Вот вы мне ответьте, куда он убежал? Ну, я имею в виду, куда он делся?

– А вот это вопрос, – посерьезнев, сказал Сергей Иванович. – Вы, Оленька, абсолютно уверены, что он там был? Что до меня, то я только уверен, что меня там не было.

– Да я его видела как вас, извините, Сергей Иванович, – ляпнула я, – мы все видели, в том-то и фокус!

– Был и сплыл, – заметил Ромка. – Если не упал в окно, значит, его унес тот, кто устроил поджог, воспользовавшись пожаром и заметая следы.

– Это единственная возможная версия, – заметил Сергей Иванович. – Пожар, стало быть, был отвлекающим маневром. Тактической уловкой, так сказать. Пока все смотрели на него, труп был вынесен и вывезен. Обнаружить его теперь можно будет только случайно. Мы склонны охотиться за случайностями, Ольга Юрьевна?

Я покачала головой.

– Мне вся эта история уже поднадоела порядком, – призналась я. – Найти бы какое-нибудь противоядие от нее, а то, кажется, что убегающие трупы даже во сне станут нас преследовать. Самое неприятное в этой ситуации то, что Зеленцову показалось, будто он посмеялся над всеми нами. И он будет так думать, пока все не разъяснится.

– Помните, Ольга Юрьевна, какой девиз был у Планше? «Пусть говорят что хотят, будем молчать!»

– Молчать не будем, – сказала я. – Будем писать и расследовать, но не сегодня. Сегодня мне нужно привести в порядок мысли. Подумать.

В этот момент зазвонил телефон.

Ромка, как самый юный и легкий на подъем, подскочил и подбежал к телефону.

– Вас, Ольга Юрьевна, – сказал он, зажимая трубку в кулак. – Мужчина!

Пришлось мне вставать и тоже идти к столу.

Этот мужчина мог оказаться и пожарным, и налоговиком, и возмущенным читателем. Никогда заранее не знаешь…

Однако на этот раз я, извините за великолепный каламбур, романтично ошиблась. Звонил Роман.

Тот самый Роман, который накануне вечером спас меня от маньяка и так смешно смущавшийся потом.

Я его не сразу узнала, но, когда он объяснил мне, кто он такой, и добавил, что находится у телефона-автомата на противоположной стороне улицы, я пригласила его зайти к нам. Мне показалось, он сам ждал этого приглашения, и я не видела причины отказать ему. Вдруг случится чудо, и Роман сработает противоядием этой «трупной» истории?

Когда я положила трубку, вся моя дружная команда, до этого делавшая вид, что совершенно не интересуется моим телефонным разговором, вдруг дружно встала – оказалось, что все уже напились кофе, – и ушла работать. Я осталась в кабинете одна. Закурив, попыталась вызвать в памяти образ Романа. Вспомнилось только, что он очень большой.

"Как слон, – подумала я и, улыбнувшись, вспомнила наш давнишний разговор с Сергеем Ивановичем про шахматы. – «Не офицер, а слон, Оленька».

Живописец Роман, спасший меня вчера.., ну, наверное, от смерти, хотя это еще и не факт, вошел, как раз когда я улыбалась, так что он смело мог принять мое хорошее настроение на свой счет. Я не стала его разубеждать.

– Здравствуйте, Ольга Юрьевна, – с озадачивающей меня торжественностью произнес он.

На Романе был длинный черный плащ, шею обхватывал цветастый и «мохрястый» шейный платок, вызывающий почему-то ассоциации с хвостом опоссума, хотя этих экзотических зверей я видела только в мультиках. Ну в общем и целом Роман был похож на представителя богемы, как, наверное, он и стремился выглядеть. В руках Роман держал черный атташе-кейс, закрытый на два больших блестящих замка.

– Рада вас видеть. Роман, – почти не покривила я душой, показывая на стул для посетителей, стоящий напротив меня. – Каким ветром или вы, может быть, по делу?

– Наверное.., да, почти, ну в общем… – забормотал гость, усаживаясь.

– Не поняла, – призналась я, и, чтобы у Романа больше не оставалось сомнений, вынула из ящика стола пачку сигарет, медленно, со значением выбила из нее сигарету. Путь он видит, какая я своя, демократичная и.., продвинутая, что ли. Сама не знаю точно, что хотела сказать этим жестом.

Роман выдернул из кармана зажигалку и протянул ее мне.

– Спасибо, – с достоинством поблагодарила я.

После того как я закурила, Роман поставил на колени свой чемоданчик, робко щелкнул замками и, осторожно извлекая на свет божий, подал мне маленький букетик гиацинтов.

Зрелище было трогательное, потому что и сами гиацинты, тоже весьма трогательные: маленькие, коротенькие, но с сильным мягким запахом. Романтика, блин, и никак она не вписывается в интерьер с курящей девушкой! По этой причине мне пришлось срочно и как можно незаметнее сунуть сигарету в пепельницу, пепельницу отодвинуть в сторонку и только после этого взять букетик и сказать положенное «какие красивые, спасибо». Настроение было подпорчено, но, глядя на довольную физиономию Романа, я понадеялась, что насчет сигареты он ничего не заметил.

– Вам нравится? – спросил он.

– Очень, – сказала я и выкинула из керамической вазочки, стоящей на столе, авторучки, карандаши и прочий мелкий хлам в ящик стола и поставила в вазочку цветы. Получилось неплохо. Нажав кнопку селектора, я попросила Ромку принести мне холодной некипяченой воды.

– Значит, это ваш кабинет, – негромко сказал Роман, осматриваясь.

– Так получается, – сказала я, – если вы не против.

– Ну что вы, Ольга. – Роман застенчиво поерзал на стуле, и тут дверь отворилась и вошел Ромка с чашкой воды.

– Спасибо, – сказала я Ромке, протягивая руку.

– Ольга Юрьевна, вчера по НТВ говорили, что в одном самарском сумасшедшем доме эпидемия холеры! – грозным тоном заявил Ромка.

– И что же? – не поняла я, на всякий случай держа чашку на расстоянии от себя.

– Сырую воду пить вредно. – Ромка смотрел на меня твердо и решительно. Совсем как у классиков: «Юноша бледный со взором горящим…» Не мальчик, но муж…

Я заглянула в чашку. Вроде вода.

– Из кофеварки налил? – спросила я.

Ромка кивнул. Я передала ему вазочку с цветами и выпроводила вон. Цветам, наверное, холера не страшна, у них кишечник устроен по другой схеме, а вот от кипяченой воды они могут заболеть.

После этого возмутительного вмешательства в мою личную жизнь я снова взглянула на Романа, терпеливо дожидающегося окончания рабочих прений.

Роман, как видно, понял, что меня могут снова отвлечь по любому производственному поводу и на любой срок, поэтому, пользуясь затишьем, перешел к делу. Впрочем, как и положено нормальному, высокому и богемному мужчине.

– Хочу предложить вам, Ольга Юрьевна, культурную программу на сегодняшний вечер, – проговорил он и замер в ожидании моего ответа.

Мне такой заход даже понравился. А что? Конкретно, определенно и многообещающе. Я уже посмотрела на Романа с интересом, но начала прокручивать в голове возможные варианты его предложения и сразу же оценивать свои мнения насчет них.

Ничего не могу с собой поделать: думаю всегда, думаю постоянно и честно признаюсь в этой своей дурной привычке. Иной раз и помечтается – бывает у меня такая дамская слабость, непродолжительная только – помечтается, что все в жизни могло бы быть по-другому и получше, чем есть, имей я на две извилины меньше, а мысли короче. Но видно, уж ничего не поделаешь, планида выписана мне такая в небесной канцелярии. Не иначе как готовят меня в будущей жизни к более высокому воплощению. Не скажу только, к какому, но подозреваю.

Итак, взглянув в ожидающие моей реакции глаза Романа, я спросила:

– И что же это будет за программа?

Если откровенно, то я заподозрила, что Роман собрался писать с меня портрет. Подумав так, я тут же представила себе почему-то «Вирсавию» Рубенса и, кажется, покраснела. А вот это было очень некстати Наклонив голову, чтобы не так был заметен этот казус, я нервно стала шарить рукой в ящике стола, словно что-то собиралась там найти, а оно как назло не находилось.

К тому моменту, как вернулся Ромка-курьер с вазочкой, Роман-живописец развернул передо мною вербальную программку своей культурной программы. Он приглашал меня сегодня посетить вместе с ним Дом художника и поприсутствовать на презентации работ некоего приехавшего в Тарасов художника. Был обещан фуршет, знакомства и повышение культурного уровня. На самый поздний вечер предлагался по желанию публики – по моему желанию то есть – либо творческий завис в одной из мастерских фонда с веселой компанией, либо кафе, либо клуб, либо прогулка по набережной.

Как я поняла, многовариантность продолжения зависела от нескольких факторов, главным из которых должно было стать мое личное отношение к Роману. А отношение это должно было выкристаллизироваться на вышеупомянутой презентации.

– Мы же практически не знакомы с вами, Ольга, – констатировал Роман несомненную истину. – Вот я вам и предлагаю совместить полезное с приятным.

– Что из них что? – по въедливой журналистской привычке спросила я. – Что будет приятным, а что полезным?

Вопрос был поставлен каверзный, но Роман неожиданно лихо выпутался из него.

– Полезными будут информация и впечатления от презентации, а приятным – времяпровождение.

Ромка зашел с благоухающими гиацинтами, а я уже договорилась.

Это оказалось делом недолгим, я даже удивиться не успела своей собственной прыти. Маринки на меня не хватало, это ясно.

Условившись с Романом встретиться около редакции после окончания рабочего дня и выяснив, что он приедет на своей «Ауди», а следовательно, мне личный транспорт будет не нужен, я после ухода Романа распорядилась, чтобы «Ладу» забрал Виктор и, если не лень, прокатился бы с нею на СТО.

Ничего не понимаю в моторах-сальниках и прочем металлоломе, но если машина недавно вернулась из СТО, то доверия у меня к ней больше, как и спокойствия тоже.

* * *

Выслушав мои пожелания, Виктор склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня. На языке его искусственно выведенных глухонемых это означало вопрос. Я сразу призналась во всем, и Виктор кивнул, принимая и мое безусловное право на личную жизнь и свое относительное доверие насчет моей судьбы на этот вечер.

Из редакции мы вышли, как обычно, все вместе и разошлись в разные стороны. Виктор с Ромкой сели в «Ладу», Сергей Иванович неторопливо пошел направо, а я, перейдя улицу, подошла к «Ауди» Романа. Как я заметила из окна, он уже целый час стоял на этом месте и, очевидно, в который раз перечитывал толстенную «Комсомольскую правду», вплоть до программы телепередач.

Между прочим, замысливая свидание с главным редактором «Свидетеля», я считаю, что неприлично читать что-либо другое, кроме самого «Свидетеля».

Ну да ладно, это я Роману объясню в следующий раз. Если он будет.

Я села в «Ауди», Роман удовлетворенно кивнул каким-то своим мыслям, и мы поехали.

Выясняя мой вкус, Роман сменил несколько радиостанций и наконец по взаимному согласию остановился на «Ностальжи». Едва запел полузабытый мною Африк Симон, оказалось, что мы уже приехали.

Дом художника располагался в старинном купеческом доме, наверное, бывшем в свое время доходным, а потом ставшем муравейникоподобной коммуналкой. Несколько лет назад, не знаю, что нашло на городские власти, но они вдруг как-то в одночасье выселили всех жильцов, а дом взяли, дал отдали Художественному фонду.

Не иначе как нашу мэрию сглазили. Но она быстро оклемалась от нездорового забалдения, потому как со всеми религиозными конфессиями была в дружбе и те пошуршали по своим связям наверху, сглаз пропал, и больше никаким художественным союзам, насколько я знала, ничего не досталось.

Дом был построен квадратным в плане, со двором внутри и въездом через ворота в арке, выходившим на Московский проспект. Точнее, перекошенные старинные ворота были при коммуналке. При художниках они просто исчезли, да это и правильно: реставрировать их было не на что, а оставлять неприлично. Найденное решение устроило всех: власти, потому как вид стал приличный, и художников, потому что после сдачи ворот в металлолом зеленый змий сутки бил хвостом, стимулируя в них вдохновение.

Оставив «Ауди» слева от арки, Роман вышел из машины, обошел ее и, подав руку, выпустил и меня тоже.

– Машины во двор не заезжают, – как бы извиняясь, сказал он. – Существует такая негласная договоренность.

Я кивнула, и Роман, заперев машину, предложил мне прогуляться, обещая, что это совсем недалеко и буквально рукой подать. Пришлось ему поверить. Оказалось, и на самом деле недалеко и достаточно живописно.

Двор за аркой был небольшим, неасфальтированным и дурно пахнущим. Роман постарался меня побыстрее провести через него, занимая каким-то разговором, а я ради приличия делала вид, что когда разговариваю, то все остальные способности у меня не работают – ни зрение, ни обоняние.

Когда-то по такому принципу работал первый пароходик Фултона. Вся сила его парового котла уходила либо на вращение колеса, либо на свисток.

Получалось, что, когда пароходик плыл, он не мог свистеть, а когда свистел, то не мог плыть.

Я сыграла в пароходик Фултона, Роман придержал узкую деревянную дверь на тугой пружине и пропустил меня вперед к узкой лестнице.

Мы поднялись на третий этаж. На лестничной площадке каждого этажа, миниатюрной, буквально в полшага площадью, находилась только одна дверь.

Как объяснил мне Роман, за каждой дверью скрывалась мастерская на одного семейного художника.

– А несемейным мастерские не положены? – наивно спросила я. – В чем здесь подвох?

– Это не подвох, а жизнь, Ольга, – улыбнулся Роман. – Мастерская одновременно является и квартирой, хоть это и не положено, но руководство фонда смотрит сквозь пальцы на такие вещи.

– Это называется не сквозь пальцы, а достижение здорового компромисса, – хмыкнула я. – Черт с вами, живите, если ничего поделать нельзя, но только семьями.

– Может, и так, – согласился Роман.

На третьем этаже все было то же самое, только дверь на площадке открыта. За нею стоял полумрак и слышалась музыка на фоне голосов. Или, наоборот, голоса на фоне музыки. Не суть важно.

Роман зашел первым, я – за ним и сразу же окунулась в истинно богемную атмосферу.

Глава 8

Во-первых, здесь царил полумрак, поэтому сразу невозможно было даже понять, каков размер помещения, в которое я попала. Оно освещалось маленькими фонариками, красными и квадратными вроде китайских. Фонарики были укреплены на стенах почти под самым потолком, и некоторые из них я приняла за отражения в зеркалах, потом постаралась приглядеться и сообразить, что к чему, но снова запуталась.

Людей собралось тьма-тьмущая Казалось, даже намного больше, чем это помещение могло вместить для приличной презентации. Слева хихикала какая-то группа, обволакиваясь табачным дымом; справа негромко, но настойчиво гремели посудой.

Я сделала два шага вперед, оглянулась на Романа, и тут кто-то подошел ко мне вплотную спереди и притянул к себе.

Я отпрянула, но поздно, и оказалась в объятиях высокого и пьяного парня, выдохнувшего на меня что-то из коллекции отравляющих веществ. Я почувствовала, что мне становится дурно.

– Ого, новая лялька! – высказался парень и прижал меня к себе так, что у меня в спине что-то хрустнуло.

– Эта девушка со мной, – Роман, со свинским опозданием показавшийся слева, положил руку на плечо парня и немного отжал его. Я получила возможность перевести дух и затрепыхаться.

– Не-а, уже со мной! – куражисто высказал парень, но тут на него сзади с веселым смехом навалились две девушки, и парень, отпустив меня без лишних слов и, кажется, без сожаления, повернулся и, покачиваясь, ушел с ними.

– Извините, Ольга, – пробормотал Роман, беря меня под руку и отводя чуть в сторону, ближе к стене, где никого не было, – не уследил, моя вина.

– Однако, – проговорила я, нащупывая сигареты в сумочке. Если здесь курили местные аборигены, следовательно, и мне было можно. – Однако, Роман, ваша презентация какого-то нового стиля и направления. Мы вообще туда попали? Я ожидала увидеть что-то совсем другое.

– Мы немного опоздали, – смущенно произнес Роман, – официальная часть уже закончилась и, короче…

– Ясно, – сказала я, еще не понимая, хочу ли я здесь остаться или нет. – Но мне была обещана культурная программа, а, кроме пьяной гориллы, пока еще ничего не показали. Горилла – ничего, почти как настоящая, спасибо.

– Это Лелик, очень талантливый скульптор. Вы, Ольга, разумеется, знаете про Эрнста Неизвестного? – спросил Роман.

Я немного обиделась за вопрос и поэтому отреагировала соответственно: ахнула и с придыханием произнесла, словно была на грани истерики:

– Так это был он?!! Не узнала, вот досада!

Роман покосился на меня и, не зная точно, шутила я или нет, быстро закончил свое сообщение – У Неизвестного, по сути, талантик масенький, об этом даже и говорить смешно… А вот Лелик – звезда мирового уровня.

Роман повел меня дальше вдоль правой стены, на этот раз идя первым и первым на себя принимая удары судьбы и резвившихся живописцев и их гостей.

Пока мы пробирались неизвестно куда, глаза мои привыкли к скудному освещению красных фонариков, и я разглядела, что зал был большой, приблизительно метров тридцать площадью. Стены завешаны картинами разных размеров – от совсем небольших до огромных. Одна была просто неприлично большой, от пола до потолка, и изображала что-то облачно-простыночное с рельефно выступающим скрипачом, скрученным из гнутой проволоки. В чуждом мире шестидесятых годов это называлось поп-искусством, ну а у нас в Тарасове, похоже, было последним писком на уровне гениальности.

Заметив мой интерес к произведению, Роман наклонился и объяснил:

– Это «Скрипач» Косульского. Он его отказался продать за десять тысяч марок.

– Плохо видно, – посетовала я, – но мне кажется, что я бы отказалась купить эту картину даже за десять марок. Почтовых.

– Ольга, это новое искусство, и тут нужен опыт в оценке, – наставительно сказал Роман. – Он талантлив. Вы Шемякина знаете?

– Он ничто в сравнении с Косульским? – догадалась я.

– Ну примерно.

Роман даже не обиделся, хотя уже и мог бы.

– Сейчас я сориентируюсь и познакомлю вас с моими друзьями, – обрадовал меня Роман, – но для начала хотелось бы определить, где тут фуршет…

– ..был, – закончила я его фразу.

Мне здесь начинало нравиться. Давненько я не окуналась в такое искреннее разгильдяйство.

Роман не расслышал моей реплики Он героически оттолкнул от меня трех сцепившихся друг с другом живописцев, выясняющих, кто у кого что украл, и я подумала, что пока отпускать его на разведку нельзя: чревато…

– А здесь только художники? – спросила я, начиная разговор и видя, что Роман сам до этого почему-то не поднимается.

– Ну что вы, Ольга, – ответил Роман, тоже закуривая. – Общество здесь самое смешанное, если не сказать смешное. Можно встретить кого угодно.

От артистов до бомжей. Хотя между ними иногда и не существует разницы. Все зависит от периодов финансовых и творческих.

– Любопытно, – сказала я, отметив литературность фразы, и подстегнула Романа дальше. – Ну, например.

– А вот посмотрите во-он туда. – Роман, вытянув руку с сигаретой, оттолкнул очередного нетрезвого покусителя на мое спокойствие и показал куда-то в толпу, плотно тусующуюся перед нами. Второй рукой он очень легко обнял меня за плечи, поворачивая влево, надо думать, чтобы мне было лучше видно, да и оставил ее на плече, словно позабыв об этом. Я промолчала, будто не заметила. Мне стало еще интереснее, хотя все равно сие действо на презентацию было похоже, как наша карасевская самодеятельность на Малый театр. Ну, да назвавшись гостем живописцев, отбой давать было поздно.

– А что там такое? – спросила я, не понимая, куда мне смотреть: то ли на повизгивающих девочек в коротеньких юбчонках, то ли на промелькнувшего в полумраке знакомого гориллообразного скульптора.

– А вон видите, Ольга, почти напротив нас, у картины седого нечесаного старика рядом с девушкой? Это наш местный суперстар по фамилии Альтшайзер. Знаете такого?

– Вообще-то слышала, – пробормотала я, вглядываясь в суперстара и думая уже совершенно о другом. Я и не ожидала в этом злачном двусмысленном месте такой встречи. А Роман продолжал:

– Интересная личность, между прочим, по-своему, конечно. Не знаю, почему, но его считают нашим тарасовским Райкиным, однако общего между ними только национальность и не более того. Так вот этот, прошу прощения, артист, считает себя несомненно творческой личностью и известен как коллекционер живописи. Вам это интересно?

– Да, да, – проговорила я, делая шаг в толпу и беря курс на Альтшайзера, беседующего с высокой девушкой и размахивающего перед ней руками.

Сразу и непонятно было, то ли он репетировал Отелло, то ли рассказывал анекдот. Однако я продолжала внимательно слушать, потому что как женщина имела интерес к точной информации, а как журналист питала страсть к сплетням.

Роман, угадав направление моего движения, тоже врезался в толпу, и мы пошли через нее как два ледокола.

– Когда Альтшайзер появляется у нас в фонде, то словно предупреждающий крик проносится как сигнал о землетрясении. Понимаете, Ольга, художники – люди небогатые, и им часто бывает важно продать картину хоть за какие-то деньги, чтобы купить краски и батон хлеба. Альтшайзер же никогда не платит. Он прилипает как банный лист к одному месту и цыганит до тех пор, пока ему хоть что-то не подарят. Вся его так называемая коллекция производит сильнейшее впечатление халявы, и, так как он сам ничего не заплатил ни за одну картину, так она ничего и не стоит… Хотите с ним поговорить? А, понимаю, журналистский профессионализм заговорил…

Роман все-таки опустил руку с моего плеча, потому что, если бы он продолжал ее там удерживать, мы были бы похожи на слепого с поводырем. Роль поводыря в данном случае предназначалась мне.

Мы практически без потерь пересекли человеческие заграждения, и Роман, не переставая развлекать меня беседой, продолжал:

– Однажды завалился и ко мне. Представляете: буквально выпросил Христа ради, невзирая на свое еврейское происхождение, один этюд… Я нарисовал как-то вечер в парке и неплохо поймал цветовые пятна в луже… – Роман замолчал и отпихнул от себя одного из талантливых скульпторов, попавшегося на пути. Я заподозрила профессию по фигуре: и этот парень был такой же небольшой гориллой, как и предыдущий.

До Альтшайзера осталось уже метров пять, и Роман немного сбавил скорость. Наклонившись ко мне, заговорил быстрее и тише, стараясь закончить до того, как мы подойдем к нему:

– А потом он пригласил меня к себе в гости пива попить, в благодарность за этюд, значит. Я, как дурак, пошел, будто не знал, чем это могло кончиться – И чем же кончилось? – рассеянно спросила я, продолжая буравить взглядом размахивающего руками Альтшайзера и уговаривая себя, что мне померещилось и такого быть не может.

– Чем, чем, – буркнул Роман, – он выставил на стол бутылку пива, Чебурашку, налил из нее себе, жене и дочери, а остальное предложил мне…

В этот момент мы как раз и приблизились к цели нашего перехода.

– Привет! – сказала я.

Девушка, разговаривавшая с Альтшайзером, вздрогнула и повернулась. Ею оказалась.., моя Маринка. Я не ошиблась!

– Ого! – весело воскликнула она. – А что ты тут делаешь? Тоже решила стать культурной?

– Что значит «тоже»? – возмутилась я.

– Ну, как я, – невозмутимо пояснила эта швабра. – Вы не знакомы, Эмиль Эмильевич? Это моя начальница! Главный редактор газеты «Свидетель», Ольга Юрьевна Бойкова.

– – Не доводилось, но очень-очень рад! – Альтшайзер обшарил меня взглядом и, увидев Романа, растянул рот в профессиональной улыбке. – Рома, здравствуйте! Как я рад вас видеть, дорогой вы мой человек! А вы знаете, ваш великолепный этюд совсем зачах от одиночества в моей коллекции. Просит найти ему родственников, чтобы его навестили.

– И повесились рядом, – пробормотала я, но тут же испуганно прикрыла рот рукой.

– Где же я найду ему родственников? – угрюмо спросил Рома, опуская голову и внимательно рассматривая носки своих ботинок.

– А напишите, вы же такой талантливый! Прямо Бакст! – Альтшайзер двумя руками вцепился в плечо Романа и заулыбался еще шире. Рома, полуотвернувшись, поморщился, потом, словно махнув рукой, попер в отчаянное сопротивление.

– Бакст занимался цветной графикой! Он вообще был прикладным художником. Для театра работал очень декоративно. А я…

– А вы гораздо интереснее Бакста, – быстро согласился Альтшайзер. – Я нарочно вспомнил о нем, чтобы оттенить ваше дарование. На фоне Бакста вы выглядите монолитом, глыбой! Ваши цветовые находки смелы, смелы!.. – Потеряв всякий интерес к Маринке и совершенно не обращая внимания на меня, он прицепился за руку Ромы.

Я попробовала обойти эту пару, но у меня не получилось. Альтшайзер, не отпуская Романа, умудрялся так вертеться на месте, что занимал места больше, чем ему было отпущено природой. Я взглянула на Маринку, она мне подмигнула и пожала плечами.

– Ах, Рома, Рома! – продолжал умилительно бормотать Альтшайзер. – Вам ведь нужно паблисити, а кто, как не я, сможет вам его устроить? У меня завтра в гостях будут два ведущих искусствоведа из Израиля, из города Эйлата, один профессионально занимается строительством, у него в подчинении целая бригада эфиопов..

– Что? – ошарашенно пробормотал Роман, но чувствовалось, что он уже попался и без выкупа ему не выбраться из цепких лапок халявного коллекционера. Я выбрала момент и просочилась между Романом и стеной, подойдя к Маринке.

– Что ты тут делаешь, подруга? А вешала мне лапшу, что поедешь на Багамы или Панамы с каким-то чудо-спонсором? – укорила я.

– Куда ж я денусь с исторической родины? – фыркнула Маринка и посмотрела на Альтшайзера, явно побеждающего растерянного Романа.

– Пойдем, что ли, к бару, там веселее, – предложила Маринка. – От этого пожилого клоуна отстать просто невозможно, забалтывает до смерти.

Так что ты меня спасла, вовремя появилась. А бар тут недалеко, в соседнем закутке, – она показала рукой где.

– Ты сюда за алкоголизмом пришла? – притворно ужаснулась я, все еще привыкая к мысли об обретении Маринки и не зная, как себя вести. Насчет особой радости врать не буду, но, в общем, и огорчений я не испытывала; скорее испытывала сильнейший приступ любопытства. Что она здесь делала? Тоже собралась коллекционировать живопись?..

– Ага, за алкоголизмом, за чем же еще? Ты меня всегда правильно понимала, – неожиданно с обидой выдала Маринка. – А я, между прочим, решила весь свой отпуск провести в изысканном обществе, подальше от вас, журналюг. Ты знаешь, только в той тусовке я поняла, как много потеряла в жизни, разнося кофе по кабинетам!

Я покачала головой и промолчала. В одной книжке, помнится, была фраза про Остапа Бендера, которого все время заносило.

– А мне здесь нравится, я вообще решила заняться живописью и стать творческой личностью в смысле глобальном. Даже начала брать уроки, – гордо заявила Маринка и взглянула на меня с пренебрежением. Ей наверняка в этот момент померещилось во мне что-то косное.

– У Альтшайзера будешь учиться? – догадалась я.

– А это кто? Это кличка такая? – не поняла Маринка.

– Это фамилия пожилого парнишки, который на этом месте только что руками размахивал, – объяснила я.

– С ума сошла?! – оскорбилась Маринка. – Чему он может научить? У меня есть один знакомый художник, я тебя с ним познакомлю. Увидишь – обалдеешь!

– Вот с этого и нужно было начинать! – сказала я. – Со знакомого художника.. А то начала плести бог знает что – изысканное общество!.. И давно у вас с ним это?

– Что «это»? – Маринка так искренне вытаращилась на меня, демонстрируя непонимание вопроса, что я едва не зевнула.

– Уроки! – принужденно рассмеялась я. – Давно у вас эти уроки начались?

Маринка взглянула на меня, стараясь изобразить на лице негодование, но сама не выдержала первой и тоже рассмеялась.

– Как раз за неделю до отпуска мы с ним познакомились. Любопытный парень, неординарный, вот посмотришь, но имей в виду!.. – Маринка вроде бы шутя погрозила мне пальцем, и я послушно закивала.

– Уже, уже имею, не волнуйся! Где он у тебя прячется, надеюсь, не в сумке?

– Хотя ты же мне не соперница, – раздумчиво закончила свою мысль эта швабра. – Нет, не в сумке, он за коктейлем пошел, а тут я и попала в плен к этому старому шулеру. Ты не знаешь случайно, кто он такой?

– Ну ты даешь, мать! Это почти великий артист от центрального проспекта до самых до окраин. Известен всем театральным билетершам.

– Ну слава богу, что я не билетерша и мне-то он точно не известен, – ухмыльнулась Маринка, – Альтшайзер, точно? Не псевдоним?

Я собралась уже сказать ей что-то резкое, но тут Маринка сильно сжала мне руку.

– Вот идет мой художник, не вздумай вертеть башкой. Так и быть, я вас познакомлю. Уговорила.

Не успев никак отреагировать, я решила отложить свое великолепное непридуманное мщение на потом: меня поразили изменения в моей подруге.

Маринка вдруг в одну секунду, потеряв свое человеческое и дамское обличье, внезапно поглупела лицом, в глазах ее четко обозначилось нечто, простите за выражение, телячье, и я, полуоткрыв рот от изумления, повернулась к предмету ее обожания.

То, что здесь наблюдалось именно обожание, а не что другое, у меня уже сомнений не вызывало.

Молодой человек из обычных, вовсе не двухметрового роста, брюнет с голубыми глазами, одет подчеркнуто консервативно и аккуратно, ну то есть не скажешь, что из богемы, а скорее всего, похожий на менеджера среднего мебельного магазина. Он подошел, держа в руках два фужера с шампанским.

Менеджер улыбнулся Маринке и вперил взгляд в меня. Взгляд мне показался стеклянным. Я отреагировала минимально: только пожала плечами.

Если хочется мальчику изображать из себя этакого вампира, ради бога, чесноком мазаться не собираюсь.

– Ой, Павлик, какой ты молодец! – сюсюкающе прощебетала Маринка, и мне снова захотелось зевнуть.

Она схватила бокал и прижалась плечом к своему очередному кумиру. То, что я вижу именно ее кумира, можно было уже не сомневаться, достаточно было взглянуть на Маринку.

– Ты познакомишь меня со своей подругой? – покровительственным тоном произнес кумир, держа второй бокал на уровне груди и явно предназначая его мне.

– Да, конечно, это Оля. Мы вместе с ней работаем в газете, – быстро проговорила Маринка, и я отметила это «вместе». Как я поняла, Маринка, наверное, в газете не секретарь, а я уж точно не ее начальник. Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось.

– Приятно, приятно, – проговорил Павел и протянул второй бокал мне. – Это хорошее шампанское, Оля, ананасов, правда, не хватило, уже разобрали, – незатейливо пошутил он, намекая на свою интеллигентность.

Маринка хихикнула и прижалась к Павлу еще ближе. Все ее поведение было демонстрацией своих прав на это улыбчивое имущество. Кто бы возражал? По крайней мере, уж точно не я.

– А вы, Оля, каким ветром сюда? – спросил у меня Павел. – Или по работе выполняете важное и секретное задание?

Я уже собралась что-то ответить, не помню уж что, но Маринка, не давая мне даже рта открыть, снова прощебетала:

– Ой, да какое там еще задание! Она сюда пришла с Романом-реалистом, я сама видела.

– Вот как? – переспросил Павел и еще с большим интересом взглянул на меня. – А где же он?

– Он к Альтшайзеру попался, – сказала Маринка. – Тот все вокруг меня крутился, выпытывал, не художница ли я, а потом искал куда бы свалить.

И тут Роман подвернулся.

– А почему «реалист»? – не выдержала я роли статистки, на которую меня толкала Маринка.

– О господи! – простонала Маринка. – Да потому, что пишет он в реализме: все пейзажики да натюрморты…

Я покачала головой: у Маринки явно что-то случилось с манией величия. Наверное, встретились и никак расстаться не могут. Иначе и не объяснишь.

Роман появился через несколько минут с двумя бутылками пива.

– А вот и я, ребята, – сказал он.

Увидев, что я уже с шампанским, Роман поморщился, но положение исправил Павел: он взял одну бутылку.

– Получается, что бутылочку ты принес мне, дорогой, – жеманно произнес Павел, и Роман, грустно усмехнувшись, отпив из своей, пожаловался:

– Пообещал Альтшайзеру еще один этюдик, лишь бы отстал, сволочь… Угораздило же его встретить…

9 А вечерок-то выпал гораздо интереснее, чем начинался. Когда ребята-художники разошлись, в смысле расходились, то вместе с ними оттаяли и мы с Маринкой.

После того как в наших бокалах закончилось шампанское и пивочко в бутылочках, мы все как-то дружно поняли, что нам здесь неинтересно и несодержательно, и, быстро сговорившись, сбежали с этой непонятной презентации, логично переходящей в безобразия.

Павел предложил просто погулять на свежем воздухе, а там, сказал, видно будет.

Спускаясь вниз по лестнице, мы снова натолкнулись на Альтшайзера, зажавшего в угол какого-то взлохмаченного парня.

– ..Вы интереснее Бакста, Шура, – тоном профессиональной бандерши вещал Альтшайзер и, увидев меня, идущей первой, зачем-то мне подмигнул, словно мы с ним были в сговоре. Несчастный Шура посмотрел на меня затравленным взглядом и, пользуясь моментом, захотел улизнуть, но у него ничего не вышло: старый халявщик был начеку и, ловко сменив позицию, возник на его пути.

– Ваш милый этюдик в голубых тонах мне очень нравится, – забормотал он.

Маринка, идущая следом за мною, не выдержала и фыркнула:

«Ему так одиноко висеть на стене», – жалобным тоном передразнила она Альтшайзера, и мы все вчетвером рассмеялись в полный голос. Даже Роман, имеющий к старому попрошайке свой счет, тоже не выдержал.

Самым любопытным было то, что Альтшайзер вместе с нами смеялся тоже громко и заливисто, ни на секунду не выпуская из виду свою очередную жертву.

– Вот в каких условиях приходится творить, – сказал Роман, когда мы вышли во двор. – Невозможно добиться чистоты творчества. Просто не дают!

– А вот пан Косульский может, – промурлыкала Маринка, повисая на руке своего бойфренда.

Я только было открыла рот и тут же его закрыла, поняв, что скрипач, виденный мною в зале на третьем этаже, – это шедевр работы Павла. Как хорошо, что я не разбежалась сразу же и громогласно не охаяла сие творение, а ведь давно уже язык чесался.

– Ты что-то хотела сказать? – наклонился ко мне Роман.

– Почему ты мне не сказал, что Павел – тот самый художник, о творчестве которого мы с тобой рассуждали? – с мягкой укоризной попеняла я ему.

– О моем творчестве? – удивился Павел. – О чем конкретно, если не секрет?

– О вашем проволочном скрипаче! – назвала я его картину, и Павел, нахмурившись, хмыкнул.

– А тебе понравилась эта картина? – спросил он меня.

– Кроме размера, – призналась я, – для каких помещений ты подготовил ее? Для Зимнего дворца?

– Для Лувра! – серьезно ответил Павел, и Маринка восхищенно захихикала. Мне даже противно стало, честное слово, не вру. Нельзя же так откровенно демонстрировать мужчине свое подчиненное положение, они же от этого совсем совесть теряют!

– Не слабо, – согласилась я, продолжая разговор с Павлом. – Третьяковкой решил не размениваться?

– Это отстой, – важно выдал Павел.

На этом, собственно, культурно-познавательная часть нашей прогулки и закончилась. После нее мы вчетвером гуляли по набережной, зашли в клуб «Алые паруса», выпили там еще немного чего-то легкого, уж не помню, чего именно, потанцевали в первом зале клуба, потом во втором… После того как, оглушенные громкой музыкой и утомленные бодрыми танцами, мы вывалились на улицу, звезды давно уже висели на небе, прохожих не было, и все фонари на столбах светили ровным светом.

– Сколько же натикало? – задался вопросом Роман и посмотрел на часы. – Ну время-то еще детское! Всего лишь первый час.

Я выдернула из-под рукава свои часы и взглянула на них.

– Не «всего лишь первый час», а почти час, без пары минут, – уточнила я и тут же пустилась в занудствование:

– Мне завтра, точнее, уже сегодня, нужно на работу. Это Маринке хорошо, она в отпуске.

– Маринке хорошо, – протянула моя секретарь и надолго заглянула в глаза своему Павлу. Кончилось у них это дело поцелуями.

Пока ребята занимались такой антисанитарией прямо на улице, я достала сигареты и закурила. Не то чтобы я была против поцелуев на улице или вообще против них, но с Романом у нас до этого дело еще не дошло: как я подозревала не без оснований, по причине его отчаянной лоховости. Так что, чтобы не стоять бесполезным тополем посреди кирпичных джунглей, я решила заняться нейтральным делом, поэтому и закурила.

Оторвавшись от Маринки и преодолевая ее сопротивление, Павел обратился ко мне:

– А что, обязательно на работу идти, да? Может быть, прогуляешь один день?

– Обязательно нужно идти, – подтвердила я.

– Тогда едем, если нужно идти, – вздохнув, сказал он. – А по дороге, может быть, и договоримся о чем-нибудь полезном.

– О чем же, интересно? – независимо поинтересовалась моя подруга, – Да вот, Ольга, возникло предложение у сильной части нашего дружного коллектива: не махнуть ли нам завтра на дачу? У Романа есть классная дача.

Он тебе еще не рассказывал?

– Не успел, – вступил в разговор Роман, и мне показалось, что он, как-то сразу смутившись, начал с беспокойством поглядывать на Павла.

– Да брось ты менжеваться, братишка! – Павел хлопнул Романа по плечу и повернулся ко мне:

– Он у нас парень стеснительный. Если не хочет сам расписывать вам красоты дачки, тогда расскажу я.

– Ты так классно рассказываешь всегда, – совершенно серьезно заметила Маринка, хотя мне показалось, что это уж точно было перебором.

– Ты помолчи пока, счастье мое, – довольно-таки бесцеремонно оборвал ее Павел. – Дай я расскажу, а потом напустишь своих ремарок.

– Конечно, конечно, – смешалась Маринка, – извини, я не подумала.

Я словно проглотила все слова, которые очень хотелось сразу же выпалить, увидев такое Маринкино поведение. Чем же, любопытно, этот живописец ее взял?

– Ну так вот, значит, – плавно продолжал Павел. – Одним словом, Оля, у Романа на берегу озера стоит довольно приятный домишко, одной своей стороной похожий на рыцарский замок, а другой – на собачью конуру, – пошутил Павел. – Но, что бы там ни говорилось, природа красивейшая, рыбалка отличная… Что еще нужно для приятного отдыха?

– Для приятного отдыха еще нужна гитара, ну она у меня есть, – сказал Роман. – И чуть-чуть «Кинзмараули» прикупим, если дамы не против.

Идет?

Они все посмотрели на меня в ожидании ответа.

Я пожала плечами, а потом подумала: «А какого черта я теряюсь?» Решив, что не теряю ничего и поэтому теряться нечего, я выпалила:

– Идет! А почему бы нет?

– Действительно! – рассмеялся Павел и по-хозяйски обнял Маринку за плечи. Она тут же прильнула к нему, как дрессированная куклачевская кошка, и, кажется, даже замурлыкала.

Роман, очевидно, позавидовав Павлу и решив не отставать от товарища, обнял меня. Не знаю, на что я так отвлеклась, но, как мне показалось, я сначала совсем не заметила этого маневра. И вспомнила об этом только после того, как мы сели в машину. Машина была Романа, а Роман был со мною, поэтому я села впереди рядом с ним, Маринка с Павлом – сзади, и мы поехали ко мне домой. Я так понимала, что совершается процесс провожания меня нах хауз. Куда потом денутся Маринка с Павлом, затеявшие какую-то подозрительную возню на заднем сиденье, я не думала. Я думала о том, куда решится деться Роман. Мне нужно было продумать план своего поведения на тот случай, если он нагло пожелает остаться у меня в квартире на ночь, и на тот случай, если он подло захочет уехать к себе домой.

Однако почему-то не думалось, что было странно и непривычно, и я решила посмотреть, как будут развиваться события дальше, и поступить по обстоятельствам. Может быть, кто-нибудь что-нибудь и подскажет, если сама не соображу.

Мой дом никуда не делся, мы подъехали к нему и нашли его все на том же привычном месте. Едва мы все четверо вышли из машины, как я заметила на лавочке у подъезда одиноко сидящего мужчину.

Это был Виктор. И мне сразу стало как-то неловко. Даже Маринка резко оборвала свои взвизгивания и, подойдя ко мне, шепотом спросила:

– Виктор? А что он тут делает?

– Ждет, наверное, на всякий случай, – ответила я. – Ты же знаешь о его чувстве долга. Решил убедиться, что со мною все нормально.

– Ой, мать! – с сомнением проговорила Маринка. – А вот у меня впечатление, что не просто так он тут подпирает скамейку, не просто так! Уж не стала ли ты путаться в мужиках?

Я даже не взглянула на эту Пифию и быстро подошла к Виктору.

Он встал при моем приближении и только тихо спросил, внимательно глядя мне за плечо:

– Нормально?

– Да, конечно же, – ответила я, – пошли ко мне, я тебя чаем напою. И останешься, кстати, если хочешь. Куда тебе ехать-то на ночь глядя?

Виктор быстро взглянул на меня и отрицательно покачал головой. Я почувствовала, что краснею, потому что даже сама поняла, как неискренне прозвучало мое предложение.

Виктор, кивнув, отступил в темноту и, повернувшись, ушел почти неслышными шагами.

В этот момент подошли и приотставшие мои спутники.

– А вы круто живете, Ольга, – с уважением произнес Павел. – С охранником ходите!

– Это скорее он с ней ходит, – влезла Маринка с дурацким уточнением. Я хотела сначала ответить ей что-то резкое, а потом передумала, сообразив, что по отношению к Роману эти слова вполне могут показаться и не совсем глупыми. Пусть знает, что….

Впрочем, неважно.

Роман все понял правильно и немного застеснялся и засмущался. На такой лирической ноте мы поднялись ко мне в квартиру.

В холодильнике нашлась бутылка какого-то подозрительного напитка. Происхождения бутылки я не помнила, но Маринка весело закричала, что это тот самый ликер, который мы с ней пили месяц назад.

Я имела на сей счет немного другое мнение, но не стала спорить. Мы устроились в кухне, Маринка занялась кофе, мужчины закурили, и Павел повторил свое предложение о завтрашнем отдыхе. Не знаю, что там включилось у Маринки в голове, но она вдруг принялась меня усиленно уговаривать принять предложение, словно я собралась отказываться. Я не отказывалась, только не спешила соглашаться, а это разные вещи.

– С Павлом интересно, просто здорово, – щебетала она, оглядываясь от плиты на своего художника.

– Рабинович такой затейник – вспомнилась мне строка из старого анекдота, и Маринка расхохоталась, не обращая внимания на хмурившегося своего бойфренда. Павел вел себя так, словно ему было неинтересно, что про него рассказывают приятные вещи. Так я ему и поверила! По моим наблюдениям, все мужчины, как павлины, и им весьма даже нравится, если женщины ведут себя, как попугаи, постоянно повторяя: ах он, ах у него…

Нравится им это, только от меня шиш дождешься такого.

Павел с Романом переглядывались, Павел слегка ухмылялся, а Маринка, войдя в раж, продолжала растекаться мыслью по древу.

– Павел, он такой! Он замечательный!

Я бросила украдкой взгляд на Павла и заметила на его лице тень слабой довольной улыбки. Ну так и есть, я оказалась права, и нечего мне строить из себя выдающуюся личность.

– Он любитель оригинальных и неординарных поступков! Правда, Паша?! – продекларировала Маринка.

Маринка отскочила от плиты и, наклонившись над Павлом, поцеловала его в лоб, тут же вернувшись к туркам с кофе.

– Значит, любитель? – решилась я поддержать непонятный разговор, посматривая на Павла.

Роман, видимо взревновав, тут же небрежно произнес:

– Люди творческие без легкой встряски неуютно себя чувствуют на этом свете и в этом мире. По себе это знаю.

Намекнув таким ненавязчивым образом, что Павел тут не один живописец, Роман снова начал распускать руки в своей робкой и почти приятной манере, а Маринка все продолжала:

– Ты знаешь, Оль, я такие испытала невероятные ощущения! Думала, что в моем все еще юном возрасте уже ничего нового узнать нельзя, а оказалось, можно!

Я снова немного покраснела и срочно опустила голову, чтобы это не так бросалось в глаза.

– Да, да, – восторженно воскликнула Маринка, – представляешь, какой кайф: нестись на машине в темноте с выключенными фарами, не видеть дороги, думать, что вот-вот врежешься и костей не соберешь! Жутко, но захватывает, черт побери!

– Это ты, что ли, неслась? – со здравым скепсисом спросила я, прекрасно помня, какая Маринка трусиха.

– Ну да, – слегка обиделась она. – Не одна, а с Павлушей! А однажды, представляешь, он устроил мне такое блиц-испытание – это он так называет «блиц-испытание» – прямо в центре города! Ну почти! Я сидела за рулем машины, а он выскочил из-за угла, как рявкнет: «Поехали»! Я ка-ак ударила по педали! До сих пор не понимаю, как нас менты не остановили!

Я заметила, что взгляд Павла стал сосредоточенным и жестким.

– Готов кофе? – спросил он.

– Да-да, уже-уже, – суетливо пробормотала Маринка, – вот, пожалуйста!

Она поставила перед ним чашку, потом перед Романом, а потом подала и мне.

Я не поняла внезапной Павловой скромности и поинтересовалась – ведь надо же было поддержать разговор:

– А когда же это произошло?

– На машине-то в центре? – переспросила Маринка. – А я не помню! – с обескураживающей непосредственностью сказала она, и я обратила внимание, что Павел расслабился, а рука Романа снова начала все тот скучный путь, уже два раза ею пройденный.

Маринка пододвинула свой табурет ближе к столу, села рядом с Павлом и погладила его по руке.

– Вспомнила! – вдруг сказала она. – Ну да, верно! В тот день еще объявили, что магазин ювелирный ограбили! Помнишь, Павел, я тебе говорила, а ты сказал, что.., ой!

Маринкино «ой» заставило меня поднять глаза.

На меня в упор смотрел Павел и взгляд его в этот момент был так страшен, что я растерянно повторила последние Маринкины слова:

– Магазин ограбили, говоришь?

Павел с силой оттолкнул от себя стол и вскочил.

С грохотом полетела брошенная на пол табуретка.

– Ты кончай эти шутки! – прикрикнул на него Роман, ловко уворачиваясь от пролитого на стол кофе из его чашки. – Что за прыжки, мать твою?!

Павел молчал, молчала и я, продолжая упорно разглядывать его.

– Паша, ты что? – тихо спросила Маринка. – Ты что, Паша?

– Поняла, значит, Ольга? – с тихой угрозой спросил меня Павел и, хотя я еще не до конца сообразила, что, собственно, происходит, но после его слов у меня уже не оставалось сомнений.

– Это ты все сделал? – спросила я.

Он кивнул.

– Не только я, как ты поняла, но и твоя Марина тоже. Она втемную сыграла в мою подельницу, – гнусно ухмыльнулся Павел. – Что, не нравится?

Я промолчала, спешно соображая, что же происходит, и отказываясь признаваться самой себе в этом неожиданном открытии.

Мои сомнения разрешил Павел.

– Я завтра собирался обсудить этот вопрос, но, видно, карты легли по-другому, – сказал он.

– Павел, ты что? – повторила Маринка, все еще ни о чем не догадываясь.

– Молчи! – резко бросил ей Павел, как собачонке, и Маринка замерла с полуоткрытым ртом.

Роман тоже непонимающе воззрился на него, но молчал.

– Так вот, значит, Ольга Юрьевна, – сказал Павел, – я прослушал кассетку, которую вы обронили в сумочке. Собственно, ради нее все и было затеяно.

– Ты про что это говоришь? – наконец подал голос Роман.

– Молчи, дай мне договорить, – рявкнул Павел и выдернул из кармана руку с пистолетом. – Всем молчать и слушать меня! – Повторил он, отходя к кухонному окну. – Я хочу, чтобы вы, Ольга Юрьевна, хорошо запомнили вот что: если возьмут меня, то я не партизан и молчать не стану. Ваша Мариночка пойдет со мной соучастницей, хотя она и не понимала, что происходит! Но вы-то это понимаете?

Я молчала, будучи не в силах пошевелиться от навалившегося на меня ужасного открытия.

– Ей – срок, вы – свидетельница на суде, ваша газетка не оправится от скандала, и хана всему вашему бизнесу и светлым перспективам. Вопросы есть?

Я не в силах была шевельнуться.

– Павел, ты что?.. – потрясенно шептала моя секретарша, как заезженная пластинка. На ее расширенные глаза навертывались слезы. Роман замер и с полуоткрытым ртом оглядывал всю нашу компанию.

В это время позвонили во входную дверь.

– Кто это? – дернулся на меня Павел, и это словно вывело меня из ступора.

– Не знаю. Я никого не жду. Может быть, соседка, – тихо предположила я.

В дверь настойчиво позвонили еще раз, и еще.

Павел вполголоса выругался.

– Вам двоим молчать и не шевелиться, – бросил он. – А ты, Ольга, идешь со мной и открываешь дверь! Поняла? И без шуток! Я тебя предупредил: молчать не буду!

Я встала. Павел взял меня под руку и потащил к двери. Пистолет он спрятал в карман.

– Веди себя естественно! – прошипел он мне в ухо, и я через силу кивнула.

Я даже не стала смотреть в дверной глазок: не все ли равно, кто там пришел, если повалили такие события? Хуже все равно уже не будет. Просто не может быть хуже, чем есть сейчас.

Открыв дверь, я увидела за нею Виктора.

Не успев сказать и слова, я оказалась откинутой в сторону. Виктор, как всегда, все понял с первого взгляда, да, наверное, он никуда и не уходил, а оставался все время рядом с домом. Не знаю почему.

Отшвырнув меня, он бросился на Павла. Тот отскочил, попытался отбить прямой удар Виктора, у него это не получилось, и тут вмешался Роман.

Я даже не успела заметить, как он подскочил к нам. Пытаясь помочь Виктору, он только помешал ему, попав как раз между ним и Павлом. Павел толкнул Романа на Виктора и выскочил на лестничную клетку.

Послышался топот: Павел убегал.

Виктор рванулся за ним, но я крикнула:

– Не уходи!

Как робот, мгновенно остановившись, Виктор недоуменно взглянул на меня.

– Пусть уходит! – тихо сказала я.

Роман сконфуженно поднялся с пола.

– Извините, – пробормотал он, – я хотел как лучше…

Я махнула рукой, и тут мы услышали на улице выстрел. Потом еще один, и потом еще. Там явно что-то происходило.

– Никто не выходит, – быстро проговорила я, Виктор кивнул и захлопнул дверь.

Мы побежали в кухню, где за столом с совершенно потерянным видом сидела Маринка.

– Оля… – начала она, но я молча выключила свет и подбежала к окну.

На улице перед домом стояла машина. Свет в салоне был включен, фары тоже, и они освещали лежащее на земле тело. Мне сверху было видно, что это Павел. Стоящий рядом с ним человек с пистолетом поднял голову, и я узнала капитана Зеленцова.

Глава 10

– Вот тебе, бабка, и Спидьев день, – пробормотала я, – ну такого поворота я никак уж ожидать не могла.

Маринка мягкой тенью встала и подошла ко мне со спины.

– Ax! – выдохнула она, прикрывая рот рукой.

Ее неверное отражение я увидела через темное оконное стекло и сразу поняла, что сейчас произойдет.

– Убили! – крикнула она, но я, резко повернувшись, замахнулась и едва не ударила ее.

– Замолчи немедленно! – сказала я. – Ты не понимаешь, что ли, ничего?! Иди и спрячься в дальней комнате и не высовывайся оттуда! Я еще с тобой поговорю!

Я снова посмотрела в окно и увидела, что капитан Зеленцов идет к моему подъезду.

– Вот и снова гости повалили, – радушно пробормотала я.

– Милиция? – шепотом спросила Маринка, застрявшая в дверях и забывшая, что я ей только что сказала.

Я повернулась и осмотрела всю компанию.

– Ну, полагаю, что никто ничего не слышит и никто ничего не понимает, – проговорила я, многозначительно глядя на Романа. – К нам поднимается милиция. У кого есть желание становиться свидетелем со всяким полагающимся в комплекте почечуем в виде допросов, расспросов и посещения заседаний?

– А-а-а, – протянул Роман и закончил:

– Понял! Желаний таких не имею.

– Марина! – напомнила я. – Иди подальше и сиди там потише. Всем от этого будет только лучше.

Маринка чихнула и послушалась, что было приятно. В дверь позвонили. Я направилась к ней, Виктор тихо шел за мною.

– Ты почему не уехал домой и вернулся? – спросила я его.

– Я его узнал, этого парня, – ответил Виктор. – Это он убегал от дома Константина в тот день.

Я отперла дверь. За нею, улыбаясь, стоял капитан Зеленцов.

– Ну что, уважаемая Ольга Юрьевна? – спросил он. – Разрешите мне зайти или ордер сначала попросите?

– Какой может быть ордер на ночь глядя? Прошу, – сказала я и отошла. – Вы не подскажете, что происходит на улице? Мне показалось, что вроде стреляли?

– Вам не показалось, – капитан зашел в квартиру, быстро окинул взглядом нас с Виктором и прошел в кухню.

– Вечер добрый всей компании, – сказал он и сел за стол.

– Ну что, Ольга Юрьевна, не скажете ли мне, в каких вы отношениях состояли с Игнатовым Юрием Федоровичем, он же Павел Косульский, он же Венцель Яслович?

– С Косульским я познакомилась только сегодня вечером, – сказала я, взглянула на часы и поправилась:

– точнее говоря, вечером минувшим. Мы встретились и разговорились на презентации в Доме художников. Выпили, погуляли, пришли сюда… Ну вот, собственно, и все… Хотите чаю или кофе?

– Спасибо, нет. Все, говорите? – повторил капитан и сел поудобнее. – Вы подумайте, прежде чем отвечать на мои вопросы. Не хотите ли позвонить своему лихому адвокату?

– А зачем? – спросила я. – Что произошло?

Если меня в чем-то подозревают, так скажите об этом. Прекратите говорить загадками!

– А загадок никаких нет, – ухмыльнулся капитан Зеленцов, снова взглянул на Виктора с Романом и пояснил:

– Юрий Игнатов давно нами подозревался в причастности к ограблениям, происходящим в городе последнее время. Мы проследили за ним, и, надо случиться такой досадной неожиданности, он привел нас прямо к вам! Вот ведь чудеса!

– Чудеса! – согласилась я. – Только за одним исключением, как я вам уже, кажется, говорила: не он привел вас ко мне, а я привела его к себе. Да и то, надо сказать, его общество меня немного напрягало.

– Неужели? – заулыбался капитан. – А пояснить можете?

– Без проблем, – чуть ли не перекрестилась я. – Ваш Игнатов или как его там… Вы называли так много фамилий и имен, что я все и не запомнила, одним словом, он увязался просто за нами, а мы, то есть я и мой приятель Роман, просто собрались приятно провести время. Но Павел подошел ко мне на выставке, познакомился, и, в общем, так получилось, что пришлось даже дотерпеть его до своей квартиры. Я так радовалась, что он уже ушел, а оказалось, что не насовсем.

– Как это не насовсем? – не понял Зеленцов. – Он уходил, а потом вернулся?

– Нет, ушел он один раз, – пожала я плечами. – Только я думала, что больше его не увижу.

Так и получилось – не увидела, а услышала: вы пришли и только о нем и говорите. Преступник, ограбления… Да не касается это меня, я даже, если хотите, обещаю вам не писать про него, потому что он мне самой надоел. Можно сказать, украл у меня вечер. Действительно, преступник!

– А вы, – обратился капитан к молчащему Роману. – Что можете сказать про своего друга Косульского? Зачем он пришел сюда?

– Странный вопрос, – Роман рассмеялся и покачал головой. – Даже не знаю, что вам ответить…

Представьте ситуацию: молодой человек немного выпил на тусовке, увидел двух девушек, одна из них занята, простите, моею персоной, вторая свободна…

А зачем он присоединился к нашей компании? Я даже теряюсь в догадках! Ведь еще он с нами ходил на танцы, выпивал, потом проводил девушек до квартиры… Надо думать, что некая цель у него была, только вот какая?! – Роман почесал в затылке и весело взглянул на капитана Зеленцова. – А у вас предположений нет?

– Мне нужны реальные объяснения, а не упражнения в остротах, – буркнул капитан. – Ну хорошо, а почему же он тогда ушел? Я бы даже сказал, не ушел, а выскочил, словно ему тут показали что-то страшное?

– Страшного ничего ему не показывали, а то я бы тоже испугался, – откровенно признался Роман, – но можно предположить, что его тайная цель накрылась.

– Чем? – хмуро спросил капитан.

– Медным тазиком, – ответил Роман.

– А ваша цель?

– Еще один вопрос в этом направлении, – пришла я на помощь Роману, – и его цель тоже накроется.

Капитан обвел нас взглядом и улыбнулся.

– Не буду вас больше беспокоить, – вздохнул Зеленцов вставая. – У меня еще работы много, и думаю, мы с вами еще встретимся, Ольга Юрьевна.

Так что, до свидания!

Виктор проводил капитана, хотелось надеяться, последнего нашего гостя, и, поблагодарив Романа за поддержку, я все-таки нашла нужным прояснить ситуацию.

– Не знаю и не понимаю, что вы там говорили о тайных мужских целях, Роман, – сказала я, – но мне кажется, вам уже пора. Извините уж меня, но сами видите, что происходит.

– Все нормально, Ольга, – Роман встал и попросил разрешения позвонить мне на работу в ближайшие дни, скажем, завтра.

Разрешение было получено, я проводила гостя до двери и, заперев ее, сразу же отправилась к Маринке. Та, зарывшись головой в подушку, валялась на диване, плечи ее сотрясались от рыданий. Я села рядом и погладила ее по голове.

– Ты огорчаешься от того, что придется лет пять в тюрьме провести? – спросила я ее самым равнодушным голосом. – Да, что и говорить, неприятно. Но случается…

Маринка подняла заплаканное лицо.

– Пашу убили, – промямлила она.

– Грешно, конечно, говорить, девочка, но и хорошо, что убили. Во-первых, поделом, а во-вторых, теперь он уже не даст против тебя показаний, – заметила я и попросила Виктора принести мне сигареты и пепельницу. – И чайник поставь, пожалуйста! – крикнула я ему вдогонку.

– Паша был такой… – попробовала было развести лирику Маринка, но я безжалостно оборвала ее.

– Он был бандитом и убийцей, пора уже понять. Давай рассказывай, что ты вместе с ним натворила. Обменные пункты грабила?

– Ты с ума сошла! – вскинулась Маринка.

– Ну почему же я, мне кажется – ты. Так, значит, это ты увозила Павла в тот день, когда он совершил налет на ювелирный магазин?

– Я не знала этого! Он вообще все время придумывал какие-то штуки! Ну, я и думала, что это развлекалочка такая!

Маринка начала сердиться, а это всегда становилось опасным, потому что в таких случаях добиться от нее чего-нибудь путного было затруднительно: слишком уж бессвязно начинала она выкрикивать всякие слова. Поэтому я сбавила обороты и заговорила более сдержанно. Дружелюбно улыбнувшись, я спросила:

– А кто еще был тогда в машине?

– Никого, только он и я, – надулась Маринка. – Мы всегда ездили вдвоем.

– Магазин грабили двое, подумала я вслух, – и у Константина было двое. Один выстрелил, другой сидел за рулем и ждал. Ты водила когда-нибудь серую «Волгу»?

– Не-ет! Какую еще «Волгу»? – мне показалось даже, что Маринку это заинтересовало, но пока она еще не решалась забросать меня кучей своих обычных вопросов.

– Точно не водила?

– Да я вообще не понимаю, о чем ты толкуешь!..

0-оль, – всхлипнула она, – а его на самом деле убили? – Маринке наверняка показалось, что она слишком быстро стала забывать Павла, и поэтому, порывисто вздохнув, она постаралась снова выжать из себя слезу, но я не обратила никакого внимания на этот заход: ученья, знаем, да и время сейчас дорого.

– Ну за что мне такие неприятности? Как ты думаешь?! – надрывно вопрошала Маринка, потерев пальцами виски и оглядывая комнату, наверное, в поисках иконы, никогда у меня не водившейся.

– Тебе за то, что у тебя башки нет и ты постоянно вляпываешься в какую-нибудь историю! Я-то вот почему должна страдать? Потому что товарищ хороший?! – постаралась я взять инициативу в свои руки.

Маринка неожиданно хихикнула.

– Ну что еще? – с безнадежной тоской спросила я.

– Ты заговорила совсем, как Фима, – сказала она, поблескивая влажными глазами.

– Фима? Да, кстати о Фиме! – вздрогнула я. – Кстати о Фиме!..

В комнату почти неслышно вошел Виктор с подносом в руках, на котором стояли две чашки с дымящимся чаем.

– А почему не три? Ты не будешь? – спросила я у него.

Виктор пожал плечами и вышел. Я сделала правильный вывод: чай пить он будет.

Когда Виктор вернулся, я спросила у него:

– Как ты думаешь, нужно ли мне прямо сейчас звонить Фиме? Или мы вполне мирно переночуем, а завтра видно будет?

Виктор кивнул.

– Ну пусть так и будет, – согласилась я с ним. – Маринка, ты вот что мне скажи: где ты умудряешься подбирать такие кадры, а? Далеко не в первый раз твои романтические истории доставляют нам неприятности!

Маринка шмыгнула носом и в задумчивости промолчала, точнее, она промолчала и не ответила на мой вопрос, но, задумавшись о своей жизни, она молчать не стала.

– Меня и правда посадят? – спросила она, на этот раз уже вполне серьезно собираясь расплакаться.

– Непременно! – пообещала я. – Вот тогда-то я наконец от тебя отдохну. Но не бойся, я тебя не забуду: каждый Новый год будешь получать от меня открыточку с новостями. И на дни рождения тоже.

Потом вернешься, мы вместе будем их перечитывать, вот будет здорово! Десять новогодних открыток и…

– Десять?! – вне себя заорала Маринка, подскочив на диване, и навернувшиеся было слезы как рукой сняло. – Да ты с ума сошла!

– Это ты сошла! – крикнула я ей. – А сколько же ты, интересно, хочешь за соучастие в убийстве?

Нобелевскую премию, что ли? Или благодарственную телеграмму от Путина?

Я не могла от волнения усидеть на месте и заходила по комнате.

– Ну-ка, напряги свои извилины, подруга, и вспоминай, – скомандовала я. – Да поживее!

– Что вспоминать-то? – снова шмыгнула носом Маринка.

– Сначала вспомни, что у него было в руках, у твоего Паши, когда он прибежал и сел в машину?

– Портфель, – быстро ответила Маринка.

– Отлично! – пробормотала я..

– Не поняла, что отлично-то? – Маринка смотрела на меня с подозрением, только пока не врубалась, куда ей это подозрение приложить.

– Поймешь, – твердо пообещала я. – А теперь припомни, куда вы поехали после того, как твой Ромео застрелил в магазине охранника?

– Я не знала тогда, что он кого-то убил!

– Зато теперь знаешь. Так куда вы поехали, я тебя спрашиваю?

– А может, это вовсе и не он убил? – Маринка, кажется, избрала защиту Павла главным бастионом своей защиты, но я свято наплевала на этот заход.

– Куда-куда? – настойчиво переспросила я.

– Фу, какая ты нудная, – Маринка сморщила носик и гордо тряхнула головой. – За город поехали, вот куда!

– А конкретнее?

– Ну, не знаю, в общем, когда я вырулила на трассу, то остановилась, и Паша пересел за руль, а потом мы поехали за КП ГАИ!.. – Маринка увлеклась воспоминанием и начала рассказывать более подробно. Лишь бы ее порыва хватило на подольше, в чем я не была уверена.

– Мы пересели в другую машину, – сказала она, – потому что эта была Пашиного приятеля… то есть он так сказал.

Я энергично кивнула.

– Ну да, приятеля, только он забыл сперва познакомиться с этим приятелем и просто позаимствовал машину. Что было потом?

– Потом Паша остановил какой-то старый рыдван, и мы поехали на дачу. Там озеро еще было.

Мы на лодке катались. На моторной!

– А почему не на катере? – я хотела пошутить, но не получилось, потому что Маринка с самым серьезным видом хлопнула глазами и ответила, что Павел не нашел ключи от катера, долго ругался и пришлось кататься на лодке.

– Не его, значит, дача? – уточнила я.

– Я подумала, его родителей, потому что, когда он искал ключ от замка, то все ругал старого хрыча, вечно все перепрятывающего.

– Может быть, своего папу? – задумчиво предположила я.

– Ну и я так подумала. А что было в портфеле? – задала Маринка самый важный для себя вопрос.

– Не знаю, – ответила я, – у тебя как раз хотела спросить.

– Но я тоже не знаю! – Маринка пожала плечами и устроилась на диване поудобнее. – Несколько раз спрашивала его, но что он мне отвечал, уже не помню. Это ж так давно было, наверное, целая неделя прошла!

Я немного посидела, побарабанила пальчиками по коленке, взяла чашку с чаем и осторожно отпила глоток. Чай оказался не очень горячим. Немного подумав, я продолжила расспросы:

– А когда вы возвращались с этой дачи, портфель был с ним?

– Не-а! Он его там забыл. Я уже в городе спросила про портфель, а Паша хлопнул себя по лбу и сказал, что забыл. Еще бы ему не забыть: он ночью на рыбалку ездил, я слышала, но быстро вернулся: холодно было и рыба не клевала.

Я посмотрела на Виктора.

– Где у нас тут есть озера?

– Не озера, а озеро, – важно поправила меня Маринка, – озер полно в Чардыме, а там, где дача, было одно озеро. Прямо как Женевское, круглое такое! Ну почти круглое. Овальное.

– Точно! – сказала я. – Вспомнила', есть такое озеро! Как раз по той трассе, что ты описала! Там еще пансионат есть с двусмысленным таким названием!

Маринка непонимающе посмотрела сначала на меня, потом на усмехнувшегося Виктора.

– И что же? Почему ты думаешь, что я стану врать? – забормотала она. – Если озеро было, значит, было и…

– Ты на самом деле не поняла! – сказала я. – Получается вот что: если твой Павел оставил там портфель, с которым сел в машину, значит, в том месте у него находится что-то вроде тайника. Нужно поехать туда и найти этот бандитский склад.

– И поделить! – крикнула Маринка, быстро забывая про свою несчастную любовь. – Они же взяли ювелирный магазин! Ты представляешь, сколько там всего может быть?!

– Насчет предложения поделить, мне кажется, ты погорячилась, – заметила я. – А вот обнаружить этот клад и сдать, а потом описать все это приключение, – я бросила быстрый взгляд на нее, – ну или почти все – вот это будет интересно.

Виктор шевельнулся и молча показал два пальца. На его индейском языке это означало, что надо поинтересоваться вторым человеком; я поняла его правильно.

– Да, был ведь и другой член банды. Или, как минимум, еще один, – сказала я, – а это означает, что ехать нужно сразу, как только рассветет, чтобы его опередить. Вряд ли за эти несколько часов станет известно о смерти Косульского, или как его там по-другому еще зовут, не помню.

Я посмотрела на часы, потом то же самое сделала Маринка. Как-то молча мы обе поняли, что, если нужно ложиться спать, лучше всего это сделать прямо сейчас, а то минутой позже может начать и светать.

Глава 11

Меня разбудил Виктор как раз в тот момент, когда, как мне показалось, я только-только собиралась уснуть. Не став спорить, я стала подниматься с дивана.

Как это было трудно, рассказывать не стану, и так ясно, что не со свежим личиком и не с прекрасным настроением, но с более-менее терпимым, если меня не раздражать. Закутавшись в халат, я побрела будить Маринку.

Она долго сопротивлялась, потом все-таки села, зевнула и голосом страдающей Дездемоны заявила, что всю ночь не сомкнула глаз и у нее очень болит голова. После этой декламации она навострилась снова лечь, но я быстренько выдернула у нее из-под головы подушку. Почему это она должна спать, если я уже давно встала? Несправедливо!

– Когда же я наконец сдохну? – привычно пробормотала Маринка, снова принимая вертикальное положение на диване. – А мы завтракать будем или это тоже входит в программу издевательства?

– Если успеешь – позавтракаешь, не успеешь – поужинаешь, – посулила я и не ушла из комнаты раньше ее. Знаю я эти штучки: только выйди, так она снова завалится дрыхнуть.

Маринка не завалилась: поняла, видимо, что этот фокус у нее не пройдет и не прокатит. Продолжая ворчать, как водопроводный кран, когда в нем или в трубе за ним прыгает давление. Маринка сползла с дивана и поволоклась в ванную.

Плескалась она там долго, и я даже заподозрила, что она, изображая деятельность, все-таки прикорнула рядом с ванной. Но, когда я уже собралась ручкой от швабры постучать в дверь и потребовать вменяемого ответа. Маринка вышла сама и заказала «покушать». Покушать она получила, но только по пути к машине на лестнице. Одного бутербродика ей показалось мало, ну а на большее у нее не хватило времени. Кто не спрятался, я не виноват!

На поиски дачи, стоящей на берегу круглого озера и скрывающей для нас и наших читателей целый портфель изделий из драг-металлов, мы поехали на моей «ладушке». Она второй уж день терпеливо подкарауливала меня напротив подъезда и вот наконец дождалась. Вчера я немного изменила ей, пофлиртовав с «Ауди» Романа, но, несмотря на гипотетическую обиду, «Лада» завелась с полоборота, только попав в надежные руки Виктора.

Мы с Маринкой сидели на заднем сиденье и молчали. В такое раннее утро видеть себя в зеркале неприятно, не то что еще с кем-то разговаривать.

Я курила, Маринка начала прикрывать глаза и зевать. Это было самое подлое, что она могла придумать, словно ей одной хотелось спать, но ей же не объяснишь такие сложные вещи: сделает вид, что не понимает. А может быть, она и на самом деле такая.

Непонятливая.

Мы подъехали к КП ГАИ, отметились на нем, как и положено по всем правилам: до шести утра оставалось еще целых двадцать минут, и дежурный сержант, очевидно, устав за ночь бегать и уже набрав себе на вечернее пиво, а своей жене на вечернее платье, просто махнул нам рукой и равнодушно отвернулся. Все пути были открыты, и равнодушие нашего Тарасовского ГАИ однозначно можно было принимать за благоприятный знак судьбы.

Виктор неторопливо отъехал от КП и, свернув влево, начал постепенно увеличивать скорость: дорога была практически пустой, в такое раннее время желающих кататься за городом было мало. Кроме нас, впереди еще маячила какая-то машина, впрочем, ехавшая навстречу.

Мы добрались до нужного поворота к пансионату «Голубые дали», и Маринка, очнувшись, когда машина, подпрыгнув на кочке, тряхнула ее так, что она едва не упала на пол салона, нахмурилась и посмотрела в окно.

– А правильно едем, я во-он то-от пейзаж узнаю! – Она махнула рукой и кашлянула.

Я взглянула на узнанный пейзаж. Он оказался большой мусоркой, оставшейся после строительства нового моста через Волгу, строительства, совершенно непонятного и, как мне кажется, экономически не обусловленного, я имею в виду, конечно же, выгоду с государственной точки зрения – А дальше куда ехать, ты помнишь? – спросила я. – Озеро будет минут через пять за следующим поворотом, так нам потом налево или направо?

Маринка посмотрела на меня и покрутила в воздухе пальцами.

– Налево? – спросила она будто саму себя и вслух же себе пояснила:

– Право – это какой рукой пишу, а лево…

– А лево – это слева, – раздраженно сказала я, – не помнишь, значит?

– Прекрасно помню, – обиделась Маринка, – но забыла. Пока.

Виктор повернул к озеру и поехал вправо вдоль него. Я попеременно смотрела то вперед, то на Маринку, ожидая от нее хоть какой-то реакции, но она молчала и вся как-то ушла в свои собственные мысли, словно и не она должна была найти ту самую необходимую нам дачу.

Мы ехали уже достаточно долго, и тут Маринка, вытянув шею, пальцем показала в сторону озера, задумчиво проговорив:

– А кажется, вон она!

– Дача? – спросила я, всматриваясь туда же.

– Какая дача? Коряга! – сказала Маринка. – А я разве не говорила тебе? Мы когда плавали на лодке, то зацепились за корягу, так она во-он торчит. А может быть, я тебе и не говорила. Ну зато теперь сказала!

– Поехали ближе к берегу, Виктор, – предложила я.

Мы спустились еще ближе к озеру по ближайшей дорожке, и из-за деревянного забора выглянула высокая шиферная крыша.

– Это здесь! – твердо заявила Маринка. – Точно здесь! – повторила она уже не так уверенно, но по-прежнему напористо.

Мы спустились по дороге до конца и остановились перед зелеными металлическими воротами, запертыми снаружи на висячий замок.

– Узнаю эти ворота, – сказала Маринка, – короче, мы приехали.

– Судя по замку, здесь никого нет, – блеснула я наблюдательностью, сама себе напомнив Шерлока Холмса. Маринка не захотела просто по-товарищески изобразить из себя Ватсона и, хмыкнув, ехидно произнесла:

– Да это и так ясно: замок висит.

Я покосилась на Виктора и встретилась с ним взглядом в зеркале заднего обзора.

– Сумеем пройти? – спросила я.

Виктор пожал плечами.

Мы вышли из машины. Маринка зябко повела плечами.

– Погодка шепчет, что нужно было одеваться теплее, – пробормотала она.

Я промолчала.

Виктор тоже вышел из машины, неторопливо подошел к воротам и нагнулся над замком. Минуты не прошло, как он его снял и распахнул обе створки.

Мы с Маринкой прошли за ворота и остановились. Виктор же загнал «Ладу» во двор чужой дачи, снова вышел из машины и снова запер ворота снаружи Мы с Маринкой пошли к даче, а Виктор, перелезший через забор, догнал нас почти около самого дома.

– Ну, точно здесь, да, – сказала Маринка. – А то был моментик, когда я немного засомневалась, – она хитро взглянула на меня, – я этого тебе не сказала, а то бы ты начала шуметь. Ты же у нас немножко нервная…

Я промолчала, а Маринка, подойдя к крыльцу, покрутилась возле него и вынула из-под бетонного полушария клумбы полиэтиленовый пакет из-под молока. Пакет был разрезан с одной стороны, и вместо молока в нем звенели ключи.

– Что бы вы без меня делали? – гордо спросила она и передала ключи Виктору.

– Жили бы спокойно и горя не знали, – честно призналась я.

Виктор открыл входную дверь в дачу, и мы осторожно вошли внутрь. Дом Павла или его родителей ничего особенного собой не представлял: две комнаты на первом этаже и одна большая в мансарде.

Маринка сразу же прошествовала в первую комнату и развалилась в кресле с плюшевой обивкой.

– Тут где-то был обогреватель, – сказала она, оглядываясь, – куда же он его сунул?

– Мы ищем портфель, – напомнила я. – Вставай и начнем! Как он выглядел?

– О господи! Как он выглядел?! Он выглядел как портфель! – воскликнула Маринка и вскочила с кресла. – Отдохнуть не даешь! Я так устала! Как он выглядел?! Портфель как портфель. Коричневый с двумя замками. Замки блестящие. Портфель тоже блестящий, потому что новый. Был.

Отшумев, как роща золотая, Маринка молча принялась за поиски. Они заняли у нас минут сорок и ни к чему не привели, если, конечно, не считать результатами два лодочных мотора, одну банку тушенки, полтора мотка туалетной бумаги и одну помятую иллюстрацию из журнала «Интим». Ах да, рядом с моторами стояли еще две трехлитровые банки, наполненные, наверное, бензином. Или керосином. Или соляркой. Одним словом, банки стояли там, и их содержимое, надо думать, предназначалось для моторов. Не для хозяев же.

Я села в то кресло, с которого согнала Маринку, и почувствовала, что мое настроение ухудшается, а до этого доводить не хотелось.

– Где бы ты сам спрятал такой портфель? – спросила я у Виктора, закуривая и в который уже раз внимательно осматривая комнату. – Подвала здесь нет, на мансарде посмотрели. Двор, что ли, перерывать?

Виктор молчал. Что и следовало ожидать.

– Место должно быть укромное, но относительно простое, – продолжала я. – Такое, о котором бы чужие и не подумали никогда, а сама я могла бы достать вещь из него при необходимости без проблем.

Все молчали. Маринка подошла к окну.

– Так здорово было плавать на катере по озеру, – задумчиво проговорила она. – Это и была настоящая романтика, а все остальное так, обычное свинство.

Я подошла к ней и тоже взглянула в окно. Озеро находилось невдалеке от дома, приблизительно в двадцати – двадцати пяти метрах. Подтянутые цепями, на воде покачивались две лодки, одна пошире, другая поуже. Какую-то из этих шаланд Маринка в своих романтических рассказах гордо называла катером, а другую – просто лодкой. Я не стала гадать, какую именно. У меня появилась идея. А может быть, нашло вдохновение, но тут уж эпитет нужно выбирать на любителя.

– А что это ты там говорила про корягу, торчащую из воды? – спросила я.

– Которую мы видели с дороги? Еще Павел подплывал к ней и дергал. Крепко сидит! Наверное, это бывшее дерево.

– А на рыбалку он плавал куда? – настойчиво спрашивала я опять.

– Я не интересовалась, – как само собою разумеющееся, сказала Маринка, что было на нее не похоже. Но в следующей фразе она все объяснила, я видела. Проснувшись ночью от холода, я натянула его свитер и вот так же подошла к окну. Смотрю, а он что-то там копошится около коряги, а потом… ой! – Маринка резко повернулась ко мне. – Ты думаешь, что он там у коряги и спрятал?

– Надо посмотреть, – просто сказала я.

– Это я первая подумала, – сказала Маринка, – точно тебе говорю!

Я взглянула на часы и посмотрела на Виктора.

– Давай попробуем побыстрее сплавать туда, а то, кто знает, понаедут еще дачники, потом доказывай, что ты не верблюд, а всего лишь любознательный журналист. Ты в моторах разбираешься?

От Виктора трудно добиться другой реакции, кроме пожатия плечами, что случилось и на этот раз. Однако покрутившись вокруг обоих моторов, прикорнувших в углу зала, он кивнул каким-то своим мыслям и, покраснев от натуги, приподнял один из моторов, потащив его к берегу. Я взяла одну банку с бензином, подчиняясь молчаливому приказу Виктора, и понесла ее за ним следом.

Из двух лодок на берегу одна была добротно прикована цепью и заперта на какой-то сложный замок, вторая – на замок попроще. Разумеется, мы выбрали вторую.

Виктор установил мотор, влил в него почти половину банки бензина и, как говорится в одном детском ужастике, «дернул за веревочку». Мотор зафырчал, заурчал, и мы выплыли в акваторию наше-то местного, почти Женевского озера.

Коряга, на которую теперь возлагались мои надежды, торчала из воды недалеко от берега. Но только недалеко не от нашего берега, а от соседнего.

До нее пришлось плыть минут пять. Я про себя решила, что если ничего подозрительного или интересного не обнаружим, то разворачиваемся и плывем отсюда к чертовой матери – я имею в виду возвращаемся в город и дружным строем идем в редакцию, где скоро начнется рабочий день. Уже через пару часов.

Мы пришвартовались к коряге, оказавшейся бывшим стволом когда-то, наверное, могучего дерева.

И пока я держалась за выступающую над водой его часть, Виктор внимательно осматривал все.

Ну что ж, еще раз мне следует похвалить себя за находчивость, интуицию и просто способность быстро постигать сущность вещей, ставя себя на место другого человека?.. К коряге была привязана толстая леска, и, судя по ее натягу, на другом ее конце тоже что-то было.

– А ведь, похоже, здесь есть что-то интересное! – почти радостно проговорила я, глядя, как Виктор осторожно потянул за леску раз, потом другой. Сначала мне показалось, что леска за что-то зацепилась, но вскоре она свободно пошла, и над водой показался наш улов – большой плоский пакет из черного полиэтилена, перевязанный" капроновой веревкой.

Я помогла Виктору вытащить его из воды и положить на дно нашей лодки.

– Опаньки, опаньки, мы нашли! – пропела Маринка и попробовала разорвать капроновую веревку. Веревка на ее усилия и не прореагировала, а Маринка чуть руки себе не порезала об нее. Зато ее усилия даром не пропали: на дно лодки вылилась вся вода, накопившаяся в складках полиэтилена, и образовалась даже лужица приличных размеров.

Пришлось отсесть от пакета немного подальше, чтобы не замочить туфли.

Не справившись с вскрытием, Маринка стала проявлять инициативу другого рода:

– Ну, давай посмотрим, что там! – нетерпеливо предложила она. – Что ты сидишь?

– Мне кажется, нам лучше будет сначала вернуться, – сказала я, и тут с той стороны, откуда мы приплыли, послышался звук работающего мотора.

Я подняла голову. На большой скорости к нам плыла та, вторая лодка, которая осталась на импровизированном причале. В ней сидели Роман и старый халявщик Альтшайзер. Роман – у мотора, Альтшайзер же, выглядевший старым облезлым попугаем, пристроился на носу, крепко вцепившись обеими лапками в борт.

– Доброе утро, молодые люди! – каркнул Альтшайзер и обеспокоенно оглянулся на Романа. Роман уже привстал и показал нам пистолет с накрученным на ствол глушителем.

– Будем без шуток, ладненько? – только и сказал он. – Здравствуй, Ольга!

– Здравствуйте, – растерянно ответила я.

– Все-таки успели вытащить? Вот молодежь какая прыткая пошла, верно? – Альтшайзер снова покосился на Романа. – А если бы ты не спал, как сурок, то мы бы приехали на час раньше, Ромочка!

– Ну да, и пришлось бы доставать этот мешок самим! – небрежно бросил Роман. – А тут все уже за нас сделали. Ольга Юрьевна, передайте мне, пожалуйста, пакет!

Меня будто парализовало: я не знала, что делать. Лодка с Романом и Альтшайзером была уже почти рядом, и старый клоун нервно замахал руками:

– Ну что вы, что вы?! Вас же попросили только передать сверточек! Не заставляйте нас совершать…хм.., неприятности.

– А в первый раз, что ли?! – тихо произнес Роман.

Он повернул ручку мотора, притер свою лодку к борту нашей и, заглушив двигатель, закурил. Я не узнавала его, или нет: правильнее было бы сказать, что я не узнавала себя. Как я могла в этом явно бандитского вида парне разглядеть какого-то художника? Как я могла привести его к себе домой?..

– Пакет – и быстро! – скомандовал Роман, подняв пистолет. – Считаю до одного и сразу стреляю, мне надоело ждать.

Я торопливо протянула руку к свертку, привстав, двумя руками подняла его и бросила в лодку к Альтшайзеру. Сверток упал с шероховатым стуком, и старый халявщик, приседая и хватаясь руками за борт, подскочил к свертку и начал рвать веревку, которой был перевязан полиэтилен. Ну совсем как Маринка! И с таким же результатом. Поохав, Альтшайзер вынул из кармана пиджака маникюрные ножницы и стал ими перепиливать веревку.

– Ну что там, Эмиль Эмильевич? – спросил Роман, не отрывая от нас взгляда.

Маринка сидела слева от меня и, кажется, не дышала; Виктор, внешне спокойный, сидел рядом с движком и не шевелился, посматривая на Романа.

– Да подождите же, Ромочка, – сопя от непривычно тяжелой работы, пропыхтел Альтшайзер, – я скоренько, потерпите!

– Зря ты сюда приехала, Ольга, – сказал Роман. – Мне не хотелось бы тебя убивать, да придется. Знаешь пословицу «Любопытство сгубило кошку»? Эта кошка – ты!

Я вздохнула.

– Поздно вздыхать, – саркастически заметил Роман, – поздно! Когда Павел, царство ему небесное, шмальнул в вас пару раз на стройке, вот тогда и нужно было делать выводы, а вы их не сделали!

– Так это он стрелял? – спросила я, только для того чтобы поддержать разговор и не молчать, а то еще подумает этот гад, что я испугалась, а это совсем не так.

– Ну а кто же еще? – скривился Роман. – Я-то в это время старался перекрыться под лавкой. Павел пошел к ларьку за пепси-колой, я никому не мешал, ждал его, а тут вы нагрянули, как злобные татары… сорвали наше совещание . Хорошо еще, что босс, – Роман кивнул на взлохмаченного артиста, – оказался на высоте и…

– Ага! – каркнул Альтшайзер, разворачивая полиэтилен и доставая из него портфель, – есть, Ромочка, есть!

Роман покосился на Альтшайзера, открывающего застежки портфеля, и скороговоркой закончил;

– Вот когда Павел через окно увидел, что вы меня нашли, ему пришлось стрелять. К сожалению, не попал. А то бы все пошло по-другому: не пришлось бы этот дурацкий пожар устраивать, чтобы отвлечь внимание от нашего ухода.

Альтшайзер раскрыл портфель и вынул из него несколько красных и синих бархатных коробочек.

Раскрыв и закрыв их по очереди, он с облегчением вздохнул.

– Все, Ромочка, все! – проговорил он, роняя коробочки обратно в портфель. – Заканчивайте увертюру и ремарки, переходите к крутому экшену, как говорят сейчас, и уходим отсюда.

Альтшайзер щелкнул замочками портфеля, Роман пыхнул сигаретой и снова поднял пистолет.

В этот момент сидящий вроде спокойно Виктор вдруг резко схватил банку с оставшимся бензином и швырнул на дно соседней лодки.

Банка упала под ноги Роману и разбилась, обрызгав его бензином.

А у него в зубах дымилась сигарета…

* * *

Прошла неделя после нашего водного путешествия, и я начала постепенно успокаиваться. Если на ваших глазах два живых человека превращаются в факелы, то, должна признаться, зрелище это не для слабонервных.

Ни Роман, ни Альтшайзер не погибли: было бы, наверное, странно сгореть заживо, находясь посредине озера. Оба попрыгали в воду, лодка продолжала гореть, а мы, покрутившись вокруг и видя, что утопающие вовсе не жаждут получить спасение от нас, а больше надеются на свои силы, уплыли и вернулись к даче.

Лодка Романа и Альтшайзера здорово обгорела, и остатки ее утонули. Сгорел и портфель, и это было самое лучшее, наверное, из того, что произошло в тот день. Я не могу себе представить реального объяснения для капитана Зеленцова по поводу появления этого портфеля. Как ни круги, а следы постоянно выводят на Маринку Ее дурацкое участие в том деле так и осталось тайной для всех посторонних, а Роман с Альтшайзером все-таки попались. После купания они сунулись подлечиться в больницу, а там проводящие глобальную проверку оперативники взяли у них отпечатки пальцев. Роман неразумно оставил свои в одном из обменных пунктов, а обыск у него дома "однозначно доказал и причастность старого халявщика ко всем этим делам.

Как я узнала от знакомых, в том числе и от Фимы, например, бравые грабители всячески отрицают свое участие в грабежах и каждый признается только в одиночной работе За преступную группу дают больший срок, и получается, что, защищая себя, живописцы защищают и мою Маринку.

Вы, наверное, сейчас будете смеяться, но, кажется, она снова влюбилась.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 10

Глава 11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg